Маньчжурия, 1918. Особый отряд [Руслан Иванович Аристов] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Руслан Аристов Маньчжурия, 1918 Особый отряд
Глава 1
Вид из окна был удручающим — унылая улица, немногочисленные автомобили и сплошные азиатские лица, чумазые, измученные. Виктор, опираясь кулаками на подоконник, глубоко вздохнул — уже седьмой день он находился в этом новом для себя мире, но до сих пор в его голове не укладывался масштаб произошедшего с ним несчастья. Снова и снова накатывали воспоминания, как он — столичный гений политического пиара, известнейший политтехнолог, люди из его команды и несколько депутатов из заксобрания Приморского края из полуоппозиционной партии, которым он обеспечил победу на округах за более чем щедрый гонорар, поехали в одну из самых лучших городских бань. Там они очень насыщенно отдыхали — пели караоке, тискали девочек, ныряли в бассейн, напились до полнейшего изумления, снова парились — как раз на этом моменте его воспоминания обрывались, поскольку очнулся он уже здесь, в другом времени и в другом теле. «Что же могло со мной случиться там — сердечный приступ на фоне алкогольного токсикоза или ещё что?» — снова и снова задавал себе вопрос Виктор Иволгин, подойдя к зеркалу. — «На внешность жаловаться грех — почти что я, только моложе на тридцать лет, может поэтому такое со мной и случилось? Вот так и не верь в Круг Сансары. Совпадение внешности и фамилии, какая-то ужасная ошибка мироздания — и вот я здесь?! Неужели мне предстоит жить теперь в этом страшном времени? Без компьютеров, смартфонов и интернета?! Без моей семьи и моего круга общения? Вообще без всего??!» — рассматривал он себя в зеркало, и горечь, смешанная с мистическим ужасом, никак не отпускала. Для отчаяния были причины — теперь он, историк-недоучка, журналист-расследователь и успешный политтехнолог, оказался в городе Харбине, в апреле тысяча девятьсот восемнадцатого года, в теле офицера — начальника охраны генерального консульства. На эту должность его пристроил влиятельный родственник. Первые два дня он находился в полнейшем ступоре и почти ни с кем не разговаривал, с огромными усилиями, будто в полусне, выходя на службу из гостиничного номера, который его предшественник в теле, а теперь уже он, снимал поблизости от здания консульства. Следующие дни он уже немного оправился от шока — и бытовые условия способствовали просветлению ума, да и события в городе развивались весьма бурно. На календаре была вторая половина апреля, и сегодня утром он под яичницу с рисом выпил стакан паршивой китайской водки из гаоляна, байцзю, нисколько не опьянел и более-менее взял себя в руки, начав уже трезво оценивать своё положение. «Теперь уже я — начальник охраны генерального консульства бывшей Российской Империи в Харбине, в чине штабс-капитана. Мой троюродный дядя по материнской линии — князь и дипломат Николай Кудашев, который сейчас в Пекине и по протекции которого меня и пристроили сюда год назад, после осколочного ранения и контузии на германском фронте. Сейчас девятнадцатое апреля восемнадцатого года, и в России уже произошел октябрьский переворот, власть в руках большевиков. Политическая обстановка здесь, в Харбине, очень сложная — разные генералы, офицерские организации, которые враждуют друг с другом, иностранные представительства, китайские власти, наши беженцы. Что делать мне в этой ситуации, учитывая мои знания о дальнейших событиях?» К невыразимому удивлению Виктора — а он увлекался буддизмом с его многочисленными школами, и память личности-предшественника в теле, и его личность как таковая осознавались им в полной мере, и только сейчас он понял, какое это серьёзное преимущество в его положении. «И что мне делать? Должность у меня хорошая в ситуации такой смуты — перспективы довольно интересные, потому что консул Попов очень серьёзно себя поставил в городе — чуть ли не столп демократии, с ним считаются и японцы, и китайцы, и наши военные. Можно, конечно, бросить свою службу, свою должность и поехать в Питер, к товарищам большевикам — предупредить их о грядущем мятеже чехословацкого корпуса! Можно? Да. Нужно? Очень сомнительно, ибо меня первого и грохнут — насколько я помню, там была сложная игра или просто провал и недальновидность Троцкого, который непосредственно занимался этим вопросом. Кроме того, я что, коммунист? Или когда-то им был? Нет, никогда — одна только летняя школьная отработка чего стоит, типичная советская шняга в виде ненавязчивого крепостного права для школьников. Не, оно бывало иногда весело, но я бы лучше поехал к дедушке на южное побережье, чем горбатился на прополке — выбора не было, половина лета в топку. Короче, коммунист из меня, как из Кисы Воробьянинова — отец русской демократии. Зачем мне их, большевиков, поддерживать? Ради чего? Ради построения чудовищной утопии на костях народа, которая закончится в итоге полным историческим крахом и предельно весёлыми девяностыми, от воспоминания о которых глаз начинает дергаться?» — Виктор вздохнул и выдохнул несколько раз, ощущая прилив крови к лицу. — «Ладно ещё НЭП, но ведь потом пойдёт самая жесть — сворачивание этого самого НЭПа как отклонение от линии партии, коллективизация, голод, индустриализация непомерной ценой со ставкой на тяжелую промышленность вместо легкой, необходимой населению, буйство ежовых чекистов с охрененно новаторскими в процессуальном плане тройками — тебя убивают в тот же день без права обжалования приговора. Дальше война и все эти чудовищные провалы первых месяцев. Потом послевоенные репрессии, когда Вознесенского и ленинградцев сотрут в порошок за попытку создания компартии РСФСР — хех, ведь у наиболее большой и важной республики своей партии просто не было, мол, хватит вам и общесоюзной, товарищи. И вот я приезжаю в Питер, допустим, делаю какую-то карьеру, втираюсь в доверие к Сталину — и что меня ждёт в том же тридцать седьмом? Арест, подвал, паяльник на пятках, напильник на зубах и письма на деревню к дедушке — товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка…?! Чудненькая перспектива, когда есть выбор — какие-никакие, но менее кровожадные белые, которые в случае победы смогут построить какую-никакую, хоть полуфашистскую в начале — ну а как иначе, но буржуазную демократию лет через двадцать, хотя бы теоретически. И второй мировой можно избежать, и в космос можно будет полететь, и голод предотвратить, и индустриализацию нормально провести — с упором на легкую промышленность как базу экономики, а не эти гиганты в вечной мерзлоте ради процента повышения выплавки чугуна ради новой выплавки чугуна. Да и я не буду бедствовать! Поэтому сделаю я ставку на господ белогвардейцев, наверное, как классово близкий мне элемент. В случае уж совсем печального развития или переметнусь к красным со всеми вытекающими рисками, или рвану в Америку — миллионером я стану хоть там, хоть здесь, при белых, но здесь — с гарантией, тут хоть сейчас можно стричь бабки», — бреясь опасной бритвой — жутко неудобное дело само по себе да ещё и без теплой воды, принципиально для себя решил Виктор. — «Да, при белых будет частная инициатива, бизнес, многопартийная система и политическая конкуренция, и уж я не пропаду с моим бэкграундом. Кроме того, к красным мне нельзя из-за родственника-посла — шлепнут без вариантов и разбираться не станут, он же явный антибольшевик и князь». Водопровод, жестяной умывальник и зеркальце в номере имелись — Виктор смыл остатки мыльной пены с лица, немного помассировал щеки, потом сделал легкую гимнастику — моторика тела ощущалась ещё немного чужой, хотя уже получше, чем в первые дни. Ощутив прилив бодрости, он облачился в форму, затянул портупею, поправил сбоку кобуру, выровнял фуражку, взглянул на золотые погоны и на собственноручно начищенные сапоги — всё как положено. Виктор застегнул шинель, запер свой более чем скромный по меблировке и далеко не комфортабельный номер, спустился вниз, на улицу — консульство находилось в соседнем квартале, в пяти минутах ходьбы быстрым шагом. «Бытовые условия — просто непередаваемые, даже привычные мне умывальники и водопровод с горячей водой потребуют совершенно иного уровня достатка, и точно не в этой дыре», — лицо немного свербело после бритья и ледяной воды, и Виктор ощущал, будто оно деревенеет на ветру — было ещё по-апрельски прохладно. Улица шумела — сигналили немногочисленные автомобили, орали рикши, торговцы-лавочники чуть ли не хватали за руку, размахивая своим товаром — Харбин, очень молодой город, выросший из Мостового посёлка в конце прошлого века, и был по сути детищем Китайско-Восточной Железной Дороги, здесь располагалось её управление. За эту неделю Виктор уже поверхностно вник в местные дела — в конце прошлого года местный Совет рабочих и солдатских депутатов объявил себя единственным законным органом власти на КВЖД, однако китайские войска по просьбе управляющего КВЖД генерала Хорвата вошли в город и распустили совет. Как начальник охраны консульства он тесно взаимодействовал с недавно воссозданной Охранной стражей КВЖД, и сейчас, в середине апреля, в полосе отчуждения КВЖД был относительный порядок, если о порядке вообще можно было говорить во времена всеобщей анархии. Насколько понял Виктор — город становился центром формирования альтернативной большевизму российской власти, сюда стекались бегущие из-под власти большевиков офицеры, интеллигенция и буржуазия. Уже образовались несколько различных групп со своими спонсорами, которые открыто друг с другом враждовали. Остановившись на перекрестке пропустить запряженную двойкой мулов китайскую повозку, Виктор стал наблюдать за тремя людьми из пограничной стражи, которые брели к консульству на противоположной от него стороне улицы, со стороны сквера. Перейдя дорогу, он подумал о том, что и в Китае всё сейчас сложно — последнего императора свергли семь лет назад, страна расколота на провинции во главе с различными генералами, которые немногим отличались от бандитов, а британцы, французы и японцы, вышвырнув немцев, подминали под себя финансовую сферу, промышленность, таможню, порты и всячески стимулировали подобную вольницу. Население росло, и толпы неграмотной деревенщины наводняли города, увеличивая и без того высокую преступность. «Такое может грозить и Белому Движению — западные страны заинтересованы в максимальном ослаблении бывшей империи. Если бы большевики не заключили Брестский мир, они могли потребовать у союзников выполнения их обязательств, а сейчас поезд ушёл, и теперь новое антибольшевистское правительство будет в крайне тяжелом положении просящего подаяние. Большевики смыли в унитаз четыре года тяжелейших военных усилий. Интересно, был ли у них другой выход? Справедливости ради — армию в прошлом году начали валить другие социалистические деятели, большевики подключились позже, почуяв реальную перспективу власти», — Виктор перешёл дорогу и направился к мрачно-помпезному зданию генерального консульства. — «Что там было после восстания чехословаков, Комуч, если меня память не подводит? Эсеры там заправляли. А здесь, на Дальнем Востоке — тот же генерал Хорват, группировки добровольцев и мой дальний дядюшка-князь в Пекине, который сейчас взял на себя очень многое. На Кубани сейчас корниловцы, Дон бурлит, но там большевики бы их подавили без особых трудностей, если бы чехословаки не восстали и не взорвись против красных к лету всё, что восточнее Волги», — направляясь к центральному входу, припоминал он факты из истории, соотнося их с прочитанным в местных газетах. — Ваше благородие, — обратился к нему дежурный унтер-офицер, когда он зашёл в здание, — вас ожидают господа из штаба бригады. Вот утренняя газета и почта, — он протянул ему газету и три запечатанных конверта. Виктор кивнул и оглядел просторный вестибюль — на лавочках сидели несколько человек, какие-то разночинцы или железнодорожные рабочие — многие уезжали в Забайкалье или Владивосток, поэтому визировали документы. Он поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Открыв дверь приёмной, он увидел своего помощника, сидящего за столом, и троих человек, которые сидели на стульях — у одного из них в руках был большой портфель. — Господин штабс-капитан, к вам господин подполковник Глебов, — встал и щелкнул каблуками подпоручик Смирнов, его заместитель и помощник. Виктор покивал и посмотрел на посетителей. — Здравствуйте, господа! Прошу, заходите! — открыв дверь своего кабинета, он пропустил их вперёд. Кабинет не был особо просторным, но там была мебель на восемь человек. Портрет царя Николая над креслом был снят ещё год назад, портрет Керенского повесить не успели, портрет Ленина — не стали, и сейчас там зияла пустота. Люди из пограничной стражи были ему давно знакомы — судя по их мрачным лицам, пришли они по обычному делу. — Снова завизировать демобилизующихся, Николай Андреевич? — вздохнув, спросил Виктор у старшего из них, начальника штаба Первой Заамурской бригады, который по совместительству выполнял обязанности и начштаба округа. — Да, тридцать шесть человек нижних чинов только за эту неделю, — вздохнул подполковник. — Наотрез отказываются оставаться и записываться в новую стражу, уезжают к красным. Заамурский округ отдельного корпуса пограничной стражи комплектовался резервистами и офицерами-запасниками, и после нескольких отправок на фронт личного состава заамурцев и революционных потрясений прошлого года к настоящему времени их оставалось в Маньчжурии не более семи сотен человек в четырех бригадах на весь огромный округ и железную дорогу, что уже делало невозможным её полноценную охрану. Этим пользовались хунхузы, всё чаще нападая на поезда и станции в этом году. Процесс стихийной демобилизации набирал обороты, и в штабе округа никак не могли удерживать личный состав — со странами Четверного Союза новые власти заключили мир, ВЦИК его ратифицировал, поэтому уже по условиям мирного времени желающим уехать из Заамурского округа нижним чинам выдавали документы. Виктор, спросив про последние новости, начал подписывать и проставлять печать на каждом из тридцати шести проездных предписаний. Офицер-пограничник ему рассказал, что кроме уезжающих солдат и служащих дороги в город приезжает много людей из Сибири и Забайкалья, и при должном финансировании численность бригад округа можно будет восстановить за счёт новоприбывших. — Думаю, в этих условиях это маловероятно — неясно, будет ли и дальше править Совнарком или здесь, на Дальнем Востоке, установится какое-то другое русское правительство, но на ассигнования такого масштаба у меня нет никаких надежд, — ответил Виктор пограничнику. — Сейчас дорога потеряла прежнее стратегическое значение, сильно упал объём перевозки и военных грузов, и продовольствия. После этого Глебов ему рассказал свежие городские сплетни — обострились отношения между людьми атамана Семенова и полковника Орлова, вчера две машины семеновцев были замечены у казарм и любимого кабака орловцев. — Хорошо, хоть до пальбы не дошло. И китайцы уже не стесняются устанавливать свои порядки на дороге, грозят вышвырнуть всех русских и заменить их своими китайцами, если мы и дальше будем бастовать и бузить, как заявил их генерал, — рассказал штабист. После ухода этих троих пожилых офицеров он засел за чтение местной газеты и почты — сейчас ему больше особо делать было нечего. В письмах служащие КВЖД из Иманьпо уведомляли об отъезде и просили их снять с военного и консульского учёта, в газете писали про бои на Западном фронте и про бесчинства хунхузов при нападении на станцию Бухэду позавчера. Время шло, дни летели, и Виктор, по привычке собирая информацию о местных раскладах, более-менее привёл себя в порядок и в физическом плане — ежедневная гимнастика по утрам бодрила, хотя он всё ещё ощущал себя будто в полусне. Раз в пару дней он накачивался вечером китайской водкой у себя в номере — этот город его угнетал, такой мрачной дыры он не мог припомнить даже из своих разъездов в девяностых по Сибири, когда занимался различными журналистскими расследованиями по найму, что было делом предельно рискованным. «Как я тогда жив вообще остался?» — иногда задавал он себе вопрос, когда сменил амплуа журналиста на работу политического консультанта в начале нулевых. Здание генконсульства располагалось в бывшем здании русско-китайского офицерского клуба, однако оказалось, что ближайший клуб для офицерского досуга в городе был в этом же районе, через три квартала от его гостиницы, а вообще такие заведения особенно расцвели в марте и апреле — денег в городе было много, как и платежеспособной публики. Первого мая, когда по улицам города ходили рабочие механического завода с красными флагами, Виктор первый раз вечером зашёл туда, и этот клуб-кабак вызвал у него острое чувство ностальгии — там была барная стойка, пианино и несколько сравнительно симпатичных китаянок-официанток, и весьма колоритный владелец-китаец. Офицеры и вновь приезжие обсуждали новости, пили, курили, дрались и исполняли романсы под гитару или пианино — к пианино всегда была очередь. После этого Виктор начал захаживать туда каждый день — кабак разбудил в его душе какие-то нотки, возникшие в детстве после просмотра фильмов про белогвардейцев и сейчас забытые, да и выпивка там была более разнообразная, чем в гостинице. И самое для него главное — те беседы, которые здесь велись, были отличным источником информации. «Спеть, что ли, романс?» — пару раз даже подумывал он, выпивая с местными офицерами и разного рода дельцами, которые стремились набиться ему в знакомые. Все эти вечера Виктор посвятил по сути исследовательской деятельности, совмещая её с легкими возлияниями и карточной игрой — после одной из драк в кабаке со стрельбой из нагана в потолок для него стало совершенно очевидно, что анархия нарастает, а сами офицеры делятся на конкретно враждебные группировки, у каждой из которых был свой авторитетный вожак. Наиболее задиристым и буйным нравом выделялись уже знакомые ему орловцы, и Виктор всё более внимательно к ним присматривался — как по долгу службы, так и из чистого интереса. Расхаживая по городу и другим злачным местам, он многое для себя уяснил об умонастроениях, царивших в офицерской среде — слухи ходили самые экстравагантные, и одни ожидали скорого наступления на Владивосток и образования там нового правительства, другие агитировали за Семенова, который сидел на границе с Забайкальем и контролировал дорогу, периодически разбирая железнодорожные пути. Май выдался прохладным, и шестого числа ночью даже ударили заморозки. Виктор, как обычно, утром пошёл в консульство — генконсул Попов ещё в пятницу отбыл в Пекин к князю Кудашеву, как он сказал — по крайне срочному делу. Попов был человеком интересным и весьма амбициозным, с хорошо подвешенным языком — у него были огромные связи по всей Маньчжурии и Приморью, через консульство проходил большой документооборот по хозяйственной деятельности множества организаций. Виктор по обычаю расселся в кабинете. Он читал всё, до чего дотягивались руки — уставы императорской армии, справочники по Китаю и Маньчжурии, законы и кодексы, наставления по организации охраны и тому подобное, но более всего его интересовали экономические аспекты, и здесь он уже видел огромные возможности и прикидывал, как ему можно будет заработать по-крупному. «Всё-таки большевики недаром отменили старую орфографию — новая значительно проще и удобнее», — от многочисленных твердых знаков и буков «ять» у него начинали слезиться глаза. Часа через три, когда Виктор со справочником в руке предался очередным тяжким экзистенциальным размышлениям — на предмет не рвануть ли ему всё-таки в Москву, пока не поздно, в кабинет постучали и не дожидаясь разрешения, вошёл подпоручик Смирнов. — Что-то срочное? — повернул к нему голову Виктор. — Господин штабс-капитан, получена шифрограмма из Пекина от Георгия Константиновича, — подойдя к столу и став по стойке «смирно», молодой человек протянул незапечатанный конверт Виктору. «Хорошая у него выправка, всё-таки ускоренные курсы во Владике кое-что дают, хотя бы такую выправку, да и повоевать он вроде бы немного успел», — мимоходом подумал он про подпоручика, доставая листок из конверта. В листке от имени генерального консула Георгия Константиновича Попова было написано, что на следующей неделе в Харбин ожидается прибытие бывшего командующего Черноморским флотом вице-адмирала Колчака. Посол Кудашев и генконсул настоятельно просили его, Виктора, организовать достойную встречу, подготовить жильё — хороший дом или комфортабельный вагон, и ввести в курс дела вице-адмирала по текущим делам — он дал согласие занять должность начальника охранной стражи КВЖД. Виктор, а он сидел лицом к окну, развернул кресло от стола, повернулся к подпоручику — тот смотрел на него с любопытством. — Вы читали? — Так точно! — в голосе молодого человека были нотки восторга. «Насколько я помню, только вот точно ли, Колчак был некоторое время в Харбине и занимался здесь организацией антибольшевистских частей, но потом восстали чехословаки и его пригласили в Омск, в правительство, которое там образовалось к осени из каких-то эсеров-учредиловцев и сибиряков. Если я сейчас познакомлюсь с ним и покажу себя в лучшем виде — перспективы просто захватывающие, хотя Омск — тоже дыра, но более веселая, чем эта. Но карьера просто головокружительная может быть». — Знаете, Игорь Иванович, я тоже разделяю ваш восторг — скоро у нас будет множество дел и настанет пора очищать Россию от большевиков! — заявил Виктор. — Так точно, господин штабс-капитан — очень на это надеюсь! — Озаботьтесь поиском хорошей квартиры для вице-адмирала и его сопровождающих, или же организуйте вагон первого класса! — мода на личные вагоны у высоких чинов пошла ещё с первого года мировой войны, это было удобно. — Так точно! — подпоручик щелкнул каблуком и с энтузиазмом на лице вышел из кабинета. «Что это он так рад?» — на миг задумался Виктор, однако его мысли перескочили на местные расклады — город был сравнительно небольшой по сравнению с привычными ему современными, однако здесь страсти бушевали и социальная обстановка, что называется, была сложной и контрасты были на каждом шагу: пробольшевистские рабочие, низовые служащие дороги и ополченцы, жестко антибольшевистская верхушка дороги, дельцы и промышленники, бежавшие от большевиков, представители старой власти, а ещё местные генералы и добровольческие части, которые с каждым днём всё больше и больше ощущали себя хозяевами в городе. А ещё китайские власти, которые внимательно за всем следили и вся эта нарастающая анархия их очень радовала. «Останусь здесь, поскольку у большевиков, или как говорят, в Совдепии — всё тоже самое сейчас, только под другим соусом — такие же полевые атаманы, говорильня и развал хозяйственной деятельности». Закинув ногу за ногу и легонько барабаня пальцами по столу, Виктор вспомнил стихотворение Цветаевой, уже написанное в этом времени и когда-то очень его поразившее. Он шепотом продекламировал его: Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу — грудь и висок. Божье да белое твое дело: Белое тело твое — в песок. Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая Белым видением тает, тает… Старого мира — последний сон: Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.Глава 2
Колчак. Сингапур-Шанхай-Пекин, весна 1918 года.Конец марта в Сингапуре выдался очень жарким, а вечера были особенно душные и тяжкие. Вице-адмирала немного тяготил такой климат, хотя после своих знаменитых полярных экспедиций перед русско-японской войной он был привычен ко всему. Сейчас Колчак, одетый в легкий костюм, сидел на веранде своего номера с бутылкой виски «Grants Family» — отель «Европа» оказался одним из самых приличных в этом городе, а марка напитка напомнила ему прошлогодний визит к Плеханову, когда он летом приехал в Петроград для доклада и нанёс ему визит — с собой он захватил именно этот виски, популярный тогда среди офицеров столичного гарнизона. Колчак писал письмо Анне Васильевне, своей любимой женщине, на столе стоял её портрет. Сама она находилась сейчас в Японии, они расстались в январе. «Милая моя Анна Васильевна, я сам не перестаю удивляться собственному спокойствию, с каким я встречаю капризы судьбы, внезапно меняющие все намерения, решения и цели. Я почти успокоился, отправляясь на Месопотамский фронт, на который смотрел как на место отдыха возле всех тех бурных событий прошлого года. Вы скажете, что это странное представление об отдыхе, но и этого мне не суждено, но только бы закончилось это ужасное скитание и постоянное ожидание, ожидание… Отсюда, из Сингапура, Россия кажется страшно далёкой, здесь всё чужое. Даже звёзды, на которые я сейчас смотрю, думая о Вас, здесь чужие — Южный Крест, нелепый Скорпион, Центавр, Арго с Канопусом — всё это чужое, невидимое для Вас, и только низко стоящая на севере Большая Медведица и Орион напоминают мне о Вас…» — выводил он на листе бумаги, погруженный в воспоминания об ужасных событиях прошлого года. Первая волна убийств офицеров на Черноморском флоте началась в декабре семнадцатого года. «Наконец-то Черноморскому флоту не стыдно перед Балтийским», — со злой иронией сказал тогда Колчак и это определило его окончательное решение поступить на британскую службу — война с Германией продолжалась и всё должно было решиться в следующем году. Англичане проявили к нему интерес, и уже в конце декабря он узнал, что будет направлен на Месопотамский фронт вместе с несколькими своими доверенными офицерами. «Наверное, их решение вызвано тем, что я хорошо знаю Кавказский военный театр, прилегающий к Месопотамии. Англичане взяли Багдад и ведут наступление на Мосул, и если бы не полный развал, произошедший у нас, они могли бы соединиться в нашим Кавказским фронтом — какие это открывало перспективы и для дальнейших операций флота», — думал с горечью вице-адмирал, хотя согласие англичан, довольно неожиданное для него, его приободрило — он в это время находился в Японии, закончив свою военно-морскую миссию в Североамериканских Штатах. «Вопрос решён — Месопотамский фронт. Я не жду найти там рай, который когда-то был там расположен, я знаю, что это очень нездоровое место с тропическим климатом, большую часть года с холерой, малярией и, кажется, чумой, которые существуют там, как принято медициной выражаться, эндемически, т. е. никогда не прекращаются. Мне известно, что предшественник командующего Месопотамским фронтом умер от холеры. Неважная смерть, но много лучше, чем от рук сознательного пролетариата или красы и гордости революции — взбунтовавшихся матросов», — писал он в те дни Анне Васильевне. Из Иокогамы в Сингапур он выехал в середине января, надолго задержался в Шанхае, и вот сейчас, в Сингапуре, это двухмесячное путешествие прервалось — ему надо было снова возвращаться в Шанхай. Всё это время его не оставляли мысли о семье — о жене Софье и сыне Ярославе у него не было вестей с прошлой осени, когда они скрывались сначала в Крыму, а потом перебрались в Каменец-Подольский. Вице-адмирал отпил виски — только недавно приехав в Сингапур, он через английского военного представителя, который курировал его поездку в Месопотамию, получил телеграмму с настоятельной просьбой вернуться в Шанхай как можно быстрее. Князь Кудашев, посланник в Пекине, писал ему, что предстоит большая работа в Китае и Маньчжурии и что он крайне нужен там. Они были незнакомы, и Колчак немного удивился тому, что на него возлагают надежды уже и в Китае. — Александр Васильевич, чему вы удивляетесь? — говорил ему по этому поводу один из его офицеров, капитан второго ранга Федотов, когда они сидели на веранде, смотрели на звёзды, травили байки и попивали виски. — Корнилов, Алексеев и Деникин — на юге России, и только вы, один из когорты этих авторитетных военачальников, сейчас здесь, на далёком востоке — вам и остаётся возглавить борьбу на этом участке, больше просто некому. Вы теперь не просто военный, вы теперь ещё и политик. — Но я ведь никакой не политик и в политике плохо разбираюсь, — возразил ему Колчак. — Если бы в конце прошлого лета Корнилов смог бы взять власть, всего этого развала и ужаса просто бы не было. — Возможно, вы правы, — вздохнул вице-адмирал. В отеле «Европа» вице-адмирал и его сопровождающие сидели ещё несколько дней — пароход на Шанхай отплывал только второго апреля. Колчак по местным газетам старался составить представление о ситуации на фронтах — судя по всему выходило, что масштабное немецкое наступление на Западном фронте находилось на своей первой стадии максимального натиска, союзники медленно отходили, истекая кровью, и готовились ввести в дело свои колоссальные резервы, ожидая, когда немцы начнут выдыхаться — как писала «Сингапур Трибьюн», миллион отлично снаряженных американских солдат должен был решить исход этих боёв в пользу Антанты. Однако сейчас немцы медленно, но верно продвигались вот уже целую неделю на широком участке, и вице-адмирал ясно понимал, что если бы не крушение русского фронта из-за революционных потрясений, войну можно было победоносно закончить если не в прошлом году, то уже этой весной. От такого понимания было особенно горько. До Шанхая плыли шесть дней тем же самым пароходом «Динега», которым плыли и в Сингапур — Колчак, стоя возле перил и глядя на бесконечную морскую гладь, вспоминал свои полярные экспедиции. Сердце щемило от того, что ему так и не удалось разыскать никаких следов барона Эдуарда Толля, его друга и знаменитого учёного и исследователя — барон и его сопровождающие пропали в девятьсот третьем году где-то в северо-восточной части Новосибирских островов. «Когда-нибудь я вернусь к этому делу, обязательно вернусь», — пообещал себе Колчак. Сойдя с парохода в Шанхае, вице-адмирал и офицеры сразу взяли извозчиков — те немного понимали по-английски, и направились в российское консульство — там их уже ждал консул, а номера в гостинице недалеко от центра города были уже зарезервированы. — На англичан можно положиться — если уж они взялись организовать, то они организуют, — мимоходом прокомментировал это Федотов. — Плохо то, что консул так тесно с ними работает. — Какой всё-таки красивый город, такая милая, легкая архитектура, оставляет светлое чувство, — восхитился лейтенант Канин, гидрограф. — Впечатляющий колониальный стиль, чем-то напоминает Петроград, — улыбнулся вице-адмирал под смех офицеров. — А насчёт консула, — повернулся он к Федотову, — то выбор простой — или большевики, или союзники, поэтому даже и нас с вами можно осудить за наши намерения поступить на английскую службу. Никакой порядочный человек не пойдёт в услужение большевикам, поэтому пока не будет сформирована новая законная власть, в качестве альтернативы остаются союзники. Спасибо господину Керенскому и его мягкотелости. Им подготовили номера на пятом этаже нового, девятиэтажного здания гостиницы «Waldorf Astoria Shanghai» — темно-коричневая отделка здания показалась Колчаку мрачноватой по сравнению с остальными зданиями на этой улице. Приём в консульстве был назначен на следующий вечер. Вице-адмирал тщательно выбрился, вечер и часть следующего дня они с Федотовым прохаживались по Шанхаю, он впечатлял их своими контрастами богатых районов и абсолютно жалкими лачугами на другом берегу реки. Одев свою парадную форму, Колчак уже в семь вечера следующего дня был в консульстве — красивое здание с огромным шпилем и балконом-верандой освещалось несколькими фонарями по углам и напоминало небольшой замок. Дежурный офицер проводил его на второй этаж, в кабинет генерального консула — Виктора Федоровича Гроссе, который не признал власть большевиков. В просторном кабинете, кроме самого консула — высокого человека с подкрученными усами, был ещё один, незнакомый Колчаку — в костюме-тройке, с бородой и красивой формой усов, в очках с золотой оправой. — Добрый вечер, господин вице-адмирал! — подошёл к нему консул, приветственно кивнул и пожал руку. — Позвольте вам представить господина Путилова, Алексея Ивановича, председателя правления Русско-Азиатского Банка. — Очень рад, — кивнул Колчак, пожимая руку человеку. — Прошу, Александр Васильевич, присаживайтесь, — консул показал на большой приставной стол возле своего большого стола — там уже стоял бронзовый заварник с драконьей головой на боку и узорами, чашки и поднос с печеньем. — Позвольте, я начну, господа? — Путилов, усевшись поудобнее, взглянул на собеседников. — Как вы знаете, господин вице-адмирал, ни наши дипломаты в Китае, — банкир показал рукой на консула, — ни правление нашего банка не признали произошедший в октябре переворот и установившуюся власть большевиков. Тем более её невозможно признать после того, как они разогнали Учредительное Собрание и более того, заключили сепаратный мир с нашими врагами — это уже привело и будет приводить дальше к губительным последствиям для российского государства, которое и так пребывает в ужасной смуте. Совершенно очевидно, что прогерманское правительство в Петрограде и Москве далее терпеть невозможно. — Я совершенно с вами согласен, господин Путилов, — медленно покивал Колчак. — Как вы знаете, Александр Васильевич, на юге — это Кубань и Дон, формируется мощное антибольшевистское движение во главе с известными и авторитетными генералами. Я более чем уверен, что сейчас, в дни мощного наступления немцев на западе, наши союзники были бы крайне заинтересованы в воссоздании Восточного фронта, и вот на этом мы можем сейчас сыграть — отделение нашего банка в Париже готово финансировать антибольшевистские силы на юге России, а наше китайское представительство готово финансировать все здоровые и патриотичные силы здесь, на Дальнем Востоке и в Маньчжурии. «Вот оно что», — понял Колчак. — «И что же он предлагает?» — Дело теперь за авторитетным вождём, господа, — вмешался в беседу генконсул. — Нужен вождь, объединяющая фигура! — Вождь, значит? — переспросил вице-адмирал. — Именно, господин Колчак. Здесь, на востоке, всем антибольшевистским силам нужна авторитетная, объединяющая фигура, герой войны — и этот человек вы, Александр Васильевич, — заявил консул. — Поймите, наши британские союзники крайне заинтересованы в том, чтобы вы проявили себя здесь, на этом участке. Вице-адмирал отпил горячий чай и откинулся на спинке удобного стула — именно это и витало в воздухе ещё с прошлого лета, когда он мог возглавить путч вместо Корнилова, но не возглавил. «От судьбы не уйдёшь, видимо». — Господа, — он оглядел собеседников, — но ведь я не политик, я солдат, моё дело — флот, исследования! — Увы, Александр Васильевич — сложные времена требуют тяжелых решений и гражданского мужества. Вам придётся быть и командующим, и политиком, — взмахнул рукой Путилов. «Вот почему сорвалось моё назначение в Месопотамию — я понадобился союзникам здесь, в Китае и в Приморье, как политическая фигура», — это догадка ему настроения не прибавила, хотя в глубине души он давно это понимал. — Вам надлежит отправиться в Пекин, господин вице-адмирал, а потом — в Харбин, — продолжил Путилов, — там вы возглавите формирующиеся антибольшевистские силы. — В каком качестве я туда отправлюсь? — уточнил Колчак. — В Пекин — пока ещё как частное лицо, а уже оттуда — как человек, назначенный на должность начальника Охранной стражи КВЖД, если всё сложится так, как я планирую, — ответил банкир. — Работы будет очень много, генерал Плешков не справляется и потерял контроль над ситуацией. — Какого характера работа? — вице-адмирал внимательно смотрел на банкира. — Я не знаю всех подробностей — вас введут в курс дела в Пекине, но в Харбине и пограничье — вольница, воинские части разлагаются, офицеры кучкуются в разные организации сомнительного толка — вам предстоит взять всё это дело под свой контроль. Наш банк обеспечит финансовую сторону вопроса — от этого напрямую зависят и перспективы дороги, и банка, и многочисленных русских торговых организаций в Китае, и Добровольного флота. Несколько секунд Колчак думал, сжав пальцами чайную ложку. — Что же, я согласен, господа! — обвёл он взглядом собеседников. — Отлично, Александр Васильевич! — довольно покивал банкир. Через полчаса Колчак покинул здание консульства и вернулся в гостиницу — предстояло выезжать завтрашним поездом на Пекин. Консул обещал подготовить там почву — посол Кудашев лично будет курировать этот вопрос, а Путилов выписал ему дорожные чеки на представительские расходы — двадцать пять тысяч рублей, которые можно было обналичить в любом отделении Русско-Азиатского Банка. В гостинице он пригласил своих офицеров спуститься в ресторан — там он им объявил о сделанном ему предложении и предстоящей работе. К его удивлению — все пятеро были если не в восторге, то отнеслись с пониманием и выразили желание сопровождать его дальше. Отметили это дело хорошим вином и свининой в подливе с тушеным рисом. Выехали утром, одиннадцатичасовым поездом, в блиндированном вагоне первого класса. Багажа было немного, только самое необходимое. Поезд шёл с постоянными задержками и простоями — в Нанкин доехали на третий день после отправления, хотя должны были за тридцать четыре часа. Потом переправились на пароме через Янцзы и доехали поездом до Тяньцзиня, на ночь остановившись в отвратительной вокзальной гостинице. — Надо было плыть паромом, — констатировал Федотов, когда наконец-то они сели в поезд на Пекин. — Я думал, что между Шанхаем и Пекином есть прямое железнодорожное сообщение, а поди ж ты, — удивился Канин. — Хорошо иметь английские деньги — они открывают любые двери, — добавил лейтенант Плешков. В Пекин ехали четыре часа и приехали после полудня — весь путь занял почти неделю. Как заранее выяснил Колчак у консула, посольство располагалось относительно недалеко от императорского дворца, в специальном посольском квартале Дунцзяоминьсян. Вокзал кишел толпами людей, довольно много было и европейцев, и японцев — вице-адмирал отличал их по аккуратной, богатой одежде и брезгливому отношению к местным. Сев на лавочки, лейтенанта Канина послали организовать такси или извозчика. Он смог найти две машины, но с водителями-китайцами Канину и потом Федотову долго пришлось объясняться знаками и междометиями — они не знали ни слова по-английски и не хотели брать ни русские рубли-николаевки, ни сингапурские доллары, которые у них ещё оставались. В итоге кое-как сошлись на половине британского фунта серебром и двух сингапурских стрейтсдолларах купюрами. — Как же домой хочется, в Россию — надоела мне эта Азия, — меланхолично заметил Федотов, когда они ехали в машине. — Только вот дома матросы со штыками и прочим холодным оружием. — Не все они такие — там малая часть буйных верховодит остальными, — ответил вице-адмирал. — Это грабители, а не извозчики, — недовольно заметил капитан второго ранга Потапьев. — Мы им отдали целое состояние. За эти деньги можно было купить эти колымаги. Колчак посмеялся. — Надеюсь, попадем на обед, — сказал он. Их довезли прямо к черным решетчатым воротам посольства, за которыми виднелся красивый белый особняк с черепичной крышей в глубине небольшого парка. Они были в штатском, поэтому к ним из-за ворот вышел молодой поручик, который смотрел на них с подозрением. — Приветствую, господа! Кто вы такие? — Я вице-адмирал Колчак — нас должны ждать! Офицер вытянулся и отдал честь. — Так точно, господин вице-адмирал! Господин статский советник ожидает вас и поручил немедленно вас пропустить — мы ожидали вас ещё позавчера! Прошу, господа — проходите, — поручик зашёл через проходную будку внутрь и открыл створку ворот изнутри. Взяв свои чемоданы, они двинулись за офицером к зданию. Поручик передал их ещё одному офицеру — как понял Колчак, это был начальник охраны посольства в чине капитана. Он разместил их на первом этаже, в гостевых комнатах, и пошёл докладывать послу. Посол, статский советник Кудашев, вскоре спустился к ним — он всех поприветствовал и предложил обед. — Вы устали с дороги, господа, — сказал дипломат, — поэтому о делах говорить будем вечером, я как раз приглашу заинтересованных людей — надо очень многое обсудить, события развиваются стремительно. «Приятный человек, совсем не кичится тем, что он князь», — отметил Колчак, поскольку он слышал много хорошего про этого человека ещё по его работе в дипломатической канцелярии Ставки. Пообедав и отдохнув, офицеры потом купались и брились — после такой поездки это было особенно приятно. Вечером начальник охраны посольства постучал в гостевую комнату и пригласил вице-адмирала и его людей на ужин. В просторном, хорошо обставленном зале на втором этаже, освещённом двумя огромными люстрами, уже был накрыт большой стол. Возле зашторенных плотными портьерами окон стояли люди в костюмах — они курили, стряхивая пепел в пепельницы, установленные на элегантных бронзовых подножках, кое-кто из них был с коньячными бокалами в руке. Двое японцев сразу бросались в глаза. Колчак осмотрел зал и присутствующих, поздоровался с послом — солидным человеком с немного седой бородкой, лет пятидесяти на вид, с внимательными и умными карими глазами, и представил ему своих офицеров. — Господа, прошу к столу — все в сборе! — Кудашев позвонил в звоночек, привлекая внимание. Когда все расселись, посол предложил: — Господа, давайте поужинаем и выпьем, а уже потом предметно поговорим о делах и сигарой и коньяком в руке. «Хитро. Видимо, информация для меня и очень узкого круга лиц», — понял Колчак. — «Хороший раут, давненько я на таком не бывал». Им прислуживали две женщины в красивых, строгих темно-синих платьях. Кушанья были разные — и традиционная русская кухня, и китайская. Несколько раз пили — за скорое воцарение законности, за победу над Германией, за русско-английскую и русско-японскую дружбу — за столом, как понял вице-адмирал, кроме японцев, какого-то китайца были и двое англичан. Ужин занял минут сорок, по ходу дела посол представлял гостей друг другу, и потом объявил, что теперь можно пройти в библиотеку. — Прошу вас, господин Колчак, — показал он рукой на дубовую дверь в конце зала. Егоофицеры остались за столом, большинство гостей тоже. Посол открыл дверь, и кроме Колчака туда вошли два человека. Библиотека приятно впечатлила вице-адмирала — стеллажи с книгами под самый потолок, несколько тысяч наименований, как он понял. Посреди библиотеки стоял круглый стол, там на подносе стоял графин с чем-то карамельно-янтарным, коньячные бокалы и коробка с сигарами. Вокруг стола стояли удобные, мягкие кресла. «Атмосфера располагает к доверительным беседам», — усмехнулся про себя Колчак. — Кубинские сигары, угощайтесь, господа, — показал Кудашев на коробку. — Благодарю, очень давно я такие не курил, — вице-адмирал взял сигару, остальные тоже. Раскурили сигары и расположились в креслах молча. — Итак, господа, очень хорошо, что мы собрались! — нарушил молчание князь Кудашев после того, как он собственноручно разлил по бокалам напиток, оказавшийся шустовским коньяком. — Александр Васильевич, для меня высокая честь познакомиться с вами лично, — отсалютовал он бокалом. — Благодарю, Николай Александрович, это взаимно! — вице-адмирал поднял свой бокал, отпил и затянулся сигарой. — Господа, общее политическое положение — крайне тяжелое, — через несколько секунд начал говорить князь. — Мы стояли накануне победы, когда произошёл переворот в Петрограде. Слабость Временного Правительства оказалась более ужасающей, чем можно было предположить — как недавно мне удалось выяснить, министр Терещенко до последнего дня рассылал в посольства успокоительные телеграммы, и лично для меня было большим потрясением узнать о перевороте и последующих шагах большевиков. Каким-то чудом Быховские пленники смогли спастись и организовали сопротивление прогерманскому правительству большевиков на юге. Я считал тогда и считаю сейчас, что выступление генерала Корнилова в конце августа было тяжелой, но спасительной мерой! — Кудашев оглядел присутствующих. — Я с вами абсолютно согласен, князь, — покивал Колчак. — Тогда можно было восстановить дисциплину и порядок. К сожалению, Керенский победил тогда. — И всё это привело к перевороту в октябре, когда сначала эсеры, потом большевики разложили вашу армию и противодействия генералитета никакого уже не было, — произнёс на довольно неплохом русском языке мистер Тейт — Колчаку его представили как британского военного атташе в Китае. — Последствия мы ощущаем сейчас на фронте. «Союзники обо всём знали, все было понятно ещё после июльского наступления, они просто закрывали глаза, надеясь невесть на что», — подумал вице-адмирал. — Да, мистер Тейт, верно, — покивал посол. — Как известно, я как глава миссии не признал переворот и новое большевистское правительство. Возникло безвластие, и вся русская собственность в Китае теперь находится в опасности, господа. «Стоит ли обсуждать этот вопрос при англичанине?» — усомнился Колчак. — «Хотя они и так в курсе, раз князь поддерживает с ними такой тесный контакт — иначе в наше время просто не получится вести дела. Теперь мы очень плотно зависим от британцев и японцев, французы и американцы приглашения тоже долго ждать не будут». — О чём конкретно идёт речь, Николай Александрович? — поинтересовался вице-адмирал. — Позвольте, я объясню? — вмешался в разговор полненький человек с седой бородой, усами и бакенбардами — банкир Варфоломеев, заместитель Путилова в Китае. — Одним из первых решений этих бандитов, так называемого Совнаркома, была национализация банков, и наш Русско-Азиатский банк также оказался национализированным — конечно же незаконно. К счастью, Алексей Иванович Путилов в Париже смог перехватить рычаги управления и банк сохранил устойчивость, однако правление в Петрограде арестовано. — Имел удовольствие общаться с ним в Шанхае, — покивал Колчак. — Так в чём же проблема? — Основная проблема в том, что после такой вот национализации китайские власти могут забрать Китайско-Восточную дорогу себе в собственность как бесхозное предприятие, — со вздохом ответил банкир. — Официального заявления ещё не было, но такие планы у китайского правительства имеются, — вставил реплику мистер Тейт. — Каким это образом? — поразился вице-адмирал, глядя на банкира. — Мы контролируем КВЖД через акционерный капитал, а поскольку декрет этих бандитов от четырнадцатого декабря конфисковал все капиталы нашего банка в пользу созданного ими Госбанка Республики, китайские власти теперь считают дорогу бесхозной, поскольку не признают Совнарком и его права собственности. — С ума сойти, — удивился Колчак и отпил коньяк — он был впечатлён, поскольку такие тонкости стали для него новостью. — Вот поэтому, господа, с помощью наших союзников, — князь Кудашев показал головой на мистера Тейта, — в самом скором времени правление банка будет восстановлено, и потом будет учреждено новое правление КВЖД уже здесь, в Китае. Вы, Александр Васильевич, войдёте в новое правление и возглавите Охранную стражу — банк возьмёт на себя её полное финансирование. — Именно так, — покивал банкир. «Серьёзная игра и большие ставки на кону — русскую собственность мы не имеем права потерять», — откинувшись в кресле, раздумывал Колчак. Докурив сигары, вернулись обратно в общий зал — посол познакомил Колчака с присутствующими японцами. — Александр Васильевич, рекомендую вам и вашим офицерам поселиться здесь, в посольстве — будет ещё много разных встреч в скором времени, — после окончания раута предложил Кудашев. Вице-адмирал согласился и остался жить со своими сопровождающими в здании посольства. Днем он обычно с Федотовым или Потапьевым прогуливался по Пекину, вечерами беседовал с послом в библиотеке. — К счастью для России, Александр Васильевич, уже во всех концах страны начинает разгораться огонь сопротивления прогерманскому Совнаркому, — говорил ему в один из вечеров князь — как обычно, они пили коньяк в библиотеке. — Меня волнует происходящее в Финляндии, — ответил ему Колчак, который вычитал из газет, что позавчера, двенадцатого апреля, немцы вошли в Хельсинки. — Несмотря на то, что они разбили местных красных, меня как флотского офицера это не радует. — Да, вести очень тревожные — сообщают, что сегодня днем они провели там парад, — покивал посол. — Они оперирует группировкой в пятнадцать тысяч человек, как проинформировал меня мистер Тейт, и без труда разбили финскую красную гвардию. Совнарком признал независимость Финляндии ещё в прошлом году, после этого там началась гражданская война, но теперь финны в прочной орбите кайзера. — И речи быть не может ни о какой независимой Финляндии — это не в интересах флота, — вице-адмирал, сдерживая раздражение, отхлебнул коньяк. Некоторое время молчали — Колчак раздумывал о перспективах потери полуострова Ханко, что станет проблемой для Балтийского флота. — Какие новости с юга, Николай Александрович? — Наши английские друзья сообщают, что по их сведениям, в настоящее время идут бои под Екатеринодаром, больше ничего неизвестно, — ответил посол. — И это возвращает нас к основной проблеме — формированию прочного антибольшевистского движения во всех уголках страны. Здесь, на Дальнем Востоке, — взмахнул бокалом Кудашев, — у нас наиболее сильная перспектива для этого. — Да, я читал документы, которые вы мне давали, — покивал Колчак. — Мне не совсем понятен статус полосы отчуждения дороги — какие права у китайцев? — Одну минутку, — князь встал, подошёл к большому столу в конце комнаты и начал перебирать разложенные там бумаги. Вскоре он вернулся: — Вот, позвольте я вам зачитаю! — Конечно. — Когда по обоюдному согласию правительств России и Китая в девяносто шестом году был заключен «Договор о дружбе», там содержался пункт о постройке нами Китайской Восточной железной дороги. Это соглашение, подписанное без принуждения и по взаимному согласию дало российским подданным в Китае и Маньчжурии право экстерриториальности, — поднял палец Кудашев. — Это понятно, но что это конкретно означает, Николай Александрович? — вице-адмирал начал терять терпение, но спросил сдержанно. — Александр Васильевич, — улыбнулся посол, — это в двух словах не расскажешь. Послушайте, пожалуйста. Колчак покивал и налил себе из графина коньяк. — Собственно, сама полоса отчуждения, — немного помолчав и углубившись в документ, продолжил разъяснять посол, — это полоса территории вдоль самой линии железной дороги, вокруг её разъездов, станций и городов, но у Китая по-прежнему остаются суверенные права на эту территорию, однако, — поднял палец Кудашев, — согласно «Контракта о постройке КВЖД» вся эта территория поступала в полное административное управление руководства дороги после окончания строительства. — Похоже на аренду, — констатировал вице-адмирал. — Похоже, но в юридическом смысле — это значительно лучше аренды, — усмехнулся князь, — поскольку согласно русско-китайского договора ещё тысяча восемьсот шестидесятого года подданные нашей империи наравне с гражданами и подданными других стран получали право иметь свою полицию и свой суд. И вот эти два договора, а также контракт на постройку, и дал нам право обеспечивать собственными силами безопасность строителей дороги и безопасность её дальнейшего функционирования. — Великолепно, — пораженный услышанным Колчак поднял бокал: — За отличную работу дипломатов! Я о таких тонкостях не знал. — Спасибо, — ответил польщенный Кудашев и отпив коньяк, продолжил: — Самое интересное в другом. Когда мы заключали договор, то прекрасно понимали, что китайцы не смогут обеспечить безопасность наших строителей — в Маньчжурии огромное количество шаек хунхузов, и поэтому было заключено ещё одно дополнительное соглашение — о создании Охранной стражи дороги. Это стража должна была защищать КВЖД от нападений бандитов, но не имела права вмешиваться во внутренние китайские дела, то есть это не регулярная русская армия. — То есть даже сейчас, после Февральской революции и переворота большевиков такой статус сохраняется? — уточнил Колчак. — Несомненно! Полоса отчуждения КВЖД была и есть на сегодняшний момент территорией с особым статусом, который вытекает исключительно из специфики проходящей по ней железной дороги — то есть нашей, русской дороги на китайской земле, под управлением нашей администрации. — Это хорошо. А какая общая площадь этой полосы? Кудашев на несколько секунд задумался. — Александр Васильевич, я велю подготовить вам справку в ближайшие дни, по памяти не могу вам ответить. Справку князь предоставил к следующему вечеру. Как оказалось, все земли КВЖД были ею официально выкуплены, включая речной порти промышленный центр в зоне дороги — Харбин. Общая площадь полосы отчуждения оценивалась в триста тридцать тысяч акров, из них десятую часть занимал сам Харбин. — Конечно, у нас есть разночтения с китайцами, — заметил Кудашев, — но об этом вам лучше расскажет господин Хорват — он в самые ближайшие дни прибудет в Пекин. Конечно, китайцы хотят поменять статус-кво в свою пользу и уже предпринимают разные шаги не в нашу пользу. Вице-адмирал за эти дни уже наслышался разного о генерал-лейтенанте Хорвате, бессменном управляющем дороги с момента её открытия. Дни летели, вице-адмирал и офицеры погрузились в изучение текущих событий. Колчак писал трогательные письма Анне Васильевне, пытался через Тейта выяснить судьбу семьи — пока что безрезультатно, много читал про Китай. В первых числах мая в Пекин прибыл генерал Хорват, с ним приехал и харбинский консул Попов. Кудашев организовал небольшой раут в посольстве, где и познакомил их с Колчаком. «Вот это борода, ему бы в где-нибудь в монастыре настоятелем быть», — поразился Колчак патриархальному виду генерала, пожимая ему руку. После традиционного ужина он, посланник, консул и генерал прошли в библиотеку для обстоятельной беседы. — У меня большие связи и в Китае, и в Японии, — говорил Хорват, пыхтя своей трубкой. — Но даже мне стоило определённых усилий разогнать в декабре этот самозваный совет солдат и рабочих. Как вы знаете, господа, сейчас я занимаю должность и управляющего дорогой, и главноначальствующего в полосе отчуждения — у меня мандат Временного правительства. Я путеец, военный инженер, и поэтому мне нужен авторитетный военный, который займет должность начальника охранной стражи. — Господин Колчак готов к этой работе, — сказал Кудашев. — Это хорошо, в правлении дороги нужен именно военный человек, поскольку генерал Плешков, который возглавляет штаб округа, совершенно не справляется со своими обязанностями. Сейчас махровым цветом расцветают разные отряды, тот же Семенов на границе, и скоро такие части будут представлять не меньшую проблему, чем красные. — Что из себя представляют эти отряды? — спросил Колчак. — Это офицерские антибольшевистские организации. Отряд господина есаула Семёнова, который зовёт себя атаманом, базируется на станции Маньчжурия, в самой начальной точке КВЖД, и как достоверно известно, финансируется он японцами и пользуется их покровительством, — включился в разговор консул Попов. — Это банда грабит проходящие поезда не хуже хунхузов, хотя они и воюют против местных красных, — возмущенно заявил Хорват. — На границе с Приморьем есть ещё один такой деятель — некий Калмыков. Есть отряд Орлова в Харбине, это наиболее боеспособная и дисциплинированная организация. «Веселенькое положение намечается», — Колчак всё больше начинал понимать, с какой сложной задачей ему придётся столкнуться. — Господа, не стоит драматизировать, — поднял ладонь посол. — Вопрос в том, чтобы направить энергию этих господ в нужное для нас и для страны русло — на борьбу с большевизмом. Я правильно понимаю, Дмитрий Леонидович, что орловцы финансируются из средств КВЖД? — посмотрел он на Хорвата. — Так точно, в рамках антибольшевистской борьбы, — пожал плечами генерал и поморщился. — Англичане тоже обещали финансирование и поставки оружия. — Но как я понимаю, все эти отряды, в том числе более мелкие, сейчас просто соперничают друг с другом? — уточнил Кудашев. — Я не политик, но я сторонник демократических методов, — Хорват развёл руками. — Это вообще не должно быть моей заботой, у меня своей работы хватает. — Отряды необходимо объединить, — заявил Колчак. — Простите, господин вице-адмирал, но генерал Плешков не смог и не сможет этого сделать — о прежней дисциплине остаётся только мечтать, — произнёс консул Попов. — Семеновцы бесчинствуют на станциях Даурия и Маньчжурия, про них ходят ужасные слухи, Калмыков самочинно досматривает поезда на Пограничной станции. На некоторое время воцарилось молчание, Колчак рассматривал собеседников. — Несомненно, способ объединить отряды в единую силу имеется, — произнёс князь Кудашев. — Нужно сделать так, чтобы все средства, которые сейчас им поступают, шли через одни руки, то есть через руки правления КВЖД. Только тогда можно создать боеспособную вооруженную силу и двинуть её против большевиков! — Именно так и надо сделать, вопрос только в японцах, — согласился Хорват. — Надеюсь на вас, князь, и на вас, Александр Васильевич. Скоро состоится реорганизация правления, я поэтому и приехал в Пекин на переговоры с китайцами — придётся ввести в правление одного из их губернаторов. Но и вас мы введём в правление, вы согласны? — Так точно, Дмитрий Леонидович, — кивнул Колчак. — Тогда вся военная власть в Маньчжурии будет в ваших руках, средства мы выделим, а с японцами проведём переговоры! — удовлетворённо заключил Хорват.
Глава 3
На следующий день в консульстве случился наплыв посетителей — поездов из России не было уже больше десяти дней, поскольку люди Семенова в очередной раз разобрали пути, опасаясь наступления красных. Однако седьмого числа довольно неожиданно прибыл очередной поезд, пассажирский Иркутск-Харбин, с беженцами из Центральной России. Десятка четыре людей дошли пешком от вокзала, таща на себе пожитки, и расположились в вестибюле консульства, кричали и плакали дети, и ещё много народа было на вокзале — ему оттуда позвонил начальник и просил принять меры к размещению. Женщины горько жаловались Виктору, что после Читы, на станции Маньчжурия, при досмотре у них забрали золотые украшения вооруженные люди в форме, а на вокзале китайские солдаты на них орали. Генконсул Попов ясно и недвусмысленно ориентировал их, сотрудников консульства, присматриваться к приезжим — он чуть ли не в каждом видел агента большевиков, однако Виктор такого его мнения не разделял. «Они считают меня каким-то представителем власти, но какой я представитель и какой власти?» — поразился Виктор, который ко всему этому не был готов. — «Царская армия со всеми чинами, знаками отличия и всем остальным упразднена декретами большевиков, и наше консульство здесь — осколок признаваемого китайцами законным Временного правительства, а сейчас мы вообще непонятно в каком статусе, если говорить фактически и юридически», — за эти дни он совершенно ясно уяснил более чем двусмысленное положение своего учреждения. Первую половину дня Виктор занимался тем, что пробовал обустраивать беженцев — его очень тронуло их бедственное положение. Он звонил в гостиницы, в управление дороги, подключил к работе и своего помощника Смирнова, и пятерых унтер-офицеров из охраны. — Виктор Антонович, можно попробовать обратиться к полковнику Орлову, — в середине дня сказал ему подпоручик, когда вернулся с вокзала, куда ездил по его просьбе. — А чем он сможет помочь? — Возле Миллеровских казарм есть старое здание бывшей пекарни, довольно старая двухэтажка, но добротная, с целой крышей. Недавно офицеры её расчистили и снова запустили пекарню в работу. Там есть много свободного места — крыша над головой для этих бедолаг найдётся. «В городе и так критически мало жилья, он переполнен людьми, гостиницы забиты военными и иностранцами — в общем, предложение довольно хорошее», — для Виктора было довольно неожиданно услышать это от подпоручика, поскольку он особо к нему ещё не приглядывался — молодой человек, выпускник офицерских ускоренных курсов, вроде нормальный, дисциплинированный, образованный, успел недолго побывать на фронте в составе Заамурского пехотного полка, в консульстве служит менее двух месяцев. «Конечно, четырнадцатый полк», — вдруг осенило Виктора и сразу многое ему объяснило. — «Орлов — его командир. Вот тебе и старая память личности, и факты — очевидное всегда на поверхности». — Игорь Иванович, не сочтите за труд — займитесь этим вопросом и поговорите с господином полковником. Я так подозреваю, что поезд этот далеко не последний, много людей поедет дальше, на Владивосток, поэтому было бы хорошо иметь место для временного приёма наших соотечественников, бегущих от красных! Мы, сотрудники консульства, в это тяжелое время должны продолжать нашу службу! — Так точно, немедленно займусь, — кивнул подпоручик. «Значит, Смирнов напрямую связан с орловцами, как же я раньше не допёр?! Хотя что в этом удивительного — все офицеры старой армии после декретов Совнаркома остались в подвешенном статусе, они по сути теперь никто, частные лица. Большевики формируют Красную Армию почти что с чистого листа на новых основах — в обеих столицах им досталась вся инфраструктура, остались и старые кадры, а самой по себе императорской армии ведь больше не существует как структуры», — этот в общем-то очевидный факт всё никак не укладывался у Виктора в голове — только сейчас, по сути, он окончательно осознал все краски текущего положения. — «Понятно, почему он обрадовался приезду Колчака — судя по всему, он о нём наслышан. Орлов теперь тоже об этом знает, скорее всего». C самим Орловым Виктор в ипостаси прежней личности был знаком ещё с декабря прошлого года, когда полковник и его люди выступили против Совета рабочих и солдатских депутатов и местных подразделений ополчения, которые поддержали большевиков. С тех пор они несколько раз общались, но не более того — полковник не особо нравился Виктору как человек: заносчивый, вспыльчивый, излишне дерзкий и жесткий, хотя хороший организатор и большой авторитет для своих людей. За последние дни Виктор, читая местные газеты, посещая разные места и общаясь со многими людьми, в том числе самими членами отряда в кабаке, довольно многое смог выяснить про их организацию. Хоть сведения были отрывочные и косвенные, но их было много и целостная картина у него постепенно складывалась — это была очень любопытная офицерская организация, очень близкая к генералу Хорвату, управляющему КВЖД, и как понял Виктор — генерал их финансировал, что с его стороны было логичным шагом. Кроме того, Харбин был наполнен и другими военными — как иностранные представительства, так и несколько генералов с непонятными полномочиями, и все тянули на себя одеяло, провозглашая какие-то планы и проекты. Виктор вышел в вестибюль и несколько раз хлопнул в ладони, привлекая к себе внимание: — Уважаемые сограждане! Я прилагаю все возможные усилия, чтобы обеспечить вам крышу над головой — к сожалению, Харбин уже переполнен бегущими из Совдепии и свободного жилья в городе очень мало, но даст бог, крыша над головой у вас будет. Советую тем, кто имеет средства, ехать дальше, во Владивосток, когда подадут пассажирский Харбин-Владивосток — там вам будет проще обустроиться! — Говорят, что во Владивостоке недавно высадились японцы! — взволнованно сказала девушка в строгом черном платье и с большим дорожным чемоданом возле ног, она сидела в дальнем конце вестибюля, возле окна. «Ого, какая миленькая!» — Виктор несколько секунд смотрел на её вьющиеся светлые волосы, скрытые шляпкой. — И что с того, сударыня? Да, высадились, — взмахнул он рукой. — Японцы — наши боевые союзники, они не признают правительство большевиков. — Но это не значит, что они должны забирать наши города, — ответила девушка. «Дерзкая барышня, но вообще-то она права — японцы преследуют сугубо свои интересы», — улыбнулся краем губ Виктор и развёл руками. — Это не зависит от нас. Если желаете, оставайтесь здесь, в Харбине, — ответил он ей. Народ гомонел. — Вы поможете нам, господин консул? — спросила женщина с ребенком на руках. — Да, я делаю всё, что в моих силах! — заявил Виктор. Из вестибюля он вернулся в кабинет и продолжил обзванивать местные гостиницы, которых было не особо и много. Толку не было — всё давно было занято. Через два часа позвонил Смирнов — он сказал, что Орлов готов разместить на некоторое время полсотни человек и пришлет за ними повозки. — Замечательно, Игорь Иванович — передайте господину полковнику моё почтение и признательность! «Полковник, несмотря на некоторые бузотерства своих офицеров, делает верные шаги, помогая населению — об этом обязательно напишут в газете», — по привычке оценил Виктор чисто имиджевые последствия такого шага. — «Хотя в этом времени и слова такого нет, но есть более существенное понятие — репутация и офицерская честь». Повозки приехали через три часа, ближе к вечеру — подпоручик Смирнов и шесть человек офицеров в форме разных родов войск, но с разными, явно неуставными нашивками на рукавах, довольно быстро помогли загрузить вещи женщинам и старикам. — Спасибо вам, господин капитан, спасибо, — благодарили его женщины, и Виктор ощутил, что сделал хоть что-то полезное за эти дни. Виктор поздоровался и поблагодарил офицеров — довольно молодые парни, может быть младше Смирнова. Вестибюль опустел, и когда Виктор шёл обратно в свой кабинет, его взгляд упал на дальний угол возле окна — там сидела та самая девушка, которая днем была недовольна японской интервенцией. Судя по наклону её головы, она дремала. «А что же она не поехала?» — удивился Виктор, осторожно подошёл поближе и кашлянул. — Ой, это вы, господин консул? — встрепенулась девушка. Виктор рассмотрел её — очень миловидное овальное лицо, ясный лоб, большие серые глаза, чуть вздернутый носик и выразительные губы, светлые, немного вьющиеся волосы, худощавая, немного ниже среднего роста. — Я не консул, сударыня, я начальник охраны… — немного замялся он. — А вы разве не едете с господами офицерами? Они ещё не отъехали. — Нет, нет, — мотнула головой девушка. — Наверное, вы правы — я поеду дальше, до Владивостока, а потом попробую обустроиться там, — сказала она немного нервно. — Вы не против, если останусь здесь до завтра? Мне некуда идти, а когда следующий поезд — я не знаю. Я не буду мешать, а утром пойду на вокзал. — Простите, как ваше имя-отчество? — Виктора что-то тронуло в её голосе и взгляде. — Ольга Алексеевна Никитина, — сняла девушка шляпку и прижала её к груди. — Очень приятно — Виктор Антонович Иволгин, штабс-капитан, — он чуть поклонился и протянул девушке руку — она легонько пожала его пальцы. — Знаете, я уехала из Москвы ещё в марте, когда туда переехал Совнарком, и вот только сейчас я смогла попасть за кордон — наверно, отец был бы очень рад этому, он велел мне всё бросить и уезжать ещё зимой, — глядя на Виктора, с неуверенной улыбкой сказала она. — Зимой я потеряла с ним связь. — Возможно, отъезд был верным решением, — кивнул Виктор. — А кто ваш отец? — Отца арестовало ЧК, наверное, если он не сумел скрыться — он ждал этого каждый день после переворота и после освобождения из Петропавловки. Он меньшевик, адвокат и был министром почт и телеграфов с июля прошлого года, в последнем правительстве, — произнесла девушка и вздохнула. — В январе он бежал в Ростов, когда его чудом выпустили из крепости, и после этого связь прервалась. «Ну ничего себе делишки — эта девушка, получается, дочь министра Временного правительства, который член РСДРП(м), получается?! Ну и дела!» — несколько секунд Виктор пораженно смотрел на неё. — Знаете, Ольга Алексеевна — у нас есть гостевая комната здесь, в консульстве — оставайтесь до утра, а потом я отвезу вас на вокзал, — сказал Виктор. — Правда? Вот спасибо вам, Виктор Антонович, — девушка неуверенно встала и благодарно смотрела на него. — Не стоит благодарности. Позвольте вам помочь? — он кивнул на чемодан. Ольга застенчиво улыбнулась и кивнула. «Там что, кирпичи внутри?» — чемодан оказался весьма тяжелым, и Виктор, поднимаясь на второй этаж, прикинул, каково такое таскать столь милой девушке. Гостевых комнат в левом крыле здания было три, и Виктор провёл барышню в самую крайнюю, угловую — она пустовала. — Располагайтесь, Ольга Алексеевна, — показал он ей на диван и шкаф с бельём. — Я потом принесу вам чай. — Спасибо вам огромное, Виктор Антонович! Уже поздно, я вас не задерживаю? Вам надо домой, наверно? — очень мило сдвинула брови девушка. — Нет, нет, — улыбнулся он, — я могу остаться здесь — у меня очень много работы, а живу я в гостинице, так что… — Понятно, — Ольга, сложив ладони в замочек, с улыбкой смотрела на него. — Хорошего вечера, я пойду, — немного стушевался Виктор и чуть поклонившись, вышел из комнаты. «Блин, я прямо как школьник перед первым танцем на выпускном — застеснялся! Очень милая барышня, такая хорошенькая, худенькая. Надо ей через пару часов чаю предложить, а пока нет Смирнова, займусь систематизацией материалов — благо, сейф у меня имеется». Виктор вернулся в свой кабинет, закрыл дверь, включил лампу на столе, достал несколько листов и взял в руки карандаш. Повинуясь давней и наработанной журналистской привычке делать заметки и тезисы даже в три часа ночи, если приходила дельная мысль, он решил сделать более полный обзор текущей ситуации из того, что он слышал, читал и видел. «Как писать — с твердыми знаками и ятями или без?» — на несколько секунд всерьёз задумался он. — «Поменьше текущей политики и побольше достоверно известных мне фактов». Решил писать старой орфографией — мало ли что. Это было не слишком удобно, но он с головой погрузился в работу. {{{Ещё летом 1915 г. воинские части из Заамурского округа были отправлены на фронт мировой войны. На тот момент в полосе отчуждения КВЖД остались лишь кадровая рота и одна железнодорожная бригада, а место ушедших на фронт начали занимать спешно формируемые дружины ополчения, плохо вооруженные. Февральскую революцию в Харбине и в целом на КВЖД встретили позитивно — особый режим социально-экономических отношений на фронтире империи привлекал авантюрных и предприимчивых людей, которые ради повышения своего благосостояния использовали любые методы — законные, серые, незаконные. Этот слой был настроен на демократические реформы и ослабление существующих порядков. Однако старая администрация во главе с генерал-лейтенантом Хорватом сохранила свои позиции — председатель правления КВЖД получил полномочия комиссара Временного правительства в полосе отчуждения. Ситуация начала меняться летом 1917 г., когда сформировались крайне левые по своим взглядам советы солдатских депутатов, которые возглавил некий член РСДРП(б) Рютин, прапорщик. К концу октября ситуация окончательно обострилась — харбинский совдеп располагал вооруженной силой, расквартированными в городе бойцами 559-й и 618-й дружин ополчения. В это же время генерал Хорват начал предпринимать усилия по организации антибольшевистских частей из числа офицеров, приезжающих в город, одним из которых был полковник Николай Орлов, который ещё с 1909 г. служил в Заамурском округе ОКПС, а перед Февральской революции командовал 14-м Заамурским пехотным полком на германском фронте. В первых числах декабря пробольшевистский ревком полосы отчуждения объявил ультиматум администрации КВЖД — сложить полномочия и покинуть территорию Маньчжурии. Генерал Хорват отказался — утверждают, что он человек большой личной смелости. Как оказалось, генерал ещё в конце осени заручился поддержкой местного китайского губернатора, и китайцы с его согласия ввели свои войска в полосу отчуждения. С их помощью ополченческие дружины были разоружены — при этом в ходе перестрелки погиб командир 618-й дружины, погружены в теплушки и выдворены в пределы Забайкалья. Части Заамурской железнодорожной бригады, требовавшие восстановления совдепа, также были разоружены и частично вывезены из Маньчжурии. Вместо вывезенных в Россию ополченцев Хорват, заручившись поддержкой китайцев, которые в такой ситуации явно нацелились прибрать к рукам дорогу, в январе 1918 г. объявил о формировании специальной Охранной стражи, которая должна будет обеспечить безопасность путей, подвижного состава и имущества КВЖД. Набор начали осуществлять через посредников во всем Заамурском округе, ставку делали на офицеров, которые в значительных количествах стекались в Маньчжурию, спасаясь от репрессий. Многие из офицеров раньше служили на дальнем Востоке, в том числе в ОКПС. Относительно спокойная полоса отчуждения получила в офицерской среде прозвище «Хорватия». В Китае сохранились прежние российские административные, дипломатические и хозяйственные учреждения, не признавшие переворот большевиков. Наиболее известным антибольшевистским подразделением стала Первая особая рота Охранной стражи, сформированная полковником Орловым зимой 1918 г. На данный момент (сведения нуждаются в уточнении) рота состоит из 4-х взводов и пулеметной команды, 140 человек офицерского, унтер-офицерского и юнкерского состава, базируются в Харбине. Вторая особая рота была сформирована в середине февраля, командир — полковник Франк из 78-го Сибирского полка, в составе сотни человек конного дивизиона и артбатареи, ею командует тоже заамурец. Эти части, прозванные в городе «орловскими», приняли участие в самовольном наступлении под командованием есаула Семенова вдоль линии Забайкальской железной дороги, но неудачно. Генерал Хорват через своего доверенного посредника, генерала Самойлова, бывшего командира 1-й пограничной Заамурской пехотной дивизии, который и занимался организацией стражи по его поручению, исключил обе роты из её состава, однако финансирование не прекратил. Вторая рота базируется сейчас в Харбине, но по слухам, будет переброшена на станцию Хайлар, вероятно, для сдерживания Семенова, с котором организация Орлова находится в очень натянутых отношениях после провала их совместного февральского наступления — недавно семеновцы обвинили Орлова в разграбление цейхгауза в Миллеровских казармах, что вызвало скандал. Официально в газетах это подадут как усиление Семенова. В начале марта был проведён парад этих частей в центре Харбина, где присутствовал японский представитель, генерал Накасима, и несколько местных русских генералов — Плешков, Хрещатицкий, Самойлов. Полномочия их здесь непонятны, они действуют под разными громкими вывесками. По состоянию на апрель было учреждено пять территориальных отделов Охранной стражи с расчетом на 10 тысяч человек состава, однако на сегодняшний момент набрать смогли только половину, из них часть — китайцы, которые идут ради жалованья. Предположительно, по пьяным разговорам в кабаке, планируется к осени организовать 25 рот и 6 конных сотен, а также 2 артиллерийских части, возможно, легкий бронепоезд. На сегодняшний день формируются штабы отделов — Харбин, Иманьпо, Фуляэрди, Лаошаогоу, Хайлар. Материальная база — отличная, под контролем имеются 3 склада прежней структуры — Заамурского округа пограничной стражи. Склады частично разграблены, но по слухам, там ещё остаётся обмундирования, вооружения и снаряжения не менее, чем на 20 тысяч человек, поскольку у отъезжающих в Россию по самодемобилизации пограничников и ополченцев оружие забирают, а один из этих складов, в Чаньчуне, был перевалочным — туда стекались японские поставки во время войны и оттуда сейчас идёт снабжение отряду есаула Семенова. Общее командование войсками в Маньчжурии — генерал от кавалерии Плешков, до середины лета 1917 г. командовал сибирским корпусом на германском фронте, потом объявился в Харбине и уже в марте 1918 г. организовал некий «Штаб российских войск на Дальнем Востоке». Охранная стража по настоянию Хорвата вошла в его формальное подчинение как самостоятельная структура, и это явно какая-то политическая комбинация самого Хорвата и местной верхушки.}}} «Непонятен этот Плешков — этот его Штаб явная самодеятельность революционного времени, но судя по всему, деньги он получает от Хорвата или от японцев, или от всех вместе — штаты у них солидные, в их гостинице отирается до сотни человек — здоровые лбы, разные дамочки, сестры милосердия. Надо бы выяснить подробнее, что это всё такое, в консульстве документов на этот счёт нет, а прежний я толком и не интересовался этим вопросом», — задумался Виктор, у которого примерно через полтора часа писанины получилась такая почерканная черновая заметка, от которой дальше можно было отталкиваться в своей будущей деятельности. — «Кто владеет информацией — тот пьёт шампанское и знает прикуп, потому можно будет рассчитывать и на Сочи», — немного переиначил он известную поговорку. Довольный своей работой, он встал, открыл стоящий в углу сейф — скрипучая тяжелая дверь поддавалась с трудом, свернул вдвое этот листок и положил под одну из папок с бумагами. «Надо бы Ольгу чаем напоить, она, скорее всего, и не ела весь день ничего», — пришла ему в голову мысль. — «И чего ей в Москве не сиделось? Уехала бы на юг или в Мурманск». Он посмотрел на часы — было половина восьмого вечера, но на улице ещё было относительно светло. Виктор пошёл на кухню — надо было затопить печку и вскипятить чайник, и за эти несколько дней всё это успело его порядком достать — газификации и соответствующих удобств здесь не было. Подкинув угля в печку, Виктор поставил чайник и пошёл пригласить девушку. — Войдите! — постучав, он услышал ответ. — Ольга Алексеевна, позвольте предложить вам чай с печеньем, — зайдя в комнату, Виктор смотрел на девушку, которая уже переоделась в более легкое, синенькое платье, и держала в руках книгу. — Виктор Антонович… — она немного засмущалась. — Прошу, Ольга Алексеевна, чувствуйте себя, как дома, — улыбнулся парень и жестом показал на дверь. На кухне было просторно и довольно уютно — здесь по утрам жены работников консульства готовили еду, в кастрюлях оставалась разная снедь, хлеба и выпечки было в достатке. — У нас здесь есть печенье и сдобные булочки, позвольте вам предложить, Ольга Алексеевна, — Виктор открыл одну из полок и достал плетеный поднос с печеньем и булочками. — Спасибо большое, — девушка села и с улыбкой смотрела на Виктора. Чайник начинал понемногу закипать. — Так и живём — в Харбине хорошие рынки, продовольствия хватает. Виктор начал расспрашивать о том, как девушка сюда доехала — сначала она немного стеснялась, но когда он заварил чай, поставил сахарницу, общение стало более непринужденным. Первый месяц её поездки был трудным и голодным — она очень живо рассказывала, и уже после Челябинска недостатка в продуктах не ощущалось, на станциях им продавали всё, чего душа пожелает. — Много бывших солдат ехали, но нас почти не задирали, хотя вели себя шумно и непристойно, называли нас буржуями и белоручками. Часто на станциях проверяли документы люди, которые называют себя комиссарами, но они даже осаживали и снимали с нашего поезда нескольких пьяниц, почти как старая полиция. В общем, если бы я знала, что меня ждёт — в жизни бы не решилась на такую поездку, — попивая чай с булочкой, рассказывала Ольга. — Только сейчас я понимаю, сколько страху я натерпелась и как вообще всё это вынесла. — А кто вы по профессии? — Я с детства увлекаюсь музыкой, училась в музыкальном, играю на пианино и на скрипке, давала уроки музыки до революции, но в последний год подрабатывала ещё и машинисткой — в нашей московской квартире у отца осталось две отличных машинки, и это мне очень помогло летом и осенью, когда с деньгами и едой стало совсем тяжело, — Ольга опустила взгляд. — Отец всё звал меня в Петроград, и если бы не события в октябре, я бы уехала туда. Надо было уехать ещё весной, наверно, но я не могла бросить учеников и театр. «И играть умеет, и печатать. А готовить? Хоть бери и женись», — подумал Виктор, посматривая на девушку — её вьющиеся волосы и милое лицо очень ему нравились. — От большевиков вы спаслись, Ольга Алексеевна, это самое главное в наши дни, — произнес он. — Виктор Антонович, что же оно дальше будет? С нами, с Россией? — вздохнула она. — За родителей волнуюсь, брат старший тоже где-то на юге сейчас, ни слуху, ни духу… — Он офицер? — Да, в чине ротмистра, и прошлым летом записался в ударники, к Корнилову, — на секунду она отвернулась и смахнула пальцем слезинку. «Наверно, очень переживает о своих», — Виктор не был женат, а девушка была очень милая и очень ему симпатичная. — Знаете, Ольга Алексеевна, всё будет хорошо, — произнёс он мягко и успокоительно. — Хотите мятный отвар? Жена господина консула любит травяные чаи и отвары. Ольга улыбнулась и покивала. Разговор и дальше шёл легко и неспешно, Виктор даже забыл, когда вот он так сидел, не отвлекаясь на гаджеты и чисто по-человечески спокойно и мило общался. Сидели и беседовали долго, Виктор понемногу выяснил, что она не замужем, рассказал ей о себе — командовал сначала ротой, потом батальоном в шестьдесят четвертой пехотной дивизии, был ранен и контужен в Карпатах осенью шестнадцатого, потом ему предложили должность здесь, в Харбине, перед самой Февральской революцией — понятное дело, что он не стал уточнять, что это было по протекции дальнего родственника. — Я завтра выясню, когда будет поезд на Владивосток, — когда они закончили чаепитие, сказал он. — Спасибо вам большое, Виктор Антонович, — девушка благодарно посмотрела на него, когда он проводил её в комнату. — Спокойной ночи, Ольга Алексеевна! — Спокойной и вам ночи! — краем губ улыбнулась она. Виктор вернулся в свой кабинет, снял сапоги и лёг на диван — в гостиницу ему идти было лень. В принципе в здании консульства можно было и жить, но здесь и так хватало семейных пар — генконсул Попов, человек весьма амбициозный и в городе влиятельный, после октябрьских событий даже немного расширил штат, поскольку был в прекрасных отношениях с генералом Хорватом и недостатка средств у него не было, да и само консульство имело разные варианты для серого заработка — Виктор это уже ясно понял, когда более вник в ситуацию. Утром он проснулся, умылся и привёл себя в порядок. После этого созвонился с вокзалом — сам по себе такой телефон его вымораживал, но выбирать не приходилось — спасибо и за такое. — На Владивосток подадут не ранее, чем послезавтра, но это не точно — состав стоит третьи сутки на станции Пограничной и может стоять ещё столько же, — ответил ему начальник вокзала. — Степан Петрович, почему стоит? — Говорят, господин атаман Калмыков задерживает, но я не ручаюсь за сведения, Виктор Антонович, — ответил ему начальник. — Благодарю! Виктор, распределив наряды на дежурство среди унтеров, поднялся на второй этаж и постучал к Ольге. — Доброе утро! — девушка была немного заспанная, и оттого ещё более милая. — Доброе! Ольга Алексеевна, я по поводу поезда — в ближайшие два дня его не будет. — Ой, а как же быть? — с легким испугом воскликнула она. — Да никак — оставайтесь пока здесь, отдыхайте, Ольга Алексеевна. — Виктор Антонович, мне так неудобно, вы слишком добры ко мне, — она немного зарделась. — Не переживайте, пожалуйста. Вы — моя гостья, так и говорите всем! В случае чего — хорошие машинистки нам нужны здесь, в консульстве! — Ну что вы… — девушка застенчиво улыбнулась. Проводив её на кухню и распрощавшись с нею, Виктор вернулся в кабинет. Пришёл Смирнов и рассказал ему, как обустроили беженцев — накормили и обогрели, люди очень благодарны. — Дай бог, — заключил Виктор. — Виктор Антонович, полковник Орлов приглашает вас сегодня к восьми часам вечера в «Англетер», — пару секунд помолчав, сказал подпоручик. Виктор нахмурился и вопросительно взмахнул ладонью. — Это в полуквартале западнее от Миллеровских казарм, на Протестантской, открылся в конце марта — музыка, танцы, вечера поэзии, очень приятный ресторан, — пояснил Смирнов. «Личный орловский ресторан, судя по всему», — Виктор уже слышал об этом месте — крайне веселый кабак,где вино льется рекой и зависает вся местная богема, по слухам. — Раз приглашает — пойду, мы с господином полковником давно не виделись. Вы со мной, Игорь Иванович? — С удовольствием, — улыбнулся офицер. — Хорошо, вечером поедем, — кивнул Виктор, отпуская помощника. Он спустился вниз, взял у дежурного унтера газеты и почту и вернулся в кабинет. «Чего от меня хочет Орлов? Судя по тому, что сейчас происходит — у него очень напряженные отношения с семеновцами, а их представители очень уверенно чувствуют себя в городе. Орлов — человек Хорвата и зависит от него финансово, и в связи с приездом Колчака это значит, что он будет ему подчиняться — и чисто формально, и по желанию Хорвата. Чем это в итоге закончится?» Виктор крепко задумался — он хоть и отучился два курса на истфаке МГУ, но профессиональным историком не был, поскольку был вынужден, как он думал, временно прекратить учебу по семейным обстоятельствам, но в итоге стал самоучкой-журналистом и политическим консультантом. Соответственно, общее течение истории он знал довольно хорошо, но такие региональные особенности, как сейчас в Маньчжурии, прошли мимо него, да и специализироваться он хотел по античности. «Античность — вот это выбор, чем я вообще тогда думал? Знал бы прикуп — жил бы в Сочи», — горько усмехнулся он. Он погрузился в чтение газеты «Вестник Харбина» — хулиганский стиль некоторых статьей напомнил ему начало девяностых.Глава 4
Орлов. Январь 1918 года.На первом этаже в казарме было восемнадцать буржуек — январь выдался очень холодным и ужасно ветреным, да и февраль ожидался не менее лютым. Казарменная котельная не работала — в декабре порвало трубы, когда несколько дней не топили. Полковник Орлов расположился в кабинете на первом этаже левого крыла Миллеровских казарм, его стол был как раз возле одной из таких печурок, производство которых давно наладили рабочие на механическом заводе — угля, к счастью, хватало с головой. Просматривая опись наличного оружия, он поплотнее закутался в шинель и откинувшись на стуле, вспоминал декабрь, двадцатое число, когда он и ещё пятеро офицеров фактически захватили эти казармы после того, как китайские власти ввели свои войска в полосу отчуждения КВЖД и разоружили местные русские войска, которые перешли на сторону недавно захвативших власть в Петрограде большевиков. После этого в его офицерскую организацию начали стекаться десятки офицеров бывшей императорской армии из всех родов войск — пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, инженеры, морские офицеры и даже два летчика. Несколько дней назад из Хабаровского кадетского корпуса поездом приехал отряд — кадеты бежали от большевиков, и сейчас, на праздник Крещения, организация уже насчитывала полноценную роту чисто офицерского состава. Стрелкового оружия после разоружения двух бригад ополчения было достаточно, да и сам Орлов со своими штаб-офицерами провёл пару встреч с управляющим дороги генералом Хорватом в конце декабря, предложив ему услуги по защите управления КВЖД от проявлений местного большевизма. Хорват без колебаний поставил их на довольствие с предложением стать новой официальной охранной стражей дороги. Как это уже было принято в казарме, ужинали совместно все, кто был свободен от нарядов. Сегодня праздничный большой трапезный стол поставили в бывшем гимнастическом зале, еду готовили жены, но полковник уже раздумывал о том, что весной можно будет расширить штат и нанять местных для тяжелых домашних работ — кухня, стирка, уборка, благо финансы это позволяли. После произнесения молитвы полковник, а он как обычно сидел во главе стола, встал с рюмкой водки в руке: — Господа! В декабре случилось чудо и Харбин был спасён от ужасов и хаоса большевизма, но январь показал, что наша борьба только начинается — здесь, в Маньчжурии, только и сохранилась законная государственная власть, и вся Россия с надеждой смотрит на нас и ждёт освобождения из-под пяты петроградских тиранов и узурпаторов. Выпьем сегодня, в этот праздничный вечер, за возрождение законности и порядка на Руси — настаёт час суровых испытаний для всех нас! Все присутствующие, почти восемь десятков офицеров и кадет, встали и выпили свои рюмки — на ужин спиртное распоряжением полковника дозволялось для согрева. Еда была скромная, но вкусная — вареная картошка-пюре с бараниной, квашеная капуста и огурцы, хлеб и сладости собственной выпечки, травяной горький чай. — Николай Васильевич, из консульства получены свежие данные, — когда за столом начался праздничный гул, негромко обратился к нему начштаба, сидевший справа, — что отряд есаула Семенова начал активные действия по направлению на станцию Даурия и даже её взял, выгнав слабый заслон красных. По данным консула, им противостоят насквозь большевизированные железнодорожные части, а из Иркутска ими якобы ожидается крупное подкрепление, поэтому консул рекомендует действовать активно уже сейчас. Полковник, внимательно слушающий, налил из графина себе и полковнику Ванюкову — своему начштаба, ещё по рюмке. Они чокнулись, выпили и закусили огурчиками. — Откуда у господина Попова такие точные данные, Василий Викторович? — Консул имеет большие связи с местными японскими представителями, и как шепчутся в городе, японцы хотят сделать ставку на Семенова из-за его популярности у монголов и бурят. Орлов кашлянул — японцев он крайне недолюбливал ещё со времен русско-японской, но сейчас они были формальными союзниками по антигерманской коалиции и ещё с осени прошлого года, как он выяснил, развернули в Маньчжурии активнейшую разведывательную деятельность — противодействовать им было некому в условиях нарастающего развала и анархии. — Откуда у него может быть популярность среди этих народностей? Все это сказки для грудных детей, он обычный казачий есаул, — погладив бороду, сказал Орлов. — Однако если японцы уже так бесстыдно решили вмешаться в наши внутренние дела, ситуация ещё более плохая, чем мы с вами видим здесь, на месте. — А что поделаешь, Николай Васильевич?! Большевики надежно контролируют все крупные города вдоль магистрали, низовой народ их поддерживает, рабочие тоже, — пожал плечами Ванюков. — Надо исходить из того, что есть — без помощи японцев мы Приморье от большевиков не спасём. Полковник Орлов оглядел стол — ужинающие переговаривались, ели и выпивали — кто шутил и смеялся, а кто молчал и с мрачным видом уминал картошку. — А что Ильин, пошёл утром окунаться? — полюбопытствовал Орлов — один из прапорщиков весь январь грозил окунуться в купель. — Так точно! Я дал ему освобождение от нарядов на два дня и троих сопровождающих со спиртом и одеялами. Принял чарку и окунулся, как подобает, в освященной проруби, растерли его потом спиртом и сейчас спит на третьем этаже, завернутый в тулуп и шерстяные носки. — Дай бог, дай бог, — усмехнулся Орлов. — Будем здоровы, Василий Викторович! — Орлов плеснул ещё водки себе, Ванюкову и двоим офицерам по левую руку. — Какими будут наши действия, Николай Васильевич? — Утром обсудим дела, — сказал он начальнику штаба — сейчас ему хотелось просто отдохнуть от всего. «Какие ребята — с такими можно делать большие дела, орлы!» — с удовлетворением оглядывал он сидящих за столом. Утром несколько обер-офицеров собрались к кабинете Орлова, пили травяной чай с пирогами. — У нас имеется по сто двадцать патронов из расчета на сто тридцать пять винтовок, из них японской системы — сорок две штуки, и к ним патронов больше, — докладывал Ванюков. — Наганов — девяносто три штуки, патронов вдосталь. Шашек — на триста человек конницы, сапёрных лопаток — восемь сотен, шинелей — триста двенадцать штук. Орлов покивал — с оружием проблему решили после захвата казармы, поскольку здесь, в оружейной комнате, было четыре десятка единиц и патроны, часть остального забрали у разоруженных ополченцев, которых посадили на поезд и отправили в Читу — китайцы выдали лишь небольшую часть конфискованного после личного вмешательства Хорвата. — Господа — главная наша цель, — оглядел он собравшихся, — Владивосток! Там склады с неприкосновенными запасами на двести тысяч человек, но сейчас нам это не по силам — в городе крупные силы красной гвардии. Поэтому наша ближайшая стратегия — действия в Забайкалье. Я считаю, что нам следуют объединить усилия с господином Семеновым и действовать в направлении на Читу! Офицеры согласно покивали. — Консул Попов считает точно так же, Николай Васильевич, — произнес начштаба. — Вчера он меня ориентировал на объединение с Семеновым, и по его словам, Дмитрий Леонидович Хорват полностью одобряет подобный шаг. — Это хорошо, поскольку наш отряд станет костяком новой охранной стражи КВЖД, — задумчиво ответил Орлов. — Однако командующий Заамурским округом Самойлов настроен против Семенова, он не считает его серьезной организацией, — проинформировал он собравшихся. — Я считаю, что сейчас не может быть и речи о таких разногласиях и надо объединять усилия, иначе красные нас раздавят массой — они могут начать наступление и с Читы, и с Владивостока, — откашлявшись, сказал полковник Франк. — Я за объединение, Николай Васильевич, хотя и понимаю опасения генерала Самойлова. — Господа, опросите офицеров из ваших взводов, и вечером поставим этот вопрос на голосование, — постановил Орлов. Сам полковник склонялся к решительным действия — наиболее подходящим для наступления направлением была Чита — от китайской границы вдоль железной дороги. В случае успеха это позволило бы изолировать большевиков в Приморье и позволило бы контролировать огромную протяженность Транссиба от самой Читы и далее на восток, поскольку Амурскую дорогу завершили осенью шестнадцатого года и от Читы было прямое сообщение на Хабаровск и Владивосток вдоль китайской границы. Отряд Семенова базировался на станции Маньчжурия, это была их операционная база. Вечером вопрос ставить на голосование не понадобилось — все обер-офицеры на основании мнения своих подчинённых высказали решительное согласие, и Орлов приказал начать подготовку к выдвижению — готовность неделя. «Теперь дело за малым — согласовать тактику и вопрос подчинения с самим Семеновым», — усмехнулся про себя Орлов. На следующий день он и Ванюков поехали в гостиницу «Железнодорожная» — там неделю назад обосновался некий полковник Скипетров, который успел объявить себя официальным представителем господина атамана Семенова. Как доложили Орлову, некоторое количество находящихся в городе офицеров, как из приезжих, так и заамурцев, уже поспешили записаться в эту организацию. — Этот Скипетров щедр на посулы, как говорят, подъёмных денег не жалеет, к ним идут многие, особенно из казаков, — рассказывал Ванюков, пока они ехали на запряженных двойкой лошадей санях в сторону вокзала. — Я могу себе представить, откуда у них деньги, — хмыкнул Орлов, поскольку по Харбину уже месяц ходили крайне нехорошие слухи о том, что на станции Маньчжурия, самой западной станции КВЖД, происходят разные бесчинства и находящиеся там войска собирают с пассажиров далеко не добровольные пожертвования, и в народе такие дела уже прозвали «семенизацией» — об этом шептались на вокзале. — Да, Дмитрий Леонидович обращал моё внимание на эти безобразия, но что можно поделать, — развел руками Ванюков. — Подобные методы недопустимы, Василий Викторович, поэтому я с такой неохотой иду на это всё, но другого выхода у нас нет — нельзя отдать инициативу красным, весной они задавят нас численно, а сами мы бессильны куда-либо наступать. Орлов уже как две недели знал от человека из штаба генерала Самойлова, что Хорват также финансировал и скорее всего, финансирует по сей день отряд Семенова, но тот явно вышел из-под его контроля и первоначальная задумка о дисциплинированных русских офицерских частях в полосе отчуждения КВЖД дала серьёзную трещину. Гостиница была расположена на соседней от вокзала улице, и там было очень много народа самого разного толка, поскольку рядом был небольшой крытый рынок. «Конечно, большевистский рецидив нам здесь не грозит из-за китайского контингента — дружины разоружены и отправлены на территорию красных, рабочие покорны, покуда получают заработанное, в городе помимо нашей организации хватает офицеров из бывшего штаба округа, так что можно бросить город», — размышлял Орлов, пока они поднимались на пятый этаж — там квартировал Скипетров. По словам управляющего гостиницы, который встретил их в вестибюле, третьего дня тот арендовал весь этаж — самый лучший в гостинице. — Оригинально, — присвистнул Ванюков, когда они пешком поднялись на пятый этаж — весь коридор был прокурен, играло по меньшей мере три патефона в разных номерах, несколько расхристанного вида офицеров стояли и сидели возле открытых номеров с улыбающимися и накрашенными девицами. — Да, жизнь здесь кипит, — согласился Орлов. — Так-с, господа, вы к кому и кто такие будете? — подошёл к ним развязного и щеголеватого вида унтер-офицер с нашивками Нерчинского казачьего полка, в руке у него была зажата нагайка. — Что за тон, вахмистр? — возмутился Ванюков, но Орлов остановил его жестом руки. — Мы к полковнику Скипетрову! — сказал он. — Хм, вам назначено? — почесал нагайкой подбородок вахмистр. Орлов и Ванюков переглянулись. — Вахмистр, немедленно доложите, что прибыл господин полковник Орлов по неотложному делу! — отчеканил Ванюков. Вахмистр при этих словах немного подтянулся, кивнул и развернувшись, пошёл в середину коридора и постучал в номер по правой стороне. — Да, казаки есть казаки, — негромко промолвил Ванюков. — Не прямо сброд, но наглости предела нет, — согласился Орлов — его начали одолевать нехорошие предчувствия. Вахмистр вернулся через пару минут. — Его высокоблагородие ждёт вас, господа — прошу! — с явной иронией по отношению к ним сказал он и показал в сторону номера, из которого вышел. Когда подошли, вахмистр отработанным движением открыл двери и жестом пригласил заходить. «Без охраны сюда ходить не стоит впредь», — подумал Орлов. Войдя, он оглядел номер — очень пристойная меблировка, задвинутые шторы. Слева в этой просторной комнате, возле стола с едой и вином, сидели две молодых дамы, справа открылась дверь и к ним вышёл человек в полурасстегнутом кителе с погонами полковника и с Георгием на груди. Орлов с легким недовольством рассматривал его жесткое, квадратное лицо с массивной челюстью и усиками-щетками. — Добро пожаловать, господа! — подошёл к ним хозяин номера и протянул руку. И Орлов, и Ванюков пожали её. «Он с утра пил, что ли?» — Орлов уловил ощутимый винный перегар. — Это, — повернувшись к дамам, на секунду запнулся Скипетров, — сестры милосердия. «Они такие же сестры, как я китаец», — улыбнулся краем губ Орлов. Девицы натянуто улыбнулись и кивнули в знак приветствия. — Прошу, господа, в мой кабинет, — показал Скипетров на дверь. — Сейчас нам принесут чай. Орлов снял шинель, папаху и повесил их на вешалку недалеко от двери — в номере было жарко натоплено. Ванюков сделал тоже самое, и они прошли за полковником. — Прошу, господа, располагайтесь, — показал хозяин номера на кресла возле круглого, застеленного скатертью стола, там виднелись винные пятна, лежали разные бумаги и стоял телефонный аппарат. Присев, несколько секунд смотрели друг на друга — все были в равных чинах. — Что же, господа, очень рад личному знакомству — много хорошего слышал о вас от господина Попова, — начал беседу Скипетров. — Взаимно, господин полковник, — кивнул Орлов. — и господин консул Попов, и господин управляющий Хорват рекомендовали вашу организацию как идейных борцов за возрождение законности и порядка! — Видит бог, — приложил руку к груди Скипетров, — что это именно так и есть, господа! В дверь постучали, и после разрешения Скипетрова вошёл уже знакомый вахмистр с подносом — там был медный заварник, сахарница и чашки. — Вели музыку выключить, — сказал ему Скипетров. Молча разлили чай. — Господин полковник… — начал Орлов, но хозяин перебил его, приложив руку к груди: — Леонид Николаевич я по батюшке, мы все здесь свои, господа. Орлов недовольно кашлянул, кивнул, представил себя и Ванюкова. — Итак, Леонид Николаевич, как вы знаете, господин генерал Хорват возложил на нас заботу по формированию новой стражи, — снова начал Орлов. — Я наслышан про отряд господина Семенова и считаю целесообразным объединить наши усилия для наступления в стороны Читы, — не стал он тянуть кота за хвост. — Да, да, Чита и Нерчинск — главные наши цели, это позволит нанести большевизму смертельный удар здесь, на Дальнем Востоке, — охотно согласился с ним Скипетров. — Атаман Семенов уже сформировал две тысячи боевого состава и действует со станции Маньчжурия в направлении Даурии и Оловянной. — Атаман? — чуть нахмурившись, переспросил Орлов. Скипетров усмехнулся и развел руками. — Как вы понимаете, Николай Васильевич, в подчинении господина Семенова Григория Михайловича очень много обер-офицеров, в том числе ваш покорный слуга, и чтобы избежать этих щекотливых иерархических трудностей, казачий сбор решил провозгласить его атаманом — все как у нас, казаков, принято, — разъяснил Скипетров. — Григорий Михайлович — природный казак и пользуется огромным авторитетом в Забайкалье и Приамурье, люди готовы идти за ним в огонь и в воду. «С каких это пор, господин Скипетров, ты стал казаком?» — Орлов переглянулся с Ванюковым и скептически улыбнулся. — Это всё очень хорошо, Леонид Николаевич, и дело мы делаем святое — возрождаем законность и порядок, — проговорил Орлов с нажимом, — поэтому я, не оспаривая направление главного удара, хотел бы выяснить основной план операции — наступление со стороны Даурии. Скипетров поморщился и отхлебнул чай. — От Даурии пойдём через Оловянную на Читу в самое ближайшее время, как только позволит погода — сейчас всё в десяти шагах от линии дороги занесено снегом. Пойдем поездами, на платформы загрузим сани, разгрузимся на полустанке и Оловянную займем стремительным натиском с трех сторон — там просто не может быть существенных красных сил. Потом начнем оперировать на Нерчинск и Читу. «План вроде бы дельный», — подивился этому факту Орлов. — «Хотя если пути не разобраны и у них нет пушек — можно заехать поездом и взять на ура». — В таком случае, Леонид Николаевич — мы в деле и готовы предоставить ударную офицерскую роту в оперативное подчинение господину Семенову. — Великолепно! Рад это слышать, господа! Желаете по рюмочке — отметить наш боевой союз? — Нет, спасибо, Леонид Николаевич — нам пора, — покачал головой Орлов. — Мы будем готовы выдвинуться через неделю, оружием обеспечены, поезд предоставит дорога — договоренность имеется. — В таком случае наш ждёт неминуемый успех, господа, — встал со своего кресла Скипетров. — Погоним красную сволочь до самого Иркутска, — взмахнул он рукой. Распрощавшись со Скипетровым — к удивлению Орлова, на выходе из номера он снова предложил уже банкет, спустились вниз и сели в свои сани. — Не нравится мне эта казачья вольница — здесь нет дисциплины. Если Семенов такой же, как этот полковник — нам несдобровать, — высказал он своё мнение Ванюкову. — Мы не позволим завалить дело. Что ж, посмотрим, сколько у атамана, — усмехнулся Ванюков, — реально людей под ружьём, поскольку у красных в этом районе не меньше пяти тысяч из железнодорожных бригад, ополчения и рабочих отрядов, а ещё и казаки неизвестно на чьей стороне. — Теперь я уверен, что раньше чем через полмесяца никакого дела не будет, а мы успеем подготовиться, — заключил Орлов. Практически так и случилось — Скипетров прислал нарочного только через неделю утром с сообщением, что господин атаман начинает решительное сосредоточение своих войск на станциях Маньчжурия и Даурия и ждёт от них, господ Орлова и Ванюкова, всяческого содействия. Выдвинуться было предложено на следующий день ночью — поезд с пассажирскими вагонами, теплушками и платформами будет подан по распоряжению Хорвата в три часа по полуночи. — Совершенно очевидно, что сил у него недостаточно, — сидя в кабинете Орлова вечерами, говорили Ванюков и Франк. Курили очень много. — Потому мы ему и нужны, и он нужен нам, — соглашался Орлов. — Обозов у него нет и быть просто не может, — размышлял Ванюков, — артиллерии взяться неоткуда, интендантского обеспечения тоже нет, поэтому все операции от границы и от Даурии только и могут быть привязаны к линии железной дороги, — как штабист он показывал это на карте. — Линия дороги проходит очень невыгодно по отношению к границе, и нам будет очень сложно удержаться в Даурском районе, если на нас пойдут контратакой из Читы или Нерчинска. Станция Оловянная в очень невыгодном для обороны положении и для красных, и для нас. — Нам нужны сейчас успехи. Харбин полон офицеров и старых штабов, и новых каких-то туманных образований, поэтому нужны победы, иначе Хорват и местные купцы и спекулянты срежут нам всем финансирование, — неохотно возражал Орлов, который и сам это всё отлично понимал. Орлов решил оставить в городе Ванюкова, как опытного штабиста, а командовать отрядом решил лично. Полковник не поверил на слово Скипетрову и созвонился с управлением дороги — поезд действительно готовили, при этом три из пяти пассажирских вагонов и две платформы были блиндированными, как заверил его собеседник. Отправить было решено сто человек при четырех пулемётах. Днем отсыпались, в восемь вечера начали сбор и выдвижение на вокзал — поехали на санях. Женские слёзы нервировали. — Ну, с богом, — Ванюков обнял Орлова и Франка на погрузочной платформе вокзала. — Связь через телеграф дороги, телеграфировать буду как можно чаще, обязательно шифром, — сказал ему Орлов. Вооруженные наганами, шашками и винтовками офицеры и кадеты погрузились в пассажирские вагоны, до этого лошадей завели в теплушки, сани и повозки загрузили на платформы. До Хайлара ехать было семьсот верст на запад, потом оттуда ещё до станции Маньчжурия полсотни верст, и ещё потом на Даурию — поезд был литерный, ехать должны были не дольше полутора суток до Хайлара. Паровоз издал пронзительный свист и тронулся. — Это не вагон, а свинарник, — прокомментировал полковник Франк довольно грязный вагон первого класса. — Спасибо, что хоть натопили, в наше-то время. Всем спать, господа, — велел Орлов. — Господин полковник, первая остановка будет в Цицикаре через восемь часов, — сказал подошедший начальник поезда. — Желаете чаю? Франк высказал ему по поводу отсутствия чистоты в вагоне, на что начальник, пожилой усатый железнодорожник, развел руками и явно обиделся. — Чай будем утром, — Орлов отпустил проводника. Они с Франком обустроились в купе посредине первого вагона. Было тепло, все очень скоро развалились на полках. Через полчаса после отбытия состав начал ощутимо набирать скорость, и успокоенный мерной тряской Орлов заснул. Спал он как убитый и проснулся только утром — кто-то громко смеялся и бренчал на гитаре. — Где уже мы, Георгий Людвигович? — поинтересовался он у Франка, который с мрачным видом смотрел в окно. — Проехали Яньшуньтун и приближаемся к Цицикару. Желаете чаю, Николай Васильевич? — Да, — Орлов потянулся, сел и начал смотреть в окно на бескрайнюю степь. С другой стороны вагона доносилась музыка и бас одного из офицеров — умельца играть на гитаре и петь различные веселые куплеты, большей частью крайне похабные. Начальник поезда принес им чайник с кипятком, чашки и початую пачку чая. — К сожалению, сахар не успели получить, должны были как раз утром сегодня, — обрадовал он их. — Сахарок найдётся, — вздохнул Орлов — они взяли кое-что из своих запасов. — Кипятку на весь вагон не хватит, тем более на пять — придётся на станции раздобыть, — зевнул Франк. — Нам ли привыкать, — усмехнулся Орлов — уже в прошлом году такое положение дел стало нормой на железной дороге, от прежнего порядка мало что осталось, когда после революции рухнули перевозки. До Цицикара доехали минут через сорок. Орлов накинул шинель и пошёл в тамбур, отвечая на приветствия офицеров. «Холодина, метель, а в вагоне тепло, даже уютно», — он поёжился, оглядывая двухэтажное здание вокзала — кроме двух китайских солдат под навесом возле двери на перроне никого не было, и те вышли явно для проформы. — Стоим час, кому надо кипяток — идите в вокзал, — громко объявил он. — Обязательно лошадей напоите теплой водой. Со всех вагонов вскоре вышли по три-четыре человека с десятилитровыми ведрами — на станциях и вокзалах были специальные емкости с запасами кипятка для проходящих поездов, поэтому можно было разжиться. Кроме того, раз здесь была запланирована остановка, то тем более им должны были обеспечить воду и для лошадей, и на чай. — Надеюсь, в эти ведра никто не справлял нужду, — пошутил под смех остальных один из офицеров, молодой прапорщик, когда занёс в вагон накрытое крышкой ведро — из-под неё шел парок. «Мрачно. Русская дорога, а сейчас здесь заправляют китайцы — эти инородцы своего теперь не упустят», — с горечью подумал Орлов, возвращаясь в купе — выходить не хотелось. Когда тронулись, достали свои запасы, приготовленные женщинами, плотно поели. После этого Орлов прошёлся по поезду — кто-то продолжал бренчать на гитаре, кто-то резался в карты или шахматы, кто-то читал, некоторые спали. Вернувшись в купе, Орлов предложил Франку шахматы — резались долго, азартно, с каким-то фанатичным упорством — часовые партии с чередованием на блиц, с перерывом на обед, потом ужин и потом допоздна. Курили как не в себя — трехдневный запас папирос ушёл за сутки. — На год вперёд наигрались, — довольно смеялся Франк, который выиграл девять против восьми — часовые, и десять против восьми — пятиминутки. — Теряю хватку, — согласился Орлов и встал пройтись — шахматы хорошо освежали ум. «Так говорят все, но в долгом пути из развлечений — разговоры, шахматы, карты и книги», — оглядывал он спящих офицеров. На следующий день продолжили играть часовые партии, обсуждая предстоящее дело.
Глава 5
Орлов, Семенов. Февраль 1918 года.На станцию Хайлар прибыли около семнадцати часов — на перроне стоял небольшой почетный караул. Орлов и Франк, одевшись, вышли из вагона — во главе почетного караула стоял высокий человек в казачьей шинели с погонами казачьего полковника и Георгием на груди, его большой лоб и горящий взгляд кого-то напомнил Орлову. — Добро пожаловать, господа! — встречающий отдал им честь. Караул стал смирно. Орлов и Франк откозыряли. — Я барон Унгерн-Штернберг, комендант станции Хайлар, — представился встречающий. — Господин атаман Семенов находится в своём штабе на станции Маньчжурия и ждёт вашего прибытия, господа. Орлов представился сам и представил Франка. — Желаете чаю, господа? — поинтересовался барон. — По плану — часовая остановка, как раз в Маньчжурии будете к ужину. — Не откажемся, — кивнул Орлов. Унгерн провёл их в здание вокзала — двухэтажное, добротное каменное строение. Они поднялись на второй этаж, по пути встретив несколько китайцев в русской форме. — Подайте чаю, — велел он одному из казаков. Орлов рассмотрел висящие на стене кабинета карты и обратил внимание, что станция Даурия была обозначена как передовая позиция. — Как обстановка, барон? — усевшись на стул, поинтересовался Орлов. Унгерн, как-то очень пристально глядя на них двоих, сел напротив, распахнул шинель и отрешенно улыбнулся. — Месяц назад мы с Григорием Михайловичем разоружили здесь, в Хайларе, две сотни дружинников. Ни одна эта сволочь не оказала сопротивления, мы всех согнали на поезд и отправили в Читу — пусть большевики их кормят. Надо было их выпороть, но я пожалел кнута, не до того было. Орлов и Франк переглянулись. — Такое положение очень вдохновляет — обольшевиченные части совершенно разложились, служить и воевать не хотят, сопротивление оказать неспособны! Надо расширять зону действий и брать всё, что сможем — казаки встанут и у нас будет целая казачья дивизия к весне, — довольно пылко продолжил говорить Унгерн. — Наши нерчинцы ещё летом вернулись с фронта и только и ждут возможности восстать против красных! «Какой-то он очень нервный, будто не от мира сего», — подумал Орлов. — «Хотели бы восстать — уже бы давно восстали». — Сколько у атамана готовых к наступлению людей? — поинтересовался он. В дверь постучали — казак принес чай и какие-то пироги. — Три тысячи человек офицерского состава, казаков, китайские и монгольские добровольцы, — разгладив усы, ответил барон. — Сейчас нельзя ждать, каждая минута промедления — это потерянная возможность, господа. Инициатива должна быть на нашей стороне — дерзость, натиск, смекалка, — снова с удивительной пылкостью проговорил Унгерн. «Очень это странно — зачем Семенову тогда понадобились наши скромные силы?» — предчувствие подсказывало Орлову, что все слова этого человека надо делить на два или на три. — Вы участвуете в операции? — Нет, сейчас я занят наведением порядка по линии Маньчжурия — Хайлар — Бухэду, зачищаю остатки красных, поддерживаю порядок, набираю добровольцев, — пожал плечами барон. — Занимаюсь тыловым обеспечением. Далее Унгерн начал рассказывать, как по приказу командира Нерчинского полка барона Врангеля он оказался в Персии перед Февральской революцией, но смог сколотить несколько сотен добровольцев-ассирийцев, которые очень хорошо себя показали против турок. — И что же дальше? — Орлова это заинтересовало. — Дальше я хотел пройти рейдом по ближним тылам, но революция всё сломала, всё развалилось, к концу лета я вернулся в Забайкалье с несколькими храбрецами, в Иркутске мы встретились с Григорием Михайловичем и стали готовиться к сложным временам, — уклончиво ответил барон. В дверь настойчиво постучали, Унгерн велел войти. — Ваше высокоблагородие, эшелон готов к отправлению — вода залита, лошади напоены, кипяток подан! — доложил уже другой казак — здоровенный усатый детина. — Хорошо, — жестом отпусти его Унгерн. — Что же, господа, рад был познакомиться, — он встал, — больше не смею вас задерживать. Григорий Михайлович, поди, заждался уже — я ему немедленно телеграфирую. Распрощавшись с бароном, офицеры вернулись в вагон. — Немного нервный казак, но видно, что очень нахрапистый и бесшабашный, — резюмировал Франк. — Одной бесшабашности для долгой войны мало, — ответил Орлов, которому барон показался весьма авантюрным человеком. Полковник пошёл по вагонам и велел всем одеться по форме. — Ожидается торжественная встреча и ужин, господа! — объявил он. — Ведем себя пристойно и благообразно! За время пути Орлов и Франк успели сгонять четыре блица в шахматы. Поезд, пыхтя, останавливался — в окно было видно, что перрон был освещён многочисленными факелами, а посредине, недалеко от одноэтажного деревянного здания вокзала, стояло человек тридцать в более-менее торжественном построении. Рядом, правее от строя, стояли три человека — один в из них в папахе, выглядящий очень представительно. Вагон остановился почти что напротив этих людей. Метель была легкая, почти незаметная. Орлов торжественно вышел из вагона и направился к встречающим. Не доходя трех шагов, он остановился и отдал честь, в ответ ему тоже откозыряли. — Добро пожаловать, господин полковник! — громко, приятным басом произнес коренастый человек с усами, в папахе и с погонами казачьего генерала на шинели. — Рад знакомству! — Взаимно, господин Семенов! — Орлов пожал протянутую руку, Франк — тоже. — Прошу к нам в гости, к столу — мы квартируем недалеко от вокзала, повозки для ваших людей готовы, — сказал Семенов. — Будем рады вашему обществу. Действительно, три автомобиля и десяток повозок стояли недалеко от вокзала, с задней стороны. Орлов отдал необходимые распоряжения и оставил отделение караула в поезде. Атаман пригласил Орлова и Франка в свою машину — она оказалась японская. «Ловко! Разжился японскими полугрузовиками господин атаман», — этот факт Орлова впечатлил. — «Надо бы и нам заиметь свой автопарк». Доехали очень быстро, буквально квартал по довольно широкой улице — городок оставлял мрачноватое впечатление у полковника. Трехэтажное деревянное здание, возле которого остановились, было хорошо освещено, там стояли несколько человек с винтовками. — Мой штаб здесь, возле станции, — объявил Семенов. — Располагайтесь, господа, чувствуйте себя как дома — сейчас отужинаем и потом обсудим дела! Орловцев, которые с веселым гулом спрыгивали с повозок, расположили на первом этаже — там уже были накрыты полтора десятка столов, а само помещение было просторным и напоминало кабак — Орлов предположил, что именно кабаком оно и было. Семенов и несколько его сопровождающих пригласили Орлова и Франка на третий этаж. Посмотрев, что его люди начали осваивать накрытые столы, полковник успокоился. «Лишь бы не напились до состояния риз», — это его тревожило, поскольку на столах были бутылки со спиртным. Десятка полтора семеновцев также вошли в зал первого этажа следом за его бойцами. — Уютно здесь у вас, господин атаман! — констатировал он. — Полевые условия, но есть пианино — я очень ценю хорошую музыку, — махнул рукой Семенов. — Вот отобьём у комиссаров Читу и Нерчинск, тогда и заживём! — Непременно отобьём, — согласился Орлов — обстановка его немного расслабила, он ожидал значительно более холодного приёма. На третьем этаже была очень просторная, хорошо меблированная комната — там стоял стол человек на двенадцать, сервированный. Немного сбоку стояли две благообразные дамы в строгих платьях и фартушках. — Располагайтесь, господа, здесь я квартирую, — предложил Семенов, снимая шинель. Орлова приятно впечатлил набор блюд. Разделись. За стол село одиннадцать человек. — Давайте выпьем за наше знакомство и за наши будущие боевые успехи, господа! — поднял рюмку Семенов. — За восстановление закона и порядка! — встав, отсалютовал и чокнулся с ним Орлов. На столе кроме графинов с русской водкой было три картофельных блюда с мясом, квашеная капуста с яблоками, бочковые помидоры и огурцы, жареная баранина, пельмени по-бурятски — с олениной, пироги с бараниной и олениной, запеченный поросенок, хлебные лепешки. Выпили и основательно закусили, обстановка стала более дружественная — Орлов нашёл атамана вполне респектабельным на первый взгляд человеком. — Угощайтесь — запасы у нас отменные, и если бы не большевизм, жили бы да не тужили, — сказал Семенов после очередного рюмки. — Смотрю на ваших офицеров — настоящие орлы! — Спасибо, господин атаман, — засмеялся полковник. — Меня приятно впечатлил порядок от Бухэду и далее. — Барон Унгерн принимает всё близко к сердцу, он всей душой болеет за нашу многострадальную Родину, — солидно покивал Семенов. — Я попросил его навести порядок, и поверьте, ни одной красной сволочи в зоне его ответственности уже нет! Мы слишком либеральничаем с красными — нагайка да высылка, а вот они с нами церемониться не будут и сразу поставят к стенке — уже ставят, казаки слезами плачут от их безобразий! — Не поставят — мы поставим их раньше, — поднял рюмку Орлов — его настроение поднималось. — К лету и духу их здесь не будет! — сказал кто-то из офицеров. «Славно сидим», — выпил очередную рюмку под огурчик Орлов. — «Хороша беленькая». Ели, шутили, курили, посмеивались. Орлов ясно осознавал, что инициатива в общении у атамана, но он решил, что пусть так и будет — атаман явно человек крайне говорливый и под водочку у него многое можно выведать. Атаман начал рассказывать о своей осенней эпопее прошлого года: — И вот после этого я добрался из Иркутска до Даурии, — откинувшись на стуле и с рюмкой водки в руке, рассказывал он. — На станции был лагерь военнопленных и дружина, которая их охраняла. Дружина совершенно распоясалась, а вот её командиры — капитаны Усиков и Опарин, — атаман показал на двоих людей, сидящих за столом, — проявили себя в лучшем виде. Орлов отсалютовал рюмкой названным офицерам. — Господа, за победу над Совдепией! — поднялся уже порядком повеселевший полковник Франк. — Ура-а! — заорали все присутствующие. «Сегодня мы напьемся сполна», — окончательно понял Орлов. Выпили за победу — атмосфера стала совсем дружеской. — Так вот, — хлопнув ладонью по столу, немного пьяным басом продолжил Семенов. — В Даурии ко мне присоединился барон Унгерн и другие отличные офицеры. К нам начали стекаться окрестные казаки. Местный совдеп попробовал вмешаться в мою работу по организации порядка, но я его разогнал. — Ура атаману! — заорал кто-то за столом и поднял рюмку. — И что же, Григорий Михайлович? — Орлов перешёл на более неформальное общение. — Что? Пьянство, грабежи — всё надо было прекращать. Я из пленных немцев и турок сформировал команду, такая себе полиция, и поручил её барону Унгерну в подчинение. За неделю они навели порядок в Даурии, красных здесь и след пропал — ни тебе митингов, ни совдепов, ни безобразий. Из Читы к нам ехали офицеры — информации становилось всё больше и больше. Мы с Унгерном и остальными, — Семенов обвёл рукой сидящих за столом, — понимали, что надо брать Читу и восстанавливать законную власть. Потом мы узнали, что большевики разогнали Учредительное Собрание… — Слава Учредительному Собранию! — вскочил какой-то офицер-пехотинец, уже порядком выпивший, поднял рюмку и опрокинул её в горло. Орлов лениво отсалютовал ему. — Вот, мы за демократию, — показал на него рукой Семенов. — За демократические методы, а не комиссарию! — Большевики обречены. Немцы их раздавят, если те не заключат с ними похабнейший мир, — произнес Орлов. — Думаю, что заключат — комиссары пойдут на любые гнусности ради спасения своей власти и шкуры, — засмеялся Семенов. — Это им не поможет, — сказал Франк. — К счастью, у нас в Харбине сохранился островок законной власти — отсюда и начнется возрождение! — Дай бог, — покивал Семенов. — Ваше здоровье, господа! С первого этажа послышалась музыка, с каждой минутой всё более громкая. — Внизу уже поют, — с завистью сказал один из сидящих. — Можете идти, кто хочет — веселитесь, — ответил Семенов. Четыре человека встали из-за стола, чинно кивнули атаману и вышли из комнаты. — И вот в декабре я связался с генералом Хорватом, — продолжил Семенов — при этих его словах Орлов немного напрягся, — послал я своего человека, полковника Скипетрова, в Харбин с подробными инструкциями — я хотел добиться от управляющего согласия на замену разложившихся частей добровольцами, ну и потребовал от него необходимое имущество и денежное снабжение. «Ничего себе — потребовал!» — поразился Орлов. — «Единственные законные добровольцы — это мы! Послал он Скипетрова, видите ли». — И что же генерал? — спросил он осторожно. — Оказалось, что генерал Хорват сразу больше большевистского переворота не склонен был принимать какие-либо меры. Как говорили мне доброжелатели из Харбина, он вошёл в тесные связи с местной китайской администрацией и подстраховался их поддержкой. На кону стояли большие деньги. — Китайские войска разоружили харбинские дружины и совдеп, — покивал Орлов. — Я принимал в этом участие. — Ваше здоровье, господа полковники! — налил водку Семенов. — Отменные пироги! — выпив и выдохнув, сказал Франк, закусив пирогом с олениной. — Есть у меня буряты, добывают нам оленей, — с улыбкой покивал атаман. — Вы, Николай Васильевич, в декабре разоружали обольшевиченные дружины, значит? — Так и есть. Но китайцы забрали себе большую часть оружия, нам достались ошметки. — Инородцы понимают только силу, — заключил Семенов. — Будем сильными — будут нас уважать, а иначе нас раздавят хоть китайцы, хоть комиссары. Орлов ощущал, что наелся уже просто до отвала — посиделка входила в тот этап, когда оставалось только пить до полного умопомрачения под неспешную застольную беседу. Семенов взял себе кусок поросенка и немного квашеной капусты, Франк последовал его примеру. Орлов тоже взял себе кусочек и плеснул ещё водки: «Гулять так гулять, все караулы в порядке, город безопасен», — решил он. — И вот мы только обосновались на Даурии, как к нам начали стекаться казаки с жалобами, что здесь, на Маньчжурии, какой-то комиссар начал беспредельничать и кидать в подвалы всех проезжающих офицеров, грозил им судом и расстрелом. — Слышал о таких делах, — покивал Орлов, жуя молочную свинину. — Вот, почитай, двадцатого числа сели мы на поезд и двинулись сюда. Я, Унгерн, Опарин, Мадиевский, казаки, немецкие пленные из нашего отряда, человек сорок. Поезд у нас был отличный — теплушки с нарами и печками, и вот заезжаем мы на станцию — без разведки, лихо, выбегаем с винтовками и начинаем охаживать прикладом стоящую на перроне сволочь. Все эти революционные солдаты сразу разбежались с воплями «казаки бьют, караул, спасайся», — засмеялся атаман. — Внутри вокзала нашли поручика, командира этого сброда — бедолага уже думал, что ему конец, но я его успокоил и сказал, что никакие трибуналы ему уже не угрожают, не по этим мы делам. Вы его видели — пошёл вниз с остальными, Куликов его фамилия, — взмахнул рукой Семенов. — За освобождение Маньчжурии! — поднял рюмку Франк. — Ура-а-а! — выпили. Снизу донеслась стрельба, свист и выкрики. — Из нагана палят в потолок, архаровцы, — сказал кто-то из семеновских офицеров. «А ведь мы уже солидно набрались», — подумал Орлов. — «Что же оно дальше? Беседам ни конца, ни краю, и закуски здесь на целый взвод». — Да пусть палят. В общем, приехали мы днем, а уже к полуночи разоружили полную роту этих шкурников на станции, — бодро продолжил Семенов — лицо его раскраснелось. — Но самое забавное — ворвались мы в вокзал и захватили пирамиды с винтовками, ни один и не дернулся. — У нас было практически тоже самое, — покивал Орлов. — После этого с Даурии пришёл ещё один эшелон на следующий день, иначали мы рассаживать этих солдат. Отправили их в Читу, они ещё меня и благодарили. После этого я телеграфировал на все станции вплоть до Харбина, что на станции Маньчжурия порядком заведует монголо-бурятский полк, — засмеялся Семенов, — а нас и полсотни человек не было, пока монголы не подошли, какой там полк. «Авантюрист почище Унгерна, они подстать друг другу. Да и я такой, мы впятером казармы захватили», — усмехнулся Орлов. — Смело, Григорий Михайлыч, — полковник налил водки, все чокнулись. — Это ещё что. После этого я получаю телеграмму из Цицикара, от генерал-майора Гана из стражи — мол, просим ваш полк оказать содействие в разоружении местных большевиков, семьсот двадцатая дружина совсем разложилась. Поезд у нас под парами, я оставляю Куликова и два десятка людей здесь, телеграфирую генералу — полк выступает, мы садимся и на всех парах несемся в Цицикар, за семь часов дошли и прибыли как раз ночью, и сразу в дело — полсотни солдат даже и не думали сопротивляться, они вообще ничего не ожидали. Я оставил их на Унгерна, и мы с генералом Ганом, который вскоре приехал на вокзал, и хорунжием Мадиевским поехали по городку, по адресам большевиков и агитаторов — к утру вся эта сволочь была уже на вокзале с пожитками. Все эти красные в панике спрашивали — кто такие, что происходит, я говорю — монголо-бурятский полк. В общем, оправили мы весь этот сброд в четырех теплушках с печками на Оловянную. — Григорий Михайлович, дорогой атаман, позволь выпить за твоё здоровье, — шатаясь, поднялся здоровый усатый офицер-казак. — Как же мы тогда их повязали! — Хорунжий Мадиевский, он мне как брат, — представил его Семенов. — Господа, за атамана, — хорунжий опрокинул в себя рюмку и потянулся за огурцом, чуть не перевернув весь стол. — Ваше здоровье, Григорий, — поднял рюмку Орлов — он ощутил и смирился с тем, что входит в режим большой пьянки, последний раз такое было на новый, девятьсот семнадцатый год, на фронте. — Ой, напьёмся мы, чувствую, — вздохнул Семенов. — В общем, уже к концу декабря у меня под контролем две станции по обе стороны границы с перспективой контроля вплоть до Цицикара. Но городское управление и там, и тут уперлось — не признаем, знать не хотим, не потерпим нарушения наших демократических прав и такое прочее. — Блядские демократы, — чуть не ударил по столу кулаком Мадиевский. — Пороть их надо, блядей продажных! — Спокойно, Степа! — поднял ладонь атаман. — Да, Маньчжурский совет был насквозь социалистический и мне эти господа, или товарищи, симпатизировать никак не могли. Меня пригласили на заседание совета. — Вот как? — заинтересовался Орлов. — У нас в Харбине такой проблемы не было, все буквально за полтора месяца хлебнули комиссарских порядков и весьма поостыли к большевичкам. — Это в большом городе, а в таких вот мелких всё сложнее. Меня пригласили на заседание городского совета здесь, в городе, в начале января. Поскольку мои орлы уже зарекомендовали себя в городе, — при этих словах Семенова полковник еле-еле сдержался от смеха, — то на заседании я выслушал несколько благодарностей за освобождение от солдатского сброда и городской совет решил меня признать как главу законных российский войск, это было принято большинством голосов, — на голубом глазу произнес атаман. Орлов и сам не понимал, как он сдержался и умудрился не заржать. — Законность — это святое дело, — сказал он, надкусив пирог. — Мы телеграфировали об этом генералу Хорвату, однако всё было не так просто, как могло бы показаться. Орлов вопросительно взмахнул ладонью, глядя на атамана. — В совете была скрытая оппозиция. Они не оценили моих благодеяний, — покачав головой, промолвил Семенов. — После Рождества все эти демократические горлопаны собрались в Железнодорожном доме по поводу разгона Учредительного Собрания, и под это дело — осуждение большевиков в Петрограде, проголосовали постановление о том, что я, есаул Семенов, нарушил их революционные свободы. Полковник Франк засмеялся. — Да, друг мой, смешно, — развёл руками атаман, — но мне пришлось брать два десятка человек с винтовками, ехать туда, врываться в зал и всех разоружать — мы изъяли четыре десятка револьверов, на минуточку! Потом я обратился с речью к присутствующим и рассказал, что день назад в Иркутске восстали офицеры и юнкеры, и были перебиты большевиками, и что противодействовать мне — обрекать себя на гибель. — Это произвело сильное впечатление, — через несколько секунд молчания сказал офицер с погонами поручика. — Я там был с атаманом. Он сказал, что сознательные большевики — это изменники и подлежат уничтожению. — Поручик Алексеев, — представил его Семенов. — И вот после этого все эти горлопаны стали меня заверять, что никакие они не большевики, а просто примкнули к ним по недомыслию, а не ради выгоды, благополучия или измены, и после этого я получил несколько записок с просьбой поставить на голосование вопрос о сущности большевизма. — Ничего себе, — Орлов, который окончательно расслабился, начал находить весь этот монолог собеседника крайне забавным. — И что же? — Пятьдесят восемь голосов, единогласно, постановили считать большевизм идеологией дураков и изменников, а правительство в Петрограде — узурпаторами и немецкими ставленниками. После этого я распорядился никаких собраний без моего и поручика Алексеева ведома не производить, и мои проблемы с местным самоуправлением на этом закончились, я почувствовал себя в Маньчжурии гораздо более уверенно. — Да здравствует законность, господа! — поднялся с рюмкой поручик Алексеев. «А Хорват всё лавировал и уговаривал», — пронеслась мысль у Орлова. — Подайте ещё водки, — повернулся атаман к женщинам, которые с подносами в руках довольно скромно стояли в углу. — Сию минуту, кормилец, — поклонилась одна из них и вышла в соседнее помещение. — После этого Хорват телеграфировал мне, что всячески меня поддерживает, но рекомендует это не оглашать публично, — покачав головой, промолвил Семенов. — Очень мне это знакомо, — засмеялся Орлов. — Дмитрий Леонидович — убежденный демократ, как он сам говорит. — Да, — покивал Семенов. Женщины принесли три графина с водкой и ещё пирогов с олениной и капусты. Выпили ещё по рюмке, закусили остатками поросенка. — У меня очень хорошие отношения с баргутскими монголами, — Семенова снова потянуло на речи. — Я давно знаком с их правителем, князем Гуифэном — ещё прошлым летом я помог ему прекратить вражду с хараченами. И вот в последних числах декабря князь направил мне дружину, взамен я пообещал ему поддержку против других племен, если возникнет надобность. Баргуты прибыли недавно, прошли шестьсот верст, я поставил их на охрану от Даурии до Хайлара… — Мы их там видели, — перебил его Франк. — Да, однако их появление обеспокоило китайцев, и буквально третьего дня я получил телеграмму от посла Кудашева из Пекина, что китайское правительство обеспокоено их присутствием и требует их удаления из полосы отчуждения КВЖД или роспуска дружины. — Китайцы в своём праве, сила на их стороне, — пожал плечами Орлов — это его совсем не удивило. — Я тоже считаю, что Кудашев и Хорват давят на меня под их воздействием. Однако весь западный участок проходит по территории Барги, и нам просто необходимо поддерживать добрые отношения с баргутами, которые имеют автономию и имеют право использовать русских инструкторов для обучения своих ополченцев, это ещё по соглашению девяносто шестого года записано, поэтому я в своём праве, господа, — обвёл всех взглядом Семенов. — И что же вы ответили Харбину и Пекину? — усевшись на стуле удобнее, спросил Орлов. — Я телеграфировал послу, что не полномочен рассматривать подобный вопрос и не могу дать определенного ответа до тех пор, пока не подписано новое соглашение о порядке охраны КВЖД. — Вот как? Хитро! — удивился Орлов — это его впечатлило. — Да, пока действует прежний порядок, подтвержденный Временным правительством, я не передам охрану моего участка дороги в руки китайцам. «Серьезное заявление. А сил хватит, господин атаман?» — подивился Орлов, взглянув на Франка. — Этого всё равно мало — не с нашими силами противостоять сейчас Китаю, — вставил реплику Франк. — Вот именно, господин полковник, — согласился Семенов, — однако и на китайцев нашелся противовес! Орлов и Франк переглянулись, потом посмотрели на атамана.
Глава 6
Продолжение — Орлов, Семенов. Февраль 1918 года.Семенов самодовольно усмехнулся и налил всем водки — выпили. — Японская Империя — наши настоящие союзники, в этом я уже убедился! — заявил он. — Ещё в начале января мы через Скипетрова связались с японской военной миссией в Харбине, и вот перед Крещением приехал к нам сюда майор Куроки… — многозначительно взмахнул рукой атаман. — Я принимал его здесь, вот за этим столом! — Это многое объясняет, — протянул Орлов. — Мы слышали об этом. — Я не делаю из этого какой-то тайны, господа, абсолютно ничего не скрываю, — развёл руками Семенов — на его лице читалось «стыдиться мне нечего». — Майор Куроки теперь официально прикомандирован ко мне японским правительством в качестве советника. «Ох заливает — японским правительством. Да самим микадо, чего уж скромничать!» — улыбнулся Орлов. — «Местные генералы что-то мутят, очевидно». — Серьёзное дело! — присвистнул полковник Франк. — Выпьем за наших, кхе, союзничков. Выпили под огурчики. «Водка рекой течет, что ж мы так напились, какая там операция завтра», — немного пьяно подумал Орлов. — «Всё как на фронте, и там пьянствовали, бывало, и здесь продолжаем, а дело потом страдает». — И вот за последнюю неделю господин майор окончательно уладил все вопросы касательно моих войск с местными китайскими властями, с губернатором провинции, — провел ладонью над столом Семенов. — Я телеграфировал на этот счёт князю Кудашеву, что ему следовало бы заботиться о русских интересах, а не о китайских, так как это делаю я, господа! Сидящие за столом засмеялись. — Китайцы всё равно или поздно введут свои войска на КВЖД и поставят своих управляющих, — заявил Франк. — Такой риск есть и он возрастает с каждым днем, — самодовольно покивал атаман. — Российское правительство более не существует, а новая советская власть не признаёт никаких старых соглашений, договоров, да и самих этих дипломатов тоже не признаёт, поэтому всё висит в воздухе, на ниточке старых привычек. Китайцы были бы идиотами, если бы не воспользовались таким шансом. Поэтому нам надо искать защиты у Японии, только они смогут осадить китайцев. Вошли женщины из соседней и подали ещё два больших, глубоких блюда с горячей картошкой и мясом. — А что потребуют взамен японцы от вас, Григорий Михайлович? — через минуту спросил Орлов, насыпав себе дымящейся картошечки с подливой. — Для меня главное, — сказал атаман, прожевав кусок баранины и активно жестикулируя левой рукой, — чтобы соблюдалось соглашение про охрану дороги, чтобы всё оставалось, как было. Японцы теперь своего не упустят, но лучше работать с ними, чем с китайцами, от которых я ничего хорошего вообще не жду в это сложное время безвластия, несмотря на имеющийся у меня с ними договор. Если произойдёт передача дороги в их руки, это будет катастрофа для всего Дальнего Востока, а ведь они могут и силой забрать, могут, — покачал он пальцем. — Поэтому когда приехал майор Куроки, у меня сразу упал камень с души — я мог рассчитывать на содействие первоклассной державы. — А что же снабжение, Куроки решил для вас этот вопрос? — поинтересовался Орлов. — Как раз он этим занимается сейчас, обещает поставки оружия и снаряжения с Чаньчуня, уголь обещает — вопрос этот только начинает решаться, — ответил уклончиво Семенов. — Вопрос острый, не скрою — весной мы должны развернуть и вооружить двадцать тысяч человек и вышвырнуть красных из Забайкалья и Приморья. «Амбициозные планы у господина атамана — он ставит себя птицей высокого полёта. Посмотрим, что скажет на это всё Харбин и действительно ли японцы настолько взяли его под крыло», — Орлов был заинтригован. Некоторое время ели молча, восторгаясь бараниной и комментируя доносящиеся с нижнего этажа музыку и крики. — Веселятся ребятки, полезно перед делом, — хохотнул атаман. — Если они и в бою такие резвые, Чита будет нашей. «Сегодня о деле говорить смысла нет — завтра поговорим и приготовимся», — решил Орлов. — Жаль, что барон Унгерн не будет участвовать — он очень хотел, — сказал Мадиевский. — Ну, кто-то должен отвечать за порядок в тылах, Степан, — с отеческими нотками в голосе произнес Семенов. — Барон, кстати, человек отчаянной смелости, скажу я вам! Очень решительный — я его специально назначил комендантом Хайлара и всей ветки восточнее, до самого Цицикара — он или приведёт в порядок русские части, или выдворит их в Забайкалье — иного не дано. — А много ещё войск округа остаётся западнее Цицикара? — спросил Орлов — откинувшись на стуле, он сидел и глубоко, медленно дышал. — Есть ещё и остатки железнодорожной бригады, и конница пограничной стражи, тысячи две и наберётся. Там беда в том, что почти все офицеры полностью разложены большевизмом и нет никакого здорового начала, господа. Некоторые офицеры даже сами заделались агитаторами. — За победу над большевизмом! — подняв рюмку, немного пьяным голосом провозгласил Франк. Орлов пропустил. — После прихода монголов я поставил их охранять западный участок дороги до Бухэду, и у барона появилась надежная сила — многие офицеры не приняли его назначения, даже бойкот, можно сказать, устроили ему. Я начале января у нас были проблемы с комендатурой в Хайларе — несколько тамошних офицеров агитировали за совдепы и прочие революционные новшества, и мне пришлось туда ехать, — уже более тяжелым голосом рассказывал атаман. — Добровольно нам подчинилась только одна конная сотня, и десятого числа мы заехали на станцию и начали разоружение гарнизона — я оставил там сотню монголов. — Большой был гарнизон? — спросил Франк. — Восемьсот штыков, господа! — поднял палец Семенов. — И вот мы с монголами и конной сотней заамурцев заехали в Хайлар и начали разоружение. Весь этот революционный сброд мы отправили через Маньчжурию к большевикам, и после этого у нас наладилось надежное сообщение между этими городами. — Смелая операция. А если бы гарнизон оказал сопротивление? — спросил Орлов. — Такое могло быть, но я себя чувствовал уверенно — всё равно мы бы их разогнали. После этого я командировал Унгерна с полутора сотнями баргутов на Бухэду, но когда он приехал, то телеграфировал, что там уже есть китайский гарнизон. — Скверный оборот, — взмахнул кулаком Франк. — Самое скверное как раз и началось после этого — китайцы начали разоружать отряд моих монгол, это вскоре стало известно их начальникам и князю, и монголы посчитали это началом враждебных действий китайцев против них. Орлов достал папиросу и поудобнее устроился на стуле — что-то такое он слышал, но подробностей не знал. — И что же вы предприняли, господин атаман? — Сложная ситуация, — покивал Семенов, — а у меня и войск толком никаких свободных нет. А ещё я опасался, что китайцы перекроют мне проход через границу, если я уеду в Даурию. — Да, думали мы долго, но Григорий Михалыч — голова! — пьяным голосом произнес хорунжий Мадиевский, который полулежал на своём стуле с прикрытыми глазами. — Я решил пойти на хитрость, — вздохнул Семенов, — и велел прицепить спереди паровоза блиндированный вагон и две платформы. На переднюю платформу я поставил ось с колесами от казенной двуколки, сверху положил круглое, длинное полено, приблизительно по длине как орудие, и накрыл всю эту импровизацию брезентом. — Любопытно, — Орлов потянулся к графину. — И что же? — Получилось хорошо. Я поставил туда три десятка баргут, Мадиевского, — показал он рукой на хорунжего, — и послал их на Бухэду. — Хех, — Франк немигающим взглядом смотрел на атамана. — Потом я телеграфировал начальнику китайского гарнизона, что посылаю к ним бронепоезд, и что если они не освободят Унгерна, моих монголов и не вернут оружия до приезда бронепоезда, то мы разнесём всю станцию. — И что китайцы? — Я ждал почти три часа и наконец получил ответ, что мои люди освобождены, а сам командир гарнизона крайне сожалеет об этом досадном происшествии! — Славно, — похлопал Франк. — Господа, за славную операцию, — поднял он очередную рюмку. «Людвигович тоже решил гулять на всю катушку», — подумалось Орлову. — Потом уже барон доложил, что китайский гарнизон в Бухэду силен и он возвращается в Хайлар на этом нашем бронепоезде. — Господин Унгерн показался мне человеком решительным, — произнес Орлов. — Да, он очень смел, но ещё и очень религиозен — он постоянно в духовном поиске, но не является прихожанином какого-нибудь конкретного культа, а дерзает искать истину в разных практиках, силясь понять и уразуметь Божественную Суть, — низким голосом сказал атаман. «Это кое-что объясняет в его манере общения», — отметил Орлов. Немного помолчали, вяло поели — Орлов и так ощущал себя переевшим до крайней степени. — Бронепоезд — насущная необходимость в наше время, — зевая сказал полковник Франк. — Будь у нас бронепоезд, мы могли бы идти до самой Читы, как нож сквозь масло. Даже легкий бронепоезд с парой пушек давал бы большое преимущество на таком театре, как этот — укреплений здесь нет, огромные пространства… — Да, вы правы, коллега! — согласился Семенов. — На этот счёт я телеграфировал генералу Хорвату неоднократно в январе, но увы… — он развёл руками. — А как вам мог помочь Дмитрий Леонидович? — крайне удивился Орлов. — Никогда у нас в Заамурском округе не было бронепоезда, и мыслей таких не было, ибо без надобности такое оружие так далеко от германского фронта. Против кого его применять, против хунхузов?! — Конечно, это я понимаю, но я использовал это как повод через полковника Скипетрова запросить у него кое-какое имущество и вооружение со складов корпуса пограничной стражи, — криво улыбнулся атаман. Орлов при этих словах даже немного протрезвел и сел ровно, как на званом приёме, вопросительно глядя на атамана. — И что же Хорват ответил? И о каком оружии шла речь? — Меня интересовали легкие артиллерийские орудия, я как раз хотел их приладить на блиндированные платформы и сделать если не бронепоезд, то его какое-то подобие — две или три, а может и четыре пушки, пулемёты — в наших условиях было бы очень полезной вещью, как верно заметил господин полковник, — атаман посмотрел на Франка. — Я и сам думал об этом, — промолвил Орлов, налил себе водки и выпил. — Скипетров мне телеграфировал, что генерал-лейтенант вроде бы и не отказал прямо, но и ничего конкретного не обещал и заявил, что всё наличное вооружение Пограничной стражи он обязался передать входящим в полосу отчуждения китайским войскам. — Именно так всё и было! — ударил кулаком по столу Франк. — Китайцы нас раздели и разули. — Да, господин полковник, да, — весьма спокойно заметил Семенов. — Однако Скипетров сообщил через три дня, что невозможна открытая передача орудий, поскольку это ухудшит отношение китайцев к администрации дороги, приведёт к всяческим осложнениям и такое прочее, но пока договор не вступил в силу, генерал посоветовал самому раздобыть орудия. — Самому? — поразился Орлов — ничего такого ему Хорват не советовал, хотя он тоже запрашивал четыре пушки у него ещё перед Рождеством. — Ну, — поморщился Семенов, — Скипетров выразился более обтекаемо, но я расценил его телеграмму и ответ генерала именно так. Я очень нуждался в артиллерии, и вся эта неопределенность меня угнетала. Пришлось добывать. — Я что-то такое слышал про станцию Хурхура, — произнес Орлов, остро сожалея о том, что сам так не сделал — он уже примерно понял, что услышит. — Да, Николай Васильевич — это оно и было. У меня есть доброжелатели в штабе округа, и ещё через сутки я получил от Скипетрова точную информацию — на станции Хурхура был пост конной стражи, сотня с двумя пушками. Я сделал вид, что еду в Цицикар и потом в Харбин, и без остановок проследовал туда, не без опасений минуя Бухэду — там всё обошлось, китайцы меня проигнорировали. В Хурхуру я, Мадиевский и сотня моих баргут прибыли далеко за полночь. Гарнизон был обольшевичен, но офицеры остались там здравые, патриотичные — они нам показали расположение. От станции мы проехали немного вперёд, к мосту, разоружили охрану, и за полтора часа погрузили на платформы два полевых орудия, зарядные ящики и три комплекта снарядов. Потом я накрыл брезентом всё это добро и подгадал так время, чтобы пройти Бухэду глубокой ночью — мы пять часов стояли на одном из разъездов. Здесь, в Маньчжурии меня встретили с восторгом, какой мы банкет закатили, — засмеялся Семенов. Орлов отсалютовал рюмкой, отдавая должное. — Правда, как мне вскоре стало известно, генерал Хорват был очень этим недоволен, у него возникли какие-то трения с китайцами по этому поводу, — когда выпили, добавил атаман. «Да, когда нас подумывали чуть ли не разоружить четырнадцатого числа. Вот из-за чего это было», — понял Орлов. — С китайцами теперь всегда будут трения, — недовольно сказал Франк. — Ничего, и на них найдутся японцы, — засмеялся Семенов и пара его людей. — И где теперь эти пушки, Григорий Михайлович? — спросил Орлов. — В Даурии сейчас. Я пока что не стал ставить их на платформы, потому что со стороны станции Борзя мои дозоры уже две недели отмечают активность красных. — Какую? — В разведку идут, доходят до моста часто — два раза их там ловили. Через Оловянную и Борзю ко мне едут добровольцы, беженцы, и большевики там многих задерживают. Я вновь прибывающих определяю соответственно их опыту и умениям — кого в инструкторы, кого в сторожевые дозоры, кого в гарнизон Даурии — там у нас уже полноценный батальон развернут, господа, с оружием и довольствием! Казармы там хорошие, а теперь есть и батарея — чувствуем мы себя уверенно. — Если бы не китайцы поганые, — хрипло прорычал Мадиевский — ему явно было плохо. — Уложите хорунжего спать, — кивнул на него атаман, и двое офицеров, пошатываясь, встали из-за стола. — А что китайцы? — нахмурился Орлов. — Прознав про пушки, генерал Чжан, а он за несколько дней до этих событий обосновался в Хайларе — до этого он квартировал здесь, — размахивал рукой Семенов, — китайские старые казармы от нас в двух кварталах, на другой стороне площади, значит, командировал двадцать второго числа, в этот вот дом, своего офицера. Китаец этот неплохо лопочет по-русски, и передал мне ультиматум — через восемь часов сложить оружие, распустить моих людей и выехать за пределы границы. — Ничего себе, — поразился Орлов. — А вы что? — Мне надо было тянуть время. Я немедленно телеграфировал об этом в Харбин, майору Куроки, потом сказал китайцу, что хочу обсудить условия с начальником их штаба, полковником Ли Мином. — А что за условия? — Неприкосновенность для меня и моих людей, безопасность и деньги за военное имущество. — Угу, — кивнул Орлов, поражаясь наглости китайцев. — Поставил я самовар, угощаю его кренделями, потом он пошел обратно в казарму, передавать мои условия. Я тут же велю телеграфировать в Даурию — немедленно сюда пушки и роту с пулеметами. Часа через два на машине приехал китайский полковник из казармы с этим офицером, значит, и говорит мне — начинайте разоружаться! — Нагло, нагло, — пробурчал Франк — опершись подбородком на ладонь, он сидел с задумчивым лицом. — Я и говорю — вопрос очень важный, надо всё обдумать, обсудить, чтобы с гарантией, господа, ну и приглашаю их пить чай. Опять ставлю самовар, и начинаем мы вырабатывать условия — место выбирать, где будем сдаваться, потом выбирать место, куда нас повезут китайцы после разоружения, и главное — сколько мы денег за это получим. — Вот как, — усмехнулся Орлов. — И сколько денег предлагали за оружие? — По четыре китайских серебряных доллара за винтовку, по доллару за две шашки, по доллару за полсотни патронов и по тридцать долларов — за пулемет, — без запинки, самодовольно проговорил Семенов. — Я очень хорошо потянул время на требовании аванса — китайцы наотрез отказывались давать задаток, который я потребовал в золотых иенах по справедливому харбинскому курсу — одна иена за полтора их доллара, а я отказывался без этого сдаваться. Часа через три приходит ко мне Алексеев и говорит — сварили хорошую кашу, Григорий Михайлович. — Кашу? — не понял Франк. — Ну, условное такое слово — это означало, что уже приехали поезд и пушки. Я и говорю ему — на площади будем угощать. Ну, китайцы ничего не поняли, конечно. Продолжаем мы обсуждать условия, чай пить, на часах уже шесть вечера, и приглашаю я их пройтись. Площадь у нас там, — неопределенно махнул рукой атаман правее себя, — и вот выхожу я, Алексеев, полковник китайский, а на площади уже стоят орудия и шестнадцать человек прислуги в полном снаряжении, фронтом на китайскую казарму. — Ха-ха-ха, — хлопнул ладонью по столу Франк. — Подходим к орудиями и я говорю полковнику — так и так, передаю ультиматум генералу Чжану: через час генерал должен быть здесь и публично подписать договор о дружбе и союзе со мной, атаманом Семеновым, опубликовать его среди своих войск и впредь не допускать никаких враждебных действий к моему отряду! А если нет, то я открою огонь по казарме и всё там разгромлю и уйду за кордон, терять мне нечего! — эмоционально рассказывал Семенов. — Потом приказываю зарядить пушки и навести на казарму. Орлов и Франк продолжили смеяться. — Офицер этот и полковник побежали в казармы, потом прибегает этот офицер и говорит, что генерал Чжан уже выехал из Хайлара поездом и всё будет хорошо. Я на станции расположил полсотни человек при двух пулеметах, но скрытно, во избежание разных сюрпризов, и ждём стоим, документ составляем. Не прошло и часа, как послышался гудок паровоза, и ещё через четверть часа генерал Чжан и пять человек свиты были уже на площади, рядом с пушками. — Китайцы понимают только кулак, — хрипло заявил Франк. — Да, именно! Пока мы стояли, я надиктовал документ — мол, есаул Семенов и его отряд являются союзниками и всем подчиненным генералу китайским войскам следует относиться к нему, то есть ко мне, — помахал ладонями атаман, — дружески, не чинить никаких препятствий и не выступать против, а также содействовать ему против большевизма, если у атамана возникнет такая потребность. Отдал я его этому переводчику, пошли мы в дом, тот накалякал иероглифы под русским текстом, и когда приехал генерал — всё это подписал при свидетелях, и мы всё это разослали телеграфом. — С китайцами так и надо, — снова вставил реплику уже основательно выпивший Франк. — Самое хорошее — что какой это никакой, но теперь будет союзник против большевиков, и Чжан окажет содействие, если придётся это потребовать. — Почему вы так уверены? — Орлова такая самонадеянность позабавила. — Уверен, господа! — взмахнул ладонью атаман. — Уже и здесь, и в Хайларе китайцы стали вежливыми, а когда мне довелось посещать китайский штаб, то выставили почетный караул. В китайской газете даже написали, что я китаец по матери, которая была забрана русским купцом за долги и потом он женился на ней, — засмеялся он. — Будем здоровы, господа! — Семенов лениво поднял рюмку. За столом все уже были в более чем хорошем настроении — некоторые еле держались на стуле. — Спасибо за угощение, Григорий Михайлович, — не без труда поднялся Орлов, — пора на отдых. — Проведите гостей в их комнаты, — развалившись на стуле, махнул рукой женщинам Семенов. Полковников женщины провели в небольшие комнаты на втором этаже. Орлов увалился на кровать с мыслью, что надо немного полежать и потом пройти вниз — оттуда доносилась музыка и крики веселья, но незаметно для себя заснул. Проснулся он от настойчивого стука в дверь — у него трещала голова, он в расстегнутом кителе сидел на кровати, собираясь с мыслями. В комнату снова постучали и после разрешения вошла женщина с небольшим подносом — там была рюмка водки и огурец. — Григорий Михайлович велели поднести вам для поправки здоровья, — сказала с небольшим акцентом женщина — Орлов предположил, что она наполовину бурятка. Выпив и закусив — сразу стало легче, он потребовал воды для умывания и горячего чаю. Теплую воду принесли в бадейке, он привел себя в порядок и потом спустился на первый этаж — уже на лестнице зрелище его весьма впечатлило, поскольку его люди сидели на стульях, лежали на столах и на полу в самых живописных позах. «Половина восьмого утра. Тепло тут, хорошо», — он посмотрел на часы. — «Сегодня отдыхаем и готовим операцию, завтра выдвигаемся». — По-о-дъём! — более-менее зычным голосом воскликнул он. Офицеры начали понемногу шевелиться. Орлов поднялся наверх и спросил у одной из женщин, которых уже много сновало в ведрами, где атаман. — Батюшка спят ещё, — ответила ещё какая-то полубурятка. — А мы воду греем для господ, скоро утреннюю трапезу подадим. Орлов пошёл будить Франка — то в сапогах спал на застеленной кровати. Растолкал он его не без труда. — Да, спланировали, — с мрачной язвительностью сказал Франк, когда ему принесли опохмелиться. — Законы гостеприимства, — пожал плечами Орлов. — Контакт зато наладили. Сегодня никаких попоек — отдыхаем и готовимся к делу. К одиннадцати часам их пригласил к себе Семенов — он сидел, закутанный в цветистый халат какого-то китайского бонзы, на столе стояла водка и кушанья. — Прошу, господа, откушайте со мной, — показал он рукой, приглашая их. — Спасибо, не откажемся, — садясь, ответил Орлов. — Сегодня нам надо обсудить план действий, господин атаман. — Конечно обсудим, — мрачно покивал Семенов и налил всем по чарке. — За наступление! Выпили, закусили горячим, весьма острым супом из баранины — с картошкой, луком и рисом. — Хороший супец для опохмела, — произнес Франк, который явно повеселел. — Ничего нет лучше, — согласился атаман. — Предлагаю выступить завтра после полуночи тремя поездами — на Даурии подберем батальон добровольцев и двести моих монголов, а уже утром будем в Борзе — мои докладывают, что она пустая, красные вроде как отошли. — Пустая? — удивился Орлов. — Чего бы им отходить, если они ожидают вашего продвижения? — Да черт её разберет, погань комиссарскую — может, совсем разложились там и дали дёру, — тяжело вздохнул атаман. — Оттуда двинемся на Оловянную и к полудню будем там — ворвемся в город, займем вокзал, разоружим или перебьём местных красных — как говорят, там пара сотен обольшевиченных железнодорожников из заамурской бригады, которых я уже выгнал отсюда. — А дальше? Мы ведь сюда приехали не ради Оловянной, Григорий Михайлович! — Да, — немного апатично покивал атаман. — Дальше вышлем дозоры и пойдём на Читу — с вашим офицерским отрядом у нас будет тысяча бойцов на поездах! Пушки тоже погрузим на Даурии, они у меня там сейчас. А ещё есть у меня инженер, он всё движение сделает по прибору, пойдем с дистанцией, надёжно. Орлов и Франк переглянулись. — Хорошо, так и сделаем, — согласился Орлов. — За успех нашего рейда! — приосанился Семенов, налил всем водки и поднял рюмку. Посидели, поели ещё супа. — На Даурии прицепим вперед платформы, там поставим пулемёты и пушки. Ваш состав пойдём замыкающим. Я велю загрузить вам жареной баранины да пирогов в поезд. — Хорошо, спасибо, — покивал Орлов. Завтрак закончили к полудню, полковники спустились вниз и начали приводить в чувство своих людей — те уже в основном опохмелились и поели этого же супа. — Славно тут у них, нам бы такое заведение, — раздавались голоса. День пролетел незаметно — Орлов сходил посмотреть китайскую казарму, потом они в пять вечера снова сели с людьми атамана, но уже не пили, и к девяти часам все вернулись в поезд — еды им дали порядочно, тройной паек на сотню человек. — Да, хорошо у него здесь всё поставлено — казарма и гостиница в одном месте, казацкий подход, — констатировал Франк. — Слишком много вольницы, слишком много пьют — война этого не прощает, — произнёс Орлов. — Хорошо посидели, но атаман хочет красных шапками закидать. Сейчас красные опираются на Читу. — Захватим Оловянную — там уже легко пойдёт. Посмотрим, что Григорий погрузит к нам на Даурии — здесь я никаких больших сил у него не вижу. Штаб есть, а сотен бойцов — не вижу, — сказал Франк. Через час с запасного пути начал выдвигаться вперёд паровоз с тремя пассажирскими и пятью теплушками. Орлов прогуливался по перрону и вскоре увидел машину Семенова, заезжающую в боковую от вокзала улочку. Атаман в шикарном черном тулупе с отворотом и сопровождающие его два десятка военных вышли на перрон. — В путь! На Даурии уже мои готовы. Надо соблюдать десятиминутный интервал движения, пойдём сорок пять верст в час на перегоне, — проинформировал полковника атаман. — Отправляемся через час! — С богом! — покивал Орлов. Поезд Семенова двинулся через семь минут по полуночи, их поезду дали семафор через десять минут. — Началось, Георгий Людвигович, — вздохнул Орлов. — В шахматишки? — Да, — махнул рукой Франк. В конце вагона кто-то запел «Холодно, сыро в окопах» слегка заунывным, надрывным голосом. «К чему бы это? Веселее ничего не придумал?» — подумалось Орлову. Тормозить начали ровно в час, потом стали. В окно была видна станция. — А ну посмотрите, что там, господа, — велел Орлов соседнему купе. Кто-то вскочил и побежал вперед. — Дают нам боковой путь — на перроне грузят эшелон атамана и цепляют к нему платформы спереди, — прибежал через несколько минут один из офицеров-добровольцев. — Славно, всё по плану. Интересно, сколько он человек загрузит в теплушки? Он говорил ещё про один эшелон, — задумался Орлов. — Разрешите разведать, господин полковник? — вытянулся офицер, молодой прапорщик. — Станем на запасной — сбегай, погляди, — кивнул Орлов. — Есть! — прапорщик побежал в передний тамбур. Орлов и Франк, прекратив играть, всматривались в темноту — их состав плавно свернул вправо и стал на четвертый путь. Поезд Семенова был закрыт ещё одним, состоящим из семи теплушек и трех платформ сзади. — О, вон и разворотная стрелка, вон семафор отсвечивает, — показал куда-то вперёд Франк. Орлов присмотрелся, но было очень темно, только какие-то блики. — Я не помню, была она тут или нет, — ответил он. — Была, была, её в девятьсот пятом тут построили, и только потом на Хайларе. Минут через двадцать в купе вернулся прапорщик в сопровождении какого-то железнодорожника и начальника их поезда. — Доброй ночи! Я начальник станции Даурия, инженер Вороткин, — представился он. — Здравствуйте, — Орлов покивал. — Господин атаман двинется первым на Борзю через сорок минут, следом пойдут теплушки с баргутами, а дальше уже ваш эшелон, господа. Следовать будем на скорости не более сорока верст с дистанцией в две версты, прибор Гаусгельтера я на вашем паровозе уже настроил. До Борзи ехать полтора часа, после неё порядок следования такой же. — Спасибо, господин инженер! Когда железнодорожник ушёл, Орлов обратился к прапорщику: — Что видел? — Пушки погрузили на две передние платформы, накрыли. К первому поезду ещё теплушки прицепили, во втором — какие-то китайцы или монголы, я насчитал сотни две перед вагонами. — Молодец, организуй нам чаю и свободен! Орлов постучал пальцами по столику. — Значит, идём при двух пушкам и шести или восьми пулеметах да плюс наши — а говорил он нам про тысячу бойцов. Тут их не будет! — Да хрен с ними, Николай Васильевич! — махнул рукой Франк. — Вы ж слышали, как атаман умеет рассказать сказки — заслушаешься. Дай бог, если наберется пять или шесть сотен да наши, которые стоят троих его, вот и справимся. Главное — Оловянную взять, потом уже легче будет, красные сами разбегутся. — Так оно так, но отвыкли мы от нормальной дисциплины и хорошей планировки. Без разведки премся, в метель и морозину. Ладно, давайте по чайку и дальше играем — ехать ещё долго. За полчаса сыграли партию, вскоре состав издал гудок и тронулся. Ехали со скоростью ниже обычной — дорога шла извилисто, огибая сопки. Офицеры пели уже более веселые песни про любовь, Орлов и Франк лениво играли и попивали чай — сквознячки очень даже ощущались, жары особой не было. После часа пути поезд начал торможение. Дорога в этом месте изгибалась и Орлову в окно был смутно виден состав впереди — он был освещён, а ещё дальше на горизонте виднелись какие-то огни. — Чего стали? — Франк поднялся, накинул шинель и пошёл в тамбур. Орлов закурил, погасил керосинку и начал всматриваться в окно. Минут через пять его чуткое ухо уловило артиллерийский выстрел — он доносился как раз с того места, где виднелись огни переднего эшелона. Песня и смешки затихли, в вагоне послышалось шуршание. Орлов встал, накинул шинель и пошёл в тамбур. Там стоял Франк и трое офицеров — открыв дверь, они всматривались. Дул сильный ветер. — Морозу напустите, господа! — произнес Орлов. — Что там за выстрелы? Франк и офицер не без труда захлопнули дверь. — Похоже, стреляет головной поезд, они примерно в пяти верстах от нас. — Судя по всему, Борзя совсем не пустая и там есть заслон, — констатировал Орлов — другого объяснения происходящему не было. — Пойдёмте, господа! — полковник замерз и пошёл обратно в купе. Обстановка в вагоне стала более возбужденная. — И что теперь делать? Вылезать на мороз и идти пешком пять верст? — спрашивал Франк. — Будем ждать, — решил Орлов и распорядился выставить дозорных. Пушки периодически ухали, но и по ним в ответ также били — Орлов ясно это различал. — Откуда у красных здесь орудия взялись? — недоумевал он. Вялая канонада слышалась ещё часа четыре. После этого послышался топот и подбежал один из дозорных с винтовкой и какой-то казак в тулупе. — Господин полковник, — он тяжело дышал, — я от атамана! — Что происходит? — все уставились на него. — Путь на Борзю перекрыт бревнами, мешками и это залито водой. По нам открыли огонь из пушки. Господин атаман с рассветом пойдёт пешим порядком в атаку. — А вы знаете, сколько там вообще красных? — удивился Орлов. — Где вы пойдёте, в снегу по колено? Погубите только людей. — Так что передать Григорию Михайловичу, вы пойдёте? Ждать вас через час? — спросил казак. Орлов и Франк переглянулись. — План был другой. Передай-ка атаману, братец, что надо двигаться назад, на Даурию, проводить разведку как положено и потом снова двигаться поездом и санями, засветло! — Не пойдёте, значит? — выдохнул казак. — Передам, ваше высокоблагородие! — он развернулся и пошёл в тамбур. — Да, дисциплинка, — прокомментировал Франк, поскольку посыльный ни чести не отдал, ни разрешения уходить не спросил. — Он что, предлагает нам идти сейчас пять верст по этим сопкам невесть куда и на кого? — Орлов был поражен этим. — Будем ждать утра. Где его хвалёные дозоры? — Отсыпаются после пьянки, небось, — засмеялся Франк. Выстрелы из пушек раздавались каждые семь-восемь минут, через час — в два раза реже. Через три часа после предыдущего визита пришёл ещё посыльный, другой казак, явный полуазиат. — Господин атаман атаковал станцию, но нас встретили плотным ружейным огнем. Семеро убитых у нас и два десятка ранены, — лицо его раскраснелось от мороза и ветра. Орлов развёл руками и посмотрел на Франка. — А чего вы ждали? Что решил атаман? — Атаман приказал отступать задним ходом на Даурию, — с небольшим акцентом сказал казак. — Георгий Людвигович, распорядитесь, — попросил Орлов. «Вот ясно же было, что это чистая авантюра — будь у него мало-мальски боеспособные силы, он бы нас не звал на подмогу. Нашими руками хотел жар из огня загребать, атаман!» — раздумывал он. Через пять минут поезд начал движение задним ходом. До Даурии ползли почти два часа, возле станции стали, самочинно переключили стрелку и свернули на боковой путь, ведущий к разворотной стрелке. Орлов велел или найти Вороткина, или самим быть готовым организовать разворот паровоза — это ещё заняло час, как раз на станцию доехал поезд Семенова. «Надо бы объясниться — с таким подходом он и Даурию сдаст красным», — решил Орлов. Он взял четверых вооруженных офицеров и пошёл на перрон, оставив за старшего Франка. Поезд атамана заполз на первый путь. Обойдя его сзади, Орлов увидел атамана в расстегнутом тулупе и несколько разных военных возле здания вокзала — атаман активно жестикулировал. — Идемте, — кивнул он своим людям. — В оба глядите! Атаман скоро его заметил. — Господин полковник! — на его лице было недовольство. — А что же вы нас не поддержали, когда мы в атаку пошли? — люди атамана тоже вытрещились на них. — Григорий Михайлович, по такой погоде, ночью да среди сопок — это гарантия гибели, — усмехнулся Орлов. — Вы говорили, что станция пуста. Откуда там артиллерия? — Да какая разница? — громко сказал атаман и ладонью хлопнул себя по бедру. — Видишь врага — вперед, в атаку! Орлов посмотрел, что люди атамана такой его энтузиазм не разделяли, судя по лицам. — Я и мой отряд так не воюем, — заявил полковник. — Мы не для того поднялись на святую борьбу с большевизмом, чтобы сгинуть без пользы для дела. Какими вы атаковали силами? — не терпящим возражения тоном спросил он. — Две роты стали в цепь и пошли вперед, до города было меньше версты, виднелись дома, — атаман оглядел своих, те начали кивать. — Сколько было красных? — Не знаю. Но по нам дали из пулеметов и винтовок, плотно. Я велел отступать, — уже менее пафосно произнес Семенов, застегивая тулуп. — Так дела не будет! Такие атаки не приведут к успеху. Красные уже поняли вашу тактику здесь и готовы к ней! — попытался втолковать Орлов. — Господин полковник, что вы хотите сказать? — Семенов вперился в него немигающим взглядом. — Я возьму на себя общее командование операцией и подготовкой к новой атаке! — ответил полковник. — Что? И слышать ничего не хочу. Мы так с вами не поладим! — Господинатаман, вы положите и своих людей, и моих тоже! — Зато я не трус! — прорычал атаман. — Что вы хотите сказать? — нахмурился Орлов, ощущая накатывающий гнев. — Не стоит бросаться такими словами! — Если вы не готовы к борьбе, я вас здесь не держу, полковник! Обойдемся своими силами и сами погоним красных! — Вот значит как? Поверьте, я не трус, — сжал кулак Орлов, — но я и мои люди не будут подыхать ради ваших авантюр! — Я вас больше не задерживаю, полковник! Скатертью дорога — вся слава достанется нам! Да, ребятки? Семеновцы неуверенно загудели. — Честь имею, господин атаман! — Орлов кивнул своим людям, они развернулись и пошли к поезду. «С таким дуболомом никакой каши не сваришь. Закончится это всё тем, что красные выпнут его обрано в Китай и все его воинство разбежится, не успев проспаться от очередной пьянки». Паровоз развернули и через сорок минут двинулись обратно на Харбин.
Глава 7
После полудня из штаба пограничного округа прибыл курьер с документами на подпись — у Виктора это дело заняло полтора часа. В это время ему позвонили из штаба генерала Плешкова касательно встречи вице-адмирала — разной служебной информации вообще стекалось много, и он постоянно анализировал её. К четырнадцати часам он поднялся на кухню — две женщины там приготовили суп на всех сотрудников, в последний месяц это стало обычным делом. — Виктор Антонович, — сказала с приятным рязанским акцентом одна из них, жена секретаря консула, — вы хоть пригласите нашу гостью покушать, а то она сидит в комнате, бедняжка. — Спасибо, Мария Степановна, так и сделаю, — усмехнулся Виктор, поскольку именно это он и планировал. Он пошел в гостевое крыло, постучался в комнату к Ольге и пригласил её на обед. — Благодарю вас, — заулыбалась она. Оказалось, что приготовили суп из риса и поджаренного черного хлеба с добавлением сливок и желтков, на бульоне из баранины — Виктору очень понравился вкус. За столом было весело, Виктор хвалил женщин и думал о том, что в нашем времени по таким рецептам готовят редко — еда вкусная и полезная. Потом он проводил Ольгу обратно в её комнату. — Вы скучаете, наверное? — поинтересовался Виктор, когда они стояли возле двери. — Нет, что вы, Виктор Антонович, — улыбнулась девушка, на её миловидном лице отразилось удивление. — Я читаю книги, сочиняю музыку для романса, просто отдыхаю после этого утомительного пути. Чувствую себя, как дома до революции. Виктор улыбнулся, глядя ей в глаза — девушка ему нравилась. — Знаете, Ольга Алексеевна, у нас в Харбине есть театр, и как я точно знаю, сюда совсем недавно приехали две труппы из Москвы и Екатеринбурга, обещают в самом скором времени поставить несколько оперетт. — Правда? — глаза девушки загорелись интересом. — Я не думала, что здесь вообще есть театр. — Сезон открыт с опозданием из-за всех этих событий, спектакли дают раз в неделю, но будем надеяться на скорые премьеры каких-нибудь оперетт. Я вас заранее приглашаю! — Ну что вы, — немного засмущалась Ольга. — Вы и так очень много для меня сделали, Виктор Антонович. Ещё немного пообщавшись с девушкой, Виктор распрощался с ней и вернулся в кабинет — разных мыслей было много. В газете с толстыми намеками писалось о том, что в Харбине ожидаются изменения и в самом скором времени начнется решительная борьба против большевизма и установление порядка в Приморье. Кто это будет делать — не уточнялось. «Учитывая, что статью писал Левицкий, ведущее перо этой газетенки, то это явно одобрено Хорватом», — раздумывал он. — «Это прямой намек на приезд Колчака — всё это встряхнет город и поменяет местные расклады. Что интересно — никаких новостей про Корнилова, хотя насколько я помню, он погиб в апреле как раз». В половину шестого пришла телеграмма из Пекина — консул информировал его о скором приезде высокого гостя. Через час, чтобы не гонять казенную машину — запасов бензина было мало, Виктор взял Смирнова и они двинулись пешком в сторону «Англетера», подышать воздухом и нагулять аппетит. По пути он разговорил подпоручика, и тот весьма лестно охарактеризовал полковника. «Город тысяч на семьдесят населения, но сейчас здесь значительно больше из-за беженцев, плюс два больших штаба с тремя сотнями различных чинов, а ещё в гостиницах и в частных квартирах постояльцы. Скорее всего, офицеров и унтеров в городе никак не меньше четырех тысяч, и все стремятся куда-нибудь пристроиться — отряд Орлова растёт, другие организации объявились. Это не считая нижних чинов, часть из которых ещё не выехала на территорию большевиков». Харбин, на вкус Виктора, был довольно унылым и мрачноватым рабочим городом — застройка в основном одноэтажная, деревянная, каменные здания на двух центральных улицах и неподалеку от вокзала, боковые улицы не вымощены. Много было китайцев, особенно возле гостиниц и вокзала — они занимались разменом, поскольку в городе ходили русские, китайские, японские и английские деньги. — Мест в гостиницах нет, «Ориант» весь занят, а другие вице-адмиралу стыдно предлагать, — завел разговор Смирнов о недавнем поручении. — Или «Ориант», или вагон первого класса, никак иначе. В случае чего Александр Васильевич несколько дней поживет в консульстве, — ответил Виктор. — Два таких вагона я уже присмотрел, стоят на запасном пути — недавно покрашенные. Я попросил начальника вокзала придержать их несколько дней. — Замечательно, Игорь Иванович, — кивнул Виктор, довольный этим. Когда подходили к Миллеровским казармам — трехэтажному зданию, огороженному забором, то Виктор обратил внимание, что на плацу примерно пять десятков человек отрабатывают приёмы с винтовками. — Новобранцы организации тренируются, к господину полковнику уже стоит очередь из унтер-офицеров и нижних чинов, он кого попало не берёт, — прокомментировал это Смирнов. — Жалованье хорошее, служба многим знакома. — Иначе и быть не должно — в наше сложное время человек должен добровольно избрать путь борьбы с большевизмом, тяготы службы предстоят никак не меньшие, чем на германском фронте, — с легким пафосом заявил Виктор. — Пока что особых тягот нет — несколько моих товарищей по офицерским курсам очень довольны службой и деньгами, — усмехнулся подпоручик. — Зимой было сложно — мы сами обустраивали казармы, сейчас же денег хватает и для хозяйственных работ полковник нанял местных. «Да, наслышан — вино и водка текут рекой по вечерам, гуляния с дамами возле театра и по набережной, чего бы не служить таким образом, хех, когда спонсируют купцы и дорога», — подумал Виктор. Прошли вдоль казармы и свернули направо — улица была застроена каменными домами, много было двухэтажек. — Вот и «Англетер», — кивнул Смирнов на двухэтажку из красного кирпича метрах в ста пятидесяти спереди, по левой стороне улицы. Там стояли шесть автомобилей и виднелась группа военных в форме различных родов войск. — Господин полковник весьма быстро организовал столь интересный ресторан, — произнёс Виктор. — Насущная потребность, Виктор Антонович, — усмехнулся его спутник, — господа офицеры имеют право культурно отдохнуть после службы. Там замечательные музыкальные вечера и отличная кухня. — Очень удобно для представительства, — согласился Виктор, который уже услышал музыку — игра на пианино была слышна за полсотни шагов. Когда они перешли на левую сторону улицы и приблизились к машинам, из группы офицеров, курящих возле одного из автомобилей, раздалась реплика: — О, господин подпоручик, рады видеть! — офицер-пехотинец развёл руки и шагнул к Смирнову. Они обнялись. — Господин штабс-капитан Иволгин, мой начальник, — представил подпоручик Виктора. — Поручик Белянов, вместе учились на курсах во Владивостоке! — представил он Виктору офицера. Они пожали друг другу руки. «Много неуставных нашивок — все сейчас лепят шевроны, какие хотят, старой армии ведь больше нет», — машинально отметил Виктор, оглядев офицеров — у многих уже имелся классический нарукавный триколор и шеврон орловского отряда. — Пришли на концерт, господа? — поручик явно был подшофе, как понял Виктор, да и не только он один, судя по смеху остальных. — На концерт? — удивился Смирнов. — А кто выступает? — Театральная прима из Казани, госпожа Южина, только недавно спаслась из Совдепии, прекрасное сопрано, — засмеялся Белянов. — Мы к господину полковнику, — сказал Виктор, — но послушать хорошее сопрано не откажемся. На входе их встретил швейцар в расшитой золотистым шитьём черной ливрее — такое Виктор по нынешним временам не смог припомнить даже в «Орианте», где квартировали штаб округа и штаб генерала Плешкова. — Господа! — чуть поклонился он. — Чего изволите? — Мы к господину полковнику, у нас встреча назначена, — ответил Смирнов. — Прошу, Николай Васильевич ждёт вас! — солидно ответил швейцар и открыл дверь. «Так просто ещё и не войдёшь», — совсем не удивился Виктор. Когда они зашли, снова заиграла легкая, веселая мелодия. К ним подошёл пожилой и представительный официант в черно-белой одежде, с перекинутым через руку полотенцем. — Господин полковник приглашает вас! Прошу сюда, господа, — показал он в левую сторону зала. «Здесь всё в лучшем виде — за два месяца сделали очень солидное заведение», — отдал должное Виктор, оглядывая просторный зал — справа были круглые столы на четыре человека, слева — квадратныеи прямоугольные на восемь и двенадцать мест, напротив входа, в глубине — сцена и барная стойка — там сидели трое, в том числе один баловался с гитарой. На стенах висели медные канделябры, люстры были электрические, но небольшие. Ресторан был заполнен как минимум на половину, особенно правая сторона. Левая сторона была прикрыта перегородкой. Когда прошли немного вглубь, Виктор увидел слева четыре больших стола с зеленым покрытием, там сидели офицеры, молодые дамы и шла активная карточная игра. «Красиво жить не запретишь», — вздохнул он — на секунду ему прямо захотелось записаться в отряд. — «Тут у полковника отдельная ложа, как я посмотрю», — официант провёл их в конец зала и осторожно отодвинул бордовую портьеру с бахромой. — Прошу, господа, располагайтесь, — услышал Виктор голос Орлова, а через пару секунд увидел и его самого. — Господин полковник! — вытянулся по струнке и откозырял Смирнов. — Добрый вечер, господин полковник! — отдал честь Виктор. — Присаживайтесь, господа! — Орлов гостеприимно показал на стулья напротив себя. В этой отдельной ложе стоял массивный квадратный стол на восемь человек, пахло табаком, коньяком и тушеным мясом. Виктор и его спутник присели. «Благородное лицо, бородка холёная, взгляд жесткий, решительный», — полковник выглядел представительно, Виктор с интересом наблюдал за ним. — Желаете откушать фирменное блюдо? — поинтересовался Орлов — на столе стояли полные графины с водкой, коньяком и несколько рюмок. — Не откажемся, — ответил Виктор за себя и Смирнова. — Принесите нам ужин и пригласите остальных, — посмотрел Орлов на стоящего в почтительной позе официанта — тот кивнул и с легким поклоном вышел из ложи, задвинув портьеру. — Ну-с, Виктор Антонович, какие новости от консула? — полковник откинулся на спинку очень удобного, мягкого стула и достал папиросу. — Господин консул, господа Хорват и Колчак завтра в четырнадцать часов выезжают из Пекина, путь займёт сутки, но Георгий Константинович просил организовать достойную встречу вице-адмиралу, — произнёс Виктор. Из зала послышался оживленный шум, аплодисменты и чей-то смех, через несколько секунд портьера шевельнулась и в ложу вошли знакомые Виктору военные — полковники Ванюков и Франк. — Господа, сидите, — поднял ладонь Франк, поскольку и Виктор, и Смирнов хотели встать. Полковники расселись за столом, по бокам от Орлова и от них. — Южина через полчаса будет петь романсы, — объявил довольным голосом Франк. «Господа полковники уже немного приняли на грудь», — отметил Виктор. — Пока не поёт, давайте обсудим дела, — недовольно заявил Орлов и повернул голову к нему: — Господин штабс-капитан, о чём именно идёт речь? Вопрос был немного щекотливый, поскольку консул Попов в разговорах с Виктором выражал полнейшую уверенность, что орловцы как новая охранная стража поддержат Колчака и станут его опорой в городе. Виктор тоже на это рассчитывал, но твердой уверенности у него не было, поскольку он считал Орлова человеком амбициозным. — Николай Васильевич, — вдохнув, начал говорить Виктор, — как вы знаете, генерал-лейтенант Хорват очень рассчитывает на авторитет вице-адмирала, соответственно, он рассчитывает и на вас как на охранную стражу КВЖД. Как только господин Колчак приедет в город, он займёт должность главного инспектора охранной стражи — скорее всего, десятого числа его официально утвердят. — Конечно утвердят, — сказал своим спокойным, рассудительным голосом Ванюков. — Собрание акционеров пройдёт в здании управления после прибытия в город Хорвата и Колчака. Десятое число будет веселеньким. — Георгий Константинович просил вас организовать на вокзале почетный караул с оркестром, — улыбнувшись краем губ, произнес Виктор, глядя на Орлова. Полковник затянулся папиросой, провёл пальцами по бородке и ответил через несколько секунд: — Да, это необходимо сделать, чтобы показать авторитет вице-адмирала как начальника стражи — пусть господин Семенов и японцы это видят! Кроме того, будут присутствовать господа из штаба генерала Плешкова. «Да, видимо вся эта вражда между отрядами зашла гораздо более далеко, чем я думал», — констатировал Виктор. — Думаю, первую роту мы поставим в оцепление на вокзале и на площади, вторую роту можно выставить в почётный караул, — сказал Франк. Портьера зашелестела и в ложу вошли трое официантов с несколькими подносами — принесли несколько блюд и приборы на пятерых. «Ого, недурственно здесь кормят», — Виктор прибалдел, хотя сдержался — подали паюсную икру, свиные отбивные, большой чугунок перловой каши в томате с лососиной, салат с рисом, семгой, редисом и зеленым луком, прижаренные ржаные хлебцы. — Ну-с, теперь можно и дела обсудить, — потёр ладони Франк. — По чарочке, господа? «Предложение, от которого нельзя отказаться». — С удовольствием, — кивнул Виктор. Он, Орлов и Франк выбрали коньяк, Ванюков и Смирнов — водку. — За Александра Васильевича Колчака — слава! — встав, провозгласил Франк. — Слава! — ответили остальные и выпили. Еда источала приятнейший аромат, у Виктора разыгрался аппетит. — Николай Васильевич, хотел вас поблагодарить за размещение беженцев с последнего поезда, — закусив, произнёс он. — Ну что вы, Виктор Антонович — людям надо помогать, тем более после того, как они проследовали мимо станции Маньчжурия, — сказал Орлов многозначительно. — А ведь произошло именно так, как я и говорил, — разрезая ножом отбивную, через несколько секунд произнёс Франк. — Все его авантюры закончились тем, что красные выбили его даже из Даурии. Виктор слышал об этом — произошло это недавно, и разношерстные соединения атамана Семенова отступили в Китай и обосновалось на станции Маньчжурия, прикрываясь границей. — Приехавшие люди мне жаловались на его бесчинства — такие дела недостойны офицера, — холодно сказал Орлов. — Приедет Колчак — призовём атамана к порядку, — заявил Франк и потянулся к графину. Следующий тост был за законность и порядок. — У него не менее четырех тысяч бурят, монголов и казаков, — задумчиво проговорил Ванюков. — Допустим, казаки ненадежны и разойдутся по станицам летом, но всё равно позиция у него крепкая. «Хороша икорка», — Виктор снова заценил её под коньяк. — Как же получилось, что красные выбили его обратно в Китай? — после непродолжительного молчания поинтересовался он. — Вы разве не слышали историю, как мы ездили к атаману, штабс-капитан? — усмехнулся Франк. — Краем уха, господин полковник. — Так я вам расскажу — мы проделали огромный путь зря, Семенов даже не удосужился провести разведку на должном уровне, и наши поезда уперлись в бутылочное горлышко у Борзи — красные просто заблокировали путь. Атаман потерял пару десятков человек в дурной атаке, и нам с Николаем Васильевичем стало ясно, что никаких дел иметь с ним решительно не стоит, — размахивая ладонью, рассказал Франк. — Хотя мы рассчитывали на сотрудничество. — Это бы ещё полбеды, — проговорил Орлов. — Его методы совершенно неприемлемы, о его склонности к грабежу уже говорят и пишут открыто, а его люди избили журналиста на прошлой неделе. — И это бросает тень на наше великое дело, хотя в отношении китайцев его методы мне нравятся, — чуть скривил край губ Франк. — Посмотрим на поведение китайцев после его поражений, — задумчиво произнёс Орлов и налил себе рюмку. Остальные последовали его примеру. — Завтра после полудня ожидается приезд губернатора провинции Гирин, генерал Янь Шицин едет экстренным, — отведав перловой каши, сказал Виктор. — Скорее всего, это по договоренности с Хорватом — китайцы своего шанса не упустят и введут своих людей в правление дороги, — с горечью ответил Орлов. — Россия за нами больше не стоит, и китайцы возьмут всё, до чего у них дотянутся руки. — Ничего, Николай Васильевич, пойдём на Владивосток! — заявил Франк. — Пока что нечем, — покивал Орлов. — Господа, Владивосток под контролем японцев, они ввели контингент, но местных большевиков не трогают, а ещё туда пришёл эшелон чехов, — проинформировал всех Ванюков. — Они не будут слишком радоваться нашему появлению. Виктор хотел намекнуть про грядущее восстание чехословацкого корпуса, но удержался — подумать могут что угодно, сейчас такое время, что и так вокруг полно горлопанов и сумасшедших. — Какие перспективы у отряда атамана Семенова, господа? — он взял графин и налил себе и ещё двоим коньяк. — Сидеть на станции и грабить проходящие поезда, — засмеялся Франк. — У красных в два раза больше сил, и они уже вполне организовались и воспряли духом. Выпили и пару минут ели молча. Орлов и Франк курили, из зала за портьерой доносился громкий смех и периодические аплодисменты. — Господа из японской миссии считают иначе, — осторожно проговорил Виктор. — Вот как? — нахмурился Орлов. — Откуда у вас эти сведения, Виктор Антонович? — Третьего дня общался с господами из штаба округа, они говорят, что атаману отпускается снабжение со склада в Чаньчуне — два раза в неделю уходит литерный на Маньчжурию. — Да, нас японцы не снабжают, а к двум складам округа у нас нет доступа, — похлопал пальцами по столу Орлов. — Через три недели развернем более полутора тысяч человек стражи, и тогда поставим вопрос ребром. — Так и сделаем — сами займем склад, если нам посмеют отказать в снабжении! — агрессивно сказал Франк. — С китайской охраной что-то придумаем. В зале послышался свист и аплодисменты. — Поди, Южина уже на сцене, — повернулся туда Ванюков.Глава 8
Виктор и остальные офицеры, выпив ещё по рюмке, вышли в зал, поближе к сцене — Орлов сказал, что там готов столик. Вся правая часть зала была заполнена офицерами, многие из них были со спутницами. К ним подошёл пожилой официант: — Господа, для вас стол возле сцены! — показал он в сторону барной стойки. — Ваша супруга уже присоединилась. — Подайте коньяк, кофе и шоколад, Иван Петрович, — покивал Орлов. Раздавались аплодисменты и приветственный свист, выкрики «просим, просим». Пока Виктор шел за полковниками к столу, рассмотрел стоящую на сцене даму — приятная женщина, довольно ещё стройная брюнетка лет сорока или немного старше, в светло-зеленом платье с белым шарфиком. Сложив ладони замочком на груди, она улыбалась и оглядывала зал. — Господин штабс-капитан, вы позволите мне вас оставить и присоединиться к моим друзьям? — услышал Виктор голос Смирнова сзади. — Конечно, Игорь Иванович, развлекайтесь, — полуобернулся к нему Виктор. «Видимо, парень не хочет молча провести весь вечер в компании старших офицеров и их жён, и это вполне резонно — всё равно обсуждаемые темы его мало касаются», — усмехнулся он. За большим круглым столом, расположенном метрах в двенадцати правее сцены, уже сидели три женщины. Полковник Орлов их представил — это были жёны Франка, Ванюкова и его собственная, весьма привлекательная дама лет сорока пяти или чуть старше, с модной короткой стрижкой. — Очень рады, Виктор Антонович, — улыбнулась она. — Ваша супруга не с вами? — Я не женат, Виктория Павловна, — ответил Виктор. — До войны у меня была невеста, но к сожалению, её уже нет с нами. — Ох, сочувствую, — приложила руки к груди дама. Официант принёс коньяк, кофе и блюдо с кусочками шоколада, мармелада и засахаренными лимонами. Шум в зале стал утихать — на сцену, расположенную возле сцены, вышли пианист и гитарист, облаченные в черные костюмы и белые сорочки с прямым воротником. Они церемонно поклонились публике. — Добрый вечер, дамы и господа! — приложив ладонь к груди, мягким, мелодичным голосом сказала женщина на сцене. — Для меня большая честь выступить сегодня перед вами, и хочу я начать с самого моего любимого романса — «Колокольчик»! Раздались крики «браво» и аплодисменты, пианист сел на своё место, через несколько секунд раздалась музыка. «Знакомая мелодия, давно её не слышал», — Виктор с интересом смотрел на сцену, потом краем глаза оглядел зал — народу было прилично, свободных мест вообще не было. — Как я люблю этот романс, — произнёс Франк. — Дамы и господа, по рюмашечке? — Георгий, — слегка укоризненно посмотрела на него супруга, полненькая брюнетка в синем платье. — Дорогая, по рюмашечке, — махнул рукой полковник и налил коньяк всем присутствующим, включая жён. — В лунном сиянии снег серебрится, Вдоль по дороге троечка мчится… — запела женщина мягким, даже нежным сопрано. «Красиво поёт, какой глубокий голос», — поразился Виктор — исполнение было очень душевное. — Какие новости слышно? — когда выпили, поинтересовалась жена Орлова. — Послезавтра приезжает господин Колчак — начнем разворачиваться на дороге, — ответил ей полковник. В зале воцарилась тишина — все смотрели на певицу, которая завладела вниманием. — Динь-динь-динь, колокольчик звенит… — раздавалось со сцены. Франк начал тихонько подпевать, чуть помахивая ладонью. «В общем, отдыхаем — все дела в принципе обсудили, Орлов настроен на сотрудничество с Колчаком, и это для меня главное — это поручение консула я выполнил, да и пекинский дядюшка должен быть доволен», — грея в руке полрюмки коньяка, Виктор смотрел на сцену. Песня закончилась, раздались аплодисменты, выкрики — народ начал заводиться. Вторая песня называлась «Эй, ямщик, гони-ка к Яру» — весьма удалая, но и немного лирическая, зал начал хлопать в такт, и когда Южина закончила, полковник Франк поднялся, начал аплодировать и кричать «браво», да и не только он один. Перед третьим романсом выпили ещё по коньяку. — Хорошо сидим, давно такого не было, — засмеялся Франк. Первые звуки пианино вызвали у Виктора легкий душевный трепет — Южина исполняла «Белой акации гроздья душистые», и исполняла очень проникновенно — её нежным сопрано он не переставал восхищаться. На словах «Белой акации запаха нежного, Мне не забыть, не забыть никогда!» Виктор ощутил тяжелый ком в горле. — Прошу прощения, дамы и господа! — поднялся он, поправил воротник и пошёл к выходу, лавируя между столов. Несколько глубоких вздохов уже довольно прохладного воздуха привели его в чувство. «Слишком я сентиментален, размякаю, да ещё и хороший коньяк способствует», — покачал он головой. — «За что мне это всё? Провидение явно ждёт от меня слишком многого, раз меня какие-то силы определили в это место и время, но смогу ли я что-то действительно изменить, один человек в вихре этого урагана?! Не может быть совпадением, что я попал в этот вечер именно на „Белую акацию“, просто не может», — его накрыло лирическое и немного мистическое ощущение чего-то важного, что уже происходит с ним. Виктор, немного постояв, прошёл к машинам — в двух из них сидели парочки, которые не обратили на него внимания. Он достал серебряный портсигар, наполненный английскими сигаретами без фильтра — в своей реальной жизни он в очередной раз недавно бросил курить, здесь же прежняя личность увлекалась этим делом, и чисто физиологическое желание передалось и ему. Табак был очень крепкий, и в первые пару дней он сильно кашлял, пока привык — английские сигареты «Three Castles» наводнили город в начале апреля, когда прибыло четыре вагона — как потом краем уха услышал Виктор, расстарался один из местных дельцов, получивший на этом деле минимум тройной барыш. У солдат была популярна махорка, офицеры предпочитали английские или японские сигареты или папиросы. «Вообще надо бросать, конечно, хотя совсем не курящий офицер будет смотреться белой вороной». Покурив и подышав воздухом, Виктор вернулся в ресторан — в голове прояснилось, настроение стало более веселым. В зале хлопали в такт музыке и словам — Южина пела какую-то веселую казацкую песню, незнакомую ему, она чем-то напомнила ему «Калинку-малинку». «Певица сильная, какой у неё широкий репертуар!» — восхитился он. За столом тоже похлопывали в такт. Франк сразу предложил ему рюмку под шоколад. — Никто уже не желает, — развел он руками. Виктор согласился, краем глаза наблюдая, как его жена недовольно на них смотрит. Южина выступала до полуночи, и когда она откланялась, её минут десять звали на «бис». И она вышла, снова исполнив «Колокольчик». — Хоть бы палить не начали, — с легкой опаской произнесла жена Орлова, поскольку настроение в зале было очень развеселое. — Не начнут, это строго запрещено здесь, — вполне серьезно ответил Орлов — выглядел он задумчивым и немного мрачным. Уже на улице Орлов предложил Виктору машину, пока они стали покурить. — Погуляли и хватит, работы по самое горло и проблем очень много, — сказал полковник, когда завели машину — легковушку с кузовом типа «дубль-фаэтон». — Благодарю вас за приглашение, господин полковник — великолепный концерт! — Виктор откозырял Орлову. «Русскiй автомобильный заводъ И. П. Пузыревъ. С.П.Б.» — обходя машину с левого бока и открывая дверь, прочитал Виктор. За рулём был молодой прапорщик. Виктор сказал ехать в консульство — в гостиницу ему не хотелось. — А что это за марка автомобиля? Не встречал ещё таких, — хотя голова у него изрядно кружилась, полюбопытствовал он — таких машин ему не доводилось ещё видеть. — Пузырев, модель двадцать восемь — тридцать пять, очень редкая машина, говорят. Господину полковнику на прошлой неделе подарил её какой-то богатый банкир на дело борьбы с большевизмом, — ответил прапорщик. — Мощная, господин полковник очень её любит! «Хорошо идёт, плавно», — Виктор откинулся на сиденье и прикрыл глаза. До консульства доехали менее, чем за десять минут. Виктор поблагодарил офицера и начал звонить в звонок — калитка была закрыта, естественно. Заспанный дежурный унтер-офицер вышел через несколько минут. — Ваше благородие, не ожидали вас, — вытянулся он. — Да, пришлось так, — махнул рукой Виктор и пошёл на второй этаж, в ванную комнату — умываться. Спать он лёг на диване в кабинете. Сон был тяжелый, глубокий. Проснулся от настойчивого звонка — телефон звонил долго. «И не прекращает же», — с раздраженным удивлением думал парень. — «Видимо, дело срочное». — Слушаю! — нехотя поднявшись, снял он трубку. — Здравствуйте, господин штабс-капитан! — услышал он взволнованный голос начальника вокзала. — Думал, вы уже выехали к нам. — А что случилось, Степан Петрович? — спросил Виктор, массируя затылок — голова немного ломила. — Прибыл экстренный поезд губернатора Янь Шицина, китайские солдаты полностью оцепили вокзал и никого туда не пропускают из наших служащих и пассажиров! Это самоуправство! «Очередной скандал», — вздохнул Виктор. — «День начинается весело». — Я вас понял! Мы с секретарем консула в самом скором времени приедем туда, — ответил он. — Спасибо, Виктор Антонович, ждём вас — это возмутительно! На часах было без четверти девять. Смирнова на месте ещё не было. Виктор обулся и пошёл в ванную — надо было хотя бы умыться и прополоскать рот, поскольку зубной порошок и бритва остались в гостинице. «Надо бросать по мере сил пьянки, гулянки и курение — они до добра не доведут, уже не довели», — оглядывал в зеркале своё чуточку помятое лицо Виктор. — «Рановато в мои двадцать пять страдать даже от легкого похмелья, рановато. Тем более и коньяк был отменный». — Доброе утро, Виктор Антонович! — на этаже он неожиданно встретил Ольгу — одетая в легкое платье девушка тоже пришла в ванную, которая была общая в этой части здания. «Как неудобно — я не брит», — ему стало чуточку стыдно. — Доброе утро, Ольга Алексеевна! — постарался улыбнуться он. — Простите, очень спешу — срочное дело… — Конечно, — Ольга чуть исподлобья взглянула на него — как ему показалось, с легким кокетством. «Нравлюсь я ей или нет?» — задавался он вопросом, пока отдавал указание заводить машину унтеру-водителю и ходил искал секретаря консула — тот немного говорил по-китайски. Секретаря Евсеева он нашёл в вестибюле — там были посетители, явно из приезжих. Поздоровавшись, он ввёл его в курс дела — они пошли в гараж. — Такого следовало ожидать от китайцев, всё к этому шло, — говорил секретарь, мужчина сорока лет с бородкой и в очках. — И что можно будет сделать, Сергей Андреевич? — Виктор пока что не видел, каким образом можно утихомирить китайского губернатора. — Попробуем договориться и урегулировать неофициально — это наша прямая обязанность, потом можно будет обратиться за содействием в японскую миссию и выразить официальный протест. — Одобрил бы это Георгий Константинович? — засомневался Виктор. — У меня есть инструкции на этот счёт от него. — Не хотелось бы впутывать японцев — это слишком для них хороший повод ещё раз убедиться в нашем шатком положении. — А что поделаешь, Виктор Антонович? — развел руками секретарь. — Наше положение ещё хуже, чем вам кажется, и японцы пользуются этим на всю катушку. По коридору они прошли в гараж, пристроенный в правой стороне здания. Уже были открыты ворота и гаража, и консульства. Унтер-офицер Котов стоял возле машины консула — «Руссо-Балта» одной из моделей серии «К», с крытым верхом и кузовом «дубль-фаэтон». — Едем на вокзал! — велел Виктор, усаживаясь с секретарем сзади. Машина с журчанием завелась и они тронулись. — Китайцы действуют демонстративно, это специально сделано перед завтрашним собранием акционеров дороги, — разъяснял Виктору секретарь, пока они ехали. — Значит, мы зря едем? — Мы обязаны отреагировать, как раз посмотрим на их настроение, насколько решительно они настроены. На улицах было оживленно — много повозок, фаэтонов, несколько автомобилей. К одному из них Виктор присмотрелся — машина была японская, за эти дни он уже начал понемногу разбираться в моделях. «Семеновцы, что ли? У них чисто японский автопарк. Только их здесь не хватало. А может, люди из миссии?» — машина не поехала в сторону вокзала и свернула куда-то влево, в сторону набережной. Проехав мимо гостиницы «Железнодорожная», выехали на площадь, прилегающую к вокзалу. Людей было не очень много, зато по краям площади были десятки лотков — как денежных менял, так и торговцев разным съестным и всяческим полезным и не очень барахлом. Виктор знал, что здесь купить можно было всё. — Да тут они весь свой гарнизон подняли, — констатировал секретарь, когда они подъехали поближе к красивому, бежевого цвета, зданию вокзала с большим окном над центральным входом и часами на башне. — Да, их тут две роты, никак не меньше, — согласился Виктор, оглядывая внешне очень прилично экипированных китайских солдат, вооруженных немецкими винтовками с примкнутыми к ним штыками. «Униформа у них тоже немецкого кроя, выглядит солидно». Они вышли из машины и направились в сторону центрального входа — там стояли двое китайских офицеров и курили, оглядывая площадь. — Шьто такой? Неезя! Ходя! — когда они приблизились, сказал им один из них, более высокий и с родинкой на подбородке. «Ходя?» — возмутился Виктор — это говорил китаец ему, русскому офицеру. — «Дать бы тебе промеж рогов, орангутанг узкоглазый. Совсем страх потеряли!» — китаец ясно видел его форму и явно его провоцировал. — Я тебе дам ходя! — прошипел он, хотя внутренне уже взял себя в руки. — Спокойно, господин штабс-капитан, — заявил секретарь и потом сказал несколько слов по-китайски. Оба офицеры выслушали, скривились и переглянулись, потом первый что-то ответил секретарю. — Говорит — приказ самого генерала, оцепить и не пускать никого. — Ну так пусть нас пропустят, мы поговорим с этим генералом. Они нарушают соглашение, — уже успокоившись, сказал Виктор. Секретарь перевел, офицер-хам ему ответил. — Говорит — не может пропустить. — Сергей Андреевич, скажите ему — пусть идет к своему генералу и доложит, что пришли из консульства, — Виктор начал терять терпение, поскольку ощущал многочисленные взгляды зевак, направленные на них. Первый китаец-офицер что-то ответил, демонстративно бросил сигарету недалеко от Виктора, развернулся и пошёл на вокзал. Стояли минут пятнадцать, китайские солдаты из оцепления пару раз отогнали прикладами группу каких-то рабочих и железнодорожников, которые стали возле них и что-то пытались втолковать — это происходило шагах в сорока от Виктора. — Китайцы окончательно обнаглели, они видят нашу слабость и будут наглеть ещё больше, — вздохнул Евсеев. — Нет величия — нет уважения, — согласился Виктор, доставая сигарету — ощущение беспомощности его раздражало. Из дверей вокзала показался китайский офицер в сопровождении некоего гражданского. Они неспешно подошли к ним. — Позвольте говорить мне, Виктор Антонович, — предупредил его секретарь. — Как скажете! — согласился парень. «Лучше иметь две роты таких солдат, чем полк тех, кто сейчас в наших отрядах», — подумалось ему с горечью. — Я вас приветствую, господа! Что вы хотите? — с сильным акцентом и путая падежи, произнес на более-менее понятном русском пришедший человек в черном костюме и в цилиндре — его хитрое лицо очень не понравилось Виктору. — С кем имею честь? — спросил Евсеев. — Лю Цзян, помощник губернатора, — приподнял он цилиндр. — Господин Лю Цзян, от имени консульства Российской Республики я вынужден заявить протест на действия ваших солдат — это нарушение соглашения девяносто шестого года, — заявил секретарь. — От чьего имени? — снова путая падежи, переспросил китаец. — Российской Республики больше нет. «Свинья китайская — знает ведь, что сказать», — сжал зубы Виктор. — Тем не менее, от имени законного представительства властей России я заявляю протест и прошу вернуть доступ служащим дороги на их рабочие места! Китаец немного насмешливо смотрел на них несколько секунд, потом улыбнулся и на секунду приподнял цилиндр: — Если вы про оцепление, это сделано ради безопасности губернатора. От имени господина Шициня я вам гарантирую, что ровно в тринадцать часов солдаты вернутся в казарму. — Благодарю вас, господин Лю Цзян! — почтительно кивнул ему Евсеев. — Всего хорошего, господа! — откланялся китаец. Виктор и секретарь вернулись к машине. — Сергей Андреевич, почему вы на это согласились? — спросил Виктор — он был зол. — Спасибо вам, Виктор Антонович, что вы дали мне возможность говорить и молчали, — улыбнулся ему Евсеев. — Это был чисто дипломатический вопрос. — Поясните! — Китайский губернатор сделал этот демонстративный жест, чтобы показать свою силу, однако они добровольно снимут оцепление, чтобы не обострять инцидент и не привлекать к этому внимание англичан и японцев. И они сохранили лицо, и мы. — Мы?! — Виктор уставился на секретаря, хотя в глубине души понимал, что он более чем прав. — Такое сейчас время, — развел тот руками. Обратно в консульство ехали молча — настроение у Виктора было паршивое, он остро осознал, в каком незавидном положении находятся сейчас все российские учреждения, не говоря уже о простых гражданах.Глава 9
Вернувшись в консульство, Виктор и секретарь отправили шифрограмму Попову о произошедшем. Потом позвонил начальник вокзала, и он проинформировал его о достигнутой договоренности. До обеда было ещё далеко, и Виктор попросил Смирнова принести ему крепкий кофе и пару булочек в кабинет — он решил заняться просмотром деловой корреспонденции, которая накопилась за пару дней и требовала ознакомления. — Игорь Иванович, китайцы в час дня снимут оцепление — займитесь вместе с начальником вокзала благоустройством вагонов, — ориентировал он помощника, когда тот принёс кофе. — Раз все приличные гостиницы заняты, остановимся на этом варианте. — Так точно! Попивая кофе, Виктор увлекся чтением некоторых документов о текущей хозяйственной деятельности дороги и проблемах местных купцов — оказалось, что после отступления отряда Семенова в Китай торговое сообщение с Забайкальем было окончательно нарушено по нескольким причинам, в том числе из-за периодического разбора пути атаманом на границе и постоянными задержками поездов на самой станции Маньчжурия для «углубленных досмотров». В записке консулу Попову, помеченной седьмым мая, начальник «Штаба российских войск на Дальнем Востоке» подполковник Акинтиевский писал:«…парализовано организованное движение на всем направлении от Харбина до Хайлара, поскольку на харбинском узле по состоянию на пятое мая сего года скопились четыреста семьдесят товарных вагонов и сто двадцать семь платформ, груженных сельскохозяйственной продукцией, текстилем, углем и другими грузами гражданского и военного назначения. Сортировка и отправка транзита с харбинского узла на порт Владивостока происходит с существенными задержками, поскольку на станции Пограничная отряд атамана Калмыкова проводит самоуправные досмотры проходящих товарных поездов и критически нарушает график движения под предлогом „экономической блокады гнезда большевизма“. Все неустойки частным лицам обязана покрыть дорога согласно контрактам на перевозку, убытки от неустоек нарастают пятый месяц подряд. Отгрузка экспорта из порта Владивосток на харбинский узел полностью прекращена ещё три недели назад — местные большевистские власти при молчаливом согласии японцев под предлогом „борьбы с контрреволюцией и проведения политики национализации“ направляют не принадлежащие им грузы частных лиц и предприятий на Хабаровск, где по нашим данным, уже полностью парализована товарная сортировочная станция. Наблюдается затор товарных и пассажирских вагонов на станции Уссурийск. Уже очевидно, что прекращение сообщения с Читой парализовало организованный график движения по всей протяженности КВЖД. Частные лица, предприятия и дорога несут ежедневные убытки. Всё это приводит к ещё большим убыткам, поскольку продолжаются ранее заказанные экспортные поставки из союзных держав на порты Инкоу, Дальний и Владивосток. По данным японской военной миссии, при отсутствии отгрузок в прежнем объёме не далее как через шесть недель следует ожидать полного затоваривания портов Дальний, Инкоу и станций Южно-Маньчжурской дороги, оборачиваемость вагонов станет нулевая».Виктор встал, закурил и подошёл к окну, обдумывая прочитанное — уже примерно неделю о развале движения начали говорить везде в городе, но этот доклад окончательно всё расставил по своим местам. «На станциях Харбин, Цицикар, Бухэду, Хайлар наглухо зависли отгрузки на Забайкалье и Сибирь, и чего там только нет — начиная от примусов, женских туфлей, разных тканей, кож и заканчивая табаком, зерном, рожью, американскими станками, автомобильными моторами, керосином и военным снаряжением. Экспортные военные поставки вообще зависли в Харбине — не большевикам же их отгружать, хотя они идут по старым заказам из Японии и Америки на порты Инкоу и Дальний, через японцев. Всё это добро ежедневно падает в цене, городскую биржу лихорадит, поскольку у местных купцов-дельцов нет никаких надежд на возобновление былого транзита — даже если оно произойдёт, грузы будут конфискованы большевистскими властями или частично разграблены отрядами атаманов. Много добра застряло и в самой Сибири, на десятки миллионов рублей», — Виктор ощущал всю глубину происходящего коллапса, и в то же время у него подспудно начали вызревать контуры плана, какие-то ещё туманные намётки, которые он сам толком не мог ещё сформулировать. Прочтение таких бумаг и инцидент с китайцами окончательно раскрыл ему глаза на то шаткое и очень двусмысленное положение всех местных учреждений, которое очень сложно выправить в текущих реалиях — при этом большинство людей, с которыми он общался, даже и отдаленно не понимали всего того, что надвигалось. Виктор поднялся на кухню после двух часов, когда дождался звонка и сообщения от начальника вокзала, что китайцы сняли оцепление и вернулись в казарму, а для поезда китайского губернатора выделен отдельный путь. На этаже он встретил Евсеева с женой — тот сказал ему, что в шифрограмме от консула велено не придавать инциденту значения, поскольку завтра предстоял важный для всей дороги и городской общественности день. Войдя на кухню, Виктор увидел Ольгу — девушка сидела возле окна и пила чай, изящно держа чашку и блюдце. — Добрый день, Ольга Алексеевна! — не очень весело улыбнулся он. — Добрый день, Виктор Антонович! — она внимательно посмотрела на него. — Суп ещё горячий и очень вкусный. — Можно и супца, — покивал парень — чувствовал он себя морально вымотанным. Насыпав суп и взяв хлеб, он сел за стол. — Мария Степановна рассказал про китайцев и приезд вице-адмирала Колчака, — произнесла через пару минут девушка. — Я слышала о нём от отца — он говорил, что это смелыйчеловек, который поддерживает революционные ценности. Виктор, обедавший без аппетита, через несколько секунд пришёл в себя. — Революционные ценности? — он с удивлением посмотрел на Ольгу. — Да, представьте себе — отец хорошо знает Плеханова, и господин вице-адмирал, будучи прошлым летом в Петрограде, посещал его. Плеханов сказал, что этот человек сочувствует революции, но плохо разбирается в политике. Корнилов и Колчак, по мнению Георгия Валентиновича, решительные солдаты, но плохо чувствуют политический момент и не понимают народные массы. — Георгия Валентиновича? — Виктор не понял, о ком речь — голова немного кружилась, поскольку он выкурил три подряд сигареты за последний час. — Плеханов же, Виктор Антонович, — чуть нахмурившись, Ольга встала со стула возле окна и пересела за стол. — Вы себя хорошо чувствуете? — Немного не выспался, — постарался бодро улыбнуться Виктор. — Значит, вице-адмирал встречался с одним из основателей РСДРП? «Что-то такое припоминаю, тогда все пытались комбинировать со всеми, а меньшевики имели большое влияние в Питере». — Да, и что здесь может быть удивительного?! Отец — меньшевик, партия активно участвовала в февральских событиях, Петроградский совет был на нашей стороне в первые месяцы, а Георгий Валентинович Плеханов — очень известный теоретик, он половину жизни был в изгнании. — Вы хорошо разбираетесь в политике, Ольга, — усмехнулся Виктор. — Нет, я не политик, что вы, — сказала она и явно застеснялась. — Просто отец много мне писал об этом. К сожалению, письма остались в Москве, я спрятала их в надежном месте. — Это верно — везти их через всю Россию было бы весьма опасно по нынешним временам, — покивал парень. — Виктор Антонович, а что слышно с поездом до Владивостока? Виктор чуть сжал губы и сочувственно посмотрел на Ольгу: — К сожалению, новости печальные — пассажирское сообщение с Владивостоком прекратилось, станции и разъезды забиты составами. — И что же делать? — на миг прикрыла губы ладошкой девушка. — Оставайтесь здесь, в Харбине — мы вас никуда не гоним, — мягко улыбнулся Виктор. — Нет, что вы, Виктор Антонович, мне совестно пользоваться вашей добротой, я так не могу, — покачала она головой. — Ольга Алексеевна, вы играете на пианино? — решил он зайти с другой стороны. — Да, конечно, — кивнула она. — А ещё на чём играете? — На флейте и немного — на гитаре, — Ольга мило наклонила голову чуть влево, глядя на Виктора. — Вот видите — девушка с такими талантами здесь всегда найдёт поле для деятельности. У нас в консульстве, в приёмном зале перед кабинетом Георгия Константиновича, есть пианино, и нам бы очень пригодилась пианистка, — глядя в её красивые глаза, произнес парень. — Я даже не знаю, вы так добры ко мне, — немного растерялась девушка. — Ольга Алексеевна, захотите уехать во Владивосток — уедете, а пока оставайтесь и ни о чём не переживайте, хорошо? — Хорошо! — глубоко вздохнула она. — Спасибо вам большое, Виктор Антонович! Даже не знаю, как вас благодарить! «Она же вроде как говорила, что сочиняет музыку к романсу, а значит, разбирается в нотах и во всех этих нюансах», — Виктору пришла неожиданная идея. — Вообще-то — можете, — улыбнулся он, сделав загадочное выражение лица. — И как же? — её зрачки расширились. — Если я дам вам стихи и напою мелодию, которая к ним подходит, вы сможете написать музыку? — О, как интересно, — Ольга провела пальцами по губам и подбородку. — Да, это зависит от стихов и музыкального инструмента, под который будет предназначена мелодия. — Гитара! — Да, смогу, — глаза Ольги загорелись любопытством. — Вот и отлично. Тогда сегодня вечером я передам вам стихи, Ольга Алексеевна! — Вы меня заинтриговали, Виктор Антонович — я не думала, что вы поэт, — очень мило засмеялась она. — Знаете, когда сидишь в блиндаже глубокой ночью, в голову лезет разное, как раз на фронте и начал этим баловаться. — А у вас есть гитара? У меня с собой только флейта! — Найдём гитару, — пообещал Виктор. Закончив обед и ещё немного поговорив с девушкой в коридоре, он вернулся в кабинет — на душе у него стало легче и появилось ощущение, что он сделал нечто очень правильное. Ольга ему нравилась, но она являлась девушкой с довольно строгими понятиями, как он уже понял по её манере общения, и его опыт соблазнения и ухаживания надо было применять осторожно — не торопить события. «Такой супец лечит от любых проявлений похмелья», — в голове у него окончательно прояснилось и он потянулся за портсигаром, но вдруг подумал несколько секунд, открыл ящик стола и закинул его туда. — «Сегодня тренируем волю, минимум два часа». Поудобнее расположившись на стуле, Виктор продолжил читать документы, потом несколько раз вставал и подходил к книжным полкам, беря разные справочники и подшивки деловых журналов — биржевого и купеческого вестников. «Точно!» — в легком возбуждении он хлопнул ладонью по столу — идея у него окончательно оформилась. — Блин, да где же Смирнов, когда он так нужен? — тихо произнес он, сожалея о том, что направил подпоручика на станцию заниматься гостевыми вагонами. «Нужен свежий биржевой вестник, а он выходит по субботам. Наверняка последний номер уже давно раскуплен», — барабанил он пальцами по столу. Идея у него выкристаллизовалась после обеда и общения с Ольгой и окончательно оформилась как раз сейчас. Простая и изящная по замыслу, но сложная в исполнении: поскольку со дня на день должен был начаться мятеж чехословацкого корпуса и постепенное очищение территории от советской власти на гигантском пространстве от Волги до Владивостока, это открывало колоссальные перспективы для сбыта продукции, застрявшей в товарных вагонах на КВЖД и городских складах. Никто, кроме Виктора, не знал об этом предстоящем событии, а харбинская биржа явно играла на понижение, каждый день впадая во всё более безнадёжное отчаяние, как он слышал по разговорам — однако цифры надо было тщательно проверить по конкретным позициям. Оставалось определить эти наиболее ходовые товары, на которые особо сильно падает цена из-за кризиса сбыта, скупить их вместе с нарядами на вагоны и потом, после открытия транзита, их перепродать здесь, местным, или уже контрагентам в Сибири. Следующий этап — это надежные контрагенты и безопасность перевозок, поскольку мимо станции Маньчжурия никак не проедешь. «Легко только сказать — и времени остаётся мало, и какой именно товар стоит выкупить, и главное — где взять деньги?» — раздумывал Виктор, ощущая биение сердца. — «Через дядюшку и его банковские связи, может? Он вряд ли поверит в мои предсказания. Через связи консула с деловыми кругами? Пойдёт лишняя молва. Остаются Орлов или Семенов». В легком возбуждении расхаживая по кабинету, Виктор так и не пришёл к окончательному решению — он понимал, что план очень дерзкий и далеко не факт, что он его осилит, однако такая возможность предоставлялась раз в жизни. «Всё зависит от объёмов, конечно», — достав сигарету, немного успокоился он. — «Напишу пока стихи, надо чем-то занять голову».
Последние комментарии
13 часов 25 минут назад
22 часов 17 минут назад
22 часов 20 минут назад
3 дней 4 часов назад
3 дней 9 часов назад
3 дней 10 часов назад