Ад. Сборник рассказов [Даниил Николаевич Заврин] (fb2) читать онлайн

Бомж, парк и звезды

Из того, что Федор Михайлович видел в своей жизни, больше всего его привлекали звезды. Далекие, яркие, как тысячи белых мотыльков, усевшихся на черную дивную скатерть. Он аккуратно подпер небритую щеку, очень хотелось спать, холод в эту ночь чувствовался особенно. Затем шаги, хрустящие, спокойные. Это была молодая пара, невесть как попавшая в ночной парк. Он улыбнулся. Любовь… Он всегда ценил это чувство.

Они шли, улыбались. Она была высокая, стройная. С изумительными по красоте волосами, спадавшими чуть ниже плеч. Яркая, особенная личность. И это можно было заметить даже с далекого расстояния. Федор Михайлович повидал за свою жизнь немало девушек, и эта была как раз из их числа.

Он наклонился и достал бутылку. Холодная, она едва не выскользнула из его пальцев. Да, с ней сложно, надо приноровиться и лишь потом аккуратно брать в руки. Иначе можно уронить и уже ничего не сможет вернуть этот бесценный алкогольный нектар. Он приник к бутылке и, отпив, вытер вонючим рукавом рот. Или не вонючим? Сложно сказать точно, если уже несколько лет живешь на улице. Лучше – дурно пахнущим. Как-никак он был профессором университета и преподавал литературу. Только это было давно. Очень давно.

Он снова посмотрел на влюбленных. Он любил рассматривать людей. Даже научился смотреть так, что они этого почти не замечали. Кому приятно, когда тебя рассматривает какой-то бомж. Но у Федора Михайловича это получалось. И вот старик снова видит этого юношу, уделяя в этот раз основное внимание ему.

Высокий, статный. В черном, непонятно где купленном, берете. Он иногда поднимает руку и что-то рисует в воздухе, обводя черной перчаткой странные узоры. Девушка держится за его руку и смеётся. Её волшебный смех освещает этот мрачный черный парк. Словно ручеёк из звенящего золота, он распространяется по мощеным дорожкам, разливаясь в разные стороны. Боже, как же это прекрасно!

Федор Михайлович снова касается бутылки. Там осталось совсем немного, но до того момента, как они подойдут, он обязательно должен выпить ещё. Ведь при них ему не позволит его воспитание, а после… После не стоит, ибо это признание своей никчемности. Да-да, он ещё борется с ней. Даже иногда сдает бутылки. Впрочем, этих денег всё равно не хватает на ремонт этого дырявого пуховика, а ведь впереди ещё продолжительная зима. И её обещали холодной.

Брезгливый взгляд. Куда без него. Но это простительно, они молодые. У них вся жизнь впереди. Куда им смотреть на полуразрушенную пьяную старость, скорчившуюся на скамейке в надежде сохранить последнее тепло. Это простительно.

Но они остановились. Девушка остановилась. А, следовательно, и молодой человек. Они смотрят на него. Их глаза полны печали. Особенно хорошо это получается у изящной белокурой красавицы, чьи тонкие пальцы даже в черных перчатках кажутся самыми изящными пальцами на земле.

Федор Михайлович улыбается. Ему приятно. Жалость, да. Но всё равно. Ведь они одни в этом парке. И внимание, пусть даже такое, не является чем-то плохим. Затем она снова тянет молодого человека за руку, и они подходят ближе, ближе, под свет фонарного столба, прямо к нему, абсолютно не гнушаясь его мерзкой сущности, ближе и ближе.

Сердце, оно немного сжимается. Как? Зачем? Не стоит, идите, ангельские дети, идите прочь. Что вам до пьяного одинокого старика, невесть как забравшегося в это холодное мрачное место? Идите, наслаждайтесь своей любовью, чувствуйте её небесный дар.

– Пойдем, не стоит обращать на него внимания, – слышит он через несколько секунд мужской голос.

– Нет, ему плохо. Ему надо помочь, – отвечает девушка. – Ему, наверное, очень плохо.

Федор Михайлович открывает глаза. Он хочет сказать спасибо. Но при свете фонаря всё становится на свои места. И он, уже не стесняясь, достает бутылку из-под скамейки. Зачем стесняться себя? Своей рано умершей жены, чьи белокурые волосы так поразили его двадцать лет назад в этом прекрасном парке. Он тогда рассказывал ей о воздушных шарах, так поразивших молодого Михаила на фестивале воздухоплаванья в Петербурге, и куда он обещал её свозить.

Федор Михайлович чувствует, как становится душно, он расстёгивает пуговицы на пуховике. Жарко, слишком жарко для старого тела. А всё потому, что прошлое снова без спроса врывается в его жизнь, издеваясь над беспомощным старцем. Он привычно касается бутылки и смотрит на небо, чувствуя, как холод медленно проникает под его одежду. Нет, как же всё-таки они прекрасны. Эти далекие, далекие звезды.

Ад

Последнее, что видел Виктор Петрович Березкин, лежа в больнице, – это вытянувшееся лицо толстой медсестры, судорожно схватившейся за капельницу и случайно её оборвавшей. И всё, на этом всё. Дальше он отключился, очутившись на несколько секунд в небытии. Правда, слава богу, это было недолго, и буквально через несколько секунд он оказался за высоким металлическим столом, в той же полосатой пижаме, в которой его и упекли в больницу.

Встряхнув головой, Виктор зажмурился, пытаясь прогнать столь ужасное видение, но, увы, помещение не исчезло, а даже наоборот, прибавило в интерьере. Так напротив появился немолодой мужчина в чистой, но слегка помятой белой рубахе, небрежно открывавшей его крепкую, загорелую шею.

Заметив, что Виктор Петрович удивленно смотрит ему в глаза, молодой человек улыбнулся и, покосившись на слегка окровавленный бок, аккуратно вытащил неизвестно откуда появившееся полотенце.

– Пора эту медсестру, Таисию Петровну, уже уволить. Смотрите, как она вам стеклом бок задела, ну, когда капельницу ухватила, – тихо сказал он, указывая на причину его беспокойства. – Впрочем, бывало, конечно, и похуже.

– Спасибо, – отрешенно ответил Виктор, прикладывая полотенце к боку.

– Не возражаете, я закурю? Ненавижу, знаете ли, начинать без сигаретки. У нас тут ведь порой и некурящие встречаются. Так что, видит бог, я каждому курильщику рад, – с довольной улыбкой сказал брюнет и, вытащив из кармана пачку сигарет, прикурил одну из них. – Какой же кайф. Хотите затянуться?

– Нет, спасибо. Жена хотела, чтобы я бросил. Так что…

– А ещё она хотела съездить в Прагу с любовником. И это тоже (уже) нельзя назвать полезной идеей.

– С любовником? – недоумевающе посмотрел на брюнета Березкин. Теперь он заострил на нём куда больше внимания, разглядев и длинные красивые брови, и странно изогнутый кверху рот. – Вы вообще кто? Вы из ФСБ?

– Нет, – спокойно сказал мужчина и, откинувшись на стуле, похрустел затекшей шеей. – Я не из ФСБ.

– А кто вы?

– Видите ли, Березкин, учитывая, что сердечный приступ вам больше не грозит, я, пожалуй, отвечу вам сразу и честно. Как-никак, именно этой стратегией вы блистали, занимаясь контрафактом с вашими китайскими деловыми партнёрами. Я, собственно говоря, чёрт.

– Кто? Чёрт? – Виктор Петрович впервые за всё время позволил себе улыбнуться.

– Эх, всё по новой, – с грустью сказал брюнет и, резко подняв руку, лихо сдернул кожу с головы. Под ней оказался черный, полностью покрытый черной шерстью козёл.

– Как видите, всё весьма натурально.

– Боже, боже, нет! Ааа!!! – закричал, пытаясь обхватить лицо, Березкин, но это у него не получилось, так как ни руки, ни ноги его не слушались. Более того, он даже не смог закрыть глаза.

– Зря вы так, – возвращая кожу на прежнее место, заявил брюнет. – Просто я устал от длинных монологов – они неэффективны.

– Где я? – испуганно сказал Виктор Петрович, вжимаясь в кресло.

– Как где? – удивился чёрт. – В аду, конечно. Вы же грешник. Вы много грешили и попали к нам.

– И что теперь?

– Ну, сначала официальная часть, а потом, собственно, типичные будни. У нас почти всё тоже самое, что и у вас там, на земле. С той лишь разницей, что теперь уж точно навсегда, – улыбнулся брюнет, явно радуясь налаживанию общения.

– Вы будете меня, эм, – Виктор Петрович всё не мог подобрать правильного слова, а точнее, он его знал, но не мог произнести. Ему казалось, что стоит его назвать, как чёрт тут же ухватится за него и начнёт свои адские процедуры.

– Пытать? – улыбнулся брюнет, и кривая сторона его рта поползла вверх.

– Да, – тихо ответил Виктор Петрович и снова вжался в кресло.

– Ну, это всё преувеличения. Это, знаете ли, церковь на нас наговаривает, у нас здесь всё несколько иначе.

– В смысле – иначе? Вы не пытаете?

– С вашего позволения, – сказал чёрт и вытащил ещё одну сигарету. – Знаете, я никогда не устаю от этого момента. Мне кажется, что это самый лучший момент в моей работе.

– Курение?

– И оно тоже, но больше – объяснение нашей работы, – чёрт притушил окурок. – Видите ли, мы никого, в вашем понимании, не мучаем. Вот смотрите, чем бы вы занимались, попади вы в рай?

– Ну, не знаю, ходил бы, дышал, играл.

– Насколько я понимаю, вы не знаете, чем бы там занимались?

При этих словах Виктор Петрович почувствовал, как по его спине потекла небольшая струйка пота, и что он попадает в какую-то хитрую ловушку, навязанную ему, во-первых, под давлением и страхом, а во-вторых, просто оттого, что он болен и не может правильно соображать. И, тем не менее, сдаваться он не собирался.

– Вечным блаженством.

– Ого как! И что же это конкретно для вас? Ведь, насколько мне известно, блаженство вы испытывали, откровенно бухая и изменяя своей любимой жене. Именно это вы подразумеваете под блаженством? Ведь так?

Виктор Петрович снова почувствовал, как пот стекает уже к пояснице. Медленно пробираясь по толстому слою жира в трусы, где продолжал доставлять беспокойство. Чёрт тем временем лишь поглядывал на отлично отполированный ботинок, носком которого он игриво махал из стороны в сторону, явно дожидаясь ответа на поставленный вопрос.

– Нет, почему так. Я бы слушал музыку, общался, ходил.

– Стало быть, ни секса, ни алкоголя, ни отвратных стриптизерш с вульгарным кружевным нарядом. Я вас правильно понимаю? – ехидно спросил брюнет, всё также не сводя взгляда со своего черного ботинка.

– Да.

– Ах, как всё старо, что же вы мне все лжете, ну хоть бы раз кто-то сказал правду, – задумчиво бросил брюнет, наконец отвлекаясь от носка. – Итак, дело в том, что ничего этого вы бы не делали, так как всю сознательную жизнь стремились к разврату и пьянке (пьянству). И ничего кроме них не желали. Ну да бог с ним.

– Вы сказали – Бог?

– Ну да, а что такого? У нас тут не тюрьма, можно говорить всё, что угодно, ну в рамках приличного, разумеется. Всё же это ад, а не ваша земная богадельня, – хмыкнул брюнет, раскрывая толстую папку, непонятно как очутившуюся у него в руках – Итак, что у нас тут. В общем, убийств вы не совершали, так – воровство, обман, прелюбодеяния, всё в рамках первой погрешности. А стало быть, в ней вы и останетесь.

– В смысле, останусь?

– Уважаемый Виктор Петрович. Ад – это не то место, что вы привыкли изображать себе в книгах и фильмах. Мы здесь не пытаем людей сковородками и не жарим их на кострах, разве что в отдельных случаях, но вас они не касаются, так как вы не мазохист. Как вы изволили понять, в раю вам делать абсолютно нечего даже при всем вашем желании, так как там нет ни проституток, ни алкоголя, от которых у вас столько радости. Им это по статусу не положено, поэтому всё перешло в наши ряды. Формально они вообще этого не держат.

– Вы что, хотите мне дать алкоголь и женщин?

– Да. Впрочем если вы предпочитаете что-то ещё, то можно и добавить.

– Подождите, вы не лжете?

– Обижаете, у нас с этим строго. Да и времени нет. Загруженность грешниками крайне велика. Это в раю все отдыхают. Как вы изволили выразиться, ходят, думают, возможно, даже поют. Мы их мало касаемся, блаженных.

– Но вечные муки…

– Вот теперь я точно удивлен, обычно таких вопросов не задают. Нет, Виктор Петрович, никому вы со своими пытками не нужны. В том, что мы держим грешников, согласен, на то мы и ад. Но формально задача с раем у нас одна. Только там люди, которые сумели обойтись в наслаждении без семи смертных грехов, у нас же те, кто не сумел. Отсюда и разница, всё крайне просто. Пытки же – это человеческое больное воображение. Да вы помилуйте, кому же нужны эти пытки? Ради чего? Совершенно глупое занятие. Вы же не тупой человек, зачем все эти экзекуции. Фу, право.

– Стало быть, сейчас я отправлюсь заниматься алкоголем и развратом?

– Да. И так – вечность. Разврат, пьянство – все, что вы любите. Вы же грешник, вот этим и будете заниматься в нашем грешном ведомстве.

– Выходит, никакого наказания не существует?

– Ну, как вам сказать, – тихо сказал брюнет, поднимаясь из-за стола. – Формально это и есть ваше наказание.

Допрос

Антон вытер кровь с рук. Ад. Все это напоминало медленный спуск в ад, когда, шаг за шагом, ты всё глубже и глубже спускаешься по винтовой лестнице вниз. Или, правильнее сказать, по круговой. По дантовской, всё ближе и ближе приближаясь ко дну. Он посмотрел на старика. Разбитое в кровь лицо, трясущиеся руки. Дед всё ещё держался и никак не хотел сознаваться в содеянном.

А зря. Зря он так. Это лишь усилит желание выбить правду. Причем отнюдь не добрым способом. Это раньше он был примерным ментом, работающим лишь по уставу. Теперь же, при виде всех этих истерзанных детских судеб, он просто не может жить по тому кодексу, который с самого детства вдалбливал ему отец.

Антон! Это – правильно. Это – не правильно. Ты должен все делать как надо. Защищать слабых, не обижать младших. Помогать старикам, женщинам и детям. Что ж, теперь отчасти всё так и есть, только сегодня один закон он всё же переступит. Или, правильней сказать, правило.

Антон отошёл к грязной раковине и включил кран. Ему хотелось умыться. Он сильно избил деда, теперь хотелось смыть весь выступивший пот, смочивший не только шею, лицо, но даже воротник. В подвале вообще было жарковато. Но зато тихо, спокойно, никто не мешал.

Холодная пахучая вода. Словно все дерьмо этого города лилось через их канализацию. Он подставил руки. Кровь смывалась неохотно, она порядком успела загустеть. Дед оказался чертовски упертым. Все никак не осознавал своего положения. Думает, всё сойдет ему с рук, избежит наказания. Чертов педофил.

Он развернулся. Да, признание. Только оно имеет цену в этот вечер. Только оно. И это надо добыть его сейчас, когда ещё есть время или когда ещё никто не прознал о случившимся. Он ведь поймал его случайно. Совершенно. Начальству нельзя докладывать об этом. Оно сразу прибежит и начнёт всячески мешать. Нет, он должен сделать это именно сейчас и сам.

Удар. Затем ещё. Ублюдок начинает харкать кровью, но всё ещё держится. Жаль, он никогда раньше не пытал людей, не мучал их, не заставлял признаваться в содеянном. Ведь он всегда был поборником устава. И сам всегда мешал своим коллегам измываться над людьми. Будь то бывший наркоман или мигрант со стройки. Он всегда был правильным полицейским.

Но не сегодня. Антон обхватил мерзкое лицо двумя руками и с силой сжал его. Плохо понимающий педофил скривился от боли. И от страха. Но так и не заговорил. Антон надавил на глаза. Неужели придётся продолжать это до бесконечности. Что там на очереди? Пакет? Кажется, так делают неправильные менты.

Проходит ещё несколько минут. Потом ещё. Кажется, что слова признания просто застревают в горле, что их можно взять и вытащить, стоит лишь ещё надавить на изможденное кровавое тело. Но пока напрасно. Пока все напрасно. Он так же молчит. Грязная, скотская, извращенная тварь. Как же ты уперт! Как это злит. Главное – не забить до смерти. Главное – сдержаться. Отец всегда говорил, что гнев – самый главный враг полицейского. А отец был лучшим ментом из всех, кого он знал.

Антон снял пакет. Задыхающийся преступник, наконец, поймал тот самый страх, который так часто развязывает языки. Все. Теперь он его. Весь. Абсолютно весь. Никто теперь не сможет забрать у него этого педофила, растлителя маленьких душ. Сколько их там было, пять? Шесть? Эх, теперь это все будет зафиксировано куда точнее. Завтра его поведут на следственный эксперимент. Или даже не завтра. Надо ведь, чтобы всё это зажило.

Антон поднимает с пола ручку. Берет листок. Протягивает его своему отцу. «Ты должен написать всё правильно, папа. Как всё происходило на самом деле. Всё так, как ты случайно обронил во сне, когда вчера пришел без чувств и завалился спать».

Душевный ожог

Федор посмотрел на врача. Он, наверное, выглядел для него стандартно, как и многие другие, которым этот пожилой человек сообщал подобную новость. Спокойно, уверенно, с пониманием. Федор снова посмотрел на бумажку. Положительный, положительный результат.

– И что теперь? – он поднял глаза, словно этот вопрос мог помочь. – Что делать?

– Есть разные методики, – задумчиво проговорил доктор. – Но я вам не советую сейчас углубляться в это, пока переварите все. Поверьте, моему большому опыту и постарайтесь выждать несколько дней. Так лучше. А главное – сообщите всем, с кем контактировали, что заражены. Это необходимо. А у вас часто случается незащищенный секс?

– Нет. Не часто, – Федор посмотрел на бумажку.

– Если без презерватива, то нет. Все вышло спонтанно. Я решил, что так будет лучше, – несколько спутано ответил он. – Но я вас понял, я знаю, кого нужно предупредить.

– Приходите ко мне через несколько дней, я вам подробно расскажу о лечении. А пока – отдыхайте. Это сложная правда и, признаться честно, вы переносите её стойко.

– Спасибо, доктор.

Он посмотрел на этого пожилого суховатого седого доктора, которому и без болезней, судя по всему, недолго осталось на этом свете. И все же, улыбался он красиво. Федор поднялся и протянул руку, тот смело пожал её. Храбрый, несомненно, храбрый человек.

Холодно, мрачно, ночь уже все быстрее и стремительнее побеждала свет, заменяя природную световую гамму на дешевый электрический аналог. Ну и ладно. Может, так и лучше. Все равно ему теперь недолго осталось. Сколько с этим живут? Год? Два? Три?

Он поежился и, плотнее укутавшись в пальто, спустился по ступенькам вниз. Любовь, страсть, мечта… Все это было словно искрой в его потухшем сознании. И пусть даже он не хотел сейчас обо всём этом думать, все равно обескровленный ужасной новостью разум цеплялся за этот недавний вечер, когда они были вместе.

Всегда осторожный, предохраняющийся, он просто поддался порыву, эмоциям, страстной истерии, когда, нежно обняв её, поцеловал и прижал к себе. И вот – расплата. За доверие, за желание быть ближе к малознакомому человеку.

Федор вздохнул и огляделся по сторонам. Он знал, куда его сейчас несет и, по-хорошему, это было не совсем разумно, но, увы, ничего не мог с собой поделать. Он очень хотел увидеть её снова. Посмотреть в глаза, узнать причину столь странного поступка. Она ведь знала, знала, что больна. И не сказала.

А тем временем пошел снег. Рыхлый, крупный. Он вспомнил, как такой же пушистый снег касался волос Ирины. Как, попав под влияние этого озорного природного мальчишки, она преобразилась. Как преобразился он.

Федор обошел дом и сел на лавку. Нет. Только глаза в глаза, только так он сможет получить свой ответ. Понять причину. Ведь он столько отдал ей. А она, она его убила! Она ведь знала, знала про свою болезнь.

Прошел час. Затем ещё. Пока, наконец, он не увидел её, вынырнувшую из темного дворового перехода. Поздно. Она всегда возвращалась поздно, попадая под освещенные участки улицы. Какое лицемерие, какое отвратительное двуличие в этой игре незащищенного женского мира.

Федор поднялся. Когда они впервые встретились, она также была в этом черном пальто. Только вела себя несколько иначе. Была смелее. Интереснее. А теперь, теперь он видит, что это за человек, что это за женщина.

Но сердце или, правильнее сказать, разум все равно ещё показывали её в непривычно приятном свете. Все те же изящные изгибы, те же нежные кисти рук, даже в одежде она всё ещё оставалась привлекательной. Красивой. И даже немного волшебной. Он ускорился. Осталось совсем чуть-чуть, прежде чем он узнает всю правду.

Наконец он догнал её. Как и всегда – легко, играючи, непринужденно. Только в этот раз она обернулась и, увидев насильника снова, закричала, несколько изменив привычный ход любовной игры.

Белый конь.

Глава первая

Слушая Сашу, я невольно смотрел только в её глаза. Большие, полные недосягаемой для меня глубины, они неизменно притягивали своей очаровательностью и красотой. К тому же они были зеленые, а с зеленых глаз я вообще с ума сходил. Она приходила уже второй день, постоянно повторяя мне одну и ту же историю. Поднявшись из-за стола, я устало посмотрел на дорогу, уводящую в лес. Где-то там по её словам пропал её муж. Как же всё это нелепо. Что касается меня, то я был на сто процентов уверен, что ему дали по голове гастрабайтеры, бесчисленно снующие вдоль трассы. Но выслушать страдающую от горя подругу, а теперь ещё и вдову, я считал своим долгом. Ведь подруг у неё всё равно не было.

Итак, по порядку. Её муж Виталий, порядком подсевший на жирную пищу, всё-таки сумел перебороть свою лень и взяться за пробежки. Первое время он, конечно, сильно мучился, но затем, когда освоился со столь необходимыми ему километрами, стал бегать всё чаще и чаще.

Постепенно вошел во вкус, стал читать спортивную литературу, где узнал, что предпочтительнее бегать по грунту, а не по асфальту, что и привело бедолагу в лес, где он пропал. Всё вроде бы крайне обыденно, сколько таких случаев, если бы не одно но – перед тем как пропасть, он целую неделю твердил о странном белом коне, постоянно мерещащимся ему среди темной зелени.

Что ж, это действительно грустно, хотя с другой стороны, что поделать, если у человека такая карма, не умрет под машиной, так умрет в лесу. Да и мне никогда этот Виталий и не нравился. Так, среднестатический везунчик.

Сзади послышался плеск воды. Саша понемногу отошла от переживаний и, убрав посуду в раковину, начала её мыть. Она знала, что я живу один и извечная проблема моего жилья – это горы немытой посуды. Какая всё-таки она молодец. Красивая, умная, аккуратная. Привыкшая к чистоплотности.

Был ли я в неё влюблен? Конечно да. С девятого класса. Уже там, придя к нам новенькой, она полностью овладела моими мыслями и не давала мне покою. А затем она встретила первого ухажера, через два года второго и наконец, третьего, в лице этого жирного Виталика. Поэтому, я думаю, глупо было бы мне особо переживать из-за того, что этот парень пропал в лесу. Туда ему и дорога, хоть с конем, хоть без коня.

– В полиции мне сказали, что пока тела не найдут, он считается пропавшим без вести – грустно сказал она.

– Ну да. Так они и говорят – я подошёл к ней и обнял её за плечи – постарайся быть сильной.

Не знаю, нравился ли я ей когда-либо или она просто немного сошла с ума после пережитого, или это просто странный посыл из космоса в её голову, но она не стала отгонять меня. Она лишь сжалась и, повернувшись ко мне, ещё раз увлекла в свой мир изумительно красивых зеленых глаз. Где мы и остались, на определенное время вдвоем. Ну, вы понимаете, о чём я.

Затем, после этой встречи прошла неделя. Она старательно избегала меня, да и я особо не рвался попадаться ей на глаза, всё-таки то, что произошло между нами тогда, нельзя назвать самым хорошим делом. Чтобы немного отвлечься от этих мыслей и наверно хоть как-то помочь бедной вдове, я решил пройтись по тем самым местам, где так старательно бегал её муж.

Первый раз эта была суббота, такой, знаете ли, прекрасный летний день, когда в квартире жарко, а на улице сплошная благодать, поют птички и солнце неизменно отступает от приятной древесной тени. Перейдя по наземному переходу, я неспешно направился вдоль дороги, ведущей к лесу, возле которого я хоть и прожил десять лет, но который я ещё ни разу не посетил – так, лишь вечером из дальнего окна разглядывал.

Пройдя около сотни метров, я увидел первый поворот в сторону леса. Свернув, я пошёл вдоль небольшого поля с грядками, огороженного металлическим забором. Как я и предполагал, здесь работали либо киргизы, либо узбеки, заботливо оберегаемые новоиспеченными плантаторами-армянами, несколько раз проезжавшими мимо меня на неплохих машинах. Тогда я даже подумал, что именно они и положили конец пробежкам коротконогого Витальки. А ещё то, что осталось потерпеть совсем немного, прежде чем Саша окончательно станет мое. В её состоянии особого труда мне не предоставит переманить её к себе, к тому же у меня была квартира, и она была куда лучше, чем та, в которой она жила, ведь это собственность матери её супруга, которая приехала через пару недель.

С такими мыслями я снова подошёл к повороту, который теперь уже уводил к дальним железным воротам, возле которых стояло несколько человек в рабочей одежде. Видимо, это были труженики сельхоз труда, временно отдыхающие во время обеденного перерыва. Ещё был путь к садовым невысоким деревьям, вдоль которых были следы от машин.

Садовые деревья. «Что ж, пусть так» – пришло мне тогда в голову, и я пошёл между двух следов от колёс грузовика. А затем я увидел её. Необычайно красивую рыжеволосую девушку. Вокруг которой делал круги белый жеребец, время от времени взмахивающий своей гривой. Жеребец был настолько мощный, что казалось, он в три раза превосходил по габаритам девушку. Поначалу мне показалось, что это наваждение и я попросту говоря, переутомился, но переждав пару минут, я понял, что всё наяву и девушка действительно выгуливает животное.

Странно, но я не знал, что рядом с нами есть конюшня, хотя, признаюсь, девушки по району на коняшках ездили, предлагая проехаться за тысячу или пятьсот рублей. Только те коняшки не шли ни в какое сравнение с этим красавцем, столь резво прыгающим вокруг этой изумительной девушки.

Наконец она меня заметила и, на несколько секунд смутившись, отвела взгляд в сторону. Но этого было вполне достаточно, чтобы сместить Сашу и бодро встать на её место. Ведь она была рыжая, даже правильнее сказать огненная, так как волосы излучали поистине адский огонь.

Сделав пару шагов, я хотел было подойди к ней поближе, но жеребец, только что не испытывавший в мою сторону ровно никакого беспокойства, вдруг заржал, и чуть было не снес меня с ног, остановившись буквально в двух метрах. Глаза коня горели огнем, и он едва не вставал на дыбы, буравя меня своим ненавидящим взглядом.

Отшатнувшись, я посмотрел на девушку. Она молча наблюдала за картиной, даже не пытаясь остановить свое животное. А затем она ушла, оставив меня посреди фруктовых деревьев, полного новых мыслей относительно судьбы Виталия.

Оказывается, конь действительно есть. Разве что не один, а с наездницей. Но, тем не менее, он существует, и всё, что говорил Виталий – вовсе не выдумка, а реально существующий факт. Но, будучи человеком здравомыслящим и хладнокровным, я решил не гнать события вперед, а вернуться домой и ещё раз, спокойно, уже без сарказма выслушать Сашин рассказ. От начала и до конца.

Глава вторая

За неделю Саша немного оправилась, даже стала улыбаться. Мне всегда нравилась её улыбка, но теперь она была просто превосходна. Не знаю, может потому что её украшала свобода. Милиция, её как и меня, беспокоила всё меньше и меньше – видимо проблем у них и так хватало, хотя, не скрою, регулярно названивающая мать Виталия приносила мелкие неприятности.

Напросившись к ней на чай, я смотрел, как кубик сахара медленно растворяется в горячем, коричневом напитке. Саша стояла ко мне спиной. Хрупкая, нежная, она была похожа на ангела, который так глупо растратил свое лучшее время.

Наконец она села рядом. Теперь уже немного более спокойная и как я уже говорил ранее, -улыбчивая. Разговор пошёл плавно, словно мы оба к нему долго готовились. Сначала вежливо поинтересовавшись о моих делах, она переключилась на погоду, затем на пару подружек. Я не торопил, я знал что то, что произошло между нами в тот раз, требует времени, нельзя просто так взять и пропустить такое.

Наверно это как в пословице – «На пепле выжженной земли прорастает новый росток». Впрочем, я отвлекся, несмотря на симпатию, мне действительно было интересно узнать про историю с жеребцом. И прослушав много воды, я деликатно спросил об этом. И как я не старался, подойти к этому моменту мягче, она всё же вздрогнула.

– Как я уже говорила, это было месяц назад, теперь уже месяц. Он пришел и случайно обронил, что видел лошадь или коня, да, белого коня, который едва его не сбил или не убил. Я точно не помню, я была занята. В общем да, кажется, тогда он впервые заговорил об этом.

–Только о коне?

– Да. Только о нем. Сказал, что встретил его в лесу. Я ещё спросила, что может не стоит бегать там, где водятся такие крупные животные, ну и ещё спросила, с кем он был.

– Конь?

– Да, должен же быть у него наездник.

– И что ответил Виталик?

– Что-то пробормотал про мужчину, невысокого.

Я заметил, что она как-то отстранённо смотрит в окно. Мне снова захотелось её обнять и прижать к себе. Но я переборол это чувство и продолжил задавать вопросы.

– А потом? Что потом?

– Потом он всё чаще и чаще стал упоминать о лошади, а потом вдруг перестал. Стал немного замкнутым, стал всё чаще и чаще делать свои пробежки. Поначалу он говорил, что так надо, что это увеличит его спортивные результаты, но потом я заметила, как он выдыхается, что это стало какой-то странной навязчивой идеей.

– За месяц? Всё это произошло за один месяц?

– Я о том же. Слишком маленький интервал для того, чтобы начать бегать каждый день. Мне так даже подруга-тренер из фитнес центра сказала. Мол, он себе все колени изуродует. А потом он пропал.

– Действительно очень странно. И ты в тот вечер вызвала полицию?

– Нет, я уснула. Он предпочитал бегать в тёмное время. Приходил к семи и как поест, шёл на свою пробежку.

– Понятно.

Итак, получалось, что Виталий не желал, чтобы Саша знала о девушке, которая, по-видимому, и является обладательницей лошади. Стало быть, ничто не мешает мне наведаться на конюшню и там уже поинтересоваться о судьбе моего товарища. Заодно познакомиться с рыжей красавицей, столь ярко выступившей при нашей первой встрече, и, как мне показалось, не желавшей знакомиться.

Всё это, – несомненно, авантюра, но ведь моя жизнь сера и скудна. Да, у меня появилась возможность переспать с Сашей и, возможно, на ней жениться, но ведь то, что я схожу на конюшню – никак этому не помешает, – не убьют же меня за это. Разве что там могли побывать следователи, которые точно также могли расковырять этот след.

Но, к моему удивлению, на конюшню никто кроме меня заходил. Об этом я узнал у деда, выполнявшего роль то ли сторожа, то ли местного плотника. О конюшне он рассказывал очень охотно, видимо слушателей у него было немного, ровно, как и оставшихся зубов. Рыжую я также увидел – она возилась с гнедой лошадью, которую снаряжали для зарабатывания денег в городе. Она приметила меня сразу, только подходить не стала, держась поодаль и внимательно вслушиваясь в мой разговор с дедом.

Наконец, она не выдержала и подошла, что позволило мне рассмотреть её во всём великолепии, так как видел я не очень хорошо. Рыжая, немного приукрашенная веснушками, она обладала воистину потрясающей красотой и очень манящими глазами. Зелеными, можно сказать изумрудными, я даже не стал вглядываться в фигуру – настолько ярко выступало её лицо.

– Что вы хотите узнать? Цены на прогулки? – сердито спросила она, отстраняя от меня разговорившегося старичка.

– Цены, можно и цены – послушно сказал я, не пытаясь сопротивляться её напору.

– Полторы за час.

– Немного. А на какой лошади?

– Гнедой и вот той, черной – указала она на еле живую кобылицу.

– Мне бы белого, которого я видел совсем недавно, а то, простите, эти какие-то еле живые.

– Белый конь мой. На нём ездить нельзя – отрезала рыжая.

– Вадим.

– Что?

– Меня зовут Вадим. Для подобных резких разговоров лучше называть меня по имени – улыбнулся я, вглядываясь в её глаза. Удивительно, но такой подход несколько смягчил её, и сквозь жесткий взгляд показалось тепло.

– Елена.

– Очень приятно, Елена. А не могли бы вы хотя бы показать мне, как надо ездить на лошади, пусть и на вашей? Я не так часто вижу красивую езду, которую, я уверен, увижу в вашем исполнении.

Немного помолчав, она кивнула.

И после этого я увидел, как она управляться с этим здоровенным, мощным жеребцом, грудь которого в несколько раз превышала любую другую из конюшни. Лихо, резво, так что конь едва не падал от усталости, сделав несколько десятков кругов. По импульсивности они оба подходили друг другу. Но не это было самым удивительным. Цепочка, висевшая на шее Елены, показалась мне до боли знакомой, кажется, точно такую я видел у Саши.

Глава третья

Если Александра была раненной ласточкой, то Елена самой настоящей львицей. Стремительная, вольная, свободная – она могла надышаться только ветром, переполнявшим её во время её прогулок. Я видел это по лицу, по движениям, по всему, что так четко вырисовывало её образ. Только вот зачем она носит цепочку пропавшего человека? Вот это я понять не мог. Если она хоть как-то относилась к смерти Виталия, то зачем ей носить его подарок? Следовало спросить её об этом, так, ненавязчиво, деликатней.

Не получилось. Едва я затронул эту тему, как лицо её резко изменилось, и вместо прекрасной, свободной кошки, я получил точно такую же, но разъярённую. Хотя ответ я всё же получил, – оказывается некий городской мальчик всё же смог добиться её расположения, после чего куда-то пропал, оставив её одну с этим небольшим подарком.

Но это всё, больше узнать что-либо у меня не получилось. Но это не страшно, я же не следователь, хотя продвинулся в этой истории куда дальше них. У меня уже складывалась нешуточная картина из людей, кто мог убить бедного Виталика. Я даже мысленно представлял себя уже сыщиком. Правда, бесплатным, но, тем не менее, очень талантливым.

А затем неожиданно в мою дверь, после того как я вернулся с поля, раздался звонок. Это была Саша. Бледная, уставшая, немного озябшая от приближающейся осени. Спросив разрешения пройти, она легко переступила через порог и сняла свою кофту. После чего подошла ко мне и, как мне показалось, принюхалась, – впрочем, это было так внезапно, что могло и показаться.

– Как твои дела? Я давно тебя не видела. Чем ты занимался? – выпалила она сразу несколько вопросов.

Растерявшись, я пожал плечами и ответил – работа.

– А, работа – тихо сказала она и села за стол – работа – она такая, вечно заставляет пропадать.

– Тебе что-нибудь налить?

– У тебя есть алкоголь?

– Алкоголь. Да. Есть. Есть виски.

– Подойдет.

Я подошёл к шкафу и машинально вытащил два стакана и бутылку вискаря. Хорошего, кстати. Мне он достался от одного бармена, увлекающегося сбором алкогольной продукции, не попавшей под инвентаризацию.

– Как хорошо, что ты пьющий, было бы ужасно нажраться одной. Ненавижу быть одна – сказала она и пододвинула мне стакан.

Мы выпили раз, два, хмель хорошо ложился на настроение, так что хотелось впустить его как можно больше. Я посмотрел на неё. Странно, вот так взять и разорвать порочный круг боли, осмелиться на первый шаг ко мне. Необычно.

Только вот я всё равно был один. Она ушла до того как я проснулся. Видимо, всё ещё не решаясь признать ту реальность, которая для неё настала. Которая неразрывно связана со мной, единственным мужчиной, которого она может видеть подле себя. Рад ли я этому? Конечно. Хотя, определённый неловкий момент всё же был – я всё равно хотел увидеться с рыжей, как бы не были прекрасны наши отношения с Сашей.

Только вот на конюшне её не оказалось. Она куда-то уехала по делам. Именно так мне доложил словоохотливый старик. Посидев с ним немного, я всё-таки не вытерпел и напросился подойди поближе к её красавцу, которого она так необдуманно оставила со стариком. Понимающе улыбнувшись своей беззубой улыбкой, он подвел меня к жеребцу. Какой же он был всё-таки красивый.

Я осторожно протянул руку, но он фыркнул, и мне пришлось ретироваться. Зубы у него были крайне большие.

Этим же вечером я безрезультативно пытался дозвониться до Саши, но ни городской, ни мобильный не отвечали. Дверь также была закрыта. А ведь до приезда свекрови оставалось не так уж и много времени, поэтому следовало как можно полезнее распорядиться им. Но её не было, пока, наконец, с её номера не позвонил мужской голос, по-деловому спрашивающий, когда я могу подъехать в участок.

Саша умерла. Написала предсмертную записку, и вскрыла себе вены в ванной. На поданной следователем фотографии лицо её всё также хранило безмятежный, милый взгляд, смотрящий куда-то в сторону.

Следователь спрашивал немного, и лишь потому, что я был одним из последних, с кем она созванивалась. Я рассказал ему почти всё, кроме наших встреч и кроме её истории про белого коня, которую я посчитал почему-то совсем не нужной для полицейский ушей. Хотя ещё совсем недавно я думал, что Саша должна была обязательно поделиться ей с милицией, да что там, я сам хотел рассказать о своих догадках ментам. Но теперь, теперь я лишь молча смотрел на эту фотографию, где застывший в ванне ангел понемногу избавлялся от внутренних переживаний.

Не буду скрывать, что тем же вечером я напился. Напился так, что даже толком не помнил, как попал домой и что вообще делал, проснувшись наутро с ужасной головной болью. Благо была суббота, и я мог спокойно отлежаться дома. Но спать не хотелось, хотелось выйти и разорвать порочный круг своей страшной, печальной жизни.

Тот день я помню хорошо, он был прекрасен. Казалось, он издевался надо мной, выставляя самое лучшее, что может преподнести природа. Увы, в настроении я не был с ним солидарен, мне это не нравилось, но, кажется, я знал, зачем он вырядился в такие цвета – он хотел отвести меня к рыжей Елене.

И я пошел за ним. С ужасной, мучающей меня головной болью и остатками фотографии, никак не желавшей выходить из моего сознания. Елена – вот кто поможет все забыть. Эта огненная рыжая бестия, кошка, самая настоящая страсть к свободе, которая полностью соответствует её темпераменту.

Подходя к конюшне, я увидел, что внутри никого нет. Зато с огороженной площадки доносится целый рев, видимо, наездницы выгуливали своих лошадей, пробежка или что-то в этом роде, чтобы поддерживаться их в форме.

Так и было. Весь народ был там, на природе, среди ветра и воздуха. Прямо возле лошадей. Что было странно, обычно все предпочитали находиться метрах в пяти от них, ведя их на веревочке. Подойдя ближе, я протиснулся сквозь ряд спин. Людей было немного, но они так сгрудились, что протиснуться было очень сложно.

Елена была на земле. Из её рта текла кровь, а глаза приобретали стеклянный оттенок. Старик, державший её, что-то говорил, но она уже этого не слышала, и лишь её взгляд обладал ещё живым, светлым огнем. Она смотрела на меня, немного ласково, немного печально, словно извиняясь за недосказанность. Извиняясь за то, что упала со своего любимого белого жеребца, заигравшись с ним в стремительной скачке, за то, что так и не успела познакомиться со мной поближе, хотя и хотела этого.

Сев на землю, я почувствовал холод истоптанной грязи. Всё, что я чувствовал, – это странное ощущение ритма моего сердца, быстро бьющегося от нехватки воздуха. Сзади послышалось фырканье. Обернувшись, я снова увидел красивого белого коня, нежно лизавшего руку Виталия, который стоял позади всех нас и так же как и я, с неимоверной печалью смотрел на умирающую Елену.

Первая любовь.

Дневник. 10.12.1980

Да. Да. Да. О да, давайте говорить об этом всем. И что теперь? Да я девственен. Да я такой. Да мне двадцать четыре и я всё ещё без женщины. Но какая к черту сейчас вам разница. Ведь поймите, так вы могли сказать ну два дня назад, ну день назад. А все, потому что я не бросаюсь, на всё что дают. Потому что я ждал именно её. Понимаете? Её.

Нет. Наверно, ммм, я неправильно выразился. Не её. А это. Чувство. Или быть может судьбу. Хотя. Наверное, и то и другое подходит. Впрочем, давайте по порядку. Не будем сбиваться и начнем историю сначала. Как у всех историй. Я хочу, чтобы это было именно как история. Не как дневник, а как история.

Итак. По определенному стечению обстоятельств, в неприятный, снежный, понедельник. А точнее, утро понедельника. Я оказался на улице Орджоникидзе, дом 11 у третьего подъезда.

И все, потому что я работаю курьером и мне пришлось доставлять посылку к девяти утра. А ещё я не считаю работу курьера чем-то постыдным. Без нас бы все компании встали, так как особо важные поручения необходимо доставлять именнно людьми. Потому что только люди, гарантируют безопасность посылки. И только так, понимаете? Только так.

Ох, даже сейчас волнуюсь. Стоит лишь вспомнить. Стоит лишь вспомнить. Аж пальчики горят. Нет, вы не представляете. Как же это прекрасно. Знать, что ты нашел именно её. Ох, вы мне должны завидовать.

Итак. Она почти сама со мной познакомилась. Точнее, как сама. Я стоял у подъезда, не зная, кода. Потому что я воспитанный сотрудник. Я никогда за ручку двери не дергаю, чтобы те открылись. Я только по коду. А клиенты, его постоянно не говорят. Поэтому и приходиться ждать. И что самое удивительное, она сразу обратила на меня внимание. Едва мы увидели друг друга.

Естественно я не вошел. Я остался стоять и наблюдать за ней. За тем как она двигается и гуляет с собачкой. Не мог оторвать взгляда. Красивая, в пальто. И очках. Она была изумительна. Казалось ее, вылепил сам господь бог.

Я тогда и не заметил, как простоял целых пятнадцать минут, пока она наконец не стала возвращаться в подъезд. Знаете, я приведу наш диалог дословно, и вы все сразу сами поймете.

– Вы меня выслеживаете?

– Нет, а что вам кажется, что я вас выслеживаю?

Признаюсь, она повела себя вначале несколько агрессивно, но я решил не заострять на этом внимания. Ещё бы, она же волновалась не меньше меня. Вы же только вдумайтесь, она сама начала общение, сама произнесла первые слова знакомства. Это очень сильный шаг. Но продолжим.

– Нет, я просто осторожна.

И тут она меня этим добила. Вы не представляете, сколько было нежности в этих словах. Сколько ласки. Как повел себя этот ангел. А? Ну сами посудите, никто же её не заставлял начинать говорить. А то, что я слежу. Господи, было утро. Светло. Что я мог сделать то? Разве что заметить её небольшой, неудачный флирт. Но ничего. Я не упущу свой шанс. Я столько ждал этого.

И знаете, вот реально как это часто бывает, из всего дня я запомнил лишь утро. Понимаете, это и есть лишнее подтверждение тому, что это именно она. Я больше скажу, я уже из трех дней, самым важным считаю только то утро. Когда она со мной заговорила. Не могу выкинуть из головы её образ. Маленькая, красивая в очках. Мимишность третьей категории ей богу. Почему третьей? Да потому что я пошутил. Я вообще не знаю категорий мимишности. Ха. Ха. Ха. Ха.

Но возвращаясь. Я все хочу сказать она мне понравилась. Понимаете, очень. Я почувствовал это сердцем. Я пропустилэто. Оно вошло и зажило во мне внутренней жизнью. Как наверное ребеночек у женщин. Да. Это подходит. Ребеночек. И вот ему уже два дня. Так как ровно столько прошла с нашей встречи. И знаете, я уже составил план, как я вернусь туда. Только, я решил, что сперва надо немножко посоветоваться с другим человеком. Назовем его другом.

Ведь поймите. Это очень важная встреча. И важно тут не ошибиться. Да она чувствует тоже, что и я. Но, общество так сильно навесило ярлыки поведения и её росточек, её попытка, постоянно под прессингом общественной морали. Пусть даже она и сама попыталась разрушить это, заговорив со мной первая. О боже, как же нам иногда бывает сложно. Пусть даже мы и тянемся к друг другу. А все почему? Потому что нормы поведения заложены для банальностей, а истинные чувства выходят далеко за их пределы.

Дневник 11.12.1980

Ой, придурок. Ой, дурак, и зачем я об этом рассказал. Это же почти недосягаемо для некоторых людей, осознать, что бывает вот такое явление как любовь. Конечно же, мне скажут, что я сумасшедший, если считаю, что мне следует вернуться туда и попытаться снова с ней заговорить.

Но как иначе? Разве не стоит жить именно ради таких мгновений? Разве это не самое важное в жизни мужчины, поиск своей женщины? Какая разница, что считают остальные, главное я твердо знаю, что она принадлежит мне. Или должна принадлежать. В общем больше не буду распространяться на эту тему. Даже с друзьями.

Дневник 12.12.1980

Неприятненько получилось. Весьма. Это же надо так случиться, что именно в это утро она вышла с мамой. Не. Я не против знакомства с родителями, но во-первых её мама не была готова, а во-вторых. Я в принципе не люблю знакомиться с родителями.

К тому же сама девушка не готова. Извините, я всё еще не знаю её имени. Просто все навалилось так. Все эти проблемы. Да, не не, всё же выскажу, представляете, она показала на меня пальцем. Указала как на статую. Естественно мне пришлось ретироваться. А потом, видели бы вы взгляд этой мамаши. Казалось, она прожжёт во мне дыру. Настолько неприятный взгляд, у этой неприятной особы. Если мы с ней сыграем свадьбу, я обязательно позабочусь, чтобы эта старуха держалась от нас подальше.

Но главное я понял, что совсем забыл про стандартные животные общественные ухаживания. Я же забыл принести цветы и конфеты. Эта маленькие несчастные трупики, наличие которых обязательно свидетельствует о моих прекрасных намерениях. О желании совокупиться с ней и наплодить детей. Боже, как все нелепо. Но трупы надо носить. Так принято. И мамаше её понравиться. Старые любят соблюдение обычаев. Что ж , так и быть принесу я эти трупы. Причем много.

Дневник 13.12.1980

Вечер. Люблю вечера. Тишина. Покой. Все дела. В такие моменты, даже одиночество не столь неприятно. Точнее оно всегда прекрасно. Просто иногда хочется его разделить с кем-то. Да, да, разделить одиночество. Не ну прикольно же. Делить одиночество. Да и цветы я кстати купил. На три тысячи рублей. Вон. Стоят на подоконнике. И медленно умирают. Думаю, до завтра ещё сохранят, свою разлагающуюся красоту.

Дневник 14.12.1980

Людмила. Её зовут Людмила. Мне кажется, почему что это серьезное имя. Возможно, потому что разговаривала она со мной серьезно. Не ну не забавно ли? Невысокая, маленькая, красивая, в очках и вдруг глядя на цветы стала вдруг серьезной. Испытывает? Ну очевидно же. Хочет построить баррикаду. Убеждает, что всё это наваждение и что лучше по-хорошему от неё отстать. Вот глупышка. Мы же созданы друг для друга, неужели она думает, что я так просто сдамся. Глупости. А вообще встреча прошла хорошо, только вот эта мерзкая мамаша всё время из окна смотрела. Но это даже хорошо. Ведь теперь я знаю, где она живет.

Следователь

Дочитав эти несколько уже порядком пожелтевших страниц. Следователь Потапов, отложил дневник в сторону и внимательно посмотрел на человека, сидящего перед ним. Под сорок, усталый, с бегающими глазами и небольшим нервным тиком. Никак не сочетающийся с этой прекрасной женщиной, труп которой они обнаружили вчера в снегу. И всё же, он был её муж. Как ни странно.

Потапов потер переносицу. Дело было странным, а он порядком устал, за последнее время. Их участку вообще не повезло, где-то орудовал маньяк, и вот теперь ещё и это. То ли самоубийство, то ли вообще не пойми чего. Хотя, эти присмотреться к этому нервному поближе, в принципе можно было понять, почему его жена выпрыгнула с девятого этажа. Другое дело, почему она вообще вышла за него. Скорее всего, именно это было основной загадкой, а не причина для затяжного прыжка на асфальт. Потапов тихо вздохнул, ближе к вечеру его все больше и больше тянуло на философию.

Он и потянулся за термосом. Чай он делал отличный, с медом, с тонизирующими травами. Такой чтобы не заснуть. Потапов снова посмотрел на нервного вдовца. Немного успокоившись, тот уже не прятал взгляда и лишь нервно перебирал пальцами.

– И зачем вы не это принесли? – спросил Потапов, убирая термос обратно под стол.

– Потому что я не убивал её. Я любил её. Больше всего на свете. Видите? Тут все написано – затараторил мужик, приставая с кресла и тыкая обгрызенным ногтем в листок – вот, смотрите, я люблю её с молодости.

– Вижу – хмуро бросил Потапов – но главное ведь в другом. У вас нет алиби. Вас никто не видел на прогулке. А мотив у вас есть. Квартира жены достаётся вам.

– Да при чем здесь это, вы разве не видите. Я же любил её. Она была самым главным в моей жизни. Она смысл всего. Как вы не понимаете, неужели вы не любили.

Потапов тихо вздохнул и посмотрел на термос. Чая там было совсем немного. А ему ещё отчеты писать. Боже как же все надоело. И почему нельзя уволиться пораньше? А там и дача, и огородик. Сидишь, рвешь морковку, радуешься жизни. А вместо этого вот, сиди слушай придурка, да разыскивай маньяка. Нет, ушла его молодость. Собственно как и рвение.

– Хорошо. Напишите, что вы делали вчера. И не уезжайте из города до конца следствия – бросил Потапов, протягивая листок – а это заберите, мне ваши записки не нужны.

– Но как? – заморгал глазами вдовец – это же улики.

– Этот бред к делу не пришьешь. Скажите спасибо, что я вас вообще отпускаю, так то пока все подозрения на вас. Поэтому постарайтесь описать ваш день максимально детально.

Трясущиеся руки. Пот, отвратительные ногти. Если бы он был бы бомж, то такой вид был бы понятен. Но у человека и квартира и жена. Разве что детей нет. Жесть, одним словом. И как им только удаётся такую женщину заполучить. Вот, например он. Савелий Александрович Потапов. Ни пьет, ни курит. Деньги нормальные получает, внешне симпатичен, а бобыль бобылем живет. И ведь хочется жениться, просто то времени нет, то стоит впустить в жизнь женщину, как она начинает истерики закатывать. А этот вот, урод уродом, а такую заполучил. И где справедливость?

Пытаясь отвлечься от вида вдовца и мрачных мыслей. Савелий повернулся к окну. Пожалуй, единственному хорошему месту в его старом кабинете. Большое, оно показывало прекрасный вид на парк, где на деревья лежал снег. И хоть на улице было темно, свет фонарей делал свое дело, создавая атмосферную картинку ночного парка.

– Я закончил – раздался писклявый голос.

– Оставьте на столе и пока свободны. И будьте всегда на телефоне. Возможно, вы мне скоро понадобитесь – как можно грозно заметил Потапов, стараясь избавиться от подозреваемого побыстрее.

Он слабо верил в то, что этот вдовец совершил убийство. Нет. Скорее всего, женщина и вправду сиганула с крыши. Даже можно сказать она немного запоздала, прожив с этим существом без малого семь лет.

Когда дверь закрылась. Потапов посмотрел на оставленный листок и нахмурился. Кроме показаний, неугомонный вдовец оставил свой дневник. Изрядно дополненный новыми листами. Поворошив страницы, Савелий остановился на двухсотой, почти целая книга. И не выкинуть же. Фактически можно считать уликой, если шить 110, доведение до самоубийства. И все же. Он не такой. Это к Шаршикову, уж тот, мастер до округления в делах.

Савелий вытащил фотографии из стола. К черту этого идиота, сейчас куда важнее разобраться с другим сумасшедшим. Планомерно убившим уже трех женщин, разбив им голову молотком. Потому что сверху из-за этого дела давили так, что даже участковым доставалась, не говоря уже о следователях. Нет, конечно, тут и ты сам по идее, задницу поднимал, как никак убийца, но в преддверии выборов, начальники особенно зажестили, требуя все новых и новых вводных, которых было пока немного.

Он снова потянулся за термосом. Жаль что он не умница следователь из кинофильмов, который поколдовав над фотографиями, сразу же определял убийцу. Здесь вам увы не кино, тут так просто до сути не добраться. Засады маньяк обходил, да и было то их не так уж много. Народа как обычно не хватало, а бросить всех на ночные рейды, чревато проблемами на других участках. Нет, конечно, опытных из следственного комитета прислали, но опять же, это не мешало его непосредственному начальству трясти ещё и его. Савелий тихо вздохнул и перевернул труп верх тормашками. С этой стороны, он был не менее отвратителен.

Ближе к десяти вечера, он стал собираться. Сидеть дольше смысла не было. Главное отметиться, что до десяти дотянул. Копался с делом. А уж до одиннадцати ты сидел, или до двенадцати, это уже и не важно. Савелий это точно знал, как никак пятнадцать лет уже в милиции поработал. Пенсия не за горами.

Он поднялся. Зевнул. Посмотрел в окно и стал потихоньку собираться. На данном этапе жизни, это уже стало занимать двадцать минут. Потому что была у него уже привычка забрать что-то из бумаг домой. Чтобы там также по изучать дела. Все равно заняться было нечем, ни рыбок, ни телевизор Савелий не любил.

Домой он ходил обычно через парк. Идти, надо было минут двадцать. Но дорога была хорошо освещена, и порой даже хотелось немного задержаться, чтобы полюбоваться на заснеженные деревья.

Закрыв двери, Савелий вдохнул морозный воздух и отправился в путь. Снег. Мягкий снежный ковер, хрустящий по морозному воздух. Он улыбнулся. Любил он такие вечера. Они его успокаивали, особенно после всех тех фотографий, которые ему приходилось наблюдать. Он повернул в сторону парка и медленно, пошёл по тропинке.

И только на середине пути, он увидел её. Сидевшую на скамейке женщину, с ровным, точным порезом на шее, откуда шёл широкий, кровавый след, разделивший её белую блузку и черную юбку надвое. Савелий даже махнул головой, словно бы пытаясь прогнать наваждение, так как слишком уж странно, вызывающе и ярко выглядела эта женщина на фоне белых очарованных зимой деревьев, вечернего парка и мягких фонарей, по-домашнему освещавших небольшую, мощенную белой плиткой, тропинку.

Дневник 15.01.1981

Когда я просыпаюсь. Я слышу запах кофе. Я не люблю утро и никогда не любил его. Но теперь я понимаю насколько оно прекрасно. Оно перестало быть плохим. Всё перестало быть плохим. Я остро ощущаю перемены. Наверно все, потому что в мире есть ангелы. Как бы банально это не звучало. Но они в правду есть. Красивые ангелы. И она мой ангел.

Я поворачиваю голову и смотрю на дверь. Так как, за ней есть кофе и она. Она варит самый вкусный в мире кофе. Это новый смысл. Это удивительное чувство. Самое прекрасное из всего что было. Для меня и раньше мир был неинтересен, а теперь он полностью потерял свое значение. Есть лишь она и я. И не важно как мне за это приходиться платить. Никто не должен нам мешать. Никто. Ради неё я готов на всё. И ничто меня не остановит. Я ничего не боюсь. Но извините, мне пора выпить кофе. Боже. Как же я мог без этого жить.

Да. Это прекрасно. Просто изумительно. Боже, какая же она красивая. Эти длинные вьющиеся волосы, эти ногти, тело, кожа. Мне кажется это не человек. Это ангел. Впрочем, всё это будничные комплименты. Куда важнее другое. Мне кажется, что даже зная всю свою жизнь. Я бы снова стал искать её.

Вот так. Я умер. Снова родился и первым делом начал искать её. Придумывал бы самые разные фишки, лишь бы снова быть с ней. О боже, я просто схожу с ума. Каждый день. Каждую минуту. От вида, от аромата её тела, от взгляда, от движений. Она само явление красоты. Другое дело её семья. Мне кажется они немного не в себе. Слишком уж хмурый братец. И да, как оказалось они с Кавказа. Разве что имена русские. Но де факто они армяне. Дружные такие. И всё равно им это не помогло, всё равно она стала моей. Пусть я и пожертвовал своей душой, совестью, покоем. Я все равно хочу её и готов идти на всё что угодно лишь она была моей, я готов убить, кого угодно лишь она была моей и этот брат это знает. Он видит мой огонь. Уверен, он даже он его немного пугает. И всё же, я отдал очень большой кусок своей души.

Следователь

Прочтя слово «убить» Савелий Александрович, отложил листок и слегка трясущимися пальцами достал последнюю сигарету из пачки. Редко ему удавалось заполучить в своей жизни неплохой шанс. Они конечно были, но, как правило, он их упускал. А потому, в этот раз все будет по-другому. Повертев сигарету, он убрал её обратно. Главное не спешить. Главное подойти к этой удаче не слепо, а плодотворно. Ведь он может и ошибаться.

Хотя с другой стороны. Вдовец, явно сумасшедший. И теперь ещё и эта запись. Он ещё раз прочел абзац. Сейчас главное правильно уловить момент. Момент того что он способен на убийство. Савелий снова вытащил сигарету и в этот раз уже закурил. О да, если интуиция не подводит и этот парень, действительно слетевший с катушек маньяк, то и премия и повышение у него в кармане. Надо только получше ознакомиться с этим дневником и поближе познакомиться с семьёй погибшей. А главное с матерью. Кто как ни она пойдет к нему навстречу, человеку способному засадить этого ненавистного ей человека как можно дальше.

Савелий сделал затяжку. И нервно прислушался к шагам за дверью. В последнее время, а особенно после того как он нашел этот чертов труп. На него буквально со всех сторон полетели шишки. Как от своего начальства, так и от более высоких чинов. Он даже бы не удивился, если бы сам министр позвонил и спросил, почему он, так плохо работает. Но ничего, теперь, когда у него в рукаве этот козырь, этот исписанных корявым почерком дневник, он может надеяться на шанс, который так редко выпадал в его скомканной как эта сигаретная пачка жизни.

А потому, немного размявшись, он снова сел за дневник, изучая и читая его уже куда более медленно, всматриваясь в каждое слово, старательно подчеркивая любое подозрительное явление. Но увы, пробежав сорок страниц он так ничего интересного и не нашел. Лишь восхваления и обожествления этой несомненно красивой женщины.

Савелий ещё раз посмотрел на фотографию самоубийцы. Да, она была красива. В этот вдовец точно не ошибался. Но настолько ли чтобы у него снесло крышу? Наверно нет. Ведь для сумасшедших порой достаточно и просто толчка, простой улыбки, простой симпатии, что и подтвердилось в самом начале дневника.

А ещё у него была прекрасная возможность убить женщину, как раз к тому моменту как он вышел из участка. И что самое важное, вопрос что вдовец при этом сильно подставлялся, отпадал, ведь зачастую эти психи сами жаждут того чтобы их поскорее закрыли. Я убил, меня ты арестуй.

Савелий снова заулыбался своими пожелтевшими зубами. Неужели ему действительно так повезло? Неужели бог существует и дает ему снова шанс стать немного счастливее, пусть даже и на склоне лет. Что ж, ещё раз спасибо ему за это.

Сев за стол, он снова начал читать дневник. Каждое слово, каждую запятую, сноску и тире, все должно было плотно застрять в его голове. Чтобы ничего не ускользнуло. Хотя, определенный план у него уже был. Ведь самый ценный свидетель против вдовца это её мать. Кому, как ни ей, следует больше всего желать, чтобы убийца её дочери, или пособник самоубийства её дочери оказался в тюрьме. Савелий перевернул страницу дневника. Испачканная жирным пятном, она даже немного подванивала, как собственно и все остальные. Даже страшно подумать, как такой человек мог прикасаться к прекрасной женщине.

Ужас, просто ужас. Что он ей дал? Изумительный по природе секс? Ведь богачом он точно не был. Так, однушка и та, в порядком просевшем доме. Ни машины, ни приличной работы, одно лишь обожание и восхваление. Но тут то, как раз и может скрываться основная причина их любви. Она хотела обожания. Савелий тихо выдохнул и закрыл дневник. Нет, он слишком устал, чтобы дочитать его сегодня, тем более подобный бред, порядком калечил сознание. Нет, он дочитает это завтра, а заодно наведается к её матери. Живущей кстати неподалеку. Надо будет узнать, как она вообще допустила такое чудище к своей прекрасной дочери. И как к этому отнёсся её отец.

Следователь

Когда Савелий отправил запрос, то он вернулся на удивление быстро. Опять же, дело резонансное, видимо шевелятся абсолютно все. Это было приятно. Как никак внимание. Он открыл папку, биографией Михаил Федорович Зацепа не особо баловал.

Родился в Северодвинске, потом поступил в Москву, затем окончив МАИ, по распределению попал в Ереван, где и познакомился, по всей видимости, с Гаяне, а потом спустя два года, оттуда уехал. В Москву, они попали не сразу, немного покуролесили по сибирским городам и только после того как Михаилу удалось попасть на Омский нефтеперерабатывающий завод. Он смог в дальнейшем перебраться в Москву. Казалось бы, ничего особого внимания не заслуживало, кроме одного момента, за всё время ни Михаил, ни Гаяне так и не съездили в Армению, чтобы повидать её родственников.

Отложив папку. Савелий решил, что раз уже ему идут навстречу в его поисках, то отправить ещё один запрос только уже в Ереван, да ещё с таким сроком годности дело конечно безрезультатное, но чем бог не шутит, вдруг хоть какая-то, но информация просочиться. Время изменилось, теперь бывшие союзные республики, могут и сработаться.

Впрочем, надежды было мало, по-хорошему надо было ехать самому и уже на месте пытаться что-то разузнать, но как? Он просто мелкий следователь, кто ему оплатить столь затратную поездку. Да и сам след, что пытается узнать? Почему они так и не съездили к своим родным? Впрочем, кое-что он всё же нарыл. Отец Гаяне был врачом, кроме того он был довольно известным психотерапевтом, нередко посещавшим столицу. Разве что этот дневник? Опять сесть за непристойные мемуары?

Он посмотрел, как падает снег. Большими, густыми хлопьями. Он был Хаотичен и прекрасен. Зима вообще выдалась на удивление снежной.

Дневник 03.06.1985

Опять она. Опять эта старая бабка. Опять она смотрит на меня своим немигающим ведьмовским взглядом , как будто я ей что-то должен. Как же я ненавижу к ней ходить. И все равно должен. Эти обычаи, эти кавказские нравы. Эта вечная попытка угодить старшим. И зачем весь этот цирк. Мы оба прекрасно понимаем, как мы друг другу не нравимся. Так давайте просто избежим этого, но нет, я обязана смотреть на эту старую, дикую бабу, лишь бы её доченька отдала ей должное уважение. О боже, на что я иду ради своей жены.

И ладно, старуха. Так есть же еще и этот братец. Ещё более неадекватный, нежели мать. И все же, я буду с этим мириться. Я буду мириться хоть с самим сатаной, лишь она была моей.

Следователь

Прочтя эти строки вслух. Савелий отложил листок и внимательно посмотрел на мать Людмилы. Только вот в её некогда красивых, больших глазах, ничего не выражалось. Она также спокойно сидела напротив него и внимательно его разглядывала. Изредка помешивая чай. Савелий улыбнулся. Ему хотелось дать Гаяне понять, что он друг. И сделать это как можно быстрее.

– Как видите, ваш зять не сильно жаловал вас, так что я уверен, помочь мне для вас дело чести. Скорее всего, именно он причастен к самоубийству вашей дочери.

Гаяне ничего на это не ответила, лишь вздохнула и опустила взгляд на чашку с чаем, где всё также медленно плавали чаинки. Разговорить такую было сложно. И дело не только в традициях, она сама по себе, была женщиной молчаливой. Савелий это по опыту знал, как никак, а за свою службу он опросил очень много людей.

– Ваши слова нигде не будут значиться. Я даже не внесу вас в свидетели, и нашего разговора также нигде не будет существовать. Это просто поможет мне в расследовании. Поверьте, я очень хочу засадить этого типа на как можно большой срок. Скажите, он угрожал вам?

Гаяне подняла глаза. В них хорошо читалось желание говорить, столь не свойственное таким натурам. Но что-то ей очень мешало. Что – то очень важное. Савелий несколько ослабил напор. Главное чтобы она не сорвалась и не замкнулась. Тут, главное давить на дочь, она, судя по всему её безумно любила. К тому же она обрусевшая.

– У вас были конфликты с ним?

– Нет. Почти нет. Кирилл был хорошим человеком. Хоть и странным. Но главное он очень любил мою дочь – всё также тихо сказала она – что же по поводу этого дневника, то он её выбор. Если она выбрала, то значит, была влюблена. Больше я ничего не могу к этому добавить. Вы уж извините.

Савелий задумчиво поднял кружку с чаем. Добиться от неё что-то угрозами, было ещё сложней, чем обходительностью. Такова уж порода этих людей. Придётся видимо самому копать. А для этого нужно время, которого у него очень и очень мало. Он попытался перевести тему разговора, уходить на натянутой ноте не особо хотелось.

– Скажите, а вы давно в Москве?

– Двадцать лет.

– И почему переехали?

– Мой муж был русский. А жена, должна идти за мужем. Он решил вернуться в Россию, я поехала с ним.

– Но Людмила родилась в Армении?

– Да.

– Это муж решил дать ей русское имя?

– Да.

Савелий внимательно наблюдал за Гаяне, не смотря на всю её холодность, что-то в ней дрогнуло, зашевелилось при вопросе о её родине.

– Знаете, я всегда хотел посетить Армению, говорят там очень красиво, в частности в Ереване. Скажите, вы давно там были?

Гаяне, нахмурилась. Затем опустила глаза, явно не знаю, как лучше ответить. И все же, заминка получилась небольшая.

– Давно. Почти двадцать лет.

– Неужели вы не хотели навестить ваших родственников?

– Нет. Так получилось, что нет.

– Я слышал, что ваш отец довольно часто приезжал в Москву.

– Я знаю.

– Вы в ссоре?

Гаяне тихо вздохнула и пристально посмотрела на Савелия, было видно, что ей очень не хотелось продолжать эту тему, но Потапов сделал вид, что просто не замечает это, оставляя на лице всю туже, непринужденную улыбку.

– Да.

– Извините, пожалуйста, но я так понимаю, он был против вашего с ним брака?

– Да. Михаил был русский. Отец полагал, что это неправильно.

– Скажите, а где Михаил? Я бы хотел поговорить с ним.

– Он уехал. В командировку. В Израиль.

– И когда я могу поговорить с ним?

– Он приедет через неделю. Может раньше.

– А когда он уехал?

– Два дня назад. Но почему это вам лучше узнать у него на работе. Могу дать телефон.

– Да нет, не стоит. Что уж, сегодня пятница. Короткий рабочий день – Потапов снова улыбнулся, но Гаяне не спешила разделить его улыбку.

– Когда он появиться, будьте добры. Скажите, чтобы он зашел ко мне. Вот мой телефон –протянул Савелий визитку.

– Хорошо.

– Ещё раз спасибо за чай, очень вкусный – мило улыбнулся Савелий и пошёл к двери, заботливо убирая дневник в папку. Но двери открывать не пришлось, так как они открылись сами, впуская в квартиру высокого худого парня, с проницательным, внимательным взглядом. Пробежавшись по Савелию взглядом, молодой человек хмыкнул, и прошёл дальше, что-то по-армянски сказав Гаяне. Та лишь покачала головой.

Дневник 18.07.1987

О как же она меня ненавидит, как презирает. Как это страшно. Каждый день, я вижу эти глаза, каждый божий день они раздирают меня своей молчаливой ненавистью. Но я терплю. Я все вытерплю ради того чтобы касаться её, целовать. Лежать рядом. И всё же, как же она меня ненавидит. И всё благодаря ему. Только из-за него я тут.

Но эта ненависть. Она иногда сводит меня с ума, убивает. Но лишь до того момента как я не до коснусь. Потом я счастлив. А ещё я очень хочу ребенка, я постоянно стараюсь сделать так чтобы она забеременела, но, увы, Людмила не хочет плод, я уверен, она готова даже на аборт, если произойдет зачатие, о Боже и почему она не может привыкнуть ко мне. Ведь я так её люблю. Я её так боготворю, мою богиню, моего ангела.

Следователь.

Давид Саркисян, не смотря на свой солидный даже для кавказцев возраст, выглядел неплохо. Да, седой, с глубокими морщинами, но взгляд как у двадцатилетнего пацана, которых Потапов перевидал на своем милицейском веку немало. Пригласив его в кабинет, Давид неспешно разлил чай.

– Нечасто ко мне следователи заходят – улыбнулся он.

– Значит всё-таки заходят?

– Бывает да. Точнее было. Сейчас уже нет.

– А если не секрет, по какой причине?

– Странно, я полагал, что вы знаете.

– Если честно, нет.

– Да неужели – улыбнулся Саркисян – а зачем вы тогда пришли?

– Я расследую смерть вашей внучки.

Саркисян нахмурился. Но быстро вернул лицу прежнюю невозмутимость. И все же, Потапов видел, как резанули его это в который раз уже повторенное известие. Он посмотрел на руки старика, они не дрожали. Всё же удивительная способность сохранять силы в столь почтенном возрасте.

– Разве я могу чем-то в этом помочь? – тихо сказал он.

– Да, могли бы. Скажите, почему ваша дочь так мало общалась с вами и почему уехала из Еревана. Ведь это несколько несвойственно для вас.

– Кавказцев?

– Да.

Старик внимательно посмотрел ему в глаза. Смотрел долго, минут десять, словно пытаясь найти что-то очень важное. А потом, всё же заговорил.

– Скажите вы хороший следователь?

– Да – после некоторой паузы сказал Савелий.

– Я когда то тоже думал что хороший врач. Когда был молодым особенно – улыбнулся Давид – особенно когда двадцать лет назад, я помогал вашим коллегам с составлением психологических портретов убийц. Сами понимаете СССР, тогда маньяков не существовало. А тем более в кавказских республиках. Но, увы, на самом деле они были. Поэтому моя редкая для того время специализация, была крайне востребована. Так как я был больше психиатром. В американском смысле этого слова.

– У вас были успехи?

– Да. Нескольких мы поймали, но, увы, это не могло не отображаться на моих близких. Которых я также анализировал. Такова уж специфика моей профессии. Анализировать всех. Даже тех, кто, казалось бы, в этом и не нуждается.

– Вы о Михаиле?

– Нет. О Гаяне. Именно из-за этого мы и поругались. У неё была странная патология на помешанных людей. Её тянуло к ним. Я как мог, пытался ей помочь, но, увы, лишь усугубил дело. Как я уже сказал, тогда я считал, что был хорошим врачом.

– Теперь вы так не считаете?

– Конечно нет. Ведь я не смог помочь самому близкому человеку. А если мы не можем помочь родным, то тогда как можно говорить о профессионализме?

– Если честно, меня больше интересует Михаил. Что вы можете сказать о нём?

Старик ещё раз вздохнул и тяжело поднявшись, подошёл к окну. Теперь возраст выдал себя так как тяжелые воспоминания, сразу же сделали из него удрученного старца. Потапов внимательно следил за ним. Сейчас был такой момент, когда свидетель либо расскажет все, либо закроется полностью. Тут главное не давить. И увы, Давид закрылся. Впрочем, что ещё можно ожидать от армянина?

– Если у вас всё. То я бы продолжил работать. У меня очень насыщенный график.

– Жаль – Потапов поднялся – вы бы нам очень помогли.

– К сожалению я никому не могу помочь. Ни вам, ни себе. Это уже не исправить. Но как я вижу, вы твердо убеждены в обратном, так что я могу пожелать вам лишь удачи в вашем непростом деле.

– Спасибо – сказал Савелий и наблюдая как старик смотри в окно, вдруг ощутил бредовую мысль, что стоит ему выйти, как он распахнет его и точно также как и его внучка, покончить свою жизнь самоубийством.

Дневник 18.12.1987

Я знал, я знал что это произошло. Я просто не хотел верить, что она способна на это. Боже, она сделала аборт. И это не смотря на все их устои. Она сделал это. Она убила его. Боже она готова на все, лишь мое семя, не увидело свой свет. Ужас, просто ужас. Я никогда ей не прощу этого никогда.

Следователь

Когда зазвонил телефон, Савелий вздрогнул и сняв очки протер глаза. Эти ночные звонки, были самым настоящим кошмаром, к которому он никак не мог привыкнуть. И почему все дела не могут подождать до утра. Зачем обязательно ночью? Подняв трубку, он снова подумал о том, что всё же зря отказался от желания стать инженером.

В этот раз это был дежурный, который сказал, что его ждет тот самый вдовец, у которого жена покончила жизнь самоубийством. Что дело как он говорит срочное и хочет увидеться с ним лично. Савелий выругался, и сев на кровати просунул ноги в тапочки и посмотрел в окно. Как назло погода на улице была просто ужасной. Была, какая то помесь пурги и дождя.

Кирилл был с пакетом. Увидев его, он поднялся со скамейки и оглядываясь по сторонам, словно они были в темном переулке, а не в участке, вежливо попросил отвести его в кабинет, где по его словам он сможет сказать что-то очень важное.

Савелий поморщился. Как же всё-таки этот вдовец был неприятен. Эти бегающие глазки, трясущиеся ручки. Такого даже просто прибить и то почетно. А уж прожить с ним несколько лет ненавидя, это явный подвиг, только вот во имя чего?

– Хорошо. Пройдемте – согласился Савелий, указывая на кабинет – надеюсь у вас действительно срочное дело.

– Да, да. Срочное, правда – затараторил вдовец, чуть ли не подбегая к двери.

Савелий открыл двери и впустил его внутрь. Затем прикрыв их, сел за стол. Как же у него болела голова, и всё от этой мерзкой погода. Нащупав рукой стакан, он налили в него воды из чайника и выпил. Стало немного полегче.

– Говорите.

– Хорошо – еле владея собой, сказал Кирилл, и тут же аккуратно убрав руку в пакет, вытащил из неё окровавленный нож – это я убил эту девушку, которую вы нашли на скамейке. И остальных тоже.

Услышав это, Савелий так и остался сидеть с сигаретой, которую несколько секунд назад взял в рот. Он ожидал чего угодно, но только не ночного признания, пусть даже и полная луна, которая светила за окном, частенько влияла на умы буйно помешанных людей.

А потом прошёл час, второй, третий и события стали постепенно ложиться в подготовленную для них колею. Признание, заполнение протокола, сдача оружия, всё то без чего не бывает ни одного раскрытия преступления. Кроме, пожалуй, одного. Уверенности что именно Кирилл, убил остальных женщин.

Провожая его взглядом. Савелий вернулся в кабинет. Домой идти не хотелось и сев за стол, он повернулся к окну. Теперь, когда маньяк пойман, ему даже успели позвонить сверху и поздравить с повышением, которое как утверждалось, не вытерпит и неделю ожиданий. А значит, пенсию будут начислять иначе. Он подошёл к сейфу и вытащил оттуда бутылку водки.

Все что надо это не дергаться. Дело закрыто. Преступник пойман. Пенсия повышена. Все хорошо. Экспертиза показала, что кровь на ноже, это кровь жертвы. Что ему ещё надо? Ничего. Только спокойно дождаться награждения и уйти на пенсию. Он сел за стол и налив стакан, почти неосознанно достал страницы дневника. Этот неровный, дерганый стиль за эти несколько дней, даже ему немного нравиться.

Что ж, время ещё есть до утра. Пожалуй, можно провести его и так, за чтением этих любовных мемуаров. Так сказать отдать последнюю дань, этому отличному парню, разом решившему все его проблемы.

Дневник 18.05.1989

Сколько бывает любви в нашей жизни? Две, три, может быть четыре? О нет, я знаю точное количество. Всего одна. Первая и она же последняя. Нет больше ничего. Лишь один источник света среди темноты. И я говорю не о родительских чувствах, а именно о этом мягком свете что сводит двоих. И я нашел его. И я способен на все ради него. Но я не могу одного, сделать так чтобы он разгорался всё ярче и ярче.

Она тает. Тает с каждым днем. Понемногу, по чуть, чуть. Я чувствую это. Но увы, я ничего не могу с собой поделать, потому что не могу уйти от неё. Эгоист ли я? Виновен ли в том, что не могу отпустить её? Да. Да. Черт меня подери, я виновен. Но я не могу жить без неё. И возможно, что лучше я бы никогда её не встречал. Я слишком слаб, чтобы выдержать жизнь без этого света. Уже нет.

И все же. Она постепенно тает. Несомненно, это вопрос времени, когда она решиться разорвать этот порочный круг, который так сильно оплел её. Все эти договоренности, все эти тайны. Они лишь на время удерживают её. И скоро оно закончиться. Даже её звероподобный брат чувствует это. Мне иногда кажется, что они даже ждут этого. Ведь Людмила, не является их светом. Она просто часть их семьи.

Но я выполню свое обещание. Даже если она умрёт. Это логично, так как нету смысла жить без неё. Несколько лет, несколько лет счастья. Это неплохо. К тому же, наверно будет правильно, если я расплачусь, за то, что погубил её. Но я повторюсь, я просто не могу иначе. Ведь она моя первая и единственная любовь. Другой вопрос, что её любовь другая. Увы, увы, увы, замкнутый порочный круг.

О уж эта первая любовь. Первая любовь молодого человека к несчастной дочери, случайно увидевшим, как её отец убивает очередную жертву. Первая любовь армянской женщины к русскому мужчине с маниакальным расстройством, заставившим её покинуть родину и искать убежище здесь. Первая любовь дочери к своему отцу, заставившая её выйти за меня замуж и остаться со мной, лишь я молчал о убийстве . Порочный, порочный круг, связанный самым крепким чувством.

Но я всё равно счастлив. Ведь если бы не эти события, я бы никогда не смог прожить эти пять со своим медленно затухающим светом. Без которого все впустую. Именно поэтому я и принёс последний подарок, взял часть грехов её отца и брата на себя, я просто отдал им свой счастливый билет.

Следователь

Выкурив сигарету, Савелий аккуратно поднёс спичку к листку бумаги. Загорелся он хорошо, как будто был создан исключительно для этого. Теперь он был не нужен, так как дело было закрыто. И если он бы попал в руки другому следователю, не обязательно бы возник вопрос, почему он не стал работать над потенциальным убийцей.

Савелий снова посмотрел на падающий снег. Нет, все пойдет по его сценарию. Особенно теперь, когда он знает кто на самом деле убийца, когда он сможет закрыть его следующим и повысить и без того рванувшуюся вверх премию.

Нужно лишь чтобы убийства продолжились, чтобы он смог утереть нос местным и Ереванским коллегам, которые столько лет не могли найти настоящего убийцу. Он вытащил ещё одну сигарету.

Да. Вдовец сознался. Это хорошо. Он прикрыл семью и взял на себя серию убийств. Но остальные, увы, на него не навесить. Для них нужен Миша, с его неистребимой жаждой убивать. Потапов выдохнул облако серого дыма. Странно, неприятный, дым согревал, а красота зимнего вечера, наоборот, заставляя мёрзнуть.

Шатун

Глава первая

Я не мог оторвать глаз от кровавого снега. Казалось, он притягивает, обладает собственной волей. Словно это магнит с элементами крови, шерсти и небольшими кусками вырванного собачьего мяса – единственного, что осталось от Саши и Каганыча – здоровенных алабаев, карауливших в ту ночь.

Спокойные, уравновешенные, примерно в рост среднего человека, они крайне редко лаяли, больше полагаясь на собственную силу и мощь. А ещё они никого не боялись и никогда не отступали, вступая в бой даже с матерыми волками.

– Кто же это мог сделать? – тихо спросил инженер Савелий, нервно доставая сигарету. – Это же двоих за раз вот так утащить. А ведь я даже лая не слышал.

– Я тоже, – заметил я и почему-то сразу подумал, что, кроме сигнальных ракет, у нас ничего из оружия и не было, разве что петарды на Новый Год. – Как ты думаешь, кто это был?

– Медведь. Кто ж ещё может двоих утащить? – нервно ответил Сава, пытаясь разжечь огонь на ветру, правда, у него это не получалось – спички тухли одна за другой.

– Мишка, пожалуй, большой. Смотри вон, какая лапа, – сказал я и указал на огромный след, четко прорисованный на свежевыпавшем снеге. – Я, конечно, не зоолог, ну тут как минимум килограмм четыреста, не меньше.

– Господи, это ж надо! Что же это за тварь такая, да ещё в мою вахту, – начал причитать Савелий, выкинув сигарету. – Надо срочно вызывать материк.

– Никого не надо вызывать, – раздался голос сзади.

Я повернулся и увидел Семена, как обычно, спокойного и слегка прищуренного. Семен был из местных и на нашей стройке занимался собаками. Раньше он, кажется, работал егерем, но после сокращения перешёл к нам. Мужик был высокий, поджарый, немногословный. Часто уходил в лес и, бывало, задерживался там на пару-тройку дней. Платили ему хорошо и, как я понял, он даже старался нам понравиться.

И, тем не менее, несмотря на всё это любезное поведение, производил Семен впечатление страшное. Бородатый, весь в шрамах, он, казалось, олицетворяет сам лес, саму дикую природу. Смотря на него, я понимал, что именно такой человек и мог стать царём в лесу – грубый, выносливый и жесткий.

Именно такой, а не тех, что мы привыкли видеть в спортзалах. К слову, у нас тоже было достаточно здоровых парней, которые постоянно наращивали свою мышечную массу. Но и среди них не было никого, кто мог бы нагрубить Семену, который хоть никогда и не лез на рожон, но отражал что-то в своих глазах такое, что моментально охлаждало пыл любого дерзкого бойца.

Вот и сейчас он спокойно смотрел на снег, постепенно цепляя взглядом след дикого животного. И проблема даже не в том, что Семен был охотником, просто гость сделал самое страшное – он тронул собак нашего бывшего егеря, на которых не то, что руку поднять боялись, им грубили редко.

Был, правда, один случай, когда молодой инженер слегка пнул лайку Сибиря. Пнул, да и забыл. Ну, как бывает это по пьяни. Казалось бы, чего там, лайки вообще твари безобидные, не то, что мстить, даже сердиться не умеют. Но только в тот же день к нам в бильярдную впервые вошёл Семен. Вошел, осмотрелся немного, подошел к инженеру и сел рядом. Внимательно глядя ему в глаза, спокойно спросил: «Бил собаку?» А когда узнал правду, то просил больше так делать. И всё, после этого инженер стал самым лучший другом порядком подуставшему от его заботы Сибиряку. А ещё, на всякий случай, извинился перед остальными собаками, так как точно не помнил, трогал ли кого ещё.

Так что вот такой у нас был охранник, если так можно выразиться. Опасный, немногословный, самая настоящая живая защита от непрошеных гостей. Только в основном это были волчьи стаи, с медведем нам сталкиваться ещё не приходилось.

– Семен, это медведь? – спросил Сава, нервно теребя новую папиросу.

– Да. У них не было места для манёвра, собаки были на цепи. Он дернулся назад, но цепь помешала, и тут же получил удар лапой. Затем медведь загнал второго. Всё произошло быстро, он знал, что они далеко не уйдут. Действовал умно. Планировал.

– Ты же вроде обходишь эти места, как ты его не заметил? – не унимался Сава.

– Теперь поздно об этом говорить, после испробованной крови его уже не выгнать.

И в этом Семён был прав, вокруг была тайга, до ближайшего города, Нового Уренгоя, километров пятьсот. Из живности зимой только мы, да олени, которых мы уже несколько месяцев не видели. Если шатун объявился, то после столь легкого мяса он не уйдет добровольно. А нас на НПС довольно много, человек двадцать пять, плюс собаки. Вполне приличный объём еды, учитывая безжизненное пространство вокруг.

Я ещё раз посмотрел на Семена, он стоял и почти не шевелился, уставившись в проломанный двухметровый забор. Достаточно крепкий, чтобы удержать собак и не дать им возможности его перепрыгнуть. Кое-где на нём была колючая проволока, но так как её было мало, попадались участки без неё, как, например, этот. Хитрое животное не зря пролезло именно здесь – и к собакам поближе, и без колючки.

– Что делать будем, Семён?

– Как что? Убивать.

– Ты про свое ружьё?

– Там дробь, она только разозлит. Здесь медведи редко бывают, крайне редко. Если бы он ходил рядом, то для того, чтобы отогнать, хватило бы, но теперь, когда почувствовал кровь… Да к тому же это необычный зверь. Он выслеживал, ждал, он точно знает, что ему надо. Мое ружье не поможет.

– Звучит жутковато.

– Так и есть. Я пойду собираться. Возьму двух лаек, а вы постарайтесь никому об этом пока не рассказывать, не надо паники.

– И чем ты его брать будешь? – спросил Савелий.

– Мозгами. Да, и если через два дня не приду, тогда всё, вам стоит уезжать, – Семён посмотрел в лес и задумчиво добавил. – Одну он точно закопает.

Я вернулся в свой барак. У меня была отдельная комната как у инженера, с этим, слава Богу, у нас проблем не было. Равно, как и с едой, и с оборудованием. Вообще, у нас было всё, кроме женщин и оружия, даже алкоголь был. Но мало, без злоупотреблений. Примерно по бутылке на человека. Соответственно, каждый берег как мог. В ту ночь, я помню, открыл свой вискарь. Уверен, Сава сделал то же самое, ведь он тоже был инженером, да и, к тому же, трусливее меня.

Само собой разумеется, ни я, ни Савелий и не собирались убирать следы и вообще держать такую информацию при себе. Ведь если медведь и вправду был хотя был наполовину таким, каким его описал Семен, то надо было как можно быстрее дозваниваться до своих. Наш главный инженер наверняка был проинструктирован насчёт такого форс-мажора.

И тут я не выдержал и рассмеялся. Алкоголь уже ударил в мою голову, и мне показалось, что всё это какой-то веселый и забавный случай, о котором можно совсем не беспокоиться. Я встал и выглянул в окно. Там, по снегу, медленно уходил с двумя собаками Семен, укутавшись в свою поношенную зимнюю шубу. Скорее всего, он делал это вовсе не из желания как-то помочь нам, нет, я был уверен, что он просто мстил за своих собак.

Глава вторая

Прошли ровно сутки. В комнате был я, Фёдоров, Наумов и Капотня – почти весь персонал четвертого участка. Ну, разве что Егора и Сани не хватало, они как раз чинили главный насос. Бильярд, DVD – все вроде бы были заняты вполне привычными делами, но в тоже время в воздухе висел один и тот же вопрос: когда вернётся наш собачник? Наконец дверь открылась, и на пороге появился Савелий, рука у которого была в крови. Подойдя к аптечке, он стал шарить по полкам.

– Чёртовы собаки, совсем взбесились, скоро нападать начнут, твари! – зло бросил он, сняв перчатку и обнажив свежий укус. – Ненавижу эту дрянь, чёртов медведь явно знал, что делает.

– Ты осторожней, Сав. Если бы не бедные псины, может быть, ты валялся где-нибудь в лесу и ублажал живот этого гризли, – заметил Наумов, не отвлекаясь от игры в бильярд. – Ведь это же ты их первый нашел, не так ли?

– Ты опять за это? Да насрать на этих собак и на этого чертова егеря, ваши бабки не стоят того, чтобы я тут инвалидом стал.

– Началось нытье. Что ты себя как телка вечно ведешь? – буркнул Капотня, ставя стакан на край бильярдного стола. Он проигрывал Наумову два шара, и настроение у негобыло ни к чёрту. А если учитывать, что ростом он был под два метра и весил порядка ста двадцати килограммов, то к словам его стоило прислушаться.

– Я не веду себя как телка, ты не видишь, что меня укусила собака? – с обидой, но явно тише заметил Сава.

– Сходи к доку, пусть зашьет твоё ранение, – довольно сказал Наумов, загоняя очередной шар. – Ах, какой красавчик, смотри, как в лузу вошёл.

– Доктора нигде нет, я почти весь наш лагерь оббежал, – простонал Сава.

– Как он ловко спрятался, наш Айболит, наверное, снова банку со спиртным нашел. Капотня, ты слышал, как Гаврилов к нему с плечом сходил? – указал пальцем на меня Федоров. – Дим, поведай.

– Да ладно, не надо, что на дока наезжать. У всех бывает, – попытался я замять тему.

– Давай, травани, что там у вас произошло, надеюсь, не сексуальный контакт? – вмешался Капотня, смотря, как очередной шар от Наумова аккуратно заходит в дальний угол.

– Почти, но я слишком симпатичный, чтобы с этим чудовищем спать. Короче, ты помнишь, я плечо повредил? Так вот, пять дней назад подхожу к Айболиту и говорю, мол, так и так, болит плечо. Он посмотрел и начинает мне мерить давление. Я ему: «Стой, подожди, причем тут давление?». Но он молчит, лишь на стрелки смотрит. Затем попросил поднять майку и стал прослушивать сердце. Я ему: «Дружище, я ведь плечо подвернул в качалке, немного ноет, вот такие движения делал». И показываю, так вот, мол, и так. Он молчит, кивает, затем как даванёт: «Это хорошо, хорошо, но сперва надо кал сдать, мочу, кровь из вены». Прикинь, кровь и кал! Я просто в шоке был. Больше я туда ни ногой, а то он опять до моего кала домогаться начнёт.

– Может, ему витаминов не хватает? – сухо заметил Наумов, вбивая очередной шар.

– Да ну тебя к чёрту, Наумов! – кинул кий Капотня. – Что там со жратвой? Когда пожрать пойдем?

– Мы же час назад ели, – сказал я, посмотрев на часы. – К тому же, они наверняка уже всё собакам отдали, разве что мороженой вишенки погрызть.

– Нет, сам свою вишню грызи, я жареной свинины хочу. Сава, пошли в столовку, он, поди, там сидит, ветеринар твой! – гаркнул Капотня и пошёл надевать куртку.

Я лишь покачал головой и развернулся к ноутбуку. В последнее время я пристрастился к оригами и теперь уже стал замахиваться на двадцатитрехстраничные инструкции. Только вот пока не получалось, примерно на пятой странице я начинал по-жесткому тупить.

– Не может быть! – внезапно Сава прильнул к окну. – Это же та самая собака, что с Семеном ушла.

– Ты что, их различаешь? – улыбнулся Наумов, продолжая прицеливаться в шар. – Я думал, для тебя они все на одну морду.

Я встал и тоже подошёл к окну. Было плохо видно, дул сильный ветер, но я всё равно смог разглядеть, как несколько людей побежало к медицинскому бараку.

– Кажется, я догадываюсь, где наш Айболит, – сказал я и поспешил на улицу. Вслед за мной туда же выбежали остальные.

Через пару минут мы были среди большой, громко бурлившей толпы. Казалось, что весь персонал собрался в медотсеке засвидетельствовать своё почтение вернувшемуся егерю. Используя Капотню как таран, мы постарались пробуриться к самому столу, где сидел наш следопыт. Получалось это медленно, народ никак не хотел сдавать свои позиции, не слушая даже доктора, который орал, чтобы все вышли.

Семен лежал весь крови. На его лице были заметны несколько глубоких порезов, воротник был изодран, рукав тоже, штаны, правда, были целыми. Рядом с ним сидела его собака и лизала его руку. Выгнать её, равно, как и всех нас, у Айболита тоже не получилось.

Семен был молчалив и лишь придерживал край кожи, над которым трудился наш доктор. Вселовод – так звали нашего доктора – потел как загнанный конь и всячески старался не упасть в обморок от вида крови. Оно было понятно, парень рвался к нам за легкими деньгами, а потому, даже несмотря на весь свой непрофессионализм, пошёл сюда работать. Полагая, что сможет без особых проблем отбарабанить длительную вахту.

Но в этом был и большой плюс. Явственно понимая, что тебя никто не вылечит, мы практически обходились без несчастных случаев, так как все знали, что если здесь попасть в чрезвычайную ситуацию, то скорая приедет не сразу, а доктор явно не поможет, вот и берегли себя как зеницу ока.

– Осторожно, ещё пару стежков, – успокаивал доктор сам себя. – Так, отлично, вот так. Ну, все, зашили.

– Здесь ещё одна, – указал Семен. Говорил он с трудом.

– Да, да, конечно, принесите ещё ваты и бинтов, надо промыть рану, – попросил Вселовод.

Ребята тут же принесли всё необходимое. Никто не уходил, всем хотелось как можно быстрее узнать, что же там произошло.

– Так, расходимся, расходимся. За работу, черти! – послышался голос нашего главного инженера Тимура Николаевича. – Это вам не шоу. Короче, если кто не уйдет, лишу премии.

Последнее подействовало. Тимур Николаевич был добрым малым, но денег лишал быстро. С этим у него никогда не ржавело. Поэтому народ быстро стал расходиться, всё равно информация дойдет до их ушей, но немного медленнее.

Вернувшись обратно в зал отдыха, я застал больше половины наших ребят. Все живо обсуждали возвращение Семена и то, что с ним произошло. Признаться честно, я никогда не был любителем большого количества народа и сюда попал больше из-за желания находиться подальше от городов, нежели из-за денег. Поэтому я развернулся и ушел к себе в комнату.

Всю следующую ночь мне снились кошмары, где к нам приходил медведь и поочередно нас убивал, утаскивая к себе в берлогу. Одного за другим, пока нас не осталось три человека. А потом и нас сожрали.

Но это было ночью, а день пролетел куда стремительней, так как мы заканчивали наш участок и старались как можно быстрее довести до ума всю электрику, подсоединить электрические шкафы. К тому же, генератор давал хорошие сбои, и это тоже добавляло забот. Всё же прав был Наумов, что наш закупщик не гнушался откатами.

В общем, лишь к вечеру я заметил, как возле псарни снова сидит наш собаковод. Отбросив вечерние планы, я быстро оделся и вышел на улицу, где было на удивление безлюдно, а потому я мог спокойно поговорить с Семеном. Правда, странно, что его вообще выпустили из-за его-то ран. Хотя, в принципе, удержать его тоже невозможно.

– Семен, ты как? – спросил я, пытаясь говорить громче ветра, сильно бившего в лицо.

Он улыбнулся и пошёл внутрь собачника, махнув мне рукой. Там у него был небольшой уголок, где он любил уединяться. Стол, пару стульев, полки с лампочкой. Всё по-спартански, но этого ему хватало. А ещё рядом со всем этим был небольшой спальный мешок – излюбленная вещь Семена.

– Проходи, попей чаю, он ещё теплый, с термоса, – тихо сказал Семен, наливая мне в крышку.

– Спасибо, – ответил я, наблюдая за паром изо рта. Обогреватель здесь был, но включали его редко. – Ты что, выздоровел?

– Не совсем, сильно потрепали, скоро опять на койку, так что я тут ненадолго, собак проведать, – тихо сказал Семен, поглаживая лаек. – Сейчас запру их по клеткам и всё.

Он улыбнулся. Я заметил, что это даётся ему с трудом, так как свежие шрамы доходили почти до самой шеи.

– Это он меня лапой так. Очень быстрый. Я еле отскочил. Я ему ловушку приготовил, хотел добить. И вот извернулся, гад. Едва собак моих не порвал.

– Ты что? На него с ножом пошёл? Ты как его вообще убил? – не удержался я.

– Да есть уловки, мы ведь тоже не дураки. Только вот странно, он по следу шёл почти как собака. Никогда такого не видел, он меня кругом обошёл и в хвост уперся, по моим следам шёл. Не спеша так, ночь выжидая. Собак, кстати, он так и не съел, спрятал где-то.

– Ты как это узнал?

– Да просто, брюхо вспорол. Я замерзать начал, надо было отогреться. Вот кишочки и сгодились.

– Значит, ты снова с нами?

– Да. Неделю, я думаю, ещё с доктором побуду, медведь всё же достал меня, пусть и легонько, но надо подождать, пока швы заживут. Вы молодцы, ночь выждали.

– Это Семен потому, что напились в хлам, что я, что Сава. Да и потом это всё равно известно бы стало.

– Не виню, я ожидал этого. Теперь всё хорошо, шатун мёртв. А собак больше привязывать нельзя. Пусть бегают.

– Ладно, поправляйся. Семен, лихой ты, однако, парень, первый раз такое вижу – вот так, в ночь, с двумя собаками и с ножом. По мне, так это вообще фантастика, просто космос какой-то.

– Да какое там. Ты просто моего деда не видел, – снова улыбнулся Семен.

Глава третья

Во второй раз это производило уже куда более мрачное впечатление, хотя, казалось бы, должен был привыкнуть. И, тем не менее, я не привык. А потому, прибежав на крики, я, как и остальные, долго блевал на снег.

То, что я увидел, напоминало какую-то бойню. Все вольеры поломаны, собаки разодраны. Их бедные тела были в буквальном смысле порезаны на части. Ни одна не выжила. Присмотревшись к вольерам, я понял, что некоторые пытались прогрызть решетки, пока на их глазах расправлялись с их товарищами.

Затем я увидел большую дыру в стене. Зверь, который это сделал, был явно больше среднего человеческого роста и как минимум шире раза в два. Я прошёл сквозь дыру. Снова выломанный забор, снова без колючей проволоки наверху. В голове все перемешалось, неужели это тот самый медведь? Вернувшись, я быстро пересчитал собак. Все восемь были тут, ни одно тело не пропало. Он их просто убил. Всех до одной. Но зачем? Чтобы мы больше не слышали их лая? Чтобы они не могли нас предупредить? Все это вызывало вопросы, разрешить которые мог лишь Семен, человек, с детства знакомый с законами тайги.

Но к Семену была целая очередь. Попасть сейчас туда мне было столь же трудно, как пенсионерке к депутату. Никаких шансов. Поэтому я успокоился и вернулся к работе. Всё равно самое худшее произойдет лишь ночью. Поэтому, что переживать. Главное – вовремя закрыться.

И, тем не менее, к Семену я всё же заглянул, позже. Он всё так же лежал на койке. Казалось, даже не видел, как я вошёл. Но это было обманчивое впечатление, так как спустя секунду его голова повернулась. И боже, как же сильно он изменился! Теперь это был уставший, сильно измученный человек. В глазах которого не было и тени того предыдущего воина, которого мы все так боялись.

– А, это ты? Проходи, – тихо сказал он, поворачиваясь в исходное положение.

– Что-то ты совсем плох.

– Доктор колет что-то, но мне кажется, это плохо действует на меня.

– Да ладно, ты вон какой крепкий, – улыбчиво заметил я.

– Знаешь, Гаврилов, а ты похож на человека. В хорошем смысле, – тихо сказал Семен. – И я хочу тебя спросить. Кого ты видишь в нашем ночном звере?

– Я? Это я у тебя хотел спросить. Ты же следопыт наш.

– Я знаю, кого я вижу, а вот ты?

– Медведя.

– И все? Ты действительно считаешь, что обычный медведь способен на такое?

– Ну а что тут такого? Убил собак. Проломил деревянный собачник. Прогрыз забор.

– Медведи так не поступают. Он крадут, они пугают. Нападают, если надо. Но чтобы вот так, взять и убить всех собак, не забрав ни одного тела… Нет, так медведи не поступают. К тому же, я его убил. И даже вспорол брюхо.

– А ты точно нашему медведю вспорол брюхо?

– За последние десять лет я ни разу не путал след, к тому же, со мной были мои собаки. А они не один десяток медведей на жопу сажали. И убить их было ой, как не просто. По идее, он должен быть весь искусан. Но, как я понял из ваших слов, там нет его крови, стало быть, зверь ушел целым и невредимым. В общем, вам всем надо уезжать и как можно быстрее, я уже сказал об этом твоему руководству и вот повторяю тебе.

– Считаешь, это лесной дух?

– Видишь, я знал, что ты это понимаешь.

Я не стал с ним спорить. Я и сам устал от всего этого дерьма, навалившегося на нашу, в общем-то, простую жизнь. Покинув раненого, я пошёл в столовую в надежде раздобыть что-нибудь поесть.

Столовая у нас была небольшая, два стола на восемь человек и раздаточная, за которой было два цеха, а также большая морозильная камера. Сама кухня была дорогая, холодная, металлическая. В общем, всё выглядело прилично, если не считать наспех прибитых гвоздей, на которых висели поварешки да половники.

Запасы нам обновляли раз в две недели, равно, как и остальные наши потребности, включающие одежду, сигареты и, конечно же, алкоголь. На кухне у нас работало два брата Призновых, старший Анатолий и младший Виктор.

Когда я вошёл туда, ребята, видимо, ушли. Или же, забравшись где-нибудь на мешки, уснули, так как не было там никого. Поэтому, добравшись до холодильника, я привычно вытащил лимон и поставил чайник. Выпив первую чашку, я посмотрел в окно. Там так же привычно шёл снег. Много снега, он падал такими большими хлопьями, что казалось, будто они забьют весь вид своими кусками огромной белой плоти.

Сев на металлический стол, я ещё раз отхлебнул из чашки. Горячий чай нежно согревал меня, так как на кухне было достаточно холодно. Как говорили наши поварята – это было полезно для продуктов. И, наверное, они были правы, только вот лично мое мнение, что это было сделано ради самих поваров, ведь при постоянной работе возле печей холод был больше другом, чем врагом.

И, тем не менее, я думал больше о медведе. Мне показалось, что Семен сдался. Возможно, это, конечно, из-за ранения или, может быть, из-за собак. Ведь в прошлый раз, всего лишь увидев два трупа, он с одним ножом пошел в лес и, побродив там несколько дней, вернулся изорванным, но победителем. А теперь он молча лежит и уныло переносит гибель своих собак. Что совсем на него было не похоже, как будто нашего егеря заменили в лесу на кого-то другого.

– Так вот кто лимоны ворует! – услышал я знакомый голос. – И ладно бы – работяги, так ведь нет, это нашему инженерному составу витаминов не хватает.

Улыбнувшись, я пожал Виктору руку. В отличие от Анатолия, он всегда был веселым, создавая благоприятную атмосферу легкого настроения, что, конечно же, нельзя было сказать о старшем. Особенно, когда он что-то резал. Коренастый и немного угрюмый Анатолий вечно что-то говорил себе под нос, разрезая тонкими ломтиками мясо, огурчики, помидорчики.

– Ты что тут делаешь, братан? – спросил Виктор, открывая холодильник. – Реально за лимоном пришёл?

– Да.

– Что, решил простуду предупредить?

– Да не совсем, это что-то вроде прелюдии к вискарю. Я только что у Семена был.

– Ах да, слышал, слышал, крутой чувак, – сказал Виктор, высматривая колбасу. – Вот так просто, без оружия пойти, да ещё одному и в ночь. Эх, жутко мне от этого парня становится. Ты, кстати, в курсе, что его местные шайтаном кличут?

– Это с Уренгоя?

– Ну да, там деревня рядом, где он родился. Он, кстати, здесь не просто так, что-то у них случилось, вроде как человек какой-то пропал, вот его сюда и перевели от греха подальше, егерь-то неплохой, что зря в тюрьме гнить.

– Подожди, я не слышал об этом.

– Да я сам недавно узнал, если бы не медведь, то может и вовсе бы не сказали. А так да, Семен с прошлым.

– Так он убил его?

– Да никто не знает, говорю же, человека не нашли. Пропал он. Вроде бабу его обидел.

– У Семена была баба? – еще больше раскрыл я глаза.

– Ммм, наверное, – задумался Виктор, примеряя кусок, который ему нужно отрезать. – Я знаю лишь, что из-за женщины он похоронил где-то в лесу человека. А потом, не имея доказательств, и не желая обострять ситуацию, местные менты отправили его сюда.

– Однако. Не хотел бы я оказаться на месте того мужика.

– Я не говорил, что это мужик, вроде парень молодой, ну как это бывает. Без башки. Решил покуражиться.

– Порежь ещё лимончик, – попросил я, протягивая ему фрукт. – Пожалуй, я тут ещё посижу.

– Да, хорошо, только убери все и вот, на бутер, чтобы желудок не бузил, – сказал он, отрезав половину своего большого бутерброда. – Один не осилю.

– Ну да, спасибо, – улыбнулся я. Все же повара из Виктора было не вывести, никогда только на себя не готовил.

И вот я снова остался один. Холодный пол, бутерброд, чай с лимоном, снег за небольшим окном, все так по-домашнему. Создавалось ощущение, что этот небольшой коллектив незнакомых тебе людей был гораздо ближе, чем все, кто там, как говорили мы «на гражданке». Ведь здесь в полной изоляции, ты куда быстрее привыкаешь доверять своему товарищу и надеяться на него, как на себя. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Виктор с такой легкостью отрезал мне кусок своего бутерброда.

Затем за окном промелькнула тень. Я почувствовал её спиной или наверно боковым зрением, но этого мне вполне хватило, чтобы резко обернуться и впялиться в темноту. Я не увидел размеры, но мое воображение быстро дорисовало их. А так как между мной и этой молниеносной тенью, было всего лишь стекло, то я моментально лишился всей романтичности окружающего меня мира. Замерев, я всматривался, не в силах побороть себя и подойти ближе. Виктор вряд ли бы так быстро прошёл под окном, хотя это было, в принципе, возможно, его комната была рядом с кухней. Не то, что моя – черт знает где.

Я сделал пару шагов вперед, затем ещё и так, пока не подошёл к окну вплотную. Я был уверен, что сумею отпрыгнуть, если медведь полезет своей мордой в окно. Думаю, это было лучше, нежели бежать к своему бараку. Хотя был, конечно, вариант, что он залезет через дверь, но это что-то совсем фантастическое.

Но на улице было пусто. Приглядевшись, я сумел распознать следы, правда, не медвежьи, а человеческие. Кто-то прошёлся прямо возле окна, теряясь ближе к баракам. Прислонившись к краю окна, я, наконец, увидел фигуру человека, медленно идущего по снегу. Недолго думая, я схватил пуховик и выбежал наружу.

Метель усиливалась, видимость падала. Прикрыв лицо рукой, я пошёл вперед, поражаясь тому, как я смог что-то разглядеть через окно. Следы были нечеткими, метель успела хорошо намести и засыпать почти все наши тропинки. Но я все же нагнал его.

Это был Семен. Спокойно развернувшись, он снял с лица кусок вязаного платка и снисходительно улыбнулся. Затем похлопал меня по плечу и сквозь метель сказал:

– Иди спать.

– Не дури, тебе нельзя сейчас никуда идти. Ты вон, весь порезанный.

– Именно сейчас и надо. Пока я ещё на ногах стою. Жар – это хорошо, он согревает.

– Да тупизм это всё, ты свалишься метров через двести.

– Там, где я его нашел, были ещё следы, я просто тогда этого не сказал. Думал, обойдётся. Это самка. Крупная, гораздо крупнее самца, это ей он мясо таскал. А теперь она вернулась. Она мстит, понимаешь? Нашла меня по следу и пришла мстить, это неправильно, я должен её остановить.

– Хватит ерунду пороть, успокойся, никому она не мстит, – сказал я, неуверенно вглядываясь в метель. Мне почему-то стало казаться, что там, между снегом и воздухом, стала маячить здоровенная туша большого животного. – Давай, пора уходить. Ну все, к черту, пошли обратно.

Семен молча смотрел то на меня, то на лес. Затем он всё-таки принял решение, и я уже не мог его остановить. Разве что бегать и кричать, мол, давайте вместе держать этого парня по рукам и ногам. Но это было глупо. К тому же, у него был здоровенный нож, которым он легко мог насадить меня как курятину на шампур. Как оказалось, прецедент уже был.

Сказать честно, провожая его взглядом, я испытал некоторое облегчение. Ведь такой охотник был куда опаснее всех нас и мог действительно что-то противопоставить зверю, но, с другой стороны, он был весь изранен, без собак и, скорее, без внятной идеи как правильно убивать это взбесившееся животное. Наверное, он просто шёл по следу в надежде оказать медведице хоть какое достойное сопротивление, а может – просто нанести смертельную рану. В любом случае я был уверен, что это не месть за собак, а попытка исправить ошибку, по возможности убив или уведя зверя.

Глава четвертая

Утром я услышал шум. Затем за мной зашел Капотня и сказал, что у нас снова что-то вроде собрания. Попустив его слова мимо ушей, я сел за стол, открыл ноутбук и увидел письмо. Писала моя жена, она сказала, что всё хорошо, только вот мой сосед Дима, мой старый друг, оказался немного ближе, за чем следовало, что это, похоже, и есть настоящая любовь.

Я посмотрел в окно. Там шли на собрание рабочие. Затем я снова прочитал письмо – да, всё было точно, там было написано про любовь, про мечты и что в жизни полно прекрасных моментов. Я закрыл ноутбук и снова лег на койку. Мне вдруг так захотелось спать. Пусть даже солнце светило ярко. Знаете, какая-то непонятная усталость легла на всё мое тело. Захотелось просто закрыть глаза и уснуть. Что я и сделал.

А затем меня снова разбудил Капотня, который заговорчески тряс меня за плечо. Я открыл было рот, но он приставил палец к губам и тихо сказал: «Мы сейчас пойдем искать Семена, Тимур сказал, чтобы все сидели тихо. Он вызвал машины, но я уверен, мы должны идти сейчас, а то будет поздно. Ты с нами?»

Я кивнул. Капотня улыбнулся и медленно встал, показывая на одежду. Конечно, было непонятно, зачем надо шептать в моём кубрике, но я поддался ему. Всё-таки Капотня выше меня на голову и килограмм на двадцать тяжелее.

Нас было немного – я, Капотня, Саня, Егор и молодой Виктор Признов, который просто не мог упустить возможности поискать на жопу приключений. На самом деле я считал, что он лишний и не хотел, чтобы ребята брали его собой, всё-таки он был так молод, да и девушка у него была. По сути, мы ведь были безоружны, если не считать ракетницы и пары досок. Но, тем не менее, парень увязался, и нам пришлось его взять с собой. К тому же, он был единственным, у кого был собственный охотничий нож.

Осматривая это войско, я с трудом поверил, что Капотня смог их уговорить идти по следу этой медвежьей твари. Ведь этот медведь совсем недавно порвал всех наших собак, затем покалечил Семена. Но тут надо знать Капотню, это был самый настоящий оратор, нисколько не гнушающийся самыми подлыми приемчиками в своем ораторском искусстве. Он был почище Геббельса, умел навязывать свою волю. Уверен, когда речь зашла о походе, то стопроцентно прозвучали такие слова как дружба, преданность, долг, товарищество. И всё же спорить с ними я не стал. Признаться, я чувствовал себя виноватым перед нашим охотником, так как отпустил его одного.

Поэтому, одевшись, я взял кусок трубы и замкнул наш немногочисленный отряд, бодро зашагав по следу Семена, который хоть и был изрядно прикрыт выпавшим снегом, но всё ещё сохранял свои очертания. А потому идти было довольно легко. Но это первое время, дальше, когда мы вошли в лес, он стал едва заметным.

Но Капотню это не смущало, до темноты было несколько часов и он уверенно, с доской наперевес, шел вперед. Наш сварщик был явно не из робкого десятка и даже немного ускорился, чтобы скорее покрыть как можно большее расстояние.

Всё это время я рассматривал Саню и Егора. Эти два чувака, механик и инженер, вообще редко участвовали в наших вечеринках или посиделках. Соответственно, почему не пошёл Сава, я понимал, почему молодой Виктор рвался в бой, я тоже понимал, равно, как и действия Капотни, но вот почему эти двое, вроде как обычные робкие мужики, пошли на это дело, мне было совершенно непонятно.

– Вон он! – крикнул Капотня, указывая в сторону дерева.

Я посмотрел вслед за движением его пальцев и точно! Там, среди веток, полулежал-полусидел Семен. И вокруг него было так много красного снега, что, когда я подошел поближе, то непроизвольно отвернулся. Боже, это было страшно. У него были выпотрошены кишки, изодраны в клочья руки и ноги. Зверь словно куражился над ним, извращаясь в собственной жестокости. Присмотревшись, я заметил, что глаза его открыты. Словно перед тем как умереть, он долго смотрел вдаль.

– Господи Иисусе, – тихо выдохнул Виктор. – Что ж теперь делать будем, а?

– Что делать, что делать? Нести обратно, я не оставлю его тут! – зло сплюнул Капотня, осматривая труп. – Эта тварь ещё вернётся, она же падаль любит.

– Да. И пойдёт по нашему следу, – заметил Егор.

– И что теперь? Оставить предлагаешь? – оскалился Капотня и двинулся на Егора.

– А то, что нам нечем защищаться, у нас ведь только его охотничье ружье с дробью, – сказал Егор, пятясь назад. – Это просто логично.

– Господи, как так вообще получилось, что на всей стройке ни одного ствола нормального? Это же неправильно. К тому же, и машин нет. А что, если эвакуация? Как так-то?! – запричитал Сашка.

– Это Россия, ты что, совсем тупой, тут всегда так. Сперва жопа, потом решение. Или ты забыл, с каким мы материалом работаем, они на всём экономят, тем более – на людях! Скажи спасибо, что зарплату получаем. И что тут молдаван с киргизами нет, – пробубнил Егор, опасливо глядя на вроде как успокоившегося Капотню.

– Ладно, хватит болтать, надо тащить его до базы, пока не стемнеет! – гаркнул Капотня, вытащив веревку и перематывая палки с двух сторон так, чтобы получились самодельные носилки.

Теперь уже спорить с ним никто не стал и мы, как можно быстрее погрузив тело Семена, пошли обратно. Ведь каждый понимал, чем быстрее мы покинем лес, тем больше у нас шансов добраться без проблем.

Глава пятая

– Вы что, совсем дебилы? – грустно спросил Тимур Николаевич, разглядывая тело. – Вы зачем его притащили, это же не наша проблема. Теперь эта тварь придет сюда и начнёт искать его здесь.

– Лучше было оставить его там?

Тимур Николаевич посмотрел на Капотню. Глаза у того нехорошо блестели, казалось, что здоровяка совсем немного отделяет от рукоприкладства по лицу от начальства. Но Капотня держался. Хоть и с трудом.

– Его надо просто похоронить и всё. Под землей медведь его не учует, – попытался перевести тему Виктор.

– Да? И как ты его хоронить собрался? Вот если пропал без вести – это одно, а если есть тело – то другое. Тут и родственники, и вся эта похоронная волокита, и куча бумажек о несчастном случае. Вы хоть понимаете, что теперь мы обязаны поместить его в морозильник и ждать, пока за телом приедут? Я не могу просто так взять и закопать его.

– Лучше так, чем ждать, пока тебя зверь сожрёт, – сказал Капотня. – Какая же ты трусливая мразь, Николаевич.

– Это твоя последняя смена.

– Как бы у тебя она такой же не стала, сам сказал, пропал без вести и всё. А заодно мишка от нас немного отстанет, ведь ему же надо закопать, потом подождать, пока тело подпортится, а уж затем к трапезе приступать.

Тимур Николаевич ничего на это не ответил, лишь спокойно смерил его взглядом и вышел, по пути забрав документы. Хотя вру, напоследок он всё же распорядился, чтобы изувеченный труп убрали в морозилку.

После этого мы разошлись, ведь впереди была ещё одна долгая тёмная ночь. И в этом она нисколько не отличалась от остальных. Но зато, как сказал нам наш светлый главный инженер, ждать нам осталось всего лишь несколько дней. Угрозу в качестве дикого медведя никто сначала не хотел рассматривать как нечто серьёзное. И лишь после смерти Семена решили принять меры.

Не знаю почему, но я потом всё же зашел в морозильник. Я не могу объяснить этого, но я хотел увидеть Семена ещё раз, словно от этого что-то менялось. Мне хотелось посмотреть на следы того ужаса, который вот-вот должен к нам прийти. Я не сомневался, что медведь нападет снова, и было не важно, самка это или самец. По мне, так это было что-то среднее, можно сказать, сам лесной дух, вырвавшийся из лесной тьмы.

Я снял брезент. Лицо Семена было бесстрастным, пустым. Взгляд не выражал ничего, словно он понимал, что бороться бессмысленно, но не бороться он не мог. Идти, не сдаваясь, умирать, не сожалея. Наверное, такой девиз он выковал для себя за годы своей лесной жизни.

Жуткие рваные раны, на руках – огромные борозды, словно он закрывался ими, стараясь спасти грудную клетку и живот. Затем ноги, плечи, везде следы от зубов и когтей. Очевидно, зверь сильно разъярился, атакуя его. Или, быть может, он почуял знакомый запах, понял, что это он убил её самца. Удар за ударом, раз за разом медведица вырывала свои шансы на победу. И вот теперь, смотря на это тело, я даже не пытаюсь представить, что чувствовал этот человек там, в лесу, стоя перед огромной тушей зверя, зная, что пути назад нет. Зачем всё это? Чтобы дать нам пару дней отсрочки?

Я сел на табуретку. Смешно, но мне захотелось с ним поговорить, прямо тут, в морозильнике. Где нас никто не услышит. Хотя, что я вру, мне просто было страшно. А здесь, рядом с ним, мне было немного спокойнее. Даже труп этого человека обладал такой силой, что придавал уверенности ещё живым. Смотря на него, я понимал, что есть люди, которые не боятся ничего и никого, идут до конца. В мороз, в пургу, один на один с самым сильным, хитрым и мощным животным.

– Он никогда не был одним из нас, верно? – тихо сказал Капотня, порядком напугав меня. Я резко обернулся. Он стоял прямо возле входа, облокотившись на дверь.

– Да, не был.

– Да уж, не был. Пошли, помянем его, – сказал он не терпящим возражения голосом.

Взяв стакан и садясь напротив Капотни, я смотрел, как он внимательно разглядывает чистую водку, припасенную им ещё с начала нашей поездки. Белая прозрачная бутылка была без этикетки, но это не говорило ничего плохого о качестве, наоборот, чувствовалось наличие домашнего изготовления. Капотня, не чокаясь, резко опустошил свою порцию. Я сделал то же самое. Водка пошла очень хорошо.

– Крутой мужик, – сказал он, ставя стакан обратно. – Я таких никогда не встречал. Сказать честно, он, пожалуй, единственный, в ком я видел шансы на победу с этой тварью без собак и ружья.

Я молча смотрел на него. Не хотелось говорить то же самое, вообще не хотелось ничего говорить.

– Ты закусывай, не хочу, чтобы ты нажрался, – Капотня пододвинул мне мясо и огурцы.

Я закусил. Водка оказалась очень кстати, оттянув часть нервов и переживаний. Я улыбнулся сам себе и оторвал кусок мяса. Капотня никогда не был мне другом, я бы даже сказал, что мы вообще особо не общались. Но теперь – почему бы и нет, он был самым ярким сторонником правильных поступков в критической ситуации. Пусть, возможно, смертельных. А ещё он был десантником, во всяком случае, знаменитый парашют на руке у него выбит был.

– Если бы тебе ничего не было, ты убил бы Николаевича? – наконец выдал я, опустошив ещё один стакан.

– Легко! Человек раскрылся во всей красе, таких ублюдков надо уничтожать в любом месте. Он хуже этой лесной твари, своих на съедение бросает, лучше бы он там оказался. Он куда жирней нашего егеря, мяса бы надолго хватило.

– Нельзя так о начальстве, он рассердится и лишит тебя премии, – сказал я, чувствуя, как совсем опьянел.

– Да срал я на премию. Давай ещё по одной, – сказал Капотня и снова наполнил оба стакана. – За охотника, пусть его хорошо встретят предки, он реально не посрамил их.

Я кивнул и опустошил ещё один стакан. Свинец в голове начинал медленно исчезать, всё больше и больше появлялось чувство ясности и свежести. Ещё не совсем четко, но я стал понимать, как начал складываться план действий.

– Страшно, да? – Капотня улыбнулся. – Двадцать пять мужиков боятся одного медведя. А ведь стоит собраться хотя бы десяти и наброситься на эту тварь… Да что – десяти, троим или четверым, как всё, ему хана.

– Ну, так что же этому мешает?

– Начальство, пытаясь прикрыть свою жопу. Оно только палки ставит в колеса. В общем, беда в нём. Так, давай ещё раз.

Так мы и напились, а затем Капотня предложил вытащить нашего горе-начальника из его барака и притащить сюда. Потыкать носом, так сказать, в то, что он натворил. А дальше, возможно, он станет нормальным мужиком или же будет заперт, чтобы не мешать объединению всех полноценных мужчин в боевое братство, которое и положит конец медвежьей тирании. Вот так, кратко в двух словах, я понял всю его последующую идею, когда он, краснея и размахивая руками, изложил свою позицию и план. Что вам сказать, я согласился с ним и, отворив двери, мы вышли на улицу.

Снова холод и ветер, снег и темнота. Казалось, все явления природы разом старались помешать нам, двум пьяным мужикам, решить общую проблему страха и неосознанности. Ведь водка никогда не пасовала перед такими мелкими неурядицами.

Капотня шёл первым. Я – вторым. Прикрыв лицо ладонью, он старался крепко держать курс, практически не шатаясь и трезвея на глазах. Я же ещё не отошёл и меня немного укачивало. И всё же, я тоже держался молодцом.

– Давай, немного осталось, сейчас мы покажем ему всё то дерьмо, в которое он нас загнал! – громко закричал здоровяк.

«Интересно, он хотел идти именно со мной или просто я ему на глаза попался? – подумал я. – Ведь водку он в холодильнике хранил, а, стало быть, шёл туда за ней один. И никто ему не был нужен».

Тимур Николаевич открыл не сразу, сперва прислушивался. Пришлось даже кричать мне, так как с Капотней он поругался и мог что-то заподозрить. Наконец, Николаевич понял, что это я, и открыл дверь. В следующую же секунду, не дав ему опомниться, Капотня что есть силы ударил его по лицу и схватил за одежду, вытащив наружу. Удар за ударом он впечатывал свои огромные кулаки в лицо начальства. Затем, осознав, что старший больше не сопротивляется, встряхнул его и попытался поставить на ноги. Но порядком избитого руководителя шатало, он плохо держался на ногах.

Наблюдая эту картину, я всё больше и больше трезвел. Вместо грандиозного плана я видел никому не нужное избиение старика, который и так порядком поседел за всё это время. Я поднял снег и умыл лицо. Холодный, можно сказать, ледяной и в тоже время довольно чистый снег сразу остудил меня.

– Капотня, хватит! – наконец выкрикнул я, пытаясь перекричать метель. – Завязывай!

Но моего боевого товарища было не остановить, он продолжал ставить на ноги начальника, дорвавшись, наконец, до излюбленной мечты пролетария.

Я устало посмотрел в пустоту. Вид этой возни начал вводить меня в какое-то глупое отчаяние. И вот тут-то я и заметил её. Огромная, она едва проглядывалась из темноты, смотря на меня своими маленькими сверкающими глазами. Я машинально смерил расстояние между ее глаз. Оно было большим, очень большим. Её морда была настолько огромной, что казалось, это два одноглазых медведя.

И тут я понял, что она смотрит прямо на меня. Не мигая, молча, вглядываясь. Так смотрят на цель, жертву, которую вот-вот собираются достать. Холод, оцепенение, ужас. Я понял, что никто совершенно о ней не знает. Что никто её не видит. Ни Капотня, занятый то ли избиением, то ли сопровождением, ни Николаевич, вообще что-либо смутно понимающий от наступившего сотрясения, ни люди в бараках, которые спят и видят свой отъезд. Никто. Только я.

Медведица рванулась с места так же внезапно, как и появилась в темноте. Быстро, казалось, немного неуклюже, она стала сокращать расстояние, покрывая снег своим грязным мехом.

Я закричал, упал, затем снова встал. Руки и ноги болтались, как будто зажили вдруг своей жизнью. Отчаянно сгребая снег, что было сил, словно бегун во сне, я старался уйти с её дороги, но это, казалось, было совершенно невозможно.

Как в тумане я слышал, как сзади кричит на Тимура Капотня, это было что-то непонятное, нечленораздельное. Затем звуки их новой возни, а тем временем перед глазами я видел эту здоровенную бегущую на меня тушу, пасть которой с легкостью вместила бы в себя мою голову, настолько она была огромной.

Я не знаю как, но мне удалось отползти в сторону. Везение или нет, не знаю, вполне возможно, она изначально не была во мне заинтересована, выискивая цель побольше. Знаю лишь, что страшнее, чем это нападение, я ещё ничего в жизни не видел.

Резким движением схватив Тимура за ногу, она подняла его в воздух и крутанула, сбив Капотню, оставившего после себя лишь кровавый след в сугробе. Как затем она бросила еще кричавшего Тимура под себя и, встав на него лапами, стала отрывать куски огромные плоти, которые Тимур всеми силами защищал. Как он орал, захлебываясь кровью. Он был ещё жив, когда, зажав его под себя, она раз за разом лишала его шансов на жизнь.

И тут я увидел свет в его комнате. Яркий, ослепляющий, он бил по тьме из небольшого дверного проёма, где было тепло и безопасно. Я рванулся туда, мне хотелось как можно быстрее оказаться внутри, чтобы зверь не мог меня там найти. Поднявшись, я с животной скоростью побежал в сторону барака, оставляя позади слабые крики о помощи и полностью лишенные смелости глаза. Даже нет, не так, эти глаза были полны ужаса и осознания своей участи. Наверное, только у человека могут быть такие глаза, ведь он единственный, кто понимает, что такое смерть.

В общем, я выжил, закрыл дверь и облокотился на неё спиной, чтобы уже никто не вошёл вслед за мной. А тем временем там, среди снега и метели, медведица спокойно уничтожала двоих моих товарищей. Спустя час я отрубился, проснувшись лишь утром, когда в двери барабанили с улицы.

Открыв глаза, я не почувствовал никаких признаков похмелья. Водка, припасенная Капотней, была на редкость качественная. В дверь продолжали барабанить. С трудом я поднялся и открыл её. В глаза мне ударил яркий свет. Не знаю почему, но солнце здесь было особенно яркое, хоть и недолгое.

– Ты что тут делаешь? Где Тимур Николаевич? – первое, что я услышал, затем меня кто-то толкнул, и я упал на пол.

Я выполз наружу. Солнце ослепило меня, я зажмурился и, собрав снег, умылся. Видимо, это стало входить в привычку.

Протерев лицо, я почувствовал запах крови, а затем увидел красный, точнее, багрово-красный снег. Кровь била вчера тут ключом, забрызгав почти всё. Затем я увидел истерзанное тело Капотни. Остатки одежды которого не могли скрыть изувеченных ног и живота. Как и с Семеном, медведица снова разбросала кишки возле тела.

– Боже! – я закрыл лицо руками и, снова умывшись снегом, почувствовал привкус крови.

– Где Тимур? – снова услышал я голос, но теперь уже понял, что это был Евгений, заместитель главного инженера, а так же по совместительству менеджер проекта. Убрав руки от лица, я посмотрел на него. Высокий, крепкий, красивый, он олицетворял собой молодое, рвущееся к деньгам и уму, лучшее наше поколение.

– Не знаю. Скорее всего, она его утащила, – тихо ответил я, осматриваясь. Вокруг бойни было много народа, все с ужасом смотрели на кровавый снег и тело Капотни.

– Ты что, пьян?

– Не, уже нет.

– Почему ты оказался внутри его барака?

– Потому что я туда заполз, дебил! – зло крикнул я. – Ты что, совсем тупой?

Я рванулся с места, пытаясь залепить ему в морду, но, как и положено таким пронырливым телам, он ловко увернулся от моего удара, провалив меня в кровавый сугроб.

– Так, с этим пока понятно, пусть проспится и отойдет. А остальным надо взять тело и убрать в морозильник, затем заняться снегом. Мы должны постараться убрать эту чертову кровь, желательно – до ночи.

Затем меня взяли под руки и отвели в больничку. Айболит долго осматривал меня, потом вставил с внимательным видом градусник, померил давление и послушал сердце. А после процедур с вердиктом «совершенно здоров», положил на койку, чтобы я мог спокойно отходить от психологического стресса. Два часа покоя – именно то, что мне нужно, так сказал он. И, сознаюсь, я не спорил, может быть, он был прав – покой был мне нужен.

Во-первых, чтобы четко понять, что я просто сдал Капотню медведице. Во-вторых, что я фактически был пособником убийства, ведь если бы мы не вышли на улицу и не стали бить Тимура, возможно, медведица просто походила бы вокруг бараков, да ушла. А теперь… Теперь она вкусно поужинала и наверняка ещё доедает остатки бедного начальника. Осознав это, я решил назад не сдавать, я знал, что Женя начнёт давить. Надо было также прессинговать его. Ведь что может быть хуже произошедшего? Лишь откровенное признание, которое он хотел из меня выбить. Что ж, я не доставлю ему такого удовольствия.

А тем временем в нашем барачном лагере было движение. Народ так мельтешил за окном, что мне показалось, что это был самый активный день из всего нашего пребывания тут. Какие-то ведра, палки, доски, всё куда-то таскалось. Крики, стук молотков, снова крики, ребята не щадя сил работали на улице. И уж затем заглянули ко мне, так сказать, проведать товарища.

Серьёзные суровые лица, немного обеспокоенные, а ещё – презрительные. Никто этого пока не озвучил, слово «трус» не было произнесено, ведь если бы кто-то был очень смелым, то он бы мог и сам пойти в лес. Как Семен, к примеру. И всё же это слово летало в атмосфере. Но даже оно не затмевало страха. Все понимали, что она придёт сегодня ночью. И что бы они ни делали, как бы они ни орали в рацию, как бы ни заколачивали окна и двери – это их не спасет. Метель занесла снегом всё настолько сильно, что нужен вертолет, а не машина, чтобы добраться до нас. А его, увы, у нашей фирмы не было. Можно было бы, конечно, пойти самим через лес. Но шанс, что ты пройдёшь четыреста километров с рюкзаком по лесу, минимален.

А затем меня снова вызвали на допрос, точнее, Евгений сам ко мне пришёл.

– Так, скажи мне, как ты попал к Тимуру? – тихо, можно даже сказать ласково, спросил меня он.

– Я не знаю. Я был пьян. Услышал шум. Вышел. Я на кухне бухал, когда всё завертелось. Очнулся уже, когда вы стучались. Поэтому ничего не могу сказать.

– Значит, ты ничего не помнишь? Хорошо. Ты не знаешь, где Тимур?

– Вы и сами знаете, где он. Достаточно пройти по кровавому снегу. Но, я думаю, теперь уже никто за ним не пойдет. Лучше спишем его как пропавшего без вести. Это же так удобно.

– Ты не строй из себя героя, и так понятно, кто ты, – ехидно сказал Евгений.

– Так докажи славу героя, пойди, да задави гадину, капитан! – зло огрызнулся я и затем, обводя всех взглядом, добавил: – А почему с нами никто за телом Семена не пошёл? Что, все разом стали немощными?

– Да это из-за тебя, ублюдок, она вернулась, – донеслось откуда-то сзади.

– Ну да, а ещё из-за того, что здесь мяса на пол медвежьей деревни, – ответил я.

– Так, нам надо успокоиться и искать выход, – примиряюще сказал Евгений. – А ты пока отходи и выходи помогать на улицу. Необходимо затруднить медведице вход на нашу территорию.

Когда они ушли, я откинулся на своей кровати. Мысли вертелись, как опилки при метели. Я вдруг сразу осознал, что каждый раз медведица приходила не просто так. Она искала Семена, просто в первый раз ей помешали собаки, порядком утомив. А затем Семен сам нашёл её, умерев в отчаянной схватке. Что ж, исходя из этого вполне понятно, что она решила, будто тело убийцы её самца принадлежит ей. Вполне возможно, что вчера она приходила именно за трупом, дабы забрать его. И тут меня резко осенило! Она ведь его так и не забрала. Тело убийцы её самца всё ещё у нас. В морозильнике.

Я встал на койке и словно одурманенный стал одеваться. Мне было необходимо попасть в морозильник. Надо было проверить, не забрала ли она то, что искала?

Но, увы, добравшись до морозильника, я понял, что нет. Тело Семена лежало все там же, только теперь рядом с ним примостились ещё и остатки Капотни. Я сел между ними и сжал голову руками. Боже, видимо, что-то у нас тут совсем не так. Как два этих парня, ещё недавно живые, оказались тут, на холодном стальном стеллаже? Посидев с ними немного, я вышел на улицу. Свежий воздух, пусть и пропитанный кровью и кишками, действовал всё же лучше морозильных запахов. Оглядев нашу стройку, я увидел, как везде были прибиты доски на окна, на двери, народ, как мог, старался отгородиться от этой твари. Что ж, новая ночь быстропокажет, нужно ли это.

Всё оставшееся время я провел, праздно шатаясь по столовой и по почти пустой комнате отдыха. И там, и там почти никого не было, все укрепляли свои бараки. И лишь я, как блаженный, валялся в полностью беззащитной гостевой. С незаколоченными большими окнами и слабенькой дверью. А ближе к вечеру ко мне пришёл младший Признов, только теперь уже без бутерброда. Сев напротив, он несколько помялся и как-то не очень уверенно начал:

– Слушай, я знаю, ты один живешь и почти ничего не сделал. Я тут с ребятами посоветовался и уговорил их пустить тебя к нам в барак. Мы здорово всё укрепили. Поэтому, я думаю, тебе будет лучше пойти к нам. Тут небезопасно, слишком много окон.

Я улыбнулся. Это была трогательная забота. Но мое тело уже впитало столько паленого вискаря, что мне это было абсолютно безразлично. Поэтому я положил ему руку на плечо и заметил:

– Вить, чем больше мяса, тем привлекательней, так что это ты береги себя. А я побуду здесь. Да, здесь не тесно и окна широкие, но зато спокойно. К тому же, с недавних пор я полюбил одиночество.

– Ну, как знаешь, – ответил он и поднялся.

А я так и остался сидеть на диване и смотреть ящик. Не помню точно, до которого часа я просидел в тот вечер, так как добавочно уложил в себя минимум полторы бутылки одного лишь вискаря, получив очередной отвратительный сон.

Мне снилась большая волосатая морда, обнюхавшая меня, тень, которая полностью заслонила весь телевизор. Адские крики, скрип досок, вой, шум, рев медведицы, снова крики и снова скрипы досок. Потом какой-то непонятный бег и снова тишина, в которой был слышен лишь звук работающего телевизора.

Глава шестая

А вот следующее утро было самым холодным из всех, какие мне только доводилось встречать. Хотя я и накрылся потеплее, но даже несмотря на шубу, я промерз до самых костей. Но это и понятно, открыв глаза, я увидел снег посреди комнаты. Он деловито залетел из открытой двери. Поежившись и нащупав рукой бутылку виски, я блаженно прогрел организм и избавился от похмелья, надев шубу и устало двинувшись в сторону двери.

Отстранённо потянувшись, я увидел ужасную картину. Двери одного из бараков были почти полностью разрушены, а на улице лежало несколько изодранных тел, кишки которых также валялись по всей территории. Медведица так повеселилась, что для того, чтоб хотя бы собрать их всех в кучу, потребовалось бы минимум десять мужчин и полдня работы. Но это было не нужно, всё равно места в холодильнике уже явно не хватит.

Медленно спустившись по ступенькам, я насчитал девятерых. Барак был полностью опустошен. Разломав проход, она вошла внутрь и немного покуролесила там, а потом поочередно выволокла каждого на улицу и уже там выпотрошила. Тут даже следопытом не надо быть, чтобы понять это. Посчитав умерших, я подытожил, что всего должно было остаться четырнадцать человек, если, конечно, в бараке ещё не остались тела.

Отхлебнув ещё немного виски, я пошёл ко второму бараку. Как я и ожидал, он был цел. Хотя и пуст. Никого внутри не было. Хотя снаружи было огромное количество следов. Видимо, люди осознали, что барак совсем не защищает их и решили искать что-нибудь более надежное. Что ж, это вполне оправданный шаг. Я поднёс бутылку ко рту и тут же осознал, что она пуста.

Впрочем, был ещё барак Евгения. Отдельный. Но вряд ли он спрятался там. Скорее всего, забился во второй или третий, так, видимо, для него это казалось надёжнее. Жаль, он попал во второй, я думаю, мне было бы приятней, если бы он был в первом.

Сплюнув в снег, я развернулся и направился в сторону кухни, дверь которой также была раскурочена. Внутри было много крови и ещё два трупа. На этот раз, к моему глубокому сожалению, Призновых. Сев напротив Виктора, держащего в руках окровавленных нож, я осторожно закрыл ему глаза. Парень меньше всего заслуживал такой смерти.

А потом, перешагнув труп Анатолия, я открыл холодильник. Всё-таки Господь есть на этом свете, потому что виски никто не тронул, и итого у меня оставалась шесть бутылок отличного пойла.

Снова приложившись к бутылке, я пошёл к морозильнику. Я уже знал абсолютно все, что нужно. У меня в голове был готов план, который абсолютно точно избавит меня от этой твари. Причем он был настолько простой, что я один легко осилю его без особенного напряжения. Надо лишь не торопиться.

Подойдя к морозилке я заметил, как настойчиво медведь пытался её открыть. Что ж, это было неудивительно. Ведь ради этого он и приходил. Аккуратно отодвинув засов, я ещё раз подивился мощи зверя. Так сильно искорёжить метал одними лишь когтями. Какая же исполинская мощь в этой медведице, какая сила.

Внутри было тихо и светло. Поэтому я сразу заметил обмороженного Айболита, лежащего между Капотней и Семеном. Видимо, он хотел укрыться тут, и если бы не моя догадка, я подумал бы, что медведица рвалась именно за ним, взбешенная тем, что от неё спрятали ещё одного человека. Но это не так, дело было не в Айболите, столь глупо умершем.

Я вытащил тело Семена наружу и, повалив его на тележку, повез на улицу.

Мне предстояло много работы. Следовало как можно лучше подготовиться к приходу этого чудовища. Вывезя тело на холод, я заметил, как среди бараков промелькнула чья-то фигура, а затем, на мгновение, я увидел лицо Евгения. Похмельное, испуганное, нервное. Он был одет в шубу и за спиной у него был рюкзак. Странно, и как это я его раньше не заметил. Но это было лишь мгновение, затем он что-то прокричал и выбежал за ворота. Видимо, всё же спрятался в своем бараке и, судя по всему, там тоже спьяну уснул. Что ж, все-таки, я ошибся. Надеюсь, это мое единственное ошибочное умозаключение.

Эпилог

Сидя напротив костра и наблюдая за тем, как огоньки играют на лице Семена, я вспоминаю игры наших великих прадедов, когда вот так же, сидя перед огнём, они оплакивали великих воинов прошлого. Они не носились с их телами, нет, они чтили их память, они были впечатлены их подвигами и таким образом отдавали уважение природе.

Так и я, сидя перед костром и, выпив виски вместо трубки мира, отдаю должное лесному ужасу в образе зверя. Духу леса. Твари, пришедшей по наши души. Ибо она уже доказала, что она не просто зверь, она демон мщения, которого надо уважить. Глотнув ещё виски, я подкинул ещё несколько досок от вырванной двери. Огонь горел хорошо, его хватило бы ещё на несколько костров.

Интересно, доберутся ли мои товарищи до железнодорожной станции, куда, несомненно, они держат свой путь. Не знаю. Не уверен. Хотя шансы есть. Во всяком случае, теперь они точно знают, что лучше так, чем ждать несколько дней в бараках, которые им всё равно не защитить.

Я выкинул бутылку и, поежившись, протянул вперед руки. От костра несло теплом. Было хорошо. Казалось, что Семен даже улыбается.

Зверь пришел, как обычно, тихо. Огромная, она вырисовывалась из тьмы как нечто невообразимое. Лишний раз доказывала мою правоту о демонах, нисколько не боявшихся огня. Задрав голову, она посмотрела на меня своими маленькими сверкающими глазами. Встретившись с ней взглядом, ко мне в голову пришло две мысли.

Первая – она людоед, привыкшая к огню и собакам, к людям и их защите, способная убивать и полюбившая наше мясо. Она и её выросший медвежонок охотились лишь на людей, и Семен понял это первый, как и всю нашу обреченность. Именно поэтому он и пошёл так смело в бой, понимая, что первый раз победил лишь детеныша. И единственное, что он может сделать – это дать нам время, умерев подальше от лагеря. Только вот он недооценил нашей тупости и смелости, благодаря которой мы снова привели эту тварь в лагерь. Также выходило, что она лезла в морозильник не ради Семена, а ради тела полуживого Айболита, а меня пощадила из-за алкоголя, который ещё не выветрился из моего организма.

И вторая – эта медведица – лесной дух. Дух мщения, пришедший за нашими душами, жаждущий тела Семена и только его. И что, преподнеся ей его, я избавлю себя от этого ночного духа.

Пропустив эти мысли через себя, я сделал ещё глоток и снова посмотрел на огонь. Странно, но обнюхавшая Семена медведица посмотрела туда же.

Оглавление

Бомж, парк и звезды

Ад

Допрос

Душевный ожог

Белый конь.

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

Первая любовь.

  Дневник. 10.12.1980

  Дневник 11.12.1980

  Дневник 12.12.1980

  Дневник 13.12.1980

  Дневник 14.12.1980

  Следователь

  Дневник 15.01.1981

  Следователь

  Дневник 03.06.1985

  Следователь

  Дневник 18.07.1987

  Дневник 18.12.1987

  Следователь

  Дневник 18.05.1989

  Следователь

Шатун

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Эпилог