Берлинское танго Анн [Анна Сехан] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Душераздирающее зрелище!» – повторяла я известное высказывание ослика Иа, любуясь своим отражением в зеркале… Я не могла отвести взгляд, и хорошее настроение таяло, как ледяная глыба айсберга в теплых волнах Гольфстрима.

А ведь всего минуту назад я чувствовала себя отлично – хорошо выспалась, проснулась сама, без нудного треньканья будильника, неспешно пошла в ванную… И вот вам нате – непреклонный судья, подкарауливающий меня по утрам в собственной ванной, раз за разом выносит все более неутешительные приговоры…Убрать это зеркало подальше? А, может, все дело в плохом освещении? Фигня! Нужно сбросить десяток килограммов и тогда я буду о-го-го! Олька говорит, что в наши-то годы нужно весить меньше, чем в юности, потому что кости становятся легче…

      А какие наши годы? Ну, не 18 лет нам! И даже не дважды по 18! Ну и что? Ведь это двести лет назад русские классики живописали тридцатилетних старушек! А совсем недавно в известном издании опубликовали рейтинг самых популярных красоток нашего времени, так их средний возраст был – 43 года! И это секс-символы, которым подражают и которых боготворят. Где мои 43 года!

А может быть послушать Аньку и поехать с ней в Висбаден, там у нее есть первоклассный стилист. Подруга жила в Висбадене пару лет, там у ее мужа был бизнес, но в результате они вернулись к нам в Берлин, ведь тут все наши, и бизнес он перевел сюда. А там у Аньки остались связи, друзья, вот, например, стилист. Ехать туда на машине часов 5, это 600 км от Берлина, но по очереди за рулем по хорошей погоде – это даже в удовольствие.

Этот стилист полностью изменяет имидж – прическу, макияж, стиль одежды… И, таким образом, наши лишние килограммы становятся не так заметны. Да что говорить, ухоженная толстушка даст фору неряшливой «селедке» – это уж точно! Но ведь и толстеть можно не безгранично! Аньке-то хорошо – она набрала 5 кг и весит всего 70! А я, хоть и горестно сокрушаюсь о набранных шести килограммах, на самом деле поправилась куда больше, и весы, еще один «инквизитор», показывают то 75, то 76!

Кстати, у нас, женщин, есть и другие «неподкупные свидетели тайных наслаждений», оканчивающихся лишними сантиметрами на талии и в других местах, – это наши наряды! То юбка не сходится, то у блузки вторая пуговка отлетает, то молния на джинсах нахально усмехается нашим тщетным попыткам ее застегнуть! Но с одеждой, можно всегда договориться – что-то перешить, подтянуть, переставить… А что я могу сделать с весами? Да и с собственными мозгами, в конце концов, которым известна правда? Надо бы все-таки пойти с Анькой на уколы. Да уж, Германия – это страна больших возможностей. И еще здесь очень хорошая медицина – недаром все ездят к нам лечиться! Так вот, эта замечательная медицина предлагает чудо-уколы всего за 200 евро (представьте, что это не один укол, а целый курс за 2 недели!) – никакого фитнеса, никаких голодовок, лежишь себе перед телевизором хоть весь день и худеешь, худеешь…

Некоторые дамы превращаются прямо на глазах из Монсеррат Кабалье (представляете габариты этой замечательной певицы?) в Кейт Мосс – знаете, такая дистрофичная топ-модель со взглядом мороженого тунца? Но, если реально к этому отнестись, то все говорят про 10 килограммов за 2 месяца. Это предел моих мечтаний. При моем росте метр семьдесят мне столько и нужно сбросить. Я не собираюсь становиться топ-моделью, я просто хочу смотреть в зеркало с удовольствием. Правда, во время приема этого курса надо соблюдать диету – совершенно сумасшедшую. То есть, конечно, это не голод, но питаться нужно, как коза, одной травой без соли и майонеза! Подругу это не остановило, она на уколы все равно пошла. Одна. Я с ней идти не захотела, причем даже не из-за диеты (о диете Анька узнала только на приеме у врача), я просто боялась, что придется при ней становиться на весы и подружка увидит, сколько я на самом деле вешу. Так она и не сильно настаивала на совместном походе, хотя никогда не упускает возможность пойти со мной, когда нужно говорить по-немецки, а тут уверила меня, что сама объяснится.

В общем-то, Анька иногда тоже меня выручала. Помню, приключился с нами один курьезный случай. Поехали мы как-то вместе в магазин на ее машине. Возвращаемся с покупками – возле машины незнакомая парочка – парень с девушкой. Мы подходим, а парень спрашивает так проникновенно и серьезно:

– Moechten Sie mit uns ficken? (Хотите Вы с нами…?)

Я как-то всегда стараюсь людям помочь, если могу. Иногда даже в истории попадаю по этой причине, но никак не научусь равнодушнее относиться к чужим проблемам. Но тут глагол «ficken» незнакомый попался – я его в учебниках явно не видела. Поэтому пытаюсь переспросить. А Анька меня опередила:

– Nein!» – сказала так решительно и начала в машину усаживаться.

Я подумала, что подружка-то моя по-немецки могла и не понять, отмахнуться решила от незнакомых людей, времени своего пожалела. Поэтому говорю им по-немецки:

– Вы со мной говорите! Не с ней! – И ей одновременно по-русски: – Может, им помощь нужна?

Тут Анька отвечает фразой из бессмертного фильма «Бриллиантовая рука»:

– Я тебе потом объясню, что им нужно! Поехали! – втаскивает меня в машину и решительно хлопает дверью прямо перед носом у парочки.

Уже в машине она, отчего-то смеясь, спрашивает:

– Ты знаешь выражение «Fuck you»?

– Конечно, знаю – отвечаю я. Всё еще толком не понимая, к чему она клонит.

– Так чем же отличается английское «fuck» от немецкого «ficken»? – со смехом спрашивает Анька.

– Неужели ты хочешь сказать, что они предлагали нам… – тут наступает моя очередь удивляться.

– Трахаться! – со свойственной ей прямолинейностью заканчивает за меня Анька.

Я была потрясена… Во-первых, мне до того времени не представилось возможности узнать, как этот глагол звучит по-немецки… А, во-вторых, я просто не могла себе представить. Отчего эта юная парочка выбрала именно нас – двух дам после сорока? Ну, опять я о возрасте… А все-таки, этот случай свидетельствует о том, что здесь, в Германии, к моим сверстницам относятся все-таки иначе, чем в бывшем Союзе… И мы тут еще очень даже котируемся. А если учесть, что немки к тому же выглядят хуже нас, становится понятно, почему многие немцы женятся на наших соотечественницах…

Так вот, с тех пор я уже не столь уверенна в своем немецком и прислушиваюсь к Анькиному мнению – наверное, она все-таки практичнее меня… Надо сказать, Анька сама никогда не рассказывала о моем конфузе, а вот я всегда, когда пытаюсь исправить ее немецкий, вспоминаю этот эпизод.

Но вернемся к волшебным уколам. Анька кололась 3 месяца и похудела. Хотя, с ее-то рационом это и так не трудно. На мой взгляд, моя подруга просто ничего не ест – только пьет. Кофе. С утра до трех дня Анька выпивает примерно 10 чашек. Но она не кофеманка, накачивающаяся черным кофе до истерики и икоты. Подруга пьет капучино и обязательно с молоком и сахаром, кладет всего две ложки – это совсем не много, я, например, могу и четыре положить под настроение. Однажды мы с ней вместе ходили сдавать кровь на сахар – так Анька вполне спокойно сидела голодная, а у меня просто желудок подвело. Правда, когда сделали анализ – врач была потрясена– уровень сахара у нее просто зашкаливал! Врач уже хотела бедняжку срочно госпитализировать – не может у здорового человека такой уровень глюкозы быть на голодный желудок! Но тут Анька вспомнила, что утром съела малюсенький кусочек торта…

Вообще-то первый раз моя подруга ест в 3 часа. Обычно ее завтрак – это курица или рыба, плюс салат. Мы с ней, я уже говорила, не любим всякую зелень, мы не принадлежим к отряду жвачных. Но Анька, в отличие от меня, все-таки ест салаты. Правда, с аппетитным соусом, чтобы не так на траву смахивало. Ей хорошо, она хозяйка ресторана. То есть не сама все это режет, рубит, солит и перчит, все это делает повар. У меня от одной мысли, что морковку надо не только съесть (что само по себе без майонеза или сыра с чесноком лишено какой-либо приятности), но и почистить и натереть, сразу пропадает желание худеть. А Анька может питаться вкусно и полезно. Мне же никто ничего не приготовит, я и сама редко этим занимаюсь – у меня ведь даже мужа нет, чтобы ему готовить. Конечно, когда представишь это вечное стояние у плиты – не очень-то и надо! Но ведь иногда это выглядит так аппетитно – свежий стейк из семги, немного белого соуса, жареная картошечка, салат с крабами… И все достаточно низкокалорийно, заметьте! Но я себя такими деликатесами не балую. Так вот, Анька ведь завтраком и ограничивается – больше она вообще не ест! Только пьет, как советуют диетологи. Но моя подруга не может пить пустую воду – она же не лошадь! Поэтому пьет все тот же капучино или чай, иногда свежевыжатый апельсиновый сок. Ну, добавит в кофе пару ложек сахара. Зато все такое диетическое…

И вот на такой диете она никогда не хочет есть! Я ей просто завидую! Я после своих макарон уже через полчаса чем-нибудь хрущу – сухариком там или печеньем, или орешками, а Анька выпьет пару чашек капучино с сахаром – и все. Конечно, поздно вечером, лежа перед телевизором, она позволяет себе пакетик тыквенных семечек или коробочку конфет. Но, я думаю, подруга это вполне заслужила – после целого голодного дня. Иногда, если сериал уж очень душещипательный, Анька может съесть от волнения пару блинчиков с шоколадным кремом. Иногда этого слишком мало, чтобы поднять настроение – тогда выручает мороженое. Но ведь мороженое она покупает не каждый день – только раз в неделю. Купит сразу килограмм в контейнере – а надолго ли его хватит?

Так что Анька – образец женщины на диете. Только не могу понять, отчего она поправляется…

Но вернемся к чудодейственным уколам. Врач сказал, что сладкого есть нельзя, то есть вообще, ни одного грамма! А еще нельзя мучного, жареного (даже рыбы и мяса!), семечек и соусов тоже. Анька всегда отличалась стойким характером – она сидела на этой диете несколько недель. Во всем себе отказывала. И что вы думаете – похудела всего на 400 граммов! Конечно, она же живой человек, поэтому позволяла себе маленькие отступления – кофе пила с сахаром и молоком, семечки подруга тоже не могла отменить – привычка. Курицу и рыбу вареными Анька есть не может – она же не грудной младенец! Поэтому повар специально для хозяйки жарил все на оливковом масле (ну совсем чуть-чуть масла!) Салат, само собой, Анька не исключала – даже удвоила порцию. Все знают, что салаты – основа всех диет. А вместо соуса, который врач запретил, ей добавляли сметану. С другой стороны, если подумать – 400 граммов – это тоже результат. Говорят, что резко худеть нельзя. А если каждый месяц по 400 граммов – это за год почти пять кило получается! То, что надо! В общем, мы поняли, что уколы эффективны. За два года можно приблизиться к идеалу! Конечно, не дешево – но ведь деньги можно платить понемногу – раз в неделю. И это, подруга мне объяснила, почти незаметно для бюджета.

Все-таки о походе к стилисту надо подумать, да и об уколах тоже. Но пора спешить на работу. К счастью или, к сожалению, я – женщина, независимая от мужа (которого нет) и его денег, поэтому регулярно езжу на работу. Работа моя находится неподалеку. Я бы могла ходить туда пешком – превосходная утренняя тренировка! Когда я возвращаюсь домой, даю себе слово, завтра идти на работу, а не ехать на машине, тем более что там парковать ее не так просто. Но я вечно опаздываю, и сумка у меня слишком тяжелая, поэтому все-таки еду. А пешком можно прогуляться и вечером – утешаю я себя. Вечером же мне не хочется терять время на прогулку, ведь ее можно совместить с походом на работу… И так каждый день…

Конечно же, мне очень жаль, что я редко выбираюсь погулять по Берлину. А ведь он так располагает к прогулкам! Я люблю Берлин. Здесь между каштановыми и кленовыми плантациями на каждом шагу натыкаешься на достопримечательности и магазины. Представьте себе, что в самом центре города можно прогуляться в лесу! Правда, экзотическая зелень встречается в основном в кадках возле кафе или в офисах, но берлинские каштаны, клены и липы я не променяю ни на какие южные красоты! Я очень люблю берлинские скверики, просто островки зелени, где можно отдохнуть от городской суеты…А какой в Берлине делают шоколад! Иногда мне кажется, что волшебная шоколадная фабрика Вили Вонки должна находиться не в Англии, а у нас, в Берлине!

Возможно, вы не понимаете, как можно совсем не испытывать ностальгии по тем местам, где выросла? Не думаю, что ностальгия – это показной плач по «родным березкам и осинкам». Все люди в этом мире разные, почему все должны испытывать одни и те же чувства, да еще и демонстрировать их окружающим? Пусть меня осудят мои бывшие соотечественники, пусть только не обижается на меня «рiдна ненька Украiна», но я не скучаю по украинским мазанкам, подсолнухам, золотым полям кукурузы… «Тиха украинская ночь» – не мой репертуар. Может быть, это объясняется тем, что я – человек сугубо городской, и предпочитаю ощущать «налет цивилизации» на всем, что меня окружает.

Наверное, именно поэтому моя жизнь по большей части состоит из спешки – вот и сегодня я села за руль. Примерно на полпути из маленького переулка мне наперерез выскочил темнокожий велосипедист. С трудом удержав руль, я все-таки не сбила его, но не удержалась – открыла окно и высказала по-немецки, вставив пару непереводимых русских слов, все, что думаю по поводу его езды на велосипеде. А в конце квартала этот велосипедист догнал меня на красном сигнале светофора и вполне дружелюбно попросил открыть окно. Я, хотя и бываю вспыльчивой, очень отходчива и всегда рада простить, если человек признает свои ошибки. Я готова была выслушать извинения и сразу опустила стекло. И что вы думаете, этот плод любви черного континента и Нового света оскалил свои белоснежные зубы и на корявом немецком заметил:

– Если у тебя нервы шалят, ехала бы назад в свою Россию, полечилась!

Да, давно я не слышала «Езжайте в свой Израиль!». Интересно, по каким признакам он понял, что я из России? Учился что ли у нас или просто знает те два слова по-русски, которые я употребила для усиления эффекта?

Почему-то мне сразу вспомнился один эпизод из прошлой жизни. Когда-то в конце 80-х мы с подругой Мариночкой собирались в гости в Лондон. Приглашение у нас было, загранпаспорт тоже, оставалось только получить визу для въезда в Объединенное Королевство. Задача эта была, мягко говоря, не простая. Это сейчас наши бывшие соотечественники свободно ездят по миру, а в те времена наша поездка была сродни полету в космос… Мы прибыли к посольству в середине февраля и записались в очередь. Были мы в списке в конце второй тысячи. В те времена везде были очереди, так что для нас это не было удивительным. Нам сообщили, что перекличка происходит раз в неделю по субботам в три часа дня. Если мы пропустим ее хотя бы раз, то все пойдет «коту под хвост», придется записываться в конец очереди. Я даже втайне порадовалась, что не живу в Москве, потому что смогла спокойно уехать домой, поручив отмечаться на перекличках Мариночке. И моя подружка детства Мариночка, не так давно обретшая желанную московскую прописку, ходила на переклички, как на работу. Но к середине апреля, когда мы оказались в очереди двухсотыми, она срочно вызвала в столицу и меня:

– Тебе нужно быть здесь! Сейчас в день пропускают примерно по 50-70 человек. Но очередь движется неравномерно. Это зависит от того, сколько льготников придет со стороны. Они же проходят без очереди!

Надо сказать, что льготники были непременным атрибутом любой советской очереди. И если в магазинах дело нередко доходило до рукоприкладства, то здесь, под бдительным присмотром милиции и «людей в сером» – негласных агентов КГБ, люди боялись возмущаться открыто и только молча вздыхали.

Этими льготниками, в основном, были граждане Третьего мира – по преимуществу чернокожие из Африки. Они учились в Союзе, а в Лондон ездили по разным своим надобностям. Многие таким образом добирались до родной Африки, но практически все спешили отовариться продуктами разложения капитализма в виде модных шмоток, жвачки, колы и других радостей, недоступных жителям СССР. Позднее все это добро сбывалось нашим отечественным фарцовщикам. У нас тогда еще не пользовался особой популярностью термин «африканец» или «чернокожий» (а слово «афроамериканец» и вовсе было неизвестно). В основном все говорили «негр», хотя отнюдь не были расистами. Вот эти-то негры и шли без очереди, внося смятение в плотные ряды очередников. Так вот, я прибыла в Москву числа 15 апреля и до конца месяца мы с Мариночкой каждый день дежурили у посольства. Мы подружились в очереди с соседями, две недели простояв бок о бок. Там были разные люди, москвичи и приезжие, но из всех выделялись две бабуськи, которые стояли ровно за нами. Они приехали из западной Украины, разговаривали по-украински, их дядя попал в Англию еще во время войны… Судя по тому, что одеты бабуськи были по-зимнему, в валенки и пальто с воротниками из искусственной цигейки, так с февраля домой они скорее всего и не уезжали. Да оно и понятно, кто бы за них на переклички ходил? Дело шло к праздникам, и наше терпение уже лопалось. На Первое мая посольство, естественно, закрывалось, и мы мечтали успеть пройти до праздников. Двадцать девятого апреля к концу дня было уже ясно, что сегодня мы опять не пройдем. Солнце пригрело, пролетарии всех стран торопились объединяться, и количество желающих отбыть на историческую родину в Африку через туманный Альбион резко возросло. Одна из бабушек в приливе объяснимой в данном случае расовой ненависти к чернокожим конкурентам заявила:

– Ото, як бы нэ эти грузыны, мы бы вже давно пройшлы!..

Я закрыла окно машины и пробурчала вслед велосипедисту, но себе под нос:

– Езжай себе дальше, грузын!

На следущем перекрестке зажегся красный свет, я остановилась, вынула помаду из сумки, накрасила губы и улыбнулась сама себе и встречному полицейскому, который укоризненно покачал головой, наблюдая за моими косметическими манипуляциями прямо за рулем. Как бы то ни было, а на работу я прибыла в хорошем расположении духа.

Я работаю в театре. Наверное, вы сразу представили меня актрисой или дирижером? Нет, я всего лишь считаю деньги тех, кто создает искусство. Я работаю в бухгалтерии. Это не самая интересная и не самая прибыльная должность, но атмосфера театра мне нравится… Если принято считать, что театр начинается с вешалки, то у нас в бухгалтерии он явно не заканчивается. А еще я подрабатываю по вечерам – продаю программки. И благодаря этому занятию, я пересмотрела все спектакли, начиная от опер и балетов и заканчивая детскими рождественскими сказками. Я продаю программки перед спектаклями, а потом могу «на законных основаниях» посмотреть весь спектакль.

Конечно, родители готовили меня к иной карьере, и они были бы очень удивлены, увидев меня в фойе с ворохом цветных бумажек и вежливой улыбкой на лице…

Как-то раз у нас давали «Пигмалион». По замыслу режиссера первое действие проходило не в зрительном зале, а в фойе, в нашем театре здесь же находится и ресторан. Это было очень оригинальное решение – зрители одновременно становятся статистами, изображают толпу. Цветочница предлагает им купить цветы, а Хиггинс заключает пари, что сделает из этой замарашки настоящую леди. Я должна была отправлять всех зрителей в фойе, что зачастую вызывало недоумение. Когда очередной зритель спросил у меня, зачем идти в ресторан. Я подробно описала ему, как будет проходить эта сцена. Мы разговорились о пьесе и о театре вообще. Он был потрясен, что простая продавщица программок так детально знакома с творчеством Бернарда Шоу. Я же хотела сказать ему, что у нас любой более или менее интеллигентный человек знает, как начинается «Пигмалион», но промолчала… В этой ситуации замечание «а у нас…» выглядело бы по крайней мере смешно. После окончания сцены этот человек подарил мне букетик, купленный у цветочницы, и сказал:

– Кажется мне, что не на эту должность Вы там у себя учились!

Итак, наконец я добралась до бухгалтерии. По дороге заглянула к своим знакомым балеринам и пожаловалась на жару и духоту.

– Совсем не жарко! Это у тебя климакс! – беззастенчиво ляпнула одна певица, тоже зашедшая «на огонек».

Ну и как вам нравится такое заявление? От возмущения я просто не нашлась, что ответить… Если на улице жара, то при чем тут климакс?

Да и у нас в бухгалтерии было душно – кондиционером мы пока не обзавелись…


!!! Ой, простите, я должна прервать свой рассказ.!!!


Я глянула на экран мобильника и замерла… Неужели? Опять этот номер? Его номер? А ведь я уже давно удалила эти цифры из записной книжки мобильного телефона, но разве можно стереть их из собственной памяти? Эти последние 534… Когда я вижу их, ничто не может мне помешать ответить – ни работа, ни цунами, ни землетрясение! «И бездны мрачной на краю» и «в окруженье райских кущ», если я держу в руках руль или даже горячую кастрюлю, я отвечу и буду долго выслушивать эти бесконечные «ты знаешь, какая проблема» или «и что мне теперь делать?». Я буду очень подробно обсуждать всю его занудную болтовню, искать вместе с ним выход из ситуации… Короче говоря, делать вид, что меня его проблемы все еще интересуют… На самом деле все это мне уже давно безразлично, но, когда я вижу заветные цифры, я словно впадаю в транс.

И сейчас я была уже готова услышать до боли знакомый голос, успевший стать чужим.

– Алло! Аня, привет! – нет, «мой герой» никогда не называл меня по имени, всегда придумывал смешные, или даже немного обидные прозвища – Воробей, Заяц, Булочка или Толстик…

– Аня, это я. Ты меня слышишь?

Я была поражена – что с ним произошло? Что так изменило его голос?

– Игорь, ты заболел? – я не могла скрыть волнения.

– Я здоров, – нет, определенно, этот голос я никогда раньше не слышала. – Но я не Игорь. А Вы Аня?

Теперь я совсем ничего не понимала.

– Какой Ане вы звоните?

– Извините, возможно, я ошибся номером. А Вы тоже Аня?

– Да.

– Вот это совпадение! Звонить в Германию Ане, ошибиться номером, и попасть на Аню, которая говорит по-русски!

«И к тому же еще звонить с номера, похожего на тот, который эта Аня запомнила на всю жизнь!»– хотела сказать я, но он поспешно извинился и положил трубку.

Эта история началась 10 лет назад, старая, как мир, банальная как сама жизнь. Сорокалетняя женщина полюбила тридцатилетнего мужчину. Мы любили взаимно, и я была готова все бросить ради него – уйти от мужа, начать жизнь заново… Но Игорь, так звали моего возлюбленного, был категорически против, говорил, что не сегодня, завтра наши отношения зайдут в тупик из-за разницы в возрасте, и он не хочет чувствовать себя виноватым в том, что я на старости лет останусь одна. Я думаю, он был прав. С той лишь разницей, что в результате я все равно осталась одна, потому что мой муж ушел к моей приятельнице. Думаю, что он догадывался о моей измене, и был, наверное, не очень счастлив в те времена, поэтому все в его жизни складывалось неудачно – и бизнес у него не шел, и на работу не мог устроиться, а, как только ушел от меня, так и разбогател. Я не могу обижаться на мужа – я сама сделала выбор, хотя и не ушла от него, но душой и мыслями все равно была не с ним, и он это чувствовал. Поэтому сейчас мы с ним дружим, ведь у нас общая дочь, внук и общее прошлое. Мне кажется, это очень ценно – то, что мы остались друзьями. Порой мы помогаем друг другу в трудную минуту, порой просто ободряем – словом, улыбкой…

Но тут – другое. У нас не было семьи, дружеского взаимопонимания, была только страсть, которая поглощала целиком, особенно меня. Игорь уехал из Берлина во Франкфурт, там он нашел хорошую работу, женился и, по-моему, вполне счастлив в своей семье. С Игорем мы не дружим, я не могу с ним дружить. Даже наши редкие разговоры по телефону слишком тягостны для меня…

Мне не удается стереть из памяти радостные ноты в его голосе, когда он сообщил, что, кажется, наконец-то нашел ту, которая может стать его женой. Я тогда чуть не лишилась рассудка от отчаяния, а он поведал мне следующее:

– Знаешь, я бы ни за что не обратил на нее внимания, хоть она и старалась изо всех сил. Но как только она сообщила дату своего рождения, я понял, это судьба!

–???

– У нее день рождения совпадает с твоим. Представляешь, вы с ней тезки, она тоже Аня, одного знака зодиака, обе раки, да еще и в один день родились. Но и это еще не все. Вы с ней одного знака и по китайскому гороскопу, ведь она ровно на 12 лет моложе тебя!

В этом месте я, по его замыслу, должна была упасть в обморок от счастья, а я до сих пор не знаю, что мне помогло пережить те мгновения, почему я не сошла тогда с ума. В тот момент я поняла, что это увлечение не пройдет через пару дней или через месяц, как проходили все другие, на которые я старалась не обращать внимания. Что поделать, думала я каждый раз, ведь должен же Игорь попытаться устроить свою жизнь. Пусть пробует и убеждается, что такую, как я, он все равно не найдет. Но после того, как он нашел себе эту новую Аню, я не могла радоваться за любимого, я впала в жесточайшую депрессию. Наверное, это все-таки не любовь. Говорят, что, когда любишь, молишься за любимого, желаешь ему счастья и готова всем пожертвовать ради него. Я же закатила Игорю истерику, не достойную интеллигентной женщины. Он был терпелив, держался с достоинством, сказал, что не обижается на меня. И до сих пор Игорь всякий раз в разговоре подчеркивает, что терпит меня со всеми моими капризами, поэтому и звонит мне регулярно. К тому же он постоянно рассказывает, как и прежде, обо всех своих проблемах, не обращая внимания на мое плохое настроение. Мои дела его вряд ли интересуют, мы и раньше то не очень обсуждали мою жизнь. Со временем мне изрядно надоело служить для него таким своеобразным почтовым ящиком «в один конец», но и отказаться от этих переговоров я не в силах, его голос до сих пор болью отдается в моем сердце…

К концу дня, совсем забыв про недоразумение, произошедшее со мной, я отправилась к дочке. Как-то получилось, что я уже несколько дней не видела любимого внука. Я очень соскучилась. Но как только я оказалась в машине, опять зазвонил телефон. Опять эти роковые 534 в конце. Это уже точно он…

– Анна, здравствуйте! Это Максим. Извините, что беспокою, но у меня, в Германии нет других знакомых, – голос в трубке казался взволнованным.

– Вряд ли можно считать меня вашей знакомой. – ситуация начала меня забавлять.

– Я приехал сегодня на лечение в Берлин, а родственница не встретила. Завтра у врача мне очень нужен переводчик. Может быть, вы знаете кого-то, кто согласится помочь? Я заплачу, – поспешно добавил он.

Ну почему мне всегда так не везет? Ведь у меня завтра выходной. Планов просто «громадьё», как писал Маяковский. Я взяла отгул, хотела пойти в сауну, на фитнес, записалась на маникюр и к парикмахеру. Если бы этот Максим попросил показать ему город или даже пригласил меня в ресторан, я бы отказала, не задумываясь ни на секунду. Но он сказал, что нужно к врачу, а со здоровьем не шутят. Я это знаю с детства – моя мама была врачом и ее неравнодушное отношение к здоровью передалось и мне.

– Где Вы собираетесь остановиться? – обреченно спросила я.

– В „Interkonti“, – в его голосе послышалась радостная нотка. – Я не хочу Вас напрягать больше, чем уже напряг, – тут же добавил он. – Приеду, куда скажете. Можем встретиться прямо на месте.

– В какую больницу ехать? – я уже смирилась с тем, что завтрашний день потерян.

– Я не помню точно название, это та клиника, где рожала радистка Кет.

– Шарите, – сразу же догадалась я. – Ждите меня, я за Вами заеду, Вы живете недалеко от меня, тем более, что гостиница все равно по дороге.

Я отключилась и стала ненавидеть себя за мягкотелость, позвонила в парикмахерскую, перенесла маникюр и прическу на другое время… Потом достала из бардачка заветную шоколадку, включила музыку и сразу же опять полюбила себя за доброту и сердобольность. «Не все так плохо – кто-то ведь должен помочь этому бедолаге Максиму, раз уж его Анна оказалась такой необязательной!»

Подъехав к дому и выйдя из машины, я вдруг поняла, что на таком грязном автомобиле с чужими людьми ехать нельзя. Я уселась назад за руль и поехала на мойку. К сожалению, она находится не очень близко от моего дома, но, к счастью, у меня было время и желание привести машину в порядок. Я помыла ее тщательно, натерла специальным блеском, коврики не только почистила, но и пропустила через специальную чистящую машину, выбросила все рекламы, журналы и пакеты из магазина, я давно дала себе слово все это выбрасывать, но делаю я это только тогда, когда провожу большую чистку. Зато домой моя машинка прибыла, вся, сверкая, как новая копейка. В момент, когда я подрулила к своему дому, мне позвонила моя подруга Оля, у нас с ней бесплатная телефонная связь, так что мы часто перезваниваемся просто так, когда скучно, когда долгий путь. Не подумайте, что я нарушаю правила и болтаю за рулем. Нет, у меня есть такая веревочка, которая прикрепляется к телефону, и я могу болтать, сколько захочу, я и дома говорю «по веревке», когда собиратю посуду в машину или вытираю пыль. А у Ольки все намного круче, у нее какая-то такая система, она, когда садится в машину, телефон автоматически переключается на режим громкой связи. Тут, конечно, можно попасть в казусную ситуацию, но я-то знаю эту особенность ее телефонной связи и всегда обычно в начале разговора, как бы из вежливости спрашиваю:

– Ты где? Можешь ли говорить?

Она обычно все понимает и тогда или сообщает, что за рулем, но никого рядом нет, и я могу спокойно обо всем говорить, или дает понять, что не одна, что-то типа:

– Мы с Димой едем в магазин.

Дима – это ее муж. Он не подозревает, что она дала мне сигнал, мол, помалкивай о секретных делах.

Но тут Оля позвонила и сказала, что ей скучно, она едет с работы и хочет со мной поболтать. Выходя из машины, я воткрула в ухо и в телефон веревку, так как руки мне были нужны свободные, я тащила домой сумки с продуктами. Думаю, мои соседи всегда удивляются, когда видят меня, тащащую, как ломовая лошадь, кошелки такого размера, как будто у меня семья из шести человек. Но я всегда думаю, а вдруг ко мне кто-нибудь придет, например, дочка с внуком, а у меня ничего, кроме макарон, нет. В момент вытаскивания второй сумки, я заметила, что машина моя изнутри выглядит как-то совсем по-новому. «Буду раз в неделю мыть мою ласточку!» – подумала я. Эту мысль я всегда думаю, когда возвращаюсь с мойки, но еще не додумав ее до конца, я поняла, что в машине отсутствуют коврики.

– Ты когда-нибудь видела человека, который бы потерял коврики из автомобиля, – спросила я Ольку, в ответ на ее вопрос «Как прошел день?»

– Ты была на мойке? – тут же догадалась подруга в чем дело.

Назад за ковриками я не поехала, их, честно говоря, давно не мешало бы поменять, завтра куплю новые. Просто так я бы их не выбросила, а тут такая удача привалила. Вот кто-то удивится, когда найдет мои коврики тщательно вычищенные и помытые.

Ночью я плохо спала, меня бросало то в жар, то в холод. Говорят, что это приливы, но я так не думаю. Откуда у меня взяться приливам, это же признаки климакса, а у меня его нет. А окружающих хлебом не корми – только дай записать тебя в климактерички. Как эта наглая особа в театре – да у нее просто идея фикс о моем климаксе! Пусть бы лучше собой занялась – а то в свои 38 выглядит старше меня, а еще артистка.

Конечно, возраст уже такой, что и климакс не за горами, но недавно врач сказал, что я еще могу забеременеть. Было бы от чего, точнее от кого… Конечно, очень смелое предположение, но порой я чувствую в себе столько сил, столько нереализованных желаний…


2


Утро следующего дня началось со звонка будильника. Не люблю этот гадкий звук! Но психологи утверждают, что, если не можешь изменить ситуацию, постарайся найти в ней что-нибудь приятное! И я нахожу – если утром тороплюсь, обычно не смотрюсь в зеркало, и настроение остается вполне приличным. Закрою глаза и лечу навстречу всем радостям жизни и всем приятным неожиданностям, которые так и норовят выскочить из-за угла под колеса моего автомобиля…

Однако, лирику в сторону – нужно подумать о деле. Вообще-то, мне нередко приходится заниматься устройством своих соотечественников в медицинские учреждения Германии. Сейчас это стало модно, лечиться в Германии. Конечно, медицина здесь на уровень выше, чем в бывшем СССР. И не только лечиться, но и делать обследования. Но у местных медиков есть один недостаток, который некоторым пациентам кажется непростительным – эти врачи не говорят по-русски. А вы знаете, что такое русскоязычные пациенты, да если к тому же не в самом юном возрасте? Они же все хотят понять сами – почему болит, чем лечить и когда это кончится? Моя мама, всю жизнь проработавшая хирургом в районной поликлинике, обычно отвечала таким дотошным пациентам известной цитатой из Библии: «И это пройдет!». Но, чтобы с ними договориться, нужна была выдержка и терпение моей мамы. А немецкие врачи – они, конечно, классные специалисты, но «душевности» в них – кот наплакал. Хотя и мама не всегда выдерживала. Помню, особенно раздражали ее так называемые «народные средства», особенно лечение мочой, которая считается у нас «в народе» панацеей от всего. Хирург с многолетнем стажем, чистоплотная до педантизма, мама всегда интересовалась, «или он живет в коммунальной квартире». Если получала положительный ответ, то советовала мочу выпаривать:

– Вряд ли Вы вылечите болезнь, но соседи от Вас съедут – это точно! Тоже польза!

Так вот, не хватает нашим соотечественникам «поговорить за жизнь» с немецким доктором. Да и просто объяснить, что и где болит, тоже не просто. И тут на выручку приходят такие, как я. Сначала я стала «проводником в мир Эскулапа» для своих многочисленных знакомых и дальних родственников, ринувшихся лечиться в Германию. Но мои «излечившиеся» знакомые стали посылать ко мне своих знакомых, а те своих. Помогаю им я по разным причинам – здесь и сочувствие, и врожденная мягкотелость, и бесхарактерность, которой меня постоянно попрекает Анька. Делаю я все это бесплатно, что по меркам Германии выглядит по меньшей мере дико. Я не только узнаю все подробности о диагнозе и методах лечения, не только подробно перевожу все назначения, но и не устаю отвечать на все их бесконечные «сколько, зачем и когда?». Не скажу, что меня это совсем не раздражает, но я быстро беру себя в руки и не концентрируюсь на отрицательных эмоциях. Так что во многих больницах меня уже знают в лицо. Моя подруга Наташа давно предлагает мне открыть фирму и заниматься этим за деньги. В любом случае мы ничего не потеряем, уверяет она. Или деньги заработаем, или нам не будут досаждать своими проблемами. Может, и правда стоит об этом подумать? Хотя все мои знакомые, приезжающие на лечение, жалуются на жуткое безденежье, кризис, нищету. Но лечение они обычно выбирают отнюдь не дешевое…

Ровно в девять, как мы и договаривались, я подъехала к гостинице. У входа меня ждала парочка, брюнет лет сорока пяти и большеглазая блондинка лет пяти. Ребенок очаровывал с первого взгляда, чего нельзя было сказать о мужчине, состоявшем, казалось, из одних «не» невысокий, неспортивный, неброский. Но при отсутствии яркой привлекательности мой новый знакомый обладал тем классически обаятельным типом внешности, который производит приятное впечатление всегда и на всех: спокойное лицо, некрасивые, но интеллигентные и утонченные черты, глаза глубокого зеленого цвета. Меня особенно привлек его открытый и спокойный взгляд, глаза не бегали, как нередко бывает у современных мужчин. Вместе с тем в них читалась какая-то ранимость. Тонкая оправа очков не портила лица, а как-то завершала весь облик Максима. Невысокий «очкарик» не выглядел «ботаником», напротив. «Что ж, с интеллигентным человеком и общаться можно интеллигентно» – подумала я. К тому же и его маленькая спутница меня растрогала. Новые знакомые сели ко мне в машину.

– Моя дочь Алиса, – пояснил Максим, – собственно говоря, это она нуждается в консультации доктора.

– Почему же вы мне сразу не сказали? – я растрогалась еще больше. – Я бы ни на минуту не усомнилась, ехать ли мне с вами. Ребенок – это святое. В какое отделение мы едем, и что, собственно говоря, мы будем лечить?

– Ничего страшного. Мы уже были у врача, это отделение проктологии.

– Не волнуйтесь, я знаю, что в Шарите лечат детей от болезней желудочно-кишечного тракта, я даже точно знаю, в каком корпусе, мне уже приходилось возить туда ребенка.

Алиса нервно ерзала на своем сидении с самого начала нашего разговора, а к окончанию и вовсе расплакалась, и заявила, что не пойдет лечиться. Максим начал ее успокаивать, уговаривать, пообещал, что никто не будет ее лечить, сегодня ее только осмотрят, дядя доктор очень хороший, он не сделает ей больно. Но от всех уговоров отца девочка хныкала еще больше.

– Дядя доктор не сделает тебе ничего плохого! Он даже лечить не будет! – вмешалась в разговор и я. – Он только посмотрит твою попку и все.

– Чего это он не видел в моей попе? – со всей прямотой юного создания спросила Алиса.

– Ну как, – замешкалась я – он посмотрит попу, посмотрит, что там…

– Он что, совсем глупый, да? Даже самые маленькие дети знают, что в попе – каки! – философски заметила девочка.

«Наш человек», – отметила я про себя. А вслух сказала:

– А ведь Алиса права. Что еще можно найти в попе?

Осмотр закончился часа через два. Наградой за мое терпение было то, что доктор нашел Алису абсолютно здоровой. Максим извинялся за беспокойство, потом смущенно предложил мне деньги. Я, конечно, отказалась и сказала, что рада, что все закончилось хорошо. Он же расстроился, что не может меня отблагодарить. Сказал, что даже пригласить в ресторан не удается, девочка устала и хочет спать.

Поспешно попрощавшись, я поехала домой, размышляя о том, что Наташа права. Вот была бы у меня фирма, можно было бы спокойно, еще вчера, заявить Максиму, что ему безумно повезло набрать именно мой номер, поскольку занимаюсь этим профессионально. И мой новый знакомый рассчитался бы со мной по прейскуранту и не чувствовал бы себя обязанным. А теперь он будет ломать голову, чем бы в следующий приезд меня порадовать. Я очень хорошо поняла состояние Максима, поскольку он тоже относится к числу людей, которые не любят «халяву», а предпочитают за все платить. Этот малознакомый Максим не знал, что, честно говоря, я и так была довольна, эта девочка меня просто покорила, и то, что она оказалась здорова, воспринималось мною, как личная удача.


3


Следующий день, долгожданный выходной – суббота, прошел, как я и планировала: можно спать, потом читать, потом посмотреть сериал по телевизору. Немцы часто показывают одну серию в неделю, вот я и жду от субботы до субботы. Нам иногда это кажется нудным и однообразным – такой распорядок. Но, живя в Германии, я стала понимать, как порой важно в жизни расставлять для себя такие «флажки радости», чтобы совсем не потеряться в этой жизни. Я думаю, маленькие удовольствия, которые мы себе позволяем, делают нашу жизнь счастливее. Ведь чем старше становишься, тем меньше в жизни новых эмоций и впечатлений! И это не «призрак старости», как начинают думать многие уже в 30 лет. Просто, чем больше человек переживет и перечувствует, тем прохладнее он воспринимает все происходящее. А вот мелкие приятные события – букетик фиалок на столе, улыбка ребенка, аромат свежей булки, чириканье воробья за окошком, даже очередной выпуск любимого сериала – все это делает жизнь ярче. Ведь даже великие художники писали свои картины тысячами мазков. Так и мы можем превратить нашу жизнь в праздник, расцвечивая ее такими «капельками счастья». Хотя, конечно, от сплошного праздника тоже устаешь.

Днем пришла дочка, рассказала про свои проблемы с мужем. Они встретились, когда ей было 17, а ему 19. Все были в шоке. Моя Соня – длинноногая красавица влюбилась в совершенно невыразительного и незаметного паренька, на такого никогда не обратишь внимание, не запомнишь в лицо. Я пыталась уговорить дочку, что ей еще рано влюбляться, тем более вступать в близкие отношения с кем бы то ни было. Я понимала, что говорить об этом молодом человеке лично что-либо плохое не могу. Конечно, в таких случаях мнение матери всегда субъективно. Но здесь! Моя подруга Люба прямо сказала Соне о ее женихе: «Да, это настоящая любовь! Потому что любить его не за что! – и, увидев гневный взгляд совсем еще юной, но твердой в своих убеждениях и привязанностях Соньки, ретировалась и добавила, – уж слишком страшненький он для тебя». На что дочка абсолютно спокойно ответила, что жених должен нравиться ей самой, а не Любе, и он ей нравится, а это самое главное. С тех пор, если нам нужно описать кого-то, кто очень некрасив, мы говорим: «Такой, который может понравиться нашей Соне».

Надо сказать, что все эти годы они жили очень дружно, несколько лет назад расписались, зять закончил институт в Лондоне, переехал в Берлин, родили сына. Сонин муж похорошел, подрос, возмужал… Только сейчас я чувствую в их отношениях какое-то напряжение. Да и со мной зять стал как-то не очень любезен – всегда спешит «улизнуть», чтобы не вступать в беседу с тещей. Мои подруги говорят, что это небольшой кризис семейной жизни – такой как раз бывает спустя семь лет после свадьбы. Но я-то, как каждая мать, хочу, чтобы моего ребенка любили независимо ни от какого кризиса! После того, как я несколько раз, в процессе Сонькиного рассказа, повторила одну единственную фразу «ну, тебя и угораздило в замужество!», дочка спросила:

– Мама, ты сегодня какая-то не такая, как всегда, в чем дело?

– Скажи, тебе тоже жарко? – спросила я, не отвечая на ее вопрос.

– Да нет, не очень. Мамуля, это, наверное, приливы, – предположила она.

И она туда же. Ну почему сразу приливы, просто мне стало жарко. Ладно, завтра же пойду сдам кровь на гормоны. Нет, завтра воскресенье, пойдупотом, когда следующий раз станет жарко.

А завтра пойду к Наташе, она позвала на девичник. Наташа иногда нас собирает, редко расширенным составом, чаще мы встречаемся в узком кругу. Мы называем наше сообщество «дамский клуб», хотя дамами себя не считаем, мы до сих пор «девочки». В этот узкий, «избранный», круг входим мы вчетвером: я, Наташа, Анька и Олька.

Наташа, правда, не любит, когда мы друг дружку так называем, она, профессорская дочка, говорит, что доярки на скотном дворе между собой так перекликаются: Нюрка, Фроська, Манька. А нам, приличным дамам, нужно обращаться друг к другу нормально по имени. В общем, при ней мы ведем себя пристойно. Хотя о мужиках вообще, об их гениталиях и о минете говорим открыто. Но и это понятно, Наташа же врач, для нее такой разговор можно определить как медицинские наблюдения. И что поделать, если жизнь этим полна, и, извините за выражение, нос к носу сталкивает нас со всеми физиологическими подробностями наших организмов.

Наташа – образец счастливой жены. Ее брак можно считать наиболее удачным. Они с мужем живут в разных странах, встречаются в отпуске и иногда на выходных, когда ему надоедает работа. Тогда Наташин супруг приезжает в Берлин, где его ждет красивая, ухоженная жена, которая старается устроить для него «райскую жизнь», чтобы ему захотелось приезжать почаще. Сменить привычную обстановку – это всегда хорошо помогает расслабиться и отвлечься от дел. А еще лучше, что жена в таком случае не становится частью обыденности, рутины, которая убивает всякую романтику… В общем, Наташа для своего мужа – праздник, который не всегда с тобой.

С другой стороны, подруга тоже отдыхает, предоставленная сама себе. Ведет себя так, как ей хочется, уделяет много внимания себе и детям… Наташа не дежурит каждый вечер «при параде» около накрытого стола с горячим ужином, не ждет, когда явится муж, скорее всего злой и усталый и будет срывать на ней плохое настроение. Только не говорите мне, что мужа нельзя отпускать надолго, что он будет изменять и все такое прочее. Да, будет! Но, во-первых, «с глаз долой – из сердца вон», а во-вторых, потом вернется к жене и поймет, что та, с кем он изменяет, ей в подметки не годится – и совсем чужая. А вообще-то все люди, и даже мужья, разные. Хочу сказать, что с мужем Наташи эта схема вполне работает. И нашему клубу такой расклад тоже на руку – мы можем собираться у нее, и никто нам не мешает. Хотя с тех пор, как ушел мой муж, мы иногда собираемся у меня. Но у Наташи как-то привычней и комфортней.

Что мы только не обсуждаем на этих девичниках! Однажды расширенным составом из восьми человек мы собрались дегустировать молодое вино «Бужиле», и туда случайно вместо меня забрел мой муж. Мы тогда уже не жили вместе, и он должен был передать мне важный документ, а я по какой-то причине задерживалась. И чем закончилось это вполне светское мероприятие? Эти хулиганки так надегустировались, что решили подсчитать, у кого за всю жизнь было больше мужчин, учитывая одноразовых. Присутствие моего мужа (пусть и бывшего), их не смутило. Начали с Мариночки. Она поинтересовалась, нужно ли считать мужа? Единогласно решили, что если учитывать одноразовых, то почему нужно исключать мужей? Мариночка посчитала в уме и сказала:

– Два!

Слегка пьяненькая Наташа решила пошутить и с нарочитым возмущением спросила:

– Как это два? Ты что, изменяла мужу?

– Нет, – потупила взор Мариночка, – я просто два раза была замужем.

Про остальных мой муж слушать не захотел, и правильно сделал. Он ждал меня на улице, отдал документы и поспешно уехал домой. Я даже не поняла, почему на нем лица нет. Только когда подруги рассказали, о чем они вели беседу, мне стало понятно его поведение. Это событие так подействовало на него, что с тех пор он опасается оставаться один в нашей женской компании. А то, не дай Б-г, еще курить научат!

Но это было давно. Чтобы избежать жертв, мы не допускаем на наши собрания мужчин. Вот и в тот день мы общались, как на приеме у английской королевы – сидели на веранде, подставив солнцу лица и ноги, задрав юбки выше колен, курили сигары (у Наташи всегда все шикарно), пили итальянское вино Монтепироло 2004 года. Наташа сказала, что это хороший урожай, она в этом знает толк. Оля тоже отметила, что вино хорошее, но не хватает какой-то ноты в аромате, Анька вставляла свои две копейки, повторяя слова «купаж» и «сомелье», она ведь ресторатор, а я только кивала головой, дескать со всеми согласна. На самом деле я в вине совсем не разбираюсь, но показывать это – дурной тон, любой приличный человек должен разбираться в вине, в хорошем обществе это важно.

А еще я заметила, каким образом можно продемонстрировать свою компетентность в этом вопросе. Если вам в ресторане наливают первому вино для пробы, пригубив чуть-чуть, не кивайте немедленно головой в знак согласия, мол, хорошее. Попробуйте, выдержите паузу, сделайте лицо, будто Вы сомневаетесь, и только потом разрешайте разливать вино по бокалам. Еще круче будет заявить с видом знатока, что вино не годится, но со второго раза снисходительно согласиться. А наша Оля иногда применяет другой прием. Однажды в гостях она сказала хозяйке после того, как выпила первый бокал:

– Можно мне налить коньяку, а то этот сорт вина не в моем вкусе.

– Как же так? Это очень хорошее вино, – начала сокрушаться хозяйка. – Дима покупал его по 30 евро, и это еще со скидкой.

– Вот потому и дали скидку, что вино – говно, – сострил мой бывший муж, тоже присутствовавший на приеме, правда сказал это так тихо, чтобы услышали только я и его нынешняя жена.

Оля же, ничего не отвечая, всем своим видом показывала, что ждет коньяк. Хозяйка была расстроена, но ее не жалко, уж больно противная. Олька на умняке, ее примеру следуют остальные и пьют коньяк, а вдруг вино действительно не очень.

Так вот, в тот день мы загорали, курили, пили вино и говорили о политике, о телевидении, спорили, какое телевидение лучше, немецкое или русское. Нет, никто, конечно, не сомневается, что немецкое лучше, но мы спорили именно о том, какое интереснее для нас. Все заклеймили позором меня за то, что я, вроде бы культурная женщина, кандидат наук, смотрю бездумные сериалы для домохозяек. Анька проявила самоотверженность, сказав, что она тоже ночью смотрит сериалы, но ей это простили, так как ночью действительно делать нечего, кроме того, как спать или смотреть телевизор. Не может же она, к примеру, пойти на фитнес или в филармонию.

– Вместо того, чтобы стонать и причитать о том, что ты поправилась, пошла бы час – другой погуляла вокруг дома или сделала утром зарядку, – в очередной раз пристыдила меня Наташа.

Я пообещала, что, как только закончится очередной вечерний сериал, я начну гулять в это время или даже пойду на фитнес. Анька хотела, чтобы меня оставили в покое, и незаметно перевела разговор на другую тему:

– Девочки, а вы обратили внимание, что сегодня мы ведем вполне светскую интеллектуальную беседу ни разу не вспомнили ни об одном мужике, ни об одном половом члене, ни об одной нашей менструации…

– А что о них говорить, – тихо заметила Оля, – когда нет ни нормальных мужиков, ни нормальной менструации.

В этот момент у меня в сумке зазвонил телефон. Опять 534 в конце! Я уже не знала, что мне делать и как реагировать. Хорошо, что хоть через несколько секунд узнаю, кто звонит: тот, кого я всегда и везде жду, или тот, кого не жду вовсе.

– Анна! Я все-таки могу пригласить вас пойти со мной куда-нибудь поесть. Появилась моя родственница, и она останется с Алисой. – Что-то в его голосе мне понравилось, по-моему, он был искренен, он действительно хотел, чтобы я согласилась.

– Честно говоря, я сейчас в гостях, – я не сразу сообразила, как мне реагировать, – так что сегодня не получится.

– Но ведь сейчас только час дня, мы можем встретиться вечером, – настаивал он.

– Я подумаю, – сказала я, и пообещала перезвонить ему позже.

Мои подруги переглянулись.

– Сегодня тоже не обойдется без мужиков, – высказала Оля общую мысль. – Давай колись, кто это? И почему мы ничего о нем не знаем?

Я нехотя рассказала эту невероятную историю со случайным звонком и с моим очередным дурацким волонтерством. Все начали обсуждать возможность нового романа в нашем возрасте. Анька сказала, что с некоторых пор видеть мужиков не может, скорее всего, с тех пор, когда она поняла, что они на нее не обращают внимания. Потом опомнилась и уточнила, что, наверное, это она первая их возненавидела, а уже потом они все на нее обиделись и в отместку стали игнорировать. Наташа, наоборот, настаивала на том, что жизнь продолжается, и она до сих пор ловит на себе заинтересованные взгляды мужчин, правда постарше. Мы же с Олей горестно отметили, что мужчины нам нравятся, но совсем не нашего возраста.

– А моя проблема заключается в том, что я могу понравиться только извращенцу… В таких толстух не влюбляются… – печально констатировала я.

Подружки начали меня вежливо разубеждать, но меня не проведешь, я знаю эти их приемы: «посмотри на себя в зеркало, у тебя такое красивое лицо» или с тем же началом «посмотри на себя в зеркало, ты выглядишь моложе всех, у тебя абсолютно нет морщин». Заседание клуба завершилось на такой минорной ноте, что всем захотелось поскорее домой.


4


Максим ждал меня у выхода из гостиницы. На этот раз он показался мне гораздо более привлекательным. Я понимала, что это лишь мои фантазии, но все-таки смотрел он на меня совсем по-другому… В его взгляде явно читалась какая-то заинтересованность. Мы вкусно поели, потом пошли в бар, послушали музыку, и мне даже в какой-то момент показалось, что он или извращенец, или… я беру свои слова обратно. Но Максим, поблагодарив за прекрасный вечер, попрощался, оставив визитную карточку, и заверил меня, что в любое время дня и ночи, в любую погоду примчится по первому моему зову и поможет мне. Я сказала, что вряд ли мне понадобится переводчик в Москве, но визитку взяла и пообещала занести его телефонный номер в свой мобильник. И про себя отметила: «Опять 534 в конце будет в моей памяти и в памяти телефона».


5


В понедельник снова на работу, как будто и не было этого приятного вечера. В машине мне всегда хорошо думается. Но я, чтобы прогнать несбыточные мечты и развеять напрасные иллюзии, включаю радио и стараюсь слушать новости. Там мне постоянно рассказывают всякие ужасы и кошмары. Например, в Германии в тюрьме сидит каннибал. И это не Ганнибал Лектор, а вполне реальный персонаж. Он познакомился с девушкой в Интернете, затем убил ее, расчленил и заморозил. Он съел более 20 кг человеческого мяса, а потом его арестовали, приговорили к пожизненному заключению. История страшная, но соль не в этом. В тюрьме каннибал вступил в партию, угадайте какую? Нет, не в коммунистическую, и не в национал-социалистическую. В партию зеленых! К тому же он стал в тюрьме лидером – партайгеноссе! И теперь не только человечинку больше не ест, но даже курятину не употребляет. Паноптикум!!!

Не пойду сегодня к балеринам! Вдруг там опять будет эта вредная особа, которая утверждает, что у меня климакс. Нет у меня никакого климакса. И совсем я даже не нервная, и бессонница у меня уже много лет, а приливов у меня и вообще нет, в жар бросает только когда жарко, вот, как сейчас. И растолстела я не из-за того, что старая, я просто много ем. Завтра же сажусь на диету. А, может, сходить сдать кровь на анализ, проверить гормоны?

В обеденный перерыв позвонил Гюнтер. Он начальник отдела кадров местного отделения Дойче банка. Когда-то восемь лет назад я училась на компьютерных курсах, программа обучения включала в себя семь месяцев теоретических занятий и 6 недель практики. Мне тогда очень повезло. На практику я попала в отдел к Гюнтеру. Нужно было сделать расчет премии сотрудникам всех филиалов банка в районе Берлина и Бранденбурга. К моему удивлению Гюнтер и его коллеги пользовались программой „Excel“, как калькулятором. Я же к ней отношусь с особым трепетом. Поработав полтора месяца, я составила им таблицы с формулами, которыми они могли пользоваться постоянно и рассчитывать премию за очень короткий срок. Что меня больше всего удивило, так это то, что мне даже заплатили за эту работу, как за рацпредложение. Гюнтер сказал, что с моей помощью их отдел даже выполнил план по рацпредложениям. А я-то просто хотела помочь им, облегчить их труд, да и сама получила удовольствие, люблю разгадывать всякие головоломки. Гюнтер тогда объяснил:

Мы думали подарить тебе букет цветов, а потом решили, что 500 евро будет лучше.

Честно говоря, всей моей небедной фантазии не хватает, чтобы представить себе этот букет…

И, хотя теперь расчет премии – дело техники, один раз в год Гюнтер приглашает меня на работу в банк. В театре у меня отпуск два месяца – один я провожу в банке у Гюнтера, зарабатывая деньги на второй.

За что я люблю Гюнтера, так это за то, что он, во-первых, оценил мои способности, а, во-вторых, не лишен чувства юмора. С некоторых пор я зареклась рассказывать немцам нормальные анекдоты. Помню, когда-то рассказала своему коллеге анекдот про миллионера, который хотел жениться, и в качестве теста задавал невестам один и тот же вопрос, на который каждая кандидатка отвечала по-разному. В конце этого анекдота рассказчик спрашивает, на ком женился миллионер, слушатель обычно ответа не знает, тогда рассказчик отвечает: «На той, у которой грудь больше». Мой собеседник совершенно искренне не мог понять, зачем тогда было задавать столько вопросов. С точки зрения рационального немца подобный юмор выглядит глупо. Так вот, Гюнтер в отличие от многих своих соотечественников, этот анекдот понял и смеялся до слез.

– Гюнтер, как я рада тебя слышать! – сказала я абсолютно искренне.

– Я знаю, ты всегда рада мне, потому что я несу тебе денежки. – сострил Гюнтер.

– Не правда! Ты не несешь мне денежки, я их зарабатываю! Но рада я тебе из-за денег, это правда. Хотя ты и сам по себе приятный человек!

– Конечно, я очень добрый! Могу себе представить, как ты запоешь, когда узнаешь, какую новость я хочу тебе сообщить. – он многозначительно выдержал мхатовскую паузу. – Тебе предлагается работа в нашем банке!

В первый момент, я даже засомневалась, а тот ли это Гюнтер, может, и этот ошибся номером.

– Я тебе не верю! Ты наврал начальству, что я буду считать вашу премию весь год или количество премий увеличилось в 11 раз?

– Почему в 11, а не в 12? – Гюнтера заинтересовала моя логика.

– А месяц отпуска для меня ты не предусмотрел? – не сдавалась я.

– В общем, Анна, тебя приглашают преподавать нашим сотрудникам компьютерные программы. Помнится, ты рассказывала, что читала лекции у себя в России, да и здесь преподавала программы „Excel“ и „Access“. Вот я и подсуетился для тебя. Ну, конечно, заодно и премию посчитаешь раз в году. Так что в пятницу у тебя собеседование, хотя вопрос практически решен.

Получить предложение о столь выгодной работе, когда тебе пятьдесят? Эта перспектива показалась мне предельно заманчивой. Во-первых, в театре я уже пересмотрела все спектакли. При всей моей любви к искусству придется признаться, что несколько десятков просмотров даже для самой замечательной пьесы, это многовато. Конечно, я могла бы работать суфлером – но вряд ли дирекция театра предложила бы мне эту роль. Во-вторых, я обожаю преподавать. Еще в молодости я работала в НИИ, и дважды в неделю подрабатывала в горном институте, старшим научным сотрудникам это разрешалось. Да, за лирическими отступлениями я забыла самое главное – в банке, наверное, платят побольше, чем я зашибаю в своей бухгалтерии. Вот балда, и у Гюнтера забыла спросить, сколько мне собираются платить! Конечно, деньги – это не самое главное в моей жизни, но я придерживаюсь мнения, что денег нужно ровно столько, чтобы о них не думать.

Нужно ли говорить, что всю неделю я с нетерпением ждала пятницу. Утром в день собеседования я встала на весы, и обнаружила, что похудела на 1 килограмм. Вот вам и еще один плюс! Я так волновалась, что забывала поесть вечером. Вдруг я сообразила, что все мои костюмы мне малы. В чем пойти на собеседование? Я в отчаянии позвонила Ольке:

– Что делать? Я забыла, что у меня нет нормального костюма, а через час собеседование, да и магазины еще закрыты.

– Ну ты даешь, был такой классный повод купить новую вещь! Не просто так болтаться по магазинам, а с целью. Но есть еще один выход, – обрадовалась подруга, – помнится, Анька рассказывала, что она купила в аэропорту в Милане костюм без примерки, ты же знаешь, она все покупает на глаз! И этот костюм оказался на размер больше. Звони ей, возможно, ты уже до него доросла.

– Подруга, выручай! – вместо «здрасьте» выпалила я.

Анька не любит в этой жизни только одного – когда ее будят утром. Добродушная и общительная в обычной жизни, она превращается в фурию, гарпию и мегеру в одном лице. Разбуженная не вовремя Анька напоминает проснувшуюся Спящую Красавицу, которую разбудил не прекрасный принц, а сантехник Вася из ЖЭКа (давно забытая нами реалия). Она становится холодна и мало вменяема, причем бывает склонна видеть в разбудившем ее человеке не просто нахала, а глобальный катаклизм! Вот и этим утром она произнесла совершенно чужим голосом и тоном:

– Что тебе надо?

– Твой костюм, ошибочно купленный в Милане! У меня собеседование, а мне нечего надеть… – затараторила я.

Разбуженная Анька, в отличие от обычной, не только ненавидит разбудившую ее особу, но и соображает туго. Наконец она поняла, в чем дело и категорично заявила:

– Ты его не купишь! Ты такие дорогие вещи не покупаешь. Это я без очков не рассмотрела цену, думала, костюм стоит 250 евро, а оказалось 1250. Платила кредитной карточкой, и только, когда пришел счет, поняла, сколько он стоит. Кроме того, этот дурацкий костюм был на меня велик, я же его не примеряла, а размер сослепу тоже не разобрала. И вообще, я его уже ношу. Доросла до него, представляешь?

– Потрясающая история! – мое терпение лопалось, – Но именно сегодня у меня очень важное собеседование, которое невозможно отложить или перенести, и мне нечего надеть. Покупать его я у тебя не собираюсь, а взять на один день не откажусь. Ты же не оставишь лучшую подругу раздетой перед таким знаменательным событием?

– Конечно, – Анька окончательно проснулась, – надевай его хоть каждый день, я его тебе подарю. Меня этот пафосный костюмчик уже вгоняет в депрессию! Представляешь, в первый раз, когда его надела, могла пиджак крутить, как хула-хуп, а сейчас он на мне сидит, как влитой. А я еще расстраивалась, что он мне велик!

– Подруга, у меня нет времени слушать твои жалобы на бедный костюм, как будто он виноват, что мы с тобой разожрались, как три толстяка.

– Почему три? – опять не поняла Анька

– Ты меня достала. У Юрия Олеши их было три, я с этим ничего не могу поделать. А мы с тобой скоро по общему весу на троих как раз и потянем. В общем, у меня нет времени. Вези срочно костюм, спасай подругу!

На следующий день после собеседования (а оно прошло удачно), я подала заявление об уходе из театра. Зарплату в банке мне дали ровно в два раза больше, отпуск 36 рабочих дней, плюс праздники – это святое, плюс отгулы за переработанные часы, а уж если придется работать после шести вечера, то тут каждый час оплачивается вдвойне, в общем год за два. Вот так живут банкиры и их работники!

В театре я закатила отвальную, позвала всех балерин. Правда, противную певицу приглашать не стала. Но она все равно пришла, хотя сидела тихо и не испортил мне праздничного настроения… Надо сказать, что все были за меня рады, однако не скрывали, что удивляются такому повороту. Чтобы в Германии взяли человека на работу в банк после сорока (они не знают, что мне уже 50!), да еще и иностранку… Я-то по паспорту немка, но по акценту всегда буду для них иностранкой. Я приоткрыла дверь в сказку и все еще не могла поверить, что такое случается…


6


Выходить на работу мне предстояло через месяц. И эта отсрочка была очень кстати.

Дело в том, что мне предстояло небольшое путешествие. Наша общая подруга Лена пригласила нашу берлинскую компанию на день рождения. Куда бы вы думали? Как там у Чехова в «Трех сестрах»? В Москву, в Москву! Честно говоря, я и не надеялась на то, что смогу поехать. Первый отпуск в театре я в этом году уже отгуляла, а второй, как всегда, берегла для работы в банке. И вот теперь такой неожиданный подарок!

Мы сто раз повторили Лене, что можем остановиться в гостинице. Но она не позволила, уверила, что в загородном доме, где будем отмечать ее день рождения, достаточно места для всех.

Мы знали из рассказов, что их дела идут хорошо, но такого великолепного приема не ожидали. В аэропорту нас встречали целых 4 машины, это были какие-то навороченные «Мерседесы» с вышколенными водителями в костюмах и с зонтиками. Я такое видела только по телевизору. В Германии с таким шиком мало кто ездит, здесь можно и президента увидеть в общественном месте, гуляющего с собакой. Ну, насчет президента я не совсем уверена, но сама лично видела в обычном берлинском супермаркете Ангелу Меркель, когда она уже возглавляла союз христианских демократов. Высокопоставленная дама спокойно стояла в очереди, да и окружающие вели себя как ни в чем не бывало. Да, великая вещь – менталитет.

Но наши открытия только начинались. В загородном доме мы обалдели еще больше. Нас разместили в многочисленных комнатах по двое. Сколько всего комнат в этом огромном особняке, даже я с моим экономическим образованием и бухгалтерскими способностями сосчитать не смогла. Мне удалось только определить количество этажей в доме – три наземных, один подземный, кроме основного здания есть еще весьма солидная пристройка для садовника и его жены, которая помогает по хозяйству. По поводу приезда гостей дом был полон и прочей всевозможной прислуги, которая неслышно и ненавязчиво исполняла малейшие прихоти новых обитателей.

Все это напоминало старинную усадьбу – с конюшней, вишневым садом и прудом, к которому обязательно должна бежать графиня «с изменившимся лицом»… Эти атрибуты крепостнического прошлого присутствовали во всей красе. Не было видно только крепостных, которые бы «ломали шапки» и кланялись в пояс. Честно говоря, увидев такое богатство, трудно удержаться от зависти… Но ведь Лена и Алик – наши старые друзья, мы их любим и зависть у нас исключительно «белая». Ребята они умные и обаятельные, и богатство их совсем не испортило, скорее наоборот – дало им возможность радовать своих друзей и устраивать настоящие праздники для всех близких и любимых. Мы им завидуем по-доброму, не так чтобы «хоть бы у них этого ничего не было!», а наоборот «хоть бы и у нас тоже это все было!»

С Анькой мы дружим с 14 лет. Отнимите это число от нашего возраста и порадуйтесь за нас – ведь за все эти годы мы ссорились раза два, и то по мелочам. При этом нашим знакомым совершенно непонятно, как могут дружить такие абсолютно разные люди! Я могла бы перечислять все наши различия, но главное из них, я вам уже говорила – это несовпадение наших биологических часов, я «жаворонок», а она «сова». Точнее сказать я «голубь», мне присущи черты обоих типов, иногда, когда есть интересная книжка, я засиживаюсь допоздна, потом утром не могу рано встать или, наоборот, просыпаюсь через три часа, и ни в одном глазу. Анька же типичная «сова». Ночами не спит, а утром ее способна разбудить только серенада прекрасного принца под окном или вылитый за шиворот стакан холодной воды. И все наши немногочисленные размолвки и недомолвки возникают именно на почве этих «режимных» противоречий.

Поэтому поселить нас в одну комнату – это логично, но не удобно (нам с ней, конечно). Для меня проблема заключается в том, что, как только я ночью после насыщенного впечатлениями дня, проваливаюсь в сон, Анька своим прокуренным голосом начинает обсуждать со мной передачу «Гордон Кихот» или вспоминать наши приключения столетней давности… Например то, как мы прекрасно провели время, когда отдыхали в Карпатах. Нам тогда было по 18 лет, мы были юны и прекрасны без стилистов и диет… И именно в момент моего засыпания Анька вспоминает какого-то симпатичного брюнета, который помогал нам перебираться через студеную карпатскую криничку, но никак не может вспомнить, как его звали… Анька никогда не помнит имен многочисленных поклонников, но очень часто вспоминает разные ситуации, когда эти поклонники проявили к ней внимание… А я должна срочно назвать его имя, ведь это я всегда запоминаю такие никому не нужные подробности. Но и мне иногда хочется спать и совсем не хочется предаваться ностальгии даже с любимой подругой. Поэтому я прошу Аньку ночью обсуждать только важные вопросы, например, вопрос о том, права ли Украина, когда ворует российский газ, который проходит транзитом по ее территории. В самом деле, ведь и Газпром здесь не совсем прав – почему повышает цены? Хотя, во втором часу ночи, когда глаза слипаются и мысли путаются от усталости, мне даже эта тема почему-то перестает казаться насущной. В тот вечер Анька, как всегда, не спала, читала книжку, мне свет от ее ночника не мешал, и я уже почти провалилась в ласковую негу сна, как вдруг услышала бодрое:

– Почему ты не позвонила своему новому знакомому?

Я было решила, что Анька читает вслух и с надеждой, что и это мне не помешает спать, продолжала погружаться в вожделенный сон.

– Подруга, ты что меня не слышишь? Или притворяешься, чтобы улизнуть от ответа? Не делай вид, что тебе безразличен этот очкарик! – голос ее уже становился противным, что означало: она обращается ко мне.

– Я же просила будить меня только в экстренных случаях, – раздосадовано отозвалась я, стряхивая с себя последние клочки нежных крыльев Морфея.

– Ты что, совсем с ума сошла! Это тебе не экстренный случай? В кои-то веки появилась возможность завести роман! Или ты приехала сюда только поглощать Ленкины деликатесы, наедать лишние килограммы? И наплевать на судьбу, которая посылает такой шанс почувствовать себя настоящей женщиной!

Анька бывает удивительно многословна и велеречива среди ночи. Она могла бы сколотить состояние, если бы выступала в каких-нибудь ток-шоу в это время суток. Я проснулась окончательно.

– Какой еще новый знакомый? Неужели ты имеешь в виду Максима? Поверь мне, он уже обо мне и думать забыл. Он и имени моего не вспомнит. Он мужик симпатичный, ему, между прочим, 50 лет, а выглядит лет на 40-45, подтянутый, накачанный, дочке 4 года, она младше моего внука!

– Ты же говорила, что он некрасивый, не спортивный, не помню, какие-то еще «не», – поймала меня на слове Анька.

– Я такого не могла сказать – начала отнекиваться я, хотя помнила, что именно таким он мне в первый момент показался.

– Ладно, – согласилась я, – внешность – это не главное. Он умный и даже остроумный. А это большая редкость. Да если ему понадобится любовница, он себе найдет помоложе и покрасивее. Ты посмотри, какие тут ходят красотки, молодые, стройные, стильные. Да мне, глядя на них, хочется спрятаться в стенной шкаф и сидеть там, дыша нафталином… Анька, сама того не желая, заставила меня сказать все, что я думаю по этому поводу. А настроена я была в данный момент очень пессимистично. Неужели она не понимает, как это все неуместно, в мои-то годы, с моими килограммами, с моим разбитым сердцем…

– Они может быть и стильные, а таких, как ты, нет. – Анька не могла успокоиться. – И выглядишь ты тоже не на свой возраст, тебе больше сорока не дать, ну от силы 44.

– Почему 44, а не 45, например? – засмеялась я. На Аньку невозможно долго сердиться, она всегда знает, как растопить лед отчаяния в сердце подруги. – Это ты меня любишь, и тебе кажется, что я молодая и красивая, а то, что умная, так это никому не нужно, разве что Гюнтеру, и то в производственных целях

– Только недалекие мужчины не считают ум достоинством! И твои университеты – это очень даже важно! Между прочим, интеллигентность и образованность всегда придают женщине еще больше шарма! А у тебя на лице написано, что ты тонкий человек, а не силиконовая кукла без мозгов!

Да, знает Анька слабые струны моей души! Я ей полностью простила мой загубленный сладкий сон, лесть сделала свое дело.

– Давай лучше поговорим о тебе, – я попыталась уйти от этого разговора, – о чем хочешь, о мужиках или о ресторане?

– Нет! – не унималась она, – пообещай, что завтра же позвонишь этому своему Максиму. Ты же ничего не теряешь. Забыл, так забыл. Положишь трубку и тоже его забудешь.

Пообещав ей, что завтра утром позвоню Максиму, я попыталась уснуть, но сон куда-то улетучился. Честно говоря, после нашей с ним странной встречи я нередко ловила себя на том, что часто думаю не только о моем любимом внуке, моей красавице-дочери, моем непутевом зяте, но и об этом малознакомом, в сущности, человеке. Я гнала эти мысли, не позволяла себе и представить, что можно позвонить Максиму или ждать от него звонка. Наверное, я просто боялась – боялась разочарования. Мне не хотелось расставаться с этим смутным воспоминанием, которое, казалось, вот-вот растает, словно дымок от хорошей сигары или легкий аромат первых весенних цветов. Это была моя запретная территория, куда я и сама опасалась ступить. Я предпочитала сохранить эти ни к чему не обязывающие отношения, которых и не было вовсе. Может быть, во мне все еще жива маленькая девочка, мечтавшая о сказочном принце и боявшаяся, что он превратится в чудовище от первого поцелуя? Чего уж таить, я действительно немного робкий человек, решительной бываю только в самых крайних случаях. И часто пытаюсь скрыть свои глубокие чувства (или даже надежду на такие чувства) под маской равнодушия. Но от Аньки не скрыться, она меня чувствует лучше, чем я сама. Она права, нужно обязательно попытаться использовать этот шанс! Решено, завтра звоню своему странному знакомому, в конце концов, Максим сам сказал, что мой должник, да и подруг надо бы с ним познакомить. Маленький переполох в нашем обществе обеспечен! Нам это очень нужно, чтобы дольше оставаться молодыми. А может, он на правах местного старожила, нам что-нибудь интересное покажет, музей какой-нибудь, или в театр пригласит. Ну, неравнодушна я к искусству, что поделаешь? К тому же, интересно было бы сравнить «наш», немецкий театр и московский современного образца…

Его реакция на мой звонок была вполне объяснима. А как должен вести себя человек, которого выручили в тяжелую минуту? Он совсем неподдельно обрадовался, и Анька сказала, что это хороший знак.

– Глупости ты говоришь! – не унималась я, – Он просто приличный человек! Помнишь тот случай, когда я чуть не осталась в Москве на вокзале? Это когда пропал мой билет, и денег не было, чтобы купить новый? Вспомни, как я потом обрадовалась, когда позвонил выручивший меня полковник. Ведь он заплатил проводнице и ничего не потребовал и даже не попросил взамен? Я действительно была рада услышать его и даже не прочь была встретиться с хорошим человеком. Но ведь это же не означало, что он мне понравился или я в него влюбилась? Так и Максим. Он всего лишь исполнил долг вежливости.

– Ладно, – согласилась она. – Пусть так! Но что-нибудь интересное твой Максим нам может в Москве показать?

Хотя я и понимала, что это только Анькины иллюзии, ее слова «твой Максим» отозвались во мне какой-то забытой ноткой нежности. Нет, нельзя доверяться мечтам, чтобы потом не было мучительно больно…

Максим перезвонил через час и пригласил нас с подругой в Ленком на «Шута Балакирева». Конечно, мы не видели этот спектакль и были безмерно рады возможности окунуться в атмосферу, которую так любили в пору нашей юности. Сейчас в это верится с трудом, но ведь мы специально ездили в Москву, чтобы походить по театрам. А попасть в театр в те годы было делом далеко не простым! Подумать только, мы не ленились встать на заре, чтобы к шести часам утра добраться до театра на Таганке, занять очередь, потом ждать переклички. И какое же это было счастье – все-таки добыть этот вожделенный билет! Сколько романтики, остроты ощущений, переживаний! А сейчас все так обыденно, просто, плати деньги и ходи, культурно развлекайся. Ой, как же я не подумала, билеты, наверное, сейчас дорогие.

– Давай спросим у Ленки, сколько стоят билеты? – молила я Аньку. – А вдруг дорого? Может быть, мы должны Максиму отдать деньги за билет? С какой стати малознакомый человек должен так тратиться?

– Хорошо! – смилостивилась подруга. – давай спросим. Но деньги будем предлагать только в том случае, если поймем, что он согласится их взять.

– А как ты собираешься это понять? – недоумевала я.

– Предоставь это мне. Твоя стихия – экономика и другие точные науки! Мужская психология – это моя область. Здесь все неожиданно и между тем вполне предсказуемо! Твой приятель должен как-то намекнуть. Например, сказать между прочим, что это очень дорогой, престижный театр. В общем, главное, ты не лезь со своими комментариями! А то он подумает, что ты крохоборка.

– Наоборот. Если не предложить денег, он скажет, что я его использую. А ведь моя щепетильность не знает границ, когда речь идет о деньгах! Все-таки моя работа – их считать!

– Ты неисправима! Считать чужие деньги надо на работе! К тому же, настоящему мужчине всегда приятно потратиться на хорошенькую женщину! – Анька решила закончить этот бессмысленный разговор. – Положись на меня!

Максим встретил нас у входа в театр, сказал, что мы можем отпустить водителя, он нас сам отвезет.

– Меня зовут Аня. – Подруга протянула ему руку для знакомства.

– Не слишком ли много Ань на один квадратный сантиметр меня? – его шутка мне не очень понравилась. Почувствовать себя одной из многих – это неприятно любой женщине.

Самое печальное, что я нередко краснею. Это дурацкое свойство сводит на нет все мои уловки казаться спокойной. Некоторые мои знакомые считали это свойство даже очаровательным. Мама говорила, что с этим ничего не поделаешь, у меня близко расположены капилляры, а папа рассказывал, что Александр Македонский даже проводил отбор в свою армию по этому признаку.

– Великий полководец, – утверждал папа, – отбирал воинов для самых трудных боев, “спецопераций”, исходя из того, бледнеет человек в минуту опасности или краснеет. Выбирал краснеющих – они, якобы, лучше проявляют себя в бою.

– Вот-вот, – поддакивала мама, – современная наука доказала, что у людей, которые краснеют при опасности, в кровь выбрасывается гормон адреналин, побуждающий к активным действиям, поэтому в критических ситуациях они лучше соображают и действуют более смело.

В этом месте мама замолкала, еще не хватало, чтобы я проявляла признаки храбрости, бросалась на амбразуру или вступала в схватку с кем-нибудь! Но отчаянная храбрость – это не про меня! Самым смелым своим поступком я считаю отказ от просмотра по телевидению открытия двадцать седьмого съезда КПСС. Тогда я работала в НИИ и выдвинула очень вескую причину, по которой не могу пойти в актовый зал, чтобы вместе с коллективом принять участие в этом важном политическом мероприятии – у меня слишком много работы!

Я считаю, что это предательское качество – краснеть, просто выдает мое даже самое незначительное волнение и реально мешает мне жить. Представляете, прихожу я на свидание, делаю вид, что случайно мимо проходила, а тут шея и щеки расцветают алыми бутонами! Что тут скажешь – красные пятна на шее и щеках говорят обо всем. Ладно бы в пору детства или юности, но зрелая женщина и румянец…

Вот и сейчас Максим все понял и пояснил:

– Помнишь, как я тебе первый раз позвонил? Я искал свою родственницу по имени Аня, – он стал подробно объяснять Аньке всю ситуацию. Видимо, хотел дать мне время успокоиться. Я оценила его тактичность, хотя он ведь не знает, что Аньке эта история пересказана не однажды. Ну не должен же мой знакомый знать, что я рассказываю подруге все, что со мной происходит, причем в лицах и в мельчайших подробностях, вплоть до интимных. Многие женщины так откровенны со своими подругами. Но тщательно скрывают это от мужчин. Для их же, мужчин, пользы, между прочим….

– Я в курсе, – коротко и с достоинством ответила моя подруга. Ну вот. Опять Анькина прямота вогнала меня в краску!

– Ты больше не обижаешься? – как-то просто и даже несколько застенчиво спросил Максим, чем покорил меня окончательно. Все-таки он симпатяга, что бы там ни было дальше!

Он легко перешел на ты, и мы обе поддержали его начинание. Беседа стала совсем непринужденной. Мне казалось, я знаю Максима давно…

Когда мы вышли из театра, наша машина с симпатичным водителем Сашей стояла у выхода.

– Елена Марковна сказала ждать Вас, даже если Вы будете отказываться. Она предупредила, что Вы слишком щепетильны.

И тут Анька вдруг «к месту» вспомнила, что ей будет звонить Толик. Кстати, Толик – это ее муж. И почему-то ему приспичило позвонить в загородный дом, а не на мобильный… Конечно же, Анька приплела что-то насчет того, что мобильный разрядился, а у Толика очень важная информация для нее. Непонятно только, почему я об этом ничего раньше не знала. Максим предложил мне остаться и пойти с ним в клуб.

– Тебе же никто не должен звонить? – с иронией и, как мне показалось, с надеждой спросил он.

– А как я попаду домой? – с отчаянием утопающего я хваталась за последний неубедительный аргумент.

Но моя наивность, кажется, начала уже всех раздражать. Они грянули почти одновременно в два голоса:

– Я пришлю за тобой машину!

– Я отвезу тебя!

Их голоса слились в один приговор: «Тебе не отвертеться!» Я поняла, что лед оказался слишком тонким…

О том, что происходило дальше, мне трудно вспоминать. Во-первых, все было, как во сне. Во-вторых, все было прекрасно. В-третьих, я ничего не помню. В-четвертых, я не имею права влюбляться. В-пятых, в-шестых…


7


Первый день в банке был незабываем. Гюнтер представил меня шефу и другим коллегам. Все были радушны, но смотрели на меня, как на диковинное животное. Мне кажется, что для них знакомство с человеком из России равнозначно походу в цирк на шоу танцующих бегемотов. Обычно здесь в Германии в любом учреждении можно встретить хоть пару русскоговорящих коллег, в такой компании всегда чувствуешь себя комфортней. Это, как на необитаемом острове, не имеет значения, один ты или в компании: быть съеденным или умереть с голоду – шанс одинаковый, но вдвоем как-то спокойней. В этом банке я не встретила никого из бывших соотечественников. Перспектива оказаться Робинзоном без Пятницы меня пугала, но я привыкла приспосабливаться к обстоятельствам. Свои первые занятия я должна была проводить с сотрудниками отдела ценных бумаг. После обеда я познакомилась с группой. Начальник отдела тоже был в группе слушателей. Думаю, я почувствовала себя примерно так же, как когда-то моя преподаватель на немецких курсах, узнав, что я имею ученую степень доктора. Первое время я ловила себя на том, что обращаюсь не ко всей аудитории, а лично к начальнику. Выглядело это так, будто в аудитории присутствует «дорогой Леонид Ильич». Но вскоре мне удалось справиться с волнением, поскольку все руководящие работники вели себя просто и внимательно слушали меня. А вот две тетки, сидевшие сзади, откровенно демонстрировали, что вся эта затея им не нравится. Они сразу спросили: «А зачем нам это вообще нужно? Мы прекрасно владеем калькулятором и даже хорошо считаем в уме». Надо сказать, что я поначалу растерялась, но быстро взяла себя в руки и предложила им в письменном виде написать отказ от занятий по причине прекрасного владения калькулятором и устным счетом до ста, заверив, что я передам их заявления для рассмотрения вышестоящему начальству. В этот момент я не удержалась и опять посмотрела в сторону их шефа, тот, похоже, был удовлетворен ходом моих мыслей. Его непроницаемое лицо выглядело довольным, и я даже уловила мимолетную улыбку, пробежавшую по губам и слегка растопившую холодок во взгляде проницательных глаз. А вообще занятия давали неплохие результаты, и общение с группой меня радовало.

Однажды за обедом я поинтересовалась, с кем можно проконсультироваться относительно покупки акций. Я давно хотела поиграть на бирже, но никак не решалась, мне всегда казалось, что приобретение акций – это такой же опрометчивый и безответственный шаг, как игра в казино. А тут такой шанс! Люди с опытом могут мне посоветовать, какие бумаги сейчас стоит покупать.

– Анна, сегодня после занятий в отдел придет герр Мюллер, специалист по вопросам акций и фондов! Он проконсультирует тебя со знанием дела!

Как выяснилось из дальнейшего разговора, «под колпаком» у этого герра Мюллера были все биржевые котировки, сводки и индексы. Лучшего наставника для начинающего трейдера (инвестора) было трудно себе представить. Моя буйная фантазия рисовала мне яркие картины, на которых герр Мюллер, как Вергилий Данте, вел меня по всем кругам биржевого ада и выводил, наконец, к торжеству истины и получению огромных дивидендов… На самом деле герр Мюллер действительно очень подробно рассказал мне о положении некоторых фирм, рассказал вкратце, как происходит движение курса акций, и отдельно остановился на основных явлениях, влияющих на его подъем или падение. Я осталась довольна лекцией в целом. Особенно меня заинтересовали настойчивые рекомендации нашего биржевого аса немедленно приобрести акции фирмы «Ирексон». Именно сегодня, доказывал герр Мюллер, чертя график, курс этих акций самый выгодный для покупки. Падение акций «Ирексона» происходит столь стремительно, что уже завтра должен начаться подъем. Я поняла, что нужно торопиться. Поблагодарив моего советчика, я все-таки скептически заметила на прощание:

– Бедная фирма «Ирексон»!

– Почему? – удивился герр Мюллер.

– Они разорятся – ведь я решила разбогатеть на их акциях!

Да, я была исполнена решимостипотратить все мои сбережения на ценные бумаги этой фирмы, ни минуты не сомневаясь в рекомендациях герра Мюллера. Но, приняв решение купить акции, вспомнила, что уже конец рабочего дня и тот банк, клиентом которого я являюсь, закрыт. Ну почему мне так не везет? Не получается срубить по-легкому деньжат! Я просила помощи у коллег, но они ничем не могли мне помочь. Дома я позвонила дочке, рассказала эту горестную историю.

– Не расстраивайся, мамуль! – ободрила меня моя оптимистичная Соня. – А вдруг они будут падать еще сутки, а расти начнут не сегодня, а завтра, не может же твой специалист так все рассчитать с точностью до одного дня!

Я была так уверена в непогрешимости биржевого гения герра Мюллера, что подобные мысли застали меня врасплох.

– Об этом я и не подумала, мой консультант сказал – сегодня…

– Мама, ведь и на солнце есть пятна – мог же и господин Мюллер ошибиться на несколько часов! Не волнуйся, хорошенько выспись, а завтра в 9:00 звони и покупай свои акции!

– В девять у меня начинаются занятия, но в первом же перерыве буду звонить! – уверила я свою дочь и отправилась спать.

На следующий день я пришла на работу немного раньше, чтобы перед началом занятий успеть посмотреть, как изменился курс акций фирмы «Ирексон». К моей радости он еще упал на несколько пунктов. Я с нетерпением дождалась первого перерыва и, вместо утреннего кофе побежала звонить в мое отделение банка, предварительно взглянув на монитор и отметив, что курс неизменно ползет вниз. Добежав до телефона, я подумала: «хорошо, что вчера не успела! А, может быть, и сегодня не стоит торопиться? И вообще, может быть, во всемирном казино Фортуны произошел какой-то сбой, и фирма начала свое банкротство еще до того, как я купила их акции? А я, пожалуй, пойду дальше преподавать. Это не самый легкий способ заработать, зато верный». С тех пор я еще долго следила за курсом акций фирмы «Ирексон». С того момента, когда я их не успела купить, они упали в 5 раз… Не знаю, что сталось со злосчастной компанией, но герр Мюллер мне на глаза больше не показывался. Вот и хорошо! Иначе бы я не знала, куда деваться от неловкости. Я не люблю ставить людей в смешное положение. Анька в таком случае говорит, что это им должно быть стыдно, а не мне. Но я все равно чувствую себя не в своей тарелке, когда кто-то при мне «садится в калошу» …


8


Но мелкие неприятности не могли испортить мне настроения… А оно было замечательным! Порой мне казалось, что навстречу мне несется то ли жар-птица счастья, то ли золотая рыбка в аквариуме на колесиках, то ли целая шхуна на алых парусах… Моя жизнь как будто повернулась на 180 градусов. Я находилась в каком-то нереальном мире.

А между тем, все составляющие моей новой жизни были вполне реальными – новая работа, которая мне очень нравится, зарплата вполне совместимая с понятием состоятельная женщина, и даже настоящий, земной, но вместе с тем такой обаятельный и внимательный новый мужчина. Последнее обстоятельство казалось мне самым невероятным! И это не важно, что мы живем в разных странах и воспринимаем окружающую действительность по-разному, или, как принято говорить, имеем разную ментальность. Важно то, что нам есть о чем поговорить каждый день по часу, а то и по два… И не важно, что это только телефонные переговоры – мне кажется, я вижу его близорукие глаза, его улыбку, до меня доносится аромат его одеколона… Да, мы часто спорим, да, он подтрунивает надо мной, называя «иностранкой». Но нам хорошо от этого общения, во всяком случае, мне хорошо. Я и не заметила, как перестала бояться строгого цензора, скрывающегося в ванной комнате – я просто не смотрюсь каждую минуту в зеркало, выискивая свои недостатки, как делала это раньше. Да, по утрам после ванны я больше не обращаю внимания на свое отражение. Из унылого ослика Иа, неуверенного в себе и недовольного отношением со стороны окружающих, я превратилась… Да ни в кого я не превратилась, хватит этого навешивания ярлыков, этого бесконечного самоанализа! Мне просто радостно просыпаться каждое утро, радостно идти на работу и возвращаться с нее, радостно ждать звонка… И даже когда я появилась на очередном девичнике у Наташи, все в один голос признали, что я помолодела на 10 лет.

– Какой у тебя вес? – Спросила практичная Наташа.

Неужели она не могла спросить о чем-то более важном? В этот момент я поняла, что не взвешивалась с момента моего приезда из Москвы, и не рву на себе волосы повсеместно от того, что набрала лишних 300 граммов.

В тот вечер мы собрались для просмотра футбольного матча на чемпионате Европы. Наши, Россия, играли с Голландией в четвертьфинале, что уже было большим достижением для России. До начала матча оставалось полчаса, мы удобно разместились на террасе, повернули под правильным углом телевизор, разложили по тарелкам, Наташа все сама приготовила, разлили вино по бокалам и в ожидании матча подруги решили заслушать мой отчет о новом возлюбленном.

Это был мой бенефис. Недаром я несколько лет отработала в театре! Правда времени у меня было маловато, а мне так хотелось поделиться с подругами своей радостью, своей энергией, брызжущей через край! Им было интересно все. Кто он по образованию, что делает, сколько зарабатывает? Мой рассказ о нем можно было и не преукрашивать, потому что было, что рассказать.

– Максим – юрист, работает на одной крупной фирме адвокатом. Судя по всему, его там ценят, и он неплохо зарабатывает. Конечно, – поспешно добавила я, – не сравнить с тем, что мы видели у Лены с Аликом, но сравнивать и не нужно. А в личной жизни у него тоже все очень необычно. Они с женой прожили 15 лет, у них не было детей. Жена уговорила его взять ребенка из детдома…

– Алиса – не родная дочь Максима? – изумилась Оля.

– Да, – подтвердила я и продолжила. – В результате он привязался к девочке, как к родной, а мама их бросила и уехала с другим мужчиной в Германию. Та родственница, которая их не встретила, и была бывшая жена Максима.

– Прямо, как в бразильском сериале! – в один голос высказались Оля и Наташа.

Я почувствовала, что им немного надоел мой рассказ, похожий на мед, присыпанный сахарной пудрой. Я уже не знала, как его закончить, но в это время начался матч.

– Кто в какой форме? – спросила Анька

– Наши в белой, голландцы – в оранжевой, – со знанием дела ответила Олька.

– Поле какое-то странное, все в заплатках, как-будто и не чемпионат Европы, – вдруг произнесла Наташа.

– Наблюдательная ты наша, – ответила ей Оля, – смотри не на поле, а на игру!

Показали Гууса Хиддинка. Он очень серьезный.

– Вот ему сейчас тяжело, – заметила я, – не хотела бы я быть на его месте: играть против своих!

– Сердобольная ты наша, – прокомментировала Олька. – Вот бы тебя на его место, не сомневайся, была бы счастлива!

– Я и так счастлива, – обиделась я.

– Слушайте, как это ни удивительно, но наши наступают, – Наташа первая решилась высказать общую мысль.

В этот момент Павлюченко ударил по воротам головой. Я отметила, что Олька находится в той же позе, что и Хиддинк, камера как раз показала его. Они вскочили, он со скамейки, она со стула и схватились за головы.

– Как обидно, заныла Анька, мне так нужен был этот гол!

– Что значит, тебе нужен? – удивились мы, – всем нужен.

– Да, но мне нужен больше всех. Я же тебе вчера тоже предлагала сыграть в тотализатор, у нас в ресторане мы среди знакомых делаем ставки, минимальный размер 5 евро, ставим на точный счет.

– И на какой счет ты поставила? – спросила я, оторвавшись от экрана и чуть не пропустила острый момент у наших ворот, закончившийся тем, что мяч забрал наш футболист на что комментатор почему-то заявил: "Когда дома все в порядке, и на выезде хорошо".

– Что он имел виду? Кто тут дома? – Я со своственной мне дотошностью стала придираться к его высказыванию. – Давайте лучше смотреть по немецкому каналу.

– Немцы не показывают этот матч, – Наташа уже заранее проверила по программе, предугадывая мои придирки.

– Девочки, – не унималась я, – а почему они не показывают, наверное, уверены в результате, думают, что матч не очень интересный, Россия проиграет. Козлы они все! А наши могут даже выиграть, судя по игре. «Так на какой счет ты поставила?» —повторно спросила я Аньку.

– Я думаю будет счет 1:1, – со знанием дела заявила она.

– Я что-то не поняла, – удивилась Олька, – в четвертьфинале не бывает ничьих, тут вы как-то странно делали ставки.

Анька пояснила:

– Мы ставим на основное время, все, что будет в дополнительное нас не касается.

– Так что тебе безразлично, кто забьет? – спросила Наташа осуждающе.

– В принципе, да. Но ты же знаешь, я общественное ставлю всегда выше личного, так что я вместе со всеми болею за Россию.

– Честно говоря, до сих пор понять не могу, как так получилось, что Россия играет в четвертьфинале, никто на это не надеялся, – в порыве национальной гордости завершила дискусию Олька. – Странное впечатление.

Тем временем первый тайм подходил к окончанию. Вратарь голландцев отбил несколько вполне точных ударов, на что Анька, заламывая руки, прорычала:

– Ну почему нам так не везет – у них такой классный вратарь?!!!

В перерыве от меня потребовали продолжения повествования, теперь о новой работе, я держала себя в руках, была спокойна первые минуты три. А потом не выдержала и опять стала доставать их рассказом о своих слушателях и о моих любимых программах Exel и Acсess. Ну что я могу сделать, если я такая эмоциональная и не могу сдерживать своих чувств, все у меня и на работе складывалось очень даже удачно…

В тот вечер мне повезло, наши выиграли и это скрасило мое занудство.

Однако, все по порядку. Второй тайм мы смотрели с энтузиазмом в полной уверенности, что дождемся гола в ворота голландцев, так и произошло. Как же мы все радовались, как любили этого молодого блондина с украинской, кстати, фамилией Павлюченко. Но после этого гола обстановка на Наташиной терассе стала несколько напряженной. Я поглядывала на Аньку, пытаясь понять за кого она болеет. Она разгадала мои взгляды и заявила:

– Можешь не смотреть так пронзительно, я сама расколюсь. Мне нужно, чтобы забили голландцы.

– Все, – сказала я, – из-за нее наши проиграют! Она, зараза, везучая!

– Не проиграют, успокоила всех Анька. Сыграют в ничью 1:1 основное время, а потом выиграют в дополнительном.

– Ты что на дополнительное тоже ставку делала? – разозлилась я.

– Не делала.

– Раз ставку не делала, то твоя везучесть нам не поможет.

Пока мы пререкались, голландцы забили гол, и, как мы не старались, все втроем (Анька не старалась, она болела за счет 1:1), на этом основное время закончилось.

В перерыве я рассказала всем историю о том, какая Анька везучая. Когда она жила в Висбадене, мы с моим мужем, тогда мы еще жили вместе, поехали к ним в гости. Местное казино является одной из основных достопримечательностей города, и заезжих гостей всегда водят туда, как на экскурсию. Висбаденское казино до сих пор спорит с Баден-Баденским о том, где великий русский писатель Достоевский проиграл свое состояние. Как вам предмет спора? Тоже мне приоритет! В Висбадене даже зал назван его именем! Дескать, идите к нам, и вы тоже проиграете, как Достоевский! Вот мы и пошли туда поиграть, а заодно и приобщиться к миру богемы и роскоши. Там действительно все красиво и богато, без галстука или в джинсах не пускают, в гардеробе за отдельную плату можно получить на прокат необходимый аксессуар. Мы немного поиграли, нам, слава Б-гу, не везло, и, спокойно усевшись за столик, мы пили приятное в меру охлажденное вино. Анька единственная не могла угомониться, она шныряла от одного столика к другому, хотя ни одной фишки и ни одной марки у нее уже не было. Вдруг, оказавшись рядом с ближайшим к нам игровым столом, она, пристально глядя на зеленое сукно, взмахнув правой рукой, не очень громко, но вполне достаточно для того, чтобы мы ее услышали, крикнула:

– Толя! Дай мне 20 марок!

– Щас, помчусь шнуром! – с ударением на первый слог в последнем слове ответил ей ласковый супруг, не очень довольный ее повелительным тоном.

– Но мне срочно нужно поставить на 18! – слишком настойчиво, но абсолютно не логично пыталась убедить его Анька.

– Тебе нужно, ты и ставь! – усмехнулся Толик, довольный своей шуткой обвел нас с моим мужем взглядом.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – услышали мы голос крупье. – И через одну минуту тот же голос:

– Восемнадцать черное!

Мы переглянулись, развели руками, мол, не повезло, мог бы и «помчаться шнуром» за такие деньги! Но не успели мы подумать об этом, как услышали Анькин возглас:

– Кто-нибудь даст мне 20 марок? Мне нужно поставить на 18!

– Анечка! – пропел елейным голосом с явной издевкой ее супруг, – спустись на Землю, 18 уже выпало в прошлый раз, ты, наверное, не заметила. Ребята, не обращайте на нее внимание, давайте выпьем.

Я начала рыться в сумке, чтобы найти кошелек и дать ей 20 евро, пусть подруга наконец успокоится. В это время мой муж отвлек меня каким-то дурацким вопросом.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – услышали мы тот же голос крупье. – И опять через минуту:

– Восемнадцать красное!

Это было уже не смешно.

– Толя, какой же ты не гибкий, – сказала я вслух, но хотела назвать его совсем другим словом, – зачем так обижаешь жену? Вот бы сейчас уже был богат, если бы жену слушал.

– Послушайте, – уже громко, не стесняясь холенной публики, кричала нам Анька, – вы что не слышите? Я должна поставить на 18, дайте 20 марок!

Тут уже я «помчалась шнуром» и буквально всунула ей эти злосчастные 20 марок. После обязательного «Ставки сделаны, ставок больше нет!», мы с дрожью в руках и с полным отсутствием понимания того, что это может происходить наяву услышали:

– Восемнадцать черное!

– Ну вот, – спокойно и, как будто спустившись с небес, произнесла моя подруга, – я же говорила, что выпадет 18, а вы мне не верили.

– Я так думаю, – подытожил мой муж, – если бы мы не давали тебе 20 евро, число 18 выпадало бы весь вечер.

С этими словами мы покинули казино и кутили до утра по клубам и ресторанам пока не выгуляли весь этот странный выигрыш.

Тем временем началось дополнительное время (извините за тавтологию). Наши попадали то в перекладину, то во вратаря. Потом судья не назначил пенальти в ворота голландцев, хотя мы все были уверены, что это не справедливо, потом кто-то из наших чуть не попал в свои ворота! Я бесновалась так, что разлила вино на Олькину сумку, повезло, что она была не с самой нарядной, потому что отмыть ее потом, по-моему, уже не удалось. Но это было тогда не важно. А важны были те два гола, что забили наши без всяких там пенальти и, не смотря на придирки судьи! Мы победили уверенно!

Что было потом? Мы, четыре уже не очень молодые дамы, поехали на Кудамм. Машину мы припарковали на перекрестке Фазаненштрассе и Кантштрассе. Это, кстати, одно из моих самых любимых мест в Берлине, там расположено офисное здание с огромным металлическим парусом на крыше. А неподалеку находится здание Берлинской фондовой биржи – представьте себе гигантские светящиеся и шевелящиеся соты, в которых отражаются плывущие по небу облака! Фасад этого здания собран из специальных светочувствительных панелей, что и дает такой потрясающий эффект! Ну как здесь не вспомнить, что практичные немцы дали миру самых трепетных поэтов-романтиков!

Ой, что-то за романтикой я совсем забыла о том, зачем мы туда прибыли. А прибыли мы туда, чтобы праздновать нашу победу.

В Германии в такие дни, когда проходят чемпионаты, разрешено громко проявлять свои чувства даже поздно ночью. Сразу после матча перекрывают движение на основных улицах, и разные ненормальные, иначе их не назовешь, ездят туда-сюда, с флагами на своих автомобилях, а все остальные, у которых с головой тоже не все в порядке, ходят и приветствуют друг друга так, как будто эта победа может принести кому-то хоть немного счастья. Я тогда подумала, что, наверное, 63 года назад, в 1945 здесь на улицах Берлина была, примерно, такая же обстановка. С той лишь разницей, что по ходу всего нашего шествия стояли на первый взгляд спокойные двухметровые полицейские, по виду напоминающие наших бандитов из новых русских сериалов. Я смотрела на все это и думала: «Политики не знают, как помирить русских с евреями, украинцев с русскими. А что, собственно говоря, я тут делаю? Еврейка, Родом из Украины почему я болела за Россию?» В этот момент мимо меня проехал старенький джип кабриолет, в котором сидели и стояли человек десять, и с двух сторон их автомобиля развивались флаги: российский и… израильский! И я подумала: «Жаль, что я не политик! Я бы главной национальной идеей выставила футбол, вот что может примирить наши народы!». В сумке моей разрывался телефон, но из-за шума я его не слышала. И только, когда я сама решила позвонить Максиму поздравить его с победой, я заметила, что он звонит мне.


9


На следующий день я вынула из почтового ящика странное, даже устрашающее, письмо. Сквозь нагромождение различных параграфов и ссылок на законы я с трудом добралась до сути этого послания – мне предлагалось явиться в определенное время к адвокату для каких-то деликатных переговоров. Меня очень встревожило это письмо, ведь у нас на Родине общение с адвокатом не сулило ничего хорошего. Само слово «адвокат» употреблялось только в случае, когда дело, чаще всего уголовное, было уже заведено. Адвокат мог «скосить» пару лет. На адвоката надеялись, но предпочитали никогда с ним не сталкиваться… А слово «суд» уже само по себе воспринималось, как приговор. Попавший хоть раз в лапы советского «правосудия» – «самого гуманного в мире» (так писалось в газетах и учебниках) на всю жизнь приобретал клеймо «неблагонадежного», «социально чуждого», лишался даже тех немногих прав и возможностей, которые имели другие советские люди.

При всем при том вышло так, что нам с Анькой пришлось побывать в суде в самом юном возрасте. Дело было так. Мы, семнадцатилетние легкомысленные девицы, вышли весенним теплым вечерком прогуляться по «броду», так по тогдашней моде называли главные улицы во многих городах. Точнее, они назывались, конечно же, проспектами Ленина или Маркса, но название «брод» было привычней. Мариночка и Поля были уверены в иностранном происхождении этого названия, дескать «брод» – это сокращенный «Бродвей», а мы с Анечкой вполне логично думали, что «брод» происходит от слова «бродить». Анька вообще до сих пор считает, что это американский «Бродвей» обязан своим названием нашему глаголу «бродить».

Итак, гуляли мы с Анечкой по нашему проспекту Карла Маркса и встретили ее бывшего одноклассника Валеру. Валера был выдающимся красавцем – просто «лицо середины семидесятых» – высоченный, широкоплечий, с большими руками и узким лбом. Он стоял себе в сторонке спокойно, довольный собой, с другом Витей, явно не ожидая и не желая приключений. Мы не очень-то хотели останавливаться, но, все-таки остановились – то ли из вежливости, то ли из любопытства. Надо сказать, нас заинтересовал Витя, он выглядел поинтеллигентней Валеры, и в руках у него был портфель «дипломат». «Дипломат» тогда был примерно таким же по ценности и престижности, как сегодня сумка «Gucci» или часы «Rolex». Так вот, именно этот загадочный Витя отправился в гастроном за вином, а Валера, не скрывая скуки, вынужденно беседовал с нами. Мы не вызывали у него особого интереса, поскольку не имело смысла предлагать нам выпить вина или «прогуляться». Уж больно мы были юны и неиспорченны.

Мимо проходила компания из трех человек: женщина тащила двух достаточно нетрезвых мужиков. Они уже почти прошли мимо, как вдруг один из них оторвался от женщины и, дружелюбно улыбаясь и слегка покачиваясь, направился к нам. Подойдя к Анечке, незнакомец нежно взял ее за руку и… мы так и не поняли, чего он хотел. Валера, явно из лучших побуждений, инстинктивно оттолкнул этого прохожего, но не рассчитал своих сил. В результате толчка мужчина рухнул на землю посреди проспекта. Трудно сказать, то ли ему было больно, то ли стыдно, но упавший отреагировал вполне адекватно. Он достаточно резво поднялся, вынул спрятанную непонятно где бутылку и ударил обидчика по голове. Не знаю, к каким печальным последствиям могла бы привести драка, но в этот момент вышел из гастронома Витя. Он увидел, что его друга убивают, и успел подставить свой пресловутый «дипломат», рискуя при этом не только ценным чемоданом, но и лежавшей в нем свежеприобретенной бутылкой с вином. К счастью, бутылка (та, которой били Валеру), попала в дипломат, а Валере лишь слегка поцарапала щеку.

При всем этом было много крови и визгу – нашего с Анькой, женщины, которая несла на себе того подвыпившего мужика, а также посторонних людей, успевших собраться вокруг нас. Этот визг слился с воем милицейской машины, возникшей из ниоткуда. Валеру, Витю и мужика повязали, нам с Анечкой удалось скрыться. Потом всю ночь я прислушивалась к звукам проезжавших мимо нашего дома машин, ждала, что и за мной пришлют группу захвата.

На следующий день после третьего урока ко мне подошла Мила, моя одноклассница, и загадочно сообщила, что меня ждут на улице. Когда, выйдя на порог школы, я увидела там не наряд милиции, а Валеру с повязкой на щеке, то обрадовалась так, как будто меня посетил Ален Делон или, по крайней мере, Андрей Миронов. Но радость моя была недолгой, так как Валера объяснил, что мне необходимо явиться в милицию для дачи показаний. Он сразу успокоил, что меня не обвиняют в хулиганстве, и, скорее всего, я буду выступать только в роли свидетеля. Но как свидетель я должна настаивать на следующей версии событий: мы спокойно стояли и вели светскую беседу об искусстве, когда ко мне (?!) подскочил вдребезги пьяный незнакомец и схватил за руку. Валера, защищая девушку (меня защищал!!!), оттолкнул пьяного. Точнее, он даже не оттолкнул, а нежно отодвинул обидчика, после чего тот чуть не убил Валеру бутылкой по голове. К счастью, подоспел доблестный Витя и, рискуя «дипломатом», спас друга.

– Но ведь все было иначе! – возразила я. – Мужик был вполне дружелюбным и никого не хватал за руку. Он всего лишь дотронулся до руки, и то не моей, а Анькиной!

Валера был готов к такому повороту разговора и очень грамотно заострил мое внимание не на агрессивном, или, наоборот, спокойном, поведении Мужика, а на подмене жертвы домогательства. Он сказал, что Анька сейчас занята, ведь подруга занималась в музыкальном училище, и у нее вот-вот должен был состояться отчетный концерт. Поэтому она никак не может сегодня пойти в милицию, только завтра. А ему, Валере, нужно сегодня снять с себя все подозрения, иначе его могут посадить, причем в одну камеру с тем же мужиком. В юные годы я сочувствовала людям еще сильнее, чем сейчас. Да и воображение у меня было таким же изощренным. Да, Валера не был моим другом, но я почувствовала себя ответственной за его судьбу! Я представила себе сырые стены мрачной камеры и Валеру, катающегося по грязному тюремному полу в смертельной схватке с уже протрезвевшим незнакомцем. Валера слабеет, противник все сильнее сжимает стальные пальцы на юношеской шее… Заплаканные одноклассники и учителя, убитые горем родители, покрытые позором, мы с Анькой… Нет, этого я не могла допустить! Я отпросилась с последнего урока, сказала, указывая на Валеру, что приехал брат из Новосибирска. Никто, кроме учительницы математики, мне не поверил. Мила раньше видела моего брата и растрезвонила всем, что этот «шкаф» на него не похож. Вика, другая моя одноклассница, и вовсе сказала, что видела его уже где-то, правда без фингала под глазом. Я и не пыталась их переубедить, пусть думают, что хотят – появление загадочного здоровяка только улучшит мой имидж.

Страшнее всего было то, что эту историю не удастся скрыть от родителей! Ведь дело обретает такой поворот, что я должна явиться в милицию для дачи показаний. Дома я пережила поистине драматические сцены страданий моей кристально честной и правильной мамы по поводу «связи дочери с уголовным миром»! Мама заламывала руки и стонала. Нет, она не думала, что придется дожить до такого позора!

– Я выступала в суде лишь однажды, да и то в роли свидетеля! – говорила мама.

– Но и меня никто не собирается сажать в тюрьму, я тоже прохожу по делу всего лишь как свидетель. – оправдывалась я.

– Но я попала в суд лишь потому, что работала на скорой помощи – и мне пришлось прибыть по вызову на место убийства! Это был мой служебный долг! – продолжала негодовать мама.

– Зато в моем случае никто не убит, – вполне резонно вставила я.

– Еще чего не хватало! Но ведь ты в свои 17 лет, идешь в милицию спокойно, как в библиотеку или в кино! – не унималась моя законнопослушная мать

И как я ни пыталась ей доказать, что совсем не спокойна, мама сердилась на меня до моего возвращения домой. Возвратившись живой, здоровой и свободной, я и вовсе успокоилась, на что мама сказала, что у нас в семье таких криминальных элементов еще не было! Папа, правда, пытался за меня заступиться, философски заметив, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются, чем вообще довел маму до исступления, и она с нами целый вечер не разговаривала.

Накануне суда Анька встретилась с одним своим знакомым, имевшим отношение к миру криминала. Он ей объяснил достаточно откровенно, что обычно свидетелей обвинения просто убивают или, в лучшем случае, избивают так, что (цитирую) «мозги из ушей польются». На все наши объяснения и заверения, что этот прохожий на самом деле вполне безобидный, и мы не специально засадили его, а сами тоже пострадали, криминальный друг только неумолимо разводил руками, дескать, вам не повезло. Тогда Анька вспомнила, что у другого ее одноклассника мама адвокат, она вполне может помочь в этой ситуации. Это была наша последняя надежда. Забегая вперед, скажу, что Анькина знакомая адвокат действительно здорово помогла несчастному Мужику. Обстоятельства складывались так, что дело передавалось от одного следователя к другому, каждый из них находил новую, более жесткую, статью обвинения и, соответственно, увеличивал меру предполагаемого наказания. Если начиналось все со статьи от 6 месяцев до года, то на суде прокурор просил 7 лет лишения свободы. Не знаю, почему эту пустячную историю «раскручивали» с таким энтузиазмом, возможно, они должны были выполнить план по раскрываемости особо тяжких преступлений.

Ночью перед судом я проснулась от собственного крика – мне снились мои мозги, торчащие из ушей. Наш знакомый адвокат, Маргарита Ефимовна, успокаивала нас, говорила, что наши шансы, то есть шансы обвинения проиграть дело очень велики. Меня вызвали одной из первых, я описала ситуацию очень правдиво, подменив только Аньку собой. Когда я дошла до того места, где прохожий взял меня за руку, адвокат спросила, за какую руку и за какую именно ее часть. Я растерялась, но уверенно ответила, что за локоть. На вопрос, что подсудимый может сказать по поводу моего рассказа, он заметил:

– Товарищ судья! Как я мог пройти мимо такой красавицы? Сами посмотрите, и вы все поймете!

Похоже, мужик просто не помнил, к кому он подошел, и кто из нас красавица.

Потом вызвали для допроса Аньку. Она вообще начала путаться в показаниях. Сказала, что мужчина взял ее, точнее меня, не за локоть, а за кисть. Затем под перекрестным допросом еще что-то ответила невпопад. В общем, мы чувствовали, что выигрываем дело, точнее проигрываем. Я совсем запуталась. Нам важно было, чтобы обвиняемый не пострадал. Мужик тоже проникся к нам доверием. В перерыве подсудимого почему-то не увели из зала суда, так что его мама вынула судочек с борщем и кормила его чуть ли не из ложки. Мужик спросил меня, буду ли я ждать его, и, если да, то он готов за это отсидеть. Такая перспектива, хоть и польстила моему самолюбию, совсем меня не радовала…

Прокурор просил 7 лет строгого режима. Адвокат в своей пламенной речи отметила, что свидетели путаются в показаниях. Она так твердо на этом настаивала, что я испугалась, не привлекут ли нас за дачу ложных показаний. Но мы уже настолько привыкли к нашей лжи, что и сами поверили, что говорим правду.

Отличить собственный вымысел от истины порой бывает сложно, такое нередко происходит в жизни. Мой муж как-то совершил аварию. Я взяла это на себя, мы боялись, что у него заберут права, а они ему были нужнее, чем мне. Муж до такой степени вошел в роль, что, случайно рассказал одному московскому знакомому вымышленную нами версию происшествия. А этот знакомый потом ругал меня за невнимательность за рулем и за то, что мой муж вынужден ездить на автобусе, пока не починят машину. Я же выслушивала эти упреки и еще просила прощения. Ну не могла же я сказать правду, ведь опозорить мужа еще хуже, чем совершить аварию.

Так вот. Возвращаюсь к суду. Мужику дали полгода условно! Мы все ликовали! Его мама меня расцеловала, а он предложил мне выйти за него замуж. Только прокурор был недоволен, не повысили мы ему процент раскрываемости особо тяжких преступлений.

В наше время никто не боится слова «адвокат»! Это совсем как личный дантист или гинеколог! Возникнет любой вопрос – к адвокату. А почему бы и нет? Страховку адвокатскую я плачу. Зачем же мне самой во всем разбираться? Пусть грамотные люди со специальным образованием решают. Но как ни пыталась я вспомнить, что же натворила на этот раз, ничего такого не вспомнила. Да и меня вроде бы никто не обижал – не наехал на меня по дороге, не задолжал мне, не ущемил в правах… Было слишком мучительно ждать до назначенного времени встречи, и я позвонила по указанному в правом углу письма телефону. Очень милая секретарша сообщила, что самого адвоката на месте нет, а она не уполномочена обсуждать суть вопроса по телефону, но заверила меня, что я могу спать спокойно, ничего плохого со мной не произошло.

Ну да ладно, будем ждать! Сегодня же позвоню Максиму и все ему расскажу. Я заметила, что в последнее время не могу уснуть, не обсудив с ним все свои новости. Интересное наблюдение, когда разговариваешь часто, всегда есть что обсудить. За день набирается много новостей. А вот когда звонишь раз в месяц, оказывается, ничего за это время не произошло. Парадокс?

Максим выслушал внимательно мой рассказ и сказал, что собирается приехать. Вот это удача!!!


10


Звонок от Игоря раздалсы не вовремя, как всегда. Когда идут занятия, я телефон отключаю. Игорь позвонил в перерыве. Я пообещала связаться с ним после работы. Мне совсем не хотелось беседовать с бывшим возлюбленным, но я боялась обидеть его отказом. Слушая Игоря, я думала: «Ну, почему нужно выслушивать весь этот бред о том, как их домработница выбросила случайно пакет, в котором лежали важные документы?»

Нет, он ни за что бы не стал бы грузить меня этой информацией, уверял Игорь. Просто ему хочется рассказать о том, какая стерва его жена. После ужасного недоразумения с документами Игорь потребовал, чтобы этой уборщицы в доме больше не было, а жена его не послушалась. Ну, куда это годится? Через два дня после скандала он пришел с работы, а дома уборка полным ходом, и никто даже не постарался от него это скрыть!

– Вот скажи мне, пожалуйста, – бесновался Игорь, – ты бы тоже не прислушалась к мнению мужа?

Я не знала, что сказать, чтобы попасть в масть. Скажу, что он прав и его жена стерва, поскольку не прогнала домработницу, Игорь скажет, что я к ней придираюсь и хочу, чтобы он ее бросил. Скажу, что мой бывший любовник слишком требователен к жене, он набросится на меня за то, что я его не понимаю.

– Скажи, ты тоже не могла бы прожить месяц без домработницы? – продолжал негодовать Игорь.

– Я, вообще-то, всегда сама убираюсь, – робко заметила я.

– Да, я знаю. Но это не важно. А важно… – он осекся и спросил, – Как у тебя дела? Как на новом месте работается?

Я хотела рассказать ему историю про мое несостоявшееся приобретение акций, но потом ощутила какую-то пустоту. Зачем? Я же все Максиму рассказала, он слушал, смеялся. Я хотела хотя бы обсудить футбол, но это мы тоже с Максимом обсудили.

– В общем так. – вдруг заявил мой потерянный возлюбленный. – я еду к тебе. Мне здесь все надоело. В субботу встречай, я прилетаю в Тегель в 10:40. Ты рада?! Все, пока. Целую.

Я позвонила Ольке:

– Что мне делать, что придумать? Может быть, наврать, что меня срочно отправили в командировку? Помоги, придумай что-нибудь! – я была в шоке от предполагаемой перспективы. Впервые в жизни я не то, что не хотела этой встречи, я панически боялась ее.

– А ты не пробовала сказать ему правду? – Оля, как всегда, за правду и за прямолинейность.

– Какую правду, Оля? Сказать, что у меня новый возлюбленный? Так это его не остановит, а, наоборот, вдохновит на новые подвиги.

– Ну и пусть вдохновляется себе. А ты уйдешь в отказ!

– Ты же знаешь, я не могу ему отказывать, а, тем более, когда он едет зализывать раны от стервы жены.

– А когда Максим приезжает?

– В субботу… Они встретятся в аэропорту… Вот это да, я об этом не подумала.

– Звони ему и говори правду. Или ты готова Максиму отказать из-за него?

– Нет! – завопила я, – этого я не допущу!

– Ну, вот и славненько. Жаль только, что я не рядом и не услышу, как ты наконец-то избавишься от этой зависимости. И жаль еще, что он не поймет, что ему дают от ворот поворот! Вот увидишь, после всего он еще напросится к тебе в гости на следующие выходные.

– В следующую пятницу меня действительно посылают в Москву в командировку, им там нужен дополнительный переводчик на переговорах, я тебе еще не успела рассказать.

– Прекрасно! – Оля была довольна предварительными итогами нашего разговора.

Мне не пришлось ничего придумывать и не пришлось говорить правду. Игорь опять позвонил, мямлил что-то про занятость, срочные дела на работе. Из всего этого я поняла, что он помирился с вышеупомянутой стервой.

– Знаешь, – в заключение мой бывший любовник сообщил потрясающую новость. – Оказывается, эта дура домработница приходила не для того, чтобы работать. Она приходила за расчетом.

– Послушай, – я взорвалась, как в старые времена. – Можно меня не грузить этими разборками? Я устала от твоей жены и ее домработницы.

– Заяц, ты чего распсиховалась? Узнаю тебя прежнюю. Ну, не ревнуй, я в следующую пятницу обязательно буду у тебя. – в его голосе опять зазвучали самодовольные нотки.

Только этого не хватало! Этот самовлюбленный павлин думает, что я ревную, и никак не доказать, что он меня просто достал.


11


Максим тоже не прилетел и даже не позвонил. Я не могу сказать, что страдания мои можно было отнести к разряду «сходила с ума». Честно говоря, я не понимаю, почему я была так спокойна. Неужели, прожив полвека, я приобрела иммунитет от предательства? А почему, собственно, предательства? Кто он мне? Случайный знакомый (еще какой случайный!)? Ну, встретились, ну, пообщались, ну, даже переспали. Но чем он, собственно, мне обязан? Я говорила себе, что это посторонний, чужой мне человек, а сама чувствовала в душе какую-то саднящую пустоту. Неужели, все так банально? И эти лучистые близорукие глаза, смотревшие на меня с такой нежностью, притворялись? И этот голос, казавшийся взволнованным, лгал мне… И все наши шутки, недомолвки, остроумные эскапады – все не имело смысла?

Я звонила ему в пятницу вечером, хотела узнать, точное время прилета его самолета. Телефон был отключен. Я ждала его в субботу, надеялась, что он позвонит из аэропорта. В воскресенье вечером в дверях моей квартиры появились Наташа, Оля и Анька.

– Подруга, мы без звонка, пришли тебя веселить! – прямо с порога объявила Анька.

Впервые в жизни я не хотела ни с кем обсуждать мою беду. Поэтому я прямо заявила:

– Девочки, у меня болит голова, вы сидите в гостиной и общайтесь, пожалуйста, без меня, а я пойду в спальню посплю.

– Головную боль нужно лечить, – профессионально заявила Наташа. – Где болит? В каком месте, как болит? Прими таблетку! Померяй температуру!

Все ее вопросы и восклицания я пропускала мимо ушей. Оля попыталась меня успокоить другим способом:

– Помнишь свою теорию о том, как случается, что люди друг друга находят? Что ты выставляла основным, одним из первых факторов?

Я и вправду когда-то любила философствовать. Была у меня даже любимая теория о том, что если я кому-то понравилась, то это его характеризует с самой положительной стороны. Значит, и я имею вескую причину его полюбить. Если мужчина смог рассмотреть во мне, не слишком яркой и эффектной внешне, что-то такое, чего другие не рассмотрели, он тоже достоин моего внимания. То есть, дурак или донжуан не станет копаться в глубинах моего богатого внутреннего мира, а побежит за более заметной красоткой. А человек глубокий, внимательный и, что главное, предназначенный мне самой Судьбой, остановится и разглядит меня, единственную и неповторимую. Вот почему, считаю я, красавицам намного труднее найти себе подходящую пару, чем людям обычной внешности. Дело в том, что красавицы нравятся всем подряд, а мы, обычные девушки, только тем, кто может и умеет заглянуть вглубь и увидеть нашу истинную суть.

– При чем тут моя теория?

– А при том, – Анька подхватила Олькину идею меня успокоить, – что твой Максим ведь смог заглянуть в тебя, и увидеть то, что ты хотела бы, чтобы он увидел. Ты меня извини, но, я думаю, ты понимаешь, что он мог бы себе и помоложе найти. А он выбрал тебя!

Боковым зрением я увидела в зеркале, как Оля покрутила палец у виска. Поэтому я даже не стала ей отвечать – что-то не заметно, что он выбрал меня!

– Так все, хватит страдать, – заявила практичная Наташа. – Вот по моей теории, тот, кто заставляет страдать женщину, тем самым не заслуживает ее страданий. Ты согласна, философ?

Я не могла с ней не согласиться.

– Это примерно то же, что и выяснение отношений! Когда начинают выяснять, как правило, выяснять уже нечего. – заключила я.

Олька с Наташей заговорщически переглянулись, дескать, кажется, оживает, увидела я в том же зеркале краем того же глаза.

Я встала с кровати, вспомнила, что не вымыла посуду и подумала, что Наташа будет ругать меня за это, но она заявила:

– Да лежи уж! Я сама помою посуду, ты же больна, тебе простительно.

Они очень хотели обсудить проблему, но я сказала, что меня это больше не волнует. Тогда Анька, хватаясь за соломинку, вспомнила:

– А как поживает твой любимый Игорь? По-моему, ты говорила, он объявился, хочет приехать.

– Во-первых, он передумал, они решили проблему домработницы. – Оля с Наташей непонимающе переглянулись. – А, во-вторых, я не хочу его видеть.

– Пойдем, Фрося, на кухню, приготовим что-нибудь! – позвала Оля Аньку.

Олька так иногда ее называет, говорит, что в порыве нежности. На самом деле она начала называть так Аньку после одного эпизода. Оля приехала в Германию на год раньше всех нас, и поэтому она для нас была в каком-то смысле гуру. Ольга уже могла объясняться по-немецки, да и местные порядки знала немного. В общем, мы к ней прислушивались. Так вот, она посоветовала всем нам примерно через месяц после нашего приезда пойти на биржу труда и зарегистрироваться.

– Маловероятно, что вам там предложат приличную работу,– говорила деловито Оля, – но заявить о себе нужно. Здесь есть множество программ для поддержки различных слоев населения, в первую очередь эмигрантов, а также других категорий безработных, например, тех, кому за 50.

Эта программа нас тогда не интересовала. А вот попасть на работу по программе для эмигрантов было большой удачей. Биржа труда в течение одного года выплачивает предприятию почти всю зарплату работника, а потом человек или остается на этом месте работы, или опять получает пособие. Делается это для того, чтобы дать человеку возможность найти постоянную работу. Новый работник может за год продемонстрировать свои способности, чтобы хозяева решили, подходит он им в дальнейшем или нет.

Так вот, спустя месяц пребывания в Германии, Анька решила, что с ее немецким уже можно пойти на биржу труда без переводчика. Сами понимаете, некоторые слова мы знали и раньше. Фразы типа «хенде хох!», «гитлер капут!», «яволь» и «хэр комендант», мы выучили еще в раннем детстве, когда смотрели фильмы о войне. Были еще такие слова, как труднопроизносимые «оберштурмбанфюрер», «портайгеноссе» и еще какие-то из фильма про Штирлица, но они нам в этой жизни явно не могли пригодиться. За месяц проживания в общежитии среди таких же русских Анька выучила еще десяток фраз. Теперь она знала, как поздороваться, как попрощаться, назвать свое имя и фамилию, а также слова «спасибо», «пожалуйста», «сегодня», «завтра» и «вчера». С этим словарным запасом отчаянная Анька и прибыла к немецкому чиновнику просить работу. Вечером она отчиталась о своем походе Ольке.

– Сказали прийти завтра.

– Это хороший знак, – заключила Оля. – значит, что-то подыскивают, решают, а не отправили сразу же домой.

На следующий день история повторилась, как по одному и тому же сценарию.

– Как прошло все? – спросила Оля

– Сказали прийти завтра.

– Это хороший знак, – автоматически повторила Оля, но в голосе звучало сомнение.

Когда на третий день Анька пришла с той же новостью, Олька засомневалась всерьез и заявила, что завтра она не работает и пойдет вместе с Анькой.

И вот, когда они зашли в кабинет и с порога услышали слово «Morgen!», Анька как воспитанный человек сразу же развернулась и собралась уходить.

– Ты куда? – изумилась подруга.

– Так он же сказал «Morgen!», это означает завтра. – продемонстрировала свои глубокие познания в немецком Анька.

– Какая жеты балда! «Morgen!» – это сокращенное от «Guten Morgen!», что означает «Доброе утро!»

После этого случая мы иногда называем ее Фросей – был во времена нашего детства такой фильм «Приходите завтра» про девушку Фросю Бурлаковой из провинции, которая все так ходила и ходила, как Анька…

Для полноты картины скажу, что Аньке все-таки дали работу по специальности именно по этой программе, видимо она приглянулась чиновнику своей непосредственностью и интеллигентностью.


12


К адвокату мне пришлось идти одной. Я так надеялась, что Максим приедет, он мог бы поддержать меня. Ну что ж, я давно привыкла все вопросы решать самостоятельно. То, что я услышала, превзошло все мои ожидания.

Семь лет назад я с Игорем ездила в Мюнхен. У него там была какая-то важная встреча, а я поехала просто прошвырнуться. Мне предстояло ждать его часа три, и я забрела в книжный магазин. Там мое внимание привлекла книжка с интригующим названием «Бразильский синдром русского эмигранта». Книга была переведена с английского языка на немецкий, но меня, как Вы понимаете, заинтересовала тема русской эмиграции. Я полистала книгу и уже хотела положить ее обратно на полку, когда мое внимание привлекло описание одного эпизода. Я с замиранием сердца прочла историю, рассказанную мне еще в детстве моей мамой.

В далекие двадцатые годы моя бабушка жила вместе со своими родителями и младшей сестрой. Когда вся семья, вдоволь натерпевшаяся ужасов тех лет, и, отчасти предчувствуя грядущие катаклизмы, собралась уезжать за границу, младшая дочь наотрез отказалась ехать вместе со всеми. Она собиралась замуж, а все остальное ее не интересовало. Родители подумали, подумали и решили ехать без младшей дочери в расчете на то, что потом она приедет к ним вместе с мужем. Что мешало моим родным дождаться свадьбы, я не знаю. Известно мне только, что в ночь перед отъездом младшая сестричка закатила истерику и заявила, что поссорилась с женихом, прошла любовь, и она хочет ехать вместе со всеми. Родители в отчаянии не знали, как им поступить, ведь на их младшую дочь не был даже оформлен заграничный паспорт. Проблему решила старшая сестра – моя будущая бабушка.

– Я отдам тебе свой паспорт, – сказала она сестре, уверив всех, что все сама оформит и вскоре приедет к ним.

Утром с причала, откуда уезжали родные, они возвращались вдвоем, она и бывший жених ее сестры. Несмотря на ссору, он прибежал на причал.

– Ну, что ж, Феня, раз уж так случилось, что ты моя невеста, давай мы с тобой поженимся, – произнес, робея, мой будущий дедушка, как только пароход скрылся за горизонтом.

Думаю, они оба этого хотели – остаться вдвоем. А уехать влюбленные просто-напросто не успели, вместе прошли через все испытания, пережили НЭП и утрату нажитого имущества, смерть сына, войну, а от родственников они получили два или три письма, знали, что у они благополучно добрались, успели сообщить о своей женитьбе, а потом родственники, конечно, потерялись, как и их письма.

И вот, спустя столько лет, в Мюнхене, в книжном магазине я читаю эту же историю, но уже рассказанную от лица тех, кто уплыл на том пароходе. Все это могло произойти со множеством других людей, автор мог ее выдумать. Но совпадало все, начиная от самих событий и кончая именами и местом и временем отплытия парохода. Можете себе представить, как я хотела скорее добраться до дома, с каким трепетом я прочла эту книгу. И хоть книга была художественная, я не сомневалась, что ее написал мой родственник. Я знала уже тогда, что найду его, сожалела только, что мама не дожила. Она всю жизнь чувствовала себя одинокой, потому что у нее не было никаких близких родственников, брат погиб, а о поисках двоюродных братьев или сестер она и не помышляла.

Найти автора этого романа не представляло никакого труда. Как их занесло в Бразилию, они рассказали мне при встрече. Оказалось, что у меня есть дядя, он же писатель, сын той уехавшей сестры моей бабушки, а у него два сына и дочь, все немного моложе меня. Мы встретились с ними на нейтральной территории, вместе поехали отдыхать в Италию. Они были, так же, как и я, очень рады нашей встрече, рассказывали о своих тщетных попытках разыскать родственников. Но это была наша единственная встреча. Мы с ними иногда перезванивались, но особой близости не произошло, да и не могло быть. Ведь даже праздники, с которыми мы друг друга по старомодному обычаю поздравляли, у нас тоже не совпадали. В прошлом месяце умер мой дядя, я послала цветы и соболезнование…

И каково же было мое удивление, когда адвокат сообщил, что дядя оставил мне в наследство дом на берегу моря! На фоне всех событий, произошедших со мной в последнее время, это было самым ярким, необъяснимым и невероятным! Придя домой, я с необычным волнением набрала номер телефона своего троюродного брата. Я думала, что наткнусь на стену недовольства, но он был очень мил в разговоре со мной. Конечно, он скорбел по недавно ушедшему отцу, но старался быть любезным. Я пыталась объяснить ему, что не претендую на это наследство. На что брат сообщил мне, чтобы я губу сильно не раскатывала, все ценное отец завещал, естественно, им, а этот маленький домик вовсе и не домик, а просто дача, хоть и на берегу.

– Так что можешь спать спокойно, кузина, – заключил он. – Нас отец не обделил. Он хотел оставить после себя память и тем близким, кого никогда не знал и всю жизнь мечтал найти, и смог позаботиться о тебе хотя бы после смерти. Я не думаю, что ты будешь приезжать сюда на отдых. Хотя пару недель пожить в этом доме вполне можно. Поплавать, понырять и пожить вдали от цивилизации. Вряд ли ты видела где-нибудь такую красоту! Это уголок первозданной природы! Но там достаточно дикое место, хотя и очень красивое! Мы туда никогда бы не поехали, разве что приедем к тебе в гости. А, если захочешь продать, много ты за этот дом не получишь, но все же какие-то деньги, тоже не плохо.

Мне трудно было пережить все эти потрясения последних месяцев. Спасала работа, там я чувствовала себя хорошо. Я с нетерпением ждала командировку в Москву.

Максим так и не появился, а Игорь приехал, пытался остановиться у меня, но я была стойкой. С одной стороны стойкой, с другой стороны я и не хотела этого вообще. Поистине, лекарство от любви – новая любовь. Игорь рассказал, что с женой у него очень плохие отношения, она оказалась настоящей стервой. Он постоянно искал сочувствия, живописал мне все свои мучения с этой женщиной. Я слушала вполуха, утомленная его жалобами.

– Представляешь, – доверительно сообщил он мне, – с ее бывшим мужем случилась беда, он заболел тяжелой неизлечимой болезнью, и она, вместо того, чтобы жалеть человека, высказала следующую мысль: «Как хорошо, что я с ним рассталась! Иначе я должна была бы сейчас за ним ухаживать или бросить больного человека, а так меня никто не осудит». Я спросил ее, бросит ли она меня, если я заболею? В общем, я с ней расстался. Ты была права, нужно жениться на хороших, а не на красивых!


13


Мое пребывание в Москве в составе группы из Дойче банка было совсем невеселым. Я все время порывалась позвонить Максиму, даже один раз набрала его номер, но он не подошел к телефону. Встречи, которые нам назначали, не состоялись по халатности или по забывчивости российских партнеров. Мне было стыдно перед коллегами, я пыталась как-то оправдаться, а наши партнеры даже и не думали о том, что нужно извиниться за опоздание. Я часто пользовалась метро, чтобы не задерживаться в пробке…

И вот моя бестолковая поездка позади, наконец-то я вернулась домой!

На Берлин обрушилась осень со всеми ее сомнительными прелестями – дождем, сыростью, мокрыми зонтиками, утренними туманами… Но сквозь завесу дождя так заманчиво сияют неоновые огни рекламы, уютно светятся окна домов, с немецкой тщательностью занавешенные разнообразными шторками и жалюзи…Честно говоря, я люблю Берлин в любое время года и дождь – не помеха… В этом городе как-то по-новому начинаешь понимать фразу «у природы нет плохой погоды».

Я любуюсь и тем, как украшен Берлин на рождество. Нет, это не сверкающий роскошной мишурой Нью Йорк, и не Лондон с какой-то изощренной, но чопорной и холодной изысканностью. Берлин доброжелателен и спокоен, как зрелая красавица, хорошо знающая себе цену и не стремящаяся пускать пыль в глаза… Берлин носит брильянты и жемчуга с достоинством, не кичась и не смущаясь. Жаль только, что в это время редко выпадает снег. Лишь в середине января начинаются снегопады, и тогда наступает ощущение вселенской катастрофы, ведь у немцев все по плану, а снег непременно нарушает всяческие планы и графики своим гололедом, своей необходимостью разгребать машину, срочно доставать из шкафов теплые перчатки и шерстяные носки… Но, надо сказать, что берлинцы с достоинством выходят из этой битвы со стихией. Еще до того, как проснутся самые ранние жители, в эту битву вступают работники коммунальных служб. И снег успевают разгрести еще до того, как я выезжаю на своей маленькой и потому удобной для парковки машине.

Берлин нравится мне своей умеренной многолюдностью. В других городах Германии людей порой можно увидеть только на улице, где запрещено автомобильное движение, на так называемой, пешеходной зоне. Там обычно сосредоточены основные магазины, там и прогуливаются праздные бюргеры, всегда бодрые турецкие жены, постоянно готовые ринуться в зал с халявной распродажей, а также наши соотечественники, в отличие от турчанок жаждущие самых дорогих и престижных товаров. Многие немецкие города в своей центральной части скроены примерно по одной схеме. От железнодорожного вокзала отходит улица, ведущая, как правило, к этой пешеходной зоне. В Берлине все по-другому.

Недаром говорят, Нью Йорк – это не Америка, Москва – не Россия, Париж – не Франция, а Берлин – не Германия. Нет, конечно, большинство людей говорят по-немецки и в учреждениях немецкий – основной язык. Но нередко, особенно когда Анька с Наташей берут меня, как на экскурсию, в дорогие магазины, чтобы посоветоваться о покупке платья или очередной пары сапог, мне кажется, что я не в Германии, а в какой-то присоединенной к России или, наоборот, отсоединенной от нее республике, как, например, Украина или Белоруссия. Хотя там официальным языком считается национальный, основная масса населения свободно владеет и по преимуществу объясняется по-русски. В берлинских магазинах всегда есть русскоговорящие продавцы, а уж о покупателях, которые делают основную выручку, и говорить не приходится. Их причуды и неожиданная щедрость часто становятся притчей во языцех! Помню, меня попросили в очередной раз помочь при медицинском обследовании семейной паре с Кавказа. Вечером супруги попросили меня пойти с ними в ресторан, поскольку боялись, что не смогут объясниться с официантом. Когда принесли счет – 145 евро, они заплатили 200! Я пыталась объяснить щедрым кавказцам, что, если они дадут на чай 15 евро, это будет уже много, но мои подопечные сделали так, как они хотели. Я думаю, удивленный официант надолго запомнил этих клиентов. Надо сказать, что мне эти приятные люди тоже подарили серьезный подарок – часы Картье…

Я завтракала на балконе и думала, как хорошо, что после дождливых и холодных дней в Берлин опять пришли теплые дни. Здесь, в Германии эту пору называют «летом пожилых женщин», почти также, как у нас – «бабьим летом». Интересно все-таки, почему в Америке это пора – «индейское лето» (помните, еще была такая популярная песня Джо Дассена?)? Неужели во всех этих эпитетах намек на какую-то обездоленность, ущербность? Что-то типа «последней надежды»? Не знаю, мне всегда нравилось это время. А сейчас, благодаря бабьему лету, я могу еще какое-то время провести на свежем воздухе и порассуждать об этом умеренном мегаполисе и обо мне в нем.

Любуясь желто-багряными кустами растений, обвивающих беседку, в которой спрятаны мусорные баки, я думала, что это кладбище отходов спокойной, а порой кипучей жизни близлежащих домов, попросту помойка – самое красивое место в нашем дворе. Если Рождество одевает Берлин в наряд сказочной принцессы, то осень наполняет его сочными красками цветущей красавицы из реальной жизни… Сколько оттенков желтого и красного в осенней листве! А как преображает осенняя палитра зеленый и коричневый цвета! Берлинские парки, такие сдержанные в другие поры года, становятся похожи на огромные костры или пышные восточные шатры.

Я смотрела на осенний город и мне казалось, что все эти красивые картинки осени напоминают мне о чем-то очень приятном. Я напрягла память и вспомнила, что именно такими золотыми осенними днями мы отмечали когда-то дни рождения Игоря. Я всегда старалась соорудить для него праздник, а он радовался, как ребенок. Игорь очень ревностно относился к тому, кто первый его поздравил, а кто, не дай Б-г, забыл… Ой, какое сегодня число?! Это ужасно, но его день рождения был вчера, а я забыла!!! Я хоть и не звоню Игорю никогда с тех пор, как он женился, с этим днем все-таки поздравляю, это святое! Можно послать «смс», есть интернет, да и позвонить по этому поводу могу…

Я не знала огорчаться мне или радоваться, но, похоже, я освободилась от этой любовной зависимости, вырвалась из клетки собственной страсти… Пусть я перестала любить Игоря, но обижать его не хотелось в любом случае.

С большой опаской я все-таки набрала его номер телефона …534

– Повинную голову меч не сечет? – спросила я слегка виноватым, но уверенным голосом.

Игорь же, не подтверждая моих опасений, отвечал на редкость спокойно и даже дал понять, что не обижается. Но в его ответе я почувствовала грусть и даже какой-то надлом.

– Что с тобой? – спросила я в порыве нахлынувшей на меня нежности. Я давно не испытывала к этому мужчине подобного чувства.

– Понимаешь, моя жена не захотела забирать сюда ребенка, а я был не против…

– Какого ребенка? – удивилась я.

– Как какого? Неужели я тебе не рассказывал? Они с бывшим мужем удочерили девочку, а потом моя жена их оставила и уехала ко мне. И надо же, такая внезапная болезнь – а ведь он же еще не старый… Конечно, мужчине одному тяжело с ребенком справляться, тем более нездоровому… Девочка же еще маленькая…

– Как зовут девочку? – с замиранием сердца спросила я

– Алиса. Разве ты ничего не знаешь?

– А мужа Максим? – я уже знала, что ответ будет положительный. Как все-таки парадоксален бывает язык! «Положительный» – такое хорошее слово. А ведь иногда оно означает несчастье, крах, беду…

Поспешно завершив разговор, я почувствовала сильнейшее волнение, переходящее в панический страх. «Вот почему, – думала я, – он тогда случайно попал ко мне. Наши с Игорем телефоны были приобретены одновременно, и номера отличались лишь одной цифрой в конце: у него 6, у меня 9. Потом на новом месте работы он получил корпоративный автомобиль, мобильный телефон и соответственно новый номер. Куда подевался старый, я не интересовалась. Без сомненья, он отдал его своей жене. Вот Максим и ошибся, набирая ее номер, на одну цифру». Зачем я так тщательно обдумывала эту мысль, не знаю. Но я вдруг четко осознала, что, цветная сказочная мозаика, окружавшая меня в последнее время, оказалась обычной игрушкой и начала осыпаться…

Я тут же набрала номер Максима, но, как и прежде, никто мне не ответил. Мне показалось, что давление у меня поднялось до трехсот, а температура до сорока. «Наверное, это просто приливы!» – малодушно попыталась я себя успокоить, но запаниковала еще больше и бросалась из угла в угол.

К кому обратиться за помощью? Муж! Он хоть и бывший, но утверждает, что мы с ним друзья. Кто, как ни он, расскажет, как ведет себя мужчина в сложной ситуации, а может и подскажет, что мне делать в таких обстоятельствах?

– Скажи, как бы ты себя повел, если бы узнал, что тяжело болен, возможно даже неизлечимо, – после короткого приветствия обратилась к нему я.

– Я бы попытался дописать докторскую диссертацию!

– Алло! Ты сам-то слышишь, что говоришь? Какая диссертация? Мы с тобой без малого 20 лет живем вдали от нашей прошлой жизни, вдали от всех диссертаций!

– Да. Но это то единственное, что в этой жизни я делал хорошо. Делать деньги и делать дело – это не одно и тоже. Я считаю, что только тот, кто здесь продолжает дело, начатое там, может быть признан состоявшимся как личность. А все остальное – это просто умение обеспечить себя и свою семью. Дурное дело – не хитрое. Отправлять запчасти для машин – это ли большая наука? Знаешь, а может быть я решил бы написать книгу.

– Какую еще книгу? – я была приятно удивлена.

– О нашей жизни, о нашей эмиграции, о моем детстве. Хорошо бы, чтобы наши внуки это почитали, хотя я не уверен, что им это вообще было бы интересно.

– Послушай, – перебила его я, – прости, что не готова сегодня дискутировать с тобой по этому поводу. У меня действительно проблема.

Я вкратце поведала ему то, что меня волновало и почувствовала, что беседа с ним меня немного успокоила.

– Приезжай ко мне, позвонишь от меня, мой телефон не определяется определителем номера, и твой Максим не увидит даже, что звонят из Германии. Посмотрим на его реакцию.

Дома у мужа я не была с тех пор, как он ушел от меня, до этого я там бывала с ним вместе у моей тогдашней приятельницы, которая потом стала его женой. Отказавшись от чая, предложенного ею, я вышла в другую комнату, закрыла за собой дверь, позвонила.

– Слушаю! – когда раздались первые звуки знакомого голоса, я поняла, что не слышала его целую вечность!

Но в ответ на мое сдавленное от волнения «Алло!» он бросил трубку! Я как будто с разбега ударилась о каменную стену… Не знаю, как бы я собирала собственные осколки, но запас деликатности у моего бывшего мужа, в настоящий момент друга, отца моей дочери и деда моего внука к тому моменту истек, он ворвался в комнату с пузырьком сердечных капель в одной руке и бутылкой шампанского в другой… Что и говорить, мне в тот момент не могло помочь ни одно, ни другое –я поняла, что надо лететь в Москву.

Легко сказать «лететь» … Хотя мне не нужна виза (у меня двойное гражданство и есть украинский паспорт) и рейсы на Москву отправляются достаточно часто, я все-таки готова была воскликнуть вместе со злосчастной купеческой дочкой Катериной: «Отчего люди не летают, так как птицы!» Прежде всего, мне нужно было отпроситься с работы. Я позвонила Гюнтеру и сказала, что речь идет о жизни и смерти в прямом смысле слова. Гюнтер, хоть и удивился, но пообещал поговорить с шефом и помочь отменить мои занятия на следующей неделе. Накачавшись капель, шампанского и чая (они все-таки уговорили меня все это употребить) муж отвез меня домой. На завтра я пришла на работу. Мой добрый гений Гюнтер свое обещание сдержал, и шеф разрешил взять неделю отпуска. Могу только догадываться, что объяснял по моему поводу Гюнтер, но шеф искоса поглядывал на меня с плохо скрываемым любопытством.

По дороге в аэропорт я заехала в магазин игрушек. Трудно объяснить, что привело меня в это царство кукол, но я побродила по магазину… Тискала мягких медвежат, гладила пушистых котят, подергала за уши гигантского розового кролика, полюбовалась куклами… А потом купила одну красавицу в изумрудном платье, с зелеными глазами и белокурыми кудряшками. Зачем? Тогда я не думала, зачем. Мне показалось, она смутно напоминает кого-то…

Я не представляла себе ясно, что же буду делать в Москве, и с чем мне предстоит столкнуться. На все про все у меня есть неделя, я должна успеть. Меня мало интересовал полет, я тупо смотрела в иллюминатор, на какое-то время даже заснула… Очнулась в Шереметьево, как-то прошла все формальности и взяла такси.

Я приехала к Максиму домой. Он был в ужасном состоянии. Сдержанный, воспитанный, остроумный человек куда-то исчез. Передо мной был нервный, замкнутый, неряшливый тип. Сердце сжалось, когда я увидела его таким.

– Привет! – сказал он мне, пытаясь казаться развязным. – Вообще-то ты зря приехала, зря потратилась на билет… – заявил он мне, не приглашая войти. Он отстранился, почти отшатнулся, когда я попыталась… Нет, не обнять, просто протянуть ему руку…

– Может быть, все-таки разрешишь войти? – я решилась не сдаваться, пытаясь изобразить из себя этакую бойкую оптимистку… Я пыталась растянуть губы в улыбке, а самой хотелось плакать.

– Ну проходи… – без энтузиазма сказал Максим. Его взгляд, такой теплый прежде, был ледяным. Но мне казалось, что за льдом таится отчаяние.

– Я все знаю! Знаю, что ты болен! – собравшись с силами, выдохнула я. – Но неизлечимых болезней нет!

– Так говорят все здоровые, пока не заболеют! – Максим зло усмехнулся.

– Между прочим, моя болезнь заразная! Так что держись от меня подальше!

Некоторое время мы просто молча смотрели друг на друга. Вернее, это я смотрела на Максима, а он отводил глаза. Он был сейчас похож на больного, загнанного зверя…

И тут в прихожую вышла девочка. Малышка сразу меня узнала и поздоровалась. Я обняла ее. Стараясь говорить спокойно, спросила:

– Ну, как вы тут живете?

Алиса начала без умолку тараторить, рассказывать свои детские новости – у соседей живет щенок, такса, похожая на пирожок на ножках…

– Папа, правда, она похожа на пирожок? – Алиса взяла Максима за руку. Мне показалось, что ее беззаботная болтовня – это всего лишь способ победить папину беду. Сколько таких часов они провели вместе – щебечущая малышка и отчаявшийся мужчина, мысленно простившийся с будущим? «Нет! – решила я в эту минуту. – Я не уберусь из твоей жизни, милый мой Максим, даже если ты меня будешь выгонять! Я должна остаться и сделать все, что только в моих силах – ради тебя, ради этой девочки, да и ради самой себя!»

В этот момент я вспомнила о кукле, которую привезла из Берлина. Конечно же, это был подарок Алисе! Я кинулась распаковывать сумку.

– Посмотри, она приехала к тебе из Берлина! Помнишь, как я катала вас с папой на машинке?

Девочка и вправду обрадовалась. Она сразу обняла новую подружку и закружилась с ней по комнате. Я сейчас только обратила внимание, что у них обеих шикарные золотистые кудряшки… Так вот кого напомнила мне эта кукла!

Максим не мог больше оставаться каменным истуканом. Мне показалось, что он немного смягчился. Мы начали болтать, пытаясь изобразить непринужденность хотя бы ради ребенка.

– Ты когда-нибудь представляла, что можно произнести слова «жизнь кончилась» не в переносном, а в прямом смысле слова? – спросил Максим, а я была счастлива, что он хоть не молчит.

– Врач сказал, что у меня какой-то нехороший вирус, что-то связанное с печенью. Я заразился у дантиста – такое здесь встречается очень часто. Проявлений болезни пока нет – только депрессия. Но мне кажется, – он понизил голос, чтобы Алиса не услышала, – что я могу умереть в любую минуту… Поэтому я перестал заниматься делами, никуда не хожу, ни с кем не общаюсь… Иногда болезнь обнаруживают только после смерти больного, – он явно повторил где-то вычитанную фразу. – Я прочел в Интернете всё о неизлечимости этой болезни!

– Интернет – это еще не истина в конечной инстанции!

– Знаешь, мой лечащий врач делает такое загадочное лицо, когда я к нему прихожу на прием, все хочет переговорить с моими близкими, так обычно разговаривают со смертельно больными. А близких у меня нет. Вот он и не знает, кому сообщить об этом.

– Извини меня, пожалуйста, но ты – осел! При чем тут загадочное лицо? В общем так. Завтра мы идем с тобой к врачу, ты представляешь меня, как близкую родственницу. Послушаем, что он мне скажет.

Я позвонила Наташе.

– Так, подруга. – Наташа, как всегда, была собрана и деловита, особенно, когда дело касалось болезни и всего того, что связано с медициной. – Завтра же идешь к врачу, говоришь, что ты близкая родственница и одновременно возглавляешь фирму по приему больных на лечение в Германии.

– Какая фирма, Наташа, ку-ку! С кем ты сейчас говоришь? Я – Аня и работаю в банке, обучаю пользованию компьютерными программами!

– Это ты – ку-ку! Я знаю, кем и где ты работаешь. Дослушай до конца. Итак, ты возглавляешь фирму по приему больных на лечение в Германии. У тебя есть в подчинении четыре врача, крупные специалисты, все кандидаты, а один даже доктор медицинских наук. Пусть этот эскулап дает тебе выписку из истории болезни, эпикриз называется, а ты при нем позвонишь одной из своих подчиненных, она решит вопрос, где и кто будет лечить его пациента. Главное, будь очень строгой и убедительной.

– Зачем все это? – я почувствовала себя тупицей.

– Ты же знаешь, врачи, как и все люди, хотят жить. Может быть, этот врач наводит страху, чтобы содрать побольше денег с твоего Максима. А узнает, что он не единственный, кто ставит ему диагноз, может быть скажет правду. Да, чуть не забыла. Я уже позвонила Лене, она на завтра сделает тебе визитные карточки для пущей важности.

Мне показалось, что этот разговор успокоил не только меня, но и Максим начал более щедро ронять слова и даже подобие прежней улыбки промелькнуло по его лицу.

Врач и вправду был каким-то странным. Явно что-то недоговаривал. Но выписку из истории болезни дал, при этом ненатурально закатывал глаза, дескать, плохи ваши дела. Я ждала, что он захочет поговорить со мной наедине, как предсказывал Максим, сообщит что-то очень важное о неизлечимости болезни, но ничего подобного не произошло.

По дороге домой, сидя рядом с Максимом на заднем сидении такси, я взяла его за руку, Максим руку не отдернул, по-моему, он успокоился. И все, что я говорила ему, попадало на благотворную почву.

– Ну что, почему врач не стал со мной говорить о твоей болезни? Ты же подозревал, что он должен сообщить мне роковую новость.

– Знаешь, твоя Наташа правильно тебе подсказала назваться представителем медицинской фирмы. Он сегодня как-то иначе себя вел.

– Послушай, я сейчас же из дому отправлю Наташе по факсу историю болезни, и мы с тобой подождем ее ответа, и затем будем делать выводы. Знаешь, моя мама говорила, что главное – поставить правильный диагноз, узнать «врага в лицо»! А потом думать, как с этим врагом бороться.

Дома у Максима я начала машинально мыть посуду, скопившуюся примерно за три дня и вытирать пыль. Дома я никогда не отличалась таким рвением к порядку, но здесь, с одной стороны, надо было чем-то занять руки, а с другой – мне хотелось что-то сделать для моего друга. Вытирая пыль в книжном шкафу, я наткнулась на собрание сочинений Стефана Цвейга. Подумалось, что этот писатель мне зачем-то нужен именно сейчас. И вдруг вспомнила! Я же недавно перечитывала его роман «Нетерпение сердца», там точно есть что-то важное для меня и особенно для Максима. Бросив тряпку, я судорожно начала искать и очень быстро нашла то, что мне было нужно. Я позвала Максима и, перескакивая с одной строчки на другую, боясь, что он откажется слушать, прочла выдержку из романа.

«Я не признаю неизлечимых болезней. Я принципиально никого и ничего не считаю безнадежным и никому не удастся когда-либо вырвать у меня слово "неизлечимо". Самое большее, что я скажу даже в безнадежном случае, так это то, что болезнь пока еще неизлечима, то есть современная медицина пока еще бессильна помочь…

Двадцать два года назад, когда я был студентом второго курса, неожиданно заболел мой отец. Этот человек, которого я глубоко любил и уважал, всегда отличался крепким здоровьем и неутомимой энергией. И вот врачи определили у него диабет, одно из самых страшных и коварных заболеваний… Вы можете себе представить, как я, будущий врач, бегал тогда от одного специалиста к другому и тщательно изучал всю литературу, старую и новейшую. Но повсюду я наталкивался на один и тот же ответ, на одно и то же невыносимое слово – неизлечимо, неизлечимо. С тех пор я возненавидел это слово. Отец умер за три месяца до того, как я получил диплом.

А теперь слушайте внимательно: несколько дней назад на заседании медицинского общества один из наших крупнейших фармакологов сообщил, что в Америке и некоторых других странах весьма успешно проводятся опыты по получению экстракта поджелудочной железы для лечения диабета; он утверждал, что в ближайшие десять лет с сахарной болезнью разделаются навсегда. Теперь вы понимаете, как меня ожесточил тогда приговор "неизлечимо", ибо днем и ночью я думал только об одном: найдется, обязательно найдется спасительное лекарство, кому-то удастся отыскать его, быть может, и мне. Нашлось же средство против сифилиса, а ведь в ту пору, когда я поступал в университет, нам, студентам, в специальной брошюре внушали, что это заболевание неизлечимо. Значит, Ницше, Шуман, Шуберт и многие другие умерли не от "неизлечимой" болезни, а от болезни, которую тогда еще не умели лечить, – их смерть, можно сказать, была вдвойне преждевременной. Каждый день наука открывает что-нибудь новое, неожиданное, фантастическое, то, что еще вчера казалось немыслимым! Все возможно, даже невозможное, ибо там, где перед наукой сегодня заперты все двери, завтра может приоткрыться одна из них. Если старые методы оказываются безуспешными, надо искать новые, а где не помогает наука, там всегда еще можно надеяться на чудо. Да, да, настоящие чудеса случаются в медицине, и в наш век электричества, вопреки всякой логике и опыту, иной раз нам самим удается спровоцировать такое чудо.»

Честно говоря, я не просто утешала Максима. Я по-настоящему верю в то, что неизлечимая болезнь – всегда понятие относительное. А сейчас медицина идет вперед просто семимильными шагами, каждый день изобретают новые методы лечения и новые лекарства! Раньше самые лучшие врачи были бессильны перед множеством болезней, которые в наше время полностью излечиваются! Любой человек – неповторимая индивидуальность, и болезнь у каждого протекает по-разному. И исход тоже может быть разный, главное, не сдаваться. Ведь и сейчас науке известно еще не все, некоторые механизмы выздоровления врачи не могут объяснить, но они срабатывают. Один человек живет после «смертельного диагноза» еще долгие годы, а другой, абсолютно здоровый, гибнет в результате досадной случайности – разве мало примеров мы знаем тому и другому?

Не могу сказать, что Максим пребывал в том же состоянии, в котором я его обнаружила вчера, но ко всем моим уговорам он оставался безучастным. Я ждала звонка Наташи, и продолжала машинально вытирала пыль на полках, переставляла книги и статуэтки, потом опять начала мыть посуду в раковине. Нет, я никогда не веду себя в гостях так бесцеремонно – но я старалась, чтобы Максим не заметил моего волнения. Я обратила внимание на то, что пыли скопилось порядочно, как и грязной посуды. Вроде бы раньше Максим говорил, что к ним регулярно приходит какая-то помощница или няня. Но в доме как-то не чувствовалось женской руки.

– Максим, а вам кто-нибудь помогает? Ты рассказывал о няне? – набравшись смелости, я задала волновавший меня вопрос.

– Эту прекрасную няню я выгнал к чертовой матери! – Максим опять начал грубить. – Сначала она откуда-то разузнала про мою болезнь, потом почти поселилась здесь – то ей поздно ехать домой, то она устала… А в один прекрасный вечер, когда мне пришлось отлучиться по делу и оставить Алиску с ней, она устроила тут бардак – притащила какого-то нетрезвого типа и они распили мои коллекционные вина… Да черт с ними, с винами, – Алиска плакала, закрытая в своей комнате, когда я вернулся! – было видно, что ему давно уже хотелось выговориться на эту тему.

Так, совсем замечательно, а кто же им приносит продукты, гуляет с ребенком? Я спросила и об этом.

– Продукты я заказываю по Интернету, а гуляет Алиса на балконе – видишь, какая у нас лоджия! – балкон у них и вправду был шикарный. Он выходил в двор, летом зеленый, а сейчас весь расцвеченный осенними красками. Я вспомнила свой двор, свой балкон…

И тут позвонила Наташа.

– Я переговорила по телефону с профессором, сказала, что являюсь учредителем фирмы по приему пациентов из России на лечение, – она пару секунд помолчала, прислушалась, сообразила ли я, о какой фирме она говорит.

Удостоверившись в моей несомненной сообразительности, отчего и я загордилась, как будто получила за свой интеллект «Хрустальную сову» в «Что? Где? Когда?», она продолжила.

– Профессор считает, что надежда есть. Ситуация не настолько безысходна, как утверждают московские врачи, процент выздоравливающих пациентов достаточно высок.

Мы долго говорили с ней, сначала я, потом трубку взял Максим.

– Ты должна привезти его сюда в Берлин! Здесь проведут обследование и назначат лечение. – закончила свою речь Наташа.

После этого разговора атмосфера в доме немного разрядилась. Максим, такой вялый и безучастный после этого звонка развил бурную деятельность. Он что-то подсчитывал, ходил по комнате, что-то искал на полках (нарушив тем самым весь порядок, который я навела). Потом даже куда-то позвонил, закрывшись в дальней комнате. В это время я занялась Алисой – покормила ее, поиграла в куклы. Мне показалось, что девочка сильно переживает состояние Максима. Хотя мы с ней веселились, время от времени она становилась задумчивой, прислушивалась к его голосу за стеной. Было уже достаточно поздно, ее глазки стали сонными, и я уложила малышку спать. Максим опять стал невеселым, о чем-то думал, сидел за компьютером и просматривал какие-то сайты в Интернете. Я не решалась заговорить первой, но вот он нарушил молчание:

– Ты знаешь, пожалуй, я соглашусь на твое предложение. Опять станешь моим гидом по Берлинским больницам, – он пытался шутить. – Только не знаю, что делать с Алисой. Дело в том, что мои родственники, ну, которые могли бы присмотреть за девочкой, как-то все расклеились. У одних неотложных дел, у других проблемы со здоровьем. Дядя с женой срочно собрались в Трускавец лечить печень… – Максим печально улыбнулся.

– Но ведь мы можем взять девочку с собой!

– Маленького ребенка? Придется нанимать няньку, это еще дополнительные траты, а тут и так с деньгами… – тут он замолчал. Максим не хотел этого говорить. Но я поняла, что у него не очень хорошо с финансами.

– Да ничего страшного! – затараторила я, чтобы загладить неловкость. – Будет ходить в садик вместе с моим внуком – они ведь ровесники! Или возьмем няню – знаешь, сколько в Берлине девушек из Литвы? Они и по-русски говорят.

Максим сказал, чтобы я не волновалась насчет денег, у него есть сбережения, вполне хватит на все обследования… «А на лечение?» – невольно подумала я. Но, в конце концов, я неплохо зарабатываю, у меня тоже есть небольшие сбережения. А еще и наследство – дом в Бразилии ведь тоже стоит денег!

У Максима была многоразовая виза, поэтому нам удалось улететь через два дня.

Не стану рассказывать, как мы добирались до Берлина. Дорожные хлопоты всегда отвлекают от грустных мыслей. Город встретил нас во всей красе. Оказалось, что Максим никогда не был здесь осенью. Алиса продолжала радовать своим покладистым характером. Девочка не капризничала, словно понимала, что взрослые заняты серьезными проблемами.

Максима положили в клинику на обследование, а я провела остаток отпуска, устраивая Алису в садик. Удивительно, как быстро она подружилась с моим внуком. Хотя, казалось бы, они такие разные. Мой внук очень подвижный, шустрый малыш, ни минуты не сидит на месте. Но дети понравились друг другу и уже через полчаса после знакомства играли вместе.

Признаюсь, я была немного растеряна. Представьте себе, в мои-то годы оказаться с маленьким ребенком на руках и любимым мужчиной на больничной койке… Максим вернулся из больницы в смятенных чувствах.

С одной стороны, он был полон оптимизма – выздоровление возможно! Максим снова поверил, что будет жить! Но лишь только доктор назвал конкретную сумму, которую придется выложить за лечение – все надежды начали таять на глазах. Максим опять помрачнел, хоть и пытался изобразить улыбку одними губами. В кабинете у врача мы оба улыбались, но я понимала, что в машине закачу Максиму скандал.

Какое это наслаждение – скандалить с любимым мужчиной! Особый кайф от того, что знаешь – после этой «бури» нас обязательно ждет «штиль» – безоблачные счастливые дни! Как давно я не ругалась с любимым мужчиной!

Последний раз что-то похожее было с Игорем, но это касалось его женитьбы. И тогда примирение было невозможно, я очень переживала и была в отчаянье. И только сейчас до меня дошло, что женитьба эта на самом деле была для меня не бедой, а благом. Ведь Игорь женился на бывшей жене Максима, вот пусть сам теперь и мучается с ней.

Я не понимаю ее поступка, не представляю, как можно было уйти от такого мужчины. Какие все-таки дуры бабы! Ну ничего, доживет до моих лет – поймет, кого нужно бросать, а за кого замуж выходить, с годами приходит опыт.

– Почему вы, мужчины, такие пессимисты? – бесновалась я, сидя за рулем машины. – Представь себе, еще неделю назад ты сходил с ума от отчаяния! Ты метался в четырех стенах и не видел выхода! А теперь нужно только набраться терпения и лечиться! А деньги – деньги мы найдем! И вообще, я вполне могу себе позволить одолжить тебе несколько десятков тысяч! У меня дом в Бразилии и хорошо оплачиваемая работа!

«Вот это да! – я поймала себя на неожиданно смелой мысли. – Дом в Бразилии, работа, возлюбленный! Неужели это все происходит со мной?»

Но по-настоящему поругаться нам не удалось. Максим просто чмокнул меня в щеку, и конфликт был исчерпан.

      Вечером позвонила Анька:

– Мы завтра собираемся. У тебя нет никаких неотложных дел? Мы решили с тобой разобраться!

– Что ты имеешь в виду? Что я не так сделала? – я забеспокоилась, может быть в моих заботах я что-то пропустила? Я могу забыть поздравить кого-то с днем рождения, потом люди на меня обижаются, вот в этом году даже забыла о дне рождения Игоря. Да, об этом я уже рассказывала. Анька, например, часто в день своего рождения звонит мне утром и говорит: «Подруга, не забудь сегодня меня поздравить».

– Все нормально, – успокоила она меня, – просто накопилось много вопросов к тебе, пока ты занималась благотворительностью.

– Я не хочу разговаривать об этом и ни о какой благотворительности речи нет. Если ты не понимаешь, что я его просто люблю, то мне ни с тобой, ни с кем-либо другим разговаривать не хочется.

Надо отметить, что Наташа из соображений врачебной этики никого не посвящала в подробности болезни Максима.

– Не обижайся, я опять спорола «косяк», у нас к тебе просто важный разговор. Можешь оставить свое новое семейство сегодня вечером? Мы собираемся у Наташи.

Максима как-то не очень обрадовала перспектива провести вечер без меня, Алиса даже немного всплакнула, но взяла себя в руки и сказала:

– Только пообещай, что когда придешь, поцелуешь меня.

Я растрогалась и даже хотела остаться, но Максим велел мне ехать.


Чуть ли не на пороге Оля задала мне вопрос:

– Лечение стоит дорого? Кто будет платить?

– Какая мне разница, сколько стоит лечение? – огрызнулась я вместо того, чтобы расплакаться. – Можете вы понять, что жизнь даже не очень близкого человека стоит дороже любых денег? А тем более, что его я люблю.

– Чего ты злишься? – Олька не унималась. – Ты можешь просто без истерик ответить на вопрос?

Я взяла себя в руки и попыталась говорить спокойно:

– 1000 евро в неделю – это уколы! Прибавить к этому нужно консультации профессора, анализы, пребывание в больнице. Лечение продлится не меньше года, а может быть и дольше, никто не знает точно.

– Плюс детский садик, няня, да и он не святым духом питается. – Оля не унималась. – И где мы возьмем на все это деньги?

– Я могу отказаться от уколов для похудения в его пользу, – обрадовалась Анька. – На фиг мне эти уколы? Все равно не помогают, только ездить через день к врачу, ждать, пока тебя примут. И вообще, я так внимательно на себя сегодня посмотрела и решила, что у меня прекрасная фигура, попа поправилась, но мне это идет. А если еще за эти деньги можно человека вылечить и подругу при этом сделать счастливой, я и больше, чем 200 евро в неделю дам. Я же тебе объясняла, что, если не одной суммой, а раз в неделю платить– это незаметно.

– У меня тоже есть тысяч 10, которые я тебе могу одолжить на любой срок, – поддержала ее Олька, – мы собирались покупать новую машину, хотели заплатить эти 10 тысяч в счет первого взноса, ну так купим полностью в кредит, не проблема.

– А остальное все я добавлю – подытожила Наташа. – Ну не будешь же ты из-за этого продавать дом в Бразилии, тем более что мы все уже туда навострили лыжи, будем ездить по очереди.

Я была растрогана и потрясена.

– Девочки, простите! Я-то думала, что вы сейчас будете нападать на меня за то, что я помогаю чужому человеку, думала, вы будете меня отговаривать давать ему денег, уже даже приготовила аргументы для возражений, а вы даже не дали мне высказаться.

– Давай высказывайся! – разрешила Олька. – Что ты там заранее заготовила?

– Я думала, вы будете подозревать, что он альфонс, и я приготовила самый веский и мудрый аргумент, который слышала за всю жизнь. – я посмотрела на Аньку, поймет ли она о чем я?

– Ты хотела процитировать свою бабушку? – Анька поняла меня с полувзгляда.

– Да. – подхватила я ее мысль. – И уже Ольке с Наташей пояснила. – О ком бы ни шла речь, баба Соня обязательно комментировала: «Очень хороший человек!». «Мама, Вы его знаете? – возмущался ее зять. – Вы видели его 2 раза в жизни!» «Но ведь он не сделал мне ничего плохого, – отвечала она, – значит хороший!»

– Вот святая душа была, – подхватила мой рассказ Анька, – все у нее были хорошими! Сама она была неординарным человеком. – Анька решила прояснить картину остальным подругам. – Эта простая женщина своим умом и отношением к жизни дала бы форы многим философам. Баба Соня окончила 4 класса, но при этомона перечитала все книги из библиотеки Аниного отца: все 24 тома Диккенса, 20 томов Голсуорси, 18 томов Бальзака, не говоря уже о Пушкине, Лермонтове, Шолом Алейхеме и Фейхтвангере.

– Да, в этих словах была настоящая мудрость плюс опыт жестокой жизни тех лет, – философски заметила Оля, – ведь каким мужественным человеком надо было быть тогда, чтобы просто не сделать ничего плохого – не толкнуть падающего, не проголосовать на собрании «за», не донести на соседа…

– И вообще, в чем можно его подозревать, – я опять перевела разговор на проблемы Максима. – Он знал, что болен, и не отвечал на мои звонки. И в Москве выгонял меня, не хотел, чтобы я страдала…, и он не хочет моих денег. А я, я хочу только, чтобы он выжил… – я все-таки не удержалась от слез.

Домой я прибыла в очень хорошем настроении. По дороге мне опять попался чернокожий велосипедист, когда-то пославший меня «в свою Россию». Но этим вечером я готова была простить всех и вся, поэтому даже помахала ему, как старому знакомому! Он меня тоже узнал и тоже махнул рукой и улыбнулся в ответ.

Дома я прежде всего поцеловала Алису. Она спала, такая хорошенькая и беззаботная, как ангелок… Я подумала, что видеть ее сейчас – это самая большая награда за все мои страдания и переживания последних дней. Я так остро почувствовала простую истину: дети – это самое большое счастье в нашей жизни. Когда-то в молодости обстоятельства не позволяли нам заводить помногу детей – женщины тех лет должны были работать наравне с мужчинами, были проблемы с детскими садами, детскими вещами, питанием, а вот сейчас Б-г наградил меня на старости лет дочкой. Может быть, это прозвучало бы слишком смело, но я почувствовала себя сродни библейской Сарре – ведь она обрела сына уже в преклонном возрасте…

Я рассказала Максиму о том, что у нас больше нет проблем с деньгами на лечение. Он был растроган, но от денег категорически отказался.

– Финансовый вопрос мы можем закрыть, – сказал он мне, – я выставил на продажу свою квартиру. Там всего три комнаты, но она почти в центре, ты же знаешь. Так что денег хватит на все.

– Да ты не даром тезка Штирлица, Максим Максимыч! – сказала я с досадой, жалко все-таки квартиру в Москве.

Но в душе я даже радовалась. Во-первых, я оказалась права, он «хороший человек», и денег ему моих не надо. А во-вторых, это значит, что он останется жить у меня! Значит, он окончательно решил со мной сойтись!

– Ты не волнуйся. – Максим как будто прочитал мои мысли, – ты не должна приютить у себя бедного больного безработного. У меня есть еще небольшая избушка в Подмосковье. Так что если мне удастся выжить, я не останусь без крыши над головой…

Он, наверное, увидел, как я сникла от его слов о том, что он собирается бросить меня после счастливого выздоровления и добавил:

– Так что я богатый жених, и совсем не собираюсь оббирать беззащитных берлинских девушек… Так что присмотрись ко мне, как к жениху, а не как к безумной трате денег.


ЭПИЛОГ

Прошел год. И снова осень… Но сейчас для меня эта пора года уже называется весной! Нет, я не сошла с ума от череды счастливых событий, которые свалились на меня в прошлом году – обретение любимого мужчины и маленькой дочки, прекрасная работа и неожиданное наследство… Просто в данный момент я нахожусь на другой стороне нашего земного шара – в Бразилии… Нет, много диких обезьян как-то обходят мой домик стороной, но я все-таки чувствую себя иногда чем-то средним между донной Розой Д`Альвадорец и донной Флор… Хотя, в отличие от героини Жоржи Амаду, у меня один муж – и я вполне счастлива этим обстоятельством… Максим уже почти окончательно отошел от своих больничных проблем и вряд ли кто-нибудь посторонний поверит, что такой жизнерадостный молодой мужчина еще год назад готовился покинуть этот мир… Мы приехали в Бразилию месяц назад, здесь, в нашем домике у моря мы прекрасно проводим время…

И наши дети тоже с нами – наш внук и дочки Соня и Алиса.

А теперь открою Вам нашу маленькую тайну (мы это пока не афишируем) – Сонька моя беременна, ждет девочку! Неделю назад до нас добрался мой зять. Правда, вырвался он всего на две недели, потому что у него много работы в Берлине. Не поверите, но с тех пор, как заболел Максим, я как-то по-другому стала относиться и к нему. Я переживаю за его здоровье, он очень много работает. Да и зять с тех пор тоже изменился, причем в лучшую сторону, стал больше уделять внимания ребенку, Соню вообще носит на руках. А что мне еще от него может быть нужно? Что может быть важнее для матери, чем счастье ее ребенка? А еще он стал смотреть в глаза, когда разговаривает со мной, как мне это по душе! Это наводит на мысли, что ему нечего скрывать.

Акклиматизация у детей прошла хорошо, здесь теплый и мягкий климат, и мне почти никогда не бывает жарко, я же говорила, что никаких приливов у меня нет! Через неделю мы возвращаемся домой в Берлин и сюда приедут Анька с Толиком, а Наташа с Олей и мой бывший муж с его новой женой собираются посетить нашу дачу на берегу океана в следующем году.

У моих подруг тоже много приятных событий в жизни. Наташа и Оля вместе со своими мужьями отправились в круиз по Средиземному морю – представляете себе – белый лайнер, пальмы, древние крепости, портовые города… Например, вчера подруги звонили из Монако. Наташа интересуется самочувствием Максима. Она уже зарегистрировала фирму, которая будет заниматься оформлением наших бывших соотечественников на лечение. Максим даже пошутил, что согласен стать живой рекламой этой компании. Наташа сказала, что это можно воспринимать вполне серьезно. Сейчас я смотрю на волны Атлантики, рассыпающиеся у моих ног тысячами брызг, и думаю, как все-таки непредсказуема жизнь… Перебравшись в Германию, я совсем не думала, что открою для себя еще и Южное (или Западное?) полушарие. Эта экзотическая страна, переливающаяся всеми красками в многочисленных сериалах, казалась мне всегда сказочной Страной Чудес, в которую не попадают простые смертные. А сейчас я узнаю Бразилию изнутри. Здесь не только «изобилие невиданных зверей», ежегодный карнавал и вечное торжество самбы-румбы… Здесь живут люди – потомки нескольких цивилизаций, африканских рабов, португальских конквистадоров, американских индейцев и многочисленных поколений эмигрантов со всего света… У них есть свои проблемы, как и у всех людей на Земле, есть и свои праздники… Но, какое бы буйство красок и культур не окружало меня, все-таки главное – это моя семья, и, конечно же, друзья… Только на изломе пятого и шестого десятков лет, я смогла понять, какое это счастье – каждый день открывать глаза, видеть солнечный свет или пасмурное небо, ехать на работу или нежиться на пляже, готовить завтрак для любимых людей или выбирать в своем саду цветы для букета…

В моем бразильском доме висит старое зеркало в бронзовой раме… К сожалению, я не знаю его истории, но всегда радостно улыбаюсь своему отражению и не устаю повторять: «Жизнь, ты прекрасна и чертовски удивительна! И я тоже хороша, чертовски хороша сегодня!»

И знаете, что я думаю? Сорвать такой куш, как жизнь – удача, которую невозможно сравнить ни с каким самым крупным выигрышем или наследством, это покруче будет, чем любой Джек-пот, потому что вероятность родиться предельно мала, она просто стремится к нулю. Во-первых, родителям нужно сначала найти друг друга в этом огромном мире, и уже это – удача. Потом они должны захотеть родить ребенка или случайно неправильно применить контрацептивы. Затем, после наступления беременности, не передумать и не сделать аборт. И я с ужасом думаю о том, что мой папа мог бы не приехать из командировки на день раньше запланированной даты, и мама забеременела бы не в тот день, а днем позже, и тогда бы родилась не я, а моя сестра или брат, и Вам рассказали бы совсем другую историю…


Берлин, 2010