Время [Александр Александрович Мишкин] (fb2) читать онлайн

Александр Мишкин Время

1.

Гена открыл дверь. Обтряхнул в коридоре ботинки от мокрого снега, вошёл в блок. Снял широкую чёрную куртку, повесил на прибитую к стене вешалку. Вынул из кармана ключи и бросил на тумбочку. Из внутреннего кармана вытянул смартфон и положил в карман джинсов. Повернул ручку накладного замка. Наконец-то дома! Отработав восьмичасовую ночную смену, всё чего он хотел это раздеться, съесть тарелку горячей еды и упасть на диван.

В доме пахло гороховым супом и рыбными котлетами. Катя гремела посудой на кухне. Гена снимал тяжёлые ботинки, наблюдал за хлопотами через прозрачное стекло кухонной двери. Закончив раздеваться, он, почёсывая бороду, прошёл в кухню. Девушка вертелась как юла и за готовкой совсем не заметила, что с работы пришёл ненаглядный муж. Глядя на целую тарелку рыбных котлет, лежащих на столе, Геннадий словно кот подкрался к добыче, и запустил когти. Делать замечание было поздно, кот с удовольствием жевал котлету и довольно улыбался.

– Ну куда ты хватаешь? Потерпи. Сейчас… – сказала Катя, подставляя щеку для поцелуя. Почувствовала жёсткие волоски. – У!.. Колючий!

– Я говрлодный… – пробубнил Гена высоко задрав подбородок. Широкая челюсть, перемалывала котлету. —

Катя отвлеклась от готовки, протёрла влажные руки полотенцем, погладила Гену по волосатой щеке. Убрала пружину непослушной пряди со лба. Высоченный, дотянуться до этой колокольни было не просто. Великан довольно замурчал.

– Скоро постригусь и побреюсь, – сказал он, обнимая жену за талию. – Пока некогда.

– Не надо, мне так нравится, – сказала Катя, продолжая гладить бороду. – Куда руки тянешь?! Гена!

Катя шлёпнула широченную руку. Медвежья лапа убралась от тарелки.

– Ну-у… – завыл Гена.

– Потерпи, совсем чуть-чуть осталось. Иди посмотри, как там Сава. Что-то он подозрительно молчаливый. И положи котлету, Ген, ну серьёзно, – сказала она, глядя как муж пытается снова зацепить приплюснутый кружок.

Проиграв поединок за котлету, Гена вышел из общей, на две семьи, кухни и вошёл в коридор. Они жили в блоке общежития с ванной и туалетом, а также одной просторной, и другой чуть по меньше, комнатами. Войдя в меньшую из комнат, которую они приспособили в детскую, он увидел, что с Савой всё в порядке, малыш лежал на спине и махал ручками, пытался поймать кружащие на подвеске ракеты. Как только папа вошёл, Сава зашевелил активно ножками и ручками. Гена осторожно подхватил сына, поцеловав в щеку, ласково спросил:

– Как дела бандит?

– У-и-и-а-а-а! – запищал радостный Савелий.

– Не обижал мамку. А? Савка? Что расскажешь мне?

– У-а-п-р-р! – вёл диалог с папой Савка.

Гена покачивал малыша, ходил по комнате. Глядя в маленькое личико, он чувствовал, как тепло проходит по всему телу. Мягко, легко и уютно. А ты тяжёленький уже, сына… растёшь.

– Гена! Иди садись, всё готово! – раздался из кухни голос Кати.

– Ладно, – сказал Гена и вернул Саву в кровать. – Полежи пока папка кушает, хорошо?

Малыш радостно запищал, расправил две крохотные пятерни и вращал ими в разные стороны в знак одобрения.

Гена запустил рукой маленькие ракетки по кругу, вышел из детской и пошёл есть. Стуча ложкой, он как экскаватор черпал гороховый суп и опрокидывал громадные порции внутрь себя. Катя сидела напротив и с умилением наблюдала, как голодный муж, ложка за ложкой, уменьшает содержимое тарелки. Закончив с супом и приступив к рыбным котлетам и пюре, Гена мурчал от удовольствия.

– Не торопись, подавишься, – сделала замечание Катя.

– Угу, – не отвлекаясь от тарелки ответил Гена. Ему было тепло и уютно. За спиной запотевшие окна скрывали падающий, большими хлопьями, снег. На плите, пыхтела паром кастрюля – Катя варила картошку на завтра. Бурлила вода, за спиной гудел холодильник, звенела ложка об тарелку. Присутствие Кати добавило к запахам пищи тонкий аромат шампуня, кажется абрикосового.

Гена опрокинул последнюю ложку супа, сыто зачмокал губами, встал. Вымыл за собой посуду. Обхватил Катю за талию, и вместе они вышли в коридор, по дороге заскочили к Саве и достали малыша из кроватки. Все втроём направились в большую комнату, куда он стремился всю рабочую смену. Гена упал на диван и включил телевизор. Лёгкая Катя села рядом, передала сына, Савка ёрзал и махал ручками. В телевизоре, вместо обычной телепередачи для домохозяек, показывали предупреждение, написанное белыми буквами на чёрном фоне:

«ЦИФРЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧАТ. ЕСЛИ ВЫ МОЖЕТЕ ИХ НАЗВАТЬ ИЛИ ЗАПИСАТЬ – НЕ ПЫТАЙТЕСЬ. ЭТО СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНО!»

Катя и Гена переглянулись.

– Что за бред?! – сказал Гена. – Ты включала уже телевизор?

– Нет, я с самого утра на ногах, ничего не трогала, даже в телефоне не сидела, – сказала Катя.

Гена посмотрел на ёрзавшего в руках Савку, которого кажется забавляли странные картинки в телевизоре. Присмотрелся. Между лопаток, через ткань пижамки просвечивались зелёные цифры, как на электронных часах. Поднял сына на уровень глаз: «12. 07. 2111. 86». «Это что ещё такое?» – подумал Гена.

Телевизор завещал на всю комнату:

«Цифры ничего не значат! Не произносите цифры в слух! Не пытайтесь их написать! Это смертельно опасно! Оставайтесь дома! Если можете назвать или написать – не делайте этого! Это смертельно опасно!»

Телевизор повторял эту фразу по кругу.

– Зай, ты это видишь? – повернул к жене ребёнка Гена. Но как только он это сказал картинка пропала и на её месте появился пожилой напуганный лысый человек в очках с толстой оправой и в клетчатой рубашке. Поверх рубашки на нём был белый халат. Обратив взгляд в камеру, он рассеянно спросил

– Меня слышно? Что?!… Мы в уже в эфире? Дорогие граждане города Л! Ни в коем случае не называйте цифры на спинах ваших близких и родных! Если чувствуете, что можете это сделать – молчите! Вы можете умереть! Ни в коем случае не называйте их и не пытайтесь записать! Я сотрудник научного центра теоретической и экспериментальной физики Кирьянов Владимир Сергеевич. Произошла утечка экспериментального вещества. Оно быстро распространяется и вызывает галлюцинации – цифры на ваших спинах. Цифры ничего не значат! Вещество не причиняет вред организму, только если не называть и не записывать цифры. Если вы чувствуете, что можете это сделать – не пробуйте! Это смертельно опасно! Оставайтесь дома! Не паникуйте! Мы работаем над… Что?!… Что там происходит?! Сергей задержи их! Люди! Оставайтесь дома! Не паникуйте! Всё под контролем!.. Вы не имеете право! Мы должны!..»

Мужчина пытался ещё что-то сказать, но из-за кадра появилась рука в камуфляже и вытянула его из поля зрения камеры. Через секунду помещение, откуда велась трансляция, исчезло, а на его место встала та же чёрная картинка с предупреждающей надписью. Но вскоре и она пропала. Пустили развлекательную программу. Симпатичная девушка с микрофоном у рта пела песню, как будто ничего не случилось.

Гена поднялся с дивана вместе с сыном. Развернул Саву лицом к телевизору, спиной к себе, вытянул руки перед собой. Савка уверенно болтал ножками, будто танцуя. На крохотной спинке, между лопаток, горели маленькие зелёные цифры. Они никуда не делись, стали кажется ещё чётче.

Не показалось…

– Кать, посмотри, – сказал он и повернулся к жене.

Катя сидела, сложив руки на груди, лицом к висевшим на стене иконам. Молилась.

– Царица моя Преблагая. Надежда моя, Богородица, Приют сирот и странников Защитница…

Между лопаток Кати так же просвечивались зелёные цифры: «7. 07. 2076. 76.»

Гена посмотрел между лопаток сына, потом снова на Катю. Подумал: «Цифры ничего не значат… Катя двухтысячного года рождения… седьмое июля две тысячи семьдесят шестого. Семьдесят шесть… Да это же… А Савка? Восемьдесят шесть… А что у меня?»

Гена подошёл с сыном на руках в коридор. Встал к зеркалу спиной. Повернул голову, пытаясь рассмотреть. Ничего. Савка издал протяжное «пру-у-у». Гена пошёл обратно.

Катя встретила его тревожным взглядом.

– Цифры, – сказал Гена, они означают… – но тут что-то его остановило. Слова не желали произноситься. Фраза застряла и упиралась так, будто сбежавшую со двора в дом собаку, выгоняют обратно на улицу, да к тому же ещё и в грозу. Гена взял Савку левой рукой, другой достал из кармана телефон. Попытался напечатать цифры Кати. Палец не двигался, будто и нет его совсем.

Гена молча передал малыша Кате. Та посмотрела на спинку Савы, потом на Гену. Он встретил взгляд жены и повернулся. Услышал, как та охнула.

– Катюш, ты чего?

Катя принимала к груди сына, скорбно смотрела на мужа и плакала. Слёзы крупными каплями скатывались по щекам к подбородку, падая вниз приземлялись малышу на макушку, отчего тот заёрзал и сморщил личико.

По телу Гены пробежал холодок. Вид жены ему не понравился. Мысль, что пришла ему в голову о цифрах, начала пульсировать и проникать в сознание всё глубже. Он сел рядом с Катей и обнял. Девушка затряслась. Издала глухое и отчаянное «у-у-у. «Что же ты увидела?..» – подумал он.

Ничего хорошего.

Думать в такой обстановке стало невыносимо. Нервы натянулись так сильно, что на них можно было сыграть несколько аккордов. Гена встал с дивана. Пошёл в коридор.

– Ты куда?! – крикнула Катя.

– Пойду покурю. Скоро вернусь, – сказал он. Достал из тайника, в летней куртке, припрятанную на чёрный день пачку сигарет и зажигалку. Надел тёплые тапочки, накинул куртку, хмурясь вышел из дома…

Он стоял возле пожарного выхода общежития. Закурил сигарету, затянул успокоительного никотинового дыма, и выдохнул с ним часть воспоминаний о плачущей Кати, задумался.

«Если цифры что-то значат, то осталось мне не долго, судя по всему. Что если осталось несколько часов? Да нет, Катька бы не отпустила…»

Гена стоял спиной к выходу подпирая плечом стену. Курил уже вторую сигарету. Пускал дым и думал. Во дворе бегала маленькая девочка в розовой курточке. Она явно скучала, потому что, выломав где-то прутик, вяло истязала им вылепленного из грязного снега снеговика. Игровая площадка была вся вытоптана, девочка играла одна давно. Гена смотрел во двор, но мысли были далеки от реальности. Гипотеза, вызванная цифрами и реакцией жены, не отпускала. С каждой минутой становилось всё тревожнее, только дым, пропитанный никотином, слегка помогал отвлечься, кружил голову, вызывал в ней лёгкое покалывание.

Девочка продолжала играть со снеговиком, но теперь она то и дело посматривала в сторону Гены. Через несколько минут, сбив снеговику голову, девочка стала медленно двигаться по направлению к крыльцу. Ненавязчиво, будто просто гуляет. Она напевала песенку и даже слегка подпрыгивала. Когда до Гены оставалось метров пять она, сделав вид, что собирается идти в другую сторону, вдруг резко изменила направление и подбежал к крыльцу. Стала ковырять сапожком примёрзшую пивную бутылку. Повозившись с ней минуты две, писклявым голоском сказала:

– Дядя, а здесь курить нельзя.

Гена не обратил на неё внимания.

– Моего папу пожарник наругал, когда он здесь курил.

Ноль реакции.

Девочка посмотрела вверх на пускавшую белый дым волосатую и бородатую голову. Протянула вперёд прутик. Дотронулась им до Гениной коленки.

Ноль реакции.

Тогда ещё не много поиграв с Гениной ногой, она вошла в общежитие, и стала задорно прыгать по ступенькам, держась за перила всякий раз, когда маленькое тельце намеревалось упасть.

Гена продолжал курить.

Девочка скучала и ей было всё равно с кем играть, даже со взрослым дядей, только бы рядом был хоть кто-нибудь живой. Дядя мог хотя бы что-то ответить. Иногда взрослые говорят интересные вещи, а иногда глупые и совсем непонятные. Девочка спрыгнула с пятой ступеньки на площадку и упала, слегка ушибив коленки. Но тут же встала, словно ничего и не произошло. Она посмотрела в сторону Гены. Обычно за такое её бы наругали мама или папа, и девочка скорее рефлекторно посмотрела на взрослого. Конечно же он не стал ругать. Она увидела, как на широкой спине сияли зелёные цифры. Девочка удивилась, подошла ближе и прочитала вслух:

– Двадцать два… ноль два… две тысячи двадцать пя…

Гена хоть и был где-то далеко, но падение девочки с лестницы, насторожило его сознание. Он прислушался. А когда услышал, как девочка называет цифры очнулся окончательно. Обернулся в тот момент, когда малышка называла последнюю цифру. Закричал:

– Молчи!

Девочка замолчала. Испуганные глаза смотрели на Гену. Через секунду девочка пискнула, закрыла глаза, упала.

Гена подбежал к девочке, которая уже лежала на боку, головкой на холодной плитке. Взял мордашку в ладони и посмотрел в бледное личико. Малышка была без сознания. Гена прислонил ухо ко рту девочки. Слабый и тёплый ветерок коснулся щеки. Посмотрел ещё раз в бледную мордочку. Узнал. Девочка жила в блоке под ними, в неблагополучной семье. Гена думал. Поддерживая девочку одной рукой, он достал из кармана телефон. Набрал номер скорой. Строгая женщина ответила:

– Скорая слушает.

– Девочка. Назвала цифры. Упала.

– Все бригады заняты. Назовите ваш адрес.

Он сказал.

– В ваш район поехала бригада. Записывайте.

– Слушаю.

Она назвала. Почти рядом. Несколько домов.

– Если успеете несите туда, нет тогда в неотложку.

– Хорошо. Спасибо, – сказал Гена.

– Поспешите, Господи… – сказала женщина и отключилась.

Гена поднял девочку на руки и выбежал на улицу.

Девочку удалось передать врачам. Машина уже выезжала со двора, но Гена выбежал на дорогу и остановил карету скорой помощи. Передал в руки такому же, как он, крупному доктору. Увидел в машине ещё нескольких детей. Женщина-врач сидевшая с ними рядом, посмотрела на Гену полными скорби глазами. Пришлось оставить свои данные, на случай если родители не объявятся и для милиции. Экипаж уехала, а Гена пошёл домой. По дороге позвонила взволнованная Катя, спросила где он, Гена успокоил жену, сказал, что скоро будет, не вдавался в подробности почему задержался. Пошёл по хрустящему снегу домой. Было холодно, но терпимо.

Вернувшись в общежитие, он спросил у вахтерши, напуганной старой женщины, что дрожала всем телом, вдавив себя в спинку кресла, номер блока в котором живёт семья с маленькой девочкой лет десяти, на третьем этаже, под ним. Получив ответ, пошёл искать родителей девочки. Нашёл. Дверь ему открыла пьяная в хлам женщина. Она долго не могла понять о чём идёт речь, а когда осознала, то в миг протрезвела. Гена сказал ей, где искать дочь и ушёл. Женщина кричала что-то ему в спину, но он не желал слушать. Вся эта ситуация прибила его полностью. Такой ценой узнать цифры…

На кухне ждала Катя. Она, обхватив ладонями плечи, стояла лицом к окну. Гена подошёл к ней и обонял. Положил широкий подбородок на макушку.

– Помнишь семью, что под нами живёт?

– Да, а что?

– Девочка, она назвала мои цифры.

– Что?! – Катя обернулась, но осталась в объятиях мужа. Гена слегка отклонился, чтобы видеть лицо Кати.

– Я курил, а она рядом играла. Увидела цифры и назвала. Я позвонил в скорую. Свободных машин не было и пришлось нести через два дома, там машина была. В машине, ну в скорой, ещё дети были.

– Господи…

– Не знаю, это бред какой-то…

– Думаешь только дети могут цифры назвать? Это же… Господь милосердный!

– Не знаю, Кать, всё это странно.

Катя молчала. Не отводила взгляда от мужа некоторое время, а потом прислонила голову к широкой груди.

– Интернета нет, – сказала она.

– В смысле?

– В прямом. Не работает.

– И через VPN?

– Совсем нет.

– Ого…

– Думаешь этот учёный правду сказал? – сказала Катя.

– Ты о чём?

– Ну что цифры ничего не значат.

– Наверное. Хотелось бы верить. А то сама видела сколько мне осталось…

«Две недели…», – подумал Гена и сердце больно кольнуло.

Катя обняла мужа ещё сильнее. Грудь стала мокнуть.

Гена посмотрел вниз.

– Ты чего? Зайка, успокойся, всё хорошо, цифры ничего не значат.

– Угу…

– Ну… – сказал Гена поглаживая жену по спине. – Не плач, солнце…

Но Катя не успокаивалась, маленькие плечики дёргались в такт коротким всхлипам. Гена молча обнимал жену. Думал о цифрах.

«Это ведь дата моей смерти, не иначе, почему они сказали, что они ничего не значат… У людей на спине дата смерти и для них это ничего не значит…»

Детский плач быстро привёл их в себя.

– Видимо подгузник нужно поменять, – хлюпая носом сказала Катя, отпуская мужа из объятий.

– Это точно. Кричит, как потерпевший, – пытаясь улыбнуться сказал Гена.

– Ну что? Пошли? – сказала она.

– Да… – пропуская жену сказал он. – Пошли.

Войдя в детскую, они увидели плачущего Савку. Маленькое личико было красное как помидор, и крохотные ручки сжимали от негодования воздух. Родители подошли к кроватке с обеих сторон. Савелий был слишком расстроен, чтобы заметить маму и папу. Катя подхватила малыша, отнесла на кровать рядом. Стала снимать подгузник. Лицо, слегка опухшее от слёз, постепенно возвращало здоровый оттенок. Она всё ещё периодически хлюпала носом, но уже реже, больше не плакала.

Как только грязный подгузник был удалён с попки Савы, тот чуть поутих. Катя нежно вытирала малыша, а Гена стоял в стороне и смотрел. Катя, продолжая хлопотать, повернула лицо и посмотрела на мужа, слегка улыбнулась, Гена улыбнулся ей в ответ.

– Иди спать. Устал ведь, – сказала она.

– Ну да, – сказал Гена вспомнив, что не спал всю ночь. Ощутил тяжесть век и вязкий ход мыслей. Зевнул. – Пойду. Ты справишься?

– Да, конечно. Иди спи.

Гена подошёл к Кате и чмокнул в макушку.

– Остаёшься за главного, – сказал Гена и подмигнул Савке. Малыш дёргал ножками и хмурил бровки. Серьёзно посмотрел на отца. – Буди если вдруг что-то понадобится.

– Давай, иди уже. Спи. Герой.

– Люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– П-р-р-р, – сделав губами, отозвался Савка.

Гена улыбнулся. На время тревожные мысли покинули его. Жизнь, не считая происшествий этого утра, продолжалась, но цифры на спине жены, сына, у него самого, внесли некоторое беспокойство и разлад в мирный быт семьи.

Цифры ничего не значат. Ничего не значат… Ага…

Гена разделся. Расстелил постель и залез под одеяло. Из детской доносился лепет Савки и короткие фразы жены. Окна были занавешены, но свет всё равно наполнял комнату. Гена поудобнее втиснул голову в подушку. Накрылся почти с головой, оставил торчать макушку.

«Цифры ничего не значат. Не беспокойся ты так. Всё в порядке. Это ведь учёный сказал, им виднее. Видимо побочки какие-то. А может галюны. Всё хорошо. Не переживай.» – думал Гена. Но где-то далеко, в глубине души, противный и холодный голос повторял два ужасных и страшных слова.

«Две недели… Две недели…»

Проснулся Гена только в шесть часов вечера. Чувствовал он себя отвратительно. Настроения совершенно не было, шея болела, спина ныла, в голове компот. Катя лежала рядом пытаясь «словить» интернет, но ничего не получалось. Заметив, как Гена начала выползать из берлоги, Катя отвлеклась от телефона и ласково спросила:

– Ну как ты? Хорошо поспал?

– Отвратительно.

– Ну ничего, ещё две ночки и потом поспишь нормально, – сказала Катя и повернулась на бок. Отложила телефон, засунула ладони под щёку и с нежностью посмотрела на Гену.

– Интернета нет? – спросил он.

– Не-а, – сказала она.

– А по телевизору?

– Тоже молчат.

– Чтоб их всех!

– Ну… не ругайся, Савку разбудишь.

– Давно уложила?

– Не давно.

– Тогда не буду. Иди ко мне, – Гена подполз ближе к жене. Обнял. Поцеловал. Стал поглаживать бёдра. Плохое настроение сменилось другим, более живым и игривым.

– Ну… Чего удумал? – улыбаясь сказал Катя.

– Пока спит, можем пошалить не много.

– Пошалить? Это теперь так называется?

– Ну да, – не отрываясь от губ Кати пробубнил Гена. – Давай ещё одного Савку тебе сделаю.

– Даже не думай! Дурак, – захихикала Катя.

– Ну так что? Того или не того?

– Давай, только тихо…

– Ты же меня знаешь, – улыбнулся Гена и впился в губы жены ещё сильнее.

Поздним вечером Гена готовился к ночной смене. По телевизору за весь день ничего сказано не было. По государственным каналам шла та же белиберда, про невероятные достижения их величайшей страны, всякие ток-шоу и сериалы. По остальным каналам так же ничего не говорили. Единственное, что заметил Гена, так это то, что отсутствует два европейских канала. На их месте были серые мушки.

На кухне, Гена собирал собойку. Катя возилась с Савой. Он накладывал котлеты и думал: «Что если цифры не врут и ему осталось жить две недели?» От этих мыслей по спине пробежала не хорошая дрожь. «Что если это так, чем ему тогда заниматься? Как быть?» С каждой новой мыслью Гена испытывал сильнейший дискомфорт. «Катя, Савка, у них ведь никого нет. А у меня нет никого, кроме них. Катюша, милая моя, совсем без родителей, а моим плевать на меня и внука. Что с ними будет? А что мне делать? Как жить?.. Цифры ничего не значат. Цифры. Ничего. Не. Значат.» – пытался успокоить себя Гена. Но у него ничего не получалось. Ему было страшно, до ужаса, противный голос внутри продолжал укреплять в нём страх.

«Ты даже не пожил толком, тебе всего двадцать восемь лет и через две недели ты умрёшь!»

«Умрёшь!»

«Нет!»

«Они останутся одни!»

«Нет! Да заткнись ты!»

Гена махнул буйной головой. Сердце колотилось, как отбойник. От страха потемнело в глазах. У голоса получилось, блок был сломан, плотина рухнула и поток начал выносить плохие мысли. Гена запаниковал. Как в детстве, когда он пришёл поздно со школы и отец сказал, что выпорет его за это. Папа шёл на него с зажатым в руке ремнём. Маленький Гена чувствовал ещё не причинённую боль, некуда было бежать, некуда спрятаться. Вот он, ремень, сейчас Гену ударят, он навис над ним, зажатым в угол между диваном и столом. Всё что осталось у него это крик и слёзы. Гена плачет и кричит, он не хочет получать ремня, он хочет, чтобы папа не бил его. Но папа бьёт, и в этот момент мозг взрывается миллиардом ярких искр. Удар за ударом. Ремень касается его спины, оставляет жгучий след боли. Нет ей конца и нет конца наказанию. Гена чувствует, как смерть, будто его отец, надвигается. Неизбежная, как удар ремня.

Две недели… Боже… Я не хочу умирать! Не хочу! Боже! Нет!

Гена стоял, трясясь над пластиковым контейнером, и из глаз падали слёзы, прямо в еду. Стало трудно дышать. Гена отошёл от кухни и сел на табуретку. Положил локоть на стол, провёл рукой по волосам. Слёзы перестали идти, но следы от них остались. Катя застала его в таком положении, подошла, нежно провела по волосам ладонью.

– Милый, ты чего?

Она была так близко, растерянная, маленькая и такая хрупка, такая родная, такая любимая…

Гена, схватил медвежьими лапами Катю, прижал к себе, спрятал лицо в животе. Катя стояла ошеломлённая, смотрела на макушку мужа, гладила по волосам.

– Зайчик, что случилось? – спросила Катя.

– Цифры, Кать, цифры, они…

– Они ничего не значат! Ты же слышал. Это просто галлюцинации, нас отравили, милый, ну ты чего?

– А вдруг это всё правда? Вдруг цифры значат? Что тогда? Ты же их видела, мне совсем не много осталось!

– Не говори глупости. Ничего тебе не немного осталось. Ещё меня переживёшь!

– Не говори так!

– Это ты не говори глупости! Ничего с тобой не случится! Всё будет хорошо.

Катя слегка успокоила Гену. Он отпустил и посмотрел снизу. Сказал:

– Я вас очень люблю, Кать, я не знаю… если это всё правда, как вы без меня?

– Замолчи! – сказала Катя. Глаза заслезились. – Не говори так! Ничего с нами не случиться! Ты будешь жить! Цифры ничего не значат!

Гена молчал. Катя заплакала. В голове у Гены рождались и умирали многие мысли, но одна, самая гадкая, не желающая умирать, крепла и набирала силу. А что, если значат?..

Поцеловав жену в живот Гена поднялся. Чмокнул Катю в щёку. Через силу улыбнулся. Жена, с мокрыми глазами, будто маленькая девочка, которой папа не купил мороженное, молча наблюдала за передвижениями мужа. Гена сложил собойку. Упаковал всё в рюкзак. Вышел в прихожую. Катя осталась на кухне.

– Всё хорошо, Кать, – сказал Гена обуваясь. – Ты права. Цифры ничего не значат. Не скучай. Ещё две ночки и буду весь твой.

Катя шмыгнула носом, улыбнулась. Вышла из кухни и подошла к мужу, который уже накидывал здоровенную чёрную куртку, будто медвежью шкуру. Погладила великана по бородатой щеке, поднялась на цыпочки, чмокнула.

– Удачи, солнце, – сказала Катя.

– Я люблю тебя, поцелуй Савку, – сказал Гена.

– Обязательно.

Гена на секунду задержался в проёме. Посмотрел в лицо Кати. Маленькое, с еле заметными веснушками.

– Я люблю тебя… – сказал Гена.

– И я тебя люблю, – сказала Катя.

Гена шёл на работу. Снег хрустел под подошвой. Холодный ветер пытался заморозить лицо. Гена думал. Мысль, уже окрепшая и набравшая силы, заставила принять решение. Он не желал проверять, значат ли что-нибудь цифры или нет. Если ему осталось две недели… если через две недели он умрёт, то эти последние дни он проведёт с семьёй.

Отработав ночную смену, Гена переоделся, но завод покидать не спешил. Он поднимался на второй этаж к начальнику, чтобы обсудить с ним одно дело. Александрович был нормальным мужиком и всегда хорошо отзывался о нем, так что Гена был уверен, что он войдёт в его положение.

Постучав в дверь кабинета начальника, Гена, не дожидаясь разрешения, вошёл. Александрович сидел за длинным лакированным столом и разговаривал по телефону:

– Да и скажи ему что бы связался с Елизаровым по поводу брака, у нас в этом месяце завал какой-то, ещё учёные эти… Кирилов? – отвлёкся начальник. – Тебе чего?

– Александрович, я к вам по серьёзному делу.

– Подожди… Люда, скажи ему что бы зашёл ко мне. Да… Потом, сейчас не могу у меня люди. Всё давай, – сказал он и положил трубку. – Жалуйся.

– У меня к вам просьба одна. У нас ведь сейчас на спинах цифры, сами знаете какие, так вот… – сказал Гена и собрался повернуться спиной к начальнику.

– Только не нужно вот этого, – остановил Гену начальник. – Мне какое дело?

– Это напрямую связано с моей просьбой, иначе вы не поймёте.

– Твою же… Ладно, показывай.

Гена повернулся спиной, и начальник увидел зелёную полоску чисел.

– Ну и чего ты от меня то хочешь? Сказано же, что цифры ничего не значат.

– В этом то и дело. Значат, не значат, у меня уверенности в этом нет никакой. Я хочу за свой счёт взять две недели.

Начальник, услышав просьбу, секунд тридцать помолчал. Затем поднял брови и опустил. Выпустил воздух. Хриплым басом сказал:

– Ох Кирилов… Сядь, – он указал рукой на расположенные вдоль стола стулья. Гена подошёл, выдвинул один. Сел. – Ладно, Ген, послушай. Цифры эти и прочее. От властей распоряжений не поступало. Единственное, что у нас есть это сообщение по телевизору и то весьма сомнительное. На данный момент нет никакой конкретной информации. Ты у меня один на фоконах. По плану завал. Ну кем я тебя заменю? Сам подумай. Бабы ваши фоконы отшлифуют?

– Но ведь я имею право… вы что хотите сказать, что не отпустите меня?

– Не торопись. Отпустить то я тебя отпущу. Но после того, как доделаешь партию.

– Да в гробу я видел эту партию! – крикнул побледневший от злости Гена. – Я что последние дни на заводе должен гнить?

– Ты успокойся. Согласен, ситуация не приятная, но и ты пойми, из-за каких-то цифр, которые могут что-то значит, я не могу остановить цех. Закончишь партию и можешь брать за свой счёт. По-другому никак.

– Да вы шутите что ли?! Я с семьёй побыть хочу! Откуда знать, вдруг это всё правда!..

– Возьми себя в руки! В конце концов ты мужик или кто? – повысил голос начальник. – Выбрось из головы эту херню, как баба, ей-богу.

– Федя доделает.

– Федя твой на кристаллах. У него своей работы хватает.

– Не отпускаете значит?

– Не могу.

– Тогда я не выйду на работу. Сами свои стекляшки шлифуйте! – сказал Гена и приподнял пятую точку со стула, но начальник попросил задержаться.

Александрович тяжело выдохнул воздух, голос сделался хриплым ещё сильнее.

– Хорошо, ты мне скажи, ты с женой где живёшь, в общежитии?

– Да, а что?

– Ну так вот, если пропустишь работу без уважительной причины – отправишься за забор. Если цифры правду показывают, в чём я сомневаюсь, то положение твоё, согласен, невесёлое. После того, как тебя не станет, ты думал о том, где твоя жена и ребёнок жить будут? Ведь после твоей смерти им чем-то платить за него нужно будет. Пособия сейчас не шипко большие. К тому же по статье пойдёшь, могут попросить из общаги, семей достаточно на очереди. Подумай, как жить после всего этого. В общем выбирай, или партию заканчиваешь и будешь полностью свободен, денег заработаешь – бухгалтерию попрошу тебя рассчитать, или оставишь жену и ребёнка на улице.

– Не имеют право! Не выселят.

– К сожалению, имеют. Решай Кирилов и лучше прямо сейчас. У меня дел навалом и совещание впереди.

Оставлять Катю на улице Гене не хотелось, Александрович был прав. Партия шла хорошо и Гена планировал закончить через пять дней, пять дней из четырнадцати оставшихся заберёт этот грёбаный завод! Желание послать начальника и весь этот цех с фоконами силой давило изнутри на Гену, но разум все же взял верх.

– Отработаю.

– Хорошо. Гена я не зверь, но и ты пойми. Моя воля, я бы с удовольствием отправил тебя домой, все мы люди, но на мне весь цех и народ у которых такие же семьи, как и у тебя. Я с этими планами уже полгода на нервах, так что ты давай, бери себя в руки и поступи как мужчина. Не время сопли размазывать. Давай, иди, мне тоже делами заниматься нужно.

– До свидания, – сказал Гена и встал. Задвигать стул обратно он не стал.

– Ага, давай, – сказал Александрович и сделав знак, чтобы Гена поторопился, другой рукой взял трубку телефона.

Гена не успел выйти, как Александрович уже давал новые распоряжения. Весь этот разговор очень расстроил Гену. Драгоценные минуты, что он хотел провести с семьёй, придётся потратить на глупую и не интересную работу.

Чтоб вас всех!..

Дома Гена провёл выходные спокойно и мирно. Старался не думать о цифрах на спине и всё время проводил с Савой. Интернета не было, а по телевизору власти хранили молчание, будто и не случилось ничего.

В середине второго дня выходных, к Гене в блок забежал товарищ Егор. Худощавый высокий молодой парень с рыжими волосами и лицом в веснушках. Он работал инженером на заводе и метил в помощники главного, живой и яркий, как его рыжая голова, человек. Умный и подающий надежды. Сын академика. Будучи человеком, представляющим средний класс, интеллигенцию, имеющий к двадцати пяти годам почти два высших образования, он был не горделив и не кичился положением. Дружил с Геной и очень того любил, за простоту и искренность. Егор не брезговал грубым словцом и больше походил на такого же работягу, как и Гена, а не на инженера. Их связывала дружба, уходящая годами в детство, когда его отец, тогда ещё тоже простой инженер, дружил с отцом Гены, инженером космических войск, пока тот не спился. Отцы часто проводили вечера за беседами в доме Гены. Отец Егора приводил его с собой и совсем мелкие, друзья баловались вместе в комнате Гены, играли в железную дорогу и собирали из алюминиевого конструктора танки и грузовики.

Егор вошёл в блок, блестел тающим на плечах снегом. От него веяло холодом и свежестью. Щёки полыхали красным. Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана чёрный прямоугольник похожий на роутер. Гена встретил друга в одних спортивных штанах. Катя возилась с Савой в комнате, за спиной плакал Савка, ворчала Катя. Из кухни пахло варенной картошкой.

– Это ещё что за херня? – спросил Гена у друга.

– Это, друг мой, будущее! Контрабандная поставка! За неё можно в тюрьму угодить!

– В смысле? – сказал Гена

– Это спутниковый приёмник! Маск, все дела! Закончил два дня назад вывод последней партии спутников на орбиту. Спутниковый интернет, балда! Во всём мире! Даже у нас!

– И нахер ты эту штуку ко мне притащил, раз за неё в тюрягу угодить можно?! – Гена первый раз видел друга с момента, когда на спинах людей появились цифры. Товарищ передал ему роутер и продолжил раздеваться. Когда он вешал куртку, Гена успел краем глаза заметить последнюю цифру на спине товарища. Зелёная циферка, такая маленькая и такая огромная. «125!» Егорка, сопливый и рыжий Егорка, с которым они во дворе пацанами мяч гоняли, девок за косы тягали, доживёт до ста двадцати пяти лет!

– Кстати, – сказал Егор. – Показывай спину!

Гена, пытавшийся позабыть за домашними хлопотами о цифрах, почувствовал, как неприятное ощущение внизу живота дало о себе знать.

– Ничего интересного ты там не увидишь, – сказал Гена изменившись в лице. Оно сделалось серым и мрачным.

– А ну показывай! – сказал Егор, и в один шаг оказался возле Гены. Взял того за плечо и стал поворачивать. Широкий Гена сопротивлялся, но не особо. Ему не сложно было одолеть Егора, но глубоко внутри ему хотелось, чтобы он увидел, а сейчас просто разыгрывал комедию, поддавшись атмосфере беззаботности и ветру бури, с которым ворвался в жилище товарищ.

– Нихера! – воскликнул Егор. – Плохи твои дела, друг. Но это всё залупа, можешь не переживать.

– Почему?

– Пошли в зал, сейчас всё объясню, есть у меня одна мысль, заодно опробуем интернет.

Не дожидаясь, пока Гена проводит его в зал, Егор отобрал у друга приёмник и пошёл по коридору в комнату. По дороге он остановился возле хором Савки, поздоровался с Катей, напугав ту внезапным обращением, громким и радостным. Помахал рукой Саве. Продолжил путь и плюхнулся на широкий диван, держа перед собой прямоугольник. Начал рассматривать. Гена прошёл за другом и сел рядом.

– Короче, Генка, не очкуй ты там сильно. Мужик этот… – говорил Егор, вращая в руках роутер. – Ну тот дед, что по телеку предупреждал нас всех. Так вот этого дядьку я знаю. Вернее, мой батя знает, они учились вместе. Короче он работал над чем-то секретным, но бате кое-что рассказал. Он по выходным иногда заходит, кофиё с коньяком кушают в кабинете. Батя, как не расспрашивал, толком от него ничего не добился, но дед этот намекнул. Сказал только одно – Демон Лапласа.

– Чего?

– Падажжи ты. Ага, вроде так включается… – Егор нажал кнопку на тыльной стороне роутера и на нём, впереди, замигали красные лампочки. – Короче, Демон Лапласа – это такой мысленный эксперимент, проделанный математиком Лапласом, суть его… как бы тебе объяснить по проще. Короче, представь такую херню, которая знала бы расположение всех частиц и атомов во вселенной, знала бы куда они будут двигаться и на основании этих данных имела возможность предсказывать будущее. Теоретически она возможна, только в том случае, если вселенная не безгранична и её время существования конечно. Но коли наоборот, то эту херню построить нельзя, из-за парадокса, она должна будет собрать бесконечное количество данных, что в принципе невозможно.

– Ну и что дальше? – перебил Гена.

– Короче, кажись эти учёные придумали что-то похожее. Демон Лапласа должен знать будущее. У нас на спинах цифры, которое это будущее показывают. Дату предполагаемой смерти. Но не всё так гладко. Остаются вопросы. Почему цифры видно, зачем они, и показывают ли они именно дату смерти, или же это цифры, которые нужны машине… или что учёные там построили… в виде допущения, как конечность жизни вселенной, для демона Лапласа, чтобы он смог существовать. Короче эти цифры могут ничего не значить, как и сказал дед в телике, или быть в самом деле цифрами, обозначающими дату смерти. Только не понятно на какой хер они у нас на спине. И почему мы не можем их называть, а если и можем, то непременно должны умереть. – Егор замолчал, достал из кармана брюк смартфон. Левой рукой почесал шею за воротником вязаного серого свитера.

– Подожди. Так, а почему цифры могут ничего не значить?

– Ну неизвестно в чём суть эксперимента, – сказал Егор, гладя большим пальцем экран смартфона. – Возможно, что цифры – это просто допущение, мол допустим этот человек умрёт через год. То есть они определяют конечность данного человека. Эксперимент состоит в том, чтобы выяснить, сколько данных придётся обработать их демону, чтобы предсказать движение или будущее человека на две минуты вперёд. Понятное дело, что люди живут долго, но видимо конечность времени объекта, над которым ставят эксперимент, имеет какое-то важное значение. Скорее всего у их демона не такие уже и высокие вычислительные мощности и объем памяти.

– А почему тогда они могут что-то значить?

– Ну, а с другой стороны, вдруг у них есть такие мощности или возможности, или они как-то иначе используют демона или не демона вообще. Короче цифры могут быть настоящей датой смерти. Типа демон определил движение каждой частицы человека, над которым производят эксперимент, и узнал, когда тот закончится. Определил его конечность. А зачем цифры на спине, я не знаю. Но ты не очкуй. Такую херню построить в наше время невозможно. Так что даже если и демон очень старается, то цифры не могут быть точными. Слишком много всего должно быть учтено. Столько памяти не найдёшь. Короче скорее всего цифры приблизительные. Так! Кажись фурычит! Мы в интернете!

– Что тут у вас такое? Что фурычит? – сказал Катя, войдя в комнату. На руках она держала Саву.

– Интернет, Катька! Егор принёс нам в дом интернет!

– Как это? – сказал Катя, подойдя к парням. Наклонила голову. Заметила чёрный прямоугольник на колене у Егора.

– Илон Маск! – сказал Егор, гладя экран смартфона.

– Спутниковый интернет! – Сказал Гена.

– Ага, – сказала Катя.

– У-у-а-у! – сказал Сава.

Егор открыл приложение. На экране смартфона появился красный прямоугольник с тупыми углами и с белым треугольником по центру. Появились картинки. Егор тыкнул пальцем, и картинки поменялись. Стал водить пальцем, листать ленту.

– Сколько видосов… – сказал он. – Все из нашего города.

– Так включай какой-нибудь! – сказал Гена.

– Да их тут не меньше сотни.

– Любой включай, – сказала Катя.

Егор выбрал видео и нажал пальцем. Просмотр начался.

В первом ролике молодой Парень, со слезами на глазах, стоял спиной к зеркалу и пытался показать цифры на спине. Картинка дрожала, и ребята всматривались в экран смартфона Егора, пытались разглядеть цифры на спине парня, но их не было. Слёзы крупными каплями скатывались по щекам юноши, он бубнил что-то о сестре, что назвала ему цифры, что ему осталось жить, судя по тому, что сказала сестра, пять минут. Он тряс камерой пытаясь рассмотреть спину. Егор, Катя и Гена ничего не понимали. Они не видели цифр, и судя по всему парень их не видел тоже. Где была его сестра? Почему он не зовёт на помощь? Через пять мину парень слегка успокоился. Сказал, что вызвал скорую для сестры, что скорее всего она ошиблась и всё будет хорошо. Он пошёл с телефоном в комнату и показал лежащую на спине девочку. Он сел рядом с ней и стал, продолжая снимать, поглаживать по головке. Спустя минуту смартфон выпал из рук парня и упал на пол. Несколько минут камера продолжала снимать одну только ногу, а затем запись закончилась. В описании говорилось, что видео было вырезано из трансляции, которая шла несколько часов. Парень и девочка на видео скончались.

– Жесть, – сказал Егор, когда закончил читать в слух описание.

Просмотр продолжился.

Многие люди снимали пустые спины, пытались назвать их и удивлялись, что у них это не выходит. Они пыжились, краснели, плевались, но назвать не могли. Другие же будоражили нервы. Десятки людей, родственники которых снимали их, падали замертво. Но были и те, кого скорая смерть обошла стороной. Одна женщина снимала мужа, плакала и билась в истерике. Мужчина сохранял хладнокровие и успокаивал жену. Спустя несколько минут, он продолжал успокаивать, и женщина попросила того показать ей спину. Мужчина повернулся. Выдох облегчения вырвался из груди женщины. Видео было снято в тот же день, когда Гена узнал о цифрах. В описании говорилось, что с мужем женщины всё в порядке и цифры, что она видела, оказались ложными.

Один ролик особенно поразил ребят. Там парень снимал старушку на улице. Он шёл, снимал старушку со спины, цифр не было. Он удивлённо голосил, что бабуле осталось жить совсем чуть-чуть. Бабуля подходила к пешеходному переходу, и каждый шаг, по словам парня, был равен секунде. Вдруг парень перевёл камеру влево и показал мчавшую вдалеке машину. Он окрикнул бабулю, что шла напролом к переходу, на котором светофор неумолимо горел красным, но она не реагировала. Бабушке оставалось жить несколько секунд, обусловлено это было, очевидно, приближением машины. Парень рванул к старушке и на время камера показывала белиберду. Секунда и раздался визг тормозов, причитания бабули и пыхтящий голос парня. Он снимал лежащую на снегу женщину, которую спасая, повалил на живот. И тут случилось поразительное. На спине старушки вырисовались цифры и судя по ним бабуле оставалось шесть лет жизни. Цифры были на спине и это удивило ребят.

– А почему у бабки цифры появились? – спросил Гена.

– А вот этого я не знаю, – ответил Егор. – Очень интересно.

– А что ещё есть? – спросила Катя.

Продолжили искать дальше.

Им удалось найти ещё три ролика в которых цифры на спинах спасённых людей появились позже. Егор заметил, что цифры возникали, только тогда, когда человека спасали практически в самый последний момент, после происшествия. Судьба человека менялась и время жизни менялось. Егор сказал, что это кое-что проясняет, но не уточнил что. Продолжили смотреть.

Были ещё фрагменты, с людьми которых так же снимали со спины. Они говорили, что жить им осталось всего несколько минут, но происходило что-то, что меняло дальнейшее развитие событий. Человек сталкивался с кем-то другим. Бездомная собака пугала человека лаем, от чего тот останавливался и бранился. После всех этих, кажется, не значительных происшествий цифры на спинах людей появлялись. Но не у всех, у одного мужчины они не появились. Даже после того, как человек снимающий мужчину, сказал, что цифры изменились.

После почти часа просмотра картинка не прояснилась. Кто-то погибал, а кто-то нет. Кого-то жизнь покидала позже назначенного время, а кого-то, как бабулю, можно было спасти. Гена не знал, что и думать. На спине у него две недели, но умрёт ли он через это время или нет, он выяснить не мог.

– Боже, Егор, выключи, я больше не могу это смотреть! – сказала Катя и прижалась к плечу Гены. Спрятала лицо. Нежно гладила Саву по спине. Сава довольно ёрзал.

– Да, Егорик, хватит. Хрень какая-то.

– М-да. Ты прав. Ничего не понятно. Хотя видишь, я в чём-то был прав. Очевидно – этот эксперимент и есть попытка воссоздать демона Лапласа, но как видишь, работает всё не очень точно.

Егор положил смартфон в карман. Похлопал по плечу друга.

– Ты главное не переживай. Я тебе пропасть не дам! Через две недели закрою тебя в университете и подключим к аппаратам, откачаем! Если вдруг что…

– Ага, – уныло сказал Гена. Мысль эта не приходила ему в голову и просвет надежды задребезжал глубоко в сознание, но другая, более мрачная и сильная мысль, быстро погасила этот свет. Надежда была убита абсолютным неверием в успех плана Егора. Мысль в голове шептала ему, что демон Лапласа сильнее иникаким аппаратам не удастся откачать Гену. Ему становилось страшно. Нарастающий гул панической атаки бурлил где-то внизу живота, поднимался и набирал силу.

– Ты не унывай давай. Цифры приблизительные! Ты, когда последний раз кардиограмму делал? Что по проф. осмотру у тебя?

– Здоров.

– Ну и всё тогда! Чего переживаешь? Сердце у тебя не остановится, значит что-то произойти должно, раз две недели. Будешь дома сидеть, и как бабка та старая жизни себе прибавишь. Нельзя знать будущее с точностью до секунды! Это невозможно!

– А что тогда ты скажешь про тех, у кого всё сошлось? Как парень тот?

– Наверное машина в порядке эксперимента как-то сама убивает людей… – сказал Егор и тут же осёкся, поняв, что сказанул. – Но это бред. Невозможно… В общем давай, не ссы! Сказал, что не дам тебе пропасть – значит не дам!

– Спасибо, – сказал Гена натянув слабую улыбку. Пожал руку другу. Катя отлепилась от плеча Гены и протёрла заплаканные глаза. Гена потёр мокрое плечо. Сава махал ручками и радостно пищал.

– Спасибо тебе Егор за тёплые слова, – сказала Катя.

– Не унывайте мне тут, молодёжь! Со всем разберёмся, всех победим, – они поднялись с дивана. Егор метал заряды позитивного настроения, и ребята на время забыли о произошедшей с ними беде.

Егора проводили. Выслушали ещё несколько позитивных тирад. Егор обнял всех, пощекотал живот Савке и сияя вышел из блока. Как только за ним закрылись двери, в коридоре ещё отчётливо ощущалось присутствие стихии, бури, которую принёс с собой в дом Егор. Обнявшись Гена и Катя пошли обратно в зал. Посадили Савку и принесли тому игрушек. Начали играть. Савка удивлённо наблюдал за каждой игрушкой, что трещала или пищала у него перед лицом. Пытался ухватить ручками всё до чего мог достать. Верещал и слюнявил всех и вся. И вот в этот момент Гена почувствовал облегчение. Хоть на секунду терзавшая мысль решила сжалиться и оставить его в покое. Освободила из плена доброе и мирное чувство, но с условием, что обязательно вернётся, и очень скоро.

Выходные кончились и Гена, смурной и не выспавшийся, шёл по коридору в цех. Войдя, он увидел, как его коллектив, получив сменные задания от мастера, выходит приступать к выполнению обязанностей. Планёрка проводилась на складе заготовок и брака, с высоким потолкам помещение, три на три метра. Первыми, гуськом, шли женщины, получив задания, они, кисло улыбаясь Гене, проходили мимо. Он терпеливо ждал, когда эта процессия наконец-таки выйдет и не обращал внимание на вздохи и охи через чур любопытных коллег, что, не сдерживаясь, пялились на цифры у него на спине. Бригадирша, замыкавшая колонну женщин в белых халатах, гадко улыбнувшись, и открыв рот полный позолоченных зубов, решила сделать замечание, без которого она не могла начать ни одной смены:

– Ну что Кирилов, опять опаздываем? Уже третий раз за эту неделю, придётся ставить вопрос о твоём коэффициенте.

– Делай что хочешь, – сказал, не обращая внимания на едкое замечание бригадирши, Гена.

– Люба, не трогай ты его, – зашипела на бригадиршу правая рука Ядвига Егоровна, указывая пальцем на спину Гены.

– Да кто его трогает? – сказала она, отходя от Гены всё с той же гадкой улыбкой. Посмотрев на его спину выражение лица в мгновение изменилось. Попытка изобразить на безвкусно накрашенном и морщинистом лице сострадание, только сильнее подчеркнуло не привлекательность лица бригадирши. Схватив за руку, Ядвига Егоровна поспешила отвести собиравшуюся вставить ещё несколько фраз подругу подальше от Гены, который кажется вообще находился где-то далеко от всей этой ежедневной рабочей суеты.

Войдя наконец на склад, где остались мужчины и мастер, первым кто протянул ему руку для приветствия, был его напарник Федя. Пожилой, никогда не унывающий, с небольшими остатками кудряшек на крупной овальной голове, мужчина. Подмигивая и чмокая языком, в привычной для него манере, приветствовал напарника:

– Ну что студент, опять жонка спать не даёт?

– Ничего тебя Федя не берет, как я посмотрю, – все так же без настроения и скорее машинально, а не из вежливости, ответил Гена.

– А чего мне унывать? От…– сказал, махнув рукой Федя. – Если ты про цифры эти… без них жили хреново и с ними живём так же. Да и не значат они ничего. Так что нечего мне переживать.

– Ага, – сказал Гена здороваясь с Генадичем – высоким и полным седым мужчиной в белом халате. – Это ты так решил, послушав эту херь по телевизору? Ещё как значат, Федя! – Сказал Гена пожимая руку напарнику Генадича Ване.

Федя, простой и добродушный мужчина, мало переживал о чужих ему людях, но за пять лет работы с Геной, тот стал ему почти как сын, и увидев оставшиеся две недели жизни на спине напарника, заметно изменился.

– Ладно, Тадеушевич, – сказала Феде мастер, высокая худая женщина с тонкими чертами лица и бардовыми короткими волосами, что молча стояла и наблюдала, пока Гена пожмёт всем мужчины руки. – Потом будем обсуждать эти вопросы. Мы все поставлены в нехорошее положение с этими открытиями, давайте не будем о плохом, у нас много работы. Гена, фронт работы ты знаешь, посмотрите с Федей полировку, прошлый фокон весь в царапинах.

– Хорошо, – сказал Гена наклоняясь к нижней полке. Взял в руки деревянный ящик с причудливыми конусообразными деталями, с тупыми и обрезанными вершинами. – Давай, я тебя жду. – Сказал он Феде и вышел со склада.

До обеда они с Федей чистили и драили полировку – два станка в обмотанной полиэтиленом квадратной теплице. Искали мельчайшие осколки и зёрнышки шлиф порошка, которые могли поцарапать детали в процессе полировки, меняли охлаждающую жидкость. Гена делал всё машинально и за работой совсем не следил. Он был далеко от завода, с женой и маленьким сыном. Он отчётливо видел их счастливые лица и от этого чувствовал себя немного лучше. Напарники почти не разговаривали, но Федя старался максимально отвлечь Гену – пытался неловко шутить и подкалывать, как он это обычно делал. Гена криво улыбался и больше походил на призрак нежели на живого молодого человека.

Закончив с полировкой, Гена принялся исправлять прошлый фокон. Нужно было по новой отшлифовать плоскую поверхность основания конусообразного цилиндра, с соблюдением ювелирной точности. Убрать шлифовкой можно было всего несколько микрон, поэтому используя самый мелкий, специально для его деталей, шлиф порошок, Гена водил фокон по металлическому круглому плану. Подмазывая иногда порошок, он бегал спустя несколько кропотливых и напряжённых минут к крану с водой, промывал деталь и просматривал на свету, чтобы отполированная ранее поверхность стала вновь матовой.

Из-за постоянного контакта с холодной и горячей водой руки Гены покрылись мелкими кровоточащими ранками. Кожа трескалась и используемые в производстве растворы охлаждающей и полирующей жидкости, обжигали руки. Делая очередные круговые движения по металлическому плану, Гена думал. Начальник был прав. Оставить семью после смерти на улице и без гроша в кармане, он не мог. Но эти пять дней, занимаясь этой тупой и монотонной работой, зная, что тебе осталось всего две недели, будут для него самой жестокой пыткой. Он продумывал различные варианты от грабежа до мошенничества. Грабить было опасно, а получить деньги в кредит у него вряд ли бы получилось. В банке увидят сколько ему осталось. Брать где-то ещё он не мог. Ему то всё равно, но вот Катя и Сава, их он не мог так подставить. Мысли, как жвачка, брошенная на грязный пол, собирали в огромный отвратительный комок различные варианты событий. Во всех, он оставлял жену и сына в опасности, и подвергал после смерти нищете, долгам и гибели. К тому же фокон все никак не желал шлифоваться до нужной ему чистоты, поэтому не выдержав, Гена остановил станок, положил деталь в коробку и направился из цеха в курилку.

До обеда было меньше получаса и обычно в это время курилка была наполнена людьми со всех ближних цехов. Но открыв двери Гена обнаружил лишь одинокого и пожилого наладчика из соседнего цеха. Худенький и низкий человек, с черными с проседью волосами, держал сигарету жёлтыми от чрезмерного курения пальцами, и не обращал на вошедшего внимания. Его звали Николай и выглядел он точно так же как Гена. Как будто его душа была очень далеко от тела. Он сидел, накинув одну ногу на другую, и наклонившись немного вперёд, поддерживал свободной рукой голову. Подойдя к нему ближе, Гена сообразил, почему он сидит один и так печален. На спине светились более ужасные и скорбные цифры, Коле оставалось жить два дня.

– Здорова, не угостишь? – сказал Гена, присаживаясь рядом с мужчиной.

Николай, не говоря ни слова, держа во рту папиросу, полез в карман из которого достал помятую пачку и протянул Гене.

– Спасибо.

– За яд спасибо не говорят, – пробубнил, тряся во рту сигаретой, Николай. Обратив наконец внимание на Гену, мужчина сообразил, что тому нечем подкурить и засунув снова руку в карман, вытянул из него спички.

– Угу, – кивнул Гена с сигаретой в зубах беря в руки коробок. Подкурил, резким движением потушил спичку, выбросил в металлическую пепельницу на подставке и прислонился спиной к холодной стене. Курилка располагалась на последнем, третьем, этаже здания где находились их с Николаем цеха. Стены были выкрашены в синий цвет только на уровне человеческого роста, остальное пространство было отштукатурено и побелено. Всё это было проделано, наверное, ещё при постройке завода, так что сейчас стены выглядели печально: подтёки ржавчины, оголённые куски кирпича под рваной штукатуркой. Выдыхая обжигающий горло дым, Гена смотрел в потолок. Высота была не меньше четырёх метров, и он внимательно изучал прямоугольные щели в углу, с металлическими решётками, которые, как он считал, были вентиляцией. Ему не хотелось разговаривать, но молчание прервал Николай:

– Ты я как посмотрю не брезгуешь в моём обществе находиться?

– А должен? – опустив глаза к Николаю сказал Гена.

– Я как вошёл в курилку так все как будто мертвеца увидели. Видимо на спине у меня что-то особенное написано, ведать не долго мне осталось, что скажешь?

– Знаешь же не могу.

– Понимаю, а тебе там сколько?

Коля вытянул шею пытаясь заглянуть Гене за спину. Решив удовлетворить любопытство мужчины Гена повернулся к нему спиной.

– Такой молодой… Скоты эти учёные, по-другому не скажешь.

– Скоты, не то слово. А самое интересное знаешь, что?

– Я знаю сколько мне осталось.

– Это как же?

– Да девчонка одна маленькая сказала. Представляешь?

– И как ты?

– Хреново.

– Понимаю. Ходят все, смотрят в спину и стоять рядом боятся, говорить не хотят, зырят, как на мертвеца. Знают сволочи, что помру скоро, но сказать не могут. Попались бы мне эти учёные, всю душу бы вытряс. Не готов наш народ к такому.

– Это точно.

– Вот сижу сейчас и думаю, сколько осталось, неделя? Год? А может вообще пару часов, а я на работе торчу, места себе не нахожу. Всё на потом жить откладывал, всё о других думал, дочке квартиру, после внукам помогай, а сам что? Думал на пенсии буду корзинки плести, дело организую, ремесленником стану, как всегда мечтал. Но что теперь? Не доживу я до пенсии чует моё сердце. Ну хоть намекни, а?

– Не могу Коля.

– Да что бы они все провалились, паскуды! – сказал он. – Ты хоть чем заниматься думаешь?

– Отработаю эту неделю и с семьёй побуду, что ещё делать?

– Семья – это хорошо, это важно. А мечтал то хоть о чём?

– Не знаю, никогда не задумывался.

– Ну так вот, время есть, подумай, – сказал Коля, вставая со скамейки гася окурок. Через секунду добавил. – Знаешь, а пропади они все, пойду я домой и хрен они меня остановят.

– Вот это правильно, – сказал Гена.

– Мне уже терять нечего, пожил так сказать, так хоть последние часы этот опостылевший завод видеть не буду. И ты тоже время зря не теряй. Не знаю зачем тебе тут сидеть…

– Жена и ребёнок, нет у нас ничего, так хоть на первое время останется.

– Понятно… Счастливо тебе Генка, хороший ты парень, жаль, что всё сложилось так.

– Так всегда бывает.

– И не говори, ладно, на том свете свидимся, – слегка улыбнувшись сказал Коля.

– Давай, – сказал Гена пожимая Николаю руку.

Гена остался один. Докуривая сигарету, он обдумывал сказанное Николаем. А ведь вправду, ему осталось всего две недели, а он кроме как о работе и семье ни о чём больше не думал. Пытаясь вызвать в памяти воспоминания прошлых лет жизни, он внезапно обнаружил присутствие давнего увлечения. Сколько себя помнил, Гена всегда умел хорошо рисовать. В школе рисовал одноклассникам задания по ИЗО, в армии – стен газеты. Устроившись на завод, он забросил давнее увлечение. Катя и работа занимали почти всё свободное время, но кроме них, он ничем больше не занимался. Только смотрел телевизор или сидел в интернете с телефона. Рисовать… Он не мог представить себя в образе художника, но это было единственное чему он уделял достаточно внимания и сил в детстве, а после и в армии. Вот только денег на краски и холсты у него совсем не было. «Может Федя одолжит? А как же Катька? Нет, скотство!» – думал он. Выбросив бычок в пепельницу, ещё больше расстроенный, Гена вышел в коридор и пошёл в цех.

Весь остаток смены, он проработал практически ни с кем не разговаривая. Что происходило вокруг, его совершенно не интересовало, поэтому, он не обратил внимание на активность коллег. Закончив первым обед, Гена уже работал, когда весь его коллектив проводил собрание в кабинете мастера. Гена не мог знать о чём был разговор и почему его не позвали, он просто не заметил этого. И вот когда смена подошла к концу и Гена убирал рабочее место, к нему подошёл его напарник Федя, и дождавшись, когда он обратит на него внимание, заговорил.

– Генка… Мы тут это… – замялся мужчина, ему явно было тяжело говорить с напарником. – В общем вот, всей сменой скинулись, возьми, там Катьке чего купишь или Савке.

Федя держал в руках импровизированный конверт в котором Гена, через тонкую бумагу, увидел деньги.

– Это ещё зачем? – удивился Гена.

– Бери и не спрашивай, отказа не примем. Сумма не большая, но хоть что-то.

– Не нужно было…

– Давай не будем, бери, – раздражённо, глядя в пол, сказал Федя, и ещё настойчивее протянул конверт Гене. – Значат, не значат, но мы друг друга цифры видим. Твои… Ну ты понял…

– Спасибо, – сказал Гена, и в уме мгновенно появились образы белой бумаги и красок. Вытерев об робу мокрые ладони, и положив конверт в карман, он пожал руку напарнику, и еле заметно улыбнулся.

– Не очкуй, Генка, прорвёмся.

– Угу.

Трясясь в автобусе, что вёз Гену в центр города, парень с нетерпением ждал нужной ему остановки. Смена заканчивалась в четыре часа, а магазин работал, как он помнил, до шести. Катя будет беспокоиться, но он уже знал, что ей ответить. Его частенько задерживали на работе, так что на всю операцию у Гены было от силы час полтора. Секретность должна была сохраняться до самого прихода домой, Гене казалось, что затея будет сюрпризом для Кати и очень обрадует. В конверте, в переводе на валюту, было около семидесяти долларов, из которых двадцать, Гена думал потратить на художественные принадлежности. Переводить деньги на профессиональные принадлежности ему было жалко, поэтому он решил обойтись обычным альбомом для рисования и несколькими наборами акварели в кюветах.

Магазин был точно таким же, как и в его школьные годы, с тех самых пор тут ничего не поменялось, даже продавщица, пожилая милая женщина, прибавив седины в волосах, всё так же стояла за прилавком, и приветливо улыбалась новым клиентам. Некогда было любоваться всем арсеналом художественной амуниции, ведь автобус, что шёл обратно в его район, должен был прийти через десять минут. Поэтому, выбрав самый, по его мнению, подходящий альбом и краски, Гена заплатил милой старушке, положил всё в пакет, и пулей выбежал на мороз, спеша к остановке.

Всё путешествие, как он и ожидал, отняло у него всего час времени и только он подошёл к двери в блок, телефон в кармане завибрировал. Посмотрев в экран, он убедился, что это была Катя, и не поднимая трубки, вошёл в дом. С красными от мороза щеками, откладывая вызов и на ходу сбрасывая с себя сапоги, громко сказал:

– Катька! Я дома, не переживай!

В проёме стояла красавица жена с Савой на руках.

– Задержали на работе? Ну как день прошёл?

– Нормально. Смотри что я принёс, – сказал он, показывая пакет с покупками.

– Чего это?

– Альбом и краски. Помнишь я рассказывал, как в школе рисовать любил? А потом ещё в армии? Буду рисовать!

– Гена… – не могла найти слов Катя. – Милый мой. – Лицо приобрело багровый оттенок, а из глаз полились слёзы.

– Ладно тебе, ты чего? Не плачь, – кладя пакет на пол и снимая куртку сказал Гена. – Нас буду рисовать, что бы Савке от папки осталось хоть что-нибудь.

Маленький Сава, глядя как мама плачет, подозревал, переводя взгляд то на папу, то на маму, что что-то происходит, и махая маленькими ручками, кажется, пытался что-то сказать.

– Смотри, что на работе собрали для меня, – сказал Гена, доставая конверт из кармана брюк. – Я тут потратил не много, на краски, альбомы. Это нам с тобой для себя, пока работать буду, что скажешь?

– Даже не знаю, – пытаясь унять слезы, вытираясь свободной рукой, сказала Катя. – Это всё так странно, всё так внезапно.

– Ничего любимая. Мы справимся. Да Савка? – сказал он и подойдя к супруге чмокнул в щеку, двумя пальцами пощекотал живот сына.

– У-и-гу-гу! – улыбаясь во весь беззубый рот пролепетал Савка.

– Есть хочу!

– Сейчас, иди руки мой, а я пойду мелкого уложу, – сказала, чуть улыбаясь, Катя.

– Вот это я понимаю, – впервые за весь день искренне улыбнулся Гена.

– Ну что, мужчина, – глядя на сына сказала Катя. – Пойдём положу вас в вашу кровать, отец ваш трапезничать желает. Под звонкий лепет Савы, не понимающего, что его ждёт мягкая кровать, а не приключения, Катя понесла малыша в комнату. Гена проводил жену взглядом. Всю дорогу, весь этот день, пытаясь отвлечься, не думать, он боролся с мыслью, что терзала сознание. Он пытался забыть, не думать о смерти, но ему это удавалось с трудом, пока разговор с Николаем и покупка красок не поселили в сознании ещё одно чувство, такое же сильное, как и то, другое, но доброе и тёплое, от которого, внутри, становилось хорошо, и боль от терзаний уходила.

Гена поднял пакет и развернул. Вот они, альбом и краски. Мысленно он уже рисовал. Чувствовал запах акварели, бумаги. Думал, что, наверное, нужно соорудить мольберт. Он весь окунулся в размышления о рисовании, будто и не было никогда мыслей о цифрах. Что-то щёлкнуло в мозгу, что-то свернуло в нужное направление. Гена забыл о беде. Он увлёкся, так же как в детстве, когда рисовал маму, папу, дом и двор за окном. Давно забытое, доброе и такое прекрасное, частичка его самого, что была оставлена в прошлом из-за бытовых хлопот, чувство снова вернулось к нему и заполнило изнутри. Гена быстренько сбегал в зал. Бросил пакет на диван и поспешил мыть руки. Кушать хотелось очень сильно.

Весь оставшийся вечер Гена провёл с женой и сыном и только перед самым сном, он решил взять в руки альбом и краски. Уединившись на кухне, он налил в кружку воды, достал кисточки, акварель и открыл альбом. Белый лист молчал. И Гена, глядя на этот бездонный колодец, ожидал прихода музы. Вдохновение пришло, как только он взял в руки кисть и обмакнул в воду, мгновенно подсказало цвет краски с которой стоило начать. Образы и фигуры появлялись на белом, и по началу мёртвом, листе бумаги. Гена рисовал то, что он всегда рисовал, когда не знал с чего начать. Зелёная и сочная трава первой появилась на холсте. Картинка отчётливо сохранившееся в сознании. Гена рисовал точную копию загородного домика, который по заданию классного руководителя ему помогала рисовать мама, до того, как потеряла все человеческие черты.

«Наверное, стоит ей позвонить…» – подумал вдруг Гена. – «Или?..» – Но мысль оборвалась, воспоминания о причинённых ему травмах нежно обняли Гену за плечи и увели в сторону, от желания позвонить этой ужасной женщине.

Гена рисовал. Маленький деревянный домик с яблоней, за не высоким заборчиком. Доменная труба из которой шёл тонкой полоской дым. Чудесный пейзаж из множества вечнозелёных елей и маленькие черные птицы на голубом небе. Отложив работу в сторону, Гена начал следующую, и не мог остановиться в экстазе вдохновения до полуночи. Исписав десять листов множеством фруктов, деревьев и портретов знаменитых деятелей культуры, художник решил прерваться. Осмотрев работы и исписав почти половину альбома, почувствовал себя умиротворённо. Вот оно значит, как заниматься тем что любишь. Оставив рисунки на столе, он вышел из кухни и лёг спать. Этой ночью ему снились волшебный сад и уединённый дом где-то в неизвестной глуши, где были только он Катя и Сава, и им было хорошо.

Оставшиеся четыре дня, которые он должен был отработать, благодаря вечерним посиделкам за красками и рисунками, пробежали невероятно быстро. Каждый вечер воображение Гены рождало множество различных картин. Натюрморты шли очень хорошо и перерисовав все продукты в доме, Гена принялся фантазировать. Только вот отсутствие практики в таком не лёгком деле дало о себе знать. Выдумать что-то невероятное и поразительное не получалось. Фантазия напрочь отказывала создавать нечто новое. Не обращая внимания на неудачу, Гена начал рисовать собственный портер и иногда Катю, которая периодически заходила на кухню узнать, как у мужа идут дела.

На работе он был совершенно другим человеком. Большую часть работы он молчал и отвечал только по работе. Федя и все остальные с участием наблюдали за молодым человеком, которому с каждым днём оставалось всё меньше времени. У них самих на спинах были достаточно сносные цифры. Каждый должен был умереть в почтенном возрасте. Гена старался не смотреть, но иногда взгляд касался чьей-то спины и от этого у него слегка покалывало в животе. Вид у парня был хмурый и загадочный и коллеги, глядя на него, видели только механического гуманоида, автоматически делающего работу. Откуда они могли знать об увлечение Гены, что занимало мысли. Делая нудную и скучную работу, пачкая руки и обжигая потрескавшуюся кожу, Гена думал о том, как он вернётся домой и снова будет рисовать.

В эти дни внутренняя борьба в голове Гены стала постепенно затихать. Мир для него ограничился только домом, семьёй и рисованием. Он не смотрел новостей, редко ходил по людным улицам и вообще старался избегать людей, подсознательно пытался забыть о цифрах, что мелькали периодически перед взором. Егор звонил и рассказывал много разных вещей, но практически всегда Гена просто мычал в ответ на многосложные, и иногда совершенно непонятные объяснения Егора. Этот рыжий вихрь так загорелся желанием спасти друга, что чуть не угодил в руки к военным, но его отец вовремя спохватился и похлопотал, отчего Егора не тронули, но предупредили, чтобы он меньше болтал. Болтать друг меньше не стал, но осторожничал достаточно. Звонил всегда с разных номеров и не появлялся в доме Гены, чтобы не навести на того военных. Иногда, рисуя очередной фрукт, Гена возвращался к мыслям о смерти, теребил засохшую корочку на ранке, которая вроде бы и не зудела, но отдирать было как-то по-мазохистски приятно. Всего на несколько секунд он возвращался к ней, чувствовал лёгкое покалывание внизу живота, и тут же отвлекался вновь. Боль не была уже такой сильной и страх больше не сковывал сознание. Рисование помогло, и Гена приобрёл что-то похожее на смирение. После каждого возвращения, Гена радовался, что уже не так сильно страшно и больно. Но в то время, когда он не рисовал, окружающий мир становился тусклым, скучным и Гена только и делал, что отключался на время выхода из дома и возвращения назад.

В один из дней с цифрами произошло изменение. На несколько часов они исчезли. Гена был на работе, когда это произошло. Люди заметили не сразу. Привыкшие игнорировать, они старались жить, как и прежде, но, когда раздражающий глаз и сознание предмет исчез, все тут же почувствовали лёгкий дискомфорт, связанный с изменением в повседневной рутине. Цифры исчезли. Люди обрадовались, продолжали работу, но теперь улыбки на их лицах стали живее, ярче. Даже бригадирша показалась Гене приятнее. Но радость сменилась ужасом очень скоро. Через несколько часов цифры появились опять, но теперь они стали просвечиваться через грудь. Гена проверял на царапины только что отполированные детали и заметил в отражении пробивающиеся зелёные цифры. Осмотрев себя, он увидел, как зелёная строчка пытается пробиться через грудь. Но вот в чём была особенность. Цифры будто горели изнутри тела, их можно было рассмотреть, как бы в нескольких плоскостях. Возникло ощущение, что тело становится прозрачным. Цифры горели, но разобрать их было невозможно. Мутные очертания и ничего больше. Через пол часа цифры не стали чётче, наоборот, померкли, и исчезли. Вернулись на спину. Но после этого инцидента, в цеху больше никто не улыбался даже притворно.

Жизнь Гены стала на пять дней короче и рабочий день подходил к концу. Напарник так и не решился поговорить с ним о предстоящем уходе. Мужики хотели устроить ему прощание, но потом догадались, что отнимать у него драгоценные минуты с семьёй будет не красиво. Он молча пожал перед выходом с завода руки всем, кого знал, и кто собрался с ним проститься. Прошёл проходную и не оборачиваясь потопал знакомой дорогой домой. В последний раз он прошёл проходную. Гена выполнил план и ни одна деталь не была забракованной. Как и обещал начальник, его рассчитали, и он получил зарплату в размере трёх сот долларов. Немного, но на первое время после его смерти Кате хватит. Гена ушёл, попрощавшись с людьми кто за столь короткое время стал ему очень близок. Просто, без лишних слов. Пожав по-мужски руку и пожелал всего хорошего, тем, кто продолжит жить дальше. Многие говорили ему до свидания и до скорого. Хлопали по плечу и говорили, что всё это бред и что он обязательно вернётся. Гена кисло улыбался и мычал что-то в ответ. За это время оптимизм выветрился из его организма. Гена шёл домой и грезил только об одном. В запасе было ещё почти десять дней которые он проведёт с семьёй занимаясь любимым делом.

Через несколько дней к Гене заскочил Егор. Он был так же свеж и бодр, как и всегда. Только в этот раз он не стал раскланиваться, а сразу же влетел в дом. Быстренько поздоровался с домочадцами, разделся и не дожидаясь приглашения, пошёл в зал, Катя с Савой на руках и Гена, поплелись послушно за ним.

Егор сел на диван, бросил рядом роутер, достал смартфон. Потыкал по экрану пальцами и включил ролик.

– Вот! – сказал он.

Гена и Катя с Савой сели по обе руки Егора и склонили головы. В экране смартфона был тот самый мужчина, которого они видели в телевизоре, когда всё началось. Он сидел за столом и монотонно говорил.

Мужчина начал рассказывать о причинах возникновения проблем в их городе. Начал пространно объяснять о проекте, что затеяло правительство страны, о том, как он сбежал и как решился записать это видео. Представившись, он начал рассказ, и начал с машины. Что автомат этот продукт невероятных человеческих усилий, борьбы сотен учёных умов, результатом которой стало появление на свет цифр и прочих несчастий. Видео шло почти два часа, но Егор показал только десять минут из этих десяти минут Гена понял только начало. Видя скуку в лицах друзей Егор выключил видео.

– Короче! – сказал он. – Сейчас всё объясню. Этот мужик сбежавший учёный, что батю моего знавал. Свалил на запад и оттуда вещает. Наши всё замалчивают, отвечать на вопросы западных коллег не желают. Значит вот что он объяснил. Чтобы вы понимали… – Егор положил смартфон в карман и встал. Начал ходить по залу махая руками. – Эти мудаки соорудили квантовый компьютер, размером с целый подземный комплекс в несколько километров. Эта махина может за двести секунд выполнить расчёты, на которые у самого мощного компьютера уйдёт десять тысяч лет! Денег потратили сума сойдешь! Откуда деньги? Партия сказала надо, комсомол ответил есть! Сами знаете, на это наши денег не жалеют, только вот какой ценой этой деньги добыты, уже другой разговор… Родина необъятная, так что сотня тысяч жизней не стоит великих открытий. Впереди планеты всей!.. – он хлопнул в ладоши. Продолжил. – Компьютер нужен для обработки данных о положении и скорости частиц, ну для того, чтобы демон работал. Наш городок хоть и не большой, но обработать данные о миллиардах частицах, хоть и в такой области, требует колоссальных вычислительных мощностей, как я и говорил раньше, помните, ну, когда первый раз приходил, говорил про демона Лапласа, помните?

– Угу, – в один голос сказали Катя и Гена.

– У-у-у, – делал Савка. Катя посадила мелкого на коленки и слегка ими подталкивала вверх, в низ, будто малыш ехал на машине по кочкам.

– Ага… В общем работы у компьютера целая гора. Но не только обработкой данных он занимается. Сам компьютер оснастили интеллектом, который так же разрабатывали почти столько же сколько и сам компьютер. Делали для работы с учёными. Но работой назвать это трудно. Представь, самый умный человек на планете, вот, например, покойный Хокинг. Должен был объяснить пятикласснику устройство чёрной дыры. И объяснить досконально, во всех подробностях. Трудная была бы это задача для Хокинга? – Егор сделал паузу, уставился на Катю и Гену. Катя неловко попыталась ответить, но Егор продолжил, не дав неловкому нет набрать силу. – Вот машина – это Хокинг. Учёные – пятиклассник. Как пятиклассник создал Хокинга? Здесь есть существенная разница. Учёные только в общении с компьютером, как пятиклассники из-за невероятного интеллекта самой машины. Проблема в обработке людьми данных, что даёт им автомат. Мы не можем так же быстро обрабатывать информацию, как и он, поэтому взаимопонимание сложно. Пытались вживить в мозг кое-какие приспособления, но добровольцы сошли сума. Таким образом пятиклассник создал Хокинга и не может его понять. Из-за проблем с общением у нас на спинах и появились цифры. Почему они появились? Вот здесь то мы и подходим к другому открытию, что смогли учинить эти ребята. Ты же помнишь, что я тебе про демона Лапласа рассказывал? – обратился Егор к Гене.

– Угу, – сказал Гена кивнув.

– Демону нужно знать расположение и скорость частиц, и к тому же в реальном времени. Есть компьютер, что сможет обработать данные, но как эти данные собрать? Столкнулись с проблемой. Человека, что состоит из мельчайших частей, как оказалось, можно обозначить в пространстве, подсветив как-бы изнутри. Но как быть со всем остальным, с неодушевлёнными предметами?

Решили начать с простого, хе-хе… – с человека. Были созданы мельчайшие приборы, что фиксировали что-то вроде квантового эха. Они фиксировали эхо и строили на этом гипотезы касаемо движения. Для этого необходимо было считать информацию и отправить. Каким спрашиваете образом?

Катя сказала:

– Учёный говорил что-то про вирус…

Егор уставился на Катю дикими глазами.

– Вирус! Да!.. Нет!.. Не совсем вирус! Бактерия… Нет! Ксенобот! Вот!

– Какой бот? – спросил Гена.

– Ксенобот! – Егор продолжил ходить и махать руками. – Изначально делали их из стволовых клеток, которые собирают на ранней стадии развития эмбриона лягушки. Стадия бластулы называется. Состоят они из двух элементов: клеток кожи и клеток сердечной мышцы. Кожа – это что-то типа каркаса, сердечная мышца типа мотора, чтобы бот двигался вперёд. Только наши, как обычно, решили, что они умнее всех и задействовали стволовые клетки человека, чтобы боты жили дольше. Суть в чём. На эти самые боты погрузили груз с препаратом. Препарат этот содержит в себе вещество, что-то вроде жидкого электрода. Как они его сделал учёный не объяснил, ссылаясь на сложность формулировки, но сказал, что жидкий электрод, он как обычный, только жидкий, им проще манипулировать и ему легче проникать в клетки человеческие. Так… Значит бот – это аналог катушки индуктивности. Принцип работы у них похожий, только в нашем случае более сложный. Электроды считывают информацию, передают на катушку, катушка передаёт через беспроводную связь информацию машине. В принципе всё просто. – Егор наматывал круги с внушительной скоростью. Пол дрожал от поступи хоть и тощего, но великана.

– Боты эти не просто так были сделаны из человеческих клеток. Для того, чтобы они смогли прижиться и длительное время находится в организме, получая от того полезные вещества, ну и чтобы их наша иммунная система не завалила. Как боты попали к нам и распространили препарат? – Егор остановился, но через секунду продолжил ходить из одного угла комнаты в другой. – В какой-то степени учёный в начале сказал правду, что был распылён вирус и что цифры это побочка, но это была не совсем правда. Они пробовали внедрить ботов воздушно-капельным путём, но из-за их веса, заразить удалось только несколько сотен человек. Да и боты быстро погибали во внешней среде. Соврали они для того, чтобы людей дома оставить. Значит после неудачного старта, они решили действовать иначе и отравили ботами воду. Вот через неё то мы все и получили достаточное количество инородных тел в тушки. Боты проникли, боты расползлись, боты выпустили препарат. Создание этих маленьких ребят, как уверял учёный, дельце не очень хлопотное. На каждого человека приходится примерно около несколько сотен ботов. Область распространения препарата позволяет использовать их в минимальных количествах. Значит эксперимент начался именно тогда, когда водичку народ наш попил недельку, не больше. Почему наш город выбрали? А потому что компьютер то у нас, а переносить его опасно, может сломаться. Значит эксперимент начался. Катя можно стакан воды?

– Да, конечно, сейчас… – Катя поднялась. Передала Саву Гене. Сбегала на кухню, принесла воды. Она посмотрела на стакан, а потом на Егора, не решаясь передать воду.

– Не переживай, вода уже чистая, – сказал Егор и взял стакан из рук Кати. Двумя мощными глотками осушил половину. Катя вернулась на диван. Приняла Саву из рук Гены, не сводя с Егора взгляда.

– Это что касаемо людей. Как быть со всем остальным? Определить тем же способом положение частиц того же самого камня, как в случае с человеком, учёные не могли. Поэтому они были вынуждены согласились на допущение. С помощью квантового компьютера создать симуляцию города с точным положением всех предметов в нём. Каким образом? – Егор достал из кармана смартфон. – Вот! Благодаря этим не хитрым ребятам мы с вами помогли демону обрисовать в симуляции точную копию нашего города. Ноутбуки, телефоны, всё что имеет камеру, стало работать в скрытом режиме, снимая происходящее вокруг. Телефоны, кстати, отечественные, почему те же американцы не охотно берут? Потому что об этой фишке знают. Правда не спалили пока, но это не важно. Была создана симуляция. В неё поместили всех «подсвеченных» людей. Движение автомобилей и прочего управляемого людьми барахла, их положение, можно знать примерно, не заморачиваясь с точностью, как с людьми. Случай, когда упор был сделан в пользу противоположного по смыслу высказывания Маркса. Сознание определяет бытие, а не на оборот. К тому же учёные располагали различными сонарами, данными со спутника, сами смартфоны излучают волны, в общем хоть и трудно, но можно было собрать симуляцию. – Егор ходил, покачивая водой в стакане. Иногда поворачивался так резко, что вода была готовы выплеснуться, отчего Катя иногда вздрагивала.

– Значит таким образом нас всех и обозначили. Дальше следовало информацию передать. Тут всё просто. Кругом вышки связи, у военных взято оборудование, всё как в лучших западных боевиках. По беспроводной связи, что-то типа вайфая, машина получала информацию с людей. Вся эта информация, в учёном центре, выводилась на экран огромного монитора, в самом упрощённом виде. Люди были обозначены цифрами. Точная дата их конечности бытия. Самый простой способ донесения информации до учёных, который выбрала машина. Представьте карту, а на карте тысячи строчек с цифрами. Учёные цифры эти наблюдали и проверяли. Тем, кому умереть предназначено было в ближайшие дни, за ними наблюдение вели и проверяли насколько машина в расчётах ошибается.

– Это получается тогда цифры и появились? – спросил Гена.

– Нет. Цифры появились позже. Всё было хорошо примерно год.

– Год?! – в один голос сказали Катя и Гена.

– Да, год. Наблюдали они за городом целый год. Машина ошибалась, но прогнозы иногда были точными, что-то около пятидесяти двух процентов точность была. Потом она точнее стала, конечно, добавила двадцать процентов, но и этого недостаточно. Всё же из-за того, что известно было лишь положение частиц только людей, примерное, иногда случались сбои, мы с вами их видели на видео, как те столкновения случайные. В общем, где было вмешательство объектов, чьё точное положение определить было нельзя. В общем всё было хорошо, в принципе, но как это обычно и бывает всё пошло по одному месту через пару недель по истечению года. Попал к ним в руки один интересный тип, который рассказал историю, а вернее показал записи дневника. Оказалось, что он мог чувствовать, когда людям на тот свет пора. Он должен был жить долго и счастливо, но из-за этой особенности попал не в то место и не в то время, цифры его изменились, и он попал под наблюдение учёных. Его в парке какой-то псих ранил. Подробностей той истории нет. Но звоночек тревожный прозвенел. Метод и весь эксперимент имел побочные эффекты, и как могло далеко всё это зайти известно не было.

– И что дальше было? – спросил Гена.

– Принеси ещё воды, пожалуйста, – сказал Егор и опустошил залпом оставшуюся воду. Катя сбегала и набрала ещё, повторив процедуру с передачей Савы. Катаясь малыш радостно вопил.

Егор продолжил.

– Поняли учёные, что эксперимент вызывает в людях некоторое изменение, и что невозможность его контролировать может привести к хреновым последствиям. Решено было выпустить новую партию ботов, которые смогли бы отслеживать изменения в организме, и устранять их. О прекращении эксперимента думать они не хотели. Денежки то потрачены, а результатов нет. Воду заразили новыми ботами, которые теперь могли двигаться, и которых двигал демон. Эксперимент продолжился. Демон управлял ботами, обучался. Нашли, где изменения проходят. – Егор дотронулся до лба указательным пальцем. – Боты, что в мозгу сидели, передавали информацию по принципу похожему на передачу данных, как через вайфай, только более тонкую. Мозг ведь наш, при работе, волны излучает. Вот значит волны эти наши, начали резонировать с частотой ботов, ну или около того. Где-то в диапазоне до сорока герц. Вышло, что часть переданной ботами информации передавалась человеку, а от человека ботам.

Первые люди чувствовали головные боли и ощущали дискомфорт от приближения смерти другого. Учёный предположил, что передача информацией была обоюдной. Что люди тоже передавали информацию машине. Чувства, воспоминания переживания. Отчего некоторые и начали чувствовать дискомфорт при приближении гибели другого. Смерть ведь не приятная штука, даже чужого человека.

Из-за самой технологии, что привела собственно к синхронизации нас с машиной, она начала воспринимать нас, как часть себя. Учёные видели на мониторе цифры, что обозначали реальных людей. Для машины, цифры в мониторе и реальные люди, от которых она принимала сигнал и преобразовывала информацию, стали одним целым. Но машина принимала теперь информацию не только о положении частиц. Люди делились с ней мыслями. Компьютер обучался и становился человечнее.

Как только новые боты были внедрены, учёные просекли что будет дальше и начали пытаться остановить этот процесс. Потому что дальше, как они поняли, это приведёт либо к полному очеловечиванию машины, либо к тому, что люди станут чувствовать, а может даже и видеть то чего не должны. Дальше, как вы поняли, одно из опасений учёных случилось, и мы увидели цифры. Те самые, что получали учёные. – Егор сделал глоток из стакана, поперхнулся. – Ой, чуть не помер. Простите… Так о чём это я. Да! Тогда ребятки стали наращивать в мозге, с помощью ботов, что-то вроде тромбов, скоплений этих самых ботов. Пробовать давить на определённые участки мозга, чтобы перекрывать способность видеть цифры. К вопросу, а почему видим. Демон информацию для симуляции через камеры брал. А глаза наши что такое? Правильно. Те же самые камеры и по сути мониторы в одном лице. Короче демон совсем запутался и начал выводить информацию и для людей, и для учёных.

Короче начали учёные работу очень сложную и практически фантастичную, и не реальную, ибо в мозге колупался демон, не учёные, они лишь пытались ему указывать.

– И что? – сказала Катя. Егор, сделал паузу, выпил воду и передал стакан Кате.

– А то, что цифры мы всё равно увидели. Но из-за действий учёных, что будто слесаря ковыряющие квантовый компьютер, видим мы их на спине, чтобы самим не рассмотреть. Кривые и грубые вмешательства учёных в исправную работу машины, хоть и сами видите какую, привели к подобным вот проблемам. Отключить цифры у них не получилось, но удалось их оставить там, где их трудно заметить – на спине. Гимнасты всякие могут конечно, но их не много, не жалко.

Из-за них и сказать не можем, некоторые могут конечно, потому что у каждого мозг по-своему устроен, есть некоторые нюансы. У детей он допустим молодой, у психов и алкашей по своему принципу работает. У здоровых людей, как видишь, всё в порядке, не сказать ни написать. В зеркале и на телефонах не видно, потому что отражаться нечему, – он постучал указательным пальцем по лбу. – Потому что здесь циферки. В нас самих. Такие дела. А, ну и почему мы если вдруг их назовём, то обязательно умрём… Короче шарик этот, что ботами нарастили, всё же у каждого примерно в одном и том же отделе мозга находится. Так вот. У машины команда стоит не допустить называния и написания чисел ну или как-то по-другому объяснить, жестами, например. Но если человек может происходит ошибка. Так вот значит, когда блок не срабатывает и человек всё же произносит или пишет цифры, или показывает пальчиками, боты, под управлением машины, считают информацию и летят в ту точку, куда мозг отправил импульс, пытаясь его перехватить. Короче, из-за криворукой учёных и послушности машины, боты попадают в кровоток, а там, из-за давления, управлять ими уже не получается, и они либо летят в мозг, как тромб, либо в сердце, либо в лёгкие. Иногда везёт и они только слегка выводят из строя человека, потому что получившийся шарик не очень большой. Откачать можно, но иногда, увы, нет…

По итогу! Учёные создали машину и технологию. Технология эта дала побочные эффекты, что проявились как цифры. Цифры не приятные. Учёным это не понравилось. Они захотели всё исправить. Не получилось. Будут думать дальше и дальше работать, говорят, что всё будет хорошо.

Такие дела.

– Какой ужас, – охнула Катя.

Несколько минут помолчали. Катя иГена переваривали услышанное. Сава надувал слюнявый пузырь.

– Так хорошо, а со мной что будет? – спросил Гена.

– С тобой?.. – Егор уставился на друга. Вспомнил сколько тому осталось. – Короче. Я с батей поговорил. Университет предоставит всё оборудование. Но, увы, забрать тебя сможем только через… – Егор сделал паузу. А ну покажи спину! – Он подошёл к другу и заглянул. – Так… Короче, когда тебе примерно два дня останется, тогда сможем тебя забрать. Если у тебя что-то в организме такое, что не выявили на проф. осмотре, что вряд ли, то мы это найдём и достанем, ну или вылечим. Не гуляй особо нигде, а лучше вообще дома сиди, ну мало ли какие-то внешние факторы повлияют, хотя если за столько времени ничего с цифрами не случилось, значит тут в другом дело… В общем побудь с женой, молодым, – он кивнул в сторону Савы. – Я же сказал, что не дам тебе пропасть. Только нужно твоё согласие. Вообще не мешало бы тебя сейчас увезти куда, закрыть, но… – он посмотрел на Катю с Савой. – В общем я в успехе уверен, но знаю твои беспокойства по этому поводу, так что такие дела, Генка. Чуть что поедешь в университет? Простит тебе Катька два дня?

Катя промолчала. Только раскрыв рот слушала Егора.

– Ладно. Что скажешь?

– Нужно думать, – сказал Гена. Он так усердно старался избегать этой темы, забыть, оставить где-то глубоко, задавить хорошим добрым и светлым, но Егор с неудержимой идеей его спасти, расколол блок и вызвал боль в душе. Гена не хотел покидать семью, не хотел ничего слышать про демона и эксперимент, про дни, что ему остались. Но мысль об институте и двух днях, что могут спасти его, всё же зацепилась за летящий в пропасть болид и поубавила скорости падения. – Я позвоню.

– Хорошо! Вот номер. Запиши….

Гена достал смартфон, записал.

– Как надумаешь – звони! Только Генка, не ходи особо по улице. Ты новости вообще смотришь?

– Не-а.

– Город перекрыли, вояки на границах. Ладно, я пошёл.

Как влетел, так и вылетел Егор из блока Гены, Кати и Савы. Заложил фундамент в их головах и был таков. Взбудоражил и потряс, оживил и заставил вернуться к реальности, от которой Гена так бежал всё это время. Нужно было думать и оставшиеся дни он размышлял. Рисовал, целовал жену, играл с сыном. Думал и чувствовал, как в душе нарастает страх и смятение.

В запасе у Гены оставалось три дня. Квартира за столь короткое время изменилась существенно. Повсюду на стенах висели произведения, в которые Гена вложил всю душу. Соорудив себе импровизированный мольберт из сбитых тонких дощечек, Гена творил свой величайший шедевр. В коридоре вдоль всей стены висели его лучшие работы. Маленький Савка на руках у мамы наслаждался выставкой отца. Протягивая ручки к каждой из картин, желая почувствовать яркие краски, малыш сильно протестовал, когда мама, пытаясь сохранить работы мужа, убирала Саву от картин. Пройдя галерею в коридоре, они направлялись к главной картине художника, которая с минуты на минуту должна была быть закончена. Гена, перемазанный с ног до головы в красках стоял, держал в руках маленькую кисть, делал последние штрихи. На картине были изображены Гена с Савой на руках и Катя. Все эти дни он оттачивал мастерство, чтобы любимые получились максимально достоверно и красиво. Подойдя к мужу Катя увлечённо наблюдала за работой, а Савелий, протягивая руки к холсту, всеми силами желал принять участие в работе. Прикованный к картине, Гена не заметил Катю и Саву. Обернувшись к ним испачканным в краске лицом, он улыбнулся сыну и оставил красную запятую на его щёчке. Сделав последний мазок он, как и подобает настоящему художнику, отошёл посмотреть на шедевр. Картина была чудесной. Счастливый Савка в синем комбинезончике, Гена, ещё более бородатый с зачёсанными назад волосами, Катя в пышном красном платье в белый горошек, всё на фоне стены их комнаты. Любуясь картиной, Катя свободной рукой обняла Гену, и так они стояли заворожённо, любуясь. Не много помолчав Катя сказала:

– Что ты решил? Пойдёшь в институт? Ведь уже почти…

Гена не хотел начинать этот разговор и в такую минуту ему меньше всего хотелось говорить о действительности. Повернув лицо к Кате, он поцеловал нежно в губы, сказал:

– Пойду, Катька, пойду. Если есть возможность…

– Конечно иди! – вдруг выпалила Катя. Сава чуть дёрнулся от внезапного тона мамы. – Егор хороший, он тебе обязательно поможет.

Они повернулись к картине. Стояли обнявшись и молчали, пока Катя снова не заговорила.

– Гена, а если… а если не поможет?.. Как мы будем без тебя?

Растроганный Гена обнял жену и поцеловал во влажную от слёз щёку.

– Что ты такое говоришь, глупая? Милая, моя, Катенька! Всё будет хорошо! Слышишь? Всё будет хорошо!

– Правда?

– Правда.

Гена прижал жену к себе. Савка оказался зажат между двумя родителями, лепетал и пускал слюнявые пузырьки.

«Всё будет хорошо, всё будет хорошо», – думал Гена положив подбородок на голову Кати.

На следующий день, когда нужно было решиться ехать в институт, Гена всё же разбудил в сознание воспоминания, что подавлял так долго, решил выяснить, что стало с девочкой, которая назвала ему цифры. Он чувствовал вину, но не такую, как если бы он сам совершил что-то ужасное. Нет, вина эта хоть и стучала по черепной коробке изнутри, пытаясь вызвать в совести Гены отклик, игнорировалась им иногда полностью. Не он виноват, а учёные. Ему нужно было просто быть внимательнее.

Было утро и возвращаясь из магазина, поднимаясь к себе, он не дошёл один этаж. Прошёл по коридору к нужному блоку и нажал на звонок. Дверь открыла женщина, что и в первый раз. Она была пьяна.

– Что надо?

– Я сосед, сверху…

– Ну и что?

– Ваша дочка… я отнёс её в скорую, как она?

– Подохла моя дочка!..

Гена почувствовал, как внутри что-то оборвалось.

– Что ты мелешь?! – раздался голос из-за спины женщины. Она обернулась и вдруг резко, будто её схватили за плечо, улетела в блок. Послышался глухой стук. В дверях появился лысый мужчина с морщинистым лицом. Он еле стоял на ногах, по пояс голый, с выцветшими татуировками по всему телу.

– Чего надо?

– Дочка ваша в порядке?! Ваша жена сказала, что она умерла.

– Гонит тварь эта! Жива дочурка, только дурочкой стала! А ты кто такой? Чего спрашиваешь?

– Я тот, кто её в скорую отнёс.

– Ты! С чего это?

– Ну она упала, я решил помочь.

– Упала говоришь? – прищурив и так еле открытые глаза, сказал мужчина. – Чего это она упала?

Гена вспомнил обстоятельства, из-за которых девочка упала. Испугался и не стал говорить.

– Не знаю, просто упала…

– Мне сказали она упала потому что назвала чьи-то цифры. Потому что не может у девочки в таком возрасте тромб оторваться!

– Не знаю, сказал Гена, может и назвала чьи-то.

– Да? А не твои?

– Нет, – сказал Гена чувствуя, как внутри скребётся боль и страх. – Сочувствую, я пойду.

– Постой. Есть пару рубликов семье убитой горем?

– Да, конечно, – Гена достал из кармана последнюю купюру, что осталась от сдачи с красок. Протянул мужчине.

– Всего-то?! У меня дочка навсегда дурой осталась! А ты мне мелочь эту сунешь!

– Всё что есть, – сказал Гена. – До свидания, ещё раз сочувствую.

– П-а-п-а! – раздался тонкий голосок из-за спины мужчины. Он скривил лицо.

– Только это и говорит, бедненькая, ну и цифры повторяет, что перед тем как овощем стать видела! Убил бы гада!

– Понимаю, – сказал Гена. – У меня у самого сын. Гене не нравился этот мужчина, но услышав голос девочки, ему чуть полегчало. Очевидно этот прощелыга врёт, что она стала овощем. Но чувство вины всё равно ещё подгрызало Гену. Хоть и косвенно, но он был виноват.

– За дочку мою, милую! Разорвал бы, урода!

– До свидания, – повторил Гена в уже закрытую перед лицом дверь. Выдохнув, он повернулся и пошёл по коридору к выходу. Почти у самого прохода к лестнице, дверь за спиной открылась. Из блока вылез мужчина и посмотрел уходящему Гене в спину. Узкие от непробудного пьянства глаза стали шире. Гена развернулся. «Успел ли он увидеть», – подумал он, глядя в сторону блока из которого вылезла лысая голова.

– Ты! – завопил мужчина. – Это был ты! Сука!

Гена молча смотрел в глаза белеющему мужчине.

– Из-за тебя! Дочка! Да ты мне должен! Сука! Чирик свой обоссаный мне суёт, за то, что с дочкой моей сделал!

– Это не моя вина, – спокойно сказал Гена. – Вините учёных. Это они всё устроили.

– Учёные?! Как ты вообще в одном месте с моей дочкой оказался? А?! Может ты этот… А?!

– Успокойтесь. Я не хотел ничего плохого вашей дочери.

– Не хотел?! Сука! Да ты нам денег должен за лечение!

– Ничего я вам не должен. Учёных трясите.

– Да я тебя сейчас вытрясу! – сказал мужчина и пошёл по направлению к Гене. Алкоголь совсем затуманил взор мужчины, потому что будь он хоть капельку трезвее, он бы понял, на кого двигается и кому угрожает. Комплекция Гены расплывалась перед глазами. Алкоголь лишил мужчину самосохранения, добавил смелости и свёл на минимум адекватность. Шатаясь, кривя лицо, он шёл к Гене, который грустно смотрел на приближающегося к нему алкаша.

Драка продлилась одно мгновение. Мужчина подошёл в упор к Гене и занёс кулак для удара. Но движение было слишком медленным. В другой день Гена бы просто ушёл. С такими доходягами приходилось иногда иметь дело. Район, в котором располагалось общежитие, славился подобными ребятами. Несколько раз Гена хорошенько встряхнул парочку, но после старался избегать конфликтов. Один точный удар мог убить хилого пьяницу, а сидеть за такое говно не хотелось.

Но в этот раз что-то внутри Гены взорвалось. Цифры, приближение смерти, откровенная ложь алкашей о судьбе и здоровье дочери, дерзкий выпад в его сторону. Эта сухая и синяя рожа взбесила Гену. Злость выплеснулась наружу, но разум всё же ослабил удар и отвёл Гену от случайного убийства. Широкой ладонью левой руки, Гена заехал по щеке мужчине. Звонкий шлепок раздался в коридоре. Пьяница скривился и неуклюже завалился набок, ударился головой об синюю стену. Глаза были широко раскрыты, он смотрел на Гену открывая и закрывая рот. Вдруг из блока выглянула маленькая головка девочки. Вид лежащего у ног высокого дяди отца, вызвал приступ слёз. Девочка побежала к папе, упала с ним рядом, обняла, подставив спинку с циферками Гене.

– Папочка! Дяденька! Не бейте папу! Не бейте! Пожалуйста! Папа!

Гена смотрел на эту сцену чувствуя, как тошнота подбирается к горлу. В груди сдавило. Пьяная рожа, продолжая смотреть, в лицо Гене, обхватила синими, в наколках, руками девочку и хрипя завопила.

– Доча! Доча! Зови милицию! Зови милицию! Убивают!

Девочка плакала, не отпуская тощую грудь мужчины. Он вопил и вращал стеклянными глазами. Гена не выдержал. Сделал шаг назад, чувствуя, как разрывается грудная клетка. Выдавил сдавленное и слабое:

– Прости…

Сорвавшись с места, он побежал по ступенькам домой. Подальше от этой отвратительной сцены.

Вечером Гена позвонил Егору и сказал, что готов. Егор, обрадованный решением друга, сказал, что заедет за ним через пол часа, посоветовал тому собираться, и распрощавшись друзья положили трубки.

Гена поцеловал жену. Савку. Взял собранные кое-какие вещи, на эти два дня. Кисло улыбнулся. Успокоил Катю, пощекотал пузо Савке. Больно было уходить. Страшно было оставлять их, думая, что это может быть последние минуты, когда они видятся…

– Я люблю тебя, – сказал Гена.

– Я люблю тебя, – сказала Катя.

– У-г-у-г-г-у! – сказал Сава.

– Давай мусор захвачу, – сказал Гена.

– Гена…

– Давай, всё равно по пути.

– Егор ведь на остановке ждать будет.

– Ничего страшного, пройдусь. Всё равно на улицу иду.

– Ну хорошо, – сказала Катя. Сходила на кухню, достала пакет. Передала Гене.

Катя и Гена улыбнулись друг другу. Поцеловались. Гена чмокнул Саву. Открыл дверь и ушёл оставив семью.

Гена выходил из общежития. Вышел через пожарный выход, через место где он узнал о цифрах. Где маленькая несчастная девочка упала на холодную плитку. Вспомнил утренний инцидент, скривил лицо.

Мусорка располагалась прямо напротив общежития. Общежитие, в котором жил Гена, считалось новым. Оно в свою очередь, одним концом примыкало к старому. Два общежития образовывали прямой угол, внутри которого располагалась квадратная коробка двора. Гена шёл параллельно старому корпусу к мусорке. Выбросив мусор, он пойдёт к концу старого общежития, и по тропинке пройдёт к остановке у главного входа, где будет ждать машина и Егор.

Было половина пятого вечера, и февральский день подходил к концу. Фонари ещё не работали, но видимость была приличной. Гена шёл по вытоптанной тропинке, что вела к мусорке и проезжей части. На встречу ему ковылял человек, очевидно мужчина и чёрный силуэт особенно выделялся на фоне грязного снега. Гена не обратил на пьяницу никакого внимания. Пропустив идущего на автопилоте мужчину, Гена пошёл дальше, слушая как покачивающееся на волнах алкогольной эйфории тело, сделало несколько гулких шагов, и судя по всему остановилось. Гена прислушался, подумал, что вот ещё одна встреча с очередным алкашом. Но ничего не услышал. Не оборачиваясь он продолжил путь и уже дошёл до проезжей части, выбросил мусор, повернул в сторону старого блока общежития.

Подвыпивший человек провожал стеклянным взглядом удаляющиеся от него зелёные цифры. Будто глаза голодного зверя в тёмном лесу, они горели в сумраке зимы, только зелёные, а не красные. «22.02.2025. 28» светились зелёные знаки. Через пелену опьянения мужчина отчётливо видел цифры и повторял их про себя. Тонкие дрожащие пальцы, в синих наколках, опустились в карман. Мужчина нащупал складной нож и стиснул зубы, выдохнул тяжело воздух и двинулся, шатаясь, за Геной.

Гена шёл, вдыхая прохладный воздух, думал о судьбе и предстоящих испытаниях, что выпали ему. Думал о дате на спине. Думал о Кате, Саве, той маленькой девочке. О Егоре, что обещал спасти. О машине, что могла ошибаться.

«Всё будет хорошо», – подумал Гена, и слабая улыбка надежды появилась на лице.