Газда [Александр Евгениевич Владыкин] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Некоторым не нравится Хайфа, не любят всё, что связано с

Средиземным морем, и акулами. Как-то так сложилось, что в этом городе собираются одни шарлатаны. Но Хайфу любят туристы, они в ней души не чают, где ещё можно так быстро потратить деньги, как не в этом восточном городке. Воспоминаний, потом, на целый год. В самой же Хайфе, особое отношение к «русским», за созданный для города имидж

. Нигде, ни в одном городе Израиля, ты не встретишь такого обилия русскоязычных евреев, как здесь.

– Я вас умоляю… Здесь вам не Дерибасовская… Вы не подскажите, как проехать на Ерусалим?

Хайфа, вполне современный город, но приезжие игнорируют магазины, супермаркеты и бутики. Сами туристы превратили город в базар, одни прилетают чтобы купить, другие – продать. Хайфа из туристического центра, незаметно превратилась в продолжение одесского «Привоза», где широкие тротуары превращаются в торговые ряды. Вы никогда не видели еврейскую матрёшку? Вы очень много потеряли. Приезжайте в Хайфу, здесь всё завалено еврейскими матрёшками. Я убедился на собственном примере, когда, чтобы отвязаться от надоедливого торговца, купил за бесценок сборник Израильской поэзии. Меня поразило, что первый поэт был Айвазовский, второй Левитан, а третий – Попандопуло (Псевдоним, наверное). Моя подруга выхватила книжку, её удивило, что местные стихоплёты пишут на арабском. При доскональном изучении этого творчества, с привлечением знающих людей – эта поэзия оказалась графиком движения прогулочных катеров по реке Нил за прошлый год. Вам нужно это расписание? Мне тоже. Зато оформление! Любая редакция позавидует. И, всё же, Хайфа отличается от Одессы, здесь люди радуются, правда ходят без английского сыра, но не с такими грустными фейсами. На Родине все Одесситы жалуются друг другу: в трамвае, на кладбище, в театре. Им всё не нравится, всё не так. Все чем-то недовольны. Вспомнил, как мой друг встретил одноклассника, не виделись со времени окончания школы, он его не узнал. Мой друг воспринял это с такой обидой, как будто, одноклассник виноват в том, что его не расстреляли при оккупации города, и всё из-за того, что его не узнали.

– Боня, я действительно так плохо выгляжу или им кажется, таки.

Мой друг набивался на комплимент, крутился перед мной, как – будто я зеркало. Он действительно выглядел, на «пол шестого», но я не стал добивать его. В Одессе, если семье хватает ума, на хлеб с маслом, и ты покупаешь талон на трамвай, никогда нельзя говорить правду, этим ты можешь обидеть весь город, и в лучшем случае, тебя загонят на дом профсоюзов, а в худшем – на старое еврейское кладбище. В Одессе, лучше не разговаривать с посторонними, так лучше для здоровья. Мой сосед, что объяснил одному проезжему из Жмеринки, как пройти на улицу Двадцать второго съезда КПСС, до сих пор не вышел из реанимации. Я его спросил:

– Дядя Жора. И что ты ему такое сказал?

Тот клялся – ничего подобного! Я сколько живу в Одессе, никогда не встречал такой улицы. Я ему и сказал, подойди к любому гою в форме полицейского, и он тебе всё объяснит. Я же не виноват, что этот шумер всё перепутал, назвав блюстителей порядка, геями. Они ему и так, целую ночь всё объясняли, доходчиво, даже увезли в свою «голубую устрицу», где учили его маршировать по камере, как, таки, по одесским бульварам. Шумер злопамятным оказался. Я к соседу в больницу за долгом приходил, он мне и посоветовал, скопить денег и не пожалеть – хоть раз слетать в Израиль и побывать в Хайфе.

– Тогда Боня, ты проживёшь жизнь не зря.

Я и поверил. С этого момента у меня выработалось защитное свойство – никогда не верить землякам. И ещё одно: меня всю жизнь обижали, издеваясь над инициалами и фамилией, меня даже отчим называл грязным, вонючим скунсом. Мальчишки со двора, через день вылавливали меня в переходах, и задавали трёпки. Маме надоело латать мои вечно порванную одежду, и слушать мои неудачные оправдания. Я помню. Мне было тринадцать лет, я хотел быть не умным, а сильным – очень сильным. Возле киностудии, где работала мама костюмером, открылась секция каратэ. Она, чтобы не вытирать кровь из моего носа, и не тратить казённый йод на многочисленные ссадины и тумаки, записала меня туда. Теперь моя жизнь стала вдвойне невыносимей: сначала, после школы меня раскатывали по матам, в спортивном зале, пересчитывая все косточки худенького подростка, а потом, в подворотне меня ждали пацаны. Мне, потом, в жизни, часто приходилось писать автобиографии, и везде я расписывал своё «счастливое и беззаботное детство». У меня, абсолютно, не было склонности к музыке и к иностранным языкам. Отчим от нас ушёл, через полгода, потом родилась Вера. Нам, как-то не везло с отцами, кроме мамы у нас никого не было, а у неё не было на нас времени. По ночам мама шила что-то, к репертуару театра, а в выходные занималась переводами. Родители маме дали хорошее образование, у неё был дар; а я, с трудом заканчивал восьмой класс и не знал, то ли в училище мне идти (по – нашему – бурса), или продолжать своё образование до среднего. Занятия спортом так и не научили меня драться, зато защищаться я мог чудесно. У меня была гибкость, пластика и рост. Мама устала перешивать мою одежду. В секции меня назвали Змей, эта кличка вскоре поползла по всему городу.

– На вашего Змея нет управы. Ваш Змей моего мальчика побил.

Мама терпеливо выслушивала жалобы соседей. Не знаю, может в душе, она гордилась мной, надо отдать должное, мама никогда не жаловалась никому, даже отчиму. А я терпел, потому, что хотел быть сильным. И с этим третьекурсником получилось не так, как ему нравилось. Я его не бил, я защищался (может быть защита была за пределами нормы, но четвёртый курс ему уже не грозит. Он забыл, он всё забыл; из-за этого гада я боялся во двор выйти, он ждал меня у булочной и отнимал деньги, а я не знал, как отчитаться перед матерью, и скрывал то, что целый день провёл голодным из-за этого Мишки, которого боялась вся детвора). Так я получил свой первый и последний срок. Спасибо тренеру, что не рассказал, про мои спортивные достижения. Со сроком, нормальная жизнь для меня закончилась. Срок был условным, а экзамен за десятый класс пришлось сдавать в конце лета, «почти экстерном». Так, что у меня не было ни последнего звонка, не выпускного вечера. В армию тоже не взяли – еврей, да ещё со сроком, хотя по состоянию здоровья я был готов к любым войскам. Мне почему-то хотелось в пограничники, или в спортивную роту. Там – на медицинской комиссии я и познакомился с Ванькой. Его тоже забраковали. Он был самым низкорослым из призывников – метр с кепкой. Ванька ко мне первым подошёл:

– Ты, что, тоже чукча?

– С чего ты взял?

– А, я думал, что только чукчей в армию не берут?

– Я еврей.

– А евреи, это кто такие?

Мне впервые в жизни встретился человек, который ничего не знал о существовании евреев. Я промолчал. Но этот Ванька был, как банный лист, он специально в Одессу прилетел, чтобы его в армию забрали. Но опять облом.

– Если бы я был такой длинный, как ты, то давно бы был в войсках, а из-за моего роста мне с армией, и с девушками, не везёт.

Он меня и потянул к военкому. У каждого, свои проблемы: в Одессе, в моём кругу, служба в армии не приветствовалась, наоборот, пытались её избежать, пройти заочно. Но в семье сложилось такое положение: сестра сразу в две школы пошла, в обычную и музыкальную, а мать ещё на пол ставки. Здоровье у матери стало сдавать, и всё бы ничего, но я случайно подслушал её разговор с подругой: она жаловалась, что Боня вырос, а талантов никаких нет, может быть, если бы не погиб отец на съёмках, всё было бы иначе? Из разговора я впервые услышал про то, что у меня был отец и ещё жива его мать (то есть моя бабушка), которая нас не признаёт, и, косвенно, обвиняет мою маму в гибели своего сына. Мама жаловалась, что ей тяжело прокормить подросшее семейство. Бабушка жила в Москве. Ну, это потом. Я её всё же увидел, совсем при других обстоятельствах и совсем не в Москве.

Военком листал наши дела, сверялся в заключениях медицинской комиссии. Потом меня просил подождать за дверью, о чём они говорили с Ванькой, для меня в тот миг являлось секретом. Ванька уже в армии признался, что военком подговорил его к подлогу и поспособствовал замене утерянных документов, с единственным исправлением – везде, в графе национальность было – русский. Ванька вылетел, как на крыльях. Со мной тоже был не долгий разговор.

– Впервые вижу еврея, который рвётся в армию!

Военком, оказывается, был знаком с моим отцом, кое где надавил, кое кого, просто поблагодарил, и через два дня мы с Ваньком были на опорном пункте. Нас призвали в «дикую дивизию» – в стройбат. Здесь мне понадобилось умение драться, приходилось стоять за себя и за «малыша», как прозвали Ваньку в подразделении. Я был Шпалой. Войска, хоть не железнодорожные, но этих шпал я натаскался за год – на пол союза хватит. Четыре шпалы красовались на моих погонах, по две на каждом. Говорят, армия научит, армия воспитает… не верьте, армия может сделать вас только хуже, тупее и опасней. Я перестал чувствовать жалость к сослуживцам, вообще, ко всем людям, я, как зверь, требовал только исполнения приказа своими подчинёнными. Я знал, что «Шпалу» не любили в подразделении, один Ванька считал меня своим другом. Мой простодушный и бесхитростный чукча. Ванька даже в армии скрывал национальность и никто, кроме меня не знал, где он родился и при каких обстоятельствах попал в армию. Мы погибли через полгода, не дожив до дембеля, на крыше атомного реактора в Чернобыле. Больше Ваньку я никогда не видел, не знаю даже, где похоронен. Это был первый и единственный друг за всю мою первую беспутную жизнь. В новых документах я взял его фамилию и отчество, оставив себе только своё имя. Мне посоветовала это моя покойная бабушка, невольно принявшая участие в моей дальнейшей судьбе. Чтобы ни у кого, никогда не возникло вопросов. Я родился, в прямом смысле, во второй раз, именно её стараниями. Я знал, что мама с Верой уехали в Америку, почти сразу, после моих похорон. Вера впитала в себя все еврейские таланты, она тоже изменила фамилию, а может быть, так было надо, я не знал, и специально не интересовался. Никто не ведает, как оказался саркофаг с моим телом в Москве, и кто похоронен вместо меня в Одессе. Тогда, в восемьдесят шестом году была такая неразбериха. Бабушка была начальником лаборатории, я не буду перечислять все её достижения и регалии, но одно то, что лаборатория находилась при союзном управлении КГБ, уже многое о чём говорило. Бабушке сердце подсказало, когда она выбирала материал для исследований, поступивший из Чернобыля. Документов не было, материал был свежим, дозиметры срабатывали за версту. Эти военные были пропитаны радиацией, их никто не вскрывал…, а зачем? Мне, наверное, впервые повезло – после смерти. То, что за материалом пришла, именно моя бабушка – доктор наук, а не её ассистенты, и то, что мы всё-таки побывали в каком-то из военных моргов, где каждому погибшему на большой палец левой ноги повесили бирки – С полными инициалами, и год рождения, и дата смерти. Каждого солдата представили к награде, но это было потом. Я никогда не был на одесском кладбище, не видел своей могилы, в этом что-то было сверхчеловеческое, мистическое. Вся жизнь моя, после воскрешения была сверхчеловеческой и мистической. Может бабушка и права, лучше жить под чужой личиной, но жить. Я, изредка заглядывал в интернет, блогеры делали вбросы в раздел новостей:

– В Одессе вандалы разрушили памятники героям чернобыльцам.

На разбитых плитах кто-то губной помадой написал:

– «Смерть клятым москалям!»

Я уже задумался:

– А, может было бы лучше, если бы мы тогда не вмешались? И Ванька был бы жив…, и «на алюминиевом поле росли бы железные огурцы». Нет, лучше бы не было. А так, мы мертвы, а с мёртвыми легче воевать. Но не всегда! Просто, не было приказа, вы ещё не знаете про ярость мёртвых. Зомби – это сказочки для фантастов и сценаристов, по сравнению с подразделениями пятого апокалипсиса. Ах, вы ничего не знаете о предыдущих четырёх? Это ваша проблема. Проблема того, что вам закачали в мозг. Но пока эти спец. войска в стадии разработки, лабораторные эксперименты. Но они есть.

После развала СССР, началась большая неразбериха. КГБ и лаборатории закрыли, исследуемый материал подлежал уничтожению, за этим следили светила науки Америки. Бабушка меня выкрала из лаборатории, до моего полного созревания оставался ровно месяц. Потом были сделаны документы на умственно отсталого внука, и мы переехали в Германию, туда, где доктору наук предложили работу по родственной теме. И пошло не традиционное обучение, я не сидел за партой, больше лежал в кресле каталке. Обучение имело перерывы, когда мне вживляли имплантаты. За пять лет интенсивного обучения, я превратился в упитанного здоровяка, знал шесть основных языков на разговорном уровне, в меня были вложены знания с медицинским уклоном. И всё же, бабушка готовила из меня война. Мой мозг был устроен, как самообучающийся компьютер. Правда, сверхчеловеком, я себя не чувствовал, но это было именно так. Бабушка гордилась мной, я был самым удачным из её опытных экземпляров, она только от меня не скрывала этого, и говорила, что генная экспертиза подтвердила отцовство её сына.

– Но, внук, не обижайся, теперь в тебе больше моего, есть и гены инопланетян и ещё кое – кого, про которых мой внук, вам лучше не знать.

Наконец, программа закончилась, пришло время экзаменов. Тестирование я проходил в различных уголках мира. Я даже сам не знал, что обладаю такими возможностями. На Камчатке, да простят меня экологи и защитники фауны – из «Гринписа», я руками разорвал двух медведей, мы не поделили рыбу. В Антарктиду меня выкинули абсолютно голого, такое было условие текста, и в пятидесятиградусный мороз под шквальным ветром, я должен был отсидеть не менее четырёх часов. Я признаюсь, схитрил, влез в стаю пингвинов, пока не стало совсем жарко. Я оброс толстым мехом и под кожей стал циркулировать жир, всё более согревая организм. Хитрость моя удалась и осталась безнаказанной. Главное условие теста, была проверка на мою морозоустойчивость, и я выдержал испытание. До самой Кубы я линял, очищался от защитного покрытия. Самое неприятное для меня были горы, меня закинули вертушкой на Памир. Текст был, вроде из лёгких, я должен был пройти из пункта «А» в пункт «Б». Но тест был с подвохом, это был самый сложный маршрут, придуманный человеком, который никто не смог пройти. Я не знал, хотя, встречающиеся, повсеместно белеющие кости, наводили на определённую мысль. В этих местах было несколько «перевалов Дятлова», но меня никто не предупредил. Я прошёл, иногда чувствовал себя не совсем собой, но зеркала не было, а в ручьи я не заглядывал. По пути, встретил французских альпинистов, они готовились штурмовать одну, из Памирских вершин, которую я проскочил за полдня, просто она была в моём маршруте. Французы испугались при моём появлении, для них моя походка показалась слишком быстрой, потом все защёлкали фотоаппаратами, и всем, что было придумано человеком для фотографирования на рубеже двухтысячного года. Я позировал. Один альпинист отважился, и на плохом английском, попросил снежного человека позировать перед камерой. Я уступил его просьбе. Он поблагодарил. Я ответил ему на чистом Французском. Что было!? Альпинисты даже про вершину забыли. Но надо было спешить, я и так задержался, восстанавливая дыхание. Мне в пути пришлось притормозить ещё раз, когда впереди послышался гул сошедших снежных лавин. Я не знал, что лавины были искусственными и их специально обрушили, для, прохождение теста, на интуицию. В пункт «Б» я прибыл вовремя, даже с опережением графика. Я прошёл шесть текстов и в каждом было своё испытание, меня, что только в воде не топили, но подозреваю, что я и этот бы тест прошёл с успехом. Я спешил домой, похвастаться бабушке. Я застал её в больнице, я ещё успел её застать. Врачи качали головами и разводили руками, предлагали бабушку отправить в Израильскую специализированную клинику для онкологических больных. Бабушки не стало через три дня. Она оставила завещание, всё на меня, только обручальное кольцо с фамильным бриллиантом, просила нотариуса передать моей матери, как бы, умирая, просила прощения за совершённые ей житейские ошибки. Письмо я получил через год, с кассетой, в которой было видеообращение моей бабушки ко мне и просьба, прослушав эту кассету уничтожить её немедленно, чтобы не осталось и следов. Это были заветы старой еврейской женщины, по которым я и сейчас живу. Бабушка рассказала немного из своей жизни, это был её секрет, и я не собираюсь раскрывать чужую тайну. Просто, я понял, почему я такой бесталанный и невезучий родился в своей первой жизни. Но бабушка гордилась тем, что успела убрать из меня ошибки своей молодости, жалела об одном, что слишком поздно пришло озарение, она бы смогла спасти и своего сына. Бабушка гордилась, что создала меня, вопреки различным теориям.

– Внук! Я могла бы прожить ещё двадцать лет, несмотря на запущенный рак. В моих силах было пройти реинкарнацию, но я не хочу. Я добилась в жизни всего, что хотела, у меня есть ты, чтобы жить дальше, а в тебе мои гены. Запомни. Смерти не существует. Это я тебе, мой внук, как учёная говорю.

Остальное: счета, недвижимость – оно вам не нужно. Бабушке не было и восьмидесяти лет.

Глава 2

Бабушка сказала, что я не похож на остальных, не похож и на бывшего себя, это сделано специально. Что она имела в виду? Я всю жизнь не любил смотреться в зеркало, а тут меня заинтриговали. В соседнем номере поселилась пара молодых, да, да молодожёны, если их так можно назвать, так невеста – эта, без усов которая, хотела ко мне перебежать. Я посоветовал жениху, из Пловдива, отель в одном из арабских районов, там все закутанные ходят, а для себя взял, как правило – пореже пользоваться общественными туалетами. Вообще, Израиль, сам по себе – особое место! А Хайфа – его самый драгоценный камень, который венчает корону этого государства. Не удивляйтесь, царь Давид, тоже был коронованной особой, и иногда требовал своей безопасности, хотя бы перед историей. Мне кажется, что если хорошо покопать, то и в современной Хайфе можно отыскать его следы. Я ушёл пешком на море, это далеко, но не для туриста, впервые прибывшего в этот величественный город. Вы когда-нибудь бывали в приморских туристических зонах? Здесь даже женщины ходят без накидок, стараясь пользоваться тенью домов от все обжигающего солнца, сверкая намазанными кремом ягодицами, переливающимися в бикини. Кошельки всегда держат в руках, или же по русской привычке – деньги хранят в лифте (в бюсте – кому надо, тот поймёт), на пляж стараются брать одну мелочь, на лимонад. Никогда не подумаешь, что тебя могут обворовать на подходах к пляжу. Женщина, не обращая внимание на косые взгляды завистников, как десять лет учили в балете, от бедра…, и только пройдя ещё метров пятьдесят, до неё, с трудом начинает доходить:

– Обворовали! Украли! Караул!

Мечется чтобы спрятаться на многолюдной улице. Остаётся только магазин, хозяин которого выбегает в гневе, женщина отбивает его покупателей, разбегаются все, при виде голой разъярённой мегеры.

– Всё! Брошу всё! Из-за этих глупых русских, никакой торговли. Третья русалка за этот день!

Приехавшая полиция, в третий раз, составляет уже привычный протокол.

– Что украдено?

– Самое ценное.

– Что из самого ценного?

Женщина краснеет: – бикини.

– Бикини, это как на иврите? – молодой полицейский прикидывается непонимающим, подмаргивая более солидному товарищу.

Какой тут юмор, юмор остался в Одессе, вместе с любящим мужем. Отчаявшаяся женщина переводит – strings. Блин, я вспомнил, как меня в Одессе оставили без денег, одежды и обуви при переодевании на пляже. Эти кабинки с открытым низом и верхом, имеющие форму панциря улитки, как специально сделаны по заказу воров. Я тогда тоже бегал по пляжу возмущался, пока не успокоила милиция. Но это было в прошлой жизни, когда мне не везло. Сегодня не повезло этой троице и торговцам. Эти евреи всех загнали с бульвара, не разбираясь, в кутузку. Разбираться будем потом. Сразу видно, работали профессионалы, наверное, конкуренты наняли. Какое же было удивление у Рабиновича, когда он принёс продукты из супермаркета и отдал их в руки Саре. Он уже полчаса отмахивался от жены и не мог никак понять, как эти strings оказались в пакете с едой. Первый раз Сара промолчала, но видеть эту пошлость каждый день…, это было сверх её сил.

Несмотря на большое количество рейсов различных авиационных компаний, попасть из Одессы в любой аэропорт Израиля очень проблематично. Откровенно, не знаю, когда в Израиле открывается курортный сезон? Когда закрывается знаю, это когда вы сидите в кресле самолёта, летящего к вашему дому. Мне кажется, что курортный сезон здесь круглогодично, если в Израиле раз в столетие выпадает снег, то евреи моментом организовывают австрийские Альпы с эдельвейсами и чукотское родео, это когда на арабских мулов вешают оленьи рога. Стремление к творчеству здесь безгранично. Евреи жадный народ, но любят пошутить.

Новоиспечённый гинеколог решил открыть бизнес в Хайфе, ориентированный на приезжих туристов. Он думал, что ему шекели на голову будут сыпаться! Как бы ни так. За неделю никто не пришел, даже не постучал в его кабинет. До врача не доходило, что отдыхать в Израиль едут только здоровые, без генетического зоопарка и восемьдесят процентов из них, не знает иврит. Доктор платил налоги своевременно, нареканий на его работу никаких не было, всё же он получил известность, к нему туристки со всего мира, за год, на запись становятся. И соседу Борису в полиции доказали, что он не прав, назвав уважаемого человека сутенёром. Работа у него такая. А то, что он отказал вашей жене в приёме…, вы вывеску читали? Борис недоумённо повёл головой.

– Да, тяжёлый случай!

И полицейский перевёл на иврит, то что висело над кабинетом врача. Боря за двадцать лет жизни в Израиле, успел забыть свой родной язык (как некоторые русские, в Одессе).

– Блин, за работой, совсем про жену забыл. Может она опять девственницей стала.

В Израиле нет ничего невозможного, были бы только деньги. Но на всякий случай, Боря, при жене соседа оскорблять перестал, эта дура его слова восприняла неправильно, как рекламу в магазине.

Хайфа способна преподнести много сюрпризов, в этом полурусском городе, почти нет указателей и всё так запутано. Одна надежда на метро, только здесь метро не такое, как в Москве или Киеве. Оно может тебя занести совсем не по назначению. Истинным русским – метро вообще противопоказано, это не карусель, и если вы слышите «Кирять», это совсем не то, что вы подумали. Это название станции, и таких станций множество, и если «кирять» на каждой из них, то можно не доехать, и не проснуться на одном из одесских кладбищ. А ещё в Хайфе недолюбливают русских за то, что они такие разные, но родились, наверное, от одной обезьяны.

– Русские, очень, не воспитаны, любят задавать вопросы совсем не знакомым прохожим и им никак не объяснишь, что это у нас не принято. Есть полицейские, специальные службы, их берут на работу с условием овладения любым иностранным языком, и когда ты слышишь:

– Как пройти на…, ты уже понимаешь, что попал.

Берёшь себя в руки и стараешься помочь неприятному товарищу на чистейшем иврите…, русский очень внимательно слушает, кивает головой. Ты рад, что этот урод, хоть что-нибудь понял. Но он задаёт контр – вопрос:

– А, в пятак?

Таким образом они стимулируют коренных евреев, с африканскими корнями, к изучению русского языка. Потому, что, когда в полиции пытаешься объяснить, как выглядит этот мерзкий тип, и даже находишь его на фотографии, то он оказывается министром культуры одного из вассальных России, государств, который приезжал с женой, детьми и парой соседей, в деловую командировку, и улетел из Израиля две недели назад. Тебе выписывают штраф за подстрекательство к международному скандалу, и ты уходишь с разбитым носом, но счастливым, что легко отделался. Так мне никто не объяснил, что выражает это словосочетание:

– А, в пятак?

И за что меня ударил русский?

Я слушал излияния еврея, нашедшего родственные уши, и как истинный иудей ортодокс, кивал головой, выражая сочувствие, он даже не догадывался, что стараниями моей бабушки, я не только не знал ни одного из еврейских языков, но даже забыл все одесские приколы, на которых вырос. Мой компьютерный мозг, с опозданием в пару часов, выдал перевод слов собеседника, который. давним–давно забыл о моём существовании.

Мне уже надоело изучать районы Хайфы, здесь, как в Одессе – всё очень просто, если тебя пытаются ограбить, это свои, В Хайфе на каждые десять отдыхающих приходится один полицейский, на всех перекрёстках камеры, но, когда нужно, нет никого. Все ушли на фронт. Самое последнее дело, обращаться в Израиле к полицейским, они сначала достают дубинку, потом думают.

– Наверное он прав?

– Кто прав? – вмешался мой жилец по номеру. Мне из-за капризов этой молодой невесты, пришлось всё же, поменять гостиницу.

– Сосед мой прав. Он посоветовал мне побывать в Хайфе и сказал, что я прожил не зря.

Старый араб вышел из номера, а через несколько минут залетела бригада медиков и упаковала меня в смирительную рубашку. Я не стал применять сверх способности, с завидным терпением сдал все анализы и прошёл все тексты. Главный врач извинялся о причиненных мне неудобствах: поступил анонимный звонок от неизвестного доброжелателя, в котором, с неприкрытым арабским акцентом, очень взволнованно, на уровне истерики, говорилось о сумасшедшем, разговаривающим с самим собой и прощающимся с жизнью. Звонок был короткий, а сумасшедший – чистокровный араб. Для меня, в некотором смысле это был комплимент, мне не приходилось оттачивать свой арабский вживую.

Интуиция и здесь меня не подвела, я не успел ещё купить билет в Одессу. А в гостинице мой счёт прерывался только завтра. Я полностью доверился благосклонности судьбы и, наконец, расслабился. Был последний мой день пребывания в Хайфе, и, вообще, в Израиле. Я, плюнул на все суеверия и сплетни, решил пройтись по местному «Привозу», чтобы купить себе что –то одесское, как сувенир – в память, что я побывал в Израиле. Мне откровенно понравилось, прикольно так, здесь, даже не зная иврита – ты еврей, русский – но еврей. Я настолько уверовал в то, что меня невозможно надуть, и я отношусь, к избранной богом нации, что только в последний день понял, что ошибся, и крупно ошибся. Я шёл торговыми рядами, как крейсер, рассекающий волны аферистов, предлагающих от всех видов услуг, до всевозможных земельных паёв и сертификатов на Луне и планетах звёздной системы. Но меня на мякине не проведёшь, мозг сразу отбраковывал их попытки. Мой взгляд тормознулся на девушке, стоящей в стороне, она, тайком из-за старинных очков, с круглыми стёклами, любовалась моей фигурой. Мозг среагировал мгновенно, было такое ощущение, что находишься под оптическим прицелом. Я не знаю, почему, я проигнорировал сигнал опасности. Ведь был сигнал. Вместо того, чтобы улетучиться и незаметно скрыться, я подошел к этому «синему чулку», лет девятнадцать, и поинтересовался, что может быть, очаровательная незнакомка желает что-нибудь продать? Девушка покраснела, но я почувствовал, что ей приятно, что я разговариваю с ней. Я поинтересовался ассортиментом товара. Девушка почти ничем не отличалась от прочих аферистов, только торговала более приземлёнными странами и давала гарантию.

– Честное слово, я вам дам попробовать вкус покупки, если не понравится – сделка не состоится, вы только скажите, какие вам земли подобрать.

Я ориентировал её на бывший Союз. Она склонилась над маленьким продолговатым ящиком, из-за которого я принял её за торговку семенами цветов. Стала комментировать:

– Есть Псковская губерния, почти весь Дальний восток.

Пошёл развод. Я интересовался ценой, как будто заинтересовался товаром. Дорого, очень дорого, цена колебалась в пределах миллиардов шекелей.

– Уважаемая! Я таких денег никогда не видел.

Девушка не сдавалась:

– Мы можем оформить кредит через банк, я вам продам любой участок в рассрочку, не обязательно целиком, хотите Магадан или Петрозаводск, вы можете купить только часть Приморского края, я могу вам продать не весь Сахалин, а предположим только Холмск, так даже дешевле будет.

Эта игра мне начинала нравится, я раньше не любил торговаться, всё покупал по предложенной цене. А зря! Это, дьявольски интересный процесс. Мне нравилось общение с этой подругой, она точно – гений аферистов. Я поинтересовался у возбуждённой красавицы, по её торговому темпераменту я понял, что она сама верила в свои фантазии:

– А нет ли у вас что попроще, подешевле что ли?

Она скривилась, и предложила Украину, честно предупредив, что там сейчас идёт война и земли подешевели:

– Как на духу говорю, чистейший чернозём! Через три года вы будете получать прибыль, от сердца отрываю, такой товар!

Я горько усмехнулся:

– И миллионов у меня нет, да и не нужна мне Житомирская область с Херсонской и Киев мне не нужен за пятьсот тысяч, а почему у вас Львов дороже Киева? А что вы от меня всё время прячете под левой рукой?

Я обратил внимание, что девушка постоянно старалась прикрыть левый угол коробки.

– Вот! Я бы купил Крым! Почём он у вас?

У девушки пропало настроение, её плечи опустились, она даже слегка сгорбилась, румянец от азарта на щеках пропал, она сникла и опять стала заикаться:

– Поздно, Крым я первым продала. А здесь…, девушка убрала руку, …, здесь не стабильное, от чего многие покупатели шарахаются: часть Белоруссии, Литвы, заражённые радиацией зоны, и Чернобыль, вернее зона, в которую входит Чернобыль.

Это было как раз то, что мне нужно. Я представил, как показывал соседу сертификат с приобретённым Чернобылем в Хайфе. Я указал девушке на покупку:

– Сколько с меня?

Я мечтал побыстрее закончить с оформлением, чтобы успеть до перерыва в билетной кассе самолётной компании. Девушка не спеша закончила оформление товара, поставив личные росписи и печати, поздравила меня с удачным приобретением, назвав «Властелином зоны».

– Вы теперь газда – хозяин этой зоны!

Это было так романтично, как игра в пираты!

– А, насчёт денег, не беспокойтесь, по условиям правил сделки, вы выиграли бонус: не вы нам должны, а мы.

И она достала из-под прилавка коробку от телевизора, обклеенную скотчем. По её словам, там была валюта, несколько миллионов.

– Осталось испытание нас на честность, я предупреждала вас, что фирма работает прозрачно. Что вы выберете: прошлое, будущее, настоящее вашей зоны?

Я обхватил вместительную коробку двумя руками и бросил наугад

– Прошлое.

***

–Тебя, как за смертью посылать, и это мой лучший зам. Ком. взвода.

Передо мной за столом сидел старшина, расставив свои грабарки. Мы в начале службы имели с ним стычки. Старшина всегда побеждал в рукопашной, а меня уважал за характер, и то что я сейчас сержант – его заслуга.

– А это что за хрень ты притащил из штаба? Что за «Соня», да ещё не по-русски написано?

– Да вот, по пути нашёл, – соврал я.

Тогда Кабан (такая была кличка у старшины среди солдат) взял штык нож и вспорол коробку, как брюхо киту. Из коробки посыпалась валюта. Это были монгольские тугрики, ребята из роты помогли подбить курс, весь ящик тугриков был приблизительно равен одному доллару.

– Обманула, зараза!

Я подбежал к зеркалу – знакомая худая рожа, с костлявым телом, никакой Хайфы и никаких сверх способностей. И я завыл:

– У, сука!

Сослуживцы повыскакивали из казарм, впереди всех бежал старшина.

– Что там? – спросил ротный.

– Шпала в печали.

Ротный обязан был отреагировать, но я сам пошёл сдаваться на губу. Я знал, там мой друг Ванька ждал своей участи за драку в части с применением штык ножа, а ещё знал, что через два дня будет Чернобыль, и жить нам осталось ровно неделю. Начальник губы позвонил ротному, тот дал добро для отдыха Шпалы на три дня. Я знал, что, чтобы я не предпринял, всё случится так, как должно быть. Не пойму только одного, «Владелец я зоны» или нет. Судя по тому, что эта стерва вбросила меня в прошлое в этом никудышном теле, наверное, нет. Мне опять перестало везти. На «губу» пришёл замполит, проводить нравоучительную беседу, и пока он мне втирал про линию КПСС, я ему выдал:

– А вы знаете, что через два дня произойдет взрыв на Чернобыльской атомной станции, а через пять лет Союз прикажет «долго жить»?

Капитан впал в стопор, а когда до него дошёл полный смысл моих слов:

– Да я тебя! Тварь, сгною. На Родину. На Советский Союз руку поднял! Мразь.

И он пошёл в рукопашную. Лучше бы он этого не делал. Мне было всё равно, я знал, что меня караульные не застрелят, даже дело за то, что я поднял руку на офицера, не успеют открыть, мы с «малышом» погибнем ровно через неделю, сметая мусор с крыши Чернобыльской АЭС. Было продолжение банкета, караул колошматил нас с Ванькой до самой смены, их нач. кар. заставил. Навешав по полной программе, на следующий день пришли извиняться с двумя килограммами шоколадных конфет.

– Ты не дурак, Шпала! Устав тоже знаешь, ведь по уставу, при нападении на советского офицера, мы в тебя стрелять должны. А теперь тебе замполит врага народа шьёт. Может быть и правильно, что ты его отоварил?

А мне было наплевать. Я знал, что завтра из Москвы поступит команда и нас будут грузить в вагоны, завуалировав приказ, под учения для стройбата в центральной Украине. А сегодня ночью, ровно в час…, я начал буянить. Прибежал новый нач. кар, с двумя солдатами.

– Сообщите долбанному командованию, что сегодня произойдёт взрыв на четвёртом энергоблоке в Чернобыле.

Был уже вечер, зам по штабу дозвонился только до психиатрической больницы, те пообещали приехать после праздников усиленным составом, а пока…, меня скрутило шесть человек из караула, и держали под прессом мышц, пока не подействовало успокаивающее лекарство, впрыснутое мед. инструктором. Проснулся я уже в вагоне, мы подъезжали к Припяти. Старшина был из этих мест, из Чигирина:

– Блин, Шпала, очухался, вовремя, почему ты гад раньше не сказал? Знал ведь что-то? Я бы успел семью предупредить, а то, чуть ли не в самом эпицентре находятся. Что ты такое замполиту наплёл? Что он, только прочитал телеграмму из Москвы, сразу – на плацу, застрелился из табельного оружия?

– Отсчёт пошёл – подумал я.

Всё было так, но немного не так. Хоть убей, не помню я, чтобы кто-то из офицеров стрелялся на идейной почве. Скоро был наш выход, а я штудировал тот день, когда мы погибли. Ванька – он совсем ничего не знает о радиации, чтобы такое придумать, чтобы его спасти. В голову ничего не лезло. Всё равно бы ничего не вышло. Прошлое нельзя изменить. И, вскоре мы очутились на крыше реактора…, только с крыши я попал не в Москву, а обратно в Хайфу. На стометровке местного «Привоза» на месте девушки стоял древний старик, с бородой, и в таких же допотопных очках с круглыми стёклами. Он дождался, когда я подошёл, и задал вопрос:

– Ну что, не обманули мы тебя, «Властелин зоны»?

Я промолчал, не стал даже вспоминать о тугриках. Нет, обмана не было: Была и валюта в эквиваленте одного доллара, было и прошлое – я дважды пережил смерть. А Чернобыль, что Чернобыль? Должен же кто-то и им заниматься, у каждой земли должен быть хозяин. Сумели испоганить, надо возрождать. Вечером я был в Одессе, по дороге я вспоминал свой разговор с торговцем. Старый еврей был родом с Австралии, он мне признался, что тоже не владеет ивритом.

– А Роза? Ах! Роза? Будет здесь через две недели, мы меняемся. А вы молодой человек, приезжайте в Хайфу. Чудесный город. А как будете, заходите к нам. Привет? Хорошо, передам. Вы мне ничего не хотите сказать?

– Спасибо!

Мы тепло попрощались с земляком.

Глава 3

Я вышел из душа. На столе лежали мои германские документы, а в кресле сидел какой-то человек в чёрном фраке, он перелистывал содержание моих паспортов, его губы что-то шептали про себя. На столе лежала белая строительная каска. На ноги этого странного посетителя были одеты какие-то бесцветные галоши. От неожиданности, я, чуть не поскользнулся и не растянулся возле дверей душа. Этот странный человек услышал шум или среагировал на звук выключенной воды в душе, но он отвлёкся от копания в моих документах и поднял голову. Первая моя мысль была, что я забыл закрыть дверь в квартиру, после того, как приехал на такси из аэропорта. Я понимаю, что это Европа, Германия. Но так нельзя в любой стране мира. На грабителя он вроде не похож, я сравнил образ посетителя с приевшимися голливудскими прототипами; но какой неприятный бесцеремонный тип.

– Вы кто? Что вам нужно? Как вы сюда попали? Это моя квартира.

Я уже привык к тому, что на западе все относятся с уважением к частной собственности. А этот тип, несмотря на относительно чистую одежду, обладал не только какой-то сквозящей безвкусицей, но ещё наглостью вокзального бомжа, который забрался к вам в тарелку и с помощью вашей же вилки, надламывает вашу поджаренную сардельку, запивая заказанным вами пивом.

– Я пресс-секундант. Я здесь живу.

От такой наглости, я окосел. Это чувырло поднялось из-за письменного стола, и, словно прочитав мои мысли, двинулось к холодильнику, и достало два боржоми, выпуском до одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Раритет! Знает, что выбирать. От его следующего вопроса у меня свело скулы, как от удара боксёра сверх тяжёлой весовой категории:

– Что ты делаешь в моём офисе и пользуешься моей дезактивационной камерой?

Блин, в такое глупое положение я не попадал, с момента рождения. Но этот наглец, этот – национал –социалист или как его там…Я старался не терять авторитет, но уже тогда у меня появились первые очаги неуверенности. Я оглядел квартиру. Нет, не ошибся – это был мой дом, то есть моя квартира, моя собственность, мои занавески на окнах, их повесила ещё моя бабушка, наш – советский холодильник «Зим», погоди – у меня была «Бирюса». И комната стала немного просторней, а куда делась кровать и телевизор с кондиционером? Этот хам спёр мой ноутбук, он как раз лежал на том месте, где он бросил свою каску. Второй мыслью, что пришла в мою голову, была…, мне захотелось настучать ему в рыло! Наглец! Он смотрел на меня такими глазами, как будто это я вломился в его дом.

– Вы хотите сказать, что это ваша квартира?

– Нет, это мой офис, но я тут живу, и он раскрыл двери, вмонтированного в стену гардероба, там моей одежды не оказалось, вместо неё был скелет какой-то раскладушки или кровати на пружинах. Тогда я понял, это либо не мой город, либо я забыл где живу.

– Это Кёльн?

– Что Кёльн?

– Где мы находимся?

– А, Кёльн, Кёльн! Сейчас я вам покажу Дрезден с Бранденбургскими воротами и Капитолием, или как там – с Рейхстагом и он отодвинул штору на окне.

– О, бог ты мой! Где мы?

– Это Припять, а там Чернобыль и атомная станция. Он поправился – бывшая атомная станция.

Мы, по всей вероятности, находились над уровнем третьего этажа. За окном кто-то летал и заглядывал к нам в окно.

– Это кто?

– А, это? Не обращайте внимания.

И собеседник задёрнул штору.

– Ну что убедился, что это не твоя квартира, и совсем не Кёльн?

Потом помолчал и улыбнулся такой знакомой, ехидной саркастической, одесской улыбкой:

– А ты прав, это больше на Бухенвальд похоже, как увидишь, сразу на бухаться хочется.

Я стоял голый, у дверей душа, прикрытый слегка чужим казённым полотенцем с фиолетовым штампом инвентаризации и искал свой халат. Но, не вешалки, не халата, не одежды

– Хайфа.

– Что?

– Не обращайте внимания.

Халата и трусов я не нашёл. Этот, … как его, понял, что я ищу. – Там, на полочке, рядом со свинцовыми штанами и бахилами.

– И чем?

Он отмахнулся, показав на свои тапочки. Но потом поняв, что я не въехал, подошел сам, протянул руку к антресоли и вытянул то, что я даже по телевизору уже не видел, у нас даже в армии таких не было.

– Не бойся, одевай, про дезактивированные, не заражённые, не бои'сь – не отвалится!

Ну, что ж, это было всё равно лучше, чем стоять голым, и я влез в летние подштанники с инвентаризационным номером. Мой костюм висел на спинке стула, как приложение к той издевательской ситуации, в которую я попал. Я подошёл к зеркалу на стене, побитому чёрными пятнами, посмотрел на себя, да, нет, было всё в порядке: я стоял в кальсонах, но с телом второй жизни. А почему так не везёт?

– Хайфа, сплошная Хайфа!

– Не понял!

Теперь уже атаковать начал он – мой собеседник, предварительно открыв для меня бутылку с «Боржоми», и это было вовремя, у меня сушило горло, я сразу, одним глотком опустошил пол пузыря. Какой никакой, а жест доброй воли. Я одел свою одежду, вытащив из карманов всё: Евро, шекели, билеты на самолёт. Этот, во фраке, ел меня любопытными глазами. Мне всё равно хотелось ему заехать в пятак. А, бабушка мне говорила, что убрала все русские гены из моей крови. Но когда, последним я достал свой липовый сертификат, этот…, побледнел и рухнул на пол, у моих ног, испугав меня.

– Хозяин, Властелин. А я думаю кого проведение принесло? И как вы очутились в нашей зоне, без прохождения контроля. Хозяин, газда, Властелин! Вот это новость!

Я ощутил всеми фибрами души, что здесь мне рады.

– А пресс-секундант – это как?

– Обычно. Я отвечаю за всю информацию, за всё что происходит в зоне на всех уровнях, а ещё я – хранитель времени.

У меня сложилось впечатление, что моего подчинённого нашли в капусте на одесском Привозе, а я чего-то не догоняю. Я сделал умноелицо и спросил:

– И, что такое может случиться в вашей зоне?

Мой собеседник, аж подпрыгнул.

– Не в нашей, а в вашей. Не мы, а вы создали эту зону. До вас такой зоны не было, и он подал мне очки, похожие на те, в которые слайды вставляют. Я одел, и отшатнулся, поспешил снять этот ужас.

– Что, не нравится? Добро пожаловать в зону, мужик!

Мне показалось, что он в последний момент исправил своё последнее слово. А через очки я увидел миллионы исковерканных жизней, фрагменты приведений погибших, и тех, кому врачи не дают родиться, по вине Чернобыля. Это был поток, непрерывный поток уродов, выстроившийся ровными парадными колонами, эта – демонстрация уродства до сих пор стояла перед моими глазами. Пресс-секундант подарил мне эти очки, чтобы я время от времени их одевал, чтобы никогда не забывал тех, кто тебе подчинён и о ком ты обязан заботится, мой властелин.

– В зоне нет место лжи и я не имею права на лесть. Нам с тобой не коммунизм придётся строить…

Я его понимал. Очки я положил во внутренний карман, поближе к сердцу.

– Ты осматривайся хозяин, знакомься со своими владениями, а когда будешь готов, я тебя сам найду, и с твоего позволения, я сегодня объявлю по всей зоне о появлении Властелина. Очки подскажут тебе границы зоны. У тебя нет никаких ограничений, открыт доступ ко всем секретам. Я дам тебе слушалку, с говорилкой и ты сможешь задать мне любой вопрос.

Пресс – секундант передал мне, что-то, похожее не пейджер. Заодно, и я буду знать, где тебя искать. И ещё одно, это не только моя просьба:

– Не продавай ты земли зоны. Здесь, только твоя подпись действительна, запомни – ты ответственен за миллионы судеб прошлого, настоящего и будущего. Привыкай к тому, что ты Властелин, и мы все твои подданные.

Пресс-секундант растаял, а я оказался опять в Германии, в такси, которое стояло перед знаменитым Кёльнским собором. Таксист смотрел вопросительно на меня. Я порылся в карманах брюк и достал двадцать евро. Таксист смотрел на эти деньги, как на что-то небывалое. Он ничего не сказал, а я не знал, что за пределами такси был одна тысяча девятьсот шестьдесят шестой год и я, по всем подсчётам, ещё не успел родиться. Я одел очки, и они привели меня к западным границам зоны, все встречные снимали шляпы и кланялись мне, как будто я был Король или папа римский.

Мужчины снимали шляпы и перегибали колено. А женщины, потупляли глаза и застывали в поклоне. Это было прошлое, глубокое прошлое, это чувствовалось по всему: по одежде, по архитектуре, по экипажам. Я снял очки. Я оказался в лесу, мимо пробежала стая волков, они даже не остановились, проскочили сквозь меня.

– Не доработка, брак, секундант совсем разленился, волки остались голодными. Нет никакой синхронизации времён!

Я никого не видел, ни в очках, не без…

– Ты кто?

Невидимка предпочел не отвечать, пропал вместе со своим бурчанием. Я вспомнил про пейджер:

– Это кто был?

Пресс- секундант закашлялся:

– Наблюдатель из прошлого.

Потом поправился:

– Это пограничные, спорные земли, в них мои полномочия не определены. Зря он на меня бочку катит.

Я бродил третьи сутки, словно слепой, Германия, Белоруссия, Италия, немного Франции, Россия: от Курска до Благовещенска, Ревель, Тарту, Цюрупинск

– И это всё Чернобыль? Блин, я не понял, что мне в этой еврейской Хайфе нагрузили? Я вроде один Чернобыль покупал, а тут не успеваю очки – то снимать, то надевать.

Этот Пресс – боже мой, опять вмешался в мои мысли.

– Я только что проверил копию сертификата. Всё правильно, ты не купил один Чернобыль, тебе была предложена вся зона вместе с её эпицентром, иначе ты бы не имел права на бонус, тебе было заплачено за твои приобретения, и ты согласился. Тебе был предложен статус не хозяина Чернобыля, а Властелина зоны. Так?

От такой наглости, я даже про тугрики забыл, но секундант был прав. Меня охватила такая гордость, за то, что во мне тоже течёт частичка очищенной еврейской крови.

О Хайфа! Это надо было меня так …. (обмануть)! Я ещё спасибо сказал. И кто – этот «синий чулок». Роза. Какая Роза? Её тоже, блин, очками наградили – а, ля, молодость бабушки, это, чтобы лохов таких, как я вылавливать. Если этот сосед, дядя Жора из Одессы, ещё лежит в реанимации, то я первым трамваем приеду, и самолично его добью. А чтоб он знал, что Хайфа – это не то место, куда можно ехать приличному одесситу! Всё равно не пойму, какое имеет отношение Чернобыль к Елисейским полям, к Кёльну, и к итальянскому вину. Этого гада – секенхенда, уже даже трогать не хотелось, хранитель времени, блин, а вэйхэр балкон дин ир коп. Он мне сказал – иди и смотри, я ему что Конюхов, что ли? У меня уже копыта отваливаются, и это только вдоль границы зоны! Блин! Это сколько пограничников нужно?

– Звал, Властелин?

– Ты кто?

– Начальник западной пограничной заставы.

– И давно ты здесь?

– С самого образования зоны, как в тысяча девятьсот восемнадцатом заставили, так и стою на рубежах Родины.

– Что-то по времени не сходится: Где восемнадцатый год и где – восемьдесят шестой? Авария то в восемьдесят шестом произошла! Вы, уважаемый, говорите так, как будто на должность начальника заставы, вас поставили, заложив с потрохами в ломбарде.

– Именно так! Клянусь зелёным беретом. Я рад, что Властелин зоны очень проницателен. А насчёт времён это не ко мне, за это секундант отвечает, а секундант ваш – засранец.

– Сам – ты такой хороший! Моль ломбардная!

Я одел очки, хотелось посмотреть на своего подчинённого. Ничего геройского – обычное приведение из замковых.

– Я, вообще –то из ломбардных, мы с замковыми не дружим.

Глава 4

Я устал. Появился пресс – секундант, с ежедневным докладом. В зоне всё спокойно, у белорусских упырей – свадьба, я от твоего имени отказался, они, вместо вина, пьют болотную воду и предлагают возродить право первой брачной ночи. Вы когда-нибудь упырей видели? Я так и понял.

– Молодец! Мне чужие невесты не нужны.

Пресс- секундант расцвёл. Ежиха в нижней Силезии родила троих ежат. На границе со Словакией умер Рюха, это тот, который совесть потерял. Врут, он от санкций скончался. Не выдержал позора. Теперь русским не удастся сбить, с панталыка весь мир. Никак не получится въехать в рюху, или зарядить в рюху.

– Слышь, секундант, а панталыка это кто? Он хоть живой ещё?

– Не могу знать. Я оставил заметку, как разберусь, доложу.

Подпиши ордер на арест.

Меня убивали эти обращения в единственном числе, не культурно, но по кодексу зоны правильно. Секундант, как услышал мои претензии, чтобы обращались на Вы, сразу на дыбы взвился:

– Вас что, много что ли? Ты из меня дурака не делай, зона не позволит, чтобы было много Властителей. У нас метод Годунова не катит.

– Какого Годунова?

– Ну этого, Бориску, на царство!

Ничего, я не гордый, как-нибудь перетерплю.

– Над всей Испанией безоблачное небо, а в Швеции опять татаро-монгольское иго.

Я никак не мог въехать в его ежедневные доклады, этот хранитель времени все события мешал до кучи, и утверждал, что правильно. Время развивается по трём векторам: настоящее, прошлое и будущее, во всех можно жить и все имеют право на своё существование. Ай вей! У вас голова ещё не болит? А у меня, только от одного секунданта, уже левая резьба на шее появилась.

– Ты лучше скажи, почему я тебя без очков и в очках вижу?

– Сам удивился, когда ты в моём офисе голый появился.

Я очнулся от стона, вернее, кто-то причитал, на краю моей постели:

– Каждый день расширяется, каждый день растёт, (и, этот кто-то дёргал меня за гульфик моих кальсон). Опять прислали болвана. Властелин – он глупый или слепой?

Я потянулся за очками. На краю моей кровати сидело непонятное существо, неопределённого пола, состоящее из ног и головы. Оно было одето в резиновый халат химзащиты и на лице был марлевый лепесток ликвидатора, закрывающий большую часть головы. Я в очередной раз не мог понять:

– Что за это маски-шоу, и что оно делает в моей спальной комнате.

– Это мой офис, – заскулил пресс-секундант, и ты в моей постели. А это? Это уменьшитель. По – вашему, отдел кадров. Он отвечает за расширение зоны, абсолютно не справляется со своими обязанностями, хотя «политику партии» понимает правильно. Мне иногда жаль, Властелин, что никого в зоне нельзя снять, сместить. Была бы моя власть, я бы начал с тебя, и выгнал бы всех тупиц, как можно дальше. До твоего появления, самым тупым существом вселенной был Начальник отдела кадров. Ты уже неделю бродишь по зоне, а не прошёл и сотой части её территории, мы ещё в космос тебя не посылали.

– Слушай, умник, ты хочешь сказать, что зона за пределами Земли ещё есть и это всё моё?

– Властелин, не обижайся, но ты тупой. Ты, абсолютно не понимаешь, что такое зона, или специально издеваешься над всеми.

Всё, ещё два дня я тебя терплю, а потом, начинаем работать, иначе ты не поймёшь в какое дерьмо вляпался.

Блин, подчинённый называется, мои сверх способности стали вылезать наружу, ещё пара оскорблений, и сверх. терпение закончится, и мне по барабану, что какой – то Рюха умер! Я могу и в пятак заехать. Этот хранитель времени что-то прочувствовал, спрятался за креслом, через некоторое время выглянул:

– Ты, что, дурак?

– Ну, гад, ты до оскорбляешься!

Он не обратил внимание на мою гневную тираду.

– Ты, когда подписывал контракт, инструкцию читал?

По выражению моего лица он всё понял. Я даже оправдываться не стал.

– Как я не догадался раньше! Боже мой, ты совсем ничего не знаешь о зоне, ты даже представления не имеешь что купил! Вернее, тебя купили, за целых двенадцать миллионов тугриков!

Я поправил, – за один доллар.

– Да ты, говнюк, и пол цента не стоишь.

Он нагло шмыгнул своим пятаком, и я не удержался. За базар нужно было отвечать, на кону стоял мой авторитет. Мой кулак прошёл через его физиономию, как через дырку от бублика. Он сначала испугался, а потом рассмеялся. А я догадался – надел очки, тогда секундант испарился, пропал. Я, хоть, отдохнул от него и от его дебильных докладов, пока он беременных ёжиков искал. Теперь я начал понимать, что очки тоже играют роль в отношениях с этими аморфными существами. Они боятся, значит уважают. Бабушка – весь мир «За», а я против уничтожения моих русских генов, подскажи, как работать с такими, которые не пошевелятся, пока не заработают в пятак? Секундант появился к вечеру, из зеркала, в тот момент, когда я брился:

– Ну, что? Мир?

Я потянулся за очками. Тогда перед моим носом мелькнули две красочных копии, сделанные на цветном принтере и легли, на краешек, журнального столика. В одной из них я узнал часть злополучного контракта, так называемое приложение-инструкция на применение изделия, а в другой была карта зоны. Блин – я тупой, какой я бестолочь! Не мог раньше, я, как дурак перебегаю границы стран, то из Белоруссии в Польшу, то из Польши в Германию, оставляю отпечатки на контрольно-следовой полосе …

– И неправда.

– Что неправда, – возмутился я, услышав, чей-то писклявый женский голос.

– Неправда, про отпечатки, я всё убрала, и во времени тоже.

– А это что за явление?

– Я Стиралка.

– Резинка что ли?

– Сам ты противозачаточный, а я стиралка.

– Блин, куда я попал, где мои вещи?

Этот хранитель времени, из секундантов который, ржал в кресле, как молодой жеребец, дрыгая ногами и пуская мыльные пузыри из носа.

– Хайфа, полная Хайфа!

Стиралка приняла его смех на свой счёт и вцепилась всем своим маникюром в рожу секунданта. Пришло время мне злорадствовать – стиралка расцарапала всю физиономию наглеца. Я сел за изучение документов, оставив разбираться подчинённых между собой, а то действительно, купил то не знаю, что, не зная зачем, и у кого, а ещё обижаюсь, когда идиотом называют. Мои подчинённые, разобрались наконец, разлетелись, взъерошенные, в разные стороны, и начали, как сороки, поливать друг друга грязью на расстоянии. Пока я обеим не пообещал пятаки начистить. Разбежались. Ни секундант, не стиралка, больше не появлялись, за стеной изредка кашлял отдел кадров, он, наверное, тоже был доволен тому, что пресс – секунданту начистили пику. Вы знаете, чем дальше я углублялся в изучение инструкции, тем больше начинал понимать смысл возникновения зоны. Мне продали то, что нельзя подарить, что необходимо уничтожить, закопать, как можно, глубже и залить бетоном, на пару тысяч лет. Мне продали зону вместе с обслуживающим персоналом, все нормальные люди погибли, ушли по своему назначению, а этих – самых грубых и неотёсанных оставили самосовершенствоваться и обслуживать зону, им по правилам зоны запрещено врать, влюбляться и заводить нестабильное потомство (я немного стал осваиваться, думать языком зоны – значит, для совокупления где – то стабилизаторы есть). Но судя по настроению секунданта и стиралки, любовью здесь не пахнет. Оба заработали по пятьдесят штрафных балов. Им запрещено покидать зону без разрешения Властелина. Наконец я и про себя что-то вычитал, может дойду до своих прав и обязанностей?

Глава 5

Звонок разбудил меня в час ночи, непонятный, противный, нервы раздражающий. Я перерыл всю одежду, прощупал все складки кальсон. Это был не мой мобильник. Убил бы того, кто поставил эту мелодию на зуммер телефона. Притом гад, звонил, как издевался: ищу – молчит, прекращаю искать, начинают вибрировать зубы в такт мелодии. Наконец нашёл эту слушалку с говорилкой. Я не стал даже отвечать, какой дебил звонит в час ночи, я выкинул это нервы трепальное чудо техники в унитаз (извиняюсь в дезактивационную камеру) В, два часа ночи, кто-то, не включая свет, стал ходить и хрюкать по комнате, время от времени, подсвечивая мощным фонариком моё лицо. Я спрятался под одеялом. Спустя пару минут, раздался радостный крик:

–Ура! Нашёл!

Что-то забурчало, забулькало в душе (извиняюсь, в дезактивационной камере.) Я узнал по голосу своего пресс-секунданта. Наконец, к трём часам ночи, был восстановлен мир, и этот секундант, наверное, утонул на пару часов, проснулся я от скрипа аварийного ретранслятора:

– Московское время – шесть часов утра!

Ретранслятор заклинило:

– Московское время – Шесть часов утра.

Пока эта скрипящая тарелка выключилась, успели часы пробить пол седьмого и из открытой дверцы часов, вместо кукушки выскочило непонятно что, и вместе с птичкой, повисло на моём носу. Я, еле снял эту пружину, острой частью, влезшую в мой нос.

– Доброе утро шеф! Последние и самые свежие новости зоны: в пресс – секунданта полетел комплект бахил, которых я умудрился применить вместо тапочек.

Сегодня, по расписанию, был приёмный день, и хранитель времени меня повёл в бывшую городскую библиотеку, где под вывеской пустого читального зала, какой-то мужик написал фломастером:

– Властелин зоны –Хрен моржовый! Принимает строго по пятницам с восьми, до восьми.

Понимай, как хочешь. Это был первый мой рабочий день. По КЗоТу я имел право на час перерыва, которым и воспользовался. Блин, я выскочил из библиотеки без пяти минут до двенадцати, минутная стрелка на библиотечных часах болталась, но я не думаю, что сильно ошибся со временем. Пять минут, пять минут – это много или мало? На улице шел дождь. Блин! Не понял, где я? Мимо промчался кадиллак, над головой были небоскрёбы с такими уличными прозрачными лифтами, чуть вдали, виднелась Эйфелева башня, подбежала девочка-японка и ломаным французским языком спросила:

– Где в этом Париже Елисейские поля?

Я не разу в жизни не был в Париже, во Франции, только с Луи де Фюнесом, и то на экранах кинотеатров, и то – это, в первой жизни. Я махнул рукой в сторону Эйфелевой башни, надеюсь не ошибся с ориентиром для группы японских туристов? Весь город пропах сыром и кофе, а в кармане даже советской копейки не было. Лужи становились всё объёмней. Какой – то бомж, из французских евреев показал на мои бахилы, и мы с ним сыграли в популярную игру – ножницы и бумага на пальцах. Выигрыша мне хватило ровно на столько, чтобы заморить червяка. Говорят, что на западе не обращают внимание во что ты обут, больше обращают внимание, что у тебя в голове. Но Париж – это не запад, на моей карте – путеводителе по зоне, Париж – это восточная провинция, в которой меня даже в ресторан не пустили босиком. Блин, ровно в час обед кончился и Париж пропал. Я возвратился в читальный зал, на этом чудеса кончились. Бахилы остались в Париже, а в моих карманах звенела мелочь, её должно было хватить на большую пиццу. Я наехал на секунданта, как только он появился, за то, что не предупредил, что в зоне не только времена смещаются, а нужно быть готовым ко всему. Выйдешь из библиотеки и попадёшь в Мюнхен двадцать девятого года или в Сардинию, на дикий пляж. Я ещё даже не изучил до конца отксеренную инструкцию, остановился на системе штрафов. Максимальное наказание получает тот, из граждан зоны, который злит диких гусей, доводит до бешенства верблюдов и монахинь-кармелиток, из храма Пресвятой девы Марии и первозданного греха. За каждый проступок нарушитель получал сто штрафных бала. Для меня эти документы о зоне – были тёмным лесом, но пока я всё проглатывал, не пережёвывая, и не обращаясь к сплетнику дуэльному, как он меня достал! За то, что я променял бахилы на еду, они с отделом кадров такой вой подняли, что меня от вида их призрачных рож уже тошнить начинает. Если бы вы знали, чего я наслушался от этих приведений, каких эпитетов был удостоен! Кошмар! Три дня меня полоскали, даже импичментом пугали:

– Они, значит сил своих не жалеют, чтобы зона сокращалась, а этот… Властелин, все их труды насмарку.

– Я не понимаю, мне что голодным ходить? Я, в отличии от вас, живой. Платите валютой, и я ничего продавать не буду.

Секундант, аж сморщился:

– Не заработал ещё, шалопай.

Где они такие слова обидные находят? На четвёртый день успокоились:

– Благодари всех святых, чтобы никто не связал появления этих прозрачных калош с Чернобылем. Если поднимется шум, то зона, автоматически может увеличиться на всю территорию Франции.

Одень очки.

Блин. Эти уроды на площади, кулаками грозят и пытаются кинуть камни. Приведений, даже больше стало, или мне показалось?

– Видишь, что ты натворил? Братья не довольны. Запомни, Властелин, пока мы зону не уничтожим, то никто из приведений не успокоится. Не мы, ни наши братья, не их отдельные фрагменты, которых ты, пол землекопами называешь.

– Подслушал нечисть?

– Это моя работа, я же Пресс-секундант! Учи материальную часть, хозяин! Иначе, сплошные ошибки будут. Я ещё раз прошу, не продавай ничего из зоны, не теряй и не подписывай, даже нейтральных документов. Это не игра, это очень серьёзно всё.

Пресс-секундант провалился сквозь пол. Я уже привыкать начал к внезапности их появлений и исчезновений. Чем дальше я усваивал этот трактат, написанный языком средневековья, тем больше заматывался в паутину противоречий. До меня только сейчас начало доходить, как авария на Чернобыльской АЭС, связана с зоной. Зона в этих местах возникла давно, ещё на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков. Слухов и свидетельств много. Но нигде, даже в церковной литературе, нет упоминаний о землях Чернобыли. Что только, в дневниках Гоголя, и то намёками, я даже удивлялся, как мог возникнуть этот документ с характеристиками зоны. Я читал и вновь перечитывал инструкцию, пытаясь понять то, что не имеет смысла, такое ненавязчивое ощущение, что идёт продолжение развода, который начался для меня на территории суверенного государства Израиль, в городе Хайфа. Я, откровенно не мог понять, как могут быть увязаны более семьдесят государств мира с моей покупкой. Блин, евреи целый доллар заплатили, чтобы я избавил их от головной боли. Ненавижу! Ненавижу эти внеплановые перемещения: то в Токио двадцать первого века. Сейчас на Синайский полуостров, стоило мне только про Израиль вспомнить. Надо будет у пресс-секунданта поинтересоваться, как и для чего эти перемещения происходят? Стоял в библиотеке посреди пустого города. Сквозняком от двери потянуло, вот и натянуло меня, на куст верблюжьей колючки, в момент её пересыхания. А если бы я был без штанов? Я даже вздрогнул от мыслей. В зоне лучше не думать, если не хочешь, чтобы что-то материализовалось, с зоной шутить нельзя, я это понял. И если написано в инструкции, что нельзя дразнить диких гусей, верблюдов и монашек – кармелиток, то я даже пробовать не советую, здесь, наверное, штрафами не отделаешься. Я не тупой, я сам понял… в то время, как инструкция написана на отвратительном русском языке, даже не кириллицей, а украиницей, со всевозможными вставками из санскрита и каких-то церковных тайных языков. Пять печатных страниц текста, но в каждом слове – шифр, искажённый временем. Встречаются даже такие слова, которых я ни в одном орфографическом словаре не встречал. Написано: перед тем, как войти в купол, необходимо, одежду и тело пропитать конским варьём, при этом купол должен находиться в сердце пустыни, когда Марс спрятан луной, а Солнце запуталось в пуповине Осириса. «Война и мир», в свободной интерпретации. Блин, я, наверное, дожил до времени, когда картины пишут аниматоры с футуристами, а инструкции составляют мастера детективного жанра, с националистическим уклоном. И, после каждой находки с расшифровкой этой головоломки, хочется крикнуть на весь мир:

– Элементарно, Ватсон!

На одну только эту фразу, у меня ушло более двух месяцев. Но я понял основное, что в течении всего времени пытались до меня донести эти призраки из подчинённых. Я никак не мог врубиться, что такое зона с её без таможенными переходами в различные страны и в различные времена. Притом, время могло меняться произвольно, ты мог купить мороженное в одной стране, в одном времени, а доедала его твоя голова, висящая на колу, перед входом, в чей-то развёрнутый тумен. Мимо тебя тащат стенобитное орудие, на котором прилипли сладкие капли растаявшего товара. Это не история, не экзотика, это то, чего не должно быть. Это зона, моя зона! И наша задача: моя, моих подчинённых и всех, кто случайно попал в ареал влияния зоны, это очистить её от алогизма, вернуть всё в свои времена, так, как это должно быть, иначе… иначе приведения не завершат свой путь, а я буду скакать из страны в страну, из города в пещеру и наоборот, разгадывать ребусы на карте зоны. Я стал оттачивать свою наблюдательность, иначе невозможно было понять, за что этот район попал в зону? Что здесь было не так? Что удерживает эту синайскую землю в зоне, которую мы, ошибочно, относим к чернобыльским. Авария на атомной станции сыграла роль резонатора, катализатора, открыв входа, закрытые от человека временем и расстоянием. Этим не преминули воспользоваться некоторые недобросовестные товарищи, тем самым, расширив границы влияния зоны. Нормальный человек не чувствует переходов в зону и наоборот. Но то, через что ему приходится пройти, делает его жизнь невыносимой, с непредсказуемым результатом. Любая зона меняет людей, они учатся защищаться от влияния аномалий, не став лучше и добрей. Но многих она ломает, превращая в моральных уродов. Я кое-что начал понимать, ещё не всё, но уже догадывался, научился ориентироваться в землях, пробитых Чернобылем. За временами должен следить секундант, но он не знал, как произвести синхронизацию, но иногда участки зоны сами возвращались в свои времена. Значит, всё-таки, была какая-то самосинхронизация. И купив мороженное, можно тут же было съесть, а не гоняться за мороженщиком по всем временам и землям зоны, чтобы забрать сдачу. С приобретением опыта, я стал рисовать графики переходов в другие страны и временные таблицы. В Париж я мог попасть только из библиотеки, перед обедом, прямо из читального зала. С этим Парижем не всё понятно было, я каждый раз попадал в новый город. Временной сдвиг представлял жемчужину Франции, каждый раз в новом свете. Я мог попасть в шестнадцатый век, с трудом, увильнувши от мчавшегося на меня всадника, а мог оказаться под колёсами спортивного автомобиля в середине двадцатого века, и как эксклюзив – мог попасть в будущее, где вся Франция – сплошной Париж. Этим призрачнолицым, вопросы, хоть не задавай, привидения так перекрутят всё, создадут из мухи слона и заставят его танцевать под дудку. На шестой день мне ОК (отдел кадров, – ноги и голова с одной извилиной) сообщил, что Париж существовал ещё до возникновения зоны, только на месте библиотеки был бугор, на котором стоял улей. Старожилы говорят, что, именно, пчёлам мы и обязаны тому, что до столицы Франции всего один шаг. Только карманы приходилось забивать различной валютой, чтобы не остаться голодным на обед. В будущем еда была бесплатно, но хотел бы я посмотреть на реакцию пациента, согласившегося на эксперименты со своим желудком. Если хочешь вкусно и плотно поесть, то надо попасть в Париж ближе ко времени основания этого чудесного города. Я начал тренироваться и почти добился того, что начинал угадывать со временем, и чтобы не нарушать все писанные и неписанные правила зоны, научился обходиться без денег в этом времени, помогая хозяйке шинка свежевать забитых под заказ животных. Я стал дольше задерживаться в зоне, уже не ограничиваясь обеденным временем. Меня зона приняла за своего, чувствуя, что я здесь и надолго. Было ли это случайно, или преднамеренно, мне всегда зона показывала эпизоды казней, проходившие на центральной площади. Это было местное развлечение, зона беспокоилась за меня, не давая возможности, чтобы я пропустил основное веселье, когда повешенный начинает дёргаться на перекладине, а отрубленная голова, в немыслимой предсмертной судороге начинает улыбаться и показывать язык. Если у зоны были мозги, то они думали, что я ежедневно в этот мир прихожу не ради того, чтобы вкусно и сытно поесть, а, исключительно, ради этих забав. Сегодня случилось что-то, из рода выходящего, зона послала мне предупреждение, типа того, что цени моё терпение. Она на моих глазах, разметала на атомы шайку контрабандистов, пропустив их через пресс времени. Никто из приговорённых, даже крикнуть не успел. Но запретный плод сладок. Контрабандисты, воры и шарлатаны были первопроходцами в любой зоне, не устрашаясь их убийственных аномалий. Они же и являлись главными нарушителями, из-за которых зона росла, как тесто в опаре. Контрабандисты распространяли различный товар, проводя меновые, бартерные операции, в местах, где случайно оброненная пуговичка с рубашки может приплюсовать в зону целый средневековый город. Никогда додуматься нельзя до того, что Париж и стал центром моды, благодаря действию Чернобыля, открывшего, для мошенников, временные порталы в этот город. Всё непонятное и неведомое, требовало изучения, анализа. Так, вот, незаметно, я и приступил к работе. ОК завёл на меня график и стал подсчитывать мои трудодни. В его бухгалтерию я не вмешивался. ОК, со всей, попавшейся на заметку братии из радиоактивной нечисти, был старожилом в зоне. Его стариковский ворчливый голос:

– Всё растёт, всё увеличивается…

Можно было услышать ещё тысячу лет назад, в те времена, когда о атомных станциях никто не слышал. В зоне, как и в любой из зон, никто и никогда не задавал вопросов личностного характера, копаться в грязном белье подчинённых и не мой стиль, но интересно, что такого могли сделать ноги с головой, что их зона лишила успокоения? Ок был всегда! Выгребал штрафные балы от зоны, но никогда не прогибался перед ней. Мне кажется, что он знал что-то такое про зону! Их взаимоотношения были всегда на грани шантажа. Мы же с ним встречались редко, кстати, от него я и узнал, что вход в другие миры зоны, для привидений заказан навсегда, а я являюсь единственным работником, который может повлиять на конфигурацию зоны. По характеру своей трудовой деятельности мы с ОК были взаимозависимы. Я находил разбежности (несоответствия, разнообразие), находящиеся в различных мирах зоны, и приносил все находки ОК, он по его каналам делал классификацию, любой найденной вещи, и я должен был вернуть каждую вещь на её законное место. Пахать иногда приходилось сутками, вылавливая пустые одноразовые китайские зажигалки из Сены или пластиковую бутылку в Саргассовом море в двенадцатом веке нашей эры. Взрыв в Чернобыле повредил временной барьер, разбросав радиоактивную пыль по альтернативным мирам земли. Тут мы были бессильны, но ОК сказал, что зона сама очищается, а нам надо ей помочь, если не пропасть, то хотя бы, вернуть её к прежним – до аварийным, границам. Сколько было радости, когда из зоны ушло одно из литовских сёл, в котором я чисто случайно нашёл колпачок от велосипедного ниппеля (золотник). Мне пришлось его подбросить в один из уличных гаражей в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. Дома меня ждали все, я надел очки, вся зона гудела. Мои привидения повисли на моих плечах. Секундант открыл ящик «боржоми» до чернобыльского разлива, в честь праздника. За всё тысячелетие это был первый случай сокращения зоны. ОК вёл статистику количества привидений. После ухода села, кое-кому повезло. ОК шепнул только мне, делясь своей радостью:

– Если честно, я до этого случая не верил, что можно что-то изменить в зоне.

Ок сказал, что зона для тебя, Властелин, не враг, она тоже хочет мира и стремится к успокоению. Пока зона присматривается, но может придёт время и она будет помогать нам? Много времени уходило на изучение зоны, не на всё зона реагировала, бесполезно было искать иголку в стогу сена или выявлять сплав радиоактивного металла в рельсах, а ради остальных несоответствий, приходилось перелопачивать свалки, развалины и находить то, что не соответствовало этому времени. Тяжело, не спорю, тяжело. От привидений никакой помощи, они всегда меня провожают меня до границы зоны с надеждой и больше всех радуются, когда зона отошла на пару сантиметров, радуются за братьев своих, за тех кому повезло. Секундант признался, что не может синхронизировать время, зона это делает сама, он даже не знает, как. Я поругался с ОК, он не мог его подучить немного. ОК был специалист, он тщательно изучал каждый предмет, вынесенный из других жизненных проекций и определял с точностью, до часа, откуда и когда этот предмет был взят. Свои профессиональные секреты он держал в тайне, от всех, даже для общего блага, даже от этой балаболки – пресс-секунданта. Говорят, раньше ОК был не такой: красавец- мужчина, до аварии, а потом его кто-то сглазил, наказал за излишнюю болтливость. Привидения ненавидят зеркала, эти отражающие стёкла проглатывают нечисть и пьют их оставшуюся и накопленную энергию, превращая абрис в то, что я назвал – пол землекопа. Так вот, секундант мне по секрету сказал, что у ОК этих зеркал больше, чем в студии занятия балетом. Всё-таки, ОК был тёмной личностью и их взаимоотношения с зоной были не простыми, они не переваривали друг друга и старались подкинуть в чужой огород мелкие пакости. ОК прекрасно осознавал, не будет зоны, не будет и самого ОК, а жизнь в зоне, даже в качестве приведения – это всё равно жизнь. Я не понимал логику, не мог понять психологию этого существа, вроде ноги и голова, иногда прикрытая шляпой, но на откровенный диалог ОК со мной не шёл, отшучивался, что ты сам газда – Властелин, и есть главной разбежностью нашего мира – дифференциал зоны, потом включал возможность привидения и таял в воздухе или уходил в пол, по частям, всё это сопровождалось идиотским смехом. Он любил меня доводить до бешенства; и почему я не дикий гусь или не верблюд, наконец. Со мной всё ясно, я мог отработать штрафное время, но почему приведения боятся наказания? Я спросил секунданта, у вас же по сути ни рук нет, ни ног. Вы даже не ходите, а летаете, ползаете и перекатываетесь? Секундант сначала обиделся, за столь лестную характеристику, но потом рассказал. Он, в отличии от ОК, был более общительным (должность обязует), штрафные балы им навязывают на время пребывания в образе привидения. Даже если не будет зоны, ты останешься привидением, и будешь охранять вакуум, пока не пройдёт штрафное время. Привидения боятся штрафов, больше, чем материальные, потому, что никто не знает – сколько в одном штрафном бале, эквивалентов времени и с курсом какой биржи его сравнивать. Секундант честно признался:

– Второй зоны я не выдержу!

Новые достижения и победы, в этой нескончаемой войне с зоной и против неё, за всех и против всего мира, привели к новым проблемам внутри нашего сложного общества. Привидения не догадывались о нашей работе, но требовали результата, Ок всех натравливал на меня и всё моё окружение. Властелин – властитель, он и ответственен. Эти привидения устраивали бунты, демонстрации, вплоть до баррикад. Но, когда они начали швыряться тухлыми яйцами…Это стало невыносимо. Я собрал совет из самых уважаемых на зоне привидений. Пришёл даже Чахлый, который «за базар отвечает». Разборки шли долго, азартно. Вы когда-нибудь видели, как приведения идут стенка на стенку? Досталось всем, досталось и мне, ОК, вообще, в дезактивационную камеру, засунули вниз головой, одни ноги торчат. Разобрались, среди кучи советчиков, я оказался единственным работником, не считая ОК, ему, ещё при начале разборок, место определили. Этого сверх умника, никто не любил из привидений. Секундант спрятался, я не слышал его голос. А Чахлый не входил в совет, но команду усилить состав исполнителей отдал он, и на следующий день, возле дверей библиотеки собралась толпа ничего не понимающих людей. Они крутили головами, как индюки, и не могли понять, как очутились в «месте апокалипсиса» – ни зверей, ни людей – одни развалины. Их выхватили из одного времени, но из разных мест. Паренёк, лет четырнадцати, так и застыл с зубной щёткой во рту и с размазанной зубной пастой по губам, девушка, наверное, принимала водные процедуры, из всей одежды на ней, было старое банное полотенце, мужик с усами, в очках и с туалетным рулоном бумаги, ну вы поняли, откуда, он появился. Ещё несколько пионеров с вилками и ложками, но зачем бабку на инвалидной коляске доставили, для численности что ли? Привидения сказали:

– На всякий случай! А вдруг транспортное средство понадобится.

И только сейчас я заметил метлу, пристёгнутую к коляске. Не простая бабушка оказывается, а из зоны! Всех, вновь прибывших встретил пресс-секундант и после короткого ознакомительного разговора, отправил к ОК. Они и помогли вытащить ответственного работника из унитаза (извиняюсь, из дезактивационной камеры). Я не знаю, по какому КЗОТ он их принял и на каких условиях (бабушку и усатого он забраковал, направил на медкомиссию, а остальные, вместе с пионерами и ванными моделями, на следующее утро ждали меня у дверей библиотеки. Вскоре подошёл и усатый, бабушка сидела на водосточной трубе, под крышей здания, опираясь большей частью тела, на метлу, висящую в воздухе. Старушку врачи забраковали, сердце, чересчур влюбчивое. Может перехода из зоны в зону не выдержать и умереть от какой-нибудь безответной любви. Эта старая кочерга, даже находясь одной ногой в водостоке, с крыши пытается глазки строить. Не было печали, блин, проводи теперь вводной инструктаж, чего можно, а чего нельзя. За пионерами глаз да глаз нужен. Им говоришь, что нельзя дразнить диких гусей и верблюдов, а они в смех. Не понимают. Красавицу нашу, кармелиткой назвали, Усатый попытался защитить невинное создание, укутанное в полотенце, один из пионеров пафосно выступил в позе Демосфена, с поднятой к слушателям рукой:

– Ша, братва! Этот длинноногий тоже говорил, что нельзя злить небритых верблюдов!

Так что, за усатым тоже закрепилось прозвище. Странные «пионеры» какие-то, всех успели оскорбить, и со всеми поскандалить, привидения признались, они их с одного двора вместе с бабкой забрали, их в зону на перевоспитание послали. Блин, Уолд Дисней какой-то. Бабка чуть не грохнулась, спланировала на метле, как реактивный бомбардировщик. Теперь мы были в окончательном и в полном составе. Командиром этого разношерстного подразделения я назначил себя сам, и снова превратился в армейского Шпалу. Иначе, без дисциплины, в зоне такой бардак начнётся. Блин, никакого героизма, подразделение быстро врубилось, что делать надо и как себе на хлеб заработать. Были капризы, саботаж, но всё это быстро излечимо, и зона, постепенно начала отступать, по сантиметрам, но каждый день. Не знаю, как сагитировать людей, коснувшихся чернобыльских проблем покинуть Францию и Германию. Мало им Чернобыля, так этих диверсантов за границу потянуло. А зона не отступит, пока они не вернутся туда, где набедокурили. К атомным станциям их близко подпускать нельзя, но хоть из-за границы вытянуть этих умников, из-за них не живым, ни мёртвым покоя нет. Нашей «русалке» костюм ликвидатора подобрали, она обещала СМИ подключить, против этих упырей, чтобы их узнавали и пальцем на них показывали, и, чтобы через границу не пускали, а то из-за этих доцентов с кандидатами, чуть ли не пол мира в зоне. Скажите, где Англия с Канадой и где Украина, и какое дело Лондону с Квебеком до Чернобыля? Как я жалел, что нашим приведениям нельзя за границу, они бы всех своих убийц нашли бы и выпотрошили, живьём. Всё-равно никого из них не наказали за преступление против человечества. Мы добились того, что зона перестала расти, уже ОК не может бурчать:

– Всё растёт, всё увеличивается!

Это уже было достижение. Я вернулся в Припять и одел очки, на площади не было привидений, не было манифестации уродства. Это была лучшее подтверждение успехов нашего маленького коллектива. Я собрал актив, и обсудив всё, мы создали отделение внутренней и внешней разведки. ОК взялся за организацию и руководство. Кончилось спокойное время у диверсантов, спрятавшихся от ответственности во всех уголках мира. Решено было находить их, и принудительно возвращать в Чернобыль, привидения сами приведут приговор в исполнение. Это будет справедливо по отношению к мёртвым. ОК вызвал меня в кабинет и отправил в двухмесячный отпуск, я по его подсчётам, каких-то бэров перебрал. Мне даже отпускные дали, не знаю из каких фондов, хотя я не просил. Отпуск я решил провести в Израиле, сэкономив на билете. Я вечером зашёл в библиотеку и просто, сделал шаг из дверей читального зала.

Бабушка, как ты могла предвидеть и всё предусмотрела, оставив счёт на моё имя в еврейском государственном банке? Бабуля! Я тебя люблю!

Я уже, по привычке, запомнил место своего приземления на территории еврейского государства, ориентиры, автоматически вписались в мой мозг (Это для возвращения назад). Но, не так всё было просто с моим появлением, техника не стоит на месте, любое пересечение границы фиксируется в компьютерной сети, это твой статус прибытия, коротко отмечается цель твоего приезда, и только после такой незамысловатой регистрации, ты имеешь права на все материальные и духовные блага государства. А без этой пограничной отметки я не мог ни в больницу сходить, ни деньги снять, со счёта в банке. Поэтому, не удивительно, что я, через полчаса, после проникновения, был причислен к потенциальным арабским шпионам, согласно биографии моего первого задержания, в Хайфе два года назад. Следователь подбирал язык, на котором вести допрос – иврита я не знал абсолютно, как истинный израильтянин, по паспорту, остальные языки были больше проблемой для следователя, его головной компьютер делал сбой. Наконец он издал непонятный клич:

– Ё, моё!

И я понял, что без водки не обойдёшься. Земляк прыгал от радости, радовался и чуть целоваться не лез, то ли моему появлению, то ли тому, что не было никаких языковых проблем, то ли, просто, хорошей погоде на улице, или тому, что дело вместе со шпионом заберут в разведывательное управление Моссад. Совсем не одесситом земляк оказался, а ново – уренгойским украинцем. Блин, не знал, что такие существуют! Начало моего отпуска было впечатляющим, даже ОК с секундантом пришли проводить меня в библиотеку. Но вторая моя родина встретила меня не приветливо, и вместо солнечных пляжей с холодной кока-колой, запечатала меня в тюремную камеру шесть на три, и всё это из-за еврейских генов. Сэкономил называется на перелёте, правильно ОК меня называет – главной разбежностью зоны, дифференциалом.

Бабушка! Если ты меня слышишь, верни мои русские гены, надоело мне быть евреем в этой стране. Пусть мне лучше не везёт всю жизнь, чем такое каторжное счастье, а ещё из окна, пляж виден, море, и толстяк, гад, лежит напротив и холодным пивом наслаждается.

«Поубывав бы всех»!

К сожалению, пришлось пройти ещё один текст, на сверх, не чувствительность. В израильских тюрьмах я познакомился с третьим государственным языком и почти согласился, что я русский шпион, при этом, адвокаты допрашивавших, атаковали меня со всех сторон, требуя, чтобы я подписал медицинское освидетельствование за нанесение увечий целой бригаде дознавателей. Я отказался что-либо подписывать, но и светской беседы у меня с представителями власти не получилось. И если заходила новая бригада следователей, прикрытая щитами, кастрюлями и специалистами, владеющими нетрадиционными методами обороны, то через некоторое время их вытаскивали с повреждёнными пятаками. Они не давали мне есть, они не давали мне спать, они поливали меня со шланги холодной водой…, пока я не разозлился и половину состава тюрьмы упёк в реанимацию местной военной больницы. Меня уже собрались расстрелять, за оказание сопротивления законным властям, без суда и следствия, но не нашлось расстрельщиков; единственного, хирурги отправили в кузнечный цех, чтобы снять винтовку М-шестнадцать с шеи офицера. Винтовка на его шее, умастилась аккуратно, как колье, и он стал похож на еврейского жирафа. Наконец меня оставили в покое. Потом пришёл русский консул, почему-то, хотя по паспорту я был гражданином Израиля. У консула было плохое настроение, все русские не любят горячей водки и холодного приёма. Над тюрьмой начали летать военные истребители, но русского они не испугали. Русский вызвал самолёт Су-тридцать пять, намечался грандиозный шухер, но тут вмешалась какая-тобаба из миссии ООН, и всё поставила на место. Честно, я уже не хотел отпуск, я не хотел на море, я хотел домой, в свою зону. Из тюрьмы меня выпустили, с какой-то сопроводительной запиской, по тексту, такие только учителям пишут озабоченные родители. Первое слово я легко перевёл с английского, а второе было на иврите и мой компьютер головного мозга застрял на время. Я не стал сильно зацикливаться, всем встречным полицейским показывал документы с запиской, и подписями градоправителя и начальника тюрьмы, они по-американски улыбались, и отдавая честь, пропускали меня, не задерживая. Я ужасно хотел есть и уже был почти у ресторана, когда компьютер, наконец выдал полный текст записки:

– Турист-идиот! Крайне агрессивен и временами, не совсем адекватен.

Швейцар, тоже, наверное, был из евреев земляков, я это понял по его, уползающим извилинам на асфальте, после того, как он ознакомился с содержание записки. На его фирменной бейсболке было написано по – русски:

– Маде ин Кишинеу, и по-украински – Зроблено в Одесі

.

Он задумался, а я есть хотел, и я бы умер от голода, если бы не эта – с табличкой ООН.

– Властелин, вы хотите составить мне компанию?

Клянусь, я забыл, что есть хотел. Если вас женщина вытаскивает из Израильской тюрьмы, и приглашает в израильский ресторан, значит ей что-то надо? Вот и я не понял. Понял, только после третьего бокала вина и сытного обеда, она добивалась того-же, что и тюремные следователи, только если первым я сказал, что незнакомых мужчин в дом я не вожу и тем более, никогда не показываю места своего жилья, и, вообще, я правильной ориентации, то с этой было посложней. Но после будершафтного шестого бокала, из которого, я вместе с вином выпил одну из оптических линз, принадлежащих этому очаровательному созданию, я почти сдался, только пытался объяснить Розе, что я временно живу у товарища (флигель, блин, трёхэтажный снимаю). Я не помню, после какого поцелуя, но я с трудом, нашёл тот сквер, при больнице травматологии, где был вход в мою зону. Роза повисла на моей шее, и почти не воспринимала действительность. Близорукой девушке, холл в Чернобыльскую библиотеку, показался сказочным замком, а офис пресс- секунданта комнатой исполнения желаний. Я старался отогнать от себя мысли моих друзей по зоне, с их, до аварийного воспитания:

– Это мой офис, это моя постель!

А, не дай бог ОК заглянет:

– Ты, Властелин, опять всякую дрянь в зону тащишь?

Хоть самому в привидение превращайся, и под пол проваливайся перед Розой. Уже начало светать, и я заснул. Разбудила меня зуделка говорилки ОК:

– Я не стал тебя тревожить, у тебя гости, я нашёл артефакт – на столе.

Краем глаза я понял, что это линза, которую я случайно проглотил в ресторане.

– Верни его девушке. Ты извини Властелин, но ты дурак!

Я прикрыл говорилку от любопытных ушей. Роза делала вид что спала и специально не открывала глаза, предчувствуя, что все сказки заканчиваются казённой мебелью и простынями со штампами инвентаризации. Он напомнил мне инструкцию: всё, что зачато в зоне, принадлежит зоне.

– Жениться придётся. Но это не беда! За три века своего существования я многое повидал, но такого! Даже зона со мной солидарна.

– Скажи, на хрен, ты притащил кармелитку в офис и затянул её в постель?

– Это ещё вопрос, кто кого затащил?

ОК: – Это не наше дело, но не забывай, что в зоне монашек-кармелиток злить нельзя.

– Знаю, а также, верблюдов и диких гусей.

Моё солнышко открыло глаза, потянулось и спросило:

– А эта бабушка с коляской и большим веником тебе кто?

Я набрал ОК по говорилке:

– Скажи уважаемый, что этот восьмидесятилетний инвалид новобранец делает по ночам в нашем офисе? Мне подруга только что рассказала, что проснулась от того, что кто-то летает под потолком. Я понимаю, что лунатизм – это болезнь. Но предупреди бабушку, пожалуйста, ведь ты знаешь статус моей гостьи, а её нервировать нельзя.

ОК пытался рассказать об изменениях в штате и в зоне, но это уже работа, а у меня ещё шесть недель заслуженного отпуска.

Каюсь, не усмотрел, Роза подскочила к окну и открыла шторы. Привидения бесстыже пялились на её обнаженный бюст, а из дезактивационной камеры стали выскакивать пол землекопы.

Пустой город не отреагировал на крик ужаса.

– Что это? Где я?

По методу пресс секунданта, я попросил не обращать внимания и закрыл шторы, сбив с них целую тучу пыли.

Глава 6

Роза близоруко щурилась и требовала объяснений. И, клянусь Торой, только здесь я её узнал, рядом со мной лежала та самая торговка из Хайфы, у которой я купил эту зону, только вместо бабушкиных очков, она стала носить линзы, которые я успешно ополовинил во время вчерашнего банкета и вместо приморского бульвара, она представляла вполне солидную организацию. Ох, попала бы мне эта Роза, года два назад…, я бы из неё, и мокрого бы места не осталось! Но, до чего же соблазнительная бестия! В двери кто-то постучал…Я запустил бахилами:

– Что надо? Я в отпуске.

Роза выглянула в страшное окно, и я мельком заметил пируэты бабушки. Может быть, если бы я дослушал ОК до конца, то всё бы понял сразу и всё развивалось по другому сценарию, но я был в отпуске, и всё случилось, именно так, как должно было случиться. Теперь уже была моя очередь приглашать даму, и вечером, я внёс на руках её в Париж восемнадцатого века. Это был период революций и романтизма, рестораны с тайными затенёнными кабинками. Роза не знала французского языка, оно ей там и не надо было, мы чередовали сладкое вино с тягучими поцелуями, под звуки душещипательного клавесина. А по ночам, насытившись любовью, я рассказывал ей кошмарные сказки про зону, про ту зону, которую она мне продала, вручив за покупку бонус в эквиваленте одного доллара.

– А я думала, что зона это что-то волшебное, большое, непостижимое. И Властелин – это даже больше, чем король! Это не человек. Он богаче самого богатого еврея. Вслушайся в мелодию слов:

– Властелин зоны! Звучит? Это божественно! Чернобыль! Разве можно такие красивые слова связывать со смертью, с чем-то грязным? Припять, Славутич! Я тайком от деда, повторяла названия этих мест, находя их на картах продаваемых земель. Я даже в мыслях не надеялась, побывать в этих местах, тем более, очутиться в объятиях того красавца, которому я их продала.

Я улыбнулся. Роза была гораздо обаятельней, чем я во втором теле. Я, не заметно рассказал ей всё, что знал о зоне, и попросил её подучить меня еврейскому языку. Роза отказала мне:

– Я не еврейка, хотя являюсь гражданкой Израиля и знаю оба языка в пределах школьной программы. Мы друзы, наш язык больше похож на арабский, в то же время, они различны и не уступают друг другу по содержанию. Нас мало, очень мало в этом мире.

А ночью Роза продолжила эту тему. Редко, кто в этом мире слышал про этот народ и совсем никто не интересуется историей появления Друзов на земле. Для меня откровение Розы было неожиданной находкой, я не знал, чему верить, где сомневаться, и как отделить правду от лжи. Мой головной компьютер, работал после её рассказов, как не смазанная стиральная машина, до самого утра, я, кажется, даже не слышал скрип моих извилин. Роза начинала свой рассказ тяжело, с надрывом переживания за действующих лиц, потом увлекалась, иногда переходила на другие языки, которые я не слышал на Земле, помогала себе руками, включая мимику, пользуясь жестами глухонемых. Надо отдать должное талантам моей бабушки, я на восемьдесят процентов понимал девушку.

– Я не знаю, когда наш народ появился на вашей планете, мы старались не вмешиваться в развитие землян. Но арабы перехватили наш язык и одну из письменностей, иудеи придумали религию, использовав нашего земляка, египтяне воспользовались нашими знаниями. Мы являлись гостями на вашей планете. Мы и сейчас считаем так. Я не Шахерезада, у меня нет той красочности и логики повествования, как в «Тысяча и одной ночи», но я расскажу так, как мне рассказывали, эта история передаётся из поколения в поколение, история моего народа. Израильтяне и палестинцы недоумевают, почему мы не требуем земли, не стремимся к обогащению, проявляем полное безразличие к земным религиям. Нам не нужно это, мы знаем, что наш мир на планете Друз, спрятанный в другом измерении, императором династии Элон, поработившего наши земли. Мы знаем, что обладаем целой планетой. А вынуждены скитаться по вселенной. Даже на земле наш народ разобщён, а некогда…, одних городов было более сто тысяч. Шестой император династии Элон, уничтожил наш мир, стерев даже воспоминания о Друзах. Каждую эру мы выбираем царя и зовём его Друз, в честь родной планеты. На этом этапе, Друзом двадцать восемь, является мой дед, ты видел его в Хайфе, при испытании, когда покупал зону. Я планирую познакомить вас поближе, от деда ты и узнаешь подробности, как одно существо смогло поработить огромный народ, превратив его в изгоев. Думаю, в ближайшем будущем, вам придётся более тесно сотрудничать друг с другом. Я чувствую, наши истории переплелись и опять в этом мы виноваты.

Я пытался успокоить Розу. Но она, в конце концов была женщиной и закатила истерику, занявшись никому не нужным самобичеванием:

– Это я продала тебе зону! Зачем я тебе продала зону, обрёкши на вечные мучения. Зачем я втянула тебя в нашу войну с императором?

Наконец, девушка заснула, и я решил сменить страну и больше никогда её не расспрашивать за миры Друзов. На следующий день, мы из Франции, поездом переехали в Швейцарию. Эта страна, на удивление, не была в зоне. Горный воздух и аромат свежих цветов, лучше всякого лекарства восстанавливают здоровье и благотворительно сказываются на нервной системе. Волна первого любовного наркоза схлынула и невольно стали появляться вопросы, на которые я попытался найти ответы, мне так и хотелось задать про династию Элон, про императора, про войну, какое к этому всему имеет отношение Земля. Что такое зона, и как получилось так, что я планировал купить только Чернобыль, а стал Властелином зоны? Но табу! Поэтому я задал более простые вопросы:

– Как получилось так, что зона признала тебя и пропустила без всяких уточнений? И что за орден такой – монашек – кармелиток, и почему их в зоне злить нельзя, и почему тебя мой друг ОК сразу, при первой встрече записал в кармелитки? Откуда в зоне могут появиться верблюды и какую они выполняют роль.

Я думал половина ответов на заданные вопросы, мне бы открыла тайны диких гусей, про домашних я уже знаю. Если диких гусей нельзя дразнить только в зоне, то домашних – везде, если он даже лежит на столе, запечённый в яблоках. Не верите? А вы попробуйте, потом скажете, что я был не прав. В последний день в Альпах, мне снились дурные сны, за мной по двору гонялись злые монашки- кармелитки, и пытались укусить побольнее. До конца отпуска осталось три дня, и я выполнял все желания невесты, подчищая все зонные хвосты. Роза попросила оставить её в Израиле, переход из Франции был закрыт, пришлось мне выныривать из Израиля. До конца отпуска было ровно двадцать четыре часа, минутная стрелка в читальном зале на часах отвалилась, восстановлению не подлежала, кто-то из новобранцев её пытался подвязать проволокой, но это оказалось тяжелее, чем сыпать оскорблениями. Эта молодёжь быстро впитала бескультурье зоны, и обращалось ко мне на, ты, без эпитетов.

– Властелин! Это что за кралю, ты в зону припёр? Познакомишь?

– Не проблема! Это монахиня – кармелитка.

Бедного новобранца, как ветром сдуло, раздался недружный горький смех.

– Что это с ним?

Удивлённо спросил я. Кто-то из присутствующих объяснил:

– Монгол на верблюдов нарвался, они ему ухо отгрызли и оплевали с ног до головы. Он промолчал, что всем досталось из-за этого шалопая. Я уже не спрашивал, откуда верблюды появились, инструкцию нужно соблюдать. С ОК мы встретились вечером, я его сразу спросил за секунданта. ОК рассказал языком статистики, чего удалось достичь за месяц: от зоны отделилась почти вся Прибалтика, большая часть Белоруссии, немного Польши, России, маленький островок Франции с символическими воротами в читальный зал. Во Францию можно было попасть на обед, только с чёрного хода. Теперь самая скорбная новость для тебя:

– Нет с нами больше нашего друга – пресс – секунданта. Ушёл он.

– Куда ушёл?

– Куда все привидения уходят. Выполнил он свою миссию. Вместо него старушка на коляске.

Я понял, не стал уточнять. Что ж, видно результаты нашей работы. ОК сказал, что подготовил место для моего постоянного жительства, со всем необходимым для зоны, есть даже индивидуальная дезактивационная камера и кондиционер. После повторной дезактивации помещения, можно будет заселяться. Это совсем рядом со столовой, на втором этаже – бывший банкетный зал. Блин, я как олигарх: проснулся в банкетном зале, и через читальный зал в Париж, в ресторан, итак каждый день. Над дверью уже повесили вывеску:

– Властелин зоны (Без всяких хренов моржовых).

Утром разбудила зуделка, (слушалка, говорилка, нервы трепалка). Куда я только её не засовывал? От привидений, спрячешь что-нибудь?

– Алё, баба Яга на проводе! Проверка связи. Московское время – четыре часа пятьдесят минут. Властелин, поздравляю с началом рабочего дня, и, наконец, ты убрался из моего офиса.

Блин, до начала рабочего дня, два часа, а этой карге не спится. Ну и командовала бы своими пионерами, пресс-секундант склеротичный. Рабочий день начался с оперативки, это что-то новое. Все работники зоны собрались на площади перед библиотекой, все испуганно смотрели на верх, а ОК присел на корточки и вертел головой по сторонам. Раздался скрежет ржавых тарелок-громкоговорителей:

– Равняйсь! Смирно! Парадом командовать буду я!

И из-за угла столовой, на максимальной реактивной скорости в восемь махов, появилась баба Яга. Звуковой барьер, взятый её метлой, как раз пришёлся на головы собравшихся. Блин, мы от взрыва, все оглохли, толпа, куда-то, двигалась и мы все шли по инерции.

– Предупреждать надо.

Я покосился на ОК. Его перекосило, и он мелко дрожал, как наркоман. Это была зона. Она на привидения воздействовала непонятно. У ОК укоротились ноги и что-то появилось, похожее на туловище, как будто, невидимый скульптор лепил его из пластилина, у всех на глазах. Он подошёл ко мне:

– Ты останешься за старшего. Зона дала два дня, чтобы подыскать мне замену. Я ухожу.

Всё не слава богу, я плюнул на это театрализованное представление, устроенное бабой Ягой, она продолжила командовать своим парадом, а я не стал дожидаться вечера, времени открытия входа в Израиль, и через читальный зал, через Киев, из Борисполя, первым же рейсом, в сторону Хайфы. Время не ждёт! Роза долго не отвечала на мобильник, я ещё не успел взять вещи с багажа, как

– Вау!

И моё чудо, в лёгких одеждах, делающих девушку ещё невесомей и желанней, повисло на моей шее. Я ей что–то говорю, а она не понимает, не хочет понимать, висит, и смотрит на меня, как кот на валерьянку.

– Откуда ты взялся!?

И вместо того, чтобы обнять, приголубить, зацеловать любимую:

– Роза. Где твой дед?

Невеста ждала от меня всего, но только не этого. На её заразительный смех, обворачивались прохожие, тормозили таксисты, я никак не мог её успокоить.

– И ты, пол мира облетел ради встречи с моим дедом?

Зона научила меня не врать:

– Да.

Остановилась скорая помощь:

– Девушка! С вами всё в порядке?

– Да, не беспокойтесь.

Но только лучики её изумрудных глаз пробегут по моему лицу, и снова площадь перед аэропортом взрывается от безудержного смеха.

Бабушка! Может ты не все ошибочные гены убрала из моего тела?

Если вас в Израильском аэропорту, кто-то встречает искренней улыбкой, значит день твой удался и всё будет хорошо! Пока ехали в такси, до Хайфы, я пытался Розе растолковать, что случилось в зоне, и зачем мне понадобился её дед. Мы непроизвольно перешли на арабский, бедный таксист уже готовился выскочить по дороге, не выдержавший наших темпераментных восклицаний и жестов. Роза опять рассмеялась, перейдя на русский, оказывается она изучила его по линии ООН, говорили тебе:

– Не зли кармелитку.

– Так это в зоне.

– Ты не дочитал инструкцию и не дослушал:

– Не зли кармелитку в зоне любви, и её поцелуй запечатал протесты моих русских генов.

Пример заразителен.

– Так, что, может мне всех диких гусей и верблюдов перецеловать? Тогда в зоне воцарится вечный мир?

Но этот вопрос повис в воздухе. Видавший виды, пожилой таксист, с мозолями на ладонях, смотрел на нас, как на сумасшедших, пока Роза его не успокоила, сказав на иврите, что мы друзы. В зоне неоднозначно приняли уход ОК, хотя каждый знал, что против зоны выступать бесполезно. Каждое из приведений имело свой договор с зоной, мы же все работали не ради денег, нас послали сюда для исправления от несносных пороков, заполнивших наши души. Мы должны очиститься в зоне, и только зона решит, готовы мы или нет к дальнейшей жизни. Поверь, если ты разбрасываешься окурками и пластиковыми бутылками, если ты по образу своему и по поведению свинья, то кем бы ты не был по вероисповеданию – твоё место в зоне, человек! ОК с Друзом зарылись в документации, Роза проводила нас до библиотеки и смылась в Париж, через чёрный ход. Я остался не у дел, и решился пройтись по внутренней зоне, заглянуть под саркофаг, поискать артефакты после строителей. Ведь даже упаковка от жевательной резинки, была артефактом и расширителем для зоны. Не знаю, успеет ли Друз двадцать восемь перенять опыт ОК. Раньше у меня проблем не было: Я сдавал уменьшителю зоны всё, что находил, а он говорил, что надо сделать. Что ж, незаменимых работников не бывает: Вместо привидения ОК, будет инопланетянин, я считаю – это адекватная замена. А что он не знает русского языка, ничего страшного, в зону ещё входит более семьдесят стран, а баба Яга, даже немых строит. В зоне инопланетянина назвали Друзь, так привычней, чем-то на друг похожее. Друзь быстрее разобрался с событиями в зоне, чем я, к нему и привидения сразу с уважением относится начали, без зубоскальства и оскорблений. Я к этому целый год шёл, пока зона уменьшатся не стала. А теперь больше пионерам достаётся. ОК растворился перед концом рабочего дня, в своём кабинете, даже проститься не зашёл. Двадцать восьмой лихорадочно что-то записывал в свой блокнот на языке друзов, он не доверял магнитофонам и запоминалкам бестелесных. Я не стал его отвлекать, Двадцать восьмой работал, он согласился быть, фактически руководителем зоны, ОК кажется успел всё передать деду Розы. Я дал время ему освоится, чтобы закидать вопросами, на которые не хотел отвечать ОК. Этот длинноногий бестелесный, игнорировал меня, обращался, как с умственно отсталым ребёнком, он словесно издевался надо мной, и если секундант мог дать отпор, то я, доведённый до бешенства, этим зонным уменьшителем, даже не мог заехать ему в пятак. Он любил вывести наши скандалы на всю зону, тайком подключив систему оповещения через громкоговорящую связь, выставляя Властелина в неприглядном виде. Да при одном моём появлении, за пределами кабинета ОК, не надо было очки одевать, привидения стелились, от смеха, сплошным ковром. Этот первый год моей работы, был тяжёлым самым. Мне прошлось пройти через такие издевательства, и самое неприятное из них, что любое, даже полу сумрачное привидение, старалось оскорбить меня, не забыв назвать ганзой – Властелином зоны. Целый год я терпел, и не помогли бабушкины сверх возможности. ОК мне сказал, что это было сделано умышленно, по инструкции, привидения и так обижены, а ты материальный, и тебя не тонкий мир выбрал Властелином. А вам ещё предстояло работать вместе. Когда ты появился в зоне, в тебе было столько гордыни! И ОК начал перечислять все мои чудачества и амбиции. Я слушал и смеялся, смеялся над собой. Единственно, кто меня поддержал тогда из привидений, это Чахлый, он имел вес на зоне, так что можно считать, что годом насмешек, я легко отделался. Ок предупредил, только бабе Яге и пионерам ничего не рассказывай, каждый должен пройти свой Рубикон. Тогда я и узнал, что материальных в зону направляют на исправление, а тонкий мир имеет свои структуры власти и исполнения. Я не верил сказкам, про исполнение желаний. Но ОК сказал, что это не так, и если верить и чего-то желать «Очень, очень», то оно обязательно сбудется. Два года мы проработали вместе с ОК. Я к нему привык, и не смотря на первоначальные скандалы, даже любил по-своему. Кстати ОК, пресс – секундант, «стиралка», и ещё немногие привидения, которых я видел чётко, почти, с первого дня в зоне. Теперь, по истечению двух лет, проведённых в зоне, привидения перестали маскироваться, я их даже не вижу – чувствую. А баба Яга даже меня переплюнула, она если надо, то и отлупить любое привидение может. Вот и не верь после этого в сказки. Правда остальные, в том числе и пионеры, успешно перевоспитываются. ОК поговаривал о наборе новых групп и расширении нашего детского садика, но не успел, а мысль была хороша. Придётся двадцать восьмому дорабатывать. Двадцать восьмым я его назвал по методу внучки, дед не любил слово «Царь», да и Друзь – это больше еврейское, привидениям простительно, а для материальных, он Друз двадцать восемь. На зоне не было имён, как-то не принято. На двадцать восьмого, дед не обижался, а назвать его новым ОК, язык не поворачивался. Роза появилась поздно, нырнула в мою постель, я сквозь сон услышал, что в зону собираются прибыть представители внешней разведки из Франции и Германии со своими предложениями, надо такое и в Израиле провернуть. Роза, по-моему, возглавляла еврейский сектор внешней зонной разведки. Но я уже не слышал и спал. Утром я проснулся без Розы. По говорилке позвонил секунданту, и услышал недовольный голос бабы Яги:

– Вашу Розочку с четырёх часов утра Друзь мучает, у них там диспут, временами перерастающий в скандал.

Самое интересное всегда проходит мимо моих ушей, этот двадцать восьмой из Друзей который, устроил тайное собрание тогда, когда даже привидения спят, а тут разведчики со всех миров спорят – этично ли то, или не этично. Внешняя зонная разведка тесно связалась с местными представителями тонкого мира, и вычислить связи с Чернобылем любого материального не было проблем, потом начиналась работа. Верх мастерства считалось довести жертву до белого каления, чтобы он сам вернулся на место своего преступления и разбил свою голову о развалины четвёртого реактора. Но спор был не об этом, разведчики с Франции и Германии стали эксгумировать трупы причастных к чернобыльской аварии, и переправлять останки в зону. Некоторые из братьев посчитали это не этично, по отношению к людям. Но многие не поддержали их. Разгорелся скандал, и чтобы погасить его, двадцать восьмой и собрал общее собрание.

– Властитель, честное слово, я бы и тебя пригласил, но ты же любишь поспать.

В зоне врать нельзя, но хитрить, не открывать всю правду, не запрещается. Меня он пожалел, родную внучку в четыре часа ночи, из сладкой постели вытянул, а меня пожалел. Я успел на конец представления, когда привидения сгрудились в очередь, перед входом в библиотеку. Роза нырнула в холодную постель и сразу, ладошкой прикрыла мой рот – этот сигнал означал: не приставай, молчи, не зли кармелитку: я монашка, я в домике. Она спит, а я, блин, как дикий гусь, и разбудить – разбудили, и вставать не хочется.

– «Московское время шесть часов. Приглашаем вас на утреннюю зарядку!»

О, верес соте!

Глава 7

Моя кармелитка поддержала немцев и французов:

– Не гоже останкам всемирных преступников лежать в священной земле Израиля. Пора очистить еврейские кладбища от личностей, причастных к аварии. Пусть мирный атом согревает их прах, для тех, кто предпринял всё, чтобы авария состоялась, для тех, кто знал, но промолчал, для тех, кто устраивал первомайскую демонстрацию в городе, во время атомного коллапса. Этот артефакт нужно захоронить в зоне, в ядерном могильнике.

Я еле успокоил невесту. Всё решил Двадцать восьмой. Зона уменьшается, это главный ответ на этику. Когда люди строят объекты, типа химкомбинатов, атомных станций, бактериологических лабораторий, они задумываются о этике? О тех мирах, что их окружают? Об угрозах жизни тех существ, которые в этих мирах обитают? Назовите мне хоть один проект, в котором есть глава:

– Безопасность иномирян.

Нет, мы будем создавать андроидный коллайдер, перечеркнув тенью чёрной дыры пол Европы. Вот вам ответ на этичность. С нами не считаются, а я считаюсь с тем, что с каждым вернувшимся в зону трупом, зона уменьшается, позволив друзьям завершить свой переход. На этом диспут был закончен. Не знаю, этично ли это или не этично, умышленная ли эта авария или досадная ошибка исполнителей, но прах всех идиотов, устроивших массовую гибель людей, отныне, будет храниться здесь, как артефакт человеческой глупости. Я считаю это правильным. Каждый должен отвечать за свои ошибки, если даже не признал своей ответственности перед человечеством. Это будет лучшим памятником экспериментаторам.

Меня всё время привлекал кабинет ОК. Прямо перед входом висела огромная карта мира, в котором мы живём. На ней можно было найти нашу зону, в которую ежемесячно вносятся изменения по изменениям границ, вся карта была в каких-то цифрах, не понятных значках, разноцветные карандашные пунктиры и флажки, как в военном штабе. Флажки, постоянно передвигались по поверхности висящей карты, создавая различные фигуры, иногда даже касаясь границ нашей зоны.

– Что это?

Спросил я у Двадцать восьмого. (Я этим вопросом, в своё время, замучил ОК). Но моя хитрость, и теперь не удалась. Двадцать восьмой, не прилагая особых усилий, вытолкал меня за пределы кабинета:

– Это Джокер уменьшителя. Тебе ещё рано знать про секреты зоны. Не обижайся! Придёт время, я сам расскажу тебе всё, а пока… пока, ты ещё нужен мне живой.

Дверь в кабинет закрылась перед моим носом. Поговорили называется, ё моё! К концу месяца, Двадцать восьмой, перед всеобщим собранием объявил о результатах: зону покинуло больше двадцати стран, шестнадцать групп новобранцев штурмовали территории городов, выискивая артефакты с помощью местных привидений, у бабы Яги появились заместители. Секундантом теперь работала прелестная молодая пигалица. Роза, при встрече, предупредила её:

– Если только что замечу, что почувствую, то я твои патлы намотаю на один бигудь и сделаю тебе макияж Квазимодо.

Я хотел спросить её:

– Какой-такой один бигудь?

– Тот самый!

Роза была расстроена. Наряду с Францией и Германией, зону покинул и Израиль. Но всё равно, это была победа! Сокрушительная победа, миры стали чище, открыв переходы для привидений. В Хайфе стали продавать туристические маршруты в зону. Двадцать восьмому пришлось в срочном порядке организовывать коммерческий отдел. Так что, если вы соскучились по отечественным еврейским привидениям, добро пожаловать к нам в Чернобыль! У нас ещё остались места, где можно в течении считанных секунд получить загар, лучше любого солярия. Конечно, тонкий мир пострадал, на то он и тонкий мир, в котором все сущности, более остро и болезненно реагируют на все изменения: привидения скучали за замками, а замки за привидениями, но цель стоила того. Зона, уже уверенно давала гарантию перехода. Особо радовались не рождённые гомункулы. Лучше родиться здоровым существом в чужом мире, чем уродом в своём. Бедные, бедные – не родившиеся дети ликвидаторов, и дети их детей. Дети тех самых героев, спасших этот мир. Теперь в Израиль только самолётом и по официальным каналам. Баба Яга грозилась пойти в отпуск, и двадцать восьмой поставил, оказавшуюся не у дел, внучку, вместо неё. Блин, я только тогда понял, чем отличаются русские сказки от еврейской действительности. Двадцать восьмой вызвал меня в кабинет и у нас состоялся мужской разговор, тет-а-тет. Прав был ОК, а от привидений ничего не скроешь. Роза ещё не о чём не догадывалась, а мы уже готовились стать отцом и прадедом. Даже имя уже подобрали:

– Друз двадцать девять.

Не знаю, как вам, а мне нравится. И ещё одна новость, с которой познакомил меня мой родственник: Роза оказалась совсем не Розой, вернее не совсем Розой. Правильно её имя звучит – Роз. Я – Друз, она – Роз. Блин, у этих инопланетян, не всё, как у людей. И этот ОК накаркал. Пришлось жениться. Роза, только после свадьбы сообщила, о том, что я давно знал.

У Властелина родился сын! Ещё один Друзь! За состоянием Розы, первоначально смотрели привидения, потом она выбрала перинатальный центр друзов в Израиле, и по истечении тридцать шесть недель, Роза подарила мне здорового сына.

– Бабушка, если ты меня слышишь? У тебя появился правнук.

Мать с сестрой я почти не вспоминал, знал, что у них всё хорошо. Бабушка в своём словесном завещании, определила для меня границы привязанностей к искажённому прошлому, определив спектр общения, как табу, через которое я не имею права переступать. Это касалось матери, сестры и моего друга Ваньки. Даже свою именитую бабушку я вспоминаю про себя и никогда, и никому не рассказываю про своё прошлое, даже Роз. Я скучал по жене, врачи запретили ей категорично покидать Израиль. У друзов было не так всё просто, мой сын Друз двадцать девять, был старшим рода после деда Друз двадцать восемь, и над ним трусился весь род – все друзы, Палестины, Израиля, Египта, Саудовской Аравии. Наша семья не относилась к категории бедных, но даже из Бангладеш приходили переводы на имя моего сына в день его рождения. Я не понимал их родственные взаимоотношения, но Роз говорила, что это нормально. Мой сын был в этом клане, вроде живого бога, как лама в тибетском буддизме. Друзы воспитывали его, как будущего война, как лидера в войне за освобождение планеты Друз. Я пожаловался деду на семейную жизнь: жена принадлежит мне, но мы с ней не живём, встречаемся редкими наездами. А наш сын не принадлежит нам обеим, он принадлежит народу. Друз Двадцать восемь промолчал, лучше бы он тогда рассказал, всё, как есть, может мы были готовы отразить нападение? И не случилось бы того, что должно было случиться. Зона уменьшалась. Радовались все: и привидения, и люди. Но мы даже не догадывались, что существовали те, кому это сокращение зоны ломало всё, и зачастую, стоило жизни. Первых диверсантов выловили внешние разведчики, потом отряд Бабы Яги привёл группу странных туристов, пропахших тухлыми яйцами, но, когда внутренняя разведка вступила в сражение с военизированным отрядом сталкеров, Друз вызвал меня в два часа ночи.

– Пришло время тебе узнать всё: о зоне, о Земле, о империи династии Элон, о закрытых мирах Друзов и о войне с шестым императором, которая не закончилась и продолжается на всех рубежах вселенной. Ты не обижайся за своего сына и моего правнука на моих соотечественников. Они, в отличии от тебя, каждый день проводят на войне, о которой вы люди, даже не догадываетесь. Мы друзы ценим гостеприимство вашей планеты, но не считаем нужным втягивать вас в войну с империей Элон. И только то, что нас очень мало в этом мире, и наши миры оказались настолько переплетены, что мы вынуждены обратиться к вам за помощью. Моя внучка полюбила тебя, ещё там, на тротуарном бульваре Хайфы, она не знала, что делала, когда продала тебе Чернобыльскую зону. Мы ждали совсем другое существо, не человека, и не дождались. Эта зона была предназначена для него. Он был один из специалистов по зонам. Мы, только спустя год, узнали, что его не стало. Но случилось то, что должно было случиться и ваша головокружительная страсть, дала мне внука, а для моего народа – надежду на будущее. Но даже не это главное. Главное то, что вы нашли оружие против империи Элон, до вас, ещё никто не мог сокращать зоны.

Глава 8

Я слушал и многое не понимал. Причём тут Земля, миры друзов, до империи Элон, причём тут зона, чёрт побери! В надежде, что мой головной мозг переработает весь этот материал и со временем выдаст результат, и до меня всё дойдёт, как до верблюда – на третьи сутки.

Двадцать восьмой, видимо понял, что я устал, и совсем не принимаю информацию. Он сделал перерыв, дав возможность мне отдохнуть, чтобы продолжить наш диалог. Он спешил, ужасно спешил, предчувствуя опасность. Теперь мне не надо было задавать вопросы, я с трудом успевал перемалывать ответы. По всей земле шла война, тайная война, в различных измерениях, и Джокер уменьшителя – это не просто карта, это отражение настоящих боевых действий, происходящих на нашей планете. В штабе находится оригинал, а в зоне – в моём кабинете, копия, но достаточно точная копия, и флажки, передвигаемые военными, отражают действительные изменения границ нашего войска. Мы заключили договор против империи. На этом уровне нас поддержали тонкие миры и ещё кто-то, о чём тебе пока, лучше не знать. Я сожалею, что боевые действия проходят на вашей планете, но сокращая зоны, вы негласно помогаете нам побеждать в сражении против императора. Ему, уж точно, не нравится, что зона сократилась наполовину. Но чтобы тебе было окончательно ясно, я тебе расскажу о своём мире и о империи Элон. Шестой император принял осколки империи в период полного распада, все порабощённые миры добились своей независимости, враждебно настроенные соседи оставили Элон без армии, отобрав большую часть территорий, внутри самой империи постоянно зрел социальный взрыв, откалывались планеты, галактики, их пытались обвинить в сепаратизме, но империя уже ничего не могла дать взамен, кроме хаоса и нестабильности. Планета Друз была на перепутье, ослабленная физически и морально, она заняла выжидательную позицию. Эта нерешительность и привела к гибели все миры друзов. Император погибшей империи реально посмотрел на окружающий его мир, оценил, и понял, что возрождать империю в прежнем содержании нет смысла, никому такая империя не нужна. Легче было создать свою империю, на свободном пространстве. И он создал. Он создал империю зон. Никто, не в одном общественном строе, не мог претендовать на то, от чего народы бегут, как очумелые. Он собрал преступников всего космоса и оттачивал своё мастерство в дальнейшем завоевании галактик, именно на мирах друзов. Первые зоны появились на наших планетах, они съели всё – и земли и людей. Я стал врубаться. Двадцать восьмой среагировал на искру здравого смысла в моих глазах:

– Как тяжело вам людям что-нибудь доказывать. Хочешь, я покажу тебе, как выглядит настоящий элониец?

Двадцать восьмой открыл мне старый учебник по биологии, и показал, что-то похожее на инфузорию-туфельку.

– Вот!

Я достал увеличительное стекло, как будто впервые вижу эту мерзость. Двадцать восьмой отшатнулся:

– Не туда смотришь, этот зверь похож больше на друзов, только без сапога. А элониец, вот.

Я прочитал под изображением – сернокислая бактерия. Я не понял.

– Так, что ты хочешь сказать Двадцать восьмой, что моя Роз – это эта самая уродина, без сапога?

Друз рассмеялся.

– Я двадцать восьмой, твой сын двадцать девятый. Нет конечно, если даже не считать женские промежуточные особи. Мы ассимилировались, и более девяносто девяти процентов – люди, мы уже никогда не сможем жить в своём мире, даже если победим императора. Для нас миры Друз, на всю жизнь останутся легендой. Я знаю это. Мы боремся не с империей – мы боремся со злом, которое она в себе несёт. И тогда дед моей жены рассказал про технологию проникновения элонийцев в чужие миры и каким образом они создают зоны.

Это была первая лекция для меня. Вторую лекцию, про то, какую выгоду имеет империя от зон, он успел рассказать мне позже, ещё до своей гибели, и до воровства моего сына.

– Представь себе, что эта маленькая бактерия, которую не заметишь сразу даже в микроскоп, проникла в твой мозг и начала руководить твоими мыслями и действиями. Я понял.

– Так ты хочешь сказать, что Чернобыльская авария, это не казус головотяпов, как нам пытаются представить, а результат хорошо спланированных действий элонийцев? И Бхопал, и Фукусима?

– И Энергодар и Волгодонск, и про те аварии, о которых мы ещё не знаем и про которые не узнаем никогда – всё это дело элонийцев. Они создают зоны, чтобы иметь прибыль.

– Я слышал про диверсантов. Ничего не знаю о их судьбе. Как вы определяете элонийцев?

Двадцать восьмой был предельно откровенен: диверсантов я сдал в штаб, там знают, как получить необходимую информацию. Их судьба меня не интересует. Я не знаю, что делают в штабе, раньше, разделяли людей и элонийцев, впрыскивали людям прививки, против не санкционированного проникновения, а как оно сейчас? А определить элонийцев легко – по запаху. Как бы и где они не прятались, но от них везде прёт сероводородом. Этот запах тухлых яиц не выветривается даже после их смерти. После этих слов Двадцать восьмого, я стал постоянно принюхиваться. Лекция продолжилась на следующий день, я ещё не знал, что это будет последняя встреча с Двадцать восьмым, и после его чудовищной гибели, останется в кабинете, тот нестерпимый запах тухлых яиц. Баба Яга вывела ничего не понимающего туриста с ножом в руке. С элонийцем она разобралась сама, без помощи штаба: – Я, этих вонючек, ещё дома, штабелями клала, и она добавила пару слов, так сказочно, подошедших под этот случай. Беда не приходит одна: друзы сообщили о ранении жены и пропаже моего сына. Я первым же самолётом вылетел в Израиль, оставив все хлопоты на обеспечение похорон Друза двадцать восемь, на Бабу Ягу. В Израиле я был нужнее. Меня уже встречали. В аэропорту, кроме друзов были представители тонкого мира, из местных привидений. Друзы их не видели, а я с ними даже пообщаться успел, они успокоили меня насчёт сына:

– Малого украли. Да элонийцы, но с ним всё в порядке, он под нашим надзором. Поспеши помочь своей жене, эти инопланетные придурки усилили охрану, не позаботившись о вакцинации. А для элонийца нет разницы: друз ты или человек. Спеши Властелин, мы тебя найдём, когда освободишься.

Блин, всё-таки такси в Израиле едет очень медленно, и таксисты – какие-то заторможенные, в их крови не хватает, наверное, русских генов. Я успел, спасибо моей бабушке, после моего апперкота, из этого друза, вместе с мозгами, вылетела целая когорта элонийцев. Я жалел, что не было моей стиралки, чтобы убрать за мной эту грязь. Но среди друзов тоже много инициативных людей с мозгами. Я убедился, что у Роз не было внутренних повреждений, не совместимых с жизнью. Привидения провели осмотр и подтвердили вакцинацию Роз. Запах тухлых яиц выветрился в помещении больницы, наверное, элонийцы были уверены об благополучном завершении операции. Я взял жену на руки, она была в беспамятстве; привидения предупредили бы заранее о новой атаке элонийцев. Но было всё хорошо, и представители тонкого мира привели меня в место, чтобы попасть в которое, нужно было пройти очищение огнём, и кварцеванием. Для привидений и для нас эта процедура была почти безобидна, а для бактерий, типа элонийцев – это была смерть. Мне кажется, что в Израиле привидения имеют больше мозгов, чем материальные жители этой страны. Они подсказали мне оружие против этой бактериологической заразы. Я оставил жену на призраки, а сам, перед тем, как поспешить спасать сына, с которым по словам привидений было всё в порядке, вернулся к друзам и на пальцах объяснил, что мне надо. Изобретатель ударил себя по лбу. Я не знаю языка друзов, но, по -моему он назвал себя идиотом, всех земляков назвал идиотами. Всё гениальное – просто и рядом, сколько нужно было прожить рядом с евреями, чтобы прийти к этой истине? Через полчаса в моей руке было оружие, убивающее всех элонийцев на расстоянии, вне зависимости где они находятся. До друзов, наконец дошло. Слышны были их рассуждения:

– Я, то, думал, почему это элонийцы никогда не атакуют, днём, на пляже? А оно вон что! Бактерии не любили солнечный свет.

Друзы все лавры причислили Властелину. Хотя это неправда, совсем не так. Спасибо тонкому миру, спасибо привидениям Израиля. Меня зона научила говорить только правду и не лицемерить. Я рад был тому, что семья была в сборе, что я смог защитить её и весь мир от этого хаоса зон и больного воображения шестого императора Элона. Моя жена очнулась в самолёте, мы летели домой, в родную зону.

Глава 9

С Земли, наверное, и началось поражение империи Эол в войне, с восставшими, против нового строя и порядка. Друзы изыскали способ передать информацию о новом оружии на родную планету, легенда обросла мифами, а на далёкой планете, в родной галактике инопланетян, появился памятник Друзу двадцать восемь, освободителю; только на монументе из стекла и бетона, он больше был похож на инфузорию-туфельку, только без сапога. Я уговорил Роз, чтобы она передала соплеменникам, про возвращение в свои миры – это иллюзия. Друзы – сто процентные земляне, а их планета, являющаяся столицей одноимённых миров и одноимённого государства, в реальности, чуть больше теннисного шарика. Друз двадцать девять пытался выговорить первые слова, и полз к ступе бабы Яги. Всё, зачатое в зоне, должно принадлежать этой зоне. Не знаю, но почему-то наша зона мне казалась самым безопасным местом на земле. Баба Яга так и сказала:

– Даже ядро в одном месте не падает дважды.

Роз иногда вспоминала деда, прижималась ко мне своим худеньким девичьем телом:

– Боня! Как хорошо, что мы нашли орудие против империи! Найти бы еще орудие против безразличья, жестокости, бессердечья и глупости.

Я смеялся:

– Ты многого хочешь Роз, и сразу.

Я шёл со своим сыном по городу. Всё было так, как прежде: и море, и бульвар, и широкие тротуары. Только не было людей. Муниципалитет издал указ про уличную торговлю, в надежде привлечения капитала в городскую казну. Не знаю, чего добились градоправители, только город потерял свою самобытность, город потерял свой неподражаемый колорит, вместе с туристами с одесским акцентом. Я не узнал Хайфу. Мой сын лепетал на моих шести языках, привитых мнебабушкой, на двух государственных Израиля, и языке своего народа. И это было так просто, хотя ребёнку не было ещё пяти лет, он не выговаривал некоторые буквы, но понять можно было без услуги логопеда. Вдруг я услышал, кто-то на русском языке, пытается продать земли. Продавец стоял на том месте, что подарило мне жену, сына, судьбу. Продавец расхваливал свой товар. Пытался предложить встречным прохожим, по дешёвке – Украину, Чернобыль с Припятью и со столовой, где в бывшем банкетном зале живёт моя семья. Друз двадцать девять подошёл к нему:

– Дядя, ты что дурак? Ты продаёшь мой дом, мой мир, ты продаёшь то, что тебе не принадлежит по праву.

Роз наблюдала издалека за своими мужиками, возле нас постоянно крутились друзы. Продавец хотел что-то сказать в своё оправдание, ссылаясь на сертификаты. Но прохожие проходили мимо, они не понимали русского языка и им было наплевать на аргументы торговца. Появилась полиция и бульвар обезлюдел, лишив меня удовольствия окунуться в прошлое. Малыш побежал к морю, и мы все за ним, все пятьдесят: вместе с охраной, с представителями тонкого мира, со всеми теми, которым дорог был наш сын. Нам всё реже удаётся попасть в Хайфу. Мы чаще отдыхаем дома. Там интересней, а работа в зоне не прекращалась. Не пахло сероводородом, но ещё было много внутренних проблем. Привидениям нравилось пугать собирателей металлолома и сталкеров. Баба Яга говорила:

– Мне бы пару Змеев Горынычей или, какого-нибудь завалявшегося богатыря, я бы всю молодёжь перевоспитала.

Народ в зоне постоянно менялся, скучать некогда было. А тут, ещё, в конце месяца, меня в Варшаву пригласили, на слёт Властелинов зон. Я наехал на жену:

– Сколько вы зон с дедом продали?

Она молчит, как партизан на допросе:

– Но мы же никого не обманули!

***

–Лиля! Где ты спряталась, несносная девчонка? Это не гриб, а калифорнийский таракан. Я тебе дала сачок, чтобы ты ловила бабочек, а не летающих ящерок. Отнеси эту гадость на место откуда взяла. Нет, это не сказочные колобки, а чернобыльские ёжики. Лиля, ты опять притихла? Хоть изредка отзывайся. Нина Павловна не могла объяснить своей дочери, чтобы не привозила внучку к ней на работу. До дочери не доходило, что зона наблюдений биолога первой категории, не место для присмотра за маленькой девочкой. – – Но радиации давно нет, и тебе всё равно, делать нечего.

Чернобыль, условно считался обеззараженной зоной с популяцией редких видов животных, мирно существующих с мутантами. Лиля далеко отбежала от бабушки, заигравшись с венериной мухоловкой. Растению было скучно, и оно оплёвывало прохожих дохлыми мухами, они прилипали к одежде как снаряд пейнтбола. Лиля уклонялась и старалась избежать атаки свирепого растения. Под кустом сидели лысые ёжики и аплодировали каждому попаданию снайпера. Лиля нашла это. Она не знала, что оно такое. Там была кнопка, похожая на, тангенсу детского телефона. Лиля нажала её, и через некоторое время, коробка заговорила:

– Алё, Друз двадцать девять слушает.

Лиля посмотрела по сторонам, никого не было, говорила коробка:

– Груздь двадцать девять ты где?

– Не груздь, а Друз, а ты кто?

– Я Лиля.

– А ты лиля чего, молока или воды?

– Ну вот, ещё! Не воображай! Я Лиля Морская.

– Морских лиль не бывает, есть только мили. Я по компьютеру проверил.

– Дурак!

И Лиля забросила коробку в кусты, чуть не прибив лысого ёжика. Ёжик показал кулак.

– Тоже мне, Груздь двадцать девять!

И девочка пошла навстречу к бабушке.

– Внученька, кто это тебя так обидел? Что все смешинки с лица сбежали?

– Груздь двадцать девять.

– Ох уж эти грибы, так и норовят маленькую девочку обидеть!

– Стоп. А почему двадцать девять?

– Он так представился.

Для Нины Павловны это было что-то новое.

– Девочка моя, тебе через год в школу, говорящих грибов не бывает. Это всё твои фантазии.

На этом нравоучения бабушки закончились, и она снова ушла с головой в рабочие журналы с таблицами и эпюрами, а Лиля побежала искать коробку в этих колючих кустах с лысыми ёжиками.

О пропавшей шестилетней девочке в зоне работы лаборатории биологов мы узнали из социальных сетей. Три дня различные службы, с привлечением собаководов и экстрасенсов искали девочку, но бесполезно. Единственный свидетель – бабушка, сообщившая о пропаже, была увезена скорой помощью с обширным инфарктом. В соц. сетях выступила мать девочки – шестилетней Лили Морской, с просьбой помочь в поисках. Экстрасенсы её не видят ни среди мёртвых, ни среди живых. Друз двадцать девять крутился перед монитором. Новые игрушки надоели, а папа с мамой не хотят играть с мальчиком.

– Боня! Ты видел фотографию – ровесница нашего сына, и пропала недалеко от того места, где был саркофаг ЧАЭС?

– Видел. Фамилия красивая- Морская.

– Лиля? Я её знаю. Я с ней вчера разговаривал. Грубая, не воспитанная девочка, хулиганка. Меня грибом обозвала и дураком. Я ей больше не звонил.

Мы оба уставились на мелкого:

– Друз, как ты ей звонил, откуда?

Он убежал в свою комнату и притащил пейджер (говорилку с слушалкой, подаренную мне когда-то пресс-секундантом. Я про неё даже забыл, а мелкий нашёл. Дети всегда находят то, что не нужно) Инициативу расспроса мелкого взяла в руки Роза. У мамы совсем другой подход к ребёнку. Сын, с Роз, всегда более откровенен был. – Друзик, не обижайся на девочку, она пропала. Ей холодно, страшно, а вокруг злые звери, скажи маме, как ты ей звонил?

– Не я. Она звонила. Назвала меня дураком и груздём, потом бросила трубку.

Я порылась в памяти компьютера, да два дня назад кто-то искал Лилю Морскую. Мальчик не врал, не фантазировал. Но, каким образом это переговорное устройство связано с девочкой мы не знаем, даже догадаться, невозможно было. Боня несколько раз пытался вызвать по говорилке, но бесполезно. Мы посчитали что изделие тонкого мира испортилось и прекратили попытки, так, как прошло две недели с момента пропажи девочки. Мы не знали одного, что Друза задела эта история и он единственный, кто не сдался, и каждый день выходил в эфир, пока ему не ответили и не попросили позвать старших. Друз прибежал в мою комнату с пейджером:

– Папа, тебя зовут.

Это было так неожиданно.

– Ало, это кто?

– Властелин! Ты, что ли? Прошло много лет, я уже не надеялся встретить этот голос.

– Секундант!

– Пресс – секундант!

– Как ты там? Да о чём я? Роз, Роз? Скорей сюда, скажи мне что я не сплю. Знаешь кто по говорилке на меня вышел? Это мой старый друг по зоне – пресс – секундант!

Розе это ни о чём не говорило.

– Властелин, более пяти земных лет прошло.

– Что случилось? Как мой комплект говорилки оказался в мире привидений?

– Не знаю. Но в бывшей зоне пропала девочка, может быть это связано с ней?

– Исключено. Материальным в наш мир вход закрыт. А, вообще то стой. Наши учёные предполагают, что материальные имеют доступ в наши миры, только всё меняется на противоположный знак. Они есть, существуют, мы даже можем с ними общаться, но для нас они не видимы.

– Хранитель времени, ты считаешь, что девочка, если попала в ваш мир, то превратилась в привидение?

– Ага! А с голода она там у вас не умрёт? О чем я? Ведь привидения ничего не едят, кроме космической энергии. По ночам, они под луной собираются на ужин.

Секретарь рассмеялся, эта картина, за тысячелетие службы в зоне, ему знакома.

– Знаешь, Властелин, как я за вами всеми соскучился! Он не спросил про ОК, отдел кадров от него не далеко живёт, он спросил за бабу Ягу.

А я знаю, как только с чернобыльской зоной было покончено, она переехала к себе на родину, на Тамбовщину. Там тоже зона нарисовалась. Баба Яга была ценный специалист, наши привидения ещё помнят её парады с демонстрацией фигур высшего пилотажа. Мы с Роз, взяли отпуск и решили выдвинуться ближе к очагу событий. Роз обняла меня в тамбуре:

–А помнишь, как раньше было, из любой страны за два шага до библиотеки. А теперь из Варшавы до Припяти два дня и куча всяких допусков, пропусков, сплошная волокита. А помнишь, как из банкетного зала в ресторан! А вокруг Париж, Париж… А, концерты в Вене? Ностальгия, блин!

Не всё плохое было в зоне. Были моменты, о которых вспоминаешь с сожалением. Так и пресс-секретарь, столько времени отдал зоне, что тоже скучает за своими моментами. Друз двадцать девять сопел на нижней полке. Мы выдвинулись всем семейством, сына мы не доверяли никому.

Боже мой, как давно я не слышал этот надоедливый зуммер.

– Секундант, два часа ночи, что там в вашем мире время смещено или как?

– Или как, Властелин. Никак не могу заснуть. Не пойму, как вы от радиации избавились? По нашим подсчётам, вашему Чернобылю ещё пару тысяч лет коптить воздух надо было. Бессонница, бляха-муха!

– По этому вопросу, тебе к моей жене Роз обратиться надо было, это она провернула.

– Но как?

– Элементарно, Ватсон. Если мы такие дурные: устраиваем аварии и разбрасываемся дармовой энергией, то значит есть миры, где этой энергии катастрофично не хватает! Роз продала весь Чернобыль, всю зону, на конкурсной основе, за несколько вагонов рублей.

– Властелин! Перестань издеваться. Относись к бывшему своему подчинённому с уважением. Ты, что, за дурака меня держишь? Как продала? Где? Такую сделку не скроешь от общественности!

– Обижаешь, секундант. Ты же знаешь, кто прошёл зону, тот никогда не врёт, и за свои слова отвечает.

Я растолкал жену:

– Объясни этому Хоме неверующему, как ты продала зону, а то он два мира на дыбы ставит, сам не спит и нам не даёт.

Роза недовольно потянулась:

– Да продала, как на Привозе, только в Хайфе, на бульваре. Покупателей было четверо, между собой, чуть драку не устроили. Я не зону продала, земли, по прежнему Властелину принадлежат. Я продала энергию. Как только купили, так сразу радиация и пропала. До последнего мне эти инопланетяне не верили, думали обману. Но у нас честный бизнес.

– И что, расплатились?

– Да, как договаривались. Десять вагонов рублей. Полгода сжигали.

– Как сжигали? Обманули вас что ли?

– Да нет. Всё по контракту, только рубли советские.

– А, а, а! Всё равно не верю.

– А то, что я мужа себе в Хайфе купила, веришь? Даже в бонус сына получила – веришь?

Секундант рассмеялся:

– В это верю. Сам свидетель. Ох уж эти женщины! Придумают такое, что в голову не вкладывается. Властелин! Извини, что разбудил, через десять минут ваша остановка. Пора будить малыша.

***

– Вау!

В бывшей зоне было целых три гостиницы. Но нам посоветовали снять домик в частном секторе, так дешевле и спокойнее будет. При вокзале был представитель регистрационной комиссии, мы сделали обязательные отметки в журнале с целью нашего прибытия. А когда женщина- инспектор узнала, что мы приехали из Польши, чтобы искать потерявшуюся девочку, она одновременно и улыбнулась, и заплакала. Лиля её соседкой была. Она нам подсказала, где собирается инициативная группа из экстрасенсов, сталкеров, и прочих добровольцев. В первый день мы осваивались, а на второй день, я не застал жены в постели. Она сбежала, полностью загрузив на меня малого. Умывай, корми, одевай, будь игрушкой. На каждом углу весели дозиметры. Не знаю, в чём они были отградуированы, но на всех табло висела одна и та же цифра – восемнадцать. Это была норма.

– Ага, жди, чтобы эти инопланетные евреи часть энергии оставили, выгребли всё подчистую.

Друз капризничал, просился к маме, а я хотел бы знать, где она есть. Может здесь место такое, где одни женщины пропадают и превращаются в привидения? Мама прибежала ближе к обеду, принесла нам кефира и домашних пирожков с капустой. Ешьте, не бойтесь, всё прошло дозиметрический контроль. Раньше мы в Париже питались, в ресторанах, а теперь – привыкай к диете холостяка. Пока ели, Роз рассказала все новости, она везде успела побывать: и на площади у активистов, и в больнице у бабушки, там встретилась с мамой Лили, успела с ней переговорить, и возле лаборатории, где девочка пропала. На территорию лаборатории не пускают, говорят, все следы затопчете, но активисты добиваются разрешения. Потом Роза сделала паузу:

– Мне кажется, что надо тебе Боня возле лаборатории побывать. Я что-то почувствовала. Там что-то есть. Но это уже по твоей части, ты же у нас Властелин!

К инопланетным генам жены надо было прислушаться, её интуиция никогда не подводила. Между собой мы решили пасти сына по очереди, всё-таки не хорошее здесь место, если дети пропадают. На следующее утро, минуя площадь активистов, я был возле лаборатории. Блин, облазил всё, обнюхал, но глухо, как в танке, никого из посторонних, не из толстого, не из тонкого мира. Пришёл домой, жена Друза в угол поставила. Целый день капризничает, пейджер (говорилку с слушалкой) утащил. Говорит бабка попросила, а в комнате больше никого. Так и не вернул, как будем связь с секундантом держать? Я попросил жену успокоиться, а сам подошёл к плачущему сыну. Напомнил по – мужски, что он всё-таки бог друзов, а богам плакать и капризничать нельзя, иначе на носу козюли вырастут.

– Какие козюли?

– А ты в зеркало посмотри.

– А, а, а, Мама! У меня на носу козюля. А, а, а!

Блин, точно, нос у сына стал как хобот у тапира, а сзади, гадом буду, самое бессовестное привидение во вселенной.

– Баба Яга, ты что тут делаешь, ты же материальная, в Тамбове?

– Э, милой! Как был ты бестолочью, Властелин, таким и остался! И за что мы вас женщины любим.

И привидение обняло Роз. Жена смотрит на меня, как на пришибленного:

– Сам с собой разговаривает, каких-то козюль придумал, сына дразнит. Наверное, прогулка не на пользу пошла.

– Не все русские гены, твоя бабушка тебе заменила!

Я конечно выглядел нелепо, но лучше бы она не трогала мою бабушку. Через несколько минут мы с Бабой Ягой, убегали от Роз, наперегонки. Еле оторвались от её половой тряпки. Я восстанавливал своё дыхание, а привидение напомнило мне один пункт из инструкции:

– Никогда не злите монашек -кармелиток!

– О, блин, как я забыл?

– Ну здравствуй, Властелин!

И привидение обняло меня по-дружески. Чувствовалось, что баба Яга тоже соскучилась. Когда я уехала из зоны, годков то мне много было, в Тамбовской зоне не задержалась, не сошлись мы характерами с местным руководством, там до сих пор бардак. Не успела оглянуться, как перед святым Петром оказалась. Ты знаешь, Властелин, а моя работа в твоей зоне была оценена, как положительная. Меня опять под твоё руководство отправили, сказали, что тебе помощь нужна. А я и довольна. Скоро мы опять все вместе соберёмся:

– И я. И пресс-секундант и ОК.

– Откуда знаешь?

– А я у твоего малого говорилку выпросила, успела со всеми связаться. Секундант, Отдела Кадров ждёт, с разрешением от совета тонких миров, на посещение зоны. Так, что жди, если всё получиться – то снова будем одной командой. Что тут у тебя произошло?

Я быстро обрисовал бабе Яге ситуацию с пропажей девочки. – Честно, даже не знаю, что делать? Собирайтесь скорее, вместе думать будем. Такого ещё не было, я весь компьютер перерыл. Пропадали люди, много людей, но не так. Им помогли пропасть. А здесь, как сквозь землю провалилась, и никаких следов. Значит в моём сыне что-то из моих талантов есть, раз тебя видит и с тобой разговаривает. А то, кому-то русские гены мешают?

– Баба Яга! Скажи, зачем ты Друзу на нос козюлю повесила?

– Кто, я? Да никогда. Да не в жизнь. Я не вешала. Это ты.

– Ты, наверное, новоявленная нечисть забываешься. Не видишь кто перед тобой?

– Вижу, Властелин – недотёпа! Я помню, что в зоне врать нельзя, а я и не вру. Это ты захотел, чтобы у сына козюли на носу выросли. Было такое?

– Ну, было. Я же шутя.

– Ну вот, я, тоже шутя, помогла исполниться твоему желанию. Меня святой Пётр зачем к тебе направил? Чтобы я тебе помогала. А кармелитке своей передай, если она меня ещё будет грязной тряпкой лупцевать, то я ей эти козюли в другом месте прилеплю.

– Тебе нужно, ты и передавай, а я буду соблюдать инструкцию. Я знал, что мою жену лучше не злить, хотя она до сих пор ничего не рассказала про орден монахинь-кармелиток и какое она имеет отношение к нему.

Пришёл мой сын, и как вежливый друз, поздоровался с бабушкой, а потом позвал меня домой:

– Мама успокоилась, за компьютером торчит. Пап, а правда бабушка-привидение говорит, что есть реактивная метла, и ступа – для местных рейсов? А правда, что непослушных детей привидения щекочут? А правда…

Я промолчал. Конечно правда. В зоне врать нельзя.

Глава 10

Первым появился ОК. Он выглядел не так, как раньше, но всё равно, я узнал его.

– Совет дал добро, но ограничил время пребывания. Я думаю десять дней нам хватит, надеюсь команда не разучилась работать?

ОК взял, по привычке, всё в свои руки. Я спросил за секунданта. Секундант явно задерживался. Сначала его медики не пропускали, потом у него возникли проблемы с невидимостью, не мог пройти через барьер перехода между мирами. Стареем, Властелин, разведчики из нас негожие. Наконец секундант появился, он был частично видимым, в воздухе летал нос и два уха и прическа оселедцем. Такое ночью встретится, поседеешь и помокнешь моментом. Баба Яга была рядом. После ажиотажа встречи, с обниманием и расспросами, ОК сократил программу до минимума, ограничив место поиска девочки, лабораторным садом. Нас туда не пускали, а привидениям пофиг, для них преград не существует. Тут я был не прав. Нос с ушами уже не мог пройти через стену, и у самого ОК с прозрачностью что – то не то было. Но в сад они смогли попасть беспрепятственно. Пока секундант мотался в тонкие миры за ищейкой невидимкой, которая была больше похожа на земную гиену, ОК мне пытался объяснить технологию переходов. Это, как ваш флюорографический аппарат. Представь себе, что картинка ожила и кости стали двигаться сами по себе, так и у нас, только все подчинено мозгу. Мы не ощущаем своей невидимости, пока не попадём в сеть зеркал.

– А секундант говорил, что в твоём кабинете было много зеркал.

– Властелин! Это совсем другое. Да, не скрываю, были зеркала, но все они были накрыты. Ты, блин, сколько проработал в действующей зоне, а так и не понял, что привидения, в ваш мир, были посланы не за красивые глазки. Чернобыль – это была тюрьма тонкого мира. Зона в зоне. Но после взрыва на атомной станции, остались одни полуфабрикаты (пол землекопы, как ты их называешь), и работать было некому и не с кем. Тогда в зону стали прибывать добровольцы из привидений, и не очень – мы их называли принудиловками. Контингент, сам понимаешь, не ахти. Да ты сам всё испытал на собственной шкуре. В, привидений, материальных отправляют, чтобы исправились, избавились от грехов, а если они не хотят, если им нравится быть плохими? Для таких у меня и были зеркала, местная КПЗ, так сказать. А этот секундант не говорил тебе, что ему трижды пришлось отсидеть в моём кабинете, поинтересуйся, между прочим, у него, за что? Про это он не любит вспоминать, балаболка. Врать нельзя, легче забыть.

ОК замолчал. – А почему в зоне врать нельзя?

– Ну это, как у вас людей, типун прицепится и все будут знать, кто ты есть на самом деле. У привидений это хуже, вонючку можно заработать. Представь такой кошмар, что от тебя воняет, хуже, чем от скунса и с тобой, вообще, никто дела не хочет иметь, от тебя все убегают, как от прокажённого. Раньше болезнь считалась неизлечимой, но не заразной. Наша наука, в тонком мире, не стоит на месте. Сейчас от вонючки лечат, но сама процедура неприятна и болезненна. Это привидение надо сделать материальным, а потом обычные процедуры: химиотерапия, капельницы, уколы, таблетки, клизмы, … итак до полного излечения. Да ты и сам, наверное, их видел?

– Кого?

– Больных. В вашем мире они выглядят, как лысые ёжики.

Я вспомнил, действительно, какая-то мерзость путалась под ногами, возле лаборатории, но я думал, что это от влияния радиации, а оно вон что? Прибежал нос с ушами, помахивая своим хохолком. Собаку я уже не видел, не слышал, только чувствовал, что она есть. Привидения проникли сквозь металлическую решётку забора лаборатории, в сад, а я остался по эту сторону событий. Роз, вместе с сыном, наплевали на запрет, не выдержали, прибежали ко мне. Всем было интересно, как идёт поиск девочки. Мы знали, что в тонком мире поиск прекратили. Девочку не нашли среди привидений. Учёные уже успели выдвинуть новую научную теорию, что между нашими мирами, существует некая прослойка или прослойки – миры нестабильности. Именно в таких и живут Чеширские коты. Они чем-то похожи на нынешнего секунданта. Учёные выдвинули теорию, и сами же разбили её в пух и прах. А мы, все, прилипли к решётке, в надежде, чтобы хоть что увидеть, кляня на чём свет стоит эту местную полицию и власть. (В последствии, мы все благодарили власть, именно за этот запрет). Привидения появились через два часа. Я сразу по их лицам и настроению, понял, что попытка была не удачной. Секундант увёл собаку в тонкие миры, а ОК рассказал про весь процесс поисков. Мы с секундантом шли по следам девочки, а баба Яга разговаривала с вонючками (лысыми ёжиками), следы привели нас к колючему кустарнику, но там никого не было. Дальше собака отказалась брать след. Мы трижды возобновляли поиск, но всё время с одним результатом, такое ощущение, что вашу девочку, кто в воздух утащил или в землю затянул. До этих колючек она была, а потом нет, пропала. Лысые ёжики тоже подтвердили:

– Девочка играла с венериной мухоловкой, а потом убежала в сторону кустарника и растворилась в воздухе, как сосулька, растаяла, только сразу.

Наша команда оказалась у разбитого корыта. Мы были в досаде, увлеклись обсуждением и не уследили за малым. Друз двадцать девять пролез через решётку и побежал в сторону кустарника. Баба Яга первая заметила исчезновение малого, и первая кинулась в его преследование, а у нас с Роз, аж иней появился на висках и волосы скрутились от страха. Спасибо бабе Яге, она хоть не материальная, но каким-то колдовством смогла притормозить Друза, что он не споткнулся, и не упал носом в кустарник. Тогда бы пришлось искать и его. Друз появился через десять минут, так же, пролез через решётку, и присоединился к опешившим родителям. Следом за непослушным малышом летели привидения, я впервые над головой ОК заметил признаки испарины. Стареем, становимся более материальными, как лысые ёжики. Я не сторонник физических методов воспитания, но тут, Друз двадцать девять попал, я, впервые, не бросился на его защиту. Он нарушил главную заповедь зоны:

– Нельзя злить монашку-кармелитку.

На рёв мелкого сбежались все работники лаборатории, но без комментариев, через решётку, осуждающе смотрящие на Роз. Роз задыхалась. Пока привидения успокаивали мелкого, я старался снять стресс с жены. И мы, всей странной кавалькадой, пошли в сторону городка. Со стороны это казалось, что молодая супружеская чета с сыном, осталась не довольна выбором места отдыха, возвращается в привычный городской асфальтный мир. Друз бежал впереди, подгоняемый привидениями, подальше от мамы и размазывая слёзы по лицу. Потом встал, повернулся к нам всем и сказал на иврите:

– А почему мы их не забираем.

– Кого? Опешила Роза. Ну этих девочек и мальчика. Лилю. Они там спят, в кустах.

Гадом буду! Даже я всё понял.

– Друз, расскажи папе, кого ты увидел в саду?

И двадцать девятый сказал: двух девочек и мальчика. Одна, наверное, Лиля, другая в смешных штанишках и тюбетейке, а мальчик похож на китайца.

***

Поручик! Вам никогда не быть генералом! Объехав пол мира, побывав на аудиенции у императрицы, получив медаль географического общества за открытие новых земель на малоазиатском континенте, безнадёжно застрять в двух шагах от имения отца! Но это нонсенс, my friends! Ваш папа, наверное, с причудами, убежал от цивилизации в «Гадюкино урочище», а теперь вы нас стараетесь здесь похоронить, вместе с лопнувшей осью колеса в этом местном дорожном болоте.

– Вы бы свою обезьяну в туалет выпустили!

Пети не любил мальчишку, он его в первый же день знакомства, укусил за палец. Я малайца вёз в подарок отцу. Малец прибился к экспедиции и прикипел ко мне, а отец, уже десять лет страдает хандрой, после смерти матери, может отойдёт с мальцом, не в приют же сдавать! Я послушал ворчливого друга. Путь утомляет, а ему, через два дня – на Подол. Служба! Я отпустил малого для оправления естественных нужд. Он убежал в сторону кустарника и пропал. Уже денщик устранил поломку телеги, мы перерыли всё, действительно, имение было за бугром, но пацанёнка не нашли. Я отцу рассказал про подарок, он послал конюха в соседнее село, чтобы организовать людей на поиск, три дня искали, со смольём, с приворотами и заговорами, но не нашли. Пропал малаец.

***

– Но там же мы были все, и не раз. Мы ничего не видим, и полиция всё перерыла. Как ты смог увидеть. И Друз двадцать девять, шмыгая носом, достал из тайных мальчишечьих карманов ещё один раритет зоны – гляделку, те самые слайдовые очки, подаренные Властелину секундантом в начале работы в зоне. Где этот шалопай их нашёл, не знаю, но я в следующий момент, применил все способности, привитые мне бабушкой, и перемахнул через забор без применения шеста. Всё-таки я выглядел, наверное, странно, в этих квадратных очках, с голым торсом неандертальца, возле решётки опять стали собираться ротозеи из лаборатории. Я их нашёл, всех троих. Они были живы, но спали, очень крепко спали. Я кивнул жене через решётку, Роз всё правильно поняла. Через час здесь были все: и активисты, и полиция, и учёные и представители местной власти. Я понял, почему мою жену кармелиткой называют. Если её разозлить, она перевернёт весь мир. Забор рухнул под напором активистов. Полицейские загородили проход, и давали мне коридор, когда я по одному выносил детей и осторожно клал их на кровати в скорой помощи. Мои очки кочевали в толпе, каждый хотел удостовериться, что дети живы, ведь с момента пропажи Лили, минул уже почти месяц. Я промолчал, малаец проспал более четыреста лет, а девочка, в штанишках из шкур и непонятном малахае, отдыхает здесь с татаро-монгольского ига. За работу взялись учёные. Сразу всё засекретили, лабораторию закрыли, людей разогнали, всё оцепили колючей проволокой и вдоль границы условной зоны установили военизированную охрану с собаками. В нашем мире это любят, хотя достаточно было оградить только кустарник и не поднимать шум. Мы, к тому времени, все были в Варшаве, кончился наш отпуск, пора отрабатывать по контракту. Жена через год побывала в Хайфе, привезла оттуда интересные новости: на «местном Привозе» торгуют, по секрету, шпионскими страстями – волшебными иглами Чернобыля. Стоит человека, после захода солнца, уколоть такой иголкой, как он до утра становится невидимым. Я с собой привезла несколько штук.

– Иголки, как иголки, я не специалист, но, наверное, это с акации, её в Израиле хватает. И почём продают?

– Дорого! У-у, как дорого.

***

Сара родилась в Хайфе, прожила всю жизнь, почти не выезжая из города, поверила этим русским и Чернобыльскому колдовству, с невидимостью. Как тут не поверишь, когда по интернету такие страсти рассказывают. Хотела любовника спрятать. Это вам не strings в пакете с едой! Приходит Абрам, а Изя в моей постели лежит голый, и Абрам его, совсем не видит.

– Ну и что?

– Получила дважды: сначала от любовника, когда ему эти колючки загоняла, потом от мужа, за жизненный футуризм с реализмом. Вы знаете, коллега, а русские не врут, только эффект от колючек совсем обратный

– Это не Абрам ничего не видит, а я, и она старается прикрыть гематомы под глазами.

Врачи гарантируют действие этого чудесного русского средства на пару недель. Приходите ко мне в гости, коллега, у меня так в квартире хорошо: никто не курит, не храпит, не портит воздух. Я вас угощу настоящим еврейским чаем. У меня дома ещё осталось три чудесных колючки. Я, сегодня, таки щедрая, я вам их, о, Вей! Подарю! Презент! Испытаешь на своём Гиви.

***

Очки в толпе так и пропали. Я пожаловался по говорилке секунданту. А, он признался, что пошутил тогда, решил разыграть не понравившегося зазнайку Властелина. Это обыкновенные очки для быстрого просмотра слайдов, просто взял со стола, первое, что подвернулось под руку, сам не ожидал, что такой эффект выйдет: – и тогда, и сейчас. ОК позвонил, как только появился в гостях у пресс-секунданта. Он по старой офисной привычке, не любил сокращать наименования должностей, как объяснял, чтобы не допустить путаницы. Но я в его бюрократические дебри не лез. ОК сказал, что в больнице у кроватей пострадавших, постоянно дежурил штат учёных из тонких миров. Они больше наблюдали за материальными, и если вмешивались в лечебный процесс, то совсем чуть –чуть. Этот кустарник оказался с секретом – природный невропарализатор. Колючка впрыскивает яд, и ты застываешь на месте

– Это, если тебе повезло. А если не повезло, то обломав колючку или веточку этого нелицеприятного мутанта из растений, ты получаешь в лицо целую струю сонного газа и превращаешься в живую невидимую мумию.

Учёные двух миров бились полгода, чтобы вернуть пациентам видимость, и целый год, чтобы оживить их. Так, что Лиля пошла в школу с опозданием, вместе с бабушкой, вышедшей на пенсию. За остальные находки, честное слово, не знаю, знаю только, что их появление в историческом сообществе, было, как шило в филейной части новейшей истории Украины. Я расстался со своими приятелями, не знаю, надолго ли?

***

– Я не Роза. Я не Роз. Уйди от меня, вонючий, не прикасайся ко мне, ты не сааль. Кто это?

– Друз двадцать девять, наш сын.

– Он тоже не сааль.

С Польшей пришлось попрощаться. Болезнь жены внесла свои коррективы и прервала наш контракт на невыгодных для семьи условиях. Друз двадцать девять перешёл в четвёртый класс гимназии, при украинском посольстве. Пришлось всё начинать сначала и обратиться к счетам, оставленным моей бабушкой. Мы переехали в Израиль, судя по состоянию Роз, надолго. Недоволен был я, недовольна жена, больше всех недоволен сын, только друзы, встречающие нас в аэропорту, светились от счастья. Они в Тель-Авиве собрали целый кортеж из машин, и привезли нас в замок, где на входе на повороте дороги, стоял указатель, на котором, на трёх языках было отмечено – жилище бога. Блин, тут жена больна, пацана в школу устраивать надо, а эти адепты с первого дня прохода не дают. Только и слышишь:

– Эйх друзим?

Хорошо хоть зона выдержке научила и учтивости. Я вычислил и переговорил с посвящёнными. Они вникли в мои проблемы и обещали помочь, единственно, мне опять пришлось идти на компромисс. Но к этому я был готов ещё до приезда в Израиль. Мне надо было спасать жену, но я опять терял сына. Опеку над сыном, опять перехватили религиозные течения друзов, наш мальчик, наверное, был точкой отсчёта, примиряющей все их разногласия. Меня даже обижало немного то, что в присутствии сына, я был пустым местом для окружающих. У сына появились советники, без согласования со мной, его определили в медресе, у него был автомобиль и личный шофёр, у него был полный замок слуг. Не жизнь – кошмар. Друз двадцать девять признался, что скучает по банкетному залу в зоне и общению с привидениями. Здесь же круглосуточно читают очищающую Тору, Коран, «сулы», суры, и ещё какую-то хренотень, отпугивающую представителей тонкого мира. А мне так хотелось посоветоваться с друзьями, пожаловаться на превратности судьбы. Я объездил все медицинские центры Израиля, напичканные такой аппаратурой, которая не устареет на века, всё из стекла и бетона, мозги плывут реками по переходам зданий, в разноцветных медицинских халатах, санитарки похожи на фотомодели, которые подбирали со вкусом по всему миру. Всё было прекрасно, тем более мы были гражданами Израиля, денег хватало (спасибо бабушке и друзам), но только заканчивались обследования, врачи разводили руками, говорили, что у Роз это генетическое и все посылали в разные сёла, к знахарям. Научно обоснованная, классическая, фундаментальная психиатрия, была бесполезна при решении проблем жены. Розу вводили в гипноз, пытаясь нащупать очаг заболевания, но она переходила на неизвестный язык, а на иврите просила убрать этих врачей вонючек. Солидные доктора наук, с мировым именем, ради денег, терпели выходки Роз. Терпел и я, пытаясь создать идеальное условие для супруги. Но с каждым днём становилось хуже. Друзы убрали все зеркала из помещений замка. Роз не узнавала себя в них, пришлось поменять стёкла в окнах, на пластик, не дающий отражения, она окончательно перешла на непонятный язык, не признавая никого и забыв о нашем существовании. Я был в отчаянии, Роз не признавала не меня, не сына, закрывая нос при нашем приближении. Я готов был пойти на всё, отчаявшись обращаться к медикам, я писал письма во все страны, обращался в различные центры, социальные сети замучил своим криком о помощи. Последнее время Роза перестала почти есть и её приходилось замыкать. Наш сын плакал по ночам. Тайком. Боги не плачут, но я знал, поправляя его постель, после ухода в медресе. Мне приснился шум ветра Иудейской пустыни, среди застывших ужасов соляных фигур Мёртвого моря. Со мной разговаривали птицы, и я их понимал, но, когда просыпался, ничего не помнил. Друзы готовили пищу для Роз из одних фруктов и овощей. Я каждую ночь ждал этот сон, чувствовал подсказку на уровне интуиции, но сон обрывался, не хватало времени или стоял запрет для того, кто пытался до меня что- то довести. Я через шум ветра услышал имя – Халия, и всё. В одну из ночей, в мою постель прибежал мой сын, Друзу двадцать девятому было страшно, оказывается мои кошмары преследовали и его, только ребёнок более живо представлял всё в своих снах и воображение перемещало его на чужую планету, которая так похожа на Израиль. Только люди на ней более красивые. Я спросил:

– Красивые, как кто? Как древние греки, египтяне, таджики – македонцы?

Друз помотал отрицательно головой:

– Красивые, как Халия!

Глава 11

Жизнь загнала меня в тупик: было всё – деньги, власть, состояние и вес в обществе, не было счастья. Я стал нервным, не выдержанным, злым. Перед тем, как лечь спать, мне пришлось пить снотворное. Я стал бояться снов, они с каждым днём становились всё ярче и красочней, и больше напоминали элементы какого-то чудовищного зомбирования. Как будто кто-то назойливо говорит вам на ушко – сделай то, там и так. Моё внутреннее сопротивление сказывалось на здоровье жены: её крутило, ломало в мучительных судорогах, она молчала и сопротивлялась из последних сил. Где-то, на уровне подсознания, во сне – это, «Оно», отпускало меня, со своими непонятными домогательствами, «Оно» было, как старая, красивая, капризная женщина:

– «Купи мне диадему из слоновой кости, купи мне перстень с сапфиром. Я красивая? Я тебе нравлюсь? Ты меня хочешь? Возьми меня, Властелин!»

Тогда «Оно» начинало мучать мою жену, я уже устал от её криков. «Оно» требовало от жены одного, чтобы она назвала своё имя.

– Назови имя, и мучения закончатся, назови имя, и я отпущу твоего сына и мужа. Назови имя!

Я уже перестал верить знаменитым израильским врачам, они создают себе имидж, чтобы делать деньги, они завели на меня карточку. Мне надоели эти священнослужители со своими догмами и молитвами, напоминающими вой кастрированных котов. В один день я выгнал всех: друзов, не друзов, арабов, индусов. Дом должен быть домом, а не прибежищем для религиозных шарлатанов, напичканных всякой подкожной заразой. Они были хуже привидений – такие едкие, противные, вечно чешущиеся и покрытые коростой. Свою непомерную лень и нежелание работать, они скрывали религией и своим особым предназначением, они желали быть посвящёнными, но народ так не желал. Посвящённые – это своя, особая, отдельная каста, состоящая истинно из одухотворённых, приближенных к богу лиц. У меня состоялся разговор с адептами, я говорил и с посвящёнными. Своей зверской выходкой (благодаря сохранившимся русским генам), я сломал им весь бизнес. Они посчитали меня виноватым в создавшемся положении. Я для них был, как дьявол, при живом боге. Религия, превратилась в откровенное словоблудие, дошло до того, что в их проповедях ни я, ни Роз не были родителями Друза двадцать девятого. Он бог и у него божественное начало. Друз был взрослым мальчиком:

– Пап? А правда, что ты не мой папа? А мама не моя мама? И что зоны никогда не было? Чернобыль – это миф, выдумка, это в каком-то другом мире. Пап, они говорят: что ты нечистый, ты дьявол, и они объявили тебе войну.

Спасибо бабушке, вовремя включились защитные функции, и если бы не сын, его присутствие со мной рядом, то, наверное, в ничего не подозревающей моей голове, давно бы был холодец из мозгов, обработанный миксером пуль снайперских винтовок, я насчитал пять наёмников. Я не собирался прикрываться сыном. Эти вшивые адепты назвали меня нечистым? Эти, друзья клопов и клещей назвали меня земляным червяком? Бедным хирургам, предстояла тяжелейшая операция. Никогда, за историю своего многовекового существования Земля Израиля не встречала такого изуверского садизма – в клиники скорой помощи привезли в бессознательном состоянии пять полутрупов снайперов, в полной амуниции, даже со снайперскими винтовками…, только эти винтовки, ещё надо было достать. Посвящённые появились вовремя. Их снайперы и наниматели, минут пятнадцать болтались вниз головой, а особо рьяным и особо религиозным – не повезло. Я тщательно отмывал руки после прикасания к проказным язвенным псориазникам.

– Блин! До какого состояния нужно довести своё тело, ради куска дармового хлеба. Бабы Яги на вас нет!

Некстати, вспомнил подругу.

– Она бы вас быстро бы перевоспитала. Блин! Плыли бы вы сейчас по Припяти, и брали барьеры с препятствиями! Из бабы Яги, не плохой бы Мойдодыр получился бы.

Посвящённые пришли напомнить – что дом не мой и всё, что в нём, их адвокаты достали раскладки и уже приготовились к математическому диалогу, но покосившись на символическую перекладину с трепыхающимися единоверцами, почему-то передумали, места на ней ещё хватало для всей нагрянувшей комиссии. Мне не верится даже, что они в суд попадут. Гости медленно, но степенно вышли, сохраняя имидж достоинства друг перед другом и виляя мокрыми пахучими задами, но выйдя за ворота…, забыли о всём. Думаю, они больше не появятся. Я подошёл к зеркалу: ох и вид был у меня! По телу чешуя змеи, это моя природная кевларовая защита, поставленная бабушкой, возникает автоматически при появлении угрожающей опасности, для жизни. Каждая чешуйка спасает от пули снайперской винтовки, даже больших калибров. А всё вместе может выдержать залп гранатомёта. Лицо превратилось в маску – чужой на воротах ледяного катка. Про остальное молчу. Теперь ясно, почему эти посвящённые не стали в хоккей со мной играть? И дали дёру от этого чудовища.

Бабушка, прости меня, но как только появлюсь в России, в ноги кинусь врачам, чтобы восстановили мои русские гены.

Скоро должен появиться сын, надо было прибраться в доме, «стиралки» рядом нет!

– Обижаешь, Властелин! Я уже прибралась, и по временам тоже.

У, блин! Нет ни перекладины, не «грилей», ни тому, кому не повезло. В доме чистота и порядок. А рядом не знакомые люди, женщина и двое мужчин, с чемоданами и бирками Аэрофлота. Погоди, мне этот нос, в квадратных очках с такими же румяными квадратными ушами и оселедцем, кого-то напоминает.

– Блин! Секундант!

И началась каша мала! Мне пришлось заново знакомиться с ОК и со «стиралкой», она, оказывается, была женой ОК (у них это немного по – другому, свободный брак, по- нашему). Я рассматривал своих друзей, привыкая к их новым образам. Прикольно, непривычно как-то? «Стиралка» устала от моего пристального внимания:

– Что вылупился? Властелин резиновый.

– Сама ты, такая!

– А, где та, что обещала меня на бигудь накрутить?

Оказывается, Роз всех окружающих меня женщин предупреждала, и успокоилась, только после рождения сына. По моему лицу, «Стиралка» поняла, что ляпнула что-то не то…, но разговор будет потом, а сейчас.

– Почему вы бабу Ягу с собой не взяли? Материализованные привидения, рассмеялись, посмотрели друг на друга:

– Она на задании!

Но это тоже будет потом. Приехал Друз. На школьном автобусе. Всё – кончилось божество. Адепты забрали и автомобиль, и шофера, и он оказывается, не Друз двадцать девятый, а лжебог, отцом которого является настоящий Ибис, а мать – сумасшедшая Ванга, которую Ибис привёз из Польши. Чем запутанней – тем интересней и грязней, религия друзов, тут же поделилась на тысячу течений: одни были за Друза двадцать девять, и признавали его богом, другие против, одни верили в деву Вангу, другие уничтожали всё и всех связанных с её именем. Началась обыкновенная религиозная грызня. Сын был взрослым, мы посоветовались с ним (ему надоело быть богом), и он принял новое имя – Ванька! Оно ему так понравилось!

– Ванька! Красиво. А кому не нравится – в дыню.

Это он уже из медресе притащил. Я ещё до отъезда, успел переоформить все документы, и там, где была графа национальность, взял на себя ответственность, записал – русский. Мать была из друзов, значит не еврейка, а у папы, кто его знает, что ему там бабушка намешала. (Я тайком от всех, сдал кровь в Москве, на принадлежность к российским генам. Есть такая, особо законспирированная платная медицинская услуга. Обычно её заказывают, чтобы избежать алиментов от незаконного отцовства.

Но тут особый случай: еврей желает стать русским). Блин! Я знал, что этот тест можно было купить на бульваре, в Хайфе, тебе бы, за деньги примешали бы к твоей крови, что хочешь,родная бы мама не узнала. Даже пришили бы то, что в своё время обрезал мулла или раввин. Только плати. Но я просил у бога одного – справедливости. Вышел прыщавый студент, с распечаткой:

– Иванов. Кто здесь Иванов?

Я поднял руку. Я. Он подошёл ко мне:

– Бонифаций Иванович?

Я кивнул.

– Кто вам сказал, что вы не русский? И что у вас нет русской генетики, Будьте вы хоть Отто, хоть Жак, хоть Густав или Стецько, но русские гены всегда будут доминировать у вас, и у вашего потомства. У вас отличные гены, мужчина!

У меня, как камень, с души свалился. Значит я не ошибся в выборе нации.

Бабушка! Не знаю, о каких ошибках молодости ты говорила? Что ты убрала из моего тела, и что добавила?

Мои гости наконец успокоились, я представил их сыну. Назвав малого новым именем. Никто не удивился изменению, у привидений нет имён, назови, как хочешь, но главное, что ты можешь. Я дал гостям отдохнуть, но они снова прибежали в мой кабинет, испугавшись криков жены. «Оно» опять взялось мучить Роз. Жене было больно, но я ничем не мог помочь, лекарство и снотворное не действовало. Роз прекращала кричать только тогда, когда «Оно» уставало. И пошёл разговор – трудный, долгий, откровенный, как в зоне, я рассказал всё, ответил на все вопросы друзей, ничего не скрыл, всё как есть. В комнате воцарилось тягостное молчание.

– В зону тебе надо, к нам. Мы и тебе поможем и жену спасём. Покажем её нашим врачам. Всей семьёй – в зону.

– Я уже думал.

Решено. У меня появилась маленькая надежда, что только зона сможет спасти мою семью от того кошмара, который нас преследует. Надежда была только на зону, на друзей и тонкий мир. Мы разговаривали. Вымотавшийся от занятий и новых впечатлений от гостей и своего изменившегося статуса, сын заснул на моих коленях. И проснулся тут же, в ужасе, с криком боли. «Оно» переключилось на Ваньку, мучило просто так, без цели. Я с ОК начал обсуждать будущую поездку. Для перевозки жены нужен был специальный самолёт, разрешение властей, медицинское освидетельствование и ещё много различной макулатуры, те же вопросы касались Ваньки, к тому же для вывоза десятилетнего ребёнка, кроме заверенной копии свидетельства о рождении, требовалось разрешение матери. Мне бы бегать по инстанциям, целый год нужно было, чтобы оформить эти документы. ОК нахмурился:

– Я всегда говорил, что ваш мир недоделанный, вы сами создаёте проблемы на пустом месте, сами их преодолеваете и сами страдаете от несовершенства того мира, что построили. Хорошо. Я проведу вас по каналу зеркал. Только не гу-гу, хорошо.

ОК сам обошёл все магазины Тель-Авива, чтобы найти подходящие чехлы. Евреи и тут умудрились наколоть друга, продав ему вместо чехлов, мешки из – под сахара, по цене, в десять раз превышающую себестоимость. До вечера гости успели побывать на море, недалеко от Нетании, и всё, больше никуда не успели. Отпуск быстро прошёл. «Стиралка» вошла в комнату жены, провела пассы руками, надавила на какие-то точки на её теле, и со словами:

– Бигудь, бигудь, упаковала её в два мешка, как картошку на Привозе.

Процедуру мешкования прошли мы все. ОК попросил помочь ему притащить два зеркала. Найти зеркала в этом доме, было проблематично. Роз все перелупила ещё полгода назад. Но наблюдательный ОК всё предусмотрел. Он шёл рядом, а мы с секундантом, горбатились, тащили эти неподъёмные зеркала, и боялись разбить, иначе бы наш отъезд был отменён, но уже за наш счёт. Люди! Кто-нибудь из вас переносил зеркала? Скажите, почему они такие тяжёлые? Потом ОК укомплектовал сам всех в мешки, сам что-то измерял, бурчал, устанавливал зеркала. Потом был взрыв, свет даже через ткань мешков, чуть не ослепил глаза, кто-то запищал, завыл, стало темно и странный свет, как ночью в поезде от фонарей, с перерывами: то красный, то синий. Потом, кто-то нажал стоп – кран и мы вывалились все, в кабинете ОК, в бывшей Чернобыльской зоне. Первая очнулась «Стиралка»:

– Где я, с кем я?

Ок, пытался включить свет, начал ругаться что туристы опять лампочку спёрли. Но мы уже разобрались и двинулись на улицу, держась за стены коридора. Роз шаталась, но шла сама. А когда вышли – опять этот незнакомый язык, Роз осматривалась окрест, как будто она никогда здесь не бывала. Но взгляд был уже не сумасшедший, осмысленный. ОК сразу заметил изменения. Мне кажется, что Начальник отдела кадров – это не специальность, не должность, это призвание. Он сказал, что «Оно» потеряло вас, сегодня же, я привлеку специалистов из тонкого мира, и я, так и не понял, как ОК разобрался с приоритетами болезни моей супруги и с тем, что жертвой была именно она, а не я, не сын, хотя «Оно» нас мучило с не меньшим остервенением. Мы еле добрались до банкетного зала: и спать, только спа … Ок пришёл на третий день, мы проспали два дня: без боли, без издевательств, без снотворного и сновидений. Ванька ходил как пьяный, я был не лучше. Не хотели не есть, не пить. Стоп! Нас было трое. Где Розу дел?

– Да, жива твоя Роза. Она в тонком мире. Мы спрятали её, с нею работают специалисты. И не Роза она вообще-то.

– Я знаю.

– Откуда, что знаешь?

– Моя жена не Роза, а Роз. ОК вздохнул с облегчением:

– Слава богу! А то я думал, что мы совершили ошибку.

Специалисты настаивали, чтобы всех троих изолировать и переместить в тонкий мир, но я отстоял тебя и твоего сына. Я же знаю, как материальные относятся к невидимости, они в нашем мире чувствуют себя вывернутыми наизнанку, как невидимая колбаса без оболочки – не вкуса, не запаха. Да и процедура не из приятных.

– Как лысые ёжики, да?

ОК улыбнулся:

– Приблизительно так.

ОК каждый день был у меня, и, если Ванька увлекался и бегал по улицам города играя с детьми сталкеров в аварию с инопланетянами и непобедимыми злыми пришельцами или в партизан, воюющих с недружественными ликвидаторами. Ваньку всегда выбирали ликвидатором, и их команда ликвидаторов всегда побеждала, то мои мысли всегда были с женой. ОК меня успокаивал: всё нормально там, идут обследования. Два раза он мне давал свою «говорилку», специалист задавал вопросы, а я отвечал. Вопросы были различными, он мог спросить какой час был на циферблате львовского железнодорожного вокзала, когда мы отправлялись в Варшаву. Много вопросов касались нашей жизни в Израиле. Некоторые вопросы меня раздражали, они касались интимной стороны жизни моей семьи:

– Почему сыну не нравится быть богом?

Ванька крутился рядом.

– Хотите я ему дам трубку?

Специалист переваривал минут десять мой ответ.

– Это не этично! Не этично ребёнка допрашивать.

Этичность, у этих привидений стояла на первом месте. Ни одна из жизненных систем не совершена. Через десять дней врачи выдали заключение по Роз. ОК поспешил оповестить меня с двумя листами эпикриза, где, кроме результатов анализов и различных тонкостей, известных только специалисту, было самое интересное и понятное мне: Женщина, не является сумасшедшей и больной, она абсолютно здорова, её оболочка цела, я пропустил целый ряд медицинских характеристик, а потом началось что-то непонятное: Исследуемая женщина не является коренной жительницей Земли. Но я это и так знал, она из друзов, даже я иногда называл её инопланетянкой. Но дальше пошла полная чушь, в стиле преображённых привидений (лысых ёжиков): Женщина находится в «несовершенной, уродливой оболочке землянки, принадлежавшей ранее грязнули Роз», записано со слов потерпевшей. Блин, её счастье, что моя монахиня не видит этот текст. Я ещё успел прочитать в заключении, что дело передано другим специалистам и в другое ведомство, как ОК выхватил у меня листы и поднёс «палилку», это типа нашей зажигалки. Я даже не успел возмутиться. Бумага в его руках сгорала медленно, как жизнь обывателя: поспал, поел, похудел, отработал, произвел, и так каждый день, по праздникам – пиво, по вечерам – лямур, с заменой на телевизор. Футбол, хоккей, новости, домино… и вдруг умер, и никто не заметил.

– С тобой кое- кто переговорить хочет.

И, ОК провалился, забыв, что он уже не привидение, исчез на глазах.

– Здравствуйте, меня зовут Пётр Петрович. Можно просто Петрович, не обижусь.

Он сел напротив и как в старых детективных фильмах, включил настольную лампу, направленную в моё лицо. Петрович был тоже материальным или из материализованных, но в отличии от привидений имел и имя, и отчество, и даже обращался на «Вы». Он стал задавать вопросы и что-то конспектировать в толстом блокноте, сам вёл допрос и сам же заполнял протокол. Когда, наконец, вопросы кончились и его нездоровое любопытство было удовлетворено, он спрятал ручку с блокнотом в ученический кожаный портфель, сел поудобней:

– А теперь не для записи. Я расскажу вам о ходе следствия и прилагаемых усилиях в поисках вашей жены, чтобы вернуть вам спокойствие, потом я буду вынужден стереть всю информацию из вашего мозга. Для вашего же блага. Мне не нравилось, не нравилось, что вокруг моего дома постоянно шастают посторонние, не нравился этот Петрович, ведущий себя в моём банкетном зале, как хозяин, не нравились его идиотские вопросы, но я молчал, я ждал.

В истории тонких миров остались воспоминания о планетах сааль. Этот мир был родственен нашему, потом он пошёл совсем по другому пути, выбрав приоритетом не разум, а само совершенство. Появился извращённый хитрый и коварный мир, каких-то люмпенов, больных нарциссизмом. Да, это были планеты действительно красивых существ, но в земном крокодиле и змее больше благородства, чем в саалях. Хотя, и крокодил, и змея, по – своему, очень красивы. В нашем мире воровали символы богатства, власти, воровали транспорт, воровали все что плохо лежит. Саалям это ничего не было нужно: они воровали красоту. Будь красив, будь идеален, а остальное будет твоё. Тебе всё отдадут, тебе подарят, тебя наградят. Особо неприятно, что они воровали друг у друга тела. Ваша дочь могла пойти на танцы в одном теле, а вернуться в чужом, потому, что собственное украли, а она – в чьём досталось. На этих планетах не было уверенности никогда, что ты посмотрел в зеркало и лёг постель спать, только проснёшься не в своем теле, а с рожей соседа олигофрена. Я потянулся к холодильнику. Я понимаю, когда лампочки воруют туристы, эти, блин, саали киевские, но какое дело им до моего боржоми?

– Не я! Честное слово не я!

– ОК, как не стыдно! Взрослый человек. А, в зоне врать не хорошо! – А, в Чернобыле давно, и зоны никакой нет!

Петр Петрович выключил настольную лампу, всем своим видом показывая:

– Ну какая здесь секретность, вы же сами видите.

Из-под дивана, вылез Ванька, не довольный, что ему тоже не дали дослушать, Его сегодня в партизаны записали, должны же партизаны когда-нибудь побеждать.

Глава 12

Продолжение истории я услышал через две недели. Эти, из тонких миров, спрятали пострадавшую от нападения, и взяли злодейку на живца. В качестве наживки использовали меня с сыном. Я ничего не знал о этом. «Оно» долго искало, но нашло нас. «Оно» не нашло жертву, но радо было, что земляне здесь. Эта Халия впилась в нас всеми когтями разума. Мы забыли, кто мы есть, боль толкала нас туда, где предположительно была Роз. Халия заполнила мой мозг, моё тело и мы вместе провалились в, меж мировое пространство, где его и поймали привидения. Они разделили наши сущности. Потом предлагали мне посмотреть на нашего мучителя. Красивая старая женщина, такая, как я видел во снах, но дрянь, и большая дрянь. Приведения нашли мою жену на планетах сааль и поменяли её на инопланетянку, по дипломатическим каналам. Наша семья наконец восстановилась; Жена не могла понять, почему сын так отчуждено к ней относится. Ванька взрослел, его больше привлекала улица, чем ласка матери. Он больше тянулся к отцу. Роза так и не поняла, как мы из Польши очутились в зоне, про нашу жизнь в Тель-Авиве она совершенно ничего не помнила. Я стоял на крыльце здания, в закате осеннего солнца, лучи которого расползались по соседним зданиям. Картина, неожиданно получилась, как на холсте Левитана. Жена, оценивающе взглянула на натюрморт, подаренный самой природой:

– Да, хорош, красив. Прелестно! Прелестно! Но совсем не сааль!

– А что случилось с Халией?

ОК прищурился:

– А ты думаешь в тонком мире один такой Чернобыль?

– Блин! Как мне надоела эта заграница! Только выедешь за пределы зоны, вечно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься!

У меня создалось впечатление, что зона нас защищает, кто-то говорил, что зона будет помогать, она и помогает, как может, в пределах своего влияния. Мне нравилось, что зона стала местом сообщения двух миров: тонкого и нашего. Правда, как использовать этот факт, известно только приведениям, но оно, может и лучше. Хватит одной аварии. Жена долго привыкала к новому имени сына, но иногда забывалась, называла, по привычке – Друз двадцать девять, вспоминая своего деда, находя знакомые черты на лице сына. Ванька стал абсолютно взрослым, он не реагировал на ошибки матери, отзывался только на своё новое имя, у него стал ломаться голос, переходный возраст. И как я не стараюсь уберечь семью, любыми способами, удержать её в зоне, я знаю, что у сына свой путь и его ещё ждёт своя Хайфа!

Друзья собираются редко, в основном, в нашей квартире (бывшем банкетном зале). Он оказался наиболее приспособленным для нашей небольшой кампании. Преображённые привидения, всё равно, внутри себя остаются привидениями: чересчур стеснительны, малоразговорчивы и помешаны на этике. Как только они появляются в нашем доме, я моментом, загоняю Ваньку в его комнату, и только тогда можно сказать, что гости готовы расслабиться и поддержать светский разговор за чашечкой кофе. Мы не придерживаемся какого-либо строгого этикета: у каждого своё любимое место в этих чайно-кофейных застольях. ОК не признаёт блюдечки, любит пить чай, без сахара из стакана, с обязательным подстаканником, он не сидит, ОК ходит по комнате, любит подойти к окну, подразнить голубей, оккупировавших подоконник с улицы. Его жена «Стиралка», составляет мне и «секунданту» кампанию за столом, при этом, я сижу напротив двери, и на правах хозяина семьи, перед лицами всех собравшихся гостей. Роз любит забраться с ногами на софу, и проводит ритуал чаепития, в соответствии этикета друзов. На софе у неё всё: ложечки, блюдечки, сахар, щипчики, сладости. Я по началу бурчал, а потом, привык. Жена была аккуратна и на мои замечания отшучивалась – хорошо, хоть американка тебе не досталась. Ванька недовольно фыркал, услышав эти слова, он уже пять лет переписывается по компьютеру, с девочкой из Сиэтла. Ванька убегал в комнату, надевал наушники с лопухами, и слушал музыку, через комп. Звукоизоляция в квартире не плохая, так что мы друг другу не мешали. В этом году зима пришла рано, настоящая, с метелями и морозом, с завыванием пурги. Гости, согревшись от чая и разомлевши от уюта, нервно реагировали на любой звук с улицы. Зима создавала именно тот контраст, располагающий к долгим жизненным историям. Роза следила, чтобы в чайнике всегда была горячая вода, и все, даже кот, смотрели на меня жадными глазами и просили историй. На этот раз пошёл заказ от «Стиралки» – расскажи про Бабу Ягу, как она на задание во Французские Альпы ездила.

– А почему я? Это же ваш план, ваша история. Мы в то время ещё в Израиле были.

– Властелин! У тебя лучше получается.

Я располагался поудобнее, в стиле Петра Петровича, Роза выключала лишний свет, и начиналось главное таинство вечера, которое собирало всех нас вместе, перед лицом опасных приключений в неизведанном мире. Я рассказывал, и казалось, что воздух дрожал от моих слов, в такт вибрации губ, а в замёрзшие окна, кто-то смотрит и только и ждёт того, чтобы кого-нибудь выхватить из тёплой комнаты на мороз. Баба Яга появилась в зоне, в тот момент, когда зона была сильна и не собиралась сдаваться, бросая всё новые, и новые аргументы против глупых землян, посмевших встать на её пути. Баба Яга была из материальных, но всем своим видом и внутренним содержанием была похожа на полу привидение. По паспорту ей было восемьдесят лет. Вы спросите – что у неё не болело? Она могла за два часа, еле доползти до инвалидного кресла и без посторонней помощи забраться в него, её зубы бегали по комнате, и постоянно играли в прятки, вместе со стаканом, в котором жили. Бабушка страдала склерозом. Но никто, никогда, не мог сказать, что старушка на кого-то жаловалась, или обижалась. В зоне нельзя врать. Не было этого. И эта развалина, стала главнокомандующим у материальных, имея неорганизованную армию из хулиганов и, просто, невоспитанных детей. В её армии были и взрослые – большие дети, не получившие достаточного воспитания, зачастую лишённые родительской ласки, грубые, хамски безответственные и наглые.

– Властелин! А, почему ты ничего не рассказываешь про ступу и метлу?

Я не любил, когда меня перебивают. Я не любил повторяться. – Да, были в арсенале бабы Яги такие спец. средства передвижения. Злые языки дополняют, что у этого новоиспечённого Наполеона, даже был специальный бункер на курьих ногах. Не верьте! По окончанию войны можно что хочешь наплести, не было там никаких окорочков, ноги были, но больше похожие на костыли для страуса. И, вообще, это была инвалидная коляска бабули, которая трансформировалась в долговременную передвигающуюся огневую точку. И не из сказки эту бабулю вытащили. Её случайно из какого-то микрорайона припёрли вместе с непослушной детворой, на перевоспитание. Про бабу Ягу, можно рассказывать часами, про её железный характер, про силу воли, про методы её воспитания, про победы в этой войне с инопланетной нечистью. Баба Яга сумела совместить несовместимое, сумела создать армию-победительницу, ей подчинялись беспрекословно, и привидения, и люди, и зона дрогнула, побежала и признала своё поражение. Все привидения вернулись в свой мир. Кто-то из них пошёл дальше, завоёвывая и обживая новые пространства, кто-то остался здесь, отдавая все силы и стремления, для развития своего мира, а кто-то – ушёл по программе. И в момент перехода бабы Яги, из материального состояния в спиритическое, весь тонкий мир встретил её, как героя. Война кончилась. Настали новые мирные дни, но баба Яга и здесь не унывала в своей новой ипостаси, учёные пытались решить извечную проблему – материализацию привидений. Почему – то из людей привидения получаются, и легко, а наоборот – никак. Учёные тонкого мира давно работали над этой темой, добились кое-каких результатов: создали устойчивые каналы переходов, добились чёткого голографического изображения привидений, правда только в зеркалах, но всё же…Зеркала впитывали привидений, и охраняли их энергию, надолго. Так, неожиданно, пришли к зеркальным переходам, позволяющим транспортировать не только привидения, но и материальных. Это было открытие, оно позволило перемещаться привидениям во всех проекциях вселенной. Наука не стоит на месте, наука работает. И непоседливая старушка, предложила себя в роли испытательного материала, для экспериментов. Так что можно с уверенностью сказать, что в каждом материализованном привидении сидит частичка бабы Яги. Учёные долго к этому шли, создав множество попутных открытий, и наконец – эксперимент по материализации удался. Правда привидение выглядело не так, оно было безобразно, но оно жило. Дорабатывать материал тяжело, но всё же легче, чем открывать новое. И во всех экспериментах присутствовала наша героиня. Да героиня! У хирурга может дрогнуть рука, у учёного закрутиться извилина, и баба Яга рисковала превратиться из привидения в пучок нейтронов. Но эксперимент удался. Учёные воспользовались достижениями других планет, у тех же саалей, научились выращивать материал для новых тел. Тело можно было вылепить, какое хочешь, под любой вкус и параметр. Эти тела идеально, без всяких не совмещений, подходили для привидений. И если на планетах саалей, создать новое тело было дорого, легче украсть, то в условиях тонкого мира, это было гораздо дешевле. И пока привидения спорили между собой, об этичности данного предприятия, кое-кто успел наладить бизнес на тротуарах городов тонкого мира. Знаю точно, что Халия приняла участие в эксперименте учёных, для неё слепили идеальное тело, под заказ, и отпустили под залог, не забыв взять расписку. Я думаю, она и сама не захочет вернуться на Землю. Наша баба Яга была, как и сказочный её прототип, очень сильная натура. Но у неё была маленькая слабость, которую она нигде не скрывала. Я, когда-то, кажется говорил об этом: баба Яга была ужасно влюбчива, она балдела от запаха мужчин и таяла от их взглядов. Но сейчас у бабы Яги было всё, Учёные из неё вылепили красавицу, любая сказочная принцесса могла позавидовать её формам: у неё была не фигура – а стать лани, у неё вместо глаз были два озера голубых с бирюзой, мужчины тонули сразу – на расстоянии, не успевши ухватиться взглядом за густые и длинные ресницы. Бабу Ягу отправили на специальные курсы по культуре поведения и этикету. Вы не знаете, что такое, получить сертификат за сдачу экзаменов в тонких мирах, по этике? Баба Яга успешно сдала все экзамены. Осталось дело за мелочью – за женихом. Учёные двух миров составляли подробный план действий. Плели сети с определением дислокации потенциальных женихов королевских и богатых еврейских корней. Предлагался Форос, Сардиния, Пиренеи, даже про Рим и остров Родос кто-то вспомнил. Жениха нужно было ловить. ОК поддерживал:

– Правильно, В, рыло, и в загс! Ай-я –яй! Совсем наглость потерял! Ой, ой! – скромность с этичностью!

Местом расставления любовных сетей, решено, при общем голосовании, выбрать французские Альпы.

Учёные тщательно подыскивали шале, чтобы оно было на перекрёстках дорог, не очень дорогое и не очень бедное, чтобы обслуживающий персонал состоял в основном из мужчин, и наша красавица выделялась, как бриллиант в обрамлении экзотических мест. Блин! Они не учли одного – психологии мужчин: если удачный молодой человек спешит спрятаться на рыбалке или охоте, в горах, то как раз, подальше от этих драгоценностей. Преображённая уже две недели находится на любовном сафари, но не один захудалый шейх не клюнул. Баба Яге и раньше было непонятно, зачем именно, принц нужен? А теперь, и тем более!

– Восемьдесят с лишним лет принца ждала! Хватит!

Наша неукротимая невеста вырвалась из – под опеки тонкого мира и испарилась в лесу, сорвав так тщательно разработанный план. Бабу Ягу искало два мира: и материальные, и не очень. Но старый конспиратор, если решил спрятаться, то ото всех, и может быть навсегда!

***

– Этот сын лесника невыносим! Придурок! И зачем я согласилась за пятьдесят франков? Придурок. Гад! Сволочь!

– Что ты там бормочешь, Жаклин? Вчера тебя опять видели с Петерсом. Может быть это любовь?!

– Ни за что! Придурок! Гад! Я слышала, что его женщины оббегают, не могла понять за что. Красивый, на вид мужчина, что надо. Придурок, идиот. Всё хорошо, и ухаживания, и цветы, вся горишь от нетерпения, ты уже почти готова, а этот гад:

– Давай поиграем!

– Как!

–Ну, предположим я кошка, а ты мышка, я тебя ловлю, а ты пищишь, пищишь!

Сволочь! И только ты соглашаешься, блин, кровать проваливается в пропасть и выбрасывает тебя голую перед немецким селом, а сзади тебя целая псарня специально натренированных собак, подгоняют мышку, блин! А этот кот, как вожак стаи, с кнутом пытается тебя загнать в мышеловку с четырьмя неграми. Дальше Жаклин заткнулась и прервала повествование. А мне хотелось спросить за пятьдесят франков.

– Эти, из Сьерра- Леоне, по пятнадцать тысяч заплатили за развлечение по-французски. Бизнесмен блин!

Не знаю, может парня считали неадекватным, но от этого его бизнес не страдал, пока он не нарвался на красавицу из зоны. Клиент был из Саудовской Аравии, помешенный на мистике, сатанизме, жертвоприношениях. Петерс всё продумал, он сам сочинил сценарий, дело было за актёрами в главных ролях. За русскую он не беспокоился, она, ни на немецком, ни на французском ничего не понимает, а этот араб, лишь бы расплатиться полностью успел. Спектакль решили сыграть сегодня вечером. Араба уже предупредили.

– А русскую?

– Зачем?

Экспромтом, так веселей получится! Монтекки с Капулетями или Капулетти с Монтекками. Араб уже два часа наблюдал за дорогой с балкона, обвитого плющом. Обнажённая Джульетта ждала своего Ромео в беседке, удобно расположившись в кровати с альковом. И вот, наконец, процессия пошла, люди в чёрном несли гроб, оббитый красным бархатом. В гробу лежал жених, по лицу которого проплывали блики взошедшей луны. Закукарекал петух, превратившись в жабу и все люди похоронной процессии обратились в змей и расползлись вдоль тропинки к замку. Гроб, никем не поддерживаемый, свалился под ноги ожидающей невесты, перегородив выход из беседки. Труп Ромео ожил и стал тянуть руки к обнажённой шее Джульетты. Луна осветила кровавый рот вампира с выросшими неимоверно резцами. Первый акт был сыгран, как по нотам. Но вы знаете этих русских! Вместо того, чтобы огласить всю окрестность криками ужаса, и призывом к помощи. Эта русская Джульетта решила подыграть: в небо, как ракета взвилась целая группа привидений, похожих на летучих мышей Аида из окружения богини снов, хлопаньем крыльев, разбудивших природное зло гор, сама же невеста, медленно поднималась над поверхностью беседки, вместе с кроватью, которая по сценарию должна провалиться, выбросив обнажённую красотку под балкон мавра. Невеста должна рыдать, и стонать, и молить нежданного спасителя от объятий жениха вампира. Да, ждите! Холодное тело девушки, одетое только в отражение луны, вдруг перестало подыматься и её блуждающий взгляд, остановился на балконе с арабом. Руки девушки начали удлинятся, и «клянусь Аллахом, меня атаковал сначала безголовый петух, вместе с зубами покойницы, потом сбросили меня летучие мыши с балкона и я скакал, наперегонки с лягушкой, до ближайшей гостиницы» В, гостинице меня не приняли, послали в баню, сделать вечернее омовение. Не знаю, что было дальше, но араб больше не вернулся и не послал никого, чтобы забрать назад деньги.

– А, как ты определила, что это розыгрыш?

– По свечке?

– По какой свечке?

– По той, что из гроба торчала!

Петерс рассмеялся:

– Ах, ты плутовка! И над французскими Альпами раздался долгий томительный стон, напугавший припозднившихся на ужин охотников.

– Альверс! Тебе не кажется, что самка снежного человека опять проснулась, чтобы выловить жертву?

– Похоже! Нужно лет сто спать, чтобы так стонать.

Пошёл дождь с громом и молнией, скрыв шале пеленой тумана. Больше не было бабы Яги, никогда не было. Она нашла своё счастье и остаток своей жизни решила провести в горах, играя в любовные игры. Они с Петерсом нашли друг друга, а без игр, в французских Альпах скучно.

– А принцы?

– А что принцы? Они приходят и уходят, Петерс знает, как вытянуть из них деньги.

Роз аккуратно сняла микрофон шпиона из-под стула, и я сделал лёгкий щелчок. Из комнаты сына раздался зверский вой. Не знаю, может это не этично, но бабы Яги больше нет, приходится самим молодёжь воспитывать.