Радиоволна, или Соло втроем [Марина Колесова] (fb2) читать онлайн

Часть первая

***

– Нет, ну какая несправедливость! – в сердцах проговорила Ирина и с раздражением запустила небольшую гобеленовую подушку в музыкальный центр. Подушка попала удачно. Захочешь повторить и то не сможешь. Прямо по кнопке отключения питания, и центр тут же выключился.

«Вырубился, ну и к лучшему» – подумала Ирина и, свернувшись калачиком на кровати и укутавшись плотнее в плед, принялась размышлять над несправедливостью судьбы.

Несправедливость заключалась в том, что на любимой радиостанции вечерний эфир вести начал не как обычно Дмитрий Голубев, а Нина Воскресенская. И пережить это Ирине было чрезвычайно трудно.

Ведь она готовилась к каждому эфиру любимого радиоведущего как к свиданию с ним. Её завораживал его мягкий баритон, а также легкий и немного ироничный стиль ведения эфира. Она помнила все его шутки и сопереживала всем новостям, будто он их говорил не целой стране, а лично ей одной – Ирине Заслоновой. Ей и больше никому. Каждый эфир она хотела ему позвонить, даже телефон рядом с собой на кровать ставила. Хотела, но не могла. Как только она поднимала трубку, в горле пересыхало, а мысли начинали скакать как бешенные. И Ирина понимала, что даже если сейчас дозвонится в эфир, сказать она все равно ничего не сможет. Даже по бумажке заготовленный текст (уж сколько раз пыталась написать) и то не прочтет.

«Интересно, почему все же не он… – думала Ирина, – может, заболел?»

Мысль о возможной болезни Дмитрия её взволновала. Вдруг ему сейчас плохо, и он один страдает, и даже чай с лимоном для него заварить некому? Вот если бы она могла оказаться рядом с ним, она бы и чай заварила, и поесть приготовила. Ведь это, наверное, так приятно готовить для любимого человека. Когда он в ответ на заботу ласково поцелует тебя и шепнет на ушко какую-нибудь двусмысленную шутку по поводу, что остаток вечера лучше провести не на кухне, а в спальне… Не то, что готовить для вечно всем недовольной тети Риты. От нее ведь и доброго слова не дождешься. Только и знает, что шпынять. Это не сделала, то сделала не так. Мысли привычно съехали на жалость к себе и оплакивание собственной горькой участи. Но вот за что её так обделила природа. Ни броской внешности, как у тети, ни способностей как у той… Вот была бы она как тетя ведуньей, а так приходится быть у нее на побегушках, постоянно выслушивая упреки, что её пригрели и держат лишь из жалости. Порой это доставало её так, что хотелось все бросить и уехать. Только уезжать было некуда. Дом матери в деревне совсем развалился после смерти той. А денег на его ремонт ей не достать. А если и достать, менять городскую жизнь со всеми удобствами на деревенскую – радость не велика. Да и что ей в деревне делать? Мужа-алкоголика какого заиметь, вроде её собственного папочки, который по пьяни утонул в реке, когда ей еще и двенадцати не было, и корячиться всю жизнь на ферме как мать? Нет в деревне жизнь не для нее. Но и в городе, жизнь оказалась не по ней. Её пугало обилие незнакомых людей, их постоянная суета, необходимость тоже куда-то бежать и что-то непрерывно делать. Для нее даже поход в ближайший магазин раз в день был великим подвигом, который она совершала, лишь боясь гнева своей волевой и строгой тети. Попробуй не сходи – вечером такой нагоняй получишь, что небо с овчинку покажется.

Одним словом судьба к Ирине Заслоновой была несправедлива, а жизнь её безрадостна и уныла. Единственным ярким пятном были вечерние эфиры с любимым ведущим, которые начинались за два часа до возвращения тети домой и шли как раз до её прихода. Ирина едва успевала выключить приемник и метнуться на кухню, изображая, что с нетерпением ждет возвращения домой тетушки, чтобы покормить ужином. И вот сегодня её лишили обычной маленькой радости, поэтому Ира была безутешна. Жалость к себе затопила все её сознание и в мыслях о несправедливости мироустройства она незаметно для себя заснула.

Проснулась она от громких воплей:

– Ирка! Дурья твоя башка, мало того, что ты снова продукты хорошие переводишь, так опять новую сковородку спалила! Ты что не чувствуешь что ли, что от гари уже дышать нечем??? Или ты нарочно решила пожар устроить?

Иру просто подбросило на кровати. Судорожно втянув носом воздух, она поняла, что забыла выключить котлеты.

– Я не нарочно, тетя Рита, – она выскочила на кухню.

Тетя в сапогах, пальто и шляпке, распахивала тем временем окно.

– А как? Специально? – раздраженно повернулась она к ней. – Ну вот как можно не почувствовать такой запах?

– Я уснула… – Ира потупилась.

– Это зачем, позволь узнать, ты котлеты поставила жариться, если решила пойти лечь спать?

– Я их пожарила… а выключить забыла… а потом уснула… – тихо пояснила она.

– Это за сколько до моего прихода ты их пожарить решила, что они так сгореть смогли?

– За два часа… – еще тише выдохнула Ира. Она знала тетю обмануть невозможно, и ложь её раздражает до крайности, поэтому врать не решилась.

– Зачем? Зачем жарить магазинные котлеты за два часа до того как их можно будет съесть? Объясни мне: зачем? Я поняла бы, если бы ты сама их делала… ну трудно рассчитать, сколько времени займет: прокрутить фарш, все смешать, пожарить… тут хоть как-то понятно… А здесь? Достать из упаковки две котлеты, и положить на сковороду за пятнадцать минут до моего прихода, это что так трудно? Зачем жарить, а потом подогревать?

Тетя уперлась в нее испытующим взглядом. Ира молчала. А что она могла сказать? Ну не объяснять же тете, что она жарит котлеты заранее, потому что не хочет отвлекаться от эфира, ведь на кухне нет радиоприемника.

Не дождавшись ответа, тетя горестно покачала головой и, проронив: – Ну что же за наказание такое свалилось на мою голову… – вышла в коридор, чтобы, наконец, снять уличную одежду.

Ира, зябко поеживаясь от сырого и прохладного осеннего воздуха, врывающегося в окно, робко застыла посреди кухни, не зная, что делать дальше.

Через некоторое время тетя вновь заглянула на кухню:

– Ну что столбом стоишь? Иди к себе в комнату, а то еще простынешь, не дай Бог, горе ты мое луковое.

– А ужин? – Ира несмело взглянула на нее.

Высокая, статная тетя даже в тапочках не теряла импозантности.

– Иди, – тряхнула она своими шикарными каштановыми кудрями. – Протянет тут немного, и я макароны поставлю отвариваться. Макароны с тобой поедим, раз ты и котлеты, и сковороду спалила.

– Да я тоже макароны отварить могу…

– Иди уже, – тетя раздраженно поморщилась, и её зеленые ведовские глаза сердито блеснули, – ты уже наготовила сегодня. Хватит.

Посчитав за благо не спорить, Ира тихо скользнула обратно в свою комнату. И, забравшись с ногами в кресло, стала вновь размышлять над своей печальной судьбой.

***

Примерно через полчаса тетя позвала ее.

– Ирина, иди есть!

Она выглянула из своей комнаты. Тетя суетилась в гостиной, накрывая на стол, на котором уже дымилось блюдо с макаронами. Ира только шагнула к столу, как тетя сурово одернула ее:

– Руки иди вымой! Сколько раз говорить, что перед едой руки мыть положено?!

Ира безропотно отправилась в ванную, а когда выходила оттуда тетя крикнула ей:

– Ир, масло сливочное из холодильника захвати.

Испуганно втянув голову в плечи, Ира шагнула к двери гостиной:

– А у нас нет масла, тетя Рита.

– Почему? – тетя удивленно воззрилась на нее: – Я же оставила тебе подробный список, что купить в магазине. Ты в магазин не ходила?

– Ходила. Но там не было вологодского масла.

– Купила бы другое…

– Я не знала какое.

Тетя, возведя глаза к потолку, медленно опустилась на стул и тяжело вздохнула. Потом, вновь взглянув на племянницу, тихо спросила:

– Ирина, если в том магазине, где ты была, не было вологодского масла, то ты могла или сходить в другой магазин, или с мобильного позвонить мне, чтобы спросить какое еще масло можно купить взамен вологодского. Почему ты не сделала это?

Ира, потупившись, молчала. Какой толк объяснять тете, что в другой магазин она пойти не сообразила и мобильный с собой в магазин не брала. Да если б и взяла, звонить ей все равно бы не стала. Ей хватило того, как тетя неделю назад сурово отчитала её за несвоевременный звонок во время совещания. Как будто Ира могла знать, когда совещание, а когда нет…

– Ладно, – тетя сокрушенно покачала головой, – садись. Будем есть макароны без масла. Что с тебя взять. В следующий раз буду писать, что покупать, если вдруг нужного продукта в магазине не окажется.

Ира села и, наложив макароны себе в тарелку, принялась за еду. Тетя придвинула к ней тарелку с нарезанными помидорами и огурцами:

– Овощи бери, что пустые макароны есть…

– А можно я не буду овощи, а возьму молоко и сахарный песок? Я люблю макароны с сахарным песком.

– Бери, что хочешь. Я, по-моему, ни холодильник, ни шкафы на ключ не закрываю, – тетя недоуменно пожала плечами.

Ирина встала и прошла на кухню, еще хранившую устойчивый запах сгоревших котлет. Налив стакан молока и захватив сахарницу, она вернулась в гостиную.

Тетя, отставив пустую тарелку, сидела, откинувшись на высокую спинку стула, и листала модный журнал. Ира знала эту её привычку. Поев, тетя некоторое время, не вставая из-за стола, просматривала журналы, а потом просила заварить чай.

Поставив молоко, Ира начала сахарить макароны и тут её заинтересовала картинка на развороте журнала. Пытаясь кверху ногами рассмотреть изображение, она резко поставила сахарницу прямо на стакан с молоком. Стакан с дребезгом раскололся, а молоко плеснулось на стол.

Тетя испуганно вскочила, стряхивая рукой капли молока со своего костюма и недоуменно переводя взгляд с белой лужи, растекающейся по столу на замершую Ирину с сахарницей в руке. Потом резко метнулась к шкафу, достала тряпку и стала вытирать стол и собирать осколки, бросив раздраженно:

– Поставь сахарницу, сядь и доешь, наконец!

Нервно сглотнув, Ира села и придвинув поближе тарелку, принялась за еду. Ей было не по себе, и она старалась съесть все как можно быстрее.

Наведя на столе порядок и выбросив осколки, тетя села напротив и тихо проговорила:

– Не давись. Я не тороплюсь и подожду, чтобы ты доела, и мы могли спокойно обсудить все случившееся.

Ира запихнула в рот последнюю порцию макарон и отодвинула тарелку:

– Я доела, тетя.

– Тарелки на кухню отнеси.

Ира молча встала, отнесла тарелки, вернулась и села вновь. Она знала, что её ждет длительная воспитательная беседа и никуда ей от нее не деться.

Однако тетя, нервно постукивая пальцами по краю стола, молчала. Ира молчала тоже. Наконец та, нервно сглотнув, хрипло проговорила:

– Мне это все надоело, племянница.

И Ира не узнала её голоса. В нем не было ни обычного уверенного спокойствия, ни привычного напора. Впервые в жизни Ирина услышала в голосе своей тетки то ли растерянность, то ли отчаяние.

– Ну я же не нарочно, тетя… – испуганно прижала она руки к груди, – я, конечно, понимаю, что и стол очень дорогой, и костюм Ваш… но я правда не нарочно…

– Дело не в столе, хоть он и достался мне еще от твоего деда и дорог не только тем, что это очень ценный мореный резной дуб, но и как память… и уж конечно не в костюме… мне вообще плевать на него… Дело в том, что наши с тобой отношения, племянница, зашли в тупик. Ты видно столь же бестолкова, как и мать твоя, и разумной самостоятельности от тебя ждать не приходится. Хоть та бестолкова была как раз не в этом… Но в любом случае, похоже, что послана ты мне Всевышним именно, за то, что когда-то, мать твою я образумить не позволила…

– Я ничего не поняла, тетя. О чем Вы? – растерянно пробормотала Ира.

– О том, что когда-то я не дала твою мать наставить на путь разумный и правильный. И видно сейчас расплачиваюсь за то. Вот скажи. Только честно скажи: она была счастлива? Хоть когда-то была?

– К чему Вы это, тетя Рита? – Ира недоуменно вскинула брови.

– Ответь! Твоя мать была счастлива? – требовательно повторила тетка.

– Ну не знаю… вряд ли… – растерянно пожала плечами она в ответ.

– Вот. Я всегда подозревала это… Всегда! Только она гордая была и предпочитала не жаловаться, а лично расплачиваться за собственную бестолковость… Только и мне видно теперь время расплатиться пришло. Но ничего, выводы я сделала. И то, что я по дурости, ну и глупой солидарности детской допустила, больше не допущу. Тебе я не позволю этот номер повторить! Тебя я заставлю за ум взяться! Хоть и нет у тебя дара, но и без него в жизни много чего добиться можно. И я заставлю тебя это сделать. Силой заставлю! – тетя до побелевших пальцев сжала лежащую рядом с ней салфетку, в её глазах сверкала решимость.

– Тетя… я не понимаю ничего, – Ира испуганно хлюпнула носом, её напугал такой настрой тети.

– А тут и понимать нечего, – та раздраженно отбросила в сторону салфетку, – когда-то давно я не дала нашему отцу силой твою мать образумить. Мне казалось, у каждого человека есть право свой собственный путь выбирать. Как оказалось, я ошиблась и обрекла Нину на долгие годы безрадостной и тяжелой жизни. Что ж постараюсь эту ошибку не повторить с тобой.

– Вы обрекли? – удивилась Ира. – Вы же младше мамы были… и намного…

– Ну пять лет не такая уж большая разница, – хмыкнула тетя. – Мне тринадцать тогда было, ну а ей соответственно восемнадцать. Так что обе уже в разуме были.

Любопытство пересилило природную застенчивость, и Ира не удержалась от вопроса:

– Тетя, а что произошло?

– Думаю, тебе не повредит узнать о том, – тетя задумчиво коснулась волос на виске длинными тонкими пальцами с великолепным маникюром. – Кстати, то, что Нина, как я поняла, не рассказывала тебе ничего, для меня тоже факт, подтверждающий, что решение тогда мы приняли с ней неправильное.

Тетя глубоко вздохнула и, печально качнув головой, начала рассказ:

– Ты ведь знаешь, что росли мы с Ниной без матери, она умерла моими родами. И воспитывал нас обеих отец. Времени много уделять он нам не мог, и были мы с ней в основном предоставлены сами себе. Отец, конечно, знал, что дар у нас обеих с ней есть, и старался заставить его развивать, но это не мешало нам расти, что в поле трава.

– У мамы был дар предвидения? Я не знала об этом никогда, – удивленно протянула Ира.

– Когда ты родилась – уже не было. У женщин в нашем роду пропадает он с рождением ребенка. И детям лишь через поколение передается, если у мужа дара нет.

– Почему?

– Ты задаешь странные вопросы, – тетя раздраженно повела плечом. – Откуда я знаю почему? Просто случается так и все. Кстати, у тебя все шансы ребенка с даром родить.

– Выходит, мама от дара отказалась, чтобы меня родить?

– Нет, она отказалась от дара, чтоб за отца твоего замуж выскочить, – хмуро обронила тетя, и сердито поджала губы, – и я, как последняя дура, ей в этом поспособствовала.

– Это как?

– А так. Отправил нас наш отец в конце лета в деревню. Нина как раз школу закончила и в институт поступила. Вот он и решил, что и ей, и мне свежий воздух перед новым учебным годом хоть на месяц, но необходим. И снял он для нас комнату у одной старушки в деревне и попросил её за нами приглядывать. Воздух свежий, речка, лес – красота. Мы с Нинкой целыми днями то на речке, то в лесу пропадали, но только повстречался нам однажды гармонист местный. Весельчак и балагур со смоляными кудрями. По нему все окрестные девки сохли, а он лишь Нине стал внимание оказывать. Конечно же, городская приехала. Ну и она устоять не смогла. Тот бывало лишь к дому подойдет, да затянет:

Ой, пойду-выйду на улочку,

Постучу в окошечко к любушке.

Ты услышь мою песенку, милая,

Да и выйди ко мне, ненаглядная.

И Ниночка наша, готова уже была к нему не только на улицу бежать, а и на край света мчатся за ним вприпрыжку. Хозяйка, где мы жили, завидев такое дело, тут же отписала нашему отцу. Что так мол и так. Приезжайте, а то не ровен час, не услежу за Вашей старшенькой. Ну и отец приехал. Нинке конечно головомойку устроил и сказал, что поутру мы все домой поедем. Она в слезы: «Не поеду, мне жизнь без него не мила». А отец ей: тебе, мол, дорогая, не о парнях думать следует, а дар свой беречь и приумножать и институт закончить. Нинка тут и вовсе разошлась: «Не нужен мне никакой дар и институт не нужен, – рыдает, – если я ради них любовь свою сгубить должна. Ночью к нему сбегу. Хоть из окошка вылезу, а сбегу!». Тогда отец запер её в сарае и сказал, что насильно увезет, чтоб она там не причитала. Ну а я по дури, другого слова сейчас и не подберу, ночью у отца ключ стащила и Нину выпустила. Утром мне досталось, конечно, от отца, а вот Нину он искать не стал. Сказал, раз сбежала от него, нет у него больше такой дочери, пусть сама, как хочет, так и живет. Забрал меня, не став слушать никаких моих просьб простить ее, и уехали мы. Вскоре я узнала, что Нина вышла замуж за твоего отца, она написала нам. Но наш отец не простил её и мне с ней и видеться, и переписываться запретил. Я лишь после его смерти с ней общаться начала… Она тогда меня ни разу не упрекнула… мол сама решила, сама и расплачиваюсь,.. хотя я видела, что несладко ей живется. И от помощи моей всегда отказывалась. Лишь как-то обронила, что очень жалеет, что даже перед смертью отец её так и не простил… Кстати, после её побега он за мое воспитание взялся всерьез. Думаю, благодаря лишь этому я и институт закончила, и аспирантуру, и две диссертации по психологии и психоанализу написала и защитила. Да и работа у меня сейчас такая, тоже только благодаря той базе, что он в меня вложил. Так что скажу тебе, дорогая племянница, жизнь заставила меня понять: чувства – чувствами, но, чтобы жить хорошо, надо уметь их контролировать, и детей тому же учить. Возможно, насилие и не самый лучший способ образумить, но поверь мне – самый действенный. Поэтому отныне, моя дорогая, буду жестко заставлять и контролировать.

– Тетя Рита, но я же не сбегаю никуда, – Ира непонимающе взглянула на нее.

– Не сбегаешь, – подтвердила та. – Но ты абсолютно не контролируешь свое поведение и, насколько я понимаю, не желаешь выполнять даже элементарные мои требования. Хватит мне тут этого твоего разгильдяйства. Я сыта им по горло. Я все ждала, что ты сама, попривыкнув к жизни со мной, за разум возьмешься, но как видно – напрасно. Ты не желаешь учиться, ты не интересуешься ничем. Ты целыми днями сидишь у себя в комнате и ни-че-го – это слово тетя произнесла по слогам, – не делаешь. Так нельзя! Как ты себе представляешь свою дальнейшую жизнь? Чего ты достигнешь, сидя в комнате, с приемником и телевизором в обнимку? Тебе уже восемнадцать. Ты совершеннолетняя, взрослая девушка, а ведешь себя как неразумное дитя. В общем все, Ирина. Мне надоело. К тому же я вижу к чему это приведет, если я не вмешаюсь… Вижу!

– Вы видите мое будущее? И что меня ждет? – Ира заинтересованно взглянула на тетку.

– Все не так однозначно, на будущее можно влиять. Но я вижу, что если все оставить, как есть, то повторишь ты безрадостную судьбу своей матери, причем опять же благодаря моему попустительству… – тетя нервно сглотнула.

– B что мне делать, чтобы её не повторить?

– Делом заняться! Делом! И посвятить себя не пустым мечтаниям и фантазиям, а достижению какой-то цели.

– Какой? – Ира испуганно вжала голову плечи, напор тетки её пугал.

– Что ты хочешь добиться в жизни? – не снижая натиска, устремила на нее взгляд тетя, – Кем ты хочешь стать?

– Ну не знаю… – растерянно пробормотала она.

– Хорошо, – тетя нахмурилась и, отведя взгляд, тихо забарабанила пальцами по краю стола. – Не хочешь сама искать занятие по душе, за тебя найду я и заставлю стать профессионалом своего дела. Таким, которого ценят, таким, который не пропадет ни в какой ситуации и будет независим.

– Вы хотите, чтобы я пошла работать?

– Нет, пока я хочу, чтобы ты пошла учиться.

– В институт? – несмело спросила Ира. Учеба давалась ей с трудом.

– Об институте тебе думать пока явно рано. Я видела твой аттестат, и если даже сельскую школу ты смогла закончить лишь с тройками, то о каком институте сейчас может идти речь? Нет, тебе надо получить для начала хотя бы хорошую и перспективную специальность. Такую, чтобы ты уверенно чувствовала себя в жизни. А дальше сама решишь. Может, у тебя со временем тяга к знаниям все-таки проснется. Учиться ведь никогда не поздно.

– И куда Вы хотите, чтобы я пошла учиться?

– Есть у меня одна мысль, – тетя стремительно поднялась и вышла из гостиной.

А вскоре из холла зажурчал её мелодичный голос:

– Приветствую Вас, Алексей Борисович, это Святозарова Маргарита Всеволодовна Вас побеспокоила. По голосу узнали? Мне приятно это слышать… – она помолчала немного и продолжила: – Ну что Вы, не стоит о том, я была рада помочь. А ведь я к Вам с просьбой, Алексей Борисович. Я бы очень хотела к Вам на курсы племянницу мою устроить. Да, да, Алексей Борисович, прямо сейчас, на уже набранный курс, если можно… ну месяц отставания по программе, я думаю, она сможет нагнать постепенно. Я согласна оплачивать дополнительные занятия с ней педагогов. Бесплатно сами? Ну что Вы, Алексей Борисович… Я совсем не хотела Вас так утруждать, это явно лишнее… Хорошо-хорошо… да… да… прекрасно… это меня устроит… Тогда завтра я с ней подъеду, и все оплачу… Нет-нет, не надо никаких скидок. Лучше вместо скидок пообещайте информировать меня о процессе её обучения, чтобы обо всех возможных пропусках или о любых сложностях меня незамедлительно ставили в известность. Сами следить будете? Алексей Борисович, это будет крайне любезно с Вашей стороны… даже не знаю, как мне Вас благодарить… конечно-конечно… я тоже всегда рада слышать Ваш голос.

Закончив разговор, тетя вошла в гостиную:

– Значит так, Ирина, завтра мы едем с тобой на курсы, где обучают парикмахеров-стилистов. Я договорилась с директором, тебя примут на уже набранный курс. Первое время придется позаниматься, конечно, поинтенсивнее, чтобы нагнать всю группу, но тебе помогут, директор мне это пообещал.

В голове у Иры тут же промелькнула картинка убогой и грязной комнатушки с разбитым зеркалом, где толстая хохотушка Нюрка в заляпанном халате стригла вечно поддатых мужиков.

– Тетя, но я не хочу быть парикмахером… мне не нравится эта специальность, – насупившись, выдохнула она.

– Это не обсуждается! – глаза тети зло сузились, а скулы напряглись. – Ты вообще ничего не хочешь кроме валяния на кровати, так что только попробуй хоть одно занятие прогулять – пожалеешь! И вообще, чтобы заявлять нравится или нет, надо хотя бы узнать и попробовать. Все! Чтоб больше слов я таких не слышала! «Не хочет» она, видите ли… Я тебе «понехочу»… еще раз такое слово услышу – накажу, так и знай!

Ира испуганно сжалась на стуле. Тетя еще ни разу даже пальцем не тронула ее, но в голосе тетки слышалась такая категоричность, что в глубине души Ира не сомневалась – изобьет. Мать Иру не била никогда, а вот отец, пока был жив, напившись, часто поколачивал и ее, и мать, так что такие отношения были ей не в диковинку.

– Ты поняла? – тетя не сводила с нее пристального взгляда.

– Поняла, – потупившись, выдавила из себя Ира.

– Замечательно. Тогда я к часу заеду за тобой. Будь к этому времени готова. Занятия там с двух до восьми.

– До восьми? – ахнула Ира, понимая, что к вечернему эфиру успевать никак не будет, – но ведь тогда я дома не раньше девяти буду…

– Ну и что? Тут город, в девять вечера девушек на улицах никто не ест, – не поняла тетя.

– Так я даже ужин приготовить не успею… – сказала Ира, чтобы хоть что-то сказать.

– Значит, ужин буду готовить я или вместе, если тебя чуть раньше отпустят… – губы тети тронула легкая улыбка, и она, шагнув к Ире, ласково потрепала её по волосам: – Да не волнуйся ты так, все будет хорошо. Я в любом случае помогу тебе.

На глаза Иры навернулись слезы, и она, ничего не отвечая, вскочила, выбежала из гостиной и, забежав в свою комнату, упала на кровать. Слезы горечи и обиды душили ее. В один момент её лишили самого дорого, что было в её жизни – вечерних радиоэфиров.

Тетя заглянула в её комнату, раздраженно хмыкнула, а потом, проронив: «Что ж иногда выплакаться не мешает», вновь закрыла дверь.

***

На следующий день тетя отвезла Иру на курсы. Директор курсов оказался невысоким лысоватым толстячком, но с очень располагающим добродушным лицом. Он встретил их уже входа, видимо ждал. Лишь увидев тетю, он сразу заулыбался:

– О, Маргарита Всеволодовна, как я счастлив Вас видеть, – он подхватил её руку и поднес к губам.

Тетя в ответ с улыбкой кивнула:

– И я тоже рада Вас видеть, Алексей Борисович.

– Пройдемте в мой кабинет, – толстячок подхватил тетю под руку и увлек вверх по широкой мраморной лестнице, не переставая при этом говорить. Ира последовала за ними, усмехнувшись про себя картине, которую представляла собой пара из смешного плешивого толстячка и её высокой и красивой тети.

– Это замечательно, что Вы решили определить свою девочку к нам. Это наилучший выбор. К тому же при любом раскладе подобные навыки лишними не окажутся. Хотя сейчас это одна из самых востребованных профессий. Потом мы используем все последние достижения, следим за новинками у нас контракты с ведущими фирмами в этой области, – с энтузиазмом расхваливал свое заведение Алексей Борисович. – Вы не представляете, какой спрос на подобных специалистов, к тому же такой квалификации, которую можем дать мы. Мы даже оказываем выпускникам помощь в трудоустройстве, гарантируем его, так сказать. А как у нас оборудованы залы… Но, что я говорю, Вы сами сейчас все увидите, я Вам покажу… Я сейчас Вас, голубушка Маргарита Всеволодовна, по всем залам проведу. У нас же тут просто образцово-показательное заведение.

– Я не сомневаюсь в том, Алексей Борисович. Вы известный специалист своего дела, и я убеждена, что у Вас по-другому и быть не может… Поэтому очень прошу: может, мы повременим с экскурсией? Я выкроила буквально пару часов, чтобы привезти сюда племянницу, и меня уже ждут. Давайте мы уладим все формальности, а осмотр Вашего чудесного заведения отложим на другой раз?

– Ох, Маргарита Всеволодовна, Маргарита Всеволодовна, – директор курсов сокрушенно покачал головой, – в кои веки волею фортуны Вы оказались в моих пенатах, но вот опять Вы торопитесь и бежите… но что делать, что делать… я знаю, как расписан Ваш день… знаю… Что ж порадуемся хотя бы краткосрочному Вашему визиту. Проходите, – он распахнул перед ней дубовую дверь с красивой золотистой табличкой с надписью «директор». – Я постараюсь долго Вас не задержать и обязуюсь максимально взять под опеку Вашу очаровательную племянницу, – он кивнул на Ирину, входящую вслед за тетей в кабинет.

Директор действительно постарался свести все формальности к минимуму, и уже через десять минут тетя, пожелав директору всяческих благ, покинула его шикарный, обставленный дорогой кожаной мебелью кабинет. А он, улыбнувшись, обратился к Ирине:

– Ну что, милая юная леди, пойдемте, я познакомлю Вас с местом Вашей учебы, а так же преподавателями и Вашими сокурсниками.

Заведение произвело на Иру ошеломляющее впечатление. Огромные светлые залы с зеркалами чуть ли не во все стены. Удобные кресла для клиентов и крутящиеся табуреты для самих парикмахеров. Сверкающие мойки и сушки для волос. Стойки со всевозможными парикмахерскими инструментами и красками, манекены в шикарных париках и красивые фотографии всевозможных причесок. В лекционных залах – кроме удобных столов и стульев проекторы и снова манекены, но теперь уже сидящие в креслах. Все это не могло не произвести впечатления.

Ира, потрясенная объемом впечатлений, тихонько шла позади директора, страшась встречи с группой, где ей предстояло учиться, и страстно желая лишь одного – побыстрее оказаться дома.

Однако группа из десяти человек (семерых девушек и трех юношей), а так же преподавательница (моложавая бодрая дама лет сорока), встретили её на редкость благожелательно. И все пять часов обучения пролетели для Иры незаметно. Правда, её ни о чем не спрашивали и ничего не просили сделать, в отличие от остальных, дав возможность пока лишь наблюдать за процессом обучения.

После занятий к ней подошел директор:

– Ирина, я пообещал Вашей тете позаниматься с Вами дополнительно, но мне кажется, в первую неделю Вашего обучения это будет несколько преждевременно. Освойтесь, войдите в курс дела, а вот со следующей недели я уже начну с Вами дополнительные занятия. Так Маргарите Всеволодовне и передайте.

– Да, конечно. Я понимаю, что мне пока еще рано… – краснея от волнения и, сама злясь на себя за это, выдохнула Ира. Ну вот чего волноваться, когда с тобой всего лишь разговаривают? Да еще и столь уважительно. А вон нет, щеки Иры просто пылали, и от осознания этого ей было еще более не по себе.

– Не волнуйтесь так, все будет хорошо, – толстяк ободряюще улыбнулся и ласково потрепал её по плечу. – У Вас замечательная тетя, и Вы попали к её друзьям. Вас здесь не обидят.

***

Ира шла по дороге к метро, и досада ела душу. Ну вот почему она не может держаться с достоинством как тетя? Почему она вечно заливается краской и начинает мямлить стоит хоть кому-то обратить на нее даже малейшее внимание? Нет, природа к ней была явно несправедлива и обделила не только даром, но и умением общаться и подать себя. Ира внутренне восхищалась собственной теткой и еще безумно завидовала ей. Недоумевая, почему одним дается все, а другим – ничего.

Дома Иру ждал сюрприз. Тетя пришла раньше и уже приготовила ужин.

– Твой первый день учебы надо отметить. Быстрее мой руки, и садимся. У меня уже все на столе, – заявила она, едва Ира переступила порог.

Ира с тоской посмотрела на часы – до конца вечернего эфира оставалось десять минут, но она не осмелилась попросить тетю включить радиоприемник.

Ужин был великолепный – тетя заказала в ресторане салаты, закуски и горячие блюда, открыла бутылку французского красного сухого вина. Выключив верхний свет, она зажгла свечи и, подняв бокал, тепло пожелала Ире успехов, счастья и удачи. Однако Иру не радовало ничего. Мысль о том, что она второй день лишена возможности услышать столь полюбившийся ей голос, занозой сидела внутри. Поэтому весь ужин она просидела насупленная и обиженная на весь белый свет. Тетя тщетно пыталась вывести её из этого состояния, а потом, раздосадовано поднялась из-за стола.

– Вот до чего у тебя тяжелый характер, Ирина, – укоризненно проговорила она, – ты абсолютно не умеешь управлять своими эмоциями и радоваться жизни.

– Чему радоваться? Чему? – алкоголь хоть и в легкой степени, но снял контроль. – Тому, что у меня умерла мать? Тому, что Вы руководите всей моей жизнью и постоянно тыркаете, что я должна делать и как?

– Ты не умеешь ценить то, что есть! – резко оборвала её тетя. – Ты видишь лишь то, чего нет! У тысяч, миллионов тысяч нет и сотой доли того, что есть у тебя. Причем ты к этому не приложила ни малейших усилий. И ты все равно недовольна. Что ж, это исключительно твоя проблема, я ей заморачиваться не собираюсь. Хочу лишь предупредить: не пересмотришь такое отношение к жизни – будешь всю жизнь несчастна!

Слова тети падали как камни, а резкий тон быстро отрезвил Ирину. Она привычно втянула голову в плечи, ожидая длительного нравоучения. Но тетя не стала продолжать, она лишь бросила: «Подумай над моими словами» и скрылась в своих комнатах.

Ира осталась в гостиной одна. Горевшие свечи, создавали романтический полумрак. Их блики плясали отсветами в хрустальных бокалах и дорогом фарфоре, который расставила на столе тетя. Ире стало стыдно. Тетя пыталась устроить для нее праздник, а её досада на то, что она не услышала вечерний эфир, все испортила. Получалось, она и эфир не услышала, и праздника себя лишила. Ей захотелось пойти и извиниться перед тетей, она встала и подошла к двери в её комнаты, но тут услышала оживленный голос той. Тетя с кем-то разговаривала и временами весело и заливисто смеялась.

На Иру накатила волна раздражения и злости. Получалось, тетя нисколько не огорчена тем, что их праздничный ужин не удался, ей и без нее радости в жизни хватает. «Конечно, наговорила гадостей и довольная теперь» – промелькнуло в мозгу и, сердито фыркнув, Ира ушла к себе в комнату, резко захлопнув за собой дверь.

Она, не раздеваясь, легла на кровать. Привычная жалость к себе затопила сознание, приятно убаюкивая, и Ира незаметно для себя провалилась в сон.

Утром Ирина обнаружила, что тетя убралась в гостиной, и о попытке устроить праздничный романтический ужин не напоминает уже ничего. А на столе лежит список продуктов, которые ей надо купить в магазине и деньги. Обречено вздохнув, она поняла, что занятия на курсах тетя не посчитала достаточным поводом, чтобы освободить её от ежедневных походов в магазин.

***

Неделя пролетела напряженной и безрадостной чредой однообразных дней. Из вечерних эфиров Ира успевала в лучшем случае услышать не более десяти минут. Большую часть из которых занимала кем-нибудь заказанная мелодия. Но хотя бы прощание любимого радиоведущего она заставала.

Дополнительные занятия с Алексеем Борисовичем на следующей неделе окончательно лишили её возможности слышать голос Дмитрия Голубева, и это повергло Иру в глубокое и беспросветное уныние.

Несмотря на благожелательное отношение к ней на курсах, занятия она тихо ненавидела и каждый день мечтала о том, чтобы какая-нибудь случайность помогла ей избавиться от них. Однако её мечты не спешили реализовываться. Скорее наоборот. Её внутреннее нежелание учиться начало приносить свои плоды.

Сокурсники, с которыми она избегала всяческого общения, перестали делать даже малейшие попытки сблизиться с ней. А преподавательница, видя её пассивность и невнимательность, пожаловалась на нее директору.

После этого Алексей Борисович стал перед каждым своим занятием проверять её записи, заставляя пересказывать все, что она запомнила, и процесс обучения превратился для нее окончательно в каторжный труд.

Возвращалась Ирина домой теперь совсем поздно. Уставшая и раздраженная, готовая разреветься из-за любого пустяка.

Тетя, видя такое её состояние, общение с ней тоже свела до минимума, ограничиваясь лишь приветствиями и сообщениями, что ужин она оставила Ире на столе, и там же лежит список того, что ей надо купить на следующий день.

Ире стало казаться, что она попала в какой-то замкнутый круг. Круг, который теперь уже не разорвет ничто и никогда. Вечерами ей хотелось уснуть и не проснуться. Ведь пробуждение несло с собой новый виток так тяготивших её обязанностей. Каждое утро она мерила температуру в надежде, что заболела и сможет, сообщив об этом тете, никуда не идти. Но гадкий термометр упрямо показывал нормальную температуру, и даже съеденное кусками мороженое и полоскание горла ледяной водой не приносило ожидаемого результата.

***

Все изменилось в один день. Это была ничем не примечательная среда. Середина недели. Отсидев положенные занятия, Ира обречено отправилась в кабинет директора, предвкушая как Алексей Борисович будет около получаса пытать её каверзными вопросами из пройденного материала, а потом заставит отрабатывать навыки в зале на манекенах. Дверь в кабинет директора была приоткрыта, и оттуда долетал его по-обычному бодрый и радостный голос. Он с кем-то разговаривал, причем явно не по телефону, о чем свидетельствовала его фраза: «сейчас мы пройдем в зал, и я сделаю все по высшему разряду».

Ира обрадовано подумала, что, пожалуй, сегодняшнее занятие имеет все шансы не состояться. Она протянула руку, чтобы постучать, готовая выслушать слова директора, что занятие с ней он отменяет, и пораженно замерла. Замерла потому что в ответ на реплику директора, она услышала голос, который уже долгое время заставлял её сердечко восторженно трепетать.

– Да, Борисыч, мне сегодня твоя помощь как никогда необходима… Все рушится в тартарары, а это самое время подумать о собственном имидже. Поэтому и решил: рвану к тебе. К черту эфир, без меня проведут. Раз такие упертые, пусть сами выкручиваются, как хотят. Не хотят со мной работать, найду других… за них держаться не собираюсь.

Иру бросило в жар, щеки запылали, а сердце стало биться где-то в горле. Неужели сейчас она увидит его? Его, о котором мечтала бессонными ночами? Какой он? И похож ли на тот образ, который ей рисовало воображение?

Руки моментально вспотели. А вдруг он протянет ей руку? От этой мысли Ире стало дурно, и она судорожно принялась вытирать руки о джинсы, проклиная себя за то, что не догадалась взять носовой платок и не надела с утра ту сиреневую кофточку от Валентино, что подарила ей тетя. И еще не накрасилась и не надушилась тетиными духами, что в избытке стояли на столике в прихожей. Она вообще-то почти никогда не красилась и не душилась, но сегодня это было сделать необходимо. А она бестолковая, не догадалась. Все эти мысли словно бешенные скакали в голове, когда дверь распахнулась, и прямо на нее вышел директор.

– О, Заслонова, – проговорил он, – ты пришла. Это, конечно хорошо, но сегодня занятия не будет. Можешь идти домой. У меня поменялись планы, мы позанимаемся с тобой завтра. Хорошо?

От волнения голос у Иры пропал, и она только и смогла, что немного посторониться и кивнуть.

– Ты готовься, – видя её растерянный вид, продолжил Алексей Борисович, – я завтра тебя темы за оба дня спрошу.

Ира вновь кивнула. В это время из двери вышел высокий мужчина лет тридцати пяти с густыми волнистыми волосами. Тонкие аристократические черты лица, капризные узкие губы и высокий лоб. Немного другой, чем Ира рисовала в своих мечтаниях, но все равно притягательно-прекрасный. Недовольно поморщившись, он повернулся к директору:

– Борисыч, ну так мы идем?

– Идем, идем, – закивал тот, поспешно запирая кабинет, а потом повернулся к Ире: – Ну что стоишь, Заслонова? Иди домой! Завтра позанимаемся. Понятно?

Дождавшись очередного Ириного кивка, он повернулся к гостю: – Итак, я в полном твоем распоряжении. Сейчас все сделаем супер, – после чего увлек его вглубь коридора.

Тот, кого Ира так мечтала увидеть, даже не взглянув на нее, уходил все дальше и дальше. А Ира так и стояла рядом с дверью директорского кабинета не в силах и шага сделать.

Через некоторое время из дальнего конца коридора донесся приглушенный голос директора:

– Это я с одной из учениц дополнительно занимаюсь, тетя её попросила, очаровательнейшая женщина, доложу тебе. И умница, каких поискать… Божественная женщина, одним словом, а вот племянница её мягко сказать своеобразная очень… И талантами Бог не наградил и сообразительностью в общем-то тоже… Но ничего, мы её натаскаем и, может, со временем, неплохой мастер из нее и получится… хотя конечно звезд ей с неба не хватать.

– Ну не всем же их хватать, – рассмеялся в ответ герой всех Ириных мечтаний.

После чего хлопнула дверь, и голоса стихли.

Ира глубоко вздохнула и попыталась привести в порядок растрепанные чувства. Её Дмитрий оказался намного старше, чем ей представлялся, да и внешне абсолютно иным. Он ей представлялся блондином с голубыми глазами, а у этого были русые волосы и серые глаза. К тому же он не проявил к ней ни малейшего интереса. Однако, немного поразмышляв, Ира пришла к выводу, что, возможно, все к лучшему. Внешность у её кумира была приятной, а то, что в возрасте – значит, её молодость ценить больше станет. Обидно было, что на нее он не обратил ни малейшего внимания. Но в этом явно она сама виновата. Вот надела бы кофточку и накрасилась, может, и повел бы он себя совсем по-другому.

В это время в коридоре появилась уборщица.

– Ты чего тут стоишь, милая? – доброжелательно осведомилась она. – Директора что ли ждешь?

– Да нет, уже не жду, – вздрогнув от неожиданности, проговорила Ира и поспешила вниз.

Взяв в гардеробе пальто, она вышла из здания и в нерешительности замерла у дверей. Ехать домой не хотелось. Ведь все равно вечернего эфира, как она поняла, не будет. А потом её как молния озарила мысль – ей надо взять у него автограф. Только вот где попросить его расписаться? Ира в замешательстве достала из сумки тетрадь, посмотрела на нее. Нет, листочек в клеточку будет выглядеть жалобно – подумала она и решительно шагнула в стеклянные двери небольшого торгового центра напротив. Там она нашла прилавок с поздравительными открытками и за неимением другой купила наиболее приглянувшуюся, красочную открытку «С Днем рождения». После чего, зажав в руке свое приобретение и шариковую ручку, она заняла наблюдательный пост у стеклянных дверей торгового центра. Здесь было тепло, и ярко освещенный подъезд её учебного центра был виден, как на ладони. Поняв, что пропустить любимого кумира не рискует, Ира погрузилась в мечты о том, как она подойдет к нему, а он не только подпишет ей открытку, но и пригласит в какое-нибудь кафе. Она пошарила взгляд по ближайшим заведениям. Вон, например то, миленькое такое «кафе-бар». Вот почему бы ему туда её не пригласить. А вдруг? Они бы там замечательно посидели, и это было бы первое в её жизни свидание. Ведь нельзя же считать свиданием, что подвыпивший тракторист Пашка как-то под вечер, затащил её на задворки школьного клуба и поцеловал, а она, стукнув его портфелем по голове, сбежала.

Время в мечтаниях текло незаметно. Ира совсем не обращала внимания на снующих мимо людей. Да и на нее никто особого внимания не обращал. Мало ли кого ждет девушка, сжимая в руке открытку с изображением большого букета алых роз.

Когда же, наконец, из подъезда вышел тот, кого она столь долго ждала, Ира немного растерялась. Во-первых, ожидание притупило готовность к встрече. Во-вторых, её кумир был очень красиво подстрижен и весь его вид, и пальто нараспашку, и небрежно наброшенный на шею шарф напоминали стильных мужчин с обложек модных тетиных журналов, к которым и подступиться страшно. А в-третьих, он вышел не один, а с директором. Оживленно разговаривая, они подошли к машине Алексея Борисовича, и тот призывно распахнул дверку. Сердце у выскочившей из дверей торгового центра Иры испуганно сжалось. Она понимала, что сейчас Дмитрий Голубев уедет, а она вряд ли осмелится при директоре попросить у него автограф. Такая просьба казалась ей очень интимной, и присутствие директора рушило все её планы.

Однако на Ирино счастье, её кумир отрицательно покачал головой и кивнул на близлежащее кафе:

– Пойдем, Борисыч, хлопнем по рюмашке. Такую твою работу необходимо обмыть.

– Вот дома у меня и обмоем.

– Не, Борисыч. Ну вот на кой нам твою жену нагружать? Мы тут посидим минут пятнадцать, а потом ты к ней поедешь.

– Дмитрий, я ж за рулем. Как я выпью? – удивленно воззрился на него тот. – Нет, я так не могу.

– Борисыч, кто говорит, чтоб пить за рулем? Не… мы лишь по маленькой, и ты отчалишь. Сейчас ведь сколько-то там промилле уже можно… а мы вот больше и не будем. Пойдем. Захлопывай дверку, и пошли зайдем на минутку, буквально на минутку.

Дмитрий почти насильно оттащил упирающегося директора от машины, и тому не оставалось ничего как,обречено пиликнув сигнализацией, отправиться с ним в кафе-бар.

Облегченно вздохнув, Ира пошла следом. Мужчины облюбовали стол, недалеко от барной стойки, а Ира, незаметно проскользнула к столику в углу и тихо села у окна. Она видела, как Дмитрий, скинув пальто на соседний стул, тут же махнул рукой официанту и стал что-то заказывать, но что именно слышно не было из-за шума и громко звучащей музыки. К ней тоже подошел официант:

– Что желаете?

– Сколько у вас стоит чашечка кофе?

Официант ответил. Быстро прикинув, что имеющейся наличности хватит максимум на две чашки, Ира проговорила фразу, которую однажды слышала в каком-то кинофильме:

– Тогда давайте пока кофе, а когда подойдет мой друг, мы закажем что-нибудь еще.

Официант улыбнулся ей и ушел. Когда он вернулся, неся на подносе кофе, Ира сразу протянула ему деньги.

– Вы можете заплатить потом, – удивился он.

– А вдруг я его не дождусь? – смущенно проговорила Ира, не зная, каким еще образом можно объяснить то, что она в любой момент может уйти, последовав за своим кумиром.

– Можно конечно и так, – ободряюще улыбнулся ей молодой парень, – но я от всей души Вам желаю, чтоб он обязательно пришел.

– Спасибо, – Ира благодарно улыбнулась в ответ, понимая что теперь её вряд ли выгонят, сколько бы она не сидела.

Мужчины сидели в кафе долго и пили много. У директора несколько раз звонил мобильный, он разговаривал с кем-то, потом порывался уйти, но Дмитрий не отпускал его. Ира тем временем, понимая, что ожидание затягивается, заказала вторую чашку кофе и опять сразу же расплатилась. Официант подмигнул ей, типа, не расстраивайся, ну не пришел – бывает.

Вскоре у Иры самой зазвонил мобильный. На экране высветился номер тети. Ира с ужасом поняла, что если ответит, тетя заставит её немедленно идти домой, поэтому быстро отключила телефон. Она потом как-нибудь объяснит это тете. Мысленно она уже не раз призывала высшие силы вмешаться и каким-нибудь образом удалить отсюда уже явно пьяного директора. Хотя пили мужчины наравне, Дмитрий выглядел намного трезвее.

И в это время, словно отвечая на её внутренние моленья, в зал вошла полная, крепко сбитая женщина и прямиком направилась к Алексею Борисовичу. Тот привстал из-за стола, явно пытаясь представить ей своего сотрапезника, но женщина, раздраженно махнув рукой, так же вставшему при её приближении Дмитрию, подхватила директора под руки и, ничего не слушая, повела к дверям. Тот попытался достать бумажник, но Дмитрий, перехватил его руку, затем отрицательно помахав рукой, вновь сел за столик. А женщина вывела шатающегося Алексея Борисовича.

Как только Дмитрий остался один, Ира поспешно вскочила и подошла к его столику, протягивая открытку с ручкой.

– Это что? – он поднял на нее удивленный взгляд.

– Автограф можно? – срывающимся от волнения голосом проговорила Ира.

– Ты что, читала мои статьи? – он пристально смотрел прямо на нее, и испуганная Ира сумела лишь судорожно кивнуть

– И тебе они нравятся?

– Очень… – выдавила из себя Ира, трясущимися руками подпихивая ему ближе открытку.

Дмитрий взял ее, внимательно посмотрел, потом озадаченно хмыкнул:

– С днем рождения. Это у тебя, что ли день рождения?

Ира нервно сглотнула. День рождение у нее давно прошел, но она не посмела в этом признаться и кивнула вновь.

– Что ж поздравляю! – Дмитрий положил открытку на стол и, взяв ручку, размашисто написал: «Желаю счастья и удачи», потом посмотрел на нее:

– Тебя как зовут?

– Ира, – тихо ответила она.

«Милой Ирочке», – приписал он и размашисто подписался: «Дмитрий Дымов».

Ира, остекленелыми глазами глядя на незнакомую фамилию, замерла, не зная, что делать дальше. Он встал и протянул ей открытку, а потом, вглядываясь в её растерянное лицо, проговорил:

– Слушай, а ты чего расстроенная такая? Нельзя в свой день рождения такой грустной быть. Я когда на передовой бывал, ребята всегда говорили: как вечер проведешь, такой и день встретишь. А уж если в день рождения киснуть, то весь, пожалуй, год потом слезы лить придется. Ну-ка, давай, Ирина, выпьем за твой праздник!

– Я это… я не пью… – забрав открытку, Ира попятилась.

– Это ты, может, в какие другие дни не пьешь, – Дмитрий схватил её за руку, – а в день рождения необходимо! Вот будь я сейчас в эфире, поставил бы для тебя Криса де Бурга с его Блю кафе… а так, тебе придется со мной лишь коньячка хлебнуть и удовлетвориться обычными пожеланиями отыскать свою птицу счастья. Официант! – Дмитрий повернулся к гарсону, – Еще раз водочку мне и 50 грамм коньячку с лимончиком – даме, ну и закусить ей что-то.

– Вы ведете эфиры? – не веря уже сама себе, тихо спросила Ира.

– Стыдно, конечно признаться, но да, – пьяно улыбнулся тот, – фигня, конечно полная… кто может слушать подобный бред, диву даюсь. Но не все же подобно Вам, Ирина, читают политические статьи и стараются разобраться в сложностях, которые существуют в нашей армии и в вопросах обороноспособности нашей страны. Многие могут лишь хихикать над примитивным юмором, воспринимать выхолощенные выжимки новостей и слушать песни. Я даже псевдоним себе придумал, чтоб фамилию не марать… но раз проговорился – признаюсь. Есть такой грех. Веду. Вернее вел. Уж больно бабки были нужны, чтоб оптику новую купить… Мне последнюю взрывом покрошило. Но жалеть её грешно – счастье, что сам жив остался.

Глаза у Ирины просто полезли на лоб от услышанного, но боязнь показать, что Дмитрий принял её не за ту, помогла справиться с удивлением, и она согласно кивнув, подтвердила:

– Да, это действительно счастье, что Вы живы остались.

– Ир, а давай «на ты»? Выпьем на брудершафт и перестанем выкать друг другу, – он взял принесенную официантом рюмку коньяка и протянул ей. – Согласна?

Отказать ему Ира не посмела. Послушно взяв рюмку, она лишь тихо заметила: – Я никогда не пила коньяк раньше.

– Что ж, сейчас мы это упущение исправим. Значит: вздохнула, выпила, а потом в рот лимончик. Поняла? – он повернулся к ней вполоборота и завел свою руку сквозь полукольцо ее. – Итак, за твой день рождения и чтоб ты нашла свою птицу счастья!

Кивнув, Ира вздохнула и залпом выпила содержимое рюмки.

– Лимончик, лимончик, – глядя на пытающуюся восстановить дыхание после обжегшего горло напитка Ирину, вновь посоветовал ей Дмитрий. И она поспешно запихнула в рот дольку лимона.

– Но с кожурой было не обязательно, – усмехнулся он, видя, как она вся сморщилась. – А теперь садись и закусывай, – он придвинул ей стул и указал на красивую тарелку с салатом, после чего тоже опустился на стул.

Приятное тепло от спиртного волной растеклось по организму, и зажатость Ирины разом исчезла. Улыбнувшись своему кумиру, она принялась за еду.

Глядя, как она ест, он вдруг неожиданно произнес:

– Постой, а я ведь тебя сегодня уже видел… ты ведь ученица Борисыча. Ну да, точно, он мне еще твою тетку расхваливал. Ну и как, у тебя действительно замечательная тетя?

– Она замечательный тиран и деспот, – сразу насупившись, проговорила Ира.

– Вот тебе на… – удивленно протянул Дмитрий, – а Борисыч её так расхваливал, точно она ангел, сошедший на землю.

– Не знаю… может для кого и ангел, – Ира презрительно сморщилась, – а у меня сил больше нет жить с этим ангелом. Я уже в ад готова сбежать, лишь бы подальше от нее.

– Да ты что? Кстати, а почему ты не дома еще? – Дмитрий посмотрел на часы на стене бара, которые показывали два часа ночи. – Тебе от тетки не попадет, что поздно так домой вернешься?

– А я не смогу сегодня вернуться домой – метро уже закрыто, – Ира безразлично пожала плечами. Алкоголь и присутствие рядом её кумира помогли стать равнодушной к возможным неприятностям.

– Что ж… не помочь милой девушке, попавшей в столь сложное положение, отчасти по моей вине – грешно, – Дмитрий улыбнулся и накрыл своей мускулистой и крепкой ладонью её руку, лежащую на столе. – Ирочка, ты что выбираешь? Чтобы я отправил тебя на такси в объятия злобной тетки, с которой ты проведешь остаток своего дня рождения или ты предпочтешь мое общество?

– Вот к тете ехать мне сейчас совсем не хочется, – Ира капризно сморщила носик.

– В этом случае могу предложить посидеть здесь еще пару часиков, а потом послушать у меня дома классные записи джазовых композиций. Ты знаешь, у меня, можно сказать, профессиональная коллекция. Ты любишь джаз?

– Джаз? – переспросила Ира, прикидывая в уме, как может прореагировать её кумир на честное признание, что джаз она терпеть не может.

– Ну да… джаз… Это ведь музыка души… Что еще может сравниться с игрой джаз-оркестра? – Дмитрий мечтательно закатил глаза и прищелкнул языком.

– Конечно, это великолепная музыка. И мне очень нравится, – тут же солгала Ира, придя к выводу, что не рискнет признаться в своих музыкальных пристрастиях.

– Я почему-то так и думал… Хотя, Ира, я впервые встречаю женщину, у которой вкусы столь совпадают с моими. Это надо отметить. Официант! – он вновь призывно вскинул руку, – коньячку даме, а мне – водочки повторите и еще что-нибудь легенькое… Ир, может фруктов тебе или мороженое? – он вопросительно взглянул на нее.

– Ну не знаю… а может, не надо еще коньяку, а? – замялась она.

– Нет, совпадение интересов отметить необходимо, так что рюмочка коньяка – это не обсуждается. А раз выбрать не можешь, то значит, и фрукты, и мороженое.

– Есть мороженое с фруктами или Вам отдельно? – решил уточнить официант.

– О, вместе даже лучше. Ирочка, ты ведь не возражаешь? – дождавшись её утвердительного кивка, Дмитрий подытожил: – Итак, даме – коньячку и мороженое с фруктами, а мне – водочки.

Они вновь выпили, и Ира почувствовала, что на нее накатила какая-то необыкновенная волна расслабленности и комфорта. Ей было необычайно уютно сидеть вот так с Дмитрием, смотреть на него, есть мороженое с вишенками и дольками ананаса и изредка поддакивать в ответ на его рассуждения. Причем ей было абсолютно безразлично, что именно он говорит. Она не вдавалась в смысл, и заяви он сейчас, что землю захватили инопланетяне и правят миром или через месяц наступит конец света, она бы согласилась, даже не раздумывая.

Когда же он решительно поднялся и спросил: «Ну что не передумала ехать ко мне джаз слушать?», она без колебаний подтвердила свое решение. Пригласи он её сейчас на край света, она и тогда бы долго размышлять не стала.

Дмитрий быстро расплатился, помог ей одеться и, обняв за плечи, вывел на улицу. Шел он немного пошатываясь, но Иру это несильно смущало. Она привыкла к виду пьяных мужчин. На улице машин было мало, но стоило её спутнику поднять руку, как первая же из проезжающих притормозила рядом с ними. Дмитрий усадил её на заднее сиденье и сам сел рядом, положив руку ей на плечо.

– Гони, шеф, – обратился он к шоферу и назвал адрес.

Машина плавно тронулась, а Дмитрий, прижав Иру к себе ближе, пьяным шепотом выдохнул ей в ухо:

– Ир, ты фильм «Служебный роман» смотрела?

– Смотрела, давно, в детстве. Это был мамин любимый фильм, – кивнула она.

– Помнишь, герой с героиней в такси в конце целуются?

– Конечно.

– Вот давай как они? А? Понимаешь, всю жизнь мечтал с кем-нибудь вот так поцеловаться прям в такси. А? Кстати, можешь драться, тогда это будет совсем как в кино.

Не дожидаясь её ответа, Дмитрий притянул к себе голову Иры и страстно приник губами к её губам.

Драться Ирина не стала, она напротив, подавшись вперед, прижалась к нему всем телом и в свою очередь крепко обняла за шею. Однако через некоторое время, почувствовав, что ей не хватает воздуха, разжала руки и, упершись в его плечи, оттолкнула.

– Ты что? – удивился он, а потом, видя как она, судорожно хватая ртом воздух, пытается восстановить дыхание, рассмеялся, – Ир, ты будто и не целовалась раньше.

– Ну можно сказать и так, – она смущенно потупилась.

– Ты голову поверни чуть набок и дышать сможешь, – он вновь притянул её к себе и его губы нашли ее.

Целовались они всю дорогу, пока шофер не объявил:

– Все, доехали.

Оторвавшись от её губ, Дмитрий полез за бумажником и рассчитался с шофером. Потом вылез из машины и подал ей руку:

– Прошу, сударыня.

Ира подхватила с сиденья шарф, который он, расплачиваясь, уронил. После чего, опершись на поданную руку, выбралась из машины.

Машина тут же отъехала, а они вошли в подъезд обшарпанного девятиэтажного дома и поднялись на второй этаж. Дмитрий достал из кармана ключи.

– Это твоя квартира? – спросила нервно теребившая в руках шарф Ира, оглядывая тускло освещенную грязную лестницу. Ей было немного не по себе, и хотелось спросить хоть что-то.

– Нет, я снимаю ее. Конечно далековато от метро и квартира – дрянь, зато недорого, – проговорил Дмитрий, тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину.

– Может, я попробую? – глядя на его старания, осторожно предложила она.

– Момент, сейчас все будет в ажуре… не торопи… здесь просто очень сложная конструкция, – Дмитрий, наконец, всунул ключ и, щелкнув замком, распахнул дверь: – Милости прошу, гостья дорогая.

Ира шагнула в темный проем. Дмитрий, последовавший за ней, нашарив на стене выключатель, включил в прихожей свет.

– Ты вытащил ключи? – обернулась к нему Ира, памятуя, какие нотации вычитывала ей тетя, если она забывала это сделать.

– Черт, чуть не забыл, – он пьяно улыбнулся и шагнул обратно, – молодец, что напомнила… Ты такая умница, Ириша.

Вытащив ключи и захлопнув за собой дверь, он притянул её к себе и, не раздеваясь, вновь стал страстно целовать. Прихожая была маленькая и тесная, да и обниматься в пальто было неудобно и жарко. Мысль о том, что сейчас она может вспотеть, привела Иру в ужас. Решительно упершись в плечи Дмитрия, она высвободилась и проговорила:

– Ты обещал дать послушать музыку.

– И мы обязательно будем слушать ее, – разжал объятия Дмитрий.

Потом он помог ей снять пальто и, взяв плечики, стал пытаться аккуратно повесить на них его. Но выходило плохо. Пальто никак не хотело висеть ровно и соскальзывало то на один бок, то на другой, а то и вовсе пыталось соскочить с вешалки, и Дмитрий каждый раз еле успевал подхватить его.

– Давай я сама, – осторожно протянула руку Ира.

– Оно видно у тебя дикое и слушается только хозяйку, – пьяно улыбнулся Дмитрий и пихнул ей в руки пальто и вешалку, – давай усмиряй его и попроси вести себя прилично в наше отсутствие… А то вдруг сбежит или мое покусает? Я ведь свое рядышком с ним пристрою. Если оно не возражает, конечно. Ты у него спроси. Оно не возражает?

– Нет, не возражает, я уговорила его, – рассмеялась Ира. Ей нравился подобный юмор Дмитрия.

– Что ж будем надеяться, они подружатся. А мы пока пойдем чаю выпьем или кофе. Ты что больше любишь?

– Ночью я больше чай, наверное…

– Вот и замечательно. А какой именно? Черный, зеленый с добавками или без? Цейлонский, кенийский, китайский? Тебе какой больше нравится?

– Черный. А какой именно – выбирай на свой вкус. Я с удовольствием любой попробую, – постаралась осторожно обойти сложный вопрос Ира так, чтобы не показать полной своей неосведомленности в данной области. Она знала внешний вид железной коробочки с чаем, который предпочитала тетя, но никогда не удосуживалась даже прочесть его сорт.

– Тогда я пошел на кухню заваривать чай, а ты иди выбирай записи, которые будем слушать. Выключатель, как войдешь, справа на стене. Коллекция на нижней полке столика в центре.

Дмитрий указал ей на дверь, ведущую в комнату, а сам прошел по узенькому коридору и скрылся за зашелестевшей при его проходе бамбуковой занавеской.

Ира зашла в комнату и, включив свет, восторженно замерла. Комната осветилась рядом низкостоящих разноцветных колб с плавающими в них блестками. Свет от них тут же укутал комнату переливами какого-то фантастического мягкого сияния. Это создавало чарующую волшебную атмосферу. Огромный диван в углу казался сказочным ложем самого падишаха, а низкий стеклянный столик в центре, с валяющимися вокруг него подушками в бархатных наволочках, неземным местом отдыха восточного владыки.

Ира подошла ближе и увидела на полке, под толстым верхним стеклом столешницы красиво разложенные диски. От обилия незнакомых исполнителей рябило в глазах. Дюк Эллингтон, Гленн Миллер, Бенни Гудмен, Джимми Лансфорд, Каунт Бэйси, Арти Шоу, Чик Уэбб, Томми Дорси, Чарли Барнет. Ира не знала ни одного из них. Присев на корточки, она взяла наугад.

В это время в комнату вошел Дмитрий, неся на подносе чайник для заварки и две чашки.

– Выбрала? – спросил он, устанавливая поднос на столе.

– Вот, – она протянула ему диск.

– Замечательный выбор. Это делает тебе честь. Обычно все берут то, что у всех на слуху. Глена Миллера или Дюка Эллингтона. А ты, я смотрю не такая как все. Ир, я вот честно, впервые встречаю такую женщину. Чтобы и в политике разбиралась, и в джазе… Чтобы не поверхностная свистушка, а по-настоящему… с душой… – он взял из её рук диск, – один момент, сейчас все будет.

Отойдя в угол комнаты, Дмитрий вставил диск в плеер, и комната наполнилась негромкими звуками джаз-оркестра и солирующего саксофона.

– Чай или потанцуем? – он шагнул к ней.

– Потанцуем.

Ира, улыбнувшись, положила ему руки на плечи, и музыка увлекла их в свой нежный водоворот.

– Ты прекрасно двигаешься. Мне порой кажется, ты невесомо-воздушная какая-то, – ласково прижимая её к себе, выдохнул он ей на ухо.

– Меня мама в детстве учила танцевать, – чувствуя, что краснеет и радуясь, что в полумраке комнаты это не очень заметно, призналась Ира.

– У тебя, наверное, была замечательная мама, – повинуясь ритму музыки, Дмитрий сделал с ней несколько резких разворотов и зашатался, теряя равновесие. Ирина, удержав его, ласково рассмеялась:

– Может лучше чай, а то нас что-то на поворотах заносить стало. К тому же он остыть может.

– Остыть – не остынет, у меня заварной чайничек с секретом… лишь заварится лучше… но выпить чай все же не помешает. Продолжить танцевать мы всегда успеем.

Дмитрий подвел её к столу и махнул рукой, указывая на подушки:

– Устраивайся. Пить чай будем по-восточному.

– А как садиться-то?

– Смотри, – Дмитрий быстро сел рядом с ней, скрестив и подобрав ноги под себя. В его действиях чувствовалась привычка.

– Это, наверное, долго тренироваться надо, чтобы так сидеть. Ты где этому научился? – Ира последовала его примеру, неловко пытаясь устроиться на выскальзывающей из-под нее подушке и подбирая не желающие её никак слушаться ноги.

– А, – Дмитрий усмехнулся, – жизнь всему научит. Когда ведешь кочевой образ жизни, то подушки – самая удобная мебель. И смотрятся стильно, и таскать их с собой легко. Это вот надувной вариант. Сдуваются и занимают очень мало места. Восточные люди были мудры, раз сумели додуматься до такого.

– Конечно, – вслух согласилась Ира, проклиная про себя и весь восток и их обычай сидеть за столом подобным образом.

– Кстати, а вот и секрет моего чайничка, что чай в нем не остывает, – Дмитрий поднял его в руке, и Ира увидела, что состоит он из двух частей. Нижняя – похожая на большую пиалу была заполнена кипятком, а верхняя представляла собой более маленькую емкость, в которой собственно и заваривался чай.

– Надо же… как интересно, – проговорила она, сумев, наконец, устроиться на подушке так, что и та не выскальзывала, и ноги не разъезжались.

Дмитрий разлил чай по маленьким прозрачным чашкам и протянул ей одну.

– Это китайский. Кимун Маофенг называется. Его выращивают в провинции Анхой. На ночь этот чай – самое оно. Мягкий. И еще у него исключительный аромат. Попробуй, тебе должно понравиться, запах меда и орхидей. Кстати, «Маофенг» означает «мохнатый кончик» – намек на его длинные тонкие скрученные листья и пушистые золотистые почки. И посмотри, какой насыщенный с красноватым отливом цвет. Тут, правда, темновато и не очень хорошо видно, но поверь мне на слово. Цвет – изумительный, да и вкус запоминающийся. Хотя, что я говорю – ты пробуй!

Ира осторожно взяла чашку и пригубила. Чай был на вкус обычный. Чай как чай, к тому же несладкий.

– Нравится?

– Вкусный, – кивнула Ира, и только хотела попросить сахара, как Дмитрий, смакуя чай, негромко произнес:

– Подумать только, а некоторые идиоты портят такой божественный вкус сахаром. Вот не понимаю, как можно забивать сладостью этот неповторимый букет ощущений.

– Да? – удивленно протянула Ира.

– Представь себе. Кстати, в основном – женщины. Хотя женщины много в чем не разбираются. Ты не подумай, речь сейчас не о тебе. Но ты скорее счастливое исключение, лишь подтверждающее это правило.

– Ну да… наверное… Тетя у меня вон всегда сахар в чай кладет.

– Вот. И лишает себя возможности насладиться столь изысканным вкусом. Но в этом ничего удивительного нет. Кстати, как я понимаю, тетушка у тебя вообще не самый лучший представитель рода человеческого. Скорее всего: властная, нетерпящая чужого мнения, самоуверенная особа и при этом без сомнения глупа, как пробка. Так?

– Ну просто её портрет, – рассмеялась Ира.

– Хотя вот в чем парадокс: многим мужчинам нравятся именно такие. Взять того же Борисыча. Ведь он от нее в восторге.

– Наверное, он сам не особенно умен, – лукаво улыбнувшись, предположила она.

– Возможно, возможно… – Дмитрий задумчиво поцокал языком, а потом, отставив чашку, пристально посмотрел на нее, – скорее всего именно так. Не разглядеть рядом с собой такую неординарную личность как ты – это уметь надо. Тебе кстати музыка-то нравится? Сейчас вот, кстати, будет просто шедевриальный отрывок… Тут такое соло двух саксофонов, а потом подключается третий… это гениально… бесподобно просто. Вот, вот… слышишь? И третий вступает… великолепное соло на мой взгляд.

– Да, действительно красиво.

– Я знал, что тебе понравится. Не могло не понравиться! Я чувствовал это! Пойдем, еще потанцуем, – он встал и властно потянул её к себе.

Ира отставила чашку, и они вновь тихо закружились по комнате под негромкие звуки джаза. Через некоторое время рука Дмитрия скользнула под её кофточку, и Ира ощутила, как сильная и крепкая мужская ладонь стала ласкать её кожу. От неожиданности она замерла, раздумывая, как ей на это отреагировать. Но Дмитрий не дал ей времени на размышления. Решительным движением он притянул её к себе еще ближе, и его губы впились в её долгим и страстным поцелуем. А потом он шагнул ближе к дивану и, не переставая целовать, повалил на него Иру. После чего, не спеша, расстегнул и стащил с нее кофточку, а затем и все остальную одежду.

Ира не протестовала. От Дмитрия исходила такая сила и уверенность, что она и помыслить не могла что-то ему возразить. К тому же его действия были нисколько не грубы, наоборот, скорее нежны и осторожны, поэтому уже очень скоро переставшая смущаться и пугаться Ира сама крепко обхватила его за плечи и постаралась прижаться всем телом, чувствуя, что все её существо наполняет несказанное ощущение восторга и счастья.

***

Проснувшись утром, Ира не сразу поняла, где она. Повернувшись, увидела спящего рядом Дмитрия и разом все вспомнила. Тепло наполнило душу. Это было не сон. Вот он её кумир. Лежит рядом, чуть запрокинув голову и немного приоткрыв рот. И сладко спит. Ира осторожно коснулась рукой мускулистого предплечья. Дмитрий сонно повел плечом, глубоко вздохнул и повернулся на бок, натягивая на себя одеяло. Ира перевела взгляд и оглядела комнату.

В свете разгорающегося утра от вчерашней романтической атмосферы не осталось и следа. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь выцветшие и местами полинявшие гардины, осветили поклеенные дешевыми однотонными обоями стены, потрескавшуюся на потолке побелку и обшарпанный гардероб в углу. Теперь стеклянный столик, окруженный бархатными темно-вишневыми подушками, казался вычурной диковинкой, случайно затесавшейся в столь убогую обстановку.

Может, кто на месте Иры и почувствовал бы себя Золушкой, карета которой в одночасье превратилась в тыкву, но только не она. Ей было абсолютно безразлично, что собой представляет жилище её кумира. Ну какое, право, имеют значение обшарпанные стены и потолок, когда тот, о ком она так долго мечтала, спит рядом настолько близко, что можно коснуться рукой и даже прижаться к нему? Ира вновь пристально посмотрела на него и, придвинувшись ближе, нежно обняла.

Дмитрий сонно пошевелился, потом открыл глаза и поднял на нее тяжелый мутный взгляд:

– Слушай, тебя как зовут?

– Ира, – она обиженно отодвинулась. – Ты что не помнишь ничего что ли?

– Нет, почему же… Помню, помню… ну как же… Ира… у тебя еще злая тетка, и ты у Борисыча учишься. Я все прекрасно помню, – Дмитрий потряс головой, облизнул губы и просящим голосом продолжил: – Ириш, а ты не притащишь с кухни пивка из холодильника и сигарет? А то голова раскалывается – спасу нет.

Ира, перевесившись с дивана, подобрала свое белье и джинсы с кофточкой после чего, быстро одевшись, босиком прошла на кухню. Найдя в стареньком потертом холодильнике с надписью «Саратов» банку пива, а на столе в углу маленькой кухни пачку сигарет и зажигалку, принесла их Дмитрию.

– Ты моя спасительница, Ириш, – он, дернув кольцо, с жадностью приник к банке, а потом, отбросив её на пол, взял из протянутой пачки папиросу. – А ты-то не будешь?

– Нет, я не курю.

– Вот и молодец. Женщины не должны курить, – откинувшийся на подушки Дмитрий с явным удовольствием затянулся.

Ира с улыбкой наблюдала за ним.

– Пепельницу подай, там… на подоконнике, – он кивнул на занавешенное окно, – и шторы можешь раздернуть.

Ира подошла к окну. Раздвинув занавески, она обнаружила консервную банку со смешно нарезанными и закрученными в колечки краями.

– Эту? – показала она Дмитрию.

– Ага, – тот улыбнулся и, взяв банку, поставил рядом с собой, – вот люблю ее. Мне её ребята на передовой подарили, и который уже год не расстаюсь с ней…

Докурив, он затушил сигарету, поднялся и стал неспешно одеваться.

– Значится так, Ириш, жратвы никакой у меня нет, поэтому уж не обессудь – завтрака не будет, – надевая брюки, проговорил он, – да и денег не особо густо. Единственное что могу предложить – это денег на такси.

– Ты что хочешь меня выгнать? – Ира изумленно посмотрела на него.

– А ты что собираешься здесь у меня навек поселиться? – подняв голову, рассмеялся он в ответ.

Чувствуя, что глаза начинают наливаться слезами, а щеки заливает краска, Ира прижала руки к лицу.

– Эй, ты что? – Дмитрий шагнул к ней и недоуменно тронул за плечо. – Чего это с тобой?

– Тетя меня убьет… – всхлипывая, тихо выдохнула Ира, – как пить даст, теперь убьет…

– Из-за того, что ночевать не пришла? – непонимающе переспросил Дмитрий.

Ира, не отнимая рук от лица, отрицательно затрясла головой:

– Нет. Она не простит мне, что я… что я уже теперь… я ведь никогда раньше… – так и не договорив, она, не сдерживаясь, зарыдала.

Дмитрий нахмурился, шагнул к кровати, откинув одеяло, долгим взглядом посмотрел на простыню, потом хмыкнул и хрипло проговорил:

– Да уж… связался черт с младенцем… Кстати, ты хоть совершеннолетняя или я еще и в статью вляпался?

– Совершеннолетняя, – сквозь слезы проговорила Ира.

– Ладно, не реви, – Дмитрий шагнул к ней и, притянув к себе, ласково погладил по плечу, – нашла причину по которой реветь. Не убьет тебя никто. Придумаем что-нибудь.

Уткнувшись ему в грудь, Ира обвила его шею руками:

– Я люблю тебя. Очень-очень, – хрипло выдохнула она.

– Ой, Ир, ты знаешь меня всего лишь один вечер. О какой любви может идти речь? Или тебе настолько опостылела твоя тетка, что ты согласна с первым встречным, лишь бы к ней не возвращаться?

– Ты не первый встречный! Я тебя люблю… и потому к тебе за автографом и подошла, что знаю о тебе давно… Как ты не понимаешь? – Ира отстранилась и вскинула на него глаза полные слез.

– Ладно… ладно… пусть давно. Только не реви. Не выношу, когда женщины начинают истерики закатывать. Иди вон в ванную умойся, а я пока в магазин сгоняю, пожрать чего куплю. Позавтракаем, и может в голове прояснится и у тебя, и у меня. А то я соображаю что-то пока плохо, да и ты, видать тоже, раз такими заявлениями про любовь расшвыриваешься.

– Дима, я, правда, тебя давно люблю… – Ира тоскливо посмотрела на него, слезы ручьем катились по её щекам.

– Все, прекращай рыдать. Ну-ка пошли в ванную! Потом будем разбираться, кто кого любит и как давно, – он вывел её в коридор и, раскрыв дверь ванной комнаты, подтолкнул. – Давай. К моему приходу, чтобы ни одной слезинки, и выглядела чтобы нормально. А то смотреть тошно. Все, я пошел.

Он вышел, и через некоторое время севшая на край ванны Ира услышала, как хлопнула входная дверь.

Включив воду, она умылась и посмотрела на свое отражение в маленьком зеркальце над раковиной. Увиденное её не порадовало. Покрасневшие припухшие глаза, растрепанные волосы. И как она не догадалась даже причесаться с утра, пока Дмитрий спал? Не мудрено, что он сразу её домой захотел отправить. Ну почему она такая несчастливая? Вон тетя, небось, никогда бы не попала в такую дурацкую ситуацию. А вот ей всегда не везет в жизни. Слезы вновь покатились по щекам, а привычная жалость к себе накрыла волной. Однако, бросив взгляд в зеркальце, она испуганно прижала ладони к лицу. Нет-нет, плакать нельзя! Ведь тогда она потеряет последний шанс остаться подле своего кумира. Он же ясно сказал, что не выносит вид плачущих женщин. Она снова стала умываться холодной водой, подолгу держа горсти ледяной воды у закрытых век.

Почувствовав, что лицо замерзло и предательские слезы больше не наворачиваются на глаза, Ира вытерлась пушистым махровым полотенцем и причесалась найденной в ванной расческой.

В это время щелкнул замок входной двери. Ира выскочила из ванной, ожидая увидеть вернувшегося Дмитрия, но в прихожей был не он. Там вешала на плечики модную норковую шубку миловидная блондинка.

Увидев Иру, она улыбнулась:

– Привет!

– Привет, – опешившая Ира воззрилась на незнакомку, не зная, как реагировать на её появление.

– А где Димка? – блондинка заглянула в комнату и вновь повернулась к Ире.

– В магазин ушел.

– Это радует, а то я уж испугалась, что у него снова запой на фоне творческого кризиса. А он, оказывается, утешается несколько иным способом, – нежданная гостья кивнула на неубранное постельное белье на диване. – Что ж, это дает некоторую надежду. Тебя как зовут-то?

– Ира.

– А меня – Нина, – блондинка сунула ей руку, унизанную кольцами и с красивым маникюром. Ира растерянно пожала ее. Все происходившее повергло её в замешательство.

– Ты Димку-то давно знаешь? – Нина решительно прошла на кухню, прошелестев бамбуковой занавеской, и, распахнув дверь холодильника, по-хозяйски оглядела его зияющее пустотой нутро. – Да, негусто. Но другого и не ожидалось. Так когда вы познакомились?

– Вчера вечером, – прошедшая следом за ней на кухню Ира, нерешительно застыла у стены.

– Вот поражаюсь ему. Как у него получается так легко и быстро баб снимать. И ведь плетет каждой одно и тоже, а все слушают, разинув рот.

– Почему одно и тоже?

– А не знаю, – блондинка, равнодушно пожав плечами, захлопнула дверку холодильника, – лень ему, наверное, что другое придумывать… Вот ведь наверняка же тебя затащил джаз послушать, в машине «как в служебном романе» с тобой целовался, а потом лапшу про чаи всякие на уши вешал, ну и про свои статьи, конечно же… куда ж он без них… Так?

– Ну, в общем, так, – тихо выдохнула Ира, чувствуя, что вновь готова расплакаться.

В это время дверь вновь хлопнула, и из коридора послышался голос Дмитрия:

– Нинка, ты что ль приперлась?

– Я, Димочка, я… собственной персоной, – весело откликнулась блондинка, выходя в коридор.

– И какого ляда тебе нужно от меня?

– Димка, нехорошо так подставлять товарищей. Шеф рвет и мечет, ты сбиваешь ему всю сетку вещания. Мне пришлось ишачить две смены подряд.

– А мне с того какая печаль?

– Димка, ну что ты уперся рогом? Вот нет у него возможности менять направленность станции. Нет! Понимаешь? Ни владельцы, ни спонсоры не поймут. И вообще, вот если не опубликовали твою суперразгромную статью о невыплатах военным, и ты расплевался с издательством, ну скажи на милость, причем здесь наша радиостанция? Хочешь вести политическую программу, найди станцию с подобной направленностью и дерзай. Это ведь можно делать в параллель. Вот зачем это место бросать и демонстративно дверью хлопать? К тому же ты пока все равно не нашел еще ничего другого. Так чего фортели выкидываешь? Питаться что – святым духом намерен? Вон холодильник пустой, за душой лишь камера, недавно тобой купленная, а больше ведь ничего.

– А я по контракту куда уеду. Корреспонденты моей специализации всегда в цене.

– Может и в цене. Не спорю. Но пока контракта ты не заключил никакого, может, помурлыкаешь в эфире еще месячишко-другой, а? Ну, Димка, ну что тебе стоит? Ведь и деньги шеф хорошие дает и график удобный. Ну что ты ломаешься, как красна девица?

– Ой, Нинка… а тебе-то с того какая радость? Что ты так обо мне печешься?

– Ну, во-первых, мы с тобой не совсем чужие, с год-то, небось, а то и больше в одной постели кувыркались, и я волнуюсь за тебя. А во-вторых, шеф считает, что ты делаешь неплохой рейтинг радиостанции, и попросил меня постараться тебя уломать.

– Вот за что я люблю тебя, Нинка, что у тебя никогда никакого двойного дна. Все по-честному и в лоб. Я вот только поражаюсь, как шеф терпит рядом с тобой твоего бывшего и сам тебя к нему посылает.

– У него широкие взгляды, Дим. И работа для него важнее, какой-то там ревности.

– То есть он не против тебя и подложить под кого, если то на благо делу пойдет?

Вышедшая в коридор Ира удивленно замерла. А блондинка тем временем заливисто расхохоталась:

– Я свободная женщина, Димочка. Неужто забыл? Я делаю только то, что хочу, а уж партнеров тем более выбираю лишь на свое усмотрение. Хотя то, что куснуть пытаешься – приятно, не безразлична еще значит…

– Ладно, извини, Нинок, это я просто с утра соображаю плохо… – Дмитрий поморщился и отвел взгляд, – да и простить твоему дражайшему никак не могу, что он отказал. Вот на тебе отыграться и попытался. Еще раз – извини.

– Да проехали, Дим. Я и не обиделась вовсе, – Нина тряхнула своей роскошной шевелюрой, – а если кофе напоишь да зажевать чем-нибудь дашь, то тем более зла держать не стану.

– Дам. Я две пиццы принес. На всех хватит, – Дмитрий поднял со стоящей в углу тумбочки, две большие коробки и повернулся к Ире. – Ир, а ты чего опять полными слез глазищами хлопаешь? Нинка что ль тебя чем напугала или что?

– Ничем я её не пугала. Лишь честно предупредила, что ты бабник, каких поискать, и всех девок снимаешь по годами отработанной программе, – тут же откликнулась та.

– Ну так уж и бабник, – Дмитрий недоверчиво хмыкнул.

– А кто еще? Ты ж ни одной юбки мимо не пропустишь, – убежденно проговорила блондинка.

– Это потому, что я не нашел ту единственную… но если я пойму, что встретил именно ее… – Дмитрий мечтательно закатил глаза.

– Это ты кому мне или ей, – Нина кивнула на нервно теребящую руки Иру, – мозги пудришь? Если мне, то не старайся. Я свою долю пудры уже получила. На всю жизнь хватит. А вот если ей, то не смею мешать – флаг тебе в руки. Дерзай, дорогой товарищ.

– Нинка, и что у тебя за язык? Вот змеюка ты просто ядовитая, – раздраженно проговорил тот. – Хватит. Еще одно слово в подобном стиле и пиццы ты не получишь, да и кофе тоже. Вот за дверь тебя выставлю и еще ключи отберу.

– Ну уж, нет, – Нина решительно забрала у него из рук коробки и пошла на кухню, – дудки тебе, дорогой товарищ. Не для того я тащилась через весь город, чтобы ты меня, даже кофе не напоив, выставил за дверь.

Они сидели втроем на маленькой кухне и молча ели пиццу, запивая свежесваренным кофе.

– Ну так как? – делая последний глоток и отставляя чашку, спросила Нина. – К эфиру тебя ждать или не стоит?

– Не знаю, Нин, – Дмитрий поморщился, – деньги, конечно нужны, но ты ведь знаешь, я никогда не шел на попятную.

– Дим, шеф это тоже знает, поэтому и послал меня. Чтобы я объяснила: он принял бы все твои условия, если бы мог. Но ты требуешь невозможного. Он не может сменить тематику. Поэтому давай сделаем вид, что вы ни о чем не разговаривали. Вернее разговаривали, но не о новой тематической программе, а об увеличении твоей зарплаты. Он предлагает плюс двадцать процентов, если подпишешь контракт на год.

– Он хочет на год связать мне руки? – в негодовании Дмитрий привстал.

– Нет, это лишь предложение, – Нина сделала примиряющий жест рукой. – Он не против сохранить ту же ставку, если ты оставляешь за собой право уйти в любой момент.

– Я подумаю, – вновь севший Дмитрий мрачно хмыкнул.

– Так к эфиру тебя ждать?

– Да, я приеду.

– Это радует, – улыбнулась белокурая красавица, – особенно меня. Потому что трубить у микрофона две смены – радости мало. Не уговариваю принять предложение о контракте, ты все равно все сделаешь по-своему, но подумай хорошенько. Двадцать процентов – хорошие деньги, – она поднялась из-за стола. – Пойдем, проводи меня, – после чего кивнула Ире: – Счастливо оставаться, – и, дождавшись ответного кивка, вышла.

Дмитрий вышел следом, и Ира осталась на кухне одна. Мысли путались, и она никак не могла решить как себя вести дальше и что делать. Неужели действительно Дмитрий бабник, как сказала нежданная гостья, и она лишь одна из многих в чреде его партнерш, о которой он тут же забудет? Нет, не может быть. Ведь он сам ей вчера говорил, что он впервые повстречал такую женщину, как она. Возможно, такое было раньше, что он часто менял партнерш, а теперь с ней все будет иначе. Она докажет, что ему нужна только она и никто другой. Потому что ей нужен только он. Такой уверенный, нежный, добрый и в то же время властный и мужественный.

– Успокоилась? Не будешь больше истерики закатывать? – вернувшийся в кухню Дмитрий весело подмигнул ей. – Ты смотри у меня, начнешь еще слезы лить – тут же за дверь выставлю. Поняла?

– Поняла, – Ира испуганно кивнула.

– Тогда давай спокойно обсудим сложившееся положение, – он сел напротив нее, облокотившись на стол.

– Давай, – вновь кивнула Ира.

– Возвращаться к тетке ты не хочешь, как я понимаю. Так?

– Так.

– И готова жить со мной здесь, в этой халупе, лишь бы не к ней.

– Я не из-за этого, – Ира обиженно поджала губы, – я люблю тебя. Давно уже люблю.

– Так, про любовь мы выясним чуть позже. Сейчас давай разберемся с твоей теткой. Она действительно не воспринимает, что ты взрослая самостоятельная девушка, у которой может быть личная жизнь?

– Она меня убьет. Если я вернусь к ней, она все обо мне узнает и точно убьет, – упрямо повторила Ира.

– Почему? Вот, во-первых, откуда она узнает, если ты ей не скажешь? А во-вторых, у нее что, у самой никого не было и нет?

– Она узнает в любом случае. И у нее действительно у самой никого нет. Она считает это недопустимым. Она даже мать мою осуждала, хотя мама замуж вышла, и у них с отцом все по закону было, – Ира нервно сцепила перед собой руки, сжав их до боли в суставах.

– Она что мужчин совсем не приемлет?

– Совсем, – согласно кивнула Ира, – она считает, их надо держать на расстоянии, идти к своей цели и быть самодостаточной.

– То есть она вообще не общается с мужчинами?

– Почему вообще? Она общается с ними. Причем много и очень даже мило, но я твердо знаю, что ни одному из них она не позволит то, что позволила я… – Ира нервно сглотнула и потупилась.

– Почему ты в этом так уверена? Веришь ей на слово?

– Нет, я просто знаю, что она никогда не согласится дар свой потерять.

– Дар? Какой дар?

– Тетя у меня ведунья. Это семейное. Она может предсказывать будущее и видеть прошлое. Поэтому я и не сомневаюсь, что она все узнает обо мне…

– А ты значит, дар свой согласилась потерять? – Дмитрий испытующе посмотрел на нее.

– Я люблю тебя. Почему ты мне не веришь, что я тебя люблю? – Ира вскинула на него глаза вновь полные слез.

– О! Только вот этого больше не надо. Я ведь просил! Вот если любишь, то слезы мне тут не лей больше.

– Не буду, – Ира поспешно отерла глаза руками, – не буду. А ты меня, получается что, совсем не любишь?

– Ира! Вот как я тебе могу ответить на этот вопрос, если даже суток еще не прошло, как я впервые увидел тебя? Ты симпатичная милая девушка. Чистая и неискушенная. Но в отличие от тебя, я знаю о тебе совсем недавно и немного. А ты хочешь, чтобы я сразу сказал: люблю или нет.

– Но бывает же любовь с первого взгляда… ты сам вчера говорил, что никогда таких, как я, не встречал.

– А я и не отказываюсь от этих слов. Каждый человек индивидуален, и вторую, такую как ты, найти просто нереально.

– То есть ты ничего не чувствовал, когда затащил меня в свою постель? – по щекам Иры вновь заструились слезы, и она закрыла лицо ладонями.

– Ну вот… опять… а обещала не плакать, – Дмитрий встал и шагнул к ней. Затем, притянув к себе, обнял и стал нежно гладить по плечам, – ну все-все… прекращай. Я не говорил, что ничего не чувствовал. Если бы ничего не чувствовал, то и тебя никуда бы не потащил, как ты выражаешься. Ты меня притягиваешь. Ты необычайно мила и обаятельна, только вот назвать это любовью я бы пока не рискнул. Кстати, не только мои чувства, но и твои. Вот что ты обо мне знаешь? По сути: ничего, кроме того, что я умею писать хорошие статьи, которыми ты восхищалась. А я ведь могу оказаться совсем не таким, каким ты себе нарисовала в воображении. Мое обиталище, как видишь, хоромами трудно назвать, да и характер у меня не из лучших… Так что погодила бы ты с головой-то в чувства кидаться. Может, повстречаемся, узнаем друг друга получше, а там и видно будет? А с тетей твоей я поговорю и вопрос улажу. Не убьет она тебя.

– Нет! Только не с тетей! Я лучше на вокзал жить пойду! Но к ней не вернусь! – Ира высвободилась и, отпрянув от Дмитрия, с вызовом посмотрела на него.

– Как ты раскипятилась, услышав о тетке-то… Видно, и вправду, достала она тебя, – он усмехнулся, – зато слезы сразу высохли. Ладно, не надо ни на какой вокзал. Живи здесь. Может, поживешь со мной малость и сама еще к тетке запросишься. Характер у меня, как я уже сказал, не сахар.

***

В этот день на курсы Ира не пошла. Съездив домой в отсутствие тети, она собрала свои вещи и, оставив на столе записку, что ушла и возвращаться не намерена, вернулась в квартиру Дмитрия. Открыв дверь ключами, которые он ей дал, Ира обнаружила, что его уже нет, а на столележат деньги и записка: «Ириш, это все деньги, что могу оставить на хозяйство. Зарплата лишь через неделю. Приду поздно».

Она пересчитала деньги. Столько ей оставляла тетя на день, от силы на два. Прожить на них неделю было трудно. Но Ира решила не унывать, она станет покупать не дорогие полуфабрикаты, а что-то более дешевое и возможно у нее получится растянуть выделенные ей финансы на неделю и предстать перед любимым в виде хорошей и рачительной хозяйки.

Сложив свои вещи в шкаф, она отправилась в магазин. В отличие от обыкновения сейчас у нее не было раздражения, которое вызывали походы в магазины, особенно в незнакомые. Напротив, настроение было приподнятое. Ведь она шла покупать продукты для своего кумира, а всем известно, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Сейчас она приготовит ему что-нибудь вкусненькое, и он сразу поймет, какая из нее может получиться замечательная и чудесная жена.

Побродив по ближайшему универсаму, Ира пришла к выводу, что самым простым, вкусным и дешевым будет, если она пожарит курицу и отварит картошку. Купив все необходимое, она вернулась и занялась приготовлением ужина.

Курица у нее вышла замечательно: сочная с румяной, поджаристой корочкой, да и картошка тоже не подвела – получилась рассыпчатая и очень аппетитная на вид. Улыбаясь сама себе, она мурлыкала под нос песенку, даже не сожалея о том, что эфир с Дмитрием послушать не смогла – она забыла спросить есть ли у него радиоприемник и если имеется, то как его настраивать. Ведь скоро он сам появится здесь, на этой маленькой кухне, и она сможет в полной мере насладиться общением с ним.

Словно отвечая на её радостное предвкушение, в коридоре хлопнула дверь, и раздался бодрый голос Дмитрия:

– Иришка, это никак ты хозяйничаешь? Запах курицы чувствуется аж на лестнице. Ну-ка скажи, что мне это не снится.

– Нет, не снится, это и правда я приготовила курицу, – улыбаясь, Ира выскочила в маленькую прихожую.

– Так ты оказывается, кулинарка. Здорово! – Дмитрий даже не снимая пальто подхватил её за талию и со смехом закружил. – Выходит, я не прогадал, похитив тебя из плена злобной тетки. Голодной смертью теперь не умру.

– Ой, Дим… – глаза Ирины искрились от счастья, – конечно не умрешь. Я не позволю тебе умереть! – она обвила руками его шею и прижалась губами к холодной щеке. – Я так люблю тебя… Как же я могу дать тебе умереть?

– Вот и славно, – он осторожно поставил её на пол и разжал руки, – кстати, это хорошо бы отметить, и у меня даже есть чем.

Он достал из внутреннего кармана бутылку белого сухого вина, и Ира наконец поняла что ей так неудобно упиралось в бок, когда он кружил её в коридорчике.

– Ты купил вино. Как мило – улыбнулась она, забирая бутылку из его рук.

– Нет, не я. Нинка подарила. Я пошел у нее денег стрельнуть до зарплаты, а она еще и на бутылку расщедрилась. Сказала – специально для тебя. Ты ей очень понравилась. Так что ты сегодня полноправная хозяйка банкета, – пристроив свое пальто на вешалке, он обернулся к ней: – Давай, к столу приглашай. Я голодный как волк.

– Конечно, пошли скорее. У меня все горячее, – осторожно сжимая бутылку в руках, проговорила Ира, не зная радоваться или печалиться подарку бывшей девушки Дмитрия и тем непринужденно-легкими отношениями, которые у них сохранились.

Однако долго размышлять ей не позволил Дмитрий. Быстро вымыв руки, он тут же забрал из её рук бутылку, открыл и, разлив вино по стаканам, улыбнулся ей:

– За все хорошее, что есть сегодня, и чтобы завтра было еще лучше.

Чокнувшись, они выпили и сели за стол.

– О, вид просто божественный, ничуть не хуже дразнящего аромата. Сейчас и вкус заценим, – Дмитрий придвинул к себе тарелку и с аппетитом принялся за еду.

Ира не столько ела, сколько с удовольствием наблюдала за ним. Приятное тепло от вина разлилось по всему телу, и она ощущала себя счастливейшей из смертных. Свет маленького кухонного светильника под матерчатым абажуром создавал некую интимность и камерность обстановки, а вид мерно жующего Дмитрия рождал в её душе чувство семейной близости и единения с ним.

– Иришка, ты чудо, – через какое-то время, утолив первый голод, но все еще с набитым ртом, пробормотал он, – за это тоже неплохо бы выпить, – он разлил остатки прозрачного напитка, загадочно мерцающего в неярком свете. – За тебя, Ириш. За твою способность создавать уют и вкусно готовить. Это дано немногим. Сейчас женщины эмансипировались и всячески стремятся сбежать от семейного быта и домашних обязанностей. А у тебя такого нет. Ты истинная женщина. Такая, какой и задумал женщину Бог. Как Ева. Одним словом: за Еву в твоем лице!

Они вновь чокнулись.

– Спасибо. Мне так приятно… – Ира разом зарделась и, почувствовав это, смутилась еще больше. Лишь мысль о том, что в полумраке это не должно быть сильно заметно, несколько успокоила ее.

– А, не за что… это правда. Что за правду благодарить? Ты не благодари, ты лучше еще кусочек курицы подложи, – он лукаво подмигнул ей.

– Да… ой… конечно… извини, – Ира, отставив стакан, метнулась к сковородке, стоящей на плите, и доложила ему в тарелку все остатки курицы.

– Вот это другое дело, – Дмитрий улыбнулся и вновь принялся за еду.

***

Ира с радостью погрузилась в новые для себя отношения, примеряя роль хозяйки и подруги жизни. Она забросила курсы, полностью погрузившись в домашние хлопоты. Денег на хозяйство Дмитрий давал ей не особенно много, но она старалась расходовать их рачительно и всегда встречала его вкусным горячим ужином в намытой до блеска квартире. Правда, несмотря на все Ирины усилия Дмитрий часто задерживался с друзьями допоздна и приходил домой изрядно подшофе или вовсе не появлялся ночевать. Ира переживала и плакала втихомолку, но вслух своему возлюбленному никаких претензий не высказывала, боясь, что он разозлится и выгонит ее. А через пару месяцев Ира поняла, что беременна. Это открытие вызвало у нее достаточно противоречивые чувства. С одной стороны носить под сердцем ребенка от любимого человека было радостно, но пугало как он прореагирует на это известие.

Несколько дней Ира боялась рассказать Дмитрию, что в скором будущем он станет отцом, но наконец, выбрав удобный момент, призналась.

– Ир, ты шутишь? – он, чуть нахмурившись, вопросительно посмотрел на нее.

– Нет, Дим, я абсолютно серьезно, – Ира нервно сглотнула и села на краешек дивана.

– Черт, ну да… ты ж небось ни фига не предохранялась… вот ведь засада… Слушай, а срок какой? – он шагнул к ней и замер напротив.

– Не знаю… А что это важно?

– Ир, ну ты как с луны… – недовольно повел он плечом. – Конечно, важно. Аборт на большом сроке всегда проблема.

– Дим, ты что говоришь? Какой аборт? Я не хочу аборт… Неужели ты не хочешь ребенка? Это же будет твое продолжение… твоя кровиночка… – в глазах Иры заблестели слезы.

– Тихо-тихо… только плакать не надо, – он сел рядом и, осторожно обняв, притянул к себе. – И на чувства давить не надо. Надо трезво оценивать ситуацию и наши возможности. Вот ты посмотри вокруг: это съемная квартира. У меня даже угла собственного нет, как впрочем, и у тебя. Так о каком ребенке сейчас может идти речь? Вот не сегодня – завтра у меня с работой что или хозяйка квартиры откажет нам… И что дальше? Мы с ребенком на улице? Ты как это себе представляешь? Нет, о детях можно думать, когда есть квартира, стабильный заработок, уверенность в завтрашнем дне… Вот тогда можно задумываться и о детях.

– Дим, я бы рада не задумываться, но он же уже появился. Как же теперь о нем не задумываться?

– Не пугай меня, не надо. Он пока еще не появился и появится только в том случае, если мы этого захотим. А пока он лишь в проекте, и в наших силах этот проект изменить.

– Дим, я не хочу ничего менять. Раз так случилось, то значит на то воля Божья. А убийство ребенка – грех!

– Вот только не надо мух с котлетами путать, и волей Бога свою безграмотность в вопросах предохранения прикрывать. Сейчас не 18 век, когда женщины рожали каждый раз, как мужик их приласкает. Сейчас рожают тогда, когда детей завести хотят, а не в кровати покувыркаются. Так что не надо! – он отстранился и резко встал. – И вообще, что-то мне так кажется, что тебе очень хочется с помощью этого ребенка хомут мне на шею нацепить… Тебе мало показалось, что сама мне на шею села и ножки свесила, решила еще дополнительную обузу повесить и лозунгом «отказываться от такой обузы – грех» посильнее к себе привязать? Так?

– Дим, что ты такое говоришь? С чего ты взял, что я села тебе на шею?

– А что ты сделала? Что? Ты не работаешь. А теперь даже не учишься – типа зачем утруждаться, когда нашелся такой лох, что будет обеспечивать по гроб жизни… И как это назвать по-другому?

– Я думала: у нас семья… – всхлипывая, проговорила Ира.

– СемьЯ – это в смысле ты мне еще пятерых нарожать хочешь, чтоб нас семеро было или как?

– Дим, ну не издевайся… пожалуйста… Ты же все понял… – Ира сквозь слезы с мольбой посмотрела на него.

– Не строй мне такие глаза! – он раздраженно поморщился. – Хочешь намекнуть, что я бессердечная скотина, который взял невинную девушку, обрюхатил, а теперь жениться отказывается? Намек понял. Да, я именно такая сволочь и есть. Ну не могу я, не могу сейчас повесить себе на шею такой хомут в виде ребенка. Не могу! Понимаешь? И вообще… – он в раздражении зашагал по комнате, – я творческая личность. У меня планы… Я вот не сегодня – завтра контракт подпишу и уеду… Это же призвание! А ты говоришь: ребенок… Ну какой ребенок может быть, если не известно вернусь ли я из очередной командировки живым или нет… Так, все, Ир, – он остановился напротив нее и решительно рубанул рукой воздух. – Ни о каком ребенке не может быть и речи! Я, конечно, виноват, что не предусмотрел, что ты такая отсталая во всех этих вопросах, но я постараюсь исправить, что в моих силах. Я найду тебе денег на супер-клинику, чтобы все было по высшему разряду, и у тебя бы в будущем никаких проблем не возникло.

– Дима… я не хочу убивать нашего ребенка, – Ира, наклонилась к коленям и уткнула лицо в руки, пытаясь сдержать подступающие к горлу рыдания.

– Все! Прекрати истерики закатывать! – Дмитрий, наклонившись к ней, подхватил на руки и понес в ванную. – Сейчас умоемся и чтоб больше не слезинки! Терпеть не могу рыдающих женщин! – он усадил её на край ванны и включил воду. – Умывайся давай, успокаивайся и давай ложиться спать. Утро вечера мудренее. Завтра все окончательно решим.

Уже в постели, уткнувшись ему в плечо, Ира перебирала все возможные доводы, которые скажет утром, чтобы переубедить и объяснить то, что ей с детства внушала мать, что если Господь дает детей, то дает и силы их вырастить.

Однако проснувшись утром, рядом с собой она Дмитрия не обнаружила. Не было его и на кухне. Лишь на столе лежала записка: «Буду к пяти». Ни тебе «Ириша», ни «котеночек», как он иногда ласково её называл, ни даже «целую» как обычно в конце. Ира села на стул, и слезы вновь заструились по щекам. Страх липкой паутиной опутал душу. Неужели, чтобы остаться рядом с ним, ей придется отказаться от того, кто, не спрашивая никакого её согласия, поселился внутри… С одной стороны она уже любила своего еще не рожденного ребенка, ведь он частичка её Димочки, его продолжение, у него наверняка будут такие же выразительные глаза и такой же упрямый подбородок… А с другой стороны, она чувствовала, что идти наперекор воли любимого она не сможет, так как безумно боится его потерять. Мысли путались, а сердце от боли рвалось на части.

Чтобы хоть как-то отвлечься, она занялась привычными домашними делами, и к пяти вечера она вымыла всю квартиру, сварила суп и пожарила котлеты с картошкой.

***

В отличие от обыкновения Дмитрий не задержался, и едва она успела снять сковородку с плиты, в коридоре щелкнул замок.

– Димочка, иди скорее мой руки, у меня все горячее, – прокричала она ему с кухни, в тайне надеясь, что вкусная еда хоть как-то сможет изменить ситуацию в её пользу.

– Некогда есть, – Дмитрий не раздеваясь прошел на кухню. – Давай по-быстрому собирайся. Машина внизу, я отвезу тебя к тете, а потом у меня эфир, и я уезжаю.

– Как уезжаешь? Куда? – растерянно переспросила Ира.

– Я подписал контракт. В ночь у меня поезд.

– А почему я не могу остаться здесь? Зачем и мне уезжать? Димочка…

– Не надо истерик! – резко оборвал её он. – Я не могу оплачивать квартиру в мое отсутствие. К тому же хозяйка квартиры в коридоре. Ждет ключи. Не надо при постороннем человеке устраивать разборки.

– Как в коридоре? – смятению Иры не было предела. – Но тут же и твои вещи…

– Моих вещей тут раз, два и обчелся. Ради них квартиру держать не резон. Давай, пошли, я помогу тебе собраться.

– А ужин?

– Забудь о нем.

Все остальное происходило для Иры как во сне. Она была настолько ошарашена, что даже до конца не осознавала, что делает и что происходит. Очнулась она только, когда Дмитрий выгрузил из такси её вещи у подъезда тети и пихнул в руку объемный конверт:

– Здесь столько, что должно хватить на лучшую клинику. Думаю, тетя поможет тебе найти хорошего специалиста. Судя по отзывам Борисича, она дамочка хваткая. Так что все будет хорошо.

– Что это? – беря в руки конверт, растерянно спросила Ира.

– Деньги, Ириш. Весь мой гонорар за командировку. Надеюсь, тебе хватит и даже на безделушку какую в память обо мне останется.

– Тетя меня убьет…

– Не убьет. Поругаться, может и поругается. Но не убьет это точно. Так что не вешай нос. Прорвемся, где наша не пропадала, – Дима подмигнул ей и шагнул к машине.

– Но ты хоть позвонишь? – она схватила его за руку.

– Там нет связи.

– А когда вернешься?

– Вот когда вернусь, то обязательно сразу позвоню, – он притянул её к себе, чмокнул в щеку, а затем резко отстранившись, сел опять в такси.

– Но ты же не знаешь телефон тети…

– Я на твой мобильный позвоню, – усмехнулся он через окно, и машина, сдав назад, выехала со двора.

Ира положила деньги в карман, села на лавочку рядом с вещами и прижала руки к щекам. Ей страшно было представить, как она сейчас поднимется и позвонит в квартиру тети. Очень хотелось плакать, но плакать на улице было стыдно. Посидев так некоторое время, Ира, наконец, сумела пересилить себя и, поднявшись, взяла вещи и вошла в подъезд.

Подойдя к двери, она поставила вещи и, зажмурившись, нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – почти тут же раздался из-за двери мелодичный голос тети.

– Это Ира, тетя Рита, – дрожащим от волнения голосом ответила она и, услышав щелчок замка, открыла глаза.

Тетя еще не переоделась после работы и стояла перед ней в элегантном темно-вишневом шелковом костюме. Красивая, пахнущая дорогими изысканными духами.

– Заходи, племянница, что жмешься на пороге.

– Я с вещами… – потупившись, тихо проговорила Ира.

– Да уж вижу, не слепая, – с усмешкой оглядев ее, шире распахнула она дверь.

Ира вошла и составила сумки в углу. Тетя заперла дверь и обернулась к ней:

– Ужинала или голодная?

– Нет, не ужинала.

– Тогда проходи, мой руки, вместе поедим, я тоже еще не ужинала.

***

Они сидели за столом в большой комнате и молча ели. Ира чувствовала, что надо что-то сказать, как-то объяснить и свое долгое отсутствие и то, что за все это время ни разу не позвонила тете, но слов не находилось.

Поев, тетя попросила её заварить чай. Ира прошла на кухню. Привычным движением включила чайник, достала заварку. Все стояло на своих местах, и ей на мгновение показалось, что она никуда не уезжала… А потом молнией озарила мысль, что ей надо сказать про беременность и аборт. Кровь сразу прилила к вискам, и сердце застучало как бешеное. Понимая, что рассказать все равно все надо и чем быстрее тем лучше, Ира внутренне решила: «Скажу, когда выпьет чай» и, заварив чай, понесла чайник в комнату.

Тетя тем временем достала красивый сервиз китайского фарфора и огромную коробку конфет.

– Неделю назад один клиент подарил, – с улыбкой пояснила она, указывая на конфеты, – я еще подумала, уж больно красивые, чтобы одной есть, надо подождать, может в гости кто придет. Вот и дождалась.

– Спасибо, – только и смогла пробормотать Ира, разливая чай по чашкам.

Пили чай они тоже молча. Наконец тетя отставила чашку и выжидательно посмотрела на нее:

– Рассказать ничего не хочешь, племянница? Если нет, то я пойду к себе, а ты сама уж тут дальше хозяйничай.

– Мне надо сказать… – Ира нервно сжала руки перед собой.

– Раз надо, то говори.

Облизнув пересохшие от волнения губы, Ира потупилась. Слова застряли где-то в горле, и она не могла выдавить из себя ни звука.

– Ир, я не кусаюсь, говори что хотела, не бойся.

– Понимаете, тетя Рита, – выдавила из себя Ира и вновь замолчала.

– Пока ничего не понимаю, и не пойму, если не объяснишь, – поняв, что продолжать Ира не намерена, усмехнулась тетя.

И тут Иру осенило, она вскочила, выбежала в коридор, достала из кармана куртки конверт с деньгами и, вернувшись обратно, положила на стол перед тетей: – Вот.

– Что «вот», Ир? Что это за деньги?

– Мне надо сделать аборт.

– Что??? – глаза тети полыхнули яростью. – Что ты сказала тебе надо сделать?

По щекам Иры потекли столь долго сдерживаемые слезы, и она прижала руки к лицу, прошептав:

– Я беременная, тетя.

– Ну беременная, а аборт-то тебе делать зачем? – тетя поднялась, шагнула к ней и, отведя её руки, заглянула в глаза. – С чего это ты вдруг убить своего ребенка надумала?

– Он сказал, что я села ему на шею и ребенка хочу посадить… и сказал, что он не может такое ярмо себе на шею повесить…

– Мне плевать, что сказал он. Я тебя спрашиваю! Почему ты от своего ребенка отказываешься?

– Я не хотела, а он денег дал и к Вам отвез, а сам уехал…

– Чтоб и думать не смела аборт делать! Он ей сказал… Да мало ли что кто тебе скажет… денег он ей на это дал… Вот ведь каналья! Быстро говори его адрес! Сейчас к нему съездим! И я эти деньги знаешь, куда ему запихну!!! Я не потерплю, чтоб в моем доме были деньги, предназначенные на убийство.

– Он съехал с квартиры… он уезжает сегодня ночью, – напуганная напором тети, Ира втянула голову в плечи.

– Он на вокзал поехал после того как тебя сюда привез?

– Нет, на радиостанцию… у него эфир последний… прямо сейчас идет.

– Какая радиостанция? Адрес знаешь?

– Знаю только название.

– Ладно, и название сойдет. Навигатор включу. Поехали!

Не посмев спорить, Ира покорно пошла вслед за тетей.

***

Подъехав к зданию, на фасаде которого красовалась вывеска радиостанции, тетя повернулась к Ире:

– Имя!

– Дмитрий Голубев, – тихо выдохнула она.

Выйдя из машины, тетя вместе с ней решительно прошла мимо охранника, бросив на ходу: «нас ждут». Затем, поднявшись по широкой мраморной лестнице, остановила первого попавшегося сотрудника, которым оказался худенький парнишка:

– Голубев еще в эфире?

– Да вроде закончил. Я в буфете его только что видел.

– Буфет где?

– По коридору второй поворот направо, резные дубовые двери, не ошибетесь.

– Благодарю, – тетя очаровательно улыбнулась и легкой и быстрой походкой устремилась дальше по коридору.

Ира пришлось едва ли не вприпрыжку метнуться за ней, чтобы догнать. За спиной послышалось: «И везет же Димке. Такая красавица ищет».

Открыв массивные дубовые двери, тетя вошла в полутемный большой зал, освещенный лишь небольшими светильниками над каждым из столиков, и повернулась к Ире: – Он здесь?

Дмитрий сидел за дальним столиком в углу спиной к дверям и курил. Ира указала на него глазами:

– Вон он, тетя Рита.

И тетя решительно направилась к нему.

– Вы Дмитрий Голубев? – остановилась она рядом с его столиком.

– Да, это мой псевдоним. Чем обязан? – повернулся он к ней и вдруг хрипло ахнул: – Марго?

– Дымов? Вот уж не ожидала… – тетя зло прищурилась. – Это ты оказывается, мою племянницу на убийство толкаешь. Даже денег не пожалел на это. Хотя ты всегда к ним легко относился. Только это ты опять зря. Вот, забери! – она швырнула на столик перед ним конверт с деньгами. – Моя племянница не нуждается в таком вспомоществовании. Мы уж как-нибудь сами разберемся, без греха на душе. Так что живи и радуйся, только о ней теперь забудь и о ребенке закажи себе вспоминать.

Тетя повернулась, чтобы уйти, но Дмитрий не дал. Вскочив из-за столика, он схватил её за руку:

– Марго, не уходи! Господи, как же паршиво все сложилось. Извини, извини ради Бога.

– Тебе не передо мной каяться надо, ты передо мной ни в чем не виноват. Ты перед Богом кайся, что и сам грех на душу взять хотел и девчонку неразумную на то толкал, – она постаралась высвободить свою руку.

– Марго, я прошу, не уходи! Давай поговорим и обсудим сложившуюся ситуацию.

– Нам не о чем разговаривать, Дымов. Ты свой выбор сделал, теперь это дело твоей совести как с этим выбором жить. И за Иру не волнуйся, мы с ней справимся и о тебе горевать не станем.

– Марго, Марго, не надо так безапелляционно. Дай мне возможность реабилитироваться. Каждый может совершить ошибку. Главное вовремя понять и постараться исправить.

– Здесь нечего исправлять. Забирай деньги и будь счастлив, если сможешь.

– Марго, постой. Еще ничего не поздно исправить. Ира к счастью еще ничего не сделала, поэтому не гони волну. Давайте все вместе сядем и все обговорим.

– Что обговаривать? – тетя раздраженно поморщилась. – Ты морочил девчонке голову и жил, как тебе удобнее. А она, глупышка, наверняка влюбилась и навоображала себе невесть что. У тебя же не было ни чувств, ни желания заводить семью. Теперь это прояснилось, наконец. Что ж, прекрасно. К тебе у нас никаких претензий. Иришка сама виновата, что не разглядела фальшь раньше. Так что сейчас, если в тебе хоть какая-то совесть осталась, ты повинишься перед ней и попрощаешься навсегда, чтобы девчонка дальше иллюзий никаких не питала и тщетными надеждами себе голову не морочила.

– Марго, не надо так… Мы видимся после стольких лет, и ты даже поговорить не хочешь… Ну перестань так презрительно кривить губы, – он просительно заглянул ей в глаза, – ну хочешь, я женюсь на ней, только не смотри на меня так, будто я последний подлец.

Услышав эти слова, подошедшая к столику Ира замерла, не веря своим ушам. Неужели тетя сумела изменить казавшуюся Ире безнадежной ситуацию и привести её к счастливому завершению? Неужели она столь ошибалась в собственной тетке, которая несмотря ни на что все же желает ей добра и хочет, чтобы она была счастлива? Сердце затрепетало в груди от радости, однако уже следующие слова тети развеяли её в дым.

– Ты соображаешь, что говоришь, Дымов? – сердито фыркнула та словно раздосадованная кошка. – Ты ж не любишь ее, так зачем предлагаешь такое? Чтобы окончательно девчонке жизнь искалечить? Так вот: не надо, обойдемся без твоих красивых жестов.

– А если мне хочется, Марго? Хочется сделать этот красивый жест? Хочется, чтобы ты перестала считать меня мерзавцем, да и породниться с тобой хочется тоже, – на лице Дмитрия появилась лукавая улыбка.

– А вот мне ни капли не хочется, – тетя брезгливо поморщилась и резким рывком выдернула свою руку из ладони Дмитрия. – И Ира, если хоть чуточку в разуме, не согласится выйти замуж за того, кто её выставил за порог, лишь только на горизонте первые трудности замаячили, и посчитал, что может откупиться деньгами и от собственного ребенка, и от обязанностей, связанных с ним.

– А вот это мы сейчас проверим, – Дмитрий развернулся к Ире и в упор посмотрел на нее: – Ириш, ты согласна выйти за меня замуж?

У Иры от волнения даже дыхание перехватило, но справившись с эмоциями, она кивнула и тихо выдохнула: – Да, согласна.

– Ир, ты рехнулась что ли? – тетя обернулась к ней и зло сощурила глаза. В полутьме буфета они сверкнули недобрым зеленым светом. – Неужели опыт матери не научил ничему? Ты же всю жизнь себе искалечишь. Уж лучше одной жить, чем с тем на кого в трудную минуту положиться нельзя.

– Тетя Рита, я не хочу, чтобы мой ребенок рос безотцовщиной, – Ира шагнула ближе к Дмитрию и сама протянула руку. В душе у нее все пело и ликовало от радости, что судьба, наконец, улыбнулась ей.

– Ира, это не причина калечить себе жизнь.

– Я люблю его.

– Вот видишь, Марго, – Дмитрий, взяв руку Иры, самодовольно усмехнулся, – все несколько иначе, чем ты представляла себе, и тебе придется смириться с тем, что в самом ближайшем времени я стану твоим родственником. Кстати, это не мешает отпраздновать. Здесь отметим или к себе нас пригласишь?

– Насколько я поняла, ты уезжаешь сегодня ночью, так что о какой поездке ко мне может быть речь? – иронично осведомилась та.

– Я никуда не поеду, Марго. Раз ты вернула мне деньги, я расторгну контракт. Поэтому от празднования помолвки твоей единственной племянницы тебе не открутиться. Так что выбираешь: где отмечать будем?

– А ты стал наглецом, Дымов.

– Да, Марго, жизнь здорово изменила меня.

– Это заметно, – иронично усмехнулась она, а потом, посмотрев на Иру, со счастливой улыбкой прижавшуюся к нему, обреченно вздохнула: – Ладно, что делать… Раз все так сложилось, поехали ко мне. Хотя чувствует мое сердце не ту ты, Ирина, дорогу себе выбрала, намаешься ты на этом пути и меня заставишь маяться…

***

Они сидели в гостиной, ожидая пока им привезут из ближайшего ресторанчика заказанный тетей ужин. Дмитрий, чуть откинувшись на спинку стула, достал из кармана пачку сигарет.

– В моем доме не курят, Дымов, – сурово нахмурилась тетя, заметив это.

– Хорошо, Марго, не буду, – он покорно сунул пачку обратно, – хотя дьявольски хочется. Ожидание самое неприятное для меня состояние.

– И ругаться при мне тоже не надо, особенно поминая лукавого, – не меняя тона, продолжила она.

– А ты, Марго, стала жуткой педанткой. Теперь я понимаю, почему Ирина так тебя боится. Я ведь по её рассказам представлял тебя вздорной и сварливой мегерой. И помыслить не мог, что ты её тетка и есть.

Ира в замешательстве зарделась и, потупившись, привычно втянула голову в плечи.

– Дымов, если тебе не нравятся порядки моего дома, то тебя здесь никто не держит. Вот Бог, а вот порог. Забирай Ирину, раз собрался жениться на ней, и заводи свой дом со своими порядками, которых уже я буду придерживаться, если в него попаду.

– Ладно, Марго, не генери. Я согласен соблюдать все твои порядки и уставы, так как забрать Ирину мне все равно некуда. Если только на улице с ней жить. Квартиру я как продал тогда, так другой и не обзавелся, да и вряд ли обзаведусь.

– Дымов, ты что совсем у меня поселиться надумал?

– Ну ты ведь не погонишь беременную племянницу с её мужем на улицу?

– Да уж… – тетя удрученно покачала головой, – ситуация… я начинаю жалеть, что за руку не отвела тебя возвратить те серьги в антикварный магазин, чтобы выкупить обратно квартиру. Но я надеялась, что у тебя самого ума достанет поступить именно так. Куда ты их дел-то тогда?

– Ленке Черниковой отдал.

– За «ночь любви» что ли?

– Угадала.

– Здорово она подсуетилась… Что ж каждому свое, – тетя саркастично хмыкнула.

– Но я не жалел никогда о том, Марго… потому что если бы не Ленка, я может и вообще бы уже не жил…

– Намекаешь, что намеревался закончить жизнь самоубийством?

– Именно. Так что если бы не та ночь с Ленкой, на твоей совести была бы загубленная жизнь.

– Нет, Дим, никак не на моей. Самоубийство грех лишь того, кто его совершает. И если ты был таким слабаком, что думал о нем, то мне остается лишь посокрушаться по этому поводу и порадоваться, что нашелся кто-то, кто помог тебе выстоять в тот момент.

– Марго, скажи, а почему ты честно не рассказала мне тогда, почему отказываешь?

– Ирина растрепала?

– Конечно.

– Я чувствовала, что если ты узнаешь правду, то ни за что не оставишь меня в покое и станешь добиваться всеми доступными способами. И серьги были бы только началом. Разве не так?

– Да, пожалуй, ты права…

– Вот видишь. А сейчас ты нашел ту, которая и моложе меня, и любит… Главное не загуби сокровище, что тебе досталось, – в её голосе послышалась просьба.

Дмитрий повернулся к ней и долгим взглядом посмотрел в глаза:

– Ты не поверишь, Марго, но в каждой женщине я искал тебя… а теперь понял, что никогда не найду, и решил остановиться. Ты все равно недостижима… недостижима как чертовка Лилит.

– Дымов, твое сравнение оскорбительно, это раз, а второе, я вообще не понимаю, как надо воспринимать твое высказывание? Как то, что твое решение жениться на Ире продиктовано лишь безысходностью?

– Если оскорбил, извини, не хотел. А жениться надумал, потому что понял, Ира это лучшее, что могу получить в жизни. Поэтому стоит оформить наши с ней отношения официально.

– После подобных откровений на её месте я бы послала тебя, Дымов, куда подальше.

– Марго, ты уже на своем послала, так что хоть на её становиться не надо… не решай за нее. Пусть сама скажет.

– Это справедливо. Что скажешь, Ир? – она повернула к ней голову.

– А что надо говорить, тетя? – Ира нервно сглотнула. Весь разговор она чувствовала себя очень неуютно и не знала, как реагировать на происходящее.

– Ты замуж за него выходить не передумала еще?

– Как я могу передумать? – недоуменно повела плечом Ира.

– Вот видишь, Марго. Она полная твоя противоположность, – усмехнулся Дмитрий. – Кстати, это меня несказанно радует.

В это время раздался долгожданный звонок в дверь.

– А вот и заказ из ресторана. Наконец-то, – тетя решительно встала.

Дмитрий тут же поднялся следом:

– Я помогу тебе, Марго.

После ужина, убирая со стола, Ира тихо спросила тетю:

– А что это за история с серьгами, про которую вы говорили?

– Дмитрий – мой одноклассник. Он долго и упорно ухаживал за мной, а потом как-то купил старинные безумно дорогие серьги, которые как он знал, мне понравились, заложив для этого свою квартиру, и пришел ко мне – делать предложение, в надежде, что увидев такой подарок, я не откажу, а я отказала. Вот и вся история. Кстати, я думала, что он вернет серьги и выкупит квартиру, а он видишь что учудил.

Рано утром Ирину разбудил запах свежесваренного кофе. Накинув халат, она вышла на кухню, где уже вовсю хозяйничал Дмитрий.

– Что Марго ест на завтрак? – тут же спросил он.

– Кофе с бутербродами, – Ира удивленно посмотрела на него. – А что?

– Значит, я угадал. Давай сваргань что-нибудь нам пожевать, а я ей пока кофе с бутербродами отнесу, – он подхватил кофейник и вышел, оставив ошарашенную Иру одну в кухне.

Когда он вернулся, она обиженно надув губы, поинтересовалась:

– А с чего это ты тете завтрак сделать решил? Она что просила тебя? Мне вот ни разу ни кофе ни бутерброды по утрам не делал.

– Ир, ты меня изумляешь, – раздраженно поморщившись, Дмитрий сел к столу. – Ничего она не просила. Но, во-первых, она бескорыстно приютила нас, а во-вторых, ей на работу сейчас, а ты целый день дома будешь прохлаждаться. И у тебя даже из элементарного чувства благодарности не возникает желания за ней поухаживать. Другая бы спасибо сказала, а ты… И это моя будущая жена… Ир, тебе самой-то не стыдно?

– Я не подумала что-то, Дим. Извини. Спасибо, что подсказал, – Ирина пристыжено потупилась.

***

Через неделю Дмитрий и Ира расписались. Дмитрий сам заставил Иру взять справку в женской консультации о беременности и договорился о столь быстром сроке регистрации брака. Однако гостей он наотрез отказался приглашать, сославшись на полное отсутствие денег из-за расторжения контракта и выплаты неустоек по нему. Поэтому церемония прошла скромно, на ней присутствовала лишь тетя. Иру это немного огорчило, но несколько исправило ситуацию то, что тетя купила ей шикарное белое платье и фату. Вначале она предложила купить хороший костюм, который можно было бы и дальше надевать в торжественных случаях, но увидев, как Ира расстроилась, тут же повезла её в салон свадебных платьев. А потом заказала профессиональную фотосъемку, сказав: «Раз покупаем платье лишь на один день, пусть хоть память о нем надолго останется».

Фотограф после бракосочетания долго усаживал их в разных позах, прося, то улыбнуться, то обнять друг друга и поцеловать. Ира была на седьмом небе от счастья и радостно улыбалась, а Дмитрий недовольно хмурился, сетуя, что вынужден не сам фотографировать, а выступать в роли модели. Его настроение улучшилось лишь, когда фотограф предложил им сняться втроем вместе с тетей.

– Марго, иди сюда, – тут же позвал он. – Раз это твоя идея с фотосъемкой, ты просто обязана в ней тоже поучаствовать.

– Дымов, отстань, – отмахнулась она. – С какой стати меня фотографировать? Я не невеста.

– Ты её единственная ближайшая родственница, так что не капризничай. К тому же ты сегодня очаровательно выглядишь, – оглядывая её элегантный шелковый костюм светло-сиреневого цвета, проговорил он, – а впрочем, как и всегда. Сделай мне подарок.

– Ну раз ты так просишь, – снисходительно усмехнувшись, тетя подошла к ним и встала рядом.

Дмитрий моментально нежно обнял её за плечо и притянул ближе к себе.

– Дымов, прибереги свой пыл для невесты, – рассмеялась тетя, чуть обернувшись к нему, и в этот момент фотограф щелкнул вспышкой.

– Похоже, я испортила Вам кадр, – повернулась тетя к фотографу.

– Наоборот, кадр, по-моему, великолепный, – фотограф шагнул к ним и показал экран своего фотоаппарата.

– Точно! – Дмитрий расплылся в улыбке. – Такие кадры – один на миллион. Ты поразительно фотогенична, Марго. Обещай, что согласишься, чтобы я отснял твою фото-сессию.

– Какая фото-сессия, Дымов? У меня все ближайшие дни расписаны, и потом я терпеть не могу фотографироваться. Вон Иру снимай.

– Марго, если ты клятвенно не пообещаешь мне выделить на это полдня в любой удобный для тебя день, я обижусь и испорчу Ирке весь праздник сегодня. Так что лучше соглашайся.

– Дымов, это шантаж! Прекращай!

– Марго, у меня сегодня праздник, не порть его, соглашайся. Ирина, ну-ка быстро уговаривай Марго, а то обижусь и не буду ни с кем разговаривать.

– Тетя Рита, ну пожалуйста, согласитесь… он же и правда обидеться может, – просительно начала Ира.

– Ирина, так и будешь под его дудку скакать? – тетя недовольно покачала головой. – Ладно. Только ради тебя и чтобы праздник не портить. Недели через полторы у меня будет окно, и выделю я тебе, Дымов, полдня.

– Заметано, Марго. Смотри только, не забудь, ты обещала.

– Я своих обещаний, Дымов, не забываю никогда. Так что не волнуйся. Бери лучше невесту на руки и пошли к лимузину, в ресторан поедем, я столик заказала.

– Ой, тетя Рита, Вы мне все-таки прям настоящую свадьбу решили устроить, – Ира радостно бросилась обнимать ее.

– Ира, а какая еще может быть свадьба? – тетя недоуменно воззрилась на нее.

– Ну такая тихая, семейная, как Дима хотел…

– Он не тихую свадьбу хотел, а денег на нее не тратить… ладно, что о том. Дымов, давай неси невесту к машине.

– Не королева, сама дойдет, – Дмитрий иронично усмехнулся.

– Это как это сама? Что значит: «не королева»? Да она для тебя сегодня стократ дороже любой королевы быть должна! Это если ты сегодня ей такое заявляешь, что же ты ей завтра скажешь?– тетя грозно нахмурилась, и Ира, предчувствуя, что может разгореться конфликт, поспешно бросилась на защиту любимого:

– Да, конечно же, я сама спущусь к машине. Зачем мне, чтобы он нес меня на руках, тетя? Я что инвалид какой-то?

– Дело твое, Ир, – тетя недовольно поджала губы.

В ресторане их уже ждали. Как только они вошли, им поднесли хлеб да соль, а ансамбль в центре зала заиграл марш Мендельсона, под который их проводили к большому столу в глубине зала, заставленному всевозможными закусками. А как только они сели, ведущий со сцены тепло поздравил их и пожелал приятно провести вечер. После этого к тете же сразу подошел метрдотель:

– Маргарита Всеволодовна, Вам как удобнее будет: чтобы официанты за спиной стояли или Вас это раздражать будет и лучше, чтобы они только блюда меняли и подавали?

– Меня, да и моих гостей не затруднит самим себе закуску с блюда положить. Поэтому не надо, чтобы рядом стояли, пусть только блюда меняют. Не люблю, когда стоят за спиной.

– Я помню, Маргарита Всеволодовна, просто случай уж больно торжественный, поэтому и решил уточнить, – подобострастно склонившись, пояснил тот и, кивнув на замерших неподалеку трех официантов, продолжил: – Тогда мальчики у стеночки подежурят, а Вы их подзовете, если что-то нужно будет и скажите, когда горячее подавать…

– Хорошо, – на лице тети появилась легкая улыбка. – Спасибо, Кирилл.

И метрдотель, тоже пожелав им приятно провести время, отошел.

– А ты оказывается известная тут личность, – Дмитрий удивленно прищелкнул языком. – Ну надо же.

– Все объясняется просто. Владелец ресторана мой клиент и делает для меня большие скидки, поэтому очень часто деловые встречи я провожу именно здесь. Так что отдыхайте, веселитесь и ни в чем себе с Ирой не отказывайте. Сегодня ваш день.

– Я учту, – Дмитрий лукаво улыбнулся и взялся за блюдо с закуской: – Позволь, я за тобой поухаживаю, Марго.

– Ухаживай, только и про Иру не забудь, – в глазах тети мелькнула усмешка.

– Могу и за ней, хотя если рассуждать логически, то это она теперь ухаживать за мной должна, – Дмитрий, повернувшись к Ирине, подмигнул ей: – Ведь так, Иришка, или я что-то путаю? Это ведь обязанность жены за мужем ухаживать или я не прав?

– Конечно, прав, я с удовольствием поухаживаю. Какой салат тебе положить? – Ира с готовностью взяла в руки один из салатников: – С креветками будешь?

– Можно и с креветками и вон те фаршированные баклажаны, и помидорчики с сыром…

– Да, Дымов, племянницу ты мою построил знатно, – тетя саркастически хмыкнула, глядя, как Ира торопливо накладывает ему в тарелку разные яства, – ну да дело ваше, ребята. Не собираюсь лезть в ваши семейные взаимоотношения – сами разбирайтесь, – она знаком подозвала официанта и попросила открыть бутылку вина и наполнить бокалы, после чего подняла свой. – Однако в любом случае: совет вам да любовь на долгие годы, и конечно «горько!».

– Ох, и не люблю я прилюдно целоваться, – поморщился Дмитрий, вставая. – Марго, пообещай, что это будет единственное «горько» за сегодняшний вечер, иначе целовать Ирку вовсе не стану.

– Пожалуйста, как хотите. Пусть будет единственное, – она усмехнулась, – сегодня все для вас.

Дмитрий притянул к себе Иру и жарко поцеловал в губы. Она смущенно зарделась, ей казалось, все посетители ресторана смотрят исключительно на них.

В это время заиграла музыка, и тетя лукаво улыбнулась:

– А танцевать прилюдно ты тоже не любишь, Дымов?

– С тобой, Марго, хоть до утра, – он шагнул к ней и протянул руку.

– У тебя невеста есть. С ней танцуй, – тетя отрицательно покачала головой.

– Ей вредно танцевать, она беременная, – жестко отрезал Дмитрий.

– Танцевать вредно лишь на поздних сроках, да и то быстрые танцы, а медленные и перед родами не повредят, так что не выдумывай.

– Мысль о том, что с нами вместе будет танцевать и ребенок приводит меня в трепет, так что, Марго, танцевать с Иришкой я не буду даже под угрозой расстрела.

– Не хочешь – не танцуй, расстреливать тебя за это не будем, – иронично усмехнулась тетя.

– Почему не хочу? Хочу, но только не с ней. Пойдем, Марго, – он вновь просительно протянул руку.

– Уводить даже на время танца в день свадьбы жениха у невесты я не хочу. Так что, Дымов, извини, но танцевать с тобой не пойду, – тетя вновь отрицательно покачала головой.

– А еще говорила, что сегодня все для нас, а сама даже в танце отказываешь, – Дмитрий обиженно насупился и, сев рядом с Ирой, повернулся к ней: – Вот скажи, почему твоя тетка такая вредная? Ей что трудно пойти потанцевать со мной?

– Дим, – Ира нервно сглотнула, – она не вредная, она просто хочет, чтобы мы вместе с тобой сегодня все время были…

– Я что должен быть теперь пришит к тебе, раз печать в паспорте поставил? Что предосудительного в том, что мы пойдем с ней потанцуем? Это что за дискриминация такая?

– Ничего предосудительного, но просто принято так, что жених во время свадьбы танцует с невестой, – растерянно поговорила Ира.

– Я что виноват, что ты беременная сейчас? Вот не залетела бы, тогда другой разговор, а так… – он недовольно повел плечом и, отвернувшись, сосредоточился на еде.

– Дим, не обижайся… я ничуть не против, чтобы ты с тетей потанцевал, – Ира заискивающе тронула кончиками пальцев его локоть.

– Вот и скажи ей об этом, – не поворачиваясь и не отрываясь от тарелки, произнес он с набитым ртом.

– Тетя Рита… – начала было Ира, но та резко перебила ее.

– Все, Ир, это не обсуждается. Танцевать с твоим мужем сегодня я не буду. А если он не перестанет тут демонстративно свое недовольство проявлять, вообще встану и уйду, празднуйте свою свадьбу без меня!

Понимая, что оказалась меж двух огней, Ира умолкла и склонилась к своей тарелке, борясь с подступающими к горлу слезами.

В это время к их столику подошел красивый высокий брюнет лет тридцати в дорогом светлом костюме.

– Какая встреча, – улыбнулся он ослепительной голливудской улыбкой. – В кои веки вижу неутомимую провидицу на отдыхе. Рад вас всех приветствовать. Маргарита, значит, иногда Вы все же расслабляетесь в компании друзей?

– Добрый вечер, Аркадий, – кивнула ему тетя. – Я тоже рада встрече. Мы здесь знаменательное событие отмечаем. Замужество племянницы.

– Это прекрасно, – улыбка брюнета стала еще шире, и он повернулся к Ире и Дмитрию: – От всей души поздравляю. Свадьба это замечательно. Совет вам да любовь на долгие годы. Будьте счастливы. Извините, что столь бесцеремонно вторгся и поздравляю без подарка, но клятвенно обещаю сделать его в ближайшее же время.

– Аркадий, это лишнее, – прервала его тетя.

– Маргарита, позвольте мне самому решить, что в данной ситуации можно считать лишним. Ведь это не Вам подарок, так что подарок за мной, – брюнет хитро подмигнул Ирине, после его продолжил: – Кстати, уважаемые молодожены, может, позволите мне, воспользовавшись моментом, похитить из вашей компании Маргариту всего лишь на один танец? Обязуюсь вернуть её в целости и сохранности.

– Нет, не позволим, – Дмитрий, отодвинув тарелку, мрачно посмотрел на него. – Не надо портить нам праздник. Вас никто не звал, так что идите, откуда пришли.

Глаза тети полыхнули мрачным огнем, и она резко встала из-за стола:

– Дымов, всему есть предел, и моему терпению тоже. Это мой друг, и я не позволю так с ним разговаривать! Поэтому если еще раз позволишь себе высказывание в подобном тоне, всякое общение с тобой прекращу, так и знай, – после чего повернулась к брюнету, с легкой усмешкой наблюдающему за инициированным им выяснением отношений: – Аркадий, хотя Вы и выбрали не самый удачный момент для приглашения меня на танец, я соглашусь на него, но только после того, как Вы ответите мне на один вопрос.

– Любой, Маргарита, – усмешка гостя вновь превратилась в обворожительную улыбку.

– У Вас в ближайшее время недолжно пройти никакого крупного банковского платежа? – вытянув руку, она тронула кончиками пальцев его щеку.

– Завтра утром проходит оплата значительной сделки. А что? – он удивленно прищурился и, перехватив её руку, нежно поцеловал.

– Отмените платеж, – она осторожным движением высвободила руку.

– Это невозможно, – он отрицательно качнул головой.

– В этом мире ничего невозможного нет, Аркадий. Поэтому если не хотите потерять все, найдете способ.

– Вы хотите, чтобы я расторг сделку?

– Нет, только заморозили на время и тщательно проверили всю документацию.

– Маргарита, Вы уверены, что это необходимо?

– Если Вы не сделаете это, высокий худощавый блондин с карими глазами получит то, что рассчитывали получить Вы.

– Высокий худощавый блондин, да еще и с карими глазами, – задумчиво хмыкнул он, презрительно скривив губы. – Знаю я одного такого… а вот откуда его знаете Вы, Маргарита, я в недоумении…

– Считайте, что Вас оберегает провидение. Пользуйтесь этим, Аркадий, и не задавайте глупых вопросов.

– Да, конечно, очаровательная ведунья… Я что-то забыл, с кем имею дело. Что ж я воспользуюсь предостережением, но только после танца. Ведь Вы, насколько я уже понял, пообещали его мне, – на его губах вновь заиграла улыбка, и осторожно положив руку тете на талию, он увлек её в сторону танцпола.

– Твоя тетка действительно с большими странностями. Вот какого ляда ей приспичило идти танцевать не пойми с кем? – Дмитрий укоризненным взглядом проводил удаляющуюся пару. – Она сюда пришла твою свадьбу отмечать или на танцполе со всеми подряд обниматься?

– Дим, – Ира осторожно тронула его за плечо, – почему «не пойми с кем»? Я так поняла, что он её клиент и даже друг.

– И у этого клиента хватает наглости её еще в нерабочее время доставать. Какой же он друг после этого? Законченный эгоист, присосавшийся к ней паразит… а она это поощряет. Морду ему набить надо.

– Дим, Дим, ты что? – Ира испуганно сжала его плечо. – Не надо! Я тебя очень прошу.

– Ну не здесь, конечно… А как-нибудь при случайной, так сказать, встрече… – Дмитрий лукаво прищурился. – Знаю я несколько приемов, способных сбить спесь с подобных самовлюбленных павлинов. Недаром же столько времени среди спецназа провел.

– Димочка, ты что? – волнуясь за мужа, Ира судорожно прокручивала в голове варианты, какими словами показать ему всю абсурдность такой затеи. – Ты тети Риты просто не знаешь… Она, если узнает, ни за что не простит разборки за её спиной. Ты же видел, как она только что фыркнула, и явно тебе назло с ним танцевать пошла. Она всегда старается поступать всем наперекор и не терпит, когда её принуждают к чему-то.

– Да уж, характер у нее тот еще… упертая до невозможности… Хотя она всегда такой была. А ведь не должна женщина такой быть! Не такой Бог задумал ее. Женщина должна быть продолжением мужчины, его опорой… нежной, хрупкой, такой о которой хочется заботиться, которую надо охранять. А она полная противоположность… Властная, самоуверенная, нетерпящая чужого мнения… Не женщина, а черт знает кто… – он недовольно скривился.

– Ну потому она семью и не создала… – постаралась поддержать любимого Ира.

Но её замечание наоборот разозлило его, и он, раздраженно сбросив её руку с плеча, с силой стукнул по столу ладонью:

– Мы её семья! Или у тебя на этот счет какое-то другое мнение и кровное родство ничего для тебя не значит?

– Я не в том смысле… это я про то, что она замуж не вышла… – сразу пошла на попятную Ира.

– А зачем ей замуж выходить? Чтобы дар свой потерять? К тому же семья у нее теперь есть, а ты вон скоро еще и ребенком порадуешь… Так что теперь ей абсолютно ни к чему никакое замужество, я считаю.

– Это конечно… я тоже так считаю.

– Вот и хорошо, что ты меня поддерживаешь в этом вопросе, – примирительно проговорил он, вновь пододвигая к себе тарелку.

После чего углубился в процесс поглощения пищи, от которого оторвался он лишь, когда к столу вернулась тетя:

– Хорошо развлеклась?

– Замечательно, – лукаво улыбнулась в ответ та.

– Рад за тебя, – он снова уткнулся в тарелку.

– По тебе не скажешь, – вновь присаживаясь к столу, иронично заметила она и в упор посмотрела на него: – Вот ответь, Дымов, чего тебе не хватает для счастья? Рядом с тобой молодая, симпатичная, любящая тебя до беспамятства жена, а ты все время чем-то недоволен.

– С чего ты взяла? Я всем доволен, – не поднимая головы, ответил он.

– Кому ты это говоришь, Дымов? Твоя аура просто переполнена недовольством и раздражением. Вот недаром говорят, что судьба парит. Ира тоже до недавнего времени ничего кроме негатива не видела, это сейчас ей любовь глаза застит. Но в любом случае вот, что я скажу вам, ребята: выступать в качестве громоотвода ваших проблем я не намерена. Поэтому, думаю, будет лучше, если вы снимите жилье и будете жить отдельно. С деньгами я помогу.

Дмитрий резко вскинул голову и уперся в нее взглядом, под скулами у него заходили желваки:

– Я не стану брать у тебя денег, Марго!

– Не станешь – не надо, – она равнодушно пожала плечами. – Зарабатывай сам на съем жилья.

– Пока у меня нет такой возможности, – хрипло проговорил он, не сводя с нее пристального взгляда.

– А какая у тебя возможность есть? – её глаза заледенели, а скулы напряглись. – Жить у меня и отравлять мне жизнь своим недовольством и неудовлетворенностью собственной судьбой?

Дмитрий нервно закусил губы, некоторое время молчал, потом помотал головой, словно стряхивая наваждение, и осторожно взял её за руку:

– Извини, Марго. Я не знаю, что на меня нашло сейчас, и с чего я так разозлился. Ведь все, и правда, хорошо. Одним словом: я обещаю приложить максимум усилий, чтобы не отравлять тебе жизнь. Мне очень хочется, чтобы мы стали большой дружной семьей. Ведь у тебя больше нет никого из родных кроме Иришки, ну и теперь меня. Зачем же нам разбегаться в разные стороны? Проще помогать друг другу и жить в мире и согласии. Я ни в коем случае не хочу повесить тебе на шею дополнительную обузу, мы с Иришкой наоборот постараемся максимально облегчить твой быт, и чтобы ты, возвращаясь с работы, попадала в уютную домашнюю атмосферу, к близким людям, которые тебя любят и ждут.

– Вот что значит, хороший журналист, – рассмеявшись, тетя откинулась на спинку стула, – моментально просчитал ситуацию и преподнес все в нужном свете. Ладно, чтобы не выглядеть монстром, наплевавшим на святость семейных уз, я соглашусь пожить с вами. Но учти, Дымов, начнете осложнять мне жизнь, без колебаний выставлю за дверь.

***

Обещание, данное во время свадьбы тете, Дмитрий не забыл, и больше ни по какому поводу никакого неудовольствия ей старался не выказывать. Не забыл он и о фото-сессии с ней, и вскоре все стены гостиной были завешаны её громадными портретами, а в их спальне он повесил фотографию со свадьбы, где они стояли втроем. Все хозяйственные дела он постепенно возложил на Иру, мотивируя это тем, что она единственная в семье не работает и поэтому должна взять на себя хотя бы все домашние обязанности. Сам же сутками стал пропадать на работе и браться за любую подвернувшуюся, как он говорил, «халтуру». То он вел ночные эфиры, то выезжал снимать прилеты каких-то знаменитостей, то делал чьи-то портфолио или брал интервью. Ире все это не очень нравилось, особенно удручало её то, что он приходил уставший и вымотанный настолько, что интересовала его лишь возможность поесть и тут же завалиться спать. При этом денег он ей практически не давал, однако спрашивал отчет до рубля, как она потратила деньги, данные на хозяйство тетей, и вычитывал ей, если, на его взгляд, потратила их она нерачительно. Спорить с ним или перечить Ира не осмеливалась и утешала себя мыслью, что он, наверное, копит деньги или на собственную квартиру, или на приданое будущему малышу.

Однако действительность превзошла все её ожидания. В один из дней Дмитрий вернулся домой раньше и бросил перед ней на стол объемный конверт:

– Это тебе подарок, правда, получишь ты его только при одном условии, – загадочно улыбнулся он.

– Какой подарок и какое условие? – Ира потянулась к конверту.

– Ты хочешь побывать в райском уголке? Теплое море, пальмы, великолепный сервис, отдельное бунгало с выходом на пляж?

– Еще бы кто не хочет, – Ира раскрыла конверт и из него выпали красочные буклеты, билеты и путевки. – Мы поедем отдыхать? Когда?

– Через неделю, но если уговоришь Марго поехать с нами. Я не рискну ехать с тобой в таком твоем положении один. Хоть срок у тебя и не особо большой, но не дай Бог, что… А она женщина все-таки и сообразит что делать. И вообще с ней мне будет за тебя спокойнее.

– Дим, она не согласится, – Ира убежденно замотала головой. – Ни за что не согласится.

– Значит, и мы никуда не поедем, и путевки пропадут.

– Дим, они же безумно дорогие…

– Это точно, и если не хочешь, чтоб эти деньги были выброшены на ветер, уговаривай Марго.

– Дим, – Ира умоляюще посмотрела на него.

– Все, Ириш. Вопрос не обсуждается. Или мы едем с ней или не едем вообще. Решай.

– А может их тогда сдать?

– Хочешь, занимайся этим. Я не буду, – он раздраженно поморщился и вышел, хлопнув дверью.

Ира присела к столу и стала перебирать красивые рекламные проспекты. На фотографиях действительно было изображено просто сказочное место.

С трудом дождавшись, когда тетя вернется домой и сядет в гостиной ужинать, Ира, сев напротив, устремила на нее напряженный взгляд.

–Ты что ешь меня глазами, племянница? – тут же усмехнулась та. – Тебе что-то надо?

– Да, тетя Рита… – Ира нервно сглотнула. – Я попросить Вас хотела.

– Давай, проси, а то чувствую, под твоим взглядом у меня сейчас кусок в горле застрянет, – тетя отложила нож с вилкой и выпрямилась за столом.

– Тетя Рита, я никогда и никуда не ездила… и ничего такого, чтобы было красиво, как в сказке, не видела, а скоро родится ребенок и тогда уже точно ничего такого не увижу… ни моря, ни пальм, ни маленького бунгало на песчаном пляже, ни заката на фоне океанских волн, ни разноцветных рыбок плавающих прямо у ног… а мне так хочется… – Ира нервно облизнула губы и потупилась.

– Ир, а я-то тут причем? – тетя недоуменно повела плечом. – Ты хочешь, чтобы я денег вам на поездку дала?

– Нет, тетя Рита, нет. Деньги есть, Дима уже все купил… – тут же замотала головой Ира.

– Тогда в чем проблема? Поезжайте. Или ты думаешь, я могу тебя не отпустить? Или с загранпаспортом у тебя проблемы?

– С загранпаспортом у меня проблем нет, проблема в том, что Дима из-за моей беременности ехать со мной один боится и хочет, чтобы Вы поехали тоже… и уже три путевки купил, и теперь если Вы не поедете, я никогда не увижу этот райский уголок… А Вы… Вы точно со мной не захотите ехать, скажите, что работа у Вас и что Вы мне не нянька и не мать… Я в общем-то заранее знаю, что Вы мне скажите, тетя Рита… И даже не знаю зачем я пришла и все это говорю Вам, наверное лишь потому, что мне больше идти не к кому и даже пожаловаться некому… – из глаз Иры закапали слезы.

– Ир, прекращай реветь, – тетя досадливо поморщилась. – На что тебе жаловаться? На упертую тупость и твердолобость мужа? Так ты сама такого выбрала.

– Он не тупой и не твердолобый. Он просто боится, что со мной что-то может случиться в дороге, а он не сумеет помочь.

– Ир, ты ведь знаешь, что я умею предсказывать будущее… Так вот, если поедете вдвоем ничего ни с тобой, ни с ним не случится, и все у вас будет хорошо. Только тебе суметь его убедить в этом надо будет и заставить поехать именно вдвоем. Деньги за мою путевку я ему отдам, лишь сама не поеду, а могу и вовсе весь тур оплатить, только бы он тебя не пилил и не изводил во время вашего путешествия.

– Он категорически отказался ехать со мной вдвоем, – снова захлюпала носом Ира.

– Ир, ты его жена или кто? Проси, уговаривай. Скажи, что стресс, который он сейчас такими условиями тебе устраивает, еще хуже на ребенка повлиять может, нежели само путешествие.

– Это бесполезно… Он все равно не поедет… – слезы потоком заструились по Ириным щекам.

– Ир, ты чего добиваешься? Хочешь все же меня уговорить с вами поехать?

– Очень хочу… – закивала она.

– Если я сейчас соглашусь и поеду, никакой радости от этого путешествия ты не испытаешь, и эта поездка сломает жизни нам всем, уж поверь мне. Так что не надо, не проси, лучше мужа своего уговаривай с тобой поехать. А если он вправду так о твоем здоровье печется, я на время поездки тебе медсестру нанять могу, переоформив на нее путевку, и страховку по преждевременным родам оплатить, хотя и знаю, что их не будет, но ради его и твоего спокойствия сделаю это.

– Да? – слезы в Ириных глазах высохли, и услышав тетино «Да, Ира, все именно так», она поспешила к Дмитрию, который на кухне смотрел футбол.

Вернулась она минут через пятнадцать. Тетя уже доела и, откинувшись на спинку стула, листала журнал.

– Уговорила? – отложив его в сторону, поинтересовалась она.

– Неа, – грустно замотала головой Ира. – Сказал, что терпеть присутствие чужого человека не намерен и если мне хочется, я могу ехать вообще вдвоем с медсестрой. А я без него не хочу…

– Понятно, – проронила тетя и вновь углубилась в изучение журнала.

– Ну, тетя Рита, ну может, Вы все-таки поедете с нами? – Ира несмело подошла к ней и просительно коснулась руки.

– Ты не поняла что ли, что я тебе сказала? Если я поеду, это переломает жизни нам всем троим. Тебе это надо?

– Да чем отдых в таком райском уголке жизни переломать может, если как Вы говорите, рожать я там не начну?

– Ир, тут и ведуньей быть не надо, чтобы заметить, что твой муж не оставил своих попыток с разных сторон клинья ко мне подбить. Так вот, мне такая головная боль ни к чему, да и тебе, я полагаю, тоже.

– Что Вы говорите, тетя Рита? Да как Вы можете? Дима он просто по-родственному к Вам относится и уважает, а Вы про него так… К тому же, вот что меняется оттого, что мы здесь в одной квартире живем или там в одном бунгало? Он что тут к Вам приставал, что Вы там подобного опасаетесь?

– Ир, ты забываешь, с кем разговариваешь, и что я при желании могу видеть скрытую подоплеку действий. Так вот скрытые мотивы поступка твоего мужа мне не по душе и потакать им я не намерена.

– И какие эти скрытые мотивы? Переспать с Вами там?

– Я думаю, что и от такого бы он тоже не отказался.

– Так от такого ни один мужик не откажется, если женщина ему позволит. Небось все мечтают с известной киноактрисой ночь провести или просто красивой женщиной, типа Вас, тетя Рита, но это не значит, что делают. И вообще, Дима знает, что Вы такого никому и никогда не позволите, так что можете не опасаться, именно таких мыслей у него наверняка нет.

– А если все свое время там он будет посвящать не тебе, а мне, тебе это будет приятно? Зачем тебе в период беременности лишний повод для стресса?

– Вы боитесь, что я его к Вам ревновать там стану? Тетя Рита, так ему и здесь с Вами и разговаривать нравится, и обсуждать что-то, и ухаживать за Вами он любит, но лично я в этом ничего дурного не вижу. И вообще, муж же не собственность, что б его лишь у ноги держать… я доверяю ему…

– Ир, у тебя сейчас прекрасная возможность стать с мужем единым целым, причем самодостаточным целым. Не нужно в ваши с ним взаимоотношения вплетать меня в качестве подпорки. Я не гожусь на эту роль и скорее развалю Ваш брак, нежели удержу, так что постарайся озадачиться способами укрепить ваш союз без моего участия.

– Мы семья, тетя Рита. Неужели я настолько Вам противна, что Вы хотите вообще не иметь с нами ничего общего?

– Смотря что общее, племянница. Общую постель и общие проблемы вот точно не хочу иметь.

– Да какая общая постель, тетя Рита? Что Вы такое говорите уже который раз? С чего Вы это взяли? Дима что, хоть раз Вам что-то подобное предложил?

– Пока нет, но поверь мне, именно в этом направлении он и стремится повернуть ситуацию. Поэтому прекращай ему в этом помогать и начинай потихоньку разворачивать его к себе. У тебя сейчас самый благоприятный момент для этого. Ты носишь под сердцем его ребенка.

– Его это наоборот раздражает… – Ира скривилась.

– Вот вместо того чтобы втихаря кривиться от этого и продолжать безропотно принимать такое его поведение, лучше бы попыталась это исправить.

– Как?

– Книжки по психологии почитай и, используя разные методики, постарайся заставить мужа гордиться тем, что он отец твоего ребенка.

– Какие методики?

– Ир, к каждому человеку свой конкретный подход искать надо, но есть общие методики, позволяющие его найти. А ты похоже хочешь, чтобы я вместо тебя этой проблемой озаботилась и начала учить тебя конкретным приемам, чтобы ты, повторив пару фраз, которые я тебе сказала, потом могла бы со спокойной совестью развести руками: нет, Вы ошиблись, на него это не подействовало… так?

– Вы хоть пример привести можете? Я вообще не понимаю, как можно заставить хоть чем-то гордиться.

– Пример могу. Обнимаешь его вечером и говоришь, что врач велел тебе вместе с мужем разговаривать с ребенком, что он на этом сроке уже все слышит и чувствует. Потом заставляешь его положить ладонь тебе на живот и начинаешь говорить какой у малыша замечательный папа, как он ждет его, и как малыш, когда вырастет обязательно будет им гордиться, и как уже сейчас папа заботится о нем. Вот гладит его, а вскорости на курорт отвезет, чтобы ему там было хорошо, чтобы он впитал много свежего воздуха, поел вместе с тобой витаминов… и это все для него сделал папа, который работает, выбиваясь из сил, не спит ночами и так далее и тому подобное…

– Тетя Рита, Вы хотите, чтобы я при Диме разговаривала со своим животом? – Ира в ужасе затрясла головой: – Нет, нет, я не смогу это сделать. Он посчитает меня ненормальной.

– Не с животом, а с ребенком, который внутри него. А даже если и с животом? Что в этом такого? В психологии часто используются прием, когда вообще с пустым стулом говорят. Представляют, что кто-то на нем сидит, и разговаривают с ним.

– Так это, наверное, сумасшедших со стулом разговаривать заставляют, а я же не сумасшедшая… – Ира нервно сглотнула.

– Это я сумасшедшая, что с тобой обо всем этом говорить начала, – тетя раздраженно поморщилась. – Ты не желаешь смотреть дальше собственного носа и учиться хоть чему-то. Ладно, дело твое. Ты у нас уже дама не только совершеннолетняя, но к тому же уже и замужняя, живи своим умом. Никто за тебя жить и решать твои проблемы не будет, особенно если тебя саму они не волнуют, – она решительно встала.

– Значит, Вы не поедете с нами? – Ира нервно закусила губы.

– И не подумаю. Мне своих проблем хватает, и дополнительные себе на голову искать я не намерена.

– То есть Вам совершенно наплевать на мои проблемы и на то, что я из-за Вас никогда не высуну носа дальше нашего города? Я Вам не нужна и являюсь лишь обузой? – в голосе Иры послышались истерические нотки.

– Ир, если ты никуда не поедешь, то никак не из-за меня, а из-за того, что не можешь договориться с собственным мужем, который эти твои проблемы и обязан решать. Но которому ты их почему-то не высказываешь, адресуя их исключительно мне. А я к ним ну никаким боком. Или ты считаешь, что если я по собственному желанию делю с вами кров, то теперь просто обязана и все другие твои проблемы решать?

– Ну и не надо, не решайте ничего! Сама решу! Решу эту чертову проблему, которая отравляет мне всю жизнь и похоже если я не решу ее, продолжит отравлять и дальше… Я была дурой, когда послушалась Вас. Не будь я сейчас беременна, и Дима бы сейчас ко мне по-другому относился, и вообще все по-другому бы было…

– Ир, ты что такое говоришь? Совсем рехнулась что ли? Как такое можно говорить? Это что ты задумала? – тетя шагнула к ней и резко схватила за руку.

– Не Ваше дело! – Ира выдернула руку и отскочила к двери. – Сама разберусь.

– Ира, дурное дело нехитрое, но как бы расплачиваться за него тебе всю жизнь не пришлось!

– Так это если я сейчас не предприму ничего как раз расплачиваться и буду. Что мне в жизни светит? Нянчиться с ребенком, готовить еду и убирать квартиру до гробовой доски? И все по его милости. Почему я должна всего себя из-за него лишить? Зачем он мне, если из-за него Дима даже касаться меня перестал? И это пока еще беременность не особо и видна, а что будет на последних месяцах? Он тогда вообще небось и смотреть на меня перестанет. А если я еще после родов и располнею? Нет, мне нужно срочно пойти к врачу и найти причину, по которой он меня направит на аборт. За неделю я успею, и Диму никто не будет раздражать внутри меня…

– Ира, Ира… Ты что не понимаешь, что это убийство? Убийство ни в чем неповинного ребенка!

– Он отбирает у меня все и ни в чем неповинен? Это как же так? Почему моя жизнь и моя судьба, по сравнению с его, сразу перестают цениться, и я становлюсь обязанной посвятить их ему? С чего это?

– С того, что это закон природы, закон человеческой морали и, наконец, просто закон нашего государства.

– Ничего я найду законный способ избавиться и от него, и от обязанностей перед ним.

– Все! Успокойся, Ира. Успокойся и прекрати накручивать себя! Еще час назад тебя все устраивало, а сейчас неожиданно выясняется, что всю дальнейшую жизнь тебе поломали… И кто? Твой же ребенок. Твоя кровиночка, твоя и Димина частичка, ваше продолжение… Ну что ты так психанула? Я понимаю, гормоны, перестройка организма, нервы у тебя на пределе… Но поверь мне, никакая поездка не стоит жизни твоего ребенка.

– Если я никуда не поеду, я найду способ избавиться от него… я не прощу ему, что он лишил меня единственной возможности побывать в земном раю…

– Ира, не надо искать виноватых. Он тут абсолютно не причем.

– Вы можете считать так, а вот у меня другое мнение.

– У тебя сегодня прямо какое-то помутнение рассудка… – тетя вновь шагнула к ней и, решительно обняв за плечи, повела в спальню. – Пошли, выпьешь успокоительные капли, я накапаю тебе, и ложись спать. Не надо себя на ночь накручивать. Утро вечера мудренее. Ночь проспишь, и с утречка пораньше сама удивляться будешь, чего мне в нервах тут наговорила. Пойдем. Все будет хорошо.

*******************************************************

Часть вторая

***

Напоив племянницу успокоительными каплями и уложив спать, Маргарита вышла на кухню, где Дмитрий смотрел телевизор.

– Слушай, Дымов, прекрати изводить Ирину. Она от твоих закидонов уже готова на аборт отправиться. Хватит! Ясно тебе?

– Марго, – Дмитрий щелкнул пультом, выключая телевизор, и повернулся к ней, – я не понимаю: какие ко мне претензии? Чем я извожу твою племянницу? Тем, что отказался ехать отдыхать без твоего сопровождения? Так я элементарно боюсь с ней без тебя ехать. Можешь считать меня неприспособленным трусом, но я вообще при словах: беременность и ребенок, впадаю в прострацию и теряюсь.

– Дымов, я не могу с вами ехать и не поеду!

– Ну не поедем значит все. В чем проблема, Марго? Я разве тебя заставляю?

– Ирка готова уже аборт сделать лишь бы поехать с тобой. Ты представляешь, на что девчонку толкаешь?

– Я? – Дмитрий недоуменно повел плечом. – Я ее, Марго не толкаю ни к чему. Я женился на ней, чтобы она имела возможность родить ребенка в браке, но если она не хочет его рожать, это исключительно её решение и ничье более.

– То есть уговаривать её сохранить ребенка ты не станешь?

– Ни в коем случае. Иметь ребенка она будет лишь по собственному желанию, чтобы потом у нее не было поводов упрекать меня, что это я повесил ей на шею подобную обузу.

– Какая обуза, Дымов? Это твой ребенок! Понимаешь? Твое продолжение в этом мире. Твой наследник. Если Ирина сейчас не совершит какую-нибудь глупость, у тебя будет славный мальчишка, Дымов, уж поверь мне, и возможно со временем еще появятся… А вот если сейчас она учудит что-то, чтобы избавиться от него, можешь не надеяться, детей у вас точно не будет.

– Учудить или не учудить, это она сама решать будет. Я вмешиваться ни при каких обстоятельствах не собираюсь. Возможность иметь ребенка я ей дал, а вот воспользуется она ей или нет пусть сама решает. Мне недостает только этими бабскими проблемами озадачиваться. Марго, ну посуди сама: как мужик может что-то указывать женщине в этом вопросе?

– Дим, – Маргарита перешла на просительный тон, – ей не достает твоей поддержки. Подставь ей плечо и все будет наилучшим образом.

– Я даю все, что в моих силах. Большего не могу, извини. Не нравится, пусть разводится.

– Ты просто циничный мерзавец, Дымов. Ведь прекрасно знаешь, что Иришка на такое ни за что не решится.

– Уж, какой есть, – безразлично повел он плечами. – И это её право терпеть меня таким.

Тяжело вздохнув, Маргарита вышла из кухни и, услышав, как за спиной Дмитрий снова включил телевизор, раздраженно поморщилась. Бывший одноклассник упрямо гнул свою линию, не считаясь ни с какими возможными потерями на пути. И при таком раскладе его альянс со смотрящей ему в рот и при этом жутко бестолковой племянницей становился чем-то вроде гремучей смеси прямо у нее под боком. Это озадачивало и злило одновременно. И угораздило её вляпаться в такую ситуацию…

Она вошла к себе в спальню и, встав у окна, распахнула створки. Ночной воздух тут же дохнул на нее прохладой, и она, прикрыв глаза, с удовольствием подставило ему лицо. Хотелось абстрагироваться от навалившихся проблем и забыть о них, но мысли упрямо возвращались к словам племянницы. Маргарита чувствовала, это не пустая угроза. Ира, истосковавшаяся по заботе и поддержке мужа, в попытке найти и назначить кого-то ответственным за все свои неприятности, неожиданно сама для себя определила, что лучше всего на эту роль подходит ребенок. И теперь эта глупышка наверняка попытается что-то предпринять, чтобы вернуть расположение мужа и избавиться от источника своих бед, не понимая, что ошиблась в его определении. И ведь не объяснить ничего этой бестолковке. Как только речь заходит «о её Димочке» ум напрочь у девчонки отнимается, точь-в-точь как у матери. Хотя, что греха таить, когда-то и у нее самой, подобно ей, сердце лишь от одного его имени обмирало, и не стой у нее за спиной отец, может и сама бы она тогда в омут любви с головой бы сиганула… Проклятье, и почему у нее сил не хватило образумить и подобно отцу объяснить, что союз с таким уперто-твердолобым мужчиной, не видящим кроме своих больше ничьих интересов, ничем хорошим не закончится … Хотя понятно почему… Плевать Иринка хотела и на её объяснения и на заботу. Никто она для нее, и авторитета никакого у нее нет. Не верит племянница, что она лишь о благе её заботится и печется. На редкость закомплексованная и неблагодарная девочка, хотя причины такой стать у нее, конечно же, были… но с другой стороны, у кого их нет?

Маргарита в раздражении тряхнула головой и постаралась, заблокировав все мысли, вызвать в сознании вариационное поле, чтобы иметь возможность предсказать возможные пути развития ситуации. Однако собственная заинтересованность глушила четкость восприятия информации. А потом и вовсе ей начало казаться, что смерть еще не рожденного младенца приблизилась уже вплотную и начинает душить чувством вины за невмешательство в ситуацию. И неожиданно для себя она увидела Иру в ванне с горстью таблеток в руке. В горле мгновенно пересохло, а ноги стали ватными.

Пересиливая дурноту, Маргарита отринула картинку и ринулась в ванную комнату.

Распахнув к счастью незапертую дверь, она увидела как племянница, открыв аптечку, вытрясает из пузырька на ладонь таблетки её сильнодействующего снотворного. Не раздумывая, Маргарита ударила её по руке, и таблетки разлетелись во все стороны.

– Ах ты, дрянь! – следующий сильный удар пришелся по щеке Ирины.

Схватившись за щеку, она села на край ванны и безудержно разревелась. А потом, мешая слова с рыданиями, горестно начала причитать:

– Я не хочу рожать… мне страшно… я хочу на курорт… у меня больше нет сил… ну почему я такая несчастная? Лучше вообще умереть, чем жить так…

Выглядела племянница при этом настолько жалко и потеряно, что накативший на Маргариту гнев разом улетучился, и прижав её к себе, она стала гладить её по волосам, ласково утешая:

– Ну прекрати, прекрати, Иришка. Ну с чего такие мысли? Ведь все у тебя хорошо. Замужем за любимым человеком, сама здорова, он тоже, ребенок тоже хорошо развивается и растет и даже токсикозом тебя практически не мучает, что бывает крайне редко. Ну что ты истеришь на пустом месте? Прекращай! Не гневи Бога.

– Я хочу на курорт. У меня больше никогда не будет возможности поехать в такое красивое место…

– Все у тебя будет. Еще сотни раз на курорты поедешь. Не придумывай и не загадывай такого, не надо.

– Нет, не поеду…я чувствую, я знаю, это у меня последняя возможность хоть где-то побывать, – не унималась Ирина.

– Ты сейчас сама себе прогнозируешь безрадостное и унылое будущее. Зачем? Зачем ты это делаешь? Чтобы поспорить со мной и доказать, что я говорю тебе неправду?

– Я ничего не прогнозирую, я лишь знаю, что сейчас у меня есть возможность поехать на курорт, а этот гадкий ребенок все портит… Не хочу…. Не хочу его рожать… Меня вон мама родила и все… вся жизнь у нее закончилась… все… она кроме нашего дома и фермы своей и не видела ничего… Я не хочу так! Не хочу! – её плечи вновь затряслись от рыданий, а слезы хлынули из глаз с новой силой.

– Ир, прекрати и успокойся. Нельзя так истерить, ты портишь и свою нервную систему и ребенка.

– Вот и хорошо, что порчу… я не хочу никакого ребенка и все равно найду способ от него избавиться. Вы не заставите меня его рожать. Не заставите!

Ира попыталась вырваться из её объятий, но Маргарита не отпустила. Она вдруг ясно ощутила состояние того маленького комочка жизни, что был внутри её племянницы, и его ужас от осознания собственной нежеланности и готовности перестать бороться за жизнь и замереть. Это ощущение настолько потрясло ее, что еще крепче прижав к себе племянницу, она с чувством выдохнула ей в ухо:

– Я поеду с вами, Ира. Поеду… и ты побываешь на этом своем сказочном курорте. Но если ты когда-нибудь еще раз посмеешь сказать такое о собственном ребенке, я забуду, что ты моя родственница, и навсегда откажу вам обоим от дома… Такое можно сказать в состоянии аффекта лишь однажды… Если хоть когда-нибудь у тебя вновь появятся такие мысли, то я перестану тебя считать человеком достойным не только уважения, но даже сострадания… Ясно тебе?

– Правда, поедете, тетя?

Маргарите с тоской подумалось, что похоже из всей её чувственной тирады племянница услышала лишь это.

– Если поклянешься больше никогда не винить в собственных неприятностях своего ребенка и не желать ему смерти, то поеду.

– Конечно, тетя, – Ира радостно закивала, поспешно отирая остатки моментально высохших слез, – я обещаю.

Маргарите почему-то показалось, что потребуй она сейчас от племянницы все время прыгать на одной ноге или ходить, постоянно держа кукиш в кармане, она бы и это, не задумываясь, пообещала, совершенно не уразумев недопустимости того, что только что была готова вытворить, лишь бы добиться желаемой поездки.

«Будем надеяться, что это проявление токсикоза, и больше подобное действительно не повторится», – тяжело вздохнув, подумала она и поспешила вернуться к себе в спальню. Видеть радостную улыбку на зареванном лице Иры ей было почему-то крайне неприятно. То ли претил способ, которым племянница добилась желаемого, то ли вообще раздражал её вид после всего того, что она услышала из её уст.

***

Через неделю маленький гидросамолет, завершая их многочасовое путешествие, доставил их на небольшой островок, и они очутились на сказочно красивом пляже, омываемом лазурными океанскими волнами.

Маргарита вышла на мостки, к которым пришвартовался гидросамолет, и замерла, обозревая окрестности.

– Как же здесь красиво, – радостно выдохнула у нее за спиной Ира, вышедшая следом за ней.

Иронично усмехнувшись и проронив: «я рада, что тебе нравится, и после столь долгого перелета у тебя хватает сил восхищаться местными красотами», Маргарита шагнула в сторону встречающей их обслуги.

Двое из трех встречающих их темнокожих аборигенов пошли доставать багаж, а третий проводил к большому одноэтажному деревянному строению с открытой верандой, в котором располагались ресторан с баром и администрация, где они в обмен на путевки получили большой ключ с биркой и цифрой 8, а затем провел к затерявшемуся в тени прибрежных пальм и пышных кустов рододендронов симпатичному бунгало с тем же номером.

Войдя внутрь, Маргарита оказалась в маленькой прихожей, потом заглянула сначала в одну ванную комнату с джакузи посередине, потом в еще одну с душевой кабиной, и затем прошла в большую гостиную. Бросив свою дамскую сумочку в одно из мягких кресел, она шагнула к раздвижным дверям с одной стороны и, сдвинув створку и увидев широкую двуспальную кровать, шагнула к точно таким же на противоположной стороне, но и в другой спальне кровать оказалась абсолютно идентичной.

Саркастично скривив губы, Маргарита обернулась к идущей следом Ире:

– Не знаешь, на что надеялся твой муж, заказывая для меня такую спальню, что я любовника здесь найду или у него другие планы?

– Тетя Рита… Ну зачем Вы так? Скорее всего, это стандартный набор мебели, которую не меняют…

– Именно, Ириш. Все так и есть, – тут же подтвердил вошедший за ней Дмитрий. – Марго, чем ты недовольна? Хочешь, чтобы я потребовал отпилить полкровати? Боишься на ней потеряться? Не бойся, если потеряешься, позови, и мы тебя мигом разыщем. А могу и Иришку к тебе спать отправить, чтобы мне не бояться её ночью рукой или ногой во сне пихнуть… Она ж все-таки теперь не одна.

– На это, Дымов, и не надейся. Ни с кем из вас спать не буду. Не хочешь спать с Ирой, вон на диване в гостиной спи.

– А это вариант, – Дмитрий уселся на широкий и мягкий диван в гостиной и даже слегка попрыгал на нем, – классный диванчик, удобный… Пожалуй, я так и сделаю.

– Дим, ну ты что? – Ира плаксиво скривилась. – Зачем тебе на нем спать? Кровать очень широкая, хоть обмахайся руками, меня не заденешь…

– Ира, не спорь. Я ж высыпаться не буду, если все время в подсознании держать, что ты рядом, и я могу тебя толкнуть или зацепить. И вообще, безопасность ребенка, прежде всего.

Он поднялся и, шагнув к еще одной двери, скрылся за ней:

– Так, а тут у нас похоже еще одна прихожая и выход на пляж… Удобно. Ну что, мне все нравится, – подвел он итог, возвращаясь обратно. – Теперь давайте, девчонки, определяйтесь, чья какая спальня, и я вам загружу туда ваши чемоданы.

– Ир, выбирай, что тебе нравится. Мне абсолютно все равно, – повела в ответ плечами Маргарита.

– Тогда я здесь, – Ира шагнула в ближние к дивану двери.

– Прекрасно, а я значит, туда, – Маргарита взяла с кресла свою сумочку и вошла в двери напротив.

Для Маргариты день приезда пролетел незаметно в разборе вещей и знакомстве с островом.

Островок был маленьким, всего девять бунгало, семь из которых были меньше чем их, всего на два человека, и во всех жили пожилые семейные пары, преимущественно немцы, а самое крайнее девятое, такое же как у них, вообще стояло пустым. Немецкий язык Маргарита не знала, поэтому в маленьком ресторанчике и на открытой веранде бара пообщаться ни с кем не смогла.

Огорченная этим неприятным открытием, она подошла к бармену с вопросом о возможном досуге, и тот рассказал ей, что ежедневно утром и вечером маленький катерок ходит на большой соседний остров, где есть парк развлечений, много кафе и клубов, дискотеки, в том числе и ночные, теннисные корты и даже небольшой аквапарк, и если здесь ей будет скучно, она может ежедневно проводить время там.

Эта информация её несколько утешила, но когда она вечером рассказала о ней Дмитрию, он в категорической форме заявил ей, что как только она попробует уехать с острова, в этот же день он звонит в их турфирму и добивается переноса дня отъезда и тут же вместе с Ириной возвращается домой.

– Дымов, у тебя с головой как? – раздраженно поморщившись, Маргарита опустилась в кресло в гостиной. – Во-первых, я вам не нянька и не сиделка, чтобы быть постоянно к вам привязанной. А во-вторых, если ты устроишь Ирине такой стресс, она может прямо в самолете от истерики родить.

– Марго, ты раз в жизни можешь посвятить две недели отпуска беременной племяннице? Кстати, если она тебя настолько раздражает, что ты ищешь любой повод, чтобы свалить от нее подальше, зачем соглашалась с ней сюда ехать?

– Я согласилась вас сопроводить сюда, чтобы в случае, если она почувствует себя плохо, иметь возможность ей помочь, но ходить за вами следом и каждую минуту контролировать её я не обещала.

– А как ты можешь узнать, что ей нужна помощь, и помочь, находясь на другом острове?

– Я могу чувствовать её состояние, и если почувствую, что ей плохо, найму катер и вернусь.

– Я не верю в такие способности, уж извини. Это ты можешь, кому другому мозги пудрить ясновидением и гаданиями, а я на эту белиберду не ведусь. Так что или ты находишься на острове с нами, или мы с Ириной возвращаемся обратно. И вообще не надо драматизировать, я не прошу ходить за Ириной следом, отдыхай, купайся, вон в баре сиди, но будь в пределах досягаемости. Ты ведь знаешь, я в английском не силен, пару слов и то с трудом связать могу, а уж что говорят в ответ, и вовсе не понимаю. Поэтому если что случится, толком с обслугой и не объяснюсь. Поэтому прошу, не устраивай мне таких стрессов, не надо. Я к ним не готов и быть готовым не хочу.

Поняв, что его не переубедить, Маргарита сокрушенно покачала головой и поднялась из кресла:

– Вот диву даюсь, до чего ты упертый, Дымов. Ладно, хочешь, чтобы я безвылазно сидела на этом острове все две недели, ради Иры посижу, но вряд ли это доставит тебе то удовольствие, на которое ты рассчитываешь.

– Марго, я вообще ни на какое удовольствие не рассчитываю. Вся эта поездка исключительно ради вас с Иришкой.

– Про меня не надо. Я не любительница пляжного отдыха, и валяние под солнцем без дела меня абсолютно не привлекает. Я бы лучше попутешествовала, с местными достопримечательностями познакомилась… А сидение под пальмой мне не по душе.

– Не капризничай, Марго. В сидении под пальмой есть свой кайф, и раз ты в угоду Ирине согласилась на это сидение, попытайся его словить. Как говорится в известном анекдоте, если насилие неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие.

– Пошляк ты, Дымов.

– Это точно, Марго. С этим не поспоришь. Кстати, пошли на закат полюбуемся с пляжа, Иринка уже пошла.

– Вот и иди к ней, а я пошла в баре посижу и выпью что-нибудь, чтобы развеять грусть от столь унылой для меня перспективы безвылазного сидения на этом острове.

– Ну раз я спровоцировал эту грусть, то мне её и развеивать. Пошли, составлю тебе компанию. Иришке впечатлений и без меня хватит.

– Дымов, твоя компания моего настроения не улучшает, и мне она ни к чему.

– Зато улучшает мое настроение. Так что не будь эгоисткой, пошли вместе посидим, а то я без тебя и выпивку себе не закажу. Тут нет меню на русском языке.

– Не смеши меня, Дымов. Скажи им: «виски», и тебя поймут.

– Ты меня прям за примитивного алкоголика какого-то держишь… Марго, я умею пить красиво и в меру.

– Не представляю… – недоверчиво покачала головой Маргарита. – Не вяжется у меня твой образ с понятием «красиво и в меру пить».

– Пошли, проверишь.

– Ради одного этого, видимо стоит сходить, – Маргарита иронично улыбнулась. Она чувствовала, что Дмитрий все равно не отстанет и навяжет ей свою компанию, а если она резко откажет, то как пить дать отыграется потом на Ирине. Поэтому возражать перестала.

***

Они сидели на открытой веранде и любовались закатом на фоне безбрежного океана. Маргарита медленно тянула через трубочку коктейль, названный видимо в честь какой-то её тезки. А Дмитрий неспешно смаковал бокал красного сухого вина.

– Марго, а у тебя есть какая-нибудь мечта? – пристально глядя на нее, поинтересовался он.

– Мечта? – удивленно переспросила она.

– Ну да, мечта. Вот у меня была мечта, еще когда я на передовой как-то раз с ребятами под круговой обстрел попал. И сидели мы в окопе, из которого даже носа не высунуть, до самой темноты, и я мечтал, что если мне повезет, и удастся живым выбраться из этой заварушки, то очень хочу как-нибудь оказаться на берегу океана, лучше всего с тобой, и вот так спокойно наблюдать за закатом… без свиста пуль над головой и грохота рвущихся снарядов. Так что свою мечту я осуществил. А у тебя какая?

– Даже не знаю, что тебе ответить. Мелкие я постоянно воплощаю в жизнь, а вот такая заветная какая-нибудь… Не знаю, не задумывалась я над такой мечтой.

– А если сейчас подумать?

– Если подумать… – Маргарита задумчиво повертела в руках коктейльную трубочку, – то наверное, иметь собственный большой дом на берегу моря, где можно отдохнуть от повседневной суеты, и приехав в любой момент, можно было вот так посидеть на его террасе, расположенной на высокой каменистой площадке, окаймленной хвойными кустарниками и цветами в вазонах, и смотреть вниз на ступеньки, ведущие на пустынный каменистый пляж, где плещутся волны и с криками летают быстрокрылые чайки, чтобы тихо звучала песня, например «Touch My Soul» Франка Дюваля, и чтобы рядом был тот, на кого можно положиться в трудную минуту и кто никогда не предаст… с кем можно понимать друг друга, не проронив ни слова, просто заглянув в глаза…

– Значит, если поменять пальмы на сосны, песок на камни, а океан на море, а я бы в эфире заказал твою любимую песню, то твоя мечта тоже бы воплотилась, так?

– Нет, не так. Хотя от песни в эфире, заказанной тобой, я бы не отказалась, особенно этой, нравится она мне, только ты вот, Дымов, не тянешь на того с кем мне хочется сидеть рядом и молчать, потому что все понятно без слов, – усмехнулась в ответ Маргарита, – и много лет назад я тебе об этом открытым текстом сказала и сейчас снова могу повторить.

– Почему? Что со мной не так? Денег мало зарабатываю?

– Причем тут деньги, Дымов? Деньги я и сама зарабатывать умею. Ты не умеешь любить.

– Я не умею любить??? – на его лице отразилось неподдельное изумление.

– Именно. Ты хочешь обладать. А это к любви ну никаким боком…

– Категорически не согласен, но спорить не буду, у каждого свой взгляд на любовь… Кстати, а на твой взгляд, ты сама-то любить умеешь?

– Нет, я тоже не умею. Вот Иришка, она умеет. Она готова полностью раствориться в твоих интересах, отдать себя всю без остатка, пожертвовать всем, даже ребенком, только бы тебе было хорошо… причем бескорыстно и практически ничего не требуя взамен… лишь бы иметь возможность быть подле тебя… Только похоже тебе её любовь что-то не особо и нужна… она тебя чаще раздражает, чем радует.

– Иришка… Иришка не личность, а просто женщина, тихая продолжательница рода… Она не любит, она ищет, вернее уже нашла того, кто будет обеспечивать её и детей, и это не любовь, а элементарноеприспособленчество и паразитизм. Может, тебе и неприятно слышать такое про собственную племянницу, но она, Марго, достаточно ленивая и эгоистичная самка и больше никто… ни ума, ни фантазии, ни желания работать и хоть что-то представлять из себя, единственное на что способна: худо-бедно быт поддерживать и возможно ребенка родить, да и то, как ты могла уже заметить, не без эгоистичных закидонов с её стороны, типа: или вы все скачете под мою дудку, или я не рожаю ребенка… Так что про её любовь не надо… это не любовь, это лишь треп, смысл которого сводится к следующему: ты был первый, перед кем я раздвинула ноги, и теперь ты мне за это по гроб жизни обязан.

– Циник ты, Дымов. И не видишь очевидного. Иришке нужно не то, что ты ей дать можешь, а просто рядом с тобою быть, и ради этого она готова терпеть и неустроенность, и безденежье… Вы ж не особо роскошно с ней на съемной квартире жили… а она хоть раз тебе на что-то жаловалась? Нет? Вот то-то и оно. Позови ты её сейчас с тобой в любую горячую точку ехать, ведь полетит без оглядки… будет и в палатке жить, и лишь тушенкой или кашей питаться, и не упрекнет ни разу. Ей даже этот курорт был нужен лишь потому, что с тобой рядом, и ты предложил, и для нее это доказательство твоей любви и заботы. Предложи его ей я, она бы и не взглянула в сторону этих путевок…

– Марго, ты романтизируешь её отношение ко мне. На деле все гораздо приземленнее и менее романтично. Ты же не станешь спорить, что она как личность ничего из себя не представляет? её единственное достоинство – принадлежность к женскому полу и способность произвести потомка… Все. На большее она не способна. И ей нужен был лох, согласившийся бы её хоть как-то обеспечивать, пусть даже плохо, она-то ведь и так не может, и она его нашла в моем лице.

– Дымов, а кто все время, что я его знаю, поет песню о том, что идеал женщины это Ева, которая является продолжением мужчины и как раз ничего из себя как личность не представляет? Ты начинаешь противоречить сам себе. Личность не бывает чьим-то продолжением и чьей-то опорой. Личность она сама по себе, она если и сходится с кем-то, то уж никак не в качестве опоры, а на равноправной основе. А ребро, оно и есть ребро. Не надо предъявлять к нему завышенных требований. Жизнь подарила тебе то, что просил. Истинную Еву. Живи с ней и радуйся!

– Так-то оно конечно так… Но даже Адам всю жизнь страдал по сбежавшей чертовке Лилит, хотя умом конечно понимал, что с Евой ему намного комфортнее и лучше.

– Ну если тебе от этого кайф, можешь пострадать тоже… Запретить никто не вправе. Особенно если при этом чувствуешь себя настоящим Адамом, – рассмеялась Маргарита.

В это время к их столику подошла обиженно-насупленная Ира.

– Я вас ищу-ищу столько времени, везде все обошла, а вы тут… ушли и не предупредили…

– Где ты нас «ищешь-ищешь столько времени»? – иронично передразнил её Дмитрий. – Тут весь остров сто шагов в ширину и чуть больше в длину. Где тут можно кого-то долго искать, если мест, куда кроме бунгало можно пойти всего два: или пляж, или бар с рестораном?

– А почему вы меня не позвали? Я там сижу в шезлонге одна, жду тебя, Дим. Ты сказал, что сейчас придешь, а сам ушел сюда…

– Ир, зачем мне тебя звать в бар, что тебе здесь делать? Пить тебе нельзя, ты беременная. А закат и с того места, где ты сидела, виден не хуже.

– Ну я могу безалкогольный коктейль заказать… – Ира присела к ним за столик.

– Хочешь, заказывай, только без меня, – резко отодвинув стул, Дмитрий встал. – Выслушивать и дальше твои претензии я не намерен.

– Дим, какие претензии?

– Дурацкие и безосновательные. Вот какие! Вместо того, чтобы спокойно подойти, сесть рядом, поддержать разговор и полюбоваться вместе с нами закатом, наговорила гадостей и испортила всем настроение. Это на тебя так беременность действует, что ты готова скандалить по любому поводу?

– Дим, я не скандалила… – Ира нервно сцепив руки потупилась, а на глазах у нее показались слезы.

– Конечно, не скандалила, и сейчас реветь без причины ты тоже не собираешься. Все, я пошел. Истерика это без меня. Терпеть не могу смотреть на рыдающих женщин.

Он развернулся и стремительно направился к выходу с веранды, и Ирино тоскливое: «Дим, ну не уходи, пожалуйста», его не остановило.

Как только он ушел, Ира повернулась к Маргарите:

– Тетя Рита, ну что я не так сказала? Какие претензии? Я ведь всего лишь спросила, почему вы ушли не предупредив…

– Ир, твой муж хочет тебя приучить принимать как должное любое его поведение. Только и всего. Если тебе это не по душе, то сейчас ты должна будешь повести себя так, чтобы он больше такого себе не позволял. А если готова принять его требования, то прекрати мне задавать подобные вопросы и пытаться подключить к вашим разборкам. Я в них лезть не хочу и не буду.

– Мне не по душе, но что я могу сделать? Если я сейчас пойду за ним и попытаюсь все это высказать, он еще сильнее наорет на меня и обзовет истеричкой…

– Ир, что ты лично можешь сделать, я не знаю. Я знаю, чтобы я сделала на твоем месте… Хотя я уже сделала, отказавшись за него замуж идти. У твоего мужа очень авторитарный характер, и я предупреждала тебя, что тебе с ним будет несладко, но ты все решила по-своему. Так что теперь не ной и терпи. Становиться жилеткой для твоих слез я не намерена.

– Вы что даже пожалеть не можете? Ведь он абсолютно незаслуженно на меня наругался.

– Какой толк жалеть того, кто получает то, что сам захотел? Это, по меньшей мере, глупо. Ты станешь жалеть человека, которому говорят: не бейся головой об столб, больно будет, а он уперто идет и все равно стукается об него лбом?

– Ну да, пожалею… Ему же больно…

– Племянница, я в шоке, – Маргарита резко поднялась, иногда Ира вызывала в ней чувство не то что полного неприятия, а как бы абсолютного непонимания и в связи с этим желания немедленно дистанцироваться и не касаться столь диких и непонятных для её собственного восприятия устоев, порождающих в душе даже некую брезгливость. Пусть живет, как хочет. Каждый имеет право на собственные ценности и мораль.

– Я не понимаю, – продолжила она, – как можно жалеть глупцов по собственной воле причиняющих себе боль и при этом ждущих сострадания и надеющихся на помощь со стороны. Хотя, возможно, если бы меня попросили увести от этого столба подальше, я бы и помогла, но утешать и лечить, чтобы дать возможность с еще большей силой об него долбиться, увольте, я не по этой части…

– Тетя Рита, Вы это к чему? Вы Диму что ли столбом считаете?

– Я его считаю хуже, чем столбом, но если тебе нравится с ним жить, не смею мешать, живи, только мне не жалуйся. Это твой выбор, – безапелляционным тоном резюмировала Маргарита и, развернувшись, тоже ушла, оставив всхлипывающую племянницу одну на веранде.

***

Дни для Маргариты потекли однообразной унылой чредой. Удовольствие доставляли лишь пробежки на рассвете вдоль пляжа и долгие купания в океане после них. Дмитрий старался всячески её опекать и развлекать, но удовольствия ей это приносило мало. А после того как в один из вечеров Ира ей устроила истерику по поводу того, что это она провоцирует Дмитрия проводить все время с ней, демонстративно уходя все время от нее и не желая сидеть с ними втроем, стало раздражать еще сильнее.

Их взаимоотношения стали напоминать Маргарите какой-то неразрывный порочный круг. Ира обижалась на то, что часто остается одна, и периодически высказывала ей претензии, что она старается обособиться и вынуждает Диму бегать за ней. Она сама старалась в ответ Ире ничего обидного не говорить, щадя её нервную систему, и срывалась на Дмитрия, пеняя ему, что он не опекает беременную жену, бросая её одну, а тот, не споря с ней, отыгрывался на Ире, обвиняя в необоснованных претензиях, капризах и закидонах, которые он терпеть не намерен. Боясь ему возражать, Ира выбирала момент, когда он отсутствовал, и вновь начинала жаловаться ей, и просить не отделяться от них, и круг замыкался.

К началу второй недели Маргарите было тошно уже от одного вида племянницы или её мужа. Но Дмитрий упорно не давал ей уединиться, апеллируя к тому, что раз из-за его требований не покидать остров ей на нем грустно, то значит, его прямой долг не дать ей здесь грустить в одиночку. Исключения составляли лишь её утренние пробежки. Дмитрий не любил вставать рано.

Утро вторника не предвещало никаких перемен. Она бежала в купальнике по песку размеренно на счет дыша полной грудью и внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босой ногой на какой-нибудь случайный осколок коралла выброшенный на берег прибоем. И совершенно неожиданно для себя чуть не столкнулась с четырьмя молодыми крепкими и мускулистыми темноволосыми парнями, выходящими из ранее пустующего крайнего бунгало.

– О, мисс, простите, – по-английски тут же извинился тот из них, с кем она едва не столкнулась, он был из них самый высокий, с обаятельной улыбкой и зеленоватыми как у нее глазами.

– Это я должна извиняться, я слишком сосредоточилась, чтобы не наступить на какой-нибудь осколок и не увидела вас, – улыбнувшись, так же на английском ответила она.

– Ну что Вы, Вам необязательно было и смотреть, это мы обязаны были посторониться. А Вы всегда так рано бегаете?

– Да, здесь это самое лучшее время. Нежарко и пляж пустынный.

– Ну вот, а мы испортили Ваше уединение, – с извиняющейся улыбкой вступил в разговор второй.

– Нет, нет, что вы… ничего вы не испортили. Я даже рада, что встретила вас и сумела попрактиковаться в английском.

– А вы откуда? У Вас такой милый акцент… Вы давно здесь? Как Вас зовут? – теперь её обступили все четверо и забросали вопросами.

– Меня зовут Маргарита, я из России. Здесь уже больше недели. А вас как зовут и откуда вы?

– О, из России, как интересно… А мы из Австралии. Я – Борис, – представился тот, с кем она начала разговор, – а это – Андре, Морис и Виктор, – делая ударение на последних слогах, представил он остальных. – Только вчера прибыли, поздно вечером, скорее даже ночью. Эта путевка – приз, мы выиграли многоборье в сплаве. А вы здесь одна, Марджерита? – с трудом выговорил он, смешно исковеркав её имя.

– Для простоты меня можно звать Марго, ну или Мардж, если Вам так удобнее, получится как в мультике про Симпсонов.

– О! Симпсоны, Мардж, это клево, – рассмеялся он. – Только Вы на нее не похожа, лучше я буду звать Вас Марджери, если позволите.

– Пожалуйста.

– Так Вы одна здесь?

– Нет, не одна, с племянницей и её мужем. А что вы выиграли, какое многоборье? Мой английский не настолько хорош, и я не поняла, извините…

– Сплав. Мы плыли… по реке… горной реке…горы… река… плот… понимаете? рафтинг… на таких плотах… лодках… специальных… надувных… река такая бурная… там пороги… уступы… водовороты… белая вода… можешь, раз, и быть в воде… а потом выплываешь, – перебивая друг друга и подбирая более простые слова, а так же эмоционально жестикулируя для большей ясности, принялись пояснять они ей все одновременно.

– Поняла, поняла, рафтинг я вспомнила, – радостно закивала она, сообразив, что переводить слово рафтинг было не надо, – это здорово, только опасно очень. Но вы молодцы, что выиграли. Очень сложно было?

– Ну не очень, хотя трасса была тяжелой, пятая – шестая категория сложности, – заулыбались они.

– Вы давно команда?

– Уже года три… Мы из одного города и начинали в одном клубе. Сейчас разъехались учиться, но когда каникулы, снова собираемся, готовимся, тренируемся или вместе путешествуем. Не только по рекам, нам нравится, как это попроще сказать… этника… народные песни, мы собираем… поем… для себя под гитару у костра… Андре лучше всех на гитаре играет, я пою и на тамбурине ритм задаю… это барабан такой… Морис тоже на гитаре, но в основном аккомпанемент, а не соло, а Виктор на дудуке.

– Пардон, я снова не поняла. На чем Виктор играет?

– Дудук это такая труба, типа дудочка, но побольше… он Вам обязательно покажет… Правда, Виктор?

Тот тут же закивал:

– Конечно, покажу, если Вам интересно, и даже сыграю.

– Очень интересно, я с удовольствием послушаю. А может, вы мне все как-нибудь сыграете? Здесь скучно очень.

– А почему скучно? Нам сказали тут на соседнем острове масса развлечений.

– Я не могу оставить племянницу. Она беременна.

– Ну так с ней же её муж…

– Её муж боится, что с ней что-то в мое отсутствие может произойти нехорошее. А так как он английский знает плохо, а племянница вообще не знает, они меня никуда от себя не отпускают.

– Тираны они у Вас, – рассмеялся Борис. – Что ж, раз Вас не пускают никуда, мы Вас тут обязательно развлечем. Разведем вечером костер на берегу и сыграем, и споем для Вас. Правда, ребят?

– Да, без вопросов, – тут же подтвердили остальные.

– А я вам тогда в благодарность погадаю, если захотите, – лукаво подмигнула она им.

– Вы умеете гадать? – тот, кого назвали Морисом, недоверчиво посмотрел на нее. Он был самый крупный из всех, с коротким ежиком волос, добродушным лицом и серыми глазами.

– Умею. Правда, не всегда все вижу, но в том, что видела, пока еще ни разу не ошиблась, – усмехнулась она в ответ.

– А можете мне сказать, когда я женюсь и на ком? – он протянул ей руку.

– Прямо сейчас? Ну не знаю, получится ли… это сосредоточиться надо, – Маргарита взяла его руку и только прикрыла глаза, как яркая картинка тут же всплыла перед ней, и она начала говорить: – Твоя девушка маленькая худенькая со светлыми волосами, перед отъездом ты поссорился с ней, но она тебя любит и, несмотря на ссору, ждет. На твоем месте я бы женилась на ней, как только ты вернешься, вы созданы друг для друга. И хоть твой отец не за или, как это сказать лучше… не очень рад этому браку, но он согласится на него и даже со временем полюбит невестку. В смысле понравится она ему, когда лучше её узнает.

– Да, все так и есть… Точно. Значит, мне надо на ней жениться, да?

– Тебе не надо делать ничего, что ты не хочешь… Я тебе не командую, что делать. Хочешь – женись, не хочешь – не женись. Я лишь говорю, что рядом с ней ты можешь быть счастлив и на твоем месте я бы этот шанс не упустила.

– А нам погадать? – к ней сразу потянулись еще три руки.

– Вечером, ребята… вечером погадаю всем. У него просто наболело очень, поэтому картинка сразу пришла, а вообще-то это процесс небыстрый, тут настрой необходим.

– Хорошо, но вечером обязательно. Мы Вам играем, Вы нам гадаете.

– Согласна, – кивнула Маргарита, – а сейчас я иду плавать.

– Так мы тоже, – они окружили её и потянули в волны океана.

Через час она уставшая, но радостно-возбужденная возвратилась в свое бунгало. Ребята вымотали её порядком, то уговаривая нырнуть в воду с их плеч, то подбрасывая её с рук, то устраивая с ней догонялки в воде. Тягаться с тренированными молодыми парнями ей было конечно не по силам, но они каждый раз смеясь уступали и всегда признавали победительницей ее.

Приняв душ, она вышла, закутавшись в халат, и столкнулась с только что проснувшимся Дмитрием.

– Ты что радостная такая? Жемчужину что ли в океане нашла? – окидывая её сонным взором, поинтересовался он.

– Лучше, целых четыре жемчужины, которые поселились в соседнем бунгало, – рассмеялась она в ответ.

– Это как? – не понял он.

– У нас, наконец, соседи объявились, четыре парня, которым, как и мне, нравится плавать на рассвете.

– Ты плавала с незнакомыми парнями? – в его голосе послышалось негодование.

– Почему с незнакомыми? Я с ними познакомилась. Милые ребята, австралийцы, занимаются рафтингом и увлекаются этникой. Мне они понравились. Я получила приглашение вечером послушать их песни.

– Маргарита, – голос Дмитрия обрел напор, – я запрещаю тебе!

– Дымов, что-то запрещать ты можешь жене, но никак не мне! – гневно выдохнула в ответ она. – И только попробуй еще раз поговорить со мной в таком тоне. Я уеду тут же, и мне будет абсолютно фиолетово, как и когда вы с Ирой будете возвращаться, а дома после этого вы оба отправитесь на съемную квартиру, потому что достали меня настолько, что мне уже плевать и на то, что вы будете думать обо мне, и на родственные чувства, и на то, что будет с вашим ребенком. Все, у меня край, Дымов. Поэтому не надо, последнюю каплю не добавляй. Ясно тебе?

– Марго, ты понимаешь, что я забочусь о тебе? – Дмитрий моментально сменил тон разговора на заботливо-ласковый. – Что ты так раскипятилась? Ты не знаешь, что такие встречи с малознакомыми иностранцами могут быть опасны?

– Дымов, отвали! Это моя жизнь и не лезь в неё. Сама разберусь, без твоих заботливых советов, – в раздражении она шагнула в свою спальню и задвинула за собой дверь прямо перед его носом.

***

На завтрак Маргарита вышла поздно, втайне надеясь, что племянница с мужем её не дождались и ушли, но просчиталась. Ира и Дмитрий сидели на диване в гостиной, напряженно глядя на её дверь. И как только она вышла, Дмитрий, тут же встав, шагнул к ней:

– Как хорошо, что ты вышла, а то я волновался, вдруг ты перенервничала и плохо тебе. Ты как себя чувствуешь? – он осторожным движением положил ей руку на талию.

Ни слова упрека, что они её явно давно ждут, ни тени недовольства. Несмотря на это внутри Маргариты раздражение полыхнуло с новой силой. Вот лучше бы за Иркой так ухаживал и её о самочувствии спрашивал, так ведь нет, к ней цепляется… Хотела все это высказать ему, но в последний момент поняла: ни к чему хорошему это не приведет и закончится очередным витком их замкнутого круга с упреками Ире и её слезами. Поэтому глубоко вздохнув, спокойно кивнула:

– Неплохо. Пойдем, поедим.

– Конечно-конечно, мы уже готовы, – закивал он, а Ира поспешно вскочила и, шагнув к дверям, распахнула перед ними.

По тому, как она это сделала, Маргарита безошибочно определила, Дмитрий разговаривал с племянницей и застращал информацией, что в случае недовольства ими, она намерена их выставить на улицу.

Молча шагнула в раскрытую дверь, внутренне негодуя на Дмитрия. Нет, ну какой наглец и как ловко умеет выворачивать ситуацию и преподносить в нужном именно ему свете. Не даром журналист. Хотя может, будет лучше, если Ира станет считать её стервой, требующей жесткого подчинения. Все равно и так винит во всех своих неприятностях и ни любви, ни благодарности не испытывает, так пусть хоть боится, возможно наконец перестанет претензии предъявлять и ныть.

Поднимаясь по ступеням веранды, они повстречались с группой уже знакомых ей парней. Закончив завтракать, они выходили из ресторана.

– О, Марджери, привет! Мы рады тебя видеть. Ты классно выглядишь, в этом платье. Ты что так поздно завтракать идешь? Ты не забыла, что мы вечером встречаемся? – тут же забросали они её восклицаниями и вопросами.

– Привет, привет. Я все помню, вечером встречаемся на пляже, – кивнула им Маргарита, и почувствовав, как напряглась рука Дмитрия, которой он касался её плеча, обернулась к нему: – Дымов, предупреждаю сразу, хоть один комментарий по поводу моего знакомства с этими ребятами, и завтракать вы с Ириной будете одни.

– С чего ты взяла, что я что-то собрался комментировать? – нарочито безразлично усмехнулся в ответ он. – Я лишь поинтересоваться хотел, что они тебе так эмоционально балаболили. Надеюсь, не оскорбляли? Нет?

– Нет, не оскорбляли. Судьба хранит меня, и я еще не встречала мужчин, пожелавших меня оскорбить.

– Ну благоволение небес вечным не бывает, так что ты не расслабляйся, Марго. И ежели что, обращайся за защитой. Женщине лучше иметь рядом твердое мужское плечо, на которое она может опереться.

Почувствовав, что если ответит, то рискует увязнуть в мутной и абсолютно непродуктивной дискуссии, Маргарита лишь кивнула, коротко бросив: «учту», и села к столу.

***

Вечером, когда она собралась идти на пляж, Дмитрий просительно тронул её за руку:

– Марго, может, мы с Иришкой пойдем с тобой? Нехорошо как-то, что ты одна ближе к ночи с малознакомыми иностранцами…

– Дымов, вас не звали, и с вами я никуда не пойду, а если ты посмеешь сам туда заявиться, то сильно пожалеешь об этом. Не порть мне вечер.

– Я волнуюсь за тебя.

– Дымов, это твои проблемы волнуешься ты или нет. Мне твоя опека не нужна. У тебя есть жена, её и опекай. А я свободный человек и могу делать то, что хочу.

– Так я тоже свободный человек, и как ты можешь запретить мне находиться рядом с тобой на пляже?

– Запретить не могу, но могу попросить ребят устроить для меня концерт в их бунгало, и если ты начнешь нам мешать, сделаю именно это.

– Только попробуй!

– Выйдешь на пляж, не только попробую, но и сделаю. Ясно тебе? Командовать он мне будет… Жене командуй. Понял?

– Хорошо, Марго, я не пойду с тобой, но пообещай, что если ты только почувствуешь, что тебе что-то угрожает, ты позовешь. Я буду ждать тебя у входа в наше бунгало и услышу…

– Дымов, ты меня достал. Ну вот как тебе еще объяснить, что мне не нужна твоя помощь и опека? Не нужна! Понимаешь? Я сама о себе могу позаботиться.

– А если не сможешь?

– Если не смогу, то это будут лишь мои проблемы, и ничьи больше.

– Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.

– У меня их и не будет, если ты, наконец, от меня отстанешь. Все мои проблемы исключительно от тебя и никого более, ну может еще от Иры… А больше у меня проблем нет. Так что прекрати мне их создавать! – она грубо оттолкнула его и направилась к пляжу.

Ребята её уже ждали. Они заготовили небольшую горку ровненьких поленьев, пять из которых уже полыхали в вечерних сумерках и сидели кружком вокруг них. Рядом с ними лежали инструменты.

– О, Марджери, привет! – заулыбались все четверо при виде ее.

– Привет. Откуда такие красивые дрова? – присаживаясь в их кружок, поинтересовалась она.

– Купили на соседнем острове. Мы днем туда плавали. Там на базаре можно купить что угодно. Нам даже козу предлагали, но мы не стали брать, – стал с улыбкой рассказывать Борис.

– Пардон, я опять плохо понимаю, – Марго подняла руку, – что вам предлагали, «gat or goat» козу или револьвер?

– Козу, козу… животное… бее… – расхохотавшись, Борис приложил пальцы к голове, изображая рога и заблеял, – револьвер мы бы взяли, чего его не взять, вещь в хозяйстве полезная, а коза… Зачем нам коза?

– Этот абориген, что продавал, сказал: зажарить можно, – тоже посмеиваясь, вступил в разговор Морис, – но мы подумали, вряд ли он окажется вкусным.

– Он? Так это еще и самец был? – не смогла сдержать смех и Маргарита, представившая, как ребятам туземец пытался всучить козла.

– Да, самец, с бородой и вооот такими рогами… – Морис показал размер.

– Нет, ну что ты, рога были куда больше, – тут же явно начал прикалываться Борис, показывая размер с локоть.

– Больше, больше, метра полтора, не меньше, – подключился к шутке Андре.

– А то и все два, – поддержал товарищей Виктор.

– О! За такие рога его стоило купить. С такими рогами вы бы в книгу рекордов Гиннеса обязательно попали, а если бы не попали, то укрепили бы их на своем рафте и бодали всех соперников, – смеясь, предложила Маргарита.

– Эх, и как же мы такое сами не сообразили. Точно, надо было купить. Нас бы звали: рогатые рафтеры.

– Э, не надо про рога… Кто-нибудь еще не так поймет, – тут же возразил Морис.

– Ты не волнуйся, тебе в этом смысле рога точно не грозят, – поспешила утешить его Маргарита. – Да и остальным тоже. Это если только соперников бодать.

– Все равно не надо.

– Ну не надо, так не надо, – покладисто согласилась Маргарита. – Значит хорошо, что вы его не купили. Сыграйте лучше что-нибудь.

– Легко, – тут же согласились все четверо и потянулись за инструментами. И уже через пару минут над пляжем зазвучала тихая ритмичная песня.

У Бориса был несильный, но достаточно красивый мягкий баритон, который в сопровождении аккомпанемента двух гитар и ранее неизвестной Маргарите большой дудочки под названием дудук, звучал необычайно приятно, а на фоне безбрежного темного океана и яркого пламени костра можно даже сказать волшебно.

Как только музыка смолкла, она с воодушевлением захлопала:

– Ребята, вы чудесно играете и поете! Я сражена наповал и околдована вашей музыкой. Давайте еще что-нибудь.

– Желание дамы – закон, – заулыбались они и продолжили.

Одна песня сменяла другую, и музыка не смолкала, пока поленья почти не прогорели.

– Так… похоже, надо возродить наш костер, – Борис отложил тамбурин, на котором отбивал ритм, и потянулся к горке поленьев, и вскоре язычки пламени вновь заплясали яркими всполохами.

– Кстати, Марджери, – он повернулся к ней, – кто-то нам погадать обещал…

– Я не отказываюсь, – заулыбалась она и протянула руку. – Ну кто первый?

– Давай, Андре, не тушуйся, ты же хотел, – Борис тихонько подтолкнул локтем вбок сидящего рядом с ним кучерявого и кареглазого брюнета, с утонченным и даже немного женственным овалом лица и тонкими нервными губами.

Тот отложил гитару и молча протянул ей руку.

Маргарита обхватила его ладонь обеими руками и прикрыла глаза. Потом открыла их и, перехватив взгляд парня, заговорила:

– Порадовать ничем не могу. Ты любишь девушку брата, но она не отвечает тебе взаимностью и если порой немного и флиртует, то это не более чем желание заставить твоего брата ревновать и относится к ней более внимательно. Твой брат не особо сильно любит ее, но в её сердце лишь он. Не лезь в их отношения, ничего хорошего из этого не выйдет. Лучше на музыке сконцентрируйся, у тебя хорошие перспективы в этом плане. Ну и на невысокую крепко-сбитую подружку сестры с тугой косой внимание обрати, девчонка без ума от тебя, хоть тщательно это скрывает. Конечно, ты вряд ли её полюбишь столь же сильно, как ту, что сейчас владеет твоим сердцем, но рядом с ней тебе гарантированы благополучие, спокойствие и уют…

Она разжала руки, выпуская его ладонь, и Андре, отвернувшись, устремил взгляд в сторону, где в темноте шелестели волны океана.

– Ну что, еще желающие есть? – Маргарита, протянув руку, устремила взгляд на Бориса, но он не торопился, и в её руку вложил ладонь Виктор.

– Мне погадай.

– Хорошо, – она сжала пальцами кисть его руки, и тут же заулыбалась:

– У тебя все хорошо будет, мама твоя поправится, сестра скоро замуж выйдет и племянника тебе родит, а свою большую любовь ты меньше чем через пару месяцев повстречаешь и тоже вслед за сестрой поспешишь потомством обзавестись.

Она хотела уже отпустить руку, но Виктор не дал и сам перехватил её пальцы:

– Расскажи, в кого я влюблюсь.

– Ох ты и любопытный, – рассмеялась Маргарита. – Зачем тебе это заранее знать?

– А вдруг я её не узнаю? Или разминусь с ней?

– Не разминешься и узнаешь обязательно. А говорить не стану какая. Вдруг мои слова тебя разочаруют, и ты постараешься мимо своей любви пройти…

– Она хоть симпатичная будет?

– Для тебя она будет краше любой королевы красоты, уж поверь мне. Как в глаза ей глянешь, так больше на других смотреть и не захочешь. Так что жди. Недолго осталось.

– Ты меня заинтриговала и порадовала, – отпуская её руку, улыбнулся Виктор.

– Я рада, но это не моя заслуга, это твоя судьба, – она лукаво подмигнула ему, а потом повернулась к Борису, все это время внимательно наблюдавшего за ней, и потянулась к нему рукой: – Ну что, теперь давай тебе погадаю.

– Марджери, мне гадать не надо, ты лучше выходи за меня замуж.

– Борис, не надо так шутить, – усмехнувшись, покачала головой Маргарита, – мне такие шутки не особо нравятся.

– Я не шучу, я на полном серьезе делаю тебе предложение руки и сердца, – не сводя с нее пристального взгляда, проговорил он.

– Мальчик, я старше тебя лет на двенадцать. Тебе ведь двадцать три?

– Через месяц будет, – кивнул он.

– А мне скоро тридцать пять. Разницу чувствуешь?

– Она не имеет значения, и вообще, ты прекрасно выглядишь.

– Да как бы я не выглядела, это нонсенс. Так что прекрати, пожалуйста, лучше дай руку, и я расскажу тебе, когда и где ты повстречаешь ту, которая пленит твое сердце.

– Я уже её встретил.

– Борис, прекрати. Ты знаешь меня меньше суток, а делаешь предложение. Это уже совсем не смешно. Твоя шутка злая, и её можно считать издевкой.

– Я не издеваюсь, вот проверь, – он сунул ей в руки свою ладонь, – можешь проверить, что своим отказом раздерешь мне сердце на части.

Прикрыв глаза, Маргарита сильно сжала его пальцы. Мальчишка действительно влюбился в нее, и его чувство глушило всю информацию. Сосредоточившись, она стала, постепенно обходя его, искать поле вариантов. Наконец ей это удалось, и она облегченно вздохнула.

– Значит так, – она устремила свой взор ему прямо в глаза, – тебе действительно искренне хочется быть со мной и это чувство сейчас захлестнуло тебя с головой, но я, к сожалению, не предназначена для таких отношений, я одиночка, и даже если соглашусь быть с тобой, ты счастлив не будешь… и жизнь себе всю поломаешь. Я не отталкиваю тебя, поверь, ты сам, чуть больше со мной пообщавшись, поймешь, что я не та, с кем тебе хотелось бы провести всю жизнь. Твоя судьба, Борис, ждет тебя дома… Ты не обращал на нее внимания, да и она, видимо, тоже не особо в твою сторону смотрела. Рыжеволосая веснушчатая хохотушка-соседка, живущая от тебя через дом, перестала быть тем гадким утенком, которым была когда-то, и стала прекрасным лебедем. Пригласи её в кино, когда вернешься из поездки, и ты поймешь, что та глупость, которую ты сейчас принял за любовь, не более чем песчинка по сравнению со скалой. Поверь умудренной опытом гадалке и не торопись променять свое счастье на красивый фантик, внутри которого лишь разочарование и боль.

– Моя судьба ты говоришь ждет меня дома… А какова тогда твоя, вот так всю жизнь быть одинокой?

– Я не знаю моей судьбы, – Маргарита грустно улыбнулась. – Я как сапожник без сапог, не вижу, что суждено именно мне… но то, что я не вижу рядом с тобой себя, это точно. Хотя если честно, ты мне очень нравишься, да и вообще, жених ты завидный, но спорят с судьбой лишь глупцы. Я себя к ним пока не причисляю.

– Марджери, ты знаешь, я восхищен… восхищен твоим умом и тактом… Получается ты не отказала, но четко дала понять, что я могу продолжить ухаживать за тобой, только если и сам полный дурак и тебя такой же считаю… Я чувствовал, что ты так все можешь выкрутить, поэтому и боялся позволить тебе гадать… Но ты понимаешь, что все равно безумно нравишься мне?

– Ты сильный и сможешь не повестись на то ложное чувство, что сейчас полностью захватило тебя. Я знаю и чувствую это. При этом я готова поступить так, как тебе будет проще: могу вовсе перестать общаться, чтобы не провоцировать тебя, а могу остаться доброй знакомой, с которой можно просто приятно поговорить, но не больше. Что выберешь?

– Позволь я поцелую, просто поцелую тебя, а потом решу…

– Поцелуй это не просто, – Маргарита усмехнулась. – поцелуй это обмен энергетикой, частичкой души… В древности мужчины не просто так жизнью рисковали на турнирах, лишь бы поцелуй с уст женщины сорвать. А ты говоришь «просто поцелую». Как вы, мужчины, обесценили это таинство соприкосновения душ…

– Я готов заплатить любую цену. Хочешь турнир мне устрой или испытание, я соглашусь на любое…– Борис не сводил с нее напряженного взгляда.

Остальные тоже притихли, развивающаяся на их глазах любовная интрига заворожила всех.

– А смысл? Я ведь тебе уже сказала, что мы не подходим друг другу, так что и кому ты доказать хочешь? Что я плохая гадалка и ошиблась? Или то, что на здравый рассудок тебе плевать, главное это удовлетворение охватившего тебя сексуального желания?

– Кроме поцелуя не будет ничего, Марджери, клянусь. Но поцеловать ты меня должна.

– Даже должна? Борис, я не должна ничего и никому, и обязательств никаких на брала. С чего такие заявления?

– Я не требую… я прошу. Сжалься. Ты видела, что творится в моей душе, неужели не хочешь помочь потушить этот пожар?

– Потушить?

– Все зависит от того как поцелуешь… Я верю, как и ты, в то, что поцелуй это обмен энергетикой и информацией, поэтому и прошу поцеловать перед тем как решу как с тобой себя дальше вести. Я хочу удостовериться, что твое сердце действительно закрыто для меня…

– Ладно, будь по-твоему. Устроишь мне завтра ночную прогулку на лодке вдоль пляжа и поцелуй твой, – Маргарита решительно поднялась. – Я знаю, что это непросто и с охраной договориться, и лодку раздобыть, но считай это испытанием. А сейчас все, ребята, до завтра. Я устала и хочу спать.

– Ты завтра на рассвете будешь бегать?

– А как же, я привычки не меняю.

– Тогда, до рассвета. Спокойной тебе ночи, – улыбнулся ей Борис, и ребята, вторя ему, с ней попрощались.

Кивнув, она направилась к своему бунгало.

***

У входа в шезлонге сидел Дмитрий и курил.

– Как провела время? – стараясь придать тону безразличность, поинтересовался он, но Маргарита чувствовала, что внутри у него все кипело.

– Замечательно.

– Я рад за тебя, – хмуро проронил он, туша сигарету и поднимаясь.

– Это заметно, – Маргарита уперлась в него недобрым взглядом, готовясь дать отпор, если последует хоть какая-то претензия, но её не последовало. Напротив, Дмитрий, видимо почувствовав её настрой, явно пересиливая себя, улыбнулся.

– Не злись, Марго. Я просто очень волнуюсь за тебя, считая себя ответственным за твою безопасность. Но я действительно рад, что с тобой все в порядке и ты вернулась живая и здоровая, да еще и замечательно время провела.

– Я счастлива, что сумела порадовать тебя, – усмехнулась она, отводя взгляд.

Он осторожно взял её за плечо и, чуть приобняв, коснулся губами волос на виске.

– Какая же ты упрямая и своевольная девочка, Марго… – тихо выдохнул он ей в самое ухо, – но, наверное, именно это так и привлекает к тебе всех мужчин, и я не исключение…

– Дымов, ты не забыл случаем, что у тебя жена есть? Нет? А то я напомнить могу, – Маргарита неприязненно отстранилась.

– Я не то что не забыл, я наоборот об этом лишь и помню. Поэтому стараюсь всячески заботиться не только о ней, но и о её ближайшей родственнице, ощущая себя единым с ней членом одной большой семейной ячейки. Так что я не делаю ничего предосудительного, а напротив, старательно исполняю роль мужа и главы этой ячейки, за которую несу ответственность и перед людьми, и перед Богом.

– Дымов, ты сам-то понял, что сказал? С чего ты взял, что я член ячейки, в которой ты глава? Ты меня что приютил, обеспечиваешь и содержишь? По-моему у нас все с точностью до наоборот.

– Хочешь намекнуть, что глава ты? Хорошо, готов отдать бразды правления в твои руки, лишь позволь охранять и защищать, как верному стражу.

– Дымов, мне не нужны никакие бразды. Я вообще не хочу иметь ничего общего с твоей семьей. Живите с Ирой, как хотите, лишь меня не трогайте.

– Ты все-таки хочешь выгнать нас?

– Нет, не хочу и выгонять не стану, если досаждать мне не будете.

– Марго, тебе никто досаждать не собирается, но хочешь ты того или нет, мы семья. Тебе же не безразлична будущность Иришки и её ребенка, ну так вот и мне не безразлична твоя безопасность и благополучие. Почему ты считаешь это чувство с моей стороны неприемлемым для тебя? Я ведь не покушаюсь на твою честь и не претендую на сексуальную близость. Хочешь сохранять свою девственность – прекрасно, никто не против. Но почему ты столь яростно отвергаешь родственную заботу и участие? – он вновь постарался притянуть её к себе и нежно обнять.

– Моя девственность, Дымов, дело исключительно мое, и тебя я спрашивать не собираюсь, что мне сохранять и что с твоей точки зрения прекрасно. Захочу, хоть завтра замуж выйду или просто пересплю с кем-то, и твоего согласия не спрошу. Понял? – она вывернулась и оттолкнула его. – И хватит пытаться меня контролировать! Достал уже!

Войдя к себе в спальню, Маргарита, не раздеваясь, упала на кровать и прикрыла глаза. Разговор с Дмитрием разозлил и зацепил за живое. Пытаясь понять, с чего так психанула, она вдруг неожиданно сама для себя поняла: где-то очень глубоко внутри её все еще тянет и влечет к Дмитрию, ей приятна его ласка, его прикосновения и забота… и именно поэтому любое проявление его чувств вызывает с её стороны такую бурю отторжения и негодования. Она просто-напросто боится, что стоит ей хоть немного снизить сопротивление и расслабиться, и их родственный союз превратиться в морально-уродливое трио, которое будет невозможно разделить или хоть каким-то образом разорвать, не искалечив при этом судьбы всех… И самое неприятное это было ощущать, что именно ей при таком раскладе будет необычайно комфортно… Да и остальным, похоже тоже… Даже Ире, стремящейся любым способом привязать к себе Дмитрия. Ведь не могла она не чувствовать, что нужна Дмитрию именно из-за родственных отношений с ней, но упрямо закрывает на это глаза, и плевать ей при этом и на её мнение, и на её удобство… И шантаж с ребенком, и её истерики с требованиями, чтобы Маргарита не отделялась от них, лишнее тому доказательство…

Ситуация затягивала и напоминала болото.

Попыталась найти поле вариантов вокруг себя, но как всегда не смогла увидеть ничего… Она вольна в выборе, и что за ним последует, определить не представлялось возможным.

Раздраженно скривилась и зарылась головой в подушки, пытаясь абстрагироваться от навалившихся мыслей и чувств. Сбежать бы куда-нибудь… Только куда от себя сбежишь? То что похоронила много лет назад внутри себя, ожило и стремилось выползти наружу… Именно этого она и боялась, когда отговаривала Ирину ехать всем вместе сюда, а эта дурочка не послушала…

Вспомнились слова отца: «Это не твой мужчина, дочь. Ты будешь с ним несчастна, поверь мне. Сексуальное удовлетворение это не то, что способно подарить счастье на долгие годы… особенно тебе. Ты пожертвуешь всем, а взамен не получишь ничего. Ничего стоящего… Он умеет лишь бороться за обладание, но не любить».

Сейчас ситуация изменилась, она может заставить его всю жизнь бороться за её любовь при этом не пожертвовав ничем…

– Нет, нет! Не хочу! – не поднимая головы, она несколько раз ударила кулаком по кровати.

Это мерзко и неправильно. Такого не должно быть. И какими бы красивыми словами он это не прикрывал, это обман, фальшь и предательство. Причем их всех троих по отношению друг к другу. Да уж… и свела же их судьба… два закоренелых эгоиста, стремящиеся получить желаемое любой ценой, и она меж ними… тоже эгоистичная и не меньше их озабоченная собственными интересами… и как разрубить этот Гордеев узел непонятно.

«Папочка, – мысленно взмолилась она, – ты всегда меня поддерживал, помоги мне сейчас, подскажи, как выбраться из этой трясины… не хочу, не хочу ввязываться в эту мерзость… Не хочу!»

Ответ пришел не сразу. Она долго лежала, не двигаясь и прислушиваясь к шуму океанских волн за окном бунгало, а потом увидела его. Причем такой, которого явно не ожидала.

Зал отлета, самолет, она улетает одна, потом заходит домой, собирает вещи, чтобы уйти навсегда, и уходит… Уходит в никуда, в неизвестность… ей очень страшно, она совсем одна… какие-то переходы, люди, она долго бредет по мрачным и извилистым коридорам, затем бежит, пытаясь вырваться из обступившего её скопления домов… а потом вдруг неожиданно сама для себя оказывается на террасе какого-то большого дома. Она стоит на краю лестницы, каменные ступени которой ведут к плещущемуся внизу морю и украшены большими вазонами с цветами, а по лестнице к ней бежит красивая девочка, протягивая руки и радостно крича: «Мама! Мамочка!»

«О, Господи, откуда у меня ребенок?» – подумалось ей, и она, вздрогнув, проснулась.

***

Рассветный полумрак заполнял комнату.

Маргарита села и потрясла головой. Это был не ответ. Это был всего лишь сон. Ей предстояло самой решить, в какую сторону она повернет ситуацию, и какой путь изберет для себя.

Надев купальник, она распахнула окно и, чтобы не будить спящего в гостиной Дмитрия, вылезла через него наружу и поспешила на пляж.

Ребята уже купались, и толком побегать ей не удалось, они затащили её в воду, устроив шумную кутерьму. Причем развлекались и баловались с ней все за исключением Бориса. Он лишь находился всегда рядом, но даже не коснулся ни разу, тогда как другие и хватали её за плечи и тянули за руки.

Когда она утомленная вылезла из воды, отжимая кончики волос. Он подал ей явно свежее полотенце:

– Вот возьми, вытрись.

– Спасибо, – улыбнулась ему Маргарита, – ты очень любезен.

– Я договорился насчет лодки. Приходи вечером к причалу, и я покатаю тебя.

– Ты когда успел? – удивилась она.

– Я старался, – немного грустно улыбнулся он. – Меня вдохновляла надежда, вдруг вечерний океан и моя забота повлияют на твое решение и чувства… Я ведь совсем не дал тебе времени узнать меня и напугал своей поспешностью… Ты извини, и не торопись с выводами… Ладно?

– Борис, я гадалка…

– Но себя-то ты не видишь, сама говорила, может поэтому и рядом со мной себя не увидела… Не торопись с выводами, прошу… просто не торопись… Ладно?

– Хорошо. Уговорил.

– Тогда приходи вечером на причал. Я буду ждать.

– Договорились, – улыбнувшись, она вернула ему полотенце и поспешила к своему бунгало.

У порога её встретил Дмитрий.

– И как надо понимать твое лазанье в окна? Ты разучилась пользоваться дверями? – хмуро осведомился он.

– Я не хотела тебя будить.

– Свое полотенце ты тоже по этой же причине брать не стала или тебе нравится пользоваться чужими? Не боишься заразу какую-нибудь подцепить?

– Дымов, прекрати. Я уже взрослая девочка и сама разберусь, чего мне стоит бояться, а чего нет.

– Взрослая, никто не спорит. Но порой даже взрослые нуждаются в опеке и поддержке семьи. Не надо отказываться от родственной заботы и ради сомнительного неудобства перед нами и желания выглядеть независимо, жертвовать возможным благополучием.

– Еще раз и поконкретнее, пожалуйста… Смысл фразы не уловила абсолютно. Парней-австралийцев и то лучше понимаю, хотя они по-английски говорят, и не всегда все слова мне знакомы, но по избыточности фраз, сообразить, о чем идет речь, чаще всего могу. А тут вроде все слова знаю, а что имел в виду непонятно. Какая родственная забота? Попенять мне, что я воспользовалась чужим полотенцем или что-то иное?

– Полотенце это лишь конкретное проявление того отношения, которое ты старательно демонстрируешь. Ты не хочешь беспокоить и предупреждать, что ушла. Просить в чем-то тебе помочь или даже просто подстраховать. Ты постоянно выпячиваешь, что ты независима, и мы как семья для тебя ничего не значим, и ты не хочешь обязываться даже по пустякам.

– У тебя больное самолюбие, Дымов. Ты все воспринимаешь на свой счет. Успокойся уже. Я поступаю так, как удобнее мне, и так будет всегда. Запомни это. Понадобиться помощь – попрошу. А если не прошу, значит, твоя помощь в данный момент не нужна, и с ней лучше не лезть.

– Ты невозможна, Марго… – он сокрушенно покачал головой.

– Уж какая есть. Радуйся, что не я твоя жена, и цени Иринку. Она полная моя противоположность, – усмехнулась она в ответ и, войдя в бунгало, поспешила в душ.

Когда стемнело,перекинув через плечо легкую куртку, Маргарита в нерешительности застыла посередине своей спальни. Дымов смотрел в гостиной телевизор, и можно было, воспользовавшись моментом, вновь улизнуть через окно, избежав вопросов, куда это она собралась, на ночь глядя. Вряд ли он будет проверять легла она спать или нет… Хотя с другой стороны: почему она должна прятаться и таится? Что такого в том, что она вечером идет гулять? Это её право, в конце концов. Ну и если Дмитрий решит все же проверить, что она делает, и заглянет в распахнутое окно, то скандала не избежать, как пить дать. Так что лучше заранее предупредить и расставить все точки над и. И пусть только попробует ей что-то возразить!

Придя к такому выводу, она уверенно открыла дверь и шагнула в гостиную.

– Ты решила прогуляться, Марго? – Дмитрий тут же повернулся к ней. – Хочешь, составлю тебе компанию?

– У меня уже есть компания. Меня ждут, – качнула головой Маргарита.

– Опять будете песни весь вечер орать? Марго, ты бы хоть Иришку пожалела. Она беременная, а вы ей спать не даете.

– Не знала, что голос под гитару без усилителя и акустики долетает на такое расстояние, мне казалось, там в трех шагах шум океана все перекрывал, – иронично пожала она плечами, – но в любом случае, не волнуйся, петь никто сегодня ничего не будет. Спите спокойно, мы постараемся вас не тревожить.

– Это чем же вы намерены там заниматься, если не петь?

– Дымов, а тебе какое дело чем? Да я чем угодно могу с ними заниматься! Хоть спать с ними.

– Марго, мальчики лет на пятнадцать тебя младше. Не фантазируй, не надо. Ты для них старуха.

Слова Дмитрия её разозлили, и она моментально иронично парировала:

– Во-первых, не на пятнадцать, а на двенадцать, а во-вторых, один из них меня уже замуж звал и сейчас ждет мой ответ. Так что имею полное право фантазировать, что захочу.

– Ты с ума сошла? – Дмитрий даже привстал с кресла, на котором сидел.

– Ты, значит, с ума не сошел брать в жены девочку моложе на семнадцать лет, а я подумать над перспективой брака даже с меньшей разницей, непременно сошла с ума. Это что за дискриминация, Дымов? Да я ради одного этого сейчас замуж за него идти соглашусь. Ясно тебе? Тоже мне нашелся оценщик моей психологической вменяемости… Лучше сиди уж и молчи, – саркастично хмыкнув, она толкнула его обратно в кресло и вышла.

Луна, серебристой дорожкой прочертив гладь океана, каким-то нереальным колдовским светом озаряла пляж, замысловатым образом меняя силуэты пальм и причальных мостков, на которых её ждал Борис. В лунном свете его атлетическая фигура, облаченная в серый спортивный костюм, казалась закованной в серебряную рыцарскую броню. И на фоне темного звездного неба и сверкающей лунной дорожки он казался принцем из сказки, а лодка, покачивающаяся на волнах недалеко от него, волшебной ладьей.

– Марджери, а я уж испугался, что ты не придешь, – улыбнулся он ей, шагнув навстречу.

– Разве можно обмануть такого прекрасного рыцаря? – улыбнулась она в ответ. – Я лишь дожидалась этого дивного пейзажа. Посмотри как красиво, будто в сказку попали.

– Действительно красиво. А ты на волшебницу похожа. В твоих волосах запутался лунный свет, а в глазах отражаются звезды. А может это твои глаза в небе отражаются… – он подал ей руку и помог сесть в лодку, а потом сел сам и оттолкнулся веслом. – Ну что, поплыли в сказку?

– Поплыли, – кивнула она.

Они долго плавали вдоль берега и разговаривали. Борис неспешно греб, и вода, срываясь с весел сверкающими лунным серебром каплями, придавала их задушевному разговору какой-то определенный ритм и даже некую мелодичность.

Борис рассказывал ей о своей жизни, о семье, своих планах и надеждах, а она подбадривала, говорила, что он на правильном пути, что все его чаяния обязательно сбудутся, и его ждут успех, удача и много радостей в жизни…

– Марджери, я хочу, чтобы они нас ждали вместе… С тобою мне так легко, будто знал всю жизнь. Почему ты не хочешь принять мое предложение? Я не нравлюсь тебе?

– Со мною ты не будешь счастлив. Меня нельзя удержать на одном месте и контролировать. Я люблю свободу, самостоятельность и ненавижу, когда меня проверяют.

– Я умею ждать и верить.

– Похвальные качества. При таком раскладе, возможно, у нас бы что-то и вышло, но ты ведь наверняка хочешь секса, а потом детей… Так?

– Конечно, – он кивнул.

– А содержать один жену и детей ты в состоянии?

– Пока нет, но когда я закончу учиться и найду работу, обязательно смогу.

– Я не могу так долго ждать.

– Но ты же сама обеспечена, да к тому же с таким даром, как твой, бедствовать ты точно не будешь.

– Я потеряю свой дар, как только лишусь девственности, и моему избраннику придется меня обеспечивать. Ты к этому явно не готов. А ждать несколько лет не готова я, да и ты вряд ли согласишься, – она, чуть подавшись вперед, осторожным движением нежно потрепала его по волосам. – Так что судьба бесспорно не на нашей стороне, Борис.

– Так у тебя еще не было мужчины?

– Нет, никого не было, – покачала головой Маргарита, а потом, спохватившись, что в английском двойное отрицание невозможно, с улыбкой поправилась: – вернее, ты прав, мужчины у меня не было.

– Марджери, – Борис отложил весла и, перехватив её руку, которой она касалась его волос, поднес к губам, – ты необыкновенна. И это так несправедливо, встретить тебя, без памяти влюбиться и не иметь возможности соединить наши судьбы…

Маргарита внутренне усмехнулась, похвалив себя. Для австралийца финансовая невозможность брака оказалась самым убедительным доводом, который его к тому же не обидел.

– Давай договоримся, – продолжил он, – не отказывай мне окончательно. Возьмем тайм-аут и договоримся встретиться через пару лет. Если к тому времени у меня появится возможность полностью обеспечивать тебя, то я сделаю тебе предложение еще раз.

– Лишь с одним условием, если до этого ты поймешь, что встретил свою судьбу, то раздумывать не станешь и сделаешь предложение именно ей. Ну и за мной оставишь право на подобный поступок. А вот если мы к тому времени оба будем свободны, то может и правда судьба…

– Это меня устраивает. Договорились, – Борис, не выпуская её руки, посмотрел ей прямо в глаза, – ты оставишь мне свои координаты, и я буду тебе писать. Ладно?

– Без проблем. Мой е-майл, достаточно простой, – Маргарита продиктовала адрес. – Запомнил?

– Ни за что не забуду, – он вновь прижал её руку к губам. – Только и ты мне пиши, пожалуйста.

– Не обещаю писать регулярно, но постараюсь.

– Я буду ждать и надеяться.

– Это хорошо, – она улыбнулась и осторожно высвободила свою руку, – ну раз мы обо всем договорились, то может, вернемся? Время совсем позднее, еще пара часов и рассвет…

– Конечно, – он взялся за отложенные весла.

Пристав к мосткам, он выбрался на них и, привязав лодку, помог выбраться ей. После чего, нежно обняв за плечи, проводил до её бунгало и остановившись неподалеку осторожно спросил:

– Ну как, я заслужил обещанный поцелуй?

– Пожалуй, да, – кивнула Маргарита и, притянув к себе его голову, приникла губами к губам.

Руки Бориса моментально обхватили её плечи плотнее, и он сильнее притянул её к себе, после чего на Маргариту обрушился эмоциональный поток такой силы, что она даже растерялась на мгновение. А потом, поставив блок, уперлась ладонями в его плечи и, напористо оттеснив, высвободилась.

– Все, Борис. Вернемся к чему-то подобному, когда окончательно на ноги встанешь.

– Не понял… – он озадаченно посмотрел на нее. – Ты хочешь, чтобы я как-то по-другому встал или что?

– Нет, – со смехом она замотала головой. – Я в смысле финансово поднимешься, чтобы семью обеспечивать. У нас это устойчивое идиоматическое выражение, и я, не подумав, дословно транслировала…

– А… – он понятливо с улыбкой кивнул, – ты извини, я забываю, что мой язык для тебя неродной.

– Так даже веселее. Ладно, я пошла. До завтра, – сделав прощальный жест рукой, она шагнула к входу в бунгало.

В прихожей и гостиной горел яркий свет, но никого не было. Удивившись, что Дмитрий даже еще не ложился в столь поздний час, она уже хотела пройти к себе в спальню, когда противоположная дверь полностью отъехала в сторону, и он нетвердой походкой вышел из нее.

В мозгу у Маргариты тут же неприятной тенью мелькнула мысль, что, похоже, изрядно напившийся Дмитрий наблюдал за её прощанием с Борисом из окна Ириной спальни.

– Ну как, тебя можно поздравить с помолвкой? – перегородив ей проход к дверям неприязненно осведомился он, дыхнув на нее сильным перегаром.

– Ложись спать, Дымов, – Маргарита неприязненно поморщилась. – Завтра поговорим. Общаться с тобой в таком состоянии я не буду.

– Это ж какого полета ты у нас теперь птица, что даже снизойти до беседы с родственником тебе в лом? Твой нареченный сопляк – сыночек финансового магната что ли?

– Прекрати, Дымов. Не зли меня. Проспись сначала, а потом поговорим, – Маргарита повернулась к Ире, несмело выглядывающей из дверей спальни. – Ты чего так позволила набраться своему муженьку? Видишь ведь, что еле на ногах стоит… Почему раньше не остановила?

– Тетя Рита, как его остановишь? Он, как ушли Вы, такой нервный стал и орет все время…

– Ты не увиливай от ответа, Марго, – Дмитрий тем временем с силой схватил её за предплечье. – Говори, на что повелась и дар свой променять решила: на молодое тело этого накаченного слюнтяя или на его кошелек?

– Дымов, отвали! – резким ударом в плечо Маргарита оттолкнула его от себя и, шагнув в свою спальню, уже хотела задвинуть за собой дверь, но Дмитрий не дал.

С силой рванув дверь обратно так, что Маргарита едва удержалась на ногах, он заблокировал её ногой и, вперив в нее мутный и тяжелый взгляд, хрипло произнес:

– И все ж ответить тебе придется…

– Ир, урезонь своего мужа, а то я обращусь за помощью к охране, и трезветь он будет не у тебя под боком на диване, а в каком-нибудь полицейском участке, – Маргарита вновь обернулась к племяннице. – Ты знаешь мой характер, я это мигом устрою, если сей же момент не объяснишь ему, что нас с ним связывает лишь его кольцо на твоем пальце, и все вопросы ко мне он должен решать через тебя!

– Дим, пожалуйста… – Ира шагнула к мужу и робко потянула за плечо. – Тетя Рита она такая, правда… Она действительно кричать начнет и полицию вызовет, ну оставь ты ее… Пойдем ты ляжешь, поздно уже…

– Отстань, – он, оттолкнув, неприязненно скинул её руку.

– Слушай, у тебя с мозгами как, Дымов, совсем от алкоголя расплавились? Твоя жена беременна, не смей её толкать. Еще одно такое действие, и я зову охрану. Иди и ложись спать! Немедленно!

– Думаешь, докричишься?

– Если не до них, то до ребят из соседнего бунгало докричусь точно, и они помогут тебя утихомирить и на руки полиции сдать. Поэтому не выпендривайся, мачо ты недоделанный, и иди спать.

– Значит, я, смотревший смерти в лицо почти во всех горячих точках, помогавший там всем чем мог ребятам, хранящим между прочим твое спокойствие, освещавший все это, недоделанный, а эти австралийские молокососы, не имеющих, кроме своего заграничного паспорта, ни одного повода для гордости, доделанные, так?

– Дымов, прекращай нести пьяный бред. Мне надоело. Я рада, что ты гордишься тем, что держал боевое оружие в руках и возможно даже кого-то из него прикончил, но именно меня подобные геройства не восхищают. Я считаю это тяжелой и неблагодарной работой, которую, к сожалению, кто-то должен выполнять, прикрывая безграмотность и непрофессионализм наших политиков, дипломатов или же в некоторых случаях алчность милитаристически настроенных кругов. Типа санитаров в морге, могильщиков или ассенизаторов, не будь которых, мы бы уже все умерли от эпидемий и заражения окружающей среды… Их работа тоже важна, трудна и, на мой взгляд, столь же неблагодарна. Одним словом, лично у меня нет ореола романтизма вокруг военных действий в горячих точках. Призывников-срочников в расчет не беру, ты не меж них тусовался. А остальные делают свою работу, на которую согласились по доброй воле. Ты ими восхищаешься – дело твое, не смею препятствовать, но от меня восхищения не жди. Я скорее восхищусь работой политика, сумевшего за счет своего ума и интеллекта предотвратить боевые действия и найти мирные пути разрешения конфликта, чем работой спецназовца.

– Значит, для тебя, что черпать дерьмо из туалета, что, рискуя жизнью, защищать от врагов Родину действия равнозначные?

– Да, Дымов. Да! Я не могу существовать, ни когда на меня нападают какие-нибудь враги, верующие в то, что всех, кто не одной с ними веры подлежат истреблению, ни когда дерьмо грозит затопить все окрестности. И я благодарна людям, которые по собственной воле, за не особенно большие деньги, отчисляемые в том числе и мною как законопослушным налогоплательщиком, взялись избавить меня, как этого самого налогоплательщика и гражданина своей страны, от этих опасностей. Но не восхищаюсь ими. Кстати в особенности военными. Ну нет у меня пред ними пиетета, что поделать… Для меня они люди, получающие удовольствие оттого, что обладают средством, способным уничтожать и сеять смерть. Не чувствующие боли других, глухие ко всему, кроме слов приказа, даже к собственной совести. Я знаю, что именно такими они и должны быть, но восторга по этому поводу не испытываю и по доброй воле с такими людьми постараюсь контактировать как можно меньше.

– Это ты в зоне военных действий не была, а то прибежала бы как миленькая, поджав хвост: спасите, помогите, кроме вас некому… Насмотрелся я на таких фиф, – презрительно скривился Дмитрий.

– Если бы я, не дай Бог, действительно оказалась именно там, то может быть, и прибежала бы… Это их долг спасать меня, как бы я к ним не относилась. Так же как и мой, оплачивать все налоги и соблюдать законы, что бы я по этому поводу не думала…

– Ты расчетливая стерва, Марго! Я это всегда знал, лишь закрывал глаза на это.

– Я рада, что у тебя настало просветление в мозгах и открылись глаза. Может, хоть теперь отвалишь от меня и прекратишь так докучать. Утешься тем, что я стерва и иди уже спать, Дымов. Надоел!

– А если не пойду?

– Дымов, у тебя потребность пьяно поскандалить на тему кто кого уважает? Так ты не в выигрыше окажешься однозначно. Я не постесняюсь устроить крутую разборку с привлечением полиции. Тут полиция работает четко.

– Ты где-то тут видишь полицию?

– Я позову на помощь, и меня услышат. Так что прекращай выделываться, все равно ничего не добьешься, лишь кучу неприятностей наживешь.

– Рассчитываешь на помощь этих сопляков австралийских? Марго, неужели ты не понимаешь, что они лишь используют тебя, а потом выкинут как использованную одноразовую салфетку?

– Тебе какая с того печаль? Боишься, что жаловаться к тебе побегу? Не бойся, не побегу. Мне от тебя ничего не надо. Ни помощи, ни поддержки. Так что можешь расслабиться и спать спокойно.

– Я не могу. Мы одна семья, и я отвечаю за тебя.

– Не смеши меня, Дымов. О какой поддержке речь? Вы с Ириной висите тяжким грузом у меня на шее, и ты еще смеешь что-то о поддержке мне говорить. Бессовестный ты наглец и законченный эгоист, да еще вдобавок и напиваешься, как сапожник. Все! Скройся с глаз моих. Видеть тебя не желаю в таком виде! – она попыталась оттеснить его, чтобы закрыть дверь, но он снова не дал.

– А кого желаешь видеть? Этих мальчиков, целующих тебя взасос у крыльца? Ты последний стыд потеряла, Марго!

– Ну потеряла и потеряла… Что о том горевать. Отпусти дверь и не мешай мне. Это мое дело, кто и как меня целует!

– Не отпущу! Я вообще не позволю тебе больше дверь закрывать. А то ишь моду взяла то в окна лазает, то лишь под утро домой является… Не хочешь горевать о потере стыда, не горюй, но соблюдать правила приличия я тебя заставлю! – склонившись к ней, с напором выдохнул он, обдав пьяным перегаром.

– Дымов, это твои действия уже за все рамки приличия перешли. Заставлять он меня будет… – на Маргариту накатила волна безудержного раздражения. – Прав у тебя таких нет, чтобы хоть что-то заставить меня сделать! Ты мне никто! И я даже знать тебя больше не желаю, самоуверенный тупой алкоголик! Поэтому если не хочешь остаток ночи провести в полиции, прекрати немедленно и иди спать! Ирина, выведи его сию же минуту из моей комнаты, иначе выводить его будет полиция! Еще минута, и я позову на помощь! Ясно тебе? – она сурово свела брови.

– Дим, – Ира все это время нерешительно мнущаяся в стороне, испуганно потянула его за рукав, – давай ты и правда ляжешь. Утром поговорим. Тетя Рита ведь и вправду сейчас или пойдет жаловаться или кричать будет… Пойдем…

– Кричать будет, говоришь… – Дмитрий, недобро усмехнувшись, повернулся к Ирине: – Сбегай, принеси полотенце.

– Зачем? – озадаченно поинтересовалась она.

– Сказал: принеси, значит, принеси! – рявкнул в ответ он, и Ира, поспешно отступив, направилась в ванную комнату.

– Все! Надоело! – Маргарита шагнула к окну, намереваясь распахнуть створки и позвать на помощь, но Дмитрий стремительно, и откуда только координация у пьяного взялась, метнулся к ней и, обхватив, сжал в объятиях, зажимая рот.

Она постаралась вывернуться, сильно укусила его за ладонь зажимающую ей рот, потом ударила локтем в бок, но Дмитрий захват не разжал, наоборот сжал сильнее, лишая возможности вырываться.

– Дим, я принесла полотенце, – вошедшая в спальню Ира ошарашено застыла в дверях, наблюдая за их схваткой, не в силах вымолвить больше ни слова..

– Дай сюда! – властно скомандовал Дмитрий, высвободив одну руку, а второй по-прежнему зажимая Маргарите рот.

Воспользовавшись моментом, Маргарита вновь попыталась вырваться, руками вцепилась в его руку и попыталась оторвать от своего лица, потом ногтями проехалась по всей длине руки, оставив длинные кровоточащие полосы, но Дмитрий, не выпуская ее, лишь более злобно гаркнул Ире: «Дай, я сказал!», и та испуганно сжавшись, протянула ему небольшое махровое полотенце.

Выхватив его у нее из рук, Дмитрий повалил вырывающуюся Маргариту на пол и стал запихивать полотенце ей в рот.

– Дим, ты что делаешь? Перестань, пожалуйста, – срывающимся голосом выдохнула Ира, не отводя потрясенного взгляда с их извивающихся на полу тел.

– Пошла вон отсюда и сиди тихо как мышь в своей спальне, чтоб ни звука не слышал, а то и тебе достанется! – раздраженно прикрикнул он на нее, и она, зажав в страхе руками рот, попятилась из спальни.

А Дмитрий тем временем, дотянувшись до подзарядки телефона, вырвал её из розетки, и её шнуром скрутил Маргарите руки за спиной.

Она, поняв, что он задумал, выворачивалась и мотала головой, пытаясь выплюнуть полотенце, но сила была не на её стороне. И вскоре, спустив с себя брюки, и задрав ей платье и порвав все нижнее белье, он овладел ею.

Закончив, он крепко сжал её плечи и долго смотрел в глаза. Маргарита не отводила взор. Сейчас, когда он продемонстрировал силу и с её помощью добился желаемого, в её душе не осталось никаких чувств кроме всепоглощающего презрения к нему. И это презрение она безудержно изливала взглядом, ощущая, как он постепенно под ним отрезвляется, и к нему возвращается способность здраво мыслить. Через некоторое время, не выдержав, он нервно сглотнул и отвернулся.

Потом разжал руки, отстранился и встал, поправляя и застегивая брюки. Затем наклонился к ней, вытащил полотенце изо рта и, повернув на бок, резким рывком разорвал стягивающий её запястья провод.

Маргарита приподнялась и встала, одергивая платье. Она чувствовала, что сейчас может как угодно ругать или бить Дмитрия, он все снесет, но делать ей это не хотелось.

– Выйди отсюда, – холодно проронила она.

– Да, конечно, – хрипло проговорил он и поспешно вышел, закрыв за собой дверь.

Маргарита, тяжело вздохнув, на несколько секунд прижала руки к вискам, пытаясь сконцентрироваться и решить, что делать дальше. Решение пришло моментально.

Шагнув к шкафу, она достала чистое белье, переоделась. Потом сложила в дамскую сумку кошелек с деньгами, документы, ключи от квартиры и окинула взглядом комнату, решая брать ли еще что-то из вещей… Нет, она не будет ничего брать. Ей это теперь ни к чему. Бросив на себя прощальный взгляд в зеркало, она удовлетворенно кивнула сама себе и решительно вышла.

Дмитрий сидел на краешке дивана в гостиной, уперев локти в колени и склонив голову к сжатым меж собой кистям рук, чуть дальше, плотно прижавшись к нему, сидела испуганно-нахохлившаяся Ира. На звук открывающейся двери он поднял голову и поспешно встал.

– Марго, не надо здесь идти в полицию, прошу. Хочешь меня посадить, заяви дома, я все подтвержу, клянусь. Только здесь разборки не устраивай, пусть Иришка до дома доедет нормально.

– Не хочешь, чтобы на тебя в полицию здесь заявляла? – презрительная усмешка скривила её губы. – Ладно, не буду, оставим все разборки до дома… но при двух условиях: ты от Иры все оставшиеся дни не отходишь – раз, и меня не разыскиваешь – два. Обещай! – в заключении потребовала она.

Сметенный властностью, сквозившей в её голосе, Дмитрий подавленно кивнул: – Обещаю.

– Вот и прекрасно, – холодно проронила она и стремительно вышла из бунгало.

***

В сумраке приближающейся зари она прошла к стойке администратора и, растолкав сонного служащего, сообщила ему, что ей позвонили с работы и теперь ей срочно требуется вернуться домой. В деньгах она не ограничена, и если он ей поможет, то точно не пожалеет об этом.

Темнокожий туземец, быстро сообразив, что сделка может быть выгодной, без промедления взялся за телефон, и уже через десять минут она сидела в катере, увозившем её на соседний остров, на котором было налажено регулярное транспортное сообщение с материком. А еще через пятьдесят летела в маленьком самолете к центральному аэропорту.

В аэропорту ей на удивление легко удалось с небольшой доплатой обменять билет на ближайший рейс, улетающий всего через пару часов. И Маргарите, удобно устроившейся на кресле в зале ожидания, стало казаться, что её ведет само провидение. Не иначе как её сон был все-таки тем ответом, который она так желала получить…

При таком раскладе становилось ясным откуда у нее мог появиться в будущем ребенок. Однако, мысль о возможной беременности вызвала жуткое неприятие, вплоть до тошноты. Она не хочет иметь ребенка от Дмитрия. Не хочет до ужаса, до дрожи в коленях… Нет, нет, только не это… Иметь ребенка от того, кто так подло и нагло надругался над ней, это выше её сил… Нет, пусть сон остается сном… она не хочет, чтобы он сбывался.

Решительно тряхнув головой, Маргарита постаралась отогнать неприятные мысли. Но они, отступив на мгновение, неожиданно навалились с новой силой и уже не отпускали ни во время ожидания посадки, ни во время всего долгого полета.

К моменту приземления Маргарита была уже настолько вымотана ими, что даже радости от завершения полета не испытала. Случись что с самолетом или с нею, она бы не то что не огорчилась, обрадовалась бы, наверное… Будущая жизнь после всего случившегося пугала, а вероятность появления ребенка от Дмитрия вызывала чувство отторжения. С одной стороны, она, конечно, не станет избавляться от ребенка, он ни в чем не виноват… но с другой, постоянно видеть в нем напоминание о пережитом унижении это ужасно.

Спустившись по трапу самолета и порадовавшись, что не надо ждать багаж, она покинула здание аэропорта и на такси быстро добралась до дома.

Войдя в квартиру, она долго неприкаянно ходила из комнаты в комнату, пытаясь настроится на то, что сейчас соберет все необходимые вещи и куда-нибудь уйдет… Уедет, как в том сне, потому что она не представляет как сможет пережить встречу с Дмитрием и общение с ним… Нет, она не хочет его видеть больше никогда, и значит надо уйти отсюда, оставив им с Ириной квартиру… Пусть живут как хотят, она больше их знать не желает…

Но уходить не хотелось. Здесь прошла вся её жизнь. Был дорог каждый угол и каждая мелочь. От навалившегося чувства безысходности хотелось плакать, но слез не было. В мозгу мелькнула мысль: купить Ире с Дмитрием квартиру, но внутренне давило понимание, что это бесполезно. Дмитрий и тогда не оставит ее, особенно если узнает, что она ждет ребенка. Даже если она его посадит, она не избавится от него… Он будет писать из заключения, уверяя в раскаянии и умоляя о прощении, потом станет претендовать на ребенка и настаивать на отцовстве, а затем, после освобождения преследовать её с ним или, вернее, если верить сну, с ней… И от Иры, которая постарается все свои проблемы свалить на нее, она не избавится.

И чем больше Маргарита размышляла над сложившейся ситуацией, тем больше утверждалась в мысли: выход, виденный во сне, был единственно-правильным и верным. Если она сейчас смалодушничает и, пожалев квартиру, останется в ней, то обречена жить в абсурдно-уродливом трио единой с ними жизнью, до того как смерть кого-нибудь из них не разорвет этот треклятый их треугольник.

Придя к такому решению, она немного успокоилась и, взяв себя в руки, отправилась в ванную. Сейчас она примет душ, расслабится, ляжет спать, а с утра пораньше начнет собирать вещи. У нее еще три дня до возвращения Иры с Дмитрием, она все успеет. Не надо нервничать и торопиться.

За пару дней она успела снять квартиру и перевезти туда самые необходимые вещи. А потом, оставив на столе записку: «Дмитрий, ты обещал не искать меня. Сохрани хотя бы остатки порядочности в моих глазах: сдержи свое обещание. Все вещи здесь в вашем полном распоряжении. Квартиру в ближайшее время постараюсь переоформить на Иру с ребенком. Во избежание проблем при оформлении, не задерживайте квартплату, квитанции возьмете в правлении», ушла и, закрыв дверь, бросила ключи в почтовый ящик, чтобы даже соблазна не было когда-нибудь вернуться.

В последний день перед их приездом, Маргарита сумела закрыть свой офис и оформить его ликвидацию, а потом, купила через посредника новую телефонную сим-карту, оформленную не на себя, и выкинула старую, обрубив при этом последнюю нить, по которой её можно было легко найти.

***

Больше недели она безвылазно просидела в своей съемной квартире, ища по интернету варианты покупки недвижимости за рубежом и просматривая отзывы о риэлторах и нотариусах, занимающихся оформлением подобных сделок. В один из дней, утомленная практически безрезультатными поисками, чтобы развеяться она решила сходить в ресторан. Не рискуя появиться в том ресторане, где они отмечали свадьбу Иры, она заказала столик в одном из центральных ресторанов, славившемся своей хорошей кухней, и отправилась туда.

Она уже заканчивала обедать, когда услышала за спиной приглушенно-удивленное:

– Маргарита, неужели это Вы?

Она резко выпрямилась и, еще не поворачиваясь, по легкому шлейфу запаха дорого и достаточно редкого парфюма, поняла, кто стоит у нее за спиной.

– Да это я, – кивнула она, оборачиваясь. – Добрый день, Аркадий. Рада Вас видеть.

– Я тоже. А ведь я вас искал и уже отчаялся найти… А тут такая встреча, не иначе небеса благоволят моим планам, – в дорогом светлом костюме и черной рубашке без галстука он выглядел шикарно. Светлые в тон костюма ботинки ручной работы подчеркивали изысканность его образа.

– Вы зря меня искали, я больше не занимаюсь предсказаниями. Так что Ваши планы обсудить с Вами не возьмусь.

– С чего вдруг так? – чуть склонив голову, с улыбкой поинтересовался он.

– К сожалению, способности оставили меня, и хоть что-то советовать я теперь не берусь, – развела она руками. – Так что, извините, Аркадий, но при всем желании помочь Вам не смогу.

– А я искал Вас совсем не по этому поводу, – усмехнувшись, покачал он головой. – Кстати, присесть можно? Вы не станете возражать, если я присоединюсь к Вашей трапезе?

– Да, пожалуйста. Только я уже закончила есть.

– Вы куда-то торопитесь? – он сел напротив.

– Нет. А что?

– Тогда может, просто составите мне компанию и посидите со мной?

– Легко, у меня теперь масса свободного времени. Особенно если порекомендуете хорошего риэлтора, занимающегося недвижимостью за рубежом.

– Вы собрались покинуть нашу страну?

– Да. Хочу найти тихое местечко на берегу моря, где налажен быт и сервис, купить там маленький домик и жить на ренту с вклада. Тихо и спокойно… Поэтому мне нужен надежный риэлтор, который не подставит. У Вас есть подобный на примете?

– Есть. Только с чего это Вы, Маргарита, решили все бросить и уехать?

– Это неприятная и тяжелая для меня история, не хочу говорить… – она поморщилась.

– Вы знаете, что ваши родственники очень беспокоятся о Вас?

– Я-то знаю, а вот Вы откуда в курсе, Аркадий?

– Я встречался с ними. Во-первых, Вас разыскивал, а во-вторых, обещанный им подарок сделал.

– А… – понимающе протянула Маргарита.

– Не хотите полюбопытствовать, что я им подарил?

– Нет, Аркадий. Хотя догадываюсь, что подарок был очень хорошим и дорогим. Вы не умеете делать других. Так что я за них рада.

– Судя по Вашему тону, не особо. Они что, выгнали Вас из квартиры?

– Нет, я сама оставила её им. Кстати, мне нужен нотариус или агент какой-нибудь, который мог бы оформить дарственную и собрать весь нужный пакет документов без моего участия… Чтобы я лишь раз появилась подписать все документы и желательно не пересекаясь с ними… У Вас есть на примете такой специалист?

– Тот самый риэлтор, которого могу порекомендовать, занимается и этим. Только мне непонятно с чего такие кардинальные перемены? Не легче им жилье купить? Я могу помочь в этом вопросе, я инвестирую строительство нескольких домов и могу устроить Вам хорошую скидку.

– Спасибо за предложение, конечно. Но нет, не надо. Я не хочу оставаться здесь… хочу уехать отсюда далеко-далеко, уехать и все забыть, – она нервно сглотнула и. поморщившись, отвернулась.

– У Вас какие-то неприятности?

– Ну типа того…

– Я могу чем-то помочь?

– Нет, – повела она головой, – мне никто помочь не в состоянии, Аркадий. Но мне приятно, что Вы предложили, спасибо.

– После того, что Вы сделали для меня, Маргарита, о другом отношении к Вам и речи быть не может… Вы даже не представляете от чего меня спасли…

– Забудьте, – вытянув руку, напористо проговорила она. – Считайте, Вас хранило проведение.

– Такое не забывают. Кстати, может, все же расскажите, что случилось? Вдруг все же я хоть что-то смогу сделать… У Вас какие-то проблемы со здоровьем?

– Нет у меня никаких проблем со здоровьем. И вообще, не забивайте себе голову, Аркадий. Я вообще жалею, что сказала Вам это. Все не так плохо, мне просто надо отдохнуть и подлечить нервы, – Маргарита, положив руку на стол, стала тихо постукивать пальцами по столу. – Найду себе тихое убежище, и все наладится. Кстати, если посоветуете мне риэлтора, буду несказанно признательна. Вот это действительно мне поможет.

– И все же, может, расскажите, что случилось? – он осторожно протянул руку и накрыл ладонью её нервно подрагивающие пальцы.

– Зачем Вам это? Своих проблем не достает? – она попыталась отдернуть руку, но он не дал.

– Не злитесь, Маргарита. Я искренне хочу помочь.

И тут на Маргариту вдруг накатила невообразимая волна злости и одновременно жалости самой к себе и еще чего-то, чему она даже названия придумать не могла. Хочет добиться её признания? Что ж, пусть знает, иногда проговорив проблему её легче принять. Решив так, она с раздражением выдохнула:

– Чем Вы можете помочь, если меня изнасиловали, и я жду ребенка, которого вряд ли хоть когда-то сумею по-настоящему полюбить? Ну чем? Психолога мне посоветуете? Так я сама неплохой психолог, и даже степень имею. Только вряд ли поможет это…

– Вас изнасиловали? – неверяще переспросил он.

– Аркадий, ну какой смысл мне Вам врать или так шутить? Хотя если не верите, Ваше право, – она неприязненно поморщилась. Высказав то, что сидело внутри, она ощутила какое-то облегчение и даже успокоение.

– С чего Вы взяли, что не сможете полюбить ребенка?

– А Вы бы смогли полюбить того, кто будет наверняка напоминать Вам о перенесенном унижении?

– Не знаю, – задумчиво покачал он головой, – хотя мысль, что это ребенок, твой ребенок мне наверняка бы помогла. Особенно в моем случае… Вы ведь помните о моей проблеме?

– Да, я помню… – Маргарита с грустью вздохнула, – мне тогда очень не хотелось говорить о ней Вам, но я считаю, лучше знать, чем не знать.

– Я тоже так считаю, – он помолчал немного, а потом решительно произнес: – Кстати, Маргарита, у меня есть прекрасное решение Вашей проблемы. Выходите за меня замуж. Я признаю Вашего ребенка, и все будет замечательно.

– Для кого замечательно, Аркадий? Для сторонних наблюдателей, которым мы устроим шоу, или для нас с Вами, знающих, как все обстоит на самом деле? Вы хотите жить напоказ и устроить для кого-то спектакль? Вам не кажется, что цель не стоит того? Ну пресечете Вы кулуарные перешептывания насчет Вас и утрете нос Вашей бывшей девушке, но ведь вряд ли ради этого стоит всю жизнь играть роль… Не стоит оно того.

– Я люблю Вас, Маргарита.

– Вот только этого не надо, Аркадий… Я не верю в подобные скоропалительные заявления.

– Похоже, Вас действительно оставили Ваши способности, Маргарита, – с сожалением качнул он головой.

– А Вы жестоки, Аркадий… Я всегда считала Вас другом, и Вы вроде бы ко мне относились раньше тоже именно так… Неужели основополагающим в этом были именно мои способности? И сейчас, когда я честно призналась, что их теперь нет, Вы решили меня этим ударить? Зачем Вы так со мной? Что плохого я Вам сделала? Не добивайте меня, не надо… Я Вас очень прошу. Мне и так несказанно плохо, – Маргарита, резко выдернув руку из-под его ладони, решительно встала.

– Постойте, Маргарита! Я не хотел Вас обижать, и про способности сказал лишь в смысле, что Вы не чувствуете, что сейчас чувствую я… Как Вы не поймете, что я лишь помочь хотел, и именно потому, что Вы мне небезразличны.

– Не надо меня жалеть! И помогать мне не надо! Сама разберусь. Без Ваших великодушных жестов и показухи. Не надо никаких шоу. Я не кукла и не игрушка, чтобы напоказ выставлять меня в роли жены, воспользовавшись тем непростым положением, в которое я попала.

– Господи… Маргарита, Вы все не так поняли… – Аркадий тоже встал и в замешательстве стал теребить салфетку со стола. – Я не собирался Вас выставлять напоказ как марионетку… Подождите!

– Все, Аркадий! – Маргарита решительно рубанула рукой воздух. – Хотите мне помочь, пришлите на почту координаты проверенного риэлтора, а про остальное я даже слышать не хочу. И если в Вашей душе есть хоть капля жалости ко мне, Вы не станете дальше развивать эту тему. Извините, что не остаюсь с Вами продолжить трапезу, но мне элементарно плохо. Беременным свойственны закидоны, так что отнеситесь снисходительно. И вот, расплатитесь за меня, пожалуйста, – она, взяв сумочку, достала кошелек и положила на край стола деньги, – мне не хочется ждать счет, но здесь должно хватить, я просчитала примерную стоимость заказа.

– Маргарита, зачем Вы так? Неужели Вы думаете, я не оплачу Ваш заказ?

– Не люблю обязываться по мелочам. Еще раз извините, Аркадий, и прощайте, – она резко развернулась и направилась к выходу.

– Я напишу Вам, – раздалось ей вслед.

– Исключительно про риэлтора, Аркадий. Потому что отвечать все равно не стану, – не оборачиваясь, через плечо бросила в ответ она и поспешно вышла.

Голова у нее кружилась, и её сильно мутило. На улице ей стало немного легче.

Она села в машину и, отдышавшись, медленно тронулась, периодически поглядывая в зеркало заднего вида. Следом за ней с парковки у ресторана никто не выехал. Маргарита облегченно вздохнула, Аркадий не стал отправлять за ней собственную службу безопасности, чтобы узнать, где она теперь обитает. Это давало надежду, что опрометчивая откровенность с ним не будет для нее иметь фатальных последствий. Ведь знала, знала, что мужик тоже властный и привыкший добиваться своего любой ценой, а распустила язык, как истеричная девица в расчете на сочувствие, основанное на дружеском отношении, которого, наверное, в принципе не может быть, в особенности с противоположным полом. Все только выгоду урвать стараются и, скорее всего, Аркадий не исключение. Теперь остается надеяться лишь на то, что хотя бы в благодарность за явно ненапрасное предостережение, он не станет добивать её и использовать в своих интересах.

***

Вечером ей на интернетовскую почту пришло письмо от Аркадия. В нем после шаблонного приветствия были лишь фамилия, имя, отчество, адрес офиса и телефон риэлтора, а в конце подпись со стандартным заверением в уважении.

Маргарита удовлетворенно улыбнулась, подумав, что иногда и явные глупости остаются безнаказанными, и её излишняя болтливость в этот раз к счастью попала именно в их число. Аркадий оказался не столь бесцеремонным, как того можно было бы ожидать, исходя из последнего разговора с ним, и правильно понял, что её лучше оставить в покое и не докучать.

Она тут же позвонила риэлтору с редким именем-отчеством Осип Львович, которого для простоты запоминания про себя окрестила «осипшим львом», чему способствовал его чуть хрипловатый прокуренный голос. Правда, её немного напрягло, что упоминание имени Аркадия при разговоре большого впечатления на него не произвело, он лишь согласно проронил в ответ: «Да, я помню его, мы сотрудничали пару раз, и это крайне любезно с его стороны порекомендовать меня возможному новому клиенту. Подъезжайте, надеюсь, я сумею не разочаровать Вас». Но, возможно, это было и к лучшему. Значит, Аркадий не стал его предупреждать о её звонке, и свои отношения с ним она будет строить сама с чистого листа. И договорившись завтра подъехать в офис и обсудить возможные варианты как покупки ею жилья за рубежом, так и переоформления её квартиры на племянницу и её будущего ребенка, Маргарита повесила трубку.

«Осипший лев» оказался пожилым седовласым мужчиной приятной наружности, и сумел быстро расположить Маргариту к себе. Он был знающим, деятельным и толковым. Хотя иного Аркадий и не мог порекомендовать. Сидя в уютном кабинете и перебирая альбомы с фотографиями домов, выставленных на продажу, Маргарита ощутила облегчение человека, нашедшего, наконец, того, на кого можно переложить все свои проблемы, и уверенного, что теперь они будут успешно разрешены, причем за вполне разумные деньги.

Меньше через час она подписала с ним договор, оставив в его офисе документы на квартиру, которую хотела переоформить на племянницу, свой паспорт и залог на покупку приглянувшегося ей домика на побережье.

– Маргарита Всеволодовна, не волнуйтесь, все будет в ажуре. Я по-другому не работаю. Так что через пару недель сможете перебраться на новое место жительства, – заверил он её на прощание, провожая к дверям кабинета.

К концу второй недели Осип Львович действительно позвонил ей и явно довольным голосом сообщил, что сделка практически завершена, и от нее требуется в ближайшее время подъехать в его офис, чтобы произвести заключительный платеж.

Мешкать Маргарита не стала и, подъехав в офис, оформила перевод денег.

«Осипший лев» вручил ей нотариально заверенную копию её дарственной на квартиру племяннице и её будущему ребенку и пообещал не позднее, чем завтра передать все документы на новую недвижимость, а так же предложил купить для нее билет на самолет и организовать трансфер к новому месту проживания с хорошей скидкой, которую делают его фирме. Поразмышляв немного, Маргарита согласилась на столь любезное предложение и, поблагодарив и оставив Осипу Львовичу оба своих паспорта, отправилась к себе на съемную квартиру. Надо было собрать вещи к предстоящему переезду.

***

За сборами время перед переездом пролетело незаметно, и сидя у иллюминатора самолета, Маргарита вдруг неожиданно для себя осознала, что находится «в точке невозврата». Но сожалений не было, был лишь страх перед неизвестностью.

Как её встретит новая жизнь? Сумеет ли она к ней адаптироваться и тихо жить в местечке, где её никто не знает, и у нее нет ни одного близкого человека, на чью помощь она бы могла рассчитывать в случае необходимости. Сейчас ей по максимуму постарался обеспечить комфортный переезд «осипший лев», но на этом его помощь закончится, и она останется абсолютно одна в незнакомом месте и чужом доме. Постаралась заняться самовнушением и настроить себя, что все будет великолепно, но страх липкими щупальцами все равно протискивался сквозь поставленные ею установки и холодком опасений будоражил воображение и взвинчивал нервы все время полета.

Повторяя, как мантру: «все будет хорошо», она вышла из самолета и, увидев табличку встречающего её служащего трансферной компании, направилась к нему.

Молодой мощный коротко-стриженный парень, держащий в руках листок с её именем, больше походил на телохранителя, нежели чем на агента, но Маргарита решила не заморачиваться глупыми ассоциациями. Ну скажите на милость, неужели всем у кого накаченный торс запрещается работать курьерами? Возможно, парень учится или вообще в соревнованиях по бодибилдингу участвует, и работа по встрече и сопровождению клиентов к месту купленной ими недвижимости не более чем подработка в свободное от занятий время.

– Добрый день, – улыбнувшись ему, приветствовала она его по-английски.

Окинув её внимательным взглядом и явно сравнив с описанием или виденной фотографией, громила удовлетворенно кивнул и тоже изобразил на лице что-то похожее на улыбку:

– Добрый день, миссис, я рад Вас приветствовать. Меня зовут Пабло. Пойдемте, машина ждет Вас. Багаж я заберу позже.

– Мисс, – поправила она его.

– Не понял, – повернувшийся, чтобы указывать ей дорогу, он в растерянности вновь обернулся к ней. – Вы хотите, чтобы я обращался к Вам, мисс? Так?

– Да.

– Как Вам будет угодно, – тут же согласно кивнул он, но при этом на лице его читалась явная растерянность и недоумение.

Интересно, подумалось Маргарите, кто ввел его в заблуждение относительно моего статуса замужней, по его мнению, дамы. Но выяснять это она посчитала лишним. Какая по большому счету разница, кто и что ему про нее сказал. Сейчас он отвезет её в купленный ею дом, и они больше никогда не увидятся.

Проводив её до стоянки и усадив на заднее сидение шикарного лимузина, громила по имени Пабло забрал у нее квитанции на багаж и щелкнул каким-то тумблером на приборной панели, после чего с потолка прямо перед Маргаритой спустился большой экран, и на нем замелькали виды природы, а из динамиков зазвучала приятная музыка.

– Отдыхайте, миссис, ой извините, мисс, я постараюсь быстро, – проговорил он и ушел.

Немного растерянная классом машины, Маргарита оглядела большой кожаный салон, а потом, решив, что это не иначе как стандартный набор услуг, заказываемый «осипшим львом» для своих богатых клиентов, и иного класса машины он в принципе не заказывает, расслабленно откинулась на сидении, устремив взгляд на плазменныйэкран.

В скором времени вернувшийся Пабло загрузил её чемоданы в багажник и сел за руль. Потом обернулся к ней:

– Вам никуда не нужно зайти, мисс? Путь не особо близкий и по дороге остановиться негде. Может, я провожу Вас в женскую комнату?

– Нет, спасибо, – покачала она головой.

– Как Вам будет угодно, – проговорил он, отвернулся и нажал еще какую-то кнопку, и меж ними медленно поднялась отгораживающая панель. После чего машина плавно тронулась.

Маргарита недовольно поморщилась. Ей не нравилась мода отгораживать салон от водителя, но высказывать претензии было поздно. Где находится переговорная кнопка, она не спросила, а стучать в непрозрачную панель было как-то глупо.

Ехали они действительно долго. Часов пять не меньше. Маргарита даже нервничать начала. Ей казалось, что местечко на карте, указанное «осипшим львом» в качестве месторасположения её домика было не настолько удаленным от аэропорта. Хотя возможно, они едут какой-нибудь объездной дорогой. Она достала телефон, в надежде с помощью навигатора определить далеко ли они отъехали, но сети не было. Стала всматриваться в мелькающие за окном названия населенных пунктов, но не могла вспомнить ни одного похожего, и так и не сумела определиться, где конкретно они находятся.

Неожиданно машина стала тормозить и остановилась, Маргарита удивленно стала озираться по сторонам, потом придвинулась к окну и с удивлением заметила впереди шлагбаум, перекрывающий дорогу. Из будочки рядом с ним вышел охранник, Пабло опустил стекло и махнул ему рукой, и тот, нажав какую-то кнопку, поднял шлагбаум.

Маргарите это крайне не понравилось, и она дернула дверь, чтобы выйти, но та не открылась, а машина тем временем плавно тронулась. В голову Маргариты стали заползать неприятные мысли о похищении, но она постаралась их отогнать. Зачем её кому-то похищать? Не настолько большой у нее вклад в банке и дом не особенно дорогой она купила, да и сама она не настолько молода и привлекательна, чтобы кто-то стал озадачиваться её похищением, при этом столь помпезно обставленным.

К тому же вскоре мелькнула витая арка со знакомым по оформленным документам названием виллы. Маргарита облегченно вздохнула. До чего мнительной и нервной она стала, надо же было так накрутить себя на пустом месте.

Странно только, что у её домика такая большая прилегающая территория и непонятно почему на въезде шлагбаум с охранником. Но может, это общественная территория или часть заповедника какого-нибудь, через который они просто проехали. Сейчас она выйдет из машины и все узнает.

Лимузин тем временем притормозил перед высокой массивной решеткой ворот, которые автоматически медленно отъехали в сторону, и, заехав внутрь и проехав еще метров пятьсот и сделав небольшой полукруг, остановился.

Через секунду Пабло распахнул перед ней дверку:

– Приехали, мисс.

Маргарита вышла и замерла, ошарашено озираясь. Они стояли перед очень красивым входом в здание больше напоминающим небольшой дворец, чем виденный ею на фотографиях домик.

– По-моему, это какое-то недоразумение, – она повернулась к Пабло. – Куда это Вы меня привезли?

– В Ваш дом, мисс, – тут же пояснил он, с недоумением глядя на нее. – А что, что-то не так?

Она полезла в сумочку и, достав документы на дом, протянула ему, ткнув пальцем в адрес:

– Разве это тот самый адрес?

– Конечно, мисс, – кивнул тот.– Я не пойму, чем Вы недовольны?

– Вы уверены, что это, – Маргарита, четко проговаривая каждый слог, прочла вслух адрес, – точно уверены?

– Да, мисс. Это именно этот адрес. А что не так?

– Дом должен был быть не таким.

– Мисс, не расстраивайтесь, дом очень уютный. Вы сейчас посмотрите его и, возможно, он Вам все же понравится. Вот Георг Вам сейчас его покажет.

В это время из дверей вышел невысокий лысоватый человечек и, поспешно спустившись со ступеней, подошел к ней и радостно затараторил:

– Добрый день, миссис. Я счастлив Вас приветствовать. Как добрались? Не очень устали? – и не дожидаясь её ответа, продолжил: – Ну ничего, дорога хоть и длинная, но Вы уже на месте и сейчас сможете отдохнуть. У нас все готово. Вы как хотите, вначале пообедать или дом осмотреть?

– Я не понимаю… Какой обед? И вообще кто Вы?

– Извините, я не представился, миссис. Но я думал, Пабло уже рассказал Вам обо мне. Я Георг, управляющий, так что все вопросы с обслугой или техническим персоналом, это через меня. В любое время дня и ночи я всегда к Вашим услугам по любому вопросу.

– Вообще-то, я мисс, – раздраженно проговорила Маргарита, досадуя на то, что попала в какую-то глупую ситуацию, и её явно с кем-то перепутали.

– Вы хотите, чтобы к Вам обращались: мисс? – нервно облизнув губы, управляющий, повел плечами: – Хорошо, как скажите.

– Мисс Святозарова Маргарита Всеволодовна. И Вы меня явно с кем-то перепутали.

– Почему перепутали? – недоуменно воззрился на нее управляющий. – Ничего мы не перепутали. Мы Вас ждали и готовы показать Вам дом.

– Потому что я не оплачивала ни услуг управляющего, ни другого персонала.

– Возможно. Но какое это имеет значение?

– Как какое? Вы готовы работать бесплатно?

– Почему бесплатно? Со мной заключен контракт, и я получаю зарплату.

– От кого? Кто с Вами заключил контракт?

– Ваш муж.

– У меня нет мужа!

– Мне абсолютно все равно, как у Вас оформлены отношения, мисс, я не собираюсь лезть в них. Просто он всегда называет Вас женой, и поэтому я так и думал. Извините, если я что-то не так сказал, – попятился он в замешательстве.

– Так. Мне это надоело! – Маргарита повернулась к шоферу, привезшему ее. – Пабло, отвезите меня, пожалуйста, обратно в аэропорт или в город, куда вы едите, я оплачу Вам поездку.

– Я никуда не еду, мисс, я живу и работаю здесь.

– Вы тоже здесь живете? И Вашу работу тоже оплачивает кто-то, кого Вы считаете моим мужем? Так? – раздражению Маргариты не было предела.

– Так, – кивнул он.

– В таком случае Вы ошиблись! Я не та, кого Вы ждали! У меня нет никаких мужей или сожителей! Вы привезли не ту женщину. Ясно Вам?

– Мисс, не надо так нервничать. Ну нет у Вас никаких сожителей и мужей и прекрасно… Мы не против и будем придерживаться именно этой версии.

– Какой версии? Вы что, не слышите меня? Вы привезли сюда не ту! Не ту женщину! Он – её палец уперся в Пабло, – ошибся!

– Я не ошибся, – потряс головой тот. – Я знаю Вашу фамилию, видел Ваши фотографии, да и документы в руках у Вас именно на эту виллу.

Маргарита поднесла к глазам документы, которые все еще держала в руках и еще раз перечитала вслух адрес и название виллы, потом повернулась к управляющему:

– Это точно именно этот адрес?

– Да, – подтвердил тот, потом немного заискивающе улыбнулся. – Вы не нервничайте так, мисс, Вам нельзя так нервничать, раз Вы ребенка ждете.

– С чего Вы взяли, что я жду ребенка?

– Нас предупредили. Мы детскую подготовили… Один из лучших наших дизайнеров работал. Вы можете посмотреть. Очень милая, на мой взгляд, получилась, но если Вам не понравится, можно все переделать…

– Час от часу не легче, – Маргарита нервно сглотнула. Неужели Аркадий придумал для нее эту западню? Исходя из информации о ребенке больше некому.

– Вы не хотели, чтобы кто-то знал о ребенке, мисс? – удивлению управляющего не было предела. – Но ведь это все равно станет известно, да и врач Вам будет нужен, а так с ним уже контракт заключен. Вы можете вызывать его ежедневно и даже потребовать его круглосуточного нахождения здесь вплоть до родов.

– Я хочу уехать отсюда! Немедленно! Если Пабло не может выехать отсюда, я вызову такси, – Маргарита полезла в сумочку в поисках мобильного.

– Здесь не работает мобильная связь, мисс… Только стационарный телефон в моем кабинете, – качнул головой управляющий.

– Значит, Вы вызовите мне такси. Причем немедленно!

– Я сожалею, мисс, но мы отвечаем за Вашу жизнь и здоровье и не вправе отпустить Вас, по крайней мере, до рождения ребенка.

– Вы хотите держать меня здесь силой?

– Зачем силой? Мы надеемся, что Вы сами благоразумно не станете покидать эту территорию хотя бы в целях заботы о будущем ребенке. Здесь Вам гарантированы полноценное питание и всевозможный уход. Тут есть косметолог, массажист, да и любых других специалистов пригласить можно.

– Мне это не надо, – Маргарита раздраженно тряхнула волосами. – Я вообще-то ехала к себе домой… а попала в какую-то тюрьму.

– Почему тюрьму? Это и есть Ваш дом. Вы вправе переделать все по своему вкусу…

– И который я не вправе покинуть… Это тюрьма, а не дом.

– Вы неправы. Это не тюрьма. Просто Ваш муж очень переживает, как Вы будете переносить беременность, и хочет оградить Вас от всяческих неприятностей и неудобств.

– У меня нет никакого мужа! Нет! Сколько раз вам повторять? – голос Маргариты сорвался на крик. – И никто не вправе меня насильно держать даже во дворце!

– Тихо, тихо, мисс… С Вами никто не спорит. Не кричите, не надо… Это вредно для ребенка, – управляющий просительно поднял руку.

– А раз не спорите, откройте ворота, я пойду прогуляюсь в ближайший город, – Маргарита уперлась в него недобрым взглядом.

– Я не имею права это сделать.

– Тогда я перелезу через забор и все равно уйду.

– Не надо, мисс. Не вынуждайте Пабло применять силу. Он здесь именно для того, чтобы не дать Вам совершить какую-нибудь глупость.

– Великолепно, – Маргарита скривилась. – Кто бы мог подумать, что покупая дом, я приобрету и надзирателей.

– Мисс, это конечно Ваше право считать нас кем угодно, но в любом случае мы постараемся, чтобы пребывание здесь было Вам в радость. Не сердитесь, не надо… лучше пойдемте, посмотрите дом.

***

Она шла по дому, и раздражение кипело в душе. Это ж надо было так опростоволоситься. Но она никак не ожидала такого от Аркадия… И ведь как четко все продумал, только одного не учел: она ненавидит, когда её заставляют силой… Это было позволено лишь одному человеку на свете – её отцу, и то только потому, что все его действия были продиктованы не стремлением к собственной выгоде, а заботой о ней и любовью…

Несмотря на негатив, который переполнял ее, Маргарита не могла не отметить, что дом и впрямь был очень красивым, удобным и на редкость уютным каким-то. Весь дизайн был продуман до мелочей, обстановка дышала комфортом и располагала к отдыху и восстановлению сил.

– Здесь и тренажерный зал, и бассейн, и хамам, и сауна есть, хотя Вам сейчас, скорее всего, сауна ни к чему, но зато после родов, возможно, Вы и захотите её использовать, – распинался Георг, показывая ей дом, – а еще крытая веранда с той стороны и открытая терраса, с которой спуск прямо к воде на пляж. Хотите посмотреть?

– Нет, не хочу, – недовольно поморщилась Маргарита. – Я отдохнуть хочу. Где мои комнаты?

– Здесь все комнаты Ваши, мисс, – с недоумением воззрился он на нее, а потом досадливо хлопнул себя по лбу. – О, я понял, мисс, извините. Вы имеете в виду спальню и ближайшую к ней туалетную комнату? Правильно? Пойдемте, я покажу. Пабло уже туда, наверное, отнес Ваш багаж… Вы сможете отдохнуть. Вы только скажите: во сколько обед подавать.

– Не раньше, чем часа через четыре. Я устала в самолете и хочу принять ванну и отдохнуть.

– Я сейчас позову Грету, она Вам поможет…

– Грета это кто?

– Ваша горничная, мисс. Она наберет воду и поможет Вам принять ванну.

– Не надо Грету. Я передумала! – тут же, повысив голос, резко возразила Маргарита. – Хочу полежать в тишине и не хочу никого видеть! Вы можете все не мельтешить тут у меня перед глазами, хотя бы часов пять? Хочу побыть одна! Ясно Вам?

– Хорошо, мисс. Только не кричите. Все будет так, как пожелаете. Не надо кричать.

– Не буду, если отдадите мне все ключи от комнаты и оставите меня в покое.

– От кого Вам тут запираться, мисс? Это не отель. Горничная или я придем, если только Вы позвоните или позовете… – по глазам Георга было заметно, что её поведение удивляло его все больше и больше.

Решив, что ей все равно, что будет думать про нее местный управляющий, Маргарита уперлась в него неприязненным взором:

– Я привыкла спать в комнате, закрытой изнутри на ключ, и не намерена менять свои привычки, поэтому требую в качестве спальни комнату с замком и полным комплектом ключей. Ясно?

– Хорошо, мисс. Сейчас я что-нибудь придумаю, – он нервно почесал себя за ухом, потом обернулся к ней: – Может, Вы для начала согласитесь поспать в дальней комнате для гостей? Там есть замок, и ключи я Вам принесу. А потом я вызову мастера, и он врежет замок в двери Вашей спальни…

– Прекрасно! Это меня устраивает. Ведите меня в комнату для гостей, – согласно кивнула она, и Георг, облегченно вздохнув, повел её в восточное крыло дома.

Комната для гостей оказалась просторной и светлой с отдельной ванной комнатой и большой гардеробной. Забрав у Георга весь комплект ключей от нее и дождавшись, чтобы он принес чемоданы с её вещами, она выпроводила его, напутствовав на прощание пожеланием, чтобы её никто не беспокоил, пока она сама не позовет его.

– Мои комнаты две самые дальние в противоположном крыле, мисс.

– Я найду, не беспокойтесь, – Маргарита захлопнула за ним дверь и тут же заперла её на ключ.

Потом, положив на ближайшую тумбочку свою дамскую сумочку, где были все документы, сходила в ванную комнату и, вернувшись, опустилась в стоящее у окна кресло. Надо было обдумать сложившуюся ситуацию и решить как вести себя дальше и что делать. Оставаться в доме на правах опекаемой содержанки не хотелось. И угораздило же её распустить язык в разговоре с Аркадием. Теперь вот выпутываться как-то надо. Проще всего каким-то образом сбежать и добраться до ближайшего полицейского участка. Полиция здесь наверняка четко работает, и с их помощью она сумеет решить вопрос и с домом и с навязываемой ей опекой. Да, она именно так и сделает.

Маргарита встала, распахнула окно и выглянула. Стена дома переходила в высокий скалистый отвесный берег, у подножия которого вилась узенькая тропинка то и дело захлестываемая набегающими морскими волнами.

– Прекрасно! Если суметь добраться до этой тропки, можно уйти вдоль берега, и вряд ли кто меня остановит, – обрадовано выдохнула она и, сняв туфли, запихнула их в сумочку так, что хоть каблуки и остались снаружи, но вывалиться наружу ничего не могло. Надев ремешок от сумочки на шею и плечо, она перебросила её за спину и взобралась на подоконник. Затем перевернулась и, спустив ноги, сначала легла на него животом, а потом, держась за край, начала сползать ниже, пока не коснулась мысками каменного выступа. Медленно распрямившись и плотно ухватившись руками за раму, она осторожным движением спустила ниже сначала одну ногу, потом, нащупав выступ, спустила ниже вторую. Так небольшими шажками, плотно прижимаясь к скалистому откосу и цепляясь за каждый выступающий камень, она постепенно спустилась к кромке воды. Почувствовав под ногами достаточно удобную каменистую дорожку, Маргарита с удовольствием распрямилась и, отряхнув свой костюм, переодела сумку через плечо, после чего отправилась вдоль линии прибоя, периодически подхватывая и приподнимая полы юбки, чтобы не намочить в брызгах набегающих волн.

Метров через пятьсот тропку преградила высокая металлическая решетка, спускающаяся с одной стороны прямо в воду, а с другой – тянущаяся, сколько хватало взгляда.

– Вот засада, – Маргарита поморщилась, прикидывая, сможет ли, забравшись в воду, перебраться на другую сторону.

И тут её взгляд упал на небольшой изгиб меж прутьев ограды чуть выше тропки. Было похоже, что кто-то специально погнул прутья, чтобы иметь возможность протиснуться меж ними. Обрадованная этой находкой, она взобралась по склону и хоть и не без труда, но протиснулась через лаз и поспешила дальше в надежде рано или поздно, но выйти к какому-нибудь населенному пункту.

её надежды оправдались, и менее чем через три часа она вышла на окраину какого-то поселка.

***

Поплутав некоторое время по извилистым и достаточно пустынным улочкам она наконец нашла стоянку такси, и водитель не без труда поняв, что она ему говорит по-английски, вскоре согласился отвезти её в ближайший окружной центр в отделение полиции.

Отделение полиции оказалось небольшим двухэтажным зданием. Расплатившись с таксистом, Маргарита зашла внутрь и сразу увидела дежурного, к которому и направилась.

– Вы говорите по-английски? – с очаровательной улыбкой обратилась она к нему.

Невысокого роста плечистый и коренастый молодой парень, одетый в форму, тут же улыбнулся ей в ответ:

– Да, конечно, мисс…

– Вы не могли бы мне помочь? Я попала в очень затруднительное положение, – она облокотилась о стойку, за которой он сидел.

– Да, все, что в моих силах. Я внимательно слушаю.

– Я купила здесь поблизости дом, но когда приехала, оказалось, что в доме работает нанятый неизвестно кем персонал, который попытался ограничить мою свободу. А проще говоря, пленил меня. Я с трудом сбежала, и теперь хочу потребовать восстановить мое право собственности на дом и избавить меня от моих похитителей, которые можно сказать на данный момент захватили и проживают на моей собственности.

– О, мисс… Боюсь мой английский не достаточно хорош и я не совсем уловил смысл того, что Вы говорите. Давайте по порядку. Вы имеете здесь дом?

– Да, – Маргарита достала из сумочки документы на собственность и положила на стойку перед ним. – Вот.

Он пробежался глазами по свидетельству и, увидев адрес и название виллы, нервно сглотнул и потер рукой висок.

– И Вы говорите, что кто-то захватил Вашу виллу? Я правильно понял?

– Да. И мало того, еще и меня хотели лишить свободы и держать там пленницей.

– Пардон. Это очень серьезное обвинение, мисс. Вы точно уверены, что Вас пытались лишить свободы?

– Я похожа на сумасшедшую, страдающую манией преследования?

– Не знаю, мисс… Я не сталкивался с таким, – в смятении повел плечами полицейский, и Маргарита поняла, что её попытка сыронизировать была явно неудачной.

– В любом случае, подождите минуточку, я доложу комиссару, и он решит что делать дальше, – продолжил он, после чего поднял трубку и, набрав номер, начал что-то возбужденно говорить на родном языке, который Маргарита практически не понимала.

Через некоторое время он повесил трубку, и буквально через пару минут из глубины коридоров к стойке дежурного вышел полный лысоватый мужчина в летах в форме комиссара полиции.

Приветственно кивнув, он взял со стойки документы и внимательно прочитал, после чего повернулся к Маргарите:

– Вы можете показать документы, подтверждающие, что Вы мисс Свайтуазарова? – смешно исковеркав её фамилию, осведомился он.

– Конечно, – она достала из сумочки загранпаспорт и протянула ему.

Открыв его, он долго смотрел то на фотографию, то на Маргариту, затем, с документами в руках, сделал приглашающий жест в сторону коридора:

– Пойдемте в мой кабинет, а дежурный тем временем вызовет нашего переводчика, чтобы была предельная ясность. Насколько я понял, Ваши обвинения слишком серьезны, чтобы можно было допустить хоть малейшую неточность в трактовках. Вы хорошо владеете английским или надо вызвать переводчика с русского? Это, правда, займет некоторое время, надо будет связываться с Вашим посольством, но это возможно.

– Нет, не надо. Я достаточно хорошо владею английским, чтобы объяснить, что со мной произошло.

– Хорошо. Тогда пойдемте, – он вновь указал рукой в сторону коридора, а потом, повернувшись к дежурному, отдал несколько распоряжений, и в сопровождении Маргариты зашагал в ту сторону, откуда пришел.

В большом кабинете, куда они пришли, он сразу указал рукой на кресло для посетителей, а сам сел за большим столом напротив:

– Располагайтесь. Переводчик через пару минут подойдет.

Маргарита опустилась на предложенное место, и почти тут же в дверь постучали и после разрешающий реплики комиссара в кабинет вошел худенький и так же одетый в полицейскую форму светловолосый парнишка в очках и протянул Маргарите несколько бланков:

– Вот. Заполните, пожалуйста. Разборчиво и желательно печатными буквами.

– Что это? – беря их в руки, поинтересовалась она.

– Заявление и анкета для иностранных граждан. Сначала Вы заполняете анкету, а потом излагаете в письменном виде свои претензии. Я понятно объяснил?

– Предельно, – кивнула Маргарита и повернулась к комиссару: – У Вас ручку попросить можно?

– Пожалуйста, – тот протянул ей одну из ручек, лежащих у него на столе.

– Благодарю, – Маргарита разложила перед собой бланки анкеты и достаточно быстро заполнив, замерла над графой «заявление о противоправных действиях». Немного поразмышляв, она написала: «На вилле, являющейся моей собственностью, проживают неизвестные мне люди, пытавшиеся препятствовать мне свободно распоряжаться ею и покидать её территорию. Прошу разобраться, восстановить мои права и освободить мою собственность от лиц, незаконно находящихся на ней». После чего протянула бумаги переводчику.

– Так Вас не похищали? – пробежав глазами строки заявления, тут же уточнил он.

– Я самостоятельно приехала на виллу, воспользовавшись услугами шофера, а потом неизвестные мне люди, находившиеся на ней, сообщили, что они там работают, и я не вправе ни попросить их покинуть мою собственность, ни сама покинуть территорию виллы. Я вылезла через окно и сбежала. Является ли это похищением, я не знаю, но в любом случае хотела бы, чтобы больше никто мою свободу не ограничивал и пользоваться моей собственностью мне не мешал.

– Понял, – кивнул тот и, повернувшись к комиссару, передал ему заполненные бумаги и затараторил что-то на родном языке.

Тот сначала молча слушал, потом хмуро проронив какую-то фразу, повернулся к Маргарите:

– Вас сейчас проводят в комнату ожиданий, Вы там подождете, мы выясним некоторые обстоятельства дела и потом сообщим Вам, что Вам надлежит делать дальше, и чем мы можем Вам помочь.

– Хорошо, – Маргарита поднялась и в сопровождении переводчика прошла в небольшую комнатку с диваном и маленьким столом с двумя стульями.

Расположившись на диване, Маргарита прикрыла глаза, приготовившись долго ждать, и начала пытаться строить различные предположения насчет возможного дальнейшего развития событий. На её взгляд, самым вероятным было признание её сделки по покупки недвижимости недействительной. Ну невозможно ведь за оплаченные ею деньги приобрети такую виллу. Правда, нигде в документах сумма прописана не была, да и самого договора о купли-продажи у нее на руках не было. Осипший лев вручил ей лишь свидетельство о праве собственности, и она, удовлетворившись этим, не стала проверять бумаги по оформлению самой сделки. И как выяснилось зря. Хотя, раз сумма не указана, то может и не расторгнут сделку, и она получит право пользоваться виллой… Только вот вопрос: как она её содержать будет? Она на одних налогах на нее разорится… Да и без обслуживающего персонала на такой большой вилле тоже наверняка не обойтись. Получается, по любому продавать её надо будет… Лучше всего тому же Аркадию, пусть забирает за те же самые деньги, что она за нее заплатила. Ей чужого не надо. Что легко пришло, надо и отдавать легко, тогда душа скаредностью не отягощается, и жить проще становится. Придя к такому решению, что виллу в любом случае вернет Аркадию, она внутренне успокоилась и чтобы быстрее скоротать время ожидания, встала и, подойдя к небольшому окну, забранному мощной решеткой, стала разглядывать представший её взору скромный заоконный пейзаж. Два чахлых деревца и редкий вытоптанный газон с пожухшей травой, производили какое-то удручающее впечатление. Не то что ухоженный газон, фигурно подрезанные вечнозеленые хвойники и шикарные клумбы у так называемой её виллы. Интересно сколько денег Аркадий выкладывает ежемесячно, чтобы поддерживать ландшафт, окружающий дом, в таком виде, и неужели он и дальше был готов оплачивать все издержки по содержанию виллы, которая перестала ему принадлежать? Хотя с него станется. Насколько ей было известно, денег Аркадий не жалел ни на свои увлечения, ни на благотворительность. И то спонсировал постройку храма, то реконструкцию детского дома, то организацию конкурса наподобие: «мы ищем таланты». Только сейчас он явно неправильное направление для своей благотворительности выбрал. Она не нуждается в подобном и способна сама себя обеспечить и не желает зависеть ни от каких благотворительных подачек.

От размышлений её оторвал звук раскрывающейся двери. Она обернулась.

На пороге стояли комиссар и еще один приятного вида мужчина лет сорока, среднего роста, с бородкой и пушистыми усами, который обаятельно улыбнувшись, первый шагнул к ней.

– Ну что же Вы заставляете нас так нервничать, миссис Маргарита? – по-английски обратился он к ней.

– Кто Вы? – Маргарита нахмурилась.

– Вы забыли меня? Ничего страшного, не пугайтесь только… – улыбка усатого незнакомца стала еще шире. – Это не особо хорошо, конечно, но я надеюсь, если Вы начнете новый курс лечения, такие провалы в памяти скоро прекратятся.

– Какие провалы в памяти? – Маргарита нервно усмехнулась, ситуация ей не нравилась все больше и больше. В мозгу мелькнула мысль, что похоже Аркадий решил представить её сумасшедшей, чтобы иметь возможность держать под опекой. – Я вижу Вас впервые, мистер. Вы меня с кем-то путаете.

– Я допускаю, что Вы считаете, что видите меня впервые. Только я Вас ни с кем не путаю, миссис Маргарита. Ваш муж нанял меня, чтобы я постарался помочь Вам справится с Вашим недугом.

– У меня нет никакого мужа, – стараясь не показывать, что жутко раздражена, Маргарита постаралась сказать это абсолютно спокойным тоном. – Вас кто-то ввел в заблуждение.

– И не он знакомил меня с Вами на первом приеме? – с явным удивлением осведомился он, подходя ближе и осторожным движением касаясь её руки.

– Я не была у Вас на приеме ни одна, ни с мужчиной… – борясь с желанием немедленно оттолкнуть его руку, нарочито холодно проговорила Маргарита.

– И это не копия Вашего свидетельства о браке? – он влез рукой во внутренний карман пиджака и достал вчетверо сложенный лист бумаги и протянул ей.

Развернув его, Маргарита увидела нотариально заверенный перевод свидетельства о бракосочетании её и Аркадия. Все её паспортные данные совпадали.

– Этого не может быть! Вот, смотрите, – она полезла в сумочку за своим российским паспортом и, достав и раскрыв на странице «семейное положение», ошарашено замерла, глядя на штамп с записью о браке.

– Что Вы хотите мне показать? – протянул он руку за её паспортом.

– Уже ничего, – с усмешкой убирая паспорт обратно в сумочку, проговорила она, сообразив, по дате бракосочетания, что «осипший лев» использовал её паспорт, пока он находился у него, не только для оформления сделки, и что доказать фиктивность брака можно будет лишь на Родине. – Вы оказались правы, похоже, я и впрямь замужем, жаль только, что узнала об этом только сейчас… Но тем не менее это не означает, что я знакома с Вами или хоть когда-то видела Вас.

– Хорошо, я не стану возражать, давайте знакомиться заново. Меня зовут Марк Листьер, я Ваш психиатр и опекун.

– Кто и по какой причине решил, что мне нужен опекун?

– Ваш муж. По причине того, что у Вас бывают провалы в памяти, обусловленные Вашим недугом.

– Каким недугом? – Маргарита постаралась, чтобы её голос звучал безэмоционально, хотя внутри все рвалось от злости при мысли, что если Аркадию удалось каким-то образом признать её недееспособной, то доказать обратное при таком раскладе ей будет практически нереально.

– Вас интересует диагноз или его симптоматика?

– Меня интересует официально поставленный мне диагноз, на основании которого мой муж мог потребовать, чтобы кто-то меня опекал.

– Вот, – её новоявленный психиатр вновь полез во внутренний карман и достал еще один документ, который протянул ей. – Правда это тоже копия, но оригинал имеется у меня в офисе и если это будет необходимо, то могу его представить Вам.

Она взяла листок и, развернув, углубилась в чтение. Дочитав до конца, она нервно облизнула губы, после чего, медленно сложив, вернула. Аркадий подготовился хорошо. Заключение, данное консилиумом сразу трех врачей и заверенное множеством печатей, не давало ей ни единого шанса сходу опротестовать их диагноз и решение признать её временно недееспособной. Хотя оставляло надежду сделать это в будущем, правда, исключительно по ходатайству лечащего её психиатра, о чем и было указано в заключительной части.

– Вас это убедило или Вы по-прежнему не верите мне? – забирая у нее заключение и пряча его в карман, осторожно осведомился представившийся Марком Листьером мужчина.

Прикинув, что вряд ли полицейский комиссар поставит под сомненье виденные ею документы и начнет хоть какое-нибудь разбирательство, Маргарита неприязненно скривила губы:

– Убедило. Правда, еще Ваши документы хотелось бы увидеть.

– Пожалуйста.

Ей в руку тут же легло удостоверение личности и копия сертификата врача-психиатра.

– Прекрасно, Марк. Я верю Вам, и согласна на Вашу опеку. Что Вы желаете, чтобы я сделала? – поняв, что спорить бесполезно, она решила принять правила навязанной ей игры. Пусть Аркадий думает, что она сдалась, потом она найдет способ развернуть ситуацию в свою сторону. Не зря же она так долго занималась психологией.

– Пока ничего, кроме того, чтобы Вы вернулись домой, миссис Маргарита, – забирая возвращенные ею документы, улыбнулся он ей и, повернувшись к полицейскому комиссару, заговорил на родном для них языке, после чего распахнул дверь перед нею: – Прошу, машина нас уже ждет.

– Всего доброго, – кивнув на прощание комиссару, Маргарита направилась к двери.

– И Вам всего хорошего, я рад, что все разрешилось к всеобщему благополучию, – с явным облегчением тот протянул ей её документы, которые она привычным движением сложила в сумочку. После чего, демонстративно порвав её заявление, бросил его в корзинку для мусора.

Во дворе их ждала уже знакомая ей машина с Пабло за рулем. Марк Листьер распахнул перед ней заднюю дверку. Молча сев, Маргарита была неприятно удивлена, что её новоявленный психиатр последовал за ней и, сев рядом и дождавшись, чтобы машина тронулась, доверительно тронул за руку и повернувшись заглянул в глаза:

– Миссис Маргарита, не могли бы Вы мне сказать, что на данный момент вспомнили, а что приняли исключительно на веру?

– Нет, Марк, – Маргарита неприязненно усмехнулась, она решила демонстративно придерживаться с этим нечистым на руку врачом неучтиво-пренебрежительного стиля общения, вынуждая сбросить карты относительно того, какие ему даны распоряжения на её счет. – Я устала, и разговаривать с Вами не желаю.

– Но этот разговор мог бы помочь мне скорректировать лечение.

– Марк, если Вы намерены прописывать мне медикаменты, могу предупредить: в связи с тем, что я считаю, что любые медикаменты могут повредить моему будущему ребенку, принимать я их не стану.

– А если это будут успокоительные сборы трав?

– Вам кажется, что я нервничаю? Так Вы ошибаетесь. Я абсолютно спокойна. Можете пульс посчитать, – она протянула ему руку.

Он осторожно сжал её запястье, сосредоточенно считая пульс, потом улыбнулся:

– Да, пульс в пределах нормы, это радует.

– Я счастлива, что сумела порадовать Вас, а теперь прошу, оставьте меня в покое. Вам удалось вернуть меня в то месте, где мой муж желает, чтобы я находилась, вот и удовлетворитесь этим, большего Вам вряд ли удастся от меня добиться, не навредив при этом будущему ребенку. Думаю, мужу вряд ли придется подобное по душе, поэтому постарайтесь больше мне не досаждать.

– Но, миссис Маргарита, Вы же видели заключение, без моего ходатайства диагноз Вам не снимут.

– Плевать я хотела на Ваше ходатайство, Марк. Мой диагноз будет зависит от моего мужа и более ни от кого, так что запихните Ваши амбиции куда подальше и делайте то, за что Вам платят деньги.

– Мне их платят, чтобы я помог Вам вылечиться.

– Не лгите хоть самому себе. Вам их платят, чтобы держать меня в этом месте. Так вот держите, но так чтобы не нарушать моего комфорта, иначе получите мой труп, и деньги платить Вам перестанут. Не лишайте себя курицы, несущей Вам золотые яйца.

– У Вас есть мысли о самоубийстве? – попытался перехватить инициативу в разговоре он.

– Нет, у меня их нет, и вряд ли они появятся, если Вы не станете ни сейчас, ни в дальнейшем донимать меня надоедливыми разговорами.

– Вы хотите сказать, что надоедливые разговоры вызывают у Вас такие мысли?

– Нет, это говорите Вы. Я говорю, что подобные разговоры досаждают мне, и слышать их я не имею ни малейшего желания.

– Но ведь Вы только что сами сказали о том, что я могу получить Ваш труп. Откуда у Вас такие мысли?

– От Вас. Вы настойчиво приводите меня к ним. Зачем Вам это надо? Мой муж намерен стать вдовцом?

– С чего Вы это решили?

– Исходя из Ваших слов. Вы упорно досаждаете мне и настойчиво внушаете мысль о самоубийстве. В нем заинтересованы Вы или мой муж?

– Ваши выводы абсурдны, – несмотря на напор, звучащий в её голосе, врач старался разговаривать с ней в мягко-благожелательном тоне, каким разговаривают с людьми неуравновешенными. – Я не заинтересован в Вашей смерти ни в малейшей степени, а Ваш муж тем более.

– Тогда почему Вы не хотите перестать досаждать мне?

– Я не досаждаю, я пытаюсь помочь. Вы должны понять, что только Ваше желание излечиться, – начал было он, но Маргарита не дослушав, резко его перебила.

– Плохо пытаетесь, пока у Вас получается все с точностью до наоборот. Разговор с Вами, Марк, не пробудил во мне никакого желания излечиться, а напротив, расстроил и взволновал, у меня даже пульс и давление подскочили, хотя только что были нормальные, – она вновь сунула ему руку. – Посчитайте, вот посчитайте пульс. Вы не врач, а прям инквизитор какой-то. Кстати, я при первой же возможности скажу мужу, что Вы нарочно вынуждаете меня нервничать, и поинтересуюсь, для чего Вам это могло бы понадобиться… Может для того, чтобы я больного ребенка родила, и Вы могли бы получать деньги еще и за его лечение?

– Зачем Вы так, миссис Маргарита? – обхватывая её запястье, он укоризненно покачал головой. – У вас действительно не только пульс участился, но и явная тахикардия началась… Успокойтесь. Я не стану Вам больше ничего говорить, раз это Вас так нервирует. Только зря Вы, я лишь помочь хотел… Кстати, как только приедем, Вам надо будет успокоительные сердечные капли выпить, чтобы приступ снять.

Впервые за все время их общения врач явно занервничал, и Маргарита поняла, что он испугался, что она действительно может пожаловаться Аркадию. Похоже, несмотря ни на что, тот просил не причинять ей явного вреда. Что ж, ей это несомненно на руку.

– И так все пройдет, особенно если Вы от меня отстанете, наконец. Да, и еще, отодвиньтесь, мне некомфортно, что Вы так близко ко мне сидите, Вы нарушаете мое личное пространство, к тому же от Вас неприятно пахнет, – она выдернула руку из его рук и демонстративно отвернулась.

– Хорошо, как пожелаете, – врач поспешно отодвинулся к самой дверке, и Маргарита поняла, что этот раунд она выиграла, сумев его смутить.

***

Приехав на виллу, Маргарита решила не останавливаться на достигнутом, и около месяца терроризировала его и весь остальной персонал абсолютно необоснованными претензиями, капризами, язвительными издевками и требованиями немедленно вызвать её мужа. Однако не добилась ничего. Все молча терпели, соглашались и старались исправить то, к чему она придиралась, а на требования вызвать мужа следовал постоянный ответ, что связи с ним нет, так как он очень занят, но как только он позвонит, ему обязательно все передадут, и он, несомненно, при первой же возможности к ней приедет.

К концу месяца она уже сама устала от безуспешных попыток, изображая стерву, вынудить Аркадия встретиться с ней лично и попытаться образумить. На контакт он упорно не шел. То ли боялся разговора с ней, то ли понимал, что именно он образумить её вряд ли сможет, и поэтому занял выжидательную позицию. Сложившаяся ситуация злила её до крайности, но понимая, что своим поведением она делает на данный момент хуже лишь себе и будущему ребенку, Маргарита решила пересмотреть свое отношение и смириться с тем, что очередной раз мужчина силой получает от нее то, что пожелал.

Марк Листьер, который все это время практически неотлучно находился при ней, и на долю которого выпадала большая часть её агрессивных нападок, явно был приятно удивлен изменением её поведения.

В один из дней, сидя за обедом напротив нее и неспешно поедая очень вкусный борщ, который приготовил, в надежде порадовать ее, их повар Руан, он поднял голову и улыбнулся:

– Вы стали намного спокойнее и уравновешеннее, миссис Маргарита. Это хорошо. Похоже, благоразумие и выдержка возвращаются к Вам. Меня сейчас очень порадовала Выша похвала и благодарность Руану. Мистер Аркадий говорил, что Вы культурная, обаятельная и по характеру очень выдержанная женщина, и у меня была надежда, которая, как я вижу, начинает оправдываться, что как только Ваше состояние после приступа улучшится, все вернется на круги своя.

Взглянув на него, Маргарита иронично скривила губы. Её так и подмывало саркастично подколоть психиатра и по поводу его собственной культуры, и по поводу неопрятно застрявших в его усах кусочков свеклы и капусты, но она сдержалась и, отведя взгляд, молча продолжила есть. Пусть развлекается дальше, пытаясь убедить ее, что при всей очевидности подлога её диагноза, именно он в нем не сомневается.

– Мне вот интересно: Вам действительно понравился борщ или Вы просто решили оценить его желание угодить вам, узнав рецепт Вашей национальной кухни?

Маргарита не удостоила его ответом, даже голову в его сторону не повернула.

– Вы не хотите разговаривать со мной? – не оставил он своих попыток, услышать её реакцию на свои слова.

– Марк, исходя из Вашей первой реплики, я поняла, что Вам нравятся культурные люди, так вот, постарайтесь сами примкнуть к их числу и не разговаривайте за едой, мешая трапезе других, – подняв на него строгий взгляд, холодным и менторским тоном проронила она, с удовольствием наблюдая, как он сначала смущенно закашлялся, а потом, нервно сглотнув, хрипло проговорил:

– Вот если честно, Вы первая из моих пациентов, кому более чем за двадцать лет моей практики удается постоянно заставлять меня чувствовать себя не в своей тарелке. Вам это доставляет удовольствие?

– Вы рассчитываете на откровенность с моей стороны или на показное осознание непозволительности таких развлечений и снисходительное обещание больше не напрягать подобным образом Вашу столь ранимую психику?

– Конечно же, мне хотелось бы откровенности, – тут же кивнул он.

– Для того чтобы рассчитывать на откровенность с моей стороны, Вам следует проявить её самому. В противном случае Ваше поведение можно трактовать лишь как манипуляцию, а манипуляторов я не уважаю и отвечаю им той же монетой.

– В чем Вы видите манипуляцию, миссис Маргарита? Я лишь издали, практически не вмешиваясь, что объясняется Вашей беременностью и нежеланием в связи с этим принимать никакую медикаментозную помощь, контролирую Ваше поведение и состояние, чтобы в случае повторения приступа, минимизировать его возможные последствия.

– Марк, больше всего по жизни я ненавижу ложь. И когда мне лгут, глядя прямо в глаза, мне хочется приложить все силы, чтобы заставить лжеца раскаяться в подобном поведении. Поэтому про мои приступы амнезии не надо. Вы не были свидетелем ни одного, и то, что я не помнила моего с мужем посещения Вас, объясняется лишь одним: его не было. Возможно, у Вас вместе с моим мужем была другая женщина, играющая мою роль, и Вы свято уверены в том, что это была я, а возможно Вы сами выдумали это, идя на поводу требований моего мужа. В любом случае именно меня там не было. И то, что Вы продолжаете упорствовать в своих выводах относительно моей памяти, в моих глазах чести Вам не добавляет. Я, конечно же, вынуждена буду терпеть Ваше пребывание подле меня, раз мужчина, пожелавший сделать меня своей женой, абсолютно не посчитавшись с моим мнением, решил меня им нагрузить, но уважительного отношения к себе не ждите.

– Это против всех правил, конечно… но раз Вы так уверены… Вы помните, что Вы делали, сейчас скажу какого числа, – психиатр полез в карман, достал записную книжку и, полистав, назвал число.

– Конечно, помню. Я была в России и паковала вещи, готовясь к переезду сюда. Я прилетела сюда в день нашей встречи. Или Вы в Россию ездили для встречи со мной и мужем?

– Да уж, – он задумчиво потер затылок. – Мне начали закрадываться кое-какие сомнения последнее время… Уж больно поведение у Вас разнилось тогда и сейчас, да и мистер Аркадий что-то не торопится с приездом сюда…

– Так Вы свято верите, что опекаете сумасшедшую склеротичку?

– Ну не надо таких уничижительных определений. Ваш диагноз не столь суров. Хотя и оптимизма он тоже, честно говоря, не внушает.

– Кто у Вас был на приеме?

– Я приезжал сюда. Женщина была в красивом темно-вишневом костюме, по фигуре и по тембру голоса очень похожа на Вас, и волосы такие же… ну или возможно парик. Она почти все время плакала, уткнув лицо в ладони, так что лица я почти не разглядел, и мистер Аркадий её быстро увел в комнаты, потом мы разговаривали лишь с ним. Он показал заключение врачей, сказал, что оно очень Вас расстроило, но он надеется, что они все же ошиблись и больше подобные приступы у Вас не повторятся, и Вы сможете вести полноценный образ жизни. Мы договорились о консультациях. А через некоторое время он позвонил и сказал, что похоже, беременность спровоцировала новый приступ, и Вы никого не узнаете и сбежали из дома, а он в командировке и пока никак не может вернуться. Я согласился Вас опекать и поехал забирать Вас из полицейского участка.

– Интересный расклад… – Маргарита иронично хмыкнула.

– Я не понимаю, если это были не Вы, зачем ему это могло понадобиться.

– Я отказалась выходить за него замуж. Он решил проблему по-своему, и в результате я все равно оказалась его женой. Кстати, Вы сможете на суде подтвердить, что в этот день видели здесь женщину, которую мой муж представил как меня?

– Вы хотите, чтобы я свидетельствовал против него? Ну и что Вам это даст? Это все равно не снимет с Вас тот диагноз, что поставлен тремя крупнейшими специалистами в этой области. Мое слово, что Вы полностью адекватны и провалов в памяти я у Вас не наблюдал, против их, что они имели место быть и могут повториться, не имеет никакого смысла. К тому же на основании той бумаги, что он мне представил, он Вас в любой момент может отправить в закрытую психиатрическую лечебницу. Вам это надо? Зачем Вам война с ним, не проще ли договориться? На мой взгляд, он создал для Васмаксимально комфортные условия и ни в чем не ограничивает за исключением запрета покидать виллу. Но в Вашем положении это достаточно разумное требование. Вы беременная как-никак и ждете ребенка.

– Никак Вы заинтересованы в том, чтобы я не стала пытаться выявлять подлог?

– Если быть честным, то конечно. Во-первых, я теряю клиента и очень дорогого клиента, во-вторых, это скандал который по-любому негативно отразится на моей репутации, а у меня и так сейчас не лучшие времена, я не сумел предотвратить самоубийство клиентки. И в-третьих, я не совсем уверен, что Вам подобное разбирательство пойдет на пользу, вернее наоборот уверен, что наверняка не пойдет. Вы искалечите жизнь не только себе, но и будущему ребенку. Мистер Аркадий явно не желает Вам зла, но может его причинить в процессе разбирательства. Подумайте над этим, прежде чем решиться на какой-нибудь опрометчивый поступок.

– Вы на редкость честны.

– Вы же предупредили, что не любите ложь.

– А у Вас в офисе действительно есть подлинник заключения?

– Нет, у меня лишь та нотариально заверенная копия, которую Вы видели. Я сказал про подлинник, чтобы у Вас не было соблазна её порвать. Я часто использовал подобный прием в своей практике.

– Понятно, – Маргарита тяжело вздохнула и, повернувшись к психиатру, продолжила: – Что ж, мистер Листьер, в свете полученной мною информации, позвольте принести свои извинения. Считая, что Вы участвуете в инсценировке моего сумасшествия, я была не особо любезна и учтива с Вами. Постараюсь впредь быть более корректной, – она обаятельно улыбнулась.

– Вы очаровательны, когда улыбаетесь так, миссис Маргарита. Вы знаете, мне кажется, я начинаю понимать Вашего супруга. Не постараться любыми путями удержать подле себя такую женщину, по меньшей мере, было бы глупо. К тому же у Вас будет ребенок, и попытка мистера Аркадия, оградить Вас от всевозможных случайностей даже вопреки Вашей воле объяснима.

– Еще немного, мистер Листьер, и я тоже начну его понимать и даже ему сочувствовать. Вы только не переусердствуйте, а то ведь говорят, что от любви до ненависти лишь шаг, – рассмеялась Маргарита.

– Постараюсь, – усмехнулся в ответ он. – Кстати, могу я Вас попросить не менять ко мне обращения и называть, как и прежде, по имени? Вы, конечно же, вольны обращаться ко мне любым образом, но прежнее Ваше обращение мне нравилось больше.

– Хорошо, Марк. Без проблем.

***

С этого момента с психиатром у нее установились достаточно дружеские и непринужденные отношения, а постепенно и с остальными обитателями, которые в свою очередь всячески старались ей угодить. И пребывание на вилле перестало раздражать и нервировать Маргариту, превратившись в приятное времяпрепровождение.

К моменту рождения ребенка она уже привыкла настолько, что ей начало казаться, что живет она здесь давным-давно, да и всегда жила именно здесь.

Роды под наблюдением заботливого врача и акушерки прошли у нее без осложнений. Родившуюся девочку моментально окружили акушерка, кормилица, нянечка и медсестра и под восторженные причитания о том, какая она замечательная милая и красивая малышка унесли в детские комнаты.

– Вы даже не предложили мне подержать ее, – Маргарита с укором посмотрела на оставшегося с ней врача.

– Вы устали, миссис. Зачем Вам её держать? – удивился тот. – Особенно в свете того, что кормить Вы её не собираетесь, Вам первые дни, пока молоко не перегорит, вообще нужно минимизировать общение с дочерью.

– Вы так считаете?

– Конечно. Вы главное не волнуйтесь. Ваша дочь в надежных руках, и уход за ней будет тщательным и высокопрофессиональным. Так что все будет хорошо.

– Вы уверены?

– Без сомнения, – улыбнулся врач, и Маргарита облегченно вздохнула.

С одной стороны её и саму не очень тянуло к рожденному ею комочку жизни, доставившему ей только что столько боли, но мысль о том, что это её обязанность как матери заставляла предпринимать попытки что-то сделать в этом направлении. Поэтому слова врача она радостно восприняла как индульгенцию, позволяющую ей не особо озадачиваться всем этим.

– Вы уже решили, как назовете дочь? – поинтересовался перед уходом он.

– Екатерина.

– Хорошо, тогда я завтра оформлю на нее свидетельство.

– Спасибо, Вы очень любезны, – поблагодарила Маргарита и как только за врачом закрылась дверь, в изнеможении откинулась на подушки и закрыла глаза.

Несколько дней она провела в своих комнатах, мучаясь от слабости и от приливов молока так, что даже почти не вставала с постели. Пару раз она просила принести дочь, но Марк, вторя врачу, отговорил ее, убеждая в том, что все с её ребенком хорошо, и ей сейчас надо в первую очередь восстановиться самой.

К концу недели она не выдержала и, мучимая совестью, что даже не навещает дочь, отправилась в сопровождении Марка в детскую.

При их появлении кормилица, полная улыбчивая женщина лет тридцати, которую звали Анна, кормившая в этот момент малышку, поспешно отняла её от груди и неловко пытаясь прикрыть грудь расстегнутой кофточкой, повернулась к ней:

– Вы хотите взять ребенка?

Ответить Маргарита не успела. Обиженный крик дочери, не понявшей, почему её неожиданно лишили источника пищи, заполнил детскую.

– Нет, нет, я попозже зайду. Кормите, – тут же ретировалась Маргарита.

В течение дня она сделала еще несколько попыток зайти, но дочь то спала, то снова ела, и кроме того, как понаблюдать за ней издали Маргарита не решилась ни на что. Она попыталась узнать у нянечки распорядок дня дочери, но выяснилось, что в соответствии с распоряжениями врача, никакого распорядка нет, его устанавливает сама малышка.

На некоторое время она оставила попытки пообщаться с дочерью, а когда возобновила, неожиданно для себя выяснила, что не знает что делать с младенцем и, держа на руках, с первой минуты начинает ждать момента, когда передаст мирносопящий или же хуже того кричащий сверток обратно кормилице.

Как она и предполагала когда-то, любовь к малышке не просыпалась в ней, напротив, дочь её раздражала с каждым днем все больше и больше.

Хотя она и пыталась не показывать это, Марк как хороший психолог быстро раскусил ее, и в один из дней не преминул завести откровенный разговор:

– Мне кажется, миссис Маргарита, Вам не нужно, переламывая себя, проводить столько времени в детской. Вам достаточно зайти, узнать, что все в порядке, и тут же удалится.

– С чего Вы взяли, что я переламываю себя, Марк?

– Это видно. Вы только не переживайте, многие женщины не любят младенцев, не зная что делать с ними и как себя вести. Это абсолютно нормально. Это не значит, что Вы плохая мать. Это значит, что просто не пришло время для Вашего общения с дочерью. Не насилуйте себя, просто подождите, и через определенный срок наступит пора, когда Вам самой захочется нянчиться с ней, рассказывать сказки, наряжать с ней кукол. У Вас самой, кстати, какие отношения с матерью были?

– Никаких. Она умерла моими родами.

– Вот видите, Вы просто на интуитивном уровне не знаете каково это: общение матери с младенцем. Поэтому Вас это и напрягает.

– Хотите, чтобы и у моей дочери в будущем были такие же проблемы?

– Не будут. Анна души не чает в Вашей малышке и с лихвой одаривает любовью. Она ей заменила погибшего сразу после родов её малыша. Так что по этому поводу не волнуйтесь и перестаньте насиловать себя. Ни к чему хорошему это не приведет. Дети очень восприимчивы к внутреннему эмоциональному настрою.

Услышав уже второй раз за столь короткий разговор термин «насиловать», Маргарита невесело усмехнулась. Похоже, вся её жизнь превратилось в сплошное насилие, может действительно хоть самой прекратить заниматься этим…

***

Поощряемая врачом она сократила визиты к дочери до минимума, а порой и вовсе довольствовалась лишь сообщениями, что с малышкой все хорошо.

Видя, что даже рождение её ребенка не заставило Аркадия появиться на вилле, она перестала спрашивать о нем, поняв, что это бесполезно, и окончательно смирилась со своим положением птички в золотой клетке. Чтобы заполнить дни, она стала чаще вызывать косметолога и массажиста, стала больше плавать в море и бассейне, увеличила время утренних пробежек, и увлеченно занялась фитнесом в тренажерном зале.

Марк вначале с одобрением отнесся к этим новшествам, правда вскоре сообщил, что считает, что такие интенсивные занятия она должна проводить исключительно под руководством профессионала, поэтому намерен пригласить для нее тренера по фитнесу. Маргарита возражать не стала, и вскоре Марк познакомил её с ним.

Звали его Антонио. Молодой, симпатичный и в меру накаченный парень произвел на нее крайне благоприятное впечатление. Он с энтузиазмом стал сопровождать её на всех пробежках и тренировках, показывая новые комплексы упражнений и как правильно дышать во время их, и первое время Маргарита была просто в восторге от такого партнера во всех её спортивных начинаниях. Однако вскоре она почувствовала, что руки Антонио во время тренировок сжимают её более пылко, чем необходимо для выполнения упражнений, да и в глазах у парня, как только он приближается к ней, начало появляться какое-то похотливо-манящее выражение. И хотя он ни разу не перешел допустимых границ, а лишь демонстрировал готовность в любой момент их перейти, Маргарита решила жестко осадить парня и, выбрав подходящий момент, сурово отчитала, пригрозив пожаловаться мужу или подать в суд на сексуальные домогательства с его стороны. Во время всей её гневной тирады уши у парня горели, что маков цвет, а когда она велела ему отправиться в его комнаты, принять холодный душ и подумать до следующей тренировки способен ли он вести себя как профессиональный тренер, а не сексуальный маньяк, заалели и щеки. Пробормотав:

– Извините, миссис, я не посмею больше, если на то не будет Вашего желания, – он пулей выскочил из зала, где они занимались.

Раздраженная подобным ответом Маргарита пошла жаловаться Марку.

– Нет, Вы только подумайте, что он мне сказал, Марк! Он что, надеется, что я передумаю? Где Вы его вообще нашли? Он из общества сексуально-озабоченных дегенератов, бросающихся без разбора на всех особ женского пола, попадающихся им на глаза?

– Успокойтесь, миссис Маргарита, я поговорю с ним и все выясню. Похоже, мальчик элементарно влюбился в Вас, а Вы так про него…

– Влюбился? Влюбленные так себя не ведут! Да даже если и влюбился, мне-то до этого какое дело? Мне тренер нужен, а не любовник! Не прекратит так себя вести, ищите мне другого тренера. Ясно Вам?

– Хорошо, хорошо. Я поговорю с ним. Если и после этого он не прекратит, то я, конечно же, найду другого. Самое главное не нервничайте так. Все будет хорошо, я обещаю.

Марк, видимо, действительно провел с ним хорошую воспитательную беседу и пригрозил увольнением, потому что на следующей утренней тренировке Антонио было не узнать. Предупредительно-вежливый, корректный и нацеленный лишь на результат и оптимальное выполнение ею всех комплексов упражнений. И никаких намеков на что-то иное, ни взглядов, ни темпераментных или нежных касаний.

– Ну вот видите, умеете держать себя достойно и в рамках приличий, если захотите, – усмехнулась при прощании Маргарита, пытаясь спровоцировать парня на какое-то ответное проявление эмоций.

– Я понял недозволительность моего поведения. Все будет так, как Вы того захотите, миссис, – в ответ потупил он взор.

– Я хочу, чтобы Вы четко исполняли свои обязанности и вели себя соответственно своей должности и никак иначе, – её голос заледенел.

– Значит, все так и будет, – не поднимая головы, тихо проронил он, замерев на пороге.

– Это радует, – чуть смягчила тон Маргарита, а потом с усмешкой добавила: – Ну что Вы застыли на пороге, Антонио? Идите, Вы свободны до следующего занятия.

– Благодарю, – выдохнул тот и, так и не подняв на нее взгляда, поспешно вышел.

Довольная, что сумела заставить тренера раскаяться в своем столь неосмотрительном поведении и изменить его, Маргарита заглянула на кухню и, увидев там беседующих Грету и няню дочери, попросила свою горничную сервировать для нее завтрак на открытой террасе.

– На улице достаточно прохладно, миссис… Вы уверены, что хотите завтракать именно на террасе?

– Да, Грета. Мне хочется посидеть на воздухе.

– Тогда минут через десять подходите туда, я все сделаю и еще плед туда принесу на случай если Вам все же холодно будет.

– Хорошо. Спасибо, – улыбнулась ей Маргарита и вышла.

Чтобы скоротать время до завтрака она решила заглянуть в детскую, но когда вошла туда, увидела лишь Анну, перебирающую одежду дочери.

– А где моя дочь? – окидывая удивленным взглядом пустые комнаты, поинтересовалась она.

– Гуляет, миссис, – улыбнулась повернувшаяся к ней Анна.

– С кем? – Маргарита раздраженно нахмурилась.

– Как с кем? – Анна в замешательстве нервно переступила с ноги на ногу. – Ну с няней конечно…

– Анна, я только что видела няню, и она не гуляла с моей дочерью. Поэтому еще раз спрашиваю: где моя дочь? – голос Маргариты обрел напор.

– Вы только не волнуйтесь, я сейчас все выясню и во всем разберусь, – нервно сглотнув, кормилица отложила в сторону распашонку, которую держала в руках, и, выскочив за дверь, быстро убежала по коридору.

В раздражении Маргарита прошлась из угла в угол, потом замерла у окна, недоумевая по какой причине няня и кормилица где-то оставили её дочь без присмотра.

Вернулась Анна достаточно быстро с малышкой на руках, рядом шла испуганная няня, еще с порога извиняющимся тоном начавшая причитать:

– Вы только не ругайтесь, миссис, Кати так хорошо спала, и я её оставила под присмотром Пабло всего на минуточку, она и не проснулась даже, и он от нее не отходил…

– Вы отвечаете за ребенка! Именно Вы, а не Пабло или еще кто-то, и Вы не имеете права перекладывать свои обязанности на них! – зло выдохнула ей в ответ Маргарита, а потом повернулась к кормилице: – С ребенком точно все в порядке?

– Да, – тут же закивала та.

А няня тем временем, клятвенно прижав руки к груди, начала заверять ее, что это было первый и последний раз и больше такого она не допустит никогда и ни при каких обстоятельствах.

– Очень хочется в это верить, – хмуро процедила ей в ответ Маргарита и вышла из детской.

Уже сидя на террасе за чашечкой кофе и зябко кутаясь в плед, Маргарита подумала, что странно, что няня столь спокойно прореагировала на её появление на кухне и ничуть не смутилась, тем что её застали во время, когда она оставила малышку. Неужели надеялась, что это не выяснится? Да и дочь на руках Анны, когда она её принесла, была одета явно не для прогулки по такой прохладной погоде. Лишь легкие ползунки и тонкое одеялко на её руке, даже чепчика не было. Анна, конечно же, могла его снять при входе в дом и оставить в коляске, но зачем, если торопилась показать ей ребенка. Запутавшись в явных неувязках, Маргарита после завтрака нашла Пабло и поинтересовалась, что он делал с утра.

– Гулял с Вашей дочерью, – моментально ответил он, будто ждал её вопроса, и Маргарита не удержалась от уточнения:

– Все утро?

– Нет, конечно. Я лишь минут десять с малышкой постоял, не больше.

– А еще что делал?

– Съездил за памперсами для Вашей дочери, Анна просила, потом машину помыл, затем помог разгрузить грузовик с продуктами. Вроде все.

– Немало. А почему, когда я спросила, то именно про прогулку мне сказали, а не все остальное? – Маргарита не сводила с него пристального взгляда.

– Да я понял, по какой причине Вы спрашиваете, вот сразу и сказал. Я впервые с ней остался, и Вы впервые спрашивать меня стали, что я делал.

– Понятно, – кивнула Маргарита и уже повернулась, чтобы уйти в дом, когда Пабло окликнул ее.

– Вы рассердились на меня за это, миссис? Но я честно, очень внимательно смотрел за ней, и если бы что, моментально позвал Шелли.

– Я не сержусь на Вас, Пабло, но считаю, что Шелли не имела права перекладывать свои обязанности на Вас. Так что впредь прошу Вас не соглашаться на подобные просьбы.

– Хорошо, я учту, миссис, – кивнул Пабло, и она, удовлетворенная его ответом направилась к себе в комнаты.

В коридоре её нагнал Марк.

– Вы чем-то встревожены, миссис Маргарита?

– Да уже не особо, хотя неприятный осадок все равно остался. А что это очень заметно, что я встревожена? – с усмешкой поинтересовалась она.

– Я из окна видел, что Вы разговаривали с Пабло, и по Вашему виду мне показалось, что Вы сильно взволнованы, вот я и поспешил узнать, что случилось. Может моя или Георга помощь требуется, а Вы стесняетесь сказать.

– Я давно не стесняюсь здесь ничего, но мне приятно, что Вы беспокоитесь обо мне, Марк, – улыбнулась она. – Все дело в том, что я совершенно случайно оказалась свидетельницей того, что Шелли переложила свои обязанности няни на Пабло. Мне это не понравилось, и я сделала замечание обоим. Надеюсь, больше такое не повторится.

– Вы все сделали абсолютно правильно, лишь не волнуйтесь. Пабло очень ответственный человек, он вырос в многодетной семье и умеет обращаться с детьми. Так что опасности не было никакой, хотя, конечно, это не дело, что Шелли позволила себе оставить малышку без собственного присмотра. Я обязательно тоже поговорю с ней на эту тему. Она больше не посмеет.

– Было бы неплохо. Спасибо, Марк.

***

Больше свидетельницей чего-либо подобного она не становилась, но постепенно ей стало казаться, что и кормилица, и няня, и даже Марк как-то очень напряженно себя ведут лишь только разговор заходит о её дочери. Это не выражалось ни в чем конкретном, но ощущение, что её визитов к дочери все почему-то начали опасаться, не покидало ее.

Озадаченная, она стала заходить в детскую чаще, но это не прояснило ситуацию, лишь еще больше нагнетало напряженность. Тогда, подозревая, что от нее что-то скрывают, она настояла на вызове врача и его осмотре дочери при ней. Однако врач никаких проблем у ребенка не обнаружил и посоветовал ей самой пить успокоительные капли и больше гулять на свежем воздухе, чтобы снизить мнительность и тревожность.

Одновременно обрадованная тем, что с дочерью все хорошо и раздосадованная комментарием врача о её нервозности, она пошла в тренажерный зал, намереваясь с помощью физической нагрузки сбросить стресс, однако, начав переодеваться, вспомнила, что забыла в детской свою заколку для волос и решила вернуться.

Быстро пройдя по коридору, она дернула дверь, ведущую в детские комнаты, но та к её несказанному удивлению оказалась заперта. Недоумевая по поводу кому и зачем понадобилось запирать дверь, она постучала, но никто не открыл. Подождав немного, она стала стучать сильнее и крикнула Анне, что если та немедленно не откроет дверь, она позовет кого-нибудь, чтобы выломать ее.

Через пару минут явно смущенная Анна, отщелкнув замок, распахнула дверь.

– Я переодевала Кати и не могла Вам сразу открыть, извините.

– Зачем Вы закрыли дверь?

– Понимаете, это как-то случайно вышло, я проводила Вас, а потом подумала, что уже никто не придет и заперла ее, чтобы уложить малышку.

– Вы никогда раньше не запирали дверь. Зачем вообще Вам это понадобилось, Анна? Это же надо было достать специально ключи, вставить их и запереть замок. Зачем?

– Даже не знаю, что Вам сказать… подумалось, что лучше бы закрыть и закрыла… Но если Вы возражаете больше не стану. А Вы почему вернулись? – Анна все еще стояла напротив двери, загораживая вход.

– Дайте мне войти! Немедленно! – ничего не отвечая на её вопрос, безапелляционным тоном потребовала Маргарита.

– Да, да, конечно, – посторонилась та.

Маргарита вошла в детскую, подошла к кроватке, где лежала дочь и обернулась к Анне:

– Вы сказали, что переодевали ее, а на ней та же одежда, что и была.

– Я хотела… но Вы начали стучать, и я не успела… – нервно теребя руки, Анна потупилась.

– Не лгите мне! Здесь нет приготовленной одежды для переодевания! Почему Вы сразу не открыли дверь?

– Миссис, я никак не пойму чем Вы недовольны. Я замешкалась немного, собираясь переодеть Кати, и не сразу дверь открыла, но ведь это не преступление какое… Почему Вы так сердитесь? – явно взяв себя в руки, пошла в наступление та.

Почему она так разнервничалась Маргарита и сама плохо понимала, на нее просто накатило устойчивое ощущение, что от нее что-то скрывают и это неимоверно злило. Пытаясь преодолеть это чувство, она подхватила дочь на руки и тут же ощутила слабый запах знакомого парфюма, идущий от одежды дочери. Вспыхнувшая в голове догадка все сразу расставила по местам. С дочерью на руках она обернулась и, перейдя на русский, громко произнесла:

– Аркадий, не будьте трусом, выходите. Я знаю, что Вы здесь и прятаться от меня глупо. Я не настолько сумасшедшая как Вы навоображали себе. Не кусаюсь и не бросаюсь на людей. Так что Вам ничего не грозит. Выходите!

– Я не понимаю, что Вы говорите, миссис, – к ней шагнула Анна.

– А вам и не надо! Я это не для Вас. Я говорю это для моего мужа.

– Но его здесь нет.

– Прекрасно. Тогда передайте ему, что я хочу его видеть, причем немедленно. Пока он не соблаговолит со мной поговорить, дочь от себя я не отпущу. Поэтому если он хочет с ней общаться, пусть найдет возможность пообщаться со мной. А чтобы Вы могли ему это все беспрепятственно передать, я посижу с дочерью в центральной гостиной.

После чего, не слушая никаких ответных уверений, что кормилица видеть – не видела Аркадия и не представляет как сможет выполнить её распоряжение, Маргарита с дочерью на руках вышла и, пройдя в гостиную, опустилась в большое мягкое кресло. Чувствуя её напряженность, малышка недовольно завозилась у нее на руках и начала негромко всхлипывать.

– Тсс, тише-тише… все хорошо, маленькая, – она, слегка покачивая, крепче прижала дочь к себе.

В это время дверь в гостиную распахнулась, и на пороге в сопровождении кормилицы появился Аркадий. Одетый в светло-коричневые брюки и тонкий коричневый свитер из-под выреза которого виднелся воротничок идеально отглаженной рубашки кремового цвета.

– Добрый день, Маргарита. Передайте ребенка Анне, и я в полном Вашем распоряжении, – по-русски обратился он к ней.

– Анна, возьмите у меня дочь и идите уложите ее, – она передала малышку на руки кормилице, которая тут же поспешно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь.

– Я Вас внимательно слушаю, Маргарита. Что-то не так, и Вы чем-то недовольны? – не сводя с нее напряженного взгляда, холодно осведомился Аркадий.

– К чему эти игры в прятки? Я не кусаюсь и приступами неконтролируемой агрессии не страдаю. Захотели формально сделать меня своей женой, имейте мужество общаться и в глаза сообщать свои требования.

– У меня нет никаких требований, – повел он плечом.

– Да неужели? – иронично усмехнулась в ответ она. – Персонал виллы без Вашего приказа держит меня здесь пленницей, обосновывая свои требования фальсифицированной справкой о моей неадекватности?

– Это не требования, это забота о Вашей безопасности, Маргарита. Я постарался оградить Вас и дочь от возможных неприятностей, взяв на себя опеку и контроль за Вашей безопасностью.

– «Контроль за» чем-то невозможен, возможен лишь «контроль над» чем-то. Так вот Вы славно контролируете меня и дочь, только никак в толк не возьму, зачем Вам это? Повышаете значимость в собственных глазах?

– Мне это ни к чему. Вы не угадали, Маргарита. С самооценкой у меня полный порядок.

– Тогда зачем?

– Я люблю Вас, Маргарита, поэтому стараюсь заботиться о Вас.

– Аркадий, так, – она сделала ударение на этом слове, – не любят!

– Люблю, как умею, – развел руками он.

– Хорошенькая любовь, признать сумасшедшей и держать взаперти…

– Вы же сами говорили, что хотите жить уединенно в месте, где полностью налажен быт. Я постарался всецело реализовать Ваше желание. Чем Вы недовольны? Вам тут плохо?

– Нет, не плохо, но меня раздражает, что я не могу уехать отсюда.

– Пожалуйста, можете уехать. Лишь дочь мне оставьте и можете уезжать, а могу я с ней уехать, если мое присутствие Вас напрягает.

– Зачем Вам чужой ребенок?

– Она не чужая мне, у меня на руках справка о генетической экспертизе и моем отцовстве, так что ребенка Вы при всем желании лишить меня не сможете.

– Зачем Вам она?

– Я люблю ее.

– С чего вдруг?

– Детей любимых женщин любят всегда.

– Что ж, это радует… Возможно, Ваша любовь для моей девочки будет хорошим подарком, – грустно улыбнувшись, Маргарита глубоко вздохнула и продолжила: – Только в любом случае я свою дочь не оставлю и окончательно Вам не отдам. Хотите, общайтесь, ухаживайте, любите, но только при мне, чтобы я видела, что Ваша любовь, Аркадий, к ней именно такая как к дочери, а не извращенная какая-нибудь…

– С одной стороны мне жутко неприятно слышать, что у Вас есть опасения, что я могу как-то извращенно любить Катюшу, но с другой я понимаю, что с Вашей стороны это разумная предосторожность. В любом случае, я рад, что Вы решили не чинить мне препятствий. Вы действительно не станете возражать против моего пребывания на вилле и моего общения с Вами и дочерью?

– Как я могу возражать? Это Ваша вилла, и я готова в любой момент Вам её отдать. Разрешите жить тут с дочерью – хорошо, нет – готова уехать и предоставлять Вам возможность видеться с ней, когда захотите.

– Маргарита, прекратите. Это Ваша вилла, у Вас на нее все документы. Это Ваша собственность, так что не надо.

– Аркадий, во-первых, у меня нет средств на её содержание, а во-вторых, Вы в любой момент можете отправить меня в сумасшедший дом, так что претендовать на нее не собираюсь, особенно рискуя оказаться в столь экзотическом месте.

– Никуда я не собираюсь Вас отправлять. Это была лишь страховка, чтобы Вы с дочерью не удрали совсем на край света, где Вас и не найти будет… А так вы здесь полноправная хозяйка.

– Замечательная хозяйка, которая даже не знает, кто здесь живет и чем занимается. В детскую есть дополнительный проход из тех комнат, где Вы останавливаетесь, когда приезжаете? Я правильно поняла?

– Да, – не став ничего отрицать, но и не вдаваясь в подробности, сдержанно кивнул он.

– Можете больше не прятаться. Я не возражаю против Вашего здесь пребывания. Кстати, почему Вы прятались?

– Не хотел досаждать Вам. Я понял, что Вы не любите меня и не хотите видеть подле ни при каких обстоятельствах. Поэтому решил, что постараюсь остаться незримым благодетелем и опекуном, и не более того. Кстати, мое присутствие и сейчас не обязывает Вас ни к чему. Вы вольны развлекаться здесь любым образом, я не стану возражать.

– Не поняла. На что это Вы намекаете, Аркадий?

– Никаких намеков, я открыто говорю, что печать в Вашем паспорте ни к чему Вас не обязывает, раз получили Вы её без собственного на то желания. Кстати, весь персонал проверен и по этому поводу можете не волноваться. А вот если выберете кого-то со стороны, то лучше бы его предварительно попросить пройти медицинское освидетельствование. Можете Марка к этому подключить, он быстро все организует.

– Аркадий, Вы даже не представляете как мне хочется Вас ударить… – зло прищурив глаза, гневно выдохнула Маргарита. – Зачем Вы так оскорбляете меня?

– Чем? Это естественная и нормальная потребность для женщины. Вы же не монашка, чтобы хранить обеты. Так что не понимаю в чем оскорбление.

– Вы тоже пользуетесь услугами персонала?

– Я же не импотент. То, что у меня известные Вам проблемы, не исключает наличия определенных потребностей и желаний. А Вас это как-то задевает?

– То есть Вы сами развлекаетесь с обслугой и мне предлагаете? Это вы мне Антонио нашли?

– А чем он Вам не по душе? Физически крепок, здоров и выполнит любую Вашу прихоть.

– Меня тошнит от одной мысли о таком.

– Ну тошнит от него, можете Пабло для этих целей использовать, тоже на мой взгляд ничего мальчик.

– Нравится, так и спите с ним сами, а мне про такое говорить не надо! – перешла на гневный шепот Маргарита.

– У меня стандартная ориентация и мальчики меня не возбуждают. А если не нравится никто, поговорите с Марком, может он подберет Вам подходящую кандидатуру.

– Все! Мне противны разговоры на эту тему. Я поняла Ваше отношение к этому вопросу и приняла его к сведению, но дальше развивать эту тему отказываюсь, – в раздражении она встала и замерла напротив, неприязненно глядя ему в глаза.

– Так Вы убежденная мужененавистница? – иронично осведомился он, не отводя взгляд.

– Нет, Аркадий! Мне нравятся мужчины, и я бы с удовольствием вступила в сексуальные отношения, но исключительно с тем, кого полюблю всей душой и сердцем, а секс ради удовлетворения похоти считаю проявлением скотских чувств и не более. Ясно Вам?

– То есть меня Вы считаете грязной скотиной, если я не ограничиваю себя в этом отношении?

– Не мое дело хоть как-то оценивать Вас, но себя бы я посчитала именно такой скотиной, если бы поддалась им. А до Вашего морального облика мне нет никакого дела, развлекайтесь, как Вам заблагорассудится, это никак не повлияет на мое отношение к Вам. Не считаю себя годной на роль судьи и ханжеством не страдаю. Моя мораль касается лишь меня. Так что Вы и дальше можете подбирать смазливую обслугу на условии, что они не откажут Вам в Ваших домогательствах, только меня в эти планы не включайте, я не претендую на что-то подобное.

– Маргарита, но это же необходимая потребность любой нормальной женщины…

– Значит, я ненормальная, потому что все эти годы такой потребности не испытывала, да и сейчас не тянет заняться сексом ради секса.

– Вы просто не знаете, что это такое.

– Возможно. Но поймите, Аркадий, для меня неприемлемо узнать это с тем, кого я не люблю.

– Черт, – он нервно сжал руку в кулак и поспешно отвернулся, – Маргарита, Вы способны заставить ревновать даже камень… Теперь, узнав, что Вы проявили к кому-то благосклонность и приняли ухаживания, мне будет хотеться уничтожить этого счастливчика, кем бы он ни был. Зачем Вы это сделали? – повернувшись к ней вновь, он устремил на нее тяжелый взгляд. – Это в крови всех женщин, разжигать ревность и с её помощью управлять мужчиной?

– Не испытываю ни малейшего желания Вами управлять. К тому же это пока Вы управляете всей моей жизнью, пытаясь осчастливить насильно. Но поверьте, Аркадий, насильно это еще никому не удавалось. Так что на ответную благодарность особо не рассчитывайте.

– Да я ни на что и не рассчитываю. Кстати, Ваше лояльное отношение для меня уже приятный сюрприз. Может, мы сядем и обговорим устраивающие нас обоих границы отношений? – он сделал приглашающий жест.

– Не возражаю, – Маргарита опустилась в кресло, с которого встала, а он сел в соседнее.

– Вы хотите получить развод?

– На данный момент мне он особо ни к чему, я уже привыкла, что меня считают Вашей женой, да и Екатерине в будущем он вряд ли на руку будет, однако возражать против него не стану.

– Мне он тем более ни к чему. Спросил, так как думал, что Вы никак не смиритесь со своим статусом.

– Смирилась. Даже в какой-то мере благодарна Вам, что дочь в браке родилась, меньше комплексов у девочки будет.

– Это радует, что Вы стали больше опираться на здравый смысл, а не на амбиции. В таком случае, возможно, Вы согласитесь, не только терпеть здесь мое присутствие, но и видеться за обедом и ужином? В дальнейшем Катюше это пошло бы на пользу, видеть, что родители мирно трапезничают вместе с ней, что-то обсуждают и дружески беседуют. Вас не особенно это затруднит?

– Да вообще не затруднит. К тому же, что мне будет мешать изредка, сославшись на головную боль или недомогание, поесть у себя в комнатах?

– Прекрасно. Вы меня несказанно радуете, Маргарита. Я счастлив, что нам удалось договориться. Кстати, если решите куда-то поехать и будут нужны деньги или помощь в оформлении Вашего путешествия, не стесняйтесь, я сделаю все, что в моих силах.

– Вы чрезвычайно любезны. Спасибо.

– Не стоит. Мы же семья, в конце-то концов, хоть Вы не особо к этому и стремились, – грустно усмехнулся он и поднялся. – По-моему, Вы хотели размяться в тренажерном зале. Так вот, не смею больше задерживать. Встретимся за ужином, а если что-то будет надо, скажите Георгу, он проводит Вас в мой кабинет.

– Вы, кстати, давно приехали? – поднимаясь с кресла вслед за ним, поинтересовалась она.

– Я был здесь практически все время, что и Вы, лишь иногда ненадолго отлучался по делам.

– И все молчали… – Маргарита неодобрительно покачала головой.

– У них не было выбора. Так что не судите их строго.

– Тогда, когда Шелли сказала, что оставила малышку с Пабло, дочь была у Вас?

– Да.

– Как выяснятся, Аркадий, Вы не самый лучший работодатель, раз вынуждаете персонал лгать и сознаваться в грехах, которые они не совершали.

– Зато щедрый. Так что не волнуйтесь, никто не внакладе.

– Понятно. Ладно, до встречи за ужином, – усмехнувшись и кивнув ему на прощанье, Маргарита вышла.

***

С этого момента её жизнь вошла в размеренное русло внешне идеальных семейных отношений.

Они вежливо здоровались с Аркадием, осведомляясь о здоровье друг друга, поддерживали непринужденную беседу за столом, а ближе к вечеру, перед тем как разойтись по своим комнатам, желали доброй ночи и приятных сновидений.

Перед каждым своим отъездом Аркадий ставил её в известность, насколько уезжает и куда, и периодически спрашивал, не надумала ли она куда-нибудь поехать, предлагая оформить любой туристический круиз. Маргарита неизменно благодарила, и отвечала, что с удовольствием обязательно поедет, но только не сейчас. На самом же деле даже мысли о возможном отъезде с виллы стали её пугать. Видя, как Аркадий все свободное время проводит с её дочерью, порой не отпуская ни на шаг и выполняя любой каприз, она опасалась, что воспользовавшись её отъездом он окончательно отберет у нее малышку. При этом саму её присутствие дочери неизменно утомляло и нервировало. Она боролась с этими чувствами, стараясь преодолевать внутреннее раздражение, но чаще всего безрезультатно, и спасалась тем, что минимизировала встречи с дочерью. Ощущая внутреннее противоречие между нежеланием отказываться от дочери и неспособностью её любить, она чувствовала себя сломленной, беспомощной и неспособной противостоять ничему, поэтому начала страшится любых перемен. Порой ей казалось, что она подобна загнанному в угол зверьку, нашедшему безопасную нишу, в которой теперь боится даже шевелиться.

Чтобы как-то заглушить это чувство она стала изматывать себя физическими упражнениями и тренировками так, что к вечеру сил у нее оставалось, чтобы только до кровати дойти. Подобные нагрузки, здоровый образ жизни, свежий воздух и многочисленные спа-процедуры не преминули сказаться, и выглядела она теперь настолько великолепно, что даже Марк, которого Аркадий оставил на вилле в качестве семейного психолога, вначале протестующий против таких интенсивных занятий был вынужден признать, что они пошли ей на пользу.

***

Дочь тем временем росла, и Аркадий баловал её все больше и больше. Теперь нередко было можно услышать его ласково-озабоченное: «Что еще хочет моя принцесса?» и звонкий голосок Катюши, требующий в ответ: «папочка, дай это» или «папочка, я хочу то».

Несмотря на внешнюю идиллию, Маргариту подобные отношения злили. Порой ей хотелось вмешаться и жестко запретить Аркадию так сильно баловать дочь. Ведь малышка не знала отказа ни в чем. Однако мысли о том, что она сама неспособна одарить дочь любовью, а теперь еще хочет лишить любви того, кто может её дать, сковывала язык, и Маргарита малодушно молчала, предпочитая сразу уйти, чтобы не было искушения вмешаться.

Марк видел, что внутренне она подобна натянутой струне, готовой порваться в любой момент, и неоднократно пытался вызвать её на откровенность. Но памятуя, что психиатр скрывал то, что Аркадий был на вилле в то время, когда она требовала встреч с ним, Маргарита теперь не откровенничала с ним и отделывалась ничего незначащими фразами, а так же уверениями, что она полностью счастлива и у нее нет ни одной причины хоть чем-то быть недовольной.

Так все продолжалось достаточно долгое время, превратившееся для Маргариты в чреду одинаковых и ничем непримечательных дней.

А потом на вилле появилась новая гувернантка дочери. Звали её Софи. Молодая с великолепной фигурой и чем-то даже похожая на саму Маргариту.

Глядя на Софи, Маргарита вспоминала собственное отражение в зеркале пятнадцатилетней давности. А по тем лукаво-манящим взглядам, которыми Софи в избытке одаривала Аркадия, Маргарита поняла, что исполняет та не только обязанности гувернантки, и в ней постепенно начал накапливаться гнев, основанный на неприятии подобной ситуации. Она стала более тщательно следить за отношением гувернантки к дочери, но в этом аспекте поведение Софи было безукоризненным. Стремясь заслужить расположение Аркадия, и видя, как он трепетно относится к дочери, та старалась быть с девочкой и терпеливой, и заботливой, и ответственной и в меру требовательной. Да и Катюша быстро привязалась к ней и явно симпатизировала.

С одной стороны это не могло не радовать Маргариту, а с другой, в сердце ледяной змеей стала заползать ревность и опасение, что дуэт Аркадия с её дочерью того и гляди грозится перерасти в трио и при этом вовсе не с ней.

В один из дней, когда Аркадий и Софи с дочерью поехали в парк аттракционов, не в силах больше сдерживаться, Маргарита дождалась их возвращения, и когда они выходили из машины, остановила Аркадия:

– Мы можем поговорить?

– Да, конечно, – кивнул он и повернулся к гувернантке: – Софи, покормите Катюшу и постарайтесь уложить спать. Мне кажется, она устала после такого насыщенного дня.

– Хорошо, – улыбнулась в ответ та.

– Я не стану ложиться без тебя! Ты придешь поцеловать меня перед сном и почитать мне сказку, папочка? Ну обещай! – вылезшая из машины дочь недовольно схватила Аркадия за рукав и заглянула в глаза.

– Конечно, обязательно приду, но только если ты хорошо поешь, потом умоешься, почистишь зубки, ляжешь в постельку и чуточку меня подождешь, и при этом не будешь капризничать, моя принцесса. Ты мне это обещаешь? – подхватил он её на руки и нежно поцеловал.

– Да, папочка, – дочь в ответ нежно обвила его шею руками и уткнулась в плечо. – Только ты скорее приходи…

– Поговорю с мамой и приду, иди, моя принцесса, и не забывай, ты обещала не капризничать, а то сказку читать не буду, если забудешь про это, – опуская её на землю и подталкивая к Софи, проговорил Аркадий, после чего повернулся к Маргарите: – Я полностью в Вашем распоряжении. Где Вы предпочтете беседовать: в моем кабинете или гостиной?

– Я предпочту Ваш кабинет, – холодно проговорила Маргарита, пытаясь обуздать накатившую злость из-за перехваченного ею восторженно-обожающего взгляда Софи, который та не сводила с Аркадия во время его разговора с дочерью.

Распахнув перед Маргаритой дверь и пропустив её в кабинет, Аркадий вошел сам и, плотно закрыв за собой дверь, повернулся к ней:

– Вы чем-то недовольны?

– Не то слово, я вне себя от злости, – ледяным тоном проронила она и, отвернувшись, отошла к окну и устремила взгляд на цветочные клумбы посреди большого газона, разбитого прямо под окнами.

– И что вызвало подобную негативную реакцию? – Аркадий шагнул следом и замер у нее за спиной.

– Ваше поведение. Я могу смириться практически со всем, и не намерена влезать в Вашу жизнь и хоть как-то контролировать, однако поручать опеку над моей дочерью Вашей любовнице, на мой взгляд, это явный перебор. Вам так не кажется? – она повернулась к нему и уперлась в глаза неприязненным взглядом.

– С чего Вы взяли, что Софи моя любовница?

– Аркадий! Я ненавижу ложь! Ненавижу! Ясно Вам? Поэтому, если сейчас Вы продолжите убеждать меня, что очевидное на самом дело является невероятным, я приложу максимум усилий, чтобы заставить Вас раскаяться в столь неосмотрительном поведении. Не надо со мной ссориться всего лишь из-за желания выглядеть в более привлекательном свете. Поверьте, Вы скорее потеряете то дружеское отношение, которое меж нами было, чем хоть что-то приобретете. Так что не лгите.

– Я и не собирался, – недоуменно повел он плечами. – Просто в понятие «любовница» я, вероятно, вкладываю совсем иной смысл, чем Вы.

– Мне плевать, какой Вы в него вкладываете смысл, но спать с гувернанткой моей дочери я Вам не позволю! Понятно? – в раздражении Маргарита с силой схватила его за плечи и, притянув к себе, эмоционально выдохнула: – Я лучше сама сдохну, но такого не допущу!

– Никак Вы ревнуете, Маргарита? – его губы дрогнули то ли в усмешке, то ли в улыбке.

– Считайте, что ревную! – отпустив его плечи и чуть отстранившись, продолжила она. – Я в конце концов Ваша жена, так вот в связи с этим Вам придется считаться с моим мнением, хотите Вы того или нет!

– Хорошо, согласен с ним считаться. Вы запрещаете мне спать с гувернанткой, а с кем позволяете?

– Да с кем угодно, но не с ней!

– Прекрасно! Тогда, Маргарита, спать мне угодно с Вами! И только попробуйте мне возразить, Вы только что сами разрешили мне это! – не дав ей и слова в ответ сказать, он порывисто притянул её к себе и впился в губы долгим и страстным поцелуем, а потом, осторожно повалив на пушистый ковер на полу, стал пылко ласкать.

Опешившая в первый момент от неожиданности Маргарита попыталась оттолкнуть его и вывернуться, но Аркадий не отпускал, а его ласки становились все настойчивей и жарче. И через некоторое время Маргарита, сметенная его напором, сдалась и перестала сопротивляться. В конце концов, он её муж, и если она требует что-то от него как жена, то почему бы и ему не воспользоваться своими правами…

Почувствовав это, он оторвался от её губ и, заглянув в глаза, срывающимся голосом спросил:

– Ты… согласна?

– Можно подумать, ты отпустишь, если я скажу «нет», – хрипло усмехнулась в ответ она.

– Отпущу, я не намерен тебя насиловать… – разжав объятия, он чуть отстранился, не спуская с нее напряженного взгляда.

И тут Маргарита поняла, что не хочет его отпускать, что ей с ним надежно, комфортно, да и её ревность к Софи показывала, что он давно ей не безразличен. Приняв решение, она сама уперлась в него испытующим взглядом:

– Если кроме меня у тебя отныне не будет ни одной сексуальной партнерши, я скажу «да».

– Обещаю, – тут же кивнул он.

– Значит, «да», – с улыбкой она уже сама притянула его к себе и приникла губами к губам, даря чувственный поцелуй, а потом, рукой нащупав на его брюках пряжку, стала распускать ремень.

Из туманящего разум единения тел их вырвал тихий, но настойчивый стук в дверь.

– Я занят! – опершись на руку и полуобернувшись назад, раздраженно гаркнул по-английски Аркадий.

– Но, мистер Аркадий, Кати так ждет Вас, – раздался из-за двери взволнованный голос гувернантки, – может, Вы подойдете хотя бы на пару минут…

– Ты разрешишь мне сходить к дочери? – на ухо зашептал он Маргарите. – Ядействительно обещал Катюше уложить ее, а обещания я привык исполнять.

– Провоцировать на неисполнение обещаний чревато… Так что иди, конечно, – лукаво улыбнувшись, Маргарита разжала руки, позволяя Аркадию подняться.

– Я постараюсь недолго, Катюша устала и должна быстро уснуть, – поправляя брюки и надевая сброшенные во время их страстных объятий рубашку и свитер, заверил её он.

– Можешь не торопиться, – Маргарита, тоже поднявшаяся с пола, подошла к зеркалу в углу кабинета и стала одергивать блузку, заправляя её в юбку.

– Тогда значит, как получится, – резюмировал он и, поправив рукой волосы, вышел из кабинета.

Оставшись одна, Маргарита в некоторой задумчивости постояла еще немного перед зеркалом, потом вновь подошла к окну. Вечерние сумерки уже полностью завладели окрестностями, и лишь яркие фонари, установленные вдоль дорожек, теперь выхватывали из окружающей темноты крупные пятна пейзажа подле себя.

Прикрыв глаза, Маргарита прислушалась к ощущениям внутри себя. По организму приятной волной разлилось тепло, а потом перед мысленным взором возникло то, что она никак не ожидала увидеть. Зарождение маленькой жизни, которая растет и преображается в младенца мальчика, заглядывающего ей прямо в глаза и очаровательно улыбающегося. В страхе потерять картинку, Маргарита боялась не только пошевелиться, но и дышать. Мозг хотел верить и одновременно отвергал возможность того, что её способности вновь вернулись к ней, да еще и с таким приятным бонусом, как получение информации о себе, потому что где-то в глубине зрело и росло чувство, что это её малыш… её и Аркадия.

Через несколько минут не в силах больше сдерживать дыхание, Маргарита судорожно вздохнула, и образ исчез. Недовольно тряхнув головой, Маргарита попыталась возродить картинку, хотя в успех ей не верилось, но образ улыбающегося малыша с легкостью появился вновь, словно ободряя и успокаивая: я тут, я рядом, лишь позови…. Проверяя себя, Маргарита отпустила его, а потом, сделав минутный перерыв, снова восстановила. Малыш, не переставая улыбаться, потянулся к ней, и ее, неожиданно для нее самой накрыла неимоверно мощная волна любви и нежности к этому еще не рожденному ею ребенку. Это было столь внезапно, что она испугалась этого чувства и, отринув образ, постаралась абстрагироваться. В голове роем носились мысли, что мало того, что у нее не может быть ребенка от Аркадия, так еще и любить его заранее это какой-то нонсенс, особенно когда рядом есть уже рожденная дочь и любить надо именно ее, а не абстрактного потенциального младенца.

Пытаясь привести в порядок растрепанные чувства и мысли, Маргарита вышла из кабинета Аркадия, прошла через внутренний дворик и по лестнице спустилась к берегу моря.

Забравшись на большой валун у самой кромки воды, она, подобрав под себя ноги, уселась на нем и устремила взор в темнеющую морскую даль. Волны с приятным шипением бились совсем рядом, успокаивая и даруя некую иллюзию единения с вечностью.

Преисполнившись состоянием безмятежности и полного покоя, Маргарита попыталась получить доступ к информационной сфере и к её несказанной радости ей это достаточно легко удалось. Захлестнувшие её чувства от вернувшихся способностей использовать информационную сферу требовали выхода и, запрокинув голову и устремив взгляд к звездам, мерцающим в бездонной темноте небес, она возблагодарила судьбу за столь неожиданно возвращенный дар.

Из этого состояния, близкого к медитации её вырвал голос Аркадия:

– Вот ты где! А я тут все обыскал, пока догадался к самому берегу спуститься. Что делаешь? Звездами любуешься?

Медленно повернувшись к нему, Маргарита протянула руку, и он, поняв её без слов, подставил свою, помогая спуститься. Не отпуская его руки, она подошла к нему вплотную и, упершись взглядом в его глаза, эмоционально выдохнула: «У нас с тобой будет сын».

– Замечательно, – не отводя взора, улыбнулся он.

– Твой сын.

– Я рад.

– Аркадий, ты понял, что это будет твой, – Маргарита сделала на этом слове ударение, – сын?

– Понял, конечно. Что тут непонятного? Была только дочка, а теперь еще и сын будет, это великолепно. Кстати, а ты откуда знаешь, что именно сын? Уже УЗИ успела сделать? А мне и не говорили, что ты уезжала.

– Кретин безмозглый! – отшатнулась от него Маргарита.

– Что с тобой? Чем я тебя обидел? – Аркадий подавшись следом, обхватил её за плечи и крепко прижал к себе. – Что не так?

– Ты идиот! – глаза Маргариты метали молнии. – Как ты мог такое подумать?!

– Что? Что я мог подумать? Маргарита, о чем ты?

– Все! Отпустите меня немедленно, Аркадий! Я больше не желаю с Вами разговаривать! И видеть Вас больше тоже не желаю! Завтра же заберу дочь и уеду, и только попробуйте мне помешать! Теперь я знаю, что заключение, которым меня стращал Марк, не более чем подделка и весь его спектакль, который он передо мной разыгрывал, срежиссирован именно Вами. Так что насильно Вам меня здесь больше не удержать!

– Маргарита, успокойся! – он легонько тряхнул её за плечи. – Я уеду сам, если желаешь. Только объясни сначала, что тебя так разозлило!

– И не подумаю! Абсурдно объяснять то, что очевидно!

– Ладно. Не хочешь объяснять, сам разберусь. Сколько месяцев ребенку?

– Нисколько! Ясно? Ни-сколь-ко! – по слогам повторила она, а потом попыталась вывернуться и стряхнуть с плеч его руки. – Отпустите меня немедленно и не смейте больше касаться!

– Ничего не понимаю, – Аркадий в замешательстве потряс головой, а потом порывисто притянул её ближе к себе: – Маргарита, объясни нормально, это какая-то проверка, которую я не прошел, вернее, прошел как-то не так, как хотелось тебе? Как я должен был отреагировать на твои слова о сыне? Закатить сцену ревности? Или не поверить тебе и посмеяться, уверенный, что ты не с кем в отличие от меня не спала? Это что, месть за мои отношения с Софи?

– Нет, теперь я знаю, что именно с ней ты не спал, хотя усиленно делал вид, по совету Марка провоцируя меня на ревность. Даже в её контракт внес этот пункт, что она согласна оказывать тебе сексуальные услуги. Кстати, можешь его поблагодарить и выписать ему премию, его план сработал, я повелась.

– Откуда ты это знаешь? Никак ты снова стала ведуньей? Так? – не спуская с нее испытующего взгляда, Аркадий сильнее сжал её плечи.

– Мне больно! – тут же недовольно вскрикнула она.

– Извини! – Аркадий моментально отпустил её плечи, но только для того, чтобы в следующее мгновение подхватить на руки и крепко прижать к себе. – Извини, ласточка, не рассчитал. Так не больно?

– Отпусти меня немедленно и поставь на землю! – Маргарита с раздражением хлопнула его по плечу.

– И не подумаю, моя дорогая. Ты моя жена и раз теперь твои способности к тебе вернулись, не чувствовать, как я к тебе отношусь, ты не можешь, поэтому хватит злиться на то, что я способен простить тебе любой адюльтер. Не было его и прекрасно, я счастлив. Конечно, так шутить со мной с твоей стороны было немного жестоко, но я не в претензии. Пошутила и пошутила… поцелуй меня лучше, ты чертовски здорово умеешь целоваться.

– Я не шутила… – качнула она головой. – Я знаю, что у нас действительно будет сын.

– То есть ты на полном серьезе это сказала? – Аркадий осторожно опустил её на землю и, притянув к себе, заглянул прямо в глаза.

– Полнее не бывает. Через девять месяцев родится, и можешь ему анализ ДНК сделать, чтоб последние сомнения снять.

– Ничего я делать не буду, – судорожно сглотнув, Аркадий отвел взгляд.

– Боишься? А зря… – усмехнулась в ответ Маргарита.

– Ничего я не боюсь! – повернувшись к ней вновь, гневно выдохнул он. – Я верю тебе и твоих слов мне достаточно. Ясно?

– Ясно-то мне ясно, но я теперь боюсь, что вдруг ты все ж не до конца мне поверил и свою способность стать отцом решишь проверить еще с кем-то кроме меня, а я, как выяснилось, ревнива до жути. Так что по мне уж лучше бы ты анализ сделал…

– Ревнивица ты моя любимая, – Аркадий вновь порывисто подхватил её на руки и закружил по прибрежной гальке, – ну как я могу тебе изменить, если уже пообещал хранить верность, а? К тому же с твоими способностями, когда ты теперь враз меня изобличишь, ежели что… Так что, и не надейся, дорогая, причин для обвинений меня в измене ты не получишь. Особенно в свете того, что ты намерена сына мне родить. Вот зачем мне еще кто-то в этом случае кроме тебя? – остановившись, он поставил её рядом с собой и крепко к себе прижал.

Обвив руками его шею, Маргарита сама прильнула в ответ и, положив голову ему на плечо, тихо выдохнула:

– Я очень тебе благодарна… мне так легко и в тоже время надежно с тобой рядом… но я все равно боюсь…

– Чего? Того, что я закручу с кем-то кроме тебя роман?

– Нет, – замотала она головой. – Я себя боюсь…

– Себя? В каком смысле? Боишься, что ошиблась, и сына не родишь? Так этого не стоит бояться. На все воля Божья. Даст, будет сын, а не даст, так и только с дочкой неплохо проживем.

– Нет, этого как раз не боюсь. Вряд ли я ошиблась. Уж больно четкая картинка была, в таких случаях я еще не ошибалась, хотя, конечно, всякое возможно. Но не это меня пугает. Понимаешь, мне кажется я уже люблю этого не рожденного малыша, а дочь до сих пор не могу полюбить… Умом понимаю, что это неправильно, что я должна, обязана её любить, а не могу, хоть тресни… И я боюсь, что увидев мое отношение к брату она почувствует и поймет, что к ней у меня иные чувства… А если и у тебя к ней отношение изменится, то вообще кошмар будет…

– Маргарита, Маргарита, – Аркадий негромко рассмеялся, при этом ласково поглаживая её по плечам, – кто выдал тебе диплом психолога? Их нужно дисквалифицировать немедленно из педагогов, а тебя из дипломированного специалиста. Ты что забыла, что именно страх это основа любой фобии? А твое отношение к Катюше все больше и больше на фобию под названием «боюсь, я плохая мать» походит. Кстати, чем больше ты опасаешься, тем больше во всем этом вязнешь. Это замкнутый круг. Кстати, не ты ли несколько лет назад мне это объясняла?

– Чаще всего именно сапожники без сапог и ходят, – усмехнулась она в ответ.

– Я бы посоветовал тебе с Марком пообщаться, но боюсь, ты проговоришься, что Катюша не моя, а мне не хотелось бы, чтобы хоть кто-то кроме тебя это знал. Поэтому не надо, не говори с ним на эту тему, просто постарайся вести себя естественно, не заставляй себя и не делай ничего напоказ. Что есть, то и есть. Даже если не любишь или думаешь, что не любишь, ты заботишься о ней и делаешь все возможное, чтобы ей было хорошо. Я же вижу, как ты отслеживаешь и её состояние, и режим, и то чем с ней занимаются и как. Так что не вини себя, не надо. Ты замечательная мать в любом случае. Кстати, пообещай мне, пожалуйста, что Катюше никогда и ни при каких обстоятельствах не скажешь, что не я её отец. Даже если мы или вы с ней поругаетесь.

– Обещаю, что не только ей, а и никому больше не скажу об этом никогда. Я не враг своей дочери. А ты для нее идеальный отец, правда, порой даже слишком любящий, но может это и неплохо, кто-то ведь должен баловать ребенка, если собственная мать не в состоянии этого делать.

– Какие дифирамбы мне как отцу, я польщен. А совсем недавно грозилась увезти от меня дочь.

– Это я от злости, что счел меня особой легкого поведения. Меня прям переклинило, когда ты посчитал, что я не пойми с кем здесь ребенка нагуляла.

– Не сердись, я никем тебя не посчитал, я просто очень сильно тебя люблю…

– Кстати, а когда это ты в меня влюбиться успел? Когда я об афере со сделкой тебя предупредила?

– Нет. Если честно, ты мне нравилась давно, но я знал, что всех мужиков ты на расстоянии держишь, и поэтому даже не тешил себя мыслью, что меж нами что-то может быть, особенно в свете того, что ты обо мне знала. А вот когда увидел тебя там, в ресторане, совсем другую, потерянную какую-то и очень беззащитную, сердце аж защемило. Подумал, что сама судьба мне шанс подарила, и я не я буду, если ты не станешь моей в сложившихся обстоятельствах. В лепешку разобьюсь, а добьюсь… Ну а дальше, чем дольше добивался, тем сильнее ты меня к себе привязывала. Я на других уже и смотреть не хотел. Лишь ты в голове была… ну и Катюша твоя. Кстати, если Софи тебя так раздражает, давай уволим ее, я не против. Её наем это полностью идея Марка, и именно он её настроил, что у нее есть шанс взаимности от меня добиться и что-то дополнительно с меня поиметь, а с меня слово взял, что я не стану её в этом разубеждать.

– Не надо её увольнять, она девочка неплохая, да и Катя к ней привязалась. Просто дай ей понять, что с тобой ей ничего не светит, поэтому её дальнейшие эскапады в твою сторону будут расценены как повод для её увольнения. Надеюсь, она сообразительная и все поймет как надо.

– Договорились. Ты кстати не замерзла? С моря ветер прохладный, да и руки у тебя прям ледяные. Может, в дом пойдем?

– Не откажусь.

Аркадий обнял её за плечи и повел вверх по ступенькам, окаймленным рядом невысоких фонарей в кованом ажуре лиан, причудливо изогнутых вокруг их ножек.

Усадив её в мягкое кресло в гостиной, Аркадий опустился в кресло напротив:

– Слушай, мне в голову отличная идея пришла. Что если нам на несколько месяцев отправить Катюшу с Софи в какой-нибудь хороший детский санаторий… И Катюше интересно будет новые места посмотреть и с детками пообщаться, и ты немного без нее и соскучишься, и к своему новому состоянию адаптируешься.

Задумчиво помолчав немного, Маргарита неуверенно повела плечами:

– Даже не знаю, что тебе ответить… С одной стороны, очень заманчивое предложение, особенно если ты еще и Марка вместе с ними пошлешь для дополнительной страховки, чтобы приглядывал за Софи и не давал ей возможности отвлекаться и вместо прямых обязанностей романы на стороне крутить. А с другой, вроде как получается, что я от дочери на время избавляюсь…

– Маргарита, у тебя действительно фобия. Многие родители на все лето детей одних в лагерь или в санаторий отправляют и не переживают ни минуты. А мы хотим отправить с гувернанткой, которая ей, между прочим, нравится, и при этом ты вновь готова изводить себя мыслями о том, что ты плохая мать. Все, прекращай! Не понравится Катюше, пожалуется нам по телефону, что плохо ей там, вернем. Дел-то… К тому же я могу ездить её навещать.

– Её или Софи? – не удержалась от ироничного вопроса Маргарита.

– Ты все еще ревнуешь, хотя уже знаешь, что причин для ревности нет? – Аркадий, хитро улыбаясь, потер руки. – Я польщен. Может, и правда, Марку премию выписать? Уж больно здорово он тебя на эмоции развел. Я даже не ожидал. Надо будет взять на заметку такой способ.

– Бери, конечно, только учти, что с таким способом ты рискуешь начать нуждаться в помощи адвоката по бракоразводным делам.

– Да, ладно тебе, я шучу. Я знаю, ты у меня птичка гордая, чуть что не по тебе, враз упорхнешь какой бы золотой не была клетка. Так что это лишь шутка. К тому же, если бы я хотел пользоваться таким способом, разве бы сказал тебе об этом? Так что не принимай близко к сердцу глупые шутки безумно влюбленного в тебя мужа. Это я чтобы хоть как-то скомпенсировать твое прохладное ко мне отношение.

– Ничего и не прохладное. Ты уже давно стал очень близким и дорогим мне человеком.

– Но не любимым, – грустно усмехнулся он.

– Я не знаю, какой смысл ты вкладываешь в это слово. Возможно, на твой взгляд, я вообще любить не умею. Чувства у меня не превалируют над разумом, и ради секса с тобой, хоть не скрою он мне и доставил удовольствие, на безумства я не решусь. И жить только твоими интересами я не способна, так же как и раствориться в тебе полностью, став чем-то вроде аллегорического ребра… А еще я в любой момент готова все оставить и уйти, лишь почувствую, что нам больше не комфортно вместе. Однако если тебе потребуется моя помощь, с радостью подставлю плечо и сделаю все, что в моих силах. Ну и не предам и играть за спиной не стану. Назовешь ты это любовью или нет, тебе решать.

– Мне все равно как это назвать, меня устраивает такое твое отношение, ласточка моя… Как же я мечтал когда-нибудь так тебя назвать. Моя ласточка, – чуть подавшись вперед, он подхватил её руку и стал нежно целовать каждый пальчик. – Моя свободолюбивая, независимая и гордая птичка. Меня, наверное, и цепляет больше всего в тебе, что тебя постоянно удерживать надо. Добиваться твоего уважения и гордиться собой, видя одобрение в твоих глазах… Как же я счастлив, что сумел заполучить тебя. Я приложу все силы, чтобы тебе было хорошо со мной. Конечно, раз дар твой к тебе вернулся, сделать это будет гораздо сложнее, но ведь чем труднее задача, тем интереснее её решать… К тому же иметь под боком дружески настроенную ведунью такого уровня, это ли не мечта любого бизнесмена. Нет, чем я больше размышляю по этому поводу, тем больше прихожу к выводу, тебя мне послала сама судьба, и ждал я именно тебя, раз только с тобой получил возможность стать отцом. Хотя как это случилось, ума не приложу, наверное, любовь творит чудеса. Ты как считаешь?

– Никак не считаю, я не врач. Сходи к ним и проверься, пусть они тебе объясняют чудо это или нет, – Маргарита раздраженно отдернула руку.

– Ты чего опять как ежик ощетинилась, лишь я про отцовство заговорил? Боишься, что в него не поверю или опасаешься, что обвиню в несбывшемся пророчестве?

– Я не пророчила тебе умереть бездетным. Я говорила, что на тот момент детей ты иметь был неспособен, и твоя подруга наставила тебе рога, желая обзавестись потомком и выдать его за твоего. После чего посоветовала тебе обратиться к врачам. Их неутешительные прогнозы не на моей совести. Это ты мне о них рассказал, а не я тебе. Так что не надо мне приписывать несуществующие предсказания.

– Да ничего я тебе не приписываю, я интересуюсь, с чего ты опять иголки растопырила? В чем причина?

– Не знаю, – Маргарита, нервно сглотнув, повела плечами, – наверное, никак простить тебе не могу, что в мои слова о твоем отцовстве сразу не поверил…

– Признаю, виноват, не сразу поверил в чудо. Скажи, как я могу искупить эту провинность, и я постараюсь исполнить, о будущая мать моего ребенка, – он снова подхватил её руку, потом нервно сжав, решительно покачал головой: – Нет, так не пойдет. Я в любом случае уже отец Катюши, так что ты уже мать моей дочери, а в будущем возможно еще и сына. Так вернее. Ладно, говори, что желаешь. Готов выступить в роли доброго волшебника, чтобы умилостивить тебя. Яхту хочешь? Или колье бриллиантовое? Какая у тебя заветная мечта?

– Аркадий, оставь эти султанские замашки. Я не наложница, осчастливившая тебя наследником, и вообще не из тех, кто зарится на подарки. Так что не суетись.

– Ты гораздо лучше любой наложницы, ты – жена. Тебе вообще половина моего имущества полагается. Так что не стесняйся, озвучивай желания.

– Мне по закону принадлежит лишь та половина, что нажита во время нашего брака, вряд ли это много, но даже на это я не претендую. К чему мне твои деньги? Мне твое внимание, забота и любовь дороги, а не деньги или имущество.

– Ласка, любовь и забота, говоришь… Прекрасно! – тут же оживился Аркадий. – Значит, едем с тобой в круиз. Только я и ты. Это будет наше свадебное путешествие. Ведь у нас его не было. Говори, куда хочешь. Или пальчиком ткни на карте, остальное я беру на себя.

– Да никуда не хочу. Мне и тут неплохо.

– Тогда выберу я. Лучший океанский лайнер… или нет… яхта экстра-класса, и плывем, куда захотим… Да, именно так и сделаем.

– Ну уж нет. Никаких яхт. На них укачивает сильно. Для беременной, с возможным токсикозом – это пытка, а не отдых. Хочешь по океану плавать, пусть будет большой лайнер, но ненадолго, недели две не больше.

– А больше я и выкроить не сумею, ласточка моя. Две недели это максимум, насколько я могу себе позволить отойти от дел.

– А зачем тебе от них отходить? На лайнерах что, спутниковая связь не работает?

– А затем, что это время я хочу посвятить только тебе. Только ты и я, и никакой спутниковой связи. Согласна?

– Почему бы нет… – улыбнулась она. – Согласна.

***

На следующий день за обедом, ближе к десерту Аркадий лукаво подмигнул дочери:

– Моя принцесса, я приготовил тебе сюрприз.

– Какой, папочка? – тут же повернулась к нему Катя, отодвигая уже пустую тарелку. – Мои любимые пирожные?

– Нет, принцесса. Я нашел сказочно-прекрасное место, в котором должна побывать каждая принцесса, и хочу, чтобы ты туда поехала вместе с Софи. Там очень красиво. Парк, качели, карусели, бассейн с водными горками как в аквапарке, где мы были в прошлом месяце. Помнишь, тебе там очень понравилось? Так вот там хоть немножко поменьше разных горок, зато можно каждый день кататься. И еще маленький зоопарк есть и пони. Тебе ведь нравятся пони? Так вот на них там можно ездить. Ну как, рада? Нравится сюрприз?

– Пони, это хорошо, – глаза у Кати разгорелись, – и горки тоже… А ты со мной поедешь?

– Я к сожалению не могу поехать с тобой, моя принцесса, – ласково улыбаясь, качнул головой Аркадий, – но я буду звонить тебе, и ты мне про все-все свои приключения будешь рассказывать.

– И мама тоже со мной не поедет? – на лбу Кати собрались хмурые складки.

– Не расстраивайся, моя принцесса, тебе и без нас с мамой будет весело. С тобой Софи поедет и Марк, все будет хорошо и скучать, и грустить тебе не придется. Там очень весело и много детишек твоего возраста. Вы будете играть, петь песенки, соревноваться, ну и иногда доктор тебя посмотрит и какие-нибудь процедуры для того, чтобы ты всегда себя хорошо чувствовала и была здоровенькой, назначит. Например, над ингалятором подышать или на солнышке в специальной кабинке погреться, но это нечасто. А так играть там будешь и развлекаться. Там очень интересно. Любой принцессе, хоть разочек, но побывать там надо.

– С тобой поеду, без тебя нет, – капризно наморщив нос, решительно выдохнула та.

– Катюша, солнышко, ну я никак не могу с тобой поехать. Да и зачем я там тебе? Тебе и без меня там весело будет, моя принцесса. Да и время быстро пролетит, еще просить не забирать тебя оттуда будешь.

– Ничего и не буду. И без тебя не поеду. Не нужен мне никакой парк с понями.

– С пони, – тут же поправил её Аркадий.

– Все равно не нужен, хоть с пони хоть нет!

– Принцесса, пойми, это очень хорошее место. Ты отказываешься, даже не увидев его. Давай ты туда приедешь, побудешь там пару деньков, а вот если тебе там не понравится, то оставаться там вы не станете и вернетесь обратно. Давай так договоримся? Ладно?

– Нет, не ладно! Не поеду туда без тебя! Ты поедешь со мной, а вот если мне захочется остаться, я тебя отпущу.

– Ну я никак не могу поехать с тобой, моя принцесса.

– Значит, я не поеду! Не нужен мне такой сюрприз! – голос Кати сорвался на крик.

Маргарита, наблюдающая за их общением, раздраженно отвернулась. Порой дочь вызывала в ней такой прилив гнева, что она с трудом сдерживалась, чтобы не накричать на нее, одновременно внутренне недоумевая, как у Аркадия хватает терпения выдерживать подобные закидоны абсолютно чужого для него ребенка.

– То есть ты даже посмотреть не хочешь ни на пони, ни на зоопарк? А там между прочим еще лисички маленькие живут, – не оставил своих попыток по-хорошему уговорить дочь на поездку Аркадий.

– Не хочу я на них смотреть!

– И павлины. Ты хочешь павлинье перо? Ведь каждой принцессе необходимо иметь павлинье перо в коллекции. А там тебе обязательно его подарят. Из него ведь что угодно можно сделать: и веер, и заколку для волос. Ты что больше хочешь: веер или заколку для волос?

– Ничего не хочу!

– Как так? Всем принцессам надо, а тебе нет. Ты что ненастоящая принцесса?

– Пусть ненастоящая! Мне не надо и отстань. Я никуда не поеду! Останусь дома с тобой и не нужны мне перья!

– Так меня дома не будет. Мы с мамой тоже уедем. И ты останешься тут так же лишь с Софи и Марком, но без развлечений и перьев. Ты этого хочешь?

– Нет! – отчаянно замотала она головой. – Я хочу поехать с вами.

– Это невозможно. Туда, куда мы едем, маленьких девочек не берут.

– А я не маленькая, а большая уже! И я хочу с вами! – в её голосе послышались слезы и зазвучали истерические нотки.

– Во-первых, большие девочки так не кричат, а во-вторых, это невозможно.

– Возможно! Я хочу! Ты меня не любишь, раз с собой не берешь! Я хочу поехать с тобой! – в гневе она отпихнула тарелку так, что та полетела на пол и тут же со звоном разбилась, потом соскочив со стула, оттолкнула, свалив и его, после чего, заливаясь слезами, стала топать ногами, крича: – Возьми меня с собой!

– Катюша, Катюша, ты что?! – Аркадий порывисто встал и, подхватив её на руки, прижал к себе. – Что с тобой? Принцессы так себя не ведут!

– Не хочу быть принцессой, хочу поехать с тобой! – вырываясь и стуча кулачками по его плечам, начала вопить она. – Пообещай! Пообещай, что возьмешь!

– Я бы с удовольствием пообещал, если бы это было возможно, но это невозможно, моя радость. Зато возможно, чтобы я тебе какую-нибудь куклу красивую купил или медвежонка плюшевого. Ты ведь любишь больших плюшевых мишек? Нет? Не хочешь? А можно вообще пони купить. Пони хочешь? Если там тебе понравиться кататься на пони, то я куплю тебе такого же, как там, ну или другого. Сама выберешь. Тебе вообще-то какие нравятся: белые или коричневые с черной гривой? Или в яблоках? Ты знаешь, что бывают пони серые в яблоках?

– Не хочу пони! Нечего не хочу! Хочу с тобой! Я не отпущу тебя! – еще сильнее зашлась она в рыданиях, проигнорировав все попытки Аркадия переключить её на обсуждение покупок или мастей пони.

Не в силах больше наблюдать за этой истерикой, Маргарита резко встала, намереваясь привычно уйти и предоставить Аркадию возможность очередной раз самостоятельно выяснять отношения с дочерью, но возникшая перед глазами картинка вероятного развития событий, остановила ее.

Решительно шагнув к ним, она уверенным движением схватила дочь за подбородок и, развернув её лицо к себе, громко и с напором произнесла:

– Это мой дом и в нем так отвратительно, как ты, себя не ведут! Если ты сейчас же не извинишься за свои крики, не поднимешь стул и не соберешь, чтобы выкинуть, осколки тарелки, тебе придется отсюда уйти! Потому что терпеть здесь подобное я не желаю.

Увидев, что дочь испуганно затихла на руках Аркадия, она разжала пальцы, которыми сжимала ей подбородок и, повернувшись к Аркадию, безапелляционно распорядилась: – Опусти Катю на пол и не вздумай вмешиваться! Будет хуже всем.

Не став спорить, он молча поставил Катю на ноги и сделал шаг в сторону. Та нервно облизнув губы, насуплено взглянула на нее, а потом убежденно проговорила:

– Ты не можешь меня выгнать, я твоя дочь, и я тут живу тоже.

– Моя дочь не может вести себя подобным образом! Поэтому или ты прекращаешь подобное поведение и извиняешься за него или ты не моя дочь и тогда делать тебе в этом доме нечего!

– Я твоя дочь, но извиняться я не буду!

– Хамка и истеричка моей дочерью быть не может. Поэтому или извиняйся за недостойное поведение или уходи!

– Пап… – Катя в замешательстве обернулась к Аркадию, – меня мама выгоняет.

– Извинись, – тихо проговорил он, – ты действительно вела себя не лучшим образом.

– Не буду, – еще больше насупилась она.

– Тогда тебя и вправду придется уйти, потому что хозяйка этого дома – мама, и она вправе решать, кому здесь жить, а кому нет, – перехватив мрачный взгляд Маргариты, окончательно встал на её сторону Аркадий.

– Ну и уйду, а вы еще пожалеете, что выгнали меня! – дочь решительно направилась к выходу.

– О ком жалеть? О неблагодарной девочке, не ценящей, что для нее делают родители и хамящей им в ответ? О таких не жалеют! – резко выдохнула ей вслед Маргарита. После чего, дождавшись, чтобы дочь отошла по коридору настолько, что не могла их слышать, шагнула к испуганно замершей за столом гувернантке:

– Софи, Вы получите дополнительно еще один оклад, если сейчас последуете за моей дочерью со словами, что ближайшие несколько дней бросить её не можете, так как Вам за них уже заплатили. А потом поводите её по самым грязным окраинам и помойкам соседнего поселка и, хорошенько напугав разговорами, что жить ей отныне предстоит на улице или в детском доме, подведете к мысли, что ей стоит вернуться и извиниться. Сумеете?

– Я постараюсь, – кивнула та и, быстро поднявшись из-за стола, поспешила следом за Катей.

– Не боишься так рисковать? – шагнув к Маргарите и тронув её за руку, по-русски, чтобы не понял обедавший вместе с ними Марк, спросил Аркадий.

– Я не рискую, – так же по-русски ответила она. – Я знаю, что все закончится хорошо. Пока не знала, сидела и молчала в тряпочку, наблюдая, как ты своей вседозволенностью калечишь психику ребенка. А теперь знаю, как то, что будет в одном случае, так и то, что будет в другом. Так вот честно скажу, второй вариант меня не порадовал, поэтому я и вмешалась.

– Понял. Что ж, доверимся твоей интуиции, возможно, я и вправду немного избаловал Катюшу, и ей не повредит узнать, что есть определенные рамки дозволенного поведения. Хотя мне ужасно жалко ее. Почувствовать, что ты вдруг стала не нужна, и тебя выгоняют из родного дома самые близкие люди, жуткий стресс для ребенка.

– Намекаешь, что я злая и бессердечная мать? Возможно, не спорю, но я поступлю еще более бессердечно, если позволю искалечить её будущность, вырастив из нее эгоцентричное никчемное существо, способное лишь паразитировать. При этом я ей четко объяснила, что она не нужна лишь такая: эгоистично-капризная, поменяется – примем с распростертыми объятиями.

– Ты считаешь, это так легко сделать, особенно маленькой девочке?

– В детском возрасте такие вещи даются несказанно легче, к тому же стресс, страх и Софи помогут ей сделать первый шаг, а потом уже мы будем поддерживать и помогать. Так что не драматизируй, все не так ужасно.

– Возможно, возможно… но я все равно очень волнуюсь за нее. Вдруг Софи захочет воспользоваться ситуацией, наговорит ей что-то на тебя… или еще что…

– Успокойся. Софи – неглупая девушка и при этом не интриганка и не аферистка, которые могли бы попытаться использовать подвернувшийся случай в многоходовой комбинации. И потом, её саму наверняка подобные капризы и истерики Кати раздражали, так что она постарается подыграть мне, а не наоборот.

– Ладно, будем надеяться, что все обойдется, – он тяжело вздохнул, потом с легкой усмешкой покачал головой. – А ты, оказывается, умеешь быть очень твердой и даже жестокой…

– А ты сомневался? – иронично усмехнулась она в ответ. – Я, по-моему, это никогда не скрывала.

– Больше не сомневаюсь и постараюсь до крайностей тебя не доводить. Кто знает, до какого предела ты способна быть жесткой, – подойдя к ней ближе, он подхватил её руку и прижал к своим губам.

Марк, до этого молча сидевший за столом, тут же поднялся и по-английски обратился к Аркадию:

– Насколько я вижу, миссис Маргарита убедила Вас в правильности своих действий. Лично я не одобряю её поступок, но понимаю, что спорить сейчас с ней бесполезно, поэтому позвольте мне с Пабло хотя бы издали проконтролировать ситуацию. Вы ведь не можете не понимать

Договорить ему Маргарита не дала, оборвав жестким:

– Нет, я не позволю Вам сорвать мне воспитательный процесс, устроив балаган со шпионской слежкой. Из вас с Пабло шпионы, как из чучела дворецкий. И вообще это не Ваш ребенок, и не лезьте не в свое дело, Вы абсолютно не разбираетесь в детской психологии.

– Вы, миссис Маргарита, между прочим, находитесь на территории, где действуют законы ювенальной юстиции, – задетый её безапелляционным тоном, не преминул заметить Марк.

– И чем же я их нарушила, отправив дочь в сопровождении гувернантки пройтись по окрестностям? Вы, Марк, и в юстиции разбираетесь не лучше чем в психологии, так что уж лучше молчите, пока я не настояла на Вашем увольнении!

– Я могу, конечно, и помолчать, но, – неодобрительно покачав головой, начал он, но тут его уже прервал Аркадий.

– Вот и хорошо, Марк, что можете помолчать, и раз можете, то не спорьте и идите к себе. Когда Ваша помощь потребуется, я к Вам обращусь.

– Хорошо, мистер Аркадий, как скажите, – согласно кивнув, психиатр поспешно вышел из обеденной залы.

Проводив его неприязненным взглядом, Маргарита отошла к окну, сквозь зубы презрительно проронив:

– Ну надо же, лично он не одобряет моих действий, забыла его одобрения спросить. Наглец.

– Не сердись. Я поговорю с ним, он больше не посмеет с тобой в таком тоне разговаривать, – на её плечо легла рука Аркадия, подошедшего к ней.

– А за моей спиной? – иронично осведомилась она.

– И за твоей спиной не посмеет. Он неплохой мужик, просто в роль твоего опекуна слишком хорошо вошел и испугался, что с Катюшей ты перегнула палку. Он же не знает, что ты ведунья.

– Ладно, уговорил, не стану его увольнения добиваться, пусть остается.

***

Ближе к вечеру в комнаты Маргариты постучался Марк и после разрешения войти, прямо с порога начал:

– Миссис Маргарита, пойдемте скорее, там Софи привела Вашу дочь, охрана их не пропускает в соответствии с распоряжениями мистера Аркадий, который сказал, что войти они могут только с Вашего разрешения.

– Да, конечно, – накинув легкую кофту, Маргарита поспешила следом за Марком к въездным воротам.

Дочь, хмуро понурившись, стояла рядом с будочкой охранника и нервно теребила перед собой руки, чуть позади нее стояла Софи, не спускавшая с нее пристального взгляда.

Подойдя к Кате и присев перед ней на корточки, Маргарита кончиками пальцев приподняла подбородок дочери и заглянула в глаза:

– Ты хочешь извиниться и пообещать, что больше не будешь устраивать таких истерик?

– Да, мам, – сдавленно проговорила та, в глазах её блестели слезы.

– Ну вот и умница, – Маргарита притянула её к себе и, поцеловав в макушку, ласково потрепала по волосам, – пойдем, уберешь за собой осколки, а потом Софи поможет тебе принять ванну, переодеться, покормит тебя и уложит спать.

– Ты… ты, – дочь нервно всхлипнула, – ты что, не станешь наказывать меня?

– Нет, не стану, – качнула головой Маргарита. – Ты же все осознала и надеюсь, больше так вести себя не будешь. Я правильно поняла?

– Да, мамочка, правильно, я никогда-никогда больше не стану так кричать и бить тарелки, – дочь порывисто прильнула к ней и неожиданно громко разрыдалась.

– Ты что, моя маленькая? – Маргарита подхватила её на руки и, прижимая к себе, пошла по дороге, ведущей к дому, ласково утешая: – Не надо плакать, все уже хорошо, ты дома, все тебя любят, особенно если капризничать так больше не будешь.

– Не буду, мамочка, обещаю, – уткнувшись ей в плечо и все еще всхлипывая, тут же заверила её Катя.

– Вот и замечательно. Значит, все у нас будет хорошо. А с чего ты решила, что я накажу тебя?

– Софи сказала, что если бы она так себя в детстве вела, её бы очень сильно наказали, и я испугалась, что ты меня накажешь теперь тоже…

– Не бойся, сегодня наказывать не стану, но если обещание свое не сдержишь и снова так капризничать начнешь, накажу, так и знай. Поняла?

– Да, мам, – ручки дочери плотнее обхватили её шею, – я постараюсь не капризничать, а если стану, ты лучше накажи, но не выгоняй больше… Ладно?

Дочь произнесла это с таким чувством, что у Маргариты на мгновение дыхание перехватило, и она, вновь прижавшись губами к волосам на макушке дочери, столь же эмоционально выдохнула в ответ:

– Ладно, малышка, обещаю, что больше выгонять тебя никогда не стану.

В то же мгновение Катя благодарно чмокнула её в щеку:

– Спасибо, мамочка. Я очень тебя люблю.

На секунду Маргарита задумалась: сказать или не сказать в ответ дочке, что любит её тоже, и тут услышала громкое:

– Ну что же ты творишь?! Разве так можно?

К ним навстречу подбежал Аркадий и, забрав у нее дочь, укоризненно покачал головой:

– Она же уже тяжелая, Маргарита. Тебе нельзя поднимать такие тяжести.

– Намекаешь, что это исключительно прерогатива отцов: носить дочерей на руках? – улыбнулась ему Маргарита, наблюдая как Катя, обвивая руками его шею, льнет к нему, озабоченно шепча на ухо:

– Ты на меня не сердишься, папочка? Я извинилась, и мама меня уже простила. А ты?

– Конечно, простил и не сержусь на тебя, моя принцесса. Я вообще не могу на тебя долго сердиться, – с улыбкой заверил он дочь и, повернув голову к Маргарите, усмехнулся: – Ну должна же бы хоть какая-то прерогатива у отцов?

***

Через несколько дней, когда Софи и дочь в сопровождении Марка уехали, Аркадий после завтрака ласково тронул Маргариту за плечо:

– Завтра вечером уезжаем и мы. Может, сегодняшний день посвятим поездкам по магазинам? Ты все это время не выбиралась ни разу, чтобы купить себе что-то из одежды, лишь по интернету иногда заказывала, да и то нечасто… Поехали, порадуй меня покупками красивых вещей.

– Боишься, что если я случайно попаду в объективы фотографов, то дискредитирую твой безупречный вкус своими уже немодными нарядами?

– Это ерунда. Плевать мне хотелось на сплетни. К тому же газетчики способны охаять любой наряд. Мне элементарно хочется понаблюдать за твоей радостью от приобретения понравившихся тебе вещиц. Ну доставь мне такое удовольствие, поехали… – он просительно заглянул ей в глаза.

– Тебе это и правда доставит удовольствие?

– Громаднейшее.

– Ну если так, то отчего тебя не порадовать? Поехали, – согласно кивнула Маргарита, даже не подозревая, что радовать Аркадия ей придется почти до самого закрытия магазинов.

Окрыленный её согласием он не успокоился, пока большой багажник их лимузина не оказался полностью забит пакетами и коробками с покупками. При этом он с таким разочарованным видом встречал каждый отказ Маргариты померить то или иное понравившееся ему платье или костюм, что почти весь долгий день она провела в примерочных кабинках не в силах ему противостоять.

А под конец дня, не слушая её отказов и сетований, что она устала, он почти насильно повел её в ювелирный салон.

– Ты должна, вернее даже обязана выбрать себе обручальное кольцо!

– Да любое бы купил, мне без разницы, – попыталась продолжить отнекиваться Маргарита, утомленная столь длительным походом по магазинам.

– Нет! Хочу, чтобы оно тебе нравилось, и ты носила его с удовольствием, – решительно оборвал её он.

Обреченно вздохнув, Маргарита зашла внутрь и, шагнув к витрине, равнодушным взором окинула ряд коробочек со сверкающими драгоценностями.

Вошедший следом за ней Аркадий жестом подозвал продавца:

– Помогите выбрать кольцо моей жене.

Маленький, худой и лысоватый еврей тут же начал доставать коробочки, предлагая примерить то одно, то другое.

– Вот это неплохое, – стремясь поскорее совершить покупку и уйти, Маргарита ткнула пальцем в одно из колец.

– Нет, это слишком дешевое. Не позорь меня, – поморщившись и покачав головой, по-русски прокомментировал Аркадий, лишь взглянув на ценник.

– Тогда выбирай сам. Я ведь уже сказала, мне все равно.

– Вы русские? – с хитроватой улыбкой осведомился продавец. – Я прав?

– Да. Но какое это имеет значение? Вы что не продаете русским украшения? – смерила его недобрым взглядом Маргарита.

– Нет, что Вы… скорее наоборот. Я могу предложить Вам кое-что, что мы не выставляем на витрину. Момент, – подозвав помощника, продавец удалился, а через несколько минут вернулся, неся в руках небольшую коробочку.

– Вот посмотрите, – он откинул крышку.

– Сказочно прелестное, – улыбнулась Маргарита, – только ведь это антиквариат… Цена, насколько я понимаю, у него заоблачная.

– Да, кольцо недешевое, – кивнул продавец, – но, поверьте, оно стоит того.

– Тебе оно нравится? – вновь по-русски спросил Аркадий, заглядывая ей в глаза. – Скажи честно. Если да, ты получишь его, сколько бы оно не стоило.

– Для начала хочу знать его цену, потом подержать на руке. После этого отвечу. И учти, если купишь его без моего согласия, можешь считать это просто вложением денег, носить не буду.

– Хорошо, – кивнул он ей и повернулся к продавцу: – Сколько оно стоит?

Тот назвал цену.

– Недешево, это скромно сказано, – усмехнулся в ответ Аркадий, – но я возьму его, если оно понравится жене. Примерь, дорогая.

Продавец достал кольцо из коробочки и, положив на бархотку, придвинул его Маргарите.

Она взяла его в руку, зажала в ладони и прикрыла глаза. Кольцо было с долгой историей, полной драматических событий, в которых всегда выручало своих хозяев, даруя за счет расставания с ним возможность выжить или избежать крупных неприятностей. Оно не несло никакого негатива, который словно обходил его стороной, и, переходя из рук в руки, искало того хозяина, который не стал бы скупиться при его покупке, готовое в ответ служить ему как источником радости, так и подмогой в трудную минуту.

– Да, я хочу это кольцо, оно стоит тех денег, что за него запросили. Не торгуйся. Я буду очень благодарна тебе, если купишь его для меня за озвученную сумму, – разжав ладонь, с улыбкой проговорила она, глядя на Аркадия.

– Мы берем его, – достал тот из бумажника кредитную карту.

– Вы даже не хотите примерить его? – удивленно глядя на Маргариту, осведомился продавец.

– Его мне на палец наденет муж после того как полностью расплатится за него.

С усмешкой потерев свою лысину, продавец взял карту у Аркадия и, проведя по сканеру, снял деньги. Затем выписав чек и прикрепив к нему копию одобрения банком платежа, протянул все это Аркадию вместе с кредиткой и улыбнулся:

– Вот до чего же мне нравятся русские покупатели. Все быстро и никаких попыток торговаться.

– Это подарок на свадьбу жене. Торг с моей стороны был бы неуместен, – покачал головой Аркадий.

– Приятное для продавца суеверие покупателей, – улыбка на худощавом лице еврея-продавца стала еще шире, – но Вы не пожалеете, миссис, – обернулся он к Маргарите, – оно и вправду очень ценное, и стоило мне не меньших денег.

Маргарита тем временем с лучезарной улыбкой протянула кольцо Аркадию и подставила безымянный палец, на который он с не менее лучезарной улыбкой его надел, а затем обернулась к продавцу и улыбка исчезла с её лица:

– Вот только фантазий не надо, – достаточно жестким и менторским тоном произнесла она, – Вы заплатили за него вдвое меньше, но кольцо не любит торг, да и Вам эти деньги нужны на операцию дочери. Не волнуйтесь, в итоге с ней все будет хорошо.

– Откуда Вы знаете? – мертвенная бледность мгновенно залила лицо продавца.

– Не важно. Прощайте, – кивнула ему Маргарита и, подхватив Аркадия под руку, увлекла прочь из салона.

***

Уже стоя на балконе своей каюты на борту огромного океанского лайнера и любуясь закатом, Аркадий осторожно коснулся её руки, на безымянном пальце которой теперь красовалось купленное ими кольцо:

– Скажи, оно, и правда, тебе нравится, или ты всего-навсего решила помочь дочери этого перекупщика ценностей?

– Нравится, очень нравится. Я такое удовольствие получаю, когда на него смотрю и не описать. Спасибо тебе, – приподнимая руку и разглядывая кольцо в лучах заходящего солнца, тут же отозваласьМаргарита.

– Как же я рад, ласточка моя. Ради этого и денег никаких не жалко, к тому же если они и впрямь на пользу кому-то пойдут. Но ты в любом случае его здорово осадила, типа не думайте, что мы простаки, которых сумели легко обвести вокруг пальца, мы просто великодушные меценаты… Класс! Он даже с лица спал, а такой самодовольный до этого был.

– Понравилось? Я рада. Не люблю лукавых торговцев, способных лгать прямо в глаза, и гордящихся этим.

– Понравилось – не то слово, я в восторге. Иметь жену ведунью это настолько замечательно, и не описать… Эх, жалко тебя со мной не было при заключении сделки в Германии, ты бы этих паршивцев наверняка сумела бы на чистую воду вывести. А то вот знаю я, что шельмовать начали, гады, и здорово так, а доказательств нет… По документам все списано на убытки при транспортировке и не придерешься. Пришлось, заплатив неустойку, сделку расторгнуть, иначе еще бы хуже влип… Так эти паразиты еще и при обидах остались, типа Вы нас незаслуженно обвинили и своим недоверием оскорбили… Теперь вот с австралийцами вместо них контракт заключил. Надеюсь, более честными ребята окажутся.

– Австралийцы… – Маргарита задумчиво поцокала языком, – австралийцы тоже разные бывают. Мне вот один в любви клялся и писать обещал, а не поверишь, ни одного письма не прислал. Даже чтобы сказать: прости и прощай, писем больше не жди, мои чувства оказались ошибкой… Ладно, будем надеяться, твои партнеры более ответственно подходят к своим обещаниям. К тому же никакого скопления негатива вокруг тебя не чувствую. Так что переживать поводов пока нет, – с улыбкой резюмировала она, а потом повернулась к Аркадию и, недоуменно хмыкнув, положила руку ему на плечо. – Ты чего весь напрягся? Ревновать меня к австралийцу тому решил или что?

– Вот черт, – Аркадий нервно облизнул губы, – получается не всегда и хорошо, что ты вновь ведуньей стала. Ну да ладно, это такая мелочь, что не вижу смысла скрывать. Одним словом это из-за меня он не стал тебе писать.

– Ты ящик мой взломал и почту отслеживал что ли?

– Не без этого тоже, хотя его письма я не удалял, потому что их не было вовсе. Он не писал, считая, что ты умерла.

– Что? – Маргарита недоверчивым взглядом уперлась в глаза мужа. – Аркадий, это как понимать надо? Ты написал ему, что я умерла? Так что ли?

– Нет, я ничего ему не писал… Мы виделись с ним лично, и при встрече он так понял меня, что ты умерла, а я не стал его разубеждать, подумав, что это даже к лучшему. Вот.

– Ничего не поняла. Можно поподробнее? Где ты с ним встречался и зачем?

– Ласточка моя, вот что ты меня как следователь прям допрашиваешь? Ну отвадил я от тебя влюбленного в тебя ухажера… Это очень серьезное преступление? Да? Ну прости меня, пожалуйста, и не злись. Я боролся за твою любовь.

– Я не злюсь. Но если ты мне сейчас же, все в подробностях не расскажешь или что-то солжешь, то вот тогда я разозлюсь точно. Я же все равно узнаю. Не без труда для себя, но узнаю! Не заставляй меня выматывать себя кропотливыми поисками истины. Скажи сам!

– Хорошо, хорошо… Скажу. Только ты обещала не злиться, не забудь!

– Не забуду. Рассказывай!

– Понимаешь, после нашей той встречи в ресторане, когда ты сказала про изнасилование, я решил разобраться с твоими обидчиками. А так как твои родственники сказали, что вы были на островах, и ты вернулась оттуда раньше и сразу после этого ушла из дома, я понял, что случилось это там. Узнал через турфирму, куда вы ездили, и рванул с ребятами туда. Правда горячку решил не пороть и для начала разобраться, что и как, поэтому представился частным детективом, расследующим инцидент с тобой. Но когда говорил, в волнении перепутал два слова: «incident» и «accident», поэтому поняли меня так, что ты попала в катастрофу с летальным исходом, и я ищу, по просьбе семьи, не было ли у тебя каких причин для самоубийства или не преследовал ли тебя кто… А когда я сообразил, что поняли меня именно так, решил никого не разубеждать, чтобы не потерять доверие. Да и смысла разубеждать, на мой взгляд, особого не было. Поговорил с твоим австралийским Ромео, забыл, как его зовут, но ты поняла о ком я…

– Борис.

– О, точно! Так вот, он был в шоке, конечно, и сильно сокрушался по этому поводу. Зато сразу рассказал мне все о ваших отношениях, и о том, что ты много раз говорила, что себя с ним не видишь, и что теперь вот он наконец понял почему… Рассказал, что ты его до себя не допустила, чтобы не потерять свой дар, и вы договорились писать друг другу и встретиться через пару лет, когда у него появится возможность полностью тебя обеспечивать. И еще рассказал, что у тебя, на его взгляд, были очень необычные отношения с родственниками. Они тебя никуда не отпускали, а однажды он был свидетелем, как муж твоей племянницы что-то весьма раздраженно говорил тебе после твоей утренней встречи с ними. Да и уехала ты мало того, что раньше срока, так еще и очень странно: сразу после ночного свидания с ним и при этом даже не попрощавшись. Сопоставив все факты, я понял, что австралиец этот абсолютно ни при чем, и вернулся, оставив его в полной уверенности, что ты погибла и писать тебе смысла нет. Вот и все.

– Нет, не все. Рассказывай, что сделал, когда вернулся!

– Да ничего не сделал… – пожал плечами Аркадий и отвел взгляд.

– Не лги! Начал, рассказывай до конца! Я все равно все узнаю!

– Да ничего я с ним не сделал! Жив-здоров твой Дмитрий, не волнуйся!

– А я и не волнуюсь за его здоровье! Я волнуюсь, чего ты полез в мои дела без всякого на то моего согласия!

– Они и мои дела, раз ты стала моей женой!

– Ты сказал ему, что я стала твоей женой?

– Сказал. И что с того?

– А то! Что теперь он может выяснить где я и все обо мне узнать… А что если ему в голову придет проверить, чья Катя дочь? Я не хочу, слышишь: не хочу даже думать, что когда-нибудь это может выясниться! Видеть его не хочу! И не хочу, чтобы он знал, где я и где меня можно найти! Вообще! Никогда! Ни его, ни Иру! Все! Мне надо срочно забрать Катю и уехать с ней куда-нибудь… срочно…

Нервно оглянувшись, она сделала шаг назад, намереваясь уйти в каюту, но Аркадий не дал. Схватил в охапку и плотно прижал к себе:

– Что с тобой, Маргарита? С ума сошла? Куда уехать? Зачем? Он и не собирается тебя искать. Да и я не позволю ему это. Все! Успокойся сейчас же! Тебе ничего не угрожает, если с тобой рядом я. Успокойся! Возьми себя в руки! Ты же вновь стала ведуньей. Ты что видела его рядом с собой?

– Нет, не видела… Но все равно боюсь… Не хочу… Ни видеть его, ни вспоминать… – на её глаза навернулись слезы. – Как же ты не поймешь? Это слишком больно вспоминать все это и знать, что тебя так унизили… И когда-нибудь увидеть его… К тому же я никак не дала ему понять, что то, что он сделал, это недозволительно. Я оказалась слабой, мне было жалко Иру, их будущего ребенка, и наверное, его я тоже пожалела… и не смогла… никак не смогла отстоять свою честь… я трусливо сбежала и теперь боюсь, что когда-нибудь, встретив меня, он сможет надо мной посмеяться и еще больше унизить… А вдобавок еще и тебя… Нет, я не вынесу этого, – она попыталась вырваться, но безрезультатно. Аркадий не отпустил.

– Успокойся! Успокойся! Все хорошо! Никто тебя не унизит и уж тем более не посмеется. Хоть ты и не стала свою честь отстаивать, это сделала сама жизнь вместо тебя. Так что теперь он не то что посмеяться над тобой не посмеет, но и глаза на тебя поднять. Особенно в свете того, что ты моя жена. Он боится меня и никогда не посмеет хоть чем-то еще тебя обидеть.

– Что ты с ним сделал?

– Я? Я – ничего…

– Ты врешь! Скажи! Скажи мне честно!

– Ладно, если честно, то все же сделал. Вытянул из жуткого запоя, нашел работу и заставил стать примерным семьянином. Довольна?

– Это как так? – ошарашено поинтересовалась Маргарита, сразу перестав вырываться из его объятий.

– А вот так. Пока летел с островов, злился неимоверно. Особенно злило то, что в качестве свадебного подарка им, я джип ему по доверенности подарил. Думал, приеду, и мало того, что отберу, еще его самого в отбивную превращу. А когда приехал, захожу к ним, он в хлам пьяный на полу валяется, племянница твоя вся зареванная, рассказывает, что пьет без просыху, джип мой угрохал – в столб въехал, то ли по пьяни, то ли нарочно убиться хотел, но подушки безопасности сработали хорошо, отделался лишь синяками, да трещиной в ребре. Дома денег никаких, с работы его отовсюду погнали, аппаратуру свою он продал, чтобы было на что бухать. Она спасается тем, что по дешевке вещи твои либо продает, либо на продукты меняет. Сама к счастью пить еще не начала. Вот такая картина маслом.

– И что ты сделал?

– Вызвал свою охрану, забрали мы его. За пару дней в хорошей клинике привели мне его в чувство. После чего я с ним поговорил, хорошо так поговорил, по-мужски… и предложил на выбор: или он кончает дурью маяться, кодируется и вкалывает, чтобы содержать семью, считая это добровольно-принудительным пожизненным отбыванием срока, или я ему реальный срок устраиваю, причем тоже пожизненный. Он выбрал первое. Ну и в свете этого, сделал я его коммерческим директором своей маленькой загибающейся радиостанции. Сейчас он мне её раскрутил так, что дивиденды валом валят. Днюет и ночует там, однако и Иру твою не забывает, опекает всячески и поддерживает, как и положено мужу. У нее уже двое сыновей, и похоже, снова беременная. Хозяйка, кстати, из нее получилась хорошая. Всегда у нее чисто, и мальчишки полностью обихожены. Сейчас еще пошла учиться на водительские курсы, будет на права сдавать. Машину-то я им заменил, получив выплату по каско за разбитый джип, так вот они сейчас о второй подумывают, чтобы она сама могла мальчишек то в садик, то на секции возить. Так что все у нее хорошо.

– А ты откуда все это знаешь?

– Проверяю изредка, чтобы никто не расслаблялся, и приветы от тебя передаю, сообщая, что у тебя все великолепно, и они могут за тебя не волноваться.

– Супер! Ты оказывается все это время не только со мной в роли благодетеля выступал, – зло прищурившись, раздраженно выдохнула Маргарита. – Ну кто бы мог подумать… Это ты в благодарность ему, что помог меня заполучить? Или по жизни в альтруисты записался?

– А ты бы предпочла, чтобы он спился окончательно и племянницу твою в это же втянул? Чтобы через пару лет, продав квартиру, они бы оба под забором жизнь закончили? Вот тогда бы ты чувствовала себя отмщенной? Что ж тогда сразу-то их на улицу не выставила? Добренькой казаться хотелось? Мол я тут непричастна, это они сами так своей жизнью распорядились, я их простила, претензий никаких предъявлять не стала, а вдобавок квартиру на блюде с каемочкой преподнесла, а они даже свалившимися им на голову благами воспользоваться не смогли, но значит туда им и дорога была… Этого хотела?

– Ничего не этого! Вообще слышать о них больше не хотела! Это их жизнь, пусть живут, как хотят, лишь меня больше не трогают. И плевать мне, кто что про меня подумает: добренькая или не добренькая. Я и так их тащила, сколько могла, пытаясь и Иру хоть чему-то обучить, и этого подлеца образумить, и их обоих научить ценить то, что есть, и то, чем обладают, а они оба вон чем мне отплатили, пытаясь под себя прогнуть. Так что желание чему-то учить иссякло у меня. Я оказалась слаба для этого и не сумела их эгоизм переломить. Да и не ведут в рай насильно! Каждому индивидууму свободная воля дана. И каждый волен свою жизнь проводить так, как желает: не хочет учиться, как на помойке не оказаться, значит, хочет оказаться именно там, и это его право! Но тут появился ты в роли спасителя и решил под дулом пистолета их к воротам рая доставить. Сила, безусловно, весомый и беспроигрышный аргумент. Поздравляю, вышло великолепно, и со мной, и с ними! Слава тебе о, спаситель нашей семьи! Мы все спасены и облагодетельствованы! Ну как чувствуешь собственное величие и святость? Или еще «аллилуйя» тебе для полноты ощущений пропеть?

– Маргарита, прекрати! Прекрати сейчас же! Ты меня оскорбляешь.

– Чем оскорбляю? Тем, что восхищена твоей способностью поддерживать в беде насильника жены и всячески помогать ему по жизни? Или тем, что восхищена в недостаточной мере?

– Ты злишься, что у меня получилось то, что не удалось тебе?

– Нет, я злюсь, потому что ты принял его поступок и простил. А возможно даже благодарен за предоставленные им тебе возможности. Ты такой же как он!

– Какое мое прощение? О чем ты? О том, что я не отомстил ему за тебя? Так ты сама бы этому не обрадовалась. Не зря же скрывала все это время, кто это сделал. И вообще, не нужно объединять меня с ним, не нужно! Я тебя не насиловал! И к тому же предоставил свободу выбора. Ты была вольна после рождения Кати в любой момент уехать! Я понимаю, что ты до сих пор злишься на него, но прошло уже время – сама прости! Не можешь простить – отомсти или заставь это сделать меня, я сделаю. Только не держи эту обиду и злость внутри. Ты похоронила её внутри себя, но она жива и съедает тебя изнутри. Только тебя и никого больше! Ты психолог, и сама это должна понимать!

– Не могу простить! Не могу! Мне больно! Больно даже думать об этом! Понимаешь? Не хочу ни думать, ни слышать о нем… Помог им и хорошо… я бы действительно не обрадовалась, если бы они и вправду свою жизнь на помойке закончили…пусть будут счастливы… хотя порадоваться за них не могу… Тошнит при одной мысли о них…

– Он не счастлив. Вот Ира твоя, может, и счастлива, а он нет, хотя старается вид делать.

– С чего взял?

– Он любит тебя и до сих пор не может простить себе, что навсегда тебя потерял.

– Какая замечательная у него любовь: испоганить жизнь того, кого любишь, – скривилась она.

– Ты не поверишь, но он даже не догадывается, какую психологическую травму тебе нанес. Он искренне полагает, что ты настолько сильная, что, отбросив его как грязь с дороги, просто переступила через это и пошла дальше, даже не вспоминая о нем. А вот он о тебе постоянно помнит.

– Откуда ты можешь такое знать?

– То, что думает так, сказал сам, когда я его из того запоя вытаскивал. Признался, что легче бы пережил если бы ты его в тюрьму отправила, лишь бы не презирала до такой степени… Вот тогда я на этом и сыграл, пообещав вместо тебя ему пожизненное заключение устроить… А то, что забыть тебя до сих пор не может и без слов видно. Скажи, ты любишь песню «Touch My Soul» Франка Дюваля?

– Да, она мне очень нравится.

– Он знал об этом?

– Да.

– Я так и думал. Представляешь, каждый свой эфир он заканчивает ею, посвящая её тем, кто сейчас далеко, но навсегда остался жить в сердце. Я вначале пытался запретить ему из эфира в эфир крутить одну и ту же песню, но он уперся, что баран, типа скорее вовсе эфиры вести прекратит, чем откажется от такого финала, вроде как это его фирменная фишка. И лишь через некоторое время я понял, что он это, скорее всего, для тебя делает, и перестал возражать. Кстати, как ни странно, вопреки моим ожиданиям это лишь добавило рейтинг его эфирам.

– И как часто он её транслирует?

– Да каждый вечер.

– Эх, Аркадий, – Маргарита тяжело вздохнула, – если бы ты знал, что за всем этим стоит, то точно не стал бы мне это говорить…

– Знать наверняка я, конечно же, не могу, но догадываюсь.

– О чем?

– Ты любишь его, вернее любила. И похоже, вас тянуло друг к другу, как два магнита. Только ты умеешь обуздывать свои чувства, а он не смог. И произошло то, что произошло, и твоя любовь превратилась в ненависть и обиду, которые ты закопала внутрь души.

– Точнее и не скажешь, – Маргарита нервно сглотнула и отвернулась. – Только если ты обо всем этом догадывался, то зачем о его чувствах рассказал?

– Непрощенная обида рвет душу. Хочу, чтобы ты все же сумела простить и излечить душу. Мне больно видеть, как ты страдаешь. Ты и к Кате именно из-за этого так относишься… видишь в ней лишь негатив, чтобы еще раз уверить себя какой он подлец, и что у тебя сейчас никаких чувств к нему кроме презрения быть не может. Ты прям лелеешь это чувство. Я радовался этому поначалу, а теперь вижу, что цена слишком высокая. Да, он поступил с тобой подло. Но ты ведь тоже отчасти провоцировала его на ревность? Признайся хотя бы сама себе. Возможно, бессознательно, но ты же психолог и могла без труда просчитать, чем чревато подобное общение с таким типом людей и какой это риск. Но тебе нравилось ходить по краю, видимо адреналин от подобного общения пьянил… И доигралась. Так что не вини лишь его и постарайся простить. Самой легче станет.

– Ты не совсем прав… Все еще хуже. Я виню не его, а лишь себя. Виню, что могла хоть какие-то чувства к такой скотине испытывать и сразу их с Ирой не послала. Ведь чувствовала, что бесполезно им помогать, но хотела наперекор судьбе попытаться, забыв при этом, куда благими намерениями дорога моститься.

– Он не скотина. Он просто не сумел обуздать кипевшее в душе желание обладать тобой.

– Так именно этим человек от животного и отличается, что способен обуздывать желания и низменные потребности. И вообще, чего ты добиваешься? Хочешь доказать мне, что он достоин другого отношения? Не боишься, что полюблю его вновь?

– Не вижу для себя повода бояться. Даже если ты его вновь полюбишь, ты не из тех, кто переступает через долг и моральные обязательства. Поэтому вряд ли это хоть как-то скажется на наших отношениях. К тому же с любовью жить намного легче, чем с обидой…Так что главное, чтобы ты обиды изнутри вытрясла, а любить, люби на здоровье.

Раздраженно хмыкнув, Маргарита отошла к перилам балкона и устремила взгляд на плещущиеся о борт лайнера волны. В голове гудел рой мыслей, а в душе была такая каша и неразбериха, что хотелось вытряхнуть её и выполоскать хорошенько. Зябко пожав плечами, она отошла от перил и решительным шагом направилась в каюту.

Аркадий не стал её останавливать и, сев в шезлонг, стоящий на балконе, прикрыл глаза.

А Маргарита тем временем прошла через холл к большой ванне в дальнем конце их каюты и, налив воду, включила джакузи. После чего, сбросив одежду, погрузилась в теплую воду полную вздымающихся пузырьков.

Пенящаяся вода несколько сняла напряжение, и вскоре ей стало легче. На губах появилась легкая улыбка, и она вылезла из ванны. А потом, набросив висевший рядом халат, босиком, оставляя за собой мокрые следы, направилась в сторону балкона.

Аркадий по-прежнему сидел в шезлонге.

Подойдя сбоку, она нагнулась и обвила его шею руками, заглядывая в глаза:

– Ты необыкновенный! Я так тебе благодарна… Ты даже не представляешь как. И я… я… я люблю тебя. Своим разрешением любить его ты разрушил мой страх, что если я прощу, то чувства к нему могут возродиться. Я простила и поняла, что возродиться они не могут, потому что мое сердце полностью захвачено в плен тобой. Еще час назад я бы побоялась слушать его эфир, а теперь с удовольствием послушаю, чтобы услышать любимую песню. Ты психолог гораздо лучший, чем я, дорогой.

– Нет, моя ласточка, никакой я не психолог, – он обнял её в ответ. – Просто я люблю тебя и этим все сказано.

***

Через несколько месяцев, сидя за столом на открытой террасе своего дома, Маргарита слушала эфир, который вел Дмитрий. Его мягкий баритон, чарующим и обволакивающим потоком слов лился из радиоприемника, но Маргарита слушала вполуха, занятая тем, что аккуратно очищала кожуру уже с третьего апельсина, чтобы с удовольствием съесть именно ее. Тогда как очищенные апельсины нетронутыми складывала в большую вазу.

В это время со стороны моря послышался нарастающий шум двигателя. Маргарита подняла голову. Внизу к причалу подходила небольшая яхта со сверкающей золотом надписью на борту «Margerita», которую недавно купил Аркадий. Встречающий её Пабло принял конец и помог пришвартовать. На причал сошел сначала Аркадий, держащий на руках дочь, а следом за ними Софи и Марк.

Встав, Маргарита подошла к площадке перед лестницей, ведущей к причалу. Увидев ее, Аркадий осторожно опустил дочь на землю и помахал рукой, а Катюша тут же радостно крича: «Мама! Мамочка!» побежала к ней вверх по ступеням. И в то же мгновение Маргариту накрыло чувство, что это все она уже видела, видела тогда во сне… один в один… даже это новое платье дочери.

– Мамочка! Как же я без тебя соскучилась! – добежав до нее, дочь обхватила её руками, и порывисто прижалась. А потом чуть испуганно подняла на нее глаза. – Я не очень сильно тебя обняла? Тебя можно сейчас так обнимать? А то папа сказал, чтобы я с тобой аккуратно себя вела…

– Все хорошо, моя маленькая, меня можно так обнимать, не волнуйся, – ласково целуя её в макушку, проговорила Маргарита. – Я тоже без тебя соскучилась и очень рада тебя видеть. Как провела время? Понравилось?

– Очень! Там было так здорово! Мне кучу перьев павлина подарили, и еще я научилась ездить на пони. Могу даже барьер взять, правда, не очень высокий пока, но уже могу. Папа сказал, что тоже пони мне купит, если ты возражать не станешь. Ты не станешь?

– Не стану, если пообещаешь быть очень ответственной и осторожной. И ездить только в сопровождении инструктора и слушаться его во всем.

– Конечно, буду. Я и в санатории всегда инструктора слушалась, иначе бы мне ездить не разрешили.

– Прекрасно. Я рада, что ты такая умница. И не стану возражать против пони для тебя.

– Мам, мам, а ты дашь мне послушать, как братик шевелится? Папа сказал, что это уже можно услышать, – дочь осторожно коснулась округлившегося живота Маргариты.

– Дам, раз тебе хочется, – кивнула она.

– Конечно, хочется! А ты скоро его родишь? А мне играть с ним можно будет? А то мне играть тут не с кем, если только с Софи. Ты не бойся, я уже умею с малышами играть. Я в санатории видела и малышей, и совсем маленьких. Там много маленьких было. Я даже видела один раз, как им памперс меняют. Вот, – дочь с гордостью взглянула на нее.

– Совсем ты у меня взрослая стала. Все знаешь и понимаешь. Это замечательно, – Маргарита вновь её чмокнула в макушку.

– О чем секретничаете? – к ним подошел поднявшийся по лестнице Аркадий.

– О малышах, пони и перьях павлина, – улыбнулась ему Маргарита.

– Ничего себе, всего пара минут, а сколько проблем вы уже обсудить успели. Вот что значит девчонки, – игриво подмигнул он ей.

В это время Катя подбежала к столику с очищенными апельсинами:

– А ты кому их чистила, мамочка? Мне, да? – обернулась она к Маргарите.

Секундным замешательством Маргариты тут же воспользовался Аркадий:

– Конечно тебе. Кому же еще? Мама знает, что ты любишь апельсины, поэтому, пока ждала нас, почистила их для тебя. Только ты сбегай руки сначала вымой, прежде чем их брать.

– Хорошо, сейчас, – тут же кивнула дочь, и радостно добавив: – Спасибо, мамочка, мне очень приятно, – убежала в дом.

Маргарита, глядя прямо в глаза мужу, укоризненно покачала головой.

– Не сердись, ласточка моя. Будем считать, что ты неосознанно это для нее сделала, – улыбнулся Аркадий, уже знающий о её необычных вкусовых пристрастиях, возникших в связи с беременностью.

– Умный ты… – иронично протянула Маргарита, вновь садясь за столик.

– Что есть, то есть, отпираться не стану, – усмехнулся в ответ он, присаживаясь рядом, потом ладонью осторожно накрыл её руку: – Как чувствуешь себя?

– Замечательно. Особенно если учесть, что сбылась моя мечта.

– Какая?

– Сидеть вот так на террасе собственного дома, слушая Франка Дюваля, рядом с тем, кто понимает тебя без слов и никогда не предаст.

– Я рад, – он осторожно поднял её руку и прижал к губам.

В это время к ним подбежала Катюша и, усевшись на соседний стул, потянула к себе вазочку с апельсинами:

– Мам, а мне их все съесть можно?

– Конечно, кушай все.

– Нет, я лучше с вами поделюсь. Давай так: один мне, один тебе и один папе. Ладно? А когда братик родиться мы и ему апельсин тоже почистим.

– Хорошо, заинька, ты молодец, что поделиться решила. Я рада, что моя дочка такой доброй растет. Ты начинай кушать, а там посмотрим кому сколько.

Маргарита смотрела на дочь, с аппетитом жующую апельсин и постепенно перемазывающуюся его соком, и впервые за все время не чувствовала никакого негатива, скорее умиление и нежность.

Аркадий чуть сильнее сжал её руку, и она подняла на него взгляд.

– Я счастлив, ты умница у меня, – почувствовав её настрой, эмоциональным шепотом выдохнул он.

– Я тоже счастлива, – кивнула она.

– И я! Я тоже счастлива! – подняв все перемазанное в апельсиновом соке лицо, улыбнулась им Катюша.

А музыка из радиоприемника все плыла и плыла над ними, смешиваясь с шумом плещущихся внизу волн и даруя умиротворение и тихую радость.

Оглавление

Часть первая

Часть вторая