При прочих равных [Наталья Шемет] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Не спеши надежды развенчать


Гриппу все равно.

Является и косит всех подряд, не задумываясь и не выбирая, мол, этот заболеет, этот нет… Просто время такое приходит, его время. Не осень, еще не зима. А снег уже был, и растаял, и снова выпал, и снова потек ручьями, плюсовая температура держится, похолодание не грозит. Самое время для горячего чая, лимонов, малинового варенья, носовых платков… и хорошо, если дело этим закончится.

Такие средства помогали слабо, и народ ломало от высокой температуры, боли в суставах, спазмов в голове.


Вот и Лике не повезло. Грипп свалил ее в самый неподходящий момент, когда на работе обсуждали новые возможности сотрудничества и планировали командировки. Этого следовало ожидать – сначала заболел сын, и она носилась на квартиру, где он жил с Леной, как угорелая, соперничая с девушкой по заботливости, вызывая косые взгляды – несмотря на то, что возможная будущая невестка и будущая свекровь друг другу нравились. В какой-то момент Лика поняла, что сын ну вот точно вырос и жизнь у него своя. А Лена за ним присмотрит не хуже, чем она. А может, еще и лучше. Было немного грустно. Но и радостно одновременно.

Потом заболел муж. Тут уж Лика разошлась вовсю, умудрившись очень быстро поставить его на ноги, но к моменту, как Сергею полегчало, свалилась сама.

Вот так просто – взяла и заболела. Проснулась ночью от того, что холодно. Очень! Ее знобило и трясло несколько часов, а она списывала на то, что устала, ужасно устала, на то, что переработалась… не могла согреться под двумя пуховыми одеялами. Не могла согреться, пока не догадалась температуру померить. Тридцать девять с хвостиком… какой именно хвостик, Лика ждать не стала. Докатились. На ватных ногах, дрожа, нет, колотясь как осиновый лист на ветру, думая при этом, что кленовые ведь на ветру бултыхаются не меньше, чем же осиновый так знаменит, выпила жаропонижающее и снова повалилась в кровать. Наконец-то уснула.

Утром проснулась разбитая, с ломотой в суставах, с больным горлом и снова с температурой. Как же ее так приподняло да шлепнуло, а? Невероятно просто.

Работа отменялась.

Командировок было жаль.

Правда, конец осени – начало зимы не лучшее время для поездок. Она, Лика, и не расстраивалась особо. Сейчас главное – выздороветь как можно скорее.

Не дело ведь сидеть клушей дома, укутавшись в огромную теплую вязаную кофту из серой шерсти, да вытирать сопли, кашлять, полоскать горло, глотать всякую медикаментозную дрянь горстями… А что делать? Так и сидела, полоскала и глотала, больше сил ни на что не было. Холодно. Очень, очень холодно.


***


…Лика была не молода. Впрочем, возраста своего не стеснялась, да и возраст еще не критический. Ерундовый, в общем. На самом деле ерундовый, если его не замечаешь. На девочек семнадцатилетних не равняешься, в зеркало смотришь с удовольствием, да и голова на плечах имеется, подруги – все, как есть, хороши. Многие моложе, чем она, но это не вызывает зависти – скорее, заставляет тянуться к ним, к их молодости и активности, и чувствуешь себя лет на пять-десять моложе… Выглядишь соответственно.

Да и если честно, Лика, при ее насыщенной и во многом счастливой жизни, вообще о возрасте не задумывалась. Вот еще! Оно ж некогда, столько всего хочется! Чего-чего, а интереса к жизни Лике было не занимать. Кроме работы, которой она отдавала много времени, женщина постоянно куда-то носилась, благо, взрослый сын не мешал, а то и наоборот устраивал какие-нибудь приятности – вот, не так давно, летом, подарил матери… прогулку на лошадях. Так и сказал с утра – ма, ты ж всегда хотела попробовать! Вот, мол, почему не сегодня? Как они тогда здорово провели время…

Жить хотелось. Все повидать, потрогать руками – все, на что хватит сил и возможностей. Какой тут возраст! Жить надо! Сегодня.

Чтобы жить, возраст не важен. А вот время – важно. Главное, его расходовать с умом.


Лика очень любила время и… себя. Тот возраст женщины, когда прекрасно знаешь, чего ты стоишь. И дорого ценишь собственное время, собственное тело и свои чувства. Ничего не тратишь понапрасну. Спишь всегда – ну, за редким исключением – восемь часов. Регулярные занятия в спортзале – именно в спортзале, никаких бессмысленных дрыгалок ногами-руками. Только физическая нагрузка под руководством постоянного тренера. Собственный парикмахер, стоматолог, гинеколог… Все идеально.

И все-таки жаль, что можно управлять собой и держать под контролем жизнь, а время – нельзя. Осень в этом году поторопилась, и многих охватила необъяснимая депрессия. Даже тех, кто ей вроде был и не подвержен прежде. А уж те, кто и до этого страдали приступами меланхолии, грустили в эту осень нешуточно.

Только Лика не грустила. Ей было некогда.


Лика, длинноногая, с фигурой, которой позавидовала бы иная двадцатилетняя, с правильными чертами лица и идеальной прической – зачесанными наверх и туго стянутыми в хвост блестящими темными волосами, которые даже в таком виде вызывали зависть женщин и желание мужчин пропустить их сквозь пальцы, на самом деле была хороша. Конечно, кто угодно мог выполнить команду «факс» и сварить кофе… Но так, как она варила кофе, его не варил больше никто, пускай за нее это делала и кофе-машина. Лика знала, что до нее все плевались, заглатывая отвратительную коричневую жижу, и говорили, что аппарат неисправен.

А еще у нее было хорошее качество – она была легко обучаема и живо интересовалась любыми новинками: в мире бизнеса, компьютерными, литературы, музыки, моды… Вроде бы много таких, как она, ан нет. Лика и вправду была из тех, кто схватывает все на лету и повторять дважды не приходилось.

А еще шеф в ней души не чаял. Лике очень повезло с начальником – ну, должно ж было ей и повезти когда-то! С прошлой работы пришлось почти удирать – прежний начальник не давал проходу, недвусмысленно намекая задержаться и «поработать» в его кабинете, а получив отказ, завалил делами так, что ночами не спала, и все равно ничего не успевала… только нагоняи получала.


Теперешний начальник, очень немолодой уже мужчина, многое ей доверял, к огромному удовольствию Лики – не приставал, но любил, как он часто повторял, чтобы рядом находилась, «в поле зрения и на расстоянии руки», красивая женщина. Это престижно. Ну а если она при этом еще и умна, то руководству только плюс.

Странно, наверное, даме «слегка за…» быть лицом фирмы. «Практически невозможно!» – воскликнут многие. Можно. Особенно если такое – лицо. И такие ноги…

В общем, работу Лика любила и чувствовала себя в этой должности комфортно. Стоит ли говорить, что, чуть-чуть оклемавшись, она понеслась прямиком в офис?..


…Вовремя. Коллега, которая должна была заменить Лику в командировке, слегла по полной программе, с температурой под сорок и дикой ломотой в суставах. Конечно, именно Лика должна была сопровождать шефа, что и делала во всех поездках, на всех мероприятиях и встречах. Да только грипп не выбирает, кого свалить. Сначала ему попалась Лика, после согласившаяся ее заменить Анна, и Лике ничего не оставалось, выйдя с больничного, как согласиться ехать. Командировка словно дожидалась ее.

Все-таки выпала ей.


***


День прошел в суете, рабочей и не очень. Обе стороны обсуждали дела и восхищались городом, приглашенные – искренне, принимающие – с нескрываемой гордостью. А завершался первый день ужином, на который Лика не очень-то и хотела идти – устала сильно, но Михал Петрович настоял, уговорил. Мол, куда ж без нее, она – украшение… Лика знала, что он на самом деле так думает, и не смогла отказать, хотя на этой встрече вполне могли обойтись без нее. Как она потом жалела… как благодарила небо и проклинала одновременно…


Михал Петровича, Лику и еще нескольких человек проводили к столику. Точность – вежливость королей… Королями никто не был, боссами, повыше-пониже рангом, были все. Кроме Лики. В любом случае, принимающая сторона их уже ожидала, задерживался только один из младший компаньон фирмы. С ним Лика была пока не знакома.

Не успела она присесть, как появился он. Нет, не так – Он.

Лика даже зажмурилась от изумления, настолько мужчина был красив. Впрочем, вкус у нее был оригинальным, и другой женщине он мог показаться абсолютно обыкновенным, но Лика думала только о том, что такого потрясающего, невозможного, невероятного мужчину она видела последний раз… да нигде, если честно. Только в кино. На обложке журнала… Лика привыкла общаться с мужчинами, которые умели носить костюмы – мало того, хорошие костюмы, и мужчина в джинсах и майке для нее просто не существовал, но этот парень смотрелся бы шикарно в любой одежде. Но и костюм на нем сидел идеально – по последней моде, влитой, идеальный… В какой-то момент Лика поняла, что повторяет про себя это слово, «идеальный», как заведенная, пожирая его глазами, и лишь спустя некоторое время опомнилась, что нужно хотя бы запоздало ответить на приветствие.


Ростом он был чуть выше среднего. Темные волосы, уложенные назад, выглядели как отросшая стрижка, но Лика знала, что их длина поддерживается мастерством хорошего стилиста. Высокий лоб, крупные черты лица. Глаза бархатные – цвета горького шоколада. Такие бывают только у героев бразильских сериалов – темные настолько, что радужки не видно. Прямой нос, красивые губы… слишком красивые для мужчины. Четко очерченные – зачем мужчине такие? Вот уж женщина бы не знала проблем с помадой, никакой карандаш не нужен… Лика поймала себя на мысли, что так долго смотреть на губы незнакомого человека, да еще мужчины – неприлично. А в прохладном зале ресторана жарко – хорошо, что догадалась надеть тонкую блузку. Лика встала, сняла пиджак и повесила на спинку стула, села, еле заметным четким движением поправила юбку – и обратила внимание, что он тоже смотрит на нее. Внимательно так… Впрочем, это ничего не значило.

Их было четверо – компаньоны. Как четыре человека могли управлять компанией, Лика себе не представляла. Впрочем, это ее мало интересовало. Это дело Михаила Петровича. Все ее внимание было обращено на него. Оживленная беседа не мешала, наоборот, помогала скрыть смущение. И потеряться в разговоре – молчать и не отвечать, просто смотреть…

Обо всем этом думала Лика, совершенно не следя за темой разговора. Особого участия от нее не требовалось, жаль, что переводчиком быть не надо было. Лучше б надо было. Хоть чем себя занять!

Этот красавец молчал… Лучше б он молчал все время!

Стоило ему произнести пару слов, и она окончательно потеряла голову. Такого с ней не происходило никогда в жизни! Тембр его голоса был низким, манера говорить – изысканной, и все вместе, вкупе с внешностью, манерами, красотой и одеждой действовало на нее так, словно воздух в ресторане стал бархатным и тягучим, как желе – мягким, теплым, и она плыла, растворялась. Он говорил что-то важное и по делу, но Лике казалось, что его голос ласкает ее, именно ее, здесь и сейчас, в это самое время, в уме вспыхивали самые непристойные картинки. Да разве об этом надо думать на таком ужине?..

Лика чувствовала, что тело действует независимо от разума – она не могла думать ни о чем. Представляла себе, какими могли быть его поцелуи, как он медленно, мучая изнывающую от желания Лику, расстегивает на ней блузку, как его руки могли бы ласкать ее, как… И о том, какие слова он мог бы шептать ей, занимаясь любовью… Низ живота наливался горячей щемящей тяжестью: Лика хотела этого мужчину. Здесь, сейчас. Да что ж такое! Нет, ну, конечно не здесь, но – хотела. Сейчас. И это было немыслимо.


…Проблем в личной жизни у Лики не было. Она рано выскочила замуж за человека, который был немного старше, рано родила, с сыном проблем не было ни в детстве, ни сейчас. Все у нее было нормально – в том числе и, что называется, в «плане» секса. Правда, этот процесс она воспринимала как обязательную программу – искусно исполненную, со стопроцентным полученным удовольствием обеими сторонами. Они с мужем знали друг друга как пять пальцев, изучили до мельчайших подробностей, и давно уже выяснили, как и что нужно делать, чтобы обоим было хорошо. Искорки в их отношениях не хватало… Но это было не важно. Она его давно не любила – и оба знали, что у каждого были романы на стороне. Нет, не романы – интрижки. Не глубокие и не обременяющие. Это привносило в их остывшие отношения некоторую остроту. А жизнь – это не только и не столько любовь, сколько совокупность самых разнообразных факторов. И всегда было хорошо вернуться домой… туда, где все привычно и тепло. Гавань… несмотря ни на что, дом есть дом.

Уже много-много лет.


Но сегодня произошло нечто из ряда вон выходящее. Лика желала сидящего напротив мужчину так, как не желала никого другого уже очень давно – хотела, еще даже ни разу не прикоснувшись к нему. Ей казалось, что это так очевидно, что желание идет от нее волнами, что все мужчины, сидящие тут, должны чувствовать запах, исходящий от нее – запах секса. Запах женщины, которая невыносимо хочет мужчину. Лика извинилась и, резко отодвинув стул, вышла.

Она зашла в женский туалет, включила воду и замерла над умывальником, вцепившись в него обеими руками. Из зеркала смотрела женщина с абсолютно безумными глазами. Нет, так не пойдет. С этим надо что-то делать!

Льющаяся из крана вода умиротворяла. Лика засмеялась, отмахиваясь от мыслей. Немного полегчало. Ну, бывает, что уж там. А еще говорят, что секс с незнакомцами невозможен… оказывается, возможен, еще как, если только быть уверенной, что последствий не будет. Нет, ну не маньяк же он, на самом деле.

Она сделала пару глубоких вдохов-выдохов, немного выждала, отчасти успокоилась. Тронула пуховкой щеки, в надежде скрыть румянец, подкрасила губы и вышла. Гордо так, как королева. Что делать-то оставалось?.. Остаток вечера она промаялась, стараясь не выдать себя. Стоило ей вернуться за столик, все началось снова.

Его звали Макс. И как-то там по отчеству…

Когда ужин закончился, именно он поднялся первым и предложил Лике руку.

– Я провожу вас, – сказал он.

Лика посмотрела на шефа затравленным взглядом, но Михал Петрович был занят и весел, только кивнул – мужчины планировали продолжение вечера. А может, и ночь тоже, в более милой компании. Что же, не человек он, что ли…


Она молча приняла «помощь». Опираться на его руку было приятно. А еще Лика поняла, что пропала. И бороться бессмысленно.

И за ночь с ним готова отдать год жизни.

Год жизни. За ночь. За одну только ночь.

Они молча сели в такси, оба на заднее сидение – и он так же молча взял ее руку в свои. Всю дорогу мужчина просто гладил ее пальцы – но Лике казалось, что он обладает ею. Полностью. Он чертил на ладони узоры, проводил от подушечки вниз и вверх до следующей подушечки, переплетал свои пальцы с ее… смотрел на Лику и, кроме рук, не прикасался к ней и не произнес ни слова.

Впрочем, по тому, как дышала Лика, как прятала глаза, все было ясно.

Мучение было невыносимым.

Из машины он, расплатившись, вышел вслед за Ликой. Лика не противилась, когда он проводил ее до двери номера. И, не спрашивая разрешения, по-хозяйски зашел и закрыл дверь. А потом потянул Лику к себе, ладони пробрались под куртку, под пиджак, обожгли спину, она сквозь туман отметила, что тонкая ткань блузки страшно раздражает, и сама потянулась к его губам.


Вскоре на пол полетели его пальто и ее куртка, пиджаки – его и ее, и, не разжимая губ, стараясь не разрывать объятия, они, словно фокусники, избавлялись от оставшейся одежды, не замечая этого, неумолимо двигаясь в сторону кровати. Молча. Неистово. Жадно. Макс рванул на ней блузку – маленькие металлические пуговицы монетным звоном посыпались на пол. Блузка, юбка, рубашка…

Лика не видела его – не смотрела. На ощупь знала, насколько красив. Прекрасен… при мысли об этом хотелось стонать. Руки скользили по его плечам, по груди, нежно опускались по животу, с нетерпением дергали, расстегивая ремень на брюках. Скорее же…

Когда на ней осталось только белье, Макс толкнул ее на кровать. Она приподнялась, расстегивая бюстгальтер, а мужчина ловко стянул с нее трусики. Лика, прикрыв глаза, застонала, полностью отдаваясь его уверенным рукам, млея и улетая в небеса от прикосновений его губ, ласкающего ее языка и желая только одного… чтобы еще… или нет… не надо больше ласк…

А потом с каждым движением, с каждым толчком сознание Лики по спирали, чуть отпуская напряжение и ощущая его заново, но уже ярче, и с каждым разом все сильнее, уносилось в мерцающую звездами высоту. Пока все не рассыпалось искрами, не озарилось вспышкой на острейшем пике наслаждения, когда еще секунда, и, кажется, будет слишком, невыносимо, и…

Небесное блаженство.

Да, это было оно.


– Я тебя люблю. Я тебя люблю, – еле шевеля губами, прошептала она, так, чтобы он не расслышал. И на данный момент это было чистой правдой.

Он отчего-то улыбнулся, прижал палец к губам Лики, словно призывая к молчанию, а через мгновенье уже встал с кровати и, ничуть не смущаясь, направился в ванную. «Еще бы смущаться, с такой фигурой», – с усталостью и улыбкой подумала она. Набросила халат, а мужчина вскоре вышел, спокойно оделся и подошел к кровати. Она сидела, не шевелясь.

Вот он сейчас уйдет, и все? Ну да, чего же она еще хотела…

– Ну, проводи же меня, – сказал он и усмехнулся. Это были чуть ли не первые его слова с того момента, как они вышли из ресторана. Она встала – стремительно поднялась, чуть пошатываясь, двинулась за ним. Протянула руку открыть дверь – он перехватил, поцеловал запястье, потом провел полураскрытыми губами вверх по тонкой коже, выше… плечо, ключица, шея, губы… Мир снова исчез. Господи, она, взрослая женщина, никогда не знала, что можно получить практически оргазм от одних только поцелуев!

– Мне надо идти, – прошептал ей в губы. Она только кивнула.

Закрыв за ним дверь, как была, в халате, Лика повалилась на кровать и, уткнувшись носом в простыни, уснула, пьянея от оставленного их телами запаха.


Кто бы знал, что командировка превратится в такую муку! Муку и одновременно – счастье, застилающее разум, напрочь лишающее способности нормально мыслить.

Он все время был рядом. Присутствие Макса было необходимо при решении практически всех вопросов, и им много времени приходилось проводить вместе. И они, как подростки или как безумные, целовались в любых закутках, и оставшиеся ночи он провел у нее в номере.


Счастье было слишком сильным для того, чтобы его можно было вынести. Счастье было слишком острым, чтобы не порезаться. И Лика удивлялась – откуда у нее берется энергия? Почему еще до сих пор не свалилась без чувств, проведя несколько суток без еды и сна?

Она знала, что все закончится, не успев начаться. Знала, что это ни что иное, как сумасшествие. Знала… но не могла противиться и отказаться – не могла. Макс был чудом, самым настоящим. Внимательным, красивым, умным. И поглощенным ею настолько же, насколько она была поглощена им.

Лика давно уже забыла, что можно заниматься любовью по нескольку раз подряд, нет, не так – заниматься любовью до полного изнеможения и потери желания шевелиться. И к моменту отъезда все-таки чувствовала себя совершенно без сил, и в то же время полной до краев – словно беременная на последних месяцах. Конечно, ни о какой беременности речи не шло. Лика была человеком сверхразумным – по крайней мере, раньше… в любом случае, противозачаточные таблетки принимать не забывала, только беременности в ее возрасте не хватало! Хотя подруга-гинеколог и смеялась – мол, давай девочку родим, твои-то какие годы, вон, у меня и постарше дамы рожают, и ничего… Нет, беременеть Лика не собиралась, тем более от Макса. Не приведи Бог… Да и что можно ощутить за пару дней? Но она была наполнена новым чувством, накрывшим ее с головой, полна безумной страстью, конец которой она сама упорно предрекала с самого начала, и было мучительно больно… и так сладко, что это все-таки было. Она не жалела – ни о чем не жалела.

Все-таки Лика уезжала с тяжелым сердцем – ну ясно же как белый день, они больше не увидятся. Пара дней. Пара сумасшедших дней! И больше никогда. Только если по работе. Ну… и ладно. Будь что будет.


Прощаясь, он наклонился, поцеловал в щеку и шепнул:

– Я напишу.

Лика едва заметно кивнула. Напишет. Нет, ничего он, конечно, не напишет. Но сейчас за эту ложь – спасибо.

– Ты явно раньше вышла с больничного, чем надо, – сказал ей шеф на обратной дороге. – Не надо было тебе с нами ехать. Вон, похудела как.

Похудела. Еще бы не похудеть!..

Но чудо произошло. Макс написал. Написал в тот же вечер, как она вернулась домой.

Она сидела у компьютера и силилась не заплакать, скрыть слезы счастья и тоски. «Я по тебе скучаю». Это же равносильно словам: «ты – жизнь моя»! По крайней мере, именно так ей казалось в тот момент.

– Ты идешь спать? – послышался голос мужа.

– Иду, – ответила она. Плохо соображая, что именно пишет, ответила и, чтобы не было соблазна ждать письма, выключила компьютер.


Напиши. Что хочешь, напиши!

О погоде или о работе.

Соберу мелодию души

Из твоих простых, по сути, строчек


Прошло совсем немного времени с момента возвращения Лики из командировки, а изменилось абсолютно все. Правда, в лучшую сторону. Она и прежде не была домоседкой и тихоней, а сейчас как с ума сошла. Все успевала, всюду появлялась, сверкала и сияла. Муж, сын, подруги, шеф не могли нарадоваться. Коллеги… может, кто и завидовал ее веселости и активности, но молчали.

А Лика каждый день ждала писем и разговоров по скайпу. Он писал. И звонил. Смотрела на него и изнывала от желания. Ужас какой! Видеть, вспоминать, и не иметь возможности дотронуться… Так и сдвинуться недолго… А еще они, как ни странно, нашли общие темы для разговоров. Говорить с ним было легко и просто, словно знали друг друга давным-давно. Она рассказывала о себе, что считала нужным и что казалось интересным, он – о себе. Лика узнала, что он не женат, детей нет, в поиске… в активном, усмехалась она про себя. А в груди болело. Такой красавец, начальник, холостой… где ж такие водятся? Это охотниц на него, наверное, валом… а она далеко, так далеко – что тут думать да рядить…

А еще моложе ее на целых пятнадцать лет.


***


С утра в офисе царил переполох – ждали важных гостей. Три утренних рабочих часа пронеслись как пара минут – в суете никто и не заметил, что прошло столько времени. Лика – тоже.

– Лика Игоревна, будь добра, кофе.

Она улыбнулась. Шеф иногда называл ее так – по имени-отчеству, при этом на «ты». Ну, понятное дело, ему она в дочки годилась. Все равно – так мило… И да. Наконец-то все – сейчас приезжие на некоторое время засядут у шефа в кабинете, можно будет выдохнуть и тоже выпить кофе…

Лика сварила на пять чашек – именно столько было людей, включая шефа, и величаво двинулась в кабинет. Открыла дверь, чашки задрожали, зазвенели на подносе.

Чашек было пять. А у Михал Петровича в кабинете было шесть человек. Шестым был Макс. Как же так?.. Она ведь не видела его утром… Его не было в числе прибывших… Радость и томление от ожидания именно этих гостей сменились горьким разочарованием, с которым она чудом умудрилась справиться. Не приехал. Ну, что же…

А теперь – вот. Он все-таки здесь! Хотел сделать ей сюрприз? Опоздал, как и тогда, при первой встрече?..

Как бы то ни было, Макс сидел ближе всех к выходу – он повернулся спиной к собравшимся и открыто улыбался ей. Никто не видел этой улыбки. Никто.

Он. Улыбался. Ей.

Это было ясно, как божий день! Сдерживая дрожь и отчаянное желание кинуться ему на шею, Лика продефилировала мимо, поставила поднос на стол. Сердце стучало как сумасшедшее. Приехал, приехал! Хотелось плакать и смеяться – как девчонке. «Не ко мне», – пыталась увещевать она себя. По работе. Просто по работе! «Ну не может же быть, чтобы ко мне!»

Нечеловеческим усилием воли держа себя в руках, вышла из кабинета, а перед глазами поплыли события тех сумасшедших дней – безудержные ласки, его губы… его руки…


Лика чувствовала, что низ живота наполняется теплом. Нет, это не тепло – горячо, влажно, жадно… Что же с ней творится-то? Она хочет его, хочет! Сейчас, на работе, прямо здесь – и плевать, плевать на все!

– Что с тобой, – поинтересовалась коллега, когда Лика вернулась, – давление?

Марь Иванна мучилась гипертонией – ну, думала что и у Лики то же самое. Нет, к счастью, она еще не знала, что это такое. Лика глянула на себя в зеркало – щеки покраснели, и кончик носа тоже… Особенный лихорадочный блеск глаз, нет, их абсолютно сумасшедшее выражение говорило о том, что она влюблена.

«Влюблена, – подумала она. – Как кошка».

И как кошка, точно так же, хочет Макса. О боги… так тяжело, так… почти больно. Хоть сейчас беги в дамскую комнату и… раз уж так получается. Невыносимо же… Лика вышла в туалет – больше всего на свете сейчас ей хотелось помочь себе самой. Да что она, с ума сошла?! Но как же ноет все внутри, невыносимо…

А еще ей просто очень хочется его видеть. Обнять, в глаза заглянуть, замереть в безвременьи его рук.


– Лика, еще, пожалуйста, чашку кофе и найдите отчет по…

«Дорогой ты мой Михал Петрович!» – чуть не взвыла женщина. Радостная, что ей надо хоть что-то делать, заметалась по кабинету. Куда же она задевала бумаги-то? Нашла же, с утра еще положила, тут, на столе.

– Марь Иванна, вы не брали документы с моего стола?

– А, Ликочка, приходил Вадик, что-то искал, а твои бумаги, чтоб не перепутать, вот туда положил, в шкаф… там на самом верху полка свободная.

Лика влезла на стул, потянулась за папками непослушными руками.

В этот момент открылась дверь и вошли: их собственное высокое начальство и приезжие, гости.

Лика посмотрела на мужчин и голова у нее закружилась. Поняла, что еще мгновенье, и она не просто выронит все бумаги, но и сама упадет. Лику повело: она покачнулась. Вокруг словно потемнело. Женщина на мгновенье прикрыла глаза.

В этот момент она почувствовала, что в руках больше ничего нет, а еще кто-то бережно и уверенно ее поддерживает. Даже не открывая глаз, поняла, кому принадлежат руки, обхватившие талию. Только один человек обладал даром так действовать на нее.

Все еще придерживая Лику за талию, второй рукой Макс взял ее руку, помогая спуститься со стула. Через пальцы потек жидкий огонь – словно они поменялись кровью. Словно его, горячая, влилась в ледяные пальцы Лики. Или это ее кровь потекла по его венам?

Макс… сердце дрогнуло, Лика все еще чувствовала, как сильно кружится голова.

– Вам плохо? – сквозь облепивший ее вязкий туман услышала она голос Макса.

– Нет, все в порядке.

А губы-то не слушаются.


– Лика Игоревна, да что с вами такое творится? Извините, уважаемые… переутомление… недавно с больничного… грипп, сами понимаете…

Михал Петрович выглядел на самом деле расстроенным.

У Лики кровь стучала в висках так, что она с трудом понимала слова.

Вошедшие согласно закивали. Настроение у всех было преотменным – один из гостей даже пожурил шефа, прямо при работниках – не ценишь, мол, кадры, внимательнее надо быть к таким прелестным сотрудницам, отпустил бы домой, отлежаться.

– Без сомнения. Отправляйтесь домой, Лика Игоревна. Я сейчас позвоню Николаю, он вас отвезет.

– Не надо, – слабо засопротивлялась Лика. Она совсем не хотела ехать в машине с кем-то из фирмы, а Николай был замечательным, но слишком разговорчивым. – Я возьму такси!

А Макс улыбался.


Она не шла домой – летела. Он приехал! Приехал!!! Зимы словно и не было. Было тепло.


Уже почти возле самого дома зазвонил мобильник. Макс ее ждал.

– Куда опять? – только и спросил Сергей, когда увидел, что она пришла, побросала вещи и переодевается, куда-то снова собираясь.

Лика старалась говорить ровно:

– На встречу. Михал Петрович очень просил быть.

– Ну иди, – буркнул муж.

И она полетела. Ей казалось, что ноги не касаются земли – вот, оказывается, что значит – парить…


Пара презентов консьержке заткнули любопытные глаза и уши. Макс ждал ее у открытой двери, втянул в номер и приник к губам. Боги, как давно она этого хотела!

Она отвечала на поцелуи жадно, его руки скользили по волосам, зарывались в них, и от этого на затылке появлялись мурашки, искорками желания остро покалывало кожу. Макс целовал Лику, ласкал губами шею, опускаясь ниже, к напряженной груди. Она застонала, когда его ладонь обожгла внутреннюю поверхность бедра, поднялась выше и пальцы скользнули внутрь…

– Нет… пожалуйста, не здесь…

Он едва заметно улыбнулся. Молча подхватил женщину на руки, сделал несколько шагов и опустил на кровать. Без особых предварительных ласк, без подготовки и всего того, что красиво именуется «прелюдией»… Они слишком хотели друг друга, чтобы сейчас, сию минуту, тратить время на нежность. Обладать друг другом – полностью, окончательно и бесповоротно, – было их единственной целью. Она предугадывала каждое его движение, наслаждение туманило сознание. Это потом, когда схлынет волна неземной неги и блаженства, когда их расслабленные тела снова потянутся друг к другу и губы встретятся, только уже без спешки, без садистского желания доставить друг другу немножко боли, – потом, потом они будут любить друг друга медленно, нежно, выпивая по капле каждое мгновение… а сейчас – сейчас это было как ураган, и на пике удовольствия-боли выдохнуть – простонать его имя, чувствуя, что тебя нет, что уносишься в небеса, за облака, и черт те знает куда… но не важно. Важно, что он здесь. Вне всего – и вне времени.

Сейчас.

Но Лике было мало этого дня. Ей хотелось большего! Большего!

И она его получила. Встречи стали носить периодический характер – раз в две недели он или она ездили в командировки.

По работе. И друг к другу.

Видимо, любовь настолько окрылила Лику, что тогда, при первой встрече, она проявила недюжинную деловую хватку и повела себя как совершенно незаменимый в некоторых моментах сотрудник, и Михал Петрович был только рад поручить ей решать отдельные вопросы. Благо, при современных средствах коммуникаций Лика всегда была на связи и никогда не принимала спорных решений сама.


Все это было очень и очень кстати.


***


Зима закончилась неожиданно, Лика ее и не заметила вовсе. Не заметила, как пронеслась и весна, а вот лето выдалось тяжким. Жарким, душным, и богатым на неурядицы. Полгода странных, острых, вынимающих душу отношений. Макс давно стал для нее всем. Необходимым, как воздух, но… дальше-то что? У нее семья, как-никак. И разница в возрасте. Сказка рано или поздно закончится, и что тогда… Лика старалась не думать, но только все чаще и чаще плакала по ночам. Макс ничего не обещал, не говорил о любви, зато все так же радовался каждой встрече – как мальчишка. С другой стороны, Лике казалось, что в их паре старше именно он, а не она. Именно он всегда знает, что делать, как быть, как поступить. И уж наверняка знает, что будет дальше.

Лике было страшно. Что будет дальше, она сама – не знала.


Последнее время Лика держалась на одном энтузиазме: чудом не свалилась в эпидемию гриппа, когда болели все, ну просто поголовно – отрава-любовь поднимала ей иммунитет всеми силами.

А осень завладела городом, принеся дождливую томительность.


Удивительно странными бывают осенние вечера. Вот, за окном вовсю барабанит дождь… все так странно. До отрешения. Пугает состояние невесомости, словно паришь в пустоте, которая и манит, и завораживает, затягивает. В дождь.

Дождь… И, кажется, что ничего не было и ничего уже не будет. Только дождь будет идти вечно…

Ничего нет и не будет.


Лика всеми силами пыталась прогнать тоскливые мысли, но получалось, к сожалению, не всегда. Невероятно привлекательная и достаточно умная женщина с ужасом смотрела в будущее. При всем том, что житейской мудрости, которая приходит только с опытом и с годами, ей было не занимать, сейчас Лика просто не знала, как жить. Будущего у них нет и быть не может. И, хотя дурочкой никогда не была, порой ощущала себя именно так. Что она будет делать, когда все это закончится?

Приступы тоски накатывали слишком часто.

Может, этому виной была просто рано пришедшая в город осень?..

Все так говорили.


…Она стояла на перроне, провожая взглядом уходящий поезд. Глаза слезились – слишком пристально всматривалась вдаль. Зачем? Словно можно было одним желанием притянуть обратно мрачную махину, увозящую.... Того, кто… Кого? Не думать. Теперь – снова, не думать, постараться взять себя в руки, поправить макияж – домой… жить спокойно день, неделю, две недели…

Он не мог высунуться из окна, не мог помахать рукой – не машина же, право слово. Уехал. Снова уехал. Снова она осталась одна. Надолго? Нет, на недели две – максимум. Но как же прожить эти две недели?! Как прожить – без него, без их таких кажущихся порой нелепых неспешных бесед – когда понимаешь, что сказать уже не сможешь ничего, и на самом деле слова ведь и не важны. Без длинных ночей, в которых было все – и разговоры, и любовь. Любовь… как ей жить без его губ, без его нежных, сильных, таких ласковых рук, без его умелых ласк, сводящих с ума? Как? Как?! Две недели? Четырнадцать дней? Сколько же это часов, минут, секунд?!

У нее есть работа, дом, семья… дом, гавань… этому она посвятит все свое время и отдаст все силы, а еще Михал Петрович ею последнее время не очень доволен. Жаль… Такого начальника поискать, не терять место же из-за… любви?

Когда расплывшиеся одним сплошным красным пятном огни поезда исчезли вдали, она, даже закрыв глаза, все еще видела впечатавшиеся под веками три красных огня – три красных фонаря хвоста поезда. Медленно повернулась и побрела к зданию вокзала.

Такси. Нужно такси. Не возвращаться же домой пешком по ночному городу. Странно же. И страшно.

– Свободны? – она окинула взглядом водителя. Вроде на вид приличный.

– Свободен. Куда едем?

Лика назвала адрес, села в машину и откинулась на сиденьи.

– Проводили?

Она коротко кивнула.

– Мужа? – таксист наметанным взглядом заметил на пальце тоненькое кольцо.

Женщина чуть мотнула головой из стороны в стороны – даже тут не смогла солгать! – и отвернулась. Невидящим взглядом уставилась в окно. Устроилась поудобнее, а потом, когда машина поехала, прикрыла глаза.

«Итак, что же мы имеем в остатке? – думала Лика. – Стук колес. Две ночи в месяц. Две встречи в месяц. Месяцы!.. Месяцы. Месяцы…» Сколько она еще в силах выдержать?

– Дамочка, прибыли. Выходить-то будете?

Да, конечно… ах, как хотелось бы не выходить… но разве можно?

Дверь. Остановиться, замереть на мгновенье – перевести дух. Нет.

«Не могу. Просто не могу».

Прочь от двери – сигареты из сумочки, и курить, курить до одури, затягиваясь глубоко, так, чтоб сигарета ушла за несколько затяжек. Курить до тех пор, пока не станет дурно, пока не поведет в сторону то ли от внезапного передоза никотина, то ли от того, что в голове помутилось от расставания. Больно, больно же и дурно…

Она же не курит. Не курит… не курила.

А вот пару месяцев назад – сорвалась, не выдержала. Не выдержала того, что это – не роман, не интрижка и что ничего не заканчивается. Что думает о Максе постоянно. И домой возвращаться все тяжелее и тяжелее.


Впрочем, взрослая же женщина. Ее дело. Ее право. Курить – такая малость!

Курить не изменять… курить… не… изменять…

Две недели. Четырнадцать дней sms, разговоров по скайпу и переписок. Или – может, как в прошлый раз, четырнадцать дней молчания – постараться порвать все сразу, раз и навсегда? Как тогда – сменить адрес электронной почты, отключить телефон… Нет. Невозможно. Так – невозможно.

Она же чуть с ума не сошла тогда. Разве можно разорвать нити, связывающие две души, простым изменением e-mail?


Последнее время он приезжал поездом – так было проще оформлять постоянные командировки. И она ездила к нему. Так часто, как только могла.

А потом снова – перрон, поезд, недовольная проводница, запертые наглухо купе, не открывающиеся окна, и все сидят по своим клетушкам, прячутся, словно у них совесть нечиста. И у них с Максом совесть не чиста…

Но когда он рядом – не думать. Ни о чем не думать. Только здесь и сейчас. Только здесь. Только сейчас. Макс.

…Звук, этот ненавистный звук: чу-чух, чу-чух.

Как она ненавидит это «чу-чух, чу-чух!»

Но больше всего она ненавидит сами поезда.

А еще она ненавидела расставаться. Приходилось словно учиться жить заново.


Последний раз, когда она ездила к нему, было плохо. Она снова уговаривала себя – только здесь и сейчас. Только эта минута имеет смысл ну и, конечно, сегодняшний день – с утра до благословенной ночи. Не думать ни о чем! Принимать, как есть, а дома вести обычную, нормальную жизнь, ни на что не надеясь и не ожидая звонка, письма, sms. Но день, проведенный с ним, равнялся году жизни – не меньше. А день без него отнимал год жизни, если не больше…

Лика не думала о том, что замужем. Особой вины не чувствовала. В свое время она совершила большую ошибку, когда не рискнула родить второго ребенка. Тогда у нее могла бы быть совсем другая семья. А сейчас… просто все хорошо, как у многих, все как у людей, замечательный сын… Отрезанный ломоть. Нет, он самый-самый лучший сын на свете, замечательный мужчина вырос, и ее любит, но… взрослый, и у него своя жизнь. И у него есть девушка. Слава Богу…

А еще она и Макс стали ссориться.

А еще… Лика постоянно думала, что они просто не совпали во времени. Если бы он был старше! Если бы она была моложе…


В суете, в дисгармонии долгой

Сколько было оборванных струн…

Ну и как тут не стать недотрогой –

Сколько лет, сколько зим, сколько лун


Сколько солнц – да все мимо и мимо…

Где ж ты, музыка жизни моя?..

…и нашлась. И – так неотвратимо:

Ты – моя. Жаль, что я – не твоя…


– Ну как прошло?

Муж ждал ее.

Ждет – как всегда. Или не ждет. Какая разница? Не смотреть в глаза – боль не выдать. Не смотреть в глаза – это же не лгать, правда?

– Опять курила?

Кивнуть.

– Глупенькая моя. Зачем? Так устала? Изводишь себя…

Снова кивнуть, позволить снять с себя пальто, позволить приобнять за плечи, пускай повесит пальто на вешалку. Как всегда. Все как всегда.

Снова внимательное:

– Устала?

Короткое:

– Да.

– Ужинать будем?

Отрицательно помотать головой.

– Прости, не хочу. Нет сил.


Спасительный душ, упругие струи смывают его, Макса, прикосновения. Она должна прийти в себя – у нее просто нет выбора. А душа рвется на части – и не собрать, не склеить, не совместить… А в голове одно – он. И она. Струи воды, как его пальцы – скользят, ласкают, гладят. Сводят с ума.

Так хорошо ей больше ни с кем не было.

Чуть не со стоном Лика вспоминала последнюю ночь, и желание нахлынуло снова. Она еще пару минут постояла под душем, а потом пальчики скользнули вниз, к треугольнику волос, чуть ниже и коснулись влажной плоти, готовой принять любые ласки.

А потом долго-долго стояла под душем.

Она вышла, кутаясь в огромный махровый халат, замотав волосы полотенцем. Муж только и спросил:

– Ты скоро?

– Нет, еще посижу.

Почему-то именно сейчас ей стало стыдно смотреть ему в глаза. И она легла, когда он уже давным-давно спал.


***


– Лика Игоревна?

Номер был незнаком, как и голос девушки. Судя по всему, звонившая была молода, но по телефону не всегда разберешь.

– Вы меня не знаете. Давайте встретимся, нам есть о чем поговорить.

– Хорошо, – ответила Лика, а внутри все похолодело.

– Кафе на углу Сиреневой и Ладушкиной, знаете? Конечно, знаете. Вот, там. В шесть.

Любимое Ликино кафе… сколько раз она там бывала, радостная или печальная, одна или с подругами… сейчас чаще одна. Пила кофе, ела пирожные, обязательно – шоколадные, писала Максу, или просто вспоминала его, перечитывала письма… Кафе на перекрестке улиц со странными, но милыми названиями как нельзя больше подходило для романтических мыслей – и Лика мечтала, как девчонка. О том, что однажды она придет сюда с Максом, и они, сидя в уголке, будут смеяться, болтать, пить кофе… и ведь сбылось. Сидели, пили, болтали. И целовались украдкой. Как дети.

Кафе называлось Ciocco&baci, шоколад и поцелуи – ни больше, ни меньше…

Неужели их кто-то видел?..

Лика шла на встречу с тяжелым сердцем. Страшное, тяжелое, колючее нечто проснулось, подняло уродливую голову, проворачивалось в груди, топча и раня, и выло, и уговаривало, умоляло – не ходи, не ходи, не ходи! Нечто ужасное, уверенное в собственной кончине. Звериное, инстинктивное…

Но обещала же. Надо идти. Просто надо. В конце концов, она не одна в этом мире, у нее есть муж и сын… семья… и Макс. Есть? Или… Она знала, что рано или поздно конец неизбежен – что ж, вот он и случился. Только в кино все заканчивается хорошо. И то не всегда.


В кафе, на их любимом месте, сидела молоденькая девушка. Ей вряд ли было больше двадцати – хотя нет, внешность обманчива, как и голос. Наверняка лет двадцать пять, просто она не очень хорошо выглядела. Мягко говоря. А если честно, то отвратительно выглядела. На ней был мешковатый свитер,свободные, плохо отглаженные брюки. С ней рядом Лика, в аккуратном, красивом классическом костюме, – пиджак с английским воротником, светлая блузка, узкая, чуть выше колен юбка, – выглядела как мачеха рядом с Золушкой.

На Лике были красные туфли на десятисантиметровых шпильках. Ожидавшая Лику девушка была обута в туфли на плоской подошве.

А еще на ней не было ни грамма косметики, и молодость в данном случае не украшала. Лицо, покрытое красноватыми пятнами, выглядело опухшим.

Девушка была беременна.

Лике внезапно захотелось стереть с губ яркую помаду.

Слишком яркая. Неприлично яркая. Вся она, Лика.


– Я специально приехала, понимаете?

Молодая женщина выглядела расстроенной, но… Странное дело!

Лика чувствовала себя предательницей и негодяйкой и проникалась уважением к незнакомке. И сочувствием. А та, несмотря на свой печальный облик и полуопущенный взгляд, вдруг позвала официантку вполне уверенным и звонким щелчком пальцев. Лика вздрогнула.

– Как вы нашли меня?

– О, это было просто. Я сразу поняла, что-то не ладится. А потом…

Девушка замолчала, увидев направляющуюся к столику фигурку в форменной одежде. Молча и уверенно указала на пустую чашку на столе и заказала два кофе. Себе и Лике. Лика проводила взглядом удаляющуюся официантку. Что-то не складывалось, но вот что? Соображалось с трудом.

– Понимаете… – убитым голосом продолжала незнакомка, – я ничего не могу сейчас дать Максу. Как женщина. Но это временно. Потом, чуть позже, я подарю ему сына. Это же больше, чем просто подарить ему себя? А вы, что дадите ему вы?

Слова падали тяжело. Так камни катятся по пологому склону, а потом в море, с обрыва… Медленно, но неотвратимо. И только круги на воде.

Незнакомка смотрела с отчаянием, граничащим с вызовом, и Лика понимала, что та абсолютно права. Эта молодая, любящая Макса женщина даст ему все – она же, Лика, ничего – и уничтожить эту хрупкую, но такую сильную женщину не может. Разрушить их семью не может. Никогда себе не простит.

– Я многое узнала про вас. У вас тоже есть семья. А мы ждем второго.

Второго… Второго?! Святый боже, он говорил, что не женат!..


Стены кафе покачнулись, на мгновенье Лике показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Душно было неимоверно. Хотелось выбежать на улицу – позорно сбежать, потому что дышать нечем совершенно. А еще у незнакомки были отвратительные, не по возрасту тяжелые женские духи. Как же она переносит такой запах – беременная?

– Оставьте нас, пожалуйста. – Молодая женщина добивала Лику с упорством маньяка. – Вы красивы, у вас есть работа, муж, взрослый сын, что же вам еще надо? Не много ли для одной женщины – еще и моего Макса?

«Много», – подумала Лика. Много. Она не имеет права его любить, не имеет права его хотеть, и не имеет права рушить его жизнь. Она же ему жизнь сломает. Что сможет дать? Ничего!

Никогда себе не простит.


Лика и не заметила, что все время молчит. Ей казалось, что она отвечает сидящей перед ней девушке. А той словно это было и не нужно – она говорила и говорила, убеждала и увещевала.

– Оставьте, пожалуйста. Он очень хороший человек. Не сможет причинить никому боль – и вам тоже. Но ему плохо, очень плохо, поверьте! Это было всего лишь интрижкой, увлечением, мимолетным романом – о, сколько уже было, таких как вы… простите. И все равно он возвращался ко мне. Но сейчас – сейчас, я прошу вас – оставьте нас! Не мучайте ни себя, ни меня, ни его. Макса не мучайте! Ему непросто, поверьте. Ради будущего ребенка – моего и Макса… вы же мать. Вы должны понять… и, если вы хоть каплю любите его – оставьте… отпустите!

– Откуда вы узнали? – кажется, это было единственное, что интересовало Лику на данный момент.

– Он сам мне рассказал про вас.

– Сам… рассказал?

– Ну да. Я же говорю – интрижка. Маленький романчик на стороне, вы же с мужем наверняка это проходили? Что это значит? Почти ничего…

«Сам… рассказал… он ее любит, – мысли скакали, шумели, галдели и никак не хотели складываться во что-нибудь путное. Все более-менее разумное в голове было таким: – И она любит его. Любит и сможет сделать счастливым. Я не смогу…»

– Не волнуйтесь. Между нами все кончено, – произнесла Лика со всей твердостью в голосе, на которую была способна. Это не было правдой… нет, уже было.

Она медленно поднялась, открыла сумочку, не глядя, достала кошелек, оставила на столе какую-то сумму денег, и, стараясь держать спину прямо, вышла из кафе.

Все кончено. Один из них должен разорвать этот круг. Если не он, это сделает она.

Уже сделала.


Лика шла и чувствовала, что ее знобит. Все кругом болеют, кроме нее. Даже странно. Правда, странно – гадкий вирус захватил город, все с температурой и сопливые не по сезону, а она, Лика, нет. Но сейчас ее колотила крупная дрожь, и Лика ничего не могла с этим поделать. На улице сентябрило вовсю. Тепло, ласково, только желтые листья шуршат по асфальту. Чувство, что лето вернулось. А Лике было холодно, ужасно холодно. Зубы выстукивали дробь, надо же, так и правда, оказывается, бывает. Вот прямо дробь барабанная – не унять!

В сумочке мелодично проснулся телефон.

Макс.

Лика посмотрела на входящий звонок и нажала на отбой.

Он в городе? Мысль промелькнула уже после того, как она отклонила звонок. Приехал. С ней… Со своей женой. И звонит ей, Лике! Как же он может!..

Нет, она должна все прекратить.

Она не придет.


***


Дома Лика долго грелась под горячим душем. Бродила по комнатам, завернувшись в одно полотенце. Немного погодя открыла шкаф, оглядела содержимое. Достала ярко-красное платье. Снова накрасилась. И не выдержала, ответила на очередной звонок – Макс упорно ее добивался. И так был рад, что ответила!

Она согласилась встретиться.

Через двадцать минут была возле отеля, в котором по обыкновению останавливался Макс.

Прилетел, принесся – веселый, сыпящий остротами, забрал ее, целуя попеременно то в щеку то в плечо, увлек в номер, открыл ее любимые шоколадные конфеты.

Лика смотрела на коробку и чувствовала, что ее подташнивает.

– Ты говорил, что не женат.

Макс замер на месте. Взгляд стал настороженным.

– Не женат. Что такое?

– Не важно. Мы расстаемся, Макс.

– Лик? Ты хорошо себя чувствуешь?

В его взгляде читалось непонимание. И волнение. Кажется, он не услышал, что именно она сказала.

– Мы расстаемся, Макс, ты слышишь меня? Так лучше… лучше всем…

– Кому – всем?

А теперь в его голосе послышались неожиданные раздражение и… усталость? Ну конечно. Нет, она не проговорится, что видела его жену. Не нужно. Просто уйдет.

– Не важно…

– Лика? Начала – говори уже! Что случилось?

Насмешливый, красивый. И все такой же желанный. Лика смотрела на него во все глаза – святый боже, как он был красив. А насмешка – сколько раз она видела, как за нею прячется его нежелание что-либо рассказывать и чем-то делиться.

«Не-на-ви-жу, – с усталостью подумала Лика. – И хочу». Она поднялась, взяла сумку.

– Вот так и уйдешь?

– Да, так и уйду. Макс, не могу больше. Просто не могу.

– Чего вдруг? Все же хорошо.

– Не надо…

– Что – не надо?

– Ничего не надо, Макс.

Лика шла к дверям и больше всего на свете молила небеса, что бы он окликнул ее, остановил. И хотела – прямо сейчас, до воя, кинуть все, плюнуть на все и остаться с ним. Сейчас.

– Лик?

Она остановилась, обернулась.

Нет, бросаться вслед за ней он не собирался. А зачем? Одна, другая… не первая и не последняя. Лика чуть-чуть улыбнулась.

– Прощай, Макс. Я очень тебя люблю.

– Прощай, Лик.

Она посмотрела на него так, словно впервые увидела. На самом деле она действительно впервые его увидела. Он так просто ее отпускает? Что же тогда это было между ними? Ничего? Неужели ничего не было?.. Впрочем, выяснять, что именно она для него значила, уже не имело смысла.


Лика смотрела в его глаза и умоляла судьбу только об одном – вот теперь пускай он молчит. Пожалуйста, пусть он помолчит… Если он заговорит, она не сможет уйти и просто бросится в его объятия. Несмотря на то, что слово «прощай» они произнесли – оба.

А уйти необходимо. Все, что он к ней чувствовал, элементарно называется словом «желание». А она была так влюблена, так влюблена, что не заметила… Как она могла не увидеть, не понять? Лика не хотела уходить. И поэтому пыталась вызвать в себе по отношению к Максу самые гадкие мысли, но выходило плохо. И, пытаясь думать о нем всякую чушь, несусветную и отвратительную, понимала, что неправа. И так нельзя. Он все тот же Макс, которого она очень любила. Любит. И он хорошо к ней относился… как никто другой. Никто ни в чем не виноват. Ни он, ни она. Они просто из разного времени – между ними пятнадцать лет. Непреодолимая стена. И это самое страшное. Страшнее, чем окружающие их чужие любви и влюбленности, страшнее, чем то, что у обоих есть семьи. Семьи разрушаются, создаются… Увы, такова жизнь. А они ничего не смогут создать, даже если бы оба были свободными. У них нет времени – общего. У нее и у него оно – свое. С разницей в пятнадцать лет.


Еще мгновенье она смотрела на Макса. Не просто смотрела – пожирала взглядом весь облик, чуть расслабленную прислонившуюся к стене фигуру: широкие плечи, красивые руки, спокойное выражение лица. Его глаза… губы… о, Боже.

– Прощай, Макс.


Лика повернулась и пошла. Замерла. Шаг… Медленно. Очень медленно… в надежде, что он ее окликнет, остановит. Шаг, другой. Быстрее. Вот она уже у двери, открывает. За спиной ничего, тишина… Прощай.

Не закрывая двери, несется по ступенькам вниз, подворачивает ногу, и вдруг – вслед:

– Лик!

Нет, нет, нет. Поздно…

– Лик, постой!

«Не надо. Не зови – я не выдержу».

Будь прокляты эти каблуки… Что же ее шатает-то так? Лика почувствовала, как страшно закружилась голова, ее снова, в который раз за последнее время, повело в сторону. Женщина схватилась рукой за перила. Лестница плыла перед глазами. Лика нагнулась, стянула с ног туфли и пошла босиком – а в ушах звучал голос, любимый, рвущий на куски душу:

– Ли-и-ик!..

Она не чувствовала ног – не чувствовала, что где-то порезалась, не обращала внимание на разорванные колготки. Странное отупение овладело – она, как зомби, шла домой. Домой. Дом, спасительный дом. Гавань. Ей очень-очень нужно домой. Благодатная тишина, где она сможет наконец-то дать волю слезам… или просто упадет без сил на пороге.

Только бы никого не было дома. Ах да, никого же и нет дома сегодня…

Мысли путались.

Телефон в сумочке звонил, приходило несколько интернет-сообщений. Лика перевернула сумку вверх дном, но мобильный как провалился. И главное же, где-то звенел…


В поисках телефона она вытащила из сумки косметичку, расческу, пудреницу, ключи, блокнот, какие-то медпрепараты… дрожащими руками запихивая все обратно, не заметила, как не так давно купленная и нераспечатанная упаковка противозачаточных таблеток полетела на асфальт.

Дома она наконец-то нашла телефон. Он, оказывается, завалился за подкладку. Надо же, порвалась… Посмотрела на непринятые звонки – Макс действительно звонил. Зачем? Отшвырнула от себя телефон, словно тот мог ее укусить. Или, если бы тот остался у нее в руках, Макс смог бы прочитать ее мысли. Лика зашла в Интернет и увидела, что Макс он-лайн. Не выключая, выдернула шнур питания компьютера из розетки.

А потом опустилась на пол и разревелась. Горько, взахлеб, как ребенок.


…Когда любовь умирает в агонии, чувство, что температура поднялась под сорок. Ужасно холодно и знобит. Нет, не знобит – колотит, колотит крупной дрожью. И никак не согреться: это любовь бьется о грудную клетку, просит выпустить наружу, стучит там, где находится сердце или прячется душа – где-то глубоко… просится на свободу – не убивай, только не заставляй умирать… но ведь не выпустить. Оставишь взаперти, несчастную, брошенную, и она умрет там, глубоко, и истлеют ее кости и плоть – твои воспоминания истлеют и исчезнут, и тогда станет легче. А пока – бьется в агонии, погибая, и ты не можешь согреться – руки дрожат, холодно, как же холодно…

Но как вырвать из сердца это чувство? Как же сделать это только потому, что понимаешь, что обязана так поступить? А внутри все протестует – не смей, не трожь, не убивай, теряешь многое! Ты теряешь все! Больше такого не будет, нет, не будет никогда… И прекрасно это знаешь.

Дождь пошел.


А небеса бывают на земле.

Не знала, не надеялась… Забыла!

Ко мне пришел в осенней сизой мгле –

Мой сон. Тебя узнала я. Впустила

В свой дом. Как сердце млело от любви,

И оживали, расправлялись крылья…


Такого не будет никогда. Да и этого раза не должно было быть! Просто – не должно… что за странные подарки преподносит судьба? Что за щедрые и в то же время жестокие подарки… показала, поманила, завлекла… нарисовала, как может быть прекрасно. Прекрасно и всепоглощающе. А потом раз – взяла огромный ластик и стерла все. Только грязь осталась на листе жизни. И прекрасно понимаешь, что обязана отказаться – сейчас, пока не стало слишком поздно. Если еще не стало… Поздно, поздно! «Уже поздно», – рыдает душа. «Поздно…» – вторит сердце. Все прожито, все написано, и книга жизни продумана до конца – в этом сюжете уже не будет неожиданных поворотов, не будет взлетов и падений, не будет извержений вулканов страстей… ошибалась. Как же она ошибалась…

«Дождь. Это дождь», – уговаривала себя Лика. И чувствовала, что от мыслей сходит с ума.

Эта страсть, любовь… нет, мания, подаренная злодейкой-судьбой, была такой, что поглотила все без остатка. Нет Лики. Растворилась, исчезла, только он в мыслях и чувствах. И уже не упрекаешь тех, кто разбил чужие семьи – раньше отворачивалась от разлучниц, считала их чуть ли не самыми подлыми, недостойными женщинами – как они посмели посягнуть на святое? Пока сама не стала одной из них. Нет, это не счастье. Это такая боль… такая боль…

Просто боль. Просто дождь. Мечта, которой не суждено было осуществиться. Лика, как воровка, пробралась в чужой дом и хотела присвоить то, что ей никогда не принадлежало. Ее поймали за руку. Отобрали то, что она хотела взять. А ее… нет, не наказали. Просто выбросили, вышвырнули за дверь, оставив наедине со своей совестью.


…Просто дождь. И ветер бьется в ставнях. Стучится, бродяга, холодный, неприкаянный… просит открыть двери, открыть сердце, а ты сидишь и понимаешь, что – нет. Не откроешь. Все, закрыто наглухо, заколочены ставни в доме твоей любви, дорожка травой заросла. Позабыт-позаброшен дом, покосилась калитка, и ветер воет в голых ветвях осеннего сада. Страшно, как раненый зверь – нет, это не ветер, это бьется в агонии, умирает любовь. Скоро зима – и заметет, закружит метель, засыпая белым-белым глупые, такие глупые несбыточные мечты… Заморозит, заледенит, и застынет сердце – теперь уже, наверное, навсегда.


А по весне потекут ручьи, выглянет золотое солнышко и растопит снег, заплачут сосульки, растают сугробы… и этот дом, то место, в котором вы были так счастливы – пусть недолго, но так немыслимо, невообразимо счастливы, растает, разольется вешней водой, и уйдет в землю, в реки, в ручьи, не оставит ничего на этом месте. Пусто. Будет весна, будет лето, снова придет осень и настанет холодная, злая зима, но этот дом – это место в твоем сердце навсегда останется не заполненным. Безжизненным, как выжженная солнцем пустыня… пусть его хлещут ливни, пусть сыпят белым снегопады, пусть прорастает новая трава по весне, согретая теплым солнышком – пусть закружит зеленое лето и зашуршит рыжими листьями осень… пусть. Это – для всех. Все видят так. Только ты на самом деле видишь, чем является это место. Место, где когда-то жила твоя любовь…

Лика сама не понимала, с кем она говорит. Сама с собой? С Максом? С любовью?..


Трещали, как сверчки, дрова в камине,

Казалось, где-то заплутало лихо,

И не вернется. Нету и в помине

Печали, горя – так светло и тихо…


При прочих равных…

Лика думала о том, что при прочих равных шансах она могла бы еще на что-то рассчитывать. В этой же ситуации… нет, невозможно. И должна все прекратить – обрубить одним махом, закрыть дверь, пусть там, в сердце, за этой дверью все покроется слоем пыли, пусть туда никогда не ворвется ветер, пусть там все высохнет и истлеет… закрыть, закрыть навсегда и никогда не открывать. Заколотить дюймовыми гвоздями, не жалея гвоздей, оставив там умирать любовь – без света, воздуха, без воды и еды… оставить… но как это можно сделать? Рука поднимется ли? Поднялась…

При прочих равных…


«Как думаете, – горько смеясь, Лика в полубреду задавала вопрос невидимому собеседнику. – Как думаете, если одного мужчину любят две женщины, лишь с той разницей, что одной около двадцати, а второй – раза в два больше? Как думаете, каковы судьбы обеих? При прочих равных. Если предположить, что и мужчина на данный момент одинаково любит – или не любит – обеих? Кого он выберет? Ответ же очевиден. Той, которая старше, отведена роль временной любви. Любовницы. А женится он на другой – на той, которая молода, даже если она и глупа как пробка. Просто потому, что они из одного момента. А с той, что старше… Такая вот несправедливость – просто не совпали по времени. Никто не виноват».

Время, время. Творит что хочет. Вершит свои дела без оглядки на человеческие жизни. Тут разрушит, там построит – и в результате равновесие. Равновесие… оно всегда сохраняется. И совершенно не важно, что где-то минус – важно, что где-то плюс. И все нормально. Ну а минус… просто так произошло.

«Ах, Михал Петрович, не знаю, что ты думал, но все думали, что я просто нервничаю. Что мои нервы на пределе, что это грипп, что у меня проблемы… все гораздо проще. Я люблю – и так люблю, что свет белый не мил. Любила… Последняя любовь – потому что ни до, ни после не было и не будет уже такой… До – просто не было. После – уже не будет. Да, еще молода, но… нет, пожалуйста, не надо. Да разве есть у простого человека силы пережить такое еще раз? Кто в здравом уме и трезвом рассудке решится?! Упаси Бог испытать еще раз…»


Лике было так плохо, что казалось, хуже уже некуда, и временами она понимала, что бредит. Но жаропонижающее пить не стала. Просто не додумалась. Не было сил. Температура, перевалившая за сорок, заселила комнату странными видениями – ей чудился Макс, она видела себя и его, занимающихся любовью, видела тут же его беременную жену в кафе, и столик находился как раз рядом, его жена запросто может коснуться их обнаженных тел…

– Что вы делаете, – хотела крикнуть Лика. – Она же все видит! Она все знает! У нее будет ребенок!

И без сил падала на кровать. В следующее мгновение комната уже была пуста…

Лика билась в агонии собственной любви. Это не она – это ее любовь исходила жаром, это ее сердце сгорало в огне температуры, это ее чувство к Максу сжирали беспощадные вирусы гриппа.


«Сошла с ума! – клеймят и млад, и стар. –

Гляди-ка, новоявленный Икар!» –

Ломают крылья и на мне рвут платье.

Я все приму – боль, униженья, стыд.

На палачей я не держу обид:

Плачу за небеса в твоих объятьях.


Она не перезвонила Максу по одной-единственной причине – прекрасно знала, что бросит все и рванет к нему, только услышав его голос. Запретила себе. И не видела, что было еще много не принятых звонков. И, конечно, не могла знать, что через некоторое время после того, как она ушла, в дверь номера постучали.

– А ты что тут делаешь? – Макс страшно удивился, открывая дверь. – Дина?!

На пороге стояла та самая девушка, которая разговаривала с Ликой в кафе. Только выражение лица у нее было иным – наглым, а вовсе не потерянным и не убитым.

– Тебя проведать приехала. Ты рад? – Она чмокнула Макса в щеку и, несмотря на то, что он не отстранился, прошла в номер.

– Это что еще за маскарад? – изумился Макс, разглядывая ее одежду.

– Да… так. Встречалась с одной подругой.

– С кем это, интере… – начал Макс и вдруг осекся. Дикое поведение Лики, то, что она вдруг ни с того ни с сего решила с ним расстаться, внезапное появление странно одетой Дины – все становилось на свои места.

– Дай мне сумку, – сухо сказал он.

– Зачем? – кокетливо отозвалась девушка, легко пряча за спину большую дорожную сумку.

– Дай, я сказал! – он вырвал сумку и достал небольшую подушку.

– Хоть бы выкинула, дура… – в сердцах произнес он. Руки сжались в кулаки. – Уходи. Дело добром не кончится.

– Ну и что ты сделаешь? Поднимешь на меня руку? Да ни за что ты этого не сделаешь. Ты меня лю-у-у-бишь! – пропела девушка.

– Терпеть не могу. Выметайся.

– Ну, как знаешь. Все равно тебе никуда от меня не деться. Ты ж связан по рукам и ногам. Наш ребенок…

– Дина! Мы давно в разводе. Надо было быть полным идиотом, чтобы на тебе жениться. И это не мой ребенок. Ты прекрасно знаешь.

– Ну, а если бы мы ждали второго? И не были в разводе? Все можно было бы исправить… Максечка, милый…

Девушка потянулась к мужчине. Макс грубо схватил ее за плечи и вытолкал за дверь. Оглядев комнату, схватил телефон и стал звонить Лике.

Телефон Лики не отвечал.


Чуть позже, банально напившись, Макс приехал к дому Лики, колотил в дверь… Никто не открывал. Но не выбивать же ее на самом деле…

С трудом собрав мысли в одно, подумал, что Лики просто или нет дома, или она не может или не хочет открывать. Он ушел, решив все оставить как есть. На время.

Был вечер субботы. Макс предполагал, что у Лики должен быть дома муж, а в понедельник они встретятся на работе. И смогут спокойно поговорить. Он прекрасно знал, что Лика не станет устраивать сцен в офисе.

В понедельник Лика на работу не вышла.

Не вышла и во вторник. На звонки не отвечала, в Интернете не появлялась.

Макс вернулся домой.

И подписал отказ на перевод в ту фирму, в тот город, где жила его Лика.

Прежде его Лика.


***


…В воскресенье Лика проснулась разбитой, но без температуры и с чувством странной опустошенности. В окно лился свет серого, холодного утра.

Выбралась из кровати, посмотрела в зеркало. Красивая. Несмотря ни на что. Что ж за наказанье? Ну почему она не уродина последняя? Нет, сейчас она, конечно, такая, что краше в гроб кладут. Но все равно. Страшная и красивая одновременно, несмотря на спутанные волосы, изможденное лицо и темные круги под глазами. Вот уж, наградила природа внешностью…

Только глаза пустые. Совершенно пустые, ничего не выражающие. Вот это оказывается, как выглядит на самом деле?

Лика спокойно, без эмоций и безо всякого интереса разглядывала свое отражение.

Впрочем, это все к лучшему.

Ничего не надо. Воскресенье – обыкновенное воскресенье. Она немного оклемается, завтра – на работу. Последнее время она всем занималась спустя рукава, нужно наверстывать. Списывала на то, что плохо себя чувствовала. Завтра… После работы – спортзал… если тренер разрешит заниматься в таком состоянии. Впрочем, выпить жаропонижающее? Ну если не потекут к вечеру сопли, тренер может ничего и не заметить. А ей это нужно. Измотать себя так, чтобы приползти домой и просто упасть. Чтобы не вспоминать. Не думать. Вообще ни о чем. Ни о ком.

Сегодня к ночи вернется Сергей из командировки.


Завтракать дома Лика не стала.

Оделась, не накрасилась, вышла на улицу. Ноги сами вывели к тому же злополучному любимому кафе. Она заказала капуччино и уткнулась носом в чашку.


За соседним столиком сидели две женщины. Одна другой что-то показывала на телефоне и с жаром рассказывала.

Лика невольно прислушалась.

– Ну вот ты представь, – говорила одна другой. – У него мать – видишь какая женщина? Обалденная! Ну хоть бы такая, как она! А он нашел себе кого? Ей сорок восемь лет. Сорок восемь! Когда она кокетливо сказала, мол, чуть больше сорока, сразу стало ясно, что ей давным-давно за сорок. А когда мать пришла домой, увидела картину – та бегает по комнате, как молодуха, и припевает: «Вероничка Петровна, а мы вам в подарок люстру купили, Андрюшечка повесил уже!» Кошмар! Андрюшечка ей в дети годится, ну совсем в дети – она старше его матери! А он в ней души не чает. Мать бедная ругалась-ругалась, да все без толку…

Лика, не веря своим ушам, развернулась к говорящим. Что же такое творит с ней жизнь…

– Вот вы, ну рассудите нас! – обратилась к ней одна из женщин. – Видно, вы дама приличная, наверняка семья есть, детки. Вот вы, если бы вам встретился молодой человек, который в дети годится, разве вы бы вели себя так? Смогли бы вести себя так, жизнь ему портить?

– Я? В смысле?

Видимо, Лика настолько поменялась в лице, что словоохотливая дама мгновенно сникла:

– Да мы ж просто так, извините… просто нашего с вами возраста женщина должна понимать, что можно, что нельзя…

Можно – это только в кино и звездам Голливуда. А простым людям – нельзя.

Женщины отвернулись, снова оживленно стали болтать, когда послышался грохот.

Посетители кафе повскакивали с мест.

– Женщине плохо, кто-нибудь, вызовите «Скорую»!

Лика упала в обморок.

У нее случился выкидыш.


***


– Ой, ну какие ваши годы, – докторша оказалась моложавой женщиной в возрасте. – Еще родите, конечно, ну что вы так убиваетесь!

Лика не могла объяснить, отчего она так убивалась. Может, от того, что она могла родить Максу сына. Или дочку, которую всегда хотела. Может, от того, что этот ребенок был ее шансом на другую, счастливую жизнь. Шансом сломать стены, воздвигнутые между ними временем. Вопреки очевидному, то есть сказанному его женой, ей казалось, что Макс не из тех, кто постоянно заводит интрижки на стороне. Она не могла думать о нем плохо. Он просто не заслужил. Он был просто… не таким. И, наверное, все-таки немного ее любил. Она его… очень.

– Никого я уже не рожу. И не надо мне… У меня сын… почти как ваш, – Лика вспомнила молодого человека, который заглядывал в палату, и докторша вылетела к нему пулей, с улыбкой на лице. – Ваш сын – чуть старше моего.

И слабо улыбнулась.

– Сын? – глаза женщины заискрились молодостью. – Мой муж.

И добавила обеспокоенно:

– Что с вами, вам плохо?

– Нет… – прошептала Лика. – Мне… хорошо. Просто голова закружилась.

– Ну, неудивительно, после такой потери крови, – закивала доктор. – Ничего. Полежите у нас, сил наберетесь… Все наладится.

Все наладится.


– Что тебе принести к выписке?

Муж Лики был, как обычно, спокоен.

– Красное платье, то, что я надевала последним. «То, в котором я последний раз видела Макса». Туфли мои любимые, на высоких каблуках. И косметику. И… пожалуйста. Не приходи. Я хочу пройтись по городу сама. Одна. А больничные вещи… потом заберу, я договорилась.

Сергей пожал плечами, но спорить не стал.

– Давай уже, возвращайся скорее. Надо к свадьбе готовиться. Дело нешуточное.


Лика красилась долго, тщательно накладывая нет, не косметику. Грим. Разрисовавшись, как на сцену, или под «вамп», стянув волосы в высокий хвост, вышла из больницы.

Красивая. Стройная. Не молодая, но ужас какая привлекательная, вон мужчины оборачиваются. Хоть прямо сейчас в кино снимай. И… Все к лучшему. Наверное. Кто знает? Никто. И, в общем, не важно. Ничего уже не важно. Ничего не сделаешь, не изменишь.

Когда своими руками убиваешь любовь, даже если понимаешь, что это было единственно верное решение – как жить в мире с собой? Как жить, чувствуя, что ты сама уничтожила то единственное, что давало тебе силы ходить, дышать, любить?


Лика чувствовала, что любви к Максу больше не осталось. По крайней мере, так ей казалось. Чувств не было никаких. Внутри было пусто. В голове, в груди, в животе. Словно вместе с ребенком, который был уже даже не маленьким, а вполне сформировавшимся человеком, из нее вырезали половину ее самой. Ту половину, которая могла чувствовать и любить.

Лика горько усмехнулась. А она-то, глупая, думала, что обычные женские недомогания у нее прекратились по совсем иной причине…

Она шла по осеннему городу, ветер развевал полы элегантного пальто, красное платье было красным нестерпимо. Как листья, которыми украсились улицы. Как кровь.


Она вернется на работу, вон, Михал Петрович каждый день звонил, волновался. И, даже если встретит Макса, это будет уже не важно. Лика победила вдоволь поиздевавшееся над ней время. Макс… Они как два странника, потерявшихся в пути, случайно встретились в том отрезке, в котором их два времени пересеклись, а ведь не должны были. Они, Лика и Макс, по времени никак не совпадали.


Что бы там ни говорили люди, что любви все возрасты покорны, бывают счастливые исключения – но явно не в ее, Ликином, случае.

Зато теперь у нее много времени. Только для себя. А еще у нее есть дом, муж… и сын собирается жениться. Все хорошо.

Она вырвала любовь из сердца, как гадкий сорняк, безжалостно. Выбросила на помойку. А внутри – как и в земле, после того, как из нее вырывают растение с мощными, сильными корнями, осталась зияющая рана. Но в отличие от матушки-Земли Лика не обладала бесконечной способностью восстанавливаться. Дыра в душе зияла черной пустотой, ужасала глубиной и напоминала о том, какое удивительное чувство она когда-то взрастила там. Думала, что взрастила.

И Лика боялась заглядывать в свою душу.

Потому что когда в душе пусто – это по-настоящему страшно.

А еще страшнее, что с этой пустотой ей теперь жить.

Впрочем… Главное же, что снаружи. Косметика, прическа, высокие каблуки и улыбка.

Что внутри – никому не важно.


P.S.

ТЕБЕ


Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Б. Пастернак


Твои властные пальцы и горячие губы

Меня мучили нежно, доводя до экстаза.

Лёгкий сумрак плыл в окна. Тихо плакала вьюга.

От палящих касаний растеряла я разум.


Задыхаясь от страсти, от любви изнывая,

Я себя отдавала – всю возьми, без остатка.

Две свечи, два бокала… Я – бесстыже-нагая –

От твоей млела ласки. Я не знала, как сладко


Быть твоей… Жаркий шепот, наслажденье – до боли.

Имя-стон с губ слетает, мой ли, твой – я не знаю, –

Заклинаньем: «Ещё!..»

Пусть продлится неволя

Единения тел, доведенных до края


Истомляющей пыткой. И с последней мольбою

Умираю… чтоб снова, чтобы снова воскреснуть.

Как же вынести счастье – быть мне полной тобою?

Замер мир. Только мы.

Даже время исчезло…


Нет, пошлó. Где-то рядом вечность тикает громко.

Сердце рвется наружу, кровь стучит, оглушая, –

Я судьбу обманула! Как же больно, как ломко:

«Только не отпускай.

Без тебя я – пустая…»


…Две свечи, два бокала. Ночь-подруга колдует,

Истязает любовью. Силам взяться откуда?

Вздох и: «Не отпущу»…

В исступленьи целую

Твои горькие пальцы, твои терпкие губы.