Жизнь как она есть. Сбоник рассказов [Вадим Векслер] (fb2) читать онлайн

На собеседовании

Основано на реальных событиях.

Не рекомендуется смешивать с алкоголем.

Может вызвать ложную беременность.

– Это ваша автобиография?

– Н-да…

– Вы всегда настолько откровенны и хм… многословны?

– Вы же просили подробно и без обмана.

– Действительно. Но… у всего же есть свои пределы! Послушайте сами, что вы тут понаписали:

«…особенно не удаются мне отношения с животными и растениями. Коты гадят – где хотят, и постоянно орут, чем-то недовольные. Цветы и хвойники дохнут в первые месяцы после покупки. Кактусы при одинаковом поливе умудряются одновременно: один сгнить, а другой – засохнуть…»

– Но это – чистая правда, я не понимаю, как: я же поливал одинаково, а они…

– Замолчите, пожалуйста, не перебивайте!

– Молчу, молчу.

– Так, на чем я остановился, а… вот:

«…дружба с техникой – эпохальная вершина моих контактов с внешним миром. У меня ломалось всё: от компьютеров до газовых колонок; от видеомагнитофонов и аудио-плееров до сложноструктурированной системы в бачке унитаза. Покупка новых агрегатов ничего не меняет – срок их жизни удручающе краток, а само существование ужасающе трагично…»

– Я честно предупредил, что меня нельзя подпускать к офисной технике!

– И в туалет вам запретить?

– Я потерплю. Я привычный.

– Допустим. Но дальше-то уже ни в какие ворота! Смотрите:

«…навыки социального общения – ниже прожиточного минимума. На необитаемом острове после авиакатастрофы меня сожрали бы первым. А я бы и не удивился: принял достойно, предложил поперчить хорошенько, подозреваю, что я п…дец какой невкусный…»

– Признаю, с матерщиной перебор, просто я пи… просто я несдержанный и легковозбудимый немного.

– Немного… Читаем дальше:

«Я – социальный сирота. Родители отказались от меня в детстве. Друзей с тех пор не завел. Жены нет, детей нет, думаю, что и не надо – зачем мучить невинные души сожительством с ходячей катастрофой…» Это вообще что такое? Мы же на работу вас принимаем! Где сведения о трудовом стаже?

– Я однажды работал на атомной электростанции инспектором по безопасности…

– Как Гомер Симпсон?

– Нет, в Чернобыле.

– Вы издеваетесь?

– У меня сложное чувство юмора. Шутки хорошие, но доходят не сразу. Иной раз вернется коллега домой вечером после долгого трудового дня, измученный, опустошенный, и давай хохотать в лицо жене, или того хуже – тёще!

– Про отношения ваши с женщинами… э, с женщиной пересказывать?

– Там есть чудные места!

– В автобиографии? Неужто?

– Нет, у той дамы… как сейчас помню: попытался я снять с нее…

– О Боже! Когда это закончится?! Обед еще не скоро?

– Вы кушайте, я подожду.

– Нет уж, давайте покончим с этим! Так… ах, вот, единственная строчка про работу:

«Уволен из Макдоналдса с позором» – это как вообще возможно?

– Вы, наверное, помните тот случай с массовым отравлением?

– О Боже, нет!

– А получилось как: я открывал пакет с чистящим порошком, жутко едкая дрянь, я вам доложу, так вот – а он взорвался, хлопнул прямо у меня в руках. Порошок вылетел облаком и осел во фритюрнице. А повар не заметил и сунул туда решетку с картошкой. Ну, а я как-то постеснялся его прерывать. Человек всё-таки трудится…

– Я вас уже ненавижу. Ладно, дальше. Служба в армии:

«…из-за меня чуть было не началась третья мировая…» – это не интересно… где ж тут было… а, вот: «…однажды пошли мы на стрельбы, а с огнестрельным оружием у меня сразу как-то не задалось…» Будто бы с чем-то другим задалось! В общем, далее следует холодящая душу сцена с несчастным случаем и инвалидностью молоденького лейтенанта…

– Бедный мальчик! Недавно видел его в переходе метро с губной гармошкой. Обычную-то уже не…

– Вы вообще понимаете, куда вы пришли устраиваться на работу?!

– В милицию.

– В полицию!

– Да, да, всё время забываю.

– И вы к моему глубочайшему сожалению соответствуете всем критериям сотрудника полиции! И у меня нет законных оснований вам отказать! Я просто вынужден принять вас на работу. Пожалуйста, если в вас осталось хоть что-то святое, откажитесь сами! Вы же знаете – что о нас и так говорят! А тут еще вы!

– Я бы с радостью, там – святое, все дела… Но – кушать очень хочется. А с таким послужным списком никуда, кроме ментовки, не берут, к сожалению. Так что, будьте любезны, придется вам немного потерпеть! А там со мной непременно само что-нибудь случится!

V.V.

2016

Доброволец

Война с турками непременно должна быть. «Убили моего дядю, так вот вам по морде!» Война будет, это как пить дать. Сербия и Россия в этой войне нам помогут. Будет драка!

Ярослав Гашек «Швейк»

Кузьмич вышел на крыльцо и сладко потянулся. Глубоко вдохнул свежий утренний воздух, с сомнением взглянул на сжатую в руке папиросу, но всё же закурил. Задумчиво сделал шаг, затем другой и таким нехитрым способом незаметно подобрался вплотную к невысокому забору; удивился этому неожиданному препятствию на пути, но тут же навалился сверху немилосердно, так что под ним скрипнуло, хрустнуло и крякнуло.

– Жить можно, – непонятно насчет чего резюмировал он.

Весь вид его в этот час: добрый прищур ласковых глаз, модная суровая мужицкая небритость, расслабленная миролюбивая поза – всё это прямо располагало к легкому ненавязчивому общению. Мимо по окольной тропинке как раз проходила Петровна.

– Далёко в таком наряде? – закинул удочку Кузьмич, придирчивым взглядом снизу вверх осмотрев молодящуюся соседку.

Петровна оправила красочное платье.

– К уряднику.

– По поводу младшего? – уверенно предположил Кузьмич.

– Хулиганит! Машкину избу матерными словами исписал, а ворота дегтем выкрасил! – по ее тону не было понятно, осуждает она поступок сына или неотчетливо одобряет инсталляцию.

– Видно, не просто так, – задумался Кузьмич. – Что-то он имеет в виду, жаль не говорит совсем – объяснить не может.

– Это после проруби у него. До того как нырнул – балаболил как проповедник, не заткнешь. А после водицы ледяной, как откачали – молчит, волчонком смотрит.

– Горе, Петровна, – приуныл Кузьмич.

– Да уж привыкли… А старший-то наш! – вдруг вскинулась она, – на голову совсем слабенький стал! Вот пошел – в солдаты записался!

– Добровольно?

– Ох…

– Как же его угораздило?

– Уж и не знаю! Всегда такой смирненький был… А тут: дневники Достославского какого-то начитался…

– Может – Достоевского? – перебил подкованный в самых неожиданных сферах Кузьмич.

– Во-во, его, окаянного! Украл что ль где? И сказал: «Мать, все лучшие люди в Болгарию едут. Пойду и я турка стрелять».

– Так и сказал?

– Говорю ж – кретин!

Простецкое лицо Кузьмича вдруг поумнело, будто он неожиданно для себя смекнул что-то важное. Он тут же уверенно выдал:

– Ну, ежели кретин – тогда, полагаю, в драгуны должны взять непременно! Гордость родителям, радость отчизне! Успокойся, Петровна: там таких ребят любят. Главное, чтоб на голову каска налезла. И это с основным содержимым данного объекта, к счастью, никоим образом не связано. Шашки наголо и вперед! – Кузьмич в немой секундной пантомиме изобразил атаку драгунов.

Тем временем мимо уверенной походкой от бедра прошествовала опозоренная Машка. Петровна наметанным глазом определила длину юбки и сплюнула. Кузьмич, наоборот, немного плотоядно сглотнул.

– Так что ж – вещички собирать? – вернулась к наболевшему Петровна, лишь только Машка скрылась за околицей.

– Ты погоди, погоди, он же добровольцем идет? – Кузьмич что-то рассчитал в уме. – Это, значит, вольноопределяющиеся, так их после реформы кличут. В коннице они на самообеспечении. Есть у него источники дохода?

Петровна лишь рукой махнула.

– Стало быть, остаются только пехотные полки. В окоп засунут по шею, – Кузьмич характерным движением провел ребром ладони по горлу, – одна только непутевая башка над полем торчит, глазенками хлопает. А турок бьет метко…

– Батюшки святы! Так что ж делать-то?

– Я бы предложил запереть его в бане или подполе, но материнское сердце не железное: а вдруг он выть начнет? Так сразу и отопрешь…

– Я неволить его не стану.

– Тогда собирай вещички потеплее. В окопах – ох как неприятно пальцы обмороженные отрезать…

– Так тепло же на югах! – ещё цеплялась за последнюю соломинку Петровна.

– Если на Кавказский театр военных действий закинут – то в горах снега по колено. Опять же с медициной полевой у нас не особо, – Кузьмич зацокал языком. – Если ранение какое – хирург долго возиться не станет, оттяпает поврежденную конечность во избежание гангрены да антонова огня и всех делов! Ещё и хоронить придется сепаратно…

– Хоронить?! – Петровна позеленела.

– Конечно, не будет же он с культяпкой под руку марши шагать! А выбрасывать – как-то не по-христиански.

– Конечности… О Господи! Нет, передумала: никуда не пущу! Костьми лягу!

– Ты куда припустила, Петровна?

– Пока в бане парится – запру окаянного! – раздалось из-за угла.

Кузьмич же, хитро усмехнувшись, достал из-за голенища небольшой кривой нож и парочкой отточенных движений высек ещё одну ровную зарубку на торце калитки.

– Ещё одного дурака от смерти спас, – самоуверенно определил он, озабоченно рассматривая подмокшие в росе лапти, – а Достоевскому след лицо разукрасить основательно. Замучил уже истеричным словоблудием народ смущать.

– Лев Николаевич, хватит придуриваться, а то у вас в привычку войдет! – крикнули из дома, – может ещё пахать как мужик в поле пойдете?

– Ничего ты глупая баба не понимаешь, – бросил вполголоса Кузьмич, не обернувшись. И прикрикнул следом:

– Материал я собираю! К повести…

Он ещё раз неторопливо, удовлетворенно, и вместе с тем с легкой приятной грустью в глазах, оглядел вокруг гостеприимное пространство и пошел в избу завтракать.

V.V.

2016-2017

Пирамида

Внимание! Данный текст запрещен к распространению Высшим Духовным Контролем Пророка (ВДКП). Только для служебного пользования (ДСП) с щедрого позволения старших чинов.

– Поднимай свой зад! Зубчатые колеса прокрастинации перемололи не одно поколение ленивых гениев.

– Как, уже опять вставать?

– А ты как думал?

– Но я же только вчера достроил свою пирамиду! У меня нет сил.

– И кому она на хрен нужна?

– Стойте, я что-то не расслышал спросонья: «на хрен нужна»? Но ведь пирамиды – главное чудо нашей цивилизации!

– Платить тебе никто за это не будет.

– Но она же прекрасна!

– Во-первых, это субъективно. А во-вторых, допустим, на нее и посмотрят: кому-то понравится, кому-то нет; но денег-то тебе в любом случае никто не заплатит. Маслом ее не обмажешь и в рот не впихнёшь.

– И что мне делать?

– Копать выгребную яму.

– Боже, зачем?

– Есть заказ. Платят налом.

– Но я не хочу копать яму!

– Тебя никто не спрашивает, твое мнение вообще никого не интересует.

– Но я и не умею!

– Не можешь – научим; не хочешь – заставим!

– Это клише.

– Будь здоров!

– Что?

– Ты, вроде, чихнул.

– Да, спасибо.

– В общем, бери лопату, собирайся.

– Но почему именно выгребную яму?

– Другой работы на рынке труда нет.

– Но это же каменный век! Как же канализация, водопровод?

– Может, ты ещё… виадуки умеешь строить? Ты, часом, не из этих? С такими на зоне знаешь, что делают?

– Да я и к водопроводу не знаю как подступиться.

– Поэтому копай выгребную яму.

– Но я в том смысле, что канализацию должен строить специалист.

– Но он и получит деньги.

– Резонно.

– Ты издеваешься или такой тупой? Если он получит деньги, значит ты их не получишь и помрешь с голоду!

– И поэтому нужно строить выгребные ямы вместо канализации?

– Именно! Это наши рабочие места! И мы не отдадим их какой-то там технологии!

– Всё это замечательно, я очень уважаю ваш труд. Вообще, любой физический труд… Но мне кажется, что будет лучше, если специалисты будут заниматься каждый своим делом. Так цивилизация будет развиваться быстрее.

– Ты упертый, я понял. И в чем ты специалист, умник?

– В пирамидах.

– Опять – двадцать пять! Вернулись на круги своя!

– Это штамп.

– Ты жука раздавил?

– Хм… Да.

– Но он же священный!

– Это одна из обязанностей строителя пирамид – давить священных жуков.

– Для чего, о боже?!

– Чтобы вы проснулись.

– По-моему, ты безумен.

– Ты так говоришь, потому что ещё дремлешь. Выпей кофейку.

– Я лучше пива. Оно запах выгребной ямы перешибает…

– О, это ваше легендарное крафтовое выгребное пиво… У меня из-за него все ранние пирамиды получались кривыми. Столько лет ушло, чтобы его бросить…

– Вот в чем твоя проблема – ты не пьешь! Иначе смотрел бы на вещи проще!

– Не сомневаюсь…

– Вот только рожу кривить не надо, особенно когда за яму примешься: у нас в профсоюзе этого вые… выпендрежа не любят. Веди себя поскромнее.

– Я ещё не давал своего согласия.

– А его никто и не спрашивает! Знаешь, кто согласится заместо тебя? Твой голод! Он гораздо менее разборчивый.

– Тут твоя правда, спорить не буду.

– И не начинай даже, бери лопату.

– Ты ведь не отстанешь… Но почему ты ко мне прицепился? Тебе-то что за дело?

– Что?! Что значит – дело? Лежит тут, значит, на небо любуется, пирамидки свои строит непонятные – непорядок! Бери лопату, тебе говорят!

– Хорошо, допустим, я бы более понятные пирамиды строил, более ровные и гладкие, ты бы от меня отстал?

– А за них бы платили?

– Твою-то мать… Давай свою лопату.

– Ты хоть знаешь, малахольный, каким концом её держать?

– Узким. Фу! Она воняет!

– А ты как думал? Всё ещё не понял, на какое дело идем?

– Тупое и бессмы…

– Священное! Пророк учит, что копать выгребную яму в поте спины своей и вдыхая вонь дланей своих – Святая и Почетная обязанность каждого…

– Но ваш так называемый…

– …а если ты что-то вякнешь против Пророка, я тебя пере..у лопатой и утоплю в выгребной яме за наглый экстремизм и оскорбление чувств верующих!

– Но я полагал, что мы хотя бы новую яму копать будем…

– Новые места разрабатывать слишком дорого, долго и опасно – вдруг зыбучие пески, оползни или там… сели?

– Понимаю, где сели, там и встали…

– Ха! Не, мы полезем в старую, разведанную, родную. Будем расширять и углублять!

– Лять! Не, мужик, я передумал, забирай свою лопату, я здесь останусь.

– Будешь лежать и умирать с голода?

– Пойду новую пирамиду строить, ещё выше прежней. Авось, кто и покормит… Я, один хрен, без этого не могу. Я без строительства никчемен. Ну, а вам удачи, конечно, и трудовых подвигов…

– Сволочь ты, я ж для тебя стараюсь!

– Тебе просто приятно так думать – добавляет значимости, но позволь уж мне самому разобраться со своей, так сказать, экзистенцией…

– А теперь, ушлёпок, слушай, что будет…

Примечание старшего архивариуса:

Продолжение текста засекречено Генеральной инквизиционной палатой и является неотъемлемым элементом уголовного дела №1234-ИС о распространении ереси и оскорблении Священного имени Пророка.

V.V.

2018

Вальпургиева ночь

– Уф, наконец-то! Я не опоздал? – со стороны узенькой, почти невидимой в сумерках, тропки раздался хруст ломаемых веток, и на поляну вывалилось крупное тело Семена.

– Да нет. Что-то ты совсем запыхался. Сядь, – Алексей плавным жестом указал на одно из небольших, ровно распиленных бревен, заботливо разложенных вокруг костра в правильном симметричном порядке, – переведи дух.

– Э… spirit! – моментально среагировал Семен и смачно шлепнулся на предложенное полено.

– Допустим… хотя это, конечно, в лоб, – Алексей благодушно предложил новоприбывшему початую бутылку с темно-красной жидкостью.

Семен медленно выдохнул и сделал большой глоток. Зажмурился и застыл, будто бы считал про себя до пяти, затем кашлянул, крякнул, ухнул и огляделся.

Сплошная черная стена леса идеальным кругом обступала небольшую поляну, которая в мерных всполохах огня казалась довольно уютной и почти сказочной. Костерок только занялся, но по обилию валежника, заботливо разложенного вокруг него на просушку, можно было понять, что люди настроены серьезно и раньше рассвета пикник не закончится.

Умиротворенную атмосферу мероприятия немного портил лишь огромный раскидистый дуб на краю поляны, который в сгустившихся сумерках начинал казаться даже слишком мрачным, похожим на застывшего в лаве хтонического монстра.

– На демонстрацию пойдешь завтра? – огорошил собеседника Алексей.

– Ха. Ха. Ха, – с абсолютной серьезностью ответит тот. – Я похож на умалишенного?

– Ты считаешь, что только идиоты ходят строем?

Семен пожал плечами:

– Тебе не кажется, что ты сам ответил на свой вопрос?

– Возможно. Только я знаю, что большинство силой загоняют. Бюджетников там… иной люд бесправный… – Алексей обреченно махнул рукой, уставился на огонь и, видимо, слегка пригорюнился.

– Всегда есть возможность отказаться и не делать, что приказывают, если это противоречит твоим убеждениям, – отрезал Семен.

– В каком идеальном мире ты живешь, прекрасный, наивный мой человек?

– В том, где каждый сам решает, что ему делать и сам же отвечает за свои поступки, – насупился немного Семен и напряженно замолчал.

Алексей хмыкнул, пробормотал что-то неопределенное и продолжил следить за костром, который разгорался всё сильнее, бросая на застывшую кромку леса странные, причудливые блики. Семен снова жадно, картинным киношным жестом, изрядно махнул прямо из бутылки, на этот раз уже более уверенно впитал в себя и загляделся: игра теней и всполохов света рождала на фоне деревьев неожиданные, быстро сменяющиеся картинки, которые склонный к упорядочиванию разрозненной информации мозг собирал в определенные и пугающие сюжеты…

Тут за кипой валежника что-то шевельнулось и захрустело.

– А-а-а! – заорал Семен.

– Что?

– Что это там? – Семен нервно ткнул пальцем в мельтешение теней. – Шевелится! Шевелится!

– Уймись, это Лера проснулась, – не обратил внимания на заполошные крики Алексей, борясь с застрявшей пробкой очередной пузатой бутылки с темно-бурой жидкостью. – А ты что думал – волки подобрались?

– Сердце, сердце прихватило, – прокряхтел Семен, схватившись двумя руками за грудь.

– Ты так счастлив меня увидеть? – к костру плавными кошачьими движениями приблизилась Лера, сладко потянулась и несильно ткнула пальцем Семену меж ребер.

– Вот, теперь снова пошло. Спасибо, только в твоем присутствии оно может разогнаться, – Семен ухватил лерину ладошку и мокро чмокнул ее с тыльной стороны.

– А что мы в тишине сидим?

Тончайшая, почти прозрачная на фоне огня фигурка Леры плавно склонилась к небольшой магнитоле, незаметно приютившейся на аккуратном пеньке, нажала несколько кнопок, и из динамиков полилась чарующая готическая музыка:

«…maybe this is danger and you just don't know

You pray it all away but it continues to grow

I want to hold you close

Skin pressed against me tight

Lie still, and close your eyes girl

So lovely, it feels so right»

– Что вы застыли такие хмурые? Давайте танцевать! – лерины изгибы тела начали ртутно переливаться в такт с музыкой, она немного смущенно улыбнулась и призывно поманила пальчиком Семена.

– О нет, нет, мои ноги и так много претерпели за сегодняшний вечер! – быстро отказался тот и незаметно покраснел.

Лера пожала плечами и продолжила ритмично извиваться, медленно приближаясь к дубу. Затем она выдернула из кармана небольшой пузырек, отвинтила крышку и резко плеснула на кору дерева какой-то жидкостью.

Музыка грохнула громче. Лепестки костра прыснули в разные стороны.

Семену вдруг почудилось, что жуткое дерево дернулось, чуть ли не вскрикнуло.

– Стоп. Слышите?

– Что опять не так?

– Вроде крикнул кто-то! Совсем близко. Вот, ещё раз! – Семен покрутил головой по сторонам, прислушиваясь. – Наверное, показалось.

– В лесу полно разных звуков, – небрежно отмахнулся Алексей. – Ветер, листва, животные мелкие…

– Если это животное, в чем лично я серьезно сомневаюсь, то явно не мелкое, – Семен продолжал напряженно осматриваться.

– Не нагоняй жути, Сёма. Кто это может быть: волк? медведь?

На последние два слова Лера усмехнулась и беззаботно продолжила танцевать.

– Ну, я не знаю, псы дикие. Стаей набегут… – Семен поёжился.

– Лезь тогда на дерево, – заботливо предложил Алексей возможный путь спасения.

– Знаешь, меня не каждое дерево выдержит!

– Это потому, что ты с собой таскаешь слишком большой груз.

– Какой груз? – Сема растерянно оглянулся.

– Обиды, страхи, разочарования, амбиции, желания…

– Я понял, не продолжай, – прервал его Семен. – Это как раз меня не утянет. В адреналиновом угаре залечу на самую верхушку! Вот только кто снимать меня оттуда будет?

– Кому и положено – МЧС с пожарными! Если что, строительный кран подключат, – дополнил Алексей фантасмагорическую картину завершающим ярким мазком.

– Для этого надо как минимум пожар устроить. Иначе их не дождешься! – не сдавался Сёма.

– Ну, это как раз не проблема!

Алексей плеснул в костер из фляги. Пламя взмыло до небес. Семена что-то перекосило, и он выскочил на поляну танцевать с криками:

– Лера, я готов хоть сотню лет идти за тобой в рай как Данте за Беатриче!

Девушка не ответила, только двигаться стала немного дергано и как-то спонтанно, будто бесконтрольное тело само в последний миг решало, что ему делать дальше.

– Я думаю, что скорее в ад им век с Лерой спускаться придется, – пробормотал себе под нос Алексей ровно так негромко, чтоб его никто не услышал. Затем он взглянул на часы, охнул, нащупал под ногами какой-то мешок и начал доставать из него странные, неуместные в лесу предметы и раскладывать их на портативном столике…

Через пару минут угловатого лихорадочного танца, напоминавшего скорее пляску святого Витта, Семен измученный, будто бы вмиг постаревший, нетвердой походкой вернулся к огню и безвольным кулем шмякнулся на прежнее место.

– Порвалась связь времен, – едва разборчиво пробормотал он и схватился за голову. – Что вы это в варево намешали? – он удивленно посмотрел на ополовиненную им бутылку.

– Рвется там, где тонко, – Лера бесшумно подошла к Семену, сделала несколько странных пассов перед его глазами, замерла на миг, после чего с легкомысленным смешком легонько щелкнула кавалера по носу и отодвинулась немного, с дистанции наблюдая за его резко изменившейся физиономией.

– Рвется не там, где тонко; рвется там, где рвут, – парировал Семен заплетающимся языком, вяло отмахиваясь отяжелевшими руками от чего-то невидимого прямо перед ним.

– Где рвалось, там всегда будет тонко, – резюмировал Алексей, убрал опорожненный мешок и начал скрежетать на столике чем-то металлическим.

Семен будто бы задумался о своем, сокровенном, испуганно посмотрел на небо и застыл с искаженным лицом. Алексей тихонечко запел что-то монотонное и сразу налетел порыв ветра, перебудив задремавшую листву.

Весна ощущалась в каждом вдохе. Запах свежей зелени опьянял.

– Чудная, невероятная атмосфера! Как же это красиво – всполохи огня в темноте, искры, взмывающие и на миг освещающие крохотный клочок пространства… – Лера замерла на пару секунд у костра, затем схватила какой-то тонкий длинный металлический предмет со столика и уверенными шагами направилась в сторону дуба.

Семен мерно покачивался, смотря в одну точку.

– Да, не понимаю, почему люди боятся бывать ночью в лесу, – Алексей взял небольшую канистру, отошел на несколько шагов от костра, и стал опорожнять её прямо на землю, двигаясь по кругу. – Я часто здесь брожу и никого страшного ни разу не встретил. Если кто и попадается, тут же сам убегает с жутким криком.

– Потому, может быть, что ты постоянно носишь эту ужасную маску с рогами? – крикнула из-за дуба Лера.

– Возможно. Никогда об этом не задумывался, – Алексей накинул на голову капюшон своего черного балахона, взял из костра длинный горящий прут и коснулся мокрого следа на земле. Огонь веселой двухголовой змейкой побежал по окружности и замкнулся с другой стороны многометровым уроборосом.

– Ладно, время – полночь. Тащи сюда эту девственницу! – крикнул Алексей Лере. – Вроде, она поутихла.

Он взял со столика старинный кинжал с узким изогнутым лезвием, а затем грубо пнул ногой чуть ниже спины застывшего Семена:

– Вставай, Сёма. Говоришь, каждый сам решает, что ему делать, и сам же отвечает за свои поступки? Ну-ну…

Музыка становилась всё громче, с трудом поднявшийся на одеревеневшие ноги Семен ощутил в руке шершавую рукоять ножа, а Лера уже кувыркала по направлению к взметнувшемуся кругу огня слабо сопротивляющийся плотный мешок.

«I want to hold you close

Soft breath, beating heart

As I whisper in your ear:

“I wanna fucking tear you apart!”»

V.V.

2016, 2017

P.S. использовался текст песни «Tear You Apart» группы She Wants Revenge

Жизнь как она есть

– Вот не надо смотреть так осуждающе. Сам знаю, что зарекался как минимум трижды. Но уж такая ситуация… Нет, неправильно: такое настроение… Не-е… Вот, поймал: такой уж я человек… Что? А, пивас, спасибо.

– Случайно, непредумышленно впитавший весь напор… Весь разлагающий шквал впечатлений в одну тихую, хрупкую душу…

– Да, не стоило этого делать, даже подходить к этому черному ящику… И так это легко получается…. Нажал кнопочку и понеслась! Нет ничего вокруг: ни проблем, ни сомнений, ни с каждым днем неизбежно подступающей мелкими шажочками смерти. Всё забыто. Пустое сознание с радостной голодной готовностью воспринимает подвижные яркие картинки и бодрые остроумные голоса… Ложь!

– Ласковый яд entertainment… Медленный и безвкусный, но смертельный. Бармен! Ещё пятьдесят!

– О чем бишь я? Да! Упоение отупением; экстатический кайф раздолбайства; разрядка в пустоту свободным временем и жизненной силой…

– Вот тебя не бесит, когда какой-нибудь ханжа с пафосом выцеживает, что человек должен любить свою работу или любить свое творчество, короче, ему должно нравиться то, что он обязан (!) делать для выживания и снискания уважения в обществе? Ведь это всё – гребаное лицемерие! Реально человек любит только развлекаться и получать удовольствие всеми возможными способами! И главный среди них – бухать! Вот в этом мы все мастера… Профессионалы, мля… Есть ещё категория садистов, что любят самоутверждаться за счет других: от политиков до вахтеров. Слыхал про синдром вахтера? Вот эти реально сами верят, что любят свою работу! Любят-то они совсем другое: как у них в штанах теплеет, когда они постороннему неповинному человеку жизнь начинают изгаживать…

– А потом ещё про обезьянку и труд басни рассказывают… Эволюция ни хрена не так действует! Выживает самый экономный! То есть – ленивый. Наибольшее удовольствие и благодарность миру мозг испытывает, когда его не заставляют работать. Когда он освобожден от обременительной обязанности рефлексировать каждую мнимую угрозу, мелкую обиду, непрерывную тревогу и неуверенность за завтрашний день. Если ничего этого нет – он счастлив. Он экономит такую ценную энергию и балдеет. Главное – ручку громкости выкрутить, чтоб принимающее устройство заглушить. Вот тут мозг быстро тупеет и отключается. Всепобеждающее очарование танатоса – эйфория небытия.

– Человек, по сути, ненавидит саму жизнь. Она кажется слишком скучной. Попробуй пару часов ничего не делать. В смысле вообще ничего. Просто сидеть на месте и смотреть в одну точку на белой стене. Осознавать. Воспринимать бытие. Познакомься с жизнью как она есть!

– Кстати, именно этому и учит в своих жестких практиках дзэн-буддизм, чем вызывает стойкое неприятие или даже бычью ненависть бойких гуляк – прожигателей жизни. Нашу с тобой ненависть вызывает, а зря! Бармен, выруби шарманку хоть на пять минут! У нас тут следственный эксперимент! Спасибо!

– Вон, вот на эту точку. Серьезно!

– …И вот мы как два мудака уставились в стену и сидим в тишине. Надолго хватило? Незабываемое свидание от сводницы Вселенной. Ты и твоя жизнь. Унынье и тоска. Сразу нужно чем-нибудь заесть: вот, сушеный кальмарчик, или орешков возьми. Забей тоску! Бармен, включить музло! Эксперимент провален! Да, но лучше сразу заточить сериальчик. Полсезона зараз: при таком разухабистом подходе унылая жизнь перематывается с космической скоростью. Знаешь, о чем я? Знаешь…

– Вот, развлечение: моральная дилемма! Я люблю такие, с подвывертом: какое наказание стало бы для тебя самым невыносимым: постоянные унижения в общей тюремной камере или невозможная, каленая скука в одиночке, если ещё и книги не выдавать, а просто запереть в железном ящике два на два на полтора? Думаешь – одиночка? Многие политические тоже так считали, пока в карцере не познакомились с самым настоящим безумием…

– Ладно, ладно, закрыли тему, не буду больше тебя пугать, извини. Ты прав, ведь, по сути, если скромная, уютная мысль пересмотреть с самого начала «Игру престолов» или в очередной раз перечитать «Гиперион» делает тебя счастливым и в то же время не приносит никому вреда, то можно ли считать entertainment таким уж злом?

– Только вот неприятная мыслишка бьется в тенетах черепной коробки: такое пристальное наблюдение за чужими жизнями обогащает твою собственную или ворует ее, тайно подменяя на посторонние, не имеющие к тебе прямого отношения, даже не существующие в реальности, но вызывающие такие сильные, искренние переживания и медленное привыкание?

– При потреблении зрелищ человек незаметно получает зависимость от постоянной гормональной подпитки и слезть с этой невидимой иглы – как и с любой другой иглы – да хрен там ночевал и ещё раем показался!

– Смотри. В чем проблема развлекательного контента? Если ты его выбираешь, ты по сути заявляешь миру: «Пусть время пройдет как можно быстрее, я всё равно не знаю, как его использовать. Я просто хочу приблизиться к смерти на один день». Ты сдаешься сразу, принимая сомнительный тезис о своей собственной бесполезности и бестолковости. Ты не готов ничего дать этому миру, не находишь сил для саморазвития. Ты лишь жадно заглатываешь разлагающее потребление как единственное и лучшее времяпрепровождение. В глазах Вселенной ты просто жалок в этот момент.

– Стой, подожди! Сорян, не принимай на свой счет. Хорошо, быть может, я сгущаю краски, и всё не так страшно. Ведь есть же не только развлекательный контент; любое настоящее произведение искусства воздействует на тебя несколько иным способом. Проблема только в том, что различить размытую границу в современном культурном пространстве между чистым entertainment и вдумчивым авторским кинематографом или серьезной литературой – ох, как не просто. Общество потребления налагает епитимью на любого, даже самого свободного творческого человека – такие неизбежные тошнотворные вериги по завлечению зрителя, читателя, слушателя дешевыми трюками, без применения которых внимание этого избалованного ротозея приковать просто невозможно, и твое произведение окажется невостребованным, а жизнь – спущенной в унитаз.

– Но! Всё не так страшно, всё не так печально… Определить, качественный ли тот контент, что ты потребляешь, очень просто: заставляет ли он тебя задуматься, напрячься, обрабатывая трудные массивы новой, местами сложной и неприятной информации или, наоборот, расслабляет и позволяет отключить мозг и просто следить за сюжетом? Теребонькать свой танатос?

– Заставить человека действительно задуматься… Тут на отъебись левой ногой на правой коленке резким, звенящим в ушах похмельным утром так с кондачка не накарябаешь! Придется затратить изрядно времени и усилий, даже чем-то пожертвовать… И как бесят романисты, что лудят один увесистый том за другим. Будто бы шатаются как зомбаки по улице в обносках собственных использованных образов и потасканных слов, от которых отрываются полусгнившие куски, и сами не замечают этого стыдливого безобразия. Читал последнего Пелевина? А пред-? А предпред-? Во! То-то же…

– Настоящий роман пишется несколько лет и потом читается людьми много столетий. А набитое за пару месяцев убожество так и разотрется в пыль, спертое и раздавленное тысячами таких же ненужных томов, сотворенных инфантильной халтурой и жаждой легкой наживы. Ну, ладно, ладно, Пелевин не такой, он всё равно лучший… Тем хуже для остальных, если это – лучший! Убожество…

– О чем бишь я? Во Вселенной нет стабильности. Вот! Нельзя замереть в одной точке и сохранять свое текущее состояние, в том числе и умственное. Ты можешь или развиваться, или деградировать. И выбор всегда за тобой. Любая развлекательная жвачка ведет пусть к медленной и незаметной, но очень опасной с течением времени деградации. И ты сам не заметишь тот момент, когда начнешь пускать слюни имбецила на «Дом 2» и «Шаверма патруль» или пену дегенеративной ярости под Соловьева с Киселевым… и ещё этого… выродка с первого канала, что с ведром дерьма по студии ходит, как его… а-а, какая разница?

– Ум современным обществом не востребован. Необходимы покорность и лояльность – лишь они ведут пусть к локальному, но успеху. Выделяться из серой прокрустовой массы опасно – так агрессивно она пытается отрезать любые выпирающие элементы. Но, безусловно, есть убойное оправдание для развития ума, от которого, как известно, одно только горе. Безусловно – есть. Может быть, я его просто не нахожу по причине агонии вследствие очередной депрессии от безысходности и бесприютности, по причине интоксикации этого самого мозга алкоголем – вот ещё массовый Конан-Разрушитель, гребаный Атилла здравого смысла, Пол, мать его, Пот рациональности, газовый Эйхман адекватности…

– Однажды Гомер Симпсон (не луч света в темном царстве, скажем прямо) поумнел. Ему хирургически удалили карандаш из черепа, который давил на мозг с самого детства. Поведение его изменилось соответственно. Буквально за пару дней он потерял друзей, семью, работу. После чего осознал, что так не выжить, написал прощальное покаянное письмо своей умненькой дочери Лизе, которая любит строить графики для объяснения сложных явлений, и вогнал карандаш через нос на прежнее место. С тех пор он туп и счастлив. Возникает резонный вопрос: насколько правильно поступил обаятельный толстячок, таким изуверским способом вернувшись в социум? Стоит ли общество таких жертв? Так уж необходимо становится сопоставимо тупым со своим окружением?

– Если тебя отторгают люди, это не значит, что тебя отторгает сама жизнь. Может быть, как раз наоборот. Может быть, именно тут и начинается что-то настоящее? В конце концов, не физическая боль или удовольствие, но экзистенциальная тоска передает всю суть и полноту жизни отважному акцептору, если он достаточно отважен просидеть хотя бы пару часов в тишине напротив белой стены наедине с мыслями в своей голове. Наедине с самим собой.

V.V.

2018