Городской ужас [Роман Игоревич Сидоркин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Пролог

Прекрасна Москва в лучах заходящего солнца. Редкий автомобилист не опустит защитную панель, ослеплённый бликующими стёклами окон в геометрии окружающего пейзажа. Кажется, будто сам воздух погружается в сон, и город, обрастая тенями превращается в свою 3Д-модель.

В спускающемся полумраке ещё можно встретить прохожих, неспешной походкой прогуливающихся по центральным улицам, но вскоре на смену им выплывут высушенные комки материи, с устремлённым в землю взглядом и органическим нежеланием видеть друг друга.

На углу каждого дома Центра угадывается взгляд камер, несущий спокойствие и умиротворение, если верить голосу в метро.

Никто из бегущих домой не смотрит вокруг, чтобы вдохнуть ту умиротворяющую дремоту, что опускается на город в этот час. Каждый влюблён в свой диван и телевизор. А может быть и в компьютерный монитор.

В каждой системе есть элементы того вида, что не вписывается ни в один известный механизм. Люди такого сорта обречены быть жертвами. Добровольными или нет – влияет только на след, который они после себя оставят. Семя, не умершее в себе не даст всхода – оно сгниёт, а приносящие себя в жертву добровольно – дадут ствол и плоды.

Люди, копошащиеся в этом городе, не хотят делиться. Каждому здесь всего мало. Мало тем, у кого нет машины, чтобы постоять в пробке, мало тем, у кого несколько квартир, машин и друзей в госаппарате, мало тем, у кого особняк, лимузины, виллы на разных побережьях, лучшие проститутки или мальчики-содержанки. Каждый хочет больше.

Движения в этом городе напоминают движения сломанных марионеток, а разговоры – псиный лай и визжание.

Есть элементы, которые не вписываются в систему.

Людям свойственно сбиваться в стаи, так что нежелающие вписываться в круговорот доения, создают свои параллельные общества. Они закрыты и невидимы, однако дают своим членам атмосферу радушия и душевного комфорта, что в нормальных условиях предлагают семьи, друзья и близкие.

И, как всегда, есть те, кто просто по природе своей не может вписаться никуда.

Бредя по арене Садового Кольца, молодой человек в синей куртке с воротником высотой до середины затылка, также как остальные, смотрел себе под ноги. При этом в его голове крутились мысли, не связанные с повседневностью.

Повседневность… Что это? Просто набор привычных стереотипов поведения, навязанных необходимостью или привычкой, а то и родительской волей, ещё с детства.

Молодого человека огорчало, что для выхода из повседневности не помогают ни наркотики, не дающие почувствовать ничего, что человек не смог бы ощутить без них, ни ночные клубы и прочие развлечения подобного сорта, так как момент короткого выхода в экстатическом танце имеет свойство обрываться, и чтобы его продлить, надо приходить туда вновь и вновь, обращая это в привычку.

Так что же тогда? Парень уже знал ответ, хотя он ему не нравился.

Нормальная жизнь. Но не по установленным правилам, а по своим. Использование культурных достижений, установление режима работы, отдыха, семья, очаг, дети, старость…

«Невыносимо! Но выхода нет, – думал он – это не пройденный подростковый бунт играет».

Но все эти невесёлые мысли были вытеснены воспоминанием о вчерашнем случае.

Он точно также возвращался довольно унылой чередой улиц и дворов, тающих в закатном солнце. В руке держал купленный только что «Сникерс» – эквивалент разрешённой самому себе дневной порции сладкого. Проходя мимо колодца у обочины, он услышал едва уловимое пение. Это был протяжный восточный мотив, его звучание было настолько сладким и завораживающим, что руки и ноги размякли и перестали слушаться.

Он осознавал всё, что происходит, ощущал своё тело и потому не боялся. Он знал, что в нужный момент сможет сбросить оковы и уйти. Несмотря на то, что пение было едва различимо в гудящем от автомобильных шумов воздухе, его источник, как будто подсвечивался в сознании – закрытое люком отверстие колодца.

Периферия зрения исчезла – остался один колодец и ангельские голоса, отыгрывающие своё существование в льющейся мелодии.

Что им двигало? Конечно, любопытство – не сама мелодия. Впоследствии он изменит мнение на этот счёт.

Шаги, которые были сделаны до колодца, стёрлись из памяти. Остался только люк и невероятное, растворяющее в себе пение.

А потом люк колодца взлетел, поднятый чёрными острыми щупальцами. Раздался звук между свистом и визгом, режущий разнежившуюся душу как ржавый нож. Одна из щупалец схватила «Сникерс». Владислав упал и попытался отползти, но чувства брошенности и безграничного одиночества парализовали его волю. Жить и что-то делать не хотелось. Сознание оставило его.

Так он познакомился с тем, что про себя назвал Крабусом.

Глава I

Бывает такое настроение, что хочется не то в космос полететь, не то из окна выпрыгнуть. Владислав часто пребывал в таком, хотя мечтателем его можно назвать едва ли. Позывы к выходу за пределы существующих рамок бытия не оставляли глубоких