Аусфарт [Андрей Собакин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Аусфарт ( нем. Ausfahrt ) – поворот, съезд с автобана, автотрассы


Был поздний осенний вечер. Солнце уже скрылось, и на землю опустились серые сумерки. Широкой шершавой лентой перед нами расстилался вечерний автобан – не тот, загруженный до предела массой машин со спешащими домой отцами семейств, а чуть более поздний, поспокойнее… Весь правый ряд был основательно занят большими грузовиками, размеренно бредущими со стабильной скоростью в девяносто километров в час и похожими на бесконечное стадо слонов держащих друг друга невидимыми хоботами за невидимые хвосты. В левом ряду движение было более оживлённым – служащие, которые по какой-то причине задержались на работе, торопились поскорее воссоединиться со своими семьями и успеть, по крайней мере, к позднему ужину; ну, или путешественники вроде нас спешили до наступления ночи добраться до какой-нибудь гостиницы…


Наша малолитражка бодро поддерживала около ста тридцати километров в час – ехать быстрее я не хотел по двум причинам: во-первых, сильно увеличился бы расход бензина, а во-вторых, где-то при ста пятидесяти машину начинало довольно неприятно трясти, и что-то где-то начинало постукивать. Мне это совсем не нравилось, и я даже подумывал после поездки посетить автосервис…


Мы были в пути весь день, и теперь, когда ночь приближалась с каждой минутой, накопившаяся усталось всё больше и больше давала о себе знать. Эмма сидела рядом со мной. На её коленях лежал раскрытый автодорожный атлас, и с карманным фонариком в руке она пыталась определить, где мы находимся. Для этого она время от времени переворачивала атлас вверх ногами, совмещая тем самым направление нашего движения по реальному автобану с нарисованным. Периодически Эмма отрывалась от атласа и внимательно следила за дорожными указателями. Увидев название очередного населённого пункта, она вновь склонялась над картой и скользила пальцем вдоль ленточки нарисованного автобана…

– Скоро будет Дортмунд, – сказал я, – Там поищем, где переночевать.

Эмма вздохнула – она уже заметно устала, и ей очень хотелось, чтобы мы поскорее нашли гостиницу для ночлега. Ещё два часа назад она начала мне зачитывать названия разных небольших городков вдоль автобана, где, по её мнению, мы вполне могли найти какую-нибудь недорогую гостиницу. Однако я хотел проехать как можно дальше, чтобы переночевать поближе к границе и на следующий день приехать в Париж пораньше, а не на ночь глядя, как в прошлом году. Дело в том, что весной прошлого года мы впервые проделали такое путешествие – на машине до Парижа. Никаких забронированных гостиниц, никакого чёткого маршрута – только выбранное направление и полная импровизация по пути. Получилось гораздо интереснее, чем лететь на самолёте – можно всегда остановиться, где захочется, посмотреть разные города по дороге да и, вообще, быть хозяевами положения – самим определять темп и маршрут следования. И вот, на этот раз осенью, мы решили повторить наше путешествие…


– Искать гостиницу в большом городе? – Эмма с сомнением посмотрела на меня, – Ты помнишь, в прошлом году сколько мы по Кёльну колесили? И в результате всё равно нашли гостиницу где-то на окраине.

– Это да, – согласился я, – Хорошо, будем искать не доезжая до Дортмунда. Вот этот поворот мы уже проехали – давай свернём на следующем?

Эмма с сожалением проводила взглядом поворот, который мы как раз проезжали, и снова посмотрела в атлас, а я перестроился в левый ряд обгоняя динную колонну грузовиков.

– Наверное, нам лучше держаться в правом ряду, – сказала Эмма, – Следующий поворот будет уже скоро…

– Ничего страшного, – ответил я, – Сейчас обгоним эти грузовики и…

– Но если ты будешь так гнать, то мы пропустим и следующий поворот, – вздохнула Эмма, – Смотри, уже без пятнадцати девять… – и она кивнула на цифры, светящиеся на приборной панели.

– Ладно-ладно, – сказал я, – Только эти два грузовика…


Темнело, действительно, с каждой минутой. К тому же, откуда-то появился туман, который понемногу становился всё гуще и гуще. Обогнав два грузовика с длинными прицепами, мы перестроились в правый ряд, и практически сразу же появился указатель, что скоро будет следующий поворот с автобана, на Люнен.

– Ну вот, – сказал я, – Свернём на Люнен и поищем там гостиницу.

Я начал понемногу отпускать педаль газа, и машина послушно сбросила скорость до ста километров в час. Где-то далеко впереди сквозь сумерки и серую пелену тумана виднелись задние красные огни какого-то грузовика, но, поскольку мы ехали примерно с одинаковой скоростью, то они ни приближались, ни удалялись… Очень скоро из тумана показался большой синий указатель с белыми буквами: «AUSFAHRT». Я притормозил, и мы свернули с автобана на узкую дорогу, которая тут же круто свернула вправо – так что мне пришлось ещё раз резко притормозить. Теперь, после автобана, казалось, что наша малолитражка едва движется…


Дорога, на которую мы попали, вывела нас к перекрёстку, где я не задумываясь свернул направо по указателю «Lunen». После того, как мы покинули автобан, туман стал практически непроницаемым. Видимость была метров десять – не больше. Мы ехали по неширокой асфальтированной дороге. Слева и справа были высокие кусты, за которыми, скорее всего, был густой лес – увидеть что-либо ещё из-за темноты и тумана было невозможно.

– Ну, и где этот Люнен? – спросил я безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то напоминающее населённый пункт.

Эмма молчала – она тоже напряжённо вглядывалась в туман… Вдруг, совершенно неожиданно, свет фар выхватил из темноты и тумана деревянную вывеску сделанную из потемневших от времени досок наподобие щита средневекового рыцаря. Вывеска стояла в траве на обочине и была частично закрыта кустами. Мы вздохнули с облегчением – вырезанные на досках готические буквы складывались в желанное в нашей ситуации слово: «GASTHAUS». Тут же под буквами была нарисована стрелка, указывающая вправо. Я притормозил в паре метров от вывески и мы начали всматриваться в туман – вправо, и вправду, уходила узкая грунтовая дорога, которая исчезала в темноте и тумане среди кустов.

– Ну вот видишь, как всё хорошо складывается, – сказала Эмма.

Я кивнул, и наша малолитражка, осторожно свернув на грунтовую дорогу, зашуршала шинами по гравию. При повороте свет фар скользнул по вывеске, и я успел разглядеть более мелкие готические буквы под стрелкой: «Кристиан Х…» – судя по всему, это было имя владельца гостиницы. В следующее мгновенье вывеска исчезла в тумане…

Грунтовая дорога уже через десяток метров оказалась длинной аллеей, вдоль которой росли ветвистые старые деревья прямо-таки сказочного вида. Наверное, это были дубы… За деревьями была видна только белая непроницаемая стена тумана.

– Как красиво! – восхищённо сказала Эмма.

Аллея заканчивалась двумя невысокими столбиками стоящими слева и справа от дороги наподобие ворот. Столбики были сложены из округлых камней скреплённых цементом, и на каждом из них был закреплён чёрный металлический силуэт кота с высоко поднятым хвостом. Миновав столбики с котами, мы въехали на широкую округлую площадку засыпанную гравием. Перед нами возвышался большой двухэтажный дом с высокой и крутой крышей. Стены дома были покрыты белой штукатуркой с тёмными деревянными перекладинами – ну прямо дом из Средневековья или из старой немецкой сказки. Справа стоял, наверное, сарай или гараж – одноэтажная постойка в том же стиле что и дом, но без окон и с большими запертыми воротами. Слева из тумана выступал огромный тёмный дуб…

Я припарковал нашу малолитражку у сарая, чуть ближе к дому, чтобы не блокировать ворота – хотя, вряд ли ночью кому-нибудь потребовалось бы их открывать. Когда я выключил мотор и погасил фары, всё погрузилось в полумрак и туман, и лишь неяркая лампочка горевшая над крыльцом дома освещала смутные очертания предметов. Дом казался пустым, или там уже все легли спать…

– Никого нет? – я растерянно посмотрел на Эмму.

– Но ведь лампочка над дверью горит… – сказала она, – Иди постучи, а я тебя тут подожду.

Я вышел из машины и сразу же ощутил, что заметно похолодало – всё-таки была осень, а моя куртка осталась лежать на заднем сиденье. Я поднялся на крыльцо и нажал металлическую кнопку звонка. Поскольку никаких звуков я не услышал, то я нажал кнопку ещё пару раз, а потом постучал в дверь и прислушался. В доме было тихо. Отойдя на пару шагов от крыльца, в одном из окон первого этажа я заметил свет где-то в глубине дома. К тому же, в воздухе ощущался запах дыма – видимо, в доме топили камин или что-то в этом роде… Я снова подошёл к двери и ещё раз осторожно постучал. Послышались неторопливые шаги, негромко щёлкнул замок, и дверь бесшумно отворилась. Передо мной стоял бодрого вида старичок с совершенно седыми волосами, добрыми глазами и несколько застенчивой улыбкой. Одет он был не очень по-домашнему – на старичке были отглаженные брюки, свежая рубашка в бело-синюю клеточку и забавная жёлто-коричневая клетчатая жилетка.

– Добрый вечер, добрый вечер, – приветливо сказал старичок с интересом меня разглядывая.

– Добрый вечер, – поздоровался я и тут же спросил, – У вас есть комната для двоих на одну ночь?

– Да, конечно, – кивнул старичок, – Мы вас ждали, и у нас есть для вас комната.

– Вы нас ждали? – удивился я.

– Молодой человек, когда содержишь гостиницу, всегда ожидаешь постояльцев, – несколько назидательно, но добродушно объяснил старичок, – Пойдёмте, я дам вам ключ…

– Подождите, пожалуйста, – сказал я, – Я позову мою девушку, и мы возьмём наши вещи из машины.

– Ах, у вас машина… – старичок улыбнулся и, едва заметно кивнув, снова скрылся в доме, оставив входную дверь приоткрытой.

Когда я приблизился к машине, Эмма открыла дверцу и вопросительно на меня посмотрела.

– Всё в порядке, Эмма, – сказал я, – У них есть для нас комната.

– Дорого? – спросила Эмма.

– Не знаю, я не спросил. Я не думаю…

Я надел куртку и пошёл доставать из багажника синюю дорожную сумку с нашими вещами. Эмма взяла в руки свой небольшой кожаный рюкзак и ожидала меня не отходя далеко от машины и настороженно оглядываясь по сторонам. Вокруг стояла абсолютная тишина, и уже совсем стемнело.

– Странно, – задумчиво сказала Эмма, – Тут так тихо…

– Когда туман, то всегда тихо, – ответил я.

Я закрыл машину, и мы направились в дому, где окна первого этажа уже были ярко освещены. Когда мы подошли к приоткрытой двери, до нас донеслись голоса – старичок с кем-то разговаривал. Сначала какой-то женский голос что-то спросил – мы не расслышали что, а потом, как раз когда я открывал пошире дверь, старичок повернувшись куда-то вглубь дома ответил:

– Всё в порядке, Эмма. У нас гости – молодой человек и девушка.

Я улыбнулся и посмотрел на Эмму – очевидно, хозяйку гостиницы звали так же. Эмма на секундочку изобразила мне несколько театральное удивление и, пожав плечами, вошла следом за мной в дом. Старичок приветливо нам улыбнулся, и тут же откуда-то снова донёсся приятный женский голос:

– Я сейчас приду на них посмотреть.

– Конечно, дорогая, – отозвался старичок, – Очень симпатичные молодые люди…

На первом этаже дома располагалась просторная комната с толстыми, потемневшими от времени деревянными балками под потолком. Это было что-то вроде небольшого ресторана с несколькими массивными столами под белоснежными скатертями и тяжёлыми старомодными стульями с потёртыми подушечками на сиденьях. Слева от входа была высокая деревянная стойка бара, за которой виднелись полки с разнообразными бутылками и приоткрытая дверь – наверное, на кухню. Справа, в глубине комнаты, возле лестницы на второй этаж, я заметил ещё одну дверь, которая вела, видимо, в ту часть дома, где жили хозяева гостиницы. Эта дверь была открыта, и там, в конце небольшого узкого коридора, можно было различить часть комнаты с ярко пылающим камином и спинкой солидного кожаного кресла…

Пока я ходил к машине, старичок времени даром не терял и успел сходить за ключом от комнаты.

– Вот ваш ключ, – сказал он, протягивая мне старинного вида ключ с привязанной к нему потёртой деревянной табличкой, – Номер шесть. Это на втором этаже.

– Спасибо, – я взял ключ, но прежде чем мы успели направиться к лестнице, из коридора появилась опрятная седоволосая старушка в очках. На ней был длинный полосатый домашний халат и мягкие тапочки. В руке старушка держала толстую потрёпанную книгу, которую она, очевидно, только что читала сидя в кресле у камина.

– Добрый вечер, – радостно заулыбалась нам старушка.

Мы тоже вежливо поприветствовали её и начали неспеша подниматься по лестнице – сначала Эмма, а потом я.

– Я дал им шестой, – сказал старичок с какой-то заботливой интонацией в голосе.

– Это хорошо, – отозвалась старушка, явно чтобы мы услышали, – Они, наверное устали с дороги, а там есть ванна… У нас есть горячая вода, – почему-то добавила она.

Когда мы уже вступили в полутёмный коридор на втором этаже, снизу донёсся голос старичка:

– Они, наверное, проголодались…

– Да, пожалуй… – ответила старушка, – Давай…

И она начала что-то говорить, но, судя по всему, они пошли в свою комнату, потому что голос её стал звучать неразборчиво, а потом и совсем затих…

– Какая милая пара, – улыбнулась Эмма.

Мы остановились у двери с номером шесть, и я вставил ключ в замочную скважину… Номер оказался небольшим, но очень чистым и уютным. Стены были отделаны тёмными деревянными панелями. Не слишком высокий потолок с поперечными балками также состоял из коричневых, покрытым лаком досок. Широкая массивная деревянная кровать стояла у одной из стен. Вдоль стены напротив располагались маленькая, наверное детская, кровать, небольшой стол и два старинных стула – точно такие же мы видели внизу, в ресторане, только здесь на сиденьях не было потёртых мягких подушечек. В одной из стен было квадратное окно с раздвинутыми белыми занавесками. За окном стояла чёрная непроницаемая ночь. В стене напротив окна виднелась узкая дверь – видимо, там были туалет с ванной. Никакой другой мебели в комнате не было, если не считать небольшой картины висевшей на стене над двуспальной кроватью. Вместо шкафа у входной двери было прикручено с десяток потемневших бронзовых крючков для одежды, над которыми была прибита полочка для шляп…

– Странно, – сказал я, – никакого телевизора…

– А зачем тебе телевизор? – спросила Эмма, – Видимо, в эту гостиницу люди приезжают чтобы отдохнуть, а не телевизор смотреть. Тут, наверное, удивительная природа вокруг – утром посмотрим, а то сейчас темно, и не видно…

Я собрался было закрыть дверь и запереть её на ключ, но неожиданно услышал шаги на лестнице и задержался. Через несколько секунд в коридоре появился наш знакомый старичок. В руке от держал небольшую круглую корзинку.

– Извините, – сказал он увидев меня на пороге комнаты, – Я забыл вас спросить, в котором часу вы хотите завтракать?

– Не знаю…– я задумался, – Лучше пораньше…

– В семь? В восемь? – спросил старичок.

Я собирался было ответить « в семь», но не успел. Подошла Эмма и, ласково посмотрев на меня, повернулась к старичку и сказала:

– Лучше в восемь. У нас будет побольше времени, чтобы выспаться.

– Очень хорошо, – кивнул старичок, – Завтрак будет в восемь, там, внизу, в ресторане…

Потом он протянул мне корзинку и как-то застенчиво улыбнулся:

– Это вам от моей жены, чтобы не ложиться спать с пустым желудком… Это подарок, – добавил он, – Спокойной ночи…

И, повернувшись, старичок неторопливо начал спускаться по лестнице. Я закрыл дверь номера и запер её изнутри, оставив ключ в замочной скважине.

– Что там такое? – Эмма с любопытством заглянула в корзинку, которую я поставил на стол.

В корзинке оказались бутылка немецкого белого вина и полукруглая половинка свежевыпеченного хлеба с толстой тёмной корочкой и светлой пористой мякотью. Тут же лежали штопор, небольшой столовый нож и завёрнутые в бумагу две небольшие копчёные колбаски.

– Ого! – воскликнула Эмма, – Вполне неплохой ужин. Очень мило с их стороны.

Я тоже очень обрадовался – от запаха свежего хлеба у меня буквально потекли слюнки и заурчало в животе.

– Давай помоем руки и будем есть, – сказала Эмма и первая направилась в ванную.

Едва она скрылась за узкой дверью, как до меня тут же донёсся ее голос:

– Такого я давно не видела!

– Что там? – я тоже поспешил в ванную.

Ванная комната оказалась несколько просторнее, чем можно было ожидать. Эмму развеселила конструкция туалета – сливной бачок был вознесён на толстой трубе на высоту чуть ли не двух метров, и оттуда свешивалась тонкая металлическая цепочка с маленьким деревянным шариком на конце.

– Антикварная вещь, – сказал я.

Ванна была массивной и довольно нестандартной формы – несколько шире, чем обычно и с подчёркнуто округлыми формами. Смесители в ванне и на умывальнике были старинного вида с металлическими кранами. В центре каждого крана небольшой винтик удерживал круглую керамическую вставку синего или красного цвета – для холодной и горячей воды. Над умывальником висело небольшое прямоугольное зеркало в деревяной рамке. На самом умывальнике лежал кусочек мыла, а на крючках на стене висели полотенца нежно абрикосового цвета – два очень больших и три маленьких.Стены ванной комнаты были из тёмных вертикальных досок покрытых толстым слоем лака. На полу – несколько грубоватые шершавые кафельные плитки какого-то непонятного жёлто-коричневого цвета.

– Мне здесь определёно нравится, – сказала Эмма, – Похоже на какой-то старый фильм… Вроде когда-то смотрела, но вспоминаются только отдельные фрагменты: например этот кафельный пол в ванной или туман и та лампочка над крыльцом… Хорошо, что мы нашли эту гостиницу!

– Да, – согласился я, – Судя по всему, мы у них сегодня единственные постояльцы…

Вымыв по очереди руки, мы вернулись в комнату и занялись приготовлением ужина…

На столике стояла небольшая мраморная пепельница со специальным отверстием, куда была вставлена белая стеариновая свечка. Тут же лежал коробок со спичками, в котором оказались всего две спички. Пока Эмма доставала из корзинки вино, хлеб и колбаски, я зажёг свечку уложившись, к счастью, в одну спичку. Потом, вооружившись штопором, я приступил к открытию бутылки.

– Где-то я видела стаканы, – сказала Эмма.

– Мы можем взять крышку от термоса, – я кивнул в сторону нашей синей дорожной сумки.

– Нет-нет, я видела стаканы в ванной, – и Эмма поспешила в ванную.

Я тоже вспомнил, что там на полочке справа от умывальника стояли два стакана…

Наконец, мы уселись за стол. Два стакана были наполнены вином, копчёные колбаски – порезаны на маленькие аппетитные кусочки, а ароматный хлеб с хрустящей корочкой – разложен на столе соблазнительными ломтиками.

– За наше путешествие! – Эмма подняла свой стакан.

– Чтобы и дальше всё складывалось так же благополучно, – продолжил я, и наши стаканы слегка соприкоснувшись осторожно звякнули…

Вино оказалось на редкость приятным, с насыщенным, обволакивающим вкусом.

– Ммм.. Хорошее вино, – сказал я.

Хлеб также был необыкновенно свежим и ароматным. Ну, а копчёные колбаски исчезли буквально за считанные секунды.

– А ты заметил, как они говорили? – спросила вдруг Эмма.

– Кто? – не понял я.

– Ну, владельцы отеля, – пояснила она, – У них, мне показалось, какое-то восточно-германское произношение…

– Думаешь, они из бывшей ГДР? – удивился я.

– Возможно… – задумчиво ответила Эмма, – Почему бы и нет? Переехали сюда после падения берлинской стены, купили эту гостиницу…

– Мне кажется, это просто из-за возраста, – сказал я, – У каждого поколения –свой диалект.

– Возможно… – повторила Эмма и продолжила, – Наверное, это не так уж и плохо… Всю жизнь вместе… Им наверняка уже за семьдесят, если не больше… Представляешь, они прожили вместе лет пятьдесят… Интересно, что будет с нами через пятьдесят лет? Ты будешь меня по-прежнему любить?

– Буду… – и я нежно коснулся ладонью бедра Эммы.

Она внимательно посмотрела мне прямо в глаза и едва заметно улыбнувшись спросила:

– Даже когда я стану седой и старой, с массой морщин? А вокруг будет множество молодых и красивых девушек?

– А зачем мне множество молодых и красивых девушек, когда у меня есть ты? – сказал я.

Эмма улыбнулась и накрыла мою руку своей рукой:

– Это хорошо, но посмотрим, как ты будешь рассуждать лет через тридцать или пятьдесят.

– И через тридцать, и через пятьдесят лет я буду рассуждать так же, – решительно сказал я, – Кстати, я бы не имел ничего против, чтобы на старости лет прикупить такой вот отель…

– Договорились, – улыбнулась Эмма, – Мне эта идея тоже нравится.

– А я, кстати, совершенно серьёзно, – сказал я.

– Хорошо, – кивнула Эмма, – И мы тоже будем такими же гостеприимными хозяевами. Согласись, это было очень мило с их стороны сделать нам такой вот подарок…

– Да, хлеб – это просто что-то невероятное, – сказал я, – Не помню даже, когда я ел что-то похожее… Если, вообще, ел… И вино тоже – нерядовое…

Я посмотрел на бутылку, которая стояла посреди стола – на белой этикетке красовались чёрные готические буквы выстроенные в несколько строчек, и четыре цифры указывали год…

Название вина было мне незнакомо. Строчкой ниже было написано: «Ahr», Ар – это винный регион недалеко от Бонна и Аденау, это мне уже ближе… Однако… Я повнимательнее взглянул на цифры… Что за наваждение? «1986». Этого просто не может быть!

–Эмма, посмотри! – я поспешно поставил свой стакан на стол и быстро повернул бутылку этикеткой к ней.

В следующую секунду я, как и ожидал, увидел, что лицо Эммы удивлённо вытягивается, а глаза – округляются.

– Невероятно! – сказал я, – Ты представляешь, они нас угостили двадцатилетним вином! Какие добрые старички – это вино, наверное, стоит бешеных денег… Подумать только – восемьдесят шестой год!..

Удивление на лице Эммы не уменьшилось, однако на этот раз она удивлённо смотрела на меня.

– Что? – я почувствовал, что что-то было не так…

Эмма молча осторожно взяла бутылку за горлышко и повернула её этикеткой в мою сторону. Я замер в изумлении – оказалось, что я читал этикетку под некоторым углом, но сейчас, когда я посмотрел на эту небольшую бумажку в упор, я чётко увидел четыре цифры: «1936».


Не меньше минуты я и Эмма молчали, тупо глядя то друг на друга, то на странную бутылку. Потом мы неспеша продолжили наш ужин, пробуя вино лишь маленькими глоточками, чтобы растянуть удовольствие на подольше.

– Странно, – наконец сказал я, – Совсем не чувствуется, что это такое выдержанное вино… Я бы сказал, что ему явно не больше двух-трёх лет, оно ещё даже чуть сладковатое…

– Оно и не может быть таким старым, – задумчиво отозвалась Эмма, – Посмотри на этикетку – кажется, что её напечатали и наклеили совсем недавно.

– Может, это просто опечатка? – предположил я.

– Скорее всего, – кивнула Эмма, – Или они специально написали текст этикетки готическим шрифтом, под старину, ну а потом подобрали год, чтобы соответствовал…

– То есть, это – что-то вроде исторической подделки?

– Да, – сказала Эмма, – Знаешь, на шоколаде тоже иногда пишут «1895», хотя все прекрасно понимают, что это просто такой фирменный знак…


Ужин был закончен. В бутылке оставалось ещё немного вина, но мы решили допить его чуть попозже.

– Я пойду купаться, – сказала Эмма.

– Можно с тобой? – вкрадчиво поинтересовался я, тоже поднимаясь из-за стола.

– Я подумаю…

Эмма взяла шампунь из нашей дорожной сумки и направилась в ванную. Старушка оказалась права – у них в отеле, действительно была горячая вода. Странно, правда, что она вообще об этом специально упомянула, но, видимо, воду здесь хозяева подогревали, либо когда у них были постояльцы, либо когда им самим было нужно…


Вода стремительным широким потоком вырывалась из слегка приплюснутого крана наполняя массивную пузатую ванну. Эмма плеснула немного шампуня в струю, чтобы создать пену. Потом, когда белая ароматная пена поднялась над округлыми краями ванны, она скинула с себя одежду и, подобно античной богине – с достоинством и осознанием собственной красоты, медленно погрузилась в невесомое белое облако…


Я вышел в комнату и, погасив свечку, всё ещё горевшую на столе, наполнил стакан оставшимся вином – там как раз хватило на один стакан. Вернувшись в ванную, я протянул вино Эмме и снова попросил разрешения присоединиться к ней. Эмма изобразила на лице некоторое раздумье, а потом, слегка пригубив вино и видимо удовлетворившись качеством моего подношения, великодушно кивнула приглашая войти в белое облако пены…


Из ванны я вышел первым. Ожидая Эмму, я расстелил постель и стал разглядывать небольшую картину, которая висела над кроватью. На картине была изображена сценка из римской жизни. У основания величественного здания с колоннами прогуливалось несколько человек в античных одеждах. Молодая симпатичная женщина с красивой диадемой на голове шла в компании пожилого солидного римлянина. С мечтательным взглядом и едва уловимой улыбкой она оглянулась на молодого человека стоящего у колонны. Её спутник, наверное, знатный патриций или сенатор, не замечая этого продолжал свою прогулку. Юноша у колонны был изображён со спины, но было видно, что он смотрит на обернувшуюся к нему женщину и, казалось, вот-вот отойдёт от колонны и последует за ней. Несколько девушек неподалёку увлечённо о чём-то перешёптывались и с любопытством наблюдали за ними. Женщина с диадемой вела за руку маленькую девочку, которая шла задрав голову вверх, самозабвенно глядя туда, куда устремлялись величественные мраморные колонны…


Картина была нарисована очень тщательно, и вглядываясь в неё я даже забыл, какой маленькой она была – мне показалось, что я был свидетелем той уличной сценки и, сделав всего один шаг, мог бы оказаться там…


Я услышал, как Эмма выбралась из ванны, и погасил в комнате свет, повернув старинный чёрный выключатель на стене возле двери. Эмма появилась в полосе света падающего из ванной комнаты. Большое нежно-абрикосовое полотенце было обёрнуто вокруг её стройного тела. Я почему-то сразу подумал про Древний Рим – возможно, всё ещё под впечатлением от картины над кроватью.

– Чего пожелает дочь патриция? – вежливо спросил я.

Эмма на секунду удивилась, а потом вздохнула и сказала:

– Поставь будильник на полвосьмого.

– Слушаюсь, моя госпожа, – ответил я и начал рыться в карманах моей куртки висевшей у двери в поисках мобильного телефона…


– Странно, – я разглядывал телефон и был несколько озадачен, – Здесь нет мобильного покрытия. Совсем никакой сети…

– Вот куда в отпуск надо приезжать, – улыбнулась Эмма, – Полный покой: ни телефона, ни телевизора…


Я поставил будильник в мобильном телефоне на 7:30 и направился к постели. Эмма уже успела сесть посреди кровати, соблазнительно склонив набок сдвинутые вместе обнажённые ноги…

– Погаси свет в ванной и иди сюда, – несколько смутившись сказала она и потянула рукой за кончик полотенца скрывающего её тело…


…Засыпая я наслаждался каждым мгновением – мягкой обволакивающей постелью; толстым воздушным и практически невесомым одеялом; свежим постельным бельём пахнущим почему-то земляникой; и всеобъемлющей темнотой, наполненной тишиной и спокойствием… И Эмма сладко посапывала рядом…


Проснулись мы по будильнику в половине восьмого. За окном было ещё темно. Шёл неторопливый осенний дождь – по оконному стеклу печально стекали струйки воды. Эмма отправила меня в душ первым, чтобы самой ещё немножко понежиться в постели. Ровно в восемь мы вышли из комнаты и спустились по лестнице на первый этаж.


В ресторане горел свет. Один из столов был сервирован на две персоны. Над маленькой спиртовой горелкой стояла и грелась стеклянная колба с готовым кофе.Тут же в небольшой плетёной корзинке громоздились свежие округлые булочки. На массивной деревянной доске лежали сыр и масло. Несколько отдельных тарелок предлагали нам четыре-пять сортов разных копчёностей: колбасок, ветчины и чего-то ещё. На специальном блюде красовались три больших яблока…


– Какое изобилие, – улыбнулась Эмма, – Наверное, это всё для нас…

– Да, других постояльцев здесь сейчас вроде нет, – согласился я.


И мы приступили к завтраку. Ароматный кофе наполнил изящные чашечки из тонкого фарфора, а старинного вида ножи превосходно разрезали булочки и намазывали масло… Временами мы оглядывались на дверь возле лестницы, ведущую в покои хозяев гостиницы, однако дверь была закрыта, и за всё время нашего завтрака ни старичок, ни старушка так и не появились.


После того, как мы выпили весь практически весь кофе, я погасил спиртовую горелку.

– Что-то их совсем не видно, – сказал я, – Надо ведь как-то и ключ отдать, и расплатиться…

– Да, действительно… – задумчиво ответила Эмма, – Они же приготовили нам завтрак, значит они не проспали… Может у них появились какие-то срочные дела?


Закончив завтрак, мы прихватили с собой на дорогу яблоки и пару булочек и направились обратно в свой номер. Проходя мимо двери возле лестницы, я осторожно постучал и подёргал за ручку. Дверь была заперта, и за дверью была абсолютная тишина.

– Ладно, – сказал я сам себе, – Попробуем чуть попозже…


Когда мы вернулись в номер, я повернул выключатель и включил свет, и тут же услышал несколько растерянный голос Эммы:

– Ой… Что это?

Я вопросительно посмотрел на неё, а она, замерев на пороге, несколько испуганно показала пальцем в сторону окна. Белые занавески были задёрнуты и слегка колыхались на ветру – видимо окно за ними было приоткрыто. Честно, говоря, когда мы покидали номер я не обратил внимания, были ли занавески задёрнуты или нет, но то что окно было закрыто – в этом я был абсолютно уверен, так как сейчас в комнате было прохладно и пахло дождём… Однако все наши вещи были на своих местах, и ничто не говорило, что кто-то побывал в номере за время нашего отсутствия.

– Наверное, окно ветром отрыло, – предположил я, – Я сейчас закрою…

– Но шторы! Они были раздвинуты, – почему-то шёпотом ответила Эмма.

– Ты уверена? – я подошёл к окну и раздвинул шторы.

Окно было, действительно, приоткрыто, и там, за окном, стояли серые утренние сумерки, и шёл дождь. Закрывая окно, я ощутил холодную водяную пыль на своём лице, и ещё, меня удивил необычайно чистый воздух – вдохнув несколько раз, я почувствовал что-то вроде лёгкого опьянения, и в голове стало ясно и просторно, словно после фужера шампанского… Потом я начал упаковывать нашу дорожную сумку, а Эмма прихватила свой рюкзак и отправилась в ванную. Проходя через комнату она с подозрением покосилась на окно, но ничего не сказала. Перед тем как войти в ванную, Эмма сначала осторожно заглянула туда, и, видимо, убедившись в отсутствии монстров и посторонних, скрылась за дверью.


Закидав наши нехитрые пожитки в сумку, я уже собирался было застегнуть «молнию», но вспомнил про мои бритвенные принадлежности и шампунь, которые остались в ванной. Там, перед зеркалом Эмма сосредоточенно что-то делала со своим лицом… Появившись в дверях я увидел в зеркале её вопросительный взгляд.

– Я хотел забрать шампунь и пену для бритья… – оправдываясь сказал я.

Эмма кивнула, давая мне тем самым разрешение войти в ванную.

– Я должна привести себя в порядок, – пояснила она, – Сегодня мы будем в Париже, и я хочу, чтобы все парижанки вымерли от зависти…

– Вымрут, – быстро согласился я и, схватив бритву, пену и шампунь поспешил на выход.

– Э-э-эй, – Эмма повернулась и сунула мне в руки наши зубные щётки и тюбик с пастой, – Это тоже не забудь!


…Наконец, молния на дорожной сумке с жужжанием застегнулась, и я сел на краешек кровати внимательно оглядывая комнату в поисках забытых вещей. Нет, ничего не осталось – всё уложено. Эмма из ванной ещё не выходила…

– Я пойду поищу их, – громко сказал я, – Попробую расплатиться…

– Подожди! – крикнула из ванной Эмма, – Я уже почти готова! Мы пойдём вместе!

Я одел куртку и остановился на пороге приоткрыв дверь. В коридоре за дверью было абсолютно тихо – мне даже показалось, что я слышал тикание настенных часов, которые висели на первом этаже…

– Ну, вот и я! – Эмма появилась из ванной, – Готова покорять Париж!

Она была причёсана, накрашена и, вообще, максимально приближена к женским представлениям о совершенстве.

– Тебе нравится? – почти утвердительно спросила она.

– Само совершенство! – ответил я и взял в руки дорожную сумку, – Можем идти?

Эмма сняла с крючка свою куртку и, бегло оглядев номер, кивнула:

– Можем идти.

Пропустив Эмму вперёд, я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.


Когда мы спустились на первый этаж, там ничего не изменилось. Остатки нашего завтрака всё так же лежали на столе. Дверь возле лестницы всё так же была заперта. И никого нигде не было…

– Что будем делать? – спросила Эмма.

Я вздохнул:

– Всё очень просто. Мы оставим ключ от комнаты и деньги здесь, на столе. Придут же они когда-нибудь убрать посуду? В прошлом году мы платили за ночь с завтраком в похожем частном отеле, кажется, пятьдесят евро…

Эмма кивнула и добавила:

– Только вином с хлебом нас там вечером не угощали.

– Хорошо, мы чуть-чуть добавим, – я поставил сумку на пол и положил ключ от номера на стол возле наших пустых чашек.


Потом я достал бумажник и извлёк оттуда три голубоватые банкноты по двадцать евро. Две были практически новые, хрустящие, а одна – сильно потрёпанная и несколько потемневшая от времени. Сложив все три банкноты вместе, я согнул их пополам и положил на стол рядом с ключом в виде такой полураскрытой книжечки, где потрёпанная двадцатка оказалась внутри, между двумя новыми.

– Вот и всё, – сказал я, – Пойдём.


Входная дверь была заперта на задвижку. Я открыл её, и мы вышли во двор. Моросил мелкий дождик. Где-то за серыми непроницаемыми тучами наверное только что взошло солнце, и наступило серое осеннее утро. Наша малолитражка стояла там, где мы её оставили вчера вечером. Мокрая и в подтёках воды, она казалась грустной и задумчивой…


Поленившись открыть багажник, я положил дорожную сумку на заднее сиденье. Потом мы сели в машину, я завёл мотор и под ритмичное постукивание дворников начал разворачиваться. Дом казался спящим и таинственным. В окнах первого этажа горел неяркий свет – там был ресторан, где мы совсем недавно завтракали…


Шины зашуршали по мокрому гравию – мы осторожно проехали между столбиками с чёрными силуэтами кошек и поехали вдоль дубовой аллеи в сторону дороги ведущей к автобану. Стало заметно светлее. Неторопливый дождик не прекращался и не усиливался – казалось, что в таком темпе он мог бы идти не прерываясь несколько дней. Всё было серым и грустным…


Выехав на дорогу идущую через лес, мы повернули налево – в сторону автобана на Дортмунд. Эмма задумчиво смотрела в окно. Мы оба молчали. Очень скоро я увидел указатель – автобан был уже совсем рядом…

– Очень странное место… – негромко сказала Эмма, – Странный отель…

– Почему? – спросил я.

– А разве тебе так не показалось?

– Просто старый отель, – ответил я, – Который содержат довольно колоритные старичок со старушкой…

– Это так, – согласилась Эмма, – Но у меня всё время было какое-то странное ощущение… Словно всё это уже со мной было, но я не могу вспомнить… В памяти всплывают только отдельные картинки, звуки, запахи.. Не знаю почему, но мне кажется, что каким-то образом мы попали в этот отель совсем не случайно… Ой! – вдруг вскрикнула она.

– Что? – я быстро повернулся к ней, думая, что она что-то такое увидела и хочет мне показать…

Но Эмма смотрела прямо на меня шроко раскрытыми глазами:

– Мой рюкзак!

– Где он? – спросил я.

– Я оставила его в ванной! Я забыла его в ванной! Надо вернуться! Нам надо вернуться!

– Ничего страшного, – успокоил я её, – Мы недалеко отъехали и, к счастью, ещё не выехали на автобан. Разворачиваемся…

Дорога, по которой мы ехали, была совершенно пустынна – в этот ранний час никого кроме нас на ней не было. Поэтому я просто притормозил и, заехав на неширокую обочину, лихо развернул нашу малолитражку…

– У меня там и косметичка, и мой мобильный телефон, и мой жёлтый свитер…– перечисляла Эмма, словно пытась меня убедить в необходимости вернуться.

– Всё в порядке, – сказал я, – Мы уже возвращаемся…

Однако с момента разворота что-то произошло. Я не сразу понял что… Только через несколько секунд я вдруг обнаружил, что дорога, по которой мы возвращались, была совсем другой, не той, по которой мы ехали только что…


Лес и высокие кусты по обеим сторонам дороги куда-то исчезли. Слева было обширное поле, а справа – какие-то длинные светло серые постройки складского типа, без окон, но со множеством больших закрытых ворот почему-то ярко-синего цвета… Я был немало удивлён и непроизвольно сбавил скорость. Эмма тоже выглядела озадаченной и беспокойно оглядывалась по сторонам.

– Что это такое? – прошептала она.

Дождь почти прекратился. Стало заметно светлее. Я выключил дворники, и стекло понемногу покрылось мелкой водяной пылью, которая, впрочем, совсем не мешала обзору…

– Где мы? – снова изумлённо прошептала Эмма резко повернувшись ко мне.

– Где-то здесь должен быть тот деревянный указатель «GASTHAUS»… – сказал я.

– Но где мы? Что происходит? Что это за забор? – Эмма казалась испуганной и её голос дрожал.

Мы, действительно, ехали вдоль какого-то длинного забора из металлической сетки, который тянулся справа от дороги. Над забором были натянуты два ряда колючей проволоки, и на каждом четвёртом сегменте висела табличка, что ведётся видеонаблюдение. За забором виднелись какие-то низкие постройки без окон и множество поставленных друг на друга больших разноцветных транспортных контейнеров… Мы проезжали по этой дороге может всего пару минут назад – ничего этого не было!

Впереди показался поворот направо, но он вёл всего лишь к воротам, через которые можно было попасть на огороженную забором территорию. Ворота были закрыты.

– Может, нам надо проехать чуть подальше? – робко предположила Эмма.

И тут на встречной полосе дороги появился большой грузовик, который шумно промчался мимо нас на довольно большой скорости. Мы проводили его взглядом и молча переглянулись – ведь со вчерашнего вечера никаких машин мы не видели…

Мы медленно проехали вдоль всего забора, и, когда он кончился, справа от дороги начался лес. От неширокой обочины его отделяла высокие густые кусты со множеством пожелтевших и покрасневших осенних листьев.

– Ну вот, – сказал я, – Вроде теперь всё сходится…

– Нет, – ответила Эмма, – Посмотри – слева леса нет.

Слева, и правда, продолжалось обширное поле… Проехав ещё пару километров, мы увидели перекрёсток со светофором.

– Здесь мы точно не были, – сказал я, – Поворот на ту аллею был совсем недалеко от автобана…

– Что будем делать? – грустно спросила Эмма.

– Разворачиваться, – просто ответил я.

Подъехав к перекрёстку, я остановился у светофора – нам горел красный. Откуда-то с разных сторон подтянулись ещё три-четыре машины…

Когда загорелся зелёный, я пропустил пару встречных машин и развернулся на перекрёстке. Мы поехали обратно, к автобану. Лес и кусты были теперь слева от нас. Я ехал неспеша, внимательно вглядываясь в заросли. Впрочем, никаких дорог или даже тропинок уходящих вглубь леса видно не было. Когда впереди снова показался угол уже знакомого нам забора, мы увидели мужчину с собакой. Они появились прямо из леса, словно материализовавшись из непролазного кустарника, и неторопливо пошли нам навстречу по обочине дороги. На мужчине был длинный тёмный плащ с капюшоном. Забавно, что и собака была тоже одета в какое-то подобие плаща…

– Давай остановимся и спросим, – предложила Эмма.

Я согласился. Поскольку других машин на дороге в этот момент не было, я просто выехал на встречную полосу и съехал там на обочину, остановившись в нескольких метрах от мужчины с собакой. Тот, очевидно, сразу понял, что мы хотели у него что-то спросить – он что-то сказал своей собаке и, чуть прибавив шагу, направился прямо к нам. Я вышел из машины и поприветствовал его. Оказалось, что это был высокий и худой старик – из капюшона на меня смотрели добрые голубые глаза, а на морщинистом лице светилась приветливая улыбка. Мне почему-то подумалось, что это был моряк в отставке – то ли было что-то особенное в том, как старик держался, то ли просто его мокрый плащ с капюшоном навевали мысли об окатываемой океанскими волнами палубе…

– Доброе утро! – отозвался старик на моёприветствие, – Чем я могу быть вам полезен?

– Скажите, пожалуйста, где здесь поворот на аллею, которая ведёт к гостинице?

– Аллею?.. Гостинице?.. – удивлённо переспросил старик.

– Ну да, там ещё указатель у поворота: «GASTHAUS», – сказал я.

Старик выглядел озадаченным. Его собака, которая стояла рядом, тоже, казалось, задумалась над моим вопросом.

– Гостиница? Здесь? – старик отрицательно покачал головой, – Нет, это вам надо проехать немного в ту сторону, – и он махнул рукой в направлении того перекрёстка, где мы развернулись, – Километров восемь… Там, в городе, есть гостиницы.

– Ну как же так… – растерялся я, – Мы же ночевали в гостинице, которая была где-то тут, совсем неподалёку… Там ещё была аллея от этой дороги до самой гостиницы… И в конце аллеи были два столбика с чёрными котами… Такие, металлические чёрные коты с поднятыми хвостами…

– Чёрные коты с поднятыми хвостами? – переспросил старик, и лицо его как-то изменилось – я сразу понял, что он что-то знает…

– Да! – радостно кивнул я, – Чёрные коты! Два чёрных кота!

Во взгляде старика мелькнула какая-то настороженность, словно он боялся, что мы его разыгрываем, а потом он вдруг неожиданно сказал:

– Мне кажется, я знаю, о каких чёрных котах вы говорите… Только их давно уже не два. Там сейчас только один чёрный кот… С поднятым хвостом…

Теперь настала моя очередь удивляться:

– Почему один?

Старик сделался совершенно серьёзным и сказал:

– Видите, вон там начинается забор? Если вы поедете туда, то увидите грунтовую дорогу, которая идёт между забором и лесом. Там вы найдёте каменный столбик с чёрным котом.

– И гостиницу? – уточнил я.

– Если там когда-то и была гостиница, – задумчиво сказал старик, – то я не думаю, что вы могли там ночевать…

– Почему? – спросил я, и Эмма выглянула из машины внимательно прислушиваясь к нашему разговору.

– Почему? – удивился старик, – Потому, что та гостиница сгорела ещё во время войны…

– Что? – тупо спросил я, – Какой войны?

Старик с подозрением посмотрел на меня, а потом переглянулся со своей собакой.

– Здесь нет никакой гостиницы, – грустно сказал он и выжидающе посмотрел на меня.

Я растерянно поблагодарил его и сел за руль.

– Что всё это значит? – спросила Эмма.

– Не знаю, – ответил я.

– Что же мы будем делать?

– Поедем и посмотрим, что там, – я вырулил нашу малолитражку на дорогу, и мы поехали туда, где начинался забор, а в зеркальце заднего вида старик с собакой всё ещё стояли на обочине и смотрели нам вслед…

Поравнявшись с углом забора, я действительно увидел узкую грунтовую дорогу, практически незаметную в траве и скрытую нависшими кустами. Дорога уходила куда-то вглубь, зажатая между лесом и забором. Я осторожно свернул туда, и машина медленно поползла вдоль забора, раздвигая ветки кустов, покачиваясь на ухабах и расплёскивая грязь…

Мне казалось, что в лесу я узнавал старые дубы, росшие прежде вдоль аллеи, но сейчас их было совсем немного, и между ними в изобилии росли деревья помоложе…

Судя по всему, до нас по этой дороге проезжал только какой-то бульдозер – глубокие следы гусениц, кое-где заполненные мутной водой, были единственной дорожной разметкой. Очевидно, эта наполовину заросшая грунтовая дорога использовалась последний раз, когда устанавливали забор…


Мы доехали почти до конца забора, вернее, до следующего его угла. Там я остановил машину, так как проехать дальше на нашей малолитражке было практически невозможно – для такого бездорожья был нужен либо танк, либо бульдозер… Слева от нас из травы торчал знакомый, сложенный из камней столбик, над которым возвышался силуэт кота с высоко поднятым хвостом. Правда, сейчас кот был не таким чёрным, как мы видели его сегодня утром, а скорее тёмно-ржавым… Второго столбика не было – наверное, его снесли при установке забора…

– Что это значит? – удивился я, – Что за чертовщина?

Прямо перед нами была взрытая гусеницами земля – видимо, тут не так давно засыпали канаву с какими-то коммуникациями. Никто даже не позаботился придать разрытой и перемешаной глине более-менее приличный вид – перед нами расстилался прямо-таки лунный ландшафт: кое-где неровные глиняные кочки были покрыты травой, кое-где это были просто нагромождения размокшей под дождём грязи с заполненными мутной коричневой водой впадинами. Повсюду валялись осколки битого кирпича, камни и прочий строительный мусор. Чуть впереди, за этой разрытой и перепаханной площадкой, виднелись невысокие руины какого-то строения. Фрагменты стен торчали из земли не более, чем на полметра…

Я и Эмма вышли из машины и замерли с приоткрытыми от удивления ртами. Потом, переглянувшись и не говоря друг другу ни слова, мы осторожно направились к руинам. Сомнений у меня не было – перед нами лежали остатки того странного отеля. Всё совпадало – размеры, контуры стен… Там, где раньше был сарай, теперь возвышался забор из металлической сетки с яркой новой табличкой «Видеонаблюдение», хотя никаких видеокамер нигде видно не было…

Я первым пересёк грубо разровнянные бульдозером нагромождения глины и, перешагнув через остатки основания стены, вошёл на территорию руин. Эмма шла следом за мной, но она несколько поотстала, так как старалась выбирать дорогу посуше и, вообще, была гораздо осторожнее…

Внутри руин было так же мокро и грязно как снаружи. Кое-где виднелись небольшие лужицы с мутной водой; возле фрагментов стен торчала сухая трава и ветки ободранного кустарника. Было заметно, что эти руины не так давно пытались разровнять бульдозером, но по какой-то причине работа так и осталась незавершённой…

– Кристиан! – услышал я крик Эммы за моей спиной.

Я обернулся. Эмма казалась чем-то напуганной. Она осторожно приближалась к руинам, словно она шла по минному полю – обдумывая каждый шаг и внимательно высматривая, куда поставить ногу…

– Кристиан! – казалось, что Эмма вот-вот заплачет, – У меня какое-то нехорошее предчувствие… Я боюсь… Давай вернёмся…

Она в нерешительности остановилась в паре метров от руин и стала испуганно озираться по сторонам.

– Хорошо, – сказал я, – Я только посмотрю тут немного…

И я осторожно побрёл среди руин внимательно глядя себе под ноги. Небольшой дождик всё ещё продолжался – в воздухе висела мелкая водяная пыль. Между сбитых бульдозером остатков кирпичных стен всё было покрыто толстым слоем глины перемешаной со строительным мусором: кусками насквозь прогнившего дерева, обломками кирпичей, кое-где из земли торчали фрагменты проржавевших железных труб… Я даже увидел пару осколков того жёлто-коричневого кафеля, который ещё сегодня утром покрывал пол в ванной комнате в нашем номере…

– Кристиан! – снова позвала меня Эмма всё ещё не решаясь приблизиться к руинам.

Я только было собрался повернуться к ней, как вдруг заметил что-то необычное среди тёмно-коричневой грязи – прямо под моими ногами. Это был яркий нежно-голубой кусочек бумаги, резко выделявшийся на фоне мокрой глины. Присмотревшись, я обнаружил, что это были деньги – согнутая пополам банкнота в двадцать евро. Я нагнулся и подобрал её… Там оказалась не одна, а целых три купюры, аккуратно сложенные пополам. Та сторона внешней банкноты, что лежала непосредствено на земле, была мокрой и испачканной в глине. В остальном же, казалось, что деньги упали в грязь совсем недавно… Кто мог их здесь уронить? Странное ощущение возникло у меня в ту же секунду, как только я увидел эти голубоватые бумажки лежащие в грязи. Это ощущение становилось всё сильнее и сильнее, хотя я изо всех сил старался подавить его и не думать о нём… Две внешние банкноты были совсем новыми, а средняя – сильно потрёпанной и чуть потемневшей от времени. Это не могло быть простым совпадением – это были те самые деньги, которые сегодня утром я оставил на столе в той странной гостинице… Мне стало немножко страшно. Появилось чувство опасности и какой-то незащищённости… Мне показалось, что всё, что с нами происходило, подчинялось какой-то строгой, но непонятной мне логике… Я быстро оглядел остатки кирпичных стен вокруг моей странной находки и ясно увидел, что банкноты лежали точно на том месте, где должен был стоять стол, за которым мы завтракали.

– Эмма! Эмма! Смотри, что я нашёл! – закричал я и обернулся.

Однако там, где я ожидал увидеть Эмму, никого не было…

Невдалеке стояла наша малолитражка с открытыми дверями. Было абсолютно тихо и безветренно. Дождик, казалось, немного усилился, и к водяной пыли добавились небольшие капельки… Я замер в недоумении – Эмма исчезла. Что за наваждение? Куда она могла деться? Я машинально сунул банкноты в карман брюк и внимательно огляделся по сторонам. Слева был забор, справа – лес. В машине, вроде, тоже никого не было… Эмма ушла в лес? Зачем?


Лес был негустой и довольно хорошо просматривался – Эммы нигде не было видно. Стараясь не подскользнуться на мокрой глине, я пошёл обратно к машине одновременно пытаясь высмотреть Эмму среди деревьев…


Дойдя до машины, я на всякий случай, заглянул в салон и обошёл вокруг – никого. Повернувшись в сторону руин, я вдруг обратил внимание, что на глине остались наши следы. Это было уже что-то… Я тут же снова поспешил к руинам, на этот раз присматриваясь к следам, подобно охотнику из какого-нибудь первобытного племени. К моему немалому удивлению, никаких следов Эммы ведущих в сторону леса, я не увидел. В паре метров от руин её следы просто обрывались…


Я начал немного паниковать. Что всё это значит? Я снова вернулся к машине. Я совершенно не представлял, что мне делать. Может, она всё-таки как-то ушла в лес? Скажем, захотела в туалет… Я решительно направился в лес и, крутя головой во все стороны, принялся её звать:

– Эмма! Эмма! Эмма, ты где?

В ответ была абсолютная тишина. Раздвигая мокрые ветки кустарника я снова вышел из леса к руинам. Никого! Совершенно не представляя, что мне делать, я достал из кармана куртки мобильный телефон и нажал кнопку, где у меня был запрограммирован номер Эммы. Вчера вечером, в гостинице, никакого мобильного покрытия не было, но сейчас всё работало нормально, и на экране телефона высветился номер Эммы, а также её фотография. Прижав телефон к уху я прислушался…


Сначала всё было тихо, а потом я услышал негромкие гудки… Гудки шли и шли… Я уже начал думать, что никто не ответит, как вдруг в телефоне послышался какой-то непонятный шум.

– Эмма! Эмма! – закричал я.

Шум в телефоне отошёл как-то на задний план, и я совершенно отчётливо услышал мужской голос:

– Эмма? Её сейчас здесь нет.

Голос был незнакомый. Странно было также и то, что телефонные гудки всё ещё продолжали идти…

– Эмма? – чисто по инерции сказал я, не совсем понимая, что происходит.

– Её сейчас здесь нет, – ровно и спокойно повторил тот же самый мужской голос.

– А где она? – удивлённо спросил я.

– Она сейчас в другой комнате, – невозмутимо ответил мужской голос.

– Я могу с ней поговорить? – спросил я, чувствуя, что ситуация очень странная.

Незнакомый мужчина в телефоне помолчал несколько секунд – я слышал только негромкие гудки, которые ни на мгновенье не прерывались… Потом он неожиданно спросил:

– Вы можете открыть глаза?

Мне показалось, что я ослышался:

– Что?!

– Вы можете открыть глаза? – повторил мужчина с ровной и невозмутимой интонацией.

Я отстранил телефон от уха и посмотрел на экран. С экрана, с фотографии, на меня смотрела Эмма, и я по-прежнему слышал негромкие гудки…


Открыть глаза? Что он имеет в виду? Я вдруг вспомнил слова Эммы в машине – её мобильный телефон остался в рюкзаке, который она забыла в ванной в той странной гостинице… С кем же я тогда только что говорил? Кто этот мужчина? Откуда он знает, где Эмма? Что происходит?

– Вы меня слышите? – мужской голос звучал теперь где-то рядом со мной совершенно независимо от телефона, который я изумлённо рассматривал держа в руке, – Вы можете открыть глаза?


…Ослепительный белый свет заполнил всё вокруг. Последнее, что я запомнил – это мою инстинктивную попытку закрыть глаза ладонями и выпадающий из моей руки мобильный телефон… Через несколько секунд белый свет стал понемногу смягчаться, и я начал различать разные предметы вокруг меня…


Я лежал на высокой кровати в незнакомой комнате. Справа от меня возвышался какой-то белый металлический шкаф со множеством экранов и разнообразных приборов. К этому шкафу от меня тянулось множество резиновых шлангов и проводов. Плотная манжета обжимала мою правую руку – кажется так измеряют артериальное давление… На пальце правой руки висел какой-то непонятный зажим похожий на бельевую прищепку. На моей груди были закреплены небольшие электроды на резиновых присосках. Гудки, которые, как мне казалось, я слышал в моём мобильном телефоне, исходили на самом деле от этого шкафа с аппаратурой – пульсирующая синусоида на одном из дисплеев колебалась с той же частотой, что и эти непрерывные гудки…


Слева от моей постели я увидел незнакомого пожилого мужчину в белом халате. Внешне он здрово смахивал на какого-нибудь губернатора далёкой тропической колонии – не хватало только пробкового шлема, шорт и рубашки со множеством карманов. У него была чуть взлохмаченная седая шевелюра и роскошные бакенбарды.

У моих ног стояла довольно миловидная девушка, тоже в белом халате. Неужели дочка губернатора? В руках девушка держала раскрытую тетрадку, в которой она не глядя на меня что-то отмечала шариковой ручкой.

– Как вы себя чувствуете? – спросил губернатор.

Я удивлённо посмотрел на него. Чувствовал я себя, действительно, неважно – немного болела голова, довольно сильно поташнивало и во всём теле ощущалась невероятная усталость. Я был абсолютно не уверен, что смог бы устоять на ногах, если бы меня поставили… Я так и описал моё состояние губернатору. Тот задумчиво покачал головой и сказал:

– Очень хорошо… А как вас зовут?

– …Кристиан, – не сразу ответил я.

Я немного замешкался поскольку заметил в руке губернатора мои водительские права.

– А фамилия? – спросил тот поймав мой взгляд.

Я ответил и тут же добавил:

– Там всё написано.

– Я просто хотел удостовериться, что вы – это вы, – добродушно улыбнулся губернатор и осторожно взял меня за запястье левой руки.

Там, на моей руке, я увидел что-то вроде браслета из синей пластмассовой ленточки; на специальном белом поле темнели какие-то цифры небрежно написаные от руки чёрным фломастером. Губернатор внимательно посмотрел на эти цифры и удовлетворённо кивнул каким-то своим мыслям.

– Всё в порядке, – сказал он, а потом заговорщицки наклонился ко мне и спросил: – Вы помните, что произошло?

– Да, – ответил я.

– Это хорошо, – губернатор осторожно отпустил мою руку и продолжил, – Я – доктор Мюллер. Вы находитесь у нас в больнице, в Дортмунде. После аварии вы были без сознания и…

– После какой аварии? – не понял я.

Доктор не успел ответить – откуда-то появилась ещё одна девушка в белом халате. Она подошла к доктору и что-то ему сказала – я не расслышал что…

Доктор на мгновенье задумался, потом зачем-то оглянулся на меня и, снова повернувшись к девушке, негромко спросил:

– Когда это произошло?

– Несколько минут назад, – очень тихо ответила девушка и тут же, опустив глаза и ни на кого не глядя, поспешно вышла из комнаты.

Доктор повернулся ко мне с озабоченным выражением лица, и в его глазах я уловил некоторую растерянность. Девушка стоявшая в ногах моей кровати тоже как-то замерла и взволнованно поглядывала то на меня, то на доктора.

– Что такое? – спросил я.

Доктор немного помолчал, а потом медленно сказал:

– Девушка, которая была с вами в машине…

– Эмма?

– Да, Эмма, – грустно кивнул доктор, – Мы сделали всё возможное, но, к сожалению, нам не удалось её спасти… Она скончалась несколько минут назад.

– Что? – пробормотал я, думая, что из-за моей головной боли я, возможно, ослышался.

Доктор осторожно положил руку мне на плечо.

– Мы все очень сожалеем о случившемся, – тихо сказал он.

– Но как?.. Почему?.. Что всё это значит? – я совсем ничего не понимал.

– Вы попали в аварию на автобане, – сказал доктор, – Ваша машина была буквально раздавлена – спасателям пришлось разрезать её на части, чтобы вас оттуда извлечь. К сожалению, ваша спутница получила слишком тяжёлые повреждения…

– О какой аварии вы говорите? – я напряжённо пытался вспомнить хоть что-нибудь, но безрезультатно – я, действительно, никогда в жизни не попадал ни в какие аварии.

– Вы ничего не помните? – спросил доктор.

– Я помню всё, но я не помню никакую аварию.

– Это довольно обычное явление, – вздохнул доктор, – У вас было сотрясение мозга. В таких случаях память возвращается чуть попозже… Ну, или не возвращается…

– Что со мной случилось? – спросил я кивнув в сторону шкафа с аппаратурой, к которому от меня тянулись провода и шланги.

– Это вы просто под наблюдением, – сказал доктор, – Переломов у вас нет, позвоночник – не повреждён… Есть сотрясение мозга (что, впрочем, не удивительно) и сильные ушибы, а также несколько внутрених кровоизлияний… Чем-то вам поцарапало левую руку – но, к счастью, рана неглубокая, и там сейчас наложена повязка, так что не беспокойтесь… Мы проведём полное обследование, поэтому вы у нас полежите неделю-другую… Если вы хотите позвонить родным или знакомым – скажите медсестре, и она принесёт вам телефон. Вы помните номер ваших родителей или кому вы хотели бы позвонить?

– Помню, – немного подумав ответил я.

– Вот и хорошо! – радостно сказал доктор, – Я зайду к вам немого попозже.

Он кивнул на прощание девушке стоявшей у моей постели и вышел из комнаты. Девушка с состраданием посмотрела на меня своими большими тёмными глазами и полуутвердительно спросила:

– Вам принести телефон?

Я кивнул, и уже через пару минут я объяснял по очереди моему отцу и маме, что со мной всё в порядке, и что им не надо приезжать в Дортмунд, поскольку я тут долго не задержусь. Когда мама спросила про Эмму, я сказал, что не знаю, как она, и что она сейчас находится в другом отделении больницы…


Доктор появился снова довольно быстро – я даже подумал, что это медсестра сказала ему, что я как раз закончил говорить по телефону. В руках у него была большая чёрная папка для бумаг.

– Как вы сейчас себя чувствуете? – и доктор оценивающе посмотрел на меня.

– Всё болит и тошнит, – честно ответил я.

–Это хорошо, – доктор удовлетворённо кивнул, – Вы можете рассказать своими словами, что случилось? – он слегка помахал своей папкой для бумаг в воздухе, – Здесь есть копия полицейского протокола с места аварии, но полиции (да и мне тоже) хотелось бы получить вашу версию происшедшего, потому что причину аварии так и не смогли установить…


Заметив мой недоумённый взгляд, доктор задумался, а потом предложил:

– Давайте, вы расскажете, что помните, а я буду записывать. Хорошо?

– Хорошо, – согласился я, – Но только я ничего не помню про аварию и, если совсем честно, вообще не понимаю, о чём вы говорите.

– Тогда давайте так, – доктор достал из кармана ручку и, придвинув стул, уселся возле моей кровати, – Вы же помните, как вы очнулись? Просто расскажите, что с вами было до этого.

– А с чего начать? – уточнил я.

– С чего сочтёте нужным, – ответил доктор, – Полностью на ваше усмотрение. Итак?

Я вкратце рассказал, как мы отправились на машине в Париж, как поздно вечером начали искать гостиницу для ночлега, как свернули с автобана на Люнен и как переночевали в странном старомодном отеле. Я не знал, стоило ли рассказывать про то, как мы пытались вернуться в отель на следующее утро; однако, до этой части повествования я не успел дойти – доктор прервал меня коротким вопросом:

– Когда это было?

– Что когда? – не понял я.

– Когда вы ехали по автобану? Когда вы свернули на Люнен? Вы можете назвать дату, время?

– Это было вчера, – уверенно сказал я, – В среду, шестнадцатого.

– Вчера? – переспросил доктор и посмотрел на меня.

Мне вдруг показалось, что в этот момент он чем-то напомнил того старика с собакой, которого мы сегодня утром расспрашивали про отель.

– Да, вчера, – подтвердил я.

Доктор задумался. Я поймал его взгляд и почему-то подумал, что он смотрел в окно, которое было за моей головой. Самого окна я не видел – я просто догадался, что позади меня было окно…

– Хотите взглянуть? – вдруг спросил доктор заметив, что я пытаюсь повернуть голову.

Моя кровать оказалась на колёсиках, так что доктор чуть-чуть повернул её, взявшись рукой за металлический поручень.

Я увидел окно. Там, за тёмным стеклом, отражающим меня, доктора и всю комнату, стояла глубокая ночь…


– Сколько времени я был без сознания? – спросил я.

– Согласно полицейскому протоколу, – сказал доктор листая бумаги в папке, – Авария произошла где-то в 20:50 – 21:00. Сейчас у нас без двадцати минут двенадцать – значит, без сознания вы были около двух с половиной часов.

– Послушайте, доктор, – я пытался хоть как-то совместить время и события в моей голове, – Я что-то не очень понимаю, что произошло… Если авария была сегодня вечером, то получается, что я не помню абсолютно ничего из того, что случилось за день…

– Такое бывает, – ответил доктор, – Частичная или полная потеря памяти. Со временем память обычно восстанавливается. Просто ваш мозг хорошенько встряхнуло, и вы временно забыли, где у вас хранится какая информация. У меня был в практике случай, когда, как раз после автомобильной аварии, пациент начисто забыл как завязывают шнурки. То есть во всём остальном – память ни капельки не пострадала, а вот про шнурки – ну будто никогда и не умел. Обнаружилось, кстати, когда выписывали…

– Да, – вздохнул я, – Как же это у меня целый день вычеркнулся?.. Вроде совсем недавно утро было – и вот уже почти пятница…

– Почему пятница? – как-то рассеянно спросил доктор.

– Ну, вчера была среда, – сказал я, – В этом я уверен. Сегодня утром был четверг…

– До четверга ещё восемнадцать минут, – доктор взглянул на свои наручные часы.

– Что? – удивился я.

– Сейчас всё ещё среда, – сказал доктор внимательно глядя на меня, – Авария была сегодня…

– Этого не может быть, – пробормотал я.

Доктор слегка наклонился ко мне и, чётко выговаривая слова, сказал не сводя с меня глаз:

– Авария была сегодня вечером, примерно три часа назад, где-то в девять часов вечера.

– Но ведь как раз в это время мы свернули с автобана на Люнен! – воскликнул я.

– Вы не свернули на Люнен, – грустно сказал доктор, – Согласно полицейскому протоколу, авария произошла на автобане, за два с половиной километра до поворота на Люнен.

Я молчал и тупо смотрел на доктора.

– Что? – смог я произнести не ранее чем через минуту.

– Вы не доехали до поворота на Люнен, – печально сказал доктор, – Хотите взглянуть на копию полицейского протокола с места происшествия?

– Что это значит?.. – я не совсем понимал, что он говорил.

Доктор вздохнул и ответил:

– То, что вы рассказали про отель – не более чем сновидение. Вы были без сознания, судя по всему, с момента аварии, и поэтому… – доктор грустно развёл руками…

– Это был сон? – спросил я, ни секунды не веря словам доктора.

Тот кивнул:

– Ваше подсознание сделало вам удивительный подарок… Это была своего рода защитная реакция вашего мозга на происшедшее.

– То есть, мне всё приснилось? – я никак не мог понять, как это кто-то пытается вот так, запросто, выкинуть целый день моей жизни и объявить его всего лишь сновидением…

– Я бы сказал так… – доктор поднялся со стула и встал у моей кровати, – Я думаю, что вы видели аварию; вы видели, что случилось с вашей девушкой, вы видели всё… Однако ваше сознание решило это от вас скрыть. Такое бывает, хотя, должен вам признаться, что история, которую вы рассказали, довольно необычна. Вам, действительно, удалось меня удивить…


Я молчал – я просто не знал, что ответить. Доктор посоветовал мне постараться заснуть и показал кнопку сигнализации возле моей левой руки на кровати – ею я мог воспользоваться, если бы моё самочувствие вдруг ухудшилось или если бы мне чего-нибудь захотелось.

– Спите спокойно, – сказал доктор, – Мы за вами наблюдаем, – он показал на все шланги и провода, которые тянулись от меня к шкафу с аппаратурой, – Обещаю вам, что вы ещё никогда не спали под столь тщательным наблюдением.

И, погасив свет в комнате, он вышел…

Я лежал и думал обо всём, что произошло. Что за бред! Ну не могло всё это быть просто сном! Что случилось с Эммой? Может это какой-то розыгрыш? Мистификация? Кому и зачем всё это нужно? Я не заметил, как уснул…


Когда я проснулся, было ещё темно. Никаких снов мне на этот раз больше не приснилось. Казалось, что я спал долго-долго – почему же всё ещё темно? За окном всё так же стояла чёрная ночь. Сколько же времени я проспал – несколько часов или несколько минут? Аппаратура в шкафу справа от меня бодро мигала лампочками, и на зеленоватых экранах струились какие-то синусоиды… Спать абсолютно не хотелось. В голове было пусто и почему-то очень легко… Ах да, головная боль прошла… Это хорошо… Где я? В больнице, в Дортмунде. Что случилось? Я и Эмма попали в аварию на автобане. Эммы больше нет… Это мне сказал доктор похожий на губернатора тропической колонии… А ещё я прекрасно помнил и ту старинную гостиницу с её забавными владельцами, и наш скромный ужин с вином и хлебом, и странную картину над кроватью, и ночь, и наши утренние попытки вернуться за рюкзаком Эммы… Если всё это было всего лишь сном, то возникает несколько вопросов. Во-первых, где сейчас находится наша машина? Разбита вдребезги на автобане или всё ещё стоит с отрытыми дверями в каком-то лесу, у забора, возле руин оставшихся от гостиницы? Где рюкзак Эммы? Если не было никакой гостиницы, то и забыть его она никак не могла! Значит, рюкзак должен быть где-то в разбитой машине…

Неожиданно я вспомнил про мобильный телефон. Если я, действительно, звонил Эмме, то тот последний звонок должен был сохранитьсяв памяти телефона с указанием даты и времени звонка! Где сейчас мой телефон? После нескольких секунд размышлений я решительно нажал кнопку сигнализации…


Сначала никакой реакции не последовало. Я даже подумал, что сигнализацию специально отключили на ночь, чтобы пациенты не беспокоили персонал по пустякам… Но вот где-то послышались шаги, и в комнату вошла девушка – одна из тех двух, что я видел у моей кровати когда очнулся.

– Что случилось? – почему-то шёпотом сросила она.

– Который час? – так же шёпотом спросил я.

– Половина четвёртого, – ответила девушка взглянув на шкаф с аппаратурой.

Я почему-то даже не подумал, что один из тех дисплеев показывал время…

– Где мои вещи? – спросил я.

– Ваша одежда и прочие вещи находятся у нас в камере хранения, не беспокойтесь, – ответила девушка одновременно бегло оглядывая провода и шланги между мной и шкафом – не отсоединилось ли чего.

– Там был мобильный телефон?

– Среди ваших вещей? – девушка задумалась, – Я не знаю.

– А вы не могли бы посмотреть?

– Сейчас? Ночью? – девушка отрицательно помотала головой, – Я не думаю, что доктор разрешит.

– Это очень важно, – сказал я, – Я пытаюсь вспомнить, что произошло…

– Да-да, я понимаю. Я поговорю с доктором… Но камера хранения ночью закрыта, и вам всё равно придётся ждать до утра.

– Хорошо, – сказал я, – Я подожду.

– Вы хотите посмотреть все ваши вещи?

–Да. Это возможно?

Девушка кивнула:

– Я скажу доктору.

И, пожелав мне спокойной ночи, она удалилась бесшумно растворившись в темноте…


… Признаться, я подумал, что она забыла о моей просьбе, или доктор не согласился – утром, когда я проснулся, никто ничего мне не принёс, не считая завтрака, который я всё равно есть не смог и лишь выпил апельсиновый сок и чай. Однако где-то через пару часов в комнату вошла незнакомая мне медсестра с большим белым полиэтиленовым пакетом, на котором красными буквами почему-то было написано «Karstadt». Следом за ней вошёл доктор Мюллер; в руках у него была синяя дорожная сумка, которую я сразу узнал.

– Доброе утро! – поприветствовал меня доктор, – Как ваше самочувствие? Что-то вы не очень хорошо позавтракали… – и он кивнул на поднос с моим практически нетронутым завтраком.

– Совсем нет аппетита, – сказал я, – Доброе утро.

– Вы что-то хотели взять из ваших вещей? – спросил доктор, осторожно поставив сумку на пол возле кровати.

– Да, мой мобильный телефон.

– Ваша одежда – здесь, – сказала медсестра и поставила «Karstadt»-ракет рядом с сумкой. Потом она переглянулась с доктором и вышла из комнаты.


К счастью, незадолго до их прихода с меня сняли все провода и трубки, а шкаф с аппаратурой укатился в неизвестном направлении… Приподнявшись на кровати я руководил поисками. Доктор Мюллер осторожно и послушно просматривал содержимое сумки и пакета. Мобильного телефона нигде не было…

– Как видите, – сказал доктор, – его здесь нет.

– Но ведь не мог же он просто исчезнуть? – недоумевал я, – Может, он остался в машине? Или там, среди руин…

– Среди каких руин? – рассеянно спросил доктор снова застёгивая «молнию» на сумке.

– Понимаете, – сказал я, – Утром, после завтрака, мы уехали из того отеля, но, оказалось, что Эмма забыла там в ванной свой рюкзак, и мы попытались вернуться…

И я рассказал про наши безуспешные поиски обратной дороги к отелю, про обнаруженные руины и про исчезновение Эммы. Доктор слушал с живым интересом.

– Значит, – сказал он, когда я закончил мой рассказ, – если я вас правильно понял, вы искали мобильный телефон, чтобы убедиться, что последний звонок с него был сделан на номер Эммы, и чтобы увидеть время и дату, когда это было?

Я кивнул.

– Однако, – продолжал доктор, – если допустить, что тогда, на руинах, вы действительно звонили Эмме, то ваш телефон должен был остаться там, среди руин, где вы его уронили… Или, возможно, вы его потом подняли и положили куда-нибудь, но только сейчас вы этого не помните…

– Я не мог успеть поднять его, – возразил я, – Я сразу же каким-то образом очутился здесь у вас, на вот этой вот кровати…

– Я с уверенностью могу вам сказать, – улыбнулся доктор, – что когда вы попали к нам, никакого телефона в руках у вас не было. Наиболее вероятно, что всё это вам просто приснилось; ну, а сам телефон, скорее всего, выпал из вашего кармана в момент аварии и затерялся среди обломков машины…

В следующее мгновение лицо доктора сделалось серьёзным и задумчивым. Он помедлил немного, а потом достал из кармана своего халата небольшой чёрный мобильный телефон. Я замер от неожиданности, но тут же увидел, что это был не мой телефон.

– Вы помните номер Эммы? – спросил доктор.

…Через несколько секунд я уже прижимал к уху маленькую «Моторолу» доктора, но практически сразу чёткий женский голос сообщил, что «абонент временно недоступен». Очевидно, телефон Эммы был выключен, или она находилась где-то, где не было мобильного покрытия… Сделав ещё пару попыток, я отдал телефон доктору.

– Вот видите… – доктор убрал его в карман и сочувственно посмотрел на меня.

– Подождите, – сказал я, – А как же рюкзак Эммы? Ведь его нет здесь, среди наших вещей!

– Вы, действительно, думаете, что он остался в том отеле, к конце тридцатых годов? – доктор задумался.

– Я понимаю, что это звучит невероятно… – сказал я.

– Я думаю, что и рюкзак вполне мог затеряться среди обломков машины, – осторожно ответил доктор.

Я ничего ему на это не ответил. Доктор помолчал немного, то ли ожидая моей реакции, то ли размышляя над чем-то… Потом он медленно поднялся и, собираясь, видимо, уходить, взял в руки пакет с одеждой и сумку.

– А вы знаете, – неожиданно сказал доктор снова присаживаясь на краешек стула у моей кровати, – Я верю в вашу историю! Но только не в ту её часть, которая касается перемещения реальных предметов в реальном времени – просто потому, что нашему мозгу это не по силам. Всё остальное вполне укладывается в рамки современной науки. То, что вы рассказали, очень напоминает сновидение. Не очень обычный сюжет – всё слишком логично и последовательно, но такие сны тоже бывают. Кстати, яркие, запоминающиеся сны, которые, к тому же, ещё и повторяются, могут даже служить для диагностики некоторых заболеваний… Но, впрочем, это не ваш случай…

– Но ведь там, действительно, были и вечер, и ночь, и утро… – сказал я, – Причём никаких скачков во времени я не заметил – каждая минута была минутой, а секунда – секундой… И каждую секунду что-то происходило.

– Вы знаете, течение времени во сне – это отдельная тема, – охотно отозвался доктор и с энтузиазмом продолжил, – Есть много вариантов истории про любителя музыки, который пришёл слушать свою любимую оперу, наслаждался, действительно, каждой нотой, дослушал до самого конца и вдруг просыпается (оказалось, что он уснул), а оркестр только-только начал играть увертюру… Так что, поверьте, нет ничего необычного в том, что за пару часов вы прожили и вечер, и ночь, и утро… Часто бывает, что какое-нибудь внешнее событие встраивается в сюжет сна: например, звонок будильника или какой-либо другой шум представляется телефонным звонком или чем-то ещё вполне логичным и соответствующим предшествующим событиям достаточно продолжительного сна. Откуда наш мозг мог знать, когда прозвенит будильник, или, скажем, когда кот заденет и уронит на пол вазу? Скорее всего, мозг просто воспринимает внешний шум и быстро создаёт сюжет, в которой этот шум искусно вплетается. То есть за доли секунды вы можете увидеть сон, события которого могут быть растянуты на минуты или даже на несколько часов… Наш мозг – это удивительное творение природы. Есть такая теория, что одна из функций мозга – это симуляция всевозможных ситуаций, и во сне мы учимся их преодолевать. То есть изо всей полученной нами информации мозг составляет возможные и невозможные комбинации, создавая тем самым разные варианты реальности, в которые мы как бы попадаем во сне. Многие из снов мы потом никогда и не вспоминаем, но ситуации из них откладываются в нашем подсознании, а значит, попав в них, мы будем уже более-менее подготовлены…

Я слушал доктора без особого интереса. В голове моей было как-то пусто, и всё происходящее воспринималось словно в густом тумане. Голос доктора вдруг приобрёл вопросительную интонацию, и я разобрал его вопрос:

– А вы уверены, что там, на руинах, вы подобрали именно те банкноты, что оставили на столе в гостинице?

– Да, – ответил я, – Абсолютно уверен.

– Вы запомнили номера купюр?

– Нет, но две внешние купюры были практически новыми, а средняя была потрёпанная и чуть потемневшая. Насколько вероятно такое совпадение?

– Пожалуй, вы правы, – кивнул доктор, – Такое совпадение маловероятно. Мне понравился этот ваш эпизод с банкнотами на руинах – получилось одновременно и логично, и неожиданно. У вас, определённо, есть творческий потенциал…


Домой я возвращался на поезде. Предъявив билет проводнику, я вошёл в вагон и неспеша побрёл по проходу в поисках своего места. Наконец, цифры на билете и на маленькой металлической табличке совпали. Я поставил сумку на багажную полку и засунул сложенный билет в карман брюк. Однако, когда я уже собрался усесться в мягкое кресло у окна, что-то меня вдруг насторожило. Я снова засунул руку в карман, и, к моему немалому удивлению, обнаружил там помимо билета ещё какую-то сложенную бумажку…


Это оказались три банкноты по двадцать евро, сложенные пополам. Две банкноты были совсем новыми, а третья, лежавшая между ними – сильно потрёпанной и несколько потемневшей от времени. На внешней банкноте виднелись следы засохшей грязи…