Ни слова про коня [Елена Ивановна Барсукова] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Лилиан Джерсдейл всю жизнь считала себя дамой хладнокровной и здравомыслящей, но в сложившихся обстоятельствах качества эти хозяйку некстати покинули, уступив место панике. И было с чего, ведь упомянутые обстоятельства были представлены двумя пьяными, недовольными джентльменами, портмоне коих покоились в недрах юбки Лили. Судя по приближающимся проклятьям, джентльмены Лили нагоняли, а бежать она больше не могла: ноги подгибались, дорога, освещенная луной, прыгала вверх-вниз, чертов корсет не пропускал дальше глотки ни грамма воздуха.

Сдавшись окончательно, Лили остановилась в глухой тени огромного дерева и, согнувшись, попыталась восстановить дыхание, но получилось вместо этого только хрипло откашляться. В голове проскочила шальная мысль, что «может, удастся заболтать их еще разок», но интуиция подсказывала ей, что, скорее всего, в случае капитуляции болтовней она не отделается.

Лили уже было начала обдумывать вежливое приветствие, как вдруг ей явила чудо сквозная решетка дремучего парка, вдоль которой Лили ковыляла последние несколько минут. Отсутствующий прут ограды, казалось, оторван чуть ли ни самой святой Лючией специально для спасения Лили. Сомнений не возникло:

– Парк так парк, – подбодрила себя беглянка.

Она протиснулась в дыру и вслушалась в сырую тьму, стараясь разгадать, не таится ли опасность и с этой стороны ограды, но слух ее уловил лишь завывание ветра в деревьях и шелест листвы на раскачивающихся ветвях. Очень милое место, учитывая, что джентльмены, громко сетовавшие на судьбу и поминавшие Лили не ее именем, между тем приближались к ограде.

– … да не взял я фонарик, – донеслись до Лили отголоски вялого спора. Преследователей вроде бы покидала уверенность в успехе погони. – Куда эта шлюха денется, не вплавь же она вернется в город? Вернемся на пристань, Дейв! У меня там знакомый бармен, он нальет нам в кредит, а может и подскажет, что это за чертова баба. Подождем ее там!

Сойдясь на этом, алчущие джентльмены повернули назад и вскоре покинули область слышимости Лили, как и наше повествование.

По земле, подгоняемый порывами ветра, полз тяжелый, плотный туман, и хотя Лили практически ничего не видела, зато ощущала его влажное дыхание на своем лице. Каменное основание ограды, к которому она прижалась спиной, источало сырость. Кругом царила кромешная тьма, но, делать было нечего: опасаясь возвращаться к пристани, Лили решила продвигаться вглубь парка. Может быть, попадется какая-нибудь дорожка или извилистая тропинка, которая приведет ее к спасению – причалу с другой стороны острова.

Земля была мягкой и слегка пружинила под ногами. Ее устилал многолетний слой мертвой хвои, листьев и мха. Ветви цеплялись за одежду, но разглядеть их во тьме и обойти было невозможно. Лили протянула руку и стала продвигаться ощупью, но пальцы, то и дело натыкалась на толстые стволы огромных деревьев. Они высились кругом, они подступали со всех сторон. Лили вдруг почувствовала, насколько она микроскопически мала среди гигантских стволов, которые нависали над ней, как бы угрожая раздавить.

Кровь бешено стучала в висках, ноги еле шли, дышать получалось только через раз – сказывался голод последних дней и сильное недоедание последних месяцев, а тут еще этот забег. Зато все происходящее приобрело некоторую иллюзорность: как будто не было ни прошлого, ни будущего, а осталась одна беспредельная ночь, которая захватила Лили на веки вечные. Почудилось, будто она попала в ловушку – куда бы она ни повернулась, всюду натыкалась на стволы, сучья или на густой кустарник; выхода, казалось, не было. Лили попыталась взять себя в руки, несмотря на подступающую тошноту и головокружение: несколько глубоких вдохов, насколько позволял чертов корсет, и она способна была идти дальше. Хорошо бы только снова выглянула луна.

Лили нащупала между двумя огромными деревьями проход и двинулась туда, стараясь прощупать ногой место перед тем, как туда наступить. Густая листва наверху не давала кое-где осесть туману, но старые туфли все равно промокли насквозь, что было, конечно, некстати, но в основном сулило неприятности в будущем – если они развалятся, придется или заплатить за починку, нарвавшись на насмешки, обувщика, или попытаться сделать это самой, что окончательно превратит их в рухлядь. Озабоченная судьбой своей обуви, Лили отключилась от реальности, но продолжала механически переставлять ноги. И тут случилось нечто неожиданное, почти немыслимое, что мгновенно вернуло ее на землю: нога ступила на что-то мягкое и живое, и это что-то зафыркало под ее тяжестью и стало подниматься.

Взвизгнув, она отпрыгнула в сторону и замерла в ошалелом напряжении. Понимая, что бежать прочь или отразить нападение неизвестного существа она не в состоянии, Лили, даже не моргая, выжидала, пытаясь угадать, что за животное выскочило у нее из-под ног, а теперь застыло в неподвижности, без единого звука, так же, очевидно, пригнувшись и настороже, как и она сама.

Напряжение становилось невыносимым. Лили была готова увидеть что угодно – от напуганного теленка или молодого оленя до кровожадного льва, – но с появлением луны то, что она увидела, явилось полнейшей для нее неожиданностью. Святая Лючия, что это…

Туманный, холодный блеск, обрисовал такое, что она не могла поверить своим глазам и опрометчиво закричала. Перед ней стоял огромный человек с рыжей гривой и бородой; руки, ноги, плечи, большая часть груди были у него обнажены, и только у пояса болталось нечто вроде козлиной шкуры, а ноги были обуты в мокасины из дубленки. Кожа у него была гладкая, без растительности, но потемневшая от солнца и ветра; под ней, точно толстые змеи, тяжелыми узлами сплетались мускулы.

Само по себе появление этого существа, было весьма пугающим, но сковывающий ужас, охвативший Лили, вызвала невыразимая свирепость в его лице, какой-то животный, дикий блеск голубых глаз, горевших холодным светом, огромное тело, изогнувшееся для прыжка. Все это она заметила в одно мгновение. Существо прыгнуло вперед, и крик Лили оборвался. Почувствовав его руки у себя на плечах, она рванулась в сторону, ударилась об дерево, и, не удержавшись на ногах, провалилась в темноту.

Глава 2

Очнувшись, Лили вслушалась в окружающий мир с закрытыми глазами. Старая привычка сработала и в этот раз. Но тишина ничего ей не сообщила, и девушка приоткрыла глаза. Обнаружив себя на узкой кровати в незнакомой комнате, залитой солнцем, без туфель, без платья и без корсета, только в рубашке и панталонах, Лили растерялась. Попытка оторвать голову от подушки взорвала нестерпимую боль. Пришлось опять зажмуриться – тошнота голода крутанула пространство туда-сюда. Со стоном дотронувшись до головы, девушка нащупала огромную шишку, которая занимала, наверное, половину лба.

– Когда же я ее посади… – но не успела Лили додумать свой вопрос, как грянуло воспоминание о прошедшей ночи.

Погоня, парк и огромное рыжее чучело в качестве апогея неудавшегося вечера вызвали стон.

– Абсурд, – произнесла Лили и все-таки попыталась сесть. Голова закружилась, и комната качнулась так сильно, что несчастная девушка чуть не упала с кровати.

– Интересно, сегодня – это завтра или уже послезавтра? – пронеслось в голове, но урчание в желудке рассеяло сомнения. – До послезавтра я бы может и не дожила.

Определившись со временем, Лили принялась за пространство, стараясь поддерживать его в равновесии. Недостающие части ее одежды валялись рядом с кроватью на стуле и под ним. Лили встала и обыскала юбку: портмоне, коих лишились два незадачливых джентльмена прошлым вечером, на месте не оказалось. Возник вопрос – оставить их в платье или спрятать в комнате, временно был снят. О том, где они могут быть, Лили боялась даже подумать и предпочла пока оставить эту мысль. В комнате было две двери и, не польстившись на основательную, видимо входную, Лили открыла простую белую дверь, за которой обнаружила ванну.

– Однако… Ватерклозет прямо в комнате! Может я в госпитале? Тогда почему меня не кормят? Я же скоро умру с голода! – вихрем пронеслось в голове. – Или я уже умерла?

В комнате было невыносимо жарко и пахло пылью, но кран, чтобы попить воды, открывать было страшновато: иерихонские трубы канализации могли преждевременно сообщить о ее пробуждении. А вот шпингалеты на окнах были совсем не страшными, и Лили решила, что открыв окно, она сможет хотя бы проветрить, а то и сбежать. Последнее было не самой глупой идеей, ведь о том, что она стала воровкой, знала теперь не только она и пострадавшие джентльмены, но и тот, кто ее раздевал. О том, кто этот кто, Лили также предпочла не думать. В конце концов, она слышала, что в тюрьме дают бобы и хлеб, а это уже кое-что.

За окном Лили увидела буйную, почти лесную, растительность, таившую желанную прохладу. Потянувшись к шпингалету, Лили привстала коленом на подоконник и уже почти дотянулась, когда услышала вопрос:

– Желаете снова прогуляться по парку?

Дернувшись, как от кипятка, Лили резко обернулась, сердце прибавило тысячу ударов в секунду, ноги не справились с высотой, и Лили опять провалилась в никуда.

Два раза за одно утро приходить в себя с тем же чувством дурноты – испытание пренеприятнейшее. Сознание не успело включиться, а глаза уже открылись сами собой от какого-то резкого запаха. Лили сфокусировалась на двух мужчинах, нависших над ней.

Азиат, видимо китаец, убрал от носа Лили вонючий бутылек. Тошнотворный запах въелся в носоглотку ржавчиной и, казалось, разъел слизистую, что вызвало нестерпимый кашель. Если бы в желудке девушки была хоть крошка, удержать ее точно не удалось бы.

Откашлявшись, она посмотрела на второго – крупного рыжеволосого мужчину. Аккуратно уложенные волосы, холодные голубые глаза, короткая гладкая борода, нос с горбинкой, надменный рот… Она как-то видела гипсовую голову греческого бога с похожими чертами. Он смотрел на Лили оценивающим взглядом, и, вроде бы, неодобрительным. Совершенно немыслимое предположение, вспыхнувшее в голове Лили, он прервал резким замечанием:

– Я думал, мода на обмороки осталась в прошлом веке!

Лили с трудом поняла, что он имел в виду. Ответить восклицанием: «Хочу есть, хочу есть, хочу есть!!!», она не решилась и, собравшись, начала издалека:

– Простите, сэр, я некоторое время не ела, и … поэтому… – что именно поэтому она чувствует, Лили так и не сформулировала. – Если вы подскажете, как добраться до Сан-Франциско, я бы была вам так признательна…

Повернувшись к китайцу, рыжий господин с заметным раздражением сказал:

– Принесите мисс…

– Мисс Джерсдейл, сэр, мисс Лилиан Джерсдейл, – что она миссис, но вдова, Лилиан решила не уточнять.

– Принесите мисс Лилиан Джерсдейл завтрак, – закончил рыжий сэр с явной издевкой в голосе.

Китаец вышел, а рыжий сел на стул, прямо на платье Лилиан, и в задумчивости стал барабанить пальцами по столику трюмо.

Девушка искоса его рассматривала. Руки у него были большие, крепкие и ухоженные, несмотря на темный загар. Лили обратила внимание на крошечный кусочек пластыря тельного цвета над бровью, который до этого не заметила. Прерванная ранее мысль настойчиво лезла в голову, и все же она никак не могла ее додумать.

– Простите, сэр, – осмелилась Лили. – Где я нахожусь?

– Вы, мисс Джерсдейл, находитесь в поместье Джеймса Уорда, в Мельничной долине.

– А мистер Уорд – это Вы? – вопрос получился у Лили каким-то уж совсем обреченным.

– Да, это я. – ответил мужчина. – Но сейчас более актуален вопрос кто Вы, и что Вы ночью делали в моем саду?

«Святая Лючия, – подумала Лили. – Где еда?» Когда рот занят, можно ничего не говорить. И вообще, джентльмену не должно находиться в спальне у незнакомой девушки без видимой на то причины. Но мистер Уорд, похоже, плевать хотел на нормы приличия, и решил окончательно добить Лилиан:

– И вот еще: что это? – задав вопрос, Уорд достал из кармана пиджака два знакомых Лили портмоне.

– Это портмоне, – сокрушенно произнесла Лили и покраснела.

Мистер Уорд продолжал невозмутимо смотреть на Лили, только сощурил глаза. Лили пробил страх, настолько холодным и пронзительным был этот взгляд.

– Простите, сэр, я не хотела хамить, сэр. Последнее время, дела стали совсем плохи, и я… у меня, так получилось, что мне пришлось, временно одолжить…

Мысли путались, китаец с едой все не шел. А ведь в китайском квартале лапшу приносят за считанные мгновения.

– И Вы обобрали пьяньчужек в пивной у причала, а потом скрылись в саду?

– Ну, на совсем уж пьяньчужек эти джентльмены похожи не были, я не думаю, что взяла последнее и оставила их без средств к существованию.

Какую-то долю секунды мистер Уорд сверлил Лили взглядом, а потом, осознав серьезность ее заявления, рассмеялся.

Лили выдохнула: пускай смеются, только бы дали поесть. Тут как раз подоспел китаец с подносом. К своему разочарованию Лили не увидела на подносе жареную индейку. Сэндвич, хоть и приличных размеров, кофе, сахар и молочник – это все. Сотворив молитву из трех слов – Господи-спасибо-Аминь, – Лили взяла было сэндвич, но остановилась: неужели они будут смотреть, как она ест? Ее колотило от нетерпения, но укусить она не решалась, так как заглатывать бутерброд в один присест на глазах у изумленной публики было неловко, а откусывать маленькие элегантные кусочки у нее вряд ли бы сейчас получилось.

Как живая, со своими вечными наставлениями о культуре поведения в обществе, перед мысленным взором встала сестра Доротея. Сглотнув, девушка вернула еду на тарелку.

– Спасибо большое! – сказала она китайцу, вложив в слова всю сердечность, на которую только была способна, в надежде, что благодарность будет принята как прощание обоими мужчинами.

Понял ли ее китаец не известно, но рыжий мистер Уорд все же был воспитан как надо. Он встал и, пожелав приятного аппетита, направился к двери. Где-то на заднике сознания Лили боролись две мысли: первая – надо поесть и срочно убираться, вторая – надо попробовать остаться и посмотреть, что будет.

– Сэр, спасибо Вам за гостеприимство, мне жаль, что я доставила Вам столько хлопот, я так вам признательна, – закинула удочку Лили с той искренностью, которую добавляет пустой желудок.

Мистер Уорд обернулся и еще раз внимательно посмотрел на Лили. «Срочно убираться» – решила девушка, но совершенно неожиданно, казалось, даже для самого говорящего, она услышала:

– Если Вы будете хорошо себя вести, Вы сможете злоупотреблять моим гостеприимством и доставлять мне хлопоты еще некоторое время.

Не успела закрыться дверь за волхвами, как их дар был наполовину уничтожен. Лили не любила кофе, но бросив в чашку три куска сахара, а через секунду, добавив к ним еще один, выпит был и он. Уже после того, как от сэндвича не осталось и крошки, пришла очередь молока, которое оказалось – совершенно потрясающе – жирными сливками, и съедены еще несколько кусочков сахара.

Есть хотелось еще, но пока больше было нечего. Пристроив поднос под кроватью, Лили откинулась на подушки и отдалась мысли, которая навязчиво всплывала у нее в голове на протяжении всей беседы с мистером Уордом: вчера в парке она определенно видела его, только в совершенно ином образе. Дикарь, хоть и мимолетно виденный, был его копией. Сестра Доротея, с прищуром знатока говаривала, что у богатых много специфических хобби, но бегать в чем мать родила по парку ночью – это бы поразило даже ее. Богатство мистера Уорда сомнений у Лили не вызывало. Владелец усадьбы, где даже в крохотной комнате имеется отдельный ватерклозет, был одет в великолепный костюм и являл собой (в костюме) образчик респектабельной роскоши. Соответственно, он имел право обладать эксцентричным хобби, недоступным обычным людям.

Помимо простого чудачества богатея, Лили придумала еще одну версию произошедшего: а что, если дикарь – лунатик, которого упрятали с глаз, доводящийся мистеру Уорду братом-близнецом. Лили слышала о таких случаях. Очевидно, мистер Уорд не хочет, чтобы дело получило огласку, вот и решил подкупить ее гостеприимством и бутербродом, а потом прикопать в парке.

Находиться в доме с сумасшедшим лунатиком с возможностью быть закопанной Лили не хотелось. Для побега следовало определиться с активами. Портмоне незадачливых джентльменов остались лежать на столике. Вытряхнув их содержимое на кровать, Лили обнаружила сущую мелочь: один доллар восемьдесят семь центов.

– Не густо, – разозлилась на них Лили. – Распускали руки, позволяли себе лишнего, а в кошельках ветер гуляет. – Никчемные пьяньчуги, – зло произнесла она и села к зеркалу.

Чтобы хоть как-то отвлечься от разыгравшегося аппетита, Лили стала разглядывать себя. Ей было почти 25 лет, но нескладному, тощему существу в зеркале можно было дать от силы 20. Голод последнего месяца слизнул со щек и плеч хоть какую-то округлость. Лицо было измождено, и светло-карие глаза, и так слишком большие, казались просто огромными. За пять с половиной футов от макушки до пяток, добрые сестры прозвали ее Страпилой. Прозвище Лили не смущало, ростом своим она гордилась, как наследственной чертой. Но вот что было обидно – лицо и волосы достались от матери, а фигура – отцовская: ни тебе пышных форм, ни женственной мягкости. Кости торчали из-под кожи даже в лучшие времена, а сейчас Лили напоминала развинтившегося деревянного человечка. Но, с другой стороны, она могла игнорировать ненавистный корсет. Мать ругалась, но с неба не так слышно.

Как-то в «Voque» Лили впечатлила экстрамодная стрижка «под мальчика». Пристрастие к чтению светских альманахов было ее слабостью, сколько она себя помнила, а поскольку десять центов отдать за журнал Лили позволить себе не могла, чтобы получить тот номер, ей пришлось полчаса сидеть на лавке и ждать, пока рядом не окажется публики, способной уличить ее в присвоении кем-то забытого издания. В отсутствии глянца годились и газеты: «Tribune» Лили брала с условием возврата у старика с первого этажа того доходного дома на Стэниан, который притулился возле обители сестер милосердия и в котором Лили снимала коморку; периодически попадались «The New York Times» и «Washington Post», но над ними Лили только зевала.

Стрижка «под мальчика» так и осталась яркой вспышкой, мечтой, потому что денег на парикмахера не было, а кроме того, мамино наследство – великолепную копну каштановых локонов – Лили берегла на случай крайней нужды. Она уже интересовалась – за волосы можно было выручить двадцать долларов, а может быть и больше.

Кстати, о волосах. Лили, как бы плохо ей с утра ни было, заприметила не только ванну, с двумя вентилями, но и кусок мыла в простенькой обертке. Было бы глупостью не отведать от этих щедрот. Полотенца Лили не нашла, но решив, что просто обсохнет или вытрется наволочкой, пустила воду.

Просидев в ванне почти час, Лили выбралась из подстывшей воды на неверных ногах. На застеленной (еще одно чудо) кровати, лежало полотенце, а также стоял поднос с закусками и кувшином лимонада.

– Святая Лючия, я в сказке!

Закинув кусок холодного мяса в рот и сжав кулачки в молитвенном экстазе, Лили пропела: «Спасибо! Спасибо! Спасибо! Аминь!».

Хватая еду с подноса, она обошла комнату и таки открыла окно. Перед ней простирались заросли сада. Совсем рядом была веранда с крыльцом. Фасад это или тыльная сторона дома – определить было сложно: вроде бы какие-то клумбы были, но в таком состоянии, что больше походили на лесные лужайки. Зелень деревьев, первозданная трава и непролазные кусты производили впечатление первобытного леса. От нее до земли было около двух метров, но имелся цоколь; платье и злосчастные портмоне лежали в комнате: одеться и улизнуть, не попрощавшись, можно было в считанные минуты. Но стоит ли? Лили слезла с подоконника и решила, что поев и высушив волосы – она решит наверняка.

Поднос опустел, зато появилась приятная расслабленность. Вылезать из кровати не хотелось. Впервые за долгое время Лили чувствовала себя сытой и довольной жизнью. Сумасшедший брат, заточенный где-то в подвале, в комнату к ней не ломился, полиция не появилась, к тому же, гостеприимство владельца поместья, выраженное в еде и полотенце, было почти безгранично. «Кормят, значит, и закапывать не собираются», – подумала Лили и решила пока остаться. Отправив поднос на место прежнего, девушка прилегла и мгновенно уснула.

Лили открыла глаза в полной темноте. Прямоугольник окна тускло светился. Было понятно, что если сейчас и не ночь, то весьма поздний вечер. Желудок заурчал.

– Сколько можно, – увещевала его обладательница. – Мы столько давно не ели, а тебе все мало!

Свесившись с кровати, она нащупала пустой поднос.

– Чуда больше не будет? – на сей раз укор был послан не только любимой святой, но и нерасторопному китайцу.

Пошатавшись по комнате в темноте, Лили заплела косу и оделась. Платье было омерзительное: коричневого цвета, коротковатое, выношенное так, что шерсть местами блестела. Лили приобрела его у старьевщика, как только вернулась в Сан-Франциско, купившись на более ли менее современный фасон: ведь не важно, кем ты собираешься стать – служанкой, работницей фабрики или первой леди – выглядеть деревенщиной, значило сходу сбить себе цену. К сожалению, президент был женат, вариант работы на фабрике, как и продажа волос, признан запасным и сослан на «крайний случай», а пристроиться в служанки без рекомендаций оказалось невозможно. Так что платье носилось без повода уже год, который прошел точно в тумане и сожрал все деньги, вырученные с продажи ресторана и оставшиеся после переезда из Джуно.

На чулки и туфли Лили так и не решилась, корсет так же остался валяться на стуле. Что делать дальше – понятно не было. Лили уселась на подоконник и уставилась в темноту. И тут кое-что случилось.

С крыльца на веранде, которые Лили заприметила еще днем, выскочил тот самый голый человек. Только на бедрах болталась какая-то тряпка, и вроде бы он был обут.

– Ага! – выдохнула Лили.

Какую из теорий происхождения ночного пугала подтверждало это «ага», Лили сказать не могла, но на всякий случай перестала дышать и слилась с подоконником. Треск ветвей говорил о том, что чучело рыскало неподалеку. Вскоре шорохи понемногу стихли, и Лили вышла из образа соляного столба. Дневные размышления как рой пчел замельтешили в голове.

Любопытство победило здравый смысл – Лили метнулась к двери, щелкнула задвижкой, потом влезла назад на подоконник, осторожно спустила ноги на цоколь и прыгнула. В конце концов, не убили в прошлый раз – не убьют и в этот. Ходить босиком по лесу было делом привычным. Летом в Джуно обувь она не носила, так что промозглый туман, собравшийся в саду, был ей не страшен.

Стараясь запомнить свой маршрут, Лили двинулась вглубь сада, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Делая шаг, Лили ощупывала траву ногой, чтобы не обнаружить свое присутствие, наступив на хрусткую ветку. Она слышала, что дикарь колотит по кустам где-то в темноте, и шла за ним. Она подошла к нему очень близко, когда дурацкая юбка зацепилась за дурацкую ветку. Последняя хрустнула с довольно громким звуком. Лили обмерла. В голове пронеслось:

– ЧЕРТ, Святая Лючия! Плохо себя веду! Вот сейчас ночью меня и выгонят, когда чучело припустится за мной, я заору и voilà…

Треск мгновенно прекратился. Чучело затихло где-то совсем близко и, очевидно, прислушивалось. Надо было что-то делать. Лили ощупала юбку и наткнулась на кусок злосчастной ветки. Хорошо, что ненавистное платье не шуршало, а так же отлично сливалось с сумраком. Осторожно обшарив вокруг себя руками, дабы убедиться, что не заденет ничего, при броске, Лили приподняла деревяшку, размахнулась и бросила. План удался: ветка с шумом упала в кусты не менее чем в пяти футах от нее, и чучело с рыком метнулось туда. Упав на четвереньки, медленно, с большой осторожностью, пока колени не стали мокрыми от сырой земли, Лили отползла в другую сторону.

Когда Лили остановилась и прислушалась, до нее донеслось лишь завывание ветра и стук падающих с ветвей капель. На ощупь, пробравшись сквозь кусты, Лили различила освещенный участок и неожиданно выползла к ограде, прямиком к той дыре в ней, которой она воспользовалась прошлой ночью. И тут снова раздался шум. Лили буквально срослась с большим деревом, распростершим ветви далеко за середину дороги. Чучело подбежало к дереву с другой от Лили стороны, схватилось руками за ветку и перемахнуло через стену, легко спрыгнув на землю, по-видимому, прямо на ноги. Лили услышала частое топанье ног по пыльной дороге, удаляющееся в сторону холмов.

Лили обдумала свое положение: можно вернуться в спальню, почистить платье и лечь в кровать, а завра, при случае, поесть и отчалить. И ничего любопытного больше не произойдет в ее жизни. Но уже не только любопытство влекло ее в сторону противоположную городу. Желание посмотреть на могучего мужика, каких она еще в жизни не видела, боролось со страхом. Кроме того, если убедиться, что это не мистер Уорд, а его сумасшедший брат, можно было предложить себя в качестве сиделки – она уже знает тайну, и объяснять ей ничего не придется. А может ей дадут денег за молчание, если она намекнет…

– Святая Лючия, это же шантаж и как опасно! – подумала Лили и вылезла на дорогу, по пыли которой она бежала еще вчера… или позавчера.

Держась обочины, скрытой непостоянной тенью, Лили поднималась в холмы.

Глава 3

Ей казалось, что шла она уже часа полтора и на каком-то очередном подъеме, который с каждым шагом становился все круче, она сдалась. Для вящей безопасности Лили перелезла через деревянный заборчик, попав, как она решила, на выгон.

– Ну и ну! – проговорила она, вытирая с лица пот и капли влаги.

Сев на траву, Лили погрузилась в путаные мысли о собственном безумии.

Дорога была одна, никаких ответвлений не имела. Пойти назад в темноте и быть застигнутой в самый неподходящий момент, желания не было. Лили решила ждать чучело или рассвета здесь, спрятавшись за небольшим кустом. Она легла и попыталась дышать ровно.

Видимо, она задремала, потому что, разбуженная тявканьем молодого койота, не смогла сразу определить, где находится и сколько прошло времени. Оглядевшись и увидев койота на краю холма позади себя, она заметила, как изменился облик ночи. Туман рассеялся, на небо высыпали звезды, и выплыла луна. Даже ветер приутих. Стояла мягкая летняя калифорнийская ночь. Койоты – те же собаки – вблизи города в стаи не сбивались, и Лили не испугалась. На севере она встречала даже медведей, так что какой-то койот особого впечатления на нее не произвел. Но тявканье не давало ей опять провалиться в сон.

Провалявшись на траве еще около часа, Лили вдруг услышал какое-то дикое, жуткое пение. Подняв голову, она увидела, как по гребню холма, перестав лаять, бежит койот, а за ним, тоже молча, мчится нагое чучело из сада. Койот был молодой и сильный, но чучело, как она успела заметить, настигало его; потом они скрылись из виду. Лили поднялась и перелезла через ограду. Ее било как в лихорадке, но надо было спешить. Путь к Мельничной Долине был свободен, а определить мистер ли это Уорд или его сумасшедший брат – можно было позже, спрятавшись возле веранды.

Лили неслась по уклону с головокружительной быстротой, но на повороте в низине, там, где на дорогу падали густые тени, она упала и слегка подвернула ногу.

– ЧЕРТ! Не везет, так не везет, – бормотала она, пытаясь подняться.

Дальше Лили двинулась со скоростью достойной молодой леди, только немного прихрамывающей. Заветная ограда сада была недалеко и, дабы удостовериться, что с ней действительно случилось то, что случилось, и это был не сон, Лили стала искать следы на дороге.

– Вот они! – огромные, глубоко ушедшие у пальцев в землю, следы мокасин.

Лили наклонилась, рассматривая их, и тут снова услышала жуткое пение. Надо было поторапливаться. Поняв, что бежать по саду сейчас опасно, она опять спряталась за деревом, вжавшись в тень, совсем чуть-чуть высунув голову и глядя между прутьями.

Вскоре «певец» появился собственной персоной. Он пел и при этом быстро бежал. Остановившись возле дерева, он подпрыгнул, ухватился за сук и, перебирая руками, быстро, по-обезьяньи, вскарабкался наверх. Оттуда он перемахнул через стену, в паре футов от Лили, уцепился за ветви другого дерева, спрыгнул на землю, в сад, и направился в сторону дома.

Лили с колотящимся сердцем, поднялась из своего укрытия, когда шум окончательно стих. Утро подступало, и она уже различала серые ветви кустов. До поместья удалось добраться без происшествий. Она уже различала свое окно, как вдруг в дальнем конце веранды зажегся слабый свет. Лили, пригнувшись, подбежала к дому и проверила, открыто ли окно. Окно было открыто, но девушка не спешила вернуться в комнату. Сжавшись, она подкралась к веранде. Добравшись до освещенного края, она выбрала место, где кусты плотнее всего подходят к окнам, и приподнялась. Чучело стояло посреди веранды и вытирало лицо полотенцем. Рядом стоял китаец. Слуга набросил халат ему на плечи, и из чучела получился вполне себе мистер Уорд.

Глава 4

Лили проснулась и сладко потянулась. Думается, время шло уже к полудню. Тревожное чувство, как будто она что-то забудет прямо сейчас, мешало сосредоточиться на реальности. Это был сон! Схватив его за хвост, Лили разом вспомнила сновидение и прыснула смехом.

Может быть, так на нее подействовала ночная прогулка, а может созерцание почти голого мужчины ночью, но ей приснилось, что она трахалась с мистером Уордом, который был, вовсе не мистер Уорд, а был это один непутевый дурак, который таскался к сестрам клянчить деньги и зло скандалил, когда ему предлагали суп. Только был он рыжий и с бородой. Они были голые, в саду, и Лили просто изнывала от удовольствия.

– Святая Лючия…– дальше мысль не двинулась, но возбуждение, оставшееся со сна, никуда не делось.

Лили припомнила, что последний раз подобные сны видела еще до замужества, когда впервые в жизни влюбилась (в молоденького мексиканца, сгоревшего буквально за пару дней от холеры в сестринском лазарете). О мистере Джерсдейле вообще говорить не приходится. В принципе, многие мужчины в его возрасте еще вполне резвы, но он к таковым не относился и был охоч скорее до виски и свинины, чем до женщин. В первый год совместной жизни муж ознакомил Лили с вялым беззвучным сексом, который никогда не длился более нескольких минут и зачастую ничем не заканчивался. Оставшиеся годы они вообще спали в разных местах – Лили на кухне, а Джерсдейл в конторе – и исполнением супружеского долга супруги не злоупотребляли. Вопрос заведения потомства, к счастью, не волновал их обоих: Лили и так хватало забот, а мистер Джерсдейл, наплодивший в свое время семерых неспособных к жизни девочек и мальчиков, постоянно приговаривал: «Эти засранцы сожрали мои деньги, как саранча урожай Небраска», – и не хотел спровоцировать повторного нашествия вредителей. В общем, семейная жизнь не вызывала у Лили особого отвращения, но навсегда лишила ее романтических представлений о совместном проживании рядом с мужчиной. И тут на тебе…

Оставив воспоминания, Лили села в кровати. В этот момент в дверь постучали. Что делать: струсить и прикинуться спящей, было просто; с другой стороны, очень хотелось кушать, и к тому же, существовала опасность, что все равно разбудят и выставят вон. Надо было действовать.

– Я не сплю, – сказала Лили, но тут сообразила, что дверь заперта.

Соскочив с кровати, она ощутила боль в подвернутой ноге.

– Святая Лючия, идея! – пронеслось в голове, и Лили, слишком сильно прихрамывая, хоть этого никто и не видел, доковыляла до двери.

На пороге стоял китаец. Лили присела на одной ноге – получилось коряво, но смысл сейчас был не в грации движений.

– Надо забрать поднос, я принести завтрак.

– О, спасибо вам огромное! Простите, что я заперлась, я опасалась… – и запнулась. – Простите, далеко ли отсюда до пристани? Я, видимо, подвернула ногу вчера, позавчера, – поправилась Лили. – И она болит. Не укажете ли Вы мне короткую дорогу? И поблагодарите за меня мистера Уорда, он великодушный человек.

– Он сам зайти.

И дверь захлопнулась

«Вот это да! Он еще не на службе, не в конторе, он что же, только бегает по саду и сидит дома. Многие хотели бы так жить!» – восхитилась Лили, и тут же рассмеялась, представив сестер бегающих голыми ночью по полям. А что, вот мистер Джерсдейл примерно так и жил: наливался с утра виски, спал, вечером сидел и пил с посетителями, потом опять спал. Респектабельный ресторатор на покое!

Не успела Лили спрятаться назад под одеяло, как дверь открылась. Вошел китаец с подносом и мистер Уорд. Одетый. Лили улыбнулась своей мысли.

– Ли-Синг сказал мне, что Вы вывихнули ногу.

– Доброе утро, сэр! – почти одновременно с ним сказала Лили. – Вряд ли, сэр. Немного подвернула, не более того. Вчера она болела сильнее, сегодня уже проходит.

– Позвольте, я посмотрю.

Лили высунула ногу из-под одеяла. «Святая Лючия, нога даже немного припухла, какое счастье!» А еще было отличной идеей, отдраить перед сном ноги с мылом.

Мистер Уорд взял ступню в руки и аккуратно повертел туда-сюда. «Какие же горячие у него руки, такие крупные, сильные, подержал бы еще», – Лили немедленно покрылась мурашками, а в желудке исчезло притяжение.

– Вам нужен врач, – констатировал Уорд.

– Что Вы, сэр, абсолютно не нужен! Я буду аккуратно наступать на ногу, и все пройдет уже завтра, – вцепившись в одеяло, пролепетала Лили, а про себя добавила: «Но если Вы позволите мне остаться, дело пойдет не так уж и быстро».

– Хорошо, – подумав, произнес Уорд. – Сегодня отдыхайте, но если завтра ситуация не изменится, мы вызовем врача.

– А как же…– Лили хотела добиться хоть какой-то определенности, но стоило Уорду повернуться к ней, она тут же выпалила:

– Спасибо, сэр, Вы так добры!

От благодарности (или облегчения) у Лили навернулись слезы. «Восхитительно! И как во время!» – подумала она и часто захлопала ресницами. Получилось очень трогательно!

Как только за мужчинами закрылась дверь, лицо Лили освятила счастливая улыбка, и очередная хвала Святой Лючии полетела к ушам господа.

Слопав завтрак, на сей раз состоявший из яичницы с беконом, булочки с корицей и все того же кофе, Лили подумала, что жизнь хороша и чудеса ее неисчерпаемы. Как ими воспользоваться – вот вопрос. На счет сиделки вариант отпал сам собой; попроситься остаться прислугой у строгого Уорда – о, это даже представить было невозможно… К тому же, девушка чувствовала, что можно повысить ставки: в этом было страшно признаться, но Лили очаровал не только дом со всеми удобствами, но и его хозяин. Интересно, бывает ли кто-нибудь еще в доме? И если нет, почему бы респектабельному господину Уорду не запереть в доме в придачу к китайцу и своему дикому второму «я» еще и любовницу?

Мысль о приобретении подобного статуса одновременно насмешила и поразила Лили. Образ полумифического существа – любовницы состоятельного человека, сложился у нее еще в детстве. Лили глаз не могла оторвать от богато одетой молоденькой леди, приходившей в приют к своему братишке. Братишке или сыну, Лили разбираться тогда была не склонна, зато сестра Доротея, презрительно фыркая, сообщила ей, что гулящей красавице исключительно повезло стать содержанкой. Как она была хороша эта леди: белые кудри, личико и фигурка фарфоровой куколки. Когда она улыбалась в начале посещения и плакала в конце – она была сущий ангел.

Понимая, что она-то далеко не ангел, Лили даже не мечтала о прекрасном миллионере, который спасет ее от голода и черной работы, но этот случай был исключительным: эксцентричное хобби мистера Уорда могло отпугнуть от его состояния даже прожженных шлюх, а она, Лили, вроде даже и не боится. Вот только чья она будет любовница – дневного джентльмена или ночного страшилища. Лили рассмеялась, но мысль оформилась: страшилище ей заполучить легче. Может ему уже надоело бегать по долам и лесам одному? Лили опять рассмеялась. Зверь – да, но определенно мужского пола. Эти мысли клокотали в Лили сердечным стуком, тряской рук и блеском глаз. Почему бы и нет, но как…

Чтобы как-то отвлечься, Лили полезла в ванну. Она слышала, что при монарших дворах в Европе моются раз в неделю, и, опускаясь в горячую воду, подумала, что променяла бы королевский титул на это удовольствие.

– Ну, уж если даже от титула, тогда стоит рискнуть… – улыбнулась себе Лили и занялась наведением мыльной пены.

Выйдя из ванны, она нашла обед на подносе. Томатный суп, с тостом и сыром, жареный стейк, нежное картофельное пюре и печеные овощи укрепили ее в решении принятом в ванной – опять выйти ночью в сад, но не с целью наблюдения: «Надо соблазнить чучело и посмотреть, сможет ли мистер Уорд выгнать меня после этого».

После плотного обеда, несмотря на возбуждение и относительно недавнее пробуждение, Лили захотелось еще поспать. Сказывалось истощение прошлой, как Лили надеялась, жизни. Немного повалявшись, она уснула, но на сей раз без сновидений.

Настал вечер, но Лили света так и не зажгла. Лежа в кровати, уставившись в темноту, она вспоминала, что слышала и знала о соблазнении мужчин. Мысли в основном подворачивались дурацкие, и Лили беззвучно смеялась в темноте.

Вот что я ему скажу? «Эээ, сэр, я хочу Вас»… Но какой же он при этом сэр, если на нем даже кальсонов нет. И потом, когда он бегал за зверушкой по холмам, он пел явно не на английском, и не на итальянском, и не на французском. Может на немецком? Немецкого я не знаю. Хотя.. ich liebe dich.. Ну уж нет, этого от меня даже мистер Джерсдейл не слышал, а ведь он был как-никак муж. А какая одежда такому случаю приличествует и приличествует ли вообще? Ему же будет неудобно – я одета, а он нет… Но тащиться в сад голой не хочется совершенно.

Подробности мероприятия пожирали уверенность Лили с бешеной скоростью. Мистер Джерсдейл любил приговаривать во время поглощения виски, что это для храбрости. Зачем он храбрился, Лили было не понятно – он даже на охоту не ходил, да и вообще никуда не ходил, и его похороны стали тем редким случаем, когда он покинул стены своего заведения. В любом случае, виски не было, и Лили не стала бы пить – ее мутило от запаха спирта.

Все произошло само собой. Она услышала шум на веранде и поняла, что время пришло. На сей раз дверь она не закрывала, и в чем была, то есть в одной нижней сорочке, доходящей до середины икры, вылезла через окно в сад. Ощущение было странным, озноб пробежал где-то между лопаток, оставляя на теле мелкие пупырышки. Сердце бешено колотилось, руки и колени тряслись. Несколько отойдя от дома, Лили решила распустить волосы для большего сходства с диким мистером Уордом. Он же не бегал по саду, сохраняя пробор, значит и ей не стоит болтаться тут со светской укладкой. Тугую косу, закрученную в большую улитку, трудно было назвать светской укладкой, но и она была здесь явно лишней.

Опутанная волосами, в белой, почти прозрачной рубашке, в лунных бликах, так как ночь выдалась ясная и звездная, Лили чувствовала себя если не феей, то уж точно ведьмой. В саду стояла тишина почти сказочная, не шевелился ни один лист. Лили остановилась в нерешительности. Прошлой ночью чучело вело себя шумно, а этой никак себя не обнаруживало. Подумав, что дикарь мог ускользнуть в поля, Лили решила подождать его на том месте, где она на него наступила при знакомстве. Он там, скорее всего, спал, иначе оторвал бы ногу, нечаянно ступившую на него, в считанные секунды. Может быть, он соберется отдохнуть там и сегодня. Прикинув расстояние от изгороди в шагах, Лили определилась с местом: присев между корней огромного дерева, она стала пропускать волосы сквозь пальцы – занятие, которым часами могла заниматься ее мать. Погрузившись в воспоминания раннего детства, не слишком сытого, зато наполненного любовью и заботой родителей, Лили не заметила, как время перевалило за полночь. Спать не хотелось, но затекли ноги. Лили покрутилась, как кошка, выбирая наиболее удобную позу. Получилось даже прилечь и сквозь ветки смотреть на звезды. Поскольку делать было все равно нечего, Лили прикрыла глаза, и, видимо в полудреме, пропустила тот момент, когда хозяин вернулся в свои владения. Услышав треск фактически у себя под носом, Лили вскочила. Сердце забилось в глотке, во рту пересохло, дыхание куда-то делось. Широко раскрытыми глазами она смотрела в спину почти голого мужчины, который в этот момент показался ей просто великаном. Он ковырялся в кустах и, видимо, не заметил ее в темноте.

Лили искусственно откашлялась. Великан, он же мистер Уорд, мгновенно развернулся в коротком прыжке. Видимо дикарь не мог поверить своим глазам, так как уставился на Лили, совершенно так же, как она на него.

– Эээ… – все что удалось выдавить Лили. Сил продолжать она не нашла.

«Это конец», – подумала Лили, и неожиданно для себя шагнула вперед, навстречу верзиле, протягивая руку ладонью вверх, как когда-то давно, протягивала руку огромному псу, сидевшему на цепи, прежде чем покормить его. Гладить себя он давал только ей.

Дикарь выпрямился, Лили сделала еще один шаг и коснулась ладонью груди, внутри которой, как и у нее, клокотал бешеный двигатель. Еще один шаг, и уже обе ладони ощутили рокот. Теперь пришло время щеки. Поднять глаза Лили не решалась. Мужчина стоял не шелохнувшись. Прижавшись всем телом к нему, Лили ощутила его жар через тонкую ткань рубашки, хотя сама, как ей казалось, превратилась в ледышку. Лили лизнула вздымающуюся грудь. Даже не услышав, а скорее почувствовав вздох у себя над головой, Лили продолжила. «Хороший мальчик, веди себя хорошо», – пронеслись в голове забытые уговоры беснующегося пса. Лили более ли менее успокоилась, взяв инициативу в свои руки, и, как ей казалась, захватив власть. Но в теле рядом разгорался пожар, который мог выбить землю из-под ее ног в любую секунду. «Обладание таким мужчиной может свести с ума», – подумала Лили и слегка укусила свое завоевание. Тут же ее власть рухнула. Вмиг плечи ее оказались сжаты железными тисками, и Лили застонала от боли. Она машинально подняла голову и увидела белые оскаленные клыки, как у собаки, что вот-вот укусит. Борода мистера Уорда терлась о ее лицо, зубы приближались к шее. «Божемой, только бы ухо не откусил!» Но мистер Уорд не укусил. Напротив, он легко, будто играючи, но с огромной силой, отшвырнул ее. Лили отлетела на то место, где сидела, ловя ртом воздух, и распласталась на земле. Она не успела опомниться и подняться с колен, как дикарь налетел на нее сзади. Все произошло в считанные мгновения. Рубашка хрустнула где-то сбоку, на плечах сомкнулись железные пальцы. Несколько яростных движений, смешанный со стоном вздох, и момент тишины. Дикарь отпустил руки и повалился навзничь на землю, бешено втягивая и выкидывая воздух через рот. Торс его ходил ходуном, руки раскинулись.

Лили почувствовала, как горячая жидкость потекла по ногам, и так же легла на бок, лицомк дикарю, подтянув ноги к животу и положив руки под голову. Она, не отрываясь, смотрела на него, вяло прокручивая в голове ситуацию. В общем-то, все прошло в соответствии с ее нечетким планом. На особую нежность она не рассчитывала, а новое чувство покорения сильного мужчины, стало приятным сюрпризом. На перспективы, открывавшиеся после близости с диким «я» хозяина поместья, Лили пока особо не рассчитывала, так как ранее прикинула, что днем у него может отшибать ночную память.

Тем временем дикарь, повернувшийся к ней спиной, заснул и даже немного похрапывал. Лежать на земле было холодно. Лили придвинулась к огромной спине, на которую налип всякий мелкий природный мусор, и прижала к ней холодные руки. Храпеть мужчина перестал, но не повернулся и не напрягся. Плечи ее ныли, чресла болели так, что легкое движение нагой отдавалось, чуть ли не в ключицах, но Лили это не остановило. Она решила укрепить позиции, поскольку была все еще жива и практически здорова, а значит, надо было где-то жить и лучше бы с отдельной ванной комнатой.

Прижавшись плотно, буквально прилипнув к спине дикаря, Лили провела ладонью от спины к торсу. Дыхание мужчины замерло, и Лили поняла, что движется в правильном направлении.

Потершись носом, она несколько раз поцеловала «своего дикаря» в спину и начала медленно прокладывать дорогу поцелуев к шее. Словно в судороге мужчина дернулся, с его губ слетел мощный выдох с гортанным хрипом, но он не перевернулся. Лили улыбнулась, вновь ощущая полноту власти. Она попыталась сесть, высвобождая руку, но тут же была снова повержена. Мужчина впился в ее запястья, не вставая, опрокинул на спину, прижав руки к земле, и сам навалился сверху. Лили успела упереться ногами в его бедра, но это не остановило мощного толчка, казалось, разлившегося в ней огнем. Лили выгнулась дугой, а дикарь продолжал свои настойчивые, ритмичные движения.

Застонав, Лили задрала подбородок. Ей на шею упала капля его пота. Мыслей в голове не осталось, все сосредоточилось на одном желание – только бы он продолжал. Дикарь начал рычать, движения стали настолько сильными, что Лили оцарапала плечи и попу о землю и корни, голова билась в дерево. Тут он напрягся и издал рык, которому бы позавидовал и гризли. На сей раз, он рухнул прямо на Лили, не давая ей возможности глотнуть воздуха. Она закашлялась и, немного потолкавшись, выбралась под руку, которая, хоть и была тяжелой, но дышать не мешала.

Мужчина заснул, запутавшись в ее волосах, поэтому об отступлении нечего было и думать. Да и не хотелось. Конечно, совместное пробуждение преподнесет массу сюрпризов, но большая часть из них может быть вполне приятной, поэтому Лили решила последовать примеру дикаря. Легкое чувство неудовлетворенности нарушало картину абсолютного триумфа, но Лили успокоила себя тем, что ранее не испытывала даже этого. «Не зная желания, не узнаешь ни удовлетворения, ни разочарования. Это даже забавно, – думала она. – Правда, не стоит сильно увлекаться, ведь все может закончиться в мгновение ока. Остаться без ванн с горячей водой проще, чем остаться без сердца». На этой практической мысли она и уснула.

Проснулась Лили от того, что замерзла до трясучки. И ногу свело. «Проклятье! Святая Лючия!» – прошептала она, и тут же замерла, вспомнив, что лежит не в кровати. Ясная ночь сменилась туманным рассветом. Мужчина рядом спал, но достаточно было Лили шевельнуться – проклятая нога болела со страшной силой, как он открыл глаза. Лили дернулась, и они сели практически одновременно.

О, какое же это счастье – размять сведенную судорогой ногу! Лили даже застонала, а мужчина у нее за спиной хриплым полушепотом помянул черта. Лили про себя улыбнулась: они вместе начали божий день с проклятий. Просидев с минуту молча (Лили, не переставшая разминать голень, спиной чувствовала взгляд хоть голого и грязного, но уже мистера Уорда), мужчина поднялся.

– Пойдемте в дом! – даже не предложил, приказал Уорд.

Лили в этот момент поняла, что на ней не рубашка, а несколько грязных лоскутов. Пронзительно покраснев, она попыталась натянуть до пяток имеющиеся лохмотья, и, не поворачиваясь, тихо сказала:

– Я подойду попозже.

– Пойдемте сейчас, – к жесткости добавилось нетерпение.

Лили лишь немного повернула голову и более громко, разделяя слова, повторила:

– Я подойду попозже, – но сразу же, тише и мягче добавила «пожалуйста».

Это подействовало. Как только Уорд скрылся из виду, Лили подскочила на ноги. Да, вид у нее был жуткий: от рубашки остались два грязных полотна соединенных только на плечах, на запястьях и руках не было места без синяка, плечи и спина горели, волосы превратились в гнездо.

– Святая Лючия, ну и чучело! – произнесла Лили и рассмеялась, так как в мыслях чучелом называла ночного мистера Уорда.

Придерживая рубашку, Лили ринулась к дому. К окну она пробралась с величайшей осторожностью, по стенке от угла дома, дальнего от веранды. Толкнув окно, Лили встала на цоколь, подтянулась и заглянула в комнату.

Она боялась взгляда мистера Уорда, а взгляда китайца боялась еще больше. Бедный азиат мог, во-первых, получить удар, ведь у него на родине сильно боятся ночных демонов-женщин, а во-вторых, мог подумать о ней плохо, и тем самым погрешить против истины. Хотя… Лили и сама пока не решила, к каким поступкам можно отнести ее ночную прогулку – к хорошим или плохим.

В комнате, аллилуйя, никого не оказалось, и Лили забравшись внутрь, первым делом сорвала остатки рубашки и проверила поднос под кроватью. Тело ныло, грязь была и под ногтями, и на ногах, и на лице.

Лили бил мелкий озноб, поэтому она предпочла конспирации горячую ванну в качестве средства от всех бед. Пока вода набиралась, Лили вытрясала сор из головы и разбирала волосы пальцами. Осмотрев себя в зеркало Лили скорчила несчастную гримасу: все тело было в синих крупных пятнах и мелких россыпях бордовых, на плечах явственно отразились в ряд по четыре синяка от пальцев Уорда и по одному на спине, помимо этого несколько ссадин на локтях, плечах, пояснице, попе и голове. Все это украшала все еще бодрая шишка на лбу.

– И это любовница миллионера! – простонала Лили.

Мылась она быстро, боясь, что Уорд захочет поговорить с ней прямо сейчас, но качественно, предполагая, что он захочет увидеть ее позже. Ложиться в кровать голой было непривычно, но в платье спать было глупо. Впрочем, эта мысль прожила всего какое-то мгновение: расправив волосы по подушке Лили мгновенно заснула.

Глава 5

Солнечный свет наполнил комнату, но Лили упорно не замечала этот новый день. То проваливаясь в негу сна, то приходя в себя, она пропустила тот момент, когда оказалась в комнате не одна. Звук ее собственного имени прозвучал в тишине как трубный глас судного дня и немедленно привел в состояние бодрствования, что, впрочем, ей удалось скрыть. Приподнявшись на локтях, она открыла глаза только чуть-чуть, хватаясь за сон, как за спасительную соломинку.

– О Господи, Вы вся в синяках! – побледнев, выдохнул Уорд.

Добавив к сонному выражению щепотку легкой досады, Лили натянула одеяло до подбородка.

– Всего лишь синяки, – все больше волнуясь, но, не изменяя внешней томности, почти прошептала Лили.

Уорд молча смотрел на нее, и прочитать хоть что-то на его лице Лили оказалось не под силу. «Чтоделать, чтоделать, чтоделать?» – по кругу носилось у нее в голове. К утреннему объяснению она оказалась совершенно не готова. В срочном порядке вычленить нужный из вихря ранее придуманных «разговоров после того как» почему-то не удавалось.

– Я… – попыталась хоть что-то выдавить она, но так и застряла на этом с открытым ртом, потому что сознание рухнуло: «Все, это конец, сейчас он скажет, что вечером не желает меня видеть и даст 10 центов на паром».

Стало так обидно, что на глазах навернулись слезы. Лили почти нашла в себе силы посмотреть на Уорда, когда он наконец-то нарушил молчание:

– Я бы хотел попросить Вас, мисс Джерсдейл… Лилиан, обязательно дождаться меня сегодня к ужину. У меня важная встреча в городе, которую я никак не могу отложить, но я бы очень хотел обсудить… произошедшее ночью.

Уорд не был похож на человека, у которого могут возникнуть проблемы с изложением мыслей, но он явно терялся, и Лили это приободрило.

– Конечно, сэр, – пискнула Лили, а в голове у нее раздалось тысячеголосое хоровое «Аллилуйя!», славящее господа и все чудеса мира его.

– Я принес Вам халат и… Ли-Синг принесет Вам завтрак.

– Спасибо за беспокойство, сэр, но я…– «совсем не голодна» только хотела добавить Лили, пытаясь создать образ нимфы, которая маковой росинки в рот не берет, как желудок издал не вполне светское урчание.

Уорд улыбнулся и произнес:

– До встречи, поужинаем около шести.

– Святая Лючия, спасибо-спасибо-спасибо!!! – неистово зашептала Лили, сложив руки домиком, и не в силах погасить улыбку, после того, как причина радости вышла за дверь.

Вскочив с кровати, она накинула халат, который оказался огромным шелковым черным кимоно на алой подкладке, принадлежащим, видимо, самому хозяину. Казалось, что халат пахнет им, но шелк хранил лишь слабый запах одеколона. Уордом пахла сама Лили, хотя она тщательно помылась перед сном. Запах мужчины словно въелся в кожу. Понюхаешь руку – ничем не пахнет, а запах здесь. Лили еще раз сходила в ванную, помыла мылом руки и лицо. Все манипуляции оказались бесполезными.

Ли-Синг не заставил себя ждать и принес тосты, сыр, кофе и какой-то пудинг. Он поставил поднос, поклонился и уже на выходе, как показалось Лили, улыбнулся. Ее словно встряхнули. «Что это была за улыбка? Какого черта он себе позволяет? Думает, я аферистка или пронырливая шлюха?» – от злости Лили даже позабыла о завтраке.

Уставившись в окно, девушка придалась размышлениям. Сейчас еще слишком рано вообще о чем-то подобном думать. Обсудить «произошедшее ночью» – это далеко не то же самое, что «оставайся и живи тут». Если ее попросят, наплевать, что о ней думает этот китаец, хозяин или сам президент (хотя далеко не факт, что хоть кто-то из них будет о ней думать). Если предложат остаться – надо будет определится с ролью и строго придерживаться намеченного образа, не раскатывать губу, но и не снижать планку, а то ведь лишишься спокойствия, сна, аппетита, и тогда зачем вообще все это.

– Святая Лючия, на тебя вся надежда, – завершила свои тревожные размышления Лили и, позавтракав, в очередной раз сменила кровать на ванну. Добавляя горячую воду, она провалялась там часа два, сменив, как это с нею часто бывало, размышления о туманном будущем на сугубо практические вопросы настоящего. Последние были обращены к убогому коричневому платью, которое, мало того что будет отвратительно колоться без рубашки, но в основном никак не тянет на туалет для ужина с миллионером.

Но по выходу из ванны Лили тут же забыла о нем, потому что ее ожидал сюрприз: на застеленной кровати стояли несколько больших, обтянутых ярко-синим бархатом, коробок с золотыми вензелями на крышках. Совершенно ошарашенная, Лили открыла первую коробку, попавшуюся ей под руку. Та доверху была забита нижним бельем – шелковые чулки, панталоны, сорочка, нежно-розовый корсет с кружевной отделкой и, о господи, подушечка для турнюра.

Войдя в раж и все еще не в состоянии оценить, что конкретно произошло, Лили открыла самую большую коробку. Там лежало платье из бледно-серого, с жемчужным отливом шелка и нежных кружев. Никаких пуфов, жестких воротников, огромных драпировок… Свободный лиф с тончайшей вышивкой, ниспадающие рукава, треугольный вырез, должно быть открывающий ключицы, замысловатая юбка, напоминающая цветочный бутон – фасон говорил о том, что изготовил платье экстрамодный европейский модельер, давно игнорировавший устои недавно ушедшего века.

– Зачем же тогда нужна эта дурацкая подушка, если турнюра тут не предусмотрено? – была первая мысль, прорвавшаяся сквозь мглу восторженного удивления.

Тем временем руки просились к следующему волшебному ларцу. Там Лили обнаружила еще один, на сей раз вечерний, шедевр портновского искусства. Сочетание черного бархата и графитового шелка, богатая отделка лифа паетками и бисером, глубокое декольте, узкая юбка в пол с легким шлейфом, изысканные кружева, прикрывавшие плечи… Платье поразило Лили, насколько еще это было возможно. Двинувшись дальше, в коробке поменьше, Лили нашла серые замшевые туфли, закрывающие ногу до лодыжки, отделанные атласными пуговицами, на небольшом каблуке. Последними были обнаружены открытые черные бархатные туфельки на каблуке повыше.

Коробки закончились. Лили начала приходить в себя. Примерив черные туфли, которые оказались чуть-чуть велики, Лили подумала, что для таких восхитительных вещей несоответствие размеру – сущая ерунда. Платья сели хорошо, но явно не так как задумывалось, ведь Лили пренебрегла не только подушечкой и панталонами, но и корсетом. Это изобретение инквизиторов она ненавидела всю жизнь, хотя мать пыталась навязать ей свои выношенные «птичьи клетки»: до замужества Лили причисляла себя к низшим слоям общества, которые в корсетах не нуждались; в Джуно этой деталью дамского туалета даже проститутки не пользовались, а ей было и вовсе не до того. В Сан-Франциско к новомодному отсутствию корсета относились настороженно, но в основном терпеливо.

Сейчас Лили не думала ни о моде, ни о комфорте, она вполне уверенно думала о будущем. Созерцая великолепные наряды, она совершенно неожиданно разрешила утреннюю дилемму и выбрала себе роль. «Эксцентричная любовница богатого затворника – почему бы и нет? За этим можно спрятать робость, незнание этикета, странные привычки, да все, что угодно». И отсутствие белья подчеркнет богемное настроение, добавит ей смелости и раскованности.

В том, что Уорд предложит остаться – для этого и наряжал, Лили не сомневалась. «Было бы обидно оказаться в своей убогой комнатенке на задворках Стэниан в этих нарядах», – подумала она и усмехнулась.

– Чтобы этого не произошло, надо действовать.

Для начала Лили захотела опробовать выбранную роль: в новом платье, босиком, с еще влажными волосами, свернутыми в жгут, она впервые вышла из комнаты не через окно. «Я буду непринужденной, раскованной, улыбчивой», – сказала себе Лили, но смелости хватило только на то, чтобы высунуть голову за дверь и прислушаться.

Она увидела недлинный коридор, заканчивающийся с одной стороны окном. Собравшись с духом, Лили прошла по коридору и попала в просторный, но слегка запущенный холл. Лили уже было подумала повернуть назад, но тут появился китаец. Глубоко вздохнув, Лили улыбнулась ему. Надо было заводить разговор. С легким поклоном от пояса, таким, как делал он, Лили спросила:

– Это Вы принесли коробки в мою комнату? – и тут же, растерявшись, добавила:

– В комнату, в которой я сейчас… эээ, живу?

– Да, мисс, посыльный принести их для Вас.

Здорово, что бы еще сказать…

– А у вас есть расческа и шпильки? – выпалила Лили, увидев себя в огромное зеркало на противоположной стене.

Ли-Синг, так, кажется, его зовут, глубоко задумался.

– Я постараюсь искать.

– О, спасибо Вам, – проворковала нежным голоском Лили и подумала, что еще не хватало сложить руки под одну щеку на манер барышень с открыток. Мило, но вряд ли получится естественно: для таких ужимок нужна практика, а ее у Лили не было.

– Мистер Уорд сказал, что хочет поужинать со мной в шесть. Мне принесли два платье – дневное и вечернее. Я в замешательстве, какое из них надеть? – добавив «дружеского» напора, продолжила Лили.

Китаец усмехнулся:

– Пробуйте вечернее, мисс. Ужинать можно в день, но за ужином будет ночь.

«Однако, – подумала Лили, внимательно посмотрев на Ли-Синга. – Какой умный! И зла мне не желает, подал дельную мысль». С самым серьезным видом Лили на прощание отвесила китайцу глубокий поклон и отправилась к себе в комнату доработать наряд и придумать что-нибудь с прической, отложив исследование дома на потом.

Ли-Синг принес маленький гребешок, несколько заколок и пару шпилек. Лили закрепила волосы на затылке, создав довольно дельный беспорядок. В соответствие с выработанным планом, переодевшись в черное платье, из нижнего белья она надела только чулки и пояс.

Попрыгав немного перед зеркалом, на предмет устойчивости прически и поведения платья, Лили заметила, что грудь у нее больше, чем она думала, а худоба сильнее, чем думал Уорд. Отсутствие корсета сомнений не вызывало. На Ноб Хилл в таком виде прогуливаться было бы предосудительно, а вот отужинать с любовником – самое оно. Кстати, россыпь синяков по плечам и шишка на лбу Лили на улице снобов снискала бы не меньше презрительных взглядов. «Для такой прогулки пришлось бы позаимствовать мантию сестры Доротеи. Не меньше!» – подумала девушка. Но поскольку под рукой не оказалось ни мантии, ни пудры, ни накидки, было принято решение идти так, и Лили больше не думала об этом.

Проведя в приятных хлопотах время, она не заметила его бега и удивилась, зашедшему с приглашением на ужин Ли-Сингу. Перед выходом Лили похлопала себя по щекам, покусала губы, но румянец так и не появился. Стараясь унять дрожь в коленях и избавиться от вакуума в животе, она последовала за Ли-Сингом на второй этаж, как оказалось – в кабинет.

Уорд сидел за столом, просматривая бумаги. Слуга пропустил Лили вперед и закрыл за ней дверь. Она замерла и краем глаза осмотрела кабинет. Так она себе и представляла (хотя не могла припомнить – занимал ли этот вопрос ее раньше) кабинет в богатом доме. Множество книг в шкафах, подпирающих потолок, ковер, диван, журнальный столик, несколько кресел, массивный стол, которому вторили тяжелые портьеры на окнах. Лили заметила для себя, что исследование этой части пещеры надо будет произвести особо тщательно. Подняв на нее глаза, Уорд с минуту смотрел и на нее, и как бы сквозь. «На синяки опять пялится», – подумала Лили и смутилась еще сильнее. Уорд поднялся ей навстречу и спросил:

– Хотите чего-нибудь перед ужином?

– Простите, сэр?

– Аперитив? Может быть вино?

Вино Лили пробовала только в церкви на причастии, но по малости дозы вкус его ей не запомнился. Про аперитив вообще слышала впервые – что он должен открывать было не ясно. Но совсем отказываться не хотелось:

– Вино. Было бы чудесно, сэр.

Уорд жестом пригласил ее сесть на диван и подал бокал со светло-желтой жидкостью. «Вот это да», – удивилась Лили, уверенная, что вино, как и кровь, бывает только красным.

– Вы очень рисковали прошлой ночью, – с места в карьер начал Уорд, сев в кресло напротив.

Лили немедленно покраснела. Что тут скажешь – риск был, но игра стоила свеч: она все еще в поместье, в новом платье, пьет вино. Последнее кстати, оказалось очень ароматным, несладким напитком, с почти неуловимым уксусным привкусом.

– Чего вы хотели добиться, мисс Джерсдейл? – не отступал Уорд.

– Точно не скажу, сэр, но все чего я хотела – я получила, – произнесла Лили, и посмотрела прямо в холодные глаза Уорда.

«Забавно, – подумала Лили, – его светлые ресницы, как пробивающиеся солнечные лучи над холодной, серой водой залива в пасмурный день». Уорд попытался скрыть улыбку, но хмурое выражение лица растворилось как сон. Ему на смену явилось несколько злое, но задорное.

– Мисс Джерсдейл…

– Лилиан, если Вас не затруднит, сэр, – смело перебила Лили, вспомнив о своей роли, и откинулась на спинку.

– Лилиан, кто Вы такая? Откуда вы взялись?

– Пролезла через решетку вашего сада, сэр.

– Мисс… Лилиан, я прошу Вас! – он попытался возмутиться, но получилось плохо. – Я навел справки: Джерсдейлов в Сан-Франциско, прямо скажем, немного. Был один коммерсант Гарри Джерсдейл, но когда его дела стали совсем плохи, он убрался куда-то на север. Это Ваш отец?

– Это мой муж, точнее бывший муж. Я вдова, – прямо ответила Лили, решив, что образу эксцентричной любовницы вдовство не повредит.

– Муж? – ошарашено переспросил Уорд. – Но он…

– …годился мне в отцы, если не в деды. Да, у нас разница почти 40 лет. Когда мне исполнилось восемнадцать, мать настояла, чтобы я вышла замуж. Она была из Франции, отец – итальянский архитектор. Они прибыли в Америку с волной большой иммиграции уже женатыми. Они много работали, и мы жили неплохо, но отец умер, когда мне было десять, и мы с матерью бедствовали, даже голодали. Потом мать присоединилась к сестрам милосердия. Я жила с ней до 13 лет, потом устроилась на фабрику. Там рабочий день очень долог, а работа изнурительная, тяжелая. Спустя год поступила официанткой в дешевый ресторан, этакую харчевню. Знаете, такая жизнь: работа, работа, которой не видно конца. Я не любила Джерсдейла, но я очень устала, и мне надоело тянуть лямку изо дня в день. Он собирался открыть ресторан в Джуно. У него были небольшие сбережения, и мне он казался богачом.

Уорд не перебивал и Лили продолжила:

– К тому же, Джуно на Аляске. Мне захотелось увидеть этот «край чудес». Джерсдейл открыл дешевый кабак. Он женился на мне просто, чтобы иметь даровую служанку. Я заправляла всем и делала всю работу, начиная с обслуживания посетителей, кончая мытьем посуды. Пять лет изо дня в день. Кроме того, я целый день стряпала. Джерсдейл пил не просыхая, и, в конце концов, виски его убило. Я продала все и решила вернуться в Сан-Франциско. Мать умерла, когда я была в Джуно. Вырученных денег мне хватило почти на год приличного существования здесь. Поскольку я осталась сама по себе, я решила, что не обязана пахать с утра до ночи, пока у меня есть хоть какие-то деньги. Когда я пересекла границу вашей собственности, у меня остались только кое-какие активы «на черный день», но расстаться с ними значило признаваться себе, что этот самый день настал. Пришлось… Эээ, взять портмоне у тех, Вы были правы, сэр, пьяниц. Остальное Вам известно, – добавила Лили и печально улыбнулась, думая насколько ее прошлое несовместимо с этим платьем и этим бокалом.

Уорд поднялся. Казалось, он выслушал ее рассказ, равнодушно, но красные пятна на щеках и вернувшееся очень серьезное выражение лица свидетельствовали о том, что ему далеко не все равно. «Хотя, может быть, это вино», – подумала Лили.

– Пойдемте ужинать, – произнес он и распахнул перед нею дверь.

Они прошли в небольшую столовую там же на втором этаже, где уже был накрыт стол. Сервировка была весьма изысканная, горели свечи. «Молодец, – подумала Лили о Ли-Синге. – Все правильно сделал!» Ее наряд был тут весьма уместен.

Усевшись, Лили исподтишка следила за действиями Уорда, чтобы не ошибиться в манипуляциях со столовыми приборами. Ли-Синг поставил перед ними мясо и овощи в каком-то соусе. Ножик резал на ура, и Лили вполне удавалось имитировать легкость движений, порожденную привычкой.

Молчание тяготило Лили. В принципе, желание Уорда бегать голым по саду она уже оправдала для себя доводами сестры Доротеи, но отсутствие интереса к этому вопросу могло быть сочтено за равнодушие. А Лили была совсем не равнодушна: этот человек притягивал ее, и своим состоянием, и своей мужественностью.

– Вы упомянули, сэр, что я рисковала прошлой ночью. Насколько велика была степень риска?

Уорд рассмеялся:

– Неужели сестры милосердия воспитывают дипломатов? – и, посерьезнев, добавил:

– Я удовлетворю Ваше любопытство, но только при одном условии…

– Условии, сэр?

– Да, Вы прямо мне сообщите, что Вы обо всем этом думаете. Мне будет интересно узнать Ваше мнение, ведь ни один человек в мире, кроме Ли-Синга, ничего обо мне не знает.

– Я буду предельно честна с Вами, сэр.

Уорд бросил на Лили долгий взгляд, словно гадая, говорит ли она правду, и, наконец, отложив приборы и наполнив бокал, решился:

– В течение всей своей жизни я тщетно пытался разрешить проблему собственной личности. В моей телесной оболочке обитают как бы два человека, и с точки зрения времени их разделяет промежуток в несколько тысяч лет или около того. Я изучил проблему раздвоения личности более тщательно, чем любой из новомодных специалистов в этой области психологии. В литературе я не нашел случая, подобного своему. Даже в описаниях беллетристов, отличающихся буйным полетом фантазии, я не обнаружил ничего похожего. Я не похож ни на доктора Джекилла, ни на мистера Хайда, ни уж тем более, на молодого человека из киплинговской «Самой великой истории на свете». Обе личности во мне так слиты, что все время каждая из них знает о соседстве другой.

Лили не подала вида, что смутно представляет, о чем идет речь, но отметила для себя, что надо будет при случае ознакомиться с упомянутыми произведениями. Между тем Уорд продолжил:

– Одна моя личность – человек современного воспитания и образования, другая принадлежит дикарю, варвару, обитавшему в условиях первобытного существования тысячи лет назад. Почти не случалось так, чтобы одно мое «я» не знало, что делает другое. Кроме того, ко мне никогда не приходили ни видения прошлого, в котором существовало мое первобытное «я», ни даже воспоминания о нем. Эта первобытная личность жива сейчас, в настоящем времени, но, тем не менее, она всегда тянется к образу жизни, который приличествовал тому далекому прошлому.

В детстве я был сущим наказанием для матери, отца и докторов, пользовавших нашу семью, хотя никто даже не приблизился к разгадке моего странного поведения. Никто не мог понять, к примеру, откуда у меня чрезмерная сонливость в утренние часы и чрезмерный подъем вечером. Не раз видели, как я ночью бродил по коридорам, лазал по крышам на головокружительной высоте или бегал по холмам, и все решили, что парень, то есть я – лунатик. На самом же деле я вовсе не спал – какие-то первобытные импульсы толкали меня к этому.

Однажды я рассказал правду какому-то недалекому лекарю, но в ответ за откровенность тот презрительно высмеял меня и назвал все «выдумкой». Однако каждый раз, когда спускались сумерки и наступал вечер, сон словно бежал прочь от меня. Стены комнаты казались клеткой, раздражали, просто бесили меня. Я слышал в темноте тысячи каких-то голосов, разговаривающих со мной. Никто ничего не мог понять, а я не пытался объяснить. Меня считали лунатиком и принимали соответствующие меры предосторожности, но они в большинстве случаев оказывались тщетными. С возрастом я становился хитрее, так что чаще всего проводил ночи на открытом воздухе, наслаждаясь свободой. Потом, разумеется, спал до полудня. Поэтому утренние занятия исключались, и лишь днем нанятые учителя могли научить меня кое-чему. Так воспитывалась и развивалась моя современная личность.

Да, ребенком я был сущим наказанием, таким потом и остался. Я слыл за злого, бессмысленно жестокого чертенка. Домашние врачи в душе считали меня умственным уродом и дегенератом, приятели-мальчишки, которых насчитывались единицы, превозносили меня как «силу», но страшно боялись. Я лучше всех лазал по деревьям, быстрее всех плавал и бегал – словом, был самым отчаянным сорванцом, и никто не осмеливался задирать меня. Я моментально впадаю в ярость и в порыве гнева обладаю феноменальной силой. Теперь Вы понимаете, как Вы рисковали, Лилиан?

– Кажется, да, сэр, – смущенно ответила Лили. – Но прошу, продолжайте.

– Когда мне было девять лет от роду, я убежал в холмы и больше месяца, пока меня не нашли и не вернули домой, жил вольной жизнью, скитаясь по ночам. Каким чудом удалось мне не умереть с голоду и вообще выжить, никто не знал, а я и не думал рассказывать о диких кроликах, которых я убивал, о том, как ловил и пожирал выводки перепелов, делал набеги на курятники на фермах, о том, как соорудил и выстлал сухими листьями и травой берлогу, где наслаждался в тепле утренним сном.

В колледже я славился сонливостью и тупостью на утренних лекциях, но делал блестящие успехи на дневных. Занимаясь самостоятельно по пособиям и конспектам товарищей, я кое-как ухитрялся сдавать экзамены по тем ненавистным предметам, которые читались по утрам, зато в других предметах, читавшихся днем, успевал преотлично. Я был в колледже звездой футбола и грозой для противников, в легкой атлетике меня тоже привыкли видеть первым, хотя порой я обнаруживал приступы совершенно непонятной ярости. Что касается бокса, то товарищи попросту боялись встречаться со мной: последнюю схватку я ознаменовал тем, что впился зубами в плечо своему противнику.

Лилан улыбнулась, но перебить Уорда не посмела. Он начал ходить по комнате и продолжил рассказ.

– После окончания мной колледжа, отец был в отчаянии, не зная, что делать со своим отпрыском, и решил отправить меня на дальнее ранчо в Вайоминг. Три месяца спустя видавшие виды ковбои вынуждены были признаться, что не могут совладать со мной, и телеграфировали отцу, чтобы тот забрал назад своего дикаря. Когда отец приехал, ковбои в один голос заявили, что предпочитают скорее иметь дело с завывающими людоедами, заговаривающимися лунатиками, скачущими гориллами, громадными медведями и разъяренными тиграми, чем с этим выпускником колледжа, носившим аккуратный прямой пробор.

Единственное, что я помню из жизни своего первобытного «я» – это язык. В силу загадочных явлений атавизма в моем сознании сохранилось немало слов и фраз первобытного языка. В минуты блаженства, восторга или схватки я имею привычку издавать дикие звуки или разражаться первобытными напевами. Благодаря этим выкрикам и напевам я с точностью обнаруживал в себе ту пережившую свое время личность, которая давным-давно, тысячи поколений назад, должна была бы стать прахом.

Лилиан невозмутимо слушала, лишь немного втянув щеки, чтобы не рассмеяться, вспоминая ужасные «песни», должно быть ставшие последним звуком для того несчастного койота.

Однажды я намеренно спел несколько древних мелодий в присутствии известного лингвиста, профессора Верца, читавшего нам в колледже курс древнеанглийского языка и до самозабвения влюбленного в свой предмет. Прослушав первую песню, профессор навострил уши и пожелал узнать, что это – тарабарский жаргон или испорченный немецкий. После второй он пришел в крайнее возбуждение. Я закончил свое выступление мелодией, которая неудержимо срывалась с моих уст во время схватки или боя. Тогда профессор Верц объявил, что это не тарабарщина, а древнегерманский, вернее, прагерманский такой давней эпохи, о какой языковеды и понятия не имеют. Он даже представить не мог, в какую глухую древность уходил тот язык, и все же опытное ухо профессора улавливало в нем нечто такое, что отдаленно напоминало знакомые архаичные формы. Он пожелал узнать, откуда мне известны эти песни, и попросил одолжить ему на время ту бесценную книгу, где они приведены. Кроме того, он спросил, почему я делал вид, будто я круглый невежда по части германских языков. Я, разумеется, не смог ни объяснить, почему держался невеждой, ни дать профессору ту книгу. Тогда после длительных, в течение нескольких недель, уговоров и просьб профессор невзлюбил меня и стал называть шарлатаном и бессовестным эгоистом – подумать только, не позволил и краем глаза заглянуть в тот удивительный список на языке, который был древнее, чем самый древний из тех языков, что когда-либо обращали на себя внимание лингвистов.

Сообщение о том, что я наполовину современный американец, а наполовину древний тевтонец, отнюдь не способствовало моему хорошему настроению. Моя современная половина – современный американец был, однако, сильного характера, так что я принудил к согласию, вернее, компромиссу второго человека, что жил во мне. Днем и к вечеру я даю волю одной своей личности, ночью – другой, а утром и урывками в ночные часы отсыпаюсь за двоих. Утром я сплю в кровати, как всякий цивилизованный человек. Ночью я сплю, как дикое животное, среди деревьев, как и в тот момент, когда Вы, Лилиан, наступили на меня.

Лили пришлось потянуться за бокалом, чтобы скрыть смущение, а Уорд все продолжал. Казалось, ему хотелось выговориться за многие годы молчания.

Я убедил отца ссудить мне значительный капитал и начал заниматься коммерцией, надо признаться, энергично и успешно; я целиком отдавался делам днем, а мой компаньон работает по утрам. Покончив с делами, я бываю на людях, но как только время приближалось к девяти или десяти, меня охватывает непреодолимое беспокойство, и я поспешно покидаю общество до следующего дня. Заметьте, Лилиан, я назначил ранний ужин – не хочу превратиться в дикаря прямо в столовой.

Друзья и знакомые предполагают, что я увлечен спортом. По сути, они не ошибаются в своем предположении, хотя ни один не догадывается, каким именно видом спорта: ночью в холмах Мельничной Долины я гоняюсь за койотами.

Лили покраснела, дав себе слово, что никогда не проболтается Уорду о своем шпионаже.

– Кстати, забавно – один капитан каботажного судна, рассказал мне, что не раз холодным зимним утром в проходе Рэкун во время прилива или в быстром течении между островами Козерога и Ангела он видел в нескольких милях от берега плывущего по волнам человека. Естественно, я ему не поверил.

На своей вилле, здесь, в Мельничной Долине я живу в полном уединении, если не считать Ли-Синга, он и повар, и доверенный. Он достаточно знает о моих странностях, но я ему хорошо плачу за то, чтобы он держал язык за зубами, и он научился молчать.

Уорд закончил, и на несколько минут в столовой повисла тишина. Лили отпила немного вина, готовясь дать ответ в соответствии с заключенным перед исповедью уговором. «Тут легко не отделаешься. Нельзя сказать, что у всех бывают свои странности, а особенно у богатых», – прикидывала Лили. Надо ему как-то намекнуть, что это ее вовсе не страшит, и покидать дом из-за такого пустяка, как вторая первобытная личность, она не намерена. Хорошо бы выдать что-нибудь умное, но откуда же это умное взять.

– Сэр… – начала Лили.

Уорд поднял на нее глаза, и это в некоторой степени осложнило ситуацию. Собравшись с духом Лили продолжила:

– Вы мне нравитесь, ну то есть обе ваших личности. Это так захватывающе и, пожалуй, это лучшее, что случалось со мной со времени, когда был жив мой отец. – Черт! Про отца можно было и не упоминать, а то подумает еще, что для меня он папочка, на которого я хочу взвалить заботу о себе любимой.

Но сказанное, видно, произвело на мистера Уорда «правильное» впечатление:

– Лилиан, Вы хотите остаться здесь, в этом доме? – после небольшой паузы спросил он.

– А Вы, хотите, чтобы я осталась? – сделав ударение на столь желанном для нее хотении хозяина дома, тихим голосом задала встречный вопрос Лили.

– Да – хочу. Без обязательств, без обязанностей, без условий. Как вам такой вариант?

«Что, интересно, он имеет в виду: я не обязана выходить в сад каждую ночь? Или не могу рассчитывать на большее, чем положение любовницы ни сейчас, ни в будущем? Так мне пока хватит и этого», – подумала Лили. Его мужественность, фигура атлета, жесткое лицо, манера говорить прямо, сдерживаемое звериное начало – все это влекло ее, она таяла: «Господи, жить с таким человеком – это головокружительное приключение. Как мне повезло, как мне повезло!»

– Я рада, сэр, что все так сложилось. Я хочу остаться… И я не боюсь, – мягко добавила Лили, приправляя эмоциями обычное человеческое, но все-таки неприлично практичное, желание жить с комфортом.

– Я рад, Лилиан, что все так сложилось, – передразнил ее Уорд и поцеловал ей руку.

– Аминь! – Присовокупил внутренний голос Лили и спел обычную аллилуйю.

Глава 6

В сад Лили не пошла. После изысканного светского ужина у нее родилась увлекательная идея. Она была слишком смелая для прежней Лили, но, недавно родившаяся, «эксцентричная особа» решила, ни в чем себе не отказывать. Любая, даже самая абсурдная мысль имела право на жизнь в этом лучшем из миров – магическом мире пересечения двух эпох.

Вечером Уорд недолго баловал Лили своим вниманием. Вскоре после судьбоносного разговора он откланялся, пожелав ей спокойной ночи, и, видимо, удалился в ночь гонимый своими дикими инстинктами. Что ж, его рассказ дал Лили пищу для размышления и ответы на вопросы, которые она, в погоне за проживанием в комнате со всеми удобствами, даже не удосужилась себе задать.

Удовлетворение человека, преуспевшего в безнадежном, казалось, деле, распирало Лили. Улыбнувшись своему отражению в зеркале Лили подумала: «Да, легкомыслия мне не занимать!» А ведь всего пару дней назад она была несчастным, загнанным жизнью, ничем не примечательным существом. «Видимо, голод освежает мысли, – статью про лечебное голоданье Лили как-то прочитала в газете. – Надо периодически устраивать голодовки. А то привыкнешь к сытости и будешь цепко держаться за нее, приносить жертвы, изматывать себя дурацкими мыслями. И пропустишь в угоду «сытой обыденности» шанс стать счастливой по-настоящему. Надо не забывать, что ничего моего тут нет, следовательно, и терять мне нечего!» Думая так, Лили выбрала себе кредо: «будет день – будет пища», и рассмеялась: «Мама бы умерла второй раз от моего решения жить одним днем. Но она была счастливой, любимой женщиной, а я никогда не знала этого… Отныне я тоже счастлива и ничего не боюсь!»

Кстати, о женском. Если она здесь останется, было бы неплохо в будущем приобрести широко рекламируемое изобретение мистера Жиллетта, а пока обзавестись, хотя бы, опасной бритвой. Если дикарю в саду на ее оволосение плевать, то мистера Уорда не хотелось бы отпугивать нецивилизованной растительностью. Лили разумно предположила, что столь интимный вопрос с хозяином дома обсуждать не стоит, а вот пристать к Ли-Сингу можно. Не боясь наткнуться на Уорда в доме ночью, Лили двинулась на поиски слуги. Ее витиеватую просьбу Ли-Синг выслушал с непроницаемым лицом, и вскоре с поклоном вынес ей откуда-то из глубин своих владений («Ого!») безопасную бритву. Решившись, Лили так же расширила контингент моющих средств, обзаведясь новым мылом, щеткой, зубным порошком и даже каким-то бальзамом, который пах лавандой и предназначался «для ванны». «Разберемся с этими изысками на месте», – подумала Лили и направилась в ванную готовиться к выполнению утреннего плана.

Совершив целую кучу затейливых процедур по улучшению внешнего вида, Лили собралась спать только к четырем, но возбужденное предвкушение не дало ей толком отдохнуть: она, то и дело, подскакивала и кидалась к окну взглянуть на небо. Главное тут было не проспать, но и слишком рано вставать не требовалось. Начало было назначено часов на девять-десять.

Лили не проспала. Ей даже хватило времени повертеться перед зеркалом. Увиденное ее удовлетворило: еда и сон стерли тени с лица, пропал землистый оттенок кожи, в глазах появился блеск. Теперь оставалось только одеться, а точнее раздеться соответствующе. Лили остановилась на кимоно, которое так и осталось у нее. Получилось удобно и красиво: кимоно, туго стянутое на талии, струилось вдоль тела и снималось как по волшебству одним легким движением руки; волосы, закрепленные без единой булавки, распадались в локоны, стоило тряхнуть головой. В общем, Лили была готова к повторному испытанию своей власти.

Спальня хозяина поместья находилась во втором этаже. Лили выяснила это накануне вечером (вопрос не тронул ни единого мускула на лице хладнокровного китайца – он даже подробно описал, как туда пройти из ее комнаты). Но все же, не желая привлечь внимание слуги, Лили тенью пробежалась по лестнице. Тяжелая дверь легко и беззвучно открылась. Коморка Лили была светлой больничной палатой, отдавала стерильностью и блеклой простотой. Здесь же раскинулось пространство достойное музея. Огромная кровать со стойками под балдахин, окна с тяжелыми портьерами, через которые лишь слегка пробивался дневной свет, люстра, как в соборе или холле библиотеки – все это поразило Лили. Обстановка была величественная, но, из-за строгого классического стиля, помпезной не выглядела. Стену украшал пейзаж в массивной раме, между камином и кроватью можно было сыграть в теннис. Лили не дрогнула. Осмотревшись, она прикрыла дверь и на цыпочках подошла к кровати. Уорд спал. Лили похвалила себя за верный расчет.

Вскарабкавшись на высоченный матрас и стоя на четвереньках, Лили, потянулась к щеке Уорда.

– Сэр… Мистер Уооорд… – сладеньким голосом позвала она.

Реакция на «будильник» оказалась молниеносной: Лили была опрокинута на спину, как тряпичная кукла, на запястьях сомкнулись железные тиски, колено давило в живот так, что кишки заняли место легких. Он еще даже не проснулся.

– Что, что вы здесь делаете мисс… Лилиан? – произнес он хриплым ото сна голосом.

Отпустив ее запястья, Уорд сел, повернулся к ней спиной и спустил ноги с кровати. Потер лицо ладонями. Лили глотнула воздуха. Кимоно распахнулось, оставив одну ногу голой аж до пояса, но садясь на попу, Лили не стала исправлять эту «досадную» небрежность, а наоборот, повела плечом с целью оголить и его.

– Я, сэр… Я хотела проверить, будет ли мне так же хорошо в постели с джентльменом, как с дикарем в саду, – постаралась как можно медленнее произнести Лили, хотя заранее приготовленный текст рвался наружу как заученное стихотворение.

Уорд слегка усмехнулся, встал, и, не удостоив Лили даже взгляда, скрылся за одной из дверей. Лили недоуменно взглянула через плечо. «Надеюсь в ванную, пошел уединиться, – подумала Лили. – Ну не вышел же он из комнаты… Он же совсем голый, хотя ему не привыкать. Святая Лючия, неужели он меня сейчас выставит! Ну и положение!»

Но нет: дверь опять хлопнула, и Уорд еще из-за спины Лили задал издевательский вопрос:

– Ну и как же вы собирались это проверить, дорогая Лилиан? – происходящее явно веселило Уорда. Не скрывая улыбки, он вернулся на кровать и откинулся на подушки, совершенно не стесняясь своей наготы. При этом он взял Лили за руку и, с преувеличенным вниманием, стал рассматривать ее ладонь, как будто он что-то смыслит в хиромантии и собирается предсказывать будущее.

Лили некуда было деть глаза: смотреть в глаза Уорду не хотелось, смотреть в сторону было глупо, а в другое место… Ох, нет, лучше в глаза.

– О, никакого конкретного плана у меня не было, но можно было бы начать с поцелуя. Я никогда не…

– Не целовались? – с удивленной усмешкой произнес он, оторвав взгляд от руки. – Вы же были замужем!

– Видите ли, сэр, мистер Джерсдейл был не охотник до нежностей. Мы оба понимали, что это несколько не идет нашему браку.

– То есть в своем плане «проверки» вы оставили пробелы, полагаясь на мою инициативу?

– Ну, не совсем так…

Лили не успела договорить. Уорд одним резким движением посадил Лили себе на торс (хорошо кимоно обеспечило хоть какую-то прослойку между телами), запустил пятерню в ее волосы на затылке и прижал к ее губам свои шершавые, жадные губы. Поцелуй поначалу был жесткий, властный, ищущий, но, не прекращаясь, перетек в медленную ласку. Лили пробил разряд по позвоночнику, заставляя чуть выгнуться, вырвал у нее грудной стон, дал волю рукам. «Наверное, со стороны покажется, что мы поедаем друг друга», – подумала Лили, оторвав губы с тем, чтобы ощутить горячее дыханье ипокалывание щетины на шее.

Уорд запутался в завязках кимоно.

– Помоги мне, – не своим голосом приказал он.

Лили дрожащими руками схватилась за пояс, и только успела развязать его, как шелковая броня была сорвана с нее. Уорд резким движением передвинул Лили, вцепившись в ягодицы. Она почти задохнулась, уперлась в его грудь руками, стараясь сдержать мощь возвратно поступательных движений, задаваемых его руками ее чреслам. Голова откинулась, между лопаток проступил холодящий пот. Лили поддалась ритму движения. Ей стало казаться, что чем быстрее она двигается, тем ближе она к заданной цели. Уорд отпустил одну руку и намотал на нее волосы за спиной у Лили, заставляя ее выгнуться сильнее. В низу живота по дуге пробежал острый спазм и разлился по всему телу легкой судорогой. Лили потеряла ощущение пространства и, оказавшись на спине, не услышала, а скорее почувствовала плачущий стон Уорда. Несколько финальных движений, и он, тяжело дыша, уже лежал рядом с ней.

«Жарко», – подумала Лили, улыбнулась и, свернувшись на правом боку, провалилась в сон. Спала она крепко, а проснулась оттого, что из нее что-то вытекло. Подхватившись и выпутавшись из одеяла, она поняла, что зря так испугалась – ничего чужеродного Уорд в своей постели не обнаружит. Она вернула ему все то, что он ей дал. «Ну, может не все, – зевнув и потянувшись, подумала Лили. – Но надеюсь, что все».

Глава 7

К подаркам Лили начинала привыкать. В ее арсенале теперь присутствовал целый набор всяких женских штучек: щетка для волос, зеркало, несколько черепаховых гребней разного размера, россыпь заколок, видимых и невидимых, пудра, помада, крем и даже духи. Последние, впрочем, Лили игнорировала. Запах лаванды ей никогда не нравился. Вот если бы попасть в китайский квартал, в лавку, где видимо-невидимо всякой всячины, и выбрать какой-нибудь загадочный пузырек с экзотическим маслом.

Уорд был внимателен и щедр, что бесконечно радовало Лили. По дороге в контору, он думал о ней. Об этом свидетельствовали платья, уже не влезавшие в ущербный шкафчик, явно не рассчитанный на то, что даже если горничная – его хозяйка, станет фавориткой хозяина, страсть или даже любовь господина будет выражаться в шелке, бархате, муслине и кашемире. Так что створки шкафа не закрывались, и он превратился в пеструю кучу.

В мыслях Лили стала называть поместье своим домом и поняла, что нежного внимания хозяина ей было мало. Для полного счастья ей хотелось стать неотъемлемой частью мироустройства Мельничной долины: пусть не полноправной хозяйкой сердца и дома Уорда, но хотя бы серым кардиналом.

Задумавшись, как организовано хозяйство огромного поместья, Лили занялась Ли-Сингом. Он управлял пустующими хоромами с величием демиурга. Пуская в дом только двух человек для уборки, принимая курьеров – своих соплеменников, он не удостаивал их разговором, указания выдавал повышенным тоном, окриком, при этом делая лицо строгое и даже злое. Это должно было дать понять им, бесправным рабам, что он здесь самый главный, и никто не может в этом сомневаться.

Комнату Лили и апартаменты Уорда Ли-Синг убирал сам, но для дополнительных работников присутствие Лили в поместье не осталось тайной. Решив как-то польстить Ли-Сингу, Лили, обратившись к нему с вопросом, отвесила поклон с самым серьезным видом в тот момент, когда он рассчитывал наемников. Уловка удалась: Ли-Синг стал ежедневно интересоваться «чего мисс желает», разумеется, в сдержанной и почтительной форме.

С приручением Уорда дела обстояли не хуже, чем с его вассалом. Как-то Уорд застал ее в кабинете. Сидя на полу, на узорчатом ковре Лили разглядывала альбом с фотографиями. Она нашла его на столе и не удержалась. Покраснев как гнев божий, она уже открыла рот для того, чтобы принести самые искренние извинения и укатиться рассыпавшимися бусами вон из кабинета, но Уорд опередил ее. Он сел рядом и разбирая карточки, объяснял, что за напыщенные лица смотрят на нее. О, это было равно блаженству, когда он убрал прядь ей за ухо. Такой нежный собственнический жест отозвался трепетом в сердце. С тех пор, Лили, не опасаясь, сидела в кабинете Уорда. Зачастую хозяин работал за столом, а она, или на полу, или на диване что-то читала и рассматривала.

Эта идиллическая картина иногда веселила Лили, а иногда пугала. Именно в такие моменты мысли о будущем лезли в голову, а она суеверно боялась их. Не допуская возможности появления соперницы (кто же из рафинированных барышень захочет связать свою судьбу с сумасшедшим, кого еще может попросить Уорд понять его, кого приблизит к себе – да никого), Лили, вопреки зароку, начинала бояться завтрашнего дня и любых новшеств. Получив очередное платье, или приглашение Уорда прогуляться днем по саду, Лили думала: «Только бы не последний раз…». В общем, сходила с ума, желала и ненавидела одновременно.

Два важных изменения постигли Лили в один день:

– Вы забыли в кабинете роман с закладкой.

– Да, спасибо, сэр.

– Это роман на французском. Вы знаете французский?

– Я упоминала, сэр, что моя мать из Франции. И я там родилась.

– А итальянский вы тоже знаете?

– Посредственно, сэр. По говору я могу сойти за свою, но в письме сделаю массу ошибок.

– Еще какой-нибудь язык?

– Латынь в молитвах и песнопениях. Я упоминала, сэр…

– …что провели несколько лет при сестрах.

– Так мило, что Вы запомнили, сэр.

– Лили… – Уорд подошел к ней вплотную и слегка приподнял подбородок, чтобы она, глядя ему в глаза, поняла, что он собирается затронуть серьезную тему.

– Лили, мы любовники, а это «сэр» звучит так официально. Вы не находите это неуместным?

Лили находила, но это ее веселило: соблюдать правила светского общения в сложившихся обстоятельствах было сродни комедии. Но так теперь проходила их жизнь: абсолютно непристойные АМ, сменялись чуть ли не чопорными РМ. Познав тела друг друга, они не посягали на мысли и даже не пытались притронуться к чувствам. Это уязвляло Лили, но делать было нечего. Приходилось искать отдушины в мелочах: например, свое сокращенное имя из уст Уорда, Лили воспринимала как музыку. Всего только малость, но она готова была взорваться от счастья.

– Вы можете называть меня по-другому? Как Вы называете меня в мыслях? Вы же думаете обо мне?

Лили поперхнулась: «Святая Лючия, то есть, конечно, не так… чучело, мой дикарь. Нет, это не подходит!»

– Можете называть меня по имени.

– Я не уверена… Кроме того, это такая забавная игра, сэр.

– Для вас это игра? Ладно, оставим этот вопрос на потом, но обращения «сэр», я больше слышать не хочу.

– Это забавная игра, Уорд, – бросила вызов Лили.

– Сильная заявка. По фамилии – это так современно. Как будто мы богемные снобы или соратники по партии. Это слишком смело для Вас. Вам не идет такая жестокость.

Он попал в самую точку. Именно так Лили и представляла себе общение двух светских любовников, лишь изредка, в моменты нежности, произносящих имена друг друга. Он провел большим пальцем по ее губам:

– Я хотел бы слышать из этих уст что-то более мягкое, – и поцеловал ее.

– Дайте мне время подумать, я обещаю подобрать что-нибудь.

– Ладно, а пока Вы думаете, я установлю правило: в моей комнате Вы, Лили, будете называть меня просто Джеймсом. Я надеюсь, что вы привыкните быстро.

– Придется тренироваться, сэр.

– О, мы участим тренировки, не сомневайтесь, – он улыбнулся. – Лили, кстати… Я бы хотел, чтобы Вы сменили комнату. Что Вы думаете по поводу переезда?

Лили побледнела. Пустующих комнат, поражающих своими размерами и роскошью обстановки, во втором этаже было не мало. Но переезд – это нарушение заведенного порядка, за который Лили слишком цеплялась и ругала себя за это. Отказываться не хотелось, но переезжать было страшновато. Лили отсрочила переезд несколькими невпопад придуманными аргументами, но Уорд настоял на осмотре второго этажа с целью подбора комнаты и вариантов изменения в ней.

Занятая тревожными мыслями, Лили вернулась в свою келью. В принципе, ничего плохого в переезде не было. В доме никто не бывал, кроме его хозяина, и переезд в верхние комнаты никак не скомпрометирует ее. Но следует ли так сокращать расстояние между ними? Они – люди из разных миров, соединенные лишь стечением обстоятельств. Чего хотел Уорд, Лили не задумывалась. Он хорошо к ней относился, но о любви она мысли не допускала. «Я как удобное, может быть даже дорогое, кресло или кровать, – думала она. – В обществе не похвастаешься, но жизнь становиться благодаря мне комфортной и приятной. Полезная вещь, не более того». Жизнь не научила ее обольщаться и рассчитывать на большее. Лили знала, что каждый должен помнить свое место и заниматься своим делом.

Кстати, о деле: сегодня Лили решила погладить по шерстке дикаря. Днем прошел дождь, но вечер стоял теплый и светлый. Ожидая вскорости обычных женских неприятностей – организм уже подавал соответствующие знаки, и ее это радовало, – Лили думала намекнуть об этом Уорду как-нибудь издалека, заранее отработав все «прогулы». Откуда дети берутся, Лили знала лет с десяти, и Уорд тоже знал – она в этом не сомневалась. Не интересовался же, по ее мнению, этим вопросом только из равнодушия или, не желая усложнять себе жизнь чужими проблемами. Лили помнила о том, что женщина не должна быть обузой для мужчины, что легкость бытия продлевает отношения. Не заставляя Уорда просить, она честно и регулярно выполняла свои обязанности, которые, к тому же, ей самой приносили удовольствие. Лили чувствовала себя вполне счастливой, но не до конца: «Как же хорошо быть мебелью: тебя купили, тобой пользуются, тебя выкинут – ты об этом не думаешь. Плохо быть содержанкой. Постоянно думаешь о призрачном будущем, боишься нового дня!»

«К черту, простигосподи, – подумала Лили, злясь на себя в очередной раз уже на рассвете. Вся ночь прошла в тревожных мыслях, не дававших сосредоточиться на книге. – Пора идти в сад». Новенькая шаль оказалась кстати: скорый рассвет принес с собой прохладу. Дикаря Лили нашла довольно быстро. Он привычно сжал Лили в железных тисках крепких рук, но тут, видимо услышав какой-то звук, откинул ее и пропал. Стон разочарования и несколько проклятий сорвалось с губ Лили, после чего она, страшно обидевшись и на Святую Лючию в том числе, присела, замотавшись в шаль, под дерево. Настроение было из рук вон. Заболел живот, хотелось плакать и жалеть себя. «Что я здесь делаю? Что вообще происходит?» – сетовала Лили. Свернувшись клубком на влажной, уже от росы, земле, Лили таки дала волю слезам и с очередным рыданием уснула.

Проснулась она от странного ощущения, что куда-то делась земля. Лили забарахталась, испугавшись. Но нет, это был не сон. Уорд, с пробором, одетый в халат поверх рубашки, нес ее на руках. Солнце вступило в свои права, и, по всей видимости, провело на небе уже не один час. Лили дрожала, как будто она провела ночь в подземелье. Помимо этого, изменившее положение тело выплеснуло наружу счастливое свидетельство пустоты чрева. Лили пришла в ужас!

– Вам не стоит спать в саду, Лили, – между тем заметил Уорд. – Погода отличная, но спать на земле… Вы можете простудиться.

«Вот так иметь дело с неандертальцами, – ехидно заметила мегера внутри Лили. – Сперва они тебя бросают, как мусор, а потом читают нотации, претворяясь этакими заботушками».

– Вы забыли обо мне, сэр? – тоном жертвы и прокурора в одном лице произнесла Лили.

– Мне очень стыдно, милая Лили. Но может быть джентльмен сможет искупить вину дикаря и получить то, что он потерял?

Они уже были возле дома, и Лили могла только наедятся, что кровавое пятно не растеклось по рубашке на свисающей попе.

– Боюсь, что нет, сэр. То, что я могла позволить себе с дикарем сегодня, я не могу позволить себе с джентльменом.

Уорд словно окаменел. На лице от шутливого выражения не осталось и следа. Лили поздравила себя с тем, что ей удалось достать его, но она тут же струсила.

Оказавшись в комнате на кровати, куда ее довольно быстро и без слов доставил Уорд, ей буквально секунды без его рук хватило, чтобы осознать, что в руки эти плевать нельзя, и она остановила его на пороге почти умоляющим объяснением:

– Прошу вас, сэр…

Он обернулся.

– У меня неприятности, ну то есть… – слова застряли в горле, и Лили сглотнула. С кем вообще девушка может поднять эту интимную тему? Может быть с подружками? Но их у Лили отродясь не было, поэтому, один раз выслушав инструкции матери, Лили никогда больше свои месячные ни с кем не обсуждала.

– Я бы не хотела испачкать Вас, – придумала она на ходу довольно сомнительное объяснение своему дурному настроению.

Уорд вернулся и сел на кровать. Что-то было такое в его лице, чего до этого она никогда не видела. Может быть разочарование, тоска. «Черт, не стоило его в это посвящать! Слишком странные, мало имеющие общего с реальной жизнью у нас отношения. А тут – месячные. Кроме того у дивана или кровати не бывает плохого настроения или женских неприятностей».

Образ милого и полезного украшения дома, трещал по швам, но видимо только в голове Лили. Уорд удивил ее, взяв ее руку и поцеловав в ладонь:

– Лили, Вам многого, наверное, не хватает в этом необжитом доме. Вы не хотите съездить в город? Может быть, там остались ваши вещи? – видимо эта идея ранее в голову Уорду никогда не приходила.

– У меня нет денег, мне всего хватает, и нет – не хочу, – отрезала фурия где-то на задниках сознания. Но предложение было дельным: не хватало действительно многого. Кроме того, Лили уже не раз представляла, как купит несколько журналов, не заботясь о том, что это безрассудная трата денег.

– Мне всего хватает, сэр, и у меня не осталось в городе ничего ценного. Но, может быть, съездить действительно стоит: я бы навестила сестер, – на ходу придумала себе Лили благочестивое занятие, стараясь не ставить целью путешествия хождение по магазинам и, как неминуемое следствие, трату его денег.

– Вы быстро соберетесь? Поедем вместе, – предложил Уорд, но тут же спохватился, обуреваемый сомнением.

– Нет-нет, сэр, я не хочу Вас задерживать, я поеду после обеда.

Сомнение с лица Уорда унеслось прочь. И это еще раз подтвердило, что он пожалел о своем необдуманном предложении. «Да, куда ж тебе, с содержанкой появляться среди паромной аристократии», – прошипела гарпия, спустив пару капель горечи в слезные железы. Лили часто заморгала.

– Отлично… и Лили, мне кажется, мы договаривались на счет «сэр»?

Видимо, кресло в доме мистера Уорда могло поскрипывать, а кровать опираться на стопку книг вместо ножки, не вызывая при этом желания ее сменить. Но сегодня Лили это не утешило. Приказав эриниям замолчать, девушка без охоты начала собираться в путешествие.

Деньги, оказавшиеся в комнате Лили, пока она была в ванной, надолго задержали ее в городе. Несмотря на потрясающее дневное платье, холодного голубого цвета, одетого правда без корсета, простую, летнюю шляпку и митенки, Лили так и не решилась зайти в какой-нибудь салон европейского художника-модельера. Успокоив себя тем, что туалетов у нее и так предостаточно, что у Уорда отличный вкус, и ему доставляет удовольствие слушать ее благодарности, Лили нашла в себе силы зайти в шикарный, но все же небольшой магазин шляп.

Продавщицы, наметанным глазом оценили туалет Лили и ее современное нежелание носить доспехи. Обступив со всех сторон, они не отпустили ее из своего стрекочущего на все лады плена, пока выбор не был сделан и три шляпы не были куплены. Лили с трудом удалось припомнить в суматохе цвет своих платьев, а от цен на шляпки вообще захватывало дух, но денег было столько, что хватило бы скупить весь магазин. Разъяснив, куда покупки доставить – «Да-да, желательно немедленно», – Лили вышла из магазина и пошла в ближайшее пафосное кафе. «Так меня хотя бы за проститутку не примут», – подумала Лили. Проходя мимо магазина с витринами, завешенными синим бархатом с золотыми вензелями, сердце Лили дрогнуло. Магазин выглядел так, что даже в этом платье, доставленном прямо из него, зайти туда просто не представлялось ей возможным.

Деньги, а точнее их количество, раскрасили этот день в яркие краски бездумных трат. К слову, «мелочь» пьяньчуг, Лили потратила в первую очередь, оплатив паром, прикупив пару журналов, несколько нужных в хозяйстве мелочей и модную книгу для современных женщин. Она погуляла по парку, посидела еще в одном кафе, так как в первом к ней отнеслись со вниманием и учтивостью (наверняка наигранной), и это ее приободрило. Время пролетело незаметно, и на паром Лили попала, когда опустились сумерки, ноги отваливались, а руки онемели от пакетов.

Парк встретил Лили, уже традиционно, кромешным мраком. «Надеюсь, Ли-Синг еще не выпустил собак, – подумала Лили и пожалела, что так мало уделяла им внимания. – Надо будет завтра покормить их. Пусть привыкнут ко мне». Между ветвей проступало холодное вечернее небо. Луны видно не было. В доме, в который она еще ни разу не заходила с парадного входа, светились только два окна – в кабинете. Владения Ли-Синга отсюда не просматривались.

Дверь была открыта. Лили вошла и замерла, привыкая к темноте: не хотелось споткнуться, совершить кульбит и умереть молодой под градом журналов и свертков. Не успела Лили сделать и шагу, как подпрыгнула чуть ли ни до потолка от неожиданно прозвучавшего голоса Уорда:

– Я уже и не ждал Вас.

Лили не видела его лица, но как собака, чующая адреналин, сразу распознала злость, тщательно скрываемую, но не сокрытую. Раздражение мгновенно вызвало раздражение:

– Вы напугали меня, сэр, – довольно резко сообщила Лили, разглядев хозяина поместья, надвигающегося на нее из глубины холла.

– Как поживают сестры? – проигнорировав комментарий Лили, Уорд продолжил наступление.

То, что будет скандал, она уже не сомневалась:

– Я не навестила сестер, сэр. Увлеклась прогулкой после длительного… – «заточения», чуть не ляпнула Лили, но осеклась.

– Затеяли охоту за портмоне или может за их владельцами? В таком платье можно выбрать цели пожирнее, не так ли?

В глазах мгновенно защипало. Лили задохнулась от ярости: чертов черт! Эриннии, задремавшие было от переизбытка покупок, взвились огнедышащими драконами. Уорд протянул руку, но Лили увернулась! Нет, сейчас она не готова к достойному отпору. Она слишком зла!

– Я переоденусь к ужину, – бросила Лили и почти бегом понеслась в комнату.

С силой захлопнув дверь, Лили кинула свертки на пол.

Что он себе позволяет?! Хочет указать ей место? Она его и так прекрасно знает. Ей от него ничего не надо, пусть катиться к черту, и все его подарки ей тоже не нужны! Уйти и никогда не возвращаться. А еще лучше умереть прямо сейчас! Сладкая месть! Пусть знает, что потерял! Лили плюхнулась на кровать, и в ладони потекли сопли-слезы.

Встать, найти коричневое платье – хорошо его не выбросила, вылезти через окно и покинуть мир, в котором повелевает это грубое чудовище. В конце концов, всегда есть варианты – да хоть в шлюхи, зато никто не будет попрекать и отчитывать. Никогда этого не слышала, и слышать не хотела. Но в хаосе злобных мыслей проскочил один беспомощный вопрос: как быть без него? Его прикосновения, улыбка, поцелуи, короткие взгляды…

«Святая Лючия, ну и дура», – проговорила Лили, просматривая как в каталоге события последнего месяца. Все только для него, из-за него, благодаря ему, о нем. Привязалась, любит, хочет, мечтает. Оставить вещи – не проблема, что делать без сердца? Дура, дура, дура, дура, почему нельзя просто как кошка: есть пока дают, перестали кормить – ушла. А что делать сейчас – пресмыкаться, выпрашивать, стоять на задних лапках…

Лили понимала, что обманчивое ощущение всеобъемлющего горя – это неизменное сопровождение женских дел, что Уорд, скорее всего, просто разозлился, не найдя любимый диван на своем месте, но чувствовала себя глубоко несчастной, потерянной и еще очень злой. Мысль о любви к этому чертову Уорду подбодрила ее. Она давала ей право. Какое именно, Лили сформулировать не могла, но отстоять его она желала.

Сменив платье на черное, то, самое первое с кружевами на плечах, она умылась, припудрила красный нос, посмотрелась при ярком свете в зеркало и решила, что готова ругаться с Уордом дальше. «Не так уж я ему мешаю жить, чтобы остаться на улице в коричневом платье!»

За стол сели в полной тишине. Уорд даже не взглянул на нее. Ли-Синг двигался как никогда бесшумно, словно он – астральное тело. Уорд расправлял салфетку резкими движениями бога раздражения. Лили отпила вина с видом светлой печали, набрала побольше воздуха и наигранно-кукольным голосом произнесла:

– Помолимся, сэр!

Вилка с куском ростбифа застыла возле открытого рта Уорда. Лили сидела с улыбочкой идиотки, не отводя глаз от лица Уорда. Ей определенно доставляло удовольствие его удивление, и униматься она не собиралась:

– Шлюхи и воровки зачастую весьма набожны, сэр.

Вилка опустилась на тарелку. Уорд очень медленно потянулся за бокалом. Образовавшуюся паузу Лили заполнила еще одним откровением:

– У нас с едой и богом особые отношения.

Складывалось впечатление, что мистер Уорд совсем раздумал ужинать. Он уперся взглядом в Лили, подробно рассматривая ее лицо, волосы, плечи, шею и ключицы. Закончилось это весьма неожиданно:

– Аминь, – сказал Уорд, встал и отошел к окну.

Лили в смятении подхватилась и метнулась к нему. Ей хотелось закончить разговор, объяснить, как он был неправ, хотелось рассказать о своей любви, хотелось, чтобы он умолял ее о прощении, а она его отвергла.

– Я наговорил ерунды. Вы должны простить меня, – резко сказал Уорд.

Лили сглотнула и опустила глаза: слезы – всегда непрошеные гости. Попытка сдержать их почти удалась, но тут Уорд, притянув ее за руку, плотно-плотно прижал к себе, демонстрируя, таким образом, силу своего раскаяния.

– Вы не сердитесь на меня Лили? Вы не должны этого делать. Я так… – Лили закрыла ему рот ладонью и поцеловала. Уорд застонал и дал волю рукам. Лили поняла, что остановить его будет не так просто: он совершенно не считался с наличием платья, и тонкая ткань уже трещала по швам.

– Сэр, пожалуйста, вы порвете.

– Купишь новое, – не отрываясь от ее шеи, прорычал Уорд.

– Это мое любимое… К тому же, сэр, утренняя неприятность никуда не делась.

Конечно, Лили хотелось подкоптить Уорда на очаге вечной боли за нанесенную обиду, но она взяла себя в руки. В конце концов, она его любит. И об этом важно не забывать.

– Может быть позже, сегодня прекрасная погода, – наконец-то оторвавшись от него и возвращаясь к столу, поддразнила Лили.

В ту ночь дикарь получил все то, что не досталось джентльмену.

Глава 8

С того дня, как Лили побывала в городе, в Мельничной долине все шло по-прежнему и все переменилось. По вечерам Уорд возвращался домой такой усталый, как будто проводил дни не в конторе, а на разгрузке вагонов. Спать он стал на веранде. Ли-Синг вечером запирал его там и выпускал только утром. Двойная сетка не давала Уорду возможности сбежать в лес – Лили провела небольшое расследование, и угадать предназначение этого приспособления было несложно.

Почти не дыша (ночью у Уорда просыпалась чуткость ночного хищника), она наблюдала вечерами за Уордом в окно, зарешеченной теперь веранды. После того, как Ли-Синг запирал его, Джеймс Уорд принимался за физические упражнения, день ото дня, казалось, увеличивая их продолжительность, пока, выбившись из сил, не валился на диван, служащий ему кроватью. Сердце Лили разрывалось, но, не зная целей любимого, она боялась затрагивать эту тему.

Зачем так издеваться над собой, бороться с тем, что естественно для него и принято ею? Принято и идеально соответствует их жизненному укладу.

Лили, обдумав новые обстоятельства, пришла к выводу, что личность дикаря – тюрьма для джентльмена. Уорд с восхищением рассматривал вместе с ней альбомы с видами Старого Света, мечтал о путешествиях. Но дикарь не согласится провести в каюте, пусть и первого класса, целую неделю. И в этом плане Лили была на его стороне, ведь она отчетливо понимала, что предметы меблировки, к коим она себя относила, в путешествия с собой не берут.

Одним из важных изменений стало и то обстоятельство, что Лилиан теперь имела дело только с джентльменом – дикарь ночью в саду больше не появлялся. Именно джентльмену доставалась вся нежность, приходившаяся теперь только на светлое время суток и приобретшая несколько изматывающий характер. Правда, в моменты острого наслаждения джентльмен неизменно уступал место дикарю, но это рождало только новые вопросы у Лили. Засиживаясь за ужином, допоздна играя в бридж, Уорд старался быть веселым и расслабленным, но Лили чувствовала, что он ломает себя.

Впрочем, на некоторое время и эти изменения стали будничным явлением.

Разрешилось все, как всегда, самым странным и неожиданным образом.

В тот день Лили получила от Уорда, уехавшего в контору, целую коробку пирожных. Сидя в гамаке, который Ли-Синг повесил в саду по приказу Уорда, заметившего, что Лили предпочитает проводить время на свежем воздухе, Лили угощала любимую шотландскую борзую Уорда лакомыми кусочками и почитывала роман.

Собака, не отрываясь, смотрела на руку Лили, а на каждый взгляд – вскакивала и мельтешила хвостом. Выпросив же кусочек, на лету проглатывала желанное угощение.

– А меня угостишь? – Лили не ожидала такого раннего возвращения Уорда из города и была очень рада его появлению.

– Какое вам, сэр? – игриво спросила Лили, прижимаясь к усевшемуся рядом Уорду.

– Из твоих рук, милая Лилиан, любое из них будет слаще сахара, но не слаще твоих губ, – поддразнил ее Уорд и поцеловал.

Про пирожные было немедленно забыто. Коробка упала на землю, но заметила это только борзая. Не верившая своему счастью, она не решалась подойти, и наблюдала за целующимися с почтенного расстояния, полными нетерпения глазами. Заветная цель была достигнута, когда хозяин унес благодетельницу в дом. Даже оставшаяся в гамаке книга со следами сахарной пудры, была облизана самым тщательным образом.

Лили с Уордом почти все время до ужина провели в спальне. Вечер, как теперь это часто случалось, затянулся. Уорд, пребывал в прекрасном настроении, играл с собакой, развлекал Лили историями и сплетнями. Часы уже пробили полночь, когда они разошлись спать.

Лили устала, но, неизменно возникающее после расставания с Уордом чувство пустоты, не дало бы ей уснуть, поэтому перед сном она решила почитать. Вспомнив про оставленную в гамаке книгу, Лили, не желая тревожить Ли-Синга, сама поплелась за ней, накинув шаль.

На улице было свежо, но не холодно. Кажется, что ночью в саду она не была уже целую вечность. Проходя освещенную веранду, Лили остановилась и подумала – может быть, сегодня Уорд выпустит дикаря на свободу? Погрузившись в свои мысли, Лили не сразу поняла, что тишину нарушает заливистый лай и злобное рычание собак. Гомон приближался и усиливался. Лили поежилась и застыла на дорожке, ведущей к веранде, пытаясь угадать причины волнения животных. И в этот момент внезапный, словно удар ножом, ночь прорезал пронзительный визг раненой собаки.

Страх вывел Лили из оцепенения. Она метнулась к веранде, собираясь позвать на помощь, но сделать этого ей не пришлось: Уорд, так же услышав визг, взломал дверь на улицу.

Всего лишь какое-то мгновение Лили видела растерянного человека, которого вытащили из кровати, и он не понимает, что происходит. Вдохнув ночной воздух, Уорд преобразился: одним прыжком он выскочил на дорожку, нагнулся, пошарив рукой в заветном месте под крыльцом, и вытащил огромную сучковатую дубину – верного спутника безумных ночных приключений среди холмов. Яростный собачий лай приближался, и, размахивая дубиной, Уорд прыгнул в чащу навстречу ему. Встревоженный Ли-Синг выбежал на веранду. Он позвал Лили в дом, но она не обратила на это внимания: волнение и страх за любимого парализовали разум.

По обе стороны освещенной дорожки черной стеной стояли деревья. И где-то там, в непроглядной тьме, шла страшная схватка: доносился дикий визг животных, вой, рычание, звуки ударов, треск ломающихся под тяжелыми прыжками кустов. Волна боя выкатилась из-за деревьев на дорожку как раз перед верандой. Картина была поразительная…

В Мельничной Долине потом долго ломали голову, откуда в ту ночь там взялся медведь. Никто так и не узнал, что участники цирка «Братьев Спрингс», дававшего представления в Сосалито, сбились с ног, разыскивая Большого Бена – самого «крупного медведя в неволе», и почему Большому Бену, ушедшему от погони, из полутысячи имений и вилл приглянулся для посещения именно парк Джеймса Уорда.

Лили судорожно, так что потом долго ныли пальцы, вцепилась в перила и, застыв от ужаса, смотрела на рыжеволосого, с неистовым огнем в глазах великана, не понимая, что он делает. Мерно взмахивая дубиной, он яростно наносил удары косматому медведю, такому огромному, какого ей ни разу не доводилось видеть. Ей было очень страшно за любимого человека, и все же немалую долю того страха внушал и он сам. Она уже и забыла или вообще слабо себе представляла, что под крахмальной рубашкой и модным костюмом ее любовника таился такой грозный, величественный дикарь. А разве она знала, каковы мужчины в бою?

Схватка, что кипела у нее перед глазами, не была, разумеется, схваткой нынешнего времени, и мужчина не был современным человеком. То был не мистер Джеймс Дж. Уорд, бизнесмен из Сан-Франциско, а некто неизвестный и безымянный, какой-то свирепый, первобытный дикарь, который прихотью случая ожил много тысячелетий после эпохи варварства.

Продолжая бешено лаять, собаки метались вокруг, бросаясь на медведя и отвлекая его внимание. Как только зверь поворачивался, чтобы отразить нападение сзади, человек прыгал вперед и обрушивал на него свою дубину. Разъяренный медведь снова кидался на противника, но тот отскакивал, стараясь не налететь на собак, отступал, кружил взад и вперед. Тогда собаки опять бросались на медведя, и тот опять огрызался на них.

Конец схватки был неожиданным. Повернувшись, медведь со всего размаха так хватил собаку лапой, что она с перебитым позвоночником и сломанными ребрами отлетела футов на шесть в сторону. Зверь в человеке впал в неистовство. На губах у него выступила пена, из груди вырвался дикий, нечленораздельный вопль; он рванулся вперед и, размахнувшись, изо всех сил опустил дубинку на голову, поднявшегося на задние лапы животного. Даже череп медведя не мог выдержать такого, сокрушительной силы, удара; и зверь рухнул на землю, где его принялись терзать собаки. Человек, перемахнув через рычащую свору, вскочил на медвежью тушу и там, освещенный светом с веранды, опираясь на свою дубинку, запел на неизвестном наречии победную песнь – такую древнюю, что профессор Верц отдал бы десять лет жизни, чтобы услышать ее.

Лили было кинулась к победителю, но тут он внезапно посмотрел на нее глазами древнего тевтонца, и она остолбенела. А в нем как будто что-то оборвалось. Неверными шагами он направился к ней, потом уронил дубинку и, пошатнувшись, чуть не упал. Что-то случилось с ним. Он обернулся, и увидел разорванную тушу медведя. Он закричал, рванулся было бежать, но Лили удержала его, и они с Ли-Сингом бережно отвели хозяина в дом, в его спальню на втором этаже.

Лили осталась с Уордом на ночь и сидела с ним днем. За это время он не произнес ни слова, но постоянно держал ее за руку и обнимал, когда она ложилась рядом.

Глава 9

Уорд пробыл дома неделю. Ли-Синг послал в контору «Уорд, Ноулз и Кo» сообщение с курьером о том, что патрон заболел. Уорд получал известия, что-то отвечал, вставал, но при этом без прежней уверенности, как будто учился жить заново.

Он постоянно просил Лили быть с ним – и ночью, и днем. Она ничего не спрашивала, но определенно видела – ее любимый стал другим человеком, для нее почти незнакомым.

Проснувшись в уик-энд, Лили обнаружила, что Уорд уехал в город. Накануне он не говорил об этом, но просил Ли-Синга предупредить Лили, что появится к ужину. Вернулся он в приподнятом настроении, покружил Лили по холлу и сообщил, что хочет серьезно поговорить с ней. И без того плохое настроение Лили, превратилось в гнетущее состояние смятения. Переодевалась к ужину Лили как попало, даже не взглянув на себя в зеркало. Ей хотелось влезть в голову Уорда и узнать, что там творится, но одновременно, она ничего еще так не боялась в жизни, как этого знания. На неверных ногах Лили дошла до столовой, понимая, что ни куска сегодня не съест.

Дикарь умер – она это четко осознавала. Не раз на этой неделе они выходили прогуляться в сад поздно вечером, и ни разу Уорд не отпустил ее руки, не изменился в лице, не прислушался и не принюхался. Он освободился! Чем грозила Лили эта свобода, она могла только догадываться.

Осознание, что она имеет к этой смерти прямое отношение, а возможно даже стала ее причиной, отзывалось в сердце болью. Он теперь не затворник, а она? В ее персоне, Уорд более не заинтересован, и за ненадобностью она, скорее всего, станет приятным воспоминанием. Прошлым! Кто же заводит себе любовниц на всю жизнь? За стол Лили садилась в крайнем напряжении.

Видя, насколько он счастлив, и осознав весь ужас своего положения, она с трудом сдерживалась от слез. Ей хотелось порадоваться вместе с ним, но она не могла. Будущего в этом доме у нее не было, и, возможно, это был последний вечер, проведенный здесь.

Уорд улыбнулся, но увидев ее смятенное, бледное лицо, погасил улыбку:

– Что-то случилось, Лили? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Спасибо, я хорошо себя чувствую, но… Да, что-то случилось. И мне натерпится узнать что именно, – Лили решила встретить удар судьбы с гордо поднятой головой, насколько ей хватит сил. Получилось даже выдавить улыбку, наполненную нежностью.

Уорд смутился. Он, казалось, не знал, с чего начать.

– Лили… Я избавился от него, я сумел это сделать! – он накрыл ее руку своей ладонью и сжал ее. – И это произошло благодаря тебе, благодаря твоему появлению в моей жизни!

– Будь я проклята! – простонал внутренний голос. – Сейчас скажет, что готов мне помочь и прости-прощай. Лили хлюпнула носом, стараясь не выставить на всеобщее обозрение свидетельства своего отчаяния.

– Я без малого сорок лет был очень несчастным человеком. Казалось бы, весьма преуспевающий бизнесмен, старший компаньон фирмы…– Уорд говорил очень тихо с выражением горечи на лице.

Лили сдержала вздох, грозивший перерасти в стенания и вопли.

– Но дикарь, который бродил по ночам, не давая не только спать своему соседу – мне современному культурному джентльмену, он не давал мне жить, любить и заниматься делами, как все нормальные люди!

– Но это тоже был ты! – Лили было стыдно, но она захотела вернуть призрак прошлого.

– Теперь я не знаю, Лили, был ли это я, я – Джеймс Дж. Уорд. Существовал ли я в самом деле? Не иметь права на самостоятельную жизнь – это проблема. И она с каждым годом для меня становилась все более страшным несчастьем. Я так и не решил, кем именно был я, ибо постоянно ощущал в себе обе личности. Это очень страшно Лили. В полдень я переправлялся на пароме через залив в Сан-Франциско и являлся в клуб или контору таким же нормальным, уравновешенным бизнесменом, как и любой другой в городе. Но вот наступал вечер, и это был кошмар. Мной овладевало беспокойство, и если я бывал наедине с самим собою в этот час, то начинал нетерпеливо мерить шагами тесную комнату, точно хищник, попавший в клетку.

Лили хотела погладить Уорда по волосам, но он перехватил ее руку и прижал к губам. «Последний раз», – пронеслось в голове и ей пришлось опустить глаза.

– Однажды, очень давно, я отважился влюбиться, – продолжил Уорд после небольшой паузы. – Но с тех пор, ни разу не позволял себе подобного. Я боялся! Ту молодую леди я насмерть перепугал. Она, наверное, целую неделю ходила с синяками на руках и плечах. Тебе ли не знать, какие следы оставляют мои ласки поздно вечером или ночью? Случись то свидание днем, все сошло бы превосходно: я был бы обыкновенным, в меру страстным любовником, а не свирепым дикарем из непроходимых германских лесов, умыкающим женщин. Из полученного опыта я заключил, что дневные свидания могут быть успешными, но одновременно пришел к убеждению, что в случае женитьбы моя семейная жизнь неминуемо обречена на провал. Я с ужасом представлял себе, как останусь наедине с женой после наступления темноты. Поэтому я сторонился женщин, регулировал свою двойную жизнь, сколачивал первый миллион в деле, избегал деятельных мамаш, жаждущих сбыть с рук молоденьких дочек, по ночам гонялся наперегонки с койотами, засыпал в лесных берлогах и ухитрялся держать свою жизнь втайне ото всех, за исключением Ли-Синга. Но при этом, надо мной постоянно довлел страх, что рано или поздно моя тайна все-таки выплывет наружу.

Уорд встал, но Лили так и не смела поднять глаз.

– Лилиан…

Лили еще ниже опустила голову.

– А потом в мою жизнь вошла ты, и все изменилось, – голос Уорда стал мягким и тихим. – Сперва меня встревожило, что тебе удалось увидеть двух человек, что жили во мне, но еще до того как ты, убедилась в существовании дикаря, я решил, что не хочу отпускать тебя.

Судорожно дыша, Лили ощутила головокружение, и непослушная слеза упала прямехонько на платье.

– В первый день нашего знакомства я подумал, что смогу оградить тебя, во всяком случае, попробую оградить, от встречи с дикарем, что мы сможем встречаться только днем и ранним вечером, что настанет время, когда ты примиришься с этим. Но у тебя были, видимо, другие планы, – Уорд улыбнулся и дотронулся до ее лица, в том месте, где пролегала мокрая дорожка. – И когда ты меня в них посвятила, я молил в судьбу «остановить мгновенье».

Уорд, встал на колено, взял ее дрожащую руку. Похоже, он только сейчас осознал, в каком Лили состоянии, и с тревогой вглядывался в ее печальные глаза.

– Лили, сейчас мне есть, что тебе предложить, кроме совместного заточения в Мельничной долине и кучи подарков. Сейчас я могу признаться, не обрекая тебя на вечную муку проживания с сумасшедшим: я люблю тебя. Мне кажется, я полюбил тебя сразу, как увидел, то есть утром, когда тебя увидел Джеймс Уорд. Я прошу тебя быть моей женой. Я теперь могу стать нормальным мужем и отцом. Теперь все это, и только благодаря тебе, из мечтаний стало для меня реальностью.

Он выпустил ее руку, полез во внутренний карман и извлек оттуда маленькую бархатную коробочку. Но не успел он ее открыть, как Лили разрыдалась. Уорд попытался вновь взять ее руку, но Лили отшатнулась:

– Нет, нет, не надо, не надо этого, – только и могла выдавить Лили, размазывая по лицу слезы.

Уорд поднялся и вложил в ее судорожно сжатые пальцы платок. Лили уткнулась в него, но слез, казалось, становилось все больше и больше, а вместе с ними росли боль и унижение. Уорд стоял рядом. Он был очень напряжен. Так и не раскрытая коробочка осталась лежать на столе среди, так же не оскверненных прикосновением, тарелок и бокалов.

– Лили, я не понимаю… Я же видел, тебе хорошо со мной, я надеялся, я думал ты тоже… тоже любишь меня.

– Я люблю, и поэтому не соглашусь на это, – почти выкрикнула Лили. – Это не правильно, так не должно быть! Ты совершаешь ошибку, а потом будешь жалеть до конца своих дней. У тебя начнется новая жизнь. Я быстро надоем, я не из твоего круга, я тебе не ровня… Господи, сейчас ты хочешь этого, но пройдет совсем немного времени и…

В глазах Уорда зажегся нетерпеливый огонек раздражения, но он погасил его, выбрав другую тактику:

– Лили, я и не знал, что ты такая поборница общественных устоев и приличий, – с откровенной насмешкой произнес он.

Лили резко обернулась, мгновенно перестав плакать, и уже было открыла рот, чтобы извергнуть в ответ огненный пламень, как Уорд громко рассмеялся. Он был доволен уловкой:

– Вот так-то лучше! – он взял ее заплаканное, припухшее лицо в ладони. – Ты не представляешь, насколько мне все равно, что правильно, а что не правильно, и уж тем более – примет общество наш брак или нет. Я принял решение, я теперь полновластный хозяин собственной жизни и ты – самый дорогой для меня человек. Мы любим друг друга, мы живем вместе, так что женитьба, в сущности, – простая формальность. Как порядочный человек, я бы женился на тебе еще два месяца назад, но, прости, не принадлежал самому себе. Теперь я свободен и хочешь ты или нет, мы поженимся.

Он говорил это с улыбкой, и Лили обиделась:

– Джеймс – это не шутка!

– Святая Лючия, – явно передразнивая ее, пролепетал Уорд. – Лили запомнила мое имя!

– Джеймс, пожалуйста! – Уорд утащил ее на диван и усадил к себе на колени.

– Лилиан, ты жестока. Я себе и представить не мог, что когда-нибудь смогу целиком принадлежать самому себе, и ты сможешь принадлежать мне. Когда ты поехала в город и не появилась ранним вечером, я начал сходить с ума. Я тогда так испугался, что ты, как упархнувшая из клетки птичка, больше никогда сюда не вернешься. Поэтому, когда ты пришла, я был зол на тебя, на себя, на весь мир и сорвался.

– Джеймс, ну зачем мне было уходить, это же…

– Да-да, скажи это – так глупо! Вот именно, но что мне оставалось кроме ревности и злости? Но тот случай подтолкнул меня к важному решению: я решился сделать еще одну героическую попытку обуздать тевтонца-варвара. Я понял, что ты можешь исчезнуть в любой момент, а я, заточенный здесь, в поместье, даже не смогу тебя разыскать.

Лили обвила руками шею Уорда и прижалась к нему. Ей было так его жаль, она не верила в свое счастье, она вообще перестала верить в реальность происходящего.

– Я старался измотать себя за день так, чтобы от усталости не слышать потом зова ночи. Я часто отрывался от дел и предпринимал длительные прогулки, охотясь в самых глухих и недоступных уголках в округе, но делал это непременно днем. Я принялся за физические упражнения, постоянно увеличивая их продолжительность, пока, выбившись из сил, просто не мог шевелиться. Никакой, наверное, чемпион не готовился к состязаниям так усиленно и прилежно, как тренировался в течение этого времени я, чтобы покорить в себе дикаря.

В качестве уступки самому себе я спал на веранде, наслаждаясь, по крайней мере, пряной ночной прохладой. Ли-Синг вечером запирал меня там и выпускал только утром, а двойная сетка не давала мне возможности сбежать в лес.

Уорд поглаживал Лили по спине, касался губами ее плеча. Лили же боялась даже пошевелиться, впитывая каждое его слово.

– Последнее время мне удавалось засиживаться за ужином, бывать в гостиной допоздна. Мне кажется, я держался превосходно! Я имел все основания гордиться собой. Я, надеюсь, что хорошо скрывал вечернее беспокойство?

Лили покивала и Уорд продолжил:

– Но когда мы играли с тобой в бридж, а особенно тогда, когда ты выигрывала, я сходил с ума: ты хрупкая, как цветок, женщина, и это буквально распаляло меня. Я испытывал неудержимое желание схватить тебя и растерзать!

Тут уж Лили не выдержала и рассмеялась:

– Нет, это не возможно! У меня былостолько возможностей быть растерзанной!

– Ты отличный игрок! Но я нашел способ сдерживать себя: когда казалось, что мускулы мои вот-вот разорвутся от напряжения, я гладил собаку. Почувствовав шерсть под рукой, я более ли менее успокаивался и мог продолжать игру.

– Ого, я и не догадывалась, что за беспечным смехом и расчетливой игрой ты с трудом сдерживаешь такие страсти!

– Да-да, поэтому я намеренно прощался с тобой весьма официально и не искушался ночными прогулками.

Уорд ссадил ее на диван, чтобы наполнить бокалы вином, и продолжил:

– В тот вечер, я был почти убежден, что мой план удался. Пытаясь заснуть, я размышлял над двумя проблемами, которые особенно тревожили меня. Прежде всего – эти упражнения. Странная вещь: чем усиленнее я занимался, тем больше прибывало во мне сил. Я, разумеется, вконец изнурял жившего в себе ночного бродягу-тевтонца, но таким образом, сдается мне, лишь отодвигал тот роковой день, когда энергия, копившаяся во мне, вдруг прорвется наружу чудовищной, невиданной прежде волной. Другой задачей была наша женитьба и уловки, к которым нам придется прибегать, чтобы изображать светскую пару после наступления темноты. А дети… Как меня тревожило то, что ты можешь забеременеть! С одной стороны, я хотел этого, потому что мог привязать тебя этим к себе, но с другой – каким бы я был отцом? Даже страшно себе представить.

Уорд протянул Лили бокал:

– Если бы не этот медведь, я бы точно взорвался!

– Я так испугалась за тебя, я так жалела, что вообще поплелась в этот сад! Я думала – ты умрешь!

– Я и умер, но только наполовину. И это к лучшему. В конце концов, я впервые чувствую себя счастливым!

Видя, что мрачное настроение Лили постепенно улетучивается, Уорд стремился ускорить этот процесс, в том числе, и посредством вина. Выдав свою последнюю фразу за тост, он дождался, пока Лили сделает пару глотков, и продолжил исповедь:

– Услышав лай собак, первое, что я осознал, когда, дрожа от напряжения, вскочил на ноги, был пламень схватки в груди и древняя боевая песнь на устах. Но потом, когда медведь был убит, я, то есть дикарь, взглянул на хрупкую девушку двадцатого века, которую я любил. Невыносимо заболела голова. Душа, казалось, распадается на части. Но как же это было удивительно: я сразу же почувствовал, что ночь больше не звала меня, не гнала меня из дома.

Уорд сел на диван рядом с Лили и заглянул ей в глаза. Уже второй раз за вечер он взял ее руку, и на этот раз довольно крепко сжал, показывая, что не отпустит так просто:

– Из вконец запутавшегося человека, я превратился в счастливейшего из людей! Причина этому, ты, Лилиан. И как честная женщина, ты должна выйти за меня, ведь эта новая жизнь полностью твоя заслуга, и она немыслима без тебя.

– Все так изменилось… Теперь я фактически не знаю Вас, сэр, – с хитрой улыбкой произнесла Лили, уже не сомневаясь, что она нашла любовь всей своей жизни, причину и источник вечного, безусловного счастья.

– Ничего, познакомимся поближе после свадьбы, милая, – и Уорд страстно поцеловал ее.

Эпилог

– О ком это вы? – спросила молодая леди, срывая с головы соломенную шляпку. По ее раскрасневшемуся лицу было видно, что на холм она буквально взлетела. – Я оставила папу и Денни на поле. Там так жарко! Не хочу получить тепловой удар или обгореть.

Стараясь не помять синюю укороченную «спортивную» юбку, окантованную атласной лентой, Люси Поттер стала усаживаться, на разостланном пледе. Расстегнув жакет-болеро, под которым скрывалась хлопчатобумажная блузка с галстуком-бантом, она снова схватила шляпку и начала ею обмахиваться.

Ее вопрос был обращен к двум дамам, полулежавшим тут же, на пледе, в тени огромного дерева. В жаркий летний день многие жители Сан-Франциско выбирались сюда, в парк Буена-Виста, на пикник, где наслаждались приятной прохладой, дарованной исполинскими эвкалиптами, соснами, кипарисами и дубами. Желающие могли поиграть в гольф, теннис, покататься на лодке по озеру или просто полюбоваться на муравейник городской жизни с холмов.

Мать Люси, еще не старая, но довольно тучная дама, лишь мельком взглянула на дочь. Строгий выходной костюм из серой шелковой саржи подчеркивал сосредоточенную озабоченность на лице миссис Поттер.

Можно было подумать, что в выходной день дама занимает свой разум вопросами политики и экономики, но Люси догадалась, что разговор, прерванный ею, был не чем иным, как обменом свежайшими сплетнями. Это было легко предсказуемо, ведь компаньонкой матери на пикнике была жена редактора широкоизвестного светского еженедельника – миссис Слоттер. Вот уж кто обладал абсолютной полнотой информации и знал чуть ли не всю подноготную света.

Миссис Слоттер, как всегда, выглядела чересчур: слишком нарядный для прогулки костюм песочного цвета, был отделан и объемной вышивкой, и ришелье, и лентами, и шнурами. Вычурная шляпа, подобранная точно в цвет костюма, имела слишком широкие поля и страдала переизбытком перьев. Дамы Поттер осуждали миссис Слоттер за манеру одеваться, но готовы были терпеть, ради регулярных порций «достоверных данных».

– На ней было тесно облегающее, очень открытое черное кружевное платье со шлейфом, посверкивающее стальной синевой блесток. А кроме того – четыре ряда огромных бриллиантов в диадеме! На ее волосах смотрится очень эффектно! Я бы сказала, что у нее хороший вкус, но с такими деньгами, у любой бы получилось одеться не хуже.

– Наш Денни сказал, что она красавица. – Миссис Поттер подначивала миссис Слоттер к продолжению интересного разговора провокационными комплиментами, сделанными не ей.

– Как насчет красавицы – я не знаю, но умная – это факт! Женить на себе миллионера не каждая способна, – ядовито заметила жена редактора и бросила быстрый взгляд на Люси.

– Хоть сейчас миллионер не такое редкое явление, как в прошлом веке, но все же, да: найти свободного – большая удача!

– Да о ком вы, в конце концов? – нетерпеливо повторила свой вопрос Люси. Ее, как и всякую молодую девушку, интересовали истории успешных замужеств. Как будто из подробностей чужого счастья можно составить универсальный рецепт, который, с известными поправками, подойдет остальным.

– Мы о жене Уорда – миллионера, владельца огромного поместья в пригороде и бизнесмена. – Мать кинула на дочь очередной взгляд-упрек. Люси, по ее мнению, легкомысленно относилась к вопросам замужества. – Прошел слух, что она беременна, вот я и спросила у миссис Слоттер, было ли это заметно на балу в мэрии.

– Во всяком случае, на балу видно ничего не было. И… беременность обычно не красит женщину, а в репортаже упоминалось, что выглядела она «восхитительно», – миссис Слоттер вряд ли бы самостоятельно сказала о бедной жене миллионера что-то хорошее, но «авторитетное мнение» бульварной газетенки, где заправлял ее мужинек, никогда не оспаривала.

– Подумаешь, событие! – Люси напустила скуку на лицо, но про себя заметила, что никогда не простит отцу пропущенного бала.

Миссис Слоттер периодически оглядывалась, и Люси проследив за ее взглядом, поняла причину нервного тика у сплетницы. Конечно, предмет разговора был тут как тут (чем, возможно, его и вызвал): молодая миссис Уорд сидела на скамейке в раздражающе шикарном наряде (в простом белом платье только такой крупный специалист, как семнадцатилетняя горожанка, мог рассмотреть экстрамодный крой рукава, определить происхождение шелка и стоимость кружева).

Ее муж – миллионер Уорд был неподалеку: он обсуждал с группой мужчин достоинства подзорной трубы и периодически прикладывал ее к глазу, высматривая что-то на глади озера. Люси до этого видела его всего один раз, но, сразу же, узнала: его широкоплечая, подтянутая фигура возвышалась над другими мужчинами, как скала над лесом. «Да, он в отличной форме, – подумала Люси. – Но, несмотря на миллионы, для меня он, все же, староват».

Обладая обеспеченными родителями и легким характером, Люси Поттер имела твердое мнение о практической стороне замужества: поражая подруг циничными рассуждениями о браке по расчету и крепости подобных уз, она мечтала о страстях и любви до гробовой доски. Обычный дуализм молодости…

– Да, ей определенно повезло, – с философским спокойствием заметила Люси: теперь зависть вызывало не только платье: «Он обращается с ней как с королевой! Даже в обществе, даже если бы захотел, вряд ли бы изобразил холодность. Это невозможно не увидеть! Она посмотрела на него – и компания уже забыта; подошел, помог встать, рука в руке; другая скользит с ее плеча, сжала локоть, остановилась на талии. Прикосновение губ к пальцам, легкий поцелуй в щеку». Сердце юной мисс Поттер забилось чаще.

А разговор тем временем не утихал.

–… я точно не знаю, откуда она. Слышала, что она француженка.

– Нет-нет! Эти сплетни ходили, потому что они сразу после свадьбы уехали в Старый Свет. Я точно знаю, дорогая миссис Поттер, она с севера. Ее отец там сколотил порядочное состояние, но дочь держал в ежовых рукавицах, поэтому она так долго не выходила замуж. Замечу, у нее завидное приданое: муж мне говорил, у нее счет в банке на кругленькую сумму.

– Вряд ли он заинтересован…

– Эти миллионеры, Вы же знаете, доллар не пропустят, – многозначительно закатив глаза, заметила миссис Слоттер.

– Как же они познакомились? Он ездил на север?

– Должно быть, она приехала сюда после смерти отца, но точно никто не знает: Уорд мог сам съездить на север по делам и встретить ее там. Раньше он редко бывал в свете, поэтому отсутствуй он хоть век – никто бы и не заметил! Он избегал общества, жил затворником в своем поместье.

– Да и сейчас они выходят не часто…

Наклонясь и понизив голос, миссис Слоттер перебила собеседницу:

– Но, все же, чаще, чем раньше! Как-то, года полтора назад, я пыталась навести о нем справки: раздумывала – где бы с ним могла столкнуться моя Мари. – Миссис Поттер понимающе закивала. – Но он бывал только в клубе, а на спортивных мероприятиях неизменно выступал участником. Не бегать же за ним бедной девочке по полю! А не так давно, он купил огромную квартиру в особняке на Ноб Хилл и почти постоянно обитает в городе. Но теперь искать с ним встреч не имеет смысла, – со вздохом закончила всезнайка, но источник еще не иссяк:

– Кстати, хочу Вам заметить, что характер у этой дамочки, должно быть – ого-го!

– С чего вы взяли?

– У них вся прислуга новая! Вы представляете, они сменили весь штат перед свадьбой. Это же надо! Наверняка, это все ее капризы! Остался только один китаец-мажордом, заносчивый – под стать хозяйке. Муж подсылал к нему репортера, как вы понимаете, не с пустыми руками: нужно было выяснить некоторые подробности. Так китаец поднял шум, грозился полицией.

Между тем, мистер и миссис Уорд окончательно покинули свою компанию и двинулись в сторону лодочного причала. Супруг первый спрыгнул в лодку и за талию перенес туда жену. Оттолкнувшись от берега, он не сразу стал грести: по одному целуя пальчики миссис Уорд, он рассказывал, видимо, что-то очень забавное. Жена, отвечая ему, мягко смеялась. Отпустив наконец-то ее руку, Уорд погладил жену по щеке и налег на весла. Лилиан Уорд открыла зонтик, который скрыл ее почти целиком от завистливого взгляда юной мисс Поттер.

– Они любят друг друга, это видно, – заявила мисс Поттер, как будто бросая вызов сплетницам.

– Не говори глупостей, – раздраженно осадила ее мать. В этом браке для нее были гораздо более понятные мотивы. – Ты бы тоже светилась от счастья, если бы тебя обсыпали деньгами с ног до головы.

– И, как вы понимаете, деньги к деньгам… Богатые женятся на богатых, любовь, если она там вообще есть, на вторых ролях.

Люси открыла было рот, но продолжила ли она спор, мы так и не узнаем, потому что это уже совсем другая история.

Лето 2012г.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9