Полуночная тень [Алина Сконкина] (fb2) читать онлайн

Алина Сконкина Полуночная тень

Пролог

На склоне горы расположилась небольшая деревенька, из неё в поросшую кривыми ивами седловину выходила одна усеянная колючками тропинка. Она вела к маленькому деревянному дому, наполовину сокрытому лесом, стелящимся вниз по склону и сливающимся с тёмным, хвойным лесом на соседнем холме. В доме жил нелюдимый лесник со своим маленьким племянником, поговаривали, что они не совсем люди – уж больно часто торговал тот лесник мясом диких оленей и кабанов. Никто не верил, что обычный человек в одиночку способен так удачно охотиться. Слухи множились, питаемые людской завистью и настороженностью к странному поведению лесника: у него не было друзей среди жителей, и племянника его в деревни никогда не видели, играющим с другими детьми; а уж как этот племянник появился в доме лесника, и вовсе тайна. Да и вызывало немало толков его одиночество, что за странные тёмные делишки, проворачивал он иной раз, принимая самых подозрительных гостей.

– Старайся не показываться людям, – взрослый мужчина, чьё лицо покрывали шрамы, наставлял мальчика лет шести. Оба носили простую одежду, местами грубо заштопанную, но чистую и удобную. Оба обладали яркими зелёными глазами и тёмными волосами с серыми прядями. – Если всё же встретишь, не обращайся при них.

– Да, дядя. Я помню, – мальчик кивнул и побежал в лес, окутанный таинственным полумраком. Подбежав к орешнику на опушке, он прыгнул в заросли и скрылся.

Дядя растил ребёнка самостоятельным, учил постоять за себя, рассказывал о мире и жизни, и заставлял того использовать ум, развивать смекалку. Лесник словно знал, что в любой момент они могли расстаться навсегда, и поэтому с первых дней вкладывал в племянника всё, что знал и умел сам.

В первой половине дня они занимались маленьким огородиком, разбитым в мягкой почве меж деревьями, либо садом на опушке, либо домом. После обеда они уходили в лес, где мужчина учил племянника охотиться, распознавать следы, улавливать тончайшие ароматы, слышать, чувствовать и реагировать, контролировать свою вторую сущность и пользоваться умениями, данными Персефоной, их светлоликой богиней, плывущей по небу наравне с солнцем. Но бывали дни, когда лесник оставался дома, а мальчика отпускал побегать в лесу, насладиться свободой, так необходимой любому ребёнку, и познать мир самому, учиться слушать лес и не бояться дикой природы.

Стволы ив и клёнов толстые, словно великаны высокие, искривлённые, пробиваясь в каменистой почве склона горы, окружали мальчика. Деревья выглядели особенно огромными в сравнении с ребёнком, бегающим по лесу и ловившим редкие солнечные лучики, проскальзывающие меж листвы.

Он прыгал по валунам, торчащим из земли, покрытой толстым ковром старой листвы, в мрачном и на вид опасном лесу, и чувствовал себя здесь, как дома. Поваленные ураганами ветки скользили по гравию под ногами мальчика, но тот удерживал равновесие, иногда помогая себе серым волчьим хвостом, словно по волшебству, появляющимся и исчезающим за спиной. Задорный детский смех разносился по округе, распугивая мелких зверьков и заставляя щебетать скворцов и соек. Перепрыгнув поднятые над землёй корни векового дуба, мальчик пригнулся и обернулся серым волчонком необычного пятнисто-серого окраса.

Спуск закончился, пришло время подниматься на соседний склон, окутанный мглою из-за хвойных деревьев. Зверёныш бегал по лесу и принюхивался к лисьим и кабаньим тропам, к воздуху, ловил подвижными ушами шорохи. Лес таил в себе тысячи загадок, все их хотел разгадать любопытный волчонок. Он валялся в листве и грыз мелкие веточки, почёсывая тем самым дёсны и острые зубки.

Зайдя глубже под сень лиственниц и елей, волчонок замедлил темп и осмотрелся, восхищаясь прелестью окружающего пейзажа, вдыхая сладковатый аромат хвои, шишек, гниющих стволов, земли и сырости. Лес его истинная стихия, ни деревня, ни огородик; ни тем более город, некогда построенный оборотнями, но впоследствии похищенный людьми; а дикий, неизведанный лес, со всеми его обитателями и опасностями, а также красотами и чудесами.

Тёмный лес настораживал людей и порождал о себе множество легенд. Люди старались обходить его стороной, боясь стать жертвами диких зверей. Изредка сюда забредали авантюристы-охотники, желая найти необыкновенный трофей. Здесь обитали существа гораздо интереснее, наплодившихся и заселивших все окрестности людей. Их, в особенности грифонов и единорогов, желал встретить волчонок, или наблюдать издали.

Ему, как и раньше, не повезло. Лишь один раз за все минувшие вылазки, ребёнок видел удаляющегося единорога, узнав его по хвосту с пушистой кисточкой и длинной шерсти возле копыт. Зверь пронёсся довольно далеко, так что рассмотреть его рог не удалось.

Тёмный пейзаж поросли хвойных деревьев, закрывающих своими кронами солнечные лучи, и наводящих мрак чёрными стволами, сменился более радушным, светлым лесом древних ив, юных берёзок и все ведающих ясеней. Они переговаривались между собой, шелестя листвой, приветствовали друг друга, наклоняя ветви, танцевали, качая стволами.

Волчонок знал, что если спуститься ниже, перейти ущелье, где в зарослях высокой осоки поселились бесята, а затем пересечь ещё один лес, можно выйти к весьма интересному месту. Но сейчас, эта дорога представлялась слишком далёкой, да и выбрался волчонок в лес с другой целью. Сегодня он хотел найти что-нибудь необычное в развалинах древних деревень, разрушенных около трёхсот лет назад. Дядя рассказывал, что сперва все эти земли принадлежали надгорцам, жителям Ханаэша – страны гор и магов воздуха. Но после мировой войны Ханаэш был уничтожен, а земли захвачены, поделены и превращены в колонии тремя другими странами – Муараком, Касмедолией и Земью. Надгорный край заселили чужеземцы, они жили здесь, пока однажды не явилась в мир одна женщина-маг воздуха. Разрушительница из пророчества. С помощью своих беспощадных слуг, она уничтожила все поселения захватчиков, и создала новую страну, окрестив её Аэфисом-на-Ханаэш – напоминая всем о трагедии народа прежнего Ханаэша и предостерегая от повторения истории с новым Аэфисом. С тех пор прошли три столетия, ещё одна мировая война, сражения, бури и ураганы не пощадили остатки древних деревень, превратив их в развалины, поросшие мхом, хмелем и вьюном, кустами и деревцами.

Добравшись до руин древних поселений захватчиков, волчонок принялся обнюхивать каждый камень. Из-за больших валунов, остатков кладки стен и мостовой здесь росло не так много деревьев, и свет хорошо освещал зелёные, ото мха и растений, камни. Лучи, пробившиеся через кроны нависающих деревьев, освещали поляну, превращая землю под ногами в лоскутное одеяло из светлых и тёмных пятен. Порой в столб света попадало ровное молодое деревце, проросшее меж камней. Словно избранное небом оно светилось каждым листочком.

Вокруг лучей кружилось море бабочек с крылышками чудесных цветов: синих с чёрным краем, белых с едва различимым салатовым узором, красных с чёрными и серыми линиями, зелёных с чёрной серединкой, фиолетовых с полосками жёлтого и чёрного, рыжих и полосатых – от маленьких с детский мизинчик до крупных с ладошку. В их танец включались пылинки, пушинки, маленькие мушки и пыльца поздних диких цветов. Волчонок залюбовался этим переплетением блёсток в столбе света. Крапивница села на влажный чёрный нос, зверёныш чихнул, заворожённое оцепенение сошло.

Волчонку нравилось лазить меж поросших мхом камней, слабо напоминающих былые сооружения, и искать в них что-то необычное. Он представлял себя исследователем, кладоискателем, воображал, как жили люди, или как их пришли прогонять. Волчонок крутился, прыгал по развалинам, или принимался усердно рыть яму, в поисках сокровищ, ничего не находил и вновь бегал по полянке, распугивая бабочек и оглашая лесную тишину писклявым лаем.

Рядом расположилась ещё одна полянка с руинами дома, здесь таких было несколько. Скорее всего, дома по большей части строили из дерева, а оно за триста лет истлело в прах.

Никто точно не знал, или позабыл, где располагались чужеземные деревни, только те, кто не боялся заходить в лесную чащобу, находил остатки тех времён. Волчонок отправился исследовать другие камни.

Он принюхался и прислушался – никаких посторонних звуков и запахов. Недавно здесь проходила медведица с детёнышем, волчонок едва уловил их дух и решил, что с тех пор прошло несколько часов. На лисий запах, постоянно снующих везде рыжих бестий, щенок не обращал внимания. Его больше волновали люди, дядя настрого запрещал оборачиваться волком в присутствии человека, и не раз повторял, что от людей оборотень добра не дождётся.

Не так давно вышел закон, объявляющий расу оборотней опасной для людей, Совет Поднебесного Правителя устроил охоту на хищников с двумя ипостасям, а потому любого оборотня приговаривали к смерти. Если распознавали.

Волчонок приподнялся на задних лапах и в мгновение ока стал обычным человеческим ребёнком. Он, перелезал с камня на камень, обследуя небольшие подкопы и ниши, путался в хмеле и вьюнах, сажая на одежду море репьёв, не заметил, как солнце стало клониться к горам на западе. Столбы света угасали, бабочки разлетелись и попрятались, на их смену, скоро прилетят мотыльки. Сумерки сменятся ночью и в белом свете Персефоны, руины приобретут загадочный оттенок таинственности, пропадёт аура дневной сказки.

Но задерживаться этим вечером и наблюдать через листву мерцание ночного светила, мальчик не мог, он обещал помочь дяде полить огород; а обещания нужно держать, во что бы то ни стало.

Обратившись зверёнышем, волчонок побежал через лес, на этот раз в противоположную сторону. Его поход к руинам не увенчался успехом, интересных находок под нос не подвернулось, но щенок не унывал, потому что сам поход сюда для него был приключением.

Войдя в тёмный хвойный лес на закате, волчонок слегка притормозил и принюхался – со стороны дома потянуло дымом. Возможно, дядя решил немного подтопить, хотя денёк выдался по-летнему тёплым; или он собрал листву вокруг дома и решил сжечь её, а заодно запечь несколько картофелин. Оборотень ускорился, он любил печёную в листьях картошку. Волчий нос вполне мог уловить запах дыма из ближайшей деревни, но что-то билось в голове, шевелилось в душе, он нутром чуял беду.

Щенок со всех лап кинулся в сторону дома, перепрыгивая корни, ставшие похожими на внутренности из-за кровавого цвета заходящего солнца, пробившегося с запада между стволами деревьев.

Остановившись у кромки леса, перед разбитым садом, щенок обратился мальчиком, юркнул в кусты малины и из своего импровизированного укрытия осмотрелся. Дым стоял коромыслом, обволакивая всё вокруг, нос заложило, а в горле поселилась сухая горечь.

Дядя учил всегда оценивать ситуацию, даже если пришёл домой, и прятаться, пока не поймёшь, что опасности нет. Мальчик сидел в кустах, вглядывался в дым и понял, что тот валит из окон дома. Пожар!

Кашлянув от гари в горле, оборотень принялся вылезать из кустов, но тут услышал голоса. Запах дыма забивал нос, почуять кого-то было невозможно. Мальчик закрыл рукой нос и рот и стал прислушиваться. Волчий слух не помог разобрать слова собеседников, только голоса нескольких взрослых мужчин.

Затаившись в своём укрытии, ребёнок ждал, когда незнакомцы уйдут. В дыму, он едва различал их фигуры – пятеро высоких сильных мужчин. Они не были похожи на деревенских жителей: из их голов торчали перья, а плечи в дыму выглядели слишком широкими. Дядя рассказывал об одежде стражников, по которой их отличали от обычных людей. Мальчик ещё больше напугался, поняв, что в дыму скрываются именно они – стража. В руках они держали длинные палки, отдалённо напоминающие лопаты, с лезвиями как у серпов и топоров на конце.

Пытаясь вспомнить все рассказы дяди о стражниках, маленький оборотень дрожал в кустах, глаза щипало от слёз и дыма. Он сжимал рукой рот чтобы не завыть от горя. Хотелось броситься к дяде, помочь ему потушить дом, но на пути стояли стражники.

Послышалось ржание лошади, хлопанье огромных крыльев, приглушенное дымом, после чего раздалось рявканье приказным тоном. Солдаты ещё какое-то время походили около дома и отправились обследовать сад и огородик, выискивая других жильцов. Мальчик в это время оцепенел от страха и замер; слёзы катились градом по щекам, а рукой он не давал себе возможности всхлипнуть. От дикого ужаса прекратилась дрожь в теле. Он вспомнил слова дяди «стражники и маги не пощадят никого, убьют даже детей». Двое стражников подошли вплотную к кустам, где прятался ребёнок, от страха сердце его перестало биться, а слёзы застыли в глазах. Он не мог дышать и плакать, думать и моргать. Один солдат пырнул куст катаной, второй ткнул алебардой, проверяя наличие в зарослях живых существ.

Стражник попытался раздвинуть оружием заросли малины, где ему почудилось чьё-то присутствие. Катана прошла выше и срезала прядь волос с головы ребёнка. Мальчик выпучил от ужаса глаза, крепче прижимая ладошку к лицу, зажимая рот, чтобы не пискнуть. Он сжался, став похожим на комочек, что вполне бы мог поместиться в небольшой корзине.

Второй стражник вытащил свою алебарду и снова ткнул ей. Лезвие порезало рукав и плечо маленького оборотня, тот стиснул зубы, одинокая слезинка скатилась по щеке. Стражники не нашли мальчика, цветом одежды, принесённых из леса листвой и веточек в волосах сливаясь с кустом малины. Дым стал гуще, мужчины закашлялись, выругались и пошли прочь, попутно тыча алебардой во все кусты, что попадались на пути.

Притормозив у густого куста шиповника и чёрной смородины, стражники удостоверились, что там никого нет, и пропали в густом дыму, заполонившем весь двор. Мальчик сидел в кустах, вдыхая через раз и боясь пошевелиться. Спустя некоторое время, он услышал стук, удаляющийся копыт, хлопанье огромных крыльев, ржание лошади и дробь оленьих скачков, вскоре затихших.

Отходя от ужаса, испытанного в кустах, ребёнок ещё некоторое время сидел, коленки дрожали, глаза щипало от дыма, в горле встал ком. Маленький оборотень прислушивался и ждал, когда сердце его перестанет колотиться так громко. Отдышавшись, он шевельнулся и сразу притих, но вскоре принялся оглядывать двор, он принюхался, но запах дыма и горящего дома перебивал все другие.

Дяди нигде не было. Мальчик запаниковал, он хотел, как можно скорее отыскать дядю. Юный оборотень пытался думать, звать он боялся, и в итоге побежал к дому. Покрутившись у входа и снова не найдя мужчину, мальчик заглянул в приоткрытую дверь. Внутри горели занавески и шкуры зверей. Вонь закладывала нос, чёрный дым выжигал глаза. Заходить внутрь мальчик боялся, он вновь осмотрелся вокруг дома и хриплым писклявым голоском позвал дядю, но никто не ответил. Из окон повалил чёрный дым, иногда в нём вспыхивало красные и рыжие языки пламени.

Отчаяние и страх наводнили разум маленького оборотня, он смотрел потерянными глазами на дом, на сад, на дым. Ему нужен дядя! Под давлением этой навязчивой мысли страх отступил. Мальчик рванул в дом на поиски дяди.

Прошло много времени, огонь пожирал все тряпки, какие попадались, шкуры, мех, горели деревянные доски, столы и стулья; пол то тлел, то разгорался огоньком. Мальчишку это не останавливало, возможно отчаянная храбрость наполнила его, но скорее желание во что бы то ни стало отыскать любимого дядю. Маленький оборотень пробирался вглубь дома, он искал, но никак не мог найти. В горле першило, мальчик кашлял, задыхаясь в густом дыму, огонь опалял, глаза резало болью, треск пламени оглушал. Сверху падали угольки, ребёнок боялся, что они свалятся ему на голову и сожгут. Но он шёл дальше, он не мог просто убежать, не узнав, где дядя.

Пот лился со лба, сразу же нагреваясь и обжигая кожу ещё сильнее. Лопнуло и осыпалось осколками стекло, языки пламени устремились к нему, словно желая сбежать из запертого дома. Загорелся пол, вверх по стенам тянулись гирлянды рыжих огней. Огонь разгорелся с новой всепожирающей силой, в доме жар мог поспорить с адским пламенем, находиться внутри было практически невозможно. Мальчик, сперва истекавший потом, сейчас чувствовал, что пот сразу же превращается в пар, но он не мог уйти, не найдя дядю. Запах дыма отступил под натиском палящего жара сгорающей утвари, на смену ему пришла вонь горящего человеческого мяса и палёных волос.

Ребёнок медленно шёл, натянув грязную футболку на нос и давился гарью и вонью. Кашель не прекращался, глаза болели и сами собой закрывались, но он упорно шёл вперёд, уже плохо понимая, что здесь делает и кого ищет. Посреди комнаты он спотыкнулся об истлевшую шкуру, в которую было что-то завёрнуто. От пушистой шкуры медведя, когда-то бывшей ковром у печи, остались лишь догорающие клоки, пол в этом месте стал чёрным и обжигающим ноги, сквозь подошву сандалий.

Истлевшая шкура оголила огромный кусок мяса, в котором лишь при долгом взгляде мальчик увидел человеческое тело. Кожа мужчины давно оплавилась, и теперь в углях пожарища горело и коптило мясо, поджариваясь, обгорая и обугливаясь, местами обнажая грязного цвета, перемешенной крови и пепла, кости.

Шестилетнего мальчика чуть не стошнило, от представшей взору картины. Волосы мужчины давно сгорели, на затылке уже зияла проплешина черепа, глаза расплавились и вытекли из глазниц, перед этим лопнув от жара.

Догорающий труп в бывшем ковре и был дядей маленького оборотня. Мальчик завыл зверем от горя, окутавшего его. Он выл, хрипел, стонал и пытался плакать, но жар за секунду превращал слёзы в пар, стеклом режущий глаза. Сгорающее тело ужасно воняло, этот запах наполнял ноздри и сушил глотку.

Ребёнок прибежал домой к ужину голодный и мечтающий о сочном мясе, но сейчас лишь тошнота владела желудком. Мальчик кашлял, не в силах остановится, его рвало слюной и кровью – так ему показалось. Отползая всё дальше от мёртвого тела, он пытался отдышаться, проснуться от страшного кошмара, но лишь больше обжигал руки и ноги.

Дядя мёртв! Он потерял единственного родного человека! Зачем он полез в этот дом? Как теперь выбраться? Смотреть на обгоревшее тело было невыносимо, мальчик отворачивался, затыкал нос, но всё равно смотрел и скулил. Увидев просвет в огненной стене, ребёнок направился туда; но горящий дом был иного мнения о судьбе пленника. Перекрывая спасительную сторону дома, перед мальчиком рухнула балка, озарив всё слепящим взрывом искр и нестерпимого пламени, посыпались угли сгоревшего чердака.

Ребёнок был заперт в углу – с одной стороны скала, к которой примыкал дом, построенный в лучших традициях надгорного края; с другой занимающаяся пламенем, стена из брёвен; с третьей пылающая балка и дождь горящего мусора и соломы с чердака. Мальчик вжался в слегка выпуклый шершавый камень скалы, рядом с ним лежал обгорелый труп дяди и источал тошнотворный, но в тоже время аппетитный запах мяса.

Юный оборотень проклял самого себя за подобные мысли. Как он мог считать сгоревшего дядю куском жареного мяса. Уткнувшись носом в скалу, мальчик скулил и всхлипывал, но ни слёз, ни соплей больше не осталось – всё сгорело. Деваться некуда, он оказался в ловушке, никаких окон в его углу, никаких щелей и дыр. Скала обожгла нос и ладони ребёнка, с визгом он отскочил и спиной ударился в бревенчатую стену, тут же отскочив от неё тоже. Мальчик затравлено смотрел вокруг, помня, как дядя учил не сдаваться и думать, искать выход, искать любую возможность, придумывать на ходу. Взгляд притянула дыра в потолке, но через крышу не вылезти – очаг пламени жрал потолочные балки, а от рухнувшего куска, высохший от жара, с новой силой полыхал пол. Оставалось лишь ждать чуда или когда огонь от крыши станет угасать, но до этого пламя, пожирающее пол, успеет доползти до маленького оборотня.

Мальчик не знал, что ему делать, слишком многое свалилось на него сегодня, он закрыл лицо руками от беспощадного жара пламени, спиной втиснувшись в горячий, но не обжигающий уголок между скалой и бревенчатой стеной, ноги, в импровизированных сандалиях из шкурок мелких зверей, подтянул под себя. Руки и колени беспощадно жгло, от вони горелого мяса, путались мысли, то вызывая тошноту, то чувство голода. Лёгкие наполнял дым, горло горело, словно он наелся песка, кашлять не было сил. Ребёнок ждал лишь конца этого кошмара, неважно смерть его принесёт или деревенские жители, почуявшие дым. К леснику они бы не пошли, люди подозревали его и не доверяли, чтобы спасать его племянника.

Пожар разгорался, озаряя ярким, неестественным и обжигающим светом окрестности. Не заметить такое зарево в деревне мог разве что ослепший, треск пылающего дерева разносился по округе, чистый ночной воздух провонял гарью, но к дому так никто не подошёл.

Огонь, сожрав кусок пола, принялся коптить мясо мёртвого дяди, от чего вонь стала непереносимой, но преграда замедлила продвижение огня. Мальчик вжался в угол, дышать было совсем нечем, он повернулся спиной к огню и ткнулся носом в стену. Щель между скалой и не плотно прилегавшими брёвнами в одну холодную зиму дядя заткнул глиной и патлами, используя всё что попадалось под руку. Щенок принялся выковыривать мусор, волчьими коготками царапая стены, но работа была сделана на совесть.

Зачем дядя, зачем ты так крепко всё заделал? Волчонок скулил, огонь опалял серую шёрстку.

Волчий нос уловил в дыму гнилостную нотку. Открыв высохшие глаза, щенок осматривал угол. Внизу, в полу оказалась махонькая дырочка, проделанная мышами. Это шанс, пролетела в голове зверёныша мысль о спасении. Щенок принялся ковырять половые доски волчьими коготками, увеличивая отверстие. Запахло паленой шерстью, хвост больно лизнул огонь. Поджав хвост и уши, сжавшись и терпя прикосновения палящего жара, что закручивал волоски в пружинки, волчонок старался проделать себе лаз. Медленно, но верно дело спорилось.

Стояла страшная вонь сгорающего человеческого мяса и палёной шерсти. Огонь не доставал до волчонка, но от жары, витавшей в воздухе, шерсть сама начинала тлеть. Дыра была всё ещё мала, чтобы в неё пролезть. Волчонок с периодичностью маятника, пытался пропихнуть в расковырянную дыру голову, но безрезультатно доставал нос из щели, радуясь глотку горячего, но всё же необжигающего, гнилого воздуха. Внизу воняло землёй, плесенью и дымом, что по сравнению с вонью горелого человеческого мяса и удушающего чёрного дыма показалось спасительным ароматом.

Голова волчонка протиснулась в лаз, чему он несказанно обрадовался, но к нескончаемым бедам добавилась ещё одна – он застрял. Дальше тело в лаз не пролезало, а голова не доставалась обратно. Начиная паниковать, что так и подохнет в шаге от спасения, волчонок стал исходить подобием пены, с остервенением пытаясь протиснуться в дыру или вытащить голову. Гнилая доска поддалась упорству юного оборотня и пропустила его в спасительное подполье.

Огонь в доме озарял подпол кровавым светом смерти, во многих местах зияли сквозные дыры, в других чёрные доски над головой тлели красными червяками, а между ними пробивалось зарево пожара. От земли исходила прохлада, совсем капельку остужая воздух, но этого хватило, чтобы немного оклематься. Дым и вонь пробивались сюда, но всё же перемешивались с затхлостью и становились не такими концентрированными и удушающими. Вот только воздуха здесь оставалось мало, щенок задыхался, он поймал себя на том, что как бы много не вдыхал, не мог надышаться. Новая волна паники поднялась в зверёныше – он залез не в спасительный подпол, а в свою могилу.

Угроза жизни заставила мозг работать активней. Волчонок ползал на брюхе, передвигаясь в узком пространстве подпола между прохладной землёй и неистово обжигающими досками, он искал выход, глоток воздуха, хоть что-то, что может спасти его. Если он не найдёт дыру, то задохнётся.

Найти дыру на улицу, когда кругом бушевал огонь, оказалось непосильной задачей. Щенок закрыл глаза, болевшие так, словно в них насыпали песка и стекла, он положился на нос, но тут раздался сверху грохот, словно небо упало на землю. Земля под ногами задрожала, волчонок сравнялся с землёй, высунув язык, он часто дышал, но не мог надышаться.

Через некоторое время грохот возобновился, часть пола, подточенная огнём, рухнула под тяжестью навалившейся крыши. Дым и жар наполнил подпол, вынудив щенка шевелиться. Почти теряя сознание от нехватки кислорода, ушедшего наверх кормить языки пламени, волчонок почувствовал лёгкое касание уличной, ночной прохлады. Дыра! Спасение! С новыми силами, взявшимися наверно по дарованию самой Персефоны, зверёныш добрался до источника воздуха, но снова угодил в ловушку.

Свобода была в одном шаге, волчонок мог дотронуться до неё, погладить лапой, но прыгнуть в свои объятия она не позволяла. Между булыжниками, на которых стояли стены дома, была щель, в которую мог пролезть лишь нос щенка. Сдвинуть валуны не смог бы и взрослый мужчина, волчонок даже не пытался. Он глотал воздух с улицы, положив голову на камень и пытаясь вжаться в узкую щель целиком. Лёжа животом на земле, щенок пытался рыть подкоп, но всё было тщетно. Раскопав небольшую лунку, он устроился в ней, засунув нос в щель между камней. Он бы не вырыл подкоп под валунами, слишком слаб и мал для этого. Оставалось только глотать воздух в щели и ждать конца.

Всё кругом горело: полыхали брёвна стен, от упавшей крыши, проломившей пол, в небо поднималось множество искр и тлеющего пепла, звёздами разукрашивая небеса, оставшиеся доски пола трещали, густой дым валил чёрным облаком. Какие-то мысли крутились в голове щенка, пока он лежал с закрытыми глазами и дышал воздухом с улицы, но потом его поглотил мрак и забытье.

Сирота

В себя волчонок пришёл, когда на спину ему упала тлеющая головешка. Он подпрыгнул на земле, ударился спиной о чёрный обуглившийся пол, который тоже посыпался горящими углями ему на голову. Жар стал терпимей, огонь вспыхивал на углях не часто. Щенок закашлялся и еле справился с собой, он подполз к дыре в полу там, где рухнула крыша, пробив половые доски, и выглянул.

Солнце уже встало, озаряя округу, чёрного от копоти зверёныша и выжженное пепелище. Брёвна стен не прогорели полностью, как и балки крыши, они повалились в разные стороны, напоминая не дом, а гнилые клыки страшного зверя.

Обратившись человеком, мальчик выкарабкался из дыры подпола и, ступая по пепелищу, выбрался из тлеющего дома. Он был таким голодным и уставшим, что не осталось сил даже вскрикивать, когда рукой опирался на недавно потухшие обугленные доски, обжигая кожу. Вокруг царил жар недавнего костра до небес, и только выбравшись на траву, ребёнок понял, что на дворе прохладно.

Он сидел на влажной от росы траве и смотрел на разрушенный пожаром дом, протирая сонные глаза, и размазывая грязь и пепел по лицу. Не осталось ничего. Лишь чёрная скала, когда-то служившая стеной дома и стоящие под страшными углами брёвна стен и крыши. Понадобится ни один пожар, чтобы они сгорели до основания.

Снова разразившись диким кашлем, мальчик встал и побрёл к бочке с водой. Опустив голову в бочонок, оборотень жадно пил воду, кашлял, пускал пузыри, умывался и снова пил. Утолив жажду, мальчик вспомнил о голоде. Он не ел со вчерашнего обеда.

С мыслями о еде пришли воспоминания о запахе жареного мяса, образ обгоревшего до костей тела, завёрнутого в ошмётки медвежьей шкуры. Где-то под завалом из наполовину сгоревших досок, лежало тело дяди. Мальчик подумал о том, что нужно проводить мёртвого в последний путь, но сил не было даже завыть, что Песнью Печали отпеть родную кровь.

Оборотней не хоронили в земле, их провожали в последний путь, по правилам клана к которому они относились: по воде, по огню, по ветру, по земле. Волков провожали по ветру. Тело дяди сгорело, осталось развеять пепел, но как найти в этом море пепла, тот, что остался от дяди. Мальчик не знал и решил оставить всё как есть. Ветер сам заберёт останки дяди и проводит в последний путь.

Оборотень выпил ещё воды, он словно не мог напиться, сколько бы не пил, в итоге обессиленный он упал на землю рядом с бочкой и уставился в пространство. Какое-то время мальчик сидел и отупело смотрел на пепелище. В голове звенела пустота. Не приходили на ум заветы дяди. Мальчик сидел и смотрел перед собой, осмотрел зажившие ладошки и ожоги на ногах. На оборотнях раны заживали на глазах, так что о болезненных ожогах напоминала лишь чешущаяся молодая кожа. Пустым взглядом рассматривая свою прожжённую, дырявую одежду, мальчик пытался справиться со всем навалившимся на него горем, которое даже не осознавал. Он сидел, пока живот не свело от голода, напоминая о самой главной на данный момент проблеме – пище.

Маленький оборотень на четвереньках пополз к огородику, нашёл тыкву, раздавленную сапогом стражника, но недалеко от этой росла вторая, целая, её они с дядей приберегли до Ёкайёру, праздника духов. Вспомнив, как они заботились о ней и поливали, мальчик обратился волчонком и зубами и когтями растерзал твёрдую кожуру. Он ел плод сырым, не чувствуя вкуса, желая набить живот хоть чем-нибудь. Следующей жертвой голода стала морковь, её мальчик выдирал из земли, наскоро отряхивал, обтирал от грязи в руках и ел прямо так. Челюсть устала жевать твёрдые овощи, но мальчик хватал всё, что мог. Хотелось мяса, но стоило подумать о нём, как тут же вспоминался обгорелый дядя и та жуткая вкусная вонь, тошнотворная и аппетитная сразу.

Силы потихоньку возвращались, а с ними заработал мозг, задаваясь новыми вопросами: что дальше, как здесь жить и стоит ли оставаться здесь, плохо ли он поступит, если уйдет, оставив сад и огородик? Оставаться рядом с пепелищем мальчик опасался – стражники могли вернуться и проверить, всех ли убили, всё ли догорело. Но куда он мог пойти? В деревне оборотень никого не знал, родственников у него не осталось, и идти не к кому.

Поселившись на грядке поздних огурцов, продолжая набивать живот, попутно размышляя о том, куда идти, мальчик решил, что лучшее место чтобы прятаться от стражников – руины в лесу. Там меня никто не найдёт, потому что люди не ходят в те леса. Там также можно посадить огородик, как и здесь. Там я буду жить. Всё будет хорошо. Я буду ловить мышек, жарить на костерке, следить за огородом. Надо только на первое время набрать овощей. Так размышлял ребёнок, не понимая насколько наивно его представление о жизни, несмотря на все нравоучения дяди.

Многие грядки потоптали стражники, пока искали других жителей дома, пока смотрели на разгорающийся пожар, да и просто так, из злобы. Мальчик с жалостью посмотрел на пропавшую еду, но в голове его не помещалось столько скорби. Он побрёл дальше, принялся вырывать морковки, но, вырвав несколько штук, понял, что сперва нужно найти, во что их сложить. Пока ребёнок ходил по двору, в поисках уцелевшей утвари и собирал последние оставшиеся вещи – сам не зная, что с ними делать и как отнести к будущему логову – к дому подошли люди.

Занятый своими делами, мальчик не сразу заметил гостей, а когда увидел – остолбенел. Он узнал деревенских жителей. Зачем они пришли? Помочь? Никогда от них не видели помощи они с дядей. Когда обвал со скалы разрушил сарай и пробил часть кровли над домом, никто не пришёл помочь отстроиться заново. Мужчина всё делал сам, обучая при этом племянника выкручиваться из любых ситуаций.

Единственное, зачем могли прийти деревенские жители, так это поживиться тем, что осталось из вещей, а заодно удостовериться, что все отщепенцы подохли в пожаре. Маленький оборотень нутром почуял опасность, исходившую от людей, но он растерялся, а люди подходили ближе. Ребёнок пятился, всё ещё сжимая в руках старую корзинку. Вспомнив последние слова дяди «не показывайся людям» и его вечные наставления «не доверяй никому», мальчик бросился бежать, но тут же спотыкнулся на заплетающихся ногах и упал. Двое взрослых мужчин кинулись к нему и схватили.

Зажав ребёнку руки и ноги, мужчины подняли его над землёй. Мальчик вырывался и рычал, словно не знал человеческой речи.

– А ну хорош, бесёныщ мелкий, – сказал мужчина, державший его за ноги.

– Не успело пепелище остыть, а ты уже воровать пришёл, поганец, – добавил другой, спотыкнулся о корзинку и выпустил из рук ребёнка, из-за чего тот повис вверх ногами.

– Даже не побоялся! Во дети изголодали, – добавил третий, подбежавший к ним чтобы помочь, пока второй чертыхался, пытаясь ухватить мальца покрепче за шкирку.

– А это случаем не тот спиногрыз, что у лесника жил. Ходила молва, его подсунули ему непутёвые родственнички, – пробормотал четвёртый, самый старых из всех, щурясь и с каким-то больным интересом рассматривая пепелище.

– Да не, тот вроде дикий был. А этот глянь, вроде обычный изголодавший сопляк. Марджи его сдадим. Там о нём позаботятся. – Первый мужик плюнул в сторону, и крепче перехватил ребёнка.

– Точно-точно, в приют его надо. Нечего голытьбу разводить, а то ещё принесёт заразу какую-нибудь. – Мужики согласились и потащили мальчика в деревню.

– Ага. Вы с ним поаккуратнее, а то вдруг вшивый он, – заржал мужик, державший мальца за шкирку.

– Или блохастый, – тихо, но многозначительно добавил старик с подозрительным прищуром.

Мальчик продолжал вырываться, он ничего не говорил, кряхтел, рычал и пыхтел. Дядя наставлял не разговаривать с людьми. Вряд ли он подразумевал такие ситуации, но маленькому оборотню нечего было сказать мужчинам. Они твёрдо решили отнести мальчика в приют, к Марджи, которая, сделав всем одолжение, собирала беспризорных детей и растила их трудолюбивыми и послушными.

Мужчинам пришлось попыхтеть, мальчик брыкался всю дорогу и даже норовил укусить, оплеуха не помогла, хотя заставила его поутихнуть. До дома сердобольной женщины, что звался в окрестных деревнях приютом, пришлось идти полдня, Марджи жила на окраине соседней деревни, расположенной на скале неподалёку.

Приютом прозвали старый дом, больше похожий на сарай, одной стеной прилегающий к скале – надгорцы частенько лепили дома к скалам, чтобы экономить брёвна. Черепицы расшатались и местами их заменяли дощечки, гнилые от времени – замену ставили очень давно. Окна в доме наполовину забили, чтобы избежать сквозняков из-за местами отсутствующих стёкол. Внутри стоял мрак, пахло затхлостью, сыростью, кислым молоком, старыми тряпками.

Мужчины поставили мальчика, когда зашли в приют, но крепко стискивали плечо, чтобы он не удрал. Маленькому оборотню пришлось заткнуть нос, ступив на порог жуткого дома, для его обоняния амбре стояло слишком сильное. Новенького окружил стойкий людской дух и всего, что с ними связано. Даже сквозь закрытый нос, он чуял множество запахов, и все они были в нос, вынуждая морщиться и кашлять.

Мужчин, притащивших ребёнка, встретила полная женщина отталкивающей наружности. Её глазки странно блеснули, стоило крестьянам упомянуть, по их мнению, сбежавшего из приюта мальчика. Женщина расползлась в улыбке и закивала, что ребёнок действительно пропал, и она все ноги сбила его разыскивая. Лгала она очень достоверно, оборотень даже решил, что его с кем-то спутали, но рта раскрыть ему не дали. Исполнив свой долг, деревенские мужики распрощались с дамой и убрались восвояси. Женщина же, проводив их коротким взглядом, тут же закрыла на замок высокие ворота.

Мальчик вжался спиной в угол крыльца и дикими глазами смотрел на громадную женщину. Та схватила его за плечо, провела внутрь и впихнула в небольшое, заставленное кроватями помещение, где людской дух был как никогда силён. Мальчик удрал от женщины и забился в угол между стеной и кроватью.

– Дикий какой. Ничего, тут присмиреешь. Найди себе кровать. Теперь будешь жить здесь. Меня называй уважаемая Марджи, я здесь главная, – заученно говорила женщина. Она пошарила по полупустым полкам в шкафу, выудила пару тряпок и бросила их мальчику. – Переоденься. Мы здесь тоже не богатеем, но тебя словно в выгребной яме нашли, – прошипела Маржи. Сама она носила яркое рыжее платье с вышитыми на ткани красными цветами на зелёных стеблях. На шее женщины поблескивала нитка с красивыми аккуратными камнями.

Она ушла, оставив ребёнка в одиночестве в душной, пропитанной вонью комнате. Мальчик медленно переоделся, не вылезая из своего угла. Вонь от костра пропитала его старую одежду и волосы насквозь, от неё начинало подташнивать. Переодевшись, он огляделся, вытянув шею, но продолжая скрываться в своём укрытии: стены комнаты тёмные, деревянные, подгнивающие, большинство окон забиты полностью. Кровати стояли вплотную друг к другу, оставляя узкие проходы. На койках постелены старые, даже древние, изъеденные молью и ещё неизвестно кем тряпки, пропахшие неизвестно чем. У стены стояли два шкафа, рядом несколько тумбочек, сверху заваленных всякой всячиной: от палок и веток, до непонятных оборотню приспособлений. На подоконниках красовался такой же хлам.

Пока мальчик затравленно озирался, в комнату вошли трое детей постарше, они осмотрели новенького злобными взглядами, такими, будто он уже успел откопать и уничтожить все их тайники, съесть их завтрак, обед и ужин и наверно помочиться на кровать, в которой они спали.

Оборотень ловил на себе такой взгляд у людей на улице, у тех мужчин, что приволокли его сюда. Взгляды хуже, чем бывали у лисицы, когда отберёшь у неё добычу, хуже, чем у медведя на рыбалке, которому попался под ноги. Только люди могли смотреть так злобно, они жаждали насилия над кем угодно, не крови, а страданий.

Люди, его окружали сплошные люди. Оборотень с горечью признал, что ему придётся всё время держать себя в руках, чтобы ненароком не обернуться волчонком. Дядя не зря говорил, сдерживаться при людях – они глупые, они не поймут и захотят убить его. Сжечь в доме также, как и дядю.

Я сбегу отсюда. Я же смогу сбежать? Я же сильный? Так дядя говорил, мысленно утешил себя ребёнок. Он чуял ненависть детей, их злобу к себе. За что? Он не успел сделать ничего.

Летом маленький оборотень пытался подружиться с деревенскими детьми. В день знакомства они играли вместе, было весело бегать и смеяться с ровесниками, но как только пришли родители, дети изменились и больше никогда не подходили к нему. Люди не знали, что мальчик – оборотень, они пугались его дикого вида, застрявших в волосах веточек и листиков, и странных причуд, к тому же они настороженно относились к леснику. Больше мальчик-волчонок не пытался ни с кем подружиться. Он проводил всё время с дядей, или в лесу, иногда бегая с собаками – маленькими глупыми щенками – и дразнил кошек. С первыми волчонку нравилось познавать мир и веселиться, а от вторых он всегда знал чего ожидать в самом худшем случае, в отличие от людей.

Но тогда мальчик жил с дядей и всегда мог вернуться к нему и попросить помощи. Отныне дяди нет, и не будет никогда. Оборотень остался один и сам должен решать проблемы.

Марджи сказала найти кровать, но вылезать из укрытия мальчик не хотел, тем более в присутствие этих незнакомых ребят. Сейчас все койки выглядели свободными, потому что дети играли на улице, не желая упускать погожий денёк; те же, что остались в помещении, злобно провожали взглядом каждое движение новенького. Троица решила его проблему и подошла. Оборотень поджал ноги и стал смотреть на людей со злобой и недоверием. Мальчик ничего им не говорил, и старался подавить свой страх. Первый урок, который преподал юному оборотню дядя – при встрече с враждебно настроенными животными – нельзя выказывать страх. Стоит сорваться, дать слабину, как на тебя нападут и сожрут с потрохами.

Оборотень должен уметь постоять за себя и многое знать, вот только в окружении больших человеческих детей нутро волчонка кричало об опасности.

– Чего забился в угол, новенький? – нагло заявил один из мальчиков, самый крупный среди них, с большим носом и маленькими глазками. Ему выбрили на висках волосы, из-за чего чуп на голове напоминал гриву, как у кабана. – Вылезай отсюда, я сказал! – рявкнул ребёнок и схватил оборотня за плечо, пытаясь вытащить из укрытия.

Новенький зарычал и ударил Кабана по руке, но тот оказался силён и выволок свою жертву из угла. Маленький оборотень попытался залезть обратно, но к делу подключились остальные дети из троицы.

– Что вам надо? – крикнул мальчик.

– Подружиться, – засмеялись дети и каждый попытался ударить новенького по голове, но как бы они не держали его, их кулаки натыкались на локти и колени сопляка. – Мы тут самые сильные, значит главные. Запомни!

Оборотень рычал и хрипел, он закрывался от ударов, но в какой-то момент люди замедлились, переводя дыхание. Тогда мальчик укусил Кабана за руку, что держала плечо. Старший мальчик взвизгнул, точно как поросёнок и отдёрнул руку.

– Отстаньте! А то всех покусаю, – злобно выдал новенький, встав и переводя яростный зелёный взгляд с одного испуганного лица на другое.

– Дикий что ли? Кусаться нечестно! – отойдя от шока, загомонили дети.

Оборотень вытер рот тыльной стороной ладони и юркнул к кровати, он хотел держаться от людей подальше, а лучше вернуться домой, чтобы дом был цел и на пороге ждал живой дядя.

– Эта занята, – рявкнул Кабан, и снова направился к новенькому, желая взять реванш.

Оборотень отпрянул от кровати и, пригибаясь, прыгнул к другой, больше похожей на поставленные рядом деревянные ящики для овощей, сверху накрытые досками и закрытые тряпками. От койки шёл запах одного из ребят, но новенький уже успел положить на тряпки свою руку, не сообразив, кого дразнит.

– Убери грязные лапы от моей кровати, – рявкнул на него один из мальчиков.

Сложно определить, какая койка свободна сейчас, когда все дети играли на улице, тем более что воняло от всех одинаково. Оборотень убрал руку и снова отошёл подальше от троицы людей. Он прибился к койке у каменной стены и присел, вжавшись спиной в уголок. Мальчику хотелось, чтобы его оставили в покое, но эти дети словно искали какое-нибудь ничтожество, ещё более ничтожное чем они сами, желая утвердиться за счёт издевательств. Они не отстанут.

Дядя учил, что с бешеной собакой фокус бесстрашия не пройдёт. Её не напугает ни сила, ни слабость. Бешенство застилает глаза и разум отходит на второй план. Спастись поможет только бегство. Но сейчас перед оборотнем стояли не бешеные собаки, а трое детей, которые хотели показать новенькому, кто здесь главный.

– Не трогай наши кровати, дикий урод, – пискнул третий из компании, и только сейчас оборотень понял, что это девочка с коротко стриженными волосами, одетая в драные и потёртые шорты и выцветшую рубашку.

– Да! А то мы тебе зубы сломаем, тогда не сможешь кусаться. – Бахвалились остальные двое. Они подловили новенького на обманном выпаде, из-за которого оборотень вжался в угол и приготовился бежать, и заржали. Продолжая смеяться и оскорблять мальчика, троица ушла.

Через наполовину заколоченные окна доносились визг и смех со двора. Дети играли и бесились. Человеческие дети. Оборотень боялсяидти к ним, но дядя учил, оказавшись в новом месте сразу же обследовать его и оценить ситуацию. Сглотнув и помявшись ещё немного возле коек, среди которых была одна двухъярусная кроватка, он всё же побрёл во двор. Спальное место он найдёт вечером, или соорудит своё собственное.

Из спальни вела дверь в коридор и ещё две запертые. На больших воротах, через которые его внесли мужчины, висел замок. Оборотень пошёл вдоль забора – на удивление высокого и прочного, в гораздо лучшем состоянии, чем стены дома. Странные всё же люди, дом – развалюха, но зато забор до небес, мысленно сетовал мальчик. Спереди дома валялась пара разломанных бочек, сбоку забор был ниже, но за ним земля резко уходила вниз, в овраг. Если туда упасть – костей не соберёшь. Позади приюта располагался двор – маленький, еле вмещавший всех детей.

На каменистой земле двора почти не росла трава, вытоптанная ногами детей, в лучшем случае сорняки вились вдоль забора. Со двора вела калитка в сад, где земля позволяла вырастить съедобные культуры и плодоносные деревья, но сейчас она была заперта. Оборотень вытягивал шею и привставал на цыпочки, желая разглядеть что там, но не смог.

Дети вокруг орали, переговаривались, визжали и смеялись. Сбоку на сделанных из половины бочки и доски качелях качались двое больших ребят. В другом углу, рядом со скудной порослью осоки и одуванчиков, несколько маленьких девочек играли в сделанных из травы кукол, за ними наблюдала пара мальчишек и порывалась подойти и порвать игрушки. Посреди двора гоняли наполненный песком мячик ребята и девчонки чуть постарше оборотня. От них новенький решил держаться подальше – дети с силой молотили по мячу, отчего он приобрёл форму сушёного чернослива.

Всего во дворе оборотень насчитал одиннадцать человек, и ещё троих в помещении. Выходило, что в приюте жили пятнадцать детей, включая новенького. Мальчик задумался о количестве людей, которые отныне станут окружать его днём и ночью. Ему нужно бежать. Он не выдержит так долго скрываться. К тому же пугала теснота, в лесу он был свободен, на просторе, гулял, бегал, искал следы, а здесь негде развернуться.

Пока мальчик оглядывался и считал детей, из ветхого дома вышла злобная троица, не преминув толкнуть зеваку плечом, за то, что встал на дороге и мешал пройти. Новенький очнулся от раздумий и отошёл от них. Он не хотел драться, но считал себя способным ещё раз покусать всех ребят, если нападут.

Солнце клонилось к закату, вытягивая тени по земле и придавая миру золотой оттенок. В животе оборотня заурчало, хотелось есть. Мальчик отдал бы что угодно – если бы имел хоть что-то – за кусок мяса, желательно размером с его руку. Стало интересно, когда детей накормят или здесь каждый сам добывал еду? Оборотень ничего не знал о жизни в приюте.

К игре в мяч-сливу присоединилась злобная троица. Кабан размахнулся и изо всех сил пнул мяч, целясь в новенького. Он хотел, во что бы то ни стало отомстить за укус.

Все замерли, наблюдая за полётом мяча, и не думали шевелиться, даже когда траектория его стала очевидна. На лицах детей замерло странное выражение, как будто им было интересно, что будет, если мяч попадёт в новенького, которого все видели впервые.

Оборотень вытаращился на мяч, со скоростью ветра приближающийся к его лицу, и сел на корточки. То ли сработал инстинкт, то ли страх подкосил ноги. Мяч с глухим звуком ударился о стену и шмякнулся вниз, упав точно в руки новенького.

Дети продолжали следить за отскочившим от забора мячиком. Кабан, зашвырнувший мяч, лишь похихикал и приблизился к новенькому. Маленькие девочки отвернулись, словно ничего не произошло, и продолжили свои кукольные забавы. Все остальные также вернулись к своим играм, только мальчик, получивший прозвище Кабан, огрызнулся на новенького:

– Чего уставился? Мяч давай!

Этот вопрос вывел оборотня из ступора. Он поднялся на ноги, бросил мальчику мяч – больно ударивший Кабана в грудь, отчего тот скривился и согнулся – и пошёл прочь, пока кто-нибудь ещё не придумал, как убить новенького.

Оборотень хотел поискать еды, но ничего не нашёл. Не желая ненароком встретиться с Марджи, которая произвела на мальчика впечатление страшной женщины, он вернулся в спальню. За всё время он не видел ни одного взрослого. Неужели дети в приюте сами собой занимались? Может здесь не так плохо? Хоть и полно злых детей и едких запахов.

Вернувшись в спальную комнату, мальчик забился в свободный угол и смотрел в одну точку. Он не представлял, чем себя занять в первый день в этом странном месте. Он хотел домой, к дяде, подальше отсюда. Почему забор такой высокий? Почему дети такие злые? Неужели они догадались, что новенький – оборотень. Неужели это его кара за то, что не спас дядю, что оставил его одного и убежал в лес.

Оборотень сидел, сжав колени, и пытался избавиться от всех тех мыслей, что роились в голове. Внезапно у каменной стены послышалась возня. Мальчик подскочил и с опаской стал приближаться к кровати, на которой явно кто-то ворочался.

Если это кошка, я вцеплюсь ей в горло! Только попробуй меня оцарапать. На себе познаешь гнев оборотня.

Подойдя ближе, сирота рассмотрел в груде тряпок бледного, явно не слишком здорового мальчика.

– Привет, – прохрипел тот, тоже заприметив новенького, и тут же зашёлся чудовищным кашлем.

– Привет, – неуверенно пробубнил маленький оборотень. – Ты кто?

– Сим, – выдохнул ребёнок.

– Ты здоров?

– Не очень, – честно сознался болеющий. – В последнее время только хуже. А ты новенький? Как тебя зовут? – после этого мальчик замолчал, тяжело дыша. Речь давалась Симу тяжело и с каждым новым словом, силы всё больше покидали его.

– Реми. Да, я новенький, только сегодня пришёл, – пожал плечами оборотень и насторожился, он боялся доверять людям.

– Я видел, как ты отбился от Норна. Это было смело, – искреннее восхищение явно читалось в блестевших покрасневших глазах.

– А я про себя его кабаном назвал. Уж больно похожи, – улыбнулся Реми.

– Кабан – это точно про Норна, – засмеялся Сим, а потом снова закашлялся.

– Что с тобой? Ты болеешь? Ты такой бледный. Тебе надо погулять, и есть больше мяса, – со знанием дела сообщил новенький. Дядя всегда говорил, что болезни появляются от недостатка свежего воздуха и хорошей еды.

– Я болею с самого рождения, – мальчик присел на кровати. – Я альбинос, солнечный свет приносит мне боль. Говорят, если я выйду на улицу, я сгорю.

– Альбинос? – повторил Реми, – это такая разновидность вампиров? – Сим удивлённо посмотрел на нового знакомого. – Вроде вампиры страдают от света солнца, – оправдался оборотень.

– Нет. Альбинос – это я. Это люди с белой кожей, белыми волосами и глазами не восприимчивыми к свету. Часто такие люди болеют, но всё же это люди, а не вампиры, – пояснил Сим.

– Значит люди, – с некоторой долей разочарования произнёс Реми. – Ну, это лучше чем, если бы ты был вампиром, – и оба мальчика засмеялись, только смех Сима быстро прервался новым приступом кашля.

Откашлявшись, альбинос продолжил свои вопросы:

– Как ты здесь оказался?

Реми долго молчал, отвернувшись, он не хотел вспоминать весь тот ужас, что пережил вчера вечером и сегодня. Да и незачем сваливать на нового знакомого все свои злоключения. После продолжительного молчания, он всё же ответил:

– Моего дядю убили плохие люди.

– Я думаю, лучше хотя бы немного времени провести с родными, чем родиться сиротой, – с сочувствием, тем не менее, не переходящим в жалость, произнёс Сим. Реми долго смотрел на него, а потом просто кивнул. – Здесь мы все сироты. Это же приют. Чьи-то родители умерли, чьих-то убили. Убили за дело или просто так. Уже не важно. Мы все здесь, – он говорил шёпотом, делая паузы между слов. Сим показался новенькому очень умным, возможно потому что провёл в приюте больше времени.

– Да, – согласился Реми и уставился в одну точку. Немного помолчав, собираясь с мыслями, он вновь посмотрел на альбиноса. – Ты здесь давно? Можешь рассказать об этом месте? – неожиданно попросил новенький. – Где все взрослые? Что тут обычно делают дети? И главное, когда будут кормить и есть ли свободные койки?

Мальчик кивнул и начал рассказ. Разговор давался ему тяжело, и иногда альбинос подолгу молчал так, что Реми сам додумывал и договаривал за больного товарища. Симу оставалось только кивать, соглашаясь или не соглашаясь.

Белокожий мальчик рассказал не мало, некоторые моменты Реми недопонял, но несмотря на них картина происходящего в его голове нарисовалась.

Он узнал, что взрослые довольно часто покидали приют или запирались в кабинете. Всего за приютом приглядывали трое взрослых: мужчина – сторож, хотя осталось не ясным, что именно он сторожил; женщина – её Реми уже видел, когда только прибыл в приют, Марджи, – она владела домом и заправляла делами приюта, каждый день, по рассказам Сима, она уводила детей за пределы двора на некие задания, о которых альбинос почти ничего не знал; и старушка, которая готовила еду, и заставляла детей хлопотать по хозяйству. Для Сима, не выходившего на улицу, эта старуха стала дьяволом во плоти. Слабое здоровье не позволяло мальчику работать наравне с другими детьми, потому старуха беспощадно эксплуатировала его в доме. Разнообразными жестокими и действенными методами она заваливала альбиноса работой и стояла над ним, как сатанинский надзиратель, пока тот трудился. Сим не мог рассказать о заботах других детей, когда они выходили за пределы приюта, для него Ад наступал, стоило остаться со старухой наедине.

По разговорам остальных ребят, у Сима сложилось впечатление, что детей за пределами приюта заставляли работать не меньше чем на его территории. В лучшем случае юные работники помогали деревенским: пололи грядки, убирали дома, чинили постройки; или не слишком честным путём добывали себе еду, обворовывая всё тех же жителей деревни, или прося подаяний в соседских деревнях. Упоминал он и о более грязных и отвратительных поручениях, о которых сироты не говорили даже наедине друг с другом.

Реми сразу же приметил шанс, чтобы сбежать из этого, как оказалось, довольно жуткого места. Однако Сим, по выражению лица оборотня поняв, о чём тот думал, сразу отсёк подобные мысли. Все дети приюта хотели бы сбежать, но неизменно возвращались в полном составе, или, что ещё хуже, приводили новеньких.

Новеньких в приюте ненавидели, и для этого существовала своя причина – нехватка еды. В саду приюта дети следили за огородом Марджи, и попутно пытались выращивать что-то ещё, но еды всё равно не хватало. На каменистой земле даже сорная трава вырастала слабой и жалкой. Марджи в свою очередь лишь один раз завозила хорошую почву в свой сад, потратив на это много денег, а прибыли не получив никакой. Она решила больше не вкладываться в приют, а только использовать детей для увеличения состояния. На смену одним замученным соплякам неизменно приходили другие, лишившиеся родных из-за болезней, голода и высоких налогов. Как итог, детей в приюте не докармливали, взрослые предпочитали сами съедать запасы.

Наблюдая за Марджи и её друзьями – сторожем и старухой —, дети учились думать только о себе, а потому ненавидели новеньких, с которыми придётся делиться едой.

Сим хотел рассказать ещё что-то, но силы его совсем иссякли. Перед тем как отправиться в забытьё сна, он указал на длинный ящик, что стоял рядом с его койкой, и очень тихо прошептал «свободна». Реми понял намёк друга, и пошёл осматривать свою новую «кровать». Воняло от неё не лучше, чем от остальных. Оборотень разобрал сваленные в ящике тряпки и постелил себе подобие постели. Лучше спать в ящике, чем на полу, а вонь мальчик потерпит.

Марджи вернулась и накормила детей ужином, состоящим из варёной картошки и ягодного компота. Каждый получил по мягкому огурцу, кислому на вкус. Реми вспомнил свежие хрустящие огурцы с грядки и сам не понял, что нужно делать с овощем, чтобы он стал таким. Оставшись голодным, но вынуждая себя не вспоминать о жареном мясе – и о теле дяди посреди пожара – мальчик отправился во двор. Солнце село, дети перебрались в спальню, а находиться в толпе привыкший к одиночеству ребёнок не желал.

Оставив нового приятеля отдыхать после долгого рассказа и ужина, оборотень гулял по двору. Наслаждаясь приглушённым стенами гулом детских голосов, прохладой уходящего дня и темнотой, ласкающей взор, сирота бродил вокруг приюта и рассматривал забор. Через наполовину забитое окно за новеньким наблюдала троица, во главе с кабаном—Норном. Когда мальчик стал оглядывать забор, трио переговаривалось, показывая на него пальцем и ухмыляясь.

Реми начал понимать, почему они ухмылялись, но не хотел верить, пока не убедился сам. Высокий забор он бы не перепрыгнул, даже с учётом ловкости и силы оборотня. Никаких лазов и дыр в плотно прилегавших друг к другу досках он не нашёл. Пришла идея вырыть подкоп, но и от этой задумки пришлось отказаться. В углу у скалы, где его никто бы не увидел, оборотень обратился волчонком и попробовал рыть, но тут же наткнулся на булыжник. Осмотревшись, зверёныш понял, что подкоп глупая идея. Руками он копать не сможет, да и лапами сломать камни не в силах, к тому же везде, кроме этого угла, его могли увидеть люди.

Обратившись мальчиком, Реми вздохнул, добрёл до качелей и сел на них. Звёзды подмигивали ребёнку с небес, но не говорили, что ему делать дальше. Дядя бы обязательно посоветовал что-нибудь, он всегда знал, что делать.

Хотелось повыть о нём, спеть Песнь Печали, но он помнил, что нельзя. Отныне для юного оборотня всё под запретом, он должен научиться жить по-человечьи и слиться с окружением людей.

Из окна за ним продолжали наблюдать Норн и компания, но мальчик не обращал внимания. Он посидел на качелях некоторое время и отправился спать. Сим советовал высыпаться, потому что работать тяжело.

В спальне дети, не стремились узнать имя новенького или подружиться с ним. С довольно грустными лицами, все улеглись спать. Злобная троица и в особенности Норн не скрывали радости, когда увидели, где и на чём устроился на ночь новоприбывший.

Реми продолжал их игнорировать, давясь желанием нагадить им в кровати завтра днём, или плюнуть, или хотя укусить всех троих. Он не мог уснуть – запахи людей забили нос и мучили его – и продолжал думать о заборе, о дяде, о людях и о Симе. Мальчик слышал, как ночью прошёл дождь, громыхая раскатами грома и озаряя спальную комнату сиротского приюта светом молний. Усталость одолевала ребёнка, мысли обретали очертания сна и проводили его в забытье.

На следующий день приют заработал в обычном режиме, и позавтракавших детей отправили по заданиям. Для начала оборотню поручили собрать яблоки, груши и другие спелые плоды в саду. Поскольку мальчика привели только вчера, и он не успел привыкнуть к режиму детского дома, ему не поручили сложную работу за пределами двора. По окончании сбора спелых плодов, новенькому наказали убрать прелые из-под деревьев, после чего собрать и сжечь листья. Марджи посулила другой работой, как только мальчик выполнит эту. Женщина сказала, что дел здесь невпроворот, помогать должны все, а кто не работал – тот не ел.

Самая обычная садовая уборка, которую он выполнял регулярно у дяди, в этом страшном месте оказалась не простой. Мальчик собирал плоды как обычно, но раньше он всегда это делал играя, бегая, прыгая, попутно ловил бабочек или кидался камнями и малками в ос. Дома он мог в любой момент обратиться волчонком, что и делал, здесь оборотень не мог позволить себе такую роскошь.

Реми в человеческом обличье ходил по саду, лазал по деревьям, он сдерживал волчью сущность, но он не мог и развеселиться как обычно. Возможно дело в незнакомом приюте, грубом отношении взрослых или людском окружении – он не знал. Мальчик не боялся, не нервничал, и, оказавшись в саду, не осматривал забор, выискивая лазы, хотя за ним никто не наблюдал. Почему? Реми не мог задуматься об этом, вообще ни о чём. Он отупело выполнял работу, медленно ходил по двору, залезал на дерево, двигался, словно деревянная кукла. Что с ним?

Мальчик не понимал, что именно притупляет его разум – запахи, погода или работа. Неосознанно он мыслями каждый раз возвращался к непосредственному занятию.

Собирая котомку за котомкой, Реми приносил их на кухню и не замечал вокруг себя ничего. В какой-то момент он увидел Сима за столом, мальчик чистил яблоки и груши, которые приносил оборотень, доставал из слив косточки и складывал в миски. Возле печки-плиты говорил кто-то, ругался на альбиноса. Реми видел кто, но стоило выйти во двор, он тут же забывал всё.

Несколько раз он слышал бурчание от печи и лишь спустя время запомнил сморщенную старую бабку, носившую тусклую одежду, которая сливалась со стенами в мрачном углу. Реми каждый раз пытался рассмотреть Сима и понять, плохо ему или хорошо, но не мог. Он помнил только тропинку, по которой ходил то с пустой котомкой, то с полной.

День выдался солнечный, когда очередной порыв холодного ветра проходился по округе, с деревьев сыпались спелые плоды, которые оборотень ещё не успел собрать. Мальчик помнил, как дома любил такие дни, он играл с ветром и уворачивался от падающих яблок, но не здесь. Груша свалилась с ветки и полетела в ребёнка. Она больно ударила его в грудь, Реми опрокинулся и упал. Он бы мог увернуться! Он же видел её. Но стоял и смотрел, словно идиот. Мальчик потряс головой и забыл о случившемся. Снова мысли появились в его голове, когда он нёс полную котомку на кухню.

На солнце пекло, стоило ветру успокоиться, но тень деревьев несла прохладу. Всюду жужжали осы, они прогрызали дырки и забирались внутрь груш, или выискивали гниющие яблоки. Запах прелости окружал оборотня и заполнял голову, вытравливал все мысли из неё. Мальчик продолжал свою монотонную работу.

Когда Реми собрал все съедобные плоды, валяющиеся среди гнилых, он принялся расчищать землю от прелых листьев. Но стоило ему приподнять верхний слой, как зловоние ещё более мерзкое ударило в нос. Реми бросил приподнятую кучу, и отбежал подальше, давя приступ тошноты. Страшную вонь он не мог сравнить ни с чем, даже выгребная яма пахла иначе. Что сливали сюда люди? Брожение, кислые овощи, моча, гниль, уксус – оборотень плевался, это худшая работа для него, обладателя острого нюха. Но если он не выполнит задания Марджи, останется без еды. Он должен! Должен, стучало в голове. Стараясь задерживать дыхание, мальчик продолжил работу.

Осы и мухи летали перед лицом, стараясь залезть в глаза и нос, и ужалить, опарыши сыпались с листвы в руках мальчика, но он упорно продолжал работать. Обязанность выполнить задание стучала в голове, а заторможенность сознания не давала подумать об ином.

Не осознавая происходящего, непроизвольно Реми таскал пригоршни гнили в общую кучу в углу сада. Недалеко от него две из трёх маленьких девочек ковырялись на грядках. Всё это время они находились здесь, но оборотень заметил их только сейчас. Раньше на радость дяде мальчик всегда подмечал всё и был внимательным, но не теперь. Он бы забеспокоился, если бы мог задержать мысль в пустой голове хоть на пару минут.

Только вечером, когда Реми выполнил все задания, поужинал, и с другими детьми приготовился спать, он начал мыслить здраво. Мальчик вдруг вспомнил, что сегодняшний день показался ему особенно тихим. Вчера дети кричали, разговаривали, смеялись, а сегодня только жужжали осы и бурчала что-то старуха. Ну конечно! Все же работали, успокоил он себя. Но почему молчали те девочки на грядках, рядом с которыми он ходил за сегодня раз сто? Они не болтали, не шутили и не придумывали игры на ходу, как обычно делал оборотень, когда жил с дядей. Может, не все так делают? Но другая версия сама пришла в голову – они работали, не хотели остаться без еды и потому не отвлекались. Оборотень запутался в мыслях и предположениях. Они бы всё равно болтали, это же девчонки. Девчонки всегда болтают. Дядя говорил, с возрастом они болтают ещё больше. Почему тогда эти не болтали? Что-то здесь странное творится.

Он не помнил, что ел на обед и обедал ли вовсе, и что подавали на ужин? Почему он забыл о еде? Реми всегда был голоден, дядя говорил для оборотня, тем более ребёнка, это нормально. И эти девочки никак не шли из головы сироты. Они слишком маленькие и могли понять угрозы остаться без еды, и не монотонно выполнять задание Марджи.

Что если здесь нас перевоспитывают и делают рабами? Как в той дядиной истории о волках, отдавших свободу за еду. Нет, такого не бывает. И всё же страшно. Я не хочу садиться на поводок как собака.

Реми пообещал себе завтра во всём разобраться, стараться отвлекаться от заданий и осмотреть сад, в который его снова должны отправить, плоды сыпались и собирать их приходилось каждый день. Мальчик не мог вспомнить видел ли забор вокруг сада. Завтра он должен всё выяснить.

На следующий день, всё повторилось. Отупелость не проходила и он, как и девочки в огороде, всё также монотонно работал.

Вечером мальчик не мог вспомнить даже, что делал. Основательно покопавшись в памяти, Реми припомнил сад, листья, плоды и забор, высокий и надёжный. Последние надежды уходили сквозь пальцы.

Оборотень услышал, как Сим повернулся в кровати, и решил посмотреть спал ли альбинос. Их кровати стояли почти вплотную, так что вылезать из-под тряпки, заменяющей одеяло, и идти по скрипящим половицам мальчику не пришлось. Он приподнялся в своём ящике на локтях.

Сим закашлялся и, заметив новенького, кивнул ему.

– Ты как? – тихим шёпотом поинтересовался Реми, – старуха с тебя глаз не сводит. – Услышав о старухе, альбинос вздрогнул, как будто она прямо сейчас вонзила свои длинные ногти в его тело.

– Угу, – только и выдавил мальчик.

– Слушай, что тут такое? Утром я встаю, ещё я, и мысли мои. А как только получаю задание, становлюсь как зомби, и всё в тумане. – Реми решил, что, должно быть Сим знал ответ, так как дольше жил здесь.

Альбинос печально кивнул несколько раз.

– Это об этом ты говорил – все всегда возвращаются, и никто не может сбежать, – пришла в голову оборотня мысль, Сим в ответ снова кивнул. – И что делать? – как к всезнающему мудрецу обратился с вопросом Реми. На что альбинос только пожал плечами. – Ясно, – разочарованно произнёс Реми и стал поворачиваться и глубже зарываться в вонючее, но нагретое телом одеяло.

Сим схватил друга за руку так, что новенький подлетел на кровати и резко обернулся.

– Иногда сюда приходят люди, – тихо начал шептать мальчик, – хорошо одетые взрослые мужчины и женщины. От них сладко пахнет. Выгляди плохо и не попадайся им на глаза. Это самое страшное, – он снова разразился тяжёлым кашлем и отпустил руку Реми.

Оборотень повернулся и ещё долго думал, уставившись перед собой, над словами друга. Он не понял, что значили его слова, но счёл лучшим для себя прислушаться.

Следующие несколько дней проходили в таком же монотонном режиме. Закончив работу в саду приюта, Реми отправлялся в сад или огород одного из деревенских жителей. Он не помнил дороги, не помнил, чем занимался. В памяти всплывали размазанные силуэты грядок, деревьев и домов. Вечерами, ложась спать в свой ящик, оборотень старался припомнить детали из обстановки тех мест, где работал. Он смог запомнить дерево в саду, растущее около забора. Мальчик надеялся, что дерево ему не приснилось и он его не придумал, потому что всё больше его жизнь напоминала страшный сон. Хотелось сбежать и дерево в саду могло помочь в этом.

Если он заберётся на него, то перепрыгнет изгородь. Настораживало то, что окажется за ней. Если там обрыв, падать храброму мальцу на дно ущелья. И как заставить самого себя отвлечься от задания. С каждым днём Реми всё больше утверждался во мнении – его разум не подчинялся ему. Он пытался сопротивляться «заданию», но не смог; руки сами делали что нужно, а ноги водили туда, куда приказано. Каждый вечер мальчик клялся себе, что на следующий день попробует снять с себя этот подавляющий волю наговор, но, как только, странная «магия» начиналась вновь, все мысли о сопротивлении уходили куда-то далеко за грань осознаваемого мира, а руки сами собой выполняли работу.

Осенью работа в садах и огородах не убывала. Пришло время собрать застрявшие в сетях семена фатили, мерзкой колючки, к которой опасно приближаться. Она росла на вершинах гор Аэфиса и представляла собой куст до двух метров высотой с длинными иголками. Листья и стебли растения выделяли яд, пыльца цветов вызывала галлюцинации, зато парашютики, на которых летали семена были на вес золота. Из них создавались легчайшие ткани, нежнейшие и мягчайшие на ощупь. Лишь маги Воздуха могли собирать пух фатили, они натягивали зачарованные сети в конце лета, а осенью снимали их и отдавали в переработку. Отделять пух от сети и семян нанимали крестьян, а те, желая заработать сколько-нибудь монет, вставали в очередь на работу. Особенно эту работу жаловали старики, которым не хватало сил для сада и огорода и женщины, более усидчивые и внимательные. Сила в работе с фатилью была не важна.

Старикам, ушедшим на заработки, помогали дети, насколько хватало сил, помогая в огороде. Обычно в один дом отправляли почти всех ребят из приюта, особенно мальчиков постарше.

Когда помощь людям не требовалась, детей отправляли обворовывать честных жителей деревни, или склады, или торговцев на базаре. Тех ребят, кто имел несчастье попасться сторожам, наказывали. Сперва наказывали сторожа, так как Марджи, считавшаяся воспитательницей беспризорных детей, отговаривалась от ребёнка и жаловалась, что он сам решил так подло поступить. После чего наказывала она сама за то, что глупый неудачливый воришка попался.

Реми не помнил, что произошло, но по поручению Марджи он пошёл к складу и попался сторожу. Тогда его избили бамбуковыми палками разъярённые деревенские жители, а после целую неделю дородная женщина воспитывала недоделанного воришку.

Всё что имели дети в приюте – крохи, которые давала им Марджи: пищу, кров, общение с другими сиротами. Она не противилась дружбе детей, но старалась не позволять им поднимать голов. Чем хороша была её идея использовать сирот в качестве бесплатной рабочей силы, так это тем, что дети были внушаемы, они слушались и подчинялись. Даже когда она дружили всем скопом, стоило их разок припугнуть, и они боялись взрослых. На этом играла дородная женщина. Она давала им еды, ровно столько чтобы могли ходить, приютила их, чтобы было где спать, и иногда устраивала выходные, чтобы дети и померли, приходили в себя и хоть немного напоминали обычных ребятишек в глазах деревенских жителей. Марджи же знала цену тому, что давала. Она же могла отнять всё это, если требовалось кого-то наказать.

Всю следующую неделю, избитый палками, изолированный от других детей, Реми спал в каморке в полметра по любому направлению. Сразу же после работы, которую он продолжал выполнять, несмотря на наказание, его приводили, швыряли и запирали в тёмной подсобке. Оборотень крутился в ней, но чаще сидел, прижав колени к груди. Сколоченная для хранения неизвестно чего, вся дырявая и продуваемая осенними сквозняками насквозь, каморка не была предназначена для ночлега. Но хуже всего приходилось ребёнку, когда на улице задувал холодный ветер, и начинался осенний промозглый дождь, как назло зачастивший на неделе. С какой стороны мальчик не садился, ему капало за шиворот. Холодная струйка стекала по спине, пробегали мурашки, дрожь сотрясала тело, а на душе становилось особенно печально. С ужасающей периодичностью, словно заведённый механизм часов, падали капли ему на голову, отдаваясь дрожью в мозгу. Это сводило с ума. Как бы Реми не поворачивался в тесной конуре, каплям всё равно удавалось упасть ему на макушку, а затем мерзким холодным ручейком стечь за пазуху. Реми повезло, что в жилах его текла кровь оборотня.

Оборотни не болели простудой, их кровь всегда была горячее, чем у людей. Это спасало расу и от многих других заболеваний, что довольно часто становились фатальными для людей. Обладая усиленной регенерацией, оборотни не боялись и физических повреждений. Кости срастались за несколько часов, раны затягивались ещё быстрее, но не всегда гладко. Если края кожи были рваными – могли остаться шрамы, несмотря на скорое заживление.

Реми не чувствовал сильного холода, скорее озноб от сырости. В первую ночь он грелся от исходящего от синяков и кровоподтёков тепла. Потом он вспоминал горящий дом и тело дяди, объятое пламенем; представлял так живо и реалистично, что тот адский огонь, проникший в самую глубину его души, вырывался и согревал мальчика изнутри. Однако ледяные капли, которые собирались при сильном дожде в тоненькие струйки, накапывающие на волосы, а с волос продолжая путь под одеждой, приносили с собой холод, страшнее зимнего. Реми старался укрыться от них, но не мог, как если бы пытался отмахнуться от всех снежинок в пургу. В итоге ребёнок съёжился, крепко прижав к груди колени, и дрожал в своей тесной каморке, грея сам себя и защищая от сквозняка из щелей и дождя.

Сдавливая живот, мальчик старался не думать о еде, переживая вторую часть наказания – лишение ужина. Как бы ни старался оборотень отвлечься от голодных мыслей, урчание и боль возвращали его в сиюминутную реальность. Из-за голода, сырости и промозглости, а также ленивых, но кошмарных мыслей в голове Реми никак не удавалось поспать. Иногда его одолевала дрёма, длившаяся в лучшем случае пару часов, но забыться сном без сновидений не удавалось. В начинающейся под вечер пучине мыслей, заторможенных усталостью после дневной работы, мальчику снились глупые и непонятные сны, длившиеся несколько минут, но кажущиеся реальнее действительности.

Днём мальчик не испытывал неудобств. Голод, сонливость и усталость словно рукой снимало; или он просто не помнил. Светлое время суток сливалось для оборотня в серую массу, без чувств, ощущений, и каких бы то ни было воспоминаний. Реми не мог припомнить, чтобы днём мучился голодом или бессилием от бессонной ночи, зато вечером наваливалась усталость за весь проведённый в тумане день.

За время наказания, лишённый последних радостей, мальчик исхудал и осунулся. Истощённый от голода, уставший от работы и бессонных ночей, промёрзший под осенними ветрами, всё, о чём он мог думать в первые дни после освобождения – это еда. Вновь получая ужин наравне с остальными детьми, Реми не мог похвастаться тем, что чувство голода оставило его. Его волчий аппетит не утолить пустой картошкой и компотом из ягод. Оборотень мечтал о мясе, с этими мыслями он засыпал и просыпался, голодный как волк, который жил в нём. Его звериной сущности требовалось больше еды для восполнения энергии.

Глядя на Сима, каждый вечер заходящегося в кашле, оборотень поражался, как люди могли переносить наказание в каморке, ведь они сильно уступали другим расам в выносливости. Альбинос рассказывал, как этим летом, до появления Реми в приюте, сторожам попалась вторая новенькая девочка – маленькая Сенди. Её побили в наказание и каждый раз при встрече поучали, как должно поступать. Марджи не стала запирать девочку в каморке, полагая, что та слишком мала и может заболеть, а больных детей женщина ненавидела. Пока ребёнок болел, он не работал, а воспитательница теряла деньги, которые могла бы заработать. Больными детьми занималась Докси, старуха, отпаивая их разными настойками, именно поэтому Сим, с рождения слабый и нездоровый, был обречён на вечную компанию карги.

Альбинос не скрывал удивления и зависти здоровьем нового друга. Реми вернулся худым, истощённым, но даже не простудился, пережив неделю в каморке Ада – как называли эту пристройку дети, – да ещё под осенним дождём. Сим помнил, как Норн, когда первый раз попался, заболел так сильно, что чуть не умер, но его смогла откачать Докси своими настоями и примочками.

Старуха часто являлась со своей сомнительной помощью к больным в последний момент, но бывали случаи, когда она ставила крест на больном. Чаще всего Докси лечила старших мальчиков, которые могли работать дольше и эффективнее. Единственным исключением, пользующимся нездоровым интересом старухи, был Сим, с которого она не сводила глаз, несмотря на то, что мальчик от рождения слаб.

Реми заметил, что иногда, в ночь пристального взора Персефоны – когда ночное светило излучало самый яркий свет – и ночь демонов – чёрную ночь, лишённую сияния спутника, – Докси уводила Сима куда-то, а поутру он лежал на кровати ещё слабее и бледнее чем обычно. Ночные «прогулки» – как называла эти вылазки бабка – плохо сказывались на здоровье мальчика, Сим несколько дней не приходил в себя и только изредка постанывал во сне.

Реми замечал, что мальчик альбинос нервничал и сильнее поддавался кашлю, когда доподлинно знал, что весь день проведёт со старухой. Он очень сильно боялся её, и ещё сильнее боялся ночных прогулок. Но Сим никогда не рассказывал, что именно старуха с ним делала. Оборотень старался не приставать к другу с расспросами, натолкнувшись однажды на стену молчания. Сам он тоже хранил в тайне от друга своё происхождение.

Одно решил для себя Реми – он не оставит Сима. Если оборотень найдёт способ сбежать, то обязательно возьмёт с собой альбиноса.

Несколько раз за оборот Персефоны, сперва каждую ночь поворачиваясь к народу, пока не сияет пристальным взором белой ночью, затем неспешно отворачиваясь, пока лик её не пропадёт с небосвода чёрной ночью, детям устраивали водные процедуры. Марджи с Докси грели на печи воду, принесённую детьми и охранником, а потом жёсткими щётками натирали кожу ребят до красноты. Тёрли они везде, оттирая грязь, и тёрли с такой силой, что дети несколько дней ходили красные, словно помидоры. Едва живые после истязаний щётками, сироты лежали на кроватях, не в силах шевелиться и постанывали, когда случалось переворачиваться на другой бок.

Дети ненавидели мыться, но и Марджи не любила банные дни; они походили на выходные, работа не спорилась, заработки не прибывали. Но разводить клоповник в приюте женщина не хотела; только вшей ей не хватало у детей. Приходилось прибегать к суровым мерам и драить детей самой.

Старуха помогала, подливая в воду отвары, убивающие паразитов, обновляла в комнатах и шкафах сушёные смеси, отпугивающие насекомых и грызунов. Докси отлично разбиралась в травах, у неё находилось средство от любого недуга, так что Марджи не торопилась менять повариху в приюте на более молодую.

Сторож тоже не сидел без дела, таская воду с родника, и также, как и все ненавидел купания детей. И всё же они случались раз-другой за две-три недели. Проводить купания чаще у Марджи не хватало ни сил и ни нервов.

После мытья детям давали свежую одежду, такую же драную и потёртую, но первые дни пахнущую травой. Реми нравилось лежать в своём ящике, уткнувшись носом в свежую рубашку и представлять себя на лугу, с дядей, свободным и счастливым. Вскоре запах смешивался с окружающей вонью, наступали будни.

Выходные в приюте наступали неожиданно только для детей, в то время как взрослые планировали их заранее, как только узнавали, что кто-то из посторонних хотел их посетить. Изначально сиротский дом создали для того, чтобы дети, лишившиеся семьи не умерли с голоду, оставались под присмотром и получали воспитание, а при самом благоприятном исходе находили новую семью. От простых людей Марджи тщательно скрывала свой промысел заработка на детской работе. Женщина при людях всячески поддерживала образ порядочной воспитательницы, сердобольной и самозабвенной. Простым людям сиротский приют представлялся своеобразным детским домом, где ребятишки играли и развлекались, а ветхое старое здание лишь показывало, как плохо государство печётся о своих подопечных и совсем не помогает милой женщине, творящей добрые дела.

Марджи пользовалась природным даром притворства и строила свою фальшивую игру на показушной жалости к детям, и на их стойкости, вопреки жизненным трудностям. Ведь дети, несмотря на потерю всех родных, продолжали жить, играть, и даже порой «помогать» – как она преподносила это посетителям – местным жителям, почти задаром. «Почти» зависело от жалости деревенских жителей к бедным сироткам. Воспитательница учила детей нужным фразам, и сама договаривалась с крестьянами о размерах добровольных пожертвований приюту. Так считали жители окрестных деревень. Они восхищались Марджи, в одиночку воспитывающей столько детей, некоторые любили её, другие чувствовали фальшь, и относились с опаской, но никто не пытался уличить её. Никто не подозревал даже, какие авантюры происходят в детском доме. Марджи же искусно подбирая правильные слова, а также правильных детей в правильные дома, могла вместо простого «почти задаром» получить увесистую сумму.

Особенно теперь, когда дети стали такими послушными, благодаря зелью покорности, туманящему разум, любезно предоставленному старухой ведьмой Докси, в обмен на пустячную плату, в виде истязаний и без того больного и бесполезного мальчика альбиноса.

Судьба Сима Марджи была безразлична, даже если в какой-то день старуха убьёт его, женщина только порадуется, что не придётся более кормить лишний рот. Единственное что интересовала воспитательницу, так это причина, по которой старуха выбрала именно этого болезненного сопляка. Докси не любила распространяться на эту тему, но как-то обмолвилась, что альбиносы редкость в Аэфисе-на-Ханаэш и их кровь весьма ценна для некоторых зелий. К тому же старая ведьма чувствовала в мальчике волшебный дар; если бы здоровье позволяло, Сим мог бы научиться колдовать, но этого Докси старалась избежать. Кровь волшебника представляла для неё необычайную ценность.

Дети ничего этого не знали, они радовались мелочам, когда не находились под властью зелья, дружили, играли и мечтали о выходных. В выходные Марджи не могла давать сиротам зелье, они должны были вести себя естественно. Оставалось их только запугать так, чтобы они держали свои маленькие язычки за зубами.

Сразу после завтрака Марджи объявила о поощрении детей за отличную работу, напомнив об их обязанностях – трудиться на благо дома и никому ничего не рассказывать, – она наградила детей заслуженным – по её словам – выходным днём.

Реми не понимал, что такого могла сделать женщина, почему все дети боялись рассказать о приюте правду деревенским жителям. Но затем услышал ряд напоминаний, которые и его принудили молчать.

– Вы помните, как сторожа избили некоторых из вас, только за то, что вы хотели есть. Вспомните! Как больно вам было. У кого вы искали поддержки? Вы ко мне бежали, в слезах и я вас успокаивала. Вы думаете сможете прожить в одиночку, там, на улице, – Марджи указала во двор, – одни, без взрослых. Вы считаете себя смелыми и умелыми. Но я-то знаю, что попади вы в беду – а вы обязательно попадёте в беду, мир за стенами приюта опасен и очень-очень страшен, – некому будет успокоить вас, никто не накормит вас, не постелет кроватку. Помните об этом! А если кто-то из вас забудет, я очень сильно расстроюсь, – театрально вытерла слезу на глазу женщина, – и мне придётся наказать вас всех. Придётся! Потому что я о вас думаю! А вы обо мне думаете?

Дети молчали. Реми понял, что его мысли о побеге глупость. Что он будет делать один там, в мире, полном людей. Он сжал кулачки. Свобода – вот его мечта, а здесь он раб, и точно также окружён людьми. Мальчик старался не слушать женщину, но она взрослая и знала больше. Она права.

– Идите, играйте, и лучше вовсе не говорите со взрослыми. Потому что только мне вы нужны! Они выслушают вас, и возможно, поверят, но никто из них не накормит вас, не постелет кровать. Никому вы не нужны, только мне!

Выслушав отповедь воспитательницы, дети ещё раз объяснили всё новенькому, чтобы из-за него не пострадать самим. Реми счёл за лучшее убраться с глаз людей в спальную комнату. Денёк выдался солнечный и холодный, но снова попадать в ту каморку из-за своей глупости, он не хотел. К тому же хотелось поболтать и поделиться своими последними наблюдениями с Симом.

– А что вообще такое? – сидя на кровати альбиноса, наконец-то не таясь и не шепча, спросил оборотень.

– Сейчас придёт кто-то из деревни, – слабый мальчик, несмотря на дневное время и отсутствие других детей, говорил тихо, почти шёпотом. – Начнут смотреть, как мы тут живём.

Альбинос закашлялся, а Реми с недовольной миной на лице пытался рассмотреть улицу в щель между скалой и неплотно прилегающей к ней деревянной стеной. В голове у него промелькнула мысль, что Сим мог кашлять и постоянно болеть из-за сквозняков, гуляющих вдоль каменной стены.

– Как мы тут живём… Я бы не назвал это место домом, ни за какие яства и богатства, – хмыкнул Реми, на что Сим кивнул. – Но может Марджи права? Может она права? Мы никому не нужны.

– Ей мы тоже не нужны, – прошептал альбинос и отвёл глаза. – Я точно не нужен.

Реми замолчал. Он сравнил Марджи со своим дядей, которому точно был нужен. Дядя любил его, учил, давал гулять и не заставлял работать на других. По дому – да, но это другое. И дядя никогда не посылал Реми воровать у людей, где его могла поймать и избить стража.

– А может она права, ведь мои родители бросили меня, – Сим всхлипнул и отвернулся к стене. Он сотрясался рыданиями, а Реми смотрел и не знал, как утешить друга. Дети во дворе кричали и ругались, девочки хотели качаться на качелях, но их заняли ребята постарше.

– Почему ты спишь здесь? – сменил тему Реми, не придумав ничего умнее. – Здесь же щель, в которую я, если буду продолжать, есть так мало, скоро смогу пролезть. – Сим немного успокоившись, хихикнул и посмотрел на щель, очень узкую, что и тощая Сенди вряд ли бы пролезла. – Ты же обледенеешь, когда начнётся зима.

– А кому-то есть до этого дело? – просто ответил Сим, и на его лице отразилась вся горечь от незавидного положения. – Когда придёт зима, снег заметёт домик и эту щель, тогда сквозняка не будет, – попытался обнадёжить нового друга альбинос, чтобы Реми так сильно не беспокоился.

Реми кивнул, не понимая, что до того, как сугроб наметёт, они все околеют. Он хотел поднять другую тему и начал задавать другу вопросы:

– Почему все они пошли играть, как ни в чём не бывало? Неужели никого не волнует, что завтра мы опять отупеем и пойдём работать? Почему мы тупеем? Что происходит? – Сим, молча, пожимал плечами. – С этим нужно что-то делать. Нужно придумать что-то, – всё сильнее распалялся Реми. Дядя учил его замечать всё, думать, искать решения. Тогда в жизни ребёнка не было проблем, юный оборотень не понимал этих наставлений, но теперь до него стало доходить.

– Смирились, – просто ответил альбинос. – Все уже смирились. Все новенькие пытаются бороться, хотят что-то сделать, сбежать. Думаешь ты один такой умный? Просто это бесполезно.

– Но почему? – не унимался Реми.

– Ты попробуешь сбежать, а сторож тебя поймает. Он уже ловил нескольких умников, – шептал мальчик, закрыв глаза.

– И что было?

– Они визжали иобливались слезами, когда им вправляли кости, – проговорил Сим и зашёлся кашлем.

Реми представил себе, как его избили бы палками и сломали руки и ноги, а когда пришёл бы врач, кости уже успели бы срастись вкривь и вкось. Оборотню стало страшно. Перед мысленным взором предстала картина, как он стоит на кривых ногах с кривыми руками и перекошенным лицом. Мальчика передёрнуло. К тому же все поймут, что он не человек и попытаются убить его. Как он побежит на кривых ногах? И лапы будут кривыми. Реми затряс головой, отгоняя жуткие картины.

– Охранник не щадит никого, – откашлявшись добавил Сим.

– Я найду способ сбежать! – уверенно сверкая зелёными глазами, прошептал Реми.

– Было бы здорово, если бы тебе удалось. Но что если Марджи права? Куда нам идти? Что есть? – оборотень молчал. – Мне кажется, я быстрее умру под пытками старухи, – ещё тише, чем обычно прошептал мальчик.

– Я тебя здесь не оставлю! Мы сбежим вместе! – уверенно заявил Реми. Сим улыбнулся, но потом покачал головой.

– Вот из-за этого все и смирились. – Оборотень наклонил голову, совсем как щенок, альбинос разъяснил свою мысль: – Чем дольше ты здесь находишься, тем сильнее привязываешься к другим ребятам, заводишь друзей, а значит не можешь бежать один, хочется с друзьями. Так и получается. Может быть, одному это ещё возможно, а вот всем скопом – нет.

Мальчики поникли, проникнувшись смыслом слов.

В соседней комнате послышались приближающиеся шаги.

– Если это старуха, я тебя ей не отдам! – твёрдо выпалил Реми, едва не зарычав.

– Это не старуха, у неё шаркающие шаги. – Симу улыбнулся, впервые кто-то о нём заботился, от осознания своей нужности другому его наполнило тепло. – Скорее всего, это врач из Белого Клыка. Редко они тут бывают.

И верно, спустя несколько мгновений в комнату зашла Марджи и несколько людей. Воспитательница скупым жестом показала Реми на выход, Сим кивнул другу, подтверждая намёк женщины. Оборотень ушёл. Он доверял Симу, раз мальчик кивнул, значит, ничего плохого с ним не сделают.

Дети во дворе продолжали свои игры, Реми вышел к ним и позавидовал: они беспечно смеялись и веселились, а оборотню приходилось сдерживать щенка внутри себя. К тому же кроме Сима с новеньким никто не дружил, все считали его странным, молчаливым и скрытным. Непроизвольно Реми пытался отстраниться от людей и от игр, стать взрослым.

Ему не давало покоя оцепенение во время дневной работы. Дома с ним никогда такого не происходило, а здесь каждый день, исключая банные и выходные. Завтра он вновь погрузиться в транс, из которого выйдет не раньше ужина. Все дети, они пойдут, не осознавая самих себя выполнять непонятные задания. Завтра, послезавтра и на следующий день, изо дня в день, никто не знал, когда это прекратится. Прекратится ли вообще? Реми хотелось закричать на ребят, что они делают, как могут смеяться в этом проклятом месте, но вспомнил слова Марджи «вы только мне нужны». Что если она права? Больше всего оборотень боялся, что женщина окажется права.

Мальчик ушёл с площадки и сел в углу, под забором, он думал о положении, в котором оказался и мечтал вернуться к дяде, в беззаботные летние дни. Мысли его ушли в сторону голода и блюд, которые он хотел бы съесть. Оборотень как наяву почуял запах, но вдруг всё прервал шум по другую сторону забора. Пытаясь сконцентрироваться на своей проблеме, Реми старался не обращать внимания на возню, но тут случилось что-то, из ряда вон выходящее – его окликнули.

– Эй, ты. Пс.

Реми не понял, кто его зовет, и стал оглядываться по сторонам.

– Наверху, я тут, – шепотом звал голос. Оборотень сообразил, что кто-то взобрался на забор, от того он и слышал возню.

Подняв голову, мальчик увидел девушку, на вид лет четырнадцати, которая сидела на заборе. Вся в царапинах на руках и лице, дырках в одежде, она походила на оборотня, сбежавшего из леса. Мальчик бы сказал, что это лиса, она была такая же рыжая и вся в веснушках, только он не слышал от дяди о лисьих оборотнях.

Реми не ожидал увидеть кого-то на заборе, поэтому вытаращился. Девочка была страшненькая: длинный нос, маленькие глазки и отсутствие бровей – не украшали её веснушчатое лицо.

– Ты новенький? – смекнула девушка. – Привет. Слушай, болтать мне некогда. Вот лови, – и она кинула мальчику тяжёлый мешок, – передай остальным.

– Погоди, ты залезла на забор. Значит, с другой стороны есть спуск? – загорелись глаза Реми.

– Э-э-э, – заговорщицки протянула девушка, – а ты что, сбежать планируешь? – Реми продолжал смотреть на неё, ничего не говоря. – Да, тут есть спуск, для тебя высоковат, пока, – многозначительно добавила незнакомка. – Но с этой стороны, ты не заберёшься. – Девушка сильно перегнулась через забор, Реми подумывал, как бы она не свалилась прямо на него, и тут она сказала, – есть другой путь, – и принялась спускаться.

– Постой. А ты-то кто такая? Ты здесь друг или враг? – решил сразу расставить точки над «i» мальчик.

– А ты загляни в мешок, – девушка подмигнула и добавила: – Со всеми поделись!

Реми последовал совету и обнаружил в мешке хлеб, сыр, колбаски и овощи – всего понемногу, – но у оборотня слюнки потекли, он представил, как обрадуются ребята. Мальчик поднял глаза с намерением поблагодарить незнакомку, но той и след простыл. Ухватив, как следует мешок, чтобы ничего не вывалилось, Реми осторожно направился к приюту.

Постоянно озираясь и боясь, что кто-то из взрослых его увидит, оборотень добрался до спальни. Выдохнув, но не расслабляясь, он уже стал открывать дверь, как его окликнули. Душа ушла в мизинцы на ногах. «Это конец», прозвенело в ушах.

На деревянных ногах отойдя к шкафу у двери, пряча мешок себе за спину, мальчик обернулся. Его окликнул один из пришлых людей, пахло от него травами и микстурами, как от деревенского знахаря.

– Он твой друг, – знахарь кивнул за дверь, намекая на Сима. Оборотень кое-как кивнул, не отводя глаз от человека. – Хорошо. Ему нужен свежий воздух, тепло и покой. Позаботься о нём, – сказал мужчина и ушёл.

Реми ещё какое-то время стоял как вкопанный, но заставил себя выдохнуть и быстро юркнуть в комнату.

В спальне остался только Сим. Реми рванул к нему, вместе с мешком. Мальчик альбинос спал, лицо его было умиротворённым.

Не сыскав лучшего места, оборотень сунул мешок под кровать больного. Расправившись с этим делом, Реми решил всё же подумать над словами знахаря, а также попытаться найти причину странному поведению во время работы. Мальчику не давало покоя осознание, что каждый день он выходил за пределы приюта и каждый вечер возвращался. Почему он не мог сбежать? Почему он не мог подумать о побеге, когда уходил на задания? Здесь точно замешана магия!

Вечером все вернулись и легли спать, Реми окликнул ребят и, показав мешок, рассказал, что с ним случилось. Еде все обрадовались, хотя не обошлось без потасовок и тихого выяснения отношений, но кое-как еду поделили между всеми. В ту ночь у каждого был свой маленький пир, никто не лёг спать голодным. Оборотень подумал, что мог бы спрятать что-то и съесть позже, но ему досталось всего половинка колбаски, кусочек сыра и две морковки. Он заглотил их тут же, также поступили остальные дети.

Пока все грызли яблоки, морковки и огурцы, новенькому рассказали о рыжей девушке – Сизи – она тоже росла в этом приюте, но ей удалось вырваться. С тех пор она иногда приходила и подкармливала детей. Дети задавали вопросов о Сизи больше, чем оборотень. Они хотели знать, как она жила, как выглядела, плохо ей или хорошо. Каждый в мыслях вспоминал слова Марджи, и пытался найти в облике Сизи их подтверждение или опровержение. Реми, в свою очередь, хотел выяснить, как девчонке удалось сбежать, но ответа никто не дал. Все поспешили лечь спать, продолжая с закрытыми глазами дожёвывать овощи. Но после этого дня отношение детей к новенькому улучшилось. Дети перестали видеть в нём соперника, приняв за своего.

Спустя несколько дней, Сим вскользь упомянул, что Сизи пыталась сбежать не одна, а с друзьями – двумя мальчиками. В итоге только ей удалось сбежать. Её друзей поймали и подвергли наказанию, после которого один из мальчиков скончался. Что стало со вторым, Сим не сказал.

Зима подступала к окрестностям Белого Клыка с севера, покрывалась инеем трава, завывали ледяные ветры, скрипели деревянные стены сиротского дома, дребезжали стёкла в рамах, и дети кутались в тёплую одежду, которую Марджи всем недавно раздала. Старая, потёртая, местами изъеденная насекомыми, она грела и это радовало. Ребята продолжали каждый день выходить на холод и заниматься делами, подчинённый неведомой силе, которой не могли сопротивляться. Реми с каждым днём всё реже задумывался о самой работе, потеряв надежду перебороть память. Он пытался разгадать тайну дурмана в голове и рабской подчинённости словам Марджи. Посвятив разгадке все вечера последних нескольких недель, мальчик выдумывал небывалые теории. Но вместе с тем у него появились некоторые догадки о причине туманности разума, только проверить их случая не подворачивалось. Оборотень чем угодно занимал свой разум, лишь бы не думать о голоде и заставить волка внутри молчать, особенно белыми ночами, когда кровь бурлила.

Ветер зашёлся в истовом вое на улице, доски заскрипели, словно дом стонал под натиском стихии. Реми приподнялся на локтях, прислушиваясь и немного боясь, не рухнет ли эта развалина от следующего порыва. Из щели между стеной и каменной глыбой скалы разнеслось ледяное дыхание сквозняка и обрушилось на альбиноса. Сим сжался от холода, кутаясь в старое одеяло, что его не спасло. Мальчик зашёлся тяжёлым кашлем. Реми посочувствовал другу, он отдал Симу свои тряпки-одеяла, но это не помогало.

Может поменяться с ним? Я оборотень, я смогу выдержать сквозняк. Моя горячая кровь не даст мне замёрзнуть, думал мальчик и надеялся, хоть немного помочь своему другу.

Озвучив свою идею в один из вечеров Симу, Реми увидел неожиданную реакцию, альбинос наотрез отказался и уверял оборотня, что отлично себя чувствовал, и ему не мешали сквозняки. Оборотень разозлился, мальчики поругались, каждый настаивал на своём. Реми не понимал, почему друг ему врёт, он же слышал, как задыхается в кашле Сим каждую ночь.

Дядя утверждал, что Реми упрямством пошёл в мать, та тоже могла горы свернуть, если вбивала что-то в голову. Вспомнив дядины рассказы о маме, и его способ заделывать дырки, оборотень решил не отставать, и следующим вечером нагло залез на кровать Сима и принялся затыкать щель тряпками из своего ящика.

Альбинос наблюдал за другом, выпучив глаза, мальчик хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Не один Сим наблюдал за происходящим, остальные ребята тоже уставились на новенького. Никто из детей не ожидал такого поступка. По их мнению, больной мальчик был обузой детского дома – так говорила Марджи, – бесполезным, лишним ртом.

– Не будет щели, не будет дуть, вот! – выпалил Реми, спиной чувствуя взгляд альбиноса.

Кто-то дёрнул его за штанину. Оборотень посмотрел, рядом с ним стояла Сенди и протягивала пару тряпок. Она прошептала тоненьким голоском:

– Я не хочу мёрзнуть.

Реми кивнул и принял тряпьё. С ним поделилось ещё несколько детей, тех, кто спал недалеко от щели и тоже мёрз на сквозняке. Те, кто спал ближе к печи, только ухмылялись и кутались в свои одеяла, среди них был Норн и его компания.

Оборотень не сумел заделать всю щель, под потолком осталась дырка – там могли достать лишь взрослые, а просить Марджи никто не осмелился. Лишившись всех своих одеял, Реми не жалел о своём решении, Сим стал кашлять значительно реже; а когда оборотню бывало холодно – мальчики спали в одной кровати, греясь, друг об дружку и не давая заледенеть своим конечностям. Не весь холод удавалось разогнать друзьям, оставался тот, что поселился внутри – ледяное прикосновение голода, вызванного постоянным недоеданием. Реми, как оборотню, не хватало даже порций обычных людей, а в приюте не докармливали всех детей.

Избавившись от щели и сквозняков, дети в приюте почувствовали себя лучше. Сим радовался, не теплу в доме, он с нескрываемым счастьем смотрел на Реми, который помог ему, помог просто так, потому что они друзья.

Несколько раз к ним приезжал знахарь из города и поил альбиноса лекарствами, мальчику становилось лучше, ненадолго; вскоре эффект пропадал, кашель возвращался, Сим бледнел и слабел.

Заглядывали в приют «сладко пахнущие» мужчины и женщины, о которых предупреждал альбинос. Перед ними ставили всех детей словно на показ, люди ходили, выбирали. Реми не знал, что происходит, но по наставлению Сима старался вымазаться в чём-нибудь, скривить лицо, чтобы его не выбрали. Иногда пришлые люди просили показать им только мальчиков, только девочек показывали редко.

Оборотень подумал, что возможно взрослые хотели забрать детей из сиротского дома и растить как своих. Могло ли быть такое, что Сим обманывал Реми, не желая лишаться друга, потому просил не нравиться людям. Оборотень не хотел верить этим подлым мыслям.

Ребят действительно забирали, но на следующий, или спустя пару дней возвращали обратно. Никто из детей, никогда не говорил, что с ним делали, куда отвозили и зачем. После этих поездок ребята вели себя очень странно, те, что помладше плакали и жаловались на боль, старшие молчали, на время замыкаясь в себе. Все вокруг понимали, что случалось с теми, кого забирали, но, как тайное общество, не выдавали свою тайну. Сим признался, что его никогда не выбирали, потому что он болеет, потому мальчик тоже не знал причину такого поведения ребят.

Реми хотел узнать правду, но в тоже время его настораживала реакция людей, поэтому он продолжал следовать совету Сима. Он мазал лицо и руки золой, землёй или грязью с пола. Он ерошил волосы, притворялся больным и строил кривые рожи. Его либо не замечали, либо уходили скорее прочь со словами «фуу, замарашка какой».

В полузабытье дневной работы, прерывающейся сном, прошло несколько оборотов Персефоны, давно минула праздничная ярмарка в честь Дня середины зимы. Приют замело снегом, только дорожку от ворот к входу расчистили ребята.

В редкие выходные дети играли в спальной комнате, а Реми, помня слова знахаря, помогал Симу совершать небольшие прогулки, хотя бы между кроватей и в коридоре сиротского дома.

Благодаря прогулкам, а также избавившись от холодных сквозняков, дующих точно на Сима, мальчик здоровел. Он почти перестал кашлять, и весь день оставался бодрым, не помышляя о сне. Его глаза светились жизнью, а на щеках изредка появлялся слабый румянец.

Реми обещал другу что, как только потеплеет, они будут гулять во дворе. И Сим, слушая заверения друга, совсем не боялся солнечного света, наоборот, мечтал почувствовать его тепло и дуновение ветра на щеках.

Сим очень хотел сделать что-то хорошее для Реми, но не мог придумать что. У мальчика ничего не было, оставалось делиться улыбкой и рассказывать всё, что знал о сиротском доме и его обитателях.

Одним вечером оборотень поделился с Симом своими идеями о туманном состоянии во время работы.

– Тебе никогда не было интересно, почему по утрам нас поят тыквенным соком. А теперь, когда пришла зима, наш чай тоже отдаёт тыквой? – шептал волчонок Симу, когда все затихли в своих постелях.

– Потому что у нас много тыкв, – пожал плечами альбинос. Он кашлял теперь совсем редко и мог говорить спокойно.

– Пф, – хмыкнул Реми, поражаясь не сообразительности своего умного приятеля. – Почему тогда они добавляют тыкву в чай? Есть уйма блюд из тыквы: тыквенные лепёшки, тыквенная запеканка, тыквенные булочки. Зачем добавлять тыкву в чай? – настаивал мальчик-оборотень, на что Сим только пожимал плечами. – И почему тогда, если у них так много этих дурацких тыкв, тыквенный сок нам давали только на завтрак? Почему бы ни поить нас тыквами вечером?

– Может, тыква на ночь вредна? – предположил альбинос. – Я больше морковный сок люблю.

– Да какой,… – начал было Реми, но решил смолчать. – Я бы молоко хотел на завтрак. Но не в этом дело! Что это за чай такой, с тыквой?! А из чая пасёт тыквой! – оборотень распалился так, что другие дети начали ворочаться. Заметив это, он замолк, и оба они стали с опаской поглядывать по сторонам.

– Я не чую никакой тыквы, – осторожно и очень тихо прошептал Сим.

Реми хотел сказать, что у него обоняние волка и вкус тыквы он тоже чувствует в чае, а его друг всего лишь человек, но вовремя осёкся.

– Короче я думаю, что это тыквенный сок, – многозначительно глянув на Сима своими изумрудно-зелёными глазами, прошептал Реми.

Сим удивлённо на него посмотрел, в красных очах альбиноса отразилось недоумение. Оборотень решил всё как следует объяснить другу:

– Посуди сам. Тыквенный сок только на завтрак, а вечером мы всё помним и понимаем, туман исчезает. Что же ещё может быть виной?

– Я не знаю. По-моему, всё как-то надуманно. Летом тыквенный сок, а почему бы и нет, ведь он полезный. А зимой чай. Я не чую никаких тыкв в чае, – пожимая плечами и почесывая затылок, шептал альбинос.

– А то кто-то здесь прямо думает о нашем здоровье, – констатировал факт оборотень. Его начинала злить скептическая позиция друга.

– А ведь ты прав, – тут Сим поник: кому как не ему знать, что никто в этом приюте и пальцем не пошевелит для благополучия детей, по крайней мере для него, альбиноса. – Знаешь, – припомнил мальчик, и поднял голову с напуганными глазами, – а ведь все тыквы с огорода забирает старуха.

– Кажется, мы подошли к разгадке, – заключил Реми. – Завтра я попробую не пить чай. Тогда и посмотрим, что будет. – Сим согласно закивал, ему понравилась затея друга. Если не от чая зависит пелена в голове во время работы, то какая разница, если вдруг один из детей откажется пить или есть. Наоборот, скупая Марджи должна обрадоваться экономии продуктов.

– Знаешь, я даже не помню, что мы едим на завтрак, и чем это всё пахнет, – вдруг прошептал белокурый мальчик, когда друзья уже завернулись в покрывала, готовые поймать интересные сны.

Реми ничего не ответил. Он и сам долгое время не мог вспомнить даже вставал ли он утром и настал ли другой день; но за несколько оборотов, он себя выдрессировал. Каждый день, ложась спать, мальчик давал себе зарок, следующим вечером не лениться и вспомнить хоть что-нибудь из прошедшего дня. Сперва он мучился головной болью, но потом у него стало получаться. Оборотень не сдавался и пошёл дальше, по наставлению покойного дяди, вспоминая любые мелочи, чтобы разобраться в странном гипнотическом состоянии.

На следующий день, мальчик, как и решил с вечера, попытался отказаться от завтрака, а главное от чая, сославшись на то, что не хочет горячее, а выпил бы просто водички. Марджи воды ему не дала и принялась уговаривать. Горячий чай бодрил, согревал, насыщал – она говорила всё что угодно, лишь бы мирным путём заставить мальчика выпить чай. У Реми заканчивались идеи, как ещё отвертеться от тыквенного чая, но он сражался, как мог. Придумывал, что его мутит и тошнит, что у него аллергия, внезапно началась. Пока он пытался придумать правдоподобную ложь, он заметил, как движения детей стали затормаживаться, всякое выражение сходило с лиц, а глаза наполнялись пустотой.

Мальчику стало страшно, он много запинался и в итоге замолчал, с ужасом смотря на женщину. Терпение воспитательницы подходило к концу, и мальчик это заметил. Марджи всё настойчивее совала чай ему в нос. Она тоже заметила, как он озирался и терпение её лопнуло, она позвала на выручку сторожа, тот схватил Реми и держал, пока женщина вливала напиток в глотку ребёнка. Всё это произошло на глазах остальных детей, но те уже позавтракали и покорно несли тарелки к раковине. Они стали зомби, рабами, безвольными куклами; спроси вечером любого из них об утреннем происшествии, ответ был бы один – «не помню».

Зато Реми запомнил. Его догадка подтвердилась. Тыквенный напиток на завтрак причина их подневольного труда, без какой-либо возможности вырваться на свободу. Он запомнил, главное не забыть это к вечеру, рассказать Симу. Они должны помнить!

Теперь перед мальчиком встала новая задача, требующая скорейшего решения: найти способ не пить на завтрак туманящую разум отраву и сбежать, прихватив с собой единственного друга в этом адском доме – Сима.

После случая за завтраком Докси стала проявлять интерес к Реми, она пристально следила за ним во время каждой трапезы. Мальчик ёрзал на стуле, но больше отказываться от еды и чая не собирался. Он разгадал тайну тумана в голове и смог запомнить, что случилось во время злополучного завтрака. Оборотень при первой возможности поделился своим опытом с Симом. Альбинос несколько минут пребывал в шоке от услышанного, но смог осознать новость. Вместе друзья решили пока зима и холод оставаться в сиротском дома, и как следует обдумать план будущего побега. Пока они продолжали пить чай с тыквой, работать и стараться не вызывать подозрений у взрослых.

Вскоре Марджи обрадовала детей выходным днём и принялась прихорашиваться к приезду гостей. Кого она ждала дети не знали, и не забивали себе голову – чему быть, того не миновать. Реми вышел во двор, решив насладиться морозным днём. Он гулял и наслаждался хрустом снега под ногами, вдыхал полной грудью свежий холодный воздух и мечтал о том, как скоро перестанет быть подневольной куклой в руках воспитательницы.

Взгляд его привлекли сугробы, наваленные около забора при расчистке дорожек. Снег примялся, и местами достигал верхнего края изгороди. Забравшись на снежную кучу, Реми смог бы перелезть через забор. Но насколько сугроб надёжен?

Оборотень подошёл и наступил на кучу, снег под ним просел. Мальчик решился попытать удачу и вскарабкался, но провалился внутрь сугроба, где вымок в ледяной воде и замёрз, словно в прорубь упал. Кое-как выбравшись, он скрыл следы своей неудачной эскапады, забросав дыру соседней кучей. Это всего лишь снег, подтаявший и снова подмороженный снег, покрытый ледяной коркой, не настолько толстой, чтобы выдержать ребёнка. Он не мог служить надёжной опорой.

Зима близилась к завершению, в воздухе пахло приближающейся весной. Реми бродил по двору, думая, как сбежать, но в голову приходили только глупости, завязанные на магии. Мальчики решили, что лучше всего сбежать весной, когда в кустах можно спрятаться, а в лесу не холодно ночевать; поэтому оборотень старался найти способ, придумать план.

Мальчик торопил себя, зная, что уже через неделю, может быть две, снег начнёт стремительно таять, как это бывало в надгорном крае; мгновение и начнут появляться первые листики на деревьях. Останется подождать ещё немного, когда кусты покроются листвой, и мелкие зверьки вылезут из норок. Так и Реми хотел вылезти из сиротского дома, забрать Сима, и жить с ним в лесу. Они справятся, построят себе шалаш и всё будет замечательно. Осталось лишь сбежать и времени не так много, а выходные для детей всегда непредсказуемы.

Я должен придумать план сегодня! После туманного рабочего дня, вечером, я ничего не соображаю. Что бы дядя сделал? Он бы вмиг придумал, как сбежать. Обратился бы красавцем-волком и перегрыз горло этой толстухе, и старухе, и сторожу. И Норну, если бы он влез. Дядя был такой сильный и смелый… и умный. Реми отогнал прочь ненужные мысли. Дяди больше нет, теперь мальчик должен сам научиться преодолевать трудности.

Грустные мысли сменились воодушевляющими – Сим с каждым днём становился всё сильнее. Он уже ходил по зданию приюта сам, без поддержки, а любимым его развлечением стало окно, в которое он мог часами смотреть на лежащий во дворе снег или птичек, сидевших на высоком заборе. Альбинос мечтал о весне не столько из-за планируемого побега, сколько из-за обещания друга гулять с ним на улице.

Оборотень так сильно погрузился в свои мысли, что не заметил, как солнце скрылось за высоким забором. Мальчика вывел его из задумчивости оклик Сима, вновь устроившегося у окна и жадно смотревшего на улицу.

Альбинос помахал другу из-за стекла и засмеялся. Реми взял комочек снега, подобрал пару давно засохших листиков ивы и слепил нечто, напоминающее зайца. Прошлой зимой для оборотня дядя лепил маленьких зверят и ставил их на подоконник. Казалось, это было в прошлой жизни. Реми поставил своего зайчонка на слив с внешней стороны.

Слепленный зайчик ужасно понравился Симу, лицо его озарила улыбка от уха до уха. Мальчик сиял, его глаза светились, он легонько стучал по стеклу в том месте, где по ту сторону сидел снежный зверёк. Реми и представить не мог, что в этом жутком месте, чье-то лицо может осветить такая искренняя счастливая улыбка.

Может люди не так плохи, как говорил дядя? Впервые оборотень усомнился в наставлениях родственника.

К Симу подошла Сенди, и её лицо тоже осветила улыбка, стоило ей взглянуть на снежное чудо на подоконнике. Реми спохватился, что надо бы слепить ещё пару зайчиков, но не нашёл подходящих листиков. Снова вернувшись к окну, чтобы показать, что не сможет слепить других зверят, мальчик заметил шевеление в спальне, все дети занервничали и завертелись.

Сим махал руками, пытаясь, что-то показать Реми, но тот не понимал и только хмурил брови. Оборотень едва не подпрыгнул от неожиданности, когда его за руку схватил сторож, и, не церемонясь, волоком потащил в дом. Мальчик заметил в открытых воротах, мимо которых они прошли, дорогой, украшенный лентами, паланкин и смекнул, что к ним снова пожаловал «сладко пахнущий» мужчина.

Сторож швырнул ребёнка в дом и запер дверь. Реми опрометью бросился на кухню, но в ведре не осталось мусора, кто-то недавно вынес его. Оборотень направился к очагу и измазал лицо и руки золой, чтобы походить на грязного замарашку. Не успел он подготовиться, как его схватила Марджи и ввела в спальню, где все мальчики уже стояли в ряд, а богато одетый человек их пристально рассматривал.

– Ну, моя дорогая Марджери, – пропел мужчина сладеньким голоском, – всех их я знаю. Все они изученные. Нет ли чего новенького? Не объезженного, так сказать, – широкая ухмылка расплылась на лице приезжего мужчины. – Плачу втрое больше, – шепнул он, ниже склонившись к воспитательнице. Глаза Марджи заблестели, рот расплылся в улыбке, ей слишком сильно хотелось получить деньги, чтобы заботиться о благополучии детей.

– А это у нас кто? – обратился человек к Симу, трясущемуся на своей кровати. – Молочная глазурь, сливки в чёрном чае.

– Скорее простокваша. Он весь больной, не думаю, что вас порадует, лотерон, – подобострастно пролепетала Марджи, обращаясь к мужчине по титулу. Лотеронами в Аэфисе-на-Ханаэш назывались влиятельные торговцы, владеющие несколькими крупными лавками по всему краю. Договорив, женщина осеклась и посмотрела на Реми, которого впихнула в спальню минутой раньше. – У нас появился новенький.

Глаза мужчины загорелись, он осмотрелся, пытаясь самостоятельно найти новое лицо; но не смог. Однако воодушевление не покинуло его. Взрослый мужчина выглядел как ребёнок, ищущий фей, стоило их упомянуть.

– Вот он, – Марджи предательски толкнула Реми в спину; от неожиданности мальчик не успел состроить кривую рожу.

– Просто прелесть! – восторженно заявил мужчина, от него сильно пахло цветами: лавандой и розой, – так что волчонок на несколько секунд даже потерял ориентацию в пространстве. От резкого и непривычного, одновременно горьковатого и приторно сладкого запаха разболелась голова. Мужчина протянул к Реми руки, но мальчик с яростью ударил по ним, после чего получил затрещину от Марджи. Голова заболела сильнее.

– Какой норов! Люблю таких. Берём! – подытожил мужчина и скупым жестом приказал слуге схватить мальчика.

После нескольких попыток вырваться, Реми понял, что все усилия тщетны и затих. Он хотел подождать случая, когда мужчины отвлекутся, и тогда попробовать вырваться.

Богач ещё несколько минут переговаривался с Марджи, кивал, соглашаясь, а затем пошёл к выходу. Слуга тем временем тащил мальчика к воротам. Реми бросил взгляд на оставшихся детей, они отводили глаза, и только Сим провожал его, сжав в белых ручках своё покрывало. В его красных глазах застыл страх, ещё больший, чем одолел самого оборотня.

Незнакомец вывел мальчика на улицу и повёл к паланкину. На секунду Реми поразился, что свобода так близка; он не под действием тыквенного сока и он вышел со двора сиротского дома. Если он сейчас вырвется, то обретёт свободу. Но как же Сим, словно молния, промелькнула мысль в голове оборотня, и он поник.

Рядом с паланкином отдыхали четверо крепких мужчин – носильщиков. Реми сообразил, что от всех людей ему не сбежать. Его посадили в дорогой паланкин и повезли, а точнее понесли, в неизвестном направлении. Слуга продолжал держать мальчика за рукав, он то и дело косился на Реми, готовый в любой момент помешать ребёнку сделать глупость. Богач уселся напротив и тоже принялся жадно рассматривать мальчика. Носильщики аккуратно подняли паланкин и понесли, пассажиры качались; Реми не привык передвигаться таким образом, он предпочёл идти пешком через лес.

Оборотень посмотрел сначала на одного мужчину, потом на другого, поймал на себе странный взгляд богача и потупился, уставившись в пол. Он сжимал кулачки на коленях и не знал, что делать и как себя вести, а главное, чего ждать. Ему никто не рассказывал о правилах игры с этими пахнущими цветами мужчинами. Единственное, что помнил оборотень, как все дети, которых забирали, по возвращении молчали и ничего не говорили. Младшие дети приходили в себя быстрее, а старшие несколько вечером не заговаривали ни с кем и лежали в кроватях, чаще всего на животе. Марджи не отправляла их на работу, сразу после возвращения, давала время отлежаться.

Может их закармливали до тошноты? Было бы неплохо, но вряд ли правда. Скорее их били. Но за что? Я их покусаю, пусть только тронут, всех покусаю. Реми решил, что будет бороться до самого конца, чтобы с ним не намеревались сделать.

– Такие яркие зелёные глаза, – сладким голосом промолвил богач. – Я никогда таких не видел.

Оборотень глянул на человека исподлобья, сладко пахнущий тип не внушал ребёнку доверия. Волчья интуиция подсказывала, что мужчина опасен.

– Какой сердитый, – иронично заметил богач.

Реми ещё больше насупился, страх он прятал за яростью.

Вскоре паланкин остановился, вздрогнул и водрузился на снег, стараниями носильщиков. Слуга крепко стиснул руку мальчика и повёл его ко входу в дом. Паланкин стоял у самой двери, так что Реми не смог рассмотреть сам дом. Проходя, оборотень услышал обрывок разговора богача со слугами.

– Помойте его, переоденьте, подготовьте, – говорил он совсем другим – властным – голосом. – Накормите.

Богач вошёл в дом следом за слугой и ребёнком и сладеньким голосом, обращаясь к сиротке, сообщил:

– Тебя приведут в порядок, и, если захочешь – накормят. Не бойся так, всё будет хорошо. – Мужчина протянул руку, норовя погладить мальчика по голове, но натолкнулся на взгляд полный страха, недоверия и злобы. Слуга крепче сомкнул пальцы вокруг плеча сироты, готовый удержать мальчишку от побега. Лотерон убрал руку и прошептал: «люблю непокорных».

Толпа слуг повела мальчика по коридорам в светлую душную комнату. Там его мыли, купали, оттирали въевшуюся грязь, приводили в порядок ногти, причёсывали волосы. Его тёрли, ополаскивали, кутали в полотенца. Реми терпел, но страх нарастал. С ним обращались в сотню раз лучше, чем Марджи во время банных дней, но оборотень продолжал бояться и нервничать.

Его отвели в другую комнату, где принялись наряжать, подбирая одежду. Детская одежда висела на вешалке, слуги подготовили её заранее, осталось выточками подогнать её под размер мальчика. Реми стоял, терпел, пока вокруг него суетились взрослые, то замеряя, то отрезая лишние нитки, что-то наметая и зашивая. Оборотня окружал стойкий аромат цветов и сладостей, голова болела, в живот скрутило спазмом.

Когда люди разошлись, встав в сторонке и умиляясь мальчику, Реми посмотрел на себя в зеркале и ужаснулся – так чисто и прилизано он не выглядел никогда. Сам себе оборотень напоминал чистюлю из богатой семьи, что боялся запачкаться от любой пылинки.

Ну нет! Мысленно запротестовал мальчик. Я волк, дикий житель леса! Вы из меня девчонку не сделаете. Под разочарованные вздохи слуг, он растрепал себе волосы и увидел в отражении непокорного, дерзкого мальчугана, обряженного в девчачьи рюшки. Ему хотелось снять рубашку, в которой он выглядел как идиот, но оборотень побоялся разозлить людей. Он гость, а дядя говорил уважать чужие вещи больше своих.

Взрослая дама взяла со стола красивую баночку с распылителем и приготовилась брызнуть на сиротку. Несмотря на окружающий его аромат цветов, Реми сразу учуял концентрированный запах духов во флаконе. Стоило женщине подойти, как мальчик, точно дикий зверёк, юркнул к шкафу и забился в угол. Слуги сжалились и решили, что он и без духов пахнет хорошо – мыльными травами.

Реми еле выдержал приторный запах лотерона, пока сидел в паланкине. Весь дом благоухал сладкими ароматами цветов, оборотень еле переносил это амбре.

Сироту повели в следующую комнату, где оставили в одиночестве. Больше не толпились рядом с ним люди, не мучили его руки, ноги, волосы, не натирали до блеска и не наряжали в девчачьи тряпки. Реми мог спокойно оглядеться; первое, что он увидел, был стол, ломящийся от разных яств, при взгляде на которые у недоедающего оборотня чуть не потекли слюнки. На красивой ажурной скатерти стояли изящные блюда, в которых горой лежали фрукты и сладости, пестрящие всеми цветами радуги: медовые булочки, ром-бабы с зелёной глазурью, синяя и розовая пастила; фиолетовый и красный мармелад, посыпанный сахарной пудрой; марципановые конфеты, пончики, покрытые шоколадной и кокосовой крошкой. Леденцам не было счёта, петушки, яблоки, запечённые в сахарной патоке – лежали на столе, словно в магазине сластей.

Лучше бы мяса дали, подумал оборотень и жадно сглотнул, пирожные манили аппетитным ароматом. Мальчик потянул руку к столу, но вспомним наказ дяди – не брать ничего в чужом доме, без разрешения. Сжав кулачки, оборотень отвернулся от стола со сладостями.

Реми на ум пришла рассказанная дядей легенда о Персефоне, съевшей гранатовое зёрнышко в обители Хаоса, из-за чего девушка обрекла себя на заточение в царстве беспорядка. Легенда, в отличие от реальности в которой жил Реми, закончилась хорошо: за Персефоной пришёл Плутон и спас её, сделав своей спутницей.

Вот бы за мной пришёл дядя, подумал маленький оборотень. А лучше мама с папой.

Затосковав по родному дому, Реми шаркающей походкой побрёл осматривать комнату. Окон в комнате сирота не нашёл, за большой, во всю стену, шторой оказалась самая обычная каменная стена. Рядом стояла софа, усыпанная подушками. Подушки были везде, валялись на ковре, на полу, на стульях и креслах, круглые, квадратные, в виде голов животных. Вместе с подушками всюду валялись мягкие игрушки. Реми поискал волчонка, но не нашёл, только страшную собачку с приплюснутым носом.

Оборотень решил, что в этой комнате не так плохо, девчонкам бы понравилось – игрушки, подушки, сладости. Вот была бы праща. Ну а была, в кого стрелять? На улице веселее. Он вспомнил детей, которые возвращались после таких поездок странными, подавленными и уставшими. Наигрались и устали? Не хотели уезжать, потому грустные были? А что если поэтому они не рассказывали о поездках, потому что им тут так нравилось. Ну конечно! И всё же что-то Реми настораживало, волчонок в нём чувствовал опасность. Слишком добрый человек. Если у него так много еды и игрушек, почему он не забирал детей навсегда? Почему возвращал Марджи?

Реми подумал, что нужно сбежать, не дожидаясь богача. Но если окон нет. Значит дверь. Сирота подошёл, дёрнул ручку – заперто. Значит нужно юркнуть в дверь, когда её откроют. Подождём пока. Кто-нибудь же её откроет когда-нибудь. Меня же не запрут здесь на всю жизнь. Мальчик затравлено стал оборачиваться. Паника накрыла его, дыхание участилось. Что делать дальше? Вырвется из этой комнаты, а потом что? Куда бежать? Как спастись? Дом большой, людей много, а он маленький мальчик, пусть и оборотень.

Реми переводил взгляд с дорогих ковров Муарака, в народе прозванного страной жары и пустынь, устилавших весь пол, на прекрасные картины, изображающие природу разных концов света; на игрушки зверей, среди которых была кошачья морда; на сладости, вызывающие слюнотечение, и заметил у стены балдахин. Он закрывал что-то, в оборотне проснулось любопытство. Паническое состояние отступило, дыхание стало ровным. Мальчик старательно обходил подушки и мебель, приближаясь к балдахину. При ближайшем изучении которого, Реми обнаружил огромную кровать, на которой могли уместиться все дети из сиротского дома.

Лучше в лесу жить, чем в этих странных мягких хоромах без окон и свежего воздуха.

Совершенно не представляя, что его ждёт, Реми вернул штору на исходное положение.

– А ты любопытный, – раздался голос за его спиной.

Дверь не скрипнула, а ковры приглушили звук шагов, мальчик не слышал, как распахнулась и затворилась его единственная надежда на спасение. Подлетев от неожиданности, Реми обернулся и увидел, как богач запирает дверь. Сироту обуял ужас. Зачем его заперли в комнате полной игрушек и еды со взрослым мужчиной.

– Всё здесь успел изучить? – ласковым приторным голосом говорил мужчина, попутно пряча ключ так, чтобы мальчик не увидел, куда именно.

Лотерон медленной поступью направился к мальчику. Он был приземист, обладал широкими плечами и тазом, ноги его выглядели короткими, а голова очень большой. Свободную рубашку с широкими рукавами и узкими манжетами мужчина не заправил в тёмные штаны. Средней длины тёмные волосы были стянуты в низкий хвост. Широкое округлое лицо выглядело одновременно взрослым и детским, властный взгляд не вязался с кривой улыбочкой на пухлых устах.

Лотерон указал на стол и снисходительно вымолвил:

– Совсем ничего не поел? Не голоден? Бери, что пожелаешь, не стесняйся. – Он взял самую большую клубничку, откусил, а остальное положил на стол. – В доме Марджери ты такого не попробуешь.

– Нет, – твёрдо сказал оборотень, а потом еле выдавил из себя вежливое, – спасибо.

Он хотел есть, хотел попробовать всё, волчий аппетит позволил бы ему заглотить всё и попросить добавки, но мужчина пугал и настораживал. Чем ласковее вёл себя богач, тем страшнее становилось Реми. Ничего он не возьмёт у этого странно человека. Что он вообще здесь делал? Зачем он тут нужен? Почему его помыли и разодели, а теперь хотели накормить? Мужчина тем временем подходил всё ближе, а мальчик пятился от кровати.

– Чистый ты ещё симпатичнее. Не разочаруй меня. – Кривая усмешка стала только шире, и мужчина в два шага преодолел расстояние, разделяющее их. – Давай поиграем.

Реми быстро юркнул от богача в другой конец комнаты, и поставил стул перед собой, как препятствие на пути человека. Мужчина последовал за мальчиком, он взял с пола игрушку оленя и притворился чревовещателем.

– Какой сладкий мальчик, поиграй с дядей.

Оборотень прятался за кучкой подушек и затравленно наблюдал своими яркими зелёными глазами. Приём с оленем не сработал, тогда мужчина взял игрушку котика и погладил её.

– Котик такой хороший, хочешь погладить его?

Реми отрицательно покачал головой из-за своего укрытия.

– Котик не оцарапает тебя. Правда? – обратился мужчина к игрушке и снова стал изображать чужой голос. – Правда, я добрый котик, и дядя добрый. Он хочет поиграть с мальчиком. Дяде очень одиноко, поиграй с ним.

Оборотень не представлял, как богачу, окружённому толпой слуг, может быть одиноко.

– Никто не хочет играть с дядей, – продолжал чревовещатель.

Реми не понял игры, дядя никогда не общался с ним, как с маленьким, и не сюсюкал, он говорил серьёзным голосом и воспринимал мальчика как личность. Оборотень продолжал смотреть на мужчину и прятаться в своём укрытия, но лотерон подошёл очень близко и схватил мальчика за руку. Изо всех сил Реми вырывался, хватка у мужчины была крепкой. Богач, смеясь, отбросил мягкую игрушку и вытащил ребёнка из подушечной баррикады. Реми не прекращал попыток вырваться, но всё было тщетно; легче сломать собственную руку. Тогда оборотень вцепился зубами в «сладко пахнущего» мужчину, от чего тот расхохотался, уже привычный к разной реакции детей, и сжал руку.

В маленьком оборотне взыграла волчья кровь, звериные клыки удлинились под напором страха и проткнули человеческую плоть. Лотерон взвыл и свободной рукой отвесил ребёнку затрещину, от которой Реми пролетел не меньше метра и упал на мягкий ковёр.

– Ах ты, паршивец! – то ли со злостью, то ли с восхищением выпалил мужчина.

Всё вертелось перед глазами сироты, искры смешались со звёздами и устроили дикую пляску, голова пульсировала болью, особенно в том месте, куда угодила рука человека. Лотерон тем временем подходил и протянул здоровую руку, желая ухватить мальчика. В последний момент, Реми шмыгнул под стол.

– Мне начинает это надоедать! – проревел хозяин дома. Он пытался выкурить мальчика из-под стола, но лишь ходил кругами. Лотерон резко остановился и наклонился, мальчик не терял бдительности и юркнул было в другую сторону, но там, откуда ни возьмись, сильная рука схватила его и вытащила из-под стола.

Оборотень не знал, что делать. Звёзды продолжали плясать перед глазами, болел ушиб, нос забил тошнотворный сладкий запах. Мужчина за грудки поднял ребёнка перед собой.

– Ты вынуждаешь меня, – сдерживая злость, но в тоже время расплывшись в жутковатой улыбке, произнёс «сладко пахнущий» богач.

Реми вырывался, мотал ногами в воздухе, иногда попадая человеку в живот, он боролся и не желал сдаваться. Дядя учил никогда не сдаваться, бороться или убегать, но не позволять другим себя бить. Оборотень рычал и скулил, как вдруг голова его легла на что-то мягкое, а сильные мужские руки прижали запястья.

– Я хотел поиграть, но ты сам виноват. Ты меня вынудил! – Одна рука разжалась и схватила Реми за горло. – Разве можно вести себя так в гостях? Я помыл тебя, одел, накормил и так ты платишь за добро.

Звериная сила в волчьей крови маленького мальчика уступала силе взрослого мужчины. В глазах оборотня темнело, только редкие звёздочки вспыхивали и тут же гасли. Воздух не поступал в лёгкие; силы покидали тело. Когда Реми перестал вырываться, стараясь лишь вздохнуть, мужские руки разжались, лотерон отошёл. Мальчик закашлялся, жадно глотая ртом воздух. Он сполз, как оказалось, с мягкого кресла, и не пытался встать.

– Сейчас мы поиграем по моим правилам, – тем временем сообщил мужчина. Вжикнула застёжка, но оборотень не смог посмотреть где, он лежал на ковре, не в силах пошевелиться. Сила, ловкость, острые зубы – ничто не помогло в схватке с взрослым человеком.

Лотерон ткнул мальчика лицом в ковёр и произнёс невинным тоном:

– Ты был плохим мальчиком, но теперь ты долженобрадовать дядю. Поиграем в лекаря.

Богач стащил с Реми штаны и погладил бедро и ягодицы. Его большая шершавая рука потянулась к промежности мальчика. Оборотень боялся мужчины, боялся того, что тот хотел сделать, боялся оставаться в этом месте. Он принялся отчаянно вырываться, когда грубая рука погладила, а затем подёргала маленькую письку.

Мужчина навалился на оборотня всем телом, зажав руки и ноги. Реми хотел заорать от отчаяния, но выдавил лишь сдавленный то ли рык, то ли хрип. Узор ковра теперь был перед самым носом. Кружочек, завитушка, путаясь в мыслях и не желая оставаться в реальном мире, пытался отвлечься мальчик. Голову прижали так, что даже рот не открыть. Мужчина держал его очень крепко и сильно. Откуда у него столько рук? Мелькали в голове ребёнка редкие связные мысли.

– Моли о пощаде! Рыдай! – прошептал лотерон, склонившись к самому уху сироты, и обжигая дыханием шею.

Мужчина вынудил Реми скрючиться в неудобной позе и размазал в промежности мальчика что-то холодное и склизкое. Оборотень не видел мучителя, перед глазами его был дурацкий ковер, покрытый завитками и цветочками. Мальчик только чувствовал, как богач дёргался всем телом и тыкался, пытаясь запихнуть ему в попу какую-то здоровую штуку. Штука не лезла, но лотерон продолжал пытаться, дёргаясь, хрипя и посмеиваясь. Он бубнил что-то о лекарях и важности лечения таким методом.

Реми не слушал, он смотрел сквозь ковёр и кричал, устав кричать он стонал, ему было чудовищно больно, мальчик хотел плакать, но слёзы не лились, они все сгорели в том злосчастном пожаре.

Мужчина продолжал мучить ребёнка, он запихивал свою штуку и двигал ею туда-сюда, туда-сюда. Снова и снова, туда и обратно. Маленький оборотень кричал, хрипел, давился рыком, умолял прекратить. Силы быстро покинули сироту, он перестал кричать и только стонал и кряхтел. Дядя никогда не «лечил» мальчика таким способом.

Реми устал умолять прекратить мучения, он смотрел на ковёр и дёргался вместе с рывками лотерона. Оборотень пытался отвлечься хоть на что-нибудь, но боль была слишком сильной и возвращала его в реальность с каждым новым толчком.

Обратную дорогу в приют мальчик не запомнил. После «лечения» его некоторое время не трогали, затем его ополоснули тёплой водой, всё это время Реми был ни жив ни мёртв. Он помнил, как лежал на сиденье в паланкине, свернувшись калачиком, и страдал от боли. Каждая кочка, на которой носильщики дёргали переноску, напоминала о толчках лотерона и причиняла страдание. Из-за шторок пробивался дневной свет, утро ли было или уже день – оборотень не знал. Он не обращал внимания на окружающий мир, пребывая в царстве боли, унижения и отчаяния. Реми не понял до конца, что с ним сделали, и думать об этом не желал. Забыть, как можно скорее эту ночь – всё что осталось в голове. Он лишь знал, что ничего хуже с ним никогда ещё не случалось. Чувствовал, как к нему прилипла какая-то мерзкая грязь, не на теле, а в самой душе. Он просил, умолял человека – своего врага – о пощаде. Разве так поступают сильные и свободные волки-оборотни? Нет! Реми предал их, предал всё во что верил. Он пал в собственных глазах и понял, наконец, что никакой не герой племени оборотней, а всего лишь жалкий мальчишка, слабый и никчёмный.

В приюте его провели к кровати, где он также свернулся на боку и уткнулся носом в тряпки. Реми не мог не то что сидеть, но даже трогать изувеченное тело.

Зарывшись лицом в тряпки, сирота смотрел сухими глазами в пустоту, пока чернота, разливающаяся по краям зрения, не закрывала весь обзор, тогда он мигал, и всё повторялось вновь. Слёзы не шли, вся боль, все страдания застыли где-то внутри комом, без возможности выхода наружу с очистительной влагой. Слёзы высохли, они сгорели с родным домом.

Над чем ему плакать? Дядя говорил: «слезами делу не поможешь». Дядя говорил быть сильным, быть стойким, но дядя никогда не говорил, что с Реми начнут творить такое. Ни один дядин совет не пришёл на ум, когда мальчик молил человека о пощаде. Ни один.

От работы оборотня освободили, как после поездки в гости к богачам освобождали всех детей, давая им возможность оклематься от боли и случившегося. Или наоборот усиливая эффект? Предоставляя время потонуть в собственной беспомощности, осознать тщетность любых попыток, признать поражение.

За окном стояла прекрасная весенняя погода. Снег на крыше под тёплыми лучами солнца таял, превращаясь в мерную, усыпляющую дробь, капающую на сугробы внизу. Весёлые ручейки, разбегались от снежных куч и бежали вниз по склону. Реми не замечал ничего вокруг. Он смотрел невидящим взором в пустоту. Потом он возненавидит себя за слабость, возненавидит лотерона за силу, возненавидит детский дом и всех людей на свете; а сейчас, оборотень переживал внутри себя боль и страдание.

Он не мог забыть. Всё было тщетно. Сила, ловкость, ничто ему не помогло. Ничто не спасло. Дядя не учил его такому. И точно также ничто не поможет ему сбежать. Сбежать невозможно. Всё было тщетно. Тело болело, разум был подавлен, остались лишь боль и страх, что придётся пережить этот ужас во второй раз. Что случилось? Что с ним сделали? Хотелось помыться. Хотелось утопиться. Он не понимал, ничего не понимал. Он был сломлен. И продолжал угнетать себя мыслями о собственной никчёмности, трусости и предательстве волчьей воли.

Вечером с заданий вернулись ребята, но мальчик продолжал лежать в своём ящике. Он не мог подняться и не хотел видеть людей, маленьких или больших, никаких. Дети кидали на него понимающие взгляды, в некоторых ощущалась жалость, но оборотень их попросту не замечал.

Реми не говорил с детьми, даже с Симом, который пытался узнать, что произошло в доме «сладко пахнущего» мужчины. Теперь Реми ясно понимал, почему никто из детей не рассказывал, что там происходит. Он и сам не знал, а потому не мог рассказать. Не мог, потому что это больно и страшно, и не понятно. Его «лечили», с ним хотели «поиграть», на столе лежали сладости – звучит как сказка для любого ребёнка, вот только на деле всё иначе, и Реми не мог найти слова, чтобы объяснить Симу, а потому не стал пытаться и просто молчал.

На следующий день возобновилась работа, но мальчик оборотень даже не пытался запомнить, что он делал. Стараясь не садиться, и избегать любых прикосновений к изувеченному телу, Реми ел стоя, а спал на боку. Утром за завтраком, и вечером, возвращаясь в постель, он выглядел также как за выполнением работы – без мыслей, без чувств, без жизни.

Весна всё сильнее нагревала воздух, погода становилась лучше, с каждым днём теплело. Несколько дней мальчик не мог сходить в туалет, потому что боялся, а когда, наконец, сходил, понял, что тело восстанавливалось быстрее разума. У Реми не осталось сил сопротивляться, он плыл по течению, работал и отбросил мысли о побеге. Лотерон сломал его, не своим «лечением», но своей силой, заставив оборотня молить о пощаде. Реми думал, что сильный и справится со всем, но в итоге визжал и ныл, как девчонка. Он не понимал, что с ним сделали, но чувствовал себя отвратительно. Лотерон сотворил нечто подлое, мерзкое и грязное.

Редко Реми перекидывался парой слов с Симом, который переживал за друга. Альбинос не знал, как ему помочь, а с приходом весны ожила старуха и вновь стала выводить больного мальчика на ночные прогулки. Здоровье у Сима ухудшилось, он держался, потому что хотел порадовать Реми и своим примером поддержать его. Оборотень не замечал ничего.

– Что же с тобой сделал этот «сладко пахнущий» мужчина, Реми? – как-то раз вечером, перед тем как лечь спать завёл разговор Сим. Его самочувствие оставляло желать лучшего. – Ты уже несколько недель молчишь. Как же наш побег? – очень тихо, чтобы никто не услышал, поинтересовался мальчик. Реми посмотрел на него, в тусклых посеревших глазах отразилась вся тщетность любых попыток, так не свойственная сильному мальчику. – Ты сдаёшься? – в голосе альбиноса слышались досада, ставшая отчаянием.

– Я ничего не хочу, – коротко ответил Реми.

– Да как же?.. – начал было Сим, но разразился жутким кашлем. – Неужели ты хочешь, чтобы это повторилось? – наконец, откашлявшись, высказал другую мысль мальчик. На миг осознание, отчаяние и обречённость, промелькнули в глазах оборотня.

Конечно же, он не хотел, чтобы с ним ещё хоть раз случилось нечто подобное. Одного раза достаточно! Даже врагу не пожелаешь такой участи, этой боли, унижения и слабости. Но Сим был в чём-то прав. Других детей выбирали по несколько раз. Как они могли после всего этого играть, как ни в чём не бывало? Или они с богачами тоже играли? Если изначально играть по правилам богачей, то детей не «лечат»? И ему не сказали?

Нет. Просто для них это всё иначе, они же люди. А я опозорил весь клан волков! Мы разные!

– Я не знаю, что предпринять, – тихо промолвил оборотень.

– Я не знаю, что там с тобой случилось, может, это и правда было самым худшим на свете, но ты жив и живёшь дальше. Мне показалось, что ты сильный. Видимо, я ошибся, ты сдался, – негодуя шептал Сим.

– Да ты хоть знаешь, ЧТО там произошло?! Никогда ты не поймёшь меня! – яростно выпалил Реми, утверждаясь во мнении, что люди и оборотни совершенно не похожи.

– Завтра чёрная ночь и меня ждёт очередная «прогулка». Эта старая ведьма снова будет пытать меня, а потом позовёт своих маленьких демонов, и они станут пить мою кровь, – Сим разразился кашлем, из глаз его потекли слёзы. Реми впервые услышал от своего друга, что с ним делали Чёрными ночами на ночных прогулках со старухой. – Не тебе говорить о страданьях! Ты обещал! – срывающимся голосом прохрипел альбинос. Он отвернулся, не мог больше выносить сломленный вид своего друга. В конце концов, ведь он, Сим, держался! Он терпел! Всю жизнь! Превозмогал! Его пытки не легче, чем были у Реми, но он выдерживал их из раза в раз. Ночные прогулки повторялись каждый оборот Персефоны, а странными лекарствами старуха поила его ежедневно. Но мальчик терпел из года в год, все свои семь лет, сколько себя помнил. Но теперь, глядя на своего сломленного друга, смотря в его тусклые глаза полные отчаяния и покорности, Сим тоже захотел сдаться. Если такой сильный мальчик, как Реми, понял всю тщетность борьбы, то и ему, альбиносу, незачем бороться.

– Прости, – вот и всё, что сказал Реми. Он старался понять друга, и его слова даже всколыхнули что-то в сироте. Но для борьбы нужны силы, а их у оборотня не осталось.

Ночью Реми много думал над словами друга, пережёвывал их, вспоминал ночь у лотерона, свои обещания сбежать вместе с Симом. Он не спал до самого рассвета и ушёл на задания Марджи, еле волоча ноги. Вечером с мальчиком произошла перемена, он не собирался отдавать своего друга на ночную прогулку с ведьмой любой ценой.

Когда старуха пришла за Симом, оборотень вцепился в него и не отпускал, Реми не своим голосом кричал, что не даст увести своего друга. Остальные ребята смотрели на него с ужасом и непониманием. Если он продолжит орать и биться за альбиноса, наказать могли их всех.

Старуха хрипела, била Реми тростью, пыталась вырвать мальчика, но её сил не хватало, ребёнок оказался на удивление силён. Ведьма клялась с этого момента взяться и за Реми, но эту схватку проигрывала. Оборотня не пугали её угрозы, глаза его сияли изумрудами, он держал друга так крепко, что Симу стало больно от впившихся в кожу ногтей, но он молчал. Альбинос терпел боль, надеясь, что у Реми получится. Если и, правда, получится, я буду бороться с новыми силами, клялся самому себе слабый мальчик.

На помощь Докси пришёл сторож. Двух ударов его крепких мужских кулаков хватило, чтобы вырубить сопляка на полночи. Реми снова проиграл. Даже в борьбе за друга, силы его не выросли. Избитый оборотень остался лежать на полу, ненавидя свою собственную слабость.

Каким славным всё казалось в его мечтах, когда он жил с дядей, верил в свободный дух волков, считал себя самым смелым и ловким. Как много надежд он питал, когда только пришёл в детский дом. Реми был уверен, что сможет сбежать, что спасёт Сима, что при случае покусает всех своих врагов. Всё изменила одна единственная ночь. Ему показали, как обстоят дела на самом деле, что ребёнок ничего не может против взрослых людей. И он остался лежать на ковре, а теперь на полу, просто глупый, слабый мальчик. Будь он трижды оборотнем, ничего не изменится пока он слабый щенок. За одну ночь его вернули на грешную, грязную землю, разбили все надежды, разрушили мечты, лишили гордости. Его сломали.

Под утро, когда небо за окном немного посветлело, сторож принёс Сима – после ночных прогулок мальчика всегда несли на руках – и бросил на кровать, после чего ушёл. Проходя мимо Реми, мужчина окинул его презрительным взглядом и хмыкнул. Оборотень взглянул на кровать альбиноса, ему было стыдно смотреть в глаза Симу, после тщетной попытки спасения. Реми тошнило от самого себя, от своей слабости, он не хотел шевелиться, и просто продолжал лежать на полу.

Мальчик лежал и прислушивался, Сим не стонал, не кашлял и не кряхтел, как обычно во сне. Сопела Сенди, в дальнем углу похрапывал Норн, посреди комнаты мальчик перевернулся на другой бок. Реми не спал всю ночь и не мог закрыть глаза сейчас. Он поднялся, облака за окном окрасились в розовый, первые лучи солнца показались из-за гор.

Мальчик пересилил презрение к самому себе и подошёл к кровати друга. Ещё с минуту он просто смотрел на спящего Сима, а потом взял его за руку. Рука оказалась такой холодной, что Реми испугался, как бы эта прогулка не довела альбиноса. Он залез в кровать, желая согреть друга своим теплом. Прижимаясь к Симу, оборотень не чувствовал, чтобы тот становился теплее, но мальчик не сдавался и растирал холодные руки и ноги, как делал дядя, когда Реми слишком долго гулял на морозе.

– Мы сбежим. Я тебе обещаю. Я что-нибудь придумаю. Мы оба сбежим. Сим? Ну, Сим? Что с тобой? – пытался растормошить друга Реми, но альбинос лежал неподвижно.

Чуткий слух волка уловил движение за дверью – Марджи шла будить детей. Мальчик аккуратно вылез из постели альбиноса, но пока вылезал, заметил, что грудь его друга не вздымалась. Сим не дышал.

Реми не знал, что делать, растерявшись, он взял руку Сима и уронил голову на его постель. Оборотень виноват, он не отбил друга у старухи, он ничего не смог сделать. Такой слабый, никчемный ребёнок. Его друг, больной мальчик, боролся. Боролся до самого конца.

Это я виноват. Я сдался первым. Как же так?… Что теперь будет?… Сим.… Прости меня, Сим…

И снова слёзы не покатились по щекам, печаль комом встала в горле. На оборотня вдруг накатила пустота. Весь мир померк.

Марджи будила детей и подгоняла их идти завтракать. Она заметила странное поведение новенького у постели больного мальчика. Не церемонясь, она за шкирку взяла Реми и попыталась оттащить, но тот как будто озверел и зарычал на неё. Воспитательница отшатнулась от сумасшедшего ребёнка, а тот вернулся на прежнее место. Положил голову на постель альбиноса и взял его руку в свои.

– Да что ты себе позволяешь?! – Женщина осеклась, заметив, что вечно больной альбинос не дышит, дотронувшись до его щеки, Марджи обнаружила, что он ледяной. – Чёрт! – вот и всё, что сказала она, а затем ушла.

Реми не обращал внимания ни на что, он лишился друга. Тот просил его помочь, а он не сделал ничего. Он ведь обещал. «Ты обещал!» прозвучали в мозгу последние слова Сима. Он обещал!

Вскоре Марджи вернулась, а с ней пришёл сторож. Вдвоём они оттащили разъярённого ребёнка от кровати Сима, а старуха забрала тело мальчика.

– Нет! Только не она! – во всё горло орал Реми и вырывался, – только не она! Не отдавайте ей Сима!

Марджи требовала, чтобы он заткнулся, но оборотень орал и орал. Стоило сторожу отпустить мальчика, как он тут же рванул за старухой и накинулся на неё. Докси завизжала, когда бешеный сопляк, сомкнул челюсти на её костлявой ноге. Реми грыз ногу и шепелявя требовал отпустить Сима. Старуха бросила тело мальчика Марджи. Тогда спятивший от горя Реми отпустил ногу и подчинился, он пошёл завтракать и затем работать, как все дети.

– С ним надо что-то делать! – пыхтя от усталости, после таскания тела мёртвого мальчика, верещала Марджи. – Он совсем чокнутый! Да что с ним такое?!

– Походу этот пацан был его приятелем, – высказался сторож.

– Да плевать я хотела, кто здесь, чей приятель. Этот мелкий сопляк – сумасшедший! – срываясь, вопила женщина.

– Я возьму его на себя. Есть в нём что-то интересное, – заключила старуха своим скрипучим голосом, почёсывая подбородок.

– Хочешь, чтоб он тебе ногу отгрыз? – съязвил мужчина. Докси наградила его взглядом с затаённой ненавистью.

– Жаль его тебе отдавать, он сильный в отличие от сдохшего альбиноса, – резко переменила мнение и голос Марджи.

– Ты же сама его боишься, – пожал плечами сторож, старуха развела руками.

– Делайте что, хотите, главное, чтобы убытков не было!

В тот день, Реми решил не провоцировать взрослых ещё сильнее, и послушно съел завтрак. После рабочего дня он мирно лёг спать в постель Сима. Запах друга, оставшийся на тряпках, вселял в силы в оборотня; разжигал пламя ненависти к старухе, зажженное смертью альбиноса. Реми решил для себя: он сбежит! Больше его ничто не держало в этом проклятом месте. Он сбежит! Он обещал Симу. Обещал взять его с собой. Он нарушил обещание, и он будет жить с этим, жить дальше, но не позволит больше мучить себя.

План побега Реми придумал давно и был уверен, что у него всё получиться. Он не мог больше сомневаться! Сомнения – роскошь. Реми сбежит и отправится в лес, к заброшенным развалинам древних деревень. Там он станет жить один, растить свой огород, охотиться на мелких зверей. Там он найдёт мирное пристанище. Там он будет свободен и сможет забыть свою слабость в дома лотерона. Осталось только придумать, как отказаться от зелья, которым пичкали детей на завтрак. Зелья подавляющего волю.

Медленно поедая завтрак, но, не притрагиваясь к тыквенному соку, Реми оценивал ситуацию, и примерялся, как избавится от содержимого стакана, не выпив при этом ни капли. Куда бы его ни послали, он найдёт способ сбежать, главное не позволить зелью подавить разум.

Вылить под стол, это движение должно быть слишком явным, и воспитатели сразу увидят его.

Опрокинуть стакан, за место пролитого, тут же принесут новый, наполненный до краёв.

Мальчик лихорадочно соображал, куда можно деть целый стакан тыквенного сока, не вызвав подозрений.

Марджи посмотрела на Реми и его полный стакан сока, мальчик с невинным видом взял стакан и сделал большой глоток, от чего тот немного опустел.

Итак, зелье у меня во рту, что дальше? Глотать ни в коем случае нельзя.

Стоило женщине отвернуться и посмотреть на другого ребёнка, оборотень спустил половину содержимого себе на ладонь. Ладонь тут же спрятал под столом, дотянулся до дырки в штанине и по ноге слил маленькую пригоршню в такой же худой ботинок.

Он проделал так несколько раз, но влага не задерживалась в ботинке, а мокрое пятно под ногами вызывало подозрения. Стакан же опустел только на одну треть. Время завтрака ускользало, все дети уже доедали с тарелок.

Мальчик пошаркал ногой под столом, пытаясь запорошить землёй мокрое пятно. Но куда девать ещё две трети тыквенного сока?

День обещал быть жарким, было ещё утро, а солнце пекло словно днём. Тогда мальчик решил разлить немного тыквенного сока на деревянной поверхности стола и лавки.

Его поползновений никто не заметил, а стакан опустел уже почти на половину. Тут мальчику пришла ещё одна мысль в голову. Как он растирал сок по лавке, также можно растереть его и на себе. Да, он начнёт вонять тыквой, да, он станет липким, зато разум его будет чистым!

Он принялся осторожно плевать соком на руку, а потом вытирать её о волосы, притворяясь, что чешется. На грязных немытых волосах – последний банный день случился на позапрошлой неделе, – блестевших жирным блеском на солнце, никто не заметил влагу. Но тут в мальчика вперила взор Марджи. Как раз в тот самый момент, когда он набрал в рот новую порцию сока. Он никак не мог плюнуть соком себе на руку, а женщина пристально смотрела на него.

Отвернись, толстуха! Неужели заметила?

Она стала подходить к оборотню, когда заметила, что он уже довольно долго сидит с набитым ртом и не глотает.

Выхода не было, Реми сделал предательский глоток, а потом ещё один, чтобы воспитательница ничего не заподозрила. Затем он принялся собирать остатки с тарелки.

Марджи свернула и подошла к другому мальчику. В стакане ещё оставалась одна треть тыквенного сока. Реми улучив момент, пока женщина отвлеклась, пролил сок себе на руку, и растёр жидкость по телу, под рубашкой. Теперь главное, чтобы она не прилипла к влажному животу и не выдала его.

В стакане ещё оставалось совсем чуть, на пару глотков, а идеи маленького оборотня кончились. И время завтрака тоже. Марджи приказала всем допивать сок, Реми набрал его в рот, но глотать не стал, а попытался втянуть щёки так, чтобы выглядело, будто у него во рту ничего нет, просто он молчит.

Все ребята теперь встали и понесли тарелки на кухню, в раковину. Реми пошёл со всеми, неся пустой стакан, и пытаясь изобразить безвольность с угасшим разумом.

Когда дети вернулись, им раздали поручения на ближайший день. Оборотень стоял на палящем солнце, ему ужасно хотелось пить, проглотить сок – на завтрак ребятам дали яичницу и хлеб, после которых чудовищно хотелось пить. Свобода требовала жертв; Реми терпел, как мог. Жидкости было много, и держать лицо с втянутыми щеками, полными сока, требовало от мальчика усердия и сосредоточенности. Эти эмоции не присущи безвольным людям, так бедному сироте приходилось терпеть жажду, и усердно изображать безволие и пустой взгляд.

Марджи как назло говорила очень медленно, давала задания и направляла детей, каждого по очереди. Спустя вечность, по меркам оборотня, она обратилась к нему и поручила уборку в саду.

Реми надеялся на работу за пределами сиротского дома, но из сада он тоже попробует сбежать, не зря же он мучился и размазывал тыквенный сок. Главное, чтобы Марджи не заметила напряжённого лица оборотня с полным ртом напитка. Разум мальчика помутился – подействовали те несколько глотков, что он всё-таки сделал. Реми боролся с собой. Слишком много навалилось на него с утра пораньше – не поддаваться помутнению разума, изображая безвольное лицо, держа сок на языке, не оттопыривая щёки, да ещё терпеть жажду.

Разум подвёл оборотня, Реми опомнился, когда проглотил содержимое рта. Он вылупил глаза, понимая, что план провалился. Марджи крутилась рядом, и мальчик очнулся, придав лицу безвольное выражение. Пытаясь скрыть панику, ребёнок почувствовал, как зелье заполняет его разум, эмоции блекли, глаза потухли.

Калитка в сад открылась, Реми с двумя девочками отправились рубить сухие ветки и сажать на перекопанном участке овощи. Мальчику дали топорик, девочкам семена и лейки. Спустя несколько мгновений подружки ковырялись в земле, раскапывая лунки, бросая семечко, поливая и забрасывая землёй. Их окружил мерный стук топора по веткам. Монотонная работа началась по плану.

Сложив пальцы и приставив козырьком, Реми посмотрел на солнце. Оно жарило по-летнему, несмотря на то что весна только наступила. Он поволочил топорик к следующему дереву, где приметил сухую ветку. Осенью мальчик срубил несколько некрупных веток, так что теперь ему оставалось избавиться от мелочёвки.

Остановившись перед деревом, оборотень снова посмотрел ввысь, где медленно плыло белоснежное облако, единственное на всём синем небе. Оно скрыло солнце, и разум на мгновение вернулся к работнику – всё же он выпил не весь стакан тыквенного зелья, а лишь половину.

Борясь с туманом в голове, оборотень припал к дереву и, засунув палец в рот, пытался вытошнить весь завтрак. Как он ни старался, у него не получалось. Отчаявшись с завтраком, который уже переварился, но продолжая борьбу с самим собой, Реми побрёл к дальнему дереву, которое стояло у самого забора.

Вот так, подумал сирота, по дороге схватив сухую ветку, он потащил её в угол сада, где лежало ещё несколько. Подтащив ветку поближе, мальчик заметил трясогузку, сидевшую на сухом суку. Птичка посмотрела вокруг, приметила юного оборотня и вспорхнула, а затем уселась на высоком заборе, где закачала хвостом вверх-вниз.

Как высоко, наверно и видно далеко, думал Реми и смотрел на забор. Собственное сознание вернулось из-под давления зелья. Залезть на забор, промелькнуло в голове.

Как же так! Я должен выбраться отсюда. Дотащив сухую ветку и бросив в кучу, оборотень пошёл к следующему дереву. Залезть на него, подумал мальчик. И срубить ветку, подсказало влияние зелья на разум.

Чудовищная жажда мучила ребёнка в столь жаркий день. Затуманенные мысли были поглощены работой, но стоило разуму проясниться на секунду, как голову занимало лишь одно желание – пить. Дойти до кухни за стаканом воды, ребёнку не удавалось; на половине пути он терял рассудок и вновь погружался в работу. Но затуманенный разум не давал мальчику дойти до кухни, так долго ясным сознание не оставалось. Не задерживались в голове мысли и о побеге. Несколько раз оборотень пытался добраться до дерева у забора, чтобы перелезть ограду, но каждый раз погружался в транс, и вновь обнаруживал себя за работой, стоило прийти в себя.

В последний раз, мысли Реми прояснились, когда он собирал мелкие ветки в тени забора; его окутал ледяной ветер и прояснил разум. Мальчик увидел, что солнце уже прошло зенит и опускалось. Девочки усердно сажали семена, не отвлекаясь ни на разговоры, ни на что бы то ни было ещё. Зелье полностью подавляло их волю.

Разум Реми прояснился вновь, на этот раз он шёл к дереву за следующей веткой. Мальчик посмотрел на топор. Я постоянно теряю мысль. Что же делать? Срубить ветку.… Нет! Побег! Побег. Побег.

Оборотень принялся, как заговор, шептать себе под нос «побег, побег», но мысли всё равно путались. Он мог шептать что угодно, приказ работать оставался сильнее.

Побег, побег, побег, побег, почти в голос произносил сирота, но тщетно. На последней искре своего разума, он взял топор и острым краем проткнул себе ладонь. Потекла кровь, мальчик давил сильнее, корча гримасы от рези. Разум прояснился, зелье сдало позиции под натиском боли.

Реми огляделся по сторонам, никто за ним не следил, девочки занимались своим делом. Он хотел бы помочь им, но понимал, что не сможет спасти больше никого. Получилось бы выбраться самому, некогда думать о других.

Позабыв обо всём на свете, он рванул к нужному дереву, но вовремя опомнился. Скорее всего, в дома осталась Докси, и она могла заподозрить неладное, если не услышит стук топора.

Мальчик взобрался на дерево, перелез на нужную ветку, взял топор, заткнутый за пояс, и стал рубить ветку, на которой сидел. Дядя советовал никогда так не делать, но Реми не собирался заканчивать дело, он планировал сбежать.

Ранка на руке срослась благодаря волчьей регенерации и больше не болела. Резь не отвлекала и мысли снова направились в рабочее русло. Ветка затрещала, ещё несколько ударов и она обломится, а вместе с ней упадёт и неудачливый беглец – о чём неоднократно предупреждал дядя в прошлом «не руби сук, на котором сидишь».

Сирота пытался удержать собственные руки от очередного удара, но они не поддавались. С меньшей силой, чем обычно, топорище рубило ветку, которая с каждым новым толчком скрипела и наклонялась всё сильнее. Мальчик рычал, не в силах остановить жестокий поворот судьбы. Мысли путались, побег перемешивался с работой. Наконец Реми выбросил все мысли из головы, и швырнул топор на землю. Встав на ломающийся с чудовищным треском сук, оборотень прыгнул за забор.

Ветка сломалась от рывка ребёнка и полетела вниз, мальчик схватился за забор и повис на нём. Скользя ногами по доскам, Реми кое-как взобрался наверх и сорвался. Точно, как ветка мгновение назад, падал мальчик по другую сторону забора.

По ту сторону, забор оказался так же высок, мальчик сильно ударился головой и плечом, упав в колючие кусты и нацепив на одежду прошлогодних сухих репьёв; вся боль и ушибы меркли, в сравнении с той радостью, что он испытывал. Он свободен!

Однако Реми прекрасно понимал, что если будет и дальше валяться в кустах, его найдут, и он больше никогда не выберется из проклятого дома сирот. Поднявшись, он со всех ног припустил вниз с горы к лесу.

Зелье продолжало давать о себе знать, и ноги мальчика вели его порой вновь по направлению к дому Марджи. Поломанный и ушибленный после падения, он итак спотыкался и отклонялся от заданного маршрута, но всё же теперь, ощутив свободу и холодное дыхание весеннего ветра в тени скалы, разум сироты не поддавался тыквенному соку. Оборотень упорно двигался к лесу.

В какой-то момент, мальчик понял, что в виде человека привлекает к себе слишком много внимания и, спрятавшись в ближайшие кусты, выпрыгнул из них в обличие волчонка.

Редкие люди, что встречались на пути, принимали его за грязную дворняжку и кричали проклятия, редко кидая вслед камни. Волчонок шарахался и быстрее бежал к лесу. Знакомые ивы, ясени и берёзы окружили щенка со всех сторон, но он не останавливался, бежал дальше к развалинам старых деревень – это его секретная база. О развалинах никто не знал, там мальчик спрячется, и будет жить.

Когда Реми добрался до поросших мхом камней, последние отсветы солнца гасли, окрашивая западный край неба в малиновые и фиолетовые тона. Оборотень нашёл норку под одним из валунов, уставшим и голодным он улёгся, продолжая радоваться своей свободе.

Его совершенно не интересовало, что взрослые подумали и устроили в назидание или наказание остальным детям, заметив его отсутствие. Что стало с ребятами, Реми не волновало, он был слишком уставшим чтобы думать о ком-то. Оборотень смог выбраться. Потащи он за собой остальных, и поймали бы всех, как это произошло с рыжей девчонкой, Сизи.

Реми заснул с мыслями о свободе. Ни за что на свете он не вернётся в сиротский дом Марджи. А что случиться с остальными детьми, его не касалось. В этом жестоком мире, каждый сам за себя.

Проснувшись ужасно голодным, но счастливым и свободным, Реми отправился на охоту. Не так всё оказалось просто, как рисовал он в своих мечтах. Птицы разлетались, мыши разбегались, рыба ускользала из рук и лап, а на деревьях молодые листики недавно начали проклёвываться из почек. Волчонок не сдавался и радовался каждой пойманной многочасовыми стараниями съедобной букашке. Он жевал мух и комаров, кузнечиков и мокриц. Долго отплёвывался от вони клопа, которого тоже проглотил с голоду.

Реми вспомнил все приёмы, уловки, ловушки, тонкости охоты, которые рассказывал ему дядя. Оборотень изо всех сил старался применять их на практике, но ему удавалось в лучшем случае поймать двух мышек за день. Теперь количество пищи зависело только от стараний ребёнка, но он был ещё более голодным, чем в сиротском доме. На попечении Марджи оборотень стабильно получал завтрак и ужин. На воле, он мог несколько дней оставаться без завтрака или вовсе голодать. Очередная мечта мальчика разбилась в прах – ребёнку не прожить без взрослых. Реми не так силён и ловок, как считал, и он очень плохой охотник.

Вспоминая, как оборотень ходил с дядей, он не мог понять, почему раньше у него всё легко получалось, а теперь не получалось ничего!

Реми обрёл свою свободу! Разум принадлежал только ему, он помнил всё, что с ним происходило за день, и тратил время по своему усмотрению: неважно, что всё время уходило только на добычу пропитания; неважно, что у него не было семян, и просто вспахивать огород было глупо. Он обрёл свободу!

Жизнь в лесу оказалась вовсе не интересным приключением, а ежедневной пыткой. Он забредал дальше, чем когда бы то ни было и натыкался на страшные тайны незнакомых лесов. Приходилось спасаться бегством не только от больших хищников, что также, как и оборотень, охотились, но и от странных растений: некоторые пулялись шипами, некоторые стрекались; другие обжигали кожу, стоило дотронуться до них. Дядя что-то рассказывал о растениях, но Реми запоминал лишь интересные приключения, а не названия и скучные подробности.

Как-то Реми забрёл на поляну, полностью покрытую голубоватым мхом. Мох выглядел мягким и красивым, но всё волчье нутро протестовало, когда мальчик захотел его потрогать. Уже собираясь уходить от странной поляны, волчонок вдруг заметил движение – на поляне копошилась мышь, вся её шерсть была покрыта голубым мхом. Реми показалось это очень странным и пугающим. Он удрал подальше от мховой поляны и счёл за лучшее никогда туда не возвращаться.

Много чего волчонок встречал в лесах, пока блуждал и учился охотиться. Стоило ему попасть в переделку, как он мотал себе на ус горький полученный опыт. Лес беспощадно учил юного оборотня.

Всё приходит со временем, так и волчонок со временем научился использовать голодное состояние, когда обострялись все чувства. Он вылавливал рыбу, ловко выбрасывая её на берег прямо из ручья, навострился хватать мышей и сбивать камнями трясогузок. Голод сделал щенка резким, стремительным, быстрым, прозорливым и диким. Тощий, вечно голодный волчонок, сверкал дикими глазами и терял человечность. Лес не прощал ошибок, учиться приходилось быстро, схватывать налету, в прямом и переносном смыслах. Результаты дикого обучения не заставили себя долго ждать.

За освоением науки выживания в лесу, Реми не заметил, как пролетело лето, задул холодный ветер, всё чаще небо заволакивали низкие тучи, проливающие осенние дожди. Холода и промозглая сырость вынуждали птичек и зверей прятаться в норках, отчего волчонку приходилось охотиться днями и ночами, чтобы добыть еды. Густой подшёрсток спасал его от непогоды, но не от голода. Волки не делали запасов на зиму, в отличие от мелких грызунов, которые могли сидеть в норах и пережидать подступающую зиму.

Реми уходил глубже в лес, в поисках новой добычи, но во всю властвующая на вершинах гор зима, стала спускаться, выпадая первым снегом и замораживая ручьи. Рыбу приходилось доставать со дна ледяных речек, после чего долго отогреваться в норе. Вскоре волчонок лишился рыбалки, ручьи замёрзли.

Отсиживаться где-то было глупо, он не медведь, чтобы спокойно спать в какой-нибудь берлоге, ему нужно есть каждый день. В итоге оборотень двигался вперёд, находя тропы зверей или прокладывая свои собственные. Он не знал, куда держал путь, просто шёл. Ветер трепал шерсть, корка инея на земле морозила лапы, вновь полил ледяной дождь, замораживая всё, к чему прикоснётся.

Голодный волчонок шёл, периодически набредая на пустое и относительно сухое прибежище, где обращался человеком и грыз кору – ничего другого ему не оставалось. Он давно не ел, обессилел. Птицы сидели по гнёздам, маленькие зверьки забились в норы. редко кто показывал нос. Стоило им лишь показаться, как они становились пищей голодного оборотня или других хищников, от которых Реми старался держаться подальше. Мальчик привык есть зверят сырыми, без соли, с шерстью и перьями; сперва они казались ему мерзкими, но оборотень быстро привык. Лучше так, чем умереть от голода.

Дожевав кору, мальчик обратился волчонком, но не торопился убегать, хотел ещё немного посидеть, и вдруг увидел лисицу, начавшую менять шерсть с рыжей на бурую. Он позвал её, но она напугалась и спряталась.

«Хочу есть», – проскулил голодный волчонок. Лисица высунула нос из укрытия, повела им и прошуршала что-то в ответ. Реми с трудом разобрал: «ты не наш, уходи». Оборотни, немного понимали язык зверей – только близких к своей второй сущности – и могли приказывать им. В звериной ипостаси, они отличались от настоящих животных размерами – были крупнее и опаснее, – и лисица сразу почуяла в щенке силу взгляда Персефоны. «Куда?» проскулил волчонок скорее себе под нос, и спрятал его в лапах. Лисица осмелела, видя, что с ней говорил малоопасный детёныш, подошла ближе, и встала в северном направлении. «Там люди, еда», тявкнула она и тут же скрылась из виду, махнув напоследок сереющим хвостом. Реми навострил уши, принюхался в указанном лисичкой направлении и, шатаясь, побрёл туда.

Уставший и голодный оборотень не знал, как долго шёл, он просто передвигал лапами и двигался на север. Ледяной дождь стихал, а порыв ветра принёс с собой запахи еды, людей и домов. Реми понимал, что не переживёт зиму в лесу. Он слишком маленький и слабый для охоты на крупную дичь, а мелкую ему не сыскать в сугробах. Оборотень не хотел и боялся идти к людям, но выбора у него не осталось, голод был сильнее страха оказаться в неволе. Впереди забрезжил свет. Высокие деревья расступились, и перед волчонком предстал большой город.

Крутую гору, напоминающую клык, усеяли трёх-четырёхэтажные домики из белого дерева и камня с острыми конусообразными крышами из тёмной черепицы, с широкими выносами, на которых стояли кадки с кустами и деревьями. Каждая улица города, выстроенного на крутой горе делилась на верхнюю и нижнюю. Иные крыши были плоскими и служили верхним уровнем улиц. Дома соединялись между собой сверкающими в холодных лучах осеннего солнца стеклянными мостами, служащими переправой между верхними улицами и арками для нижних. Каждый клочок земли архитекторы использовали с умом, что мешало городу выглядеть воздушно, свободно и прекрасно. Постройки казались лёгкими, парящими и невесомыми. Вершину скалы оборудовали под станцию дирижаблей, соорудив плоскую платформу. Отовсюду с горы спускались навесные мосты, соединяющие её с другими скалами, где город получил своё продолжение в виде небольших областей с такими же белокаменными домами.

Что ж, подумал мальчик, ухватившись рукой за ствол дерева, чтобы не упасть. Лето прошло весело, но быстро, а зима в лесу слишком сурова для маленького мальчика. Город позволит ему пережить зиму, а что он будет делать весной – решит завтра.

Реми, пройдя школу выживания в лесу, и проведя зиму с людьми, понимал, что в городе его, оборвыша, сироту, оборотня, не встретят с распростёртыми объятиями, ему придётся снова бороться за свою жизнь. И всё же найти еду в городе, таком большом и богатом, должно быть легче, чем в покрытом снегом лесу. Надежда вспыхнула в зелёных глазах Реми.

В сиротском приюте оборотень научился притворяться и жить среди людей, он узнал их правила и повадки. Мальчик твёрдо решил, что сам будет добывать себе еду и не попросит о помощи или милостыни вражий народ. Марджи преподала ребёнку урок: если что-то нужно – отбери, этим Реми и планировал заняться. Он станет вором.

Вор

Воровал мальчик только еду, не зная, что делать с остальным. Он действовал как на охоте, брал ровно столько, сколько нужно для восполнения затраченной энергии. Сперва дела его обстояли также плохо, как в лесу, но вскоре Реми научился прятаться в ногах прохожих, в их длинных одеяниях, ловко хватать товар с прилавков и шустро убегать. Пройдя путь ошибок и не редких избиений за воровство, сирота запомнил, как торговец хлебом заглядывался на юных девушек; знал, что продавец колбас лично проверял содержание каждой партии, и на это время выставлял забитого пугливого подмастерья; выучил расписание молочника и смену стражи возле склада. Оборотень пользовался любой уловкой и слабостью людей, чтобы стащить еды.

Другие ребята объединялись в группы по десять и даже пятнадцать человек. Реми знал одну, промышлявшую на тех же улицах, что и оборотень. Вместе детям легче удавалось воровать: пока один отвлекал внимание торговца, другие незаметно утаскивали товар. Реми завидовал их добычи, но присоединяться не решался. Свора детей напоминала мальчику дом Марджи из которого он едва сбежал и живших там сирот. Чем больше народа, тем больше нужно воровать, а стоит оплошать и подведёшь всех. Кто мог поручиться, что эти дети не подчинялись кому-то из взрослых, не пили зелье на завтрак, или что ещё похуже. Реми боялся скоплений людей, его пугали несвобода, подчинение кому-то, обязательства и ответственность, которые непременно на него возложат. После не сдержанного перед Симом обещания, оборотень боялся сближаться с людьми. Он не заводил друзей, всегда слонялся по улицам один, или вовсе сидел в какой-нибудь дыре, где его никто не видел.

Помимо всего прочего Реми пугала мысль, что кто-то узнает о его волчьей сущности. Дядя постоянно говорил мальчику об охоте на оборотней. Если стражники его поймают, то выпустят только мёртвым. Осознав в сиротском доме своё бессилие в схватке с взрослыми людьми, Реми сдерживал волка внутри себя, но использовал с умом те возможности, которыми наделила его природа.

Оборотня не раз спасала животная интуиция, ловкость и волчьи инстинкты. Частенько мальчик, убегая от взбешённого кражей товара торговца, прятался в тенях зданий, тележек, тёмных закутках и углах. Тень окутывала Реми, как родная мать, чей ласки он не знал, принимала мальчика в свои объятия, и он становился недосягаемым. Оборотень не понимал, почему люди не видели его, и радовался своей удачи, не забывая каждый раз благодарить тень за помощь.

Поначалу Реми переживал о том, что брал чужое без разрешения, ему плохо спалось, мучили кошмары, в которых он платил по долгам, отбывал наказание и был обречён в тяжёлых кандалах вечно работать на людей, дабы расплатиться за украденные товары. Время шло, воровство вошло в привычку, живот требовал еды, и совесть замолчала, оставив мальчика в покое.

Иногда, глядя на других брошенных детей и их коллективную работу, Реми представлял, как они вместе с Симом работали бы в паре. Природную бледность альбиноса они бы использовали чтобы растрогать прохожих, а ловкий оборотень выуживал бы кошельки с монетками. Реми быстро отбрасывал эти мысли, использовать друга в таких низких целях, ребёнок считал гадким. Сам он, проходя мимо побирающихся стариков на нижних улицах Белого клыка, воняющих как выгребная яма, обмотанных лохмотьями, клялся себе, что никогда не станет просить милостыню.

Может я и слабый маленький оборотень, нищий, уличный вор, но волчью гордость я больше не предам! Думал мальчик и ускорял шаг, чтобы не задерживаться рядом с попрошайками.

Одежда оборотня едва пережила его жизнь в лесу, истрепалась так, что выглядела как лохмотья. В лесу он грелся шерстью в облике волчонка, но в городе, хоть и было теплее от топящихся в каждом доме печей, большого количества людей и лавок, проходя мимо которых мальчика иногда обдавало горячим воздухом; в городе он не мог обратиться. В дырки задувало, тонкая, протёртая рубашка не согревала, от снега вмиг промокала, и стоило дёрнуть рукой, трещала. Ставшие короткими за лето штаны вовсе сыпались. Реми представить не мог, что одежда могла износиться до такой степени, что осыпалась. Помимо еды, Реми пришлось озаботиться одеждой и как можно скорее, пока он не замёрз холодной ночью в своих гнилых обносках.

Пришлось долго высматривать детей подходящего роста, выслеживать их, запоминать, где они живут и ждать, когда их вещи постирают, азатем повесят сушиться. Реми едва не околел, пока дожидался сумерек, чтобы стать незаметным для случайных прохожих. Несколько раз его постигала неудача, мало кто с наступлением холодов сушил вещи на верёвках. Пришлось искать ниже, ближе к подножию, где жили бедные люди, зачастую не имевшие своего места в тесных комнатах.

Голодая несколько дней, оборотней раздобыл себе длинные штаны и драную, не по размеру большую, зато тёплую кофту. Мальчик подвязывал её верёвкой, кое-как сплетённой из старой рубашки, и радовался, пряча ледяные пальчики в длинных рукавах.

Обживаясь тёплыми вещами, Реми был вынужден скитаться по городу, спускаться к самому подножию горы и подниматься почти до самой станции дирижаблей. Он многое слышал, видел и начинал понимать.

Белый Клык, за этим красивым названием скрывалась настоящая выгребная яма, где людей оценивали лишь по количеству блестящих монет в их карманах, и сами жители давно примирились с этой системой. Богатые слои общества жили в прямом смысле выше нищего сброда. Улицы, пролегавшие по балконам, террасам и крышам, чистые, с ухоженными деревьями в красивых кадках, с прозрачными мостами, отражающими блики солнца, принадлежали лотеронам, магам и богачам. Чем ближе улица располагалась к станции дирижаблей, тем престижней считалось на ней жить. Простому ворью попасть туда было недопустимо, стража, которой ближе к вершине становилось больше, пристально следила за порядком.

На земных улицах существовали все остальные, на верхних улицах открывали свои лавочки пекари, ремесленники, чуть ниже мясники и пивовары, ближе к подножию процветали лавочки, предлагающие услуги сомнительного характера. Реми в виду своей незрелости, не знал, чем торговали мужчины и женщины, и старался держаться от них подальше, предпочитая улицы выше. В ущелье простёрся базар для бедняков, где свои товары продавали пришлые с окрестных деревень крестьяне, там же, чуть глубже начинался чёрный рынок, где на продажу выставляли оружие. Реми никогда не доходил до конца чёрного рынка, но слышал, что с другой стороны был спуск и специальные прилавки для богачей, любителей охоты и иных жестоких развлечений.

Ущелье жило своей жизнью, а на земных улицах находились свои «бароны» и «короли», как они именовали себя. Выросшие в банде дети, создавали новые, играющие по взрослым правилам. Воровать еду для них стало мелочью, группировки хотели большего – добывать деньги. Насмотревшись снизу на жизнь богачей, бедняки хотели ощутить роскошь, которой были лишены и создавали её по своему усмотрению. Они стремились добиться признания и жить богато, но с криминалом не так легко завязать. Молодые люди вырастали и продолжали, пока кто-то из молодых не оканчивал мучение главаря. Чаще всего убийцей главаря становился приближённый из окружения. Все «короли» формировали вокруг себя группу из сильных ребят, которые избивали тех, кто не платил дань, за существование на определённой улице.

Добывая одежду и еду, Реми забредал на подвластные группировкам улицы, чаще всего это были кварталы ремесленников и мясников, реже травников и лекарей. На своём горьком опыте оборотень узнал, на какие улицы лучше соваться пореже, а какие обходить стороной. У каждой банды имелись свои правила о наказании ворья, имевшего наглость сунуться на их территорию. Чаще всего, мальчика избивали, иные отбирали добычу, но встречались и садисты, стремившиеся порезать, искалечить или морально унизить. Как-то на избитого мальчика хотели помочиться, чтобы доказать его ничтожность. Реми укусил парня, стоявшего рядом, получил ещё несколько болезненных пинков, но дерзость воришки позабавила людей. Спустя некоторое время оборотень получил признание от Аазира, главаря одной из шаек, на чьей улице был вынужден в итоге обосноваться мальчик.

Аазир пообещал воришке протекцию от стражников, взамен на исполнение услуги главарю по необходимости. В то время Реми не знал, почему иные ребята предпочитали из кожи вон лезть, но платить еженедельную пошлину добычей, чем обещаться выполнить неизвестное поручение.

Оборотень жил, сам не замечая, как всё глубже погружался в грязь Белого Клыка, погрязшего в преступности от подножия и до самой вершины. Здесь частенько пропадали люди, и стража отчаялась вести поиски всех исчезнувших. Стены домов и афиши в несколько слоёв покрывали розыскные листовки, ветер срывал их и бросал людям под ноги. Реми не раз слышал, как пропавшие люди иногда возвращались, но вели себя иначе, словно побывали в Аду и знали, что их ждёт после смерти. Особенно часто исчезновения происходили возле мрачного здания бывшей гильдии кукловодов.

Оборотень отрывками слышал городскую легенду, повествующую о красновласом мальчике, который похищал людей и творил из них кукол. В легенде чётко упоминался мальчик, но люди остерегали связываться с любым красновласым незнакомцем, ибо всех без вести пропавших, в последний раз встречали в компании девушки, парня, мужчины или ребёнка с волосами насыщенного красного цвета.

Само по себе здание гильдии кукловодов не внушало доверия, и люди, чей страх приумножала тьма ночи, окутали зловещее строение паутиной легенд. Чёрными ночами здание обходили дальними улицами, ибо стоило пройти мимо, как не отпускало ощущение будто кто-то преследует, смотрит в спину, иные прохожие клялись что слышали цокот сотни каблучков. Чего только не рассказывали после захода солнца в нищих кварталах.

Говорили, за городом приглядывает некий мастер Кукловод, один из членов Кровавого Звездопада, организации, созданной Разрушительницей в начале Смутного Времени. Члены Звездопада помогали Сильване – Разрушительнице тридевяти миров отвоевать территории старого Ханаэша у захватчиков из трёх объединившихся в то время стран: Земи, Касмедолии и Муарака. В одиночку Сильвана не смогла справиться с армиями союза, и призвала на помощь себе самых отъявленных негодяев. Реми слышал, что Разрушительница привела себе подмогу из других миров – Ада и мира духов, – именно поэтому ей хватило десяти подчинённых дабы отвоевать земли.

После смерти Разрушительницы, члены Кровавого Звездопада стали тайно править страной. Ауру – их глава, остался в Башнях, резиденции Поднебесного Правителя, и продолжал внедрять идеи Сильваны. Остальные члены разбрелись по стране и тайно, скрывая себя, управляют городами. На смену им приходят их потомки, но поговаривают некоторые из собранной Разрушительницей свиты бессмертны и живы по сей день. Кукловод мог быть одним из них, никто не знал, как он выглядел, но люди утвердились во мнении, что именно он тайно присматривал за Белым Клыком по приказу Разрушительницы.

Реми старался поменьше слушать байки горожан, его больше волновали проблемы настоящего дня, а не призраки старых домов. Конечно, он не совался чёрными ночами к заброшенной гильдии, которую не смели снести, но и красновласых людей оборотень никогда не встречал. Он помнил лишь то, что позволяло ему выжить и не перейти случайно чью-то дорогу, и не забивал голову легендами.

Спустя пару оборотов о Реми, который в Белом Клыке решил на всякий случай представиться Джеком, вспомнил Аазир. Настало время исполнить просьбу «короля» Шестой Поперечной улицы, для чего мальчика вызвали ко «двору».

– Здравствуй, Джек. Ты так быстро пришёл, – обратился к мальчику мужчина лет тридцати, с небритой щетиной. Оборотень едва отличал Аазира от его вышибал. У большинства из-под бандан выбивались тусклые тёмные волосы, голодные жадные глаза на свету казались серыми, а в тени карими. Мужчины были примерно одного роста, жилистые, с сильными покрытыми шрамами руками. Аазир среди них выделялся особенно наглым взглядом и одеждой: старая шуба, из шерсти медведя, видавшая множество лет, и короткие штаны. «Король» задавал свою моду и расхаживал зимой в сандалиях, натянутых поверх толстых, шерстяных носков. Сверкая открытыми голенищами, мужчина ни разу не поморщился от холода. Реми поражался, как ноги модника не посинели.

Мальчик кивнул. Он не привык слышать имя Джек, но решил, что верно поступил, скрыв настоящее, когда вернулся к людям.

– Ты уже давно живёшь на моей улице, и не платишь дань. Поэтому я позвал тебя, – мужчина выглядел как царь помойки, и вёл себя также. Он пытался сойти за знатного человека, обрядившись в шубу, восседая на старом, истёртом кресле под криво сколоченным навесом из досок. По обеим сторонам от Аазира стояли верные стражи, вооружённые дубинками. Рядом валялись битые ящики из-под овощей, рыбьи скелеты, косточки, огрызки, бумажки и битое стекло. Несмотря на морозец в этой подворотне стоял дурной запашок и посреди всего этого мусора выделывающийся «король» напоминал шута.

– Что я должен сделать, Аазир? – Реми, в данный момент, именующий себя Джеком, решил быстрее перейти к делу, чтобы убраться из вонючей подворотни. Он не сомневался, что люди разбойных банд представлялись не настоящими именами, дабы произвести должный эффект. Лидера группировки Седьмой Поперечной улицы звали Шрамодел, он кичился своей любовью оставлять на всех жуткие шрамы. Аазир хоть и было больше похоже на настоящее имя, но мальчик недавно подслушал разговор дамы и торговца на стеклянном мосту и узнал, что имена с двойной «А» давали лишь знатным людям.

– Ха, а ты сразу к делу, – посмеялся Аазир, почесав грудь, – деловой подход. Ладно, не буду томить. Знаешь, – начал свой рассказ мужчина, с наигранно тоскливым взглядом, устремлённым в низкое серое небо. – Я живу здесь уже давно. Управляю Шестой Поперечной улицей. – Оборотень подавил желание усмехнуться. Было бы чем править, а то улица без тебя не проживёт. За пару оборотов, проведённых в городе, мальчик разуверился в необходимости уличных «королей». – Но я устал от этого. Я всегда хотел отправиться куда-нибудь ещё, но ты же понимаешь, я не могу просто взять и бросить дела.

Реми был другого мнения. Все это напоминало отмашки человека, который боялся что-либо менять в своей жизни. За несколько оборотов проведённых в одиночестве в лесу, надеясь лишь на себя, и после, выживая в толпе людей, но оставаясь никому не нужным, оборотень набрался опыта и немного повзрослел, несмотря на семь лет от роду.

– Но вот момент настал, и я решил исполнить мечту, во что бы то ни стало, – мужчина ударил кулаком по подлокотнику кресла, подтверждая своё твёрдое намерение. – Однако я очень занят, и у меня нету времени, чтобы провернуть одно дельце. Вот потому я посылаю тебя. Итак, ты должен подняться в верхний город на улицы крыш и раздобыть мне билеты на дирижабль. Конечно, не так важно, куда именно он будет лететь, но всё же я б хотел в Озон. Раздобудь билеты и возвращайся. Дело не такое сложное, я же понимаю, что ты ещё ребёнок, – ухмыльнулся в конце мужчина и почесал бок.

– Хорошо. Это будет плата за то время, что я прожил на Шестой Поперечной? – переспросил Джек, хмурясь.

– Да. Знаешь у меня сегодня хорошее настроение, так что если раздобудешь билет именно до Озона, то это будет плата и за будущее твоё проживание на улице, на целый оборот вперёд, – разведя руки, праздно подытожил Аазир, но быстро закончил жест, так как у него зачесалась спина. В шубе похоже завелись клопы, но «король» не желал расставаться со своей одеждой.

– Ладно. На сколько человек билеты нужны? – задумавшись о подробностях предстоящего дела, поинтересовался Джек.

– На меня и двоих моих приятелей, – Аазир махнул на своих верных стражей.

– Хорошо, – кивнул юный вор и ушёл.

– Похоже, парни, я от него избавился, – проговорил «король», когда мальчик скрылся из виду.

Это должно быть просто. Всего-то надо спереть пару билетов. Я смогу. А этот глупый король помойки засчитает мне ещё несколько оборотов вперёд! Будет ему его Озон. Пусть катится отсюда, думал Реми, пока шёл к лазейке в верхний город, где ошивалось меньше всего стражи и можно было, прячась в толпе, добраться до станции дирижаблей.

С каждым следующим шагом вверх по наклонной улице, с городом происходили перемены в лучшую сторону, становилось светлее и чище; только взгляды прохожих, бросаемые на мальчика, менялись с озадаченных на пренебрежительные и высокомерные. Нищий замарашка забыл, где его место и нарушал идиллию верхних улиц своим грязным видом.

Чем выше в гору поднимался Джек, тем больше вокруг становилось стражников. Об этом мальчик не подумал, когда соглашался на задание. Стараясь привлекать как можно меньше внимания, притворяясь посыльным, или прячась в тёмных закутках, оборотень не оставлял мысли, что в два счёта раздобудет билеты и Аазир отстанет от него надолго. Джек глядел в оба, не расслаблялся и двигался быстро.

Скоро юный вор достаточно приблизился к станции дирижаблей, чтобы на улицах ему встречались люди с билетами. Дело осталось за малым: не привлекая к себе внимания стражи, найти жертву.

У вершины горы, недалеко от станции Реми то и дело натыкался на торговцев из других городов: из Озона, с чёрными волосами и тёмным загаром, плотными одеждами с запахом моря; из Искры, чаще всего со светлыми волосами, иногда крашеными в яркие цвета, жёлтой кожей и лёгкими, не по погоде, одеждами. Все они носили балахоны тем длиннее, чем богаче был торговец, с красивыми вышивками, узкими рукавами и широкими манжетами. Стоило бросить один взгляд на ткань, чтобы понять какая она дорогая, с отливом, двухцветная, или однотонная, атласная или бархатная. Джеку попадались торговые представители деревень, их выбирали крестьяне, чтобы не ехать в город толпой. Одежда крестьян отличалась дешевизной по сравнению с богатыми лотеронами, а глазки их не бегали такими заговорщицкими кругами, как у городских торговцев. Иногда попадались маги, этих Джек сразу узнавал по фиолетовому цвету одеяний. Оборотень не раз спрашивал у дяди, почему маги Воздуха пользовались дирижаблями, им же подвластна воздушная стихия, почему они не летали? Мальчик никогда не мог запомнить ответ дяди, но в Белом Клыке заметил, что маги Воздуха встречались всегда только в верхнем городе. Ребёнок посчитал, что им претило заходить на нижние улицы и блуждать среди нищеты. Конечно, не обошлось у станции без стражи, наблюдавшей за улицами, не мешая мирным жителям но, привлекая к себе внимание лёгкими доспехами, украшенными перьями.

К этим лучше не приближаться, подумал Реми и юркнул между двух торговцев, чьи пышные одеяния, развевающиеся на ветру, прикрыли его отступление. Проскочив в ногах между полами длинных одежд лотеронов, вор наткнулся на зазевавшегося мага, из кармана которого торчал билет на дирижабль.

Вот это удача, прищёлкнул мальчик языком и незаметным движением вытянул билет, тут же спрятав его за пазуху. Он решил не злить стражу и ретировался на нижние улицы, где, забившись в лаз между пустым ящиком от картошки и стеной, рассмотрел свою добычу. Кое-как разобрав буквы на билете, мальчик прочитал слово Озон и ниже цифру два. Память с трудом выдавала уроки грамоты, преподанные дядей, словно в прошлой жизни.

Так круто не бывает. Неужели мне, и правда, сегодня настолько везёт? Глаза Реми сияли зелёным радостным светом. За долгое время, это, пожалуй, самый счастливый его день. Большая удача, да ещё с самого утра! Может где-то был подвох? Но какой? Задание не такое сложное, к тому же небо улыбнулось оборотню, послав навстречу мага-зеваку? Это удача. Определённо!

Радостный оборотень принялся выбираться из-за ящика, чтобы быстрее бежать к Аазиру, как взгляд его упёрся в ноги. Да не просто ноги, а обутые в высокие сапоги на шнуровке с защитой у подъёма и перьями по бокам – ноги стражника.

Вот тебе и удачный день.

– Пройдём-ка с нами, мальчик, – предложил один из стражей, второй тем временем, показавшийся из-за ящика, схватил воришку за руку.

В сторожевой башне, куда хранители порядка – в бандитских шайках прозванные пернатыми – привели оборотня, его поджидал тот самый маг-зевака.

– Этот парень? – страж толкнул Джека магу.

– Да-да, тот саменький. Какой плохой мальчик, – погрозил маг пальцем в воздухе. Он был высоким и тощим, как все маги, с яркими жёлтыми глазами и уложенными на бок светлыми волосами. – Эти билетики ведь не для меня, а для моей милой жёнушки и её младшенькой сестрёночки. А ты так бесцеремонненько их украл. Ты знаешь, как мы торопимся? Это дело государственной важности.

– Ничего я не крал! – попытался оправдаться воришка, но маг смотрел на его рубаху так, будто взглядом просвечивал насквозь. Мужчина подошёл, протянул руку и достал из-за пазухи мальчика свои билеты.

– Зачем же ты привираешь, мальчик. Я чуть не поверил, не зачаруй я небесный взор.

– Теперь всё в порядке? Это ваши билеты? – поинтересовался один из стражников, его отличал аксельбант, идущий от груди к правому плечу, и отличные от остальных нашивки на вороте мундира. Знаки присущие старшему, в подчинении которого находилось четверо стражников.

– О, да. Спасибочки вам пребольшущие. Я бы сам не справился, – лепетал маг, продолжая коверкать слова.

– Отлично. Не стоит благодарности. Воришку мы оставим, он должен понести наказание за воровство, – посулил стражник, рапортуя перед магом.

– Не просто за воровство. Он мне миссиюшку мою сорвал, словно знал заранее, что я здесь буду. Из-за него мы теперь страшненько опаздываем! – не унимался маг.

– Хотите сказать, мальца подослали к вам? – предложил не понимающий страж.

– Кто его знает?! Вы стражнички, вот и выведайте! – приказал маг Воздуха. – Никто не должен знать, что Правитель тяжеленько болен, – он тут же выдал государственную тайну. – Потому мы летим со всеми на дирижаблике. Никто не должен ничегошеньки заподозрить.

Старший стражник поправил воротник мундира, многозначительно поглядывая на своих людей. Этот маг только что выдал секретную информацию и, похоже, даже не понял.

– Под угрозой союз с пиратами, и Поднебесный сейчас тамочки, налаживает обстановочку.

– Хотите, чтобы мы допросили воришку? – предположил один молодой ещё парень в форме, косясь на Джека. Тот стоял, не понимая, какой приговор ему вынес маг за глупую кражу билетов.

– Мне некогда с вами беседочки болтать. Делайте, что должно, вы же стража! Мне никтошеньки не должен помешать! Все хотят предать Правителя, – разъярился «странноватенький» маг развернулся и пошёл прочь. Воровской глаз Джека приметил, как билеты опустились в тот же карман, и того и гляди, без помощи воров, выпадут.

– Ну что, парень. Вот ты и попался. Теперь не сбежишь. Не посмотрим, что ребёнок. Сгниёшь в тюрьме, – нагнетал обстановку молодой страж.

– Он работает на сепаратистов, нужно допросить его, – напомнил стражник с кривым носом и жутким шрамом на лице. Остальные посмотрели на него с непониманием. – Так маг сказал.

– Этот маг немножечко того, – продемонстрировав жестом помутнение разума, высказался молодой стражник.

– Отставить! Это ещё что за вольдумство? – рявкнул старший.

– Простите! – отрапортовал младший по званию, вытянувшись по струнке. – Но неужели будем пытать ребёнка?

– Тот, кто его нанял тоже надеялся на нашу мягкость. Маг бы врать не стал! – хрипел мужчина со страшным лицом.

Старший переступил с ноги на ногу, посмотрел на неудачливого воришку, потёр шею, пытаясь принять правильное решение. В его глазах читалась жалость к ребёнку, но раз маг Воздуха заподозрил его, нужно принять меры.

– Для начала проверьте на нём гильдейскую метку, – приказал старший. – Потом устроим допрос.

Молодой стражник сглотнул, но не решился спорить со старшим, а мужчина со шрамом ухмыльнулся и схватил мальчика. Его раздели догола, всего осмотрели, но не нашли никаких меток.

Швырнув ребёнка в камеру и бросив вдогонку его вещи, стражи заперли решётчатую дверь. Комната отличалась от каморки в приюте размерами – всё же преступники редко дети, чаще взрослые – и каменными стенами, где наверху, под самым потолком располагалось небольшое отверстие с решёткой.

Отлично. Вот я и в тюрьме. Хоть не избили, подумалось мальчику.

– Эй! Мы что его так и оставим? – спросил стражник со шрамом на всё лицо.

– А что ещё? Розовых лепестков ему туда насыпать? – Все снова засмеялись.

Стражник с кривым лицом бесцеремонно отнял ключи у молодого, открыл решётку камеры и вошёл к мальчику.

– А наказание? – Мерзкая ухмылка растянулась на его губах, шрам на щеке пошёл буграми, остальные двое засомневались. Они не видели необходимости мучить ребёнка. – Пусть знает, что магов трогать нельзя, – уговорил их мужчина со шрамом.

Налаял, пролетела последняя мысль в голове Реми, а затем последовали пинки.

Боль. Она приходила раньше, чем возвращалось сознание и длилась долго. Боль. Она не обманывала, она предупреждала о повреждениях и лжи. Только боль всегда честна, даже слишком честна, от чего становилось ещё больнее.

Разум медленно возвращался в избитое тело мальчика. Стражнику достаточно пару раз пнуть воришку, и мальчик ощутил всю тяжесть высоких сапог. Ни единого живого сантиметра, всё охватил огонь боли. Реми попытался шевельнуться, но лишь издал протяжный стон.

Больно. Как же больно. Всё тело болит. Кости целы ли? Что делать, если они не правильно срастутся?

– Эй, пацан, живой? – послышалось из тёмного угла.

– Эх-кхэ… – попытался подать голос оборотень, но издал лишь неопределённый звук.

– Живой, – протянул мужской хриплый голос. – Мразь эта кривомордая тебя так отпинала. Я думал, ты помрёшь. Потом и мне тумаков надавали.

К Реми подполз старый мужчина, тощий, измождённый, с одной рукой, вторая отсутствовала до самого локтя.

– Эй, да на тебе всё быстро заживает, – прищёлкнул языком мужчина. Реми забеспокоился, что соврать и оправдать свою волчью регенерацию. – Вот вам и молодость, – неожиданно добавил старик.

– Главное… чтобы рёбра… целы были, – кое-как произнёс мальчик.

– Тык вроде целы, – потыкал старик по рёбрам мальчика, от чего тот чуть не задохнулся. – За что тебя так отделали?

– Украл… билеты… – еле выдавил из себя Реми, и, отдышавшись, добавил, – у мага.

– Эк тебя понесло! В своём уме ли, у мага воровать? – всполошился калека и всплеснул целой рукой.

– Он растяпа,… – буркнул мальчик, пытаясь подняться и сесть на пол, усыпанный старой соломой, но застонав, вновь упал.

– Все они выглядят, как растяпы. Да только стража за магов порвёт! Они же на службе Поднебесного, гордость и сила нашего края. Послушай совет старика, с магами не связывайся, – прищёлкивая языком и покачивая головой, молвил старик.

Джек попытался приподняться, чтобы сесть. Тело болело всё меньше, регенерация творила чудеса.

– Такой маленький, а уже вор. Эх, куда мир катится, – причитал старик, и протянул мальчику миску с водой. – На, попей. Не артезианский источник, но пить можно.

– Спасибо. – Ребёнок принял миску и жадно припал к воде.

– И куда гильдия смотрит. Тебя что не учили, что у магов воровать – последнее дело. Не дорос ещё!

– Какая гильдия? – еле оторвавшись от воды, пробубнил Джек.

– Эй-эй-эй, – просипел старик, – ты что же, без гильдии воровать пошёл? – Джек кивнул. – Тогда и ясно, с чего на мага тут же кинулся, – опять покачал головой однорукий мужчина. Мальчик пожал плечами, и подумал, о странной манере старика качать головой, не отвалиться ли она у него со временем?

– Слушай сюда, пацан. Для каждого преступления в нашем мире, есть своя гильдия. Если ты в гильдии, считай как под заботливым крылом. Если воруешь, будь добр, вступи в гильдию воров. Не дело вот так шататься и мастерство воровское, неуменьем своим позорить.

– Мне нет дела до этого всего. Я сам по себе. Не нужна мне никакая гильдия! – воспротивился оборотень.

– Дурак ты! Ещё как нужна. Будь ты сейчас в гильдии, тебя бы из тюрьмы достали. А так, сиди тут! За мага целый оборот сидеть будешь! – и старик отвернулся от мальчика, продолжая причитать себе по нос, что молодёжь нынче совсем безмозглая пошла.

Так они и сидели по разным углам маленькой камеры, каждый со своей бедой. Когда принесли ужин, представляющий некое подобие пищи в странных ёмкостях, поднос швырнули к тёмной стене точно в портал, где всё исчезло. Избиений не последовало, но молодой стражник предупредил воришку о завтрашнем допросе.

Когда решётка закрылась, и послышались удаляющиеся шаги стражника, Джек сообразил, что не слышал звука падения подноса.

– Ну что, пацан, не передумал ещё с гильдией? – послышался бодрый голос старичка.

– Если я всё равно сгнию здесь, проведя остаток жизни, какой смысл теперь говорить о гильдии? – обняв колени посильнее, чтобы заглушить чувство голода в пустом животе, тихо пробурчал мальчик.

– Эко же ты быстро сдался, малец. За оборот-то не сгниёшь, но можно и быстрее. Скажи-ка мне одну фразу, и тогда я посмотрю, что можно для тебя сделать, – заговорщицки молвил калека. Во мраке угасающего дня, Реми разглядел лишь силуэт его ног у окутанной тенью стены.

– Какую фразу? – непонимающе уставился на мужчину Джек, на то место, где по логике должно быть его лицо.

– А вот это ты должен понять сам.

Всю ночь Реми, назвавший себя вором Джеком, мучился и не мог заснуть. В окошко лился свет, полуобернувшегося лика Персефоны. Небесное светило он не видел, и не мог дотянуться до окошка под потолком, из-за чего ещё больше нервничал.

Джек всё думал, какую же фразу нужно сказать старику, и чем он мог помочь? Ведь из камеры не выбраться – окошко слишком маленькое, под самым потолком, да ещё закрыто железными прутьями; решётчатую дверь запирали на ключ, а пол выложен ледяными камнями.

Мальчик не мог придумать план побега, но обещал себе не сдаваться. Если он выбрался из гиблого сиротского дома, значит сможет сбежать и из тюрьмы. Он мог бы попробовать задержать стражника, открывающего дверь, отвлечь и пробежать у него между ног. Как отвлечь? Как задержать? К тому же стражники ходили по двое или трое.

На следующее утро, придя спозаранку, стражники забрали воришку в пыточную, где пытались выяснить, кто надоумил его обокрасть мага. Его достаточно было побить палками, и Джек тут же выдал им Аазира, «короля» Шестой Поперечной. Стражников этот ответ не устроил. Они продолжали спрашивать, кто приказал ему задержать мага? Мальчик не знал, чего хотят добиться стражники и продолжал рассказывать им об Аазире и других «королях» улиц, которых знал.

Мрачные стражники твердили своё, ответ, что Джека отправил красть билет какой-то король помойки, Аазир, возомнивший себя хозяином улицы, их не устраивал, и пытки продолжались день за днём. На третий день Джек сдался и орал, что ничего не знал, он стонал, когда его растягивали на дыбе, и бился в агонии, стоило оказаться подвешенным к потолку.

Джека, практически приговорённого к смерти, били и испытывали на нём разные пыточные устройства. Большинству стражников не нравилось пытаться ребёнка, но маг сказал, чтобы они выбили признание. «Странноватенький» маг мог вернуться и потребовать у стражников отчёт, посему пытки продолжались. И только мужчина с уродливым шрамом на всё лицо испытывал радость причиняя боль воришке. Он всегда измывался над ребёнком с особым пристрастием, и любил оставлять мальчика одного, забывая отвязать от пыточной машины. Этого стражника Джек боялся больше всего. Боялся и ненавидел. Мужчин – прозванный одноруким стариком Страшилой – спрашивал что-то, хотел услышать признание в сотни преступлений, которых ребёнок не совершал; а когда слышал, продолжал свои зверства. Ему нравилось, что слабый мальчик не в состоянии дать сдачи. После всех издевательств Страшила любил привязывать Джека к стулу, туго притянуть ремнями к спинке, подголовнику и подлокотникам, чтобы мальчик не смог изменить положение. Стул, рассчитанный на взрослых людей, мальчику был великоват, и на сидение приходилось подкладывать деревянные спилы. Стражника это не останавливало, закрепив жертву, он уходил, оставляя Джека один на один с его пыткой.

Сперва оборотень терпел неудобные спилы на которых сидел и не мог дёрнуться, волчья интуиция молчала, и ребёнок считал, что пытка заключалась в простом одиночестве, но вскоре на голову его стала капать вода. Стражник выбрил маленький кружочек в волосах воришки, капля воды не задерживалась на волосах и с лёгким ударом падала точно в проплешину.

Оборотень не видел установленную сверху бочку с водой, и не знал, что капля и была тем пыточным орудием, кое сводило с ума самых крепких мужчин. Джек думал подвал протекал, и он просто неудачно сидел, прямо под течью, но спустя несколько часов до него дошёл ужас пытки.

Пока стражники занимались своими делами: совершали обход улиц, патрулировали проспекты, дежурили при заключённых, – преступник медленно сходил с ума. Необязательно постоянно находиться рядом с пыточным устройством, мерная дробь капель причиняла невыносимые страдания.

Реми вспомнилась каморка в приюте, где вода капала на голову, а потом холодной струйкой стекала за пазуху. Не самые радостные воспоминания в его короткой жизни, на ум пришла осень в лесу, когда он пытался выжить и лежал голодным под ледяным дождём. Капля ударяющая о голову оживляла самые отвратительные картины из памяти семилетнего ребёнка, успевшего насмотреться ужасов за последние полтора года.

Тишина. Звуки приглушены. Покой. Ровное дыхание. Уставший Реми сидел на стуле. И вдруг БАБАХ. Точно на темечко упала капля. Маленькая паскуда, она отдавалась волной во всём теле; как жало она впивалась в кожу, казалось, сам череп трещит под этим ударом. И вновь тишина. Звуки затихли. Дрожь в теле угасла. Миг покоя и блаженства. И вновь БАБАХ. Следующая прозрачная, чистая, острая, мерзкая, тяжёлая капля падала на голову. Душа разрывалась, мозг вскипал. Волна мурашек пробегала по телу, как электрический разряд. Только он прекратился и снова – Бабах. Новая капля, новая пытка. И всегда один и тот же интервал. Звук падения капли отражался от стен и других пыточных устройств. Реми сидел в комнате один, и только капля, верная его спутница ударяла в голову – Бабах, через определённый подсчитанный промежуток времени. Каждые десять ударов сердца и вновь гладь тишины пронзает капля, отдаваясь вибрацией в мозгу. Мальчик пытался считать удары собственного сердца, но вскоре сдался, он потерял восприятие пространства и времени. Он жил в мире тишины и мерной дроби капель. Он жил от одного толчка и вибраций до другого. До падения следующей капли, от которой в глазах темнело, плавали круги, голова болела и от пытки не спасала регенерация – тело оставалось целым, страдал рассудок. Несколько часов, проведённых на адском стуле, казались мальчику веками. Он чувствовал как что-то в нём ломалось под давлением капли, а из воображаемого разлома в черепе на свет появлялось что-то новое – страшное и опасное.

Он орал. Он проклинал всех и всё. Он вырывался. Не мог больше терпеть этот Ад. Но капли падали. Воля гасла. Гас разум. Он сходил с ума. Его жизнь заполнили удары капель в мозгу.

Иногда в башню заглядывали лучники, пару раз сменяя стражников на посту. Эти ребята приглядывали за заключёнными, но общались только между собой. Они никого не пытали, не мучили людей в камерах, исполняли свои обязательства и весело уходили. Иногда, подшучивая над болтающими заключёнными, лучники целились в них из своих красивых орудий, украшенных рогами оленей и перьями, и делали ложные выстрелы, после чего потешались над реакцией напросившегося заключённого. Среди лучников, в отличие от стражников, встречались девушки.

Джек знал, когда приходили стрелки, его не подвергали пыткам, потому что привычная охрана патрулировала улицы. Чаще всего один из стражников оставался в башне и вечером производил допрос, в сопровождении старшего или без него. Оборотень молился чтобы в патруль как можно чаще отправляли Страшилу.

Спустя седмицу остальным стражникам надоело пытать мальчика, они продолжали, иногда пропуская дни, перенесли процедуру на вечер, потеряли мотивацию, понимая, что если не добились от ребёнка правды на первых допросах, то не добьются больше ничего. Но только не Страшила, тот продолжал всем напоминать о долге перед магами. Его глаза сияли фанатичным блеском, когда он говорил о законах и власти Поднебесного. Другие стражники без особого фанатизма исполняли свой долг, как-то старший признался в этом.

– Ты думаешь, нам нравится всё это? – кивнул мужчина в доспехе на разные пыточные устройства, которые находились ещё ниже этажом, пока пристёгивал мальчика к дыбе.

– Да, – еле слышно выдохнул маленький вор.

– Думать надо было, когда к магу в карман полез, шкет, – злобно выпалил молодой стражник.

– У меня дома дети твоего возраста. Избалованные, чертята, но дети. Глупые, что с них взять. А тут ты, и все эти пытки, – вздохнул старший стражник. – Не нравится мне это. Как представлю, что моих детей, вот так бы мучили.

– Ну а что поделать-то, а у меня младшие такого же возраста, но закон есть закон, – успокоил его молодой.

– Отпустите меня, – стараясь подавить предательскую дрожь в голосе, и сделать тон менее жалостливым, что удавалось с трудом, простонал мальчик.

– Нас уволят тогда и на что нам жить? – вспылил старший. – Выбирая сопляка в камере, который сам напросился, и своих детей, которых обреку на голод и нищету в подворотне, я предпочту,… – мужчина резко оборвал свою пылкую речь. Он предпочтёт убить чужого и спасти своих детей. Настолько ли он жесток? Старший задумался, смог бы он действительно убить ребёнка, зная, что от этого зависит благополучие родных. Понимая, что любой выбор станет чёрной незаживающей раной на его душе, стражник нашёл виноватого и рявкнул: – Ты сам виноват, а у нас служба!

Молодой поддакивал, готовый привести механизм в действие. Мужчина посмотрел на него и снова взглянул на мальчика, столь неуместно смотрелся ребёнок на пыточной установке для взрослых. Когда служба народу превратила его в мучителя беззащитных?

– Ты слышал, что маг сказал? Ты не просто билеты утащил, а задержал врачей к Поднебесному. Да ты хоть представляешь, ЧТО ты натворил? Если Поднебесный преставится, это будет твоя вина. Твоя и того ублюдка, который тебя надоумил, и не надо нам дуть в уши про шваль из подворотни, – резко ответил второй стражник, стоя у рычага, он поправлял перчатки на руках, стараясь не смотреть ни на мальчика, ни на пыточное устройство.

– Ты думаешь, стражники хорошие, мы выполняем долг. Дети тоже считаются хорошими, но ты не видел эту гильдейскую шпану, попрошаек, что несут монетки твоим «королям» улиц. У Поднебесного много врагов, – покачал головой старший.

– Взять хоть оборотней, – вставил своё второй стражник у рычагов. Джек дёрнулся в путах, боясь, что его раскрыли. – Ты встречал их? – продолжал молодой стражник. – Мы до сих пор всех не нашли. Эти твари притворяются людьми, только и ждут момент вонзить клыки в наши шеи. Ты не представляешь какие они кровожадные твари, таких как ты они едят на завтрак. Ещё этот неуловимый красновласый упырь здесь в городе, – посетовал юноша и поправил наносник короткого шлема.

Реми закрыл глаза, морщась не от боли в затянутых жёсткими ремнями запястьях и щиколотках, а от заблуждения людей на счёт оборотней. Мальчик знал какие они на самом деле, он сам имел вторую сущность, и никогда дядя не ел детей, не убивал людей и не нападал. Наоборот, люди, стражники, убили лесника всего лишь за то, что тот был оборотнем.

– У людей множество врагов, и только маги могут нас уберечь от всего этого зла – закончил мысль парня старший стражник, покончив с ремешками, но подал сигнал пока не начинать. Вы же сами себе их наживаете. Вы сами себе враги!

– Вот именно. В этом мире столько всяких мерзавцев. И все хотят сожрать, покалечить, или убить нас, людей. И только маги стоят на страже и защищают нас от всей этой пакости. Не всех монстров возьмёшь простым железом или кулаком, а маги могут наказывать другим способом, используя всякие заклятия. Они защищают нас. Но их так мало. Каждый год рождается всего несколько магов Воздуха, в то время как в Земье их сотни и тысячи. Государство не может лишиться ни одного мага Воздуха. Они сдерживают зло и защищают народ.

– Не будет магов и сразу поднимут голову оборотни, гарпии вцепятся в нас когтями, пришлые устроят войны, – констатировал старший, взял со стула планшет и перо и снова подошёл к мальчику. – Мы должны защищать магов и Поднебесного от любых посягательств и от дураков.

– Таких как ты, – вставил своё слово молодой стражник у рычага и слегка надавил. Ремни больно впились в запястья, натягивая руки и ноги, вор охнул от неожиданности, но пока терпел боль.

– Да. Мы, стража, защитим магов от воров, разбойников, обманщиков и разных подлецов. А маги защитят народ и Поднебесного Правителя, нашего величайшего короля. Что мы будем делать, если Правителя не станет?

– Эй, не каркай, – шепотом произнёс парень у рычагов.

– Не каркаю, но. Надо же донести до мелкого смысл. Никто не хочет повторения безвременья, когда земли старого Ханаэша поделили меж собой три державы и не существовало надгорного края в принципе. Не было его. А сейчас, слава небу и Поднебесному Правителю есть. И маги хранят нашу новую страну от демонов, вампиров и другой жути.

– Даже от самой погоды! Да все на свете хотят нас с миру сжить, – добавил стражник и потянул кольцо, верёвки затрещали, натягиваясь сильнее. Мальчик захрипел.

Может за то, что вы сами хотите всех сжить со свету. Реми всё больше запутывался в своём отношении к людям. Некоторые, такие как Сим и мужчина из камеры, ему нравились; некоторые, как эти стражники, просто подчинялись странным законам и делали то, что написано, не сопротивляясь; а некоторые, и их было большинство, по крайней мере, на жизненном пути мальчика, озлобились и получали удовольствие от унижения других. Видимо странные законы, заставляющие, обычных стражников, допрашивать и пытать детей, писали люди последней категории. Оборотень решил, что эти люди и становились магами, потому как именно маги имели власть и придумывали законы и об уничтожении других рас, таких как оборотни.

– Маги ценнее людей, поэтому они выше по рангу. И мы обязаны исполнять, что нам приказал маг, – пожал плечами стражник. Оборотень начинал ненавидеть магов, из-за которых попал в тюрьму. – Придётся тебе терпеть это всё. Или, наконец, сказать правду, кто тебя послал.

В камеру Джек возвращался после пыток и допросов ни жив, ни мёртв, он тут же валился на пол и лежал так некоторое время, приходя в чувство.

– Парень, за что тебя так пытают? Ты же всего-то билеты украл. Не убить же ты того мага пытался? – подполз к нему старик и принялся поить водой измученного ребёнка.

– Они считают меня послал кто-то ужасный, – прохрипел, давясь влагой, воришка. – Маг летел к Поднебесному, а я его задержал.

– И всего-то? Что-то не укладывается. Ладно тебе скрытничать, скажи как есть. Я-то никому не выдам, – пообещал калека, помогая парню сесть и облокотиться на стенку камеры.

– Я не знаю. Я ничего не знаю, – в подобии истерики завопил Джек и забился в угол, прижав к себе колени, а голову закрыв руками. Все пытались узнать, что он делал, зачем, кто его послал, какие планы при этом вынашивал? Но он, Джек, Реми, он не знал. Не понимал, что все от него хотят. – Маг болтал, что Правитель болен, и он опаздывает. Он так глупо говорил, я не помню, что ещё. Он сказал, я миссию ему сорвал. А там пираты что-то удумали и правителя надо лечить, – бессвязно бормотал оборотень, плохо помня о чём болтал маг.

– Погоди-погоди. А в какой последовательности он говорил? – враз стал серьёзным однорукий мужчина.

– Ты издеваешься, старик? – не выдержал Джек.

– Постарайся парень. Надо же понять, что к тебе пернатые пристали.

– Кажется сперва, что я сорвал миссию, и меня подослали. Потом про больного Правителя. Потом про пиратов, и чтобы ему не мешали, – задумался оборотень. – Нет, про пиратов он сказал, а потом молодой стражник что-то спросил про допрос и тот ответил, не мешать ему и самим разбираться. А потом, что все хотят предать его или Правителя, не помню уже как, – морща лоб, вспоминал Джек.

– Вот ведь. Он же даже не слушал, что стражники спрашивали, всё о себе трепался, – после недолгого молчания выдал мужчина. Джек посмотрел на него, не улавливая сути. – Он ничего не говорил про допрос, эти стражники не поняли ни черта.

– Что с того? Это мне уже не поможет, – повесил голову мальчик.

– И то верно. А раз маг сказал, эти идиоты не успокоятся. Они люди подневольные, – старик умолк. Странно называть подневольными людей, которые сажают других в клетки, и всё же старый калека понимал, государственная служба вынуждает забыть мораль и следовать исключительно букве закона. Он посмотрел на мальчика, замученного, тощего, грязного и понял, что его не отпустят. Только маг признавший вину, или любой другой мог отменить допрос и снять подозрения с ребёнка; а маги не заглядывали в башни стражи, им не было никакого дела до простых людей и тем более мелкое ворьё в камерах.

Старик посмотрел на оконце под потолком и причмокнул. Он знал, что пытки долго не длились, чем дальше, тем будет хуже, а после всех мучений мальчика ждала смерть.

Джек отвернулся, улёгся у стены и закрыл глаза. Лучшее, что он мог делать после пыток – это отсыпаться, тем более что солнце давно закатилось за край земли.

Мужчина отсел и устроился у другой стены, сон не шёл, его терзали противоречивые мысли.

И ведь надо же. Маг криво не пойми что наговорил, а бедный малец теперь страдает. Не стал бы он прикрывать этого загадочного сепаратиста. Мал ещё. Свою шкуру бережёт. Не мог маг отдать приказ пытать и допрашивать ребёнка. Маги же адекватные люди. Эх, парень. Зря я тебе свои мысли выдал. Но ведь ты ж магов возненавидишь, а маги-то не причём. Ох, и что же делать-то? Помочь бы пацану. Негоже ему до конца дней своих в тюрьме гнить из-за ложного обвинения в заговоре.

Да и выберется, куда он пойдёт? Опять влипнет. И без гильдии никто ему не поможет.

Мужчина так задумался, что не сразу услышал оклик сокамерника.

– Старик, эй старик, ты не спишь? – шепотом воззвал мальчик, но ответа не последовало.

Реми тоже обдумывал слова калеки, он вспоминал приют и заточение. Тогда он сумел придумать план, сумел преодолеть действие зелья, но что делать здесь, в тюрьме. Стражу не проведёшь, как мерзкую воспитательницу или старую ведьму. Стража не отпустит мальчика без присмотра никуда, или вовсе не выпустит из этой камеры.

– Я не хочу сгнить здесь,… – через какое-то время снова начал Джек, но ответа вновь не услышал. – Ты говорил про гильдию. Не слышал я не про какие гильдии, – упрямо начал оборотень, но всё же сдался: если старик правда поможет ему выбраться, какая разница, вступит мальчик в гильдию или нет. Не так высока цена, как ужасно заточение и пытки со Страшилой. Джек ведь и покинуть её сможет потом. – И про фразу. Ты, правда, поможешь? – И снова лишь молчанье в ответ. Однако оборотень не услышал и мерногосопения спящего человека. Он слушает! – Я бы вступил в эту твою воровскую гильдию…

– Молодец! Конечно не совсем то, что я ожидал, но тоже сойдёт, – наконец, подал голос старик. – Тогда, первым делом, как выберешься, дуй в Искру, и вступай в гильдию воров! Скажешь, что тебя послал Николас. Понял?

– Угу, – кивнул мальчик. – Выбраться бы только…

– Да делов-то! – тут старик схватил мальчика за голову, и со всей силы впечатал между железных элементов решётчатой двери. Голова от толчка проскочила, зато остальное тело осталось в камере.

– Вот дела. Прошёл! – удивился старик, по-видимому, он не рассчитывал на успех. – Ну, давай, остальное просовывай, – спокойно посоветовал он.

– Ты спятил? Ты мне мог голову разнести! – заорал шокированный Джек. В других камерах зашевелились люди.

– Чего ты орёшь? Щас все стражники сбегутся. Давай, задницу свою просовывай, да драпай быстрее! Как говорила моя покойная мамаша, куда голова пролезла, туда и остальное втиснешь.

– Какая к чёрту голова?! Я застрял! Стражники убьют меня за такую дурацкую попытку побега. Я не могу протиснуть плечи. Я застрял! – шепотом ругался Джек, и, поворачиваясь всеми возможными сторонами, пытался протиснуться между прутьев. Через некоторое время упорных стараний, не без помощи старика, ему удалось пропихнуть плечи, но на этот раз застряли рёбра.

– Да что ж ты толстый такой? С виду вроде кожа да кости, – сетовал калека. – Ты смотри, какое расстояние большое между прутьев. Выдохни! Давай выдыхай, а я подтолкну.

– Не надо! Хватит с меня твоей помощи. – Уклоняясь от рук старика, Джек так заёрзал, что сам себя протолкнул. В итоге, мальчик наполовину вырвался из клетки. Последним якорем на пути к свободе стала тазобедренная кость. К несчастью для несложившихся беглецов, раздались шаги стражников, услышавших подозрительную возню на этаже камер.

Джек не успел полностью протиснуться между прутьев клетки, когда стражники вошли в помещение. Глаза людей в форме чуть не вылезли из орбит, при виде открывшейся им картины: мальчика, застрявшего между прутьев на полпути к свободе.

– Ты только посмотри на это! – завопил один из стражников.

– Чёрт! Мы даже не подумали, что кто-то может между прутьев пролезть.

– Чёртов сопляк! Вытащите его оттуда! – рявкнул старший. Двое стражников взяли мальчика за руки и стали тащить на себя. Джек орал, он думал, ему вырвут руки из плечевых суставов, но всё обошлось, и его достали.

– А что теперь делать-то? Он же может опять попытаться… – уточнил один из мужчин.

– Просто так его в камеру не посадишь, – подытожил Страшила и посмотрел на старшего.

– А наденьте-ка на нашего проворного выползня ошейник, – приказал мужчина, остальные поддержали его ехидными улыбочками.

Отныне на шее оборотня красовался железный ошейник толщиной в три пальца, от него шла цепь, которой его на ночь приковывали к стене, чтобы больше не пытался сбежать. Со своим новым «ожерельем» мальчик не мог протиснуться между прутьев, он голову с трудом поднимал. С внутренней стороны ошейника были маленькие выпуклости, раздражающие и царапающие кожу, так что хотелось почесать. Джек просовывал палец между шеей и железом и царапался тем самым ещё сильнее. Чаще всего оборотень сидел на корточках и спал также, потому что от лежания болела шея и спина. Как сказал Николас, ошейник предназначался для иных целей, чем те, что преследовали стражники.

После не сложившейся попытки побега, вора стали чаще отдавать Страшиле, который в свою очередь продолжал выпытывать признания ребёнка, используя все подручные средства. Он продолжал периодически сажать Джека на стул с капающей на темя водой, отчего разум ребёнка погружался во тьму. Оборотень начинал радоваться тем дням, когда мерзкий стражник со шрамом на лице испытывал на нём другие пыточные устройства, приносящие реальную боль, а не сводящие с ума мерными ударами капель.

Как-то вялый после избиений оборотень услышал обрывок разговора старшего стражника со Страшилой.

– Может покончить уже с этим воришкой. Пытки ни к чему не ведут, – сетовал мужчина, сомневаясь. – Он же ребёнок.

– Сопляк достаточно большой чтобы соображать, что делал. Расколется рано или поздно, – заявил Страшила и хлопнул сослуживца по плечу.

В голове оборотня оборвалась последняя надежда на спасение.

После пыток с изувеченным стражником, полумёртвого Джека возвращали в камеру, где Николас, по возможности, вправлял мальчику кости, ловко управляясь одной рукой. Чтобы отвлечь ребёнка от боли, калека рассказывал ему о многочисленных воровских премудростях, заодно обучая его. Тогда мальчик слушал и соображал, когда же его приводили после пытки с каплей, глаза Джека горели дичайшим салатовым цветом, и Николас боялся приближаться. Калека таился в тени и вжимался в стену, так сильно его пугал зверский огонь в глазах ребёнка. Через несколько часов покоя и сна мальчик приходил в себя и снова становился грустным, заточённым сиротой.

Николас подбадривал Джека, рассказывал истории из жизни, как сам вступил в гильдию воров. Он умолчал о причинах, что вынудили его покинуть воров, и вскользь упомянул как был схвачен стражей. Старик не переставал убеждать мальчика вступить в гильдию, рассказывая о весёлом обучении, в том числе самозащите, и о новых друзьях, которых Джек непременно там встретит. После чего оговаривался, что с друзьями из числа воров следует быть начеку, так как все они в первую очередь думают о своём благе.

Джек не раз спрашивал калеку о побеге, на что тот просил выждать нужный момент и заверял мальчика, они обязательно выберутся из тюрьмы.

Оборотень с каждым днём всё больше привязывался к Николасу. Калека напоминал дядю, у того тоже в запасе имелся миллион историй из жизни весёлых, грустных, интересных. Старик не был болтлив, говорил по делу, рассказчик из него вышел отличный, он не сбивался и не отвлекался на ненужные мелочи.

Реми клялся самому себе никогда не привязываться к людям, он помнил, как смерть Сима отложилась в его душе неподъёмным грузом, сидела в груди острым камнем и резала, стоило вспомнить альбиноса. Оборотень пытался не поддаваться очарованию историй и навыков Николаса, но не мог никуда деться в небольшой камере. Постоянно сравнивая старика с дядей, мальчик как мотылёк летел на те знания, которыми делился калека. Иногда он учил Джека очень интересным вещам: как воровать, не глядя; куда люди кладут дорогие вещи; как по глазам понять, какую сумму носит с собой человек; где прятать деньги, чтобы их не украли воры. Неспешно оборотень узнавал премудрости воровского дела. Он не мог испробовать всё на практике, но как мог старался запоминать. Иногда заключённые проводили эксперименты над стражниками: сперва следили за их поведением, а потом получали тумаки за наглые просьбы, показать, где стражники хранят деньги и какие суммы носят. Несмотря на боль в отбитых боках старик смеялся над стражей и продолжал отвешивать шуточки. Реми, глядя на весёлого Николаса, хмурился и решил для себя не смеяться больше, потому что жизнь его тяжела, и нет места радости после всего того, что видел и пережил юный вор.

Только одного не могли отнять у оборотня – Персефону. В белую ночь, сидеть в квадратике света ночной хранительницы, проникающего через маленькое оконце. Реми обнимал колени руками и сидел, раскачиваясь взад-вперёд, всё больше теряя надежду обрести свободу.

– Лучше бы спал, чес слово, – проворчал старик, открыв один глаз, до этого притворяясь спящим.

– Не хочу.

Реми держал тяжёлый ошейник плечами, железо больно тёрлось о нижнюю челюсть втянутой головы и резало мочки ушей.

– Да, романтика. Весна, даже тут теплее становится. Погулять бы, под взглядом Персефоны, с любимой, держаться за руку, – мечтал Николас.

– С девчонкой что ли? Фу-у-у! – поёжился оборотень, а старик недоумённо поднял бровь. Джек заметил и принялся объяснять: – девчонки все дуры, трусихи, всего боятся, ничего не умеют. От них одни беды.

Внимая мальчику, старик сел, а дослушав, залился хохотом, но затем закашлялся, прошедшим днём он разозлил стражников и получил от них пинков по рёбрам.

– Ты прям знаток женской натуры, как я погляжу, – выдохнул Николас, справившись с собой.

– Да это все знают! – в детской манере заверил Джек.

– И всё же дурак ты, дураком помрёшь. Куда же без женщин-то? Встретишь ещё девчонку, предназначенную тебе судьбой. Вот тогда начнется… головная боль, – вдруг скривился старик, до того флегматично вздыхая.

Джек ничего не понял и только пожал плечами, но железный ошейник сдвинулся и больно задел натёртую до крови кожу. Мальчик скривился и схватился за оковы. Железо сильно натирало шею, даже регенерация оборотня не помогала, и боль не утихала.

– Болит? – участливо спросил старик, ребёнок кивнул. – Эх, снять бы с тебя эту штукенцию, да ведь стражники тут же ещё что придумают.

– Это мелочь, по сравнению с остальным, – грустно ответил Джек.

– Ничего. Выберемся, – не так уверенно, как раньше, сказал Николас.

– Как? – хмыкнул оборотень и покрепче обнял колени.

– Есть у меня идейка! – растянул в улыбке сухие губы калека. – Скоро праздник как раз. Всё получится.

– А праздник тут при чём? Сколько ты уже сидишь в этой тюрьме? Почему же раньше не сбежал? – разозлившись из-за незаживающих ран на шее, напал на собеседника Джек.

– Потому! Ждал! – отмахнулся старик.

– Чего ждал? – скептически спросил оборотень.

– Тебя!

Джек уставился на сокамерника. Зачем ему маленький мальчик?

– Короче, слушай. – И Николас рассказал ребёнку свой план вкратце: он рассчитывал, что во время праздника любования цветущими деревьями, стража уйдёт в город следить за порядком и не допускать нищету на верхние улицы. Тем же самым будут заняты и лучники. Невольников они оставят в камерах без присмотра, либо с одним дежурным наверху, которому вряд ли захочется спускаться к заключённым. В это время можно не бояться внезапного появления стражи, поэтому Николас хотел попытаться подобрать отмычки к замку. При этом мальчик нужен для того, чтобы следить за входом и караулить дежурного охранника. Поскольку стоя рядом с дверью в камеру, лестницу наверх скрывал угол другой клетки, и Николас не мог следить за стражей и вскрывать дверь одновременно.

– Где ты найдёшь отмычки? И что если не удастся? – пессимистично начал Джек.

– Хэ, на этот случай, у меня есть план Б.

План «Б» заключался в том, что перед салютом в честь праздника, стражники должны принести заключённым выпивку. Этой традиции много лет, праздники подобные цветению плодоносных деревьев, дню Мира и Ёкайёру празднуют все, в том числе заключённые и приговорённые к смерти, поэтому стража подносит небольшой подарок невольникам. В праздники не совершают смертных казней, отменяют пытки и вынесение приговоров.

Николас об этой традиции знал и хотел ею воспользоваться, если не сработает план с отмычками. Когда стражники приходят с выпивкой, они открывают дверь камеры, тогда парочка воров планировал их вырубить и сбежать. Но в этом случае старику требовалась вся сила и ловкость Джека, однорукий калека понимал, что один не справится.

Оба плана показались оборотню простыми, и в некотором роде наивными, но именно на их простоту и обыденность полагался Николас. Он посчитал, что стражники не примут в расчёт старика и ребёнка, ослабят бдительность, будут весёлыми после пьянки на природе, и потому не сразу осознают типичных, при побеге, действий парочки заключённых. «Глупый план – самый действенный план», говорил Николас. Ведь мальчик почти выбрался, когда калека пропихнул его голову между прутьев, а план был идиотский.

Выдерживая пытки каждого нового дня на последнем дыхании, воры жили надеждой на весенний побег. Почти каждый вечер они перешёптывались в своей камере, раз за разом обдумывая все подробности побега и просчитывая каждый вариант. На улице теплело, снег стаял и подсохли ручейки на мостовых, солнце проникало в подвальную комнату через зарешёченное окно, искорками летали пылинки по тесной каморке. Воры ждали весны и мнили себя подготовленными, но не все их надежды оправдались.

Выдался замечательный, солнечный денёк; деревья белели и розовели, покрытые весенним цветом. Мир благоухал ароматами яблонь, груш, вишни и персиков, от которых кружилась голова.

Лёгкий ветерок доносил запахи до камеры, в которой сидели Джек и Николас. Оборотень чихал и периодически тёр нос, когда сладкое амбре отбивало нюх. От смешанных и резких ароматов, у оборотня кололо в голове и мысли путались.

– Хватит нос тереть. Деревья от нас довольно далеко, а ты весь извёлся, аллергик хренов, – ворчал старик. Он был не в духе с самого утра, как только узнал, что на праздник отправились лишь двое стражников, старший вместе с лучником болтались неподалёку и постоянно заглядывали, а одного оставили стоять на посту. Этого надзирателя подменяли друзья из лучников и стражников, так что в башне всегда оставался хотя бы один пернатый, но чаще двое, болтающие и шумящие.

Николас развалился под окном и грелся в пятне света, обдумывая свои возможности.

Реми промолчал, решив, что аллергия – отличное прикрытие для чувствительного обоняния оборотня. Он, стараясь не привлекать к себе внимания, следил за лестницей, ведущей наверх, и ногами оставшихся охранников, мелькающими на пролёте. Мальчику мешала решётка, если бы он мог сделать ещё шаг к выходу, то увидел бы людей целиком.

– Эй, охранник, куда все разошлись то? – выкрикнул рослый мужик из камеры напротив, ближе к лестнице.

– Куда-куда? На праздник! Деревья в цвету, – стражник встал и медленно спустился по лестнице, поравнявшись с говорившим.

– А нас отпустишь? Я тоже хочу, чтобы в мой напиток, упал лепесток. Знаете, это же приносит удачу, – ёрничал заключённый.

– Лепесток упадёт на твой хладный труп, если сейчас же не заткнёшься! – Стражник ударил сапогом о решётку, стальной щиток звякнул о прутья, раздался громкий звон, словно ударили в колокол. Металл задрожал, заключённый отпустил вибрирующую решётку и слегка поутих, но заприметил нервно ходящего по камере мальчика и переключился на него.

– Эй, как же так, пацана сегодня пытать не будут! А мне так нравится слушать его писклявые вопли. Как будто девица кричит в порыве, – мужчина изобразил из себя невинную жертву, спустив грязную рубаху с плеча. – Эй, а может ты не пацан вовсе, а?

– Хэ-хэ-хэ, то-то старик такой довольный лежит, – подхватил идею другой заключённый, который сквозь решётку видел скрюченного у окна Николаса.

– А ну заткнулись все! Не портите мне праздник! Я итак тут с вами вынужден время терять. Будете шуметь, ночью сами станете вопить, как девицы! – осадил всех стражник.

Джек сел у двери и привычным жестом ссутулился, зажимая плечами тяжёлые оковы на шее. Он, как мог, терпел все мучения в пыточной, но в какой-то миг стоны и вопли сами раздавались из его рта. Страшила знал своё дело и не отпускал мальчика, пока не удовлетворялся криками. Оборотень представил, как стоит у рычагов, а на дыбе растянулся старший стражник; как бы насладился Джек его «пением». Как к стулу с подголовников туго притягивают Страшилу, и мерная дробь капель пробивает дыру в голове мужчины, с каждым новым ударом уничтожая сознание. Уголки губ дёрнулись, мысли о мести пришлось отбросить, первостепенной целью был побег. Возможно, когда-нибудь Реми станет достаточно сильным, чтобы всем отомстить, но не сейчас. Оборотень подумал о животных, с которыми мог бы сравнить стражу, но не нашёлся. Только кошки играют с едой, обучаясь охоте, но лишь люди издеваются над другими, такова их натура, самоутвердиться за счёт чужих страданий.

Николас поманил мальчика к себе, и тихо прошептал:

– Как там дела?

– Он совсем притих, может, читает? – предположил Джек.

Осмотревшись по сторонам, старик заметил, что все притихли, отвлеклись на свои дела и думы, или просто дремали. Заключённых, помимо мальчика и Николаса, было трое: одного из соседней камеры старик не видел; двое других, дразнивших Джека, сидели напротив, мелкий дремал, а бугай наблюдал за улицей через крохотное окно под потолком.

– Сапоги пропали, не вижу его, судя по звуку, они поднялись выше, – прошептал мальчик.

– Отлично! Приступим. – Старик потёр руку о поясницу и жестом фокусника вынул откуда-то тоненькие железные палочки. – Помнишь, как выглядел ключ?

Джек пытался понять, откуда Николас достал отмычки, и где он их всё это время прятал. В голову успела прийти лишь одна мысль, вынуждая оборотня нахмуриться. Не желая дальше размышлять об этом, мальчик принялся рисовать на грязном полу очертания ключа. Николас просил его запомнить, как выглядит ключ, сразу после того, как они договорились о побеге и обсудили план «Б».

Нарисовав по памяти ключ, оборотень занял своё место и пристально следил за входом. Если стражник вернётся, он должен был подать знак Николасу, тем временем старик тихо ковырялся в замке. Джека поразило, как ловко калека управляется со всеми отмычками да ещё одной рукой.

Дверь не поддавалась, она была своего мнения об их побеге, и праведно стояла на пути преступности.

Когда кто-то из других заключённых начинал двигаться и смотреть по сторонам, двое незадачливых бегунов прерывались и притворялись играющими в крестики нолики на грязном полу камеры. Стоило другим людям отвернуться и отвлечься на свои заботы, как Джек занимал наблюдательную позицию, а старик возвращался к замку.

Сколько бы приёмов и отмычек не использовал Николас, замок не щёлкал. Калека скрутил точную копию – насколько позволяло мастерство – ключа с рисунка, и всё безрезультатно. Старик шёпотом ругал мальчика, обвинял в невнимательности и неправильном рисунке, но Джек упрямо всё отрицал; он был уверен, что нарисовал в точности ключ стражника.

Заключённых стали терзать нехорошие мысли, что им не суждено выбраться из тюрьмы. Первый план терпел крах на глазах. Джек понимал это и, погружаясь в пучину отчаяния, всё меньше верил в успех плана «Б».

Старик приметил тусклый, потерявший надежду взгляд мальчика, и подумал, что уже смирился бы с проигрышем, но ему очень хотелось, чтобы ребёнок выбрался на свободу. Не важно, что с ним будет потом; не важно, схватят его ещё раз или он умрёт через неделю от голода, Николас хотел очистить свою совесть, хотел искупить этим добрым делом свои грехи. Он так много сделал в жизни плохого и хорошего тоже, а мальчик так мало. Калеку ужасно злили обстоятельства, из-за которых ребёнок попал в тюрьму и обречён был терпеть пытки – глупые, брошенные на эмоциях слова бестолкового мага, и дурацкая преданность законам стражников. Спасти бы только пацана, продолжал повторять про себя Николас, ковыряя неподатливый замок.

Их время вышло. Джек поднял тревогу, когда почуял возвращение стражи. Вниз спускалось по меньшей мере три пары ног. Пришло время раздать кубки и отпраздновать День любования цветущими деревьями.

– Ну что, соскучились, уважаемые преступники? – смеялся старший стражник, поддевая заключённых наигранным уважением. – А мы к вам даже не с пустыми руками. Представляете?

– Ура!

– Отметим, наконец, праздник!

– А может, выпустите нас, в честь такого события? – оживились заключённые.

– Аха-ха, даже не мечтайте, – рассмеялся мужчина, пребывавший в приподнятом настроении, в ответ на наивное предложение бугая.

Примечая каждую мелочь, однорукий старик порадовался весёлому нраву стражников. Они хорошо отпраздновали День цветущих деревьев, и выпили не мало. Николас надеялся, что сможет справиться с парочкой пьяных пернатых.

Стражники начали свой поздравительный обход с дальней камеры. Что ж, остальным ребятам повезло, без выпивки они не останутся. А сейчас ещё и зрелище будет, думал старик.

– Эй, а щенку тоже полагается? Он же мелкий ещё. Давай его порцию нам! – продолжал фонтанировать гениальными идеями разговорчивый бугай.

– Без тебя разберёмся, – рыкнул на него старший.

Стражники отправились дальше.

– Благодарствую, – послышался тихий голос из соседней камеры.

Пока стражники возились с ключами и дверью соседней камеры, старик подтянул к себе Джека, который в это время ногой стирал изображение ключа с пола, пытаясь казаться непринуждённым.

– Джек, стой позади меня. Когда я справлюсь с первым пернатым, ставь подножку второму, – очень тихо, прямо в ухо мальчику прошептал Николас. Джек кивнул и занял свою позицию.

Когда стражники подошли и зазвенели замком, открывая дверь, старик обратил внимание на резьбу нужного ключа, и прищёлкнул языком, понимая, что мальчуган нарисовал точную копию, не учтя лишь ширину железных зубцов. Неплохие задатки у парня, подумал калека.

Стражники открыли дверь и зашли в камеру, загораживая выход своими телами. Старший протянул старику чашку с напитком, когда в лицо ему полетел кулак, одной единственной руки. В тот же миг среагировал молодой стражник, почти сразу протрезвевший; он хотел продвинуться и ударить старика, в ответ за сослуживца, но полетел вниз. Джек успел оказаться на пути ног парня, со своей подножкой.

Казалось бы, путь свободен, но старший стражник слишком быстро пришёл в себя и, достав короткий меч, нацелил его на старика. Молодой, справившись с равновесием, поднимался.

В голове оборотня промелькнула сотня мыслей, об обречённости плана, о невозможности побега, о предстоящей каре и возобновлении пыток. Он подумал о том, что возможно не переживёт следующую неделю и умрёт, избитый и измученный стражниками или сойдёт с ума окончательно от долбящих каплей; о том, что никто его не вспомнит. Реми подумал о старике, ставшем ему другом, он тоже скончается в ближайшем будущем, за попытку побега и нападение на стражу. Он всего лишь хотел свободы, но видимо это слишком много. Оборотень не знал, где успел провиниться, но судьба мстила ему во всей полноте.

Неожиданно для всех Николас сделал шаг вперёд, насадив себя на меч старшего стражника, второго он схватил рукой и под восхищённое улюлюканье заключённых проорал Джеку:

– Беги, парень!

Джек ещё секунду колебался: как он мог оставить старика здесь, своего друга, он ранен, он умрёт. Как же так? Почему снова он терял друга по своей глупости. Что же делать? Чем помочь Николасу?

– БЕГИ! – на последнем дыхании, еле-еле удерживая мужчину рукой так, чтобы он блокировал своим телом второго стражника, и всё сильнее пропуская меч в тело, прокричал Николас. Пернатый вырывался и дико озирался по сторонам. Старший не выпускал рукоять меча, не хватало ему вооружённого полумёртвого вора на участке.

Реми вздрогнул и, таращась на жертвующего собой друга ради него, направился к выходу.

– Хоть ты будешь свободным, – одними губами напоследок произнёс старик и улыбнулся.

– Щенок сбежал! – кричали заключённые. – Старик-то не промах оказался!

На лестнице стоял лучник с выпученными глазами, оборотень пролетел мимо него со скоростью стрелы, пока пернатый ловил, выроненный от изумления лук.

Мужчины справились с Николасом, скинули его тело с меча, но мальчика и след простыл. Молодой парень выскочил на улицу, растерялся и таращился во все стороны, своим видом заставляя прохожих нервничать. Лучник бросился за ним, но получил нагоняй от старшего и понурив голову вернулся в башню. Вдохновлённые примером воров остальные заключённые могли выкинуть нечто похожее.

Старший стражник, неторопливо вытер меч, вышел из башни, отчитал подчинённого за устроенную суматоху и приказал предупредить остальных о побеге. Сам мужчина посмотрел по сторонам и про себя порадовался, что ни одного мага поблизости нет. Не в его привычках было пытать детей, и, хотя получать отметку о побеге на своём посту в личное дело старший не хотел, поднимать город на уши из-за сопляка не собирался. Решив напустить на себя грозный вид, стражник решил провести посредственный поиск, расклеить бестолковые листовки и на этом с делом покончить.

Реми о решении стражи не знал и в панике выбежал на улицу из сторожевой башни, свет залил глаза и слепил, но мальчик быстро пришёл в себя. Он рванул, было вниз, однако там, на дороге возвращались на пост Страшила и четвёртый стражник, они тут же приметили ребёнка. Тогда оборотень рванул наверх, в богатый верхний город. Реми хотел добежать до леса и спрятаться там, но пришлось бежать в противоположную сторону. Последняя надежда – дирижабль. Удалось бы проникнуть на платформу, а на борту мальчик верил, что сумеет спрятаться, если нужно прибегнет к помощи теней. Только сперва он должен скрыться от стражников, иначе жертва Николаса будет напрасной.

Никогда в жизни Реми не бегал так быстро, как сейчас. Он маневрировал между жителями города, и ловко уворачивался от ног прохожих. За ним гнались двое лучников и трое стражников, среди которых с гневным лицом распихивал людей Страшила, но они проигрывали в ловкости вору, – пернатые задевали горожан, сбивали с ног женщин, после чего на бегу извинялись, кроме бугая, тот шёл напролом, наплевав на приличия.

Реми лишь раз поднимался к станции дирижаблей и редко заходил так высоко, он плохо ориентировался и юркнул в нагромождение ящиков. Втиснувшись между деревянных коробов, оборотень затих в темноте, притянул колени к самому подбородку и сжал их руками, больно впившись пальцами в кожу. Реми мысленно молился Персефоне и Тени о помощи:

Только бы не нашли. Пожалуйста, только бы не нашли. Персефона отведи глаза людям. Тень, прошу, спаси меня. Защити. Укрой. Я не хочу обратно в тюрьму, думал маленький вор и крепче сжимал колени.

Солнце садилось, тени сгущались, весенний вечер затоплял улицы, ночь подступала. Стражники не успокаивались и продолжали поиски, осматривая каждый закуток. Они спрашивали горожан и просили их содействия. Старший стражник задумчиво отдавал приказы своим людям, а также мобилизовал лучников. Лейтенанта мужчина не хотел ставить в известность, чтобы не превращать побег сопляка в конец света, улицы города поблизости от станции дирижабля и без того напоминали растревоженный муравейник.

Реми таращился перед собой, покачиваясь взад-вперёд и нервно сжимая колени. Он дрожал и мысленно упрашивал тень скрыть его.

Всё что угодно, только не обратно. Образы проносились перед глазами оборотня: Николас с мечом в животе; Страшила, толкающий людей, с кривой рожей преследующий беглеца; пытки и ужасы заточения. Реми не успел осознать смерть старика, его мыслями владел страх и желание спрятаться, оказаться где угодно, лишь бы подальше от стражников, от тюрьмы, от Белого Клыка.

Оборотень услышал шаги стражников, а вскоре заметил отсвет их фонарей. Свет становился ярче, а цокот сапог по камням мостовой громче, люди приближались.

Мальчик вжался в ящик, к которому прислонялся. С каждым вздохом мучители приближались; Реми затаил дыхание и закрыл рукой рот и нос.

Умоляю, пройдите мимо. Здесь так темно, не светите сюда. Здесь только тень.

От страха оборотень весь сжался, стал таким маленьким, словно ему не семь лет, а только три. Он спрятал голову в коленях, не хотел видеть своих мучителей. Если не видеть беду, беда минует.

Стражники поравнялись с узкой щелью между ящиков, они не смогли бы протиснуться между ящиков, тогда лучник протянул руку и посветил. Ящики стояли плотно, свет факела доставал до противоположного края и должен был раскрыть убежище ребёнка.

Реми поджал пальцы на босых ногах, чтобы занимать ещё меньше места. Он уже не дышал, не думал, не моргал. Обвив одну руку вокруг коленей, а другую вокруг головы, мальчик смотрел, расширившимися от ужаса глазами себе под ноги. Он выглядел в этот момент как маленький, жалкий трясущийся комок страха.

– Ну? Что там? – спросил стражник.

– Да, не видно ни хрена… – огрызнулся лучник.

– Ну и пошли тогда. Я уже задолбался! Какой-то тупой сопляк, а полгорода на ушах, – причитал пернатый, стоявший позади.

– Ладно, пошли, – согласился мужчина, державший фонарь.

Шаги стали удаляться, Реми не верил своему счастью. Его не нашли! Не увидели, когда он сидел под носом! Мальчик поднял голову и посмотрел вслед меркнущему отсвету фонаря. Спасён!

Расслабив пальцы, затёкшие от напряжения, и слегка вытянув ноги, оборотень выдохнул. Он ждал рассвета, боясь сомкнуть глаза. Дядя учил не полагаться на удачу дважды, значит завтра Джек должен выбраться из города и бежать как можно дальше.

Ещё несколько раз группы из стражников и лучников проходили вблизи от укрытия оборотня. Свет их фонарей замирал в миллиметре от фигуры вора, но тень не давала своего подопечного в обиду, обволакивая и закрывая мальчика от пытливых глаз. Каждый раз Реми замирал и переставал дышать, боясь быть обнаруженным, каждый раз про себя молил о помощи Тень. Судьба была на стороне Джека, стражники тихо переговаривались и ругались на сбежавшего сопляка, но так и не нашли его в ящиках.

Реми с замиранием сердца ждал рассвета. Новый день сулил новые опасности.

Небо светлело, и солнце, подступающее из-за гор, всё ярче освещало окрестности. Тень рассеялась и более не укрывала беглого воришку. Ребёнку следовало покинуть укрытие, пока стража рассеялась по городу и двигаться в сторону спасительного леса.

Реми сконцентрировался на своих врождённых способностях оборотня. Прислушиваясь к каждому звуку, улавливая взглядом каждую мелочь, он стал медленно выползать из укрытия. Стража всё ещё сновала по округе, мальчик перебежками от ящика к мусорному ведру, от тележки к сумкам одного из пассажиров дирижабля, от куста к дереву, с набухшими почками, двигался в некоем направлении.

Не совсем понимая, куда бежит, Джек продолжал перемещаться. Дядя учил не стоять на месте. «Движение – жизнь», повторял он. Главное не останавливаться, про себя твердил мальчик. Если он не будет стоять на месте, то обязательно куда-нибудь придёт и сумеет улизнуть от стражи.

Проползая практически под прилавком одной из торговых палаток, мальчик не устоял и прихватил с собой булку. Продавец сперва не обратил внимания на воришку, но затем узнал свой товар в грязных руках бродяжки и поднял шум, на который сбежались стражники.

Заткнув добычу за пояс, Джек рванул в направлении людей, толпящихся у трапа. Бесстыдно толкаясь в толпе мужчин и женщин, проползая у них между ног и перепрыгивая сумки, воришка залез по трапу на открытую палубу, где тут же схватился за канат и залез выше, прячась от людей в форме.

Толстые канаты уходили вверх, к огромному воздушному шару и крепились на небольшой деревянной платформе. От платформы вбок тянулись длинные деревянные балки, удерживающие рулевой механизм, и стальные тросы, приводящие в действие двигатель – огромные ветряные лопасти, как у мельницы. На тонкой платформе под самым брезентовым шаром располагались небольшие крючки, поршни, валы, пружины и маховики, натягивающие железные тросы и канаты. Среди всего этого механического ужаса, пропахшего железом и маслом, решил спрятаться Джек, пролезая между верёвками и стараясь ничего не задеть. В щели между досок, он видел нижнюю палубу, куда прибывали люди с багажом.

Вскоре раздался свист и все механизмы вокруг оборотня пришли в движение, закрутились зубчатые колёса, сжались пружины, натянулись стальные тросы, задвигались поршни, всё это сопровождалось скрежетом, от которого сводило зубы, свистом и скрипом. Грохот стоял чудовищный, Джек заткнул уши руками, зато он мог не бояться, что его найдут по шороху.

Подул сильный направленный поток воздуха, позади воздушного шара активировались и раскрутились огромные вентили, приводящие в движение гигантские полости. В разум оборотня пробилась мысль о том, куда его привела нелёгкая. В тот же миг, конструкция затряслась и закачалась, Джек не удержал равновесия и шлёпнулся на задницу, схватив при этом свою драгоценную булку, чтобы не упала ненароком.

Мальчик хотел бы увидеть, что происходило в Белом Клыке, стояла ли на станции стража, посещала ли их мысль, что вор покинул город, но весь обзор закрывало брезентовое полотно. Казалось, оно было повсюду, от него исходило тепло и даже жар, воздушный шар нависал над конструкцией. Наполненный горячим воздухом он поднимал платформу.

Это был дирижабль! Покачнувшись он оторвался от земли и стал плавно плыть на волнах воздушных масс. Реми впервые летел на дирижабле, дядя рассказывал об этом во всех смыслах интересном транспортном средстве, но мальчик и вообразить себе не мог ощущения на борту. Жуткий шум поутих, когда все механизмы пришли в движение и тросы зафиксировали в одном положении, жар от брезента обжигал голову, а сквозняк продумал спину, вонь масла и железа вызывала тошноту.

Оборотень улёгся спиной на доски, устроившись между маховиком и поршнем, а ноги задрал к брезенту, грея промёрзшие пятки. Что ж, дирижабль – это не тюрьма. Всё сложилось не так плохо. Реми, а ныне вор-преступник Джек, хотел повидать мир, а теперь он на дирижабле, улетит так далеко, как и не снилось. Остался один вопрос: куда он летел? Куда прилечу, туда прилечу. Дядя говорил «загад не бывает богат». Куда бы не прилетел, всё лучше, чем Белый Клык, на деле оказавшийся чёрной язвой.

Пригретый жаром от брезента, обласканный свежим воздухом сквозняка, убаюканный шелестом шестерёнок и свистом тросов, мальчик не заметил, как задремал. Глаза его закрывались сами собой, после напряжённой бессонной ночи в ящиках. Здесь, среди механизмов, воздушного шара и шума, оборотень почувствовал себя в относительной безопасности и смог немного отдохнуть.

Дирижабль поворачивал, натянулись тросы слева от мальчика, заскрипели, зажужжали железные зубцы, механизмы пришли в действие. Джек проснулся и сжался на свободном клочке платформы. Съев сухую булку, оборотень посетовал, что не украл больше; в животе бурлило от голода. Дремать дальше ребёнок побоялся, натянутые тросы и канаты, остановившиеся на время поршни – всё это не внушало доверия. Что если в следующий раз ему не повезёт, механизм заденет его, затянет между зубцов шестерёнок край рубахи.

От нечего делать Джек ползал по платформе и разглядывал пружины, поршни, валы и маховики. Назначения их мальчик не понимал, строил теории, но вскоре это ему надоело. Близко к вентилям он не решался подходить, сильный ветер сдувал всё, заставлял жмуриться и цепляться за катаны. По краям располагались самые опасные зубчатые кольца и пружины, к которым Джек счёл за лучшее не приближаться, в итоге лишив себя обзора на землю с высоты полёта.

Оборотень нашёл местечко, где сквозняк был не таким сильным, а брезентовая оболочка шара располагалась достаточно высоко. Усевшись там, мальчик некоторое время через щели в досках наблюдал за пассажирами на нижней палубе. В памяти ожила картина: Николас, пронзённый мечом, кричал ему бежать. Зачем человек пожертвовал собой? Реми хватило смерти Сима, зачем ещё и старик убился, и всё ради него, оборотня. Если бы знал Николас, что ребёнок рядом с ним имел вторую звериную сущность, стал бы он жертвовать собой? Реми не хотел думать об этом, но продолжал, пока голова его не опустела от усталости. Тогда воришка полез шарить по своим карманам, в несбыточной надежде найти что-нибудь пожевать, но наткнулся на кое-что поинтересней.

Отмычки! В одном из его карманов оказались отмычки Николаса, железные палочки разных форм и толщины.

Но когда он успел? Неужели, когда подтянул к себе и прошептал наш план? Но зачем? Он что знал, что погибнет? Знал и всё равно…

Мальчик сжал отмычки и закрыл глаза. Старый вор сделал для него так много, для чужого ребёнка. Почему он был так добр? Напряжение и лишения последних дней накатило на оборотня, из горла вырвался хриплый стон, грудь сдавило тяжёлой болью. Если бы только Джек мог выплакать всю эту муку. Дядя говорил, что мужчины не должны разводить нюни, но он также говорил о спасительной силе слёз, помогающей унять боль. Джек прохрипел «пожалуйста», но слёзы не желали появляться в его глазах. Они сгорели в том ужасном пожаре. Ребёнок не мог выдавить из себя ни слезинки.

Я просто вырос. Ага. А мужчины не плачут. Вот и всё. Я теперь взрослый, уговаривал себя мальчик, сжимая грудь.

Отмычки – прощальный подарок его друга и учителя. Рука поднималась выше и коснулась ошейника. Мальчик настолько привык к нему, что не замечал боли, приносимой внутренними клёпками.

Нет! Ошейник нужно снять! Николас, ты помогаешь мне даже после смерти…

Обретя цель на ближайшее время, Джек пытался снять ошейник. Он надолго занял руки и мысли.

Несколько часов он возился с ошейником. Не видя замочной скважины, на ощупь пытаясь попасть в неё, трясущимися от голода и усталости руками подбирая отмычки, зачастую руководствуясь наитием, Джек всё же смог снять железные оковы. Заветный щелчок, который не заглушил шум работающих механизмов, стал мелодией для ушей мальчика. Звук свободы!

Позабытая лёгкость в плечах, прекратившаяся боль и зуд шеи, оборотень несколько минут просто двигал головой и плечами и наслаждался. Ногой он отпихнул железные кандалы подальше, словно они приносили неудачу и были прокляты. На миг мальчик позабыл даже чувство голода, но вскоре снова сжался и скрючился на досках.

Больше ничто не оправдывало ту боль, что поселилась в его груди, после смерти старика. Волна отчаяния захлестнула мальчика. Дядя, сгоревший живьём в родном доме; Сим, замученный ведьмой и опустошённый демонами; а теперь Николас, пожертвовавший собой, ради свободы Джека. Сколько ещё смертей близких и дорогих людей должен он увидеть? Сколько ещё страдать? Почему это случилось именно с ним? Люди, которые стали для оборотня больше, чем просто лицами из толпы, покидали его. Он обещал себе не привязываться ни к кому, после смерти Сима, но старик заботился о воришке, проявлял доброту. Он был слишком добросердечным, и поэтому пожертвовал собой ради мальчика. Ради кого? Оборотня! Реми ведь даже не человек, и ведь именно люди убили его дядю. Так какие же они, эти люди? Хорошие или плохие? Почему человек пожертвовал собой ради оборотня? Но ведь Николас не знал, что Джек – оборотень. Поступил бы он так, зная, о волчьей крови мальчика? Нет, прозвучало в голове Реми.

Как бы Николас, да и Сим тоже, относились к нему, знай, что рядом с ними оборотень? Были бы они добры к нему, или стали бы врагами?

За что убили дядю? Только лишь за то, что он был оборотнем. Значит, и Николас с Симом тоже не стали бы дружить с Реми. Другое дело Джек, он просто грязный мальчик, но человек. И не важно, что Джек обворовывал честных людей, он человек, ему всё прощается, не то что оборотню Реми. Люди все одинаковые. Подлые, жадные, жестокие. Они прощают себе любые пороки, главное быть с ними одной крови. И будь оборотень в сотню раз добродетельней человека, он будет виновен за ту дикую суть, что носит в своей крови. И почему он, Реми, должен жить среди людей? Неужели это его наказание?

Лишения придали ясность уму, оборотень внезапно прозрел. Раз другого выбора нет, и мальчик вынужден жить среди врагов, нельзя привязываться к людям и страдать. Мучиться от боли из-за так называемых друзей, которые, скажи Реми им правду, видели бы в нём лишь чудовище.

Мальчик притянул колени и сжал их пальцами, в щель наблюдая за богато одетым торговцем, отчитывающим слугу. Дядя говорил – одинокий волк – слабый волк, но дядя не говорил, как тяжело терять друзей. Дядя знал и молчал. Он лгал! Он ошибался! Только оставаясь в одиночестве можно вытерпеть этот кошмар. Не дружить, не привязываться, не любить, – а потеряв не страдать. Своими мыслями и выводами оборотень обрекал себя на одиночество, но не видел иного пути. Люди – враги, а в стане врагов нужно вести себя как враг. Оборотень будет лгать, будет воровать, будет драться за себя. Он забудет своё имя, пока не сможет открыться перед другими.

Реми подумал бы о мести, всем людям, что досадили ему, и в особенности тому, «сладко пахнущему» лотерону, старухе и стражникам, но ребёнок был таким голодным, что сил ненавидеть весь мир, просто не осталось.

Мысли оборотня прервала тряска и жужжание тросов, все механизмы пришли в движение. Платформа слегка покачивалась, люди внизу быстро ходили, прильнули к бортам, подобрали свои сумки. Невольно вспомнился взлёт. Джек решил, что дирижабль прибыл в пункт назначения и спускался для посадки.

Оборотень затаился, выжидая, пока тряска не закончилась, и дирижабль полностью не приземлился. Спустившись по верёвкам, стараясь быть незаметным, мальчик покинул транспорт.

Перед ребёнком предстал огромный город, куда привёз его дирижабль. Юный вор стоял на вершине горного хребта, где располагалась станция, и смотрел вниз, где в лощине дома стекались к центру, точно сливки в тарелке. Столовая вершина, с которой оборотень взирал на творение рук человеческих, не шла в сравнение с высокой острой скалой Белого Клыка, она отличалась широкой и достаточно плоской поверхностью. Рядом возвышались низкие горные массивы с острыми пиками, с вершинами, напоминающими пирамиды, конусы и башни. Каждая гора соединялась мостами с другими. Мосты висели или выгибались дугами по краям небольшой котловины, в центре которой обосновалась площадь.

Реми бросил взгляд по другую сторону скалы: довольно резкий спуск вёл в низкие долины и ущелья, чуть дальше начинались предгорья и горные кряжи, тянущиеся по всему Аэфису-на-Ханаэш. Лишь несколькими путями пеший путник мог попасть в город, узкими проходами между скал и выдолбленным тоннелем. Город скрылся от глаз в центре небольшой горной группы, а крутые склоны стали неприступной оборонительной стеной. Оборотень восхитился – настоящая военная крепость. Взгляд его вернулся к площади в центре котловины. Она располагалась выше, чем внешние подножия гор, но ниже чем их вершины. Словно лопата, воткнутая посреди выкопанной ямы, в центре города возвышалась неимоверно длинная башня; постройку из тёмного камня украшали стеклянные и зеркальные платформы, напоминающие шипы; они отражали свет и светились. На середине башни, вокруг арочных сводов медленно вращались полукруглые прозрачные мосты. Реми уставился на них, не веря собственным глазам; мосты кружили в воздухе и никак не соприкасались с шипами башни! Венчала постройку острая конусообразная крыша, пикой пронзавшая небеса.

Ни один мост не вёл к этой башне, так же как не нависали они над площадью. Мосты словно расступались и висели лишь по краям, соединяя между собой избранные горные вершины. По наклонным склонам гор тянулись дома, выстроенные в одном стиле; они спускались изящными, тонкими, арочными строениями и замыкались в круг. Один круг шёл по центру склона, другой у самого подножия, а третий окружал высокую башню в центре котловины. Башня, построенная в том же стиле, что и весь город, сверкала в последних лучах догорающего солнца.

Ребёнок застыл на станции дирижаблей, рассматривая город, пока его не толкнул неуклюжий прохожий своей огромной сумкой. Джек стряхнул оцепенение и рванулвниз с горы. Он не особенно хотел провести лето в лесу, как делал в прошлом году, город открывал гораздо больше возможностей, и добывать еду здесь было легче. Тем более, что мальчик научился у старика многим хитростям, которые должны помочь ему выжить среди людей. Не забыл Джек и обещания, данного Николасу, вступить в гильдию воров. На дирижабле оборотень принял решение держаться особняком, но подлая задумка воспользоваться людьми и научиться у них всему, что они знали, терзала разум сироты.

Отложив выполнение обещания на потом, и занявшись добычей еды, а также более детальным изучением города и его правил, Джек осознал, что первое впечатление оказалось ошибочным. Город выглядел очень красивым, но стоило спуститься и пройтись по улочкам, как вся грязь вылезла наружу. Здесь собирались самые опасные люди, находили приют убийцы, воры и разбойники. Стражи в этом городе было больше, чем в прошлом – такое впечатление сложилось у Джека, запуганного тюрьмой – но многие преступления пернатые не видели в упор. Возможно, они сами имели сношения с преступниками, или боялись поймать кого-то важного в бандитском мире.

В этом городе Джек тоже пару раз слышал о членах Кровавого Звездопада, что якобы по велению Разрушительницы тридевяти миров приглядывали за столицами надгорного края. Молва ходила о высоченном парне с волшебным мечом, которым он никогда не пользовался – откуда тогда слухи, что он волшебный не ясно. Огромный меч он носил за спиной, но и с любым другим оружием в руках мог дать фору мастерам. Но давно уже люди не видели ни меча, ни члена Звездопада, ни его напарника. Зато породил о себе новые народные легенды другой парень, темнокожий вулканец с синими волосами, который якобы, как в сказках, мог отбить все капли, что обрушивались ему на голову во время бури, и остаться сухим. Этот же парень постоянно бахвалился своим мастерством и искал себе соперников среди горожан и приезжих воинов. Когда вулканец демонстрировал своё мастерство люди застывали с открытыми ртами, не в силах отвести взгляда, не веря собственным глазам, такие чарующие движения исполнял боец. Рассказы горожан заинтересовали мальчика, он бы хотел стать учеником такого сильного воина, но сколько Джек не ходил по городу, не встречал никого похожего. В городе дрались только за деньги и за проход в какое-нибудь заведение, обычно это было избиение босяка или пропойцы. Никто никого не вызывал на дуэль, да и высоких людей вокруг хватало, все они отличались тёмной, загорелой кожей, но не чёрной.

За несколько недель пребывания в новом месте, Джек обзавёлся одеждой, поношенной, но более подходящий для здешних мест, он поселился в заброшенном доме на окраине, и нашёл несколько красивых мест, в которых любил бывать и наблюдать за городом. Достать обувь оказалось задачей не по силам мальчику, стоила она дорого, воровать кошельки Джек боялся. Всё что он смог, это украсить сандалии, оставленные под дверью чужого дома.

Одно в новом городе повергало юного оборотня в недоумение – сколько бы он не пытался, ему не удавалось побывать на центральной площади у основания огромной башни. Казалось бы, что сложного, обойти дом и попасть в центр, но стоило свернуть за угол, где виднелся проход, Реми попадал в тупик, или ещё хуже – лабиринт, и радовался, когда находился выход хотя бы куда-нибудь. Центр был закрыт, изолирован. Мальчик мог поклясться, что с высоты столовой вершины видел людей, бродящих около башни.

Мистика какая-то, твердил оборотень сам себе, и всё равно периодически пытал счастье, но каждый раз безрезультатно. Может, это защита от оборотней? Люди могли такое придумать!

По запаху, распространяемому далеко за пределы центральной площади, мальчик знал, что в центре располагался рынок. Скорее всего самый большой базар в черте города. Рынок всегда сопровождала невыносимая для обоняния волка вонь, запахи перемешивались, а здесь, в жарком климате, еда, фрукты и овощи тухли на глазах. Пот, портящиеся продукты, тухлые отбросы в ящиках, запахи людей, выпивки, мочи и фекалий, непонятно, откуда исходившие – всё это смешивалось и создавало непередаваемо тошнотворное амбре. Впервые посетив небольшой рынок на окраине, Джек еле устоял на ногах, чтобы не грохнуться в обморок. Вонь разъедала глаза, приставала к одежде и волосам, просачивалась сквозь тряпицу, если он пытался прикрыть ею нос, люди тоже морщились, но сделать ничего не могли. Самые дешёвые продукты продавались исключительно на базарах, устраиваемых крестьянами из соседних деревень. Здесь всегда было полно людей, покупателей и продавцов, тележки и ящики с товаром лежали тесно, а потому так легко неопытному вору скрываться и лазить между ними. Джек постоянно ошивался около рынка или между лотков, не раз он замечал, как сами продавцы обсчитывали, обманывали покупателей, подсовывали порченный товар, незаметно глазу доставали из сумок часть овощей, после того как взвесят, или подкладывали на весы лишние грузила, проделывали сложные махинации со стрелками, цепочками и чашами. Что взять с воришки, если люди сами себя дурачили. Мальчику оставалось лишь в толчее рынка незаметно подворовывать еду с прилавков.

И всё же, Джек старался проводить на рынке ровно столько времени, чтобы накормиться. По возможности мальчик обходил базары дальней дорогой, только бы не нюхать смрадную вонь. Но изо дня в день ему приходилось снова окунаться в мир пакостных резких запахов, чтобы найти пропитание. Со временем, оборотень приспособился контролировать обоняние, или в самых крайних случаях задерживать дыхание и быстро проходить особо вонючий участок.

Жизнь шла своим чередом. Здесь в отличие от города-клыка улицами не правили самопровозглашённые короли на подобии Аазира. Видимо близость воровской и разбойничьей гильдии не позволяла заводиться всяким наглецам. Здесь все улицы были общие, и принадлежали гильдии воров, которую мальчик не нашёл, и искал спустя рукава, пока у него всё получалось без помощи посторонних. Уроки Николаса не пропали даром, всю теорию, Джек смог не без труда применить на практике и наслаждался результатами.

Недолго радовался своим успехам мальчик, вскоре его приметил человек из гильдии воров.

Лето в Искре – городе на границе с Муараком – начиналось рано и вступало в свои права резко и беспощадно. Ещё несколько недель назад в Озоне распускались на деревьях первые почки, а в южной столице уже жарило настоящее летнее солнце, не оставляя надежды выжить никому живому. Жителей города спасали деревья на улицах, в зелёных двориках и кусты в больших кадках, а также фонтаны, чего не доставало в стране пустынь, с их бодрствующими вулканами и лавовой, огненно-чёрной землёй. В самом южном городе Аэфиса в особых магазинах по непосильным для маленького вора ценам продавали касмедолийский десерт – мороженое, лёд с добавкой фруктовых и ягодных варений.

Зная, что добыть деньги на мороженое у него не получится, а своровать десерт, предусмотрительно спрятанный за стеклянным прилавком в магазине, невозможно, Джек внушил себе, что не любит сладкое. Всё это для детей, с гордым видом проходя мимо, думал он про себя, всё глубже заталкивая ребёнка, желающего насладиться лакомством. На ум приходил стол, заваленный сладостями, в доме «сладко пахнущего» мужчины, и сам мерзкий лотерон, ярость к которому перерастала в ненависть к сладкому.

Джек научился притворяться, играя роли и обманывая торговцев. «Надевая маску», он мог спокойно стоять около прилавка, с задумчивым видом выбирая товар, словно вспоминая, что просила купить мама, в то время как, хорошо замаскированная вторая рука воришки, ловко набивала едой карманы. Затем мальчик в растерянности, такой же наигранной, как и весь его образ, убегал за советом к родителям. Дважды один и тот же приём на одном торговце Джек испытывать боялся, и потому каждый раз искал новые прилавки, чередовал рынки и базары на окраинах, старался менять одежду, мыться и выглядеть домашним, что у уличного вора получалось не всегда.

Торговец хлебом не раскусил подвоха, и оборотень, попросив прощения за свою ужасную память, припустил прочь. Только на этот раз не далеко он успел «в растерянности» убежать, как натолкнулся на девчонку подростка, лет двенадцати или четырнадцати. Джек хотел извиниться и незаметным движением проверить, не выронил ли булочки из карманов, как увидел, что она ела его добычу и спесиво ухмылялась.

– Хорошо сыграл, малявка, – надменно заметила девочка.

– Сама ещё малявка, – огрызнулся оборотень.

– Ах ты, мелкий гадёныш! Так со старшими разговаривать! Да я постарше тебя буду, да и повыше, малявка! И вообще я по делу, – разъярилась незнакомка.

– Я с девчонками дел не имею, – выплюнул Джек.

– Я здесь, как представитель… кое-кого, – замявшись, добавила девочка. – Пойдём, дело есть.

– Куда? Я никуда не пойду, – насторожился, ожидая самого худшего, мальчик.

– Ну, камнем в глаз! Потом ведь скажут, зачем всё выдала. А, ладно, была, не была, – говорила сама с собой девочка, не стесняясь ругаться, но потом вновь переключила внимание на Джека. – В гильдию воров, – многозначительно промолвила она.

Оборотень напрягся. Гильдия воров. Он обещал Николасу, а теперь его отведут в гильдию воров. Что ж, стоило попробовать.

– Вижу, ты передумал. Пойдём. – Девочка схватила Джека за руку и повела в направлении центральной площади. Вскоре они прошли странными проулками, и вышли прямо около башни. Оборотень вытаращился. Сколько бы он не пытался, он не мог попасть на площадь, а эта странная девчонка прошла напрямую.

– Удивлен, что ли? – Джек ничего не ответил на вопрос девочки. – А-а-а, так ты новенький в Искре. И никогда не был на площади, угадала?

Оборотень посмотрел на неё, но снова ничего не ответил.

– Это волшебство Искры. Ты не сможешь найти дорогу в центр, пока хоть раз там не побываешь, – со знанием дела, рассказывала незнакомка.

– Но как там побывать, если дорогу найти нельзя? – недоумевал мальчик.

– А вот так, – воровка подняла свою руку, сжимавшую ладонь Джека. – Кто-то должен тебя проводить.

– Но зачем это нужно? – нахмурился оборотень.

– Не знаю. Может, чтобы всякая шваль по площади не таскалась, или меры от захватчиков. Знаешь, Искра ведь стоит рядом с границей Муарака, – высказывала свои предположения девочка, пока они пересекали площадь.

Джек смотрел на башню в центре, со станции дирижаблей она казалась очень длинной и высокой, а теперь при взгляде снизу, выглядела съежившейся, но продолжала поражать красотой. Лёгкая, воздушная, и в тоже время клином впивающаяся в центр котловины, она возвышалась надо всем, сияла в свете солнца, отражала блеск. Её конструкция походила на дома вокруг и в тоже время разительно отличалась. Высокие арочные своды терялись и казалось секции башни парят в воздухе, стеклянные и зеркальные узоры на платформах-шипах отражали людей на мостах, тёмный камень с перламутровыми прожилками мерцал и переливался. Резкая лепнина с острыми концами придавала башне воинственный вид, в то время как другие постройки скорее походили на праздничные беседки.

– Ясно, – пробубнил Джек, не в силах оторвать взора от башни. – Хэй, но тогда как же первые люди могли посетить площадь? Их же некому было проводить, – вдруг сообразил нестыковку в рассказе спутницы мальчик.

– Ха-ха-ха, ну ты и дурак, – посмеялась она, а Джек зло сощурился. – Город же построили люди. Значит, при строительстве они были в центре, выходит, они провели туда остальных.

Оборотень задумался, рассказ девчонки внушал сомнения, но доля правды и смысл в нём присутствовали, хотя оставалось загадкой – зачем заколдовывать город.

По кругу центральной площади на нижних этажах домов разместились разные магазинчики и лавочки, чем только не торгующие: и одеждой, и едой, и оружием. Если на окружных улицах торговали доступными товарами, дешёвыми и простыми, то на прилавках лежали, висели на рамах и стояли на полу замысловатые и непонятные приспособления, книги и свитки, флаконы с разноцветной жидкостью, качественное оружие, заграничные яства, ювелирные украшения и ткани дивной красоты. Запахи от иных магазинов резко били по чуткому обонянию волка, от чего тот периодически морщился. Здесь же стояли шатры, рядом с которыми зазывалы обещали погружение в другие миры, пророчества будущего, гадание на картах, шарах, руках, глазах и много чего ещё. И посреди этого карнавала палаток возвышалась башня. Для чего она использовалась, оборотень не знал, но стоило пройти под арочным её сводом, мимо многоступенчатой лестницы, спиралью, уходящей в глубины длинного строения, как по телу его волной пробежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом.

Девочка провела Джека к противоположному краю площади и завела в неприметное с виду здание, на вывеске которого изображалась чарка, покрытая паутиной. Оборотень не понял, паутина была настоящей или тоже нарисованной. За дверью расположилась самая обычная мрачная забегаловка, энергетические лампочки под потолком светили тускло, облепленные мухами и чёрными жучками. Бедный оборотень чуть не задохнулся в дыму, что туманом стоял в помещении, скрывая детали интерьера. Подавившись кашлем, чтобы казаться более взрослым, мысленно Джек десять раз проклял чертовку, что притащила его в это жуткое место. За столами сидели парни и девушки бандитской наружности и бросали на него недоброжелательные взгляды. Мальчика удивило, что в основном здесь находились одни подростки, да несколько стариков.

Воровка быстро подошла к одному из стариков, и сказала, что привела его, кивнув в сторону Джека. Старик открыл проход в тёмной нише рядом со стройкой, девушка повела мальчика внутрь.

Оставив позади себя удушливый трактир и тёмный коридор, проводница открыла следующую обшарпанную дверь, за которой располагалась хорошо обставленная комната, без каких-либо признаков обветшалости, но с очень тёмным освещением. В ней проводница не остановилась и повела спутника дальше, по лабиринту из коридоров, лестниц и комнат. Очень редко на их пути встречались другие люди, и Джек решил осведомиться у незнакомки о причине своего визита:

– Зачем я понадобился гильдии воров?

– Ха! Нельзя воровать, как ни в чём не бывало и при этом не состоять в гильдии, – взяла поучительный тон девочка.

– Но я же ворую и без гильдии, – осёк её оборотень, желающий казаться старше и наглее, чем был на самом деле.

– Ты думаешь, гильдия ничего не видит? Мы давно приметили тебя. Сперва хотели сдать страже, но потом передумали. Ты делаешь успехи и немалые для своего возраста. Вот гильдия и заинтересовалась, – девочка пожала плечами.

Джек ничего не ответил. Он не знал, что сказать, и что делать. В конце концов, как бы он ни хотел казаться умным и сильным, он оставался всего лишь семилетним сиротой.

Девушка отворила очередную дверь и втолкнула туда Джека, прошептав «не оплошай» напоследок.

Комната, в которой оказался оборотень, по меркам сироты, жившего в тесноте, показалась огромной. Из мебели здесь стояли стеллажи, письменный стол и несколько кресел, в самом большом сидела женщина, одетая в дорогую, но удобную рубаху с замшевой жилеткой и обтягивающие штаны. На её руках красовались золотые украшения и драгоценные камни, но женщина знала меру и не казалась вычурной. Короткие тёмные волосы с одной стороны были выбриты почти полностью, а с другой зачесаны на бок. Женщина неуловимо напоминала оборотню куницу – с виду добрая, располагающая, но во взгляде дикость. Даже движения её казались по хищному быстрыми и точными. С дружелюбной улыбкой, женщина пригласила Джека сесть.

– Здравствуй мальчик. Меня зовут Кристи. Мы давно приглядываемся к тебе, с тех пор, как ты оказался в Искре. Ты неплохо воруешь. Так, будто тебя учили, но я с уверенностью могу сказать, что обучение в гильдии ты не проходил. Поведай мне свою историю, мальчик, – добродушно начала беседу женщина, уверенным, слегка рычащим голосом.

– Вы хотите, чтобы я вступил в гильдию? – спросил Джек.

– А ты хочешь вступить? – поинтересовалась Кристи, но затем добавила: – нам нужны ловкие ребята, вроде тебя, Джек. Да, я знаю, как тебя зовут, и не только это, – загадочно улыбнулась женщина.

Реми сглотнул, боясь, что воры догадались о его волчьей природе, но вспомнил, что ни разу не обращался волком в этом городе. Понемногу возвращая самообладание, он медленно произнёс:

– Меня просил вступить в гильдию воров один мой друг. Но почему в гильдии воров мне будет хорошо? – добавил оборотень, помня о своей жизни в сиротском доме.

– Хм… – женщина задумалась, положила руки на стол и сцепила их в замок. – Если ты состоишь в гильдии, мы становимся как бы семьёй. Если вдруг с тобой что-то случится, или ты попадёшь в неприятность, то любой член гильдии придёт тебе на помощь. Понимаешь, если кто-то обидит члена гильдии – он оскорбит главу, а за оскорбление главы гильдии, платит головой оскорбитель. Мы как семья и чтим законы семьи, гильдия никого не бросает и не забывает. Гильдия воров имеет очень много связей, в том числе со стражей, именно поэтому мы существуем. К тому же, со знаком гильдии воров, ты получишь доступ в разные интересные места и многие другие привилегии. А ещё мы будем учить тебя, дадим крышу над головой, еду. Ты сможешь найти здесь друзей, – увещевала Кристи.

– Не бесплатно же? – буркнул Джек, вспоминая Аазира с его платой за простое проживание на улице.

– Практически бесплатно, – улыбнулась женщина. – Мы умеем ждать, а также продуктивно использовать способности каждого своего члена. Ты будешь продолжать воровать, но с каждым днём твоё мастерство будет повышаться, и кто знает, какие горизонты откроются перед тобой после, – загадочно произнесла Кристи. – А как зовут твоего друга, что посоветовал тебе вступить в гильдию?

– Николас,… – печально ответил мальчик и отвёл взор.

– Что?

– Его звали Николас, – повторил Джек, не совсем понимая причин такой реакции Кристи – женщина во все глаза уставилась на мальчика. Из-за гардины, висевшей недалеко от стола, вышел высокий, подтянутый мужчина. Он наклонился к Кристи и что-то зашептал ей на ухо.

– А где ты его видел? Ты знаешь, где он сейчас? – еле сдерживая нетерпение, произнесла женщина.

– Он умер, – потупившись, молвил Джек. Воровка, до этого приподнявшаяся в кресле, рухнула как подкошенная.

– Где ты его встретил? – спустя некоторое время, вновь спросила Кристи.

– Мы встретились с ним в тюрьме, в городе на скале в виде клыка. Это он научил меня разным трюкам, чтобы воровать и не попадаться, – честно сообщил оборотень.

– Город на скале… – себе под нос, произнесла воровка.

– Белый Клык, по всей видимости, – влез в разговор мужчина.

– Но в тюрьме. Чтобы Николас попал в тюрьму, как какой-то недоучка, – нахмурилась Кристи и нервным движением убрала волосы с лица.

– Может, с ним сыграла злую шутку его вечная праздность. Нужно быть серьёзнее, чтобы глупо не попадаться, – скептически рассуждал мужчина. – Ты же знаешь, эти его глупые простецкие планы…

Женщина вскочила, пригвоздила мужчину к стене одной рукой и свирепо произнесла:

– Ты даже представить себе не можешь, сколько раз он спасал мне жизнь!

– Ладно тебе, Кристи. Успокойся. Пацан ещё здесь, – примирительно поднял руки мужчина. Воровка отпустила его и села обратно в кресло, взглядом приказывая подчинённому заткнуться.

– Парень, а как он умер? Ты видел это? – обратилась Кристи к Джеку.

– Да, – мальчик совсем не хотел рассказывать этой женщине, как всё было на самом деле. Он боялся, что она также рассвирепеет и броситься на него, но и умолчать мальчик не мог. Он видела, как Кристи переживала за Николаса, он спасал ей жизнь, значит, они были друзьями. Она имела право знать правду. Сжав кулачки на коленях, потупившись, мальчик промолвил: – он пожертвовал собой, чтобы у меня был шанс сбежать.

Джек не смог сразу посмотреть этой женщине в глаза, но, когда пересилил себя, увидел в них сочувствие и горечь.

– Джек… отныне ты в гильдии воров, – сухо отчеканила Кристи.

– Но я же ещё… – договорить Джеку она не дала.

– Последней просьбой Николаса было твоё зачисление в гильдию воров. Ради этого он отдал жизнь. Отныне ты в гильдии воров! Я не дам тебе так просто шляться по миру, а потом умереть. Ты будешь учиться здесь и жить. Гильдия сумеет о тебе позаботиться. Ты больше не одинок, – сдерживая комок, подступивший к горлу, проговорила Кристи, а затем обратилась к мужчине. – Подготовь всё к инициации.

Больше не одинок… у меня будут друзья… и еда, и тёплая постель. Это удача? Я буду учиться, стану сильнее. Но будет ли у меня свобода? А если я захочу уйти? Смогу ли я уйти из гильдии? Во что же я опять вляпался? В голове Джека был полный сумбур, он не знал, что его ждёт. Неизвестность пугала, и всё же, мальчику было интересно. Может это место лучше, чем все предыдущие. Здесь его примут, не будут пытаться, но что если начнут пичкать тыквенными зельями. Та девочка вела себя живо. Может зря Джек сравнивал все людские группы с приютом. Так или иначе, здесь он будет жить, есть, и учиться чему-то новому, скорее всего, полезному в жизни.

Под инициацией в гильдии понималось нанесение на тело воровского знака. Каждого вора, если он состоял в гильдии, украшала тату в виде паука – символа воровской гильдии. Выбор место, где набить метку, оставляли за вором, посему Джек решил сделать тату на плече.

Игла с краской мучительно входила в кожу, но эта боль не шла ни в какое сравнение с ужасами тюремных пыток. Мальчик скулил, но терпел боль. Вскоре чёрный паук сидел на красном воспалённом правом плече оборотня. Отныне он настоящий вор, член гильдии воров.

В гильдии Джеку выделили комнату, дали сменную одежду, со следующего дня, после инициации началось его обучение. Мальчика учили не только воровскому искусству, но также и простым, общеобразовательным предметам: учили читать, писать, считать, обучали языкам, а также тренировали физически. Джеку оставляли свободу действий, выпускали из лабиринтов гильдии воров, но нагружали заданиями, которые он должен был выполнять. Каждый раз, изучив новый приём, юные воры отправлялись в город, оттачивать его.

Джек обучался не один, вместе с ним в гильдии воров тренировалось ещё несколько детей, разных возрастов: были ровесники оборотня, дети постарше и подростки. Последние занимались чуть в стороне, но посещали уроки и тренировки в тоже время.

Воры руководствовались несколькими правилами: не брать лишнего, не оставлять следов, не ставить целью недоступное, не связываться с магами, всегда быть начеку. Существовали и другие, но уже не правила, а скорее советы, помогающие прожить дольше. Часть этих советов, оборотню ещё в тюрьме Белого Клыка рассказал Николас, он же в теории обучил мальчика нескольким приёмам.

Джек, не столько благодаря краткому обучению у старика, сколько с помощью своей природной сообразительности схватывал всё налету. Благодаря волчьей крови, врождённой силе и ловкости, мальчик справлялся с самыми трудными заданиями, кои поручала ему гильдия. И иногда превосходил все возложенные на него ожидания мастеров-воров, обучающих детей. Другие, даже старшие, ребята пасовали перед сложными заказами, но Джек всегда умудрялся выполнить всё раньше срока. Он со скоростью бешеной собаки проносился под носом у стражи, словно прирождённый актёр разыгрывал роли перед торговцами, его ловкие пальцы, казалось гнулись во все стороны, а нетипичные решения задач заставляли задуматься даже опытных воров. Оборотню нравилось выполнять задания, будучи в сознании, обманывать людей, воровать, хитрить. Он наконец-то использовал весь свой потенциал, но не забывал скрывать сущность оборотня. Стараясь не зазнаваться на глазах людей, мальчик учился радоваться по себя и скрывать истинные эмоции.

Не укрылись его фантастические успехи и от главы гильдии воров – Кристи, которая поначалу оправдывала успехи новенького, знакомством с Николасом. Глава уже некоторое время искала себе мальчика или девочку с выдающимися способностями, проявляющимися с детства. Она хотела вырастить себе замену – умного, ловкого, неуловимого вора, развить в нём или ней качества лидера и воспитать надёжного преемника, который заменит её через десять-пятнадцать лет, когда она в силу возраста уже не сможет держать власть в своих руках.

Джек мог бы подойти на эту роль, добиваясь невероятных успехов в воровском мастерстве. Кристи просила мастеров понемногу увеличивать нагрузки юного вора, давать более сложные задания, которые с трудом выполняли дети вдвое старше него. После чего женщина не без удовольствия, граничащего с фанатизмом, наблюдала, как ребёнок выкручивался и исполнял приказ.

Джек догадывался о причастности Кристи к его возросшей нагрузке, он оправдывал её действия местью. Мальчик всерьёз считал, что женщина мстила за Николаса, который пожертвовал собой ради него. Он думал, что таким образом она пытала его, но не собирался просить поблажек. Джек справлялся, азарт соперничества рос в нём с каждым днём.

Несмотря на упорство Кристи, оборотню нравилось в гильдии воров. Здесь каждый преследовал свои цели, никто не лез в чужую жизнь, но и не издевался над другими. Под руководством главы все знали своё место. Учеников частенько выводили в город для выполнения заданий, служащих также практикой и экзаменами. И хотя мастера присматривали за ребятами, Джек и другие дети могли почувствовать себя свободными.

Ночами оборотень думал о своём положении, воровская жизнь грезилась ему интересной и обещала множество авантюр, но мысли почти всегда приводили мальчика к дому на краю деревни. Дядя не воровал, он был лесником и жил свободно. Значило ли это, что Реми вновь оказался в своего рода плену? Он решил, что если захочет, сможет покинуть гильдию, но пока идти ему некуда, он будет учиться у людей их хитрости. Единственное, что мальчик знал точно – больше его не свяжут никакими цепями, потому что оборотень поклялся себе больше не заводить друзей и не привязываться к людям. Он станет сильным и сможет всем дать отпор!

Повышенное внимание к Джеку со стороны Кристи заметил другой мальчик. Мальчик, который изо всех сил старался понравиться главе, стать ей сыном и радовать её своими успехами. Он потом и кровью пробивал себе тот путь, по которому, все пророчили идти новенькому. Мальчик этот не был таким способным, но старался как можно лучше показать себя, денно и нощно тренировался он, желая стать сильнее и ловчее, и угодить своей главе.

Из соперничества родилась самая неистовая ненависть, какую человек мог испытывать к собрату.

Время шло своим чередом, за время учёбы Персефона несколько раз обернулась и вновь стала поворачивать свой взор к миру. Давно наступила осень, но в южном городе лишь слегка похолодел ветерок, слетающий с гор. Не поливали сухую землю осенние дожди, слишком засушливый был климат у границы. Стоило пройти южнее, перейти мост Бури и вот они жёлтые просторы Муарака, где дождя не бывало годами. Летом в Искру раскалённый ветер, подогретый жаром солнца южного королевства, приносил песок Самарханди, великой пустыни, а осенью дули ветры из центра Аэфиса и приближали климат приграничного города к остальным территориям страны. Даже холодные ветры не могли уровнять погоду, и Искра оставалась самым тёплым городом, где зима наступала почти к самому дню Середины зимы и длилась всего оборот.

Сегодня Белая ночь, думал Реми, сидя на крыше, одного из обшарпанных зданий гильдии воров в Искре. Персефона смотрит на меня. Как же я соскучился по ней, сидя в тюрьме. В маленьком оконце был виден только отблеск её сияния. Как же прекрасна Персефона в Белую ночь. Хочу бегать, прыгать, валяться в траве. Хочу петь ей. Хочу обратиться… хотя бы на часок.

Кровь юного оборотня кипела под магическим взором естественного спутника планеты. Но мальчик знал, что за ним всегда наблюдали воры или мастера, посему стоило ему хоть как-то выдать свою звериную сущность, об этом узнает вся гильдия. В лучшем случае его просто выпорют и выгонят, в худшем будут пытать и убьют.

Любую боль можно стерпеть, пока ты жив, говорил дядя. Стоит умереть и это конец. Но как же хочется обратиться и побегать волком под взором Персефоны. Хочу жить свободным волком… но я такой слабый, еле выжил прошлым летом в лесу.

Тихий скрежет донёсся из ветхого здания. Оборотень кинул последний взгляд на Персефону и, бесшумно спустившись, побрёл в свою комнату.

На следующий день Джек в свой долгожданный и заслуженный выходной собрался идти в цирк, но планы его резко изменились – его вызвала Кристи по важному вопросу.

В кабинете главы сидел мальчик, с которым Джек вместе обучался. На его голове закручивались яркие жёлтые локоны, а глаза напоминали шоколадные конфетки. В памяти сразу возник образ стола, заваленного сладостями и мерзкий лотерон.

– Привет, Джек, – как-то подозрительно произнёс мальчик.

– Привет, – повисла пауза, Джек пытался вспомнить, как же зовут мальчика, он почти не интересовался другими людьми и не запоминал имена: – Кенди?

– Я – Скандер… – обиженно проворчал кучерявый блондин.

– Джек, Киндер, я вас позвала, чтобы сказать… – но тут Кристи заметила недовольное лицо мальчика и осеклась.

– Я – Скандер… – снова пробубнил мальчик.

– А, прости, Скандер. Так вот я хотела сказать, что отныне вас двоих я беру на своё попечение. – Блондин засиял от гордости и радости. – Вы будете учиться, и тренироваться как всегда, – продолжала женщина, – но дополнительно будете заниматься со мной. Вы оба показываете отличные результаты, и у меня появились некоторые планы на ваш счёт. Начнём сегодня же.

После разговора в жизни вора Джека начался новый этап. Кристи тренировала детей на убой, в комнаты они возвращались едва живыми. Она ещё не знала, кого именно из двоих этих мальчиков выберет себе в качестве будущей замены: ей нравился Джек за то, что ему легко давались все сложные приёмы; Скандер брал своим упорством, ведущим к цели, безграничным стремлением стать лучшим.

Чем легче человеку давалось что-либо, тем легче он отказывался от достигнутого в последствии. Таков, по мнению Кристи мог оказаться Джек. Только упорство и время рождали в душе и разуме истинную ценность всех усилий, затраченных на достижение цели. Этим тяжёлым путём шёл Скандер. И всё же Джек зачастую показывал результаты гораздо лучшие, чем блондин. Кристи сомневалась и не могла принять окончательное решение.

Джек не догадывался о прозорливых планах главы, его привлекало соперничество, негласно он всякий раз доказывал людям, что им ни за что не сравниться с оборотнем. В душе мальчик каждый день праздновал победу. Помимо воровских тренировок и обучения, Реми практиковался в подчинении волчьей сущности своей воле, в чём добился успехов, и в подавлении и сокрытии любых эмоций, чего достичь не удавалось. Злость к наказаниям, досада от промахов, гордость за достижения то и дело просачивались сквозь маску холоднокровия, но глаза, клыки и ногти оставались человеческими. Мальчик жаждал скорее стать взрослым, и приближал этот момент хотя бы поведением, чем вызывал усмешки старших воров.

Юных воров часто отправляли на задания, суть которых было следить и собирать информацию, обрывки разговоров, слухи, распорядок дня указанного человека. Работа была скучной, но в тоже время опасной. Не раз детей ловили, сдавали страже, или главарям разбойничьих шаек. Во время таких поручений Джек не раз прибегал к помощи теней, скрываясь в них, пропадая с глаз, сам не зная, как у него это получалось. Оборотень пытался научиться становиться невидимым по желанию и терпел полную неудачу. Тень была своенравна, она то укрывала мальчика, то молчала и не отзывалась на его мольбы. Чаще всего она проявлялась, когда оборотню угрожала опасность, она скрывала его в складках своего чёрного одеяния, где его не видел ни один человек.

Однажды после удачной попытки спрятаться в тени на задании, в гильдию воров явился человек в длинном чёрном плаще с маской на лице и жестокими глазами. От него веяло смертью, болью и кровью. Человек не внушал доверия, и Джек постарался как можно быстрее пропасть с его пути. Он спрятался за ближайшей дверью и проводил незнакомца взглядом по коридору, боясь, что он пришёл за ним, оборотнем, прознав о его способностях.

Мужчина ушёл так же тихо и загадочно, как появился. Юный оборотень его не волновал.

Пребывание в гильдии раскрыло ещё один талант Джека – меткость в метании разнообразных острых предметов. Его научили метать ножи, остриём всегда попадая в цель, в статичную и движущуюся, стоя и набегу, и даже в прыжке. Видя успехи вора, мастер предложил Джеку обучиться метать топоры, но они оказались для мальчика слишком тяжёлыми и громоздкими, пришлось отказаться от затеи. Взамен оборотня натренировали стрелять из разного вида арбалетов, попадая в летящую муху с расстояния двадцати метров. Мастера завидовали меткости Джека. Достигнув определённых успехов в стрельбе, оборотень вернулся к полюбившемуся оружию – ножам.

* * *

Окрепшие за оборот изнурительных тренировок, Джек и Скандер вышли от Кристи. С каждым занятием всё больше развиваясь физически, мальчики могли с гордостью сказать, что стали сильнее.

– Не устал, Джек? – ехидно поинтересовался блондин.

– Нет, – коротко выдал Джек.

Скандер недовольно насупился. Он не собирался проигрывать Джеку, и ни в коем случае не хотел, чтобы Кристи выбрала этого заносчивого тщеславца. Он, Скандер, изо дня в день, с самого своего прихода, пару лет назад, сверх нормы тренировался, учился, пытался превзойти самого себя, а этот зеленоглазый ловкач, пришёл совсем недавно и завоевал любовь главы своими выкрутасами. Блондин не мог признать, что Джек был от природы сильнее и ловчее, мальчик списывал все заслуги противника на хитрость и фокусы. Как же Скандер ненавидел своего конкурента, спал и видел, как Джек ломает себе ногу или ещё хуже позорит себя и гильдию на задании. Тогда бы Кристи плюнула на неудачника и обратила свой взор на Скандера, и лишь на Скандера.

– У Кристи на нас большие планы. А тренировки всё тяжелее. Заметил? – Мальчик решил пообщаться со своим врагом и выпытать его скрытые мотивы. Он не знал как, но хотел подставить Джека и тем самым избавиться от него.

– Да, – ответил вор.

– Ты превосходишь меня в некоторых позициях, но и я не слишком отстаю. Хотя я думаю, что на роль своего телохранителя глава выберет тебя, – разводя руками, наигранно признавая поражение, посулил блондин.

– Мне это не интересно, – пожал плечами конкурент.

– Тогда зачем ты ходишь на тренировки? – неожиданно для себя, вспылил Скандер. Джек посмотрел на него очень внимательно, а потом отвернулся и просто ответил.

– Хочу научиться как можно большим вещам, пригодиться, – лицо его не выражало никаких эмоций, он продолжал идти по коридору к своей комнате. Скандер же притормозил, обдумывая слова своего соперника, а потом на весь коридор заорал:

– Я тебе не проиграю!

Джек никак не отреагировал, что ещё сильнее разозлило блондина.

Да что он о себе возомнил, этот Джек, думал Скандер и пыхтел от злости. Его это не интересует. Нашёлся тут! Как же, не интересует его. Какого чёрта он тогда ходит на тренировки и вертится возле Кристи? Всё он врёт! Взрослого из себя строит, сопляк чёртов! Да мы ровесники!

Но тут Скандер притормозил и стал остервенело теребить локон своих блестящих жёлтых волос. Но выглядел он круто, это нужно признать. Чёрт! Как же бесит! Хочу, чтобы Кристи только мне посвящала время. Я стал бы ей идеальным сыном. Она моя! Она должна любить только меня! Как бы избавиться от этого гнусного Джека?

* * *

Как это часто случалось у злых, но трусливых людей, мысли Скандера не перешли в действия, зато сама Кристи словно услышала мысли золотокудрого мальчика и принялась давить на Джека. К физическим тренировкам она добавила новый образовательный предмет. С младых лет, она принялась учить своих юных подопечных управлению людьми: учить врать, льстить, показывать силу и слабость, когда это выгодно; учила распознавать, когда льстят и врут другие люди, когда блефуют, когда слабы или когда скрывают силу и козыри. Но больше всего она учила ребят давить на людей, подчинять, заставлять их выполнять свои желания и требования; учила, как управлять подпольем в городе, как запугать и держать всех в страхе, кому поддакивать, с кого требовать, а у кого воровать. Женщина не жалела сил и нервов, на встречи с подчинёнными брала ребят с собой, заставляла мотать на ус всё, что говорила и как при этом действовала.

За тренировками время шло незаметно, зима, казалось, вот-вот вступит в свои права. Песок, заброшенный на улицы и площади города непокорным ветром, покрылся инеем и забавно хрустел под ногами. Люди, как звери в лесу, сменили одеяния на тёплые и защищающие от ветра.

Пара оборотов минуло с тех пор, как Кристи выделила двух мальчиков, но она всё также не могла определиться с выбором, и продолжала учить обоих. Если ребята легко справлялись с заданиями и быстро находили решения её каверзных задач, Кристи усиливала тренировки, заваливала мальчиков вопросами на теоретических занятиях, подсовывала им неразрешимые противоречия, где правильных ответов не существовало и наблюдала, как дети выкручивались. Если ученики допускали хоть одну ошибку, глава строго наказывала.

Джек не хотел править людьми, или возглавлять бандитскую группировку, он хотел быть сильным и при необходимости давать отпор обидчикам. Склонность справляться с трудностями в одиночку, усилившаяся после потери Сима и Николаса, заставляла мальчика чураться любых подчинительных связей. В его понимании каждый имел право на личную свободу, оттого занятия с Кристи стали тяготить оборотня, а иногда до крайней степени раздражать. Несколько оборотов назад Джек с удовольствием слушал наставления женщины, шёл в город на миссию, предвкушая что-то новое, то теперь тащил себя через силу. Скандер же, наоборот обрадовался новому повороту событий, он ловил каждое слово главы, стараясь ничего не упустить. Оборотню была противна манера второго мальчика угождать женщине, он напоминал дрессированную шавку, ползающую на пузе, чтобы только хозяин почесал её за ухом.

Однажды Джек попытался объяснить Кристи, что ему достаточно простых тренировок, а управлять людьми он вовсе не хотел. Женщина рассвирепела, услышав эти слова из уст мальчика, и со всей силы ударила его по лицу, чуть не выколов глаз, острым краем одного из своих колец. В последний момент оборотень увернулся, и опасный край оставил рваную ранку на брови.

После этого неудачного разговора, Кристи заставила Джека заниматься ещё усерднее, ожидая от мальчика немедленных результатов, как в физической подготовке, так и в теоретическом обучении. Сколько бы ни старался Джек, женщина оставалась недовольной, даже когда оборотень показывал сверхчеловеческие возможности. Недовольством в обучении, она прикрывала своё неприятие мнения мальчика о власти и удостоенной его чести. Иногда гнев застилал ей глаза, видя отрешённость на лице своего ученика, Кристи выплёскивала злость, избивая его под видом тренировки. Оборотень счёл за лучшее больше ничего не говорить главе, а просто молчаливо выполнять задания и тренироваться. В его голове стали зарождаться первые мысли о побеге. Реми понимал, что ещё слаб, и терпеть побои женщины не желал, его раздирали противоречия.

Заметив, как самозабвенно Кристи тренировала Джека, Скандер сделал неверные выводы – он решил будто женщина приняла решение в пользу ловкача, и посему усиленно и яростно взялась за его развитие. Скандер не присутствовал при разговоре с последующей пощёчиной, и не знал истинных мотивов Джека.

Блондин был в ярости, ненависть к везучему сопернику возросла пуще прежнего. В его голове зрел план не просто подставить конкурента, но избавиться от него раз и навсегда, убив.

От удара Кристи бровь оборотня порвалась, волоски не выросли на шраме, а края его закрутилась в разные стороны. Интересно, а когда я обращусь, в ипостаси волка тоже будет проплешина? думал Джек, в зеркале разглядывая зажившую ранку. Она меня постоянно бьёт. После тюрьмы на мне осталось наверно много шрамов, а теперь будет ещё больше. Жаль сейчас зима. Снова я связан пока зима. Нужно было уйти раньше. Но раньше всё не было настолько плохо. Весной нужно уходить отсюда. Сбежать.

– Эй, Джек, – пытаясь изобразить порыв приветливости и добродушия, подошёл к мальчику Скандер. – А пойдём в лабиринт? Говорят, там поглубже водятся дикие кошки и собаки, голодные и злые. Отличная мишень для тренировок. Погоняем их, а?

– Мне не нужны друзья, – сухо ответил Джек.

– Да я тебе не дружбу предлагаю, а тренировку! – вспылил Скандер.

– Вот сам и иди. Это же ты боишься мне проиграть, – не поворачивая головы, ответил оборотень, рассматривая шею, на которой также остались маленькие шрамы от железного ошейника.

– Чёрт! Какого хрена ты такой наглый? Я же предлагаю тебе с пользой убить время.

– Ты один, что ли, боишься? – впервые за разговор, Джек посмотрел на отражение человека в зеркале.

– Нет. Я ничего не боюсь! – снова начал срываться Скандер, но потом, взяв себя в руки, добавил, – просто вдвоём веселее.

– Я не имею ничего против кошек и собак, пусть ходят, – пожал плечами Джек.

– Да просто пошли! – Скандер не выдержал, взял своего ненавистного соперника за руку и потащил за собой. Он не позволит заносчивости этого везучего ловкача испортить его гениальный план избавления от конкурента.

Они спустились в тренировочные комнаты и прошли крытыми нишами в лабиринт под горой. Мастера говорили, эти катакомбы были сделаны задолго до возведения города. Их прорыли захватчики из Земи, чьё поселение располагалось неподалёку. Теперь лабиринты под скалой частично захватила гильдия воров для обучения своих членов, но проходов существовало гораздо больше, чем знали мастера. Зайдя вглубь коридоров, искатель приключений мог услышать вой собак, царапанье когтей по камням и шуршание крыльев, или вовсе пропасть навсегда.

– Кстати, говорят, здесь водятся не только дикие кошки и собаки, но также призраки, летучие мыши и оборотни, – нагнетал атмосферу Скандер.

Услышав про оборотней, Джек напрягся, глаза его блеснули в тени. Если бы ты только знал, кто идёт рядом с тобой. Ухмылка нарисовалась на лице вора, но в темноте её было не видно.

– Э, я всё видел! Оборотней боишься, да? Хэ-хэ-хэ, ладно, я никому не скажу, – строил из себя бесстрашного охотника Скандер. – Вот здесь, – мальчик посветил фонарём в боковой коридор, – редко кто ходит, но отсюда иногда доносятся странные стоны. Это призраки!

– Может, кто-то заблудился? – без каких-либо эмоций предположил Джек.

– Нет. Говорят ещё, что здесь запирают отступников гильдии, предателей,и тех, кто захотел сбежать, – продолжал болтать Скандер, придавая голову таинственные нотки.

Джек напрягся, услышав об отступниках. Оказалось, не просто покинуть гильдию воров, его могут запереть здесь. Лабиринт был полон секретов и имел не так много выходов на поверхность. Некоторые проходы можно было полностью изолировать от внешнего мира, заперев нужную дверь. Выбраться отсюда практически невозможно, именно поэтому мастера советовали молодым ворам не заходить в незнакомые коридоры.

– Смотри, там что-то было. Какое-то движение, – Скандер указал за угол ближайшей стены. – У тебя реакция быстрее, глянь что там.

– Значит, всё-таки испугался, – констатировал факт Джек, и пошёл вперёд посмотреть, что же заметил Скандер.

– Это стоило того, – тихо ему вслед проговорил блондин, думая, что его уже не слышно. Мальчик с ухмылкой нажал на нужный рычаг, который ему показали осведомлённые члены гильдии.

Джек слышал, но не до конца понял, странную фразу напарника. Он обернулся и увидел, как из стены выдвигается другая стена, очень тихо, почти неслышно. Оборотень резко рванул назад и выскочил к Скандеру, тот ошалел, улыбка спала с его лица. Джек схватил его и больно вдавил в стену, подперев горло рукой, и лишив мальчика возможности освободиться, одним из выученных в гильдии захватов. Кучерявый блондин закашлялся и стал дергаться, пытаясь атаковать в ответ.

– Ты спятил? Что ты творишь? – почти рычал Джек, едва сдерживая вскипевшую в нём кровь оборотня, глаза его светились, отражая свет упавшего фонаря.

– Да! Да, я спятил! Я ненавижу тебя! Ты занял МОЁ место! Я хочу стоять рядом с главой, а ты недостоин этого, – орал прямо в лицо Джеку, испуганный и разочарованный мальчик. Бросив все силы на освобождение из захвата, он не обращал внимания на волчьи глаза своего врага.

– Ты про планы Кристи на наш счёт? – оборотень ослабил хватку, успокоившись и заглушив ярость. Скандер тут же вырвался и потёр шею.

– Ну а про что же ещё? Ты появился и отнял у меня мою мечту! Как ещё я мог от тебя избавиться? Я хочу стать правой рукой Кристи! Она будет гордиться только мной! – утирая рукавом нос, еле сдерживая рыдания, выпалил Скандер. Но не дал Джеку возможности оправдаться и продолжил: – Она выбрала тебя! Ты же весь такой ловкий, быстрый, смекалистый. Ненавижу тебя! Тебе на блюдечке подают мою мечту, за которую я отдал всего себя, а ты ещё и нос воротишь!

– Но мне, правда, не нужно это всё. Я не хочу становиться правой рукой главы, её телохранителем или кем ещё. Не хочу я командовать людьми и плести все эти интриги, чтобы удержать власть и собственную жизнь. Мне это не нужно, – яростно отрицал всё Джек.

– Ты всё врёшь! – заорал Скандер.

– Зачем мне врать? – тоже крикнул оборотень.

– Тогда зачем ты тренируешься? Зачем ходишь на занятия? – не унимался блондин.

– Я же говорил тебе, я хочу уметь постоять за себя. Хочу выжить в этом мире! – озвучил свои притязания Джек.

– Я не верю тебе! Если тебе ничего не надо, то и убирайся отсюда! – заключил Скандер.

– Да я и собираюсь уйти! – признался Джек.

Скандер вылупился на него.

– Да, я хочу сбежать, – уже тише пробормотал оборотень. – Но сейчас зима, куда идти зимой? Если сбегать, то из города тоже, чтобы меня не нашли.

– Ты хочешь сбежать? – не веря своим ушам, пробубнил мальчик.

– Да! Потерпи меня до весны и всё! Больше, надеюсь, никогда не встретимся, – скривив губы буркнул Джек.

– Ты обманываешь! Хочешь развести меня! Не выйдет! Я не верю. Да кто в своём уме захочет сбежать из гильдии? – опять разошёлся Скандер.

– Ты – кретин. Тебя эта бешеная баба не избивает на каждой тренировке, не промывает мозг всей этой чушью про власть. Мне надоело. Куда бы я ни пошёл, меня везде бьют. Мне это надоело! – сорвался Джек.

После чего оба мальчика замолчали и долго думали над словами друг друга. Оборотень корил себя за то, что всё высказал блондину. Нельзя верить людям! Этот дурак сдаст его Кристи! Но как ещё он мог достучаться до соперника? Не нужна Джеку вся эта власть, дайте тёплую кровать, мяса, чая и свободы. Не мечтал Реми о покорении мира, или верховенстве надо всеми. Дайте ему быть собой и оставьте в покое.

– И что ты, правда, сбежишь? – спустя некоторое время, вновь завёл разговор Скандер.

– Да. Но если ты кому-нибудь скажешь, я найду тебя и убью! – злобно сверкнув глазами, пообещал Джек.

– Хэ, – хмыкнул блондин, – может, тогда сейчас удерёшь, а?

– Сейчас зима. Я бы мог пойти в лес, но зимой там нечего есть. А до других городов путь не близкий. Зима в самом разгаре. Я замёрзну насмерть.

– А весной возьмёшь и передумаешь, – не унимался кудрявый вор.

– Не передумаю, – тихо ответил Джек.

– Тогда давай заключим мир, – Скандер протянул оборотню руку, а второй утёр слёзы и нос, – до весны.

Джек посмотрел на руку, потом на мальчика, и нехотя пожал человеческую ладонь, кивнув косматой головой. Он посмотрел в глаза сообщника и вновь вспомнил стол, усеянный сладостями и проклятого лотерона. Отчего-то карие очи Скандера не ассоциировались у него с глазами благородных оленей, только с приторной сладостью и гадостью.

– Надо выбираться из этого дурацкого лабиринта, – предложил вор.

– Да.

– Ой, камнем в глаз! Надо дверь открыть, а то мало ли кто догадается, что мы тут ходили и проходы меняли. Поможешь? – попросил Скандер.

– Угу, – согласился оборотень.

– Тут чтобы открыть такой сложный механизм. Так встань вот здесь, – он указал мальчику место, и положил его ладонь на рычаг в каменной стене, замаскированный под булыжник, – положи руку здесь. Надо нажать два рычага одновременно. Так, сейчас, я второй рычаг найду. – Скандер отошёл от Джека к противоположной стене, и стал ощупывать её в поисках рычага. – Ага! Нашёл. Так теперь главное одновременно.

– И кто тебе всё это показал? – полюбопытствовал Джек, с интересом наблюдая за мальчиком.

– Один хороший человек. Не бесплатно, правда, ну ничего. Оно того стоило. Так давай, одновременно! Жми! – Скандер повернул свой рычаг, а Джек нажал свой.

Внезапно оборотень почувствовал, как земля ушла у него из-под ног, и он стал опускаться вниз. Время замедлилось для оборотня, он медленно опустил голову, чтобы посмотреть вниз, руки же наоборот поднимались вверх, чтобы найти какой-то выступ и зацепиться. Внизу он не увидел ничего, только чёрная дыра зияла под ногами. На предателя, Джек не успел посмотреть, он начал свой полёт в глубины лабиринта.

Скандер в это время ехидно улыбался, а потом крикнул в туннель, падающему конкуренту:

– До весны ждать слишком долго.

Он меня подставил, пронеслось в голове оборотня, и он канул в открывшуюся дыру. Время резко вернуло свой обычный бег, и Джек больно ударился головой о стенку туннеля, потом ещё об одну и ещё. Плохо разбирая, где низ, а где верх, всё ещё расставляя руки, в попытке что-нибудь ухватить, оборотень летел в пропасть. Казалось туннель бесконечный, мальчик всё падал и падал, когда вдруг выставленная рука больно ударилась о камень. От удара искры полетели из глаз оборотня, он сгруппировался в воздухе, и весь сжался, подобрав под себя ноги и руки.

Удар о землю пришёлся откуда-то сверху, по крайней мере, Джек думал, что в той стороне верх. Распластавшись, он ещё помнил кислый запах затхлости, сырости и земли, пока его не окутала тьма.

Спустя некоторые время, мальчик медленно пришёл в себя. Вокруг стояла кромешная тьма и глухая тишина. После полученных в полёте ударов головой, оборотень не мог сфокусировать волчье зрение. Ощупав себя на предмет ранений, Джек понял, что сломал руку, когда больно ударился ей о выступ в стене туннеля. За несколько часов проведённых без сознания, кость срослась, к сожалению, неправильно. Он ещё раз ощупал руку, та ныла и отдавалась тупой болью. Джек закусил губу, он понимал, что не сможет сломать свою руку и вправить её. Будь здесь Николас, он бы помог, сделал бы всё в лучшем виде, но сам мальчик не был обучен медицине и науке костоправов.

Что же делать? Моя рука сломана,… она ужасно выглядит,… моя рука. Моя рука. Моя рука. Он сидел в кромешной тьме, сжимал кривую руку и раскачивался взад-вперёд. Оборотень не знал благодарить волчью регенерацию или проклинать. Если бы не она, рука бы раскалывалась болью, а сейчас она просто кривая и немного ноет.

Нужно искать выход из лабиринта. Потом, он придумает куда идти, главное найти выход. Но тут в животе предательски заурчало. Как в лабиринте найти еду?

Киндер говорил что-то о бродячих кошках. Скорее всего, и крысы здесь водятся. Чёрт! Есть такую гадость. Нужно найти выход из лабиринта как можно скорее. Но что делать потом? Возвращаться в гильдию? Но ведь я хотел сбежать и вот я сбежал. Мысли мальчика путались, он не знал, что делать. Что сделать сейчас? Искать выход? Что делать, когда он найдёт выход?

Нельзя просто сидеть. Нужно идти. Нужно что-то делать. Нельзя просто стоять на месте. Движение – жизнь, вновь вспомнились слова дяди.

Поднявшись на ещё трясущиеся после падения ноги, Джек побрёл вперёд. Он наполовину обратился, потому что не смог в человеческом теле переключиться на ночное зрение. Нос слегка вытянулся, лицо покрылось шерстью, на голове, реагируя на каждый шорох, двигались волчьи уши, сзади помогал удерживать равновесие хвост, ногти больше походили на когти зверя, клыки увеличились, а зелёные глаза стали волчьими.

Теперь в этом лабиринте и, правда, водятся оборотни, подумал мальчик и засмеялся своим же мыслям.

Он помнил, чему его учили в гильдии воров: из любого лабиринта можно найти выход, если идти вдоль одной стены. Так Джек и поступил, пошёл вдоль левой стены, так как правая рука ныла, он старался беспокоить её реже. Оборотень не имел представления, насколько огромен лабиринт, и сколько часов или дней придётся идти вдоль одной стены, чтобы найти выход.

С абсолютно пустой головой, уставший, голодный оборотень брёл вперёд. Иногда ему казалось, что он наматывал круги, что поворотов в одну сторону гораздо больше десяти, тогда он считал повороты и ниши.

Спустя некоторое время, он поймал себе крысу, отвыкнув за две зимы от сырой дичи, Джек едва не подавился шерстью. Развести огонь он не мог, в карманах не было огнива, не было спичек, только салфетка, расчёска и отмычки Николаса, с которыми он не расставался. Жуя крысиный мех, мальчик морщился и плевался, какую гадость вынужден он есть, но побеждал брезгливость. Крысиная кровь напоила оборотня, но недостаточно, мех хотелось запить водой.

После своей трапезы Реми несколько дней – по его ощущениям – мучился спазмами в животе, его бросало то в жар, то в холод, на лбу выступала испарина. Мальчика тошнило, он испражнялся каждые несколько минут. Силы покидали его быстрее, чем если бы он остался голодным. Чем болела та крыса, что она ела, оборотень не знал, он готовился к смерти, но вскоре боль отступила, на смену ей пришла дикая жажда.

Лабиринт, выдолбленный внутри горы, был наполнен сталактитами и сталагмитами. Джеку повезло, что с верхних камней частенько просачивались капли воды, позволяющие утолить жажду. Влага имела стойкий запах железа, а на вкус была омерзительной, но мальчик жадно глотал капли, утоляя жажду.

Блуждая по коридорам и разветвлениям, оборотень ощущал, что прошло сколько-то часов. Возможно, день закончился, а возможно, ещё нет – Джек не знал наверняка. На нижние этажи лабиринта не просачивался ни один лучик солнца, по которому мальчик смог бы определить время суток. Даже о времени года судить было сложно. Под землёй стояла прохлада, но не зимний холод. Спёртый воздух иногда разбавлял порыв ветра, взявшийся без причины в этих бесконечно длинных тоннелях. В некоторых коридорах, казалось бы, тупиковых, гуляли тёплые или холодные сквозняки.

Оборотень решил отсчитывать время на своё усмотрение, каждая его остановка на сон, считалась ночью, а время, когда он шёл – днём. Вскоре мальчик обвыкся в лабиринте, существование здесь напоминало ему выживание в лесу: приходилось также голодать, охотиться в основном на крыс и кошек, голод вынуждал его забыть первое отравление, последующие крысы не приносили таких мучений, ел их Реми сырыми вместе с шерстью. Единственную собаку, которую оборотень встретил, он, рыча, попросил помочь найти выход, но псина убежала и не вернулась.

Сломанная рука мешала охотиться, и передвигаться в виде волчонка, всякий раз наступая на кривую лапу, оборотень спотыкался. Тогда Реми решил попытаться вправить кость самостоятельно. Для этого он нашёл два камня, один чтобы положить на него руку, используя как стол, и второй, чтобы сломать им кость, и уже помогая левой рукой вправить её. Прогоняя весь план в голове несколько раз, мальчик никак не мог набраться храбрости, чтобы претворить его в жизнь.

Стоило ему положить руку на камень, как он тут же пасовал и убирал её. Реми помнил ту чудовищную боль, когда падал вниз, и не хотел её испытывать вновь. Пройдя адские тренировки в гильдии воров и пытки в тюрьме, он боялся сам себя истязать. И всё же руку нужно вправить. Джек, по своим подсчётам, примерно неделю блуждал в этом бесконечном лабиринте, дольше ждать нельзя. Конечно, рука не болела, пальцы шевелились, все разорванные ткани срослись. Осталась тупая боль, стоило опереться на лапу. Волчонок хромал, и человек страдал! Правая рука для правши – это всё, а его правая рука была кривой. Он должен её вправить!

Воспылав решимостью, Реми положил руку на импровизированный стол, взял камень левой и со всей силы, смотря прямо на цель, ударил по кривой кости. Из-под камня раздался хруст. В состоянии аффекта боль пронзила руку не сразу, оборотень успел отбросить своё орудие и ощупал руку. Он сдвинул кость, вправляя её на место, в тот же момент сигнал дошёл до мозга, рана взорвалась адской болью. Искры брызнули из глаз оборотня. Мальчика бросило в жар, затем в холод и снова в жар, по спине потёк пот, в глазах темнело, и плавали круги, мысли путались. Началась регенерация. Боль стала ещё сильнее, оборотня трясло и знобило, глаза покрылись плёнкой мрака, ноги подкосились – Реми заваливался в обморок.

Ощутив лбом холод камня и немного совладал с собой, оборотень принялся вправлять руку. Снова адская боль, снова раздался хруст, снова всё потемнело в глазах. Наконец, Реми поставил кость в руке, как ему показалось на место, и завалился, прижав руку согнутой в локте своим весом. Он на секунду расслабился и провалился в забытье.

Спустя какое-то время, придя в себя, Реми обнаружил, что рука срослась и на этот раз правильно. Это был первый раз, когда он сам себе вправил кость. Болезненно улыбнувшись, почувствовал гордость за себя, оборотень никогда не пожалел себе испытать это ещё хоть раз. Чудовищная боль, и вид собственной размазанной по камню руки, ещё долгое время мучили его в кошмарах.

Блуждая в лабиринтах, Реми проникся ещё большей ненавистью к людям, попутно проклиная собственную глупость, доверчивость и слабость. Проклятый Скандер обманул его! Они пожали руки – Реми всегда думал, что пожатие рук означало мир и закрепление клятвы, не в этот раз. Они пожали руки, и всё равно этот проклятый Скандер избавился от него.

Надеюсь, ты получишь, всё чего так хотел, ублюдок! злобно думал Джек. В первое время оборотень хотел вернуться и убить блондина, но потом злоба поутихла. Голод, тьма, одиночество и другие лишения изменили точку зрения ребёнка. Сейчас мальчик просто хотел выйти и никогда больше не встречать Скандера и других членов гильдии воров. По-настоящему Реми хотел убить лишь одного человека – того мерзкого лотерона, что увёз его из приюта и лишил гордости, заставив молить о пощаде. Он сломал оборотня, надругался над ним и сотворил мерзость. Никто больше не смел, сотворить с мальчиком такое. Тот негодяй заслуживал смерти, не просто смерти, а пыток и мучений. Он должен был также молить о пощаде, быть сломленным и оскверненным – только тогда правосудие свершится в полной мере. Сколько ещё детей он, своими похотливыми утехами, лишил детства? Он заслуживал самого страшного наказания из всех!

Когда-нибудь, тешил себя надеждой Реми, когда-нибудь, я отомщу ему за всё сполна. Когда-нибудь мальчик планировал стать настолько сильным, чтобы никто больше не смел бить его и командовать им. Когда-нибудь.… Но сперва, нужно выйти из проклятого лабиринта.

Что только не придумывал оборотень, чтобы помечать проходы, в которых был: мочился по углам, обтирал шерсть о стены, царапал камни. В последствие по запаху, он определял пройденные тоннели, но даже такая система меток, не помогала быстрее найти выход. Лабиринт оказался огромным.

Грязный, драный, после битв с бешеными кошками, озлобленный, уставший, тощий от бесконечного числа голодных дней, брёл по тёмным закоулкам лабиринта волчонок, больше похожий на жалкую дворнягу. Переступая с лапы на лапу, он медленно двигался вперёд.

Никаких мыслей не осталось в голове оборотня, только тупая цель билась в разуме, сохраняя след рассудка: «найти выход».

Прошёл целый оборот, с тех пор, как Джек последний раз видел мерзкое лицо подлого человеческого ребёнка. Здесь, в пучине темноты, рассудок медленно, но верно покидал его. Мерный стук падающих со сталактитов капель напоминал страшную пытку в казематах сторожевой башни, и усиливал эффект безумия.

Бывали дни, когда, выбранный волком туннель, начинал своё медленное восхождение наверх. Тогда в Реми вспыхивала надежда на скорое освобождение из плена переходов, но, в конце концов, этот подъём заканчивался, обрываясь тупиком, или вновь начинал спускаться. Гасла надежда в глазах оборотня и он, опустив голову, брёл дальше.

В один из таких дней, потеряв надежду, опускаясь вниз по туннелю, Реми встретил человека – вора из гильдии.

Человек, заметив тощую, драную псину, кинулся на неё с ножом. Голодный волк отбился. В нём пробудилась злоба ко всем людям, ненависть и голод затуманили взор. Любое живое существо рассматривалось как пища. Рыча и кидаясь на гильдейского вора, Реми старался достать до горла, и загрызть человека насмерть.

Поняв, что не справится с бешеной дворнягой, мужчина кинулся прочь из лабиринта, рассыпав за собой на полу острые ловушки. Оборотень бросился за ним, желая оторвать кусок мяса тёплого и сладкого, о том, что человек мог привести его к выходу волчонок не думал. Он вовсе забыл, что есть мир за пределами тоннелей, и живые существа помимо крыс, насекомых и редких злобных кошек. Лапу обожгло болью, затем вторую и третью. Спотыкнувшись, волчонок упал и почувствовал, как сотни острых граней впиваются в его кожу под мехом. Он попал в ловушку! Металлические ёжики валялись повсюду. Волчонок заскулил побитой собакой, вставая снова напоролся лапой на ёжик, застрявший в мягких подушечках. С болью в памяти Реми ожили воспоминания прошлого, и он убежал в другую сторону, прочь от острых шипов, прочь от боли и от воспоминаний.

Через некоторое время, обернувшись человеком и вытащив из руки ёжик, мальчик додумался, что нужно было следовать за вором, чтобы найти выход, а не бросаться на него с пеной у рта. Он мог бы вернуться в тоннель, но там в темноте пол покрывали острые шипы, которые ребёнок бы не увидел. Пришлось отказаться от этой идеи.

Изучив все особенности лабиринта, за оборот, проведённый внутри, оставляя метки в каждом пройденном проходе, съев половину обителей тёмных уголков, призывая на помощь тень и собак, сходя с ума и теряя рассудок от голода и изнеможения, Реми нашёл выход из переплетений ходов.

На дневной слепящий свет из наполовину осыпавшегося входа в скальный лабиринт вышел тощий, изнурённый голодом, посеревший от грязи и жизни в темноте мальчик восьми лет. Свет слепил его глаза, вынуждая щуриться и рукой закрываться от солнца. Гора выпустила его со своей противоположной стороны. Перед мальчиком предстал салатовый, от распускающихся почек, лес.

Весна! В Искре наступила весна, пока он блуждал по лабиринту. Его исчисление времени было почти верным. Чуть больше оборота искал Реми выход из запутанного переплетения переходов в горе.

Мальчик так устал и хотел есть, что сил радоваться открывшемуся виду не осталось. Он кое-как дополз до травы и упал в неё, с корнем выдирая пучки и набивая рот. Молодая, сочная осока, выходила из земли с корнями, на которых висели земляные сгустки, но Реми наплевал на это и запихивал траву в рот. Земля скрипела на зубах, острые травинки ранили язык и нёбо, ни на что не обращал внимания оборотень. Он жадно ел, дополз до ближайшей лужи и принялся пить. Впервые за очень долгое время, он смог набить живот чем-то съедобным и напиться вволю. Он на свободе! Мальчик упал носом в траву, которую минуту назад жадно ел, лишившись последних сил.

Пригретый полуденным весенним солнышком, Реми расслабился и погрузился в сон.

– Эй, парень, ты жив? Как ты? С тобой всё в порядке? – на краю сознания, мальчик услышал чей-то голос. Приоткрыв один глаз, он увидел над собой старого, сморщенного, с седой шевелюрой старика, и с ним такую же старую и седую бабку.

– Гляди-ка, живой, – подала голос она.

– Здорово ему досталось от диких зверей. Я думал, ты щас помрёшь, – признался старик.

– А точно ли звери то были? От него пасёт за три версты, – бабка ещё больше сморщилась и, отвернувшись, заткнула нос.

– Парень. Скажи что-нибудь. Что случилось-то? – приставал дед, которого больше волновало состояние ребёнка, чем запах.

– Еды… – выдохнул Джек.

– Эй, бабка, принеси чего поесть. Парень видать несколько суток в рот ни крошки не брал.

– Больно надо, всяких вонючих ободранцев кормить, – упёрлась старуха.

– Ах ты, ведьма злая! Совсем парня не жалко?! – начал орать на неё старик.

– Да пошутила я, вот взъелся. Нету еды у меня с собой, черемша только, да сухари, – посетовала бабка, дед бросил на неё негодующий взгляд. – Несу, несу, – и бабка заторопилась прочь.

Реми съел всё, что она принесла: свежесобранные молодые листья черемши, от которых пить захотелось ещё больше; сухари, которые старики взяли с собой на прогулку по лесу; завалявшийся в кармане бабки пряник и выпил не одну чашку воды, после чего ему стало ещё хуже. Еда перемешалась в животе с недавно поглощённой травой и землёй, да ещё грязной водой из лужи. Живот скрутило, мальчик повалился на бок и сжался на земле, пытаясь перетерпеть спазм.

– Ну, ты дурака кусок. Нельзя же вот так наедаться после голодания, – причитала старуха.

– Ладно тебе ворчать. Тут речка недалеко, щас его искупаем в холодной воде, сразу в себя придёт.

Не так далеко, действительно текла узкая речушка с чистой, прозрачной водой. Реми и без поползновений старика желал скорее окунуться, ибо еле терпел собственную вонь. Холодная вода освежала, мальчик не хотел вылезать из речки, плескался несколько часов, пока губы его не приобрели цвет неспелого чернослива. Тогда бабка сама кинулась и вытащила ребёнка из воды, а потом укутала в свою накидку, пнув подальше старое вонючее тряпьё мальчишки. Сидя на берегу, греясь в последних лучах заходящего солнца, старик завёл разговор:

– Ну что малец, куда дальше пойдёшь?

– Не знаю, – честно признался Реми. Он так долго не видел солнца, не видел неба, не дышал сладким, чистым воздухом. Весна. Лес зеленел, рождаясь заново. Как же хорошо вновь вернуться в мир под небом.

– Ни одежды у тебя, ни денег, ни еды, – рассуждал старик, жуя кисло пахнущие сушёные листья. – Помрёшь ведь.

– Да что ты такое говоришь, дед. Ополоумел совсем? – влезла в разговор бабка.

– А что? Правду ведь говорю, – оправдался он и сплюнул свою жвачку. – А пойдём с нами?

– А вы куда идёте? И что здесь делали? – задал ответный вопрос мальчик. Ему было всё равно, что делать дальше. Он хотел не так много: быть сытым и греться у костра холодными вечерами. Это ведь сущая малость, просто быть сытым и, может быть, кому-нибудь хоть чуточку нужным…

– Дары леса собирали. Сейчас самая вкусная да ароматная черемша, которую ты умял всю, – начала бабка весело, а закончила недовольно качая головой.

– Простите, – повесил нос мальчик.

– Наберём другой, чего уж, – всплеснула руками бабка. – Не давать же тебе помереть с голоду. Да и мне лучше, – призналась она. – Это дед черемшу любит, как нажрётся, потом от него за версту вонища и пердит, что гром гремит.

– Ладно тебе, бабка, – пробурчал старик и обратился к мальчику: – Мы, хе-хе, не просто старики, как тебе, небось, подумалось, – задорно подмигнул дед.

– Вот уж точно, – поддержала старуха.

– У нас цирк свой имеется. И идём мы, куда глаза глядят.

Реми смотрел пустыми глазами на незнакомых людей, которые накормили его и обогрели. Силы не спешили возвращаться к нему, мысли в голове остановились, мальчик с трудом понимал, что ему говорят. Одно он чётко услышал из слов старика «идём, куда глаза глядят». Идея мальчику понравилась. Ему стоило избегать Искры и тем пуще Белого Клыка, где, скорее всего, его продолжала разыскивать стража.

Старики предлагали свободу, путешествия, новых знакомых, а также тёплую постель, опеку и еду на столе и в животе. Почему бы ни попробовать? Они выглядели добрыми, особенно дед.

– А что я там буду делать? – задал последний, интересующий его вопрос, Реми. В нём пробудилась осторожность, мальчик боялся угодить в очередной плен, сбежав из сиротского дома Марджи и гильдии воров Кристи.

– Придумаем, – загадочно ответил старик, но вклинившаяся бабка, раскрыла все карты.

– Ты же из гильдии воров сбежал? – кивнула бабка на татуировку паука. – Ловкий значит. Будешь фокусы показывать, народ дурачить.

– Эх, бабка! Зачем всё выдала сразу? – пробурчал дед, в сердцах сплюнув пережёванные листья табака.

– А чего паренька пугаешь. «Придумаем». Да у тебя мозги засохли, придумывать чагой-то, – ругала старуха своего супруга.

– Ну, тебя, – в сердцах высказал он. Реми улыбнулся, наблюдая забавную перебранку стариков.

– Согласен, – высказал своё решение оборотень. Дед кивнул, с таким видом, будто иного поворота событий допустить не мог. Бабка сетовала на лишний рот, который придётся кормить, но улыбалась и подмигнула мальчику. Вместе они поднялись с насиженного места и побрели по широкому ущелью в обход горы, попутно заходя глубже в чащу леса, пропахшего молодой черемшой.

Циркач

– Вот наша труппа, – указала бабка на круглые разноцветные шатры, к которым они подошли. Рядом с шатрами горели факелы, освещая всё вокруг, в сгустившихся по дороге через ущелье сумерках. – Мы – циркачи.

– Вот именно! Занимаемся своим маленьким делом и никого не трогаем, – на этот раз принялся поправлять бабку дед.

– Лукавим и разыгрываем народ. Тебе, как вору, должно понравиться. Тебя искать-то не будут?

– Я для них умер, – пожал плечами мальчик. Бабка сделала знак отвращающий беду и прошептала «святые небеса и чистая влага».

– Никого мы не обманываем! Люди платят и получают зрелище – вот и вся наука, – нахмурился старик.

– Щас, мы тебя со всеми познакомим, – перебила бабка. – Валерин, – закричала она, – Валерин, иди, посмотри, кого мы привели.

Из-за большого шатра вышла девочка лет десяти-одиннадцати с красивыми золотистыми локонами, закрученными в пружинки, вихры сливались и становились похожи на трубочки. На девочке сверкало и переливалось розовое платье, вышитое блестящими нитками и рюшками.

Платье, как и девушка в нём, напоминали сладкое пирожное. Настолько сладкое, что может стошнить, подумал Реми. В памяти ожила комната в замке лотерона, стол, заваленный сладостями, и отвратительные истязания мужчины. Мальчик замотал головой, пытаясь выбросить из головы наваждение.

– Бабка! Я же сто раз просила называть меня Рин! – недовольная, начала кричать блондинка, размахивая прутиком.

– Да, да, – разводила руками старуха, – склероз.

– Склерозница старая! Ну, и что это? – девочка взглянула на Реми. – Опять оборванца какого-то притащили. Тащите в дом безродных попрошаек!

– Да, не попрошайка, малый голодный, умирал там, под горой, – оправдывался дед.

– Ну и пусть бы сдох. Вам то, какое дело? – с вызовом поглядела она на старика.

– Не смей так говорить о людях! – разъярился дед и резко сплюнул табак, который жевал всю дорогу по ущелью.

– А ты учить меня вздумал! Опять пакость эту вонючую жрёшь! – Девочка вновь перевела взгляд на Реми. Всё это время она держалась на расстоянии от них, а теперь скупым жестом поманила мальчика подойти.

– Тьфу. Смотреть тошно! Ты не больной? Если больной – то тебе здесь не рады! От тебя воняет! Не подходи так близко. Фу, надеюсь, ко мне запах не привяжется. Как тебя зовут-то? – демонстративно прикрывая нос рукой, комментировала Валерин.

Девочка не понравилась оборотню, как только раскрыла свой маленький, но такой поганый ротик, чтобы отчитать стариков. Она производила впечатление избалованной и наглой, высокомерной выскочки. Даже Аазир, будучи самопровозглашённым королём улицы не вёл себя настолько по-хозяйски. Реми никогда не встречал детей, подобных Валерин, но сразу понял, что вряд ли уживётся с девочкой в одной стае. Радовало, что цирком управляли старики, а они проявили доброту к оборотню.

Идти мальчику некуда, родной дом сгорел в пожаре, скрываться в лесу глупо. Вернувшись в гильдию воров, мальчик мог навлечь на себя наказание, тем более что Кристи относилась к нему с нетерпением; либо его вновь подвергли бы пыткам. Оборотень устал дрожать о своей судьбе, которая переходила из рук в руки от Марджи, к страже и к ворам. Реми решил попытать удачу с добрыми людьми, стараясь не привязываться к ним. Уж одну наглую паскуду он сумеет вытерпеть. Если не перечить упрямой сороке, можно выжить рядом с её гнездом.

– Называй, как хочешь, – ответил мальчик, закутанный в накидку деда, голодный и уставший. Новое пристанище, новые знакомые, новая работа, пусть и имя будет новым, рассуждал Реми, не припоминая, представлялся ли он старикам.

– Ха! Вот это мне нравиться, – девочка хлопнула прутиком свою ладонь и сжала его. Валерин нравилось, когда решения оставляли за ней, так она чувствовала себя значимой и властной. Оборотень смирится с любым прозвищем, которым его назовёт девочка, сам он был не в состоянии придумать ничего, однако помимо имени, он потакать сороке не намеревался.

И всё же зачем ей прутик? Она же такая чистая и опрятная, думал мальчик. А прутик забава для крестьянских ребят, курей погонять.

– Ах! Вы только посмотрите! – неожиданно завопила девушка, тыча пальцем в лицо мальчика, Реми напрягся. – У него зелёные глаза. Ненавижу зелёные глаза! Не смей на меня так смотреть этими чёртовыми зелёными глазами. Они точь-в-точь как у Джошуа. Ненавижу Джошуа! А у тебя его проклятые глаза. Проклятый дурак Джошуа! Как посмел меня бросить?! – возмущалась уже самой себе Рин.

– Но принцесса, Джошуа умер. Нельзя плохо об умерших… – попытался успокоить девушку мужчина с ярко размалёванным лицом.

– Заткнись! Тебе слово давали? Сама разберусь. Пшёл вон! – срываясь на писклявый тон, заголосила девушка.

– Найдите ему одежду, Натори, Сацки, – попросила старуха.

– И положите ему вчерашнюю запеканку, больно смотреть на его торчащие под кожей кости, – отдал поручение дед. Валерин скорчила рожу, но промолчала. Она раздумывала, глядя на мальчика.

– Даже хорошо, что ты похож на Джошуа, – спустя некоторое время проговорила Рин. – Будешь моим слугой. А называть я тебя буду, – девушка задумалась, но потом, скользнув взглядом по плечу мальчика, выдала, – Спайди.

– Но госпожа, это же кличка животного, а не имя, – вновь попытался достучаться до избалованной блондинки мужчина.

– Значит, он будет не слугой, а моим псом, – злобно прошипела та на мужчину. – Ну, как тебе, Спайди? – обращаясь к мальчику, тоном победителя поинтересовалась Рин.

– Мне всё равно, – сухо ответил Реми. Пусть сорока празднует победу, в конце концов, это всего лишь имя.

– Вот и отлично. Так и запомни, ты всегда должен быть рядом со мной! Везде следуй за мной, как верный пёс, – дважды повторила Рин и пошла к шатру, чтобы проконтролировать Сацки и выбрать своему рабу подходящую одежду.

За сценой, молчаливо скрываясь в тени ближнего шатра, наблюдал паренёк с музыкальным инструментом, с которым не расставался ни на минуту. Дослушав диалог Рин с новеньким слугой, он изобразил на лице гримасу отчаяния, театральным жестом поднял руку ко лбу и припал к мягкой стенке шатра, от чего та прогнулась, и парень загремел внутрь. Его прямые русые волосы спутались, но одним взмахом головы, юноша привёл стриженные по плечи локоны в порядок. Музыкант отряхнулся, надеясь, что никто не заметил его позорного падения, выбрался из шатра и скрылся в ночи.

Спайди тем временем накормили и попутно представили остальным членам труппы. С голодной, уставшей головой мальчик ничего не запомнил, лишь мелькающие лица.

Реми дали целые чистые штаны и рубашку, выделили обувь и даже свою личную посуду в пользование. Теперь он жил в шатре со стариками и начал своё путешествие с цирком, в качестве слуги Рин – Спайди.

Исполняя указания девочки, мальчик следовал за ней попятам, он нарочно не оставлял противную девчонку ни на минуту, стоял над ней, когда она ела, или ходила по малой нужде. Рин прокляла свой приказ, надолго её не хватило, на второй день она закатила скандал и разрешила Спайди ходить где вздумается, но являться по первому её зову. Мальчик порадовался своей хитрости и отныне имел возможность изучить цирк и его обитателей. Труппа состояла из бабки и деда, владельцев всего оборудования; Рин, их внучки; четырёх молодых гимнасток, в чьих созвучных именах Спайди путался – Рицки, Сацки, Нацки, Мицки или Миака, – двух взрослых мужчин – клоунов, чьи лица частенько были разукрашены гротескным макияжем; и молодого парня с арфой в руках. Не считая белокурой принцессы – так её называли люди – остальные циркачи относились к мальчику с заботой, подсказывали где найти необходимый инвентарь, куда поставить и как расположить.

Первое время мальчик помогал разбирать шатры, собирать вещи, грузить инвентарь на серых оленей, что шарахались от оборотня и заметно нервничали, когда он приближался. Циркачи останавливались на несколько дней на окраине деревень, и вновь срывались с места. Спайди помогал устанавливать шатры в новых местах, мыл посуду, носил задники и декорации, убирался, стирал, помогал бабке готовить и занимался разными мелкими поручениями, в качестве работника принеси-подай. Его постоянно звали помочь, так что свободного времени оставалось не много. Вскоре мальчик вернул себе прежний облик, под кожей больше не просвечивали косточки, а живот стал выпирать больше ребёр. Оборотень не заметил, как вытянулся за время своих приключений, волосы его выросли, так что бабке пришлось его постричь, чтобы Спайди выглядел как ухоженный мальчик, а не бродяжка с улицы. Тёмные волосы с серыми прядями немного удивили старуху, она рассказывала каких только волос не повидала на своём веку, и что с возрастом цвет их часто меняется. Бабка заверила, что и у мальчика сейчас период изменения волоса, потому на голове столько клоков разных оттенков серого. Реми не спорил.

Позже Спайди, наблюдая за остальными, пробовал себя в качестве клоуна – шутить он не умел, да и не был болтлив по природе, к тому же дурачество мужчин считал недостойным поведением для взрослых – и быстро отказался от этой идеи. Не раз он приходил к гимнасткам и пытался повторить их трюки – выходило хорошо, девочки хвалили Спайди, но ему ещё предстояло растянуть мышцы, чтобы гнуться также красиво, как девушки. Артисты, по мере возможностей, старались помочь ему, обучая и рассказывая о своих номерах, трюках, уловках и секретах.

Рин в свою очередь делала всё, чтобы занять мальчика бесполезной работой, она орала на весь цирк, вызывая своего «пса», а затем игнорировала его, или поручала разбирать её платья, вешать их на вешалки, чтобы спустя два дня, вновь собирать, укладывая в сумки. Чтобы Спайди ни делал, ни разу он не добился от девочки доброго слова, ей сложно было угодить своим присутствием, и ещё труднее отсутствием. Реми ненавидел, сидеть с Рин, изображая питомца, его интересовало всё вокруг, потому он часто сбегал от девочки к другим артистам.

Обнаружив отсутствие своего «пёсика», девочка закатывала страшную истерику и срывала злость на каждом попавшемся под руку человеке. Она не контролировала свои эмоции и слова, ругалась, хуже чем бродяги, и лупила всех своим тоненьким прутиком, заменявшим ей плётку. Когда один прутик ломался, она посылала Спайди добыть ей новый, и стоило мальчику отказаться, бежала жаловаться старикам, вся заходясь в рыданиях и слезах, словно её избили. Все в труппе знали истинную природу Рин, но каждый находил оправдание её поведению. Старики не могли сердиться на девочку, лишившуюся родителей в младенчестве, боялись, что она покинет труппу, как поступил её старший брат Лен, и посему потакали любому её капризу.

Когда Рин поднимала свой прутик, желая отхлыстать Спайди, юный оборотень давился порывом кинуться на девчонку и перегрызть ей глотку. Артисты сочувствовали мальчику, но настойчиво советовали ему не злить принцессу и ни в коем случае не причинять ей вред.

Старики боялись потерять последнюю внучку, которую оставила их единственная дочь, перед тем как скончаться. Они корили себя, когда старший внук Валентин, или Лен, с наступлением своего совершеннолетия сбежал из ненавистного цирка с девушкой из Касмедолии – Страны-на-воде, как называли её крестьяне. Старики винили в том себя, что недостаточно любили мальчика, недостаточно заботились о нём, и теперь опекали и баловали Рин, и закрывали глаза на её, подчас чудовищные, выходки. Если что-нибудь в цирке случалось по вине девочки, старики выговаривали всем, кроме белокурой принцессы.

Спайди оставалось лишь терпеть. Одиннадцатилетняя избалованная девчонка ничто, в сравнении с несколькими стражниками в тюрьме, или озлобленной главой гильдии воров. С Рин оборотень сумеет справиться, нужно реже злить сороку, а ещё лучше реже попадаться ей на глаза, что затруднительно из-за дурацкого положения в качестве её питомца.

Цирк продвигался на юг, в страну песков и вулканов – Муарак. Деревья на песке росли неохотно, редкая низкая трава приобретала жёлтый и белый цвет, встречались колючки синих оттенков. Привычные мальчику горы, сменились рыжими отвесными скалами, срезы которых пестрили тёмными и светлыми полосами. За мостом Бури, висящим над пропастью, чьё дно скрывали клубы пыли и тумана, являющимся также официальной переправой между Аэфисом-на-Ханаэш и Муараком, перед путниками развернулись отвесные скалы каньона. Причудливые формы, жёлтые и белые тона, круглые дыры, удивляли оборотня, выросшего близ Белого клыка. Квадратные, напоминающие ящики, камни громоздились друг на друге превращаясь в длинные башни, устремляющиеся в небо. Казалось, лёгкий ветерок мог покачнуть громадину, и та рухнет на путников, но скалы стояли, провожая путников к сухим долинам и высушенным солнцем степям. За ними простиралась Самарханди – огромная, смертельная пустыня, в которой обитали плотоядные ядовитые скорпионы, гигантские хищные черви и скримионы – твари, пожирающие целые караваны.

Не так страшна пустыня, как её описывал Натори, высокий клоун, успевший сдружиться со Спайди. Знающие люди, в том числе бродячие артисты и торговцы, как и жители Муарака, знали, что ужасы Самарханди легко миновать, проложив путь по приграничным городам. Пустыню можно пересечь насквозь, но без проводников в таком случае не обойтись. Для этих целей торговцы нанимали магов Огня, которые не только ориентировались в бескрайних песках, но и могли защитить от монстров, прячущихся в этом песке. Циркачи решили сэкономить и пройти по приграничью, посетив цепь радужных городов – как их называли муараканцы – выстроившихся цепочкой вдоль горной гряды под названием Экреште Сораш, служившей естественной границей с Земью.

Аэфис-на-Ханаэш остался позади, циркачи поменяли горных серых оленей на песчаных скакунов южной страны, с длинными тонкими ногами и расцветками невообразимых ярких цветов. В отличие от оленей, скакуны имели более вытянутые спины, а на головах вместо рогов и вдоль шеи росла длинная шерсть; ноги скакунов заканчивались непропорционально большими и широкими копытами, за счёт которых животные не проваливались, не скользили по песку и не обжигали нежную кожу.

Близ моста расхаживали люди, все как на подбор в ярких огненно-оранжевых и красных одеяниях, с золотой оторочкой, от бедра расходившиеся на три полы. Вокруг шеи, иногда закрывая нижнюю часть лица, они намотали лёгкие длинные шарфы жёлтые, как солнце на горизонте, с золотистой вышивкой. Из-под шарфа виднелись глубокие вырезы мантий. Натори назвал людей в одинаковых одеждах магами Огня. Мужчина предположил, что они ожидали группу торговцев или знатных людей, чтобы провести их с караваном через пустыню. Маги знали все дороги через пустыню, и они не боялись встретить на пути монстров, вроде барханных червей или скримионов. Сильнейшие атакующие заклинания принадлежали огненной магии, а на территории Муарака, щедро делящейся жаром с жителями, маги Огня были поистине непобедимы.

– А почему у кого-то мантия ярче и светлее, а у кого-то более тусклая и темная? – спросил Джек, когда путники отъехали от приграничного поста.

– У них волшебные мантии. Вроде чем сильнее маг, тем светлее его одежда. У магов всегда всё сложно. Здесь, похоже, один главный, вывел своих подопечных на задание, – усмехнулся Натори и принялся поправлять вожжами курс своего скакуна, запряжённого в телегу, так же приобретённую на границе.

– Ненавижу магов, – чуть слышно отозвалась Миака, одна из девушек-гимнасток в цирковой труппе.

– Миака, не все маги плохие. Эти вот помочь путникам хотят. Мы бы тоже могли их нанять, если бы решили идти через пустыню вглубь страны. Иногда маги очень нужны, – оправдал людей, наделённых волшебным даром, высокий клоун.

– Они только о себе думают. Ничего вокруг не видят и не замечают, с высоты своего положения, – зло пробубнила девушка.

Спайди задумчиво посмотрел на неё, но его отвлек Натори рассказами о Муараке. Всю страну покрывали два вида почв – песчаная пустыня и глиняные почвы каньона, а также вулканическая чёрная горячая земля. Клоун рассказывал, какая тяжёлая ситуация в стране с едой, потому что на песке не росли культуры, а на вулканической земле лишь некоторые – мальчик слушал и попутно рассматривал местный пейзаж – барханы, тянувшиеся до самого горизонта по левую руку, и возвышающиеся вдали горы справа. Муараком правил Сияющий Лорд, не так давно старый почил, а новый взял страну в ежовые рукавицы. Натори обращал внимание Спайди на большое количество стражи и магов, на несмотря большое население городов, почти пустые стулья в цирке.

В гильдии воров оборотню рассказывали немного о истории других стран. Спайди вспомнил рассказы мастера, что до этоговремени у власти Муарака находились слабые правители, которых выдвигали на трон Радужные дома – семь влиятельных семей, ведущих родословную от первых магов Огня, коих обучили красные драконы. Семь семей, на своих гербах носящие один из семи цветов радуги, за что и были прозваны Радужными, имели огромное влияние по отдельности, а когда объединялись, представляли собой непобедимую мощь. Но на заре создания Муарака, первые маги разругались, не поделив на семерых один трон Сияющего Лорда. Они утопили страну в огне и войне, с тех пор Радужные дома разобщены. По сей день представители семи семей ненавидели друг друга и воевали между собой, часто их ругань переходила в кровавые стычки. Новый Лорд по слухам приструнил Радужные дома, заняв их проблемами государства.

Люди в городах редко обсуждали власть и ещё реже жаловались на неё. Сияющий Лорд не просто узурпировал власть в стране, он пытался улучшить внешнюю и внутреннюю экономику страны, и повысить уровень жизни обычных людей. Местные газеты полнились пропагандой его великих планов, и обещаний светлого будущего. Горожан, особенно живущих вблизи Самарханди, больше волновало Проклятие Муарака, с которым не могут справиться ни маги, ни мудрецы. В последние годы всё ближе подходила кара Земная к обжитым областям и нарушала покой мирных жителей. Натори поделился со Спайди мыслями, что под Проклятием муараканцы подразумевали пески Самарханди, населённые ужасными монстрами.

Как и в других странах, в Муараке жили не только люди, но и представители других рас: ифриты, радужные нимфы, чёрные скорпионы. Пилигримы рассказывали Натори о кочевом народе, что путешествовал тайными тропами по пустыне и знал тайны ядов и противоядий, но клоун никогда не встречал представителей чёрных скорпионов. Зато он рассказал мальчику об отличиях муараканцев от эфесцев: их толстой непробиваемой коже, высокой регенерации, и о двух видах людей. Одни – населяющие пустыни и степи – светлокожие, не подвержены загару и не темнели. Другие – жители вулканов и вулканических земель – отличались кожей цвета подсыхающей магмы, близ которой они обитали. Они отличались от песчаных людей узкими глазами и большими носами. Их тёмная кожа, немного красноватая и желтоватая, гораздо темнее самого загорелого человека в Аэфисе.

Два этих вида уживались не без трений; каждый старался жить поближе к исконной родине и не лезть в жизнь других, однако горячая кровь и буйный нрав муараканцев периодически приводили к стычкам и дракам. По словам Натори в Муараке вообще постоянно происходили междоусобные дрязги Радужных домов, межрасовые драки и внутренние войны. Не могли люди и нелюди, носящие в жилах горячую южную кровь, жить в мире и взаимопонимании.

Циркачи переживали из-за бедности муараканцев, как бы самим не прогореть в турне по Радужным городам. Старики решили не рисковать, и покинуть Муарак, как только доберутся до перешейка через горы. Наступало лето, самая жаркая пора года, в пустыне и рядом с ней непереносимое время, когда ветер затихает, а солнце скрывается за горизонтом всего на несколько часов. К полудню песок накаляется словно сковорода и плавит людей удушающим пеклом. Старики, в особенности бабка, сетовала, что не переживёт муараканскую жару, и молила не заходить глубже, к вулканической земле.

В прошлом турне, труппа пересекала пустыню осенью и провела в палящей стране всю зиму, греясь и радуясь благодарной публике, но в этот раз циркачи задержались в Аэфисе, попали в пургу зимой и вынуждены были изменить планы.

Спайди успешно притворялся своим в стане людей и начинал привязываться к ним, даже с блондинкой мальчик примирился, глубоко пряча своё к ней отвращение. За время похода, оборотень старался быть полезным и учился всему, чем походя делились другие: бабка научила мальчика готовить, резать овощи, мясо и рыбу, разбираться в продуктах, осекать особо ретивых торговцев-лгунов на рынках; дед показал, как устанавливать шатры и строить дома, рассказал об архитектуре разных мест, которые посещала труппа. Он признался, что в молодости подрабатывал зодчим и много знал о строительстве домов, в том числе учитывая климат разных стран.

Клоуны Сатори и Натори научили Спайди делать смеси для красок, что использовались в их гриме; как определить для какого типа макияжа применялся тот или иной краситель, а также как выглядит смесь для покраски тканей, или волос; рассказали о растениях, из которых создавали смеси, в каких странах они росли, как отличить хорошую краску от плохой и даже ядовитой. Клоуны пытались научить мальчика шутить и придумывать подковырки, однако напоролись на стену не по возрасту чрезмерной серьёзности и оставили попытки.

Оценив строгость мальчика и умение логически мыслить, Натори показал Спайди разные настольные игры: карты, кости, стаканчики и шахматы, – которыми они любили развлекаться на привале. Мальчик много времени проводил с высоким клоуном, своим спокойным характером и лёгким отношением к жизни напоминающим Николаса. Они сдружились, насколько могли сдружиться восьмилетний мальчик и взрослый мужчина. Натори много разговаривал со Спайди и вскоре заметил, что образование у бывшего вора обрывочное, в своё свободное время клоун занялся восстановлением провалов, учил мальчика читать, считать и писать. Оборотень впитывал знания как губка, просил рассказать больше, жадно слушал всё, что рассказывали другие. Походя Натори учил мальчика словам чужого языка других стран, и разным диалектам. Вскоре Реми стал прислушиваться и пытаться запомнить, как звучит язык в разных городах, что проезжала труппа, а также читал местные газеты, которые добывал себе Натори.

Эмильен, как-то пытался научить Спайди играть на арфе, самом благородном из всех музыкальных инструментов, по мнению молодого барда, но не выдержав страшных звуков, извлекаемых учеником, быстро отнял своё сокровище из лап грубого «пса», сказав, что искусство музыки не для таких, как он.

Спайди остался при своём мнении, посчитав арфу скучным инструментом. Иногда в городах Муарака, труппе Рин встречались местные барды, в их ловких руках, отзывались потрясающими звуками музыкальные инструменты под названием гитара. Гитары существовали разных видов: маленькие, большие, семиструнные, с двумя грифами, басовые и акустические; а также ашурские, считавшиеся проклятыми и издающие сатанинские звуки. Мальчик пообещал себе когда-нибудь научиться играть на гитаре, и предпочтение отдал ашурской.

Четыре девушки-акробатки, самой младшей из которых было четырнадцать, а старшей шестнадцать с половиной, любили подзывать Спайди к себе и показывать ему новые трюки, всякий раз доказывая, что девушки гораздо более умело используют своё тело. Мальчик распалялся, в нём просыпался неудержимый дух соперничества, он гнулся и тянулся, пытаясь повторить за гимнастками, или сделать ещё лучше, чтобы осечь их шуточное высокомерие. Сам того не осознавая, оборотень учился у девчонок, ходил с ними по канату, прыгал с сальто через голову на козлах, крутился на перекладинах, держал равновесие на подвешенных под куполом шатра кольцах. Сперва он ужасно боялся упасть вниз, но изображая бесстрашного взрослого, не показывал виду. Вскоре страх высоты прошёл, Спайди научился наслаждаться видом арены, раскачиваясь под куполом шатра, свесившись вниз головой, зацепившись ногами за большой обруч.

Девчонки в шутку потешались над мальчиком, но всегда приходили на помощь, если у него что-то не получалось. Оборотень изображал недовольство их шутками, хмурился, когда его звали, но в глубине души симпатизировал им, в отличие от Рин, которая придиралась к ним также сильно, как к своему «питомцу». Особенную нелюбовь принцесса питала к пятнадцатилетней Миаке. Девушка должна была, по мнению Рин, поменять имя на созвучное другим гимнасткам – Мицки. Блондинка питала слабость к рифмовке имён, а также некий педантизм в отношении всеобщего равенства, не касавшегося лишь её. Внучка стариков всегда тщательно следила за количеством одежды и размером порций каждого члена труппы, полагая, что все должны получать одинаковое количество еды. Спорить с ней по этому поводу было бессмысленно. Но в вопросе своего имени акробатка не желала уступать, из-за чего вспыхивали нешуточные споры, с наказанием в виде ударов плёткой по спине.

– Миака, ты глупая гусыня! Ты же видишь, как красиво звучат имена Сатори и Натори, наших бездарных клоунов. Также должно быть и с вами: Сацки и Нацки – выступают в паре, а ты с Рицки. Тебя должны звать Мицки! Мицки и Рицки, Сацки и Нацки – потрясающе! Ну, как эта простая истина не дойдёт до твоих птичьих мозгов?! – в очередной раз брюзжала Рин.

– Миака – моё имя! Его дали мне родители! – настаивала девушка-акробатка.

– И где они теперь? – перебила её принцесса. – Ты теперь в нашей труппе, твои родители умерли! Ты больше им ничем не обязана. А мы тебя терпим и кормим!

Слушая перепалку, Спайди тоже задумался: он позволял людям называть себя чужими именами, хотя у него есть своё, то, которое дали родители. так же как и Миаке. Но и родители оборотня, так же как у Миаки, умерли. Должен ли он также яро бороться за ту, последнюю крупицу, что они ему оставили? Мальчик не помнил, как выглядели его родители, одно он знал наверняка – они, как и дядя, оборотни, за что и были убиты. Своего сына – оборотня – они назвали Реми. Значит до тех пор, пока он притворялся человеком, он будет называть себя людскими именами. Он помнит настоящее своё имя, и когда-нибудь он назовёт его вслух, когда перестанет прятаться и скрывать свою суть, когда сможет жить открыто и свободно.

– Я – Миака! Я не откажусь от своего имени из-за прихоти избалованной девчонки, – выпалила девушка.

Глаза Рин расширились, она не могла поверить, что какая-то безродная акробатка посмела так о ней отозваться? Пальцы блондинки сжали плётку, на скуле девочки выступила жила. Принцесса труппы сейчас напоминала бешеного зверя. Миака сообразила, какую глупость бросила и прикрыла рот ладонями, глаза её тоже расширились, но уже от страха.

Спайди ковырял ножом новую дырочку в сандалии Нацки. Он наблюдал за сценой со стороны и хотел бы вмешаться, но знал, что стоит помочь Миаке, как весь гнев Рин обрушится на него. Получать удары хлыстом от противной девчонки, защищая упрямые принципы другой девчонки, оборотень не стремился. Переводя взгляд с одной на другую, Спайди приметил лишнее движение около Рин и неприметным движением швырнул нож.

Оружие молнией пронеслось в сантиметре от носа блондинки и вонзилось в колесо повозки. Рин застыла, гнев её за секунду сменился ужасом, она застыла, как вкопанная. Все вокруг затаили дыхание. Кто не видел перепалки и броска, подошли к доселе бушевавшим девушкам, одними глазами вопрошая «что случилось».

Рин медленно перевела взгляд на своего «пса», она уже было, открыла рот, чтобы начать очередную тираду, как Сатори, осмотрев нож, заорал, что на конце его ядовитая муха. Никто не поверил словам любящего выпить клоуна, все ломанулись к ножу воочию убедиться в его словах. Небольшой нож торчал из деревянного колеса повозки, его кончик пригвоздил красную муху с полосатыми лапками.

– Провалиться мне под землю! Кто кинул нож? – кричал Сатори в восхищении.

– Спайди, – запинаясь, произнесла Миака.

– Пропасть мне, Спайди! Да у тебя глаз алмаз. А повторить сможешь? – продолжал восхищаться толстый клоун.

– Что тут? Что столпились? Что произошло? – прибежал, расталкивая всех, старик.

– Деда, ты не поверишь! Мы метателя нашли, – забыв про обед, который готовила, выпалила бабка, хлопая себя руками по бёдрам и охая.

– Кто? Где? – не сразу осознал происходящее старик.

– Гляди, – указал Сатори на нож и муху. – Малой муху в полёте пригвоздил. С пятнадцати шагов, не иначе.

– Эге-гей, – прищёлкнул языком дед, – Ай да парень! Ну, всё, – обращаясь уже непосредственно к мальчику, сказал старик, – устроим тебе своё шоу! Будешь ножи метать в людей.

– Чего в людей-то сразу? – испугалась бабка, – пущай сперва вон, в яблоки кидает.

– Эх, бабка, ничего ты в зрелищах не смыслишь, – покачал головой дед.

Спайди не знал, радоваться ему или опасаться. Старик претворил идею в жизнь очень скоро – уже на следующем представлении мальчику выделили время, представили его публике и запустили на сцену.

В бежевых штанах, белой рубашке и красивом жилете, вышитом синими и салатовыми нитками по изумрудной ткани, мальчик выходил на публику и метал ножи, с точностью до миллиметра, в свою подругу Миаку. Её за грубые слова в свой адрес предложила использовать в номере Рин, надеясь, что «питомец» промахнётся и изуродует лицо девушки.

Начинал Спайди с яблок и груш, лежащих на голове, или в руках акробатки – бабка настояла. Но не прошло и двух выступлений, как победил дед и номер получил развитие, отныне мальчик старался попасть в отметины на доске за спиной Миаки, при этом девушка изображала разные акробатические приёмы.

Шоу нравилось публике, но видели его единицы. Муараканцы не могли позволить себе тратить лишнее на цирк, и обходили стороной разноцветные шатры. К тому же бабка продолжала сетовать на усилившуюся жару и желание убраться в Земь до наступления лета.

Старик при каждом удобном случае ругал погоду, бесстыдно испортившую его планы в Аэфисе, и хаял власти Муарака, что довели народ до нищеты. В конце концов, стоимость прохода в цирк пришлось снизить.

Никто не ожидал, когда за малую цену шатёр стал наполняться битком. Каждый день циркачи собирали аншлаг, муараканцы толпились у шатра и просили пропустить их посмотреть представление хотя бы одним глазком. Зрители согласны были стоять между сидений, только бы попасть на представление.

Муараканцы, любившие не только стычки и войны, но и развлечения, особенно весёлые и шумные, в каждом городе принимали цирк с распростёртыми объятиями. Продвижение труппы сильно замедлилось, и лето обещало нагнать артистов в жаркой южной стране. Несмотря на дешёвые билеты, цирк копил прибыль, сундуки со звонкой монетой едва закрывались от переполнявших их сокровищ. Глядя на всё своё богатство, бабка смирились с жарой песчаного края, золотая лихорадка обуяла её.

Все хотели посмотреть номер с ножами, где девушка каждый раз выходя на сцену, находилась на волосок от смерти, надеялась лишь на меткость восьмилетнего мальчика. Успех шоу был головокружительным. После нескольких выступлений в новом городе, слухи о нём летели впереди цирковой труппы, распространяясь по всем Радужным городам со скоростью лесного пожара.

Старик куражился и придумывал всё более изощрённые выступления: Миаке на ноги клали сливы и финики, пока она показывала акробатические трюки, усложняя задачу Спайди; её привязывали к доске и раскручивали; мальчику завязывали глаза. В номер добавили Натори и Сатори, Спайди должен был попасть в каждый предмет, которым жонглировали клоуны. Дед сам приходил в восторг, когда подобранный на поляне мальчишка попадал в движущиеся мишени. Каждый раз расстояние до цели увеличивали, но Спайди не знал промаха.

Однажды, когда оборотень выступал ещё без повязки на глазах, а панель с Миакой раскручивали, он метал ножи и уворачивался от огня, которым плевались Сатори и Натори. Те нарочно отвлекали мальчика, сбивая его концентрацию, но тщетно – все ножи летели в цель, не зная промаху.

Огонь полыхнул в непосредственной близости от лица, ослепив оборотня, Спайди, выпуская нож, спотыкнулся. Лезвие летело прямо в живот бедной девушки. Публика напряглась, в воздухе повис тревожный вздох, никто не ожидал, что у них на глазах произойдёт смерть акробатки, но все с замиранием надеялись увидеть кровь. Спайди среагировал с животным инстинктом и в туже секунду со всей силы пустил второй нож, чтобы изменить траекторию полёта первого.

Публика замерла в ожидании. Затаив дыхание, смотрели на сцену люди из-за кулис. Натори и Сатори остолбенели, перестав плеваться огнём.

По зрительным рядам пронеслось протяжное «Ах», когда оба ножа вонзились в панель в миллиметре от тела девушки, слегка порвав её наряд. Зал взорвался аплодисментами. Спайди смотрел на ликовавших людей с испугом. На их глазах чуть не погибла девушка, а они радовались. Люди такие странные, думал он.

Из-за кулис выходили члены труппы и хлопали мальчика по плечу, обнимали его и друг друга, чтобы снять напряжение.

Старик запомнил реакцию зрителей, и через каждые несколько выступлений просил Спайди повторить трюк; нарочито споткнувшись, мальчик случайно пускал кинжал в помощницу. Натори и Сатори подыгрывали, изображая ужас на лицах, но, в конце концов, два ножа столкнувшись в полёте, вонзались в миллиметрах от Миаки.

Билеты раскупались лучше горячих лакомств Муарака, а цирк медленно продвигался к Земи, оставляя позади один Радужный город за другим.

Дед заказал афишу к номеру Спайди. Мальчик красовался на плакате в первых рядах, себя оборотень узнавал с трудом из-за повязки закрывающей глаза. Его изобразили в богатой одежде, в языках пламени, с блестящим ножом в руке. Спайди не выказал эмоций, но афиша ему понравилась и он, каждый раз проходя мимо, бросал на неё самодовольный взгляд.

В Муараке цирк не знал горестей, собирая звонкие монеты в неподъёмные сундуки. Деньги южного государства – шазы – были чуть меньше монет Аэфиса и разменивались по две к одной, но несмотря на это прибыль была головокружительной.

Цирковая труппа в каждом городе задерживалась на неделю, устраивала себе праздник и заказывала новые блюда местной кухни. В отличие от надгорного края, еда в Муараке славилась своей остротой и обилием всевозможных специй и пряностей; вредная, но до невозможности вкусная, хотелось заказывать ещё. Останавливала приезжих людей жажда – вместо обычных напитков в Муараке подавали густой кисель или вязкий сок огнелиста, утоляющий жажду, но крайне противный на вид. Психологически эфесцам не хватало воды, самой простой, струящейся по горлу.

Фонтанов в городах Спайди не видел ни разу, лишь на некоторых улицах примечал глубокие колодцы, чтобы вытянуть воду со дна, приходилось очень долго поднимать брошенное вниз ведро. Вода оставляла желать лучшего, она была сухой на вкус и отдавала песком, на вид жёлтой и мутной. Такова страна пустынь и вулканов.

Из-за проблем с пресной водой в Муараке изобрели довольно интересный способ мыться. Люди принимали дымные ванны – в специальных небольших пирамидах устраивали омовение дымом. Он стелился по полу, медленно поднимаясь, не вызывая кашля, покалывая кожу, дым опалял грязь, высушивал пот, убивал бактерии и неприятные запахи. Ощущения дымная баня вызывала потрясающие, и стоило удовольствие сравнительно меньше, чем купание на горячих источниках в Аэфисе.

Чем дальше цирк двигался на запад, забирая южнее, и приближался к границе, тем прохладней становились ночи. Артисты задержались в Муараке до середины осени. Дед предлагал провести и зиму в пустынном крае, но члены труппы сильно затосковали по воде. Старики с участием Рин решили перейти горную границу до наступления зимы, так как с середины ноября по конец марта перевал атаковали страшные пыльные бури, камнепады, а с гор спускались голодные хищники.

По другую сторону перевала цирк не хотели пропускать. Дед долго ругался на стражу, в конце концов, отсыпав монет, договорился о пропуске. Земь встретила путников не лучшим образом, их гнали практически из каждого города. В приграничных поселениях артистам удавалось дать пару выступлений, но и там старосты и градоправители терпели их только благодаря взяткам, особенно когда узнали, что приезжие люди – лицедеи. В других городах перед носом бродячих циркачей закрывали ворота и посылали дальше.

Труппа молча терпела унижение, надеясь на лучший приём в следующем городе.

Натори знал о Земье не так много, как о других странах. Огромное это государство делилось на пять округов: Пограничье, область, граничащая своими пределами с Аэфисом-на-Ханаэш, Касмедолией и Муараком; Приземье южное, как раз там, где находилась в данный момент цирковая труппа; Зацентралье, самый западный край Земья, Приземье Северное, расположенное над Центроземьем, центральным округом Земи, где из своих Дворцов правила страной Самоцветная Княгиня.

Самая огромная страна считалась самой разнообразнейшей во всём – в климате, в ландшафте, в традициях, в обычаях, даже языковых наречиях. Натори упомянул, что Земь в очень хороших отношениях с великанами, а где-то в северных морях, недалеко от границы расположен остров вампиров. Подробностей никаких о стране клоун не знал, люди в крае полей и лесов не слишком разговорчивые, особенно с незнакомцами. Он начал было рассказывать о населении Земи, но запнулся, сбившись, и решил уделить внимание местным наречиям.

В Земье цирковой караван сменил направление и отправился на север, забирая западнее, всё больше углубляясь в неприветливую страну, храня надежду, что ближе к центру, просвещённые люди встретят их радушнее. Попутно держась подальше от мёртвой зоны, вокруг которой расползалась тёмная энергия, более смертоносная, чем от расселины Аэфиса, города демонов, впоследствии занятого их потомками ашурами – Сейтан Хейм. Сайлент Хейм – логовина, где ничего не росло и даже мертвецы не поднимались из могил. Это место порождало самые тёмные и ужасные легенды о себе. Появившуюся задолго до рождения людей в этом мире, мёртвую зону отмечали на картах черепом, ибо кроме смерти ни один путник, будь он человеком, нелюдем, нежитью или демоном, ничего другого не найдёт на этой серой земле. Сайлент Хейм – это название не произносили ночью, а днём лишь тихим шёпотом. Проказа на теле Южного Приземья. Было и другое проклятое место во владениях Самоцветной Княгини – город Пограничья, где по слухам, мёртвые не упокаивались, и оживали сами, без помощи некромантов. Чёрное пятно на карте, созданное гневом Тиранши – Дочери Сатаны – проклятое ею, незадолго до окончания мировой войны, около двухсот лет назад – Эдем Хейм.

Читая местную газету «Земское слово», Натори качал головой и становился всё хмурее. Власть в стране всё больше уходила от старой Княгини, которой минул восьмой десяток лет, в руки церкви.

Даже углубившись в Земь, прогнозы стариков не оправдывались, зимние морозы подступали всё ближе, а они дали лишь несколько представлений, окупив лишь часть взяток градоправителям. Лицедеев принимали лишь в захудалых деревеньках, находящихся на затворках городов, коими управляли сами жители, со старостой во главе, где в богатых домах не сидел градоправитель, а на площади не звенела колоколами по воскресеньям церковь. К сожалению люди, жившие на отшибе, были бедными и не могли позволить себе платные просмотры, зато не препятствовали циркачам ставить шатры и какое-то время жить.

Спайди не понимал, почему цирку не давали выступать в больших городах. Он старался не выказывать любопытства и не поднимать больную для пригорюнившейся труппы тему. Оставалось строить из себя всё понимающего взрослого. Как «верный пёс» белокурой принцессы, Спайди узнал о бедственном положении цирка.

– Ба, когда уже обед будет готов? Пора всех кормить, – начала подгонять бабушку Рин. Спайди ждал за пологом, чтобы помочь донести тяжёлые кастрюли.

– Ой, да, да, да. Сейчас уже, – оправдывалась бабка.

– Не да, да, да, а давай накрывай! Я сейчас умру от голода, – преувеличенного патетично высказала девочка, стоя в стороне от старухи и притоптывая ножкой.

– Сейчас, сейчас. Ой, деда, есть-то нечего. Зима уже, что ж есть будем? – запричитала бабка, Спайди всё расслышал, но виду не подал.

– Не при детях, бабка! – отчитал её дед.

– Что ты там брюзжишь, ба? – нетерпеливо спросила Рин.

– Ой, да болячки все вспомнила. Руки не держат, ноги не ходят, – начала, было, бабка, но Рин с криком «только не это», вылетела вон из шатра.

На обед всем достались одинаково маленькие порции еды. Рин хотела заорать, возмущаясь своей полупустой тарелкой, но заметила, что у остальных порции ещё меньше, и, прикусив язык, что на неё совсем не похоже, принялась есть с опущенной головой.

За долгую земскую зиму, затянув пояса, цирковая труппа распрощалась с большей частью своих сбережений. Сундуки пустели, таяла выручка, собранная с аншлагов в Муараке, дешёвые шазы горстями отдавались крестьянам за продукты. Земская валюта – рури – самая дорогая в мире и самая тяжёлая за счёт дорогих металлов без примесей, чем грешили муараканцы и надгорцы. Цены на рынках указывались только в рурях, а размен к шазам превосходил один к шести. Циркачи потерпели фиаско, они надеялись получать дорогие, тяжеловесные серебряные и бронзовые рури – золотые стоили слишком дорого, – а не тратить содержимое сундуков.

Испытания суровой зимы изменили людей. Кого-то внешне: похудел и осунулся толстяк Сатори, отныне не похожий на задорного клоуна, а скорее на депрессивного алкоголика. Другие внутренне: Натори и дед стали более замкнутыми, реже общались с мальчиком и почти ничего не рассказывал; акробатки быстро уставали и часто плакали в своей палатке, сбившись кучкой, как маленькие пташки. Иные своим отношением: избалованная Рин присмирела и не срывала на других свой гнев. Возможно, к ней, наконец, пришло осознание, что мир не будет крутиться вокруг неё и её желаний. Однако за переменой характера скрывалась отчаянная горечь из-за краха мечтаний девочки, и злоба на весь мир, которую она теперь срывала в одиночестве на вечно снующем рядом, по её же приказу, Спайди.

В глубине души мальчик понимал Рин, иногда ему тоже хотелось выпустить злость, разгорающуюся внутри, но он терпел и ненавидел девчонку за её выходки. Он знал своё место в цирковой труппе и не мог позволить себе избить кого-то, вот только и самому Спайди не хотелось становиться мишенью чужого гнева. В конце концов, не оборотень причина неудач цирка, к тому же мало кто пытался войти в положение мальчика. Все знали, чем Рин занималась в своём небольшом шатре, но никто не вмешивался. На следующий день циркачи провожали мальчика сочувствующими взглядами, и только. Наступал новый вечер после тяжёлого дня и внучка добрых стариков показывала своё истинное лицо. Спайди был вынужден сидеть, руками обхватив голову, пока злобная блондинка хлестала его плетью, выпуская пар.

Одним вечером волчья кровь взбунтовалась в оборотне, мальчик схватил прут, опускавшийся на его лицо, вырвал из рук слабой девчонки. Рин выпучила глаза и развернулась, чтобы выбежать из шатра, рыдая и жалуясь старикам, но в этот момент Реми ударил разодетую в розовые рюшки девчонку по спине, прут с треском сломался, а Рин, взвизгнув, вывалилась из шатра.

Всех повергла в шок реакция Спайди на ежедневные избиения. Оборотень смотрел на людей, осуждающих его действия и жалеющих принцессу цирка, и проклинал их. Неужели он должен терпеть издевательства, и молча подставлять вторую щёку по удар, как учила местная религия.

Старики чуть не выгнали мальчика из труппы, его спасли логические аргументы Натори, которые клоун не преминул озвучить. Спайди хотел оправдаться, но его удержала Миака. Девушка понимала, что любые слова бесполезны. Бабка с дедом питали к внучке болезненную любовь и винили в её проступках всех остальных. Мальчика наказали, объявили ему бойкот на неделю и нагружали работой на холоде, которую никто не хотел делать – мыть посуду, собирать хворост, чистить тропинки между шатрами, присматривать за инвентарём.

Оборотень счищал снег с телег, наслаждаясь тишиной и одиночеством, и проклинал Рин. Перевоспитывать девушку поздно, она не слушала никого. Только могила исправит горбатого, как-то сказал Николас о Страшиле. К Рин эти слова относились не меньше.

Все с нетерпением ждали весну. Весна всегда вселяла надежду в людей, предвещала перемены к лучшему. Вместе с набухающими почками, из которых распускались на деревьях листочками, и благоухающими цветами, расцветали и сердца людей, распускались их души, и зарождалась вера в добрый мир. Лицедеи верили, что двери городов откроются перед ними и за лето всё образумится.

С наступлением весны труппа должна была покинуть Южное Приземье и войти в Зацентралье. Оно славилось своим гостеприимством и добродушием. Надежды на славное будущее давали силы циркачам.

– Зима полётом своим снежным,

Меня с тобой не разлучит!

Дождём прольётся влага между

Нами. Весна соединит, – распевал Эмильен песни о любви и весне, аккомпанируя себе на арфе, весенней ночью под взглядом Персефоны. Заметив проходящего неподалёку Спайди, бард обратился к нему строчкой серенады:

– Мой милый друг, благословенная молодость твоя.

Мой милый друг, благословенная красота твоя.

Мой друг, близ тебя, светла любовь моя! – завывал в ночи опьянённый музыкой бард.

– Ты что, один из тех парней, что любят мальчиков? – прямо спросил у незадачливого романтика Спайди.

– Нет! Нет, конечно! Ужас! Как тебе только в голову могло прийти такое? – оправдался ошарашенный бард.

– Так слова в твоей песне,… – начал было Спайди.

– Там про дружбу! Мой милый Друг, – сделав ударение на последнем слове, перебил мальчика музыкант.

– Двусмысленные слова, – пожал плечами оборотень.

– О нет! Тебе просто не понять всю оригинальность музыкальных рифмований и смысл, доносящийся нам сквозь призму бытия с мелодией песни, – патетично размахивая руками рассуждал Эмильен.

Спайди счёл за лучшее промолчать. Повисла неловкая пауза, но Эмильен не растерялся, воспользовался шансом и завёл новый разговор:

– Ах, друг мой, – бард подошёл к Спайди и приобнял мальчика за плечи. Заглянув в лицо метателю, юноша наткнулся на красноречивый взгляд и убрал руку. Прочистив горло, он продолжил: – Гхем, тебе тоже не спится в такую прекрасную белую ночь? – но, не дав оборотню и рта раскрыть, вновь заговорил: – Неужели и твоё сердце похищено прекрасной девой?

Только этого мне не хватало. Нет, чел, просто я – оборотень, но скажи я это вслух, как ты умрёшь от страха прежде, чем я успею показать тебе клыки. Люди такие пугливые, думал Реми. Он старался не показывать на лице никаких эмоций, но всё же что-то отразилось в глазах мальчика, заставив музыканта сделать выводы и продолжить, развивая в своём монологе очередную философскую идею:

– Ясно. Думаю, ты ещё мал для любви. Хотя, говорят, что ей покорны все возрасты.

Спайди не слушал, он любовался Персефоной, ярко светившей на ночном небосводе. В жизни оборотня одна любовь – к голубоватой повелительнице ночи, которая своим взглядом заставляет кровь кипеть.

– Знаешь, Спайди, я завидую тебе, – внезапно произнёс Эмильен, заставив метателя навострить уши, чуть не выдав в себе волка.

– Почему? – он не смог удержаться от вопроса, когда тишина зависла в воздухе на несколько длинных минут. Ему завидовали! Лишь умалишённый мог завидовать юному оборотню, сироте, неприкаянно шатающемуся по миру.

– Ты всегда рядом с ней. Вы всё время вместе. – Спайди не мог понять о ком идёт речь, ему и в голову не пришла белокурая девчонка, от которой он сбежал и сейчас отдыхал. – Ты ночуешь у её шатра, вы неразлучны. Ты следуешь за ней, куда бы она ни пошла и проводишь рядом столько времени. Когда ты подолгу не выходишь из её шатра, я начинаю ужасно ревновать. Она ведь делиться с тобой своими тайнами, да? Вы ещё малы, чтобы заниматься чем-то иным.… О нет! – схватился за голову бард, все его движения выглядели наигранными. – Не отвечай. Я не смогу пережить это. Моя любовь столь безответна, – он ходил из стороны в сторону то, закидывая руку на лоб то, хватаясь за грудь, выглядел он при этом, как переигрывающий актёр-новичок в дешёвой постановке.

– Ты о Рин говоришь? – не верил своим человеческим ушам Спайди. Неужели Эмильен единственный, кто не знал, что в палатке белокурая стерва била мальчика прутиком, покуда хватало сил. Если бы музыкант знал истинное лицо своей возлюбленной, никогда бы он не воспылал к ней нежным чувством.

– О нет! Не произноси её имя. Я дрожу, когда слышу его. О Рин. Моя милая Рин, – и снова театральные ахи и вздохи, разносящиеся по округе, заглушаемые лишь неутихающим по весне ночами зазывным пением птиц.

Интересно, в этом парне есть хоть что-то настоящее, подумал Спайди.

– Эй, а ведь это ты, тот преследователь, который периодически мелькает неподалёку от принцессы, – воскликнул мальчик, припоминая нередкие случаи, когда замечал подглядывающего за девчонкой типа.

– Не говори так! Я же меланхольный влюблённый, – от неожиданности ошибся в слове Эмильен, а Спайди подумал, что точнее было бы «малохольный».

– Ты извращенец что ли? – изогнул бровь оборотень.

– Нет! О боги! Откуда ты только слова такие знаешь?! – вспылил музыкант.

– Так признайся ей, чем по кустам шарить, – констатировал мальчик.

– Я не шарю! И я не могу! Это не просто, знаешь ли, – занервничал юноша и провёл рукой по прямым волосам. – Я не могу вот так просто подойти и сказать. А что мне сказать? А что она ответит? Что подумает? Как отреагирует? Да и как я скажу? Нужно подобрать слова, нужно подобрать момент. Наедине. А ты всегда рядом. Я завидую тебе. Ты всегда рядом с ней, – развёл патетику Эмильен.

– Мне всё равно, – пожал плечами Спайди, не пытаясь вникнуть в проблему влюблённого барда.

– О, как бы я хотел оказаться на твоём месте. Следовать за обожаемой принцессой на край света, быть рядом… – юношу бы много чего наговорил, но Спайди разозлился и грубо его перебил.

– Я бы с радостью поменялся с тобой местами. Я её ненавижу!

– О, как ты можешь? Да как… как язык повернулся?! Как можно ненавидеть столь прекрасное создание? Доброе, приветливое, ласковое, – описывал придуманный собой образ Эмильен, оболочку в которую влюбился, впервые увидев Валерин. Любовь застлала ему глаза, и юноша не замечал сущности девочки, её внутренних качеств. – Она идеал, она – ангел, сошедший с небес.

– Да она дьявол воплоти! – плюнул Спайди, которому осточертело выслушивать похвалу в адрес гадкой злобной девчонки.

– О, ты нарочно! Нарочно так говоришь о нашей любимой принцессе! Все её любят! – парень не замечал, как все боялись сказать лишнего в адрес Рин, чтобы не разгневать стариков. – Обнадёжил меня, а потом плюх шмяк, как тухлую кожуру. Предатель! Я думал, ты сможешь мне помочь! Маленький негодник! Радуйся, пока можешь, пока моя милая принцесса благосклонна к тебе, – с этими словами Эмильен гордо прошествовал вон.

– Тебе уже никто не поможет, – тихо прокомментировал Спайди. Если бы бард протёр свои глаза от розовой пелены влюблённости, что плотным ковром застила ему взор, он бы увидел, какая жестокая на самом деле его обожаемая принцесса.

Весенним надеждам всей труппы не суждено было оправдаться. Весну сменило лето, обещая приход неуклонной осени, солнце согревало циркачей, а города по-прежнему оставались холодны к ним. Южное Приземье выпустило лицедеев в Центроземье, но первый сторожевой пост встретившийся на пути труппы преградил дорогу каравану. По новым правилам в центральный округ не пропускали иноземцев без уплаты пошлины. Услышав размер подати, дед схватился за сердце, Натори и Сатори решили, что его хватил удар и они лишаться управленца. Всё обошлось, но старик честно признался, что суммой необходимой не обладает. Стража тоже без утайки сообщила, что без пошлины проезд закрыт.

Вернувшись в Южное Приземье, труппа проложила маршрут в обход Центроземья и устремилась в Зацентралье. Чем больше углублялись в Земь лицедеи, тем жёстче становились правила самых захудалых деревенек. Церковь приобрела влияние на Самоцветную Княгиню и диктовала свои законы жителям Земи, религия правилам бал и считала всякую забаву, промыслом дьявольским. Тем более во время поста. Пообщавшись с земцами Южного Приземья, Натори выяснил, что пост не заканчивается никогда, один лишь перетекает в другой.

Старое решение, принятое несколько сотен лет назад Самоцветной Княгиней того времени, о закреплении веры в Избавителя по всей стране, аукнулось многим невинным путникам, а также представителям других рас. С того времени сменилось несколько правящих Княгинь, все они держали Церковь в суровом подчинении. Все, кроме одной, пришедшей к власти более полувека назад. Разменяв восьмой десяток, и с трудом управляла собственными конечностями, не говоря о стране, Княгиня доверилась Церкви. В молодости будучи религиозной, она была падка на увещевания церковников, но с возрастом вступила от них в зависимость. Подвернувшийся вовремя нужный человек, подольстил и подговорил немолодую уже Княгиню, дать Церкви больше полномочий, сложив с себя тем самым львиную долю обязательств. Слова его были сладки и сулили так необходимый уставшей от интриг и светских раутов женщине покой при жизни. Не раздумывая долго, Княгиня издала указ, от которого взвыли все, подходящие под описание церковников: «замешанными в сношениях с демонами». Пощадили только некромантов и чернокнижников, находящихся на государственной службе, лишив при этом привилегий и голоса на совете, сократив места на факультетах и всячески отвращая молодёжь от тёмных знаний.

Спайди, следовавший за Рин словно собачонка, услышал ругань, раздававшуюся из шатра стариков. Девочка направилась к ним, чтобы утихомирить родственников, но застыла у полога, прислушиваясь.

– Чёртовы святоши! Будь они трижды прокляты своими отцом, сыном и хреновым святым духом! – разорялся дед, которого не так давно, вместе со всей труппой, заставили идти в церковь на мессу, а иначе грозились выгнать из окрестностей деревушки. – Везде нос свой суют. Мы дали только пять выступлений за последние два сезона! Пять выступлений за два сезона, – в сердцах повторил он. – Если так пойдёт дальше, мы подохнем в эту зиму! – заключил старик, сидя у постели в третий раз за последние два оборота заболевшей бабки.

– Будет тебе. Успокойся. Пока на чужой земле, всуе их богов не поминай, – попыталась усмирить супруга старуха.

– Да плевать я хотел на их чёртовых богов! Как тут успокоиться?! Ты посмотри на труппу. Они уже забыли, когда нормально ели в последний раз!

– Мы уже взяли направление в Касмедолию. Там будет лучше. – Бабка положила свою высохшую руку на колено деду, но тот не мог утихнуть.

– А если не будет? Мы думали, лучше станет летом, и ни хрена не стало! А вдруг в Касмедолии тоже веруют в этого проклятущего Избавителя?

– Свят, свят, – бабка переняла у сельских жителей фразу против нехороших мыслей. – Будем надеяться, что нет.

– Надеяться? Тьфу. Какая уж тут надежда? А всё знаешь, кто виноват? – Бабка покачала головой, растерявшись. – Вы – бабы! Бабы у власти – вот ведь чушь. Вот и страдают теперь люди из-за бабских прихотей, – рассуждал старик, как уроженец надгорного края, где испокон веков должность Поднебесного Правителя занимали мужчины. Когда до власти добирались женщины – а случалось такое дважды – страну терроризировали монстры, случился голод, засуха, восстание, людей топили в крови войн. Те тёмные времена прозвали Смутными, а двух властительниц – Разрушительней и Тираншей.

– Да, кудой вы мужланы без баб-то? Молчал бы! Небось, святоша, какой заговорил Княгине зубы. Вы мужики можете, – оправдала женский род старуха.

– А ну молчи! Лежишь тут больная вся, вот и лежи молча, женщина! – заткнул супругу старик. – Касмедолия тоже мне. Уж лучше с голоду подохнуть, чем туда.

– Ой, да чем тебе Страна-на-Воде-то не угодила?

Не выдержав дальше скрывать своё присутствие, в шатёр ворвалась Рин и поддержала идею:

– Да, в Касмедолию! В прекрасную Страну-на-Воде. Страну фонтанов и морских брызг. Мы должны отправляться немедленно! – радостная, проскандировала белокурая принцесса.

– От камни в почки, услыхала, – выругался старик.

– Да, куда ж мы щас-то поедем? Зима на носу, – запричитала бабка.

– Ба, у тебя после лета сразу зима идёт? Осенью даже не пахнет, середина августа, мы быстро доберёмся! – изрекла блондинка.

– А зимой что? Как зиму зимовать прикажешь? В Касмедолии осень как зима. Куда мы пойдём? Замёрзнем там насмерть. Нет, Рин, не раньше весны, – констатировал дед.

– Помрём с голоду, помрём с холоду, да вы сговорились что ли? Идём в Касмедолию!– Девочка притопнула ножкой, для пущей убедительности своих слов.

– И много ты слышала? – спросил старик и покосился на Спайди, тихо стоявшего в сторонке.

– Всё я слышала! Мы в полной заднице! В нищете! Сидим в этом дурацком цирке! – срываясь на визг, вопила принцесса.

– Этот цирк кормит тебя. Не смей говорить, как твой брат! – осёк внучку дед.

– Брат правильно сделал, что свалил из цирка. Может, настала и моя очередь? – злобно выплюнула Рин и упёрла полный решимости взгляд в старика.

– Нет, Рин, не надо, – заныла бабка, приподнявшись на постели. – Старый пень, ты чего такое говоришь! Хочешь последней внучки лишиться? – И снова повернувшись к девушке, ласково продолжила, – Рин, не слушай ты этого маразматика. Мы всё сделаем, ты только не оставляй цирк и нас.

– Так и быть, – снисходительно бросила блондинка и отвернулась, вид осунувшейся больной старухи был ей противен. – Но мы отправляемся в Касмедолию. Чем быстрее, тем лучше, – объявила девочка свои требования и вышла вон из шатра.

Старик вздохнул и покачал головой, глядя ей вслед, затем перевёл взгляд на притихшего Спайди и снова закачал головой, вздыхая «ох-ох-ох». Мальчик, исхудавший не меньше других, здорово помогал труппе на протяжении всего лета и осени. Он уходил из лагеря и всегда возвращался, принося что-то съестное: ягоды, грибы, корешки, плоды, рыбу, раков, лягушек, маленьких птичек или зверьков, из которых бабка или Сатори готовили похлёбки. Дед диву давался, будто сам лес благоволил мальчику. Сам Спайди оправдывался везением и удачным стечением обстоятельств – бросил камень на удачу, попал в сойку, рыбу выбросило на берег, нашёл поляну грибов, в луже копошились жирные лягушки. Старик не мучил метателя вопросами, понимая, что бывший вор ловкач, и возможно что-то воровал в ближайших деревнях, но пока трудом мальчика кормилась труппа, циркач закрывал глаза на лиходейства. Тяжёлые времена заставляли идти на сделку с совестью.

Натори и Миака частенько ходили вместе со Спайди, и всегда заверяли деда, что мальчик от природы ловкий, наделённый великолепным обонянием и зрением, сродни звериным. Стоило старику задуматься над словами лицедеев, как вмешивалась Рин и утверждала, что достойна лишь самого лучшего, в том числе и питомца.

Цирк двинулся в Страну-на-Воде, практически прямиком шествуя на север, лишь немного отклоняясь на восток, дабы не попасть в самый центр снежных метелей безжизненного ледяного севера. Лютый мороз окутывал северное и северо-западное побережье Земи из-за близкого расположения холодного течения, вытекающего меж северных островов Касмедолии, погружённых в вечную зиму. В ледяных водах водились чудовищные монстры, способные выжить в столь суровыхусловиях, пожиравшие друг друга и всех, кто осмеливался к ним сунуться. Восточнее, ближе к тёплому течению, прижавшемуся к побережью Касмедолии, находился остров вампиров, коих не пугали холода и соседство монстров.

С самого начала октября в Северном Приземье начались снежные бури, белым покрывалом погребли они людей и остановили продвижение труппы. Пыл Рин поубавился. Девочка осознала свою ошибку и не рвалась в ледяную, в это время года, Касмедолию, но отступать поздно. Границу – пустынную долину с устьем Динта впадающего в полноводную Косту, каждой весной выходившими из берегов и затапливающими округу – циркачи видели невооружённым глазом. Они остановились на холме возле леса, зная, что по ту сторону долины Коста-Динт, названной в честь двух рек, очутятся в царстве льда и ещё более низких температур. Лицедеи решили, как можно дольше оставаться в Земи, расставив шатры близ не слишком дружелюбного маленького городка. Отдавая последние деньги, работая на крестьян за еду, циркачи делали всё лишь бы не умереть с голода, труппа переживала свои самые худшие времена. Вместе с цирком вновь мёрз и голодал Реми.

Оклемавшись после недавней болезни, бабка вновь слегла, на этот раз вместе с ней захворал и дед. Распродавая остатки декораций, платья и костюмы, парики и краски, выменивая последнее, труппа еле набирала деньги на покупку лекарств и еды.

Все артисты держались из последних сил, лелея надежду на чудо. Когда с неизвестной лихорадкой слегли изголодавшие и промёрзшие хозяева цирка, сомнений не осталось ни у кого – для труппы настал конец. Забыв о себе и будущем, люди молились всем известным богам, включая испортившего им жизнь Избавителя, только бы добрые старики смогли пережить зиму.

– Опять снег пошёл. Сколько можно?! Шатры засыпаны уже почти по пояс, – шумера Рин, собирая редкие хворостины, в лесопосадке недалеко от места их стоянки.

– Что-то надвигается, – Спайди смотрел в небо и чуял что-то нехорошее. Воздух нёс беду. Всё нутро оборотня взвыло, предупреждая о приближении опасности.

– Принцесса, пойдём обратно, – воззвал Эмильен к своей прекрасной нимфе.

– Это всего лишь снег. Ты посмотри, собрал три палки. Этого хватит на три секунды. Хватит ныть Эмильен. Палки давай собирай! – приказным тоном выпалила девочка. Бард такой идиот, пусть ощутит все прелести характера этой глупой девки, в душе ухмыльнулся Спайди, но кровь волка кипела, опасность приближалась. Снег стал усиливаться.

– Нам лучше идти обратно. Снег усиливается, – сказал мальчик. Эмильен с благодарностью посмотрел на него. Бард устал от тяжёлого труда, не привыкший носить тёплую шубу и шагать по свежему снегу, утопая по колено.

– Ты шутишь? Нет! Продолжайте собирать хворост! – не унималась Рин, разозлённая ленью ребят.

Ветер усилился, снег превратился в пургу. Люди ничего не видели прямо перед собой. Реми лишь с помощью волчьих инстинктов ещё знал, в какой стороне лагерь, он едва расслышал пронзительный крик девочки.

Оборотень нашёл Рин наполовину занесённую снегом, откопал и потащил за собой сквозь буран. Хворост рассыпался из заледеневших рук, девочка просила не тянуть её так сильно за руку, но при этом не отпускать. Спайди игнорировал жалобы девчонки, завидев в другом сугробе засыпанного Эмильена, он строго настрого приказал Рин, не отпускать барда. Вереницей мальчик потащил всех в сторону лагеря.

Буря резко стихла, снег перестал падать. Рин отряхнула ледяную корку с бровей и ресниц. Циркачи огляделись по сторонам – мир стих: ни дуновения не разносилось по округе, птицы замолчали. Волчье нутро мальчика вопило об опасности, но он не видел ничего угрожающего и не знал на что реагировать.

Циркачи услышали свист в небе. Там что-то было, и быстро приближалось, падая прямо на них.

– Ледяные штыки! Это маги Воды! – закричал, словно сумасшедший, Эмильен.

На людей посыпались градом продолговатые, похожие на сосульки, ледяные штыки. Один попал барду в плащ. На плаще в том месте сразу же образовалась ледяная корка. Другой пролетел в сантиметре от Рин, от чего выбившиеся волосы заледенели и поломались.

Спайди схватил хворостины, которые всё это время тащил с собой, и стал отбивать ими заколдованные сосульки. С каждым соприкосновением с куском льда, хворостина покрывалась ледяной коркой, становилась толще и тяжелее.

Оборотень не заметил опасности, когда всех троих накрыла волна снега, резко, беззвучно. Когда артисты откопались, перед их взорами предстал настоящий ледяной смерч. Он крутился, разбрасывая, острые как бритва ледяные градины вокруг себя. Картина завораживала, ребята застыли не в силах отвести глаз, когда одна градина саданула по лицу Эмильена, оставив глубокий порез и тут же заморозив его.

– За деревья! Прячьтесь за стволами! – крикнул всем Спайди и прильнул спиной к ближайшей ёлке. Рин и бард последовали его совету и скукожились в корнях молодого дуба.

Вспышка. Осторожно выглянув из-за дерева, мальчик увидел, как смерч взорвался изнутри и разошёлся волной по поляне. Мёртвая тишина поглотила всё вокруг, а затем дождь полился с неба. Это была вода, капли воды, падая на сучьи деревьев, покрывали их коркой льда; на одежде образовывались ледяные узоры. Температура резко упала, дышать становилось всё тяжелее.

Спайди не придумал ничего лучше, как сделать подкоп в снегу около своей ёлки. Подбежав к девочке и барду, он затолкал их в вырытую под сугробом яму.

Дождь продолжался некоторое время, затем звук взрывов сменялся свистом ветра.

– Да что это с ними? – взмолился испуганный Эмильен.

– Какого чёрта они вообще здесь делают? Это Земь! Пусть устраивают конец света в своей стране! – верещала Рин.

Её слова были услышаны, и возымели действие, но не совсем то, на которое рассчитывала девушка. Теперь к природным катаклизмам снега и льда добавились толчки, периодически земля сильно вздрагивала, после чего температура становилась более приемлемой для жизни и дыхания, но битва не стихала. Землетрясения и ледяные штыки обрушивались на сугроб, где прятались ребята. Никто не хотел сдаваться. Так продолжалось несколько часов, Рин сперва ныла, что её ноги горят, но потом затихла; Эмильен как ледышку проглотил, молчал и не шевелился; Спайди прислушивался к звукам с поверхности.

Дышать стало легче, паровые облачка вырывались изо ртов циркачей. Землю сотряс новый толчок, Рин всхлипнула и прижалась к Спайди. Эмильен выпучив глаза смотрел перед собой, перевёл взгляд на свою принцессу, но ничего не сделал. Спайди поморщился, надеясь, что бард заберёт в свои объятия девчонку, но тот продолжал с глупым видом смотреть вверх, словно ожидая, что сугроб обвалиться на них. Раздался грохот, очередной толчок сотряс землю. Казалось, эта пытка никогда не закончится. Ледяной дождь продолжал создавать корку на всём, чего касался. Артисты отчаялись.

Стоило всем подумать о конце жизни, как толчки и взрывы затихли. Земля больше не дрожала, а с неба не сыпались ледяные сосульки. Спайди сглотнул и выглянул наружу, Рин отпрянула от него и сжалась. С неба падали редкие хлопья снега.

Ничего не понимающие ребята нерешительно выбрались из своего импровизированного укрытия. Вокруг всё было покрыто толстой коркой снега, несколько ёлок сломались и валялись, наполовину утонув в сугробах. Земля была взрыта ущельями и круглыми огромными кочками, покрытыми наледью и ледяными шипами. Лёгкий снежок сыпал с неба, посыпая всё сахарной пудрой. Не считая ужасов столкновения стихийных магов, всё вокруг дышало спокойствием.

Пробираясь через сугробы, еле переставляя отмороженные ноги, циркачи бросились к стоянке. Они падали, снова вставали, но продолжали идти, сил не осталось ни у кого, но даже Рин молча шла вперёд, она устала жаловаться и говорить.

Добравшись на последнем дыхании до цирка, ребята увидели полную разруху своего и без того небогатого лагеря. Повсюду валялись поломанные стропила каркаса и разорванная ткань шатров, колёса последней телеги, палки, тряпки и другие вещи. Одежда, поломанные задники, утварь на половину закопанные в снегу, сырели, покрытые ледяной коркой.

Недалеко, за монолитной стеной, воздвигнутой, по-видимому, магами Земли, сидели клоуны и акробатки. Они с несчастными лицами столпились над какими-то свёртками.

– Никто даже не выйдет нас встречать, – задыхаясь после тяжёлого похода, прошептала недовольная Рин.

Миака увидела вернувшихся ребят и толкнула Натори. Клоун с печальным видом махнул головой Спайди и вновь склонился.

– Да что произошло? – из последних сил, выпалила блондинка, подойдя к убитой горем толпе.

– Принцесса… – начал Натори, но Рин уже и сама всё увидела. Лицо её исказила гримаса отчаяния. Спайди всё ещё медленно ковылял к ним и не мог знать, что именно так расстроило девушку. – Ваши бабушка и дедушка… они умерли.

Спайди не поверил своим ушам! Старики! Как такое произошло? Он мигом оказался рядом с толпой, не обращая внимания на ноющее от боли, холода и усталости тело.

На снегу лежали два посиневших старых человека, закутанных в тряпки.

– Они замёрзли насмерть, – продолжал Натори.

– Когда началась буря, – сквозь слёзы вымолвила Миака, – мы пошли к городу. Мы хотели, чтобы стариков там приютили, только на время бури. Но стража нас не … – девушка не смогла закончить, слёзы задушили её.

– Стражники сказали, что лицедеев они не пустят. И если мы ещё хоть раз подойдём, они начнут стрелять, – закончил за девушку клоун.

– Такие жестокие люди, – рыдая, вставила Нацки. – Мы просто хотели переждать бурю. Такие жестокие.

– А потом пошёл ледяной дождь, – чуть успокоившись, выдавливала из себя Миака. – Всё, чего он касался, обращалось в лёд. Это было так ужасно…

Эмильен доковылял до остальных и положил руку на плечо Рин, та безмолвно плакала, вздрагивая всем телом. Спайди оглядывал лица и не верил в случившееся. Старики не могли умереть, только не опять! Снова он привязался к людям, и они погибли. Неужели это какое-то проклятие?

– Старики просили позаботиться о цирке. Это было их посмертной волей, – договорил Натори.

– И вы вернулись в лагерь? – спросил Эмильен.

– Куда там! Мы так и остались под стеной. Хоть какая-то защита от ветра, – простонала Рицки.

– Мы видели, как в стороне лагеря пронёсся ледяной смерч. Это было ужасно.

– Мы просто замёрзли, выставленные на улицу стражниками, – подвёл итог Сатори, слёзные дорожки заледенели на его щеках.

Спайди не мог дольше смотреть за замёрзших насмерть стариков. Он, пошатываясь, отошёл в сторону, блуждая взглядом по остаткам лагеря. Сбоку он заметил глубокую колею – там прошёлся ледяной смерч. Маги Воды чокнутые. Всё это их вина.

– Маги Земли сказали, что водяные мстят, за слабую поддержку во время прошлой войны. У них есть особая секта «Серый лёд», кажется, – заговорил Натори. – Они зациклились на идее мести всем жителям Земья, не важно маги то, правительство или простые люди. Они мстят всем за то, что в последнюю войну их обманули, выставив против магов Воздуха, без поддержки магов Земли.

– Да какая к чёрту разница?! Погибли дедушка и бабушка! Люди пострадали! Ненавижу магов! – вдруг закричала Миака. – Творят что хотят…

Избавитель, как и другие боги, остался глух к молитвам лицедеев. Во второй половине зимы, старые владельцы цирка отдали свои последние поручения. По словам Натори, они просили всех не разбредаться и не оставлять Рин в одиночестве, заботиться о ней и о цирке, о том, что от него осталось.

Спайди подозревал, что без стариков, его жизнь в цирке изменится в худшую сторону, но он не знал куда идти на границе двух незнакомых стран. Ему стало страшно покидать родную, за почти два прошедших года, труппу и искать прибежище где-то ещё. Оставалось лишь надеяться, что после смерти бабушки и дедушки Рин повзрослеет, и начнёт относиться ко всем должным образом.

Шатры восстановили быстро, использовали пригодные стропила, нашли в лесу подходящие палки, вкопали основание глубже в промёрзшую землю, насколько хватило сил, укрепили канаты, зашили дыры в пологах, но ничто не могло восполнить потерю старых, добрых хозяев. Все впали в уныние.

Едва утихли ледяные ветры и спали морозы, снег периодически сменялся дождём, прокалывающим корку на сугробах и превращая их в решето, Северное Приземье ожило, запели птицы, в лесу частенько сновали зайцы, один раз Натори видел волка у дальней кромки елового бора. Никто из циркачей не догадывался, что жил бок о бок с оборотнем – чудовищем – по мнению людей, – пожирающим детей и девушек. Запертая в шатре Рин не унималась со своей идеей идти в Касмедолию, и только зима немного отступила, приказала собираться и брать курс на север, через долину Коста-Динт. Девочка повзрослела и изменилась, самовосхваление и заносчивый характер не пропали, зато Рин изменила своё отношение к Миаке и её нескладному имени, стала скромнее в выборе продуктов и одежды. Познав тяготы, девочка научилась экономить. Земь преподала циркачам урок строгого поста.

Середина весны в этих северных краях ничем не отличалась от начала зимы: под ногами хрустёл лёд, на голову сыпался снег. Лицедеи пересекли границу и ступили на земли Касмедолии, Страны-на-Воде, где обитали гноллы, виверны, змеелюды, люди-ящеры, горгоны, в морях и озёрах жили русалки, нептуриане и морские чудовища, а где-то среди многочисленных островов плодились водные драконы. Люди, в чьих руках хранилась власть над страной, отличались бледной, слегка прозрачной, сероватой кожей, тёмными волосами и худобой. Большая часть касмедонцев ходили со специальными окулярами, улучшающими их, от природы плохое, зрение – очками. Натори не преминул упомянуть, что среди местного населения многие способны понимать и общаться с рыбами, животными и птицами. На территории страны поклонялись стихии воды, кою изображали печальной девушкой в многочисленных одеяниях, расшитых жемчугом и кораллами, с красивейшими украшениями, что держали её длинные до самой земли, волнистые точно рябь на воде волосы. На лице Воды от глаз по щекам пролегли дорожки слёз, что она проливала после смерти любимого по одной из древних легенд. Вода считалась защитником правды, ровно как отражение, показывающее истинный облик, так и воплощённая стихия не принимала отрицаний. В Касмедолии считалось оскорблением Воды произносить в её присутствии отрицания. Поскольку вся страна была испещрена реками, озёрами, прудами, болотами, а часть располагалась на островах и под водой, то и отрицать что бы то ни было попрекалось всюду.

Труппа взяла направление на восток, быстро – Рин не давала людям передышки – двигаясь в сторону тёплых побережий и болотистых земель у границы с Аэфисом-на-Ханаэш. В Озёрном крае, мимо которого шествовали циркачи, закрепилась вера в Избавителя, но гораздо слабее, по сравнению с Земьем. Труппу не гнали, разрешали давать представления, и потихоньку дела в цирке налаживались. Но Рин не хотела ждать, она поднимала цены за билеты до немыслимых высот, забывая, что у труппы не осталось после зимы ни костюмов для выступлений, ни части задников. Лицедеи представляли собой сборище голодных неудачников, а не приличных артистов. Чудо, что их пускали в города и посёлки, а не гнали поганой метлой, но девочка не уступала здравым доводам клоунов. Едва получив выручку с одного города, принцесса отдавала команду собираться и гнала вереницу артистов на восток.

– Почему Рин так гонит нас на восток? Она же так рвалась в Страну-на-Воде, а теперь как будто хочет поскорее попасть в надгорный край, – не сдержав любопытства, поинтересовался Спайди у Натори. На коротком привале, пока акробатки пыхтели над обедом, клоун и мальчик прилегли на солнышке и разложили камушки по клеткам, начертив на камке шахматную доску.

– Ты так ловко играешь, Спайди. Иной раз мне кажется, будто у тебя ко всему талант, – проигнорировав вопрос, ответил мужчина.

– Я не умею шутить, – не особенно опечалившись этим фактом, пожаловался Джек.

– Аха-ха, вот уж точно! – залился смехом клоун. – Эх, парень, у тебя всегда такой хмурый вид, как будто ты съел поганку. На жизнь надо смотреть веселее, какой бы тяжёлой она не была, – погрустнев на последних словах, договорил Натори и сделал ход камушком.

– Не знаю, – отмахнулся Спайди. Он не мог улыбаться, вспоминая всё, через что ему пришлось пройти: приют, смерть дяди, Сима, Николаса, побои Кристи, предательство Скандера, гибель стариков и издевательства Рин – и, представляя, что ещё его ждало впереди. – Так всё же, куда гонит Рин? – напомнил мальчик свой изначальный вопрос, заодно меняя тему.

– А да. Ты не слахыл про «Мулен Блю», сахиоба на корабле? По лицу вижу, что слыхал. Да, все в Стране-на-Воде знают этот корабль развлечений, – задумчиво протянул мужчина, разглядывая камни среди расчерченных квадратиков.

– А Рин тут при чём? – Спайди сделал свой ход, всё ближе подбираясь к вражеской королеве – продолговатому светло-серому камню.

– Так там её брат работает. Вот ведь глупый парень, сбежал из одного цирка, чтобы попасть в другой, – Натори почесал свой, заросший щетиной, подбородок.

– Она хочет в Мулен Блю? – опешил оборотень. – Он же на корабле. Он может быть где угодно.

– Нет. Зиму они пережидают в порту, на востоке, недалеко от границы. Весной их ещё можно там застать. Вот девчонка и гонит туда, братика хочет повидать. – Клоун передвинул шахматную фигурку.

– А её брат, такая же сволочь, как и сестра? – тихо, себе под нос, пробубнил Спайди. Натори всё расслышал и прыснул от такого прямолинейного замечания, вздохнув, он ответил:

– В своё время, он был ещё хуже, а сейчас не знаю. Может, изменился. Вряд ли в новой труппе ему позволяют делать, что вздумается.

Спайди обдумал слова клоуна, буркнув «Шах», он пригрозил королю Натори, прошлым своим ходом мужчина открылся, поставив ферзь в неудачное место, словно нарочно поддался.

Натори улыбнулся и сдвинул коня к королю Спайди, загнав того в ловушку, после чего торжественно произнёс: «Шах и Мат» – провозгласив себя безапелляционным победителем.

Спайди ничего не говорил, но его лицо выражало крайнюю степень удивления.

– Ха-ха! Классно я тебя облапошил. Что, интересно как, да? – не скрывая триумфа, радовался клоун. – Ладно, я тебе расскажу. Помнишь, как я жертвовал пешками, чтобы занять центр? Этот приём называется «Гамбит». Ты жертвуешь всем для победы в конечном счёте.

– Интересный приём. Но как узнать, что жертва не будет напрасной? – сухо поинтересовался мальчик.

– Не знаю. Ты просто просчитываешь ходы, – пожал плечами Натори. Он замолк, а потом громко промолвил, – Знаешь историю о дочери Сатаны из надгорного края?

– Да, что-то слыхал, – буркнул Спайди, продолжая смотреть на доску и анализировать свой проигрыш.

– Ну, так вот, был у неё парень – Проклятый, Гамбитом его звали. Вот он всем пожертвовал, в том числе и собой, чтобы любимую спасти и страну защитить. В итоге, его жертва помогла выиграть войну. Так и назвали в его честь приём, – рассказал Натори легенду вкратце.

– Жертвовать собой ради кого-то – полный бред, – заключил Спайди.

– Возможно, ты и прав. Но за милого человека, или за любимую женщину, ты на всё пойдёшь. Даже на смерть, – очень серьёзно произнёс Натори.

– Значит лучше не влюбляться, – и не привязываться к людям, ещё раз для себя заключил мальчик.

Новая хозяйка цирковой труппы, которой зимой исполнилось тринадцать лет, безудержно гнала артистов на восток. Деревни и небольшие города пролетали мимо Спайди, не задерживаясь в памяти ни архитектурой, в которой он разбирался без деда с трудом; ни людьми, с которыми лицедеи не общались; ни блюдами, которые труппа заглатывала с голода и продолжала движение; ни местными обычаями, которыми славились здешние края; ни товарами, которые люди выменивали у морских и речных русалок, а также нептуриан, змеелюдов и капп. Натори говорил, что касмедонцы готовили пресную еду, сохраняя все соки овощей и делая жидкие подливы к мясу. По мнению клоуна, лучшая кухня была в Земье до того, как у власти обосновалась церковь, запрещавшая многие блюда и заставлявшая людей соблюдать всевозможные посты. По словам церкви, вкусная еда поощряла чревоугодие – один из великих грехов человечества. Когда же ни о каких грехах чревоугодия не знали в Земье ели разнообразнейшие блюда: наваристые бульоны, жареное мясо, сочные тушёное овощи, пирожные с заварным кремом и глазурью, пирожки с вареньем, уток в яблоках или апельсинах, салаты из овощей и фруктов, печенья из злаков, ароматный хлеб – всего не перечесть, и всё было непередаваемо вкусно. Во всех уголках мира ходила молва о земской кухне! А ныне остался лишь пост.

На коротких привалах, уставшие лицедеи успевали лишь поесть, да немного поспать. Натори не удалось похвастаться знанием касмедонского наречия, и поведать мальчику о далёких островах, их жителях и устоях Страны-на-Воде.

За несколько недель цирк достиг побережья и портового города – Сан-Фиеста, названного в честь солнечных дней, царивших здесь девять оборотов в году, и сменяющих друг друга праздников, из-за которых дома всегда украшали гирлянды, а на улицах звучала музыка. Прекрасный город, расположившийся на краю моря, наполовину висящий над водой, изобиловал фонтанами и речками, которые струились посреди улиц, люди переходили их по небольшим часто установленным мостикам. В порту стоял огромный пришвартованный корабль, весь сверкавший в лучах солнца из-за маленьких зеркал и стеклышек, а также от сияющих аквасветов разных цветов, установленных на реях и по бортам палубы. Яркие паруса и корпус создавали праздничное настроение, всё выдержано в жёлтых и зелёных тонах, а на борту огромными голубыми буквами выделялось название «Мулен Блю».

На флаге, реющем над спущенными парусами, изображались весёлая маска, символизирующая развлечения, и зеркало, в котором отражалась грустная маска – символ драмы и театра. При чём здесь зеркало Спайди не знал, касмедонцы помешаны на зеркалах и лепили их везде, где ни попадя.

Рин, не задерживаясь нигде, скорее побежала к пристани и к кораблю, на котором должен быть её брат.

– Братик, это я – Валерин, – с криком кинулась бегать по палубе Мулен Блю девушка, – братик!

– Эй, эй, эй, сюда нельзя. Мы сейчас закрыты, – кричали ей вслед матросы и охранники. – Эй, девушка. Уберите её, – крикнули вышибалам.

– Не трогайте меня! Я сестра Лена! Пустите! Лен, – протяжно взвыла Рин, когда двое вышибал, игнорируя её команды, схватили малявку под мышки.

– Подождите, – из каюты вышел молодой человек лет двадцати пяти. Его волосы цвета соломы были точь-в-точь, как локоны белокурой принцессы. – Рин – это ты?

– Да я. Да пустите меня уже! – вырывалась девушка, остервенело тряся ногами и молотя по воздуху руками.

– Отпустите её, – скомандовал молодой человек.

– Лен, я так рада тебя видеть. – Рин кинулась на шею брату, но тот её аккуратно отстранил.

– Валентин, – поправил он. – Не надо звать меня этой собачьей кличкой. Лучше скажи, зачем ты пришла? Что с тобой стало? Да ещё притащила всю труппу. А старики тоже тут? – с ясно сквозившим презрением, осведомился старший братик.

– Собачья кличка, – девушка опешила от слов Лена. Они нарочно договорились называть друг друга короткими именами, как у героев одной старой песни-легенды, и вдруг такая реакция. Не найдя оправдания старшему брату, Рин успокоила его, – нет, старики померли. Мы шли через Земь, там просто ужас, что творится. А труппу пришлось тащить с собой. Я же не могла их оставить, – наигранно небрежно ответила девушка.

– Ах, Валерин, ты осталась совсем одна, – соболезнующим голосом произнёс Лен. – Но мне некогда нянчиться с тобой. Рад был повидаться, – юноша кивнул головой остальным членам старой труппы. – Думаю, тебе пора.

Он развернулся и пошёл обратно в свою каюту, махнув вышибалам, не пропускать девушку. Те без слов встали между Рин и уходящим Леном, загораживая проход. Девушке не осталось ничего другого, как уйти.

Члены труппы молча последовали за своей принцессой, боясь неуместным словом навлечь на себя её гнев, до сих пор лишь чудом не прорвавшийся наружу. Никто не ожидал настолько холодного приёма её братом. Все понимали, что молодому человеку неохота нянчиться с малявкой, но в тоже время Рин – его единственная родная сестра. В мыслях клоуны и акробатки признались – за прошедшие годы парень сильно изменился, в худшую сторону.

Рин терялась в догадках, не зная, что ей делать дальше.

Вечером лицедеи собрались за ужином в маленькой харчевне на краю города. Девушка выглядела подавленной и отстранённой, она мусолила чашку ягодного сидра полчаса. Еда не принесла облегчения, к своим пожиткам труппа вернулась в молчании.

– Так что же теперь, Рин? Здесь не нужен цирк. У них есть Мулен Блю и все радости жизни, – набравшись храбрости, озвучил общую мысль Натори.

– Больше не смейте называть меня Рин! Я – Валерин отныне. И не задавай глупых вопросов! – девушка саданула плёткой по клоуну.

– Валерин, ты что себе позволяешь? – Схватил её за руку, наконец, очнувшийся Сатори.

– Заткнись! Я здесь главная! Делаю, что хочу, – выпалила Валерин, получив повод выпустить досаду.

– Мы не рабы тебе. Захотим и уйдём, – просто ответил похудевший от голода и частых возлияний клоун.

– Но как же так? – тон девушки резко изменился на несчастный. – Вы не можете.

– Это почему? – влезла, осмелевшая после поступка Сатори, Миака.

– Значит так, да? Вот и вся ваша благодарность. – Рин хорошо играла, глаза её блестели, словно от настоящих слёз. – Значит обещание, что вы дали на смертном одре моим бабушке и дедушке – пустой звук?

Повесив головы, артисты умолкли, не зная, что сказать. Они ни за что бы не подумали идти против посмертной воли добрых старых хозяев цирка. Валерин точно знала, на что давить, пытаясь удержать людей вокруг себя.

– Я была о вас лучшего мнения, – дав время каждому обдумать свои слова, произнесла блондинка.

– Валерин мы бы никогда,… – начал было Натори, Эмильен тут же закивал, как заведённый, но Рин перебила их.

– Вот и хорошо. Завтра я ещё раз схожу к брату.

Она ни капли не изменилась, подумал Спайди. Рин оборотень давно раскусил, но поведение остальных членов труппы! Стоило малявке пригрозить посмертной волей, данным старикам обещанием, как все поджали хвосты. Как такие люди могли называть себя свободными, вольными уйти? Они рабы! Сейчас Спайди увидел это, как нельзя лучше и принял решение – из цирка нужно уходить. Пока не стало слишком поздно, пока девчонка не замыслила продать своего «питомца» в рабство брату, или не придумала чего похуже.

Рин умела вертеть людьми, этот дар был в ней с рождения, и баловство лишь усилило его, развило способность подчинять себе других посредством виртуозной игры на эмоциях и слабостях. Но Спайди видел девчонку насквозь и больше не позволит ей лупить себя. Посмертная воля и долг перед умершими это, бесспорно, важно. Но что на счёт своей жизни? Старики-то умерли, им уже нечего терять. А я жив и что же, должен мучиться? Нет. Он, Реми, терпеть не станет. Пусть только эта заносчивая девка посмеет поднять на него хлыст, он покажет ей своё истинное лицо.

Валерин было не до её верного, как она думала, пса. Она пыталась достучаться до брата, но тот оставался, как и прежде холоден.

Целую неделю девушка ходила в Мулен Блю, она и сама до конца не понимала, чего хотела: жить с братом, чтобы он взял на себя все заботы о цирке, или управлять цирком самой, или стать компаньонами, или вступить в знаменитый бар, как дополнительные актёры?

Наконец, спустя ещё одну неделю, когда стояли солнечные деньки конца весны, а корабль развлечений задержался в порту, родственники заключили показать труппу циркачей Рин главе Мулен Блю, и тогда решать, что с ними делать. Если у девушки найдётся интересный номер или экспонат, то, возможно, его и всю труппу возьмёт под своё крыло владелец Мулен Блю. А если нет.… Об этом Валерин даже не думала, её труппа лучшая на свете, а созвучность имён оригинальная, неповторимая изюминка. Стоит показать зазнавшимся артистам сахиоба на что способны её ребята, как тут же отпадут все вопросы. Для этих целей Рин и её циркачей позвали на праздник запоздалого отплытия Мулен Блю. Праздник планировали продолжать всю ночь, до самого прилива.

Труппа познакомилась со многими артистами Мулен Блю. С кем-то, как, например, с танцовщицами и одалистками, акробатки сразу вступили в противостояние, из-за чего не поладили с ними и клоуны, защищавшие родных девушек. С другими, вроде музыкантов, играющих на всевозможных инструментах, люди сразу же подружились.

Сперва Эмильен изошёлся восторженных вздохов, затем от нахлынувшей зависти резко реагировал на каждую новую песню, и, наконец, тоже стал подыгрывать грубым инструментам, создавая, по его словам, нежный крем созвучия своей утончённой арфой.

Спайди, добравшись до своей мечты, мучил гитару, щедро предоставленную одним из музыкантов, пытаясь зажимать аккорды и разучивая разные бои. В отличие от Эмильена, гитарист уверял мальчика в успехах, и звал в группу подмастерьем. Услышав предложение музыканта, Рин взяла своего «пса» за руку и потащила труппу дальше.

Артисты Рин веселились и посещали разные развлекательные номера Мулен Блю: побывали на плясках кабаре, в комнате смеха кривых зеркал, покатались на специально оборудованных прямо на корабле аттракционах; поучаствовали в конкурсах на силу, меткость, ловкость и смекалку. Циркачи успели посмотреть отрывок постановки и мини историю кукольного театра, а также пожали лапу паре тигров, которые не слишком радушно подпустили к себе Спайди. На палубе разыгрывали людей в скорлупки, оборотень несколько минут стоял возле ловкого мастера и наблюдал за тремя стаканчиками, но с каждым разом скорость их перемещений становилась быстрее, и мальчик едва поспевал за движениями рук. Игра его загипнотизировала, Спайди пытался уследить за камушком. Натори оторвал его и рассказал секрет скорлупок – при перемещении стаканчиков мастер произвольно перекидывает камушек либо вовсе убирает его с доски. Выиграть в эту игру невозможно.

Валерин, обойдя почти весь корабль и попробовав, испытав, послушав и посмотрев всё, что предлагали на Мулен Блю, начала уставать и сильно раздражаться на каждое следующее развлечение. Увидев столько номеров на развлекательном корабле, она прекрасно понимала, что в Мулен Блю, знаменитом корабле развлечений, есть всё, что душе угодно, а в её распоряжении лишь пара клоунов, да глупые акробатки. Ей абсолютно нечего предложить своему брату.

Всё больше злясь на свою никчёмную труппу, артистов Мулен Блю, брата и себя, блондинка продолжала ходить по кораблю и расстраиваться.

– Вы, – внезапно какая-то старуха с круглым зеркалом, вставшая на пути у лицедеев, поманила к себе труппу Рин. – Идите, не бойтесь, я скажу вам, что хотите узнать.

– Слепая старуха. Да уж. Благо у нас таких нет. Хотя Сатори мог бы тоже погадать на бутылке спиртного, – девушка залилась злобным смехом.

– Девочка в печали,

Мне показали.

Хоть я и слепа,

Вижу через века.

Зеркало моё

Покажет глубоко.

Спрашивай, не бойся,

Отвечу точно, успокойся.

– Да, она у нас ещё и рифмами говорит. Лучше не злите её, – подсказал впервые за весь праздник, подошедший Валентин, – она и проклясть может.

Старуха ощерилась редкозубой улыбкой, прекрасно расслышав негромкий голос Лена.

– Ну ладно. И что же видит твоё зеркало? – скептически поинтересовалась Рин, не ожидая ничего вразумительного.

Слепые гадалки, да ещё излагающиеся стихами, никогда ничего не говорили точно, загадки их выходили двусмысленными, как и пророчества. Понять из стихов что-либо практически невозможно, каждый толковал слова по-своему, поэтому люди верили их бредням.

Старуха повертела в руках круглое зеркало с красивой каймой, проделала над ним замысловатые пассы, всмотрелась слепыми глазами в отражение, подёрнутое туманом и начала своё предсказание:

– Среди вас поселился чужак.

Кто не видит его – дурак.

Он ходит, в душе ухмыляется,

Человеком лишь притворяется.

Все заметно напряглись, услышав первые строчки. Смысл их казался довольно простым, вот только о ком шла речь, люди не знали. Спайди навострил уши.

– Племени он будет другого,

Не встречали вы доселе такого, – продолжала тем временем старуха.

– Захотите, его я найду,

Вам, истинным слепцам, укажу?

Повисла пауза. Акробатки переглядывались между собой с непонимающим видом. Сатори пригубил из карманной фляги.

– Конечно, хотим. Что это ещё такое? – было видно, как задёргалась от страха Валерин, и как заинтересовался Валентин.

– Зеркало моё расскажи,

Истинную личину чужака покажи.

Всем покажи, ничего не скрой,

Истинную личину врага нам открой, – с этими словами бабка навела зеркало на труппу Рин, так, чтобы в нём отразился каждый член. Зеркало вспыхнуло и потухло.

Ничего не произошло.

– Какая-то чушь, – выдала Рин, и начала ругаться, что всё это лишь дешёвые трюки, чтобы привлечь зрителей, когда за её спиной раздался душераздирающий то ли крик, то ли вой. Все обернулись к источнику.

Спайди всего трясло, глаза его светились волчьим огнём, уши изменились на треугольные и поднялись на макушку. Мальчика ломало от боли, он медленно трансформировался. Всё его существо боролось с магией зеркала, но тщетно. Его ступни стали удлиняться, пятка оторвалась от земли, руки и шея обрастали шерстью, лицо изменялось, медленно становясь волчьей мордой, сзади мельтешил пушистый хвост.

Люди с открытыми ртами уставились на орущего из-за насильственной трансформации мальчика. Тот в свою очередь, продолжал медленно изменяться: одежда становилась шерстью на теле будущего оборотня, принимая его пятнисто-серый окрас. Мальчик ныл от боли, скулил и кричал в голос, его кости медленно изменялись с человеческих на собачьи. Он встал на четвереньки, так как позвоночник и задние лапы уже не могли поддерживать вертикальное положение. Из пальцев стали расти острые когти, нос почернел, после чего Спайди, ставший уже почти полностью волком, увеличился в размерах. Кобель в холке доставал до шеи светловолосой девушки.

– Да он же оборотень, – наконец подал голос кто-то из толпы. Эмильен смотрел ошалевшими от ужаса глазами на волка, почти полностью сформировавшегося и продолжающего рычать от боли. Валентин молчал, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Обалдеть. Он же станет звездой нашего цирка. Живой оборотень, – задыхаясь от ужаса и восторга, выдохнула Валерин.

– Схватите его! – очнулся от оцепенения Лен.

Реми встряхнулся, обращение завершилось, но тело ломило и ныло. Он поднял голову и обвёл яркими зелёными глазами всех присутствующих. Волчонок – он выглядел слишком тощим, неполноценным на непропорционально длинных лапах, в отличие от настоящего взрослого волка – всё слышал и понимал.

Люди медленно подходили к нему, держа наготове откуда-то взявшиеся верёвки. Волчонок чувствовал их приближение, он рычал, а потом вперил полный ненависти взгляд в Валерин.

– Не приручите вы его ни за что,

Хочет горло порвать госпоже молодой, – выдала старая предсказательница, в упор смотря на волка невидящими, подёрнутыми белой пеленой, глазами.

Реми скалился, показывая окружающим огромные белые клыки, способные поспорить своей остротой с теми ножами, что Спайди так ловко метал в Миаку.

– Берите серебро – это слабое место оборотней. Хватайте его! – не унимался Лен, загоревшийся идеей своей сестры – показывать людям настоящего живого оборотня.

Волчонок, как и все присутствующие люди, слышал приказ, касавшийся серебра. Зверь пригнулся, готовясь к прыжку, и резким рывком повалил, стоявшую перед собой Рин на доски палубы. Рыча и сверкая нечеловечески яркими зелёными глазами, он схватил девушку за горло. Эмильен упал в обморок, когда шея его любимой оказалась в тисках волчьей пасти. Не пытаясь её перегрызть, а лишь лишая девушку возможности вырваться, волк рычал и не спускал глаз с остальных людей; одно неверное движение и острые клыки проникнут в плоть, разрезая вены и артерии.

Охотники с верёвками остановились, не зная спасать ли девушку, или ради такой «добычи» пожертвовать ей, используя как приманку. С этим вопросом, явно отражающимся на лицах мужчин, они повернулись к Валентину. Лен, нервно соображал, но слава и деньги, которые можно получить за зверя перевесили кровные узы.

– Хватайте зверя! – крикнул он. Рин всхлипнула от страха.

Реми понял, что идея с заложницей не помогла. Он отпустил девушку и со скоростью бешеной собаки прыгнул в замеченную щель в рядах людей. Случайные зрители попадали на палубу, одни толкнули других, третьи успели отпрыгнуть – началась свалка. Добежав, прыгая по падающим от страха артистам, до края палубы Мулен Блю, волчонок сиганул в воду. Он погрузился с головой, но потом всплыл и погрёб в сторону восточного берега. За его спиной кричали и носились по кораблю люди, они собирались следовать за ним на лодках и отправить отряд караулить на суше.

Волчонок сосредоточился на гребле и быстро перебирал лапами, приближаясь к заветному берегу. Его сердце бешено стучало в груди, в душе поселился страх, а в голове хаос мыслей: поймают его, убьют, закуют, посадят в клетку, будут бить или дрессировать, сможет ли он скрыться от людей, сможет ли спастись.

Стояла звёздная ночь, тьма укрывала оборотня своим покрывалом. Спустя полчаса, проведённых в холодной воде, не прогретой солнцем после зимы, волчонок вышел на берег. Отряхнувшись, как следует, он на заплетающихся от усталости лапах поковылял к болотистому лесу на восток. Реми не обращался человеком, попытавшись, он не смог. Сила зеркала продолжала действовать. Волчонок переживал, что до конца дней останется зверем, но пока серый окрас в сгустившемся полумраке играл на руку беглецу. Он шёл по берегу, как ночная тень, неслышный и невидимый.

Циркачи Рин и артисты Мулен Блю не нашли оборотня. Что сталось с ними после его побега, мало волновало Реми. Они, как и все люди, боялись оборотней до потери сознания, а логика людей никогда не щадила то, что вызывало страх.

Волчонок продолжал свой путь на восток, утопая в болотистых топях, находя приличную устойчивую дорогу, только благодаря звериному чутью.

Оборотень не давал себе поблажек, не останавливался и старался как можно быстрее уйти подальше от побережья и Сан-Фиесты. Взяв путь на восток, он сам не знал, что двигался к надгорному краю. За два года строгого контроля своей волчьей сущности, оборотень наслаждался той невероятной силе и быстроте, с которой преодолевал километры лесов и холмов. За два года он вырос, стал сильнее, и волчья ипостась не отставала от человеческой. Огромные чёрные пиявки не прилипали к шерсти, отливающей всевозможными оттенками серого цвета. Как понял Реми, именно из-за пиявок люди обходили болота стороной. Не только из-за паразитов люди старались не соваться на болота, здесь обитали гноллы. Волчонок иногда слышал их скулящие голоса, но старался держаться от воинственного народа подальше. Пусть у них и собачьи головы, это ещё не значило что оборотни и гноллы друзья, и они примут беглеца в волчьей шкуре с распростёртыми объятиями.

Разные мысли бились в голове Реми, самой пугающей среди них была одна – что если та старуха в Мулен Блю ведьма, как Докси из сиротского дома. Что если она навела на него страшную зеркальную магию и оборотень больше никогда не сможет стать человеком. Что если проклятие осталось на нём и медленно убьёт Реми. Волк попытался обратиться, но не смог, и прекратил дальнейшие попытки, боясь, что одно из предположений – верное.

Каким-то чудом Реми удалось обойти заросли ядовитых флор и геострелов, плюющихся шипами, не встретились ему на пути и деревья Яогата, затягивающие свою жертву в ствол, где её медленно переваривали. Лишь вьюнок перелим попадался оборотню на глаза, ядовитое растение, вызывающее галлюцинации и сильные аллергические реакции по всему телу, вплоть до отёка лёгких и потери зрения. Ядовитым у перелима считалось всё: стебель, листья, пыльца, сок, цветы и даже корни. Его красно-фиолетовый цвет сразу вызвал подозрения у Реми, стараясь не принюхиваться к горьковатому аромату цветов перелима, он аккуратно обходил ядовитое растение как можно дальше.

Волчонок зашёл в тупик ущелья, на пути его встал отвесный подъём и водопад – пришлось карабкаться наверх, соскальзывая волчьими лапами с влажных камней. Земля под ногами стала каменистой, а тропа неуклонно вела наверх. Реми чувствовал, что поднимался всё выше, скорость его замедлилась; он давно не ел и мало отдыхал. Оборотень боялся употреблять местные коренья, не зная наверняка ядовитое перед ним растение или нет, также он опасался есть грибы и ягоды. Каждый день ему приходилось ловить диких мышей, известных насекомых, выкапывать дождевых червей и личинок короеда, при удачном раскладе удавалось подстеречь мелких птичек.

Несколько дней волчонок карабкался по утёсам и поднимался на плоскогорье, переплывал речки, пил из водопадов, едва не утонул в селевом потоке во время ливня, пока путь его не прервался широким обрывом. Обрыв простирался влево и вправо насколько хватало глаз, и далее, петляя и теряясь в нависших над пропастью кустах. Через него не было переправы. Внизу, глубоко в расселине шумела вода, но из-за тумана, поднимающегося меж отвесных стен ущелья, река терялась вместе с понятием о глубине.

Волчонок побрёл вдоль склона в поисках какой-нибудь переправы, надеясь найти мост, или спуск для перехода реки вброд. Дабы не приближаться к побережью, где его могли поджидать и разыскивать люди, Реми пошёл направо, взяв южное направление. Вскоре на пути его встала роща.

Но после целого дня, беспочвенных поисков, ожидания оборотня оправдались. В сумерках угасающего дня волчонок нашёл два дерева, склонившихся друг к другу, по разные стороны узкого ущелья. Прикинув расстояние и свои силы, Реми полёз на берёзу, почти горизонтально склонившуюся над провалом. Он медленно шёл, проверяя лапой прочность переправы, изворачиваясь всем телом, чтобы обогнуть ветки, шуршащие молодой листвой. Ствол сужался, следующий шаг нагнул макушку берёзы, и волчонок едва не сорвался, вцепившись в тонкую веточку зубами. До ивы на противоположном крае он не доставал. Тогда положив свою жизнь на один удачный прыжок, Реми оттолкнулся от берёзы и полетел.

Все силы он вложил в этот прыжок, всю свою удачу, все надежды. Он считал, что справится и допрыгнет, одурманенный детским максимализмом, но в полёте представил, что случиться с его телом, если он упадёт. Что если он выживет, свалившись в реку с такой высоты, все кости волка будут переломаны и срастутся чёрт знает как, как он вправит их себе. Чёрные мысли атаковали разум, пронеслись в голове, рисуя чудовищные картины будущего.

Силы, вложенной в прыжок,оказалось недостаточно! Зверь стал опускаться, нужно схватить ветку, а в распоряжении оборотня лишь волчьи лапы.

Реми нужны руки! Но сможет ли он обернуться человеком? Некогда раздумывать. В полетё, становившимся падением, большой волчонок обратился человеческим мальчиком. Рука схватила охапку ветвей ивы и содрала с них листья, проскальзывая. Реми быстро схватил более толстую ветку второй рукой и уцепился за неё мёртвой хваткой. Ветка подло заскрипела, и мальчик опрометью бросился карабкаться по дереву к земле.

Остановился и вздохнул спокойно оборотень, когда твёрдая почва оказалась под его ногами. Реми упал на землю на том же месте, где спустился с дерева. Солнце почти скрылось за горизонтом, но мальчик не мог пошевелиться. Он поднялся, когда небо озарял свет многочисленных ярких и бледных звёзд.

Отдышавшись и придя в себя, после чумовой гонки и лазания по деревьям, оборотень подметил, что этот край ущелья выше, чем противоположный. Главное – он допрыгнул.

Заночевав в корнях ясеня, росшего неподалёку, наутро Реми отправился дальше на восток. По лесу, он предпочитал бежать волком, но вскоре вышел на большой тракт, петляющий между гор, по которому, обратившись человеком, побрёл далее.

Красивая одежда метателя ножей Спайди истрепалась на мальчике и выглядела теперь не лучше обычных крестьянских лохмотьев. Мало кто из проезжающих на серых оленях и проходивших мимо путников, обращал внимание на десятилетнего мальчика, идущего по дороге. Те, кто интересовался, любопытствовали лишь, не заблудился ли он, на что, Реми отвечал, нет, на всеобщем языке, и продолжал своё шествие.

Быстро, или не очень, но тракт привёл замученного и оголодавшего оборотня в портовый город. Сердце мальчика забилось быстрее, он побоялся, что остался в Касмедолии и его разыскивают по побережью. Присмотревшись, он заметил, что город не похож на Сан-Фиесту, скорее на Искру, надкушенную с одного края океаном. Центром поселения считалась верфь, находящаяся в самом низу и стелящаяся по воде идеально ровной полукруглой бухты. От верфи вверх по склону сферической выемки в огромной горе расползались улочки с островерхими крышами домов и деревьями в кадках на балконах и выносах. Полусфера с запада нависала над городом широким карнизом, с неё свисали, напоминая сталактиты в пещерах гильдии воров, перевёрнутые здания. С нижних этажей свисали мосты, соединяющие постройки с многоэтажными и красивыми домами внизу. Иной раз пики свисающих строений, соединялись с вершинами обычных, создавая тончайшие переплетения, словно причудливая пасть зверя, выглядел город потрясающе красиво. Множество колон, островерхие крыши, закруглённые уголки кровли – всё это придавало городу воздушности и создавало особый стиль. Стиль, который не спутать ни с чем. Реми вернулся в надгорный край, в Аэфис-на-Ханаэш.

Мальчик подходил ближе и постепенно спускался по улице города. Деревья в кадках на крышах нависали, создавая лишь каплю тени, как раз столько, чтобы охладить и спасти от палящего солнца. Они наливались плодами, пока ещё зелёными, но уже большими.

Вниз и вверх над улицами протянулись канатные дороги, по которым ездили прикреплённые к ним скамейки для пассажиров. Мальчик не знал, что за магия заставляла работать эти механизмы, но выглядело диво потрясающе. Прокатиться на чудо скамейках мальчику не удалось, ибо удовольствие это стоило денег.

Внизу, на пристани пришвартовались несколько небольших кораблей, там сновали люди, что-то то ли загружая, то ли наоборот выгружая, но работа била ключом.

Реми погулял по городу, ловя на себе неприятные взгляды прохожих, зная, что выглядел он нищетой и неряхой. Вспомнив год в воровской гильдии, он мимолётным движением украл у зазевавшегося горожанина кошель, купил себе немного еды и продолжил осмотр. Торговый рай – так поименовал бы этот город Натори, сведущий во многих областях. Что только не продавалось на первых этажах каждого дома – как и везде верхние этажи оставляли под жилища, а в нижних устраивали торговые лавочки – одежду, закуски, украшения, обувь, книги, редкие безделушки, иноземные товары, полезные мелочи, ковры, салфетки и пасуду. Глаза разбегались от всего этого разнообразия. Одни скупали антиквариат, другие предлагали обмен валют, третьи обещали оформить кредит на любой товар.

Проходя по улице мимо прилавков, манящих аппетитными запахами и интересными вещами, мальчик наткнулся на магазин одежды. Прильнув к стеклу, за которым лежали рубашки и штаны, мальчик не без досады отметил, что ему едва хватало лишь на одну самую дешёвую обнову. То рассматривая товар, то глядя на своё тусклое отражение в стекле, Реми никак не мог выбрать, что же взять.

Оборотню не хотелось в новом городе привлекать к себе внимание стражи воровством, вновь начинать с преступления против закона и впоследствии бежать, скрываясь по лесам. Мальчик хотел бы заняться каким-нибудь честным трудом, только вот для своего дела, он был слишком мал, а работать на кого-то боялся.

Направившись к пристани, Реми продолжал размышлять, что лучше взять рубаху или штаны. Он находил доводы в пользу обеих вещей, и не мог решить, но тут наткнулся на лавку с всякими разностями и, не удержавшись, зашёл в неё.

Чего здесь только не было: столовые приборы из серебра, украшения для волос, для ушей, на шею и руки; трости разной длины, инкрустированные золотом; всевозможные шляпы, перчатки, детские игрушки, красивейшие прищепки, ножи, верёвки, палочки и посохи, легчайшие накидки из фатили и многое другое. Мальчик долго стоял и рассматривал ножи, но они были ему не по карману, тогда взгляд его привлекла коробочка с игральными картами. От неё, он уже не смог отвести взгляд. Так сильно Реми ещё ничего не хотел. Но деньги, если он сейчас возьмёт эти карты, то уже не сможет купить ни рубашку, ни штаны, ни еды.

Сам не зная, как так получилось, из магазина оборотень вышел с картами и парой алюминиевых куром – как называлась местная валюта – в кармане. Ободранец, он теперь владел потрясающей красоты картами, где каждый туз, король, дама и валет представляли собой настоящее произведение искусства. Вот только ни новых штанов, ни рубашки он больше купить не мог.

– И что теперь? – вопрошал парень сам себя.

Найдя тихое местечко, где ветер дул, не так сильно, Реми разглядывал свою покупку. Пересмотрев все карты и подивившись таланту художника, придумавшего и нарисовавшего каждую мелочь, он стал тасовать колоду, тем способом, которым в цирке научил его Натори: разбил стопку на две и перекидывал карты из рук в руки.

Бегавшие рядом детишки заметили его манипуляции и столпились вокруг, наблюдая, кто-то, открыв рот, кто-то, хлопая в ладоши. Реми поощрил их любопытство и показал пару фокусов, также разученных в цирке.

Детишки пришли в восторг, а оборотень смекнул, что этим можно почти честно зарабатывать свою монетку во взрослом мире.

Ловкач

Реми сетовал в мыслях, что не может разорваться на двух мальчиков, один бы показывал фокусы, а второй тем временем щипал кошельки у зевак. Поскольку лохмотья отталкивали зрителей от ловкача, а не приманивали, оборотню пришлось немного поворовать, вспомнив уроки гильдии воров. Ничто из того, что рассказывала Кристи и мастера гильдии не забылось, мальчик ловко утаскивал кошельки, проходя мимо, хватал и незаметным движением прятал еду с прилавков. Реми приобрёл себе небольшой ножик, и стал срезать сумки, распарывать кошельки прямо на владельцах. Оборотень орудовал на рынках и в скоплениях людей, стараясь не подниматься к богачам и банкирам.

Пообещав себе завязать с воровством сразу же, как купит одежду, Реми иногда срывался. Он заметил, что его руки сами тянуться взять то, что плохо лежит на прилавке, или срезать кошель, висевший на виду. Стараясь не злоупотреблять воровством, дабы не навлечь на себя возмездие стражи, оборотень собрал нужную сумму и купил себе простую рубашку и тёмные брюки. Ботинки тоже пришлось сменить, так как в зимних, приобретённых цирком в Земье, ноги прели, а пальцы упирались и ужасно болели. Реми сам не подозревал, как быстро рос.

Отныне, одетый и обутый он начал новую жизнь в портовом городе надгорного края – Озоне. Реми пытался привлечь людей своими фокусами, а затем просил с них плату за выступление. Взрослых, чьи карманы оттягивали звонкие монеты или шуршащие банковские билеты мелкого номинала – бирки – не интересовали его пассы с картами, а с детей брать нечего. Ребята от четырёх до десяти лет бегали за ним чуть ли не по пятам, они, вместе с теми, что постарше, вплоть до четырнадцатилетних подростков и иногда взрослых юношей, смотрели во все глаза, тщетно пытались повторить трюки ловкача. Вот только денег у них не было.

Разочаровавшись в идее обогатиться почти честным путём, как фокусник, Реми сорвался и вновь принялся срезать кошельки. Голод не оставлял оборотню выбора. Дикие, жадные глаза разыскивали в толпе лёгкую жертву, а ловкие пальцы нащупывали кошель, острое лезвие маленького ножа вспарывало плотную ткань и в ладонь ссыпались монетки.

В толпах редко встречались богатые люди, имевшие в своих мошнах серебряные монеты, чаще всего в ладонь ссыпались мелкие куромы – алушки и хромки. Бумажные бирки всегда застревали в кошельках, оставляя хозяина с утешительной компенсацией.

Особенно большой куш срывал воришка в толпах людей, что собирали вокруг себя, религиозную фанатики в красных мантиях. Люди на рынках держали и прятали кошельки, но перед гласом, вещающим о незыблемости боли в бренном мире, прохожие забывали всё, погружаясь в транс. Чаще всего Реми был занят своим делом и не слушал проповедей культистов, слух иногда выхватывал отдельные фразы о муках, крови, искуплении и бессмертии – всё это звучало не лучше, чем церковные службы в Земи. Оборотень качал головой, досадуя, что надгорный край тоже вскоре потонет в религиозной чуши Избавителя. Правда местные культисты отличались от священников Земи кровавыми мантиями и дикими, жаждущими крови глазами.

Гуляя по улицам города и выискивая очередную жертву, Реми наткнулся на столпотворение гораздо более обширное, чем прежние. Возле здания музея истории на широком постаменте рядом с памятником первого Поднебесного Правителя Аэфиса-на-Ханаш – Разрушительницу и Тираншу не брали в расчёт, сводя их годы правления к Смутному времени, – стоял высокий беловолосый мужчина в наполовину расстегнутой чёрной мантии с узором из больших красно-золотых то ли звёзд, то ли пентаграмм. От острых лучей вверх поднималась витиеватая вышивка переплетающихся линий. Кайма мантии, отделанная золотом, поблескивала на солнце. Мантия Кровавого Звездопада, понял Реми и уставился на мужчину. Впервые оборотень видел члена организации, которой приписывали самые страшные заслуги мировой войны, случившейся более трёх сотен лет назад; видел во плоти! Мужчина взмахивал руками, улыбался и смотрел в толпу диким взглядом, безумным и страшным; мурашки пробежали по спине Реми от этих глаз. Культист говорил величественно и живо, искренняя вера в собственные слова чувствовалась даже на краю толпы собравшихся людей. Невольно оборотень прислушался.

– Маги умеют создавать иллюзии, огонь, что не обжигает, воду, что не насыщает, бурю, что не уносит нас прочь. Любого можно обмануть. Фокусники, показывающие ложные чудеса, лицедеи, демонстрирующие наигранные эмоции. Всё что мы видим и чувствуем не существует, мы сами придумываем это. Мы слепы и глухи, – тыча пальцем в толпу, говорил мужчина. – Как же жить в мире, полном пустоты? Что, скажите мне, чувствует младенец, выходя из материнской утробы? Боль! – сам же ответил культист. – Что чувствует старец на смертном одре, прощаясь навеки с жизнью? Боль! – громогласно провозгласил мужчина. – Что сопровождает нас, когда уходят близкие, когда сердце разбивают любимые, когда мы режем палец острым ножом, когда травимся ядом?

– Боль, – крикнул кто-то из толпы.

– Что не покидает нас на протяжении всей жизни, заставляет проснуться, сбросить шоры с глаз, превозмогать себя, идти вперёд? Разве не боль толкает нас на свершения? В боли мы познаём себя, предел своих сил. Боль – единственная истина в этом мире, и в любом другом! Лишь познав боль можно достигнуть просветления и обрести способности, неподвластные понимаю смертных. Муки, агония даруют нам силы! Избавитель твердит, будто грешные попадут в Ад и будут испытывать боль, – усмехнулся культист. – Так вот я скажу им – и пускай! Адская боль сделает меня непобедимым! Мой дух, моё тело закалятся. Боль дарует мне бессмертие! – раскинув руки, провозгласил мужчина.

Он говорил так истово, что все вокруг, включая Реми слушали, разинув рты, внимали и в душе соглашались с каждым словом. Есть ли хоть один человек, что за всю жизнь не испытал боли? Нет. Каждый в душе вспоминал тягости и проникался верно подобранными словами культиста. Реми думал о несчастиях, постигших его после кончины дяди. Сколько выпало на долю шестилетнего ребёнка, сколько боли он испытал за свою короткую жизнь: пожар, потеря дяди, приют, смерть Сима, избиения, пытки, самопожертвование Николаса, попытки выжить в одиночку, сломанная рука, голод, бедность. Боль обнимала мальчика на каждом шагу точно родная мать.

В стороне от памятника на деревянной платформе был установлен стол, несколько культистов в красных мантиях привели человека в лохмотьях и принялись пристёгивать его кожаными ремнями. Мужчина рыдал и просил отпустить его, мольбы его оставались без ответа.

– Знает ли тот, кто причиняет боль другим, что они чувствуют в этот момент? – бросил в толпу проповедник из Кровавого Звездопада. – Состраданию учит Избавитель, но сам он хотя бы раз делил агонию, переполняющую человека в момент смерти? Он наказывает, но знает ли на собственном опыте страдания своей жертвы? Чему может учить тот, кто на себе не испытал своё учение? Я же обрекая на смерть других, в полном объёме испытаю их страдание. Вот настоящая вера! Мой бог живёт в моей боли, всегда! И сейчас, я разделю её с этим приговорённым преступником, – культист спрыгнул с постамента, прошёл среди людей, расступающихся в испуге, перед членом Кровавого Звездопада, поднялся на платформу и склонился над пристёгнутым на столе человеком.

Он что-то шепнул и провёл по щеке мужчины пальцем с острой железной печаткой. На лице преступника проступила кровь. Он заёрзал, пытался выбраться из хватки жёстких ремней, рядом толпились несколько культистов в красных мантиях. Люди на улице участливо поддакивали члену Кровавого Звездопада, когда тот продолжил:

– Ты никогда не задумывался, какую боль причиняешь другим. Но сейчас ты сполна прочувствуешь эту агонию! – повысил голос культист. Рядом со столом двое монахов поставили стойку с арсеналом оружия. Мужчина с белыми, забранными ободком назад, волосами пробежал рукой по ножам и топору, но взял острый штык и нацелил его себе в грудь.

Что он делает? Спятил? Он убьёт себя на глазах у толпы, думал Реми. Оглянувшись по сторонам, он заметил, что все наблюдавшие за представлением люди замерли в ожидании следующих слов и действий культиста.

– Ярсис, даруй мне силу свою! Боль станет проводником! Ярсис! Эта боль во имя твоё! – Мужчина, словно безумный, выкрикивал слова, обращённые к неведомому богу боли. Так вот как выглядит истинный фанатизм, подумал оборотень, наблюдая происходящее расширившимися глазами.

Культист с белыми, забранными назад ободком, волосами резким движением проткнул себя штыком в грудь. На миг мальчику почудилось, что он видит вместо человека скелет. Раздался крик прикованного к слоту смертника и дьявольский смех проповедника. Смех сумасшедшего. Смех живого мужчины, который только что, на глазах у толпы, проткнул себя штыком и продолжал стоять.

Мужчина, привязанный к жертвенному столу, задёргался, забился в истерике, хрипел и булькал; из его груди толчками выплёскивалась густая кровь, ровно в том месте, куда сам себя ударил культист, который продолжал стоять, раскинув руки, смотря в небеса с безумной улыбкой. Движения смертника замедлились, превратились в конвульсии, и, наконец, он затих; из его рта тонкой ниточкой стекала кровь.

– Ярсис! – кричал в своём безумном запале проповедник из Кровавого Звездопада, а толпа вторила ему хоровым «Славься Ярсис! Славься Хаген!» и напирала ближе к помосту.

Холодный пот прошиб оборотня, волосы встали дыбом, он смотрел на сцену круглыми от ужаса глазами: человек на столе умер, а культист, по имени Хаген, стоял со штыком в груди и смеялся дьявольским смехом.

Воришку вытеснили к краю толпы, где он пытался осознать увиденное, потрясённый и застывший.

– Лучше не попадайся им на глаза, – в шуме толпы услышал Реми обращённые к нему слова.

Рядом стоял мальчик, чуть постарше оборотня, но при этом пониже ростом. Сперва Реми уставился на серебристые волосы незнакомца, а затем взглянул в глаза и удивился ещё сильнее. Впервые мальчик видел человека с разноцветными очами: один глаз синий, другой зелёный. Выглядел незнакомый ребёнок изголодавшим и уставшим: под глазами залегли тени, старые обноски не прикрывали худые ручки и ножки. Жалкий вид не вызывал сомнений, мальчик тоже сирота и беспризорник. Реми сразу признал человека, разделяющего его же собственные беды.

– Избегай фанатиков, – повторил разноглазый мальчик.

Реми и без совета собирался держаться подальше от шизофреников в красных балахонах. Может подружиться с ним? Я бы научил его воровать, действуя в паре. Это гораздо проще и выручка была бы больше. Новая жизнь в незнакомом городе прекрасный повод завести друга, к тому же ровесника. Оборотень смотрел на смуглого мальчика с серебристыми волосами и не мог решиться заговорить. Он вспомнил холодное тело Сима в кровати, его разочарованный взгляд в ночь перед смертью; вспомнил нанизанного на короткий меч однорукого Николаса, который кричал ему «беги»; вспомнил синих от мороза мёртвых стариков, что отнеслись к нему с добротой и приняли в цирк. Дружить с Реми значило обречь себя на смерть. Оборотень вспомнил мальчика из воровской гильдии, который предал его и заточил в подгорном лабиринте; свежи были воспоминания о Рин, спускающей гнев и секущей плетью всех, кто хоть слово ронял против неё.

Реми обещал не привязываться ни к кому, но что если использовать мальчика в своих целях. Воровать вместе, притворяться другом, а в случае чего всю вину повесить на белобрысого. Оборотень начинал думать совсем как люди. Почему бы и нет? Я ведь могу показывать фокусы, а воровать будет этот дурень, тогда, если стража нас поймает, я скажу, что непричастен. Я воспользуюсь им, как люди пользовались мной, вот и всё. На этот раз ему друзья не нужны, он сам по себе, и не станет привязываться к какому-то человеку.

Разноглазый мальчик стоял напротив и в его глазах отражались примерно такие же мысли: вдвоём легче прожить, чем поодиночке; друг поможет выкрутиться; к тому же с ровесником веселее, чем одному.

– Как он это сделал? – Реми не придумал ничего лучше, чем указав на культиста разузнать о его фокусе.

– Хаген бессмертный, – пожал плечами мальчик. – Я держусь подальше от фанатиков и тебе советую. Кстати, я – Эстер, – улыбнулся сияющей улыбкой беспризорник.

Вот дерьмо! Как мне себя назвать? Опять что ли Джеком?

– Ро…Ко… – замялся оборотень на ходу придумывая что-нибудь, – Куджо, меня зовут, – добавил он. Сокрушаясь в мыслях, Куджо, что это за Куджо? Почему я не мог придумать ничего лучше.

– Куджо? Странное имечко, – усмехнулся мальчик.

– А Эстер вообще девчачье, – огрызнулся Реми.

– Да?! – завопил блондин. – Чёрт! Ну это сокращение от Эстариол типа.

Толпа продолжала скандировать и напирать. Эстариол схватил Куджо за рукав и потянул.

– Пошли отсюдова.

Реми тоже пугала неутихающая толпа, он посмотрел на сцену и застывшего Хагена, когда их взгляды встретились.

Волна дикого, первородного страха прошла по телу оборотня. Один лишь взгляд поверг мальчика в ужас перед этим человеком. Человек ли вообще культист в чёрной мантии? Волосы встали дыбом на затылке Реми. Кем бы ни был Хаген, его окружала аура зла, крови, безумия и смерти. Он крайне опасен! Таких глаз Реми ни у кого раньше не видел. Глаза человека, который испытывал и не один раз, самую страшную боль на свете, последнюю – агонию смерти.

Эстариол настойчивее потянул Куджо за рукав, визуальный контакт закончился, оцепенение страха отпустило оборотня, и он со всех ног припустил подальше от этого места и от этого… человека.

Никогда прежде не испытывал Реми такого сильного страха за свою жизнь. Неужели все члены Кровавого Звездопада настолько жуткие и опасные? Этот, в отличие от Кукловода из Белого Клыка, не скрывался; Хаген просто выходил и проповедовал обывателям культ Ярсиса.

Вера в боль. Что могло быть глупее? И в тоже время, что могло быть страшнее? Хаген точно бессмертный, даже Эстариол подтвердил это, но много ли знает уличный попрошайка, или культист просто ловко выполняет какой-то трюк, как в фокусах. Но он убил человека, проткнув себя штыком. Кто ещё на это способен? Демоны? Хаген – демон? А скольких людей он вот так убил? Сколько смертей он сам пережил?

Мысли путались, а факты, только что виденные на площади, не укладывались в голове оборотня.

Чтобы он только что не видел, нужно держаться как можно дальше и от этого Хагена, и от его чокнутых фанатиков.

Эстариол не отставал, вынудив Реми в какой-то момент притормозить и пойти быстрым шагом. Белобрысый малый на ходу рассказывал о своей жизни, по его же словам весьма простой и весёлой – во что мало верилось, глядя на мальчика. Он так много болтал, выдумывал невесть что прямо на ходу, используя странные словечки, и вскоре заврался так, что сам себе стал противоречить. То он рассказывал, как матросы на пристани его любят, то как ненавидят и гоняют по поручениям, но при этом души в нём не чают и угощают в том числе крепкими напитками. То он клялся, что скоро поступит подмастерьем к ломбардцу, а затем пойдёт по карьерной лестнице прямиком в Куромарубанк. То он распинался, как хочет путешествовать и протыкать пиратов, то сам же хотел стать королём пиратов.

– У пиратов свой король? Бред какой-то, – впервые за длинный монолог Эстариола голос подал Куджо.

– Если нету, значит я буду первым! – хвастал мальчик. – В общем я спас тебя от Хагена, так что ты мне теперь должен. Глаз за глаз, так сказать. Хорошая рубашка у тебя. Отдашь её и нож и будем квиты.

– Я бы и сам ушёл, ничего ты не сделал, – парировал оборотень.

– Ты попал под гипноз Хагена и оцепенел! Я тебя спас! – утверждал Эстариол.

Куджо изогнул бровь, всем своим видом показывая, что не пойдёт на поводу мальчика.

– Кицунэ-Молния нас рассудит, – посулил Эстариол. – Я бы поболтал ещё, но у меня дела.

– Не буду задерживать, – сухо ответил оборотень, которого новый знакомый начал раздражать.

– Ты даже не спросишь, какие дела, – придавая себе важный вид, задирая нос и складывая руки на груди, поинтересовался мальчик.

– У меня у самого дела, – передразнил его Куджо.

– Ладно, погоди, – Эстариол подбежал к удаляющемуся мальчику и приобнял его, продолжая болтать. – В одиночку на улице прожить тяжело, уж я-то знаю. Поверь моему опыту, я волынкаюсь на подачки не первый год. Я ж к тебе по дружбански, с раскрытой душой. Научу тебя выживать, вместе будет проще.

Реми злила манера Эстариола выставлять себя всезнайкой, его раздражал весь образ мальчика. Сперва, оборотень посчитал его похожим на Сима – серебристые волосы сыграли не последнюю роль – слабый, нищий, одинокий, но на деле они оказались полными противоположностями. Жалости мальчик не вызывал, он то притворялся дураком – может не притворялся, то строил из себя главного, самого сильного, умного и умелого. Реми решил не спорить на этот счёт, а пользоваться человеком.

Поскольку Эстариол спал где придётся, чаще всего в доках, под стеной кабака, на лестнице маяка, под кадками с цветами на балконах, в заброшенных кладовых и даже пару раз в мусорных ящиках, поселились они у Куджо, в заброшенном после пожара доме, где спустя несколько оборотов продолжало вонять дымом и копотью. Вскоре ребята вопреки разным характерам научились сотрудничать и вместе добывать деньги на еду. Хитроумный план Реми исполнился немного иначе, чем воображал мальчик: Эстариол воровал плохо, обучать его оказалось делом непростым, и запоминающаяся, яркая внешность играла с ним злую шутку. Два раза ребята едва удрали от стражи, после того, как разноглазого бродяжку ловили за руку на краже кошелька.

Помня поговорку «третий раз – алмаз», Куджо решил не рисковать, в тюрьму одинаково не хотелось обоим. Тогда оборотень предложил обойтись без нарушений закона и собирать со зрителей добровольные пожертвования. Пока Куджо показывал фокусы, Эстариол работал зазывалой, привлекал внимание, расхваливал таланты друга и тряс пустой шапкой перед зрителями, намекая о плате за просмотр.

Язык у мальчика был подвешен, весёлый беспризорник сиял улыбкой, сочинял на ходу небылицы, рифмовал и выделывался, как только умел. С его помощью ребятам удалось заработать на еду и дешёвую одежду Эстариолу. Однако мальчик не сдавался, периодически пропадал, по его словам, в поисках своего призвания и лучшей жизни. Куджо пользовался отлучками приятеля и ходил по городу, также пытаясь придумать новые трюки и способы заработка. Фокусы быстро приедались людям, зрители требовали всё новых чудес и зрелищ. Дед из цирка знал это и потому старался привнести в номер метателя что-то необычное.

После представления на площади устроенного культистом Хагеном, Реми стал предельно осторожен. Обретаясь по разным подворотням, прячась от пернатых и фанатиков, имеющих власти в этом городе не меньше, чем официальная стража, назначенная Поднебесным Правителем, оборотень наткнулся на жуликов и шулеров, обыгрывающих простых граждан. Обирать людей в играх – эта простая идея не приходила в голову мальчика.

Понаблюдав за махинациями профессионалов, оборотень вспомнил поучения Натори о хитрости подобных игр: быстротой движений, подмене камушка, манипуляции чужим азартом. Имея в собственном распоряжении исключительные способности по части ловких пальцев, Куджо принялся дурить людей и разводить их на деньги.

Начал оборотень с простой, как казалось всем участникам и наблюдателям, игры в скорлупки. Он ловко вертел стаканчики, незаметно пряча камушек в рукаве, когда это было нужно. Не хватало лишь зазывалы, Эстариола, который куда-то пропал. Куджо всерьёз подозревал стражу, которой мог попасться разноглазый дурень, выпендривающийся по поводу и без.

Через несколько дней Эстариол вернулся недовольный и расстроенный.

– Где ты пропадал? Если решил свинтить, предупреждать надо, – высказался Куджо, недовольный отсутствием приятеля.

– Я устраиваю свою жизнь, какие-то проблемы? – выпятив нижнюю губу и слегка согнувшись, придавая себе вид дворового хулигана, грубо выдал Эстариол. – Не вечно же мне быть зазывалой.

– Ну и? Устроил? – сухо поинтересовался оборотень, наперёд зная, что нет.

– Почти. Этот сраный ломбардец вышвырнул меня из подмастерьев. Да я сам бы ушёл, – тут же поправился Эстариол и задрал нос. – Начал втирать мне дичь с какими-то идиотскими знаками. Надо, видите ли, понимать, чо означают все эти кривые черви и перевёрнутые табуретки, и складывать их, – размахивая руками рассказал он.

– Цифры? – неуверенно переспросил Куджо.

– Да! Чёртовы цифры! Вот скажи мне, зачем два рисовать крюком, а семь серпом? – продолжая строить недовольные рожи, жаловался мальчик. – Вот один – одна палочка. Так пусть два будет две палочки, а шесть – шесть палочек! Зачем все эти непонятные загогулины?

– И что же десять тоже писать десятью палочками? Ты идиот что ли? А двадцать? А пятьдесят? В глазах зарябит от этих палок! – парировал Куджо, который не спорил с мастером в гильдии воров, когда его учили считать.

– Ну я не знаю, можно чёта придумать, – поковыряв в носу, выдал собеседник. – Типа десять – это крестик, а допустим пять галочка.

– Даже четыре палочки уже много, – подытожил оборотень, поражаясь наплевательскому поведению Эстариола.

– Можно придумать типа слева пишешь палочку, значит вычитаешь её от крестика или галочки, а справа прибавляешь. Или слева количество крестиков и галочек, – развёл руками мальчик.

– Всё равно учить знаки, просто крестики и галочки, а здесь на каждую цифру своё обозначение. Коротко и ясно. И как ты этой ерундой запишешь триста двадцать восемь яблок, к примеру? – решил подловить приятеля оборотень.

– Сотни нечестно! – насупился Эстариол. – А чё я говорил, крестик это чё? А галка это чё? – Он начал было в пыли на полу пытаться изобразить цифру палочками, но запутался в обозначениях.

– Птица, болван. Ты что считать и читать не умеешь? Ты в школу ходил? – поражаясь тупости мальчика, продолжал задаваться вопросами Куджо.

Эстариол ногой стёр свои потуги с пола и, развалившись на койке, думая, что выглядит неотразимо, принялся рассказывать:

– Я пошёл, но когда там заставили зубрить бестолковые значки, я свалил. Ты хоть в курсе сколько их там? А ещё какие-то сопли и козявки, которые не читаются. Так зачем они нужны?! Всё это бестолковщина! Да ты сам-то учился в школе? – передразнил мальчик своего приятеля.

– Меня учили в другом месте, – не вдаваясь в подробности, ответил Куджо. Он вдруг понял, что связался с самым беспечным, бестолковым и безответственным человеком на свете. – Чистое небо, и ты с такими знаниями хотел стать банкиром? Ты полный идиот!

– Я красавчик! И кому нужны банкиры, когда можно стать королём воров! – вскочив в полный рост на кровати и задрав руку к потолку, объявил Эстариол.

– Нет такого титула. И вор из тебя никудышный, – буркнул Куджо.

– Тогда я стану королём приключений! – уперев руки в бока и придав себе пафосный вид, проскандировал разноглазый мальчик, заставляя оборотня ещё больше разочаровываться в людях. – Да ладно, – примирительно начал Эстариол. – Я и с тобой славой поделюсь.

– Не надо, – рыкнул раздражённый Куджо.

– Я хотя бы пытаюсь, а ты чо делал эти дни? – скептически вопросил мальчик.

Скрепя зубами, оборотень рассказал Эстариолу свою новую идею заработка. Не сложившийся ломбардец, мечтавший о приключениях, затею поддержал и тут же вошёл в кураж, придумывая стихи и речёвки для привлечения внимания.

Реми не понимал, как у этого идиота получалось постоянно радоваться и улыбаться, ко всему относиться просто и совершенно не тяготиться своим нищенским беспризорным положением. Он словно жил не в реальности, а воображал вокруг себя невесть что и считал, будто мир подчиняется ему. Оборотень ненавидел Эстариола за его ветреность, но в душе немного завидовал.

Скорее всего, жизнь его не била так как меня. Что с ним могло произойти? Оказался на улице небось недавно, и не знает, что такое пытки, боль, предательство, смерть близких и друзей. Либо он идиот и не понимает жизни.

Отбросив неприязнь к вечно весёлому дуралею, Куджо продолжал с ним сотрудничать, теперь на новом поприще – обманывая людей в скорлупках. Он не понимал, как люди могли быть такими глупыми, они ведь прекрасно знали, что в эту игру невозможно выиграть на последней ставке, и всё равно продолжали ставить последнее, в попытке совершить невозможное, в итоге оставаясь ни с чем. Пример самой глупой логики людей. Им не дано заметить момент, когда шарик покидал игру, но изо дня в день находились дураки, считавшие, что они-то наверняка смогут поспеть за перестановкой стаканов. Только Куджо знал, что смысл игры вовсе не в стаканах; смысла вообще не было, просто обманщики с ловкими руками зарабатывали на азартных глупцах.

Эстариол поначалу тоже пытался следить за стаканами, но в какой-то момент оговорился, что понял хитрость игры. Когда они играли дома, мальчик даже умудрился заметить момент, когда камушек вылетел из-под стакана, и указать рукав, в котором его спрятали. С этого момента Куджо перестал называть Эстариола идиотом. Разноглазый весельчак оказался гораздо прозорливее, чем предполагал оборотень.

После скорлупок, Реми обучился игре в зары и узнал способы мухлевать. Он смастерил свой собственный комплект, поджаренных с разных сторон костей, с помощью которых не оставался в проигрыше.

Вскоре деньги, хоть и мелкие, полились к мальчикам стабильным потоком. Отныне им обоим хватало на еду каждый день, иногда немного оставалось. Куджо решил откладывать свою долю на одежду, Эстариол же ходил по кабакам, строил из себя взрослого и крутого, и на спор вытворял разные трюки, тратя свои бирки и олушки.

За лето ребята притерпелись друг к другу: Куджо перестал обзывать Эстариола дураком, а тот в свою очередь стал меньше выпендриваться перед товарищем. Разноглазый мальчик продолжал устраиваться подмастерьем ко всем подряд, откуда его гнали за невнимательность, безалаберность, неумение читать и считать, враньё и сон на рабочем месте. После несложившейся карьеры ломбардца Эстариол пробовал себя поваром, где нагло ел с тарелок посетителей; почтальоном, где, уронив сумку с конвертами в лужу, он доставлял мокрые письма; подавальщиком в харчевне, где, не сумев сладить с хамоватым посетителем, мальчик вывалил еду ему на голову; пекарем, где, измазавшись мукой, изображая покойника, он до смерти напугал мастера; вором, он загремел в тюрьму, а Куджо пришлось выплачивать за товарища залог; ремонтником канатной дороги, где Эстариол, желая протереть механизм, засунул между зубцами колёс подол одеяния обновляющего руны мага. Одежду затянуло в механизм, и маг повис, размахивая руками и ногами, отчаянно вопил и проклинал неумеху. Со всех своих работ Эстариол возвращался весёлый, наплевав на одну неудачу, он тут же придумывал себе новый путь к богатству и славе и устремлялся к нему.

Несмотря на все попытки найти себя, Эстариол продолжал вместе с Куджо разыгрывать людей на улицах. Зарабатывая на этом больше, чем честным трудом, мальчики возгордились. Им казалось, что весь город у их ног. Вскоре, уверовались товарищи, они разбогатеют и смогут покупать всё, что пожелают. Реми радовался, что больше нет Рин, нет Кристи, нет стражи, что терзали его и заставляли делать что-то против воли, он сам распоряжался своей судьбой. Однако с каждым днём его всё больше терзало смутное чувство, что чего-то ему всё-таки не хватало. Куджо не разделял стремления Эстариола менять работу со скоростью молнии, он считал, что любая профессия требует времени и упорства. С налёта не овладеешь знанием, но разноглазый весельчак, ветреный и скорый на решения, продолжал наниматься ко всем подряд, и сбегать, чуть сталкивался со сложностями.

Первые дни осени провозгласили о себе страшным ливнем, вода бухты хлынула на причал, затопив доки и первые этажи кабаков. Торговцы понесли страшные потери, некоторые корабли бросало на рифы и скалы, из-за чего доски потрескались и поломались. Грузчиков и матросов смывало с пристани, когда они пытались унести товары. Ветер гудел и завывал. Жители города попрятались в домах. Давно Озон не видел столь страшной непогоды.

Тайфун ослаб, из-за туч вышло солнце и по-летнему жаркие дни продолжились. Работы в порту было невпроворот, туда сходились все нищие слои Озона, кто хотел заработать монету на жизнь. Туда же рванул Эстариол, окрылённый мечтой стать королём капитанов, и потянул с собой Куджо. Поскольку заключённых тоже отрядили на починку пристани и уборку причалов, а стража в городе отлавливала всех бездельников, хулиганов и ловкачей в тёмных переулках города и отправляла их на добровольно-принудительной основе в порт, оборотень решил не выделяться и последовал за товарищем.

Ни схитрить, ни словчить, Куджо пришлось работать руками, работать много и на износ: он таскал доски, забивал гвозди, чистил, полировал, носил ящики с инструментами, передвигал лестницы и строительные леса, держал верёвки, привязывал, крутил, долбал, строгал. За один день он вымотался так, что больше не хотел появляться на пристани, но Эстариол тянул его каждый день. Сам мальчик веселился, рассказывал матросам и грузчикам разные выдуманные на ходу истории, слушал чужие, возможно правдивые, делился впечатлениями от всех своих подработок и удивлял людей неугомонным весёлым нравом. Он прыгал, выпендривался, плясал, пил на спор и стоял на голове, даже пару раз спел. Матросы его полюбили, сами они – по мнению Реми – не отличались от Эстариола безалаберностью и напускной бравадой. Шума что от мальчика, что от мужчин было много, а пользы делу мало.

Спустя несколько дней изнурительной работы, оборотень решил, что честный труд нравится ему, но деньги, полученные игрой, манят лёгкостью. Уставший пуще прежнего, Куджо отправился в свою лачугу. Он заработал всего две хромки, в то время как в скорлупки мог бы получить в два, а то и в три раза больше. Честный труд для дураков, решил Реми.

Через несколько минут прибежал Эстариол, весь запыхавшийся, но светившийся радостью. Он стал собирать свои немногочисленные пожитки в сумку через плечо и карманы.

– Куджо, ты не поверишь! Меня берут юнгой на корабль, эт тип младший матрос. Мой путь короля капитанов начался!

– Так же как путь короля поваров и короля воров? – не вставая с кровати, даже голову не оторвав от подушки, съязвил оборотень.

– На этот раз всё серьёзно! Корабль уплывает вечером, мне сказали успеть до заката. Я поплыву на настоящем корабле, прикинь! – уверял мальчик, сияя улыбкой и полными надежд глазами. – Матросы и кеп от меня без ума, на этот раз всё получится! Я и за тебя просил, – добавил он скороговоркой, – но там только одно место, потому взяли только меня.

Оборотень волчьим чутьём понял, что мальчик врал. Он вспотел, его сердце бешено стучало в груди, что не укрылось от тонкого чутья и слуха звериной сущности.

– Что? – Куджо поднялся на кровати. – Так ты уплываешь? Ты в курсе, что это не на день и не на два?! Ты же чуть что сразу сваливаешь, а там некуда деваться. Это же корабль, посреди воды! – выдал как на духу оборотень.

– Я не сдамся, всё будет отлично. Это моё я чувствую. – Энтузиазм Эстариола мог заразить кого угодно, даже мёртвые встали бы из могил, даже Куджо со своей неоспоримой логикой не нашёлся.

– А как же наше дело? – тихо спросил он.

– Да ты без меня справишься, – отмахнулся мальчик. – К тому же чо дальше? Я хочу приключений, а с твоими скорлупками надо сидеть и копить. Это не по мне, – отрезал он.

– Отлично, – буркнул Куджо.

– Я знал, что ты на волне, – подмигнул ему Эстариол и одарил своей самой неподражаемой улыбкой. – Покеда! Когда буду в Озоне, мабыць загляну к тебе. Свидимся ещё!

– Меня может здесь уже не быть, – отвернувшись, сухо пробормотал оборотень.

– Ну и ладно. Я тороплюсь малясь, не унывай, Страхорожа, – крикнул напоследок Эстариол, махнул рукой и скрылся в дверях. Иногда он придумывал Куджо разные прозвища, чаще всего связанные с неэмоциональным вечно серьёзным лицом оборотня и его угрюмым характером.

Ворвавшись в жизнь Реми, пронёсшись по ней ураганом, Эстариол вихрем умчался прочь, оставив оборотня в одиночестве осознавать случившееся. Он хотел нажиться на тупом пареньке, а в итоге использовали его, как соломку, на которую всегда можно упасть в случае чего. Сколько бы Эстариол ни пытался поступить на честную работу, его выгоняли, и он неизменно возвращался к Куджо – как в последнее пристанище.

Чёрт побери, он провёл меня. Не знаю как, не знаю чем, но этот плут попользовался мной и вытер ноги. Урод! Ну и катись! Что б ты взвыл от такой работы, а сбежать с корабля не смог. Шторм вам в догонку! ругался Реми. Когда гнев его поутих, мальчик принялся обдумывать, как ему пережить подступающую к портовому городу зиму.

Сбережений Реми хватило на штаны, с тёплым начёсом внутри, новую тёплую рубаху и жилет из заячьих шкур. За лето оборотень вытянулся ещё сильнее, и посему взял вещи на размер больше, зимние ботинки, он решил выбрать ближе к наступлению заморозков.

Пускай неугомонный Эстариол оставил его, Реми не пропадёт, он привык к одиночеству и теперь наслаждался тишиной и покоем.

Когда основные ремонтные работы в порту закончились, остались мелочи, которые исправляли самые заинтересованные в заработке трудяги, улицы спальных районов Озона вновь превратился в тихое место для расслабленного времяпрепровождения за азартной игрой. На крышах домов, под деревьями располагались удобные лавочки, где люди сидели, говорили, или перекидывались партией в шашки, домино и карты. В основном их занимали пожилые люди, играющие в своё удовольствие. Местом азартного блефа были и оставались подворотни и портовые таверны, куда оборотень остерегался соваться.

Прохаживаясь по балконам и выносам зданий, соединённых между собой небольшими арочными стеклянными мостами, установленными так, чтобы не мешать канатным дорогам, возящим вверх и вниз пассажиров, Реми поглядывал по сторонам, в поисках партнёра по игре. Слева на лавочке сидел старик с лысой головой и раскладывал на доске чёрные и белые камни, рядом с ним стояла большая сумка, которая привлекла взгляд вора. Человек заметил интерес к своей сумке и подозвал мальчика.

– Эй, парень. Развлечёшь старика за серебряник? – старик посулил монетой между пальцами. Юный шулер оценивающе посмотрел на мужчину. Тот не выглядел настолько богатым, чтобы предлагать прохожему серебряный, он скорее выглядел простаком. Парень подошёл ближе. В конце концов, целый серебряный за игру со стариком… Целый серебряный куром, в то время как он в своих переулках зарабатывал не больше пары десятков медных, покрытых хромом и именуемых в народе хромками монет. Старик, похоже, с собой не дружил светить серебром на улице и так орать о своём богатстве. Реми подошёл к нему, оглядываясь по сторонам, проверяя, никто ли не заинтересовался чужим богатством.

– Умеешь в го играть? – старик показал на раскладной гобан, лежащий рядом с ним на лавке. Реми прежде такого не видел, и отрицательно покачал головой. – Эх. А в сёги? – Парень слышал что-то об этой тактической игре от Натори, но в правила не вникал. В сёги не сжульничаешь, да и мало кто знал правила игры, для заработка она не годилась. В итоге Реми снова отрицательно покачал головой.

– Эх, что за молодёжь пошла. Хоть в шахматы умеешь? – теряя интерес к подозванному мальчику, с угасающей надеждой спросил старик.

– В шахматы умею, – ответил мальчик, припоминая ежедневные партии с Натори на привалах по дороге через Земь. Играя в шахматы среди уличных шулеров, не заработаешь, но в этот раз дед сам предложил деньги, серебряный куром. Взгляд оборотня скользнул по монете – целое состояние на расстоянии одной шахматной партии.

– Отлично, – обрадовался старик и полез в свою сумку за шахматной доской и фигурками.

Интересно у него там и наборыдля сёги есть? А что ещё в этой сумке? Любопытствовал в мыслях парень.

– Как тебя зовут? – раскладывая на доске фигурки, невзначай спросил старик.

А как меня зовут? Как назвать себя теперь? Джек – разыскиваемый вор. Спайди – оборотень метатель. А сейчас я просто игрок. Хм…задумался Реми. Он не хотел представляться настоящим именем, а про Куджо он напрочь позабыл, словно Куджо существовал исключительно для Эстариола.

– Тебе что память отшибло? – посмеялся дед. – Задумался, как над теорией Фридриха.

– Гамбит, – соврал Реми. Раз он играет, пусть будет говорящее имя.

– Гамбит? Шутишь что ли? Вот это имя. Прям как приём в шахматах. Надеюсь, соперник ты достойный. А меня Джек зовут, – признался старик.

Джек. Вот это судьба, с налётом сарказма пронеслось в голове Гамбита.

Игра не спеша началась: каждый подолгу обдумывал свой ход, просчитывая комбинации и возможные ответы соперника; никто не давал поблажек. Честная, глубокая, на простой скамейке разыгралась настоящая битва двух королевств, чёрного и белого. Одна напряжённая игра сменяла другую. Никто не уступал. Победителем выходил тот, кто лучше предсказывал действия соперника; кто шёл в бой за победой, не заботясь о потерях. Оппонент давал шанс противнику в новой битве, в которой вновь задействовал все доступные ресурсы, и вновь выходил победителем. Игроки не заметили, как фигуры стали отбрасывать на доску длинные тени, а затем вовсе потонули в темноте догоревшего дня.

В итоге десяти партий, безоговорочным лидером, с девятью победами был Гамбит. Пятую партию он проиграл, потеряв бдительность, отвлёкшись на приставшего к игрокам прохожего, который спутал мальчика с кем-то другим. Гамбит сильно занервничал, боясь, что его нашли посланцы Мулен Блю; или признали в нём Джека, разыскиваемого в Белом Клыке; или он выдал себя как оборотень. Все страхи пронеслись в его мозгу, волосы поднялись на затылке, и он потерял нить игры, но к следующей партии успокоился и взял реванш.

– Парень, да что ж ты старика не пожалеешь. Хоть бы разок чуток поддался, – взмолился Джек.

– Ты же просил честной игры. И всегда повторял, «ты только не поддавайся», – парировал Гамбит.

– Ну да. Что ж ты так. Один раз из десяти, это ж даже не победа, а так – фортануло. Эх, – опечалился старик. – Давай я может в картишки отыграюсь?

– В карты я играю ещё лучше, чем в шахматы, – честно признался мальчик.

– Ох, старика обыграл, даже шанса не дал, – причитал дедок и вручил вору заслуженную серебряную монету. – На. Мне понравилось. Из тебя отличный соперник вышел – ни на миг расслабиться не дал.

Гамбит принял монетку у старика, порадовавшись, что недавно раздобыл себе перчатки и не касается серебра напрямую. Он встал, собираясь уходить.

– Э, постой, парень, – остановил его Джек, заставив обернуться. – Если в картах так хорош, сходи на пристань. Там, ближе к маяку, в трактире «Золотая рыбка» отдыхают моряки. Зимой корабли не ходят по морю, и морякам, а также всяким пиратам делать нечего. Вот они сидят в трактирах и прозябают всё, что заработали во время плаваний. Они любители в карты на деньги играть. Сходи туда. Но смотри, эти парни ошибок не прощают.

Гамбит призадумался, кивнул старику и ушёл.

Идея Джека показалась оборотню не такой плохой. Зима была на носу, по улицам носился холодный ветер, вздымающий волны на несколько метров в высоту в тихой бухте. От частых шквалов улетали стаканы, а заряженные зары укатывались в канавы. Уличные шарлатаны прятались в публичных домах и тавернах, иными способами зарабатывая себе на жизнь. Реми решил, что и ему пора укрыться где-нибудь ещё. Почему бы ни поиграть с моряками в карты, тем более что на этом можно заработать больше прежнего. Вот тебе и рост, Эстариол.

У причалов оборотень мог встретить вернувшегося товарища, хотя не верил в судьбу. Мальчик уплыл перед сезоном штормов и не сможет вернуться до конца весны. К тому же в порту не жаловали фанатиков – стоило им заявиться, как следом появлялись матросы и пираты, и вежливо просили культистов уйти. Моряки не любили выслушивать проповеди про боль и бессмертие Ярсиса. Нередко противостояние перерастало в настоящие потасовки и драки с кровопусканием, из которых победителями, истекающими кровью, выходили культисты. Правда жили они после этого недолго. На смену одних, приходили другие. Возможно, им нравились побоища, мазохистские нотки заставляли их снова и снова пытаться обратить моряков в свою веру. Самого Хагена больше интересовали люди верхнего города, обычные ремесленники и население, пиратов и матросов он не жаловал. Стража не любила вмешиваться в противостояние непримиримых групп, и тоже захаживала в порт не часто. В итоге моряков никто не трогал, за исключением Куромарубанка, коему все без исключения капитаны платили пошлину за использование причалов, доков, грузчиков и время, проведённое в бухте.

Если Аэфисом-на-Ханаэш правил Поднебесный Правитель, то Озоном правил банк, а точнее Банкир – человек в дорогом исключительно чёрном костюме, в шляпе с широкими полями, неизменно носивший с собой кейс из эбеновой кожи. Этот человек обладал абсолютной властью в Озоне, ни одна сделка, ни один торговый договор не заключался без его на то позволения, он был в курсе всех дел и событий. Он был единственным, кто мог воздействовать на Хагена и остаться в живых. Поговаривали нынешний Банкир потомок того самого члена Кровавого Звездопада, что триста лет назад создал валюту и проводил первые обмены и сделки, в последствии открыв банк, названный в свою честь – Куромарубанк.

Кто видел Банкира, те шёпотом передают молву о пробирающем до костей взгляде нечеловеческих глаз, что терялись во тьме, напущенной широкополой шляпой.

Реми решил, что в каждом городе надгорного края существовала своя легенда о мрачном, загадочном типе, и молва о нём вряд ли могла считаться истинной. Скорее всего всех просто запугивали. Банкир легко мог нагнать страху своим видом – видом человека богатого, власть имущего, уверенного в себе.

Глава Куромарубанка самолично на причал не приходил, не появлялся в порту и Хаген, что особенно порадовало оборотня, не желавшего пересекаться с ужасным типом.

По дороге Гамбит видел культистов, но предпочёл не попадаться им на глаза и свернул на другую улицу. Недалеко от маяка Ауру он нашёл трактир «Золотая рыбка», и направился прямо туда. С внешней стороны, здание не представляло собой ничего особенного. Такое же белое, двухэтажное, с деревьями в кадках на балконе, как и все здания Озона.

Внутри было мрачно: тёмные занавески на окнах, бледные светильники на столах, публика сидела хмурая и недовольная. Физиономии и руки некоторых мужчин покрывали шрамы, женщины ухмылялись друг другу. Помещение провоняло спиртным, потом и запалённой травой – табаком, что любил пожевать дед из цирка. Сочетание отвратное. У оборотня заслезились глаза, но он не отступил.

Все глаза устремились на него, стоило Гамбиту пересечь порог. Сидевший у самой двери тип, выпустил в него облако дыма. Оборотень сморщил нос, волчье обоняние усилило сладковатый запах, но мальчик промолчал и пошёл дальше, к стойке. Странно, что курильщика ещё не посадили в тюрьму, ведь в Аэфисе, стране превозносящей Ветра, курение трав считалось тяжким преступлением, карающимся лишением конечностей, а в худших случаях – смертью

– Эй, и кто это у нас? – подал голос высокий и худой мужчина, со шрамом на носу и бритой головой, отвлекаясь от своей игры.

– Пацан, а ты дверью не ошибся? – вторил другой, пухлый с золотой серьгой в ухе.

– Это трактир «Золотая рыбка»? – как ни в чём не бывало, спросил мальчик.

– Он самый, – ответил мужчина, за другим столом, с татуировкой русалки на руке.

– Значит, не ошибся, – пожал плечами Гамбит.

Моряки разразились громким смехом, мальчик тем временем дошёл до стойки и сел на стул, уголком глаза следя за обстановкой в помещении. В трактире находилось человек десять, считая бармена и самого оборотня: трое доигрывали партию в дурака, один сидел перед дверью и смрадно дымил; один в хлам пьяный лежал за стойкой, недалеко от Гамбита – мальчика пробирала до костей та вонь, что исходила от пропойцы —, ещё трое – две женщины и один мужчина – играли за другим столом то ли в уно, то ли в свинтуса. Вор видел эти игры, но правила изучать ему не доводилось. Странно видеть взрослых женщин, с серьёзными лицами играющих в детские карточные игры.

– Чего заказывать будешь? – грубый голос бармена вывел Гамбита из состояния задумчивости.

– Молочка ему плескани, – играющие в дурака мужчины, сидевшие ближе всех к стойке, разразились хохотом. Пьяница шевельнулся и попросил повторить ему прошлую порцию.

– Нет у нас молока, только спиртные напитки, – заткнул мужиков бармен, проигнорировал пропойцу.

– Тогда водки ему! – крикнул тип с золотой серьгой.

– Ага! Пущай знает, куда пришёл! – добавил мужчина с татуировкой.

– Здесь серьёзные мужики сидят, – вынуждая согласиться со своим доводом кивками, высказался третий, со шрамом на носу.

– А есть что-нибудь, что воняет, не так сильно? – спросил Гамбит, задыхаясь от смрада алкоголя.

– Мне тебе тут что, махито разбадяжить? Или может бейлиз? – завопил бармен. – На, и не жалуйся, – рассвирепевший трактирщик с громким стуком поставил перед мальчиком стакан воды, пролив немного.

Трое мужчин утихомирились и вернулись к своей игре – один из них вышел, а двое других начали ожесточённую схватку за выигрыш. Когда в дурака играли трое и более людей, ставки распределялись следующим образом: вышедший игрок, забирал свои деньги без всяких надбавок, ровно столько, сколько ставил, а между последними разыгрывалась битва, выигравший забирал ставку проигравшего. По таким правилам играли все, даже дети на улице, используя в качестве ставок конфеты, баранки, яблоки и груши. Гамбита немного разочаровало, что тот дед, Джек, посоветовал ему сюда прийти. Мальчик рассчитывал на большее, на крупные выигрыши и серьёзные игры. Возможно что-то изменится ближе к полуночи, надеялся он.

Взяв свою воду, оборотень пошёл оценить противостояние двух оставшихся игроков. Заглянув в карты мужчины с серьгой, Гамбит прикинул, как бы походил сам, но игрок сделал иной ход. Понаблюдав ещё, заинтересовавшись игрой, мальчик стал свидетелем проигрыша человека, в чьи карты беспардонно заглядывал.

Мужчина долго убивался, со словами «да как так», гневился, что ему в руки шли плохие карты и с такими никак нельзя выиграть.

– Я бы выиграл, – вдруг произнёс Гамбит из-за спины проигравшего.

– Ты? Да ты смеёшься? – осклабился мужчина, теребя серьгу в ухе.

– После драки все мастаки кулаками махать, – вставил длинный тип.

– Давайте проверим, – спокойно предложил Гамбит.

– Тебе сколько лет, сопляк? – от наглости неизвестного мальчишки проигравший засмеялся в голос.

– Одиннадцать, – сделав глоток воды, ответил оборотень. Совсем недавно в городе праздновали Ёкайёру – ночь духов – что шла вровень с его днём рождения, выпадая на последние дни октября.

– Ты хоть правила знаешь? – не унимался мужчина.

– Знаю. И играю получше, чем ты, – тихо заверил чересчур самоуверенный ребёнок.

– Так в себе уверен, малой? – посмеялся худой мужчина с бритой головой, пододвигая к себе выигрыш.

– Не, ну а чё? Давай. Пусть попробует, – заинтересовался его проигравший противник.

– Выигрыш я тебе всё равно не отдам, – недовольно выпалил победитель.

– Ух, жадён-то. Тебе что жалко, что ли? Пусть малой попробует.

– Ладно, – сдался худощавый. – Только я не помню, что там было…

– Я помню. Начнём с пятого хода с конца, – Гамбит быстро отыскал карты, которые были у его предшественника.

– Ага, значит, ты знаешь, какие карты были у меня, – тут же ополчился мужчина с бритой головой. – Так любой доиграть сможет, – запротестовал он.

– Бритый, да ты карты мои видел? – тут же влез его противник. – Там такая параша что, даже зная твои карты не выиграть, – оправдывал парня, проигравший моряк.

Распределив карты, они начали игру. Новый отыгрыш заинтересовал третьего мужчину, с татуировкой, а также того, что курил у двери, оторвались даже те трое женщин, что играли свою партию.

Парень ловко подкидывал и бил выпады противника. Доселе проигравший моряк только вздыхал, что-то вроде «как же это я не додумался так походить» и «ай да парень». В конце переигранной партии у недавнего победителя на руках осталось пять карт, хотя все видели, с какими плохими картами сел играть мальчик.

– Вот это малой! – говорили люди.

– Я б с таким тоже просрал.

– Это ничего не меняет, ты-то продул. Выигрыш мой, – констатировал недавний победитель.

– Экий ты жадный, чел, – высказалась женщина, стянувшая рёбра тугим корсетом, а на голове завязавшая растрёпанный пучок.

– Тут он прав. Хоть сам дьявол за тебя играй, но изначальную партию выиграл Бритый. Так что всё, – честно рассудил всех бармен.

– Ну а парень что? – поинтересовалась другая женщина.

– Парень молодец, – только и сказал трактирщик. Все недовольно на него посмотрели. – Ладно! Эй, парень, как тебя звать?

– Гамбит, – пожал плечами оборотень.

– Кхэ, как того парня из легенды. Пфф, – все прыснули со смеху.

Реми вновь подумал, что, по-видимому, выбрал плохое имя на этот раз.

– Ладно, Гамбит. Можешь оставаться и играть в моём баре. Хоть ты и сопляк, – не смог, не добавить колкость бармен.

Гамбит слегка кивнул, пропуская оскорбление мимо ушей. Его тут же уговорили на партию двое мужчин, третий из их компании удалился с выигрышем. Женщины попытались переманить мальчика к себе, но понаблюдав за его игрой, сочли за лучшее оставить попытки – новенький изрядно почистил содержимое кошельков незадачливых мужчин. Он внимательно наблюдал за противниками, запоминал вышедшие из игры карты и предугадывал ходы. Для своих лет Гамбит оказался сильным игроком.

Предположение оборотня о ночной публике подтвердилось: после полуночи в баре появились новые лица. Они шли и шли, непрекращающимся потоком, пока не перестали помещаться в небольшом помещении. Заглядывая в бар и не находя свободного места, ночные прохожие уходили.

Заработав для первого дня неплохую сумму денег, Гамбит ушёл, освободив место, которое тут же занял тощий морячок.

Бредя по тёмной улице, мальчик задумался, почему он здесь, в Озоне, и занимается тем, что обыгрывает в карты взрослых мужчин. Что послужило причиной этого? Как он мог быть так глуп, и, заражённый оптимизмом Эстариола, думать, будто нашёл своё место? Ведь он так и остался никем. А кем он мог бы быть? Как бы сложилась жизнь, останься он в приюте, или в гильдии воров? И что дальше? Куда он шёл? К чему стремился? Жить, не скрываясь? Как же достигнуть этого в мире, где оборотней ненавидят и хотят уничтожить?

Вместе с приютом пришли воспоминания о лотероне. Раньше Реми считал, что богач сломал его волю, унизил и раскрыл слабость мальчика, но став старше, оборотень начинал понимать, Что именно сотворил негодяй. Он не просто заставил сироту унижаться и молить о пощаде, он осквернил плоть ребёнка, внедрился, использовал для утоления своих плотских желаний. Реми зажмурился, от этих мыслей внутри пробуждалась злость, отвращение, неприятие, бессилие. Он ненавидел себя за то, что позволил с собой сотворить, ненавидел лотерона, ненавидел приют, который толкнул ребёнка в руки детоложца, ненавидел Марджи, что позволяла и поощряла эту мерзость. Реми ненавидел жизнь и свою судьбу за то, что подсовывала ему испытания и ничего не давала взамен. Ничего хорошего он не видел в жизни! Ни материнской любви, ни заботы близких, ни помощи, ни счастья, ни дружбы – только боль, страдания и смерть. А ведь смерти заслуживал как раз лотерон! Смерти в мучениях, долгой и страшной.

Только чтобы отомстить богачу, его нужно найти. Встречаться же с ним ещё хоть раз, пускай и для свершения мести, оборотень ни за что не хотел. Детский страх засел в нём слишком глубоко. Реми боялся, что встретив детоложца снова станет слабым, беззащитным семилетним мальчиком, его снова ткнут лицом в ковёр и сотворят непотребство, любая мысль о котором вызывала желание растерзать собственную плоть, чтобы вместе с кровью вытравить из себя эти мерзотные воспоминания.

Реми хотел отомстить всем, кто измывался над ним. Переломать руки и ноги поганому Киндеру из гильдии воров. Он мелочным человек, идущим к своей цели по головам других – таким не место в этом мире. Растянуть на дыбе стражников Белого Клыка, что вымещали злобу на слабых, в особенности Страшилу. О! Его оборотень хотел пристегнуть к стулу и капать-капать на голову, пока мужчина не сойдёт с ума! Хлыстать плёткой, а лучше кнутом, злобную Рин – избалованная тварь, которая не давала житья никому. Все они заслуживали страданий и смерти. Все люди, в принципе, заслуживали смерти, но проклятый детоложец в первую очередь. Он калечил ребят, их психику в самом раннем, нежном возрасте, ломал их. За что? Чтобы удовлетворить свои похотливые желания. Лотерон первый в списке смерти!

За недобрыми размышлениями, Гамбит дошёл до своего прибежища и скорее завалился спать, чтобы прогнать прочь тёмные мысли и воспоминания.

Он поселился в той части Озона, где пустовала часть домов. Все города Аэфиса, где успел побывать оборотень, отличались просторной, но при этом плотной застройкой несколько этажными домами в едином стиле. Не все люди могли позволить себе недешёвую жизнь в городе, из-за чего некоторые дома, возведённый заранее, пустовали. Заселялись сперва самые богатые районы, удобные, светлые, чаще всего ближе к центру, оставались без хозяев постройки на улицах, погружённых в тень, вдали от центра, с неудобными подходами, расположенные в местах сильных ветреных потоков.

После случившегося пожара хозяева так и не вернулись, скорее всего нашли жильё выше. Гамбит почти сразу после прибытия в Озон приметивший чёрный от копоти дом, продолжал жить в нём. Улица спускалась с южного края полусферы и почти не купалась в лучах солнца, с запада нависали перевёрнутые здания, а с востока свет закрывала пугающего вида тёмная башня. Что в этой башне и что в башне в центре Искры, оборотень не знал. Но в отличие от достопримечательности южного города, к этой вёл один широкий мост через рифы, наполовину утопленные морем, с другой стороны каменную кладку окружали острые, похожие на штыки, скалы.

Следующим вечером, дойдя до бара, Гамбит узрел неожиданную картину: дверь «Золотой рыбки» оказалась заперта, а сам порт, в особенности в этой части, наводнили отряды стражников.

Мальчик, не привлекая к себе внимания, прогулочным шагом пошёл дальше, попутно размышляя.

Может, кто-то сдал того курильщика? Странно, что они пришли целой толпой. Ходят теперь вокруг, как индюки. Эти их доспехи с перьями. Идиотский наряд. Ненавижу стражников.

Несколько мужчин, облачённых в лёгкий доспех, проводили мальчика подозрительным взглядом, но задерживать не стали. Прохожие наблюдали за стражей, словно ожидали, что сейчас опасный преступник, которого их отрядили схватить, прорвёт ряды и распихает мирных жителей, или случится что-то из ряда вон выходящее: на пристань хлынет войско русалок, с неба рухнет чёрный дракон, из бара выйдет живая Сильвана. Стражники давно смирились с реакцией людей; стоило хотя бы одному служителю порядка принять боевую стойку, прохожие озирались, предвкушая интересное сражение, что же говорить о целом отряде. В жизни обычных людей не часто случалось что-то интересное, посему толпа стражников вокруг какого-нибудь здания, объекта, человека, всегда подразумевала возможность увидеть нечто увлекательное.

Через день бар возобновил работу. Гамбит зашёл внутрь и напоролся на рассерженного бармена.

– А вот и сопляк пришёл! Признавайся малой, это ты сдал мой бар пернатым?! —бармен схватил мальчика за грудки и стал орать, брызжа слюной, тому прямо в лицо.

Гамбит замер в изумлении и не мог слова вымолвить.

– Да чего ты малого схватил-то? Разве ж он вернулся, если бы виноват был? – заступился за Гамбита недавний его оппонент в играх.

– Кто его знает, – прикрикнул бармен, но парня всё же поставил на место и отпустил.

– Я видел вчера стражников, а что случилось? – поинтересовался оборотень.

– А то сам не знаешь, гадёныш!

– Хватит тебе Леан! Зачем малому сдавать тебя? – выкрикнул кто-то из посетителей.

– Он здесь новенький, один раз пришёл и нате вам! А на следующий день здесь стража снуёт! – свирепел трактирщик.

– Подставил его, может кто, – предположил пока ещё трезвый, бывший пьяница по кличке Храпун, который в первый день посещения бара Гамбитом лежал на стойке.

– А что случилось-то? – попытался вникнуть в происходящее оборотень.

– Кто-то сказал стражникам, что тут у нас курят, в надгорном же запрещено. Ну, пернатые сбежались, пришлось бар закрывать. Какая-то сволочь язык не может за зубами держать, – как мог, прояснил ситуацию, подошедший мужчина, за которого Гамбит играл в прошлый раз.

Быстро сообразив, что его действительно могли подставить, мальчик огляделся в поисках первого подозреваемого – того нигде не оказалось.

– А где Бритый? – высказал свой вопрос оборотень.

– Хэ. Правда, а Бритый где? – поддержал, стоящий рядом мужчина, после того как оглядел зал.

– Бритый?

– Да, Бритый. Всегда чуть ли не первым приходит.

– Ему страшно не везло в последнее время.

– Да, вот на днях он Пузача обыграл. Как раз и пацан тогда был.

– Значит это Бритый! – завопил трактирщик, наконец, уловив суть обсуждения. – Вот ведь гад! То-то он так хитренько хихикал и быстро с денежками утёк. Попадись мне только!

Бармен, которого звали Леан, потирал и разминал руки, пыхтя проклятия в адрес Бритого, чья вина не доказана; но остальные посетители уже сделали для себя выводы. Порадовался Гамбит лишь тому, что подозрение сняли с него.

Несколько дней спустя, мужчины в баре хвалились друг другу и пересказывали по несколько раз, как нашли Бритого, своими методами доказали его вину и избили до полусмерти. Матросы, потомки пиратов, и сами пираты, которых здесь ошивалось едва ли не больше, ошибок не прощали – с врагами разбирались быстро и, как банкиры в верхнем городе, накидывали проценты сверху.

Гамбит старался не злить приходивших в «Золотую рыбку» морских разбойников, но в картах спуску никому не давал. В баре он играл, ел, пил и практически спал, проводя всё своё время, трактирщик привык к мальчику, и не придирался по пустякам, разрешая, появляться, когда вздумается. Матросы сперва сильно недооценивали малого, думали перед ними маленький, зазнавшийся сопляк, но выиграть у ребёнка не могли. За Гамбитом следили, пытались поймать его на подсчёте или пальмировании; когда мальчик сидел на раздаче, за ним следили в два раза пристальней – но не ложной тасовки, ни подснятий или сдач за ним заметить не успевали.

Ловкие натренированные пальцы вора, очень быстро выполняли требуемые пассы, в это время сам Гамбит, обычно смотрел на своих оппонентов, еле сдерживая ехидную улыбочку. Лицо оборотня представляло собой застывшую маску, разглядеть хоть какие-то эмоции, бушующие в его душе, не мог никто. Моряки поражались, завидовали, а иногда, до бешенства, ненавидели сопляка, но бить его просто из соображений «возможно, он мухлюет» не решались. В их рядах подчинялись правилу: не пойман – не вор; а поскольку доказать нечестную игру со стороны мальчика не могли, то и меры наказания отсутствовали. Так изо дня в день, моряки проигрывали ему свои деньги, но старательно пытались раскусить подвох, толпой наблюдая за игрой.

Оборотень сколотил себе нехилое состояние, часть, отдавая как налог, бармену в уплату своего «проживания». Моряки рассказывали друзьям про мастера шулера, те, в свою очередь, рассказывали своим товарищам, а они знакомым – так по цепочке разносились слухи о мальчике, который ни разу не проиграл. От желающих убедиться в мастерстве ребёнка отбоя не было, а у Леана не заканчивались посетители.

Незаметно подкрался день Противостояния – когда мир поглощала самая длинная ночь в году, после чего дни вновь начинали увеличиваться —, а с ним и праздничная неделя Середины Зимы. Моряки не появлялись в трактире, отмечая праздники в кругу семьи, или веселились в других барах, где главным козырем была выпивка, закуска и распутные девки. Бар Леана опустел, сам трактирщик прикрыл заведение, желая насладиться отдыхом со своей женой и детьми.

Гамбит одиноко ходил по украшенным к празднику заснеженным улицам, смотрел на счастливых людей, на полные семьи и завидовал их счастью.

Это всего лишь ещё один день, как миллионы других дней, почему люди так счастливы? Праздник пройдёт и всё пойдёт, как раньше: преступники, воры на улицах города, жулики в подворотнях. Но через год, снова будет праздник Середины Зимы, и снова все натянут улыбки и будут веселиться.

Гамбит не понимал людей. Они придумывали глупые праздники и ритуалы, исполняли их и веселились, но какой в этом смысл? Когда-то давно был выбран один день, и теперь каждый год в этот день все украшались, напивались и смеялись, ходили вместе по магазинам, дарили подарки, проводили семейные застолья.

Реми смотрел на них волком и тихо ненавидел – он тоже хотел бы ходить с родителями по магазинам, смеяться, держа их за руки; или хотя бы с дядей. Они бы заказали себе в ресторане самую большую порцию мяса под соусом, или по дюжине кур, а потом ломали бы на желание косточки ключицы, вытащенные из птицы; запивали бы чаем, и им было бы весело. Дядя рассказывал бы множество историй, интересных, живых.

Мальчик прогнал детские мысли. Он уже взрослый! Глупо мечтать о всякой ерунде. Люди, радующиеся жизни, мерзкие стражники, смеющиеся и пьянствующие, убили его родителей, убили дядю. Какой смысл теперь представлять, как бы всё было. Никогда этого не будет!

Может быть потом, думал мальчик. Он создаст свою семью, большую и весёлую. Все будут любить друг друга. Тогда он будет ходить со своими детьми по магазинам и смеяться. Но как он будет смеяться? Как он мог смеяться, после всего, что с ним произошло? Как он заведёт семью, если поклялся не привязываться ни к кому? Нет! Он всегда будет один. Одинокий волк.

Пошёл редкий снежок, покрывая свежим слоем, сугробы, отражающие блики сотни огней. Весёлый незнакомый мальчик выбежал из магазина, размахивая новеньким игрушечным мечом, следом за ним шли в обнимку радостные родители.

Реми бросил на них полный печали взгляд и быстро ушёл в проулок, скорее стремясь спрятаться в темноте и тишине от всего этого праздника жизни.

Смеркалось, солнце зашло за горизонт, но его и до этого не было видно из-за снежных туч. Огни освещали улицы резким светом. Сегодня все магазины закрывались раньше, потому что каждого продавца дома ждала семья и праздничный стол. Из распахнутых ставень, со вторых этажей разносились звуки весёлых застолий. А мальчик-сирота один бродил по заснеженным улицам и бубнил под нос старую песню волков-оборотней:

– Пригласи меня к огню,

На беду, я приду.

Предложи мне молока,

Кусочек мяса со стола.

Средь толп людей один – изгой,

Иначе видишь мир – другой.

Если в цепях, то сразу раб,

Что ни скажи – всегда неправ.

Я ненавидел крови вкус

И запах смерти резал нос

Всю жизнь доказывал, что я не трус

Сонм испытаний перенёс.

Руку мне ты протяни

Не кусаюсь я, смотри

Я снаружи только злой,

А в душе сокрыт покой.

Принизить все хотят, убить,

На цепь стальную посадить,

Ошейник колкий закрепить

И что есть мочи плёткой бить.

Боятся люди острых зубов,

Сияния глаз во тьме ночной.

Но кто б из них вместо оков

Погладил тёплою рукой?

Хотелось бы поесть слегка,

Погреться бы у очага.

И умолкает рыка звук

Едва погасишь ты испуг.

И оттого я злобный стал,

Что в взгляде ласки не видал.

Крови жаждет волчий клык,

В глазах огонь лесной горит.

Не вой в ночи волка согреет,

И не наполненный живот,

Не дальний путь, где ветер веет,

А знать, что кто-то тебя ждёт.

Неделя празднеств закончилась, и жизнь, как и прогнозировал оборотень, вновь пошла своим чередом: вернулись в бар заядлые игроки, и вновь пытались уличить Гамбита в шулерстве, но по-прежнему тщетно. Мальчик не всегда играл честно, чаще всего он ловко сдавал себе нужные карты, другим подкладывая вторые или нижние. Шулер умело тасовал колоду, и использовал разные методы фальшподрезок и снятий. За быстрыми движениями даже особо опытные, в карточных играх, моряки не успевали уследить. На память мальчик также не жаловался, запоминая расположение крупных карт в колоде, держа в голове битые и выбывшие, успевая анализировать и прогнозировать ходы противников.

За зиму парень заработал себе весьма дурную славу в порту. Он стал Гамбитом, мастером карточной игры, с ним боялись играть, но хотели выиграть у него. Обыграть Гамбита означало стать королём карточных игр.

Хотя лицо шулера оставалось непроницаемой маской, Реми замечал, что после принудительного обращения под действием зеркала, он стал хуже контролировать свою волчью половину. Он чувствовал, как иной раз его глаза горели светом оборотня, а волчьи уши почти выпрыгивали из волос, на его руках и ногах росли волосы, клыки не становились по-человечьи маленькими, но самое главное, что беспокоило мальчика больше всего – эмоции. Их было море!

В гильдии воров, он добился поистине великолепных результатов в контроле эмоций, но теперь этот контроль трещал по швам. Не в состоянии постоянно подавлять эмоции и обращение, Гамбит изводил себя пуще прежнего: переживал и трепал нервы самому себе. Бармен заметил неладное с малым, но подумал, что это всё последствия заработанной славы. Как-то раз он предложил Гамбиту выпить чего-то покрепче воды и молока, а потом подсунул ему дурманящей травы. Раз попробовав, оборотень стал часто искать спасение в алкоголе и табаке.

Моряки не упустили шанса воспользоваться своим, закалённым сотней напитков, организмом и спаивали мальчика – пьяный игрок не следит за раздачами и проигрывает; но только не Гамбит. Даже под градусом, малому удавалось мухлевать так, что никто не видел и не замечал.

Сколько бы Гамбит ни пил, алкоголь не помогал справиться с эмоциями, а только усугублял положение. Сперва чудо-вода помогала, давала эффект забытья, но с ней контроль уходил напрочь и однажды мальчик едва не обратился в волка на глазах у всех посетителей бара. Один из игроков зашёлся криком, что его обманули, не стесняясь в выражениях, адресованных малому, и тем самым сильно разозлил волка внутри мальчика. Из последних сил Реми смог подавить гнев и не превратиться. От алкоголя пришлось отказаться, а вот трава стала поистине отдушиной для напряжённого, нервного состояния мальчика.

Ирония судьбы – подсесть на табак в стране, где его курение являлось одним из тяжелейших преступлений. Видимо, сама кровь Гамбита отравлена противозаконием.

С наступлением весны потеплело, перестали бушевать штормы в море, бросающие корабли на рифы и острые скалы; корабли в порту готовили к отплытию, что означало – зимнее увольнение матросов подходило к концу. Смельчаки, не желавшие терять время, снимались с якоря, в надежде прибыть первыми в Касмедолию с партией свежих эфеских товаров. Другие выжидали, не смея рисковать и попасть в последние волнения на море. Они ждали, когда отгремит сезон гроз, наступавших в середине апреля, и знаменующий приход лета.

Из-за большого содержания заряженных минералов и железных магнитных руд в скалах, вокруг бухты Озона, молнии весной возникали сами собой и ударяли, практически не переставая. Били они в основном, в специальные громоотводы и заземлённые деревья, на крышах домов. На небе собирались не тучи, а серая пелена, через которую пробивался свет солнца, не такой яркий как при ясной погоде. Дождь накрапывал крайне редко, зато грохот, неустанно сопровождающий вспышки, оглушал. Сезон гроз представлял собой страшное, опасное и завораживающее зрелище.

В такую погоду люди предпочитали проводить время дома, несмотря на то, что маги обезопасили город, гулять не запрещалось. Маги Воздуха, громоотводы, заземлители, деревья на крышах зданий – всё это предотвращало даже малейший шанс попадания молнии в случайного прохожего. Под запретом находились только верхние сады и некоторые открытые террасы висящих домов, куда могло притянуть электрическую вспышку.

Гамбит наблюдал грозовое явление впервые, и, сидя в безопасном месте на балконе одного из перевёрнутых зданий из глубины, любовался красотой: молнии, тоненькие, едва видимые, и толстые, с множеством отростков, ударяли в землю, сверкали по небу, уходили вбок под действием заклинаний. Потрясающее зрелище.

На широком балконе внизу появился человек в фиолетовом одеянии, он стоял в том месте, где почти не росли в кадках деревья, и будто ждал. Мантия этого высокого человека развивалась на ветру, волосы, остриженные чуть выше плеч, волнами переливались в вихрях. По очень тёмному насыщенному цвету одежды, Гамбит решил, что это маг-новичок. Мужчина стоял, смиренно выжидая, а затем медленно протянул руку перед собой, в туже секунду в его ладонь ударила одна из самых толстых молний. Маг даже не покачнулся; он принял энергию молнии, посмотрел в небо и пошёл прочь.

Гамбит раскрыл рот от изумления. В тот миг, когда молния ударила в ладонь мага, оборотень понял, насколько сильные люди в мантиях. Если начинающий маг поймал мощнейший заряд чистой энергии голой рукой и не шелохнуться, какими возможностями обладали магистры, архимаги и члены Совета. Оборотня передёрнуло. Он никогда не справится с такими сильными людьми. Никогда. Значит и страну эту не изменить. Никому. Оборотням не найти покоя. Нигде. Они обречены страдать от гнёта власти.

Воздух пропитался озоном, в честь чего и назвали город. Волосы отвечали на электричество, летающее в воздухе, и поднимались кверху отдельными волосинками, что никого не смущало. Жизнь подчинилась законам, но продолжалась в портовом городе. Привыкшие к сезону гроз люди, не обращали внимания на вспышки в небесах, кто-то одевал наушники из меха, чтобы заглушить грохот грома.

Гамбит не понимал горожан. Он, не отрываясь, смотрел на чудо света, лишь иногда уходя со своего замечательного места, чтобы поесть.

Ночью, когда солнце уходило за горы, и наступала темнота, молнии особенно ярко светились в чёрном небе. Поистине, великолепное зрелище.

Оборотень слышал о похожем явлении на сверкающих островах рядом с драконьими скалами, с той лишь разницей, что там гроза без дождя не прекращалась круглый год. На тех островах жили птицы грома и айракрисы, огромные пернатые чудовища, изрыгающие мощнейшие электрические заряды, и странные звери, хранящие в сердце магию молнии, некоторые, как драконы и русалки, с врождёнными магическими способностями к созданию и управлению зарядами энергии. Благодаря магии птицы и звери могли обитать на сияющих островах.

В Озоне сезон гроз длился около десяти дней. Случалось, молнии сверкали на протяжении оборота, иногда всего пару суток, в среднем, как показывала практика, примерно десять дней. В этом году, грозы гремели по городу одиннадцать суток. Одиннадцать суток потрясающего зрелища. Одиннадцать суток восхищения стихией юным оборотнем.

Сезон гроз всегда заканчивался самой обычной бурей, с тёмными низкими тучами, сверкающими молниями, дождём и сильным ветром; после которой наступала жара последних весенних недель, переносимая лишь с помощью не утихающего свежего морского бриза. Распускались деревья, благоухали цветы и кусты, мостовую засыпали белые, розовые, жёлтые и сиреневые лепестки. Город расцветал в преддверии лета. Летом в Озоне начиналась активная торговля за счёт приплывающих и отплывающих кораблей, а также возобновившегося сообщения между городами с помощью дирижаблей, и оттаявших и высохших дорог в Касмедолию. Снег и ледяной мокрый воздух плохо сказывались на сложном механизме воздушного подъёмника летательного аппарата, поэтому зимой дирижабли запускали довольно редко.

Летом, лишённый возможности зарабатывать игрой в трактире «Золотая рыбка», Гамбит ходил от бара к трактиру, потерянный и одинокий. Иногда он устремлял взгляд вдаль, ловил на входе в бухту очертания корабля и вспоминал Эстариола. Его отношение от грустной тоски менялось на злобу и посулы смерти товарищу. Реми не простил мальчика. Он попытался вернуться к старым лиходействам, вроде ракушек, но без ретивого зазывалы привлечь к себе внимания не удавалось. Зато удалось нажить врагов, которые подкараулили мальчика после заката и хотели проучить.

Оборотень защищался, когда двое рослых мужчин, вооружённых палками, напали. Плохо контролируя эмоции в последнее время, Реми не удержался и частично озверел, глаза его засияли в полумраке сумерек, во рту удлинились клыки, а на пальцах ногти стали когтями. Оборотень не чувствовал сильной злобы к мужчинам, но несправедливость ситуации взбесила его. Не рассчитав силу, он ударил человека по лицу, процарапав щёку насквозь. Верзила отшатнулся, второй тем временем ударил мальчика палкой по спине. Скорчившись от удара, Реми отплёвывался пока ещё слюной. Мужчина разозлился от боли в израненной щеке и пошёл в атаку, яростно лупя сопляка палкой.

Оборотень упал на мостовую, снося болезненные удары. В голове его мелькали образы стражников, Рин, Кристи – всех тех, кто силой вдалбливал в него свои понятия. Как же ему надоело, что все его били! Реми зарычал, впился зубами в ногу одному мужчине, тот повалился на своего товарища. Оборотень отнял палку у израненного человека, сел на него верхом и принялся бить, бить что есть сил, разбивая лицо в кровавую кашу, не желая останавливаться и не контролируя свою силу. Второй мужчина пытался спихнуть озверевшего мальчика, но получил удар неожиданно мощный для тощего сопляка. Посмотрев с какой остервенелой охотой поганец бил его товарища, человек боролся с желанием сбежать.

Реми в это время продолжал бить и бить своего обидчика, тот под ним не трепыхался более, и уже не хрипел. Второй мужчина всё же решился, поднял с мостовой палку и ударил бешеного сопляка по голове. Оборотень дёрнулся вперёд от удара. Мужчина заорал, бросил палку и побежал прочь, но чокнутый мальчик рванул за ним. Реми догнал мужчину у доков и избил до полусмерти. Он бил и восхищался тем чувством силы, что ощущал в своих руках, перемешанной с соплями кровью из разбитого носа на костяшках своего кулака. Мальчик стал сильнее! Мальчик вырос! Теперь он мог дать отпор взрослым мужчинам. Стоны и мольбы не задевали оборотня, он их не слышал, погружённый в методичность своих действий. Он мстил, мстил всем, кто бил его когда-то. Не было в голове оборотня наслаждения от причинённых увечий, только тупая жажда отомстить.

Его разогнали крики стражников. Они услышали шум и прибежали к докам, светя яркими фонарями во все стороны. Пернатые увидели Реми и избитого им человека, погнались за ним, но потеряли, когда тот спрыгнул в воду и заплыл под мостик пристани. Скрытый досками, оборотень перебрался к причалу и, прячась в тени, сумел удрать.

До своего погорелого пристанища мальчик добрался, когда занималось утро. Он снял мокрые вещи, рухнул на кровать и отключился.

Днём Реми не пошёл в подворотни, где играл в скорлупки, переживая, что после вчерашнего его могли объявить в розыск. В итоге оборотень направился к трактиру, избегая ненужных встреч с фанатиками и стражниками.

– Привет, Леан, – уныло проговорил Гамбит, устраиваясь на табурете возле стойки. – Какие новости? Когда ожидать возвращения моряков? Как-то скучно без игр, – честно признался он.

– Малой, лучше тебе здесь не появляться, – тихо начал бармен. – И зря ты назвался своим именем. Надо было кликуху какую взять. Конечно если это твоё настоящее имя, – усмехнувшись, добавил бармен и вытащил из-под стола бутылку с тёмно-коричневой жидкостью.

– О чём ты? – не вразумил Гамбит.

– Да если настоящее, то родители твои больные. Надо же назвать ребёнка именем Проклятого, – бармен протёр бутылку и убрал обратно, попутно достав следующую.

– Проклятого? – оборотень почувствовал себя каким-то тугодумом сегодня, он не мог понять, о чём говорит Леан.

– Святые небеса, малой, ты хоть знаешь, чьё это имя? – уже в полный голос заговорил мужчина.

– Да. Знаю, слышал, – поправил сам себя Гамбит. – А почему мне сюда путь закрыт?

– Кто-то тебя, похоже, сдал, – снова перешёл на шёпот Леан. – Здесь постоянно снуёт стража и ищет парня, по имени Гамбит. Невысокого такого, лет тринадцати, с непонятными серыми волосами. Определение – лучше некуда, а у тебя внешность приметная. Смени себе имя пока не поздно и иди куда-нибудь ещё, – посоветовал мужчина.

– Но куда? И что делать, моряков-то нет. Поиграть не с кем, – также шёпотом посетовал оборотень.

– Они вернутся осенью. Так или иначе, – ответил бармен и принялся дальше протирать и пересчитывать свою утварь.

Гамбит взглянул на него последний раз и пошёл к выходу. Его разыскивали, как он и предполагал. Как он мог так глупо показать лицо стражникам с фонарями! Это плохо! Его снова посадят в тюрьму. Нет, туда мальчик возвращаться не хотел – всё что угодно, только не в тюрьму.

Что теперь ему делать? Каким именем назваться? Сколько ещё ему придётся выдумывать имён, чтобы жить спокойно?

Джеком назваться нельзя, вдруг гильдия воров его разыщет; Спайди не годилось, он стал довольно знаменитым метателем, возможно Рин успела пустить слух, что Спайди ко всему прочему оборотень – тогда его просто убьют; истинным именем Реми называться не хотел – его ещё не приняли как оборотня. Ни к чему людям знать имя, данное родителями.

Иногда Реми размышлял, сохранит ли он самого себя за всеми этими именами. И каждый раз утверждался во мнении, что именно маски прозвищ помогали ему выжить среди людей.

Нужно придумать какое-нибудь прозвище. Хэ, Щенок. Вот уж, правда. Ненавижу. И я не щенок уже, я уже выше некоторых женщин. Может Бродяга? А где я брожу? Как-то не подходит. К тому же есть Гуляка, а это почти одно и то же. Как было просто в цирке, эта тупая сорока сама меня назвала, даже напрягаться не пришлось, вспомнилось мальчику. Он бродить по пристани, перебирая разные варианты.

– Эй, парень, – вдруг окликнул его кто-то. Оборотень не успел развернуться, как ему преградили путь к отступлению два стражника.

– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовался Гамбит. Неужели его сейчас схватят и отведут в тюрьму, только этого не хватало! Он изо всех сил старался сохранять бесстрастное выражение лица, но в глубине его шевелился страх.

– Как тебя зовут? – поинтересовался стражник без угроз.

Имя! Если я скажу Гамбит, я обречён. Нужно что-то соврать. Быстро! Думай. Джек. Нет. Нельзя. Джек – разыскиваемый вор. Скорее, они ждут.

– Я э-э-э…, – замялся парень на долю секунды и тут же выдал, – Сим. А что?

– Ничего. Проводим опроснаселения, – тут же нашёлся пернатый. Оба стражника нехотя развернулись и лениво пошли патрулировать улицы.

– Эх, опять не тот, – тихо переговаривались они между собой.

– Ага. А под определение как подходил.

– Не скажи, того описывали постарше, силы не занимать, а этот на вид хиляк-слабак, тока что волосы.

– Да тут у всех волосы серые. Эфесцы вообще рано седеют.

– Это точно. Ты сам-то вон, под повязкой седину прячешь, – стражник засмеялся.

– Да иди ты! – не зло, как надоевшего со своими шуточками друга, послал мужчину второй пернатый и поправил повязку на голове, заодно сдвинув забрало.

Ещё какое-то время Реми слышал разговор двух удаляющихся людей. На этот раз он легко отделался, спасибо старому другу, чьё имя вовремя прилетело на ум.

Летом Гамбит осел на дно, стараясь не привлекать к себе внимание сильных мира сего. Он проводил время за неспешной игрой со стариками на лавочках, или сидел в своей комнатке, в сгоревшем доме, прислушиваясь к звукам улицы волчьими ушами, обращаясь лишь тогда, когда его никто не видел.

Медленно, но неуклонно таяли запасы денег, заработанных за зиму игрой в карты: расходились на еду, мясные закуски, сигареты подпольных дельцов, обувь – пришлось снова покупать летние сандалии. Гамбиту не удавалось подловить момент, когда бы моряки оказались в кабаках, в итоге содержимое кошелька не пополнялось. Оборотень не решался воровать, пока всюду сновала стража и разыскивала его. Если он снова попадётся на глаза пернатым, может не отделаться так же легко. В конце концов, они могли спросить, где он живёт, что он здесь делает, да и самое банальное, что спрашивают у детей и подростков – где родители? На это мальчик уже ничего не соврёт, а у стражников появится отличная возможность схватить его и обвинить в чём-нибудь наказуемом, или отвести беспризорника в сиротский дом. Реми хватало воспоминаний о подобных местах, он не желал возвращаться в рабство предприимчивым людям.

День за днём утекало лето в череде скучных, монотонных, однообразных недель, что проводил Гамбит в Озоне. Стояла знойная жаркая погода, мостовая под ногами напоминала раскалённые угли, у фонтанов толпились люди, желавшие освежиться, в бухте отгородили сетью небольшой участок, где могли плавать горожане. Оборотень иногда приходил, смотрел как на отведённом пятачке не более пятнадцати метров по диагонали плескалась толпа людей, словно рыба на нересте. Реми не мог похвастаться талантом пловца, умел держаться на плаву, но в виде волка ему легче давалось грести. Оборотень наблюдал за людской суетой и уходил прочь. Он ждал осени, когда жара отступит, завоют ветры с моря и вернуться из плаваний моряки.

Гремели шумные летние праздники, ярмарки открывались на каждом углу, а оборотню приходилось смешиваться с толпой, чтобы не привлекать внимание своим одиноким видом.

Празднества: сперва Первый сбор урожая и начавшаяся тут же ярмарочная неделя, а затем день Середины Лета, веселье, гулянья народа приводили оборотня в ещё большую депрессию. Люди радовались жизни, тратили деньги, покупали вкусные закуски, дарили друг другу подарки, а вечерами смотрели представления из иллюзий и молний, устраиваемые магами Воздуха. Целые оравы семей с детьми и друзьями блуждали по торговым рядам с улыбками на лицах, они смеялись и шутили, им всем было весело.

Гамбит, из мрака своего одиночества глядя на праздник жизни горожан, хотел убить их всех, или самому удариться обо что-то острое и умереть, истекая кровью. Как же он не любил подобные шумные сборища, они напоминали цирк во время представления, и прятали правду закулисья, правду о поганой Рин, которая била его плетью, выпуская свою злобу. Эти люди радуются сегодня, улыбаются прохожим, а завтра вновь изобьют до полусмерти голодного попрошайку, сдадут пернатым воришку, который пытался выжить, начнут обсчитывать легковерных и обкрадывать зевак. Такова природа людей.

Влюблённые обнимались, целовались, не таясь, родители держали детей за руки, матери качали младенцев на руках, старики гладили внучков по голове, друзья трепали друг друга по плечу. Все вокруг кому-то нужны, у них есть близкие, любимые люди, цель в жизни. Оборотень снова почувствовал себя одиноким на этом свете, чувство, которое на протяжении последних лет он подменял ненавистью ко всему миру.

Эмоции ожили в нём, поднялись из мрачных глубин, в которые он их затолкал. У него нет друзей, нет родных, у него нет даже цели в жизни; пустым взором Реми смотрел себе под ноги, пока не забрёл в тёмные пустынные проулки.

Он побрёл к своему любимому месту, где здания свисали с высокого склона, здесь оборотень любил под пологом темноты, глухой ночью, в одиночестве и тишине, любоваться расположившимся внизу городом и звёздным небом над ним с Персефоной, царственно плывущей в тёмной дали; дорожкой голубоватого света на тёмной воде спокойной бухты. За пределами залива, бушевало неспокойное море, разбивая волны о скалы, в его водах отражённая Персефона танцевала меж звёзд; но в этот раз мальчику предстала спокойная картина.

Город внизу, освещённый сотней ламп, вмещавших в себя маленькие яркие молнии, переливался в ночи, сверкал и привлекал внимание, глухо шумел в отдалении, раскатами музыки, смеха и радости жителей, а на входе в бухту сияли белым светом глаза статуи Ауру. Вечный маяк, созданный в статуе главы Кровавого Звездопада, указующий направление заблудшим кораблям, маня своим взором в бухту Боли.

Здесь Реми оставался один на один со своими эмоциями, со своим одиночеством, с тьмой, что давно поселилась в его душе. Он стоял на одном из ажурных карнизов перевёрнутого архитекторами здания, и смотрел вниз.

Если отсюда упасть, то можно разбиться в лепёшку, думал про себя мальчик. В последнее время мысль о самоубийстве посещала его с завидной регулярностью, словно жизнелюбие присущее волкам покинуло его, оставив в душе огромную дыру.

Какая польза от меня? Что я вообще могу? Никто даже не заметит, что одним горожанином стало меньше. Никто не вспомнит моего имени. Да никто и не знает моего настоящего имени, мальчик качнулся вперёд, но остался стоять на карнизе. Он посмотрел вдаль, сегодня Персефоны не видно на небе. Оборотень знал, что ещё не чёрная ночь, его богиня поднимется над горизонтом позже, перед рассветом, ведь она отворачивалась.

Даже Персефоне я не нужен. Она отвернулась. Не поднялась из-за горизонта. Мальчик ещё ближе придвинулся к краю, пальцы ног уже свисали с парапета.

Может мне и правда прыгнуть. Я всё равно не знаю, что делать дальше. Что будет дальше,… у меня даже нет цели.…Город внизу всё ещё праздновал Середину Лета, в небе летали волшебные существа, созданные из воздуха. Они выглядели очень красиво, но в тоже время, зная, что это всего лишь иллюзия, они вызывали жалость и тоску. Оборотень вытянул руку перед собой, изображая мага на крыше во время сезона гроз.

– Бам, – тихо шепнул Реми, но никакая молния не ударила в его руку. Он хмыкнул.

Волна отчаяния захлестнула молодого оборотня. Оно давило так сильно, что невозможно сопротивляться. Мальчик выставил ногу перед собой, намереваясь шагнуть в пустоту.

Да почему же мне так не хочется жить? Я же оборотень. Жажда жизни в нашей крови кипит сильнее, чем у людей, так почему? Какие же мерзкие чувства меня посещают.

Он, всё ещё стоя с поднятой над пропастью ногой, подался чуть вперёд, но остановился.

Всё же Реми не хотел умирать. Смерть – это последний выход. Он, оборотень клана серых волков, должен жить и бороться. Бороться за себя и за свои права. Глупо сбегать из приюта, скрываться от стражников, проклинать людей, чтобы закончить свои дни самому, шагнув в пустоту.

Я разбогатею здесь. Обыграю всех моряков и стану богачом. А богатые могут всё. Хэ, тут он представил, как он, обряженный по последней светской моде, встретит того «надухаренного» лотерона и сделает ему какую-нибудь особо отвратительную для богача гадость. Купит его с потрохами и заставит мыть туалеты, а потом приедет в Белый Клык и сделает что-нибудь стражникам из тюрьмы. И в гильдию воров заявится.

Да. Когда у тебя есть деньги, ты можешь всё. Можно топтать людей и не марать при этом сапоги. Я хочу отомстить, а это реальная возможность.

Реми опустил ногу и задумался. Сколько денег нужно, чтобы растоптать всех? Начать лучше с золотого курома, он сможет заработать столько до конца года. Должен! Нужно лишь повысить ставки. Идея не казалась ему такой уж глупой и несбыточной. Теперь у него была цель, и он решил идти к ней, во что бы то ни стало.

С соседнего свисающего здания раздался крик, мальчика заметил стражник. Реми обернулся, нога его соскочила с края парапета, вниз посыпались пыль и крошки облупившейся краски. Сердце оборотня ушло в пятки, он едва не сорвался. Вцепившись рукой в перекладину, на которой сидел, он ещё раз глянул вниз, сглотнул и спрыгнул на балкон.

Пернатый бежал по лестнице к мостику, соединяющему два здания. Пока он добирался до переправы, Реми по столбу забрался на верхний этаж и сбежал другой дорогой.

Вскоре наступил день Благодарения Персефоне, в городе его отметили запуском фонариков в небо и танцами на пристани до самого рассвета. В деревнях последней летней белой ночью праздник носил более сакральный характер, днём готовился пир, а ночью, молодые незамужние девушки уходили в поля в венках из маков и танцевали под открытым небом, изображая в танце свою жизнь, свои желания и воздавая руки к Персефоне, благодаря её и прося даровать личное счастье.

Реми припоминал, как с дядей они забирались на крышу дома и долго сидели, любуясь огромным голубоватым ликом небесной богини. Они не брали с собой еды, но оборотень помнил, что не хотел есть. В день Благодарения Персефоне волки сыты одним лишь светом, так и в этот раз Реми напитался поистине сильнейшим зарядом энергии жизни. Он провёл вечер в одиночестве, просто любуясь красотой Белой ночи и своей богини. Городские гуляния его мало интересовали, людям никогда не понять извечную связь вер Вульфов – потомков Вульфига, первого волка-оборотня – и Персефоны.

Проснувшись на следующий день, Реми почувствовал, что больше никаких мыслей о самоубийстве не появится в его голове. Он будет жить! И он всем отомстит.

После Благодарения распустили сети для сбора фатили, парашютиков, на которых летали семена местной колючки. Производство ткани из фатили и торговля этой тканью с другими странами поддерживала экономику Аэфиса-на-Ханаэш, по этой причине каждый год меж скал и прямо в воздухе растягивали сети, в которых застревал пух. После дня Благодарения Персефоне фатиль начинала везде летать и сеять семена колючих зарослей. Собирать пух с растений было крайне опасно, из-за ядовитых колючек и испарений во время цветения, вызывающих галлюцинации. Лишь маги Воздуха могли собирать фатиль, и тем самым оказывали неоценимую помощь экономике надгорного края.

Лето подходило к концу.

Гамбит оживился, скоро вернутся моряки, и начнётся новый сезон азартных игр. За эту зиму оборотню нужно заработать золотой, а лучше не один, это не малые деньги. Он скопит столько, сколько ему не снилось в самых смелых снах, а потом Реми подумает, как лучше распорядиться своим богатством.

Ближе к середине осени в бухте Боли стали на зиму останавливаться корабли торговцев, перевозчиков и искателей приключений. Таверны наполнились разбогатевшими за летнее плаванье матросами, стремящимися насладиться за короткую зиму всеми благами пребывания на суше. К удовольствиям относились и разного рода игры, с денежными ставками, именно этого ждал оборотень, таившийся в городе всё лето.

Направившись, было прямой дорогой в «Золотую рыбку», Гамбит вдруг вспомнил, что он разыскиваемый пернатыми шулер, который прошлой зимой обыграл всех моряков в трактире, затеял драку и избил до полусмерти двух ловкачей. С наступлением нового игрового сезона, его первым делом начнут искать именно в баре.

Нелестные воспоминания о тюрьме не заставили себя ждать, с мрачными мыслями мальчик затормозил, сунул руки в карманы и пошёл прочь. Ему нужно найти новый трактир, в котором его ещё никто не знал, и в котором ставили крупные суммы. Нельзя размениваться по мелочи, если он собирался стать богачом.

Ошиваясь на пристани без дела, оборотень неожиданно для себя встретил старого знакомого.

– Джек! – окликнул старика Гамбит. Лысый дед обернулся, но во взгляде его читался вопрос и непонимание. Оборотень сразу сообразил, что у старика не такая хорошая память, и он не запоминал ребят, с которыми разок довелось сыграть в шахматы.

– Мы с вами играли как-то на крышах, – освежил воспоминания деда Гамбит, но, видя, что это не сработало, добавил, – в шахматы.

Крышами жители надгорного края называли верхние ярусы зданий, балконы и террасы, открытые для прогулок, с лавочками и иногда столиками между кадок с деревьями и кустами.

– А-а, – протянул старик, похоже, начиная припоминать подробности. – Да! Парень. Ты мне ещё десять олушек проиграл. Пришёл отдать долг?

– Э, вообще-то я вам ни разу не проиграл. Это кто-то другой, – уточнил шулер.

– А? Какая жалость. Мне бы сейчас пришлись, кстати, лишние десять монет, – протянул Джек и почесал подбородок.

Гамбит подошёл ближе так, чтобы никто не услышал подробности их разговора, и тихо произнёс:

– Вы посоветовали мне идти в «Золотую рыбку».

– А! Так ты тот безымянный парень, что назвался как финт в шахматах. Да-да-да, теперь я припоминаю. – Память старика, наконец, пролила свет на личность незнакомца. – Как же твои дела, парень?

– Живу и вижу, – сказал шулер обычную для эфесца в этих случаях фразу. – Вы здесь давно живёте и много знаете, – решил перейти сразу к делу оборотень.

– Давно уже, – задумчиво протянул старик.

– Есть ли в городе заведения, где не боятся больших ставок? – прозрачно намекнул деду Гамбит.

– Есть, конечно. Чего в этом городе только нет, – начал было рассказывать старик, но шулер одними глазами намекнул Джеку не отклоняться от темы. – Да, есть, «Бриз». Там сидят и развлекаются игрой всякие фесы, разбогатевшие торговцы, капитаны престижных кораблей и с ними иногда даже валоры. Но я бы поостерёгся туда соваться. Богатеи простой люд недолюбливают, а если как-то не угодишь капитанам, они тебя утопят.

– Отлично. Это то, что нужно, – оживился оборотень и уже развернулся искать трактир.

– Эй, ты куда? – остановил его дед, махая трясущейся рукой.

– В «Бриз», куда ещё. Спасибо за помощь.

– Кто тебя туда пустит? Говорю же казино для богатеев, – ещё раз повторил старик. Потом вздохнул и покачал головой. – Тебя даже на порог не пустят в таком тряпье. Да и не место там, для всяких мальчишек.

– Ничего, прорвёмся, – парировал Гамбит.

– За деньгами погонишься, душу потеряешь. Помяни… – не успел договорить свою нотацию дед, как его перебили.

– Помяну-помяну, не переживай, – нетерпеливо ответил оборотень, его глаза наполнились азартным блеском. План сложился в голове мальчика – он найдёт этот «Бриз» и обыграет там всех богачей. Гамбит придёт к своей цели, его замысел удастся.

Шулер

Держа в уме слова старика о богатом казино, мальчик целенаправленно отправился в богатую часть города, к подвесным перевёрнутым домам. Блуждая по мостам и переходам, оборотень нашёл нужную вывеску над огромным крыльцом с амфитеатром. «Бриз» оказался не просто трактиром или таверной, перед мальчиком предстал огромный постоялый двор со своими комнатами отдыха и развлечений, музыкальным залом и бассейном наверху.

Гамбит рассмотрел его со всех доступных внешних сторон, включая бассейн, который располагался над зданием в каменистой выбоине скалы, с которой свисал дворец. Оборотень залез на высокую изгородь, чтобы рассмотреть убранство в роскошном парке наверху, с необычными фонтанами, аккуратно подстриженными кусками и деревьями, с цветущими клумбами. Он пытался войти, но внутрь его не пустили. Вежливые дворецкие сослались на неподобающий месту внешний вид молодого человека. Гамбит сравнил себя с теми, кого безропотно пропускали и понял насколько просто он сам одет. Не бедный, но и не богатый, а самый обычный, ничем не примечательный житель города, каких в Озоне сотни.

Для достижения одной цели, оборотень поставил перед собой другую – чтобы сойти за богача и отобрать их деньги, нужно сперва сделать вложения в свой внешний вид. Скудных остатков сбережений мальчику на одежду не хватило, появилась ещё одна цель – заработать и купить костюм.

Да кто вообще будет покупать такие дорогие вещи? Они что из золота? Думал Гимбит, пока разглядывал витрину. Присмотревшись, он заметил, что пуговицы и запонки сделаны не из камушков и ракушек, и уж точно не из тесёмок, а из золота и серебра.

Ужас! Оборотень поморщился и отошёл подальше от камзола с серебряными запонками. Какая гадость! Только не серебро.

Посмотрев ещё немного на разные костюмы, Гамбит решил, что может взять не самый дорогой и модный, а что-нибудь среднее. Более простые костюмы оказались чуть дешевле. Ко всему прочему костюм нельзя купить сразу, вещи на манекенах служили образцом качества и кроя. Сперва с покупателя брали мерки и шили костюм в точности по фигуре. Если кому-то нужен костюм срочно, ему продавали образец, но стоило это много дороже, возможно потому, что магазин лишался одной из своих моделей, а покупатель экономил уйму времени.

Гамбит не располагал лишними средствами, потому пошёл долгим, но экономным путём. Договорившись с продавцом о выплате стоимости постепенно, он каждую неделю заходил к портному: с него снимали мерки, подгоняли по фигуре вещи, а он постепенно выплачивал свой кредит. Зарабатывая старым добрым щипачеством и мелкими разводами.

Не считая весьма неудачной задержки по времени, оборотня всё устраивало. За время пошива костюма, он воровством и мухляжом успевал добыть необходимую каждую неделю сумму, неделями живя впроголодь. Каждый раз, когда ему везло немного больше, он приносил портному деньги с избытком, чтобы поскорее выплатить всю сумму и забыть о голоде навсегда.

Окончательно костюм пошили точно к маскараду, устраивавшемуся в каждом городе во время праздника духов – Ёкайёру.

Прям подарок на день рождения. Правда, подарком это не назвать, ведь я заплатил за костюм. Но теперь есть в чём праздновать этот глупый праздник. Мне теперь двенадцать лет, думал мальчик, пока шёл в своё прибежище, неся коробку со своим новым красивым костюмом. В двенадцать лет оборотней ведут на первую взрослую охоту. После чего они сами добывают себе еду, и больше не считаются волчатами. А когда перестал быть ребёнком я? Вспомнился побег из приюта и лето, когда Реми охотился, добывая себе пропитание. Выходило скверно, но он как-то выжил. Хэ, а считается ли охотой воровство? Я ведь тоже выслеживаю жертву и осторожно залезаю ей в карман. До чего же я докатился, взгрустнулось мальчику. Он называл охотой бесчестное воровство и считал себя взрослым, потому что жил самостоятельно с самого детства, но был ли он взровслым? В отражениях на стёклах домов на Реми смотрел лохматый, долговязый мальчик с голодными глазами.

Гамбит отбросил прочь мысли. Каждый раз, когда он начинал размышлять об оборотнях, ему становилось грустно, больно и стыдно. Мальчик боялся встретить их, ведь он жил не по их законам, он предал волков, он молил о пощаде, скулил, ел с человеческих рук, терпел избиения. Он ничтожество, недостойный потомок Вульфига и не посмеет смотреть в глаза волкам. Мальчик будет жить изгоем среди людей, обчищать их карманы, разбогатеет, отомстит своим обидчикам, и вот тогда снова докажет, что он истинный сын клана Серых волков, он вернёт свою честь.

Придя в заброшенную комнатёнку, обустроенную под своё жильё, Гамбит открыл коробку и провёл рукой по красивой ткани – билету в лучшую жизнь, шагу на пути к мести. Внутри лежал его первый дорогой, честно купленный на свои деньги – добытые бесчестным путём – костюм. Мальчик заказал себе удобные брюки тёмного неприметного цвета, белую рубашку с широкими рукавами и изумрудного цвета камзол, почти такой же, в каком он выступал, будучи Спайди-метателем, только на этот раз без вышивок. От серебра оборотень сразу отказался, решив вместо драгоценного для людей, и опасного для своей расы металла использовать нейтральные застёжки из камня. Рукава на рубашках застёгивались бронзовыми запонками с зелёным кварцем – авантюрином, а пуговицы на жилете портные пришили из почти белого серпенти в тон рубашки.

Гамбит надел костюм, не забыл он и про новые ботинки, простые чёрные, без каких либо изысков – всё село идеально. Вспомнив свои отражения в трёх зеркалах на последней примерке в ателье, мальчик искренне верил, что выглядит не хуже феса и сможет пройти в «Бриз». Оборотень повертелся и сделал досадный вывод: если камзол застёгнут, костюм становился неудобным, слишком тесным, мешающим везде, сковывающим движение, а с распахнутым жилетом не принято ходить – это признак дурного тона.

Выбора не было и мальчик, положив во внутренние кармашки свои красивые карты, заряженные зары – вдруг пригодятся – и опустевший кошелёк, застегнул жилет. С голодным взглядом, устремлённым к цели, он отправился в богатую часть города.

Маскарад сыграет ему на руку, когда Гамбит в своём новом костюме пойдёт пытать счастье в «Бриз».

По дороге в казино мальчик утащил из ларька с сувенирами простую чёрную маску, надел её и направился в толпу. Немного пощипав ряженых зевак, он решил, что заработал на первую ставку и зашагал прямиком ко входу в «Бриз».

Все, включая дворецких, оделись в костюмы зверей, сказочных существ, героев легенд, исторических личностей или вошедших в историю негодяев. Были и те, кто, как Гамбит, просто надел маску и щеголял в ней, надеясь, что его личность останется не разоблачённой.

На это раз мальчика впустили, не задавая никаких вопросов. Внутри «Бриз» показался оборотню ещё больше, чем снаружи: везде находились люди, в каждом зале толпа народу, и даже при таком раскладе, в казино оставалось много свободного места. Высокие ажурные потолки, с которых свисали огромные люстры и маленькие светильники; красиво украшенные занавесками и гобеленами стены; полы, местами покрытые коврами; огромные окна, свойственные архитектуре Аэфиса; изящные стулья и столы с ножками в виде грифонов или гарпий – обстановка будоражила своей красотой и богатством. Всё, что можно отделать золотом, блестело, отражая огни; всё, что можно украсить – поражало дорогим убранством, выдержанным в едином стиле.

Прогулявшись и посмотрев на все залы, налюбовавшись жизнью и роскошью богачей, ослепнув от блеска полированной посуды, мальчик смаковал своё скорое вступление в ряды высшего сословия. От всех изысков у него разыгрался аппетит, потянувшись к кошельку во внутреннем кармане, Гамбит вспомнил свою истинную цель и направился в игорную залу. Именно сюда он и стремился попасть последние несколько недель.

Оборотень прошёл коридор и вышел в бальный зал, где на всех стенах, отражая тысячи огней и сотни людей, установлены зеркала от пола до потолка. Реми заметил в одном себя и медленно подошёл. Костюм сидел на нём идеально, а сам мальчик выглядел лет эдак на четырнадцать-пятнадцать из-за своего высокого для двенадцатилетнего подростка роста. Лицо наполовину скрыла чёрная маска, придавшая образу загадочности. Он выглядел точно высокородный фес, чьи родственники многоуважаемые маги Воздуха. Вид портили взъерошенные, торчащие в разные стороны волосы непонятного цвета.

Впервые мальчик мог неторопливо разглядеть себя в зеркале. Он едва заметно повертелся, осмотрев костюм, но взгляд его то и дело возвращался к волосам. Когда он успел поседеть? Раньше вихры были тёмно-русые с некоторыми серыми прядями, свойственными серым оборотням-волкам, но теперь все цвета смешались в кашу: из-под низу выпирали чёрные пряди, по всей голове раскидались серые, русых почти не было видно, зато появились разрозненные белые волоски. Волосы неровными клоками вились и торчали в разные стороны, на шее длинные, за ушами и на затылке короткие.

Ужаснувшись своим внешним видом, Гамбит нашёл туалет и стал хоть как-то приводить вихры в порядок. И почему он не додумался сходить в парикмахерскую? Хотя денег на это ему бы не хватило. Мальчик намочил руки и принялся приглаживать волосы. В итоге выглядеть они стали ещё хуже.

Пробежавшись рукой по всем карманам и украденным кошелькам, заодно пересыпав все монеты в один – свой, мальчик нашёл расчёску, маленькую, но всё же расчёску. Расчесав, как следует свалявшиеся вихры, он зачесал их назад, чтобы не мешались. Теперь оборотень как нельзя лучше походил на избалованного богатой жизнью знатного спесивца.

Добравшись до игорной залы, Гамбит надеялся, что никто не видел, как он убежал в туалет, только лишь завидев своё отражение в зеркале.

– Эй, Серый, ты не заблудился? – окликнул мальчика подошедший высокий и подтянутый мужчина в форме капитана, которая ему очень шла и выгодно обтягивала накачанные плечи и грудь.

– Я сюда и направлялся, – стараясь вести себя соответственно образу, непринуждённо ответил оборотень.

– Да что ты. Может, ты и играть умеешь? – осведомился заинтересованный капитан.

– Смотря во что, – загадочно отмахнулся новоприбывший.

– Хэ. А если в карты? Много игр знаешь?

– Да, – сухо ответил мальчик, осматривая залу и множество столов: покерные, бильярдные, с рулеткой и специальным полем для ставок, столы для костей, фишек, палочек, стаканов – за всеми сидели группы людей в костюмах.

– Пойдём за стол. Заинтересовал парень. А я уж думал выставить тебя в зал музыкантов или утопить в бассейне, больно нагло себя ведёшь, – капитан рассмеялся. – Я – Кит, он – Сохатый, а это Сом, – мужчина представил людей за столом, к которому пригласил оборотня. – Если собираешься здесь обосноваться, лучше не называй своего имени. Это часть игры, начатой ещё задолго до твоего рождения.

– Тогда, я – Серый, – улыбнувшись, представился Реми.

– Отлично Серый, играем. Начнём с трёх. Пожалеем мальца, да, ребята? – предложил Сохатый, мужчина с лицом, усеянным веснушками и родимыми пятнами, он нацепил на голову петушиный гребень, а клюв на верёвочке валялся рядом на столе, остальные заухмылялись.

Под тремя, Сохатый подразумевал три серебряные куромы, таких денег у Реми отродясь не было. Он еле-еле наскрёб – собрав монеты по всем украденным кошелькам – один серебряник и двадцать восемь медных хромок – отличные деньги для безбедного существования в городе несколько дней. Сжалившись, компания поддержала его ставку, для местных завсегдатаев сумма была смехотворная. Кит видимо решил, что богатый сынок какого-нибудь лотерона, встреченный им у входа, уже успел пропить и прогулять изрядную часть выделенных ему на праздник денег.

Без особого труда Серый выиграл у мужчин три партии из трёх, приумножив свой капитал до шести серебряных куром! Закончив последнюю партию, Сом, самый старший из троих мужчин, отрастивший две длинные прямые пряди чёрных волос на висках – за что и получил прозвище – предположил, что Серый – парень, уделавший всех в трактире «Золотая рыбка» и теперь разыскиваемый на пристани. Оборотень сдержал все эмоции, как при игре в покер, и лишь пожал плечами, сказав, что никогда о таком не слышал.

Мужчины за столом переглянулись, но не стали допытываться и сопоставлять факты. Сохатый увидел товарища и клиенул его:

– Чего не подсядешь, Перо? – обратился он к долговязому мужчине, наряженному в мага Воздуха.

– Да не с чем, – отмахнулся Перо. – По дороге сюда какая-то мразь спёрла мой кошель. Что б он подавился, негодяй этот.

Реми не выдал себя, но в мыслях желал того же подошедшему незнакомцу.

– У тебя вечно денег нет, – недовольно заключил Кит.

– Золотая молодёж, – посетовал Сом. – Лёгкие деньги легко уходят.

– Потому он и Перо, лёгонькое наше пёрышко, – подразнился Сохатый, на что обиженный ряженый маг развернулся и ушёл.

Разбив капитана с приятелями ещё в нескольких партиях, Гамбит заработал себе почти целый золотой куром. Он забрал свой выигрыш и со спокойной душой покинул «Бриз», пока мужчины спорили о том, как же вышло, что новый парень обыграл их в пух и прах. По дороге домой мальчик зашёл в трактир и заказал себе всё, о чём мечтал последние пару оборотов, пока выплачивал кредит по костюму.

На следующий день, последующий день, и каждый день, начиная с Ночи Духов – Ёкайёру, Серого, без лишних вопросов, пропускали в «Бриз». Там он подсаживался то к Киту и его друзьям, то за другие столы, где играли в карты. Сом его многим представлял и просил сыграть со своими друзьями, в надежде, что друзья смогут взять реванш и тем самым отомстить; но Серый всегда выходил победителем, забирая поставленные деньги.

Время побежало быстрее, стоило мальчику вновь заняться азартными играми, каждый вечер и ночь пропадая в «Бризе». В казино существовали свои правила, в их число входили глупые клички вместо имён. Эти клички позволяли не признаваться людям в том, кто они есть на самом деле, а также поддерживали игру, начатую так давно, что никто не помнил кем. Клички могли быть самые разные: от названий животных и растений, до прилагательных описывающих те или иные, порой отсутствующие, качества. Реми порадовался, что ему не пришлось ломать над этим голову. Он итак всё лето провёл в раздумьях как назваться вместо Гамбита, и не смог придумать ничего лучше, чем волк, что было совсем близко к истине и оттого рисковано. Ныне он Серый, не без помощи Кита. Почему бы и нет? Ведь цвет его волос стал настолько непонятным, что бурый и серый как раз те прилагательные, которые легче всего его описывали.

Не прошло и оборота, как Серый выиграл по несколько партий у всех завсегдатаев «Бриза» и многих их пришлых друзей, приезжали их знакомые, с надеждой обыграть зазнавшегося юнца. Были среди них и капитаны пиратских кораблей, и богатые дети торговцев; и люди искусства, живущие одним днём; и валоры, тешащие своё самолюбие и убивающее время, но никому не удалось обыграть двенадцатилетнего ребёнка. Слухи о талантливом игроке разнеслись быстро, до стражи сплетни также доходили, но действия пернатыми не производились никакие, так как о нарушении закона никто не упоминал.

Вскоре Серому предложили проиграть за деньги, все доводы и цену проигрыша обговорили заранее. Оказалось, что некоторые валоры, весьма болезненно относились к неудовлетворению своих желаний, и тщетности усилий, они, чьи предки в незапамятные времена были награждены титулом и землями за отвагу, проявленную на войне, люто бдели своё высокое положение и непогрешимость. Проигрыш в карты для валоров приравнивался, чуть ли не к оплеухе, полученной от крестьянина на виду у всех, и унижал их достоинство. У этих гордецов всегда находились слуги или доверенные лица, которые предупреждали о необходимости проигрыша и оплачивали его звонкой монетой, несколько превышающей номиналом возможной выигрыш.

Серый не гнался за репутацией непобедимого игрока, его интересовали деньги, а потому он без колебаний соглашался на щедрые предложения подосланных людей. Впервые увидев проигрыш непобедимого Серого знатному мешку денег, Кит и другие завсегдатаи «Бриза» едва дара речи не лишились, но вскоре поняли, что те проигрыши не настоящие, а подстроенные и продолжили свои компании по распространению слухов о сильном игроке.

Выигранные деньги Серый не торопился тратить, но и положить их в банк боялся. Банк заведение государственное, официальное, набитое стражей и магами, что напросвет видят людей. Служащие банка первым делом спросят полное имя, потребуют объяснить отсутствие совершеннолетних родственников, пожелают провести магическую проверку, и Реми, когда выяснится кто он и чем занимался прежде, в мгновении ока станет разыскиваемым преступником, или заключённым в Товер Пост. Слишком рискованно идти в банк, а потому все деньги Серый прятал в тайниках по всему городу, которые нашёл ещё летом, бесцельно блуждая по улицам: в корнях ивы, на крыше магазинчика редкостей, где купил первую колоду карт; на соседней с его прибежищем улице под подоконником третьего окна, в дупле ясеня на крыше ещё одного непримечательного здания – везде хранились свёрточки или баночки с небольшим количеством монет разного номинала. Так оборотень обезопасил свой капитал, если кто-то случайно найдёт один тайник, ему никогда не отыскать их все, а вот он, Серый, превосходно помнил тайные места и суммы, что в них хранил. Конечно, Озон не Искра, с её множеством хитроумных проходов и тайных лазов, сделанных как будто специально для воров и жуликов, прятавшихся от стражи, но в портовом городе тоже имелись свои секреты, а теперь одним стало больше.

В один зимний день, когда сугробы, наметённые ветром, достигали почти двух метров в высоту, Серый, с прошлой ночи остался в «Бризе». Мальчику не хотелось покидать тёплое казино, чтобы продираться сквозь зимнюю стихию в своё холодное и пустое убежище. Так всю ночь проиграв в карты, вздремнув несколько часов в тёплой оранжерее, Серый лениво попивал молочный коктейль, смакуя, точно это было лучшее вино Касмедолии. Он бы с великим удовольствием закурил, но в отличие от дешёвой и мрачной «Золотой рыбки» «Бриз» считался заведением чистым и соблюдал закон запрета курения в Аэфисе-на-Ханаэш.

– …самый лучший? Да вон у стойки сидит, Серый, – услышал шулер обрывок чей-то фразы, но решил не подавать виду и не оборачиваться. Мальчик принюхался, лёгким кожным доспехом и перьями не пахло – это не стражники, значит можно не бояться быть схваченным.

К Серому подошёл молодой человек, в красивом костюме из дорогой ткани. Оборотень приметил серебряные запонки на рукавах незнакомца и понял, что очередной богатей хочел попытать свои силы с умелым противником, но непременно выиграть, потому и подослал посыльного.

От мужчины исходил сладковатый аромат, он на секунду показался оборотню знакомым, все богатые мужи, особенно знать, считали необходимым благоухать словно цветы. Человек со светлыми волосами и раскосыми глазами медленно подошёл к стойке и сел на высокий стул рядом с мальчиком. Нельзя сказать, что незнакомец был красивым, скорее слегка отталкивающим из-за огромного носа и широкого лба. Его окружала аура снисходительности, но не высокомерия.

– Серый, я полагаю? – быстрым скользким взглядом осмотрев мальчика с головы до ног, осведомился мужчина.

– Да, – безо всяких вычурных поклонов, ответил Серый.

– Вы так молоды… – начал, было, незнакомец.

– Какие-то проблемы? – спокойно, без тени злобы, спросил оборотень.

– Нет. Я думаю, мне посоветовали того человека. Могу я угостить Вас напитком? – вежливо поинтересовался посыльный.

Иногда Серого ужасно раздражали все эти напыщенные валоры и их разодетые слуги, что тянули время, выискивая подход к мальчику. Все они тушевались, когда на просьбу показать самого умелого игрока, их отправляли к ребёнку. Тяжело обсуждать щепетильный вопрос с двенадцатилетним подростком, при этом выглядеть серьёзно, и не обидеть его. Серый всё это понимал, но если богачь хотел всенепременно выиграть, и боялся заявить об этом самолично, то, по разумению оборотня, следовало прислать слугу, который не будет пол часа ходить вокруг да около.

Обычно в такие моменты мальчика раздражало всё: знатные господа, которые ничего не делали сами, но хотели выглядеть непогрешимыми; навязчивые не по делу слуги этих богачей; манеры этих слуг, их одежда, само их существование. Как могли одни люди прислуживать другим? Почему в мире людей нет равенства по отношению хотя бы друг к другу?

Чаще всего он боролся с ненавистью к людям, после долгого пребывания в казино «Бриз», где на каждом углу богатые представители мира сего ни капли не считавшиеся с обычными людьми среднего достатка выставляли свою купленную гордость и честь напоказ. Может, он просто устал? Устал держать внутри себя волка под десятью замками? Устал каждую ночь играть в карты? Устал жить среди людей и обманывать?

Он не хотел нарываться на неприятности и конфликтовать с посыльным, но сейчас всё вокруг ужасно раздражало оборотня.

– Я итак пью, – бросил Серый. Мужчина поёрзал на своём стуле, но попытки не оставил. Он жестом подозвал бармена, сделал заказ и продолжил:

– Эм… уважаемый Серый, у меня к вам весьма деликатное предложение, —перешёл к делу мужчина. – Есть человек, который хотел бы сыграть сегодня вечером с достойным противником. Игра должна сильно его заинтересовать, быть напряжённой и оригинальной. Но этот человек имеет утончённые взгляды на происходящее, и гордость, которой не хотел бы лишиться, и я, как его преданный слуга, хотел Вас попросить об одолжении, не отнимать славу в игре, – мужчина очень выразительно посмотрел на мальчика. – Мне говорили Вы мастер своего дела, поэтому я обращаюсь именно к Вам. Но Вы должны проделать это незаметно. Он сразу поймёт, если попробуете поддаться или где-то сфальшивите.

– Сколько? – проигнорировав красноречивый взгляд незнакомца, спросил оборотень. В это время бармен поднёс напиток, явно содержащий алкоголь, что Серый определил по характерному запаху.

– В три раза больше, чем будет конечная ставка, – спокойно ответил мужчина и сделал маленький глоточек.

Это была самая щедрая плата, которую Серый мог бы ожидать. Сперва все начинают с мелких ставок, но по мере уверенности игрока в своих картах, сумма растёт, и итоговый выигрыш может на несколько порядков отличаться от первоначальной ставки. При оплате заведомого проигрыша богачам, всегда бралась конечная ставка, но никто до этого не предлагал увеличить её втрое.

– Но только, если мой господин ни о чём не догадается, – таинственно добавил незнакомец.

– Аванс? – наконец, в упор посмотрев на слугу, осведомился Серый.

– Да, – мужчина протянул ему кошель с парочкой увесистых золотых монет. – Выше этого ставка не поднимется.

Он сообщил время, допил свой коктейль, легко и изящно встал со стула и ушёл. Серый спрятал кошель в один из внутренних карманов своего камзола. Он ловко спрыгнул с высокого стула, привёл себя в порядок, прогулялся по казино, пытаясь заглушить раздражение, отмечая, что в рулетку ему не стоит играть. Удача не дружила с юным оборотнем, за свои двенадцать лет он утвердился в этом. За двадцать минут до назначенного времени Серый пошёл в игорную залу, занимать стол и тасовать карты, в ожидании азартного богача. Приближалась полуночь, богачи любили играть ночью, словно боясь изобличения светом солна.

Парень тщательно перемешивал карты в колоде и даже не заметил, как к нему подошёл мужчина. Только когда незнакомец встал вплотную к столу и уже начал садиться на стул, Серый поднял глаза.

Это был он! Тошнотворный сладкий запах из детства тут же заполнил собой всё. Это был он! Тот мерзкий тип, пришедший в сиротский дом ломать психику детей. Тот, кто за сладости и красивые тряпки подкупал детское доверие. Тот, кто прикрываясь играми творил с детьми непотребства, уповая на непонимание ребят. Человек, низость которого и подлость не имели границ. Человек, заставивший его, Реми, молить о пощаде, унизивший его, бросивший в лицо мальчику его слабость, растоптавший его гордочть, разлучивший его с другом. Он, этот поганый лотерон был повинен в смерти Сима! Если бы он не растоптал Реми, оборотень бы не сдался и сумел спасти друга.

Приземистый, он как-то умудрялся изящно сажать своё поганое тело на стул. Мерзкий тип, с завязанными волосами всё в тот же паршивый хвост. Он почти не изменился, слегка постарел и набрал вес с боков, морщинки залегли в уголках глаз, но в остальном, он даже не сменил свой приторный парфюм.

Реми ненавидел этого человека. Как только он пережил тот случай, мальчик мечтал лишь о смерти для этого мерзкого ублюдка. Холодная, обжигающая льдом, ненависть поднялась из самых глубин, оборотень представил, как, полуобернувшись, впивается клыками в глотку поганого детоложца и дерёт её на куски, в то время как мужчина пытается вырваться, что приносит ему ещё больше страданий. Он бы стонал, обливался соплями, хрипло, давясь собственной кровью, молил о пощаде.

«Ты должен кричать», всплыла в памяти ненавистная фраза. А теперь ты будешь кричать, тут же злобно подумал Реми. Глаза его полыхали ярким зелёным огнём звериной ненависти, но лицо оставалось на удивление спокойным.

Он не мог сейчас кинуться на этого человека. Он ненавидел его больше всего на свете, и всё же он должен терпеть. Здесь, в этом месте, слишком много людей, слишком много стражи патрулировали улицы рядом с «Бризом» и охраняли покой богачей внутри. Если он обратится волком, его поймают. И если не казнят, то упекут в тюрьму до конца его дней.

Но как? Как стерпеть присутствие этого ублюдка? Его тошнотворный сладковатый запах.

Серый не сводил глаз с будущего оппонента по игре, мужчина сел, как ни в чём не бывало, не замечая странного пристального взгляда в свою сторону. Наконец, удобно устроившись на стуле, он посмотрел на мальчика, смерил его оценивающим взглядом и брезгливо протянул руку.

– Я – Сластёна. Серый, не так ли? Вас должны были предупредить, что вы сегодня играете со мной, – приторно сладеньким голоском сказал мужчина.

Реми громадным усилием подавил гнев, ненависть, и волью суть, желавшую вырваться из-под контроля, и также протянул руку. Ему хотелось схватить эту руку и сломать её в пяти местах, жаль, что этому не учили в гильдии воров, зато его учили удушающим захватам с использованием руки противника – вспомнив их, оборотень мысленно ухмыльнулся.

– Да, я проинформирован, – довольно грубо ответил мальчик.

Прикасаться к этому человеку было настоящей пыткой. Оборотень едва сдерживался, ещё чуть-чуть и он сорвется, вся брезгливость и отвращение разольются по его лицу. Пожав руки, Серый дёрнул свою, пытаясь закончить дружественный жест, но Сластёна хватки не ослабил.

На миг тень отвращения промелькнула на лице мальчика.

– А ты хорошенький, жаль такой взрослый, – мерзкая улыбочка озарила лицо мужчины, и он отпустил руку. – А я люблю всё сладенькое, потому и Сластёна.

Весь поток подавляемых эмоций почти хлынул наружу, его сдержала лишь тоненькая прослойка здравого смысла. Как же Реми хотел перегрызть глотку этому человеку, убить его, разодрать в клочья так, чтобы осталось лишь мокрое кровавое пятно, и не опазнать, где какие органы валяются. Оборотень хотел растерзать поганое человеческое тело в месиво.

Но продолжал сдерживаться, нарочито небрежно раздавая карты. Это сделка. Серый заработает кучу денег, нужно только продержаться. Он выжмет кругленькую сумму с этого извращенца.

– Я ненавижу сладкое, – не поднимая глаз, ответил Серый.

Он меня не помнит. Не узнал. Времени прошло много, я вырос, изменился. Да и помнит ли он каждого ребёнка, которого искалечил?Ублюдок. Снова еле сдерживаемая вспышка ярости. Я должен продержаться. Должен!

– Ты такой юный. Ты знаешь, у детей очень пытливый ум. Он требует глюкозы для восполнения энергии, потому все дети очень любят сладкое. Это не зависит от них, просто организм требует, – наблюдая за раздачей, болтал Сластёна.

– Хотите сказать, у вас пытливый ум? – Серый посмотрел на мужчину сдерживая отвращение и подступившую к горлу тошноту. Когда лотерон завод разговор о детях хотелось свернуть ему шею.

– Ха-ха-ха, как ты быстро смекнул, к чему я клоню. Да. Я бы сказал, что у меня очень пытливый ум, именно поэтому я такой хороший игрок.

– Мы ещё даже не начали, – поправил Сластёну мальчик.

– А ты грубоват. Жаль, что все здесь скрываются за прозвищами, а то я бы отправил записку твоим родителям, – поучительным тоном, будто воспитывал ребенка, проговорил лотерон.

– Не думаю, что им было бы это интересно, – Серый наизусть пробормотал заученную во многих партиях фразу, которой отговаривался, стоило завести разговор о его родителях.

– Сколько тебе лет? – Сластёна взял свои карты, ни один мускул на его лице не дрогнул. С тем же успехом он мог махнуть рукой, отгоняя принесённую ветром пушинку фатили. – Ты так молод и уже признанный в «Бризе» мастер.

Когда мужчина говорил, его лицо было эмоциональным, он поддерживал живой диалог: вопросительный взгляд, поднятая бровь; но стоило ему отвлечься на карты, как пропадало всякое выражение, словно непроницаемая маскарадная маска. Даже невербальные жесты Сластёна прекрасно контролировал: не позволяя себе никакого потирания носа, или закручивания пряди волос, пощипывания бровей, или покусывания губ. Реми не удавалось прочитать по противнику, что за карты ему достались. Непроницаемый человек.

– Двенадцать, – решил без преукрас ответить мальчик и сделал свой первый ход. Он начал игру с мелкой ненужной карты, к сожалению, в его раздаче одиночной.

– Ни то, ни сё. Самый глупый возраст: глупо выглядишь, глупо себя ведёшь, глупые мысли лезут в голову. – Мужчина небрежно отбился и, добрав карты, сделал свой ход – выбрасывая крупную карту.

Богатеи, хмыкнул в мыслях Серый. Бережливость не для них. Какие в жизни, такие в играх. Мальчик, нарочито долго думая, наконец, отбил ход. Игра продолжилась.

Следующий ход и снова маленькая карта, но на этот раз Сластёна отбил её более крупной, чем того требовалось, и повысил ставку. Снова ход, теперь мужчина также пошёл с небольшой карты, подброс, бито. С каждым следующим ходом лотерон меньше говорил, больше концентрируясь на игре, при этом, не выдавая никакими жестами своих мыслей и потаённых эмоций.

Манера игры Серого казалась до банального простой: надев маску спокойствия, он общался во время игры, и с тем же выражением смотрел в свои карты. Иногда его вид демонстрировал отрешённость или неподдельную скуку. Чем меньше карт оставалось в колоде, знаменуя конец партии, тем более скучающим становилось выражение его лица: как будто он разочарован, что скоро вновь выиграет, или проиграет; как будто он будет разочарован в независимости от результата; как будто он разочарован в самой партии.

С непроницаемой маской скуки, Серый ловко выкидывал карты на стол. Иной раз он даже не смотрел, какую именно карту кидал, из-за чего складывалось впечатление, что всё это ему совершенно неинтересно. Некоторых игроков такая манера задевала, других изумляла, но не Сластёну, лотерон оставался непоколебим и продолжал играть.

В партии с ненавистным человеком оборотень решил использовать самую грубую технику игры: он долго думал над первым ходом, но чем дальше уводила игра, тем быстрее он швырял карты на стол. Такими темпами в конце, могло показаться, что он, не глядя и не думая, бросал карты, как попало. При этом противник, на ком испытывался приём – терялся, и также начинал кидать карты, как попало, поддерживая темп игры. Не на всех действовала подобное психическое воздействие: сильные люди, уверенные в своих силах, знающие правила, а быть может и этот приём, спокойно сидели и думали над своими действиями столько, сколько им требовалось.

Подбираясь всё ближе к концу партии, Сластёна, разгадав замысел Серого, со смехом также быстро кидал карты. Естественно оба они успевали и думать над ходом, и следить за правилами, и даже считать выбывшие карты. Сластёна то и дело повышал ставку, пока сумма не превысила аванс, данный мальчику.

После всего по одному еле уловимому щелчку зубов Серый понял – Сластёна сбился и не уверен, какие карты покинули игру, а какие остались. Найдя слабость ненавистного противника, оборотень в душе возликовал, ради этого он быстро швырял карты. Грех не воспользоваться замешательством врага. Мальчик быстро снял свои карты из колоды, и заметил, в его идеальную раскладку вмешался лотерон: в какой-то момент отточенным до мастерства жестом Сластёна снял карты снизу, а не сверху, не потревожив при этом колоды.

Ни один мускул не шевельнулся на лице, когда оборотень заметил блеф. Всё произошло за долю секунды. Один брошенный взгляд на колоду, быстрый просмотр новых карт и вновь стремительный ход.

Вокруг собрались люди, наблюдая стремительную партию, приближающуюся к завершению.

Сластёна отбился молниеносным выпадом, и вот уже на столе лежат три карты, подкинутые против Серого. Бито. Зрители не успевали разобрать картинки на картах и оценить их номинал. Карты, словно вспышки, появлялись и тут же исчезали со стола, как ингредиенты в руках опытного кока, как нитки в гибких пальцах швеи. Только что был один расклад, и вот уже в бито отправлялся другой.

Несмотря на молниеносное движение карт, Сластёна на нескольких последних выпадах снимал, из-за чего прятал ухмылку во внушительного размера веер. Когда карты в колоде заканчивались, прагматики утверждали, что победа достаётся тому, у кого в руках меньше карт, потому как времени отыграться нет. И всё же эту логику не раз удавалось оспорить в стенах «Бриза».

Не останавливаясь ни на секунду, игроки продолжали обмениваться картами. Раз, бито пополнилось новыми картами. Два, на столе уже лежали другие. Три, во взгляде Сластёны промелькнул неподдельный испуг. Четыре. Напряжение нарастало. Бито. Новый ход. У Серого в руках всего несколько карт, за два-три хода решится судьба этой партии.

Ход Сластёны. Серый отбил. Подкид со стороны противника, но мальчик снова отбил. Реми точно знал, какие карты сейчас в руках у его оппонента, он знал, что отобьёт их все, кроме одной. Последний подкид ему не по зубам. Мальчику придётся взять стопку карт и проиграть.

Новый подкид и снова мальчик кинул карту в противостояние. Момент истины рядом. И вот он последний подкид – бубновый валет. Эту карту ему не одолеть. Последняя карта в руках Реми – крестовый туз, а козырь пики. Нужно снимать. На нём уговор. Он должен проиграть!

Всё естество воспротивилось этой лживой сделке. Кому угодно готов проиграть Серый, но только не этому мерзкому негодяю. До этого момента, оборотень был рад заработать любым способом, но только не сейчас.

Рука мальчика потянулась к картам.

– Я уже забеспокоился, – с улыбкой облегчения, переходящей в насмешливый приговор, проговорил мужчина.

Реми посмотрел в глаза Сластёны, его лицо было спокойно как всегда, а в душе бушевал гнев, вырывавшийся ярким блеском зелёных глаз. Нет! Никому он больше не проиграет! Вот если бы у него в руке был джокер. Пускай чёрный – неважно, он бы отбился.

Серый убрал руку от карт, вернув к себе. Ухмылка Сластёны дёрнулась, выдав, как сильно нервничал лотерон. Он глянул на часы, обе стрелки слились в одно, указывая в небеса – полночь. Проведя ладонью вдоль всего изображения крестового туза, Реми взял карту за кончик и, повинуясь некоему глубинному наитию, швырнул её на стол.

– И не зря, – бросил шулер напоследок, а потом, забрав ставку, вышел из-за стола. Он даже не взглянул на карту. В нем как будто что-то проснулось и повело его, направляя и подсказывая, что и как делать. Мальчик не сопротивлялся. Он вышел из-за стола, подошёл к посыльному, сидевшему в отдалении, не привлекая к себе внимания, недавно купившему проигрыш оборотня, и кинул ему аванс.

– Я больше не продаюсь, – твёрдо смотря в до глубины души недовольное отталкивающее лицо мужчины, сказал Серый.

Он неспеша обогнул всех зевак, уставившихся на стол, вышел из игорной залы и направился к выходу из «Бриза».

В миг своего триумфа он не мог представить, насколько сильно уязвил лотерона своими словами. Известно всем, как щепетильно относилась знать к своей гордости, почему слуги и приходили заранее тихо, негласно, с глазу на глаз обговорить условия и проплатить выирыш своего хозяина. Своего рода негласное правило казино: нельзя говорить о подкупе вслух, тем более на глазах десятка посетителей. Это сравни облечению в преступлении. Позор покрывал знатного человека, чья покупка собственного выиграша становилась известной публике. Достоинство было растоптано, уязвлено до самых основ. Двери «Бриза» закрывались для таких людей, дабы не навлекать позор на казино и его посетителей.

Мало того, что Сластёна проиграл двенадцатилетнему сопляку, так его ещё и обвинили в подкупе этого сопляка. Такого позора ещё не испытывал никто. Уничижительная ненависть воспылала в груди лотерона.

Он ещё раз посмотрел на игровой стол, там на самом верху набросанной кучи карт, лежала одна, с изображённым на ней, насмешливо улыбающимся, чёрным джокером.

Как у него это получилось? Реми до сих пор недоумевал. Вот был крестовый туз, и вот на стол летит чёрный джокер. Изображение на карте менялось сразу же за движением пальца, как будто краска накладывалась новым слоем. Или скорее сама тьма прилипала к изображению, изменяя его и превращая в другое.

Мальчик шёл по улице и рассматривал свою руку. Как он это сделал? Он достал колоду, купленную в первый день в Озоне, из внутреннего кармана жилетки и попробовал проделать нечто похожее, но ничего не произошло. Вспомнив и вновь выпустив те эмоции, которые одолевали его в тот момент, он попробовал ещё раз. И снова ничего. Что ж, может когда-нибудь в другой раз.

В усиливающемся ночном снегопаде, Реми не заметил, как по его следу пошли ещё несколько человек. Пока мальчик пытался повторить трюк с разукрашиванием карты, люди его нагнали и окликнули. Один мужчина, в котором Серый тут же признал стражника, схватил его за руку.

– Это он? – спросил стражник подошедшего человека, сильно укутанного в плащ, в спущенном до самого носа капюшоне.

Мужчина откинул капюшон, и мальчик тут же узнал мерзкого лотерона, которого только что обыграл в карты. Да что ему ещё нужно? Всё было честно!

– Да. Это он, – подтвердил мужчина.

– Что я сделал? – сам не ожидая, как грубо прозвучит его голос, спросил мальчик.

– Обокрал меня! – ляпнул лотерон, а потом добавил, обращаясь к стражникам. – Это он. Он оскорбил меня прилюдно и украл мои деньги! Смотрите у него в руках.

Мужчина тыкнул в выигрыш Серого. Стражники посмотрели, убедились, что там действительно деньги и поволокли его вперёд.

– Нет. Это выигрыш! Этот мужик сам хотел со мной играть и проиграл! – злобно сверкая глазами на всех, рычал парень.

– Ты мухлевал, это было бесчестно, – ляпнул Сластёна.

– Мухлёж считается воровством. Да ещё и оскорбил лотерона, – проворчал стражник.

Все сговорились. Его опять подставили! Сейчас потащат в тюрьму. Магов трогать нельзя. Знать обижать нельзя. Все законы на стороне людей!

Мальчик вырвался и побежал. Он почему-то знал, что его ничто не спасет, и он вновь попадёт в тюрьму, но по глупому разумению он хотел спасти часть вещей, которые носил при себе, в том числе деньги.

Оборотень петлял по улочкам и закоулкам, стража гналась за ним след в след. Забравшись на крышу, он потерял несколько драгоценных секунд, стражники его заметили и полезли на балконы и верхние сады. Оборотень, перепрыгивая по несколько метров, добежал до знакомого дерева и незаметно кинул в его дупло свои красивые карты и несколько монет, после чего опрометью бросился к другому тайнику.

Но добежать до следующего тайника ему не позволили проворные пернатые. Они схватили его и больно впечатали в свежий снег. Один стражник держал, а другой пинал под рёбра, так чтобы сил сопротивляться в сопляке не осталось.

Его потащили к посту, в очередную тюрьму, той же дорогой, чтобы пересечься с лотероном и отчитаться в поимке вора. Тот, увидев схваченного избитого парня, заулыбался стражникам.

– Мы поймали его. Вам не о чем более беспокоиться, – отрапортовал один из них.

– Отлично, – всё ещё мерзко улыбаясь, проворковал Сластёна.

– Ты подставил меня, – резко прошипел оборотень и сплюнул кровью в сторону лотерона, окрасив снег под его ногами в розовый.

– Эй, парень поаккуратнее, – стражник снабдил свой пинок фразой.

– Какие у тебя яркие зелёные глаза. Будь ты помладше… – многозначительно вздохнул Сластёна.

Серый успокоившись на секунду, дождался пока стражники отвлекутся и ослабят хватку, тогда подался к самому уху лотерона.

– То что? Детоложец поганый! – прошептал он. Его зелёные глаза ярко светились салатовым во мраке снежной ночи. Несмотря на весь холод и поднявшуюся метель, Сластёна вспотел от напряжения. Стражники ещё раз пнули воришку и потащили к посту.

– Жди в кошмарном сне, я убью тебя, ублюдок! – крикнул оборотень, вырываясь из рук пернатых.

– Заткнись! Что ещё за намёки в адрес достопочтимого Хаарта? – спросил один из них.

Забыв про все свои ушиби и ссадины, Реми улыбнулся так, что у Хаарта перехватило дыхание от внезапно нахлынувшей паники. Теперь отыскать и прикончить мучителя детей лишь дело времени. Реми узнал его имя!

Избитого, в порванной одежде его бросили в тюрьму Озона, сперва в камеру под небольшим постом стражников, но вскоре мальчика перевели в истинную тюрьму Озона и главный каземат всего надгорного края – Товер Пост, где вору и сквернословцу прочили долгие годы заключения.

По мере приближения, Реми рассматривал грозное сооружение: башня на краю города возвырашалась над скалами и бухтой, по высоте чуть выше маяка Ауру с другой стороны узкого пролива. Здание тюрьмы располагалось за пределами города, и как посчитал оборотень, служило лишь одной цели – местом заключения преступников, их пыткам и подготовке к казни. Для спокойствия горожан, заключённых держали подальше от простых людей. В самом городе находились несколько сторожевых постов для быстрого реагирования стражи на происшествия, там же держали мелких правонарушителей, воришек, боянов и выпивох, мешающих гражданам. Их держали в камерах временно, чаще всего отпускаю через неделю или на следующий день.

Серому, планирующему скорый побег, Товер Пост показалась слишком суровым местом заточения. Её отдалённость от города играла на руку – чем меньше свидетелей, тем лучше – но окружение пугало. Если в камерах сторожевого поста от свободы заключённого отделяла только решётка и несколько пернатых, то в Озоне тюрьма была неприступной крепостью: с одной стороны, вплотную прилегающая к буйному морю, чьи волны без передышки разбивались о рифы и каменные стены; с другой она была зажата в тисках скал, которые легче перелететь, чем пройти пешком, острых, как шипы, белых, как кости, заточенных дождями, молниями и морским ветром. Из окон большинства камер был виден только статуя Ауру, чьи глаза вечно сияли, белым порождённым энергией молнии светом. Он строго взирал на море, сложив руки в замысловатые знаки на груди. Эта суровая статуя, напоминающая всем о прошедшей эпохе Смутного Времени, служила маяком, указывающим единственный путь в бухту Боли.

Ауру, названный лидер Кровавого Звездопада сражался в этом месте около трёхсот лет назад, останавливая корабли с воинами Касмедолии. В то время, ещё не был подписан мир с пиратами и Ауру практически в одиночку отражал вражескую атаку, используя не поддающуюся пониманию силу, он убивал и топил корабли. По историям и легендам, дошедшим до современья, именно он изменил ландшафт бухты на нынешний; именно из-за его не поддающейся объяснению силы в скале появилась огромная округлой формы выемка; и именно из-за него бухту назвали – бухтой Боли, что в переводе на язык мира, откуда пришёл глава Кровавого Звездопада, означает ауру.

Ауру – это не имя, это титул главы Кровавого Звездопада. Это название рода, из которого происходят все последующие главы. Ауру – это боль.

Какая ирония в том, что теперь памятник-маяк этого ужасного убийцы указывал кораблям верный путь среди рифов.

Оконце в камере оборотня длинное, но узкое располагалось низко, так, что, не особенно напрягаясь, Серый мог рассматривать статую с одного доступного взору бока. Мальчика посадили в отдельную небольшую комнатёнку. Он тут же осмотрелся, прикидывая, какие есть варианты побега: меж прутьев дверной решётки никак не пролезть, кроме поперечных оснований, стоящих довольно близко друг к другу, были протянуты ещё и продольные железки, мешающие простому обзору коридора, не говоря о побеге. Камеру открывали очень редко, для еды сделали специальную маленькую дверцу, так что план с нападением на стражника отменялся, да и надзирателей как таковых в тюрьме находилось предостаточно. Рыть подкоп просто глупо – скальное основание башни не пробить стальным ломом, а чудом проделав дыру в полу, оборотень попал бы в камеру на нижнем этаже – что мальчика не устраивало.

Реми понядеялся на отмычки Николаса, которые прятал, привязывая к волосам, в густых вихрах. Несколько недель он пробовал вскрыть замок, но тщетно. Двери запирались не обычными цилиндрическими запорами, к которым привык мальчик, а сложными сувальдными, чей механизм юный вор встретил впервые. В гильдии воров рассказывали о новых замках, оборотень знал их устройство, но для их вскрытия необходима фомка или отмычки большего размера, чем те, которыми располагал Реми. К тому же легче скрывать запоры снаружи, чем наощупь, едва дотягиваясь через решётчатое отверстие до замочной скважины. Оставалось только окно – оно было достаточно широким, чтобы худой мальчик пролез в него, но, как и окна в других тюрьмах, его закрывалала решётка.

Однако здесь же крылось слабое место Товер Пост. Из-за сырого климата портового города, а также расположения вблизи моря, где солёные брызги разбиваемых волн, носимые ветром, долетали до неба, решётки, скованные из дешёвого железа сильно ржавели, и меняли их, по-видимому, крайне редко. Расшатать и вырвать одну или две железные проволоки из окна займёт время, обдумывал Реми. Но что дальше?

С внешней стороны монолитная стена башни, внизу омываемая ледяным зимнем морем, в котором, скорее всего, дополна острых скал и рифов, не просто так маяк-Ауру стоял на противоположном мысу бухты. Как карабкаться по мокрой от вечных брызг стене? Куда? И даже если он доберётся до другой стороны башни, как пройти меж острых шипов скал? В этой задаче слишком много неизвестных. Расшатывая потихоньку железные прутья в окне, Серый обдумывал побег. Благо время его не поджимало.

В основном заключённые сидели по камерам, только иногда их, скованных цепями и в окружении толпы надзирателей отправляли чистить от снега единственный подступ к тюрьме, давая лёгкие деревянные совковые лопаты. Ими нельзя сражаться, пробивая с боем путь к свободе, но, когда лопатки размокали от снега, они становились неподъёмными в холодных, уставших от работы, руках, не облегчали участи и массивные кандалы с волочившимся по земле грузилом.

После изматывающей работы, заключённые, возвращаясь в свои камеры, просто падали на койки, кто-то в надежде умереть, кто-то в надежде не умереть от усталости.

– Есть кто на смерть? – сквозь сон услышал оборотень мужской голос, показавшийся ему смутно знакомым.

– С прошлого раза? – голос стражника. – Сейчас посмотрю.

Серый, кряхтя от боли и онемения в мышцах после недавней уборки снега, поднялся с койки, уставившись под ноги, он зашаркал в сторону решётки, чтобы посмотреть, чей это голос, который ему знаком.

Еле доползя до двери, тщательно смотря себе под ноги, чтобы не упасть, мальчик, наконец, найдя опору и уцепившись руками за прутья, поднял глаза. Напротив его камеры на расстоянии пяти метров, облакотился на изгородь и оглядывался Хаген, главный фанатик культа кровавого бога боли. Его оборотень видел, когда познакомился с дураком Эстариолом, блуждая по Озону. Неспмтря на холод, стоявший в Товер Пост по слухам зимой и летом, культист не кутался, ворот мантии Кровавого Звездопада был расстёгнут и распахнут, обнажая верхнюю часть бледного голого торса.

Медленно осмотревшись, Хаген слегка повернулся телом для лучшего обзора и увидел мальчишку в камере. Глаза их встретились.

Некуда бежать, молнией пронеслось в голове напуганного мальчика. Животный страх поднялся в нём.

– Может этого? – оценивая, как рыбу на прилавке, окинул взглядом сопляка за решёткой Хаген, кивнув стражнику. У оборотня расширились глаза от ужаса.

– Он ничего такого не сделал. Вор всего лишь, да ещё гильдейский к тому же, – отмахнулся стражник, получив в затылок, полный искренней благодарности взгляд Реми.

– Все эти чёртовы гильдии. Убить бы их всех, – с этими словами, Хаген посмотрел на верхние камеры башни. Не ясно имел ли он в виду гильдии или заключённых. – Во имя Ярсиса, – заулыбавшись, закончил он свою мысль.

– Сейчас я кого-нибудь найду, – спокойно говорил стражник, как будто выбирал свежие фрукты на рынке, а Хаген вновь уставился на мальчика.

– Ты посмотри, какие у него глаза зелёные, как у оборотня! – По спине Реми пошёл холодный пот от этих слов. Если обнаружится что он оборотень, его казнят. Отдадут Хагену, и это станет концом всего. Альбинос видел мальчика насквозь.

– Чёрт! – тем временем продолжал культист. – Она всегда любила эти чёртовы зелёные глаза. А у меня малиновые, и что? Чем я-то плох? – Помянув брачные игры неких неведомых чудовищ, он отвернулся и продолжил свой монолог, обращаясь то ли к себе, то ли к надзирателю. – Всегда выбирала себе каких-то ублюдков! Перекрючить их! – снова замысловато выругавшись, Хаген вернулся взглядом к Реми. Он подошёл ближе к камере, достал из-за пазухи огромный серп с зазубренным в трёх местах лезвием – оружие было таких размеров, что его впору спутать с косой – и ласково провёл ладонью по металлу. Звякнула цепь, закреплённая на рукоятке оружия, она провисла до самого пола и пряталась вторым концом под мантией.

– Вырвать бы эти поганые зелёные глаза…

– Ладно тебе. Не расстраивайся, – подошёл стражник к соседней камере, планируя начать обход с другой стороны и сверяясь с бумагами у себя в руках. – Как говорится, три – магическое число. В третий раз тебе повезёт.

Хаген вновь выругался, да так заковыристо, что Серый не смог представить себе картинку этого посыла.

– Может, я всё-таки парня заберу? – немного поостыв в воспоминаниях своей несчастной любви, вновь поинтересовался культист, повернувшись к надзирателю и опустив серп.

– Он не смертник. Да он всего-то Хаарта обыграл, и вроде детоложцем назвал, – стражник пожал плечами, не отрываясь от своей работы, – Благое дело – этому Хаарту поднасрать.

– Ха-ха-ха, этого детоложца я бы сам порешил. Во имя Ярсиса, – весело проговорил Хаген.

– Ага! Только вот богатым всё можно. Ведь не посадишь, у него же знатный род, титул лотерона, разбогатели торгаши, – продолжил стражник, смотря в свои бумаги.

– Только род этот на нём и прервётся, – Хаген откровенно заржал, смехом напоминая сумасшедшего.

– Нет бы, нашёл себе жену, да успокоился, детишек бы заимел, – предложил стражник.

– Ну да! Чтобы потом этих детишек своих и иметь, – фанатик продолжил смеяться. – Да и кто на него позарится? По слухам, у него сухой стручок в штанах, – он оттопырил мизинец и потряс им перед стражником. – Он и с виду убогий: мелкий такой, коренастый, а вокруг все высокие и красивые.

– Так он комплексует видать, – и тут оба покатились со смеху. Чуть успокоившись, стражник, отвлёкшись от своих бумаг, вдруг задумался: – и в кого он такой коренастый? Не типичный для эфесцев.

– Я помню, из Земья они пришли. Торговали втридорога продуктами, когда у нас был великий голод, вот и нажили состояние. А назад в Земь их не пустили, изменниками клеймили, так и осели они тут. Вот в нём наверно и взыграли земские гены. – Мужчина так говорил, будто и впрямь всё видел, вот только великий голод, упоминаемый Хагеном, случился более двухсот лет назад.

– О как. Интересно, а маги Воздуха у них в роду могут родиться?

– В каком роду? С пристрастием-то Хаарта, … – Хаген не договорил и вновь засмеялся, стражник так откровенно ржать не стал, но похихикал и вновь уткнулся в свои записи.

– А вот! Есть один. Устраивал драки и избил до смерти несколько капитанов. Бореоб. Пойду, схожу за ним, – отчеканил надзиратель, радуясь, что наконец нашёл подходящего преступника.

– Значит, приносил боль другим, – в глазах культиста Ярсиса зажёгся недобрый свет. – Скоро он за это поплатится. А ты жди парень, – обратился он к мальчику в камере, – я ещё вырву твои зелёные глазёнки.

Только когда альбинос скрылся из виду, Реми смог спокойно выдохнуть и разжать побелевшие пальцы, что сжимали прутья решётки, точно это была спасительная соломинка. Почему же этот жуткий тип вселял в оборотня такой дикий страх? Не только глаза, но и запах. От Хагена несло смертью.

Шли дни, решётка на окне разболталась, прутья легко вытаскивались при желании; но что делать дальше, мальчик не знал. Только если, рассчитывая на удачу, дождавшись Белой ночи, под взглядом Персефоны, ползти, цепляясь волчьими когтями за скользкие камни, а после резать руки и ноги об острые скалы.

Существовала одна проблема, из-за которой план оставался запасным: чтобы ползти по стене, необходимо быть человеком, а неполное выборочное обращение требовало куда большей концентрации, чем обычное или неполное перевоплощение всего тела. Как пытаться согнуть мизинец на левой руке – безымянный палец тоже наполовину согнётся. Легко полностью быть человеком и поддерживать такой вид, как легко распрямить ладонь. Проще простого стать волком целиком и оставаться в серой шкуре, точно сжать кулак и держать его. Когда вспыхивают эмоции, проявляются отдельные волчьи повадки и части, точно также слегка сгибаются пальцы от напряжения или, наоборот, в расслабленном состоянии. Можно изменить отдельную часть тела – не так тяжело сложить изощрённую фигуру, как поддерживать её долгое время – пальцы начинало сводить, рука уставала, разум отвлекался, и фигура распадалась. Так же с транформацией: либо обращённая частично рука становилась лапой, либо вновь преображалась в человеческую ладонь.

Персефона не могла помочь с концентрацией, только сам Реми мог контролировать своё обращение, поскольку родился истинным от двух оборотней-волков. Всё, включая свободу и жизнь, зависело от умений Реми, именно поэтому он старался придумать другой план. Он боялся, что не сумеет поддерживать частичное обращение, иногда тренировался в своей камере ночами, и всё больше понимал, что на этот план лучше не рассчитывать.

В скором времени Товер Пост вновь посетил Хаген, на этот раз решив исполнить проповедь о своём кровавом боге боли Ярсисе: о том, как много страданий приносят в мир негодяи, вроде здешних заключённых, и как редко они по справедливости расплачиваются за это; о том, как познание боли превозносит над миром и раскрывает в человеке неведомые доселе способности; о том, что через боль можно постичь всё, в том числе мир и стать с ним одним целым, получив бессмертие.

– Боль никогда не лжёт, в ней наше спасение от нас же самих, от иллюзий, что мы питаем. Боль освобождает нас, раскрывает нашу истинную сущность, именно в боли и заключён мир. Причинять боль другим – естественно для человека, но только те, кто познал ту же боль, становятся возлюбленными бога моего Ярсиса. Иначе обмен не равноценен и кара постигнет еретиков.

Слабые люди убегают прежде, чем их постигнет удар, а сильные продолжают бороться, от этого переживая самую глубокую и нестерпимую боль. Через эту боль, они познают гармонию с собой и миром. Только придя к гармонии с самим собой, человек может испытать наслаждение от боли, разделив её с тем, кому её причиняет. В этом Ярсис, – Хаген вещал задушевно и настойчиво, его слова, сказанные уверенно, представали единственно истинными. Всё это напоминало гипноз, или насильственное убеждение. Культист, как заядлый пахарь обрабатывал мозги людей, перекапывал все их жизненные и моральные устои и затем в мягкую рыхлую почву сажал семена своей веры. И люди верили, иначе откуда в рядах культистов столько народа? Тупое стадо обработанных людей шло за пастухом, за лидером, в данном случае за Хагеном.

Стоило Реми прислушаться к словам культиста, как он находил в своей жизни отголоски учения и боялся: боялся, что Хаген прав, что боль правит этим миром, и лишь боль истинна, а всё остальное – иллюзия, созданная неким страшным разумом. Оборотень затыкал себе уши, бормотал слова песен Персефоне и всячески пытался отстраниться от воздействия культа Ярсиса. Он не хотел верить в боль, не хотел становится культистом, и особенно сильно мальчика пугала перспектива быть похожим на Хагена. И всё же слова проникали сквозь заткнутые уши и оседали тяжким грузом в сознании Реми. Его на протяжении всей недолгой жизни сопровождала одна лишь боль, физическая, духовная, моральная, так может, настала его очередь делиться ею? Нести боль другим?

Под конец проповеди один из заключённых выпрыгивал из штанов, чтобы Хаген взял его с собой и сделал культистом. Альбинос долго думал, задавал на первый взгляд простые вопросы о боли и Ярсисе, об их месте в мире и готовности к действиям в защиту своей веры со стороны человека. Заключённый отвечал, стараясь звучать как можно искренней, и, наконец, Хаген объявил, что забирает преступника с собой. В тот день культист Ярсиса ушёл с двумя заключёнными вместо одного: приговорённого на смерть, коего ему отдали стражники, и того, что сам просился.

– Зря он это, – раздался едва слышный голос из соседней с Реми камеры.

– Что? – уточнил мальчик.

– С Хагеном ушёл, – объяснил мужчина за стеной.

– Наоборот! – приободрился оборотень. Вот шанс выбраться из Товер Пост и не пытать удачу с когтями и мокрой стеной. – Это же выход. Можно притвориться, что уверовал и хочешь до людей донести всю эту боль и ты на свободе. Хаген, небось, и не заметит, если одного фанатика вдруг не станет, – Реми проникся ловкой задумкой, ушедшего заключённого и попытался отстоять идею.

– Да, он не заметит…

– Аха-ха-ха, ему и не придётся замечать, – перебила соседа женщина с хрипящим голосом, залившись смехом.

– Как думаешь, парень, почему мы все так не делаем? Не додумались? Ха! Если бы. Может Хаген и глуп, но не в том, что касается его веры – он насквозь видит притворщиков. Мужик может, и правильно ответил на все вопросы, но Хаген видит глубже, для него Ярсис святое. Вот ты, парень, во что веришь? – неожиданно сменил тему мужчина из соседней камеры, как раз в тот момент, когда мальчик начал понимать к чему тот клонит.

– В Персефону, – не подумав, брякнул оборотень, и пожалел о своих словах. Все люди знали, что Персефону превозносят только оборотни и разная нелюдь.

– Хэ, – сосед хмыкнул, но продолжил. – Вот представь, что кто-то начнёт тебе распинаться, как он верит в Персефону, чтобы ты для него что-то сделал, услугу какую или спас его, но ты доподлинно, по глазам видишь, или чуешь нутром, но знаешь, что человек этот врёт. Что бы ты с ним сделал? Он врёт, но так старается тебя убедить, что верит, – добавил мужчина, после своего вопроса.

– Дал бы ему в челюсть! – плюнул Реми, до которого стал доходить смысл слов соседа.

– Но это ты. А что Хаген сотворит с малым? Думаю, на Карнавале Боли будет настоящее представление. – Сосед из другой камере задумчиво почесал бородёнку, но этого никто не увидел.

– Но как же тогда выбраться из этой тюрьмы, – еле слышно прошептал Реми.

– А кто выбраться не хочет? Но только чтобы потом жить долго и счастливо, а не подохнуть, как жертвенный козёл, – сказал мужчина голосом скрипящим, словно когтём царапали стекло. – Отсидишь тут тихо свой срок, и выпустят тебя. Не кипешуй.

– Я должен убить одного человека. Чем скорее я это сделаю, тем лучше! – яростно прошипел оборотень, вспоминая Хаарта, лицо его исказила злоба.

– Если нужно кого-то убить, следует обращаться в гильдию убийц, – если бы мальчик видел своего соседа через стену, он бы заметил, как тот пожал плечами.

– Я хочу сделать это сам, своими руками. Хочу увидеть, как мучается этот человек, как страдает, – ядовито произносил каждое слово Реми.

– Хе, – похоже, злость мальчика только забавляла мужчину, – много ли ты знаешь о том, как довести человека до настоящих страданий?

– Самый большой спец в этом, видать Хаген, – огрызнулся оборотень.

– Это верно, но чтобы стать его учеником, надо уверовать до кончиков волос в эту хрень про боль и Ярсиса. Или, – многозначительная пауза, – пойти в гильдию убийц.

– А там учат? – задал вопрос мальчик, и тут же сам мысленно на него ответил. Откуда-то же берутся новые наёмники.

– Учиться убивать людей у учеников Хагена, – громко засмеялась женщина и зашлась тяжёлым сухим кашлем.

– Нет доказательств, что оно так. Это было двести лет назад, – парировал ещё один заключённый с другой стороны галереи.

Его-то окно, небось, сразу на скалы ведёт, с завистью подумал Реми.

– А кто ещё? – подал голос старик этажом ниже. Разговор перестал быть приватным и побудил заключённых к общему гвалту.

– Это правда. В гильдии тоже об этом говорят. Хаген действительно обучал первых наёмников в Смутные Времена, – согласился сосед оборотня.

– Да сколько же ему лет? – завопили с разных сторон.

– Он чё, реально бессмертный? – вопрошал шокированный грубый бас.

– Так. Что тут за шум? Син хватит в моей тюрьме вербовать людей в гильдию убийц, – заткнул все споры надзиратель.

– Я наоборот не вербую, а говорю, что у каждого своя работа. Хочешь, кого убить, найми того, кто убьет, и живи спокойно, – самым невинным голосом произнёс мужчина за стенкой.

– Это тебя что ли? Ой, не факт, что вы оба вообще выберетесь. Не говоря уже о вступление в гильдию, или заказе кого-то, – закончил стражник любые диалоги. – А ты, – пернатый ткнул пальцем в камеру Серого, – если хочешь выбраться в расцвете сил – сиди и помалкивай! И не привлекай внимание Хагена, а то, – мужчина посулил мальчику кулаком.

После того, как надзиратель отошёл утихомирить других заключённых, продолживших спор о возрасте Хагена, Реми придвинулся к стенке смежной с камерой мужчины по имени Син, и чуть протиснув голову между решётин, спросил:

– А где находится гильдия убийц?

– Иди в Искру, найди кабак со смертью в названии. Там сидят люди, которые за звонкую монету убьют, кого хочешь, – очень тихо ответил Син.

Реми понял, что точный адрес Син ему не скажет, так как не хочет, чтобы мальчик становился убийцей, но в таверне ему точно подскажут, не этот наёмник, так другой. Оборотень молчал, он узнал достаточно, оставалось выбраться из тюрьмы.

После диалога со своим соседом из левой камеры – для надзирателя камера находилась справа – Серый всерьёз задумался о гильдии убийц. Там его могли научить убивать, сделали бы сильным, но снова вступать в гильдию, после опыта с ворами, Реми опасался. Ни один людской коллектив не довёл его до добра. Будет ли с убийцами иначе? Если нет? Но ему нужны навыки для убийства Хаарта, и навыки эти он мог приобрести только в гильдии убийц.

Той ночью Реми почти не спал, сидел под окном, запрокинув голову, смотрел то на потолок, то на него через ржавую решётку и обдумывал новый план побега, в котором по его хитроумному замыслу должен участвовать Хаген, но роль мужчины не была связана с культом Ярсиса.

Только Хаген о плане не догадывался и после двух заключённых, полученных в пользу кровавого своего дела, приобщения народа к боли, не торопился возвращаться в тюрьму.

Прошло больше оборота, как Серый угодил за решётку, приближалась очередная Белая ночь. Взгляд Персефоны способствовал бы осуществлению старого плана, с когтями волка на человечких руках, в превращении которых мальчик добился некоторых успехов. Но сперва Реми хотел поговорить с Хагеном и при удачном раскладе не рисковать жизнью, карабкаясь по мокрой отвесной стене. Оборотень нервничал из-за результата разговора: если что-то сорвётся, он в Белую ночь полезет испытывать свою вечно отвернувшуюся удачу.

Его не отпускали мысли о случившемся во время игры с Хаартом. Мог ли Реми повторить этот фокус при желании, и как бы использовал эту странную способность себе в помощь? Под рукой не было ни единого предмета, на коем мальчик потренировался, пришлось оставить мысли о тузах и джокерах.

Хаген пришёл, спустя несколько недель после прошлого визита. Он был не в лучшем настроении и погонял надзирателей шевелиться быстрее. Стараясь не затягивать, стражник нашёл имя смертника и указал на мужчину из соседней с Реми камеры, Син, как называли его надзиратели.

– Вот, – стражник протянул цепь от наручников заключённого Хагену, – сегодня отдаю тебе Сина. Он убил достаточно народа чтобы покаятся на твоём Карвале. Он уже несколько оборотов здесь торчит, а гильдия не выкупает его, значит так он им нужен. Вот и пусть поплатиться за всё. Вопрос лишь в том, куда его отправить.

– Без вариантов, всех мне! Упыри обойдутся! – оскалился Хаген.

– У нас с ними ещё зиждется перемирие, надо хоть кого-то им отправлять,… – попытался настоять на своём стражник, но выбрал не лучший день для препирательств.

– Обойдутся, – подытожил культист Ярсиса.

– Начальника, я не хотеть с Хедином идти. Я не верить в боль, – завопил один из заключённых, касмедонец, прибывший в порт в трюме коробля Аэфиса и обвинённый, захваченный во время абордажа, насмешив всех своим акцентом.

– Заткнись, Бисли, – пошёл успокаивать его надзиратель.

– Хаген, – не теряя времени, Серый окликнул главу культа Ярсиса. Мальчик всё ещё трепетал перед окутанным аурой смерти альбиносом, животный страх поднимался из глубин, стоило заглянуть в эти кровавые глаза, но Реми боролся с собой, подавляя неуместную панику.

– Для тебя уважаемый Хаген, – злобно выплюнул тот, даже не удостоившись посмотреть в сторону звавшего.

– Уважаемый Хаген, – исправился мальчик. Спорить с тем, кто мог способствовать освобождению просто напросто глупо. И всё же уважения к жуткому культисту оборотень не испытывал, один лишь страх.

Фраза возымела действие, Хаген посмотрел в сторону камеры Серого.

– Кто меня звал? – недовольству проповедника не было предела.

– Я, – Реми решил брать наглостью, но с каждой следующей фразой, он всё больше разуверялся в правильности своих поступков. – Уважаемый Хаген, можете взять меня с собой?

Хаген поднял одну короткую серую бровь, он некоторое время молча стоял и смотрел на сопляка. Син вытаращил глаза на мальчика и, насколько смог, закованными в наручники руками подавал знаки, чтобы тот замолчал и не продолжал. Убийца не знал, что план Реми заключался в другом.

– Зачем? – наконец спросил Хаген и дёрнул железной цепью, желая угомонить потуги заключённого.

– Я хочу убить Хаарта. Если я выйду, я точно найду способ это сделать. Возможно, обращусь за помощью в гильдию убийц, но я убью его! Своими руками. Вы его тоже ненавидите. Помогите мне, а я помогу вам. Вам не придётся нарушать законы, если Хаарта убью я, а я могу поклясться, что так и сделаю, – со всей серьезностью, на какую был способен, молвил Серый. Он забыл половину умных формулировок, которые вынашивал в мозгу последние недели дабы уговорить культиста. От страха мысли спутались, слова вылетели из головы, и Реми произнёс то, что вспомнил. Слова его звучали неуверенно и нелепо, план трещал по швам.

– Я – выше закона, – машинально ответил культист. Син теперь как заведённый переводил опасливый взгляд с мальчика на альбиноса, не зная, что и думать. – Ты что, дурак? – продолжал Хаген. – Если я захочу, я убью его. Законы писаны лишь для таких, как вы, – он ещё раз дёрнул цепь. Син скривился, железо больно садануло по запястьям.

– Но, – хотел возразить Серый, но вернулся надзиратель.

– Бреган, – обратился Хаген к стражнику, не отрывая глаз от мальчика за решёткой. – В следующий раз, я заберу этого парня на Карнавал Боли, понял? – Мужчина бросил испепеляющий взгляд в сторону надзирателя.

– Но он не смертник, его срок… – начал пернатый, но Хаген бесцеремонно его перебил.

– Так придумай ему вину. Если я не уйду с ним, я возьму на Карнавал Боли тебя, – чётко и громко ответил культист, глаза его загорелись безумием. Реми сжался от страха и непроизвольно отшёл на пару шагов от решётки.

– Я на службе у Поднебесного Правителя! Ты не имеешь права! – пытаясь придать себе грозный вид, но глазами и нервными жестами выдавая боязнь, проскандировал стражник.

– Мои права безграничны! Если я захочу, я убью вас всех. Я – Кровавый Звездопад, сам себе закон. Есть и всегда будет лишь один Поднебесный Правитель, которому я подчиняюсь – это Сильвана! – сверкая безумными глазами, повысил голос культист.

Реми с каждым новым произнесённым Хагеном словом, отходил всё дальше от решётки, а сейчас, уперевшись в противоположную стенку, медленно осел по ней на пол. Этот человек, это чудовище, его кровавого цвета глаза внушали дикий ужас. Попасть к нему на Карнавал Боли – это кара. Просто попасть к нему в руки – это кара. Как оборотень вообще додумался поговорить с этим монстром?

Подальше. Подальше, подальше, подальше. Нужно держаться как можно дальше от этого чудовища. Он чокнутый. От него веет безумием. И он сам себе закон. Творит что захочет. Сильвана-объединительница, кого же ты привела в наш мир?

– Да чёрт её знает, будет ли вообще ещё хоть одна реинкарнация Тиранши! Ты не можешь ходить вот так, самому себе законом! – опасаясь собственного поведения, воскликнул в ответ пернатый.

– Ну да, – уже более спокойно произнёс альбинос. – Есть ещё Ауру. Но ведь старших нужно уважать, – Хаген разразился самым безумным смехом, на какой способен человек, и пошёл к выходу, таща за собой на цепи Сина, точно тот упрямый пёс. Культист не обернулся, не дал новых распоряжений, просто ушёл.

Этот Хаген до ужаса пугал оборотня раньше, но сейчас кровь стыла в жилах от голоса и взгляда этого человека. Он не просто носил чёрную со звёздами мантию, но прямо заявил, что член Кровавого Звездопада, мало того, он одним предложением подтвердил, что Сильвана действительно существовала, он ей служил, и знал при жизни. Альбинос назвал имя Разрушительницы тридевяти миров без всяких титулов, не заменил имя ни единым прозвищем и признавал её власть. Он – бессмертныйстраж, внушающий трепет, леденящий душу, признавал над собой главенство женщины, девчонки. Как же сумела Сильвана подчинить себе этого безумного монстра? Заручиться его преданностью, сохравнишейся спустя триста лет. Сильвана – легенда Аэфиса, но Хаген, видевший те времена – живое подтверждение легенды. Ко всему прочему он убил сотни людей, сотни существ, среди которых истинные оборотни, и, скорее всего, вампиры, а может и демоны. Он чудовище.

– Сопляк, вот теперь ты точно попал. Молчал бы в стелечку и мирно сидел в своей камере, – погрозил надзиратель Серому и ушёл.

После скудного ужина, отойдя от слов сумасшедшего культиста, Реми обдумал своё положение: план «действовать через Хагена» не сработал, и теперь мальчика ждала смерть под крысоловкой или чем ещё похуже на страшном Карнавале. Других идей в голову оборотню не пришло, для сражения во время уборки снегом Реми был слаб, для того чтобы притвориться больным или мёртвым он выглядел чересчур загорелым и живым. Оставалось лишь дожить до пристального взора Персефоны чтобы воспользоваться запасным планом.

Первые два дня прошли спокойно, на улице лил серый дождь, такой, какой бывает лишь в конце зимы, холодный, мерзкий, пробирающий до костей порывами ветра, сыплющий с серого, скучного неба. Под таким дождём весь мир становится серым, лишённым всякого очарования. В такую погоду хочется сидеть дома, у разогретой печи или камина, пить горячее молоко с маслом и сахаром и слушать истории. Реми вздохнул, память о доме стиралась с годами, он сомневался, что когда-нибудь познает радости обычной жизни и семьи.

Брызги дождя залетали в холодную камеру его узилища, на полу образовалась лужа. Реми нахохлился, точно мёрзнущий голубь, распушающий перья. Только одна мысль способна согреть этот дождь, в отличие от его осеннего собрата, мысль о скорой весне, тепле и солнце.

Осенью дождь не жалел никого, он нёс только грусть и тоску, он мог идти бесконечно, переходить в снег, в метель, в серое угрюмое небо, но весной дождь обязательно заканчивался, и тусклый мир вновь сиял красками: серое небо возвращало себе яркий синий цвет холодного чистого воздуха, а деревья салатевели от почек и молодых листиков.

Первый день взора Персефоны Реми пропустил, не только из-за нахлынувших, словно неотвратимый и бесконечный прилив, облаков, но ещё и потому что ему необходима вся сила ночной богини. Он ждал пика, самого пристального её взора, самого круглого очертания её светлого лика.

Как оказалось, поутру облака, закрывавшие ночную спутницу, вовсе не дождь несли в себе, а снежные хлопья. Зима, должно быть, собрала все свои силы и просыпалась на землю последним снегопадом, завалившим подступы к тюрьме и испортившим все планы юного оборотня.

Поскольку сам Хаген поклялся забрать мальчишку при следующем визите в тюрьму, Серого, ещё живого, решили использовать на благо Товер Пост с наибольшей пользой и отправили расчищать и разгребать последний, слегка подтаявший и от этого ставший в разы тяжелее, снег. Оборотень не мог увильнуть от работы, так как не пренадлежал себе, и целый день работал, как раб.

Вернувшись в свою камеру впотьмах сумерек, валясь от усталости, голодный и промёрзший до костей, Реми раскаивался, что не попытался сбежать прошлой ночью, когда бы снег замёл все оставленные следы. Теперь же у него не осталось сил даже, чтобы подползти к окну и посмотреть чистое ли ночью будет небо.

Мальчик повернулся на спину в своей койке. Вперев невидящий взор в потолок камеры, он обдумывал, не попробовать ли завтра, когда Персефона начнёт медленно отворачивать лицо от этого бренного мира.

Яркий, колдовской свет глаз главы Кровавого Звездопада прошлого, отсветом падал на стенки темницы. Прошло несколько часов с захода солнца. В полудрёме, уставший настолько, что не мог уснуть от боли в мышцах, Реми ждал восхода Персефоны.

Нет, оборотень не увидел, как голубая, она пробивалась сквозь облака, устлавшие горизонт на востоке. Нет, не узрел он, как скрылась его белоликая богиня и вновь выглянула из-за туч. Он не видел, но чувствовал. Вот она – Персефона. Она ждала, она смотрела, наблюдала за миром, освещала путь своим любимым детям, детям ночи, детям света Персефоны.

Реми ощутил частичку вернувшихся к нему сил, появившихся из одного чувства близости ночной владычицы. Он, глухо кряхтя, встал и выглянул в окно. С первыми бликами света, попавшего на кожу, одежду и волосы, мальчик ощутил прилив сил. Энергия возвращалась и вот уже переполняла оборотня. Персефона творила магию древнюю, как сам мир. Она осветила его, она смотрела пристально, она побуждала к действиям.

Не мешкая больше ни секунды, Реми тихо вынул прутья решётки из окна и просунул голову. Ауру смотрел куда-то вдаль, его свет казался таким фальшивым, таким дешёвым подобием, ярким и пустым, в сравнении с живым, ласковым светом Персефоны.

Волшебная сила перестала переполнять тело оборотня, когда спутник скрылся за облаком. Мальчик посмотрел вверх – нет, ему не везёт – небеса усеяли облаками. Даже Персефона не в силах помочь беглецу.

Сдаваться нельзя, Реми попытается сам. Пусть ночная богиня лишь приглядывает за ним из своего небесного дома.

Внезапный порыв ветра швырнул в лицо мальчицу солёные брызги. Реми вспомнил, какая мокрая внешняя стена. Без Персефоны ему не справиться, и всё же…

Оборотень сконцентрировался на когтях, не таких цепких как у кошек, но и не таких слабых, как человеческие ногти. Ему всего-то нужно удержаться на скользких камнях стены. Тренировки долгими зимними ночами не прошли впустую, Реми удалось изменить вид ногтей. Оставалось надеяться, что на стене, занятый поиском новых выступов, он не потеряет концентрацию.

Просунув в окно плечи и руки, мальчик заметил пару выступов и трещин в стене, куда можно поставить ноги и зацепиться руками. Не тратя силы на поддержание волчьих когтей, Реми вылез и вставил обратно железные прутья решётки.

Назад дороги нет.

Сдвинув ногу с узкой щели на выступ, мальчик заскользил, но удержался на стене. Он постоял немного, удерживая равновесие и приводя в порядок дыхание. Спиной он почувствовал свет Персефоны, она вышла из-за туч и щедро делилась силой. Реми сконцентрировался на волчьих когтях и стал нащупывать новый выступ, на этот раз для руки. Вместо выступа рука нащупала щель между камней, куда и устремились проворные пальцы вора с когтями волка. Теперь очередь за скользившей ногой, от пятки до пальцев ставшей лапой.

Левая нога, правая рука, правая нога. Скользь. Нет, мальчик не полетел вниз в пропасть, нога вновь болталась по стене в поисках опоры, но тело держали руки. Снова скрылась за тучами Персефона. В темноте не чётко обрисовывались стыки камней, Реми несколько раз пытался поставить ногу в несуществующую щель.

С залива дул холодный ветер конца зимы, но оборотень обливался горячим потом, преодолевая буквально по миллиметру отвесную стену. Медленно он карабкался. Миллиметр за миллиметром свобода приближалась. Реми долго пережидал, стоило найти надёжные опоры для ног и рук, когда же Персефона обратит свой светлый взор на него.

Он скользил, подолгу не мог найти следующий уступ; хватал ртом воздух, когда в очередной раз чуть не свалился в неспокойное море; дрожал, стоило ветру окатить мальчика ледяными брызгами. Когти на пальцах то и дело становились ногтями, кои тут же срывались в кровь. Кровь мешалась с холодными солёными брызгами или жарким потом, и жгла в ранах костёр иголок. Протёртые на коленках штаны мешали двигаться, прилипали к коже от брызг и кровоподтёков из мелких ранок, что оборотень получил, карабкаясь по стене, срываясь, проскальзявая, натыкаясь на острые, крохотные выступы.

Но, несмотря на все невзгоды, мальчик продолжал свой немыслимый путь. Первое окно появилось на его пути. Он дополз до камеры своего отсутствующего соседа и обнаружил, что Син ночами вовсе не храпел, а, также заметив ржавые прутья оконной решётки, пробивал себе путь к свободе. Мальчик возблагодарил наёмника: тот проковырял в стене подобие ступенек, ведущих к следующему окну. С волчьими когтями на руках и ногах Реми в два счёта преодолел несколько метров.

Благодаря покойному ныне Сину, позади осталась половина пути по стене башни. Впереди ждало последнее окно окно и широкий участок стены, где располагалась каморка без окон, там хранились личные вещи и оружие заключённых, с которыми их взяли под арест. Реми некогда воровать свои пожитки, к тому же, он не знал, как попасть в кладовую, кроме как через дверь. Отпереть замок своей собственной камеры бывший вор не смог, что говорить о кладовой.

С некоторой тоской по красивому, хоть и слегка потрёпанному стараниями стражников, жилету, Реми оставил идею вернуть свои вещи. Карты и часть выигрыша он успел спрятать в Озоне, в одном из своих многочисленных тайников. Оборотень хотел сразу как окажется на свободе направиться в Искру, так как первым делом, обнаружив побег его начнут искать в Озоне, но он всё же надеялся когда-нибудь вернуться и найти свои тайники.

Проползая вплотную к окну, оборотень прислушался: в камере кто-то сонно посапывал. Мальчик предусмотрительно спустился ниже, чтобы проползти под окном и не боялся быть замеченным, но его возня по камням и тяжёлое пыхтение, сопровождающее каждый шажок, могли привлечь ненужное внимание.

Реми должен ползти тихо, чтобы не разбудить заключённого, как назло Персефона предательски потухла. Словно подчиняясь глупому закону невезения, она светила ярко, пока оборотень переступал по подготовленным Сином ступенькам и вот, когда её сила действительно понадобилась, она исчезла.

Оборотень как смог вывернул голову, желая посмотреть долго ли придётся ждать нового просвета, и разочарованно застонал. Облако, закрывшее собой светило, было огромным, разорванным лишь в паре мест маленькими отверстиями.

Дальше сам, подумал Реми и, сконцентрировавшись на когтях, ухватился за следующий выступ. Центр тяжести сместился, необходимо срочно переставить ногу, но ступня вновь и вновь соскальзывала с выступа. Руки покалывало от напряжения и усталости, скоро они начнут нестерпимо болеть. Реми должен ползти быстрее!

Мысленно проклиная скользкий камень и неловкую ногу, оборотень потерял концентрацию когтей, рука тоже соскользнула. Держась за последнюю ступеньку второй рукой, мальчик повис на стене. На этот раз он был в миллиметре от падения.

Может спрыгнуть? Замёрзну ли я насмерть в холодной воде? Может горячая кровь оборотня меня согреет? обдумывал Реми, пытаясь сохранять хладнокровие и восстанавить дыхание. В голову ему пришла немыслимая идея. Вместо трещины, оборотень свободной рукой схватился за решётку окна. Железо чуть слышно шкрябнуло о камень башни, человек внутри всхрапнул.

Реми так сильно напряг слух, прислушиваясь к дыханию заключённого, что уши его в какой-то момент трансформировались в волчьи и торчком встали на макушке. За спиной мальчик почувствовал пушистый хвост, что телепался из стороны в сторону сам собой. Мысли, наконец, отвлеклись от концентрации: чтобы держаться за прутья решётки, когти не нужны, для этой работы лучше подходили человеческие пальцы. Уши и хвост, выскочившие сами собой, не требовали пристальной концентрации, их появление в большей степени зависело от эмоций, так же как волчий огонь в глазах, появляющийся под действием гнева.

Мужчина в камере не проснулся, сообразил Реми и прижал уши к голове, он продолжил свой манёвр. Мальчик кое-как поставил ногу на крохотный скользкий выступ, а второй рукой ухватил железо решётки. Его ноги почти не касались камней и болтались по стене, весь вес он держал на руках, горевших болью от напряжения.

Если проржавевшие прутья выпадут из рамы, мальчико сорвётся и устремиться в свой последний полёт, не такой впечатляющий как у драконов. Оборотень старался не думать об этом.

А что делать, если проснётся заключённый? Об этом Реми тоже не хотел думать.

Хотя окно было довольно длинным, мальчик, переставляя руки, ухватился за последний железный прут.

Впереди ждал участок голой стены. Этот промежуток был в два раза длиннее всех предыдущих, но до свободы оставался только он. Глупо бросать всё сейчас, когда до цели совсем чуть. Но без поддержки Персефоны – это слишком много, слишком сложно для простого оборотня.

Держась за последние железные прутья в окне, горящими от боли руками, мальчик возвращал свои потерявшиеся в напряжении и усталости мысли к стене, к плану. Он увидел трещинку, маленькую, на три пальца. Он должен! Реми потянулся к ней, ржавый прут решётки, который он держал второй рукой, сдвинулся и звякнул по камням.

Тишина.

Вдруг из темноты раздался голос.

– Кто здесь? – испуганно спросил заключённый.

Мальчик, не на шутку испугавшись, схватил второй рукой решётку, та отозвалась тихим звяканьем.

– Кто здесь? – почти срываясь на визг, шёпотом повторил свой вопрос, спросонья напугавшийся мужчина.

– Смерть, – еле слышно ответил Реми первое, что пришло в голову, попытавшись изобразить хриплый голос. Попытка удалась, так как оборотню ужасно хотелось пить от всей этой возни и стенолазания. Вдалеке раздался треск, темнота сгустилась. – Но я ошиблась окном, спи дальше, – изобразив загробный голос, добавил оборотень и ухватился рукой за трещинку.

Большая волна с шумом ударила о стену башни и обдала мальчика ледяными брызгами, долетевшими с ветром. Реми перехватил второй рукой последний железный прут решётки и услышал, как тяжело сглотнул человек в камере.

Кажется, он и впрямь поверил, что говорил со смертью.

От статуи Ауру доносились приглушённые ветром и морем крики. Там произошла авария, но оборотня это не волновало, Персефона показалась в просвете огромного облака и одарила Реми своим зачарованным светом. Руки почти сразу перестали болеть, в свете богини ясно проступили все трещинки. Неужели удача повернулась к мальчику лицом!

Он, не теряя времени, сконцентрировался на когтях и полез дальше. С хвостом удерживать равновесие и переносить центр тяжести оказалось гораздо легче. Реми порадовался, что оставил его вместе с ушами.

Под взглядом Персефоны, приноровившись за последние пару часов лазать по стенам, оборотень карабкался дальше. Дело спорилось быстрее. Левая рука, левая нога, правая нога на место левой ноги, правая рука на место левой руки, хвост помогает перенести центр тяжести. Выступ, скол, трещинка, выступающий камень и снова трещинка. Где-то расчистить, где-то подковырнуть, чтобы смастерить новую ступеньку.

Но свет не вечен, как и благодать мирская. Дырочка была маленькой, Персефону вновь затмило тёмное облако. Сперва голубоватое свечение ещё пробивалось, но вскоре мир окутала тьма, ещё более густая, потому как Ауру ослеп на один глаз.

Реми посмотрел назад на пройденную часть стены и окна. Он прополз половину стенки хранилища. Впереди ещё чуть-чуть, где-то около метра голой стены и острые как бритвы скалы.

Пальцы заскользили. Нельзя терять концентрацию! В мозгу роилось слишком много мыслей, но мальчик держался.

Когти, когти. Мне нужны когти. Впереди осталось чуть. Можно прыгнуть, в конце концов, но я могу налететь на острый шип. Ах! Когти! Реми чуть не сорвался. Вовремя сконцентрировавшись на когтях, он продвинулся ещё на несколько сантиметров.

Как тут прыгнешь. У ног почти нет опоры, а руками не оттолкнёшься. Когти. Когти! И вновь осечка. Нога соскользнула со своего выступа. Хвост описал дугу, и оборотень сумел удержаться на месте.

Я помню, в облаке была ещё дыра. Может подождать? Но долго ли я смогу висеть? Когти. Когти. И пройдёт ли вторая дыра близ Персефоны? Это слишком большая удача, чтобы стать правдой. Когти! Мне нужны когти! Ох, чёрт! Ладонь превратилась в волчью лапу вместо правой руки и заскользила с выступа. Мальчик вовремя спохватился, он тихо зарычал и уцепился за скол.

Ещё несколько сантиметров стены позади. Волчьи когти слишком тупые, будь то цепкие кошачьи, он бы преодолел эту стену в два счёта.

Нет! Никогда я не пожелаю стать этой высокомерной тварью. Эти заносчивые коты. Тьфу! Когти! Мальчик слишком сильно отвлёкся и заскользил по стене. Будь это земля, то всего один только размашистый шаг и вот они скалы.

Оборотень всем телом прильнул к стене, он ободрал себе лицо, продолжая неуклонно сползать. Подвели все руки и ноги, хвост крутился за спиной, Реми сползал по мокрой стене с высоты третьего этажа в холодную воду. Ноги вдруг почувствовали какой-то выступ и мальчик, не думая о последствиях, оттолкнулся от него. Оборотень прыгнул. Хвост помог выровнить направление.

Вот они острые скалы, Реми летел прямо на них. В полёте, он как ненавистный кот, пытался изогнуться и изменить направление полёта. Волчий хвост за спиной вывернулся, помогая сдвинуть центр тяжести.

Оборотень почувствовал, как это помогло, он слегка изменил траекторию. Вместо груди, острый шип скалы проткнул ему бок, другой вонзился в плечо, ещё об один мальчик ободрал руку и локоть, и, наконец, пятый, выросший будто из ниоткуда, разорвал колено.

От такого взрыва боли, Реми потерял сознание, но быстро пришёл в себя. Он не мог кричать, боясь поднять тревогу в тюрьме, но не мог и сдержать стонов, что лились из него вместе с тяжёлыми вздохами и поскуливанием. Он попытался пошевелиться, но сделал только хуже, боль взорвалась костром тысячи укусов.

Оборотень хрипел, кожа начала срастаться, но в боку, в плече и у самого колена, торчали шипы. Они мешали природной регенерации, а мальчик не мог пошевелиться, чтобы вырвать их.

Тёплая кровь лужей растекалась под ним. Редкие солёные капли и снежинки, приносимые ветром, падали на горящее болью тело и тут же таяли. Раны затягивались слишком медленно, чтобы остановить поток крови.

Они регенерировали и вновь рассекались застрявшими внутри острыми, словно ножи, зубьями скал. Адский круговорот – иначе не назвать – продолжался.

Каждый вздох давался с трудом и причинял боль: бок слегка двигался, задевал скалы и вновь разрезался. С плечом дела обстояли не лучше.

Реми стал сквозь боль понимать, что ему остаётся лишь ждать прихода смерти. Может, это она мстила мальчику за то, что он ей притворился, но он слабо верил в существование богов, только в Персефону, дающую силу, и в свободу, что сопровождает по жизни.

Он уже не стонал, только хрипел, набирая новую порцию воздуха в лёгкие. Рот наполнился кровью и не давал набрать больше воздуха, а нос пропускал слишком мало. Регенерация не помогала. Тепло уходило из тела вместе с горячей кровью. Реми остывал, было чудовищно холодно. Он умирал. Вот так умирали оборотни: истекали кровью, брошенные в какую-нибудь канаву, и ни в силах никто помочь.

Потеряв надежду, Реми смотрел перед собой и не верил, что удача способна повернуться к нему лицом несколько раз за одну ночь. И всё же…

Голубоватый свет просочился сквозь тучи. Персефона улыбалась юному оборотню, умирающему на скалах.

Сила! Так необходимая сила наполнила тело через край и даже больше. Сила такая, что можно взлететь. Персефона вошла в зенит и тучи распахнули свои чрева перед её светом.

Лёжа на острых скалах, как на матраце из гвоздей, Реми здоровой рукой сломал острый наконечник, торчащий из плеча, и слегка приподнялся. За потоком нечеловеческой силы, льющейся с небес, он не замечал боли.

Плечо зажило за несколько мгновений. Мальчик приподнялся, аккуратно снимая свой пронзённый бок с шипа, рана на глазах затягивалась.

Пододвинув ногу подальше от бритвенно острой стороны скалы, оборотень вздохнул полной грудью и закашлялся. Изо рта и лёгких вышла лишняя кровь. Отплевавшись, Реми мог дышать спокойно. Коленка восстанавливалась.

Не дожидаясь, пока сомкнуться последние рубцы оставшихся мелких порезов, на месте которых ещё несколько мгновений назад зияли смертельные раны, мальчик обратился, став большим, размером с мощную собаку, изящным серебристым, в голубоватом свете Персефоны, волком.

Обратившись, оборотень побрёл вперёд, обходя скалы. Даже в виде волка, ловко просачиваясь в самых узких расселинах, удерживая равновесие хвостом, оборотень получал неимоверное количество царапин и порезов. Но они не угрожали его жизни. Красные ранки затягивались быстро, даже когда Персефона вновь скрывалась за облаками. Ничто не мешало им срастаться, дочтавляя Реми терпимый дискомфорт. Только засохшая на шерсти кровь напоминала об опасностях этого перехода.

В темноте волчьи глаза плохо различали острые шипы, особенно те, что прятались в тени высоких скал. Маленькие, как гвозди из досок, они как будто нарочно вырастали из-под земли именно там, куда ставил лапу уставший, обескровленный, израненный волк. Мягкие подушечки истекали кровью, оставляя красные волчьи следы на редком снегу. На месте старых, заживших порезов, тут же появлялись свежие, кровоточащие.

Шаг за шагом, метр за метром волк выходил из ловушки острых скал. Камни становились более плоскими, а тупые края реже ранили до крови. Лапы заживут, а свобода вот она, волк уже дышал ею.

Пока он пробирался, выискивая проход между шипов, на востоке небо незаметно светлело. Утренний ветер погнал тучи прочь, у горизонта показалась бирюзовая дымка. Скалы стали хорошо различимы, чёрные клочья тучь быстро летели вдаль, освобождая место светлым, раскрашенным рассветом облакам. Намечался тёплый и солнечный денёк ранней весны.

Заметив рассвет, серый волк поразился тому, как долго он блуждал меж скал. Как долго он, должно быть, лежал, истекая кровью у моря.

Скоро надзиратели понесут заключённым завтрак и обнаружат, что юного шулера, подписавшего себе смертный приговор на Карнавале Боли в объятиях Хагена, нет в камере. Они назначат поисковые отряды, те будут шнырять по окрестностям, но кому нужен бродячий волк? Никому. Они ищут мальчик лет тринадцати, с серыми, непонятного цвета волосами, в тюремной, грязно-песочной робе. Пойдут ли они к шипам-скалам? Найдут ли лужу крови, из которой ведёт дорожка красных волчьих следов куда-то за грань? Или решат, что мёртвое тело мальчика, израненное скалами, разодрали дикие звери?

Когда голодный, холодный волк вышел со скалистого склона, солнце, полностью показавшееся из-за моря, медленно поднималось.

Реми свободен! Он выбрался из Товер Пост живым. Он спрячется в лесу, переждёт там какое-то время и отправится на юг, в Искру, где был известен, как воришка Джек. Там он найдёт гильдию убийц и с их помощью отомстит мерзко пахнущему Хаарту.

Нужно лишь отойти подальше от Озона, медленно, лапы ещё болели. Торопиться некуда, он всего лишь волк. Ещё подальше, чтобы не чуять запах города. Свои вещи он заберёт потом, когда-нибудь.

Целый день волк брёл, не останавливаясь, преследуя мысль как можно дальше отойти от портового города, от патрулей, от людей, от горожан, от запаха и духа Озона, от Хагена и его безумных культистов. Прочь.

Изрезанные и уже поджившие лапы несли прочь тело голодного, потерявшего много крови, волка. Лапы за дневной переход разбились вновь о камни, корешки, и льдинки, но волк шёл. В голове горела одна мысль «Прочь». Как можно дальше.

Углубившись в лес, Реми нашёл переплетение корней и крон двух деревьев. Отлично! Хорошее место, чтобы заночевать, отдохнуть и привести мысли в порядок. Завтра он поест что-нибудь и пойдёт в Искру, а сейчас отдых. Забытье сна сморило волка, ещё до того, как его голова коснулась земли.

– Гляди, кажется, наш мохнатый приятель приходит в себя, – заявил скрипучий женский голос.

– Ох, ох. Что-то рановато. Лучше бы очухался, когда мы подвесим его за его поганые лапки, – второй голос тоже принадлежал женщине.

Реми очнулся от мерных покачиваний, спросонья он мало понимал, где находится и что происходит. Две незнакомые женщины, стоящие почему-то вниз головами, мотали его из стороны в сторону. Волк пытался сфокусировать зрение, чтобы лучше разглядеть их, и заметил уши и хвосты.

Кошачьи оборотни! Волк резко обратился человеком и принялся вырываться. Женщины куда-то несли его, взяв за лапы, а теперь за руки и ноги. Они шли правильно, это голова Реми болталась, а глаза видели мир перевёрнутым.

Куда его тащили? Что произошло? Как он оказался здесь? Он был в тюрьме. Он сбежал! Упал на штыки, едва не умер, но после выбрался и уснул в корнях. Там его и нашли кошачьи оборотни. Волки с ними никогда не дружили. Почему сбежав из тюрьмы, преодолев скользкую стену и острые скалы, он попал именно к кошачьим оборотням? Почему удача настолько ненавидела мальчика?

– Пустите меня! Куда вы меня тащите? – Реми продолжал безжалостно вырываться, но кошачьи когти на пальцах женщин вошли глубоко в плоть. Сил в голодном и настрадавшемся мальчике почти не осталось.

– Нет, нет, нет. Мы тебя не отпустим, – сказала женщина, что несла руки. Её глаза стали жёлтыми, зрачки сменились на вертикальные. Она была пухлой и не высокой, но в каждом её движении скользила дьявольская грация рода кошачьего. Сверху на короткое чёрное трико кошка нашила пятнистую шкуру в виде короткого платья.

– Ты нарушил правило. Это наша земля! Подлый волчонок должен ответить за свои проступки, – вторая похитительница, шедшая впереди, язвительно улыбнулась, полуобернувшись к пленнику, из-под верхней губы блеснули острые клыки. Она была выше и стройнее своей подруги, Реми бы принял её за парня из-за полосатых штанишек, жилетки, оголявшей спину и живот, и коротких светлых волос, но походка, не смотря на атлетическую фигуру, выдавала женщину с головой. Её глаза горели голубым светом. Сиама! Сиамы считались самыми злыми среди кошачьих оборотней.

– Я не нарушал! Я не знал, что это ваша земля. Пустите, и я уберусь далеко отсюда. Я уйду в Искру, вы меня больше не увиде… – договорить ему не дали.

– Ша! – шикнула на него женщина. – Хватит лаять, шавка! Ты нарушил запрет и ответишь. Никуда ты не уберёшься! Пока мы не сочтём нужным. Аха-ха-ха, – сиама залилась громким скрипящим смехом.

– И правда, хватит скулить, пёсий выродок, – поддакнула своей приятельнице низенькая, коричневоволосая оборотень-кошка. – Кстати, мальчиком он симпатичнее, – вдруг сказала она, обращаясь к своей подруге.

– Да от него псиной пасёт за версту! Фу! Гадость, – сиама поморщилась, её ровный, прямой носик избороздили складочки.

Реми терял сознание от голода и хлынувшей к голове крови. Он не знал, сколько времени его волокли, раскачивая из стороны в сторону и нарочно пердиодически дёргая и подбрасывая. Наконец кошки подбросили его в последний раз и остановились.

– Мы нашли ещё одного! – крикнула низкая кошка и громко мяукнула, созывая друзей.

– До чего волки оборзели! – прошипела полосатая кошка на дереве.

Мальчика принесли на стоянку кошек, где двух женщин встретили недовольным шипением по меньшей мере пол дюжины котов и кошек. Уши и хвосты большинства были чёрными, но это ещё не значило, что все они сиамы, возможно среди них присутствовали пантеры или чёрные ирбисы.

– Эй, дайте-ка давилку, – крикнула подошедшим котам скрипучая сиама. Давилкой некоторые оборотни звали верёвку, сплетённую из специальной травы, по виду напоминавшей сныть, но крепкими былками как у цикория; в соке ростков содержался дух серебра, подавляющий силы оборотней. Все виду оборотней страдали от серебра, а потому кошки переглядывались, никому не хотелось прикасаться к проклятой верёвке.

– Ну, хоть кто-нибудь, – вновь прошипела кошка.

Здоровый кот, оголённый по пояс, с кучей висящих на бёдрах ремешков и тёмной кожей поскрытой огромными светлыми пятнами, протянул женщине верёвку. Он носил перчатки, потому проклятие серебра не подействовало.

Реми раздели донага, сняв изодранную робу заключённого, и крепко обвязали давилкой вокруг груди и бедёр. Руки и ноги оставили свободными, больше не опасаясь, что щенок сбежит. Когда серебро касалось оборотня, не важно, что именно связано, силы покидали тело. Зная эту слабость, люди без труда находили скрывавшихся среди жителей деревень мужчин и женщин с духом зверя, обездвиживали и казнили.

Под взором кошек, с давилкой на груди, Реми ничего не мог сделать, руки ослабли настолько сильно, что он едва мог ими пошевелить. Мальчик не мог подняться на ноги, всё его тело ныло от прикосновения проклятой травы. Он итак изголодал и потерял много крови, но теперь серебреный дух заставлял юного оборотня чувствовать себя ещё более слабым и беспомощным.

– Волк нарушил территорию! Представляете! Как ни в чём не бывало лежал в корнях наших деревьев и спал, – оскорблённым тоном проскрипела сиама, что несла его сюда. На её предплечье и под перебинтованной грудью красовались ромбовидные татуировки.

– Какое нахальство! Уже второй!

– Обнаглели эти собаки!

– Сколько псов в твоей стае, гадёныш? – спросил тощий кот с одичалыми глазами.

Реми вертел головой и молчал, он не знал, о чём толковали все эти безумцы.

– Вторглись на нашу территорию!

– Вонью своей распугали пол округи, – доносились недовольные возгласы со всех сторон.

– Зато этого будем пытать дольше, а то первый слишком быстро подох.

– Ага и шкура его стала кожей.

– А хвост вовсе превратился в копчик, фу!

Реми уставился на свисавшую с сука человеческую кожу, местами заляпанную кровью, местами сохранившую лоскуты одежды. Мускусный запах, ни с чем не сравнимый, ещё не выветрился. Кожа пренадлежала оборотню-волку. У мальчика помутнело в глазах, теперь он точно знал, что кошки убьют его.

На поляне красовались кровавые следы, кое-где в кустах валялись припорошенные жёстким песком и щебнем органы и части тела. Кошки разобрали волка, раскидали внутренности, содрали кожу и глумились над телом, как могли. Рыжая тигрица подошла к прикопанной руке и помочилась на ней, небрежно закопав «туалет», пару раз капнув лапой.

Нет худшего позора для волка. Реми боялся, что с ним поступят точно также, после смерти. Никто не проводит его в последний путь и не споёт погребальную песнь, кошки станут ссать на его останки, разбросанные, словно мусор, по лесу. Да, он жил недостойно волка всё это время, он опозорил волчью честь и ровнял себя скорее с крысой, но разве заслуживал мальчик такого унижения после смерти.

Перед глазами парня всё плыло, огромные кошки и люди с хвостами и ушами спрыгивали с деревьев и приближались. Они выкрикивали что-то и шипели.

Меня убьют. Съедят живьём? Нет. Кошки не едят собак. Будут пытать, разовут на куски, как мусор, медленно текли мысли нагого мальчика.

– Наказание! – перекрыв весь шум гомона, воскликнула сиама. – Я требую наказания для пса, преступившего границы дозволенного.

Её поддержали дружные возгласы одобрения, одни махали руками, вверх поднимая сжатые кулаки, другие издавали гортанные звуки согласия. Сиама невольно замурчала от удовольствия.

– Как его для начала изувечим? – спросила низенькая кошка из тех, что несли Реми.

– Давайте подожжём его заживо? – предложил парень с всклокоченными волосами, на вид очень голодный и дикий.

– Это скучно, и воняет.

– Может, порежем его и опустим по голову в воду? Пусть кровью истекает.

– Он же оборотень. Раны быстро затянутся, и для него это станет ванной.

– Давайте отрежем ему ногу. Будет треногий пёс, – после этого предложения все хором зашлись смехом. Реми уже начал прощаться со своей ногой.

– Он истечёт кровью…

– Не истечёт. Регенерация же.

– А может, отрежем кое-что другое?

– Будет петь как соловей.

– А это идея! Зато больше не народятся поганые псы!

– Принято к рассмотрению. Есть ещё пожелания? В конце концов, мы можем отрезать ему писюн, и добавить ещё чего-нибудь. Скажем, сделать надрез и запихать под кожу гнилья и червей. Долго ли он протянет?

– Хочу, чтобы подольше! Волки заслужили наказания!

Реми представил, как у него под кожей будет гнить какая-нибудь листва, а личинки начнут проедать себе тоннели в мышцах, его чуть не стошнило. Кошки сущие демоны!

Кошачьи оборотни поддержали идею.

– Может подвесить его над бамбуком? Или вставить в ранку саморастущий кристалл? Это довольно занятно.

– Но это всё приводит к смерти. Давайте мучить его, пока живой, – предложила невысокая кошка в толпе, обладательница длинных пушистых почти белых волос с редкими эбеновыми прядями и кончиками.

Мальчик постоянно возвращался взглядом к свисавшей с дерева коже, огромном лоскуте, стянутом со спины. Судя по размеру шкуры, в лапы кошкам попал молодой волк, немногим старше Реми. Был ли он сильным, ловким, умным? Спасло бы его хоть что-то? Реми смотрел на кожу и представлял, как его собствкнная украсит соседнее дерево. Долго его станут мучить или нет, итог один – шкура на ветке.

– Да! Интересно быстро ли работает его собачья регенерация?

– Кстати изучены ещё не все её возможности. Давайте на нём проверим, – предложил кот с видом учёного. По крайней мере, он был полностью одет и весьма спокойно выслушивал предложения толпы, без фанатичных выкриков и улюлюканья. Он зализал рыже-чёрные волосы назад и скрестил руки на груди.

– Я первая! – заорала какая-то растрёпанная кошка, с листиками в оранжевых волосах. – Отрежем палец! Отрастёт ли новый?

– Он же не ящер. Конечно же, не отрастёт. Зато есть идея лучше, – влезла сиама. – Вырвем ноготь и посмотрим, отрастёт ли он заново.

– О-о-у, – прошлось по рядам.

– Вроде должен отрасти, – пробормотал один суровый кот, покрытый шрамами.

– Я никогда не лишалась ногтя, и не знаю, – призналась сиама, её поддержали молодые кошки и коты.

– Давайте уже хоть что-нибудь сделаем! – вмешался тощий голодный и лохматый парень.

– Тащите его сюда! К пню поближе.

– И покажите останки его собрата.

Реми взяли подмышки, не касаясь верёвок, и потащили к пню в центре поляны. Перед глазами отплясывал тощий мужичонка с подранным хвостом, в руках держа палку с надетой на неё искорёженной головой светловолосого парня с карими прядями. Реми догадался, что это предыдущий пленник котов волк-оборотень. На лице отрезанной головы замерло выражение ужаса, язык вывалился, а во рту застряла жирная муха, пытавшаяся выбраться.

Руки мальчика положили на пень, со всех сторон его обступили кошки, кто-то свешивался с деревьев, ветвями нависающих над полянкой – все хотели посмотреть на экзекуцию.

Реми от усталости и проклятых верёвок шатался и сползал на землю, но две близнецов-сиам на вид лет пятнадцати впились когтями ему в спину, не давая упасть на землю. Юный оборотень содрогнулся от резкой боли. То и дело они поворачивали его голову в сторону содранной кожи или воткнутой в землю палки с отрубленной головой.

Кошки не шутили. Сейчас они вырвут ему ноготь. Вот так просто. Они это могут. Он видел решимость и безумие в их глазах. Они хотели этого, жаждали мучить его и истязать. В тюрьме он подвергался пыткам, но даже там не додумались вырывать ногти так просто.

Здоровый мужчина-кот с голубыми глазами потянул руку к ладоням Реми. Мальчик подогнул пальцы, пытаясь сжать пальцы в кулак, но получил пинок под коленки, оплеуху, и дополнительную дырку от когтей в спине. Юный волк-оборотень прикусил язык от резкой боли, во рту почувствовался вкус железа. Руки пленника разжали и наградили новыми царапинами на спине. Следы от кошачьих когтей сильно щипали, и, похоже, не торопились зарастать. Всё из-за пут, из-за давилки, регенерация мальчика-волка ослабла.

– Не рыпайся, шавка, – сказала девочка-сиама из близнецов.

– А какой ноготь самый важный? С какого начать?

– Может большой палец? – предложил могучий кот и взял в руки названный ноготь.

– Ну, как же. А вдруг он ещё выживет? Как же он без ногтя на большом пальце будет сучек кадрить? – все зашлись диким смехом. Кошки не собирались отпускать волка, они хотели замучить его, как и предшественника, угодившего в их острые когти. И никаких сучек он в любом случае не увидит.

– Тогда мизинец?

– Самый любимый всеми палец!

– Давайте безымянный. Это так иронично. Безымянный палец, да ещё и без ногтя.

– Дикие холмы, ты такая жестокая Надия! Будь я на месте безымянного пальца я бы закоплексовала.

Кошки снова разразились смехом.

– Так именно это его и выделит. Среди остальных. Он даже получит кличку, без ногтевой. Голый.

– Скорее лысый.

– Так мне рвать? – спросил, наконец, кот, ему не терпелось приступить к делу.

– ДА! – синхронно завопили все кошки.

Реми побелел. Нет! Он не хотел расставаться с ногтем, плевать на каком пальце, на любом. Его ноготь! Отпустите. Они же тоже оборотни. Отчего такие жестокие? Отчего мир такой жестокий?

Юный волк-оборотень стал крутиться и пытаться освободить палец из цепких лап кота, но когти в спине от верчения уходили только глубже и шире полосовали спину. Реми чувствовал кожей, как кровь из царапин текла по спине. Сколько ещё в нём крови? На сколько его хватит? Почему царапины не заживали?

Мужчина-кот стал тянуть ноготь на себя одной рукой, а второй придерживал запястье мальчика. Ноготь сидел крепко, тогда оборотень принялся раскачивать его вверх вниз, причиняя мальчику неимоверные страдания. Медленно, очень медленно ноготь стал поддаваться. Сбугрилась кожа у основания ногтевой пластины. Ноготь отошёл, показалось мясо под ним, потекла кровь. Боль растекалась вверх по пальцу, пока слабая, но с каждой секундой она становилась всё сильней. Реми попытался вырваться, но подлая трава мешала даже сфокусировать взгляд.

Боль нарастала. Ноготь выходил из своих пазух. Кошки не отрывая глаз, наблюдали за процессом.

Боль растянулась на всю руку. Реми завыл. Ноготь медленно выходил из кожи. Боль разрывала палец. Ноготь разрывал кожу.

– Не так быстро тяни! Пусть мучается!

– А потом можно выдавить глазик. Вот умора, – на грани сознания из-за боли, услышал мальчик-волк.

Ранка пыталась регенерировать, но ноготь продолжали тащить из пальца. За ним показалось мясо, тоненькая цепь рвущихся сосудиков. Реми не сдерживаясь, орал во всю глотку. Его ноготь! Его НОГОТЬ!!! Он сам не заметив перешёл на вой, скулящий и протяжный.

– Дружков зовёшь? – огрел мальчика кулаком по голове близнец.

Всё закончилась мгновенно! Мановением руки кот вытащил ноготь полностью. На его месте осталась рана, маленькая, но Реми выл от боли, раздирающей палец.

– Как-то скучно, а где же кость? – ляпнула кошка свесившайся с ветки. – Расковыряй-ка до фаланги.

Мужчина выпустил кошачий коготь на указательном пальце и воткнул его в красный квадратик, оставшийся от ногтя. Реми заорал не своим голосом, а кот принялся резать мясо, пытаясь в ране нащупать фалангу. Кровь, текущая из ранки, закрывала вид, мужчина вымазал свои пальцы, корчил рожи, но такие нашёл косточку и раздвинул мясо вокруг, дмонстрируя находку зрителям.

Кошка, просившая о фаланге, завизжала от восторга. Реми охрип от крыка, он смотрела на рану, темнеющим от боли взором, и не мог поверить, что лишился ногтя, а сейчас из пальца достанут фалангу. Он видел собственную косточку. Как такое возможно? Мальчика начало мутить.

Кот-оборотень, улыбнулся свесившейся с ветки девчонке, но вернулся к ране и своим грязным пальца. Он рассматрел вырванный ноготь, скривился и брюзгливо отшвырнул его.

– Ну что? Следующий тянуть? – поинтересовался он, больше с неохотой, чем с интересом.

– ДА! – опять хором завопили кошки.

– Нет, – сказал чей-то грубый голос со стороны деревьев.

Все кошки и коты обернулись.

Дальнейшее произошло за пару мгновений: вертикальные зрачки кошек увеличились, глаза расширились, шипя, люди стали оборачиваться котами, смотря по сторонам, и, наконец, резко устремились в атаку.

На них из леса побежали волки.

Реми сжимал свою руку, с вырванным ногтем. Он не мог отвести взгляда от пальца, где на месте ногтя была бугрившаяся тёмная кожа. Кожа. Ему вырвали ноготь! Боль продолжала пронзать всю руку.

Не в силах более выносить своего увечья, он обернулся по сторонам. Вокруг шипя, рыча, скалясь и царапаясь, обращённые кошки дрались с волками. Чёрные, белые, рыжие, иногда пятнистые, волки нападали, не зная пощады. Их было немногим меньше кошек, зато в их рядах был оборотень-медведь. Волки целились в глотку, кусали лапы, драли хвосты. Кошки попеременно то защищались, то нападали, зарапая когтями. Медведь размахивал передними лапами, стоя на задних, и обрушивался на кошек, стоило им только подойти. Близнецы-сиамы залезли на дерево и оттуда наблюдали за битвой, решая бежать или помочь братьям.

Волки! Оборотни. Волчьи оборотни спасали Реми? Кто они?

Около висевшей на суку кожи остановилась женщина с короткими светлыми волосами, почти такого же цвета, как были на отрубленной голове. Она сняла лоскут, сдавила в объятиях и обратившись зверем с пылающими гневом глазами бросилась на первую попавшуюяся кошку.

Мальчик хотел обратиться, но давилка в тот же миг начала неистово жечь грудь и бёдра. Он снова застонал и, крепко держа свою искалеченную руку, сполз на землю.

– Эй, парень, ты в порядке? – подбежал к нему и обратился высоким темноволосым мужчиной, чёрный волк.

Реми кивнул, промямлив что-то не членораздельное.

– Соберись! – сказал он, окинув мальчика взглядом. – Да на тебе давилка. – Мужчина оглянулся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы разрезать верёвку, но ничего подходящего не увидел. Он оттянул подол своего кафтана, взял через ткань в руки давилку и порвал. Со второй верёвкой, мужчина поступил также.

Кошки подняли свой вой, жуткое протяжное низкое мяуканье, пробирающее до костей. Они звали подмогу, потому что волки их очень сильно потрепали.

К пню подбежала бурая волчица и рявкнула:

– Обращайся, мы сваливаем!

Она заметила Реми и кивнула ему головой.

– Давай, парень, ты с нами, – крикнул мужчина мальчику, и уже в виде волка прыгнул к друзьям. По дороге он кинулся под лапы рыжей тигрице, от чего та, запутавшись в ногах, упала, не придавив никого из волков. Бурая волчица помогла своему рыжему брату, наскочив со спины на сиаму, она вцепился зубами ей в загривок, пока красный волк добрался, наконец, до горла. Сиама завизжала, её отбросили в сторону. Чёрный тем временем успел разодрать хвост другому коту. После чего волки побежали в сторону леса.

Реми, освобождённый от пут, обратился волком. Как он и предполагал, в звериной ипостаси когтя также не было. Слегка хромая на лапу, волк побежал к лесу, уворачиваясь от кошачьих когтей и зубов, он преодолел расстояние, отделявшее пень от подлеска. Он заметил, что шкуры и головы на палке нигде не было.

К тому моменту, как Реми добежал до леса, все волки ринулись к спасительным кустам. Побитые, подранные кошки под конец битвы, забрались на деревья и там отсиживались, ожидая подкрепления. Волки напали неожиданно. Сплоченность псов, и неготовность кошек сыграли свою роль в битве.

Стая волков помчалась вперёд, через леса, взгорья и небольшие полянки. Серый лес надёжно скрывал огромных зверей. Реми, всё ещё переживая боль в нервных окончаниях безымянного пальца, едва догонял волков. Что ждало его теперь? Они спасли его, но что дальше? Они его приняли? Но они не знали, о егослабости, трусости, нахлебничестве у людей. Они не знали, что Реми обесчестил волков своим поведением, своими мольбами о пощаде, своей никчёмностью.

Главарь – Реми сразу почуял сильный мускусный запах, говорящий о статусе вожака стаи – большой чёрный волк остановился и подождал новенького. Молодой серый волк чуть не дошёл до вожака, силы изменили ему. Тяжело дыша после травянистых пут и внезапной пробежки, голодный, обескровленный, он был не в лучшей форме и завалился, теряя сознание.

Лёжа мордой в прошлогодней листве, он сквозь пелену, что обволакивала его разум и застилала глаза, слышал, как к ним подбежали другие волки, среди которых была та красивая бурая волчица с бирюзовыми глазами. Разразился спор, волчица ругала остальных за их чёрствость и настаивала взять кого-то с собой. Реми в полуобмороке от усталости не понимал, что спорили волки из-за него.

– Мы не бросим его! Он ещё ребёнок, – встала в стойку бурая волчица, скалясь на других членов стаи.

– Мне плевать на какого-то сопляка. Он не вернёт Рамиро! – простонотала светлая, песочного цвета, самка с тёмными отметинами на шерсти и спрятала нос в шевелюре на отрубленной голове, которую несла.

– Радья, мне жаль твоего брата, – ткнулась мордой ей в бок бурая, желая утешить. – Кошки…

– Не произноси… – рявкнула Радья и отстранилась. К ней подошёл темноволосый мужчина, но волчица отпрянула и прорычала: – оставьте меня! – Она схватила голову и направилась прочь.

– Радья, – вслед ей сказал чёрный волк, – мы проводим Рамиро в последний путь и споём песнь.

– Кетал, – держа голову чуть ниже чёрного, рычал пятнистый волк, матёрый и мощный, – щенок не наш, хватит с нас побирать всех горемык из лесу. Кошки изодрали Ренарда, мы не можем тащить двоих.

– А сам ты кто, Раджи? – рявкнула на него бурая волчица, угрожающе подавшись вперёд и заведя уши назад, словно сейчас атакует. – Не тебя ли мы подобрали на помойке близ Клыка?

– Сколько ещё тобой будет вертеть баба? – продолжал пятнистый. – Я не потерплю чужака в стае! Что за слабак, если упал после пары километров, – взрыв лапой старые листья, осклабился Раджи.

– Мы не знаем, сколько кошки его пытали и через что он прошёл! – оберегая валявшегося серого щенка, произнесла бурая волчица.

– Ты так легко заменяешь одного члена стаи другим, разве так ведёт себя вожак?! – игнорируя самку, добавил Раджи, чем вызвал злобное рычание не только бурой, но ещё подошедшего белого и одноухого самцов.

– Ты не вожак, Раджи, – подняв голову и огрызнувшись, напомнил чёрный волк. – Мы возьмём мелкого. Оскар…

– Оскар тащит Ренарда! – злобно огрызнулся Раджи.

– Север, можно тебя попросить, – перевёл взгляд на медведя вожак стаи.

– Да, Кетал, я понесу волчка, – косолапый подошёл к щенку, бурая волчица помогла Северу затащить тушу юного оборотня на спину.

– Спасибо, – кивнул Кетал и приободрился. – Волчок, а что мне нравится. Хорошее погоняло. Нужно уходить, кошки рядом! – громче, обращаяся ко всей стае, крикнул чёрный волк.

В себя пришёл Реми ночью, когда светила едва начавшая отворачиваться Персефона. Он мерно покачивался и чуть поседел, когда подумал, что до него вновь добрались кошки и несут куда-то. На этот раз его нёс медведь, окружённый со всех сторон волками.

Реми хотел что-то сказать, но ему в рот положили чёрствый хлеб, настолько сухой, что не хватало слюны размочить его. Мысли о разговорах и суетном ушли, остались только потуги разжевать сухарь.

Сгонять с медведя его никто не стал, мерные покачивания, мягкая шкура, звуки леса – всё это сморило мальчика.

– Он пришёл в себя? – спросил приятный женский голос.

– Я разберусь, иди, – проворчал уже знакомый бас чёрного волка.

Реми очнулся, ослеплённый светом дня, рядом с ним на корточках сидел черноволосый мужчина и держал в руке сочную ножку нихоу, сырую, но такую аппетитную. Заметив голодный взгляд мальчика, оборотень кинул ему угощение. Реми жадно напал мясо, подавился, закашлялся и нашёл рядом деревянную чашу с водой. Припав к воде, мальчик почувствовал себя живым.

– Чё ты будешь с ним делать? – выглянул из-за спины мужчины рыжий парень с большими волчьими ушами, увенчанными чёрными кисточками.

– Отвали Пустынник, – вожак рукой отпихнул парня.

Реми внезапно ощутил волну стыда, что сидел нагой перед вожаком чужой стаи, перед взрослым мужчиной; ел, как дикарь, и даже не поблагодарил за еду. К тому же рядом вертелись волки, настоящие волки-оборотни, а он позор волчьего рода и не достоин есть с ними одну еду.

Обратившись волком, чтобы скрыть свою наготу, Реми заглотил остатки ножки и потупился. Он не смел смотреть в очи вожаку, истинному волку-оборотню.

– Ты не нашенский. Как ты оказался у кошек? – Мужчина пошёл в обход молодого волка, осматривал его и обнюхивал. Реми, опустив голову, провожал его взглядом, но стоял смирно. Оглядевшись глазами, он не заметил ни одного юного волка, кроме рыжего, но даже тот выглядел старше Реми и больше.

– Я сбежал из тюрьмы, и, … – договорить ему не дали.

– Сбежал из тюрьмы? – мужчина закончил свой обход и посмеялся. – Тебя поймали как оборотня или ты тоже преступник?

– Преступник. Я не учуял кошачий дух, – договорил, прерванную фразу Реми. Он оставался волком и продолжил смотреть на землю в ногах вожака.

– Не учуял… какой же ты волк, парень?

– Постойте. Сбежал из тюрьмы? Ты про озоновский Товер Пост? Он же неприступен. Как ты… – поразился юноша, лет двадцати, из компании, по примеру вожака тоже приняв человеческий облик.

– Чуть не сдох раз пять, вот как, – Реми отвёл взгляд, уставившись на корни дерева. Его задела колкость про слабый нюх, но возразить он побоялся. Они правы, он позор волков и не достоин с ними разговаривать, быть с ними одной крови.

– Что ж. Раз так, могу поверить, что ты потерял бдительность, – смешался вожак. – Ладно, парень, волк, да ещё преступник, нам точно брат, а посему, пойдём. В лагере мы тебя залатаем и накормим, а ты расскажешь, как сбежал из неприступной Товер Пост, и угодил прямо в когти кошек, – говоря это, мужчина вновь обратился чёрным волком и бодро побежал в лес.

Реми не мог с ними идти, он не мог смотреть им в глаза, не мог говорить наравных. Если оборотни узнают, как провёл свои двенадцать лет мальчик, они загрызут его, смывая с себя позор бесчестия.

– Я не могу идти с вами, – признался молодой волк и отвернулся.

Вожак медленно подошёл к нему и спросил:

– Почему же? – В отличие от щенка, чёрный держал голову высоко и шествовал гордо.

Он точно вожак и истинный волк-оборотень, не то что я. Я просто не могу быть с ними. Но как сказать об этом?

– Я не достоин, – прошептал Реми, ложась и ткнувшись мордой в свои же лапы, словно желая скрыться от тяжёлого взгляда сурового чёрного волка, истинного оборотня, вожака стаи. – Я жил как… крыса, ни как волк, – предательский скулёж закрался в шёпот серого. Реми говорил очень тихо, чтобы другие волки не слышали его слов. – Мне стыдно за ту жизнь, что я вёл, за себя.

– Что же ты пережил? – так же тихо поинтересовался вожак.

Реми молчал. Он не мог, просто не мог так сразу рассказать всё, что с ним случилось первому встречному незнакомому волку. Он молчал и боялся поднять взгляд, самому себе представляясь жалким ничтожеством, грязным, неловким, слабым и недостойным.

Чёрный волк ждал ответа, молчание затягивалось, тогда он перестал давить на мальчика своей мощью и тихо произнёс:

– Что ж, я вижу, ты искреннен.

– Я предал гордость волков, – прижав уши к голове, проскулил Реми.

– Ты выживал, как умел. Сейчас сложные времена и нас оборотней изводят, – чёрный волк замолк, обдумывая слова. – Знаешь, все совершают ошибки, все сбиваются с пути, и люди, и оборотни, и даже маги. Никогда не поздно исправиться, ведь сила в том, чтобы признать вину, и идти дальше.

Реми поднялся на трясущихся лапах и невольно глянул на вожака, глаза их встретились. У чёрного волка были красивые тёмно-синие, почти ультрамариновые очи.

– А вы кто? – потупившись спросил Реми.

– А мы-то? Мы разбойники. Тоже с законом не в ладах, – громко и весело ответил вожак.

– Посмотрел бы я на оборотня, что в ладах с законом, – хмыкнул молодой ещё волк, с почти полностью оторванным ухом, что крутился неподалёку. Сейчас на шерсти взбухал здоровенный волдырь, если не полноценное ухо, то нечто подобное скоро отрастёт с помощью регенерации.

– Куда вы идёте? – мальчик знал, что чаще всего оборотни не сидели на одном месте. Чтобы не попасть в руки к страже, они либо по одиночке жили в городах, притворяясь людьми, как Реми; либо постоянно кочевали по стране, сбиваясь в стаи. Привалы устраивали на несколько недель и снова пускались в путь. Только кошки могли себе позволить задерживаться на привалах дольше. Кошки держали за собой большую территорию недалеко от Озона, и охраняли её. Они были быстрые и смертоносные, даже поодиночке неуловимые, и они не так сильно зависели от Персефоны. Кошкам благоволила любая ночь. Они убивали людей, и могли позволить себе не блуждать по землям.

– В лагерь и подальше от проклятых котов! Их развелось здесь слишком много. Они дуреют, когда сбиваются в стаю, – покачал головой чёрный волк. – Я не хочу, чтобы они схватили ещё кого-то из наших. Лучше бросить эту спорную территорию.

– Почему они нападают?

– Шираку, их матери, нет. Когда её долго нет, кошки, собираясь в кучу, лишаются мозгов. Шираку даёт им силу и в тоже время как-то сдерживает их жестокость, а без неё они творят, что в голову взбредёт, нападают на всех, мучают, убивают. Поодиночке они без Шираку не такие чокнутые, а вот в толпе – пиши пропало, – объяснил вожак и ещё раз окинул взглядом Реми. – Тебя не учили что ли? Где твоя стая?

– В Искре, – соврал Реми, на секунду гнев полыхнул в его зелёных глазах. – Я туда собирался.

Чёрный волк наградил серого долгим взглядом, затем он, совсем по-собачьи высунув язык, прибавил ходу.

– Пока мы идём на юг, я б посоветовал тебе присоединиться. А то Рели меня загрызёт, – последнее вожак выдал едва слышно.

Разбойник

Огромные волки-оборотни и медведь бежали быстро, всё ещё безумно голодный Реми едва поспевал за ними. Его то и дело подгонял рыжий переярок, что крутился рядом и поджидал опаздывающего. Он то трусил рядом с новеньким, то галопом мчался к вожаку или белому волку и докладывался им. Не прошло и получаса, как стая ворвалась на небольшую прогалину в низине двух скал с наскоро построенными шалашами и навесами от дождя. В центре горел костёр, на камень приспособили доску и использовали в качестве стола, за которым с деловым видом орудовала девочка, ровесница Реми. На стоянке было ещё двое щенков; одна старая волчица, тут же подлетевшая к раненному мужчине; двое подростков в человеческом обличии подкидывали дрова в костёр. Тёмно-коричневый волк хромал и тяжело дышал, подходя к вернувшейся стае.

Стоянка выглядела свежей, проступающая трава ещё не утопталась до пыльной земли. Всюду валялись вещи, вожак не собирался надолго задерживаться здесь, провести пару ночей и двинуться в путь.

Реми затормозил, не спеша отходить от голых веток в центр стоянки. Чувство стыда затопило его, он переступал с лапы на лапу, пока увечный палец не задел острый камень. Боль, распространяющаяся от когтя по всей лапе, слегка притупила чувство голода, но слабость никуда не делась.

– Ну, чего встал? – подошёл к нему чёрный вожак, быстро обернувшись человеком. – Пришли.

– У вас большая стая… – не придумал ничего умнее Реми, затравленно оглядывая стоянку.

– Чем нас больше, тем легче отбиваться от всякой швали. Да и не все тут оборотни, – почесал в задумчивости свою жиденькую щетину на подбородке вожак. – Но ты, парень, смотри: обидишь кого – не посмотрю, что щенок, надеру хвост! Пока будешь под присмотром, – синие глаза мужчины сверкнули в сумеречных тенях зловещих елей.

– Ясно, – опустил голову Реми, продолжая оставаться волком. Для вожака он был щенком, а в стае за щенками присматривали чаще всего переярки, вроде рыжего парня, сами ещё недавно бывшие детьми.

– А ты чего не обратишься? Мне же тебя ещё всем представить надо, – оглядел его вожак.

– Одежду порвали, – очень тихо признался Реми.

– Чего говоришь?

– Кошки, говорю, одежду порвали… – громче прохрипел молодой волк.

– А! Оно и верно. Ты ж голый у пня сидел. Лан, пойдём. Я тебе из своей что-нибудь присмотрю. Потом отработаешь, – задорно подмигнул мужчина.

Реми встал как вкопанный. Хаарт тоже притворялся добродушным дядюшкой, мыл, наряжал, угощал сладостями. Конечно, за волками не водилось извращений, но кто знал, что замыслил этот чёрный волк. С какой целью он собирал разношёрстную компанию, подбирает всех и приводит в свою стаю. Что если всех здесь объединяло общее таинство, жизненное учение или извращение. Всё это дурно пахло! Что если его приняли в стаю как раз потому, что Реми недостойный волк? Что если все здесь живут не по заветам предков? Что если… Но имел ли право он сам осуждать их, ведя жизнь далёкую от законов волков.

– Как?

– Что как? – переспросил мужчина.

– Как отработаю? – зелёные глаза недобро сверкали, отражая всполохи отдалённого костра. Сумерки меж гор под сенью высоких елей сгущались быстрее, несмотря на ранний вечер.

– Как, как. Пока ты с нами, ты разбойник, значит будешь помогать. Вот как, – просто ответил мужчина и, не дожидаясь Реми, быстрым, уверенным шагом протопал к шалашу.

Реми ничего не оставалось, как проследовать за вожаком, аккуратно переставляя волчьи лапы и стараясь привлекать к себе меньше внимания. Он не мог привыкнуть, что оборотням нет дела до огромного зверя, вышагивающего по стоянке – для них это обычное зрелище. Мальчик настолько привык жить среди людей, что боялся хоть как-то демонстрировать звериную ипостась. Он опустил голову, прижал уши и на согнутых лапах, припадая к земле, углублялся в лагерь. Сможет ли он когда-нибудь не стыдиться оборачиваться волком при других? Реми не знал, но ему очень хотелось пообщаться с другими оборотнями, научиться у них всему и стать достойным их. Но если что-то пойдёт не так, если меня начнут бить или использовать, обещал себе мальчик, я сбегу! Я сбегу и побегу со всех ног на юг, в Искру. Я не стану терпеть. Даже от собратьев оборотней, я больше не стану терпеть!

– А ты атаман разбойников? – осторожно спросил Реми, просунув серую волчью голову в шалаш. – Или вожак стаи?

– Не атаман, конечно, но если возникают споры или проблемы, все идут ко мне за решением, – не отрываясь от поиска одежды по плетённым из лозы сундукам и мешкам из грубой ткани, отвечал мужчина.

– А если споры и проблемы случаются у тебя?

– А ты не глуп, я погляжу, – оторвался вожак от поисков одежды. – Моё слово здесь последнее. Лучше запомни, Волчок.

Реми молчал, шевеля голодными мозгами и пытаясь понять, с чего его назвали Волчком. Ведь он не крутился, и не докучал. Волчок звучало позорно, как клеймо недостойного, и всё же лучше, чем щенок. Реми думал: сказать ли оборотням правду, или вновь назваться другим именем. В прошлом мальчик клялся, что будет скрывать истинное имя, пока притворяется человеком. Разве среди оборотней он притворялся?

– Меня зовут Реми, – инстинктивно показал клыки серый волк.

– А меня Кетал. Вот и познакомились, – и, не дав парню слова сказать, протянул и уронил перед ним груду тряпок. – Вот, держи. Это тебе на первое время. Потом может, и сам себе шмотки раздобудешь. Одевайся. Пойду, позову Рели, пусть подлатает тебя.

С этими словами Кетал быстро вышел из шалаша. Реми высунул голову и посмотрел ему вслед, обернулся мальчиком, тут же спрятавшись в шалаше, собрал одежду и принялся натягивать штаны. Голова кружилась от голода, в глазах темнело, Реми потянулся за рубашкой и упал на колени.

В шалаш вошла красивая молодая женщина лет двадцати с небольшим. Свободный сарафан из толстой тёплой ткани подчёркивал соблазнительную фигуру. Каштановые волнистые волосы, подвязанные лентой, разметались по плечам. Она посмотрела на Реми, и тот зарделся, смутился и почувствовал, как кровь приливает к лицу под взглядом этих выразительных бирюзовых глаз.

– Привет. Наконец я вижу тебя в сознании, ты больше, чем я думала, – она улыбнулась, заметив его глупый вид. – Кошки тебя подрали…

– Угу. Спину, – пробубнил мальчик и отвернулся, хватая рубаху.

– Ух ты, будто ночь большой любви пережил, – женщина засмеялась и подошла ближе. Реми покраснел и стал натягивать рубаху, стесняясь своей наготы, шрамов, женщины. В нём поднялась буря эмоций, с которой он едва справлялся, напрочь позабыв о голоде.

– Да погоди ты рубаху напяливать. Дай обработаю. Не зарастают же раны, – женщина налила себе на руку воды из кувшина и провела по спине мальчика.

Ранка защипала, но быстро прошла. Женщина хмыкнула:

– Так и думала. Дрянные кошки мажут когти соком серебряника, из-за этого раны не затягиваются. И как только они сами не слабеют?

Она нагнулась за тряпкой, полуобернувшийся Реми невольно заглянул в глубокое декольте и весь краснея отвернулся. Эта женщина рядом не стояла с толстухой Марджи, и злобной палкой Кристи, она была фигуристой и соблазнительной, и от неё пахло волчицей. Реми сам не знал, отчего так реагирует на неё, и вновь пытался подавить все эмоции, вернуть себе контроль. Женщина взяла тряпку и щедро смочила её водой из кувшина.

– Сейчас я смою, и всё зарастёт. Потерпи, – посулила она и ворчливо добавила, – тебе б всему не помешало помыться.

– Угу, – ещё больше потупился мальчик. – А ты Рели? – вдруг догадался он.

– Да. Релина вообще-то, но Кетал меня Рели зовёт. А ты Волчок-Реми? Вот и славно. – Женщина обтирала мокрой тряпкой исполосованную спину мальчика, царапины на глазах истончались и исчезали. – Не беспокойся, шрамы, конечно, останутся, но совсем тоненькие. Даже, наверное, загорят на солнце. Не то, что у тебя на плече и на брови.

– Ясно, – шрамы не пугали мальчика. Главное остаться в живых, а уж криво сросшуюся кожу можно и потерпеть.

– Как же ты умудрился такой шрам на плече получить?

– Я упал, – пробормотал Реми.

– Он совсем свежий, – ласковые пальчики пробежались по коже там, куда воткнулся шип. Мальчик вздрогнул от прикосновения женщины, та убрала руку. Релина повернула его к себе и осмотрела голову и шею. Взгляд её упал к краю шрама на бедре, о нём женщина спрашивать не стала. – А на брови откуда?

– Кайма перстня разодрала.

– У-у, так это не порез даже. Бедный, – посочувствовала Релина и погладила мальчика по волосам. – Небось, в волчьем облике тоже шрам виден.

Реми промолчал. Он не знал, как выглядел в звериной ипостаси, слишком редко обращался, живя среди людей.

– А что с рукой? Ты её сжимаешь так бережно, – допытывалась женщина.

– Кошки… выдрали ноготь.

– Обезумели вконец, – округлив глаза, прошептала Релина.

Реми вновь смолчал, не хотел ничего говорить. Всего лишь ноготь, он лишился не жизни. Живут люди и без пальца, и без руки, в конце концов.

– Ну что, Рели? Залатала пацана? – как вихрь ворвался в шалаш Кетал.

Релина ещё раз проверила раны на спине и кивнула.

– Отлично. Пошли парень. Ты нам историю обещал за ужином.

При упоминании еды, рот Реми сам собой наполнился слюной; ответь мальчик хоть что-нибудь, и она полилась бы из уголков рта. Он молча кивнуть, натянул рубаху, сверху тёплую, подбитую мехом жилетку и пошёл к костру.

– Совсем как разбойничек, – окинув мальчика взглядом, улыбнулась Релина.

– Говорят, ты из Товер Пост сбежал, щенок, – спросил мужчина с волдырём на подранном ухе, Реми видел его в обличие волка. Человеком он предстал уверенным, с мускулистыми руками, не прикрытыми длинным жилетом. Половину лица оборотня украшали три глубоких страшных шрама, ведущих к повреждённому уху.

– Угу, – промычал Реми, не отрываясь от своей тарелки с ужином. Он мельком бросал взгляд на говорившего и вновь утыкался в еду. Мясо вкусно пахло, приправленное пряными травами.

Вокруг костра собралась целая толпа. Теперь, когда все повылезали из своих шалашей, Реми насчитал больше двадцати членов стаи. Все переговаривались между собой, но поглядывали на мальчика и ждали, когда он начнёт рассказывать о своих злоключениях.

– Тюрьма там неприступна, как же ты умудрился? Не иначе врёшь! – продолжал одноухий.

– Полегче Дорел. Дай Волчку дожевать, а то щас подавится, – вклинился Кетал. Он представил мальчика оборотням как Реми и тут же стал называть Волчком, словно ещё больше принижая новенького в стае. Конечно же все последовали примеру вожака, так Реми в одночасье стал непонятно почему зваться Волчком. Скорее всего потому что был одним из младших щенков, к тому же новеньким, слабым и неразумным. Для волчонка большой, а для волка маленький, значит волчок, и оборотням наплевать, что это юла, и никакого отношения к зверям не имела.

– Я не вру, – дожевав, ответил мальчик. Все тут же затихли, предвкушая историю. – Я дождался Белой ночи и полез, карабкаясь по стене, к скалам-штыкам.

– Как? Стена-то вечно мокрая!

– А как из камеры вылез?

– Да! Вот именно. По порядку давай.

– Решётки в камерах все ржавые. Их можно легко расшатать и вынуть. Я так и сделал, – признался Реми. – Потом полез по стене. Да, она мокрая, и несколько раз я чуть не свалился, но Персефона мне благоволила, и я добрался до скал-штыков. – Реми решил умолчать, в каком виде он добрался до штыков и как там чуть не умер.

– Как же? Этой Белой ночью? Так ведь тучки ходили. Персефону от силы пару раз видать было, – сказал темноволосый мужчина из толпы.

– Эти пара раз были для меня благословением, – тихо ответил Реми.

– А как угодил в тюрьму?

– И то верно. Чем доселе промышлял?

– Я выиграл в карты у лотерона, а он разозлился и сдал меня стражникам. Наплёл им невесть что, – ответил Реми, не вдаваясь в подробности. Слушатели не стали допытываться о скалах, отвлечённые другими темами, в особенности богачами, властью и принятыми законами против оборотней.

– Ох уж эти богатеи!

– Совсем зажрались!

– Думают цари земные. Пупы земли хреновы!

У каждого в жизни бывали встречи с богачами, оборотни делились ими друг с другом, негодуя и вспоминая подлости зажиточных людей. Вскоре свои истории сменились теми, что случились с кем-то из близких, друзей, знакомых, слышанными на улицах; не раз помянули недобрым словом Банкира, магов Воздуха, проклинали Хагена и кошек. Плохие рассказы сменялись весёлыми, после чего разбойники решили, что занимаются благим делом, когда грабят и разворовывают богатства торговцев.

Оборотни сидели очень долго, неторопливо ели, разговаривали, смеялись, орали, кто-то тихо шептался в отдалении, кто-то целовался ближе к деревьям. Время пролетело незаметно и также незаметно на прогалину опустились настоящие сумерки.

– Вот и Персефона поднялась. Идём, – Кетал незаметно подошёл к мальчику и повёл его прочь от костра.

– Куда? – не сообразил Реми. – Куда идём?

– Тебе кошки ноготь вырвали правильно? – Мужчина бесцеремонно схватил руку Волчка, и оценил ранку.

– Что ты делаешь? Пусти меня! – пытался вырвать руку Реми, но Кетал не разжимая руки, потащил мальчика за собой. Высокий накачанный мужчина с тёмными волосами проводил вожака и новенького недобрым взглядом.

Отсветы костра померкли за могучими стволами. Кетал привёл Реми на скалистый выступ, где ветви сосен и елей расступались, открывая взору небо и лившийся мягкий свет Персефоны.

Волчок, не понимал, что замыслил вожак, пытался отнять руку. После всех бед, что сыпались на мальчика в стане людей, он боялся доверять даже оборотням. Реми не смел рычать на вожака и истинного оборотня, но пыхтел и упирался.

– Да не дёргайся! – Мужчина подставил ладонь, тыльной стороной прямо под свет Персефоны. – Болит же ещё, не так ли?

– Болит. Ну и что? Пусти. Там уже всё заросло, – вырывался мальчик, наперёд понимая, что так и останется без ногтя на пальце.

– Раз всё заросло, чего болит тогда?

– А я откуда знаю! Отпусти. – Рука вновь заныла, заболел палец и болячка.

Кетал посмотрел на ноготь, скривил тонкие губы и надгрыз болячку. Боль резанула по руке, отдалась в локте и вынудила Реми стиснуть зубы. Вожак вновь поднял руку, тонкая струйка крови потекла вниз по ладони.

– Ну же! – продолжая рассматривать увечье ребёнка, рявкнул мужчина. Он не убирал руку от света Персефоны, но пристально всматривался в болячку.

С пальцем происходило что-то странное, его то окутывало тепло и нежный холодок магии ночного светила, то пронзала боль, словно кожу резали, а по нервным окончаниям водили наждаком. Всё тело юного оборотня сотрясла судорога.

– Ну, ещё немножечко! – Кетал не отпускал руку, хватка сильных пальцев не ослабевала ни на миг. Реми взвыл. Вожак, словно издеваясь, ковырял в ране пальцем, раздвигая кожу. Палец как хлыстом пронзала резкая боль, сводило ладонь, все пальцы, руку до самого локтя. Реми чувствовал непередаваемую боль. Снова. Опять. Всегда боль! Но тут Кетал отпустил руку.

– Вот и всё, – просто сказал мужчина. Как будто не было боли, стальных тисков, и полного безразличия к чужим крикам.

Реми посмотрел на свой многострадальный палец. Ноготь! На нём был НОГОТЬ! Он прикрывал только часть кожи и выглядел белее остальных и тоньше, но это был ноготь!

– Через пару дней будет как и прежде, только не мочи водой и не прижимай, – со знанием дела сообщил Кетал. – Потерпи пока, болеть будет ещё сутки точно.

– Но как… – задыхаясь от смешанных чувств радости и боли, прошептал Реми.

– Ноготь и у человека бы вырос, но процесс затянулся бы на пару оборотов. Так что без ногтя ты бы не остался, хотя шанс был, – игриво улыбнулся Кетал, чем ещё больше напугал мальчика. – Из-за быстрой регенерации пластине негде было бы развиваться, я помог, Персефона ускорила процесс. Я как-то, было дело, сломал ноготь, да так, что он застрял в пальце. Видок был жуткий, а когда срослось, палец выглядел, как палица с шипами. Мне тогда добряк один помог и рассказал, что делать в таких случаях. Кстати тоже серый был, – припомнил Кетал, утёр нос и бодро зашагал к костру.

– Спасибо, – благодарно прошептал Волчок вслед удаляющемуся оборотню. Он неотрывно смотрел на свой безымянный палец, боясь даже вздохнуть, чтобы ненароком не спугнуть внезапное видение. На пальце из-под кожи виднелся краешек ногтя. Он отрастёт! Пара дней и на пальце вновь будет целый ноготь. Хвала Персефоне!

Постояв ещё какое-то время в лучах ночного светила, наслаждаясь прохладой и сытостью, мальчик вернулся к костру. Палец продолжал саднить, иногда руку пронзали вспышки боли, тогда Реми стискивал зубы, но терпел, радуясь исцелению.

Он подсел к мужчине с тёмно-русыми волосами, тот фыркнул, словно рядом с ним упало дерьмо, встал и ушёл. Реми опустил голову, посчитав, что Кетал успел рассказать стае о новеньком и его несостоятельности, как волка. Подсаживаться к кому-то ещё было бесполезно, все отреагировали бы также, но его мучили вопросы. Мальчик ушёл в тень и обходил костёр по кромке света, наполовину поглощённый густой тьмой, наполовину видимый в отблесках пламени. Словно призрак, потерявший себя.

Реми думал, его не замечают, но поймал на себе недобрые взгляды нескольких оборотней, Кетал тоже посмотрел на мальчика, но взгляд вожака не угрожал, а наблюдал. Волчок размял ноющий палец и подошёл к мужчине. Рядом с ним сидела Релина, которую Реми не заметил. Он растерялся, смутился, хотел уйти, наступил на хвост одноухого волка за что был облаян. Под взглядом лазурных глаз, мальчик словно терял всю свою природную ловкость, стойкость и контроль, который развивал с детства.

Кетал кивнул ему, безмолвно вопрошая «зачем подошёл?», темы у костра приобрели налёт загадочности, оборотни обсуждали бессмертных существ и делились опытом встречи с призраками и иными созданиями мира духов.

– Кетал, – позвал мальчик, стараясь унять дрожь, но воспалённые нервные окончания пальца, не переставая, пульсировали, и отдавались болью во всей руке. – А что вы делали там, на поляне у кошек?

– Ха! Что мы делали у кошек, ну ты парень даёшь, – вклинился в разговор один из недавних сопровождающих.

– Щенок ещё и тупой, – прорычал грозный на вид мужчина с короткими, зачёсанными слегка набок тёмными волосами. Реми слышал, как к нему обращались, называя Раджи.

Кетал проигнорировал замечание, но улыбка пропала с его точеного лица. Он наградил долгим взглядом, сидевшую в одиночестве, под веткой ели светловолосую девушку и сжимавшую в руках круглый предмет.

– Мстили, – ответил подошедший молодой мужчина с белыми длинными волосами, стянутыми в тугой хвост на затылке. – Кошки напали на нашу стоянку, когда все охотились. Двоих постовых убили, сторожевого ранили, а одного переярка утащили с собой.

– Мы не мстим, Амбери, мы спасали Рамиро, – поправил Кетал.

– Но было слишком поздно, – тихо вымолвила Релина и бросила печальный взгляд на девушку под елью, сжимавшую в руках, как теперь понял мальчик, отрубленную голову.

– Тот парень был из ваших, – прошептал Реми.

– Из наших, а ты нет! – рявкнул на него Раджи. За что Релина наградила мужчину яростным взглядом, сверкнув глазами в полумраке ночи. Её волчьи уши на человеческой голове угрожающе опустились.

– Это был брат Радьи Рамиро, – пояснил беловолосый мужчина в длинном светлом пальто, подбитым заячьим мехом. – Всё, что удалось собрать.

– Когда Персефона войдёт в зенит, мы проводим его в последний путь, – произнесла Релина.

– Узнал, что хотел? – наигранно изображая доброжелательность, спросил Раджи. – А теперь проваливай! – злобно прорычал он. – Здесь взрослые беседу держат.

Реми ушёл, не желая навлечь на себя беду. Не успел он отойти в тень, как на нём повис рыжий парень, на больших волчьих ушах которого красовались чёрные кисточки. Он улыбался во все зубы и задорно спросил:

– Чего приуныл?

Красный волк, подумал Реми. Странно. Они же вроде пустынники. И даже не прячет уши. Ничего не понимаю.

– Не уверен, что мне следует остаться. Раджи, похоже…

– Раджи не любит новеньких, не парься. Главное, что Кетал решил, а Кетал всем рад. Ты же наверняк знаешь кучу историй!

– Но тот парень и ваши…

– Мы их проводили. Они вернутся к нам, – пожал плечами рыжий парень. – Зато как славно кошек погоняли! – рассмеялся он.

– Пусть не расслабляются шельмы хвостатые! – поддакнул Дорел, почесав повреждённое ухо.

– Дорел, а ты сам-то не шельма хвостатая? – задирал старшего рыжий переярок.

– Пустынник, щас допрыгаешься! Да тут каждая рожа – хвостатая шельма, если так подумать, – добавил оборотень, схватив переярка за шиворот и зажав в захвате. Пустынник ругался, но широкая улыбка не сходила с его лица.

– Ну, уж нет. Вовсе не каждая, – вставил своё слово, доселе державшийся поодаль мужчина в сером плаще.

– Гастел, ты уже так примелькался, что считай нашенский, – развёл руками Дорел, выпуская свою жертву.

– Можт, мы тебя кусьнём и дел с концом? Таки будешь хвостатой шельмой, как все, – предложил рыжий парень, вертясь то здесь, то там, словно стоял на горячих углях.

– У нас тут разношёрстная компания. Даже пара медведей есть. Кстати, а Гастел человек, но Кетал его принял в стаю, – заметив растерянность Реми, объяснил Дорел. Дядя в стае, волк без пары, он присматривал за молодняком и защищал щенков в случае опасности. Он не конкурировал с вожаком за главенство, смирившись со своим положением.

– Человек? Среди волков… – Реми переводил взгляд с одного оборотня на другого.

– Славный парень, если узнать его поближе. – На плечо Гастела упала здоровенная лапища медведя, который не стал принимать облик человека. Оборотень заревел, а человек от дружеского хлопка упал на одно колено. Кетал махнул им кружкой, расплескав половину её содержимого.

– Нифига подобного, – на ухо Реми прошептал Пустынник и принялся хлопать в ладоши, улыбаясь медведю.

– Друзья! – Вожак поднялся со своего места и подошёл к костру. – Персефона в зените, – он указал на небо и напомнил, – мы должны проводить нашего брата, Рамиро, в последний путь.

К костру приблизилась светловолосая девушка в подавленном состоянии, в руках она держала голову своего брата с такими же светлыми волосами. Двое оборотней – высокий со светло-серыми волосами, в меховом коротком кафтане и коренастый с тёмно-русыми вихрами, подвязанными банданой, в пятнистых свободных штанах и повязанной на бёдрах рубахе – поднесли к костру остальные части тела мёртвого собрата, собранные в стане кошек.

– Золотистых волков, как и голубых, провожают по свету, – неожиданно серьёзно сообщил Пустынник. Реми он показался неугомонным шалопаем, но и ему не чужды общие грусть и печаль по умершим. Мальчик помнил из детства что-то об обряде светом, где главным условием было дождаться зенита светила, не важно солнца или Персефоны. Волчку всучили длинную зажженную палочку, как и остальным оборотням. Свечей они раздобыть не успели.

Останки Рамиро бросили в огонь, добавив хвороста, чтобы они быстрее сгорели. Все наблюдали за пляской пламени в центре круга, образованного оборотнями.

Кетал завыл первым, он, не оборачиваясь волком, произвёл долгий, глубокий, полный печали звук, к которому по старшинству присоединялись остальные члены стаи. Общий вой звучал протяжно, грустно и мелодично. Реми почувствовал связь со всеми на поляне. Через вой выходила общая печаль, общая грусть; вырывались тяжёлые, гнетущие эмоции и устремлялись ввысь к свету Персефоны, провожая с собой пепел падшего от лап кошек Рамиро.

В стороне ревели медведи и пытались подвывать ласка и двое енотов. Гастел, единственный человек в стае, мычал грустный мотив. Из леса донеслось эхо чужого воя, он звучал немного иначе, более хриплый и рычащий. Позже Реми узнал, что так пели укушенные оборотни, те самые дикие и необузданные, идущие на поводу звериной сущности, которых так боялись и на кого ровняли всех обычные люди.

Кетал опустил голову и замолчал. Остальные голоса стихли. Гробовую тишину нарушал лишь треск горящих веток. Двое мужчин подбросили в затухающее пламя новых поленьев. Оборотни обнимали светловолосую девушку, сестру погибшего Рамиро, приносили ей соболезнования и возвращались на свои места.

Девушка немного успокоилась и иногда даже улыбалась.

Вскоре посиделки продолжились, снова отовсюду долетали обрывки разговоров. Дорел выкатил на поляну бочонок пива, и все принялись весело шуметь около него, попутно наполняя свои деревянные чашки. Обходя всех, чтобы никому не мешать, Реми оказался недалеко от вожака и попался ему на глаза.

Кетал принял кружку с хмельным напитком, заботливо принесённую Релиной, и дерзко обнял её, притянув к себе поближе.

– Слышь, Волчок. Завтра тебя с Реной сведу, – изрядно охмелев, заявил Кетал. – Посмотрим, чо выйдет. Ик.

– Да, да, да. Может, в шалаш уже пойдёшь? – успокаивающим тоном, словно говорила с неразумным ребёнком и с пьяными мужчинами, предложила Релина. – Иди и ты отдыхай, Волчок. Надо набраться сил.

– А как же… – но Реми не успел договорить.

– Завтра! Всё решим завтра! – завопил Кетал, перебивая всех. – А сейчас ночь любви. Да? Поцелуйчик? – мужчина навалился на бедную Релину, руки его блуждали по её, облачённому в сарафан, телу. Женщина не сильно сопротивлялась, но настойчиво вела вожака к шалашу.

Он так быстро напился, подумал Реми, но тут заметил, как удаляющийся с Релиной Кетал, обернулся и игриво подмигнул ему. Он притворяется? Но зачем? Странный какой-то этот чёрный волк. Не серьёзный.

Мальчик не успел додумать сонную, вялую мысль, Пустынник всучил ему кружку с элем и принялся о чём-то расспрашивать, в основном о тюрьме и побеге. Реми не помнил, что отвечал, улучив момент, он улизнул и несколько захмелевший уснул под кустом дикой сирени, ещё не успевшей набрать бутоны.

Проснувшись на рассвете с похмельной мутью в голове, Реми побрёл вниз со склона, в поисках ручья забредя в чащу леса. Жажда мучила неимоверная, а копаться в запасах оборотней мальчик постеснялся. Если он найдёт ручей, то без раздумий залезет в воду весь целиком. Только палец не мочить, вспомнил оборотень и опустил взгляд к руке. Его ноготь отрос наполовину от нормального размера, но продолжал ныть и болеть.

В поисках ручья, Реми отошёл от стоянки разбойников на приличное расстояние. Он спускался, иногда спотыкаясь на корнях деревьев, что вылезали из размытой дождём земли. Судьба улыбнулась мальчику, он нашёл ручеёк, весело бегущий к подножию горы. Быстро стянув с себя одежду, обмотав палец краем рукава, оборотень ступил в ледяную воду и тут же приободрился; плескаясь в ручье, он кое-как себя помыл и намочил дурную голову, вмиг освежившись. Волоски на коже вставали дыбом, челюсть свело, дыхание спёрло, но Реми продолжал брызгать на себя водой. Продрогнув до костей, он вылез, отряхнулся и принялся прыгать возле ручья, согреваясь, разгоняя кровь по венам и обсыхая. Увечный палец отдавался терпимой болью, покалывал и пульсировал, но ноготь рос, и Реми радовался хотя бы этому.

Не только кровь побежала по венам, но и мысли в голове. За последние несколько дней с Реми случилось столько всего: он сбежал из Товер Пост, чуть не умер, угодил к кошкам, его вытащили из плена; и теперь он среди оборотней-разбойников, где ему не все рады. Те, кто не рад, правы, кто он такой, чтобы путешествовать с волками? Он крысёныш! Недостойный сын своих предков, слабый, очеловечившийся. Реми слишком долго жил среди людей, слишком долго подавлял в себе зверя.

Мальчик натянул штаны и сел, сжав колени, стараясь не задевать свежий ноготь. Стоило его задеть, как всю руку простреливала резкая боль. Она утихла, Реми погрузился в мысли. Каждый раз, когда он вспоминал свою жизнь, ему хотелось убить себя. Точно также захотят поступить с ним волки, когда узнают, какое он ничтожество. Кетал сказал, все совершают ошибки, но он не знал всего, не понимал!

Стоит ли Реми оставаться среди разбойников? Они оборотни, его братья, но они настоящие волки, а он подделка, позор, людская шавка.

Но зачем Кетал держит в стае человека? Может, чтобы глумиться над ним? Не понимаю. Мне лучше уйти. Среди оборотней я чувствую себя ничтожеством, псиной. Я всегда так кичился в мыслях тем, что я оборотень, пока жил среди людей, а в итоге я… просто дурак. Просто мальчик, без дома, без родных, без семьи, и даже без друзей.

Мне лучше уйти. Мне лучше умереть, всё равно мой план провалился. Отомстить бы только Хаарту. Этот человек не достоин жить! Он должен умереть и больше не причинять вреда детям. Я хочу убить его, своими руками заставить страдать!

Я должен идти в Искру. Реми надел рубашку и меховую жилетку.

– Эй! Далеко собрался? – прервал череду мыслей оклик Кетала.

Реми обернулся, вожак пришёл к ручью в сопровождении нескольких товарищей: красного волка, снежно белого и бурого с порванным ухом. Все они явились в обличие зверей.

– Ты что же свалить решил по-тихому? – синие глаза чёрного волка недобро сверкнули.

– Нет, я… – замялся было Реми, потупившись. Он не смел смотреть на волков. – Мне лучше уйти, я не член стаи.

– Я решаю, кто член стаи, а кто нет, – гордо сообщил Кетал. – Слушай, не так важно, как ты жил до этого. Я же говорил тебе, – дружелюбнее добавил он.

– Нет, вы не понимаете, – гнул своё мальчик, уставившись в одну точку. – Я не заслуживаю… я не волк… я не достоин быть волком. Я пойду в Искру и искуплю грехи.

– С нами не достоин, а с роднёй в Искре достоин? Или нет у тебя там никакой родни? И не ври, я почую, если солжёшь, – раздражался чёрный волк, прядая ушами и показывая клыки.

– Ты хочешь вернуться в гильдию воров? – спросил Пустынник, Кетал рыкнул на него, чтобы умолк.

– Нет, – выпалил Реми. Что угодно, но в гильдию он возвращаться не намеревался. – Нет у меня родных, – признался он, опустив плечи.

Кетал обернулся высоким мужчиной, приблизился на шаг и спросил:

– Зачем ты так рвёшься в Искру? Это такой же дрянной город, не терпящий нашего брата.

– Мне нужно отомстить кое-кому. – Желваки заиграли на скулах от злости, Реми сжал кулаки, задел молодой ноготь, руку пронзила боль, ещё больше разозлив оборотня.

– Ты думаешь, это вернёт тебе честь? Сделает тебя настоящим волком? Жизнь ради мести – пуста и глупа, – спокойно отозвался Кетал.

– Но что мне тогда делать?! – вспылил мальчик и уставился в синие глаза вожака. – Кроме меня больше некому! Даже Хаген отказался. А как распинался, что закон не для него писан. Он просто испугался!

– Стать настоящим волком ты сможешь только среди волков, – со знанием дела, заявил белый оборотень. Кетал кивнул, соглашаясь, но всё же уточнил:

– Ну а в Искру-то зачем? Там живёт тот, кому ты собрался мстить?

– Там гильдия убийц. Мне нужно туда, – почему-то Реми обуяла злость, такая сильная, что он изо всех сил старался не выдать её на своём лице. Зачем они задавали столько вопросов? Зачем им знать, всё это? Стать волком среди волков, как же они не понимали, что Реми сперва нужно смыть позор, а уж потом становиться волком. Как они не понимали, что он не мог находиться рядом с ними, смотреть им в глаза, вести себя на равных. Он должен отомстить Хаарту, уничтожить причину всех бед!

Злоба, скопившаяся внутри, разгорелась ещё сильнее, ногти на руках стали преобразовываться в когти, увеличивающиеся клыки резали губы. Что с ним происходит? Он трансформировался, хотя не хотел этого! Инстинкты захватили его! Он ведь так долго учился их подавлять.

– Ты хочешь нанять убийцу? – спросил вожак.

– Нет! Я сам его убью! – резче, чем хотел, ответил Волчок.

– Тогда зачем тебе гильдия? – не унимался Кетал, не обратив никакого внимания на вспышку гнева юнца. Белый волк переглянулся с Дорелом, Пустынник пригнул уши и выпучил глаза.

– Я сам стану убийцей! – делая ударение на каждом слове, прорычал парень.

– Так ты хочешь вступить в гильдию убийц? – не выдержал Дорел.

– ДА! – огрызнулся Реми. Какого чёрта? Итак же ясно! Зачем ещё идут в гильдию?! Зачем переспрашивать то, что я только что сказал?! – Я должен стать сильнее!

– Ты знаешь… их жизнь довольно сложная. Они постоянно идут по острию ножа, выигрывая каждый день у самой смерти, – осторожно произнёс Кетал, он смотрел на стоящего перед ним мальчика, и пытался разглядеть в нём нечто, в глубине его глаз или души.

– Я готов к этому, – уже спокойнее ответил Реми.

– Ради мести? – уточнил мужчина.

– Да.

Волки молча наблюдали за диалогом, они не смели вмешиваться, но разделяли сомнения своего вожака.

– Знаешь не мне судить, что-то советовать или отговаривать тебя. Толкать умные речи тоже не моё, хоть я и вожак стаи, – пожал плечами Кетал. – Но прежде чем ты станешь гильдейским наёмником, хотя бы раз, поговори с Гастелом. Он раньше был в гильдии, но сбежал. Думаю, он восполнит пробелы в твоей картине мира.

– Мне лучше уйти сейчас. Я всё решил, зачем эти разговоры, – потупился Реми, гнев его поутих, ставнеконтролируемым раздражением.

– Нет. Так не пойдёт. Ты вернёшься, побеседуешь с Гастелом, а дальше будь что будет. Уж изволь за мою тебе помощь и спасение жизни, – невзначай, заглушив часть фразы кашлем, проговорил Кетал, – исполнить одну лишь просьбу и поговорить с бывшим наёмником. Так что идём. Не думаю, что это займёт много твоего драгоценного времени.

Реми обдумал слова, без труда расслышав слова спасении жизни сквозь кашель и, обернувшись волком, пошёл обратно на поляну, в сопровождении разномастных оборотней.

– Стать убийцей?! Да ты спятил! – завопил Гастел, как только услышал от вожака желание Волчка, но затем он переменился в лице, просиял, придумав отличный план. Мужчина, откашлявшись, уже более спокойно продолжил: – это серьёзный шаг, но что поделать, если такого твоё желание. Просто знай, что, став убийцей, ты обрекаешь себя на вечное одиночество и тоскливое пребывание во мраке. Свет отныне станет тебе врагом, жалость же приравняется к смерти. Если ты готов идти на такие жертвы – это твой выбор. Я отговаривать не стану.

– Я надеялся, ты хоть попытаешься,… – разочаровано проворчал Кетал.

– Нет. Более того, в Искру идти не обязательно. Я как бывший наёмник знаю, где расположена сама гильдия убийц, прямо туда я тебя и поведу! – уверенно заявил человек.

– А сам-то не забоишься? Они тебя за предательство убить хотят, – подойдя ближе к своему другу, тихо произнёс вожак стаи.

– Так в том и дело, – также тихо начал Гастел. – Этот пацан даст мне шанс навсегда избавится от преследования!

– Что ты несёшь? – недоумевал Кетал, нахмурившись. Они стояли в стороне и перешёптывались, но Реми всё слышал.

– Я обменяю его жизнь на свою. Просто так они его всё равно не примут, а со мной будет шанс. И от меня, наконец, отвалят.

– Ах ты, шельма! Свою задницу спасаешь с помощью пацана, – Кетал понял эгоистичный план человека.

– Да чего свою? Я же о пацане забочусь! Подойди он к гильдии или к какому наёмнику и скажи так прямо «хочу стать убийцей», его бы послали в лучшем случае, а в худшем порешили на месте. Не разбираясь! – уже во весь голос скандировал Гастел.

– Да, да, да, конечно. Ты просто ангельское отродье, – недовольно заявил вожак.

– Не корысти ради, а токмо во благо мальца, – самозабвенно распылялся убийца.

– А если его убьют из-за тебя?! – вдруг в лоб спросил Кетал.

– Я готов, – встрял, доселе молчавший Реми.

– Он готов, – указав рукой на парня, повторил Гастел. – Вот такие решительные парни и нужны гильдии! – заверил он Реми, подходя к нему и обнимая за плечи.

– Ладно! – Кетал провёл рукой по чёрным волосам. – У болванов выиграть невозможно. Но, – он поднял палец, – ты пойдёшь с нами и посмотришь, как живут волки-оборотни. Я тебя поучу жизни, – добавил мужчина, обращаясь к Реми.

– Мы не болваны! Просто упрямцы, – оправдался наёмник.

Мальчик кивнул, в глубине души он радовался возможности пожить с настоящими волками-оборотнями, научиться у них вести себя как волк, узнать традиции и всё то, что дядя не успел поведать ему в детстве, освежить в памяти остальное.

Кетал тем временем вышел на центр, встал у кучи углей вчерашнего костра и громко провозгласил:

– Друзья-собратья! На днях мы наделали шуму в кошачьем логове, я уверен, они вернутся. Как трусы вновь придут, когда мы пойдём охотиться. Они безумны без своей первоматери Шираку, и не понимают доводов логики. С другой стороны славиче поднимаются на хребет. Банкир хочет обложить всех налогами! Мне они все надоели, – заключил Кетал, улыбаясь. – Это была суровая зима, мы едва не лишились одних друзей, – он посмотрел на белого волка, Дорела, пятнистого и ещё двух женщин. – Мы лишились других друзей, – взгляд пал на светловолосую девушку, волчицу рядом с ней, ласку и брата с сестрой енотов. – Я вам обещал покинуть это проклятое место. Час настал! Мы – волки! Свободное племя! В мире много дорог, а здесь мы итак задержались! – весело подмигнув, закончил вожак стаи.

– Да! Много дорог!

– Много еды!

– Много богатств! Мы же разбойники! – вторили ему оборотни.

– Наконец-то, – посулив кулаком и обернувшись к своим друзьям, выкрикнул Раджи.

– Давно мы не были на юге. Посетим старые места! – взбадривал всех Кетал.

– Напомним о себе гильдии воров! – крикнул Пустынник, обернувшись человеком и похлопав себя по ягодице.

– А по дороге будем развлекаться! – темно-русая женщина в длинной безрукавке.

– Куда же без этого, – тихо подтвердил Кетал и припорошил угли песком и землёй. – Снимаемся! – крикнул он напоследок.

Лагерь ожил, оборотни забегали, собирая свои немногочисленные пожитки: Релина с девушками собирали утварь, ножи, привязывали котелок; медведи и Раджи укладывали в мешки оставшиеся съестные припасы, еноты хватали важные для себя награбленные безделушки, двое мужчин с Дорелом крепили к поясам и ремням оружие. Остальные надели на себя жилетки, кафтаны и куртки, подлатали ботинки и запихнули в карманы всё, что могло пригодиться. Белый волк печально посмотрел на северо-запад и опустил голову.

– Но почему? – подошёл Реми к Кеталу. – Неужели из-за меня…

– Кто сказал, что из-за тебя? У нас почти не осталось мяса, а охотиться здесь рискованно. Кошки рядом. Мы в любом случае ушли бы. Ренард оправился и может идти, больше нам здесь делать нечего. Я давно хотел на юг, заодно тебя проводим и поучим уму-разуму, – весело ответил вожак.

– Быть волком?

– Быть оборотнем, – поправил Кетал. – По-моему в твоём воспитании огромная дыра, вот ты и запутался и грезишь теперь о мести и убийствах. Надо исправить это недоразумение, тем более возраст как раз подходящий, чтобы узнать и о взрослой жизни.

– Да. Ещё надо подготовить тебя к гильдии убийц, чтобы не порешили в дверях, – добавил Гастел.

– И это тоже. Кстати там по дороге, помнится, жил серый, – почесал щетину на подбородке вожак стаи, мельком наблюдая за сборами. – Зайдём к нему мимоходом, погостим. Он классный мужик. Помню, в своё время залатал меня, и множество полезных советов дал. До сих пор выручают. Он рад будет, нас встретить.

Надеюсь, он не про моего дядю говорит, подумалось Реми.

– Может, ещё в горные бани зайдём по дороге? Они так расслабляют, – вставила незаметно подошедшая Релина.

– Куда пожелаешь, – обнял её Кетал и повёл вперёд.

Большая стая собрала вещи за каких-то полчаса и была готова отправиться в путь. Вещи, которые не взяли – несколько зимних драных пар обуви, и тёплые одеяла – уложили в шалаши. Оставили почти всё как есть, взяли только оружие, одежду лишь ту, что на себе, поредевшие сокровища, и кое-какие припасы.

Выдвинулись в полдень, кто-то обратился зверем, иные шли в человеческом обличие, напоминая настоящих разбойников.

Вскоре одна большая толпа разделилась на несколько маленьких и тянулась по тропинкам, одни заходил слева, другие справа. Релина виляющей походкой шла впереди всех по центру, она занимала в стае ранг старшей матери и супруги Кетала – вожака. По бокам следовали воины, матёрые волки, за Релиной шёл Амбери, снежный волк с длинными белыми волосами. Реми так и не понял из обрывчатых объяснений Пустынника, старший воин Амбери или Раджи. Последний по слухам имел свою стаю, пока их не выследили стражники. Большую часть его братьев убили, спасся он и ещё несколько переярков. Кетал подобрал их на свалке близ Белого Клыка и взял к себе. Дорел намекнул, что Раджи не смирился с должностью воина в стае, он привык быть вожаком.

Амбери, вместе с двумя резвыми ребятами – лаской и Радьей, светловолосой девушкой, потерявшей брата, – уходил далеко вперёд, разведывал путь и периодически возвращался, тихо донося Релине информацию.

В центре трёх колон двигались молодые щенки, среди которых Реми и сероволосая девочка, а также ещё один тёмненький мальчик; старики, точнее неокрепшие после ранений несколько волков; дядя Дорел, затесавшийся к раненым; и переярки, к которым относился Пустынник и пара енотов. Чуть позади щенков и переярков шла мать, пятнистая волчица и подруга Раджи. Рядом с ней держалась её подруга и помощница. Двое оборотней-медведей Север и Дара, шли в боковой колонне, считаясь воинами. Замыкал шествие и следил в оба за каждым членом стаи – вожак – Кетал.

Ещё двое оборотней, днём всегда пребывающие в человеческой ипостаси, держались рядом с вожаком, они в большей мере, чем другие, были дикими и слегка сумасшедшими. Пустынник сказал, что они обращённые и не могли контролировать трансформацию, поэтому Кетал приглядывал за ними, чтобы не навредили сами себе. Рядом с Релиной шёл Гастел, человек, бывший наёмник, взятый в стаю, как друг Кетала и получивший ранг дяди и воина. На охоту его не брали, но знали, что в бою он поможет.

Шли не торопливо, пробираясь звериными тропами и небольшими утоптанными дорожками. В чащобе оборотни могли не скрывать уши, хвосты и другие признаки своей не звериной сути. Продвигалась стая довольно тихо, никто не орал, не ржал, переговаривались, шутили, посмеивались между собой – распространяя вокруг гомон, похожий на гул роя.

Реми, услышав невзначай чьи-то шутки и перебранки, давился смешками, от сдерживаемого смеха то и дело трансформировались уши, вылезал из штанов хвост, а иной раз чернел нос. Странности эти донимали мальчика, он всегда считал, что контролирует волчью ипостась превосходно, но в последнее время, способности всё больше его подводили.

Через пару часов после полудня от стаи отделялись воины и вожак и уходили на охоту. С их ухода Релина ещё некоторое время вела остальные вперёд, но когда солнце опускалось ниже пика самой высокой скалы, женщина находила ровное место для стоянки и обустраивалась. Она ловко руководила оборотнями: одни разводили костёр, другие заготавливали дрова, третьи шли на поиск воды, щенки носили охапки листьев для подстилки. К тому моменту, когда возвращались с охоты Кетал и воины, лагерь встречал их теплом и уютом.

Чтобы прокормить ораву людей со звериной кровью требовалось много мяса. С охоты чаще всего приносили двух оленей, или трёх горных коз, а также мелочь вроде нескольких птиц, за редким исключением охапки рыбы, которую любили медведи. Вся добыча отправлялась в руки Релины и её помощниц, та бодро разделывали туши: снимали шкуру, доставали ливер, отрезали копыта, обмазывали специями и травами – что собрали по дороге – и запекали, варили похлёбки, жарили на вертеле. Запах стоял опьяняющий. Воины в это время отдыхали, чинили одежду и обрабатывали раны при необходимости, помогали строить шалаши и навесы, если ожидался дождь. Каждый знал своё место в стае, и работал на благо всех. Реми наблюдал, помогал, иногда вспоминая цирковую труппу, где все тоже старались помочь друг другу, но у волков всё было организованно лучше: все делали то, что у них получалось лучше всего.

За едой воины рассказывали, как прошла охота, что нового видели в лесу, на опушке, в предгорьях; обсуждали прошедший день, делились впечатлениями. Вскоре образовывались группы по интересам, где каждый болтал со своими ближайшими друзьями. В эти минуты Кетал делился с Реми опытом, рассказывал о жизни оборотней. Эмоциональные вспышки мальчика он объяснял взрослением. Контроль волчьей ипостаси у взрослых отличался от сдерживания детей, чем старше становится щенок, тем сильнее превращения зависели от внутренних скрытых эмоций.

– В детстве все эмоции на поверхности, их легче сдерживать, когда осознаёшь, достаточно подавить их, придав лицу спокойное выражение. У взрослых эмоциональный фон становится сложнее, есть поверхностные чувства, а есть глубокие, иногда настолько глубокие, что мы сами не понимаем их.

Релина подсела рядом, внимательно слушая вожака, готовая поправить, если он где-то ошибётся.

– Ты можешь радоваться, не знаю, сытному ужину, – Кетал махнул рукой на обглоданные кости, – и в тоже время внутри, тебя раздирает тоска по ушедшему другу. Скрытые чувства итак находятся под маской внешних, их нельзя подавить ещё сильнее, но они воздействуют на звериную сущность. Пытаясь совладать со всем этим, психическая энергия растрачивается, в итоге внешний порыв оказывается сильнее и происходит частичная трансформация: от гнева меняются когти, глаза; от голода – клыки; от смущения – уши, хвост и так далее. Подавлять это всё – плохая идея, нужно договариваться.

Реми не понимал, как это, не понимал, что действительно необходимо сделать, и взглянул на вожака с немым вопросом.

– Да-да, нужно постоянно вести внутренний диалог со своим зверем. Уступать ему в определённых смыслах, давать себе волю, волю инстинктам, но показать, кто хозяин. Дрессировать самого себя.

Вот оно! Я должен командовать над волком внутри меня. Нужно показать, кто хозяин!

– Только не переусердствовать, иначе зверь вырвется, а почуяв свободу, не захочет уходить в тень.

Почуяв свободу, не захочет уходить в тень. Вот оно что!

– Чем неожиданнее вспыхнувшая эмоция, тем она сильнее влияет на трансформацию, – добавила Релина, улыбнувшись мальчику, чем вызвала неконтролируемую вспышку чувств, появление ушей и хвоста у Реми. Он потупился, и снова пытался подавить это всё старым способом.

Релина засмеялась и потрепала мальчика по волосам, она добавила, что это такой период, называемый пубертатным; все через него проходили – организм перестраивался, внутренне и внешне претерпевая изменения: всё детское и подростковое росло и взрослело.

Покинув пределы буферной зоны кошек, стая расслабилась, оборотни чаще меняли позиции, не поддерживали такой чёткий строй, а Кетал подзывал к себе Реми, за разговорами в дороге обучая его. Днем, направляясь на юг и юго-запад, иногда Релина, но в основном Кетал рассказывали мальчику об изменениях, которые происходили и ещё произойдут с ним; учили новым способам контроля эмоций и волчьей ипостаси, объясняли непонятные ему вещи; восполняли брешь в его знаниях об оборотнях.

Реми и сам замечал: как увеличились его ладони и ступни, как штаны очень скоро становились коротки, как, то и дело, в нём вспыхивала буря эмоций, а в следующее мгновение наружу рвались когти и клыки. Уши постоянно поднимались на макушку, а хвост предательски вилял, выдавая чувства, так хорошо спрятанные за каменным лицом.

Релина, замечая частичное обращение мальчика, улыбалась и говорила «симпотяжка, лапочка», ещё больше заставляя Волчка краснеть, злиться и раздражаться, из-за чего хвост и уши ещё явственнее проступали и выдавали истинные эмоции. Другие оборотни своими шутками и подковырками доливали масла в огонь. Они хихикали и посмеивались над незнанием мальчика в ряде вопросов. Реми злился, бывало огрызался или яростно посверкивая зелёными глазами уходил в сторону. Что он мог сделать? Дядя не успел многое рассказать ему. Кто мог знать, что он умрёт так рано. Будь он жив, Реми бы знал больше, его жизнь сложилась бы иначе, и он мог вовсе никогда не встретить стаю Кетала. Об этом мальчик помалкивал.

Релина советовала Волчку не обращать внимания, оборотни просто веселились, посмеиваясь над младшим приятелем, но как Реми мог игнорировать хоть что-то, когда внутри него с каждой фразы и интонации просыпался ураган эмоций и захлёстывал его. Волчок ненавидел себя за все те перемены, что с ним происходили. Он достаточно взрослый и самостоятельный, чтобы послать всех к чёрту, так почему же, как истеричка взрыкивал на любое слово. Реми понимал, что его просто проверяли на прочность, и злился, ибо полагал, что проверку не проходил.

Взрослым наоборот доставляло своего рода удовольствие задирать щенков, таким образом они помогали им учиться сдерживать эмоции, провоцируя и подшучивая. Оборотни никогда не трогали собратьев за волчьи уши и хвост, они считались интимной зоной и касаться их могли только близкие и любимые.

Окружающие ничего не делали, но Реми готов был кидаться на каждого и грызть глотку, сам не понимая, откуда в нём такая злоба. Члены стаи не выглядели злыми, как голодные люди Земи, избалованными, как Рин, самовлюблёнными, как Аазир из Белого Клыка, они веселились, пили, кутили, рассказывали байки и развлекались. Эта лёгкая манера жить казалась Реми недосягаемой, мальчик просто не мог натягивать улыбку и беззаботно плясать, вспоминая всё, что с ним до этого случилось. Его радость станет неуважением памяти о дяде, Симе и Николасе. Мальчик смотрел на радостных Радью, Пустынника и остальных и не верил, что они тоже кого-то потеряли, либо память о погибших их совсем не тяготила.

Были среди волков и те, кто не разделял общего веселья, помня о погибших. Эти мрачные волки довольно часто сбивались в маленькую стаю, ужинали и выпивали вместе. Они стекались к Раджи и словно создавали новую стаю. Кетал не замечал их коалиции, или притворялся, что не замечал.

Если шуточки над щенками других волков отдавали иронией и добротой, то Раджи высмеивал молодых злобно, особенно Волчка и Пустынника. Реми не знал, что произошло между рыжим переярком и старшим воином, но последний не раз задирал Пустынника, провоцируя на драку. В такие моменты за красного волка заступались Амбери или Релина, и конфликт выходил на вожака.

Кетал не всех представил Реми, но одну девочку прочил в друзья – Рену – голубую волчицу и ровесницу Волчка. Реми продолжал считать девчонок слабыми и глупыми, но Рена каждый раз доказывала обратное, чем раздражала мальчика. Она из раза в раз демонстрировала знания и умения, которых Реми был лишён со смертью дяди. Девчонка, перенимая поведение взрослых, тоже норовила поддеть Волчка, пошутить над ним, ткнуть носом как неразумного щенка в то, чего он не знал. Она выпендривалась, иногда этим напоминая Рин из цирка, но не зазнавалась, как человеческая девчонка, и знала своё место. К тому же Рена внешне была совсем другой. Гладкие короткие серые волосы она убирала за уши, под тёплую тунику надевала шорты и словно мальчишка лазила по деревьям, мастерила рогатки, пулялась камешками, быстро бегала, высоко прыгала, и повторяла «ты что в клетке рос», намекая на неспособность Реми победить её.

Конкурировать с девчонкой Реми считал ниже своего достоинства. Он взрослый! И не станет поддаваться на провокации ребёнка, тем более что Рена была немного младше его. Стоило ей вновь начать кичиться своим волчьим воспитанием, как Реми надевал маску безразличия и притворялся, что занят созерцанием природы, своими мыслями, помощью стае и другими важными делами.

– Волчок-дурачок, – язвительно заключала девчонка, задирала нос, отводя жёлтые глаза, и уходила болтать с Релиной или лаской.

Она раздражала Реми, мальчика злило, что её в стае называли по имени, а его Волчком. Когда его перестанут так звать? Почему Пустынника до сих пор называли по прозвищу, а не по имени – Рёуске? Стоило задать этот вопрос Дорелу или Кеталу, мужчины игнорировали, меняли тему и отшучивались.

Когда Рена оборачивалась волком, шерсть её отдавала в голубизну, в цвета сумерек, в синий и тёмно-серый, более однотонный. Шкуру Реми покрывали участки самых разных оттенков серого: от почти чёрного на ушах, хвосте и загривке, до едва ли не белого на груди и животе. Мальчик не видел себя волком, только частично в отражении.

Стоило Кеталу завести разговор с Реми, обучая его культуре и традициям оборотней, Рена отставала, уважая мужскую территорию.

Неспешно проходили дни по дороге на юг, а вечерами, сидя у костра и поджаривая свежее мясо, только что пойманной дичи, оборотни рассказывали байки.

С охоты все вернулись бодрыми и весёлыми, в этот раз им повезло раздобыть крупного серого оленя. Его мясо накормит всю стаю. Особенно радовался Пустынник, которому Амбери отвёл важную роль на охоте – подрезать оленя и вынудить его бежать вниз со склона прямиком к обрыву. Красному волку не только удалось напугать животное, но ещё и сломать ему ногу, из-за чего олень рухнул и прокатился два метра по щебню.

Пустынник радовался и едва не плясал от гордости, собирая поздравление воинов, Амбери и Релины. Не пройдёт и пары оборотов, как он получит статус воина в стае.

– Не мучает совесть так ржать, а, трупожор? – из-за спины парня бросил Раджи в обличие волка. Пустынник замолчал, улыбка померкла на его лице, он уставился в пустоту, уши опустились, хвост поджался. – Или волки стали падальщиками?

– Посмотрел бы я на тебя в голодный год. – Вперёд выступил Амбери, рукой отодвинув Пустынника.

– А когда волки стали помоишниками? – вставила Релина, гордо подняв волчью голову. Глухой рык раздавался из горла Раджи, он отвёл уши и сверлил старшую мать янтарным взглядом. Релина стояла словно изваяние, ухом не повела, не оскалилась. Она знала свой статус в стае и не позволит никому забывать о нём.

Амбери стоял рядом, в его взгляде не читался откровенный вызов, как в бирюзовых очах Релины, но он был наготове помочь ей словом или делом. Остальные воины наблюдали, как смотрели, боясь шелохнуться и привлечь ненужное внимание к себе, Рена и Реми.

Стаю Кетала разрывали конфликты, выступая против Релины, Раджи бросал вызов вожаку.

– Переяркам не место в засаде, – обратился матёрый волк к Амбери. Он осознал, какому риску подвергал себя. Раджи не собирался вступать в схватку, но хотел, чтобы слова его услышали. Он знал, как следует водить охоту, не зря же он был вожаком в своей стае.

– Я знаю место каждого, я планирую охоту, – напомнил Амбери. Напряжение нарастало, волки переглядывались, Реми точно не знал, кто из них вступился бы за Пустынника, а кто поддержал Раджи.

– В последний раз меня здорово пронесло после оленины, – Раджи обратился человеком и развёл руками, пытаясь развеять накалившуюся обстановку. Однако своей фразой он разом оскорбил и Амбери, который выбирал животное для загона, и Релину, что готовила мясо, намекая на их плохой нюх, не сумевший распознать больного от слабого, свежее от тухлого.

– Откуда нам знать в каких помойках ты шарил, по дороге в лагерь, – язвительно парировала Релина. Вперёд вышла пятнистая волчица и встала между женщиной и Раджи.

– Ты слишком молода для старшей матери, – держа голову ниже человеческой, прокомментировала она. Релина не ответила, продолжая с вызовом смотреть в глаза волчице. Старшая мать держалась прямо и гордо, не выказывала гнев, раздражение или страх.

– Не возраст главное, – напомнил Амбери.

– Опыта вам всем тоже не достаёт, – подытожил Раджи, переводя взгляд со старшего воина на Релину.

– Мне тоже? – Когда подошёл Кетал никто не заметил, он держал себя также спокойно, как и старшая мать, но в глазах его не было вызова, только забава.

Раджи заметил весёлые искорки в глазах вожака, с досадой покачал головой и отступил. Он считал поведение Кетала не достаточно серьёзным, он представлялся мужчиной безответственным, слабым и поддержанным влиянию, особенно влиянию Релины. Всё это Раджи воспринимал как слабость. Реми был согласен с ним, но ни если стае суждено разделиться, мальчик не хотел бы оказаться под эгидой матёрого волка.

– Почему Раджи назвал Пустынника трупожором? – тихонько спросил Волчок у Дорела. Оборотень спал с лица, потёр шею, не находясь с ответом, но всё же негромко проговорил:

– Это связано с его детством. Знаешь, – сообщил мужчина, – здесь у всех за плечами своя страшная, печальная история и каждый сам решает, кому её поведать.

Реми кивнул, соглашаясь с последним замечанием. Ему с трудом верилось, что в стае Кетала кто-то пережил хотя бы половину его собственных страданий, иначе они просто не смогли бы широко улыбаться, весело смеяться и радоваться. Ведь самым улыбчивым и радостным всегда был именно Пустынник.

К вечеру обмен колкостями на поляне забыли, но осадок остался. Релина чаще чем обычно бросала полные подозрения взгляды на Раджи и его пятнистую подругу, Амбери держался ближе к вожаку. У костра как на ладони проступило разделение стаи: согласные с несостоятельностью старшей матери и воины уселись ближе к Раджи, остальные – их было меньшинство – заняли места около Релины. Все казались более напряжёнными, чем обычно, один Кетал словно ничего не замечал, широко улыбался, громко смеялся над пересказом впечатлений от охоты Пустынника.

– Кетал, расскажи что-нибудь, – предложил Амбери, тряхнув гривой гладких ровных белоснежных волос. В облике зверя он был потрясающе красив, с гордостью нося мех снежного волка, но сейчас сидел в развалку человеком.

– Да. Ты давно ничего не рассказывал, – поддержал красный волк, высунув язык.

– Какую-нибудь героическую легенду или придание, – согласно закивала Релина, краем глаза наблюдая за реакцией Раджи, тому идея понравилась.

– А бывают оборотни-Проклятые? – спросил Реми, желая восполнить пробел в своём знании истории.

– Это ты к чему? – смутился Кетал.

– В одних историях Гамбит – оборотень, а в других – Проклятый. Так кем же он был? – Мальчик никак не мог сопоставить факты между собой: в легендах о Разрушительнице тридевяти миров Сильване Гамбита описывали оборотнем, что легко мог затеряться в толпе людей, путешествовал с девушкой по мирам и помог отвоевать земли бывшего Ханаэша. Они составляли пару, и потому Гамбиту отводилась не последняя роль в событиях, произошедших около трёхсот лет назад. Но затем того же самого Гамбита назвали Проклятым и обвинили в скоропостижной смерти Разрушительницы, после чего, его имя вновь упоминается лишь с приходом в мир дочери Сатаны – реинкарнации Сильваны. В легендах о Демонше Гамбит всегда только Проклятый, сын демона и отрёкшейся женщины. Его описывали, как крылатого монстра с рогами и хвостом, усеянном шипами. Как не допытывался Реми в своё время у учителей гильдии воров, он так и не смог разобраться в этой тайне. Не то чтобы мальчика интересовала история, но в легендах оставалось слишком много белых пятен.

В голове юного оборотня не укладывалось, как один и тот же Гамбит мог быть парнем сначала Сильваны, а потом Дочери Сатаны, ведь вторая пришла в мир спустя сто лет. Сколько же в итоге жил Гамбит? Один это человек, или, возможно, их двое? Тогда почему оборотня обвиняли в смерти Разрушительницы?

– Ясное дело, и тем, и тем, – ответил Кетал.

– Такие разве бывают? – нахмурился Реми. Во всех легендах, что рассказывали оборотни было полно дыр и нестыковок, а иногда отсутствовала логика, мальчика всё это раздражало, он хотел высказаться, но прикусывал язык. Кто он такой чтобы поучать взрослых, настоящих оборотней? Шавка в людской конуре, сидевшая на цепи большую часть жизни.

– Демоны они такие. Любых баб совратят. А бабы, чьего народа бы ни были, все готовы тут же юбки задирать, – заявил Кетал, не расставаясь с кружкой эля. Недавно им попался торговец, которого оборотни обобрали, укатив в первую очередь бочки с выпивкой.

– Ах ты, псина! – рассерженная Релина в сердцах топнула каблучком своих сапожек по земле.

– Чо я-то сразу? Бабы все такие. Продажные. Готовы с демоном ложиться!

– Кетал, уж не по своей ли ты судишь? – крикнул Раджи, весёлый от выпивки, но не упускающий возможности задеть своих противников.

– Это же мерзко, – признался Реми.

– Демоны, между прочим, имеют почти человечью ипостась. И выглядят соблазнительно, загорелые, накачанные, не в пример некоторым обрюзглым оборотням, – Релина расплылась в довольной ухмылке.

– Говорит так, будто сама их видела, – негромко проговорила пятнистая волчица.

– Таки я уверен, она не только глядела, но и, – договаривать Раджи не стал, его молчание и многозначительный взгляд красноречивей любых слов.

– Уж всяко лучше тебя, – заткнула его Релина.

– Знай своё место, женщина! – рявкнул Кетал. Он хотел ударить чаркой по бревну, на котором сидел, но локтём задел сучок и согнулся от боли.

– Вы мужики тоже кобели те ещё! Чуть какая-нибудь Суккубка потрясёт перед вами своими прелестями, и тут же из штанов высигаете! – упорствовала и защищала весь женский род Релина. Она через глубокое декольте продемонстрировала, какими именно прелестями трясли суккубы, Реми увидел это и съёжился, опустив голову. Его снова охватила волна смущения и желания потрогать грудь женщины, узнать мягкая она или упругая.

– Может и так. Но от такого союза Проклятые не рождаются, – парировал, вмешавшийся Дорел.

– Как не рождаются? – не поняла Релина и уставилась на него.

– Разве демоны не адские отродья, как они могут жизнь давать? – развёл руками Амбери.

– Разве не мужчины сеют семя? – скрестив руки под грудью, продолжала отстаивать свою точку зрения Релина. – Захоти, демонесса – забеременеет. Всё то же самое.

– Но демоны бесполые, – не унимался Дорел, сам запутавшись во всём.

– Демоны двуполые: хотят мужчины, хотят женщины. И всё они могут! – женщина спорила так, словно защищала родню.

– Да, но в истории Гамбита, именно женщина, волчица, продалась с потрохами демонью! Вот и родился у них Проклятый оборотень, – вернул себе слово Кетал, наконец справившись с ушибленным локтем.

– В истории Гамбита – да. Но вообще – нет, – упрямо отвернулась Релина.

– Короче бывают и ладно, – заключил вожак, не желая дальше развивать тему, и ещё больше ссорится со своей женщиной.

– И кстати, дочь Сатаны тому явный пример! – с видом абсолютного победителя, обернулась к Кеталу Релина. В легендах упоминалось, что Сатана приходилась матерью Демонши, в то время как отцом подразумевался дух Ветра, из-за чего в девушке пробудились способности к магии Воздуха, а Венец Времён избрал её на роль Поднебесного Правителя.

– Да там сам чёрт ногу сломит, – всплеснул руками Кетал.

– А был ли Гамбит Проклятым? От его проклятия умерла одна Сильвана. И то, не все так считают. Зато от проклятия дочери Сатаны умер сам Гамбит, – влезла Рена, пытаясь разобраться в истории.

Если человек по собственному желанию предавался Сатане и возлегал с демоном и от их союза рождался ребёнок, он был отмечен тьмой и Хаосом и нёс вокруг себя одно разрушение и смерть. Тёмная энергия распространялась от таких детей, наполняла их сердца, уничтожала добро, отравляла жизнь, и в конце убивала самых близких, тех, кто общался с потомками демонов больше всего. Именно поэтому их называли Проклятыми – они сеяли вокруг себя лишь проклятие и мрак. Но чаще демоны силой брали, что желали, внушая людям лишь ненависть и страх. От насильственных союзов могли родиться полукровки, но их защищали чистые души родителей, а потому дети таких союзов не приносили в мир разрушения и проклятие.

– Получается, проклятие дочери Сатаны было сильнее проклятия Гамбита? – подал голос Пустынник, вопросительно наклоняя голову.

– Но она же не просто дочь демона, а дочь Сатаны! – потрясая пальцем, высказалась Рена.

– Почему же тогда от её проклятия не умерли члены Кровавого Звездопада? Или она проводила с ними недостаточно времени? – влезла Радья, сидевшая сегодня ближе к Раджи.

– Твою мать, Волчок! Какого хрена ты завёл эту тему? – рыкнул Кетал.

– Он правильно спросил, – поддержала мальчика Релина и потрепала Реми по волосам, от чего тот захотел уйти под землю.

– Молчали бы вы оба, а, – сквозь зубы процедил вожак, а затем крикнул в толпу, – народ, народ! Хватит спорить! Это было чёрт знает когда.

– И что?

– Да! В истории пробелы! – всполошились уже все оборотни.

– Может, послушаем историю? – напомнил Кетал, разводя руками и нечаянно плеснув эль из чарки Релине на ногу. Женщина закатила глаза, но промолчала, а вожак с невинным видом поставил чарку себе под ноги.

– А как появились оборотни? – опять встрял со своим вопросом Реми, вовремя высвободившись из рук Релины и отсев ближе к Амбери. В детстве дядя рассказывал ему что-то о Вульфиге, в честь которого называли волков-оборотней вер Вульфами – потомками Вульфига, но мальчик тогда был слишком мал и всё позабыл.

– О! Вот это хороший вопрос для истории, – оживился Кетал, он хлопнул в ладоши и растёр их, приготовившись рассказывать.

– Да, Кетал расскажи. Давненько мы не слушали эту историю, – подхватили оборотни, согласно закивали и Раджи со своей волчицей.

Рена прикусила губу и затравленно озиралась, она не знала этой истории, основополагающей в судьбе оборотней. Ей стало стыдно за себя и, смутившись, она потупилась. Внезапная вспышка скромности не укрылась от взгляда Реми. Про себя мальчик усмехнулся, гордячка, напоминающая Рин, знала не всё!

Многие оборотни устроились удобнее, предвкушая интересное повествование. Воцарилась тишина, споры о Проклятом Гамбите закончились. История появления оборотней – одна из главных, и первая, что рассказывают своим детям волки. Она превозносится оборотнями так же, как легенда о создании мира Избавителем Церковью. Только Реми знал, что то – враньё, а легенда о Вульфиге правда.

– В подходящем к концу Безвременье, – начал свой рассказ Кетал, – пришла в наш мир Сильвана, прослывшая сразу же, избранницей пророчества – Разрушительницей тридевяти миров. Но ещё до того, как чёрный ветер вырвался из-под её контроля, и в припадке безумия она прочертила незаживающий шрам в надгорном краю, она собирала армию, дабы отвоевать свою страну у захватчиков. Десяти преданных воинов Кровавого Звездопада, собранных из других миров и приведённых в наш, оказалось недостаточно. Тогда она воззвала к изгнанным расам, запуганным, несчастным, обездоленным людьми; воззвала она к тёмным расам, ибо светлые всем угождали. Сильвана обладала силой, видеть в чужих врагах своих друзей, понимать злых, принимать тьму в чужих сердцах. На зов её пришли вампиры, коим она пообещала защиту от инквизиторов, союз и корм. На зов Гамбита, что тогда уже был знаком с Разрушительницей, и даже какое-то время путешествовал с ней по мирам…

– Э. А разве они путешествовали по мирам не после того, как отвоевали страну? – вопрошающе склонила голову набок Радья.

– Нет. Сперва путешествовали, потом отвоевали, – отозвался бурый волк.

– А разве Гамбит путешествовал с ней? Он же в этом мире её встретил… нашёл, спас от бандюг, – задумался оборотень-енот.

– Да ты сам бандюган, – посмеялась над ним сестра.

– Заткнитесь! Дайте историю послушать, – рявкнула на всех Релина. Все повиновались и притихли. Кетал благодарно кивнул женщине и продолжил:

– На зов Гамбита, что в то время был знаком с Сильваной, пришли оборотни. Впечатляющая тёмная армия собралась под стягом Разрушительницы, да только не успев выйти против врага, разругались вампиры и оборотни. Из самых древних времён тянулась вражда между ними. Далеко в прошлое уходили нити раздора, ни одна сторона, ни другая не могла вспомнить, с чего всё началось.

Не хотела Сильвана отказываться от помощи новых друзей и выбирать между двумя расами. Пыталась она по рассказам двух рас узнать, кто же начал вражду, но все валили обиды друг на друга. Ни к чему не привёл её допрос. Решила Сильвана отправиться в те времена, когда мир был молод и полон радужных перспектив. Владела Разрушительница силой открывать врата во времени: она отправилась в прошлое, а вернувшись спустя секунду, рассказала и показа, что узрела.

– И как ей поверили? Она с собой даже свидетелей не взяла, – упрямился Гастел, сморщив нос.

– Слушай историю, – шикнул на него Кетал. – Давным-давно, когда в каждом существе сияла искра первозданной магии, жили на свете трое друзей. С младенческих лет общались они и играли вместе. Вместе пошли в школу и также вместе, помогая друг другу, закончили её. Звали их Носфер, Вульфиг и Селестия.

Шли годы, друзья выросли. Носфер и Вульфиг превратились в красивых сильных молодцев, а Селестия стала прекрасной, умной молодой девушкой. Дружба вскоре переросла в сердцах молодых людей в любовь и оба они питали нежные чувства к своей подруге. Тогда юноши решились признаться прекрасной деве одновременно, чтобы она сама решила с кем хочет быть. Выбрали день, договорились о времени, и вот пришёл назначенный час, но Носфер, будучи всегда слабым здоровьем, слёг с температурой.

В бреду он повторял «Селестия, Селестия», и Вульфиг решил, что поступится сердцем, но не предаст дружбы. Он не пошёл к Селестии в тот день и, когда Носфер поправился, объявил, что уступает ему девушку. Не хочет он сражаться с другом за сердце подруги.

И хотя Селестия сперва сильно смутилась, после сладких слов юноши согласилась стать его наречённой. Времена тогда были вольные, но к молодым людям строгие, день помолвки назначили, но ложе до того дня молодые не делили.

Долго убивался Вульфиг по несложившейся своей любви. Он всем сердцем любил Селестию, а Носфер был ему ближе родного брата. Тяжело далось ему то решение, и всё же, превозмогая душевную боль, он общался с обоими, навещал, и, как раньше, друзья втроём проводили время. Однако с каждым следующим днём старался Вульфиг отдалиться и заходить к лучшим друзьям реже.

Он стал лесничим и первым предупредил деревню об опасности, остановив своими силами нескольких врагов и получив тяжёлое ранение. Злой некромант поднимал кладбища в округе, собирая себе армию зомби. В деревне же принялись набирать ополчение, дабы извести врага и защитить родные сердцу края.

Видя храбрый поступок своего почти брата, Носфер вступил в ополчение. Долго Селестия сокрушалась, ведь так и не успели они обручиться, но Носфер был в своём решении непреклонен.

Он ушёл. И не вернулся. Кое-кто из очевидцев утверждал, что некромант самолично поверг Носфера, но Селестия не верила.

И всё же не возвращался наречённый. Не вернулся он через неделю, через оборот, и ещё один.

Селестия не теряла надежду и ждала своего друга и жениха, а в это время заботилась о раненном Вульфиге.

Амбери отошёл к деревьям. События в легенде действовали на него сильнее, чем на других оборотней. Печаль отражалась на лице, горесть, чувство утраты. Он с тоской смотрел на север, куда-то на лишь ему ведомые пики гор.

– Вскоре Вульфиг встал на ноги, оправившись, – продолжал Кетал. – В то время никто в деревне уже не ожидал возвращения Носфера. Он считался погибшим. Селестия же наконец оставила надежды и созналась Вульфигу, что всегда любила их обоих, а выбор в пользу Носфера был для неё очень труден. Так, обретя свою любовь, они жили, ожидая теперь своей помолвки. Селестия часто приходила в лесной дом Вульфига, построенный из осин, и задерживалась там допоздна.

Но вновь тень нависла над счастьем девушки.

В ночь пристального взора Персефоны, раздался стук в дверь дома Вульфига. Не ожидали молодые люди гостей и всё же пошли отпирать. Дверь распахнулась. На пороге, освещённый ночным светом стоял Носфер, бледный, но живой.

Злоба исказила его лицо, когда увидел он, как та, что клялась ждать, делит дом с другим. Словно наяву увидел, представил он, как фривольно руки друга блуждают по телу его невесты, как сливаются уста. Гнев поднялся из глубин прошедшего ад сердца, но всё же сдержался Носфер. То был друг его, а не чужак. То был брат, что в прошлом сердцем своим пожертвовал ради него. Стало меняться лицо Носфера, успокаиваться.

Селестия, доселе в молчаливом шоке взиравшая на своего, признанного мёртвым, суженого, пригласила войти старого друга, не решавшегося переступить порог нового дома. Накрыла хозяйка на стол и принялась расспрашивать наречённого о его злоключениях, но напряжение витало в воздухе. Не знал, как вести себя с вернувшимся другом, Вульфиг. Он видел яростную гримасу своего почти брата, понимал, какое тому открылось зрелище. Запутался Вульфиг в чувствах к Носферу и Селестии и ринулся из дома вон, не разбирая дороги. Долго он бежал по известным одному ему тропам, безумие захлестнуло разум. Он предал брата! Разрушил всё хорошее, что между ними тремя было! Не мог он жить с этим! Не смог отдать ему Селестию, вкусив её губ и зная нежность кожи. Не сможет жить без неё! Как смириться с тем, что касаться её будет другой. Тем паче его брат!

Релина сжала ладонь Кетала, нежно и сочувственно на него поглядывая, словно он был тем самым Вульфигом, а она Селестией, которой предстоял тяжёлый выбор. Вожак рассказывал самозабвенно, все оборотни погрузились в историю. Только Раджи выпал из волшебства легенды и подбросил дров в костёр. Реми уставился во вспыхнувший огонь, представляя события минувших дней, как наяву.

– Бежал Вульфиг и бежал, – улыбнувшись Релине и поблагодарив её одними глазами, Кетал вернулся к легенде, – встречались ему разные звери в свете Белой ночи, все они стремились скрыться с глаз человека. И только пара волков не сошли с дороги, самец заступил дорогу, оберегая свою самку. Увидел Вульфиг решимость в глазах зверей, увидел в них ценность единственной любви, увидел преданность и готовность жертвовать собой ради другого; и опустел его мозг. Персефона вдруг стала так близка и огромна, она залила ярким светом всё пространство вокруг Вульфига, она проникала внутрь, прямо в его разрывающееся сердце.

Вульфиг преобразился. Наполненный решимостью, он вернулся в дом, готовый сражаться с братом за свою любовь. В голове его стучала одна мысль «Моя!».

Встретились вновь трое друзей. В дверях застыл преображённый Вульфиг, Носфер держал за руку Селестию.

«Моя!» взвыл Вульфиг, ночной свет застлал ему глаза, он ворвался в дом.

«Моя! Ты сам мне её отдал!» кричал в ответ Носфер, кровавая пелена заволокла ему взор. Он сорвал с шеи серебряное ожерелье, подаренное Вульфигом девушке, и бросил в своего бывшего друга.

Болью обожгло Вульфига брошенное ожерелье, не ожидал он такого предательства от своего почти что брата, и преобразился он окончательно.

Вцепился Вульфиг в плечо и грудь девушки своей огромной пастью, почувствовал на языке ни с чем не сравнимый вкус девственности.

Носфер впился зубами в вену на шее девушки, и заструилась в горле тёплая молодая кровь.

Обезумели оба от вкуса плоти и крови и растерзали свою любимую. Очнувшись от инстинктов, оплакали то, что осталось. Дружба их не продлилась долго. Потомки и обращённые последователи неверно истолковывали историю. Припоминали ту роковую для троих друзей ночь и сваливали вину друг на друга. За виной пошли раздоры, а потом войны. За столетия стёрлась из памяти первопричина, поросла быльём и виной новых сражений, так стали врагами два народа – вампиров и оборотней.

От прародителя пошло название вампиров – Носфера ту – ушедшие к Носферу. Вер Вульфами – потомками Вульфига – кличут первооборотней.

Конец, – сказал напоследок Кетал. Оборотни вышли из оцепенения увлекательной легенды, но каждый поглядывал на вожака, в надежде услышать ещё немного подробностей.

– Значит всё из-за девушки, – смотря в костер, произнесла Рена.

– Ты чем слушала? – возмутилась Релина.

– Но ведь и, правда, из-за любви к одной девчонке, сошли с ума оба парня. От девок одни беды, – впервые поддержал Рену Волчок.

– Мелкие вы ещё, чтобы понять истинный смысл, – покачал головой Гастел, провожая взглядом Дорела. Мужчина со шрамами на лице незаметно для всех покинул поляну, он бродил между деревьями, тенью среди чёрных стволов.

– Есть ещё кое-что, что Сильвана молча показала всем вампирам и оборотням, – оборвал пререканияКетал.

– Что? – встрепенулась девочка, отрываясь от огня.

– Когда один пил её кровь, а второй терзал тело, Селестия улыбалась, – грустно проговорил вожак.

– Но почему? Как она могла улыбаться? Она больная что ли? Её там заживо жрут, а она улыбается! – взорвалась негодованием Рена.

– Люди… – пожала плечами Релина, но глаза её таинственно сверкнули.

Кетал, взяв в охапку свою женщину, удалились спать, остальные тоже разошлись. Реми слышал, как некоторые оборотни ещё перешёптывались или тихо переговаривались, споря об истинности легенды. Никто не знал доподлинно, что Сильвана показала, а какие события передала на словах. Да и могла ли она, наблюдавшая всё со стороны, знать чувства, обуревавшие трёх друзей.

Как бы то ни было, первым оборотнем стал волк. Гордость наполнила Реми. Вер Вульфы, оборачивались в волков, глаза волка побудили Вульфига обернуться, и Персефона сыграла не последнюю роль в его становлении. Но как тогда появились другие оборотни, особенно противоположные волкам – кошки? Реми решил утром спросить у Кетала. Но утром, лениво собираясь в дальнейший путь, Реми напрочь забыл о своём вопросе.

Оборотни в пути не торопились: обращаясь то людьми, то волками, часто делали привалы, ловили рыбу в весенних ручьях, караулили на дорогах зажиточных путников, грабили, охотились, устраивали пляски и отдыхали. За достижения в грабеже, за отлично проведённый манёвр на охоте Кетал награждал своих друзей дыркой в ухе, куда тут же вставляли золотые колечки или серёжки-гвоздики. Уши оборотней сверкали золотом, вскоре и Реми обзавёлся несколькими дырками. Время летело незаметно.

Кетал рассказал Реми о жизни оборотней, о гонениях, из-за которых многие пострадали, об отличиях от людей, и традициях. Не забывал вожак о тренировках, поручив Дорелу учить щенков охотиться, выслеживать жертву, различать запахи и вкусы, пользоваться волчьими клыками и когтями. Одноухий волк брал детей с собой охотиться на мелких зверей: зайцев, лантиков, бобров, и птиц: нихоу, куропаток, фазанов. Видя успехи молодёжи, он перешёл на более крупную дичь – кабанов и горных коз, на примере показывая, как правильно брать след, загонять, подсекать и душить, куда лучше впиваться зубами. Амбери тоже принимал участие в обучении щенков, рассказывая и демонстрируя на Пустыннике как атаковать хищников и других оборотней в звериной ипостаси, а также рассказывал слабые и сильные стороны звериной ипостаси.

Реми впервые так часто обращался волком, он чувствовал, как его длинные лапы становятся сильнее, надёжнее, как обостряются его чувства, слух, зрение, и особенно нюх, как затачиваются клыки. Он преуспел в премудростях охоты и не раз показывал результаты лучшие, чем у воображалы Рены, чем вынуждал девчонку ёрничать и корчить рожи от зависти.

Реми нравилось быть волком, ощущать ветер густым мехом, чувствовать поддержку хвоста во время преодоления узких уступов, шевелить ушами, принюхиваться, различая тончайшие ароматы, взрывать землю когтями. Он постепенно начинал ощущать себя настоящим оборотнем, но всё ещё тушевал перед взрослыми, стесняясь себя, своего вида, своей прошлой жизнь, словно она тенью тянулась за ним, и каждый мог увидеть, что с ним было в прошлом. Оставаясь один Реми гордился собой, но стоило вернуться к стае, как на плечи ложился груз собственной несостоятельности, вынуждая молодого волка опускать голову, а мальчика сутулиться.

Стоило принять человеческий облик к Волчку приставал Гастел, не оставляя ни минуты покоя, изнуряя упражнениями, развивающими скорость и быструю сообразительность. Бывший наёмник ничего не рассказывал о гильдии убийц, он вовсе старался молчать, а если говорил, то лишь ругал ребёнка за неуклюжесть, но Реми понравился этот человек, чувствовалась в нём честность. Гастел периодически кидал мальчику то нож, то кнут, то цепь, то палки и начинал поединок без предупреждения. Волчку приходилось всегда быть наготове, но и это не спасало, от затрещин или лёгких ранений, которые сразу же затягивались.

– Мы могли бы давно быть в Искре, мы же волки и быстро бегаем, – жаловался Реми после очередной изматывающей тренировки, на этот раз с большим ятаганом в руке.

– Воспринимай это, как отпуск, – предложил Кетал, подходя мимо тренирующихся к ручью и брызгая холодной водой себе на лицо и грудь. В последние дни жара стояла удушающая, медведи и Амбери тяжелее всего переносили её в звериной ипостаси из-за густого меха.

– Это точно, парень. Когда станешь убийцей, об отдыхе можешь забыть. Так что наслаждайся сейчас, пока есть возможность, – недовольно пробурчал Гастел. Он становился разговорчивым лишь с Кеталом.

– Может просто поменьше пить и плясать, – спокойно предложил Реми, пожимая плечами.

– Мать моя, Волчок! Учись развлекаться, чес слово. Ты такой серьёзный, на смерть веселее идут, – в своей лёгкой манере упрекнул мальчика вожак. Он обратился волком, прыгнул в ручей, пробежался по нему, вылетел и обрызгал человека и ребёнка. Вновь став черноволосым мужчиной, Кетал засмеялся, сгинаясь пополам.

– Какой есть, – недовольно пробубнил Реми, вытирая воду с лица и отряхивая волосы и одежду.

– Кстати, скоро белая ночь, – многозначительно сказал Гастел, выжимая край футболки, не закрытой длинным плащом. Гильдейскую форму бывший наёмник не снимал ни в холод, ни в жару, словно она уберегала его от любой непогоды. Реми заметил, что капли воды стекали по тёмно-серому материалу, не впитываясь.

– И что? – бросил Кетал, выжимая красный кушак.

– А то! Я жить хочу. Человеком, – пояснил Гастел, бросив свой ятаган вожаку.

Кетал поймал оружие и принялся ловко с ним поигрывать. Мужчина уловил замешательство на лице Реми и пояснил:

– Среди нас есть обращённые. Вот Гастел и боится за свою лысую шкуру.

– А зачем они в стае? Они же не контролируют обращение, – недоумевал Волчок.

Когда оборотень в приступе звериной ярости кусал человека, яд, наполняющий слюну в тот миг, попадал в кровь жертвы и проклинал её обращением в зверя. Укушенных называли обращёнными. Они не могли контролировать свои превращения в зверя, чаще всего обращаясь в ночное время суток и под воздействием сильных эмоций. Звериная сущность брала верх над обращёнными, человек зверел, жаждал крови и не мог сдержать инстинктов. Из-за их безумств и кровавых расправ над попадающими под руку, люди придумали сотни страшных историй и укоренились во мнении, что все оборотни – звери, не контролирующие себя ночами.

Несмотря на проклятие звериной сущности, укушенные в остальное время оставались людьми, но уже не могли жить как раньше. Только оборотень, который ранил, мог контролировать зверя внутри обращённого; вот только ранив человека в порыве ярости, оборотень сбегал, либо сбегал укушенный и оставался наедине со своими муками, обращениями и загубленной жизнью.

Обращённые оборотни могли иметь потомство, которое в свою очередь либо несло в себе звериную суть, либо нет. Рождаясь со звериной сутью человек мог лучше контролировать её, оберегая себя и людей вокруг. Над рождёнными оборотнями довлел лишь закон равновесия: какую-то часть времени должно проводить в зверином облике. Если рождённый пребывал в одной ипостаси долгое время, закон равновесия вселенной проявлялся в самой тяжёлой форме – обращая носителя звериной крови во вторую ипостась. При этом насильственное природное превращение сопровождалось адскими агониями, сравнимыми с болью первого перевоплощения обращённого. Раз испытав эти муки, рождённые оборотни предпочитали равно делить время между двумя сущностями своего тела.

Чем больше поколений отделяло потомков от обращённого предка, тем спокойней становился темперамент, послушнее зверь внутри и мягче вселенский закон. Когда же у двух оборотней рождался ребёнок – он был истинным, способным обращаться по собственному желанию и даже выбрать одну ипостась на всю жизнь.

– Они тоже наши братья, – пожал плечами Кетал и добавил, – какими бы сумасшедшими не были.

– Да тут у всех считай, кровь намешана, – не подумав, вставил человек. Оборотень на него злобно глянул и буркнул:

– Не твоё дело, человек!

– Да я что, я ничего, – замахал руками бывший наёмник. Иногда он вёл себя трусливо и глупо, особенно когда рядом Кетал, Реми не мог поверить, что этот подкаблучник мог быть в прошлом гордым убийцей, скрытным, таинственным, неуловимым.

– Плетёшь пояса из нашей шерсти, вот и плети! – Кетал напомнил человеку место и пошёл прочь. – И помалкивай.

– А ты? – спросил Реми, пока вожак не скрылся.

– Я истинный, поэтому я вожак. А ты, Волчок? С кем намешана твоя кровь? – Кетал обернулся и смотрел на мальчика в упор своими сине-фиолетовыми глазами, внушая опасность, всем своим видом говоря, кто здесь вожак и кто главный. Реми опустил голову, боясь своей дерзостью спроецировать конфликт. Он знал, что мог бы дальше смотреть в глаза Кеталу, но посчитал это наглостью.

– Все мои родственники мертвы, потому что были оборотнями, – с горечью и одновременно с гордостью проговорил мальчик.

Чем больше поколений оборотней в родословной, тем легче контролировал истинный свою звериную сущность и мог обратиться в независимости от времени суток или сезона. Истинные считались чистокровными представителями расы оборотней – знатью, и чаще всего становились вожаками стаи. Раньше. Так было до тех пор, пока люди не начали охоту на оборотней, уничтожая в равной степени и обращённых, и рождённых, и истинных.

Не только контроль над зверем становился сильнее с кровью многих поколений, но и пробуждалась магическая способность, даруемая хранительницей всех ночных рас – Персефоной.

– Значит истинный, хэ, – хмыкнул Кетал. Наваждение спало, он снова стал собой, бродягой и весельчаком, а не грозным вожаком стаи.

– Я слышал у истинных, есть какие-то скрытые способности, недоступные простым оборотням, – осторожно подал голос Гастел.

– Чем больше чистых поколений, тем ярче проявляется способность. Но вообще-то, человек, это не для твоих ушей, – опять заткнул мужчину вожак.

Он кивком указал Реми следовать за собой. Оборотни отошли от человека в глубь леса и продолжили разговор.

– Ты, вижу, не слышал о таких способностях, – больше утвердительно, нежели вопросительно молвил Кетал.

– Да. Мне об этом не говорили, – признался мальчик.

– На самом деле, способностью может быть всё что угодно, – развёл руками мужчина, не найдясь с примером.

– А у тебя есть способность? – осторожно спросил Реми.

– Есть, – Кетал почесал редкую бородку, борясь с желанием ничего не говорить мало знакомому щенку. – Я доподлинно вижу, кто лжёт, а кто говорит правду. Вообще я вижу в глазах истинные чувства и мысли. Трудно объяснить. Но есть такое, – нехотя признался он и усмехнулся. – Потому я и стал вожаком.

– Несколько раз… – начал Реми, Кетал стал серьёзным и прислушался, – Меня прятала тень. Я точно не знаю, как такое происходило. Но люди не видели меня… в упор.

Реми не знал, правильно ли он поступил, рассказав о себе Кеталу. Стоило ли доверять незнакомому оборотню? Но мальчик хотел разобраться в себе, понять, почему тень укрывала его словно плащом, а если не у вожака стаи спрашивать, то у кого ещё.

– Хм. Похоже на способность, а подробней не расскажешь? – попросил Кетал.

– Я прятался от стражников в Белом Клыке. Они ходили и светили фонарями по всем углам. Очередь дошла до угла, где прятался я,… они посветили туда ярким фонарем,… но меня не увидели, – мальчик замолчал, вспоминая те мгновения. Он так боялся стражников. Боялся, что его найдут и снова начнут подвергать мучениям в пыточной, но он спасся. Тень спасла его. – Может, конечно, свет от фонаря не осветил всё. Может, это воображение. Мне тогда было семь лет.

– Семь лет?! – воскликнул своим басом Кетал. – Семь лет! В таком возрасте способность не проявляется, обычно. – Мужчина стал тереть свою щетину на подбородке. – Обычно годам к одиннадцати, двенадцати, или позже, когда взрослеешь. Но чтобы в семь лет. Я такого не слыхал.

– Можешь не верить, – пожал плечами Реми. Возможно это никакая не способность. Он вообще не понимал, что это, почему тень приходила ему на выручку.

– Пожалуй, я верю. Я же вижу, что ты не лжёшь, – многозначительно глянув на Волчка, ответил Кетал. И всё же его очень удивило, что способность могла пробудиться у мальчика в раннем детстве.

Отгремели первые грозы, зазеленели травы, а деревья наполнились благоуханьем цветов. Прошёл праздник любования цветением плодоносных деревьев, лето вступало в свои права, несмотря на то, что по календарю значилась весна. В Аэфисе, стране ураганов и не утихающих ветров, практически не выделялись переходные сезоны, такие как весна и осень. Зимние снега и льды таяли за пару недель, на смену им приходили почки и цветы, а солнце раскаляло каменистые почвы гор до летних температур. Весной частые, внезапные дожди с грозами, охлаждали пыл земли, поливая огороды и радуя людей сочными всходами; но чем ближе подходило лето, тем засушливее становился климат, тогда обитателей надгорного края спасали вечные, не пересыхающие, ледяные ключи, берущие своё начало с горных вершин или бьющие прямо из земли. Даже в самый сухой и знойный день, находился притаившийся в тени деревьев ручей.

На день любования цветущими плодоносными деревьями оборотни устроили знатный праздник. Подкараулив редкого в Аэфисе пешего торговца – безопасней и быстрее перевозить товар на дирижаблях, но и дороже – разбойники ограбили его, разжившись за счёт человека тканями, кружевом и мешочком монет. Всё это в ближайшей деревне Кетал поменял на еду и выпивку, накрыв богатый стол.

Совесть не мучила Реми на счёт людей. Он не любил их, и согласился с доводами Кетала, который утверждал, что раз люди убивали оборотней за происхождение, почему оборотни в отместку не могли убить человека и набить брюхо за его счёт. Ненависть порождала ненависть и круг замыкался. Кто-то мог бы порвать его, положив конец всему. Кто-то, но только не оборотни, вдосталь настрадавшиеся от тирании людей. Не Кетал начал сеять ненависть, а тот Поднебесный Правитель прошлого, что окрестил оборотней – нелюдью, опасной для простых людей и начал травлю. Что оставалось вер Вульфам, как не оправдывать своё имя, грабя и выживая.

Грабёж путешественников на дороге отличался от воровства в городе, там Реми никого не убивал, мастерство заключалось в ловкости и незаметности. На дороге же властвовала наглость, сила, дерзость и безжалостность. С жалостью к людям мальчик научился бороться, вспоминая всё плохое, что причинили ему в прошлом. Силой он, как оборотень, тоже не был обделён, а вот наглости и дерзости не хватало, особенно сейчас, когда у Реми начался пубертатный период, да к тому же в компании волков-оборотней, рядом с которыми мальчик тушевался. В детстве он мог укусить противника, если загоняли в угол, остальные порывы старался сдерживать, но теперь любая мысль подвергалась критической оценке, и росла неуверенность в себе.

Мальчику всё время казалось, что он не сможет, что он слишком глупый, тощий, мелкий для грабежа; что его осудят, если он допустит ошибку; обсмеют, унизят перед стаей; что со всем лучше справится Рена – девчонка и малявка; или ещё хуже – за него вступится Релина и опозорит своей добротой. Как он сможет жить среди волков, если будет прятаться за юбкой женщины?! Его ужасно беспокоило мнение окружающих, каждый взгляд, каждый смешок, каждый жест казался ему приговором. Все оборотни в стае, словно следили за ним одним и оценивали – справится или нет. А если не справится? Значит он ничтожество! Недостойный оборотень! Ошибка природы! И ему не место в стае!

Когда же он стал таким жалким, зависящим от мнения окружающих? Реми ненавидел свои душевные терзания и взрыкивал на всех по поводу и без. Он не мог подавить ту злобу, что горела в нём, ту ненависть, что он испытывал к себе самому. Его не оставляла боль – кости ломило, ноги и руки ныли, низ живота чесался, постоянно хотелось есть, грызть что-нибудь – что ещё больше усиливало чувство раздражения.

В последнее время Реми поперёк горла встал его внешний вид. Ростом он сравнялся с Релиной, и догонял невысокого в стае Пустынника, но телом, массой, шириной плеч он застрял где-то в детстве и выглядел, как растянутая палка – худой и длинный. Если бы Рену растянули на дыбе, то получилась бы такая же палка, но с девочкой такого не происходило. Собственная худоба беспокоила мальчика больше всего. Он съедал всё, что давали, находил в лесу подножный корм, сам охотился на птиц и мелких зверей и всё равно оставался голодным и тощим. Он старался надевать безрукавку с торчащим наружу объёмным мехом, а руки, сгибая в локтях, разводить шире, но эти незамысловатые жесты ни капельки не помогали, а только вызывали оскорбительные для мальчика улыбки на лицах взрослых.

Мало Реми был младше всех мужчин в стае, ниже, так ещё и телосложением не вышел – сплошное недоразумение для насмешек. Он выглядел в своих глазах чудовищно, недоразвитым, долговязым. Хуже тела только волосы! Они так и остались непонятного цвета: темно-русые или каштановые, местами серые, несколько пепельных прядей и торчащие белые волосинки, по шее тёрлись чёрные волосы. Не у одного Реми на голове торчали разноцветные вихры, но у пятнистой волчицы они лежали идеально, волосок к волоску, складываясь в аккуратные пряди. У мальчика волосы были жёсткие и завивались в разные стороны, торчали, как их не укладывай, сбивались в колтуны, как ни расчёсывай.

Реми смотрел на других волков и завидовал. Кетал носил шевелюру чёрных волнистых волос до плеч, переливающихся на солнце фиолетовым и красным. Они легко завязывались в хвостик и не торчали во все стороны свисавшими патлами. У белого волка – Амбери, длинные волосы имели такой же окрас, как шкура – белоснежного цвета. Мягкие, гладкие, послушные, о таких волосах мечтали даже девчонки. Когда Волчок видел Амбери, руки его сами собой поднимались к голове и начинали прилизывать непослушные локоны. Стоило ему оказаться рядом с белым волком в обличие человека, мальчик хотел провалиться сквозь землю.

Пустынника же напротив, как будто не волновало, что у него на голове красно-рыжий нечёсаный ком жёстких кудрей. Он ходил всегда весёлый, блестел, не убираемым волчьим клыком и радовался жизни. Как?! Задавался вопросом Реми. Почему его не волновал колтун на собственной голове?! Реми не понимал, но больше всего он задавался вопросом, почему Его так волновала собственная причёска? По словам Кетала и Релины, Реми понял лишь одно, сейчас он переживал самый худший период в своей жизни.

Вся эта эмоциональная нестабильность, обращение по поводу и без, критическая самооценка, стыдливость, неуверенность, ускоренный рост в разных местах, постоянный голод, появление волос на человеческом теле выматывали похуже тренировок. Мальчик не испытывал столь сильных переживаний даже во время пыток в тюрьме, избиений Рин и жизни в приюте. Избиения и муки приносили боль, телесную, иногда душевную, как после смерти Сима и Николаса, но сейчас мальчика изводили собственные терзания, а хотелось всего-навсего равновесия хотя бы в самом себе. Реми долго спал, много ел, и все силы клал на борьбу с самим собой, но внутреннего спокойствия добиться не мог. Война бушевала в его организме. Неукротимая, жестокая, непонятная война, казавшаяся бесконечной.

– Кетал, мне кажется, Релина где-то поранилась и молчит, – тихо поделился переживаниями Реми, на очередном привале оборотней.

– Что за глупость? С чего ты взял? – отмахнулся вожак стаи.

– А ты не чувствуешь? От неё так сильно пахнет кровью. Уже второй день, – настаивал мальчик.

– О! Эмм… ты про это. Ну, как бы… понимаешь, – Кетал замялся, почесал свою скудную бородёнку – она у него не становилась гуще. – У женщин,… – мужчина явно пытался подобрать слова, но никак не мог. – Камнем в глаз, да как же сказать-то? Понимаешь, женский организм… – Кетал вновь задумался.

Реми не перебивал, но из разрозненных междометий и тихих ругательств ничего не понимал. Кетал раздражался и не знал, как объяснить.

– Ну, они же типа могут рожать и… как бы это… бывают периоды, – мужчина не мог сформулировать мысль. – А ну в пень! – сдался он, наконец, – иди к Релине, она сама тебе объяснит. Она баба! Это её заморочки!

Кетал быстро ушёл в другую сторону и, подойдя к Амбери, принялся обсуждать предстоящую охоту. Реми понял, что не добьётся от вожака ни слова, пришлось идти к Релине. Может, она ранена и ей нужна помощь? Почему же Кеталу всё равно? Она же считается его парой.

Терзаясь сомнениями, мальчик подошёл к Релине, весело кидавшей в кипящую воду котелка ароматные травы.

– О! Волчок. Давай я тебя готовить научу. Вот тмин – он хорош к мясу, а это зверобой – его лучше класть в чай, особенно когда хочешь взбодриться, или вылечить простуду, хотя мы простудой не болеем, – заметив мальчика, начала показывать ему травы и рассказывать об их значении и применении женщина.

– Релина, ты себя хорошо чувствуешь? – издалека начал Реми. Рядом с женщиной, он чувствовал себя особенно неловко, пытаясь отойти от стола, чтобы не мешать ей готовить, мальчик задел мешок, лежащий на столе, из него на землю посыпались сухари. Реми принялся собирать их, но, поднимаясь, ударился о столешницу, а собранные сухари полетели у него из рук опять в пыльную землю.

– Не переживай, я соберу, – приняла у него из рук собранные сухари женщина и продолжила дело сама.

– Я ходячее бедствие… раньше такого не было, – опять окунулся в пучину самобичевания мальчик.

– Ой, да не переживай. Пустяки, – махнула рукой Релина. – Всё равно эти сухари уже в печёнке. Так что ты спрашивал?

– Эмм. Я спрашивал у Кетала, но он отправил к тебе…. С тобой всё в порядке? Ты поранилась? От тебя пахнет кровью, – стараясь не выдать своего переживания, поинтересовался Реми. Этот запах преследовал его, заставлял клыки во рту удлиняться, а кровь в венах закипать.

На этот раз собранные сухари полетели из рук женщины, а, поднимаясь, она стукнулась об импровизированный из досок телеги стол и чуть не опрокинула его.

– Да уж, – наконец поднявшись, и отряхнувшись, смущённо завела прядь волос за ухо женщина. – Я понимаю, почему Кетал тебя послал.

– Так в чём проблема? Что случилось? Ты ранена? А ему, похоже, всё равно! – не унимался мальчик, не в силах скрыть раздражение от общего молчания и наплевательского отношения к своей женщине со стороны вожака.

– Нет. Я не ранена, – Релина, плюнув на сухари, принялась быстро резать овощи и кидать их в котелок. Похлёбка закипала. – У женщин бывает период, когда от них пахнет кровью. Это случается раз в оборот, и это вполне нормально.

– Нормально? Нормально, когда идёт кровь? Да это же НЕ нормально! – упорствовал Волчок.

– Просто прими как данность. У женщин это нормально, у нас другое строение организма, не такое как у вас, мужчин. Мы вынашиваем детей, а когда нет, мы расплачиваемся подобным образом, – не отрываясь от своего нехитрого занятия, спокойно объясняла Релина.

– Ужас… – скривился парень. В его понимании это выглядело как договор с тёмными силами. Женщины ещё хуже, чем он думал.

– Просто запомни, что женщину, от которой пахнет кровью нельзя любить в такие дни. С животными наоборот, но и пахнет от животных иначе, – Релина вывалила в котелок порезанные молодые листья и стебли сныти. – Что-нибудь ещё? – глаза её сверкнули, отразило свет солнца лезвие ножа, голос женщины был милым, но вид её внушал опасение.

– Э, нет, – замялся Волчок. – От Рены никогда не пахло кровью…

Он отошёл на шаг, наступил на миску с водой, разлив всё и понял, что сейчас его убьют.

– Она ещё маленькая. Кровью пахнет от взрослых женщин. А теперь пошёл вон отсюда, я готовлю! – резко вскричала Релина. – Мужики чёртовы! Тунеядцы! Мало не помогают, так ещё громят всё вокруг себя! – Реми удрал, а женщина всё бросалась проклятиями и бурчала себе под нос.

Что это с ней? Вспылила не из-за чего…

– Только и знают, что жрать. А как готовить, так «женщина – это твоя работа». Пёсьи морды! – продолжала Релина, обычно добрая и заботливая. Реми поджал, выскочившие из-за эмоций, уши и хвост и отбежал подальше в лес. Из разговора он вынес, что к женщинам, пахнущим кровью, лучше близко не подходить.

Всё ещё быстро отходя и оборачиваясь, чтобы ненароком не словить кухонный нож в спину, от рассерженной волчицы, Волчок ретировался и упёрся в Кетала. Тот, как выяснилось, наблюдал за сценой из кустов и хохотал.

– Ох, парень. Женщины загадка.

Реми хотелось ударить вожака, тот знал, что разговор закончится этим и всё равно отправился мальчика к Релине. Сдержав порыв Волчок бросил на Кетала взгляд исподлобья, девчонки и их особенности интересовали его меньше всего.

– Знаешь, – после небольшой паузы, начал вожак. – У мужчин есть свои особенности организма. И, я думаю, пора бы тебе их узнать… да и не лишним будет рассказать тебе, как мужчины сеют семя. Ты уже большой, пора.

– Уж как сажать, я знаю! В детстве жил в деревне и заботился об огороде! – в голосе мальчика звучало неприкрытое рычание. – И я собираюсь убийцей стать, а не пахарем!

Кетал сперва выпучил глаза, а затем разразился громким безудержным хохотом. На них косились члены стаи. Реми ещё сильнее захотелось ударить вожака, заткнуть его, чтобы он не привлекал ненужное внимание к неуверенному в себе мальчику. Да и что его так рассмешило?

Оказалось, было кое-что, что могло рассмешить вожака, подразумевавшего размножение. Когда Реми понял о чём речь, лицо его стало пунцовым, он обратился волком, чтобы скрыть подлое смущение. Кетал рассказал мальчику об особенностях мужского организма, о реакциях, о взрослении и половом влечении, о тонкостях и нюансах, что поджидали Реми в ближайшем будущем, если ещё не начались. Никто не знал, как сложится жизнь юного оборотня и сможет ли он задать интимный вопрос, а незнание в данном случае, не несло ничего хорошего, кроме издевательства над организмом. Вожак рассказал, что нужно делать, чтобы подавить влечение в одних ситуациях, или выпустить пар в других.

Кетал тушевался, запинался и тоже смущался, но рассказывал, потому что в своё время вожак другой стае, рассказывал всё это ему – это долг матёрого волка. Мужчина отвёл Реми подальше с глаз остальных членов стаи, и оставшись наедине поведал всё, что было необходимо знать подростку в период созревания.

Долго ещё после этого разговора «по душам», Реми приходил в себя, успокаивал чувства, и раскладывал по полочкам полученные знания. Он никогда не задумывался о половом созревании, но теперь ему неоднократно снились интересные сны, на основе рановато узнанных подробностей. Снами этими он ни с кем не делился, как и мыслями, и переживаниями, и теми иногда довольно приятными моментами, что случались поутру.

Время неуклонно двигалось вперёд, календарная весна осталась позади, оборотни миновали Белый Клык, обойдя его с запада. Горная вершина, покрытая ажурными постройками и садами, виднелась сквозь кроны деревьев и невольно пробудила в Реми воспоминания, в основном неприятные. Он вспомнил, как пришёл сюда по совету лисы из леса, вспомнил как жил впроголодь, подворовывал, подчинялся Аазиру в старой шубе; задание украсть билеты, из-за которого мальчик угодил в тюрьму; перед глазами встали лица стражников, а тело отдалось болью пыток, голова загудела, как во время монотонных ударов капель. Реми отвернулся и старался не смотреть на город, внимательнее вслушиваясь в слова Кетала.

Вожак поделился историей Белого Клыка. Давным-давно здесь расположилась маленькая деревушка оборотней, первых поселенцев новой страны – Аэфиса-на-Ханаэш, тех кто воевал за неё с захватчиками. Через сто лет в мир явилась Демонша, дочь Сатаны, по её приказу три поселения – оборотней, разбойников и воров на юге, пиратов на севере – отстроили в три столицы надгорного края, превратив в красивые города. По её замыслу Белый Клык должен был стать пристанищем всех оборотней, отчего и носил имя с отсылкой к звериной сущности, но после её ухода все забыли об этом, люди заселили город, и объявили охоту на оборотней в его же стенах. Белый Клык захватили люди. Оборотни потеряли свой последний оплот и стали гонимы в Аэфисе точно так же, как и во всех других странах. Обещание, данное Сильваной-объединительницей в начале Смутных времён, было нарушено последующими Поднебесными Правителями.

Оборотням оставалось смотреть на город со стороны и вздыхать. Некоторые ещё пытались достучаться до Совета, но голос их тонул в крови, либо глох за решёткой. Люди никогда не отдавали то, что им удавалось получить.

В тени Белого Клыка раздражение Раджи вошло в зенит. Он сверкал глазами и всё чаще, наедине со своими приближёнными друзьями, сетовал на ленивый темп и несерьёзность Кетала. Напряжение в стае нарастало каждый день. После охоты воины возвращались уставшими и раздражёнными. Раджи оспаривал место старшего воина, провоцируя на конфликт Амбери. Последнее слово в их спорах оставалось за Релиной, но надолго ли. Кетал словно глох к раздорам, продолжая свои лекции щенкам, кутёж, пьянство и веселье, своим поведением ещё больше нервируя Раджи.

Обогнув Хромое ущелье, где черти оккупировали короткий путь в обход Белого Клыка, поросший высокой травой, оставив путникам узкую тропинку, через которую не всяк решался проходить, оборотни не торопливо шли на юг. Настроение в стае заметно ухудшилось, это чувствовали все, напряжение летало в воздухе, стоило приблизиться Раджи к Амбери или к Релине. Один Кетал, казалось, не замечал ничего, весело проводя свои будни и бросая шутки направо и налево.

– Ты слишком много времени проводишь с этим безродным щенком, вместо того чтобы решать проблемы стаи, Кетал! – высказал Раджи, проходившему миму вожаку, перед очередной охотой. Пятнистый волк предложил свой план по загону, тем самым поставив себя на место старшего воина, но получил отпор от Релины.

– А разве в стае есть проблемы? – весело спросил Кетал.

– Время шуток прошло, – заявил Раджи и, осмотрев стаю, добавил, – мы уходим.

Матёрый волк отступил на шаг и на глазах Реми оборотни переходили на сторону Раджи. За его спиной встала его подруга, Ренард и ещё двое волков. Остальные переглядывались, решая, чью сторону выбрать – уйти и признать Раджи вожаком, или остаться с Кеталом, который их всех собрал. Черноволосый мужчина спокойно стоял и ждал, кивками прощаясь с оборотнями.

Амбери остался стоять рядом с Релиной, Пустынник, поджав хвост, незаметно заступил на сторону Кетала. Дорел стоял посередине и смотрел то на одного, то на другого. К Релине подошла старая волчица, потёрлась носом, прощаясь и перешла на сторону Раджи, за ней трусил темноволосый мальчик.

Если бы Раджи относился к новеньким с дружелюбием, и не питал ненависти к Реми, Волчок пошёл бы с ним. Ему тоже надоела несерьёзность Кетала, его любовь к выпивке и праздному образу жизни. Реми хотел стать волком, стать убийцей, стать мужчиной, с Раджи он бы добился цели быстрее, не тормозил у каждой дороги, не петлял вокруг гор и больше времени уделял тренировкам. Но пятнистый волк с первых минут возненавидел Волчка. Если Реми сделает шаг к стае Раджи – волк загрызёт его. Выбора у мальчика не было.

– Куда ты пойдёшь? – спросил Кетал.

– На восток, под горной короной мало поселедний. К тому же там жили мои родные, – Раджи говорил спокойно. Оборотни сами выбирали, кому с кем идти, драться им было незачем.

Рена рядом с Пустынником стояла, выпучив глаза, она не ожидала, что её семья разделится. К Релине подошла ласка, обняла старшую мать и попрощалась:

– Извини. В той стороне прячутся ласки, я хочу попробовать найти своих.

– Не извиняйся, – улыбнулась Релина. – Желаю тебе удачи. Ты обязательно найдёшь друзей!

Радья подошла к Дорелу, обняла его, пристыжено взглянула в глаза сначала Релине потом Кеталу и перешла на сторону Раджи. Практически все воины оказались на стороне матёрого волка.

Реми наблюдал за оборотнями и всё ещё боролся с желанием. Он был благодарен Кеталу за всё, но позиция Раджи и его мировоззрение больше импонировали мальчику. Он опустил голову.

Кетал не противился уходу из стаи, он попрощался со всеми, пожелал удачи и отпустил. Легко. Легче, чем ожидали оборотни. Раджи повёл свою новую стаю на восток. За ним последовали обращённые, бросая печальные взгляды на Кетала и Гастела. Дорел побежал за Раджи и скрылся в листве орешника.

Оставшиеся оборотни уставились на вожака. Тот потёр шею и развёл руками:

– Каждый имеет право делать то, что считает нужным. Прощаясь на время с одними друзьями, находишь новых. Так и живём.

– Кетал, – прогрохотал голос Севера, – если ты не против, мы с Дарой тоже пойдём.

– С Раджи? – тут же взвизгнула Релина.

– Нет, мы пойдём на запад. На родину медведей. – Мужчина обнял подругу, та кивнула, улыбаясь.

– Конечно, друзья. Я не держу никого в своей стае, всё только по собственному желанию, – заверил их Кетал.

– Можно мы с вами? – спросил юноша с ушами енота. – Там в еловом бору жила наша тётка.

– Проводите заодно переярков, – добавила Релина.

– Конечно!

Еноты ушли с медведями, на лесной опушке остались несколько оборотней и один единственный человек. Кетал улыбнулся своей маленькой стае и вдруг весело сказал:

– Наконец станет легче дышать! А то эта напряжёнка последних недель, я думал Раджи никогда не решится.

– Теперь остались только самые близкие друзья, – подхватила Релина.

– Пустынник уже вполне может считаться воином и загонять, да и щенки наши большие, пора учиться ответственности. Меньше народу – больше воздуху. Больше свободного места, чтобы развлечься. – Вожак схватил за бёдра свою подругу и страстно поцеловал. Женщина не сопротивлялась и обвила руками его шею, зарывшись пальцами в чёрных кудрях.

– Оскар, почему ты не пошёл? – спросил Гастел.

– Ну ты скажешь, я люблю выпить и покутить, – широкая улыбка осветила лицо верзилы. – К тому же мои полосатые родичи обретаются где-то на юге. Там их и поищу, пока будем идти.

Релина с Кеталом упорхнули в лес, спрятавшись от любопытных глаз, решив наконец уединится. Раздался топот, с которым в стаю вернулся одноухий волк. Амбери потрепал его по холке.

– А вы что же думали я с Раджи пойду? – весело осведомился Дорел.

Оставшиеся оборотни отправились на охоту, наловив к вечеру птицы и загнав пару мелких кабанчиков, устроили пир из того что удалось раздобыть. Рена с помощью Амбери натёрла мясо пряными травами и запекла – частично спалив, частично не дожарив для первого раза. Больше никто не делился на группы, все сидели вместе и вместе болтали. Вечера у костра стали душевнее.

Кетал с Релиной не возвращались, но сытые оборотни не переживали, давая взрослым шанс провести время наедине. Пустынник в виде волка чесал спину о землю, перекатываясь и сверкая светлым животом.

– Скорее бы у меня появилась девушка. Хочу страстную ночь любви с горячей аппетитной волчицей, чтобы с длинными ногами и сочными округлостями.

– А я предпочёл бы маленькую, – витая в своих мыслях, тихо поделился Амбери.

– Я люблю пухлых, – признался Оскар. – Чтобы пончик такой, ложишься на неё, мягкая и нигде кости не колются.

– Перина что ли? – поднял морду Пустынник и схлопотал оплеуху.

– Я предпочитаю подтянутых, но чтобы ямочки на щеках, когда улыбается, – мечтательно протянул Гастел. – О, просто балдею от этих ямочек.

Реми скривился, мужчины, мечтающие о глупых девчонках, что может быть хуже? Он мельком глянул на Рену, та закатила глаза, слушая оборотней, и пошла спать.

– Когда очаруетесь будет всё равно ямочки у неё, пончики или кости, – усмехнулся Дорел. Все замолкли и покосились на него. Его пара погибла от рук людей. От предка своего Вульфига оборотни унаследовали моногамность и чаще всего, теряя суженую, не могли вступать в любовные отношения с другими. Очарование – особый вид любви, питаемый оборотнем к партнёру – заполняло сердце лишь раз за всю жизнь.

Утром Кетал и Релина присоединились к стае безумно довольными, глаза их не просто сверкали, а горели, и светились. В волосах женщины застрали листики и веточки, которые вожак то и дело доставал, приближаясь к своей любимой, за что получал очередную лучезарную улыбку. Кетал не стал отходить далеко от города, он приноровился грабить деревенских торговцев, поставлявших товары в Белый Клык. За грабежами и неустанными празднествами в стае, подошёл черёд Дня Середины лета.

Оборотни отпраздновали его на славу, раздобыли не только крепкие вина мелионова сбора и уникальные закуски, но и музыкальные инструменты. Единственную гитару, которая развлекала стаю в прошлом, забрал с собой Ренард, но теперь оборотни кутили на полную. Имея идеальный, от природы слух, извлечь красивые звуки из флейты и струнных оказалось легко. Реми сперва долго держался в стороне от шумной толпы, абсолютно, по его мнению, безумных оборотней, но потом, напившись, отобрал у Амбери гитару и вспомнил незаурядные мелодии, которые слышал в Мулен Блю.

Гулянка продолжалась на протяжении всей следующей недели. Реми почти ничего не помнил из того времени, всё сливалось в один пьяный угар, в котором и пребывали все оборотни, пока к ним на стоянку не пожаловали маги со стражниками.

Кетал, Дорел и Гастел взяли незваных гостей на себя, отвлекая их внимание от стаи, Релина руководила побегом. Оборотням пришлось побросать почти все свои вещи, схватив лишь самое необходимое – оружие и немного еды. Заметив, что Релина увела всех, и воем предупредила вожака, Кетал завыл, скомандовав отступление.

Стражники никого не поймали, маги мазали молниями, и очень долго готовили заклинания, зачастую не те, которые были на самом деле нужны. Реми не мог понять, отчего они такие глупые, ведь носили светлые мантии. Во всей это суматохе стражники на рожон не лезли, не желая схлопотать заряд энергии в филейное место.

В волчьем облике оборотни бежали весь остаток дня и всю ночь, затормозив лишь на рассвете. Как за волками поспевал Гастел оставалось загадкой, но он всегда прибегал на стоянку, немногим позже остальных. Когда все собрались, оказалось, что Амбери и Оскар сумели по дороге поймать оленёнка, получив от членов стаи самые душевные благодарности.

Ведомые Релиной, удирали оборотни на юго-запад и сильно отклонились от маршрута. Пришлось резко поворачивать на восток и осторожно пробираться, рискуя наткнуться на поисковые отряды. Оборотни стали вести себя тише, не устраивая праздников с музыкой.

В поредевшей стае охотиться ходили все мужчины, на стоянке оставались и готовили место под ночлег Релина, Рена и Гастел. Реми, как мальчик и уже довольно крупный, помогал загонять добычу. Получалось у него скверно, особенно когда подходила очередь тесной работы с другими волками. Кетал утверждал, что это самое весёлое в охоте, действовать сообща, Реми был иного мнения. Мальчику все мешали, лай и вой отвлекали, он не мог положиться на товарища и пытался всё сделать сам, упуская свою позицию и дичь. Он слишком долго пребывал в одиночестве и привык заботиться о себе сам, командная работа казалась ему чем-то запредельным.

– Да, да, да. Вот сюда! Идём, народ. Я помню, здесь повернуть, и вот он! Дом, а в нём живёт классный чел… – весёлая речь Кетала затухла, когда перед глазами появились поросшие сорной травой и молодыми ивами обломки сгоревшего дома.

Так я и думал, он говорил про моего дядю… Реми медленно подошёл к руинам родного дома. Пожарище, стражники, обгорелое тело дяди предстали перед мысленным взором так чётко, словно всё это случилось вчера. Как я не хотел возвращаться сюда.…Это место…

– Да что здесь произошло, девять адовых кругов?! – злобно выпалил Кетал.

Оборотни спрятали волчьи признаки и теперь выглядели точно компания людей, путешествующих по миру, с нехитрым скарбом из котелка и флейты, и оружием для самозащиты, спрятанным в пыльных с дороги вещах.

– Он сгорел, – уходя от развалин, очень тихо проговорил Реми, когда поравнялся с Кеталом. Он отвернулся от родного дома, не в силах вспоминать тот роковой день, изменивший его жизнь.

– Да, я вижу! Но, чёрт подери, как? Почему? – всё ещё злился вожак.

– Пришли стражники, избили его и подожгли дом. Он же оборотень, в конце концов, а значит, самим своим существование виновен. Также, как и мы, все, – глаза Реми потускнели, голос не выражал ничего.

– Погоди, парень, а ты откуда знаешь, как всё было? – опешил мужчина. Релина дёрнула его за рукав, указывая на подавленного мальчика.

– Я до последнего надеялся, что ты говоришь не о моём дяде… – вздохнул Реми.

– Так ты,… а я и не знал, что у Рауля были дети, – Кетал выпучил глаза на Волчка, которого волею судьбы спас из плена кошек вместо Рамиро.

– У него и не было. Я же говорю, я его племянник, – начал злиться мальчик.

– Нет, я про другое, – замахал рукой вожак. – Я конечно, давно к нему не захаживал, но помню, когда ещё юнцом был, он меня здорово подлатал.

– А давно это было? – спросила Релина.

– Ну, – протянул мужчина и, как и всегда в моменты задумчивости, почесал щетину, – лет десять назад, может чуть больше.

– Ну, так, а мне двенадцать. Видимо это было до моего рождения, – устало пробормотал Реми. Почему-то ему было очень больно вспоминать время, проведённое с дядей. На ум приходили образы, знания, обрывки моментов: как сажали огурцы, как ходили по лесу, как пугали ёжика.

– Да? А я всегда думал, что тебе четырнадцать, – изумился Кетал. Реми промолчал. Он отходил всё дальше от развалин и иногда ковырял носком ботинка землю, пытаясь раскопать счастливые дни прошлого.

– Рауль был классным мужиком. Побольше бы таких, – через какое-то время, произнёс Кетал, смотря на руины в прошлом уютного дома. – Свет Персефоны озарит твой путь и вернёт к нам в новой жизни! – произнёс он слова прощания, принятые у оборотней.

– Двигаем, – помолчав с минуту, вновь начал Кетал. – В деревню не пойдём. Скорее всего, там хозяйничают стражники.

Все согласились, и пошли за вожаком, остановиться решили недалеко от дома Рауля, в густой чаще. Здесь они не привлекали ненужного внимания и всегда могли забежать в деревню и пополнить запасы продовольствия в местной харчевне или у крестьян.

Кетал подсел, к держащемуся поодаль Реми. Только мальчик стал меняться, общаться с оборотнями, развлекаться, участвовать в обсуждениях историй, пить и даже играть на гитаре. И вот снова эта ничего не выражающее лицо, отстранённость, желание быть в одиночестве, снова пустой взгляд и погружение в себя. Мужчина протянул Реми лист с куском поджаренного мяса, оборотни оставляли его слегка сырым, чтобы лучше чувствовался естественный вкус.

– Ну, как тебе? – решил поговорить на отвлечённые темы Кетал, желая хоть как-то поддержать мальчика. Вожак переживал за Волчка: вид поросшего зеленью пепелища родногодома никому не улучшит настроение, а мальчик ещё и видел всё своими глазами, присутствовал во время убийства и пожара. Всё напомнило ему о событиях прошлого.

– Вкусно. Мясо нежное. А что это? – спросил Реми, но в голосе его не было ни капли заинтересованности.

– Человеческие дети, – ответил Кетал. Он хотел обнять мальчика, но знал, что тому не понравится такое обращение. Волчок строил из себя взрослого и на все нежности и шутки реагировал остро.

– Вы едите детей? – изогнул бровь Реми.

– Хэ. Не Вы, а Мы, парень. У детей хорошее мясо, нежное, сочное, сладкое, – аппетитно причмокнул мужчина.

– А где вы их взяли? – поинтересовался мальчик с горькой усмешкой.

– Походу они из сиротского дома, что в соседней деревне. Мы пока след брали, глядь – ходят, ягоды собирают, тут мы их и сцапали. Какие-то они вялые были, словно под дурманом. – Пока Кетал говорил, глаза Реми расширились от воспоминаний о приюте: вялые дети, работающие на благо Марджи, против своей воли, подавленные тыквенным зельем. Неужели та старая ведьма всё ещё жива? А что сталось с остальными детьми? Сбежали ли они, или так и работали пока не сдохли… как Сим. Это было так давно, будто в другой жизни. Реми тряхнул головой, прогоняя прочь грустные мысли.

– А это нормально? – посмотрев на мясо, отрешённо уточнил Волчок.

– Хэ. Они нас убивают от нечего делать, а мы их в отместку жрать не можем? Тоже мне. Что сеют, то и пожинают, ублюдки. Да за одного Рауля, им бы всем глотки перегрызть, – рыкнул Кетал, а потом понял, что зря упомянул убитого оборотня. Мальчик смотрел на свою порцию человеческого мяса, но разум его витал где-то далеко, вместе с пеплом покойного. – Перестань люди нас убивать, мы и есть их не будем. Мне лично всё равно чьё мясо хавать, – оправдался мужчина.

Реми сидел, опустив голову, вспоминал приют, детей, Сима. Воспоминание отнюдь не были радостными. Сколько горя он пережил, сколько боли, а теперь сидел и ел мясо в компании весёлых оборотней. Ему нужно быстрее добраться до Искры и отомстить всем!

– Хотя от одного я бы не отказался. Есть мясо ещё более вкусное, – продолжал свой монолог Кетал, не теряя надежды отвлечь Волчка.

– Вкуснее этого? – включился Реми, лучше думать о еде, чем о мести и приюте. В конце концов, кроме себя самих тем детям никто не поможет, а быть быстро убитым и съеденным не такая страшная перспектива для зомби-рабов, как стать игрушкой в руках детоложца. Гнев проснулся в мальчике, он вцепился в сочное мясо, представляя, как вцепится в горло поганому Хаарту.

– Да! Гораздо вкуснее, – интереса в глазах Волчка Кетал не увидел, но продолжил. Говорить хоть о чём-то важно в минуты, когда собеседник погружён в горе. Показать, что он не одинок, что у него есть друзья, отвлечь и просто быть рядом. К тому же мальчик так яростно жевал мясо, видимо, наконец, оценил его вкус. – Это плоть девственницы. Ммм, амброзия оборотней.

– Что это такое? – не понял Реми.

– Чистые, невинные девушки. Их мясо пахнет как нектар богов, о вкусе я молчу, – мечтательно подняв очи к небу, рассказывал Кетал.

– Но есть людей, как-то это странно, – пожал плечами мальчик.

– Людей, кхэ. А чего странного? Всё это время жрал и не жаловался, – выпалил вожак. Реми в недоумении посмотрел на него. – Ну, парень. А ты думал, что мы делаем, когда приходиться убивать ограбленных путешественников? В котёл! Редко, да метко. Не всех подряд, конечно, а ток кого помоложе. Знаешь, все эти взрослые женщины и в особенности мужики на вкус просто отвратны. Другое дело дети. Ну а девственницы – это просто пир. Да и не всех мы убиваем, сам же знаешь. Когда есть другая еда, зачем людей убивать?

– Я не задумывался, – просто ответил Реми. Что он мог сказать? Мясо, оно хоть человечье, хоть оленье, всё одно и тоже мясо, чуть вкус отличается. Он, конечно, замечал странный привкус, но в целом ему было всё равно. Главное набить вечно пустое брюхо. Есть людей – нормально для оборотней. – Но ведь эти девственницы, тоже взрослые женщины. Жесткие, небось.

– Да ты рогонос пустынный. Женщины – это женщины, а девственницы совместили в себе взрослую пряность и детскую нежность. Они божественны! Я тебе точно говорю. Они вроде бы взрослые, но при этом по-детски невинные. Ты поймёшь, если найдёшь такую, – Кетал подтвердил свои слова указательным пальцем. – Кстати, если найдёшь. Веди к нам. Вот будет пирушка!

– Ладно, – и снова ни капли заинтересованности.

– Хватит рассказывать ему о девственницах, Кетал. Да щас такое время. Хрен найдёшь их. Да и если он найдёт, сам сожрёт, – подошла Релина, негодуя на вожака. Она хотела, чтобы Кетал утешил парня, а не навешивал лапшу о мясе людей.

– Слушай, – обратилась женщина к мальчику. Сегодня от неё не пахло кровью, чему Реми в глубине души порадовался. – Не печалься из-за дяди. Он вновь вернётся к нам. Может и не стоит тебе идти в гильдию убийц? Ты же за него хотел отомстить, верно?

Реми посмотрел на Релину и задумался: отомстить за дядю? Когда-то давно он хотел, но что в итоге? Нет, не за дядю он планирует мстить, а за самого себя, за свою поруганную честь и тело. Каким же эгоистом он стал, как же сильно пропитался одиночеством. А дети? Вот же прямо под боком приют, из которого он вышел. Он мог бы спасти всех этих новых детей прямо сейчас. Так почему же, он сидел и ел мясо человеческого ребёнка?

Меня это не касается,… а как же Сим? Разве меня не касается смерть лучшего друга? Сим был человеком, люди ненавидят оборотней. Но Сим дружил со мной! Но Сим не знал, что я – оборотень.

И всё же. Всё началось именно здесь. Здесь он стал сиротой. Здесь попал в руки Хаарта.

Но что он мог? Попросить Кетала ворваться в сиротский дом и разворотить там всё. С какой стати чёрный волк поможет ему? Отдать взамен всех детей на съедение? Разве это месть? Это бойня! И как он расскажет Кетала о своей жизни в приюте, о своём позоре в руках Хаарта? Никак! Реми не расскажет никому и никогда. Это его проблемы, его месть! Но он продолжал сидеть здесь и есть это чёртово мясо.

Только не сейчас, пожалуйста. Я не хочу, я слаб, я не смогу, я боюсь. Всё это отмазки! Настоящий мужчина встаёт и делает. Я не могу. Да и как? Я нападу один, чтобы не докладываться стае, но обвинят нас всех. Нас поймают. Меня всегда ловят. Я проклят!

– Месть ни к чему хорошему не приведёт, – продолжила Релина.

Реми отодвинул от себя обглоданные кости. Противоречия наполняли его, в нём боролась жажда мести и страх снова угодить в плен. Он ещё не стал сильнее, и он просто устал, хотел бы пожить, просто так пожить.

– Ладно, Релина, не приставай к парню. Что решил, то и будет делать. Давайте лучше выдвигаться в путь, – предложил Кетал, видя, что мальчик ушёл глубоко в себя, погрузившись в раздумья.

– Да, – непроизвольно ответил Реми. Он всё ещё не мог понять, почему в детстве он, не раздумывая, бросился в горящий дом к дяде, а сейчас не решался соваться в приют. Что с ним такое? Он слишком расслабился с оборотнями. Может оно и к лучшему. Кетал сказал как-то «отдыхай пока можешь», он отдохнёт, затем вступит в ряды убийц и станет сильнее, гораздо сильнее! Тогда он вернётся и отомстит всем.

Я вернусь! Поклялся себе Реми. Вернусь и всех убью. Да! Сейчас у меня отпуск, я так устал бороться с самим собой, с переходным возрастом, с бурями эмоций, но потом никто не получит пощады. Я вернусь и отомщу всем! За дядю – стражникам, за Сима – приюту, Хаарту – за себя, охранникам – за Николаса. Нужно подождать ещё чуть-чуть. Я стану сильнее, и никто не сможет ничего мне противопоставить. Месть – это я!

С твёрдой решимостью вернуться и уверенностью в собственном решении, мальчик направился за вожаком. Сейчас он позволит себе чуть-чуть повеселиться, расслабиться в компании себе подобных. Ещё совсем немного.… Такая малая цена за всю жизнь в страданиях, положенную на алтарь одиночества. За жизнь во тьме.

Летние дни, такие знойные и спокойные, редкие облака стелятся по земле, проплывая под ногами, похожие на туман или мягкую перину, если смотреть на них с взгорья. Влажные, холодные, освежающие перины вместе с лёгким ленивым ветерком двигались в лишь им известном направлении. Одно удовольствие лежать под солнцем и щуриться, пытаясь взглянуть на бескрайнее яркое небо.

Реми разморило, он лежал на траве, букашки жужжали под волчьим ухом. Как же хорошо никуда не торопиться. Просто жить. Наслаждаться летом. Сытый, самостоятельно поймав пару зайцев и съев их в одну морду; в окружении таких же оборотней, мальчик наслаждался летним днём.

– Хватит дрыхнуть, Волчок. Пошли дальше, – крикнул Кетал, и отвесные стенки скал подхватили эхом его крик: «дальше, альше, аше» неслось со стороны ущелья. – Скоро дорога. Там грабанём кого-нибудь.

Опять налакаются спиртным, и будут плясать всю ночь, слегка осуждающе подумал Реми, поднялся и пошёл к остальным. Впереди, через ущелье, носившее эхо Кетала, протянулся длинный подвесной мост, выглядел он не особо надёжным, но это никого не остановило. Никому не хотелось преодолевать отвесный спуск вниз, чтобы потом карабкаться вверх.

– Ну и мост, – пожаловалась Релина. – У государства стока денег, хоть бы новый отстроили.

– Ха-ха-ха, Релина, ты как скажешь. Государство ток о магах печётся, а эти господа хорошие все летать умеют, – посмеялся в ответ вожак.

– Ничего они не умеют, – бурчала недовольная женщина.

– Я был на таком мосту близ Сейтан Хейм, он крепкий, – с этими словами Оскар принялся раскачивать мост, помогая себе толстыми мускулистыми руками и ногами. Оборотни весело завизжали и вцепились в перила. Гастел стоял не держась, балансируя на досках, раскачиваясь вместе с мостом, словно росток пшеницы на ветру. Реми уставился на него с завистью.

– Мать твою! Оскар, кончай! – крикнул Кетал, но здоровяк продолжал раскачивать мост, пока Пустынника не швырнуло от качки через перила, и он свалился. Рена, шедшая сразу же за рыжим парнем вскрикнула, эхо разнесло крик по ущелью.

Оскар прекратил теребить старый мост и вцепился в перила, стараясь выровнять его. Пустынник успел ухватиться за верёвку, переплетающую доски. Когда качка прекратилась, оборотень ловко выбрался без помощи окружающих и недовольно пошёл к противоположному концу моста. Там он ждал Оскара, готовый перегрызть верзиле глотку. Кетал разборкам не мешал, давясь смехом.

– И как ты вообще был на мосту в Сейтан Хейме? Это же проклятый город, – поинтересовалась Рена, когда Оскар зализывал удары и ушибы. Пустынник всё ещё пыхтя от злости, дулся на другом конце поляны. Полосатый волк в ответ буркнул что-то невразумительное, его морда опухла.

Сейтан Хейм построили демоны внутри жуткой расселины, что оставила перед смертью Разрушительница на теле своей новой страны. Призванные дочерью Сатаны дабы помочь сражаться с иномирцами, демоны получили от неё разрешение беспрепятственно проникать в мир. Равновесие добра и зла было нарушено, но Демоншу оно мало волновало, единственной её целью было уберечь Аэфис-на-Ханаэш от повторения истории с полным уничтожением народа надгорцев. Она использовала все доступные средства и бросала в бой легионы нечисти.

Ей удалось спасти страну, и она внемла предупреждениям о хаосе, вызванном появлением в мире стольких демонов. Тех, кто хотел остаться и жить среди людей, дочь Сатаны изменила, создав новую расу – ашур, остальных забрала с собой ушла в Ад. Но город, наполненный миазмами зла, остался внутри расселины и стал третьим проклятым местом Плутона – Сейтан Хейм, наравне с Сайлент Хейм – мёртвой зоной, и Эдем Хейм – городом, проклятым дочерью Сатаны.

– Да вот именно, ты бы с ума сошёл. Пребывание в городе демонов до добра не доводит, – высказался Амбери.

Миазмы зла проникали в разум людей, что решались задержаться в Сейтан Хейме, отравляли его и сводили с ума. В городе демонов могли жить лишь ашуры, их прямые потомки, но и те создали свою деревню поблизости, а не в самой мрачной расселине. За неимением земли пригодной для постройки домов и пахоты, люди тоже были вынуждены построить деревню рядом с Сейтан Хейм и ашурами. Горные территории Аэфиса не давали жителям страны развернуться, тесня их друг к другу и заставляя жить бок о бок.

– Потому он и начал мост крутить. Да этот Оскар давно уже того, – поддержал Дорел.

– Вот тебе и был на мосту, – тихо высказался Гастел, но оборотни услышали и покатились со смеху.

Приближаться к Сейтан Хейм на опасное расстояние оборотни не стали, как и задерживаться в окрестных деревнях. По дороге они долго спорили о здравомыслии местных крестьян, что не убоялись соседства ашур и проклятой расселины.

– Не так уж и близко они построились к Сейтан Хейм, – упорствовал Гастел.

– Сейчас мимо расселины пройдём. Волчок, представляешь, когда-то давно здесь была Сильвана-объединительница, – игнорируя главную тему спора, заметила Релина.

– Да кому оно надо! И хватит спорить о здравомыслии крестьян. Там впереди рай – маковое поле! – Кетал влез в оба разговора.

Вожака поддержали ребята, предвкушая будущее веселье. Реми нахмурился, он был не в восторге от мысли задержаться близ проклятой расселины и поселения ашур. Кто знал, что на уме у этих рогатых потомков демонов, что своим видом напоминали чертей.

Стая же взбодрилась и обсуждала, способы извлечения макового молока. Реми повесил нос, одной недели Кеталу не хватит и мужчина захочет задержаться ещё. Именно из-за макового поля, которое в прошлом приметил чёрный волк, стая решила не делать большой крюк в обход Сейтан Хейма.

– Волчку надо показать вечный шрам Аэфиса, доказательство могущества Сильваны-объединительницы, – говорил Кетал, оправдывая желание пройти рядом с проклятым местом.

– Да-да, – бурчала в ответ Релина. – Кому-то просто не терпится налакаться маковым молоком.

Стая спускалась в седловину, поросшую редкими кустами фатили. Кусты расступились, и взору Реми предстала расселина: чёрная длинная поперечная дыра огромных размеров, спускавшаяся по соседнему склону и пролегающая по ущелью; кривые края напоминали рваную кожу свежей раны – отвратительный пролом в теле мира. Спустившись ниже, мальчик разобрал постройки: перевёрнутые дома, увенчанные конусообразными крышами с завершенными остроконечными шпилями башенками, спадающие в утробу дыры – Сейтан Хейм. Чёрный город, точно утроба зла, проявился в расселине, демонстрируя свои стрельчатые своды, по стенам увитые скульптурным ажуром; огромное количество окон и арок, вытянутых меж рельефными колоннами; перевёрнутые аркбутаны, поддерживающие всю конструкцию зданий, свисавших с края ущелья. В свете дневного солнца поблёскивали лишь редкие инкрустированные металлом шпили. Реми вытягивал шею, вглядывался, но смог разглядеть нижние ярусы, слишком глубоко они погружались в провал. Мальчик видел такие же перевёрнутые здания в Озоне и в Искре, только в тех городах всё не выглядело столь зловеще, наоборот дома парили и создавали иллюзию воздушности. В Сейтан Хейме всё было выполнено из чёрных материалов, в мрачном стиле, с одной целью – внушить трепет перед демонами, показать их устрашающее величие.

Через расселину протянулись мосты, вовсе не навесные, как заметил Реми. Мосты, не хуже зданий украшенные пинаклями и балюстрадой из остроконечных элементов, ровные или слегка изогнутые, как арки, не только соединяли края расселины, но вели к большим строениям, заменяющим площади.

Зловещее место, поражающее своей мрачной красотой и величием. Оно словно тонуло в облаках тёмной ауры, внушало опасение и в тоже время вдохновляло своей проработанностью.

Кто сказал, что демоны не могли создавать, лишь уничтожать и разрушать? Если этот город построили они, то их дару мрачного созидания можно лишь позавидовать. Мысленно восхищался мальчик. Он обвёл взглядом края расселины, здания и… заметил фигурку, облокотившуюся на острую балюстраду.

– Там на мосту кто-то есть, – перебил всех Реми.

– Парень, такого просто не может быть. Это место проклято, вокруг разливаются миазмы зла. Любой задержавшийся близ расселины сходит с ума, – скептически прокомментировал Кетал.

– Но там стоит кто-то. Это девочка! – Волчок продолжал упорно всматриваться в фигурку человека. Она стояла на мрачном чернокаменном мосту и смотрела вниз, в бездну, слегка перегнувшись через балюстраду, её тёмные волосы трепал ветер. Одетая в крестьянские лохмотья, она выделалась в этом зловещем пейзаже, как кошка среди волков.

– Чё? – опешил Кетал, он уставился на город и также стал высматривать людей.

– Вон, смотри, – указал направление Реми.

– Мать моя, это, и правда, девочка! – воскликнул вожак.

– Она что сумасшедшая? – ахнув, вставила Релина, как и все найдя взглядом крестьянского ребёнка.

Девочка на мосту повернула голову в сторону оборотней, Реми навострил уши – простой человек не в силах разглядеть их меж кустов фатили с такого расстояния. И всё же она посмотрела точно в их сторону.

– Заметила, – не веря собственным глазам, заявил мальчик, но девочка припустила в горы. – Убежала.

– Ну и ладно. Всё равно какая-то костлявая, жрать нечего, – подытожил Кетал.

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к западным горам, но всё ещё освещало большую часть Аэфиса, оборотни подошли к маковому полю. Красные и розовые цветы устилали склон высокого холма, словно кровь стекала с вершины. Здесь росли тысячи цветов, миллионы, столько, сколько не счесть при всём желании. Свежие сочно голубоватые стебли изо всех сил старались удержать над собой пухлые маковые головки и бутоны. Ветерок, блуждающий по полю, носил красные брызги нежных лепестков, сдувая стойкий горьковатый запах.

Реми остановился на размытой границе кровавого океана, где среди маков пробивались голубые цветы цикория и фиолетовые бубенчики. Слабый запах мака не давил, но манил в объятия сна. Мальчик пошёл вглубь поляны, пальцами лаская яркие бутоны. Он заметил на вершине холма, наверно на самом краю поля маков, блеск и пошёл проверить что это. Сияние, словно с небес спустился ангел. Может это роса на лепестках и листьях? Капельки влаги, отражающие солнце? Но сверкало над цветами, словно блестело небо.

Волчок продирался через высокие стебли и переплетённые листья, приминая и ломая хрупкие цветы. Мальчик обернулся, каждый примятый цвет закрывали другие, смыкаясь плотным покрывалом на месте павшего. Реми никогда не видел, чтобы цветы росли так тесно.

Маковое поле казалось бесконечным, но мальчик не терял надежду и поднимался выше. Вдали замерцал силуэт. Реми подошёл ближе, и вскинул голову, пред ним предстала, выполненная из стекла, полупрозрачная фигура девушки. Она парила над маковым морем, её волосы подхватил в миг застывания ветер, в руке она сжимала длинный жезл, с острым навершием и резным, похожим на ключ, стержнем. Застывшая словно само воплощение лёгкости и свободы, девушка очаровывала. Стройный стан легко и уверенно выгибался, с груди за спину уходили стеклянные ленты, как и волосы, подхваченные ветром, полу прикрытые глаза смотрели гордо, а губы подёрнула лёгкая улыбка.

Отделка её наряда и прядь волос в чёлке выделялись матовым, белёсым стеклом. Голову девушки венчала корона, напоминающая гребень рогов.

Волчок обошёл девушку со всех сторон, забыв о примятых цветах. Он не разбирался в статуях, но эта истинный шедевр – ни одного лишнего изгиба, шва, пузырька воздуха – идеальное, чистое стекло. Девушка, как живая, застыла в полёте над маковым полем. Реми хотел бы подняться в воздух и рассмотреть её лицо, заглянуть в стеклянные глаза. Он не мог отвести взгляд и почувствовал опьяняющий дурман в голове.

Последние лучи, пробивающиеся меж гор, упали на статую. Девушка наполнилась светом, её фигуру окутал прекрасный сияющий ореол. Она словно вздохнула и наполнилась новыми красками. Мурашки пробежали по рукам и спине Реми от испытанного благоговейного трепета перед статуей неизвестной девушки.

С края поляны доносились радостные крики Кетала. Он смеялся как ребёнок, найдя новое развлечение.

Солнце неуклонно садилось, лучи гасли, потухал ореол света, окутавший статую. Она темнела изнутри, словно тьма проникала в её суть и распространяла влияние. Подул, слабый ветерок, принеся на своих крыльях холод ночи и красные капли лепестков, развеяв стойкий аромат цветов.

В сгущающихся сумерках лицо девушки выглядело надменным, жёстким, злым. Только присмотревшись, разглядев в темноте поднятые уголки губ, мальчик застыл, поняв, что статуя… ухмылялась.

Реми поразила такая резкая перемена. Днём девушка выглядела добрее, внушала благоговейный трепет, но, преобразившись в сумерках, стала жестокой и коварной.

Оборотень счёл за лучшее вернуться к стае, покинуть странное изваяние из стекла.

Реми подошёл вовремя, разбойники собрали со стеблей белое молочко, разожгли костерок и принялись собирать странный аппарат из котелка с мелионовым сбором, трубки, миски и шланга. Закрыв котёл куском дырявой парусины, Кетал воткнул в одну дырку шланг, а в другую трубку, сверху на неё поставил мисочку с маковым молоком и окрестил своё творение кальяном «в лучших традициях муараканцев».

Нечто подобное, но выполненное эстетически красиво, Реми наблюдал в гильдии воров, но ни тогда, ни сейчас не мог понять, для чего аппарат использовался. Кетал заверил, что понимать ничего и не требуется, положил сверху на маковое молоко уголёк из костра и попробовал. Гастел понукал вожака не торопиться и дать аппарату разогреться, сем то и дело затягиваясь через шланг.

В какой-то момент бывший наёмник сделал глубокий вдох, передал шланг следующему, а сам упал в цветы. Он смотрел в небо пустыми глазами с расширенными зрачками и улыбался.

Момент, когда Реми попробовал курить кальян, выпал из его памяти. Он помнил только, как в мутном мире делал, наверно, сотую затяжку и его растворило в маковом поле, как сахар в чае.

Он взял гитару, недавно добытую около Белого Клыка, а слова сами лились из него, непрекращающимся потоком. Мальчик удивился бы сам себе, но голова его отказывалась работать. Рифмы приходили на ум, словно он слышал эту песню когда-то в другой жизни, пальцы бегали по струнам, строчки складывались сами собой:

– Треснув, лопается вена – чёрная река.

По реке плывут деревья, злые облака.

Мы плывём среди деревьев, никого живого нет.

Только волны воют нам в ответ.

Корвет уходит в небеса.

Здесь так волшебно и прекрасно.

Во сне, но из другого сна.

Во сне, у сумасшедшей сказки.

Капитан кричит: «проклятье, тысяча чертей»

И зубами отрывает голову с плечей.

Голова упала в небо, небо в голову дало,

И пошло, пошло, пошло, пошло…

(Корвет уходит в небеса – Агата Кристи)

С неба посыпались сотни звёзд, завели хоровод вокруг мальчика, подпевая ему и смеясь, а затем небо рухнуло на голову Волчка. Что такое корвет? успел подумать он и уснул.

Как и предполагал Реми, стая надолго задержалась у макового поля, и только резко обрушившийся на бездомных оборотней летний ливень затушил дым в кальяне и в головах. Дождь лил два дня, то усиливаясь, гремя страшными грозами и сметая маковый цвет ураганными порывами ветра, то превращался в косую моросящую напасть, пробирающую унынием и сыростью. Небо низко нависло над путниками, что казалось, именно они не дают ему упасть ещё ниже, поддерживая своими головами. Облака спускались в долины, наполняя округу туманом, и продолжая топить оборотней водой.

Ветер нёс на крыльях мокрый холод, окончательно пробудив Реми от дурмана макового поля. Мокрые волосы облепили лицо, струйки воды стекали за шиворот, мальчик обратился волком и встряхнулся. Проведя с оборотнями пару оборотов, насмотревшись и наслушавшись историй, Реми начинал проникаться образом жизни Кетала и вер Вульфов. Охота вместе со стаей давалась ему по-прежнему тяжело, но в одиночку ему нравилось выслеживать дичь, чувствовать вкус свежей крови на клыках, ловить запахи в лесу. В Волчке оживало детство, походы с дядей, мирная жизнь.

Реми больше не боялся смотреть в глаза волкам, не стеснялся высказывать своё мнение, он почувствовал себя оборотнем, настоящим, достойным уважения. Прошлое отступало на второй план под непринуждённым весельем настоящего. Иногда, сидя вечером в компании вольных бродяг, мальчик думал, так ли нужна ему эта месть, или может остаться с Кеталом и быть разбойником. Но призраки прошлого всегда стояли рядом, напоминая о себе в неподходящий момент, кошмарами, болью, сомнением, вместе с ними приходила неуверенность в себе, страх и презрение. Реми должен отомстить за всех! Если не он, то никто не сделает этого. В душе убийцы нет места сомнениям!

Противная морось сыпала сбоку, ветер принёс вместе с каплями листья и ударил ими волка прямо в глаз. Реми встряхнул головой, уши захлопали по шее. Он вернулся воспоминаниями к «Бризу» и встрече с Хаартом. Дважды этот человек унизил оборотня! Но третьего раза не будет. На третий раз Реми его убьёт.

Перед мысленным взором встал крестовый туз, ставший чёрным джокером. Кетал говорил о способностях истинных оборотней, но не мог научить управлять ими. Он сказал, способности у всех разные и каждый сам познаёт свою. Реми опустил голову, он бы хотел научиться пользоваться своей способностью, но не понимал даже, в чём она заключалась. Изменил карту, спрятался в тени – связаны ли эти действия? Повторить их у мальчика не получалось.

На третий день от дождя остались только напоминания – лужи и грязь, липнущая к ботинкам, но быстро подсыхающая на ветру и солнце.

– Резкое у нас было пробудье, – простонал Кетал, держась за раскалывающуюся от солнца, сырую после двух дней дождя, голову.

– Ты страдаешь уже третий день. Стареешь… – не преминула задеть за живое Релина.

– Ладно тебе, Рели. Хорошо же было, – парировал вожак, растягивая губы в улыбке.

– Хорошо-то хорошо, но лучше в ближайшие дни не повторять, – пробубнила женщина.

– Ладно. Народ, теперь серьёзней давайте, – сообщил своей стае Кетал.

– А как же Персефона? – влез Пустынник, как всегда бодрый, в отличие от черноволосого мужчины.

– Это святое! Но до благодарения Персефоне – ни-ни, – заключил Кетал. Никто не спорил, ибо все мучились с головной болью и общей слабостью, кроме молодых Реми, Пустынника и Рены, а также Гастела, который больше всех прикладывался к кальяну, но совсем не страдал от похмелья. Человек на расспросы Волчка отмалчивался, или загадочно отговаривался секретами гильдии убийц.

Выделенное Кеталом «ни-ни» не распространялось на привычные посиделки по вечерам, с историями, костром, мясом и при удачном грабеже выпивкой. Не задерживаясь подолгу на одном месте, стая двигалась быстрее, но неуклонно увеличивающийся поворот лика Персефоны предсказывал скорый повтор недельной пьянки. Пока лунная богиня не устремила свой бесконечно прекрасный взор на оборотней, Реми проводил свободное время за тренировками с Гастелом.

– Пацан, ты отлично метаешь ножи. Прямо мастер. Слыхал когда-нибудь про меткого Спайди? – поразился наёмник и вынул нож из ствола дерева, не глядя уворачиваясь от стремительных выпадов мальчика.

При упоминании Спайди Реми замешкался, чем не преминул воспользоваться шустрый человек. Секунда и оборотень лежал на земле, зажатый по рукам и ногам.

– В общем, хотел я сказать про чудесные способности, присущие всяким раздолбаям. Да ты, дурака свалял, чего отвлёкся? – поддел Гастел и, не дав Волчку ответить, отпустил его и жестом велел продолжить нападение.

Реми стушевался, сделал новый выпад и попался за руку. Бывалый наемник, посмотрев на юного оборотня, с недовольной рожей покачал головой.

– А это ещё что? Давно это здесь? – спросил мужчина, слегка поддев рубашку мальчика пальцем и спустив, оголив плечо. Кивком он указал на воровскую метку. – Когда это тебя заклеймили?

Реми вырвал руку и натянул рубаху, скрывая татуировку паука.

– Давно уже. Я был вором, – нехотя ответил Реми.

– Ты сбежал?

– Да.

– Тебя ищут?

– Нет. Думают, я умер. Я там был ребёнком и назвался другим именем, – предупредил Реми.

– Это хорошо, – задумчиво изрёк Гастел. – Из гильдии воров часто сбегают рекруты. Бывало кто-то становился убийцей, но чаще, вон как Пустынник, разбойником. Воры всем кому не лень ставят дурацкую метку. Только вот гильдия убийц перебежчиков не любит. Будет сложно их уговорить, – заключил наёмник.

– И что делать? – развел руками Реми. Неужели чёрный паук станет преградой на его пути к мести? Но как вывести татуировку с кожи?

– Эй, Пустынник, а ты как гильдию покинул? – крикнул оборотню Гастел.

– Я спалился, – почесал рыжую шевелюру парень. – Привык в детстве не прятать уши и клыки, а тут люди. Ну и так получилось, озверел я немного, – Пустынник заулыбался, сверкая клыками. – Пришлось драпать со всех ног, пока пернатым не сдали.

– Я не знал, что ты был в гильдии. А где твоя метка? – поинтересовался Реми.

– Вот, – рыжий приспустил меховой ремень, демонстрируя верхнюю часть ягодицы. – Я хотел на заднице, но меня послали. Пришлось сделать татушку повыше, – оборотень заржал.

Реми закатил глаза, только Пустынник мог настолько несерьёзно относиться к жизни, он просто не сдержал эмоций, показал волчью суть и сбежал. Мальчик вспомнил время, когда сам учился быть вором. Если бы не амбиции Кристи и не тот блондинистый ублюдок, Реми мог бы остаться в гильдии. И жить как крыса, собирающая крошки с пола человеческих хозяев. Нет уж! Не зря я прошёл все те испытания и выбрался живым из лабиринта. Я многое узнал с тех пор и многому научился. И я не хочу возвращаться в гильдию воров.

– Короче пацан, скажешь в гильдии убийц, что больше не числишься в списках воровской. Расскажешь почему, – Гастел поковырял палочкой-зубочисткой зубы. – Плоховато это.

– Почему? Зачем вообще говорить? Гильдия воров даже не знает, что я жив, – упорствовал Волчок.

– Ты ничего не сможешь утаить от ассасинов! Лучше сразу скажи, так хоть шанс будет, нежели они сами выяснят. Паук – метка воров. Ты им должен. Стоит кому-то из гильдии увидеть метку, и тебя заставят исполнить долг, – Гастел говорил серьёзным тоном. – Я и предупреждаю, думать надо, прежде чем что-то делать.

Реми насупился, он не видел такой трагедии, какую раздул наёмник, в маленькой татуировке паука. Для себя мальчик решил молчать о своей принадлежности к гильдии воров в прошлом. Он не собирался раздеваться до нага при убийцах, а плечо всегда закрывали рукава.

– Раскрылся. – Внезапно сделал выпад наёмник, Реми в последний момент успел увернуться. Выпученными глазами он уставился на Гастела, разозлившись ещё сильнее и сдерживая желание укусить наглого человека.

– Убийцы, это тебе не ворьё всякое. Они быстрее, ловчее, профессионалы своего дела. Скрываешься ты, может и хорошо, но ты должен хорошо убивать, а иначе, какой из тебя убийца? – мужчина кинулся на оборотня, вооружённого ножами, с палочкой, заменявшей ему зубочистку.

Первый выпад Реми отбил, ушёл от удара рукой, но затем палочка полетела прямо ему в глаз. Увернувшись от зубочистки, оборотень пропустил удар ногой и повалился наземь.

– Знаешь историю про глупого храбреца Гарри? – наблюдая, как мальчик поднимался с земли, спросил наёмник.

– Нет, – стерев с лица грязь, ответил Реми. Глаза его полыхали сдерживаемым гневом. Он научился смиряться с побоями во время тренировок, но негодование рвалось наружу.

– Ну, так я расскажу, – присел на корточки наёмник.

– О, братва, история! Гастел будет рассказывать историю! – заорал Пустынник, созывая всех.

– Вот гад! – проворчал человек. Несмотря на тёплые отношения со стаей и дружбу с Кеталом, Гастел был нелюдим, держался от оборотней поодаль, не любил рассказывать истории вечерами у костра, петь песни и плясать. Он мог долго болтать разве что с Кеталом, поддерживал планы вожака, выпивал и курил кальян, а также развлекался обучением Реми. Только когда напивался, Гастел позволял себе немного расслабиться, но даже тогда оставался рассудительным. Ещё одним развлечением наёмника был поиск слабых мест в чужих историях, мужчина любил обратить внимание рассказчика на нестыковки, дыры и отсутствие логики. Оборотни помнили придирки человека и прибежали на зов Пустынника слушать историю, чтобы отплатить той же монетой вечно недовольному наёмнику.

– Жил, значит, рыцарь один в Земье, звали его Гарри, – начал повествование Гастел. – Самый что ни на есть обычный: не убивал он монстров, девиц из плена не спасал, да и в сражениях не отличался. Заурядный тип, но всегда он хотел выделиться…

– Похоже, выделился, раз про него история есть, – вставил Амбери. Оборотни уселись рядом и принялись внимательно слушать рассказ, не упуская ни единой мелочи.

– Не. Это скучная история про его серую жизнь, – подхватил Пустынник саркастическое замечание друга.

Когда все хохотки смолкли Гастел продолжил:

– Напали как-то на отряд, в котором был Гарри, воины из Муарака. Страшная была битва, всё перемешивалось в глазах, человек убивал человека, всюду кровь, оторванные руки и ноги, месиво. Гарри храбро сражался, но никого не затмевал. На поле боя все бойцы, он, как и все, внёс свою лепту. Кое-как отбились земичи от муараканцев. Принялись хоронить погибших, и тут Гарри заметил на поясе у поверженного врага флакон с мазью. Воин, недолго думая, подобрал пузырёк и прочитал фразу на порванной обёртке: «антивоспламеняющая мазь. Од», а дальше оторвано. Гарри обрадовался находке и не стал ломать голову, что за «од» оторванное. Мазь пригодиться, в этом он не сомневался.

Долго ждать не пришлось, на следующий день, на отряд вновь напали воины страны песков, но на этот раз с ними были маги Огня. Они швыряли в отряд огненные шары, поливали пламенем и задымляли всё вокруг. До одного мага удалось добраться и вырубить, но оставался второй – он стоял посреди поля и видел всё, что творилось вокруг, к тому же маг без передыху колдовал огненные заклятия и посылал во врагов заряды пламени. Тогда Гарри, намазавшись своей чудо мазью, решил – вот он, его звёздный час! Он побежал на пролом к этому магу. Свои же солдаты пытались остановить парня, но Гарри всех раскидал и рванулся к магу, тот опешил и растерялся – он не предполагал, что в Земи есть смертники, но замешательство продлилось недолго, и он вновь принялся швырять фаерболы в храброго солдата.

Стена огня возникла перед Гарри, но он, не страшась, бросился в пламя! И ничего. Вышел с другой стороны целёхонек. Он на бегу быстро оглядел себя, засмеялся, обрадовался, он как любой человек до последнего сомневался, но, увидев чудо собственными глазами, возликовал. Он неуязвим для огня! Все друзья Гарри из отряда застыли с открытыми ртами, их сослуживец прошёл сквозь стену огня и даже не закоптился. Они не могли помочь парню, разделываясь с оставшимися воинами противника.

Маг Огня разозлился. Его атаки не работали! Гарри прошёл сквозь огонь, хотя пламенная стихия самый опасный враг земичей. Но он прошёл через стену огня с температурой зашкаливающей за двести градусов. Маг в ярости заорал и призвал столб огня на дороге у храброго Гарри. Воин уже знал, на что способна сила мази и без промедления бросился в пламя! И… – Гастел сделал паузу, оглядывая оборотней. Те подались вперёд, погрузившись в историю и ожидая продолжения.

– И всё. Сгорел малый. Его друзья и маг Огня только и услышали, что душераздирающий вопль Гарри, – развел руки мужчина.

– Что за фигня? – опешил Дорел. Кетал откровенно смеялся, согнувшись пополам.

– Ну как что за фигня – всё. Конец истории, сгорел пацан, – пожал плечами Гастел.

– Но почему? Ведь мазь… – недоумевала Рена.

– Там же было оторванное «од». Одноразовая мазь! – пояснил наёмник.

– Что за одноразовая мазь? Таких не бывает! – возмущался Дорел, вставая и расхаживая по поляне.

– Ещё как бывают! – настаивал человек. – Воины Муарака их используют на всякий случай, если вдруг, какой криворукий маг не туда пальнёт заклятием или промахнётся со стеной. Просто смиритесь.

– Дурацкая история какая-то, – заключила девочка.

– Зато реалистичная. Пошли, пацан. Хватит прохлаждаться. – Гастел встал и зашагал в чащу леса, подальше от стаи.

– А в чём суть? – не удержался Реми, когда они отошли на достаточное расстояние от продолжающих спорить и недоумевать оборотней.

– Суть в том, что профессиональный убийца не лезет на рожон. Он должен сперва изучить своего врага, его способности, обдумать все варианты, просчитать ходы. И только потом действовать. А не как Гарри: нашёл мазь и сразу мазаться. Сперва нужно изучить свойства, определить из каких трав создана мазь и для каких целей, есть ли побочные действия, какие. Запомни это, пацан, жизнь спасёт, а может и не раз. Человек с зубочисткой может быть слаб, но если этот человек – убийца, тебе несдобровать.

Реми обдумал слова Гастела. Гарри действовал неосмотрительно: мазь могла вызвать аллергическую реакцию, или проявить себя побочные действия; ко всему прочему земич даже не подумал о значении оторванной надписи «од». Мальчик оценил достоинства аналитического склада ума и метода дедукции. Если он хотел выжить в этом мире, стоило научиться замечать все мелочи и делать из полученных наблюдений правильные выводы.

Вдоль ущелья по дороге, с одной стороны обрывающейся вниз, а с другой плотно прилегающей к отвесной стене скалы, ехал верхом на сером олене мужчина на вид лет сорока, одетый в дорогую, но не броскую одежду купца. За седлом, плотно привязанные, покачивались в такт движениям животного несколько набитых мешков. Путник торопился, но оленя не загонял, бодрой рысцой он приближался к концу выступа, за которым начинался пологий склон и редколесье. Он не знал, что там, среди редких деревьев и густых кустарников, в размашистых листьях лопуха и высоких побегах сергибуса притаилась стая волков.

– А вот и он, – тихо, так что слышал его лишь серый переярок, залёгший на изготовке в крапиве рядом, прошептал огромный чёрный волк. Серый дёрнул ухом и уставился на показавшегося из-за выступа скалы путника. Ветер подул из ущелья, унося запах хищников прочь.

Олень насторожено прядал ушами, но, осматривая местность и принюхиваясь, также, как и его всадник, никого не замечал, а потому продолжил свой путь.

– Сейчас! – так же тихо сказал вожак и одним пружинистым прыжком преодолел всё расстояние от укрытия и до путника, свалившись на дорогу перед купцом сверху.

Волки, спрятавшиеся и доселе абсолютно невидимые, вылетели из травы и кустов, окружили оленя и его седока и стали злобно рычать, скаля зубы.

– Святые небеса! Волки! Огромные. Что делать? – верещал напуганный седок. На его боку висели потёртые в боях нунчаки, но тянуться к ним путник не торопился. Он замер и, наконец, замолчал, старалясь подавить страх. Олень опустил голову, угрожая передним волкам ветвистыми рогами, но сзади подходили другие. Хищники приближались, мужчина сообразил, что перед ним не простые волки, ибо в холке они доставали до морды серого оленя, а значит, были, чуть едва не с человека ростом.

– Хватай, – расслышал мужчина людскую речь в волчьем рыке, и четверо огромных волков схватили оленя за ноги.

– Звери! Оборотни! – поняв, что не доберётся до места назначения целым и невредимым, человек схватил нунчаки и принялся неуклюже ими размахивать.

Чёрный, как уголь, волк поднырнул под очередным взмахом палок и схватил мужчину за руку. Дёрнул. Раздался хруст. Глаза путника сперва округлились и чуть не вылезли из орбит, а в следующую секунду он надрывно закричал. Крик разнёсся далеко по ущелью, но вскоре затих вместе с затихшим человеком.

– Быстро, просто, и не пыльно. Люблю такие грабежи, – довольно улыбаясь с тушей серого оленя перекинутой через шею, радовался Кетал. Остальные оборотни, приняв человеческий облик, несли мешки с поклажей.

– А ничего, что мы его там бросили? – спросил Реми. – Может, следовало убить его, не оставлять свидетелей.

– Да какая разница? Ну, расскажет он кому, и что? Нас уже и след простыл. Да и мясо у него жёсткое. Лучше уж оленем закусим, чем этим стариком давиться, – поморщился вожак стаи.

Разбойники возвращались в лагерь, где Релина успела развести огонь и вместе с Реной готовилась к ночному празднику. Сегодня никто не собирался ложиться спать. Середина лета миновала, шёл последний оборот, и Персефона, наконец, устремила прекрасное лицо к своим детям. Не успела стая дойти до окрестностей Искры, как наступил самый главный, в жизни оборотней праздник – Благодарение Персефоне. Накануне праздника не работал никто, в том числе и простые люди, все готовились к вечеру. Крестьяне накрывали столы, пели песни о ночи и звёздном небе, гадали на суженого, плели венки из маков и танцевали под светом Персефоны. Для оборотней ночь апогея Персефоны значила куда больше, чем просто праздник. По легенде, именно в ночь, когда спутник приблизился к Плутону Вульфига поразил свет Персефоны и он стал оборотнем. Единственный раз в году, когда лик ночного светила особенно прекрасен и огромен в летнем небе, кровь оборотней наполнялась магией, а всё волчье естество стонало от желания пропеть песнь своей богине.

Оборотни готовились к этой ночи загодя, собирались на открытой поляне, где ничто не могло затмить света Персефоны, и становились братьями, вкушая яства с одного блюда и потчуя соседа напитком. После обряда шли танцы, песни стаи и благодарение всему миру за все полученные блага. Белеющей ночью, под самым пристальным взором Персефоны считалось кощунством оставлять горящий костёр, сидеть под энергетической лампой, в свете факела или спички. Любой чужеродный свет оборотни гасили, любуясь лишь чистым голубоватым сиянием Персефоны.

– Я уже чувствую её силу.

– Кровь кипит! – делились друг с другом впечатлениями оборотни.

Гастел, как единственный человек, помог, чем смог с приготовлениями и залез на дерево. Ему не был чужд праздник, но мужчина не хотел мешать стае. Для него день благодарения Персефоне не имел такого сакрального смысла, что вкладывали оборотни.

– Ты весь праздник там просидишь? – поинтересовался у товарища Кетал.

– Лучше тут, чем в волчьей пасти, – пожал плечами Гастел.

Солнце спряталось за скалой, оборотни отпраздновали охоту и грабёж, отужинали олениной, делились угощеньем с тем, кто устроился рядом, пили из одной бутылки и становились братьями. Попировав немного, дикие оборотни пустились в пляс. Сила, дарованная Персефоной, не для битв, а просто так, струилась в крови, не давая спать.

Когда затуманили мир сумерки, возвещая о наступлении ночи, Релина затушила костёр и расположилась рядом с Кеталом. Роса легла покрывалом на волосы и одежду, стали загораться самые яркие звёзды. Все расселись, устремив взгляды на восток. Постепенно становилось всё темнее, глаза медленно перестраивались под изменяющееся освещение. Мир погружался в сон. Ночная тишина разливалась по округе. Стрекотали сверчки, скрипом разносился крик летучих мышей,шелестела листва, перебираемая лёгкими пальцами ветра.

Медленно, очень медленно ночь вступала в свои права, укрывая мир покрывалом тьмы, но Персефона не торопилась появляться на горизонте.

Оборотни молча ждали, чувствуя прилив сил, ощущая приближение своей богини. Каждый погрузился в свои думы, никто не нарушал тишину, все застыли, словно изваяния, выточенные в дань Персефоне. Молчаливое ожидание. Сейчас она появится на горизонте. Но пока… Мир умер.

Группа оборотней, собравшись на склоне горы, застывшая в ночи, без костра и признаков жизни, сидела, устремив взгляд на восток, где кровавым цветом из-за поднятой днём пыли и песка забрезжил восход Персефоны. В тишине раздался дружный вздох. Лик поднимался из-за горизонта. Медленно, словно кто-то удерживал её за руку, восходила сияющая богиня над далёким морем, над островами айракрисов Ток-Ту-Рок, прозванных Сверкающими, над гнёздами Рух и парящими скалами гарпий, над драконьими утёсами. Свет Персефоны осветил вершину Башен Поднебесного Правителя, наивысшую точку Плутона. Затем свет спутника озарил башенки Академии магии Воздуха, на парящих островах. Но обитатели этих мест вряд ли заметили бы волшебство, дарованное Персефоной в эту ночь. Ночь, когда спутник Плутона, единственный раз в году, ближе всего к населяющим планету существам, ближе всего к оборотням.

Кроме волков, только народ Касмедолии, Страны-на-Воде следил за поворотами Персефоны, вычисляя приливы и отливы.

Оборотни на скале замерли, боясь дышать и шевелиться в мгновения восхода. Они сидели все вместе, наполняемые ночной силой, дикой, первобытной, и в тоже время мягкой, естественной. Не сговариваясь, не нарушая тишину, волки в обличие людей стали покачиваться в такт ритму сердец; синхронно, никто не выбивался из ритма, не спешил и не тормозил. Сейчас все оборотни во всём мире стали одним организмом, зная все мысли, друг друга, ибо каждый думал лишь о Персефоне, дыша и двигаясь в ритме, все они наблюдали восход.

Круглый диск полностью показался над землёй, нижний его край ещё озарял красный отсвет солнца. Пыль оседала, Персефона окрашивалась в свой родной голубоватый цвет. Стоило ей полностью стать голубой и поплыть по небу, оборотни, мгновенно обратившись волками, завыли долгую печальную и в тоже время радостную, полную восхищения и тоски, песнь.

Из леса доносился приглушённый расстоянием вой волков, близ Белого Клыка, недалеко от границы с Земью и на других склонах гор сидели волки-оборотни и тоже пели песни своей богине. Вой сливался в один страшный прекрасный звук. Волки не слышали друг друга, лишь свою, обращённую к Персефоне песнь.

Любой другой Белой ночью оборотни не пели столь самозабвенно, выли от тоски или радости, слушали пение простых волки и собак, только в ночь благодарения Персефоне каждый оборотень предавался дикому порыву и завывал в ночи. Сдержать его порой бывало не под силу вер Вульфам, чем пользовались стражники и ловили оборотней, раскрывших себя в самую святую ночь.

Живя среди людей, Реми сумел подавить в себе чувство сопричастности с оборотнями, он был мал и не понимал тяги завыть, дикого порыва, отказывая внутреннему волку в последней радости. Мальчик терпел и противился любым инстинктам.

Персефона вошла в зенит. Отзвучала благодарственная песнь, оборотни ожили, кровь кипела в их жилах, наполненная магией. Небесное лицо смотрело на них, на своих детей, оборотней, сейчас как никогда прежде.

Персефона ответила оборотням собственной песней. Кетал осмотрел свою стаю, и радостно подскочил, уводя танцевать Релину. Музыка звучала в каждом сердце, в ночи, в лучах света Персефоны и звёзд, в щебетании насекомых, в шорохах, в прохладе воздуха. Оборотни слышали эту ночную мелодию, кровь, напоенная силой, кипела, усидеть на месте не смог никто.

В человеческом облике Реми вскочил на ноги, волчьи уши прядали на макушке, непослушный хвост никак не успокаивался за спиной, глаза горели волчьим огнём, салатовые, словно свежая зелень. Мальчик хотел бежать, хотел прыгать, хотел летать, если бы мог, жизнь, жажда жизни проснулась в нём с такой силой, что можно раздавать пинки самой смерти.

Вдруг кто-то схватил его за руку и тоже потащил танцевать. Это Рена. Но Рена же всегда ненавидела его, придиралась и поддевала, только не сейчас. Сейчас она такая же пушистая, с горящими жёлтыми глазами, танцевала вокруг мальчика, смеялась и веселилась. Реми включился в дикую пляску оборотней, легко, как будто был рождён для этого.

После бесноватых плясок, когда, казалось бы, простой человек давно испустил дух от усталости, оборотни сбегали со склона и устремлялись в лес. Сила, способная выжимать из камней сок, хватать солнце голыми руками, бежать, обгоняя ход времени, наполняла вер Вульфов через край. Никто не мог просто сидеть. Кетал и Релина куда-то делись, разбежались и другие оборотни, Рена потащила Реми вниз со склона, в тёмный лес предгорья. Там в лесу, видя мир глазами самой Персефоны, они наслаждались жизнью. Всё вокруг преобразилось, деревья стали выше, они будто говорили что-то, шептали, гладили ветками по голове; ручьи смеялись, весело бежали, проскальзывали сквозь пальцы, омывали ноги; воздух подрагивал, искорки блестели на шерсти Ветра, он нёс их, прячась от взглядов; тут и там мелькали раздвоенные хвосты Времени, а по небу пробегала серебристая Молния. Мир стал другим, живым, сказочным, только сейчас, только в эту ночь.

Реми проснулся, потому что кто-то настойчиво пихал его в бок и постоянно твердил одно и то же: «Просыпайся, да просыпайся же. Надо идти, пора». Но просыпаться мальчик не хотел. Да и зачем так рано вставать? Был праздник, сегодня будет продолжение, зачем торопиться? Куда его гнали?

Наконец, будивший устал и огрел чем-то тяжёлым мальчика по голове.

– Чего?! – тут же вскочил Волчок.

– Чуете? – тревожно оглядывался Кетал.

– Нашли, падлы! – проворчал Дорел.

Пустынник вернул Релине котелок и поднялся. Реми злобно на него глянул, принюхался, но ничего не учуял. Совершенно ничего, абсолютно! Пахло свежестью, ветром, чистым воздухом. Мальчику показалось это странным, он не учуял листву, кору, вчерашний костёр, землю, пыль – ничего! Не пахло даже волками.

– Кто нашёл? – спросил Реми.

– Маги Воздуха! Только они пахнут ветром, – объяснила Релина.

– Они не вас искали. После благодарения Персефоне принято распускать сети для сбора фатили. Вы им без надобности. Здесь дополна этих колючек, вот они и ходят рядом, – успокоил переполошившихся оборотней Гастел.

– И всё же, я не хочу попадаться на глаза этим фиолетовым кретинам, – с опаской оглядываясь по сторонам, но, сохраняя присутствие духа, произнёс Кетал. Потом вдруг резко стал серьёзным и продолжил: – идём. Тихо, магов обходим.

Без лишних слов, собравшись, стая тихо, но быстро пошла вниз по склону. Как объяснил Кетал, маги предпочитали действовать наверху, не спускаясь в ущелья и предгорья. К тому же колючки фатили росли высоко.

Оборотни высматривали магов, натягивающих сети на вершине дальней скалы, опасливо прячась от них за деревьями и кустами. Словно кто-то с такого расстояния мог увидеть серые тени в лесу. Реми не верил в подобную магию, он скептически относился к людской магии, пока не увидел человека в фиолетовой мантии, висящего в воздухе. Реми не поверил своим глазам! Маги стояли на ВОЗДУХЕ. Нет, зрение не обмануло мальчика. Он пытался разглядеть опору, он даже подумал, что это оптическая иллюзия, но нет! Маги стояли прямо на воздухе и натягивали сети. периодически они шагали повыше, потому что воздух под ногами проминался, и сапоги проваливались. Воздух проминался! Да как вообще воздух мог держать людей!

– Прячемся! Тихо, а то заметят, – резко бросил Кетал.

Как люди могут нас заметить, мы на расстоянии километра от них. Мы их видим еле-еле только потому, что у нас волчье зрение. Реми готов был рвать на себе волосы, он не мог вообразить и осознать способности магов. В памяти всплывал идиот из Белого Клыка, который поймал мальчика на воровстве. Что мог тот болван? Ничего! Более того, маги маячили тёмными пятнами на фоне неба и колючек фатили, значит это слабые маги. Правда, мантии их выглядели светлее, чем у того мага Воздуха из Озона, который голой рукой поймал молнию. Неужели ловить молнии проще, чем стоять на воздухе?

– Почему мы так боимся их? – не выдержал Реми, обернувшись к вожаку, когда они тихо, стараясь быстро перебегать и прятаться в деревьях и кустах, спускались ниже, вглубь долины.

– Маги очень сильные, и они на службе у Поднебесного, а значит, они – закон. Схватят и сразу поймут, что ты оборотень. А с оборотнями разговор короткий, – просто ответил Кетал, ни на миг не сбавляя хода.

Реми вспомнил магов Огня у границы Муарака, те являли собой не слишком впечатляющее зрелище, просто топтались, по словам Натори, в ожидании каравана, который сопровождали. Они не впечатляли своей силой, как взбесившиеся маги Воды, что чуть не похоронили цирковую труппу близ границы с Касмедолией. Добрые старики в тот раз погибли, хотя не были ни оборотнями, ни бандитами. Маги для Реми оставались загадкой, они выглядели и вели себя как обычные люди в монотонных одеждах, при этом владея огромной силой.

– Тц, заметил, – стиснул зубы Кетал.

Один из магов посмотрел в их сторону, затем повернулся к другому и кивнул головой. В следующее мгновение человекв более светлом одеянии молнией шмыгнул в заросли леса.

– Разбредаемся! Живо! Обращайтесь и бегите волками! – бешено раздавал команды Кетал.

Реми обратился и побежал в восточную сторону, сам не зная, куда несётся, за ним последовал Пустынник, обратившись волком тёмно-рыжего, даже ржавого почти красного цвета.

Волчок обернулся, проверяя спрятался ли Гастел, ведь он человек, и заметил появившегося в кустах мага с белыми лентами, на середине пришитыми к фиолетовой мантии на груди. Ленты за спиной медленно опадали, повторяя любое движение человека, четыре полы его мантии оплели ноги, но юноше они не мешали. Молодой на вид парень обернулся, посмотрел по сторонам и сам себе пожал плечами.

Как? Как он так быстро добрался, поразился Реми, с вывернутой назад головой, чтобы лучше рассмотреть удаляющуюся фигурку мага.

– Не пялься, беги. Они просто смерть, какие быстрые, – тихо бросил ему Пустынник, поравнявшись на бегу.

Молниеносные прям, подумал мальчик и прибавил ходу. Запах свежести стал сильнее, шерсть вздыбил воздух, ветки заскрипели, листва зашуршала. Реми поднял голову. Маг! Это был тот парень в фиолетовом костюме, он стоял на ветке дерева рядом с двумя оборотнями. Человек опередил волков, напоенных силой Персефоны!

Пустынник резко затормозил, передними лапами взрыхляя прошлогоднюю листву перед собой, мгновение и он бежал почти в обратную сторону. Реми последовал его примеру, но маг не погнался за ними, он не обратил никакого внимания на двух волков.

Внезапно в небо поднялся сильный порыв ветра и также быстро затих. Реми догнал красного волка, и они вместе перешли на медленный, осторожный шаг. Волчок буркнул высунувшему язык Рёуске:

– А как же Гастел? Он же человек!

– Он же убийца. Ты чего? – тряхнул головой Пустынник.

– И что?

– Он ныкаться умеет лучше клещей, а с местностью сливается аки палочник. Но даже если его найдут, он сможет с магами по-свойски потолковать. Убийцы, маги, стражники – все они люди, так или иначе на службе у Правителя. Не то, что мы, —красный волк не стал заканчивать фразу.

Вдруг из кустов вылезла чёрная морда Кетала.

– Чего встали? Живо давайте, вперёд, – шёпотом прикрикнул он на молодежь.

– Да! – гавкнул Пустынник.

Маги вели себя странно. Они ещё несколько раз замечали оборотней и посылали одного из своих проверить лес, но никаких серьёзных действий не предпринимали. В итоге, запуганные волки, каждый раз разбегались по округе, петляли, запутывали следы, возвращались, словно стая мальков в ручейке. На прятки с магами ушла уйма времени. Стая не могла продолжить путь в гильдию убийц, потому что на дороге то и дело вставал кто-то из магов, задерживая, мешая.

Маги Воздуха были очень быстрыми и видели, что днём, что ночью как ястребы; видели, казалось, сквозь деревья и камни, но отчего-то не ловили оборотней. Может, боялись? Может, не получали приказа?

Несколько недель прошло в скачках по скалам севернее Искры. Стая не могла сдвинуться, волков будто держали взаперти в пределах одной долины. Стоило попытаться вырваться и улизнуть в каньон, как на пути появлялся маг и оборотни меняли направление побега. Фронт удалось прорвать спустя две недели, стая вырвалась в плоскогорья, ведущие к песчаному пляжу, но там вновь напоролись на магов. Кетал не чуял ловушки, и Гастел не видел признаков охоты на волков. Может, маги просто развлекались? Тренировались выслеживать преступников? Оборотни не знали, но завидя человека в фиолетовом одеянии всё больше раздражались и злились. Ночами приходилось выставлять караульных, которые вынуждены были сидеть без костра на голой земле. Несмотря на ночные дежурства, мало кто из оборотней мог уснуть. Ночами каждый, закрыв глаза, вслушивался в тишину, принюхивался к запахам леса, напрягал интуитивное чутьё, боясь пропустить атаку магов Воздуха. Никто не высыпался. Ели оборотни чаще всего на ходу, не тратя времени на привал, только то, что удалось раздобыть самому. Мясо поглощали сырым прямо на месте, боясь разводить огонь днём. Общую охоту собирали редко, боясь своей толпой привлечь лишнее внимание магов.

Уставшие, полуголодные, замученные бессонными ночами и постоянным напряжением оборотни едва не кидались друг на друга. Преображение изменило даже всего спокойного Амбери: одно неуместное слово в его адрес, будило в снежном волке ледяную метель, сметавшую всё. Он сверкал глазами и исходил зловеще тёмной, не в цвет белоснежного меха, аурой, скалился на любое замечание, и изливался ядовитыми изречениями. Думая о благе всей стаи, Кетал отправлялся Амбери на охоту, чтобы тот выпустил гнев, и белый волк выпускал: он приносил разодранную в хлам добычу, срывая весь свой гнев на ней.

Сети для фатили давно натянули, но маги не уходили, продолжая мучить оборотней одним своим присутствием.

Лишь к концу первого осеннего оборота люди покинули скалы, но оборотни знали, что ненадолго: пух фатили нужно снимать с сетей до осенних дождей, тогда-то маги и вернутся. Не желая встречать их вновь, Кетал решил поскорее добраться до гильдии убийц.

– Чёртова фатиль! Пропади она пропадом! – бранился Кетал, не в силах сдерживаться.

– Без фатили Аэфис быстро загнётся и падёт, как Ханаэш, а три страны быстро прибегут и поделят его территорию, – пожала опущенными плечами уставшая Релина.

– Какая разница, – буркнул Реми. – Здесь тоже самое, что и там, – он кивнул на запад. – Оборотней везде гонят, властители не держат обещания.

– Переродится Сильвана и всё станет хорошо, – успокоил всех вожак, положив руку на плечо своей наречённой.

– Я тебя умоляю, – не скрывая яда в голосе, прорычала Релина и сбросила руку. – Скорее всего больше не будет никаких перерождений. Она достаточно замарала свою душу и добровольна ушла в Ад. Посуди сам, в первый раз она явилась спустя сто лет, а теперь прошло уже больше двухсот. – Не желая продолжать, женщина махнула рукой, словно посылая все рассуждения куда подальше.

– Нет, она придёт! – гнул своё Кетал, недовольный мнением своей волчицы по столь важному поводу. – Я буду надеяться. Вспомни, она является, когда всё плохо, а сейчас всё плохо! Так что вот-вот придёт. Я вам отвечаю.

– И всё станет ещё хуже, – буркнула повесившая нос Рена.

– Точно! – тут же подхватила Релина, застав девочку врасплох.

– Вот упрямые бабы! – проворчал Кетал, Амбери улыбнулся ему, но ничего не добавил.

Слова Релины не были лишены логики, и рассуждения женщины показались Реми более правдоподобными. Глупо ждать чудо. Да и чудо ли? С каждым приходом Сильваны мир охватывали войны, разрушение и смерть.

Согнувшись под грузом усталости от недавней параноидальной беготни, оборотни по-прежнему перешагивали каждую сухую веточку, способную выдать их местоположение. Злые, полуголодные, уставшие, давно нормально не спавшие, волки готовы были вцепиться в глотку любому, появившемуся на пути человеку ли, магу, или демону. Стая продвигалась вперёд, к пляжу. Крестьяне работали на огородах, собирая второй за год урожай, а Кетал до сих пор не решил, где его стая будет зимовать.

– Народ, что-то не так, – вдруг выпрямился Гастел, оборотни остановились и злобно на него посмотрели. Наёмник привык к тяжёлому характеру оборотней, особенно когда они голодные и злые, потому и глазом не моргнул на глухое рычание. – Что-то не так, чувствуете, – повторил мужчина.

– Я чую что-то, – прошептал Кетал. Пустынник резко спрятал уши и хвост, став похожим на обычного человека. Все насторожились и принялись всматриваться в желтеющую листву деревьев и тени на земле. – Кто-то смотрит, следит.

– Верно подметил, разбойник, – вышел из-за ствола берёзы высокий худой человек в тёмном плаще. Краем глаза Кетал и Гастел заметили, что за другими деревьями тоже прятались люди.

Взгляд незнакомца обдавал смертельным холодом. Реми посмотрел на человека и невольно вспомнил Хагена, у культиста тоже были холодные и скрывающие что-то в глубине, пугающие глаза. Глаза убийцы. Человек перед ними не боялся смерти, вообще ничего не боялся.

– Окружили? – прищурившись, высказал Кетал.

– Что ж, нас раскрыли, – развел руки незнакомец. – Выходите ребята, – крикнул он своим людям. Из-за деревьев, словно тени, показались фигуры в таких же точно плащах, как у незнакомца и Гастела. Нижню часть лица люди скрыли тёмными масками, оставляя видимыми лишь жуткие, сверкающие глаза.

– Десять наёмников, вы меня переоцениваете, ребята, – изобразив подобострастие, просипел Гастел.

– Мы знаем, что у тебя появились интересные друзья. И всё же, – стоявший ближе всего к оборотням наёмник, Реми посчитал его главным, поднял бровь. – Гастел, ты – предатель. Кара тебе – смерть.

– Мы же… – шагнул навстречу убийце Кетал, но его тут же остановили двое людей в плащах, приставив к горлу острую тонкую иглу.

– Не надо Кетал. Это не твоё дело. Гастел – предатель, он должен умереть. Если твои парни будут мешать, мы убьём вас всех, – очень спокойно, без каких-либо эмоций, произнёс убийца.

– Слушай, Седрик, у меня к тебе есть предложение. Послушаешь, а? Интересное, – Гастел подошёл к Реми, и мальчик понял, что сейчас решится его судьба. Перед ним те самые убийцы, в чьи ряды он так хотел попасть. Гастел постоянно поглядывал на Кетала, но не просил отпустить его.

– О небо, – потёр убийца лоб, – ты промахнулся с гильдией, нужно было идти в торгаши.

– Правда, интересное, – не унимался Гастел с добродушной улыбкой.

– Что же ты придумал, чтобы спасти свою жалкую жизнь? – нехотя поинтересовался Седрик.

– Жизнь за жизнь! Я предлагаю обмен, – гордо провозгласил Гастел.

– Ты дурак? Какой обмен? Ты предатель. – Бровь дёрнулась на лице Седрика.

– Я знаю. Я бросил гильдию и потому стал предателем, но вам ведь не хочется терять кого-то из своих, верно? Убийц не так уж и много, а новых рекрутов искать никому неохота. Так вот. Есть тут кое-кто, кто хочет стать членом гильдии убийц, наёмником. И вот что я предлагаю: вы берёте его в гильдию заместо меня. Он становится мной, а я им. Отныне я просто человек, а этот парень – наёмник, – Гастел положил руку на плечо Реми.

– Этот парень? – не глядя на мальчика, проронил Седрик.

– Да, этот. Я учил его по дороге. Парень смекалистый, очень ловкий, умелый, всё на лету схватывает. И главное, он Хочет стать убийцей. Ему это Нужно, – упорствовал бывший наёмник.

– Нет, – спокойно произнёс человек в чёрном плаще.

– Да ладно тебе, Седрик, – Гастел приблизился к наёмнику и заговорил тише. – Не тебе это решать, а ассасинам. Ты их глас, но не разум. Приведи его, покажи, я уверен, они согласятся. К тому же какой вам толк от моей смерти? Убьёте вы меня и что? Останусь я жив, кому от этого плохо? Я не буду трепать о ваших секретах. Меня и не посвящали ни во что.

– Ты посредственный, – оскорбительно бросил Седрик.

– Вот именно! – Гастел ничуть не оскорбился, а наоборот обрадовался. – Вот именно, я посредственный. А у парня талант! Я вам отвечаю!

– Головой своей ответишь, – зло бросил Седрик, подошёл к Реми и схватил его за плечо. – Чтоб ты сдох, Гастел! Ты меня достал. В следующий раз, я точно тебя убью! Помяни моё…

– Да ты парня сперва проверь! Я гарантию даю, парень меня превзойдёт!

Седрик придвинулся вплотную к Гастелу, так что их носы соприкоснулись, и. буравя взглядом предателя, ядовито прошипел «Посмотрим».

– Он и тебя превзойдёт, – также тихо, но абсолютно спокойно, прошептал Гастел в ответ. Седрик сверкнул глазами и отодвинулся, уходя и уводя за собой Реми. – Вот увидишь, – бодро и радостно проорал в след удаляющимся наёмникам ныне свободный от обязательств гильдии Гастел.

Реми забыл обернуться, не посмотрел в последний раз на стаю, что показала ему жизнь настоящего оборотня, приняла, обогрела и учила. Он видел их в последний раз и даже не понял этого. Его судьба решилась так быстро, что мальчик растерялся. Да и если бы посмотрел, смог бы он идти дальше? Идти к своей мести, идти дорогой тьмы, после того, как увидел свет в глазах друзей. Он должен оставить прошлое, мирной жизни пришёл конец. Это был мирный отпуск в компании оборотней, но он закончился. Отныне Реми больше никогда не будет таким как прежде.

Убийца

Убийцы приняли новенького, однако решение это далось им нелегко. Мальчик не знал, как за толстыми каменными стенами, запертые, сокрытые от любого луча дневного света, в большой круглой зале без окон, ассасины держали совет. Они не любили брать в гильдию пришлых с улицы, полагающих будто убивать легко, а накопив достаточно денег, человек сможет уйти и жить нормальной жизнью. Гильдия убийц не место для слабаков, не место для чувств, дружбы, гильдия убивает человечность, выжигает милость, отравляет доброту в сердце. Не бывает бывших убийц. Убийца – это не должность и не звание, это образ жизни, который могли вынести единицы. Мало кто понимал это, но небольшое испытание, устроенное новенькому, тот прошёл, не моргнув глазом, показав себя сильным, ловким, смекалистым, наблюдательным и хитрым, не полагающимся на других и лишённым жалости. К тому же мальчик был отдан убийцам за место Гастела. Глупо убивать ребёнка за грехи другого человека.

Глава ассасинов молчал, вспоминая слова Разящего в ночи, после проведённого испытания: «нам нужны бойцы, а этот парень ещё проявит себя. Нельзя отрицать, что Гастел подготовил его. К тому же сам мальчик готов принять любые лишения, лишь бы вступить в гильдию и учиться. Убить его мы всегда успеем, если не прикончит само обучение». Именно последняя фраза наставника убедила главу ассасинов – обучение в гильдии убийц уничтожало всё человеческое в рекрутах, чтобы взрастить настоящие машины смерти.

Тем временем Реми, проигнорировав совет Гастела, смолчал о своей матке паука на плече и бывшем членстве в гильдии воров. Полагая, что информация эта старая и не представляет интереса, мальчик держал язык за зубами.

Его приняли. По крайней мере так решил оборотень, когда его молча привели в длинный зал, с множеством коек и указали одну. Между узкими жёсткими и неудобными кроватями стояли ширмы, разделяя пространство огромного зала на крохотные закутки. Столовая представляла собой такой же большой зал с маленькими одноместными столиками, словно намекая ученикам – гильдия единый организм, но каждый здесь одинок. Реми заметил, что все вокруг молчаливы, поглощены своими заботами и мыслями, редко кто говорил между собой, а если и завязывал разговор, то понижал голос. Убийцы оказались немногословны, всё что можно было делать в тишине – делали в тишине, изредка отдавая команды жестами.

После живых, говорливых, непоседливых, компанейских оборотней, с уст которых не сходила улыбка, одинокие, мрачные и тихие, словно ходячие мертвецы, убийцы казались пришельцами из других миров. В мыслях упрекая стаю Кетала за разнузданность, здесь Реми почувствовал себя в своей тарелке. Словно бы нашёл место, подходящее для себя, никто не веселился, не бросал на ветер фраз, не шумел. Здесь знали цену слову и веселью, знали, что жизнь мрачна и после всех тягот, смеяться значило попрекать память о погибших друзьях и родных.

Реми определили в группу ребят, что уже год осваивали мастерство владения оружием, рукопашных бой, способы уничтожения улик, анатомию человека, ядовитые и лекарственные травы. Вместе с оборотнем тренировались трое ребят на пару лет старше, трое на год младше и четверо ровесников. Не мог Реми не заметить их отношения друг к другу – оно попросту отсутствовало. Каждый занимался сам с собой, никто не дружил между собой, никто никого не унижал, не оскорблял, не пытался задеть, но и не помогал, не прикрывал и не поддерживал. В гильдии убийц не существовало дружбы, как и не существовало вражды. Это проявление эмоций, а эмоции в общине убийц считались слабостью.

Реми не знал, как люди выдерживали режим обучение: первые несколько недель, сильный оборотень падал без сил на свою койку, которая казалась самой мягкой периной из всех. Тренировки убийц рядом не стояли с боевым искусством воров. Ребят, в чьих рядах мелькало достаточное количество девчонок, заставляли каждый день показывать нереальные возможности тела, прыгать, драться, метать оружие, пользоваться верёвкой, леской, воском, камнем, всем, что попадётся под руку, вязать узлы, накладывать и вспарывать швы зачастую сразу же на живых или мёртвых людях. На мертвецах в гильдии показывали многое, всю анатомию после краткой теории тут же демонстрировали, разрезая плоть прямо на глазах рекрутов. Захваты и удары испытывали на учениках, а проникающую способность разного вида оружия, так же как и раны оставляемые им показывали на провинившихся и негодных.

За пару оборотов обучения Реми увидел столько крови, сколько не мог себе вообразить. Он не питал иллюзий относительно этого места, но всё же представлял обучение менее жестоким. Мысли свои мальчик не озвучивал. Раз в гильдии учили таким методом, значит так оно должно!

Слухи не врали, Хаген, тот самый культист из Озона, наводящий страх своими кровавыми глазами и Карнавалом боли, действительно был одним из основателей новой гильдии убийц. Новой, потому как старая, когда-то давно располагалась в Муараке, но после была расформирована и долгое время искала пристанище, но другие страны гнали от себя прочь общину убийц. Триста лет назад на зов Сильваны откликнулись ассасины, и маг Воздуха позволила им за помощь в войне основать новую гильдию убийц на территории Аэфиса-на-Ханаэш. Тогда же главной гильдии стал Хаген, на самом деле оказавшийся бессмертным, словно вампир. Он привнёс в обучение убийц много нового, в том числе философию: убийца должен сам испытать те муки, на которые обрекал свою жертву, проникнуться чужой болью, чтобы на собственном опыте познать, какие страдания испытал убиенный.

Вскоре Реми влился в ритм, на тренировках показывая себя с лучшей стороны. Он завоевал уважение наставников: схватывал всё на лету, включая самые острые предметы в прямом смысле слова; прекрасно запоминал все науки, преподаваемые будущим убийцам, не боялся крови и замарать свои руки, не питал жалости к убиенным и наказываемым, держал под контролем эмоции.

Через два оборота после вступления Реми в гильдию убийц теоретические занятия и лекции о травах и веществах сменились практикой. Практика ядов по методике Хагена обязывала рекрутов испытывать каждый препарат на себе. Будущие убийцы умирали сотни раз, корчась в агониях, задыхаясь в конвульсиях, давясь пеной, мучаясь болью, извиваясь под магическим воздействием, укрепляющим их иммунную систему и развивая в организме невосприимчивость к любым отравляющим веществам. Над ними колдовали, читали наговоры и пичкали всевозможными снадобьями. Из людей взращивали монстров, на коих не действовали все известные науке отравы, они создавали собственные яды из подручных средств, из самых обычных ингредиентов, из трав, растущих под ногами в любой местности любой страны.

Тогда-то на алтаре, содрогаясь в удушливой агонии смерти, Реми сам с себя сорвал тунику, желая снять оковы, мешающие вздохнуть. Змеиный глаз, наставник, отвечающий за сохранность рекрутов во время прохождения пытки ядом, заметил татуировку паука на плече мальчика и донёс об этом ассасинам.

Яд в теле Реми задержался из-за отлучки ассасина, и оборотень едва не умер, но его сумели спасти, влив в вену противоядие и прочитав несколько заговоров над телом. Спасти, чтобы подвергнуть допросу.

Реми сидел в комнате, не зная, что за ним наблюдали, но ощущая холодные взгляды из-за зеркала, и рассказывал Седрику и сопровождавшим его двум убийцам о гильдии воров. Оборотню пришлось поведать о том, как шестилетним ребёнком он учился премудростям воров, и немного соврать, рассказывая, как его отправили в лабиринт на тренировку, а он не вернулся. Он вовсе не хотел рассказывать о гильдии воров, но к мальчику вышел Жнец, беловолосый убийца, которому пророчили в ближайшее время стать ассасином. Его бесконечно холодный взгляд единственного зелёного глаза, не скрытого длинной чёлкой, пробирал до костей, а голос проникал в разум. Реми обещали пытать и убить, если он не скажет всё как есть. Оборотень сдался под давлением Жнеца и рассказ, что вспомнил, умолчав лишь об истинной причине нахождения в лабиринте.

– Сочли ли его мёртвым?

– Если тело не нашли…

– В гильдии воров рекруты пропадают сотнями, они не заморачиваются поисками останков, – тихо переговаривались ассасины за стеклом.

– В любом случае это было давно, а гильдия не помнит всех своих членов.

– Потому и ставят метки. Вот чем плохи воры. Если они увидят метку, то… – женщина не договорила.

Лицо Седрика, так же, как и половина лица Жнеца, оставалось непроницаемым, Реми не знал, удовлетворил убийц его рассказ о гильдии воров или нет. Мальчик проклинал свою метку и невольно потянулся рукой и натянул рукав на плечо, скрывая чёрного паука.

– Значит избавимся от него?

– Он быстро учится, гораздо быстрее Гастела. Он пришёл наскоро подготовленным, но уже догнал по умениям тех, кто учился год. Жаль терять одарённого рекрута.

– Оставим его и будем приглядывать, – заключил глава ассасинов.

Реми так и не узнал, почему чёрная метка переполошила убийц, и почему его не выгнали из гильдии, но он остался. Строго настрого мальчику наказали скрывать татуировку и не показывать больше никому. Если бы знак изобразили на теле маги Огня, они же смогли стереть его, но краска под кожей была стойкой. Свести знак паука можно лишь срезав пласт кожи, однако ассасины решили не делать этого. Что двигало ими, оборотень не знал. Его обучение продолжилось.

Новенький не подвёл ассасинов и продолжил изо всех сил стараться на занятиях. Вскоре познания Реми в ядах сравнялись с навыками наставника, убийце нечего было предложить рекруту. Оборотень, как бездонный колодец, впитывал всё, что ему рассказывали и чему учили; он словно сорвался с цепи, рьяно познавая всё, что могла предложить ему гильдия. Ассасины замечали, что мальчик торопился, но при этом изучал всё тщательно, глубоко, старательно, будто боялся не успеть или поставил себе временные рамки.

И выполнил их. Реми прошёл всё обучение за год! В то время как другие рекруты, могли освоить материал достаточно хорошо, и начинали действовать самостоятельно только спустя три, а некоторые и пять лет. Мальчик пришёл к ним подготовленным, но недостаточно. Обрывочные знания, тренировки с посредственным Гастелом, обучение в гильдии воров – этого недостаточно чтобы сравняться с рекрутами. Весь прошедший год Реми тренировался, забыв усталость, превозмогая себя и человеческие возможности, он отдавался целиком. Наставники видели это и поощряли мальчика, не заставляли из раза в раз повторять пройденный материал, а учили новому. Жажда знаний Реми оказалась неуёмна.

В первую же неделю, своими стараниями, мальчик убедил ассасинов, что Седрик не зря притащил в гильдию новенького. В первый оборот наставники радовались, что обмен вышел столь выгодным, ибо Гастел никогда не показывал впечатляющих результатов, а новенькому спустя полгода обучения, пророчили великое будущее.

Однако прогнозы были поспешными: многие умелые ученики, целеустремлённые, сильные, ловкие, умные, оказывались не способными выполнять задания, самостоятельно выслеживать цель и уничтожать её без суда и следствия. После первого настоящего убийства многие трогались рассудком, или уходили глубоко в себя, слушая голос совести и понемногу покидая мир живых. Убийство человека, себе подобного – есть самый тяжкий из всех поступков, не любая психика способна принять его и смириться с подобной работой, а быть убийцей значило убивать людей, без жалости, без эмоций, без раздумий. Наёмнику могли заказать лучшего друга, и только профессионал своего дела выполнит задание без колебаний. Именно поэтому на протяжении всего обучения из рекрутов вытравливали всё человеческое, лишая жалости и внушая, что убийство такое же обыденное действо, как потребление пищи.

Целый год Реми держали в башне убийц, не выпуская, не давай даже взобраться на крышу и взглянуть на море и дальний берег надгорного края. Иногда, проходя по площадки и подняв голову, мальчик видел круглый пятачок неба во внутреннем дворе, окружённый высокими стенами башни. Этим его свобода ограничивалась. Он тренировался днём и ночью, на протяжении года его друзьями были яды и оружие, его окружали люди, такие же рекруты или убийцы, каменные мрачные стены, тёмная пыточная и узкая койка в спальной. Он не видел солнца, не видел Персефоны, забыл о звёздах и жизни за пределами гильдии убийц, он стал тенью среди теней, смертью, несущей конец, ядом, отравляющим жизнь. Он стал орудием, чьё время скоро придёт. Совершив настоящее убийство за пределами гильдии – Реми станет убийцей.

Оборачиваясь назад оборотень анализировал свою прошлую жизнь, жизнь до гильдии убийц и пришёл к выводу, что всё, что с ним случилось готовило его к этой профессии. Реми с детства, ещё в сиротском доме учился контролировать и не показывать истинных эмоций; учился не выдавать себя ни жестом, ни мимикой, когда играл в карты в Озоне; овладел навыком метания любых предметов на бегу и превозмогая препятствия в цирке; терпел боль в пыточной Белого Клыка; слушал рассказы о травах Натори и Релины. Реми часто вспоминал оборотней: неоценимы стали те наставления, что мальчик получил от Кетала про взрослеющий организм оборотня и мужчины. За год он испытал на себе почти всё, о чём предупреждал вожак. Тело за год обучения в гильдии взорвалось непредсказуемостью, вынуждая Реми вспоминать и на практике испытывать советы Кетала. Но самую главную роль в становлении мальчика сыграла волчья кровь, сила, что лилась с благословения Персефоны, огонь, текущий в жилах, и жажда мести, что тлела в глазах и гнала вперёд.

Реми повзрослел, не стало неуверенного в себе, неуклюжего мальчика, голос его больше не ломался, приобретя мужской тембр, скрипуче-хриплый из-за пристрастия к сигаретам, рычащий из-за волчьих ген. Тело окрепло, прекратившись в твёрдый сгусток мышц. Оборотень сильно вытянулся за минувший год, перерос половину наставников. Одежда становилась коротка ему каждые пару оборотов, что нервировало Реми, но убийцы не жалели денег на подающего надежды мальчика. Гильдия снабжала рекрутов всем необходимым: одеждой, тренировочным оружием, постелью, книгами, травами, ядами, знаниями и умениями, не говоря о пище и всевозможной информации. Своим работникам гильдия, после завершения обучение, продолжала предоставлять всё необходимое: работу и заказы, оружие и вещи, информацию, одежду, а также вознаграждения за выполненную работу и, естественно, суверенитет.

Если гильдии приходил запрос из тюрьмы на выкуп доманта, ассасины решали стоит убийца того или нет, но чаще выкупали своих членов или способствовали освобождению иным путём. Выкуп часто зависел от суммы вознаграждения на розыскной листовке, по которым и опознавали убийц в тюрьмах. Риск всё равно оставался, не всех пойманных за пределами Аэфиса наёмников депортировали обратно, не единожды их молча казнили, но, если гильдия могла помочь и хотела – она это делала. Терять обученных людей ассасины не любили. Слишком долго приходилось обучать рекрутов, и не все выживали в процессе обучения.

Вчера Реми впервые одолел своего наставника в честном, насколько это возможно, поединке. Парень прекрасно освоил боевые приёмы убийц, овладел разного вида холодным оружием и мог постоять за себя, как используя все подручные средства, так и голыми руками. Обладая при этом силой оборотня, он превосходил любого человека.

Час его пробил, Реми вызвал к себе ассасин.

Оборотень, о происхождения которого догадывались ассасины из совета и глава гильдии, устроился в неудобном жестком кресле, обитом кожей поверх доски. Напротив парня за столом сидел высокий, подтянутый, недавно назначенный ассасином – Цет. Длинные серебристые волосы, стянутые в тугой хвост на затылке, обрамляли острое загорелое лицо, длинная чёлка на бок скрывала глаз, но второй серо-зелёный буравил рекрута холодным взглядом. Цет носил удобную, плотно прилегающую к телу одежду, поверх которой тёмно-серый плащ – форму убийц, которую нужно заслужить.

– Ты очень быстро продвинулся в обучении, рекрут. Вчера победил Разящего в ночи, одного из сильнейших учителей гильдии, – медленно, тихо и очень спокойно проговорил Цет.

Создав себе репутацию, убийцы могли претендовать на место в совете и звание ассасина. Совет состоял из десяти мастеров, включая главу – стать ассасином и попасть в совет – высшая привилегия для убийцы. Ассасинами становились мастера своего дела, те, кто не раз доказывал преданность гильдии и показывал себя с лучшей стороны. Они тоже выполняли задания, самые сложные и требующие максимальной самоотдачи. Рекруты поговаривали, что ассасинов отправляли на убийство особо важных персон, таких как военачальники и валоры, а также правители отдельных островов и округов в других странах. Тогда Реми не удержал язык за зубами и спросил о магах, на что все ребята принялись шикать – убийство магов запрещено даже ассасинам, таков пункт договора между гильдией убийц и Поднебесным Правителем.

Создавая себе репутацию, убийца получал прозвище, коим его именовала и гильдия. При назначении в ранг ассасина, убийца получал новое имя, состоящее из одной буквы древнего алфавита. Таким образом наёмник, в прошлом известный по прозвищу Жнец, ныне стал ассасином под тайным именем Цет.

С именами в гильдии убийц дело обстояло странно: всех учеников звали рекрутами, не различая по именам; друг к другу убийцы без репутации обращались не иначе, как домант; но при этом все друг друга понимали. Довольно странный подход, но оборотня это не заботило. Возможно, будущих убийц лишали имён дабы обезличить, отнять индивидуальность и как следствие забрать последнюю ниточку, соединяющую их с прошлым, с семьями, с другими людьми и реальным миром. Парень сомневался в истинности имен Гастела и Седрика – конспирация превыше всего.

Реми молчал, лицо его не выражало никаких эмоций. Он слушал и пытался понять, что будет дальше.

– Этим ты отметил окончание своего обучения.

Глаза Реми чуть заметно сверкнули. Цет, внимательно наблюдавший за подростком, заметил это, но никак не отреагировал.

– Ассасины решили испытать тебя за стенами гильдии на задании. Именно поэтому я позвал тебя сегодня.

Оборотень молча слушал ассасина. Наконец! Его отправят на задание, Реми ждал этого.

– Я вижу в тебе стремление к смерти, к убийству. Кого ты так хочешь убить? – спросил Цет, скрестив пальцы под подбородком. Он всегда говорил очень медленно и тихо, но его голос совсем не внушал доверия, он скорее давал ложное чувство спокойствия, как во время затишья перед грозой.

– Лотерона Хаарта, – также тихо и спокойно ответил Реми.

– Хаарта многие желают убить, по разным причинам. Я не буду спрашивать о твоих. Имея титул лотерона, он находится под защитой стражи, но в последнее время, положение его пошатнулось. Как раз недавно на него поступил заказ, – Цет замолчал, внимательно наблюдая за реакцией рекрута, тот сидел смирно, умело скрывая свои эмоции. – Я вижу, как бушует ненависть в тебе, стоит упомянуть его имя.

Реми усилием воли подавил желание скинуть брови от изумления, как ассасин смог увидеть это, ведь оборотень подавлял все чувства.

– Глаза выдают тебя, – словно прочитав мысли рекрута, ответил Цет. – Скажи, если гильдия даст тебе шанс убить Хаарта, что будет после?

Оборотень молчал, понимая, что сейчас его проверяли, если он ответит неправильно, если выдаст своё неуёмное желание наказать Сластёну, ему не только не дадут шанса, его могут убить.

– Я выполню задание гильдии, – подбирая слова, неспешно ответил Реми. Цет смотрел, не мигая, своим открытым глазом, точно ножом, пронзая рекрута и заглядывая в его суть, в уголки души, читая тайные желания. – Моя жизнь принадлежит гильдии.

Реми не был уверен в необходимости второй фразы, он не сумел подобрать слов, чтобы заверить ассасина в своей готовности служить убийцам и после того, как исполнит месть. Цет молчал, сидя, словно изваяние, напротив рекрута.

– Слишком зелёные, слишком живые, – холодно пробормотал он, не отводя своего пристального взгляда от глаз Реми. – Ты привязан к этому миру, к своему прошлому. Ассасинам это не нравится, мне не нравится и главе не нравится. Убив Хаарта, я надеюсь, ты оборвёшь нить, связывающую тебя с прошлой жизнью, и станешь настоящим убийцей. Скажи мне, рекрут, ты справишься?

Волосы на затылке встали дыбом. Впервые Реми ощущал на себе такое давление, разговаривая всего лишь с человеком, даже не магом Воздуха. От любого жеста, взгляда, слова могло зависеть решение ассасина. Как ответить на вопрос? Не будет ли слишком самоуверенно говорить, что Реми справится; а если «он попробует», это прозвучит как неуверенность в собственных силах. «Будет стараться», то есть стопроцентного успеха он не ожидал.

– Я это сделаю, или умру, – сказал парень и пожалел. К чему такой пафос? К тому же оборотень сам себя загнал в тупик, не оставив выбора. Цету не понравится, ему никогда не нравились ответы Реми.

– Здесь ты прав, – по-прежнему спокойно, не выражая никаких эмоций, ответил Цет. Реми насторожился, но ассасин продолжил. – Гильдия снабдит тебя необходимой информацией и оружием, но помни, это проверка. Усадьба Хаарта хорошо охраняется, он не последний человек в Аэфисе-на-Ханаэш. Ты всего лишь рекрут на первом задании. Если тебя поймают – казнят, гильдиябудет отрицать любые связи с тобой. Мы не придём на помощь. Если тебя поймают, посадят, будут судить, казнят – значит, ты не достоин стать убийцей. Думаю, ты это и так понимаешь. – Цет развёл пальцы и положил руки на стол.

– Да, – коротко ответил Реми. Если рекрут проваливал своё первое задание, значит не достоин стать членом гильдии. Обучение в любом случае заканчивалось, либо умением приложить все полученные знания на практике, либо смертью. Второго шанса не будет. Гильдия убийц не прощала ошибок.

Цет едва заметно кивнул.

– Это сложное задание, но гильдия хочет, чтобы нить порвалась, чтобы ты покончил со своим прошлым собственными руками, – давление стало сильнее. Напряжение витало в воздухе и невидимыми иглами покалывало кожу оборотня. – Если тебе не удастся убить Хаарта, гильдия убьёт тебя. Спрятаться не получится, ты знаешь, – после паузы добавил ассасин.

Реми кивнул. Он не знал, так как убийцы никогда не говорили между собой на отвлечённые темы, тем более о первом задании, что остальные порой рвали с прошлым, являясь к родным: перерезая горло отцу, вспарывая грудь матери, всаживая нож в висок братьям и сёстрам. Убийца – это на всю жизнь, привязанности – слабость, прошлое держит в мире. Гильдия убийц выжигала из сердца скорбь, сожаления и надежду, всё что являлось барьером перед убийством.

Оборотень считал, что его проверяют на предательство, так как он замена Гастелу, а значит должен быть на голову выше других по всем показателям и доказывать верность.

– Ступай в Центр, там тебе дадут всё необходимое. И да поведёт твою руку Смерть. – Цет указал двумя сложенными вместе пальцами в направлении своего левого плеча.

Реми встал, повторил жест, чуть заметно склонил голову и ушёл. Выйдя от Цета, оборотень выдохнул, его руки чуть заметно дрожали, а в ногах чувствовалась слабость. В последний раз, он чувствовал себя настолько разбитым и эмоционально раздавленным после разговора с Хагеном через решётку камеры в Товер Пост. Это ни с чем не сравнимое психическое давление заставляло держать тело, голову, эмоции под неописуемым контролем. Незаметно встряхнув головой, Реми напомнил себе итог собеседования – ему поручили убить Хаарта, мерзкого детоложца, поганого Сластёну. Реми покончит с ним! Скоро его месть свершится.

Глаза ярко сверкали зелёными огнями, выдавая эмоциональную заинтересованность оборотня, пока тот шёл в Центр убийц.

Большое помещение похожее на склад, вдоль стен и посреди зала разместился лабиринт высоких стеллажей, забитых книгами, свитками, кусками пергаментов, деревянными коробками, сундуками и шкатулками, от коридора отделяла узкая стойка. За столом сидела непримечательная наполовину поседевшая женщина со страшными тёмными кругами под глазами. Она приняла назначение рекрута и выдала ему заранее подготовленную коробку с планом усадьбы Хаарта, его точным местоположением, уставленным шпионами из гильдии воров, досье и расписанием смены караулов. Оружие парень попросил сам, ему понравилось метать различные небольшие острые предметы во врагов: иглы, кунаи, звёздочки, ножи, дротики. Всё это, он при необходимости мог покрыть нужным ядом.

Продумывая свой поход заранее, обмозговывая каждую мелочь, Реми взял два больших, прямых ножа, кои спрятал в специальных механизмах в рукавах, один кривой нож, с зазубринами по обратной стороне, вырывая его из плоти, жертва раздирала рану сильнее. От арбалета и другого стреляющего оружия парень отказался, ему оно показалось неудобным, а для предстоящей миссии громоздким. Всё что нельзя спрятать под одеждой могло выдать его по пути к замку. В работе наёмника любой мелкий недочёт смертелен.

Женщина достала из-под стойки ещё один ящик с необходимыми в любой ситуации мелочами: верёвкой, огнивом, крюком, воском, шкатулкой с порошковыми ядами – стандартным набором для любого убийцы. Реми принял вещи и распихал всё по карманам. Проведя рукой по волосам, оборотень нащупал отмычки, доставшиеся от Николаса. Вор из тюрьмы Белого Клыка перед смертью научил своего маленького друга прятать вещи в таких местах, где никто не додумался бы проводить обыск. Колечко, с продетыми через него тонкими изогнутыми железными заготовками пережило с Реми не одно заточение, но так и осталось в сохранности. Словно шпильки в сложных женских причёсках Реми прятал отмычки в своих густых волосах, отказываясь стричься слишком коротко.

Единственное что Реми не полагалось выдавать это сумрачного цвета плащ – форму убийцы. Оборотень не показал виду, но в душе хотел обзавестись плащом, мало того, что тёмно-серая, сшитая по размеру одежда выглядела роскошно, так ещё и множество потайных карманов позволяло прятать в складках все необходимые вещи.

Пришлось раскладывать всё необходимое по внутренним карманам жилета и вешать на пояс. Нож поблескивал в лучах Персефоны, ловил каждый отблеск, выдавая юного убийцу, а сам Реми походил на склад ростовщика на ножках. Длинный плащ скрыл бы всё добро, висящее на поясе, но его нужно заслужить.

Получив всё необходимое, изучив дорогу до пункта назначения, Реми решил не задерживаться и отправился на встречу со своей местью. Он едва заметно дрожал, предвкушая сладость будущей расправы.

Реми набросил на голову капюшон своего казинетного жилета, шёл холодный дождь, ветер бросал в лицо острые капли, делая дорогу более мерзкой. Усадьба Хаарта располагалась близ Белого Клыка, путь к ней занял у обученного быстрому передвижению наёмника чуть больше недели. Тот же путь с оборотнями занял несколько оборотов, вот только разбойники не торопились и подолгу засиживались на удачных местах.

Дождик стих, превратившись в мокрый туман, окутав округу белёсым занавесом. Из облака холодной воды показались очертания усадьбы Хаарта, большого деревянного здания. Туман рассеивался, открывая взору лепнину и украшения на фасадах, изукрашенных в яркие цвета. Усадьба напоминала пряничный домик из сказки, выплывающий из молочного моря. Она отличалась от домов города на соседней горе, куда вёл подвесной мост, и не вписывалась в общий архитектурный ансамбль.

Ну и вкус у этого Хаарта. Он походу совсем больной, подумал Реми. Он ни за что не подумал бы, что в этом доме мог жить взрослый человек, торговец, уважаемый лотерон. Оборотень вспомнил их с Хаартом разговор в Озоне, когда мужчина хвалился, что как ребёнок обожает сладкое и обладает пытливым умом. Посмотрим, какой ты умный, промелькнула мысль в голове рекрута гильдии убийц.

Оборотень притаился на дереве, скрытый ещё не осыпавшейся листвой, и принялся вновь, уже который раз, изучать план усадьбы и расписание стражи. Реми хотел незаметно прокрасться внутрь, прямиком к Хаарту, лучше всего в спальню и там сотворить свою месть. Как бы Реми хотел услышать крики этого отвратительного человека, мольбы о помощи, о пощаде, но этой мечте не суждено сбыться: лотерона охраняла стража, стоило ему открыть рот, как месть оборотня полетит демонам под хвост.

Сейчас юноша следовал первому, главнейшему правилу убийцы – скрыться во тьме, задержать дыхание, подкрасться к жертве, скрыть своё присутствие. Дождавшись ночи, он, едва видимый в темноте, перемахнул через ограду. Сразу за забором начинался небольшой сад; в беспорядке перемешанные вместе росли груши, яблони, сливы, вишни, черешни, персики, ясени и ивы.

Послышался приближающийся шорох, словно кто-то бежал, треща мелкими веточками и опавшей листвой. Реми прислушался, затаившись под сливой, люди ступали громче, а при беге звенели мечами и шуршали кожаными доспехами. Звук приближался стремительно. Собаки, внезапно осенило парня. Он резко обернулся к приближающимся животным и глянул им прямо в глаза. Зелёным огнём полыхнул взгляд оборотня, говоря простое «Стой». Псы, наученные сторожить дом от любых внешних посягательств, злые, бесстрашные, затормозили и припали к земле, поджав хвосты и уши, словно нашкодившие шавки. Заскулив, как щенки, животные едва ли не лапами прикрывали глаза. Реми отвернулся, собаки не смели ослушаться приказа оборотня-волка, своего господина по крови, даже если его приказ шёл в разрез с командой хозяина-человека. Стоило юноше отвернуться, как псы, перебирая лапами стали медленно пятиться, а затем неспешно потрусили прочь, не подавая голоса и продолжая прижимать уши и хвосты.

Если бы с людьми дело обстояло также просто, как с собаками, в услугах убийц никто бы не нуждался, но разум человека гораздо сложнее и способен сопротивляться внушению. Лишь некоторые, владеющие даром гипноза, маги способны подчинять и подавлять волю людей.

Два стражника пошли в обход владений Хаарта. Стражники всегда ходят по двое. Их что специально тренируют парами? А если их разделить, они умрут без своего напарника, или смогут приспособиться для нового симбиотического союза? Оборотень тряхнул головой и выбросил глупые мысли из головы. Персефона, какая дурь лезет в голову! Нужно сосредоточиться. Любая осечка и расплатой за неё станет моя жизнь.

Стражники приближались. Реми запрыгнул на крыльцо входной двери. Плохое укрытие, стоило человеку поднять голову, как рекрут гильдии будет обнаружен.

Юноша одним мимолётным движение достал две иглы из кармана жилета, вторым лёгким мановением послал их по очереди в первого и второго стражника. Сперва вздрогнул один, через секунду второй, когда острая игла вошла в незащищённую шею. Оба повалились замертво. Пробить сонную артерию, не сложно, если точно знать, где она находится, действовать быстро и отбросить жалость. Этому его учили в гильдии убийц, доводя навык до совершенства. Не важно, день или ночь, свет или тьма, оружие в руках или обычный камень, завязаны руки или глаза, Реми мог определить положение человека на слух, и прицелиться, полагаясь на ощущения. Он за долю секунды определял уязвимое место в броне и с лёгкостью попадал в нужную точку брошенным предметом, даже если цель двигалась.

Следующий обход стражи будет через четыре часа. Времени полно. Хаарт всего лишь богатый лотерон, но не Поднебесный Правитель, чтобы его дом патрулировали каждые пятнадцать минут.

Спальня Хаарта располагалась на втором этаже в правом крыле, значит от крыльца, Реми нужно пройти по узкому парапету несколько метров.

Научившись в цирке ходить по тонкому и шаткому канату, по широкому, в толщину ноги, парапету оборотень пробежал необходимое расстояние за секунду. Вся жизнь Реми стала одним большим уроком, что подготовил парня к единственной цели – мести. Вот оно, окно, ведущее в спальню Хаарта.

Аккуратно поддев отмычкой засов окна, юноша отодвинул одну створку. Кто только в надгорном крае запирает окно на ночь? Эфесцы слишком любят свежесть, чтобы запираться дома, да ещё зашторивать плотные шторы.

Реми отодвинул портьеру и неслышно ступил в комнату. В гильдии воров его учили бесшумно ступать, а наставники из убийц довели это умение до совершенства.

Человек в кровати, мерно посапывал, не потревоженный шорохом портьер и присутствием в комнате незнакомца. Легко вскочив на кровать, Реми склонился над ним, сразу же признав Хаарта. Почувствовав лишний груз на постели, лотерон медленно повернулся, ложась на спину. Реми также медленно, вторя движениям мужчины, достал нож и прижал его к горлу.

Мужчина в тот же миг окончательно проснулся и вылупил глаза, страшась нависшего над ним парня.

– Тихо, – прошептал оборотень. На губах играла едва заметная ухмылка, а в глазах горел безумный салатовый огонь, предвещающий смерть. – Подашь голос, кинжал вонзится глубоко в горло.

Хаарт тяжело сглотнул, его небольшие глазёнки бегали по комнате в поисках помощи, какого-то спасения.

– Кто ты? – шепча с хрипотцой, испуганно спросил Хаарт.

– Не узнаешь? – Реми наклонил голову набок, его глаза полыхали ненавистью.

Хаарт не смог ответить, слишком сильно боялся за свою жизнь, голос отказал ему. Он чуть качнул головой вбок, очевидно пытаясь отрицательно помотать ей.

– Я хочу поиграть с дядей, ведь ему так одиноко, – спокойно и нарочито медленно прошептал парень, вспоминая слова лотерона, сказанные когда-то. Вряд ли Хаарт вспомнил именно Реми, но глаза его округлились от осознания того, что кто-то из тех маленьких, слабых, невинных детей, вырос и теперь пришёл вершить свой суд и месть.

– Сколько детей ты осквернил, всех не упомнить, – ядовито шипел оборотень в лицо человеку, которого ненавидел больше всего на свете. Сейчас этот мерзкий тип полностью в его власти. – Теперь моя очередь быть доктором.

Мужчина занервничал, забился и попытался позвать на помощь. Реми мгновенно перехватил нож и рукоятью надавил на горло лотерона, из-за чего тот мог лишь хрипеть, не в силах издать мало-мальски связного звука.

– Страшно? – осведомился Реми, зная, что жертва не в силах ответить. – Ты должен плакать. Моли о пощаде, – тихо, склонившись к самому уху мерзкого детоложца, прошептал парень. Когда он отодвинулся, его зелёные глаза светились холодным, зловещим пламенем. Он ударил рукоятью по горлу лотерона, заставив того дёрнуться, едва не сгибаясь пополам. Теперь Хаарт не сможет кричать, лишь давиться пеной и кряхтеть.

Реми погладил свой кинжал и медленно порезал рубаху Хаарта. Тот забился в истерике, оцепенение спало с него, он пытался кричать, но задыхался и стонал. Оборотень сел мужчине на ноги и схватил руки, которыми человек пытался скинуть с себя парня. Казавшийся в детстве таким сильным лотерон на деле оказался весьма слаб: не проходил он тренировки в гильдии воров, не выживал в лесу и на улицах городов, не обучался у наёмников; не был оборотнем, в чьих жилах текла магия Персефоны.

Перехватив руки Хаарта, Реми наклоняя свои запястья, лениво выкручивал суставы мужчины и с лёгкой улыбкой и взглядом хищника наблюдал. Послышался хруст и хлопок. Лучевая кость вышла из локтевого сустава. Хаарт забился, захлёбываясь хрипом. Он пытался вырвать руки, но тем самым лишь причинял себе ещё больше страданий. Хватка оборотня, словно стальные кандалы, не ослабевала под попытками мужчины высвободиться. Снова хруст, на этот раз локтевая кость покинула сустав. Реми резким движением, злобно, с силой выгнул руки в стороны, одна из костей прорвала кожу и ткань и торчала теперь белым, запачканным кровью штыком.

Хаарт задыхался от боли. Он выгибал спину дугой, рвался из захвата оборотня. Его разбитая глотка выдавала то загробный хрип, то леденящий душу свист.

Реми до этого кипящий гневом, начал получать странное удовольствие от мучений своего врага. Медленно, чрезвычайно медленно, он резал кожу человека на полоски, выводя странные узоры, то, проводя по поверхности кожи, а то, чиркая лезвием по рёбрам.

Хаарт попытался прокусить язык, чтобы захлебнуться собственной кровью и не мучиться. Ему не удалось даже такой малости, юноша сразу же заметил потуги лотерона и разомкнул челюсть.

– Не так быстро, – перехватив правую руку мужчины, которой тот уже ничего не мог сделать, Реми погрозил Хаарту его же указательным пальцем. Вывихнутые кости руки, свёрнутые мышцы, торчащая белым клыком кость отдавались пульсирующей болью, но закричать, выпустив тем самым часть страдания, Хаарт не мог, лишь хрипеть. Воспользовавшись ножом, юноша отрезал палец с неподвижного запястья и засунул в рот Хаарту, ровно между зубов, чтобы тот не смог прокусить себе язык. Поддавшись порыву, Реми пропихнул его глубже, чтобы Хаарт не сумел вытолкнуть палец языком.

Как же сладко после этого захрипел мужчина, слёзы покатились по его щекам. Реми развеселился, он и не думал, что мучить людей так приятно. Безумная улыбка медленно расползалась на его устах.

Враг, захваченный врасплох, в собственной кровати, хрипел и сопел, обливаясь кровью, слюной, слезами и холодным потом от страха и боли, а Реми впервые за десять лет не прекращающихся страданий, улыбался, злобной, сладкой, безумной улыбкой. С вывернутой руки лотерона капала кровь. Кап-кап. Оборотень слышал этот звук и сумасшествие, порождённое пытками в Белом Клыке, пробудилось в нём. Капли, ударявшиеся о пол, волной отдавались в сознании парня. Глаза приобрели безумно-салатовый оттенок.

Он резал тело живого человека и наслаждался каждым мгновением. Острый кончик ножа скоблил кости ребёр, вытачивая в них углубления. Звук металла о кость приводил парня в экстаз. Время уходило медленно. Слуги ничего не слышали, а если помешают, Реми убьёт их. Он всех убьёт. В этом доме все виноваты! Никто из слуг не помогал бедным детям. Все служили Хаарту беспрекословно, в этом их вина, а Реми станет судьёй. Зайдите только, я вырежу всех.

Почти полностью лишённый кожного покрова на груди и животе, истекающий кровью, Хаарт продолжал смотреть на Реми живыми глазами; глазами животного, загнанного в угол, глазами ребёнка, с которым хотели сделать нечто ужасное, глазами детоложца, обрекшего себя на это собственными грязными руками.

Кровь, грязная, мерзкая, тёплая, воняющая железом, брызгала в лицо Реми, а он продолжал улыбаться и резать. Безумное чувство удовлетворения наполнило его.

Слуга всё-таки услышал возню и заглянул в комнату спящего лотерона. Последнее, что он увидел перед смертью, было море крови на кровати и изуродованный кусок мяса, в прошлом Хаарт, на котором сидел незнакомец. Покрытая ядом игла завершила жизнь свидетеля. Несколько раз дёрнувшись в конвульсиях слуга затих.

Реми не терял бдительности. Он обезумел, убивая ненавистного детоложца, но слышал всё, что творилось вне спальни.

Скоро его ненавистнейший враг умрёт, от боли, от потерянной крови, от мучений, от всего вместе взятого, и наслаждение закончится. Пришло время исполнить главное!

Юноша поиграл острой длинной иглой перед глазами Хаарта, перехватил её и вонзил в нужную точку. Акупунктура – одна из наук, изучаемых в гильдии убийц. С помощью игл через определённые точки на теле, можно воздействовать на организм человека. Реми выучил расположение важных точек, отвечающих за чувствительность, подвижность, сознание и напряжение. Он обездвижил Хаарта одним движением, при этом сохранив способность чувствовать боль.

Реми порезал трусы педофила и бросил испепеляющий взгляд на маленький член, терзавший детей на протяжении многих лет. Безумная улыбка сменилась отвратительным оскалом. Хаарт засипел пробитым горлом пуще прежнего, слёзы ручьям текли из его глаз, кровь хлыстала из ран.

– Это, похоже, самая важная часть, – шипел Реми и нарочито медленно отрезал половой орган.

Глаза Хаарта вылезли из орбит, из горла полилась уже не слюна, а пена. Наверно, продлись это ещё дольше, глаза бы просто лопнули от напряжения, но не этого эффекта добивался рекрут гильдии убийц.

Побрезговав с минуту, оборотень взял отрезанный член в руку, посмотрел на него и порадовался тому факту, что надел перчатки. Взгляд, светящихся в темноте утробной ненавистью глаз, резко скользнул на лицо Хаарта. Лотерон исходил пеной, глаза его так сильно вылезали из орбит, что казалось, сейчас просто вывалятся из глазниц, но взгляд начинал затуманиваться. Мужчине осталось недолго.

– Распробуй вкус своего проклятия! – Реми затолкал член Хаарта ему в глотку. Лотерон зашёлся кашлем, слюной, кровью, голова дёргалась из стороны в сторону. Палец не дававший сомкнуть челюсть, сдвинулся глубже, заставив человека давиться и задыхаться.

Парень смотрел на мучения врага и вновь сладостная, безумная, ядовитая улыбка растянулась на его лице.

Реми всегда считал, что убивать людей неправильно, но с кончиной дяди желал смерти почти всем, кого знал. В гильдии убийц его учили, что убийство – это просто действие, оно не должно вызывать скорби или жалости, но они учили людей убивать себеподобных. Что же до оборотня? Ведь оборотень не человек, он только принимал людскую форму, чтобы вписаться в общество; на самом деле суть его – зверь внутри. Но внутренний ли зверь делал оборотня жестоким? В дикой природе нет места жестокости, только отбор: сильный ел слабого. Хищники не мучали свою добычу, не чинили препятствий, не участвовали в заговорах, не резали жертву, и редко, когда ели живьём. Волки не убивали ради забавы, лишь для утоления голода.

Так может быть, это человеческая сущность делала оборотня жестоким. Отмена всяческих законов, как у зверей, и в тоже время пытливый разум, стремящийся к разрушению и мучению других. Где же истина?

Совершённое убийство не виделось Реми порогом, за которым не будет ничего, только не смываемая кровь на руках и грязь в душе. Парень жаждал смерти Хаарту всем сердцем, всем естеством человеческим и звериным. Что могло быть слаще смерти врага от собственной руки?

Кишки, такие длинные, тянулись из бренного, живого, страдающего тела. Реми обвил их вокруг шеи Хаарта, затянул, как следует. Пора покончить с лотероном и мерзкой прекрасной местью. Мужчина отходил в другой мир, и оборотень это ясно чувствовал. Оставалось закончить всё красиво. Как оказалось, кишка у лотерона не так тонка и, выдержав вес тела хозяина, стала отличным подспорьем верёвки висельника.

Дёрнувшись несколько раз, подвешенный на собственных кишках за крюк люстры, Хаарт испустил дух. Реми наблюдал за его конвульсиями и почувствовал покалывания в паху. Отвернувшись, он в безумии своём сам от себя не ожидал такой странной реакции.

Реми вышел из комнаты через дверь, погружённый в безумие и эйфорию от свершённой мести, он перерезал всех жителей дома; работая быстро и тихо, простые люди его не волновали, только Хаарт. Он своё получил сполна – четырёхчасовая пытка была окончена повешеньем на собственной двенадцатиперстной кишке.

Реми отряхнул жилет и вышел из пряничного домика. Двое стражников, склонившихся над трупами своих напарников, вскочили с мест. Увидев юношу, с ног до головы перепачканного кровью, выходившего ночью из хозяйского дома, люди не на шутку перепугались и тут же схватились за оружие. Едва не протыкая незнакомца алебардами, они пытались выяснить, кто он и что здесь делал.

Оборотень совсем забыл о второй смене, время нового обхода подошло, а тела прошлых стражников так и валялись около двери. Реми подпрыгнул и встал на лезвие алебарды, мгновение и он уже бежал по древку копья, в то время как стражник опускал оружие. Прыжок, оказавшись за спинами стражников, Реми атаковал. Из груди одного охранника появилось лезвие, прошедшего насквозь кинжала. Развернувшись, парень ударил второго сапогом в челюсть. Удача, что кость не сдвинулась и не сломалась. Реми довершил дело, быстрым движением ударив ножом в сочленение доспеха. Не успев оправиться после удара в челюсть, стражник с удивлением смотрел на кровь, стекающую по его боку.

Вынув смазанные ядом кинжалы, Реми шагнул во тьму ночи. Какой замечательный подарок преподнесла ему судьба в его четырнадцатый день рождения.

Цет сидел в своём удобном кресле и читал, принесённую одним из убийц, свежую газету, а именно статью о зверском убийстве Хаарта в собственной усадьбе. В статье красовалась нарисованная художником картина с места преступления. Цету не нравилось, что рекрут устроил кровавый ритуал из своего первого задания. Попахивало безумием, в тяжёлой форме. Однако сейчас перед ассасином сидел абсолютно спокойный, уравновешенный рекрут.

– Не много ли крови? – поинтересовался Цет, всегда спокойным голосом.

– Он это заслужил, – тихо ответил Реми.

– Мы не судьи, мы убийцы. Не нам решать, заслужил кто-то смерти или нет. Наша задача выполнить заказ, быстро, чисто и без свидетелей, – напомнил ассасин, отложив газету.

Парень ничего не ответил. Сейчас сидя в этом неудобном, жёстком кресле, он понимал, что сорвался и перегнул палку, особенно с повешеньем, но он не жалел. Хаарт заслужил ровно столько, сколько получил! Дело того стоило!

– Ты выполнил задание, не попался. Более того, ты убил всех в том поместье и тем самым убрал случайных свидетелей. Я не сомневаюсь, что Хаарт заслужил именно такой смерти. Заказчика всё более чем устроило. Но это не наш стиль. Ты эмоционально заинтересован и должен истребить в себе это. Надеюсь ты сумел своей местью разорвать нить.

Реми чуть заметно кивнул.

– Скажи, было ли тебе жалко кого-то? – начал свой допрос Цет, вновь буравя взглядом рекрута.

– Нет, – коротко отвечал парень, вновь ощущая напряжение в воздухе. Цет умел нагнетать атмосферу одним взглядом.

– Вызвало ли что-то в тебе отвращение?

– Нет.

– Хочешь продолжать?

– Да.

– Хм. Какой яд ты использовал на этом задании?

– Силки дьявола, парализующая смерть, – ни на миг не задумываясь, отвечал парень.

– Хороший яд. Что ж, не вижу смысла тебя дольше задерживать. Отныне ты полноправный член гильдии убийц. Как только появится заказ, тебя оповестят. Новичкам запрещается брать заказы самостоятельно. Надеюсь, ты понимаешь, – внимательно осмотрев парня, проговорил Цет.

Реми вновь едва заметно кивнул, поднялся с неудобного кресла и ушёл.

Первое убийство – лишь первое испытание. Сперва нужно отдать долг за обучение гильдии, приноровиться, найти свой стиль. Позже приобрести имя и создать репутацию. Если новичок без имени и репутации, наберёт заказов и не справится, он, тем самым, опозорит всю гильдию убийц. Этого ассасины позволить не могли.

Пока недавние рекруты, только получившие плащи, искали свой стиль и продолжали обучаться искусству убийства, за свою работу они получали минимальное вознаграждение. За поиск заказов, еду, проживание, одежду, информацию, оружие и всё необходимое гильдия взимала пошлину. В последствии задания становились сложнее, заказы стоили дороже, убийца приобретал необходимый опыт и получал неплохую выручку. Когда же репутация была создана, прозвище звучало на розыскных листовках, а клиенты сами просили определённого убийцу, наёмник выплачивал гильдии лишь небольшой процент от суммы заказа.

На следующий день Реми измучили две швеи, полдня снимавшие мерки с парня, чтобы на новое задание убийца пошёл в сумрачного цвета плаще. Мастерицы учли подростковый возраст модели и сшили плащ на вырост, с возможностью наставить подол и рукава. Несмотря на множество тайных кармашков в подкладке, внутри и снаружи, сумрачный плащ лёг по фигуре. Две длинные, расклешённые полы скрывали не только кинжал на ремне, но и голенища. Ткань не блестела, не отражала блики солнца, он был приятным на ощупь и по заверениям не промокал под дождём.

Плащ смотрелся потрясающе и стал второй кожей оборотня. Просторные длинные рукава скрывали механизмы автоподачи ножей, в них же Реми сумел прятать краплёную колоду и небольшой пузырёк с ядом. Высокий ворот защищал от ветра и дождя, а также закрыл следы от железного ошейника, что носил Реми в тюрьме Белого Клыка. Вдобавок к плащу прилагался отстежной капюшон, глубокий и просторный, скрывающий верхнюю часть лица в тени.

Надев плащ впервые, Реми признался самому себе, что больше не снимет его, он не предполагал, что одежда могла быть настолько удобной. Оборотень не мог видеть себя со стороны, так как в гильдии не было больших зеркал, и потому не знал, как преобразился его внешний вид. Оборотень стал выглядеть взрослее и солиднее, не стало долговязого подростка, появился стройный юноша.

Гильдии постоянно приходили заказы – Реми дивился, количеству недовольных людей в Аэфисе, которые готовы были платить за убийство человека – сложные дела, убийства важных персон отдавали опытным убийцам, а молодым оставалось мелкое ворьё, пираты, конкуренты торговцев, игроки и разбойники. Оборотень порадовался, что Хаарт не додумался сделать на него заказ, а всего лишь вспылил и отправил в Товер Пост. Порой заказы приходили на самых обычных людей, горожан, что словом или взглядом смели оскорбить влиятельных господ. Когда у человека в большом количестве водились деньги, совесть и мораль умирала под давлением высокомерия и эгоизма. Эмоции брали верх над разумом, и богачи платили серебром и золотом за смерть тех, кто посмел им досадить. Они редко знали прозвища убийц и выбирали кого-то конкретного, зато заказы делали регулярно.

Новички тренировались, выполняя мелкие заказы, после создавали репутацию с их помощью и получали прозвище. Гильдия же исполняла заказы и получала вознаграждение, окупая обучение и проживание рекрутов.

Устраняя пирата, подравшегося и едва не до смерти забившего капитана корабля, в Озоне, Реми нашёл парочку своих старых тайников, разжился мешочком денег и отыскал в неприметном дупле колоду красивых карт. Провалившись глубоко в ворох старых листьев, набитых в дыру ветром, колода почти не пострадала от дождя, лишь слегка пожелтели уголки, придавая бумаге вид благородной старины. Реми до последнего раздумывал идти к тайнику, не веря в сохранность своих вещей, и приятно удивился, нащупав рукой в дупле квадратную упаковку.

За выполнением заказов незаметно подкралась середина зимы. Надгорный отпраздновал Серебряную неделю и люди продолжили размеренную жизнь, как и каждый год, ожидая весеннего потепления.

Отшумел весёлый зимний праздник, закончилась ярмарка в трёх столицах Аэфиса-на-Ханаэш. По поручению гильдии убийц Реми отправился в Белый Клык, покончить с мелким лиходеем, возомнившим себя королём улицы. За минувшие обороты на счету оборотня было пять смертей, и ни одна не доставляла ему столько удовольствие, как терзание Хаарта. Реми не знал своих жертв и не желал им зла, размеренно выполняя работу. Парень не устраивал кровавое месиво, пытки, суд, не расчленял и не подвешивал никого больше на кишках, сухо перерезая глотки, укалывая отравленной иглой или вонзая кинжал в сердце.

Реми больше нравилось прятаться от стражи и свидетелей, чем отнимать жизнь, но какая-то часть его, тёмная и злобная, жаждала жестокости, крови, истинного насилия. Оборотень не знал, волчья то суть или человеческая, но старался подавить в себе желание истязать.

На этот раз парень ожидал пробуждения в себе эмоций, потому что заказали ему не кого иного, как Аазира, «короля» шестой Поперечной улицы нижнего города, давнего знакомого. Реми помнил, как по его наказу украл билеты у мага Воздуха, попался страже и обрёк себя на пытки, до сих пор отдававшиеся пульсацией в голове и помутнением разума, стоило услышать размеренный звук капающей воды.

Оборотень быстро нашёл жертву, в душе смеясь над всё той же старой шубой, полинялой и кишащей клопами и блохами. После Хаарта это первое убийство, что пробудило в парне желание насладиться казнью. Оказалось довольно забавным наблюдать, как стоял перед ним на коленях и молил о пощаде глупый, трусливый, высокомерный Аазир, возомнивший себя лучше других. Сейчас он напоминал червя и даже не узнал в молодом убийце семилетнего мальчика. За все эти годы, мужчина так никуда и не ушёл со своей грязной помойки. Он стоял в подмёрзшей луже какой-то вонючей жижи и, обливаясь слезами, молил о пощаде. Вся его свита убита быстрыми и точными выстрелами отравленных дротиков.

– Я ведь не собирался мстить тебе. Такие помои не отложились в моей памяти, – сухо отозвался Реми на мольбы. – Это заказ. Деловой подход.

Наслаждаясь ощущением силы и собственного превосходства над Аазиром, Реми резким движением вонзил нож в висок мужчины. Острое лезвие пробило тонкую кость и утонуло в мозгу. Смерть наступила мгновенно, глаза потухли, тело обмякло и повалилось в лужу. На этот раз тело не сотрясали судороги, убийца нахмурил брови, ожидая большего. В брезгливом жесте приподняв край плаща, Реми переступил через труп.

Не желая смерти Аазиру, оборотню тем не менее доставило удовольствие ощущать себя вершителем судьбы и мести. Он наслаждался мольбами мужчины и его приниженным положением. Реми захотелось отомстить всем своим обидчикам.

Покинув Белый Клык, убийца направился обратно в гильдию. Лёгкий морозец покалывал щёки, на небе белели густые облака. Утоптанную со времени зимней ярмарки дорогу к деревне припорошил снежок. Мир вокруг напоминал зимнюю сказку, Реми решил не подниматься на дирижабль до Искры, а пройтись пешком, наслаждаясь невинностью зимнего мира и заглянуть по дороге к мучителям из своего детства. Они жили и не ждали, что в один прекрасный день к ним на чай зайдёт вершитель мести. Их кровью он разукрасит чистый белый снег.

Всегда запертая, в памяти Реми, калитка болталась на петлях, жалобно поскрипывая, терзаемая ветром то в одну, то в другую сторону. Крыша приюта провалилась внутрь, стены накренились под тяжестью, того и гляди норовя рухнуть в разные стороны. Старые подгнившие от времени и непогоды доски покрывала сажа, но следов пожара парень не обнаружил. Заглянув внутрь, он отметил такие же тёмные пятна. Прожив в Озоне больше года и наблюдая за бешеной пляской молний, он научился отличать копоть от огня и выжженные молниями пятна. В приюте точно постарались последние.

Реми прошёл во двор, пытаясь найти тела, следы сражения, хоть что-то из чего он мог бы сделать вывод о случившемся. Но тщетно. Кое-где багровели пятна крови, впитавшиеся в дерево; их припорошил свежий снег.

Может маги, наконец, обнаружили ведьму в здешнем приюте и расправились с ней со всей жестокостью, а детей отпустили, или завербовали в маги и стражники. Хотелось бы поверить в подобный исход, но Реми знал, что правительству и магам наплевать на сирот и тяготы обывателей. Он вскинул голову, силясь рассмотреть повисший в небе парящий остров, на котором располагалась Академия магии Воздуха, но всё скрывала облачная завеса.

Пройдя по до боли знакомой дорожке в деревню, оборотень отметил запертые ставни и двери в домах, общее запустение царило вокруг: никто не ходил по тропинкам, не сидел на лавочках, не играл с собаками, не беседовал с соседями. Деревня будто вымерла – не было в ней привычного движения. Движения, не останавливающегося ни на минуту, продолжающегося и в мороз, и в дождь, и в холод.

Реми повернул вместе с дорожкой, проходя между домов. Он начал думать, что судьба приюта постигла и деревню, но заметил деда, который не спеша чистил своё крыльцо от снега.

– Эй, – позвал старика парень.

– Ой, уважаемый, зря вы пришли. Мы честные жители, никого не трогаем, занимаемся своим делом… – затараторил дед.

– Здесь был сиротский приют, – перебил его Реми.

– Да, был-поди. Знаем.

– Что там произошло?

– Ой, уважаемый, не надо вам знать. Там такое было, такое было, – дед изобразил отвращающий зло жест, затем знак посыла по ветру, после знак Избавителя, а потом ещё метлой начертал в снегу символ Ярсиса, и встал внутрь. – А мы люд честной, никого не трогаем, – вновь принялся как-то скулёжно причитать старик.

– Не по твою душу я пришёл, – Реми догадался, что дед испугался чёрного одеяния незнакомца. Чаще всего в чёрном ходили только некроманты, убийцы, чернокнижники и другие душегубы. – Лучше расскажи, что было.

Дед ещё раз изобразил отвращающий зло жест, и прошептал мольбу к Ветру себе под нос.

– Тут, давиче, маги были, какое-то чудище останавливали. Эк…эква… экварировать нас хотели, шоб мы дома оставили и бежали. Такое устроили, такое устроили! Молнии так вот голыми руками брали, – дед пытался это изобразить, хватая рукой воздух, – и швырь, как камнями. Они грохали! Так грохали, уши закладывало. И там всё, в стороне приюта, – он махнул рукой, указывая направление. – Мы-то и нос не высовывали. А то! Страшно же!

– Что за чудище? – Во время обучения в гильдии убийц, из речи Реми вытравили деревенский говор и сделали его речь чистой и внятной, в те редкие моменты, когда он говорил. Теперь парень с трудом разобрал выговор деда, радуясь, что избавился от междометий через каждое слово.

– Да такое, здоровое, с крылами, глаза как кровь, – старик распалялся так, будто на ходу придумывал.

– Дракон? – предположил убийца.

– Нет, не дракон. Те-то, вон, не трогают, сидят в скалах, там и живут, а этот избранным себя звал, а сам ток убийством и грезит. Здоровый такой, метров пять, – дед показывал руками объёмы чудища. – Белый весь, страшный, с крылами. Маги уж и так его и эдак. А потом орать начали. А потом глядь, и нету уже не тех ни других. Мы деревней всей выждали, ну а потом в приют, а там токмо трупики всюду и красно от крови, и черно от гари. Вот страх-то был. На стенах кровь, на полу кровь, на потолке кровь – всех убили. То ли тварь, то ли маги всех убили, – старик перешёл на бормотание и всё повторял «всех убили».

– А когда это случилось? – осторожно поинтересовался убийца.

Дед долго смотрел сквозь Реми, словно вспоминая события минувших дней, и наконец произнёс:

– Давиче. – Затем снова забубнил, – вот, на праздник считай. Так и справили, сжигая тела, хороня детей. Приют, святое место, детишки там такие добрые были, всегда помогали. Нехорошо, ой нехорошо. Всех. Всех они убили. Никого не осталось.

Реми ушёл, оставив бубнящего старика наедине с самим собой. Что случилось в приюте, он так и не понял: кто приходил туда, что за тварь, она убила всех или маги, или тварь убила и детей, и магов. Не дракон, но с крыльями. Демон? Почему белый? В Аэфисе, надгорном крае водилась уйма крылатых тварей, но ни одна из них не устроила бы побоище в человеческом приюте. Реми мог бы свалить всё на оборотней, Кетала со стаей, но больше всего его смущали крылья и белый цвет. Стоило ли вовсе слушать старика? Он не производил впечатления вменяемого человека. Да и так и важно, что за тварь убила всех в приюте? Все мертвы, значит мертва и Марджи, и старая ведьма, и злобный сторож. Все! Не осталось и мерзкого приюта. Через несколько лет время, ветер, непогода и селевые потоки довершат дело с обломками и скала очиститься от нароста, где вершились отвратительные дела.

И всё же осадок опустился на душу Реми. Он своими руками хотел покончить с Марджи и ведьмой, заставить их молить о пощаде, насладиться своим превосходством над людьми, что делали из детей послушных зомби. Он бы хотел убивать обеих женщин медленно и слушать их стоны, хрип, крики. Мысли об этом заставили глаза полыхнуть безумным салатовым цветом, но он опоздал! Всё кончено. Кто-то другой уничтожил это место, какая-то крылатая тварь и маги.

– Ты задержался. – Цет неоднократно вызывал к себе молодого убийцу, так что Реми предположил, что стал подопечным ассасина. Мужчина читал в газете «Время» статью об убийстве уличных хулиганов в Белом Клыке.

– Я шёл пешком, – ответил Реми.

– Хочешь что-то спросить? – Цет иногда поражал оборотня своей способностью читать чужие мысли. Он насквозь видел людей, по крайней мере Реми, и когда парень недоговаривал, ассасин это точно знал. Оборотень надеялся когда-нибудь овладеть этим навыком.

– Да. По дороге в гильдию я забрёл в одно место. Там, по словам местного жителя, произошло нападение, но житель не смог дать полный ответ. Могу ли я…

– Напрячь сеть шпионов гильдии, и провести расследование? – закончил за парня Цет. – Конечно же, нет. Нам нет дела, до каких-то разрушенных приютов.

Реми сверкнул глазами, про приют он не говорил, что не укрылось от взгляда ассасина.

– Да, естественно, мы следим за членами нашей гильдии. Особенно за молодыми.

Такой ответ не понравился оборотню. За ним следили! Иногда он чувствовал чьё-то присутствие, но списывал всё на прохожих в городах или зверей и птиц в лесу. Он точно знал, что за ним следили во время первого задания, когда он убивал Хаарта, но никто его не остановил и не вмешался. Значит за ним будут продолжать вести наблюдение. Как долго? И что ещё гильдия выведала о нём?

– Так хочешь знать? Что ж, – Цет скрестил пальцы под подбородком, уперев локти в столешницу. – На тот приют напал Падший ангел. Да, и такие индивиды встречаются в нашем мире. На счастье местных, недалеко от деревни оказались маги Воздуха, адепты. Праздновали Середину зимы, спустившись на время каникул с парящих островов. Они вступили в бой с Падшим и,… – Цет сделал паузу и заглянул своим пронзительным глазом в глаза Реми. Парень выдержал взгляд и отметил, что волосы на затылке не встали дыбом. Постепенно он учился не поддаваться давлению ассасина, и у оборотня начинало получаться. – Принеся в жертву жителей приюта, справились с напастью.

Реми спокойно всё выслушал. Новость о Падшем ангеле произвела на него впечатление, он никогда не слышал о подобном, а ангелов считал добрыми слугами Избавителя. Оборотень и представить себе не мог, что ангел мог стать Падшим, начать убивать и разрушать. Зачем бы Падший пришёл в приют? Что вообще движет подобными созданиями? Может искажённая жажда правосудия? Тогда приют Марджи отличное место, чтобы отличиться.

Реми не обратил должного внимания жестокости магов. Парень всегда считал людей, отмеченных стихиями опасными и витающими в других мирах. После того, как маг Воздуха обрёк семилетнего оборотня на пытки, Реми ожидал от магов всего что угодно. Новость о погибших детях не задела парня. Ребята давно сменились, новых сирот он не знал, да и судьба старых его мало волновала. Он хотел лишь отомстить, помучить воспитательницу и ведьму, утолить свою жажду крови.

Реакция парня пришлась по душе Цету, и он продолжил:

– В сообщении упоминался адепт, искусный гипнотизёр, он заколдовал детей так, что они встали живым щитом под атаки Падшего.

– Ясно, – только и ответил Реми.

– Гильдия убийц знает многое. Но предоставлять информацию о чём-то новичкам вроде тебя, мы не обязаны. Впредь, обойдись без подобного самоуправства, – Цет слегка приподнял бровь.

– Да. – Реми стал подниматься с кресла, полагая, что разговор окончен.

– Есть ещё кое-что, для чего я позвал тебя, – молвил ассасин.

Оборотень сел на место, наблюдая, как Цет отложил газету в дальний угол стола, потянулся к шкафу за своей спиной и достал серую папку. Перевернув несколько страниц, пробежав взглядом по тексту, он взглянул на Реми.

– Ты отлично справляешься с заданиями гильдии. Не прошло половины года, а на твоём счету шесть чистых убийств. Не попадаешься страже, убираешь свидетелей, не оставляешь улик; твой быстрый рост не стал новостью для гильдии. С первых дней ты превосходил ожидания ассасинов своими достижениями, но нас беспокоит твой возраст. Ты слишком юн, хоть и добился много. Сколько тебе лет? – уточнил мужчина.

– Четырнадцать.

– Четырнадцать, – утвердительно повторил Цет. – Ты выглядишь старше, и всё равно слишком молод. Однако твои успехи говорят сами за себя. – Он отодвинул раскрытую папку и вновь сцепил пальцы под подбородком. – Глава и ассасины решили, что ты неплохо поработал для гильдии и можешь задуматься о собственной репутации.

Реми не думал, что так скоро продвинется вверх по карьерной лестнице, он даже не задумывался о своём стиле, полагая, что пройдут годы, прежде чем ассасины выделят его. Создать репутацию значило в будущем самому брать заказы, зарабатывать больше, выбирать из предложенного, не зависеть во всём от гильдии и стать более свободным.

– Подумай о своём стиле, который выделит тебя среди других. К примеру, Седрик, что привёл тебя в гильдию, выкалывает глаза жертвам, за что на листовках его прозвали Невидимкой. Сироставляет на теле цветок, часто розу, или лилию. Не знаю, где он достаёт их зимой, но таков его стиль.

– Какой стиль был у Вас? – спросил Реми.

Цет слегка улыбнулся уголками губ. Реми никогда прежде не видел проявления эмоций ассасином.

– Я убиваю без крови, используя яды, токсины и болевые точки. Словно забираю душу, за что меня прозвали Жнецом.

Реми слышал о Жнеце, пока обучался: он тоже быстро поднялся по карьерной лестнице, и создал репутацию в раннем возрасте. В двадцать лет Жнец прославился в мастерстве убийства на весь Аэфис. Он убивал быстро, беспощадно, чисто; неуловимый, непобедимый, он стал гордостью гильдии убийц и получил звание ассасина.

Покинув кабинет Цета, Реми задумался над своим образом. Он знал, что сами убийцы не придумывали себе прозвища, этим занимались создатели розыскных листовок, те ещё писатели-фантазёры; на основании нескольких убийств следователи делали вывод о серии и передавали данные художникам для создания образа маньяка. Но как из нескольких серийных убийств они могли составить образ и придумать прозвище, Реми не знал. Он не понимал, как ему действовать, как создать свой стиль, чтобы следователи узнали именно его, Реми, почерк и создали листовку.

Что придумать? Убивать жертв всегда одинаково – довольно сложно. Пользоваться лишь ядами или только оружием – тоже. Убийц учили использовать все подручные средства, чтобы подготовить ко всем непредвиденным ситуациям. Реми погрузился в размышления.

Может, убивать только ночью? Я же итак всегда только ночью всех убиваю. Но многие убивают жертв ночью, в темноте легко спрятаться. А что если тоже что-то оставлять? Что-то небольшое. Но не цветы. Оставлять цветы на теле жертвы.… Как Сир вообще до этого додумался? И на что он намекает? На благородство своих помыслов? Или он хоронит их по обряду Земья? Тут же. На месте преступления. Убил и цветочки сразу, на могилку.

Реми мог бы оставить всё на волю случая, но с репутацией ему жить и работать всю жизнь. Репутация для убийцы – всё!

Не придумав ровным счётом ничего, Реми отправился на очередное задание. Цет вновь намекнул парню о репутации, и на протяжении всего пути до цели, оборотень ломал голову: были у него мысли об определённом времени убийства; он перебрал все предметы, которые мог бы оставлять; задумывался о том, чтобы сдвигать мёртвое тело; оставлять метки на трупе, но так и не придумал какие.

Убийца летел на дирижабле с оплаченным билетом, рядом стояли торговцы, фесы, лотероны, маги Воздуха и стражники, а Реми стоял у поручня, не прячась, не скрываясь, смотрел на проплывающие внизу горы и леса. Его никто не трогал, никто не обращал внимания на парня в тёмно-сером плаще, все пассажиры были заняты своими мыслями и разговорами. Реми посмеялся в мыслях: я был вором, разбойником, беглецом, шулером и вот теперь убийца. Я преступник каких поискать, но стоящие рядом пернатые плевать хотели. Вот так в этой стране всё и работает. Пока за руку не схвачен – делай что хочешь.

Один стражник покосился на парня, словно прочитал мысли, но ничего не сделал, вернувшись к беседе с товарищем. Реми заметил взгляд и приготовился дать отпор, если на него нападут. Всё его тело напряглось, готовое ринуться в бой, с виду же поза выглядела расслабленной и уязвимой. Убийц учили прятать любые эмоциональные порывы, в том числе готовность напряжение тела перед атакой.

Реми осёк себя за отвлечённые мысли, снова погрузился в думы о своём стиле и репутации, но в голову не приходила ни одна приличная мысль.

Отдамся на волю случая, подумал оборотень. Перед тем, как прийти в «Бриз», я так долго думал над кликухой. Всё лето придумывал. И что в итоге? Меня назвали Серым быстрее, чем я успел пикнуть.

Заказанная женщина, шпионка, продавшаяся Касмедолии и ставшая перебежчицей, не желала расставаться с жизнью. Кто-то предупредил её о нападении, и она подготовилась к встрече с убийцей, она пряталась, постоянно двигалась, не давая Реми прицелиться, петляла и отбивала иглы и дротики. Оборотню пришлось показаться и напасть на женщину открыто. Он нарушил правило, но полагал, что справится с человеком, однако жертва не сдавалась. Она почти достала убийцу, оцарапав ему ногу, а потом навалилась всем весом, желая прижать парня к земле.

Реми сбросил с себя женщину, порез на его ноге сросся быстро, но жертва не дремала. Она швырнула в убийцу мусорную урну и забежала в заброшенный магазин.

Впервые Реми упустил свою жертву и был вынужден отступить после первой неудачи. Убийцы так не поступали, он нарушил ещё одно правило. Второго шанса может не представиться. Хорошее убийство – внезапное, быстро и чистое. Реми сверкнул глазами в тёмном переулке и пошёл по следу жертвы, стараясь взять её след. В магазин он за ней не последовал, бесшумно передвигаясь, убийца забрался на крышу здания и заметил женщину, забежавшую за поворот.

Она расслабилась, полагая, что за одну ночь на неё не нападут дважды, и пыталась выйти к обжитым кварталам, держась ближе к страже. Реми, перебегая по крышам, догнал женщину и спрыгнул прямо на неё. Та не ожидала нападения сверху, приложилась лбом о мостовую и не смогла защититься. Она не успела вскрикнуть, как холодное, острое лезвие прошлось по её нежному горлу.

Реми хотел было подняться и уйти, как вспомнил о своей репутации. Он должен что-то сделать! Как-то начать серию. Что-то оставить! Что?!

Взгляд метался по сторонам. Идея! Нужна идея! Прямо сейчас! Он так долго обдумывал свой стиль, что забыл все интересные действия, которые приходили ему на ум. В голову лезла только всякие глупости: отрезать палец, выдрать ноготь – истязания кошками оставили глубокий след в памяти Реми.

Тут взгляд его упал на вывеску ближайшего дома: колода карт и кружка, нарисованные на потёртой дощечке. Паб с играми, в таком когда-то засиживался и богател Реми.

Карты! Вот оно!

Парень вспомнил о своей жертве, взял её запястье и вырезал на нём ромбик.

Вот так! подумал Реми и скрылся в ночи.

Вот так? Вот так?! думал оборотень, возвращаясь в Искру на дирижабле. Что я сделал? Что за ромбик? Никто же не поймёт! Да ещё на руке! Никто даже не заметит. Да и что это значит? Убийца – ромбик? Что из ромбика вообще можно придумать?

Реми не обращал внимания на стоящих рядом магов, стражников, людей, на пейзаж внизу и холод. С виду он задумчиво смотрел перед собой, но в сердцах он рвал на себе волосы от собственной глупости.

Цет отреагировал как всегда сухо. Он долго рассматривал донесение шпионов, в котором не без внимания остались промахи Реми на задании, но ассасин по этому поводу ничего не сказал. Спустя несколько напряжённых минут, он произнёс:

– Одно убийство ещё не серия. Закономерность выведут через два, три заказа. Не забывай свой стиль.

– Да, – Реми ожидал недовольства Цета, высказываний о промахах, холодного замечания о правилах убийства, порицания халатности.

– Всё же, что ты подразумевал? – поинтересовался Цет, держа сцепленные пальцы под подбородком. Реми не предполагал, что ассасина могла заинтересовать идея молодого убийцы.

– Это буби. Карточная масть.

– Хм, интересно.

Возблагодарив Персефону за то, что не вырезал на руке жертвы червовую масть, оборотень пошёл в свою комнату. Ему нужно обдумать, как следует, свою будущую репутацию, но он очень устал.

Вскоре в Аэфис-на-Ханаэш пришла весна, снега таяли, журчащими ручейками стекая в низины гор, сливались с реками и озёрами; почки на деревьях раскрывались салатовыми листочками, а вишни, яблони, груши, сливы и другие плодоносные деревья готовились поразить округу своим цветочным нарядом.

Цет оказался прав: череда убийств породила серию, и на листовках розыска появилось новое имя – Джокер. Почему именно джокер, Реми не понял. Джокер – одна из главных карт в колоде, он бьёт козырного туза, но всё же прозвища Туз или Картёжник подошли бы больше. Джокер звучало тоже не плохо, тем более именно джокер появился, когда Реми, поддавшись порыву, провёл рукой по карте и выиграл партию с Хаартом. С этой картой связан один из переломных моментов жизни оборотня, и вот теперь он стал Джокером.

Помимо нового имени на газетных листах, ползли слухи о некоей Тени. Из слов очевидцев Реми заключил, что Тенью тоже является он, вот только люди рассказывали о тёмной, смазанной, полупрозрачной фигуре, что спустилась с ночного неба, ровно в полночь, коснулась женщины и растворилась, словно не бывало. Мёртвое тело нашли ближе к утру, и по слухам оно было девственно чистым, и лишь спустя время проявился знак на руке.

Реми подумал, что его мог видеть какой-нибудь пьяный гуляка, воображение раскрасило ночное происшествие и он раздул из случившегося целую мистическую историю. Других объяснений парень не находил, но если его действительно кто-то видел – убийца дал маху. Оставлять свидетелей плохо, а судя по тому, как распространялась и росла легенда о Тени, Реми совершил не один промах: некоторые другие убийства Джокера, тоже приписывали Тени.

И откуда только берутся эти слухи? Какая ещё Тень? Нужно тщательнее убирать свидетелей, думал Реми, развалившись на узкой кровати в своей маленькой комнатке, которую ему предоставила гильдия по завершении обучения. Он протирал нож после заточки, готовясь к очередному заданию, его отправляли в Земь, огромную страну полей, лесов, изобретателей и учёных. Реми помнил, как встретили цирковую труппу земичи и не питал особых надежд относительно этого места. Земь всегда представлялась оборотню мрачным местом с бесконечными дорогами и злыми людьми. Он плохо помнил, проведённое в тех местах лето, и потому вспоминал лишь голод и холод, сопровождающий цирк на протяжении всего перехода.

Первое серьёзное задание ожидало парня в Земи, впервые он отправлялся исполнять приказ в другую страну. Слухи о Джокере распространились быстро и Реми успел взять и выполнить несколько заказов под своим новым прозвищем, но на этот раз его ожидало нечто интересное, за что он получит достойное вознаграждение.

Только какой мне прок от денег? Я даже не знаю, на что их тратить. Оборотень не спешил опустошать свои тайники в Озоне, хотя побывал в портовом городе не единожды. Его цель стать богачом и покупать своих врагов разбилась о реалии и превратилась в новую мечту – убивать в муках своих врагов, как оказалось такой способ отомстить давал больше облегчения и радости. Реми не нуждался в деньгах так остро, как в бывало в прошлом. Всё необходимое ему давала гильдия. Может быть потом я придумаю, куда тратить деньги.

Земь отличалась от Аэфиса, как скала от неба. Уйма городов расположилась на территории страны маленьких и больших, богатых и бедных, красивых и непонятных, процветающих и загибающихся, мёртвых и проклятых, брошенных и кипящих жизнью. В центре каждого из них сверкала куполами церковь, посвящённое Избавителю сооружение, где властвовали священники и возносили молитву люди. Матушка Земля, кою благодарили за урожаи и жизнь в прошлом, ныне стала забытым идолом, которому по старой памяти подносили дары, но без благоговейного трепета. Зато благодарственные речи Избавителю, подаяния и молитвенные жесты возносились регулярно. Посты для очищения тела и духа, проповеди, богобоязнь, замаливание грехов стало неотъемлемой частью жизни народа. Белые протоиереи всюду совали носы, не позволяя людям делать что-то без их ведома: нельзя открыть лавку, не освятив помещение; нельзя назвать ребёнка, не окрестив его; нельзя начать жить вместе, не вступив в брак; нельзя есть, не помолившись; нельзя хоронить мёртвого, не прочитав за упокой и многое другое. Церковь обладала большей властью, чем наместник: собирала налоги с прихожан; издавала законы, называя их петициями; регулировала отношения людей. Несмотря на все церковные запреты и ограничения, народ любил церковь больше наместника.

Реми представил, что стало бы с надгорным краем, распространись там культ Ярсиса: горящие дома, реки крови; трупы людей, висящие на стенах домов; проповеди о боли и страданиях, открывающие путь к сверх способностям и всюду треугольники с вписанным в них кругом.

Оборотень нахмурился и возблагодарил Персефону, что за триста лет своего процветания Аэфис-на-Ханаэш не выпустил культ кровавого бога боли за пределы Озона. Реми, не без облегчения, припомнил, как скептически относились к Ярсису и Хагену многие жители портового города. Или Хаген делал что-то не так? Пусть и дальше так будет!

Оборотень старался не задерживаться подолгу в негостеприимных для чужаков городах Земья. После надгорного края, где не смолкали разгульные ветры, а дома парили в клубах облаков, пронзая небо острыми шпилями, низкие, толстостенные постройки из кирпича, глины и булыжника казались такими тяжёлыми и давящими. Земцы не оставляли места воздуху, улочки выглядели узкими, дом наезжал на дом, уходил в скалу, как пещера, или отсчитывал этажи вниз, под землю. Толстые стены, низкие давящие крыши; балконы, нависающие над улицами; здания жались и тёрлись друг к другу, как будто им мало места. Хотелось крикнуть: «Оглянитесь же, Земь бескрайняя, у вас полно места».

Каждый раз, проходя по мощённой булыжником улице, убийца опасался, что кто-нибудь скинет на него мусор или горшок с цветком со своего балкона, а оборотень так и останется стоять весь в грязи. Часто поглядывая наверх, Реми сожалел, что в этих местах подниматься на крыши строжайше запрещено – как вещали священнослужители: «Это опасно для жизни. Пройдите по улице, это не долго. Подумайте о детях, они берут с вас пример».

Реми многого не понимал, прожив большую часть жизни в Аэфисе. Земцы крыли крыши ненадёжными материалами: соломой, железом, черепицей или дощечками, а порой новым покрытием – рубироедом, чёрным и липким, когда нагревался на солнце, к тому же сильно пахучим. Под железо доски обрешётки клали редко, из-за чего можно было оставить вмятину, а на остальных материалах легко провалиться внутрь. Оборотень не раз задавался вопрос, отчего не сделать крыши надёжными, чтобы разрешить ходить по ним, но ответа не находил; так же как и на вопрос: зачем строить дома настолько плотно, ведь места полно.

Ещё одной загадкой в понимании Реми стали Тоннели Измерений. Земь самая большая по площади и людскому населению страна из четырёх стихийных государств. Она занимала огромные пространства скалистой, пустынной, болотистой, степной, лесной и другой территории. Климат в стране менялся в зависимости от места: на юге могло жарить солнце, тогда как на севере всё ещё лежали огромные сугробы и лютовала стужа. Чтобы пройти всю Земь, от границы Аэфиса, по Приграничью, затем пересечь Центроземье и добраться до западного мыса Зацентралья, не говоря об островах, потребуется не один оборот. Пешком в стране полей путешествовали крайне редко, чаще всего используют ездовых животных: кабанов, тигров, медведей, быков, мохнатых слонов, ящеров и других. Всевозможных зверей и ящеров запрягали в телеги или сани. Гильдия изобретателей смастерила самоходные телеги, которые ездили благодаря магии, человеческой силе или специальному топливу. В Земи между всеми городами простирались хорошо утоптанные, иногда замощённые камнем, кирпичом или плиткой, дороги, по ним активно передвигались всадники, путешественники со скарбом и налегке.

Особым уважением пользовались городские магические порталы. Городом, населённый пункт считался лишь в том случае, если на его центральной площади находился монолит входа и выхода, либо двухсторонний портал, обслуживающийся магами Земли. Чаще всего он представлял собой арку, возведённую на постаменте, который в свою очередь исписывали рунами и пентаклями для усиления магии перехода. Любой мог воспользоваться услугами магического перемещения, заплатив в казну несколько увесистых медных руров. Однако чтобы добраться в небольшой городишко на другом краю страны, требовалось переместиться сперва в столицу своего округа, где располагалась площадь перемещений, и стояли несколько порталом. Только из столицы можно телепортироваться в столицу другого округа, откуда двухсторонние монолиты распределяли поток путешественников по другим городам, но только в пределах своего округа.

Лишь архимаги Земли могли проходить сквозь арки в любой город Земья, но у порталов дежурили обычные маги, а иногда адепты-выкускники.

Мало кто из земичей помнил о подземных тоннелях, коими испещрена вся страна. Перевозить по ним товары стало проблематично и о переходых забыли, отдав предпочтение городским порталам, а когда-то давно Тоннели пользовались успехом. Некоторые из них вели в одном направлении, другие пересекались и переплетались, некоторые проходили сквозь скалы, другие спускались в норы. Их объединяла одна таинственная сила, возникшая, по заверениям мудрецов, ещё при правлении драконов – пространственные переходы.

Суть их заключалась в том, что, зная необходимый туннель, нужно зайти под свод и двигаться вперёд подземным ходом; в определённый момент человек внутри пещеры проходил место искажения пространства, а на выходе из тоннеля оказывался за сотни и тысячи километров. Возможно, сама дорога по пещере являлась межпространственным переходом, а не мгновенным телепортом. Эфесцам легче объяснять переходы в пространстве порталами, а так как гильдия убийц находилась на территории Аэфиса, то и информацию они получали от надгорцев, и описание в свитках во многом являлось пересказом мудрецов старого Ханаэша.

Искажающий пространство тоннель или портал, но магия работала, в чём Реми убедился, когда без каких-либо неудобств пересёк гору насквозь по самой обычной пещере, и вышел из неё за сотни километров от места входа. В самой пещере парень не почувствовал ничего подозрительного или странного, он просто шёл вперёд. Ближе к концу пути проход сузился настолько, что пришлось ползти, но, никогда не страдая клаустрофобией, оборотень пролез довольно быстро. В пещере он провёл несколько суток, а если бы шёл пешком, потратил бы на дорогу больше оборота.

Реми оценил пользу от архивов гильдии убийц, которые своевременно предоставили информацию о Тоннелях Измерений. Поскольку подземные ходы не использовались земичами, они оставались абсолютно бесплатными. В этом заключался и минус, проходы часто были завалены камнями, входы и выходы поросли сорной травой и кустами, а внутри царила темнота. Лишь в глубинах переходов над головой сверкали тысячи люминесцирующих камней, преображая свод пещеры в чарующее звёздное небо. Реми покачал головой, как же много теряли земичи, отдав предпочтение городским порталам.

Земь считается самой богатой и процветающей страной, в прошлом, будучи восьмилетним мальчиком, оборотень не замечал того, что открылось его взору ныне. Процветающее королевство отличал не достаток богачей, а количество выживающих за чертой людей, нищих на улицах, поберушек около ларьков, неблагополучных кварталов в городах. Стоило пройти чуть дальше центральных площадей, как взору открывалась настоящая жизнь Земи – погрязшая в нищите, голоде и нужде.

Самоцветная Княжна наказала церкви заботиться о подданных, передавая в руки архиереев власть. Несмотря на все написанные петиции, священнослужители помогали народу и делали для людей многое: радели о сиротах, калеках и больных, учили детей в приходских школах, открывали лечебницы, пансионаты, устраивали к себе нищих, бездомным давали кров. Своими петициями они старались уравнять права богатых и обездоленных, хоть как-то способствовать совмещению двух классов.

Но чтобы воплотить благие начинания в жизнь нужны средства, церковь стала собирать подаяния с прихожан и назначила цену за свои услуги, что подкосило крестьян и фермеров. Раздираемые пошлинами со всех сторон – сборы наместников, церкви, торговцев, князей – многие не смогли прокормить свои семьи и количество нищих выросло, и продолжало увеличиваться с каждым годом.

Реми удивлялся, как в огромной стране, где вся земля плодоносила с невиданной силой, где катаклизмы были редкостью, а женщины рожали по десять детей, власть смогла создать такие чудовищные условия для жизни.

И всё-таки в некоторых округах Земь процветала. Способствовали тому Университет белой магии, куда стекались со всех концов света дети, обладающие малейшей искоркой чудотворного созидания. Здесь же учили экзорцистов, стражей на границе мира Духов, способных сражаться с ёкаями и изгонять их. На территории Земи существовала своя Академии магии Земли, названная Закрытой, потому как обучали в ней лишь самых одарённых магов, в том числе телепатов, травников и некромантов. Одним из великих достижений Земи считалась огромная библиотека Подземные Хранилища, расположенная в недрах тверди близ столицы Зацентралья Атурана. Собранные со всего мира книги пережили в хранилище сотни и тысяч лет под надёжной защитой и охраной. На огромных просторах многообразной Земи процветали всевозможные школы и гильдии, которые распространяли по всему миру парикмахеров, швей, строителей, пекарей и кулинаров, алхимиков, писарей, торговцев, лесорубов и охотников. Самой интересной среди которых стала гильдия изобретателей.

Народ Земья отличался аналитическим складом ума и прикладными способностями. Нехитрые приспособления, к которым земичи привыкли ещё в прошлом веке, произвели бы фурор в Аэфисе: резак для чистки овощей; чемодан, раскладывающийся в шкаф; кусочки стёкол в глазах плохо видящих, бесшумная обувь, липкая лента, светящаяся краска, водоотталкивающая ткань, лёгкие повозки и многое другое. В оружейном магазине продавались арбалеты, выпускающие до пятидесяти стрел без перезаряда, самозатачивающиеся ножи с легчайшей ручкой, гладкой и яркой.

Зачем делать ручку у ножа такой яркой? Она же выдаст ночью с потрохами. И что это за материал такой, ни трещинки?

Но больше всего Реми понравилась бесшумная обувь, она оказалась удобной и лёгкой, легла точно по ноге, будто сшита по меркам – мечта убийцы и вора. Подошва пружинила! Единственный недостаток заключался в том, что обувь красили яркими цветами. Все интересные изобретения земичей, созданные из непонятного материала, имели насыщенныё пёстрый цвет: зелёный, красный, оранжевый, розовый, синий.

Реми осматривал все прилавки, заходил в каждый магазин по пути и сумел найти бесшумные ботинки тёмно-серого и коричневого цветов. Он долго стоял над витриной с классическими ботинками чёрного цвета на такой же мягкой подошве и, в конце концов, решил купить их. Не зря он взял с собой деньги!

Следующим на пути стоял ювелирный ларёк, куда завернул убийца. Кетал оставил в ушах молодого оборотня не одну дырку за заслуги на охоте, но продел дешёвенькие медные колечки. Реми решил поискать что-нибудь подороже, из тёмного металла. Серебро он носить не мог, оно жгло и вытягивало силы из оборотней, а золото привлекало внимание.

Ювелир-консультант, желая получить выручку с чужестранца, предложил парню дорогие наборы мужских серёжек из особого сплава, что напоминал серебро, но был крепче и чуть темнее – платины. Драгоценный металл приглянулся убийце, а ювелир при всём желании не смог бы подсунуть оборотню серебряную подделку.

Потратив уйму денег и времени на бесполезно-полезные мелочи, Реми отправился на задание.

Ему предстояло убить наместника Зацентралья, что, заручившись поддержкой мудрецов из Подземного Хранилища рядом со столицей, хотел восстать и подавить церковь в своём округе, а также предложить переизбрать Самоцветную Княжну, поискав молодую и деятельную. Ирония заключалась в том, что именно святые культисты Избавителя наняли убийцу. Какими бы чистыми и благородными не считали себя проповедники, внутри все подвержены людским порокам.

Убийцы не судьи, так что Реми шёл выполнять задание.

Дождавшись ночи, времени, когда тайные желания и пороки становятся явными, а душой овладевают внутренние порывы, убийца нашёл дом жертву. Гильдия предоставила ему достаточно информации, чтобы Реми не пришлось неделями шпионить за человеком. Пробравшись в тёмную спальню наместника, оборотень затаился в ожидании.

Наместник любил засиживаться допоздна, решая важные политические дилеммы; иной раз, он шёл спать лишь под утро. Реми упрямо ждал, но по прошествии нескольких часов покинул укрытие.

Да. Долго придётся его ждать, если на то пошло, думал Реми, нагло сев на чужую кровать. Он разглядывал свои новенькие бесшумные ботинки, которые надел на задание.

Наместник не торопился идти спать.

Может он что-то знает? В отчаяние подумал убийца и услышал шаги, приближающегося к спальне человека. Мужчина, вес примерно сто двадцать килограмм, слегка хромает на левую ногу. Это он! Проведя нехитрые расчёты в голове, определил Реми и плавно встал с кровати, распрямив за собой покрывало.

Дверь резко распахнулась, свет из коридора ударил по глазам Реми, привыкшего к кромешной темноте. Он не успел спрятаться! Всё пропало!

Быстрым, но плавным движением, Реми встал в угол комнаты около открытого окна, короткие шторы не скрыли бы парня, так что он просто замер. Мужчина взял из коридора светарин, камень, излучающий довольно яркий, но не навязчивый зеленоватый свет, и вошёл в спальню.

Свет от камня мягкими волнами освещал каждый угол. Реми застыл, наместник до сих пор его не заметил.

Земич прошёл к окну и закрыл его. Он находился в шаге от убийцы, посланным за его жизнью и… не видел его!

Оборотень опустил глаза и посмотрел на себя. Его окружала тень! Тёмная, непонятная, непроницаемая, густая тень. Откуда? Как? Что это? Тень слегка подёргивалась, в такт источнику света, но не рассеивалась под его лучами.

Реми затаил дыхание. Его окутала тень! Что делать, он не знал. Что это такое, он не знал. Откуда она взялась, он тоже не знал. Как в детстве, среди ящиков в Белом Клыке, его прятала тень.

Наместник тем временем поставил светарин на прикроватный столик и сел на постель. Он обхватил руками голову и, проведя по русым волосам, взъерошил их.

– Как же так, – пробубнил он себе под нос.

Реми решил действовать немедля, выскочив из тени, он возник словно ночной кошмар перед жертвой.

– Как же так?! – ошарашено спросил мужчина, расширенными от ужаса глазами глядя за спину оборотня.

Убийца, не теряясь, резким движением перерубил горло наместнику, а затем обернулся.

За его спиной чёрным плащом клубилась огромная мрачная тень! Она расползлась на половину комнаты, нависая чёрным пятном по стенам и потолку. Реми вздрогнул, никогда он не видел ничего подобного: огромная тень, ЕГО тень, клубилась в комнате, окружая яркий светарин и приглушая его свет. Полы плаща крыльями неведомой птицы вздымались и опускались в пространстве, повторяя изгибы комнаты.

Реми скользнул взглядом по светарину, тот продолжал сиять. Вернувшись взглядом к противоположной стене, парень округлил глаза – маленькая тень, как и положено, росла от его ног. Камень не сдвинулся! Оборотню словно привиделось. Реми протёр глаза, в себе он был уверен и уверен в том, что видел, и он точно Видел огромную Тень!

Он медленно поднял правую ногу. Тень повторила движение. Между ногой оборотня и ногой тени образовался световой проход. Парень резко опустил ногу, тень не отставала ни на секунду. Реми понимал, что занимался глупостями, и порадовался, что ботинок не топнул о пол. Мягкая подошва не производила шума.

Убийца провёл рукой по волосам, пытаясь сообразить, что бы это могло быть, что заставило тень стать огромной.

– Ты это видел? – тихо спросил оборотень у наместника, но тот, заливаясь кровью, откинулся на кровать и представлял собой не слишком живого собеседника. – А чёрт! – выругался парень, повертел в руке светарин и поставил на место. – Ты замри! – тихо, но жёстко сказал он, на этот раз своей собственной тени и вновь поднял ногу. Тень не шелохнулась.

Глаза оборотня медленно расширились. Он поднял ногу, а тень НЕ шевелилась. Его тень не повторила за ним! Тень замерла!

Прядь полос упала на глаза, пришлось встряхнуть головой. Наваждение пропало. Тень стояла, подняв ногу, и покачивалась в такт покачиваниям убийцы.

Показалось? Подумал Реми и медленно опустил ногу. Дважды показалось? Что за бред?! Я не пил, да и спиртное не затуманило бы мой разум. Я уверен, что видел!

Он подошёл к окну, открыл его и выскочил в сумерки рассвета, разгоняющего ночную тьму. Внезапно он вспомнил, что забыл оставить свой знак – знак Джокера. Пришлось вернуться и доделать работу. Таким рассеянным он себя не помнил.

Позднее, шествуя через поля в прохладе, разгоняемой тёплыми лучами солнца, Реми время от времени поглядывал на свою тень. Та вела себя смирно и копировала движения хозяина. То и дело оборотень вспоминал огромную фигуру с крыльями на стенах комнаты и пытался объяснить самому себе, что он видел и почему.

Может это от усталости? Не спал же. Ну, да. Этот наместник засиделся в кабинете. Из-за него я всю ночь провозился. Да! Не выспался, вот и привиделось такое. Но ведь мужик тоже видел. Он первым заметил! Не зря же он так пялился мне за спину.

И тень снова меня укрыла от взгляда. Моя способность? Но я ничего не делал! Во второй раз да, я сказал ей замереть, но в первый я не отдавал приказов. Ничего не понимаю!

Реми погрузился в свои мысли, быстро шагая по опушке, углубляясь в мрачный недружелюбный лес Приграничья. Выход из Тоннеля Измерений остался далеко позади. Краем глаза оборотень следил за обстановкой вокруг, но гораздо сильнее его беспокоила собственная тень, растворившаяся в сумерках, навеянных листвой. Реми вспомнил о гигантских животных из записей гильдии убийц, кои обитали в этих лесах. Отмахнувшись, зная, что не подпустит ни одного хищника к себе и не позволит застать себя врасплох, оборотень погрузился в мысли о тени. Он ловко перескакивал поваленные деревья, отталкивался от камней, перепрыгивал небольшие речушки, не задумываясь о том, что использовал силу волка.

Увиденное в доме наместника не шло из головы парня. Галлюцинации ли это, или его тень обрела собственную жизнь? Возможно ли такое? И что делать? Бояться или радоваться? Что вообще могла преподнести тень, кроме увеличения и движения? Можно ли научиться использовать тень? Как? И какая от этого польза ему, Реми? Прятаться в тени, у парня получалось ещё в детстве; Кетал намекал, что возможно, это проявление способности чистой крови оборотня. Если так, то управление тенью сделало бы Реми неуловимым. Убийца, способный скрыться от взгляда при любом окружении – бесценен. Контроль над тенью давал огромные преимущества, оборотень не мог даже вообразить какие.

Реми перепрыгнул очередной камень и почувствовал резкую, как огромные зубы вцепились и сжали его щиколотку. Вспышка боли сменилась онемением, силы резко покинули тело. Парень упал лицом в прошлогоднюю листву и не сумел подняться. Кое-как повернувшись на бок, убийца посмотрел на пронзённую болью ногу – серебреный капкан. Как он здесь оказался? Убийца хоть и витал в мыслях, но осматривал округу. Капкана не было секунду назад, и вот он изливал свой серебреный яд в ногу оборотня. Адская боль раздирала щиколотку и двигалась выше по голени к колену.

Спрятанный в лесу серебряный капкан, сокрытый магией Земли от глаз – идеальная ловушка для оборотня. Как он не учуял дух серебра, вонь, которую невозможно не узнать. Попался как дурак!

Согнувшись над собственной ногой, Реми всеми оставшимися силами пытался разжать острые челюсти ловушки, но пружина в механизме не поддавалась, сил не хватало. Рядом не валялось ни одной достаточно прочной палки, чтобы сделать рычаг. Силы уходили быстрее, чем ожидал оборотень. Проклятое серебро впилось глубоко, разрезало кожу, задело сухожилие, оцарапало кость; слишком сильное влияние, слишком много серебра в теле.

Что теперь? Так и лежать тут, пока за мной не придут охотники, расставившие ловушки. Ну, уж нет! Реми так просто не сдастся!

Собрав волю в кулак, оборотень пополз прочь, волоча на ноге серебряную кандалу. Повезло, что охотники не додумались закрепить капкан цепью или магией на месте.

Серебреный дух расплывался по телу, проникал в каждую жилу, тянул, вытягивал силу, травил плоть, студил волчью кровь в венах. Находясь на грани обморока, Реми полз прочь от помеченной на картах охотников ловушки.

Вперёд. Давай. Ещё. Ещё. Ну же. Ползи. Вперёд, не переставая, мысленно твердил себе оборотень, пытаясь поддерживать сознание в этом мире. Не может всё так глупо кончиться. Угодить в капкан из серебра. Как можно быть таким идиотом? В глазах темно. Я даже не вижу куда ползу. Неужели я теперь умру?

Преодолев расстояние в пару дюжин метров, Реми свалился без чувств.

Где-то далеко, за пределами бытия, раздался слабый тихий голос, произнеся простое «Сынок, ты как?». Родители? вспышкой озарилась последняя мысль и потухла. Тьма полностью завладела сознанием…

… пронзая черноту и беспамятство, в нос ударил едкий запах трав. Горькая полынь, терпкий чистотел, кислая стрекучая крапива смешивались, соединяясь забористым амбре. Реми попытался открыть глаза: веки, будто налитые свинцом, подались с неописуемым трудом. Сфокусировать зрение стоило титанических усилий. И всё же парень разглядел деревянный потолок, изъеденный жуками-короедами, пучки трав, связки чеснока и тряпки, тряпки, тряпки. На досках, заменяющих полки, вставленных между горизонтальных брёвен стен избы, стояли в причудливом порядке разнообразные баночки, шкатулки, коробочки, упаковочки. В каждой что-то хранилось, оборотень в этом не сомневался.

Попытка повернуть голову не увенчалась успехом, Реми обуял приступ слабости и тошноты. На тихий стон оборотня подала голос хозяйка склада баночек и тряпочек.

– Очухался, сынок? Знала же я, что не зря тебя в лесу подобрала. – Голос с едва заметной хрипотцой, скорее всего, принадлежал женщине, может, старушке. Земское наречие звучало непривычно резко.

Реми был очень благодарен, когда хозяйка сама подошла к его постели и склонилась, проверяя температуру своей обветренной ладонью. Оборотень не смог определить возраст женщины. Она выглядела лет на сорок, когда свет падал вскользь, или на семьдесят, когда тени залегали под глазами, выделяя глубокие морщины. В шерстяных, вязаных накидках терялся фасон платья, но грудь не обвисла, как у старухи. Волосы светлыми клочками выбивались из-под косынки; лицо, когда-то бывшее красивым, сейчас увядало, покрываясь цепью морщинок, которые в зависимости от эмоций женщины разглаживались, либо покрывали сетью всё лицо, превращая его в маску старухи. Глаза хранили мудрость веков. Реми потерялся в них, определяя возраст незнакомки.

– Кто… – еле выдавил из себя убийца, но сил закончить фразу не было.

– Кто ты? Кто я? – переспросила женщина, но потом махнула рукой и отошла к столу. – Пока очухался, на вот, – она подошла с чашкой в руках, над которой клубился травяной запах отвара, – выпей.

Оборотень подозрительно посмотрел на женщину, на чашку, на отвар внутри посуды, поморщился, но выпил. Сил прибавилось, он взял чашку предательски трясущейся рукой. Пока он допивал отвар, бабка возилась с его ногой. Стоило ей снять старую тряпицу, как нога онемела. Но как только женщина положила свежий компресс, Реми почувствовал, как тянет его ногу, словно яд выходил из тела.

– Капкан… нога… – внезапно вспомнил оборотень, но, постаравшись подняться и посмотреть на свою конечность, вновь обессилил и не договорил. Рука упала, и опустошённая чашка с приглушённым стуком покатилась по полу.

– Ток щас вспомнил, – хмыкнула женщина, забирая посуду. – Сняла я твою бирюлину. Эко ты прополз с таким браслетиком дюжину саженей.

Она отошла от раненого и принялась расставлять по местам баночки на столе, попутно протирая столешницу тряпицей и рассказывая о случившемся.

– Пошла я в лес. Думаю, вот сейчас грибочков соберу, сделаю себе грибочков да с картошечкой. Мм. А тут смотрю, лежит ктой-то. Ну, я боязливо подошла да сразу всё поняла. А как на след за тобой посмотрела, так диву далась. Эко волк прополз с серебром в теле такое расстояние. Живучий. Ну и решила помочь. Чего уж, молодой ещё. Жалко стало.

Реми насторожился, бабка знала, что он оборотень. Хотя, подумал убийца, кто бы ещё откинулся от серебра? Наверно даже младенец догадался бы. Но ведь в ноге капкан. Может, я просто кровью истёк?

– Спасибо, – выдавил из себя Реми.

– Надо же, благодарный какой. Ты вот лучше скажи, ты же рождённый, не тупая зверюга, как вообще в краю нашем оказался, да ещё капкан с серебром не приметил? В надгорье же оборотни живут. Там вас приняли. – Хозяйка домика, закончив расставлять баночки, села в кресло-качалку и взяла вязание. Из хитросплетения ниток Реми не догадался, что мастерила женщина.

– Там нет … жития, – с каждым словом речь парню давалась легче. Когда он не напрягал тело, мог спокойно лежать, не болея приступами тошноты и слабости. Нога, попавшая в капкан, сильно тянула, но чувствовать странное напряжение в ней приятнее, чем онемение по всему телу.

– Что за отвар? – решил выяснить оборотень.

– Серебреный дух из тебя изгоняет, – не отрываясь от вязания, сообщила женщина.

– Полынью? – недоумевал юноша.

– Чистотелом, – пояснила хозяйка. – Капкан в ногу глубоко вошел, и ты сильно отравился аргентулом. Так бы и помер там в лесу. Может, дожил бы до прихода охотников, они бы добили. Я тебя пожалела. Ты ж не обращённый, это сразу видно. Тех зверюг не жалко, они без разума совсем. А ты нормальный, да и малой, худющий, ну, я тебя и подобрала. Капкан сняла и теперь чищу тело от серебреного духа. У тебя там листвы в рану забилось, я уж думала гнойник будет. Надеюсь, за помощь ты мною не откушаешь, – весело подмигнула женщина.

Реми проигнорировал последнее замечание. Он не был поклонником человеческого мяса, другое дело с Кеталом за компанию, или когда на грани голодной смерти. Но когда был выбор, оборотень предпочёл бы оленину, а не земку, да ещё старуху. Пытливый ум убийцы, натренированный замечать мелочи, обратил внимание на другое:

– А как донесла меня сюда?

– Спи, давай. Растрепался. – Хазяйка отложила шитье, тень и свет выделили сеть морщин на её лице, превратив в старуху. Она провела рукой перед собой, и Реми сморил сон, внезапный и неуклонный.

Очнувшись во второй раз, оборотень почувствовал себя гораздо лучше. Он смог сесть и внимательно осмотреть дом и свою ногу. Всюду висели длинные занавески из плотной ткани, разделяя дом на зоны: общую с кухней и прихожей, отдельную спальню хозяйки и ещё одну, закрытую, разглядеть которую, не вставая с кровати, парень не мог. Кушетка, на которой лежал Реми, тоже отделялась занавеской, наполовину задёрнутой. Очевидно, этот закуток служил приютом для незваных гостей, таких как раненый оборотень.

Нога выглядела очень хорошо: регенерация медленно сращивала края раны, кровь не сочилась; нагноений, о коих предупреждала женщина, Реми не увидел. Компресс помогал. Стоило убрать его, как яд с кровью разливался по телу, причиняя боль и слабость. Смоченная в отваре трав тряпка, как магнит вытягивала аргентул из тела. Скоро последние отголоски отравления исчезнут, и сила с бодростью вернуться в полной мере. Как назло Персефона отвернулась от мира и не проливала магию на оборотня.

– Бабка, а ты ведьма? – осмотрев рану, поинтересовался Реми. Его настораживали знания и умения земки. Ведьм он ненавидел, после приюта и той мерзкой старухи, что своими мучениями довела Сима до смерти.

– Какая я тебе бабка?! Ах ты, пёс невоспитанный! – протирающая в это время стол хозяйка огрела нахального оборотня грязной тряпкой несколько раз. – Да я ещё в самом соку!

– Ладно! – руками закрываясь от грозного оружия земки, недовольно заорал оборотень. – Сочная женщина, так ты ведьма? – глаза подозрительно сверкнули.

– Из твоих уст… сочная женщина… как блюдо звучит, – опешила хозяйка дома. – Не ведьма я. И нечего тут глазами сверкать! Ведьмы злые, они о себе только заботятся. А я – Ведунья, я ведаю и веду. И травы знаю. А как не знать, я же всё ведаю.

– А меня куда поведёшь? – продолжая с подозрением смотреть, осведомился Реми.

– В будущее тебя веду, а то не видишь. А сам ты давно уже тропою мести ведёшь себя в Ад. – Ведунья покачала головой, – плохо это.

Отвернувшись от неё и призадумавшись, Реми успокоился. Может он и вёл себя в Ад, но по дороге с собой прихватит как можно больше ублюдков.

– А капкан куда дела? – неожиданно бодренько ухмыляясь, сменил тему оборотень.

– Как куда. Себе припрятала. Серебро нынче в цене, а тут килограмма три не меньше, – по-хозяйски подсчитала ведунья.

– Ты же в лесу всё ведаешь, зачем тебе деньги? – не унимался с ехидством юноша.

– Ведать одно, а деньги лишними, как говорится, не бывают, – подняла палец хозяйка. – На вот, поешь, – она протянула оборотню миску с кашей.

За время своей невольной болезни Реми оголодал. Каши ему оказалось мало для восполнения сил, потерянных из-за серебра. За съеденной подчистую кашей, последовала картошка с грибами, пироги, запеканка, булочки-пышечки, рагу из овощей, жареная курица и суп. В итоге голодный волк съел всё, что женщина не пожалела ему дать.

– Всю объел! Это ж надо! Верно говорят, голодный как волк. Вот тебе и волк, всю объел, старую больную женщину! С чем зимовать теперь? – причитала земка.

– Капкан продашь – проживёшь, – потихоньку попивая горячий чай, заваренный на травах, ответил Реми.

– А чёй-то? Плати давай, – не унималась ведунья.

– Я проплачен уже.

– Ничего не знаю. Плати давай!

– Капкан на моей ноге был, так? – заметил парень.

– Так.

– Значит мой.

– Эко ты завернул! – усекла логику оборотня ведунья.

– Может, я нарочно его на ногу повесил!

– Ах ты, пёс бездомный! Дворняга! – ударила кулаком по столу женщина. – Надо было бросить тебя там!

– Что ж ты раньше не сообразила, Ведунья как никак, ведуешь, – ухмылялся убийца.

– Я ж по доброте, маленького пожалела, а ты! – земка грозила грязной тряпкой оборотню.

– Добро безвозмездно делают, – став серьёзным, ответил Реми.

– От наглый. От наглый. Что за молодежь пошла?! – запричитала женщина.

Оборотню показалось забавным спорить с ведуньей, та размахивала тряпкой и злилась, но как-то по-доброму. Она совсем не походила на Докси, с вечно недовольной сморщенной рожей и голодным взглядом, с сухими пальцами и крючковатыми длинными ногтями на них. Реми вспоминал ведьму из приюта и взгляд его становился жёстким. Нет, ведунья была совсем другой – бодрой и доброй.

Встав на ноги за несколько дней, Реми помог земке чем смог: поохотился, осторожно осматривая местность на предмет новых ловушек на оборотней; дров наколол, починил кровлю, развесил полки и крючки в погребе, помог частично разобрать печь и прочистить дымоход, по-доброму приложил руку к хозяйским мелочам. Занимаясь честным трудом, Реми вспомнил дом, живого дядю, ту весёлую, мирную жизнь, что осталась где-то впрошлом. Какая-то часть оборотня хотела именно такой жизни, мирной, тёплой, с домом в лесу и большой семьёй. Только судьба распорядилась иначе.

– Знатно ты мне помог. Не ошиблась я, когда в лесу подобрала. Прям как в сказке, – улыбалась ведунья, морщинки на её лице сложились замысловатым узором. Настал вечер последнего дня, завтра Реми с самого утра планировал уйти, вернуться в гильдию, пока гильдия не пришла сюда в поисках доманта.

– Могу тебе погадать, если хочешь, – попивая горячий, свежезаваренный чай, предложила ведунья.

– Будущее мне предскажешь? – ухмыльнулся оборотень.

– Для того предсказательницы нужны, а я только поведать могу то, что мне мир расскажет, – пояснила хозяйка. – Чего тебе ждать хорошего, чего плохого.

– Не думаю, что будет что-то хорошее, – печально протянул Реми.

Земка смотрела ему в глаза, не отрываясь. От этого взгляда волосы на затылке встали дыбом.

– Ладно, давай уже. Неси свои карты, кости, что у тебя там, – не выдержал убийца, снимая наваждение.

– Не надо мне ничего такого. Я по глазам уже вижу. Тяжко тебе было. Совсем радости никакой. Только свет появится, и глаза привыкнут, как тут же гаснет свет, и остаёшься ты в ещё большей темноте. Тяжёлая жизнь и каждый раз ты сворачиваешь не туда. Ну-ка руку дай.

Реми слушал внимательно, и сам не заметил, как напрягся всем телом. Как земка узнала о его жизни, лишь заглянув в глаза? Разве такое возможно? Хотелось спрятаться, чтобы никто не мог подсмотреть его страдания, но в тоже время жажда узнать, что его ждало, обуяла оборотня. Он снял перчатку и протянул руку ведунье, та принялась разглядывать ладонь и водить пальцем по линиям.

– Скоро опять судьба поведёт тебя по тёмной тропе. Тьма кругом, пляшут тени, вороньё кружит. Злое вороньё, чёрное, проклятое. Вах! – Старуха внезапно отбросила руку и резко откинулась на спинку стула, едва не упав. Реми среагировав мгновенно, перелетел через стол и поймал женщину.

– Говорил же я одно зло, – поставив стул на место, проворчал оборотень.

– Нет, – покачала головой земка, пытаясь отдышаться. Она осунулась и превратилась в старую бабку. Реми принёс ей воды, та немного успокоилась и пришла в себя. – Будет на пути твоём развилка, – продолжила ведунья. – Тогда только сможешь ты выбрать путь. А когда, выбрав верный, узнаешь цену, судьба решит остальное.

– А попонятнее нельзя?

– Я не могу тебе прямо говорить, что делать и куда идти. Это же твоя жизнь, – разозлилась бабка.

– Да ты только ещё больше запутала. Пути, развилки, пляшущие тени – чушь какая-то, – вспылил убийца. – И почему отлетела так. Что там увидела?

– Ничего.

– Когда ничего не видят, по комнате так не летают, – огрызнулся парень.

– Следит за тобой кто-то. Сильный и страшный, – призналась земка и прикусила язык.

Гильдия убийц, сразу же подумал Реми. Нужно скорее возвращаться!

– Ладно. Может когда-нибудь и пригодится твоё знание, – пожал плечами парень.

Наутро с миром в душе и едва заметной доброй улыбкой на устах, собрав свои пожитки, Реми покинул ведунью из Земи, направившись обратно в тёмное царство, прогнившее в своей сути – гильдию убийц Аэфиса-на-Ханаэш.

Стоило вернуться в надгорный край, как оборотня обуяли затаившиеся доселе тревоги о тени и новости о репутации. Убийство в Земье приписали Джокеру, но теперь в душу Реми закрались сомнения. В тот раз действовала Тень. Его Тень. Она порождала слухи, которые Реми относил на свой счёт. Не просто он, словно тень в ночи вершил своё дело, а Его тень вершила что-то, пока он вырезал карточные масти на телах своих жертв. Даже ведунья упоминала пляшущие тени в своём предсказании? Неужели это тень Реми танцевала на его костях? Оборотень глядел под ноги, наблюдая за тёмной фигурой, стелящейся по земле. Он не боялся, но был настороже. Могла ли его собственная тень взять верх над хозяином?

– Смотрю, ты закупился в этот раз, – юного наёмника, возвращающегося с задания, подловил Седрик. – Ходили слухи, будто все деньги ты отправляешь своим бедным родственникам. Или может тем разбойникам, с которыми бродит Гастел?

Реми не слушал мужчину, он продолжал думать о предсказании. Его ждала развилка, и он должен будет впервые выбрать верный путь. Глупо верить предсказаниям, но жажда знать о своём будущем и оградить себя от ошибок присуща каждому. Ему предстоял выбор, но какое решение окажется верным? И главное, что за цена? Не отпускали его и мысли о своей тени. Сможет ли он научиться контролировать её? Возможно ли такое в принципе? Но ведь приказав тени замереть, та послушалась. Кажется, я схожу с ума, посетовал самому себе Реми.

– Не вежливо игнорировать людей, – в спокойном голосе Седрика сквозила злоба.

– Я хочу отдохнуть после задания. – Реми, не обращая внимания на доманта, поднялся по лестнице в свою комнату.

Здание гильдии убийц располагалось на приличном расстоянии от песчаного берега, посреди пенящегося моря. Попасть внутрь можно было лишь двумя путями – сверху, прилетев на птице рух или драконе – что невозможно для убийц, и по длинному, протянувшемуся по морскому дну тоннелю. Тоннель освещали энергетические лампы, а вход в него замаскировали под заброшенную смотровую башню.

Ближе всего к гильдии убийц находилась Искра – южная столица Аэфиса-на-Ханаэш. Именно там располагались таверны со словом «смерть» в названии, где убийцы принимали заказы.

Добравшись до своей комнаты, Реми обнаружил на комоде письмо от Цета.

Неужели к нему переться? Дайте же отдохнуть, подумал парень, раскрывая конверт. На листке ровным почерком красовалось не приглашение к ассасину, а неожиданные строки «Хорошая работа. Заданий нет. Известим позже».

Увольнительная? Реми перечитал ещё раз, раньше писем подобного содержания он не получал. И, действительно, ему дали отпуск. И что делать? Реми нахмурился, мало ему проблем с тенью, так теперь ещё надо как-то проводить дни. Знай, он об этом, задержался бы у ведуньи и помог ей починить амбар.

И всё же отдых был необходим парню, чтобы разобраться в себе и узнать о магии теней, если такая существовала. У Реми появилось время, чтобы понять проявлялась ли так его способность, о которой упоминал Кетал, или это иллюзии его больного разума.

Отпуск затянулся на пару недель. За это время Реми изучил все архивы гильдии убийц в поисках полезной информации, но не нашёл ничего, кроме смутных упоминаний неких шиноби, что якобы умели управлять энергией внутри своего тела и благодаря этому подчиняли себе разные силы. В отличие от магов и волшебников, шиноби управляли, прежде всего, собственной внутренней энергией. С рождения они раскрывали потенциал своего тела и учились расширять рамки возможностей. Реми искал упоминания о конкретных примерах управления тенями, но убийцы такой информацией не располагали. Найти шиноби невозможно. Скрытные, ещё более неуловимые, чем ассасины, они работали на Поднебесного Правителя. Реми не нашёл ни одной пометки о местоположении деревни шиноби.

Придётся учиться самому, решил оборотень, после изучения архивов.

Как много времени я угробил и так ничего не добился! Сетовал оборотень в мыслях, выбравшись в Искру и решив спустить немного денег на поход в местную забегаловку. Интересно, а можно нагло заявиться в башню пророков и попросить объяснить мне предсказание ведуньи. Ухмыльнувшись, парень откусил кусок пирожка с малиной.

Он незаметно осматривал людей. Встречал ли он их в детстве, будучи гильдейским вором, или нет. Он уже не вспомнит. Возможно того блондинистого ублюдка, что запер Реми в лабиринте. Но ведь они оба выросли. Кто знал, может тот белобрысый шкед помер, да и Реми больше не маленький мальчик. Он вытянулся, изменился за все свои злоключения внешне и внутренне, приобрёл суровую чёрствость, присущую взрослым, избитым жизнью, людям. Оборотень даже двигался иначе, более плавно, изящно, натренированно; отброшены прочь ненужные детские движения, подёргивания, не было места эмоциям, выдающим истинные чувства. Остался только образ безжалостного убийцы; тень прошлого мальчика, и новый переродившийся оборотень.

Реми поймал на себе чей-то взгляд, но как ни старался не смог найти его хозяина.

Расплатившись с подавальщицей, он отправился в гильдию – его отпуск подошёл к концу. Ждали новые заказы!

Реми нравилось убивать быстро, пока жертва не узнала о его существовании, или медленно, наслаждаясь каждой минутой чужого страдания. Теперь он знал, где стоять, с какого угла наносить удар, чтобы остаться чистым, чтобы ни одна капля крови не упала на одежду; куда бить и с какой силой, чтобы жертва не смогла издать лишний звук и привлечь внимание; как убивать, как выслеживать, как появляться и как уходить. Убивать, истязать, мучить, причинять страдания – оборотень знал всё и наслаждался этим.

Подошло к концу жаркое лето, крестьяне убирали урожай, маги сняли сети, полные мягкой фатили, а репутация молодого убийцы шла в гору. Джокер прославлял своё имя новыми убийствами в Касмедолие, в Земье, Муараке и Аэфисе-на-Ханаэш – везде успел он побывать. Слава убийцы росла, множились и легенды о Тени, что неотступно следовала за ним. Иногда Реми нарочно призвал Тень, для эффектности, для того чтобы напугать жертву, испуг в глазах – наркотик маньяка, но тёмный силуэт под ногами редко отзывался на приказы. Тень сама решала, когда раздуться до непомерных размеров, когда укрыть оборотня, а когда уменьшиться и скрываться.

Можно ли управлять ею, подобно тому, как стихийные маги подчиняли себе ветер, воду, огонь и землю. Землёй можно управлять только с помощью лопаты, никак иначе, а тенью – с помощью света. Всё просто! Но когда дело завязано на магии всё простое оказывается сложным.

Реми изучал сведения по новому заказу, который сделал не кто-нибудь, а один из шестерых членов Совета Поднебесного Правителя, архимаг и политик. Своё лицо он не показал и заказ делал через гильдию, но в качестве убийцы выбрал Джокера. Оборотень почувствовал себя ужасно важным – архимаги приходили к нему за помощью. Реми не любил магов, и оттого ощутил себя особенно значимым, как и всю гильдию убийц, к которой с заказами на смерть обращались даже такие важные люди, как члены Совета.

Архимаг потребовал убить не одного человека, а всех членов семьи, в отместку, что те не стали бесплатно обслуживать и угождать дальней родственнице мага. Реми постарался не вникать в суть дела, чтобы не становиться судьей. Его, как убийцу, не должны волновать мотивы клиентов, только работа. Жертвами по данным, предоставленным Центром, оказалась семья прядильщика и кружевницы, не бедствующая, но и не располагающая лишними средствами – обычные люди, которые честным трудом добывали себе пропитание.

За свою жизнь оборотень не встречал честных людей, и сделал вывод, что долго такие не жили. В этом мире процветала лишь подлость и страх, запугать одного, подлизаться к другому – только так и выживали люди, иного они просто не знали.

Когда Реми добрался до места жительства семьи, их дома не оказалось. Впервые на его памяти данные Центра устарели настолько быстро. Видать отец сообразил, что последует за отзаком архимагу и пустился в бега. Чёрт! Пришлось искать следы, расспрашивать соседей, брать след чтобы найти семью. Никто не знал, куда могли податься прядильщик с женой и детьми.

Когда расспросы не дали результатов, Реми положился на собственный нюх и смог взять след беглецов. Семья не успела покинуть Белый Клык, а возможно и не планировала, решив переехать в другую его часть. Оборотень нашёл их вечером, на закате, все вместе они ели в таверне: дети баловались и пихали друг друга, женщина утирала слюни самому младшему; и только отец затравленно вертел головой, осматриваясь.

Реми хватило одного взгляда, чтобы признать в людях своих жертв, он не стал заходить внутрь. Спрятавшись в засаде на крыше соседнего здания, убийца выждал, когда семья выйдет, и последовал за ними, таясь под тенями деревьев в кадках. Мужчина выбирал самые шумные и людные улицы, пока не зашёл в дом.

Дом – крепость, где любое живое существо находит покой и защиту. Дом неприкосновенен для зла. В доме обретаешь безопасность. Это логика людей, инстинкт зверей и птиц, это закон жизни. Оттого так неистово борются крысы, когда оказываются в углу, бешенными становятся лисы, вытравленные из нор, до последней капли крови сражаются люди за свою страну, но, когда беда приходит в их дом – первая реакция оцепенение. Сложно признать, что дом может оказаться не крепостью, а тюрьмой.

С мужчиной и детьми Реми разобрался быстро, но женщина успела сбежать, прихватив с собой младшего ребёнка. Вот дура! Одна она бы ещё могла попробовать скрыться, но с ношей – без шансов.

Преследуя в ночном городе бегущую с ребёнком на руках женщину, убийца неслышно перепрыгивал с крыши на крышу. Жертва думала, что убегала, но на самом деле Джокер вёл её. Бросил звёздочку, нарочно промахнувшись – женщина вскрикнула и свернула. Ещё раз! И вот она свернула в тупик, упёршись в ограждение станции дирижаблей.

Реми спрыгнул с крыши в нескольких шагах от жертвы. Маска скрывала нижнюю часть его лица, оставляя открытыми лишь ярко блестевшие салатовыми огнями глаза. Охотник загнал свою жертву. Убийца запустил сюрикен, попал в ногу женщине, отчего та вскрикнула, лаская слух маньяка. Он так долго искал семью, а затем преследовал, кровь вскипала в жилах, инстинкт охотника перемешался с безумством, что проснулось в оборотне. Он хотел мучить женщину, истязать, посмотреть, как будет она обливаться слезами и кровью под его ножом. Реми сделал шаг навстречу, когда женщина закричала во весь голос «Тень!».

Оборотень обернулся и увидел, как тень, выросшая до неимоверных размеров, распустила во все стороны щупальца. Они колыхались и тянулись к жертве и выглядели отвратительно: чёрная масса густого мрака, очертаниями напоминающая парня в плаще, и повсюду извивающиеся отростки, колыхались, ползли по стенам, всё дальше, всё ближе к женщине. Тень начиналась… Реми посмотрел вниз, на свои ноги – от его ног! Это его тень!

Отвернувшись, убийца пустил иглу женщине в глаз. Игла пробила черепную коробку и ушла в мозг. Женщина в мгновении ставшая трупом, осела по стене, пробитый глаз вытекал из глазницы, мешаясь с кровью. Из её рук выпал ребёнок и пронзил ночную тишь своих писклявым криком. Оборотень подошёл, прижал его ногой к земле чтобы не вертелся и проткнул кинжалом. Склонившись к жертвам, он вырезал знак пики на женском плече и крести на лбу сопляка, отдышался и вновь взглянул себе за спину. Его тень стала маленькой, прозрачной в свете дальнего фонаря, и послушной.

«Кар!» внезапно раздалось откуда-то, и Реми сверкнул салатовыми глазами в ту сторону. Большая чёрная ворона слетела с крыши здания и полетела прочь.

Какого чёрта! Вороньё поганое. Что б тебе! Разозлившись на всех, оборотень резко встал, пнул подвернувшийся камешек, который громко застучал по мостовой, и ретировался во мраке. Мало того, что собственная тень не дала ему поиграть с жертвой, так ещё ворона напугала своим не к месту громки «каром».

Может ли тень напасть на своего хозяина? Да как? Это всего лишь тень. Но тогда что, чёрт побери, тут творилось? Что за мерзкие отростки? Такого раньше не было. Нужно успокоиться.… За размышлениями, Реми не заметил, как пришёл в бар. Что ж, не такая дурная идея – напиться.

Только вот напиться убийце не удалось – развитый в гильдии убийц иммунитет к ядам и токсинам не давал хмельным напиткам затуманить разум. Так Реми опрокидывал кружку за кружкой и, сидя в стороне, слушал байки пьяных завсегдатаев.

– Слышь народ. Я такую историю знаю. Обоссытесь как есть!

– Не заливай, Коуди. Что за история такая?

– Потешаясь над тобой обоссымся, – прокомментировал мужчина, прыснул и обдал брызгами соседа.

– Ага, со смеху, – поддержал другой, улыбчивый малый с выбитым верхним клыком.

– А я говорю, не иначе как со страху обоссытесь! – настаивал Коуди, ударив по столу ладонью.

– Ой, да начинай уже. Тебя всё равно не заткнёшь, – недовольно проворчал обрызганный мужчина.

– Это точно. Ты со своими байками, фору всем дашь. – подтвердил малый без зуба.

– Не байки это! Реально всё произошло. Мне друг очевидца с его слов пересказывал.

– Друг брата, жены того парня, что приходился кузеном троюродному крестнику дяде Воиси, – народ в таверне покатился со смеху.

Как я ненавижу этих пьянчуг. Ведь хотят услышать историю, так чего перебивать? Но тут Реми осёкся, он тоже хотел услышать историю. Это всё влияние Кетала!

– Посадили значиться его друга в тюрьму. Это в Озоне которая. Страшная тюрьма, не сбежишь оттуда, – начал пьяный Коуди.

– Я знаю, туда ещё мясник из Кровавого Звездопада заглядывает. Жуткое место! Там брат моего приятеля сидел. Оттуда точно не сбежать, – подхватил парень без зуба.

– Говорят ещё, из той тюрьмы заключённых вампирам возят, – говоривший сделал многозначительную паузу, – как корм. Точно говорю – не сбежать! – добавил он.

Знаем, сидели, сбежали, про себя подумал Реми.

– Вроде как тот звездопадовец ток смертников забирает, а про аристократов я не слыхал. Да и не важно это, – отмахнулся рассказчик. – Нашего парня, Эда, на пару лет посадили за драку в баре. А тут в тюрьме, точно перед событиями истории, опять подрался он днём знатно, пока снег на помосте счищали, с каким-то стариком. Поговаривали тот старик был культистом, но мясник его сразу не порешил, а запрятал в тюрьму. В общем, тот старик проклял Эда. А потом малой ещё с мясником этим потолковать успел. Да так, значится, что боялся, как бы его следующим не загребли.

– Ой, он маньяк. Божок у него ещё какой-то есть. Ваще типчик с головой не дружит, – качал головой оплёванный мужчина.

– Э, ты потише дед. Это же Кровавый Звездопад. – После этих слов все притихли, словно члены тайной организации сидели рядом и ждали повода посадить кого-нибудь в тюрьму.

– Ну, так вот. Спал он после всего этого, уснуть не мог и тут слышит шорох у себя в камере. А темно было, хоть глаз коли.

– Крыса, небось. Чего страшного-то?

– А ну цыц, Сейни.

– Не крыса то, а шурухает, как идёт ктой-то, подходит всё ближе к койке и ближе. Ну, мужик не робкого десятка, глядь во тьму и спрашивает, дескать, кто там?

Рассказчик умолк, нагнетая атмосферу, слушатели подались вперёд, тогда он продолжил:

– А ему отвечают, дескать, Смерть это, ток вот не к тебе пришла, окном ошиблася, а ты спи.

Реми еле подавил хохот, рвущийся наружу. Кто мог подумать, что заключённого настолько впечатлит «голос смерти». Что за судьба у оборотня? Каждый его поступок превращался в городскую легенду.

– И шо? Реально смерть?

– Да ты слушай. Она как скажет, и затихла, а малой в окне видит чёрная, развивается на полнеба мантия её. И тут грохот, треск. Эд зажмурился и всё, говорит, дальше не помню, чо было. Потом, на следующее утро выяснилось, что заключённый из соседней с ним камеры пропал, тольк следы крови и остались. За ним смерть приходила!

Мужчины долго молчали, осмысливая услышанное, рассказ поразил их до глубины души.

– Я слышал, в ту ночь Ауру ослеп на один глаз, – шёпотом добавил парень без зуба. Люди, не сговариваясь, закивали, опрокинули кружки и долго ещё сидели в тишине.

Реми ушёл из бара трезвым с блуждающей ехидной улыбкой на лице. Что ещё он мог сказать в ту ночь? Притвориться смертью показалось ему хорошей идеей. Он же не знал, что на маяке произойдёт авария, а мужчина в камере раздует целую историю. Да как складно всё вышло: Реми топтался в камере, к кровати подходил, а заключённый видел фигуру в окне. Как видел? Навыдумывает же народ. А что за следы крови в его камере? Погрузившись в воспоминания той ночи, парень брёл к постоялому двору. И потом, с тенью, видать кто-то по-пьяни видел его, спрыгнувшего с крыши на шпионку, и байки сочинил.

И всё же история получилась забавной.

После засушливого лета и ветров, дующих со стороны Огненных земель, приход зимы стал праздником для жителей Искры. Первый снег в приграничном городе выпал после празднования Середины Зимы, прохладная погода радовала, уставших от зноя людей.

Проводить зиму, а особенно праздничную неделю, без снега показалось Реми непривычным: не из чего детям лепить снеговиков, не по чему кататься на санках, нечего ловить языком. Дожди сменялись туманами, но снег не хотел выпадать в южной части надгорного края. Люди ждали и, наконец, к концу зимы дождались нескольких дней, когда, не переставая, валили снежные хлопья.

Убийцы не отмечали праздники, их мало заботило время года и народные гуляния. Заказ мог прийти, когда угодно, в независимости от времени и погоды. Отстранившись от мирской суеты, не привыкшие дарить и получать подарки, не знавшие ласковых слов и объятий родных, убийцы тем самым ещё больше становились изгоями и погружались во тьму своей работы.

Как и все в гильдии Реми забыл о глупом празднике, что устраивали ради продажи хлама и закусок бестолковым родителям для своих избалованных детей. Не интересовали оборотня застолья у домашнего очага, ибо не было у него дома; украшенные деревья и песнопения, пожелания родным счастья и любви, ибо не осталось у него родных, не знал он что такое любовь и счастье. Мысли убийцы поглотили иные заботы.

Всё чаще Реми замечал иссиня-чёрного ворона, с чёрными угольями глаз, который словно следил за ним. Осенью, парень не придавал значения, множество ворон летали по округе. Но не зимой! Почему ворон преследовал оборотня зимой? Чёрная, как сама тьма, птица, неустанно сопровождала Реми в ночи, во время очередного убийства. Ворон сидел до поры до времени, смотря своим чёрным глазом за действиями убийцы, а затем, каркая, но чаще молча, улетал прочь.

После гигантской тени с жуткими отростками, Реми стал всерьёз задумываться, не страдает ли он паранойей. То тень, теперь ворон, что будет дальше? Не играло ли с ним шутку его же сознание? Но даже если ворон – нелепая случайность, повторяющаяся из раза в раз, то тень действительно менялась. Он точно видел, как она, огромная, изменяла свою форму и не копировала движения хозяина. Однажды тень приобрела очертания ворона, а не человека в плаще. В тот раз Реми задумался о тёмных духах, которые возможно хотели его убить, но посчитал свои выводы глупость и так и не дошёл до лавки с оберегами. Могла ли собственная тень придать хозяина? Могли ли ёкаи захватить её чтобы добраться до Реми? И пыталась ли тень хоть раз атаковать его, схватить, подставить? Она прятала оборотня от глаз, когда это было необходимо, укрывала своим чёрным пологом, как в детстве, помогая справиться с самыми сложными заданиями.

Не успел морозец как следует покусать щёки людей, как в Искре день ото дня теплело. Долгожданный снег растаял в мгновение ока, и вновь по дорогам разлилась холодная грязь, вперемежку с песком и камнями, вновь начались дожди, сменяемые туманами, холодными, мокрыми, серыми, но и они не продержались долго в южной столице. Ветер, нёсший жару из жаркого Муарака, рвал серое небо в клочья. Отгремела первая гроза, каждый год заставляющая людей признаваться в своей лжи перед другими во имя Кицунэ-Молнии. Отбушевала вторая гроза, будоража чувства и вызывая уважение к младшей хранительнице Аэфиса. Третья гроза не запомнилась людям, слабая и тихая, но, как гласили поверья, после неё начался летний знойный жар. Не по дням, а по часам росли травы, открывались почки, распускались цветы; мир наполнился жужжанием и благоуханием весны.

Крестьяне спешили в поле копать, сеять, сажать; проснулись ремесленники, закопошились торговцы, гильдии сбросили зимние оковы, приготовившись к новому торговому сезону. Заняли дороги разбойники, воры забегали в поисках добычи. Проснулась в людях ненависть, и вновь появились заказы для убийц. Человек не в состоянии жить мирно, а уж богатый человек, лишённый ежедневных забот о еде и доме, тем более. За счёт недовольных богачей процветала гильдия убийц.

Реми брёл по дороге в Муарак, изредка поглядывая на опостылевший, однообразный пейзаж пустыни: песок слева, бархан справа, и низкое солнце, как будто лежит на голове, яркое, словно веки истончились и стали прозрачными, жаркое, как тысяча костров, горящих в небе. Вдалеке виднеется башня города. Она была там ещё утром, но до сих пор не стала ни на сантиметр ближе. Обманка. Мираж. Галлюцинация.

Где-то в вышине пылающего неба чёрной точкой кружила птица, редко доносился до слуха её усталый крик. Оборотень знал, на что шёл, и сам выбрал дорогу через пустыню, потому что она короче. Он знал, что доберётся до города не раньше сумерек, когда утром видел очертания города. Он шёл неделю, проклиная всё на свете, взял с собой живительную влагу, и намотал на голову тюрбан, но всё равно дорога оказалась невыносимой. Вода нагрелась за пять минут, а через полчаса едва не кипела в бочонке за спиной парня. Вчера на него напал гигантский пустынный скорпион, ужаливший скакуна убийцы. Юноша пытался отбиться от монстра, но в итоге сбежал и угодил в круг скримиона. Оборотень вовремя заметил первый ряд зубов и смог выпрыгнуть из зыбучих песков. Ночью откуда-то выползла сколопендра размером с собаку. Реми так разозлился, что, убив её, съел сырой. Пустыня ненавидела чужаков, или дураков, которые, несмотря на опасности, что подстерегали на каждом шагу, забредали сюда, дабы сократить дорогу.

Убийца возблагодарил Персефону, что за свой переход по краю пустыни, он не встретил барханного червя, с которым могли совладать исключительно маги Огня.

В городе убийцу ждала очередная цель, заказанная Джокеру через гильдию убийц. Реми не раздумывая взял заказ, лишь потом осознав, что ему придётся идти не куда-нибудь, а в Муарак, да ещё пересекать край пустыни, либо ждать караван. Не желая связывать себя с другими людьми, тем более с сопровождением стражи и магов, парень, переоценив свои силы, отправился в пустыню в одиночку и пожалел об этом. Но работа есть работа, и Джокер не мог бросить её на полпути.

Заказанный молодой человек, по данным, предоставленным Центром, по несчастному для него стечению обстоятельств выбрал себе в подруги сердца не ту девушку. На вопрос Джокера, что к будущей жертве чувствовала сама девушка, дежурная по архиву не слишком любезно напомнила о последствиях чрезмерного любопытства.

Муараканец выбрал себе не кого-нибудь, а дочь богатого организатора и единственный владельца широкой сети подпольной торговли, который уже выбрал достойного претендента на руку дочери. Отца мало волновали чувства девушки, на первый план выходили связи, знатность и деньги. Потому нерадивого парня нужно убрать быстро, пока не случилась какая-нибудь беда, запятнавшая репутацию бизнеса или семьи.

Отец девчонки состоял в одном из семи Радужных домов – Оранжевом. Радужные дома располагали огромной властью и являлись древнейшими родами в Муараке. Зачастую они избирали и влияли на любое решение Сияющего Лорда, правителя страны песков и жара. Родоначальники домов были первыми, познавшими магию красных драконов людьми, каждый хотел встать у власти, из-за чего семь родов рассорились. Многие века Радужные дома воевали друг с другом, но никогда ни один из них так и не пал. Войти в одну из семи семей считалось очень престижным, многие люди мечтали об этом и готовы были положить жизнь ради своей мечты. Представителей Радужных домов лучше не оставлять за спиной как врагов. Отказаться от задания, значило навлечь смерть на себя и большие проблемы на всю гильдию убийц.

Оборотень как всегда постарался абстрагироваться от причин и мотивации, не углубляться в суть отношений жертвы с заказчиком, не искать оправданий последнему, не становиться судьёй. Цет доступно объяснил парню, что дело убийцы нести смерть, больше ничего знать не нужно, только ту информацию, что полезна для дела. Так и поступал Реми, но иногда ему ужасно хотелось вникнуть в дела людей, разобраться в них и убить понастоящему виновного, стать судьёй, очистить тем самым свою совесть; не ради денег, а во имя справедливости, которой так не хватало ему в детстве.

Убийца подавил в себе это желание, выделил информацию полезную для дела и отправился к жертве. Заткнув свою совесть обещанным огромным вознаграждением, Реми постарался отбросить все лишние чувства прочь.

Добравшись в сумерках до города, Джокер принялся следить за жертвой. Парень на вид оказался самым обычным простаком: воровать не умел, врать тоже, для него оставался только один путь – честно работать до конца дней своих. Честный труд облагораживал, но только не для плетущих интриги и воюющих между собой Радужных домов. Этот мир прогнил, в нём нет места добрым тряпкам. Либо убьёшь ты, либо тебя. И сейчас, за жизнью этого глупого простака послали его, Джокера.

В Муараке почитали стихию Огня и его младшую помощницу Цилинь-Радугу, здесь уважали всё, что связанно с пламенем, а к воде относились негативно. Вместо привычного чая и компота муараканцы употребляли густые кисели, сок из огнелиста и огненную воду. Мылись люди в дымных банях – особых конусовидных сооружениях, наполняемых дымом с приятным запахом, высушивающим кожу и убивающим грязь. На площадях устанавливали пылающие и радужные фонтаны, а в домах зажигали семь свечей. С цветами в Муараке дела обстояли более чем ярко, красили дома, волосы, брови, ногти, глаза, набивали разноцветные татуировки, одевались в немыслимые одежды, не поддающиеся логике. Вокруг сновали толпы ряженых вулканцев и светлокожих муараканцев. Реми почувствовал себя мрачной тенью в этом буйстве красок. Будучи чужаком, он очень сильно выделялся в этом море цветов. Ещё сильнее он привлекал внимание своим ростом! Муараканские мужчины по неведомой генетической прихоти были ниже женщин, а самые низкие считались самыми красивыми. Высоких мужчин в этой стране воспринимали как неуродившихся больных страшил.

Реми не обращал внимания на косые взгляды, что бросали на него люди. Он давно подавил в себе всякие эмоции, в том числе смущение и стыд. Его до сих пор занимали мысли о тени. Стараясь избавиться от них, юноша позволил себе развалиться в уличном кафе и хоть немного затуманить разум травой. Почитая Огня, люди не заботились о чистоте воздуха и нарушали один из самых караемых законов Аэфиса – курили. В Муараке курил каждый второй, начинали с детских лет и продолжали в глубокой старости.

Ухмыльнувшись, обдумывая столь разные законы двух соседних стран, Реми зажёг сигарету, в отличие от выпивки, к которой в организме убийцы развился иммунитет, трава возымела действие.

Жертва направилась вверх по улице. Убийца с досадой цокнул языком и отправился следом. Ему хотелось побыстрее покончить с заданием и отправиться в обратный путь, уже не через пустыню, а более долгой, зато комфортной дорогой по городам.

Около дома, где жила девушка, муараканец изо всех сил старался запрыгнуть на забор, чтобы перелезть его.

Ну и неумёха. Неужели такие бывают? Может ему пинок дать для скорости? Наблюдая за парнем, потешался Джокер. Прикинув свои варианты, оборотень решил действовать сейчас, неизвестно о чём и как долго будут говорить влюблённые на своей тайной встрече.

Бесшумно выйдя из своего укрытия, Реми направился прямо к парню. Он шёл, неслышно ступая во мраке ночи, и свет расступался перед ним, оставляя фигуру в тени. Парень, почувствовав пристальный взгляд на своём затылке, обернулся, посмотрел по сторонам, но никого не увидел.

Реми шёл медленно, не торопился, наблюдая, как муараканец сражался со стеной и своими неуклюжими ногами.

– Вам помочь? – из темноты спросил убийца, практически без акцента.

Парень, зацепившийся за кованые украшения изгороди, вздрогнул, испугался, разжал руки и опрокинулся со стены, прямо под ноги убийцы.

– Э-э, не-ет. Э, спасибо, – запинаясь, ответил он и, повернувшись, встал на четвереньки, затем принялся отряхиваться.

Джокер, не дожидаясь, схватил муараканца за горло, сдавив так, что тот захрипел, не в силах выдавить из себя ни звука, и рывком поднял его.

– Куда ты лезешь, парень? Ты что не знаешь кто она? – Говорить с жертвой, выясняя её мотивы – последнее дело для убийцы, но Реми не сдержался. Он не понимал, к чему вся эта глупость? Зачем подставляться из-за какой-то девки? Что творилось в голове муараканца?

Парень в ответ хрипел, дрыгал ногами, не доставая до земли, пытался руками разжать хватку – тщетно.

– Тебя заказали. Ты умрёшь, – спокойно, без тени эмоций, проговорил Реми.

– Я люблю… кхэ… ты… не поймёшь… кхэ, – просипела жертва, чьё горло сдавливала железная хватка оборотня.

Убийца бросил парня в забор, чтобы, ударившись башкой, человек выбросил глупые мысли. Муараканец схватился руками за горло и закашлялся.

– Я не понимаю, зачем терять жизнь из-за глупого чувства. Ты же знаешь, что никогда не сможешь быть с ней. Так почему…

Реми не понимал, зачем пытался достучаться до идиота, но тот был его ровесником. Ровесником, который не испытывал все те горести, что пережил оборотень, всю ту боль, что превозмогал. Муараканец не подавлял собственные чувства и упрямо делал то, что считал нужным, именно этим он встал Реми поперёк горла.

– Потому что это моя цель, – перебил его парень. – А какая цель у тебя? Что тобою движет? Я люблю, и я хочу быть с ней. Я хочу этого сейчас и это делаю. Глупо думать о будущем, которое возможно не настанет, но сейчас я буду счастлив! – всё больше распаляясь с каждым словом, одну за другой кидал он в убийцу пламенные фразы.

– Сейчас ты будешь мёртв! – Джокер всадил кинжал парню в сердце и провернул для надёжности. Мёртвое тело упало к ногам оборотня, лужа крови начала растекаться по мостовой. Джокер склонился, чтобы оставить на лбу жертвы символ масти червей и увидел улыбку на губах юноши.

Вот дурак, подумал Реми, но тут вспомнил легенду о появлении оборотней «Один впился в шею, другой терзал плечо, а девушка улыбалась». Почему они улыбаются?

Закончив вырезать ироничное сердце – как последний мотив юноши, – Джокер оттащил его в ближайшую канаву и там бросил. Кровь пришлось припорошить песком, чтобы она не бросалась в глаза. Покончив с делами, оборотень пошёл прочь.

Моя цель? Какая у меня цель? Я убил Хаарта, что дальше? Марджи и старую ведьму убил Падший. Просто убивать всех подряд? Стражников я не могу убивать и членов других гильдий – гильдия убийц запрещает подобное. Только по заказу, только за деньги, но мне не нужны деньги! Нет больше той искры. Всё стало легко. Нет азарта и танца со смертью, когда жизнь на краю. Ставки обмельчали. Теперь это просто работа. Убийство стало работой, а я хочу большего! Я хочу получать наслаждение, хочу делать правое дело. Почему деньги есть только у гадов, а заказывают дураков, вроде этого парня! Что за глупый парень? Любовь. Любовь – это болезнь, помутнение рассудка. Глупость. Глупость для дураков, таких как он. Другое дело месть… но я отомстил почти всем… остались только стражники… Стражники, маги, архимаги – все эти ублюдки, которые приговаривают людей к смерти просто так и платят проклятым серебром. Кто бы убил их самих, сделав этот мир чище!

Всю дорогу по Муараку и Аэфису Реми обдумывал слова того парня. Он делал что хочет, а что хочет делать Реми? Больше двух лет он состоял в гильдии убийц. Он известный убийца Джокер. Он прародитель легенды о Тени. Но что дальше? Надо же отомстить за дядю. А кому мстить? Гильдия убийц не предоставит нужную информацию. Да и если посудить, стражники выполняли приказ. Чей? Кто его отдал? Кто стоял за этим? А если это маги? Правительство? Что сделает гильдия, попробуй я, Джокер, убить мага?

Реми шёл по улице Искры, не находя ответа ни на один свой вопрос. Ему нужно забыться! Он так устал думать, ломать голову. На него постоянно обрушивались проблемы, как же он устал! Но кто ещё подумает о его будущем, о его желаниях?

Порывшись в кармане, юноша извлёк на свет сигарету и закурил. В моменты смятения это единственное лекарство от дурных мыслей.

Убивать людей дальше. Делать свою работу и получать плату. Но зачем? Если эти деньги не на что тратить. Нужна цель. Убивать ради чего-то большего. Ради отмщения. Ради оборотней. Ради будущего.

Ворон слетел с крыши дома, и приземлился в нескольких шагах от убийцы.

– Нужна цель, – пробубнил Реми чёрному ворону, а затем спугнул птицу ногой.

Ворон каркнул и замолотил крыльями, пытаясь взлететь. Джокер ухмыльнулся над стараниями пернатого падальщика, и выпустил облако дыма.

Глупая ворона. Я мог бы убить тебя легко, как выдыхаю дым, как дышу. Я мог бы убить,… но ты жива, всё ещё…

– Ни с места, – раздалось как в тумане.

Реми медленно повернул голову. Его окружили двое стражей с алебардами на изготовке, двое лучников взяли его на прицел. Убийца прикидывал, как лучше с ними разобраться: начать следовало с правого стража, а вторым прикрыться от стрельбы. Глаза оборотня медленно двигались, просчитывая свои ходы. Он хотел мстить стражникам – судьба преподнесла ему шанс. Только эти молодые, они точно не причастны к смерти дяди. Есть ли смысл убивать всех?

За что его вообще схватили? Он просто шёл. Стражник ответил на его вопрос, приказом.

– Брось сигарету!

Убийца уставился на свою левую руку. Сигарета! Ну конечно! Он же в Аэфисе, почитающем Ветер. Здесь курение приравнивается к преступлению против стихии и Поднебесного Правителя и карается лишением титулов, заточением на неопределённый срок, либо пытками, вплоть до отсечения частей тела.

Юноша разжал пальцы, и сигарета медленно полетела на землю. В это время он еле заметно подался вправо.

– Даже не думай, – сообразил стражник и нацелил острие пики ему в сердце, – с нами маг.

Реми напрягся, маг – это весомый аргумент. Из-за спины лучника вышла невысокая, худенькая девушка, в фиолетовой одежде. Она выглядела беззащитной и хрупкой, но внешность обманчива, если дело касалось магии.

– Затушите сигарету, пожалуйста, – певучим голоском отозвалась маг Воздуха. Реми послушался. Чёрт знает, на что способна эта девица в фиолетовом костюмчике.

– Вы арестованы, – вмешался стражник.

– А стоит ли? Может, решим всё здесь и сейчас. Зачем тащить меня в тюрьму? – поинтересовался юноша.

– Вы следовали нашим требованиям и не оказывали сопротивления, это смягчит наказание, – ответила девушка.

– Ха-ха, так что сперва в тюрьме погниёшь, а потом отберём все твои денежки, чтобы неповадно было, – добавил весёлый стражник.

Реми решил не нарываться, не зная силы магички, а потому послушался и последовал за стражниками. Молотившийся минуту назад крыльями ворон так и не улетел, а сидел и смотрел, он закаркал, потешаясь над судьбой убийцы.

Пройти столько всего, совершать чудовищные убийства, ни разу не попасться стражникам, и в итоге загреметь в тюрьму из-за сигареты. Насколько же глупое устройство аппарата исполнительной власти, что в Аэфисе царил такой разброд приоритетов. А всё потому что у власти маги-идиоты!

Перед тем как посадить Реми в камеру, ему произвели обыск: ощупывая ноги и тело парня, стражник то и дело натыкался на оружие. Когда же дело дошло до плаща, с его сотней тайных кармашков, пернатый взвыл. На ощупь он чувствовал предмет, но найти потайной карман попросту не мог.

– Может, вы просто плащ снимите? – уставши стоять с поднятыми руками, предложил Реми.

– Нечего тут умника строить! – заорал стражник, но потом недовольно добавил, – раздевайся.

Забрав плащ и всё оружие, что носил с собой убийца, стражники заперли его в камере сторожевого поста. Магичка проводила преступника до дверей башни, а затем отправилась с другой сменой патрулировать город.

Сделав шаг в камеру, Реми проверил сапогом пол, окинул взглядом решётки на окнах и на двери. Прутья выглядели крепкими, не ржавыми, и шли сеткой, совсем не как в Белом Клыке.

Что ж, осталось проверить на прочность запоры, подумал оборотень, но стражник, приставленный к камере, добротно выполнял свою работу и не покидал пост.

Прошёл день. Стражники обещались отправить посла в гильдию убийц, так как путём долгого сравнения узнали в парне Джокера с розыскной листовки. Реми лежал в углу камеры, облокотившись на стену и закинув руки за голову, ему не хотелось, чтобы из тюрьмы его доставала гильдия. Это – позор. Тем больший, если за ним придёт Седрик. Цет и ассасины разочаруются в молодом убийце, с репутацией будет покончено. Ещё больший позор то, что его поймали не за убийство, а за чёртов косяк! Сигарету! Вот идиот! Седрик не упустит шанса поглумиться.

Дождавшись следующей ночи, когда стражник, решив, что преступник не буйный и не пытался сбежать, отправился дежурить на посту в соседней комнате, Реми достал припасённые отмычки Николаса. Пришлось выдрать их вместе с пучком волос – вернувшись из Муарака, оборотень не удосужился расчесать свою гриву.

В тюрьме Искры оказались ригельные замки, опытный вор мог взломать их используя обычный карандаш. Не провозившись и несколько минут, убийца вскрыл замок и вышел из камеры. Он, было, сунулся за своим плащом, но тот лежал под самым носом часового, пришлось забыть о плаще. Ничего, гильдия выдаст новый, надеюсь.

Вернувшись и тихо ступая к противоположной стене, где стояли коробки, Реми увидел тёмную полосу на полу. Подпихнув в неё песок, парень с удивлением обнаружил, что он ссыпался. Трещина! Тихо отодвинув мешающий ящик, и зацепившись за трещину, оборотень поднял крышку люка, вниз вели ступеньки. Внутри узкий проход наполнял густой мрак, но Реми, надеясь на своё волчье зрение, не раздумывая, прыгнул вниз.

Крышка захлопнулась, и сверху послышался звук шелеста, словно ветер зашумел в листве, а затем посыпался песок.

Искра напичкана тайными ходами, подумал юноша и мысленно поблагодарил архитектора южной столицы.

Некоторое время Реми шёл в кромешной темноте под землёй, задевая плечами боковые стенки, а затем спотыкнулся о ступеньку, ведущую наверх. Тайный ход выводил на поверхность, не так далеко от сторожевого поста, на маленькую аллею – вход в сад.

Реми нахмурился, жалея о потере оставшегося у стражи плаща, множества оружия и полезных предметов, что находились в карманах, но жизнь дороже одежды. Засунув руки в карманы, парень побрёл по роще. Неизвестно как скоро его хватятся.

Над головой пролетел ворон. Чёрный его силуэт выделялся на фоне звёздного неба. Повеяло ночной свежестью, лёгкий ветерок трепал волосы убийцы. Ворон парил, спускаясь к одному из деревьев, а затем захлопал крыльями и сел на плечо человеку, которого оборотень заметил лишь сейчас. Реми незаметно вытащил руки из карманов штанов. Стражники забрали у него всё, но он убийца, он сам оружие, и сможет использовать всё, что попадёт под руку, именно этому учили рекрутов, приходивших в гильдию.

Реми смотрел на фигуру, но та не шевелилась, одними глазами осмотрев остальные деревья, и не заметив больше никого и ничего подозрительного, Реми вновь взглянул на фигурку. Та приблизилась! Когда? Как? Ведьлюбое движение сразу бы попало в периферическое поле зрение, к тому же Реми не слышал шагов!

– Здравствуй, Тень, – произнёс красивый, мелодичный, мужской голос. Фигура подалась ещё ближе, и оборотень смог разглядеть стоящего перед ним юношу, чуть постарше самого Реми. Он был чуть ниже, обладал узким хорошо очерченным лицом с острым подбородком и высокими скулами, с тонкими бровями и со слегка раскосыми чёрными глазами, что смотрели высокомерно, но… заинтересовано. Длинные чёрные волосы, выбившиеся прядями из глубокого капюшона, напоминали маховые перья. Юноша, закутанный в тёмную мантию, был красивым и в тоже время обладал отталкивающей аурой.

– Кто ты? – спросил Реми, собственный голос показался ему мерзким скрежетом металла о камень, после мелодичного, гипнотизирующего, слегка хриплого приветствия незнакомца. Стоило ему открыть рот, как вновь полились гипнотизирующие певучие звуки:

– Я тот, кто даст тебе то, в чём ты так нуждаешься, – загадочно проговорил юноша. Ворон на его плече повернул голову и чёрным глазом пристально уставился на оборотня.

– Что же? – не без доли сарказма, поинтересовался убийца.

– Цель. – Чёрные глаза отразили свет далёких фонарей, на тонких губах заиграла зловещая улыбка.

Зелёные глаза оборотня сверкнули. Цель. Ему дадут цель. Откуда он узнал? Кто этот парень такой? И какую цель незнакомец мог предложить Реми?

– Что же это за цель? – скептически спросил оборотень.

– Тебе нравится убивать, чувствовать опасность, ходить по острию ножа, но в гильдии всё наскучило. Не так ли? – певучий голос стал проникать внутрь Реми. Убийца напрягся, то, что говорил этот человек – правда. – Ты бы хотел убивать тех, кого гильдия убийц называет союзниками, разве нет? Что-то заставляет тебя задуматься. Заказы делают настоящие злодеи, а ты вынужден убивать неповинных. – Вновь этот странный человек попал в точку, именно об этом думал Реми, возвращаясь в надгорный край.

– Разве ты не хочешь привнести немного справедливости в этот мир? – И снова, правда. Да кто этот тип? Реми чувствовал, как тонет в бездонных глазах незнакомца, как его затягивает, словно в чёрную дыру и не за что зацепиться.

– Ты хочешь стать свободным, – это уже не было вопросом, человек в тёмной мантии утверждал. Словно огромная пасть скримиона появилась вокруг, а Реми стоял в её центре, зубы поднимаются, становясь непреодолимой решёткой, и вот-вот сомкнуться, и оборотень навсегда останется в чёрном небытие.

– Да кто ты такой? – не выдержал Реми, пытаясь отвести взгляд. Он посмотрел на ворона, но наваждение не отпустило.

– Я – Карасу, – выделяя каждое слово, представился незнакомец.

Карасу? Что? Так, кажется, на древнем языке будет ворон. Так это он следил за мной с помощью того ворона? Что за хрень? Какой к чёрту Карасу?! Этот парень больной.

– Мне это не интересно, – соврал оборотень и отвернулся, желая разорвать порочный круг из манящих слов и поглощающих, словно чёрные дыры, глаз. Напрягая каждый свой орган чувств, он остерегался нападения со спины. С виду, он просто нехотя побрёл дальше по роще.

– Я могу предложить тебе больше, чем гильдия убийц. Я верну тебе цель и мотив для убийств, ты бы вновь почувствовал азарт жизни. Конечно, если ты сам этого хочешь, – мужчина развёл руками, а потом также отвернулся и пошёл прочь.

Реми остановился. Долг перед гильдией боролся в нём с долгом перед собой, перед дядей. Он хотел большего! Жаждал! Он хотел мучить, когда убивал, хотел знать за что убивал, хотел сам решать за что и кого убивать, хотел изменить мир! Все в его возрасте мечтали изменить мир, но Реми знал, что именно ему это под силу! Нести справедливость, решать судьбы, вновь почувствовать себя живым, вновь лихорадочно сражаться за свою жизнь. Или найти через этого шпиона тех, кто приказал убить дядю. Он хотел отомстить! Отомстить не за себя, нет, за себя он отомстил, он хотел мести за своего дядю! Убить их всех! Всех, кто повинен в его смерти!

Где-то в глубине тёмной души Реми хотел найти друга, что разделял бы его взгляды на жизнь, но в этом он не смог признаться даже самому себе.

Он остановился, обернулся, мужчина уходил. Реми вынул серьгу из уха и в мгновении ока оказался за спиной Карасу. Убийца схватил его и приставил острый край серьги к сонной артерии на горле юноши. Тот не ожидал атаки, по крайней мере, выглядел пойманным врасплох.

– Я хочу! Но тебя это касаться не должно! Ты умрёшь, – процедил оборотень сквозь зубы. Он не мог последовать за каким-то идиотом с ручной птичкой, гильдия найдёт Джокера и уничтожит. Гильдия убийц это на всю жизнь!

– Ты убьёшь меня серёжкой? – с издёвкой спросил мужчина.

– Ты думаешь, я не смогу убить серёжкой? – прорычал в ответ Реми.

Карасу засмеялся.

– Как мне это нравится, – вдруг сказал он и рассыпался на чёрные перья, а за спиной убийцы, собравшись из перьев, смеялся другой такой же Карасу.

Реми обернулся. Что ещё за чёрт? Их двое? Магия?

– Магия, магия – подтвердил юноша.

– Ты и мысли читаешь?

– Нет, – всё ещё смеясь, ответил Карасу. – У тебя всё на лбу написано.

– Что тебе надо от меня? – рявкнул Реми и пожалел, он вновь попал под влияние гипнотического голоса и стал проваливаться в чёрные омуты глаз.

– Предложить тебе сотрудничество, – пожал плечами молодой человек. – Ты убийца, мастер своего дела, действуешь эффективно. Ты гений, так же, как и я, – не без гордости утвердил Карасу. – И тебе мало того, что доступно убийцам. Ты так же, как и я хочешь изменить этот мир. Я знаю, за что ты хочешь отомстить этому миру, и я тоже. Но ты запутался, а я знаю, что нужно делать. Я видел, как ты мучился в поисках ответов, которые гильдия тебе не даст, и умирал. Я дам тебе ответы, которые ты так стремишься получить, а ты поможешь мне. Вместе мы очистим мир от гнили, мы сможем сделать больше, чем в одиночку, – с довольной улыбкой развёл руки в стороны юноша. Широкие рукава его чёрного плаща повисли, напоминая крылья ворона, что, пытаясь удержать равновесие на плече человека, расправил свои.

Незнакомец предлагал не просто работать на него, он манил целью, ответами, шансом сделать нечто больше, чем просто убийство, нечто новое, захватывающее, опасность, хождение по острию ножа, танцы со смертью, но главное смысл и мотивацию. Вместе они свершат что-то выдающееся, положат конец тирании и несправедливости.

Реми не мог выплыть из окутавшей его черноты воронёного плаща Карасу, его разметавшихся на груди волос, из глубины его затягивающих чёрных глаз, из объятий ворона, что тот сомкнул за спиной оборотня. Убийцу окутали слова, проникли в разум, бороться с ними он не мог, они летали, кружили, звучали вокруг, а тьма сгущалась, иссиня-чёрные перья смыкались, подхватили Реми и подавили сопротивление.

«Ты сможешь отомстить всем: людям, стражникам, магам, правительству, всему Аэфису» звучало в голове оборотня его собственным голосом. «Ты сможешь изменить мир, перестроить его под себя. Ты создашь страну, где сможешь назваться своим настоящим именем и не бояться; страну, где не будут страдать дети и умирать друзья; страну, которую назовёшь домом».

– Хорошо. – Реми сдался. Больше всего на свете он хотел бы обрести дом. Дом, где бы его ждали и радостно встречали и любили.

Наваждение отступило, Реми смог собраться и вернуться к своей прежней личине не доверяющего никому убийцы. Сверля взглядом знакомца, Реми сквозь зубы добавил:

– Я пойду за тобой, но я сам буду решать, что мне делать и когда, – поставил своё условие оборотень.

– Я думаю, мы сумеем прийти к компромиссу. И ещё кое-что, – Карасу поднял свой длинный изящный палец.

– Что?

– Мне не нужен Джокер, мне нужен Тень, – недобрая улыбка расползлась по лицу юноши, оборотень увидел собственное отражение в чёрных глазах таинственного незнакомца.

– Тогда я стану Тенью. – Глаза Реми полыхнули зелёным огнём.

Тень

– Ты завершил все дела в Искре? – поинтересовался Карасу, гипнотическое давление отпустило, и оборотень ощутил себя слегка потерянным во времени и пространстве. Он изогнул бровь, глядя на собеседника. Чёрный ворон слетел с плеча юноши и закружил над ними в ночной тиши. – Покончи с делами сейчас и отправимся в путь, – предупредил молодой человек.

– В тюрьме у меня забрали плащ и оружие. Без них непривычно, – признался убийца.

– На том сторожевом посту? Пойдём, заберём, – пожал плечами Карасу. Он решал всё быстро и не давал времени задуматься, либо растягивал слова и погружал сознание собеседника в тягучую массу собственного сознания.

– Мне что, возвращаться туда? – опешил Реми.

– Да, – коротко бросил юноша.

– Я оттуда сбежал, не просто так. Меня посадят, как только увидят, – напомнил оборотень, нахмурившись.

– Нет, – развернувшись в сторону поста, отмахнулся юноша.

Голова Реми шла кругом: как он мог вернуться к стражникам и избежать наказания за побег. Карасу держался настолько легко и уверенно, что оборотень замер.

– Так ты идёшь? – не обращая внимания на пристальный взгляд Тени, осведомился юноша.

– Ты спятил?

– Один я не пойду, это твои вещи. К тому же лень делать круг, – честно признался Карасу.

Реми не мог придумать ничего лучше, как послушать незнакомца и возвратиться с ним в сторожевой пост.

– Если меня посадят, уж поверь, я найду способ добраться до тебя, – посулил Тень. Карасу ничего не ответил и пошёл вперёд, убийца опустил взгляд и заметил из-под подола чёрного балахона концы серебристых лент – отличительного знака мага Воздуха.

Маг Воздуха? Что за?!

Распахнув двери сторожевого поста, маг зашёл внутрь, его балахон раскрылся от резкого жеста, сполз с плеч, повиснув на локтях, и открыл взору тёмно-фиолетовую мантию мага Воздуха с насыщенным синим отливом. Маг гордо прошествовал внутрь, словно к себе домой, и осмотрелся. Стражник опешил от подобной наглости, заметил ленты и преобразился: приосанился, подбежал к Карасу и осведомился, по какому поводу благородный маг посетил сторожевой пост. Реми стоял чуть в стороне за спиной мага, но пернатый не обращал внимания на оборотня и в упор его не видел.

– Недавно вы задержали типа, отравляющего воздух, – небрежно бросил Карасу. Голос его взлетел стаей воронов и заполнил всё помещение, чёрными перьями окутывая разум стражника и застилая его глаза.

В свете энергетических ламп, разработанных инженерами во времёна правления Сильваны, убийца рассмотрел одежду мага: чёрный балахон, похожий на тот, что носил Хаген, но без узора из падающих звёзд, волочился по земле; его широкие рукава напоминали крылья; под ним узкая, обтягивающая торс, мантия мага Воздуха, к которой на груди были пришиты две не очень широкие белые ленты. На лентах едва заметно переливалась вышивка серебреных нитей, составляя загадочный узор.

– Да, уважаемый маг, – отчеканил молодой стражник.

– Мне нужен его плащ.

– Э, хорошо, – пернатый засомневался, зачем магу личные вещи убийцы, но перечить Карасу побоялся. – Вот плащ. – Рука в перчатке указала на корзинку с вещами убийцы.

– Бери. – Маг махнул рукой, обращаясь к Тени. Реми с неприязнью бросил взгляд на Карасу и отвернулся. Манеры мага раздражали оборотня, но он подошёл к корзине, потому что не хотел лишаться плаща.

– Оружие тоже возьми, – добавил Карасу. Стражник рядом с ним стоял молча и смотрел в одну точку, словно задумался о цели собственной жизни. Он не пытался препятствовать ограблению.

– Долго тебя ждать? – нетерпеливо спросил Карасу, наблюдая, как Реми собирал все свои ножи. – Возьми корзину и всех дел.

Оборотень стиснул зубы, манера мага небрежно бросать совет за советом, словно кость псу, раздражала, но ещё больше парня злило, что сам он не додумался до того же. Реми сдержал порыв прикончить Карасу, взял корзину и пошёл к выходу.

Я убийца с репутацией, глупо выказывать эмоции на слова ничтожного мага. Я выше него, выше мира, я – смерть!

Карасу не сдвинулся с места, он смотрел стражнику в глаза так, словно опутывал человека оковами и пытался проникнуть ему в душу. Глубокий, хорошо поставленный голос наполнил стражника:

– Ты ничего не вспомнишь.

– Да! – ответил стражник и на негнущихся ногах пошёл к своему месту, где сел на стул.

Реми не мог видеть, что произошло во время зрительного контакта, но стражником в последний момент явно управлял не долг перед магами, а нечто иное, потусторонняя сила.

– Куда мы направляемся? – покинув сторожевой пост, поинтересовался Реми, облачаясь в свой плащ, и закрепляя ремни с ножами на поясе.

– К замку. Здесь нам больше делать нечего, – ответил маг и направился вверх по лестнице к воротам, ведущим прочь из города.

Реми кивнул, но было ещё кое-что что не давало ему покоя.

– Что на счёт гильдии убийц? Они имеют нехорошую привычку следить за своими членами. И дезертирство не поощряют, – в лоб осведомился убийца.

– Скажи, что ты нашёл постоянную работу, – пожал плечами Карасу, на устах его танцевала весёлая улыбка.

– Их это не устроит, – после непродолжительного молчания ответил Реми. Он не думал, что маг предложит такую глупость. – Они найдут меня. Придут и убьют нас обоих, – настала очередь убийцы пожимать плечами.

– Так покинь гильдию, – предложил маг.

– Убийца – профессия на всю жизнь.

Карасу молчал некоторое время, затем негромко промолвил, придав голосу загадочности:

– Не беспокойся. Пока я рядом, ты надёжно сокрыт от шпионов гильдии.

– Как? – требовательно спросил оборотень.

– Ма-ги-я, – по слогам произнёс свой простой ответ черноволосый юноша.

– А потом? Не ходить же мне вечно с тобой за ручку, – не остался в долгу оборотень. Маг в ответ улыбнулся и добавил:

– Когда придём в замок, я найду решение.

Путь к замку занял около двух недель, путники неторопливо шли по направлению к Белому Клыку. По дороге Карасу заходил в каждую деревню, останавливался в лучшем номере постоялого двора, придирался к еде, ел только самые свежие и вкусные блюда, заказывал ванну после каждого небольшого перехода, и ни в чём себе не отказывал, получая все довольства даром, пользуясь своим положением в обществе и наживаясь на обязанности людей предоставлять всё необходимое магам бесплатно. Реми не мог похвастаться таким же отношением к собственной персоне, ему приходилось оплачивать свои прихоти. Маг не испытывал ни капли стеснения, иногда забирая у деревенских жителей последнее и доводя их своими придирками. Он путешествовал без денег, но получал всё желаемое.

Путешествуя налегке со всеми удобствами, Карасу не терял ни капли своего лоска: будучи всегда чистым, сытым, аккуратно одетым, причёсанным и отдохнувшим. Он шёл легко, не принуждённо, не скрываясь и не таясь, словно делал обход своих владений, а не замышлял переделать мир.

Поначалу оборотня злило поведение мага. Реми – сирота, вор, разбойник, бродяжка, оборотень не мог позволить себе быть собой. Даже теперь, будучи убийцей, зарабатывая огромные деньги, он вынужден был скрывать свою волчью суть, притворяться кем-то ещё, подавлять эмоции, запереть на замок чувства. Где та справедливость, о которой болтал Карасу?

Но чем дальше путники продвигались в своём странствии, тем отчётливее Реми понимал, что Карасу, специально заходил в каждую деревню: он наблюдал, оценивал, беспристрастно анализировал; сопоставлял реальность с тем, что писали газеты. Юноша проверял обывателей, насколько хорошо им жилось, и как они относились к магам. Иногда он задавал вопросы, не беспокоили ли жителей деревень чудовища, нелюди, нечисть или ещё кто. Реми понимал, что этими вопросами маг узнавал отношение простых людей к другим расам и остальному миру. Он также спрашивал народ о налогах и новых законах, и на любые просьбы в свой адрес отвечал неизменным «Посмотрим».

Разгадав, таким образом, мотивы Карасу, Реми проникся к нему большим уважением, но подозрительность, ставшая неотъемлемой частью его жизни, не давала убийце расслабиться в присутствие этого человека.

– Как маг Воздуха, ты подчиняешься непосредственно Поднебесному, так? – издали начал Реми, когда путники покинули очередную деревню.

– Я не служу Поднебесному, не желаю подчиняться сопляку, за которого всё решают другие, – презрительно выдал Карасу.

– Потому хочешь свергнуть его? Занять его место?

Карасу поднял бровь и наградил спутника долгим изучающим взглядом.

– Я хочу изменить мир, а не стать придатком в опостылевшей системе. Сейчас складывается подходящий момент, – добавил юноша тише.

– О чём ты?

Карасу с загадочной улыбкой взглянул на Реми, но оборотень не понял безмолвного намёка.

– Словно парад планет, скоро события выстроятся в ряд и составят необходимую комбинацию. Я должен внести свою лепту. – Взгляд его чёрных глаз сделался пронзительным и устремился вперёд. – С твоей помощью, – добавил он снисходительно.

Реми окончательно запутался в загадочных речах мага. Объяснив не желание говорить о планах и целях прямо экстравагантностью всех магов, оборотень перешёл к делу.

– Бывал ли ты в библиотеках Башен?

– Бывал, изучал, а что тебя интересует? – Лицо Карасу преобразилось и напомнило оборотню лисьи маски с маскарадов Ёкайёру – прищуренные глаза с хитрым блеском, растянутая улыбка, выражение собственного превосходства.

– Знаешь ли ты что-нибудь о шиноби? Где их можно найти? – теряя надежду получить внятный ответ, Реми всё же озвучил свой вопрос.

– Шиноби? – удивился Карасу. – Затем тебе шиноби?

– Побеседовать с ними, – туманно ответил Реми.

– О тенях? С которыми у тебя особые отношения, – догадался маг.

– Возможно, – с подозрением поглядывая на собеседника, протянул оборотень. Карасу поражал своей осведомлённостью. – В книгах есть записи, что шиноби развивают необычные способности.

– Я читал о чём-то подобном. Есть примета, возможно основанная на умениях шиноби и тоже связанная с тенями, – припомнил маг.

– Что за примета? – заинтересовался Реми.

– Не дай ступить на свою тень, – задумчиво произнёс Карасу.

– А что будет, если наступить?

– Ты не знаешь этой детской присказки? – усмехнулся юноша. Он поднял изящный палец и стал читать речитативом:

– Пока горит на небе день,

Не дай ступить на свою тень.

Или ты станешь, как мишень,

Тебя коснётся ашур сень,

И встанут мысли набекрень.

И остальная дребедень. – Махнул рукой маг. – Там очень много строк, каждый норовит добавить свои с выдуманными словами, но смысл в том, что ты станешь тенью сам. – И он продолжил:

– И станешь копией, как тень.

Остерегайся и надень

Защиты символ – цвет сирень.

И руки к небу ты воздень,

Не раньше, чем в полдень

Скажи слова, не обесцень,

Пока не съел их оборотень, – маг посмеялся и продолжил:

– Я хозяин, моя тень!

А злу пошли на глаз ячмень.

Будь аккуратен пока день,

А ночью завернись в постель.

Маг помолчал с минуту, а затем поделился собственным мнением:

– Какой-то убогий перечень рифм на слово тень.

– Но где они живут, эти шиноби? – вернулся к своему вопросу Реми.

– Откуда я знаю. Они же шиноби. Никто не в силах найти их, – пожал плечами Карасу.

Реми разочарованно вздохнул. Он надеялся получить от мага хоть какие-то зацепки, а в итоге – ничего, бесконечная детская присказка. Убийца отстал, задумавшись, он смотрел на кривые деревья, пробившие себе путь к солнцу меж камней горного кряжа. Под ногами хрустел щебень, перед оборотнем плыла тень Карасу. Бросив ехидный взгляд на спину мага, Реми сделал шаг в сторону чужой тени.

– Даже не пытайся, – не оборачиваясь, ехидно произнёс маг. – Со мной это не сработает.

– Потому что «защиты символ – цвет сирень»? – процитировал Реми детскую присказку.

– Потому что я – Карасу. Меня никому не поймать, – самодовольно заявил юноша.

– Ты засветил свою рожу в каждой деревне по пути, рано или поздно тебя найдут, – решил поддеть заносчивого мага Реми, нагнав спутника.

– Единственный, кто необдуманно светил своей рожей – это ты. – Карасу посмеялся, а потом обернулся к убийце и добавил с усмешкой, – прошу, и дальше заблуждайся на мой счёт.

Маг привёл Реми к скале, с одной стороны неприступной и крутой, с другой прямо в камне мастера прошлого выдолбили сеть тоннелей, крытых переходов, балконов и выступов, а фасад оформили в виде красивого древнего замка, какие возводили демоны в Сейтан Хейме, украшая их резными колоннами и мрачными орнаментами. Оборотень заметил, что всюду встречались изображение хищных птиц, в особенности воронов, перья и клювы, всё вокруг выглядело мрачным: чёрные полы, мебель из тёмных пород дерева, покрытая эбеновой морилкой, мрачные гобелены на серых невзрачных стенах, плотные занавески по краям огромных окон. Размеры окон поражали, но к сожалению, они располагались лишь с одной – южной – стороны. Несколько ниш выходили на запад и восток, а северная стена оставалась глухой. Карасу признался, что ему, как магу Воздуха, хотелось бы иметь окна со всех сторон света, и в будущем он планировал пробить несколько отверстий в скале.

Реми оценил расположение и неприступность замка, а также его внутренние размеры, мрачный интерьер ему пришёлся по душе. Убийца с трудом представлял себя в окружении нарядных цветов, рюшей и многочисленных подушек с ручной вышивкой.

В замке оборотень не встретил ни души, вокруг царило запустение, по углам висела паутина, на полу скрипел песок, повсюду витал запах затхлости, заброшенности и холодного одинокого камня. Реми покрутился, осматриваясь, и позлорадствовал:

– Я у тебя первый.

– Боюсь, что нет. Один из первых, – обернулся к нему Карасу. – Несколько деревенских девушек согласились помочь убраться здесь и протопить замок. К тому же скоро должны подойти ещё двое моих, – маг на секунду призадумался, – помощников. Иди пока, выбери себе комнату, обустройся. У меня есть дела, – высокомерно бросил Карасу и махнул рукой.

Выбрав себе комнату с окном, Реми не стал дожидаться женщин и сам в ней убрался, взбил перины, подмёл пол, собрал паутину по углам, просушил одеяло и подушку и постелил постель. На дверь парень смастерил себе простой запор из крючка и петельки, расставил стол и кресло на свой вкус. Окно оборотень мыть поленился, оставив остальное на уборщиц. Не зная, чем себя занять, убийца прогулялся по замку, изучил проходы и переходы, полистал пыльные книги в небольшой библиотеке и закашлялся, нашёл кухню и запасы крупы. Реми принюхался, не обнаружил следов плесени и гнили и сварил себе каши. Поев, оборотень решил, что предоставил Карасу достаточно времени разобраться с делами и отправился искать мага.

Посреди стойкого амбре затхлости и пыли запах свежести, исходивший от магов Воздуха, словно красная тряпка в глаза ударил в нос Реми. Судя по тёмному оттенку мантии Карасу не представлял угрозы, как маг Воздуха, но убийца счёл за лучшее не делать поспешных выводов и понаблюдать за юношей. Интуиция волка подсказывала Реми, что маг, встреченный ночью в парке, представляет скрытую опасность. К тому же оборотень не мог понять, что за странная магия внушения окутывала его вместе со словами незнакомца, зачаровывала и проникала в самую суть.

Лучше не злить этого парня, решил про себя Реми, постучал и, дождавшись приглашения войти, вошёл.

В просторном зале стоял длинный стол, во главе его сидел Карасу, с напряжённым лицом перебирая газеты и бумаги.

Реми осмотрелся и вальяжно развалился на стуле, в ожидании заданий. Маг молчал.

– Так кого я должен убить? – поинтересовался оборотень невзначай.

– Как же я хотел услышать этот вопрос, – оторвавшись от газет и расплывшись в довольной ухмылке, ответил Карасу. – Скажи мне, Тень, хотел бы ты сразиться с магом Воздуха?

С магом Воздуха? Ни хрена у него запросы. Он в курсе, что трогать магов противозаконно. В криминальном мире эту простую истину знают даже самые захудалые воришки. И вот маг предлагает мне биться с магом. В своём ли уме этот Карасу? Однако заинтриговал, ничего не скажешь. Кто способен победить мага? Способен или нет, это огромный риск. Готов ли я так рисковать ради лучшего мира? Обдумывал оборотень, лицо его при этом оставалось непроницаемым. Он хотел бы попробовать свои силы с магом, но опасался. В голове вспыхнули воспоминания о Озоне, где маг рукой поймал молнию, о Земье, где маги Земли и Воды устроили настоящий конец света. Убийца не представлял себе истинной силы стихийных магов.

– Зачем сражаться с магом Воздуха? Ты же сам маг.

Посмеивающийся всё это время маг, резко нахмурился.

– Не ровняй меня со всяким сбродом, – изящно подперев рукой подбородок, Карасу заговорил спокойным, задумчивым голосом. – Ты разве не знаешь, что воображают из себя маги, как ведут себя с людьми, чего добиваются. Они думают только о себе и всё делают лишь для того, чтобы им жилось хорошо, – Реми снова стали окутывать призрачные крылья, а чернота вороных перьев застила взор. – Иные прикрываются благими намерениями и вершат поистине чудовищную несправедливость. Вот. – Лист бумаги, легко брошенный человеком, долго парил в воздухе, и мягко упал в руки убийцы.

Магия что ли?

Посмотрев на бумагу, Реми насторожился и подозрительно посмотрел на сидящего во главе стола юношу.

– Это маг Воздуха, – заключил убийца.

– Да, – Карасу, внимательно следивший за своим новым приспешником, вновь ухмыльнулся. – Его следует убить первым. Он станет планкой, первым шагом на пути к изменениям.

– Почему я? – холодно переспросил Реми.

– Я наблюдал за тобой и счёл лучшим. Именно ты, тот, кто мне нужен, кто необходим для выполнения этих заданий, – медленно молвил маг, не отводя глаз от убийцы.

– Ты следил за мной? Как? – потребовал оборотень. Он чувствовал чужие взгляды на своих заданиях, но полагал, что то были наёмники. Каким образом за ним следил маг? Что за магию он использовал?

– Важно не как, важно то, что наши цели похожи. Ты же хотел справедливости, вот она, – маг указал на бумаги.

– Я убийца, я не судья, – напомнил Реми.

– И ты не хотел им стать? – слегка наклонив набок голову, поинтересовался Карасу, уста его растянулись в самодовольную усмешку. Его волосы чёрным водопадом рассыпались по плечам и отливали лёгким синевато-фиолетовым отблеском.

Реми промолчал, много раз он сомневался в необходимости убивать ту или иную жертву, много раз он задумывался о том, чтобы выяснить, кто заказчик и покончить с ним, тем самым сделав мир лучше. Много раз, но каждый раз он вспоминал слова Цета «убийца не судья, он исполнитель».

– Признайся, что ни разу не хотел вопреки заданию убить заказчика, и я найду другого на твоё место, – поставил ультиматум Карасу. У Реми складывалось впечатление, что этот маг способен читать мысли или проникать в разум собеседника. Он читал людей, как раскрытые книги и не скрывался, он знал всё об убийце, либо он гадал и от великой удачи попадал в яблочко.

– Я не считаю это светлой идеей, – недовольно проворчал Реми.

– Мне кажется, тебе будет интересен именно этот случай, – загадочно произнёс Карасу своим чарующим, глубоким голосом. – Этот маг разоблачил семью оборотней, что тихо и мирно жила в деревне. Он приговорил их к смерти. – Реми подавил волну гнева, внезапно поднявшуюся со дна волчьей души. Глаза его загорелись салатовым огнём, оборотень еле сдержался, чтобы не обратиться и не разодрать всех к сатанинской дочери. Маг говорил медленно, растягивал слова и делал паузы, словно специально давая Реми время переварить услышанное и справиться с яростью. – Эта семья оборотней никого не трогала и не обращала, они жили на окраине, выращивали кроликов и приторговывали дичью из леса. Я считаю мага неправым, и хочу, чтобы он умер первым, – лицо Карасу стало серьёзным, голос приобрёл жёсткость. – Он не так силён. Маг поддержки, не блистал особыми талантами в Академии. Ты справишься. Разве не заинтересовался?

– Может быть, – пробурчал Реми. Маги! Он с дядей тоже когда-то жил в деревне, никого не трогал, но пришли стражники, и убили дядю. Если бы Реми в тот момент был дома, его бы тоже убили, не посмотрели бы что он шестилетний мальчик, ребёнок. Оборотни в глазах людей виноваты априори. Что если и тех стражников послали маги? Кто ещё мог? – Но чем смерть мага поможет делу?

– Первым шагом необходимо ударить по магам, не так важно, что маг слабый, главное пустить кровь этой касте. Совет и Поднебесный должны увидеть, что маги не бессмертны и покуситься на них можно, а также можно и убить. Мы покажем им, что есть сила, которая не побоится выступить против магов и властей, поставить под сомнение их постулаты. – Чёрные глаза Карасу блестели, пока он говорил. В воздухе витала его увлечённость и жажда действия. Реми понравился пыл, с которым подходил к делу маг. Его энтузиазм заразил оборотня.

Бархатный голос Карасу струился, наполняя всё помещение, он отражался от стен и вливался в уши оборотня. Тот не мог сопротивляться проникновенной речи, не мог найти слабость или умысел в справедливых доводах и мудрых словах. Реми не заметил, как попал под влияние, не понимая, отчего звериное естество тихо скулит об опасности.

– Они должны вспомнить, что завещала нам Сильвана – страну для всех рас. И раз Совет не понимает обычных слов, мы напишем их кровью! – заключил Карасу.

Реми слушал тираду молодого человека и проникался чем-то вроде уважения к нему. Возможно, вместе они достигнут справедливости, смогут изменить мир, сделать его по завету Сильваны доброжелательным ко всем расам.

– Вместе мы изменим этот прогнивший мир! – Карасу в запале речи встав со стула, в упор посмотрел на убийцу. Чёрная мантия за его спиной шевелилась, свет померк. Убийцу затягивала тьма, уши заполнило шуршание крыльев и голос, продолжавший отражаться от стен и потолка, чарующий, гипнотический голос, он звучал и звучал, повторяя «вместе мы изменим мир», «вместе». Что-то происходило вокруг: каркали вороны на подоконнике; их глаза такие же чёрные, как у Карасу блестели и внимательно наблюдали за Реми. Стоило взглянуть в глаза магу, как чернота поглотила оборотня.

Реми тряхнул головой, прогоняя наваждение. Он сдавил пальцами переносицу и осознал, что забыл половину из того, что говорил Карасу, осталось лишь уверенность в его правоте. Убийца понимал, что впервые встретил человека, чьи интересы перекликались с его собственными, кто хотел лучшего для мира, для оборотней, и кто при этом имел влияние в обществе, а также обладал подходящими качествами, чтобы добиться цели.

Реми поймал себя на мысли, что Карасу возможно единственный маг, за которым он готов пойти куда угодно и убивать по его приказу.

Дурак! Рано делать такие выводы. Ты не знаешь этого типа, не знаешь, что у него на уме. Красивые речи ещё не всё, нужно подкреплять их делом! Вот на дела этого парня и посмотрим.

Карасу не притворялся дружелюбным, добрым и благочестивым, он был высокомерным, самовлюблённым и язвительным, он не подстраивался ни под кого и оставался искренним в проявлении своего характера. Реми понравилась эта черта мага. За свою жизнь он повидал разных людей, и насмотрелся, как притворные благодетели со слащавой улыбкой насиловали детей, били учеников и морили голодом товарищей.

– Будь осторожен с магами, – неожиданно сменив тему, продолжил темноволосый юноша. – Одна ошибка может стать роковой. Лучше всего действовать неожиданно, убивать их с расстояния, и не давать запомнить лицо. Маска в этом случае не поможет, маги видят сквозь предметы, как люди сквозь стекло. Не пытайся во чтобы то ни стало завершить дело с первого раза, если попался магу. Лучше беги. Если с первого раза убить мага не вышло, не повторяйся, придумай новую уловку. Самое действенное средство – обездвижить мага, но и самое сложное.

– Ты учишь меня убивать магов? А сам не боишься быть убитым, – ядовито осведомился Реми.

– Поверь, это не так просто, – самоуверенно закончил маг.

Реми сверкнул глазами, в гильдии убийц его учили таким способам убийства, о которых простой маг не мог и подумать. Карасу следовало поостеречься. И всё же убийца запомнил советы мага.

– Как же скрыть лицо, если маги видят сквозь?

– Я поразмышлял об этом по дороге и придумал кое-что. – Карасу изящным жестом вынул из-под чёрной накидки ремешок и лёгким жестом отправил его убийце. С внешней стороны чёрную, бархатистую кожу покрывали клёпки и небольшие шипы, на внутренней, мягкой стороне виднелись руны, что цепочкой тянулись от края до края. Небольшой ремень мог обхватить разве только шею, как ошейник.

– Ты издеваешься? – Реми перевёл недовольный взгляд на мага. Карасу посмеялся, своим поведением он нарывался на отравленный кинжал в спину. Неужели он рассчитывал, что Реми, истинный оборотень, наденет ошейник как послушная собачонка?

– Серьги малы, на них не поместились бы все руны, а носить их следует ближе к лицу. Я не ювелир, – развёл руками Карасу, – к тому же я торопился. Реми наградил его испепеляющим взглядом. – Если не хочешь, чтобы ассасины тебя нашли, как только ты покинешь замок – надевай, – испытующе глядя своими чёрными глазами, проговорил маг.

Реми осмотрел ошейник. Отвратительно! Как он мог прийти к такому? Носить ошейник – позор для гордого волка. Могу ли я считать себя гордым волком? Я терпел гораздо большее унижение, что такое ошейник в сравнении с плёткой и трусостью. К тому же на меня уже надевали ошейник прежде, железные кандалы в тюрьме Белого Клыка. Тогда никто не озаботился мягкой подкладкой. Реми застегнул пряжку и решил, что ремешок лишь символ, настоящие цепи связывали его с гильдией убийц. Если ошейник поможет избежать встречи с ассасинами и возращения в гильдию, оборотень будет его носить. К тому же ремень скрывал старые шрамы от железных оков – позора прошлого. Надеюсь, это сработает.

– И захвати, свежую газету «Время» на обратном пути, – притворно улыбнувшись, бросил маг вслед уходящему убийце.

«Скройся во тьме, задержи дыхание, подкрадись к жертве, скрой своё присутствие» – так звучало первое правило убийцы. Глупый маг совершенно не боялся смерти, он шёл по тёмной улице, одинокий, беззащитный. Реми неделю выслеживал его, тенью блуждая по городу и присматриваясь к каждому фиолетовому пятну в толпе.

«Узнай свою жертву» – правило два. Убийца преследовал жертву, бесшумно ступая по следам, скрываясь в тенях, отбрасываемых зданиями. Не о чём ни догадываясь, маг не удосужился применить охранные заклинания. Он размахивал руками, здоровался с богатыми лотеронами и не подозревал, что за ним следили с обеда. К чему мужчине остерегаться, он шёл по городским улицам своей родной страны, он – маг, фиолетовой одеждой выделяясь среди обывателей, кто бы посмел причинить ему вред.

«До того, как жертва узнает о твоём существовании, уничтожь её» – третье и главное правило убийцы. Невидимой тенью он подкрадывался. Реми подобрался к магу настолько близко, насколько это возможно при всём умении убийцы. Маг всмотрелся в витрину магазина, на двери висела табличка «закрыто», а продавцы тушили свечи и поднимались в спальни на втором и третьем этажах. Оборотень, притворяясь ленивым прохожим, медленно приближался. Свет фонаря освещал мага, бросая его тень под ноги Реми. Правдива ли примета, о которой рассказал Карасу. Оборотень загорелся желанием узнать.

Сделав шаг, убийца не мог думать ни о чём кроме тени мага. Вот она, совсем близко. Ещё чуть-чуть. Но нет!

Некий невидимый дух дёрнул мага Воздуха обернуться и взгляд его пал на убийцу. Реми застыл. Маг застыл, его глазки бегали из стороны в сторону, но он стоял как вкопанный и не колдовал.

Маги не могут быть настолько тупыми. Что с ним? Настолько растерялся?

В лавке кружевных вышивок потухли последние свечи. Реми сделал шаг к магу, но тот, выпучив глаза от страха, не делал ничего. Убийца приблизился и заметил, что маг едва заметно дёргался, но не двигался. Он не мог пошевелиться!

Оборотень кинул взгляд себе под ноги. Его тень изменила форму и захлестнула собой силуэт, отбрасываемый магом; она тянулась прямо к источнику света, не как тень, а как разлитая на мостовой лужа чёрной матовой краски.

Она работает! Примета работает. Я обездвижил мага своей тенью.

Послышался шорох за углом, маг взмахнул рукой, но прежде чем сработала магия, Реми вонзил нож в грудь и провернул. Кровавое, чёрное в тени от фонаря, пятно растекалось на фиолетовой мантии. Покончив с магом, невидимой ночной молнией Реми бросился за угол. По ночной улице, освещённой светом энергетических ламп фонарей, раздавался стук подошвы о мостовую. Свидетель в спешке удирал с места преступления.

Оставить его или убить? Может напугать, как следует. Глаза оборотня засветились. Напугать так, чтобы поползли слухи о Тени, убивающей магов. Дикая улыбка скривила губы убийцы.

Город остался остался далеко позади, когда оборотень уловил движение среди деревьев. Быстрые перебежки от ствола к стволу – так передвигались убийцы.

Гильдия убийц нашла меня! Почему именно сейчас? И почему ошейник не работает?

Но убийцы не остановились около Реми, они двинулись дальше. Трое, определил оборотень. Куда они спешили, он не знал, но порадовался что не по его душу.

Не заметили? Убийцы не заметили меня, не скрываясь идущего по лесу? Ошейник работает. Не знаю, как, но он работает. На что только не способна магия, мысленно поражался оборотень.

– Вот газета, – оборотень швырнул свёрток бумаг с заглавием «Время» магу. Тот поморщился, недовольный таким обращением со своей персоной, но газету взял. Пробежав глазами, он промолвил: «отлично».

– В газете пусто, – Тень откинулся на спинку стула. Его расслабленный вид лишь ещё больше указывал на готовность убить любого, кто осмелится проникнуть в комнату через дверь, или через окно.

– Естественно пусто. Убили мага Воздуха. Об этом нельзя кричать на каждом углу. – С каждой следующей просмотренной страницей зловещая улыбка мага расплывалась всё шире.

– Это же новость. Не каждый день убивают магов, – поднял бровь убийца.

– В этом-то и дело. А тебе что, нравится, когда о твоих подвигах пишут в газетах? – съязвил Карасу, на что Реми молча отвернулся и пробормотал:

– Как люди узнают о наших делах, если в газетах пусто.

– Наша цель не обыватели, а члены Совета и Поднебесный. Им, я уверен, уже обо всём доложили, – зловеще улыбнулся маг и продолжил. – Представь только, если бы газеты написали об убийстве. Что началось бы в народе? Убили не кого-то, а мага Воздуха. Сейчас мирное время, никаких нашествий или видимых врагов нет, а значит это внутренние враги. Враги государства, выступающие против власти, способные убить мага. Раз одни смогли, смогут и другие. Началось бы восстание. Ведь убийца поднял оружие не против стражи, а против людей, избранных Ветром. Пусти богу немного крови и люди перестанут верить в его бессмертие, сказал некто умный. Так мы и поступаем, но Совету не нужно чтобы народ знал. Читай газеты чаще, и ты заметишь сколь много в них политической пропаганды и сколь мало истины, – объяснял в своёй странной манере выражаться Карасу. – Нет. Такое событие ни в коем случае не должно просачиваться в народ. Естественно они умолчали, просто не сказали и всё.

– Разве не сам Правитель говорил, что народ в праве знать всё, – напомнил Реми.

– Ха-ха. Ты так наивен, мой друг, – посмеялся Карасу, а Реми сверкая глазами, пробубнил себе под нос «я никому не друг». Несмотря на схожесть целей, оборотень всякий раз одёргивал себя и старался не показывать магу свою заинтересованность. Он продолжал играть роль убийцы, лишённого эмоций и не имеющего привязанностей. – Политика – тонкая игра, – маг положил на стол ладонь ребром. – Нельзя говорить слишком много правды, – ладонь наклонилась в одну сторону. – Но и нельзя много врать, – ладонь наклонилась в другую сторону. – Чуть даёшь, чуть забираешь. Наклони слишком сильно и хрупкая позиция власти рухнет. Либо превратиться в бездумную демократию, либо станет жестокой тиранией. Как бег по острию ножа. Шаг влево, шаг вправо, и ты умрёшь – разрежешь сам себя. Это сложная игра, граничащая с безумием.

Для простых людей маги – это посланники Ветра, – продолжал Карасу. – Если Поднебесный далеко, где-то там, в Башнях он правит всей странной, как представитель Ветра на земле, то маги вот они, они рядом, – маг обвёл жестом вокруг. – В каждом городе есть архимаг, в деревни на задания отправляют магов. Если что-то случится, наводнение, засуха, нашествие нелюди, нечисти, монстров, маги защитят простых обывателей.

В головах людей, маги – это образ всемогущего человека, призванного служить людям. Именно поэтому магов любят, или тихо ненавидят, – поправился Карасу, – но всячески ублажают. Именно поэтому всё нам достаётся просто так. Мы маги, мы выше людей, мы практически выше закона. Конечно, если маг нарушит закон, стражник его арестует, но маги по определению не могут нарушить закон. И мы можем приказывать стражникам.

Что же будет с устоями, если вдруг в дурацкой газетёнке напишут статью о смерти мага. Ведь оборотни, которых он поймал и приговорил, сбежали. А оборотни в глазах людей кровожадные безумные монстры, питающиеся детьми. Такую информацию нельзя разглашать. Иначе репутация магов, правительства, самого Поднебесного Правителя пошатнётся, – ладонь Карасу сильно наклонилась в сторону.

– Главное не то, знают ли о нас простые люди. Главное, чтобы знало правительство, – подытожил маг. – И задумалось, – добавил он.

Слова темноволосого юноши проникли глубоко в разум Реми. Речи, наполненные мудростью, заполняли все его существо. Он словно плавал в потоках слов и не мог выплыть. Он боролся с порывом сладких звуков, но его неуклонно утягивало обратно. В какие-то моменты, Реми даже не разбирал самих слов, очарование и глубокий смысл были в самом звуке голоса. Этот голос внушал лишь то, что хотел его обладатель. Правильные обороты, срываясь с уст, описывали картину происходящего так, словно не существовало других вариантов и взглядов на проблему, лишь то, что донёс Карасу.

Реми не в силах был противостоять этой мудрости. В присутствии мага, он думал лишь в том направлении, куда гнала его речь. Ни за что бы убийца не хотел впутываться во все эти политические дрязги; лавировать на острие ножа, играть в игры, плести интриги. Это сложно, опасно, и как верно выразился Карасу – один неверный шаг, и ты погубишь самого себя, карточный домик из лжи и хитрости рухнет лезвием гильотины на шею. Всегда найдётся кто-то умнее, кто обхитрит, обманет, чьи амбиции будут больше, а ум прозорливей. Интриги палка о двух концах, не всякий способен понять, где опростоволосился. Уж лучше оставаться убийцей, выполнять задания и точно знать, где дал маху и почему из твоей груди торчит отравленное лезвие, решил про себя Реми.

Именно такие интриганы и занимали места в Совете, но каким же умом обладал сам Поднебесный Правитель? И Карасу? Что будет с ним, Реми, если когда-нибудь ихдороги с магом разойдутся? Почему он задумался об этом только сейчас? Убийца внезапно подумал о своём поспешном решении работать на странного мага.

– У меня для тебя есть новое задание, – после паузы заговорил маг.

– Снова маг Воздуха? – ухмыльнулся Тень.

– В прошлый раз ты справился замечательно. Застал мага врасплох. Думаю, и на этот раз получиться, – согласился Карасу.

– Маги те же люди, – хмыкнул убийца.

– Многих ли магов ты встречал? – заинтересовался юноша.

– Хм. У одного украл билеты на дирижабль; прятался от магов, натягивающих сеть для фатили; ну и в тюрьму меня проводила какая-то щуплая магичка. Но ты первый с кем довелось так близко общаться, – признался Реми, подивившись, с чего вдруг он разоткровенничался.

– Не делай выводов о магах по их внешнему виду. Может та девчонка и слабый маг, но рядом с четырьмя солдатами она дала бы тебе фору, – усмехнулся Карасу.

Убийца вопросительно поднял бровь.

– Пока бы ты выносил алебардщиков и прятался от арбалетных болтов, она бы как раз успела зарядить заклинание. Одно-другое заклятие и ты бы пускал слюни в мостовую. На втором курсе начинают обучать молниям, а та окончила третий курс, – слегка развёл руками молодой человек.

– Она закончила только третий курс, а её мантия уже такая светлая, – Реми не заметил, как произнёс вслух.

– Это потому что она слабая. Не выдающаяся магичка,– надменно бросил маг.

– Но мантия же светлая, – нахмурился оборотень.

– Потому мантия и светлая, – как о чём-то недостойном, сказал о мантии Карасу.

– Значит она сильнее тебя. У тебя мантия тёмная, да ещё странного цвета, – съязвил убийца.

– Ты о чём? Ты что, думаешь, чем светлее мантия, тем сильнее маг? Откуда ты это взял? – молодой человек явно потешался над незнанием своего собеседника.

– Ну да. У магов Огня так, мне говорили, – нахмурился Реми.

– Не сравнивай магов Воздуха и Огня! Святые небеса, как ты вообще жил с такими познаниями? Чем темнее мантия, тем сильнее маг Воздуха, а цвет зависит от направленности. Моя направленность поддержка и я иллюзионист, поэтому цвет моей мантии отдаёт в синеву. У магов Огня свои цвета и своя система отличий: чем ярче цвет – тем сильнее маг. Но если в случае фиолетового яркость придаёт насыщенности, то огненные цвета, жёлтый, оранжевый и красный, от яркости становятся светлее. Просто запомни. Сильного мага Воздуха отличает насыщенный тёмный цвет мантии, – с видом раздражённого учителя, на пальцах объяснил Карасу.

Иной раз заносчивая манера мага рассказывать и объяснять надоедала оборотню. Словно очарование голоса пропадало, и Реми слышал настоящего Карасу, омут не затягивал его в пучину, а разум не поддавался внушению. К тому же убийца заметил, что маг любил поговорить, послушать себя, изобрести необычное сравнение, ввернуть красивое словосочетание, поделиться мыслью и мнением. Реми не понимал, зачем в принципе так много говорить? Он не любил болтать, особенно попусту, а повторять сказанное ненавидел и потому не понимал прихоти мага разводить дискуссию по поводу и без.

Иногда Реми хотелось прикончить заносчивого мага за его болтливый язык, но положительные моменты их сотрудничества побеждали. Более того, убирая помехи на пути возрождения расового мира в Аэфисе, оборотень учился управлять тенью и узнавал много нового и полезного о сильнейших мира сего – магах.

Следующее убийство мага снова проигнорировали. Газеты молчали. Только в «Болтовне», самой дешёвой газетёнке, где писали сверхъестественные небылицы, прошёл слух о Тени. Государство изо всех сил старалось утаить от обывателей правду и новости о смерти уже двух магов, но вместо газет новости по стране распространялись слухами. Родные и друзья магов, если такие находились, молчать не желали. Они пытались начать собственное расследование и разыскивали свидетелей, привлекали стражу, платили серебром и даже золотом за любую крохотную зацепку.

Находились видевшие, слышавшие; читавшие «Болтушку», как называли газету «Болтовня» деревенские; родственники свидетелей, что неумолчно распылялись о некой Тени, которая являлась по души сильных магов и не знала пощады.

Карасу эти слухи веселили, а правительству пока играли на руку: репутация благородного сословия не страдала. Ведь Тень это что-то неземное, что-то потустороннее, не управляемое и вездесущее. Маги могли сражаться в войне, ловить преступников, выполнять странные и таинственные поручения, общаться с Ветром и давать отпор демонам, но что они против теней? Что есть Тень? Посланец мира духов? Мир духов по части некромантов, шаманов, экзорцистов и омёдзи, а их обучали в Земье.

Третье убийство в газете отметили небольшой статьёй об «исчезновении» мага Воздуха. В «Болтушке» также не обошли эту тему и прямо писали о Тени, что похитила мага. В народе начались волнения, люди, поняв, что маги беспомощны перед Тенью, боялись за свою жизнь и массово скупали все обереги. Торговцы, заметив спрос на товар, не отставали и снабжали людей всяким хламом, выдавая его за самые надёжные средства от потусторонних демонов. В ход пошло всё, на что сработала фантазия: толчёный, разведенный водой мел, продавался как гуано; чесночный сок, якобы отпугивающий Тень; связки из трёх белых и одного чёрного куриных перьев – в тот год куры белой масти пользовались спросом —, дощечки с неправильными рунами и кривыми рисунками; амулеты из костей мелких грызунов, сушёных ящериц, желудей, шишек, берёзовых серёжек и ивовых цветков, обязательно перевязанных лыком. Страх затмил разум людей и те готовы были платить за ересь и дикие пляски шарлатанов лишь бы не встретиться с похитителем душ.

Несмотря на то, что байки о Тени ходили несколько лет, новую Тень восприняли едва ли не наступившим апокалипсисом. До этого она являлась к заключённым или накрывала плащом ночных прохожих, но отныне она похищала магов! Действуя ночью, Тень породила жуткие истории о страшном часе полуночи, когда тьма сгущалась к середине ночи и проникала холодом страха в самые сокровенные глубины души; тогда же открывались врата в мир Духов и страшные твари, что прятались в складках безграничного плаща мрака, высасывали жизнь из простых людей. Негласно Тень окрестили Полуночной.

Полуночная Тень. Если бы только знали простые люди, что это не призрак мира Духов, а обычный оборотень, который днём принимал ипостась человека и мирно бродил среди них.

Во время очередного убийства мага, на этот раз участвовавшего в охоте на гарпий, Реми заметил некоторые закономерности в поведении своей собственной тени. Предвосхищая мысли своего хозяина, она меняла очертания, пульсировала и протягивала щупальца, а иной раз силуэты кривых рук с когтями, к жертве. Когда в прозрачные серые лапы попадала чужая тень, ноги человека окутывали чёрные путы, заставляя замереть.

Реми пытался отдавать тени мысленные приказы, пока в один момент не осознал, что тень подчинялась не словам, но чувствам, желаниям убийцы. Эмоции стали ключом к управлению тенью. Иногда у оборотня получалось по своей прихоти, вызывая нужные чувства, заставлять силуэт под ногами увеличиваться в размерах или тянуть руки-щупальца в нужном направлении. Каждая попытка подчинить себе тень вытягивала из Реми огромные силы, не физические, но моральные. Единственное, что удавалось парню практически интуитивно – оборачиваться тьмою, словно пологом, скрываясь в её прохладных объятиях.

Работая с Карасу, приговаривая к смерти настоящих злодеев, подчиняя собственную тень, Реми вновь почувствовал себя живым, он словно нашёл цель. Он стал частью большого плана по изменению мира, он мог добиться справедливости, он помогал ущемлённым. Кровь шестнадцатилетнего юноши кипела, когда он ходил по острию, убивая могучих магов Воздуха. Он чувствовал себя всемогущим, великим и бессмертным. Полуночной Тенью – легендой, единственным убийцей, способный застать мага Воздуха врасплох. Эмоции, глубоко запрятанные в гильдии убийц, поднимались со дна и жаждали большего, Реми жаждал большего. Он наконец-то почувствовал себя живым, и испытывал наслаждение, когда забирал жизнь очередного ублюдка, возомнившего себя выше других. Почти такое же самозабвенное наслаждение, как когда мучил Хаарта.

Реми благодарил Персефону за то, что поставила на его пути Карасу. Маг открыл перед убийцей двери в новый мир, в мир перемен, в мир, где Реми почувствовал себя нужным.

По началу Карасу без перерыва отправлял убийцу на задания, словно много лет копил и пополнял список будущих жертв. Реми исходил половину надгорного края, выслеживая магов, леторонов и фесов. Но с приближением осени пыл мага поиссяк. Оборотень всё чаще скучал в замке, развлекая себя дрессировкой собственной тени.

Вернувшись с последнего задания, Реми не узнал замок Карасу: в коридорах сновала прислуга с пустыми, точно рыбьи, глазами; в прихожей на мягком диване разместились два человека и гнол, циклоп сидела рядом и читала – Реми считал их дикими варварами; в столовой поедали запасы провизии горгульи и кошки-оборотни, что зашипели на убийцу, и тот поспешил убраться; на балконе мило общался с человеческой женщиной и парнем яша, его вертлявый хвост закручивался узлами; рядом со скалой кружил алконост и птица Рух. Такое оживление в замке, такое количество разнообразных рас Реми видел впервые. Когда его по дороге в кабинет Карасу едва не сбил ползущий змеелюд, оборотень перестал чему-либо удивляться. Он проводил длинный, удаляющийся по коридору змеиный хвост, и отбросил лишние мысли. Парень замечал, что сторонников Карасу становится больше, но не ожидал, что они так скоро заполонят весь замок.

Значит маг на правильном пути! Иначе он не собрал бы столько сподвижников. Все хотят изменить этот прогнивший мир, даже расы, населяющие другие страны.

Появились в замке не только представители разных рас, но и люди, другие убийцы, а также выходцы гильдий – разбойников, охотников, торговцев, кузнецов и писцов. Они не задерживались: приходили, решали нужный вопрос и тут же уходили. Реми не заметил, чтобы они оставались и жили вместе с остальными.

Начиная с нуля, к осени Карасу собрал значительное число сторонников. Создавалось впечатление, что к магу тянулись все, летели, словно мотыльки, на его глубокий, хорошо поставленный голос и речи, затрагивающие струны души. Как иначе объяснить рвение настолько разных рас в одном порыве – справедливости. Они, те, кто привык остерегаться людей, власти и в частности магов, сами шли за магом и безропотно выполняли его поручения? Реми поражался таланту Карасу убеждать.

Удивляло убийцу ещё и то, что Карасу пребывал в курсе практически всех дел, как в Аэфисе, так и в других странах. Его сеть шпионов, которых никто никогда не видел, исполняла свою работу безукоризненно: никаких слухов, передающихся из уст в уста, и теряющих по дороге всю правдивость и детали, только точные сведения и самые полные показания; никаких перебежчиков и предателей, что нашли хозяина щедрее; никаких несчастных случаев по дороге, когда шпиона убивали, не дав донести важные сведения до Карасу. Иной раз казалось, что в каждом прогремевшем событии, он принимал участие собственной персоной, или наблюдал из первых рядов. Карасу раскинул по всему миру по-настоящему совершенную сеть. В эту сеть угодили многие, что восхищало и пугало одновременно. Страшно представить, чего добьётся маг через несколько лет.

– Ты представляешь? – громогласно начал Карасу, сидевший за письменным столом.

Скучая, Реми забрёл в его комнату, в надежде попытать счастье и получить новое задание. Приближалась зима, а юноше хотелось совершить ещё что-нибудь стоящее, взбудоражить кровь, заставить внутреннего волка рычать от восторга, ощутить остроту эмоций.

В комнате Карасу всегда клубился полумрак, разгоняемый лишь небольшой лампой на письменном столе. У окна стоял чёрный лакированный рояль, на крышке ни пылинки – уборщицы знали своё дело. Выполненные в тёмных тонах стены, шторы, и даже пастельное бельё добавляли интерьеру роскоши, но вгоняли в тоску. Всюду валялись длинные чёрные перья, на подоконнике каркали три чёрных ворона. Карасу всегда сопровождали вороны, точно домашние питомцы. Подкармливает он их что ли, думал оборотень. Его не смущала дружба мага с птицами, но Реми, выросшему в деревне, собаки и кошки казались в роли питомцев привычнее.

– Что? – безучастно спросил Реми для поддержания беседы. Сидеть в своей комнате и гулять по лесу около скалы наскучило оборотню. Общаться с другими сподвижниками мага убийца не хотел: чем меньше его здесь знали, тем лучше. Он не доверял новоприбывшим, любого из них могли взять в плен и пытать. Реми на себе испытал пытки стражников и знал, что никто не сможет молчать и терпеть, а чем меньше его знали, тем меньше смогут рассказать. Единственный с кем общался оборотень – это маг, разговорив которого, порой оборотень узнавал что-то интересное. Реми сел в кресло напротив и откинулся на спинку, обитую мягким тёмной велюром.

– Этот сопляк Правитель, передал дела совету! – Карасу злобно швырнул газету на стол, поднялся со своего места и принялся ходить по комнате. – В газете всё написано! Да он в своём уме? Тупоголовый малолетний идиот!

Взмахом руки, он прогнал воронов с подоконника, и сел за рояль. Нажимая клавиши, маг извлекал из инструмента громоподобные, зловещие звуки, сильные и долгие.

В газете на первой странице толстыми чёрными буквами выделялся заголовок «Поднебесный Правитель передал дела совету». В статье рассказывалось о том, что юный Поднебесный Правитель дал власть Совету решать дела государства без его, Правителя, непосредственного участия, тем самым, снимая с себя ряд полномочий, в том числе необходимость личного свидетельства на документах государственной важности. Отныне все законы выдвигались, рассматривались и принимались членами совета без обязательного присутствия на собраниях юного Поднебесного Правителя. Мальчик облегчил себе жизнь одним указом, но полностью развязывал руки советникам. Хорошо это или плохо, Реми, не сведущий в политике, сказать не мог.

Взгляд убийцы привлёк другой заголовок «Обращение людей в Тёмном лесу». Уж не Кетал ли это с приятелями развлекаются? Пролетела в голове мысль, но парень вновь сконцентрировался на настоящем.

– Он же сопляк, как ты говоришь. Совет и до этого всё решал без него. Разве нет? – пожал плечами Реми и небрежно отбросил газету.

– Да. Но теперь Совет решает всё официально! Теперь в их руках вся власть. Раньше этот малолетний выродок мог хоть чем-то препятствовать или хотя бы замедлять принятие дурацких законов, а теперь он не нужен. Не удивлюсь, если через пару лет, когда он одумается, Совет его уберёт, – Карасу немного успокоился, наигрывая быструю мелодию на рояле, его пальцы мелькали по клавишам с невероятной скоростью, успевая перестраиваться и зажимать верные аккорды левой, а правой рукой разыгрывая главную часть. Реми пытался уследить за руками мага, но сбивался, правая и левая порхали над чёрно-белыми плашками не зависимо друг от друга. Маг смотрел перед собой и продолжал толкать свою речь. – Зачем им марионетка, которая лезет в политику? Нет. Им нужен симпатичный мальчик, что машет рукой глупым обывателям, пока совет пишет законы об изничтожении всех неугодных.

Услышав последнее изречение мага, в глазах Реми загорелся недобрый огонёк.

– Один член совета яро продвигает законопроект о полном уничтожении оборотней в Аэфисе, ссылаясь на их жажду крови и обвиняя в похищении бездомных детей. Словно до них есть кому-то дело, – медленно начал Карасу, аккуратно надавливая клавиши изящными пальцами, ритм музыки спал, мелодия успокоилась и нежно лилась расслабляющим темпом. – Думаю теперь, когда Поднебесный сам сложил с себя обязанности, ничто не мешает советнику утвердить законопроект.

– Скоро День Мира… – задумчиво произнёс оборотень, понимая, к чему клонит маг.

– Тебе не кажется, что это отличный день, – Карасу сделал паузу, надавил очередную клавишу, от чего звук не замолкая устремился к потолку, и заговорщицки улыбаясь, медленно обернулся к Полуночной Тени, – для убийства.

– Символично, – хмыкнув, подтвердил убийца.

– Более чем. Мы поставим жирную точку в их законопроекте, – чёрные глаза юноши сверкнули в тусклом свете. – Они подавятся собственной хитростью. Более того, они не смогут молчать об этом убийстве. Им придётся признать существование Полуночной Тени и нас, – Карасу встал из-за рояля и обвёл рукой свой замок, – Альянс Справедливости.

Реми название показалось слишком кричащим, но он промолчал. Убить советника Поднебесного Правителя – об этом он и помыслить не мог до сих пор, но парень был уверен в своих силах. Это то чего он ждал! Он принесёт справедливость прямо в Башни, под нос Правителю.

– Нужно придумать что-то особое, – начал Тень, но маг его перебил.

– Нет. Хватит и того, что он умрёт в День Мира, – маг сел за стол и взял перо, приготовившись что-то писать, однако начинать письмо не торопился. – Лучше всего убить его, как и всех. Как самого обычного мага Воздуха, как всех остальных, чтобы не возникло сомнений в почерке Тени. К тому же велика честь придумывать что-либо ради захудалого советника.

– Он сильный маг? – недоверчиво уточнил Реми.

– В члены Совета слабаков не берут. Конечно, есть маги и посильнее. Для советника главное ум и хитрость, а уж потом выносливость и запас магической энергии. Опасность в другом: тебе придётся проникнуть в Башни, резиденцию самого Поднебесного Правителя. Её охраняет элитное подразделение стражи и члены Кровавого Звездопада. Все они щитом встанут на пути к Правителю, но не к Советнику, однако лучше тебе быть начеку. Было бы замечательно, если бы никаких следов твоего пребывания не осталось, – говорил Карасу, и задумчиво водил мягким кончиком пера по подбородку. – Как будто тень убила хозяина.

– Я справлюсь, – обдумав свои силы и предстоящее путешествие, чётко высказался убийца.

Он вышел, а Карасу, отметив что-то в разложенном на столе свитке, и вновь вернувшись к роялю, ещё долго наигрывал разные мелодии, полностью погрузившись в звучание инструмента.

Никогда ещё Реми так тщательно не готовился к заданию: он оставил всё лишнее в замке, облегчил плащ от карт, огнива, звенящих монет, склянок с ядами, бросил верёвку, сократил арсенал игл и метательных ножей вдвое. Если всё пройдет, как задумано, ему не пригодятся все эти вещи, а если придётся бежать на пределе сил, лишний вес станет обузой. Реми взял с собой моток лески, которую при случае мог использовать как верёвку и как оружие. Единственное с чем оборотень не смог расстаться так это с отмычками Николаса, они словно амулет всегда были с ним.

Обув бесшумные ботинки из Земья, проведя ревизию оставшихся необходимых вещей, надев на руки перчатки с выборочно обрезанными пальцами, Тень отправился на новое, ответственное задание. Ошейник приятно сидел на шее, как всегда, когда оборотень покидал замок Карасу. Свыкшись с ненужным в бою, но необходимым для скрытности атрибутом, Реми практически не обращал на него внимания и не снимал.

Убийце предстояло не простое дело, забраться в Башни – гнездо псевдосправедливости этой страны, обитель Поднебесного Правителя и его советников, принимающих законы, лишающие прав всех, кроме магов; оплот стражи и повелителей Ветра. Легко ли убить члена Совета? Убить, чтобы дать надежду оборотням и другим расам жить. Это будет сложно, а значит он, Тень, пойдёт по острию ножа, напрягая все свои чувства; он вновь испытает трепет, перед опасным врагом, перед трудным заданием и насладиться казнью поистине виновного человека. Ради этого стоило рискнуть собственной жизнью. Реми справится! Реми – Полуночная Тень.

Распахнутые настежь ворота Звездопада приглашали войти в вечные сады у подножия Башен. Их никогда не закрывали, они олицетворяли собой последний оплот защиты. Запертые ворота знаменовали наступление поистине тяжёлых времён в Аэфисе-на-Ханаэш, в последний раз огромные створки были сведены больше трёхсот лет назад, когда весь горный кряж ещё не получил название Звездопада, в честь первых защитников границ надгорного края. Всего в цепи неприступных скал, что напоминали великую стену, возведённую самой природой, существовали пять проходов – Врат – по обе стороны от которых мастера прошлого выдолбили в камне огромные фигуры первых членов Кровавого Звездопада, всего десять человек – десять статуй. Реми вошёл через врата Дейсельме, давшей начало клану пиротехников, и Сатоши, открывшего школу кукловодов, – защитников моста урагана и первого поселения оборотней, ныне выросшего в город Белый Клык. Эти врата выходили на запад, а статуи смотрели сквозь вершины на Земь.

Поднявшись по ступенькам через врата, Реми очутился в красивом осеннем лесу. Несмотря на то, что заканчивалась осень и подступала зима, деревья стояли одетые в огненные листья и не торопились их сбрасывать. Под ногами во все стороны тянулся ковёр из красных листьев, недавно опавших и сухих, приятно шуршащих при каждом шаге. Среди ветвей висело множество разноцветных лент, они развивались на лёгком вечернем ветру и танцевали, переливаясь, отражая блики света фонарей, установленных вдоль аллеи. Реми свернул с дороги, желая остаться незамеченным, и не мог не дивиться чудесам здешнего сада. Листья бесконечным дождём осыпались с деревьев, словно чья-то прихоть, но ветви не оголялись. Лёгкий звон труб ветра, колышимых в кронах, создавал ни с чем не сравнимую успокаивающую музыку. Он заглушал отголоски праздника, что царил повсюду.

Сегодня все люди Аэфиса отмечали один из самых важных праздников – День Мира. Когда Сильвана явилась в мир, она созывала под свои знамёна всех ущемлённых и неприкаянных, всех гонимых и изгнанных. В день Мира она собрала и объединила оборотней и вампиров, гарпий и горгулий, драконов и киринов, людей и монстров. Она обещала им дом, в котором все смогут жить, каждый найдёт себе место, и собранная из изгоев армия поддержала её. Прошло триста лет с той поры, заветы Сильваны забыли, и теперь люди вершили правосудие на своё усмотрение. Шанса у других рас попросту не было, ибо Поднебесным Правителем мог стать лишь маг Воздуха, избранный Венцом Времён – древним артефактом, проводником воли Ветра. Сконцентрировав в своих руках власть, люди строили мир для себя. Истинное значение праздника позабыли и праздновали День Мира, в душе храня упрямую злость и ненависть ко всем нелюдям, благодаря судьбу за отсутствие войн. Человек – странное существо, память его коротка, а о долге и благодарности он вовсе не знал.

Двести лет назад, реинкарнация Сильваны – дочь Сатаны вновь объединила все разрозненные народы перед лицом общего врага, захватчиков из другого мира. Сразившись, пролив кровь за людей, за землю, за будущее, чуждые человеку расы вновь стали гонимы и ненавистны, стоило Демонше покинуть мир и оставить власть в руках магов Воздуха. Почему же память и благодарность людей так недолговечна? Этим вопросом задавались все нелюди надгорного края уже которую сотню лет.

Ничего, думал Реми, бредя по вечному саду. Он чувствовал магия вокруг себя, но не ощущал присутствия людей. Казалось, что деревья наблюдали за вторженцем, Реми мог ожидать подобного в Земи, где жили дриады и дендроиды, но не в краю всевозможных летунов. Сегодня свершится месть, от лица всех угнетённых. Сегодня умрёт тот, кто мог бы стать спасителем страдающих народов, но выбрал путь крови. Эта кровь станет его кровью и прольётся, сегодня!

Полуночная Тень скользил по нарядному не затихающему саду, невидимый, словно мрак в сумерках, неслышный, как ночной туман.

– Резо, мне кажется только что, что-то мелькнуло между ветками… – указал зеленоволосый парень лет пятнадцати на качающую ветвями горную яблоню своему брату. Рукав чёрной накидки с узором красных звёзд, взметнулся, подобно крылу огромной птицы.

– Тебе показалось, – отмахнулся, как две капли воды похожий на брата, юноша.

– Разве мы не должны доложить Ауру? – переспросил первый из близнецов, всматриваясь в темноту между деревьев.

– Тебе показалось, брат, – настойчиво повторил второй и отвернулся, шагая меж деревьев с хитрой улыбкой

Уклон стал круче, деревья поредели. Теперь в ночном небе ясно проступали, вырастающие из скалы три невообразимо высокие башни, вокруг которых прямо в воздухе медленно кружили девять башен меньшего размера. Реми уставился на это чудо света, он увидел висящие в воздухе ажурные мосты, которые, стоило парящим башням сдвинуться, соединяли их с основным комплексом. В окнах переливались разноцветные огни, камни строений мерцали, а стёкла в огромных узких окнах отражали свет звёзд и Персефоны. Башни отнюдь не выделялись тёмным силуэтом на фоне неба, они сами излучали слабое свечение, иногда вспыхивая, словно молния и погружаясь во мрак.

Оборотень стоял и смотрел на резиденция Поднебесного Правителя раскрыв рот. Шея не позволяла выгнуть голову настолько, чтобы различить в небесах шпили. Реми подключил поясницу и выгнулся назад. Где-то там, наверху, казалось среди самых звёзд, на самой высокой башне есть смотровая площадка, дышать на ней невозможно, из-за разреженного в небесах воздуха. Только Поднебесный Правитель мог находиться на той высоте, по рассказам, смотря зачарованным взором с вершины башни на землю, он способен увидеть самые дальние пределы своей страны.

Если это действительно правда, почему он не видит страдания, которые царят в стране? Или взгляд его настолько поверхностен? Злобно подумал Тень, и выпрямился. Потерев шею, он взял себя в руки и аккуратно двинулся в обход Башен по винтовой лестнице.

Ему не нужно на смотровую площадку, он искал башню магов и прикидывал свои возможности, забраться на двадцать седьмой этаж, в комнату советника Сидия. Реми бежал по винтовой лестнице, выдолбленной в горе вокруг подножия основного комплекса. Над головой его скрывали вид на башни верхние ступени. Оборотень проклял всё на свете, пока бежал по бесконечным ступеням. Он чувствовал себя белкой в колесе, бесконечно двигаясь вперёд, не видя конца пути.

Спустя двадцать минут бега по лестнице наверх, убийца упёрся в дверь. Створка зашуршала, открываясь. Не успев отдышаться, Реми посмотрел вокруг и спрятался за колонной на узком карнизе. Зацепиться на гладком камне оказалось не за что, и оборотень едва не свалился в сад у подножия.

Из двери вышел отряд стражи, весело переговариваясь, смеясь и крича в ночное небо. Перинтер, вооружённый катаной шёл первым, то и дело оборачиваясь к остальным и вставляя замечания в рассказ деринтера – невысокого парня с копьём на плече. Следом шли девушка и мужчина, сжимая в руке большие луки. Девушка несла что-то на второй руке, но Реми не смог разглядеть что, её загородил деринтер.

Группа остановилась.

– Что такое? – спросил перинтер.

– Ачи встревожен, – ответила лучница.

– Да жрать просто хочет, – посмеялся деринтер.

На шутку никто не ответил и смех парня стих. Стражники отправились дальше. Реми постоял в своём укрытии ещё несколько минут, а затем вышел. Дверь закрылась за группой людей, но убийца и не планировал проникать внутрь Башен, он хотел вскарабкаться по стене и залезть к Сидию в окно, застав мага врасплох.

Посмотрев на стену и прикинув свои шансы, Реми нашёл первый выступ и полез наверх. Опыт, приобретённый при побеге из Товер Пост, оказался полезен. Однако ныне оборотень полз по гладким плитам отполированного камня, напоминающего мрамор. Ноги в ботинках скользили, руки сводило и покалывало лёгкими зарядами.

Светлый лик Персефоны, на что я подписался? Стоит ли оно того? Надеюсь стоит, а иначе я вернусь и убью здесь всех!

Нижние этажи Башен частично были выдолблены в скале, и шершавый камень вершины находил на гладкий ложный мрамор. Реми сдвинулся вбок, цепляться за природную шершавую поверхность оказалось гораздо легче. Он продвинулся на несколько метров вверх, когда вершина горы оборвалась.

Высочайшие в мире башни, мерцающие и переливающиеся, как грозовая туча, между собой соединяли мосты, протянутые на разных уровнях, крытые переходы, арочные и каскадные, со ступенями, с балюстрадой и пинаклями. Встав на узком перешейке между двух гладких стен, Реми прикинул расстояние до первого моста – около пятнадцати метров. Никакая сила оборотня не поможет ему подпрыгнуть так высоко.

Он достал из кармана леску, сделал на конце грузило и, напрягая руки, попытался добросить конец до ближайшего моста. Осечка. Реми аккуратно сдвинулся, подался вперёд, размахнулся и попытался вновь. Груз зацепился за балюстраду. Убийца дёрнул, проверяя надёжность крепления, и леска сорвалась.

Выругавшись, Реми попробовал ещё раз. Он бросал груз, пока, наконец, конец не зацепился за столбик балюстрады, несколько раз обмотавшись вокруг. Крепление прошло проверку на прочность, и парень полез вверх. Ногами он упирался в гладкую стену, а руками перехватывал тонкую леску. Ладони разрезались в кровь, перчатки не спасали. Регенерация работала, но новые глубокие порезы появлялись на месте старых. Тонкие струйки крови стекали по рукам, затекали в рукава и щекотали кожу предплечий.

Человеку такое не под силу, тяжело дыша, подумал Реми и возблагодарил свою силу оборотня. Конечно, если это не маг Воздуха. Они-то летать могут и на воздухе стоять.

На фоне мерцающих камней, вспыхивавших зарядами и гаснущих в ночной тьме, выделялась чёрная фигурка карабкающегося оборотня. Если бы кто-то из стражи удосужился поднять голову, он бы увидел, как оплот Поднебесного Правителя штурмовал одинокий убийца.

Добравшись до моста, Реми залез на него и постарался отдышаться, при разреженном воздухе сделать это оказалось не так просто. Отмотав леску от балюстрады, убийца немного передохнул, дал регенерации заживить порезы на ладонях, но постоянно оглядывался на входы в башню. Из них лился бледный свет, раздавались звуки праздника, но никто не вышел.

Собравшись с духом, Реми забросил леску на следующий мост. Цепляться за тонкую нить в своих руках было больно и тяжело, но лучше так, чем карабкаться по скользким, отполированным камням. Ближайший мост располагался западнее и возвышался опять в пятнадцати или двадцати метрах. Звёздочки мерцали в глазах оборотня, он не мог точно определить высоту и наудачу бросал верёвку.

Промучившись с полчаса, Реми удалось забросить и закрепить её. Он подошёл к краю моста, обмотал леску вокруг запястья, постоял, решаясь на прыжок, и прыгнул.

Вторая рука соскользнула с лески, Реми ударился о гладкую стену башни и проехался по ней. Острая нить врезалась в запястье, разрезая перчатку, кожу. Оборотня бросало, как маятник из стороны в сторону, по гладкой стене, а леска всё сильнее впивалась в плоть, разрезая сосуды, мясо. Реми зарычал от боли, кровь стекала в рукав, он пытался второй рукой схватиться за леску, пока та не отрезала ему запястье, но соскальзывал, ему не удавалось подтянуться.

Леска шкрябнула о кость, заставив Реми скрежетать зубами от боли. Он упёрся ногами в гладкую стену и сумел второй рукой ухватиться за нить. Высвободив изрезанное запястье, убийца давился криком. Рука покрылась коркой подсыхающей крови, болела и дрожала. Леска резала здоровую ладонь, Реми не оставалось ничего другого, как лезть вверх. Убийца проклял своё решение не брать нормальную верёвку и обойтись леской. Тяжелее подъёма в его жизни не было.

Выбравшись на мост, Реми жадно хватал ртом воздух, упав на колени. Руки дрожали от напряжения, из порезов вниз по локтю и в рукава стекали капельки крови. Убийца поднялся всего на пятьдесят метров, включая отрезок, по которому он карабкался, позади около пятнадцати этажей, ему нужно на двадцать седьмой. Реми замутило от всей этой арифметики. Двенадцать этажей мучительного лазания с леской.

Персефона ярко светила на небесах, освещая мучения молодого убийцы. Реми собрал волю в кулак и забросил верёвку на следующий мост. Он оказался крытым и с крепежом верёвки возникли проблемы. Оборотень забрасывал груз раз за разом, но леска срывалась. Не в силах ругаться, он рычал и пробовал снова. Раздался приглушённый крик ястреба.

Резкий порыв едва не вырвал леску из рук оборотня, зато груз надёжно зацепился за пинакль на перекрытии. Чуть не сорвавшись с моста, Реми удержал леску, но посмотрел вниз, и голова его закружилась. Он стоял в пятидесяти метрах над землёй и сражался с внезапно проснувшимся ветром.

Сглотнув, Реми аккуратно пополз вверх, помогая себе ногами, упираясь в гладкую стену и шагая по ней.

Оборотень не понял, что произошло, откуда взялась птица, но на него спикировал ястреб. Он кричал, бил крыльями и драл острыми когтями спину и волосы парня. Реми пытался отогнать ястреба, но тот лишь становился злей. Внизу раздались свист и крики людей.

Фалкерт! Она несла ястреба на руке! Чёртова девка. Чёртова птица! Убийца рычал, тряс плечами, крутил головой, но обученный атаковать людей ястреб не реагировал и продолжал яростно царапать противника.

Фалкерты особое подразделение лучников, они дрессировали ястребов выслеживать цель, подавать хозяину знак, приносить колчаны со стрелами и беспощадно вступать в бой, если того требовала ситуация. Фалкертом звали свистунами, за команды, которые они отдавали своим натасканным птицам. Ястребы для лучников заменяли боевых товарищей и, как показали бои на границе, превосходно справлялись с задачей. Фалкерты оправдали себя и стали незаменимой единицей в бою.

Реми на себе познал всю силу атаки ястреба, он уже хотел отпустить леску и отдаться на волю свободному полёту. Криков стало больше, вокруг каркали птицы, и убийца понимал, что его разорвут прямо на леске. Он висел не хуже червяка на крючке, но представлял собой птичью кормушку.

Однако случило то, чего убийца не ожидал. Новые птицы атаковали ястреба, они помогали. Реми открыл глаза, его больше не терзали когти и клюв. Крики птиц раздавались за спиной. Любопытство одолело, оборотень слегка поднялся и обернулся. По меньшей мере пять больших чёрных воронов поочерёдно опускались на ястреба, клевали его, вырывали когтями пучки перьев из груди, пытались вырвать перья из крыльев. Вороны действовали слаженно, ястреб остался в меньшинстве.

Реми бросил птиц разбираться с крылатым стражником и быстро полез дальше. Ветер швырял его из стороны в сторону, норовил опрокинуть, старался сбить ноги с гладкой стены, но убийца держался. Необычная подошва ботинок из Земья прилипала к гладкой стене, позволяя оборотню группироваться, пережидая особо сильный порыв, и продолжать восхождение.

Радость от помощи воронов вспыхнула в парне истерическим смехом. Реми задыхался от нехватки воздуха, но продолжал смеяться как безумный. В голову ему приходили странные мысли, а перед глазами плясали звёзды, круги и перья.

Зачем я ползу? К звёздам? К Луне? Отчего же волки Кайдо не додумались забросить верёвку Персефоне и ползти по ней. Размышление прерывались взрывом хохота. Долго ли падать вниз? Может отпустить верёвку и проверить? Я же не упаду. Вороны на моей стороне! Я взлечу! Я полечу в небеса, в бездну. Я стану летающим волком-оборотнем на зависть братьям Кайдо. Эй, смотрите!

Битва птиц продолжалась. Вороны погнали отступающего ястреба, но из-за поворота башни вылетели ещё две птицы на службе фалкертов. Перья летели во все стороны, но Реми не обращал внимания, продолжая карабкаться вверх.

Задумавшись о полётах в бездну, он не заметил, как дополз и ударился головой о мост. Удар слегка прояснил безумный разум. Парень встряхнулся, перебрался на крышу крытого перехода и аккуратно глянул вниз. Вороны проигрывали ястребам, чёрные защитники убийцы отступали, но стоило крылатым стражам Башен сменить курс и направиться к Реми, как вороны вновь атаковали птиц.

Ого! Может это Карасу послал их? Он же подкармливает воронов.

Убийца закашлялся, когда пух и перья долетели до него. Он кашлял и задыхался, воздух, редкий и в тоже время тягучий, не хотел вливаться в лёгкие убийцы. Реми впервые осознал, какого было Симу в приюте, когда тот не мог вздохнуть из-за приступов кашля.

Как здесь вообще кто-то живёт?

Справившись с кашлем, Реми упал на крышу перехода и лежал некоторое время, пытаясь прийти в себя. Перед глазами плясали вороны и ястребы, перья и волки Кайдо, снежинки и красные листья вечного сада.

До окна Сидия осталось несколько метров. Посчитав и определив нужное окно, Реми с облегчением отметил, что он открыто. За что люблю магов Воздуха, так это за открытые окна!

Эфесцы не могли долго находиться в духоте, а маги вовсе предпочитали открытую местность, сквозивший ветер, чтобы уши закладывало. Никто в надгорном крае не закрывал окон, чем пользовались воры в Искре. Но то город трёх гильдий вне закона, а это Башни, самое мирное место в Аэфисе-на-Ханаэш, под защитой стражи, магов и Кровавого Звездопада. Кто посмеет проникнуть через окно и нанести вред члену Совета? Никто.

Я, с гордостью подумал Реми, но опустив взгляд, с дрожью оценив высоту на которой находился, посмотрев на дерущихся птиц, парень наругал своё высокомерие.

Сейчас он был выше, чем самая высокая вершина горы Аэфиса. Сейчас он был лишь чуть ниже, чем нижний предел парящего острова Академии магии Воздуха. Сейчас голова Реми закружилась.

Только этого не хватало! Нужно сосредоточиться на оставшихся нескольких метрах! Оборотень решил преодолеть их без помощи лески, чтобы не привлекать внимания шумом. Он принялся карабкаться по гладкой стене, выискивая трещинки в сочленении полированных плит.

Обездвижить мага и прикончить. Всё просто. Лучше всего самые простые планы. Я справлюсь. Не зря же я разодрал ладони в кровь, едва не лишился запяться, пережил атаку ястреба и помутнение разума, мысленно уговаривал и успокаивал сам себя парень, пока поднимался вверх. Он думал о чём угодно, лишь бы не смотреть вниз и вновь не впасть в безумие высоты.

Уцепившись за подоконник Сидия, Реми подтянулся и едва слышно топнув, сел на корточки в проёме окна. Не успел убийца отдышаться, как послышался шорох. Реми резко встал и тут же в комнате зажёгся слабый, приглушённый свет.

Советник одним махом вскочил с постели, словно ждал нападения. В проёме окна на него взирали ярчайшие зелёные глаза из самой тьмы. Фигура, укутанная в тень, словно в мантию, тёмная, лишь чуть просвечивающая в слабом свете, стояла на подоконнике. Полы плаща развивались на ветру, в такт двигалась лёгкая занавеска. От ног незнакомца тянулась тень, и медленно ползла к мужчине, заполняя собой всё пространство комнаты. Тень двигалась к источнику света!

Советник зажёг в ладони заряд энергии, но внезапно всё его тело парализовало. Молния продолжала искриться в руке, покалывая немеющую руку, но швырнуть её не представлялось возможным.

Часы, висевшие на стене, стали ритмично отбивать – полночь! Мужчину осенило, Полуночная Тень! За ним пришла Полуночная Тень! Слухи не сказка, она существует! Он хотел закричать, но мгновенно оказавшаяся рядом фигура сжала его горло стальной хваткой.

Его члена совета, великого мага, умнейшего и хитрейшего советника Поднебесного Правителя держали за горло одной рукой! И он не мог сделать ни-че-го.

Второй рукой Тень перехватил нож и воткнул советнику в напуганный, выпученный от страха левый глаз.

Мужчина что-то прохрипел, часы отбили ровно двенадцать и замолчали. В следующее мгновение мерно вздымающаяся занавеска на окне, взвилась вверх, вслед выпрыгнувшему убийце.

Мирная, праздничная ночь продолжалась для тех, кто готов гулять до рассвета. Никто не подозревал о свершённом преступлении.

Спуск с двадцать седьмого этажа занял у оборотня немного времени, понадеявшись на свои ноги и ловкость оборотня, он спрыгивал вниз по мостам. Едва не свалившись с крытого перехода, Реми стал действовать аккуратнее.

Внизу стояла знакомая группа охранников, девушка-фалкерт оглядывала небо и башню в поисках своего ястреба. Реми едва не попался, но вовремя упросил тень скрыть его.

Когда ястреб прилетел на свист, девчонка подняла крик среди своих и побежала промывать раны своему питомцу. Реми воспользовался суматохой, спрыгнул вниз, бесшумно опустившись на винтовую лестницу, а следующим прыжком погрузился в вечный сад. Скрывшись от стражи за огненной листвой деревьев, оборотень размял ноги. Последние прыжки дались ему тяжело, удары сильно отдавались в коленях, пояснице и голове.

Выполненное задание придало сил парню, и он бесшумной тенью помчался прочь.

Реми заскочил в небольшую деревеньку по дороге и отпраздновал свою победу, растворившись в толпе. Всё вышло в самом лучшем виде.

* * *

– Он мёртв, – заключил лекарь, осматривающий труп Советника.

– Да ясное дело мёртв. Не прилёг же он отдохнуть с выпученным глазом и дырой в мозг на месте второго, да ещё посреди комнаты! Я спрашиваю, кто мог это сделать? – негодовал растрёпанный человек в фиолетовой мантии мага Воздуха с пышной отделкой из перьев на плечах и широких рукавах.

– Никаких следов проникновения нет, – спокойно молвил, осматривая помещение, молодой мужчина с яркими каштановыми волосами, выбритыми на одном виске и необычными полностью серыми глазами, не разграниченными белком и радужкой. На его щеках от шеи протянулись тонкие чёрные линии, а губу и уши украшал серебряный пирсинг. Чёрная просторная накидка с узором падающих звёзд скрывала всю одежду и движения рук.

– На естественную смерть не похоже, – подал голос лекарь.

– Ауру! Я тебя спрашиваю, какого чёрта здесь творится?! Он мёртв! Его убили! Куда смотрел ты и весь твой хвалёный Звездопад?! – орал маг.

– В обязанности Кровавого Звездопада не входит защита членов Совета. Все претензии к страже, куда смотрели они? И главное, куда смотрел сам Советник? Не в окошко ли случаем, – спокойно ехидствовал Ауру. Он подошёл к окну и выглянул, оценив расстояние до вечного сада. Двадцать седьмой этаж показался главе Кровавого Звездопада неприступным для человека, не умеющего летать и не владеющего крылатым животным.

– Ты тут шутки шутишь?! Это твой прокол! – огрызнулся маг.

– Я и весь Кровавый Звездопад не подчиняемся вам. Сторожите себя сами! – гневно изрёк глава Кровавого Звездопада.

– Но в Башни проникли! – не унимался мужчина в мантии мага, размахивая руками, слишком сильно напоминающими крылья из-за перьев на рукавах.

– Где доказательства?! – злобно сверкнув серыми глазами, спросил Ауру, его голос скрежетал льдом.

– Да вот оно! Под ногами тело Советника.

– Других доказательств нет, это могло быть самоубийством. Собственная тень восстала против хозяина, – язвительно предложил мужчина. – Не слишком ли расслабились вы сами? Слухи о Тени ходили уже давно, но вы даже помыслить не могли, что она доберётся до Башен.Так вот смотрите, добралась! Смерть настигла Сидия за его грехи. – Взгляд серых глаз и шести зрачков, расположенных по кругу, упёрся в советника.

– Да какая к чёрту тень! – маг и секунды не выдержал под давлением тяжёлого взгляда и стал кружить по комнате.

– Мы должны рассказать об этом людям, – прикрываясь рукавом, предложил мальчик на вид лет двенадцати, стоявший всё это время в углу.

– И что мы скажем? Полуночная Тень? – забыв кому отвечал, вскричал советник.

– Люди имеют право знать, – упорствовал мальчик, позеленевший от вида трупа на полу.

– Поднебесный Правитель, прошу вас, не смотрите. Это зрелище не для слабонервных. – Маг поспешил увести мальчика из покоев Сидия. Рядом с Ауру он притормозил и злобно прошептал, – на его месте мог быть Правитель.

Глава Кровавого Звездопада недовольно отвернулся.

– Чёрт бы тебя побрал, Резо! Ты же видел эту чёртову Тень! Кто это был? – глава Кровавого Звездопада пылал гневом.

– Лидер, я ничего не видел, – подняв лицо к небу и пробившемуся в кронах лучику осеннего солнца, ответил зеленоволосый парень и спрятал руки в глубоких рукавах мантии Звездопада. Его глаза были сощурены, на устах плавала довольная улыбка.

– Резо, я же тебе говорил, там что-то было, – встрял, как две капли воды похожий первого второй юноша. Он щурился даже не глядя на солнце, глаза его казались закрытыми, а улыбка с приходом Ауру сошла на нет.

– Ничего там не было, Зеро! – заткнул брата Резо.

– Резо. Почему ты не доложил об этом мне? – более спокойным тоном осведомился Ауру.

– Лидер, это же так забавно. Кто-то смог убить советника. Представляете? – с невинным видом, улыбался парень.

– Ты знаешь, что советники винят меня в недостаточной охране Башен, – поморщился Ауру.

– Лидер, эти людишки слишком высоко задрали свои носы. Их нужно проучить, – и следа не осталось от былой невинности, когда Резо приоткрыл свои фиолетовые глаза.

* * *

В свежей газете «Время» на первой странице красовался заголовок «Убит член Совета».

«В День мира, празднуемый по всему Аэфису-на-Ханаэш с начала Смутного Времени, пал жертвой неизвестного член государственного совета Поднебесного Правителя, выдающийся маг Сидий ас Сидеус. Члены Совета и Поднебесный Правитель назвали это «чрезвычайным фактом» и создали усиленную следственную группу».

Далее шли пояснения более мелким шрифтом, Реми решил изучить статью целиком.

«Накануне вечером Сидий вместе с другими членами Совета отмечал праздник. По словам советников, за ним не было замечено странного поведения, алкоголем маг не злоупотреблял, и спать пошёл довольно рано. Комнату запер изнутри, проживая на двадцать седьмом этаже, не боясь проникновения в открытое окно.

На следующее утро, не дождавшись Сидия в кафетерии, где тот всегда появлялся ровно в десять часов, член Совета и близкий друг погибшего Паатрик ас Паатрис направился к комнате покойного. У комнаты он оказался в половине одиннадцатого. Дверь оставалась заперта с ночи. Ответа на стук и просьбы открыть дверь не последовало. Спустя час комнату вскрыли, посреди неё на полу лежало тело советника. Один глаз вытек в результате колющего удара в глазницу. Тщательно осмотрев место преступления, никаких следов проникновения обнаружено не было. Напомним, что советник проживал на двадцать седьмом этаже Башен. Проникнуть туда – дело архисложное даже для профессиональных ассасинов. Прощупав эфир, профессионалы утверждают, что Сидий пытался противостоять напавшему, зарядив заклинание «Энергетическая сфера», но по какой-то причине не использовал его. Никаких других следов магического присутствия обнаружено не было. На стенах, подоконнике, отливах и откосах не осталось никаких следов острых предметов, что отметает возможность использования лазательных принадлежностей. Осмотрев стену под и над окном советника, следователи не нашли трещин и царапин, что подтверждает факт отсутствия возможного проникновения со стороны окна.

Медиком-экспертом был подтверждён факт насильственной смерти: «Жертву вначале душили, но, не добившись нужного эффекта, воспользовались острым предметом. Нанеся рану в область левого глаза, предмет пробил стенку черепа и вошёл в мозг. Смерть наступила мгновенно».

Под защитой стражи, магов, горгулий и Кровавого Звездопада члены Совета всегда оставались неприкосновенны для подобного рода убийств. Но никем из охранников не было замечено проникновение или другие подозрительные действия. Члены совета и другие политические деятели, проживающие на двадцать седьмом этаже, ночью не слышали ничего подозрительного.

Существует подозрение, что предполагаемое убийство было совершенно не кем иным, как Полуночной Тенью, которой приписывают несколько исчезновений магов. Медкомиссией подтверждается примерное время смерти, как интервал между половиной двенадцатого и половиной первого часа. Как и в других убийствах, этого загадочного существа, в данном случае были применены всё те же уловки: не оставляет следов проникновения, невидимый, не использует магию, застаёт жертву врасплох, обездвиживает и быстро убивает. Действует всегда ночью в интервале с одиннадцати до двенадцати с половиной часов.

Следовательской группой, при поддержке членов Кровавого Звездопада, были прочтены последние слова, оставшиеся в мыслях убитого «Тень пришла за мной».

Остаётся последний вопрос, зачем Полуночная Тень убила советника Поднебесного Правителя? Были ли тайные мотивы у этого убийства? И что из себя представляет это существо?

Известно, что Сидий ас Сидеус предпринимал попытки сделать жизнь мирного населения спокойной, а также создать следовательскую группу, в которую должны были войти члены Кровавого Звездопада, для расследования исчезновения магов Воздуха. Возможно ли, чтобы Полуночная Тень препятствовала усилению защиты магов Воздуха.

Существуют ещё несколько версий событий…»

Вот ведь понаписали. Да как красноречиво. Полуночная Тень выступает против усиления защиты магов Воздуха. Про оборотней и законопроект ни слова. Главную причину скажите! А закончили, как трагично… в мыслях плевался Реми, читая газету.

«…Известно лишь одно, кроме Полуночной Тени в этом конкретном убийстве винить некого. Переговоры с гильдией убийц не дали результатов. Тень действует по собственному усмотрению, не подчиняясь никому. Пока рано судить о принадлежности Полуночной Тени к представителям других рас. Идет следствие. Этот День Мира был окрашен кровью невинного человека. В Башнях сразу за парадными дверьми стоит портрет Сидия в траурной рамке. Ему было всего 37…»

Пф, невинный человек, ему было всего тридцать семь. А мне было всего шестнадцать, когда я убил его. В свои тридцать семь, он мог бы быть миролюбивее к представителям других рас!

– Бедная моя Рю, – Карасу держал на руках огромного ворона и гладил, укладывая всклокоченные чёрные как смоль перья. – Пришлось тебе повоевать с ястребом. Отдыхай.

Реми застыл в дверях в кабинет мага, наблюдая картину. Маг уложил ворона на подоконник, Рю хромая придвинулась к краю, расправила полинялые крылья и, взмахнув ими несколько раз, с громким криком улетела. Карасу проводил птицу долгим взглядом, затем обернулся к убийце.

– Читал газету? – воодушевлённо спросил он, шагая к своему креслу. – Это потрясающе! Какую статью написали. Я никогда так не смеялся.

Неужели вороны были его? Я был прав. Он отправил мне на помощь своих дрессированных птиц. Не ожидал, дивился Реми в мыслях, но вернулся к реальности.

– Да уж. Невинный человек, ему было всего тридцать семь.

– Кто бы сомневался. Но теперь законопроект будут рассматривать дольше, отложат на время. Со своей стороны они приостановятся, бросят силы на поиски и поимку Тени. Мы тоже возьмём паузу. Нужно на время залечь на дно, – взволнованно говорил Карасу и взявшимся откуда-то чёрным пером водил по подбородку.

– Значит у меня отпуск? – поинтересовался убийца.

– Нет. Это значит, что временно мы будем убирать разных мелких сошек, и светиться в Аэфисе поменьше. Нельзя же, в самом деле, каждый день убивать членов совета. Но ты заслужил похвалу, сработал блестяще! – чёрные глаза Карасу с воодушевлением сверлили оборотня. Странные глаза. Не такие как у Хагена и других убийц, не такие как у него, Реми, а иные, непонятные, таинственные и бездонные.

– Ты мне помог, – нехотя признался оборотень.

– Эти дрессированные ястребы фалкертов могли всё испортить. Они учат птиц выклёвывать противникам глаза – мерзкие создания. Я предчувствовал. Потому отправил воронов, они должны были просто отвлекать ястребов на себя, но в итоге устроили настоящую битву, – Карасу покачал головой. – Рю моя самая умная птица.

– Спасибо, – промолвил Реми.

Раздался стук в дверь. Карасу указал Тени спрятаться в углу. После разрешения, в дверь вошёл один из самых первых последователей мага, молодой мужчина лет двадцати с хвостиком, низкорослый, светловолосый. Он состоял в гильдии воров, выдавала татуировка на запястье, но неплохо справлялся со шпионажем, вызнавая в гильдии важную информацию и передавая её магу.

– Карасу! Я хотел обсудить кое-что, – ворвался в кабинет напыщенный вор.

– Я слушаю, – лениво молвил маг и вальяжно откинулся на спинку в своём кресле.

– Карасу. Ты говорил, что скоро маги потеряют часть привилегий, что наша жизнь улучшится. Уже много чего произошло, многих убили или подставили, но ничего не меняется. Наоборот маги пользуются ещё большим доверием, но ведь им итак хорошо жилось, они же маги Воздуха! – настойчиво говорил мужчина.

– Не всё сразу. Нужно время, – с видом уставшего наставника отвечал Карасу.

– Сколько ещё? Карасу! Ты опять не дал мне то, что я хотел. Я ждал достаточно! Я ухожу! Мне это всё не нравится. Где справедливость, которую ты обещал? Твои методы не эффективны. Ты обманываешь нас! Постоянно. А твой план не работает, и не сработает! Ты всех дурачишь. Я вообще не понимаю, как я повёлся на всю эту чушь. Ты много болтаешь и ничего не делаешь. Всё это фарс! Иллюзии, – выпалил вор и развернулся к выходу.

– А ты не боишься уходить? – ядовито заметил маг, подавшись вперёд.

– Ты не всесилен, Карасу, а я не твой раб! – мужчина развернулся и ушёл прочь.

Карасу снова откинулся в кресле, лицо его сделалось печальным и подавленным.

– Неужели так трудно осознать, что для перемен нужно время? – произнёс он разочарованно и повернулся в кресле к окну, где раздавались приглушённые крики воронов.

Реми вышел из своего укрытия.

– Мой план, не пятилетка в три года. Нужно время и кусочки мозаики соберутся в общую картину, – задумчиво глядя в окно, напомнил Карасу. – Я же говорил об этом. Я не миссия, я лишь готовлю декорации для тех событий, что неизбежны в будущем. Я подталкиваю их и направляю, но я не могу ускорить их приход.

– Он может сдать нас, – предупредил Реми, глядя на дверь.

– Эх, – маг вздохнул. – Славный был парень, с самого начала со мной. – Пауза повисла в воздухе, тишина расползалась по комнате, запуская щупальца во все углы. Слабо трещала энергетическая лампа. Карасу вздохнул, повернулся к убийце, и устало проговорил: – убери его.

– Да, – с каменным лицом Тень пошёл выполнять поручение.

– Стой! – заорал вор, увидев острые, покрытые ядом, иглы в руках Реми. – Неужели ты не понимаешь. Он пользуется нами. Говорит о высоких целях, но на деле исполняет только свои желания! Что он обещал тебе? Выполнил он своё обещание?

Оборотень выпустил иглы в бывшего вора. Они попали точно в шею. И хотя вор тут же вытащил иглы, трясущейся рукой, яд, распространяющийся по телу вместе с гонимой сердцем кровью, приступил к делу.

– Раскрой глаза, все его слова – ложь, а планы – иллюзия, – проговорил мужчина перед тем, как упасть на землю, забиться в конвульсиях. Рот его наполнила пена, глаза закатились, минута страданий и сердце остановилось.

Реми ногой столкнул бездыханное тело в ущелье и ушёл.

– Кого надо убить на этот раз? – Реми зашёл в кабинет Карасу, как в свою комнату. Оборотень нашёл на комоде возле кровати длинное чёрное перо. Перо всегда появлялось на одном и том же месте, и только тогда, когда маг вызывал к себе убийцу для очередного задания. Даже когда Реми наглухо запирал окно, а дверь закрывал на щеколду изнутри, перо всё равно появлялось в комнате. Этому существовало лишь одно объяснение – магия.

Без лишних слов Карасу отправил нужные документы по воздуху. Поймав листы в их медленном полёте, Тень удивлённо изогнул бровь.

– Город Санни. А кого в городе нужно убить? – в документах было лишь описание города, но не конкретной жертвы.

– Всех, – своим бархатистым, подавляющим волю голосом ответил черноволосый молодой человек.

Весь город? Вырезать всех? Подчистую, не поверил своим ушам Реми.

– Да, ты не ошибся. Нужно убить всех, – Карасу встал со своего места и подошёл к одному из огромных окон. – Городок небольшой, стоит на отшибе, но я уверен охранять его будут маги. Управишься? Или помощники нужны?

– Я не работаю с напарниками. Но зачем вырезать целый город? Тем более в Муараке. Ты хочешь спровоцировать новую войну? – подозрительно прищурившись, выученный убийца наблюдал за каждым неуловимым движением мага, силясь по невербальным знакам узнать истинный мотив. Карасу оставался непроницаем, он либо безупречно контролировал своё тело и лицо, либо не скрывал подтекста в словах, в чём оборотень сильно сомневался.

– Войну не объявят. Думаю, даже в газетах не напишут, – украдкой пожал плечами маг, упёршись в подоконник, он разглядывал пейзаж снаружи. Горы, укутанные холодным туманом, торчали словно кривые, местами сколотые, зубы страшного зверя. На светлом фоне особенно чётко вырисовывались чёрные точки летающих воронов. – Под городом есть цепь тоннелей и комнат, их оборудовали под лаборатории, где, объединившись, учёные Земья и Муарака разрабатывают опасное оружие. Я полагаю, они пытаются создать идеальную химеру, переливая кровь и пересаживая с помощью магии органы. В камерах заперты люди и нелюди, мне сообщали о грифонах, животных с духом Огня, дриадах, а также о колбах с драконьей кровью. Многие умирают, не пережив экспериментов, а те, кто остаются в живых становятся опасны для общества. С некоторого времени Аэфис присоединился к этим экспериментам. С нашей стороны в подпольную лабораторию отправляют материал для опытов, – Карасу обернулся к Реми, – неугодных людям жителей страны.

Оборотень понял, к чему подводил маг. Совет, если они стояли за этим, избавлялся от пойманных оборотней, бешеных грифонов, опасных ашур, а возможно и части мирных киринов, рух, гарпий, отдавая их, как подопытных крыс в лабораторию. Предоставляя материал для опытов учёным Муарака и Земья, Аэфис укреплял мирный договор с этими странами.

– Зачем нам вмешиваться? – насторожился убийца. – Если за этим стоит Совет, нас раскроют. К тому же мы не сможем остановить все несправедливости этого мира.

– Это так, но всё же есть иные механизмы для поддержания мирных отношений. К тому же, что будет если им удастся? Кому достанется сверх химера? На чьей стороне она будет участвовать в грядущих войнах? А что если им уже удалось создать непобедимого монстра? У меня нет сведений о проводящихся в лаборатории опытах. Это секретная информация, строжайше охраняющаяся, – признался Карасу.

– Тогда откуда ты знаешь о лаборатории? – поддел мага Реми.

– Не недооценивай мои источники, – улыбнулся юноша. – Так или иначе, неизвестно кто выйдет из лаборатории, в конечном счёте. Какими способностями будут обладать химеры, а возможно сверх люди. Учёные создают там мощное оружие, боюсь представить, какие вливания уже произошли и сколько средств ещё будет вложено. Средств, вытянутых налогами и пошлинами с крестьян. Это следует остановить! Что бы они ни создали, это крайне опасно для нашего предприятия, да и для всего мира, включая надгорный край. Посему исследовательский центр вместе со всеми жителями необходимо уничтожить, – подытожил Карасу.

– Зачем убивать горожан?

– Иногда ты поражаешь меня своей недальновидностью, – скривился маг, холодное зелёное пламя вспыхнуло в глазах Реми. – Как думаешь, кто поселится в закрытом городе, под которым находится секретная лаборатория? Неужели ты считаешь, что там могут жить невинные, ничего не знающие люди? – скептически интересовался Карасу. – Все эти жители, семьи учёных, подопытные образцы, «улучшенные» люди, стража и сами учёные, алхимики, демонологи, маги и исследователи, занятые в лаборатории. Среди них не найдётся и одного, кто не знал бы о творимых в подземелье экспериментах. Именно из-за жителей, что принимают в этом всём непосредственное участие, так сложно выяснить подробности проводимых в лаборатории опытов.

Маг покачал головой, подходя ближе к Реми.

– Нет, в Санни не осталось простых людей. Все они соучастники злодеяний. Нужно искоренить заразу на корню и уничтожить оплот мракобесия. Не оставляй свидетелей, убей всех, – зловещий голос окутывал и покрывал сознание убийцы тёмной пеленой. В наполняющей пространство черноте невыносимо ясно звенели в ушах слова мага, и насквозь смотрели яркие глаза, затягивающие, словно чёрные дыры.

Вырезать жителей целого города, пусть и небольшого. Никогда Реми не приходилось выполнять ничего подобного. Чудовищно, аморально, но Реми трепетал, предвкушал, ждал с нетерпением, когда доберётся до города и даст волю всему своему гневу и сумасшествию, тем более что ярость его прольётся на ублюдков, приносящих страдания нелюдям. Реми не отступит, он убьёт каждого жителя города, будь то учёный, алхимик, их жёны или дети. Все они виновны! Не оставлять свидетелей, просил Карасу, что ж, Тень не оставит никого.

Маг предупредил убийцу о культе огня и солнца в Муараке. Южане тщательно отсчитывали солнечные циклы и совершали ритуалы поклонения в определённые дни. Особое внимание они уделяли дням солнцеворота и равноденствиям. Реми рассчитал время и хотел вновь воспользоваться праздничным настроением людей, на этот раз в день зимнего солнцестояния.

Карасу поделился с Тенью своими наблюдениями, он сообщил, что маги Огня любили торжества, и на солнцеворот устраивали всеобщее восхваление солнца на главной площади. Если оно действительно всеобщее, то Тень мог воспользоваться шансом и не ходить по домам. Он устроит кровавую жатву прямо на площади во время восхваления солнца.

Карасу каждым следующим заданием преподносит сюрприз за сюрпризом. Убить мага, убить члена совета, а теперь вырезать население города. С ним скучать не придётся. Одно задание лучше другого. Все эти опасности так подстёгивают чувства, а тревоги треплют нервы. Но самое главное, я убиваю подлецов, которые своими действиями сами складывают погребальный костёр.

Санни стояла на отшибе, спрятанный на границе каньона в глухой долине. Прекрасное местоположение чтобы спрятать поселение. Реми сомневался, что найдёт город, до тех пор, пока не увидел обшарпанный указатель. На картах Санни отмечен не был, о его существовании знали немногие. С одной стороны скрытый неприступными горами, с другой меловыми скалами, с третьей заметённый песком, город был надёжно укрыт от любопытных глаз.

Обнесённый высокой стеной, не типичной для городов Муарака, город встретил Реми закрытыми воротами в утренней мгле. Сбоку отворилась маленькая дверца, из которой навстречу убийце вышли двое стражников. Тень не стал церемониться: одного пырнул отравленным ножом, вытащил его хапеш из ножен и пронзил второго, двигаясь с молниеносной скоростью и точностью. Целью была башня у ворот. С её обзорной площадки убийца не пропустит момент сбора всех жителей в одном месте. По дороге заколов ещё несколько стражников, Тень собрал все трупы в одном месте и прикрыл гобеленом. До поры до времени они не должны привлекать внимание.

Ближе к полудню на центральной площади стали собираться жители города, разодетые в праздничные одежды красных и оранжевых цветов с ленточной бахромой и треугольным орнаментом по вороту. В толпе Тень распознал нескольких магов Огня, в довольно тёмных мантиях. Слабаки, отметил про себя Реми, но лучше держать ухо востро.

Не спеша спустившись с башни, Тень вышел на центральную улицу, пересекающую весь город и площадь, и направился к людям. Горожане заняли позиции, в центр вышел низкорослый пухлый мужчина и стал громко вещать о дарах солнца и конце тёмных дней. Люди внимательно слушали, большинство кивали, некоторые, по-особому сложив руки на груди, бормотали хвалу себе под нос.

Фанатики, они везде одинаковы, только в культ возводят разных идолов, подумалось Реми, и тут он вспомнил оборотней в день благодарения Персефоне: чем не культ, вера, молитвы и почести, благодарности. Отличие лишь в том, что светило оборотней хорошо видно ночью, а солнцу муараканцы поклонялись днём.

Парень отбросил постыдные мысли. Ровнять солнце и Персефону, ровнять людей Муарака и оборотней – не за этим он пришёл.

Мужчина в центре площади распалялся, вещая о величие солнца и низвержении тьмы, когда Тень сделал первый шаг в толпу горожан.

Лезвия острых кинжалов сверкнули молниями в руках убийцы. Один, двое, четверо, шестеро, восемь, десятеро – люди на глазах падали наземь. Не сразу горожане заметили продвижение тёмной фигуры в толпе. Фигуры, после которой оставался след из мёртвых.

Тень легко шёл через толпу, слегка покачиваясь. Простые люди не могли уловить быстрые движения его рук, вооружённых отравленными кинжалами, которыми он легко резал и колол муараканцев, учёных, алхимиков, исследователей, их жён и детей. Брызги крови разлетались, оставляли потёки на сумеречном плаще, а солнце взирало на всё с поднебесья.

Высокая женщина в толпе пронзительно завизжала, ей вторила другая, третья. Людской поток хлынул врассыпную, когда до тупой толпы, наконец, дошло – в их рядах убийца. Крики, визги, хрипы смешались, топот ног по сухой земле поднял пыль. Люди падали и их тут же прижимали к земле ноги бегущих следом. Муараканцы давили сами себя. Ближние к убийце ряды, пихали тех, кто стоял у домов, вдавливали их в стены, выламывая их телами окна и пропихивая внутрь. Нескольких детей затоптали насмерть.

Паника! Как понравилось это слово Тени. Он смотрел на обезумевших от страха людей, что убивали сами себя, и лёгкая ухмылка тронула его уста. Он сеял панику в рядах людей, заставлял бежать от него, не видя ничего вокруг, топтать своих родных и друзей. Люди толкались, пытались первыми пролезть между соседей и товарищей чтобы спасти свою жизнь! В толпе жизнь ближнего не стоила ничего, лишь своя собственная!

Люди орали, стонали, хрипели, рыдали дети, женщины визжали, но смерть придёт за каждым. Тридцать, тридцать четыре, тридцать восемь, сорок. Темп Тени убыстрялся, он крутил кинжалами, делал выпады, широко шагая в напуганной толпе. За секунды он протыкал и перерезал глотки нескольким людям, догонял убегающих и сеял смерть вокруг себя. Нужно убить всех!

Салатовый свет глаз отражал безумие, восставшее из глубин тёмной души. Как это чудесно! Можно убить их всех. Тень воткнул нож в глаз, пробегавшего мимо ребёнка. Горячие капли брызнули на лицо.

Через шум бегущих, орущих, бранящихся и зовущих на помощь людей, пробился отчётливый голос, сильный и уверенный. Он бросил пару слов и жар вокруг убийцы усилился в десять раз. Маги Огня!

Реми отпрыгнул и побежал к скоплению людей. Шар огня полетел в него от магазина украшений. Мага не заботили медленно разбегающиеся люди, которых тоже заденет пламенем.

Быстрой чёрной вспышкой, Тень приблизился к магу, тот резким жестом, словно давал пощёчину, зачаровал дугу света, переливающуюся всеми цветами радуги, ослепив убийцу. Оборотень сощурился, рефлекторно присел, уклоняясь от удара, и ударил мага по ногам. Муараканец вскрикнул, стал заваливаться, пытался атаковать новым заклинанием, но Тень оказался быстрее, схватил его руку, развернул и насадил на кинжал. Минус один. Чёрный силуэт под ногами убийцы расплывался на песчаной земле площади лужей чернил, и тянул ко второму магу в более светлой мантии. Он соображал быстрее, зажёг световую сферу в руке и разогнал тень Реми. Маг быстро направлялся на окраину площади, ловко перепрыгивая упавших горожан.

Бежит на крышу. Нельзя допустить! Не успел Тень додумать свою мысль, как двое других магов швырнули в него свои заклятия. Красноватые линии, как сеть пытались захватить оборотня. Из земли возникла стена огня, перекрыв дорогу.

Тень запустил в них иглы простые и отравленные, но на их пути выросла ещё одна стена прямо перед магами. Железо расплавилось, не долетев до цели.

Какая температура в стене? ужаснулся оборотень. Маги портили веселье. Нет! Они добавляли пикантность. Слишком просто перерезать всех жителей города. Сражение, балансирование на грани жизни и смерти – вот что приносило настоящее удовольствие!

Мгновенно перемещаясь с места на место, Тень перешёл в ближний бой с магами и отвесил ближайшему суровый пинок. Маг не успел уклониться и полетел лицом на собственную огненную стену. Та в секунду испарилась, оставив после себя слабый дымок.

Второй в это время поймал грудью отравленный кинжал, но уже переступая порог следующего мира, запустил в оборотня преследующий огненный шар. Тень рванул в толпу, схватил женщину и подставил её под магию. Муараканка заорала и за мгновение превратилась в пепел. Реми едва успел отдёрнуть руки, чтобы его не задела чудовищная магия. Минус два!

Толпа разбегалась, орала, женщины искали потерянных детей, те плакали, сидя на земле или орали, со страху забравшись на держали факелов. Несколько стариков заблудились и не понимали куда бежать, что делать, кто-то застыл в оцепенении от шока. Пробегая мимо них, Тень прекращал их страдания, наотмашь перерезая глотки. Он преследовал третьего мага, который пропал из виду.

Он нашёлся внезапно, отправив в убийцу горящую сферу. Реми увернулся в последний момент. Сфера взорвалась, обдав людей поблизости раскалёнными брызгами жидкого огня. На оборотня попало несколько капель, прожгли одежду насквозь и впились ножами в плоть. Реми зарычал от боли, регенерация не особо помогала, обожженная плоть срасталась дольше порезов. Выругавшись, парень протолкнулся к стене здания. Мага необходимо снять с крыши и как можно скорее, слишком хороший обзор для того, кто способен стрелять огнём.

Толпа, металась, размазалась по краям площади, большая часть народа разбежалась по прилегающим улицам. Реми посетовал, его прекрасный план провалился, теперь ему придётся вылавливать людей по одному, и всё из-за чёртовых магов! Но тут молодой и неопытный маг совершил великую в своей жизни глупость. Махнув рукой, он послал на площадь сотни небольших горящих сфер, желая достать убийцу. Тень успевал уклоняться от огненных шаров, они врезались в валяющиеся тут и там тела убитых горожан, одежда загоралась, тела покрывались волдырями. Площадь наполнил сладковатый запах горящей кожи, волос и мяса, и горькая мерзкая вонь палёной одежды, которая ко всему прочему чадила едким дымом. Дым! Лучшего прикрытия не найти.

Это не надгорный край, где ветер не затихал ни на минуту, в Муараке чаще всего стояла сухая безветренная погода, как и сейчас. Тень нырнул в дымовое облако, сумеречный плащ скрыл его. Дышать было нечем, об этом убийца подумать забыл, но маг перестал швырять заклятия, потеряв из виду цель. Реми вспомнил, как шестилетним мальчиком задыхался в пылающем родном доме. В тот раз он выжил, значит и теперь не задохнётся!

Напрягая слух и все потаённые чувства зверя, Реми сам не заметил, как добрался до стены магазина украшений. Раздался стук каблуков о землю, бегал в клубах дыма, но убийца ничего не видел, он хотел отойти от стены и столкнулся с человеком. Растерянный маг с глупым лицом стоял перед ним. Взмах рук, на запястьях появились треугольники света, покрытые рунами, но реакция Реми оказалась проворнее. Тень выпростал руку, сработал механизм подачи ножа, и оружие выстрелило в голову мага. Тело муараканца качнулось, магическая защита с рук погасла, маг медленно опал на землю. Минус три.

В дыму убийце встретились несколько горожан, которых парень небрежно убил. Он выпрыгнул из дыма на прилегающей к площади улице, отдышался проверил, где находится маг, макнул иглы в яд и запустил в него, ныряя в серую мглу. Глаза жгло, лёгкие горели, Реми сотрясся в приступе кашля. За спиной взорвался огненный шар, обдавая жаром спину.

Тень швырял отравленные иглы наугад в то место, где мгновение назад стоял маг Огня. После чего бежал в другую сторону, уклоняясь от огненных сфер, что летели в ответ. В какой-то момент этой глупой чехарды раздался приглушённый стон и грохот падающего с крыши тела. Несколько игл всё же нашли цель. С магами покончено, осталось убить оставшихся горожан.

Мелькая по площади, как чёрная вспышка, Тень убивал задыхающихся в дыму людей. Вокруг всё горело, капли сфер жидкого огня попали в дома и мгновенно разрослись бушующими языками пламени. Горела одежда на телах убитых и сами тела, огонь лизал глиняные стены домов и, добираясь до занавесок, заходился пожарищем в помещениях. Раздался грохот, огненные вспышки добрались до лаборатории, взрывались реагенты и алхимические смеси.

Тень, покинув дымную площадь, продолжал сеять смерть в округе, догоняя, выслеживая по запаху и звуку, не оставляя надежды на выживание.

Полдень дня зимнего солнцестояния в маленьком городке Санни выкрасился багровым от огня и крови. Таким же багровым цветом светился вечерний закат. С последними лучами солнца город покидал последний выживший.

Тень медленно брёл по дорожке через степь. Он был выжат, впервые за всё время. Его переполняли странные чувства: радость, граничащая с досадой; спокойствие, наполненное безумием; усталость от осознания своей силы, упоение души и пустота в желудке.

Именно такого задания и ждал оборотень, перед тем как погрузиться в зимнюю спячку с её неделей праздников. Он выложился на все сто. Тень немного подвела, но даже без помощи магической темноты, Реми справился с магами. Повезло, что они были слабые и глупые. Но какие яркие эмоции вспыхнули в тот момент в самом существе оборотня, какая жажда жизни наполнила тело. Ради таких встрясок он готов убивать людей сотнями и тысячами. На задании он получал уйму красочных впечатлений и теперь пребывал в неге усталой приятности, когда каждая мышца на теле болела, после долгой тренировки и счастье разливается по венам вместе с кровью. Он добился того, чего хотел.

В этом году, как и в прошлом, зима в Аэфисе вновь не спешила покрывать всё белым одеялом. Землю поливали холодные осенние дожди без какого-либо намёка на снег. Жители уже беспокоились, что и в этом году День Середины Зимы придётся отмечать на голой, мокрой земле. Но за несколько дней до праздника, с неба посыпались белые хлопья, присыпая всё вокруг, и даря радость детям.

Как ни странно, но Карасу на этот раз решил приостановить деятельность и отдаться развлечениям. С его подачи мрачный замок в скале расцвёл гирляндами, яркими красками, огнями и еловыми ветками. В самом большом зале накрыли столы, выпивка лилась ручьём, закуски по иноземным рецептам, мясо с ягодными соусами, птица с фруктовыми джемами. Запах стоял такой, что Реми давился слюнями. Сам маг толкнув вдохновляющую речь уединился на балконе. В его стакане плескалось вино, к которому он так и не притронулся.

Представители самых разных народов Плутона вместе гуляли, пили, ели за одним столом, травили шутки, пели, танцевали и разыгрывали друг друга. В эту ночь их объединяла не только цель построить справедливый мир для всех, но и хмель, ударивший в голову. Этот беззаботный вечер напомнил Реми кутёж оборотней. Когда дело дошло до драки двух нахлебавшихся пивом людей-ящеров, оборотень, державшийся всё это время в стороне, ушёл в свою комнату.

На следующий день все проснулись в приподнятом настроении. В этой весёлой толпе последователей Карасу, один Реми выделялся своим серым тусклым плащом и вечно хмурым, несмотря на внутреннее приподнятое настроение, выражением лица. Он смотрел, как прислуга из крестьянок ближних деревень убиралась в зале после праздника, и не знал, куда себя деть. Чтобы не мешать девушкам, Реми направился к Карасу.

– Скажи, Тень, чего не хватает этому замку? – спросил маг, устроившись за роялем.

Да откуда я знаю. О деле бы думал, а не о замке своём. Маги такие пустомели. Про себя думал оборотень, а вслух ответил:

– Не знаю, может огорода? – Он сидел за спиной мага и смотрел в окно с кресла, стоящего у письменного стола, опершись локтём в столешницу и подперев голову.

Удивлённый Карасу обернулся и посмотрел на собеседника.

– Интересное предложение. Но я думал об органе.

– Орган?

– Огромный музыкальный инструмент с длинными трубами, что выводят потрясающие звуки. Это нечто, – с наслаждением в голосе рассказывал Карасу, отвернувшись к роялю. После Дня Середины Зимы у многих было приподнятое настроение, в том числе и у мага.

– Хм. Ясно.

– Может быть женщин? – ехидно поинтересовался юноша. – Я заметил, что крестьянки тебя не особенно привлекают. Хотя Сеамоне ты приглянулся. Неужели тебе не нравится её пышный бюст?

Реми скривился, обсуждать крестьянок с магом ему не хотелось.

– На тебя они тоже смотрят, – заключил Реми.

Карасу засмеялся, оторвался от рояля, обернулся к убийце и пустил волной свои чёрные как ночь, длинные до лопаток волосы и произнёс:

– Как же иначе.

– Вот и пользуйся, – лениво ответил оборотень.

– Не интересно. Это скучно, когда они сами вешаются на шею. Я бы хотел встретить особенную, ту что поддержит мой разговор, ту что поспорит с моим мнением, ту у которой есть своё, ту которая будет сопротивляться моему очарованию, ту которую нужно завоевать, которая поддержит игру. Флирт – тонкая игра, основанная на намёках и маленьких победах. Говорить прямо – слишком просто, а играя можно поддерживать интерес годами.

Намёк даёшь ты, намекает она, – с мечтательно-загадочной улыбкой продолжал Карасу. – Остаётся недосказанность. Ничто не известно наверняка, ты строишь предположения. Эта игра может длиться бесконечно. Именно эта игра и приносит удовольствие, а не плотские утехи, как все ошибочно считают. Флирт, тонкий как паутинка, нежный как лепесток, балансирование на грани. Не подходить близко и не отпускать далеко – в этом и есть смысл.

– Для тебя всё игра, – коротко подытожил Реми.

– А разве нет? Если воспринимать мир слишком серьёзно, можно сойти с ума от его жестокости и обречённости. Все мы умрём – это повергает в отчаяние, но если сместить угол зрения: сейчас мы живы – становится гораздо приятнее, – пожал плечами маг и погрузился в музыку.

– По-моему это присуще магам. Странный вы народ, – заметил оборотень.

– Это из-за Ветра в голове, – тихо произнёс Карасу.

– Что? – переспросил убийца.

– Это из-за Ветра. У магов Ветер в голове, – повторил молодой человек.

– Это точно, – цинично утвердил Реми.

– Не в том смысле, – покачал головой маг. – Ветер, лёгкость, праздность. Мы не можем быть серьёзны, только игры, сказки, мечты – Ветер. Эта лёгкость, именно она и делает нас магами. Если бы у магов был пробивной характер, математический склад ума, стальная хватка, мы бы уже не были магами Воздуха. Ветер бы не отметил нас, не пришёл.

Реми ещё больше запутался, пытаясь понять.

– Это сложно понять, – заметил долгое молчание собеседника маг. – Просто маги Воздуха не от мира сего, они от мира того, – Карасу кивнул в окно и посмотрел на небо. – Лёгкие, слегка безумные и одинокие.

– Странные, – добавил оборотень.

– Ха-ха, для людей оборотни странные, – иронизируя, глянул на юношу маг Воздуха. Реми молча буравил его зелёными глазами. Карасу улыбнулся: – У магов есть заклинание «небесный взор», оно позволяет увидеть сущность. Так что я знаю кто ты и уже давно.

Реми продолжал молчать. Ему не понравился тот факт, что Карасу знал о нём почти всё, а вот сам Реми о маге выяснил немного. Незнакомец, встреченный полтора года назад в Искре, остался загадкой для убийцы. Он не рассказывал о себе, либо делился своими мыслями на отвлечённые мысли, Реми не знал его слабостей, его желаний, даже характера мага он не понимал. Карасу почти никогда не проявлял лишних эмоций, настоящих, но в тоже время казался более живым чем Реми. Единственное что парень узнал о Карасу, что тот любит играть на рояле и кормить воронов – ничтожно мало для убийцы, обученного слежке.

– Я добавил на твой ремень, – маг кивнул на ошейник, – заклинание отвода глаз. У других магов не должно возникать мысли взглянуть на твою сущность. Однако если ты себя выдашь, или назовёшься, чары рассеются. Будь осторожен.

Реми медленно кивнул.

После убийства члена совета и полного уничтожения Санни близ границы Земья с Муараком Карасу, как и планировал, сбавил обороты. Он отправлял Тень убирать с дороги справедливости магов Воздуха, замеченных в содействии проектам против нелюдей, либо лотеронов, что спонсировали подобные проекты и тайно торговали с браконьерами. Несколько раз Карасу поручал Тени избавиться от проповедников Избавителя и Незабвенного, молодого культа прямиком из Муарака. Реми с радостью принимался за работу в последнем случае. Вспоминая, как верующие земцы относились к невинному цирку, оборотень не хотел, что Аэфис захватили попы в рясах или набедренных платках, а жители изголодали от постов или потонули в море боли Ярсиса.

Очередной жертвой необходимой Карасу стал маг Воздуха, состоящий в следовательской группе – Эдуар. Он первый высказал домыслы, что Полуночная Тень пусть и не обычный, но человек из плоти и крови, а также выдвинул теорию заговора, где Тень играет роль исполнителя, таинственного чёрного валора. Эдуар был сильным магом и мог стать серьёзной угрозой на пути справедливого мира для всех. Он слишком близко подобрался к правде и вполне мог найти укрытие Карасу.

Реми заметил, что маг разнервничался, осознавая свою уязвимость перед Эдуаром, и просил убрать его как можно скорее.

Выследить мага оказалось довольно трудно. Если бы не идея Карасу подкинуть Эдуару зацепку, как наживку, и заманить в ловушку, Реми бы годами бегал за ним по всему Аэфису. Несмотря на всю свою прозорливость маг проглотил наживку и подошёл к замку на скале довольно близко. Там его и поджидал Тень.

Скрываясь за ветвями могучих деревьев, убийца наблюдал за жертвой. Маг Воздуха с присущей им легкомысленностью не торопясь шествовал по лесу, насвистывая весёленькую мелодию. Он казался чересчур равнодушным и невнимательным. Реми заподозрил бы неладное, если бы дело касалось простого человека, вора, наёмника, но с магами всё сложнее. Припоминая весьма странное поведение ограбленного в Озоне мага, оборотень решил, что и этот с ветром в голове. Так даже лучше. Умрёт весёлым и всех дел. Но волчье нутро выло и скребло когтями в груди – слишком подозрительно, что-то здесь не так.

Убийца попытался настроиться на правильные эмоции, чтобы его тень поползла к магу. Затаённая в душе тревога не давала сконцентрироваться, тень не торопилась слушаться.

Реми неслышно спрыгнул с дерева и всем своим существом потянулся к магу. Прозрачная тень слегка потемнела и потянула свои руки к ногам жертвы. Маг шёл и продолжал насвистывать, как ни в чём не бывало – лёгкая жертва.

Тёмный силуэт оборотня коснулся тени мага, тот замер. Вот и всё, подумал парень. Успокойся, волк. Ты перенервничал. Реми не стал подходить к магу ближе, метнул иглы и укрылся за деревом.

Тишина. Никаких звуков. Не донеслось даже удивлённого вздоха и звука падения тела.

Реми осторожно выглянул из-за дерева. На тропинке не было никого.

Глаза парня сверкнули яростью, его провели! Резкий оглушительный грохот раздался отовсюду. Оборотень пригнулся и обернулся, осматриваясь глазами по сторонам. В паре сантиметров от него в землю под ногами ударила белая, ослепительная вспышка. Молния!

Убийца закутался в тень, но новая вспышка развеяла морок своим сиянием. Едва подавив крик боли, Реми не ожидал, что рассеивание тени принесёт его телу страдания. Он собрал волю в кулак и вновь осмотрелся. Маг на корточках сидел на толстом суку векового ясеня и смотрел на оборотня. Он взмахнул рукой, и порыв резкого недоброго ветра полетел в сторону оборотня. Тот едва успел спрятаться за деревом. Шквал пронёсся, сотрясая ствол, поднимая и унося опавшую листву, вырывая траву и осыпая убийцу щепками и сучками. Через мгновение всё стихло. Маг на время успокоился.

Бежать! Карасу говорил в таких случаях лучше бежать. Но маг. Он просил избавиться от Эдуарда поскорее. Он слишком много узнал. Пара отравленных игл и с ним будет покончено. Я смогу!

– Я знал, что ты явишься. – Маг, сделав паузу в атаках, громко заговорил. Реми еле заметно выглянул из-за дерева. Маг смотрел точно на него, он знал, где прячется убийца. – Думаешь так легко убить мага Воздуха?

– Убивал же, – вышел из-за дерева Тень, представая перед Эдуаром уверенным в себе убийцей. По одному взмаху в каждой руке Реми появилось по четыре отравленные иглы. Он молниеносным движением метнул их в мага, потом ещё и ещё. Иглы летели непрерывным потоком. Затем сюрикен, ещё один, метательный нож и новая партия игл, покрытых ядом.

Маг показывал проворство, которому позавидовали бы лучшие воры и гимнасты. Он уворачивался, ветром отмахивался от игл, менял направление полёта, прятался за сучьями, раскручивался до невообразимой скорости, создавай вокруг себя сферу вихрей и отбивал оружие голыми руками.

Маг дерётся своими руками. А он прыткий. Маги и такое могут? Удивлялся Реми и продолжал атаковать.

Мужчина тоже не терялся и успевал не только защищаться, но и нападать. В Тень летели вспышки напоминающие стрелы, с неба били молнии, норовя убить оборотня. Реми сам не зная отчего заходился кашлем, словно надышался дымом, но не сбавлял скорости атак. Маг не отставал, насылая на убийцу страшные порывы ветра, что срезали ветки деревьев, пронзали стволы и выдирали с корнем мелкие кусты. Эдуар пытался подобраться к убийце, но тот ускользал, прятался, прикрывался тенью, отвлекал внимание, взмахивая полами плаща.

Последний порыв ветра улёгся, но маг исчез.

– До этого тебе везло, – раздался голос Эдуарда, но Реми не смог определить откуда. Слова звучали эхом отовсюду. Реми припал спиной к сосне и пытался отдышаться после яростного, но короткого сражения. – Они не были готовы. Не знали, что ты придёшь. А я знал. Я разгадал все ваши планы. Твои и того чёрного валора, коему ты служишь, Полуночная Тень.

И вновь круговерть. Маг с такой мощью выпростал руку вперёд, что Реми еле успел отклониться, даже толком не разглядев от чего. Сфера молний окутала дерево, за которым прятался убийца. Реми вовремя отскочил в сторону ирванул в другое укрытие. На пустой поляне закружился вихрем лёгкий ветерок, он набирал обороты, раскручиваясь и начиная затягивать в воронку листву, траву и мелкие веточки. Вскоре сила его увеличилась, деревья гнулись к небольшому торнадо, что рос на глазах, превращаясь в длинный тонкий тромб.

Реми, спотыкаясь и уклоняясь от склоняющихся едва не к самой земле деревьев, бежал от места появления торнадо, боясь представить во что выльется безжалостная магия. Ветер с такой силой рвал кусты, что в скором времени начнёт выдирать деревья с корнем.

Тень не мог бежать, он зашёл за дуб и всем телом прильнул к толстому стволу, желая уберечься. Торнадо перестал расти, он, извиваясь, накренился, наклонился в бок и спиралью параллельно земле изогнулся в поисках убийцы.

Что это ещё за хрень?! Оборотень бросил дуб и изо всех сил побежал, куда глаза глядят, только бы подальше от невозможного магического явления. Деревья перестали клониться к земле, но кусты и трава, а также небольшие камни летали во все стороны. Маг преследовал парня, перепрыгивая с одной толстой ветки на другую ветку, не спускаясь на землю. Его одежда и ленты слегка колыхались, в то время как с Реми жестокий ветер сдирал плащ вместе с кожей.

Иногда оборачиваясь, Тень швырял иглы, в надежде что сила ветра отнесёт их в мага.

Жуткая труба из смертельного ветра, ставшего тёмно-серым от втянутой земли, щебня и травы, неуклонно нагоняла убийцу. Она петляла также как и он, ведомая разумом мага, но искривлялась медленно. Наконец Реми, должно быть попал в мага чем-то из своего арсенала, потому как смерч вернулся в вертикальное положение и стал таять на глазах.

Поискав мага глазами, Реми застал его на дереве, готового пустить в убийцу сферу сверкающих молний не меньше метра в диаметре.

Бежать! Карасу не врал! Но ноги почти не слушались.

– Ничего у вас не получится! – заорал маг. – Не получится захватить власть! Только маг Воздуха может стать правителем.

Реми спрятался за деревом и взмолил тень о помощи. Внезапно он резко провалился куда-то во мрак, уже думая, что маг достал его. Да где я теперь-то, чёрт подери?! Забери Сатана эту чёртову магию! Что происходит, где этот проклятый маг?! Тут же перед ним возникла спина мага, стоящего на ветке с огромным шаром бьющих в разные стороны молний. Маг растерянно озирался вокруг и, кажется, не мог найти убийцу.

Реми потянулся к магу и, сделав шаг, оказался ровно за его спиной. Не теряя времени, воспользовавшись своей немыслимой удачей, Реми по рукоять вогнал нож в спину Эдуара и прошептал:

– А что если твой заказчик маг Воздух?

– Гкхе, – кашлянув, маг повернулся к убийце лицом, сфера молний разлетелась и погасла, руки упали, из спины продолжал торчать нож, а в глазах читалась некоторая растерянность, но слова излучали уверенность, – я ожидал такого ответа. Тогда чего он боится? Пусть придёт и наденет Венец.

Реми растерялся.

Маг сложил два пальца перед собой и рявкнул «Снятие». Тень выхватил второй кинжал и вонзил магу в грудь, но никаких заклинаний не последовало. Наоборот, спала неведомая пелена с глаз парня, мир внезапно стал тусклым и обычным, таким, каким был всегда. Потеряли часть красок кроны деревьев, побледнело небо, словно глаза оборотня помыли с мыльной травой. Разум его очистился и прояснился. Звенящие слова Карасу замолчали, оставив после себя угнетающее чувство пустоты и лжи.

Реми смотрел на мага и не понимал, что произошло.

– Что ты сделал со мной? – убийца встряхнул Эдуара.

– Я освободил твой разум от оков гипноза, – кровь пузырилась на его губах. – Ты служишь трусу, магу Воздуха, который боится заглянуть в лицо своему страху. Боится прийти в Башни и заявить совету и Поднебесному Правителю о своих требованиях. Он боится судьбы, боится мира и боится нас. А иначе, зачем он убивает магов Воздуха? – медленно говорил мужчина охриплым голосом, кровь тонкой струйкой потекла из его рта. На тёмной мантии расплывалось алое пятно, воздух наполнился запахом железа.

Реми слушал отповедь Эдуара и путался в собственных мыслях. Почему, в самом деле, Карасу просто не попробовать надеть Венец Времён? Если он изменит свой вид, значит, маг достоин власти. Неужели он боится? Боится, что не достоин? Или чего-то ещё?

– Что он пообещал тебе? Равенства и братства? Думаешь, если один жадный до власти маг Воздуха сменит другого, что-то изменится? – пока маг говорил, его ладони покрыл белёсый светящийся туман, будто воздух стал плотнее. – Он владел твоим разумом, а ты слишком слаб чтобы противиться внушению.

Медленно прикрывая веки, теряя сознание, маг вложил все силы в последний рывок. Стремительным выпадом он воткнул ладонь прямо в живот Реми. Убийца согнулся. Острая как хорошо отточенный кинжал рука мага почти насквозь пробила плоть. Горячая кровь потекла из раны по руке Эдуара, он вырвал руку и ухмыльнулся. Реми выплюнул кровь изо рта и отшатнулся. Края раны медленно стягивались, новая кожа нарастала и бугрилась. Маг заметил это, его глаза расширились, он удивлённо прошептал «оборотень», но Реми в туже секунду воткнул в него ядовитые иглы.

– Глупец, – хрипел маг, яд мгновенно распространялся по телу, убивая мужчину. – Неужели ты думаешь, что человек встанет на сторону оборотней?

Тело мужчины обмякло и свалилось в руки Реми. Парень отпихнул от себя мертвеца и тот упал на ветку, торс перевесил и Эдуар рухнул на землю с глухим ударом. Реми сел, облокотившись на ствол и сжимая собственную рану рукой. Рана медленно срасталась. Какой бы быстрой не была регенерация оборотней, чтобы залечить такую большую рану необходимо время.

Миллионы вопросов роились в мозгу убийцы. Маг сумел разгадать, что за Полуночной Тенью стоит наниматель. Более того, он сумел догадаться об истинности намерений Карасу, о которых Реми, работающий непосредственно на него, даже не подозревал. Маг сказал, что очистил разум Реми и это походило на правду. Мир потускнел, стал обычным, таким каким был всегда. Не было больше подъёма в душе оборотня, убийство не принесло услады, он не чувствовал ничего. Опустошённый, с болящей раной в животе, но с чистым разумом. Все слова Карасу внезапно приобрели иной смысл. Идея справедливого мира показалась вдруг такой утопичной и бредовой. Почему раньше Реми не понимал этого? И чего на самом деле добивался Карасу? Неужели он хочет стать новым Поднебесным Правителем? Почему же тогда он не пойдёт в Башни, как предложил маг, и не наденет Венец? Он боится, что не достоин? Карасу боится? Не похоже. Но как ещё объяснить то внушение, которым он забивает головы собственных подчинённых? Он боится, что его идея никому на самом деле не нужна. Никто не пойдёт за ним по собственной воли и потому навязывает свою? Может как маг он вовсе не так уж и силён? И как оратор тоже? Легче с помощью магии внушить всем свою волю, чем доказывать правоту своих убеждений?

Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Реми совсем не изящно спрыгнул с дерева. Уперев ногу в тело мага, он достал свои ножи, почесал почти сросшееся место ранения и побрёл на базу.

Реми решил зайти в город перед тем, как вернуться на базу. Он гулял по улицам, надёжно укрытый магией ошейника от гильдейских убийц, и рассматривал прилавки. «Я освободил твой разум» сказал Эдуар с ножом в спине, после выкрика «Снятие». Неужели Реми действительно всё это время находился под воздействием чужой воли? Карасу загипнотизировал его? И вот убийца прозрел. Надолго ли? Стоит вернуться и маг вновь наложит свои гипнотические чары.

Я вырвался из-под власти тыквенного зелья не для того чтобы попасть в лапы к магу! Парень целенаправленно зашёл в лавку артефактов и магических амулетов. Скептически осматривая товар, он наткнулся на кольцо против внушений, шнур оберегающий от недоброго глаза, амулет оставляющий разум чистым. Ни один не оберегал от гипноза.

Продавец обслуживал другого клиента, так что Реми тёрся около амулетов, пока не дал волю воровским рукам. Он ловко вынул с прилавка все обереги, защищающие разум, ещё немного побродил по лавке и украл ещё парочку симпатичных амулетов, очищающих взор.

Когда торговец с подозрением покосился на юношу, Реми быстро вышел и направился прочь. Сзади он услышал негодующие крики. Торговец быстро заметил пропажу и поскольку в лавке были всего два человека, одним из которых занимался продавец, всё подозрение пало на Реми.

Убийца рванул на поперечную улицу и бросился вниз, к чёрному рынку, где ошивались криминальные слои Белого Клыка. Затерявшись в толпе, Реми юркнул в первый попавшийся шатёр и притворился крайне заинтересованным. Драпировка стен палатки терялась от обилия плетёных браслетов, амулетов, кристаллов, разноцветных перьев, настенных и карманных ловцов снов, свёртков с травами, монист, кулонов из олова, дерева и кости. В глазах рябило от шнурков, ниток и бусин. Реми обернулся к продавцу – старой низкой женщине, высохшей почти до скелета.

Она шаркающей походкой подошла к оборотню и трясущейся рукой протянула ему карманный ловец снов, украшенный тремя белыми перьями. Реми отстранился и отрицательно покачал головой.

– Бери. Это поможет, – сказала она голосом, похожим на шелест бумаги. – В карманах у тебя бесполезные побрякушки, а это тебе поможет. – Она настойчиво засунула ему в руку ловец снов.

Реми не стал спорить. Ругательства и проклятия донеслись до палатки, убийца приподнял полог и выскользнул с другой стороны от входа. Не зная, действительно ли старуха вручила ему сильный оберег или просто владела знанием гильдии торговцев, Реми засунул ловец снов в карман и отправился к замку в скале.

Убийца решил не говорить ничего, о разговоре с убитым магом, а также постарался изобразить на лице прежнюю заинтересованность в идеи справедливого мира. Он хотел понять, чего на самом деле добивался Карасу, его мотивы и цели. Не может быть, чтобы человеку была небезразлична судьба нелюдей в мире, а Карасу, чтобы он ни говорил, был человеком, магом Воздуха.

Черноволосый юноша порадовался скорой кончине мага. По его словам теперь их предприятие продержится ещё какое-то время. Реми удивился, маг заранее знал, что весь план с высокими целями, скоро полетит к чертям, а организация разбредётся. Но, по-видимому, даже распад организации входил в планы Карасу. Однако Реми больше не видел в словах мага ту резонирующую с душой правдивость. Амулеты действовали, гипнотический глубокий голос Карасу не проникал внутрь и не завладевал разумом и сердцем. Речи остались прежними, но прошло очарование. Реми поник. Цель пропала с горизонта. Что-то изменилось, надломилось, как и с гильдией убийц. Что-то пошло не так. Он вновь разочаровался в своей прошлой жизни и не видел смысла в будущих убийствах.

Может это цена того пути, что я выбрал? Или судьба уже сама повела меня, вспоминал оборотень предсказание ведуньи.

Он знал одно, ему нужно время, чтобы подумать и разобраться во всём, включая открытые и скрытые планы Карасу. К тому же Реми опасался, что амулеты не помогут, если маг заподозрит, что его гипнотическое колдовство разоблачили, и попробует вновь подчинить волю убийцы. Поэтому, как только маг заикнулся о пропавшем в Касмедолии наёмнике, который предположительно нарочно сбежал, Реми тут же попросил доверить ему разобраться со всеми последствиями – найти дезертира и убрать. Карасу от такой внезапной инициативы со стороны обычно спокойного оборотня немного опешил, но противиться не стал.

В итоге Тень отправился в Касмедолию подчищать следы за беглецом и разбираться с собой.

В зависимости от региона погода в Стране-на-Воде разительно отличалась. На северных островах, где жили суровые люди, прозванные викингами, лето поливало земли обильными дождями, а солнце показывалось крайне редко. На предельных островах востока, большой и малой Кавычках, лёд не таял вовсе. Там обретались монахи, превозмогая суровые условия благодаря медитациям. На западе же царствовала бал зона вечных осадков, на границе её, в ничейном море располагался остров, спрятанный в мистическом тумане. Сокрытые от света солнца на личном острове жили вампиры, в народе прозванные аристократами за исключительные манеры и дорогие наряды, коими они внушали людям уважение, а затем кусали и пили кровь. Ближе к материку расположилась цепь островов с тёплым, приятным климатом, что даровали тёплые подводные течения, поднимающиеся к самой поверхности. Эти же течения омывали на юго-востоке край материка, превращая густой лес в непроходимые, знойные топи, где испарения всегда влажной земли превращались в пар, тяжело висящий над землёй, превращая болотистую местность в настоящую баню. В густом тумане и душной жаре скрывались люди-ящеры и гнолы, выращивая крылатых зубастых бестий – виверн. Течения уходили далеко на восток и возвращались к материку недалеко от Заставы, со стороны Муарака, выжигая и без того жаркую страну. Течение сдерживало распространение пагубного для всего сущего чёрного огня на север, но с каждым годом огонь выигрывал битву и захватывал сантиметр за сантиметром.

Запад Касмедолии покрывали глубокие и не очень, солёные и пресные, большие и малые озёра, от чего тот край прозвали Озёрным. Зима здесь наступала рано и была суровой, проливаясь с небес ледяным дождём и покрывая всё скользящей коркой. Лето в Озёрном краю длилось недолго, всего два оборота, половину одного из которых затапливали цунами, а половину другого моросили дожди. Превозносящих стихию Воды касмедонцев стихийные бедствия не пугали, на помощь людям всегда приходили маги Воды. Поскольку Касмедолия территориально располагалась большей своей частью на море, люди, произошедшие от русалок и морских драконов, имели перепонки на ногах, и маленькие жабры подмышками. Их кожа отдавала в синеву, серость, а иногда приобретали зеленоватый оттенок. Вода в Касмедолии считалась всем – сытным столом, надёжным домом и стеной, постелью и могильником, землёй и дорогой, а основным средством передвижения служили лодки.

Только жители Страны-на-Воде знали такое количество всевозможных лодок и их названия, о каком не мог помыслить даже самый сведущий рыбак Аэфиса: одноместная для путешествия, одноместная для длительного путешествия, одноместная с навесом, одноместная с навесом для жилья; двух и трёхместная, рассчитанная на маленькие семьи; на группы магов, на средние семьи, на большие группы, на торговцев; корабли, судна, суда, от небольших до громадных, размером с гору. На лодках переправлялись с острова на остров, рыбачили, путешествовали, торговали, ели и даже жили. Но не только лодки являлись средством передвижения, в Касмедолии выращивали верховых рыб и земноводных разных пород, видов и расцветок.

Если в Аэфис бежали все, потому что там располагались гильдии вне закона и любой мог начать жизнь с чистого листа, примкнув к той или иной группе, то в Касмедолии скрывались от преследований Нюхачей из Муарака и других ищеек. Вода текуча и не сохраняет запахи, найти след по воде невозможно. К тому же морская вода сама по себе имеет сильный запах, перебивающий все остальные. Единственные амулеты, помогающие в поисках – части преследуемого: волосы, ногти, зубы, лучше всего кровь. Поисковая магия, основанная на крови – лучший метод найти беглеца. К сожалению Реми не обладал магией поиска, не озаботился кусками беглеца и не дружил с ритуалами. Он полагался на своё бесполезное в Стране-на-Воде волчье обоняние.

Карасу не назначал сроки для выполнения задания, а потому оборотень позволил себе слегка расслабиться и потратить время, чтобы привести в порядок мысли. Он посетил несколько островов с невообразимо красивыми замками из застывших кораллов, раковин и рифов; попробовал местную еду – она оказалась довольно пресной и водянистой, к тому же в основном касмедонцы ели рыбу и водоросли, что быстро надоело вечно голодному волку –; покатался на лодках и земноводных и едва не стал пищей морского чудовища – но неудача обернулась везением.

Громкий голос, периодически освещавший новости Касмедолии на улицах городов, сообщил о посадке на огромный лайнер, что отправлялся в круиз с посещением нескольких островов и достопримечательностей Страны-на-Воде. Поездка обещала продлиться оборот и подарить пассажирам незабываемый отдых и впечатления.

Услышав объявление, Реми захотел поучаствовать в плавании. Оборот развлечений, отдыха и размышлений на тихо плывущем лайнере в безопасном летнем море. Прекрасное место чтобы забыться и сбежать от реальных проблем. К сожалению билет стоил баснословных денег, но оплачивая проход один раз, пассажиры получали еду и последующий доступ ко всем развлечениям бесплатно, к счастью Реми прошёл обучение в гильдиях воров и убийц и знал, как незаметно проникнуть на борт.

Устроив себе отпуск по высшему разряду, оборотень спал, ел в своё удовольствие, знакомился с достопримечательностями Касмедолии, учил язык и диалекты, а также проводил уйму времени в игральном и игорном залах. Вспомнив свою жизнь в Озоне, Реми обыгрывал посетителей и накопил денег равных по сумме билету на лайнер. Вскоре он стал всеми ненавистным оппонентом в играх, потому что всегда выигрывал, а поймать парня за мухлежом не удалось никому.

Спустя три недели праздная жизнь наскучила парню, он исходил весь корабль вдоль и поперёк, испробовал все предлагаемые персоналом развлечения, заметно осушил бар – алкоголь не действовал на него, зато ему нравилось перепивать других на спор – и истрепал себе нервы размышлениями о жизни и планах Карасу.

Чего добивался маг оставалось загадкой. Даже очистив разум от внушений, Реми не видел двойного дна в заданиях. Что могли совершить все те маги, которых он убил, помимо того, о чём говорил Карасу? Откуда Реми знать? Зачем Карасу приказывал убивать магов, замешанных в делах против оборотней и ашур, если бы на нелюдей ему было наплевать? Какие мотивы у него ненавидеть магов? Что маги ему сделали? Или мальчик обиделся на весь мир? Может ему всё равно кого приговаривать, лишь бы почувствовать свою власть? Или смысла нет, Карасу просто любит играть? Он частенько говорил об играх. Он же маг Воздуха, а они все лишены логики. Думать об Аэфисе находясь в Касмедолии не получалось вовсе. Все мысли словно вытягивала из парня вода и уносила прочь, качая на сверкающих волнах.

Единственный вывод, к которому пришёл Реми за время круиза – это попытаться выяснить что-то, проникнув в комнату Карасу. У него были свитки и блокнот, в котором маг делал записи и пометки, что если это дневник. Так или иначе в комнате мага должно быть что-то, что поможет разгадать его истинные планы.

А почему я вообще хочу его остановить? Ну убиваю я магов по его приказу и что? Они же гады. Разве не этого я хотел? Да, идея справедливого мира глупа и нереальна по сути, но мир станет лучше, если я избавлюсь от парочки ублюдков. Разве нет?

Но мне надоело убивать. Я хочу понимать, что я делаю, а не быть исполнителем в чужом плане. Я достаточно замарал руки в крови. Хаарт мёртв, этого я добивался, так что же теперь? Жизнь без мести опустела. Что за Падший ангел убил детей в приюте? Но он убил и Марджи, и Докси, а значит Сим отомщён. Осталось отомстить за дядю.

– Мы приближаемся к местам обитания великого морского змия Арнакуасейк, также известного под именами Седнесней или Арнапкапфаалей и Нерривейк, – голос из волшебных раковин прервал размышления Реми. – Она повелевает морскими млекопитающими и ответственна за то, чтобы чистые помыслом охотники могли добыть достаточное количество пищи, чтобы народ оставался здоровым и сильным. Но тех, чьи сердца наполнены жадность, ненасытностью, кто убивает ради забавы, змий сжирает!

– Змий приветствует нас по правому борту и благословляет, – после паузы добавил голос.

Реми не поверил, что мифический дух явился к людям и благословлял их. Он лениво встал и пошёл к правому борту. Какого же было его удивление, когда из воды на расстоянии пары дюжин метров от корабля поднялся змий огромных размеров и умным взглядом стал обводить пассажиров.

Седнейсней выглядела устрашающе, но при этом очень красиво. Чешуя змия переливалась синем, голубым и чёрным цветами, а по спине шёл узор из белых точек, которые светились на тёмном фоне словно множество маленьких светаринов. Огромный гребень и перепонки возле морды и на шее сжимались и разжимались. Голова змия поднялась на десять метров над водой, шея извивалась, словно Арнакуасейк танцевала, несколько колец виднелись из воды, но хвост терялся в глубине. Змий ощерилась, цокнула зубами и вдруг глаза её расширились, а бледные зрачки сузились. Она уставилась на человека в толпе, Реми не успел проследить за взглядом Арнакуасейк, как та выпростала громадную голову и схватила мужчину.

Люди вскричали, те, что стояли рядом с жертвой, упали на палубу и выпученными глазами смотрели, как змий водит головой из стороны в сторону, а орущий мужчина висит, зажатый зубами вниз головой.

– Арнакуасейк всегда милостива к людям! Возможно, этот человек браконьер! – раздался громоподобный женский голос капитана, усиленный магом, стоявшим рядом. Другой маг вышла вперёд и безмолвно шевелила губами, глядя на змия. Седнесней справилась с мужчиной и проглотила его. Она подплыла ближе к магу и опустила свою голову до уровня девушки в голубой мантии с золотой оторочкой и лентой через плечо.

Змий махнула головой над ахнувшими пассажирами со стороны Реми, и оборотень смог разглядеть лицо жертвы. Это был тот самый дезертир! Он, как и Реми, сел на лайнер, желая скрыться от преследования, развлекался и удалялся прочь от Карасу.

Как же я за три чёртовы недели ни разу с ним не пересёкся?! Вот неудача. Этот корабль огромен, вот как! Мы расходились с ним три недели. Даже в игорном зале не встретились! Хотя какая разница. Главное сейчас он умрёт, смирился Реми.

– Арнакуасейк говорит, что этот человек запачкал свою душу убийством, его руки в крови и на корабле есть ещё одна падшая душа, – произнесла маг и повернулась к толпе, осматривая её. Змий в этот момент заглотил предателя и растопырив плавники прослушивал толпу.

Реми сжался, слегка согнул ноги в коленях, чтобы спрятаться за касмедонцами и зашёл в первую попавшуюся дверь. Зал массажей встретил его пустыми столами и одной единственной девушкой из персонала.

На палубе продолжались громкие, гудящие разговоры, маг передавала слова змия, капитан успокаивала пассажиров. Убийца кивнул массажистке и прошёл в следующую комнату. Он бродил по пустому кораблю, отсиживался в каютах и залах, боясь, что змий пробьёт палубу и схватит его своей огромной зубастой пастью. Куда деваться Реми с корабля? Прыгать в воду означало самому лечь на блюдо для Арнакуасейк. На палубе оборотень тоже открытая мишень, остаётся прятаться по углам как крыса и надеяться на лучшее. Только чудо спасёт его.

Чудом стал толчок корабля и плавный ход вперёд. Лайнер тронулся и двинулся дальше. Реми не знал, почему Арнакуасейк передумала убивать его, но стёр выступивший на лбу пот и вздохнул с облегчением. Решив не высовываться некоторое время, убийца просидел в машинном отделении всю ночь. Лишь под утро он осторожно вышел на палубу.

На следующий день все обсуждали внезапную казнь преступника, исполненную Арнакуасейк. Обеспокоенные люди говорили о втором пассажире, которого змий пощадила по просьбам магов Воды. Те вступились за человека с падшей душой и уговорили Арнакуасейк дать ему второй шанс, но самого преступника не нашли.

Как только корабль причалил в порту континента, Реми отправился обратно в Аэфис. Он или великий морской змий, но беглеца убили, с ним покончено, а значит задание Карасу выполнено.

Потратившись в Касмедолии на разные удовольствия, убийца решил пополнить запас денег. Заглянув в Озон, он путём проб и ошибок нашёл несколько своих старых тайников и опустошил их. Путая дома, кадки с деревьями, делая более размашистые шаги, чем в свои одиннадцать лет, Реми едва отыскал нужные дупла, вынимаемые булыжники и щели в сливах. Парень помнил, что тайников было больше, но как ни напрягал он свою память, не смог отыскать все.

Держа в руках горсть куром, Реми задумался не положить ли их в Куромарубанк под процент, но быстро отсеял эту мысль: ему пришлось бы назвать своё настоящее имя и как новому вкладчику проходить магический тест, на котором его истинную сущность быстро раскрыли бы.

Забредя в своё старое логово, Реми отметил, что там поселился кто-то ещё. Комната была завалена незнакомыми вещами, скорее всего украденными. Оборотня посетила мысль, что возможно в комнате обретается его озоновский знакомый с серебряными волосами и разными глазами. Не справившись с корабельной реальностью, он вполне мог вернуться в Озон и пробовать себя в других профессиях. Неунывающий парень быстро переживал одну неудачу и устремлялся к следующей.

Проследив за своим старым жильём, Реми обнаружил незнакомых ему ребят, что волокли в комнату всё, что им удавалось раздобыть. Не сказать, что оборотень почувствовал разочарование: разноглазый идиот раздражал своим неунывающим оптимизмом и наглостью. Однако Реми решил задержаться в Озоне на некоторое время.

Он устроил себе небольшой праздник на день рождения, погулял на маскараде в честь Ёкайёру, позлил пиратов, обыгрывая их в карты и лишая всё лето копленных сокровищ. Реми узнал, что за время его отсутствия, в Аэфисе было совершено нападение на Поднебесного Правителя. Вернувшись в скальный замок ко дню Мира, оборотень хотел расспросить Карасу о мотивах. В том, что это дело рук мага, оборотень не сомневался, однако Реми не понимал смысла нападения. Зачем нападать на Поднебесного Правителя? При этом посылать глупца, зная наверняка, что он попадётся. В чём состояла хитрость мага на этот раз? Разве в убийстве молодого Правителя скрывалась справедливость? Кому Карасу решил потрепать нервы?

Реми не понимал мотивов мага. Для себя он решил одно, воспользоваться сетью шпионов Карасу, найти виновных в смерти дяди и отомстить за него. Пора магу помочь убийце.

Не теряя лишнего времени, Реми прямой наводкой направился сразу к магу, но в кабинете его не оказалось, в библиотеки тоже. Во всём замке царило странное запустенье. Реми встретил несколько знакомых лиц, но не больше.

Неужели пока меня не было, Карасу решил сбежать? Реми направился в личную комнату мага, но и та оказалась заперта. Если дверь заперта, значит Карасу нет на месте. Самое время покопаться в его вещах и почитать записи. Запор не стал помехой на пути в прошлом обученного гильдией вора. Ловко поддев механизмы замка, вор услышал щелчок пружины и скривился. На двери, скорее всего, установлены магические ловушки, он же явился не к простому человеку. Отпрянув, взломщик ногой слегка толкнул дверь, та поддалась и тихо приоткрылась. С потолка не посыпались молнии, порывы ветра не засвистели в проходе. По-видимому, Карасу не предполагал, что кто-то сумеет снять с себя наведённое магом внушение и пойдёт на риск проникнуть в комнату. Самоуверенность погубила многих. Или в комнате попросту нечего прятать.

Реми просмотрел коридор, заглянул в комнату и окинул её взглядом. Никого. Отступать поздно, он уже вскрыл комнату мага, нужно поискать его свитки и тетради с заметками. Реми был уверен, что в них он найдёт намёки об истинных планах Карасу.

Включив свет, оборотень подошёл к стеллажу у письменного стола и принялся изучать его содержимое. От взгляда парня не укрылось, что как бы плотно маги не запирали дверь, окно оставалось нараспашку. То же самое было у Сидия, эта черта присуща всем магам Воздуха, это же являлось их слабостью.

Реми хмыкнул и продолжил изучение стеллажа. Сплошные книги, ничего стоящего. Названия на корешках отправляли к политике и психологии. Убийца начинал нервничать.

Шорох занавесок вновь привлёк взгляд к окну, на подоконнике уселся большой, в два раза больше обычного, чёрный ворон. Он внимательно смотрел на оборотня, повернув голову в бок. Чёрный непроницаемый глаз-бусинка блестел, птица молчала и вела себя вполне спокойно.

Откормил-таки чудовище, подумал Реми, оценив размеры ворона. Клюв птицы, покрытый небольшой бородой, мог пробить черепную кость человека и являлся грозным оружием. Острые длинные когти на лапах скребли подоконник, ворон слегка распушил грудку. Иссиня-черные перья красиво переливались в свете лампы, но восхищаться красотой птицы некогда. Реми подошёл к столу и вытащил верхний ящик в поискал злополучного свитка с пометками. Где же этот свиток?

– Нашёл что-нибудь? – низкий, бархатный, немного скрипучий голос залил собой всю комнату.

Реми тут же обернулся. На подоконнике вместо ворона вальяжно развалился Карасу, его чёрными волосами поигрывал ветер, глаза смотрели с интересом, а на устах пряталась усмешка.

– Как видишь, нет, – сохраняя полнейшее спокойствие, готовый в любую секунду атаковать противника, ответил Реми.

– Я даже не знаю, что и думать, – Карасу изящно соскочил с подоконника и поправил мантии. – Ты даже свет включил, на ограбление не похоже. Либо ты настолько глупый, либо настолько наглый.

– Глупость я совершил, когда послушал тебя и поддался внушению. Теперь осталась только наглость, – ответил на риторический вопрос мага убийца. Он вышел из-за стола и отступил на полшага к двери.

– В какой именно раз? – Карасу подошёл к своему креслу и уселся в нём, скупым движением указав Тени место напротив. – Не припомню, чтобы я тебя обманывал.

– Тогда к чему магия? Помнишь, почему я присоединился к тебе? – Реми медленно подошёл к указанному месту и лениво сел, сохраняя спокойствие и сверля мага холодным взглядом.

– Хотел помочь в создании справедливого мира для всех. – В руке Карасу появилось длинное чёрное перо, он медленно крутил его в пальцах. – Разве не этим мы занимались всё это время?

– Справедливость не затронула меня, – напомнил Реми.

– Разве ты не хотел осуждать и убивать действительно виновных. Я дал тебе такую возможность. Я рассказывал тебе о каждой жертве, отвечал на любой вопрос. Ты соглашался с моими доводами и шёл на сложные задания, в полной мере ощущая азарт жизни. И вот ты ворвался в мою комнату, рыщешь в моих вещах. Разве я не дал тебе цель? Тогда к чему всё это, – темноволосый юноша, окинул широким жестом свой стол и Реми.

– Как видишь, надоело.

– Чего же ты хочешь теперь? Только не говори, что не видишь изменений в мире. Я много раз повторял, что перемены требуют времени.

– Я хочу немного твоей хвалёной справедливости для себя. Двенадцать лет назад около Белого Клыка истребляли всех подозрительных людей, живших на отшибе и возможно являющихся оборотнями. По соседним деревням ходили патрули. Мне нужны их имена, – зелёные глаза сверкнули. – Имена тех, кто стоял за этим.

– Попробую что-нибудь узнать, – уклончиво ответил Карасу. – Прошло много лет с тех пор. Не приходило в голову, что виновные давно умерли естественной смертью? Это как искать иголку в пале маков. Ты зря потратишь время, я же даю тебе шанс менять будущее, а не мстить за давно прошедшее. – Глаза мага светились чёрным нереальным светом. Волосы на затылке Реми встали дыбом, он чувствовал вокруг себя неладное. Маг снова пустил в ход внушение, но амулеты действовали – разум оборотня не помутился.

– Нет! – прогремело резкое, слившись с хлопком ударивших о стол ладоней, перебивая мага. Реми резко встал, навис над сидящим в кресле, по другую сторону стола, Карасу. – Ты это сделаешь!

Оборотень зло взирал горящими зелёным светом глазами на мага. На одну крохотную секунду Карасу потерял самообладание. Он понял, что гипноз не сработал и испугался. Простой животный страх за свою жизнь пронёсся вспышкой в его чёрных бездонных глазах. На миг он стал самым обычным человеком, не магом Воздуха, не искусным интриганом, не создателем подпольной шайки, он стал человеком, простым, слабым, извечно страшащимся сильных диких зверей. На краткий миг Карасу позабыл, что представляет собой больше чем обычный человек. И этот краткий миг, этот проблеск страха, лёгкий запах выступившего на спине холодного пота не укрылся от оборотня. Реми чувствовал. Люди всегда боятся того, чего не понимают, боятся чуждого, боятся оборотней. И этот Карасу ни чем не лучше других. Пусть знает своё место!

Но секунда пролетела быстро, и в следующее мгновение молодой человек вновь стал самим собой: высокомерным магом Воздуха, вынашивающим гениальные планы. Самообладание вернулось, а вместе с ним и самоуверенное лицо украшенное надменной улыбочкой.

– Сделаю, что смогу, – уточнил маг.

Через две недели выматывающих ожиданий Карасу предоставил Реми список имён тех, кто принимал участие в захвате или же убийстве оборотней близ Белого Клыка. Маг вёл себя с убийцей весьма прохладно. Он отдал список с ехидной улыбкой, словно информация упала к нему в руки давным-давно, но поделиться ею с Тенью он решил только сегодня. Реми молча принял список и отправился на поиски.

Оборотень быстро находил цели по списку – мужчин старше тридцати и сорока лет, мирно живущих в отставке со своими семьями, окружённых заботой жены и любовью детей, разводивших небольшой огородик или серых оленей. Самые обычные люди, что отдали молодость служению государству, а теперь мирно жили в деревнях. Пару оборотов он выслеживал их и наблюдал, но жажда мести не вскипала в оборотне. Он наблюдал за жизнью людей и не чувствовал к ним ровным счётом ничего.

Реми поймал одного из бывших солдат в лесу, где тот вместе с другими мужчинами из деревни рубил дрова. Зима в этом году после затяжных слякотных дождей преподнесла сюрприз жителям, ударив стойким морозцем после празднования Середины Зимы. Мужчина не вспомнил никаких горящих домов. Нож у горла немного освежил его память, человек признался, что вылавливал оборотней по приказу командиров, что под подозрение попадали все, кто жил на отшибе и прокармливался охотой, захлёбываясь слезами, он признался, как убивал женщин и детей со звериными ушами и хвостами. Реми покончил с ним, надавив на нож. Острое лезвие распороло кожу, кровь потекла на грудь, окрасила алым льняную рубаху. Мужчина завалился в снег, розовые брызги и пятна украсили белое покрывало земли. Реми стоял над мертвецом и смотрел.

Никакого отмщения парень не ощутил, ни вдохновения продолжать поиски, ни желания убивать остальных стражников из списка. В душе царила пустота. Зачем он убил этого мужчину? Никто не принесёт дров в дом холодной зимой, никто не согреет постель жены, никто не даст отцовского воспитания детям. Потому что Реми убил человека, убил просто так, во имя мести. Хотел ли такого отмщения за себя дядя?

Оборотень смотрел на мёртвое тело, которое с каждым мигом становилось всё холоднее, и отметил, что не запачкался кровью. Ему не было жаль человека, не было жаль его семьи, его детей. Реми развернулся и пошёл прочь. По дороге он смял список, что отдал ему Карасу и бросил в сугроб. Снег в синих сумерках блестел, точно дорогой бриллиант, сочно хрустел под ногами и дарил ложное ощущение чистоты этого мира. Но мир не был чист, пока в нём существовало столько зла и боли.

Реми не испытал никакого удовольствия от убийства. Месть Хаарту по сравнению с этим казалась праздником. Только в чём заключался праздник? Реми просто убил человека, того или иного, это не больше чем убийство. Нехорошее чувство заворочалось в груди парня. На что он тратил своё время? Стоит ли оно того? Зачем он решил мстить за дядю и убивать стражников? Ведь они простые люди, исполняющие глупые приказы. Странное чувство сдавило рёбра. Это что, совесть? Совесть проснулась в убийце?

Вернувшись на базу, Реми избегал встречи с магом. Он бродил по залам, став похожим на тень самого себя и не знал, что делать. Оборотень остерегался вновь попасть под влияние внушения мага, но в тоже время скучал по тем дням, когда имел цель, а мир блистал яркими красками.

Карасу занимался делами, либо притворялся, либо разрабатывал секретные планы, Реми не вдавался в подробности, радуясь, что на него маг не обращал внимания. Продлилось это не долго. Чёрное перо появилось на комоде, возвещая о новом задании. Парень схватил его и с силой зашвырнул в стену, вот только перо не поддалось гневу оборотня, оно, покачиваясь, медленно опускалось на кровать.

Будь ты проклято! И Карасу, и этот замок, и вся моя чёртова жизнь! Я хочу,… но Реми не знал, чего он хотел, чего жаждала его душа. Он вспомнил лето, проведённое с Кеталом, последнее лето перед тем, как он стал убийцей, приговорив себя. В стае Реми чувствовал себя лучше, он был свободным.

– Твоё лицо выражает столь явную претензию, словно я – апостол Сатана, лишающая праведников их чистых душ, – с недовольством произнёс маг. – Я назвал тебе имена стражников. Ты отомстил, или нет, – тихо добавил Карасу, – дело твоё личное. Пора возвращаться в строй, но ты бродишь тенью по моему замку. И до сих пор не извинился за вторжение в мою комнату, – напомнил маг. – Чего ещё ты хочешь?

– Свободы, – приобретя былую уверенность, сообщил Реми.

Карасу выгнул бровь и залился хохотом. Смех его напоминал карканье воронов, которых маг любил подкармливать. Птицы сидели на подоконнике и поддакивали молодому человеку, подавая голос. Реми молчал, пока притворное веселье мага не завершилось.

– И куда ты пойдёшь? – отсмеявшись начал Карасу. Он расправил мантию и грозно посмотрел на убийцу. Его чёрные глаза сверкнули, а голос наполнился ядом сарказма. – Кому ты нужен? Сними мой ошейник и тебя найдёт гильдия убийц, а когда найдут, мы оба знаем, что они с тобой сделают. Идти тебе некуда, – слегка хриплый голос Карасу сейчас напоминал шипение змеи, – и негде приложить свои таланты, кроме как со мой! Кто ещё примет тебя, зная, что ты оборотень? Ты что же думал, скоротаешь здесь время и пойдёшь дальше? Или может ты вознамерился завести семью? Жить как обычный человек. – Маг вновь рассмеялся, его смех отражался от стен и создавал эхо, усиливая мощь презрения с которым Карасу произносил свою речь. – Нам не суждено вести праведную жизнь. Когда-то давно, в детстве или юности мы выбрали не ту развилку. И теперь расплачиваемся за это!

Глаза Реми слегка расширились, он застыл. Ведунья, это слова ведуньи! Развилки, неверные пути, она предупреждала меня, предостерегала, а я вновь погряз в болоте. Лучше бы капкан прикончил меня, или скалы около Товер Пост, или кошки, или Хаген, всё равно кто.

– Оставим распри, Тень, – презрение как рукой сняло, голос Карасу стал певучим и мелодичным. Маг сел в кресло и улыбнулся. Чёрные его глаза светились тайной магией, они словно воронки пытались затянуть оборотня, но тот видел сквозь чары и не поддавался. Амулеты спасали Реми, но даже их сил не хватало чтобы справить с силой внушения мага. Мир становился ярче, а глаза Карасу темнее, они чётче выделялись и словно таран пытались пробить защиту оберегов и проникнуть в разум убийцы. – Мы отлично сработались. Оставайся и мы сможем достичь ещё большего, – голос усиливал влияние гипноза, он отражался, эхом звучал в ушах, резонировал и покрывал разум поволокой тьмы. Реми с трудом отличал свои мысли от внушаемых слов, но глаза не врали – маг колдовал в этот самый момент. Его глаза стали такими страшными, жуткий взгляд был устремлён в душу. Реми часто дышал и боялся двинуться, сместить амулеты и те перестанут защищать его. Мир превратился в размытое пятно, в непереставаемо движущуюся круговерть, в изгибы, вызывающие тошноту, а затем парня окружили геометрические фигуры, бесконечно повторяющиеся сами в себе.

Реми понял, что ещё немного и амулеты обратятся в прах под давлением такой неудержимой мощи.

– Ты прав, – хрипло ответил Реми, вжавшись в стул. – Я отправлюсь на следующее задание.

Карасу не торопился прекращать свои мерзейшие манипуляции с пространством, он долго изучающе смотрел на убийцу, пока на лице мага не расплылась самодовольная ухмылка. Мир остановился и замер, вновь став привычным унылым местом.

Реми готов был выполнить, что угодно, убить кого угодно, лишь бы сбежать из кабинета Карасу, подальше убраться от мага и его проклятого замка. Никогда до этого оборотень не сталкивался со скрытой магией: одно дело видеть смерчи, ледяные бури, противостоять сферам жидкого огня; но совсем другое, когда собственную волю подчиняли и сражение шло где-то в подсознании. Реми не мог швырнуть иглу, спрятаться, сбежать, он вообще не мог двинуться под действием магии Карасу. Но теперь, после того, что он видел, у оборотня не осталось никаких сомнений – Карасу использует гипноз.

Реми снова должен был подчистить хвосты мага, на этот раз сбежала ашура. Из-за своей внешности – у ашур на голове росли небольшие рожки, которые они ещё могли спрятать под шляпой, но вот длинный хвост с пикой выдавал в них представителей нелюдей – она не стала бы покидать Аэфис. Шайра – она несколько оборотов работала на Карасу, хотя в скальном замке оборотень видел её всего пару раз. Она любила выпить и приставать к мужчинам, но в остальное время любые поползновения в свою сторону пресекала жёстким отпором. Когда Шайра шла мимо многие грозные войны теряли голову, её вихляющая, соблазнительная походка никого не оставляла равнодушным. И вот настал тот день, когда Реми должен найти её и убить.

Выполнять задание не было никакого желания, в тайне Реми завидовал Шайре, она взяла и сбежала, а он прикован к магу ошейником. Парню не хотелось искать ашуру, убивать стало ему в тягость. Он заглянул в Белый Клык, ходил вокруг города, и всё оттягивал поход в Сейтан Хейм, рядом с которым обосновались ашуры. Настроение убийце испортил Карасу своими выходками с гипнозом. Что стояло за этими жуткими глазами? Он скрывал свои истинные мотивы за семью замками и добивался только своих целей, не думая ни о каком благе для народа и всех рас. Кто способен вскрыть дверь, ведущую в недра замыслов мага? Каждый его заказ, каждый план имел двойное дно. Он настраивал людей на нужную волну и пользовался ими, не в силах сопротивляться гипнозу, за магом следовали толпы. Оставалось загадкой, как Шайра смогла выйти из-под гипноза, сработала ли магия ашур или она сама справилась.

Реми сидел в трактире и лениво доедал свой ужин, он уже несколько недель блуждал по надгорному краю. Отвечая поганому настроению оборотня, вконец испортилась и без того холодная для начала весны погода. За окном пели ураганные ветры, завывали в щелях, испуская страшные звуки, словно зверь, попавший в беду.

Он не спешил выполнять задание и боялся возвращаться в замок Карасу и вновь сталкиваться с тем чудовищным взглядом. Когда ураган стих, Реми добрёл до остатков родного дома и стоял некоторое время, смотря на так и не сгнившие за столько лет чёрные брёвна. Молодая берёза выросла посреди старого коридора. Подул ветер и ветки с листьями словно материнская длань погладили голову оборотня.

Парень смотрел на обломки своего детскогосчастья и на ум приходили унылые воспоминания: одинокие дни жизни в Озоне, избиения в цирке и Искре, пытки в тюрьме, жизнь без друзей, полная тоски и боли. Вспомнилась радостная семья, что гуляла по улице Озона, держась за руки и улыбаясь; весёлая атмосфера стаи Кетала, его отношения с Релиной; шутливо спорящие старики из цирковой труппы. «Кому ты нужен?» пришли на ум слова Карасу. Одиночество ещё сильнее захлестнуло оборотня. Он ненавидел чужую радость, потому что на собственную был неспособен. «Или может ты вознамерился завести семью? Жить как обычный человек. Нам не суждено вести праведную жизнь» стучали в висках заверения мага.

Как он мог жить праведной жизнью, когда его руки в крови. Не Реми ли устроил резню в маленьком городке Санни и доме Хаарта; не он ли не моргнув глазом убивал магов и стражников. Зачем? Зачем он хотел нести в мир столько боли? Сам, изведав эту боль, он только принёс ещё больше её в мир. Вспомнилась кровь на руках. Чья кровь? Да чьей только не было.

«Я люблю, и я хочу быть с ней. Я хочу этого сейчас, и это делаю», внезапно всплыли в мыслях слова паренька из Муарака. А что же я хочу сейчас? Подумал Реми. Ответа не было. В памяти вновь всплыла картина улыбающейся семьи. Семья. Его семьёй был дядя, он тоже улыбался и Реми был счастлив с ним.

«Глупец. Неужели ты думаешь, что человек встанет на сторону оборотней?» И верно, я глупец. Я даже не знаю, что делать, куда идти? Зачем идти? Какая цель у меня теперь? Так ли необходимо убивать Шайру? Убью я её и что? Ещё одна смерть на моих руках. Я не хочу…

«Будет на пути твоём развилка», сказала ведунья в Земье. На последней развилке я вновь выбрал неверный путь – я послушал Карасу. И сейчас я, похоже, испытываю на себе цену этого выбора. Бабка, а твоё пророчество сбывается. Только вот слишком поздно, я это понял.

Реми хотел сказать что-нибудь в память о дяде и счастливой жизни, но не нашёл слов и молча пошёл прочь.

Шайра не пряталась. Она накрывала стол в поселении ашур, готовясь к празднику. На потомков демонов миазмы Ада, проникающие сквозь расселину, действовали немногим слабее, чем на людей. Ашуры построили своё поселение рядом, заняв часть домов Сейтан Хейма.

К дому Шайры подходили ашуры и вручали блюда с едой, поздравляли её, заглядывали внутрь и с новым жаром поздравляли хозяйку. Глаза Шайры светились, она широко улыбалась и сердечно приветствовала всех гостей.

Реми долго стоял в тени дуба и наблюдал за приготовлениями. Что за праздник отмечали ашуры в конце первого весеннего оборота? Оборотень ничего не знал о молодой расе, созданной Демоншей более двух сотен лет назад. Реми пришёл вечером, заходящее солнце окрасило небо кровавым цветом и разводами крови отсвечивало на сумеречном плаще убийцы. Он не мог убить Шайру на глазах у толпы свидетелей, а убрать всех гостей означало бы предать идею справедливого мира, которую так самозабвенно внушал всем своим подчинённым Карасу.

Оставалось стоять и ждать, когда ашура пойдёт спать и тогда свершить своё мерзкое дело, что больше не приносило ни радости, ни удовлетворения. Реми был опустошён, он всё ещё боролся с нежеланием убивать Шайру.

Гости затихли, сидя за столом. Каждый вооружился бокалом, полным ароматного мелианова сбора. Шайра скрылась в доме, но через несколько минут вышла, неся в руках небольшой свёрток. Она подошла к столу, развернула пёстрые тряпки и достала на всеобщее обозрение ребёночка с тоненьким вертлявым хвостиком. Мальчик.

Реми пошатнулся, чем привлёк взгляд Шайры, но прежде чем ашура успела что-то сделать, убийца отрицательно качнул головой и скрылся за дубом. Припав спиной к дереву, парень сжал кулаки. Он не мог убить Шайру! Она стала матерью. Это не справедливо! Он не станет марать руки кровью счастливой женщины и оставлять ребёнка сиротой. Будучи сам лишённым материнской любви, Реми никому не желал такой же участи.

Ашуры ликовали, произносили тосты за здоровье, ум, силу маленького яши, за благополучие молодой семьи, желали любви и процветания, сулили все блага. Разбуженный ребёнок хныкал, но его не оставляли в покое, все хотели посмотреть на маленького яшу и лично благословить.

Сумерки быстро сгущались. Реми не стал дольше тянуть, слившись с тенями, он покинул Сейтан Хейм и поселение ашур.

Когда Шайра подошла к дубу, за ним никого не оказалось. Ашура обернулась и увидела карточку, вставленную в трещинку между корой дерева и молодым побегом – дама червей. Шайра ещё раз обернулась и осмотрела округу, но никого не увидела своим приспособленным ко тьме ночи взглядом. Она поняла намёк. Сжав карту, улыбнувшись тёмному небу, где уже горела яркая звезда Луна, ашура пошла домой. Ей оставили жизнь и любовь.

Не торопясь, переваривая виденное за день, Реми брёл по скалистой местности надгорного края. Перепрыгивая небольшие ручейки, бодро бегущие под уклоном вниз, несущие в себе остатки зимы с вершин гор.

Правильно ли он поступил, оставив Шайру в живых? Успокоиться ли Карасу или отправит по её душу другого убийцу, более подвластному гипнозу, менее совестливому? Но ведь это и есть справедливость! У Шайры семья, оставьте её в покое! О Персефона, я совсем запутался. Что благо, а что нет? Заказы Карасу, виновных, что он находит. Где он их находит? Как? Как будто он всегда знает, кто виноват, а кто нет. Этого просто не может быть! Он человек, не более. И думает он лишь о себе, прикрываясь высокими целями. Ему плевать на других, только своих птичек он любит! Как он мог приговорить Шайру? Ведь он скорее всего знал о её семье. Он точно знал! Выходит только его цели справедливы, а чужие жизни не стоят ничего. Я не хочу жить в таком мире. Чем он отличается от нынешнего? Снова прав тот, кто правит, кто платит, кто отдаёт приказ. Где же здесь справедливость! Кто-то должен оставить порочный круг!

Реми вдруг остановился. Кто-то… я? Но я не воин справедливости, я убийца! Так и нужно-то всего лишь убить мага Воздуха. Я же делал это не единожды. Но какое мне до всего этого дело? Пусть творит что хочет, мне наплевать на Карасу, наплевать на мир, наплевать на всех. Это неправда.

Реми опустил голову, он не разбирал дороги перед собой. Если я убью его, магия ошейника исчезнет, меня найдёт гильдия убийц и покончит со мной. Я не хочу умирать. Я ведь могу сбежать, я всегда сбегал, чем этот случай отличается от других. Как тот круглый рисовый шарик, я сбегал из приюта, из гильдии воров, из цирка, из Товер Пост. Я всю жизнь бегу от проблем. Неужели снова? Я мог бы спрятаться в Касмедолии. Не встречаться с тем змием и всё будет отлично. Я начну новую жизнь, пока меня не прикончит другая сила справедливости. Я буду жить со знанием, что в надгорном крае промывает всем мозги маг Воздуха с жуткими чёрными глазами.

Я боюсь его, скрепя зубами нехотя признался Реми сам себе. Он внушает мне ужас, сродни тому, что внушал Хаген в Товер Пост, но иной. Глаза Хагена внушали животный трепет перед смертью, а глаза Карасу сулят вечное рабство в его искривлённом мире бесконечных геометрических фигур. Лучше смерть, чем рабство!

Правда? Но пока я жив, я могу бороться, чтобы не произошло. И из рабства можно найти выход. Я же нашёл! Я просто покажу остальным, что их используют. Освобожу их.

Реми резко развернулся. Нужно остановить мага. Убить его. Снова убивать. Одного, затем следующего. Надоело! Убивать и убивать. Сеять смерть. Смерть повсюду. Когда же начнётся жизнь? Моя жизнь? Должен ли я остановить Карасу? Или хватит с меня смертей?

Парень путался в мыслях и чувствах, обдумывал прошлые свои дороги. Куда он шёл всё это время. К чему пришёл сейчас? Ведунья была права. Всю жизнь он выбирал и шёл не тем путём. И эта тёмная тропа привела его в тупик. Теперь на пути его встал человек, который хочет увести на тёмную тропу всю страну, всех без исключения. Его необходимо остановить. Но почему Реми должен это делать? Пусть найдётся другой герой-болван. Всегда находится, найдётся и теперь. Какое дело до всего этого ему, оборотню, ненавистному людьми. Зачем спасать страну, которой плевать на нелюдей? Не заслужил ли надгорный край такого монстра как Карасу? Не сам ли Аэфис породил его из мага избранного Ветром?

Но ведь маг внушал идею справедливости в основном нелюдям, таким как я! Он использует нас, прикрывается слабостью других рас. Никто не пойдёт его останавливать, ведь всем плевать на нелюдей. Реми словно прозрел. Если не остановить Карасу сейчас, что он успеет натворить ещё? Кому внушит своё видение справедливости? Насколько сильным и могущественным станет он через несколько лет? Кто в силах будет уничтожить этого монстра? Кто пойдёт? Кому не всё равно, что случиться с нелюдьми, чем заполняют их мозги, ведь Карасу – маг Воздуха! Никого героя не будет, потому что никто не пойдёт против мага. Нелюди сами должны помочь себе! Кто-то должен взять эту роль на себя. Кто, если не я. Я единственный, кто в силах убить мага Воздуха. Я могу это сделать.

Единственный раз в жизни я поступлю верно. Сейчас!

Обратившись волком в лесу, Реми отправился на базу. Он убьёт мага, неважно, что ждёт его самого впереди, даже если гильдия убийц найдёт Реми и уничтожит, сейчас он должен покончить с Карасу. Тень откроет глаза глупцам, живущим в скальном замке. Они прозреют, гипноз спадёт, тогда они поймут, что Карасу не нёс в мир справедливость, а лишь утверждался сам!

Застать Карасу врасплох, вот что нужно сделать. Он всегда самоуверен, и сколько раз он говорил Реми, что трюки убийцы на нём не сработают. Почему? Откуда берёт начало эта самоуверенность. И почему он напугался, когда Реми навис над ним? Он не ожидал, вот почему! Реми от себя не ожидал подобного всплеска эмоций. Значит Карасу, как и любого человека, можно застать врасплох.

Парень достал из карманов все украденные в Белом Клыке обереги от дурного глаза и гипноза. Намотал их на руки и обратился.

Волк бежал по скалистым утёсам, огромными прыжками преодолевая овраги и ручьи. Железные клёпки сверкали на ошейнике, отражая зарницы на небе. Сгущались тучи, ночью прольётся дождь. И кровь одного лживого мага Воздуха!

Ошейник, данный Карасу чтобы укрыть Реми от гильдии убийц и отвести глаза другим магам Воздуха от крови оборотня, не превращался в шерсть, как остальная одежда при полной трансформации. Заряженные слабой магией амулеты, в том числе маленький ловец снов, болтались на передних лапах, с глухим стуком ударяясь друг о друга.

У подножия скалы волк остановился. Яркая вспышка молнии озарила жутким светом резной фасад замка. Замка, где клубился яд, отравляющий страну и умы нелюдей.

Яд вышибают ядом, думал Реми, обратившись человеком, смешав яды и обмакивая в полученную едко пахнущую зеленоватую смесь всё своё оружие. Если хоть одна игла попадёт в него, он труп. Так действуют настоящие убийцы.

Тень не заметил никаких изменений или подозрительного поведения обитателей замка. Не будучи сам под действием гипноза Карасу, он замечал, как странно вели себя нелюди и люди: мирно общались, улыбались, смеялись, избегали конфликтов, помогали друг другу. Идеальное общество. Вот только существовало оно лишь по прихоти одного разума и создавало иллюзию будущего справедливого для всех мира. Реми отвернулся и направился прямиком в личную комнату Карасу. Он положит конец этому фарсу!

Не медля ни секунды, Реми ногой слегка толкнул дверь, та оказалась не заперта, и легко распахнулась. Скользящей походкой Тень вошёл, в складках плаща он прятал руку, с зажатыми между пальцев острыми отравленными иглами. В тусклом свете, который так любил Карасу, оружие убийцы не привлекло внимание мага. Тот стоял, отвернувшись, у прикроватного столика и гладил своего любимого ворона. Помимо Рю на подоконнике сидело шесть воронов, чёрных как сама тьма.

– За время отсутствия ты позабыл всякий этикет? – обернулся к убийце Карасу, недовольно изогнув тонкую бровь.

В тоже мгновение в него, и стаю воронов на окне полетели отравленные иглы. Первая партия только начала свой полёт, а в ловких руках убийцы уже появилась вторая и также была выпущена в мага. Ещё иглы, ещё.

Карасу распался на воронов, которых в комнате появилось огромное количество. Они залетали в открытое окно и кружили под потолком. Реми заметил около подоконника шесть дохлых птиц. Он расправился лишь с малой частью. Перекрывая карканье ворон, раздался смех темноволосого юноши. Его глубокий голос отражался от стен и эхом звучал отовсюду, достигая ушей оборотня, несмотря на оглушающее карканье:

– Я ждал тебя! – самого мага нигде не было, лишь голос стучал в ушах. – Как долго ты соображаешь, я ждал тебя гораздо раньше.

Тень, оценив ситуацию, метал покрытые ядом иглы во всех летающих воронов. Один из них должен быть больше. Реми не знал как, но самым большим вороном и был Карасу. Он настоящий монстр! Но все вороны в комнате были обычными, чёрными, среднего размера.

– Неужели ты думал, что я поверил твоему наигранному покорству? – У окна внезапно появилась фигура мага. Карасу стоял и смеялся, разводя руки в стороны, продолжая злить убийцу своими речами. – Знал бы ты, каких усилий мне стоило не рассмеяться в тот миг.

Реми, на миг прекратив метание игл, прыгнул к магу, вооружившись маленьким ножом. Замах, режущий удар в горло, но Карасу снова рассыпался, на этот раз чёрными перьями.

Спустя миг он появился около прикроватного столика. Реми потянулся к нему тенью.

– Не сработает, – крикнул маг. Сбоку от Реми ударила молния и застыла, сверкая мечущейся линией от потолка до пола, затем следующая рядом. Слепящие столбы окружали убийцу. В последний момент, выпрыгнув из клетки, одновременно метая в появившегося у двери Карасу нож. Маг изящно ушёл вбок, уклоняясь.

Почувствовав опору под ногами, убийца предпринял рывок к врагу. Покрытый ядом кинжал сверкнул в руке оборотня. Реми с силой умноженной яростью вонзил лезвие в плоть мага. Карасу застыл. Глаза его поблёкли. Замедлились вороны в комнате, они молча кружили под потолком. Резко наступившая тишина оглушила убийцу. Реми сверкая глазами, сдерживая накатывающую ненависть к магу, провернув нож, а затем резко его выдернул. Карасу смотрел на него пустым взглядом, вороны в комнате продолжали тихо кружить.

Так просто, подумал убийца. Что-то не так.

На ноже не осталось крови, а из раны на оборотня уставился чёрный глаз-бусина. Реми отшатнулся. Голова птицы просунулась в порез и стала крутиться. Ворон пытался вылезти наружу. Да что здесь творится? Реми пырнул застывшего мага в грудь раз и ещё. Вместо крови из ран вылезали чёрные вороны. Они помогали себе, крутя головой, наконец, показались крылья, и мага разорвало. Кусков тела не осталось, он стал стаей чёрных птиц.

– Да кто ты такой? – прошептал Реми, уставившись на чёрный от бесконечного числа крыльев и перьев потолок комнаты.

– Я больше чем человек, – властный голос мага раздавался отовсюду. Комнату осветила яркая молния, сетью расползаясь по небу.

Все вороны, что кружили под потолком, разом спикировали на оборотня и принялись атаковать его, оглушая громкими криками. Лишь душераздирающий удар грома мог поспорить с ними. Он резал их ножом в одной руке, и метал иглы свободной, но птиц не становилось меньше. Они кидались на оборотня, хватая цепкими когтями, били сильными крыльями, пытались клюнуть огромными острыми клювами. Реми рычал и изо всех сил отбивался. Во все стороны летели чёрные перья и покрытые ядом иглы. Два ворона вцепились Реми в шею, один драл когтями голову и пытался клюнуть в глаз. Парень махнул ножом, но не попал. Птица успела отлететь. Её место тут же заняла другая, сев на руку с ножом и атаковав острым клювом беззащитную шею. Реми отмахивался от них, проклиная своё решение стать спасителем нелюдей. Лучше бы он сбежал в Касмедолию, где его быстро проглотила Арнакуасейк. Царапины от когтей быстро стягивались, но птицы активно орудовали клювами, норовя не просто ударить, а выдернуть кусок мяса из шеи, головы и ладоней убийцы.

Реми собрал силы и рявкнул на птиц, пугая их волчьим рыком. Часть воронов отлетели, тогда парень выпрыгнул из чёрной тучи и метнул отравленные иглы во все стороны. Ещё и ещё. Он не целился и не смотрел, куда бросал. Молниеносно доставая всё новые иглы, он метал их во все стороны, наугад.

Он взглянул на потолок, усеянный иглами. Новая вспышка озарила всё вокруг холодным белым светом. В её свете Реми заметил, что часть игл проходит сквозь воронов. Иллюзии! Некоторые птицы иллюзорны. Удар грома обрушился на замок. С новой силой убийца принялся метать иглы. Чёрные трупы падали на пол. Под потолком кружила ещё целая стая, но никто не бросался в атаку. Иллюзии лишь отвлекали! Они не могли причинить убийце вреда.

Расправившись с большей частью реальных воронов, Реми застыл посреди комнаты. Он закрыл глаза и прислушался. Карасу ещё здесь. Он где-то рядом. Невидимый для взора. Но его можно найти! По запаху! Почувствовать! Услышать!

Сквозь гомонящее, оглушающее карканье, слух волка уловил едва заметный звук: рядом с окном скрипнули перья, одной из мёртвых птиц. Вот оно!

Как дикий зверь, Реми резко сорвался с места. Зелёной молнией вспыхнули глаза в полумраке освещения комнаты.

Карасу проявился рядом с занавеской, ошеломлённый тем, что Реми вычислил его. Опережая себя, убийца метнул в мага отравленный нож. В секунду чёрная мантия обратилась огромными иссиня-чёрными крыльями, которые прикрыли Карасу от оружия. Нож по рукоять застрял между длинных гладких переливающихся чёрных перьев. Взмах крыла, и нож вывернулся вместе с рукой убийцы. Реми выпустил рукоять и мгновенно вправил запястье. Нож вылетел из перьев и глубоко вонзился в деревянную дверь. Маг с неудержимой злобой глянул на оборотня и резко нагнулся. Его крылья растопырились в стороны. Маг крутанулся и острые, как серпы, перья порезали рубаху и живот убийцы. Реми успел отпрыгнуть, но он не рассчитал длину маховых перьев, ранение отозвалось резкой болью. На животе зияла алая полоса. Рана срастётся, но для регенерации нужно время. Новая партия игл сверкнула в пальцах оборотня и тут же полетела в Карасу. Тот махнул рукой, и сильный шквал ветра снёс иглы, направив их обратно в наёмника. Реми еле успел взмахнуть прочной полой плаща, используя её как щит. В это время Карасу зарядил шар энергии в руке и швырнул его в оборотня, отбросив Реми к письменному столу. Искрящиеся молнии окутали тело оборотня, сводя судорогой все члены, не давая пошевелиться. Карасу на своих огромных чёрных крыльях отлетел к прикроватному столику, так чтобы кровать стала препятствием на пути оборотня.

– Твои побрякушки не спасут тебя! – Глаза Карасу засветились чёрным светом, расправленные крылья усилили эффект. Перья представляли собой вертикальные зрачки, вороны под потолком устремили взгляды на убийцу. В него выпускали мощную магию, давление возрастало. Взоры приковали его к месту. Реми почувствовал, как с его запястий сыпется труха. Он опустил глаза и увидел рассыпавшиеся в прах защитные амулеты. – Ты будешь слушать, что Я скажу! – Взгляд Карасу стал безумным, широкая дикая улыбка расплылась на лице. И всё же Реми ощущал лёгкий запах страха. Мага загнали в угол.

Заряд энергии оказался не очень сильным и быстро рассеялся, оставив после себя тупую боль в мышцах и их редкие сокращения, оборотень поднялся, медленно, давая себе время отдышаться, подошёл к окну и, дразня мага, нажал клавишу на стоявшем рядом рояле. Вороны сильно исклевали убийцу, неважно, что часть оказалась иллюзорной, другая часть была вполне реальной и причинила ощутимый вред. Порез на животе от острых крыльев саднил и покалывал, медленно зарастая.

Вспышка и чудовищной силы раскат возвещали о бушующей грозе, эпицентр которой бушевал над замком в скале.

Реми начал осознавать, что эту битву ему не выиграть. Мага так просто не одолеть. Тень он отбивал молниями, иглы останавливал воронами, в ближнем бою у него идеальный щит из крыльев, которые в мгновении ока становились острым оружием. Чёрт знает, на что ещё он способен.

Прошлых магов Реми захватывал врасплох. Они не знали, что он явится, но Карасу успел подготовиться. Он был быстрым, проворным, расчётливым, предугадывал действия и использовал уловки. Бесчестный и очень сильный противник для убийцы. Он играл на слабостях оборотня, на его незнании возможностей магии.

Я хотел помочь остальным, но переоценил свои силы. Я не знаю, что делать. Если я тут умру, это ничем не поможет. Если бы он затеял драку в общем зале, Карасу призвал бы на помощь своих загипнотизированных воинов и покончил с Реми ещё быстрее. Никто бы так и не увидел истинного облика мага, гипноз бы не спал.

– Да у тебя слуха нет, ничтожество! – прошипел Карасу и взмахнул крыльями. Дюжина небольших перьев с острыми краями полетела в оборотня. Изящным, но быстрым движением руки маг придал своим зарядам стремительности.

Это конец, понял Реми и вскочил на подоконник. Он отклонился назад и оттолкнулся ногами. Перья просвистели в сантиметре от лица. Реми падал головой вниз в пропасть с балкона. Он видел, как неторопливо подошёл к окну Карасу и взглянул на стремящегося вниз убийцу. Напоследок Тень бросил несколько игл в него, заранее зная о бесполезности этого жеста. Перекувырнувшись через голову, оборотень увидел быстро приближающееся подножие скалы. Он собрал все силы и ловко приземлился на ноги. На лице его отразилась гримаса боли от резкого столкновения, но, превозмогая себя, Реми сделал рывок, скрывшись в лесу. За его спиной чёрной тучей спикировала стая воронов в то место, куда он мгновение назад приземлился. Часть птиц осталась осматривать подножие, а другая полетела в лес.

Вороны разделились, проскальзывая чёрными тенями меж деревьев. Реми заметил несколько птиц и точно знал, что они видят его. Он попытался оторваться от них, но это оказалось непросто.

Удар грома невообразимой силы заставил оборотня подпрыгнуть от неожиданности. Его обострённые чувства сыграли злую шутку. Он оглох, а после очередной молнии ослеп и шёл практически наугад.

Эта схватка оказалась труднее, чем Реми представлял. Иглы заканчивались. Сколько их он метал в воронов? На животе рана, с каждым резким движением отдающая режущей болью, не заживала, потому что Персефона отвернулась. Как же он не додумался подождать немного и прийти Белой ночью? В таком состоянии он больше не мог биться. Пора последовать совету самого Карасу – бежать.

Маг взмахнул крылом, вызывая к себе подчинённых наёмников, те незамедлительно явились. Спрятав крылья от взоров смертных, Карасу отдал простой приказ «убрать сбежавшего Тень».

Отдышавшись, Карасу понял, что переборщил с магией в одной комнате. Уничтожая дурацкие побрякушки Тени, он потерял власть над большинством загипнотизированных нелюдей, особенно теми, кто находился далеко. Он потерял свою армию. К тому же всплеск силы не пройдёт незамеченным для сенсоров. Теперь вопрос времени, когда почувствовавшие всплеск магической силы маги, придут за ним. Этот поганый оборотень испортил всё!

Раз он такой догадливый лучше уничтожить его, чем вновь подчинять. Жаль терять такого сильного последователя. Удалось бы его поймать. Может вселенная поможет мне? Юноша улыбнулся своим мыслям. Удача всегда на стороне магов Воздуха, осталось лишь дождаться знака.

Вороны ещё долго преследовали Реми, догоняя и норовя клюнуть в голову. Птицы каркали и звали подкрепление. Вскоре к ним присоединились не только другие вороны, но и несколько наёмников, загипнотизированных Карасу. Маг не позволит Тени так просто уйти. Реми бежал через лес, вниз по склону. Впереди брезжил просвет, там протянулся мост через ущелье.

Подвесной мост ходил ходуном из-за рвущих вихрей ураганного ветра. Выйдя из леса, Реми едва не сорвался в пропасть. Мощный порыв свирепой силы сбил парня с ног, срывая плащ и стягивая в пропасть за широкие полы. Из чёрных нависших туч били молнии, вспышками освещая всё вокруг, оставляя в глазах чёрные пятна ожогов. Начал накрапывать дождик.

Дождь был кстати. Он смоет следы и запахи, укроет от погони, но он начался слишком поздно. Наёмники не собирались терять беглеца из виду.

Капли воды упали на голову Реми, и сознание его помутилось. По телу прошла волна, глаза вспыхнули безумным салатовым цветом: он как наяву ощутил агонию страшной пытки в казематах Белого Клыка. Пытка оставившая след глубоко в подсознании маленького мальчика, ныне пробудила в оборотне безумие. Ему не убежать от преследователей, значит нужно убивать!

Из-за сильного ветра, который сносил воронов в разные стороны, чёрные птицы отстали и не тормозили движение оборотня. Реми решил подождать наёмников до того, как вступит на шаткий мост. Прихвостни Карасу метнули в беглеца ножи, Тень увернулся почти от всех. Один задел бедро, оставив красный след. Наёмники не сдавались, они сыпали ножами как из рога изобилия, но вскоре припасы из закончились. Реми усмехнулся, сунул руку в карман и обнаружил, что у него самого осталась последняя игла. Он истратил на воронов в комнате Карасу весь запас игл, а, отбиваясь от преследовавших птиц по лесу, потратил звёздочки. Но оставалась леска!

Леска, ну конечно! Надо было натянуть в комнате Карасу леску! Тогда он задевал бы нити, да и вороны бы так не летали. Ну почему хорошие мысли приходят так поздно? Реми посетовал на самого себя, но мысли его вернулись к насущным проблемам. Леска ему пригодиться сейчас.

Один из наёмников, до этого прятавшийся за валунами, подобрался достаточно близко к отвлечённому ножами оборотню и спрыгнул на него сверху. Успев натянуть в руках тонкую и прочную нить, Реми захватил в свой аркан шею противника. Тот же в попытке освободиться предпринял контрмеру, нащупал и натянул ошейник на горле оборотня. Задыхаясь, наёмник стал молотить по воздуху ногами, руками царапая горло Реми, тогда оборотень резким рывком дьявольской силы, дарованной вер Вульфам, срезал голову с плеч человека острой прочной нитью лески. Тело повисло, но руки не отпускали ошейник, мёртвой хваткой деревенея. Тень улыбнулся безумным оскалом, вынул нож и срезал чёртов ошейник, данный Карасу, пока мёртвое тело не задушило его.

От одного убийца избавился. Резкая вспышка озарила всё небо. Обрыв! Деревянные доски подвесного моста захрустели под ногами оборотня. Он должен перейти мост! За ним на мокрые доски вскочил второй наёмник, испортив тем самым планы третьего перерубить тросы. Реми шёл по мосту, цепляясь за канаты. Его бросало из стороны в сторону и поливало облаками дождя. Глаза горели безумным салатовым светом. В голову лезли самоубийственные мысли прыгнуть вниз. Молнии озаряли мир словно тысячи восходящих и блекнущих солнц, грохот не умолкал, напоминая страшную музыку Карасу.

Сильный порыв поднял мост так, что переходящие наклонились параллельно земле. Наёмника это не остановило, он умудрялся бежать вперёд, нагоняя впереди идущего Реми. Оборотень запустил в него нож и пару завалявшихся в карманах сюрикенов, в надежде, что мужчина не сможет уклониться. Но удача и ветер были на стороне мага Воздуха и его прихвостней. Бушующий порыв снёс оружие в бок и отправил в пропасть. Мужчина остался цел.

– Да что ж такое, – сквозь зубы прорычал Реми. Даже стихия под гипнозом Карасу.

Добравшись до земли, Реми обернулся волком и рванул к деревьям. Наёмники не отставали, они видели, как он превратился, и преследовали огромного серого волка.

Ветер свистел в ушах, дождь сёк шерсть, комья земли сыпались из-под огромных волчьих лап. Реми бежал, не разбирая дороги. Послышался чудовищный треск. Вековые деревья, подмытые дождём, трещали под натиском воздушной стихии. Ураган набирал силу, он был страшнее любой магии Воздуха. Одно дерево наклонилось так сильно, что стало заваливаться, всё ниже и ниже. Корни лопались и вылезали из мокрой земли. Ломались ветки кроны, замедляя падение. Треск оглушал посильнее грома.

Успею, пронеслось в мыслях Реми. Огромным прыжком он преодолел селевой поток и устремился к дереву. Он успеет проскочить под стволом, а наёмники нет. Дерево станет преградой на пути их дальнейшего преследования. Ещё лучше если огромный толстый ствол раздавит насмерть одного из наёмников.

Вспышка молнии ослепила волка, который прыгнул под огромный ствол. Гром перекрыл треск. Рёбра обожгло болью. Воздух вылетел из лёгких. Волка с чудовищной силой впечатало в землю. Нижняя челюсть ударилась о камни, выбив сознание из головы. Реми быстро очнулся. Его передние лапы припечатало к груди, задними волк не мог даже пошевелить. Он попытался вылезти из-под дерева, проталкивал себя, елозил, ковырялся, но всё бесполезно. Он застрял! Его придавило вековое дерево. Реми, напрягая мышцы спины, пытался приподнять ствол, но дерево не сдвинулось ни на миллиметр.

Толчок и последние силы оставили волка, на дерево опустился новый вес: наёмники прыгнули сверху.

– Гляди-ка, его придавило, – тыча пальцем в огромную волчью голову, указал один из наёмников.

– Придавило или нет, надо его прикончить! – отчеканил второй. Он спустился и направился к голове, сжимая в руке длинный искривлённый нож.

Реми рычал, изо рта шла пена, он ворочался, елозил, скалился, пытался протолкнуть себя, подгребал передними лапами землю перед собой. Но всё тщетно. Он застрял. Застрял под деревом.

Первый наёмник спрыгнул, пошёл к кроне и подрезал несколько веток. С треском те сломались, и Реми ощутил, как возросла тяжесть дерева.

– Теперь не вылезешь! – посмеялся мужчина.

Реми посмотрел в сторону кроны и осознал всю обречённость своего положения. Он не выберется. Стоит ему обратиться человеком, как дерево тут же придавит его человеческую форму. Да что же это! Должен быть выход!

Наёмники приближались, оборотень рычал на них, скаля длинные клыки.

– Лучше добить его, а не оставлять так, – предложил второй, более рассудительный и злобный.

Мужчины переглянулись, один приблизился с боку, второй – с другой стороны. Они оба вооружились длинными ножами и потянулись, желая достать до шеи и пырнуть посильнее. Оба остерегались пасти и клыков оборотня, но осознавали свой долг перед Карасу. Дождь продолжал хлыстать, подмывая землю и наливая дерево тяжестью. Реми обезумев от падающих на голову капель, вывернул шею и схватил одного наёмника за руку. Рванув голову в другую сторону, он едва не оторвал руку мужчины. Кожа и мышцы лопнули, во все стороны брызнула кровь, мужчина завизжал от боли. Второй в тот же миг отскочил подальше от бешеного зверя.

Реми разжал пасть, оглядывая наёмников горящими салатовыми глазами. Раненный схватил руку и попятился, столкнувшись со своим товарищем, он поскользнулся, упал и заверещал. Мужчина стонал и рыдал, вопя, что ему нужна помощь.

– Нужно доделать работу!

– Да к чёрту работу! Я ранен, ты что не видишь! Я теперь оборотнем стану! Он меня укусил, ты болван! К чёрту работу, к чёрту Карасу, всё к чёрту! – вопил наёмник, кровь из вены толчками выливалась, дождь смывал её на скользкую землю и смешивая с ручьями уносил вниз по склону.

Второй наемник, осмотрев ещё раз дерево, глянув на своего товарища, подбежал к кроне, сломал ещё несколько веток и подлетел от страха, когда оглушительный треск очередного падающего дерева разнёсся совсем рядом. Схватив напарника за плечо больной руки, от чего тот ещё раз взвыл нечеловеческим голосом, наёмник быстро направился прочь.

– Ты подохнешь тут! – вопил мужчина с покалеченной рукой.

Реми и сам это понимал. Ещё раз, выгнув волчью голову и посмотрев на ветки, напрягая все глаза, он утвердился в тщетности попытки становиться человеком. Несколько веточек спасали его от участи быть раздавленным. Стоит Реми чуть уменьшиться, нарушив шаткую позицию ствола, и дерево раздавит его. Если бы можно было замедлить падение, хоть на несколько секунд, а лучше подпереть ствол.

Мокрая скользкая земля текла под ствол и Реми внезапно ощутил, что дерево сдвигается. Круглый ствол пытался скатиться на голову оборотня. Глаза волка расширились от ужаса, вне себя от паники, он вновь принялся ёрзать и толкаться. Он смог высвободить одну переднюю лапу, но это лишь помогло дереву сдвинуться, накатив на загривок.

Если дождь не закончиться в ближайшие пару часов, землю размоет так, что дерево раскатает волка, как каталка свежее тесто.

Реми оставил попытки, оставалось лишь молиться Персефоне. В груди растекалась боль. Сломал ли он рёбра? Если да, то даже если каким-то чудом он выберется, ему придётся испытать новый ад – ломать неправильно сросшиеся рёбра и справлять их.

Он лежал под деревом, борясь с накатывающими волнами безумия, проталкивая воздух в лёгкие маленькими глотками. Наёмники давно ушли, он больше не чуял их. На небе сверкали молнии, но гром всё сильнее запаздывал за вспышками. Ураган шёл дальше. Вскоре дождь стал утихать.

Как же глупо я в итоге застрял!

Эпилог

Солнце и ветер высушили землю, дерево надёжно обосновалось на своём ложе. Реми ещё некоторое время пытался выкарабкаться. Его посещали разные идеи, но ни одна не закончилась успехом. Оставалось лишь ждать чудо и размышлять.

Мысли в капкане, куда угодил оборотень, стали ещё большим грузом и давили тяжестью, куда сильнее, поваленного дерева, припечатывая к земле грязную душу убийцы.

Кто мог подумать, что в конце всего его ждал настолько глупый конец. Он сбегал из невообразимых мест, вылезал живым из смертельных передряг и вот наступил конец всему.

Зачем он только вернулся в скальный замок? Думал, убьёт Карасу и спасёт нелюдей. Реми не спаситель, Реми убийца! Глупо было ожидать удачного исхода этого предприятия. Убийца не судья, убийца исполнитель, и уж точно не герой.

В одном Карасу был прав, Реми не суждено жить мирной жизнью, жить как все. Оборотень с детства покатился во тьму и продолжал свой путь во тьме на протяжении всех этих лет.

Что сделал он за всю свою жизнь? Ничего. Терпел боль, бежал от неприятностей, а затем сам приносил боль и неприятности другим. И вот его конец – он застрял. Не дерево сковало его движения, а мир, в котором не посчастливилось родиться; мир, где оборотни с рождения признаются опасными. Он сам сковал себя, подавляя эмоции, придумывая низменные цели, стремясь к мести. Он испачкал не руки, но душу. Он запер сердце, запер радость, запер самого себя в клетке отчаяния, боли и одиночества. И теперь пожинает плоды.

Первым пришёл голод. Он ползал в животе, сжимая и сворачивая внутренности, отдаваясь пустотой, болью и липкостью. Казалось, живот прилип к спине. Голод прочно засел в желудке. Каждые пару минут, придумывая новые узлы из кишок, скобля стенки кишечника. Мерзкий, надоедливый голод, стал первым напарником в заточении волка.

Реми надеялся, что возможно где-то неподалёку проходит Кетал; возможно он учует знакомый запах и приблизиться к дереву, где найдёт придавленного Волчка. Но оборотень, даже если и бродил рядом, не торопился в лес спасать парня.

Второй пришла усталость. Её за руку привёл голод и посадил на дерево. Она танцевала на стволе, прямо над волком, прыгая и ударяя каблучками, вдавливая зверя глубже в землю, давя на рёбра и позвонки. Усталость, толстая, плотная, тяжёлая, вихляла бёдрами, сбрасывая стройную надежду, искоркой горящую на задворках разума.

Противная усталость заставляла вспоминать всю глупую жизнь Реми. Судьба подарила оборотню время, много времени, чтобы, наконец, перед своим концом, подумать о жизни. Чего же достиг он в этом мире? Ничего. Ни жил толком. Ни семьи у Реми, ни друзей. Даже за Сима не он отомстил, а какой-то Падший ангел. Единственного друга он убил практически своими руками. Приговорил его, сдавшись после поездки к Хаарту.

Реми до сих пор не мог простить себе свою слабость в детстве. И сейчас он не стал сильнее. Он отомстил. Кому? Глупому мужику сладкоежке, разнеженному богатством, не способному сражаться. Всё что мог Реми – это убивать слабаков, а настоящий противник, сильный и хитрый, такой как Карасу, легко справился с великим Полуночной Тенью.

Как вообще он мог гордиться репутацией Полуночной Тени. Что это? Глупое прозвище самого обычного убийцы. Люди в страхе окрестили его так. Что сделал Полуночная Тень? Сеял страх и смерть. И вот итог – смерть рано или поздно приходит ко всем.

Что сказал бы дядя, узнав, как прожил свою жизнь Реми? Дядя был другим. Он был весёлым, умел улыбаться, жить и радоваться. Реми не умел радоваться, веселиться, как и говорил Кетал.

Проходили дни и ночи, Реми ловил языком капли росы и дождей, частенько изливавшихся в это время года. Иногда над ним кружили чёрные вороны, они подлетали, садились на дерево или прыгали рядом с волчьей головой, клевали шерсть, но оборотень слишком ослаб чтобы обращать на них внимание. Он лежал неподвижно, его грудь почти не вздымалась при дыхании, влажный нос подсыхал. Реми не мог поднять век. Голод почти не чувствовался, огромный ствол ощущался частью тела, усталость стала родной.

На смену этим двоим, пришла тьма. Давняя знакомая Реми, она часто его навещала и помогала ему, но сейчас тьма стала высокомерной. Она нависла над волком, застилая глаза. Она выгнала надежду, утопила её в своём бескрайнем чёрном мире. «Смотри на меня», беззвучно шептала она умирающему волку. «Смотри». И он смотрел. Сон был великим даром Персефоны, но он оставил Реми. Лишь провалы во тьму накатывали на голодный разум, давая иллюзорную возможность отдыха. Сон боялся тьмы вековечной, истинной, единственной.

Тьма показывала оборотню образы и сцены из его жизни, бросала как объедки со стола, и отнимала их, вновь поглощая своими бесконечными чёрными потоками. Тьма оставалась с волком дольше всего. Она забирала его и относила в неведомые дали, наполняла его и вытягивала по капле жизнь, отнимая последнее. Тьма поглощала юношу. Тьма заполнила туманом голову, умертвила голод и усталость. Она, как всегда, находилась с ним дольше всех. Она сопроводит его в последний путь.

Как всё глупо обернулось. Что бы подумал дядя, увидев Реми здесь, под деревом. Голодного, уставшего, в ловушке собственных мыслей и надежд, умирающего. Всё вышло так глупо. Хотел спасти нелюдь, возомнил себя героем и получил по носу. Глупец! Так просто. Так бессмысленно. Вот он жил, а теперь просто умрёт. И нет в этом никакого смысла. В жизни вообще нет смысла. В этом и есть смысл – его нет. Он просто умрёт.

Реми уже не ждал чуда. Он сбился со счёта дней, потерялся во времени. Он так хотел жить. Если бы он выбрался, если бы только, он бы начал новую жизнь, другую. Кого он обманывал? Живи он мирно с людьми, кончил бы как дядя. Нет разницы, как живёшь, нет избавления в мести, нет доблести в смерти. Один тлен. Ничего нет в этой жизни. Убогий мир для убогих жителей.

Неясные тени бродили вокруг него, подходили и подлетали, шептали что-то умирающему разуму, глумились или жалели – Реми не понимал. Он не видел их, не мог рассмотреть, и ему было уже всё равно. Отчаяние и смертельная усталость поглотили его.

Приход последней Реми уже не помнил. Он ощутил лишь, как долго смотрела она на него своими отсутствующими, но проницательными глазами, думала, изучала, запоминала. Долго-долго она стояла рядом, молча, шурша мрачным одеянием. Она всю жизнь находилась рядом, наблюдала, следила, ждала, а теперь наслаждалась. Сейчас она подаст костлявую призрачную руку, и Реми пойдёт за ней, навсегда. Реми чувствовал, как протянулась маленькая ледяная ручка к его душе. Как наполнилось всё естество холодом.

Рядом побывали все, голод, надежда, усталость, тьма … и смерть.

Спасибо, что прочитали книгу. Буду благодарна за оценку и отзыв на сайте.

Оглавление

Пролог

Сирота

Вор

Циркач

Ловкач

Шулер

Разбойник

Убийца

Тень

Эпилог