Ведьма [Даниил Заврин] (fb2) читать онлайн

Глава первая.

Она услышала шум приближающейся толпы задолго до того, как увидела огни пылающих во тьме факелов. Сначала это был странный фон из далеких еле пробивающихся звуков. Потом он сменился на более отчетливые, но единично прорывающиеся крики. Потом он стал монотонным, мощным, четко откалиброванным гудением, словно это был рой огромных пчел, который летел уничтожать её.

Изабель – та, чье имя уже несколько дней будоражило всю округу, быстро поднялась с травы. Ей следовало спешить, горожане четко знали, куда идти и ничто не могло их остановить: ни ночь, ни священный страх перед местностью топких болот. Они твердо уверовали словам инквизитора и, высоко подняв факелы, направлялись к ее избе.

Насчитав около пятидесяти огоньков, она бросилась к матери. Старая пожилая женщина уже второй день не вставала с постели, мучаясь ужасной болью. Ни травы, ни все родовые познания не могли облегчить её страдания, оставляя несчастной лишь слепую надежду на скорую смерть. Но даже это было не столь страшным по сравнению с тем, что приготовили ей эти люди.

Огонь. Страшное пламя ненависти и злобы, которое они выплеснут на деревянную крышу, вмиг озарит несчастную всеми муками ада, заставив сжариться живьем. Изабель наклонилась к матери – та была в полубреду и совсем её не узнавала, прося воды и избавления. Слыша приближающиеся голоса, она хотела было поднять старуху, но, увы, у неё не хватило на это сил. Она смотрела в её глаза. Привычные, любимые, в них даже в этом полубессознательном состоянии читалась материнская любовь.

– Мама, они рядом, они идут сюда с огнём, – сказала Изабель, сжав её руку. – Нам надо идти, они сожгут нас.

Но мутный туман материных глаз не рассеялся. Она лишь нервно дернула рукой и всё так же продолжила бормотать бессвязную речь. Изабель села и заплакала, она понимала, что ей не суметь вытащить больную мать из этой избы.

Крики стали ближе. Теперь она четко различала голоса. Женские, мужские, они больше не мешались в кучу, а составляли славный дикий хор. Она слышала слова, она различала интонации и нескольких даже узнала. Например, пастора католической церкви, его прихожан, толстого мельника, который не раз приходил к ним за отравой от грызунов и травой для больных зубов. Она различала многих, кто уже успел посетить их этим летом.

Внезапно мать назвала её по имени. Изабель сразу же бросилась к ней. Мутный туман ушел с её глаз и она, наконец, узнала дочь. Изабелла хотела рассказать ей о надвигающейся беде, но старуха лишь улыбнулась своими морщинистыми глазами и прошептала ей – «Беги».

Любовь к дочери, стальное упорство и просьба читались в её глазах. Мать знала, что Изабель ничего не стоило плюнуть этим тварям в глаза и сгореть вместе с ней. Но мать была против, и это было её последнее желание, которое дочь не могла оставить неисполненным.

Сжав её руку, она прикоснулась к морщинистому лбу. От матери пахло еловыми ветками, застиранным бельем и старой любимой старухой, с которой она провела последние двадцать лет. Вытерев слезу рукавом, Изабель встала. Голоса были совсем близко, следовало спешить.

Глава вторая

Огонь, подымающийся над её жилищем, был виден издалека. Равно, как и большинство пьяных и полупьяных односельчан, ведомых местным священником и отцом-инквизитором, специально присланным из королевского замка. Оба внимательно смотрели за пожаром и периодически приказывали тушить кустарник, на который распространялся вольный огонь. Пожара в лесу никто не хотел.

Как кричала мать, она не слышала, но это вовсе не означало, что мать снова вернулась в помутнение, нет, она просто стерпела эту боль. Изабелла сжала кулаки, как бы она хотела хоть на секунду стать той самой ведьмой, которую они вдруг в ней увидели. Выесть глаза пастору и инквизитору, заставить их выплевывать свои окровавленные легкие прямо на стол.

Но это лишь мечты. В реальности ничто это не осуществимо, все, что она может – это сварить местную настойку от болей в животе, зубах и конечностях. Да и то, строго следуя материнским указаниям. И уж никак не послать на эту толпу чуму, которая скосила бы их под самый корень.

Сзади хрустнула ветка. Изабелла обернулась. Несколько волков стояли прямо за её спиной. Крупные, серые, они очень сильно напоминали собак, отличаясь только глазами – спокойными, тихими, свирепыми.

Вожак вышел вперед, обнажив зубы. Он готовился напасть. Изабелла не стала убегать, наоборот, улыбаясь, она шагнула вперед. Она нисколько не боялась умереть сейчас, когда в трехстах метрах от неё догорает мать. Но волки её не тронули, что-то мешало им, и так было со всеми дикими животными, пытавшимися на неё напасть.

Когда волки ушли, она устало опустилась на траву. Увы, но силы окончательно покинули её, и она даже не заметила, как уснула. Изнеможденная, полуголодная, исцарапанная, полная горечи и злобы. Казалось, это было почти невозможно, но тело её больше не слушалось, оно хотело лишь покоя.

Проснувшись, она увидела, что возле сожжённой избы было несколько вооруженных людей, которые обыскивали пепелище. Останки… Им нужны были их останки, решила она и тут же заметила инквизитора, который стоял ближе к лесу и внимательно смотрел чуть ниже её холма. Укутанный в черный камзол, он был неподвижен, лишь редкий поворот головы выдавал в нем жизнь.

Когда их взгляды встретились, он всё так же был неподвижен. Очень внимательно он рассматривал её между зарослей кустарника, пока, наконец, к нему не подошел один из стражников короля. Уловив взгляд священнослужителя, он громко позвал остальных и указал на неё. Но инквизитор положил на его плечо руку и, что-то прошептав, осадил пыл. Затем он не спеша сделал несколько шагов навстречу и позвал её по имени.

Звал он мягко, почти по родному. Изабелле даже показалось, что она его знает, хотя этого человека она видела впервые. Высокий, стройный, он обладал худым лицом и орлиным носом, подымающимся над узкими губами и острым подбородком. Мужчина обладал крайне жесткими чертами лица, очень удачно подходившими к его горящим огнем глазам.

– Изабелла, Изабелла! – говорил он мягким голосом. – Спускайтесь, вы устали и вам некуда идти. Справедливый божий суд карает лишь еретиков и грешников, а вы, я уверен, не из их числа.

Изабель не верила ни единому его слову. Ей лишь нравился его вкрадчивый голос, который она бы с удовольствием взяла себе, так как её голос был куда звонче этого и годился разве что для передразнивания колокольчика.

Почувствовав быстро надвигающуюся опасность, она бросилась бежать. Сразу же послышался грозный голос инквизитора, приказавший стражникам пуститься в погоню. А затем крики, хруст и лязганье металла.

Изабелла бежала быстро. Ветки били по лицу, она проваливалась в мох, но всё равно была гораздо быстрее своих преследователей. Но это не удивительно – она столько раз бегала в этих лесах, что научилась крайне быстро передвигаться по зарослям. К тому же, единственный козырь стражников тут был бессилен – лошади не могли достаточно быстро идти по этим топким местам.

Быстро оторвавшись от преследователей, запутав их в непроходимых болотах, она вышла к небольшой опушке, куда уже начал падать утренний яркий свет. Здесь было сухо, солнечно и воздух начинал понемногу отогреваться после холодного неприятного утра.

Изабелла подошла к ручью. Её руки и ноги были в остатках земли и грязи, так как она несколько раз крепко плюхнулась, пытаясь как можно быстрее оторваться от преследователей. С наслаждением она обмочила руки и прикоснулась ими к лицу. На нём всё ещё оставались соленые остатки слез, и смыть их оказалось гораздо приятнее, нежели всё остальное.

Ручей оказался родником, самым начальным этапом путешествия лесной воды. Чистый, прозрачный, он оказался крайне вкусным и приятным, утоляя жажду. Она даже улыбнулась. На секунду, на миг ей показалось, что всё будет хорошо, как будто всё её сознание дернулось в сторону слабой надежды на спасение.

А потом пришло уныние, она понимала, что против неё ополчилось все королевство, что никто не поможет ей, никто не протянет руку помощи, а лишь постараются как можно быстрее отправить на стол к мясникам-инквизиторам, которые в считанные часы выбьют из неё признание, а затем сожгут на праведном костре.

Она посмотрела на бабочку. Красивая, цветная, с яркими красными красками на крыльях, она села прямо напротив неё, словно бы не замечая огромного человека. Изабель невольно потянулась к ней рукой, ей очень захотелось, чтобы бабочка перелетела к ней и хоть немного, но посидела на её пальце.

– Бу! – неожиданно резко раздался громкий голос сзади. Изабель подпрыгнула и, резко обернувшись, попыталась побежать в лес, но вместо этого снова споткнулась и воткнулась лицом в грязь, вызвав тем самым громкий хохот со спины.

Обернувшись, она увидела высокого крепкого юношу в багровом красном камзоле с красиво расшитым плащом и соколом на левой руке. Он громко смеялся и нежно поглаживал птицу по её маленькой голове. Увидев, что Изабель обернулась, он на секунду застыл, а потом снова засмеялся, держась свободной рукой за шпагу.

– Простите, сударыня, виноват, не удержался, – сказал он, подходя к ней и протягивая руку с расшитым бархатом платком. – Поймите правильно, ваша боевая окраска не может не вызывать смех. Вы что, так маскируетесь от животных? Я ведь сам большой охотник до маскировки и, пожалуй, с удовольствием возьму у вас пару элементов этой диковинной стратегии. Ой, простите, совсем забыл представиться, меня зовут Виктор.

– Изабель.

Она отклонила платок и быстро вытерла лицо рукой. Она поняла, что пока опасность ей не грозит, и этот богатый сын вельможи ничего не знает об охоте на неё. Значит, был шанс спастись. Она отошла подальше и оглядела себя: грязное платье, лицо… Она выглядела хуже, чем обычная попрошайка после месячных скитаний.

И, тем не менее, Виктор с интересом её рассматривал. Высокий, красивый, с нетающей улыбкой на губах. Он был подлинным сыном этой древней земли, которая с давних пор рождала крепких телом мужчин, вымерших из-за частых смешиваний с инородцами. Гордо выпрямившись, Изабель отошла на несколько шагов ближе к лесу. Она уже решила для себя, что никому не будет доверять. Впрочем, юный охотник и не стремился набиться ей в друзья, он лишь продолжал её рассматривать.

Но все изменилось, когда из-за деревьев прямо позади Изабель появилось двое стражников, на удивление быстро добравшихся до этой опушки. Такие же грязные, запыхавшиеся, они, видимо, так старались выслужиться, что бежали почти как она, только лишь с тем исключением, что не знали топких болот и при любом неправильном шаге могли запросто расстаться с жизнью. Увидев её, они с радостным воплем бросились вперед, выхватив своё оружие. Изабелла от неожиданности попятилась и споткнулась, а сев на землю, закрыла руками лицо. А дальше лишь резкий звон металла.

Выдохнув и набравшись смелости, она открыла глаза и увидела, как, удерживая две шпаги на своем клинке, легким движением юноша вырвал их из рук стражников и воткнул в землю. Кем бы ни был этот богач, но со шпагой он обращался безукоризненно, молниеносно обезоружив двух мужчин.

– Господа, господа, постойте! – дружелюбно заметил незнакомец. – Нельзя же вот так врываться в наше милое общение, к тому же, вы не представились.

– Мы – королевская стража! – злобно выдохнул один. – И ты ответишь за это.

– Возможно. И, тем не менее, советую вам подобрать ваше оружие, а то ваши товарищи просто не поймут столь странного положения вещей, – ответил он, показывая на лес, откуда выбрались ещё трое солдат.

Получив подкрепление, стражники почувствовали себя более уверенно, правда, бравый незнакомец тоже не испугался, а даже как-то повеселел и едва заметно подмигнул Изабелле. Но шпагу он так и не убрал, просто опёрся на неё, показывая при этом полнейшее благодушие ко всем вооружённым противникам.

– Ах, вот ты где! – раздался из лесу громкий голос. – А я тебя повсюду ищу. Тоже мне, главный ловчий, который сам подобен зверю.

Человек, чей голос был подобен раскату грома, сидел верхом на белой лошади, покрытой яркой красной накидкой. Сам же наездник был в точно таких же тонах, но куда более наряден. Белая рубаха, плащ – всё расшито золотом и красным бархатом, особенно там, где красовался королевский герб. Изабелла узнала его – это был принц Карл, заядлый охотник и любимый сын короля.

Юноша подъехал сначала к незнакомцу, затем – к склонившимся стражникам. Объехав их и хорошенько рассмотрев, он снова вернулся к своему ловчему, который всё так же стоял, опершись на собственную шпагу. На неё принц посмотрел лишь мельком, явно раздраженный возникшей ситуацией.

– Виктор, почему я должен тебя искать? Здесь что, полно дичи? Ну так я не вижу ни одного волка или лани.

– В этом Вы не правы, Ваше Величество, – спокойно заметил ловчий. – И того, и другого здесь в избытке.

– В избытке? – принц, наконец, остановил коня. – Что ж, ты мне предлагаешь охотиться на собственную стражу?

– Только если она пытается загрызть Ваших мирных животных, – всё так же, полушутя, ответил ловчий. – В целях сохранения поголовья Вашей редкой дичи.

– Редкой, говоришь. И что же в ней такого редкого? – принц посмотрел в сторону Изабель.

– Она ведьма, это из-за неё пропал наш урожай, Ваше Величество. Мы вместе со священнослужителем Кристофом Лютеранским преследовали её по болотам. До тех пор, пока Ваш ловчий не помешал нам.

– Какая неприятность, – досадливо поморщился принц и, переглянувшись с ловчим, добавил:

– Досадить такому человеку, каким представляется наш священный инквизитор… Впрочем, это мы уже без вас решим, пошли вон!

Когда опушка опустела, принц подъехал к Изабель ближе. Он был также красив и молод, почти одного возраста с ловчим. Приглядевшись к ней, он задумчиво пожал плечами и, повернувшись к ловчему, который смотрел в сторону приближавшейся королевской свиты, что-то неслышно сказал, на что тот утвердительно кивнул.

Изабелла поднялась, ей хотелось как можно быстрее покинуть это место. Увидев, как она поднимается, ловчий подвел к ней своего коня. Это был черный крепкий жеребец, по бокам которого также висел королевский герб.

– Так, значит, ты ведьма? – спросил он, разглядывая её лохмотья. – Я вас представлял немного иначе.

– На метле? – хмуро бросила Изабелла. Но, немного отойдя, добавила: – спасибо Вам, я не знаю, как Вас отблагодарить.

– Ох, рано, сударыня, рано. Всё ещё только начинается, – сказал Виктор, всматриваясь в подъезжающих всадников, и громко добавил: – глубокоуважаемый Святой Отец, что завело Вас в столь дремучие леса? Жажда охоты?

– Не только, сын мой. Я слышал, здесь завелись доверчивые души, которые так и тянутся к еретикам и изменникам этой святой земли, – тихо ответил подъехавший к ним инквизитор. – Как я вижу, вы решили, что защищать ведьму – ваше новое призвание?

– Я всегда защищаю женщин, когда им угрожает опасность. А уж ведьмы они или нет – это лишь Господь решит.

– Именно его волю я и исполняю, юноша, – хмуро ответил инквизитор.

– Виктор, позволь мне говорить, – мирно сказал принц, положив руку на плечо своего друга. – Всё-таки, Святой Отец имеет право знать, что происходит в королевских землях. Ведь на то сюда его и прислали. Правильно я говорю?

– Вы совершенно правы, Ваше Высочество.

– А теперь расскажите, в чем виновата эта девушка?

– Она подозревается в колдовстве, равно, как и её мать.

– А где её мать?

– Сожжена в праведном огне.

– Хм, но если мне не изменяет память, колдовство не передаётся по наследству и, стало быть, ведьма, погубившая посевы, уничтожена. Ведь не могла же наша святая инквизиция спалить невиновного человека.

– Что Вы этим хотите сказать?

– Что вину надо доказать, если она имеется, – сказал принц и погладил белоснежные поводья. – Мой отец славится своей мудростью в решении государственных вопросов, я почти уверен, что он поддержит такое решение.

– Равно, как и Ваше право на самовольное уничтожение его слуг, – ехидно подметил ловчий.

– Мы пришли по указу Святой Церкви. Причем тут Ваш отец?! – зло бросил инквизитор. – Только церковь может отличать еретиков и демонов.

– А королевский суд – преступников. Эта девушка виновата лишь в том, что не донесла на собственную мать, будучи ослепленной любовью к ней. Увы, но в мои обязанности входит не только охота и прочие развлечения, я также обязан следить и за общим порядком в королевстве.

– Вы точно в этом уверены? – прошипел инквизитор. – Вы точно уверены, что хотите поспорить со Святой Церковью Великого Папы Римского, Иоанна третьего?

– В данном случае я спорю лишь с Вами, Святой Отец, и только лишь в том, что Вы уже сделали свое дело, убив ведьму. Фактически, я убеждаю Вас, что Вы прекрасно справились с собственной работой.

– Мне говорили о Вашем красноречии, Ваше Высочество. Что ж, это похвально, этому королевству нужны монархи-ораторы, только вот они также обязаны быть жесткими в решении своих проблем. Впрочем, не буду Вас более мучить своим обществом, я вижу, что здесь мое присутствие неуместно. Встретимся во дворце.

– Конечно. Хорошей Вам дороги, Святой Отец. А о девушке не беспокойтесь, мы доставим её сами, – сказал принц и, всё так же опираясь на Виктора, помахал инквизитору рукой, после чего обратился к ловчему.

– А теперь, любезный мой друг, убеди меня в том, что я не совершил глупость, вытащив эту крестьянку из петли.

– Мой принц, Вам лучше посмотреть, – спокойно ответил Виктор и поманил рукой Изабель подойти поближе. – Я точно не уверен, но, кажется, это именно она.

Глава третья

Вернувшись во дворец, отец Кристоф хотел было сразу отправиться к королю на аудиенцию, но передумал. Следовало лучше обдумать то, что он ему скажет. В конечном счете, в этой части христианского мира церковные законы ещё не полностью поднялись над государственными и, вполне возможно, что король смог бы выбрать сторону своего сына, особенно, если тот умело аргументирует свой поступок.

Следовало подумать. А лучше всего это получалось, когда он видел, как слаженно работают в самых дальних подвалах замка слуги божьи, пытая мерзких еретиков праведным огнем и железом.

В этот раз им попался очередной хитрый купец, из которого следовало выбить признание, затем сжечь и уж потом вложить все его средства в пустеющую казну. И хотя это задание пришло непосредственно от министра, Кристоф знал, что распоряжение дал сам король. Поэтому он решил лично возглавить суд над несчастным еретиком.

Толстый купец оказался на радость упрямым, наивно полагаясь на королевскую милость к прошлым заслугам. Кристоф любил таких людей, они позволяли ему полностью отдаться своему ремеслу, тем самым давая сосредоточиться и решить большинство проблем. Он специально дал распоряжение не применять особо болезненных и травмирующих пыток до своего приезда, не то перестаравшиеся священники могли с легкостью отправить купца на тот свет до главного суда. Так уже бывало.

Усевшись в кресло напротив, он жестом приказал вбивать клинья в железный сапог. Переломанные в мелкие осколки кости не убивали, лишь калечили, но зато отлично показывали, как следовало работать с человеком. Если он начинал орать, то следовало выбирать те, которые могли и увечить, а если молчал, то те позволяли сохранить его тело как можно целее, всё равно к физическим серьёзным повреждениям он был стоек.

Этот заорал. Причем как резаный, не взяв на себя разве что убийство Христа. При мысли о Всевышнем отец Кристоф перекрестился. Получилось машинально. Затем он посмотрел на толстяка, по его обвисшему подбородку текла слюна, кровь и пот. Ноги раскраснелись и распухли, а из-за небрежной работы из одной торчал осколок кости. Впрочем, дело было сделано, ещё один еретик был наказан. Вообще служба для казны его не обременяла, он смог пойти на эту сделку с чистой совестью. Всё во имя высокой цели, для которой он и был сюда послан.

Он понимал, что мир не совершенен, и что высокие посты порой занимают жадные государи, и им просто необходимы материальные блага. Но, как говорил епископ, это хорошо, так как является прекрасным инструментом для работы с ними. «На нашей стороне время, – говорил Его Святейшество Иоанн. – Со временем мы всё же достучимся и в эти души. Но для начала используем их для очищения государств»

И вот у него как раз такой случай. Старуха и её дочь попадали под полное описание из «Молота Ведьм». Обе ведьмы жили отдельно, использовали травы и обладали особыми женскими чарами. Он сразу почувствовал их, когда встретил на рынке эту Изабель. Словно содранная с небесного ангела, её внешность опьяняла даже крепкий мужской разум, вводя душу в приятную эйфорию и заставляя слепнуть от этой пульсирующей красоты.

Сложно, да, но не невозможно, и для него это было в определенной мере испытанием, которое он должен пройти. Вырвать из неё её нечестивую душу и очистить её огнём божьим, сжечь всю наросшую нечестивость и неверие. Как истинный священник, он почувствовал, что она есть ведьма, созданная сатаной и готовая нести лишь вред. Что вскоре и подтвердилось падением урожая.

Он не спешил, следовал правилам, ждал. Суд над ней должен был пройти правильно, сквозь все необходимые процедуры и инстанции. Она не какой-нибудь толстяк-купец, с которого достаточно пары слов и все, можно смело отправлять к Всевышнему. Нет, её слова должны идти от чистого сердца, полностью очищенные болью и истинным признанием. Только так можно уничтожить эту нечисть, освободив от неё родные земли.

Крик толстяка вырвал его из раздумий. Стражники, неуклюже бравшие его под руки, доставляли ему сильную боль, к тому же, выступившая кость зацепилась за порванную ткань и подалась вперед. Плохая работа, ведь теперь его следовало поберечь и постараться сделать так, чтобы он дожил до церковного костра, который по обычаю проводился лишь в полдень, когда собиралось много народу.

Разглядывая кровавый след и волочащиеся по каменному полу ноги, Кристоф вспомнил ноги Изабель. Красивые белые лодыжки, которые не портила грязь. Эти изящные женские аккуратные пальцы. Как красиво она передвигалась, в ней была просто неимоверная сатанинская грация, она легко бы заткнула за пояс всех ведьм, которых ему довелось оправдать перед Богом, вырвав из их окровавленных глоток признание в грехе. Да, пожалуй, она самая красивая из всех и единственная, кто смогла зайти так далеко в его душу, отвлекая даже от вида пытки столь ненавистных ему еретиков.

Купец или вельможа, человек всё равно попадал под бремя неверия, так как грешил, страдал алчностью и склонностью к богатству, ведь это уже было грехом и не подразумевало подлинной веры, какой обладало большинство служителей церкви.

Вспомнив о вельможах, на ум пришел сын короля и его дерзкий друг ловчий. Оба не заслуживали даже костра, лишь медленной полной боли смерти, которая лишь отдаленно даст им понять все муки ада, подстерегающие их после смерти. И особенно это касалось ловчего. Наглый мальчишка посмел помешать божьему суду, встав на защиту ведьмы. Он помешал шестимесячному плану, по которому всё было настолько ловко продуманно, что народ сам пошёл к этой избе.

И это несмотря на то, что они чуть ли не с рождения приманивали их своими ведьмовскими лекарствами. А ведь ему сам Папа наказал истреблять ведьм, позволив приобщиться к самой высокой в духовенстве касте, касте избранных инквизиторов, которым позволено обходить многие обеты церкви, лишь бы сатанинское отродье было истреблено.

И вот он не справился, точнее, допустил первый промах. Отец Кристоф сложил руки в молитве, он искренне верил, что Бог слышал его, и он обязательно должен был помочь.

Проведя в казематах ещё несколько часов, отец Кристоф пришёл к выводу, что пока не стоит лезть на рожон, ловчий сам себя погубит, нужно только вывести его из себя в присутствии короля. И как только это произойдет, уже ничто не помешает сжечь эту ведьму, а заодно и ловчего, попавшего под её чары. Ведь всё равно никто не сможет вылечить человека от черной магии, его можно лишь уничтожить. Ещё раз помолившись, отец Кристоф направился к королю с докладом, следовало первым рассказать историю, произошедшую в лесу.

Глава четвертая

Александрий II сидел в большом тронном зале. Он принимал послов из чужеземного царства, которые просили мира, не в силах сдерживать варваров на окраине страны. Они также были христианами, и царь сочувствовал им. Вера была сильна в нём, он крайне радушно относился к любым несчастным, что шли по пути послушания господу.

Внимательно слушая послов, он жестом предложил сесть рядом. Отец Кристоф поклонился и послушно расположился возле трона. Настроение у короля было превосходное, хотя он серьёзно и внимательно слушал послов, давая им понять, что крайне встревожен их проблемами. Высокий, широкоплечий, король был подобен древним воинам, мощь которых одним видом повергала врага в бегство. Но теперь войн в царстве не было, и эта мощь спокойно покоилась на троне, лишь периодически упражняясь в бое на мечах.

После того как послы ушли, отец Кристоф сразу же приступил к своему повествованию. Медленно и методично он обрисовал всю ситуацию, особенно детально остановившись на ситуации в лесу. Король выслушал внимательно, не перебивая, мрачнея все больше и больше. Когда же отец Кристоф закончил, он поднял руку и подозвал своего начальника стражи. Стало понятно, что как только принц въедет во дворец, его сразу же поведут к королю. А затем он обратился к отцу Кристофу.

– Мне жаль, что так получилось, святой отец. Я уверен, что это недоразумение или непонимание исчезнет, когда Карл окажется здесь. Молодости необходимо давать возможность высказаться, только в этом случае её можно правильно направить.

– Вы, как всегда, правы, мой король, я постараюсь именно так сообщить его Святейшеству Папе, когда завтра отправлю своего помощника в Рим с донесением о частичном успехе.

Король поморщился. На его пожилом, но всё еще очень живом лице прошла глубокая морщина. Он не любил, когда о проблемах его семьи становилось известно за пределами его королевства.

– Что ж, воля Ваша, святой отец. В любом случае, я считаю, что сначала необходимо услышать Карла, его взгляд на ситуацию.

– Как Вам угодно, Ваша милость, – отец Кристоф низко поклонился. Ниже, чем обычно. И король это заметил.

Выйдя из тронного зала, отец Кристоф подошёл к разноцветному окну, из которого так часто открывался чудесный вид на огромные поля, где когда-то верующие христиане усердно работали, не разгибая спины, давая урожай и хлеб королевству. Святой Варфоломей тогда лично следил за порядком на королевских землях, даря всходы и радость. Естественно, до тех пор, пока ведьма своим колдовством не испортила всю эту идиллию. Сейчас там не было ничего, кроме застигнутой засухой земли, на которой ничего не росло.

И как посланник Святой Церкви и лично Папы, именно он был ответственен за исправление этой картины. Чтобы прекрасный цвет спелой пшеницы снова воцарился на этих землях, дав покой и радость этому государству.

– Святой отец! – раздался сзади знакомый голос. Кристоф улыбнулся. Этот юноша вызывал у него самые положительные эмоции. Молодой, умный, храбрый и открытый, он олицетворял собой будущее лицо церкви, освобожденной от нежелательной войны с еретиками и должной лишь нести просвещение и покой. Высокий, стройный, с карими глазами, Иннокентий был крайне воспитанным, почитающим старших отцов и готовым в любой момент отдать всё, даже жизнь во благо истинной веры.

– Да, сын мой, – обернулся Кристоф. – Слушаю тебя.

– Я слышал, Вы так и не поймали эту ведьму, и что за неё подло вступился юный король.

– Разве я сказал об этом сам? С каких пор ты подбираешь чужие разговоры и сплетни? – нахмурился Кристоф. – Неужели служителям церкви свойственно так низко пасть?

– Простите, святой отец, – потупил глаза ученик. – Гнев затуманил мой рассудок. Я лишь опасаюсь, что она полностью овладеет принцем и тогда у нас возникнет большая преграда. Ведь защита принца – это совсем не то, с чем мы привыкли иметь дело.

– Пойдем, я не хочу говорить об этом здесь, но я понимаю, что ты хочешь сказать, – снисходительно ответил святой отец. – Ты переживаешь из-за того, что я оставил их в лесу, что я не взял ведьму там, оставив её на попечении этих молодых людей. Эх, юность, как же вы горячи.

Кристоф взял под руку своего ученика. Он искренне любил его. И считал, что именно тот станет его преемником. Ибо силы и знания, вложенные в Иннокентия, были столь велики, что кто ещё, как не он, должен будет возглавить их многовековую войну с еретиками. К тому же, как бы прискорбно это ни звучало, но, помимо всего, был и личный мотив, ведь всю семью этого послушника уничтожили неверующие варвары, чей язычный бог позволил убить его отца и братьев, а затем изнасиловать его мать и разрезать на куски его младшую сестру, окропив его лицо её кровью. Смех, улюлюканье, невежественные пляски дикарей – вот та картина, которую он запомнил, будучи в плену.

Ученик, послушно шедший рядом, нервно теребил деревянные четки, висевшие на нитке с крестом. Молодой, он был полон энергии и неистово хотел её проявить. И это было похвально, потому что чистые незамутнённые идеи обязаны стоять у истоков их веры. Но не сейчас, в данном случае куда важнее терпение.

– Терпение, терпение, сын мой. Только благодаря этой добродетели мы одержим верх в нашей священной войне. Пусть они думают, что одержали победу, пусть радуются тому, что склонились на сторону зла. Это временно, как только король обдумает всё происшедшее, он встанет на нашу сторону. К тому же, роль церкви в этом королевстве куда больше принята именно отцом, нежели сыном, так как первый правит куда больше лет. Зеленый отпрыск этого древнего рода – ещё дерзкое дитя, необученное манерам поведения.

– Святой отец, учитель, зачем Вы так милостивы к нему, неужели тот, кто поддался на чары ведьмы, должен быть обязательно исправлен? Истинный верующий никогда не усомнится в Вашей правоте и уж тем более не станет защищать ведьму. Извините за прямоту, но, мне кажется, он не достоин того, чтобы править, к тому же, у короля есть старший сын, который и должен унаследовать престол.

– Должен, не означает, что получит. На всё воля короля, а он склонен к родительской любви. И куда больше, чем на это имеет право государь. Нам надо быть терпеливей и осторожней. Именно поэтому твой отъезд отменяется.

– Но святой отец… Кто же тогда поедет вместо меня? У нас не так много людей, кто может донести Вашу волю.

– Я знаю, хорошо еще, что все, что ты должен передать на словах, не столь велико в значении, чтобы можно было отправляться в путь немедленно. Сейчас ты мне нужнее здесь. Из-за этих осложнений мне очень понадобится твоя помощь.

Они вышли во внутренний сад дворца, оканчивающийся высоким обрывом. Воздух здесь был необычайно свеж, хотя немного и тянуло мхом, плесенью и прекрасно сохранившейся древностью, идущей от старых, граненых плит, казалось бы, вечно находившихся тут. Отец Кристоф подошёл к краю парка, где в тишине, нарушаемой лишь пением птиц, уже не раз беседовал со своим учеником.

Стоявший рядом Иннокентий молчал. Он заметил, что всё внимание святого отца направлено на созерцание природы и не мешал, понимая, что священник вот-вот составит план действий. Но святой отец вовсе не думал о плане, он смотрел на дорогу, ведущую к замку, по которой ехало несколько всадников в парадных одеждах. И среди которых была женщина в изодранном ярко-красном платье, поверх которого был накинут мужской плащ.

Глава пятая

Святого отца трясло внутри. Он видел ведьму, видел её грацию и как уверенно она едет в мужском седле. Богохульство, эретизм, высшая степень надругательства над религией – вот, что она воплощала собой, ступая на эту освещенную церковью землю. Как нагло, как самопровозглашено она въезжала в королевские ворота.

– Вам плохо, учитель? – обеспокоенно обратился к нему брат Иннокентий.

Но он его не слышал. Всё его нутро горело огнём, всё его существо, вся суть его подверглась ужасному испытанию. Святой Отец устало отошел от края и опустился на скамью. «Терпение, терпение» – без устали повторял он себе. – «Только терпение поможет справиться с этой адовой напастью». О, Боже, но как же тяжело ощущать проникновение в этот храм такого паскудства, как больно видеть, что королевские дети сами ведут свою погибель в отцовский дом. Больно, тяжело, но надо. Ибо только так он сможет справиться с этим врагом. Немного отдышавшись, он положил руку на плечо своего ученика.

– Всё хорошо, не беспокойся, небольшая мигрень. Она иногда мучает меня, – соврал он.

Глава шестая

«Как удивительно устроен наш мир», – думала Изабель. – «Всего несколько часов назад я бегала по кустам, как вот уже еду с принцем во дворец. Да, я пленница, да, я обвинена в колдовстве. Но всё равно я могла прожить всю свою жизнь среди леса и так бы никогда и не увидела этих величественных высоких стен, красивых скульптур на воротах, высоких башен и огромного тронного зала, который, как сказал принц, едва ли не самый лучший во всём мире».

А затем она вдруг отчетливо увидела умирающую мать. Как смело и по-матерински нежно она смотрела на свою дочь, временно вырвавшись из мутного колодца своего забвения. Вырвалась только для того, чтобы отпустить, не дать ей умереть в огне. Воспоминание обожгло, растащило радость по кускам, выдернуло её на свет гнева и боли. Заметив, что с ней что-то не так, к ней подъехал ловчий и, поравнявшись, погладил лошадь.

– Вас пугает замок, сударыня?

– Нет, но лес мне гораздо ближе, это правда.

– Мне тоже, хотя в этих каменных глыбах есть своё очарование, особенно там, позади основных стен, над самым обрывом, откуда открывается удивительным вид на лес, закат и прочие дела.

– Дела?

– Всего не перечесть, простите, но из меня плохой романтик.

– Романтик? Сударь, я не совсем понимаю, что вы подразумеваете сейчас под этим словом, всего несколько часов назад умерла моя мать! – зло бросила она. – Точнее, её живьём сожгли.

Ловчий хотел было что-то ответить, но на минуту задумался, посмотрев с какой-то печальной улыбкой в сторону нависшего над океаном замка.

– Знаете, я не могу вас утешить, это большое горе, но вы хотя бы знали свою мать, я же свою так и не узнал, равно, как и отца, которых убили спустя год после моего рождения, – он грустно улыбнулся. – Вы, наверное, слышали эту историю, замок Крушвельдорф, он недалеко отсюда.

Изабель помахала головой. Она не знала, ни где находится этот замок, ни что произошло в нём. Но зато она знала, что этот юноша говорит правду, более того, самую, наверное, тяжелую правду, которую он мог себе позволить.

– Нет, не слышала, – тихо сказала она.

– Ничего, я как-нибудь вам об этом расскажу. Должен же я хоть с кем-нибудь разделить это бремя, – посетовал он, мягко поглаживая своего коня. – И всё-таки вы действительно крайне красивы, я даже понемногу начинаю верить, что это происки дьявола.

Изабель снова посмотрела на него. Этот юноша вызывал у неё крайне противоречивые чувства. С одной стороны, он был вполне взрослый и серьёзный, прекрасно владел мечом и смело бросался на врага. Но, с другой, он странно шутил, ставя её в крайне неловкое положение. Особенно там, в лесу, когда он испугал её, и вот сейчас, когда он вспомнил о лживом обвинении в её адрес. Он что, так издевается над ней?

– Виктор, я вижу, тебя нельзя оставить с дамой ни на минуту, – улыбаясь, сказал принц, который, как и ловчий, держался недалеко от пленницы. – Вы простите его, он иногда невежа.

– Всё в порядке, он спас мне жизнь.

– Увы, сударыня, это ещё открытый вопрос, – серьёзно заметил Карл. – Зная нашего святого отца, я почти уверен, что он уже обо всём рассказал моему отцу-королю, и я буду крайне удивлен, если у ворот вас уже не подстерегает пара-тройка монахов в темных одеждах. Увы, но в вопросах поисков сатаны они крайне расторопные малые. Но у ворот их никто не ждал, разве что двое королевских конюхов, которые помогли спешиться и торопливо отвели лошадей в сторону.

Замок, как и говорил Виктор, был красив. Высокие расписные потолки, где королева-мать держит на руках сына, узорчатые огромные окна, мраморный светло-зеленый пол. Замок поражал своим убранством с первого взгляда, казалось, что это невозможно сотворить человеческими руками. Изабель смотрела на всё с еле скрываемым восхищением, ей очень хотелось коснуться этих величественных стен и колонн.

Король сидел на высоком троне. Александрий, так, кажется, его звали. Изабель не помнила точного его имени, так как ей редко доводилось слышать о короле, но то, что это именно он, она поняла сразу, слишком похожи были отец и сын. Оба высокие, крепкие, около двух метров ростом, с чистыми голубыми глазами.

Принц подошел к трону и, опустившись на одно колено, низко поклонился. Изабель и Виктор сделали то же самое. В ответ король лишь прищурился, рассматривая её. Изабелла чувствовала это всем телом.

Молча выслушав сына, король небрежно откинулся на деревянную спинку трона. Лицо его было хмурым, недовольным. Задумчиво теребя бороду, он долго всматривался в свою плоть и кровь, столь своенравно исполнившую королевскую прихоть. Затем, махнув рукой, он приказал увести её.

Глава седьмая

Каменные стены, плач, остатки соломы, боль, крики, прутья, голые локти, изнеможденные лица… Именно так встретила её темница, где содержались королевские узники. Кинув её в клетку, стражники, бренча ключами, быстро удалились, обсуждая скорую её кончину. Изабель почувствовала, как холодный каменный пол медленно высасывает её тепло. Но она не хотела вставать, слишком бесполезным казалось ей это занятие – всё равно она умрёт. Сегодня, завтра или послезавтра – это уже не имело значения.

Сожгут ли её на костре, как мать? Забьют ли металлическими прутьями? Или предварительно будут медленно жарить, чтобы она призналась во всех своих злодеяниях? В любом случае она не сможет на это повлиять.

Ох, как же глупо она поступила, не убежав тогда с поляны, когда её напугал ловчий. Зачем она осталась с ними? Неужели это ещё один глупый поступок, за который она будет долго и тяжело расплачиваться, крича от боли и моля о скорой кончине Всевышнего? Или нет? Может, всё обойдётся? Может, её вытащит отсюда её новый друг – охотник? И вот тут, наконец, она улыбнулась, как же это странно – всё ещё верить в людей. В то, что они могут помочь ей, вытащить её из этого ада.

Безумие, безумие, кругом сплошное безумие. За что, почему они так её ненавидят? Она вообще не знает этих людей. Почему они хотят принести её в жертву, она ведь только лечила, ухаживала за больными, она никому не причинила зла. У них же есть их Бог, почему он разрешает убивать мирных людей?

Возле прутьев послышался шорох соломы. Изабель медленно повернула голову и увидела высокого молодого юношу в рясе, внимательно рассматривающего её. У него были красивые большие глаза, полные печали, тоски и темного глубокого гнева. Она уже встречала подобные, кажется, это был одинокий кузнец, который приходил к ним навестить умирающего сына. У ребенка была странная болезнь, которую не лечила ни одна трава. Она буквально сжигала все его внутренности, распространяясь на новые участки. Мальчик сильно кричал, и они еле справлялись с его болью. Кузнец не мог его убить, не мог облегчить ему жизнь и тогда обратился к ним, единственным, кто мог ему помочь.

Изабель поняла, что этот монах тоже потерял своих близких. Боль осталась внутри, и теперь она медленно сжигала его. Она улыбнулась, ей не хотелось, чтобы они знали, насколько ей страшно, пусть видят лишь улыбку, которая преображает её.

Растрёпанные волосы, изодранное платье, грязь, снова прилипшая к ней, всё это неестественным образом обезображивало её, делало из неё дикарку. Дикую девушку из лесов, где за ней охотились, словно за животным. Она вспомнила слова матери: «Только достоинство, с которым мы встречаем даже самые страшные беды, делает из нас людей». Как же она была сильна и умна, как же теперь ей не хватает её доброго слова. Она скучает по ней, ей хочется снова увидеть морщинистое лицо, родные глаза, сказать, как сильно она её любит…

Инквизитор все ещё не отрывал от неё взгляда. Гладкая кожа, крепкий подбородок, нос с небольшой горбинкой, он почти не показывал эмоций, лишь полный молчаливой ненависти взгляд. А затем он вытащил руку и положил перед ней миску с водой. Спокойно, размеренно, ничем не нарушая своего нежелания понимать её беды.

– Тебя ждет суд. Ты должна быть в здравом уме, – сказал он холодно. – Выпей, это поможет восстановить силы.

Издевательство, снова издевательство над ней. Изабель попыталась сдержать эмоции, но не удержалась и со всей силы пнула деревянную миску ногой, отчего та с грохотом отлетела к стенке. Молодой инквизитор вздохнул и неторопливо начал подбирать посудину.

– Гори в аду, ублюдок! – зло бросила Изабель.

На этих словах инквизитор на мгновение замер, затем, выпрямившись, подошёл к ней поближе, задумчиво рассматривая свой крест.

– Я хотел увидеть твое подлинное лицо, ведьма! И вот теперь я вижу его. Ты умрешь, как все язычники, жаждущие творить зло на нашей земле. Я видел, что вы делаете с людьми, я видел ту кровь, которой вы орошаете землю. Женщины, мужчины… Вы все заслуживаете лишь смерти, а вместе с ней – очищение. Отец Кристоф мудрый человек, он знает, как бороться с такими, как вы, и я до конца буду ему помогать в этом. Ни юный принц, ни его друг – никто не поможет тебе, пусть даже ты будешь самой красивой и самой могущественной ведьмой.

– Красивой? Ты сказал – самой красивой? – Изабель улыбнулась. Этот странный комплимент вдруг полностью изменил её настроение. – Так ты считаешь меня красивой?

Молодой монах растерялся, но тут же спохватился и вновь принял сосредоточенное выражение лица, пытаясь выработать новую линию поведения и как можно быстрее правильно ответить на её вопрос. Наконец, он справился с собой и сказал:

– Ты красива. Да.

Тут Изабель перебила его:

– И это несмотря на грязь, изодранное платье, растрепанные волосы?

– Да, но это не важно, ты всё равно сгоришь на костре.

– Да не боюсь я вашего костра, я же не грешница, которая боится предстать перед Богом. Это всё вы трясетесь за свои животы и пугаете лишь тем, чего сами боитесь!

Молодой монах покраснел. По его бледному лицу сперва прошло замешательство, затем гнев, затем всплыла молодость и растерянность. Он переливался всеми светами радуги, пока в попытках сдерживания хотел подобрать столь необходимые для правильного ответа слова.

– Всё, иди, похотливый развратник, я не хочу разговаривать с тобой! Все, что ты видишь перед собой – это лишь красавицу. Твоя похоть затмевает тебе глаза, ты мне отвратителен,мерзкий прелюбодеец!

Сжигая её глазами, монах молчал. Наконец, он развернулся и ушел. А, оставшись одна, Изабель уткнула голову в коленки и заплакала, понимая, что ей никто не поможет и что бы она ни говорила этому монаху, огонь всё равно вырвет из неё всю смелость и торжество, заставив что есть силы орать от боли.

Когда монах ушел, и огонь факела стал чуть слабее, из клетки напротив донесся едва различимый шепот. Присмотревшись, Изабель смогла различить старика, в чьих пустых глазницах уже успела запечься багровая кровь. Подобравшись поближе к прутьям, он тихо назвал её по имени, улыбаясь изувеченным беззубым ртом. Изабель узнала его, это был пастух, которому она относила снадобья для его больной старухи. Смертельно измученный, он был на грани конца.

Глава восьмая

Виктор нетерпеливо смотрел на своего друга. Но Карл так и стоял в молчании, отвернувшись к окну. Вопрос, который был задан несколько секунд назад, так и остался висеть в воздухе, неприятный и уже никому неинтересный. Но только не ему, не тому, кто снова встретил её спустя столько лет, когда они ещё совсем маленькими сбежали в лес и там повстречали эту красивую интересную девочку, которая не только вывела их из леса, но и до конца жизни влюбила в себя. Причём разом и обоих.

Но это были мысли Виктора. Карл же размышлял о том, какое выгодное предложение сделал ему отец, сидя в саду. Он сказал, что отдаст сыну корону, если тот уступит инквизитору и отдаст ведьму на сожжение. Что это испытание, которое позволит увидеть в нём настоящего наследника, достойного сделать сложный выбор.

Странно лишь то, что этот выбор пал на эту очаровательную беглянку, которой он посвятил так много своих воспоминаний. На ту, которую он видел всего лишь несколько часов со своим другом в лесу, когда они совсем маленькими заблудились там. Красивую, умную и, без сомнений, ни в чем не повинную жертву обстоятельств и варварств, на которые в последнее время была способна инквизиция. Впрочем, он понимал, почему отец поддерживал их, слишком уж неурожайные года были в последнее время, и без инквизиции нельзя было найти более подходящего виновника.

Во всём виноват дьявол, во всём виноват сатана. Вот он, истинный виновник всех бесчинств, именно его надо уничтожить и тогда всем будет хорошо. Таково решение инквизиции, такова воля самого короля. Впрочем, был и другой путь. Путь совести или войны, где в первом стоило покинуть королевский трон, а во втором следовало вторгнуться в ближайшее королевство ради добычи. Но оба пути были слишком опасны и глупы.

Чувствуя, что пора отвечать, Карл повернулся к своему другу. Влюбленный, очарованный чарами ведьмы, он смотрел на него, не отрывая взгляда. То, за что он его ценил и уважал, сейчас играло на руку его врагам. Честность, преданность, вера в справедливость. Эти вещи часто подводили его к опасной черте, но они же давали Карлу полную картину поведения своего лучшего друга, не давая повода усомниться в нём.

Его глаза пылали огнём и надеждой на то, что тюрьма для Изабель – это всего лишь момент, часть его плана, что сейчас они всё изменят и вытащат её оттуда, спасут ей жизнь. Что им не придётся почувствовать запах паленого нежного мяса. Карл выжидал, он знал, насколько неприятна правда, и что сейчас Виктор не готов принять её, он хоть и добрый малый, но вполне может натворить глупостей. Ведь им движет любовь, а это сложно контролируемое чувство.

– Ты спрашиваешь, что с ней будет? – Карл развел руками. – Пока не знаю, на данный момент она находится в тюрьме, и только судья решит, чем всё закончится.

– Да ладно, как будто ты не знаешь этих живодеров. Не знаешь их формы допроса. Сходи, посмотри, что они сделали с пастухом. Она как раз напротив его клетки.

– Ты был внизу? – Карл удивленно поднял левую бровь. – Но зачем?

– Хотел убедиться, что с ней всё хорошо. Только вот разговор не получился, там был этот молодой инквизитор.

– Брат Иннокентий.

– Да, да. Впрочем, не важно, они всё равно выбьют из неё признание, а затем казнят. Они же убийцы. Ты видел, как он смотрел на неё? Чертов садист не остановится, пока она не сгорит. Неужели ты забыл, как она спасла нас? Как вывела из леса? Как ты сам клялся, что обязательно отыщешь её и сделаешь своей королевой?

– Мы были детьми, Виктор, и это было частью нашего детства. Мы говорили смешные клятвы, верили в них, но потом пришла зрелость и, увы, мы понимаем, что некоторые клятвы даже принц не в силах выполнить.

– Возможно, возможно мы были детьми. Но честь всегда одна и та же. Хоть в детстве, хоть сейчас. Она неизменна. И бросить Изабель умирать – это значит пойти против себя, против того принца, которого я спас, когда убил первого своего волка.

– Ты слишком эмоционален, мой друг. Я же не говорю, что мы её бросим, – миролюбиво сказал Карл, кладя руку на плечо Виктору. – Нет, это политика, мы просто возьмем время на обдумывание. Нельзя сейчас идти в атаку, нужно просто выждать удобный момент. Инквизитор не дурак, но и он совершает ошибки. Признаю, это крайне сложная ситуация и сидит она в тюрьме не потому, что я так спланировал. Но если ты пойдешь туда и освободишь её, то ты убьешь себя и девушку не спасешь. Или ты думаешь, за побег её избавят от боли? Позволь напомнить тебе, что последнего сбежавшего пленника у нас сварили живьем, причем на медленном огне, чтобы мясо от костей отходило медленно. Сейчас ты мне говоришь о каком-то диком стремительном шаге, который не принесет никакой пользы. Ты забываешь обо мне, о своей сестре, я уж не говорю – о себе. Глупо, просто глупо бросаться сейчас ей на выручку. Или, быть может, любовь затмила тебе глаза?

Виктор смотрел в сторону окна. Но Карлу даже не нужен был ответ на этот вопрос, он знал своего друга как никто другой. И чтобы понять, что он влюблен, ему не требовался его ответ. Это было сделано так, ради звука, ведь мысли, произнесённые вслух, уже становятся чем-то значимым.

– Да. Возможно, – тихо ответил Виктор. – Только это произошло не сегодня и не вчера, а тогда, когда она спасла нас в лесу. И мне жаль, что только у меня сохранилось то чувство… Быть может, если бы ты остался таким же горячим, как тогда, мне было бы легче освободить её.

– Виктор, Виктор, ну нельзя же быть таким максималистом. Хотя, к чему этот шум, тебя всё равно не исправить. Я лишь прошу ждать, ведь ещё не было суда. Не было никаких доказательств и признаний. Найдем ей хорошего защитника и будем его вести.

– И ты думаешь, это сработает? Ты веришь в королевский суд?

– Не верю, если жертва – обычная крестьянка и за неё не заступается главный ловчий. Тогда суд не самый справедливый, но если на её стороне мы, но тут у судей открываются глаза и карманы, мой друг. Причем на последнее я больше уповаю, ведь ничто так не влияет на решение судьи, как тяжесть его карманов.

– Проплатить королевского судью – это реальная идея. Но пойдет ли он на это?

– Куда он денется, сейчас крайне скудное время. А у нас, к счастью, неплохие средства. Так, если и стоит думать об Изабель, то только в том ключе, на сколько золотых она тянет. Точнее, её свобода. И что ещё немаловажно, я слышал, что Кристоф крайне жадный до денег.

– Хм, дай Бог, ты прав. Только я всё равно в это мало верю, я видел, как он смотрел на неё. Он хочет её смерти, он хочет услышать её крики.

– Возможно, но всё так часто меняется. Может, его вызовут в Ватикан. Может, он умрет от случайной стрелы, поскользнется, наконец. Всё возможно.

Карл снова развел руками и улыбнулся. Но Виктор почти никак на это не отреагировал. Он был всё так же напряжен и всё так же буравил своим взглядом стены, остановившись на скрещенных мечах над камином.

Ох уж этот Виктор. Пойдёт ли он за ней, если они проиграют? Возможно. Но всё равно стоило потянуть время. Ведь даже если он сам почти не верил ни в одну свою идею, то отбрасывать счастливую случайность он не имел права. Это всё же лучше, чем ничего. Следовало дать Виктору остыть, такова уж суть его вспыльчивого характера – романтизировать до невозможности эту лесную барышню. Пойдет она на эшафот или нет, главное – не дать ему пойти следом. Не зря он уже чувствовал этот неприятный посыл в его напряженном взгляде. Посыл, который может завести его на тот же костёр.

Виктор повернулся к двери. Но Карл не останавливал его. Когда они были одни, он мог себе это позволить, вот так, без поклона, пойти в свои покои. Перед глазами принца ясно вспомнился тот день, когда Виктор впервые спас его. Когда, спрыгнув с коня, он набросился на волка с кинжалом и, прикрыв его, перерезал зверю горло. Как не раз проливал свою кровь, спасая ему жизнь. Как из всех его слуг он был единственным, кто без колебаний рискнул своей жизнью и единственным, кому он полностью доверял. И вот сейчас их начинала разделять это крестьянка.

Слово, клятва, детская несбыточная мечта. Ни один король не может идти на поводу собственных романтических идей и желаний. А если он идет, значит, либо он удачливый от бога, либо сумасшедший. Он не был ни первым, ни вторым, он был лишь младшим сыном короля, разум которого вовсе не был безграничным.

Наконец дверь захлопнулась, и Карл остался один. Наступал вечер. В камине только начинал разгораться огонь. Он подбросил еще полено. Огонь успокаивал его, давал возможность размышлять более логично. Его не особенно волновала судьба этой девушки, будь она хоть трижды красивой, его не волновала его детская клятва, его беспокоила лишь судьба своего единственного друга, вот-вот готового сорваться в пучину безумных поступков.

Убить её или попытаться спасти? Что выбрать? Первое, хоть и неприятное, но крайне действенное средство, избавляющее от множества проблем. А, главное, от надоедливых просьб Виктора. Но оно вовсе не гарантирует, что он не выкинет какой-либо отмороженный подвиг, к примеру, обезглавливание Кристофа. Спасение же Изабель также не гарантировало счастье. Ну, вытащат они её? Что дальше? Жениться на ней он не сможет, обеспечивать, как содержанку – тоже не будет. Не такой он по нраву, да и она из диких. Опять пойдут волнения, и этот пронырливый святой отец наверняка заставит его совершить какую-нибудь глупость или, что хуже – дерзость. Это тоже не выход. К тому же, нельзя сбрасывать со счетов отца, который твердо хотел, чтобы инквизитор сделал своё кровавое дело

Он вызвал слугу. После охоты молодой принц любил принять горячую ванну. Смыть грязь и полностью расслабиться. Смотреть, как пар медленно поднимается над его телом и быстро растворяется в воздухе. Смыть грязь и уснуть, вот что двигало им.

Глава девятая

Но так делал принц. Виктор же двигался по совсем иному пути. Быстро передвигаясь по замку, он шёл в подвал. Он знал караульщика, и что тот за пару золотых без проблем его пропустит. У него голодала дочь, и это делало его сговорчивым малым.

Спустившись вниз по круговой лестнице из башни принца, Виктор быстро миновал большой зал и, открыв крепкую дубовую дверь, направился к массивной стальной решетке, возле которой стоял караульный. Тюрьма в замке была небольшая и, как правило, её сторожил лишь один часовой, так как так было мало пленных. А до прихода инквизиции их и вовсе не было. Король умел разрешать споры.

Изабель даже за прутьями была невероятно красива. Женственна, грациозна, она пылала как яркий цветок, восхищая своим видом.

Он не убил его, лишь связал. Также он не убил остальных. Стражники не заслуживали смерти, они лишь выполняли свою работу. Выбив решетку и вытащив Изабель, Виктор понимал, что он поставил на кон всё. Но единственно ценное, а именно, его сестра, была далеко. Карл был неправ, когда ставил её как предлог для недостойного поступка. Её не коснётся гнев святого отца. Равно, как и Карла, который, как стало понятно, не пойдёт против воли короля и инквизиции.

Следовало действовать быстро. Так, чтобы у них было максимально больше времени уехать как можно дальше от дворца, добраться до реки и сбить со следа гончих, которых обязательно пустят им вслед. Взяв её за руку, он аккуратно вывел её из темницы и, прошмыгнув мимо караула, выбрался к заранее запряженным коням. Что бы ни думал Карл, он всё ещё мог преподнести сюрприз.

Стоя в темноте и чувствуя гриву жеребца, Изабель, наконец, улыбнулась ему. До этого с её лица не сходил страх и гробовое молчание, граничащие с таким же молчаливым удивлением. Она лишь повиновалась, делала все, что он ей говорил, и никак не проявляла себя. Ещё раз доказав ему, что всё, что он сделал, было не напрасно.

Лошади негромко фыркали. Усадив Изабель в седло, Виктор заметил, как внезапно в её глазах появился страх, надвигающийся, необъятный, ужасный. «Странно, я почему-то думал, что она гораздо смелее, ведь она так смело разговаривала с инквизитором, а сейчас, сейчас она боится, хотя мы уже покинули стены тюрьмы».

Сев с ней рядом, он аккуратно накинул ей на голову серый капюшон и тронул поводья. Следовало спешить, до смены стражников оставалось чуть меньше получаса и, как правило, этих двоих меняли быстрее остальных.

Выйдя за пределы замка, он пришпорил коня. Им следовало спешить, чтобы инквизиторы даже при всем желании не смогли их догнать, ведь там, в лесу, всего в одном дне пути его уже ждали двое верных слуг с парой отличных жеребцов, благодаря которым они навсегда покинут этот дворец.

Да, он ставил на кон всё: свое богатство, своё имя. Но, главное, он не шёл вразрез со своей честью. И, что самое приятное, с любовью, которая грела его, согревала даже в эти страшные минуты. Нет, он не предал друга, он даже, наоборот, избавил его от ненужных проблем, избавив Его Высочество от этой обременительной заботы о чести невиновной женщины. Хотя, вина всё же была, она была слишком красивой, что для инквизиции уже казалось грехом.

За всеми мыслями он остановился взглядом на своем жеребце Бенедикте, которого отдал Изабель. Могучий конь почти сливался с ночью, мягко и нежно неся самое главное его сокровище.

Главая десятая

Изабель, что есть силы, вцепилась в могучую шею коня, который нёс её в лес. Силы таяли, но их ещё хватало на то, чтобы она не свалилась с этого мощного животного, хотя ей казалось, вот-вот и она упадёт. Крепкий, стремительный, он с силой разбивал воздух, дыша огромной грудью и фыркая большими ноздрями. А ещё у него был приятный запах, что-то связанное с цветами, наверное, это и было так называемое мыло.

Ловчий скакал рядом. Она видела, как несколько раз он смотрел на неё, проверяя её силы, и как она держится в седле. Каждый раз она старалась не показать вида, что вот-вот упадет, но с каждой минутой это становилось всё сложнее и сложнее, пока, наконец, она действительно чуть не упала с коня.

Ловчий сразу остановился и внимательно посмотрел в её глаза, затем на реку, которая текла в нескольких милях от них. Указав на неё рукой, он пояснил, что это самое важное, что только так можно сбить собак, что надо пройти хотя бы десять миль по воде, чтобы потом незаметно нырнуть в лес, где их через несколько часов пути ждали слуги со свежими лошадьми. Что только так они могут спастись.

Она кивнула, слабо, почти обессилено. Он ещё несколько мгновений смотрел на неё. В его серьёзных глазах шла какая-то борьба, в конце которой он тихо выругался и сел в седло. Только в этот раз они ехали гораздо медленнее, так, чтобы она не могла слететь с могучего жеребца.

А потом у воды, когда лошади прошли вдоль реки несколько метров, она всё-таки заснула, моментально плюхнувшись в холодную воду, где испуганно встала, озираясь по сторонам. Заметив это сокрушительное падение, Виктор моментально спрыгнул в воду и одел её в свой плащ. Бодро забормотав про то, что всё нормально, она всё же видела, что ловчий ещё больше погрузился в раздумья, молча рассматривая далекий замок.

– Видимо, придётся идти ещё медленнее, но нам нужно пройти хотя бы пять миль по воде, хотя бы пять миль. Ты меня понимаешь? Ты сможешь продержаться ещё пять миль?

– Я постараюсь, – тихо ответила Изабель.

– Не постараюсь, если ты ещё раз упадешь, ты можешь сломать, к примеру, ногу, а это может поставить крест на побеге. А у инквизитора очень хорошие натасканные псы и лучшие кони из королевской конюшни.

– Хорошо, я выдержу.

– Вытри лицо холодной водой. И каждый раз, когда сон будет одолевать тебя, умывайся.

Она всё сделала, как он сказал, но всё равно глаза отказывались повиноваться ей. Слишком тяжёлым оказался плен. И спустя некоторое время она снова плюхнулась в воду. Ловчий уже не стал ругать её, а лишь, привязав её к седлу, пошёл рядом по воде. Лежать было ужасно неудобно и тяжело, зато было стопроцентная гарантия, что она не упадет с коня, так как ловчий шёл рядом и внимательно следил за этим. Она не спорила, не было сил. Быстро заснув, Изабель даже не видела никаких снов, лишь тьму, в облаке которой она провела некоторое время, резко закончившуюся из-за мощной тряски.

Раскрыв глаза, она увидела приближающийся рассвет. Кругом были деревья, приятный лесной запах, состоящий из цветков, коры деревьев и травы. Всё это так взбудоражило её, что она не могла не попытаться подняться.

Стоявший возле коней Виктор заметил это и подошёл к ней.

– Я не уверен, но думаю, у нас есть час, не больше, затем ты должна будешь опять сесть в свое седло. Мы ехали очень медленно, поэтому всё ещё в опасности, – сказал он измотанным голосом. Его немного трясло, Изабель только тут вспомнила, что он прошел как минимум несколько миль по холодной воде.

Она посмотрела в его голубые глаза. Виктор попытался отвернуться и заняться лошадьми, но она приблизилась к нему вплотную. Внутри неё словно зажегся небольшой огонёк, который в момент осветил всю душу. Она встала так, что едва касалась его губ. У этого человека были очень храбрые и красивые глаза, чистота которых так завораживала, что она даже удивилась, что раньше не обратила на это внимание, видимо, постоянное его веселье сбивало её с толку. А теперь, когда он отдал почти всё, чтобы вытащить её из плена, они горели так, что уже нельзя было не обращать на это внимание. Волшебный свет был слишком ярок и притягателен.

Проведя рукой по его щеке, она почувствовала, как сквозь холод на нём появляется румянец. Улыбнувшись, Изабель не выдержала и поцеловала ловчего, вмиг осознав, что влюблена. А после… После их захватил порыв, который вознёс туда, где никто из них ещё не был, и откуда каждый мог увидеть весь мир, ощутив всю красоту и прелесть самых очаровательных уголков.

Но не суждено, не суждено небесам впускать их надолго, стук копыт раздался со всех сторон, окружая их, лишая последнего шанса. Всего через несколько минут показалось нескольких всадников, которые, быстро спешившись, поспешили к ним. Виктор выхватил шпагу и еле заметным движением вспорол горло первому стражнику. Затем, сбив атаку кинжалом, проткнул грудь второму и, продолжая атаковать, в три удара положил на землю третьего. Это было настолько стремительно, настолько быстро, что Изабель почти не видела его выпады, лишь лезвие, пару раз блеснувшее на солнце.

Убедившись, что опасности нет, Виктор быстро подошёл к ней и, усадив на своего коня, что-то прошептал тому на ухо. Конь фыркнул и, прислонившись в последний раз головой к хозяину, поскакал через лес.

– Он сам приведет тебя к моим слугам. Это умный конь. Мой последний оставшийся друг, – сказал он ей на прощанье, после чего отвернулся к вновь показавшимся гостям.

Изабель почувствовала, как из глаз падают слезы, ветер сдувал их, но они всё равно текли из глаз. Ещё один человек умирает из-за любви к ней, ещё один без шанса на выживание принёс себя на алтарь церкви, этой мощной машины убийств.

В голове неожиданно родилось острое желание вернуться и, схватив поводья, она с силой потянула их на себя, но Бенедикт упирался, только вот она оказалась сильнее, и он послушался её. Туда, туда, где идет неравный бой с грязными собаками инквизиции, пусть не всех, но хотя бы парочку она растопчет на земле. Раздавит копытами этого сильного жеребца.

Но так не случилось, едва она добралась до опушки, как две стрелы из арбалета сразу же свалили Бенедикта на землю, едва не убив и её. Захлебываясь кровью, конь лишь пару раз фыркнул, после чего затих, добитый прямым выстрелом в голову.

Раненный стрелой в ногу, Виктор все ещё дрался, окруженный пятью стражниками. Его шпага, описывая круговые движения, грозно разрезала воздух, не давая обойти и смело вызывая на бой тех, кто был спереди. Инквизиторы медлили, шесть трупов наглядно демонстрировали прекрасные навыки фехтования ловчего.

Изабель вдруг почувствовала, как сильная рука оторвала её от земли. Это был святой отец, который также преследовал их. Больно сжав запястье, он заставил её вскрикнуть, а когда она попыталась его укусить, снова придавил к земле. Услышав её крик, ловчий обернулся и, заметив нависшего над ней святого отца, замер. Торжествующе улыбаясь, Кристоф призвал всех не рваться убивать, а лишь связать и проводить до почётного божьего суда.

Глава одинадцатая

– Как же так, сударыня, зачем нужно было убегать? – со вздохом размышлял святой отец, сопровождая свою пленницу в замок. – Глупо пытаться избежать кары, ведь вы нарушили Закон Божий. И вполне заслуженно понесете наказание.

Кровь заполняла рот. Разбитая губа кровоточила и ныла, кляп распух от крови. Казалось, она вот-вот потеряет передние зубы, слишком уж лихо по ней прошелся святой отец, пытаясь заставить не сопротивляться. Но это лишь тело, куда больше мучил вид ловчего, которого тащили позади.

Избитый инквизиторами, он еле-еле переставлял ноги, то и дело падая в грязь. Святому отцу стоило неимоверных усилий оттащить от него своих слуг, изрядно обработавших его сапогами. И хотя она понимала, что, умерев там, он был бы избавлен от новых страшных мук, она всё же была рада, что он был жив. Пусть ненадолго, но жив.

– О чём вы думаете, милейшая Изабель, уж не об искуплении ли? Поверьте, сейчас самое время, – ласково мурлыкал святой отец. – Хотя, лично по моему опыту, искупление приходит лишь с болью, когда раскаленный металл очищает душу. Впрочем, иногда достаточно и воды. Ваша покойная мать не рассказывала вам о том, как мы очищаем дух от ереси?

Изабель, не способная ничего сделать, даже плюнуть в мерзкую рожу ублюдка, в бессильно злобе попыталась выплюнуть кляп. Но, умело вставленный ей в рот, он был недосягаем для неё.

Заметив её старания, святой отец улыбнулся и ласково погладил коня. В его глазах горел далекий победный огонь предвкушения от новых забав, для которых он столько времени зрел. Он словно помолодел, насыщаясь этой аурой отчаяния и боли.

– Знаете, а я даже не знаю, с кого из вас начать. Видите ли, я не могу доверить ваш допрос своим помощникам, мне следует всё делать самому, поэтому я вынужден, просто вынужден работать с вами поочередно. Как вы думаете, с кого начать? Вам, кстати, вовсе не обязательно говорить, просто кивните в знак согласия.

Его глаза игриво блеснули.

– С ловчего?

Изабель не двигалась.

– С вас?

Она кивнула.

– Так я и думал. Но, поверьте, это неправильно. Я почти уверен, что необходимо начать с вашего друга, ведь вы – ведьма по рождению, а он – лишь ваша марионетка. Каждая новая секунда отделяет его от Бога и приближает к сатане, поэтому начать следует именно с него. Какой никакой, а шанс, – он снова улыбнулся. – А знаете, если обещаете не хулиганить, я вытащу вам кляп. У нас во дворце будет совсем немного времени для общения, мне следует как можно быстрее вынести приговор.

Посмотрев на священника, Изабель кивнула и ей вытащили кляп, едва не утащив два передних зуба. Свежий лесной воздух сразу же заполнил окровавленный рот, а кровь полилась по изящному подбородку.

Сплюнув, Изабель вытерла губы о платье. Ноющая боль мешала ей говорить, а язык почти не двигался, но она и не хотела долгих речей, всё, что она хотела сказать, умещалось в небольшой емкой фразе.

– Гори в аду!

Святой отец перекрестился, вынув крест, поцеловал его, после чего, размахнувшись, ударил её по щеке.

Глава двенадцатая

Свечи плавно таяли под огнем, возвышающимся над фитилем. Воск стекал по белым мягким стенкам и плавно оставался на металлической подставке. В комнате было тихо. Лишь на столе лежала толстая, сделанная в единичном экземпляре книга, открытые страницы которой словно излучали строгий порядок католической веры.

Древняя, могучая и, как всегда, правдивая, она была могучим инструментом, позволяющим всё ещё бороться за умы людей. Поддерживать в них добро, удаляя гнилой эретизм. Держа крепкую руку на желтых страницах, отец Кристоф всем телом ощущал, насколько мощный этот инструмент. А ещё он и раньше знал, что легко переиграет сопляка ловчего. Так как нет такой силы, которая бы встала на пути церкви и устояла перед её праведной и крепкой верой. Ведьме суждено сгореть на костре и если она возьмёт с собой ещё одну душу, то так тому и быть.

Огонь свечей, мягкий, медленный, тянущий, постепенно обволакивала тьма. И хотя они до последнего освещали труды инквизиторов-братьев, столь четко изложенные в этой книге, тьма всё равно понемногу подбиралась всё ближе и ближе. Она обходила и слева, и справа, и снизу, и сверху. Неслышно, медленно, уверенно. И пусть огонь трепетал и был красив, но он всё равно таял без новых свеч.

«Я раздобуду новые свечи и пусть тьму не истребить, но я обязательно раздобуду новые свечи. Увы, но нам приходится читать молитвы не только днём, но и по ночам, и чтобы нас услышали, нам придётся сжечь немало новых свечей» – так ему сказал сам Папа.

«Хороший вечер и ещё более прекрасная ночь. Пытки выбьют из этого ловчего всю правду, и ничто уже не остановит их. Слишком далеко зашёл он в своих любовных делах» – подумалось инквизитору, после чего он совершил молитву и пошёл спать.

Но, увы, ни на следующий день, ни потом, ловчий не произнес ни слова. Хотя ему дробили кости медленно, кроша их на сотни маленьких частей. Испанский сапог был самым излюбленным методом воздействия на околдованных ведьмами людей. Но ловчий всё равно ничего не сказал, хотя улыбка всё же сошла с его измученного лица. Раздосадованный, Кристоф даже приказал его бросить в соседнюю камеру с ведьмой, так, чтобы она знала, что ждет всех её друзей.

А вот король не вмешивался, была ли на то его воля или сын просто не пытался его отговорить, Кристоф не знал. Ему просто не мешали выбивать признания из ловчего, оставив его с ним один на один. С одной стороны, это было хорошо, но с другой… С ними всегда был королевский прокурор, и он видел, что ловчий молчит, ни в чём не сознается. Но это лишь мелочь. Чувство сладостного возмездия за то, что он помешал ему в лесу, не покидало Кристофа. Он видел, как нервная болезненная судорога не раз пробегала по молодому красивому лицу, как сжимались зубы и белели губы, как самодовольный мальчишка терял сознание, и как стекленели его глаза, когда в сапог входил новый деревянный клин. Дерзость наказывалась сполна. Особенно, если учитывать, что его всё равно сожгут на костре. В принципе, признания и не важны особо, он всё равно виновен в побеге. Признание – это лишь повод для пытки, которая так сладостно заливала душевные раны, нанесенные этим дерзким юнцом.

Святой отец даже на время позабыл о самой ведьме, настолько была увлекательна работа с ловчим. Юноша как бы бросал ему вызов, и он смело шёл навстречу ему, стараясь вырвать из его поганого рта признание в грехе.

«Каменные стены, окрашенный кровью пол, мир взывает к правде, сын мой, покайся в грехе, скажи, что дьявол давно движет тобой и тогда, только тогда мы сможем помочь тебе очистить твою душу, – говорил он, наклоняясь к обессиленному телу. – Где же твое послушание, дитя, где оно? Неужели ты не хочешь помочь церкви, единственной твердой преграде на пути зла? Нет, не может этого быть, я твердо верую в тебя, в твой праведный путь и верное желание подтвердить свою веру».

А потом снова агония, снова море боли, снова раздробленные кости режут плоть, пробиваясь поверх кожи наружу. Да, бедный мальчик уже вряд ли сможет догонять своих зверей в лесу, увы, теперь уже нет. Человеческая глупость, она всему виной.

* * *

Когда Карл вошел в темницу, то первое, что бросилось – это запах. Запах крови. Казалось, что нет ни одного уголка, где бы его не было. Принц подошёл к клетке. Виктор сидел здесь, на полу, возле стены и смотрел на него немигающим взглядом. Но вот огонь свечи поколебался, и он улыбнулся своим кровавым ртом.

– Здравствуй, – тихо произнес он в тишине.

Карл подошёл поближе. Огонь свечи был небольшой, и это было даже хорошо, так как за решеткой были не только следы крови, но и изувеченные ноги, руки, лицо. Словно бы его друг попал в пасть к огромному чудовищу, которое, пожевав его несколько дней, выплюнуло обратно. И все же Карл справился с чувством жалости и отвращения, ведь на то он и был принцем.

– Здравствуй.

– Спасибо, что пришёл, – попытался улыбнуться Виктор. – Я бы встал, но, как видишь, они неплохо поработали надо мной.

– Я слышал, ты не сознался.

– Да, я не сознался.

– Я хочу попытаться тебя вытащить отсюда. Думаю, миллиона хватит для этого святого скряги.

– Нет, не получится, да ты и сам это знаешь.

– Все равно я должен попытаться.

– Не надо. Зачем мне такая жизнь?

– Ты сам виноват. Нельзя было бежать. Это было глупо.

– Я знаю, Карл, знаю, – Виктор сплюнул кровавую слюну. – Но, что сделано, то сделано. Прошу тебя, позаботься о семьях моих слуг, тех, кто ждал в лесу. Это верные мне были люди.

– Хорошо. Я сделаю это. Но я пришёл не только для того, чтобы тебя увидеть. У меня есть небольшой подарок.

– Ого! – снова улыбнулся Виктор и тут же поморщился разорванным с левого угла ртом. – И что же это? Фрукты?

– Всё шутишь, – Карл был благодарен Богу, что тьма скрывает его лицо, все же часть эмоций было не удержать. – Нет, я пришёл сказать, что могу помочь твоей подруге умереть без боли.

– Как? – рванулся было Виктор, но, скривившись от боли, остановился. – Как?

– У меня есть письмо, приказ, благодаря которому были убиты родители брата Иннокентия, того самого, который помогает нашему святому отцу в процессе.

– Ах, этот извращенец. Да, я видел его пару раз.

– Его родных убили храмовники чужими руками. Им нужна была земля. Этот монах из богатого рода и церковь вырезала всю его семью, через варваров, конечно.

– Как ты раздобыл этот приказ? Зачем они его хранили?

– Деньги, деньги могут многое.

– И каков план?

– Назови ему место, где будет спрятан приказ. Скажи, что он будет спрятан на могиле его матери. Остальное я сделаю сам. Скажи об этом завтра. Только так, чтобы этого никто не слышал. И тогда она умрет без боли. У священников есть особое лекарство, оно притупляет чувства.

– Спасибо. Ты снова помогаешь мне.

– Нет. Это ты всегда помогал мне. Прощай, мой друг, – тихо сказал Карл и вышел из темницы. Он просто не мог больше видеть его. Это было выше его сил.

Глава тринадцатя

Ох, новый день, новая кровь, новый вызов. Мальчик непривычно весел, но ничего, очередной допрос собьет улыбку с лица этого мальчишки. По крайней мере, так думал святой отец, но, увы, когда, казалось бы, силы окончательно покинули ловчего, он вдруг что-то шепнул его послушнику Иннокентию.

И этого хватило, чтобы тот стал белым как полотно и, уставившись на ловчего, захлопал глазами, словно открещиваясь от услышанного. Но удивительнее даже не это, Иннокентий никогда не врал ему… Но тут, когда он спросил его по поводу прошедшего, получил явную ложь в ответ.

И это полностью убило всё наслаждение от целого дня работы. Что такого знал ловчий, чего не знал он? Как он мог одной или парой фраз перечеркнуть годы воспитания, методичного подхода к его воспитаннику. Что могло встать между ними? Конечно, это можно было попытаться выбить из ловчего, но шансы были так малы, было понятно, что он уже настолько ослаб, что почти не понимает, что происходит вокруг, плюс его сила воли и терпимость к боли были выше всякой нормы. Поэтому узнать это можно было лишь от самого ученика.

Глава четырнадцатая

Ложь. Она сквозила в карих глазах, как медленно стелящийся туман адского пламени, и Кристоф видел её так же ясно, как и святой крест на груди. Массивный, он олицетворял собой не только веру, но и тяжесть бремени, которое они принимали на себя, вступая в эту неравную борьбу. А Иннокентий врал. Смотрел в глаза и лгал. Наивно, глупо, понимая, что это невозможно, но, тем не менее, врал и продолжал, не смотря на всё его усилия. Целый вечер ушел на увещевания и призывы к самым истокам его веры. Но безрезультатно, за целый вечер он не сказал ни единого слова правды, лишь ещё больше очернил свою рясу священника.

Устав ото лжи своего ученика, отец Кристоф завершил дознание и отправил приказ о казни к королю. Его подпись была необходима, хотя, по сути, являлась лишь формальностью. И вообще, все дело было почти завершено. Отчасти благодаря глупой попытке сбежать ловчий сам подписал себе и ведьме смертный приговор. Осталось лишь насладиться этим прекрасным мгновением и после разобраться с Иннокентием, вылечив его от ведьмовской проказы. Впрочем, кое-какие мысли у него всё-таки были на счет своего послушника, не зря же он столько лет изучал колдовство.

Глава пятнадцатая

Очарование, влечение, страсть – вот, что являлось основным оружием этих похабных, награжденных дьявольской красотой, женщин. Так они и сводили с ума верных церкви мужчин, утаскивая их в пучину греха. Может, об этом и сказал ему плюющий кровью ловчий? Этот наглец, который столь смело пошёл против него, против самого посланника божьего.

В дверь тихо постучали. Оказывается, в столь длинную ночь не он один всё ещё не находил время для сна и, надо же, никто иной, а сам принц пришёл к нему в гости. Святой отец улыбнулся – он был рад этой встрече, зная, как себя вести и чего хочет принц. Он был полностью готов к этому разговору.

Молодой принц вошёл молча, бросив небольшой кивок. Как обычно, он смотрел прямо, без лишней выразительности в жестах.

– Я Вас слушаю, Ваше Высочество.

– Что вы хотите за Виктора?

– За его душу – ничего, – улыбнулся Кристоф. – А остальное уже никак от меня не зависит.

– Всё зависит именно от Вас, святой отец. И мне нужен ответ, – железно сказал принц.

– А что взамен?

– Взамен я не буду мешать Вам и Вашей воле на этой земле и в этом государстве, Вы обретете во мне ценного союзника, ведь, скажем прямо, король несильно благоволит Вам, Вы лишь нужны ему для определенных дел. Я же, со своей стороны, обещаю Вам полное покровительство. И всё, что мне нужно – это Виктор.

– Но он сознался, он преступник и еретик, я не могу освободить его.

– Насколько мне известно, он ни в чем не сознался, ни одна ваша пытка не сломила его дух,

– Согласен и это можно объяснить его силой духа, а не отсутствием вины.

– Оставим это. Вы умны, святой отец, именно поэтому я пришёл сюда. Я знаю, что движет Вами, и что Виктор оскорбил Вас, но он уже поплатился за это. Вполне разумно будет признать сейчас, что он невиновен, так как ни одна пытка не заставила его признаться. Что касается ведьмы, она мне не нужна.

– Уважаемый принц, неужели Вы думаете, что мною движет месть? Увы, я далек от этих земных чувств. Единственное, что движет мною – это вера и жажда в очищении этой святой земли. Поэтому я не могу принять Вашу просьбу. Ведь, освободив этого еретика, я потеряю в своей вере, это будет, как бы правильней выразиться, недостойно моей чести.

– Перестаньте, Вы уже переломали ему ноги, сделав его инвалидом, какой суд, святой отец? Это обычное преступление из жажды мести.

– Вы ослеплены влиянием ведьмы, сын мой, поэтому я прощаю Вам Ваши слова, – зло блеснули глаза святого отца. – Но только в этот раз больше так не выражайтесь. Ибо даже Ваш король не в силах противостоять божьему суду.

– Ну что ж, Вы сделали свой выбор, святой отец. Такова Ваша воля. Надеюсь, это продиктовано здравым смыслом, а не чем-то ещё. Позвольте откланяться, – быстро сказал принц и вышел.

Проводив его взглядом, Кристоф спокойно сел в кресло. Конечно, его несколько позабавила эта бессильная злоба молодого сына короля, но печаль не ушла, он всё так же думал о том, что же сказал ловчий его послушнику.

На следующий день, получив приказ о согласии на казнь, Кристоф не без удовольствия наблюдал, как быстро была оповещена чернь, как четко, без помех, возвели в центре площади деревянный крест, очистив её от лошадиных испражнений и хвороста. Как ровно по часам вывели осужденного в пособничестве ведьме и, привязав его к дереву, зачитали все его прегрешения, а затем, получив согласие, подожгли хворост.

Святой отец внимательно следил за тем, чтобы ловчий не задохнулся, чтобы два его помощника всё время отгоняли дым, дабы еретик прочувствовал весь святой огонь. Только вот как они ни старались, ловчий так и не заорал. Его красные, наполненные болью глаза, так и не смогли освободить свои чувства. Он так и сгорел, не обронив ни единого слова. Этот смелый мальчик, ослеплённый ведьмой человек.

Выйдя в центр площади, святой отец поднял носком очищенный от кожи череп. Пустые глазницы были абсолютно безучастны к жизни, они являли собой пример правильно гибели от правильных рук.

Глава шестнадцатая

– Изабель, – тихо позвал Иннокентий, подойдя к клетке как можно ближе. – Ваш друг мёртв. Он был сожжен вчера на площади, но, если вам будет от этого немного легче, то он не кричал.

Изабель не двигалась, на её перепачканном грязью лице медленно текли слёзы. Тишина, зачарованный тьмой взгляд… Она смотрела в никуда, полностью закрывшись в собственной оболочке. Послушник уже встречал нечто подобное, когда они вырвали из рук матери младенца и кинули его в святой огонь. Мать, потерявшая его, точно так же смотрела в глухую стену пыточной. И даже накалённая добела металлическая сетка не смогла вырвать её из этого оцепенения.

Не понимая, зачем, Иннокентий наклонился и сел на уровне её глаз. Он старался сделать так, чтобы она смотрела на него, но, увы, это взгляд проходил в пустоту.

– Изабель, Изабель, вы слышите меня? – снова позвал он её.

– Да, – тихо откликнулась она. – Я вас слышу, инквизитор.

– Завтра вас поведут на казнь, и я хочу, чтобы вы приняли это, – он протянул ей небольшой флакон. – Это ослабит вашу боль.

Она пододвинулась поближе к стене и рукой вытерла лицо. Белая красивая кожа, неустанно боровшаяся с копотью и сыростью, выступила безукоризненно, подарив красивую улыбку, изменившую её грязное усталое лицо.

Внутри у Иннокентия всё сжалось, он почувствовал, как легко, как непринужденно она полностью убирает все его догмы, как легким движением руки сносит все структурное монолитное повествование от церкви. От святого отца.

Хотел ли он её поцеловать? Несомненно. Хотел бы взять её за руку? Да. Но ни то, ни другое было невыполнимо, так как итог один – смерть.

– Изабель, я оставлю его здесь, на полу, – сказал он, медленно поднявшись, и уже у самой двери услышал её мягкое «спасибо».

Глава семнадцатая

Улица была забита до отказа, всюду стояли глашатаи, на наспех сколоченных трибунах сидели королевская свита и вельможи. Святой отец стоял возле костра и читал приговор. Делал он это громко, так, чтобы все слышали его мощный волевой голос. Иннокентий также был возле костра, в его обязанности входило следить за тем, чтобы дрова были сухие, ведь вчера был дождь, и всё могло закончиться, не начавшись.

Изабель вывели под громкие звуки труб. В неё, как обычно при таких экзекуциях, летели гнилые помидоры, тухлые яйца. Толпа с ликованием встретила эту девушку, столь лихо взявшую на себя вину за все беды, случившиеся с ними.

– Изабель, веруете ли вы в Бога нашего, принявшего мир этот за обитель жизни нашей, – громко наставлял на последний путь святой отец, всплеснув руками. – Признаете ли вы грех, сотворённый вами? В очищение, в боль, подаренную Богом нашим, в справедливое возмездие над всеми падшими, в то добро, что свершится в данный час на данной земле? Отрекаетесь ли от воли нечестивой, помыслов грязных и прочего чёрного в душе вашей?

Иннокентий видел, как азарт и игра полностью овладели святым отцом. Как яркий огонь в его глазах был ярче пламени любого костра, как его внутренняя вера полностью осветила его. И это было удивительно.

Привязав Изабель к бревну, он уловил запах её тела, грязь и остатки нечистот. Он поднял голову и увидел, что она смотрит прямо на него. Руки предательски задрожали, сердце стало биться так, что вот-вот и вырвется наружу. Даже святой отец украдкой посмотрел на него. Иннокентий отошел от Изабель, но она всё ещё продолжала смотреть на него, пока, наконец, огонь не поглотил её.

Иннокентий улыбнулся. Да, мир странен. Где-то был слышен голос отца-инквизитора, где-то из ложи смотрел принц, из глаз которого текли слезы по утраченному другу и по смелости, отданной на плаху управления страной, где-то села на выжженную землю птица, ища червяков меж костей матери-ведьмы. Увы, но всё это стало частью этой страшной истории.

Он снова вспомнил слова ловчего и понял, что поступил правильно, отдав ей яд. Только вот откуда ловчий узнал о том, что именно церковь стояла за убийством его родителей. Откуда у него было это письмо? Впрочем, пока это не важно, главное, что он выполнил свою часть сделки. А что же касается отца-инквизитора, то пока время на его стороне. Но это пока.

Он снова посмотрел на ведьму. Все же огонь всегда уродует людей. Какими бы грешными и ужасными в душе они не были, увы, но он всегда делает их ещё ужасней. С этими мыслями он и пошёл к отцу-инквизитору, чувствуя, как серебряный крестик, подарок его покойной матушки, все сильнее и сильнее прожигает его грудь.

Оглавление

Глава первая.

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Главая десятая

Глава одинадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатя

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая