Легенды Сумеречья. Дорога к солнцу [Ольга Ягг] (fb2) читать онлайн

Ольга Ягг Легенды Сумеречья. Дорога к солнцу

Осталось не так много, и я еще на чуть-чуть приближусь к моей… Вот и сейчас я хочу сказать – к моей цели. Не к моей мечте. К моей цели. И как бы я ни хотела, я опять выделяюсь. Что поделать. И сколько бы мне не говорили, что цель – это тоже очень хорошо, мне не очень комфортно.

Я считаю время неделями. Разделять его на день и ночь не имеет смысла – я давно уже пользуюсь темным временем суток по своему желанию. И я готова писать что угодно, только бы не начинать то самое, ради чего я и получила тетрадь.

Вчера я вышла в сад. Шел дождь, и капли заставляли пустые ветви кланяться и шуршать. Я люблю слушать эти звуки. Мне – это уже вошло в обычай – помешали. Наш учитель уже через несколько минут попался мне на пути и как обычно вспомнил, что ему нужна именно я и именно сейчас.

Он на самом деле часто разговаривает со мной, даже в такие дни, когда нам, младшим, предписано проводить время в молчании. И я знаю, что это не его желание – просто работа. Разговаривать со сложными детьми. С теми, кому трудно приспособиться к новому. И понять, что теперь будет все по-другому.

Я не считаю себя сложным ребенком – я знаю тех, кто пережил куда больше, чем я. Но тем не менее он часто разговаривает со мной. И я все жду, когда же, ну когда же он начнет расспрашивать меня о прошлом. Пока еще я не услышала такого вопроса, но ведь однажды и этот  день придет…

Мы и в этот раз разговаривали долго. И я совсем забыла, что хотела побыть в одиночестве. На самом деле, никто и никогда не выслушивал меня так внимательно. И я была благодарна за это. Но вопроса я дождалась. Правда. Он просто спросил: «Не расскажешь?» – и я рассказала. Не все, и не саму историю. Только про то, что я не могу простить себе все это. И не могу примириться с прошлым. Никак. И про то, что это неправильно, но я постоянно упрекаю себя за то, что сделано, и если бы я пошла… или сделала… или не сделала… Главное – итог. Закончилось бы все по-другому…

Я не рассказала одного – что однажды уже озвучила это Маю[1] [2] . Конечно, я выбрала самое неподходящее время. Май тогда повернулся ко мне, с минуту постоял молча – а я в это время на его лице прочитала практически все мысли, а некоторые так вообще не совсем цензурные, – и наконец выдал что-то типа: «забей, это не изменить» и повернулся обратно к своему драгоценному коню. А с кем мне еще было говорить об этом? Все, кого хоть как-то затронула эта история либо мертвы, либо далеко и нет им до меня дела.

– Ты не ведешь дневник? – неожиданно спросил спрашивает мой спутник.

– Нет.

– Может быть, ты попробуешь? Возможно, если ты напишешь об этом, ты взглянешь на ситуацию со стороны. И поймешь, что твоей вины не было.

И я подумала – почему нет? И что хуже наверняка не будет – держать это в себе я больше не могу.

– Зайди ко мне после ужина. Давай дойдем до беседки и обратно. Холодно все-таки, – он улыбнулся улыбается извиняюще. И только теперь я поняла  понимаю, насколько не нравится ему находиться здесь: дождь, да и ветер уже холодный – ноябрь ведь. Неуютно. Но он вышел. Из-за меня.

– Давай вернемся сейчас, – прошу я.

И мы возвращаемся домой.

День выдался сумасшедшим. Для начала я проспала и, естественно, опоздала в школу. Лучше бы я прогуляла этот долбанный первый урок!!! Расписание поменяли, вместо физры поставили географию, и весь остаток урока я выкручивалась у доски – препод у нас нервный, опоздавших не выносит. А потом по инерции и началось: Спросили меня на каждом уроке, дневник украсился красными надписями в каждой строке. Теперь мне за это ничего не будет, но все равно неприятно.  И весь день точно только по нарастающей пойдет.

Поначалу мне показалось, что правило не сработало. Потому что Яр появился рано и дневник я показывала при нем. С удовольствием, кстати, показывала. Брат фыркал и делал страшные глаза, Яр банально ржал, разглядывая покрасневшие графы.

Вообще-то, конечно, братнины друзья на меня внимания не обращали – им всем за двадцать, не до мелочи вроде меня. Яр поначалу тоже принимал младшую сестру приятеля за мебель. Но однажды заглянул вот так днем без предупреждения, и попал на семейные разборки. Брат у меня нервный, чуть что орет и машет кулаками. Раньше, пока мама была жива, взрывной характер моего брата называли «утонченностью», «нервностью гения» – Егор и школу закончил рано, и в универ престижный в 14 поступил, бесплатно и на выбранный факультет, и универ тот же закончил за три года… а потом вдруг оказалось, что престижная газета, взявшая перспективного журналиста, терпеть его гадкий характер не намерена. Потом был еще коллектив, и еще, и еще. Потом умерла мама и то, что раньше принимали за талант назвали другими словами -…….. И как мама просмотрела все это и дошло до такой степени, никто из нас не мог понять, а брат и принять все сразу.

В общем, разборку Яр прекратил, и меня миновало. А Егору в тот день сильно досталось. Морально, конечно. Яр не опускался до рукоприкладства. Ему и посмотреть иногда было влом – все равно все слушались. С того момента Яр вдруг резко стал обращать внимание на меня, а потом я вообще начала считать не неделями, а его появлениями у нас. Такая вот точка невозврата. 

Отсчет – это просто замечательно. Считаю я почти всегда. Точка отсчета получается разная, но  всегда для меня значимая. Яр – тоже точка отсчета. Только я не сразу это поняла.

Мне отчего-то казалось, что он был всегда. Не то, что я жить без него не могу – вполне себе могу. Но он как-то быстро стал для меня… другом. Я знаю, о таком и мечтают все, и я тоже. Я же – как все. Ну, почти. Он не давал мне советов, не учил жизни. Просто он всегда рядом. Когда нужно – рядом, когда не нужно – тоже. Смешно, но брата это положение вещей раздражает. Это ощущается настолько сильно, что даже мне странно.

Яр, правда, не самый приятный человек. даже “свои” в общей компании его недолюбливают и побаиваются. Он слывет злопамятным и странным. Может быть резким, раздраженным, нетерпеливым, злится на «всеобщую человеческую тупость», но мне-то что за дело? Меня это не касается. Меня он если не любит, то оберегает – тщательно и очень осторожно. И странного, честно сказать, в нем не много – не больше, чем у других. Он просто такой, какой есть. Хотя это, конечно, не оправдание – люди только своих таракашек лелеют, чужих не очень жалуют.

когда он начал периодически наведываться в дом, и потом, позже, приблизил меня к себе, все сразу пошло “не так”. чем «не так» я вряд ли смогу точно сказать. У меня, по крайней мере, так еще не было. Ну, хотя бы тем, что никто добровольно меня не замечал. Это считалось как бы дурным тоном. А Яр эту привычку поломал. Была бы у меня подружка, я бы ей все это выговаривала, а потом бы добавляла: «нет, не приставал». Но у меня подружек не было, может, и к лучшему. Зато у меня был Яр. И я всегда могла поговорить с ним. Это, безусловно, лучше любой подружки, хотя вопрос «что же все-таки ему от меня надо?» я задавала с пугающей регулярностью.[3]  Просто я же себя знаю, и в принципе долго ни на чем не зацикливаюсь. Кроме двух вопросов: про Яра и про свою роль в местном дурдоме. А его хорошее отношение можно было объяснить легко – ему вот прямо сейчас так хочется. Может и неубедительно, но что ж тут скрывать – у нас нет ничего общего.

И еще он постоянно таскает меня на всякие мероприятия. То выставку где-то откроют, то фильм надо обязательно посмотреть, да еще такой, где три человека в зале… И вот, на каком-то концерте я, в очередной раз нахватавшись завистливых взглядов, вдруг резко осознала, как мы выглядим со стороны: юная девушка, которую можно назвать девушкой с оооочень большой натяжкой и стильный молодой парень, который никак не должен быть именно тут именно с такой … ну, как я. Ну ни при каких обстоятельствах. И вот тут-то меня и начал смущать вопрос: а что же и кому в этой ситуации надо?

Хорошо, пусть. Ему просто надо именно так. Любит эпатировать народ. Хорошо. В его машине уже постоянно лежат мои солнечные очки, ветровка. А сзади сидит его подарок – мой плюшевый зверь непонятного вида. Хорошо, пусть даже так. И ничего – совсем ничего! – больше не случалось: ни двусмысленных положений, ни особых фраз, нежности какой-то особой, что ли… Зря я все мыслимые фильмы о любви пересмотрела? Выходило, что зря, – и ничего так и не стало понятнее.

Но хуже другое. Тайна. Что-то личное, и об этом у меня совершенно никакой охоты разговаривать с кем бы то ни было. У меня появилась новая точка отсчета? Вероятно. Элементарные, самые простые вещи стали для меня… загадкой – странным, чужим и непонятным. Другим. И Яру я пока про это не рассказывала. Зачем? Смену гормонального фона это не отменит ведь. И проблему не решит. И в принципе – ничего уже не изменит… И все это потихоньку во мне зрело, и наполнялось каким-то странным ощущением, что вот-вот все очень плохо закончится. Ну, это как раз не удивительно, у меня всегда если предчувствие – то плохое. Жаль, что это все сбывается только…

Так вот. В какой-то момент, дней за пять-шесть до этого самого плохого, я вдруг поняла, что Яр, а часто и кто-то из его приятелей остаются у нас чуть ли не на ночь. Конечно, удивительно, как такое можно было не заметить сразу, но у меня бывает. Когда я отсекла этот момент, пристала к Яру – мне тогда было и не такое можно – на предмет откровенности. И конечно, ничего конкретного не услышала. Почти ничего конкретного. Он только начал мне примеры всякие приводить и спрашивать, что хорошо, а что плохо.

– вот тут –  это плохо или хорошо?

Пример был на редкость гадостный – про СССР и органы их карательные.

– Плохо, конечно, – ответила я.

– Но правильно.

– В смысле? Убивать просто, чтобы другие верили в справедливость? Или боялись?

– Лучше, конечно, чтобы боялись, – у Яра было очень хорошее настроение. Редкость. – Но это просто правильный поступок.

– Но ведь это нельзя назвать хорошим поступком?

– Правильным. И эти понятия никогда не совпадут, понимаешь? Ты будешь поступать или правильно, или хорошо. При этом, поступить правильно – значит, сделать что-то, что вряд ли не осудят окружающие в лучшем случае, а потомки точно плюнут.

– Я тебя не понимаю. И вообще…

Я замолчала. Это у нас была такая игра. Как бы я хочу собственное мнение высказать, которое не просто моё, а ещё и отрицающее. Яр ухмыльнулся и кивнул.

– я не вижу смысла учиться на исторических ошибках – во-первых, не интересно, во-вторых, неприменимо. И если честно, то в чем разница-то? Если недовольные все равно появятся.

– в том, что правильный поступок не всегда может быть оценен как хороший или плохой. Он вообще под эту категорию не попадает. Можно и убить, если это правильно. А нравится это кому, не нравится – какая разница.

– А что сейчас, в данном  и конкретном отрезке происходит? Правильное или хорошее?

Ответил он, как же… А у меня предчувствие. Вечное чертово предчувствие.

Квартиру нашу – стандартную хрущевскую однушку – мы получили в наследство от отцовых родителей. Дом был старый, с узкими серыми заплеванными лесницами – мой их, не мой, все равно. И с подвалом. К квартире прилагалась целая трехметровая секция прямо под полом! для облегчения жизни дед сделал люк и лесенку откидную. Все, выходить в подъезд было не нужно.  На мой взгляд квартира от этого устройства только выигрывала, а родители были недовольны – ремонт нормальный не сделать – но пользовались вовсю. Воняло, правда, в квартире… Но это не только у нас.

Сначала вариантов приобрести что-то попросторнее не было, а когда появились – отец предпочел жить там с новой женой и без орущего младенца. Матери он сделал царский подарок – не стал на метры претендовать. Хорошо, правда? И мы остались в старой квартире – без ремонта, без надежд  и без перспектив.

Так я про подвал. Как-то так получилось, что потихоньку старики умирали, а новые жильцы запасов не делали и подвальные клетки им были ни к чему. Сначала с разрешения соседей, а потом уж и без него мама заполняла полки припасами, банками и мешками. Для банок и мешков все бралось на участке. Домика не было – считалось, что нерационально, раз можно за 20 минут на городском автобусе доехать – зато грядок – море. Все лето на них приходилось пахать – вспомнить страшно. Брат от участи жука был избавлен – “учись, сынок” – как и от последующей переработки выращенного. Росло там, кстати. Много росло. И потом перекочеввывало в подпол. А потом только и остался один наш квартирный вход – подвал из соображений безопасности ЖЭК закрыл, новенький замок на ветхой двери смотрелся как сюр, но и к этому люди быстро привыкли, и замок перестал напрягать серыми матовыми боками. Я бы может и продолжила бы пользоваться – из дома не выходить и ключ не нужен, только муторно было из-за нескольких банок возню эту затевать. Поэтому когда начались у брата ночные бдения с друзьями, да еще и на запертой кухне… да еще и разговоры эти странные – про долг и справедливость, и все такое… зря Яр, ей-Богу. Братца своего я слишком хорошо знала – в одной комнате скрыть что-то трудновато. И об исследованиях его…

Вообще-то, Егор вундеркинд. МГУ он закончил в 17, пристроился на последнем курсе в какую-то левую (он так говорил) газетку и после серии статей легко и быстро сделал карьеру – перешел в очень крупное издание. И еще быстрее – опять-таки за статью – его уволили. Со мной брат, понятно, этим всем не делился,  с мамой “обсуждал”… Но все, что он написал я читала – брат был моим кумиром. Писал он легко и талантливо. И наброски я читала… неофициально, конечно. И за что уволили – тоже понимала. Ему с такой темой надо было в институте контактов с сириусятами диссертацию защищать или в “Секретные материалы” пристраиваться сценаристом, а не в серьезную газету. А брат продолжал упрямо работать со своими бредовыми темами. Как маньяк. Теперь официально числился он корректором в каком-то издательстве, сидел дежурным в типографии да пописывал в разные газетки под другими именами и на вменяемые темы – не предавал идею, но жрать на что-то было все-таки нужно, а алименты отцовы и пособие мое быстро заканчивались.

Последнее время брат писал мало – некогда ему было. Но если он с таким упорством занимался чем угодно, только не своими материалами… значить это могло только одно – он точно намеревался получить новую информацию. Обрывки фраз, которые я улавливала, настроение братика – из злого и вялого он стал злым и увлеченным… Это была их ошибка. Любопытство во мне с детства жило мощное. Что же за материалы такие Яр дружку подкинул? Что на запертой кухне,  в такой компании, несколько ночей делать можно? Что???

Мне оставалось немного. Дождаться утра. Просто подождать, пока  они все уйдут. И тогда…

Прогулять школу – других вариантов не было.

в 4 или около того гости начали расходиться. Тихо, чтобы соседей не потревожить. Потом Егор вернулся в комнату о тишине не заботясь. Один. Значит, Яр тоже ушел. В 6 утра я даже и не притворялась, что сплю.

Это странное чувство… теперь я знаю, что это. А тогда… я до сих пор не понимаю, как это все не было заметно со стороны. Просто от меня Яр подвоха не ждал, иначе я объяснить не могу. Я же все рассказывала. Я же про все спрашивала. А тут, когда мне просто очень-очень что-то понадобилось вот там, в подвале нашем. Что меня там ждут (честно, я тогда подумала, что безумие и сириусята – тема заразная). Мне надо туда. Очень. Прямо сейчас.

Егор ушел раньше меня, я все собиралась. Я была как будто раздвоенная – я двигалась по комнате и я смотрела на все это со стороны, одобряя – выйди, пусть тебя видят. До метро, слиться с толпой и вернуться обратно – на трамвае. Без лишних взглядов. И тогда – тогда… Я не знала, что меня ждет тогда. Но я точно знала, сидя в трамвайчике и бессмысленно разглядывая уплывающие назад серые стены домов – это очень важно. Это САМОЕ важное сейчас. И тогда – все изменится. Я точно это знала.

Есть ли сейчас у меня какие-либо мысли на этот счет? Конечно. Однозначно. Это даже не столько мысли, сколько опыт, знания. Конечно, я понимаю теперь, что происходило. и это просто случайность, что рядом оказалась я. И именно я это “услышала”. Мне рассказывали разные истории – как это происходит. А еще я знаю, что заканчивается все обычно хорошо – долго, счастливо и никаких проблем. И то ли от того, что это не для меня было предназначено, то ли эту точку отсчета изменить было дано не мне – эти мысли все равно не принесут мне покоя. Я закрываю глаза и ощущаю, как вокруг меня сжимается тьма подвала. Сыро. Пахнет пауками и крысами, и еще чем-то гниющим. Коридорчик узкий – запомнился не таким, ощущался шире и от этого мне дико страшно в темноте. Мои шаги – как посторонние звуки, словно не я. А я ожидаю чего угодно – паутины, горы трупов, писка крыс, готовых съесть все, что движется. И где-то там – от темноты и маленького скользящего лучика от фонаря я теряю чувство пространства – где-то там действительно звуки.

Это было первое, что заставило меня встряхнуться и перестать трусить. Пол должен был быть более грязным. Ну, на мой взгляд. И хотя бы с какими-то осколками, досками и палками, тряпками. Я свечу фонариком под ноги – чисто. Я права. ЭТО спрятано здесь. Еще бы знать – что. Да, я ожидала совершенно чего угодно, вплоть до летающей тарелки, или аппарат какой-нибудь увидеть.

Звук повторился. Теперь я ясно слышала – стон. Воображение тут же нарисовало мне картинку: кто-то из наших гостей зачем-то вернулся сюда, что-то случилось и самостоятельно выбраться он не может. Картина была настолько чудненькой, что я чуть было не развернулась возвращаться. Действительно, ну не мое это дело – сами разберутся. Но все равно – думать-то думала, а вперед шла, не обратно. Любопытство мое, все оно. Даже если картинка верна – уговорю меня не выдавать. А расскажет – тоже не проблема. Ну, Яр мораль прочитает, разговаривать перестанет – потерплю я как-нибудь пару дней. Братец будет мозг выносить – да и хрен с ним. И я пошла дальше.

Моей целью оказался ближайший отсек – дальше идти было некуда – глухая стена. Я поводила фонариком по периметру. Мало света, видно недостаточно. Шаг вперед, еще, еще раз по стенам, которых по-прежнему не видно. слабый свет фонарика высветил странную конструкцию – кулер не кулер, но вода стекала по трубке в чашу: капли ударялись о накопившуюся воду и уже после третьей тихий звук стал дико раздражать. Но именно тут что-то было. Я не увидела это,  выше человеческих возможностей это. Я просто осторожно, по чуть-чуть, шла к самому темному углу.

До меня как-то не доходила мысль, что изучать можно не только технику, и никаких ассоциаций с разговорами нашими накануне тоже не возникло. Интересно, сейчас я тоже бы так отреагировала? Или сразу сообразила, да хоть бы и просто предположила варианты возможные? Я начинаю задавать вопросы вместо рассказа. Мне нужно столько усилий, чтобы заставить себя хотя бы кратко рассказать об этом. Вместо вопросов. Просто рассказать.

Фонарик мигал, но светил, не гас. А это было в самом дальнем и темном месте.

 Он показался мне совсем юным, лет 16-17, ну, может чуть больше. Почему-то меня ничего не удивляло. Было тогда еще что-то. Смутное ощущение. Странное. Тогда я не успела это обдумать. Секретные материалы, черт бы их всех и подальше. Значит, за этим они и спускались…

Я присела рядом, освещая пленника. Он был худ и грязен, ссадин, кое-где очень глубоких, и кровоподтеков было слишком много. Он лежал спине, в очень неудобной позе: голова запрокинута назад, руки связаны за спиной – кто-то предусмотрительный позаботился, чтобы мучений было побольше. Парень вздрогнул от света, и попытался приподняться.

– Пить, пожалуйста, – через силу прошептал он.

– Сейчас.

Руки у меня тряслись, я несколько раз уронила кофту, пока свернула ее – вполне сойдет на некоторое время за подушку.

– Сейчас. Я принесу.

Ни стакана, ни какой-либо другой емкости у кулера не было. Из ладоней не напоить, и ничего более здравого мне в голову не пришло, кроме как оторвать полосу от майки.  Надо подняться наверх. Запереть дверь на внутренний замок – от непрошенных гостей. Аптечка наверное, вся, целиком. Нож. И я успела за 5 минут. И не споткнулась, пока спускалась обратно, и ничего не уронила.

Он и в этот раз слабо среагировал на мой приход, на свет. Узел не поддавался: я сорвала ногти, пробуя развязать. И кроме проблем ничего не получилось – тонкая веревка слишком сильно врезалась в кожу, я чувствовала, как моим пальцам становится тепло и липко. За этими попытками освободить я пропустила все самое интересное. Поэтому чуть не подпрыгнула, когда услышала рядом, чуть не над ухом:

– Ты кто?

Испугалась, конечно, и не ожидала, парень чуть не умирающим выглядел, и травмы были приличные, и температура была – все 39.

и вопрос был такой…А то не видно, кто я. Или ему сказать: сестра одного из твоих ночных гостей? Я отбормотала что-то вроде «ну, там, это…». А он продолжал смотреть в упор. И я, маленькая девочка, в темном подвале, я видела только светлые немигающие – как у гипнотизирующей змеи – глаза, заглядывающие прямо внутрь меня. и только через пару минут я сообразила ответить:

– Не бойся, я не враг, правда. Я помочь хочу.

Он кивнул и закрыл глаза. И мне вот от этого реально стало куда легче, но это, как оказалось, не надолго.

– эй, эй, послушай, – позвала я.

– Да.

– Я попробую разрезать? Ты только не дернись, ладно? Очень близко все.

– Да.

Веревку я разрезала. Я даже успела стянуть на запястьях приготовленные повязки. Через несколько минут их пришлось заменять. Я рвала бинт и прикидывала, как бы поаккуратней перевязать: он морщился и вздрагивал от каждого прикосновения, а мои руки тряслись, и я чудом не роняла все, что брала. И только потом сообразила – чтобы не принести чашку с водой поближе, вот прямо сюда? Чем футболку-то портить… Не мой был тот день, совсем не мой.

Что делать дальше я не знала. Нет, не правда. Я именно знала, откуда-то точно знала, что можно и нужно сделать. Просто это настолько отличалось от моих небольших познаний… Я не доверяла себе и своим ощущениям. И от этого диссонанса мозг отказывался работать, и сосредоточиться не получалось, даже неимоверными усилиями с моей стороны. Я сидела рядом, смачивала бинты – температура не падала, и я все собиралась и собиралась подняться еще раз наверх, посмотреть что-нибудь жаропонижающее. но не шла – потому что это не помогло бы. Я знала, но вяло думала – надо подняться, посмотреть… И сидела в темной камере, поглядывая периодически пленника. Интересно, сказал он что-то Егору? И при чем здесь Яр… Этот-то не был замечен ни в чем таком, не то что мой братец. Интересно, Егор это делал? То еще злобное существо, но у меня никак не получалось представить его здесь в качестве палача, ну никак. Яр – тоже нет, он мозг. Вот как он тут стоит, смотрит на все, брезгливо и снисходительно – это да, а вот до откровенного мордобоя он не опустится. Как же гадко… Нет, я спокойно смотрела фильмы, в которых лилось море крови, и положительный герой направо и налево и самыми изощренными способами «мочил» всяких вредителей, противников добра и света. Но ТАМ – все было понарошку, неправда. А ЗДЕСЬ…

Фонарик постепенно терял яркость. Надо было подумать, как выбраться отсюда, пока мы не остались в полной темноте. и я думала. Настолько хорошо думала, что реальность воспринимать перестала. И ничего удивительного, так всегда происходит и до сих пор, погружусь в мысли – и хоть толпа орков рядом носиться будет, даже не замечу. Я задумалась и  чуть не подпрыгнула, когда услышала:

– Спасибо. Что ты планируешь сделать дальше?

Он смотрел на меня и, кажется, улыбался.  И было так странно… Он был… неестественным здесь. Реально, хотелось платье подобрать, книксен сделать и спросить: «мальчик, а мальчик, а что Вы здесь делаете?». Надо было собраться. Надо было ответить.

– Хотелось бы выйти отсюда. Потому что скоро мы останемся без света. И потому что через несколько часов сюда точно кто-нибудь придет.

– Мне нравится.

– Ты встать можешь?

– могу.

Ну, далось ему это с трудом, хотя пытался не показывать этого.  Но даже при имеющемся освещении я видела. Чувствовала. Но помогать не рискнула – он опирался на стену,7 и все казалось не таким страшным.

Потому я шла впереди, он – за мной. Фонарик действительно погас скоро, но мне уже не было страшно. Все стало казаться правильным, самым правильным. И пусть это тысячу раз не мое слово – от Яра досталось в наследство – оно остается для меня мерой и критерием любой мысли. А тогда было важным особенно.

Я долго жмурилась на кухне[5]  от яркого света, потоком вливающегося через окно. Тот, кто шел за мной, тоже щурился, осматривался вокруг, и улыбался. Как дурак. Я тогда не знала цену свободе, откуда бы. Кроме солнца беспокойство доставляла еще одно обстоятельство – чем больше мои глаза привыкали, тем знакомей казался парень, стоящий рядом.

– Садись. Есть хочешь?

– Нет, – отвечает он и садится.

– А… а как ты сюда попал?

– не повезло, – он все улыбается и снова смотрит на меня в упор. Он улыбается, а глаза такие светлые и такие холодные. Как хрусталь. А я не люблю хрусталь.

– Ну и что, понравилось в подвале? – я нашла наконец занятие для себя, посуда в раковине осталась с утра, перемыть надо. И избавиться наконец от этого взгляда.

– не понравилось.

– А зачем ты моему брату нужен?

– я эльф.

– Ты сумасшедший, – я сказала тихо, но мне кричать хотелось. – Ты такой же сумасшедший, как и Егор, и как все эти его придурки-друзья.  Что, и вход в другое измерение показать можешь?

– Могу.

Бред и правда заразен. Еще один… Как я разозлилась в тот момент! А он улыбался.

– Подойди поближе.

и я почему-то действительно подошла. Совсем близко.

– не хочешь говорить – не говори, очень надо, – начала я. Мне нужно тогда было поверить, что я все сделала сама, и подошла к нему тоже – только потому, что я так хотела.

– Положи руку мне на плечо. И ничего не бойся.

“я и не боюсь”, – подумала я.

– Правильно, и не нужно, – отозвался он. А потом…

Кукла только села пить чай. Кукла старая, глаза давно смотрят в разные стороны, не закрываются, а нежное фарфоровое личико изрисовано навечно въевшимися чернилами. Зато платье у нее новое, пусть и не нарядное, но новое и чистое.  И теперь кукла пришла в гости к зайцу. Телевизор вяло бормочет, брат что-то говорит, комментируя, а маленькая девочка тихо перебирает на полу игрушки – они играют в гости и им не до того, что обсуждают взрослые. Не до мира, ждущего конца света… эти слова повторяют везде. Но никто уже не верит и не принимает их всерьез – околонаучный бред давно уже напугал всех и больше не интересен. Взрослые сидят спокойно, все привычно и тихо. Но что-то случилось.  По экрану вдруг пошли полосы, девочка поднимает голову и там, внутри старого черного экрана видит человека. И человек – такой… странный… и тень сложилась крыльями у него за спиной. 

– Возможно, мы могли бы сделать для вас больше, чем уже делали. Возможно, мы могли бы и дальше умирать за ваше спокойствие, люди. Но вы сами – худшее зло, которое только могло быть сотворено.

Он говорит монотонно и слишком спокойно – текст давно заучен и только это важно сейчас.

– Вы не оставляете ничего светлого. И вы уничтожите все то, что еще осталось – сомневаться не приходится. При этом вы мните себя всесильными хозяевами мира… Живите так, думайте так. Мы не можем охранять вас больше от вас самих. Тысячелетия мы мешали вам устанавливать свои порядки, и теперь вы свободны. Вы вольны делать, что вам вздумается. Мы уходим. Простите нас те, кто не найдет больше убежища в наших владениях, простите нас те, кто еще рождается среди людей, но наш по крови. Это решение далось нелегко. Но люди сделали все, чтобы вынудить нас к этому. Мы уходим.

      Экран вновь показывает пятничную программу. Где-то там, за окном, кто-то кричит, и крики сливаются в один монотонный непрекращающийся вой, а девочка плачет. В очередной раз становится помехой взрослым.

      У девочки есть обязанности: ты взрослая – пора становиться самостоятельнее, не шуми, не мешай. Куклы заброшены в дальний угол – не стоит ли больше времени проводить на воздухе? Весна. Я хочу собаку. Ты еще мала, чтобы ухаживать за ней, вот пойдешь в школу… Лето – это город, мама, мамина работа, магазины, вечерние новости, рисунки на обрывках бумаги – нет, мама, альбом мне не нужен, в нем неудобно рисовать… Кораблик плывет к морю, вот-вот исчезнет за горизонтом – так не бывает. Мы уходим. Заученные улыбки; предсказуемые реакции; готовые фразы, подходящие случаю. Зима. Снег в городе, сонные дома, вечерние прогулки. Мама, ты слышишь? – наверное, этого никто не ожидал – она вырывает руку из маминой и бежит к окну: Мама, ты слышишь? Что это? – Кто-то слушает музыку. – Мама, ты слышишь? – Да, да. Пойдем. Кто-то просто слушает музыку. Или играет, какая разница. – Мама, ты слышишь? Тихая мелодия обрывалась внезапно, чтобы возникнуть вновь, и голоса скрипок переплетались, чтобы вновь и вновь повторять ее. Снег падает сквозь свет фонаря, улица замерла, никого нет – только музыка здесь безраздельно властвует, только покой и то, для чего не найдется слов ни на одном языке. – Мама, давай послушаем еще. – Я опаздываю, идем. – Пожалуйста! На улице остается только снег, размеренно падающий сквозь свет фонаря. Музыка – нет: теряется вдали, за шумом шагов, темнотой улиц, дверью подъезда. Мама, можно мне научиться играть на фортепиано? Сегодня приходил учитель из музыкальной школы, она сказала, у меня способности. – Они всем так говорят, сначала начни нормально учиться. Привычка не спрашивать и не говорить… "Отпустите меня домой…"  Школа, уроки, уроки, школа. Не спрашивать и не говорить. Подруги остаются за порогом класса, дорога до дома, обед, уроки, книжки. Мама,  можно мне в библиотеку? Уроки готовы, квартира убрана. Вечер у телевизора, рисунки карандашом на клочках бумаги – снег, падающий сквозь свет фонаря. Завтрак, маму не буди, дорога до школы вполне безопасна, если ты будешь внимательна на переходе. Школьный праздник, подружки, остающиеся за порогом класса, ты читала сегодня стихи лучше всех. Отпустите меня домой…  – Да, мама. Не слышать, не говорить. От тебя ждут только одного. Вечера у телевизора – новости, не шуми, учи уроки, опять двойка? Мир меняется, но кому до этого дело. Карандашные рисунки на клочках бумаги: бумажный кораблик, уплывающий в настоящее море; снег, падающий сквозь свет фонаря; заснеженная тихая улица и музыка… Новости. Массовые самоубийства птиц… взрыв газа на заводе… цунами в Японии… не мешай брату. Ты выучила уроки? сходи в магазин… взрыв жилого дома – терроризм вокруг нас или халатность?.. кто виновен?  Мировая угроза… голод в Африке… спасем китов!.. розовый снег, летящий сквозь фонари у двери подъезда –  тишина, ночь… мы готовы урегулировать любые религиозные конфликты… голод в Китае, все страны мира принимают активное участие в судьбе народа… участились случаи самоубийств… массовые самоубийства сектантов-скитников, вызванные слухами о скором конце света… свобода совести… бумажный кораблик, плывущий в настоящее море… снег… Мой конец света уже наступил.

…все, промелькнувшее в памяти за долю секунды. и я могла поклясться чем угодно – он тоже видел. И знал.

– Я помню. Это ты тогда говорил людям о том, что вы уходите. Я же все помню! И что ты прощения просил у тех, кому вы должны помочь, но не сможете.

– Да, это так, – подтвердил он.

– Значит, это ты бросил меня здесь. Просто ушел. Извинился – и ушел.

– Да. Это было не мое решение. Но… да.

И замолчал. И я ничего не могла прочитать на его лице. Никаких эмоций. Ничего.

– Мне мало твоего «Простите нас». Зачем ты бросил меня? Вот здесь? Зачем?

– я бы вернулся за тобой.

– Знаешь, мне сны снились. Давно. Только я все забыла. Я тогда просыпалась и думала: обязательно, я обязательно увижу эльфа. Подойду к нему и скажу: возьми меня с собой. Долго мечтала. Я даже видела эльфа. Маленькая была. Мама к подруге решила съездить, в Крым. Мне лет пять было, наверное… Однажды ночью меня… ну, как будто кто-то позвал. Я проснулась и пошла. Я же точно знала – куда мне нужно, и даже как туда идти… Это потом уже узнала – глупо, и страшно, и опасно – ночью, в горах… Я пришла. Там, конечно, никого не было… Глупо… А потом я увидела эльфа – сидел почти рядом со мной – руку протянуть и можно было коснуться. Прямо в лунном свете. И крылья. У него были крылья. Я видела. Правда.

– Я тебе верю. А потом ты хотела, чтобы твой эльф пришел и забрал тебя?

– Потом я перестала думать об этом. Перестала сны видеть. И забыла. Какой смысл? Это сказка. Зачем верить в сказку, если это никогда не сбудется. Ты веришь, ждешь избавления… Вот эта клетка – будет. И брат мой – тоже будет. А твоей сказки – нет, никогда. Никто не придет. Нет спасения отсюда. Нет! Ты думаешь – все так просто? Здесь преступление – быть не как все. Не выше, не ниже – это как раз не страшно. А не как все. Ты не знаешь что это такое!

– Прости.

А что мне было прощать?

– Я бы нашел тебя, – сказал он тихо. – И показал бы тебе дорогу к солнцу. Я нашел бы тебя, обязательно.

Мне не хотелось продолжать эту тему – слишком много мыслей сразу закопошились. А вот кое-что другое интересовало. – Как же так получилось, что эльфы – не сказка? Я так поняла, что вы часто бываете на Земле, а про вас ничего не знают.

– Почему не знают? – удивился эльф. – Знают. Не всё, правда, и не все. Но ты-то знала, и не очень удивлена.

– Но все неправда, что я знала. Что эльфы маленькие человечки, которые воруют детей? Так даже это  – детские сказки и их тоже мало кто знает. Не модно уже.

– А было модно?

– Ну… да. Давно когда-то. Книги про эльфов писали. Только в каждой свое описание. А сказки народные – те вообще как угодно описывают, даже в фольклоре одной страны сложно какие-то специфические черты выделить… А о тех, кто встречался с эльфами и пытался об этом рассказать – и вовсе ничего не знают. Только все в одном сходятся – что форма ушей другая и бессмертный народ. А ты… ты не маленький совсем, и…

– И детей не ворую, – улыбнувшись, продолжил эльф. – Честно – не ворую. С Земли забирал – было дело. Только добровольно. А прочего не творю, о чем ты читала.

– Да. Но не может такого быть, чтобы никто не знал – Толкин вот… Яр мне приносил его книги. И много еще… – тут я запнулась. как-то Яр не к месту вспомнился. Эльф кивнул, и я продолжила: – но все равно странно – сказки сказками, а попытки чуть подробнее узнать – в библиотеке, скажем, или исследования какие-нибудь прочесть – научные, которые не на слова опираются, а на факты – этого нет. Только Яр вот…

– Мы никогда особо не афишировали свое присутствие здесь, только по необходимости. Но от ошибок никто не застрахован. Приходилось иногда вмешиваться в события. Может, не всегда удачно. Но мы всегда хотели для людей только добра. Только не всегда то, что делаешь, кажется правильным сегодня. Лет через сто-двести – можно оценить. Но люди не живут столько.

– И даже потом не могут?

– Потом? Потом это уже никому не нужно.

– Почему ты сказал, что я знала, кто ты?

– Но ты ведь знала.

– Но не верила. Это сказка. А сказки… уводят от реальности, не позволяют жить полноценно и правильно, и…

– Ты говоришь сейчас, а слова не твои. Повторяешь, потому что тебе так удобнее – не выделяться, притвориться, что ты как все.

– А как надо? Ты же эльф, ты умный – наверняка тебе не двадцать лет, на которые ты выглядишь… Как надо? Сходить с ума, зная, что все вокруг – чужое? Искать… сказку, которая даже и рассказана никогда не была – из страха, что в нее не поверят? Что мне надо было делать?

– Ждать. Я бы нашел тебя.

– Сколько мне ждать, Эарэль? Каждая минута – в напряжении, что вот сейчас, вот именно сейчас… я не удержу это в себе и все. Здесь преступление – быть не как все. Не выше, не ниже – это как раз не страшно. А не как все. А ты – ты знаешь, что это такое?

– Знаю. Я видел это. Я бы нашел тебя. И показал бы тебе дорогу к солнцу. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Мы потому и не оставляем Землю – из-за таких, как ты. И не покинем до тех пор, пока хоть один из всего огромного мира людей нуждается в нашей помощи. Даже если не понимает этого. Ты не одна такая. Если тебе будет легче от этого.

– Может и будет, – буркнула я.

– Ты боишься. Не знаешь, что с тобой происходит, и боишься, что там, куда ты идешь, опять будет то же самое, что и здесь, среди людей.

– А разве не так? Там, куда ты возвращаешься – там все по-другому? Где он вообще – твой мир? Далеко за морем, как рассказывают наши сказки? Так это только сказки.

– Далеко, за морем. Нужно долго плыть, прежде чем покажутся в тумане горы, окружившие наш остров и спрятавшие его от посторонних глаз. Пройти сквозь рифы не трудно, если знаешь путь. И перед тобой засияет Серебряный Каскад – водопад, ворота в нашу страну. Минуешь его – и в серой пене увидишь самый прекрасный остров на свете – наше тайное королевство, Эгладор. Остров окружен горами. Сначала покажется, что они неприступны, их не миновать никогда, только это не так. Горы пропустят тебя и откроют дивные места. Там на рассвете солнце окрашивает горы розовым, а небо чисто и прозрачно. И ночью крупные звезды сияют с небес, озаряя наш мир нежным светом. Миновав горы, корабль продолжает свой путь по Тириону, самой большой реке острова, которая омывает стены столицы, замка Тирион, и течет  дальше, на восток, к вольным лугам Лебеннина.  И этот мир – дом, куда ты так хотела вернуться. Не плачь. Мы называем таких как ты “ительн”, и забираем с Земли, потому что ни одного из вас не ждет здесь ничего хорошего. Ты это знаешь. И ты знаешь, то кто-то уходил, ты сама это слово твердишь как спасение. А на самом деле… все решает только случай, ведь и вас, и нас – так мало, а Земля так огромна…

– Ты останешься там? Со мной?

– Я останусь с тобой. Если ты этого захочешь.

– а… А ты один на Земле?

– Нет, конечно нет. Но нас немного.

– Почему никто не пошел с тобой? Или, по крайней мере, не дожидался твоего возвращения?

– Был приказ уходить, у моего отряда не было причин не подчиниться.

Эльф говорил тихо, и я постоянно напрягалась, чтобы расслышать все его слова.

– И они… подчинились?

– Конечно.

– А ты? Ты почему остался? Разве ты не мог попробовать выяснить все в другое время?

– У меня осталось одно незавершенное дело… Будь моя воля, я вообще бы не уходил. Границы мы бросить все равно не можем, и Арда поэтому все еще используется. И потом – люди… Нет, я не считаю, что наш уход – самый лучший выход. Изначально наша задача на Земле, среди людей, заключалась в том, чтобы помогать. По-разному – кому-то, как тебе, помочь жить там, где лучше, кому-то – помочь в сложной ситуации, кому-то – просто найти Свет. Мы должны были показать людям дорогу к солнцу. И не смогли.

– Арда?

– Это.. как по-вашему… на земле. Сейчас входы закрыты, если только несколько порталов. А раньше даже границ толком не было – любой мог пройти. Но не все видели и знали. Такие, как ты – вас мало, но вам эти дороги открыты. И не только это.

– Что например? Что я эльфа видела?

– Ты не пришла бы. И не стала бы помогать мне. Этого достаточно?

– Нет.

– Я звал тебя. Ты пришла.  Ведь ты не случайно в подвал полезла.

– Я не знаю… Не случайно… Почувствовала.

– Вот именно. И ты не могла помнить, как мы уходили. Если бы ты сама не была deartha – ты просто не видела бы нашего обращения. Этого хватит?

– Да, наверное, да…

– Я отведу тебя туда, и ты сама все поймешь.

– А ты? Ты вернешься на Землю?

Эльф молчал.

– Нет, – наконец произнес он. – Не вернусь.

Каждое слово для меня тогда оживало. Он много рассказал мне. Или мне тогда казалось, что много. Но эта картинка – эльф, сидящий рядом со мной, так близко, что я чувствую, как медленно и ровно бьется его сердце, потом снилась мне. Долго снилась. Никаких кошмаров: молний, трещин в полу – нет. Я просыпалась от того, что мое собственное сердце билось мерно и ровно, и вокруг было тихо. А мне хотелось кричать.

Как-то нам объясняли, как можно проникнуть в прошлое, посмотреть, увидеть и почувствовать все, что было когда-то. Одна из немногих тем, которую я выслушала предельно внимательно и не раз подходила к учителю с вопросами. Эта картинка…Что он видел тогда? Почему вдруг опустился на колено  и снял свой дивный светящийся камень? Я сделала все, как учили. Сосредотачиваться мне и не нужно было – я и так все время оставалась в том, моем мире, где мой эльф – мой! – был рядом, смотрел мне в глаза и говорил о дороге к солнцу. И я увидела.

Солнца было много, луг словно наполнился этим солнцем, ярким, тяжелым и сочился светом. Лес на горизонте. И небо – синее, пронзительно-глубокое небо. Солнца много, и до замка не так далеко – ещё чуть-чуть по лесной тропе, а там поле, и уже видны мощные стены, и можно различить, как яркие стяги треплет ветер. И возвращаться домой – такое долгожданное и такое приятное чувство, когда тебя ждут. И на встречу бежит ребёнок – девочка, вернувшаяся с Земли домой… Ребенок, ближе которого нет. И не объяснить это так просто обычной  благодарностью. Чувствовать ее как себя, принимать и понимать так, как никто. Подарок. И солнца много, и дорога впереди долгая, особенно если ехать не торопясь, и времени хватит на разговор. 

Этой девочкой была я.

И об этом он думал, когда смотрел на меня. А мне почему-то стало грустно. Здесь и сейчас я была нужна ему. Но буду ли нужна завтра?

Он словно понял мои мысли. Встал и подошёл ко мне. И вдруг опустился на колено и снял с шеи свой медальон.

– Я, Эарэль Инглорион, капитан третьего земного отряда, отдаю тебе свой камень и добровольно принимаю обязательство оберегать тебя, защищать, сделать все, что в моих силах и отдать все, что потребуется, для выполнения моего слова.  Я обещаю, что наша связь будет временна, ты свободна в выборе, клянусь не препятствовать в выборе, не навязывать свою волю. Пожалуйста, если ты согласна, возьми мой камень и надень его.

Не уверена, что я очень отчетливо понимала, о чем он говорит. На самом деле он говорил намного больше. Ритуальный текст на двух языках, и то, что он сам посчитал нужным добавить, для меня.

Сложно забыть этот момент, и то,[6]  что я чувствовала, когда сверху вниз смотрела на того, кто пообещал мне спасение. Пусть не сейчас, пусть немного позже. Но я верила. Я смотрела на моего эльфа и впервые вдруг поняла, что такое предназначение. То, во что я никогда не верила, то, что я всегда пыталась найти. Вот это слово – предназначение – крутилось в голове, и думала я только об этом. Только об этом…

Сейчас эти картинки сменяют друг друга, как кадры в замедленном мультфильме: интерьер один и до мельчайшей подробности можно все рассмотреть, каждую миллисекунду прочувствовать… И так больно.

Понимала ли я, что значит взять камень и завершить обряд? Да. Не то, чтобы я резко получила небесное откровение и действовала какфанатик, слепо и не задумываясь. Но я действительно не думала. Не знаю, как объяснить – я смотрела на эльфа и точно знала: именно этого я хотела все время. Все было… естественным? правильным? Да, скорее всего так – правильным. Пазл сложился, и мой мир стал понятным, мой мир стал моим.

– Пока он с тобой, я буду спокоен, – эльф вложил мне в ладонь свой  медальон. – Надень сама, и никогда не снимай.

Я покорно надела шнурок и спрятала под майку.

– Если с тобой что-то случится, я смогу помочь. Только не снимай его сама.

– Могут снять силой, – предположила я.

– Нет, это невозможно. Все будет хорошо.

Медальон неожиданно стал горячим – ощутимо, но не больно. И я достала его. Ничего особенного в подвеске не было – плоский круглый темный камень, оплетенный кожей. Только присмотревшись, я заметила, что камень прозрачный и в глубине его посверкивают маленькие серебряные точки.

– А как ты узнаешь, если что-то случится?

– Узнаю, – ответил эльф.

– Если медальон был у тебя, значит, твои друзья могли узнать, что с тобой случилось и прийти к тебе на помощь?

– Нет, не могли.

– Почему?

– Потому что медальон предназначен только для двоих. Я могу отдать его только один раз. И отдаю его тебе. У тебя еще есть вопросы, ребёнок?

И только тут до меня дошло посмотреть повнимательнее.

С час я просидела почти не дыша – эльф дремал у стола положив голову на руки,  и я очень боялась потревожить его. Рассматривала камень, теребила кожаный шнур и пыталась думать. Получалось плохо. Учебники, оказавшиеся под рукой, вообще никакой конкуренции не выдерживали.

Даже усталость не помогала ему заснуть. Он все никак не мог устроиться так, чтобы стало хоть немного полегче. Легче явно не становилось.

Эарэль?

Он не отозвался сразу, и я подошла к нему . Не шуметь старалась, чтобы не тревожить. Конечно не получилось – топала я слоном. Как всегда, когда не надо.

И температура была, и боль, и слабость наверняка. Я подумала и сбегала за пледом – от озноба особ не избавит, конечно. Но что еще сделать я не знала:  от таблеток  эльф отказался категорически. А вот от той волшебной воды вряд ли. Не топать опять не получилось, но я оправдывала себя тем, что очень старалась.

Несколько часов, которые Эарэль отвёл себе на отдых заканчивались. Он торопился. Держал меня за плечи и рассказывал, что нужно быть осторожной. Обязательно быть осторожнее и ждать. Он вернется, обязательно. Если же что-то случится – я узнаю об этом.

Попробуй сходить сюда, – он назвал адрес на другом конце города. – Покажешь камень, тебе помогут. Если никого нет – запомни, Синегорье. Запомнишь? И знаешь… имя. Я дам тебе имя, ты не против?

Я покивала, говорить не рискнула – боялась заплакать.

 Воздух вокруг эльфа слабо засветился и, издав тихий шуршащий звук, неторопливо и плавно раскрылись два черных, гладких крыла.

– Офигеть!.. – только и сказала я, забыв про слезы. – Ну надо же! А где ты их прячешь?

Эльф быстро сложил крылья за спиной. И я уже не могла с уверенностью сказать – а не привиделось ли мне это чудо?

– А как же? Это иллюзия, да? Мне показалось?

– Нет, все правда.

– я потрогаю? Можно?

Он покорно дал мне насладиться моментом. Я положила ладонь – крылья были гладкие и теплые.

Риэльта, – неожиданно сказал эльф. – Вот какое имя тебе подходит. Риа. Тебе нравится?

Не скажу, что мне понравилось – имя показалось твердым и холодным. Но было удобным. Риа так Риа.

Это редкое имя? – спросила я.

Достаточно. По крайней мере, я не знаю никого с таким именем. Если ты захочешь, потом имя можно поменять. А кто-то так и носит два-три имени.

Нет, мне нравится. Оно что-то значит?

Только то, что ты – самый драгоценный подарок.

А мое предчувствие – вечное чертово предчувствие – кричало, что все закончится очень плохо. А потом Эарэль ушел.

Я успела переписать классные, и даже дошла до ненавистной алгебры, оставленной напоследок. Я даже решила большую часть уравнений, оставив задачу совсем на потом.  Я успела вымыть полы, привести в порядок почти всю нашу квартиру: мне нужно было успокоиться. Только когда народ начал подтягиваться, я испугалась. Несколько часов уговоров себя помогли продержаться ровно до прихода Егора, не дольше. Дожидаться Яра я не стала – кого-кого, а этого товарища мне было не обмануть. Он все всегда замечал. А актриса из меня та еще.

Я не могу вспомнить, сколько я “ходила к подруге”… Ни к кому я не пошла, конечно, так, вперед, по улицам, лишь бы не останавливаться, сворачивала на светофорах, лишь бы идти, не ждать. И тем более я не хочу даже сейчас анализировать – пошла ли я в сторону метро надежде… без мысли… с целью… А когда я вернулась, в квартире уже никого не было. Даже Егор не вернулся на ночь.

А потом наступила тишина. Все было “типа по-прежнему”. Долго. Мое время тянулось и тянулось, как будто месяц отделял меня от нового витка событий. Но прошло три дня – больше у меня не получается насчитать. Всего три дня.

Все было очень тихо. Егор ходил как пришибленный, после работы  сидел дома, тихонечко писал за своим ноутбуком: писал, стирал, хотел орать – я видела, как бесит его эта тишина и Яр, устроивший из нашей однушки генштаб. А Яр… Ничего он конечно во мне не увидел, допрашивать не стал, и на этот раз пронесло. Я  выдохнула спокойно и начала заниматься своим прямым делом – ждать моего эльфа. Но плохо было не это. Яр по-прежнему отвечал мне, проверял дневник, даже решил мне задачу по этой долбанной алгебре, но как-то отрешенно, вроде как не здесь он был мыслями. И вот как раз когда он мне тетрадку с решением передавал, меня вдруг озарило. Я смотрела на Яра и спрашивала себя – что ж я такая… дура. Долго, наверное, стояла. Пока он не сказал:

– спасибо.

– Что? – глупо спросила я.

– Можешь сказать “спасибо”

– Спасибо.

– Все, иди, – он как-то моментально отвлекся от меня на свои мысли.

– Яр, – позвала я.

– да.

– Ты эльф?

чего не отнять у него, так это умения очень быстро переключаться с себя на окружающее. Я так не могу, не получается… Он только посмотрел на меня внимательно и рукой махнул, мол, иди уже, иди. Отвечать он не собирался. Но это было и неважно.

Остальное “потом” накапливалось и уже достигало критической массы. Мне казалось, что даже воздух  в нашей квартире становился все более спертым и недвижимым, это что-то, что я ждала – с надеждой и ужасом. И я действительно верила, что все будет хорошо. Только вот предчувствие… Но оно же не всегда сбывается, правда?

Я уходила, возвращалась, люди вокруг меня делали тоже самое и крайне хаотично. Никогда нельзя было точно сказать, кто и когда будет дома. И ни на секунду я не могла расслабиться. Ни на секунду я не могла развязать браслет и взглянуть на камень. Я даже думать об этом боялась. А потом все закончилось.

Была пятница, четвертый  день. Шесть уроков, классный час, уборка класса. Я тащилась домой так медленно, как только могла. Беспокойство, сидевшее во мне с утра, нарастало. И у двери в квартиру стало совсем погано.

Дома кто-то был,  я слышала голоса за дверью. Тянуть было бессмысленно.

Коридор у нас в квартире был, конечно, но как и все вокруг – маленький. Одному там было относительно нормально, а вот двоим поместиться было никак. Дверь-то я открыла, а вот как войти… в коридоре удобно пристроился один из Яровых прихлебателей. А мне не пройти, даже если и втиснусь в квартиру.

– Привет, – сказала я. – Пройти можно?

– Привет. Нельзя, – и добавил в кухню: – Она здесь, – а с места не сдвинулся.

– Ну я пойду тогда.

– Яр подойдет, потом пойдешь, если отпустят. Дверь закрой.

Ждали мы долго. Минут пятнадцать прошло, пока я стояла, “охранник” сидел, а за закрытой дверью что-то обсуждалось. Я ненавязчиво прислушивалась – любопытно, конечно, хотя я знала, что услышать вряд получится. А еще мне было интересно, кто в комнате. Брат, конечно, а кто еще? У меня было странное чувство,  уверенность пополам с азартом. Ничего мне тогда не было страшно, и никто.

Наконец, вышел Яр.

– Почему так долго?

Я, конечно, начала отвечать – до такой наглости, как игнорирование я не дошла. Только он меня не слушал.

– Рубашку расстегни.

– Яр… – я действительно начала расстегивать пуговицу, верхнюю. Побоялась, правда, даже бурливший во мне азарт не перекрыл страх. – Давай может в комнату пройдем? Там, наверное, удобнее будет…

– Что тебе неудобно? Три пуговицы расстегни. Ну? Пожалуйста.

И голос у него в этот момент был такой ласковый, такой тихий… А я смотрела в пол, старалась состроить из себя примерную девочку, осознающую всю чудовищность и глубину… ну и так далее. И пуговицы я, конечно, расстегнула.

– что это?

под рубашкой теперь стал виден тонкий кожаный шнур.

и как озарение я поняла вдруг, почему внезапно такой пристальный интерес ко мне. Можно было и логикой дойти, но мне в тот момент казалось, что во мне больше ничего нет. Потому что все закончено.

– Что это? – повторил Яр.

я не отвечала. Смотрела в пол. И чувствовала, как противно по щекам сползают капельки влаги.

Терпение у Яра закончилось быстро. Он потянул за шнур. И замер, рассматривая как сверкают еще не успевшие потускнеть грани крестика.

– что-то я пропустил в твоем воспитании, – отметил он, пока я приводила себя в порядок.

– нельзя было?

– а? Да нет, от чего же. Просто не ожидал от тебя. – И, видимо, гениальную мысль навеяло ему это замечание. – И много ты от меня скрываешь?

– Двойку по алгебре за контрольную, – огрызнулась я. – Чего ты не ожидал – поступка или что не сказала?

– Ну пойдем, посмотрим, – пропустив мой вопрос, Яр потащил меня за собой на кухню.

– Отпусти, – просила я. – Мне больно. Я не хочу никуда идти. Слышишь,  я не хочу.

Люк в подпол был открыт. Я стояла у самого края и тряслась от страха.

– Давай, спускайся, или я тебя столкну туда.

– Я не пойду!

Он просто схватил меня и сунул туда, в темный низ. До пола оставалось немного, но я все равно не удержалась, упала, ударилась и кажется, плакала. Я боялась, действительно боялась до паники, что он оставит меня здесь, в темноте, одну. Но он спустился следом и поволок за собой. ТУДА.

ТАМ был свет.

Еще двое из команды Яра расположились в комнате, и вообще мне показалось, что стало теснее. А может, это произошло из-за света…

В тот угол, где был Эарэль, я старалась не смотреть – и беглого взгляда хватило, чтобы меня затошнило. Яр вошел за мной, и оба его дружка тут же камеру покинули.

– Где камень, милая? – ласково спросил Яр. – Я жду внятный ответ, или ты знаешь, что случится.

– Я не понимаю, о чем ты. Какой камень? И что случится?

– Где камень?

– Я не понимаю, о чем ты, – повторила я тихо.

– Ты уже была здесь, ведь так? И знаешь, кто это. Отдай мне то, что он тебе дал.

– Я не знаю. Я ничего не брала. И в подвале мне делать нечего, ты же знаешь.

Мысли, попытаться втянуть Яра в разговор сначала у меня не было, но ведь он выслушивал меня, не перебивал…

– Яр, правда. Я не понимаю, о чем ты говоришь. И я не знаю,  кто это. Ты же знаешь, я всегда …

И тогда он меня ударил. Я даже не поняла сначала, что произошло, и почему я вдруг оказалась у стены, и почему во рту стало горячо и солено.

– Отвечай. На мой. Вопрос. Поняла?

Я кивнула.

– Где камень?

– Я не знаю.

– Ты знаешь. И знаешь, что я ударю еще раз. И еще. Пока ты не скажешь, где камень. Ну?

– Я не знаю, Яр, правда.

Предательские слезы подкатывали, и в горле дрожало, и сдержать не получалось.

– Ладно. Спрошу по-другому. Его ты тоже видишь первый раз?

– да.

– Правда? Смотри мне в глаза.

– Правда.

– Еще раз. Где камень? Ну?

– Я не знаю.

Он вряд ли поверил, и действительно ударил. Намного больнее, чем первый раз.

– Посмотри, девочка. Разве стоит его тайна твоей боли? Он молчит и даже не пытается заступиться за тебя. И это не первый раз. Да, Эарэль? Ведь не первый, когда ты используешь детей в своих целях. Невинных детей, доверчивых и чистых. И они умирают за тебя. Да, капитан? Ну, скажи ей правду. Я предал один раз. А ты? Сколько их было? Мне ведь действительно очень нужен твой камень. У меня приказ.

Мне очень хотелось умереть. Прямо здесь. Но больно было – мне казалось, везде, – и горько.

– Ну, капитан. Я убью ее, у тебя на глазах. Отпусти девчонку, пусть она скажет все. И идет с миром. Все забудет, оставим оба ее в покое. Соглашайся. Большего я тебе не предложу. Вставай, – процедил он в мою сторону.

И я подчинилась. Стены никак не хотели оставаться на месте, кружились вокруг и норовили упасть. Яр крепко держал меня за плечо и подталкивал туда, к эльфу.

– Посмотри. Он ничем не может тебе помочь. Чтобы ни наобещал – все пустое. Ну, скажи мне, где камень, девочка? И все будет по-прежнему. Ну, подними голову. Никто тебе не обидит.

Я не могла это видеть. Не было лица – сплошная рана, он открывал глаза, но вряд ли видел нас. Камень жег запястье, сообщал о беде. А помочь я была не в силах.

Что видел Яр я не знаю, но стал он вдруг недовольным. Рассматривал своего пленника, и кривил губы.

– Зайди, – сказал он в открытую дверь.

Этого парня я видела постоянно. И иногда даже думала, что всемогущественные хозяева приставили к Яру охранника. А как еще думать, если он тенью следовал за Яром, практически всегда. А вот имени я, оказывается не знала.

Они что-то искали в сумке, потом Яр ломал ампулы и одну за другой опустошал, вкалывая пленнику в плечо.

– Ну что, друг мой? Полегче? Умереть быстро не надейся. Сначала придется поговорить. Давай, почему нет: оба на работе, у обоих приказ есть…Есть ведь приказ, правда? – голос Яра звучал как никогда мягко. – Ну, налетел на тебя, ну, с кем не бывает, но ведь сам понимаешь, накопилось за столько-то лет. Я ведь тебя не простил. Поговорим?

Ждать ответа пришлось долго. Не дождавшись, зато выдержав эффектную паузу, Яр вновь улыбнулся:

– Или обиделся? Это ты зря. Погорячились ребятки, и я тоже хорош, вовремя их не остановил, так что с того? Всякое случается, и между старыми приятелями случается, уж поверь. А ты – чуть что, норов свой высокородный выказываешь, и не поговорить с тобой, княже, простому воину. Гордый ты всегда был. Только гордость твоя периодами совсем не к месту, вот что я тебе скажу. Вот сейчас, например. Ведь девчонка моя, тебе ее не получить. И ты не надейся, что с хозяином больше не встретишься… Хотя нет, на это надейся. Большой у меня соблазн прямо здесь разобраться с нашими делами, а хозяин обойдется.

– И не боишься, Анхаэль, что твои же подельники тебя сдадут? Так ведь и в прошлый раз было.

– О, Эарэль заговорил. Ну что, по старой дружбе – может и приказать, чтобы ты без наручников остался? Не подведешь? Да знаю я, чего ты сейчас хочешь. Только дождешься ли? А за меня не беспокойся, мой добрый капитан, мои проблемы тебе сейчас точно ни к чему: о себе стоило бы подумать… Девчонку-то зря сманил за собой.

Яр неторопливо повернулся ко мне.

– Скажи мне, и я тогда твоего приятеля не трону, слово чести! Отправится обратно, и даже живой. Видишь, детка, на что ради тебя готов пойти? Давай же! Ты молодец, ты делала все правильно! Ну да, он соблазнить может, кого захочет, но я не вспомню об этом, обещаю.

То, что все это было ложью, я видела – буквально видела. От Яра словно шла красная пульсирующая волна. Где он врал, кому и зачем – я не понимала, но желание отвлечь внимание от пленника появилось и даже идеи кое-какие тоже.

«Не смей, – отчетливо прозвучал в моей голове голос Эарэля. – Все будет хорошо. Уходи в Синегорье как только сможешь. Синегорье». Эльф напряженно смотрел в угол. «Все будет хорошо».

Мне казалось, что все это слышат, но Яр даже не повернулся.

– Все твои штучки просто не пройдут в силу разных обстоятельств – и воевали мы с тобой не один год, и знаем друг друга тоже немало. И на что ты способен – я тоже не забыл. Диалог? Последний раз предлагаю мирно решить наши дела. Потом у меня уже терпения не хватит, не удержусь и отдам приказ мальчикам. Они тоже уже устали болтовню слушать. Результата нет – а им, сам понимаешь, нужен результат, не привыкли они к другому… Вот и дураком меня уже не один раз в мыслях обозвали – а все почему? Потому что я из хорошего к тебе отношения до сих пор никаких мер не принимал, и как следствие, ничего нужного не узнал… Ну что, капитан, надумал? – очевидно, эльф подал какой-то знак согласия, потому как Яр продолжал вполне миролюбиво: – вот и отлично. Значит, на все вопросы ответишь, капитан? Что ж так?

– Это был первый вопрос?

– А ты злой… Раньше таким не был. Про первый вопрос ты знаешь. Давай-ка, расскажи мне – где?

– Ты забыл, Анхаэль, что мне обычно было известно меньше всех остальных. Этот случай не исключение.

– Дааааааа… А я-то размечтался… Думал, капитан благоразумие проявляет… Или ты не капитан уже, а? Повышение было? А то я все по старой памяти – капитан, капитан…

Удар был сильный, Эарэль застонал сквозь зубы, сжался от боли.

– А так – знание появилось? Или все-таки память освежить нужно?

Эльф молчал.

– Не понимаю я – чего ты ожидаешь. Товарищи наши давно уже про своего капитана забыли – пропал и пропал. И искать тебя никто не будет. Это, заметь, свои. А про людей я вообще промолчу. Тут совсем без шансов. Что, думаешь, хоть кто-то вспомнит о том, что ты для них сделал? Не вспомнит. У них жизнь короткая, а память и того короче. И девчонка – не исключение. Она ведь, так?.. И не надо на меня с такой ненавистью смотреть. Я пока только спрашиваю.

– Это, полагаю, второй вопрос.

– А ты и тут знаешь меньше всех остальных? – рассмеялся Яр.

– Мне нечего тебе сказать, Анхаэль. Но я рад тому, что ты обрел себе хозяина.

– Ты не думай, повторю вопросы, я не гордый. Не то, что ты. Давай повторю?

Я зажала уши руками, но от звуков, хоть и приглушенных, было не избавиться. Шум выливаемой воды. И затянувшаяся пауза.

– Опять поговорим? Давай поговорим. Я на чем остановился? На людях, да? Ты еще с такой ненавистью на меня зыркнул. Так ведь я не соврал, люди – существа совершенно неблагодарные. Ты ему – деньги, чтоб долг вернул, а он, случись у тебя нужда, глотка воды не подаст, под дождь выставит, да еще и сделает вид, что так и надо. Знакомая ситуация, правда? А ты все уперто веришь в их благородство… По себе, благородный лорд, людей не судят. Сами же люди и придумали, верно, кстати, придумали, не находишь? Ну, в себя пришел? Лучше стало? И хорошо. Злишь ты меня. Прямо не смотрел бы, да приказ, как-то не могу ослушаться. Ты научил. Еще про людей поговорим? Или продолжим? Вижу, поговорим… А как, Эарэль, нравится тебе меня слушать? Давай я тебе еще расскажу – хоть про людей, хоть про теории твои бредовые. Хочешь? Мне есть, что сказать, я с людьми уже приличное время нахожусь. И что скажу – никакого уважения они у меня не вызывают. Брезгливость – да. Как тараканы – расплодятся и жрут, и опять плодятся, и никакой от них пользы, только паразитируют. И все – представляешь? Даже удивительно порой – как так? А посмотришь – вот и так. Ты все про дорогу к солнцу рассказывал… Какое там солнце – тараканам нужно пожрать и расплодиться, чтобы места не было вокруг. А солнце им не нужно, боятся они его. Понимаешь? Вижу, понимаешь. И сам видишь, куда тебя эта дорога завела – не людей, они умные, они за тобой не пошли…

– Убери девчонку, – процедил Яр. – с ней позже поговорим. Наверх отправь и запри квартиру.

Яр уже не обращал на меня внимания. Он стоял около своего пленника, осматривая его. Видимо, что-то решив, он снял с пояса флягу, неторопливо встряхнул ее… Он вообще делал все неторопливо.

– Ну, давай, – Яр резко, наотмаш ударил эльфа по щеке и заставил его сделать несколько глотков из фляги. – Это еще не конец… Я еще не все сказал тебе из того, что хотел. Ну что, капитан, готов слушать дальше? Я не шутил, кстати. Скажет мне все, что нужно, а еще лучше – отдаст – и я сохраню тебе жизнь. На какое-то время. Отпусти ее, капитан. Иначе твой итог – сдохнуть прямо здесь, не дождавшись нового дня – солнца, к которому так хотел показать людям дорогу. Неужели оно того стоило?

Дороги назад я не помню. Душная кухня, наглухо закрытое окно. Меня тошнило, и все перед глазами кружилось и почему-то было холодно. Мой сопровождающий заботливо довел меня до кровати и даже принес плед, и спросил о самочувствии. Я не ответила – все было в тумане, и его голос продирался сквозь эту дымку с трудом. Кажется, я задремала – не помню, как осталась одна. Открыла глаза – тихо и пусто все. Из приоткрытого окна сочилась прохлада – солнце садилось, мир замерзал. А я осталась одна. Больше не было того, кто мог бы показать дорогу к солнцу. Я знала это, и камень молчал.

Куртка, карточка, на которую утром пришло мое пособие, нож – вдруг пригодится, – и спички. Голова закружилась, и я присела у окна, за стол брата, на котором тосковал ноутбук. Тишина. Дверь оставлять открытой не хотелось – почему-то мне жаль было этой тишины и покоя, которые мог разрушить любой вошедший, – выпрыгнула из окна, не первый раз. Я не могла остаться, я знала, что будет потом. Хотя, это уже было не важно. Я не могла остаться – мне нужно было найти дорогу к солнцу.