Четыре угла одной фигуры [Роман Александрович Денисов] (fb2) читать онлайн

▲

Николай вёл Газ М-1, прозванный в своё время «Эмкой». Чёрная, блестящая лаком, машина передом была похожа на голову хищного насекомого: равнодушные безжалостные глаза – фары, мощный лоб – радиатор, плотоядная нижняя челюсть – бампер. Впрочем, сам Николай, за плавность линий кузова, с его крутокрылыми, будто возбуждёнными элементами, обтекаемыми, гнутыми деталями, больше ассоциировал её с женщиной.

«Эмка» неспеша ехала по ровному городскому шоссе, наматывая редкий сор на новенькую резину. Ранняя осень отражалась в блестящих хромированных колпаках. Машина недавно была отреставрированна и сейчас Николай перегонял её из мастерских к месту назначения – в частный автомузей. Почти половина деталей были подлинные; удалось сохранить четырёхцилиндровое сердце с клеймом 1938 года, всю ходовую часть и лишь отделка салона была полностью заменена на современные, схожие со старыми, материалы.

Водитель был опытен в управлении ретро-машинами, он не раз садился за руль старинных, раритетных авто. Зная его умение и осторожность, а также солидную репутацию, заказчики часто приглашали Николая в качестве шофёра тех марок, которые по сравнению с современными, были крайне капризны, а порой и отчаянно непредсказуемы на дорогах. И то сказать, люди привычные к автоматической коробке передач вообще не смогли бы управлять подобными конструкциями прошлого. Тут навыки профессионала были незаменимы. Его даже несколько раз приглашали на съёмки кино, как раз в качестве водителя ретротехники. Разумеется, фирма могла заказать транспортировку на эвакуаторе, но эффект не тот, да и владельцам зачастую нужна была машина на ходу, а переезд из мастерской в музей возможность проверить её в деле. Плюс такая немаловажная вещь, как реклама.

Да, это была его работа, он её любил и ждал. И хотя, основное занятие Николая заключалось в труде на заштатной станции техобслуживания, он считал настоящим делом вождение техники прошлого. В эти праздничные часы он сливался с ней, с её историей, проникая в неё, как бензин в карбюратор. Одевался он по такому случаю во всё лучшее.

Когда Николай забирал машину из гаража после реставрации, его поприветствовал начальник цеха; похлопывая по железному корпусу, он сказал:

– На ней в своё время Солженицына арестовывали.

И рассмеялся.

Мимо, закусывая смердящим гамбургером, прошёл молодой парень, он занимался полировкой хромированных деталей «Эмки». Навстречу ему брёл старый мастер, жуя домашний бутерброд с сыром; он с презрением относился к готовой пище и вообще к фастфуду, и никогда не упускал случая упрекнуть младшего в пристрастии к оному. Как обычно, старик напевал себе под нос околесицу: «нам Туборг строить и жить помога-а-ет, пуру-пум-пум-пум-пум-пум-пум-пу-пу…», – и следом, – «а вместо се-е-ердца каменный мотор…» Его так и называли – Каменный мотор. Это был бог электрики, и с ней на М-1 он справился превосходно.

Выезд из гаража снимала камера фирмы, чтобы позднее разместить видео на сайте.

– Для истории, – заметил старый мастер.

Молодой ещё не прожевал свою объёмную пищу, поэтому промолчал.

Двигаясь по Рязанскому проспекту в правом ряду на скорости 50 км/ч., Николай, держа трёхлучевой руль двумя руками, испытывал всегда новое чувство ответственности; с достоинством и гордостью посматривал он по сторонам, ловя удивлённые взоры. Эти моменты в жизни ценились им очень высоко. Внезапно послышался мощный гудок. Потом другой, длиннее. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Тёмно-синий «Ленд Крузер» раздражённо сигналил. Не понимая, чего он хочет, Николай продолжал ехать в своём ряду, машинально чуть увеличив скорость до 55 км/ч. Сзади идущий всё продолжал сигналить. Это было странно; кроме уважения к старости и шофёрского любопытства к перегоняемым авто, со стороны коллег по дороге, Николай никогда ничего не замечал и его всегда пропускали, даже в случаях чужого приоритета, а тут… Неожиданно джип перестроился в левый ряд и поровнявшись с «Эмкой», открыл стекло правой двери. Поток самой грязной ругани хлынул на Николая, через приоткрытую треугольную форточку. В переводе на нормальный язык получалось, что водитель внедорожника недоволен слишком медленной ездой ретро-машины. Николай ничего не ответил на это, только взгляд его стал колючим и жёстким, как игла. Он закрыл форточку. Через секунду джипп обогнал «Эмку» и, рывком перестроившись в правый ряд, резко затормозил. Газ М-1, визжа тормозами, с трудом остановился в миллиметрах от его заднего бампера. Мотор ровно урчал, стрелки приборов застыли. Пока из внедорожника вылезал кряжистый мужчина средних лет и неопределённой национальности, Николай поправил фуражку с синей тульей, подтянул плечевой ремень, потрогал кобуру на поясном ремне – всё на месте. Водитель «Крузера» двигал ртом, очевидно сквернословя. Пнув ногой крыло «Эмки», он уже подошёл к двери, но не подозревая, что она в старых машинах заднепетельная и открывается назад, а не вперёд, он прошёл дальше. Николай с силой распахнул дверь, чуть не сшибя ей мужика, шагнул из кабины и в ту же секунду выхватил табельный ТТ, направив его на противника. Тот явно опешил. Ему было приказанно повернуться лицом к машине и заложить руки за спину. Но он, видно, не поверив в опасность оружия, агрессивно двинулся вперёд. Николай сделал предупредупредительный выстрел, раздробив асфальт перед нарушителем. Тогда человек всё понял. Надев один конец наручников на правую кисть, он втолкнул его на сидение пассажира рядом с собой, пристегнул второй конец к потолочной ручке. Она надёжная, не подведёт. Теперь надо доставить гражданина в районное отделение НКВД. Ближайшее было в Калитниках.

Задержанный что-то всё время кричал во время не слишком долгой дороги, но лейтенант государственной безопасности Николай Жоров не обращал на него никакого внимания. Один только раз ребром ладони ударил его вверх по носу, когда тот совсем разошёлся и стал мешать вождению. Болевой приём подействовал, пассажир утихомирился. Ещё пришлось изъять одну вещь неясного назначения, похожую на зеркало, задерженный достал её из кармана, не успев воспользоваться. Дальше ехали тихо, скоро «воронок» привёз их к нужному месту.

►

– Ну чё там, готово?!

Кричал режиссёр на оператора, который всё мешкал с настройкой камеры.

Съёмки задерживались из-за технических неполадок и режиссёр объявил перерыв. Актёры надели халаты, расселись на офисные стулья, уткнувшись в сотовые телефоны и в стаканчики с кофе, что не мешало им попутно вести беседу. Сам режиссёр – Лёша Гугенот, пошёл ссориться с оператором. Его лысая голова была сбрызнута потом.

– Смотрел вчера бой?

Спросил татуированный актёр своего товарища, сидящего рядом.

– Смотрел, но я болел за МакГрегора, – ответил парень с бритым под станок черепом, вокруг оазиса из волос по центру.

– А я за Хабиба. Десятку на него поставил и выиграл пятнадцать.

Девушки-актрисы говорили немного о другом.

– Слушай, Тань, а у тебя сколько в неделю съёмок выходит?

Брюнетка, с заметно подправленным лицом, спросила блондинку с более естественными чертами. Речь её была с приятным малороссийским акцентом.

– Три в неделю.

– То мало, у меня пять, но я хочу шесть. Я ж ипотеку беру.

– Смотря у кого сниматься, можно и один раз, но денежно, – блондинка Таня посмотрелась в зеркальце, – долго они там тянуть будут? Ненавижу эти накладные ресницы.

– Девчонки, – обратился татуированный парень, – как насчёт сегодня в клуб?

Они были непротив.

– Что это за название «Гугенот Браззерс»? Слово какое-то дебильное. – спросила брюнетка свою коллегу.

– Посмотри в интернете.

– Сейчас.. гугинот… а, правильно – е. Так… пресвитарианство, реформаторство… в общем, херня какая-то. Я так и думала.

– В меня вчера «олень» на МКАДе въехал, в зад, – говорил подбритый актёр, – так я на месте европротокол составил, но «Мазда» по-английски написал, а всё остальное по-русски, как думаешь, не придерутся?

– Не, нормально. Сильно помяли?

Аппаратура была настроена, в прожекторе поменяли перегоревшую лампочку и режиссёр захлопал в ладоши, призывая актёров вернуться на площадку.

– Начинаем со сцены парного доминирования!

Лёша Гугенот уместил свою огромную тушу, обтянутую футболкой с Капитаном Америкой, на именной стул. Актёры скинули халаты.

– Серёг, свяжи его. Да ёб, чё ж вы такие жопорукие! Ну-ка, помоги, – обратился режиссёр к помошнику. – Теперь кляп. Где секатор?.. Кто, нах, взял секатор?! Нашли? Бери его, Тань, только ещё раз говорю: осторожней. Анжела садись левее, ещё левее, так не видно, да нормально. Антон, готов? Гоу!

По роли, блондинка Таня, сидя на подбритом приятеле, должна была изображать сцену опасного доминирования, зажав эрегированный мужской орган между режущих кромок секатора, а точнее садовых ножниц. Полотна специально затупили, чтобы не поранить кожу. В этом положении надо было поигрывать с главным достоинством партнёра. Рядом, со связанными руками, лежал спиной вверх татуированный мужчина, на нём сидела уже брюнетка с плёткой. Всё дело происходило на широченной, специально сколоченной кровати. Фильм назывался: «Опасные девки».

Татьяне пора было приступать к процессу, но тут, совсем некстати, память, желающая быть другом, явила ей картину субботника в школе. Это был седьмой класс, она это точно помнила, потому что носила тогда две белые нелепые косички. Класс работал, а скорее веселился на тёплом майском гульбище. Собирали граблями окурки и листья в школьном дворе, парни, как всегда, отлынивали. Они уже достали где-то мяч и принялись играть в «Козла». Их классная руководительница лишила ребят возможности определить, кто же «козёл», вернув уклонистов к общему занятию. Но всё равно настроение сильно не испортилось, ведь сидеть на алгебре ещё скучнее. Таня сначала занималась, как и все, сбором мусора, потом ей поручили обрезать сухие ветки на деревьях. Секатором. Это был очень хороший немецкий секатор, его принёс из дома трудовик, под личную ответственность учительницы. Она с силой, иначе же не отрежешь, сомкнула лезвия. А резать оказалось совсем легко. Из, казалось, сухой ветки, обильно брызнула жидкость.

▼

Комиссию ждали к двум часам. Бригадир Фирсов с восьми утра бегал по лесам как угорелый, приводя в порядок путь, по которому должны были пройти чиновники из Фонда Капитального Ремонта.

– Здесь почему навалено?! – орал он. – Уберите! Мешки принесите и по лебёдке спустите вниз! Вы что, вчера отливы не поставили?! Бля-я-я!! Комиссия из-за этого не примет весь объём! Быстро ставьте, ещё есть время до обеда!

Вот уже как месяц Фирсов работал в авральном режиме, без выходных, с восьми до восьми. Начальство фирмы-генподрядчика неустанно напоминало ему, что если они не успеют в установленный срок сдать ремонт дома, то им не заплатят. Это значило, что все многочисленные рабочие, трудящиеся последнее время без зарплаты, в счёт будущей обещанной премии, ничего не получат. Фирсов передавал посулы директора ребятам и они ему верили. Он не мог их подвести. Если так произойдёт, всю ответственность они возложат на него. Такое уже случалось. На одном объекте финдиректор не расплатился с рабочими и они перенесли свою злость на шею бригадира, он тогда еле башмаки унёс. И теперь, Фирсов не столько боялся физического воздействия, сколько стыда. Как он мог смотреть в глаза людям, которым обещал премию, и которым должен был сказать: «Мужики, такое дело, денег нет, и, скорее всего, не будет!» Срам.

Дом был старинный, начала 20-го века, но почему-то не считался объектом культурного наследия. Однако, требования к работам на нём были как к памятнику архитектуры, и ремонт по сути заменялся реставрацией. С этим Фирсов в своей многолетней практике не сталкивался, он был отличным строителем, но не реставратором. И, конечно, как частенько бывало, пришлось, из-за воровства и глупости чиновников, да и самого подрядчика, уйти в мороз, дотянуть до «белых мух», – как говаривал сам бригадир. Качество при таких обстоятельствах летело к чёрту. Хотя, перед приёмкой всё сверкало и заказчик оставался доволен; ну а весной, понятно, начинались сюрпризы.

На четвёртом ярусе, где располагались небольшие балконы, Фирсов обнаружил, что какие-то идиоты отбили декоративные элементы – модульоны. Ещё вчера днём всё было в порядке, решили не демонтировать декоративную часть, а лишь забетонировать трещины и сколы на ней, сделать косметический ремонт. Из открытой форточки ближнего окна вкусно запахло жареным. Да-а… Это была катастрофа. За несколько часов такое не восстановить. Сначала надо будет лепить модель, потом формовать и уже после отливать в материале и ставить. Уйма времени… Звонок расстроил мысли бригадира.

– Комиссия будет раньше, – звонил гендиректор его стройфирмы, – убери там всё, чтобы по лесам прошлись, как по ковру, будет телевидение, ты меня понял? Алло, Василич?

Фирсов не отвечал. Он стоял, облокотившись на поперечину хомутовых лесов, и сумрачно глядел на сложную дорожную развязку внизу. Беснующиеся машины Таганской площади, кусок старой Москвы с врезанным в него лужковским безвкусием… Всё это ушло. Распалось.

«Как же лучше построить оборону?.. Они сейчас начнут. Надо собрать всех! В конце концов силы у нас есть и при правильной организации!..»

Удобный минивэн премиум класса с небольшим эскортом, в котором сиживало телевидение, подвёз комиссию к дому, обтянутому сеткой-зелёнкой. Из автомобильного чрева вышли люди. Их встречал сам директор с кучей непонятно чем занимающихся, но постоянно торчащих на объекте персонажей. Все они прошли в прорабскую бытовку. Через какое-то время они вышли в белых касках.

У Фирсова опять примитивно заиграл его старенький рабочий телефон. Он вытянул руку и разжал пальцы. Устройство упало вниз, в корыто с цементом. А гости уже приближались к лестнице, ведущей на первый ярус.

– Надо действовать! Все на стены!! – выкрикнул бригадир.

Схватив кусок отбитого фасада, он сбросил его на штурмующих леса людей. Кусок разбился о голову чиновника, повалив того замертво. Второй полетел менее удачно, упав на асфальт. Тут к бригадиру подбежал рабочий, находившийся с ним на одном ярусе.

– Василич, ты чего?!

– Оборони восточную стену, Жиль, и ты станешь рыцарем! Это говорю тебе я – барон Фрон де Беф.

– Да ты охерел! Ты чё творишь?!

– Значит переметнулся?! Так отправляйся к праотцам, предатель!

С этими словами барон схватил своего солдата за ноги, пониже колен, и перекинул через балку.

– На стены! Все на стены!! Помощь из Йорка уже близко! Где же храмовник?!

Теперь уже более увесистый кусок полетел вниз, разогнав трусливых негодяев, так бесславно пытавшихся взять крепость с наскока.

◄

В магазине «Граффити Фест» было безлюдно и чисто. Устланная июньским пухом тихая улица, где он располагался, даже в самые часы пик не слишком оживлённая, теперь была совсем мертва. Эти минуты, близкие к полудню, Костя любил проводить за просмотром видеороликов на различных сайтах. Энергичная музыка в зале отлично дополняла кадры зрелища, где «зацеперы» ехали между вагонов метро, рискуя каждую секунду упасть под колёса.

Посетителей в это время было мало. Захаживали сюда, в основном, поклонники стрит-арта, разных способностей и люди, занимающиеся интерьерным оформлением. Магазин мог предоставить им большой выбор краски в баллончиках + атрибутику в виде футболок и кепок с соответствующими данной субкультуре рисунками.

Дверь открылась и вошла пожилая женщина. Она была одета, как все старики в тёплую погоду – очень тепло. Подойдя к прилавку, она поправила очки, сощурила старческие глаза. Костя с удивлением смотрел на неё, такие покупатели в магазин ещё не приходили. Так они молчали, пока бабушка не спросила:

– А дихлофос у вас есть?

– Чего?

– Дихлофос, у меня тараканы на кухне завелись, – объяснила пожилая женщина, совсем не старческим голосом.

Костя вернулся к видео, ответив не глядя:

– Это граффити магазин, а не хозяйственный.

– А баллончики на полках?

– Это краска.

– А в ушах-то у тебя чего? – вдруг спросила бабуля.

Парень сначала не понял, а потом сообразив, нехотя объяснил про тоннели, гордость его уха, растянувшие мочку почти на 5 см.

Она ещё что-то пробормотала, неодобрительно покачивая головой, но Костя не слушал. На экране его телефона был эпизод с неудачной поимкой зацепера в метро. На нём парень ловко уходил от полиции по крыше вагонов. В конце, забравшись на переходный мостик, он исчезал.

К обеду пошёл покупатель. Это были часто знакомые Косте графферы, с ними он здоровался ударяя кулак о кулак. Перекидывался фразами.

– Сегодня пойдёшь добивать?

– Конечно, ближе к одинадцати.

– Давай, увидимся.

Заходили и всякие дилетанты, с ними Костя был презрительно сдержен и холоден. К художникам же он относился, как голубь к кроту, не имея академического художественного образования, Костя всегда считал вольный стрит-арт не в пример выше и интереснее.

Часа в четыре в дверь заглянул сосед, занимающийся починкой телефонов.

– Пойдём покурим? – спросил он.

– Пойдём, – согласился Костя.

Перекурили, обсуждая может ли место настолько близкое к центру, как и́х, называться спальным районом. Костя стоял на том, что может, ибо всё дело в людях, которые здесь живут, и привёл сегодняшний пример со старухой. Коллега настаивал на чисто географических и количественных показателях. Так они и не сошлись.

В конце рабочего дня к Косте пришла девушка по имени Клён, это было её настоящее имя, родители-оригиналы так её назвали. Она пыталась его опекать, а по-простому – клеить. Вот и сейсчас девушка принесла ему его любимый чизбургер из «Мака». Костя не слишком благоволил Клёну, она, хоть и имела положенный их общей субкультуре антураж (тату на шее, те же тоннели и.т.д.), но внешне не устраивала парня. Поэтому, приняв еду, (он действительно проголодался) на предложение погулять сегодня вечером ответил отказом.

Перед самым закрытием, когда все клиенты уже ушли, зашёл, как и в начале дня, пожилой посетитель. «Бутерброд» – подумал Костя. Гостем оказался мужчина лет семидесяти, он подошёл к прилавочной стойке и сразу огорошил продавца.

– Молодой человек, как же вам не стыдно? Мало вам заборов, так вы ещё и памятники разрисовываете!

Парень стоял, оглядывая пришедшего: засаленный старый плащ, старомодный берет.

– Какие памятники, вы о чём? – спросил он грубовато.

– Да о том, что все эти ваши баллончики – инструмент вандализма. У вас же нет ничего святого, вы можете даже надгробия разукрасить! Нет, я хочу знать, у вас вообще есть совесть?

У Кости немного отлегло от сердца, он подумал, что этот вздорный дед пришёл по поводу недавно разрисованного памятника на улице Судакова. Этот памятник, с вырезанным силуэтом танка на бетонной стелле, отлично подходил для уличного искусства. Меж тем, старый человек продолжал:

– Продажа этих баллончиков с красками вообще должна быть запрещена. В ваших руках он как топор варвара!

– Слушайте, я закрываюсь; если вы боитесь за памятники, то покройте их жидким мылом, тогда краска не будет держаться.

– Ни стыда ни совести!

Избавившись от докучливого пенсионера, Костя закрыл магазин. Направляясь к трамваю, ходившему в двух кварталах от работы, он предвкушал, как доделает с ребятами сегодня ночью переход. Вчера они не успели, к тому же им помешал, неизвестно откуда взявшийся пьяный охранник, пригрозивший вызовом полиции. Сейчас Костя приедет домой, перекусит, посмотрит какой-нибудь фильм, или сыграет во что-нибудь лёгкое, вроде «ФИФА 18» или гонок. А поздним вечером набьёт свой рюкзак всем необходимым и выйдет на своё любимое дело, которое никак нельзя назвать хобби, это – его жизнь.

Впереди по тихой улице шла стройная фигура девушки. Со спины было видно, что она молода. Цветное платье плотно облегало столь заметные мужскому глазу детали. Костя обычно не знакомился с девчонками на улице, ему хватало тех, что крутятся в их молодёжном обществе. Тем более, что к «простым» людям без пирсинга и тату он относился пренебрежительно, не видя в них оригинальной изюминки. Но обойдя идущую впереди, ему так понравилось её лицо, что он решил-таки заговорить.

– Здравствуйте, девушка, а почему мы с вами до сих пор не знакомы? – сказал Костя игривым тоном.

Девушка отпрянула от неожиданности, видимо она шла, сильно углубясь в свои мысли.

Через секунду парень почуствовал холод и моментально страшное жжение по всему лицу. Баллончик с газом скрылся вместе с быстро удаляющейся стройной фигурой.

– Сука-а-а!! – дико заорал Костя.

Он присел на корточки; тёр глаза и кашлял, выворачивая себя наизнанку, но боль и жжение всё усиливались. Сознание ушло.

Жёлтые клубы дыма валили из аппарата неизвестной конструкции – баллона с помповым насосом, который качал человек в странной одежде. Сначала его голова была похожа на башку огромной мухи. Потом стало ясно, что это противогаз и какой-то допотопный. С большими круглыми стеклянными глазницами и с вытянутой мордой, к которой была подсоединена плоская, круглая железная банка. На голове располагалась каска, похожая на немецкую. Он медленно шёл, качая и качая баллон. Рядом с ним шагал второй, с головой, походившей на полуразложившийся череп слона: гофрированный «хобот» свисал, заканчиваясь более удлинённой банкой, нежели у первого. Он тоже распылял жёлтый газ. Так они шли, подходя всё ближе и ближе…