Я узнаю тебя из тысячи… [Есения Светлая] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Есения Светлая Я узнаю тебя из тысячи…

1

Анастасия.


Атлас плотно облегал мою худенькую фигурку. По мне, так слишком нахально, слишком откровенно. Но Игорь сам0лично выбирал мне это платье и колье к нему. А я? Я просто приняла подарок. Потому что на свою зарплату не смогла бы себе позволить и лоскуток от этого шедевра, а дорогой жених не вынес бы моего "вида крестьянки", если бы я пришла в чем-то своем…

 Нет, вы не подумайте, у меня прекрасное чувство вкуса, я хорошо подбираю одежду, выгляжу стильно. Но для Игоря главное – ценник и лейбл на одежде. Остальное просто не котируется.

 Я уступила, впрочем, как всегда.

 Сегодня новогодний корпоратив в нашей фирме. Только на третьем этаже для простых сотрудников, а на седьмом, куда приглашены мы, для руководителей. И Игорь решил, что скрывать наши отношения не имеет смысла – два года общения, все идет к свадьбе. Ему так важно показать, что он уже без пяти минут семейный человек. Филиппов постоянно грезит своим повышением и для достижения этого готов отметить галочкой все нужные пунктики. Я, а вернее, будущая наша свадьба – один из них.

Колье с каких-то новомодных кровавых кристаллов. По-моему, полнейшая безвкусица. Но на черном действительно смотрится неплохо. Как раз для праздника. Волосы я завила в крупные локоны, чуть придала объем у корней, губы накрасила ярко-красной помадой, немного туши и еле заметный блеск на веки. Готова! Еще бы решиться, какие туфли выбрать.

Игорь, выбиравший наряд вместе со мной в магазине, посоветовал взять красные, на высокой шпильке. Ну, конечно, мужчине не понять, что такое проскакать на них шесть часов и не иметь возможности даже потанцевать. Поэтому тут же, не выходя из отдела, я кивнула продавщице на давно запримеченную мной пару черных лаковых. Даже размер мой, я их вот как раз и мерила, с полки распродаж. Умненькая девушка поняла все без слов, ловко упаковав все в один пакет и добавив сумму в чек. Раз подарок, значит подарок, дорогой! Все равно ничего не заметит!

 Стервой я не была по натуре, но общаясь с Игорем и его друзьями, научилась. Иначе загрызут и не спросят, как звали. Ну и отступать уже некуда. Дата свадьбы назначена на июнь, папочка мой, бухгалтер в этой же фирме, спит и видит, когда мы породнимся с Филипповыми.

 А я? А мне все равно…

Короткий звонок и небрежно брошенное "выходи".

В последний раз стою, вздыхаю, решая, какие туфли с собой взять и… Беру красные. Кожаный френч с огромным воротником из песца, тоже подарок от жениха с его осенней премии. Зима в этом году теплая, так что хожу в нем до сих пор. Игорь кривится, считает, что пора бы и шубку прикупить…

Выхожу на улицу, до стоянки нужно пройти метров тридцать – наш двор полностью огорожен, не подъехать. Ну и хорошо. Мне важна эта маленькая пауза. Дышу свежим морозным воздухом. Под ногами приятно скрипит наледь, сверкая и переливаясь в свете фонарей. Выглядит очень сказочно. Ну, что Еська, опять за мечты?! Опять будем верить в сказки? Давай уже, взрослей. Хватит мечтать!

В красную (не удивительно, да?) мазду я села сама. Игорь открывает дверь только на публике. А здесь, в нашем скромном дворике у совдеповских пятиэтажек чего из себя джентльмена корчить? Но сегодня, на удивление, Филиппов очень мягок.

– Привет, кисуль. Готова? М-м-м, красная помада! Надеюсь, на тебе те самые черные чулки, что я прикупил? Да?

 Киваю в ответ. Откуда он может знать, как выглядят чулки из упаковки? Надела, но те, что подходят к облегающему платью.

– Отлично! Значит, мы сможем где-то уединиться…

Улыбаюсь, подставляю щеку для поцелуя. Прижимаю руку к бедру, чтобы не потянуться и не вытереть оставшийся на коже след. Улыбаюсь снова, томно, одним уголком губ. Игоря это возбуждает. На мой взгляд, похоже на нервный тик. Но я, конечно, не мужчина, ничего в этом не понимаю.

Трогаемся резко, скользим по широким проспектам, несемся на бешеной скорости за городом.

Наш корпоративный центр находится в промышленной зоне, недалеко от окраины. Но этого достаточно, чтобы я стерла зубы до половины. От страха. Потому что терпеть не могу такой пижонской езды.

 Ну и еще мне страшно, потому что сегодня мне нужно быть на высоте, не ударить лицом в грязь, сдать экзамен на десять с половиной, пройти все зачеты, быть достойной оказанной чести. Все перечислила, нет? Не помню, может что-то забыла… Но для меня и так выше крыши.

Во время этой короткой поездки мы молчим, я пялюсь в черное пятно за окном, Игорь подпевает любимой группе, изливающей свои мегабасы из динамиков и саба, упакованного в багажник.

О том, что вечер будет провальным, знаю заранее. Голова уже болит, настроение ни к черту. Но я никогда, никогда не решусь сказать Игорю нет. Почему? Потому что для всех мы идеальная пара. Потому что я лгунья, научившаяся притворяться. Потому что родители спят и видят, когда я выйду замуж и нарожаю для них долгожданных внуков. Потому что мне почти двадцать пять. Потому что для них, поженившихся на первом курсе института, я – " поздняя капуста", непонятно отчего засидевшаяся в девках. Но у меня была причина. Веская, настоящая…

Пока я в нее верила. Но время идет, а я все больше и больше сама себе напоминаю сумасшедшую. И поделиться не с кем, и рассказывать – не поверят, еще и обзовут нехорошими словами.

Как раз два года назад я решилась хоть что-то изменить – приняла ухаживания нашего Филиппова, ведущего специалиста коммерческого отдела. Он работает на пятом, я на четвертом, встретились в лифте, чего-то там вроде между нами пробежало, как выражается мой жених, и вот мы вместе.

Только на душе, блин, кошки как будто нагадили. И весь этот фарс поперек горла. Украдкой вздыхаю, снова и снова пытаясь в кромешной тьме разглядеть золотистые снежинки…

 Воспоминания нахлынули так некстати, вытаскивая откуда-то из потаенных уголков самое сокровенное…

Где же ты, мой милый друг?

2

Двадцать лет назад…


Это было их общее, сокровенное…

И встреча их была самая необычная. И дружба, и преданность, непонятно чем вызванная. И даже имена у них обоих были странные. Но именно так их называли родители, поэтому как их на самом деле звали, по-настоящему, было записано только в метриках…

Для всех же он – просто Йорик, она – Еська.

Когда они познакомились, то долго смеялись над друг дружкой, прижав маленькие ладошки ко рту. Не дай бог, услышат из соседних комнат родители. Как потом объяснять? Вот их первая шутка, их первая тайна и общее понимание того, что рассказывать об этом никому нельзя.

Все произошло вечером, в новогоднюю ночь.

Еська долго и старательно выступала перед гостями, стоя на табурете возле елки. Мама выдавала дочери по конфете из ее же подарка, врученного в детском саду. А гости, приправленные домашним спиртным, старались не ржать, хлопали в ладоши и подбадривали маленькую артистку.

 Еська спела три песни, рассказала два стиха, с жалостью посмотрела на праздничный стол, где не было ничего для детей, и отправилась в свою спальню. Было грустно. Понятно, что сегодня к ней уже никто не зайдет и придётся засыпать само́й. Немного страшно в темноте. Но если включить свет, то наверняка заметит мама и станет ругаться, ведь они договаривались – Еська получает подарок и сразу в комнату, спать.

Прозрачный мешочек со сладостями она безжалостно зашвырнула к кровати. Подтащила стул к окну, залезла и попыталась отдернуть тяжелые плотные шторы. Сдвинуть их смогла лишь наполовину, но этого оказалось достаточно, чтобы комнату озарил мягкий золотистый свет от фонаря, висевшего над козырьком соседнего подъезда.

На улице шел снег, огромные слипшиеся хлопья кружились, цепляясь за своих подружек, вальсировали в воздухе, медленно опускались на землю. Как же там, за окном было сказочно красиво! Необычно и завораживающе.

Еська стояла и любовалась, пока не затекли коленки от жесткого деревянного стула, потом ловко спрыгнула и пошла раздеваться к шкафу. На одной из трех его створок располагалось огромное зеркало, отражая проникающий в комнату золотистый свет. Еська, удивленная зрелищем, осторожно подошла к нему и ахнула. Казалось, что оно светится.

Чудно как!

Откуда, интересно, здесь на зеркале взялись снежинки? Ведь в комнате их нет…

Девочка замерла с восхищенной улыбкой, любуясь маленькими искорками. Она момент решила потрогать их и поняла, что рука каким-то образом проскользнула внутрь. Еська руку отдернула. Показалось? Нет, вот если протянуть снова, пальчики и кисть будто проходят сквозь искрящееся стекло.

Чудо, самое настоящее новогоднее чудо!

Еська, не задумываясь ни на секунду, сунула свой любопытный нос, а потом и голову целиком, в зеркало, не боясь ни приключений, ни сказки, ни новогоднего волшебства.

Комната, в которую в то же мгновение перешагнула малышка, оказалась совершенно обычной, как и у нее. Односпальная кровать с жестким покрывалом, на стене – модный ковер, практически такой же расцветки, что и в Еськиной комнате. Стол, стул, книжная полка, коробка с игрушками в углу. Даже медведь оттуда торчит, маяча темно-коричневым ухом, абсолютно такой же, какой ей был подарен на день рождения крестным.

Еська оглянулась, зеркало светиться перестало. И только тогда она ужасно, просто до приступа паники испугалась! Ведь совершенно ясно, что она проникла совершенно в чужую комнату! Здесь даже пахнет по-другому, как в чужой квартире, она это и с закрытыми глазами чувствует!

За окном вдруг раздался грохот – первые вспышки фейерверков. Из соседней комнаты – гомон взрослых, празднующих Новый год.

Ну и что же ей, маленькой девочке, теперь делать? А вдруг она не сможет вернуться домой? А вдруг здесь живут разбойники? А как же мамочка и папочка без нее?

 Малышка присела у зеркала, прямо на пол, и горько заплакала.


Горю Еськиному пришлось жить недолго. Буквально через пару минут в комнату медленно отворилась дверь.

Стараясь не шуметь, аккуратно ступая на цыпочках, Йорик прошел внутрь и вдруг остановился. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Мало того, что он только что похитил пачку земляничного печенья, яблоко и большую шоколадку из холодильника, пока взрослые хором отсчитывали бой курантов на Спасской башне, так здесь, в его комнате, еще кто-то сидит!

Пять минут назад не было никого! А сейчас какой-то комочек возле шифоньера поскуливает…

Или рыдает?

 Йорик отважно расправил плечи, задрал нос, одновременно крепко прижимая к себе спрятанные пол футболкой сладости.

– Ты кто? Эй!.. Домовой?

Всхлипы прекратились, комочек еще больше сжался.

Йорик, поразмыслив еще немного, понял, что кто-то явно попал в беду. Подходить страшно, но узнать, кто же там сидит, не терпится до такой степени, что начала чесаться щека – как всегда, от любопытства.

– А у меня шоколад есть и печенье. В пачке, земляничное. Будешь? Еще яблоко, но его никак не разделить. Но если хочешь, тебе все отдам… Эй, слышишь?!

Йорик, заметив, что к нему все-таки прислушиваются, сделал осторожный шаг вперёд, потом ещё и еще, пока не оказался в достаточной близости от гостя. Вернее, гостьи. Потому что стало ясно, как белый день, что у него в комнате сидит и рыдает маленькая девчонка!

Только вот откуда она тут взялась?

Еська засопела, утерла нос, посмотрела на чудище, которое кралось к ней от самой двери. Ей бы заорать, чтобы прибежал папка и распугал всех чудовищ. Но папка-то там, за зеркалом. А кто сейчас прибежит на ее крики, ещё не известно.


Силуэт приближался, осторожно подкрадываясь. Смотреть через щелочку сжатых пальцев было неудобно и Еська чуть опустила ладошки.

 Теперь всё вдруг стало понятно, и страхи ее – сущие пустяки. Это же обыкновенный мальчишка! Чуть выше ее, возможно постарше. Но точно не чудище. Еще несколько мгновений и он уже тянет к ней руку с яблоком: "Будешь?"

Еська тоже отважно, чуть задрав нос, кивает, и яблоко – маленькое, желтое, с мелкими крапинками – перекочёвывает ей в руки.

– Спасибо, – чуть шмыгнув, вздохнула Еська.

– Попить только нечего. Ты яблоко хорошо жуй, чтобы потом не икалось.

– Угу. А ты меня не прогонишь?

– Ну, нет, наверное. Куда? Всем сегодня не до нас… а утром видно будет. Ты как сюда вошла хоть? Я же на пять минут только… И окно у нас заколочено…

– Через зеркало. У меня оно засветилось, я рукой потрогала, а там ничего нет. Я и шагнула.

– Ого, круто! Я так не умею совсем. Ты, значит, волшебница.

– Правда, ты так считаешь? Почему же тогда оно светиться совсем перестало… И как я теперь вернусь домой? – Еська снова всхлипнула.

– Думаю, что нужно время. Ну, чтобы пыльца волшебная накопилась. Или еще чего у вас там, у Фей… Ты погоди, не реви. Нужно просто подождать, мне так кажется. Лучше расскажи, как там у вас, в этой вашей волшебной стране?

– Да какая она волшебная, скажешь тоже. Такая же, как и у тебя. И комнаты у нас вот с твоей похожи. И мама с папой сейчас с гостями встречают Новый год. А меня спать отправили…

– И подарок у тебя в мешочке?

– В мешочке. И пять мандаринов. Два мама с папой съели. Я три. Шоколад Аленка и немного батончиков. Леденцы, вафли, как у всех, в общем.

– И у меня то же самое. Только я уже все съел. Вот шоколадку правда спер с холодильника. Давай есть, а то растает.

Еська и Йорик неспешно жевали нехитрые угощения, потихоньку рассказывая о своих важных детских делах, вечной занятости взрослых, о том, что горки в этом году какие-то кривые получились и низкие. И о том, что очень хочется на каток. Но его до сих пор не открыли.

 Чтобы было удобнее, Йорик скинул пару перовых подушек на пол, постелил покрывало, и они устроили маленький праздник. Их болтовню слушали рассаженные в круг игрушки: коричневый медведь, экскаватор, и робот с металлическими конечностями, скрепленными простыми шурупами. За дверью не прекращался гул голосов, периодически сменяясь музыкой, топотом, гоготом. Но никому, слава богу, не пришло на ум проверить, спит ли ребенок. А мальчишка и впрямь вскоре уснул, как и маленькая гостья, заботливо укрытая краешком покрывала. И снились им обоим удивительные сны в причудливых искорках золотого снега.

3

Еська проснулась в своей кровати. В той же одежде, что была и вчера. И можно было бы подумать, что ей все приснилось, но в ладошке был бережно сжат самолетик, сделанный из фольги от съеденной вместе с Йориком шоколадки. Значит, все это правда. И она действительно волшебница. И зеркало у неё настояще-волшебное. И Йорик, он такой хороший, не прогнал, накормил, рассказывал истории и смешил.

Еська сладко улыбнулась и направилась в ванную, по пути подмигнув отражению в зеркале.


Все новогодние выходные они провели практически вместе.

Ждали вечера, переодевались в пижамки, ложились спать по первому зову, без обычных каприз и просьб поиграть хоть полчасика. Родители, счастливые от такого примерного поведения своих чад, с радостью отправлялись в зал к новоприбывшим гостям, или уединялись посмотреть какой-нибудь фильм.

Еська, выждав положенное время и убедившись, что точно никто не будет ее проверять, подходила к зеркалу и, прикасаясь к поверхности волшебного стекла, в тот же миг начинающего светиться, спокойно перешагивала в комнату к своему другу, который уже с нетерпением ждал свою гостью.

Йорик готовился к встрече заранее, еще днем припасал сладости, воду или сок, и бокалы. А Еська, окрыленная приключениями, добыла фонарик из папиного шкафа. Отец им все равно пользуется только на рыбалке. Так что дома он нужен будет ещё не скоро. А Еське очень нужен. Потому что они с Йориком научились играть в подаренную гостями настольную игру, а без фонарика никак, темно. К тому же новый друг был тот еще фантазер и постоянно придумывал забавные игры.

Вчера, к примеру, они решили разобрать старый дедушкин приемник и посмотреть, кто там постоянно трещит. Думали, это какой-то древний сверчок. Никого не нашли. Приемник пришлось собирать заново. А сегодня Йорик рассказывал Еське страшные и смешные сказки, попеременно, показывая разные фигуры из рук так, что в луче от фонаря они давали причудливые тени на стене.

Еська в какой-то момент не удержалась, взвизгнула от страха, увидев рожу чудища, а потом начала смеяться, крепко зажимая рот ладошкой.

Вдруг послышались шаги в прихожей. Еська, по ранней договоренности, сразу перекатилась под кровать, а Йорик шмыгнул под одеяло и притих.

В комнату зашла мама. Повздыхала над раскиданными игрушками, повертела в руках включенный фонарик, загасила его, подняла с пола покрывало.

Йорик мерно сопел, а ей только что показалось, будто она слышала его разговор. Наверное, во сне болтает. Возможно, стоит его свозить к бабушке? Немного развеется, а то все дома и дома. Нужно поговорить с мужем, осталось отдыхать каких-то три дня, ребёнок всю неделю просидел в комнате!


Она ласково погладила сына по голове, поплотнее прижала одеяло с боков, бережно поцеловала в пухлую щечку.

Йорик, терпеливо выждав, когда мама закроет дверь и дойдет до своей спальни, практически бесшумно выскользнул из постели и заглянул под кровать.

– Эй, ты как? Не сильно испугалась?

Еська не подавала ни звука. Йорик полез в чернеющую щель, пошарил рукой. Никого. Еська снова исчезла…

На завтра зеркало не открылось.

 И на следующий день, и на следующий…

Еська расстроилась неимоверно. К своему другу она успела сильно привязаться. И еще он так и не рассказал до конца историю про чудищ и принцессу. А она ему тут ведь конфет вкусненьких припасла…

 Как же накопить эту дурацкую волшебную пыльцу, чтобы хватило сил открыть зеркальный проход? Еська в негодовании топнула ногой, стукнула по стеклу. Оно оставалось по-прежнему безжизненным, простым, бесполезным…

4

Анастасия.


Игорь с пробуксовкой на рыхлом снегу виртуозно припарковался в ровном ряду машин возле огромного корпоративного здания – сплошь стекло и светодиодные ленты. Прижав мою ладошку к сиденью, дал понять, что мне стоит немного задержаться в автомобиле. Я и не тороплюсь. У меня уже от нервного напряжения не попадает зуб на зуб.

Когда мой жених раскрыл дверцу и, галантно подав мне руку, пригласил выйти, я готова была хлопнуться в обморок от волнения. Но нет, сдержалась. Игорь бы не позволил так опозориться. Он нежно приобнял меня за талию, прошептал на ухо какую-то очередную пошлую шутку, предназначенную для тут же выступившего румянца на щеках невесты, и неспешно повел в здание.

В дверях, набычившись, стоят двухметровые амбалы-секьюрити. Нас даже не проверяют. Слишком известный Филиппов, чтобы его проверяли. Хоть даже торчи у него гранатомет из-за пазухи – нет, не остановят. Меня вот недавно, решившую по пути на работу купить на распродаже новый утюг, остановили, осмотрели, заставили написать объяснительную…

Ладно тебе, Еська, ерничать. Скоро тоже будешь Филипповой.

Третий этаж. Народ веселится. Вовсю играет попса, шампанское льется рекой, тамада пытается в микрофон перекричать оголтелую толпу. Весело, живенько так. Вон Ирка с кадров, в блестящем мини, а рядом с ней Светлов, их главный, пьет с горла и, кажется, это его последний час в здравом уме. Скоро будет мирно посапывать на каком-нибудь диванчике. Юлька с Машкой, завидев нас с Игорем, осторожно машут рукой в приветствии, но подойти так и не решаются.

Спрашивается, зачем мы здесь? Конечно, чтобы все видели нас вместе. В том числе и мой изрядно подвыпивший папочка, который уже летит к нам на всех парусах.

– Милые мои деточки, – начинает он с ходу, – какие же вы красивые! Веселитесь, отдыхайте, не стойте истуканами. Идите уже наверх, нечего вам смотреть на эти пьяные бесформенные рожи! Доченька, я в тебя верю, ты сегодня справишься со всем!

Игорь давит небрежную ухмылку, у меня, кажется, дергается веко на левом глазу, но мы старательно счастливо улыбаемся и разворачиваемся на выход из зала. Нам к лифту, практически в царские пенаты, наверх.

На протяжении трёх часов кряду я бесконечно улыбалась, старательно изображая из себя влюбленную невесту, пытаясь запомнить, кто с кем пришел, и кто из присутствующих любовница, а кто жена. Для того чтобы потом, при следующей встрече, как объяснил мне Игорь, я не лоханулась.

Кошки вновь заскребли на душе. Сейчас меня тоже запомнят, как жену, чтобы потом не перепутать? Здесь, среди элегантных женщин и мужчин, чувствовавших свое превосходство, было неимоверно скучно. Они точно так же вливали в себя тонны спиртного, дамы курили тонкие сигары на застекленном балконе, старательно обсасывая каждую сплетню. Пару раз были медленные танцы, но практически никто и не танцевал. Тамада, призванный веселить, попал под раздачу пьяного директора и теперь, с видом мученика, второй час выслушивал его пьяные нотации и положение экономически значимых предприятий в стране. Но при этом всём не было здесь ни радости, ни ощущения наступающего праздника.

Я, покрутив еще пару минут в руках тонкую ножку фужера, в конце концов поставила на барную стойку свое шампанское, окинув взглядом зал и не найдя Игоря, решила сходить в дамскую комнату.

Все кабинки были отдельными, закрывающимися на замок. И вполне себе каждая уверенно бы могла заменить комнату в общаге. По площади, имеется в виду. Кроме шедеврально исполненного унитаза и раковины, там непременно был стол, диван и шкаф с гигиеническими принадлежностями и другими полезными штуками на всякие случаи жизни.

 Оказавшись в таком туалете в первый раз, я с любопытством разглядывала обстановку и не сразу обратила внимание, что в комнате нахожусь не одна. За большой кадкой с раскидистой пальмой кто-то возился.

– Простите, я не заметила, что занято. Я выйду.

– Да не ссы, заходи. Я переодеваюсь, – подала голос незнакомка. – Колготки, козлина, порвал. Хочется ему, видите ли, очень. Срочно. Стояк у него двух недель тухлости. Любимая кочевряжится, не дает. Вот что этим бабам надо, а? Хозяйство у мужика, ну просто космос. Орудует, так искры из глаз. Подожди, я сейчас, подтяну труселя…

Из-за пальмы показалась кудрявая черноволосая женщина, явно старше меня лет на десять. Дохлый бюст, обтянутый черным кружевом и скромным на количество ткани белым жилетом, юбка до колен на костлявых бедрах, колготки в сеточку. Вторые – порванные – в руках.

 Я выдавила приветливую улыбку, не совсем понимая, отчего я до сих пор тут стою. Нужно выйти, занято же. Будто увидев меня, всю такую нерешительную, собеседница протянула худую руку, увешанную тяжелыми перстнями, и с такой же небрежной интонацией, представилась:

– Галина. Начальник отдела продаж. Извини, просто от секса еще не отошла, болтаю все подряд. Утащил меня сюда, как шлюшку, отодрал и ушел. Ладно в шкафчиках тут у нас на всякий случай всегда колготки припасены. Вот, переодевалась, – объяснялась остывающая мадам, поправляя помаду на губах. – Ну, ничего, я ему отомстила тоже. Укусила за ухо, синяк теперь будет. Нечего с Гавриловой связываться. А ты, малышка, держи ухо востро. И лучше поезжай домой, тут сейчас небезопасно для новеньких. Извини, что задержала.

– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я, во все глаза рассматривая эту странноватую даму.

Галина усмехнулась и уверенной походкой продефилировала до двери, повернула на замке вертушок, чтобы замок автоматически закрылся. Вышла, не оглянувшись, захлопнув с грохотом дверь.

На душе было отчего-то гадко, будто я застала эту Галину не за переодеванием колготок, а на десяток минут раньше. Быстро справившись со своими нуждами, поспешила покинуть сей примечательный оазис страсти и разврата, пока меня тоже тут кто-нибудь не подловил.

Игоря в зале снова не было. Походив из угла в угол, примостилась к небольшой компании, в которой знала отчасти хоть кого-то. Человек десять сидели в круг, на диванчиках, и разгадывали шарады. Место мне нашлось сразу, обаятельный брюнет чуть подвинулся и похлопал по кожаной обивке.

– Присоединяйтесь, у нас тут не скучно.

Улыбнувшись присутствующим, с любопытством смотрела на ведущего, пытающегося объяснить загаданное слово. Полупьяная компания дружно ржала над всеми его кривляньями, каждый из наблюдателей по очереди выкрикивал свой ответ, официант раз за разом сменял пустые бокалы на полные.

А я пыталась понять, что я тут делаю…

 В какой-то миг меня словно прошило током, облило с головы до ног кипятком, что там еще бывает? Лапища, горячая и твёрдая, нагло протиснулась между спинкой дивана и моей спиной и больно сжала мою правую булку. Я замерла в ужасе. Брюнет, не подав виду, принялся делать массаж правого моего полужопия. Не смешно, блин, ни капли. Я резко встала, извинилась и направилась к туалету.

Остановилась на полпути, вспомнив дорогую Галину. Разворачиваюсь в обратную сторону и уже через два шага упираюсь лбом в широкую грудь все того же брюнета.

– Ну что ты, кисуль, растерялась? Пойдем, я приглашение принял.

Слава богу, Игорь, ты у меня есть! Со своими дурацкими замашками деспота! Потому что в следующую же секунду с удовольствием вонзаю двенадцатисантиметровую шпильку своей шикарной красной туфельки в ногу этому мачо. Он взвыл, а я, не теряя времени даром, рванула в зал, а оттуда прямиком в лифт. Благо кабинка была абсолютно свободна, и дверца закрылась быстро.

Все, с меня хватит этого Новогоднего праздника! Домой. К черту все…

5

Мама спросила однажды, кажется в четырнадцать Еськиных лет, отчего у нее такой загадочный вид перед новогодними праздниками? Уж не влюбилась ли она?

"Нет, мамочка, о чем ты?" – недоуменно таращила на нее глаза обескураженная Еська. Не хватало еще, чтобы мать что-то заподозрила и начала рыться в ее вещах. Нет, нет… Пришлось рассказывать придуманную историю о новом платье одноклассницы, которое офигенно облегает бюст Рязановой. А у Еськи на него, на этот самый пышный бюст, даже и намека нет. Мать хохотала до упаду, потом вставила пару успокаивающих фраз для дочери – подростка и, утерев невольно проступившие слезы, отвлеклась на свои домашние хлопоты.

В общем, гроза миновала. Но письма Йорика, которые Еська бережно хранила весь год, вдруг решила сжечь. Потому что не знала, как будет все объясняться перед матерью, если та их нечаянно обнаружит.

Письма пачкой, выдаваемые ежегодно для Еськи ее другом, были всегда бережно перетянуты золотистой ленточкой и хранились в дальнем углу нижнего ящика в письменном столе. И когда новогодние их тайные встречи вдруг прекращались, по вине все того же зеркала, она перечитывала послания Йорика весь год. А он – там, в зазеркалье – писал новые.

 Их дружба оказалась крепкой, настоящей, но очень тяжелой – разлука длиною в одиннадцать месяцев и три с половиной недели ранила душу так, что к новогодним праздникам Еська не находила себе места. В первый раз ей еще долго казалось, что все приснилось. И на второй Новый год она просто из любопытства под бой курантов подошла к огромному стеклу. За долю секунды зеркало вдруг снова стало светиться, выпуская волшебные снежинки на волю, и Еська, снова не задумываясь ни на миг, шагнула к Йорику.

Теперь они стали старше. Йорик – уже первоклассник, важный и умный, хвалился новым ранцем, школьной формой, угловой линейкой, пеналом с потайным кармашком. А Еська, боясь вдохнуть лишний раз, с восхищением внимала каждому его слову. Потом неделя игр и ночных бесед. Хотелось обсудить так много, прошел ведь целый год! А затем снова неприятная разлука, когда зеркало вдруг умирало.

Отчего-то оно совсем не работало в другое время – ни летом, ни в остальные праздники. Ровно неделю, каждый год, с первой секунды Нового года и до Рождества, наступало время безоблачного счастья для Еськи.


Сначала ей хотелось рассказать все родителям, спросить разрешения встретится с Йориком по-настоящему, но не посмела. Как объяснил ей ее верный и самый лучший друг, им просто не поверят. А если сменят их зеркала, то они и вовсе могут больше не увидеть друг друга. Еська ему безоговорочно верила. И рассказывать, конечно, никому ничего не стала. В этом даже была какая-то особая изюминка – тайный друг и встречи, о которых даже никто и никогда не подозревал, и самые лучшие новогодние выходные!

Еська тоже стала писать письма. Конечно, не сразу, а как научилась. Но всеми важными событиями, происходящими за год, непременно хотелось поделиться с Йориком. И он точно так же хранил ее аккуратно выведенные послания в конвертах, разрисованных цветочками и сердечками. И так же перечитывал, при этом каждый раз зачеркивая в календаре еще один прошедший день.

Наверное, Йорику было десять, Еське – восемь, когда он вдруг заявил, что когда вырастет, обязательно ее найдёт! Обязательно! И узнает ее из тысячи других девочек! И они обязательно всегда-всегда будут вместе! Непременно. А чтобы Еська его тоже узнала из тысячи других, он предложил замечательную идею. Взяв простую синюю шариковую ручку, он подошел к Еське, развернул ее маленькую ладошку и нарисовал на ней две коротких параллельных линии – это они… а между линиями еще одну – волнистую – это зеркало. Затем все обвел в аккуратное сердечко и, гордясь только что придуманным символом, провозгласил:

– Вот, смотри! Я нарисую тебе этот знак, и ты сразу вспомнишь обо мне!

– А я тебя, Йорик, и так никогда не забуду!

 Вот и сейчас, спустя десять лет, Еська до сих пор помнила своего самого лучшего друга.

Почему-то им тогда и в голову не приходило спросить настоящие полные имена, адреса в конце концов. Ведь она даже не знала, в каком городе Йорик живет. Слишком радовались они каждой подаренной зеркалом встрече и, словно сговорившись, боялись спугнуть это волшебство.

Десять прекрасных недель, по одной в новый год. Вот оно – Еськино счастье. То, что она бережно хранила в укромном уголке своего сердца. То, о чем другие даже не догадывались. То, что сейчас отчего-то отзывалось болью. Почему? Да просто потому, что сказка в один прекрасный день закончилась, не пропустив Еську к другу, а лишь показав страшную, просто ужасающую картину. На противоположной стороне она не увидела комнаты своего друга, лишь только выгоревшее дотла помещение, которое даже от обломков и гари не вычистили. В этот миг она просто потеряла сознание, а очнулась лишь через несколько дней.

Мама объяснила, что у нее вдруг диагностировали страшнейшее воспаление легких, четыре дня они боролись с высокой температурой, но слава богу, выходили свою единственную дочь.

 Еська молчала. Как сказать маме, что дело не в простуде? Просто в груди у нее теперь огромная черная-пречёрная дыра, размером с Тихий океан.

На поправку она пошла нескоро, отлежав ещё, наверное, месяц под строгим маминым присмотром. И хорошо, что мама была рядом. Возможно, она все же чувствовала, что Еське на самом деле еще плохо и дело даже не в болезни, непонятно откуда взявшейся.

Выходила, отпоила, отогрела. Обнимала и просто молча сидела рядом. И Еська, в силу своего переходного возраста, до этого случая не чувствовавшая особой привязанности и доверия к матери, была теперь безгранично благодарна за такую поддержку. Когда просто любят и помогают вот так, без слов…

6

Анастасия.


Это я неслась по холлу до гардеробной, спеша покинуть здание, а за мной собственно, никто и не гнался. Если не считать моих собственных монстров и страхов. Потому что до сих пор я не могла переступить через себя – чужие прикосновения мне были ненавистны. А Игорь, он каким-то образом преодолел все мои закидоны. Наверное, он действительно меня любит, раз терпит мою холодность. Только каждый раз, как кто-то кладет мне руку на плечо, обнимая даже по-дружески, я вздрагиваю, потому что это не ЕГО рука. А держать мою ладонь не позволяю никому вообще…

Игорю все равно, он понимает, что у меня особенные тараканы в голове и чаще всего предлагает свою руку, согнутую в локте, чтобы я, утопающая в болоте своих заморочек, держалась за него, как за спасательный круг. Он ценил, просто восхищался, что столько лет я себя берегла. Не для него, конечно, но Игорю об этом знать совсем необязательно.

Я действительно досталась ему невинная во всех смыслах. Не только телом, но и душой. Потому что дружить в свою юность с парнями совершенно не хотела. Потому что ни один из них не прошел самый первый и самый простой тест. Всем ребятам, которые хотели бы со мной общаться, я протягивала простую шариковую ручку и просила нарисовать на ладони что-нибудь…

Ну, понятно, конечно, что половина из них писали свой телефон, часть усердно калякали что-то романтичное, были и такие, кто просто крутил у виска и уходил. Я не жалела. Просто искала. Всеми возможными способами. И отчего-то чувствовала, что Йорик меня тоже ищет…

Только время беспощадно. И даже я со своей верой в волшебство и чудеса, понимала, что нужно забыть и просто начать жить дальше.

Уже на подъезде к дому, пока таксист маневрировал между домами, пытаясь подобраться поближе к указанному адресу, мне позвонил дорогой жених.

Побеспокоился, куда я пропала. Ответила просто, что устала и немного опьянела.

– Ну и хорошо, кисуль, что ты уехала. Тут уже просто бардак, все нажрались. Половина мужиков пошла покорять третий этаж. Я немного поговорю с ребятами и тоже домой. Увидимся послезавтра. Завтра даю возможность тебе отоспаться. Люблю тебя, моя конфетка.

– Угу, и я… Пока.

Меня передернуло в омерзении от этого их корпоративного "кисуль". И снова выбросило в воспоминания, там, где мне всегда хорошо…

Йорик никогда не называл меня как-то обыденно. Для него я была ромашка, волшебница, хохотушка. Он просто обожал прикасаться к моим волосам, перебирать пряди, пропускать их между пальцев, каждый раз говоря, что они переливаются золотыми искрами, как у настоящей феи. И эти скромные прикосновения рождали в моей душе и смятение, и огонь, но никогда не были противны…

Я сама себе уже не нравлюсь. Со своими закидонами. И да, к психологу я ходила. И мне сказали, что это нормально, придумать себе друга в детстве. Возможно сказалось то, что я единственный ребёнок в семье, что мне не хватало общения или внимания. В общем, через два часа промывки мозгов я ушла ни с чем. Единственное, что понимала и без врача, что нужно себя переломить и начать хоть с кем-то отношения. Настоящие…

Как раз на ловца и зверь. В тот же месяц мы познакомились с Игорем.

7

Кофе. Бессонная ночь. Снег за окном.

Моя комната.

Уже, конечно, не та, что раньше. Здесь и мебель другая, да и ремонт теперь по последним веяниям моды. На окне вместо штор – занавесь из тонких радужных жгутов, подсветка везде, где только можно, удобный компьютерный стол, кресло, кровать для меня одной.

Я мечусь, как раненый зверь, потому что предоставлена сама себе вдоволь. Родители уже пару лет как живут отдельно, в загородном доме. Видимся по выходным, но и этого мне достаточно. Отчего-то в собственной семье теперь неуютно, одиноко и даже немного завидно. Возможно потому, что папа и мама до сих пор относятся друг к другу очень трепетно. А я, как кактус, выросший среди фиалок. И моя вторая половинка неизвестно где. И вообще, жив ли он? Ну вот, снова думаю о плохом. А не стоит…

Забираюсь в кресло с ногами, включаю комп и открываю сразу все соцсети. Иногда в интернете просиживаю часами, впитывая, как губка, чужую жизнь, чужое счастье. И тайно надеюсь, что вдруг, по правилу пяти рукопожатий, среди моих знакомых промелькнет фотография Йорика. Хотя, возможно, он теперь совсем-совсем другой, и я его, повзрослевшего, даже сразу не узнаю.

Обидно, ведь у него есть их общая фотография. Как раз в последний совместный новый год он получил от дядьки в подарок фотоаппарат с моментальными снимками. И они с Йориком сделали один, стоя у окна, чтобы хоть немного захватить свет уличных фонарей – потому как от карманного толку не было никакого. Фотка получилась странная. Меня на снимке видно хорошо, а его – практически нет.

Помнится, я ужасно тогда расстроилась, но Йорик, нежно погладив меня по руке, сказал, что оставит эту – испорченную – себе, а мне сделает новую, хорошую. Просто днем, и сфоткается один. Но, так и не вышло. Фотоаппарат вдруг зажевал кассету с бумагой и благополучно отправился в ремонт по гарантии…

Тогда никто из них не мог даже подумать, что эта фотография будет единственным подтверждением их встреч, и "неразлучные Еська и Йорик" больше никогда не увидятся…

Отбросив вновь наползающую тоску от воспоминаний и счастливых лиц знакомых, я выключила комп, взяла ручку и блокнот, решив составить план дел и покупок.

Осталось три дня до Нового года, как мало…

Уснула только под утро и, проспав практически до обеда, теперь всю вторую половину дня я моталась по магазинам, покупая подарки. Сложнее было придумать и выбрать подарок для моего дорогого, во всех смыслах, жениха.

Что дарить человеку, если у него все есть?

А вот и он, кстати. Легок на помине. Звонит по видеосвязи, наверное, думает, что я дома.

Как же с ним поговорить, как не вовремя!

Пришлось мне отойти в сторонку, где проходит поменьше людей и нет шанса быть сбитой с ног.

Я отошла в закуток, прислонилась к огромной колонне, подпирающей потолки торгового центра, и ответила на вызов.

– Привет, кисуль. Ты как? Я только проснулся. Ты не в обиде, что пришлось добираться самой? Я не вызвал тебе такси.

– Привет. Перестань, все нормально. Я и сама в состоянии заказать машину. И тем более сейчас не дома, хожу по магазинам, ищу подарки.

– О, да ты просто живчик! Мне кажется, я не встану до завтра, – Игорь потер рукой свое помятое опухшее лицо.

Какая-то мысль царапнула, но ушла на второй план. И, пока Игорь потоком выливал на меня информацию о событиях вчерашней пирушки, я пыталась понять, что же не так?

Почему я вижу его в камере так близко? Обычно Филиппов сидит весь при параде, в большом кожаном кресле, снимая себя, красавчика, в полный рост. Да и раздетым я его видела не раз. А сейчас стесняется, что ли?

– Игорек, ты не мог бы мне помочь? Понимаешь, у меня нет с собой карты клиента в ювелирный. Я как раз нахожусь рядом с "Серебряным копытцем". Продиктуй, пожалуйста, номер со своей. Хочу маме купить янтарные бусы, она давно хотела…

– Ок, кисуль, не вопрос. Игорь тут же оставляет телефон, вылезает из постели и идет к столу, чтобы достать из кожаного портмоне нужную карту. А потом точно так же спешно возвращается и, ежась от прохлады, охватившей тело, и прищуриваясь, начинает диктовать выбитые на дисконте цифры.

Я старательно делаю вид, что записываю. Хотя к чему? Стараться уже явно бессмысленно. Все и без того становится понятным.

Не знаю, как удержалась на ногах, осознав горькую действительность, хотя перед глазами в первый миг все поплыло от волнения. Но нахожу в себе силы и бодрым уверенным голосом отвечаю жениху:

– Игорь, спасибо за все. Правда, ты настоящий герой. И не только мой. Кстати, попроси Галину, чтобы смазала тебе царапины на спине, ну и ухо заклей лейкопластырем, что ли. А то смотрится стремно. – Игорь дергается, как от пощечины, но молчит. А я успеваю сделать контрольный: – Не ищи меня, не надо. Хватит. Я не люблю тебя и измену тоже простить не смогу. Хотя, знаешь, даже как-то все равно. Прощай. Счастливого Нового года.

– Кисуль…

Я сразу отключаюсь. От оправданий и уговоров иначе потеряю последние капли уважения к этому человеку, а нам ведь еще работать вместе. Противно, тошнит. Но не смертельно ведь, правда?

Спускаюсь на первый этаж, забираю одежду из гардероба, неимоверно радуюсь, что не успела потратить деньги на подарок для этого козла. Застегиваю пуховик, натягиваю шапку. Потом беру пакеты с покупками и с легкой душой выхожу из этого здания, пропитанного хаосом и искушением. Не люблю большие торговые центры. Силы они из меня выкачивают, как вампиры.

Вдыхаю студеный воздух полной грудью.

Хорошо.

Наконец-то.

И всего лишь нужно было решиться и послать жениха к чертовой бабушке …

8

Удивительно. Ни капли сожаления. Даже плакать не хочется. Наоборот, кружиться, танцевать, хлопать в ладоши …

Топаю к остановке, но тут же приходит на ум одна потрясающая идея. Разворачиваюсь и направляюсь прямиком к бомжу, вечно сидящему на углу торгового центра с протянутой рукой. Одним уверенным движением снимаю с себя тонкое помолвочное кольцо с маленьким бриллиантом и вкладываю его в грубую коричневую руку просящего.

– Держи, оно очень дорогое. Сдавать будешь, не продешеви. С Новым годом!

Бомж ошарашенно смотрит на меня, на кольцо, тут же сжимает его в кулаке и прячет. Я улыбаюсь и теперь уже точно иду к остановке.

А радостный бродяга таращится на чудо, спрятанное в трясущихся от волнения руках, исподтишка любуясь на переливающиеся в камне золотые снежинки.


Приключения мои на этом не заканчиваются, как ни странно. Как только я выхожу с автобуса на своей остановке, на меня налетает ураган по имени Буянова Алинка. Уже по фамилии понятно, что за человек, правда? Но на самом деле она хорошая. Моя подруга по институту. Хотя видимся с ней в последнее время очень редко.

Мы обнимаемся, целуемся, радуемся встрече, как родные. Алинка трепет меня за щеки, восхищаясь, что я выгляжу на шестнадцать, а не на двадцать пять. Спрашивает где я, как я, а мне кажется, что язык прирос к небу. Стою и просто улыбаюсь.

– Насть, ну ты чего такая заторможенная! – снова теребит меня подруга. – Секретики? Давай-ка встретимся, а? За рюмочкой чая? У меня сейчас отпуск, я до конца января отдыхаю. Ну?

– Алин, я только за, – отмираю я. И пытаюсь найти в пустой своей голове слова: – Хочешь, пошли ко мне сейчас. Я одна живу. Есть время? Рюмочку не обещаю, но чаем напою.

– А пошли, Насть! Мне все равно спешить некуда. Только давай через магазин, немного на стол соберем, а то мне с пустыми руками и неудобно в гости.

Киваю, цепляюсь за подругу и тащу ее в сторону супермаркета. В магазин нам точно надо, у меня в холодильнике мышь повесилась.

Мы с Алинкой набираем кучу разнообразных сыров, несколько баночек любимых морепродуктов, шоколад, бутылку красного полусладкого и маленький торт. Гулять так гулять.


Буянова без умолку тараторит, рассказывая пока лишь о сокурсниках и ничего о себе любимой, потому что все самое сокровенное – потом, дома.

До позднего вечера мы сидим на маленькой кухне, вкушая дары супермаркета. Еще делимся всем, что произошло за два с небольшим года, пока мы не виделись. Подруга сообщает, что давно живет гражданским браком и этим летом со своим дорогим Пашечкой они планируют поездку на море, делать бэбика. А я стыдливо рассказываю о вчерашнем корпоративе, об Игоре и Галине, о будущей свадьбе, которая теперь точно не состоится, и о страхе, как рассказать обо всем произошедшем родителям.

Алинка, за что ее и люблю, слушает внимательно не перебивая. Потом выдает свой вердикт, что все к лучшему и, не сомневаясь ни на минуту, озвучивает план действий.

– Так. Я все решила! Новый год отмечаешь со мной. Игорь твой меня не знает, телефон отключим. С нежданчиком на порог точно не заявится. И не маши мне тут головой. С родителями, я понимаю, тоска зеленая. Ониеще долго на тебя коситься будут. Поздравишь заранее. Наврешь, что гуляете компанией. И Игорь тоже. Ну не обязательно говорить, что компании у вас теперь разные. А ты ко мне. Народу будет немного. Мы с Пашей, его сестра Юлька с мужем Василием Семенычем и мой двоюродный брат, Гришка. Он редко приезжает. Сам в Ростове живет. Но сейчас здесь. Не женат, кстати.

– Алин, спасибо, я не могу.

– Ой, брось! Все ты можешь. Честно, хватит ерепениться. Я от чистого сердца. И не переживай, все свои. А чтобы тебе со всеми получше познакомиться, давай завтра с нами на природу, на шашлыки. Мы за Матвеевкой обычно на столиках возле леса собираемся. Недалеко от города, но там новые приличные беседки и скамеечки. И такси до деревни ездит свободно. Короче, утром созвонимся, ты ко мне, а потом вместе едем отдыхать и проветривать мозги. У Юльки день рождения и это просто традиция. А мне без тебя никак. Юлька в положении, не пьет. И будет без конца отсиживаться в машине. А мы с тобой как жахнем! Как покажем мужикам, как умеем веселиться, а, Насть!

Киваю. Потому что перебить отказом Алину практически невозможно. И убеждать она умеет.

Подруга тискает меня от переизбытка эмоций, мы еще немного обсуждаем завтрашний день, а потом она вызывает такси и уезжает домой.

А я снова остаюсь одна. И теперь понимаю, что одна в четырех стенах и с выключенным телефоном не хочу провести этот Новый год. Не хочу объяснений Игоря, который, скорее всего, с завтрашнего дня начнет названивать и, чего доброго, приедет сюда. Не хочу отмечать праздник с родителями, постоянно ловя на себе их укоряющий взгляд.

Решено, завтра еду с Алиной на шашлыки.


И чего это меня вчера так раздобрило после двух бокалов вина? Никак, сказался стресс. Потому что сегодня ехать я никуда не хочу. Глупости все это. От Игоря все равно не убежать. Родители и так узнают о нашем разрыве и от их осуждения не сбежать уже мне. А Алинка, она поймёт. Ну увидимся с ней еще раз, в январе. К чему мне сейчас чужие лица, веселье, которого на душе и в помине нет.

Что делать? Позвонить, отказаться сейчас, так Алинка прикатит. Лучше дотянуть до последнего, а потом отказаться. Да, решено, так и сделаю!

Чтобы успокоиться, начинаю наряжать маленькую искусственную елку. Да-да, еще не наряжена. В промежутках между делами сбрасываю настойчивые звонки Игоря. И папы. Он тоже позвонил уже четыре раза, и я даже не сомневаюсь, на какую тему будет разговор. Держусь, хотя так и подмывает сбежать на край света. В последний миг понимаю, что отец может дать ключи от квартиры обожаемому Игорю, а тот, не задумываясь, прикатит сюда. Так, сколько времени? Почти час. Хватит, чтобы на такси доехать до Алинки.

Одеваюсь потеплее, спешу как на пожар, но все равно не успеваю. Снова звонит Игорь, только теперь уже в дверь. Настойчиво стучит, кричит в замочную скважину признания в вечной любви, и, конечно, о том, что я беспросветная дура и без него сдохну. А я в отчаянии сажусь на пол в прихожей, опираясь головой о шкаф. Стягиваю шапку и сую ее в карман пуховика. И, размазывая горячую соленую влагу по щекам, ругаю себя последними словами, что не ушла из дома раньше.

 В какой-то момент слышу, как Игорь звонит моему отцу и договаривается, чтобы тот привез ключи от квартиры. Нагло манкирует доводами, что я могла что-то с собой сделать. А я сижу, беззвучно глотаю слезы, потому что совершенно не знаю, как теперь быть. Через два часа пропесочивания мозга женихом и моим отцом я точно сдамся их воле, как подстреленный в голову заяц. А мне бы просто сбежать, как раньше…

Сквозь пелену слез на ресницах в какой-то момент замечаю золотые искорки и не понимаю, как так получается, что я в тот же миг меня неожиданно затягивает в огромное полотно зеркала, а потом просто куда-то проваливаюсь и падаю лицом в снег.

9

Это то еще удовольствие, скажу я вам. Сначала потерять равновесие, а потом моськой в сугроб. Хорошо хоть снег свежий, мягкий. Отряхиваюсь, отплевываюсь, пытаюсь сдержать стон разочарования. Потому как осмотревшись, понимаю, что радости вообще мало.

 Теперь я, с какой-то радости, в заснеженном лесу и понятия не имею, в какую сторону идти. Замечательно! Эй, дед мороз, можно я загадаю желания заново?

Хотя, что жаловаться? Ведь от Игоря и папочки, который вот-вот прикатит с ключами, я смылась. В куртке есть кошелек с наличкой и картами. Выйду к людям, вызову такси. Хлопаю себя по карманам и понимаю, что остается шанс только выйти к людям. Потому что телефон остался на полу в прихожей.

 Ну, где наша не пропадала? Разберемся! Вперед, Анастасия Витальевна! Если тебе дали шанс, значит, нужно им непременно воспользоваться. Иначе, какой смысл в волшебстве?


Через минут двадцать, по слабо натоптанной собачьей тропинке, выхожу из леса на опушку. Краткий обзор достопримечательностей русского раздолья говорил о том, что где-то рядом населенный пункт. Потому что через поле тащится проселочная дорога, усыпанная клочками упавшей соломы, а где-то вдалеке, за еще одной березовой рощицей, явно лают собаки. Выбор не особо большой, топаю по этой самой дороге быстрым шагом, чтобы не замерзнуть и не потерять драгоценного времени.

 Еще десять минут спортивной ходьбы, и я оказываюсь на окраине деревни. Прекрасно. И что я здесь должна найти?

Иду по улицам, с любопытством рассматривая разносортные домики. Они, как грибы в лесу, одни – какие-то серые и невзрачные, кажется, будто стесняются своего вида и прячут глаза. Другие, наоборот, как мухоморы, выпячивают красные шляпы и глянец напоказ. На мое счастье, деревня не петляет, а выстроена в одну линию вдоль небольшой речки.

До центра с константой в виде сельсовета, почты и магазина я добираюсь быстро. Надеюсь, мне помогут вызвать такси. Хотя для начала нужно узнать, где я нахожусь. На мое счастье, на вывеске сельсовета указан адрес. Область наша, и район тоже. А деревня, кстати, тоже знакомая – Матвеевка. Значит, где-то здесь эти самые столики с беседками. Ну, значит, сама судьба меня к Алинке привела! Спасибо, что не на край света!

 В магазине быстро отовариваюсь, покупая пачку земляничного печенья, бутылку воды и шоколадку. На всякий случай. Вдруг я не найду подругу с ее компанией. Спрашиваю молоденькую продавщицу о местах отдыха, а та, с любопытством меня разглядывая, сообщает, что через двести метров от магазина будет клуб. А за ним – укатанная дорожка, ведет прямо до беседок, только пройти еще метров пятьсот. Я киваю, забираю покупку и иду искать свои приключения на пятую точку, надеясь на то, что Алинка с друзьями уже на месте.

– Ну что не дозвонилась, дорогая?

– Нет, представляешь. Ответил отец Насти, сказал, что она забыла телефон. Но куда уехала, не знает. Слушай, я переживаю. Надо было ее еще подождать хоть полчаса.

– Алин, ну что ты с ней, как с маленькой? Если захотела, то приехала бы. Так что, расслабься. Давай лучше, зайка моя, нарежь нам еще колбаски и огурчиков, мы жахнем по стопочке, а? Угли еще не готовы, а кушать хочется.

Алинка согласно кивнула, с любовью посмотрев на мужа и принялась раскладывать продукты на столе. Юлька во второй раз ушла греться в машину, хотя всем понятно, что у нее просто нет настроения. Пашка с Семенычем уже опустошили треть коньячной бутылки, а Гриша, уверенно орудуя топором, рубил березовые полешки.

Она, быстро разложив все на тарелки, вздохнула. Хотелось праздника, подругу, с которой они так весело проводили время в институте, довольную сноху Юльку. Но с утра уже пошло что-то не так. Сломалась машина и решено было ехать всем на громадине – семиместке Семеныча. Юльку, естественно, усадили за руль. Оттого и дуется. Она вообще машину не любит водить. И Пашка её теперь выпил, значит, вечером никакого обещанного похода в парк не будет. Придётся сидеть дома и пялиться в очередное "С лёгким паром"! Первое или второе, без разницы, оно по всем каналам вещается, практически.

– Сеструнь, – окликает ее Гриша. – Принеси чайку́, если не в трудно.

Алинка тут как тут, с термосом и рядом с любимым братом.

– Чего грустишь?

– Да, надеялась, что Настя приедет…

– Это которая твоя подруга с института?

– Ага, помнишь? Я уже несколько раз пытаюсь вас познакомить, и каждый раз облом.

– Так, наверное, помирилась с женихом она, сеструнь. Отстань от девки, пусть устраивает личную жизнь. И знакомства мне никакие не нужны, ты же знаешь. Я к вам приехал, повидаться. А ты меня сбагрить хочешь.

Алинка шутливо треснув варежкой Гриню по плечу, рассмеялась.

– Нет, что ты. Я очень рада, что ты наконец-то приехал. Два года не виделись. Жаль, что теть Маша не смогла. Но мы летом к вам обязательно. Слушай, все хотела спросить. Ты девочку искал которую, никаких зацепок больше?

– Нет, Алин. Никаких. Глупости все то, пора выкинуть из головы. Спасибо, что беспокоишься, но думаю обо всем сто́ит забыть.

– И то верно. Жениться пора, Гриш.

Брат невесело ухмыльнулся, отхлебнул горячего чая и тут же закашлялся. Алинка испугалась, начала помогать, хлопая его по широкой спине. Но тот замахал руками и показал в сторону дороги. По ней, бодро вышагивая, шла девушка в яркой зеленой куртке.

10

Анастасия.

 Алинка, видимо, меня заметила, и тут же сорвалась с места, побежав навстречу. Мне кажется, я сегодня радовалась ей, как никогда. Страшно все таки оказаться неизвестно где и искать на свою пятую точку новые истории.

– Настя, ты меня с ума свела! Ты как? На чем? Я звоню, звоню…

– Привет, прости, телефон остался дома. Случайно. Ты же сказала, где будете, вот я и приехала. На такси. Меня, правда, в центре высадили. А потом я в магазине спросила, куда идти.

– Смотрю ты все та же авантюристка. Слава богу, ты приехала, без тебя такой тухляк! Юлька сегодня вся из себя, в машине отсиживается. Пашка с Семенычем уже хорошие. А Гриня он такой молчун. Ну сейчас сама всё увидишь. Пошли, я тебя представлю своим родным!

 Подруга потащила меня к компании, а я радовалась, что нашла их, таких незнакомых и таких родных. И еще поражалась тому, как ловко выдернула меня судьба из лап Игоря. Мельком глянула на полоску, оставшуюся на пальце от кольца. Нет, не жалею. Ни о чём не жалею!

Познакомились мы быстро и сразу нашли общий язык. Алинка щебетала, осторожная Юлька, не утерпев, присоединилась через пять минут к нашей компании. Муж подруги Пашка и Семеныч травили анекдоты и байки, и только Гриня постоянно молчал и вообще был какой-то хмурый. Каждый раз, как я смотрела на него, он становился все мрачнее и мрачнее. И, в конце концов, я просто перестала обращать на него внимания. Ну, подумаешь, странный тип. Может он просто нелюдим.

К тому же что он ей? Ну красив, ну да офигительно сексуален, ну даже по вещам и поведению видно, что никакой не забулдыга и тунеядец. Сейчас мне хотелось лишь забыть о своей несчастной истории с несостоявшимся замужеством и намечающейся ссорой с родителями. И потом, сто лет не была на природе. А зимой так вообще никогда! И горячий глинтвейн, сваренный прямо на костре, кружил голову, даря непривычное ощущение счастья. Запах дыма, мерзлого леса, аромат шашлыка, смех новых друзей, все это для меня было самым настоящим новогодним подарком.

Через пару часов шашлыки были съедены, мусор убран, а алкоголь у мужчин оказался на исходе, но, кажется, домой никто и не собирался. Теперь все лепят башни и попеременно обкидываются снежками. Даже Юлька включилась в игру и, повизгивая, прячется от снарядов за спиной мужа.

Гришка с Алинкой – против нас с Семенычем. Залп первый, второй, третий, мы заготовили целую кучу снарядов, но Семеныч расторопней меня и комки снега быстро заканчиваются. Пока я верчусь в поисках нового липкого снега, покинув защитный вал, мне прилетает комом снега. И ни куда-нибудь, а прямо в рот. Я на миг теряюсь, но потом давлюсь смехом сгибаясь пополам, выковыриваю изо рта пожеванный снаряд.

 Через мгновение меня хватают чьи-то неимоверно сильные руки и вздергивают от земли. Все еще беззвучно смеюсь, утыкаясь в Гришкин заиндевевший свитер, да так, что не могу успокоиться. А его трясет, просто колотит крупной нервной дрожью, и он бесконечно отчего-то шепчет испуганное свое: "Прости, прости, прости…"

Я поднимаю на него счастливые глаза и замираю, смеяться больше не хочется… Внутри все переворачивается, сердце делает кульбит и, кажется, пытается оглушить меня своим грохотом. Трясу головой, пытаюсь отдышаться, не понимая, что происходит. Отчего его дрожь передается мне? Я отступаю на шаг, и тут же в его взгляде сквозит неподдельная тревога и какое-то недюжинное мучение. Гришка дергается на миг, как от удара, но потом берет себя в руки и растягивает свою потрясающе-обаятельную улыбку:

– А я думал, ты плачешь. Все в порядке?

– Да, спасибо. Просто смешно. Я такая растяпа.

– Нет, ты просто очень красивая, как солнышко.

Я смущаюсь, выворачиваюсь из его рук и бегу к Алинке. Пора меняться местами.

 Сердце все еще гулко бьётся в ушах. Что это сейчас было? К чему этот комплимент? И, все еще счастливо улыбаясь, прячусь за новой башней. Ползая на корячках, собираю в кучку новые комья снега и продолжаю бой. Уже через минуту меня уносит взрывной волной адреналина в крови так, что я совершенно забываю обо всех своих печалях и невзгодах.

Около получаса длится наше общее безумие второго побоища, за это время мы меняем команды еще пару раз. И настает тот самый момент, когда мы с Гришей должны оказаться вместе, в одной команде. И я, неожиданно для себя, начинаю волноваться. Но спасает меня Юлька – выкидывает белый флаг в виде кухонного полотенца, немного перемазанного кетчупом, и кричит что есть мочи, что пора домой!

Все понимают, что, наверное, действительно хватит, ведь одежда вся забита снегом, ноги промокли, а о варежках с шапками и говорить не стоит. Очистив друг друга от заледеневших катышков, посовещались и решили ехать на одной машине, не вызывая такси. Правда, для этого пришлось разложить третий ряд сидений, который таился в багажнике машины Семеныча. Но так как сиденья были неудобными, да и нужды особой в них не было, то ими особо и не пользовались.

Пакеты с вещами и посудой растолкали по полу у ног. Юлька за рулем, рядом с ней Семеныч, руководит поездкой, одновременно подбадривая свою трусиху жену. Алинка с Пашей посредине, а нас почему-то с Гришей «утолкли» в багажник. Здесь сидеть, конечно, совершенно неудобно, да и Гриша достает макушкой до потолка, так что приходится постоянно пригибаться. Но лучше, конечно, ехать так, чем ждать приезда другой машины.

 До города полчаса езды, громко орет музыка, разговаривать никому не хочется, все просто выдохлись. У меня промокли штаны, щиплет коленки, и ужасно чешется от холода кожа. Все, о чем я сейчас мечтаю, так это о теплой ванной. И мне даже плевать, если Игорь до сих пор отирается где-то рядом. Сейчас мне уже ничего не страшно! Хотя навряд ли он все еще там. Вот папа да, тот наверняка караулит квартиру.

Ерзаю на холодном сидении, пытаясь удержать те искорки хорошего настроения, что переполняют меня от отдыха на природе. Но мысли, они как рой рассерженных ос, надоедливо донимают и донимают. И мне еще добираться до дома …

Конечно, Алинка зовет в гости, но мне неловко. Там у нее и так народу полный дом.


Приглашение на Новый год я все же приняла, хоть изначально и не хотела. Вдобавок смутное чувство, тонко пищащий голосок откуда-то изнутри подсознания отчаянно семафорит и подзуживает, что отказываться нельзя. А собственно, что я теряю? Потому и согласилась.

Алинка кажется задремала, Паша так точно уже давал храпака, Юлька, взглянув на эту парочку в зеркало заднего вида немного убавила звук магнитолы. Я вспомнила, что у меня с собой был пакет, я его точно бросала куда-то сюда, в багажник. Повертелась, нашла, достала воду и пачку печенья. Развернула, положила на колени. Обернулась к Грише.

– Угощайся.

 Тот отчего-то снова сидел мрачнее тучи и, кажется, с опаской смотрел то на меня, то на печенье.

– Что это?

– Как что? Печенье, земляничное. Угощайся. Есть еще вода и шоколадка. По правилам должно быть еще яблоко, но в магазине их не было.

– По каким правилам? – поперхнулся он.

– По моим. Потому что я так люблю. Попробуй.

– А почему печенье земляничное? – попытался, кажется, вывести на разговор меня этот бука.

– Ну… – замялась я, не решаясь откровенничать с чужим человеком, – Это на самом деле неважно. Уже не важно. Так будешь или нет?

– Буду, – несмотря на расстроенный вид, соглашается Гриша. Потом пристально смотрит на меня, как я, по старой детской привычке, откусываю у квадратика песочного лакомства поочередно все уголочки, делая из него подобие круга, потом прикладываю получившуюся медальку с изображением ягод к глазу на манер пиратской повязки и тут же отправляю последний кусочек в рот.

Но вдруг этот бука счастливо улыбается, берет сразу несколько печенюшек вместе, одновременно запихивая их в рот так, что щеки выпирают углами. И жует, как ни в чем не бывало, а у меня в этот миг наворачиваются слезы, сбивается дыхание, и словно кто-то вырывает кусок мяса из груди. Как же сейчас там ужасно болит и кровоточит…

 И теперь уже я отворачиваюсь к окну, чтобы не смотреть на Гришу, потому что точно так же когда-то уминал печенье мой единственный и дорого́й друг Йорик.

11

Алинка порывается оставить меня у себя, но я отбрыкиваюсь, как ужаленная, и спешу вызвать такси. Настроение практически на нуле, но я стараюсь, делаю вид, что все в порядке. Потому что от моих тараканов в голове даже мне тошно, а другим и своих проблем хватает.

 Такси подъезжает как раз в тот момент, когда все мужики уносят наверх багаж, а мы с Алинкой остаемся одни у машины. Она крепко сжимает меня в объятиях, шепчет благодарности за то, что я ее не бросила и смогу повторить этот подвиг в Новогоднюю ночь. Я клятвенно обещаю, что приеду тридцать первого, в пять вечера. Затем сажусь в такси и укатываю в свою нору. Зализывать раны. У меня на это два дня.

 А потом я решу, что нужно начать жить сначала. Просто жить без воспоминаний и чувства вины. Потому что с этим действительно пора покончить. Потому что это грузом тянет меня на дно. Потому что даже такой супермужик, как Игорь, для меня прошел тенью по жизни. И так дальше продолжаться больше не может. Два дня… у меня есть два дня, чтобы полелеять свои воспоминания, а потом их нужно точно так же безжалостно сжечь, как и письма…


Что-то нехорошее зашевелилось в душе, но я отбросила неприятное чувство на задворки сознания.

В моих окнах горел свет, поэтому рано распускать нюни. Впереди еще одна битва.

Папа открыл дверь с первого звонка. Раздет, помят, молчит, грозно смотря мне в глаза. В зале тарахтит телевизор, вещая спортивные новости. Я кротко здороваюсь.

Он снова молчит.

 Я стягиваю с себя мокрую куртку, сапоги, штаны и свитер, насквозь промокшие, снимаю тоже здесь, внаглую перешагиваю через кучу одежды и, в одном нательном облегающем белье, шурую в ванную. Закрываться не привыкла с детства, знаю, что никто не зайдет. Включаю горячую воду, чтобы согреться и искупаться. Это мой неизменный релакс. Добавляю пару колпачков геля для пены. Дрожу от холода, растираю свою гусиную кожу, а потом плюю на все и лезу в еще даже не наполнившуюся водой ванну. Наберется вместе со мной. Так теплее.

 Когда вода доходит до подбородка, я выключаю кран и наступает долгожданная тишина. Хотя эту тишину ждала не только я. Но и мой папочка.

– Ты почему телефон не брала? И почему он дома, а ты нет? – кричит он откуда-то из коридора.

– Пап, я уехала рано утром, телефон выпал из кармана. Я сама не знала. Прости, пап. Надеюсь, ты маме ничего не говорил?

– Нет, конечно. Жду же тебя, видишь. Давай отогревайся и выходи. Поговорим. Я куртку и сапоги на батарею положу, а остальное стирать забери.

– Ладно, пап. Спасибо, пап.

В ответ шебуршение, грузные шаги, старческое кряхтение, горестные вздохи и ни одного слова. Злится? Переживает?

 Я закрыла глаза, успокаиваясь и впитывая тепло каждой клеточкой тела. В голове проносились самые лучшие кадры сегодняшнего дня. И, как ни странно, постоянно в них попадал новый знакомый. Он очень красив. И глаза у него такие… Не описать словами, но когда он улыбается и смотрит на меня, то внутри все переворачивается. А еще с ним просто приятно молчать. Мы, собственно, так и делали.

Через час, разомлев от горячей воды, я ловлю себя на том, что вот-вот усну. Поэтому сразу выбираюсь из ванной, обтираюсь и заворачиваюсь в огромный махровый халат.

Папа – на кухне, греет чай. В микроволновке – мамины пироги, на столе – вазочка, наполненная абрикосовым вареньем с орешками. В общем, полный боекомплект. Внутренне сжимаюсь, чтобы приготовиться к нотациям, и вообще молюсь каждую секунду, чтобы мне никто не промывал сейчас мозг. И вселенная будто слышит меня. Потому что в следующую минуту отец задает совершенно неожиданный вопрос:

– Ты Новый год с кем решила отмечать?

Я жду продолжения и неуверенно пожимаю плечами. Отец мнется, делает глоток своего остывшего чая и продолжает:

– Если ничего совсем не придумаешь, приезжай к нам с мамой. У нас, правда, соседи в этом году будут. Решили вместе отметить. Но ты не помешаешь, конечно. Скучно точно не будет. А так, если хочешь, могу тебе путевку взять. Ну, например, на горячие источники. Или на горнолыжный курорт. Еще есть варианты. Подумай.

– Пап, с чего это вдруг? – Я не верю своим ушам. – Что произошло, чего я не знаю…

 Да ничего, дочь. Просто сегодня Филиппов позвонил, говорит ты его решила бросить. Я тебе звоню, ты не отвечаешь. Потом этот идиот наяривает опять и толкует, что ты что-то с собой в квартире сделала. Я, конечно, приехал, тебя не нашел. Телефон дома. Но я отчего-то сердцем чувствовал, понимаешь, что с тобой все в порядке. А Филиппов начал мне подзуживать, чтобы я на тебя, бессовестную, воздействовал. Ну я тут ему не выдержал и врезал.

– Что? Пап, но это же… Теперь у тебя будут проблемы!

– Проблемы у Филиппова, потому что он пару месяцев назад обрюхатил нашу новенькую экономистку Лерочку. Я, к сожалению, узнал об этом один из первых. Но он обещал все уладить. А здесь выясняется, что Лера уволена, беременная, брошенная. А Филиппов тебя рекламирует направо и налево, как свою невесту, ничуть не стесняясь сплетен. Я конечно, уладил все, девочку пристроил на работу в другую организацию, на работе попросил языки прикусить. Переживал, что ты все узнаешь, что сердце тебе это разобьёт. Жаль мать не слушал. Она каждый день твердит, что не любишь ты Игоря. Я все не верил. А сегодня понял, как неправ был. Ты, дочка, прости дурака старого.

Я реву, беззвучно, стараясь не пропустить ни одного слова, а потом просто обнимаю своего любимого папку за шею и целую в блестящую лысину. Он горестно вздыхает, крепко меня прижимая к себе.

– Мир? – осторожно спрашивает он.

– Мир, – шепчу довольная я.

12

Что-то случилось, или я чего-то не понимаю.

Потому что теперь у меня нет двух дней покоя.

Потому что Алинка звонит мне каждые полчаса. Нет, даже каждые двадцать минут. И постоянно чего-то тарахтит, рассказывает, выспрашивает.

Одно дело, когда это просто вопросы о моих предпочтениях в еде. Но не настолько же я важная гостья, чтобы под меня затачивать все меню праздничного стола? Нет, ну вот честно…

Но больше всего смущает, когда она между делом задает какие-то личные вопросы. О жизни, о детстве, об Игоре и родителях. Меня это все ужасно напрягает, ведь разговоры мы ведем по видеосвязи, и нет-нет я вижу мелькание других участников процесса. Но послать куда подальше мне ее не удобно, потому что Алинка делает это с особым каким-то восхищением и искренностью. А потом я просто постепенно привыкаю. Вспоминаю, что моя подружка всегда такой и была – самой настоящей болтушкой. Поэтому списываю эти странные звонки на ее общительность.

Мы обсуждаем предстоящий вечер, мне при этом запрещается что-то приносить из дома и тратить время на готовку. Оказалось, что шеф-повар у нас уже есть – это Гриша. А в помощниках у него Алинкин Пашка и Юлькин Семеныч. Зато ничем не занятая подруга постоянно делает фотоотчеты этого процесса. А также их с Юлькой старания по украшению квартиры. Я смеюсь, болтаю, хвалю их всех и, в конце концов, только вечером понимаю, насколько устала.

Хотя безумно благодарна подруге за компанию, за то, что та такая неугомонная, и просто нашла способ не оставлять меня одну. В единственном мы с ней не сошлись и даже немного повздорили. Я отказалась показывать ей свой наряд. Она, кажется, обиделась. Но ненадолго. Примерно на двадцать минут. А потом вновь позвонила и стала тараторить о том, чтобы я все равно взяла с собой теплую одежду. Так как ребята требуют новый снежный бой и матч-реванш.

 Лишь только после нашего окончательного прощания, прозвучавшего примерно в пятый раз, и когда на часах уже было десять вечера, я отключилась, заверив, что пойду спать. А завтра, как только сделаю прическу и маникюр, приеду к обещанным пяти вечера в гости.

Наконец-то она оставила меня в покое.

Я подошла к шкафу. Теперь он другой, белый, современный. И без единого зеркала. Но там, внутри, хранится еще одно воспоминание. Лично мое, невостребованное. Но то, от которого я решаю освободиться уже в этом году. Это платье – золотистого цвета, на корсете и с пышной мягкой юбкой до колен. Уверена, что оно до сих пор мне как раз, хотя купили его на выпускной. Наряд мы выбирали с мамой, и она позволила именно это сияющее облако из невесомого тюля и тафты, потому что влюбилась в него с первого взгляда.

 Отчего-то я представляла, что вот на выпускной мой сказочный принц точно объявится! Непременно выйдет из толпы, среди тысячи удивленных взглядов подойдет сразу ко мне и возьмет меня за руку, а потом мы долго-долго будем танцевать, абсолютно счастливые, не замечая никого вокруг…

 Ну и что, что лето. Я ждала, я верила, что Йорик меня найдёт, как и обещал.

Я пыталась закрасить в памяти ту черноту обгоревшей комнаты новыми красками, сделать воображаемый ремонт. Представляла себе, что пока собираюсь на выпускной, Йорик видит меня сквозь зеркало, видит, какая я красивая, и он обязательно придёт. Мне семнадцать, но я все еще верю в сказку. Целую неделю, пока кручусь в этом платье перед зеркалом.

А потом, практически перед праздником, нас распределяют в пары, с кем мы сидим за праздничным столом в ресторане и с кем танцуем вальс перед родителями.

 И я понимаю, что никуда я не пойду. Вообще. Ни в этом платье, ни на этот дурацкий бессмысленный выпускной. Потому что аттестат все равно уже получен, потому что оплатили ресторан только за меня, и родителей там не будет, потому что я не хочу ни с кем чужим танцевать и сидеть за столом.

 Мама принимает мою злую волю спокойно, лишь просит фотографию на память в этом платье с отцом и с ней, для бабушки с дедушкой. Я соглашаюсь. И это единственные десять минут, в течение которых мое платье видит белый свет. Потом я бережно убираю его в чехол и вешаю в шкаф. И больше никогда, никогда не достаю.

А теперь хочу. И если оно мне все еще впору, то надену его завтра. На одну ночь. А потом просто продам через сайт с объявлениями по самой низкой цене. Потому что больше не могу цепляться за прошлое. Просто больше не осталось сил.

Платье как будто только что куплено. Садится на меня идеально. Кручусь перед зеркалом, придумывая образ. Потом бережно снимаю его, отпариваю, вешаю на плечики и на дверцу шкафа, чтобы не передумать. Смотрю, любуюсь, трогаю золотые искорки и все равно немножечко мечтаю. Знаю, нельзя. Но это в последний раз. Завтра поставлю точку. Я себе обещаю.

13

 "Точку. Точку. Точку."

 Твержу себе, как мантру с самого утра. Каким-то образом это мне помогает преодолеть панический страх перед новой компанией. Потому что знаю точно, начнутся намеки на наше с Гришей знакомство "чуть ближе". Не зря же мне про него Алинка все уши прожужжала за два дня. Конечно, мужчина действительно хорош. Своя небольшая фирма по ремонту квартир в Ростове, не курит, практически не пьет, по крайней мере, Алинкой в пьяном в абсолюте ни разу не был замечен. Воспитан, окончил институт с отличием, машина у него уже своя и, кстати, квартира в нашем городе, оставшаяся от родителей. Причем находится в соседнем микрорайоне, через городской парк, тут рукой подать.

 Я на все это отмалчиваюсь. Потому что не в Грише дело, а во мне. И даже размолвка с Игорем ни при чем. Потому что понимаю, это где-то внутри. Блок, который я создала сама – не увлекаться, не подпускать к себе других. Ждать…

Но, Настя, давай по-чесноку? Ждать можно до пенсии, упустив саму жизнь и не дождаться никого. Поэтому уже к обеду я себе клятвенно обещаю, что, если вдруг Гриша начнет за мной ухаживать, я не стану кривиться и убегать. Возможно, действительно, неплохой себе парень. Я же его совершенно не знаю.

Над прической бьюсь почти час, но волосы мои непослушны, вьются кольцами и рассыпаются. В итоге делаю простую ракушку, утыкав ее шпильками со стразами, слепленными в виде снежинок. На ноги примеряю легкие балетки, надеваю чулки. Ношусь по квартире, как бешеная, потому что на полноценный маникюр, кажется, не хватит времени. Поэтому просто подпиливаю ногти и крашу бесцветным лечебным лаком. И так хорошо. Легкий макияж и я готова.

 Платье надеваю в последний момент и понимаю, что Алинка права. Я выгляжу намного младше. Будто вот сегодня у меня выпускной. А не очередной грустный Новый год.

"Точка. Точка. Точка… "


Такси мчит меня по заснеженному городу, по главным улицам, и дает время, чтобы напитаться праздничным настроением – все вокруг сияет и пестрит от новогодней иллюминации. Где-то вдалеке маячит огромная пушистая елка, установленная на городской площади. Я на ней не была, кажется, лет пять. Но с Алинкой мы точно сходим – у них традиция загадывать желания под всеми наряженными елками города. Потихоньку невольно начинаю улыбаться, впуская в душу праздник и даже не замечаю, как мы уже въезжаем в Алинкин двор. Я сгребаю с сиденья одной рукой пакеты с одеждой, расплачиваюсь с водителем и вдруг передо мной распахивается дверь, а мне подают большую крепкую ладонь. Гриша. Его руки можно узнать из тысячи. Вздыхаю. Не ожидала такого напора с первой же секунды, но вкладываю свою руку в его и аккуратно, чтобы не помять платье, вылезаю из машины. Он тут же забирает пакеты, окидывает меня восхищенным взглядом и просто говорит:

– Пойдём. Там лифт отключили. А заходить нужно по лестнице через пожарный выход. На главном не работает освещение.

Я благодарно киваю и робко улыбаюсь. Всего лишь забота о гостье, не дергайся, Настя.

Мы идем до четвертого этажа по запасной лестнице, потом петляем по лабиринтам коридоров и наконец выходим на площадку с Алинкиной квартирой. Оттуда вовсю слышна музыка, дверь чуть открыта. Гриша открывает её пошире, пропуская меня вперед, я делаю два шага внутрь, и останавливаюсь. Ровно через мгновение на мои плечи ложатся Гришины руки, и я вздрагиваю. И кажется, он тоже. А потом тихо шепчет, практически в самое ухо:

– Я помогу раздеться, а то платье помнешь.

Снова себя ругаю, какая я пугливая дура. Расстёгиваю молнию на своем любимом бюджетном пуховике и опускаю руки вниз. Гриша легко помогает раздеться и вешает мой зеленый защитный скафандр на вешалку. Теперь я отчего-то чувствую себя совершенно голой и открытой донельзя. Зачем я надела это платье? С ним столько всего связано. Моих надежд и ночных слез. А теперь я будто выставляю все это напоказ. Только восхищенный вздох мужчины, стоящего за спиной, заставляет меня взять себя в руки. Я натягиваю довольную широкую улыбку и поворачиваюсь к нему.

– Нравится?

– Очень… – В его глазах не только восхищение, в котором я буквально купаюсь, но и какой-то немой вопрос. Но я не понимаю. А Гриша, чуть прикрыв глаза и судорожно вздохнув, продолжает: – Давай, я помогу разуться. Ты взяла что-то из обуви? Если нет, то есть домашние тапки.

Я смеюсь и достаю из пакета светлые балетки, слегка присыпанные золотинками. Гриша тут же садится на корточки и аккуратно расстёгивает замочки моих сапог, а затем бережно их снимает. Берет из моих рук домашнюю обувь и снова помогает, теперь уже обуться. Я в эти минуты покрываюсь красными пятнами от неловкости и смущения, но этот до невозможности галантный мужчина делает вид, что ничего особенного не происходит. И как только завершает процесс превращения меня из золушки в принцессу, быстро встает, молча разворачивает меня и ведет в зал.

 Здесь уже все накрыто и мужчины, тихо переговариваясь, разливают напитки. Я пробегаюсь глазами по уставленному различными царскими яствами столу, тихонько присвистывая, а Семеныч, явно жалуясь, говорит:

– Да-да, представляешь? Этот супершефповар сутки нас из кухни не выпускал. Я думал, сдохну. Вот это было испытание, Настен!

– Не жалуйся, – грохочет хриплым басом Гриша из-за моей спины. – Ты просто выручал беременную жену, как самый примерный муж.

Семеныч соглашается, мы все еще немного смеемся над его потерянным выражением лица, и я отправляюсь в одну из спален, к девчонкам.

Там Алинка кипишует, как и я пару часов назад, со своей прической. Руки трясутся, она явно перевозбуждена, что готова разреветься в любую минуту. Юлька, видимо, ради своей же безопасности, сидит на кровати, в сторонке и подальше от бешеной родственницы.

Алинка, завидев меня, замирает, потом сглатывает комок и выдаёт совершенно нелогичный вопрос.

– Насть, а откуда у тебя это платье?

В этот момент я теряюсь. Совсем. И первая мысль, которая закрывается в мою дурную голову: "Вот чего вырядилась, спрашивается?"


Но Алинка тут же исправляет свою оплошность:

– Оно офигенное, Насть. И ты в нем офигенная! Как школьница с выпускного. Я прям завидую. Так откуда?

– Так оттуда, – тихо рапортую смущенная я. – Как раз со школьного выпускного и висит. Я просто его ни разу не надевала.

Подруга бледнеет на миг. Потом кивает каким-то своим мыслям и вдруг победно и счастливо улыбается и заявляет, буквально меня огорошив:

– Хорошо, что ты сегодня его надела! Правильно! Поможешь с прической? А давай косы, а? Как в институте?

Я соглашаюсь. Алинкины волосы я заплетала тысячу раз и знаю, какую прическу ей лучше сделать. Через пятнадцать минут на меня через зеркало смотрит ее довольная мордаха. А я делаю последние штрихи. Закалываю цветы на корзинке из кос, светло-зелёные, в тон платью.

14

Не нужно быть особым интеллектуалом, и так понятно, что меня усаживают за стол рядом с Гришей. Праздник для нас начинается в шесть. Как говорит Алинка, чтобы все успеть. Мы поочередно пробуем все блюда, расхваливая мастерство наших поваров, Юлька налегает на фрукты, я с удовольствием жую баранину, запечённую с айвой.

 Алинка без умолку тараторит, а Гриша, не поддерживая мужчин в выпивке, болтает с сестрой и ненавязчиво ухаживает за мной. И мне это, к удивлению, нравится. Эта тихая семейная атмосфера, эти вкусности, этот запах Нового года. И я чувствую, что потихоньку меня начинает отпускать. Я уже совсем чуть-чуть перестаю ненавидеть этот праздник и втайне надеюсь, что он будет нормальным. Скучать и грустить мне сегодня точно никто не даст.

Через час мы решаем поиграть, Алинка достает заготовки для конкурсов. Хитро мне подмигивает, и я понимаю:" Понеслось!"

 Она ведь и в институте была активисткой, выдумщицей и постановщицей всех забав. Ничего не изменилось. Конкурсы у нее такие же бесшабашные и еще почти два часа мы хохотали до упаду, выполняя задания. Танцевали, читали переделанные на взрослый лад стихи на стульчике у елки, получали призы и веселились на всю катушку. Стоит ли говорить, что там, где можно было меня столкнуть с Гришей, Алинка это виртуозно проворачивала. Но в какой-то момент я и сопротивляться перестала. Мой напарник на этот вечер был предельно вежлив, галантен, не переступал черту дозволенного и был, на мой взгляд, абсолютно доволен тем, что нас снова и снова ставят в пару. Лишь один раз я взбрыкнула, выдав, что нечестно играть состоявшимися парами и пора меняться. Вцепилась в Семеныча, как краб перед кипятком, и обаятельно во все зубы выдала свой оскал Алинке. Та, поняв, что немного перегибает палку, выдала новую порцию конкурсов. В завершение был танец. Но тут меня предал Семеныч, прошептав на ухо, что Юлька снова дуется.

– Прости, мне придётся вернуть тебя нашему герою.

 Я киваю и отчего-то начинаю дрожать. Потому что сейчас для меня настанет момент откровения. За исключением дурацких нелепых репетиций перед выпускным и одного топтания на месте с Игорем под музыку в баре, я ни разу ни с кем не танцевала. Кажется, Гришу тоже потряхивает. Значит, волнуюсь не я одна. Это отчего-то радует. Но я все равно цепляюсь за его рубашку слишком сильно, а Гриша, словно ничего не замечая, серьёзно смотрит на меня и кладет свои огромные горячие ладони на мою спину, прожигая тонкую ткань платья насквозь. И это мне немного помогает – я вдруг успокаиваюсь, и сама себе удивляюсь. Мне совсем непротивно. Не хочется скинуть его руки, не хочется убежать. Еще миг, и Гриша облегченно вздыхает, словно умеет читать по лицу все, что у меня на душе. Музыка уже давно звучит, и мы наконец-то начинаем двигаться, неторопливо, впитывая тепло друг друга, прислушиваясь к дыханию, разбирая по ноткам смешавшиеся запахи тел. Мне уютно, хорошо. И я тихо радуюсь. Наверное, не так уж и трудно поставить точку. Если захотеть.

Еще несколько часов нашего праздника кажутся мне особым хаосом, потому что Паша и Семеныч успевают прилично принять на грудь, Юлька пару раз уходит в комнату отдыхать, а Алинка приседает нам с Гришей на уши. После нескольких бокалов вина ее точно невозможно заставить замолчать. Но это не напрягает. Мы с удовольствием поддерживаем с ней беседу, потому что она, как буфер, не дает нам чувствовать напряжение, все еще сквозившее между нами.

 Несколько раз выходим во двор, подышать. При этом каждый раз меня обувает-одевает Гриша, и я настолько это остро воспринимаю, что мои бордовые щеки вызывают у Алинки смех. А за ней хохочут и остальные. И я понимаю, что все за нами чуточку наблюдают и, кажется, чего-то ждут.

 Настроение не угасает ни на минуту, и мы снова и снова едим, пьем, играем, танцуем, веселимся. За час до заветной полуночи Пашка вдруг просит слово.

– У нас традиция есть. Гриша знает, а ты, Настя, еще нет. Мы вот примерно в это время, на пороге Нового года, оставляем свои сожаления здесь, в старом году. Каждый говорит о том, что стоит перечеркнуть, забыть, чтобы не тащить с собой. Ну и немного себя за это простить. Это, конечно, нелегко, вот так перед другими открываться. Но я, как врач, точно знаю, что это очень полезно. Так что, начинаем. Я первый, а дальше по кругу.

 И в этот момент из меня вышибает дух. Мысленно мечусь от полки к полке в своей голове, на которых тихонечко дрыхнут мои тараканы, и пытаюсь понять, о чем же я больше всего сожалею. А когда нахожу, то сама себе удивляюсь. Потому что я решила, что точка. А получается, как будто снова какая-то запятая…

 После Пашкиных откровений встает Семеныч, затем Алинка и Юля, потом Гриша.

Его сожаление выглядит совсем просто: "Жаль, что я так редко сюда приезжал и не нашел в себе смелости завершить начатое. Хотя, оказывается, все было так просто…"

Алинка вдруг подозрительно всхлипывает, прижимая руку ко рту, виновато улыбается, а Гриша неожиданно опрокидывает в себя первую рюмку коньяка.

Ну вот, теперь моя очередь.

Я встаю неуверенно. Но мне теперь стыдно промолчать. От этих людей я услышала очень личное и мне тоже придется поделиться чем-то сокровенным. Вздыхаю, тереблю салфетку и еле слышно начинаю:

– У меня были письма. Очень дорогие сердцу. Для меня от самого близкого человека. Но я однажды испугалась, что их кто-то увидит и прочтет. Вернее, не кто-то, а мама. Я так сильно почему-то испугалась. Глупость, конечно. Но ровно за несколько дней до Нового года я их сожгла. И всю жизнь об этом жалею.

 Грохот стула заставил меня обернуться. Рядом стаял взлохмаченный Гриша. Я, ничего не понимая, обернулась, чтобы взглянуть на подругу. Что я не так сказала? Но она напугала меня еще больше своей мертвецкой бледностью и слезами, готовыми вот-вот вырваться наружу.

– Когда это было, Насть? Скажи, это важно – еле слышно сипит Алинка.

 Гробовая тишина и пристальный взгляд каждого присутствующего в этот момент меня просто ошеломили. Я бессвязно отвечаю, совершенно ничего не понимая:

– Одиннадцать лет назад. Двадцать девятого декабря. А что, это имеет значение?

Смотрю на ошарашенное лицо Алинки и Пашки, на остальных вообще боюсь взглянуть и чувствую, как Гриша, протиснувшись сзади и стараясь меня не касаться, уходит на балкон. А там начинает курить.

Алинка закрывает лицо руками, молчит. И я понимаю, что отчего-то наш праздник безнадежно испорчен. Юлька с Семенычем молчат, опустив глаза.

Я жду, смотря на каждого из них, надеясь услышать ответ на мой немой вопрос. Кажется, что проходит вечность, прежде чем решает высказаться Пашка.

– Настя, присядь. Думаю, нет смысла больше делать вид, что ничего не происходит.

Я киваю и медленно опускаюсь на стул, краем взгляда постоянно цепляя огонек тлеющей сигареты в руках Гриши. Он все также стоит на балконе и, кажется, выкуривает уже вторую.

– Гриша, брат Алины, жил раньше здесь, в пятнадцатом микрорайоне, совсем недалеко от твоего дома. И дружил с одной девочкой. Очень странная у них дружба была. К тому же тайная. Так вот они писали друг другу письма, а потом ими обменивались. И кажется, все было хорошо. Пока однажды, перед самым Новым годом, как раз двадцать девятого декабря, одиннадцать лет назад, в их квартире не начался пожар. Именно с комнаты Гриши. В его столе, в самом нижнем ящике, где под замком хранились эти самые письма, вдруг разгорелся огонь. Никто, конечно, этого не видел, кроме Гришки. Да и он это видел во сне или в бреду от угарного дыма. Его вытащили практически бездыханного. Квартира сгорела вся за очень короткий срок, еле выбраться успели. Говорили, что как будто пороху в ней насыпано было, все вспыхнуло, не остановить. Тогда это было страшным ударом. И родители Гриши приняли решение уехать в Ростов, к бабушке и дедушке. Там и остались жить…

Пашка поднял на меня глаза, наверное, пытаясь увидеть, что я из этого сумела понять. А я, словно пронзенная громом и молнией, с ужасом смотрела на Алинку и ее мужа, зажав рот ладонью и еле сдерживая душащие меня рыдания. Мне казалось, что вокруг снова та чернота и гарь, запах пожарища и тьма, которая меня вот-вот окутает.

 Пашка вскочил, принес мне стакан холодной воды. Стуча зубами о край, я выпила его практически залпом, закашлялась, как будто там было спиртное, хватая ртом воздух, и никак не могла понять, отчего так жжет в груди. Лишь подняв глаза, я поняла, что все сидящие продолжают буровить меня взглядом, ожидая от меня ответа.

А что я могла сказать? Простите, была дурой? Не осознала, что мы с ним отражение друг друга? Что если горит у меня, горит и у него? Что задыхается в дыму Йорик иотказываются работать и мои легкие? Что это проклятое волшебство, отчего-то вдруг переставшее работать, тоже испортила я?

Я сижу как истукан, до сих пор не веря в происходящее. В то, что мою тайну…нашу тайну… знают в этой комнате абсолютно все. И, наверное, уже давно всё поняли.

 Кроме меня.

 А я в каком-то ступоре, будто все не про меня и сейчас я не здесь. Пожалуйста, дайте мне уйти незаметно…

Но из личных стенаний вырывает Алинка. Тихо так произносит, при этом чеканя каждое слово. И они отдаются набатом в моей голове.

– Гриша приезжал потом, в ту квартиру, летом. И видел тебя через зеркало, непонятно, как оставшееся целым после пожара. Ты стояла там, в своей комнате и как раз мерила это платье. Йорик кричал и бился, пока это чертово стекло не разлетелось на тысячу осколков вместе с его надеждой найти тебя. Он искал тебя всю свою сознательную жизнь. И только попробуй мне сейчас соврать, что это тебе безразлично.

Вот тут я срываюсь с места и бегу на балкон, по пути спотыкаясь о чей-то стул. Две секунды и я в его крепких объятиях, прижата к груди так сильно, что слышу наши бешено колотящиеся сердца. Тихонько всхлипываю, не в силах сдержать слезы, а Гриша судорожно вздыхает, целует меня в макушку и, кажется, совершенно не собирается отпускать.

Не знаю, сколько мы простояли там. Но отчетливо слышала, что в комнате из телевизора раздается бой курантов, и теперь уже точно родные мне люди кричат «Ура!» и «С Новым годом!»

 А я не могу надышаться, потому что воздух у нас один на двоих с Йориком, потому что волшебство окутывает нас вновь, проникая своими золотыми искорками в самое сердце.

И мы молчим, потому что теперь у нас все впереди. И Новый год наконец-то наш, и счастье не закончится через неделю. В небе вспыхивают разноцветные бутоны фейерверков, а Йорик, чуть высвободив руку, достает из кармана брюк маленький брелок в виде шариковой ручки. Берет мою ладонь, нежно целует ее, а потом рисует на ней две коротких параллельных линии, волну между ними и заключает этот магический знак в огромное красивое сердце.

– Я нашел тебя, Еська!


Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14