Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов [Айя Радимовна Сафина] (fb2) читать онлайн

Айя Сафина Хроники экзорцистов. Книга 1. Поглотитель грехов

Факты

Реальная статистика из исследований ФБР и Скотленд-Ярда по преступности: 86 % подростков, совершивших тяжкие преступления, ранее жестоко обращались с животными.

Александр Бухановский – доктор медицинских наук, профессор юридического факультета Ростовского государственного университета, член Американской Академии судебных наук и Академии психиатрии и права США, почетный член Ассоциации европейских психиатров и просто крупнейший в мире специалист по серийным убийцам (вычислил Чикатило): «60% будущих серийных убийц в детстве обнаруживали специфически жестокое отношение к животным». 

Вопрос специальному агенту ФБР Алану Бранли (психолог в штате тюрьмы строго режима):

– Сколько из серийных убийц, содержащихся здесь, издевались над животными?

Алан Бранли:

– Спросите лучше – сколько не издевались.

Пролог

Экзорци́зм – лат. exorcism, от др.-греч. ἐξορκισμός «связывание клятвой»

– Он ждет тебя…

Шепот раздался возле самого уха. За всю свою двадцатишестилетнюю жизнь тело адаптировалось к восприятию потусторонних голосов на уровне рефлексов. А потому Стефания немедленно проснулась и села в кровати.

Обычно после первого зова души сразу начинали рассказывать свою историю, и им невдомек, что ты сейчас сидишь на унитазе и немного занят. Однажды дух появился во время уборки, Стефания провела эксперимент и попробовала всосать его пылесосом. Дух испарился, а потом появился у нее за спиной и был, мягко сказать, озадачен пережитым опытом. С тех пор стало ясно, что лучше откладывать не их проблемы, а пылесос и зов кишечника, все-таки они нелегкий путь проделали, чтобы появиться перед человеком.

Но с этим голосом все было необычно.

Стефания услышала его полгода назад, хотя иногда казалось, что он навещал ее гораздо раньше. Обладатель шепота избрал Стефанию проводником в своей загробной жизни, и с тех пор то и дело напоминал о своем присутствии: то окликнет ее, то ворвется в сон, то тенью отразится в зеркале и напугает до желтых пятен в трусах. Но тем не менее визитер был слаб. Ему до сих пор не хватало сил прорваться сквозь материю физического мира, чтобы обрести зрительную форму, но Стефания чувствовала, что этот момент близок. С каждым его приходом она улавливала все больше новых предвестников его крепнувшей сущности.

Сегодня незнакомец принес собой запах паленой плоти. Она уже знала этот запах. Стефания знает его с детства, потому что ей с рождения уготована участь быть экзорцистом – кровь обязывала. Ее родители были одними из самых известных борцов с нечистью во времена военных кризисов на Востоке в 80-е годы. Ее дед служил свету в Восточной Европе, когда демоны вели шествие руками нацистов. Прабабушка работала на Восточном фронте Первой Мировой, скрывая свой клир под формой медсестры. Демоны всегда сопровождают войны, столкновения, техногенные катастрофы.

Демоны всегда есть там, где человек убивает живое существо.

И демоны всегда приносят с собой запах горелой плоти.

Стефания сидела в постели и сжимала в руке медальон, висящий на браслете. Каждый экзорцист имел собственного святого, назначенного ему при обряде инициации. Святая Стефанида стала ее защитницей по жизни.

– Мученики Твои, Господи, за подвиги свои получили венцы нетленные от Тебя, Бога нашего; ибо они, имея силу Твою, мучителей низложили, демонов сокрушили. По молитвам их, Господи, спаси души наши.

Губы шептали молитву наизусть – слова вросли в память, как неконтролируемый рефлекс.

Дядя Виктор учил:

– Бесы стремятся напугать человека, застать врасплох. Твое тело для них – стекло. Они видят твои духовные слабости, видят любой твой психический изъян и манипулируют им, давят на него, страшат тебя. Не поддавайся их натиску. Читай молитву до тех пор, пока не уверуешь в свою силу, во власть бога над всеми сущностями. Пока не уверуешь, что они, также как и ты, имеют собственные страхи, и также, как и они, ты можешь страшить бесов и манипулировать их слабостями.

С каждым повтором молитвы Стефания уверовала сильнее и неотступнее. В груди разливалось знакомое тепло света, которому она служила и который защищал ее, как свое дитя.

Комната была пуста. Холодный ветерок из открытой форточки теребил легкую белую тюль, и это было единственным признаком чего-то живого и движущегося в спальне.

Визитер ушел, так и не показавшись в этот раз.

Бесы не живут в пустых домах

Закон сохранения энергии – фундаментальный закон природы, заключающийся в том, что в изолированной системе энергия может переходить из одного состояния в другое, но ее общее количество всегда будет одинаковым вне зависимости от времени.

Человеческий мир – неустанный котел жизнетворения, ядро мироздания, центр событий, в котором плетется история. Человеческий мир развивается устойчиво, пока света в нем больше, чем тьмы. Как только энергия тьмы начинает преобладать, мир катится в пропасть хаоса: цивилизации рушатся, жизнь вымирает.

Свет и тьма – вечные соперники за первенство, за обладание энергией в замкнутой системе вечного мироздания. Вселенная не исчезнет, если тьма станет преобладать в ней. Но тьма приносит с собой боль и страдания. Такова ее неизменная суть. Таков мир демонов, который они стремятся насадить повсюду.

Люди, обладающие повышенной чувствительностью к колебаниям энергий света и тьмы, способны обнаруживать критический дисбаланс. Медиумы, экстрасенсы, просто обладающие тонкой интуицией – все они способны увидеть бреши и прочувствовать наползающую негу тьмы. Но не все они способны дать ей отпор, сшить разорванное на лоскуты полотно человеческого мира.

Это могут сделать экзорцисты.

Экзорцисты стоят на пороге миров и отталкивают тьму прочь.

Как лекари, они восстанавливают истонченные места и латают дыры между мирами, являясь единственным препятствием на пути демонов в человеческий мир.

Экзорцисты умеют ясновидеть. Их существование на грани двух миров накладывает отпечаток как на их духовное, так и на физическое тело. Это влияние столь многогранно и разнородно, что до сих пор никому не удалось до конца изучить способности экзорцистов, найти лимиты их способностей, а оттого чудеса, описанные в священных книгах вполне могут оказаться реальными демонстрациями сил тех, кто борется за торжество света.

Заблудшие души постоянно навещают экзорцистов. Иногда души знают, чего они хотят, а порой они конкретно заблудшие. Потерянные, забывшие самих себя, не осознающие, кто они, что с ними произошло и куда им следует идти. Они приходят к любому человеку, обладающему способностью чувствовать колебания потустороннего мира. В потустороннем мире ярче всех для них сверкают именно экзорцисты. Души тянет к ним, как магниты. Кто-то говорит, что это Бог ведет их к тому, кто поможет выбраться из лабиринта между мирами. Другие твердят, что это гравитационное взаимодействие на уровне квантов: две настроенные на один диапазон струны тянутся друг к другу, сами того не осознавая.

Так экзорцисты становятся не только защитниками, но и бардами, собирающими истории жизней со всего света, они пишут книги и хрестоматии и делятся друг с другом опытом помощи потерянным душам.

После смерти родителей Стефания была передана на воспитание дяде Виктору – пресвитеру экзорцистов. Виктор сам учил Стефанию вместе со своей дочерью Евой: девочки были одного года рождения. Виктор учил жестко, натаскивал сурово. Потому что представители старинного рода изгоняющих демонов не могут быть слабаками по определению.

По крови.

– Доброе утро, ягнята.

Дядя Виктор вошел в столовую с традиционным приветствием. Многие находили это прозвище милым, даже не вдумываясь в то, что девушек фактически называли жертвенными животными. Дядя Виктор находил это сравнение забавным, Стефания – странным, Ева – отвратительным.

– Но разве вы не агнцы божьи, искупающие грехи людей и свидетельствующие чудо воскрешения и всепрощения? – говорил дядя.

– Если моим телом будут трапезничать обрезанные мужчины я не против, – отвечала Ева.

Ева была союзом противоречий. Религиозное образование накладывалось на пропаганду современных нравов, провозглашающих необходимость женской независимости и борьбы с половой дискриминацией. Многие религиозные догматы она смело критиковала, над монашеским постригом смеялась, а в прошлом году довела отца до инфаркта, выступив постоянным жертвователем благотворительной организации «Алая буква», спонсирующей аборты. Виктор выгнал ее из дома, не разговаривал с ней целый месяц, а Ева взяла да и получила разрешение на обряд экзорцизма над одним миллиардером у другого пресвитера и успешно изгнала демона. На Церковь полились щедрые ежемесячные пожертвования, а Ева доказала той же Церкви, что без нее им будет житься на -дцать сотен тысяч в год меньше. Разумеется, ее не смогли отлучить, и Ева смело продолжала носить духовный сан, как и выполнять свой долг по освобождению мир от демонов, а женщин – от патриархального гнета.

Пресвитер Виктор Бертран был человеком волевым. Он скрывал настойчивый характер за напускной вежливостью и размеренной речью. Каждое его слово было выверено с математической точностью, каждая фраза аккуратно подобрана к ситуации, как и продумана вплоть до запятой. Виктор был стратегом, просчитывал последствия принимаемых решений на несколько лет вперед. Он верил твердо и неотступно. Зачастую совершал личные жертвы в угоду веры, чего сегодня так не хватало в молодёжи, как считал он.

Дядя поцеловал Еву в лоб, наградил не менее горячим поцелуем племянницу и присоединился к завтраку.

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие по молитвам Пречистой Твоей Матери и всех святых Твоих, ибо Ты благословен во веки веков. Аминь, – произнес дядя Виктор.

Он постелил белоснежную салфетку на свой безукоризненно выглаженный черный костюм, слегка закатал белоснежные манжеты, в петлях которых желтым золотом сверкали отполированные запонки, и с идеальными аристократичными манерами принялся за овсяную кашу. Ему было уже за пятьдесят, однако стройное подтянутое тело, горделивая осанка, благоухание дорогим освежающим парфюмом смело заявляли, что клерик себя ощущает не только свежо, но и нахально молодо.

– Ко мне поступила просьба.

Ева и Стефания напряглись. С этих слов обычно начиналось задание.

– Пастер Лютер любезно обратился к нам с просьбой изучить странный случай некоего присутствия в жилом доме, – произнес Виктор ровным и размеренным слогом.

Как будто рассказывал о типичных новостях из мира спорта.

– Дом с привидениями? Нет, спасибо, – Ева продолжила хрустеть гречневыми хлебцами.

– Это может быть нетипичный случай. Редко встречаются сущности, обладающие достаточной мощью, чтобы передвигать мебель.

– Ты сказал пастор Лютер? Это же бедный квартал, – Ева в отличие от аристократичного отца говорила с набитым ртом.

– Не называй его так. И сначала проглоти, а потом говори.

Ева закатила глаза. Стефания лишь ухмыльнулась.

Девушки были непохожи. Ева обладала зимней скандинавской внешностью: длинные прямые волосы цвета платинового блонда, голубые глаза, как у отца. Стефания же была шатенкой с бледной кожей, карими глазами и малоприметной внешностью на фоне эффектной Евы. Насколько разными они были во внешности, настолько же разился их профессиональный опыт.

Ева всегда брала самые яркие случаи в свою практику. Вытрясти беса из миллиардера? Чур я! Провести обряд изгнания бесов сразу из целой группы монахинь? Как два пальца! Принять участие в экспедицию на Тибет, чтобы изучить уникальный случай одержимости отшельника? Уже пакую чемоданы!

Таких случаев выпадало мало, а потому Стефания довольствовалась хлебными крошками, что оставались после сортировки Евы. Но Стефания была только за. Ей не нравилось ни внимание к своей персоне, ни запутанные случаи. Стефания любила комфорт и привычность, отсутствие инструкций сбивало с толку, нетипичное поведение демона приводило в состояние растерянности.

– Стефания?

Вот и в этот раз Виктор отдал дело Стефании, во-первых, потому что Ева ни за что не полезет в квартал наподобие того, где служил пастор Лютер, если только там нет первого в мире случая одержимости крысы; а во-вторых, повторение пройденного – лучший учитель для Стефании с глубоким комплексом неуверенности в себе.

– Я с удовольствием возьмусь за дело, дядя, – кивнула Стефания.

– Вот и молодец. Ева, бери пример с сестры.

– Уже. Она сегодня сделала себе конский хвост на затылке. Я – тоже.

И с этими словами Ева указала на свою прическу. Виктор покачал головой и продолжил размеренно жевать кашу.

Церковь Святой Марии в Айлингтоне была восстановлена из заброшенных руин благодаря щедрому меценату. Долгое время церковь была непригодна для эксплуатации, и пастор Лютер вел свою паству всего два года. На жертвования анонимного дарителя Святая Мария вновь воззрела на прихожан с разноцветных фресок и икон, а подле алтаря с ее образом горели десятки свечей, подпитывающих веру в мать Христа.

Стефания, следуя церковному протоколу, зажгла свечу под алтарем, перекрестилась святой водой и вложила купюру в ящик для пожертвований. Это было правилом хорошего тона экзорцистов. В вере тоже есть этикет.

Пастор Лютер только что закончил службу и провожал прихожан на крыльце церкви. Сегодня здесь слушали божье слово шестнадцать человек. Ева была права, предсказав, что ничего интересного в этом месте не найдешь.

– Средние доходы, средняя посещаемость, посредственный пастор, – заключила она этим утром, провожая сестру в средней паршивости поход.

Стефания терпеливо дождалась ухода прихожан и наконец полностью завладела вниманием пастора.

– Я очень польщен и благодарен, что вы нашли время так скоро, – пастор даже едва заметно поклонился.

– Ну что вы, не стоит. Это наша работа, – скромно ответила Стефания.

– Мой приход небольшой, но очень славный. Я родился в этом квартале, знаю его до дна трущоб. Подросткам здесь сложно. С ранних лет они сталкиваются практически с полным списком несправедливостей, с которыми только может встретиться среднестатистический человек.

«Средний, средний, средний», – голос Евы в голове подражал заезженной пластинке.

Большая часть прихожан – мигранты из Африки, чья кровь текла и в жилах пастора Лютера. После окончания семинарии пастор Лютер намеренно остался в своем районе, понимая, что никто другой не справится со здешним контингентом лучше, чем человек, проживший здесь юность еще без белой колоратки¹.

Стефания всегда импонировала людям, которые под гнетом жизненных тягот продолжают верить в силу лучших человеческих качеств, видят добрые намерения в замысловатых перипетиях жизни, но самое главное не устают поддерживать людей в беде. Безусловной любви в подобных кварталах гораздо больше, чем в обеспеченных семьях, стремящихся к финансовой безопасности.

– И есть одна семья, – наконец пастор перешел к делу. – Отец работает на станции техобслуживания, мать – кассир в супермаркете. С виду ничем не отличаются от остальных семей, малоприметные и …

«Средний, средний, средний», – пела Ева в голове.

– У них двое детей, хорошие мальчишки. Младший лишь в этом году пошел в первый класс, а старший уже заканчивает среднюю школу. Должен заканчивать, но связался не с той компанией, стал дурить. Здесь такое часто бывает. Не всегда слова божьего достаточно для подростка, чтобы узреть истину в этом многоспектральном мире. В общем, он забросил учебу. Пару раз ночевал в участке…

– Пастор Лютер, позвольте, я вас перебью.

Стефания поняла, что о тяготах здешней жизни можно говорить долго, но она здесь ради конкретной задачи.

– Почему вы подумали, что вам нужна наша помощь?

Перейдя к сердцевине проблемы, пастор тут же сник. Ему было тяжело говорить об этом.

– Ансар – так зовут старшего. Он пришел ко мне за советом неделю назад. Вот так просто заявился сюда. Подростков церковь не интересует. Подростки нашего квартала не верят в бога, либо ненавидят его. Увидеть здесь четырнадцатилетнего парня из плохой компании – чудо. А может, знак Божий. Предупреждение о чем-то опасном, с чем не справится пистолет за поясом.

Пастор перешел на шепот.

– Он сказал, что не хочет возвращаться домой, потому что там что-то поселилось. Я начал расспрашивать его и понял, что он говорит не про родственника. Не про человека…

Стефания наблюдала за поведением пастора, в котором четко прослеживались попытки взрослого человека объяснить необъяснимое. Пастор искал ответы на физической стороне мира, используя логику, наблюдательность, законы физики. Но каждый не отвеченный вопрос заставлял обратить взор на мир по другую сторону невидимой границы.

– Вы посещали их жилище?

– Да, – кивнул пастор Лютер. – Они живут в многоквартирном панельном доме. Многосемейка. Таких здесь десятки построено. Я не заметил ярких признаков беспорядка или опасности…

– Но вы что-то почувствовали, не так ли? – закончила Стефания.

Как уже было сказано, истинные экзорцисты обладают сверхчувствительностью на уровне бестелесных взаимодействий. Чутье Стефании вибрировало рядом с пастором – он что-то вынес из квартиры, где, по его мнению, обитала нечисть. Это может быть остатком вполне объяснимого возбужденного психического состояния жильцов посреди социально-напряженной среды. С другой стороны, именно этот слой общества был излюбленным для бесноватых сущностей. Психически нестабильных, уставших от нужды людей гораздо легче толкнуть на преступление, сломить и перетащить на свою сторону. Криминальная обстановка в подобных районах кипит, ненависть и страх подпитывают котел зла, граница между человеком и чудовищем стирается, и наконец, когда человек теряет свой рассудок и убивает живое существо, через грань проходит демон.

Тщательная исследовательская работа – предварительный этап процедуры. Без веских доказательств одобрения на обряд не получить. А потому уже через полчаса Стефания поднималась по лестнице панельной девятиэтажки, следуя за пастором.

Лифт не работал, но, похоже, никому из здешних обитателей не было до этого дела. Как и жилищно-коммунальной организации. Лестничные пролеты завалены старым хламом, который либо не хотели тащить до ближайшей свалки, либо оставили здесь до лучших времен, когда он может пригодиться. Разумеется, в этой куче мусора развелась живность самого разного размера. Фекалии живности смешались с экскрементами захаживающих в открытые подъезды бомжей, что порождало тошнотворный запах, режущий глаза. Стефания старалась делать маленькие вдохи, но они поднимались на шестой этаж, а потому к концу последнего лестничного пролета легкие Стефании впитали в себя весь аромат окружающих трущоб: запахи отходов, подгоревшего масла на сковороде, засохшей блевоты и урины на стенах.

Дешевое жилье, возводимое со скоростью постройки карточного домика, демонстрировало все возможные изъяны – последствия быстрого строительства: тонкие стены, за которыми раздавались агрессивные крики, нахальный смех и плач детей; течь водопровода и забитая канализация, смердящая на весь подъезд; перебои электричества в проводке, не справляющейся с объемом потребления.

Ева ошиблась. Это не средний уровень. Это практически самое дно.

Наконец в тускло освещенном коридоре пастор постучал в дверь с номером шестьдесят три, написанным мелом по деревянному полотну. Шаркающие шаги обозначили приближение хозяйки. По характерному звуку Стефания даже представила ее розовые в цветочек резиновые тапочки. Сверхчувствительность срабатывает и на такие вот бытовые мелочи.

Дверь открылась, и в проеме показалась мать. Черная кожа блестела от пота, как влажная земля. Белки глаз, как фары дневного света в ночи, изрезаны красными сосудами. Домашний цветастый халат тяжело пах стряпней, прохудившиеся резиновые тапочки истоптаны мощными ногами, испещренными синими паутинками выпирающих вен.

– Здравствуй, Умма.

– Святой отец.

Она приоткрыла дверь и пропустила гостей внутрь.

Пастор предупредил их о визите, предупредил и о дорогом госте, а потому в квартире было убрано и собралась вся семья. Ансар тоже. Стефания была рада увидеть мальчика: это означало, что парень, который таскал за поясом пистолет, был всерьёз настроен побороться с неизвестной угрозой.

– Стефания, это Умма и ее муж Идрис, это их дети – Ансар и Карим.

Стефания пожала руки всем. Физический контакт – обязательный этап исследования – так Стефания считывала поток.

– Это мой брат Камал, – произнесла Умма.

Крепкого телосложения мужчина в рабочей футболке почтового грузчика без слов одним лишь своим запахом заявлял, что только что вернулся с ночной смены и был готов стать частью семейного совета в столь непростом деле.

Все расселись в скромной гостиной, Умма разливала чай, который никто не желал пить, но который являлся обязательным атрибутом гостеприимства.

К духоте в квартире добавлялись тяжелые запахи жаренного мяса из соседних квартир, открытая форточка не спасала. Стефания расстегнула пальто, аккуратно сложила его и перебросила через спинку дивана. После посещения сей обители химчистка неизбежна.

Она устроилась поудобнее, насколько это было возможным, и стала разглядывать квартиру. Ей необходимо изучить обстановку, прочувствовать атмосферу в жилище, услышать то, что не слышно человеческому уху, уловить колебания потустороннего мира, найти складки в его ровном полотне, свидетельствующие о дисбалансе.

Она осматривалась тщательно, взгляд задерживался на каждой щели в мебели, каждом куске облезлых обоев, на фотографиях и иконах на стенах. Большое деревянное распятие висело ровно посередине стены гостиной. Очень старое, судя по трещинам. Лак облез, дерево иссушилось и теперь осыпалось щепками.

– Это моей мамы, – произнес Идрис, заметив пристальный интерес Стефании.

– Вы выросли в религиозной семье?

– Да. Я родился в Алжире. Там совсем небольшая католическая община. Бабушка убиралась в церкви, мама работала в церковном огороде.

Акцент Идриса сохранил интонации родного языка, словно дань уважения родине, на которой определенно жилось нелегко. В Алжире основная религия – ислам суннитского толка, христиане иногда становятся жертвой религиозной неприязни, так двадцать лет назад исламисты убили епископа Орана². Ксенофобия всегда уходит корнями в невежество. Не каждый ныне живущий алжирец знает, что самой первой религией, принесшей единого бога в Северную Африку, является католицизм Римской империи. Именно христианский бог был первым, кто поборол в тех краях язычество, и он явно не заслужил убийство его слуг в качестве благодарности.

– Вы не священник, – вдруг произнесла Умма.

Стефания ждала этой фразы. Ее этой фразой приветствуют.

– Мой духовный сан не столь очевиден, как у пастора Лютера. Я не ножу формальных признаков клира, —Стефания бросила заученную фразу в ответ.

Странная гостья была чересчур молода для экзорциста, к тому же она не носила церковных атрибутов. Она сильно выбивалась из окружающей обстановки своим определенно дорогим черным драповым пальто и черным платьем. Это была элегантная скромность, которую простой священник никогда бы не смог себе позволить.

– Умма, уверяю тебя, Стефания – одна из немногих специалистов, способная понять и объяснить происходящее.

– Сколько стоят ваши услуги? – недоверчиво спросил Идрис.

– Нисколько.

Экзорцисты содержались церковью, которая никогда не знала недостатка в средствах. Старинный семейный особняк дяди – яркое тому подтверждение.

– Официальные обряды экзорцизма проводятся бесплатно. В войне с демонами нет места наживе. От этого зависит благосостояние всего человечества, – Стефания цитировала строчки из пособий.

Всю историю человечества экзорцисты сопровождали важнейшие события, оставаясь в тени. В разные времена они носили разные названия: колдуны, шаманы, провидцы, духовные советники. Церковь, мечеть, синагога: все молельные дома взращивают экзорцистов и отправляют на войну, чтобы те рассеивали наползающую тьму. Борьба света и тьмы многогранна, богата уловками и трюками и разворачивается во всех областях жизни: то может быть открытый военный конфликт, а то и запутанная финансовая схема.

– Если же окажется так, что в вашем случае обряд не нужен, Церковь Святой Марии поможет с оплатой психологической поддержки, – добавил пастор.

– Хотите сказать, что мы сошли с ума? – с вызовом спросил Идрис.

– Зачастую одержимость – это всего лишь последствия нестабильного психического состояния. Из ста тысяч лишь три являются истинными случаями одержимости.

– Пастор сообщил, что ты перестал ходить в школу, – Стефания решила перейти к сути визита и обратилась к Ансару, сидящему в кресле подальше от остальных.

– Мне не нравится там, – буркнул Ансар.

И тут же насупился, сложив руки на груди в защитной позе.

Юнец бунтовал и старался демонстрировать это во всем: в манерах, в речи, в одежде. Косички, заплетенные вдоль головы, непонятная татуировка, торчащая из-за ворота футболки, грязная толстовка и мешковатые джинсы, так ярко контрастирующие с новыми кроссовками, которые он определено украл. От парня пахло не только сигаретами и курительными смесями, но и потом, и немытым телом. Нужно быть совсем слепым, чтобы не понимать, насколько парень нуждался в помощи. Четырнадцать лет – сложный возраст. Стефания сама до конца не понимала, как ей удалось его пережить. А дядя Виктор до сих пор под впечатлением от пережитого и не желает вспоминать о тех временах, лишь перекрещивается, потому что растил двойной гормональный коктейль.

Ансар же переживал небанальное созревание. Что-то гнало парня, он был охвачен тревогой, что-то довлело над ним, истощало его организм. Что-то очень сильное, способное влиять на его жизненные решения. Что-то, уговорившее хорошего парня взяться за пистолет.

– Почему?

– Учителя тупые.

– Ансар! – окрикнул Идрис.

Парень замкнулся окончательно.

Родительское наказание лишь усложняло установку контакта с юнцом, но Стефания их не винила. Они стали заложниками ситуации, превратившейся в медленно затягивающуюся петлю на шее. Ансар являлся центром некоего мощного давления со стороны, встретился с огромной проблемой, которую не смог разрешить сам, а от родителей не получил должной поддержки, потому что они и сами не понимали, с чем имели дело. Так он закрылся в своей обиде, уверенный в том, что семья бросила его один на один с опасностью, а потом и вовсе пошел искать поддержку на стороне. Уличная банда ждет таких подростков с распростертыми объятиями. Подростков, непонятых взрослыми, озлобленных, с кипящей от гормонов кровью в венах. Это немедленно нашло отражение в отношениях с родителями, которые очень скоро стали использовать кнут, потому что пряник не помогал. Обида мальчика росла, как и раздражение родителей. Одно накладывалось на другое, и вся семья медленно скатывалась в самый низ лестницы, где каждого ждал свой конец: Ансара – тюрьма или смерть, а родителей – горе.

– Какой у тебя был любимый предмет? – спросил Стефания.

Ансар молчал.

– Я думаю… что-то из естественных наук… Может быть, биология?

Ансар хмуро посмотрел на нее, а потом нехотя ответил:

– Химия. Там было прикольно.

– У тебя получалось?

Ансар пожал плечами.

– Было весело. Всякие опыты там, эксперименты. Можно было что-нибудь взорвать или разбить.

Стефания улыбнулась.

– Почему же перестал посещать занятия?

И снова Ансар насупился. Стефания видела терзания мальчика, запрещающие ему говорить. Это был страх. Ансар не желал открывать свою душу нараспашку, потому что однажды уже открыл, но ему лишь причинили боль.

– Причина твоих проблем, Ансар, кроется в том, что ты мало спишь, – произнесла Стефания как можно проще. – Недостаток сна приводит к снижению активности мозга, возникают проблемы с концентрацией внимания, мозг воспринимает и обрабатывает информацию с трудом, становится сложнее учить что-то наизусть. В школе ты перестал успевать, это тебя расстроило, и ты решил убежать от насмешек одноклассников и от критики учителей.

Стефания взглянула на родителей.

– При дефиците сна развивается нездоровый аппетит, люди подсаживаются на фаст-фуд и вредные перекусы, что еще больше усугубляет физическое состояние и накапливает усталость.

Толстовка Ансара была заляпана пятнами от дешевых соусов из ресторанов быстрого питания.

– В долгосрочной перспективе может развиться сердечная недостаточность, увеличиться риск развития сахарного диабета и даже инсульт.

С минуту все молчали, переваривая услышанное. А потом отец задал вопрос тоном, полным скептицизма:

– И это все? Проблема в недостатке сна? Да вы хоть знаете, что у нас здесь происходит?! Пастор Лютер вам не рассказал?

– Идрис, давай сохранять спокойствие, – мягко произнес пастор.

Но Идрис уже почти кричал:

– Да у нас тут стулья летают в миллиметре от головы! Консервные банки падают на ноги! Вчера одна такая упала на стопу Карима, и он получил трещину клиновидной кости!

– За последние три месяца мы шесть раз были в неотложке. Социальные службы поставили нас на учет из-за частых травм детей. Они думают… – голос Уммы сорвался и она заплакала. – Они думают, что это мы избиваем детей!

Наконец гостиная стала наполняться эмоциями. Они нужны Стефании, чтобы прочувствовать настоящую атмосферу, царящую в доме. Вся напускная осторожность испарилась, самообладание сломалось, гостеприимство улетучилось. На волю вырвались искренние чувства. Стефанию омыло потоками неконтролируемой энергии, в которых она одну за другой ловила неровности и анализировала их.

– Твоя проблема, Ансар, и вправду недосып, – медленно проговорила Стефания. – А вот почему ты не спишь, это другой вопрос.

Ансар задержал дыхание.

– Ты что-то увидел, не так ли?

В комнате снова стихло. Ансар ответил не сразу. И ответил едва заметным кивком.

– Что-то посреди ночи. Это тебя испугало, потому что ты не смог это объяснить.

Снова едва заметный кивок.

– Родители тебе не поверили, потому что ты – единственный, кто видит это. Ты попытался убедить себя в том, что они правы. Но не получилось. И тогда ты стал убегать из дома, лишь бы быть подальше от… этой сущности.

Ансар не двигался.

– Ты боишься спать, потому что видишь кошмары. Ты стал принимать какие-то препараты, скорее всего, легкодоступные стимуляторы вроде кофеина, которые не позволяют тебе забыться глубоким сном. Продолжительное отсутствие глубокой фазы сна и привело тебя туда, где ты сейчас.

Умма переглядывалась с Идрисом, Камал смотрел то на Стефанию, то на Ансара. Никто не понимал, к чему все это ведет.

– Удивительно, да? – спросила Стефания. – Банальное отсутствие сна может разрушить жизнь человека до основания. А знаешь ли ты, что депривация сна – самая распространенная пытка в военных тюрьмах? Человеку просто не позволяли спать на протяжении нескольких суток. Вначале допрашиваемый испытывал нестерпимые головные боли и резь в глазах. Потом начинались мышечные спазмы и судороги. Вскоре человек впадал в полуобморочное состояние, начинал видеть красочные галлюцинации – признак явных нарушений в работе мозга, и если человеку не дать поспать, эти нарушения становятся необратимыми. Именно в эту фазу допрашиваемый признавался во всех преступлениях.

– Это были не галлюцинации! – обиженно процедил сквозь зубы Ансар.

– Вначале – нет. Но потом – да.

Ансар нахмурился.

– Так значит… я все-таки видел что-то?

– Ты мне расскажи.

Идрис ткнул сына в плечо.

– Ансар! Расскажи! – взмолилась мать.

Ансар нехотя произнес:

– Какая-то тень… стояла в проеме, когда я пошел отлить. Я закричал. Но никто мне не поверил!

Обида снова прочувствовалась в каждом его слове.

– С этого все началось, – продолжил отец. – Мы выбежали на его крик, подумали грабители. Тут такое часто происходит. Но дверь и окна были заперты. А через месяц у Ансара под матрасом мы нашли…

– В то время я их не употреблял! Я вам сто раз клялся в этом! – закричал Ансар.

– Мы нашли какие-то таблетки и …

– Да пошли вы!

С этими словами Ансар вскочил с дивана и направился к двери.

– Все это тупая идея! Вы все идиоты! Ненавижу вас всех!

Стефания встала и бросила парню вслед:

– Я не сказала, что не верю тебе.

Ансар задержался у двери.

– Наркотики – это неверная дорожка. Но я думаю, у тебя были причины. Я здесь не для того, чтобы осуждать.

Ансар обернулся. Он до сих пор не понимал, на его ли стороне эта леди в черном. Он решил рубануть, потому что его вся эта чушь про дьявола достала. Либо он сошёл с ума, либо какая-то странная тень и впрямь пытается их изжить из этой квартиры.

– Так есть здесь что-то или нет? – закричал он.

Парень был на грани срыва, его многомесячное изнеможение сделало из него бомбу замедленного действия. Пройдет еще несколько дней, и он очнется за рулем угнанной тачки, врезавшейся в какой-нибудь магазин, а Ансару будет наплевать. Он вообще будет не до конца осознавать, как оказался в этой ситуации, потому что мозг начнет отключаться, провалы в памяти станут первыми признаками приближающегося обморока.

– Есть, – отрезала Стефания.

Все члены семьи выдохнули. Их вопросы наконец получили четкий ответ. Казалось бы, три месяца они желали обрести эту уверенность в том, что они не сошли с ума и что в этом доме действительно поселилось что-то. Вот только обретя этот ответ, они стали наполняться страхом, ведь в их доме поселилось что-то!

– Демоны не изобретают чего-то нового, они пользуются ровно тем же набором инструментов, что и человек, – объясняла Стефания. – И пытка лишением сна – одно из самых примитивных оружий, что они имеют в своем арсенале. Им требуется огромное количество энергии, чтобы проявиться в нашем мире. Он сделал это три месяца назад, чтобы напугать тебя, выбить из равновесия, посеять зерна недоверия, злобы и хаоса в вашей семье. Как только человек поддается этой провокации, он вступает в замкнутый круг. В семье начинаются раздоры. Ваши страхи, обиды, ненависть – всем этим он питается, копит энергию и тратит ее на более усовершенствованное устрашение. Начинает стучать дверьми и скидывать консервные банки. В ответ же вы дарите ему еще больше страха. Его сила растет в геометрической прогрессии.

– Но зачем? Что ему нужно? – кричал Ансар дрожащим голосом.

Он смотрел достаточно страшилок про демонов и дьявола, ответ был ему известен. Этот же ответ читался в сожалеющем взгляде странной гостьи.

– Я, да? Он хочет меня поиметь? – Ансар заревел.

Он осознал, что никакой пистолет ему в этом не поможет. Как и не помогал раньше. Он засыпал в притонах на вонючих матрасах в окружении наркоманов и шлюх, лишь бы не оставаться одному. Чем было больше людей, тем в большей безопасности он себя ощущал. Разумеется, посреди пьяного ора и громкого смеха спать не получалось. Вернее, как сказала эта девушка, не получалось впадать в глубокую фазу сна. Он спал и слышал все, что происходило вокруг. Всегда был в пограничном состоянии, когда вот-вот уснешь, но удерживаешь себя, чтобы не провалиться в сон. Просто потому что на дне этой пропасти его ждала та тень. Он чувствовал исходящие от нее потоки ненависти и угрозы. Эта тень внушала ему страх гораздо хлеще, чем пистолет.

Вдруг на плечо легла рука. Ансар дернулся, но осознал, что это всего лишь гостья так незаметно подкралась к нему. Может, он уже начал отключаться?

– Нет, Ансар. Оно гонит тебя прочь из этого дома, – ответила Стефания.

– Что? – не понимал паренек.

Идрис резко встал.

– Я так и знал. Оно гонит нас всех отсюда. Это проклятое место, да? – спросил он обеспокоенно.

– Нам надо съехать! Умоляют тебя, давай переедем! – плакала Умма.

Стефания улыбнулась и произнесла:

– Нет.

А потом взглянула на самого юного из присутствующих – семилетнего Карима, который смотрел на нее во все глаза, но скорее из любопытства, чем из страха. Он – единственный, кто не понимал, что здесь происходит. Иногда детская наивность спасала от превратностей этого сложного мира. А иногда создавала кучу проблем.

– Сущности не селятся в пустых домах, им неинтересны неживые объекты, – объясняла Стефания. – Демоны лишь используют мебель, как инструмент запугивания вас. Страх ослабляет человека и на уровне тела, и на уровне души. Демоны – это такие же души, которыми обладают люди, просто с другой полярностью. Взаимодействие всего живого в мире происходит на уровне обмена энергией. Человек это средоточие огромного количества энергии, своего рода батарейка, которой можно питаться. И сущности крадут эту энергию. А у кого проще ее украсть? У сильного здорового человека? Или же у человека, ослабленного хворью?

Маленький Карим едва понимал странную тетю и продолжал крутить в руках машинку, а вот его родители внимали, не моргая.

– Со всеми вашими проблемами и невзгодами я не чувствую в этом доме агрессии. Вы любящие родители, заботливые, переживающие за своих детей. Вы чтите слово божие. Вы веруете. И именно поэтому вы – лакомый кусочек для бесов. Нет победы слаще, чем обратить на темную сторону праведника.

Умма вкрадчиво спросила:

– Так значит кто-то из нас одержим?

– Еще нет, – ответила Стефания. – Но стал его целью.

С этими словами все снова взглянули на Ансара. Тот беспрестанно утирал слезы. С пистолетом за поясом, но все же дите.

– Почему я? За что? – вопрошал он и заикался.

– Нет, Ансар. Все как раз наоборот. Сущность боится тебя, потому что видит твою силу. Бес гонит тебя из дома, чтобы ты не мешал ему завладеть твоим братом, – произнесла Стефания.

Ансар замолк, постепенно осознавая смысл сказанного.

– Да, Ансар. Бес коварен.

– Но ведь Карим совсем маленький! – воскликнула Умма.

– Кариму семь лет. В этом возрасте уже сформирована большая часть моральных принципов и установлены нравственные ориентиры. Карим понимает разницу между добром и злом. Он знает, что коту приятно, когда его гладят. Но он также знает, что причиняет ему боль, когда таскает его за хвост. В этом возрасте дети уже умеют лгать: они знают, как вести себя, чтобы получить желаемое или избежать наказание. Карим обладает достаточным самосознанием, чтобы принимать решения, основываясь на моральном принципе. Он знает, что воровать печенье из буфета – плохо. И когда свидетелей его преступления нет, единственное, что может удержать его от этого поступка – собственный выбор.

С этими словами Стефания медленно подходила к мальчику, сидящему между родителями. Такой маленький и безобидный. Все это время он молчал, перебирая в руках машинку, и любого, не обладающего даром ясновидения, его поведение завело бы в заблуждение.

Стефания же смотрела на тень, стоявшую все это время точно позади мальчика. Эта тень испускала знакомый запах горелой плоти.

Почему Карим? Почему из всего семейства демон выбрал именно мальчика, а не подростка, так легко сбившегося с пути? Потому что со всеми своими гормональными проблемами и попытками разрешить их вредными зависимостями, Ансар обладал крепким внутренним стержнем. В отличие от старшего брата, Карим был хилым наивным и даже легковерным одуванчиком в одиноком поле, предрасположенным к нервным срывам и психозам. Легкая добыча.

– Расскажи мне о своем друге, Карим, – Стефания стояла точно над ребенком и смотрела на него сверху.

Доминирующая позиция должна напугать мальчика, чтобы он испустил больше энергии для считывания. Стефания пользовалась теми же методами, что и демоны – нет ничего проще, чем вывести человека из равновесия при помощи страха. А потому сейчас она чувствовала пульсацию дискомфорта вокруг Карима – энергия выходила из него толчками, и Стефания ее ловила.

Демоны и человеческие души – продукт одного состава, но разной полярности, а потому душа Стефании тоже умела красть энергию. И каждый день она стояла перед тем же моральным выбором, что и другие люди: украсть печенье или нет, погладить кота или побить, спустить крючок или опустить дуло. Демоны не имели над ней власти, а потому выбор ее всегда принадлежал свету.

Карим насупился и опустил глаза.

– Он сказал, что ты злая, – пролепетал детский голосок.

– Ну конечно, – закивала Стефания.

А потом обратилась к недоумевающим родителям.

– К сожалению, мне не достучаться до Карима. Он слишком мал, чтобы понять, что я хочу ему помочь.

Стефания ненавидела проводить процедуру над детьми. Ни один экзорцист не любил. Дети глупы, наивны, трусливы. Они не понимают серьезности проблемы. Скажи взрослому, что он одержим, и он выполнит все, что ты ему скажешь. Скажи это ребенку – он продолжит играть в машинки и общаться с бесом, потому что знает его гораздо дольше, чем странную тетю в черном.

– Дети в его возрасте легко внушаемы, – объясняла Стефания, – и боюсь, бес хорошо проработал его, так что доверия мне не добиться. И поэтому мне понадобится твоя помощь, Ансар.

Парень резко выпрямился.

– Твой братик очень привязан к тебе, и демон это знает. Поэтому он гонит тебя прочь из дома, пытается запугать своим появлением и летающими консервными банками. Чем больше ты боишься его, тем больше отсутствуешь дома. А бесам очень нужно время. Ему нужно накопить достаточно энергии для завладения душой. Время делает беса сильнее.

Стефания уже взором выбирала подходящую комнату для процедуры.

– Одержимый должен доверять экзорцисту, должен понимать, что экзорцист хочет ему помочь. Поэтому изгоняющим дьявола сегодня станешь ты, Ансар. Ты защитишь брата. Ты докажешь бесу, что твоя любовь к брату сильнее попыток нечисти завладеть его душой.

Стефания стерла с лица любой намек на улыбку, а вместо этого сурово взглянула на парня.

– Ты готов сразиться с бесом? Готов спасти своего брата?

2. Лев или кролик?

Де́мон – от др.-греч. δαίμων [даймон] «дух», «божество».

Стефания стояла в тускло освещенном коридоре, заполненном уже привычным ассорти из запахов. Запах был столь устойчивым, чтопревращался в однородный аромат подобно парфюму, сочетающему в себе несколько тонов. Только вместо цитруса, дерева и мускуса здесь была смесь из готовки, канализации и едреного пота. Вряд ли бы подобный аромат для дома пользовался популярностью, но для выросших в этих трущобах и внезапно соскучившихся по дому этот аромат точно служил бы машиной времени.

В трубке раздался родной голос с глубоким тембром.

– Да?

– Дядя Виктор?

– Да, Стефания?

Его голос всегда был полон доброты, когда он общался с ней. Иная интонация, иное ударение, иные окончания фраз – дядя любил племянницу иной любовью, нежели дочь. Более нежной. Таким трепетом охвачены люди, на чье попечительство оставлены чужие дети. Осознавая размер ответственности на плечах, они смотрят за сиротами похлеще, чем за собственными детьми. Уж не стало ли бунтарство дочери результатом этой иной любви?

– Мне нужно разрешение, – произнесла Стефания согласно протоколу.

В трубке повисло молчание.

– Тебе нужна помощь? – участливо поинтересовался он. Тоже соблюдая протокол.

– Нет. Я справлюсь.

Снова долгое молчание.

– У тебя есть мое разрешение. Да прибудет с тобой свет.

– Благодарю, дядя.

Формальный порядок соблюден, разрешение на обряд получено. Стефания спрятала телефон, перевязала волосы в тугой хвост и вернулась в квартиру.

Приготовления шли полным ходом. Идрис и Камал вычищали спальню от всего острого, твердого, незакрепленного: тумбы, столы, картины, люстры. Даже иконы под вопрошающий взгляд Уммы.

– В данных обстоятельствах иконы скорее угроза для жизни присутствующих, нежели помощь, – объяснила Стефания.

Хрестоматии содержали рассказы о том, как гибли экзорцисты от ударов летающих картин, крестов, икон во время процедуры. Даже маленькая фотография в рамке могла нанести роковой удар в висок. Во время процедуры демоны мечутся в агонии и швыряются всем, что под руку попадется. Излюбленное орудие у них – утка с экскрементами из-под кровати одержимого, ослабленного присутствием демона.

– Что вам понадобится? – участливо спросил пастор Лютер.

В руках он держал томики библии, кресты, бутылочки со святой водой – все, что принес собой и нашел в квартире. Стефания улыбнулась и ответила:

– Мне ничего не нужно. Используйте их сами, если они добавляют вам веры.

Все тексты молитв экзорцисты знали наизусть. С этих текстов ее начали обучать чтению.

– Это все бесполезно? – удивленно спросил пастор.

– О, вовсе нет, – замотала головой Стефания. – Религиозная атрибутика обладает мощью, если находится в правильных руках. Но, как я уже сказала, без энергии веры это – пустышки. Просто книга. Просто крест. Просто вода.

– Я читал свидетельства очевидцев, которые утверждали, что святая вода обжигает одержимого, – растерянно произнес пастор.

– И я нисколько не сомневаюсь в правдивости тех свидетельств. Если священник верит в то, что святая вода обладает божьей мощью, то вода действительно хлестанет по бесу. Но если я наберу два стакана воды: одну из церкви, другую из крана – и забуду о них, то бес выпьет оба стакана и не почувствует разницу. Человек, вернее его душа – катализатор. Как наблюдатель в опыте Юнга³. Мы входим в контакт с объектами, воздействуем на них через органы восприятия, через мысли и через веру. Я должна верить, что вода святая.

Пастор задумался.

– Значит ли это, что если я поверю, что в стакане не вода, а вино…

Стефания рассмеялась. И этот смех показался таким неуместным. Будто они не готовили спальню к обряду изгнания демона, как будто этот демон сейчас не стоял позади Карима, и как будто предстоящая битва ее совсем не пугала.

– Говорят, у Иисуса получилось. Сейчас уже не проверить. Но вы практикуйтесь на досуге, – ответила она, смеясь.

Пастор улыбнулся. Он был наслышан об истинных экзорцистах, но ни разу не сталкивался с ними лично. Да что уж говорить, он никогда не обращался к Епископату экзорцистов за помощью. Стефания разбивала в пух и прах все надуманные страшилки об этих благородных клириках. Она была далека от нарочитой набожности, религиозной суровости или монашеского аскетизма. Она скорее была доброй и милосердной мирянкой, преисполненной уверенностью в существование Бога.

В спальне продолжалась перестановка. Камал и Идрис постоянно выносили что-то в коридор подъезда, чем вызывали удивление соседей. Из-за тонких стен вскоре весь квартал узнает, что в этой квартире происходит нечто ужасное. Люди станут звонить в полицию, но никто сюда не приедет, пока обряд не закончится. Правительство никогда не вмешивалось в обряд. На ближайшие несколько часов этот дом станет слепой зоной, невидимой ни для одной из служб спасения.

– Так, значит, вы даже не носите крест?

К беседе присоединился Ансар, все это время сидящий в одиночестве на диване.

– К сожалению, моя вера небезупречна. Я тоже подвержена предрассудкам.

С этими словами Стефания продемонстрировала свой браслет, на котором висел медальон.

– Это Святая Стефанида. Она помогает мне побороть страх.

– И это все? Нужно лишь перестать бояться? – недоверчиво спросил Ансар.

– Побороть страх не так просто, – объясняла Стефания. – Страх – это физиологический рефлекс организма, запускающийся инстинктом самосохранения, а контролировать свои инстинкты подчас невозможно. Страх помогает тебе избежать опасность. Например, мы обладаем врожденным страхом перед темнотой, потому что не имеем ночного зрения. Наши предки были добычей ночных хищников, и, чтобы помочь нам выжить, эволюция наделила нас рефлекторным отторжением тьмы. Нас пугает неизвестность, которая таится во тьме, ведь там может прятаться хищник. Именно поэтому бесы показываются людям преимущественно ночью.

– Хотят нас запугать, как хищники, – произнес Ансар, все больше понимая врага, с которым придется сразиться.

Стефания кивнула.

– Страх запускает в организме ряд химических реакций.

Ансар оживился, когда услышал слово, связанное с предметом, что вызывал у него интерес.

– После определения стрессовой ситуации гипоталамус выделяет в кровь кортикотропин, который достигает надпочечников, а те в свою очередь начинают производство адреналина и норадреналина. Их еще называют «гормон кролика» и «гормон льва». Эти гормоны помогают организму адаптироваться к стрессу и принять верное решение: либо бежать, либо атаковать.

В кухне заплакал Карим, сидящий там с Уммой и ожидающий, когда за ним придут.

– Взрыв химических реакций истощает организм, – Стефания продолжала, словно не слышала пронзительного плача. – Гипертония, атеросклероз, нарушения сердечно-сосудистой системы – все это провоцируется интенсивным расходом биологических ресурсов, которые организм тратит на то, чтобы противостоять страху и вернуть человеку самообладание. Страх бьет по всем слабым местам человеческого иммунитета. Там, где тонко, там и рвется. Добавь сюда пытку депривацией сна и ты получишь легкую мишень.

– Значит, чем больше я боюсь, тем больше я болею?

– И тем слабее ты становишься перед бесом.

– В здоровом теле здоровый дух.

Стефания улыбнулась.

– А ты очень смышленый парень, – сказала она.

– Значит, нужно не только не бояться, но и быть типа ЗОЖником, что ли?

Стефания ухмыльнулась.

– По крайней мере, нужно хорошо спать и хорошо питаться. Гигиену тоже неплохо было бы соблюдать.

С этими словами Стефания ткнула пальцем на пятна на толстовке Ансара.

– Здоровая гармония души и тела очень важна для благосостояния человека. Нельзя сказать, что одно важнее другого. Ведь не зря бесы хотят обладать и тем, и другим.

Пастор Лютер слушал Стефанию с неменьшим вниманием, нежели Ансар, и уже делал в уме наброски будущей проповеди на субботней службе.

Ансар же погрузился в самобичевание. Он понял, что все это время действовал согласно плану беса. Его младший брат попал в руки нечисти, а Ансар эгоистично считал, что его обидели. Вместо того, чтобы остаться и помочь маленькому Кариму справиться, он трусливо сбежал, упиваясь горем и жалостью к самому себе. Пугливый кролик с комплексом жертвы.

Ансар подарил бесу время. Сам. Сам отдал ему все шансы и возможности, чтобы впитать как можно больше энергии и окрепнуть.

Ансар вырастил беса своей трусостью.

– Не вини себя, – произнесла Стефания, чувствуя пульсирующие волны ненависти Ансара к самому себе.

Ей, как никому другому здесь, был известен вред чрезмерных угрызений совести. А ведь Ансар со стойким самообладанием, со своим крепким внутренним стержнем был нужен ей больше остальных.

– По какой-то причине из всех членов семьи больше всех демон боится именно тебя. И гонит прочь только тебя.

Ансар нахмурился еще больше, в глазах блестели слезы.

– Но почему? – спросил он дрожащим голосом.

– Он видит в тебе силу. Я думаю, это потому что Карим видит тебя таким. Он видит в тебе гораздо больший авторитет, нежели в родителях. Ты для него пример поведения, он подражает тебе, доверяет больше, чем кому-либо.

Ансар больше не мог сдержаться. Слезы посыпались жемчужинами из его глаз, он быстро стер их, но они продолжали топтать дорожки по его грязным щекам.

– Теперь понимаешь, какая ответственность лежит на тебе? – продолжала давить Стефания. – В твоих руках теплится целая душа твоего брата. Оберегай ее.

Из спальни вышел Камал.

– Кажется, все готово. Посмотрите сами, – позвал он.

Стефания протянула руку Ансару и спросила:

– Кем ты сегодня будешь, Ансар? Кроликом? Или львом?

Ансар вытер лицо рукавами толстовки, посадив на нее размазанные грязевые пятна.

– Львом! – твердо ответил он.

И взял Стефанию за руку. Вместе они вошли в спальню.

Ей понадобилось еще около десяти минут, чтобы тщательно изучить комнату на наличие опасных предметов, которыми бес мог им навредить. Идрис и Камал выполнили все, что она просила. В комнате осталась лишь кровать. Окно было забито полотном двери. Лампочки выкручены. Только после этого Стефания разрешила внести мальчика.

Карим плакал, не переставая. Причин тому могло быть множество: от страха до физических болей. К этому моменту бес уже все понял.

Запах горелой плоти стал интенсивнее. И это было не жаркое из мяса из соседних квартир.

– Привяжите его, – произнесла Стефания.

– Я могу его подержать! – воскликнула напуганная мать.

Она плакала, не переставая, и Стефания понимала, почему бес не видел в ней угрозу. Умма могла даже стать препятствием. Это еще одна естественная реакция организма. На этот раз материнского. Ни одна мать не останется равнодушной к боли собственного дитя. В хрестоматии по детскому экзорцизму истории о том, как матери прерывали обряд в самый критический момент, занимали девять глав из десяти.

У Стефании был обожаемый кот, ненавидящий ветеринаров. В один из приемов ему брали кровь на анализ силами четырех врачей и специальных перчаток.

– Я его подержу! – воскликнула тогда Стефания, не в силах больше выносить крики кота.

А в следующую секунду поняла, что ничем не отличается от матери одержимого.

С тех пор Стефания отдает одержимого Люсика ветеринарам, а сама выходит из кабинета, оставляя того в заботливых руках.

С Уммой следовало поступить также, но здесь было слишком мало взрослых.

– Вы его не удержите, – холодно ответила Стефания.

По интонации в голосе Умма поняла намек. Либо остаешься и делаешь все, что скажут, либо выйдешь.

Пока ревущего Карима привязывали к кровати по рукам и ногам, Стефания обратилась к Ансару.

– Самая важная часть процедуры зависит от тебя, Ансар.

Юнец взглянул на Стефанию хмурым, но решительным взглядом.

– Когда я скажу тебе, ты начнешь рассказывать Кариму истории.

– Какие?

– Истории из вашей жизни. Веселые истории. Истории, наполненные добротой и любовью.

– Это самое важное?

– Кариму будет очень страшно. А еще ему будет очень больно. И он спрячется глубоко-глубоко в своем теле. Его нужно будет достать оттуда. И путь обратно для него проложишь ты. Он пойдет на твой голос. Зови его вот отсюда.

Стефания положила руку на сердце парня. Тот глубоко вдохнул и быстро кивнул.

Стефания улыбнулась. Сегодня ей достался смелый помощник. Она наконец почувствовала силу, которую боялся демон.

Под слезные завывания матери Карима привязали к кровати. Мальчик брыкался и истошно вопил. За ручьями слез и взываниями к матери экзорцист видела лишь панику демона.

Рука с серебряным браслетом, на котором висел образ Святой Стефаниды, вытянулась вперед, вызывая демона на контакт.

В тот же момент Карим резко замолчал и пристально уставился на Стефанию зареванными глазами.

– К славе Твоей, Господи и Создатель всего, взываю. Явил, Ты, в мире украшенных добродетелью страстотерпцев и мучеников, чтобы обрели они победу над тьмой, – произнесла Стефания.

Тело Карима стало медленно выгибаться, как будто в нем просыпалось невидимое чудовище. Мальчик изогнул спину, неестественно вывернул кисти рук и сел в кровати.

– Назови мне имя свое и ступай с ордой в тот мир, из которого пришел, и по неизвестной мне причине проник в душу раба Божьего.

Карим продолжал неподвижно сидеть и исподлобья смотреть на Стефанию, как обиженный ребенок, у которого украли игрушку. Тень вокруг него сгущалась.

– Назови мне имя свое и ступай прочь из мира сего, закрою дверь за тобой с Его помощью, имя Его да зазвучит в уме и сердце раба Его – Карима.

Истинный экзорцист обладает силой, способной вызвать бесов из тени. Это как неконтролируемая саливация при виде лимона – условный рефлекс на присутствие энергии экзорциста. Души с разной полярностью притягиваются, как разные полюса магнитов. Вечная борьба света и тьмы сама стремится к логическому разрешению противостояния.

Вот и сейчас бес не заставил себя долго ждать. Из груди мальчика стали раздаваться глубокие перекаты созревающего смеха. Присутствующие удивленно поглядывали то на Стефанию, то на Карима. Они никогда в жизни не слышали подобных звуков от мальчика. Те, кто до сих пор терзался сомнениями, преисполнились верой.

А потом бес заговорил басовитым рокотом взрослого мужчины:

– Amar naval bae’libo an Elohim hish’hitu vae’hit’ivu avel an osae tov⁴.

Пастор изумленно взглянул на Стефанию.

– Это арамейский? Мальчик не может знать столь древний язык! – прошептал он.

Стефания кивнула пастору.

Союз потустороннего голоса и детской физической оболочки нагонял ужас на присутствующих. Мысль о том, что невинное дитя может стать пищей чудовища наполняла отчаянием и страхом за этот мир. Ведь какое будущее может быть у мира, где дети служат оружием?

– Демоны не изобретают чего-то нового, они лишь пользуются тем, что человек создает сам. Если человек сам поднимает руку на ребенка, пользуется его слабостью, убивает, то и демоны будут потрошить их. Мы сами открываем двери демонам своими поступками, сами вручаем им орудия, – учил дядя Виктор.

Когда мы причиняем боль детям, мы сами даем демонам плоть, которой они кормятся.

Стефания ответила, продолжая псалм:

– Elohim mi’shamayim hishkif al bene Adam li’r’ot ha’yesh maskil doresh at Elohim⁵.

Возраст демона напрямую влиял на его силу: чем древнее демон, тем он сильнее. Этот демон жил во времена Иисуса и Римской Империи.

И словно в подтверждение догадок, демон произнес на латыни:

– Diabolus dixit ei: omnia regna mundi, et gloriam eorum Hæc omnia tibi dabo, si cadens adoraveris me⁶.

– Vade Satana: Scriptum est enim: Dominum Deum tuum adorabis, et illi soli servies⁷, – отвечала Стефания.

Она могла вести с ним беседу на многих языках, в том числе и на древних. Экзорцисты обязаны быть полиглотами, чтобы вступить с демонами в беседу и попытаться обратить их в сомнение, в страх перед силой изгоняющего. В трепет перед светом.

– Мой Бог, единый Бог… – зарокотало глубокое рычание в глотке мальчика, – Сатана!

Стефания чуть погремела медальоном на браслете.

– По-доброму прошу. Ведь знаешь, что проиграешь, – сказала она.

Но бес лишь улыбнулся губами мальчика. Они редко уходили по-доброму. Если уж их постигла неудача в лице нашедшего их экзорциста, то они хотели хотя бы отыграться на жертве – причинить как можно больше боли носителю перед изгнанием. Что-то вроде «ни мне, ни тебе», и экзорцист ничего не мог с этим поделать.

Стефания тяжело вздохнула, приготовившись к схватке.

В следующую секунду Карим завопил и резко изогнулся на кровати. Послышался хруст суставов.

Пастор Лютер тотчас же залепетал:

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё; да придет Царствие Твоё; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…

Идрис упал на колени, сложил ладони и подхватил молитву пастора. Умма зажала рот рукой, рыдая от боли сына, будто сама ее испытывала. Камал стоял в стороне, готовый броситься по первому приказу экзорциста. Ансар стоял подле Стефании, крепко зажавшую его ладонь. Он не мог помочь братику и только беззвучно плакал, наблюдая за его мучениями.

Карим продолжал вопить, извиваться в кровати, выворачивать суставы из привязанных запястий, а потом зашелся в кашле, изо рта вырвался фонтан крови и обрызгал облезлую стену за изголовьем.

– Сделайте что-нибудь! – закричала Умма.

Стефания делала.

Она закрыла глаза, сосредотачиваясь на энергии, что вбирала из всех вокруг. Потоки разного спектра окружили Стефанию, а потом сливались с самой ее сердцевиной, где сверкала ее душа, точно бриллиант на солнце. Синеватое свечение отцовской любви сливалось с розовым страданием матери и вливалось единым теплым ручьем в грудь. Сила веры пастора светилась красным, обжигала и питала интенсивнее остальных. Храбрость Камала, его решительность броситься в атаку на самого беса ради защиты племянника впивалась в конечности, как острые иглы, они проникали в кровь и достигали средоточия энергии внутри Стефании, присоединяясь к многоголосому хору чувств.

Стефания сильно сжала ладонь Ансара.

– Чувствуешь? – прошептала она.

Ансар чувствовал. У него захватило дух, он едва мог дышать от необъяснимой переполненности. Ком застрял в горле, как будто он хотел рыдать, но не рыдал. Сердце упало вниз, как если бы он сорвался в пропасть, но он продолжал стоять на месте. Волосы встали дыбом, как если бы мимо него пронесся ледяной ветер, но он по-прежнему ощущал теплую ладонь Стефании. Потоки энергии подхватили Ансара, он почувствовал, что воспаряет, и не понимал, правда это или только кажется. Реальность смешалась со сном, все пространство вокруг вибрировало, сверкало искрами, говорило с ним…И все его нутро отвечало этой загадочной силе такой теплой, нежной, успокаивающей и в то же время побуждающей к борьбе, пока его душа наконец не закричала во всю мощь своей сути:

«ВЕРЮ!»

Его безмолвный крик был услышан Стефанией, и она поняла, что ее главное оружие заряжено – Ансар готов.

– Призываю Бога Всемогущего на изгнание злых и лукавых бесов из раба Божьего Карима. Освободи его от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела его, не находиться и не скрываться в нём. Да удалятся они от создания рук Твоих Во имя твоё святое и единородного Твоего Сына, И животворящего Твоего Духа.

Слова лились из Стефании, выстраивая мост, по которому накопленная энергия вырывалась из ее тела и яростным потоком атаковала сущность, засевшую в хрупком детском теле.

Яркие белые лучи, невидимые человеческому глазу, но видимые экзорцисту, вонзились в темную сущность и решетили беса, как пули. Фотоны проходили сквозь темную материю, расщепляли ее, как капля воды смывает акварель. Черные частицы беса вспыхивали светом и взрывались, уносясь прочь в пространстве и времени. Столкновение разных полюсов заряжало нейтроны в воздухе вокруг, отчего атмосфера медленно электризовывалась, как нарастающая гроза.

Карим ревел голосом чудовища. Его тело сотрясала дрожь, конечности с хрустом выбивались из суставов – демон избивал марионетку, мстя за причиненную ему боль. Лоскуты простыни, привязывающие его руки к кровати, стали скрипеть. Камал бросился к мальчику и прижал того к матрасу, за это Карим изрыгнул на него кровавую рвоту. Камал ослабил хватку. К нему присоединился отец и прижал Карима с другой стороны. Демон же в ответ изрекал долгие проклятья в адрес мужчин.

Карим испытывал нестерпимые режущие боли – демон привязался к нему на уровне энергий. Душа Карима на некоторую долю стала частью демона, и рассечение двух сущностей было сродни операции без анестезии.

– О Господи Всемогущий, Боже Великий, Царю Небесный, услышь прошение душевное раба Божьего Идриса. Пошли мне на помощь Своего воина сильного Архангела Михаила, сокрушителя демонов. Обращусь я к нему с просьбой искренней…

– О, великий Михаиле Архангеле, Ангел шестикрылый, первый князь и воеводе все небесных сил, Херувимов и Серафимов! Стань его настоящим помощником. Не покидай его в пустынях, на путевых распутьях, на реках и на морях, стань его тихим пристанищем! Избавь его, Святой Архангел Михаил, от влияния дьявольского…

– Пречистая Дева, Царица Небесная, сохрани от воздушных тревог и бесовских наваждений в темноте, ибо верую по молитве сей святой священномученика Киприана. Силою Животворящего Креста Господня и Святой Троицы да погубит посрамит и уничтожит всякое зло, исходящее из злого сердца и лукавства нечистой силы, и спасет нас от сетей сатаны молящийся всюду молитвами Пречистой Матери и Светлых небесных сил бесплотных: Архистратига Михаила, Гавриила, Рафаила, Сатаваила, Игуасила Варахаила и Ангела-хранителя моего…

Каждый из присутствующих читал те молитвы, что знал. Они искренне верили, что слово божие добавляет сил мальчику, добавляет сил Стефании. Речь – продукт работы артикуляционного аппарата, с биологической точки зрения это всего лишь взаимодействие голосовых связок, языка и губ. Но смысл, заключенный в слова и фразы, обогащенные верой в величие божественного, заполняют эту биологическую пустышку энергией.

Парадокс: нейтральный объект приобретает заряд рядом с верующим. Чем больше верит человек, тем больший заряд придает объекту. Животворящие кресты, иконы, образы – все это неодушевленные объекты, наделенные огромным энергетическим зарядом от верующих, которые верят еще сильнее, свидетельствуя чудеса, что происходят возле чудотворных образов, не осознавая, что сами продуцирует эту энергию.

Молитва – как линза, усиливающая солнечный свет, концентрирующая мощь света пока он не обретет достаточно сил, чтобы сотворить пламя.

Пастор Лютер окропил Карима святой водой, и та зашипела на теле мальчика, обжигая прячущегося беса. Карим вопил, рыдал, умолял прекратить, звал маму. Но Камал силой удерживал Умму у своих ног, прижимая ее плечи к полу, заставляя ее игнорировать плач сына и продолжать молиться.

Постепенно энергия духа теряла равномерность, он чувствовал, как исчезает из этого места и этого момента времени, и он прибег к последней отчаянной попытке самообороны.

Черные брызги вырвались из нутра сущности, словно в нем взорвалась бомба. Каскады энергии насквозь пробили заколоченное окно, щепки досок разлетелись в стороны, осколки стекла вылетели наружу. Темные потоки взрывной волны свалили присутствующих с ног. Камал схватился за лицо, чувствуя как хлестанули тысячи кинжалов, по лицу потекла кровь. Идрис схватился за грудь, из которой выбило воздух, и делал рваные вдохи, валяясь на полу. Умма припала к полу, закрывая голову изрезанными руками. Пастор Лютер сидел подле нее и продолжал шептать молитвы. И лишь Стефания с Ансаром остались стоять, выдержав атаку темной силы. Свет Стефании был слишком ярок, темная энергия не смогла его заглушить.

По всей квартире стали летать предметы, движимые энергетическим вихрем: столкновение разнополярных энергий создавало невидимый смерч вокруг, сердцевиной которого являлось противостояние экзорциста и древнего демона.

Весь квартал стал свидетелем обряда. Пронзительные крики Карима, звуки бьющейся мебели, необъяснимое землетрясение в доме в городе, который никогда не был жертвой подобного природного явления. Да и землетрясение было странным: земля стояла на месте, а вот мебель вибрировала. Слабые жилищные коммуникации прорвались ровно по местам трещин, подвал дома стало затапливать канализационными отходами, в квартирах лопались трубы водоснабжения, взрывались радиаторы отопления.

Чуя нарастающий запах чего-то горелого, люди стали звонить в пожарную и спасательную службу, ближайшие соседи квартиры номер шестьдесят три – в полицию и скорую, понимая, что за стенами происходит резня. Диспетчера служб честно выполняли свой долг, принимая сообщения и отправляя в распределительный центр, где они пропадали в информационном ворохе. Никакая из служб не могла помочь им сейчас. Службы получат эти сообщения, только когда пресвитер Виктор доложит в Епископат об успешном окончании сеанса.

Энергетический обстрел демона продолжался уже долгое время, и Стефания поняла, что все меньше сплетенных мест оставалось между двумя разными душами. Бес постепенно отлипал от Карима, как игрушечный лизун – от стены.

Начиналась важнейшая фаза. Душа Карима, ослабленная бесом и физическими страданиями тела, потухала, стремясь спрятаться в укромный уголок мироздания на границе между миром духовным и миром физическим. В последнем это означало кому.

– Ты готов, Ансар? – спросила Стефания на выдохе.

Ансар сидел у ее ног, продолжая держать за руку. Все это время он плакал, наблюдая за тем, как кричит его младший брат, как он зовет его на помощь, как просит их прекратить, но потом из него вырывался басовитый хриплый голос, ревущий на неизвестном языке. Почему-то Ансару казалось, что демон матерится, хотя он ни слова не понимал. Просто Ансар сам любитель сквернословить, он знает, как звучит гнев словами.

– Ансар! – снова позвала женщина.

Ансар взглянул на экзорциста. Ее веки трепетали, грудь быстро вздымалась, лицо покрылось потом, а прямые длинные волосы, собранные в хвост, распушились и торчали в разные стороны. Он и сам чувствовал ток, бегущий по его телу. Иногда его ладонь, накрепко сцепленную с ладонью женщины, больно покалывало, а потом эти иголки разбегались руке, впивались в суставы, разносились по всему телу так, что ему казалось, что он видел искры на пальцах противоположной руки.

– Готов! – крикнул Ансар.

Она не ответила, но он услышал ее команду в своей голове. И тут же начал кричать:

– Карим! Помнишь, ты упал с дерева во дворе и растянул лодыжку? Я тогда тебя в больницу нес на спине, потому что боялся, что мама нас наругает. Мне не хотелось, чтобы она узнала о том, что я провалил свое задание и не присмотрел за тобой, как следовало. А ты… ты меня прикрыл. И никогда никому так и не рассказал об этом!

Стефания видела тот день. Она проникла уже достаточно глубоко, чтобы соединиться душой с присутствующими.

Вечер. Родители на работе. Братья гуляют во дворе. Ансар не смотрит за братом, он флиртует с девчонкой из соседнего подъезда. Крик Карима. Братик лежит на земле и держится за лодыжку. Он беззвучно плачет. Нет денег на автобус. Осознание того, что родители разозлятся. Ансар несет брата до медпункта. Все то время, что ждет в приемной, он винит себя, потому что боится, что мать его закроет под домашний арест. И лишь вечером, когда он уже лежит в кровати, Карим говорит ему, что никому ничего не расскажет.

Так Ансар осознал ценность братской верности.

– Помнишь, наша соседка Роза потеряла кошелек на улице и на целый месяц осталась без пенсии? Ты ей все свои карманные отдал, и мои тоже. Я тогда накричал на тебя, но сейчас понимаю, что был неправ!

Мама принесла пожилой соседке две пачки макарон и несколько килограммов картофеля – это все, чем она могла поделиться. Карим с ней, он незаметно подкладывает на стол деньги, что вытащил из своего носка и из-под матраса Ансара. Роза так и не узнает, что это был подарок от мальчиков, а не от Уммы. Ансар кричит на Карима, толкает его и убегает из дома.

Лишь сегодня при виде страданий брата Ансар достиг озарения. Он больше не хочет воровать. Он хочет отдавать. Так Ансар познал ценность щедрости.

– Помнишь, ты отважно бросился на питбуля этого безмозглого Адедайо, который травил собаку на соседского кота Базилио? Питбуль тебя на голову выше был, но ты не отдал кота на растерзание! Ты храбро отстоял того малыша! Базилио до сих пор приходит к тебе каждое утро по карнизу и влезает в окно, чтобы выпить молока из твоих хлопьев. Мама все время ругается, а ты продолжаешь его кормить.

Ансар плакал, вспоминая все это. Его мучили угрызения совести. Карим и то больше понимал, что такое ответственность за братьев наших меньших, нежели его старший брат.

– Больше никогда, слышишь? Никогда не дам тебя в обиду! Всегда буду твоей самой сильной опорой! Всегда поддержу! Всегда прикрою! Обещаю быть твоим самым близким другом и никогда не брошу! Отныне я всегда буду рядом! Я клянусь тебе, Карим! Я всегда буду рядом!

Эмоции переполняли Ансара, он плакал, путался в словах, иногда его было не понять из-за соплей. Но Стефании нужна была его энергия. Чистая безгрешная энергия прозрения и раскаяния, которую она продолжала вливать в тело Карима.

И наконец демон, ослабленный энергетической атакой, стал ослабевать. Карим возвращался в тело, идя на зов брата. Ему так хотелось поверить Ансару, а еще так хотелось, чтобы брат вернулся домой и все стало так, как было раньше. Карим хотел обрести брата, которого жизнь в этих трущобах жестоко отобрала, он хотел верить в клятвы, что давал ему Ансар. Он хотел дать шанс этой жизни доказать, что в ней есть добро, и милосердие, и Бог.

Стефания чувствовала, как мальчик все больше выходит наружу. Карим уже не вопил, перестал брыкаться и выкручивать суставы – демон постепенно оставлял плоть. Вихрь вокруг утихал, мебель падала на пол в беспорядке.

Вдруг Карим сел в кровати, вонзил в Стефанию пристальный взгляд и прошипел:

– Он ждет тебя….

Сердце Стефании упало в пятки, и она ослабила хватку, но тут же спохватилась и снова вытянула вперед руку с гремящим браслетом, нанося заключительный поражающий удар:

– К славе Твоей, Господи и Создатель всего, взываю. Явил, Ты, в мире украшенных добродетелью страстотерпцев и мучеников, чтобы обрели они победу над тьмой!

Ее крик оглушил всех. Он раздался в самом мозгу, в сердце, в душе. Казалось, что они слышали его всю жизнь, как будто крик этот пронесся сквозь время и достиг их ушей, едва они показались из материнской утробы в этом мире.

Белый свет нарастал, распирая комнату, квартиру, дом, само пространство. Свет заполнил все вокруг. На долю секунды длиной в вечность все они ослепли, оглохли и вылетели из своих тел, прекратив чувствовать что-либо кроме этого плотного теплого света, наполненного чистотой и верой.

– Он ждет тебя….

А потом все взорвалось.

3. Пришел демон в этот мир…

Поедатель грехов – человек, который в ходе особого ритуала, распространенного в Великобритании, съедает во время похорон лежащий на груди покойника кусок хлеба и запивает вином, тем самым забирая себе его грехи. Похожие ритуалы имелись в разных уголках мира. Отголоски этого ритуала дошли до наших дней в виде поминок.

Прекрасное тело… изящные изгибы, белоснежная кожа, упругие мышцы. Ее тело так резко контрастировало с тем куском разлагающегося мяса, висящим всего в метре от нее, что он почти рыдал. Нечто божественное и совершенное столь по-варварски нещадно пало жертвой увядания и гниения, как будто у бога был заключен жестокий договор со смертью на пользование плотью. Жизнь олицетворяла в ней все чудесное, очаровательное и почти волшебное, в то время как смерть, словно насмехаясь, изощрялась во всех оставшихся ей процессах разложения и уничтожала этот свет так жестоко и с таким глумлением.

Скоро и ее тело пойдет по тому же пути. Он чувствовал это. Осталось совсем недолго. За многие годы он научился распознавать этот критический момент перехода, когда света во плоти становится меньше тьмы ровно наполовину, а потом, как размеренное падение ртути в градуснике, уровень света будет опускаться все ниже, оставляя место гниению и гибели.

Она дернулась. Восхитительно! Свет все еще пробивался через дрожь нервов, судорогу мышц, как отчаянные попытки кролика избежать смерти. Он видел, как они дергали лапами, пока отец тащил их за уши на разделочный стол. Он помнит безнадегу в их глазах, жуткий страх, осознание конца в последнюю секунду, когда топор взметался вверх.

Он был ребенком. Но он все помнит.

Он помнит.

«Вонзи нож ему точно в глотку! Режь, говорю! Господи, что за размазня! Что за рохля мне достался!»

Крик отца доносился до его ушей даже спустя пятнадцать лет. Сердце начинало трепетать рефлекторно в ответ на красочные воспоминания детства, наполненные гневными окриками, оплеухами, вонью грязного тела старика, пропитанного спиртом и потом. Он как будто до сих пор находился там, в том бесконечном моменте времени, где довлеет страх перед грозной фигурой отца и где жалобно воет обида на эгоистичную мать, страдающую оттого, что эти двое не перестают мучать ее, причиняя боль своими поступками.

«За что вы так со мной? Чем я заслужила?!»

Рыдала она, ходя по дому, пока пьяный отец избивал сына ремнем со стальной пряжкой.

Да. Они все еще здесь. Пусть и стали призраками прошлого, но насилие, что он пережил, навсегда осталось с ним. Оно стало частью его личности, срослось с ним так, что без этой боли и обиды он не мыслит себя. Не представляет, что есть другая жизнь, не видит другие жизни правильными. То, что он имел в детстве, что имеет сейчас – единственно верный способ проживать эту жизнь.

Глаза несчастного кролика, запертого в клетке сарая, их выражение ничем не отличалось от выражения глаз его жен.

Да. Ему нравилось называть их женами. Тела становились роднее, их потеря ощущалась острее, как будто за тот короткий промежуток времени, что длилась борьба между жизнью и смертью, они сближались интимно.

Они рассказывали ему о своей жизни: начинали всегда стандартно – с общего резюме, как будто он принимал их на работу; но со временем рассказы их становились все глубже и захватывающее. Наверняка он стал хранителем сокровенных тайн, к которым допущены лишь самые близкие. Ему нравилось в это верить. Эти детали добавляли остроты их отношениям, как специи добавляют пикантности мясу. Пикантность – с французского piquant, что означает «колющий». И это так точно описывало их отношения.

Он вертел в руках нож, уже противно теплый, скользкий от пота. Приходилось часто мыть руки, потому что ему нравилось ощущения холодной стали, этот резкий контраст между телом человека и холодом острия. Он вонзал в них лезвие медленно, закрыв глаза. Ощущал каждый миллиметр рассекаемой плоти, представляя, как лопается кожа, сосуды, вены, пока не упирался в кость, которая служила для него своего рода естественным барьером, чтобы не нарушал границу между двумя разными государствами: жизнью и смертью. Чем глубже прокол – тем быстрее жена умрет.

Ему этого не хотелось.

Их отношения должны перерасти в близость душ, чтобы обрести сокровенную ценность. Он должен полюбить жену так, чтобы рыдать над ее мертвым телом, поедая над ней хлеб с вином. Он пожирал их грехи, подобно средневековому ритуалу, о котором вычитал в детстве. Что-то нашел он в этом. Что-то зацепило. И лишь после первой жены, над телом которой он провел трапезу, он осознал, что достиг катарсиса: он заедал грехи матери, которая никогда не вставала на защиту сына. Все встало на свои места. Он понял, откуда взялась эта потребность построить нетипичные отношения с женами: они, как и его мать, должны прожить жизнь, полную физической боли и душевных страданий, от которых он милосердно избавит их и любовно съест их грехи, чтобы они попали в рай.

Ведь он не изверг. Не чудовище. Он заботится о спокойствии их душ.

Близость требует откровенности с обеих сторон. А потому он относился к женам, как к равным, он уважал их. А потому в ответ на их интимные истории жизни, рассказывал свои. Рассказывал то, что не рассказывал больше никому. Ему хотелось раскрыть перед ними свою душу до дна, что было честно. Только так он мог очиститься: через полное откровение, которое требовало своей жертвы. Его секреты уносились в мир душ.

Ведь жены никогда не покидали подвал живыми.

Ну чем это не брак? Пусть он не заключен на небесах или при свидетельстве бога, но такой брак совершенно точно глубже и крепче, чем те, что заключают эти бездушные потребители вокруг, живущие по законам развлекающего телевизора. Его браки совершенно точно здоровее того, что был между его родителями.

Брак до конца. Брак до могилы. Жены умрут, унеся с собой его секреты. Он съест их грехи, а потом однажды покинет этот мир, унося с собой последние моменты их жизней.

Его нынешняя жена – красавица Мария – все еще продолжала нести груз его секретов, как верная спутница. Одна лишь мысль об этом возбуждала. Жаль, что она больше не приходила в сознание за последние два дня – беспощадная тьма все больше побеждала. Он больше не мог прикоснуться к ней, как раньше. Но тем не менее не оставил свою традицию класть свежую белую гвоздику у ее ног, висящих в паре сантиметров над уровнем пола. В течение дня кровь стекала с тела женщины, окрашивая белый цветок в темно-коричневый цвет засохшей кровавой корочки.

Так кусты многолетних гвоздик окроплялись кровью с освежеванных шкур кроликов на заднем дворе дома в детстве. Отец вывешивал их на бечевку между столбами, и кровь была единственным доказательством того, что в этой шкуре когда-то теплилась жизнь.

Опороченное целомудрие. Как символ гнилой метки смерти на всех живущих.

Он взглянул на свою бывшую жену, висевшую рядом. Жестокая смерть продолжала глумиться даже над трупом. Висящая туша достигла состояния, когда плоть сдиралась с костей запястья под давлением силы тяжести. Цепи глубоко вонзились в распухшую плоть, из которой сочилась гниль. Если она провисит еще дольше, кости выскользнут из скальпа, который останется на цепях, а туша упадет на пол и местами лопнет, так что придется долго отмывать пол. Он через это уже проходил. Жизнь учила его с раннего детства премудростям процесса разложения трупов.

Труп кролика. Труп женщины. Между ними нет разницы.

А потому он взялся за привычную работу: пластиковый мешок, лопата и мрак ночи.

Ночь.

Он слышал голоса явственнее именно ночью, когда цепкие объятия будней рутины отпускала его в пограничное состояние между явью и сном. Голоса воспоминаний, размышлений, идей. Его собственное Я растворялось в этом хоре, и он зачастую не понимал, его ли это мысли, его ли воспоминания. Ему нравилось верить, что голоса его родителей и всех тех, кто повлиял на него, соединялись в этот гармоничный гам вместе с ним, чтобы вести его, направлять в этой непредсказуемой и интересной жизни.

Под тот же шепот в голове, кажется, он принадлежал одному из преподавателей биологии в школе, он аккуратно снимал смердящую тушу, стараясь не оказывать чрезмерного давления на мягкие ткани. Другой голос, совершенно точно принадлежащий давнишнему знакомому патологоанатому, напоминал о том, что в теле уже начался автолиз⁸, у клеток наступает кислородное голодание и накапливаются токсичные продукты химических реакций, повышая кислотность. В течение четырех часов труп окоченеет, а потому надо поторапливаться, если хочешь сложить его в багажник. Еще один голос – голос офицера полиции из документального фильма про расследование загадочных преступлений – чертил будущий маршрут к месту назначения, напоминая о необходимости избегать камер видеонаблюдения. Последних становится все больше с каждым годом.

Но самым бесценным был голос его бывшей жены, чей труп он заворачивал в полиэтилен. Ее слова ласково шептали ему о том, что она всегда будет любить его таким, какой он есть.

Спасибо, моя Тарани.

И я люблю тебя.

Сквозь открытую дверь балкона в спальню врывалась свежесть позднего вечера. После сеанса экзорцисту необходимо обрести равновесие: энергетический накал по-разному влияет на экзорцистов, но влияет всегда. Обычно Стефания принимала ванную, а потом долго сидела в саду или на балконе, где прохладный ветер смывал с нее грязь, с которой не могла справиться вода. Ощущения холодных потоков до дрожи тела освежали проникающей прохладой, это ощущение дарило уверенность в том, что каждая клетка организма стерилизовалась.

Контрольный удар по энергетическому дисбалансу – посты с хэштэгом #смешныекотики.

Душа душой, а экзорцисты обладали и телесной оболочкой, которая тоже требовала современного хлеба. Напускная важность, холодная строгость – таковыми экзорцисты всегда должны показываться перед остальными. Их суровый вид должен внушать трепет верующим, должен напоминать о грандиозности Ьога и о фундаментальности веры. Клоун такое не внушит. Девушка в короткой юбке и розовых гольфах – тоже. А вот черная роба с коловраткой, Библия подмышкой – самое то. Крестами увешаться – еще лучше. А если еще везде таскать с собой кадило, то трепета мирян точно не избежать.

В своей же норе можно расслабиться. А потому Стефания звездой валялась посреди подушек на кровати, наглаживала черное пушистое пузо сопящего Люсика и хихикала над смешными котиками.

Дядя рассказывал, что когда практиковал обряды сам, то обретал равновесие после сеансов, созерцая море на террасе дома в Арелатском аббатстве, что находится на острове неподалеку. Сегодня там живет его старый друг – пресвитер Джованни, с которым они вместе отгоняли тьму во времена социальных волнений девяностых. Дядя Виктор – интеллектуал, он находил баланс в чтении манускриптов на древних языках. Для него это была головоломка: найти значение флексии, отыскать перевод корня, понять смысл суффикса, а потом соединить целую цепочку неизвестных слов во фразу, несущую глубокий смысл.

Современные же экзорцисты пугали своих наставников, потому что пополнение своего заряда все больше происходило с использованием новых технологий. Корпение над древними свитками в библиотеках, чтение классики на природе – все это отходило на второй план, когда в мире появились:

– Инстаграм.

– Квадрокоптер.

– Скейтборд.

– Симсити.

Примерно такой набор слов получил в ответ святой отец Маркони от молодых экзорцистов на ежегодном семинаре, когда попросил поделиться своими способами обретения энергетического равновесия после процедуры изгнания.

– Я не понял ничего из того, что вы только что сказали. Это что, шумерский? Вы только что пытались вызвать демона? – была его реакция.

Дверь в спальню открылась, и на пороге появилась Ева.

– Кого-то можно поздравить с успешным проведением процедуры? – задорно спросила она.

А потом достала бутылку из-за спины.

– С ума сошла?Закрой дверь! Вдруг увидит! – зашипела Стефания.

– Расслабься! Его до ночи не будет. Он на собрании. А тебе не помешает простерилизовать нутро!

Ева быстро соорудила минибар на прикроватной тумбе и уже нарезала лимон, пока Стефания разливала ром и кока-колу по высоким стаканам. Каждое успешное проведение обряда они праздновали донельзя мирским способом, которому научились в духовной семинарии для девушек. Глупо думать, что подростки не найдут способов дотронуться до запретного в стенах религиозной обители. Всегда найдут. И везде. А чем сложнее препятствие, тем слаще упоение его преодолением.

Здоровая гармония души и тела – понятие довольно запутанное. Физиологическое удовольствие напрямую влияет на здоровье духа: поднимает настроение маленькими радостями вроде вкусного торта или любовного прикосновения. В то же время телесное наслаждение не может быть скопировано на духовный уровень. Здесь наслаждение обретает другую форму и другой объем. Никакой ром не сравнится с моральным удовольствием от помощи страждущему, от осознания того, что ты сделал приятное кому-то просто так.

Оба тела – духовное и физическое – нуждаются в любви и уходе в равной степени.

– Наверняка теперь пожертвования приходу увеличатся баксов на сто.

– Ох, ты неисправима. Дождешься ведь, как прилетит сверху за богохульство.

С этими словами Стефания указала на небо.

– Как все прошло?

Стефания отпила большой глоток и ответила:

– Как по инструкции.

После успешного сеанса Стефания с пастором Лютером осмотрели Карима. Бес не успел нанести серьезных травм: синяки, растяжения да прикушенный язык. Уже через полчаса Карим сидел на кухне с семьей и ел печенье, запивая молоком. Ансар сидел с ним рядом и все время держал за руку.

Под задорный смех счастливого семейства Стефания натягивала пальто, оценивая бардак вокруг: разбитые лампы и окна, раскинутая мебель. Упавшие полки, шкафы с книгами, с посудой: со стен слетело все и даже старинное распятие. Металлическая сушилка для белья пробила стену, и теперь через дыру в квартиру заглядывали обеспокоенные соседи. Последние полчаса пастор Лютер занимался тем, что успокаивал их, уверял, что здесь не убивали ни детей, ни чудовищ, хотя соседи клялись, что слышали рев какого-то огромного доисторического вепря.

В коридорах и подвалах дома уже вовсю устраняли течи, полицейские осматривали повреждения, чтобы понять, были ли это вандалы или какое-то природное явление. Пожарные инспекторы изучали напряжение в электропроводке, потому что выбить свет во всем квартале может только очень сильный перебой на центральной магистрали. Врачи осматривали жильцов, но все больше оказывали психологическую помощь, нежели медицинскую.

Ну а Стефания вручила каждому члену семьи серебряный крестик на цепочке – еще один пункт протокола или, как его называла Стефания, правило хорошего тона.

– После обряда ваше энергетическое поле будет нестабильно в течение нескольких дней, – говорила она, застегивая цепочку на шее Карима. – Вы можете видеть неспокойные сны или поддаваться необъяснимой панике. Это нормально. Просто вы будете чувствовать этот мир немного острее, нежели раньше. Эти крестики помогут вам восстановить баланс. Молитесь чаще, разговаривайте с Богом в мыслях, благодарите его и жертвуйте в эти дни. Так ваша душа быстрее исцелится.

Когда Стефания надела цепочку с крестом на Умму, та расцеловала ее руки. Идрис и Камал одарили крепким рукопожатием. Карим поцеловал незнакомую тетю, которая больше не казалась ему врагом, что бы там ни говорил тот чужой голос в голове, который отныне исчез. А Ансар обнял Стефанию так, что она почувствовала жар, исходящий из его груди. Душа Ансара сияла отвагой, добротой, любовью, состраданием – всем, чему он научился сегодня. Стефания знала, что теперь Ансар вернется домой, станет прочной поддержкой семье, и все у них наладится.

– Я думал, кресты и распятия – это всего лишь неживые объекты, они не могут вылечить душу, – сказал пастор, провожая Стефанию к двери.

Он смотрел на нее с легким прищуром воспитателя, поймавшего ребенка на лжи. Стефания улыбнулась.

– Эти подвески были подарены им самим экзорцистом! – произнесла она воспевающим тоном, в котором чувствовалась добрая насмешка. – Еще несколько поколений этой семьи будут верить в силу подвесок, а значит будут заряжать их энергией, что в свою очередь значит…

– Что их вера будет защищать их от тьмы, – закончил пастор с широкой улыбкой.

Иногда экзорцисты, как и любые другие священники, прибегают к хитростям, чтобы разжечь в людях веру. Так, древние греки считали автоматически открывающиеся двери храма в Александрии чудом, свидетельствующим присутствие Бога, а вовсе не результатом работы законов физики⁹.

Стефания закончила рассказ.

Ева прищурилась. Ее сверхчутье было ничуть не меньше, чем у Стефании.

– Что не так? – спросила она. – Давай колись, Степашка.

Стефания молчала, делая вид, что уж очень занята начесыванием пуза черного кота.

– Твой таинственный визитер?

Стефания взглянула на сестру, так тонко чувствующую ее дух. Между ними никогда не было секретов. Они росли, связанные кровью и предназначением. Родители Стефании погибли в автокатастрофе, в которой девочка чудом выжила в утробе матери. Ничего, кроме божественного провидения Виктор в этом не видел. Он забрал племянницу тотчас же, как она появилась на свет, и сразу же положил в соседнюю колыбель от дочери. С тех пор сестры неразлучны.

– Что он натворил на этот раз?

Стефания ответила, чуть погодя:

– Он вмешался в процедуру.

Ева цокнула.

– М-м-м, это нехорошо, – задумчиво произнесла она.

Стефания кивнула.

– Думаешь, сказать ему? – спросила она, указывая кивком на дверь.

– Щекотливый момент. Если скажешь, он может отстранить тебя от работы на время изучения этой сущности. И тогда никаких обрядов тебе не видать.

Стефания не мыслила жизнь, лишенную сути. Экзорцизм – огромная часть ее личности. Она живет обрядами, а между ними готовится к очередному, читая бесконечные хрестоматии. А это значит, что рассказ дяде потерпит.

– Узнала имя визитера?

Стефания покачала головой. Знать имя сущности важно, но необязательно. Имя определяет его личность, обрисовывает опасность, с которой имеешь дело. Зачастую имя демона можно найти в руководствах и тех же хрестоматиях, чтобы узнать его слабые места. И, разумеется, демоны неохотно им делились. Поэтому в обрядах приходилось опираться на свое чутье и знания, чтобы определить хотя бы примерный возраст демона. Этот прогноз вырисовывал количество необходимых сил и времени для его изгнания.

– Не факт, что это зловредная сущность. Это может быть просто очень измученная душа. Мы каждый день сталкиваемся с непонятной херней. Кто там вообще разбирается во всем этом энергетическом бульоне?

Ева как всегда демонстрировала отпетую отвагу. В детстве, когда они видели сущностей, трусливая Степашка пряталась за креслом, а бесстрашная Ева шла к занавеске, отдергивала ее и начинала вести диалог. Во время процедуры изгнания Ева не стеснялась слать бесов, куда подальше, обзывала их и откровенно насмехалась над ними. Каждый экзорцист уникален своими методами работы, потому что каждый находил силу, как и успокоение, в чем-то своем. У Евы это была ответная агрессия. Получив удар, она не подставляла вторую щеку, а била в ответ. И била мощно. Отцу не нравилась эта нахальность, уродующая женщину, как он говорил. Он всегда превозносил кротость Стефании. Но Ева обладала божьим даром изгонять тьму, как никакой другой экзорцист, и этот факт посылал мнение отца и всего Епископата туда же, куда Ева посылала бесов.

– Мой тебе совет: попробуй заговорить с ним.

– Я пыталась. Но он уходит.

– Значит еще не пришло время. Если что, зови. Надерем ему задницу вместе. А то ходят тут, пугают до инфаркта, сволочи бестелесые.

Стефания подавилась напитком и рассмеялась.

– Слышал бы тебя отец!

– Ой не дай бог! Его уже хватал удар.

– Тем более пожалей его!

– Ага, бегу и спотыкаюсь. Если хотел вырастить из меня нормального адекватного человека без комплексов, нефиг было в эту семинарию засовывать!

Стефания снова подавилась от хохота.

Они получили основное образование в женской духовной семинарии, где неутомимое бунтарство и горячий темперамент Евы заставил ее разглядеть красоту женского тела и познать первую любовь. Она уже была уверена, что отныне женщины – это все, что привлекает ее в человеческом роде, как вдруг после выпуска познакомилась с Робертом, а потом с Кириллом, а потом еще с дюжиной парней. Тогда она открыла для себя, что любит людей вне зависимости от их пола. Она могла представить папе очередного бойфренда, как отца ее будущих детей, а через месяц уже проснуться в постели с Катариной и изучать новый закон, разрешающий усыновление однополым парам.

Виктор рвал и метал.

– Я люблю не телом, а душой! Почему ты превозносишь одно над другим? – это был излюбленный аргумент Евы в спорах с отцом.

Экзорцистов учат любить и защищать оба проявления человеческой сущности. Взаимосвязь тела и души детально изучается на протяжении всей образовательной подготовки будущих экзорцистов. Влияние биологических и химических реакций на психологическую составляющую рождает бездонную пропасть открытий и аксиом. Человеческое тело – это целая вселенная со своими собственными законами.

Созвучная симфония мира физического и мира духовного является основным законом уравновешенного сосуществования двух разнополярных миров. На этом строился сам смысл экзорцизма: успешное спасение как духа, так и тела. Экзорцизм, приведший к гибели человека или же к серьезным травмам, считался неуспешным, а экзорциста, проведшего такой обряд, обвиняли в отсутствии достаточных навыков, чтобы продолжать практику.

Ева и Стефания принадлежали к молодому поколению экзорцистов, по своему лишь определению раздражающему более зрелых коллег. Но и среди молодых всегда есть таланты, чей дар и приверженность всегда высоко ценят в Епископате, за что иногда прощают мелкие шалости.

А потому с разрешения Виктора в доме хранился ром, а в спальнях сестер – атрибуты женской красоты и обаяния. Виктор успокаивал себя тем, что списывал потакание грехам на необходимость поддерживать в экзорцисте положительные эмоции и любовь к жизни. Опять-таки, от физического и духовного здоровья дочерей зависел исход очередной битвы между светом и тьмой. Но во избежание очередного предынфарктного состояния в бельевые шкафы дочерей больше не заглядывал.

4. Жуткое знакомство в бельведере

Каверна – место, где демон рождается в мире людей.

Демоны желают заполучить человеческую плоть по разным причинам. Например, чтобы вкусить удовольствия физического тела. Они обладали им когда-то давно в прошлой жизни и теперь отчаянно желают заполучить его обратно.

Самый доступный способ заполучить тело – украсть его. Но здесь есть огромный недостаток. Человеческое тело и душа связаны неразрывно, изгнать из тела принадлежащую ему душу невозможно, ее можно лишь потеснить. Постоянное теснение души требует много энергии от демона, в среднем ее хватает на два-три года. Далее плоть распадается под гнетом слабости, заболеваний, пока не сгнивает до состояния, когда ничто уже не может ему помочь: ни медицина, ни Божья Благодать. Есть некоторые законы в этом мире, которые даже Бог не в силах изменить.

Мироздание должно иметь базу и элементарные физические законы, будь то макро- или микромир. В отсутствие законов рождается хаос. В хаосе жизнь невозможна.

Эти же законы мироздания обуславливают наличие естественного способа обрести тело. Своеобразная лазейка, позволяющая сущностям света и тьмы обретать комбинезон из плоти, чтобы существовать в мире людей. Взрастить этот комбинезон можно в каверне – месте, где грань между мирами тонка настолько, что ее можно пересечь.

На земле есть много мест, где грань между мирами стирается. Они возникают в местах военных конфликтов, массовых казней, пыточных лагерей – средоточие боли и страданий нарушает равновесие энергий, из которых сплетено полотно мироздания. При избытке энергии с темной полярностью волокна распадаются, материя достигает предела прочности, и тогда происходит ее разрушение, как у истирающихся прокладок в гидравлических механизмах. Открывается проход в потусторонний мир, из которого, обладая нужным знанием, можно вытащить демона.

Данная процедура невозможна без участия человека. Человек является квинтэссенцией жизни в этом мире, символ сосуществования двух разных миров. Силой желания он создает материю из энергии струн, мыслями управляет ходом истории. Редко осознавая свою значимость, человек является сердцевиной конфликта света и тьмы и всегда находится в местах его разрешения.

Рождение демона в каверне сопровождается колоссальным выбросом энергии сродни взрыву атомной бомбы, ударная волна которой расходится по всей планете и даже за ее пределами. Сверхчувствительные создания ощущают этот толчок, как если бы их оглушило смывной волной цунами.

Пробуждение было столь резким, что она не сразу осознала его. Ее как будто столкнули с высокого утеса, пока она спала, и вот сон ушел, а к ней стремительно несется дно черной пропасти. Лишь через несколько секунд Стефания поняла, что кричит. Только когда легкие вытолкнули весь воздух, сжались до размера инжира и потребовали сделать вдох, мозг отряхнулся и начал анализировать обстановку.

Она сидела в кровати, разбуженная раскатистым грохотом. Что это было? Ракетный обстрел? Годзилла прорычала в поисках детеныша? Мозг подкидывал все возможные идеи, о которых только мог подумать – он просто не мог находиться в состоянии незнания. Что бы это ни было оно возбудило организм Стефании до дрожи во всем теле. Стефания смотрела на свои трясущиеся руки и тяжело ловила воздух ртом. А потом увидела испуганного Люсика. Желтые глаза, как две полные луны, на фоне черной шерсти испуганно озирались по сторонам. Что бы это ни было, кот тоже это почувствовал.

А потом в коридоре раздался обеспокоенный оклик дяди:

– Девочки!

Стефания тут же соскочила с кровати и выбежала из спальни. В длинном темном коридоре дядя стоял в проеме двери собственной спальни и встревоженно озирался вокруг. Дверь напротив распахнулась, и в проеме показалась растрепанная Ева:

– Вы тоже это почувствовали? – взволнованно спросила она.

В спальне Виктора раздался телефонный звонок, он вбежал внутрь. Девушки последовали за ним и остановились на пороге его спальни. Виктор включил ночник, и этот свет стал первым, осветившим ночную темноту в доме. Виктор долго слушал собеседника, лишь пару раз что-то ответил, а потом отключил связь, посмотрел на ожидающих ответа девушек и произнес:

– Одевайтесь. Мы едем в Епископат.

Через час водитель уже вез все семейство на собор Епископата экзорцистов, собранного в экстренном порядке. С подобным девушки еще не сталкивались. Ничего хорошего этот срочный сбор посреди ночи не сулил. Произошло что-то ужасное, и все экзорцисты были взбудоражены.

Кафедра Епископата уже несколько сотен лет находилась в Соборе Святого Иакова в старой части города. Собор входил в список наследия ЮНЕСКО и приглашал туристов посетить внутренний сад, в котором можно насладиться мелодией колоколов из старинных звонниц и грандиозным порталом в виде алтарного образа, занимающего всю внутреннюю восточную стену. Однако, проход в сам Собор был воспрещен и охранялся круглые сутки. Собор хранил в себе сердце Епископата экзорцистов и лишь избранные имели доступ внутрь.

Рыночная площадь, обычно забитая туристами днем, сейчас же была забита черными автомобилями, доставляющими в Собор важных персон. Водители в черных костюмах молчаливо открывали задние двери и помогали священникам добраться до огромных старинных ворот.

Пока Виктор приветствовал старых коллег, девушки отдавали пальто встретившему их дьякону.

– Джозеф, что произошло? – спросили они у молодого итальянца с черными кудрями и прямоугольными очками на носу.

Тот сконфуженно ответил:

– Демон ожил среди нас.

Девушки опасливо переглянулись. Взращение демонов в каверне запрещено и контролируется религиозными организациями во всем мире. Проблема в том, что точное расположение каверн, как и их количество, неизвестно никому.

– Ну все. Это трындец, – выдохнула Ева.

– Есть идеи, кто это сделал? – спросила Стефания.

– Не просто идеи. Он сам объявился. Идите, все увидите.

Дьякон взял их верхнюю одежду и ушел прочь.

Они прошли в зал собраний и заняли свои места. Это был небольшой зал под купольным сводом, на котором цветной мозаикой были выложены знаменитые сцены, вроде битвы архангела Михаила с демонами¹⁰, падения мятежных ангелов¹¹, облаченная в солнце жена, преследуемая драконом. Три яруса кресел располагались амфитеатром, окружая основное место действия – кафедру, на которую в разное время входили допрашиваемые, защитники, свидетели, отвечающие как собравшимся, так и самому Епископу, восседающему на чуть возвышенном постаменте. Здесь посреди собрания отвечали перед Епископатом, защищали свое деяние и принимали революционные и судьбоносные решения.

Экзорцизм в основном семейное дело, одиночки – редкое исключение, поэтому кресла исторически разделены по секциям. Там, где сидели Ева со Стефанией, много лет назад сидели их родители, деды, прадеды. Постепенно ярусы заполнялись священниками, всего тридцать шесть экзорцистов разных возрастов служили под началом этого Епископата.

Виновник собрания сидел в кресле точно по центру кафедры и довольно улыбался.

– Ибрагим! Какого черта ты наделал? – шикнула Ева конкретно раздражающему ее типу.

Поминать черта в окружении экзорцистов в Святом Соборе перед Епископатом было вполне в духе Евы.

Ибрагим нашел ее взглядом и широко улыбнулся. А потом и вовсе подмигнул.

Высокий стройный Ибрагим с волнистыми черными волосами, уложенными ровными прядями назад, сидел в старинном кресле, сложив ногу на ногу. Сегодня Ибрагим был одет в черный костюм священника, так деловито шедший далеким турецким корням парня, через поколения проступающим в черных лисьих глазах, длинных пушистых ресницах и бровях, худощавом телосложении с гордой осанкой. Смешанная и тем запутывающая кровь Ибрагима позволяла ему быть эдаким международным религиозным деятелем, слоняющимся одну половину времени в христианской среде, а вторую – на исламских территориях. Парень умело использовал свою обманчивую внешность, говорил на европейских и восточных языках, причем владел и древними диалектами. Он состоял в комитете сохранения византийских артефактов, так точно заняв место ровно посередине двух религий¹², поэтому постоянно путешествовал, успевая еще погоняться за демонами.

– Выпендрежник, – выплюнула Ева, так точно описав этого интеллигентного нахала.

Где бы Ибрагим ни находился, он всегда становился объектом воздыхания его утонченной красоте. Примерно таким же объектом воздыхания, как и Ева. А потому эти оба с самого первого дня знакомства вступили в негласное соперничество за симпатию людей. Они постоянно задирали друг друга, подло подшучивали, стараясь вывести оппонента из равновесия, и уже восьмой год подряд не могли признаться друг другу в том, что борьба за симпатию людей превратилась в борьбу за симпатию друг друга. Такая вот чудаковатая форма платонической любви, где ни один не желает первым сделать шаг и пересечь черту.

Теперь же Ибрагим своим дерзким поступком ушел далеко вперед Евы и уже занес пятку над заветным финишем в этой гонке за воздыхания. Где-то посреди белых полос финиша валяется честолюбие Евы, чьи амбиции разрешать самые опасные и загадочные случаи уже давно сделали из нее психопата. Уж если кому и вызывать демонов в этот мир, то только Еве! Стефания с опаской поглядывала на сестру, пытаясь увидеть следы гнева, путающего разум. Может, сестра уже раздумывает над тем, как приволочь сюда не одного, а целых два демона? Может, конец света начнется именно с женской зависти? Может, не следовало ее вообще Евой называть?

Гомон голосов собравшихся тотчас же прервался, как только в зале появился Епископ Штраус. Глубокой старости мужчина с противоречивым опытом военного за спиной. Он служил офицером в польской армии во Второй Мировой Войне, и к клиру пришел лишь спустя десять лет после ее окончания. Жизненные перипетии могут быть столь непредсказуемыми и удивительными, что, свидетельствуя чудо переосмысления всего мироздания в солдатском мозгу, существование Бога кажется все более вероятным.

Каким бы срочным ни был собор, Епископ всегда облачался в белоснежную дзимарру¹³ с накрахмаленными манжетами и фиолетовым пилеолусом¹⁴, совпадающие по цвету с окантовкой робы, перевязанной на поясе фашьей¹⁵. Он взошел на кафедру и тяжело опустился в кресло, положив на огромный трехсотлетний дубовый стол кипу бумажных папок и действующую версию Устава экзорцистов.

В зале тотчас же стихло.

Собор начался с традиционной молитвы. Экзорцисты и их пресвитеры сцепили ладони и шепотом повторяли молитву, создавая хор призраков, от которого пробирала дрожь. Все это время Ева нетерпеливо стучала стопой, ее отцу даже пришлось пару раз ткнуть в нее локтем. Но она просто не могла поверить, что в условиях экстренной ситуации они продолжали соблюдать этикет. Богу сейчас не до молитв. Ему нужны конкретные действия от них.

К ее счастью и удовлетворению, уже спустя пару минут после начала собора в зале воцарился всполох. После краткого вступления Епископа и чуть менее краткого объяснения Ибрагима, священники бросились в словесную атаку. Они кричали, перебивали друг друга, отстаивая противоположные позиции, энергично жестикулировали и под довольную ухмылку Ибрагима теряли одно нервное окончание за другим.

Через пятнадцать минут обсуждения Ева наконец была готова сформировать собственное мнение насчет всего произошедшего. Оно не особо отличалось от ее первого впечатления.

– Это полный трындец! – выдохнула она.

И тем подтвердила, что еще в своем уме, чтобы понять, какой это трындец – оживить демона, которых они всю свою взрослую жизнь гонят из человеческого мира прочь.

– Ваше Преосвященство! – восклицал Ибрагим, обращаясь к Штраусу. – Неужели это первый в истории случай вызова демона экзорцистом на службу Церкви? Давайте не забывать о том, что многие легендарные правители, с именами которых ассоциируются технологические открытия, победы на военных фронтах, социально-политические революции, имели в советниках демонов! Мы всю нашу историю пользуемся мудростью, обусловленную глубоким возрастом и опытом этих сущностей. Император Нерон имел за своей спиной демона Сенеку, который наставлял юного императора своим трактатом «О милосердии»: Не действует по принужденью милость; Как теплый дождь, она спадает с неба на землю и вдвойне благословенна: тем, кто дает и кто берет ее. И власть ее всего сильней у тех, кто властью облечен.¹⁶

Ева огляделась и пожала плечами.

– Парень дело говорит, – кивнула она.

Все же Ибрагим был смышленым типом, да и вообще Ибрагим был бы не Ибрагимом, если бы не придумал пути отхода после преступления.

– Сенека любовно поучал Нерона милосердию и в то же время продвигал идею монархии, как восхитительного рабства. Он может и учил Нерона ненавидеть войны и гладиаторские побоища, но на самодержавии он сколотил себе состояние в триста миллионов сестерциев и заполучил в собственность обширные имения! – воскликнула Стефания.

– Она тоже дело говорит, – указала Ева на сестру.

Ибрагим же гневно сверкнул глазами в сторону Стефании, потому что эта воспитанница консервативных устоев всегда больше всех ратовала за очищение земли от скверны. Прям современный ариец.

– Демоны дают вам одну конфету, а потом незаметно забирают у вас целую коробку! – добавила Стефания.

– Дары не под запретом, и кому, как не Церкви знать это? – воскликнул Ибрагим, обращаясь ко всем.

В том числе к Еве, которая стала обладателем ежемесячной премии от спасенного миллионера и ведь ни от одного сестерция сама не отказалась.

– Не, ну слушай, парень дело говорит, – развела она руками, мол, ничего тут не поделать.

– Под руководством своего демонического воспитателя Великий Князь Всея Руси Алексей Первый прекратил затяжную русско-польскую войну и издал Соборное уложение¹⁷, действовавшее аж двести лет! Не особо похоже на одну конфету, не так ли? – добавлял Ибрагим.

– Морозов¹⁸ был взяточником и казнокрадом! Он грабил народ непосильными налогами и довел людей до крайности. В Медном бунте погибли тысячи людей, их руками того же Царя топили в реке, пытали и сжигали. В Соляном бунте разгромили пол Москвы. А сестру Морозова заморили голодом за то, что она прикрывала староверцев. Ее сына убили, и весь их род был стерт с лица земли. Демоны дадут в одном, но обязательно отберут в другом! – отстаивала Стефания.

– Не, ну она права вообще как никогда, – кивала Ева.

– Давайте прекратим интерпретировать историю через собственные призмы. Свидетелей тех событий нет, а книги всегда можно переписать, вам это известно, – остановил один из пресвитеров.

– Поддерживаю. Перед нами сейчас конкретная проблема: Ибрагим призвал демона.

– Не просто призвал. Он взрастил его в каверне! – воскликнула Ева.

Этого она не могла простить Ибрагиму. Во-первых, из-за того, что ему каким-то образом удалось совершить ритуал, который требует не только определенных знаний, но и зверской доли таланта. Он доказал, что круче Евы, как переваренное яйцо. А во-вторых… Еве было достаточно и во-первых.

– Я согласен с позицией семейства Бертран. Это преступление против самого института экзорцистов. Не для того нас обучают, чтобы мы воспользовались знаниями навыворот.

– Но мы отобрали у людей знание о каверне и стали единственными, кто обладают им, – противился Ибрагим.

– На то были причины, юноша! – грозился самый ветхий пресвитер, который даже встал на трясущихся ногах, чтобы его услышали. – Это знание не должно оказаться в руках злонамеренных людей!

– Раньше к помощи демонов прибегали многие люди из разных каст, и, смею заметить, древние люди демонов вредителями не считали. В ранней античности вообще не делали различий между демонами и ангелами, все это пришло гораздо позже…

– Да, с развитием Церкви, которая принесла понимание истинной сути этих существ, – перебил Виктор.

– Также как и инквизицию, и индульгенцию и Крестовые походы!

В ответ на реплику Ибрагима священники загудели, прямо как на каком-нибудь футбольном матче. Он задел запретную тему, но, казалось, его лишь веселило выводить стариков из себя.

И именно стариков.

Ева вдруг осеклась, когда подумала об этом, а потом огляделась. Деяние Ибрагима вызвало негодование среди наиболее взрослых представителей борцов света. Молодые же в споре участия не принимали, а лишь насупившись сидели со сложенными руками на груди, ожидая, чем закончится это противостояние. Ева и сама чувствовала брызги кипящего бунтарства внутри. Не оттого она злилась на Ибрагима, что он институт экзорцистов похулил. Причина ее гнева незамысловата – зависть. А это значит, что она понимала мотивы парня, и более того – она им импонировала. Зависть засияла еще ярче, когда она осознала, что Ибрагиму в отличие от Евы хватило смелости бросить вызов устаревшим нравам Епископата экзорцистов. Он и здесь ее опередил.

– Признайте! Мы неидеальны! – перекрикивал Ибрагим ворчащих коллег. – Не все секреты нам открыты, также как и не раскрыт истинный смысл создания темных сущностей!

– Бесы идут от дьявольских козней!

– Дьявол покушается на чистоту души праведника, и орудием ему служит нечисть!

– Но нас учат, что Дьявол – это сын Божий! Зачем же он его сотворил?

– Бог не несет вины в предательстве сына! Сатана отвернулся от отца!

Началась традиционная перепалка между сторонниками разных теорий происхождения базовой двойственности, на которой строилась религия: курица или яйцо?

– Бог создал Дьявола и послал его служить в ад!

– Дьявол сам отрекся от отца!

Бертраны в подобных спорах участие никогда не принимали. Стефания презрительно смотрела на Ибрагима, а тот нахально улыбался и подмигивал ее сестре, которая смущенно улыбалась ему в ответ и уже и забыла для чего она здесь вообще.

Ибрагим добился желаемого и разве что поп-корн не ел, пока Епископат взрывался разгорячёнными спорами.

Епископ Штраус застучал молотком, призывая клириков успокоиться, но те его не слышали. Уж слишком сладка была возможность поспорить на философские темы и уничтожить оппонента своей логикой или начитанностью.

– Призываю вас к порядку! Призываю к порядку, братья и сестры! – кричал Штраус и колотил молотком по трехсотлетнему столу.

Удивительно, как стол все еще остается в живых в этом зале. Его каждую неделю нещадно избивают по метафизическим причинам. Проблема отцов и детей вездесуща. Молодые священники все меньше следовали взглядам своих воспитателей, потому что нынешнее время учило их иным нравам. Они все больше задавали неудобных вопросов, пытались разрешить многовековые загадки наукой, а теперь пытались переделать само основание веры под упорную оборону отцов.

Кое-как восстановив молчание в зале, Епископ заговорил хриплым голосом:

– Ибрагим, сын мой, для чего ты сделал это? Для чего подарил демону плоть?

Ибрагим откашлялся и продолжил хвастаться красноречием:

– Ваше Преосвященство, за последние пять лет случаи подлинной одержимости увеличились практически втрое. Дьякон Линдеманн не даст мне соврать, не правда ли?

Все обернулись и взглянули на немецкого священника в черной сутане и биретте¹⁹. Дьякон Линдеманн из Аббатства Паннохальм занимался статистическим анализом результатов работы экзорцистов Епископата, как и обменивался данными с другими территориями.

– Ваше Преосвященство, мои горячо любимые братья и сестры, боюсь, что отец Ибрагим прав. Мы действительно свидетельствуем стабильный рост бесноватости по всем вверенным местностям. Судя по отчетам наших коллег из заграничных территорий, особо остро проблема стоит на Ближнем Востоке, в Центральной Азии, в регионе Сахель, в Мексике…

– Это традиционно самые горячие точки на всем земном шаре.

То бишь не удивили.

– Да, но в последнее время случаи участились в Мексике, Соединенных Штатах, Украине и России, а также в азиатском регионе: Япония, Китай, Филиппины. Это нетипичные для бесноватости области. Однако мы все чаще посылаем туда специалистов и все чаще получаем тревожные вести о том, что случаи подлинные.

На некоторое время в зале воцарилось гробовое молчание. Экзорцисты не слепые религиозные деятели. Они также, как и остальные жители планеты, следят за новостями в мире. Единственное их отличие от остальных людей в том, что экзорцисты видят дальше – они накладывают на события свое видение мира, более трансцендентное, и та картина, что получается в итоге, демонстрирует баланс света и тьмы. Это – своеобразная диагностика живого мира, которая позволяла им, как докторам, лечить самые слабые места. И сегодня этот диагностический снимок демонстрировал хвори больше, чем за последние пару десятилетий.

Что-то назревало.

– А как насчет другой статистики? Вы! Это… как вас… в шапочке с помпоном. Сколько экзорцистов мы потеряли за эти же пять лет? – воскликнула Ева.

Виктор ткнул дочь в бок.

Линдеманн не смутился. Еву уже давно никто не смущался. Для нее же это было последней попыткой доказать неправоту Ибрагима.

– Да, вы правы. Количество травм экзорцистов и даже летальных исходов среди них тоже увеличилось. Зависимость между этими случаями и увеличенным количеством обрядов непрямая. Мы теряем больше, чем раньше.

Стефания манерно развела руками.

– Что и требовалось доказать!

– Это всего лишь говорит о том, что нам не хватает экзорцистов, – отмахнулся Ибрагим.

– Это говорит о том, что кризисные изменения в мире истончают грань. Демоны становятся сильнее. Возрастает риск того, что что-то на сеансе пойдет не так!

– Оно уже идет не так!

– Что вы хотите сказать?

– Что уже были преценденты!

Стефания напрягла слух.

– Сеансы затягиваются.

– Ход процедуры отходит от инструкций.

– Бесы сильнее привязываются к носителю за короткий срок.

– Иной раз одного экзорциста недостаточно.

«А иной раз другие сущности пытаются помешать процедуре», – подумала Стефания про себя.

– Моя семья рискует жизнью в каждой схватке с бесом, в то время как другой экзорцист вызывает этого самого беса и дарит ему плоть! – произнес Виктор.

Ибрагим лишь устало закатил глаза.

– Вы, молодой человек, можете хоть сколько обвинять нас в отсталости от жизни, но вы не посмеете отрицать значение труда и жертв моего поколения ради мира, – ответил Виктор на столь неуважительную демонстрацию презрения.

– Пресвитер Бертран, уверяю Вас, последнее, в чем бы я хотел вас обвинить – так это в бесполезности для человеческого рода. Я всего лишь прошу дать нам, молодым, чуть больше свободы!

– Это не просто свобода, это пересечение грани!

– Мы с вами стоим на пороге глобальных перемен во всем мире, – Ибрагим разводил руками. – Военно-территориальные конфликты усугубляются, к ним добавляются массовые беспорядки в относительно благополучных странах, где общество требует социальных и политических перемен. Научные прорывы, значение которых мы ни в коем случае не принижаем, тем не менее отбирают у людей веру в существование сил, гораздо более могущественных, нежели сила ядра или вируса. Люди перестают верить в Бога, потому что все меньше свидетельствуют его проявлений. Взаимодействие тела и души сведено к набору химико-биологически реакций. Душа превращается в квант и теорию струн. Одержимость стала психическим отклонением и занесена в международную классификацию болезней, как шизофрения и психотическое расстройство. Экзорцизм перестал быть чем-то необъяснимым, как и Бог, который все больше превращается во что-то конкретное.

Он обращался к своим наставникам, которых пугала перспектива объяснить явление Бога. Но она совершенно точно не пугала молодой пласт экзорцистов. Она их соблазняла, одушевляла, захватывала. В отличие от отцов они не видели в научном раскрытии Бога его смерти. Они видели в этом прорыв, а потому никогда не противопоставляли науку и веру. Эти две человеческие потребности всегда шли рука об руку, там где одна не могла объяснить, на помощь приходила другая. Без веры в то, что за чернотой неба прячется целый мир, мы бы не открыли планеты. Без веры в то, что в теле человека прячутся не только органы, но и что-то незаметное жизненноважное, не открыло бы для нас атомы. Именно вера питала наш оптимизм, наше рвение отыскать ответ.

Теперь же Ибрагим верит в то, что за чернотой тьмы он найдет нечто не менее ценное, чем планеты или атом.

Ева огляделась. Молодые экзорцисты смотрели на него, как на пророка, потому что он впервые в истории так по-своему нахально во всеуслышание объявил, что не боится изучать демонов. Молодые экзорцисты взращены в иных реалиях, нежели предшественники, и они не могли избежать влияния научных и технологических открытий на их мировосприятие. Ибрагим призывал коллег следовать за ним, и Ева видела в глазах молодых экзорцистов восхищение.

Ева перестала сопротивляться своему подсознательному желанию следовать за Ибрагимом. Пора унять свою зависть и прекратить эту глупую гонку юнцов. Они выросли. Перед ними все чаще возникают серьезные проблемы, даже опасные. Взять хотя бы тот кредит на Фольксваген жук, что она оформила полгода назад. Перспектива не выплатить его – сродни смерти.

Она выросла. А во взрослой жизни не должно быть места низменным чувствам, ведь они должны строить мир и делать его лучше.

А потому Ева произнесла:

– Но ведь это правда. Бога можно объяснить наукой.

Чем вызвала озлобленные перешептывания и очередной толчок локтем от отца.

– Наука неспособна объяснить грандиозность Бога. Наука примитивна, – сказал один из пресвитеров.

– Сегодня, возможно, да, она примитивна. Но она развивается, и я не желаю этому противиться. Я хочу узнать Бога. По-настоящему узнать.

Ибрагим взглянул на нее и едва заметно улыбнулся.

Ева.

Ева сделала первый шаг и пересекла черту.

Стефания тоже потеряла желание спорить с Ибрагимом, чувствуя атмосферу через Еву. Они делили ощущения на двоих, а потому смирение Евы пробрало онемением в груди, а осознание привлекательности Ибрагима – трепетом в животе. Так, стоп! Она теперь что, тоже считает Ибрагима красивым? Стефания стряхнула с себя энергетические колебания Евы, пока не впала в безумие и не стала третьей в их игре в воздыхания. Иногда единый энергетический поток создает конкретные извращения.

– Пусть до объяснения Бога наукой нам далеко, но я чувствую, что это правильный путь. Также, как и чувствую, что изучить демонов, выслушать их, изучить их сторону – тоже правильно. И, когда это произойдет – когда Бог получит уравнение, объясняющее Его, мы обожествим науку, – заключил Ибрагим.

Стефания тяжело вздохнула. Она поняла мотивы Ибрагима. Он осознанно шел на договор с Дьяволом, экспериментируя в пределах собственной лаборатории. Ибрагим, как и Ева, и Стефания, и все остальные, кто был к этому готов, хотел перестать бояться темных сущностей, как древние люди боялись грома и ночь. Современная наука все больше давала ответы на самые необъяснимые феномены: левитация, телепортация, переселение душ. Чем больше человек заглядывал в микромир или за пределы галактики, тем меньше темных и загадочных пятен оставалось вокруг. И на фоне этого озарения многовековой страх перед созданиями тьмы казался анахронизмом. Демоны являлись такими же феноменами, как и гроза, и объяснение их происхождения, как и желаний, тоже должно подчиняться знакомым правилам.

– Ты осознаешь драгоценность сего дара, которым наделил демона? – вкрадчиво спросил Епископ.

– Да, Ваше Преосвященство! И готов взять на себя ответственность за любые поступки и слова сего демона, – не задумываясь, ответил Ибрагим.

– И в чем ты видишь цель его служения тебе?

– В защите экзорцистов от нечисти, Ваше Преосвященство.

– Демон никогда не пойдет на это добровольно, – фыркнул кто-то.

– Демон подвязан к тому, кто переродил его в этом мире. Он будет служить мне на взаимовыгодном договоре: ему – плоть, мне – защита.

Тела демона и его создателя неразрывно связывались. При гибели создателя – погибал и демон. Еще один закон мироздания, держащий взаимодействие двух противоположных миров в хрупком равновесии.

Еще целый час Собор Святого Иакова был свидетелем ожесточенных споров, прежде чем Епископ удалился с пресвитерами для обсуждения и принятия окончательного решения по поводу того, что делать в столь непростой ситуации.

Был объявлен перерыв. Священники постепенно покидали свои места, чтобы подкрепиться кексам и горячими напитками в холле. Ева со Стефанией немедленно направились к Ибрагиму, продолжающему нагло сидеть в своем кресле обвиняемого.

– Какой же ты нахал, а! – воскликнула Ева.

– Ибрагим, как ты мог нас предать? – подхватила Стефания.

– Эй! Это не предательство. Это помощь нам! – Ибрагим воздел руки в жесте невинного.

– Можешь прикидываться перед этими остолопами, сколько влезет. Меня не проведешь! – огрызнулась Ева.

– Как жаль! А я хотел провести тебя в ложу Оперного театра. К нам приехал австрийский хор на гастроли. Когда ты свободна?

– Что? Да как… Да ты… Да вообще… Вообще-то… Завтра. Я свободна завтра.

– Ева! – пихнула Стефания.

– Отлично. Заеду за тобой в четыре?

– Превосходно!

– Господи Иисусе… – Стефания тяжело выдохнула.

И стала натирать переносицу на манер дяди. С годами она все чаще повторяет этот жест за ним. Как же они должно быть достали его за всю свою жизнь, если Стефа трет-то всего раз десятый, а уже кажется, что конец света близок.

– Имя демона? Как его зовут? – спросила она устало.

Ибрагим уже вовсю перекидывался заигрывающими улыбками с Евой, та заигрывала не меньше.

– Ибрагим! – прикрикнула Стефания.

– Да-да. Корвукс Бельвиль…или Бельвью… Коркис… Корвикс Белькикс.

Из ушей Стефании повалил невидимый пар.

– Ты хочешь сказать, что ты не знаешь его имени?! – снова крикнула Стефания.

– Да откуда ж узнать-то? Там сам черт ногу сломит, что на этих древних византийских табличках написано! Куча палочек да черточек. То ли Ж это, то ли Д.

– Ибрагим! Это может быть очень древний демон!

– Успокойся. Его уже обследовал совет пресвитеров. Демон относительно молодой. Ему лет шестьсот-восемьсот.

– Виктора не было в совете.

– Что могу сказать? Он был собран экстренно, не все пресвитеры в него вошли.

– Попахивает заговором, – тихо произнесла Ева.

И тут Ибрагим напрягся. Дошло наконец.

– Как ты вообще его вызвал, не зная имени? – Стефания перешла на шепот после замечания Евы.

– Ну прочитал примерно, что было написано да и…

– Не сработало бы. Ты либо точно знаешь имя демона, либо … он ждал тебя. Он знал, кто и когда его вызовет, – прошептала Ева, опасливо оглядываясь по сторонам.

Брови Ибрагима все больше сближались, покуда он осознавал, что все это может быть чьей-то игрой.

– Откуда ты узнал, как пройти к неохраняемой каверне?

– Получил посылку … без обратного адреса…

– И тебя это не навело на мысли о том, что кто-то вовлекает тебя в игру?!

– Конечно, навело! Но когда к тебе приходит возможность заполучить собственного демона, ты согласишься, не задумываясь!

– Я бы задумалась!

– А я нет! Это ж как получить питомца! А ты знаешь, что у меня аллергия на шерсть!

Через два долгих часа ожидания двери в зал наконец открылись, и Епископ Штраус с советом пресвитеров вернулись на свои места. Девушки прочли решение совета по лицу Виктора.

Поскольку не существует процедуры обратного возврата демона туда, откуда он прибыл, Епископату пришлось принять решение о назначении наставника, который будет блюсти демона на протяжении всей жизни.

– Наставником становится совет пресвитеров под руководством Епископа, – зачитывал Штраус решение с листа.

Не сказать, что Ибрагим расстроился тем, что у него отобрали могущественную игрушку, ведь он навсегда останется истинным хранителем благополучия Корвукс Бельвиль… Бельвью… Корвикса Белькикса,поскольку связан с ним перерождением.

– Это самое лучшее, что могло быть сделано в данной ситуации, – объяснял Виктор девушкам в машине.

Водитель вез их обратно в особняк. Уже близился рассвет, сумерки постепенно отступали.

– Кто дал Ибрагиму имя демона? – задумчиво спросила Стефания. – Как он нашел каверну? Ведь эти места хорошо охраняются. Кто пустил его туда?

Виктор едва заметно улыбнулся, узрев в лицах дочерей глубокую озадаченность. Они уже бежали впереди него и пытались раскрыть сию тайну. Он гордился ими. Не зря он натирал переносицу тысячу раз – он воспитал их достойно.

– Без помощи сверху здесь не обошлось, – тихо подтвердил он догадки дочерей.

Черный лимузин Мерседес остановился на обочине перед старинными литыми воротами особняка.

– Заприте двери, включите сигнализацию.

– А ты не идешь? – спросила Ева, зевая.

– Мне нужно нанести деловой визит, – ответил Виктор.

Лимузин скрылся за поворотом. Спокойная жизнь, как и спокойные ночи остались в прошлом.

Девушки прошли по дорожке к спящему дому, как и наказал Виктор, проверили все двери и окна, включили сигнализацию. Они с грустью осознали, что человеческие способы защититься от преступников работали и в других случаях – защититься от демонов, что так легко теперь обретают плоть в этом мире.

Ева отправилась спать тотчас же в предвкушении скорого свидания с человеком, навлекшим огромную проблему на их существование. Вполне в духе Евы.

Стефания вышла на задний двор, чтобы проверить запертые ворота сада.

Терраса заднего входа вела в великолепный сад, скрывавший фасад особняка от городских зевак. Витиеватые дорожки, мини-лабиринты, тут и там вырастающие в ночи фонари подле деревянных скамеек. В саду росли разные деревья: рябина, черемуха, березы и даже каштаны. По осени сад превращался в набор акварелей. Кусты самшита, барбариса, ирги как младшие братья заполняли пустоту вокруг стволов, создавая плотные стены из ветвей, листьев и ягод. Здесь всегда было много птиц и грызунов. Эдакий клочок Эдема посреди жужжащего металлом города. Сердцевиной сада был бельведер в стиле барокко. Очень древний и перевезенный сюда из Италии прабабушкой, любящей отдыхать между сеансами в саду. Целые поколения Бертранов растили и облагораживали сад, каждый добавлял что-то от себя, оставляя свою частицу здесь навеки. Так Стефания любила представлять, что вот этот розовый куст посадила ее мама, а вон тот виноградник с ползущими по решетке лозами – работа отца. Они определенно оставили здесь свои отпечатки. Экзорцисты, как никто другие в мире, верят в то, что умершие никогда по-настоящему не покидают этот мир. Стефания не верила. Она знала.

Стефания направлялась по гравийной дорожке к задним воротам, когда слева потянуло каким-то теплом. Кто-то жжет костер? Какого размера он должен быть, чтобы почувствовать исходящий жар? Она посмотрела в сторону бельведера. Темнота. Нет пламени. Лишь тускло светящиеся садовые фонари. Но из тьмы бельведера на нее явно что-то смотрело.

До автоматизма отработанное движение кисти: медальон Святой Стефаниды на браслете прокрутился по цепочке и оказался зажатым в ладони, как оружие.

– Мученики Твои, Господи, за подвиги свои получили венцы нетленные от Тебя, Бога нашего; ибо они…

– Пожалуйста, не гони меня. Я не причиню тебя вреда.

Раздался приглушенный мужской голос из самой сердцевины тьмы бельведера.

– Покажись! – приказала Стефания.

Медальон по-прежнему зажат в ладони, готовый стать средоточием ее веры. Своеобразный религиозный пулемет.

От незнакомца исходили знакомые вибрации. Стефанию учили их различать с детства. Это был демон. Вот только все казалось странным. От него не пахло паленой плотью, да и колебания были более явными. Его присутствие ощущалось не столько на уровне энергий, сколько в реальности. Пульсирующая теплота, исходящая от него, была чем-то необычным, что демоны никогда не приносят с собой. И лишь когда демон сделал шаг вперед и вырвался из пут тьмы, Стефания поняла, что эти теплые вибрации исходили от его бьющегося сердца.

Человеческого.

– Кто ты такой? – выдохнула Стефания пораженная.

А сама уже прекрасно знала ответ, но так тяжело было его принять.

Мужчина сделал еще один шаг.

– Как ты сюда попал? – голос Стефании охрип.

Она вдруг поняла, что даже если позовет на помощь, Ева не успеет.

Еще один шаг.

– Не подходи ко мне! – отчаянный крик души в реальности прозвучал шепотом.

Страх сковывал Стефанию в тиски, она тонула в химико-биологических реакциях собственного организма, не в силах противостоять инстинкту, вкрапленному в гены. Кролик или лев, кролик или лев?

А мужчина все приближался. Он был огромным. Как исполинское чудище. Высокий и широкоплечий, и широкорукий и широконогий. Он мог раскрошить Стефанию в этих ладонях размером с ее голову. Толстая куртка с плотной ворсистой подкладкой еще больше раздувала его размеры, ноги настолько мощные, что могли влезть только в широкие солдатские брюки. Гладкая лысая голова сверкала от пота, крупные капли ловили крохотные огоньки фонарей и отражали обратно, заставляя синеватую кожу блестеть. Белые глаза с серыми радужками, почти прозрачными, делали его похожим на какого-то подземного гоминида, впервые оказавшегося на поверхности. А на лице демона была странная грузная маска с металлическими прожилками, закрывающая нос и рот.

Какого хрена? – хотелось кричать Стефании, но она была экзорцистом с правильно воспитанными манерами, а потому снова зашептала молитву:

– …ибо они, имея силу Твою, мучителей низложили, демонов сокрушили. По молитвам их, Господи…

– Отныне на меня это мало работает. Только нервы щекотит, – произнес его приглушенный маской голос.

Стефания услышала в нем смех.

И тут ее трудно контролируемый рефлекс страха наконец выбрал сторону льва. Над ней смеётся гребанный демон?!

Ни слова больше не вылетело с губ Стефании, вся ее молитва превратилась в силу мысли, которой она призывала свет.

Все вдруг остановилось. На мир упала плотная пелена, задерживающая звуки, как невидимое желе. Пищащие сигналы светофоров вдали, моторы автомобилей, пение просыпающихся птиц – все исчезло. Остались лишь они вдвоем в этой странной проекции мира, куда могли входить лишь очень сильные медиумы.

Демон медленно огляделся, а потом произнес:

– Неплохо…

Он окинул Стефанию подозрительным взглядом.

– Даже очень неплохо, – шепотом добавил он.

– Что тебе здесь нужно? – повторила Стефания.

Больше ее голос не дрожал, не сипел, и вообще между строк обещал убить.

Демон улыбнулся. А может, скорчил ей рожу. Она не знала наверняка, могла судить лишь по мимике глаз.

– Всего лишь хотел познакомиться.

– Пролезть на частную собственность и попытаться меня атаковать – так себе знакомство.

– Я не хотел вредить тебе.

Теперь уже Стефания скорчила гримасу ухмыляющегося скептика.

– Я хотел познакомиться со знаменитыми Бертранами. Проверить вашу силу и удостовериться, что она и впрямь велика.

– Удостоверился? А теперь пошел вон отсюда!

Очередная ухмылка.

Он начинал бесить. Хотя что еще умеют делать бесы, кроме того, чтобы бесить?

– Тебе невыносима мысль о том, что такие, как я, могут существовать наравне с такими, как ты, – произнес демон.

Он испытывал удовольствие, обнажая внутренние думы, ощущения и страхи экзорциста.

И ничем не удивил Стефанию.

Они всегда пользовались этим приемом на сеансах, а Стефания была отлично обучена эту спесь с них сбивать.

– Ты никогда не будешь равным нам. Ты всю свою жизнь будешь в положении раба у ненавистных тобой церковников. Они будут помыкать тобой, как дьявольским псом, а ты будешь слизывать дерьмо с их подошв!

Вокруг демона забурлили потоки ярости. А нехрен Стефанию бесить! Скажи спасибо, что еще не запустила в тебя садовым гномом!

Вся затея Ибрагима больше не казалась захватывающим приключением. Изучить демонов? Как это делать, если они пробираются к тебе ночью и пытаются убить? Может, все они дружно ошиблись? Может, да ну их всех пусть сидят во тьме? Может, все -таки зря Еву назвали Евой?!

– Ты довольно высокомерна в своих суждениях, не находишь? – прошипело адово создание.

– А ты довольно наивен, если полагаешь, что обрел свободу. Церковь тебя не отпустит! Ты будешь служить довольно посредственным личностям. Ровно таким, какие создали тебя с этим изъяном, – Стефания указала на его маску. – Что пошло не так во время процедуры? Он запнулся? Забыл слова? Чихнул? Поэтому ты переродился с этим пороком, который не позволяет тебе нормально дышать?

Демон прищурился в гневе.

– Скажи, какое задание тебе уже дали? – Стефания продолжала давить. – Дай угадаю. Сопроводить экзорциста на процедуру, на которой он расщепит твоего брата в пыль? Каково это – знать, что ты предатель собственной семьи? Каково это – наблюдать за уничтожением тебе подобных?

– Ты переоцениваешь связи между демонами. Мы далеко не одна счастливая семья. Тебя разве заботит судьба незнакомого человека, совершившего ограбление банка и павшего жертвой собственной глупости, когда полиция его расстреляла?

Стефания нахмурилась.

– Да. Мне жаль его заблудшую душу.

– В этом и вся разница между нами: демонам нет дела до неудач соседей по планете.

– Да. В этом и вся разница между людьми и демонами. И именно поэтому ты им стал.

Больше никаких ухмылок. Ярость чуть побурлила в нем и тоже успокоилась. Стефания нажала на больную точку и даже удивилась, увидев синие волны отчаяния. Они проступили всего на долю секунды из его груди, как взмах воздушной ленты, а потом снова спрятались.

Демонами не рождаются. Демонами становятся. Алчные ненавидящие преступные души людей приобретают противоположную полярность – результат боли и страданий, которые они нанесли другим. Они отправляются в определенное для них пространство для продолжения своего существования, наполненного тем же объемом боли и страданий, которые они задолжали этому миру.

Все должно быть в равновесии.

Никто до конца не был уверен в том, что ад существовал. Также как и рай. Но место томления душ существовало определенно. Некий бульон, как называла его Ева, откуда доставали по одному. Продолжая логику законов мироздания, можно сделать вывод, что бульоны тоже были разной полярности, и какой из них слаще – в этом-то и состояла разница между вечным наказанием и вечной наградой.

– Не такие уж мы с тобой и разные, Стефания, – произнес наконец демон.

А потом сделал еще один шаг и приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Стефания обалдела от такой наглости и снова сконцентрировалась, выпуская из себя энергию, которая выстроила между ними стену.

Но демон лишь снова ухмыльнулся, как будто она сделала все, чтобы доказать его правоту.

– Эта энергия, – с этими словами он потрогал отвердевший между ними воздух, через который он не мог пробиться. – Только посмотри на нее. Разве не видишь?

Стефания нахмурилась.

– Она не светится. Она лишь останавливает меня. Как кирпичная стена.

– Вообще-то так и задумано, придурок!

Снова ухмылка.

– Экзорцист управляет светом, – прошептал демон. – А эта энергия, – он указал пальцем на невидимую стену, – одной полярности со мной.

Стефанию окатило холодной волной и она едва не потеряла хватку, но вовремя спохватилась и не отпустила концентрацию.

– До встречи, Стефания Бертран.

Гравий захрустел под его ногами, а Стефания так и стояла ошеломленная. А потом вдруг поддалась отчаянию и крикнула ему вслед:

– Это ты?

Демон обернулся.

– Ты меня ждешь?

Демон стоял, не шелохнувшись. Не отвечая. Не ухмыляясь. Просто смотря на нее как бесстрастный ученый, ведущий наблюдение.

Стефания собрала собственные синие ленты отчаяния обратно в клубок и спрятала в груди.

– Я хотела сказать, мусор у ворот захвати, – крикнула она ему, сделав вид, что все сказано и сделано согласно плана.

Демон злобно хлопнул железной калиткой.

Но мусорный мешок забрал.

5. Чай, печенье и демон в библиотеке

А.Эйнштейн о научно открываемом Боге: «Вы находите удивительным, что я говорю о познаваемости как о чуде или о вечной загадке. Априори, следует ожидать хаотического мира, который невозможно познать с помощью мышления. Этот мир лишь в той мере подчинен закону, в какой мы можем упорядочить его своим разумом. Это было бы упорядочение, подобное алфавитному упорядочению слов какого-нибудь языка. Напротив, упорядочение, вносимое, например, ньютоновской теорией гравитации, носит совсем иной характер. Хотя аксиомы этой теории и созданы человеком, успех этого предприятия предполагает существенную упорядоченность объективного мира, ожидать которую априори у нас нет никаких оснований. В этом и состоит «чудо», и чем дальше развиваются наши знания, тем волшебнее оно становится».

Стефания спустилась с лестницы и вприпрыжку поскакала в кухню.

– Доброе утро, Роза!

– Здравствуй, ягненок.

Домработница, ставшая для семьи Бертранов поваром, няней и вообще частью семьи, ласково обняла Стефанию.

– М-я-я-я-котки! – пропела Стефания, щупая пухлые руки Розы.

Женщина рассмеялась. Это была плотного телосложения итальянка пятидесяти лет, всегда пахнущая базиликом, или розмарином, или корицей. Прямо как ходячий шкаф со специями. В детстве Ева и Стефания считали ее волшебницей, потому что одним своим присутствием она обозначала настроение дня: ленивые деньки пахли горячими апельсиновыми кексами, дни чтения и самообучения – садовыми клубникам в желе, а семейные вечера всегда наполнены коричными яблоками в шарлотке. Розу, будучи сиротой, определили работать к Бертранам, когда ей едва исполнилось двенадцать лет. Она знавала даже прадедов Евы и Стефании, часто рассказывала нелепые бытовые истории из их жизней, чтобы разбить нимб величия вокруг тех знаменитых голов. В конце концов, даже борцы с демонами – всего лишь люди, которым не чужды низменные потребности. Роза так и не обзавелась собственной семьей, но нашла свой покой в этом старинном особняке, где часто происходит необъяснимое, а Розу всегда оберегают.

– Вот, отнеси гостю в библиотеку.

С этими словами Роза передала девушке серебряный поднос с ручками, на котором стоял изящный чайный сервиз с перламутровыми розами.

Стефания взяла в рот зеленое яблоко, вгрызлась поглубже, чтобы не упало, и взяла в руки поднос. От вида домашних имбирными печенек Розы текли слюни, и Стефании не терпелось самой позавтракать. Но долг зовет. Практически каждое утро дядя Виктор традиционно принимал гостей в гостиной библиотеки, ставшей официальным местом приема. Это могли быть другие пресвитеры, священники из далеких приходов и даже заграничные дипломаты. У Виктора были хорошие друзья. Стефания любила их компанию, они всегда приносили интересные новости, сдобренные капелькой мудрости.

Но едва Стефания зашла в библиотеку, как у нее пропал дар речи.

Посреди библиотеки стоял тот демон из сада и нагло разглядывал помещение.

«Какого черта!» – хотелось ей крикнуть, но в руках был поднос, а во рту – чертово яблоко.

Демон же обернулся на ее звуки и приветственно помахал.

«Ты совсем страх потерял?»

Чертово яблоко.

Стефания подошла к демону с подносом, атакуя его брызгами гнева из глаз. Но демон не умел разговаривать глазами, а потому вытащил фрукт изо рта Стефании. Длинная слюна растянулась между ртом и яблоком и смачно плюхнулась прямо в цветастую чашку для гостя.

Но Стефания даже не заметила этого и, получив способность вербально уничтожать противника, тут же ею воспользовалась:

– Какого черта? Ты совсем страх потерял? – высказала она все, что хотела.

– О, а вот и мой чай. Благодарю.

Глаза девушки округлились.

– Так это я тебе чай несу?! – ее голос перешел на писк.

– С двумя кубиками сахара, будь душкой.

– Да пошел ты! Сам нальешь!

Под заутробный гогот демона Стефания резко поставила поднос на журнальный столик.

Демон вел себя по-хозяйски, как будто здесь его ждали тридцать лет. И пусть при свете дня он уже не казался огромной бледной саламандрой с пустыми глазищами, но его наглое хихиканье бесило не на шутку.

В библиотеку вошел дядя Виктор.

– Стефания, доброе утро. Предложи гостю чай.

Демон ликовал. Стефания метала в него мысленные молнии.

– Мне нравится Эрл Грэй, – тихо произнес демон.

– Будешь пить, что дают. Понял?

С этими словами Стефания стала разливать чай по чашкам и по характерному запаху поняла, что в чайнике заварен Эрл Грей.

– Твой дядя любезно поинтересовался, – объяснил демон.

И это была последняя капля.

Стефания развернулась к дяде, копающемуся в кипах бумаг на рабочем столе, и истерично завопила:

– Какого черта этот черт здесь делает?!

– Следите за языком, юная леди! – тут же среагировал дядя.

– Какого черта этот черт здесь делает?! – завопила Ева, появившаяся в дверях библиотеки.

Виктор закатил глаза. Растить двух дочерей в одиночку – вот настоящий ад.

Разумеется, о ночном визите нелюдя в их особняк стало известно в ту же секунду, как демон покинул сад. Дядя был оповещен тотчас же, и уж чего-чего, а найти здесь этого ночного маньяка утром посреди викторианской гостиной их безопасного дома, девушки никак не ожидали.

– Так, Ева, живо в кухню, помоги Розе приготовить завтрак! А ты! Обслужи гостя чаем, пока я ищу Хартию Милошича! И я не желаю слышать ни единого вопроса от вас! Или я уже потерял значимость в ваших глазах и вы перестали мне доверять?

Последнюю фразу Виктор произнес с такой интенсивной мимикой, намекающей на скрытую информацию между строк, что его подглазничный нерв зацепился за мышцу и вызвал тик.

Ева покинула библиотеку, злостно стуча каблуками по кафелю. Виктор завернул за угол и пропал между трехметровыми шкафами, забитыми книгами. Стефания стояла посреди библиотеки, обиженно сложив руки на груди. А демон довольно попивал чай из цветастой чашечки, в котором плавала ее слюна.

– Великолепно, не правда ли? – произнес он, смачно почмокивая. – Мы с тобой почти поцеловались.

– Обойдешься без печенек! – с этими словами она переставила тарелку подальше от него, а потом добавила, – Ты не нравишься Люциферу!

Демон нахмурился и ответил:

– Довольно опрометчивое замечание.

– Я про кота! Ты сел в его кресло!

Черный кот все это время сидел в соседнем антикварном кресле за журнальным столиком и с любопытством разглядывал незнакомца.

– Хочешь поспорить? – вдруг произнес демон.

А потом взял Люсика. У Стефании остановилось сердце. Она тут же представила себе все, что могло сотворить с бедным животным исчадие ада. Странным образом Люсик сидел на руках исчадия ада, даже не шелохнувшись, а потом и вовсе растянул свои лапы на его плечо.

– Кошки любят тепло. В аду тепло. Я теплый, – объяснял демон.

Стефания подпрыгнула к демону и сорвала с него Люцифера, который чихать хотел на разборки этих вертикальных людей и убежал на кухню к Розе. Она никогда не вовлекала его в семейные междоусобицы, а лишь баловала лакомствами – делала все то, для чего коты были созданы.

Демон продолжал сосать чай через трубочку, просунутую в отверстие маски между металлическими деталями. Виктор продолжал ковыряться где-то в залежах книжных шкафов, настолько глубоких, что где-нибудь посреди стеллажей можно было отыскать проход в параллельный мир.

На фоне причмокивающих звуков и свистящей трубочки (этот гад еще и пузыри пускал!) гнев Стефании постепенно исчезал, и она смогла снова превратиться в достойного представителя семейства Бертранов.

– Ибрагим сказал, тебя зовут Корвукс Бельвиль… Бельвью… Коркис… Корвикс …

– Корвинус. Можешь звать меня Корвинус.

– Буду звать тебя Корф. Это имя больше подходит для раба.

– Как скажешь, Степашка.

И снова гнев начал подпалять кончики ушей, угрожая потерять достоинство Бертранов.

– Что ты имела в виду, когда спросила, не я ли тебя жду? – поинтересовался Корф.

Стефанию тут же бросило в жар, как если бы ее застали на месте преступления. Она тут же кинулась в защитную атаку.

– Не твое… чертово дело! – воскликнула она.

А потом резко развернулась на сто восемьдесят градусов и яростно затопала каблуками в сторону двери. Но потом также резко развернулась на сто восемьдесят градусов и яростно протопала обратно.

– А что? Что тебе известно об этом? – спросила она, сложив руки на груди, как бы нехотя, как бы ей это не надо.

Корф задумчиво пускал пузыри в чай. Стефания поняла, что так он его остужал, потому что из-за маски не мог на него подуть.

– Я мог бы тебе помочь, если бы имел больше информации, – ответил он.

Стефания вспыхнула.

– Больше информации? Помочь мне? Да кто ты такой вообще? Думаешь я настолько идиотка, чтобы посвящать демона в свои дела?!

Стефания снова резко развернулась на сто восемьдесят градусов и с желанием разбить мраморную плитку застучала каблуками к двери.

Корф продолжал остужать чай. Стук каблуков Стефании раздавался все дальше где-то за стенами библиотеки. А потом стук снова начал набирать громкость, пока Стефания не оказалась перед ним вновь.

– Ну допустим я расскажу тебе. Как ты сможешь мне помочь?

– Мы с тобой как две стороны одной медали: каждая видит лишь одну перспективу. Ты видишь свет, я вижу тьму. Ответ обязательно найдется если не на этой, то на обратной стороне.

– Так это был не ты?

Корф нахмурился.

– Ты не посещал меня? – спросила Стефания тихо.

Корф хотел было отшутиться и поиграть на ее нервах, они у нее как струны на расстроенной балалайке, но ее взгляд что-то пробудил внутри, какое-то искреннее желание помочь и успокоить, а потому он ответил честно:

– До вчерашнего вечера нет.

Из-за шкафов наконец-то появился дядя Виктор с древним свитком в защитном чехле.

– Нашел! Пресвитер Джованни будет счастлив! – произнес он.

А потом взглядом приказал девушке покинуть библиотеку. Та и не стала спорить. Посиделки с демонами вообще не ее хобби. Как только она вышла из библиотеки, тут же врезалась в сестру.

– Что происходит? – спросила та с глазами, полными тревоги.

– Понятия не имею!

– Невидимый дозор?

– Невидимый дозор!

Они затаились на лестнице, прячась между мраморными балясинами, как в детстве. Изгиб лестницы позволял затеряться между фигурными столбиками и незаметно подслушивать все, что произносилось в библиотеке. Это место называлось «невидимым дозором» и позволяло им с детства заниматься шпионажем, потому что отец отчего-то думал, что будущим экзорцистам нельзя узнавать все и сразу, а то и некоторые вещи нельзя знать вовсе. Ну что за глупость?

На кухне Роза гремела посудой, ее несмолкающее радио передавало новости на итальянском ла-ла-ла, как будто специально создавало помехи, в которых терялись перешептывания в библиотеке.

Вскоре дядя Виктор провожал гостя к дверям в главном холле. Взгляд Корфа остановился на лестнице. Он был озадачен. Виктор уже знал, что найдет там, и развернулся.

– Вы же понимаете, что вам больше не шесть лет, вы выросли и увеличились в размере. Вы физически не можете спрятать ваши взрослые тела за балясинами. Это просто невозможно, – произнес он медленным суровым тоном.

Правило «невидимого дозора» №4: не выдавать позицию до тех пор, пока до конца не удостоверишься, что противник тебя засек.

– Мне кажется, он берет нас на понт.

– Пытается вытащить хитростью.

– Предлагаю, еще посидеть.

– Сто пудов.

Женские тела, торчащие из-за белых столбов, перешептывались так, что эхо разносило их слова по всему холлу. Их даже подпольные мыши слышали.

Виктор снова закатил глаза.

– Передайте мои приветствия пресвитеру Джованни. И мы ждем вас сегодня к ужину, – вежливо произнес Виктор.

– Благодарю. До свидания, – попрощался Корф.

А потом крикнул за спину Виктора:

– До вечера, леди.

Входная дверь хлопнула. Едва Виктор отвернулся от двери, как перед ним уже стояли две озлобленные леди. Виктор вскрикнул и схватился за сердце. Но они не проявили ни капельки милосердия.

– Что значит «до вечера, леди»? – яростно выплюнула светловолосая леди.

Это означало, что в семь вечера Корф сидел напротив сестер за обеденным столом Бертранов и медленно жевал картофель по-деревенски под озлобленные женские взгляды.

Пресвитер Джованни сидел за одним концом стола, Виктор – за другим, как будто специально хотели сидеть подальше от эпицентра землетрясения.

– Кто-то помог демону выбраться, – объяснил Виктор этим днем. – Среди экзорцистов есть заговорщики с непонятными намерениями. Они хотят воспользоваться демоном для не богоугодных целей. И мы должны выяснить, каких.

– Но зачем его к нам в дом тащить? – не понимала Ева.

– Держи друзей при себе, а врагов еще ближе, – ответила Стефания за дядю.

– Корвинуса де Борна поместили под прямой надзор пресвитера Джованни на первое время. Это огромная удача, потому что Джованни мой старый друг, он поможет нам расколоть демона, разузнать скрытые мотивы заговора, – сказал Виктор.

– Может статься так, что этот Кортекс-Шмортекс и сам не знает, чего от него хотят. Ибрагим тоже не может объяснить, откуда он получил его имя, – сказала Ева.

– Да он просто врет тебе!

Ева посмотрела на сестру взглядом, обвиняющим в предательстве.

– Ибрагим может и тупой, но врать мне никогда не станет! Я знаю его!

– А то, что он собирался вызвать Кортекса-Шмортекса, ты знала?

– Это не ложь!

– А что тогда?

– Недоговорка! Это не считается!

– Ева, я поверить не могу, что собираюсь просить тебя об этом, но пути Господни неисповедимы, и коли ты такая… какая есть и все сложилось так… как есть, тебе нужно разузнать у Ибрагима побольше, – произнес Виктор, скрипя зубами.

Неожиданно либеральные взгляды Евы на поведение женщин могло сыграть на руку в расследовании, и Виктор мог только разводить руками, прославляя замыслы Божьи. Неспроста Ева такая, как она есть. Неспроста Корвинус де Борн был определен под первичное шефство к его старому другу. Неспроста и разумная Стефания всегда под рукой.

– Значит ли это, что мне дозволено иногда не ночевать дома? – Ева не будет Евой, если не воспользуется выпавшим шансом.

Виктор сильно растирал переносицу, как будто хотел раздавить столетний и уже окаменевший прыщ.

– Господи, дай мне сил, – пробубнил он под нос. – Дочь моя, делай все, что посчитаешь нужным. Я доверяю тебе. Но хочу напомнить, что истинная красота женщины в ее непорочности и добродетели…

– Добродетель-шмобродетель! Я помню. Я прочитала все три миллиона книг об этом в женской семинарии.

– Стефания, ты самый хладнокровный и рассудительный человек в нашей семье, поэтому к тебе лишь одна просьба – поступай здраво и блюди сестру, – напутствовал Виктор.

И вот план начал претворяться в жизнь, и пресвитер Джованни трапезничал сейчас в семье Бертранов со своим новым подопечным.

– Твой рецепт запеченного картофеля, Роза, это просто языческая магия! Что же ты делаешь с нами, Роза? – хихикал Джованни.

Они с Розой были примерно одного года рождения, к тому же оба родились в Италии, а потому часто становились собеседниками на долгие вечера в особняке Бертранов.

– Это просто базилик да масло в старой печи! – смущенно хихикала Роза в ответ.

Она выпекала картофель в углях старой печи, которой пользовались уже с десяток поколений Бертранов. Как-то раз в ней чуть не зажарили незаметно пробравшуюся внутрь Еву. Можете представить теперь размер каменного прыща на переносице Виктора.

– Овощи и вправду восхитительны, Роза, – поддержал Корф.

– Серьезно, в чем твоя проблема? – тут же бросила Ева.

– Ева! – одернул Виктор.

В столовой снова стихло. Раз в пятидесятый уже за этот вечер. Каждый раз, когда Корф что-то произносил, это не оставалось без агрессивного внимания сестер.

– Я имела в виду маску! – Ева закатила глаза. – Я всего лишь хочу узнать, что у него под маской.

– Ты же не обсуждаешь с инвалидами их увечья? Почему же… ох, Корвинус, прошу прощения, я…

– Все в порядке, Виктор, – успокоил демон, а потом взглянул на Стефанию и добавил, – во мне действительно есть порок.

Стефания так и застыла. Неужели никто не слышит угроз в его речи, кроме нее? Он же вот тут прямо перед ними клянется распотрошить их, как только они уснут!

– При процедуре взращения демона в каверне могут происходить ошибки. Это неточная наука, мы ведь не занимаемся этим на постоянной основе, тут мы непрофессионалы, – разговор перехватил Джованни. – И поэтому иногда демон получает телесную оболочку с изъянами. Например, без каких-либо конечностей.

– А у тебя все конечности на месте? – спросила Ева.

Обе сестры прыснули со смеху.

– Ева! – грозно крикнул Виктор.

Сестры тут же утихли.

– Прости, пап.

– Прости, дядя. Это чистой воды любопытство, почему изъян случился именно с дыхательной системой, – тоненьким голоском промямлил невинный ягненок Стефания.

– Его же Ибрагим взрастил. Это было бы отсутствием мужской солидарности, если бы он нечаянно создал его без…

– Ева!

Очередной гневный окрик отца и очередные смешки девушек. Стефания услышала уже знакомый грудный перекатистый гогот Корфа. Он едва слышно смеялся вместе с ними. Ну серьезно! Ну он же просто маньяк!

– Стефания, может, у тебя есть какие-то уместные вопросы? – угрожающе произнес дядя.

То бишь пристойные – призывали его глаза, сурово приказывающие ей вспомнить о разговоре днем. Том разговоре, в котором он призывал ее действовать мудро, в отличие от сестры.

Стефания легонько кивнула. Она помнила.

– Ты обрёл тело и… – сглотнула Стефания, – скажи… ты испугался, когда пукнул в первый раз?

Ева прыснула со смеху. Причем уже абсолютно откровенно и не стесняясь. Стефания хихикала в ладонь, даже Джованни пришлось прикрыть лицо пирожком.

Корф тоже хмыкнул. А потом понял, что эта маска, которую он считает проклятьем, служит ему отличную службу в этом безумном особняке Бертранов.

– Стефа! – яростно закричал дядя. – Обе! Вон из-за стола!

Стулья заскрипели, хохочущие девушки бросились прочь из столовой под едва слышимый гогот демона.

Вечером на телефон Стефании пришло сообщение: «Нет. Не испугался. Понял, что соскучился по этому делу».

6. Под тебя не копают

Лестница дьявола – математический алгоритм, прогнозирующий нарастание возбуждения нейронов в мозгу серийного убийцы в геометрической прогрессии до пика – следующего убийства.

Все не то. Как же это раздражает.

Уже неделю он не может найти ее. Ту единственную, что станет его следующей женой. Он искал ее везде: в соседних ресторанах, в университетских городках и ночных клубах. Теперь вот уличное кафе на набережной.

Он подрабатывал баристой в другом кафе неподалеку. Это место – отличные охотничьи угодья. Он мог наблюдать за толпами, выискивать в них избранную, и самое главное – оставаться незаметным.

Набережная протягивалась на три с лишним километра, всегда запружена туристами и жителями. Он уже был здесь прежде. Четыре года назад. В его деле главное не засиживаться, менять места пребывания хотя бы каждые два года. Он же не хочет запустить молву о новом серийном убийце.

С огромным количеством открытых источников информации глупо полагать, что сами серийные убийцы не прочтут всего того, чего о них пишут. Следователи, психиатры, простые жители и даже поклонники. Да. У него бы тоже были свои фанаты, коллекционирующие предметы с мест преступлений, посылающие ему письма в тюрьму в надежде получить заветный ответ на вопрос «Почему ты такой?». Он был удивлен размахом закрытых торговых площадок в интернете, на которых продают портреты авторства маньяков, типа Уэйна Гейси²⁰ и Чарльза Мэнсона²¹, пряди волос Артура Шоукросса²² и Доротеи Пуэнте²³, рубашка Элмо-Патрика Сонье²⁴, визитная карточка Уильяма Марвуда²⁵, даже бритва Эда Гейна²⁶, при помощи которой он создавал изделия из человеческой кожи. И после этого коллекционеры не считают себя маньяками?

Много противоречий он находил в подобном чтиве, но не мог остановиться изучать дальше. С каждой прочтенной статьей какого-нибудь психолога-криминалиста он словно познавал себя, как человек, читающий гороскоп. Вот только гороскоп не напишет вам «лишен сочувствия к чужим страданиям, циничен, изворотлив, не распознает невербальное общение, низкий уровень интеллектуального развития, слабая половая конституция». И с таким же удовольствием, с каким человек находит сходства в описании своего знака гороскопа с самим собой, он продолжал вчитываться в работы неизвестных ему ученых, которые заведомо знали о нем все.

Это захватывало.

При помощи работ тех же выдающихся ученых умов он смог проанализировать истоки своей сути. Серийные убийцы, как созревший плод, выросший на удобренной почве. В естественных условиях он не вырастет. Лишь в благоприятной среде, где роль минералов берут на себя жестокость и насилие в семье. Зачастую это люди, вышедшие из семей, где доминирующая роль закреплена за матерью-тираном, а отец оттеснен на периферию воспитательного процесса и вмешивается в него лишь изредка, в основном ради телесного насилия.

Сквозь призму этого факта почти молитвенные причитания матери о том, что ее никто не любит, что он разочаровывает ее, что он стал причиной ее хвори с самого рождения, ведь она потеряла столько крови, столько здоровья ради того, чтобы подарить ему жизнь, вдруг обрели невероятно четкую форму, как озарение, сошедшее на невежду.

«Ты обязан мне всем! Ты должен любить меня больше. Это не твой отец рожал тебя в боли! Как ты можешь так поступать со мной после того, как я вынесла тебя под сердцем и принесла в этот мир?»

Манипулируя им, она навеки привязывала сына к себе посредством чувства долга перед ней. Отцу было не в силу тягаться с природным даром женщины рожать, а потому он отдалялся в свой кроличий амбар. Желая хоть как-то заполучить внимание отца, сын пытался добиться его похвалы через единственное, с чем отец ассоциировался – забоем животных. Каждый раз, когда он правильно ломал глотки кроликам или рубил их головы тесаком, он получал долгожданное похлопывание по плечу, затягивая на своей шее петлю жестокости.

Двенадцатилетний Эрик Смит задушил соседского кота садовым шлангом; его простили, посчитав это невинной шалостью. Год спустя он жестоко убил четырехлетнего Деррика Робби.

А.Сальво, по прозвищу «бостонский душитель» в детстве закрывал собак в картонные коробки и затем стрелял по ним из лука навылет.

Э.Кемпер убивший 8 женщин, в том числе свою мать, еще ребенком отлавливал кошек и отрезал им головы.

Дэвид Берковиц застрелил соседскую собаку породы лабрадор. Вскоре после этого он убил из ружья 13 человек в Нью-Йорке²⁷.

Он пошел по их пути, когда достиг пубертатного периода. Оказалось, что самоутвердиться – почувствовать себя достойным человеком посреди всех этих презрительных плевков со стороны отца и вечных обвинений матери – можно через слабых животных, которые не могут дать сдачи. Пусть он не сильнее своих сверстников, а в школе не блистает оценками, но он может утвердить себя, подчинив слабого, заставив хотя бы его признать свою силу. После кроликов он перешел на бродячих кошек. За ними никто не присматривал – раздолье для развлечений. А после того, как он понял, что это так легко сошло ему с рук, он перешел на соседских собак. Полиция осталась равнодушной к завываниям госпожи Мендозо, господина Сарапова, семьи Мешковиц, чьих собак он зарезал тесаком с кроличьей фермы отца, ведь у полиции есть дела гораздо важнее – там людей убивают в сотнях незакрытых дел, ждущих своего часа на пыльных полках. Времени на собак точно нет. Связать убийство животного с прогрессирующей психопатией, в конце которой ждет убийство человека, у полицейских тоже времени не было. Понятие «профилактика преступлений» они вообще не знали либо считали это обязанностью учителей по ОБЖ.

А далее он расправился с двумя бомжами. Это тоже было легко. Ведь и до них, как до тех же собак, полиции нет дела. Они не видели разницы между убийством вонючей собаки и вонючим бомжом. Странным образом он тоже не увидел разницы. Тесак одинаково легко входил в мохнатое тело и в гладкое.

А однажды он поймал себя на мысли о том, что ощущения стали притупляться. Уже не было той степени удовлетворения, как в первый раз. Не видел он достаточного признания его достоинства в глазах жертв, и тогда он захотел им рассказать, почему он лучше их.

Готовился он долго. Почти два года. Фантазировал, планировал, обшивал стены подвала того самого первого дома. Элеонора стала первой женой, и тогда он осознал, что до этого момента все делал неправильно. Вот оно, что ему нужно! Единение с человеком, который выслушает, согласиться, одобрит… похвалит… Как же этого не хватало! Какое же это превосходное чувство – знать, что ты нужен, что тебя любят, что человек готов подарить тебе свое время и внимание без всяких обязательств и условий. Она пробыла в его подвале почти девять месяцев. Не все они были гладкими, оно и понятно, но результат того стоил. К тому же, он заботился о ней, кормил, купал, одевал, накачав ее снотворным. А потом в одну из ее истерик, которые жутко его нервировали, он дал ей оплеуху. Прям такую, какой отец награждал его за то и за это. И вдруг почувствовал возбуждение.

Новая ступень на лестнице дьявола открыла прогрессию психопатии: эрекция при виде существа, корчащегося в боли. Прошло еще немного времени, когда он открыл, что эрекция обретает логический конец при виде существа, корчащегося в предсмертной агонии.

Ночь, мешок, лопата.

С того дня почти десять лет назад мало что изменилось в алгоритме действий. Разве что время ускорялось да отточенность манёвров появилась. Время вообще безжалостно: с каждым разом чувство удовлетворенности все короче, все тусклее. Но он не задумывался над будущим. Жил сегодня и сейчас, часто пребывая в метафизических размышлениях, где строил собственную реальность, в которой не было осуждения со стороны следователей, ученых, жителей и поклонников. Они принимали его таким, какой он есть, одобряли, хвалили…

Ему нравилось находиться в том параллельном измерении, хотя он и понимал, что оно нереально. Но в какой-то момент стал задаваться вопросом, а что реально? Почему мир в его голове не может быть такой же реальностью, как и эта? В конце концов, кто это решает?

Миловидная официантка принесла кофе и лимонную слойку.

Как ответ на его вопрос.

Воздушная копна кудрявых волос, горячий кофе, аромат выпечки – они решают. В том мире ощущения совсем иные. И тогда он снова возвращался на землю, осознавая, что здесь он всего лишь преступник, ведомый психопатией.

Благодаря чтению тех научных работ о серийных убийцах, он смог ее понять, разобрать до атомов, узреть корни ее древа. Но смог ли осознать, что она порочна? Смог ли осознать, что это неправильно? Захотел ли измениться?

Ответом служило все то же избитое описание: мозг аморалиста демонстрирует недоразвитость префронтальной коры, которая влечет за собой слабый контроль за лимбической системой, генерирующей базовые эмоции вроде гнева, отсутствие самоконтроля и возникновение психопатии. Этого ему было достаточно, чтобы сделать вывод о том, что не по его воле он стал тем, кем стал. Его таким сделали. Эта правда так легко вписалась в его мировосприятие, вставила последние элементы мозаики в паззл, что он решил забыть о той части статьи, в которой говорилось, что органические особенности мозга – это не единственное, что формирует личность серийного убийцы, и что этому существует лечение, надо лишь прийти и попросить о помощи.

Он не верил в то, что все это может прекратиться, если он сам так повелит. Гораздо приятнее верить в то, что им движет нечто более таинственное, некие потусторонние силы, которые простыми законами физики не описать. Он верил в свою избранность. И какой человек откажется от этого привилегированного ореола?

Миловидная официантка принесла чек. Он снова осмотрел ее с ног до головы, задержал взор на волосах, но с грустью осознал, что это тоже не она. Не тот цвет.

Где же ты? Где? Моя единственная, моя избранная…

Мимо прошла пара девушек. Красивые. И очень живые. В них столько света, что впервые борьба может продлиться дольше обычного, а это означало бы больше историй, большая глубина отношений. Это мог бы быть выдающийся брак.

Но они держались за руки и он понимал, что мужчине в их светлом мире места нет. А жаль. Одна из них точно с картины сошла – брюнетка с бледной кожей, худенькая, миниатюрная, кажущаяся ранимой и хрупкой.

Кофе приятно горчил, лимон добавлял пикантности вкусу, день снова грозил стать безрезультатным. Это расстраивало, потому что Мария определенно настроилась полностью отдаться тьме. Она продолжала молчать и больше не реагировала ни на его рассказы, ни на его прикосновения любви. К тому же при осмотре этим днем он обнаружил в ранах на спине застоявшийся гной. Критическая стадия началась, и он больше не мог к ней прикоснуться.

Расстройство постепенно перерастало в панику, что он не сможет найти подходящую жену до того момента, как Мария покинет его. Ему претила мысль оставаться одним. Даже не так. Он ее страшился. Как наркоман, подсевший на дозу.

Где же ты? Где? Моя единственная, моя избранная…

Август жарил последними деньками, осень чувствовалась в его дыхании и красках, с моря дул знакомый северный ветер, заставляющий кутаться в анорак. Как и тьму, холод он не любил. В холод земля твердая, копать сложнее. И это еще один аргумент в пользу скорейшего заключения нового брака.

За соседний столик присела она. Наконец-то! Прямо как послание небес на его долгие молитвы. А небес ли? Впервые он задумался, кому он служит больше, свету или тьме? Наверное сразу обеим сторонам, потому что видит в этой двойственности сакральную основу всего мира. Свет и тьма повязаны в вечное противостояние, как и жизнь и смерть, жизнь и разложение. Одно без другого теряет свое определение, теряет свою суть. Так и он без призраков гонящей матери и сварливого отца перестал бы быть тем, кем он являлся сейчас. Подумать только, всего-то одно изменение в уравнении, и серийного убийцы бы не было…

Так что остановимся на этом: он здесь и служит миру.

Первый взгляд как бы ненароком. Она отвечает улыбкой. Он опускает глаза, как бы, стесняясь, не желая вторгаться в ее мир, выказывая уважение ее выбору одиночества.

Второй взгляд настойчивее. Она снова улыбается и зазывно опускает глаза.

Кокетство замечено и он принимает ее приглашение в свой мир. Она ли это?

Чашка кофе и лимонная слойка перекочевали за соседний столик.

– В Риме теперь говорят окрестовом походе в защиту веры. А вы что об этом думаете, отче?

– Конечно, оно бы неплохо; если бы можно было взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих истребить до последнего, тогда удалось бы, пожалуй, и отстоять учение о любви к ближнему.

Станислав Лем «Звездные дневники Ийона Тихого»

Солнечные лучи пробивались через тяжелые портьеры в гостиную библиотеки, а августовский ветерок заполнял помещение уличной свежестью, вопреки запрету отца открывать здесь окна. Виктор отделил библиотеку от гостиной стеной, чтобы создать герметичное помещение с современной системой кондиционирования, контролирующей температуру, влажность и освещение. Античный пергамент и древняя кожа требовали определенных условий хранения. Документы выносились из библиотеки в читальню, являющейся одновременно и гостиной, и автобусом, в котором запрещено открывать окна.

Но читальня была единственным местом в особняке с огромными французскими окнами во всю стену, а потому в отсутствие отца все эти древние пергаменты становились жертвами романтичных воздыхающих натур, которые тайком открывали окна, и ныряли в эту викторианскую обстановку с книжными шкафами из вишневого дерева, антикварными диванами и бесконечным садом, наполняющим весь натюрморт задорным пением птиц и разноперыми запахами.

Ибрагим вошел в библиотеку и застал сестер посреди груды старинных книг и свитков.

– Что-нибудь нашли? – спросил он.

А потом сел в свободное кресло и принялся листать еще нетронутый сестрами справочник по демонам.

– Вы же понимаете, что не существует единого списка демонов, – сказал он.

– Иногда они оказываются полезными, – ответила Стефания.

– Может, нам повезет, и Кортекс-Шмортекс где-то записан, – подхватила Ева.

– А у тебя какие новости? – спросила Стефания.

– Нашел торговца одного турецкого реликвариума, через которого проходит большое количество артефактов с византийскими надписями. Жду звонка от посредника из Стамбула, – ответил Ибрагим.

Ибрагим заинтересовался теорией Бертранов о заговоре в церковных кулуарах и теперь активно помогал распутывать клубок, пытаясь разыскать истоки той загадочной таблички, что появилась у него на столе, как почтовое отправление из Стамбула с целой инструкцией о том, как попасть в неизвестную Церкви каверну в пещерах горного хребта в трехстах километрах от города.

– Тот, кто прислал тебе это все, знал, что ты клюнешь. Потому что ты молод и ты всегда интересовался демонами, не с целью их изгнать, а с целью изучить. Этот человек очень хорошо тебя знает. Подумай, кто это может быть, – сказал Виктор в тот день.

Это мог быть, кто угодно. Ибрагим никогда не стеснялся своих взглядов, да он даже диссертацию защищал на тему влияния темной материи на равновесие, где с пеной у рта доказывал, что демоны нам нужны, как воздух, потому что это – единственные существа, способные переходить из мира людей в ад. Другой вопрос, конечно, состоял в том, кто вообще из живых захочет попасть в ад, но это уже неважно. Доказательства аксиомы должны работать в двух направлениях.

– Вот. Нашла какого-то Корнелиуса де Борна, – читала Ева древний латинский текст. – Правитель Перигорда, владелец замка Отфор, рыцарь и трубадур. Спроси-ка у него, он случайно не трубадур?

Стефания взяла телефон в руки и стала набирать сообщение. Ибрагим округлил глаза.

– Вы что, с ним переписываетесь?!

– Ага. Он сам добавил ее в мессенджере, – ответила Ева. – А еще я почти уверена, что он завел себе Инстаграм. Вот только профиль закрыт. Есть, кто может его взломать?

Ибрагим почесал подбородок.

– Да, есть один друг. Но откуда он вообще достал твой номер?

– Наверное у центра бесплатных медицинских осмотров, – ответила Стефания, уверенная, что если есть в мире добросердечные люди, заботящиеся о ее здоровье и звонящие ей каждый день с целью пригласить на бесплатную диагностику, то есть и другие добросердечные люди, которые всем этим центрам бесплатного чего-нибудь сливают ее номер телефона. Очень даже может быть, что последними как раз-таки управляет Сатана.

– Но это странно, что вы так просто ему пишите, – сказал Ибрагим.

Ева задумалась.

– Он прав, – произнесла она. – Спроси у него так, чтобы он не понял, что мы под него копаем.

Стефания кивнула и продолжила набирать:

– Привет. Как дела? Скажи, пожалуйста, в прошлой жизни ты был трубадуром? P.S. мы под тебя не копаем.

– Вы же понимаете, что он может наплести вам все, что угодно, – сказал Ибрагим.

Конечно понимали, но разузнать о жизни демона тоже необходимо. Фактически они воюют с неизвестным врагом, который в отличие от них знает даже код открытия «1234» на задних воротах их сада. К тому же, если демон настроится на битву, то неплохо бы знать его слабости, ведь молитва изгнания на него больше не действует. Он получил свое собственное тело, и изгнать его оттуда может только смерть. Им необходимо накопать на него как можно больше информации, и для этого все инструменты хорошо. А Инстаграм дык вообще мощнейший информатор современности.

Кортекс-Шмортекс набирает сообщение…

– Он что-то пишет! – воскликнула Стефания.

А потом прочла ответ:

– Нет. Но я точно помню, что был женским трубочистом.

– Ха! А он с тобой флиртует, – сказала Ева.

– Что? Фу! Нет! – резко бросила Стефания.

Ева кивала головой. Ибрагим тоже.

Телефон завибрировал.

– Зачем вы под меня копаете? – прочитала Стефания.

А потом замотала головой.

– Ну что за идиот?

И написала: «Читай первое сообщение после P.S.»

– А как вообще происходят роды демона? – спросила Ева у Ибрагима.

– Да все, как в учебнике. Я пришел туда и вытащил его оттуда.

С минуту девушки ждали продолжения.

– Не особо красноречивый ты бард, – сказала Ева.

– Да что вам еще сказать? Приходишь ты, значит, в каверну, ну и… вытаскиваешь его оттуда.

Ева раздраженно закатила глаза.

А вечером Корф снова посетил особняк Бертранов, возвращая в библиотеку древние книги, что ходили между Виктором и Джованни.

– Слушай, а как происходит перерождение в каверне? – спросила Ева.

Корф пожал своими громадными плечами и ответил:

– Да ничего сложного. Ибрагим просто пришел туда и вытащил …

– …тебя оттуда! Да мы поняли! Господи, да вы оба невыносимые! – Ева воздела руки к потолку.

– Ну а что тут добавить? Ты проходила это в семинарии, – Ибрагим уже полулежал с полурастегнутой рубашкой на полудиване, проштудировав за последние шесть часов два сборника по демонологии.

Растрепанная Ева сидела на полу возле него и прокручивала пергаментный свиток, надев хлопковые перчатки для работы с хрупким материалом, поедая вишневый пирог прямо в этих же перчатках.

– Теория это одно, а практика – совсем иное. Давай колись, – произнесла Ева с забитым пирогом ртом.

– Ну заходишь ты в эту пещеру, находишь каверну, поверь, это не сложно. Экзорцист поймет, куда идти. Опускаешь в эту смолу часть плоти, концентрируешь энергию и вуала! Дэмон! – указал Ибрагим на лысого амбала посреди читальни.

Корф осмотрел всех троих, а потом легким кивком поклонился.

Стефания сидела в кресле, и вид у нее был не лучше остальных после целого дня, проведенного за изучением исторических книг. Но после услышанного встрепенулась и заговорила:

– Погоди, что ты сделал? Плоть опустил?

– Ну да. В инструкции было написано опустить человеческую органику, из которой путем деления клеток вырастит плоть.

– И что ты туда погрузил? – с опаской спросила Ева.

На что Ибрагим показал свою ладонь.

Девушки вскрикнули.

– Палец?! Ты отрезал свой палец?!

– Не весь палец! Всего лишь одну фалангу!

Девушки только сейчас заметили перетянутый повязкой телесного цвета мизинец Ибрагима.

– Черт, да ты больной на голову! Ты отрезал себе фалангу! О чем ты думал? – Ева взорвалась и вскочила с пола.

– Нехилая такая фаланга вымахала, – прокомментировала Стефания, оглядывая Корфа с головы до ног.

– Да расслабься! Это же мой палец, а не твой! – воскликнул Ибрагим на истерику Евы.

– Вот именно!

– Ага! Значит-таки завидуешь!

– Да ни капли!

– А вот и да!

– Нет!

– А вот и завидуешь!

– Ты придурок! Нигде не написано, что надо опускать плоть, достаточно ногтя или обрезки волос….

– В инструкции было четко написано…

– Кем написана эта инструкция? Неизвестным, который прислал тебе неопознанную посылку?

– Посылку, содержащую древнюю табличку с именем демона и маршрут до каверны! Почему бы мне не поверить тому, что написано в инструкции, если этот неизвестный так отчаянно стремился привести сюда Корфа?

– Да над тобой просто поглумились!

– Не очень-то он похож на шутку!

С этими словами Ибрагим вскочил с дивана и указал на громилу Корфа.

– Вы ведь понимаете, что вы только что сообщили демону, что мы пытаемся тайно раскрыть заговор, в котором он, возможно, участвует? – устало спросила Стефания.

– Корф, скажи ей! Скажи, что плоть необходима! – Ибрагим не слышал Стефанию, он вообще рядом с Евой редко слышал рассудок и чужой, и собственный. Он был охвачен желанием доказать свою правоту.

– М-м-м-м… – протянул Корф.

Ибрагим развернулся к нему и выпучил глаза.

– Нет! – выдохнул он.

– Я же говорила, – пела Ева.

– Прости, брат, я не хотел тебя расстраивать, – пробубнил Корф в маску, сострадательно хмуря брови.

– Но как же так?!

– Достаточно даже капли крови. Нужна всего лишь одна цепочка ДНК…

– Но ведь я подарил тебе свое яйцо!

– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! – тут уже завопили обе сестры.

Ибрагим закрыл лицо руками и упал в кресло.

– Я хотел взрастить идеального демона, с идеальным телом, такого неотразимого и красивого, чтобы все засматривались!

Корф гордо выпрямил осанку.

– И подумал, – продолжал Ибрагим, – что все дело в качестве плоти… и чтобы у него везде сформировалось все, как надо… я положил туда еще и свое левое яичко…

В гостиной наступило долгое молчание. Светофор далеко за окнами пропищал два пешеходных перехода в сорок секунд.

– Это официально: Ибрагим, ты болван, – Стефания первой прервала молчание.

– Так это что, я из мужского яйца сделан? – опасливо спросил демон.

– Ой, а кто не сделан? – парировала Ева.

– Кто? – не понимал Корф.

– Парень, продолжай изучать биологию, – отмахнулась Ева от глупых вопросов.

– То есть ты намеренно поехал в клинику, попросил отрезать тебе яйцо и положить его в пакет, чтоб потом отвезти его в пещеру? Кто из врачей на это пошел? – удивилась Стефания.

– Уф, это турецко-сирийская граница, там людей похищают на органы. Поверь, отрезать просящему парню яйцо – это для них как утренняя пробежка! – Ибрагим рывком встал с дивана и нервно зашагал из стороны в сторону.

Еве стало его жалко. Поначалу хотелось, конечно, попрыгать на его неудаче, мол, «а я говорила! а ты без меня идиотские поступки совершаешь!». Но потом она поняла, что это подло. Каким бы образом он это ни сделал, а Ибрагим навсегда останется единственным из них всех, кто не сдрейфил целого демона притащить в наш мир.

– Ну и ладно. Подумаешь яйцо. Есть же второе! – произнесла она.

Ибрагим тут же обернулся, глаза вспыхнули счастьем, на лице растянулась улыбка.

– Ты ж наверняка себе самое большое оставил? – говорила Ева, стараясь звучать непринужденно.

Эдакие будничные разговоры в доме Бертранов, кто какое яйцо себе отрезал, чтобы демона родить.

– Да! Самое красивое оставил! – гордо объявил Ибрагим.

– Ну и отлично. А ты посмотри на него, – она указала на Корфа. – Это вот такой двухметровый амбал из маленького яичка вышел. Ведь так?

Ева сверкнула глазами в сторону Корфа, тот заикнувшись, подтвердил:

– Да. Очень мощное яйцо.

– И это еще из малыша получилось. Представь, кто бы из большого вырос! – подхватила Стефания на бессловесную мольбу сестры.

– Да ладно вам! – засмущался Ибрагим. – Там еще и фаланга же…

Ева схватила Ибрагима под руку и увела на ужин в кухню, куда Роза уже вовсю манила обитателей особняка ароматом деревенского рататуя.

Стефания осталась наедине с Корфом и лишь через минуту осознала это. Он развернулся к ней, казалось, с каким-то требованием, на что она сразу ответила:

– Мы не копаем под тебя.

– А кого же тогда ищите в этих сборниках?

– Соседей.

– Что?

– Ну она так стремно песни орет, что я подумала, а не служит ли она дьяволу?

– Если тебе интересна моя прошлая жизнь, ты можешь спросить у меня напрямую, – сказал Корф.

Стефания наконец встала и приняла из его рук бумажный пакет с книгами, который он держал все это время. Наверняка даже и представить не мог, какие открытия его сегодня ждут в доме Бертранов, пока вез книги от Джованни. Например, что здесь находится штаб управления по раскрытию заговора или что он сделан из яйца.

Стефания положила книги на стол дяди. Французские окна по-прежнему были открыты и впускали столько солнечного света, сколько могли на закате. Скоро придет дядя и надает им всем по шее, если учует острый запах самшита на обивке антикварных диванов рококо.

– Ты же можешь наврать, – ответила Стефания.

Она отошла к распахнутому окну и оперлась спиной о раму, демонстрируя желание все же поболтать немного с демоном. Такое вот ежедневное рутинное занятие экзорциста.

– А ты испытай меня, – ответил он и тоже оперся на противоположную створку окна.

При свете дня демон не казался тем страшным чудовищем, каким она увидела его в их первую встречу. Он был ростом чуть меньше двух метров, широкого телосложения и очень мускулистым. Ибрагим постарался на славу взрастить в этом теле все то, чем сам не обладал. Концентрация мыслей – явление непредсказуемое, так и вылезет какое-нибудь потаенное желание или сокровенный страх, который прячешь от всего мира, но который не в силах спрятать от самого себя.

Глаза у демона вовсе не красные и не белые, как потом ей снилось, а зеленые с вкраплениями теплой карамели с нормальным человеческим зрачком, а не как у огнедышащей ящерицы. Но на процедуре взращивания действительно произошла ошибка, которая не только создала порок в его дыхательной системе, но и лишила волос. Он был не только лысым, у него не было бровей и ресниц. Скорее всего, все тело было лишено волосяного покрова. Интересно, чего еще лишил этого беднягу бестолочь Ибрагим? Селезенки? Пальцев на ногах? Копчика? И как бы все это незаметно проверить? И значит ли его безволосость, что яйца у Ибрагима тоже лысые?

Корф всегда ходил в одной и той же одежде: мешковатых штанах, черной футболке и коричневой замшевой куртке на плотном ворсистом подкладе, от которой еще больше увеличивался в объеме. Но в целом казался нормальным парнем, если такого можно встретить в зале, напичканного качками.

– Хорошо. Кем ты был? – Стефания решилась провести допрос.

– Вассалом. Служил сеньору Гаскону де Монкада.

– Где ты жил?

– В виконтстве Беарна под Пиренеями.

– Как ты умер?

– По-моему, это была дизентерия.

– Почему ты стал демоном?

– Я участвовал в Седьмом крестовом походе.

– Оу…

Стефания запнулась. Религиозные войны всегда были темным пятном в истории Церкви. Смысл Бога извратили настолько, что его именем стали вершить самые жестокие преступления, которые только могут быть совершены человеком: пытки, изнасилования, убийства всех без милосердия к детям, женщинам и старикам. Господь явно не был рад свидетельствовать миллионы смертей в течение четырехсот лет за право обладать его Гробом. И хотелось бы сказать, что мы переросли тот этап мракобесия, но религиозные экстремисты на Ближнем Востоке продолжали доказывать, что есть еще порох в пороховницах фанатизма.

– Да… многие из участников Крестовых походов стали демонами, – тихо произнес Корф.

– А как это происходит? – тоже тихо спросила Стефания.

Также как и взращение демона в каверне, она знала теорию, но услышать от того, кто пережил это, было совсем иначе, нежели прочитать в книге.

– Очень просто. Наступает момент, когда к тебе приходит это знание, и отныне ты понимаешь, что теперь ты демон, – ответил Корф задумчиво.

Было видно, как воспоминания унесли его в тот момент перерождения. Серые ленты угрюмой грусти закружили вокруг него, но Стефания сделала вид, что не замечала их.

– Но ты ведь сам виноват, что стал им.

– Я и не спорю. Но я не хотел совершать тех преступлений… вернее…кажется, что не хотел…все очень сложно. Все это очень запутанно. Когда к тебе приходит ордонанс с подписью самого короля и бригадир заявляет, что ты должен отправиться на войну, ты идешь. Так было принято. Это правило, по которому мы жили, и никто не противился ему. Мы бросали наши виноградники, льняные поля и шли на войну.

Стефания задержала дыхание, проникая в жизнь Корвинуса. Экзорцисты – это ведь современные барды, которые любят истории, они ими живут.

– Там в моменты сражений, я не понимал, что делал что-то неправильно. Даже не задумывался над этим. У нас была цель, был приказ, и мы его выполняли. Мы не слышали приказов вроде «убить всех жителей», мы слышали приказ «занять город». И за всей этой словесной занавесью мы не видели людей. По крайней мере, не все из нас. Мы заняли Дамиетту, удерживали пару дней. Тогда до меня начал доходить смысл сотворенного, тогда я впервые заметил кровь на моих руках и меня поразило, что я не помню, кому она принадлежит. Ночью я почти не спал. Не из-за болезни. Из-за криков. Солдаты мародерствовали. Это неотъемлемая часть войны. Так мне казалось, понимаешь? Мне казалось все это абсолютно нормальным, потому что все вокруг твердили, что таков мир, таковы законы, иной жизни просто нет. А потом мы стали терпеть поражение одно за другим. Сначала разлился Нил и запер нас в этом проклятом городе на шесть месяцев. Шесть долгих месяцев грабежей и насилия, голода и болезней. Мы провалили наступление на Каир – нас атаковали мамлюки. А потом Луи решил идти на Эль-Мансур, что изначально было обречено на провал: мы были истощены. Нас разбили при Фарискуре.

Корф тяжело вдохнул.

– Мы попали в плен, остальных убили. Пару дней назад уже из книг я узнал конец истории: королева Маргарита спасла своего мужа, а вместе с ним еще двенадцать тысяч военнопленных за огромный выкуп. Но я домой не вернулся. Мне кажется, я умер в плену, не дождавшись помощи…

Наступило долгое молчание. Стефания наконец сделала вдох. Было видно, что на этом откровения Корфа о своей прошлой жизни закончены. Но этого уже было достаточно, чтобы понять, что либо он ее дурит, либо он нетипичный демон. Как профессионалу ей предстояло разложить эту историю на кирпичики и узреть в ней не только истину, но и слабости демона, которыми можно манипулировать. Но почему-то ей казалось, что в том поубавилось желания.

– Я сотворил много зла, но не все из того осознавал. А когда осознал, то было уже поздно. Грех был совершен, душа – проклята, знание о том, что я демон – получено.

– А когда ты это понял? В какой момент?

– Когда умер. Вернее, я думаю, что тот момент осознания, это был момент смерти… момент перехода. Ко мне просто пришло это знание и все. Я понял, что совершил чудовищные ошибки, будто прозрел. А потом стал видеть их, переживать снова, и снова, и снова…

Корф глубоко вдохнул.

– Странным образом я помню только все плохое из прошлой жизни. Помню каждый прокол мечом каждого мужчины, женщины, ребенка, собаки. Помню каждый удар, что наносил жене и детям. Помню, как перерезал глотки коровам, овцам, свиньям. Помню каждый крик, каждую слезу, каждую обиду, что нанес живым. Я могу их сосчитать. Все это. Могу сосчитать и назвать тебе цифру… Хочешь услышать ее?

Стефания перестала слышать задорное пение птиц. Весь мир сжался до размера самых нормальных неящеричных зрачков, сверливших ее насквозь. Зрачков пусть и человеческих, но с нечеловеческим страданием, прячущимся за ними.

А разве такое возможно? Разве демон может страдать?

– Но самое страшное то, что я не помню ничего хорошего. Я знаю, что испытывал радость, счастье, удовольствие, потому что знаю, как оно чувствуется. Но я не помню ничего из этого: ни событий, ни людей, ни сами ощущения – как будто кто-то стер это все специально, оставив мне лишь воспоминания о боли, о зле, о гневе. И всякий раз, когда я об этом думаю, я понимаю, что это неправильно. Ведь так не должно быть?

Стефания замотала головой.

– Нет. Не должно, – тихо произнесла она.

– И в этот момент я думаю о Боге. Мне кажется, это он забрал мои счастливые воспоминания, оставив лишь бесконечное раскаяние. Невыносимое. Терзающее. Такое тяжелое и такое неизбежное. Именно это делает нас демонами. Мы отчаянно стремимся попасть в этот мир, чтобы обрести второй шанс. Чтобы обрести хорошие воспоминания. Добрые. Наполненные любовью и счастьем. Я очень устал от страшных картинок, Стефа. Я хочу побольше хороших.

– Прости, Корф, я бы очень хотела тебе поверить, но это идет вразрез со всем тем, что я вижу на процедурах. Демоны, наполненные яростью настолько огромной, что они не щадят даже маленьких детей и ломают им позвоночники. Нет там раскаяния.

– Я повторю тебе то, что сказал в первую встречу: не все мы одинаковые. Не все готовы использовать честные способы заработать Божью Благодать. Иногда кажется, что нужно рвать и метать, кричать в этой агонии, причинять боль другим, чтобы завладеть этим шансом на еще одну жизнь. Агония заставляет онкобольных людей прыгать из окон, разряжать дробь себе в голову. Никогда не знаешь, как поведешь себя, когда боль – это все, что есть в твоем мире. Мы были людьми. Такими же, как и ты. Просто мы совершили ошибки и получили по заслугам. Не все люди готовы раскаяться, также как и не все они готовы вообще прощения попросить. Демоны такие же. Есть среди них те, кто готов раскаяться и ступить на сложный тернистый путь к всепрощению, но вы же у нас эту возможность отобрали.

– Мы?! – удивилась Стефания.

– Вы засекретили знание о кавернах – единственном способе для демонов выйти в этот мир и замолить свои грехи. У них нет выхода оттуда, где они томятся, вы все запечатали.

– Если это знание попадет в зловредные руки…

– Ты говоришь как твои престарелые предшественники. Но ты ведь не такая.

– Ты меня не знаешь!

– Знаю достаточно, чтобы понять, что такие, как ты, Ева и Ибрагим – вы можете стать поворотным моментом в истории экзорцизма. Вы можете открыть нам возможность исправиться.

– Так что, ты хочешь сказать, что ты белый и пушистый и ты просто хочешь искупить вину?

– Искупить вину… Как много смысла прячется в двух словах. Это ведь не так легко, как кажется. Я не могу вернуть к жизни тех существ, у которых эти жизни отнял. Что же можно совершить такого, что засчитается как перекрывающим тот грех? Нет, здесь все сложнее. Это не игра в карты, где старшая бьет младшую. Я физически не смогу умереть столько раз, сколько жизней отнял. Эта игра сложнее, и никто не знает ее правил, потому что измерить боль невозможно, у каждого она своя, как и размер раскаяния.

– Так почему ты здесь? Кто тебя привел?

– Я не знаю.

– С трудом верю столь начитанному демону.

– Я знаю лишь то, что мне открыли. Кто это решает – припиши это еще к одному правилу игры.

– Позволь объясню тебе, как я это вижу. Ты знаешь и помнишь лишь то, что во власти тьмы. Ты – демон. Твоя суть принадлежит миру с полярностью, противоположной свету. То, что ты видишь свои самые злостные воспоминания, говорит лишь о том, что свету до тебя не пробиться. Это не Бог заставил тебя забыть обо всем хорошем. Это твоя суть. Таков закон. Закон не переступить. И пока ты демон, хороших картинок ты не вспомнишь, размер раскаяния достаточного для прощения – не познаешь.

Корф смотрел на Стефанию, не моргая, словно желал поверить в то, что она говорит на полном серьезе, приговаривая его к вечным мукам.

– Тогда что же мне делать, Стефания? Что делать демону, который хочет искупить грехи?

У нее не было ответа. До этого момента она даже и не подозревала, что те чудовища, с которыми она воюет в спальнях, на самом деле могут оказаться белыми и пушистыми котятами, залезшими в грех по своей глупости. Возможно ли это? Или все же Корф ее дурит? Или он сам не до конца осознает, что своей сути ему не изменить по одному лишь хотению?

– А возможно ли это вообще? Я имею в виду, скольких демонов ты знаешь, которым удалось заполучить Божью Благодать?

– Я не знаю ни одного. Но мне кажется, что я прав. Я знаю, что это возможно. В моей голове в какой-то ее части лежит это знание, Бог его вручил каждому демону, каждой грешной душе, вот только спрятал его, чтобы я сам его нашел и вспомнил.

Оба замолчали, наблюдая за растущими тенями в саду. Сумерки медленно усыпляли жизнь: закрывали цветы, успокаивали птиц, зажигали первые уличные фонари. На смену дню приходила ночь, свет уступал место тьме, и в этом тоже был закон мироздания. Стефания никогда не задумывалась над тем, что темная сущность может легко стать светлой, и сейчас задавалась вопросом почему. Почему она не пришла к этому раньше? Ведь если человек может менять свою полярность на минус, то значит и демон может сменить ее на плюс. Вот только так резко все это контрастировало с тем, чему ее обучали, чему она сама была свидетелем. Нередко демоны в момент изгнания творили жуткие вещи, казалось, что каждый из них – заправский палач и мастер пыток. Если верить Корфу, то есть среди массы безжалостных чудовищ те, кто одумался, кто увидел свою ошибку, признал ее и добровольно повернулся к свету. Как их распознать?

– Ну так что? Поверишь в мой рассказ? – спросил Корф.

– Очень похоже на правду, – произнесла она.

Они шли к дверям, когда Стефанию вдруг обуяло настойчивое желание поделиться с ним своим секретом, раз уж был с ней откровенен этим днем.

– У меня есть визитер.

Корф нахмурился, а потом сообразил.

– Тот, что ждет тебя?

– Нет. Он говорит мне о ком-то, кто меня ждет.

– Ты его видела?

– Нет. Он быстро исчезает.

– Как давно?

– Уже полгода.

Корф задумчиво кивнул.

– Полгода и до сих пор не объявился… Это слабая энергия. Кем бы он ни был, душой или демоном, он молод. Но все равно, раз уж я, как ты выразилась, на правах раба у вас, зови, поговорим с этим призраком.

Стефания хмыкнула. Но совесть все-таки кольнула. Тем более после того, как они узнали сегодня, что бедняга вылеплен из яйца. Из снега лепили, из теста, из глины этих демонов²⁸, но из яиц впервые.

А потом Корф ушел.

Мир снова наполнился яркими красками и звуками августовского сада, сумерки вдруг перестали так явно довлеть над миром вокруг. Но отныне в теплых переливах карамели неящеричных глаз Стефания всегда будет видеть толику скорби.

7. Когда слышишь дыхание смерти.

Танатомикробиом («танатос» – с греч. «смерть») – бактерии, живущие в теле человека после смерти.

После смерти бактерии из кишечника добираются до органов за 58 часов, таким образом, изучая танатомикробиом трупа можно определить его время смерти в точности до трех дней в пределах двухмесячного периода.

Августовский дождь избивал палатку криминалистов яростными хлестаниями, пару раз даже, объединившись со шквалистым ветром, угрожал ее снести. Тут на холме старинный форт, которому насчитывалось уже больше пятисот лет, был открыт всем ветрам. Идеальное расположение для видимости, но ужасное для обитания человека. Пятьсот лет назад от такой погоды только огромные каменные блоки форта и могли защитить. Теперь же от него мало, что осталось: восточная стена, обрывки фундамента, одинокая бойница. Подземные помещения сохранились лучше того, что было наверху, беспощадно избиваемое ураганом. Именно благодаря хорошо сохранившимся подземным казематам и удалось обнаружить скелеты.

Археологи работали внутри темниц, пытались раскопать заваленный временем туннель побега и уже грезили про захватывающую историю о том, как свобода заставляла людей идти на выдающиеся ухищрения, вроде размягчения глинистой породы водой и соскребания слоев ложками, как вдруг прямо в этот туннель на беднягу упала рука скелета. Сказать, что он был озадачен, недостаточно. Он потерял сознание от страха прямо там, в узком туннеле. Благо его достали коллеги.

По закону были вызваны криминалисты, которые безжалостно разбили мечты археологов о том, что это древние остатки строителей форта, потому что скелет был свежим. Если так вообще можно говорить про набор костей. По крайней мере, скелет был моложе строителей на полтысячи лет. Он принадлежал нашей эпохе.

Детектив Габдулла Амран заскочил в палатку и тут же был остановлен суровым окриком хозяйки:

– Дождевик прочь! Работаю с порошком! – нагло объявила эксперт.

Ей на вид лет пятнадцать, а гонора больше, чем у начальника отделения полиции. Ростом не больше полтора метра, остриженная почти в ноль, а тот сантиметровый пушок, что торчал из черепа, высвечен перекисью до белизны. Она сверлила Габдуллу пристальным взглядом сквозь толстые линзы очков, пока он не подчинился приказу и не снял дождевик. Убедившись, что образцам не угрожает полоумный полицай, девчонка вернулась к костям. Она нежно обмахивала кость кистью с черным порошком, другие кости – белым, тут же сбоку на розовой бумаге еще одна кость уже подвергалась какому-то химическому расщеплению, одновременно с этим эксперт вносила записи в ноутбук, задавала значения алгоритмам и получала автоматически выстроенные графики.

Ладно. Хотя бы потому что девчонка знает свое дело, он не будет гнать на нее.

– Раскопали еще два метра вокруг захоронения, больше скелетов нет. Что скажешь? – спросил детектив.

– Много не скажу. Детально копнуть смогу только в лаборатории. Но уже сейчас понятно, что это женские скелеты, – сказала картавая девчонка.

А еще гнусавая и шепелявая.

Да откуда ж столько гонора?!

– С чего ты взяла?

– Хотите проверить мои знания и опыт, детектив? Я что, подозреваемая в преступлении «хреновый специалист»? Хотите заковать меня в наручники лоха?

– Я просто поинтересовался…

– Не надо интересоваться тем, что вас не интересует. Мне же неинтересно, где вы покупаете этот дурацкий блокнот в дурацкой обложке из кожзама, когда существует айпэд с приложением «notes».

Позади нее за столом сидели два офицера, которые едва заметно хихикнули в ответ на картаво-гнусаво-шепелявую лекцию.

А Габдулла так и застыл с блокнотом в дурацкой обложке из кожзама, очарованный этим существом, всего пару месяцев проработавшим в отделении и уже ставившим заядлых копов на колени перед собой. Потому что те двое хихикающих над ним ничем лучше него не были. По спинам видно, как они напряжены рядом с этой бритоголовой птичкой-невеличкой, издающей причудливые звуки.

– Мне просто хотелось узнать… я просто подумал, что… ну это же…

– Я просто вижу, что это женщины. Ок?

– Ок.

Габдулла даже не заметил, как стоял перед ней ровно по струнке. Девчонка снова повернулась к нему спиной и вернулась к костям.

А потом вдруг заговорила и очаровала детектива пуще прежнего. Она говорила с ним на одном языке, но дефектные звуки придавали некий шарм всей ее внешности, и уже через пять минут ее монолога, она казалась совершенной. Все в ней так, как надо.

Она рассказала о том, что не всегда можно различить между собой мужской и женский скелеты, но наблюдательным и опытным экспертам это дается легче. У женщин шире тазовая часть, что обуславливается функцией деторождения. У мужчин указательные пальцы короче безымянного, а ключицы длиннее и изогнутее женских, как будто весь плечевой пояс размашистее для физической нагрузки. Особенно долго рассказывала про череп: у женщин он легче, ровнее, в то время как у мужчин более квадратная челюсть, отчетливый бугор на затылке, выпирающие надбровные дуги.

Все это Амран уже знал. Девчонка была права: на опыте начинаешь различать пол людей даже по радиальному углу изогнутости бедренных костей. А он в полиции проработал без малого уже тридцать лет.

И да. Он хотел ее проверить. И да. Она проверку прошла.

– Как тебя зовут?

– Шафран, – выплюнула девчонка.

– Иншаллах.

– И не говори. Родители будто приговорили к дефектам этим именем, – смиренно выплюнула птичка, в имени которой встретились абсолютно все согласные, которые она не могла произнести.

– Можно звать тебя Шеф?

– Хм, – девчонка развернулась и бесцеремонно оглядела детектива с ног до головы.

А потом прищурилась, измеряя градус удовольствия, и произнесла:

– Так меня еще никто не называл. Договорились! А ты неплохой чувак.

Габдулла всегда верил в то, что лучше найти к человеку подход, используя уважение, несмотря на изъяны в физиологии, странности во вкусах и в поведении, хотя это нелегко, а в брутальной атмосфере отделения полиции практически невозможно. Что доказывали удивленные взгляды его коллег за спиной полутораметрового Шефа.

Пикнул компьютер.

– Готов ферментный анализ! Конечно, в лабораторию бы поскорее со всем этим богатством, – сказала Шеф, обведя руками скелеты, – но давай-ка глянем.

Она села на пол и стала изучать непонятные графики, согнувшись в три погибели перед ноутбуком. Было видно, что она обожала свою профессию. Энтузиазм из нее так и пер. И этим Амран обожал современную молодежь: такую решительную, амбициозную, нескованную условностями.

Габдулла же подошел к небольшому раскладному столу, за которым работали остальные два офицера. Он кивнул им, видя, что они уже в перчатках разбирали остатки одежды.

– Документов нет, украшений тоже. Лучше всего сохранились трусы, виден ярлык, и это вся информация, которую отсюда можно выудить.

– Скелеты лежат тут от двух до трех лет, за это время все, что могло навести на след, разложилось. Наша крошка-эксперт сообщила…

– Называй ее Шеф, видишь же, нравится девчонке, – тихо вставил Амран.

Офицеры закатили глаза, но продолжили:

– Шеф не нашла явных признаков увечий на костях. Причина смерти не установлена.

Габдулла устало вздохнул. Еще один мертвяк, но на этот раз большего масштаба. Перед ними лежали три неопознанных скелета. Нечасто приходилось находить массовое захоронение, групповые убийства в статистике занимают одни из последних мест.

Вдруг сзади раздался восторженный возглас:

– Ребята, кажись, испробуем игрушку!

Полицейские обернулись.

А полутораметровый Шеф уже доставала огромный черный чемодан, грубо спихнув с него куртки офицеров.

Ну полная оторва.

Мужчины бросились ей помогать, потому что чемодан был такого размера, что Шефа в него саму засунуть можно. Пока полицейские собирали под ее руководством квадрокоптер, Шеф объясняла:

– Это тема моей диссертации. Работаем над ней с ребятам из политеха.

– Что за тема?

– Для чего нам дрон?

– А для чего тебе мозги?

Офицер закатил глаза и обиженно уставился на Габдуллу, мол, и еще вот этой потакать в ее желаниях? Габдулла лишь сочувственно пожал плечами.

– Подскажу: мозги тебе для того, чтобы думать. А дроны – для того, чтобы летать.

– А это что?

– Насадка с инфракрасной видеокамерой. Осторожно цепляй! Вот так, в гнездо. Прикольно, да?

Полицейским было около сорока, но оба с интересом наблюдали за инженерным чудом, и каждый, разумеется, втайне ото всех мечтал этим чудом поуправлять.

Вдвоем они прикрепили шесть пропеллеров, динамик, прожектор, оптическую и термальную камеру, хором воздыхая по характеристикам, описываемым Шефом:

– 4К сенсор для захвата видимого света, семь интеллектуальных режимов полета, автоматическая корректировка траектории, аккумуляторная батарея на восемь часов интенсивных полетов, прожектор на 2400 люмен – бьет на тридцать метров, бортовая иллюминация, джипиэс. Малыш может летать ночью и даже в туман, сам прилетит на базу для подзарядки. Одного такого малыша инженеры в политехе готовят для саперов – приделали роботизированную руку с сервоприводами. Просто представьте, полностью автоматизированное движение пальцев с шагом в миллиметр. Саперы со своими дряхлыми нервами и в подметки не годятся автомату.

Пока она рассказывала, едва успевала делать вдохи и сглатывать слюни от интенсивного словосложения, а дефекты в речи добавляли какой-то магии, будто она произносила заклинания на языке мертвых. Но мужчины поняли ее от начала и до конца, видимо, сработало интуитивное восприятие всего, что связано с компьютерными девайсами и автоматическими агрегатами, столь характерное для мужской половины человечества.

Шеф включила оба пульта управления, один вручила счастливчику, у которого даже глаза засверкали от радости маленького мальчика, получившего в подарок летающий вертолет.

– Будешь летать, а я буду смотреть, – объяснила девчонка.

Дрон весил почти три килограмма со всеми своими прокачанными прибамбасами. Словно помощь господня, в небе прорисовался безоблачный пятачок.

– Давай скорее, пока снова дождь не залил! – позвала Шеф.

Они поставили дрона на влажную траву и отошли. Уже через две секунды шестипропеллерный робот вознесся в небо под радостные улюлюканья полицейских. Пропеллеры жужжали как рой мух, малыш ровно висел в воздухе, как ему приказано, видеокамеры под корпусом размеренно водили по сторонам, и от всего этого вида дух захватывало. Ведь может человек, когда хочет, не ерундой всякой заниматься, вроде мошенничества и казнокрадства, а вот такие чудеса света создавать, которые просто делают эту жизнь прекраснее.

– Поднимись на десять метров. Нужно облететь место захоронения, – сказала Шеф.

Вдвоем они умело управляли сложным устройством: офицер аккуратно работал тумблерами, ведя дрон точно к месту раскопок, а Шеф медленно проворачивала видеокамеры.

– А что мы ищем?

– А что может искать эксперт-криминалист? – нервно бросила Шеф.

Габдулла уже начал привыкать к ее манере общения под названием «сколько же тупых людей вокруг».

– Трупы, товарищ, мы ищем трупы.

Наконец радости в глазах полицейских поубавилось, они озадаченно взглянули на Шефа, но та продолжала сосредоточенно выискивать что-то на экране планшета.

– А что, есть еще? – тревожно спросил Габдулла.

– Должен быть.

– Как ты это поняла?

– Снова хочешь меня испытать?

– Скорее… снова очароваться твоим гением.

– Хм… а ты умеешь нравиться девушкам, – прошипела Шеф.

Детективы закатили глаза. Габдулла снова пожал печами.

– В теле человека обитает порядка сотни триллионов бактериальных клеток, живущих колониями. После гибели иммунной системы они начинают поглощать тело. Оно распадается, превращаясь в газы, жидкости, соли. Все это сопровождается сложным коктейлем летучих соединений, аромат которых чуют падальные мухи, черви, жуки, клещи, муравьи, пауки и прочее, что обитает в земле. Вся эта пирушка нагревает землю почти на десять градусов, и таким образом, мы можем обнаружить неглубоко закопанный труп через оранжево-коричневые пятна в инфракрасном свете. Примерно вот такие.

С этими словами Шеф показала полицейским планшет. На экране четко вырисовывался один небольшой пятачок земли три на три метра, который светился теплом.

– Не слишком ли большой участок для человеческого тела?

– Из тела продолжают вытекать соки и проникать все дальше в почву. Выливание разжиженных тканей из трупа обогащает почву питательными веществами на десяток метров вокруг, еще несколько лет эта почва будет удобрена человеческой органикой. Тут будет расти добротная картошка.

Габдулла сконфуженно взглянул на Шефа, но она даже усом не повела. Криминалисты вообще странные люди. Ну какой нормальный человек сделает своей профессией изучение трупов? Примерно такой же, который с удовольствием будет есть салат из овощей, взращенных на трупе.

– Видите вот этот след?

Тонюсенький палец провел по экрану планшета, на котором было видно, как несколько борозд от эпицентра коричневого пятна впадали в границу раскопок.

– Трупные соки разнеслись так, что некоторую их часть я обнаружила на одном из тех трех скелетов. Микробиом трупов разный, он зависит от огромного количества факторов, начиная с географического, и заканчивая тем, что человек ел при жизни. Микробиом вокруг скелетов уже устоялся, его зона концентрации органических веществ резко контрастирует с остатками мягких тканей, которые я обнаружила – в них слишком много азота и фосфора, что характерно для трупа на ранней стадии разложения. А это значит, что здесь есть еще один труп. И он свежий.

Полицейские насупились.

– Пусть копают здесь. Найдут ее, – уже тише произнесла Шеф.

Как будто вспомнила наконец, что они тут не про захватывающие полеты дронов и не про прорывные диссертации говорят, а про убитых людей.

– Почему думаешь, что это она? – спросил Габдулла.

Шеф как-то странно нахмурилась и ответила, смело взглянув ему в глаза:

– Не знаю. Просто чувствую.

А потом уставилась на клочок земли в десяти метрах от них, где миллионы бактерий строили свою жизнь на чужих костях, и добавила:

– Чувствую, что с этим делом какая-то жопа.

И была права, как никогда.

«Пока существуют бойни, будут и войны»

Лев Толстой

«Если бы у скотобоен были стеклянные стены, все люди были бы вегетарианцами»

Пол Маккартни

Детектив прятался под дождем на широком крыльце особняка Бертранов.

В детстве мальчишками они боялись даже проходить мимо этого старинного дома, веря, что в нем обитают призраки. Но судьба мальчишки по имени Габдулла Амран сложилась наипричудливейшим образом, и теперь он был частым и желанным гостем в мрачном особняке, который на самом деле светился самым настоящим божьим светом.

Роза открыла дверь и тут же бросилась на плечи мужчины, целуя его и обнимая, как родного сына.

– Габи! – радостно крикнула Ева.

А потом на оживленные крики вышли и остальные обитатели дома.

– Что ты здесь делаешь? Есть задание, да? Скажи, что да, а то я умираю со скуки! – прыгала Ева вокруг Габдуллы.

– Если ты сделаешь паузу и позволишь ему говорить, то может он и ответит, – строго заметил отец.

– Виктор, благодарю, что уделил мне время в срочном порядке.

– Ну что ты! Это наша работа – оберегать людей от зла.

Они обменялись крепким рукопожатием.

Габдулла был стройным невысокого роста мужчиной с пушистыми усами и бородой, от черных жестких кудрей на голове веяло жаром южного солнца, а легкий арабский акцент сразу уносил к верблюдам и марокканской мозаике.

Виктор традиционно пригласил визитера в гостиную. Семейство расселось возле камина. Стефания, как всегда, разливала чай, смачно посасывая имбирного человечка под осуждающий взгляд дяди, а остальные изучали фотографии с места преступления.

– Я помню это дело, оно до сих пор открыто? – спросил Виктор, разглядывая пол подвала, на котором кровью была нарисована пентаграмма и на иврите написаны заклинания призыва дьявола.

По крайней мере, тот, кто это сделал, думал, что вызывал дьявола. На деле же истончал границу между мирами и открывал портал для темной энергии, которую, скорее всего, в себе же и унес.

В миреесть поклонники нечисти, и зачастую эти поклонники даже не осознают всю опасность игр с энергией противоположной полярности. Профессионалов в этом деле немало, но любителей в разы больше. Последние были способны лишь на то, чтобы прикоснуться к малой толике тьмы, заразиться ею ненадолго, как болезнью, которая побуждала их творить злые дела: агрессировать, красть, сексуально извращаться. Очень быстро этот заряд истощался, приходило осознание содеянного, а вместе с ним часто приходили и угрызения совести.

Но были и те, кто, как экзорцисты, посвящали свою жизнь служению тьме. Они заключали нерушимые договоры с тьмой, обменивали энергию душ на что-то, кажущееся им значимым. Обладающие могущественной поддержкой демонов, не скрывались и даже состояли в контактах с представителями света. Такое вот противоречивое сожительство, демонстрирующее еще одну сторону равновесия в мире.

– Дело закрыли за давностью три года назад, – объяснял Габдулла. – А сейчас оно снова всплыло.

– Почему?

– Мы обнаружили жертву.

В библиотеке тут же стихло. Бертраны переглядывались друг с другом. Приношение человеческой жертвы во время подобного ритуала означало взывание к наиболее старым и архаичным демонам – они, как акулы, реагировали на пролитую насилием кровь и бежали к ней. Тот, кто окажется сильнее и быстрее, прорвется в мир бренной плоти. Своеобразная гонка на выживание.

– На месте преступления три года назад мы нашли следы ДНК и занесли их в базу: волосы, кожа, влагалищная смазка, кровь. А неделю назад студенты-археологи, проводящие раскопки древнего форта «Штайн», обнаружили кости.

Все то время, что Ева рассматривала фотографии трех скелетов, выложенных на полиэтилене, она теребила образ Святой Игумении Евы, висящей рядом с крестиком на шее. Ева острее остальных принимала к сердцу тяжелые судьбы женщин, она восполнялась обидой за них, скорбела, как если бы они были ее матерями или дочерями, а потом заставляла себя обрести силы, чтобы продолжать бороться за их права и достойную жизнь. Девяносто процентов от ежемесячного пожертвования спасенного миллиардера она направляла в фонды борьбы с женским обрезанием и бесплатного образования для женщин в странах Африки.

– Форт уже много лет заброшен, денег на содержание у города не было. Муниципалитет планировал его снос и уже внес в дорожную карту. Но в прошлом году объявился один филантроп, чьи предки возможно владели фортом триста лет назад, и проспонсировал археологические раскопки.

– То есть тот, кто выбросил кости, надеялся, что бульдозеры навеки закопают его работу, – сказала Ева.

– Но пути Господни неисповедимы, – вставил Виктор.

– Иншааллах, – поддержал Габдулла. – Образцы ДНК из того подвала совпали вот с этим.

Он протянул отдельный конверт, очень дорогой для него, потому что именно свежий труп был дорожкой к убийце, потому что скелеты уже оставили на себе мало информации.

Бертраны смотрели на жуткие снимки жертвы сатанинского подвала. Плоть уже частично разложилась, видны проеденные насекомыми части органов, лицо отсутствовало – вместо него скальп и выеденные глаза.

– Криминалисты определили ее возраст, расу, даже некоторые привычки при жизни. Эксперты восстановили ее лицо на фотороботе.

Ева читала отчет криминалистов и разглядывала каждую деталь нарисованного лица, все больше представляя эту красивую женщину в жизни. Ох, а она совершенно точно была красивой! Черные волосы, бледная кожа, ростом, примерно как Стефания, возраст 25-30 лет. Ева представляла, как элегантно эта женщина курит, сидя в плетеном кресле уличного кафе на набережной, смотрит на горизонт, строит планы, рисует в мыслях собственное счастливое будущее. Но Господь уготовил ей другое предназначение, и Ева до сих пор не постигла мудрость Его подобных решений. Религия учит предопределенности, мол, все в этой жизни для тебя уже расписано в блокноте Бога, а значит где-то посреди того списка есть и несчастья. Зачем же Богу причинять тебе зло? Клирики вышли из щекотливой ситуации присущей им особенностью наставлять: через зло Бог учит людей морали. Боль и страдания – двигатель нравственной эволюции человечества. И это было самым жестоким уроком, который Ева все никак не могла выучить. Просто не укладывалось в голове, почему мы учимся лучше через боль и ошибки, почему нельзя сразу стать прилежным студентом.

– Она так похожа на тебя… – прошептала Ева.

Стефания озабоченно взглянула на сестру.

– Они всегда похожи на меня, – ответила она.

Каждый раз, когда Габдулла приносил фотографий убитых женщин, Ева видела в них свою родную кровинушку. Ведь, как уже было сказано выше, Ева всегда видела в них своих родных. Настолько больно ей становилось за их отнятые жизни, что она проецировала на них родственные связи, хотя зачастую ничего схожего у Стефании с жертвами не было. Но Ева не могла изгнать из мыслей картину того, как сестра становится жертвой сатанистов, которые привязывают ее к кольям на полу над пентаграммой и совершают жуткие вещи. У Евы падало сердце вниз, и она не могла дышать.

Стефания мягко приобняла сестру за плечи и похлопала по спине.

– Господи. Не дай Бог такое, – тяжело выдохнула Ева и отстранилась от всех этих страшных фотографий с разлагающимся женским трупом, выложенными костями, сатанинскими метками.

От самой идеи, что в мире есть чудовища, способные творить все, что им вздумается, со слабыми беззащитными женщинами, становилось гадко на душе. Легко, конечно, когда природа наделила тебя преимуществом в физической силе, использовать слабых, надругаться над ними, сделать им больно. Зачастую подобные аморальные личности сами те еще трусы.

Стефания с тревогой смотрела на сестру, вставшую рядом с камином и уставившуюся на горящие полена. А потом переглянулась с дядей. Они тоже чувствовали переживания Евы, ведь у каждого из них была слабость. У Евы – к женщинам, у Стефании – к животным, у дяди – к детям. Это не означает, что проблемы других их волновали меньше или не волновали вовсе. Просто души их изливались состраданием к тем, кого они считали наиболее слабыми в этом мире.

– Определить причину смерти пока не удалось. Над этим работает талантливейший эксперт. Надеюсь, скоро получить подробный отчет о вскрытии. Но уже ясно, что кости целы, скорее всего, она умерла от ранения мягких тканей. Хотя в настоящий момент мы даже не можем утверждать, что ее кто-то убил. У нас просто нет улик.

– Как это нет улик?! – воскликнула Ева. – А тот подвал? Он же был залит ее кровью!

– Там не было оружия, следов борьбы. Она могла пойти на это добровольно.

– Добровольно лечь под нож извращенцев? Габи, ты серьезно?

– Ева, – позвала Стефания.

Но Ева не успокаивалась.

– Кто-то изнасиловал ее в подвале, пустил ей кровь и отвез ее труп в место, где желал спрятать! И ты говоришь, что у вас нет улик?

– У нас нет подозреваемых. Тут слишком много версий. Ее даже могли убить в другом месте. Да даже тот, кто просто спрятал ее тело, мог не иметь ничего общего с убийством.

– Просто спрятал. Забавное развлечение – ездить и трупы прятать.

– Она могла умереть от естественных причин, а тот, кто ее нашел, испугался и решил замести следы. Порой люди делают странные вещи под давлением страха, – говорил Абдулла. – Ева, мне очень жаль. И поверь, я очень хочу найти убийцу. Именно поэтому я здесь.

– Чем мы можем помочь? – участливо спросила Стефания.

Габдулла вдохнул.

– Все гораздо серьезнее. У нас один свежий труп и три скелета. Все закопаны в одном месте. Все женщины. Все умерли по неустановленным причинам. Все примерно одного возраста, комплекции и расы. Судя по анализам ДНК, у них даже цвет волос одинаковый. И две из них занесены в реестр пропавших без вести. Одна пропала три года назад, другая – полгода назад. По останкам двух других неизвестных скелетов мы определили, что они умерли от одного до трех лет назад.

– О мой бог, – Виктор понял быстрее остальных.

– Это серийные убийства, – заключил детектив.

– Говорю ж извращенец!

– Я не закончил, – Габдулла призвал Еву замолчать. – Я прогнал фоторобот по реестру пропавших без вести и обнаружил, что три месяца назад пропала девушка, очень похожая на … на всех этих женщин, захороненных под фортом.

Визит Габи еще никогда не был столь тяжелым. В основном Бертраны помогали ему расследовать уже совершенные убийства и наказывать виновных.

Но они еще никогда не помогали ему спасти живого человека.

Мария Вальгос – двадцатидвухлетняя студентка художественного колледжа. Три месяца назад вышла утром на учебу, а вечером домой не вернулась. Так начинаются все истории о пропаже человека. Вот он был, жил привычной жизнью, а потом непривычно исчез. Так просто. Чувствовала ли она приближение зла, которое следило за ней, смаковало ее образ, планировало обидеть ее? Зачастую семьи жертв серийных убийц рассказывали о плохом предчувствии накануне трагедии. Как невидимый колокольчик из потустороннего мира, обозначающий скорое наступление кошмара. Возможно, то было самовнушение уже после свершившихся событий, а возможно, уверенная поступь тьмы колеблет полотно света, который волнует души людей необъяснимой паникой и аритмией, словно пытается предупредить.

Виктор оказал всевозможную поддержку полиции в расследовании исчезновения Марии. Поскольку две из четырех жертв были известны, то это давало информацию для начальных поисков. Виктор связался с отцом Линдеманном – главным статистом и архивариусом Епископата экзорцистов, который тут же принялся искать имена Марии Вальгос и Тарани Хэдж в имеющихся досье. Если некая сатанинская секта действительно использовала девушек для вселения демонов, то одержимые могли попасть в объектив экзорцистов.

Нередко обряды экзорцизма проводились над людьми, потерявшими память вследствие одержимости. Они бродили по городам и между ними, как лица без определенного места жительства, их сторонились, даже опасались, и лишь те, кто принадлежал свету, не боялся ни проказы, ни паразитов, ни вони. Они протягивали руку заблудшим и вовремя распознавали признаки бесноватости. После изгнания демона и восстановления организма эти люди вспоминали их прошлые жизни, в том числе и имена. Вот так экзорцисты возвращали потерявшихся родственников семьям.

К сожалению, обряды проводятся не только официальным религиозными организациями. Разные медиумы, шаманы и прочие колдуны, кто имел хоть какие-то способности взаимодействовать с темными сущностями, тоже могли поработать с ними. Но записи, разумеется, никто из них не вел, а результаты неизвестны. Все, что ведется вне святого дома не имеет статистику, и тут даже предсказать сложно, сколько одержимых не попадает во внимание экзорцистов.

В течение следующих двух дней архивариусы всех ближайших территорий отправили отчеты на запрос отца Линдеманна, тогда же Виктор получил неутешительную информацию о том, что ни имя, ни фотографии Тарани или Марии не нашли совпадений в картотеках.

– Возможно и так, что ритуал не сработал и демон не вошел в ее тело. Тогда от девушки просто избавились, как от свидетеля, – предположил Виктор.

Учитывая примерную дату смерти, которую вычислили криминалисты, Тарани умерла в течение не более двух месяцев назад. Этот факт добавлял аргументов теории Виктора.

И тогда в ход пошла тяжелая артиллерия.

– Готова? – спросила Стефания у сестры.

Они стояли на крыльце одноэтажного здания бюро судебно-медицинской экспертизы и прятали носы в дутые куртки – ранним утром уже чувствовались первые осенние позывы холода. Ева глубоко вдохнула, попрыгала на месте, размяла шею. Но к подобному невозможно приготовиться ни зарядкой, ни медитациями.

Стефания осталась снаружи, чтобы не дестабилизировать потоки своим присутствием, Ева же вошла внутрь.

Тускло освещенный коридор, знакомый запах формалина, перебиваемого хлоркой, звонкий стук каблуков по ледяному кафелю на полу, и все помещение словно объято запахом смерти, проникающим в ноздри, глотку, легкие, усиливаемое то ли развитым воображением, то ли чутьем. В конце коридора из помещения, в котором горел яркий свет вышел Габдулла и поманил Еву рукой. Стало легче оттого, что она не одна в этом путешествии.

Каблучки-шпильки уверенно процокали по кафелю, словно храбро объявляли о присутствии живого. Нечего ее запугивать всеми этими каталками и фартуками на стене, Ева не из пуганных, Ева с мертвецами каждый день общается. Пусть и не с трупами, но все же с мертвецами.

Тело Тарани уже ждало ее визита. Этот момент всегда казался Еве странным. Даже противоестественным. Она – экзорцист, души сами приходят к ней. Сейчас же все было наоборот.

– Ваше удостоверение, – раздался наглый голос.

Ева неуверенно обернулась и увидела бритоголового недогнома в очках с линзами толщиной в палец. Она была одета в серый рабочий комбинезон с фартуком.

– Она не из полиции, – тут же объяснил Габдулла.

– Эй, сюда нельзя гражданским. Знаешь же правила. У меня тут не выставка, – нахальная девчонка сложила руки на груди и вызывала Еву на бой одним лишь взглядом.

Еве она понравилась, и она сразу протянула ей руку.

– Ева Бертран, – представилась она.

Девчонка чуть расслабилась.

– Те самые Бертраны, про которых в участке страшилки всякие ходят?

Девчонка обладала целым набором речевых дефектов, но они ее нисколько не смущали, и отныне Ева просто влюбилась в этого храброго колючего ежика.

– Прикольная татуировка, – произнесла Ева.

Девчонка застыла на пару секунд, а потом сильно пихнула Габдуллу в плечо:

– Это ты ей сказал? Это какая-то шутка? Думаешь, я куплюсь на эту хрень?

– Да о чем ты? Я понятия не имею, что у тебя есть татуировка!

– Я все равно не верю во всех этих призраков!

– Ну и не верь. Зато они в тебя верят.

С этими словами Ева подошла телу на столе, прикрытому полиэтиленом.

– Что это значит? – девчонка продолжала враждовать с Евой.

– Что они благодарны тебе. Ведь именно ты раскрываешь тайну их смерти. Позволь, я тоже подсоблю им чуть-чуть, – произнесла Ева, а потом взглянула на мелкого стража взором, полным мольбы, и добавила, – я тоже хочу ей помочь.

Габдулла смотрел на Шефа и видел, как что-то в ней перещелкнуло. Тело расслабилось, руки опустились, как будто Ева что-то задела в глубине ее души своим настойчивым голосом.

Габдулла жестом указал Шефу отойти, уже зная, что Еве нужно остаться с покойницей наедине.

– Она просто постоит и посмотрит, – попросил он Шефа.

На что та пожала плечами и ответила:

– Да ладно. Мне самой любопытно, что она найдет.

Потому что Шеф точно знала, что прячет это тело, и решила проверить знаменитого экстрасенса.

Ева никогда не поднимала покрывало. Ей не нужно смотреть на истерзанную оболочку. Все, что она слушает, это потоки света, которые существуют везде вне зависимости от одушевленности предмета. Трупы их тоже имели. Остатки их жизней – крошки прижизненных эмоций и чувств – как легкое эхо сопровождали телесную оболочку до ее полного растворения на атомы. Скелеты можно слушать и триста лет спустя, если твой аппарат восприятия способен улавливать длину столь тонкой волны. Ева не могла похвастать талантом отправляться в прошлое на сотни лет назад, но из всех остальных экзорцистов местного Епископата обладала наиболее проницательным чутьем.

– Ну давай, девочка, расскажи мне, – прошептала Ева и закрыла глаза.

Ей потребовалось время, чтобы определить искомый диапазон. Прислушивание к энергетическим потокам похоже на перебирание цветовой палитры в голове: каждый поток надо представить, прочувствовать, увидеть в нем суть и понять, подходит ли. Колебания живых организмов различны. Так, Ева никогда не спутает кота сестры – Люсика – с вороной в саду. Волны, исходящие от людей, еще ярче и плотнее, потому что эта форма живой материи понятнее остальных, ведь экзорцист тоже человек. Ева чувствовала вибрации, исходящие от Габдуллы – она знает их уже давно, она выросла на его глазах. Вибрации Шефа были незнакомы, но понятны: такие более колючие и резкие на фоне спокойствия и уверенности детектива.

А вот наконец и Тарани. Остаточный блеск такой тусклый и едва теплый, как долго исчезающий след ладони на стекле. Ее сущность пока еще обладала цельностью, хотя уже и была призрачна, со временем она полностью рассеется в потоках энергии всего мироздания.

«Тарани-и-и-и», – шептал голос экзорциста в потустороннем мире. Мире, невидимом для остальных.

Сущность была робкой и неторопливой, лениво вышла на зов, как будто выказала снисхождение. Оно и понятно. Человеческая жизнь ее более не интересовала. Отныне она обладала сакральным знанием. Физический мир был пустяковым испытанием, таким малозначительным в сравнении с тем, что существует во вселенной в целом. А потому ей не особо хотелось уделять свое внимание на ерунду.

«Про-о-осто-о-о-о ра-а-асскажи-и-и-и», – тянулась просьба Евы как горячий силикон.

Тарани не противилась, хоть и сделала это быстро – опять-таки ее ждало великое путешествие к собственному совершенству, и ей совсем не до людского мира. Она поделилась своими ощущениями и воспоминаниями, которые мягкими волнами накатывали на Еву посреди этой ленивой искрящейся неги. В груди разлилось знакомое чувство негодования от всего услышанного и увиденного. Душа Тарани не мучилась и уже даже думать не хотела о трагичной участи тела, Ева же наполнялась горечью и обидой за девушку, которой этот мир принес столько боли.

Ева открыла глаза и схватилась за грудь. В голове еще царил сумбур, перед глазами летали черные мошки. Выйти из транса – дело нелегкое. Там, в этом бесконечном невесомом мире, наполненном теплом и безмятежностью, экзорцист визит за визитом находит сакральное знание об основе всего мироздания, о бренности бытия, о смысле жизни. И там очень хочется остаться. Физическое тело звонит в колокол тревог все громче через ускоряющийся пульс, отмеряя своими лимитами определенный промежуток времени, на который может отпустить душу домой, продолжая держать ее за руку.

С каждым вдохом мозг обогащался кислородом, возвращая функции тела в один биоритм с душой.

– Он пытал ее, – произнесла Ева на выдохе.

Она смотрела прямо на труп перед собой.

Шеф тут же встрепенулась и подошла. Всем своим видом она демонстрировала назревающее желание испытать Еву.

– Как?

– Резал.

– Чем? – резко бросила она.

– Каким-то ножом.

– Пф-ф-ф, тоже мне, дар.

– Для разделки филе.

Шеф прищурилась. Этот ответ ей нравился больше.

– Как? – снова спросила она.

– Вдоль.

– Пронзал?

– Нет.

– Как глубоко?

– Что?

– Как глубоко полосил?

– Человек такое при жизни не измерит. Я же слушаю ее ощущения. Я не знаю того, чего не знает она.

– Хм. А вот я знаю.

С этими словами удовлетворенная своей победой Шеф протянула Габдулле завершенный отчет о вскрытии. И пусть она знала больше Евы в размере причиненных травм, все же она отдала должное этой чудилке за точные ответы. Шеф еще не решила, верит ли в экстрасенсорику, но она совершенно точно поверила в то, что Ева умеет видеть больше обычного человека.

– На сохранившихся поверхностных тканях, а это тридцать процентов от всего тела, двести семьдесят четыре рассечения в один сантиметр глубиной и от трех до семи сантиметров в длину. Разрезы ровные, глубина выдержана. Это значит, что убийца опытный. Бьюсь об заклад, те три скелета – тоже результат его работы. Они все умерли от ранения мягких тканей.

– То есть, по грубой оценке, он нанес ей около…тысячи разрезов?! – удивилась Ева.

– Точно утверждать не возьмусь. У меня нет тех семидесяти процентов поверхностных мягких тканей.

– Есть следы посторонних веществ на теле? – спросил Габдулла.

– Да. Моющее средство на основе хлора.

– Ублюдок ее вымыл.

– Разумеется. Говорю же, опытный. Более того, я уверена их больше, чем четыре.

Шеф кивком указала на труп Тарани Хэдж.

– Почему? – спросила Ева.

– Для того, чтобы делать такие ровные рассечения, я целый год практиковалась в университете. Мне пришлось оскальпировать, разделить и нашинковать целый труп на полупрозрачные слайсы, чтобы рука стала уверенной, а нажим – ровным. Убийца – заядлый разделыватель трупов. Человеческих или животных – неважно.

– Работник мясокомбината?

– Вполне вероятно. В таких местах, где работа предполагает постоянное умерщвление животных, работают только социопаты. Невозможно оставаться психически стабильным человеком, если каждый день тебе приходится убивать. Убийство коровы ничем не отличается от убийства человека, потому что разум в обоих случаях осознает, что это насильственный отъем жизни у живого существа со сложной нервной системой.

– Ты бы подружилась с моей сестрой, – произнесла Ева на выдохе.

– Видимо, она очень рассудительный человек, – Шеф растянулась в довольной улыбке от самокомплимента. – Если я дам тебе сейчас пневматический пистолет с выдвигающимся стержнем, чтобы оглушить свинью, сможешь?

Ева уже хотела ответить, не задумываясь, потому что бекон-то вкусный, но Шеф ее перебила:

– Не торопись. Задумайся. Представь. Живую свинью представь, а не бекон на тарелке. Представь, как держишь пистолет в руке и выпускаешь гвоздь животному между глаз, как подвешиваешь свинью на цепь, ножом рассекаешь от глотки по брюху до самых гениталий, как кишки вываливаются на пол. Представь, что выстрел твой был неидеальным, и свинья внезапно очнулась прямо в этот момент и начала дергаться в конвульсиях от шока, что часто происходит в реальности.

И так она это произнесла, что Ева ярко представила рядом с собой хрюкающую свинью. Вот смотрит на тебя разумное существо, пусть другое, пусть отличается от тебя физиологически, но понимание-то сути своей у него есть. Как и понимание того, что сейчас ее убьют.

Ученые уверяют, что свиньи гораздо сообразительнее собак. У них долговременная память, они хорошо ориентируются в лабиринтах, понимают язык символов, любят играть и кувыркаться, а также бороться, как это делают собаки. В одном эксперименте свиней оставляли в холодной комнате, показывая при этом, как включить отопление при помощи клавиши. Свиньи понимали, что от них требуется в течение минуты, у собак же на это уходило от трех до пяти минут. При должной тренировке свиньи становятся отличными нюхачами: могут учуять дичь в сорока метрах и даже найти человека под толстым слоем снега.

А еще они умеют сопереживать своим собратьям. Прямо как человек.

И как после всех этих фактов поднимется рука на столь прекрасное сообразительное существо? Чем она хуже собаки или кошки, которых люди как лялечек нянчат в доме?

Ева помотала головой. Она покупает бекон в магазине на полке, там он обезличен, там она не видит в нем свинью – цветастая упаковка отвлекает ее от правды, и оттого стать соучастником преступления легче. Но сама Ева никогда не сможет зарезать животное.

– Потому что твоя психика имеет твёрдый стержень, – объясняла Шеф. – Ты не убивала. Ты никогда не пересекала эту черту. Но те, кто пересек, их психика ломается, обрастает изъянами. Они становятся более предрасположенными к убийству. Это ярче всего демонстрируют примеры, когда заядлые охотники вдруг сходят с ума и перестреливают всю свою семью или друзей на пьянке. Потому что грань однажды была пересечена, обратной дороги нет, ведь стержень сломан. Почитай статистику: в развитых странах на скотобойнях в основном работают мигранты, цветные малообразованные меньшинства, люди с судимостями. Туда идут работать те, кто по каким-то причинам на другую работу не могут устроиться, либо же психопаты. У бывших работников скотобоен констатируют психические и посттравматические стрессовые расстройства. На скотобойнях постоянная текучка кадров, люди просто не справляются с психологическим давлением, вызванным самой сутью этого феномена – конвейерное убийство разумных существ.

Шеф стала развязывать фартук и снимать рабочий комбинезон.

– Есть статистическое исследование, в котором доказывается, что после открытия скотобойни в городах увеличивается число насильственных преступлений, включая сексуальные нападения, изнасилования и употребление наркотиков²⁹. Из-за недостатка желающих работать на скотобойнях некоторые страны пошли на отчаянный шаг и разработали программу реабилитации бывших заключенных, в рамках которой заставляют их там работать³⁰. У заключенных выбора особо нет, ведь им за это срок скостят, мол прошел программу реабилитации. И вот представь, что бывшие убийцы и насильники теперь абсолютно легально берут в руки ножи и расчленяют животных, насильно осеменяют коров, засовывая руки в вагину по локоть. Представь, какой эффект оказывается на и без того сломанную психику? А выхода нет: корпорациям нужны деньги со вложенных активов, реклама полезности мяса оплачена, потребитель ждет заявленного товара. И государство либо будет субсидировать из бюджета банкротящийся бизнес, либо воспользуется бесправными людьми, выпустив потом на волю заядлых мясников, привыкнувших ко вкусу крови. Подумаешь убьет кого-нибудь, ну засадим за решетку снова и снова будет на скотобойне работать.

Ева слушала Шефа не дыша.

– Так что, возвращаясь к нашему убийце, возможно, ты и проспонсировала его взращение своей нерушимой любовью к бекону на завтрак.

Ева так и застыла на месте, а потом неуверенно защебетала:

– Как ты так все это провернула? От убийцы ко мне…

– А разве это не так? Мы одна общность, живущая в пределах одной планеты. С этим человеком что-то явно не в порядке уже давно, – сказала Шеф, кивая куда-то в сторону, указывая на убийцу. – И очень жаль, что никто не обращал на это внимание. Рос себе психопат да рос, а люди либо были равнодушны, либо тупы, либо алчны, чтобы это заметить. На ровном месте человек не начинает такую фигню творить.

Она кивком указала на покойную Тарани.

Евы вышла на улицу. Стефания тут же вскочила со скамейки возле крыльца и подошла к сестре.

– Ну как? – спросила она в надежде.

– Дай сумку.

Ева пошарила рукой в сумке и достала пачку сигарет. Она курила только после визитов в морги – настолько ее выжимали подобные исследования в поисках улик. Сделав глубокую затяжку, она оперлась о столб. Стефания терпеливо выжидала.

– Парень это. Садист… она умирала долго, – полушепотом произнесла Ева.

– Почувствовала тьму?

– Не четко. Там было столько боли и страданий, что в этом комке особо не различишь присутствие темной сущности. В любом случае тот, кто это сделал, свету точно не принадлежал.

– А что с сатанистами?

– Там был нож… но он бытовой. Тонкий заостренный без меток. С другой стороны Тарани могла просто не увидеть четких меток. А может, видела, но не осознала, что это ритуальный нож.

Отправиться в прошлое и увидеть события так, будто смотришь на них собственными глазами, невозможно, если душа сама не захочет тебя пронести через это приключение. Зачастую они это и не любят, потому что не желают тратить время на пустяки, перед ними ведь уже маячит другая цель впереди. Тарани тоже не хотела. Она желала покоя.

Стефания приобняла сестру и мягко похлопывала ее по спине. Из них двоих именно Еве удавалось уходить далеко к мертвым, нырять так глубоко, что доставать души, умершие даже десятки лет назад. Стефания такой мощной силой не обладала, а потому ей повезло избегать посещений подобных мест, где покойники находят предпоследнее пристанище.

– Хочешь поесть? – спросила Стефания, зная, что сестре необходимо подкрепиться после сеанса.

– Ага… Только давай в твой ресторан…индийский который.

– «Зеленый боб»? Он же для веганов, – удивилась сестра.

– Самое то.

Ева потушила сигарету и выбросила в урну, а потом они взялись за руки и зашагали к метро.

В бюро Шеф натянула джинсовую куртку и развернулась к Габдулле, сосредоточенно читающему ее отчет.

– Ну все. Я готова, – объявила она.

– К чему? – Габдулла удивленно вскинул брови.

– К плотному завтраку. Накорми меня.

– Что?

– Я бедный аспирант, который выплачивает кредит за обучение. Давай, корми меня.

Габдулла смотрел на гладкий белесый ежик, проплывший мимо его груди в сторону выхода, и ухмыльнулся наглости этой девчонки. Спустя неделю работы с ней он поймал себя на мысли, что девчонка занимала его все больше, и сейчас он не переставал думать: «Где она была раньше?»

8. Заходит священник в клуб…

Vim vi repellĕre licet.

Насилие разрешено отражать силой (положение римского гражданского права).

На следующий день детектив снова стоял на пороге дома Бертранов.

– Габдулла! – приветствовала Роза гостя.

Что-что, а обнять пухленькую Розу Габдулле никогда не надоедало. Да что лукавить, никому не надоедало! Стефания и Ева, будучи школьницами, вообще висели на ее плечах и подоле юбки до первого крика отца. А Роза только и смеялась, продолжая месить ароматное тесто для щавелевых пирожков.

– Есть зацепка, и я подумал, что вы сможете помочь, – сказал детектив, пожимая руку Виктору.

Ева и Стефания уже сидели в гостиной наготове.

– Мы выяснили, что незадолго до пропажи Тарани подрабатывала в местном парке развлечений. Неофициально и всего пару недель. И вот этот тип, – Габи показал фотографию, – работает там все это время. Возможно, он знал ее. Хотелось бы его расспросить.

– Почему вы не вызовете его на допрос? – удивился Виктор.

Габдулла немного замялся, и Виктор пожалел, что спросил.

– Не хотим ворошить гнездо. Если убийца ошивается где-то поблизости и если он увидит, что мы напали на его след, боюсь, он сбежит, и мы уже никогда его не найдем.

– Мы займемся этим! – Ева уже вскочила с дивана.

Отец хмуро посмотрел на дочь. Кому хочется отпускать свою дочь в место, где может бродить убийца? Но после увиденного в бюро судебно-медицинской экспертизы Ева стала одержимой этим делом. Она потеряла нормальный сон, потому что на задворках сознания красным светом мигал факт того, что прямо сейчас в данную секунду жестокий садист пытает следующую девушку.

– Пап, мы сможем! – умоляла Ева. – Мы незаметно расспросим его. Если уж кому и удастся затесаться в толпу молодежного парка, то это нам, а не полицейским. Посмотри на Габдуллу. Да он же вылитый коп. Или террорист.

– Эй!

– Да ладно, посмотри на себя в зеркало!

Габдулла обиженно почесал густую твердую бороду. Как и священники, Еву он тоже уже давно не смущался.

– Это опасная затея. И ты должна понимать, почему она мне не нравится, – сурово отчеканил Виктор.

– А еще мы понимаем, что где-то сейчас Мария заперта в подвале, где над ней издевается какой-то сатанист, – тихо произнесла Стефания.

И тем высказала свою солидарность с сестрой. Виктору оставалось лишь тяжело вздохнуть.

– Хорошо. Но одних я вас не отпущу.

И с этой фразы началось самое безумное приключение во всей истории сестер Бертран, наполненное бестолковыми решениями и безрассудными поступками.

На следующий день в дом Бертранов заявились священник и демон.

Виктор встретил Ибрагима и Корфа в холле лично, обоим пожал руки и выразил глубокую благодарность за содействие в столь опасном и деле.

– Девочки, за вами приехали. Надеюсь, вы готовы? – позвал Виктор. – Единственное условие, позволяющее всей этой затее осуществиться, это чтобы вы вернулись до полуночи, – отчеканил Виктор. – Ева, ты слышишь?

– Да, сэр!

– Никаких выходок!

– Да, сэр!

– Дома до полуночи!

– Есть, сэр!

– И в первую очередь?

– Бдительность и…чего-то там еще было!

– Предосторожность!

– Да, сэр!

Ева отдала честь. Виктор устало закатил глаза, а потом повернулся к парням и произнес:

– Разбирайтесь с ними сами, мальчики.

И пошел прочь.

– Манчкин? Он сказал манчкин³¹? – подключилась к беседе Стефания, отреагировав, как собака Павлова на волшебный звук.

Бдительность ее не интересовала. Как и предосторожность. А вот смешные котики самое то.

Ибрагим ударил в ладоши и воскликнул:

– Итого! Что мы имеем? Одного недоделанного солдата и одну женщину-кошку. Плюс один демон и сексуальный однояйцевый священник! Пора встряхнуть этот город!

Белый Порш-911 1984-го года выпуска – необъяснимая гордость Ибрагима за самого себя. Будто он этот автомобиль спроектировал и собрал. На деле же Ибрагим обожал этот автомобиль с детства, когда его отец – обычный лавочник – вдруг решил, что им не нужна квартира и они могут преспокойно жить в трейлере, если во дворе будет стоять эта красотка. Через два месяца после начала обладания легендарным автомобилем отца хватил инсульт, Порш угнали, а десятилетний Ибрагим остался на улице. Тогда-то его и пристроили в школу для мальчиков при Церкви Святого Николая, чей приход когда-то вел пресвитер Джованни, взявший его позже под свое шефство. Вот так автомобиль сделал из мальчика экзорциста.

Маленький Ибрагим ненавидел отца Джованни. Потому что по его тогдашнему мнению все итальяшки – бессовестные воры и просто сволочи, судя по местному рэкетиру Винченцо, ныне гоняющему на отцовском Порше-911. Одноглазый Винченцо даже не скрывал, где достал машину, потому что в те времена полиция была под контролем мафии, и если ты дорожил своей жизнью, то не ел жирного мяса, совершал утренние пробежки и не совал свой нос ни в рестораны, ни в прачечные, ни в отделения полиции.

Но пути Господни неисповедимы. Эпоха правления мафиозных группировок изжила себя, люди потребовали порядка. Уже после окончания духовной семинарии и пары лет практики Ибрагим приобрел влиятельных и просто неравнодушных друзей, которые нашли отцовский автомобиль и помогли его вернуть истинному владельцу. Так Ибрагим уверовал еще пуще и принял Джованни за собственного отца.

Под скучающие взгляды друзей Ибрагим бегал вокруг маленького автомобиля, натирал фары, смахивал ветки и листья, стирал облизанным пальцем точки со сверкающих литых дисков. Этот Порш-911 стал его другом, убежищем, или, как Ибрагим его называл, «службой спасения», потому что после сеансов долгие поездки помогали экзорцисту обрести баланс. Была ли в том заслуга самого автомобиля или же воображаемой благодарности отца с того света – нам неведомо.

– Как ты в него влез? – тихо спросила Ева у Корфа, пока Ибрагим натирал зеркала.

Именно натирал. Потому что зеркала уже блестели настолько, что ими можно было сжечь целый город.

– Пожалуйста, не напоминай, – недовольно буркнул Корф.

И трижды проклял это металлическое нечто высотой ему до пупка.

– Моя лошадь была в три раза выше этого…этой службы спасения, – добавил он.

На заднем раздвоенном сидении девушки чувствовали себя очень даже комфортно. Пока в машину не влез Корф.

– Ай! – запищала Стефания, когда ее ноги прижало передним сидением.

– Прости, – сконфуженно буркнул Корф.

А потом попытался подвинуть сидение вперед, отчего автомобиль буквально запрыгал на колесах.

– Не надо! Нормально все. Я так поеду, – раздраженно сказала Стефания, прижимая колени к груди.

Под тяжестью Корфа подвеска заскрипела, и автомобиль завалился на правую сторону. Еще чуть-чуть и левые колеса оторвутся от земли. Но Ибрагим был слишком взбудоражен предстоящей авантюрой, чтобы заметить ущерб машине и кислые лица ее пассажиров.

Он лихо прыгнул за руль, поерзал на массажной накидке на сидении – бамбуковые диски весело захрустели под его задницей — размял ладони, приготавливаясь к сумасшедшей езде и задорно воскликнул:

– Готовы к приключениям? Пора встряхнуть этот город!

– Ты это уже говорил. Давай уже, начинай встряхивать, – Ева устало закатила глаза.

– Как скажете, мэм! – весело ответил возбужденный Ибрагим и повернул ключ зажигания.

Порш-«служба спасения» разрезала вечерний воздух со скоростью двадцать пять километров в час. Ну, может, и не разрезала, а осторожно отодвигала, или даже вежливо просила отодвинуться. Но Ибрагиму казалось, что именно разрезала.

Автомобиль медленно полз по узким улицам старой части города, становясь причиной пробок ко всеобщей радости пешеходов и велосипедистов, живо объезжающих затор. Ибрагим рулил так, будто боялся самого руля. Он аккуратно и даже чересчур аккуратно объезжал припаркованные автомобили, останавливался перед каждым пешеходным переходом, даже если на нем не было пешеходов, и опасливо озирался по сторонам, причитая:

– А вдруг выпрыгнут! Вдруг внезапно выпрыгнут!

Через тридцать минут тоскливого скрипа подвески, гневных клаксонов и необузданной ярости криков водителей позади, Ева не вытерпела:

– Слушай, еще медленнее и мы начнем двигаться в обратную сторону, – стонала она.

К этому времени колени Стефании затекли, и она положила ноги на Еву.

– Я не виноват! Подвеска прогибается под Корфом! Ему нужно похудеть!

– Вообще-то, ты меня таким создал.

– И скажи ведь все у тебя, что надо, есть, а? – довольно пропел Ибрагим.

А потом вытянул ладонь и произнес:

– А ну дай пять. Дай пять, если все, как надо!

Хмурый Корф пялился на бабушку со старой таксой, медленно обгоняющих «службу спасения» по тротуару. Черт возьми, это ведь бабушка с собакой с суперкороткими ногами. Как они могут быть быстрее?

Неизвестно, что сработало в Корфе: стремление проявить принадлежность к клубу или непонятная женщинам мужская особенность восхвалять собственные причиндалы – но Корф дал пять. Настолько быстро и почти мимолетно, что никто определенно не заметил.

Кроме двух женщин позади, смотрящих на эту мужскую дурость презрительными взглядами. Видимо, у Корфа тоже были проблемы с оценкой скорости.

– К тому же я не тайный агент Ее Величества, окей? Я священник! – сказал Ибрагим, глядя в отражение Евы в зеркале заднего вида.

– Я думала, ты крутой священник. Как Джеймс Вудс в «Вампирах». Или Пол Беттани в «Пастыре». Хотя бы как «Монашка-воительница»³²!

– Я крутой в глазах демонов, ясно? Я изгоняющий бесов, и чертовски опасный тип для них. Я экзорцист-профессионал. Верно, Корф?

– У меня из-за тебя бровей нет, – буркнул демон в ответ.

– Но ведь все, что важно, то – как надо, а? А?

Очередная сверхзвуковая, как им казалась, и тем незаметная пять.

Девушки измученно закатили глаза.

В городском парке развлечений всегда людно. Тут и дети, и взрослые и даже старики с удовольствием и визгами катались на каруселях, кормили лебедей, ели сахарную вату и смеялись над клоунами. Развлечения на все вкусы, кошельки и нервы.

Четверо детективов-самородков стояли перед домом с привидениями, наполненным стандартными куклами, декорациями и дешевыми приемами выпрыгивания в простынях из-за угла.

– Значит, Тарани работала здесь?

– Да, а парня, что нам нужен, зовут Кит Морро.

Они подошли к билетной кассе, где их приветствовало пресловутое привидение из кровавой простыни с дырками на глазах:

– Хотите разгадать тайны Дома профессора Винкс?

– Сфинкс? Он сказал сфинкс³³? – тут же отреагировала собака Павлова, живущая внутри Стефании.

Ибрагим уже достал кошелек и покупал билеты:

– Эй, парень, мы друзья Кита Морро. Где его найти? – спросил он, передавая наличные.

Привидение человеческими руками пробивало кассу и человеческим же голосом отвечало:

– Да все там же. Секция «Полная луна».

Они подошли к одноэтажному дому, окруженному лесопосадкой. На крыльце возле входной двери висел скелет и невидимая злая ведьма постоянно хихикала, обещая, что войдя сюда, обратно не выйдешь. Но вываливающиеся из торцевой двери хохочущие студенты перечеркивали на нет все угрозы ведьмы.

Ибрагим достал из информационного стенда карту Дома профессора Винкс и ткнул пальцем:

– Вот здесь секция «Полная луна». Всего-то и пройти четыре комнаты. Пойдем?

И решительным шагом направился к тяжелым деревянным дверям, открывающимся автоматически.

В холле их встретила еще одна актриса. На этот раз служанка в длинной белой сорочке и чепчике с керосиновой лампой в руке. При ближайшем рассмотрении было ясно, что керосином там и не пахнет, а пахнет обычным светодиодом. Никаких опасных веществ и вредных для здоровья соединений в доме с нечистью! – кричали датчики пожарной сигнализации на потолке, красные огнетушители, зеленые таблички EXIT.

– Стойте, если хотите выжить! – проговорил хриплый прокуренный и уже довольно уставший голос служанки. – В этом доме нет места свету. Этот дом забыт богом. Нечисть бродит по коридорам и желает заполучить ваши сердца…

– Как круто! – Ибрагим хлопал в ладоши.

– Профессор Винкс открыл портал в параллельное измерение где-то в мрачных глубинах дома, и оттуда вырвались на свободу демоны, вампиры, оборотни! Оглянитесь!

С этими словами все четверо резко обернулись.

– Там ваше спасение! Там выход! Но если желаете продолжить, то вот вам ключ, чтобы закрыть портал и спасти профессора из лап чудищ!

Служанка протянула витиеватый ключ из пластика, одна из петель уже отломилась, а вторая сторона была испачкана шоколадом от предыдущих детей.

– А теперь испытайте вашу храбрость и ступайте в А-А-А-А-А-Д!

Двери слева открылись и перед ними засверкал игрой стробоскопов и прожекторов первый зловещий коридор. Черепа, безглазые куклы, ножницы, старые пластмассовые игрушки – в общем все, что сценаристы нашли у себя дома в коробках с детским барахлом – висело на цепях или было прибито к стенам огромными гвоздями. В узких нишах в полу текла красная жидкость, из глубин коридора вырывался белый дым, двери комнат стучали, откуда-то из-под потолка доносились истошные вопли терзаемых грешников.

– О. Мой. Бог, – медленно проговорил Корф.

У людей очень примитивное представление ада, – думалось ему.

– Круто, да? – воскликнула Ева.

Она и сама не ожидала, что подхватит энтузиазм Ибрагима. Держалась до последнего. Но аттракцион не оставил ее равнодушной.

– Напомните, зачем люди это изобрели? – спросил Корф.

– Чтобы пощекотать себе нервы, конечно! – ответил Ибрагим. – Неужели в твое время этим не занимались?

– Вообще-то, нет. Мы просыпались с петухами и шли работать на поля, возвращались к закату без сил и ложились спать, чтобы на следующий день снова встать с петухами.

– Да ладно тебе! Молодежь ведь должна была чем-то заниматься!

– Да. Они детей рожали. Если ты доживал до двадцати, то считался счастливчиком. А если ты доживал до тридцати, то все считали, что ты определенно жил в эпоху Иисуса.

Корвинус с трудом вливался в современный мир. Люди здесь заводили детей не потому что так надо, а потому что хотели, а это значит, что могли и вообще не заводить. Дикость! Люди работали в удовольствие и за столиками кафе часто жаловались на то, что с предыдущего места работы они ушли из-за токсичной среды. Что это вообще такое – токсичная среда? Дикость! Животных не ели, а заводили дома, чтобы до конца жизни их кормить и опекать, не получаяникакой выгоды из этого.

Что за дикий мир?

В итоге этот дикий мир заставил демона войти в коридор за остальными.

Ибрагим вышагивал первым, девушки за ним, Корф шел следом. Бесстрашные экзорцисты и демон. Ввиду своей профессии и сути они повидали много такой жути, которая обычным людям и не снилась. Коварные и опасные битвы с бесами всегда сопровождались риском быть убитым. Таких прожженных воинов света уже ничем не напугать.

Так они все думали до того, как вошли в первый коридор.

Первыми заорали Ева со Стефанией. Это была упавшая с потолка кукла Аннабель в окровавленном платье.

– Давай поиграем! – пел детский голосок.

На Ибрагима напал вурдалак из комнаты номер шесть.

– Окстись! Окстись! Окстись! – кричал Ибрагим, перекрещивая вампира в воздухе.

Корф держался до последнего, но его сломили полчища резиновых пауков, когда он врезался в канатную паутину.

– Мать твою! – раздался крик, приглушенный маской.

Но после первого коридора их ждала комната с мумией-каннибалом, которая бегала за ними вокруг саркофага, пока они искали способ открыть запертую дверь во второй коридор.

– Засунь руку в слив раковины!

– Я не буду ничего совать туда!

– Ключ в сливе раковины!

– Ты что не смотрел фильмы? В черных отверстиях всегда что-то кому-то откусывают!

Ибрагим кричал на Еву, Ева ревела, Стефания просто села в угол и нервно раскачивалась из стороны в сторону, приговаривая:

– Зачем? Зачем мы сюда сунулись?

И только Корф был занят погоней мумии.

В следующем коридоре их ждал новый кошмар, когда сверху опустились решетки, разделив их между собой, а пугающий голос Фредди Крюгера обещал убивать их по одному, если через пять минут червячок на мониторе не пройдет лабиринт руками Корфа, который вообще впервые в жизни держал джойстик от приставки.

– Направо! Направо ползи!

– Я не понимаю, как!

– Левая рука! Левая!

– Жри капусту!

– Что?!

– Жми треугольник, твою мать!

Кое-как справившись с квестом коридоре, они попали на ферму к маньяку с бензопилой, который опять начал бегать за ними по кругу посреди висящих пластиковых туш мертвых коров.

– Может, белый к черному?

– Может быть.

– Давай попробуем желтый к черному.

– Тут определенно должна быть логика.

– Оглянись, Корф! Во всем, что мы делаем сегодня, нет никакой логики! – психовал Ибрагим.

А позади них раздавались пронзительные визги Евы и Стефании, которые по сценарию должны были отвлекать маньяка, пока Корф и Ибрагим пытались соединить провода в правильной последовательности, чтобы открыть дверь.

– Вон его колыбель, видишь? – Корф указал рукой.

Посреди туш мертвых коров и цепей скотобойни стояла детская колыбель, украшенная разноцветными лентами, заплетенными в колосья: белая с красной, черная с желтой. Как колыбель оказалась посреди скотобойни – оставим сценаристам квеста, которые особо не парились по поводу сюжета и списали всю эту психоделику как всегда на детские травмы.

Оказавшись в следующем коридоре, освещенном полной луной, ребята тяжело вздохнули.

– Напомните, почему наш план не свелся к тому, чтобы подождать, когда у Кита будет перерыв? – надрывным голосом прохрипела Стефания.

– Потому что мы экзорцисты! Мы самые смелые сукины дети на всей планете! – ответил Ибрагим, тяжело дыша.

– К такому меня жизнь не готовила! – ныла Ева не менее хриплым голосом.

– Эй, ребят. Это секция номер четыре, – сказал Корф. – Где-то здесь должен быть Кит.

И как по заказу в дальнем конце мрачного коридора, тускло освещенного одной единственной лампой, изображающей полную луну, показалось чудище. Это был огромный вервольф, волосатый с когтями и клыкастой пастью. Раздался пронзительный вой. И в эту же секунду чудовище побежало на них, грозно рыча.

Все трое заорали и вжались в угол, с ужасом наблюдая за приближением монстра.

– Кит Морро?! – заревел Корф, перекрикивая звуковые спецэффекты.

Чудовище резко остановилось, а потом откуда-то из глубины костюма раздался приглушенный человеческий голос.

– Да. А кто спрашивает?

Корф достал из куртки телефон и показал ему фотографию

– Тарани Хэдж. Знаешь ее?

Огромная голова полуволка-полумонстра приблизилась к экрану телефона, а потом ответила:

– О, это же Тара! Вы нашли ее?

– Пойдем-ка побеседуем, парень, в тихом месте.

Пока ребята медленно приходили в себя после припадка страха, Корф уже шел за оборотнем куда-то в черный закуток коридора.

Здесь оказалась небольшая светлая коморка с креслом, столом, мониторами. На столе стояли одноразовые стаканчики из-под кофе, валялись упаковки еды на вынос. Где-то посреди бардака шуршала рация, которая доносила знакомый прокуренный голос служанки:

– Группа номер семь вошла к Джейсону³⁴.

При свете ламп они наконец увидели, что чудище на самом деле обладает ростом невысокого человека, просто голова устанавливалась поверх головы актера, который смотрел на посетителей через сетку в горле вервольфа. Кит снял тяжелую установку и перед ними возник долговязый худощавый парень с выбритыми по бокам волосами и густой блондинистой бородой.

– Я слышал, что ее искала полиция. Давно это было. Уже несколько лет назад. Вы ее нашли? – спросил он.

– Мы похожи на тех, кто ее нашел? – прорычал Корф.

После пройденных испытаний нервы стали гудеть, как расстроенный тромбон.

– Ты ее хорошо знал? – спросила Ева.

– Не так чтобы. Прикольная была тянка. Мемасы там угарные слала, по клубам чилилась, я только зааппрувил ее в Инсте, так она оффнулась.

Все четверо так и застыли. А потом Ева неуверенно произнесла:

– Мне кажется, он пытается нам что-то сказать.

– Ну такое даже мне не в силу перевести, – качал головой Ибрагим.

– А это какой язык? – спросил Корф.

– Значит, ты с ней встречался? Знал ее друзей? – Стефания решила зайти с другого конца.

Кит закинулся горстью чипсов и ответил:

– Мы в разных компашках зависали. Она больше тащилась по всякой чернухе.

– Что это значит?

– Ну готы там всякие, эмо. Кароч те, которые типа выпилиться хотят, а все дристят.

– А с сатанистами она, случайно, не заискивала знакомств?

– Чего не делала? – не понял Кит.

Ева терпеливо повторила на языке парня:

– С сатанистами, говорю, зависала?

– А, с этими чудиками и подавно. Там полный трэш у них, она рассказывала, ритуалы всякие в капюшонах со свечами и тэдэ.

Все четверо озадаченно переглянулись.

– А ты в них участвовал?

– Да нахрена оно мне? У меня дел по горло! Свой ютуб-канал развиваю. Как вам башка?

С этими словами он кивком указал на голову оборотня. Со всей ненавистью, которой они восполнились к этому месту, они все же признали, что оборотень получился добротный.

– Сам сделал, – хвастался Кит. – Учусь на художника-постановщика в колледже. Хотите больше рил стаффа, идите на мой канал и жмите на колокольчик.

Корф растерянно огляделся в поисках колокола.

– Слушай, Кит, а где можно найти этих сатанистов? – спросил Ибрагим.

Его смышленую головку посетила гениальная мысль.

– В «Кровавом ковчеге», конечно!

– Это ночной клуб?

– Да, бэйба, инфасотка!

Их приключение резко получило неожиданное продолжение. Корф подошел к парню, грозно навис над ним и прошипел сквозь маску.

– Как отсюда выйти?

Через минуту они уже стояли на улице довольные, что им не пришлось проходить квест Дома профессора Винкс до конца. Уж пусть кто-нибудь другой закроет этот чертов портал. На сегодня с них хватит инфарктов.

Порш-«служба спасения» вновь спешила на помощь на этот раз в знаменитый ночной клуб.

«Кровавый ковчег» – место любителей ночи и всякого демонического фетиша: вампиры, оборотни, маги, просто любители фаталистического неформализма. Здесь подавали коктейли с названиями типа Кровавой Мери, Поцелуй Дьявола или Слезы Раскаяния. Фейс-контроль пропускал самых отпетых фриков, кто по-настоящему готовился к приходу в обитель Сатаны: ботфорты на платформах, цепи, кожа, латекс, накладные клыки, плети.

Странным образом без проблем прошёл фейс-контроль лишь Ибрагим в своем ежедневном одеянии священника: черный костюм и белая коловратка, которую он возил в бардачке.

– Серьезно? Что за сексизм! – возразила Ева в блузке и черных брюках.

От нее-то как раз и ждали ботфортов, кожи, цепей и желательно на голое тело.

Тучный широкоплечий охранник на входе долго измерял Еву оценивающим взглядом, пытаясь найти в ней хоть что-то намекающее на любовь к садо-мазо. Получалось у него плохо.

– Вы не подходите под формат клуба, – пробасил он на Еву.

– Ты только что пропустил священника! – в ответ взбесилась она.

– Это похотливый священник.

– Это просто священник!

– А я вижу, что похотливый.

– Да ты же не знаешь!

– Каждый костюм должен нести историю.

Каждая реплика охранника звучала с одинаковой интонацией и ровным лицом.

Ева раздраженно выдохнула.

– Хорошо. Как насчет того, что в моем костюме ты видишь историю девственницы, ищущей приключения? – предложила она.

Охранник снова оглядел Еву с ног до головы, что донельзя оскорбило ее, потому что ее бессовестно оценивал мерзкий мужской глаз. Но вдруг на лице охранника проскользнула легкая ухмылка узнавания, как будто он сам вспомнил, что Ева на самом деле девственница, и тогда он кивнул. Ева злостно затопала каблуками, проходя мимо него.

Корф и Стефания, видя, что на входе их ожидает реальное препятствие, успели подготовить историю, которая в принципе Корфу не понадобилась. Охранник смерил взглядом его габариты, куртку, маску и одобрительно кивнул.

– Достойный детейлинг. Трубки хромированные? – спросил охранник.

– Он не может ответить. Он этот, как его, мой раб.

Охранник медленно перевел взгляд на пигалицу рядом с Корфом, которая едва доставала ему до груди. Стефания растерялась от пристального взгляда охранника, несмотря на то, что настраивала себя к этому моменту все последние полчаса. Ну плохой из нее лжец!

– Ну этот же, как его, знаете? БДСМ, там, госпожа и плетки всякие, – начала лепетать Стефания.

Ибрагим с Евой, стоящие за спиной охранника, воздели руки в воздух, мол:

«Надо было наоборот!»

Теперь Стефания понимала, что действительно надо было поменяться ролями с демоном. Но деваться уже некуда. Охранник прищурился и спросил:

– Быстро. Оба. Хором. Ваше стоп-слово.

Корф со Стефанией уже знали друг друга достаточно, чтобы не задумываясь произнести:

– Манчкин.

Проход открылся.

Оглушительная музыка в стиле готического рока, игра софитов, ослепляющие стробоскопы, висящие с потолка цепи, на которых танцевали гимнастки, и куча разодетых в черное и красное людей с раскрашенными лицами. Ночной клуб располагался на двух этажах и вмещал порядка пятисот человек, терявшихся в толпах на танцполе, возле баров, в зонах отдыха.

– Какой план? – спросила Ева, перекрикивая музыкальный грохот.

– Разделимся и поспрашиваем. Фотография с собой? – кричал Ибрагим.

Все четверо показали фотографию Тарани Хэдж на телефонах.

– Девочки, будьте осторожны! Здесь парни просто психи! – крикнул Ибрагим напоследок.

Они разошлись по разным сторонам, чтобы опросить работников клуба и его завсегдатаев, знали ли они девушку, чьи кости нашли в форте и чья кровь и волосы остались в том подвале, где предположительно над ней провели некий сатанинский обряд. Ну, разумеется, никто из них именно таким образом спрашивать не будет, но сам факт того, что с девушкой, когда-то давно отдыхающей в этом месте, обошлись столь жестоко, приводил в легкое замешательство, постепенно переходящее в дрожь.

Ребята осознавали, что получили драгоценную наводку на этот клуб, и у них был лишь один шанс выяснить все, что можно у посетителей «Кровавого ковчега» так, чтобы не спугнуть серийного убийцу. Он мог отбирать жертв именно здесь, завлекать их в свое логово, а потом проводить над ними жуткий ритуал. Преимуществом ребят было в том, что все они были чувствительными к колебаниям полей незаметной обычному человеку частоты. Так что если кто-то в этом клубе шатается с демонами, они это почувствуют.

– Рок и БДСМ. Почему у людей столь примитивное представление о дьяволе? – вопрошал Корф, разглядывая крутящуюся вокруг него девушку в узком латексном топе и шортах, открывающих половину растатуированной задницы.

– Привет, великан. Я сразу тебя заметила! – выдохнула она и залезла языком ему в ухо.

В голове тут же зазвучал наказ Виктора, как встроенная в мозг сигнализация:

– Твоя задача – присматривать за ребятами!

А девица с проколотым в шести местах языком уже вовсю натиралась о Корфа.

– О, Виктор, это будет нелегко, – выдохнул демон, воздев глаза к потолку.

А с потолка на стропах к нему уже спускалась полуголая гимнастка в ошейнике с шипами, привлеченная симпатичным парнем в маске. Воздушный БДСМ-ангел села бедрами точно ему на плечи.

– О. Мой. Бог, – уже второй раз за этот вечер произнес Корф, уткнувшись лицом прямо в промежность современной девы.

Ибрагим ошибся. Тут не только мужчины – психи.

Ева заняла стул у бара, потому что считала, что именно бар являлся местом средоточия знаний в ночных клубах. Она разговаривала со всеми, кто подходил к стойке, стараясь казаться безобидной, но любящей горячие ощущения штучкой, которая просто хочет завести побольше друзей.

– Прелестно, просто прелестно!– восклицала она.

Худой парень в кожаных штанах с торсом, полностью покрытым татуировками, демонстрировал ей проколотый язык. К его кольцу была пристегнута цепочка, другой конец которой крепился к кольцу на соске.

– А ты не боишься, что это все как-то зацепится, когда будешь одеваться или зубы чистить?

– А ты забавная, – ответил парень и пригладил красный ирокез. – Давай, покажи, что у тебя под этой целомудренной блузой.

С этими словами он провел пальцем по ее воротнику.

– А тут люди вообще не знают, что такое личное пространство, да? – крикнула она ему.

Он смеялся и все повторял:

– Ты такая забавная.

Через час Корфу уже трижды вылизали уши, он еще никогда не слышал о подобных выражениях симпатии, но о танцах на его плечах он тоже не слышал, а дьявольский ангел оседлала его конкретно и надолго, уверенная в том, что именно так люди признаются друг другу в любви.

Стефания стала жертвой местных матерей Терез, которые делали ей начес в туалете, потому что бедняжка, судя по ее платью, явно только что сбежала из дома консервативных родителей, а ее дух требовал приключений и перемен.

Ибрагим вообще стал свидетелем милого и ненавязчивого инцеста.

– Ты что, реально ее брат? – спросил он, недоверчиво наблюдая за их поцелуем.

Парень с белыми линзами, разукрашенный в стиле Мэрилина Мэнсона, ответил загробным голосом:

– Мы, создания ночи, все братья и сестры друг другу…

И продолжил целоваться с женской версией Мэрилина Мэнсона.

В противоположном конце клуба Ева вздыхала:

– О Господи Иисусе, я теперь понимаю, что видит отец, когда смотрит на меня.

Ее собеседник переключил внимание на девушку в короткой юбке, рваных чулках и пресловутых ботфортах. На верхней части тела у нее были лишь цепи на сосках, соединенные с носом. У этих двоих определенно было гораздо больше общего, чем у парня с Евой.

«Кровавый ковчег» переродил друзей.

Демон понял, что этот мир нисколько не похож на те остатки воспоминаний, что он нес с прошлой жизни. Там люди боялись боли, а здесь от нее получают удовольствие.

Ибрагим узрел-таки истинную красоту женщины, которой его обучали в семинарии. Он и впрямь по достоинству оценил благопристойность и целомудрие, поняв, что именно это будет искать в своей спутнице, которую кстати все чаще уже выглядывал в толпе. Со всеми ее странностями и психозами Ева отныне казалась совершенством.

Ева же беспрестанно причитала благодарности в адрес отца за его методы воспитания. Он перестал казаться старым неврастеником, его нервы неожиданно превратились в крепкие жилы прочнее адомантия в Росомахе³⁵. Вспомнив, как она изводила его своим едва ли пристойным поведением, Ева осознала, что отец того не заслужил, и теперь ей очень хотелось вернуться домой, сесть возле него, пока он читал книгу у камина, и поцеловать ему руки.

Стефания же поняла, что всеми этими попытками сделать себе больно и найти жестких приключений на свои задницы, эти люди не обладали заблудшими душами. Ее чутье не ощущало здесь демонических вибраций, нигде не мелькали зловещие тени, и паленым мясом здесь не пахло. Эти люди просто желали выразить то, что неспособны выразить слова, другими способами, и это казалось нормальным. Стефания даже обзавелась друзьями и обменялась с ними профилями в Инстаграме.

– Только у меня не очень веселый профиль, в основном молитвы там да кот Люцифер, – оправдывалась она.

– О, это так круто. Ты знаешь молитвы? Прям настоящие молитвы? Как фильмах про изгнание демонов?

Спрашивали девушки, которые сделали ей начес размером со вторую голову и вылили целый баллончик лака на нее. Этот начес теперь даже весил, как вторая голова.

– Ага, – многозначительно ответила Стефания.

Они стояли в туалете среди кучи людей, которые, похоже, даже не понимали, что это туалет. Здесь и болтали, и пили, и тут же пользовались туалетом по назначению, а в дальней кабинке под ровные сотрясания пластиковых перегородок незнакомая девушка взывала к Господу:

– О боже, о боже! Да! Да!

Стефания была терпелива. Или как сегодня модно говорить – толерантна. В конце концов Господь посылал пророков распространять слово божье не в культурно-образовательные центры, а вот в такие вот обители разврата и похоти. А потому Стефания считала своим долгом засадить здесь хоть сколько-нибудь семян веры.

– А можешь что-нибудь сказать? Ну, помолиться? – спросила одна из девушек, затянутая в черный латексный комбинезон до шеи.

– Спаси нас, Господи, от всякого зла, дьявольского наваждения, чародейства и злых людей. Как воск тает от огня, так и растают все злые ухищрения рода человеческого. Во имя Святой Животворящей Троицы: Отца и Сына и Святого Духа, да спасены будем, – отчеканила Стефания.

И на всякий случай покрестила своих новых подруг.

– О! Это очень круто! Надо запостить!

Девушки сделали селфи со Стефанией и подписали фотографию #святойдухкрут.

К сожалению, два часа пребывания в «Кровавом ковчеге» плодов с именем Тарани не дали. Никто не слышал ни ее имени, ни узнавал на фотографии, а стрелки часов медленно подходили к полуночи. В конце концов, нужных им людей могло просто не быть здесь сегодня. Можно прийти в клуб завтра, но надо обязательно подготовиться к проверке на входе. Второй раз девственницей в подобное место не войдешь.

Музыка так оглушительно грохотала, что Стефании казалось, будто все ее органы уже сделаны из прыгающих басов, а по венам течет жидкое и жалобное завывание загробного певца. Занимаясь скрытыми допросами, Стефания не заметила, как углубилась в это здание настолько, что перестала ориентироваться в пространстве. Она толкнула какую-то дверь с зеленым бегущим человечком и оказалась на улице.

– Тебе помочь, крошка?

Двое парней курили возле мусорного бака в закрытом переулке, огороженного от тротуаров заборами. Здесь выхода нет, а ведь так обманчиво пахнет свободой.

– Мне кажется, я немного заблудилась. Вы не подскажите, где здесь выход? – спросила Стефания.

– Конечно, он здесь. Идем покажу.

Парень подмигнул. А Стефания поняла во второй раз, что выхода здесь точно не было.

– Это очень мило с вашей стороны, но я, пожалуй, поищу в другом месте.

– Да ладно, расслабься. Идем сюда. Мы не обидим, – позвал второй.

Они вдруг сделали к ней шаг, и кровь отхлынула от головы в пятки, как будто где-то в черепе был унитазный смыв, приводимый в действие страхом. А в голове, которая тащится на ночь в подобные места, ничего кроме унитаза быть и не может.

Рефлекс сработал тотчас же – медальон с образом Святой Стефаниды оказался точно в ладони. Вот только рефлекс, отточенный годами практики, был бесполезен в отношении людей. Вот так Стефания стала потенциальной жертвой вовсе не демона, а человека. А она сразу поняла, что при подобном раскладе, где с одной стороны – два высоких накачанных бугая, а с другой – недоделанная госпожа метр с кепкой (причем кепкой служил ее начес), Стефания сразу стала жертвой. Да она бы даже с одним не справилась. Да что там врать-то? Она бы и с половиной одного не справилась. А потому когда они уже были в паре метров от нее, зазывая и улюлюкая, ей стало по-настоящему страшно.

Вдруг вспомнилась ночь в саду, когда Корф смотрел на нее хищными глазами из темноты бельведера. В их первую встречу она поняла, что отныне ни за что в жизни не сможет побороть его, потому что он приобрел плоть. Экзорцист дерется оружием веры – молитвой, а оттого поражает лишь сущностей на уровне мира духовного. С физическими телами одинокая молитва не работает. Необходимо сконцентрировать колоссальное количество энергии, чтобы духовная сила смогла повлиять на физический объект.

Мысль как гром среди ясного неба пронзила унитазный мозг: Стефания бессильна против Корвинуса де Борна. Как и против этих двух мразей, решивших переступить черту этим вечером.

– Парни, отошли оба, – вдруг раздался голос сзади.

Стефания резко выдохнула и обернулась.

– Если не хотите, чтобы здесь поднялся шум, валите отсюда. Прошу по-доброму.

Последняя фраза особенно понравилась Стефании – она тоже говорит ее демонам, дает им шанс разойтись без причинения боли. Это не требовалось протоколом, но Стефания воспринимала это как проявление великодушия.

Незнакомец им тоже обладал. А еще обладал красивой внешностью и пах цитрусом. Стефания обожала лимонник, цветущий в саду. Его мама посадила.

– Да мы просто хотим познакомится с подружкой, – парни все же остановились.

– А я повторять не буду. Девушке вы неинтересны. Ведь так?

Его серые глаза наконец уставились на нее, будто до этого момента и не замечали ее присутствия.

– Ага. Вообще неинтересны, – кивала Стефания.

Серые глаза интересовали ее куда больше. А потом парень и вовсе схватил ее за плечо и толкнул за дверь, возвращая в один из многочисленных коридоров «Кровавого ковчега», наполненного пресловутыми музыкальными басами. Но сейчас они больше не казались раздражающими, Стефания даже была счастлива вновь услышать завывания рока и увидеть полуголые растатуированные тела. Все это вдруг показалось родным домом.

– В подобные места ты должна приходить либо с желанием найти приключения, либо с умением постоять за себя, – произнес незнакомец.

Он был на голову выше Стефании, не на настоящую голову, а на вторую голову из начесанных волос, и оттого как его холодные серые глаза смотрели на нее сверху вниз, она чувствовала себя под защитным навесом. Он обладал стальной красотой брюнета, спортивный, стройный и очень милый.

Стефания так и зависла под его подбородком, разглядывая его ноздри снизу.

– Ты здесь одна? – спросил он.

Стефания очнулась от чар его притягательного взгляда.

– Нет, я с друзьями.

– Пойдем, верну тебя к ним. Лучше от них не отходи.

– Вообще-то они ждут на выходе.

– Тогда провожу к выходу.

Он взял ее за руку, взял так крепко, и потащил сквозь толпу. Никогда еще Стефания не чувствовала себя в такой безопасности, как сейчас: посреди полуголых проколотых во всех видимых и невидимых местах нетрезвых людей. Стефания продолжала рассматривать своего спасителя, изучила каждый волосок на затылке, и даже не заметила, как они вышли к танцполу. Здесь Стефания уже могла сама сориентироваться, но она ничего не сказала парню, продолжая крепко держать его за руку, как маленькая испуганная девочка. Ей нравилось это ощущение – быть под защитой большого доброго существа, он внушал ей уверенность своим молчаливым обещанием спасти ее. Такой решительный и бескомпромиссный, одной лишь властной походкой он заявлял, что ее безопасность для него приоритет, он проигнорирует ее слова и просьбы, и сделает так, как сам считает лучшим для нее.

– Вот выход. Ты уверена, что они ждут тебя там? – спросил он напоследок.

Стефания кивнула и не могла перестать улыбаться.

А потом он поднял ее руку и раскрыл ладонь, которую держал все это время.

– Что это? – спросил он.

– Святая Стефанида. Моя хранительница.

– Не очень-то она справлялась сегодня со своими обязанностями.

– А по-моему справилась. Ведь она прислала тебя.

Парень улыбнулся, Стефания утонула в его широкой улыбке.

– Ты верующая? Как тебя вообще сюда занесло?

Стефания лишь улыбнулась, опустив глаза.

– Я Алекс.

– А я Стефания.

– Надо было догадаться.

Стефания пошла к выходу, а потом обернулась и крикнула:

– А ты знаешь, что означает твое имя?

Алекс снова улыбнулся и ответил:

– Знаю. И сегодня я доказал, что ношу его достойно³⁶.

Парень растворился в толпе, унеся с собой магию первой встречи вместе с бабочками из живота Стефании. Она вышла на улицу и тут же оглохла от тишины, если такое вообще возможно. Организм успел адаптироваться к новым условиям существования, и уже окидывал окружение подозрительным взглядом, требуя грохочущей музыки, от басов которой скакали все органы. Нескачущие органы казались неестественными.

– Наконец-то! Мы уже собирались идти тебя искать. Что с тобой произошло?

Ева с ужасом рассматривала начес из волос.

– Ребята, а давайте договоримся, что все, что произошло этим вечером в «Кровавом ковчеге», останется в «Кровавом ковчеге»? – предложила Стефания.

Корф задумчиво почесал ухо. Ева съежилась и застегнула рубашку на все пуговицы аж до глотки, а Ибрагим так и замер, уставившись в одну точку и вцепившись в талию Евы.

– Поддерживаю.

– Вообще без проблем.

– Я уже и не помню, что там было.

– Мне нравится. Похоже на прическу Гэри Олдмана в «Дракуле», – сказал Ибрагим, переключившись на волосы Стефании.

– Точно. Вот, где я это видела, – поддержала Ева.

А потом постучала по начесу на макушке Стефании. Каждый удар раздался вибрациями по черепушке.

– А что с Тарани?

– У Ибрагима есть зацепка, – сказал Корф.

Ибрагим кивнул в сторону:

– Видите того парня в белой майке и джинсах?

Ребята по очереди обернулись. Обозначенный парень стоял в компании ребят и громко смеялся.

– Когда я показал ему фотографию Тарани, он сказал, что не узнает ее. Но я что-то почувствовал, – с этими словами Ибрагим рефлекторно прикоснулся к груди. – Я почувствовал глубокий страх. Я думаю, он ее узнал.

Парень стал прощаться, жать руки и направился к припаркованному неподалеку красному пикапу.

– Тогда пойдем побеседуем с ним.

С этими словами Корф пошел за парнем.

– Девочки, ждите в машине, – сказал Ибрагим и побежал за Корфом.

Они ускорили шаг, чтобы догнать парня, но тот обернулся, услышав приближающиеся шаги, а потом резко побежал к пикапу.

– Эй, Ленни! Ленни! – звал Ибрагим.

– Чего тебе надо, чувак? – отвечал убегающий Ленни.

– Я всего лишь хочу поговорить о Тарани Хэдж. Ты же ее узнал!

Парень развернулся и вроде хотел остановиться, но его глаза расширились от ужаса, потому что к нему бежал не только худой Ибрагим, а еще и двухметровый лысый амбал с каким-то комплексом неполноценности, выражающимся через его накачанные мышцы до размеров кабачков-мутантов с огорода бабушки Ленни под отходоперерабатывающим комбинатом.

Ибрагима снова обдало гравитационным притяжением страха, исходящим от Ленни. Уже было неясно, боится ли он имени Тарани или бегущего за ним демона. С каждым шагом давление страха нарастало. Стало очевидно, что Ленни уже не мог думать ни о чем другом, кроме образа Тарани, крепко засевшего в мозгу. Как навязчивое воспоминание провала, неудачи, позорного момента прошлого, накатывающего волной, которой невозможно противостоять и которую просто надо пережить. Ибрагим считывал эту энергию так явственно и четко, что даже уловил аромат женских духов, с которыми ассоциировался образ Тарани в голове Ленни.

– Да пошел ты! Ничего я не знаю!

С этими словами Ленни исчез в автомобиле и заблокировал двери. Двигатели заревели. Ленни намеревался удрать.

– Ты это почувствовал? – спросил Ибрагим, остановившись.

– Так четко, будто он на меня дыхнул цветочным букетом.

Именно луговыми цветами пахла Тарани в голове Ленни.

– Пойдем, нельзя его упускать, – Корф ударил Ибрагима в плечо и побежал обратно.

Ибрагим запрыгал от радости. И хотя им следовало бы передать информацию об автомобиле Габдулле, чтобы с ним разобралась полиция, Ибрагим не мог отказаться от продолжения приключения. Тем более когда назревала гонка по ночному городу!

– Что происходит? – спросила Ева, стоя возле Порш.

– Быстро в машину! – скомандовал подбежавший Корф.

Ева проанализировала ситуацию: визжащие шины быстро удаляющегося красного пикапа, бегущие Ибрагим с Корфом, его приказ… Глаза Евы расширились от ликования.

– Мы что реально за ним погонимся?! Поверить не могу! Это лучший вечер в моей жизни!

И прыгнула в машину.

– Прости, агент 007, но сейчас я поведу, – с этими словами Корф плюхнулся на сидение водителя.

«Служба спасения» тотчас же накренилась влево. Ибрагим не возражал и сел рядом, вцепившись в бардачок.

Порш резко стартовал с пронзительным скрипом шин, шокированных нетипичным обращением с автомобилем.

– Этим может заняться Габи! – кричала Стефания, которую все больше вдавливало в заднее сидение.

– Черта с два! Сами дожмем этого гада! – крикнул взбудораженный Ибрагим в ответ.

Корф разогнал Порш до ста двадцати километров в час за восемнадцать секунд. Похоже, демон собирался их убить. Ибрагим визжал, едва веря в то, что такое вообще возможно с его-то стареньким автомобилем.

Водитель пикапа совершенно не ожидал стать этим вечером целью демона с экзорцистами. Он, конечно, этого и не знал, но эта странная четверка в старом Порш пугала его не на шутку. Во-первых за рулем сидел жлобина в жуткой маске, который едва помещался в автомобиль и очень напоминал кильку в банке. А во-вторых, они знали о связи между ним и исчезнувшей девушкой, которую он видел-то всего один раз в жизни в ту роковую ночь. Ленни утопил педаль газа в пол и попытался оторваться от незнакомцев.

Но не тут-то было. Корф уверено вел автомобиль, как будто всю прошлую жизнь был чемпионом ралли. Пикап резко повернул вправо и стремительно отдалялся. Корф выставил ручной тормоз и также резко крутанул руль. Левые колеса оторвались от асфальта под нарастающим весом. «Служба спасения» жалобно обматерила водителя, напоминая о том, что он не вожжи держит. Пассажиров занесло на повороте, Ибрагим уперся в Корфа, Стефания упала на Еву и визжала:

– Он точно не был трубадуром!

Удивительным образом бывший крестоносец чувствовал себя вполне уверенно в металлическом коне. Но вот Порш снова встал на все четыре копытца и поскакал за Ленни вдогонку. Ленни же использовал все возможные ухищрения: проезжал на красный свет, резко тормозил и менял направление, даже пересек лужайки сквера и проехался по тротуару. Вслед за ним мимо шокированных и разгневанных пешеходов, лишь чудом избежавших капота огромного пикапа, пронеслась белая мультяшка с женскими визгами внутри.

Миниатюрная «служба спасения» продолжала висеть на хвосте пикапа, а по прямой умудрялась равняться с ним, и тогда парень в костюме священника призывал Ленни остановиться.

– Хорош, придурок! Так быстро хочешь встретиться с Господом? – кричал священник.

– Отвали от меня! – вопил Ленни.

– Остановись! Мы всего лишь хотим поговорить!

– Да хорош исповедовать его! Стреляй уже! – крикнул Корф.

Девушки тревожно переглянулись.

– Нет у меня ружья! – ответил Ибрагим.

– Ты же говорил, что всегда возишь оружие в бардачке! – не понимал Корф.

Ибрагим нервными рывками открыл бардачок и вынул оттуда книгу в черном переплете:

– Библия! Библия мое оружие! – пронзительно завопил Ибрагим.

Корф выругался, выхватил из рук священника книгу и кинул ее в Ленни.

Пути Господни неисповедимы. Оружие священника – Библия – в руках демона превратилась в метательное ядро, потому что книга влетела точно в узкую щель открытого окна красного пикапа и ударила Ленни в висок.

Тот заорал, на секунду выпустил руль и тотчас же потерял управление. Пикап вылетел на обочину и боком врезался в толстый дуб.

– О нет! – закричали девушки.

«Скорой помощи» потребовалось двадцать секунд и сто метров, чтобы остановиться. А потом еще столько же, чтобы вернуться обратно. Пикап сильно покорежило со стороны водителя: погнуло дверь, подушка безопасности выстрелила и врезалась в клаксон, который вопил не переставая, запевая погребальную песню. Но Ленни в машине не было.

Белая майка с синими джинсами улепетывала в ночи посреди жилых кварталов.

– Да чтоб тебя! – выругался Корф.

Не без труда он вывалился из Порш и устремился за беглецом. Теперь ставки перешли на мускулы ног и крепость резинок на трусах. Но у худосочного Ленни здесь не было никаких шансов, потому что, создавая Корвинуса, Ибрагим в первую очередь взращивал тело атлета, будучи ярым поклонником красоты тела, а купленные демону трусы от Маркс и Спенсер были не только пошиты из ответственно-выращиваемого хлопка, но еще и хвастались толстой тугой резинкой.

Ибрагим же не собирался сидеть, сложа руки, пока демон выполнял всю работу, и мысленно просчитывал возможную траекторию беглеца. А потом пересел на сидение водителя и поставил на заднюю передачу.

– Стефа, пригнись! – крикнул он.

– А что? Зачем? У него пистолет? – испугалась Стефания.

– Нет! Твой ирокез занимает все зеркало заднего вида!

Стефания прижалась к сидению вместе с Евой.

Ибрагим прикинул, что более удачным выбором для Ленни будет северное направление, потому что спереди его бы ожидал тупик в виде моста на автомобильной развязке, а потому он развернул машину, и понесся в противоположное от моста направление – наперерез беглецу.

Корф в это время загнал парня в переулки между одноэтажными домами с мелкими частными дворами. Парень точно жил где-то в этом районе, потому что уж слишком хорошо знал все закоулки: лихо открывал незапертые ворота, пролезал в дыры сетчатых заборов, перепрыгивал через калитки и даже собаки на него не реагировали.

Корф же своими габаритами сносил напрочь и ворота, и калитки, и даже собак. Он дышал беглецу в затылок и уже взбирался на высокий отвесный бетонный забор по следам парня, когда услышал где-то за забором удар и шлепок. Корф быстро преодолел оставшиеся бетонные блоки и спрыгнул с забора, очутившись на проезжей части дороги. На асфальте лежал и стонал Ленни, а рядом стояла «скорая помощь» с помятым бампером, за рулем которой сидел довольный Ибрагим.

Корф подошел к лежащему Ленни и поднял его одной рукой.

– Говори, что знаешь! – прорычал демон.

И не дав парню возможности ответить, уложил того на асфальт и сжал кулак.

Из Порш уже высыпали остальные.

– А у Корфа нехилые яйца, – выдохнула ошеломленная Ева.

– Хорошие яйца. Качественные. Я лично собирал, – похвастался Ибрагим.

Стефания же ничего смешного в ситуации не находила. Они фактически наблюдали за тем, как демон, преисполненный яростью, грозился убить человека.

– Корф, мы просто отвезем его в участок! Это не наша обязанность! – сказала Стефания.

– А по-моему наша обязанность надрать этому ублюдку зад, если он убил Тарани! – сказала Ева.

Если Корфа обуяло желание вытряхнуть из парня органы, просто чтобы причинить ему боль, то Ева была под влиянием спасти невинную девушку, ставшую жертвой маньяка. Но ни с одним из них Стефания в этот момент не была согласна.

– Что? Не убивал я ее! Черт, да я эту шлюху даже пальцем не тронул! – наконец у Ленни ожил язык.

– Не смей ее так называть, ублюдок! – крикнула Ева.

– Эй, а меня, значит, ублюдком можно называть? Что за сексизм?!

Корф снова поднял парня и резко опустил на асфальт, выбив из того дух.

– Корвинус! – гневно закричала Стефания.

Демон смерил ее яростным взглядом, от него пахнуло жаром. Хищника, обуянного жаждой крови, нельзя прерывать, иначе станешь жертвой неконтролируемого инстинкта. Корф и сам не понимал, что только что стал марионеткой в руках тьмы – то, о чем предупреждала Стефания. Корф не в силах противиться собственной сути – тьма окутывает его сущность и тем самым подчиняет его низменным свирепым и просто жестоким инстинктам.

Он вновь поднял парня с асфальта, приготовившись в новому броску.

– Корф! – заорала Стефания.

Свет тоже подчиняет сущность инстинктам, кардинально отличающимся от тех, которыми управляет тьма. Инстинкт Стефании приказал ей защитить человека от боли и страданий, независимо оттого, что он натворил. Свет призывал быть защитником, а не судьей. А потому Стефания, не контролируя себя, взорвалась всплеском энергии, возведя стену между Корфом и Ленни.

Невидимая сила отбросила Корфа назад, вырвала из его рук парня, и тот упал. В ту же секунду застонали Ибрагим с Евой:

– Опять ты за старое!

– Хватит уже так делать!

Они схватились кто за голову, кто за грудь, ощущая неприятное жжение внутри. Так всегда происходило рядом со Стефанией, когда она вытворяла подобный фокус. Сила поражала окружающих в самые слабые места в организмах.

– Что за херня, чувак?! – стонал Ленни, тоже почувствовавший ударную энергетическую волну и теперь валявшийся на асфальте, схватившись за живот.

Удар силового поля вернул Корфу рассудок, как резкая пощечина. Его глаза больше не горели инстинктом убить. Он медленно поднялся на ноги и удивленно уставился на Стефанию, продолжающую удерживать поле между ним и Ленни. Ее пальцы скрючились, как будто она физически вцепилась в плотный воздух, выросший барьером между ними, на лице проступили крупные капли пота, а от силы заряда электризовавшихся волос ее начес распушился еще больше. Она превратилась в по-настоящему грозного экзорциста. Неудивительно, что в обители демонов о ней ходят слухи. Ее стоило бояться.

– Я все понял. Прекращай, – спокойно сказал Корф.

Стефания отпустила концентрацию. Тотчас же руки без сил упали вниз, ноги подкосились, все тело выдохнуло от облегчения, как будто она только что сбросила с себя штангу.

Корф и Стефания долго смотрели друг на друга молча, каждый искал в другом признаки обмана. Но все больше они уверялись в том, что влияние потусторонних миров больше не довлело над ними, и они снова становились нормальными людьми.

Ибрагим взял инициативу допроса на себя, поняв, что демон вполне может перемолотить их единственной зацепке все кости.

– Ленни, что произошло с Тарани? – спросил он.

– Я не знаю, чувак! Я клянусь! Я ее уже лет сто не видел!

– Если ты не начнешь мне помогать, этот громила начнет ломать тебе пальцы.

Ленни со страхом смотрел на чудовище в маске.

– Да я клянусь! Я с того вечера ее не видел! Уже столько лет прошло! – щебетал Ленни.

– С какого вечера?

– Да с того, как познакомил ее с этими придурками!

– С какими придурками?

– Да с сатанистами этими гребанными.

Ребята стали переглядываться друг с другом. Они попали точно в цель.

– Кто они такие? – теперь уже подошла Ева.

– Да придурки местные! Всякие обряды проводят, типа демонов вызывают. Да чепуихня это все! Только девок кадрят своей мрачностью.

Ох если бы это действительно была чепуихня. Четыре трупа были так себе чепуихней.

Корф медленно подошел к Ленни, воздев руки в воздух, демонстрируя Стефании собственную безоружность и отсутствие агрессии. Стефания продолжала стоять рядом, демонстрируя готовность вновь выбить из Корфа дух. Но тот лишь присел перед парнем и спросил:

– Знаешь их адреса?

9. Потерянное равновесие

Даймоний – термин древнегреческой философии, означающий «внутренний голос, совесть».

Детектив Амран был на работе уже с шести утра, потому что задание, что он дал семье Виктора, явно пошло не по плану.

Обеспокоенный Виктор звонил ему с полуночи каждые пятнадцать минут, и детектив уже тысячу раз пожалел, что втянул в это расследование его дочерей. Ребята так и не вернулись из парка развлечений, а последний звонок, на который они ответили, добавил еще больше вопросов. Они рассказали что-то про ночной клуб, автомобильную погоню и студенческий городок. Это было в час ночи. Больше они не брали трубку, хотя звонки проходили. Это обнадеживало.

Ребята явно пошли дальше нужного, и неизвестно, чья это была затея. То ли Евы с чрезмерным чувством ответственности за всех женщин в мире, то ли того крупного парня, которого Виктор назвал их личным телохранителем, что явно было лишь половиной правды. А может статься так, что они вчетвером объединились одним стимулом, и тогда детектив совершенно точно их не остановит.

Габдулла себя корил. Он выдал секретную информацию для служебного пользования гражданским лицам, которые проводили собственное расследование причем довольно неаккуратно – оставляя кучу свидетелей и зарабатывая десятки штрафов за нарушение ПДД. У Габдуллы могли появиться серьезные проблемы. Виктор Бертран мог эти проблемы сделать катастрофическими.

Кофе уже час, как остыл, а Габдулла до сих пор к нему не притронулся, пытаясь в сотый раз проанализировать отчет о Тарани Хэдж. Почему убийца мучает их именно так – режет вдоль и поперек? Что ему нравится? Крики? Рисунки, что он наносит? О чем они напоминают ему, о какой травме из детства? И что это все должно донести до Габдуллы? Как это должно помочь в его поиске?

Пикнул телефон. Сообщение от Шефа:

«Есть новости?»

Еще одна возможная ошибка, которую он допустил за последние семьдесят два часа. Шафран. Нужно ли было ей рассказывать обо всем? Возможно, стоило приложить все усилия и воздержаться? Но потом он вспоминал свои ощущения рядом с ней и раз за разом доказывал себе, что, вернись он на семьдесят два часа назад, все равно не устоял бы. А ведь между ними разница в двадцать пять лет. Это получается, что после его рождения еще целый человек успел родиться, отучиться и стать взрослым представителем общества, прежде чем родилась Шеф. Черт, да она на пять лет младше его сына. Просто в голове не укладывается. Надо это срочно прекратить, пока не дошло до проблем. Очередных.

Габдулла устало упал на спинку кресла, удивляясь самому себе: за три дня совершить столько ошибок – не похоже на него. Но похоже на то, что он стареет.

А перед глазами так и мелькал наглый бритый белый ежик в трусах с Hello Kitty на заднице и с татуировкой на маленьких грудях: на одной – Снуппи, на другой – Вудсток; они играли в бадминтон, и летящий воланчик замер точно посреди грудей.

Как его занесло в это все? Он же светский мусульманин, пусть в разводе, но честный и благовоспитанный. Он по вечерам намаз читает. Пусть один, а не пять, но светский же. И на том спасибо. Черт, да у него даже телефон – древняя раскладушка Нокиа, потому что эти тачскриныего вводят в депрессию своей ранимостью. И вот этот человек связался с таким феноменом, как Шафран, которая беспилотники в небо запускает.

И все же он взял телефон и ответил ей, что новостей нет, потому что в душу ему запала эта чертовка в розовых трусах с этим антропоморфным японским бобтейлом на заднице.

Резкий удар вывел его из тяжелых дум. Габдулла рефлекторно вытянулся в кресле.

На стулья перед его столом плюхнулись два побитых парня: у одного фиолетовый фингал на весь глаз, нос и полщеки, у второго текла кровь из-под тряпки, что он прижимал ко лбу. Габдулла не сразу понял, что происходит, кто эти люди, и почему они вообще здесь оказались. А потом увидел над беднягами гиганта Корфа, который держал тех за шкирки.

– Это Ленни, а это Готфри, – буркнул он.

Молчание длилось минуты две.

– И кто они такие? – наконец спросил детектив.

– Этот, – Корф пихнул в плечо самого побитого, – познакомил Тарани вот с этим, – тычок во второго с кровавой тряпкой и в синей атласной пижаме. – А этот называет себя верховным жрецом Церкви Самаэля.

Габдулла медленно заглянул на спину Корфа. Там стояли все три ясновидца, они кивали с серьезным видом.

Их измотанный вид служил доказательством долгих ночных приключений, за время которого Ибрагиму разорвали черную рубашку, и теперь из-под воротника торчала лишь половина коловратки. Ева потеряла рукав блузки, который сейчас служил бинтом в руках Готфри, а Стефания вообще обзавелась какой-то пугающей прической. Видимо парком развлечений, ночным клубом и студенческим городком дело не кончилось. Одному лишь богу известно, сколько мест они посетили и как вообще вышли на этого Готфри.

Виктор надавал по шее всем и подключил к порке Джованни, который надавал по шее дополнительно Ибрагиму и Корфу. Но сделали они это для проформы. Потому что несмотря на то, что они нарушили приказ пресвитера вернуться до полуночи, именно благодаря их активным поискам, дело о пропаже Марии Вальгос сдвинулось с мертвой точки. Пресвитеры злились на подопечных, но в то же время невероятно ими гордились. Если будущее экзорцизма ляжет на плечи подобных молодых ребят, то за безопасность мира можно не беспокоиться.

Следующие несколько дней детектив Амран со всем отделением полиции был занят ликвидацией последствий всполоха, что учинила безумная четверка. Там было и дорожное происшествие, и заявление о разбое, вандализм, порча муниципального имущества и мелкое хулиганство, жертвой которого стал пожарный шланг в жилом доме в совершенно противоположном от парка развлечения конце города. На вопрос, зачем ему понадобился пожарный шланг, Корф просто ответил:

– Работал по горячим следам.

То, чем они занимались в ночном фетиш-клубе «Кровавый ковчег», так и осталось тайной ввиду загадочной клятве, что они дали друг другу.

Опуская детали, которые четверка замалчивала, детективу все же удалось восстановить их примерный маршрут, который затронул семь разбросанных по всему городу мест. И везде они оставляли либо погром, либо избитых бедолаг, каждый из которых приводил их все ближе к концу.

К Готфри Розенштерну – главе местной официальной группировки сатанистов, который уже второй день сидел в комнате допроса, отвечая на одни и те же вопросы детективов.

Капитан полиции поблагодарил Виктора и Джованни за содействие и обещал урегулировать балаган, осознавая, что без помощи знаменитого в их кругах семейства они бы ни за что так быстро в деле не продвинулись. Единственным условием было – изо всех сил постараться больше не впутываться ни в какие истории. Так, безумная четверка отправилась на вынужденный покой.

Пресвитер Джованни управлял Арелатским аббатством, имеющим очень долгую историю. Основанное на острове еще в четвертом веке, аббатство долго кочевало в своей принадлежности разным орденам. Сейчас же оно входило в католическую епархию города, став домом для двух сотен монахов и огромным хранилищем древних знаний. Библиотека Арелатского аббатства насчитывала более пяти сотен тысяч наименований древних манускриптов и была центром обмена знаний не только между духовниками, но и экзорцистами.

– Давно Стефания умеет это делать? – спросил Корф.

Они с Ибрагимом сидели на веранде дома Джованни, огороженного обширным садом от остальной территории аббатства с часовней, трапезной, кельями и библиотекой. Монахи выращивали в саду виноград, апельсины, лаванду, яблоки и груши. Этот микс ароматов день и ночь наполнял скромный дом Джованни благоуханием жизни.

Ибрагим не сразу понял, о чем спросил Корф, а когда понял, то махнул рукой, как на пустяк.

– А, это. Сколько себя помню, – ответил он.

Ибрагим настраивал видеосвязь с особняком Бертранов в паре десятков километров от них. Шел третий день домашнего заточения.

– Как Церковь объясняет эту способность? – спросил Корф, чуть погодя.

– Да никак. А чего тут объяснять? Мы же экзорцисты. С годами практики экзорцисты приобретают опыт. В зависимости от прилежности и упрямства у кого-то этот опыт небольшой, а у кого-то колоссальный. Я видел экзорцистов, которые изгоняли демонов по щелчку пальцев.

– Стефания молода.

– Что я могу сказать? Божья Благодать – штука непредсказуемая. Не знаешь, в какой момент постигнет, как и не знаешь, что подарит. Видимо, Бог пожелал наградить Стефанию этим даром с пеленок.

– А ты не задумывался, почему?

– Да откуда ж мне знать? Может, она прелестно пускала слюни или рисовала очаровательные коричневые разводы на пеленках. Кто ж этого Бога поймет?

Корф решил оставить свое мнение при себе. В окружающих его условиях это вообще было единственным способом выжить. Церковь блюла каждый его шаг, и при любой необходимости его потянут за поводок. К тому же они ни на йоту не сдвинулись в расследовании непонятного заговора, из-за которого родился Корф. Он, как невинное дитя, лишь глазами хлопал да руками разводил. Если уж люди не знали, кому он понадобился, то с чего это знать демону, который вообще по ту сторону занавески жил? Никто с ним на контакт не выходил, никто предложений не делал. Просто в один момент его бесконечного томления в аду на него упал свет, и вот он уже вылезает из каверны, весь измазанный в этой янтарной смоле.

В свою очередь Корф все больше понимал, насколько наивны бывают церковники. А иной раз и откровенно тупы. Взять хотя бы яичное жертвоприношение. И это ведь сделал сам Ибрагим – светоч современных экзорцистов, состоящий на службе в двух священных домах, член комитета по сохранению древних артефактов. Чего уж тогда от остальных ожидать?

Наверное это результат многолетней политики Церкви по четкой изоляции света от тьмы, как от заражающей хвори. Они заткнули все ходы, взяли под контроль все щели между мирами, чтобы ни один демон не пробрался сюда без их ведома. А зря. Фактически они сами сделали себя слепыми и глухими, оградившись от темных сущностей, которые могли многому их научить, многое поведать, открыть секреты мироздания, о которых люди до сих пор не ведали.

Как например о способности молодого экзорциста управлять не только светом, но и тьмой.

Экран ноутбука загорелся голубым фоном приложения видеозвонков, а вскоре сменился красочным пейзажем сада Бертранов. Их сад конечно был всем садам сад, а в присутствии Стефании и Евы расцветал еще больше. По крайней мере, так казалось мужчинам.

Ева стояла на коврике в асане «Воин №1» посреди кипарисовой лужайки под довольные воздыхания Ибрагима по ту сторону экрана. До этого момента он даже не осознавал, насколько соскучился по ней. Стефания лежала в асане трупа и спорила с Евой, что такой асан тоже существует. Неизменное лицо Корфа в маске как всегда не выражало никаких эмоций, хотя он был поражен тем, что сегодня так легко можно увидеть человека, который находился в двадцати километрах от тебя. В его время они отправляли гонцов, которые могли везти послание месяцами, а то и вообще не довезти, пав жертвой разбойников. Сегодня жизнь неслась стремительно.

– Ну что за бред?! Как можно на такое пойти добровольно? – злостно бросила Ева.

Асаны, как и молитвы, перестали помогать находить душевное равновесие, пока Мария Вальгос продолжала числиться пропавшей.

– Они нашли и опросили с десяток девушек, прошедших через их представление, и складывается картина, что так оно и было: Тарани Хэдж добровольно стала участницей ритуала, – рассказывал Ибрагим последние добытые сведения.

Церковь Самаэля, возглавляемая верховным жрецом по имени Готфри – студентом театрального университета, организовывала ритуалы вызова Сатаны, не имеющие ничего общего с реальными обрядами. Пусть члены этой организации и верили в то, что Сатана – их владыка – блюдет за ними и приготовил им место подле себя в аду после смерти, на самом деле их служение было обычным шоу с черными свечами, робами и пентаграммами.

Единственное, к чему полиция могла привлечь Готфри и его пособников – это к увечьям, которые они наносили девушкам, участвующим в ритуалах.

«Кровью девственниц да окропите знак мой, дабы вышел я с вами на контакт», – было написано в их Библии, напечатанной в Worde и распечатанной на вполне себе современных листах А4. Безо всяких там древних папирусов, переплета из кожи невинных телят да и самих девственниц.

– Среди них есть студенты-медики, которые брали у девушек кровь из вен, а потом разбрызгивали ее на самих же девушек, – рассказывал Ибрагим. – То есть даже в увечьях их с трудом обвинишь, ведь девушек никто не принуждал.

– А как же волосы и кожа, что нашли на пентаграмме? Не похоже на добровольное возлежание! Они боролись! – настаивала Ева.

Ну не может оказаться так, что она отстаивает девицу, добровольно легшую под нож сатанистов.

– Девушек связывали и укладывали на пентаграмму, над ними проводили песнопения, а потом свершалась оргия, после которой на полу осталось все: и волосы, и кожа и семя, – ответил Ибрагим. – Кстати, насчет оргий. Ева, тебе пора поменять асан «Воин №3» на асан «Собака мордой вниз».

– То есть Тарани была любительницей острых ощущений и не больше? Но тогда как она оказалась мертвой под фортом? – спросила Ева.

– Тарани исчезла спустя три года после того обряда. С ней могло произойти все, что угодно, – вставил Корф.

– Я не верю в это. Сатанисты, кровь – это не может быть простым совпадением. Мы что-то упускаем, – сказала Стефания с поникшими плечами.

Ей не верилось, что после всего того, что они таким чудом обнаружили, их снова постигнет неудача и они врежутся в тупик.

– Это были обычные развлечения студентов, – спорил Корф.

Чем заслужил непонимающие взгляды со всех сторон.

– Хорошо. Необычные. Но тем не менее, все же развлечения. Почему вам так сложно принять идею, что люди тоже способны совершать мерзкие дела? – спросил Корф.

– Потому что там, где происходят убийства, всегда присутствуют темные сущности.

– Не факт.

– Сказал демон, который устроил резню ночью.

Спор медленно перешел на спор между Стефанией и Корфом.

– Это была не резня. Ты, похоже, плохо представляешь себе, что такое резня.

– Ты бы видел себя, когда избивал тех парней! Не говори мне, что ты не получал удовольствия от этого! Поверить не могу, что я стала частью того кошмара.

– Без этих мер мы бы дальше не продвинулись. Мне что, нужно было их бельчим хвостиком наглаживать?

– Это была работа полиции!

– Это была работа по горячим следам!

– Ты себя не контролировал, пока я не вмешивалась! – закричала Стефания.

Корф злостно выдохнул.

Стефания и впрямь выбила из него темную дурь пару раз за ту ночь, просто потому что, когда ты обуян инстинктами собственной сущности, их практически невозможно одолеть. Это как вырывающаяся на волю часть тебя, которой ты не в силах управлять, потому что вы повязаны.

– Хорошо, пару раз я вышел из себя.

– Пару раз?! Корф, сколько раз мне повторять, что ты принадлежишь тьме и ее законам? Ты, как акула, плывущая на запах крови. Она не в силах побороть свой инстинкт, и ты тоже! Ты навсегда останешься демоном. Не будет для тебя хэппи-энда, как бы ты его ни хотел!

В саду стихло. Ева больше не выгибалась в асанах, а слушала, опустив глаза. Ибрагим тоже возжелал остаться с краю. Эти двое уже раз десятый спорили на одну и ту же тему: может ли демон внезапно сменить заряд? Никто из ребят уверенного ответа на этот вопрос не имел. Даже Джованни. Даже Виктор. Если подобное и происходило, то записей об этом не сохранилось. Но откуда тогда взялось в демоне это необъяснимое стремление искупить грехи? Это качество тьме не присуще. Тьма не знает, что такое прощение. Оно принадлежит свету. Или все-таки проще подумать, что это все очередная коварная игра демона, пытающегося обмануть бдительность священников? В это верится легче, если захотеть. Но в том-то и проблема, что ребята отчаянно хотели верить в первое.

Долгое молчание с обеих сторон связи стало тяготить.

– Что ты хочешь сказать этим? – спросил низкий бас из динамиков.

– Что ты продолжаешь пытаться обелить себя и себеподобных, но это невозможно.

– Ты понятия не имеешь, возможно это или нет.

– Мне достаточно было увидеть твою суть, Корф! Твою неспособность противиться тьме! Она наполняет тебя обидой и яростью, запускает цепную реакцию, которую ты не в силах остановить, и в итоге ты избиваешь людей об асфальт, раскидываешь полуспящих жильцов дома и подвязываешь их за пожарный шланг, чтобы сбросить с крыши.

– Никого я не сбросил!

– Да потому что я там была!

Каждый раз когда Корф заходил дальше, чем нужно, Стефания возводила стену, которая встряхивала демона, выбивая из него распаленный гнев и тем самым возвращая холодный рассудок.

– Люди совершают зло под влиянием тьмы, но у них всегда есть выбор. И всегда, черт возьми, всегда выбор в пользу зла делается с подачи демонов! Шепчут они или влияют напрямую – неважно. Но демоны там есть. И с Тарани Хэдж подобное зло сотворил не просто человек, а человек под влиянием темной энергии, именно той, которой подчиняешься ты, Корф. Скажи ему, Ева!

Девушка встрепенулась и нехотя ответила:

– Я не знаю…

– Ты же чувствовала тьму над ее трупом! – возразила Стефания.

Ева очень хотела встать на сторону сестры, они всегда друг друга защищали, а потому она возненавидела себя, когда произнесла:

– Я не знаю, что я видела. Все было нечетко.

Стефания выпучила глаза, глядя на предательницу.

– Возможно, да, – стала разъяснять Ева. – Была там тьма. Боль и страдания рождают тьму, и, конечно, Тарани жила в ней в том моменте времени. Но я не знаю, видела ли там демонов.

– Да даже если был. Мы не одинаковы. Хочешь сказать, что я способен убить четырех женщин и закопать их тела? – спросил Корф.

– Та энергия, которой ты принадлежишь, может.

– Дело не только в энергии, Стефа. Ты же сама говоришь, что у нас есть выбор.

– У тебя его нет.

– С чего это? Ты же можешь в любой момент перейти на сторону тьмы, тебя держит только твой собственный выбор!

– У людей есть выбор. У самых отпетых негодяев всегда есть шанс вырваться из плена тьмы и обратиться к свету, покуда они живы. Ты свой шанс использовал, и поэтому стал демоном. Отныне ты всегда будешь слышать зов греха и идти на него, это твоя суть. Ты не можешь ее изменить, просто потому что в один день решил стать хорошим. Так законы не работают!

Стефания стала задыхаться от негодования и словосложения. Вся эта затея – взять демона на службу Церкви – изначально обречена на провал. Демоны не в силах изменить собственную суть, это все равно, что плыть против течения. Минус не может в одночасье стать плюсом, как и наоборот, иначе бы весь мир заполнился хаосом. Зло творится злом, добро – добром: так ее учили, и чертовски верно ее учили. Той ночью она увидела этот урок вживую, почувствовала вкус тьмы, стоя рядом с Корфом, как и уверилась в том, что он никогда не перестанет представлять для них опасность.

– Там в Дамьете я не слышал зова демонов! Я убивал людей, потому что таков был мой выбор. Почему ты просто не можешь признать тот факт, что люди сами переходят на сторону зла? Никто на них не давит, никто за них не борется. Сами! Они сами превращаются в демонов!

Стефания вдруг застыла. В ней явно проступила растерянность, как будто из-под ноги выбили прочную опору, ударили молотком по крепкой основе, которая тут же заскрипела трещинами.

– Потому что не верю, – прошептала она.

С детства Стефанию натаскивали истинам. Какие-то из них были настоящими, какие-то – надуманными. Но вырезанный из скалы образ уже ничем не сотрешь, не выведешь. Установки, вкрапленные в детскую личность, вырастают вместе с человеком, остаются с ним на всю жизнь и влияют на его решения. Стефания искренне верила в вечную борьбу света с тьмой. Всю ее личность обработали мощным стерилизатором с названием «защитник», налет которого до сих пор не сошел. Она не просто верила, она знала, что ее долг – защищать человечество от злодеяний тьмы, которая как жидкость заполняет все углубления и трещины в пространстве. Тьма выискивает слабых, завлекает хитростями, а потом медленно всасывает душу в себя.

Только так. Только так люди становятся преступниками.

Корф рассматривал Стефанию на экране, пиксели стирали детали ее эмоций на лице, но даже здесь на расстоянии двадцати километров, он чувствовал ее колебания. Стефания запуталась между аксиомами, прописанными в учебниках, и тем, что она видела в жизни. Если у человека есть выбор обратиться к свету, почему же не допустить, что он также добровольно может обратиться к тьме? Разве здесь закон равновесия не работает? Корф искренне верил, что работает. Потому что ему, в свою очередь, была ненавистна сама идея того, что ему никогда не вырваться из лап тьмы и не приобрести долгожданный положительный заряд.

Мир Стефании, те догмы, в которые она верила, твердили ему, что нет. Это невозможно. И он ее за это ненавидел.

– Я всего лишь хочу сказать, что люди причиняют зла не меньше демонов.

Корф отчеканил чуть ли не каждое слово, чтобы донести их смысл до Стефании.

– Ну а я хочу сказать тебе, что вся моя жизнь заключается в том, чтобы защищать людей от таких, как ты.

Каждый из них остался при своей догме.

Стефания встала, скрутила коврик и покинула лужайку.

Корф встал из-за стола и ушел в сад к монахам помогать им собирать созревшие фрукты.

– Где собака мордой вниз? – требовал Ибрагим.

Вечером Ева вошла в спальню Стефании и ощутила знакомый запах чайного дерева. Было даже странно видеть сестру, собирающуюся на…

– Это не свидание, – прервала Стефания назревающие речи сестры. – Мы просто попьем кофе и поедим лимонных слоек.

Именно такой фразой Александр пригласил ее встретиться.

Он нашел Стефанию через пост в Инстаграме тех трех новых подруг, которые опубликовали с ней селфи из туалета «Кровавого ковчега». В животе бабочки вырвались из коконов, когда она увидела его сообщение.

– Странно видеть тебя, собирающейся на встречу с парнем из «Кровавого ковчега».

– Он явно оказался не в том месте, как и я в тот вечер, – ответила Стефания.

И вспомнила обаятельного Алекса, так отважно вставшего между ней и двумя злодеями. Пока он держал ее за руку, Стефания считывала его энергию. Она нашла там много самоуверенности, стальную выдержку и огромное желание быть любимым. Алекс был очень самоуверенной личностью. Гораздо более настойчивый, чем среднестатистический человек. Его психика отличалась устойчивым равновесием и невозмутимостью. Обычно такие люди с легкостью могли обмануть детектор лжи. Была в нем и толика похоти, но факт того, что он оставил ее неудовлетворенной в тот вечер, отпустив Стефанию, придавала его образу еще больше очарования.

– Да хватит уже корить себя. Мы трудились во благое дело, – сказала Ева.

– Террористы-смертники тоже верят, что совершают благое дело.

– Ну ты загнула!

– Нисколько! Пока мы считаем насилие необходимым злом, мы продолжаем открывать двери демонам.

Ева тяжело вдохнула. Она понимала сестру и была в чем-то с ней согласна. Болью добро не посеешь. Зло одним лишь желанием не искоренишь. Корвинусу де Борну придется прожить много жизней, чтобы откатиться к нулю и получить шанс на воссоединение с полярностью света. Но что удивительно, он ведь знал это и в тот момент, когда рыскал в ночи, вламывался в квартиры, сотрясал и избивал людей, пополняя копилку грехов. Делал ли он это, потому что получал удовольствие от насилия, или потому что отныне сидел на коротком поводке приказа Церкви, или же потому что хотел спасти Марию Вальгос – Ева не знала. Да и никто не знал. Свет не может пробить тьму – он тонет в ней, как в черной дыре. А потому ни одна из сторон не умела считывать намерения другой.

Как бы то ни было Ева собрала сестру на несвидание: уложила волосы в длинные волны, заставила одеть на платье кардиган, чтоб добавить целомудрия – комплекс, которым она обзавелась после «Кровавого ковчега», и обула ее в свои «счастливые» ботильоны.

Настроение Стефании уже было ни к черту, она уже думала, что перепалка с демоном омрачит весь вечер. Но когда увидела улыбающегося Алекса возле кафе с белой гвоздикой в руке, то уже и забыла о злости. От Алекса снова пахнуло жгучей уверенностью в себе и бесстрашием. Как будто знал наверняка, что все, что он делал сейчас, было правильным.

– А ты, оказывается, на голову меньше, – встретил он ее фразой, напоминающей о страшном начесе.

Стефания посмеялась, любезно приняла цветок.

А потом они до позднего вечера сидели в кафе на набережной, заполненной туристами, и болтали о пустяках. Стефания уже и забыла, какого это – не говорить о демонах.

– Я недооценил тебя, – сказал Алекс, рассматривая ее браслет. – Я думал, это просто украшение. Ты действительно веришь в бога.

– А ты разве нет?

– Наверное, я бы хотел верить. Но как-то не очень получается. Мне кажется, веру обрести не просто. Ее надо заслужить.

– Ты с ней родился, просто ты забыл.

Алекс слушал Стефанию завороженно. В ней было много необычного.

– Дети с раннего возраста тянутся к животным, защищают их, плачут, когда им больно, плачут и от умиления. Но ведь их этому никто не учил. Потому что мы рождаемся с милосердием ко всем живущим, но общество сложилось неким образом, который заставляет нас о милосердии забыть. Бабушек, кормящих кошек на улице, мы считаем сумасшедшими. Подающих милостыню – презираем за потакание изгоям. Людей, сжигающих себя на площади – снимаем на телефон. Это все ненормально, но мы это делаем, потому что этому учит толпа.

– Ты очень любишь людей. Пытаешься объяснить все их слабости так, словно они жертвы обмана, – заметил Алекс.

– Но ведь так и есть. Мы приходим сюда чистыми наивными душами, которые портят другие.

– А как насчет злых людей? Опасных убийц, например?.

– Я здесь не для того, чтобы их прощать. Но с ними определенно случилось что-то нехорошее, если они преисполнились злобой настолько, что переступили грань.

– Ты очень милая, Стефания. Но иногда люди делают выбор в пользу зла с полным понимаем того, что это зло. Они причиняют боль с целью ее причинить. Как те два парня в переулке, – напомнил Алекс.

Стефания пожала плечами.

– Наверное, в такие моменты Бог посылает их жертвам защитника, – ответила она.

Алекс улыбнулся, поняв двусмысленность фразы.

– Боже, ты чертовски милая! – воскликнул он.

А потом посмотрел на часы.

– Уже поздно. Не хочу, чтобы твой дядя волновался.

– Ты тоже очень милый, – ответила Стефания.

Алекс бросил купюры на стол и помог Стефании натянуть кардиган. А потом галантно взял ее под руку и повел к своей машине.

Тем вечером Стефания домой не вернулась.

10. Осознанный выбор

«Бог не есть виновник зла. Он даровал человеку разум, способность различать добро, и зло, и самовластие; злые же страсти рождаются уже от нерадения и беспечности людей. Отнюдь невиновен в них Бог. По свободному выбору воли демоны сделались злыми, равно как и большая часть людей»

(преподобный Антоний Великий около 251, Кома, Египет – 356, Дейр-Мари)

– Нет ее нигде! Все приходы, все церкви, все молельные дома обзвонили – ее никто не видел, – сообщил Габдулла.

– Папа, да сколько можно звонить?! Это ненормальное поведение Стефании! С ней что-то случилось! – плакала Ева.

А потом сжалась в комок и дрожащим голосом произнесла:

– Неужели не чувствуешь?! Вот же! Скребется! Прямо в груди!

Двое офицеров полиции, стоящие рядом с детективом Амраном, переглянулись, но восприняли скрежет в груди Евы за тревогу. Виктор же понимал свою дочь. Он чувствовал эту неконтролируемую дрожь в груди.

– Это ее страх! – плакала Ева.

Ибрагим обнял Еву.

Прошло уже два часа с того момента, когда Стефания должна была вернуться домой. Поначалу Виктор разозлился на нее, потому что он только-только отменил домашний арест, как племянница в тот же вечер нарушила его наказ повторно.

Но потом ее телефон перестал раздавать гудки – он был выключен. И тогда паника накрыла Виктора с головой, он тут же связался с Габдуллой.

Это был самый настоящий кошмар, в котором все происходит по самому ужасному сценарию. Они сунулись в логово убийцы, и он не только всплыл на поверхность, но еще и напал на них в ответ. Представляя, как Стефания стала объектом внимания нелюдя в том клубе, Виктор начинал рвать на себе волосы, а потом вставал и нервно мерил шагами гостиную.

– Что это за парень? – спросил Габдулла.

– Какой-то Алекс, она познакомилась с ним в клубе, – ответила Ева.

– Есть его описание? – спросил офицер Рамирес с блокнотом наготове.

Но Ева лишь сокрушенно покачала головой.

Офицер Рамирес переглянулся с напарницей Хельгой. Именно на их смену пришла тревожная новость из старинного особняка семейства Бертранов.

– Нужно направить патрульных в этот клуб. Пусть допросят всех, кто там работает и часто ошивается, – предложила короткостриженая рыжеволосая Хельга.

Габдулла кивнул, она тотчас же связалась по рации с диспетчерским центром.

– Да уж. Пойти на свидание с парнем, которого встретила в «Кровавом ковчеге», – произнес Корф.

– Не смей так говорить! Понял? Давай! Расскажи мне, как ты не ошибался при жизни! – тут же накинулась Ева.

Но демона поддержал Виктор.

– Сколько раз мне вам повторять, чтобы вы не уходили невесть куда, невесть с кем! Я что, многого прошу? Что еще мне нужно сделать, чтобы знать, что вы в безопасности? Запереть вас в монастыре?

– Ты явно не смотрел «Проклятие монахини»³⁷. Там в подвале монастыря жила страшная …

– Ева! Это не смешно!

– Давайте все успокоимся! – призывал Ибрагим.

– Подумай, как можно найти этого парня. Ведь он как-то ее нашел, – сказал Корф.

Ева соображала плохо. Все самые жуткие картины, которые она представляла, разглядывая те фотографии с костями, с изуродованным трупом Тарани Хэдж, в один вечер превратились в реальность: Стефания в самом деле стала жертвой чудовища. Воистину пути Господни неисповедимы: охотник стал добычей.

– Есть его номер? Полное имя? – спрашивал Габдулла у Евы.

Они все окружили ее, насели, прижали, потому что Ева оставалась единственным человеком, который имел хоть какие-то предположения о том, куда могла пойти Стефания и с кем.

– Нет. Она ничего не говорила!

Вдруг Корф резко подошел к девушке, одним резким рывком поднял с дивана и встряхнул.

– Ева! Думай! – грозно прорычал он.

Столь грубое обращение отрезвило девушку. А еще больше отрезвило то, что за нее никто не заступился. Ладно отец – она его донимает уже двадцать шесть лет. Но Ибрагим? Он же вроде должен защищать ее, как рыцарь, претендующий на ее цветок!

А потом в мозгу загорелась лампочка.

– Инстаграм! Он… он вроде ей в Инстаграме написал!

Ибрагим ожил и тут же достал из сумки свой планшет.

– Так давайте зайдем к ней в Инстаграм да прочтем! – воскликнул он.

– Откуда ты знаешь ее пароль? – удивилась Ева.

– Так вы ж сами просили взломать профиль Корфа. Извини, Корф, мы не копаем под тебя, – тут же повернулся он к демону. – Там у парня акция была: взлом от трех страниц – десять процентов скидка. Я решил, что неплохо бы взломать вас всех.

– То есть ты и мой профиль читаешь? – гневно воззрилась на него Ева.

– Давай сначала спасем твою сестру, а потом ты меня убьешь, идет?

– Давай быстрее! Этот гад мог зайти с ее телефона и все стереть!

Но этот гад не взломщик, он не смог даже пройти первую линию защиты – пароль на самом телефоне, а потому просто выключил его и вынул аккумулятор.

Увидев, что все переписки оказались в целости и сохранности, Ибрагим ликовал.

– Вот их переписка! – ткнул он пальцем на экран. – Они встретились на набережной!

Габдулла уже звонил капитану и запрашивал все свободные патрули для прочесывания набережной. Парень знал, как замести следы: длина набережной составляла порядка трех километров, она сплошь застроена ресторанами и кафе, толпы людей и туристов. Алекс мог затащить ее хоть куда, как мог и вовсе не тратить времени и сразу увезти в свое логово. Предстояла долгая ночь и много работы.

Корф же, получив от Ибрагима информацию о конкретном районе поиска, натянул куртку и устремился на выход.

– Куда это ты собрался? – спросил Ибрагим у демона.

– Работать по горячим следам. Идешь? – буркнул тот в ответ.

Работа по горячим следам. Как круто это звучало. Отныне их приключения приобрели название, своеобразный ярлык отменного качества, как какой-нибудь биопродукт. Потребление этого продукта обещало не только захватывающий вечер, но и доставку добра в этот мир.

Ибрагим с Евой переглянулись, им хватило всего доли секунды, чтобы прочесть мысли друг друга, потом они схватили свои куртки и побежали вслед за Корфом. Виктор не успел и слова молвить. Да даже если бы и успел, то не стал бы останавливать дочь, потому что понимал, что если кому и под силу найти иголку в стоге сена за короткий промежуток времени, так это экзорцистам.

В течение следующего часа на уши были подняты все отделения полиции, они отправляли свободные патрули на набережную для скорейшего допроса работников и посетителей. Фотография Стефании была пригвождена к доскам во всех участках, хранилась тремя мегабайтами в телефонах полицейских, которые показывали ее в каждом кафе, каждому прохожему.

Время медленно перевалило за второй час ночи, а десятки силуэтов в синей форме со значками на груди по-прежнему мельтешили посреди толп людей, настойчиво призывая их всковырнуть залежи памяти и отыскать-таки там лицо Стефании Бертран.

К сожалению, набережная – местная достопримечательность, проходимость людей здесь, как на параде в День Победы. Даже если кто-то и видел Стефанию, то мог не запомнить. Грандиозная затея рисковала провалиться с треском.

Это понимал и Корф, а потому отвел своих двух напарников подальше от толпы и заговорил:

– Так не выйдет. Слишком много людей. Давайте, запускайте свои радары.

Ибрагим с Евой переглянулись и снова кивнули. Задача предстояла непростая. Опять-таки из-за людских толп, которые глушили передачу своими диапазонами. Найти остаточные энергетические вибрации Стефании в этой похлебке потребует немало сил и тем более концентрации со всеми криками, смехом и болтовней вокруг.

Ибрагим взял Еву за руки, смело взглянул ей в глаза и произнес:

– Мы сделаем это вместе.

В глазах Евы заискрили слезы.

– Но ведь тогда я узнаю все твои секреты.

– А я – твои.

– Боюсь, после этого мне придется тебя убить.

Оба усмехнулись. А потом снова вернулись к тяжелому решению.

– Готова?

– Да.

Они сцепились ладонями и закрыли глаза.

Для того, чтобы увеличить мощность и радиус восприятия, необходимо увеличить силу самого источника энергии. В практике экзорцистов бывали случаи, когда они объединяли свою волю в единый поток света, чтобы побороть самых древних и могучих демонов. Но объединение потоков требовало полной искренности, и это становилось самым главным аргументом в пользу отказа от подобной затеи.

Ева не могла отказаться, потому что на кону была жизнь ее сестры. Ибрагим не мог отказаться, потому что на кону была жизнь сестры женщины, которую он любил.

Их совместная жертва, скромная и неуверенная поначалу, вскоре разгорелась огромным пучком света, поглотившим их тела так плотно, что Корф зажмурился.

И если для обычных людей – людей, не обладающих ясновидением – вся сцена казалась обычной прелюдией поцелуя, то для тех, кто имел хотя бы каплю сверхчутья, вокруг разразился шторм.

Энергетические всплески разносились от экзорцистов волнами, сканирующими пространство на далекие мили вокруг. Ибрагим и Ева витали внутри теплых и немного щиплющих облаков, растворяясь в потоке света, пронзающего предметы, здания, людей. Лишь ощущение горячих ладоней напарника привязывало их к земле, напоминая им о цели и о том, что все это не сон и не путешествие в астрал, а реальность. Забыться и улететь дальше, чем разрешено – очень легко в подобном состоянии. Душа вообще глупое создание. Она так быстро забывает о том, что когда-то существовала в теле, что имела имя, что вообще жила на планете Земля. Душе, лишенной плоти, кажется совершенно естественным единение с вездесущим Богом, таким спокойным тихим и умиротворяющим, как будто так и надо и так было всегда, а все остальное было лишь мимолетным сном. Очень легко забывающимся сном.

В этом единении друг с другом пребывали Ева и Ибрагим, на некоторое время став единым целым. Они познали воспоминания и желания друг друга. Они не были удивлены или шокированы. Это скорее похоже на то, как зимой находишь деньги в кармане куртки, оставленные там прошлой зимой: «О, точно. Так вот же как это все было».

В пограничном состоянии Ева и Ибрагим вспомнили, что всегда знали друг друга: они знают друг друга с самого сотворения мира, потому что все это время варятся в одном энергетическом бульоне.

Эхо Стефании заискрило откуда-то справа, и как только Ибрагим с Евой осознали этот факт, их тотчас же потянуло туда.

Выйдя из глубокого транса, Ибрагим с Евой оставили, так сказать, по одной ноге в том невесомом невидимом мире, заполненном абсолютным светом, чтобы не потерять след.

– Видишь? Вон там искрит, – сказал Ибрагим и указал направление.

Ева видела легкую мерцающую желтоватую дымку, как маленькую воздушную змейку. Она вела их вдоль набережной, как нить Ариадны вела Минотавра. Змейка витала в воздухе, проходя мимо круглых столиков, гигантских зонтов и толп людей, которые сами того не осознавая, становились носителями частичек энергии Стефании. Они уносили ее свет с собой в душе. Кто-то этого не замечал, а кто-то поддавался необъяснимой радости, потому что энергия Стефании всегда была заряжена добром.

Наконец змейка уперлась в один круглый стол, потонувший в облаке желтого света. Плетеное кресло рядом с ним вырисовывало едва заметный силуэт сестры, который почти растаял, поддаваясь течению времени.

Ева тут же бросилась к столу, словно опаздывала словить последние частички Стефании.

Парочка влюбленных сильно удивились, когда перед их столом на колени упала светловолосая женщина и стала его нюхать.

– Какого хрена? – завопил парень.

А Ева и бровью не повела в и сторону. Она видела сестру, блики ее души так обманчиво искрили, словно она была здесь в реальности, просто протяни руку и дотронешься. Это остаточное эхо заставляло сердце выть от безнадеги.

– Дамочка, отойдите от стола!

– Что вам нужно?

Парень с девушкой брезгливо отодвинулись от Евы, чуть ли не облизывающей их стол.

А потом к ним подошел монстр в маске и коротко бросил:

– Пошли вон.

Глаза обоих округлились, парень хотел было что-то ответить, но девушка потащила его прочь, правильно решив, что не стоит им лезть на рожон, потому что на такой рожон им ни в жизнь не взобраться.

Ибрагим и Ева тут же сели за освободившийся стол и стали щупать его, нюхать, поглаживать ко всеобщему удивлению посетителей уличного кафе «Соленый буржуа».

– Она точно была здесь. Сидела прямо тут. Слышишь ее? – спрашивала Ева.

Ибрагим слышал. Они оба видели, слышали и даже чувствовали остаточный блеск энергии Стефании.

Корфу этого было достаточно, чтобы продолжить прорабатывать горячие следы.

Он вытащил из кафе официанта и ткнул его носом в стол.

– Здесь сидела девушка.

Ева показала фотографию.

– Кто был с ней и куда они пошли? – спросил демон.

Растерянный парень хлопал глазами, едва осознавая, что происходит. А потом взглянул на фотографию и нахмурился.

Проходящие мимо офицеры Рамирес и Хельга, которым было велено Габдуллой сопровождать странную троицу, подбежали к Корфу и сделали для него открытие: так разговаривать с людьми нельзя. Он бы с ними поспорил, заявив, что в своей жизни много лет назад в основном люди так и общались: безо всякой напускной вежливости и прямо по делу.

– Продай зерно по двадцать денье³⁸.

– Нет.

– Либо продашь, либо изнасилую жену.

– Либо купишь по двадцать пять денье, либо изнасилую твою жену.

Не всегда, конечно, было так. Но демон-то помнил только все самое плохое.

В общем, офицеры полиции перехватили бразды допроса в свои руки, понимая, что эта странная троица быстрее остальных напала на верный след.

– Я точно не помню, но, кажется, это была она, – кивал головой официант.

– Кажется или нет? – нависал над ним Корф.

Рамирес отодвинул гиганта.

– Мы разберемся, – приговаривал полицейский.

– Да… очень похожа….

– Что они заказали? – спросила Ева.

Официант тут же стал листать блокнот.

– Это где-то здесь. А вот. Ванильный латте, американо и две порции лимонных слоек.

– Лимонные слойки… – повторила Ева.

А потом в памяти вспыхнул момент, когда Стефания говорила про лимонные слойки.

– Это точно они! – воскликнула Ева. – Куда они направились?

– К парковке, кажется.

– Какой автомобиль?

Официант лишь сделал брови домиком, умоляя не казнить его, ведь тут тысячи людей проходят ежедневно, он физически не в состоянии ни уследить за каждым, ни уж тем более запомнить автомобиль.

Корф снова навис над бедолагой.

– Думай лучше! – прорычал он.

Посетители кафе опасливо взирали на него и вообще предпочитали не отрывать глаз от своих кружек с горячим шоколадом, притворяясь, что здесь не было ни полицейских, ни странной компании в черном. Офицеры тревожно переглядывались, осознавая, что и вдвоем вряд ли одолеют этого загадочного амбала из особняка Бертранов, который даже не принадлежал семейству, а работ выполнял больше их всех вместе взятых.

Грозный вид безумного громилы в маске всколыхнул инстинкт самосохранения, который озарил официанта догадкой.

– Камеры видеонаблюдения!

Худой палец указал на видеокамеру, установленную над входом в кафе.

Они стали ближе к Стефании еще на шаг.

А Стефания точно была здесь. Корф тоже видел ее след. Но не тот след, что состоял из света и который видели экзорцисты. Он видел хорошо известное ему искрящееся свечение в воздухе, каким наполнен ад. Оно исходит от темной материи, что наполняет пространство того мира, в котором долго томился демон.

Корф до сих пор не понимал, почему Стефания несла в себе частицы его мира, но сейчас это было неважно. Он должен найти ее. Он должен ее спасти. И вовсе не потому что ему приказали. А потому что это правильно и таков его выбор.

– Он ждет тебя…

Стефания резко проснулась уже в тысячный раз. Голова налита свинцом, все тело ломит, тошнит, а перед глазами тьма. Сознание то и дело покидало ее, завлекая в сон, в котором Алекс снова и снова атаковал ее на сидении автомобиля и вкалывал что-то в шею. Это было последнее, что она помнила.

Теперь же есть только тьма. Есть только боль.

И шепот. Он стал навязчивее, ближе. Как будто еще один барьер между мирами сломился, приблизив таинственного визитера.

– Кто он? – шептала Стефания во тьме.

Но тьма молчала.

– Кто ты? – снова шептала Стефания.

И снова теряла сознание.

– Он ждет тебя…

Очередное резкое пробуждение.

– Покажись…

Молчание.

– О ком ты говоришь?

Снова бесконечная тьма и бесконечное головокружение.

Прошла целая вечность, прежде чем Стефания смогла укрепиться разумом в мозгу. В затылке пульсировала игла, вонзающаяся в голову при каждом стуке сердца. Руки сковывала режущая боль, и всем телом она ощущала себя обездвиженной. Нос стал различать резкий запах чего-то протухшего прямо рядом с ней, были и легкие нотки урины и воздушный шлейф экскрементов, и, кажется, блевоты. Стефания надеялась, что это была не она сама.

А таинственный визитер был где-то рядом, хоть и скрывался во тьме. Наблюдал за ней. Стефания чувствовала его присутствие.

– Кто он? Кто меня ждет? – прошептала Стефания.

Мир взорвался светом. Стефания вскрикнула, дернулась. Режущая боль усилила нажим, запястья резало, как по оголенным нервам.

– С кем ты разговариваешь? – спросил Алекс.

Его голос, такой реальный и твердый, почти плотный, как бетон, заставил проснуться окончательно. Стефания обнаружила себя висящей над полом. Она оглядела себя снизу вверх под ноющую боль затекшей шеи, и поняла причины всех этих резей. Руки связаны цепями, врезающимися в запястья до крови, на них она и висела. А еще она была раздета – Алекс оставил на ней лишь нижнее белье.

– Я уже долго наблюдаю за тобой. Ты все время с кем-то разговариваешь, – его ровный голос снова разрубил назревающий бред, притянув к реальности. – Ты видишь кого-то? Свою защитницу? Святую Стефаниду?

Он сидел в старом кресле прямо напротив нее. Ее замутило от осознания того, что он скрытно наблюдал за ней все это время. Она была не одна в этой тьме. Он тоже в ней пребывал. В этом подвале, освещенным тусклым светом одинокой лампочки под потолком. И яркий вопрос горел в ее голове: почему, почему она его не чувствовала?

– Алекс, – позвала Стефания.

И сама удивилась, как хрипло прозвучал ее голос.

– Да, дорогая, – нежно ответил он.

Стефания расплакалась. Он точно был сумасшедшим.

– Зачем ты это делаешь?

Алекс глубоко вздохнул.

– Вы все задаете этот вопрос, но я до сих пор не знаю, что вам ответить.

Вы. Все. Вам. Стефания так и задохнулась от осознания, что таких, как она, было много.

– Мне просто это нравится. Я люблю ваше общество. Люблю быть с вами наедине.

– Мы ведь сидели с тобой наедине в кафе…

– О, нет. Здесь все по-иному. Больше интима. Понимаешь? Не пошлого интима, не секса. Здесь у нас с тобой родится истинная близость. Мы узнаем друг о друге все при все. Не только приятное и доброе, но и каждую гадкую частичку, что прячем глубоко в душах и никому не показываем, кроме нас самих. У тебя ведь есть такие секреты, Стефания? Даже у такой миловидной верующей девушки, преисполненной скромностью иблагородством, должна быть чернь. Вот ее-то я и хочу увидеть. Я хочу услышать истории о твоих ошибках. О твоих грехах. Я поглощу их и помогу тебе очиститься.

Стефания вдруг рассмеялась.

– О, ты даже не представляешь, насколько ты промахнулся, больной извращенец! – выплюнула она.

Алекс широко улыбнулся.

– А вот и черти полезли из набожной малышки.

Если Алекс смеялся оттого, что ему было весело, то Стефания тряслась в истерике, в которую смешались страх, боль, и осознание всей этой глупой западни, в которую она попала по собственной наивности. Она заперта с маньяком, который собирается ее пытать, а потом убить, и ничего смешного в этом не было. Иначе ее смех, кроме как психозом, объяснить невозможно.

Алекс уверен в том, что все люди преисполнены злобой и ненавистью, эгоистичные выживальщики – они рушили чужие жизни во имя собственного благополучия. Другой модели жизни для Алекса не существовало. К черту идиотские статьи о детском насилии, которое накладывает отпечаток на психику человека и в будущем негативно влияет на его решения. Главное не то, что о нем думают другие. Главное – успокоить внутреннего демона, который рыщет в поисках самоудовлетворения. Ему нужна кровь, ему нужна боль живого существа, ему нужно осознание боли живым существом, и ему нужно, чтобы живое существо осознало величие Алекса.

Все, как делал его жестокий отец, не видящий других способов воспитания, кроме оплеух и ремня. Все, как делала его мать, ни разу не заступившаяся за сына в отместку за то, что он недостаточно благодарил ее за жизнь.

Висящая перед ним Стефания с ровной белоснежной кожей, еще не изуродованной его потребностями, была идеалом для него: невинная, добрая, отзывчивая. Такая прекрасная. Даже совершенная. Но оттого и такая ненастоящая. Его мать таковой не выглядела, как и отец. Прекрасных людей не существует. Они все с изъянами. А потому Алексу необходимо превратить это недосягаемое совершенство в то, что ему хорошо знакомо – в боль, к которой он привык, которую он считает правильной. Он сделает Стефанию реальной, сделает ее такой, какой была его мать: внутренне изрезанной жалостью к себе. С такой девушкой находиться привычнее.

Он вытащил из кресла нож.

Стефания икнула.

– Прости, Стефа, но сейчас я сделаю тебе больно.

Вся истерия Стефании тут же испарилась, ее непроизвольно забила дрожь. Уже? Пытки начнутся так скоро?

– Алекс, пожалуйста, – Стефания старалась говорить ровно. – Тебе не нужно этого делать. Есть другой способ избавиться от демонов. Я помогу тебе. Он спрятался, ведь так? Потому я тебя не чувствую, не вижу. Но ты слышишь его голос, его нашептывания. Я знаю, что он здесь!

Алекс замер. Стефания так точно описала эти голоса в голове. Такие навязчивые и вездесущие. Он не имел власти над ними, они появлялись тогда, когда сами того желали.

– Слышу, – выдохнул он.

Глаза вдруг увлажнились, в горле встал ком. А в следующую секунду он уже не стесняясь плакал.

– Все хорошо, – говорила Стефания, – ты больше не один. Скажи мне его имя, я смогу его прогнать.

Алекс утер глаза и ответил:

– У них нет имен. Зачем они им?

Стефания отчаялась. Во-первых, демонов несколько. Во-вторых, они не раскрывают ему своих имен. А в-третьих, и это очень странно, она не чувствует их присутствия, не видит их теней, не чует их запах. Так не бывает. Сущности являются постоянным сформированным сгустком энергии с определенным набором физических качеств. Они не исчезают в воздухе, могут лишь перейти в другое состояние, но по-настоящему не исчезают никогда.

– А что они говорят тебе? – спросила Стефания.

– Что я… все делаю правильно… что я молодец…что я необычный и у меня великое предназначение.

Стефания сглотнула. Она подбиралась к правде мелкими шажками, и правда эта ей не нравилась.

– И кому принадлежат эти безымянные голоса? – спросила она.

Алекс смотрел на нож, который крутил в руках: тонкий с изящно изогнутым острием.

– Мне так их не хватает. Мои родители. Они умерли восемь лет назад. Наверное, с тех пор и слышу их.

Стефания зажмурилась. Как бы не хотелось это признавать, но Алекс не был одержим. Формальные признаки, перечисленные в Протоколе, всегда наличествовали у истинного одержимого, потому что сущности влияют физически на человека и пространство вокруг. Правда была так ясна, но так тяжело было ее принять, а ведь она все объясняла.

В этом подвале был лишь один демон, и Стефания с такими сражаться не умела.

Алекс сделал шаг к ней. Стефания дернулась, снова завыла в такт рези в запястьях.

– Ты должна вытерпеть эту боль, – объяснял он. – Дело не в тебе. Дело в твоем организме. Твоей психике нужна небольшая дрессировка, иначе ты так и будешь упрямиться. Для того, чтобы наше знакомство проходило гладко, тебе нужно очень быстро усвоить первый урок.

Алекс подошел вплотную, Стефания ощущала его мерзкое дыхание на лбу. Холод стального острия впился во впадину между ребрами. Стефания замерла.

– Знаешь, как дикие слоны превращаются в послушных циркачей, извозчиков, танцоров? Слонятами их привязывают к дереву и каждый день жестоко избивают, пока они не ломаются, пока они не начинают ассоциировать боль с багром. Тогда одним лишь взмахом крюка можно заставить грандиозное животное танцевать на потеху публике.

– Алекс, пожалуйста, не надо. Я и так расскажу тебе все, что хочешь, – защебетала Стефания, не отрывая взгляд от его безумных глаз.

– Нет, Стефа, не расскажешь. Поверь, я знаю. Я проходил через это много раз. Ты должна познакомиться с этой болью. Она станет фундаментом, на которой мы построим нашу близость.

Нож вонзился в живот, и Стефания захлебнулась в крике.

– Так, у нас есть след, – Габдулла захлопнул старенькую раскладушку Нокию.

Просмотрев записи с камеры видеонаблюдения в кабинете управляющего «Соленого буржуа», они быстро нашли Стефанию с Алексом, которые просидели в кафе около двух часов, а далее прошли к синему форду на парковке перед кафе. Пиксели выстроились в четкие цифры и буквы номерного знака. Далее дело за малым, и Габдулла уже связался с диспетчерами.

Ева, Ибрагим и Корф тут же подошли к детективу.

– Машина зарегистрирована на некоего Александра Саровского, адрес регистрации указан в городе в трех тысячах километрах отсюда. Туда послали ориентировку, скоро проверят дом.

– Да не повезет он ее туда! Он где-то здесь засел! – воскликнул Ибрагим.

– Больше никаких записей на него нет. Даже в больницу ни разу не обращался, а парню уже почти тридцать, – говорил офицер Рамирес, листая досье на своем смартфоне.

Габдулла со смешанными чувствами смотрел на это чудо техники, которое никак не давалось его грубым рукам. Приходилось привлекать к работе других.

– Операторы центра наблюдения вычисляют маршрут и шлют мне его онлайн. Похоже, автомобиль двигался к выезду из города.

– Это нехорошо, – Ибрагим закачал головой. – За городом не так много камер видеонаблюдения. Его можно легко потерять в ближайшем кусте.

– Значит, надо отправляться немедленно, – сказала Ева.

– Ты только посмотри на эту мерзкую морду! – произнес Ибрагим, разглядывая лицо Алекса на экране монитора.

Его лицо состояло из десяти пикселей, но мерзость из них сочилась, как гной.

– Пока что нам ничего неизвестно наверняка. Этот парень подозреваемый, но может оказаться и просто свидетелем, – сказал Габдулла.

Он всегда старался быть беспристрастным, потому что это главное качество любого расследователя, и редко кто обладал им в полной мере.

– Это точно он! – Ева была уверена.

Неизвестно, то ли ей чутье подсказывало, то ли страх за сестру.

– Официант в кафе описал его как навязчивого типа, – сказал Ибрагим. – Навязчивый – синоним обсессивного. Обсессивный – синоним маниакального. Маниакальный – однокоренное с маньяком. Маньяк – однокоренное с маньячелло…

– Отправляйтесь за мной, детектив, я проведу по маршруту настолько насколько их смогут отследить, – позвал Рамирес.

– Я поеду с Габдуллой, – бросил Корф.

И уже пошел прочь из кафе, направляясь в сторону старенькой Тойоты Габдуллы.

– Что это за парень? Он не похож на вас, – Габдулла все же задал вопрос, который терзал его все это время.

– Это наш телохранитель. Крутой мужик. Очень опытный.

Габдулла кивнул, мол, понял. Хотя ничто из сказанного не объясняло, почему этот громила носит странную маску. Но фриков сегодня вокруг уже столько, сколько не фриков. Да и что еще взять с древнего рода ясновидцев, которые своим аскетичным видом и старинным особняком наводят страх на весь город уже много лет? Двести лет назад горожане верили, что в доме Бертранов живут вурдалаки. Сто лет назад – призраки казненных революционеров. Сегодня жители особняка превратились просто в сумасшедших. Эволюция нравственности, однако.

Ибрагим прыгнул в Порш, Ева села рядом. Отсутствие демона в машине было настолько явным, что от облегчения вздохнули все трое: люди и автомобиль. Ибрагим уже подумывал прикупить небольшую тележку на прицепе, куда можно будет сажать Корфа, как ребенка в мотоциклетную люльку, иначе «служба спасения» скоро сама потребует помощи.

– Давно ты работаешь на Бертранов? – спросил Габдулла, аккуратно выруливая по узким мощенным улочкам за полицейской машиной Рамиреса и Хельги.

Корф ответил не сразу.

– Две недели.

– И уже попал в серьезное дело. Тебя как будто проверяют.

– Что ты хочешь сказать? – недовольно буркнул Корф.

Габдулла поразился тому, насколько добротно была изготовлена его маска, потому что он различил каждый гневный брызг слюны телохранителя. Ему явно не нравилось говорить ни о себе, ни о своей службе.

– Не знаю, веришь ли ты в Бога или в судьбу, я-то за свои долгие года в это все давно поверил. Особенно работая с Бертранами. Так вот, не бывает таких совпадений. Только ты появился, а тебя уже подвергли таким серьёзным испытаниям. Не каждый день объявляется серийный убийца. Не каждый день серийный убийца атакует жертву. И уж точно не каждый день жертвой становится член знатного рода, обладающий необъяснимыми способностями. И представь, что в столь редкое стечение обстоятельств появляешься ты. Мне кажется, это неспроста.

Корф так и замер. Почему он до этого не додумался сам? А до чего до этого? Что происходит? Чертов детектив словно открыл дверь в захламленный чулан, из которого вывалились залежи вопросов.

А почему выбрали именно его? Почему именно ему подарили тело? Почему Стефания его так бесит? Почему его определили под шефство старого друга Бертранов? Кто стоит за всем этим? Есть ли действительно заговор? И все-таки, почему Стефания его так по-бесячи бесит?

– Не пытайся. Не получится, – произнес Габдулла.

Корф с опаской посмотрел на него. Габдулла увидел его взгляд и рассмеялся.

– О нет. Не переживай. Я не обладаю паранормальными способностями. Я умею анализировать мимику, жесты и поведение людей. И сейчас я вижу, что пытаешься разрешить весь этот заговор и найти его исток. Не получится.

– Почему?

– Ну а разве кто-нибудь когда-нибудь разгадывал замысел божий?

– А почему ты думаешь, что это Бог?

– А кто еще может быть? Конечно Бог!

– Не веришь в дьявола?

Габудлла тяжело вздохнул, пытаясь вложить мысли в слова, чтобы ответить на столь сложный вопрос.

– Не думаю, что он существует, просто потому что если бы существовал, тут царил бы хаос. Была бы настоящая война за дележ территории или душ. Но мы каждый день просыпаемся при светлом небе, жуем круассаны, выгуливаем детей в парках. Не очень-то похоже на войну. Даже не очень-то похоже, чтобы кто-то пытался развязать войну. Живем и продолжаем развиваться.

– А как же насчет войны людей с демонами? В демонов-то веришь?

– О да! Демоны точно есть. Я их каждый день отлавливаю и сажаю за решетки.

– Я не про человеческих демонов.

– А какие же еще могут быть? Демоны – это люди, которые перешли черту и слишком далеко за нее зашли. Нет других демонов. Мы сами создаем их в себе.

Корф хмыкнул.

– Очень похоже на слова одного человека… – тихо проговорил он.

– На Стефанию, да? – тут же понял Габдулла. – Да, Стефания очень любит людей, она всегда видит в них свет. Даже в самых злых и жестоких.

– И вот куда ее эта вера завела.

– А я и не говорил, что она права.

Корф хмуро посмотрел на детектива.

– Если тебя сегодня проверяют, то ее определенно учат. Она должна выучить, что иногда люди сами уходят от света, потому что сами желают стать демонами.

Корфу детектив понравился. В следующий спор со Стефанией он будет им кидаться в нее.

– Если только выживет… – буркнул он самому себе.

– С такими-то друзьями, как вы, иначе и быть не может, – услышал его Габудлла.

Корф не стал поправлять детектива, о том, что демон далек от понятия друга для всех них. Особенно для Стефании. В ту ночь погони за призраком Тарани Хэдж они фактически подрались врукопашную несколько раз, если посмотреть на это так, что она возводила стену не энергией, а кулаками. Не очень-то похоже на дружеские отношения.

Они выехали за город, где след форда по видеокамерам терялся между тридцатым и сороковым километрами. Теперь Габдулла и офицеры уступили ведущее место Порш-911, потому что дальше полиция ничем не могла помочь.

– Ибрагим, что у вас? – спросил Корф по телефону.

– Мы видимо ее след, но очень тускло. Уже слишком много времени прошло. Энергия рассеивается.

– Продолжай искать.

И они с Евой искали. Также сцепившись руками, усиливая свой радар, пока наконец не встали у съезда. Габдулла остановил машину точно позади белого Порш. Ева уже бежала им навстречу.

– След уходит туда, – она указала на дорогу, ведущую в сторону от шоссе.

Судя по табличке, там был съезд в пригородный поселок Радовичи.

– Уверены? – спросил Габдулла.

Ева переглянулась с Ибрагимом, потом они снова посмотрели на дорогу и кивнули.

– Да. Ее след уходит туда.

Детектив Амран работал с Бертранами уже почти два десятилетия, и они еще никогда не ошибались. А потому он достал старенькую Нокию и позвонил капитану.

Алекс ушел, оставив ее во мраке на целое столетие. По крайней мере, так казалось. В окружающей тьме, испытывая жуткие боли во всем теле, Стефания почти теряла рассудок. Она чувствовала, как силы покидали ее, может, она даже пару раз уснула, наверняка сказать сложно. Ее мучили зрительные галлюцинации, шепот, а иногда казалось, что кто-то касался ее во тьме, и тогда она дергалась. Цепи гремели под потолком, руки натягивались от движения, и режущие боли в суставах и мускулах снова испытывали ее болевой порог.

К онемению конечностей добавилась ноющая боль от разрезов на животе. Стефания не знала, насколько они глубокие, но она чувствовала горячие струйки крови, стекающие по ногам, отчего казалось, что разрезал он ее насквозь.

Гребанный извращенец!

Ярость, обида, страх – все смешалось в одну кучу эмоций. Необъяснимую и всепоглощающую. В один момент Стефания могла смеяться над своей глупостью, а в следующий уже реветь от собственной беспомощности. А иной раз вступала в перепалку с самой собой, после которой обязательно утешала проигравшую в споре сторону. А коли за обе стороны она играла сама, то и утешала саму себя.

«Ладно, не плачь. Ничего не изменить. Зато помрешь в кружеве», – говорила Стефания Стефании.

«Да ты хоть видела эти трусы?»

«Конечно видела! Я сама их надевала!»

«И черт тебя дернул выбрать макси-трусы!»

«Они делают линию талии выраженной!»

«Твою выраженную талию скоро порежут на лоскуты!»

«Зато поясница прикрыта! Чуешь, как сзади дует?»

«Да заткнись ты!»

«Цистит – это больно!»

Иногда диалоги тоже растягивались на целую вечность, и Стефания уже и не знала, что хуже: быть запертой в подвале с серийным маньяком или с самой собой.

Снова резко зажглась лампочка. Стефания снова вскрикнула. Эта ее реакция уже начала раздражать ее саму. Да как он это делает? Как так незаметно заходит в подвал? Он гном что ли?

Пока глаза привыкали к свету, уши прислушивались к вороху: Алекс гремел цепями где-то позади нее, и воображение уже подбрасывало новые идеи пыток: избиение цепями? железная дева? растягивание на дыбе?

Алекс встал перед ней.

– Ты приготовила для меня историю? – спросил он. – Я готов поглотить твои грехи.

А потом нежно провел рукой по ее лицу. Стефания дернула головой и тут же пожалела – заныли онемевшие руки.

Алекс улыбнулся.

– Вот видишь? Ты упрямишься, потому что не прошла полный курс дрессировки.

С этими словами он снова вытащил нож и резко вонзил в бок. Стефания заорала. А Алекс продолжал вести ножом вдоль ее ребер уверенно и ровно. Скольких же девушек он замучил, что стал заправским мясником? А может, он не только на женщинах практиковался? Боль захватила каждый атом пространства ее сущности, и она больше не могла ни о чем думать. Весь мир стал болью.

По ногам полились новые горячие ручьи. Стефанию трясло в судороге, из-за которой снова резало запястья, но она ничего не могла поделать с ответной физиологической реакцией на болезненное насилие. Как и не могла убежать от этой боли.

Удовольствие Алекса наконец раскрыло его плотную оболочку. Сквозь лопнувшую скорлупу просочились отрывки из его воспоминаний, которые добавляли страданий Стефании. Она видела, как он свежевал кроликов под руководством отца.

«Вот так ровно веди! Рука не должна дрожать, не то шкуру повредишь! Вот теперь срезай. Да. Правильно. А теперь сдирай шкуру, аккуратно тяни вниз, без резких движений, но уверенно срезай сухожилия, отделяй нервы…»

Стефания рыдала, видя силуэт огромного мужчины над ней, похвала от которого стала смыслом жизни, а потому она взялась за нож… Запуганный дрожащий кролик на разделочном столе перебирает белыми лапками в крови умерших до него собратьев. Он в ужасе. Он плачет. Стефания плачет вместе с ним.

– Пожалуйста, прекрати! Не надо! – кричит она.

Воспоминания и фантазии слились воедино с реальностью, и вот она уже сама лежит на разделочном столе в крови умерших до нее женщин, и ее свежуют также, как и всех их до нее.

«Ты снова был с ним? Ты любишь его больше меня. А ведь это я тебя рожала! Я прошла через адские муки, потеряла столько крови, чтобы ты стал неблагодарным ублюдком! Отойди от меня! Господи, как же ты мне противен сейчас …»

Она ревела перед матерью, моющей тарелки после ужина, который она – неблагодарный выродок – съела под ее обвинения, утоляя голод после целого дня, проведенного на кроличьей ферме. Чувство вины перед матерью заставляло брезговать собственным отцом, занимать ее сторону в этом вечном противостоянии между супругами, бросаться на ее защиту, когда отец поднимал на нее руку после ворчливых обвинений в слабости и ущербности. Отец ненавидел сына за предательство и лупил его не меньше, чем мать. А потом буря утихала. И Стефания снова шла на кроличью ферму, чтобы заслужить похвалу от отца, которой так не хватало…

Замкнутый круг манипулирования и насилия. Насилия физического. Насилия психологического. И в эпицентре этого круга взращивалась патология, до которой никому не было дела, пока ущерб от нее не стал катастрофическим. Размером в тринадцать убитых женщин. Тринадцать убитых горем семей.

– О, ну не плачь, – его голос раздавался где-то в параллельном мире.

Или реальном?

Потому что это не может быть реальностью! Такого с тобой просто не может происходить! – твердил мозг, пытаясь спасти своего носителя от смертельного шока.

Но вот все прекратилось. Боль утихала, оставляя после себя ноющее эхо где-то в районе живота. Стефания делала рваные вдохи рефлекторно, они помогали унять боль.

Исчез и огромный мужчина, чье безразличие так изуродовало маленького мальчика. Исчезла женщина, чей неврастенический эгоизм взрастил в маленьком мальчике уверенность в том, что он нелюбим, одинок и что он в неоплатном долгу перед ней.

– Ты так себе бойфренд, гавнюк! – выплюнула Стефания.

Звучание собственного охрипшего от криков голоса вернуло в реальность. Снова подвал. Снова нож. Снова гавнюк. Прости, мозг. Твой обман не работает. Пока что. Наверное через несколько дней, а может, и месяцев подобной пытки, ты научишься впадать в бредовое состояние и отключаться при виде ножа. Говорят, мозг водителя выключается за долю секунды до столкновения автомобиля с деревом, чтобы спасти человека от шока. Умный механизм. Своеобразный предохранитель, продлевающий жизнь. А в этом подвале еще и продлевающий страдания.

– Ты ведь знаешь, что ты больной на голову! Вижу в тебе это осознание! – говорила Стефания, все больше приходя в себя после пытки.

– Ты очень милая, – рассмеялся Алекс.

– Да пошел ты…

И это было самым обидным во всей этой ситуации: Алекс понимал, что он делал; он осознавал, что совершал преступление, что причинял боль, что убивал, черт возьми. Но слабая сила воли не позволяла ему обратиться за помощью. Таков был его осознанный выбор.

Алекс ушел куда-то в угол, а потом сзади снова заскрипели цепи. Он что-то тащил. А потом когда Стефания увидела это, она перестала дышать. Подражая заправскому мяснику в забойном цехе, Алекс тянул за собой окровавленную тушу, подвязанную к перекладине на потолке за такие же цепи как и Стефания.

Жуткое зрелище предстало перед глазами: гавнюк подтащил изуродованное тело прямо к ней. Теперь они висели перед ним вдвоем, как шоу мертвецов. Вот оно – ее скорое будущее.

– Господи… Мария… Мария, – зашептала Стефания.

Алекс нахмурился.

– Откуда ты ее знаешь? – спросил он.

Стефания зарыдала.

Тело Марии было исполосовано так, как будто ножом на ней пытались нарисовать пейзаж или написать письмо дьяволу. Да. Такой жест дьявол бы наверняка оценил.

Мерзкий запах обдал Стефанию до самой глубины желудка, и ее стошнило. Рвота обрызгала Алекса.

– Ну какая же ты неуклюжа! – разозлился он.

Алекс достал тряпку и стал вытираться.

А Стефания продолжала ловить воздух ртом. Его так не хватало! Именно чистого свежего воздуха. Но с каждым вдохом запах разложения еще глубже заползал в ее легкие, в кишечник, доходил до самых пяток, пропитывая каждый сантиметр ее тела. Она наконец поняла, что все это время гнилостный кислый запах исходил от Марии, висящей все это время в темном углу подвала. Она все это время была здесь!

Стефания извивалась в рвотных позывах, но в желудке уже ничего не осталось, и она отрыгивалась впустую, но просто не могла остановиться. К запаху Марии добавился запах собственных рвотных масс, а потом Стефания не выдержала и сходила под себя. Теперь к запахам трупного гниения, рвоты добавилась еще и урина.

А потом она заорала. Так громко и так яростно, противясь насилию, которому ее подвергали. Это ненормально! Нельзя так обращаться с живыми существами!

– Оу, ну ты что-то рановато, – произнес Алекс так обыденно, как будто у него было четкое расписание ее истерик.

Силы очень быстро покинули Стефанию, и ярость уступила место безразличию. На какое-то время.

– Она почти умерла. Я думаю, ей осталось не больше пары дней.

Алекс говорил так спокойно, так хладнокровно, что волей-неволей возникал вопрос: а он вообще способен чувствовать?

– Когда это произойдет, ты станешь моей полноправной женой.

– Зачем ты это делаешь? Что с тобой не так?! – рыдала Стефания. – Ну были у тебя проблемы с родителями! А у кого их нет? Ты же понимаешь, что то, что они делали с тобой, неправильно! Что они еще большие гавнюки, чем ты! Нельзя так обращаться с детьми! Все люди носят в себе детские травмы: у кого-то легкие, у кого-то реальное дерьмо происходило. Но всегда выбор за тобой! Ты решаешь, кем тебе быть, а не сгоревшие садисты!

Алекс уселся в кресло напротив, демонстрируя готовность снова побеседовать.

– Откуда ты знаешь, что они сгорели? – спросил он полушепотом.

– Потому что вижу твое смятение, когда ты получил эту новость. Вижу озадаченность, когда тебя охватили двоякие чувства.

Воспоминания, утекающие через плотную оболочку Алекса, становились все менее заметными по мере утихания его взбудораженности от пытки. В состоянии спокойствия Алекс непробиваем. Когда же он отдается порыву своего садизма, его сильная личность завлекала в целый водоворот эмоций. Там Стефания не только видела его историю, но становилась им.

Она смотрит на телефон перед собой, на который только что ему звонил школьный друг, чтобы сообщить прискорбную новость: пожар охватил старый деревянный дом так быстро, что никого не успели спасти.

Первая эмоция: он счастлив, они получили по заслугам…

Вторая эмоция приходит чуть погодя: он что-то потерял… что-то очень значимое…какую-то часть своей личности.

Долгое время после этого, Стефания не могла определить точно как долго, он жил в необъяснимом терзании, страдал от непонятного психического давления, которое ощущал так явственно, будто над ним действительно кто-то довлел. Он практически потерял сон, плохо ел, перестал справляться с работой на мясокомбинате. А потом встретил ее… самую первую. И вдруг что-то почувствовал. Какое-то прозрение. Когда все случилось как-то само собой, он действовал по наитию, отдавшись этому необъяснимому давлению, и вдруг ставка сработала – он нашел успокоение, нашел ту потерянную часть себя.

Та модель взаимоотношения с отцом и матерью стала для него фундаментальной, единственной правильной. Ему необходимо было ощущать их присутствие в своей жизни, чтобы казаться себе полноценным. Равнодушие отца, презрение матери, вечная гонка за похвалой от обоих – он к этому привык. Ему это нужно. Но все это сталкивалось с внутренним так и неразрешенным страданием от всех этих извращений, и тогда он обнаружил удовлетворение на грани между образами родителей и убийством того, что их символизировало. Раз за разом он проходил через свои детские страдания, раскрываясь перед ненавидящими его женщинами. Раз за разом он убивал своих родителей в этих же женщинах. Он питался грехами родителей, очищая их.

– Много что происходит в жизни человека, что приводит его туда, где он есть, – произнес Алекс после долгого молчания. – Ты настолько необычна, что, думаю, мой рассказ потерпит. А вот что насчет тебя? Почему ты оказалась здесь?

– Пути Господни неисповедимы…

– А было бы здорово, да? Знать наперед, что он тебе уготовил.

Нисколько. Стефания никогда не хотела заглядывать в тот блокнот Бога, где расписана ее жизнь, потому что она любит Бога, доверяет ему, знает, что все, что он уготовил для нее, ей на пользу.

Даже умереть тут в подвале после месяцев пыток. В конце концов, разве не так становились святыми мучениками? В голове зажглось озарение: когда-нибудь Стефания превратится в святую, и ее также будут носить на браслете.

– Скажи, чем ты ему не угодила? – спросил Алекс.

– Что?

– Ну что он запер тебя здесь со мной.

– На то должна быть охренительно грандиозная причина! – выдохнула она.

Алекс усмехнулся.

– И после этого ты все равно преисполнена любовью к нему?

– Ну из него бойфренд совершенно точно получше тебя.

– Фактически твой излюбленный всесильный бог отдал тебя на растерзание. Не на случайную смерть. А на запланированную. Он знал, что в этом подвале тебя ждет долгая и мучительная смерть, и за руку отвел тебя сюда. Не значит ли это, что ты влюблена в монстра?

Стефанию снова затрясло. Действие адреналина краткосрочно, он не может долго кипятить кровь, иначе ресурсы организма очень быстро израсходуются. А потому нервы стали расслабляться, мозг наполнился туманом, Стефания начинала терять сознание от шока.

– Алекс, пожалуйста, – зашептала Стефания. – Тебе не нужно этого. Ты еще можешь остановиться. Ты еще можешь сделать правильный выбор. Обратись к свету. Покуда ты жив, у тебя есть шанс. Закон выбора – это все то немногое, что есть у людей на планете. И это не сложно! Им пользоваться несложно! Просто выбирай свет! Сделай правильный выбор!

Стефания плакала. Со всем тем ужасом, что Алекс принес в ее жизнь, она до сих пор была готова простить его.

«Ты с ума сошла? Этот чувак режет тебя живьем!»

«Он заплутал. Он еще может вырваться из тьмы».

«Ну нас точно повесят на браслет».

– Ты очень милая, – звучал его голос все дальше. – Но я свой выбор уже сделал. И сделал давно. И ты здесь не для того, чтобы помочь мне выйти на свет. Ты здесь для того, чтобы сопроводить меня в этот путь к тьме.

Стефания замотала головой, прогоняя бред. В голове взрывались целые фонтаны мыслей вперемешку с галлюцинациями. И где-то посреди этого хаоса из воспоминаний, желаний, попыток объять все происходящее в одно логическое уравнение стала прорастать идея. Поначалу семечко, а потом маленький росток, и с каждым вдохом росток этот все больше тянулся вверх, пока Стефания наконец не признала простую истину.

– Ты не демон, – произнесла она.

Алекс склонил голову набок, пытаясь понять ее.

– Здесь нет демонов. Ты всего лишь человек.

– Это важно?

Алекса веселили ее религиозные словечки.

Она не ответила.

– Как же ты отличаешь демонов от людей? Как поняла, что я не демон?

Стефания заплакала:

– Потому что я не могу отодвинуть тебя.

Она уже несколько раз пыталась сделать это, но стена на него не действовала. Он был не как Корф. Он не был демоном. Демонами здесь вообще не пахло. В буквальном смысле: ни темных вибраций, ни запаха паленой плоти, ни тока в воздухе.

Алекс был человеком, добровольно выбирающим путь тьмы.

И когда она осознала это, замысел Божий предстал во всей красе: Алекс прав.

По спине пробежал холодок озарения.

Этот гавнюк-извращенец прав. Господь привел ее сюда не просто так. Она оказалась здесь для того, чтобы разбить собственную веру в навязанную ей ложь.

– Расскажи, как погибла Стефанида, – потребовал Алекс.

Стефания вдруг расслабилась. И сама этому удивилась. Открытие поразило ее настолько, что она забыла о том, что ей больно. Она продолжала смотреть на себя со стороны. На этот подвал, на Алекса, на Корфа… она наконец прозрела. Теперь она знает.

«Спасибо…спасибо» – раздавалось в ее голове раз за разом.

«Спасибо, что показал мне… теперь я знаю…»

«Теперь я знаю, что Ты хотел мне сказать. Я выучила урок… Я прозрела…»

– Она заступилась за проповедника, которого пришли казнить за иную веру. Ее привязали к двум пальмам и отпустили. Ее разорвало на две части, – произнесла Стефания ровным голосом.

Алекс заметил перемену в ее застывшем лице. Стефания вдруг перестала трястись и смотреть на него молящими глазами, как будто поняла наконец, что это бесполезно. Алексу это не понравилось. Гораздо приятнее, когда они молят его о пощаде.

Но в следующую секунду Стефания подняла на него глаза. В ее взоре читалась решительность. Она как будто перестала его бояться. Разве это возможно?

– Ох, но разве твои родители не знали об этой истории, когда давали тебе ее имя? – произнес Алекс, пытаясь запугать девушку намеками на скорое продолжение пыток.

– Знали, – холодно ответила она. – Именно потому и назвали меня так. Эта история не о жестокой смерти. Эта история о вере. Об осознании того, что вера сильнее всего в этом мире. Вера заставляет людей жертвовать собой, заставляет отдавать больше, чем берешь, заставляет быть тебя демоном или же ангелом.

Собственная вера убеждала Алекса в том, что ему нужно убивать ради обретения спокойствия. Поверь он в то, что ему могут помочь вылечиться от порока – его история оказалась бы иной.

– Ты больше не боишься меня? – насмешливо спросил Алекс.

– Нет, – спокойно отвечала Стефания.

– Почему же?

– Потому что верю.

– Во что, интересно?

– В то, что он придет за мной.

– Кто? – нахмурился Алекс.

Стефания глубоко вдохнула, окончательно признавая ошибочность своих аксиом:

– Тот, кто верит что может сменить свой заряд…

Алекс не понял ее слов, но отсутствие ее криков стало тяготить.

Нож глубоко вошел в живот, Стефания снова потонула в боли.

Но теперь она была уверена, что все будет хорошо.

Начальник отдела полиции – капитан Магреб – лично возглавил работу отрядов патрулей, разложив карту на бампере полицейского джипа:

– Слушайте все: ищем черный Форд Мондео с номером три-семь-один-ромео-танга. Заглядывайте во все переулки, открывайте все гаражи. Если владельцев нет – вскрывайте. Ублюдок должен быть здесь! Джонсон и Дуэйн, возьмите парней и осмотрите всю улицу Павших. Кармэн и Лавлейс, обыщите отсюда на восток весь квартал! Эспозито и Крейг…

Капитан провел разметку, полностью покрывавшую все шесть кварталов небольшого поселка Радовичи, застроенного серийными коттеджами и частными домами. Капитан Магреб находился в должности всего три года, но их оказалось достаточными, чтобы научиться доверять чутью детектива Амрана. Когда Габдулла сообщил ему о том, что есть след, ведущий в Радовичи, капитан не стал задавать лишних вопросов и мобилизовал все свободные патрули на прочесывание поселка.

Дело о пропаже женщин приобрело национальный масштаб: двое из жертв, обнаруженных под старым фортом, проживали в соседнем городе, а это значит, что убийца переезжал с места на место и, скорее всего, занимался своим промыслом несколько лет.

Ева не могла оставаться безучастной, обладая даром ясновидения. Во-первых, полицейские могли потратить целый день на прочесывание населенного пункта вслепую. Во-вторых, скрежетание в груди Евы начинало жечь, не прекращая. Это означало боль. Ее сестренка подвергается истязаниям.

Виктор рассказывал, что они обрели эту невидимую связь сразу после рождения. Если одна начинала плакать в колыбели – жди второй гневный плач из соседней комнаты. Если Ева падала на улице и раздирала коленку, Стефания сидела рядом с ней и жаловалась на чесотку на той же коленке. Они были двумя сестрами, обладающими сверхчутьем, и с самых первых дней жизни настроены на волны друг друга. Иногда Ева даже шутила, что скоро им не понадобятся телефоны, потому что они научатся общаться ментально.

– Габи, мы тоже будем искать, – сказала Ева.

Детектив Амран огляделся и шепнул:

– Ребята, дальше мы сами разберемся. Вы уже максимально сузили район поисков, позволь мы прочешем сами. Боюсь, не все здесь верят в ваши способности, и кого-то присутствие гражданских может начать раздражать.

Ева огляделась. Тут собралось порядка сорока полицейских, некоторые были привлечены из соседних городов, а значит, они понятия не имели, кто такие Бертраны и что за слухи о них ходят.

– Габи, прошло уже десять часов. Он мог сделать с ней все, что угодно.

– Если убийца и вправду здесь, он может навредить вам. А я больше не стану рисковать вами. Вы и так много сделали.

– Габи, пожалуйста!

– Ева…

– Дай нам кого-нибудь из офицеров и мы тихонечко уйдем! – молила Ева.

Габдулла смотрел на девушку. Он знал ее с совсем юных лет, когда она, еще будучи любопытной маленькой заразой, ползала под его креслом, пока он сидел в гостиной с Виктором и просил помощи с очередным тупиковым делом. Ева всегда была отважной девочкой. Она бросалась на дворовую шантрапу, защищая тех, кого они мучили, бегала по крыше особняка, просовывая провода антенны по самым узким щелям, и, не моргая, врала Виктору о том, что это еноты утащили имбирные пряники, а не Стефания. А последнее, надо признать, требовало выдержки разведчика.

И сейчас эта бесстрашная женщина жалобно умоляла его позволить ей помочь, мужественно сдерживая слезы. Ева никогда не просит. Она просто делает. Но сейчас она просила у него разрешения, уважая его чин.

– Рамирес, Хельга, – подозвал он офицеров, которые уже хоть как-то были знакомы с Бертранами. – Отправляйтесь с ними, но только тихо. Как только что-то заметите, сразу вызывайте подкрепление.

– Есть, сэр.

Оба офицера кивнули и взглянули на Еву.

Та улыбнулась детективу и зашагала прочь.

– Есть мысли, откуда начинать? – спросил Ибрагим.

Ева тревожно огляделась.

– Ее след… я его не вижу, – сказала она устало.

Постоянная сосредоточенность для пребывания на грани миров требует огромных затрат энергии. Ибрагим с Евой были выжаты, как лимон. По-хорошему им требовалось несколько дней отдыха, глубокого сна и здоровой пищи.

– Но если она здесь, то нам не нужно искать след. Ее вибрации доходят до нас, надо лишь прислушаться, – произнес Ибрагим.

– Да. Ты прав. Но надо отойти подальше от этой толпы. Они перебивают потоки.

Силы иссякли настолько, что им уже было сложно отделить вибрации живых людей от мертвых. А это, можно сказать, самый первый уровень овладения чутьем. Самый легкий. Но Ева не собиралась сдаваться до тех пор, пока не упадет здесь в обморок.

Они отправились в путь.

Было почти семь утра субботы, и жители поселка до сих пор пребывали в сладостном сне, не подозревая, что с минуту на минуту к ним начнут громко стучаться полицейские. Одни их проклянут, другие испугаются, узнав ситуацию, и лишь небольшая часть из них преисполнится благодарностью за их тяжкий труд.

– Надо сосредоточиться, – произнес Ибрагим.

Пустые двухполосные дороги, вдоль которых выстроились ровными рядами однотипные дома, лучше всех демонстрировали раннее утро. А потому, не боясь транспортного движения, Ибрагим с Евой вышли ровно на середину перекрестка. Они встали напротив друг друга, взялись за руки и закрыли глаза. Ритуал, который уже стал привычным, как будто они занимались этим последние сто лет. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы перестать отвлекаться на разнообразный шум, доносящийся от птиц, деревьев, разговоров вдалеке.

– Вызывали? – спросил подошедший Корф.

Ибрагим и Ева озлобленно взглянули на демона. Сейчас было не шуток³⁹.

– Вы уже пятнадцать минут так стоите, – сказал он.

Ева и Ибрагим удивленно переглянулись. С истощением сил время стало не просто бежать, а съезжать с горы на сноуборде.

– Слышно что-нибудь? – спросил Корф.

– Есть вибрации, но такие слабые. Как будто их что-то блокирует, – ответил Ибрагим.

– Это не блок. Вы устали. Может, Габи прав, и нужно…

Вдруг Корф замер. Он услышал какой-то шорох и повернул голову. Ева удивилась.

– Ты не можешь слышать свет! – воскликнула она.

Но ее чутье твердило, что Корф настроился на вибрации Стефании. Она видела их в нем. Видела, как он поглощал их, и это завораживало: темная сущность внутри Корфа глотками впитывала желтые волны.

– И все-таки я что-то слышу, – медленно произнес Корф.

Он был удивлен не меньше, а потом решил попробовать.

– Настройтесь еще раз. Мне кажется, я слышу их через вас.

Ева тут же вновь сцепилась с Ибрагимом, и вместе они открылись колебаниям. Корф оказался прав. Экзорцисты служили усилителями передачи, как антенна, к которой он мог подключиться. Вот только Ева права: демон не может слышать свет, это противоречит закону.

А потом до него дошло.

Это не свет.

Это тьма.

Загадочные кусочки тьмы, что несет в себе Стефания, сама того не подозревая, как пассажиры корабля света долетали до Корфа. Темная пыль, позволяющая ей отодвигать Корфа, заключать его под колпак. Необъяснимое явление, таящее в себе великую загадку.

– Вон там. Вон оттуда веет, – с этими словами демон указал на одну из улиц.

Ева на секунду отпустила концентрацию.

– Это убийца, так ведь? Ты чуешь его энергию! – догадалась она.

Ох, если бы это было так. Но Корф не ответил. На самом деле, как только он настроился на верный канал, он почуял целый микс: там была и Стефания, и злой человек… и очень много боли и страданий.

Ибрагим и Ева снова сконцентрировались, притягивая энергию, которую учуял Корф.

– И вправду, – прошептала Ева, тоже услышав это через демона, – Как будто чем-то пахнет.

– Чем-то тяжелым…

– И кислым…

– И немного сладким…

– И гнилым…

– Трупом, ребят.

Экзорцисты встрепенулись и тревожно взглянули на демона.

– Так пахнут трупы, – сказал он.

Демон помнит только плохое. Демон, участвующий в Крестовом походе, помнит, как пахнут тысячи трупов.

Рамирес и Хельга озадаченно переглядывались. В участке знают, что Габдулла пользуется помощью, так называемых, ясновидцев. Кто-то в это верил, кто-то считал байкой. Но именно Рамирес и Хельга приехали сегодня на вызов в дом Бертранов, где им сообщили о том, что пропала девушка. А потом приехал детектив Амран, и оба офицера как-то резко погрузились в странную жизнь старинного особняка. Его жители, не стесняясь говорили об энергиях, демонах, Боге. Это вроде обычные темы для разговоров, но то, как они говорили об этом – вот это казалось странным. Для них все это было доказанным фактом, они жили по этим понятиям, как по прописанному закону.

Капитан Магреб был человеком толерантным. До тех пор, пока личные качества не начинают вредить делу, он относился к ним терпимо. Интересы, предпочтения, вера – все это было настолько разношёрстным в участке, что веру детектива в призраков никто не высмеивал и даже особо не трогал. После сегодняшнего дня Рамирес с Хельгой стали относиться к этому хобби детектива более пристально, как будто проверяли на прочность.

А потому, когда странная парочка встала посреди дороги и стала медитировать, Рамирес и Хельга не вмешивались и лишь поглядывали по сторонам. Проще было плыть по течению, может, оно и впрямь приведет к неизведанному океану.

Когда ясновидцы сделали выбор направления, основываясь лишь на чутье, офицеры пошли за ними следом. Но когда через десять минут пешей прогулки они остановились перед одним из домов и странная парочка со странным гигантом попросили вызвать подкрепление, у офицеров включилась логика.

Вот, где вера Габдуллы Амрана будет подвержена проверке на прочность.

– Сначала убедимся, что это – тот дом, который нам нужен, – сказал Рамирес, отстраняя компанию к краю тротуара..

– Поверьте, офицер. Это здесь, – выдохнула Ева.

Дышать становилось труднее, мерзкий запах душил все больше, концентрация желтой энергии Стефании вперемешку с красными зигзагами боли вырывалась сквозь стены двухэтажного дома, который с виду ничем не отличался от остальных и даже блестел уходом: свежекрашеные стены, заставленное растениями крыльцо, новые двери гаража, ровно подстриженные кусты. Способы сокрыть от людей мерзость своего дома не работали на экзорцистов, которые видели сквозь стены. Вся эта красота и порядок – лишь мишура, красивая обертка, чье предназначение – обмануть глаз. Этот дом хранил в себе много страданий. Очень много. Больше, чем слоев краски на стенах.

– Оставайтесь здесь, – приказала Хельга.

Они оставили троицу на тротуаре перед домом, а сами поднялись на крыльцо и громко постучали в дверь, стараясь разбудить не только жильцов, но и тараканов.

Ева сжала ладонь Ибрагима. Он сжал в ответ, снова мысленно обещая ей быть всегда рядом. Корф же стоял чуть впереди, напряженно наблюдая за спинами офицеров.

– Открывайте, полиция! – выкрикнули они стандартную фразу.

Долгое время ничего не происходило. Но наконец в доме что-то ожило и задвигалось, а потом дверь отворилась.

– Слушаю? – спросил голос.

Рука Рамиреса,стоящего чуть позади Хельги, незаметно легла на кобуру. Корф понял, что офицер узнал парня с ориентировки. Это был Алекс.

– Сэр, прошу прощения за столь ранний визит. Черный Форд Мондео, номер три-семь-один-ромео-танга – это ваша машина? – спросила Хельга, хотя уже знала, что его. Десять мерзких пикселей не навредили ее воображению, она быстро поняла, что пиксельный Алекс и этот парень – одно и то же лицо. Но ей надо было разговорить его, вывести из равновесия, чтобы он начал ошибаться.

– Эм-м-м. Да, моя. А в чем дело? – ответил Алекс спокойно.

– Мы разыскиваем пропавшую девушку. Узнаете ее?

Хельга показала фотографию Стефании и вцепилась взглядом в лицевые мускулы парня.

– Ох, да. Это Стефания. Мы с ней встречались вчера, – ответил парень.

Ни один мускул не дрогнул. Парень обладал стальной выдержкой.

– Во сколько?

– Где-то с семи до девяти.

– А потом?

– А потом я поехал домой.

– Один?

Пауза.

Корф уже был готов вбежать в дом и прижать парня к стенке, а потом набить ему органы так, чтобы они отвалились один за другим, ведь парень стоял и в наглую придумывал ложь прямо перед ними. Прямо перед офицерами. Прямо перед Корвинусом.

– Я подвез ее.

– Куда?

– Она попросила остановиться возле отеля «Вестерн».

– Тот, что на окраине города?

– Да.

– А потом?

– Потом я приехал домой.

– В котором часу?

– Примерно в десять вечера.

– Кто-то может это подтвердить? Ваши сожители?

– Нет. Я живу один.

– Не возражаете, если мы осмотрим ваш дом?

– Эм-м-м, не понимаю, с какой целью.

– Как я сказала вам, мы ищем пропавшую девушку, сэр.

– Думаете, она потерялась где-то в этом доме? – хмыкнул парень.

Но Хельге было не до шуток.

– Так или иначе, сэр, но мы попадем в ваш дом и осмотрим его, – голос офицера резко металлизировался.

Наступило молчание.

– Я не против. Конечно, вы можете осмотреть дом. Только позвольте, я сперва оденусь.

– Мы подождем внутри, сэр.

Хельга была молодцом, вцепилась в парня накрепко. Она не обладала чутьем экзорцистов, но ее опыт помог ей проанализировать поведение парня, его манеры и интонации. Пусть он и владел стальной выдержкой, но он растягивал слова и делал много пауз. Это значит, что он думал. Пытался быстро проанализировать, откуда они узнали про его машину, его адрес, что еще им известно, и придумать на все это правдивый ответ. Хельга знала наверняка, что он врет.

– Да, как пожелаете, – произнес парень.

В следующую секунду оглушительный выстрел свалил Хельгу с ног. Рамирес упал на напарницу. Корф прыгнул на Ибрагима и Еву, прижав их к тротуару.

Очередь выстрелов проредила воздух над ними, а потом все стихло.

– Это, сорок-восьмой, нам нужно подкрепление! Нам нужна скорая! Офицер ранен! Подозреваемый в доме двадцать три на улице Оскара Браго!

В доме раздался какой-то шум. Рамирес пнул входную дверь и увидел убегающего парня.

– Подозреваемый выбежал через заднюю дверь на улицу Якобинцев! – крикнул Рамирес в рацию.

И продолжил зажимать рану в груди напарницы.

Корф вскочил на ноги и за пару шагов оказался на крыльце.

– Останься здесь и прижми! – крикнул ему Рамирес.

– Ну уж нет! – огрызнулся демон и побежал в дом.

Он быстро пересек коридор и выбежал вслед за парнем.

К Рамиресу подскочили Ева и Ибрагим.

– Я останусь с ней! Поймайте эту сволочь! – крикнула Ева.

Рамирес кивнул и бросился в погоню.

Ева зажимала рану, чувствуя, как горячий поток заливает синюю рубашку офицера. Ева чувствовала Хельгу даже больше, чем через горячую кровь. Она видела ее внутренние волны, такие спокойные и размеренные, как у человека, который жил уверенностью в том, что все делает правильно. Офицер любила свою работу, жила по закону и искренне желала помочь тем, кто пал жертвой нарушителей этих законов. В Хельге было много света, и Ева прониклась к этой женщине искренней любовью всего за несколько секунд соприкосновения с ее кровью.

– Вы светитесь ярко, – сказала Ева.

Хельга в ответ нахмурилась.

– Бог вами очень гордится, – добавила Ева, плача.

Офицер улыбнулась и кивнула странной незнакомке из странного особняка странного семейства. Почему-то Хельге хотелось верить ее словам, эта правда была приятной.

Ибрагим прыгнул на крыльцо следом, вбежал в дом и растерялся, остановившись посреди коридора.

– Где искать? – крикнул он нервно.

– Подвал, конечно, – кашлянула Хельга.

– Подвал, конечно! – громко транслировала Ева.

– Не ори на меня!

Ибрагим был на пределе. Он устал от поисков и теперь соображал медленно. Легко сказать «ищи в подвале». Как понять, какая дверь ведет в подвал? Ибрагим стал ломиться во все двери, что встречал. Кухня, гостиная, туалет, кладовка. Распахнув еще одну, он отшатнулся, зажав нос и рот.

– Трупы. Так пахнут трупы, ребят.

Запах, что они почувствовали в трех кварталах отсюда, чуть не сбил с ног своей интенсивностью. Он вырывался из темноты внизу, куда вела лестница. Ибрагим сбежал по ступеням, спотыкаясь, и в темноте врезался в еще одну дверь. Двойная дверь в подвале – вот, что странно, а не держащиеся за руки экзорцисты на перекрестке!

На двери висел огромный амбарный замок. Вот это еще страннее! Ибрагим стал долбиться в дверь. С каждым ударом на него все больше накатывал тошнотворный запах, который уже стал настолько плотным, что вырывался из-за двери, как жидкость, заполняющая щели.

Ибрагим уже в который раз доказал, что он не агент Ее Величества – сломать дверь голыми руками ему не удалось. Он вообще задался вопросом, а возможно ли такое, или все это – голливудские враки. Пришлось вернуться на крыльцо, повозиться с кобурой от пистолета на поясе Хельги, и снова вернуться к странной двери в подвале.

Прицелившись в крепление замка, Ибрагим нажал на спуск. И ничего не произошло.

– Пистолет сломан! – отчаянно завопил он.

– Предохранитель! – крикнула сверху Ева, транслируя слова Хельги. – Опусти вниз!

Предохранитель щелкнул, раздался выстрел. А потом еще три. Крепления петель замка взорвались щепками, и Ибрагим выломал дверь.

Тотчас же он закрыл нос и рот рукой под атакой хлынувшего тошнотворного запаха и вбежал во тьму. На стене возле двери он нащупал переключатель, свет озарил подвал.

Стефания рефлекторно закричала, увидев перед собой силуэт в черном. Она всегда так реагировала на появление Алекса, который приносил с собой боль. Время посреди тьмы и боли теряло счет, и Стефании казалось, что прошло уже дней десять, как она здесь заперта – такими долгими были эти часы. Наверное так выглядит ад: бесконечная боль и ее ожидание.

То, что это был не Алекс, Стефания поняла сразу, но понадобилось время, чтобы это осознать.

– Ибрагим! – завыла он.

– Все хорошо! Все хорошо! Я здесь! – говорил Ибрагим.

Он пытался размотать цепи, но все никак не получалось, а Стефания рыдала от боли и визжала. Как же громко она умеет визжать! Еще несколько минут были потрачены на поиск болторезов. В общем, если бы Ибрагим когда-нибудь и был бы на службе Ее Величества, террористы бы уже шесть раз успели взорвать ядерную боеголовку.

Ибрагим перерезал звенья и подхватил падающую Стефанию. Она снова завизжала от боли. Серьезно, ей бы в аэропорту работать и чаек распугивать. Ибрагим бережно уложил ее на пол.

– Там Мария! – выла Стефания.

Ибрагим бросился освобождать нечто, что было покрыто чем-то склизким, что притягивало мух. Он даже не знал, живо ли это что-то. Тело смердело истошно, было холодным и покрыто засохшей кровью с ног до головы. Почувствовав легкий, едва пробивающийся пульс на шее, Ибрагим поразился чуду.

– Господи, благодарю! – только и выдохнул он. – Стефа, я за помощью!

– Ибрагим!

Но того уже и след простыл. Он взбегал по ступеням обратно наверх.

– Не оставляй меня! – рыдала Стефания.

Снова остаться одной в этом жутком подвале было невыносимо. Мозг в панике подкидывал глупые идеи того, что Ибрагим не вернется и она останется здесь заперта навечно. А логика твердила, что мозг сошел с ума, не слушай его, он перебрал адреналина.

Стефания лежала на холодном бетоне, покрытом ее блевотой и мочой. Она с трудом контролировала руки – настолько они онемели за это бесконечное время в аду. Кое-как она подползла к окровавленному грязному телу и взяла ее за руку.

– Мария, все хорошо. Они пришли. Пожалуйста, держись, – шептала она.

Стефания пребывала на грани сознания, а потому потоки, что выходили из Марии, она видела ярче, чем обычно. Девушка была жива, и она обязательно поправится. Ее тело ещё не готово расстаться с душой. Мария была сильной.

А в углу за Марией стояла тень. Визитер. На грани сознания шестое чувство открывается шире, а потому его было видно отчетливее, чем когда-либо.

Силуэт черной тени принадлежал женщине с длинными волосами.

– Он ждет тебя…

Снова шепот, пробирающий до костей. Стефания смотрела на потустороннюю гостью, а потом психанула.

– Да пошла ты! – выплюнула она.

И поползла к выходу, злостно бубня себе под нос:

– Хватит с меня этого дерьма…

Она больше ни секунды не могла оставаться в этом мрачном месте. Все ее мировосприятие сжалось до размера единственной цели – убраться от этого ада подальше.

Руки дрожали так, словно стали ее собственными врагами, ноги не держали и казались парализованными, а оттого Стефания смогла лишь заползти на четвертую ступень лестницы. Там силы ее покинули. И физические, и духовные. В голове ярким пламенем горела истина, что она вынесла из этого жуткого места. Господь засунул ее сюда с одной целью, и она ее выполнила.

Она прозрела, как бы больно это ни было признавать.

Ее всю жизнь учили тому, что люди не могут сами совершать зло, что они это делают под давлением демонов; ложь, обида, страх – демоны манипулируют ими, чтобы перетянуть людей на сторону тьмы. Так ее учили. Но все это было обманом, которым ее пичкали каждый день по ложке, начиная с первых дней семинарии.

– Но я свой выбор уже сделал…

Раз за разом в голове возникал образ Алекса, стоящего перед ней, доказывающего своими словами, своим существованием обратное.

Изменить веру во что-то очень тяжело. Сегодня ты поедаешь плоть умершего соплеменника, чтобы его душа продолжала жить вместе с тобой, а завтра тебе говорят, что это каннибализм и это противозаконно. Сегодня тебе говорят, что у женщин нет души⁴⁰, что они – существа более низшего порядка, чем мужчины, а завтра они получают право голоса и становятся лидерами мира. Сегодня тебя учат, что животные созданы для использования человеком в качестве ресурса, как дерево или нефть, а завтра люди заявляют, что это безнравственно и жестоко.

Стефании говорили, что демоны – причина зла в нашем мире. Сегодня же она узнала, что это не так. И теперь ей было очень больно оттого, что все это время она жила в заблуждении и одной лишь своей верой оскорбляла правду. Отчасти ей нравилась идея того, что демоны ответственны за зло. Так было проще жить – когда имеешь вполне конкретного противника. Она не желала впускать в свой мир даже небольшую возможность того, что люди могут осознанно выбрать путь зла, потому что жить в мире, где люди осознанно причиняют боль, невыносимо.

– Хорошо. Хорошо. Я все поняла. Я слышу тебя, – говорила Стефания сквозь слезы едва разборчивым шепотом, тонущем в склизкой массе соплей.

Тот, кому она это говорила, слышал ее прекрасно. С осознанием своей ошибки, со смирением перед новой истиной, Его присутствие становилось ощутимее. Такое теплое и убаюкивающее. Оно шептало ей без слов, чувствами:

«Ты ошиблась. Но ты осознала ошибку. За это награждаю тебя любовью».

Стефания сидела на ступенях и рыдала. А потом кто-то закрыл свет, льющийся на нее из открытой двери наверху. Кто-то большой и теплый.

Он осторожно спускался к ней, а в голове у нее, как заезженная пластинка, звучал ее собственный голос:

– Наверное в такие моменты Бог посылает их жертвам защитника.

Корф присел рядом с ней. Она не видела его лица, свет из проема двери позади него ослеплял.

– Ну давай. Посмейся надо мной. Скажи, что я была не права все это время. Что люди не лучше демонов, – сказала она.

Корф молчал.

– Потому что не было в этом подвале демонов. Даже настоящих сатанистов не было, – ее голос дрожал из-за слез. – Тут был просто человек… человек, который осознанно выбрал тьму…

С этими словами она закрыла лицо связанными цепью руками и заревела. От боли, от страха, от обиды на целый мир за то, что он такой несправедливый. Слабых похищают, мучают, убивают, и даже не осознают, что это неправильно. Так быть не должно. А как же добро, любовь, сострадание? Где это все? Почему люди осознанно причиняют другим боль? Как Господь такое допускает?

Внезапно что-то горячее опустилось на нее и мягко обняло, завернув в теплое тесто, как сосиску. Корф укрыл ее своей неизменной замшевой курткой с ворсистым подкладом. Как же в ней тепло! Он ее еще и нагрел. Он же демон. Он теплый.

А потом демон аккуратно поднял ее и понес к свету.

11. Хорошие картинки

«Величие и моральный прогресс нации можно измерить тем, как эта нация относится к животным».

Махатма Ганди

Как это обычно происходило в последнюю неделю августа, сад начал превращаться в живую акварель: красные, желтые, коричневые, оранжевые оттенки заполняли каждый миллиметр пространства вперемешку с последними созревшими ягодами на радость птицам и грызунам. Деревья перекрашивались, подражая радуге, словно сама природа соскучилась по детским раскраскам. Опадающие листья постепенно сплетались в разноцветный ковер под ногами. Садовник Бертранов никогда их не собирал, они создавали естественный перегной, и земля оставалась богатой каждый год, питая сад живительными соками. Это и был главный секрет его пушистости. Еще через сотню лет здесь будет непроходимая чащоба, и особняк Бертранов точно обзаведется каким-нибудь вампиром.

Стефания сидела в бельведере бабушки и читала очередную хрестоматию. Когда становилось чересчур не по себе от описанных событий, она снова обращалась к #смешныекотики и заряжалась позитивом. Хотя не особо это получалось после произошедшего, и ей определенно стоило начать поиски нового способа обретения равновесия.

Что-то там про Сим-сити Ибрагим говорил.

Мария Вальгос очнулась лишь вчера – спустя неделю после вызволения из пыточной. У нее было сильное обезвоживание, истощение и начал развиваться сепсис. Ей предстояло долгое восстановление, не говоря уже о еще более длительном восстановлении душевного здоровья. Стефания пробыла в том подвале всего десять часов, и до сих пор не могла уснуть одна в темноте. Мария же провела там три месяца. Никому не под силу представить, что пережила бедная девушка.

Чудовище развлекалось кровопусканием, изнасилованием, могло онанировать перед истекающей кровью женщиной. Стефания помнила кровавые разрезы на теле Марии, они были везде, проходили и вдоль и поперек, даже были на лице и на волосяном покрове головы. И то были только свежие раны, сосчитать же количество заживших разрезов было еще сложнее. В течение трех месяцев по мере истощения организма тело постепенно теряло функцию регенерации тканей, и тогда стало развиваться заражение крови. Мария впала в подобие комы прямо там на цепях.

Они успели ее спасти.

Спасли от истязателя, но спасли ли ее в действительности, никто не знал. После пережитого психологическая травма могла оказаться сильнее желания жить. Таких историй Стефания тоже читала тысячи все в тех же хрестоматиях.

И тогда к делу активно подключилась Ева. Она прилагала все усилия, чтобы поддержать Марию. Она молилась о ней постоянно, ездила к ней каждый день и проводила с ней время, вычищая серые потоки печали спящей Марии светом.

– Во сне я видела ангела, – произнесла Мария, очнувшись от долгого сна. – Она была очень похожа на вас.

Ева стала ее хранителем от тьмы. Девушки сдружились.

Стефания получила лишь три разреза – по одному на каждый его визит.

В памяти запечатлелась каждая секунда, когда он резал ее. Глубина разрезов была не больше сантиметра, на деле же Стефания клялась, что он наматывал ее внутренности, как спагетти на вилку. Но гавнюк-Алекс имел достаточно практики, чтобы понять, насколько глубоко нужно проникать, чтобы жертва оставалась в живых как можно дольше.

Алекс раскололся быстро. Это даже расколом трудно назвать. Он хладнокровно рассказал абсолютно все, когда понял, что уже не отвертеться. Его жертвами стали тринадцать женщин. Их захороненные трупы уже искали в болотах и лесах соседних городов, где он прокладывал свой путь за пределами черты. Где он сделал выбор.

Из того, что рассказала Стефания, совпало все. Тем самым семейство Бертранов снова заработало репутацию надежного информатора. В отчетах показания Стефании считались признаниями Алекса, которыми он поделился с ней в подвале сам. Не могли же они написать, что девушка это все прочувствовала, потому что она экстрасенс.

У Алекса было тяжелое детство. Собственные родители сделали его адом. Для ребенка родитель – авторитет, даже бог. Все, что говорит родитель, правда. Модель поведения, которую они демонстрируют – единственная верная. Как и модель семьи, в которой растят ребенка. Все эти законы впитываются растущим организмом, как знания и навыки для копирования в будущем. Маленький Алекс впитал в себя искаженные понятия о взаимоотношениях между людьми, жестокие и даже извращенные. Неудовлетворенные жизнями, озлобленные неудачами родители не нашли лучшего способа защищать собственное достоинство, как через манипуляцию детской привязанностью. Пользуясь наивностью и чистотой ребенка, они вливали в него то, что помогало им обратить его на свою сторону, как доказательство превосходства в споре, затянувшемся на года.

– Ущербные люди, – прокомментировала Шеф, читая отчет Габдуллы. – Самый последний трус и слабак будет выезжать за счет ребенка.

Они вдвоем сидели на балконе скромной квартиры Габдуллы на четвертом этаже с видом на побережье, и это единственное, чем детектив мог похвастать из своих пожитков. Но казалось, девушку его скромное жилье ничуть не стесняло. Шеф в своей уже привычной манере сидела в плетеном кресле в трусах и топе с очередными мультяшными героями, кажется, это было какое-то аниме, и сосредоточенно вчитывалась в экран ноутбука, посасывая чупа-чупс.

Габдулла сидел в соседнем плетеном кресле и сосредоточенно возил стилусом по экрану планшета, не желая снова обращаться к Шефу за помощью с этим дьявольским девайсом. Он сделал все согласно инструкции: создал пару через блютус, но экран все равно не реагировал на чертов кончик. Что еще нужно этому гребанному терминатору?!

– Зачем вообще заводить детей, если ты их не хочешь? – спросила Шеф.

– Может, они хотели, потому что фантазия, что они создали о ребенке в своих головах, была приятной. На деле же это оказалось огромной ответственностью, с которой они были не в силах справиться.

– Ты так говоришь, будто оправдываешь его родителей.

– Ничуть. Просто мне их жаль.

– Почему?

– Они были глубоко несчастны. А боль любого человека приносит боль и тебе, потому что мы живем в едином мире. Все питаемся одной энергией. И когда кто-то совершает злодеяние, то ты чувствуешь это, как горький привкус в бульоне. Тебе тоже становится больно, пусть ты и не осознаешь этого. Но поверь. Тебе больно.

Шеф отвлеклась от чтива и пристально уставилась на Габдуллу. Он никогда не любил ее этот взгляд через толстые линзы. Как будто на тебя кот из Шрека смотрит.

– Ты классный, – наконец произнесла она.

Детектив хмыкнул.

– И позволь я тоже избавлю тебя от страданий, – сказала она. – У тебя стилус не работает, потому что его зарядить надо.

Габдулла так и вспыхнул. Она снова его заткнула. Он никогда не перестанет быть профаном в этих электронных новшествах.

– И давно ты заметила? – спросил он.

– Два часа назад. Хотела проверить, сколько ты продержишься на своем упрямстве. Мог ведь спросить, что не так.

И впрямь мог. К чему это фанфаронство? И снова Габдулла задался вопросом:

«Как он жил без нее раньше?»

Историй о сложных взаимоотношениях между родителями – миллионы. Мы все несем внутри кучу комплексов от детских травм, но это не делает нас такими монстрами, как Алекс. Что же послужило переключателем?

Кролики.

Безвинно убитые слабые бесправные существа для Алекса стали проекцией самого себя. За их счет тоже можно было выехать, ведь они неопасные и сдачи не дадут. Для родителей кроликом был Алекс.

В раннем возрасте дети отрывают крылья бабочкам, не осознавая, что причиняют боль живому существу. Таким образом они проявляют исследовательский интерес, который необходимо вовремя направить в нужное русло – в другую сторону от причинения вреда чему-то живому.

Когда же ребенок начинает пинать собак и таскать котов за хвост с полным осознанием того, что он причиняет боль живому существу – это патология, которая сегодня вошла в список стандартных критериев при диагностике и психиатрическом лечении эмоциональных расстройств. Причастность к актам жестокости по отношению к животным – «красный флаг», неотъемлемая часть сущности убийц и насильников⁴¹.

К сожалению, совокупность таких факторов, как насильственная среда в доме, демонстрация убийства животного, как нормы, равнодушие школы, соседей и даже участковых, привело к тому, что маленький Алекс отвернулся от света.

После смерти родителей триггер включился через год. Именно тогда он оставил работу на мясокомбинате в цеху забоя скота. Он проработал там недолго, хоть ему и нравилась работа. Но чего-то не хватало, какой-то полноценной удовлетворенности по жизни. Смерть родителей навела на мысли, стала неким вдохновителем наконец реализовать свои фантазии. Так, тускнеющие ощущения эйфории от убийства коров засверкали с новой силой после первого убийства человека. Он жил от ступени до ступени на собственной лестнице дьявола, проживая промежутки между ними подработками. Значимыми событиями жизни для него являлись именно переходы на ступени, потому что именно в такие моменты из ничтожества, каким он ощущал себя подсознательно после долгого родительского внушения, он превращался в господина.

Неизвестно, сколько бы еще он вершил насилие, если бы ему не попалась Стефания, которая была представителем не только знатного семейства, но и экзорцистом, да еще экзорцистом, расследующим это дело. Фактически она сама искала его. Именно благодаря свежести следа полицейским удалось поймать его. Он не успел сменить ни машину, ни место пребывания. Он практически сел на крючок. Очень непрофессиональный хлюпкий и вообще непланируемый крючок.

Но пусти Господни неисповедимы. Дядя не уставал это повторять, сидя рядом с выздоравливающей племянницей, которая вновь заставила его гордиться ею, когда сказала, что со всей той болью и несчастьем, через которые она прошла, она благодарна Богу за них, потому что взамен он подарил ей прозрение. Виктор не допытывался, какое. Ему было достаточно видеть привычные желтые волны спокойствия в племяннице.

Алекс тоже был спокоен. Патологически спокоен. Психолог поставил ему диагноз шизоидного расстройства личности, и он избежит колонии строгого режима.

Стефания не судила. Этим заниматься не ей. Как и не людям. Господь сам все расставит на свои места.

#смешныекотики все хуже справлялись с тем, чтобы уводить ее от мрачных мыслей. Это было нехорошо. Экзорцист должен иметь отдушины. В голову приходило только одно – манчкин. Ей позарез нужен манчкин.

Повеяло знакомым пульсирующим теплом. Она подняла голову. Перед ней стоял огромный Корф с подносом в руках. Они провели вместе достаточно времени, чтобы Стефания научилась ощущать характерные для него колебания. Отныне она видела демона, не видя его глазами.

Корф молча поставил поднос на стол и медленно разлил Эрл Грей. Изысканные чашки старинного фарфора, раскрашенные в нежный розовый цветочек, смотрелись очень глупо в его мощных руках. Он мог раскрошить их одним легким нажимом, как сделал это с Алексом, которого завалил на асфальт всего через пять минут погони. Но, похоже, демон учился галантности у пресвитера Джованни, потому что начал держать чашку с оттопыренным мизинцем.

Жалкое зрелище.

Он сидел на скамье рядом с девушкой, оставив между ними полметра для невидимой стены, если Стефания вдруг захочет ее снова возвести.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила она.

Это был их первый разговор с того дня. И он как-то не особо задавался, потому что в следующие пятнадцать минут они сидели молча и пили чай с имбирными печеньками.

– Спасибо тебе. За все, – произнесла Стефания, уверенная, что первая должна начать этот тяжелый разговор.

– Ну наконец-то. Я уже неделю жду, когда поблагодаришь, – ответил демон.

Стефания хмыкнула.

Ева рассказала, что пока офицеры бежали к Корфу, сидящему на пойманном Алексе, демон воспользовался шансом и сломал тому три ребра. Может, сам хотел, а может, мстил за Стефу. Никто не узнает, ведь свет не может проникнуть во тьму, а значит и мысли демона экзорцистам неведомы.

– Мне стыдно, – произнесла она вдруг.

В который раз Стефания заметила, что рядом с ним просто не может сдержаться и выливает на него кушат секретов. Что это? Демоническая магия?

– Да нормальные трусы на тебе были, – ответил он.

– Я не об этом.

– Добротные такие. Зато гланды в тепле.

– Я не об этом! – резко бросила она.

И тут же пожалела, схватившись за живот. Швы еще не затянулись и при любом движении противно ныли.

– Я не об этом, – повторила она уже тише, когда ноющая боль улеглась. – Я же экзорцист. Я должна была прочесть его.

– В твою защиту напомню тебе, что он не одержим.

– Все равно.

– Нет. Не все равно. При должной тренировке, можно научиться управлять телом так, чтобы блокировать эмоциональные сигналы и фильтровать их.

Корфу было виднее, как никому из живущих. Он обрел тело, будучи зрелой сущностью. Он как будто влез в скафандр и полностью изучил его заново уже во взрослом возрасте. А люди же обладают этим скафандром с возраста, когда еще не имеют способности анализировать. За годы люди привыкают к оболочке, как к пластырю, который перестаешь замечать через пару часов. Все кажется привычным, и в этом комфорте уже сложно заметить какие-то особенности.

– Психопатические личности непредсказуемы и тем отлично умеют дурить мозг, – объяснял Корф. – Они обладают эмоциональным диапазоном, которым не умеют пользоваться. Их не выводят из равновесия стандартные раздражители. Они реагируют на события не так, как обычные люди. Они не владеют невербальным общением. А экзорцисты – не психиатры. Вы считываете в сущностях веру. Психопаты же ни во что не верят. Перед ними вы безоружны.

Корф становился все интереснее. Видимо, жил в библиотеке Арелатского аббатства. Пресвитер Джованни подошел со всей серьезностью к образованию демона. Корф перестал быть молчаливым и угрюмым демоном, каким Стефания встретила его в первый день знакомства. Корф раскрывался, все больше рассказывал, все больше интересовался миром вокруг. И все больше Стефания видела в его груди красивый блеск и серебристые переливы меняющейся тьмы.

– Если их невозможно считать, то как же ты меня нашел? – спросила Стефания.

Корф озадаченно взглянул на нее.

– Ребята сказали, что ты обнаружил след Алекса, который привел к дому.

Корф уже хотел сказать, что тот поток темной энергии, что он уловил, принадлежал не Алексу, а ей, но что-то удержало его от обнародования этой правды. Он не понимал сути этого явления, не знал, как его интерпретировать, и Стефанию пугать впустую тоже не хотел. А потому просто пожал плечами и ответил:

– Наверное, ты права. Я демон, я всегда буду принадлежать темной материи и чуять ее везде. В том доме было много боли, ее я и услышал.

Стефания нахмурилась. Никакому человеку не нравится, когда ему напоминают о собственных ошибках. Те слова, что она сказала Корфу о неотвратимости его демонской сущности, сейчас же были противны ей самой.

– Я думаю, у тебя получится, – произнесла Стефания тихо.

Корф озадаченно взглянул на нее.

– Поменять свой заряд, – объяснила она. – Если очень хочешь и веришь в это, то получится. Не все демоны одинаковые.

Они смотрели друг на друга и улыбались, приняв догмы друг друга.

Корф положил руку на спинку скамьи. Через долгое-предолгое мгновение Стефания наконец-таки почувствовала робкое прикосновение его пальца к ее спине. Точно между лопаток. Легкое поглаживание обещало защиту и заботу, какую больше никто не сможет подарить ей в этом мире. Ну а она больше не хотела возводить между ними стену.

– Сколько хороших воспоминаний ты уже накопил? – спросила Стефания.

– Девять.

– О, неплохо. Какие?

Корф задумался, а потом начал перечислять:

– Сон в мягкой кровати под горячим одеялом. Рукопожатие Епископа Штайна. Одежда, купленная специально для меня. Обращение пресвитера Джованни ко мне «сынок». Эрл Грей с двумя кусочками сахара. Поездки с Ибрагимом в «службе спасения». Язык в ухе, не спрашивай. Живая Мария Вальгос.

Корф остановился. Но Стефания еще не разучилась считать.

– А какое девятое? – спросила она.

Он взглянул на Стефанию и ответил:

– Чаепитие в бельведере в последний день лета.

Стефания улыбнулась.

– Это и впрямь хорошее воспоминание.

Корф кивнул.

– Тебе нужно вести список. Вдруг ошибешься в счете, – предложила она.

Вечером Стефания просматривала профиль Корфа в Инстаграме, добившись права быть принятой им в подписчики. Там было десять картинок – список его хороших воспоминаний.

Десятый пост, опубликованный этим вечером, содержал картинку держащихся рук. Подпись гласила:

«Первое прикосновение»

#смешныекотики

Для обложки книги использовано изображение с сайта:

https://www.shutterstock.com/ru/image-illustration/woman-demon-burns-hellfire-3d-illustration-728924650

Примечания

1

Колоратка или римский воротник – элемент облачения клириков и иных священнослужителей в западных Церквях и церковных общинах, представляющий собой жёсткий белый воротничок с подшитой к нему манишкой, застёгивающийся сзади и надевающийся под сутану, или же белую вставку в воротничок-стойку обычной рубашки.

(обратно)

2

Ора́н – город-порт на средиземноморском побережье Алжира.

(обратно)

3

Опыт Юнга – эксперимент на двух щелях, когда электроны прекращают проявлять свою волновую природу, проходя через щели, если рядом поставить измерительный прибор. Отсюда в квантовой механике, «наблюдение» является синонимом измерения, «наблюдатель» – синонимом измерительной аппаратуры, а наблюдаемое – с тем, что можно измерить.

(обратно)

4

С арамейского: Сказал негодный в сердце своем: «Нет Бога! Искажали, неправедным оскверняли, никто не делает доброе» (Теилим, Паслом 53 «Плач о греховности человека»)

(обратно)

5

С арамейского: Бог с небес взирает на сынов Адама, чтобы видеть, есть ли разумеющий и вопрошающий Бога. (там же)

(обратно)

6

С латыни: Дьявол говорит: все царства мира и славу их – всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. (Евангелие от Матфея, 4.9)

(обратно)

7

С латыни: Отойди от Меня, Сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. (Евангелие от Матфея, 4.10)

(обратно)

8

Самопоглощение

(обратно)

9

Двери храма в Александрии открывались за счет давления горячего воздуха, проходящего по трубам под храмом. Таким образом, зажигая огонь перед дверьми, активировался процесс нагрева воздуха, который толкал грузы и противовесы (емкости с водой), открывающие двери. https://www.youtube.com/watch?v=BrZhr8fl2gs&t=1391s&ab_channel=%D0%A2%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D1%8B%D0%9C%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B7%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F

(обратно)

10

Картина Якопо Тинторетто на библейский сюжет

(обратно)

11

Картина фламандского живописца Питера Брейгеля Старшего, написанная в 1562 году.

(обратно)

12

Византия была христианским государством до падения в 1453 году, когда там обосновался Османский султанат, принесший ислам.

(обратно)

13

Дзимарра – повседневная сутана католических епископов.

(обратно)

14

Пилеолус или дзукетто – шапочка священника.

(обратно)

15

Фашья – широкий длинный пояс в облачении епископов.

(обратно)

16

Речь Порции из «Венецианского купца», вдохновленные трактатом Сенеки.

(обратно)

17

Соборное уложение – ключевой памятник Русского права, объединил в себе разрозненные указы и законодательные акты, изданные с 1551 года; включал первое разделение по отраслям, например государственное, уголовное, судебное, семейное право.

(обратно)

18

Борис Морозов – приближенный Алексея I, русский боярин, один из крупнейших землевладельцев своего времени.

(обратно)

19

Биретта – традиционный головной убор священников латинского обряда, представляющий собой четырёхугольную шапку с тремя или четырьмя гребнями наверху, увенчанными помпоном посередине

(обратно)

20

Джон Гейси – американский серийный убийца. В 1970-х годах похитил, изнасиловал и убил 33 молодых парня. Пресса окрестила его «Клоуном-убийцей».

(обратно)

21

Чарльз Мэнсон – американский преступник, создатель и руководитель секты «Семья», члены которой в 1969 году, совершили ряд жестоких убийств, в том числе убили беременную жену кинорежиссёра Романа Полански – актрису Шэрон Тейт.

(обратно)

22

Артур Шоукросс – американский серийный убийца и насильник проституток и детей в 1970-х гг.

(обратно)

23

Доротея Пуэнте – серийная отравительница в собственном пансионате для пожилых людей.

(обратно)

24

Элмо-Патрик Сонье – убийца и насильник подростка в 1980-х гг.

(обратно)

25

Уильям Марвуд – палач британского правительства в XIX веке, изобретший метод повешивания, при котором ломалась шея, отчего преступник умирал тотчас же.

(обратно)

26

Эд Гейн один из самых известных серийных убийц, некрофил и похититель трупов.

(обратно)

27

По материалам, собранным Центром защиты прав животных «ВИТА» http://www.vita.org.ru/library/education/serial-killers-and-animal-abuse.htm

(обратно)

28

Отсылка к фольклору и сказкам.

(обратно)

29

http://animalstudies.msu.edu/Slaughterhouses_and_Increased_Crime_Rates.pdf

(обратно)

30

https://www.livekindly.co/vegan-non-profit-fights-to-stop-prison-run-slaughterhouses/ , https://www.abc.net.au/news/rural/2014-01-06/abattoir-prionsers-darwin/5186434

(обратно)

31

Манчкин – порода коротколапых кошек

(обратно)

32

Сериал производства Нетфликс.

(обратно)

33

Сфинкс – порода бесшёрстных (лысых) кошек

(обратно)

34

Джейсон Х – персонаж хоррор-фильмов в маске с бензопилой и, как всегда, с тяжелой детской травмой

(обратно)

35

Росомаха – вымышленный персонаж из вселенной Люди-Х, в которой адомантий в его теле считался самым крепким металлом в мире.

(обратно)

36

Александр – имя греческого происхождения (алексо – «защищать»), означает «защитник»

(обратно)

37

«Проклятие монахини» (англ. The Nun, дословно – «Монахиня») – американский фильм ужасов режиссёра Корина Харди, спин-офф фильма «Заклятие 2».

(обратно)

38

Денье – французская средневековая монета

(обратно)

39

Отсылка к древнему поверью, что дьявола можно вызвать на перекрестке четырех дорог.

(обратно)

40

В 585 г. На Маконском соборе многие епископы выдвигали идею о том, что женщина не имеет души и не может называться полноценным человеком, в отличие от мужчин.

(обратно)

41

http://www.vita.org.ru/library/education/zhestokost-k-zhivotnym-i-lyudyam.htm

(обратно)

Оглавление

Факты

Пролог

2. Лев или кролик?

3. Пришел демон в этот мир…

4. Жуткое знакомство в бельведере

5. Чай, печенье и демон в библиотеке

6. Под тебя не копают

7. Когда слышишь дыхание смерти.

8. Заходит священник в клуб…

9. Потерянное равновесие

10. Осознанный выбор

11. Хорошие картинки

*** Примечания ***