Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая [Мария Мирей] (fb2) читать онлайн

Книга 635538 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1


Влад


Пять месяцев спустя…

«…Мы с тобой играем в игры, цель игры простая – выжить,

Прячься ты, а я ищу. Я найду. Я прощу?»

Эти строки засели в голове, пока я бездумно смотрю на извивающуюся блондинку в моей квартире. Тонкое кружево летит на пол, обнажая точеные изгибы доступного тела. В глазах немое обожание, движения хорошо отточены до профессионализма. Неплохо, как для шлюхи. Хоть она себя таковой не считает. Эта девица попалась в поле моего зрения совсем недавно. Не знаю, зачем она мне, но увидев ее растрепанную и в слезах, в голове что-то щелкнуло, и вот я уже решаю ее проблемы, беру под свое крыло, а уже после, остервенело трахаю у себя в квартире.

Она напоминает мне ее. Ту, которую прогнал, и оттолкнул. Ту, без которой загибаюсь уже пятый месяц кряду. Ту, которую вижу каждую ночь во сне.

Протягиваю руку, а перед глазами совсем другой образ, такой же манящий, и до боли саднящий стоит только лишь его представить. Ни единого мгновения передышки. Ни дня не проходит без воспоминания о ней. Воспаленный мозг словно запрограммирован на нее, вспыхивая самыми яркими и беспощадными образами.

Пять месяцев. Пять бесконечных бл*дских месяцев, и в то же время призрачных, проведенных в попытках забыть, обмануть и убедить самого себя, что поступил так, как было нужно. Благородно мать его. Благородство. Все мы прикрываемся этим понятием, когда хотим прикрыть свою трусость. Прикрыться благородием намного проще, чем встать лицом к лицу своим страхам, или же просто посмотреть правде в глаза.

Я наивно полагал, что смогу контролировать свои чувства и эмоции, смогу задушить в зародыше душевные порывы, вырвать с мясом ее образ, не вспоминать ее голос и запах. Но не смог. Ни хрена не смог. Еще тогда в самом начале, кода увидел ее, в голове взорвались и закричали взбесившись все инстинкты, во весь голос , вопя, что не стоит с ней связываться, но как же! Разве я мог тогда пройти мимо своего тщеславия?

Один ее образ и взмах ресниц перевернули мой мир, один ее взгляд разбудил во мне того самого мальчишку который рискуя собственной никчемной жизнью, подставлял свою плоть под плети спасая девчонку с рыжими волосами. Только теперь мои чувства далеко не платонические, а руки и тело помнят другой аромат гладкой бархатистой кожи.

–Милый, ты сегодня где-то очень далеко. Возьми меня с собой?– томная улыбка растягивает пухлые губы.

– На колени,– коротко приказываю, стараясь не замечать, как вспыхивает свет в ее глазах, и она послушно опускается, наивно принимая мой приказ за игру. На деле же сегодня хочется жестко отыметь ее, вытрахать совсем другой образ, чистый и манящий, стереть его, подменить другими образами, затмить его, и наконец, вздохнуть свободно.

Хватаю за волосы и тяну к себе заставляя выгнуться ее дугой, отчего зад еще сильнее оттопыривается, открываясь целиком и полностью к моим услугам. Наклоняюсь к губам, немного помедлив, все же прикасаюсь к ним, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего. Ничего не происходит в душе, лишь плоть бунтует и саднит, требуя разрядки.

Отталкиваю искаженное в ярком сокрушающем желании лицо, и хватаю покрепче за бедра, давая понять, что сегодня хочу поиметь ее именно в зад. Янка томно всхлипывает, как всегда готовая на все.

Резко вхожу на всю длину, крепче насаживая на себя, отмечая похотливые стоны, прогоняя собственную брезгливость. А дальше сумасшедшая долбежка, бесконечный марафон, и призрачное облегчение в самом финале. Обессиленно опускаюсь на белоснежные мятые простыни, ожидая, когда Янка придет – таки в себя и оставит меня одного.

– Ты сегодня голодный зверь, что-то случилось? На работе проблемы?

«Ты со мной случилась!» хочется заорать ей в лицо, чтоб больше не смела лезть своими грязными липкими ручонками в мою душу, не бередить ее, и тем более не наставлять и учить жизни.

– Иди к себе – как можно ровнее выдавливаю я, считая секунды, когда она уже уберется восвояси. Может, стоит ее выкинуть? Что – то уже поднадоела она, и ее игра в примерную семью. Усмехаюсь, про себя, даже споткнулся на последнем слове. А ведь Янка и вправду себе накрутила невесть чего, звонками опять же достает все время, как ревнивая …жена.

– Мы поедем на эти выходные в Цюрих? Бабушка ждет, когда я тебя с ней познакомлю.– Садиться на любимого конька.

– Яна, мы же с тобой договорились,– начинаю заводиться я – и тем более у нас благотворительный вечер, на котором мое присутствие обязательно.

–Но ты ведь не любишь все эти сборища, Влад!

– Не люблю, верно, но совсем недавно я пришел к выводу, что законный и грамотный бизнес гораздо прибыльнее и полезней криминального, а так как я пожертвовал эту чертовую лошадь, которая обошлась мне дороже этих апартаментов, то мое присутствие на этом сборище даже не обсуждается. И давай поставим на этом точку.

– Так значит, мы летим в Нью-Йорк?

Черт. Выдыхаю, резко поднимаясь с кровати. Похоже, мозго*бства мне не избежать в ближайшие дни, и сам не понимаю, зачем киваю, соглашаюсь с ней, стараясь не смотреть в счастливое Янкино лицо.

Глава 2

Резкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть всем телом. Выругавшись, Инга устало поставила чашку с остывшим кофе на стол в своем кабинете, приветствуя нового служащего кивком головы.

– Инга Сергеевна, вас просит к себе Игорь Владимирович. Срочно,– добавляет почти шепотом.

От этого известия руки девушки тронула мелкая дрожь, и она поспешно спрятала их под стол.

В последнее время в этом заведении твориться черте что. Савко ходит злой как черт, и первые кто попадают под горячую руку хозяина, конечно же, девочки. Они уже и работать бояться. Оно и понятно, такие побои переносить изо дня в день, это вам не пряники жевать. Одни синяки сменяли другие, и тела девочек стали похожи на географические карты, такие же рельефные и расписные.

В политических верхах снова перестановка, Савко хотят лишить кормушки, и уже сняли с занимаемой высокопоставленной должности. Сейчас ему на глаза попасться, это самоубийство, но делать нечего, придется идти. Она и так отсрочила свое наказание почти на полгода.

Конечно, она прекрасно знала, зачем Савко ее вызывает на ковер. До него дошли слухи, что эта стерва слиняла, и ее след бесследно простыл. Где только ее не искали, все притоны ребята прочесали, больницы и морги. Нет ее. Как будто в воздухе растворилась.

Обреченно вздохнув, Инга направилась в кабинет к Савко, понимая, что возможно он уже определил ее участь, и она будет не самой завидной. Как Игорь Владимирович поступает с провинившимися, она знает не понаслышке. От того мороз шел по коже, и страх скручивал внутренности жгутом.

Коротко постучав, и замерев под дверью ожидая разрешения войти, Инга едва ли не с первых нот определила дальнейшую композицию развития. От того и едва не бросилась наутек, только силой воли или страха, осталась стоять под закрытой дверью. Этот психологический трюк известен всем живущим в этих стенах, именно он красноречиво говорит о том, что стоящий, как побитая собака под дверью, впал в немилость своему хозяину. Под ней можно стоять вечность, и она представляла, с каким удовольствием он купается в своем превосходстве и власти, как его мерзкие тонкие белесые губы растягиваются в жутком оскале, наслаждаясь и питаясь чужим страхом.

Наконец за дверью послышалось отрывистое и недовольное «Входи!», и девушка с опаской переступила порог его обители. Не решаясь поднять на Савко, восседающего в центре кабинета глаз, Инга продолжала топтаться на месте где- то у самой двери, пока Игорь Владимирович тихим, тусклым голосов не приказал подойти ближе.

–Ну что же ты Инга, как в гостях ей Богу! Проходи ближе, и рассказывай, как ты просрала эту шлюху?– Вроде спокойно сказал, но Инга все равно мысленно забилась в истерике.

–Игорь Владимирович, простите! Мы же всегда даем девочкам отгулы! Лина также, как и все остальные брала выходные. Я никогда не интересовалась куда она ходит, да и брала она их всего два раза.

–Я не спрашиваю, твою мать, куда таскалась эта бл*дь! Я спрашиваю, почему ее еще нет здесь?!

–Мы искали…

– Инга, – тихий шипящий оттенок заставил ее нервно сглотнуть, – Напомни мне, пожалуйста, как поживает твоя наркоманка – мать?

–Прошу вас, Игорь Владимирович! Я ее найду, из – под земли достану, клянусь!

– Вот и найди. Сроку тебе неделя. На эту девку поступил заказ, ты бестолочь, хоть из базы ее удалила, раз она пропала. Клиент уже и бабки перевел, а тут неувязочка. Короче, если через неделю девку не найдешь, я отправлю в качестве утешительного приза нашему садисту твою мамашу, и разрешу ему ее не возвращать. Пошла вон!

Глава 3

Эстер


– Чтоб его…– и со злостью швырнула початую бутылку конька стоимостью в несколько тысяч долларов в камин.– Ты заплатишь мне за все, гад, будь ты трижды проклят!!!

Боль раздирает все внутренности, и так тошно, что хочется здохнуть! Бл*ть, как же так, а? Единственный кто оставался у меня в этом поганом мире это моя старшая сестра Дилия, которая всю жизнь меня оберегала, и которую сегодня опустили в сырую и промозглую землю.

Ее машину взорвали вчера ночью, и кажется, земля улетела в пропасть вместе с чудовищной вестью, и до сих пор не вошла на свою орбиту. А утром на мейл пришло видео, на котором засняты последние минуты жизни Дилии. До сих пор в ушах эти ужасные душераздирающие предсмертные крики сестры, и безучастие на лице человека снимавшего горящий автомобиль.

Князь не прощает.

Всего три чертовых слова сказанных размеренным и монотонным голосом, словно рядом не горел заживо человек, и его крики не нарушали его еб*ную идиллию. В тот момент истерика накрыла пронизывающим вакуумом и все что я могла это истошно кричать, обливаясь жгучими слезами. Я боялась представить последние минуты Дилии, задыхалась от фантомной боли плавящейся кожи, которая наверняка слазила огромными струпьями со всего тела.

Жгучее чувство потери и одиночества рвали душу в клочья, и единственное, что оставалось делать – это залить зияющую пустоту алкоголем, чтобы не было так больно и паршиво.

Русский ублюдок будет харкать кровью, когда я до него доберусь. Сердце ему вырву и скормлю своим псам! Ненавижу, как же я его ненавижу! Даже кончики пальцев подрагивали в предвкушении ощутить его горячую плоть, болтающуюся на костях. Этой забаве ее научила сестра. Перешагнув жалость и отвращение, чужая боль возносит тебя до немыслимых высот, дает в руки мощный инструмент – безграничную власть.

Чертов Монгол, чтобы ты в гробу перевернулся, забил мне голову этими россказнями о королевских сокровищах, которые прикарманил себе русский бандит! Сама виновата! Надо же быть такой дурой, чтобы клюнуть на эти небылицы, и в алчной жадности пустить в расход этого идиота Монгола. Столько геморроя себе нажила! Питер на ушах стоит который месяц, братки делят территорию и власть, а я потеряла сестру. Дилия…

Расплата будет кровавой и жестокой.

Отчаяние вновь пронзило до самого сердца, хотя многие бы поспорили с тем фактом, что оно вообще имеется. В Сирии при упоминании сестер Марзук жители сразу перебегали на другую сторону улицы, боясь даже вслух произнести наши имена. То было особое время. Когда Дилия учила выживать среди трущоб маленький бутон, который позже превратился в цветок убийцу – такой же красивый и смертоносный.

Одинокая слеза скатилась по точеной скуле. О, Аллах, сколько же я не плакала? С самого детства, наверное. Дилия всегда отчитывала меня за любое проявление слабости. Говорила что слабакам не выжить в мире, котором правят мужчины, по крайней мере, они думают, что правят. Нет ничего страшнее хищного, изворотливого и пытливого ума красивой женщины. Красота это тот самый главный рычаг давления на всех мужчин без исключения.

Во все времена, на каждого великого полководца, императора, или царя находилась своя женщина, которая была для него точкой невозврата. Погибелью. И я стану той самой точкой для того кто лишил меня единственной сестры. Я уничтожу его, сравняю с грешной русской землей, и буду хлебать его кровь, еще горячей, наблюдая, как из его глаз медленной уходит жизнь. Я протащу его через все круги ада, заставлю пожалеть, что этот выродок родился на свет и перешел мне дорогу. Уничтожу всех его близких, чтоб его ломало от боли как самую последнюю шлюху-наркоманку за дозу. Месть моя будет сокрушающей и беспощадной.

Тяжелые мысли прервал сигнал телефона, разливаясь веселой мелодией, внося диссонанс в повисшую гнетущую тишину.

– Эстер к вам посетитель…

–Пристрели его!– Сегодня хочется убить каждого, кто посмеет нарушить ее траур.

– Это девушка. Она уверяет, что вам выгодна эта встреча. Это по поводу Князя.

От одного упоминании этого имени, словно током ударило, и жажда расправы усилилась во сто крат.

– Проведи. – Сбросила вызов. Отыскала взглядом очередную бутылку дорогого коньяка и выпила залпом большую часть. Стараясь прогнать терзающую боль и настроиться на нужный тон.

Через несколько минут послышался шум за дверью, и в комнату вошла женщина, вернее ее подобие. Загнанный взгляд, рваные лохмотья, и синюшная кожа в просветах грязного  тряпья. Такое впечатление, что ее длительное время истязали где-то на задворках цивилизации.

– У меня есть интересующая вас информация, но это дорого вам обойдется! – Начала «красотка» с места в карьер.

– Для начала представься, кто ты такая, если считаешь что можешь ставить мне условия!– Запал у девки мгновенно пропал, как и весь ее воинственный настрой тоже.

– Я знаю не понаслышке о том, что у вас произошло. И даже знаю из-за чего. «Bloody tears of Amber»1, верно?

–Врешь!– Вскочила, теряя все свое напускное хладнокровие.– Это миф и не более того! Из – за этой истории полегло столько народа, я больше не куплюсь на эту ложь!

– Милая, поэтому я здесь. Ты не знаешь, кто такой Князь, и с кем имеешь дело. Поверь, ему было выгодно, чтобы все вокруг считали мифом существование средневековых ценностей. А те кто хоть что-то знал об этом давно гниют в земле. Я сама своими глазами видела янтарные бриллианты в огранке золота семнадцатого века. Он подарил их своей жене, которую любит до безумия, и которую спрятал ото всех. Официально ее похоронили почти год назад, но эта стерва живет припеваючи, и носит целое состояние в своих ушах, даже не подозревая об этом! И единственное чего я хочу так это чтобы эта сволочь подыхала от боли, чтобы ее протащили через все то, что пережила я!

– Кто ты?– от неверия в свое везение даже ладони зачесались.

–Я та, которая даст тебе мощное орудие в руки против твоего врага. Мне же требуется лишь одно – ты отдашь мне ее.

–Но ты ведь сказала, что он спрятал ее.

– Я знаю, как ее выманить.

Глава 4

Диана


СМОТРИ…

Вот и все… Знакомые стены


Остались стенами больше ничем…


Воздухом, пропитанным нашими


Откровениями сложно дышать…


Не жалей, мы все уже сделали,


Это лишние вопросы. Зачем?


Уходи, быстрей забирай с собой


Наше прошлое все на часах…


Смотри, время истекает внутри


Сердце умоляете прости,


И я прощаю, пламя догорает,


Хочешь и его забери…


Смотри время заметает следы


В памяти стирает все кадры между нами


Фильма на экране, где себя играем не мы…


Завтрашний день, подарит новые силы


Перевернем страницу жизни красиво


Звездами, навеки погасшие


Где то в космосе снова сиять


Пусть все получиться, когда захочется


Свободу отличить, от одиночества


Искренность, поможет сегодня


Начать все с чистого я не боюсь

П.Гагарина (Автор слов А.Жвакин)

Сегодня будет отличный день, солнечный и безветренный. Убираю свой тонкий коротенький плащ, и подставляю лицо солнцу. Этот день так похож на многочисленные дни, где был он. Они калейдоскопом проносятся перед глазами, и я упрямо прогоняю их. От этих воспоминаний прошибает дрожь. Вздыхаю, пытаясь переключиться, отогнать картинки прошлого, загнать их туда, откуда невозможно достать но… В который раз они сами по себе возникают яркими, терзающими сознание, образами.

Мне порою становиться так тошно, накрывает каким – то убийственным ощущением неправильной необратимости. Я столько лет старалась избавиться от тяжелого прессинга своего мужа, мечтала расправить крылья, и парить высоко над жестокостью и грязью этого мира, наслаждаясь чистотой бескрайним простором синего неба. Только крылья мои безнадежно сломаны, вырваны с мясом, а розовые очки с треском разлетелись, поранив острыми осколками так, что я до сих пор зализываю свои раны, сроднившись с металлическим привкусом крови.

Мне кажется, что-то важное покидает меня, ускользает сквозь пальцы морским песком, и я все никак не могу это остановить. Фатальность этой мысли никак не хочет отпускать, я ковыряюсь в своем измученном сознании в попытке уловить истину за хвост, и на интуитивном уровне определить направление моих бунтующих внутренних радаров.

Все эти пять месяцев, шаг за шагом я собирала себя по кускам, настрого запретила себе вспоминать Влада, уговаривала, угрожала сама себе, рисуя картины к которым в итоге приведет моя жизнь с ним, словом прошла все стадии ломки, когда вдруг у зависимого человека отбирают единственное средство к выживанию. Но проклятое сердце жило своей жизнью, совершенно не перекликаясь с холодным разумом.

–Настькааа!!!– слышаться за спиной, и я вздрагиваю снова от этого обращения.

От меня не осталось ничего из прошлой жизни, даже имени. Как же сложно играть в «другую себя», делать вид, что ты беззаботная счастлива девушка, когда внутри выжженная раскаленная пустыня. Моя душа давно покрылась едким пеплом, и делать хорошую мину при плохой игре становиться все труднее.

–Ну, стой же!– ко мне стремительно приближалась Мария, или как я ее называю Маруська, весело перепрыгивая немногочисленные лужи на асфальте, чем-то размахивая в воздухе.

Пришлось остановиться, иначе эта сумасшедшая девица устроит представление для всех посетителей парка. Буйные рыжие кудряшки то и дело падали на лицо, и стараясь делать несколько дел сразу, она как всегда чуть не свалилась в лужу. В этом вся Маруська.

Эта девушка, можно сказать, взяла меня штурмом. На выпускном экзамене в консерватории, которые я все- таки решилась сдать, она без всякого стеснения подсела ко мне, наставляя как нерадивого дитя, и ей абсолютно было плевать, что в посторонних наставлениях я не нуждаюсь. С тех пор она не отходит от меня ни на шаг. Маруся, едва выйдя за ворота консерватории, тут же выбивает два места в инструментальном коллективе под патронатом Сорбонской филармонии, финансовый прайс-лист которой загнал меня в ступор. Оказывается, в нашей стране Сорбона открыла свои филиалы искусства, и попасть в ряды сорбонцев практически не возможно. Я говорю практически, потому что если и есть тот человек, который достанет до основания черепа своими знаниями в сфере искусства, то это бесспорно Мария. И когда она положила передо мной контракт о сотрудничестве, с надеждой блестя глазами цвета молодой зелени, то и дело, тыча в финансовый отдел, я подумала, а почему собственно нет?

С тех пор, Маруся взяла зримую и незримую опеку, к моему величайшему неудовольствию, и если ей что то взбредет в голову, то ты хоть в окно выпрыгни, она от тебя не отстанет даже мертвой.

Вот и сейчас ее зеленые глазищи ярко полыхали, и я мысленно выругалась. Если у Маруськи подобный вид, значит, ее шальную голову посетила очередная сумасбродная идея.

–Ты сейчас в обморок упадешь, чесс слово!

–Ни капельки не сомневаюсь! Что это?– Пытаюсь ухватить край бумажки, зажатый в руке, но подруга поспешно отвела ее в сторону.

–Тебе несказанно повезло иметь такую подругу как я! Ты знаешь, я зубами вырвала последние два билета на самолет, и Лешку, этого мажора, который на тебя слюни пускает, еле отвадила! Угрозами кстати! Мне пришлось сказать, что если он не уступит нам места, ты больше даже в его сторону не посмотришь!

– Когда это я на него смотрела?– начинаю закипать. Нет, все- таки это беспардонное вмешательство в мою жизнь всем подряд уже достало.

–Он кстати повторил твои слова слово в слово, но я не об этом! Мы летим в Нью-Йорк! Представляешь?!? Мы будем жить в отеле «Ritchi house», плавать в басике на восьмидесятом этаже, наслаждаться жизнью! И, конечно же купим бутылку самого дорогого вина в Йорке!

–Стоп! Подожди! – выдыхаю, пытаясь взять себя в руки.– Куда мы летим?

Ругаюсь теперь уже вслух, мысленно уже соглашаясь на поездку. Вот как ей это удается, а?

–Насть, если бы ты сегодня не летала в очередной раз в облаках, то непременно бы услышала, что Марков набирает группу. На каком-то жутко важном благотворительном вечере необходимы самые лучшие исполнители, профи короче, как мы с тобой. Ты бы видела рожу Савиной, когда я взяла в оборот Лелика, и два последних контракта он отдал мне! Жесть!!!– Скривила лицо, высовывая язык.

– О, Боги, что нам там делать? Развлекать извращенных жизнью толстосумов? Да еще и зарубежных!

–Ну, ты мать, даешь! От нас не убудет, а ты и вовсе украшение любого вечера! Ты посмотри, сколько нам за это заплатят! Или ты в очередной раз не смотрела в фин. отдел? Да еще и на халяву слетаем за бугор!

– Мария, остановись!– Черт, не могла же я ей сказать, что была там, и как по мне, ничего хорошего там нет. В относительном соотношении. И деньги мне не особо важны. Тех денег, что мне оставил Влад хватит на две жизни, и это просто удача, что мы заключили такой выгодный контракт на сотрудничество с Сорбоной.

–Нет, нет, и еще раз нет! Мы летим туда и точка!– Беря меня в оборот, начала она. – Нельзя упускать такой шанс! А вдруг нас увидит какой – нибудь великий режиссер, или композитор? Не лишай меня светлого будущего, Насть!

Я уже знала, что ехать придется. Может она и права, а мне не помешало бы развеяться. Она еще продолжала в таком же духе, а у меня сердце в груди сделало кульбит. Странное ощущение растекалось по телу, покалывая в кончиках пальцев.

Глава 5

Нью – Йорк встретил нас ледяным ветром и кусающимся морозом. Следуя на такси к горячо обожаемому Маруськой отелю, я попыталась вспомнить все, что знала об этом городе. Пожалуй, это самый известный город в мире, в котором сосредоточены финансовые учреждения, многочисленные исторические и культурные достопримечательности, музеи, брендовые магазины, театры и многое другое. Это шумный и яркий город небоскребов и свободы, который многим знаком по обилию кинофильмов и фото, где действие разворачивается на его улицах. Здесь столько возможностей, сколько можно вообразить. От Таймс – сквер до самого темного уголка Бронкса – царство крайностей. От русского анклава в Бруклине на Брайтон-Бич до филиала Южной Америки в Квинсе – сообщества из любой страны мира.

Пожалуй, Маруська права. Упускать шанс засветиться здесь, не стоило. И я сейчас совсем не о себе.

Наконец, такси остановилось у высокого небоскреба, архитектура которого, плавно изогнувшись, убегала в облака. Маруська выскочила с машины и заголосила в горло от душивших ее эмоций, привлекая к нам внимания.

–Настька, ну великолепно же, а?! Ты только посмотри вокруг! Эй, парни,– кричит снующим многочисленным прохожим,– готовы пасть к ногам русской королевы искусства?!?

Благо никто не понимал орущую эффектную девушку и те лишь улыбались и приветливо махали в ответ.

Весело рассмеявшись, Мария передала багаж подоспевшему швейцару, и мы по красной ковровой дорожке поспешили внутрь. На рецепшене, я, вдруг, ощутила мороз, заструившийся по спине, вполуха слушая очередные Маруськины излияния, старалась прогнать неумолимо приближающееся чувство тревоги.

Подходя к лифту, я вдруг мимолетом заметила мужчину у второго рецепшена, спиной стоящего ко мне, и приросла к месту. Буквально несколько метров нас разделяло, и каких-то несколько десятков секунд. Обессиленно прислонившись к стене, я пыталась унять дрожь, беснующуюся в теле, и усмирить помчавшие шальные мысли наперегонки со страхом. Мне казалось я лечу в пропасть, и даже довольно громкое бесконечное бурчание Маруськи ушло на десятый план, я замерла в ожидании, когда мужчина словно в замедленной съемке повернет лицо в мою сторону.

–Настька, ау!– Щелчок пальцев перед носом вырвал меня из транса и, я, поддавшись вперед, шагнула в сторону рецепшена. Мужчина тем временем, получил ключ-карту и направился в нашу сторону. Не он.

Облегченно выдохнув, и спрятав трясущиеся руки в карманы пальто, я пыталась успокоиться, что есть сил, плюнув на то, что скажет или подумает Мария. Впрочем, та, даже не заметила моего состояния, узрев в толпе какого – то, по ее мнению, актера.

Да, сильно меня расплющило от одного лишь предположения нашей встречи…

Наконец лифт оповестил о своем прибытии длинным тонким сигналом, и мы поспешно в него втиснулись.


Влад


Благотворительный вечер к моему немалому удивлению проходил в закрытом формате. После последних пяти месяцев, встречи с журналистами заставляли дергаться глаз, куда проще вести дела так сказать, «из – под полы», но теперь приходиться терпеть всякого рода публичность во всех отношениях. В последний раз отвечая на бесконечные и однообразные вопросы, хотелось достать мою горячо любимую ширму, – образ Князя, и пристрелить парочку надоедливых журналюг.

Приглашенные продолжали поступать, и занимать отведенные им места, возле большой сцены, предназначенной для аукциона. Из оркестровой ямы поплыли первые завораживающие аккорды, а я устало ослабил узел галстука. Ненавидел эти удавки, которые мужчины обязаны носить для поддержания имиджа. Никакого настроения здесь ошиваться у меня не было, но пропустить это событие я просто не мог. Вырученные средства должны пойти на покупку южно-корейского инновационного завода по производству оружия, на которое я впоследствии наложу лапу. Вся благотворительность не более чем прикрытие, и прячется за благородными целями. Свое благородство и поддержку детям сиротам я афишировать не хочу, для них важнее реальная помощь, а не показуха в новостях. Цель моего визита сюда, прежде всего, показать, кто является куратором этого проекта, чтобы у верхушки запада не возрос резко интерес к нашему приобретению. А то, что мы помогли заводу обанкротиться, это им знать ни к чему.

Провожу глазами по гостям, мысленно морщась от колоритности публики. Все верхушка горячо любимой Родины, плавно перекочевавшая из грозных криминальных структур, в свете софитов и запредельного богатства лоснилась от собственной значимости и важности. Сразу вспоминаю, почему Ди ненавидела эти сборища. Ее всегда корежило от приторных лживых улыбок, шаблонного снобизма америкашек, и пьяных проституток, скрывающихся за такими же шаблонными образами примерных дам.

Янка опрокидывает в себя очередной бокал, повиснув на моей руке, доводя меня до белого каления. Ну почему бабы склонны к дешевому, никому не нужному позерству, прячась за своими бессмысленными преамбулами? А как же внутреннее чутье, или на худой конец, чувство собственного достоинства? Демонстративно стреляет глазками в сторону молодого щеголя, по всей вероятности желая вывести меня на эмоции. Ну что ж, я бы даже посмеялся с этого цирка, если бы е было так грустно, и тошно.

Выдыхаю, сбрасывая с себя ее руки и направляюсь в бар, потому что по- другому этот вечер я не переживу. Заказываю двойной скотч, и выпиваю залпом, морщась от вкуса этого пойла, поражаясь как люди могут пить эту дрянь. Но один плюс у него, безусловно, есть, рубит как с плеча. Киваю официанту, чтоб повторил, заливаю в себя очередную порцию стараясь заглушить разрастающуюся как раковую опухоль пустоту. Где то после третьей порции немного отпускает, и следующие полчаса я методично отсчитываю время, поглядывая на часы, когда можно будет исчезнуть не вызывая недовольства остальных учредителей.

– Владик, может, мы отсюда сбежим, а?– Янка наклоняется ко мне, жарко шепча в ухо, словно читая мои мысли, но даже и это меня бесит. Она уже догналась, и начинает конючить, капая мне на нервы.– Я уверена, мы найдем себе занятие поувлекательней. – И немало не стесняясь проходиться рукой по ширинке. Вообще то, я впервые знаком с женщиной, которой всегда хочется. Она готова день и ночь не слазить с члена, и это уже попахивает нездоровщиной. А сейчас таки и вовсе, вплоть до отвращения.

– Янка сгинь. Какого черта ты вообще потащилась за мной?– Закипаю я, снова, в который раз скидывая с себя ее приставучие ручонки.

Заказываю очередную порцию скотча, когда на импровизированной сцене гаснет свет и на зал опускается полумрак. Я пытаюсь вспомнить развлекательную часть, в описании, валяющейся на столе номера брошюрки для учредителей. Но так как я никогда не обращал внимание на этот раздел, быстро переключаю свое внимание на удаляющуюся в гневе Янку. Слава Богу, мысленно перекрестился, выносить мозг мне теперь никто не будет.

Смотрю ей в след, и в очередной раз сам себя спрашиваю, какого черта я не выставлю ее за дверь? И тут же напрашивается ответ. Чтоб с катушек не слететь, потому что все мысли были исключительно о Дианке, мать ее так, чтоб ей там икнулось. Не отпускает никак. Как ни стараюсь, все никак. Даже вот Янку завел, да толку то.

Словно в ответ на мои мысли в центре импровизированной сцены появляется луч света, падающий сверху, освещая точеный силуэт девушки с опущенным вниз лицом и арфой. Так как свет струился сверху, лицо девушки оставалось в тени, выхватывая лишь утонченные скулы, светлую макушку и обнаженные плечи. Изящные руки чуть тронули тонкие струны, и по залу поплыл томный мотив, а меня прошибает высоковольтный разряд. Я еще ничего не успел понять, когда мрак начал рассеиваться, охватывая светом каждого стоявшего на сцене. И когда она подняла лицо к зрителям, я замер, несколько раз моргнув, опасаясь, что нажрался, и мне все мерещиться. Все еще не веря, я медленно, с трудом переставляя ватные ноги, направляюсь к сцене, задевая по пути сидящих за разбросанными по залу столиками людей.

Смотрю на все также опущенное лицо, исхудавшее изящное тело, сверкающий пепел волос и зверею. У меня к херам сносит крышу от этой притягательности, невероятной женственности и сумасшедшего магнетизма.

В голове всплывает образ лебедя, грустного и покорного, возможно даже сломленного, и меня простреливает чувство дежавю. Как тогда, много лет назад. Только картинка кардинально изменилась, хоть и не потеряла красоты и изысканности. Тогда на сцене сияла яркая ослепительная девчушка, полная крылатых надежд и стремлений, сейчас же весь ее облик обжигает едкой кислотой так, что глазам больно. Столько в ее образе обреченности и боли.

И в моем сознании проскакивает мысль, которую я душу в зародыше, не позволяя разрастись ей и укорениться в моем сознании. Что если судьба дает нам второй шанс? Второй шанс уничтожить ее? Со злорадным смехом кричит внутренний голос. Посмотри на нее, разве она выстоит, сможет быть рядом?

А зверь уже рычи и беснуется внутри меня. Еще чуть чуть и он сорвется с цепи, и мне уже не остановиться. Да кого я к херам обманываю? Я уже ее не отпущу. Все как тогда…

Стою как баран с открытым ртом, а внутри меня с каждым вздохом разрастается целая баталия. Я даже вздрагиваю от криков спорящих внутренних инстинктов. Картинка перед моими глазами сузилась до размеров точки, в радиус которой помещалась стоявшая в центре сцены девушка. Все звуки вокруг исчезли, оставляя лишь нас двоих в переполненном зале, и стрелка моего внутреннего термостата стремительно переваливается за алую отметку, я бы даже не удивился, если бы с ушей повалил раскаленный пар.

Неожиданная встреча выбивает почву из- под ног, припечатывает к полу со всего нехилого размаха, и все что я могу на данный момент, это стоять, как лох, с открытым ртом, боясь, что она лишь мои галлюцинации, и стоит сделать еще один шаг в ее сторону, как она раствориться в воздухе.

Но нет, композиция заканчивается, Ди бросив взгляд в зал, скрывается за кулисы под громкие аплодисменты.

Опомнившись, достаю телефон и вызываю организатора, приказав немедленно явиться. Как только он попадает в поле моего зрения, хватаю его за шиворот, и затягиваю в ближайший пустующий партер. И не давая себе опомниться, задаю единственный интересующий меня до трясучки вопрос.

–Как имя девушки в центре с арфой?– Озвучиваю, наконец, истязающий меня несколько месяцев вопрос.

–Но я не могу давать вам таких данных, мистер Звягинцев!

–Послушай сюда, подтягиваю его ближе к себе, мне глубоко пох*й, на все ваши регламенты и установки. Ели ты сейчас не назовешь мне ее имя, я пересчитаю все твои позвонки, и сложу тебе их в руку.– Перед глазами плясала алая пелена гнева, и меня колотило от мысли, что Ди здесь, на расстоянии каких- то трех чертовых метров, а я и понятия не имею как ее зовут сейчас, и каким еб*чим ветром ее сюда занесло. Тогда в порыве злости и отчаяния, я приказал Илье достать документы, и запретил даже открывать блядский паспорт, чтобы потом не иметь возможности ее найти.

Нужно ли говорить чем обернулось мне мое упрямство. Я бы уже давно, как бешенная гончая взял ее след, пустился бы на край света в поисках.

– Постойте… К-кажется я знаю о ком вы спрашиваете…– заикаясь, прочистив горло все же просипел хлыщ.– Анастасия… Фамилию, к сожалению не помню…

Анастасия, значит…

–Фамилию узнаешь и придешь, доложишь. И да, на сегодня ее выступление окончено, в кабинет наверху приведи ее. У тебя все про все двадцать минут, понял?– Не успев себя одернуть, выпаливаю испуганному клерку.

Отшвырнув его, ероша дрожащими руками идеально уложенные волосы, направляюсь наверх.

Диана

Еще никогда выступление не давалось так тяжело. Казалось бы, моя миссия проста до безобразия, исполнить свою партию, уже в сотый раз, привычно порхая пальцами по струнам. Но сегодня они упрямо не слушались меня, и внутри все дрожало, сжавшись в тугой комок нервов, замирая в роковом предчувствии.

И Маруську как будто подменили. И куда только делась привычная болтливость и беспечность. Весь вечер пытаюсь достучаться до нее, а в ответ только пустой взгляд, и поджатые губы. Если бы я не знала Марию, я бы решила, что она влюблена, до того она выглядела ранимой и опустошенной. Я узнаю этот взгляд на интуитивном уровне, как предвестники тяжелой затяжной болезни, который мы все чаще называем «любовью», от которой сама не до конца излечилась.

Внутренний голосок пищит в ответ, «А ты надеешься излечиться?». Боюсь ответить себе на этот вопрос, прогоняя будоражащий образ.  Вспоминаю, когда встретила его, и какое впечатление Влад тогда произвел на меня. Да что там я, молодая девчонка? Зрелые женщины всех возрастов и диковинной красоты готовы были молиться на него. Красивый, сексуальный, и к тому же богатый . Мечта – одним словом. Поэтому потерять голову оказалось легко.

И я потеряла. До сих пор не нашла с ней точек соприкосновения. Разум твердит, что мое нынешнее положение как нельзя благоприятное, и мне и правда хорошо, но … Как всегда имеется пресловутое, стократное НО.

Прозвенел звонок, оповещающий о начале концерта, и я поспешила к остальным. И уже стоя на сцене в свете ярких софитов, я кожей ощущала этот взгляд, она зудела и пылала, и мне приходилось прилагать уйму усилий, чтобы не почесать ее. И все о чем я думала в тот момент, что я сошла с ума.

Не может человек так явно чувствовать другого. Это невозможно, и скорее всего мои гормоны взбесились или что -то в этом роде. На тот момент мне и в голову не могло прийти, что там за полосой света Влад стоит и буравит меня горящим взглядом. Это насмешка судьбы, которая вновь свела нас, чтобы на этот раз растоптать меня окончательно.

–Миледи, пройдемте за мной,– вырывает меня голос щуплого женоподобного мужичонки.– Возникли некоторые обстоятельства, которые требуют вашего присутствия.

–Что-то случилось?– неуверенно спрашиваю его, и от вида бегающих глазок засосало под ложечкой.

–Ничего особенного, всего лишь формальность. Прошу,– липкие ручонки захватывают локоть, и он настойчиво ведет к лифту.

Мы поднимаемся на три этажа выше, и по вывеске на нем, вспоминаю, что название этого холдинга неоднократно упоминалось на аукционе. Останавливаюсь, ослепленная едкой тревогой, когда мой провожатый, распахивает первую слева дверь.

–Мы уже на месте, миледи, проходите!

Отступает, освобождая проход, и мне ничего другого не остается как медленно, на дрожащих ногах шагнуть внутрь.

В кабинете царил полумрак, и сначала я даже подумала что это какая- то шутка и в нем никого нет. До того момента когда кресло медленно повернулось, и я замерла, чувствуя как внутри что-то обрывается.

Ураган эмоций стремительно пронесся по крови, воспламеняя ее. Мне не нужно было гадать кто там сидит .Тело само его узнало. Еще там в зале.

Не может быть. Здесь, в тысяче километров от дома. Сюрреализм зашкаливал, отчего мне пришлось поморгать, и даже прикусить язык. Медленно открываю глаза. Так и есть.

Спрятав дрожащие руки за спину, я мысленно выстраивала оборону, пытаясь успокоить сердцебиение. Я знала, что мне понадобиться все мое мужество, ибо второй раз я себя не соберу. Мне просто не выстоять.

Мне хотелось зажать уши и не слышать тех слов, которыми он наверняка попытается сломить и после которых все вернется на круги своя.

Усмехаюсь про себя. А ведь я ни капельки не удивлена! Наверное, я подсознательно чувствовала нашу встречу, и внутренне была готова к ней. Еще там, в фойе, все инстинкты вытянулись в струнку и не отпускали мое сознание, в котором медленно тикал таймер, отсчитывая секунды до нашей встречи.

Запрещаю глазам исследовать желанное и до безобразия красивое лицо, мимолетом подмечая некоторые детали. Исхудавшее, с темными под глазами кругами, и отросшей щетиной, но не потерявшее своей привлекательности. Волосы заметно отросли и зачесаны назад, как принято у американцев. Скрываю свой жадный взгляд под веером черных ресниц, радуясь полумраку, скрывающему жаркий румянец.

Медленно делаю вздох, беря себя в руки. Ровно минуты мне хватило, чтобы глубоко загнать всю свою подноготную, вывалившуюся словно рваное тряпье в прореху, и поднять холодный безразличный взгляд.

–Ну, здравствуй, Ди…– Хриплый голос лезвием проходит по оголенным нервам.

Раз…Два…Три… Отсчитываю про себя, стараясь совладать с голосом.

–Прошу прощения, вы меня с кем то путаете.– делаю удивленный вид, в кулак сжимая свою волю.– Меня зовут Анастасия Мельникова. Уроженка города Самара, ныне проживающая в Москве.– Скрываться уже не имело смысла. Зная Влада можно с уверенностью предположить, что он уже в курсе всей моей жизни с пометкой «после», вплоть до того какие трусики сейчас на мне. И единственное что может остудить этот горящий взгляд это полное мое безразличие и холодность.

– Хочешь поиграть? Я не против.

–И снова мимо. Признаться, вы меня пугаете, мистер. Еще раз прошу прощения, меня ждут.

Поворачиваюсь к выходу в надежде спастись бегством, когда за спиной скрип кресла оповещает, что оппонент стремительно его покидает. Уже взявшись за ручку, чувствую горячую хватку раскаленной кожи стальных ладоней.

– Кто?– Хрипит на ухо, а у меня табун мурашек, не бежит по коже, нет, они замерли, корчась в пароксизме желанного прикосновения.

–А вам какое дело?– Твердо встречаю его взгляд. Господи помоги. Как же трудно стоять, выпрямив спину, когда хочется на колени упасть и валяться в его ногах.

Наконец, с его лица слетает показательное выражение «а-ля, я теперь другой!» и сквозь красивые черты прорезается истинная личина Влада. Глаза сузившись, загораются бешенством, и меня рывком отрывает от двери.

–Что нашла себе уже еб*ря? Как быстро ты оклемалась! Совсем недавно, помниться, ты в соплях, просила тебя не бросать!– Хватает за волосы, приблизив свое лицо настолько, что я чувствую горячее дыхание с алкогольными парами у себя на щеке. Только этого не хватало! С пьяным Владом совладать практически невозможно.

–Ну вы бы еще вспомнили что было в прошлой жизни, мистер…Как вас там зовут?– И только потом пожалела о сказанном. Пальцы впились, выдирая волосы, и ярость всколыхнулась с такой силой, что он даже побледнел.

–Придется тебе напомнить, милая!

–Не смей!– вырываюсь, намереваясь сражаться до последнего. Самое главное вырваться из его рук. Выпутаться из его запаха, который стремительно пробрался до самого сердца.

–А ты изменилась, Ди, и знаешь, ты ни капли не похожа на того гребанного раненного лебедя, которого я себе там вообразил. Ты сводишь меня с ума… и сводила все это время…-Бормочет еле слышно, рывком поворачивая к себе спиной, крепко прижимая к себе. Чувствую его стояк, от чего низ живота простреливает огнем. Сладкая тяжесть устремившись вниз, растекается по ногам, несмотря на весь мой отрицательный настрой.

–Ты не посмеешь, Влад! – отталкиваю его ненавидя собственное тело- Не посмеешь!

–О, как мы заговорили! И имя сразу вспомнила. Сейчас и остальное вспомнишь, когда я тебя трахну!

– Влад, пожалуйста,– шепчу ему. Но мой шепот тонет в его страстном стоне, когда рука пробралась в трусики.

–Ну вот видишь! А ты целку все из себя строишь!– грубо рычит в ухо, нагибая меня над столом, раздирая белье на части.

–Я не прощу тебя, Влад, не прощу!– Кричу, чувствуя, как он рывком входит в меня, и закатываю в экстазе глаза.

Влад

От ее вида все застыло в груди. Что я мог сказать ей в ответ на это ее показательно е равнодушие? Прости меня? Мне жаль? Да, какое на хр*н жаль?! Я жить с этим не могу. Да и как жить, когда рядом с тобой твоя любимая женщина вся дрожит от боли предательства. Да, бля*ь, я ее предал, прогнал как собачонку, когда она раны зализывала. Прав был я, когда только увидел ее, нужно было бежать сломя голову. Потому что уже тогда знал, что никогда не дорасту до нее. Для такого, как я нужна прожженная сука, которая уже и имеется, да только в мыслях засела моя девочка, чистая и надеюсь, любящая… Надеюсь до того момента когда с губ срываются слова… Как там? Ах, да, «меня ждут». Пелена ярости застилает глаза, и единственное чего мне хочется это загнуть ее долбиться в желанное тело, вкусить чистейшего неразбавленного кайфа, что я и делаю, не отдавая отчет ни себе, ни своим действиям. Она что то кричала, а я обезумел от запредельной потребности в ней, и даже что – то кричал в ответ, смутно припоминая, что о любви. Бля*ь, я клялся ей в любви…

Только вот ей все равно, после всего смотрит на меня равнодушным брезгливым взглядом, а я убить ее хочу. Я отпустил женщину, без которой не мыслю жизни, которая как-то умудрилась достать на поверхность не только все хорошее что во мне еще осталось, но и все самое черное.

– Если это все, то, как я сказала, меня ждут.– Диана, поднимается со стола, накотором застыла в коленопреклонной позе. Одергивает тонкое почти прозрачное платье, подобрав порванное белье. И только сейчас замечаю его откровенность, и ревность вперемешку с бешенством срывает все тормоза.

Пошла она к чертям!

Пусть катиться на все четыре стороны! Великомученица, блять! Приползет, на коленях умолять будет, чтоб принял обратно! Стоит только перекрыть ей все счета, и будет скулить от бессилия и нищеты! Сделаю так, что ни одна уважающая себя организация не станет с ней сотрудничать, по миру пущу… Если она думает, что обломала меня, то хрен ей в рот! Женщины любят говорить "нет", этих с*к я выучил очень хорошо, и она ничем не отличается от остальных. Брезгливо морщит губы, а трусы хоть выжимай! Вся такая чистая и неприступная, все своим видом кричащая «Кто ты, и кто я!» Белая, пушистая, правильная …сука. Стоит только дотронуться до таких недотрог, как они вспыхивают словно спички, и трахай потом, не хочу!

В этой жизни меня уже ничем не удивить и подобным поведение меня можно только вывести из себя. Смотрю, и самого колотит от злости и бессилия. Я же бля*ь, все для нее… каждый мой вздох, каждая мысль только о ней. Я полюбил за ее ранимость, чистоту. За красоту адскую, за глаза, которые перевернули мое сознание.

Она приручила во мне дикого, озлобленного и неуправляемого зверя, которого выкормили с пипетки кровью. На колени поставила, перевернула всю душу, сердце выдрала из груди, питая иллюзиями и лживыми надеждами.

И хочется завыть от ужаса и отчаянья, потому что все, что она сказала, или хотела показать, я знал, не со зла и не на эмоциях, а от сердца.

Сердце ее устало истекать кровью. Все! страница перевернута, и книга окончена. Больше смыла в ней копаться нет, разбирая по косточкам главных героев.

И нет тут никакой эмоциональной подоплеки, чистейший расчет прошлого и будущего. Чего греха таить я сам бы от себя бежал, беда только – от себя не сбежишь, а ей сам в руки карту вложил! Беги, на здоровье. Только все дороги ведут ко мне, или мои к ней, хрен разберешь.

Ненавидел ее за то, что вот так все извратила, за то, что мордой ткнула в то, какое я чудовище. Стерла все, что было до этого, разворотила раны, щедро осыпая их солью.

Рычу от бессилия, понимая, что окончательно поставила на мне крест. Мне казалось ,что я сумасшедший, у которого случилось просветление сознание после хорошего траха, и я чуть было в голос не завыл, в голове даже сложилась фразы, слова : «Прости мне все мои ошибки или хотя бы сделай вид, что простила, иначе я сойду с ума. Пусть все будет как прежде! Ты же бля*ь играла раньше свои игры, путала меня шарадами, так что тебе стоит, поиграй еще! Дай насладиться твоим присутствием,! Я же тебя люблю до адских демонов, до безумия! Да, я ублюдок, убийца, и тварь… Все эти эпитеты ты знаешь, как никто другой, но ты знаешь, даже такие твари могут любить, и я любил тебя, боже, как же я любил тебя! Как мог, как умел изо всех своих сил…»

– Я никогда тебе этого не прощу, Влад!

Обрываю мысленно себя на полуслове, останавливаю поток бурлящих мыслей.

–Что, бля*ь?

– Я уже чужая женщина…

Глава 6

Диана

Скорее бежать. Прочь! Не помню, как выскочила, и как оказалась в собственном номере, сжимая в руках разорванные трусики. Словно тумблер включился уже там, где есть возможность зализать раны. Истерика, наконец, вырывается наружу, и я кричу, падая, не добравшись до кровати.

Я кричу та громко и с таким надрывом, чувствуя как тошнота подступает к горлу, изнутри будто кислотой обжигая яростной болью.

Что еще ему от меня надо? Зачем снова пропускает через эти жернова? Неужели ему мало того во что он меня превратил? Влад уже и так отнял мою жизнь, малейшую возможность быть счастливой с другим мужчиной, потому что заклеймил меня своей больной любовью и презрением. Выжег все внутри, и выкинул за порог, как выбрасывают использованный платок за ненадобностью.

Так нет же, вернулся, чтобы окончательно добить и раздавить своим превосходством и безразличием. Влад никогда не измениться, и нашу попытку строить свою жизнь порознь все чаще воспринимаю, как способ просто выжить, ибо друг с другом мы несовместимы.

Все эти пять долгих месяцев я загибалась в одиночку, выстраивала свое растоптанное и уничтоженное «я», собирала его по крупицам и лелеяла, потихоньку наблюдая, как оно поднимается, словно птица феникс из пепла наших отношений. Но стоило только почувствовать его руки, и хриплый шепот у самого виска как все потеряло смысл, стало неважным, кроме сводящего с ума запаха и вкуса его губ.

Это будет продолжаться снова и снова. Нельзя просто так разорвать нашу связь. Она крепка настолько, насколько велики наши амбиции и желание спастись от этого изматывающего марафона.

И это добивало меня больше всего, и вместе с криком я выплескивала свое негодование боль и отчаяние, пытаясь заглушить сумасшедшее желание, все еще пульсирующее между ног.

Там меня и нашла испуганная Маруська, влетевшая как тайфун в мои апартаменты. Мгновенно оценив ситуацию, она бросилась ко мне, падая на колени, поднимая мою голову и убирая волосы с глаз.

– О, Боже, что случилось?– Заглядывает в глаза, в которых я читаю дикий страх.

Надо как то успокоить ее, сказать какие то слова, но язык не хотел слушаться, а в голове было пусто. Да и что тут сказать? Что меня только что жестко отымел бывший муж? Только говорить мне нечего не пришлось, дверь моего номера с грохотом отлетела к стене, чудом удержавшись в петлях, и в номер влетел Влад. Мы синхронно дернулись от испуга, Маруська вскочила на ноги, поднимая вслед за собой и меня, тараща на него огромные глазищи. Я, собрав уже в который раз за сегодня свою волю в кулак, мысленно подбирая слова, дабы избежать наших с Владом разборок, и я уже открыла рот, чтобы пресечь в зародыше назревающий, судя по его настрою скандал, и осеклась. Его безумный взгляд полный ярости и бешенства был направлен отнюдь не на меня, а следующие слова и вовсе поставили в тупик.

– Тыыыы…– протянул Влад, тыча указательным пальцем в дрожащую Маруську,– Как ты здесь оказалась, и что делаешь возле моей жены?!?

Маруська хватала раскрытым ртом воздух, бледнея с каждой секундой все больше. А Влад, между тем, подкрадывается к ней словно к дикому опасному животному.

–Ди, детка, ты в порядке? Она ничего тебе не сделала? Я ведь устроил тебе такую жизнь, о которой ты все время мечтала? Что заставило тебя покинуть родину?– Уже Маруське, которая смотрела на него таким взглядом, от которого у меня подкосились ноги.

–Прости… Я…

–Ты вернулась, чтобы отомстить?

–Нет. Это все сложно объяснить…Поверь, для меня также неожиданна наша встреча…– разводит руками по сторонам, и я понимаю по дрожащим губам и рукам, что она едва сдерживается.

– Влад, объясни ради Бога, о чем ты? И при чем тут Маруська? Ты совсем спятил?– устало обращаюсь к нему, и он медленно припечатывает меня взглядом.

– Где ты с ней снюхалась, а? Или это спланированная акция мести?– рычит, хватая меня за руку.

–Успокойся, Влад! Настя ничего про нас не знает.– Буквально отдирает меня руки Влада.

Влад, отбрасывает ее одним взмахом. Настя.

– А, нас, нет, и не было никогда! И чем быстрее ты осознаешь, тем скорее избежишь проблем на свою голову!

Маруська стремительно развернулась, и помчалась к двери, хлестнув по спине длинными рыжими волосами. Я провела ее тяжелым взглядом, задыхаясь от сумасшествия, царившего вокруг.

– Ты должна прекратить с ней всяческое общение. Ты не знаешь кто она, и на что способна.

– А ты, я вижу, отлично знаешь, кто она! Может, поделишься и со мной?! И потом, я тебе уже ничего не должна. Ты сам так решил, Влад. Живи своей жизнью, она у тебя полна адреналина и всего того что отсутствует в моей! И оставь в покое Маруську! Она славная девушка, и чего это ты так взбеленился?

–Ты привыкла жить глядя на мир сквозь розовые очки. А правда намного страшнее и коварнее. Она размажет тебя по асфальту..

– А я и так уже размазана по нему. Настолько, что еле соскребла себя

воедино, и как видишь, даже пытаюсь жить.

– Я прошу прощение за то, что произошло. Несдержанность не мой конек, ты же знаешь. Еще раз прости!

– Ты называешь насилие несдержанностью? Хотя чему я удивляюсь. Ты Владик, венец цинизма и несокрушимости! Все у тебя так просто, и на все то ты найдешь оправдание для себя!

– Только не начинай ладно, бля*ь! Какое нахрен насилие? Ты так громко кончала, что я едва не оглох! Будь честна сама с собой, Ди! Я по крайней мере сказал как есть, что хочу тебя до адских судорог, а ты продолжаешь строить из себя оскорбленную личность.– Прошипел он, подступая с каждым шагом все ближе. Его особенный аромат снова окутал меня, размазывая, как он выразился «по асфальту».

Он еще что – то хотел сказать, но поколебавшись секунду, развернулся и направился к выходу. Задержавшись у двери насмешливо проговорил.

–До встречи, Анастасия Мельникова. Было приятно познакомиться.-

И, усмехнувшись в своей привычной манере скрылся за дверью.


Маруся.


Со временем образы стираются из памяти, тускнеют, теряя свою яркость, и насыщенность. Я сознательно стерла их. Все кроме одного. Именно его я лелеяла и хранила, перебирая каждый день в памяти деталь за деталью, натирая его словно предмет поклонения до маниакального блеска. Именно его образ, и особенный, только ему присущий мужской магнетизм, помог мне выжить. Не сойти с ума, и хоть как то держаться на окраине этой жизни, в которой чувствовала себя чужой.

И еще любовь. С первого взгляда и до последнего вздоха. Потому что его нельзя забыть и невозможно не любить. Он стал прекрасным мужчиной. До боли красивым, обладающий той самой харизмой и обаянием которые сшибают тебя со всего размаху, и не дают больше подняться с колен, на которых ты обречена ползать подле его ног до конца своих дней.

Он стал именно таким, каким я всегда рисовала его в своем воображении. Красивым, сильным, властным и всемогущим. Будучи мальчишкой, он совершал невозможное. Став юношей перевернул мой мир. И с тех пор для меня больше не существовали другие мужчины. В сравнении с ним они проигрывали, казались пресными, скучными и неинтересными.

Вырвать его взглядом в фойе было сродни ледяного душа. Затем словно током шибануло, да так, что едва отпустило. Я не видела его уже много лет, но глаз, которые снились каждую ночь мне не забыть, и не спутать ни с какими другими.

А он не узнал. Мимо прошел на расстоянии вытянутой руки, и… все. А я осталась умирать там, посреди зала, не веря своим глазам. Еще одна его особенность отдалась дрожью во всем теле, мелькая давними кадрами, нашими совместными отрезками той далекой жизни. Он быстро пересекал холл, разговаривая с кем- то по телефону. Его усмешка, кривившая губы, обнажающая одну единственную ямочку на щеке. Закрываю глаза. Вспоминаю. Я тогда смеялась и говорила, что ангел хоть единожды, но поцеловал его при рождении, а он в ответ только хмурился, и злился сильнее, а я мечтала прикоснуться к ней губами. Хоть мимолетно. Один единственный раз.

А потом… Реальность оказалась хуже, чем я могла себе вообразить. Одно дело жить, и мечтать о встречи, все еще надеясь на то, что он ждет. И совсем другое дело видеть его таким, как там… Когда он пожирал глазами Настю. Я умерла в тот самый миг, потому что знаю его как никто другой на всем белом свете. Я видела, насколько глубоко она вросла в него, и не надо даже выяснять степень их отношений. Все понятно без слов. По взглядам, полным боли и душевной агонии, по тому, как они вспыхивали, находясь рядом друг с другом. Я поняла, что для меня это крах. И в очередной раз меня выкинуло из реальности настолько, что только и могла беспомощно смотреть на него, обливаясь кровавыми слезами. А еще хотелось кричать громко, с надрывам. Как она.

Ведь он причина ее крика. Смотрела на нее, пока он сжигал меня праведным гневом, оставляя куски горящей смердящей плоти, и подмечала все детали. Ее растрепанность, опухшие от жестоких поцелуев пухлые губы, которых мне никогда не испытать…

Раздраженность на нежной коже, наверняка от колкой мужской щетины. Сомнений нет, он взял ее. И судя по ее затравленному взгляду, жестко и может даже против воли.

Смешная Настя.

Разве можно устоять перед человеком которого создали для того чтобы порабощать и уничтожать? Нет. Она и не устояла, и о того воет белугой. Как там он сказал? Жены?

Этот факт прострелил висок, отправляя меня в нокаут. Как только он вспыхнул в моем заторможенном сознании, на меня вдруг накатилась дикая усталость, и все что я смогла сделать, это спасаться бегством.

Глава 7

Диана


Когда за Владом бесшумно закрылась дверь, я обессиленно опустилась в кресло. Меня трясло как в лихорадке, и все мысли в голове разбрелись как шальные тараканы. Даже недавний секс отошел на второй план. Во истину правдива поговорка «Клин клином вышибает». Теперь не о чем другом и думать не могла. Влад мастерски потушил пожар, бушующий в моей душе, как всегда своим цинизмом и жестокостью.

Откуда он мог знать Маруську? И когда это он дал ей возможность поверить в то самое «нас»? Неужели Маруська именно поэтому оказалась рядом? А памятуя, чем закончилась моя дружба с Алкой, у меня по телу пошла дрожь.

Мысли еще какое то время скакали, обгоняя одна другую, по обыкновению все «радостнее и радостнее», когда я решила что мне срочно нужен алкоголь.

Прошла к бару и налила больше половины, залпом опрокинув в себя, не чувствуя вкуса, как заправская алкоголичка. Нервы были на пределе, вытянувшись в тонкую струнку, не давали возможности расслабиться и прийти в себя. Наконец, желанное тепло опустилось в голодный желудок, и я кое – как взяла себя в руки, обретя как ни странно трезвость мысли.

Первым делом нужно поговорить с Маруськой. Она должна пролить свет. И тут же вспоминаю ее взгляд, решив что она вполне себе может закрыться в своей раковине, и смаковать горечь обиды в своем одиночестве. Сильно я была расположена к беседе последние месяцы? Правильно! Я и думать е могла, да что говорить, и до сих пор не могу поделиться с кем то своими бедами.

А Маруська, словом… И тут меня словно обухом по голове стукнуло. А что собственно я о ней знаю? За всей мишурой веселости и болтовни я про нее не знаю ровным счетом ничего! Маруська так мастерски обходила колючие вопросы, что даже мысли не возникало в чем – то заподозрить ее. Может это и есть причина ее болтливости? Заболтать собеседника? Так, последних, как – то и не наблюдалось особо, кроме меня, естественно.

Хотя… На момент нашего общения нас обоих это устраивало, я плавала в своем унынии, а Маруся мастерски оберегали свои тайны. Звучит правдоподобно. Но, тем не менее, от странного предчувствия волосы зашевелились на голове, и сама мысль о ней и Владе, отозвалась острой болью в сердце.

Тут я решаю все таки отправиться к Марусе, и прихватив бутылку коньяка направилась к подруге.

Но в номере Маруськи не оказалось, как и во всем отеле в целом. На ресепшене милая улыбчивая девушка-администратор сказала, что Мари, спешно покинула отель, не требуя возврата наперед оплаченных средств за номер. Эх, Маруська, а как же изысканное вино на каком-то там этаже, в теплом бассейне, и снежное небо над головой? Влад умеет разбивать мечты, особенно юных доверчивых дурочек.

Не думая, собираюсь и покидаю шикарный отель, и отправляюсь вслед за подругой.

По дороге в аэропорт, упрямо гнала от себя мысли о Владе, все же чувствуя за собой вину, исчезая из его жизни снова. Хотя, усмехаюсь про себя, кого я обманываю? Кто кто, а Влад, совсем не тот человек который остается за бортом. Если ему будет угодно он меня из – под земли достанет, и не только меня. В любом случае я предпочитала думать, что беру фору. И тут мне стоило бы отдернуть себя за нелепые мысли, но разомлевший от алкоголя мозг, не желал держать оборону мысли, и пустился во все тяжкие, услужливо подсовывая картинку одну за другой. Лицо в пораксизме страсти, его безумный аромат, и большие смуглые ладони на молочных бедрах. Закрываю глаза, стараясь прогнать их, только не так- то просто вытравить Звягинцева из своих мыслей.

По прилету первым делом вызываю такси, и называю Маруськин адрес. На мое удивление, Маруська качалась на старых скрипучих качелях, прямо возле дома, прилично надравшись, держа под мышкой бутылку коньяка. Возле песочницы, на лавочке пристроились два ее чемодана, стало быть, домой она еще не поднялась. Где ее черти носили, спросить не решаюсь, видя ее душевные терзания.

–Хороший вечер, чтобы напиться? – Она вскидывает голову, в глазах мелькает удивление, быстро сменившееся облегчением.– Составить компанию?

Маруся немного поколебавшись, протягивает бутылку, я так же как она минутой ранее, отпиваю прямо с горла терпкий коньяк.

–Ну, это конечно, не вино в бассейне на крыше элитного небоскреба, но тоже ничего.

–Зачем сорвалась?– осторожно спрашивает.

–А ты?– вторю ей.

–Ты же слышала, что сказал твой муж. Или бывший муж…

–Марусь… – начинаю я, стараясь подобрать такие слова, которые смогли бы восстановить пошатнувшуюся дружбу и доверие.– Я не знаю, что между вами произошло, и поэтому не спешу делать выводы. Хотя зная Влада, могу предположить, что зацепило тебя не хило. Ты сама в праве решать, что нам делать дальше, и судя по тому что сорвалась с города своей мечты, – ухмыляюсь, – то вывод напрашивается сам с собой. Со своей стороны хочу сказать вот что. Влад был моим мужем. И честно признаться, я до сих пор не знаю, развелся он со мной или нет. – Прерываюсь, чтобы сделать глоток коньяка. Что – то в последнее время решение моих проблем то и дело возвращается к употреблению зеленого змия.– У нас был очень трудный брак. Я не хочу вдаваться в подробности, или трясти своим грязным бельем, но могу с уверенностью сказать, что он правильно сделал, что разорвал этот узел, который связал нас, и который терзал. Я желаю ему счастья. И смирюсь с любым его выборам.– Намекаю на ответную откровенность, но Маруся не спешила с откровениями.

– Почему он назвал тебя Ди?– Едва слышно, себе под нос.

Этот вопрос застал меня врасплох. Я не торопилась с ответом, а, следовательно, доверять на сто процентов ей не могла. Или могла?

–Ты же знаешь, я могила.– Словно почувствовав мою нерешительность, роняет она.

–Потому что я Диана, а не Настя. Этому есть веская причина, поэтому нет нужды называть меня так, а не иначе.– Все же выдаю свою тайну.

–Твое настоящее имя тебе очень идет. Неудивительно, что Влад потерял голову. Я всегда считала тебя совершенством. Таких как ты больше нет, – и тихо добавляет , словно пробуя на вкус, – Ди.

Последние слова повисают между нами. Я никогда не считала себя особенной или чем –то выдающейся личностью. Напротив, в моей голове было полно своих тараканов, и отнюдь не совершенных, или каких либо еще, а самых обыкновенных, с придурью. А то, что Влад потерял голову, это самое что ни на есть, верное наблюдение. Только вот все куда глубже и больнее чем кажется на первый взгляд, но обсуждать это в данной момент не хотелось.

–Ладно, раз уж такое дело, предлагаю подняться ко мне.

Данное предложение мне понравилось, и, ухватив один из Маруськиных чемоданов, поплелись к подъезду.

–Ты камней, что ли нью-йорских привезла?

–Почему камней? Нью-йорский виски!– Смеется.

–Ты не исправима!– Поддаюсь веселью.

Толи сказывалось выпитое, толи сам факт нашего примирения, хотя мы и не ссорились, но по лестнице на третий этаж, мы поднимались весело смеясь, не боясь разбудит соседей, который давно привыкли к совей взбалмошной соседке. Особенно когда Маруська рассказывала, как она урвала семь бутылок чистейшего американского напитка, в обход нерадивого бармена в ресторане.

Открыв дверь своим ключом, мы порядком уставшие затащили чемоданы в прихожую, разувшись, отправились на кухню перевести дух.

–Чай, кофе или чего покрепче?– Маруська вспомнила про гостеприимство.

–Чего покрепче,– скидываю пальто, устроившись на широком подоконнике.

Маруська тем временем достает пузатые бокалы, разливает оставшийся коньяк, жестом фокусника откуда- то доставая коробку наших любимых шоколадных конфет.

Прикончив бутылку, Маруся достала привезенный виски, словом надрались мы капитально, неспешно болтая, и не поднимая больше опасную тему. Посему озвученное решение остаться на ночь у подруги приняла благосклонно.

Вымыв посуду, и убрав остатки нашего пьянства, мы переместились в комнату. Вот тут наш и ждал запоздалый сюрприз. На Маруськиной кровати лежал человек, и, судя по запаху, лежал давно. Едва зажегся свет, мы уставились на эту находку, потеряв дар речи. Первой отмерла подруга, осторожно направляясь к кровати.

–Это еще такое? Эй, ты, что здесь делаешь, дядя?

Я же, продолжая таращится на не званного гостя, в душе соглашаясь с подругой. Маруся осторожно подошла к кровати, присматриваясь к мужчине.

–Настька, – по привычке позвала она- он кажется, того, мертв.

– По моему это понятно только по одному запаху, как мы его раньше – то не почуяли?

–И то верно, я как то значения и не предала, думала, может канализация. Опять же нас долго не было, и мусор я забыла выбросить. Вот прямо сейчас пойду, и выброшу!

–Это ты сейчас какой мусор имеешь ввиду?

–А ты как думаешь? Ты же сама видела ведерко под раковиной полное.– Бестолково таращится на меня, и я понимаю, сказывается шок.

– У нас сейчас проблема поважнее полного ведерка под раковиной, – снова поворачиваюсь к «гостю».

–У нас. Это ты хорошо сказала, что у нас. Стало быть, мы вместе пойдем «выбрасывать мусор».

–Ты это о чем?

– Как о чем? О мусоре!

–И куда же мы его по – твоему выкинем, в мусоропровод?– не понимая, зачем веду этот диалог. Но Маруська вполне адекватно его ведет, стараясь не смотреть на труп, и мне ничего другого не остается. Наверное, у меня тоже шок, чертыхаюсь я.

–Не, в мусоропровод не пролезет. Ты только посмотри, какой боров!

– Маруська, надо в полицию звонить! Сами мы с этим мусором не справимся.

– Полиции нам только тут и не хватает! Им бы только крайнего найти! И они и найдут, нас с тобой. – Взвизгнула подруга, не согласиться я с ней не могла.

– Ведь зачем-то он сюда пришел? А точнее к кому?

–Хороший вопрос. Ты его знаешь?

Маруська вновь направилась к кровати. Наклонилась над мужчиной, внимательно его рассматривая.

–Ты не можешь понять знаешь ли ты его или нет?– Не выдерживаю я.

– Вроде нет. Но он уже порядком подпортился. Посмотри сама. Может это по твою душу.

Пересилив себя, подхожу к кровати, сдерживая тошноту, мгновенно устремившуюся к горлу. Спазмы не давали подойти ближе, в конце концов, к «гостю» я подошла с четвертой попытки, предварительно спрятав нос в надушенный Маруськин шарфик. Мне он показался знаком, только где и при каких обстоятельствах мы встречались, я не помню, о чем я и поделилась с подругой.

–Плохо дело.– Подытожила Маруся. – Но оставлять его здесь нельзя.

–То есть?

–А то и есть! Сколько времени?

–Двенадцать уже как, – растерянно произношу, не догадываясь о чем она.

–В полицию мы позвонить не можем, так?

–Почему это не можем?

–Потому что, как ты сама сказала, у тебя есть причина скрываться под чужим именем, так?– И не дождавшись с моей стороны никакой реплики продолжила.– У меня скажем, так схожа ситуация…

–О, Господи, только не говори, что ты тоже скрываешься…-

– Не скрываюсь! Но причин доверять полиции у меня нет! – Перебивает теперь она,– И у меня тоже есть уважительная причина, для того чтобы стать другим человеком!

–О, Боже, – повторяю я, не веря в абсурдность всей ситуации. – И что же нам делать?

– Вывезти его и дело с концом!

Я минуту смотрела на подругу, от всей души надеясь, что она это не серьезно. Зря, подруга даже развила бурную деятельность, решая во что завернуть «гостя».

–Подожди, Марусь, как ты себе это представляешь? У него веса под сто кило, и потом, как это будет выглядеть со стороны?

–Тебе и правда интересно как это будет выглядеть? А как будет выглядеть, если этого товарища обнаружат в моей квартире? Начнется такой шмон, потом объясняй что ты не верблюд!

– Может позвонить кому? – спрашиваю с тоскою, понимая, что особо и некому такое дело доверить.

–Влад прилетел?– спрашивает подруга отчего – то пряча взгляд.

–Нет, вроде. Я за тобой сразу сорвалась.

–Жаль. Он бы помог. Влад такой.

–Но его нет, и когда вернется неизвестно. Да что говорить, мы в последние пять месяцев прекратили всяческое общение, и куда он направиться с Нью-Йорка большая загадка. Так что выпутываться придется самим.

Еще какое – то время, поспорив насчет нашего «гостя», мы отправились на кухню покрепиться спиртным, благо этого добра хватало в Маруськином чемодане.

Через полчаса подруга, погрустнев, оповестила, что пора настала, и мне ничего другого не оставалось, как поплестись за ней в комнату.

–Марусь, я тут что подумала, может, мы его вытащим в подъезд и все? Пусть его кто – то другой найдет?

–Я думала уже. Этот вариант отпадает. Сверху живут две бабульки, на третьем, стало быть я, а внизу многодетная семья. Вторая квартира пустует. К кому пожаловал гость догадаться нетрудно, по крайней мере, под подозрением буду я первая.

В чем- то она и права.

– Главное его завернуть, и стащить вниз к черному входу. А там я подгоню машину, и спокойненько его вывезем.

–У тебя есть ключи ?

–Нет. Но ее открыть плевое дело.

–Отлично, дело за малым.

Завернуть этого бугая оказалось не таким уж плевым делом, как казалось. При малейшем шевелении труп источал дичайшую вонь, от которой я грозилась упасть в обморок. Три раза меня чуть не вырвало, на четвертый, снова вооружившись Маруськиным надушенным шарфиком, мы таки его перевернули, изрядно намучавшись и вспотев. Завернув его в покрывало, и связав концы, мы под Маруськины чертыхания потащили его к двери.

–Там светло как в Нью-Йорке, мать его!– прошипела Маруська, выглянув в подъезд.

–Давай выкрутим лампочку.– Предложила я. Не хватало еще, чтобы какая особо глазастая Марусина соседка увидела нас в час ночи, с тяжелой ношей.

–Придется.– Буркнула подруга и рысцой потрусила на пролет ниже.

Вскоре свет погас, и стало относительно темно. Остался гореть свет этажом выше, но он особо не мешал.

Вздохнув, мы ухватились за края и потащили его вниз. Каждый пролет давался с неимоверным трудом. Уже внизу, плюнув, мы тащили его волоком.

У черного входа Маруська обессиленно опустилась на корточки, пытаясь отдышаться, а мне каждую минуту казалось, что вот вот откроется дверь и кто – то выйдет в подъезд.

Вскоре подруга открыла дверь, поколдовав в замке, и ушла за машиной. Этот момент мы не обговаривали, и опомнилась я уже с «гостем», то есть трупом наедине. Закусывая до боли кулак, я стояла готовая свалиться от страха в обморок, чувствуя как сердце грохочет где – то в горле. Казалось, Маруськи не было целую вечность, я уже было хотела трусливо удрать, как вдруг дверь с тихим скрипом отварилась, и на пороге показалась такая же испуганная бледная Маруська.

–Чисто?

–Вроде бы.– Просипела я, почувствовав угрызения совести.

Ухватив в который раз за концы покрывала мы потащили его к машине. Тут нам предстоял хороший рывок, на который как оказалось, сил совсем не было. Нужно было уложить «гостя» в багажник, и мы взяли небольшой таймаут. Маруська снова приложилась к горлышку, чему я бессовестно воспрепятствовала.

–Ты чего?– С обидой уставилась на меня.

–Ты напиться решила?– начала злиться я.

– Если бы. Руки дрожат от усталости. А мне, между прочим, еще машину вести!

–Давай укладывать его. Неровен час кого-нибудь на улицу вынесет!

Кое- как мы все же затолкали его в багажник. И вскоре уже неслись по пустому городу, держа курс в северный район. Там такая находка резонанса не вызовет, и мы сможем выдохнуть спокойно. Добрались за сорок минут, выбрав место в заросшем кустарнике, куда не падает свет тех редких фонарей, которые еще остались. Выгрузили с горем пополам нашего «гостя», предварительно вытряхнув с Маруськиного покрывала. Я не понимала, зачем оно ей понадобилось, на что Маруська отмахнулась, сказав что так ей будет спокойней.

Домой мы добрались довольно быстро. Прибравшись в квартире, и выпив уже для снятия стресса, предварительно скатав испорченное пастельное белье и расфасовав его в мусорные пакеты.

–Это лучше выбросить не здесь. Завтра вывезу и оставлю через пару кварталов.

–Маруська, – жалобно позвала подругу – Как теперь спать здесь?

–И я вот думаю, как? Я теперь на этой кровати глаз не сомкну!

–Поехали ко мне, а?

Маруська, горестно вздыхая все же согласилась, прихватив еще запасы спиртного. Добрались мы довольно быстро, так как жили на одной улице, всего через три квартала. В отличии от подруги жила я на 10 этаже, в элитной многоэтажной новостройке. Поднявшись на лифте, мы устало ввалилась в квартиру.

Едва ли ни с порога знакомый тошнотворный запах заставил нас остановиться как вкопанных, не верящим взглядом впиться друг в друга.

Как были, обутыми бросились в комнату, застыв на пороге, отпихивая друг друга.

– Господи…– Прошептала я, обессиленно спускаясь по стене, зарыдав.

На моей кровати возлежал самый что ни на есть труп, очередной гость, идентичный Маруськиному.

–Насть…Что же это делается, а? Трупы косяком поперли! Не плачь, Настька, что мы этого что ли не вывезем, а? Еще как вывезем!

Энтузиазма подруги я по понятным причинам не разделяла, и вдоволь наревевшись, решила, что деваться все же некуда. О полиции само собой мы речь не заводили. Да и не смогла бы я на данный момент тень на плетень наводить, раскусили бы в два счета. Понимая, что деваться некуда, отправилась в гостиную, стащила с дивана плотное покрывало, и, сдерживая рвоту в содрогающемся от ужаса желудке, мы принялись поковать уже моего «гостя».

Управились в этот раз довольно быстро, завернув и плотно связав концы покрывала. Маруська с важным видом отправилась на кухню, как будто мы не второго по счету трупа за ночь собрались вывозить, а как минимум на прием опаздывали.

Вскоре она вернулась с очередной порцией виски, которую я решила не игнорировать. Спиртное помогало заглушить не только панику, но и совесть, а также не слететь с катушек окончательно.

По очереди, приложившись к бутылке, опять же с горлышка, мы, не сговариваясь направились к очередному «гостю».

Немного посовещавшись, решили сначала вызвать лифт, а потом уже тащить труп.

Лифт пришел довольно быстро и мы, не успев испугаться, уже тащили его в пустом холе, по знакомой траектории, к черному входу, дверь которого благо была открыта.

Подогнав Машину, Маруська, бормоча себе под нос ругательства, ухватив один край со злостью подхватила свой край и буквально закинула «гостя» в багажник. Хоть мой и был меньшей комплекции, в душе успела порадоваться, с какой легкостью это у нее получилось.

Вскоре мы уже неслись в знакомый северный район. На часах было половина пятого, когда мы остановились поодаль жилого комплекса, в небольшой роще, решив все же моего «гостя» припарковать подальше, глядишь, дольше искать будут, да и не свяжут один труп с другим.

Выйдя из машины, мы потоптались на месте, оглядываясь по сторонам, тихо переговариваясь, решая, где будет «то самое место».

–Вон смотри, какое уютное местечко, кустики аккуратные, да ель ветвистая до самой земли.

–Угу, – и в самом деле, место лучше не придумаешь.

На этом и порешили. Уже подходя к машине, мы замерли с Маруськой, а я едва не рухнула, чудом удержавшись на ногах. На дороге, ведущей в рощу, стояла полицейская машина, весело мигая красно-голубыми огоньками, а навстречу нам осторожно ступая, шел человек в форме.

Маруська икнула от испуга, и, как водиться, посмотрела в сторону машины, в аккурат на багажник. Мужчина, увлекшись моим созерцанием, не обратил на подругу внимания, а мое сердце совершило кульбит, тогда как мозг отчаянно искал пути выхода из сложившейся ситуации.

–Вам помочь, милые дамы? – и, не дождавшись от нас ответа, продолжил,– Позвольте узнать, что привело двух таких дам как вы, в эти трущобы?

– Милый человек у нас сломалась машина, а мы совершенно не разбираемся во всем том, что находится под капотом автомобиля.– Отмерла Маруська, растягивая улыбку, которая походила скорее на оскал.

– И все же вы не ответили на мой вопрос. Что вас сюда привело?

– Уважаемый,– пришла на помощь подруге,– Я понимаю, мы довольно странно выглядим в сложившейся ситуации, но мы действительно случайно здесь оказались. Поверьте, мы и сами очень напуганы, тем, где оказались. И у нас правда сломалась машина.

–Возможно, вас послал нам сам Бог, и вы не откажете нам в помощи.– Подруга спрятала дрожащие руки за спину, удерживая на лице подобие улыбки. Я вдруг увидела происходящее совсем другими глазами, и от этого мне стало тошно.

Мужчина подошел к машине, а мы с Маруськой, не дыша двинулись за ним. Глядя ему в спину, мы с Маруськой отчаянно гадали, как выпутаться, бешено стреляя глазами в мента.

–Открывайте,– кивнул на капот. Маруська засуетилась, и полезла в салон. Вскоре мужчина уже копался под капотом в моторе, поглядывая по очереди на каждую. В панике от происходящего, я пропустила момент, когда Маруся выросла за его спиной, и огрела его по голове толстой веткой. Мент хрюкнув, завалился на бок, уставившись на меня стеклянными глазами.

–Да ты спятила совсем?!?– мой визг полетел далеко над верхушками ободранных кустов.

–Спокойно! Чего ты кричишь? Не хватало нам привлечь еще кого-то!

Нагнувшись над ментом, я первым делом проверила пульс. Руки ходили ходуном, а грохот собственного сердца в ушах не позволял ничего расслышать. Маруська, отпихнув меня, принялась проверять творенье своих рук самостоятельно, хладнокровно сообщив, что мент жив.

–Надо убираться. Придется везти нашего «гостя» подальше. Так мент очухавшись, решит, что мы испугались и смылись. Но если обнаружиться наша находка, носом будет рыть землю, чтоб нас найти.

–Ты права,– устало сообщаю Маруськи, все еще не веря собственным глазам и в то, что на рассвете, я нахожусь черт знает где, с трупом в багажнике. Но больше всего меня поразила мысль о том, что мы вот так просто решили выбросить человека, как мусор, коим его совсем недавно назвала подруга. Меня убивала мысль, что влияние Влада на меня оказалось роковым, ведь в моей голове, пусть на долю секунды, но все же проскользнул момент, когда взгляд зацепился за пистолет, торчащий из кобуры пришлого мента, и вероятности им завладеть, и чего уж теперь греха таить, пустить в ход. – Надо уезжать. Он скоро придет в себя.

И стараясь не смотреть на лежавшего на холодной земле мужчину, мы поспешно загрузились в машину и рванули прочь.

Уже рассвело, и мы долго решали, где пристроить труп, пока, наконец, не забрели в густой пролесок в тридцати километрах от города.

–Вот тут его и оставим,– Маруся распахнула багажник, и сумасшедшая вонь пахнула в лицо.

–Вот черт, воняет то как! Я где -то читала, что термоядерный запах трупа напрямую зависит от того как умер человек. Ну, если его, к примеру, отравили, то и запах будет соответствовать.

–Странную ты литературу читаешь.– Жестом останавливая Маруськин поток слов. Истерика была уже на подходе, и вести светскую беседу о трупном запахе казалось выше моих сил.– Хватай давай!

Кое – как мы его вытащили из багажника, можно сказать, приложили последние силы. Дальше, до кустов тащили волоком, под матерные Маруськины слова.

–Насть, гляди, что-то выпало из его кармана.– Остановившись мы поспешили к белеющему клочку бумаги, трепыхавшемся на поднимающемся ветру.

– «Версаль», улица Немечева 107.– Прочитала вслух, и уставилась на Маруську.

– Хорош гость, по таким местам расхаживать,– усмехнулась подруга, вернувшись к «гостю», внимательно вглядываясь ему в лицо.

– Ты знаешь, что это за место?

– Не совсем. Слышала несколько раз. Занятное местечко. Принадлежит местному большому дядьке. Но что им от нас надо? Черт… Это мне совсем не нравиться.

– Да и мне особо не радостно от того что вот так запросто можно войти, и умереть на моей кровати!

– Да… Кажется мы куда то влипли, знать бы куда. На дату посмотри. Кажется, у этого типа была назначена завтра встреча. То есть уже сегодня.

–Марусь,– позвала я,– мне вот тут пришла мысль. Ведь кто-то же его убил. Ну, или отравил. Сомнительно чтобы он сам умер, лежа на моей кровати. Значит, в моей квартире был кто еще?

–Выходит так. Как и в моей. С моим «гостем» все понятно. Его застрелили. Причем в упор. А по твоему так и не скажешь, от чего помер.

–Может, обыщем его?– предложила подруге, прогоняя брезгливость и тошноту.

– Посмотри в карманах, может еще чего найдем.

В карманах ничего не оказалось, но кое – что мы все -таки обнаружили. Место прокола кожи, похожее на след от инъекции на шее. Другими словами, «гостю» ввели нечто такое, от чего он скоропостижно скончался. И, следовательно, есть еще кто-то кто беспрепятственно может попасть в мою квартиру.

Дотащив труп до ближайших кустов, мы с Маруськой выдохнули с облегчением, и поспешно покинули место преступления. До дома добирались добрых пару часов, то и дело, поглядывая в зеркало заднего вида, каждую секунду ожидая появления нашего мента.

Добравшись до квартиры, навели в ней порядок, упаковали все белье в мусорные пакеты, и разнесли в разные мусорные баки. После всего, по очереди приняли душ, наскоро перекусив, прилегли на диване в гостиной, строя одну версию происходящего за другой. Так как картина была скорее из ряда вон выходящая, к общему знаменателю мы не пришли, вскоре уже крепко спали.

Проснулись, когда за окном уже смеркалось. Маруська покряхтев, поплелась в туалет, а я отправилась на кухню, и принялась готовить ужин. Вскоре подруга присоединилась, взявшись чистить картошку.

– Насть, я вот что подумала. Ночные визитеры могут нагрянуть когда угодно. Лучше нам держаться вместе. То есть, кому – то из нас надо переехать к другому.

– Давай у меня,– соглашаюсь с ней, глядя как загораются ее глаза.– Здесь места достаточно для двоих.

–Надо съездить ко мне вещи забрать. И проверить заодно, не появился там еще кто за ночь.

–Не дай Бог. Еще одного захода я, и моя нервная система просто не выдержит.

Поужинав, мы отправились к Маруське домой. К счастью гостей больше не было, Маруся торопливо собрала вещи, и вскоре мы вернулись обратно. Поставив чайник на плиту, Маруська задумчиво смотрела в окно, накручивая ярко рыжую прядь на тонкий пальчик.

–Насть,– позвала она. Выражение ее лица мне ужасно не понравилось. Оно прямо заявляло, его хозяйка в очередной раз что-то задумала.– Я тут подумала…

–Мне уже страшно, Марусь.

– И мне. Но, тем не менее, мы должны во всем разобраться.

–Каким образом, позволь узнать? Нет, честно говоря, я чего – то такого от тебя и ожидала, и успела поразмыслить над ситуацией. Мы ничего не сможем сделать, Марусь.

– Есть много способов что-нибудь узнать!

– Объявление в газету дать? Просьба откликнуться того кто оставил два трупа по такому – то адресу!

–Очень смешно!

–А мне нет, Марусенька! Мне настолько не смешно, что даже плакать хочется! Как мы теперь спать по ночам будем, когда в любой момент может кто-то пожаловать, вооружившись шприцом?

–И я о том же, Настя! Сколько мы сможем сидеть как мыши в норе? Надо хоть что-то узнать! А дальше уже обратится к Владу, он не оставит нас в беде!

–Если Влад узнает о ночных визитерах, он нас вообще не оставит! Мы будем сидеть где-нибудь в сердце тайги под огромным амбарным замком!

– Я бы не отказалась от такой перспективы! Переложить проблемы на сильные мужские плечи, то есть.

–Зачастую Влад и есть инициатор этих самых проблем. Ладно, – выдыхаю, сдаваясь,– что ты предлагаешь?

– Нам нужно отправиться в Версаль.

– Ты сошла с ума?

– Почему это? По – моему, все логично! Если этот тип, твой «гость», как то связан с тем местом, мы может что то узнать. По крайней мере, попытаться!

–Ох, не нравиться мне это. Они нас в квартире ожидали, а тут мы им сами в руки придем, берите тепленькими!

– Ну не скажи. В конце концов, мы придем, тихонечко сядем в уголочке, и будем смотреть в оба.

–Похоже, выхода у нас нет. Во сколько назначена была встреча у нашего гостя?

– В девять часов вечера. Надо поспешить, и тщательно собраться. В это место просто с улицы не войдешь, надо быть во всеооружии.

Собирались мы особенно долго, и как выразилась подруга «тщательно». «Версаль» место, где собираются сливки высшего общество разряженные в пух и прах, выбрасывающие огромные деньги на ветер. На первом этаже находился фешенебельный ресторан, на верху, по достоверным сведениям «комнаты отдыха», а весь цокольный этаж занимало казино.

Порывшись, мы отыскали в моем гардеробе соответствующие наряды еще со времен супружеской жизни с Владом. Длинные изысканные платья в пол, зеленое – Маруське, и серебристое, с открытой спиной мне. Уложив волосы и нанеся легкий макияж, мы вызвали такси и уселись в ожидании звонка.

–Насть, у тебя шикарный гардероб. Только шуб я насчитала восемь штук!

–Статус обязывал. Сейчас мне все это и носить некуда.

– Представляю, ты приходишь на выступление в шубке, которая стоит как моя квартира и машина, вместе взятые и в тех драгоценностях, которые я видела на фотографии. Кстати где они? Только не говори, что держишь их в квартире!

– Нет, конечно! Все это отголоски другой жизни Марусь, я ее оставила Владу. И не хочу сейчас об этом говорить.

Зазвонил телефон, оповестив о поданном такси, и мы покинули квартиру. Добирались молча, пребывая каждый в своих мыслях. На душе было неспокойно, и я упорно гнала мысли о том, что мы совершаем ошибку. Но отступать было поздно, Маруська резво выскочила, едва машина успела остановиться, и как на эшафот, я последовала к широким стеклянным дверям и мраморным ступеням.

  Атмосфера внутри кричала о роскоши и огромных деньгах. Хрустальные люстры, мраморная лестница, шелковые панно и картины знаменитых художников, все это успешно сочеталось в едином ансамбле, дополненное искусно вылепленными каминами, в которых потрескивал огонь. Драгоценности дам сверкающие в ярком свете люстр, искрились и переливались разными цветами, а золотая, с молочно – белым отделка стен, создавала тот самый ненавязчивый уют, который позволял чувствовать себя как дома.

Официант с вежливой улыбкой встретил нас и повел по залу, и, уточняя по пути наши предпочтения, остановился у камина, в уединенном углу зала. Все это время, которое мы добирались до нашего места, я кожей чувствовала чужие горячие заинтересованные взгляды. Мне казалось, что тем, кто побывал у меня в квартире, я уже попалась в поле зрения, и они появятся у нашего столика с минуты на минуту.

Раскрыв меню, у меня глаза на лоб полезли от цен на предложенные блюда.

–Нет, ты это видела? У них мраморная телятина в золоте что ли мариновалась? Это же чистой воды грабеж!

– Ты сама сказала, что это занятное местечко, следовательно, и цены тоже будуттакими же.

– Один стейк стоит как моя месячная зарплата, а она, между прочим, далеко не маленькая по московским меркам! Это же сколько надо зарабатывать, чтобы питаться в таком месте?

– А ты думаешь, посетители этого ресторана сидят на зарплате?

– Нет, не думаю. Контингент здесь, судя по ценнику, далеко не бюджетный.

Мы все – таки сделали заказ, и вскоре возле нашего столика вырос официант, разливая вино по бокалам, поспешно ретируясь.

– Ну за такое вино и душу не жалко,– выдыхает блаженно Маруська, пригубив сорокалетней выдержи вино, стоившее как наша общая месячная зарплата.

– Мы, Марусенька после похода сюда, потуже затянем с тобой пояски, и будем перебиваться с хлеба на воду,– согласилась с подругой.

– Ну, так для дела же! Кстати, пора бы уже и появиться нашим клиентам. Уже без пяти девять.

Взглянув на большие часы у входа, мы принялись аккуратно осматривать посетителей. Одиноких мужчин было несколько, впрочем, как и дам. И те и другие в нетерпении поглядывали на вход, явно кого то ожидая. Через минут десять мой взгляд снова метнулся к двери, и я поперхнулась вином, вытянувшись в струнку, отставляя дрожащими руками бокал в сторону.

Между столиками шел Влад, под руку с красивой эффектной блондинкой с длинными прямыми волосами. Мой мозг сканировал его образ, вырывая детали, в том числе и крепко сплетенные руки. Девушка что-то тихо шептала, и вид его слегка склоненной головы, резанул по нервам. Хмурые широкие брови заинтересованный взгляд, широкие плечи обтянутые черной тканью пиджака, и ворот такой же черной рубашки. Ревность кислотой опалила внутренности, скрутив их жгутом. Хотелось вскочить и вцепиться в волосы ей или ему, без разницы кому, лишь бы унять эту жгучую боль внутри, стремительно поднимающуюся из глубин сердца. Лицо запылало, а душа закричала так громко, что заглушила даже голос обратившейся ко мне Маруськи.

– Насть… Держи себя в руках.– Все- таки ее голос прорывает вязкий заслон.

–Что? – обращаю на нее горящий взгляд, пряча свою боль.

– У тебя же все на лице написано, Насть. Хорошо, что они расположились подальше, и он нас не видит.

–Ты права, хорошо, – допиваю залпом вино, плюнув на его насыщенный вкус.

– Тебе стоит освежиться Насть. Я побуду на посту, а ты иди, остынь.– Прошептала подруга, комкая лежащую на коленях салфетку.

На ватных ногах я отправилась в дамскую комнату. Внутри никого не оказалось, и, ополоснув руки холодной водой, приложила их к горящим щекам. Смотрела на свое отражение в зеркале, обливаясь внутри кровавыми слезами, и гнала от себя любовь драной метлой, презирая и ненавидя себя за малодушие. Уговаривала себя привычными уговорами, да только сейчас они казались мне глупыми и неубедительными. Мысль о том, что Влад нашел мне замену, полосовала острой бритвой, отнимала кислород и обжигала едкой ревностью.

Поднимаю глаза, вздрагиваю, встречаясь взглядом с ней, посмевшей смотреть прямо в глаза, высоко вскинув голову.

– Не знала, что тут кто есть.– Хриплый низкий голос раздирает очарование ее образа. – Неудачный вечер?– Спрашивает она снисходительно, и понимающе улыбаясь.

– Что типа того.– Тихо отвечаю, глядя как девушка подносит зажигалку к сигарете, изящным жестом подкуривая ее.

– Клевое местечко, не правда ли? Мы с мужем бываем здесь время от времени.

Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, оглушив меня, и отправив в нокаут. Я смотрела на нее и видела его руки, скользящие по тонкому телу, и перебирающие светлые волосы. Его губы, целующие чужой пухлый рот, его тело, и темный пронизывающий взгляд, во время секса. Все это теперь не только мое, он отдал мои воспоминания другой женщине, которую я ненавидела всей душой. А меня выбросил з дверь, как ненужный хлам. Рядом с ней я чувствовала себя ущербной, старой и некрасивой. Вот так в один миг, можно разрушить человека до основания, сжечь его в пепел. Владу не удалось до конца меня сломать, зато с успехом это сделала вот эта пигалица, называющая своим мужем моего мужчину.

Она еще что – то продолжала говорить, но слушать ее оказалось выше моих сил. Шатаясь я вышла из туалета направилась по освещенному приглушенными свечами коридору, натолкнувшись на широкую каменную спину какого – то мужчины. Не глядя, извинившись, продолжила свой путь, оплакивая в очередной раз свою судьбу, когда на запястье сомкнулись железная ладонь, и над ухом просвистел ядовитый сиплый голос.

– Тебя, суку с ног сбились искать, а ты, бл*ть, вот где прохлаждаешься?

Непонимающе уставилась в лицо незнакомому и очень злому мужчине, замечая, наконец, форму охранника, и торчащую рацию из-за пояса. Не успела вымолвить и слова, когда мужчина со злостью выхватил ее и отрывисто бросил кому-то по другую сторону связи.

– Я нашел нашу пропажу, доложите Савко. Я везу ее к вам. – Пряча рацию обратно за пояс. – И вырядилась как, с ходу и не узнать, где только шмотки такие достала?– уже мне, хватая за локоть, увлекая назад по коридору.

Тут мне пришла спасательная мысль о бегстве, что я и сделала, дернувшись из чужих рук, бросившись в обратную сторону.

Напрасно я кричала и рвалась из крепких чужих рук. Отчаянно ввертела головой в надежде на Влада или Маруську, но подруга терпеливо ожидала меня за столиком, даже не подозревая о моем похищении, а Влад был, очевидно, занят своей пассией. Пока я раздумывала, как избавиться от компании в лице громадного парня, последний между тем, выволок меня на улицу, силой подталкивая к темному автомобилю. Открыв дверь, он буквально закинул меня туда, поспешно уселся на водительское место и рванул с места, визжа покрышками шин.

–Послушайте, – попытала счастья еще раз,– Это какая-то ошибка. Вы меня с кем-то перепутали. Меня будут искать. Вы не знаете, кто мой муж!– пошла в ва-банк, стараясь не думать о том, что этот самый муж, уже таковым не является.

– И кто же?– парень ехидно ухмыляясь, повернулся, на секунду пронзил меня взглядом.– Нет, ну тебе в изобретательности не откажешь. А они говорят, что ты бесхребетная! Вон уже и мужем обзавелась! Он, поди, и не знает какая ты звезда!

– Я говорю, что это ошибка…

– Заткнись! Я что бл*ть на лоха похож? Ты мне мозги не пудри, велено тебя найти, вот пусть другие и разбираются!

Глава 8

Диана

И я заткнулась, обливаясь холодным потом в буквальном смысле. В этой калымаге не работала печка, и меня трясло от холода в тонком вечернем платье. Я мысленно представляла как Маруська все же кинулась меня искать, а когда не найдет, забьет тревогу. Скорее всего, кинется к Владу, а уж он вытащит меня, в этом я не сомневалась.

Машина тем временем резко остановилась, отчего меня бросило вперед. Парень тем временем распахнул дверь и вытащил меня, швырнув в руки двум спешащим нам навстречу мужчинам. Один высокий и сутулый, второй низенький и толстый, абсолютно лысый, в такой же форме, как и у моего похитителя. Они оба плотоядно усмехнулись, разглядывая меня словно кусок мяса.

–Хорош облизываться. На нее запрос пришел, от того и сбились все с ног ее искать. Пошли.

И я пошла к зданию, только лишь сейчас сообразив, куда меня привезли. Волосы зашевелились на голове, и сердце пропустило удар. То самое место, где Влад меня едва не пристрелил. Вспомнила, что Аллка охарактеризовала это место не иначе как бордель, и сердце тоскливо заныло. Встретится здесь с Владом снова, означало проститься с жизнью. В этот раз он меня не пощадит, лучше пустить себе пулю в лоб, чем пройти через это еще раз. Придется выбираться отсюда самой.

Первой нам попалась худенькая тоненькая девушка, с темными кругами под глазами, одетая в униформу я полагаю этого заведения, как если бы она была банковским работником. Аккуратная молочная блузка и темно зеленая узкая юбка до колен. И бейджик. Инга, значилось на нем. Господи, бейджик в борделе!?!

– Инга, забирай ее. Хлопотная она у вас. Еще и мужа успела завести. Все доложишь Савко о ней?

– Дд-да, конечно.– Запнулась Инга, пристально разглядывая меня.– Иди.– Взмахом руки отпуская всех троих.

Обошла меня по кругу, продолжая сверлить маленькими глубоко посаженными глазками.

– Инга, – осторожно обращаюсь к ней.– У тебя будут огромные проблемы.

–Это уже не важно. Ты не Лина. Это просто невероятно.– Прошептала девушка.

–Ты права. Я не Лина, хоть и не понимаю, как можно одного человека спутать с другим.

– Ты права. Верно. Если только вы не близнецы. Одно лицо. Лишь оттенок глаз разный. И манерности твоей в ней нет.

Меня словно оглушили, а внутренности опалило огнем. Она смотрела таким взглядом, в котором не возможно было сомневаться. Он смотрел прямо в душу, сравнивая, оценивая. И лишь мгновение спустя я поняла, что она говорила о моей сестре. Я гнала от себя мысли о ней, врала себе, что Аллка все выдумала, сейчас эти несколько слов вытащили всю грязь с глубины моей души, которую я так старательно прятала.

–У меня нет сестры. Я единственная дочь в семье,– все еще пытаюсь отрицать действительность, мечтая о том, чтобы она заткнулась и не продолжала дальше. Я боялась того что она может сказать, после чего уже не будет меня прежней. Мое психическое состояние было на грани, и только чудом я все еще держалась после всех событий, обрушившихся на мою голову.

–Пошли со мной.

И повернувшись, пошла к лестнице. Я пошла следом, кленя себя на чем свет стоит. Отсчитывала шаги, до того момента когда она все же откроет свой рот, и небо обрушиться на землю, потому что если это правда, то моя сестра попросту была шлюхой, которой пользовались все в этом борделе, и чье место судя по всему я займу. Моя вторая половина, единоутробная сестра прожигала здесь свою жизнь, на дне социального общества, прикрытого мнимой утонченностью и богатством.

Мы вошли в просторную светлую комнату, похожую на кабинет. Скорее всего, это он и был, на это указывали стопки бумаг на столе, два кресла у окна и мигающий монитор на полке возле стола. Девушка направилась к столу, порылась в бумагах и извлекла журнал. Бросила его на столик воле меня, сама устроилась в кресле, закинув ногу на ногу.

–Двенадцатая страница. Посмотри сама.

Я смотрела на этот журнал как на гадюку, отказываясь к нему прикасаться, а руки уже шелестели страницами, чтобы замереть на нужной, и бессильно опуститься. Там была я. Под номером двенадцать, призывно улыбалась, в тонком прозрачном кружевном белье. Лина. И больше ничего. Как кличка, характеризующая свою хозяйку. И ниже цена. Я задохнулась от суммы, в которую вместилось женское достоинство, честь и гордость. По крайней мере, она продала себя подороже. Я тогда не знала, что эти деньги шли в карман прямо к Савко, а моя сестра находилась на иждивении у старого извращенца, не получая ни гроша. Как и то, что единственный раз посмотрю ей в лицо вот на этой странице, потрепанного развратного каталога с такими же потрепанными девицами, как и моя сестра.

–Теперь ты видишь?

–Вижу. Как ее звали? Или Лина это ее настоящее имя?– С трудом произношу .

–Настоящее.

–Давно она здесь?– обессиленно спрашиваю скорее себя, чем девушку.

– Давно. Лет пять где-то. Всем кто сюда попадают, обратно дороги нет. А Лина попалась на очень серьезный крючок к Савко. И не спрашивай какой. Игорь Владимирович держит его в секрете. Как и все остальные. И мои в том числе. Мне тоже уже не выбраться отсюда.

– Ты знаешь, что меня вам не простят. Мой муж спалит до тла этот клуб.– Шепчу я, пытаясь взять себя в руки. Меня била крупная дрожь, и обхватив себя руками, я пыталась ее хоть как-то унять.

–Плевать. Савко не боится никого. У тебя нет другого выхода. Когда твоя сестра пропала Савко рвал и метал. На Лину поступил заказ. И деньги, которые перевел клиент уже ушли в офшоры. Савко не отпустит тебя. Смирись.

–Смирись?!? Ты с ума сошла? Может моя сестра и была шлюха, и одному Богу известно, что заставило ее на это пойти. Но я ею не стану никогда. Лучше пулю себе пущу в лоб. Поэтому можете убить меня сразу!

– Ну и зря. Будешь сопротивляться пулю тебе пустят не сомневайся, но только после того как отработаешь долг сестры.

–Отведи меня к Савко. Он должен знать моего мужа. От него не получиться отвертеться, и каким-то там Савко его не испугать. И первой кого он пристрелит, будешь именно ты, если отправишь меня куда –то!

Инга лишь заливисто рассмеялась. Потом подошла к бару, обустроенному за скрытой нишей, налила себе коньяк и вернулась, посмеиваясь, села обратно в кресло.

–Милая, давай я тебе кое-что расскажу об Игоре Владимировиче. Этот человек скормил свиньям родного сына, который не мог покончить с наркотой. Его сын кричал на всю округу, в предсмертной агонии, а он пил коктейль с генералом полиции, неподалеку от загона, где его сын превращался корм под острыми клыками зверюг. Он скорее больной человек, чем бесстрашный, а таких ты сама знаешь, ничем не испугаешь. А после того как они доели его сына, растащив кости в разные стороны, приехали ребята в форме и вывезли их. Савко тепло простился с генералом, и тот уехал восвояси. Прости. Но у тебя нет выхода. Вот если бы Лина нашлась, тогда было бы всем счастье. Кстати, – как – будто мы по – светски беседовали,– мне нравиться твой вид. Более изысканно ты, то есть твоя сестра, никогда не выглядела.

–Инга, послушай,– я готова была опуститься к мольбам, лишь бы избежать приготовленной участи, – не делай этого, прошу. Я не моя сестра, и просто не смогу делать то, что требуется, прошу!

–Ничего не выйдет. Возьми себя в руки! Через пятнадцать минут за тобой придут.

И скрылась за дверью своего кабинета. Я бросилась следом, дернув ручку. Закрыто. Рыдания сотрясли мое тело, и я упала там, где была. Меня сжирал страх, боль и отчаяние за сестру. Навязчивые мысли о сестре и матери вытесняли страх за собственную жизнь. Только сейчас мне пришло в голову, что и она могла не знать о моем существовании, как и я о ней. Что же заставило мою мать так поступить? Не только бросить родную дочь, но и разлучить сестер – близнецов? Это огромный грех, оставить свое дитя, бросить его на произвол судьбы.

Я рыдала и вспоминала, как каждый Новый год и Рождество, будучи маленькой девочкой, загадывала одно единственное желание, чтобы она вернулась. И после каждого праздника сидела на подоконнике вглядываясь в прохожих, свято веря, что мое желание исполниться и она вот вот появиться. А она и не торопилась возвращаться, и возможно, жила где-то рядом, или даже когда-то проходила мимо. Как же больно. Боль выворачивала меня изнутри, сжигала едким пламенем остатки моей любви к матери.

Поднявшись на ноги, я добрела к креслу и тяжело в него опустилась. Прислушивалась к шагам за дверью, вздрагивая от каждого звука. Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился мой похититель.

– Знаешь, ты будешь вторым, кого убьет мой муж. Он выпотрошит твои внутренности и будет смотреть, как ты будешь жрать их. Третьим будет ваш Савко. – Устало проговорила я. Парень сделал заинтересованное лицо, при этом не скрывая своей иронии.

–И кто же будет первым?

– Эта шлюха Инга.

–А ты, стало быть, роза душистая! Ты кому вкручиваешь, а? Все кто ступил ногой за этот гребанный порог уже априори шлюхи, без обратного выхода.

– Раскрой свои глаза, идиот! Я разве похожа на шлюху? Это моя сестра работала здесь, но не я! Я жена Стаса Князева, и он никому этого не спустит!– Все еще врала, я, надеясь на свое спасение, каждый раз болезненно морщась, вспоминая о Владе.

– Как ты сказала, повтори?– Его лицо вмиг изменилось. Он по – кошачьи подобрался, побелев, и медленно направился ко мне. Я даже не потрудилась встать.

–Ооо, вижу ты уже в штаны наложил? Представь, что он с тобой сделает? Со всеми вами.

–Ты не можешь быть женой Князя.

– Аааа, ты про то, что у моего мужа двойное дно? Хорошо. Я перефразирую свои слова. Вы наверняка знаете, что он называет себя еще и по – другому. Влад Звягинцев. Если быть точнее.

–Но он похоронил свою жену.

–Как видишь, я жива. А вот ты уже труп. Только ты еще об этом не знаешь. А я вот знаю. Да тебе и самому известно, что свидетели долго не живут.

Парень, стиснув зубы, выскочил за дверь, оставив меня одну, не забыв закрыть замок.

***

–Какого хрена происходит Игорь Владимирович?

–Ты чего так разволновался сынок?

–Какой я тебе на хрен сынок? Ты что меня с Князем стравить хочешь? Только знай, у тебя ни хрена не выйдет. Пойдем ко дну вместе.

–О чем ты бл*ть толкуешь? Можешь ты мне объяснить внятно или нет? Причем здесь Князь?

–При том, что я притащил девку, по описанию которое мне подсунула эта шлюха Инга, и привез его жену, сюда в бордель. И едва ее не отправили к Коллекционеру.

– Ты что бл*ть с ума сошел? Он похоронил свою жену еще почти год назад.

– Я сошел? Она бл*ть сидит там и ни хрена не похожа на труп. Мы вместе не только разума лишимся, но и покоя, когда он об этом узнает. Сам знаешь, какие Князь делишки проворачивает. Я думаю, что же мне ее морда знакомой кажется, вот теперь я ее вспомнил.

Савко встал, включил камеры видео наблюдения, защелкав пультом, замер перед экраном.

–Невероятно. Одно лицо. Только харизма другая, утонченная.

–Ты сейчас, что бл*ть красотой ее любуешься?

– Они очень похожи. Как две капли воды. Когда Лина только пришла ко мне она была таким же цветочком. Сладким бутоном.

–Владимирович что делать будем?

–Ты представь, сколько мы на ней бабла подымем?

Молодой мужчина подобрался и заговорил тихим глухим голосом, от которого у Савко вмиг прояснился разум. Он все еще смотрел в монитор, представляя вкус пухлых губ, которые в отчаянии закусывала девушка на экране.

– Ты видно не слушал меня, Владимирович? Я скорее сам тебя застрелю, чем буду ждать, когда до нас доберется Князь. Он не тот человек, который спустит ее похищение.

– Успокойся, Марат. Во – первых, ее нельзя отпускать. Если она проболтается, Князь нас и так в порошок сотрет, и этот наш хрупкий нейтралитет разлетится к чертям собачим. Во – вторых Коллекционер оплатил ее полностью. Нам не придется даже заморачиваться по этому поводу. Он сделает все чисто, никто ее не найдет. Ну и в третьих, недавно в Нью-Йорке Князя видели в компании юной белокурой особы, которую он таскает везде с собой. Думаю, он и горевать сильно не будет.

–Не нравиться мне все это. Девка заявила, что он непременно сюда явиться мстить.

–Ну а что ей еще говорить, чтобы спасти свою шкуру? – Перевел взгляд на экран. –Хороша. Даже жалко ее в расход пускать.

–Ты бы лучше о своей шкуре подумал. Сомневаюсь, что он спустит нам это с рук.

–Если конечно узнает, то да, безусловно. Но ведь и мы можем направить его по следу, который приведет к Коллекционеру. Вот уж Влад удивиться, когда след его приведет к уважаемому, и бессменному партнеру.

–Коллекционер может отказаться, если узнает.

–Может. Но ты только посмотри на нее. Думаешь, он откажется?

–Но он должен узнать кто она. А то вся наша затея накроется медным тазом. И они явятся по нашу душу уже вдвоем.

– Пусть он с ней поиграет. Когда он с ней закончит, то побоится Влада. Ему будет самому на лапу пустить концы в воду.

– Влад будет в нокауте. Надо подумать какую выгоду из этого извлечь.

–А вот эти направление твоих мыслей мне уже нравиться.

***

Диана


Не прошло и получаса, как дверь снова отварилась, и в комнату вошел крупный молчаливый мужчина. Стремительно подошел к креслу, и остановился возле меня.

– Вас приказано отвезти на заказ.

–Я никуда не поеду. – отчеканила, готовая драться со всем миром.

–Это мы тоже предвидели. Клиент ждет, а каждая минута в нашем случае, это потеря денег.

Не успела я поднять голову, как к лицу приложил платок, пахнувший чем-то сладким и дурманящим. Принялась вырываться с рук, когда почувствовала, что сознание покидает меня. Последняя мысль была о том, что в обволакивающем черном коконе стало вдруг хорошо и спокойно.

Глава 9

Маруся


Когда я впервые увидела ее, мое сердце почему-то дрогнуло. Это потом я пойму что она слишком много хранила его на себе, его запах, прикосновения, его жгучие чувства, в конце концов, а я, будучи одним из тех самых почивших в прошлом «проектах», на ментальном уровне распознала его, но, к сожалению, ничего не поняла. Эта сломленная жизнью девушка, с тонкими, как веточки руками сумела сделать невозможное. Она пробудила меня так же, как и я ее. Во всем, что касалось ее, сквозила глубокая печаль, я бы даже сказала трагедия. Во взгляде ее необычных глаз, вздернутых по- кошачьи к верху, в повороте и наклоне головы и во многом другом, на что я никогда прежде не обращала внимание. Она была настолько другая, что хотелось ее защитить от всего мира, что и пытались сделать все без исключения. Мужчина сходили с ума глядя на ее точеный профиль, впрочем, женщины тоже только от ревности, конечно.

Впервые я посмотрела на нее другими глазами в том чертовом номере, глядя как предмет моих терзаний и мечтаний пожирает ее глазами. Это был не тот тип горячих взглядов, от которых теряешь голову. Нет. Это был голодный истязающий, и мучительный поединок сердец, став свидетелем которых твой мир безвозвратно утерян и ты больше никогда не будешь прежней. Ты больше не сможешь смотреть в глаза другим мужчинам, потому что хоть раз окунувшись в едкий коктейль чужого безумства, ты понимаешь, что все остальное безвкусный и отравляющий сурагат.

Пока я летела домой, меня посетила мысль, что возможно не просто так мы с ней встретились, и для этого была своя причина. Наверное, другая бы на моем месте тут же возненавидела соперницу, что я и сделала, едва он ворвался как дьявол в ее номер. Но проанализировав от начала и до конца все то, что я видела, находясь возле нее, как ненависть растворилась, оставив лишь чувство горечи и досады.

Она через многое прошла. Ее любовь так отчаянно сквозившая во взгляде, и сводившая с ума Влада настолько огромна и, самое главное , взаимная, что бездонная черная попасть затягивает в себя всех кто хоть раз, прикоснулся к ней. Она не принесла ей счастья, как и не принесла мне. Она отравила ее, как и меня, и текла по венам раскаленной ртутью, отравляя дальше, не давая возможности жить вдали от этого мужчины. Только я сильнее и выносливее ее, а она просто сломалась от такой непосильной ноши.

Когда она возникла возле моего дома, во мне уже перегорели все чувства, оставив осле себя только пену сожаления. Я интуитивно чувствовала ее искренность, и даже рассмеялась, когда она стала уверять, что покончила с Владом. С ним невозможно покончить. Она держалась, я видела, и даже искренне верила, что сможет жить самостоятельно без него. Я не стала ее разуверять, ибо не хотела терзать ее еще больше. Она сама должна это понять.

Я поняла это с первого взгляда, когда мальчишка с завязанными руками, отчаянно прятал свой страх, боясь ступить в черную пучину вод. Я тогда не понимала его страха, ведь знала уже, что он лучший, даже будучи мальчишкой. Горделивый, одинокий мальчик, Б-пятый, ни с кем не желал знаться, уверенно глядя на всех свысока, вдруг испугался воды. Остальные смеялись, а я впитывала в себя черты любимого лица, отчаянно стараясь понять, что его так испугало. Но он быстро справился с собой, и едва взглянув в мою сторону, шагнул в бездну. Когда он не вынырнул, я в приступе бросилась вниз, в последний момент подхваченная чьими -то сильными руками. Я кричала, наплевав на всех, в образовавшейся тишине на поляне, рвалась туда, в ослепительную черноту, от всей души желая спасти того, кто перевернул мой мир. Мальчишку с изумрудными глазами и одной ямочкой на щеке, которую удавалось так редко увидеть.

Я плохо помню, что было потом. Все плыло в тумане, испытание прекратили, водолазы опустились на дно, и время прекратило свой бег. Диего, мой брат, кастерил меня на чем свет стоит, а мне было плевать на все и даже на то, что скорее всего, меня ликвидируют, потому как и моя вакцина была бракованной. Мои чувства, которым не положено быть имелись, и очень даже яркие, жгучие и пронзительные.

Потом он вошел в барак злой и грязный, но живой. Я плакала тогда так сильно, и долго, что, в конце концов, мальчишка, подошел ко мне, взяв мои руки в свои, одними глазами заставил успокоиться не только сердце, но и душу. С тех пор, я всегда ходила за ним по пятам, не обращая внимание на его показательное раздражение и злость, потому что он всегда посматривал за спину, в надежде увидеть меня там. И я всегда была там. На каждом чертовом испытании он не отходил от меня ни на шаг, позже в нашу компанию добавились еще двое, не считая моего брата, который все время старался обскакать Влада. В душе он понимал, что сила рук и цепкий ум не залог победы в очередном испытании. Все дело было во внутреннем стальном стержне Влада, он родился завоевателем и покорителем. Этому все способствовало, в том числе и глубокая и чистая душа, которую он так стремился спрятать…

Перевожу взгляд на часы, затем на центральный вход, и беспокойство накрывает меня удушливой волной.

Мои инстинкты среагировали быстрее разума. У входа, передавая тончайшее манто, стояла молодая женщина. Красивая, с раскосыми глазами, в скромном неброском платье, из тех, которые шьются на заказ и второго такого не найдешь. Походкой хищницы направилась вглубь зала, сканируя по пути всех присутствующих мимолетным взглядом. От нее за версту несло кровью и жестокостью, а пухлые губы замерли, презрительной улыбкой, посылая кому-то приказ пылающим взглядом. Слева поднялся невзрачный мужичок и направился в сторону дамских комнат, и меня словно ледяной волной окотило. Вскочив, я бросилась за ним следом, на ходу набирая Настю. Лишь выскочив в слабо освещенный коридор, и сбив с ног того самого маленького мужичонку, я услышала знакомый рингтон, надрывающего Настькиного телефона, одиноко лежащего у горшка с фикусом.

–Куда прешь? Ополоумела совсем?

– Заткнись, недоразумение!– Мужичок опешил, и на плоском лице оскалилась звериная улыбка.

– Что ты сказала, сука, повтори!– Прошелестел он, явно показывая своим тоном, что мне пора бы и испугаться. Но ты дядя, просчитался. Я выросла там, где учат убывать голыми руками и даже пальцами вот таких вот милых девиц как я, и таким взглядом можешь смотреть на кого-нибудь другого.

– Послушай сюда, милый! Иди куда шел, или ты этот туалет, станет в буквальном смысле твоим отхожим местом.– Отвернулась, чувствуя каждым волоском на теле вибрации воздуха, отсчитывая секунды до того, как он совершит малейшее движение.

Раз. Два. Поток воздуха скользнул вдоль обнаженной руки и затылка. Резкий поворот, захват, и в пустынном коридоре раздался хруст сломанных пальцев. Дикий вопль взлетел до потолка, заглушаемый звучанием одинокой флейты, пронзительно плачущей в зале.

– Я не люблю мужчин, которые бьют сзади, тем более женщин. Я знаю, что это твоя рабочая рука, поскольку ты – левша. Теперь ты долго не сможешь ею работать, в смысле бить и убивать людей. На твоей гнилой роже написано, что ты насильник и убийца. В отместку за невинных жертв, я скажу тебе, что ты больше не сможешь держать в руке нож. Этот перелом, раздробил тебе три пальца, которыми ты производишь захват ножа. Ни один хирург тебе их не восстановит.– Он дико вращал глазами, держась второй рукой за сломанные пальцы, визжа и брызгая слюной, но тем не менее ловил каждое мое слово.

Оставив его, я подняла Настин телефон, и пошарила взглядом по пустующему коридору. Заглянула в туалет, и уверившись что ее нигде нет направилась в зал.

Женщины, недавно появившейся здесь, в зале не оказалось, благо Влад, скучающе глядел по сторонам. Когда он увидел меня идущей к их столику, он подобрался, сжав руки в кулаки. Мысленно усмехаюсь, кое что не меняется даже с годами. Я отлично понимала, как выгляжу. Сейчас я уже не Маруська – хохотушка. Сейчас я та самая безжалостная Светка, которая может уложить любого кто встанет у нее на пути, и Влад понял это буквально с одного взгляда. Черты лица заострились, взгляд мгновенно почернел и пытливо впился в мое лицо, выискивая причину, по которой сбросились привычные маски.

– Она пропала.

Всего два слова, заставившие сначала замереть, потом сорваться с цепи, словно голодный взбесившийся пес. Не говоря ни слова, он помчался в коридор, туда откуда я только что пришла, на ходу бросая взгляд на стенающего мужичка у стенки. Ворвался в туалет, и тут же вылетел чернее тучи. Одним резким движением достает телефон и спустя долю секунды отдает резкий приказ своему оппоненту.

– Марк, всех своих на уши подними, и прочеши свой сраный ресторан с подвала до гребанного чердака, и найди мою жену, или я разнесу этот пафосный гадюшник к чертовой матери!

Уже через секунду, очевидно, сам хозяин этого самого пафосного гадюшника, выскочив в чем был в пустующий коридор, на ходу застегивая штаны.

–Влад, что случилось? Твоя жена сидит в зале, ей только что подали десерт!

– Эта шлюха не моя жена, Марк! Ты не оправдываешь занимаемой должности раз не знаешь этого.-Рыкнул Влад.

Марк с испугом переводил взгляд с меня на взбешенного Влада, искренне не понимая, что от него хотят.

–Постой, постой… Но твоя жена погибла… Или нет?– И прикусил язык, когда Влад припечатал его взглядом, опасаясь еще что-то брякнуть.

–Ты сегодня погибнешь придурок, если ее не отыщут сейчас же. Что за охрана в этом сраном ресторанишке, если ты ни черта не можешь обеспечить безопасность?

Марк втянул голову в плечи, уверяя нервно расхаживающего Влада, что девушку уже ищут. Я хотела было потребовать, чтобы просмотрели камеры всех входов и выходов, когда взгляд остановился на мужчине, устремившего стеклянный взгляд в потолок.


Диана.


Сквозь вязкую пелену и боль в виски я все чувствую чужие руки, которые легли на шею сзади и пробежались вдоль спины. Первое и единственное желание отстраниться от них, и не дать им двигаться дальше. Вот рука опускается на талию и кто- тянет носом запах у виска, притягивая голову ближе. Уверенные и сильные чужие руки пугали до дрожи, своими цепкими прикосновениями – захватами, причиняющими боль.

Пытаюсь что- то сказать, но пересохшее горло и боль не дают этого сделать, зато различаю чужой настойчивый шепот у самого уха, пробирающий до самого дна.

– Как же пахнет твое тело… Неужели такие как ты еще существуют, тем более в борделях… У-у-у-у…– Протяжный вой предвкушения, заставляет задрожать каждый волосок на моем теле.

– Открывай красавица глаза, я знаю, что ты уже пришла в себя.

И я открываю, сглатывая дыхание, пытаясь рассмотреть мужчину напротив. Первое что бросилось в глаза, это то что мужчина красив. Рельефное тело, не скрывала тонкая дизайнерская рубашка, и руки в брюках, таких же дорогих и ладно сидящих на нем. Темный ежик волос, и небольшой шрам на губе, делающий его улыбку пикантной и неповторимой. Густые брови в разлет и идеальные черты лица, от которых исходила мужская мощь, все в нем было идеально, за исключением черных бездонный порочных глаз. В них плескалось такое безумие, что мне мгновенно стало плохо от этого взгляда.

Я закрыла глаза, мысленно впадая в истерику, проклиная свою судьбу, и глобальное невезение. Я вдруг поняла, что очередного испытания на стойкость просто не перенесу, и если этот мужчина дотронется до меня, то я в буквальном смысле распадусь на атомы.

–Мы с тобой славно проведем время малыш, нужно только утрясти некоторые формальности. Тебе понравиться в роли моей игрушки, может даже тебе удастся задержаться здесь дольше всех. Знаешь, я ведь очень люблю своих куколок. Я тебя позже с ними познакомлю. Они все как на подбор, славные – нарядные и красивые. Но ты будешь лучше их всех.

Сейчас ты поешь, и примешь душ. Скинешь с себя это развратное тряпье. Мои милашки должны быть в других платьях. Ну, впрочем, ты сама скоро все увидишь. Поторопись, сейчас придет твоя помощница.

Я отказывалась верить своим ушам, и казалось, разум предает меня. Несколько раз себя щипала, считая происходящее страшным сном. Мозг отказывался воспринимать весь тот ужас, который всплывал в моем истерзанном воображении. И тем более не хотелось верить в то, что попала в руки к очередному психопату. Чуть позже я пойму, что этот мужчина хуже дьявола, и попасть к нему равнозначно самой смерти. И совсем скоро мне захочется и ее.

Как и обещал мужчина, которого мне велели называть не иначе, как хозяин, пришла дородная помощница, напоминающая скорее хорошего мужика, нежели женщину, сдернув меня с дивана, и потащила в ванную.

–Раздевайся, надо смыть с тебя весь срам, в котором ты пребывала. Молись и радуйся, что хозяин выбрал тебя к себе в игрушки. Он избавит тебя от греха. Ты должна быть благодарна.

–Господи вы все посходили с ума!

– Не поминай Господа, шлюха! Раньше таких как ты привязывали к позорному столбу на площади и выбивали раскаяние розгами!– Оплывший подбородок мелко задрожал от гнева.

– Я не шлюха! Меня похитили! Вы должны сообщить в полицию!

– Ага, конечно! Все вы так говорите, мелкие поганые шлюхи. Ничего, скоро хозяин научит тебя послушанию. Полезай в ванную у тебя десять минут. Хозяин ждет тебя внизу, скоро придет врач, возьмет необходимые анализы. Хозяин хочет убедиться , что ты здорова. Я здесь, за дверью.– И выключив краны, направилась к выходу. – И да, запомни, теперь у тебя есть два правила. Первое – слушаться во всем меня. И второе – слушаться хозяина. Будешь слушаться- тебе не коснется то, что случилось с непослушными куклами хозяина.

Я несколько раз моргнула, сфокусировав взгляд на журчащей воде из крана, опасаясь разгневать «помощницу», и без разговоров опустилась в горячую воду.

Наскоро вымывшись, я оделась в принесенный наряд, который ввел меня в ступор и панику. Это было действительно платье как у самой настоящей куклы. Чуть ниже колена, с рюшами и оборками, бледно – розовое. Надев его, женщина принялась за мои волосы, мучая меня добрых полчаса. Я боялась посмотреть в зеркало, и увидеть очередную куклу, поэтому проскользнула к выходу, крепко зажмурив глаза.

Внизу от вида хозяина мое сердце пропустило удар. Вернее от его голодного взгляда. Он пылал порочными печатями на коже, проникал до самого сердца, будя во мне безотчетный страх. Он оглядывал меня с ног до головы, облизывая выразительно губы, пряча дрожащие руки. Апогеем всего происходящего стал приказ раздеться и приступить к осмотру. Мне снова подумалось, что я ослышалась, но гневный сверкающий взгляд хозяина говорил об обратном.

– Не буду. –Все же смогла прошептать я. Пусть убьет меня на месте, но я не позволю прикоснуться к себе плешивому толстому старику, бросающему на меня масляные взгляды.

Хозяин поджал губы, и позвал Джайгу, так звал мою помощницу.

– Я думаю, нашу новую куколку нужно познакомить с остальными.

И уже через несколько минут в гостиную спустились ровно девять девушек разной национальности и в разной степени истерзанных. От буйства красок их нарядов, зарябило в глазах. Все одинаково красивые и изысканные, и такие же молчаливые, в ужасе уткнувшиеся в пол, пряча глаза, вздрагивая от неспешного размеренного говора своего хозяина.

Мне стало плохо от того что я увидела. Неужели в современном мире может происходить такое беззаконие? Неужели их никто не ищет, и, попав в руки к такому зверю, дороги обратно нет?

Я стояла, открыв в ужасе рот, рассматривала девушек. Только трое из девяти выглядели относительно здоровыми и целыми. Остальные же, замазали толстым слоем тонального средства синяки и даже, я подозревала , порезы и ожоги от сигарет. Меня замутило от вида зашитого рта маленькой девушки, напоминающей экзотическую маленькую птичку, нити которой торчали неровными и большими узлами в разные стороны.

Только теперь я поняла, к какому садисту попала в руки. Меня трясло так сильно что, я едва стояла на ногах. Силы покидали меня, как надежда на побег и спасение. Пошарив рукой, в поисках опоры, я чувствовала, как комната все быстрее вертится перед глазами. Внезапно опора нашлась, в виде крепкой мускулистой руки, и хриплый голос , прозвучавший возле уха отчасти привел в чувство.

– Не вздумай терять сознание! Ты должна пройти осмотр.

Руки бросили меня на низкую тахту и принялись стягивать платье, разведя в стороны негнущиеся руки. Как с куклы, мелькнуло в голове.

В поле зрения попал толстый старик, с энтузиазмом принявший исследовать мое тело. Намеренно долго он трогал мое тело и грудь, вызывая во мне тошноту своими липкими руками.

– Заканчивай, – раздался отрывистый рык.

Затем у меня взяли кровь, и я едва не заголосила во все горло, когда маслянистые липкие руки раскрыли бедра, и голова старикашки низко опустилась между ними.

– Покровы все чистые.– пробормотал он,– Но надо взять мазки.

Нежной плоти коснулись холодные железные инструменты, и я вздрагивая каждый раз глотала слезы и отвращение.

–Готово,– раздалось над головой, и хозяин отрывисто выдохнул.– Анализы будут готовы через несколько дней. Я вам позвоню.

–У тебя есть два дня. Не расстраивайте меня, доктор. Иначе вам самим понадобиться их сдавать.

Доктор быстрее засобирался, звеня пробирками и инструментами. Как только за ним захлопнулась дверь, хозяин оказался возле меня, жадно втягивая запах моего тела. Я боялась поднять взгляд, чувствуя, как он звереет каждой клеточкой своего тела. Я уже поняла, что этот мужчина не знает слова «нет», и прикусила язык, боясь заорать, и тем самым послужить спусковым крючком.

– Милая моя девочка. Ты вся трусишься от страха. Но поверь мне, тебе бояться нечего. – Его голос поднял животный страх из самых глубин моей души, заставив широко распахнуть глаза. Я не хотела видеть и воспринимать то, что видела, потому что я видела не просто безумного мужчину, я видела одержимого мужчину, который смотрел с … да, да, любовью, и следующие слова заставили зашевелиться волосы на моей голове.

– Ты так давно в моей жизни, что я уже и не помню себя без тебя. Да, да, я знаю, что ты не шлюха, и ума не приложу, как ты там оказалась. Я давно отчаянно мечтаю о тебе, и поверь, все это время искал тебя не хуже твоего Влада. Но удача сегодня на моей стороне, и я добрался до тебя первее всех.

Ты станешь моей самой лучшей и драгоценной куколкой.

– Я… Мы разве с вами знакомы? Вы знаете моего мужа?

–Бывшего мужа, моя дорогая, бывшего. Я лично привозил ему заверенные бумаги. Поэтому и прав у него на тебя никаких нет. Так что ты можешь смело занять место в моей коллекции.

–Он будет искать меня.

–Будет, не сомневаюсь. Пусть ищет. Я ему даже помогу в твоих поисках.– Он отрывисто засмеялся.– Это будет даже забавно. Смотреть на него, на его метания и знать что ты в моих руках. Что каждый вечер я буду касаться твоего тела, проникать внутрь и долбиться в тебя до умопомрачения, и уже утром буду смотреть Владу в глаза и от души ему сочувствовать.

И я закричала. Я кричала, бросившись на него и вцепившись ему в лицо, раздирая его, чувствуя под ногтями обрывки его кожи. Он матерился, пытаясь отодрать меня, и в конечном счете, свалив меня на пол ударом наотмашь.

Меня словно выключило. Я смотрела в перекошенное лицо, на его алчный рот, который что- то в бешенстве орал, но не слышала ни слова. Все также в беззвучном кадре, он тащил маня волоком обратно в спальню, швырнул на постель, шипя в лицо. Слова по -прежнему пролетали где- то мимо моего слуха, а лицо «хозяина» больше не пугало. В моем организме сработал защитный механизм, укрывая мой разум и душу в плотный кокон апатии и равнодушия.

Но беда не приходит одна и уже утром, меня сбила с ног очередная новость. В мою комнату пробралась одна из девушек, Надя. Она долго сидела молча не сводя с меня глаз. Затем, видимо, не выдержал моего равнодушия, промолвила.

– Тебе не интересно, зачем я пришла?

– Уходи.– Все что смогла выдавить из себя я.

–Зря. Я хотела сообщить тебе радостную новость. Хотя для Розы эта новость стала фатальной.

Я взглянула на нее, ожидая продолжения.

– Сегодня с утра хозяин так лютовал, что забил ее до смерти. Бедняжку уже вывезли рабочие хозяина. Он попросту ее зарезал.– Надя шепотом произнесла последнюю фразу, поглядывая на дверь.

Я только прикрыла глаза, справедливо полагая, что всех нас так или иначе ждет участь Розы.

–Ты не спросишь, что же заставило нашего хозяина сорваться в буйство?– Все также шепотом произнесла девушка, особо выделяя фразу о хозяине.

Я не знала, хочу ли я слышать продолжение. Где то в подсознании уже звенел тревожный звоночек, заставляя меня в который раз распахнуть глаза, ожидая продолжения.

– Звонил доктор. Он сказал, что ты беременна. Уже почти месяц.

Мне показалась что кровать подом ной исчезла и я лечу в бездну.


Влад


Над головой пронзительно звенит будильник, и я пытаюсь разлепить глаза. Голова нещадно гудит, трещит и разламывается. Заставляю себя подняться, и отправиться в душ, смыть с себя очередное тяжелое похмелье.

После водных процедур приходит некое облегчение. Беру телефон, просматриваю входящие вызовы. В последнее время все меня обходят стороной, сводят общение до минимума, а чаще оно включает в себя подробный отчет о проделанных поисках.

Уже второй месяц пошел, как Диана пропала. Проклятые нескончаемые поиски каждую секунду текущих друг за другом дней. Весь город и пригород ищет ее и все бестолку. Она как сквозь землю провалилась. По его приказу прочесали каждый подвал, каждый коллектор, все притоны, каждую забегаловку. Ее нет.

Как – будто исчезла в никуда. Растворилась в воздухе. Светку допрашивал на препаратах, аж тошно потом стало. Столько всего вывалила она на него. От этого воспоминания аж аскомина свела зубы. Плевать. Не остановлюсь ни перед чем. Надо будет кишки выпотрошу любому, и жрать их заставлю.

Не бывает так, чтоб от человека следа не осталось никакого. Значит, крыса завелась.

Нутром своим чую, хожу по кругу, и не вижу ни хрена под носом. Только в каком направлении искать? Кажется, истина маячит, а я все никак ее не разгляжу.

Пока искал, много инфы нарыл на свою женушку. Слишком много мужчин было в ее окружении, и вероятность причастности каждого из них слишком велика. Хотя чему я удивляюсь. На нее стоял у всех, кто ее хоть раз увидел. Один вид ее огромного рта срывал крышу напрочь, а глазищи ее бл*дские выбивали почву из- под ног.

Всякие Лелики, Вадики, Стасики…Каждого из них хотелось рвать голыми руками, вгрызаться в горло зубами, наблюдать как с каждым толчком крови их покидает жизнь. И каждый из них готов был драться за нее до последней капли крови, потому что никто не отступиться. Я понимал это по бешенству в их глазах, когда заявлял права на женщину, которую сам же и оставил, а теперь готов был растерзать любого, гонимый дикой ревностью и безумием. Она жрала мой разум, громко чавкая кровавой плотью, затмевала разум не позволяя тому работать в четком режиме.

Отчаяние снова накрывает удушливой волной, и я в который раз загоняю его глубоко в себя. Просчитываю каждую вероятность того или иного развития и всегда захожу в тупик.

И серьги, проклятые бриллианты, она сняла и спрятала их глупая. Господи, я убью ее сам, когда найду. Я же просил ее только об одной, всего однойпросьбе не снимать их. Сам себя подстраховал бл*дь. Конечно она тут же их сняла и отнесла в банковскую ячейку.

Спустившись вниз, замечаю там Янку, и скулы сводит от отвращения. В который раз задаюсь вопросом, почему она еще здесь? И сам себе, в который раз отвечаю. Янка женщина, которая не знает что такое гордость и чувство собственного достоинства, и то, что у меня давно на нее не встает ее ни мало не расстраивает. Она готова ползать, и сосать до тех пор, пока , как говориться, и на ее улице не наступит праздник.

На кухне Эмма Петровна ,едва завидев хозяина, бросается навстречу с чашкой горячего кофе, Янка замирает на полуслове.

– Милый что приготовить тебе на завтрак? Мы как раз с Эммочкой решали, что лучше всего…

–Згинь, Янка. Ты почему еще здесь?

– Но, Владик, мы же…

–Нет никаких мы!– рявкнул, так что аж бокалы подпрыгнули.– Нет. И тебя чтобы здесь через десять минут не было. Иначе отправишься к Булату на потеху. Алка- то сбежала, грустит парень!

–Ты не посмеешь, Влад! Не сможешь этого со мной сделать…

–Яна я дал тебе десять минут, две из которых ты уже просрала.

Янка взметнув крашенными лохмами умчалась наверх собирать вещи.

–Нечего так на меня смотреть, Булату тоже бабу хочется, вон Алке так понравилось, что она и не торопилась его покидать. Никто уже ее не держал. И Янка из той же серии. Быстро войдет во смак.– Экономка смягчилась, вытирая слезы.

–Нет известий о Диане?

–Нет. Она как сквозь землю провалилась. Но где то же она есть…

–А что если…– Экономка многозначительно зыркнула, боясь продолжить, снова украдкой промакивая слезы.

–Нет. Может это и глупо звучит, но Диана жива. Я чувствую ее. Ее страдания и душевные муки. Оттого и так тошно становиться.

–Влад, может, ты не там ищешь?

– Я ищу везде, в каждом из возможных направлениях.– Начал заводиться я.

–Мужчины размышляют не так как женщины.

– Эмма Петровна, если вам есть что сказать, не томите!

–Я тут подумала… Диана девушка…Хрупкая и очень болезненно все воспринимает. Я к тому, что предположим, ей понадобился врач…

– Вы думаете, я не прошерстил больницы?– Закипая начал я. И тут в голове щелкнуло…– Вы имеете в виду, что кто-то подпольный мог оказать ей помощь, хотя вероятность того что она ей и не понадобилась тоже есть.

– Вот именно, мальчик мой. Мне не дает покоя эта мысль. Ведь есть же те кто оказывает подобного рода услуги богатеям, которые могу себе это позволить.

– Почему вы думаете что это кто-то из богатеев? Может она скрылась и залегла в какой-нибудь дыре? Это вполне в ее духе.

–Нет, мальчик мой. Диана в беде. Я чувствую это.

Выхожу на улицу, сажусь в свой майбах и лечу, не обращая стрелку на спидометре. Адреналин хреначит в голову, заглушая то состояние, в котором нахожусь с тех пор, как она пропала.

Сердце бьется в грудной клетке, грозясь попросту взорваться от чрезмерной адской долбежки. Руки трусятся как у алкоголика, вены пульсируют, а член сводит от желания, стоит только представить желанное тело, его запах. Адское желание, щедро приправленное едкой болью. Стоит ему представить, что его нежная доверчивая девочка попала в руки к какому- то садисту, и вены рвало, простреливая разум огненными вспышками безумия и отчаяния. Еще никогда он не чувствовал себя таким бесполезным. Вдруг перед глазами всплывает картинка последнего приема в Йорке.

Резко остановил машину, и закрыл глаза. На горизонте его интуиции замаячила мысль. Постепенно она логически выстроилась в прямо таки уж невероятный вариант.

Картинка, мелькающая перед глазами, не дававшая ему покоя последние две недели теперь обрела четкость и ясность. Это просто невероятно.

Сжал зубы так что во рту мгновенно проступила зубная крошка. Включил зажигание и рванул с места, по скорее стремясь подтвердить свою догадку.

Глава 10

Диана.


Он не оставлял меня, продолжая терзать не только тело, но и душу. Казалось, он хочет изгнать моего ребенка из моего же тела, ведь я сама слышала, как тот плешивый докторишка запрещал ему всяческую половую активность. По ночам я плакала и молилась, о том, чтобы он смог родиться. Наш ребенок. Мой и Влада. И пусть живота еще и не было, но я всей своей сущностью чувствовала его. За что ему выпало такое. Но все чаще и чаще я понимала, что этому не бывать. После каждого сексуального марафона низ живота отчаянно болел и тянул, и на все мои мольбы, он лишь презрительно усмехался.

– Он все равно не выживет. И чем сильнее ты сопротивляешься, тем сильнее бушует во мне жажда мести. Этот ублюдок будет порождением еще большего зла. Он синтезирует в твоих клетках, и родится еще более губительным для общества, чем сам Влад. Хотя ты знаешь, это даже хорошо, что Влад никогда о нем не узнает. Видишь ли, они все прошли добровольную вазектомию. Но видимо, гендерное начало Влада стремительно исправило то, во что вмешались медики. И тебе очень трудно будет убедить нашего горячего друга, что ребенок его.

Я поняла из всего сказанного лишь то, что Влад добровольно отказался стать отцом. Но разве это не чушь? До недавнего времени, Влад был единственным мужчиной, который прикасался ко мне, а значит и сомнений в его отцовстве быть не может.

Мужчина запер меня наверху, запретив всем ко мне приближаться. Он сам приходил, купал меня, кормил, и даже пытался водить в уборную. Дни слились в череду беспросветных временных отрезков, полных отчаяния, тоски и боли. Я уныло плыла в них, потеряв всякую надежду на то, что вырвусь отсюда. Лишь тянущая боль была вечным спутником, и я не верила что смогу выносить его.

Дважды в неделю ко мне приходила женщина акушерка, которая осматривала меня, и каждый раз, видя мой плачевный вид, просила покориться ему, ради ребенка.

– Ты же женщина, будь умной! Ты же можешь сохранить и себя и ребенка!

–Как ? Как я могу это сделать, если он жестоко насилует каждый день не только тело, но и душу! Я сама себя ненавижу, и хочу умереть поскорее!

– Ах, милая моя девочка! Как бы я хотела тебе помочь, да не могу! Хозяин уничтожит моих детей, если я хоть словом кому – нибудь обмолвлюсь. А ради них я готова на все на свете. Я жизнь за них отдам, надо будет шлюхой стану, под поезд брошусь! А ты видно не поняла еще, что станешь матерью. Ты станешь тем ангелом, к которому спешит твой ребенок. Не смотря на все, он держится в тебе, а ты не пытаешься удержать его. Притворись, покорись хозяину, он ведь влюблен в тебя до безумия! Он зациклен на тебе, в его руках твой образ кукольный, с которого он глаз не сводит. Ты МОЖЕШЬ стать матерью, и даже его женой!

Уже потом, я, лежа в одиночестве, прокручивала в голове ее слова, и решила, что стоит попробовать. Сквозь слезы и душевные терзания, я решила ему покориться. Не ради себя, а ради нашего с Владом сына. Я знала, что будет мальчик, он снился мне по ночам, зеленоглазый малыш, с грустью заглядывал в мои глаза, цепляясь за руки, одежду, не желая на рассвете меня покидать.

Приняв ванну, и уложив волосы, я замерла у окна, ожидая его прихода. Я так и не узнала его имени, а хозяином называть отказывалась. Ровно в семь, как и всегда дверь спальни распахнулась, и он статной высокой фигурой замер на пороге. Я могла поклясться, что слышу, как шелестят шестеренки в его мозгу, просчитывая варианты открывшейся ему картины. Собираю волю в кулак, поворачиваюсь к нему, растягивая губы в приветливой улыбке.

– Ты встала… Значит ли это что тебе лучше?

–Нет. Но я хочу с тобой поговорить. Вернее хочу тебе предложить сделку.

–Ты прямо таки смогла меня заинтриговать. А это знаешь ли, не многим удается.

– Я хочу родить и воспитывать своего ребенка.

–Что? … Только не говори, что мне послышалось!…– От его грозного рыка я едва не растеряла те жалкие остатки самообладания, которые с трудом наскребла. Он со звериной грацией двинулся в мою сторону, заполняя всю комнату аурой опасности и жестокости.– Тебе не кажется что это слишком. Единственное, что я могу позволить тебе –это родить этого маленького засранца, а после отдать его в какую- нибудь семью. Для тебя и это много.

– Я хочу родить и воспитывать своего сына. – Твердо произношу я, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой звучал твердо.– Взамен прости что угодно. Я готова на все. Мои условия таковы.

Он замер прошивая меня черной бездной, выискивая в моих чертах малейший намек на ложь.

– Ты готова на все лишь бы сохранить его ребенка? – Его шепот разрывал барабанные перепонки, столько в нем было боли и презрения. И я поняла, что в нем говорит уязвленное мужское самолюбие.

– Я готова на все ради своего ребенка. Мне очень жаль, что не сможешь понять, какого это носить под сердцем свое дитя, и знать, что кто- то желает ему смерти. Можешь называть это материнским инстинктом, как угодно, но если я его не сохраню, то и твоей никогда не стану.

– Ты угрожаешь мне? – Его лицо совсем близко, темные брови сошлись на переносице, а пятерня сомкнулась на шее.

– Нет. Я прошу тебя.– Прошептала я из последних сил.

Он долго всматривался в мое лицо, и в глубине его глаз шла борьба. Он так старался сдерживать свои эмоции, но это удавалась с трудом, то и дело обнажая обуревающие его чувства.

– Ты родишь, и будешь воспитывать моего ребенка. Мы официально станем мужем и женой для всех, и для Влада ты станешь недосягаемой, как и наш ребенок. Если ты посмеешь хоть заикнуться об истинном отцовстве Владу, я клянусь что убью его не моргнув глазом. Помни об этом, когда ты станешь замужней женщиной.

– Ты.. ты это серьезно? – От его слов пол под ногами зашатался, и я ухватилась за его руки, боясь, встретится с ним лицом.

–Что такое? Ты уже передумала, моя любимая куколка? Смотри, я готов на любой исход.

Я понимала что, выхода у меня нет и это единственный шанс сохранить ребенка. Во мне еще теплилась надежда, что я смогу сбежать отсюда, или Влад вытащит меня и найдет. Я не верю в то, что он меня не ищет. Я ментально чувствую как ему плохо и больно. Поэтому согласилась, отчаянно ненавидя себя.

–Я согласна, – шепчу ему чуть слышно, и он выдыхает, как если бы не дышал в ожидании моего ответа.

– Отлично моя куколка. – Проводит кончиками пальцев по щеке, обводит контур губ. Глаза заволокло привычно пеленой похоти, а я не знаю, как его остановить. Какими словами заставить его оставить меня в покое. Еще одной сумасшедшей долбежки мне не пережить.

– Я помню, о чем просила твоя акушерка. Не переживай, я человек слова, и если пообещал тебе, значит, не трону тебя туда. Но есть масса других способов удовлетворить желания мужчины. На колени, куколка, и открой ротик по шире.

Обреченно взглянув в безжалостные темные глаза, сглотнув тошнотворный комок отвращения, я опустилась на пол…

Едва он покинул мою спальню, как я поползла на четвереньках в ванную, схватив мыло, полоская рот, сдерживая рвущие душу рыдания. Я мыла его и мыла, ненавидя собственную слабость и невозможность противостоять грубой силе. Чуть позже успокоившись, со злорадной улыбкой вспомнила, что этот ублюдок так и не кончил, выскочив за дверь, громко ею хлопнул. Надеюсь, он больше не станет заставлять отсосать ему. Потому как меня попросту вырвало ему на член.

Придя в себя, подошла к окну, глядя в темное хмурое ночное небо. Тучи низко нависли над землей, бросая на нее зловещую тень. Влаааад…. Мысленно позвала его. Где же ты, Влад. Ты всегда приходил мне на помощь, почему же тебя нет…Рыдания опять забились в горле, когда со стороны дома работники стали выносить какие-то огромные свертки и паковать их в стоявший неподалеку фургон.

Вернувшись в свою кровать, я погладила свой еще маленький живот, и вскоре уже крепко спала.

Утром Джайгу принесла завтрак и сказала, что хозяин велел больше не запирать меня, чему я втайне обрадовалась.

– Предупреждаю сразу, все телефоны прослушиваются, и на помощь слуг рассчитывать не стоит. Хозяин казнит их на твоих глазах, и ваша сделка тут же аннулируется. Дальнейшее развитие вам известно.

Позавтракав, я спустилась вниз, удивляясь тишине в доме. Слуги снова по огромному дому тенью совершенно бесшумно, отчего было немного мрачновато. Побродив внизу, я поднялась наверх, с удивлением, и каким- то фатальным предчувствием, обнаружив пустой этаж, который еще вчера занимали остальные девушки, хозяйские куклы.

Одну за другой, я открывала комнаты, которые теперь пустовали, аккуратно прибранные и ничего не выдавало, что в них еще вчера кто-то находился.

Тут же вспомнились ночные рабочие выносящие больше свертки, укладывающие их друг на друга в крытый фургон.

Обессиленно опустившись на пол, я в шоке смотрела вверх пустыми глазами, не веря в происходящее. Он просто убил всех до одной куклы. Издевался, как хотел, унижал, вытащил из них душу, а потом безжалостно зарезал, как куропаток. Худшего зверя я не видела, и даже не подозревала что такое возможно. Вдруг стало так страшно. Дрожь сотрясала мое тело, и я обхватив себя руками попыталась успокоиться.

Я выберусь. У меня обязательно все получиться. Я не дам этому чудовищу дотянуться до моего дитя. Не дам. Как мантру повторяла, беззвучно шелестя пересохшими губами.

Я должна это сделать, и отомстить за всех девушек побывавших в этой тюрьме.

Во время обеда решаюсь спросить Джайгу о девушках, но мне нужно знать. Она долго и проницательно вглядывается в черты моего лица, и потом все же произносит сквозь зубы:

–Эти дуры решили тебя отравить. Не знаю точно, чья это была затея, но подозреваю, что Лили. Самая старшая из кукол, и самая изощренная в своей жестокости. Она не одну куклу сжила со свету. Она глупышка навыдумывала то, чего нет между ней и хозяином, и как ни странно, заставляла и других плясать под свою дудку. Повар, который готовит еду, забыл посолить блюдо, и после попробовал твой поднос на вкус… Он скончался в страшных муках за считанные секунды. Хозяин лютовал знатно… Они умирали в страшных муках в комнате страсти. Радуйся, что не удосужилась в ней побывать.

После ее слов мне стало совсем жутко. В который раз я уверилась, что этот мужчина исчадие ада, больной садист. Я не осуждала их. Запертые в этих стенах девушки сломались и потеряли всякие моральные и нравственные качества, превратившись в пауков в банке, при малейшей опасности готовые сожрать друг друга, высушить собственным ядом и злом. Действующий безотказно инстинкт выживание заставлял их бороться за свое место под солнцем, и пойти даже на такие меры. Я провела в этих стенах ровно два месяца и уже сдалась. Чтобы изменилось, не носи я ребенка Влада? Смогла бы я так отчаянно бороться за свою свободу? К сожалению, у меня не было ответов.

***

– Ты уверен, что все получиться? Зная этого ублюдка могу предположить, что не все пройдет так гладко, и тем более по плану.

Рука молодой женщины скользнула вниз по блестящему от пота рельефному торсу любовника, и сомкнулась на члене. Ее ненасытность порою пугала даже ее саму.

– Нет, но все-таки будем придерживаться намеченного плана. Он что то подозревает. Я это чувствую всеми фибрами своей души.

–С чего бы это? Ты же был осторожен? Или нет? – Рука оставила попытки приласкать ,уже не единожды отработавшего свое, член.

Мужчина потянулся, и уставился на нее темными, глядящими прямо в душу, глазами.

– Был. Но у него интуиция будь здоров. Все шло по плану, и я так же как и все принимал активное участие в поисках его бывшей жены. Но в какой -то момент, он стал, аккуратно, намеками, интересоваться моими куколками.– Пауза в его речи, заставила разглядеть какую боль, и страдание доставляли ему произнесенные слова.– И мне пришлось скоренько их ликвидировать. Я как куска сердца лишился.

–Но откуда он мог знать? О твоей коллекции не знает никто! Как он мог догадаться?!?

–Всегда есть вероятность того, что тайное однажды станет явным.

Мужчина намеренно умолчал о том, что его так испугало. О том, каков Влад в деле, он знал не понаслышке. И, конечно же, лежащая рядом с ним женщина не располагала к таки откровениям.

Он прикрыл глаза, вспоминая те далекие дни, полные ужаса, боли и безотчетного страха. Он тогда глубоко прятал его, старался изо всех сил выглядеть храбрым, иначе, стоило хоть кому-то из барака заподозрить об этом, и его ждала бы медленная и мучительная смерть. Он мог обмануть кого угодно, включая своих наставников, но только не Влада. Он подолгу смотрел на него, не моргая, словно сдирая все покровы, которые прикрывали его безотчетный ужас, и вытягивал его на поверхность. Его губы кривились в презрении, но Влад, будучи гордым покровителем всех сирих и убогих, молчал о том, что видел и ни разу не ткнул его мордой в мокрые штаны.

А так же Влад знал и еще об одной слабости своего собрата по несчастью.

Однажды, в один из дождливых дней, когда им разрешено было оставаться в бараке, и выделялось личное время, он отправился в скалы, в которых устроил свой тайник. Он, так старательно и маниакально оберегающий свою тайну, облажался, не заметив за собой хвост.

Добравшись до своего тайника, он развел костер и достал свое сокровище, своих самодельных кукол. Он раздобыл отрез ткани и не мог дождаться, когда доберется до своих игрушек, и примется готовить им наряды. В своей голове, он уже придумал покрой для каждой, даже удалось украсть нитку и иголку.

И вот аккуратно разложив своих кукол в ряд, он уже было решал, кому из них выпадет честь первой удостоиться шикарного наряда, когда на него упала тень, и мальчишка в ужасе вскочил на ноги.

– Так, так, так… Это что же получается пацаны, у нас в бараке, еще одна девчонка, а мы и не знаем? Зацени- ка , брат, и куколки какие красивые, резные! Поди, сам мастерил!

И схватил первую, самую дорогую его сердцу куклу, принялся вертеть ее во все стороны.

-А, ты, Абу, оказываться великий мастер, и сиськи выстрогал, и щель между ног прямо натурально выглядит!– В пещере раздался сумасшедший хохот двух молодых ребят. Именно их он боялся больше всего. Безжалостные, жестокие, огромные накаченные парни на порядок старше его самого, и такие же безрассудные и стремительные на расправу. Абу уже попрощался с жизнью, вопрос лишь в том, когда они с ним разделаются, сейчас, или же растянут удовольствие, подождут до очередного испытания на прочность.

-А откуда тебе известно, как выглядит женская щель? Может она у тебя имеется?

– А мы сейчас и проверим! Ты ведь знаешь, что в куклы играют лишь девчонки? Маленькие похотливые сучки? Теперь будешь нашей сучкой, раскрывающей свои пухлые булки по одному щелчку!

Мальчишка заледенел от ужаса и приготовленной для него участи. Нет, лучше смерть, чем стать шлюхой для этих садистов. Первой его мыслью было броситься со скал вниз, но они стояли у входа в пещеру, и наверняка не удастся проскочить мимо них. Пока мальчик отчаянно размышлял, двое бараковцев подходили ближе.

Затем стремительный и сильный удар сбил его с ног, и он ударился головой о камни, потеряв способность защищаться. Когда самообладание вернулось к нему, он уже был без штанов, и один из них с силой переворачивал его на живот. Когда за нашими спинами раздалось покашливание, насильники не сразу обратили на него внимание, а когда все же до них дошло, что мы в пещере не одни, испуганно замерли, гладя на невесть откуда появившегося Влада. Б-пятый, так его тогда называли. Никто из бараковцев не знал его имени, и я бы не знал, не подберись я так близко к нему.

-О, бля, так вы еще и извращенцы? Надеюсь, в бараке оценят по достоинству новость о двух гомиках.

Неторопливо прошел вглубь пещеры, оценивая происходящее.

-А ты что же, желаешь присоединиться к этой сучке? Ты только дай знать, я и тебя вы*бу! Уж больно ты на смазливую бабу похож, от того и трахаетесь тут как кролики, да в куколки играете!– И заржал во всю глотку, не замечая, как в глазах его оппонента сгущаются тучи.

Абу не раз поражался способности Влада менять цвет глаз. Очевидно, это происходило за счет стремительно расширяющихся зрачков, но выглядело очень жутко.

Выбросив руку вперед, Влад ухватил за горло ржущего юношу и просто напросто сломал ему шею огромной лапищей. В пещерах еще звенело эхо его безумного смеха, когда он рухнул на пол, уставившись стеклянными глазами в потолок прокопченной пещеры.

Мальчик и парень в шоке уставились на мертвого бараковца, в ужасе пятясь назад. Все знали, что Влад безумец, зверь и демон в людском обличье, и мало кто хотел проверять его способности на своей шкуре. Один только Гошка забыл, за что и поплатился.

-Я могу вырвать твой кадык, а могу отравить тебя в твой последний полет. А могу дать тебе шанс, забыть все что ты здесь видел. – тихо проговорил Влад, вращая черными глазами пугая до трясучки не только парня, но и притавшегося мальчишку.– Выбор за тобой. И да. Я надеюсь тебе не надо напоминать, что жизнь твою могу забрать на любом испытании стоит тебе только открыть твой поганый рот.

Парень в ужасе трусил головой, соглашаясь со всем сказанным. Мальчишке казалось, что даже если Влад скажет ему прыгать, тот не медля сиганет вниз.

-Дружка своего оттащи поближе к бараку. Там в северной части живут гиены. Пусть они его сожрут.

Эти воспоминания всегда сидели занозой в его душе, хоть он и вернул долг Владу. В один из дождливых дней, щуплый мальчишка, на которого никто никогда не обращал внимания, стал свидетелем интересного разговора. И пусть он ничего из него не понял, но интуиция его не подвела. И рассказав о нем окрепшему и повзрослевшему Владу, тот устроил настоящий переворот на территории, принадлежавшей бараку. Он сжег его. С картотеками, лабораторией, в которой трудились десятки ученых, разрабатывая очередные вакцины для растущих киллеров. Он уничтожил почти весь взвод, оставив лишь несколько человек живыми включая и его самого.

В его гениальности мужчина убедился уже будучи взрослым, и став его компаньоном, надежным, как думал Влад тылом. Он сумел стравить три государства, подкинув тем и другим разные схемы разработки, оставшись при этом сторонним наблюдателем, постепенно спрятав концы в воду.

И он, черт возьми, и был все это время его надежным тылом, пока на одном из показов он не представил ему ее. Деву с золотыми глазами с темной поволокой, и пепельными сверкающими волосами. Он увидел ее, и руки затряслись. Нестерпимо зазудели кончики пальцев в отчаянном желании коснуться этих волос, смять их, намотать на кулак. Оттрахать этот сочный огромный рот. Когда она улыбнулась ему, пол зала едва не уплыл из- под ног. Такая улыбка как удар под дых, и он тут же представил ее стоящую на коленях в облаке сияющего пепла, с его членом в губах. А еще он точно знал, что сделает ее драгоценностью в своей коллекции кукол. Да, да, его желания переросли, и теперь он имеет не деревянных и пластиковых кукол, а самых настоящих, живых. И она будет его.

Наблюдая украдкой за ней с глубины зала, он решал, как лучше ее отобрать. Он слишком хорошо знал Влада, и понимал, что ему поможет только случай. Нежданный и негаданный, который сыграет ему на руку. Он ничего не планировал заранее, только старался держать ее и Влада в поле зрения, потому что не надо быть дураком, чтобы понять, как Влад на ней помешан, и немудрено. Теперь и ему нет покоя.

Он долго ждал и все же упустил свой шанс. Что-то случилось между ними, и она пропала. Испарилась. И вусмерть пьяный Влад, бормотал что- то о загородном военном штабе. Он знал о специальных установках, хранящихся на складе, и быстро сложил два плюс два. Его люди быстро вычислили откуда идет сигнал и он даже оказался там быстрее Влада, да только отлично понимал что девчонку сейчас ему не спрятать. Он смотрел на нее ослепленную светом ночника, хрупкую и ранимую, растрепанную после сна и такую маняще нежную, и кишки скручивало тугим жгутом. Хотел завалить ее на смятых простынях пропахших ее изумительным телом и долбиться в нее, выбивая стоны наслаждения. Но Влад не тот противник, от которого легко отмахнуться. Он ожидал его появления с минуты на минуту и не желал попадаться на его глаза. Он подождет. Он умеет ждать. А пока он продолжал готовить для нее наряды.

Так и продолжалось. А потом она снова куда-то пропала. Он ее искал, тихонько ненавязчиво, задавая Владу вопросы, которые тот игнорировал. А когда его нотариус передал документы о разводе, он ликовал. Все его нутро тряслось и сжималось в предвкушении, и он принялся искать ее пуще прежнего, пока не увидел в Нью-Йорке. Там же он встретил Эстер, которая пылая жаждой мести, проболталась о своих планах. Эта сука решила поставить под удар его драгоценную куколку. Хорошо хоть она проболталась о ночных посыльных в квартиру девушки и ее подруги, и он вовремя смог ликвидировать их, прежде чем они явились. Абу отчаянно боялся, что в этом деле есть еще одно заинтересованное лицо, поскольку трупы из квартиры не могли исчезнуть сами по себе, и он продолжал ее прятать. Огромных усилий ему стоило не разможжить череп этой шлюхе, и, переступая через собственную брезгливость и эстетический изысканный вкус он сделал эту потаскуху свей любовницей, обещая помочь в устранении лютого врага, то бишь Влада.

– Абу, отомри, любимый! Что с тобой?– Проворковала женщина, проводя тоненьким пальчиком по переносице, разглаживая хмурую морщину.

–Ты так и не сказал, что сделаешь с этой девкой.

– Себе оставлю. – Процедил он.

– В смысле? – Она приподнялась, заглядывая ему в глаза.

–В прямом смысле, милая. Я хочу ее себе в качестве бонуса. Она украсит мою коллекцию кукол, и навсегда останется в стенах моего поместья. Пока не надоест.

– Но ты же уничтожил всю коллекцию!

–Не сыпь мне соль на рану! За одно только это, я готов убить этого сукиного сына. Но не сейчас. Я хочу раздавить его, заставить страдать, захлебываясь безысходностью. Он безумно любит ее. А что может раздавить любящего мужчину? Правильно. Женское предательство.

–А ты, однако, стратег, Абу

– Я женюсь на ней. И пока она не родит, пополню свою коллекцию заново. Мои люди уже работают над ней.

–Пообещай мне, что когда тебе надоест, ты скормишь ее своим псам!– хрипло произнесла она, поддаваясь мужской руке снующей между распахнутых бедер.

– Я обещаю, что Владу она не достанется.– Ушел от ответа он.

Женщина призывно выгнулась, перевернувшись на живот. Это единственное что их связывало. Чувство едкого удовлетворения от дикой боли. Эстер нетерпеливо постанывала, ожидая своей порции. Все три ее дырки были до безобразия растянуты, и не могли помочь снять ему терзающее напряжение. Он схватил кожаную плеть и с силой обрушил на тонкую спину. Послышался жалобный всхлип полный удовольствия. Она нащупала под подушкой огромный фаллос и тут же вставила его себе в промежность, не забыв включить любимую игрушку. Под мерные отрывистые хлопки вымоченной кожи, оставляющей бордовые кровавые полосы на изящной спине, они оба пришли к финишу.

Глава 11

Влад


Что может чувствовать человек, который балансирует на грани? Верно, ни хрена. Беспросветная выжженная пустыня внутри, и бесконечные миражи. Во всех и в каждом только она. До безумия желанная и такая необходимая, что у него ехала крыша. Столько месяцев прошло а он так и не нашел ее. Задыхаюсь, наизнанку выворачивает от необратимости. Насквозь прошибает яростной болью, и все что можно- это скользить взглядом по воображаемым изгибам и тихо загибаться от безысходности.

Представляю ее запах, и зажмуриваюсь от дикой боли. Он окутывает меня: запах вишни и лаванды, разбавленный сладкими нотками. Он вскрывает вены, стоит только его представить, меня ведет и каждый нерв вибрирует как всегда от аромата ее тела.

Бл*ть. Будь оно все проклято! Внутри все жжет и саднит, и мир мгновенно замирает, и остается лишь моя бессменная спутница – бесконечная боль.

Даже человек лишившийся части тела руки, или ноги привыкает жить без своей плоти, я же не могу. Выть хочется, на стенку лезть.

Я сломан. Я внутри разрушен, и мертв. Даже надежда, бл*дская, последняя, и та уж отчалила восвояси.

Вспоминаю, как имел ее в разных позах, ее закатывающиеся в экстазе глаза, и жить не хочу без нее. Эти образы оставляют в израненном сознании глубокие кровоточащие раны. Губы ее покоя не дают и глаза. Во снах приходи ко мне и все что я могу, это истошно кричать, требуя сказать, где она мать ее, есть, задаваясь одним единственным вопросом: «Что же ты делаешь? Где тебя носит!», а она лишь грустно и загадочно улыбается, пряча глаза.

Лишь накачавшись алкоголем, уплываю туда, откуда не хочу возвращаться. Чувство вины облгладывало мои кости, дергая за оголенные нервы. Зачем я оставил ее бл*ть? Столько времени спустил в унитаз, теша свое самолюбие ненужными иллюзиями. Ведь видел, тогда как ей плохо, зачем причинил ей боль?

Только что теперь-то кулаками махать после драки?

Глава 12

Диана


Год спустя…


Я смотрела на мужчину, теперь я знала его зовут Карим, или изредка кто -то называл его Абу, с которым прожила почти год, и единственное чего мне хотелось, так это впиться в его наглую морду, разодрать ее в клочья. Спрятав свои потухшие глаза и ненавидя его всем сердцем, я отказывалась верить услышанному. Ему мало того что он бессовестно украл у меня год жизни, разбил на осколки сердце, сломал меня морально, шантажируя жизнью сына. Весь последний год я только и делала, что уговаривала себя терпеть, и плакала по ночам в подушку, глотая надрывные рыдания, ибо больше мне нечего не оставалось. Иногда приходилось ползать на коленях, умоляя не трогать после родов, заручившись поддержкой акушерки, отчаянно симулируя осложнения в купе с кровотечением. Слава Богу, он не брался проверять собственноручно, и пока удавалось водить его за нос.

Мне казалось, что все возможные страдания уже обрушились на мою голову, но нет. Он нашел еще изощрённее и беспощаднее. Карим решил взять меня на благотворительный вечер в Перу, словно, между прочим, бросив, что пора представить меня как свою законную жену. Звякнув чашкой, отставляю ее дрожащей рукой. Я уже знала, что услышу дальше, и оттого каждый волосок на моем теле встал дыбом.

– И, да, наш дорогой друг Влад тоже почтит своим присутствием этот вечер. Поэтому будь готова держать лицо добропорядочной супруги. Твой малец полетит с нами и останется с моими людьми. Для подстраховки. Так что не советую тебе со мной играть, милая.

Потом позже прокручивая в голове каждое слово, я представляла лицо Влада, когда он увидит меня живой и относительно здоровой. Карим говорил, что он не сильно долго и искал меня, окунувшись после неудачных поисков пропавшей бывшей жены в свой буйный водоворот жизни. Мой муж так и остался партнером в новом проекте, который и будет презентоваться в Перу. Я с ужасом представляла нашу встречу, холодея только от одной мысли, что увижу его. По сравнению с теми тремя месяцами нашей разлуки, год жизни без Влада казался целой вечностью, пропитанной пустотой и отчаянием. Ждала ли я его? Ждала. Мне казалось, что он должен был чувствовать меня, ползти за мной по запаху, как собака… Каждый гребанный день я прислушивалась к звукам внизу, к беготне за окном, наивно полагая, что он бросит меня . Но увы, или он был слишком занят, или забыл, или черт его знает чем он был занят. Господи, какая же я дура! Может он и несильно горевал, или не горевал вовсе!

В кроватке завозился и закряхтел Тёма, потягивая крошечные кулачки к верху. Беру на руки это крошечное создание, испытывая неимоверную любовь к не сводящему с меня пытливого взгляда малыша, и прикладываю к обнаженной груди. Он сразу ухватился за сосок, и с громким чмоканием принялся трапезничать, деловито поглядывая на меня зелеными, как молодая зелень, глазами. Я улыбнулась про себя, как же он похож на Влада. И сразу тоска раскаленным клинком полосонула по сердцу. Он даже не знает, что я родила ему сына. Ах, как же мне его не хватает рядом с собой, его поддержки, рук, губ.

Малыш наевшись, выпустил грудь, смачно зевнул, и закрыл глазки. Я опустила его рядом с собой на кровать, не переставая улыбаться своим мыслям. Теперь у меня есть смысл жизни. Провожу пальцем по крохотному лобику, едва прикрытому темными волосиками, задеваю единственную ямочку на щеке. Мой сын улыбается во сне. Это хорошо. Пусть ему снятся хорошие сны, а придумаю, как нам выбраться отсюда.

День начинается в суматохе. Наш отъезд превращает дом в гудящий улей. Джайгу командирским тоном отдавала приказы, слуги в спешке сновали туда сюда. Собрав сына, я спустилась вниз. Карим нервно расхаживал по гостиной, и выглядел невменяемым.

–Ты готова? Нам пора.– Нервный взгляд скользнул от макушки до пят, кривясь, словно от зубной боли. Отвечать я посчитала излишним.

На улице к нам подошла женщина средних лет, аккуратно причесанная, и одетая в униформу всех домашних слуг, протягивая руки к моему ребенку.

–Малец поедет в другой машине. Не хватало еще терпеть бесконечный вой младенца всю дорогу.– Меня аж затрясло от мгновенно вспыхнувшей ярости.

– Тогда я тоже поеду в другой машине.– Твердо и безопеляционно произнесла я, направляясь к машине стоящей поодаль.

Карим тут же коршуном впился в мой локоть.

– Ты оглохла, дорогая,– тихим зловещим голосом, проскрипел над самым ухом. Женщина в ужасе переводила взгляд с меня на хозяина, не прекращая попыток отобрать у меня ребенка.

– Ребенок поедет со мной, и точка!– Твердо смотрю в его глаза, крепко сжимая свой сверток. Сын мирно посапывал на руках матери, не подозревая, о разыгравшихся баталиях.– И потом он совершенно спокойный малыш.

–Я выкину его в окно, если он будет орать в дороге.– Прошипел, отступая Карим, и с силой дернул меня в сторону черного джипа.

Малыш совершенно спокойно вел себя в дороге, мирно дремая, прерываясь лишь на еду. Каждый раз, когда я прикладывала его к груди, ловила на себе полный отвращения взгляд моего «мужа», внутренне усмехаясь. Можно подумать, что после всего, что со мной произошло, я буду смущаться от таких вот колких взглядов.

Сдерживаю улыбку, стараясь сдержать истерический хохот. Он бы удивился, узнай, как я изменилась за последнее время. Сейчас я готова сражаться за себя и за своего сына, зубами выгрызать свое право на свободу. Я готова его убить, настолько он был ненавистен мне. Можно сказать, что его руки по локоть в крови и соврать. Он давно захлебнулся в крови, закопал себя в трупах невинных девушек. Из всех его жертв только одна не идет у меня из головы. Девочка. Содрогаюсь, при воспоминании о ней. Еще совсем ребенок. Я долго обливалась слезами, жалея ее, других девушек, себя. Я, будучи теперь матерью, представляла, как мечется ее мать, рвет душу поисками и надеждой. Она не знает через что прошла ее дочь, как мучительно погибала. Она еще надеется. Нет, я не видела ее живую, я видела ее мертвую. Вернее то, что от нее осталось. Я была в той самой комнате страсти, вернее, прилегающей к ней ниши. Мой супруг решил напомнить мне, с кем я имею дело, хотя я и не забывала никогда об этом. После каждого его захода в тоненькое окровавленное тело, он бросал взгляд в мою сторону, зная, что я не отвожу глаз от дикой и тошнотворной картины.

Меня рвало потом очень долго, и когда он вошел в мою комнату, отмывшись от ее крови, все что я могла, это безучастно смотреть в потолок, представляя себя на ромашковом поле, далеко от сюда, в недосягаемости от всех, пока он не покинул меня.

После того случая, я поняла, что спасти себя могу только я сама. Я готова была пойти на любой шаг и риск, чтобы спасти себя и своего ребенка.

Уже вечером, в шикарном номере, апофеозом моего падения стал наряд, доставленный по приказу Карима в номер. Глядя на тончайшее прозрачное кружево золотого цвета, я поняла, что сегодня мне понадобиться вся моя стойкость и выдержка, чтобы предстать на публике в таком виде. Оно обнажало не только тело, но и душу. Оно кричало о смелости и порочности, алчно обволакивая мои округлившиеся после родов формы. Полупрозрачная ткань едва прикрывала пышную грудь, открывая до самых ягодиц спину. Спереди высокий разрез заканчивал свой путь на бедре, и сам наряд не подразумевал под собой белье.

Я отлично понимала роль этого наряда в сегодняшнем вечере, как и то, о чем он скажет Владу. Это плевок прямиком ему в душу. Это триумф Карима, и мое падение так низко, что подняться я уже не смогу в глазах Влада.

Дверь без стука отворилась, и в комнату вплыл Карим. В дорогом черном фраке, и белоснежной рубашке от известного дизайнера. Весь порочный и красивый до безобразия. Едва ли кому нибудь придет в голову что за всей этой красотой и шиком скрывается сам дьявол, питающийся кровью. Палач, решающий кому жить, а кому мучительно погибать под его телом и безжалостными руками.

– Ты уже оделась? – Взгляд вспыхнул недобрым блеском, сжирая мое тело черным как ночь взглядом.– Как тебе наряд?

–Великолепно, Карим. Как видишь. Я аплодирую тебе стоя, ты все просчитал.

Мне вот только одного не понять. Я спрашиваю так ради спортивного интереса: ты всерьёз надеешься, что тебе сойдет все с рук?

– Я сейчас правильно тебя понимаю, ты говоришь о Владе?

– Я говорю о похищении человека. И я сейчас не только о себе.

– Диана, ну ты такая наивная, право. Как можно похитить собственную жену? Которая так и сияет здоровьем и желанием? Достатком и всеми теми благами, которые дарит супружеская жизнь.

– Твоему статусу не навредит настолько сияющая желанием жена? Или ты готов это проглотить от страха перед Владом? Могу тебе сказать, как человек хорошо его знающий, Влад не простит такого плевка.

– И я отвечу тебе, как человек не менее хорошо знающий твоего бывшего мужа, конечно же нет. Но я надеюсь, ты не считаешь, что я не подстраховался? Я обложил его со всех сторон, просто он еще об этом не знает.

– Ты безумец, если считаешь что останешься безнаказанным!– После моих слов вся его показная бравада слетела вмиг. Лицо заострилось и посерело, обнажая того зверя который сидел в нем и жаждал крови.

– И не надейся, ясно? Для тебя один исход. Ты сдохнешь вместе со своим выродком. На этот счет приказ уже отдан, и в твоих интересах, чтобы со мной ничего не случилось, милая моя. – Его слова осами жалили мое сознания, кидая меня в пучину ужаса и безнадежности.– Пошли. Да начнется игра.

***

Я входила с высоко поднятой головой, изо всех сил стараясь быть хладнокровной, неуязвимой. Надо ли говорить какой фурор произвело мое дефиле в полуголом виде. Рука Карима крепко сжимала мой локоть. Он не отпускал моей руки на красной дороже, под яркими фотовспышками толпы журналистов, и скандирующей толпы. Я не боялась, что меня узнают. Влад всегда оберегал меня как зеницу ока, да и его двойная жизнь не располагала к публичности. К тому же меня давно похоронила общественность. Лишь немногие знали о моем существовании, но я никого из знакомых не видела. Это игра для одного человека, и на мое счастье его еще нет.

Меня лихорадило от липких и алчных взглядов всей мужской половины, начиная от официантов и заканчивая оркестровщиками. В каждом из этих взглядов сочился дикий голод, плохо скрываемое от своих дам желание, взять то, что так бесстыже выставлено на показ.

Я, старалась загадочно улыбаться, пряча за натянутой улыбкой ужас ожидания и растерянность. Схватила у пробегающего мимо официанта бокал шампанского и осушила его залпом. За ним последовал второй, на третьем рука «мужа» бесцеремонно выхватила его и вернула обратно на поднос.

–Ты решила нажраться? Держи себя в руках, и помни что сегодня твоя жизнь и твоего ублюдка зависит от того насколько ты сможешь убедить Влада в своей любви ко мне.

Я хотела достойно ответить ему, как меня обожгла волна гнева и ярости. Я прикрыла глаза, чувствуя его всей кожей его тяжелую энергию, от которой воздуха стало мало. На теле завибрировал каждый нерв, и вытянулся в звенящую струнку. Он здесь. Прямо за моей спиной. Стоит только повернуться, и я рассыплюсь в прах, потому что на деле мне просто не хватит сил. В груди жжет от двойственности всей ситуации, от глобальности последствий моих и его действий. Карим тоже замер в напряжении, впиваясь в мой локоть, притягивая ближе.

– Я, бл*дь, глазам своим не могу поверить!– Злобный рык полосует меня не хуже кнута. А я все еще не могу поднять глаз, чтобы упасть в пропасть. Чувствую руку, схватившую мои волосы, с силой дернувшую меня, отчего я выскользнула из рук Карима, очутившись лицом к лицу с Владом.

Нет. Не так. Этот мужчина не имел ничего общего с тем Владом, которого я знала. Этот безумец стоявший напротив, заставил задрожать еще сильнее и без того бьющееся в страхе тело. Похудевший, с заостренными чертами лица и темными кругами под глазами, прошивая черными глазами, Влад смотрел на меня, часто моргая, наверняка и вправду, не веря своим глазам.– Кто -нибудь объяснит мне что бл*дь это все значит?

На его руке повисла сногшибательная блондинка, та самая, в коротком черном платьице едва прикрывающим пятую точку. Но даже она выглядела по сравнению со мной агнецом в чистом виде. Она висела на нем мертвым грузов, легкими поглаживаниями пытаясь успокоить Влада.

– Прошу любить и жаловать, Владислав Генрихович, моя супруга.– С издевкой выдавил Карим, вновь выдергивая меня из рук Влада.– Знакомить вас не стану. Вы ее и так отлично знаете.– Напряженно бросив слова, послужившие спусковым крючком. Его черные глаза снова метнулись ко мне, а я не могла выдавить из себя не слова.

А затем, Карим совершил ошибку, ставшей для него, и как оказалось, для меня, фатальной.

–Я требую объяснений, Абу. Но не здесь, иди за мной. И эту…– он сделал паузу, прошивая меня злобным, полным ненависти взглядом, сбрасывая руки блондинки, взглядом приказывая стоять на месте.– С собой прихвати.

Карим колебался долю секунды, но наткнувшись на полный презрения взгляд Влада, все же поспешил за ним, не выпуская меня из рук. Уже через минуту мы очутились в помещении, похожем на кабинет. Вокруг высились какие-то стеллажи и картины.

Едва за нами захлопнулась дверь, как Влад молнией метнулся к Кариму, вцепившись мертвой хваткой в его горло. Тот дернулся, выпуская меня из рук, и я отскочила в сторону, продолжая наблюдать за происходящим.

– Знаешь, о чем я пожалел минуту назад, Абу? Я пожалел о том, что спас тебя тогда. – Шипел он, заставляя волосы на моей голове шевелиться. Карим пытался ослабить хватку, замерев перед ним, как кролик перед удавом.– Я тебя гниду пожалел тогда, за что расплачиваюсь сейчас. И знаешь, что я скажу тебе, друг,– с презрением выплюнул Влад, – что мне глубоко похеру, весь твой п*здежь, потому что ничего не имеет значение. Эта шлюха моя. МОЯ. Только я могу ее еб*ть, бить, убивать, насиловать, казнить, топить… Все это я. Не ты.

– Это было ее желание…– прохрипел Карим, дико вращая красными от нехватки воздуха глазами. У меня сердце в пятки рухнуло от брошенного на меня взгляда.

– И на это мне похер. Ты что же думал, прикарманить ее себе, рассчитывая на эту еб*тню, которую ты мне тут впихиваешь? Я думал ты умнее Абу. А ведь ты же знал, с самого начало знал, что я найду ее живой или мертвой.

– Ты не нашел. Я ее имелвсе это время, как хотел. Знаешь, как она ох*енно сосет? Теперь и я знаю.– Это была не провокация, Карим отлично понимал, что из рук Влада ему живым не вырваться. Это был яд, с помощью которого, он надеялся и меня за собой утащить. Влад дико захохотал.

– Мне тебя жаль, мой дорогой Абу, что ты не пробовал ничего получше, потому что эта шлюха не умеет сосать. Не обучал ее этому. Но ничего, раз ты научил, я обязательно проверю.

– Я тебя уделал, Влад. Забирай ее, и ребенка моего забирай себе!– Прохрипел Карим. Затем в комнате раздался хруст и мой «муж» рухнул на пол, закатив в последний раз глаза.

В тот момент я не чувствовала к нему жалости, я освободилась от него. Я еще не знала в какой ад швырнет меня Влад, не догадывалась каким беспощадным он может быть, даже в сиу того что между нами происходило.


Влад.


Янка ерзала на коленях, пытаясь поднять мой член, не оставляя попытки хоть что то изменить между нами. Я лишь прикрыл от усталости глаза, как если бы ее здесь не было. Вся эта ее возня ничего не цепляла в моей душе.

С завидной самоотдачей она бросалась в омут с головой, уверяя меня в своей любви, и ее ни мало не смущало то, что я ее не хочу, и даже не думаю этого скрывать.

Машина остановилась у шикарного отеля, где проходил очередной прием, на котором надо мое присутствие. Янка с огорчением бросила последний взгляд на вялый член, и принялась поправлять макияж.

–Не расстраивайся малышка, будет и на твой улице праздник,– весело подмигнул ей, пряча член в штаны.

Натянул снисходительную улыбку, шествуя по красной дорожке под ослепительные фотовспышки журналюг, галантно поддерживая под локоток Янку. Умора, ей богу. Не нравилась богемная жизнь под вспышками фотокамер, и маловероятно что когда- нибудь я к ней привыкну.

Внутри царила привычная атмосфера пафоса и шика. Женщины слепили блеском дорогих украшений, мужчины пыжились друг перед другом. Я в который раз спросил себя, какого лешего я тут забыл. Янка восторженно что-то шептала на ухо, я даже не заморачивался вслушиваться в ее бабские бредни.

– Владислав Генрихович, добро пожаловать! Рад встрече.– Пожилой китаец-соучредитель протянул для рукопожатия морщинистую руку. Обменявшись приветствиями, и битых пол часа переливая воду из пустого в порожнее, что гордо именуется светской беседой, китаец вдруг вскинулся и посмотрел куда-то за мою спину.

– Да, Влад Генрихович, поистине русские девушки, это бриллианты для общества.– Тихо проговорил китаец. Мне же было пох*ю, чем там восторгался этот заморский хрен, прикрываясь маской добропорядочности. Мне было хреново, и единственное чего мне хотелось, это пропустить бокальчик другой виски, потому что голова раскалывалась с похмелья.

– Не зря говорят, что русские шлюхи способны сколотить настоящее состояние для отечественной мафии. За такую женщину не жалко никаких денег. Бриллиант,– тихо протянул старец. Я невольно проследил за его взглядом и примерз к полу.

Удар под дых был настолько сильным, что он едва не рухнул на натертый до блеска пол. Внутренности скрутило жгутом, и я не верил в то, что вижу.

Я узнаю ее везде, любую… Безошибочно угадаю по малейшему призрачному силуэту, не потому что отлично ее помню, хотя и это так, а потому как дернулась все внутри к ней на встречу. Она. С безумной маниакальностью подмечал каждую деталь, ее далеко не целомудренного облика, задыхаясь от чувства дежавю.

Нет, этого просто не может быть. Не здесь и не так… И, только потом в поле зрения врывается Абу, «друг» и компаньон, по- хозяйски держащий ее за руку. Напряженный, как тетива, очевидно, ожидая моего появления. Гандон.

Он искал пути оправдания ее появления здесь, как ни в чем не бывало спустя целый год, и не находил, чувствуя как до бела раскаленная ярость ослепляет его. Было мерзко и горько, и единственное желание было сдохнуть. Меня рвало, буквально выворачивало наизнанку, от фальши, сквозившей в каждом ее трусливом вздохе, которые он безошибочно угадывал, даже не видя ее лица. Черная пелена упала на глаза и единственно желание отбойным молотком долбившее черепную коробку, взглянуть в ее лицо, прочитать в ее глазах ответ. И ноги сами понесли его вперед, напрочь забыв о повисшей на нем Янке.

Обрывки фраз, долетевших до его ушей и вовсе сорвали его с тормозов.

– … ты сможешь убедить Влада в своей любви ко мне. – Ее томный порывистый вздох, оглушил меня, и какое-то время я стоял, сверля их спины бешеным взглядом, полосуя своей яростью.

Вот она замерла в его руках, тонкая обнаженная спина напряглась, рассыпаясь мурашками на бархатной коже. В тот момент я смотрел как дурак на эти самые мурашки, и мне снова захотелось ее крови. Она почувствовала. Рука, держащая бокал задрожала, и она поспешила его отставить.

Тысячи вопросов иголками жалили в голове, начиная «Как посмела так себя выставить?», и заканчивая преславутым «Я снова оказался в роли лоха?».

Абу поднял на меня взгляд, и я проклял сам себя. Какой же я осел. Я же рассматривал даже такой вариант, но не достаточно тщательно в нем капался. Эмма Петровна как оказалась права, и некая женщина, акушерка – гинеколог, все же засветилась в окружении Абу. Но я же, бл*дь, знал о его пристрастиям к этим гребанным куклам, и тогда Абу, сознался, что одной из его кукол понадобился врач. Вот теперь эта самая кукла стояла передо мной, отчаянно дрожа от страха, боясь даже взглянуть в глаза.

Кукла. Криво усмехаюсь, понимая, что внутри нее также пусто, как и в куске пластмассы, потому что не смогла бы любящая женщина вывернуть все внутри своего мужчины наизнанку. Не протащила бы его через все круги ада, не заставила бы сжирать самого себя, по кускам, по атомам.

Какой же я идиот. Судьба раз за разом хлещет меня наотмашь внушительными оплеухами, давая понять, что эта не та женщина, ради которой можно лечь на дно. Но я же, как баран, вцепился в нее мертвой хваткой, намеренно закрывая глаза на ее предательство, подкупая свой разум заранее приготовленными сладенькими иллюзиями. Это как в той поговорке: «Сколько веревочке не вейся, все равно конец!». Вот и у меня. Конец наступил как-то внезапно, и очень болезненно.

Что я думал в тот момент, помню плохо. Мысли вспышками проносились в голове с огромной скоростью, выстраивая своей хаотичностью план мести. Вот она повернулась, и подняла пустой взгляд, вздрагивая, остановив его на Янке. Последняя, к слову, сразу почувствовала угрозу, впившись в мою руку еще сильнее, всем своим видом заявляя хозяйское право.

Карим тоже замер в напряжении, притягивая ее ближе. Вид этого собственнического жеста, выкинул меня из прострации, окунув в кипящий котел злости.

– Я, бл*дь, глазам своим не могу поверить!– Рука сама по себе схватила то, что ей принадлежит по праву, вырывая ее из чужих грязных рук, зарываясь в золотой водопад волос. Они шелком заструились по моей руке, заставляя вспомнить каковы на ощупь.

Она падает в мои объятия, отталкивая Янку. Я смотрю в ее лицо, и меня накрывает. Все тело завибрировало, как у конченого наркомана при виде дозы. Ее запах проникает в меня, вспарывая нервы, и прошивая похлеще дефибриллятора. Какая же двуличная сучка. Проклятущие глазищи обжигают расплавленным золотом жалости и беспомощности. Темные ресницы веерами опустились, пряча наглость своей хозяйки. Видно на этот взгляд и Абу попался, раз решил заплатить за него жизнью. – Кто – нибудь объяснит мне что бл*дь это все значит?

– Прошу любить и жаловать, Владислав Генрихович, моя супруга.– С издевкой выдавил Карим, дергая Диану на себя. Я признаться, ох*ел, от такого расклада, выпустив ее тело из своих рук.– Знакомить вас не стану.

Знакомить не станет, значит. Еще доля секунды ушла на то чтобы понять, каким сквозняком выдуло этому придурку последние мозги. Гнев клокотал внутри, и мне даже пришлось руки в карманы брюк убрать, чтобы не сломать ему шею прямо здесь.

–Я требую объяснений, Абу. Но не здесь, иди за мной. И эту…– внутренне спотыкаюсь, боясь произнести ее имя вслух, потому что мое хладнокровие трещало по швам, грозя похоронить под своими обломками весь зал и ее заодно.– С собой прихвати.

Карим колебался долю секунды, и я вижу, как он от страха в штаны наложил.

Едва за нами захлопнулась дверь, как инстинкты взяли надо мной верх, и я с удовольствием отпустил себя, давая выход ярости. Рука вцепилась в горло, пальцы привычно и безошибочно нащупали позвонки, перекрывая Абу кислород.

– Знаешь, о чем я пожалел минуту назад, Абу? Я пожалел о том, что спас тебя тогда. – Вот теперь вся бравада слетела с него, показав того трусливого и морально поломанного мальчишку, которым он был на самом деле. Столько лет был рядом, столько раз прикрывал спину, и в конце прийти к такому финалу. Я смотрел в перепуганное лицо Карима, и действительно жалел, что оставил его жить. – Я тебя гниду пожалел тогда, за что расплачиваюсь сейчас. И знаешь, что я скажу тебе, друг,– медленно выплевываю в лицо, – что мне глубоко похеру, весь твой п*здежь, потому что ничего не имеет значение. Эта шлюха моя. МОЯ. Только я могу ее еб*ть, бить, убивать, насиловать, казнить, топить… Все это я. Не ты.

– Это было ее желание…– прохрипел Карим, дико вращая красными от нехватки воздуха глазами. С трудом пытаясь сделать хоть глоток. Мои пальцы крепче сжимаются на его горле.

– И на это мне похер. Ты что же думал, прикарманить ее себе, рассчитывая на эту еб*тню, которую ты мне тут впихиваешь? Я думал ты умнее Абу. А ведь ты же знал, с самого начало знал, что я найду ее живой или мертвой.

– Ты не нашел. Я ее имел все это время, как хотел. Знаешь, как она ох*енно сосет? Теперь и я знаю.– Абу знал меня лишь отчасти, но даже этого ему хватило, чтобы отравить душу ядом. Он знал, насколько я брезглив, настолько собственнические принципы всегда стояли впереди меня. Яд, подобно серной кислоте проник в кровь, прожигая своей смертоносностью каждую клеточку моего тела. Перед глазам картинка, Ди на коленях перед ним, в ореоле своих волос, и ее широкий порочный рот вбирает в себя его член. Руки дрогнули, хотелось скрутить шею самому себе.

– Мне тебя жаль, мой дорогой Абу, что ты не пробовал ничего лучше, потому что эта шлюха не умеет сосать. Не обучал ее этому. Но ничего, раз ты научил, я обязательно проверю.

– Я тебя уделал, Влад. Забирай ее, и ребенка моего забирай себе!– Прохрипел Карим. Затем в комнате раздался хруст, и Абу испустил последний вздох.

Глава 13

Диана


В сумраке чужого кабинета шумело только наше прерывистое дыхание. Я продолжала смотреть в пустые глаза Карима, словно они были моим центром вселенной. Я казалась сама себе жалкой и ничтожной, и никак не могла отойти от происходящего. Меня душили противоречия, рвали на части безысходность и отчаяние. И последние слова Абу, словно на перемотке, повисшие мерзкой липкой субстанцией между нами. Внутри все сжималось, сердце билось раненной птицей где-то в пятках, и я с ужасом ожидала, когда он заговорит. Никогда я еще не чувствовала себя так паршиво, мне было ужасно стыдно за все. За свой вид, за свое положение, за то, что снова нужно оправдываться. И с каждым вздохом становиться страшнее от того, что тех самых слов не находилось. Что ему сказать? Что меня похитили год назад, определив в тот самый бордель, в котором он меня чуть не пристрелил, и что я как красное переходящее знамя кочую из одних рук мерзавца в другие. И да, напоследок добить тем фактом, что родила от него ребенка. Веселая история получается, а главное правдоподобная. Стыдно за свое молчание, за свою тошнотворную трусость. Я боялась его коликов в желудке, малодушно боялась того момента когда придется открыть рот, и показать всю свою ничтожность.

Мысленно срываюсь в истерику, перебирая в голове фразы, которыми можно спастись. Он смотрит на меня с презрением, я еще не вижу, но чувствую ее кожей. Его ярость опаляет, оставляя следы на всем моем показном, и напускном равнодушии глубокие борозды, пресекая готовое сорваться с моих губ приготовленное заранее вранье.

Я понимала, что он не поверит ни слову, сказанному мной. В другой ситуации, или хотя бы еще год назад, я бы доверилась ему, но не сейчас. Когда злоба исказила черты его лица до неузнаваемости, а взгляд покрывал арктическим черным холодом. Я перед ним балансирую, словно бесшабашный акробат на краю зияющей пропасти. Мое время медленно истекает, я медленно поднимаю глаза и задыхаюсь от того что вижу.

– Знаешь, Ди, я бы мог спросить тебя, как ты могла, и все такое прочее. Но почему – то, черт возьми, не хочу. Я знаю ответ, так же как и то, какая ты шлюха. Ведь шлюхой не становятся, ею рождаются. Она растет в женщине, взрослеет вместе с нею, и в каких- либо ситуациях нашептывает ей в ухо, помогая найти выход из западни, навязывает свою точку зрения и мораль. – Бьет словами, медленно, со снайперским прицелом. Весь его вид кричал об опасности, а я не в силах была сделать и вдоха. – Я представляю, как вы потешались с Абу, надо мной, пока я искал тебя повсюду. Его я избавил от своей мести, тебя же нет. Ты пожалеешь, что на свет родилась, милая,– обжигает презрением и ненавистью,– и да, все то, что я сказал Абу на последок, чистая правда. Неужели ты думала, что я оставлю тебя в покое?

В два прыжка пересекает расстояние между нами, хватая за волосы, подтягивая к себе, заставляя подняться на носочки.

– Я пристрелю тебя, как последнюю тварь, коей ты и являешься. Ты будешь существовать в аду, моя дорогая бл*дь, я и только я решаю твою участь,– грубо рычит в лицо, а меня ведет от его запаха. Его горячее дыхание обжигает меня, сталкивает в пропасть вожделения и проклятой одержимости им.

– Ты же уже отпускал, отпусти еще раз…– собрав остатки самообладания, выдавливаю в ответ.

Он расхохотался прямо мне в лицо.

– Да, признаться, было такое. Накатило на меня, решил проявить благородство. Слава Богу, отпустило. Такие как ты его просто не заслуживают. Ты будешь жить так, как я решу, в туалет будешь ходить по расписанию, ясно? – Сильнее дергая меня за волосы, скользя горящим взглядом по открытой груди, опускаясь к бедрам. – Советую меня не злить, я снова на волоске от того, чтобы и тебе не сломать шею, вслед за твоим, как сказал Абу? Супругом?– И снова громкий пронизывающий безумием хохот.

– Влад, я …– решаю ему сказать о Тёме, понимая что сейчас не место и не время, но не могла допустить того что он останется с чужими людьми. Замираю на полуслове, не в силах подобрать нужных слов.

– Судя по твоему виноватому и трусливому взгляду, последние слова Абу, о твоем ублюдке правда? – Замирает, и я вижу всплески боли в черной глубине его глаз. Он даже не думает их прятать, а у меня язык примерз к небу. Мысленно взмолилась, прося Господа дать мне сил выстоять, и найти те самые слова, способные до него достучаться.

– Не смей говорить так о нем! – Вспыхиваю я, дрожа теперь уже от злости,– он ни в чем, ни перед кем не виноват! Он мой сын, ясно!? И я не позволю ему оставаться в том вертепе, даже если мне придется тебя убить!– Кричу ему в лицо.

Его снова исказило от злости, огромная ручища сомкнулась на шее.

– Ты видимо оглохла, дорогая? Я сказал, что я и только я буду решать твою участь, а ты ставишь мне свои условия? Я не потерплю его в своем доме! И мне глубоко насрать, что ты думаешь по этому поводу!

Меня затрясло как в лихорадке, слезы хлынули из глаз, орошая его руки.

– Не делай этого с ним, он маленький и беззащитный, и он… он…– Шепчу ему, не в силах произнести последнее признание. – Я прошу, тебя, Влад, хочешь на колени встану, только не оставляй его там, не оставляй! Прошу!

– Заткнись, Ди, Богом молю заткнись! Я в миллиметре от того чтобы не отправить тебя на тот свет, а ты просишь за его ребенка?

И меня накрывает безобразная, опустошающая истерика. Я кричу, рыдаю, вырываясь из его рук, колотя кулаками по чем придется. Он грубо выругался, перекинул меня через плечо и понес к выходу. Он быстро пронесся по коридору, спустился по ступенькам, очевидно, через черный выход. Я кричала, срывая горло, обзывая его всеми ругательствами, проклиная до седьмого колена. О пережитого стресса, я паники я очень скоро провалилась в липкую черную тишину, и даже в ней меня не отпускала тревога.

Дальнейшие дни слились в череду пустоты и безысходности. Запертая в комнате без окон, я не могла с точностью определить точное время суток, лишь по горничной, приносившей завтрак обед и ужин, я могла хоть как – то ориентироваться в череде унылых дней.

Я кричала, звала Влада, требуя отпустить меня, и вернуть мне сына. Он не приходил, и я уже начинала думать, что его здесь нет. Горничная тоже отказывалась со мной разговаривать, безразлично наблюдая за моими истериками.

А меня рвало на части от боли за сына. Я представляла его там, маленького и одинокого, в чужом отеле, с той ужасной теткой и сходила с ума, продолжая хриплым сорванным голосом звать Влада. Я отказывалась принять тот факт, что он бросил его одного. Отказывалась признать его беспощадным и безжалостным зверем. День за днем моя надежда гасла, а с ней и я.

Прошло уже столько времени, а кусок в горло не лез, и силы, придавленные гнетом вины и отчаяния, покидали меня. Мною потихоньку овладевала апатия. В моей груди перегорело молоко, отзываясь болью во всем теле, напоминая о том, что Тёма оставался голодным. Он не брал ни бутылочку, ни соску, предпочитая только материнскую груд и молоко. Тревога съедала меня, оставляя лишь безжизненную оболочку, с пустыми впалыми глазами.

Я перестала кричать, перестала звать Влада, лишь по ночам завывая белугой, проклиная его, и тот день, когда имела несчастье с ним встретиться. Мне не хотелось жить, но я отчаянно боялась убить себя, продолжая надеяться и верить, что удастся выбраться и вернуть себе сына.


Тем временем…


Мужчина со злостью отшвырнул внушительное досье, стягивая галстук, отправляя его вслед за папкой, которую продолжа сверлить взглядом. Он проклинал тот день, когда согласился вести это дело, с виду казавшееся проще некуда. Но стоило ему копнуть глубже, и открывшиеся факты выбили у него почву из – под ног. Еще в юности он безошибочно определял геморройные дела, интуиция его никогда не подводила, и сейчас вглядываясь в лицо на фотографии, у него волосы шевелились на голове.

Весь облик его оппонента внушал животный ужас. Нет, он не был безобразен, отнюдь. Он был даже смазлив, отметил мужчина, скривившись, ему бы красоваться на обложках журналов, а не вести сомнительные делишки. Но эти глаза… Именно они вселяли ужас: холодные, колкие и беспощадные. Он даже боялся представить, что предшествовало в его жизни такому взгляду, заставляющему на интуитивном уровне почувствовать в нем того, кого он сам безошибочно определил. Мужчина не мог подобрать слов, которые бы охарактеризовали его, как следует, но в том что он опасен, не сомневался ни толики.

Ровно год назад этот человек попал в поле зрения международной организации, которая вцепилась в него как клещ. Но внутреннее чутье подсказывало ему, что та проблема, которую ему преподнесли, не больше чем утка, все гораздо глубже, и секретнее. Его достаточно долго вели разные специальные службы, да только к нему близко не подобраться. Его самого отправили работать под прикрытием, мать их так! Как можно копать, когда нельзя о нем никому заикнуться!?!

Отведенное ему время стремительно истекало, а он ничего не узнал и не добился. Хотя, опять же его интуиция подсказывала, что это и к лучшему. Не хочет он ничего знать.

В первые два месяца он ломал голову, почему именно его отправили в Россию. В своих кругах он не самый лучший, чего душой кривить, сотрудник, но прыткий и въедливый. Такой, которого, в случае чего, и не жалко. От этого открытия его прошиб холодный пот.

Мужчина промокнул чистым платком лоб, поднимая злополучную папку, возвращая ее на стол. Что мы имеем? Снова и снова перечитывал строчки чужой писанины, отмечая факты, на которые стоит опереться. Жена. Погибла полтора года назад. Любовницы. Одна, вторая, третья… Черт, все не то… Глаза цепляются за фотографию молодой девушки. Красавица. Неудивительно, что его «подопечный» так ее оберегал. Вот они на каком-то показе, его взгляд плывет. Столько там всего намешено… у мужчины выступает пот. Словно в замочную скважину подсмотрел.

На второй фотографии это мужчина-убийца. Хмурое выражение лица, черный взгляд, хотя при взгляде на супругу пылает зеленью, поджатые губы. Но что – то не дает ему покоя. Что – то точит его изнутри, вздрагивает, когда он смотрит на нее.

Весь ее вид, кажется ему до боли знакомым. Разум вспыхивал, посылая ему сигнал, но он не мог его разгадать. Прикрыл глаза, откинувшись на кресле, прокручивая ее образы в голове. Кровь понеслась в венах быстрее, в голове зашумело. Черт. Не хватало еще на покойницу запасть. Стремительно поднялся и полетел прочь из кабинета.

***

– Эй, Маркус, ты чего мечешься? Не уж то проголодался? У вас в Америке ланчи, обеды, и еще тысяча перекусов во время рабочего дня. Признайся, тяжело в нашей столице вашему брату?– Заржал на весь офис Марченко, младший лейтенант.

К чему он никак не мог привыкнуть за время своей ссылки, так это к русской фамильярности. Чтобы простой лейтенант так обращался к вышестоящему начальству!?! Да у них бы в ведомстве пристрелили его собственноручно.

Проигнорировав выскочку, он направился к судмедэксперту, с которым в последнее время поддерживал дружеские отношения. Пожилой мужик, с белоснежной седой шевелюрой и

пышными такими же седыми усами, восседал на высоком стуле, низко склонившись над экраном старенького допотопного компьютера. Рядом красовалась бутылка отечественного коньяка, бессменная спутница старого служащего.

–Михалыч, пошли обедать, я угощаю,– пробасил он.

Михалыч нехотя оторвался от экрана, обреченно посмотрев на него из – под очков.

– Вот, ты Маркус, умеешь выбрать время, чесс слово! Некогда мне!– И ткнул пальцем вверх, тихонько прошептал, оглядываясь по сторонам.– Начальство делом старым заинтересовалось. Строго секретно!

– Так уж и строго?– Спросил он скорее для галочки, нежели действительно интересуясь. – Не выделишь даже полчасика?

–Нет, молодой человек, увы. Мне начальство полчаса и дало на все про все. Кто ж знал, что им приспичит копаться в делах двухлетней давности. Серьезное дело завертелось. Кого- то из вышки подозревают.

Мужчина перегнулся через плечо, без особого интереса, заглядывая в экран. Девушку на нем он узнал буквально сразу, не смотря на ужасный истерзанный вид. Его затрясло, он поспешно спрятал дрожащие руки в карманы брюк, уже не слушая старика. В голове роились, словно пчелы, тысячи мыслей вытекающие в резонные, требующие ответов, тысячи вопросов. Он едва не брякнул, вслух о том, что эта девушка, примерно около полутора лет назад упала с моста в воду, да вовремя прикусил язык. Но старик, явно увлекшись, сам все выболтал.

– Кто ее так? – Хрипло спросил мужчина, прокашлявшись.

– Да кабы ж знать кто? Документов при себе не было, в розыск ее никто не подавал. Так и числится в «безымяшках». В то время в нашем городе прошла серия убийств. Вот, полюбуйся,– Михалыч, кликнув мышкой, открыл второй файл, на котором замерла рыжеволосая девчушка тринадцати лет отроду, с перерезанным горлом. Маркуса замутило, он отвернулся тяжело дыша.

– Да, уж для слабонервных тяжкое зрелище. Я то, уж по долгу длительной службы давно привык. Жалко дивчат. Каким же извергом надо быть, что б так женщин терзать? Ну, мое дело маленькое, собрать материал о смерти жертв, а ваше изловить преступника. Видать, сдвиги наметились, если запросы прислали. Срочные.

– Девушка на первом фото, как умерла?– Решился спросить, пряча от Михалыча взгляд. Тот тяжко вздохнул, листнув файл обратно.

– Дык тоже зарезана, – ответил, щелчком мыши, пролистывая фотографии. На фото красовались жуткие кадры, намертво врезавшиеся в память молодого мужчины. Горло рассечено, тоненький живот тоже, о чем говорили лежавшие рядом с жертвой внутренности на бетонном полу. Пепельные длинные волосы россыпью лежали рядом, руки, словно, у раненной птицы крылья, раскинуты в сторону.

–Ладно, некогда мне тут с тобой болтать, работать надо.– Отмахнулся Михалыч, отправляя мужчину жестом морщинистой руки прочь, снова уткнувшись в экран.

Он в спешке пронесся по коридору, вихрем ворвался в свой кабинет. Это что же получается, жена «объекта» погибла от рук убийцы? Зачем же кому-то понадобилось ее топить? И кто похоронен вместо нее? И самый главный вопрос, почему ее не искал муж? Или же он знал… Конечно же, он все отлично знал. Может он и не рассчитывал, что ее труп однажды найдется. Это что же получается…

***

Молодая женщина разъяренной мегерой носилась по кабинету, то и дело натыкаясь на предметы мебели.  Ее тонкое  красивое лицо исказилось в приступе неконтролируемой ярости. Она рвала и метала, разбив уже вторую по счету бутылку дорого виски. Алла чинно сидела в кресле, дожидаясь окончания бушующей бури. Ей даже в голове не пришло комментировать душевное  состояние Эстер, или, упаси Боже, успокаивать ее. Алла, уже в который раз проклинала сама себя за то, что связалась с этой женщиной. Ее беспощадность и изощренность  не знала границ, как и высокое самомнение. Честно признаться, Алла уже давно пришла к выводу, что импульсивность и жестокость Эстер заменяла ее разум, и, следовательно,  умственные способности. Она из той породы людей, которые сначала делают, потом думают, разгребая свои косяки. Если раньше  мозгом в их тандеме выступала ее старшая сестра, суя по сплетням  обслуживающего персонала, то с ее жуткой кончиной, Эстер бросало из огня да в полымя. Сейчас, Алла бы поспорила сама с собой, кого же все-таки она ненавидит больше – злополучную бывшую подругу  Диану, или вот эту блаженную бабу.

– Нет, ты можешь себе это представить!?! Как этот идиот попался ему на крючок, а? Я ведь предупреждала его тысячу раз, а он лишь уверял меня, что знает этого подонка куда лучше меня. И что нам теперь делать? – Ее пронзительный пылающий взгляд прострелил Аллу, сжавшуюся в комок. – Отравить эту суку не вышло, доконать ее  ублюдка тоже. Пока эта старая швабра  где-то прохлаждалась, малец пропал из номера. Кто его выкрал? Кому он понадобился?!?

– Ну, здесь все очевидно! Кому он мог понадобиться как не родному отцу!

–Исключено! Абу сделал так, чтобы  считали, будто отец он!  Его стерегли два десятка моих людей!

– Плохо стерегли, значит. Надо придумать другой план!– Медленно произнесла Алла опасаясь реакции  Эстер, на своевольное вмешательство. Но последняя очевидно пребывала в душевном раздрае, раз не обратила внимание на такою вольность.

– Ты предлагаешь начать все с начала? У меня уже терпение лопнуло! Предлагаю мой метод. Мы просто отправим к ним в дом киллера. И делов- то!

Алла тяжело вздохнула, удивляясь тупости  Эстер. А впрочем, пусть делает что хочет. С нее хватит. И у нее терпение лопнуло.  Все.  Нет больше сил терпеть эту сумасшедшую.

– Ни один киллер не подберется на расстояние выстрела к  его дому. Во – первых мы не знаем где он ее держит. Во – вторых, теперь он будет надежно ее охранять! А в третьих…

–Ты считаешь что он будет так же боготворить ее после того как она целый год спала с Абу?– Бесцеремонно перебила ее молодая женщина, взвившись.

– Не знаю.– Честно призналась Алла. – Он боготворил ее и при более удручающих обстоятельствах. – Скривившись, вспомнила, как подставила свою бывшую подругу и та избежала смерти.–  И потом,  все его дома оснащены, датчиками движения в радиусе  нескольких километров. Ты только потеряешь хорошего киллера.  Надо придумать что-то другое. Кто-то должен втереться к ним в доверие, быть вхожим в их дом.

Эстер, наконец, успокоилась, замерев на месте.  Лицо приняло жесткое, циничное выражение. Очевидно, в ее голове созрел очередной план.

Глава 14

Влад

Заношу ее без сознания в мансарду на последнем этаже,  и со злостью бросаю на кровать. Многочисленные разрезы ее платья оголяю обнаженные бедра и грудь. Сглатываю горький ком в горле, презирая себя за слабость, испытываемую  каждый раз при взгляде на нее.  Провожу взглядом по длинным стройным ногам, цепляя пышную и высокую грудь. Пожалуй, это единственное что в ней изменилось в связи с ее материнством.  Опускаюсь рядом с ней на кровать, продолжая бродить по ней взглядом. Ее красота приковывала взгляд, а мысли о  ребенке причиняли неимоверную боль.  Драли внутренности на ленты, хлестали ими оголенные нервы.  Впервые я не знал, как поступить. Я убил, его отца,  о чем ни мало не сожалею, отнял у него мать. И что дальше, бросить его на произвол судьбы? Наказать этим ее?

Только от этого все внутри взбунтовалось. Черти б ее побрали.  Сколько горя и страданий она принесла мне. Может это мое наказание за все то, что я успел, и еще успею натворить?

Наклоняюсь к ней, вдыхая ее запах. От него  сносит крышу, и я прикрываю  глаза, стараясь взять себя в руки. Я отравлен ею, окончательно и бесповоротно.

Любуюсь  точеной шеей, чуть вздернутым к верху изящным носиком, ямочкой на подбородке. Широкие брови вразлет,  и, конечно же, рот, сводящий с ума всех подряд. Именно он жил на ее лице, казалось бы, своей отдельной жизнь, зажигая светом любого, кому она улыбалась.

Мать его так. Та пошло оно  все!!!

Вскакиваю и бегу отсюда, подальше от нее, от соблазнов,  мороком пробирающихся в его голову. Они уже принялись уговаривать его, нашептывать, подбрасывать яркие картинки обладания вожделенным телом.

Нет!!! Неееееет… Говорю    себе, нежели им в ответ. Прыгаю в свой черный внедорожник и срываюсь с места.  Пролетаю горящие неоновыми огнями проспекты Праги, отгоняя от себя мысли о маленьком ребенке. Черепную коробку взрывают воспоминания о том, как ждал сначала  мать,   потом, впервые озадачившись тем фактом, что у меня, как и у всех, должен быть отец, и его.  Я  долго фантазировал, каким он может быть и почему меня все покинули? Почему мать оставила меня на свалке, и где она сейчас?!? Нигде нет ее следов. Да, да, я искал ее.  Сначала даже себе не мог признаться,  что ее ищу. Затем, оправдывался, что хочу взглянуть в ее глаза…  Потом просто искал,  потому что не мог найти. Ни живой, ни мертвой.

Вспоминаю чувство обреченности, холода, дикого страха и голода.  Я тогда, будучи маленьким мальчишкой, впервые нал молиться Богу, отчаянно прося помощи,  уговаривая его вразумить свою мать,  требуя защиты неведомо у кого. Проси до тех пор, пока не понял, что его нет.  Все это не более чем миф. Я отлично помню, как дрожали обессиленные голодом внутренности, как их  сводило в адских судорогах  дикой боли.  Я до сих пор не понимаю, как выжил в тех чудовищных нечеловеческих условиях.  Ведь не смотря ни что, я все же человек.

И сейчас, представив, маленького всеми брошенного ребенка, что – то в моей душе обрывается, и нога крепче жмет педаль газа, а руки  крутят руль.

Оглядываюсь, понимая, что я на месте. Усмехаюсь. Значит, так тому и быть.

Вхожу в здание с черного входа, поднимаюсь на второй этаж. Ноги сами ведут в нужном направлении. В тот момент я еще не понял, что  ведет меня прямёхонько к нему.  Я его еще не видел, но каким-то странным седьмым чувством ощущал интуитивно.  Вдруг слышу громкий надрывный плач ребенка. Какова вероятность того что в этом фешенебельном отеле есть и другие младенцы?  И что этот именно тот уто мне нужен?

Коридор пуст.

Я дрожащей рукой открываю дверь, которая почему-то не заперта, и вхожу  внутрь. Сразу определяю источник  громкого истошного крика.  Сперва, я его попросту не разглядел. Малыш, активно махая крошечными ручками, запутался в покрывале, которое накрыло его с головой.  Оно ходило на нем волнами, сбиваясь все больше и больше.  Сдергиваю  покрывало, уставившись на возмутителя спокойствия верхнего этажа, и меня простреливает чувство узнавания. Малыш, мгновенно замолкнув,  уставился на меня огромными зелеными глазищами с золотыми вкрапинами.  Наклоняюсь ниже и вдыхаю его запах. Ребенок пахнет ею.  Сомнений бить не может, мой внутренний зверь рычит, протягивая к мальцу когти, втягивая дурманящий аромат. Этот запах вскрывал вены по ночам, назойливым маревом проникал в меня, заставляя корчится в агонии, сводил с ума.  Но теперь он был с примесью чего-то еще, чего – то незнакомого и волнительного, чего еще не могу определить. Маленькое покрасневшее личико,  залитое слезами,  замерло, крепко сжав кулачки.  Он с интересом рассматривал меня, сканируя умным, отнюдь не детским взглядом. Так и прошло несколько минут, в созерцании друг друга, пока   нижняя губка малыша подозрительно не задрожала.

– Так, мужик, не вздумай снова разреветься. Сейчас мы с тобой тихонько покинем это место,  и отправимся в другое. Там  тебя переоденут, и накормят. Признавайся, ты, наверное,  голоден? У тебя как у настоящего мужика отменный аппетит?!? Должен признаться и у меня тоже…– Я болтал всякую ерунду, стараясь не испугать ребенка, опасаясь его плача. Я даже в уме не сложу, как успокоить младенца, поэтому  нес  всякую херь, пока он деловито посматривал на меня своими огромными сканерами.

Вскоре мы покинули отель, прихватив лишь покрывало в которое я его укутал. Окинув номер взглядом, так и не смог понять что из всего этого барахла может понадобиться ребенку, махнув рукой, поспешил прочь.

По дороге,  пришлось уложить ребенка себе на колени, придерживая его одной рукой,  потому как проницательный малец, громогласно заявил о своем нежелании лежать одному на переднем сидении.  Я быстро устроил его с удобствами, продолжая свой бессвязный монолог, чем  вызывал у малыша широкую беззубую улыбку. Ее рот, с опозданием отметил я. Такая же светлая и сногшибательная улыбка.

– Да ты будешь всех баб с ног валить  такой-то улыбахой как у тебя! Ты не знал?!?  О, я расскажу тебе как твоя мать, черти бы ее побрали, сводила с ума мужиков. Теперь и им пришла пора отдуваться, да?

Добирались мы всю ночь,  в течении которых «улыбаха» вскоре, под мой бессвязный бред уснул, стоически выдерживая дорожные тяготы. Я боялся ехать быстро, ведя машину одной рукой, опасаясь потревожить  его сон.

Эмма Петровна при виде моей ноши только всплеснула руками,  аккуратно забирая из моих рук ребенка. Малец так и продолжал дрыхнуть без задних ног, то и дело смешно потягиваясь во сне, и забавно морщась.

– Ох, Владислав Генрихович, не может быть!!! Это ваш ребенок и Дианы? Какой милаха!

– Это ребенок ее. И … и…– запнулся, задыхаясь от пронзившей боли.

– Вы посмотрите, как он на вас похож. Те же бровки, подбородок,  манера царская, даже когда подтягивается во сне…

– Эмма Петровна у меня не может быть детей.  И давайте закроем эту тему.

Экономка только укоризненно покачала головой. Дергая за мои оголенные нервы, переворачия все внутри.

– И все же, я уверенна, что это не так.  И вскоре вы в этом убедитесь.

И гордо удалилась, унося ребенка с собой.

Приняв душ, я упал на кровать.


***


-Влад, может, ты мне объяснишь, что это все значит!?

Янкин визгливый голос врывается в мой сон, и мгновенно доводит меня до кипения. Продолжаю лежать с закрытыми глазами, мысленно считая до десяти, прикрывая глаза рукой. Но видно, мой вид ей ни о чем не говорит, и она настырно продолжает.

– Что это за жуткое создание верещит на весь дом?!? Удивительно, что тебя не разбудил его рев!

Ее слова, произвели эффект выдернутой чеки, и все во мне зашумело, со свистом отсчитывая секунды до того как сорваться. Вскакиваю, и наступаю на перепуганную Янку, до нее, наконец, доходит, что пора закрыть рот.

–Это жуткое создание, как ты выразилась, именуется иначе. Давай, Ян, напряги свои извилины, и назови его так, как он того требует,– тихо со свистом выталкиваю из себя слова, сжимая кулаки.

– Пппрости, Влад. – Заикаясь, произносит, побледнев,– но кто – то же может его успокоить, верно? Это же невыносимо, он орет уже битый час.

Прислушиваюсь, и слышу с верхнего этажа приглушенный крик. Срываюсь, и бегу наверх, в одних лишь штанах пижамы на голое тело. Эмма Петровна уговаривает малыша взять бутылочку, очевидно со смесью, но ребенок отчаянно вертит головой в разные стороны, отказываясь ее брать в рот.

– Эмма Петровна, что, черт возьми, здесь происходит?– Ребенок при звуке моего голоса замолкает, с мольбой глядя на меня мокрыми зелеными глазками.

– Владислав Генрихович, я пытаюсь его покормить. Илья уже четвертый раз поехал в магазин. Вт полюбуйтесь,– жестом показала на два стола заваленными различными коробками, пачками, и железными банками с изображением малышей.

–Это смеси?– Взяв в руки первую попавшуюся банку, прочитав название.

–Но он отказывается есть! Я просто не знаю что делать! Ребенка нужно накормить!

–Так дружок, – аккуратно с опаской беру его на руки, забирая с рук экономки бутылку с белой смесью внутри,– я понимаю, что мы предлагаем тебе меню методом тыка, и совсем не знаем, что обычно ты привык кушать, но тебе придется это съесть. – Эмма Петровна лишь покачала головой, со вздохом подавая еще одну бутылку.

– Мы запаслись,– разочарованно добавляет, – почему вы не узнали чем его кормить?

– Эмма Петровна, догадайтесь с трех раз! – Я его мать убить готов, а не разговоры говорить.

Вздохнув, Эмма Петровна, показала, как положить ребенка для кормления. Малыш твердо взглянув сначала на меня, потом на бутылку, и я готов поклясться, что он вскинул подбородок вверх, демонстративно отвернувшись в сторону.

– Именно это я и имела ввиду.

–Нет, друг, – решил взять мальца авторитетом, – тебе придется это все съесть. До последней капли, – добавляю, вновь прикладывая бутылочку к его губам.

Те в свою очередь подозрительно задрожали. Стоило только отвести бутылку со злополучной смесью подальше, как на его лицо возвращалось недовольно, и крайне обиженное выражение лица, но, Слава Богу, без признаков истерики.

– И что же нам делать? – Сдался я, прижимая ребенка к себе. Тот в свою очередь широко открыв ротик потянулся к обнаженной груди, а именно к соску. Я едва его с рук не выпустил, смачно выругавшись!

– О, Господи, Влад Генрихович…

– Эмма Петровна, спасибо конечно, так меня еще никто не называл, но…

–Нет нет, малыш вероятно грудной! – Произнесла она, ни мало не прояснив для меня ситуацию. Видя мое непонимающее лицо, добавляет со смехом.– Очевидно, он берет только материнскую грудь, от того и противиться искусственной соске.

– И что это значит? Не говорите загадками, я измучен не меньше вашего!

– Нужно привезти его мать, что здесь не понятного!

Нет.

Одно короткое слово срывается с губ, но Эмма Петровна, осеклась, с укором качая головой. Что это ее сегодня заклинило, что ли?

– Илья куда умчался?

– Он вычитал в интернете о супер смеси западных производителей, и поклялся, что таки сможет его накормить.

– Вот и отлично. Раз поклялся, значит накормит. Будем его ждать.

Но стоило только передать ребенка в руки и скрыться с поля зрения маленького террориста, как с верхнего этажа снова послышался душераздирающий крик.

Он преследовал меня в душе, когда брился и одевался. Даже в кабинете на первом этаже. Янка забилась где-то, не смела высовываться после утреннего инцидента, опасаясь быть отправленной восвояси.

Вернувшись Илья поднялся на второй этаж, а я, наматывая нервы на кулак, расхаживал взад вперед по кабинету, с силой захлопнув крышку ноутбука. Сейчас в голове было пусто как в церковном колоколе, в котором эхом звенел детский плач.

Маленький манипулятор! И в кого он такой? У Абу кишка тонка была в общем, не говоря уже о том чтобы так манипулировать в его то возрасте!

А этот надменный взгляд? Он мог поспорить разве что с моим собственным…

И тут я мысленно сам себе отвесил оплеуху. Эк куда меня понесло. Проклятые инстинкты, как разбушевавшиеся гормоны, плясали на нервах, уводя в своем неизменном танце туда, откуда потом вернуться будет практически невозможно.

Запрещаю себе думать, питать надежды и иллюзии, которые лезут, нет бьют фонтаном, ложась на изболевшее сердце, целебным бальзамом.

Крик наверху, стал еще громче и яростней, и я снова громко выругавшись, потянулся к телефону, приказывая готовить самолет. Придется ее доставить сюда.

Глава 15

Диана


 Я вспоминаю,  какой  беззаботной я была когда – то. Еще тогда Влада не было в моей жизни, и она не была омрачена  тяжелым будущим, караулящим меня за углом, словно голодная кошка свой улов.  Я, разбросив руки в стороны, бегу по ромашковому полю за дачей у бабушки, заливисто хохоча, и только глубокое синее небо над головою  повисло, с завистью наблюдая за беспечной девчонкой.  Крохотный домик, притаившийся на окраине  густого леса, не поражал своей изысканностью и масштабами. Зато  он запомнился теплом и любовью, пропитавшей каждый кирпичик простого маленького домика. Это время бесценное. И пусть я не познала материнской любви, но нельзя сказать, что я была несчастна. Наоборот.  Понимаю, что воспоминания о матери хоть и вносили тоску в детское сердце, но не смогли его исковеркать и очернить.

Сколько воды утекло с тех пор. Сколько боли мне приготовило мне то самое  бездонное голубое небо. Сейчас я почему – то вижу своего сына, бегущим по тому же ромашковому полю, только небо над его головой не такое синее и понимающее. Оно словно скинуло надоевшую маску безмятежности,  решив, что достаточно претворялось, обнажая себя до неприличия, показывая свою мощь в жизни простых мелких людишек.  Именно  его вид глумливо давал понять, что  жизнь и судьба моего сына будут  крайне тяжелыми.  И я до рези в глазах всматриваюсь черные клубы его облаков, пытаясь  высмотреть все повороты и превратности судьбы, чтобы отвести от него беду.

Вид маленького мальчика, бегущего высоко поднимая ножки, сквозь белые маленькие цветочки бескрайнего поля, заставляет мое материнское нутро зашевелиться, и ощетиниться. Оно утробно рычит,  всматриваясь за белый цветочный горизонт, выискивая угрозу для малыша. Оно готово рвать зубами и когтями любого кто причинит ему боль.

Вскрикиваю, и слезы привычно орошают бледные щеки. Если бы сейчас Влад предстал передо мной, я убила бы его голыми руками. Жалкий подлец. Злость и отчаяние вдохнули  в  меня силы ледяным дыханием.

Поднимаюсь,  и устало плетусь в ванную, всматриваюсь в свое отражение. Волосы немытые и не чесанные  сбились в огромную соломенную паклю, под глазами черные круги от бессонных ночей. Стягиваю с себя одежду и встаю под горячие обжигающие  струи, смывая с себя собственную жалость, и  апатию.

Вымывшись и расчесав до золотого блеска волосы, я уставилась в одно единственное малюсенькое окошко в ванной комнате. Оно позволяло увидеть лишь темное серое небо затянутое темно лиловыми тучами и отвесную крышу.  И хоть весна уже обозначила свои права, но вероятно, что пойдет снег. С крыши висела огромная затейливая сосулька,  всем своим видом  обозначая право своего пребывания на отведенном месте.

Усмехнувшись, разглядываю ее неровные, узорчатые края,которые еще днем под весенним солнцем  омывали ласковые потоки воды. И я как эта единственная и одинокая сосулька,  которая то тает, то леденеет, под напором  судьбоносных ударов. Но ничего. Я найду выход, даже если мне придется протиснуться в это крохотное окошко,  но, черт возьми, я покину это место.

В замке повернулся ключ, и поспешила в комнату, радостно встречая молчаливую горничную.

– Влад не появлялся? Мне нужно с ним поговорить. Прошу тебя.– Добавляю, видя ее колебание.

– Вижу вам уже лучше.– Впервые заговорила она, – но я не могу  ничем помочь. Хозяин отдал лишь оно распоряжение, – не спускать с вас глаз. Он вылетел отсюда как ошпаренный, и больше не появлялся.

Ее слова едва не заставили меня жалобно застонать. Они швырнули меня обратно в то состояние, из которого я  с трудом выбралась.

– Пожалуйста, помоги мне. Мой сын. Он совсем один, ему только три месяца от роду, он очень нуждается во мне. Дай позвонить! Тебе требуется лишь дать мне телефон!

– Простите, но я не могу. Хозяин дал четкие указания на этот счет.

– Черт возьми, ты же женщина! И у тебя наверняка будут дети! Поставь себя на мое место! Мне нужно знать, где мой малыш, – заголосила я, падая на ковер, хватая ее за подол. Сердце снова пронзила тягучая боль, заставляя задохнуться.

Она в ужасе отскочила в сторону, зацепив поставленный на журнальный столик поднос. Он с грохотом упал на пол, расплескав бульон на светлый ворсистый  ковер.

Сквозь  бурю одолевающих чувств не замечаю мужчину в дверном проеме, прислонившегося  плечом  к стене, и лишь когда он отрывисто засмеялся, вскочила в ужасе, замерев на месте.

– О, Ди, ты как всегда, в очередной лаже. Приятно, что ты все же не изменяешь своим привычкам попадать в разное дерьмо.

Илья вольготно прошествовал в комнату, переступив через перевернутую посуду и пятно от бульона, уселся в кресло. Весь его вид кричал о достатке. Темно бордовая рубашка – поло оттеняла его тонкую красоту. Темные брюки ладно сидели на крепких бедрах, на руках блестели дорогие золотые часы.

– Материнство пошло тебе на пользу, Ди. Прекрасно выглядишь.

– Я могла бы сказать, что рада встречи, только прости, не буду врать.

– За что я всегда тебя любил, так это за твою неспособность лгать, милая.

Жестом приказал горничной удалиться, что та сделала с огромным удовольствием.

– Ты здесь. Зачем пожаловал? Влад послал посмотреть,  не сдохла ли я тут от отчаяния?

– Фу, как грубо, Ди. Тебе не идет выражаться.– Он скривил чувственные губы, продолжая блуждать по мне взглядом.

За неимением одежды, я вынуждена была носить футболки и рубашки Влада, доходившие до середины бедра. Белья у меня не было, и сейчас Илья уставился на затвердевшие от холода после ванной соски.

Я равнодушно встретила его взгляд, поражаясь собственной реакции. Мысленно поблагодарила  Абу за тот стержень, который образовался внутри благодаря ему.

– Насмотрелся?–  Спрашиваю, сжимая кулаки. Его вольность не осталось без внимания.

–Как сказать. Я порою завидую сам себе, что не встретил тебя до Влада, – прошептал он, скорее себе, нежели мне.  Его глаза замерли на моих губах,  отчего я непроизвольно их облизнула. Илья спрятал взгляд, тут же натянув маску  известного мне балагура.– Но ты права лишь в одном.  Влад действительно отправил меня сюда. Вернее за тобой.

– Я не уеду без своего сына.– Закричала я, закипая еще больше. – Как Влад посмел бросить его, заперев меня здесь! Я клянусь, что вырву его  черное сердце!– Разъяренной фурией металась по комнате,  бросая пылающие взгляды на замершего Илью.

– Видимо, и Влад пожалел свое черное сердце, поскольку твой сын уже в России. Он забрал его, прохрипел мужчина, расстегивая верхнюю пуговицу.

Я остановилась, замерев, боясь,  что ослышалась. Облегчение  затопило каждый кусочек моего тела, омыло растревоженное  сердце.

– Как он? С ним все  в порядке?– засыпала вопросами Илью, продолжавшего  заторможено следить за моими метаниями.

– Твой сын в полном порядке. Кстати кремень, малой, подозреваю весь в отца. Отказывается, есть с  чужих рук. Как видишь, забота о его здоровье и самочувствии заставили Влада сбавить обороты и вернуть тебя, так сказать в лоно семьи.

– О, Боже, Артем все это время не ел? – Я  снова заметалась,  кастеря на чем свет стоит упрямого Влада, не замечая перемены Ильи. Его глаза пожирали каждый кусочек  обнаженного тела, царапали высокую упругую грудь, все еще полную материнского молока. Слава Богу, когда пришел второй прилив после длительного отсутствия, я догадалась его сцедить. Прогнала от себя воспоминания дикой боли, которую принесла мне вся процедура, вперив взгляд в подозрительно притихшего Илью.

– Он за все ответит.– Пообещала я.

– Не сомневаюсь, Ди, –  глухо проговорил Илья, – поскольку мы пришли к обоюдному согласию, предлагаю, поторопиться. Твой Артем, тертый калач, орет так, что охрана на улице содрогается от зубовного скрежета. Полетим как короли, на личном самолете его величества.

– Я готова. – Бросила через плечо, направляясь к выходу.– Я думаю, ты потерпишь мой вид, потому что я не вернусь в отель в таком наряде.

И поспешила прочь из ненавистной комнаты. Илья,  ослабив еще одну пуговицу рубашки, вытерев пот со лба, последовал следом, улыбаясь своим невеселым мыслям.

Перелет занял  несколько часов, и уже вскоре, я выходила из черного внедорожника  в одной  черной шелковой рубахе Влада, и в комнатных тапочках возле внушительного трех этажного особняка отделанного белым мрамором. Весь его вид внушал чувство благоговения и душевного трепета,

Широкие белые ступеньки вели к просторному белому крыльцу, увитому диковинными алыми и черными розами.

Они  яркими темными пятнами алели на  белоснежной отделке дома, словно порочные связи на репутации благопристойной девицы. Идеальные балконы, подсвеченные неоновыми огоньками, отнюдь не портили общего впечатления  всего дома, лишь добавляли легкий налет  таинственности и изысканности. Где –то за его стенами находился Влад, мой мучитель и мужчина который подарил мне сына. Вздрагиваю, прислушиваясь к внутренним чувствам, отчетливо выделяя страх, который поднимался из самых глубин моей души.

 Илья,  деликатно кашлянув, оторвал меня от созерцания дома, и, положив руку мне на спину, подтолкнул к крыльцу. Я взлетела по широким мощеным ступеням, и уже вскоре оказалась в объятиях  Эммы Петровны.

–Ох, девочка моя, как же хорошо, что ты жива и здорова! Я молилась за тебя, столько ночей не спала…

– Эмма Петровна,  спасибо… – замерла я не находя слов,– возможно именно ваши молитвы предавали мне сил. – Тихо проговорила я, бросая взгляды по сторонам, опасаясь увидеть Влада.

–Он уехал по делам,– замелила экономка, лукаво подмигивая.–  Пойдем наверх, твой сынишка нас совсем измотал.

Стоило ей только проговорить  эти слова, как откуда – то сверху послышался отчаянный детский крик. Малыш как – будто почувствовал присутствие матери, требуя немедленно ее к себе.

Ворвавшись в комнату, я замерла на пороге,  быстро отыскав его взглядом и уже через секунду, вдохнула его аромат, крепко прижав сына к себе. Артем замолчал, радостно встречая меня взглядом зеленый глазок, семеня кулачками, выпятив нижнюю губку, разыскивая свой источник питания.

– Ах, ты, мой малыш,  проголодался? Мама твоя уже здесь, рядом с тобой,– аккуратно опустилась в белое  плетеное кресло – качалку, устраивая сына на груди.  Через секунду малыш уже громко причмокивал, спешно глотая  бьющие струи молока.

Какое же облегчение. Мысленно поблагодарила  Господа, любуясь  наморщенным носиком, и ямочкой на пухлой щечке, появляющейся каждый раз, когда малыш глубоко втягивал в себя сосок.

Насытившись,  Тёма потянулся, поулыбавшись матери,  с чувством выполненного сыновьего долга, вскоре засопел, уткнувшись в материнскую грудь. Переложив ребенка на широкую кровать, осмотрелась по сторонам. Отделка комнаты выполнена в бело голубых тонах, и  удачно гармонировала с  голубой мебелью и молочными широкими портьерами.  Поверхность столика и тумбочек завалена пачками смеси, которую Артем без сомнения не оценил.  Тут же были памперсы, различные присыпки,  ворох одежды, великоватой немного, но, тем не менее, отличного качества.

Разложив все по полочкам, убрав ненужные смеси,  и наведя порядок в комнате, я убедившись, что сын крепко спит, засобиралась вниз, в надежде что Эмма Петровна поможет найти хоть какую – то одежду. Вид рубашки Влада сейчас казался неуместным и чрезвычайно порочным.

Но спустившись в холл, я замерла на последней ступени, натолкнувшись на Влада, передававшего пальто горничной, и повернувшегося, чтобы помочь раздеться блондинке. Той самой. Она томно повела точеным плечиком, скидывая соболью шубу, что то тихо говорившая моему бывшему мужу. Собственническим жестом, поправила  вечно падающую на лоб прядь волос, скользнув ладонью по чувственному капризному изгибу губ.

Меня опалила ревность. Ослепила.

Обожгла кислотой, сжирая куски плоти,  выбивая почву из-под ног. Все тело охватила дрожь, отдаваясь в каждом оголенном нерве. В то мгновение я забыла обо всем на свете, оглушенная,  понимала, что сейчас они обратят на меня внимание, и отчаянно пыталась взять себя в руки,  сгорая от ненавистного чувства.

– Что здесь делает эта шлюха, Влад?

Глава 16

 Первой меня заметила она.  Ее удивленный злой выкрик взвился до самого потолка, заставляя Влад поднять на меня тяжелый темный взгляд.

Встречаюсь с ним взглядом и тут же вспыхиваю, щеки начинают гореть. От стыда. За свой растрепанный вид, и за то, что она выглядит на моем фоне королевой. За ее надменный взгляд, опаляющий превосходством. Влад замечает мое смущение и криво улыбается своей улыбочкой. При виде нее мое тело бьет мелкая дрожь, как попавшее в силки животное, но я вскидываю подбородок повыше.

–Как мило. Ты еще и смущаешься, Ди.– Бросает иронично.

– Любимый, ты не хочешь мне объяснить, что происходит? – Она с презрением окидывает меня уничтожающим взглядом с головы до ног, всем видом демонстрируя свое право задавать столь уместный вопрос. Но Влад продолжает молчать, глядя на меня темными, как ночь глазами, в бездне которых бушует ураган. Они цепко подметили все. Начиная с босых ног, задержавшись на груди, с острыми от холода сосками, запутались в длинных прядях волос спускающихся до самой талии сверкающим водопадом.

Презрительная ухмылка снова исказила чувственный изгиб порочных губ, заставляя вспомнить их вкус, и одному ему присущий пленительный аромат. Облизываю пересохшие губы, и замечаю перемену в его лице. Что – то мелькает в глубине его глаз, и заставляет вспыхнуть надеждой, которую тут же растаптывает чужой визгливый голос.

–Чего уставилась?– Выплюнула она, задыхаясь от переполнявших ее чувств. Этот выкрик, и молчание Влада буквально сорвало мое самообладание с тормозов. Нутро обожгло такой яростью, что меня заколотило от желания убить их обоих. Меня разрывало на части от ненависти, боли, и обиды, а один высокомерный взгляд белобрысой стервы, поднимал в душе мерзкое чувство собственной ничтожности.

Я, развернувшись, помчалась обратно наверх, слыша за спиной возмущенный голос этой блондинистой суки. Она требовала, чтобы Влад меня вышвырнул.

Добравшись до комнаты сына, я дрожащей рукой закрыла дверь на замок, опустившись на натертый до блеска паркет, дала волю слезам, подвывая раненным зверем. Как же ненавидела я его в этот момент. Ненависть пылала во мне, прожигая каждый кусочек моего сознания, затмевая разум.

Проклятый негодяй, сетовала я, чтоб ему провалиться.

Надо попробовать вырваться отсюда, найти возможность сбежать. Но едва глянув на свои босые ноги и на мирно сопящего маленького человечка в кроватке, поняла, что сейчас такой возможности не представиться.

Остаток дня я провела в комнате с Тёмой. Приняла душ и закуталась в белый махровый халат, я лежала рядом с ним на кровати и бездумно пялилась в потолок. Эмма Петровна принесла ужин, который я с аппетитом съела, и кем – то заботливо купленную одежду, начиная от белья, заканчивая разнообразной обувью.

Так потянулась череда длинных однообразных дней. Я старалась избегать встречи Владом и практически все время проводила на третьем этаже.

Тут имелся огромный балкон, на который я вытащила кресло – качалку, и подолгу проводила время с сыном на свежем воздухе. Эмма Петровна приносила еду наверх, с тоскливым взглядом наблюдая за моей изолированностью. Но мне нужна была эта передышка, потому что я отлично понимала – долго так продолжаться не будет.

Чувство приближающейся опасности покалывало кожу, и я отсчитывала дни, наслаждаясь покоем и общением с Тёмкой.

Он рос не по дням, а по часам, и уже во всю агукал, распевая звонким голосочком свои первые гласные буквы на весь этаж, который занимали только мы вдвоем.

Как ни странно, но Тёма завел себе первого настоящего друга. Илью. Он приходил почти каждый день, забирая сына на прогулку. Артем его встречал широкой беззубой улыбкой, всем своим тельцом стремясь на встречу сильным мужским рукам.

Наблюдая за ними с балкона третьего этажа, и слушая заливистый смех сына, я сглатывала горечь и обиду. Влад так и ни разу не поднялся наверх к сыну. Он игнорировал нас в полном смысле этого слова, делал вид, как – будто нас вообще нет в доме. Из окна я наблюдала за его прогулкой в парке с этой девицей, прячась за шторами, жадно вбирая образ Влада. Он остриг волосы совсем коротко, обнажив широкую мощную шею. Ее руки порхали по ней, трогая, оставляя свою печать, а их поцелуи, и жаркие объятия разрывали меня на куски, пронзая мое сердце острыми жалами – иголками, заставляли чувствовать себя жалкой и ничтожной.

Я не могла оторвать от него глаз, затаив дыхание, поражаясь силе его магнетизма, и мужской красоты. Одетый в белоснежную свободную пайту, подчеркивающую широкие мощные плечи, и широкие спортивные штаны, без делового шика и блеска Влад казался мне чужим и недосягаемым, но не менее притягательным мужчиной.

А недавно спускаясь ночью по лестнице, за обезболивающим на кухню, я услышала громкие стоны белокурой стервы. Она орала так, словно, ее резали на куски, а не трахали. И стыдно признаться самой себе, что нарисовав себе картину действия происходящего за стеной, я потекла. Отчаянно и сильно.

Сжав на груди распахнувшийся халат, я на цыпочках подкралась к двери, за которой слышалась возня и стоны, я стояла, замерев, бессовестно подслушивая, вздрагивая от хриплых коротких стонов Влада.

Этот случай уничтожил во мне те жалкие крупицы надежды, которые еще оставались во мне. Ударил так больно, приложив со всей силы, прошелся ядовитой кислотой по оголенным нервам. Я вдруг поняла, что он живет другой жизнью, и ему хорошо, вон как стонет от кайфа, и более того, отлично жил, пока я умирала изо дня в день, находясь с Абу. И все мои мечты надежды и ожидания, показались такими жалкими, что хоть плачь.

Не будет у нас продолжения.

А то, что он запер меня здесь, это просто месть. Безжалостная и опустошающая. Он мстит мне за прошедшие месяцы, возможно за Артема, не зная правды, которую я не могу решиться ему открыть, обжигаясь его хладнокровием и равнодушием. Мне становится смешно, и я внутри истерически смеюсь. Да кому она нужна, правда? Ему? Или может быть этой дранной кошке?

Я встала, и побрела вниз, цепляясь дрожащими руками за перила лестницы. Выбралась из дома, и ступая босыми ногами по мощеной дорожке, пошла вглубь парка.

Во мне словно что – то умерло, из груди рвался крик боли, но я сцепив зубы не давала ему сорваться в оглушающую тишиной ночь.

– Не самое лучшее время для ночной прогулки, тем более в таком виде.

Я едва не подпрыгнула на месте, испугавшись хриплого тихого голоса. Он разорвал тишину, ударив по барабанным перепонкам. Оттолкнувшись от дерева, походкой хищника ко мне не спеша направился Илья. Все в его облике говорило об опасности, и мне вдруг вспомнился тот далекий день, когда я увидела Илью другим.

Сейчас этот мужчина воплощал в себе все, от чувственной притягательности, до звенящей опасности. В темноте его черты лица заострились, пропал балагур, появился жесткий властный мужчина.

Он подошел так близко, что меня окутал аромат его тела. Резкий и свежий, с нотками цитруса и хвои. Глубоко вдохнув его, я прикрыла глаза, прогоняя другой образ, с похожим ароматом.

– Одинокая дама ночью наверняка ищет развлечения. Или удовлетворения. – Тихо шепчет в губы,– Так что же погнало тебя в ночь, Ди?

Его слова остро кольнули в самое сердце, но я не собиралась изливать Илье душу. Слишком он был непредсказуемым и непонятным для меня. В голове звенел тревожный звоночек, но раздирающие мысли о Владе заставляли стоять на месте, прикрыв глаза, слушая чужое рваное дыхание.

Его желание сквозило во всем. Во взглядах, которые он бросал, когда приходил к сыну, в редких нечаянных прикосновениях… таких как сейчас.

Дотрагивается до моего лица, отводя легкую прядку, прилипшую на мокрую от слез щеку. Он наклоняется еще ниже, шумно вдыхая запах волос, замирая.

Его губы накрывают мой рот. Робко. Он дрожит от переполняющего его желания, и я тоже замираю, прислушиваясь к чувствам, медленно колыхнувшихся внутри.

Его язык нагло прибирается в мой рот, и чужой стон наслаждения врывается в мое сознание. Илья, заключает меня в свои стальные объятия, яростно вжимая в себя, что я чувствую его каменную эрекцию. Она приводит меня в чувство, я открываю глаза, и лечу в пропасть, встречаясь с бешенным горящим взглядом Влада.


Влад


Моя жизнь с появлением ее стала похожа на арену, где я бля*ь как е*аный спартанец ежедневно сражался с огромными и безжалостными демонами своего адского желания и притяжения к этой женщине. Если раньше меня терзали демоны безысходности, то теперь они бля*ь словно сменили вахту, выводя мое истерзанное нутро на очередной круг боли и алчной похоти.

Я остервенело трахал Янку, истязая ее, счастливую, от свалившегося на нее вдруг непомерного жесткого траха. Она дура не подозревает, что мощнейшим афродизиаком для меня являлся тот факт, что наверху спит она. Женщина, которая способна бить настолько сильно, что впору сдохнуть. Женщина, которая пробудила во мне сильнейшую ненависть, и … я боюсь даже мысленно назвать это слово. Оно принесло мне лишь боль. Безумную. Раздирающую.

Увидев ее у подножья лестницы, такую маленькую и хрупкую, но до адских судорог красивую и желанную, я еле сдержался, чтобы не поставить ее раком и не наказать, за то, что посмела так поступить со мной. Даже сам себе удивился, как смог. Руки дрожали как у последнего алкаша так, что мне пришлось их спрятать в карманы брюк, дабы не показать своего состояния. Ее бл*дские глазищи, поддернутые вуалью невинности и беззащитности свернули внутренности жгутом, оголили и без того истрепанные нервы. Я посмотрел в них и залип, мысленно матюгнувшись. Моя рубашка смотрелась на ней до того сексуально, что в штанах мгновенно стало тесно, а в горле пересохло. Я стоял, как бля*ь, последний баран, и пялился на нее, как на новые ворота, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимый вид. Мысленно я уже отымел ее в разных позах, не оставив без внимания ее пухлый огромный и порочный рот. Лишь полыхающая ярость и злость внутри, заставляли стоять на месте.

В голове промелькнула мысль, а можно ли ей трахаться? Ведь после родов прошло совсем нечего, и за этот, мать его, заботливый проблеск, я готов был сам себе перегрызть горло. Именно он и спровоцировал лавину ненависти.

Я готов ее задушить собственными руками, и даже был момент, когда это казалось мне единственным выходом, но вспышка ярости проходила, и наступал фаза апатии и равнодушия, ровно до того момента, когда на глаза попадался ее ребенок.

Он будоражил, и терзал меня, не давая покоя своим видом, и самим фактом существования. В очередной раз, Илья, друг бля, вышел с ним на прогулку, и скрылся в парке за деревьями. Но даже сюда доносился заливистый детский смех, вызывая во мне ядовитое чувство ревности, тоненьким и противным голоском подзуживая, что не будет у меня никогда такого вот милого Артемки.

Крепко сжимаю кулаки, вскакиваю и закрываю окна кабинета, но, кажется, в моем сознании все равно звучит его высокий голосок и смех. Четко и с особым смаком, словно дразниться.

Я готов был сам себя застрелить, за то, что испытывал. Ненавидел себя, безуспешно стараясь затолкать свои чувства туда, где бы они так не терзали меня, и не причиняли адскую боль.

Приняв решение включить полный игнор, я уже к вечеру громко хохотал, когда отчетливо чувствовал ее запах, слышал ее легкие шаги по комнате наверху, чего быть априори не могло. Мой зверь, метался внутри, требуя удовлетворить свою похоть, а холодный разум держал его на цепи. Лишь мстительное чувство расплаты еще заставляло держать себя в руках.

Но когда очередной сумасшедшей ночью, я вдруг почувствовал ее совсем близко, мой зверь потянул носом, и встал на дыбы, сбрасывая тревожный сон, заставляя схватить спящую Янку, и без предварительной подготовки ворваться в нее, благо на это с Янкой можно не заморачиваться. Я драл ее жестко, на грани, а она лишь кричала, оглушая меня, так как было надо мне.

Я чувствовал ее, готов был поклясться, что Диана стояла под дверью, так близко я ощущал хаотичные удары ее сердца, хотя мне и казалось, что я просто напросто слетел с катушек. Но вот, мой чуткий слух ловит прерывистое дыхание, и на ментальном уровне в меня врывается ее боль, срывая с моих губ стон наслаждения.

После ее ухода скатываюсь, с Янки, так и не кончив, но трясясь как осиновый лист от обуревающего желания врываться в другое тело, пить и слизывать другое наслаждение, подхожу к распахнутому окну. Янка возмущенно что – то бурчит, но ее слова остаются за гранью моего сознания, потому что я вижу, как Ди крадется по дорожке в сторону гостевых домиков.

Ярость поднимает свою черную голодную голову, громко чавкая остатками моего самообладания. Быстро впрыгиваю в штаны, и сбегаю вниз.

Выскакиваю на улицу, чувствуя ее аромат, он плывет в холодном весеннем воздухе, разбавленный свежестью ночи и запахом хвои.

Дикая пожирающая ревность гонит меня в правильном направлении, и открывшаяся картина отправляет меня в нокаут.

Все звуки померкли, даже мои чувства замерли, ошалев от того что происходило в глубине парка, чтобы потом взорваться оглушительным взрывом в голове, кидая вперед, требуя уничтожить, растоптать и наказать.

Все еще не дыша подхожу ближе, на расстоянии вытянутой руки, наблюдая за ней, считывая ее эмоции, которые еще долго будут питать ярость моего зверя.

Она первая вздрагивает, потому что обжигается моей ненавистью и яростью, и я даю ей ровно секунду, на то чтобы убраться, но она ею не воспользовалась. Полосонула своими глазищами, пряча растерянность и страх. Он пропитал каждый кусочек ее гребанной сущности, но мои тормоза уже слетели. Пох*й. Ей же хуже.

Дальше лишь отрывки, вспышки разума, удерживающего, чтобы все же не переступить, ту грань, которая для меня была лишь условной.

Я бил сильно, безжалостно, и яростно. Илья уже не сопротивлялся, бесчувственно валяясь на сырой земле, а я все никак не мог остановиться. Ревность ревела в ушах, зверь рвал изнутри, стремясь дотянуться, завладеть, подчинить и наказать. И я, наконец, впервые, с упоением его отпускаю. Первым в его лапы попадает Илья.

Я сломал ему ноги, ребра, и руку, милосердно оставил одну, чтобы хоть на толчке справляться. Я вымещал на нем свою ненависть с особым хладнокровием за то, что посмел, осмелился трогать ее своим ртом, и грязными руками. Абу не пожалел, и его участь предрешена, но не сейчас, еще чуть чуть. Он думал, что я не замечу его игры, за моей спиной. Наивный идиот. Такие вещи я чувствую кожей. Я и он. Мой зверь.

Он медленно переводит взгляд красных воспаленных глаз на нее. Вид ее опухших губ, оборвал последние нити моего сопротивления своему желанию, схватив ее за длинные распущенные волосы, потащил спотыкающуюся сучку в беседку, находящуюся в ста метрах от места моего падения.

Она что – то кричала, но мы не слышали. Единственное что имело сейчас значение, это желание, балансирующее на грани боли. Ее. Моей.

Срываю с нее халат, отшвырнув его в сторону, толкаю ее на резной стол спиной, поднимая, и с силой разводя стройные ноги в сторону. Она сопротивляется, что – то кричит, я напрягаюсь, что бы понять ее…

– Не надо…– кричит, ты же… ты только что…– накрываю ее рот ладонью, просовывая палец глубоко в рот, вынуждая сосать его.

И я смеюсь, лающим хриплым и надрывным смехом. Она, блядь, переживает, ведь я только что трахал Янку.

– Все верно, крошка,– хриплю ей в губы, умолчав о том, что с Янкой, презерватив мой верный спутник, чувствуя ее дрожь,– я только что трахал Янку, теперь твоя очередь. Ты же не просто так под дверью стояла.-

Подтягиваю ее распахнутые бедра ближе, впиваясь в нежные складки своим ртом. Ее сотрясает уже крупная дрожь, она бьется в моих руках как в припадке, а я пью ее, с наслаждением вылизываю сладость ее желания. Он фонтаном бьет мне в рот, унося разум, сотрясая все тело. В ушах яростный и нетерпеливый вой моего зверя, он подгоняет, требует… скорее, быстрее, яростнее, жестче.

И я ему не отказываю. Беру ее жадно, врываюсь в горячее податливое тепло, с удивлением ощущая ее ответный порыв, и не менее крышесносное желание. Мы в унисон стонем на всю округу, распластавшись на холодном деревянном столе посреди парка. Я с криком кончаю, но желание не проходит, чувствую ее оргазмы один за другим, яростно сокращающиеся мышцы лона, снова выбивают почву из- под ног. Жгучий коктейль, бурлящий в венах, прожигает сознание новой порцией болезненной потребности, и я переворачиваю ее на живот, подготавливаю ее для входа во вторую дырочку. Она правильно понимает, мои манипуляции, и приниматься вырываться из моих рук. Я удерживаю ее, кусая за шею, оставляя следы, и ту же зализываю. Мой язык скользит вниз по спине, и Ди снова начинает дрожать в моих руках, раскрываясь, сдаваясь на мою милость. Я осторожно вхожу в нее сзади, благо смазки достаточно. Замираю, чувствуя ее дрожь, глотая ее стоны. И мир ускользает от меня, оставляя лишь жгучее болезненное наслаждение, волнами обжигающее мой пах, расплавляя сознание.

Глава 17

Диана


Добравшись до комнаты, я ввалилась в нее, чувствуя, что моя душа навеки останется в той беседке. Скомкала ненавистный халат, и швырнула его в мусорное ведро. Оставшись обнаженной, прошла в ванную, рассматривая в зеркале в пол свое отражение. Тело сплошь в засосах и укусах, покрытое ссадинами от шершавой поверхности стола, и синяками от грубых рук Влада. Сердце предательски вздрагивало и замирало от вида этих отметин, губы опухшие, щеки пылают, а глаза лихорадочно блестят. Даже сейчас вспоминая, как он брал меня там, низ живота снова опалило тянущей сладкой болью. Перед глазами до сих пор, его лицо искаженное яростью и желанием, его широкие обнаженные плечи покрытие бронзовым загаром, золотая цепочка, блестящая тусклыми переливами на могучей шее. Я пыталась рассмотреть подвеску, но Влад словно почувствовал мой интерес, набросился на мой рот, сжигая в голодном бешеном поцелуе. Нет, он не целовал. Он сжирал, заглатывал мой язык, кусая и засасывая так глубоко, что я находилась все время на грани глубокого обморока от жгучего наслаждения.

Даже тогда когда взял меня там.

Когда я жила в дома Карима, он брал таким образом своих кукол, красочно расписывая тот день, когда он меня так же возьмет. Я тогда дрожала от страха и отвращения, мечтая чтобы этот день никогда не наступил.

С Владом же, я испытала немыслемое удовольствие, наплевав на стыд, раздавленная тоннами острейшего наслаждения. Снова вспоминаю, как дрожала в его руках, разводя ноги шире, как подчинялась сильным и властным рукам, возбужденная и смущенная одновременно, балансируя на грани нереальной остроты своего удовольствия.

К своему ужасу, я забыла о том, что в доме его ждала блондинистая стерва, и неподалеку от нас лежал без сознания Илья. И вспомнила о нем, лишь тогда, когда Влад, хриплым сорванным голосом поинтересовался, на это ли я рассчитывала, когда кралась как амбарная мышь к любовнику.

– Он так бы тебя трахнул, Ди? Ты бы так же сорвала глотку, крича от наслаждения? – Его слова столкнули меня туда, где я варилась все это время. На самое дно моей ничтожности.

– Скажи, Ди, чем вы занимались, оставаясь наедине наверху?– Хрипло выдавливает в самые губы, низко склонив голову, впиваясь глазами-кинжалами. – За лоха меня держали, трахаясь там как кролики?– Хватает меня за горло, перекрывая кислород, удерживая в плену темнеющих горящих глаз.

– Ты же знаешь… всегда знал…– выдавливаю, цепляясь в его руку, стремясь ослабить хватку.

Он вдруг отшвыривает меня в сторону, как использованную, и ненужную вещь, морща высокий красивый лоб, кривя чувственные, капризным изгибом губы в презрительной усмешке.

– Иди в дом, Ди. Твой хахаль больше не придет к тебе, можешь оставить свои порочные мыслишки при себе. Если уж тебе совсем невтерпеж будет, я могу оттрахать тебя, так сказать, по старой памяти.

И пряча глаза, поднимает с земли халат, накидывая его на мои плечи кончиками пальцев, словно боится прикоснуться, запачкаться.

Подталкивает к выходу, а мне захотелось так ему врезать, что аж зачесались ладони от бешенства, но я ухожу, с гордо поднятой головой, и прямой спиной, чувствуя, как он прожигает ее своим взглядом.

В душе бушует ураган, мысли скачут как блохи, обгоняя одна другую, но у меня сегодня нет сил, чтобы разбираться в себе. И приняв душ, я пообещала себя, как знаменитая Скарлетт О`Хара, что подумаю об этом завтра.

Утром, спустившись вниз, натыкаюсь на блонди, вольготно развалившуюся в гостиной на диване. Вся ее откровенная поза была рассчитана, конечно, на Влада, и при виде меня она скривилась, как – будто моль проглотила.

Я запустила кофемашину, подготовила чашку, стараясь не реагировать на ее пронзительный взгляд, разбирающий меня на молекулы.

– Доброе утро, – обронила девица,– тебе, видимо, не знакомы правила этикета, особенно, если ты находишься в этом доме на правах прислуги. Будь добра, подай мне чай. Я люблю фруктовый, там, на полочке все сорта и вкусы.– Победно добавляет, поднимаясь и звонко стуча каблучками, подходя ближе.

– Я отлично знакома с правилами этого дома и этикетом в том числе. Но позволь узнать, что заставило тебя думать, будто я здесь нахожусь в роли прислуги?– Рассматриваю ее идеальную молочную кожу, гладкие белокурые волосы, душа в себе ревность, стремительно разворачивающуюся в моей груди.

– А в роли кого же еще?– Улыбка кривит ее явно накаченные губы, показывая, словно хищница белые идеальные зубки.

– Я думаю, нужно задать этот вопрос Владу. И если он все же отпустит меня, – не знаю, что на меня нашло, и какой бес вселился, но я отчаянно хотела поставить эту стерву на место, выделив последние два слова, указав, что я здесь только потому, что именно Влад этого хочет, – то мы с сыном, с огромным удовольствием покинем это место.

– Ты, что же тварь, хочешь сказать, что он держит тебя здесь насильно?– Закричала она, брызжа слюной.

– А разве это не очевидно, – спокойно произношу, невозмутимо глядя ей в глаза.– Ты мне вот что скажи, как ты позволяешь своему мужу, держать в доме любовницу с его же сыном? – Выпалила я, в слепом рвении причинить ей боль, ту самую, которая сжирает меня, с тех самых пор, как я увидела ее. Я хотела, чтобы она захлебнулась ею, и поэтому продолжила добивать, не думая о последствиях, которые не заставили себя долго ждать.– Или же ты настолько в скверном положении, что вынуждена помалкивать, пока он страстно имеет любовницу в беседке сада, и делать вид, что все в вашей семейной жизни в полном порядке, и у вас царит глубокая вечная любовь?– Продолжала, спокойно чеканя каждое слово, не замечая в ее лице перемену.

–Знаешь когда Влад был моим мужем, он себе такого не позволял, наоборот…– Договорить я не успела, потому что эта стерва нагло, с идиотским визгом вцепилась мне в волосы, и повалила на пол. В первое мгновения, чувствуя пронзительную боль в голове, я растерялась, поскольку ни разу в жизни не дралась с девчонками. Я была тихим спокойным ребенком, обходила острые углы в общении со сверстниками, и старалась отмалчиваться, чем драться, глотая обиды и оскорбления. Но сейчас словно кто – то другой сидел во мне, и подначивал дать сдачи. Не знаю, как мне удалось извернуться, оставив порядочный клок волос в ее руках, и усесться на нее сверху. Замахнувшись, я принялась хлестать ее по лицу, вымещая на ней всю свою накопившуюся злость и боль, пока меня не сдернули с нее, высоко подняв в воздух.

Мне не надо было гадать, кто это, потому что только один человек может так прикасаться – напористо, сильно, и одновременно нежно. На последнем слове, мысленно чертыхнулась, пытаясь взять себя в руки.

В голове звенело, тело бьется мелкой дрожью, дыхание сбилось, ладони горят от хлестких ударов, и весь озлобленный вид Влада примчавшегося на бабские крики, поначалу меня совсем не испугал, а наоборот, раззадорил еще больше. И дав волю своему гневу, я бросилась на него, хлеща теперь уже его, оторопевшего, в изумлении раскрывшего рот.

– Да успокойся, черт возьми, уже, – скрутив меня в секунду, швырнув на низенький диван под стенкой, поспешил на помощь своей стерве, бережно поднимая ее с пола, убирая нежным жестом с лица растрепанные волосы. Меня этот факт чрезвычайно задел, и я позорно зарыдала, закрыв лицо руками. Вскочила, и бросилась прочь, наверх, в свое уединение, к своему сыну.

Но замерла как вкопанная за углом, уже поставив ногу на первую ступень, едва до моих ушей долетел тусклый всхлип этой поганки.

– Выгони ее, Влад, прошу тебя, посмотри, что она со мной сделала! Ты не можешь так поступать со мной! Зачем ты привез в наш дом свою любовницу и сына? Что мешало тебе пристроить ее где-нибудь подальше от меня, от нас?– Задыхаясь, говорила она, не забывая жалобно всхлипывать, давя на жалость. От ее слов у меня холодок побежал вдоль позвоночника, и я напряглась, боясь пропустить ответ Влада. Но он молчал, держа в напряжении не только ее, но и меня, притаившуюся за открытой дверью.

– Влад… Ты слышишь меня? – Хороший вопрос, меня он тоже очень интересовал.

– Это не мой ребенок.

– Но она сама мне об этом только что сказала! Она высмеяла меня за то, что ты притащил их в наш дом!

– Ян, я разберусь, ладно? Тебе не о чем переживать. Иди наверх и приведи себя в порядок.

–Ты накажешь ее?

– О, можешь даже не сомневаться!

Дальше я слушать не стала, поднялась наверх, сгорбившись словно старуха, под гнетом обиды и горечи. Артём еще сладко спал, и поправив ему одеялко, я вышла на балкон, стараясь успокоиться. Руки тряслись и горели от ударов, пульсируя от боли и напряжения. Глубоко вдыхая свежий весенний воздух, я потихоньку взяла себя в руки, сгорая от стыда за проявленную агрессию. Я ругала себя за то, что опустилась до уровня базарной бабы, чувствуя, как горит щека, да еще и при Владе. И синяк наверняка будет, мысленно представив, как буду ходить с таким украшением, застонала. Мне не давала покоя мысль, что Влад уже устроил свою жизнь, и может быть даже любит эту… свою Яну. Но как же тогда пошедшая ночь? Разве он не пылал? Я же чувствовала его дикий голод и горячий отклик. Его боль и… нежность, хоть это и не самое подходящее слово для того что происходило под покровом ночи в саду. А может он со всеми такой пылкий, и я придумываю того чего нет?

Окончательно запутавшись, я направилась в комнату, да так и замерла на пороге. Влад стоял возле кроватки и смотрел на спящего малыша. По его лицу ничего не возможно было прочесть, он всегда мастерски скрывал свои эмоции и чувства, или же надевал такую маску, какую требовали сложившиеся обстоятельства.

Подняв на меня отстраненный взгляд, поманив пальцем за дверь, вышел, не сомневаясь в том, что я последую за ним.

Первое мое желание было закрыть за ним дверь на ключ, пусть манит пальцем свою Янку, но рассудив, что все же поговорить необходимо, я, сцепив зубы, и поправив растрепанные волосы все же последовала за ним.

Влад ждал меня в коридоре, в одних легких домашних штанах и наполовину застегнутой темной рубашке, скользнув по мне взглядом с головы до ног, сжав кулаки, дал знак следовать за ним. Снова пальцем. Как собачонке.

Пока я медленно тащилась за ним, злость снова достигла своего апогея, и я уже пожалела, что пошла за ним.

Едва войдя в его кабинет, аналогичный тем, что были у него в других домах, Влад направился к бару, и плеснул себе в стакан скотч, медленно отпил и посмотрел на меня.

– Я хочу, чтобы ты извинилась перед Яной. – Процедил он, впиваясь глазами в мои растерянные. Смысл его слов не сразу достиг моего сознания, а когда все же я осознала, о чем он просит, внутри все задрожало от его слов, взбунтовалось и грозило вывалиться из меня в виде самой настоящей неприглядной женской истерики. Я даже хохотнула соответствующе, тут же смолкнув под давящим тяжелым взглядом.– Твое поведение непозволительно, и ты должна понести наказание, в первую очередь за то, что распускаешь нелепые сплетни.

Каждое его слово кнутом обрушились на оголенные нервы, я часто задышала, подбирая нужные слова, чтобы, наконец, расставить все точки над «i».

– Да, конечно, каким образом прикажешь это сделать? – Прошла и села в кресло, сложив ногу на ногу, пряча дрожащие руки в подол широкой домашней юбки. – Наверное, чтобы быстрее ее обида прошла, мне нужно встать на колени и поцеловать ее туфлю? Тогда твоя жена простит меня, и тебя за то, что ты притащил нас сюда?

Он стоял, облокотившись о стол, и сверлил меня темным взглядом, крепко сжав губы в одну линию. Подавив желание подойти, и провести пальцем по ним, заставив их вернуться в свою неповторимую форму, и снова продолжила.

– Объясни, наконец, зачем мы здесь, и что тебе от нас нужно?

– Я что – то пропустил момент, когда согласился тебе отчитываться, или кому бы то ни было. – Поставил стакан на стол, вцепившись руками до побелевших костяшек в стол по обе стороны от себя.– Ты будешь делать так, как я сказал и точка.

– Нет.

–Что ты сказала? Повтори, я не расслышал.– Тихо прошипел он, нагоняя на меня страха.

– Нет.– Твердо произнесла глядя ему в лицо, которое темнело с каждым моим вдохом.– Я ничего тебе не должна. Как и ты мне. Да – да, можешь приберечь этот взгляд для своей жены, и требовать что – либо ты имеешь право только с нее, как и манить пальцем, так и… так и…– запнулась я, от того что едва не сорвалось с моих губ.

– Трахать,– порочная улыбка выровняла его губы, отозвавшись во мне легкими бабочками внизу живота,– судя по твоему румянцу, ты хотела сказать именно это. Удивительно, ты еще не растеряла способность краснеть, моя милая. – Иронично произнес Влад. Оторвался от стола и медленно двинулся ко мне. Подошел так близко, что я чувствовала аромат его тела, без парфюма, так свойственного ему, а того, как пахнет его кожа. Этот запах мгновенно проник в мой организм, заставив плавиться тело как горячий воск. – А теперь послушай меня внимательно Ди, – наклонился низко ко мне так, что наши лица разделали лишь несколько раскаленных сантиметров, вибрирующих от каждого нашего вздоха, посылая армию мурашек по моей коже, положив руки на подлокотники кресла по обе стороны от меня.– Во – первых, Янка мне не жена, и наврядли ею когда – нибудь станет, наш с тобой брак, знаешь ли отбил у меня эту вредную привычку. Мне теперь не нужен, как ты видишь, штамп в паспорте, чтобы кого – то трахать. Во – вторых, ты принадлежишь только мне, и пора бы тебе это запомнить. Я тебе сказал однажды, что от меня ты отправишься только на кладбище. В этом я тебе могу помочь, если ты так яростно желаешь от меня избавиться. Ты привязана ко мне, нравится тебе это или нет. И я не потерплю никого возле тебя, не потому что все еще люблю тебя, а потому что с детства ничем не привык делиться с другими. В – третьих, – его взгляд опустился на мои губы, которые я неосознанно облизнула, – ты должна уважительно относиться к моей девушке, и тебе придется извиниться перед ней, за свои нелепые слова.

– За какие именно? Какие слова ее настолько сильно ранили, что она забыла о телесных повреждениях, требуя удовлетворить моральные? – Прошептала глядя ему в глаза. Я с ужасом ждала его следующих слов, и когда они все же прозвучали, голова закружилась с такой скоростью, что мне пришлось прикрыть глаза, чтобы собрать волю в кулак и произнести то, что надо глядя прямо в его пылающий зеленью взгляд.

– Ты… сказала, что он мой.– Я задохнулась от того сколько всего проскользнуло в глубине его глаз. Горечь. Обида. Злость.

– Абу как – то сказал,– начала я тихо, прокашлявшись, – что ты не можешь быть отцом Артёма, и… я понимаю, как это звучит, но, тем не менее, это так, Влад…

– Заткнись. – На его лице дикая раздирающая боль, – Я никогда не думал, что ты настолько жестока, чтобы соврать в таком,– прошипел он, обдавая мое лицо горячим дыханием. Я не могла оторвать взгляда от манящих губ, совершенно не воспринимая то, что эти самые губы с таким трудом выталкивают, раня и меня, и себя.– Ты не только шлюха, ты еще и брехуха, Ди.

Снова прикрываю глаза, боясь показать какую адскую боль причиняют его слова. В голове пусто, и фразы способные доказать правдивость моих слов попросту пропали. Растворились. Все заготовленные слова волшебным образом сдуло нашим тяжелым дыханием, с шумом разлетающегося в тишине кабинета.

– Это же легко проверить, правда, Влад,– Шепчу, открывая глаза, встречаясь с его, глубоко пряча свои чувства, – вопрос в другом ведь? Что потом делать с этой самой правдой? Как потом жить, вспоминать и … думать, где женщина, принадлежащая тебе во всех смыслах, провела тот год, каждый день из которого умирала… Так легко проверить… Но ты же гордый, тебе легче пойти на поводу у своих амбиций, чем у здравого смысла.

Подскакиваю на месте, от его резкого захвата. Обеими руками схватив мое лицо, обрушив на меня горящий взгляд, сжигая мое самообладание в прах.

– Ты блядь, представить себе даже не можешь, что я чувствовал, разыскивая целый год женщину, принадлежащую мне, как ты выразилась, во всех, смыслах. Тебе не передать того чувства, которое разорвало мой мозг, когда увидел эту самую женщину с человеком, которому одному из трех, доверял как себе. И не тебе сейчас говорить о высоких чувствах, жалкой ничтожной предательнице.

Каждое его слово било меня наотмашь по горящим щекам. Каждое гребанное слово было правдой. Но лишь отчасти.

Как сейчас признаться, что снова оказалась в том чертовом борделе? Как глядя в глаза сказать, что единственная сестра, бросившая меня вместе с матерью была элитной шлюхой? И что долги ее отрабатывать повесили на меня?

Вся эта «правда» так и повисла между нами, навеки погребенная под толстой плитой моего страха увидетьв его глазах отвращение и презрение. Пока в его глазах горят боль, вперемешку со страстью и едва уловимой нежностью, которую он старается глубоко спрятать, я могу жить, говорить, улыбаться. Но что будет, когда эти родные и любимые глаза будут жечь брезгливостью и отвращением? Я гнала подальше от себя даже саму вероятность, боясь представить себе ее даже мысленно.

Его близость давила на меня, мешая мыслить и дышать, заставляя обостриться все мои инстинкты, алчно жаждущие его каждой своей гранью. Мои мысли уже перетекли в другое русло, настроив свои радары на хлещущую через край его сексуальность. Запах его губ, кружил голову, пепел его слов, посылал разум в свой далекий, но такой желанный полет от реальности, туда где нет, всего того что сейчас заставляет его дрожать от злости и смотреть так, что руки на себя наложить хочется.

Тянусь к нему губами, робко прикасаясь к его, таким теплым и родным. Сейчас я не хотела думать ни о чем другом, желая, чтобы он сдался, схватил меня руками, ртом, как сегодня ночью. Чтобы дал почувствовать свою защиту, так необходимую мне. Хотела заглушить, обмануть его страстью кричащий во все горло внутренний голос, сетуйщий, что Влад как собака на сене, и пора это менять. В этом я была с ним солидарна, и даже готова к решительным дальнейшим действием, но… потом.

Сейчас хоть разок почувствовать его тяжесть на себе, глотнуть его аромат, захлебнуться им, позволить растекаться по венам исцеляющим потокам. Осторожно поднимаю дрожащие руки и кладу ему на грудь, чувствуя, как яростно стучит его сердце, боясь сделать вздох, и спугнуть его растерянность и ранимость, показавшуюся вдруг из – под треснувшей маски невозмутимости и равнодушия.

Вкладываю в свой взгляд всю свою любовь, обнажая себя костей, отдавая себя в его руки. Секунды томительно перетекали в минуты, и он казалось замер, как перед обрывом, не решаясь сделать тот самый последний шаг. Но, вдруг, забрало с грохотом захлопывается на нем, пряча все то, что еще секунду назад давало мне надежду, явив мне того самого Влада, которого я ненавидела до судорог, обжигающего своим безразличием и холодом.

– Иди к себе и переоденься. Янка права, ты тоже должна отрабатывать свой хлеб, и теперь будешь помогать Эмме Петровне по дому. И предупреждаю сразу, оставь мысли о побеге. Охрану я уже предупредил. – Сжимая, отдирает мои руки от своей рубашки, не спеша выпускать их из своих. Потом словно опомнившись, отбрасывает их, как – будто они могли его испачкать.– Сейчас должна приехать няня из агентства. Она будет присматривать за ребенком пока ты работаешь. Через пятнадцать минут ты должна быть уже внизу.

Оттолкнувшись от кресла, пошел к выходу, пряча руки в карманах домашних штанов.

– Не забудь, ты должна извиниться перед Янкой, – сказал перед самым выходом, и, не дожидаясь моего согласия, скрылся за дверью.

– Ага, как же! Обязательно.– Проговорила себе под нос, оскорбленная до глубины души тем, что он заставил меня работать. – Ну, ничего, Влад, посмотрим, как долго ты сможешь противостоять мне.

И стоя кровавые планы мести ему и его стерве, я поспешила наверх кормить сына.


Диана


Няня мне не понравилась от слова совсем. Первое что подкосило весь ее имидж в моих глазах,– это фамильярность. Едва переступив порог комнаты, девица начала мне тыкать, поучать, и обращаться со мной так, будто мы знакомы с ней со школьной скамьи. Второе, что я ненавидела, – сплетни. Прожив с Владом под прицелом сотни глаз служащих, меня буквально передергивало от небылиц собственного сочинения, которые регулярно доносились до меня, выводя из себя.

Мало того, как по мне, Ирина, так звали девицу, являла собой представительницу древнейшей профессии, ни мало не смущаясь своего откровенного декольте и коротенькой юбочки, так еще и в добавок ко всему понятия не имела, как обращаться с ребенком. Все эти сюси – пуси выводили меня из себя, но в который раз заглянув в ее положительные рекомендации, характеризирующие ее как профессионала своего дела, я скрепя зубами оставила ее со своим сыном и собралась идти вниз.

–Да, хозяин у нас просто секси, – поправляя коротенькую юбчонку выдала она, – не удивляюсь, почему его супружница волком смотрит. Боится, поди, лишиться тепленького местечка. А, он – то, хорош, в кулаке дамочку держит. Кааак рявкнул на нее, я чуть под ноги ему не свалилась. Хотя я и так еле на ногах устояла при виде его лица и взгляда. Ох, и горяч! Не ожидала моя бедная душа такого сюрприза в виде ста килограммов чистого секса и мужской красоты.

Я так и залипла, открыв рот, вцепившись рукой в дверь, отчего – то промолчав о том, что Янка ему отнюдь не приходится супружницей, как она выразилась.

– А ты что, так и пойдешь в этой бабской юбке? – Критически, морща аккуратный носик, глядя на мой наряд, продолжала девица. – Ты чего? Только не говори, что этот красавчик оставил тебя равнодушной, ни за что не поверю. Такая харизма у мужика – один на два миллиона приходится, как по мне, ему достаточно один взгляд в мою сторону и я согласна!

– Не спеши ему в ноги падать. Он тебя раздавит и не заметит. – Осадила я, пытаясь перевести тему на менее болезненную. Запрещаю себе реагировать на эту сомнительную нимфу, душа в себе ростки недовольства и ревности, мысленно отвесив себе звонкую пощечину. – И юбка у меня в самый раз, а ты лучше за ребенком смотри. – Выскочила, стараясь не хлопнуть дверью,

– Ну, как знаешь,– фыркнула обиженно в след эпатажная Ирина.

Спустя некоторое время Эмма Петровна, зайдя на кухню, удивленно осмотрелась, явно не понимая моих действий на ее вотчине. Я же невозмутимо перебирала тарелки, от нечего делать, и расставляла их так, как мне нравилось. Назло всем. Ей, Владу, Ирке, Янке…

– Диана, позволь узнать, чем тебе не угодили мои тарелки?!

– Наши, Эмма Петровна, теперь наши!

– Не понимаю, девочка моя, объясни что происходит?– Отложив в сторону корзину с зеленью, включая кофеварку, аккуратно, понизив тон, спросила она, – Давай, присядь, оставь тарелки, никуда они не денутся.

– Он велел вам помогать, поэтому я здесь, – поделилась я, подперев подбородок рукой, удобнее устраиваясь на барном стуле, – с легкой подачи этой белобрысой стервы.

– Ох, Ди, не знаю даже что и сказать. Мне, конечно, очень приятно твое общество, но зачем ему это понадобилось? – Всплеснув руками, едва не опрокинув пустые чашки на пол.

– Ну, у него советчик хороший рядом есть! Переживает Яночка, как бы я их не объела, наверное.

– Вот что я тебе скажу, девочка моя, – запищала кофеварка, оповещая о готовности напитка, Эмма Петровна, по очереди наполнила каждую чашку, и уселась напротив меня. – Между вами с Владом очень много всего происходило, и черт знает что твориться до сих пор, но он все так же тебя любит.

Ее слова вызвали у меня язвительный смешок. Но под укоризненным взглядом экономки, я пристыженно сникла, уставившись в чашку.

– Ему больно, Диана. Я вижу, он страдает. И не знает, как с тобой поступить, вот и кусается.

– Я бы с этим поспорила, Эмма Петровна. Этот изверг всегда знает, чего хочет. Всегда! – Произнесла нараспев, чувствуя, как кольнуло где – то под ребрами.

– Не говори так, девочка. Изверг разве бросил бы на произвол судьбы маленького уродца с его нищей матерью? – Тихо прошептала женщина, вытирая краешком фартука выступившие слезы. – Никому до нас не было дела, а больной ребенок требовал особенного ухода. Я так многим ему обязана. И так виновата…

Язык прилип к нёбу, и шальная мысль, маячившая на горизонте, постепенно обрела четкость. А с нею и ужас. Не может быть.

– Только не говорите, что Булат…– слова застряли в горле, отказываясь растворяться в гнетущей тишине кухни.

– Да, милая, Егорка – мой несчастный сын. – Ее голос стал еще тише, и казалось, что женщина разговаривает сама с собой, совершенно забыв о моем присутствии. Я же переваривала эту болезненную мысль, смущенно глядя в лицо убитой горем матери. Для любой женщины рождение больного ребенка это огромная беда, которая на протяжении всей жизни будет идти рядом, рука об руку с твоим чадом, взрослеть вместе с ним, ярким пятном алея в исковерканной недугом судьбе. – Влад не бросил его, и помог нам. Мы с ним так давно, что я уже не помню своей жизни без него. Всегда его сильное плечо было мне опорой, а Егорка его как любит. Хоть он и уродец, но у него такое чистое и открытое сердце.

Я содрогнулась внутри, вспоминая последнее свидание с Егоркой, он же и небезызвестный Булат, который одним своим видом вгонял меня в глубокий обморок. Трудно думать о его большом и чистом сердце, когда глазам больно на него смотреть. Но сейчас, глядя на страдание его матери, я хоть и с трудом, но заставила себя пересмотреть свое отношение к нему, стараясь удержать в узде мысли, скакавшие как блохи по зыбкой панике поднимающейся внутри. Если его мать здесь, по всей вероятности и он тоже.

– Вам не в чем себя винить Эмма Петровна, – стараясь утешить экономку, бередящую собственные раны, проблеяла я, украдкой оглядываясь по сторонам, ожидая его появления с минуты на минуту.

– Ох, если б так, моя девочка, если б так… Ну да ладно, что – то я расклеилась совсем. Так вот, Влад добрый человек, только судьба у него очень непростая. Ему много досталось по жизни, и ты самое светлое и ценное, что было и есть у этого мужчины.

Не решаясь перечить женщине, дабы не вызвать нового потока несчастных слез, я предпочла оставить свое мнение при себе, и перевести разговор в другую плоскость., все еще косясь на дверь.

– Эмма Петровна, а где повстречались ваш сын и Влад? Вы сказали, что он мальчишкой спас ему жизнь?

Ответить экономка не успела, испуганно вскочив со стула. Я к слову, едва не рухнула со стула, чудом чашку не разбила. В этот момент на кухню как тайфун влетел Влад, быстро оценив царившую обстановку, бросив на меня полный ярости взгляд.

– Ребенок орет,– проревел так, что стекла задрожали в оконных рамах.

Вслед за Эммой Петровной рефлекторно вскочила и я, проклиная его чертов характер.

– Если бы кое – кто не отправил меня на кухню, он бы не орал! – Ответила ему тем же, поспешив скрыться с его разъяренных глаз.

***

– Эмма Петровна, вы заставляете меня в вас разочароваться, – медленно, пряча дрожь в голосе, цежу каждое слово. В надежде, что она расслышит исходящую угрозу. – Я, кажется, велел вам, и вы, кстати, поклялись держать язык за зубами. Что заставило вас нарушить данную вами клятву? Вы хотели разболтать ей о том, кто я есть?

Пожилая женщина задрожала как осиновый лист, пряча руки за спину.

– Что вы, Влад Генрихович, у меня и в мыслях не было. Так просто к слову пришлось. Диана очень обижена на вас… И потом, я давным давно сказала вам, чтобы вы не смели даже мысленно себя называть как – то иначе. Вы человек с большущей буквы, с огромным сердцем…

– Да что вы заладили своими огромными сердцами! Вы что, же, решили заняться сводничеством? Предупреждаю, это плохая затея. Я не позволю вмешиваться в свою личную жизнь.

– Вы слышали?

– К вашему счастью да, уважаемая Эмма Петровна. И своевременное вмешательство в вашу милую беседу спасло вас от разбитых иллюзий, потому что если б вы разболтали то, о чем поклялись молчать, вы бы лично убедились, что я тот, кто есть на самом деле.

– Нет нет. Я не думала даже. Простите, Влад Генрихович, я никогда ей ничего не скажу, вы же знаете. После всего, что вы для нас сделали…

– Очень на это надеюсь. На этом и закончим.

Услышав обрывок их разговора, у меня волосы на голове зашевелились. Нашла с кем откровенничать, бл*дь, ну что за народ бабы? Не делай добра и не получишь зла, старинная мудрость. Ее длинный язык едва не довел меня до инфаркта, аж под ложечкой засосало.

Диана вскочила с кухни как ошпаренная, оставив после себя лишь тонкий едва уловимый аромат. Глубже его вдыхаю, мысленно выругавшись. Он заставлял все внутри дрожать, и желать ее еще сильнее. Хотя куда уж сильнее.

С ней что – то происходило, и я не мог понять что. За то время, что мы не виделись, она неуловимо изменилась. Не внешне, хотя некоторые перемены все же есть, а внутренне. Я смотрел в ее глаза и не мог прочитать ее как раньше, натыкаясь на такую же непроницаемость, и это срывало мне крышу.

Какой черт дернул меня пойти у Янки на поводу?

Внутренний голосок так противненько смеется. Не придуряйтесь, Влад Генрихович, всё – то вы знаете.

Вывести ее хочу из себя, чтобы до предела, как ночью.

Видеть ее хочу, трогать хочу. Губами, руками, членом, в конце концов. И за это ненавижу себя еще больше. Как целка блядь, устоять не в силах, заглядываю ей в рот как преданный пес, а она только взгляд отводит, сучка.

Да еще и уезжать надо. Еще один сраный «благотворительный» вечер. Французы хотят урвать свой кус от завода и принялись икру метать. Пусть мечут. Пока это выгодно всем, и мне в том числе. Едва ли кто знает, что на дочерние предприятия акции скуплены через подставные лица. Этот «сюрприз» для французишек будет в буквальном смысле убойным. А пока нужно играть по правилам, разыгрывая партию как по нотам.

Мысли о предстоящей поездке не давали покоя, особенно тот факт, что придется оставить ее здесь. Не тащить же ее, в самом деле, с ребенком во Францию? И не признаюсь даже самому себе, что и няню специально для этого привезли по моему приказу.

Как представлю, что с Ильей оставлю, так в голове простреливает, и сердце прошивает высоковольтным разрядом. Хоть Илюха и надолго нейтрализирован, но эта ее блядская забота, разрывает внутренности. Она уже спрашивала о нем пацанов. Беспокоиться. Блядь.

Эти мысли изъели меня всего вдоль и поперек. Не дают покоя ни днем ни ночью. Она как наркотик, отравила весь мой организм, растекаясь по венам ядерной смесью, сделав зависим. Каждый день, миг, в ожидании своей дозы. Взгляда ее блядского. Запаха. Вкуса. Улыбки. Я уже давно подсел на нее, и соскочить не представляется возможным. И самое главное, я, блядь, как самый что ни на есть наркоман, не в силах понять, всю степень поражения, не в состоянии оценить масштабы бедствия, наивно, как последний дурак, полагая, что смогу, когда придет время разорвать связь.

Решаю, что поедет со мной, и будь что будет. Мальца с нянькой оставим, не зря же я ей бешеные бабки плачу. Нужно только Янку сплавить.

Достала уже своими закидонами. Только бабских драк мне и не хватало. И уже к вечеру, я понял, что сделать это нужно было раньше.

Погода выдалась на редкость теплой, и безветренной. Ужин в честь именинника, начальника охраны Жорика, решили провести на лужайке возле дома. Георгий Нельс, поступил на службу несколько лет назад, и зарекомендовал себя как отлично подготовленный боец, преданный и наделенный к тому же незаурядными умственными способностями.

К настоящему времени, Жорик не успел обзавестись семьей, поэтому жил тут же в домике для охраны, и все свое время посвящал службе.

Солнце уже клонилось к закату, по периметру зажглись фонари. Пацаны таскали столы и стулья, горничные расставляли посуду, и расставляли цветы.

По всей видимости, Эмма Петровна решила устроить настоящий праздник.

Янка подключилась к всеобщей суматохе, важно командуя, выполняя роль хозяйки дома, нагоняя на меня тоску.

Даже Ди вышла с сыном на руках, присоединяясь к остальным. Малыш вел себя спокойно, поглядывая по сторонам, крепко держа в руках золотистый локон волос матери. Поймал мой взгляд, тут же посылая широкую беззубую улыбку, и засеменил ножками, как – будто бы бежал на встречу. Это был удар под дых. Отвожу взгляд, не в силах вынести детской радости, и заинтересованности. Крепко сжимаю руки в кулаки, боясь показать, насколько он отчего – то волнует меня, украдкой продолжаю следить за ним. Вот Жорик подхватывает малыша на руки, подбрасывая высоко вверх. Его заливистый смех плывет над поляной, обжигая меня кипятком. Вижу, как ребёнок крутит головкой, и снова остановившись на мне, испытывает взглядом.

Неспеша двигаю в их сторону, в голове вакуум. Малыш завозился на руках у Ди, успевшей обратно отобрать сына, и замершей, заметив меня. В горле пересохло, мысли куда-то улетучились, и опомнился я, уже держа на руках маленького сорванца. Его неповторимый аромат, окутал меня, дергая за невидимые струны моего сознания. Он прошивал меня зелеными глазками, со всей своей детской серьёзностью, робко улыбаясь. Остановив взгляд на одной ямочке на левой щечке, я пропустил удар сердца. Затем внутри что-то оглушительно взорвалось, и мысли лавиной обрушились на меня. Словно почувствовав мое состояние, улыбка малыша пропала, и он приготовился заплакать, но ноги уже несли меня в дом. За спиной вскрикнула Диана, бросившаяся было за мной вслед, но остановленная властной рукой экономки.

Скорее, проверить. Глупость конечно, но в тот момент мне нужно было это сделать. Необходимость взглянуть самому, собственными глазами, гнала вперед, в уединение своего кабинета, заставляла трясущимися руками сдирать памперс с ребёнка, чтобы захлебнуться жгучим коктейлем собственных эмоций, выплеснувшихся в лицо, обжигая едкой кислотой.

Я смотрел на россыпь родинок в паху в форме маленького клевера, не веря собственным глазам. Меня словно выключило, и все что я мог, это шумно хватать раскрытым ртом воздух, пытаясь взять себя в руки.


Диана


Вид Влада крепко держащего Артёма на вытянутых руках выбивает почву из – под ног. Его лицо, скрытое, как всегда, непроницаемой маской, и радостная улыбка ребёнка заставили напрячься каждый нерв на моего тела, подняться каждый волосок. Я уже было хотела забрать сына, как Влад, словно ошпаренный убежал в дом, прижимая к себе ребёнка. Вскакиваю, на дрожащие от напряжения ноги, готовая мчаться следом, но внезапно остановленная крепкой рукой Эммы Петровны.

– Дай ему время, детка. Они должны привыкнуть друг к другу, как сын и отец. – Шепчет жарко, а у меня дыхание сбивается, и на мой вопросительный взгляд, загадочно улыбается. – Только слепой не увидит их сходства, и должна признаться не только внешнего. Характер у малыша железный, как и у его отца. Просто дай ему время.

На лужайку высыпались многочисленные жители дома, в основном обслуживающий персонал и охрана, избавляя меня от необходимости комментировать больную тему. Мужчины смеясь, рассаживались по местам, молоденькие горничные выносили блюда, не забывая кокетничать. Обернувшись, замечаю Ирину, озираясь по сторонам, она, грациозно усаживалась на галантно выдвинутый каким – то парнем стул. Она переоделась по случаю в длинное черное платье, с неизменным глубоким декольте, куда устремились взгляды всех присутствующих мужчин. Но по ее стреляющим глазкам, догадываюсь, что предмета ее стараний еще нет.

Занимаю место возле Эммы Петровны, подальше от того края где восседают «нянюшка» и злополучная Янка, и, чертыхаясь, поскольку так же, как и они украдкой бросаю взгляд на дверь. Мысли лихорадочно скачут как блохи, заставляя ерзать на стуле, каждый раз вскидываясь на закрытую дверь.

Нет, ну вот чем он там занят? Что его могло так задержать?

Промучившись еще добрых двадцать минут, решительно встаю, когда замечаю Влада, неторопливо шествующего к столу. Судя по всему, Артём, каким – то чудом уснул в его компании, и он несёт его ко мне. Быстро вытерев руки салфеткой, поднимаюсь ему навстречу, и замираю, натыкаясь на недовольный взгляд.

– Ирина, надеюсь, вы уже поужинали? Ребёнок уснул, и вам не мешало бы помнить о своих прямых обязанностях.

Все мгновенно замолкают, Ирина, подавившись вином, и откашлявшись, вскакивает, виновато пряча взгляд в пол.

– Извините, Влад Генрихович, его мать сказала, что мои услуги сегодня не понадобятся, и я могу быть свободна.

Разуметься, я об этом не говорила, по той простой причине, что не воспринимала ее всерьёз, но говорить об этом сейчас и устраивать склоки я не собиралась, лишь бросила в ее сторону недовольный взгляд.

– Я надеюсь, вы хорошо читали контракт, в котором черным по белому написано, что вы должны быть в распоряжении своей хозяйки двадцать четыре на семь? – Не унимался Влад. Я снова поднялась, шагнув ему встречу, намереваясь прекратить ненужный и неприятный разговор, который ведется в моем присутствии так, как будто – бы меня здесь нет.

Но Влад упрямо поджав губы, впился взглядом в побледневшую няньку. Последняя, в свою очередь, осторожно выбралась из – за стола, и на высоких шпильках под презрительным взглядом Влада, поковыляла к нему.

Обойдя нас обеих он понес сына в дом, взглядом приказав Ирине следовать за ним.

Я колебалась ровно минуту, и, решив не бросаться следом, вернулась за стол.

Если Артём проснется, Ирина даст знать, поскольку совсем не умеет управляться с ним.

Олег, молоденький сторож, сидевший рядом, подлил вино в мой полупустой бокал, с улыбкой наклонившись ближе поинтересовался, что нашло на босса, что он так лютует уже который день. Решив воспользоваться подходящим случаем, еще раз обратив взор на дверь, убедившись в отсутствии Влада, с опаской поинтересовалась.

– Олег, скажи, пожалуйста, как себя чувствует Илья? – Спрашиваю, понизив голос. Олег заметно напрягается от моего вопроса, и так же, как всего несколько секунд я, бросает взгляд на дверь.

– Диана… – запнулся, пытаясь очевидно вспомнить отчество.

– Просто Диана, – поправляю я, молясь, чтобы он поторопился.

– Окей, Диана, босс приказал не распускать язык. – Замешкавшись, и снова воровато оглянувшись, продолжил. – Но вам, грех отказать. – Улыбка растянула пухлые мальчишеские губы, и, наклонившись еще ближе, он жарко зашептал в ухо. – Илья медленно идет на поправку. От госпитализации отказался. Сегодня я ему помогал. Босс по очереди велит нам с ним дежурить. Так вот, сегодня была как раз моя очередь, и он просил передать вам привет, и сказать, что сильно скучает по малышу.

Руки задрожали, я поспешила отставить бокал, боясь его опрокинуть. В душе ожил червь, точивший все это время мое глупое сердце, прогрызая очередной виток жгучей вины.

Едва успеваю взять себя в руки, как глаза встречаются с гневным взглядом Влада. Успеваю только отметить Олега, склонившегося к моей шее, продолжавшего все еще что – то шептать куда – то в область уха.

Поспешно отстраняюсь, уже разомкнув губы для ненужных оправданий, когда Янка визгливым голосом, перекрикивая весь застольный гвалт, обращается, как оказалось, ко мне.

– Дамы и господа, прошу минуточку внимания. Дело в том, что сегодня произошла принеприятнейшая ситуация, за которую сегодня мне пообещали принести извинения. Публичные. Дорогая, прошу, приступай. Сейчас как раз будут уместны твои извинения. – Посылая мне яростный и одновременно победный взгляд.

Над столом повисло гробовое молчание. Мужчины с ужасом попеременно глядели то на Янку, то на меня, то на Влада, затаив дыхание. Еще бы, такой концерт в исполнении дам босса. И не знают как вести себя в такой ситуации. Олег даже крякнул рядом от досады, сжав руки в кулаки. Обида захлестнула, накрывая с головой, грозя пролиться постыдными слезами, уже собравшихся в глубине глаз. Я, глубоко вздохнув, загоняю своих демонов вовнутрь, приказав им сидеть и помалкивать. Делаю хороший глоток вина, под оглушительно давящее молчание и встаю, направляясь к Янке, высокомерно глядевшей на мое приближение.

– Что ж в одном я согласна с тобой. У тебя сегодня произошла принеприятнейшая ситуация, которая, к тому же, повторилась дважды. – И под недоуменные и притихшие взгляды в абсолютной тишине выливаю содержимое моего бокала ей на голову. – Хотя, может будет, и трижды. Если тебе, конечно, мало моих публичных извинений.

Еще пару секунд царила тишина, а потом началась настоящая вакханалия. Янка выскочив из – за стола, схватила в руки столовый нож, и бросилась на меня. Благо охрана была профессиональной, мгновенно последовав ее примеру, вскочив, скрутив и, выхватив нож, вопросительно глядя на Влада.

Я же стояла с гордо поднятой головой, глядя на изрыгающую проклятия, извивающуюся в руках охранника Янку, и поражалась сама себе. Еще утром я корила себя за то, что опустилась до банальной драки, а сейчас, даже не подумав, как следует, о последствиях своего поступка, снова готова была вцепиться ей в нарощенные волосы, кляня Влада на чем свет стоит.

Неужели он не видит, в какую ситуацию поставил меня и эту чертову Янку?

Она с ума по нему сходит, ревность раздирает ее на части, и самое страшное, что она не остановиться теперь не перед чем. И ее крики, сулящие мне все кары господни тому подтверждение.

Влад продолжал хранить ледяное молчание, лишь взглядом приказал увести бьющуюся в истерике женщину, а остальным остаться. Он все так же, не спеша, проследовал за упирающейся Янкой в дом, как – будто бы, только что пришел с прогулки. Я тоже двинулась следом, чего греха таить, страшась его ответной реакции, сверля широкую спину глазами.

Едва вошла в залитое светом фойе, как у моего виска прозвучал отрывистый равнодушный приказ.

– Жди меня в кабинете. – И скрылся, в направлении кухни, откуда доносились яростные Янкины крики.

Ага, как же, бегу и волосы назад. Наверное, вино творило со мной черт знает что, растворив остатки здравого смысла, или запоздалое чувство собственного достоинства, наконец, вспомнило что ему по долгу службы положено наставлять хозяйку на путь истинный, но я, поднявшись к себе в комнату, и сбросив платье, встала под горячий душ, смывая с себя напряжение, клокочущее внутри.

Постояв немного под потоками горячей воды, отчаянно желая наконец выбросить из головы все происходящее, но оно снова и снова вспарывает мозг яркими картинками, с одним и тем же сюжетом. Мысленно стираю их ластиком, оставляя чистый белый лист, на котором обязательно когда – нибудь появиться та картина, о которой я страстно мечтаю.

Горячие струи согревают тело, и ласкают душу. Напряженные соски покалывают, требуя чтобы их приласкали. Медленно поднимаю руку и касаюсь их, прогоняя стыд и неловкость. Низ живота опаляет раскаленной сладостью, и я выгибаюсь под нахлынувшими чувствами, сжимая ноги. Во влажном и запотевшем пространстве слышится только звук льющейся воды и мое прерывистое дыхание, в которое врезается разъяренное утробное рычание.

Вскидываю испуганно глаза, и глотаю готовый сорваться с губ вскрик. Влад с силой распахивает стеклянную дверь, встает вод струи воды прямо в одежде, и хватает мое лицо, что – то неразборчиво рыча, прожигая горящим яростным взглядом. Он плавит мою волю и сознание, заставляя хватать раскрытым ртом влажный, вдруг ставший вязким воздух.

Горячая вода брызгает его аромат мне в лицо, и он тут же проникает в кровь, вспенивая ее, разгоняя по венам, кроша мое сопротивление.

Его взгляд скользит по груди, и пальцем ведет по контуру, точно так же как я минуту назад. Пробирается по плоскому животу к развилке ног, ныряя в складки, не сводя с моего лица горячего взгляда. Мое тело вибрирует от нахлынувших эмоций, там, где он касается меня – пылает, растекаясь по всему тело неконтролируемым желанием, и я отдаюсь на волю его пальцем и сильного стального тела. У меня нет сил смотреть в его лицо, потому что именно он является моей точкой невозврата.

Его черты выжжены в моем сознании, в котором я зыком скольжу по каждой его черточке, по каждому изгибу. Его руки крепко держат, не отпуская ни на секунду, выдавливая из меня лишь хриплые стоны.

– На колени, – его приказ сопровождается торопливым нажимом, и я опускаюсь, подставляя лицо под горячие струи.

Сверху слышится прерывистый вздох, и я аккуратно стягиваю с него брюки вместе с боксерами. Глажу теплую бархатную кожу живота, под которой подрагивают стальные мышцы, опускаясь ниже. Влад опирается о стену, давая возможность приспустить их ниже.

Опускаю взгляд. Он идеальный.

Медленно наклоняю голову, и вбираю его в себя так глубоко, как это возможно. Влад сопровождает мои поступательные движения матерными словами и длинными протяжными стонами, хватая за волосы, регулируя движения. Я вдруг осознаю, что мои стоны вторят ему, и закрываю глаза от удовольствия. Тут же слышу грубый рык, требующий открыть глаза.

Я открываю и залипаю от его вида.

Тонкая дизайнерская рубашка намокла, облепив его идеальное крепкое тело. Вода стекает по напряженному лицу, целуя единственную глубокую ямку, проступившую на щеке, от крепко сжатых губ. Длинные черные ресницы стоят частоколом, пряча пылающий страстью взгляд. Сильные руки дрожат на моих волосах, крепко их сжимая.

– Что же ты со мной делаешь, Ди? – Шипит, рывком поднимает меня, распластав по стене и с громким хриплым стоном, сопровождающимся рычанием врывается в мое тело. – Что ты делаешь?

Нас обоих прошибает током от полноты ощущений, простреливает высоковольтным разрядом острейшего наслаждения. Его толчки – рывки как глотки воздуха столь же желанны и до одури необходимы. Его следы по всему телу, как и острый аромат его страсти.

Судорожно сглатываю свой экстаз, растворяясь в сладких судорогах оргазма, чувствуя его пульсирующую плоть, взорвавшуюся внутри горячим вулканом. Руки Влада все также на моей коже, на каждой клеточке, каждом клочке.

Отдышавшись, он поворачивает меня к себе, долго смотрит в лицо, убирая волосы, уткнувшись своим лбом в мой. Вода уносит остатки нашей страсти, подстраиваясь под мощные руки, смывающие его следы с моего тела.

Выключив воду, Влад закутывает меня в полотенце, и, подхватив на руки, несет в кровать. Осторожно укладывает и сам ложиться рядом. В это мгновение мне не хочется выяснять с ним отношения. Я не хочу думать о причине такой перемены в его отношении ко мне. Я хочу уснуть в его руках, в тепле его тела, убаюканная его хаотичным стуком сердца, рваным дыханием. Хочу не думать о том одиночестве, которое уже столько лет является моей подругой, хочу верить, что может быть по – другому.

Хоть немного поверить. Хоть чуть – чуть.

Глава 18

Влад


Меня засасывает в какой – то липкий вакуум, и все что я могу – это цепляться взглядом за лежащего на диване ребёнка, лепечущего что – то одному ему понятное. Он весело дрыгает ногами, ни сколько не обращая внимание на дискомфорт, высоко их задирая, и поглядывая на меня своими огромными сканерами, в поисках одобрения. Улыбаюсь одними губами, но и этого мальцу достаточно, чтобы заработать крошечными ножками в два раза быстрее.

Снова и снова я возвращаюсь взглядом туда, где пестреет яркая россыпь, точно такая же, как и моя, и если верить тем записям в дневнике моей матери, и у моего отца, которого я не знал.

Прочитав о том, что все мужчины моего семейства, фамилию которого она не назвала, имели отличительный знак, я не поверил, не акцентировал на этом факте внимание, хотя у меня эта самая отличительная черта имелась. Согласитесь, смахивает на какую – то бабскую блажь, особенно если учесть, что писавшая женщина регулярно прикладывалась к бутылке.

Но сегодня, как – будто сам бес погнал меня, крепко схватив за шиворот, как вшивого кота, изо – всех сил прикладывая мордой о гранит реального факта. Придирчиво рассматриваю ребёнка, глядя на него другими глазами, в попытке отыскать внешнее сходство. И сердце делает кульбит, замирает, чтобы потом помчатся с огромной скоростью. Их много. Слишком много. Линия бровей, цвет, и разрез глаз. Крошечные пальчики, ноготки.

Но и самое главное. Я же его узнал, черт возьми. По запаху. По тому, как зверь внутри довольно урчит при виде малыша. Лакается к нему. Я думал он принял его, потому что запах Ди его пропитал, но оказывается, не только ее.

Беру его на руки. Сын. Господи, Боже. Я и мечтать о таком не смел. Никогда.

Закрываю глаза, уносясь туда, куда сбегает снова и снова мое сознание.

***

Я уже не мальчишка, но еще и не мужчина. Все чаще задумываюсь о том, чтобы остаться здесь. Вместе со всеми. Сгнить в той яме, которую я так старательно готовлю для всех.

Не должны такие звери, как мы расползтись по миру. Слишком опасно.

Поднимаю глаза, и смотрю в синее бескрайнее небо. В душе пустота, и ничего не способно ее заполнить. Она разрастается из года в год, как раковая опухоль, сжирает все живое и светлое, что когда – то было в маленьком мальчишке.

Суровая реальность быстро сбила апломб надежд и глупых мечт. Усмехаюсь собственной глупости. Ну, надо же, каков дурак.

Я мечтал о том, что когда наступит время, и я выберусь отсюда, заживу как обычный простой человек. Заведу семью, в конце концов.

Только в реалии, я даже не ожидал, что пройдя суровую школу выживания, стану другим человеком. Безжалостным. Чудовищем во плоти. Я чувствовал этого зверя в себе. Он шевелился, царапался, и при подстерегающей опасности вскидывался, кидая меня вперед. Это вторая моя сторона, о которой никому не известно. Я оберегаю ее как священную тайну, хотя давно не верю в Бога. Именно он растил меня, воспитывал звериными повадками, сделал меня тем, кем я стал. И все человеческие ценности, так остались для меня лишь строчками в тех книгах, которые нам не разрешали читать. Которые я воровал в библиотеке.

Старичонка, посуливший мне когда – то могущество не сказал какова будет цена за мою власть. Смолчал, дабы добиться от пацана послушания, и дальше разрабатывать его.

Сегодня я забрал его жизнь. И оставил здесь, где он провел большую часть своей жизни, в стремлении оставить в истории след, уродуя и истребляя маленьких детей. Вздрагиваю, и глотаю слезы. Вчера я видел их.

Десять. Я даже сосчитал их. Десять пятилеток. Крепкие мальчишки резвились в боксе, не подозревая, что уже возможно завтра их не станет, а те, кто чудом останется жив, навсегда канут в кровавых лабиринтах Черты.

Промучившись всю ночь от бессонницы, я пробрался в лабораторию и долго смотрел на спящих детей. Решая. Анализируя. Взвешивая все риски. А уже утром стоял перед стариком, я никогда не называл его по имени, так как они просто забрали мое, умело дергая за те нити, которые он сам вложил мне в руки. Правильно подобранные слова, слог за слогом привели его в ловушку.

Теперь он будет здесь вечность.

Смерть его не была легкой и быстрой. Но, нужно отдать должное старику, он достойно принял ее. Долго ломался и не хотел говорить. Но ведь у меня все говорят. И он это отлично знал.

И заговорил.

Планы. Серии вакцин. Описание действия каждой. Слушая его, меня била дрожь отвращения. Они знали, что дети не выживут. Им нужно было проверить степень мутации, чтобы потом перестроить код.

Блять. Смотрю в сморщенное лицо, и задушить хочу. Но сдерживаюсь. Не будет быстро. И безболезненно не будет.

Я мучал его до самого заката. Умываясь его кровью, как когда – то обещал ему. Выдрал живьем его гнилое сердце, и вложил ему в руку. Он с удивлением глянул на него и отошел в ад.

В эту же ночь я спалил лабораторию. Никто не выжил. Никого не пожалел. Все сто двадцать человек, трудившихся на «благо» своей страны заживо сгорели.

Под утро отвел детей в скалы, где они провели почти месяц, предварительно снабдив припасами. Они так ничего и не узнали. Продолжали весело резвиться, наслаждаясь жизнью, которая едва не оборвалась в жутких муках.

Уже к вечеру я держал в руках анализ исследований, проводимых надо мной. Внутри все дрожало от жалости к самому себе. Своей загубленной судьбе. Тогда я впервые и единственный раз в своей жизни заплакал. Слезы катились по каменному лицу, окончательно смывая все то, чем я так мечтал. Ярость сгорела вместе с тлеющей бумагой, которая хранила роковую запись о мутирующем геноме.

И первым делом выбравшись отсюда, я добровольно себя стерилизовал.

***

Возвращаюсь в реальность, и вижу спящего сына. Сын. В который раз повторяю про себя. Смакую это чужеродное слово. Привыкаю к нему. Он развалился на моих руках как на кровати, свесив одну ножку, для удобства второй уткнувшись мне в живот. Пухлый ротик приоткрыт, из него доносит едва слышное сопение.

Он уснул в моих руках, почувствовав надежность и защиту. Как – то услышав из разговора Ди с экономкой, что малыш не уснет ни с кем кроме нее. Ему, видите ли, важно чувство защищенности. И сейчас глядя на спящего сына, меня распирало от счастья и удовольствия.

Не раздумывая иду с ним на улицу. Да, да мне просто захотелось показать всем, что вот он, мой сынок, преспокойно спит на руках, свесив ножку. И ему тепло и уютно.

Окидываю взглядом девицу, которая приехала из агентства. Что они курили, когда решили ее прислать в мой дом?

Чертыхаюсь мысленно, наблюдая, как эта швабра на высоченных шпильках, тащится ко мне. Решаю сам отнести ребенка наверх, игнорирую по пути ее назойливый флирт.

Осторожно перемещаю сына в кроватку, укрываю одеялом и включаю ночник. Рука на автомате тянется к нему, как только в мозгу вспыхивает тот факт, что ребенку будет уютнее с приглушенным мягким светом.

Устроив ребёнка, делаю знак следовать за мной, скривившись от того, как вспыхнули надеждой ее жадные глазенки. Уже в коридоре хватаю эту блядь за горло, приперев к стенке, опаляя презрением и отвращением.

– Слушая меня сюда, милая. Ты здесь только с одной целью. Поняла? С одной. И если с этим ребёнком что – то случиться по твоей вине, я собственноручно живьем сдеру с тебя кожу. Это первое. Второе. Никакого сраного траха в твоем исполнении быть не может. Я не хочу, что какая – то блядь трогала этого малыша. Усекла? И третье. Я тебя нанял. И только я могу отпускать тебя, или дать пня под зад. И если я сказал двадцать четыре на семь, то блядь, будь уверена, что так и будет. А сейчас пошла и сняла эти блядские тряпки с себя и оделась так как того требует твое присутствие здесь!

Отшвыриваю ее, в сторону и ухожу, не обращая внимание на вспыхнувшее обидой лицо. Злость клокочет внутри, требуя выхода. Шалава, блядь, сраная. Надо будет завтра позвонить в агентство и размотать их там к херам. Они что там, блядь шлюх держат вместо нянь? Сдерживаю себя, сжав руки в кулаки, но как только переступаю порог, картинка, открывшаяся перед глазами, срывает все тормоза, и я лечу в пропасть, под пронзительный звук этих самых сорванных тормозов.

Не вот что за блядь? На минуту нельзя оставить ее. На блядскую гребанную минуту. Крадусь зверем ближе, уже мысленно поломав этого сосунка, Олега, кажется, уткнувшего в ее волосы, что – то жарко шепча. Отмечаю ее взволнованность, и нервно подрагивающие длинные тонкие пальцы, держащие высокий бокал.

Мне казалось, что внутри меня натягивается невидимая струна, дрожит, выворачивает нутро наизнанку, мешает дышать. Никогда раньше не испытывал этого чувства. Тоска. Я безумно тосковал … по ней, за что сейчас себя ненавижу. За адскую зависимость. Одержимость.

За то, что скучал, видел во сне каждую ночь, просыпался, задыхаясь от боли и дикого возбуждения, которое не мог утолить. Во сне я почти счастлив, но стоило открыть глаза, как снова возвращалось это тянущее чувство тоски… и потребности. Отчаянно хотел снова почувствовать ее тело, увидеть ее лицо, заглянуть в глаза. Невыносимо, до дрожи, до боли хотел к ней.

И эти чувства бесили меня, мешали, отвлекали. Как же я устал бороться с ними, устал контролировать то, что не поддавалось никакому контролю. И тогда в душе поднималась ярость. Она притупляла чувство тоски и заставляла вновь ненавидеть ее и желать. До дрожи. Да адских судорог. Нутро скрутило острой болью, и я зашипел, сквозь сжатые зубы, заставляя себя расслабиться, и сделать вдох, глядя в глаза расплавленного золота.

Наконец, она поднимает взгляд, и виновато его отводит, а у меня только одно желание пульсирует. Уступить своим демонам. Схватить ее за волосы и потащить в дом. Поставить ее раком, и отъеб*ь, как она того заслуживает. В штанах мгновенно стало тесно, и член болезненно уперся в плотную ткань брюк, даже поморщиться пришлось. Мысленно раскладываю ее в своем кабинете, не сводя глаз с пухлых губ, которые она то и дело облизывает, приковывая не только мой взгляд, но и этого сосунка, слюна которого уже закапала всю скатерть.

Пропускаю момент, когда Янка потребовала сатисфакции. Мозг включается, когда эта стерва кинулась с ножом на нее. Все звуки разом обрушились на меня, выбивая почву из – под ног, и скручивая внутренности жгутом.

Благо охрана скрутила эту падлу, иначе я сам бы скрутил этой шлюхе шею.

Как в бреду иду в дом, на дрожащих ногах, холодея от одной только мысли, чем все могло закончиться. Отдаю приказ тому самому Олежке увезти Янку из дома, как можно дальше, и проконтролировать, чтобы эта стерва не вернулась больше, желательно вместе с ним.

Иду в кабинет, но Ди там нет.

Закипаю, направляясь к ней наверх, готовый ко всему, но не к тому, что она там творила.

Комната пуста, я уже было решил, что она свинтила в своей лучшей манере, когда до моих ушей доносится шум воды и томный приглушенный стон. Каждый волосок на моем теле подобрался, безошибочно определив природу этого стона. Не помню, как добрался до нее, все как во сне, только дико, до боли пульсирующий стояк, отпечатался в горящем сознании.

Слежу за мутным хрупким силуэтом за стеклом, руки скользящие по точеному телу. Как в тумане отмечаю ее неторопливые движения, крошащие остатки моего самообладания. Сжимаю руки в кулаки, испытывая острое желание прикоснуться к ней, до зуда в кончиках пальцев. Сейчас это разъедающее жгучее чувство стало еще сильнее, и тьма внутри заворачивалась тугим комком, искала выход и бесновалась, причиняя боль.

Хватаю ее, вжимаю в себя, в стремлении раствориться в кипящем золоте ее глаз, заглядывая в них как побитая собака. Опускаю глаза ниже, на ее порочный сочный рот. И все.

Дальше только голые инстинкты, вопящие, оглушающие.

Заставляю ее опуститься на колени, и коснуться меня там. Она послушно опускается, и я лечу в пропасть, глядя как полные губы обхватывают мой член, успев в полете ухватить за хвост мысль, что


Абу все – таки был прав.

Она ох*енно сосет.

Когда больше нет сил терпеть, и жилы выворачиваются наизнанку от напряжения, поднимаю ее набрасываюсь на тонкое дрожащее тело. Слышу ее вскрик. Он оседает во мне сладостной аскомой, сводит судорогой внутренности и заставляет биться в агонии.

Как же я хочу ее. Хочу сладкие губы. Хочу трогать мягкие волосы, целовать шею и грудь. Хочу кусать, потому что мне нужно чувствовать этот вкус и видеть на ее коже свои отметины. Я хочу пройтись языком по до одури желанному телу, все ниже и ниже, а потом дотронуться кончиком до губок между ног. Тебе ведь понравилось, когда я делал это? Я буду лизать тебя там, и держать твои бедра, не позволяя вырваться. А потом… Потом я возьму тебя за волосы и отымею так, что ты не сможешь ходить. Я буду делать это снова и снова, вколачиваться в твое нежное тело и ты будешь просить меня не останавливаться… – А еще я накажу тебя, потому что очень хочу тебя наказать… Не понимаю что произношу это все в слух, вколачиваясь в ее тело, прижатое к холодному кафелю, омываемому горячей водой.

Жадно ловлю обжигающие потоки ртом, кусая и злясь на них.

Только я могу касаться этого тела. Только я.


Диана


– Мы едем в Париж и точка.Советую тебе не тратить время на препирательства и собрать вещи! – Ушам своим не верю, после вчерашней ночи его ледяной тон, наотмашь бьет по нервам. За непроницаемой маской нельзя было разглядеть того объятого пламенем мужчину, который  шептал о своей страсти. Эти два человека так гармонично уживающихся в одном, начали не просто бесить, а подталкивали к обрыву пропасти.

Пытаюсь проникнуть под эту маску, в надежде убедиться, что этот безумный взгляд не принадлежит моему мужчине. Взъерошенные волосы и круги под глазами, как – будто Влад провел бессонную ночь,  и лишь привычная ироническая улыбка никуда не делась.

– Я не смогу оставить сына, точка. – Отвечаю в  тон ему, – и потом, у тебя есть, кому составить компанию.

– Диана, – начинает закипать, отчего по моей спине заторопились мурашки, но я упрямо вздернув подбородок, не собираясь идти на попятый. – Мои приказы не обсуждаются. Они выполняются. Четко и беспрекословно.

– Ты спятил, Влад?!? – Моя выдержка дает трещину, – Ты предлагаешь мне оставить сына на эту… эту… – перевожу дух, обрывая сама себя, покраснев от того слова которое едва не вырвалось, – ты сам видишь, что она не сможет с ним и пяти минут пробыть! И потом, он грудной, и совсем маленький, чтобы таскать его из одной сраны в другую.

– Эмма Петровна о нем позаботится. Нас не будет всего два дня. И потом, я знаю, что можно оставить ребенку молоко. Твое.

Когда суть его слов все же достигла сознания, я покраснела.

– Ты подготовился, как я вижу!

– На этом и закончим. –  Открыв документ, и принялся его изучать, как – будто меня здесь нет. Стиснув зубы, я отправилась к себе. –  У тебя есть час.– доносится мне в спину.–  Сегодня вечером состоится прием  в гостинице примыкающей к Лувру. Завтра ночью  мы вернемся.

Эмма Петровна ворковала с Тёмкой, который весело поддерживал ее болтовню громко распевая. Пристально окинув меня взглядом, с улыбкой произнесла:

– Вижу, Влад уже сказал тебе о своем решении. Не волнуйся милая, мы отлично справимся с малышом. Правда, Тёмушка?

– Дело не в этом, Эмма Петровна, а в том, что перепады в настроении Влада меня просто выводят из себя. Он мне приказал! Приказал! Так и сказал, мои приказы выполняются четко и беспрекословно!

– Может он просто побоялся просить тебя полететь с ним, дорогая? Вдруг ты откажешь?

– И я бы отказала. – Бросаю, стягивая волосы высоко на макушке.– А Яночка  как же? – Спрашиваю как бы, между прочим, затаив дыхание, ожидая ответа.

– Влад приказал вывезти ее с дома. По – моему,  это надо было сделать уже давно. Видит Бог, как я от нее устала. – Вздыхает, качая головой. – Для меня она из породы дворняжек, уж прости меня милая, которая отчаянно хочет стать породистой сукой. Но ведь душонку дворняги не скроешь, хоть она и старалась. Но все ее потуги оставили Влада равнодушным, даже более того, они его раздражали.

– Странное у вас, Эмма Петровна сравнение. Я даже боюсь, спрашивать  на свой счет.

– О, дорогая здесь тебе совершенно нечего волноваться. Ты эталон женственности и красоты. Влад давно потерял голову. Уж поверь моему опыту. От того и приказывает, надеясь добиться своего не мытьем, так катанием.

– Влад умеет приказывать, – стараюсь спрятать волнение, вызванное ее словами. То, что  он выставил Янку за дверь, отозвалось во мне некой тревогой, щедро приправленной женским триумфом. – Вы уверены, что справитесь без меня? – Перевожу тему, пряча ликующий взгляд, впрочем, от доблестной Эммы Петровны ничего скрыть невозможно. Она понимающе улыбнулась, беря Артёма на руки.

– Совершенно. Тем более Владислав Генрихович битых два часа давал инструктаж. С утра приехали еще безопасники из его компании. Для его спокойствия, как он выразился. К тому же мы с Артёмушкой и соскучиться не успеем, как вы уже вернетесь. Правда, малыш? – Мальчик завозился в руках экономки, норовя ухватить ее за тщательно уложенные локоны.

Обсудив еще какое – то время детали, я вздохнув, взялась за крайне неприятную процедуру – сцеживание молока.

Во время перелета Влад решал какие – то жизненно важные вопросы с пилотом своего самолета, избегая моего общества. У меня же получилось немного поспать, поэтому в Париж я прилетела полная сил, чего нельзя было сказать о Владе. Черный костюм делал его мрачным, и до боли недосягаемым. Темный ежик волос подчеркивал высокие скулы и аккуратный высокий лоб. Весь его облик буквально кричал об опасности, и я задохнулась от догадки пронзившей мой мозг.

Оставив меня в номере, Влад ушел, как он выразился по делам, объявив, что вскоре прибудет курьер с платьем и стилист. Сцепив зубы, глотаю горечь. Снова меня наряжают, не спросив моего мнения.

Приняв ванну, и высушив волосы, я переместилась к бару налив себе вина. От тонкого вкуса и ароматного пряного букета мое настроение поползло вверх, и через полчаса я с улыбкой встречала курьера.

Развернув платье, я потеряла дар речи. У Влада поистине шикарный вкус. Надеваю его, затаив дыхание, рассматривая свое отражение с благоговением.

Молочный шифон струился изысканными волнами, огибая стройные ноги и точеные бедра. Полностью закрытый перед подчеркивает высокую грудь, тогда как спина открыта, и закреплена сзади на лопатках лишь тонкой филигранной цепочкой, усеянной камнями, край которой струиться вдоль спины, приковывая к себе внимание.

Весь образ делал акцент на невинности и свежести. На губах появляется грустная улыбка. Именно эти качества хотел подчеркнуть во мне Влад. Качества, которые взяли и грубо растоптали.

Стилист, молодая девушка француженка восхищенно рассматривая меня, щедро разбавляя русский язык французким диалектом. Она выбрала высокую прическу, открыв спину, возразив, что такое сокровище грех прятать.

Покончив со сборами, я предложила девушке вина и мы разговорились, коротая время до прихода Влада.

Ровно в восемь Влад вошел в номер и замер на пороге, впившись в меня зеленым беснующимся взглядом. Я тоже, под стать ему открыв рот рассматривала его. Облаченный в черный костюм тройку, проигнорировав принятый во Франции дресс – код, он выглядел до одури сексуально и опасно. Лишь одна деталь вносила изюминку в его греховный облик. Белые запонки, усеянные камнями, и такие  часы на руке. Изысканные и кричащие.

Девушка – стилист алчно разглядывала Влада, скользя взглядом по мощной фигуре, задержавшись на руках. Влад в привычной манере растянул губы, взглядом указывая на дверь, а мне захотелось стукнуть его по голове.

Он прекрасно знал, какое впечатление производит на женский пол, и его позерство поднимало в душе цунами неконтролируемой ярости.

– Великолепно выглядишь, Ди. – Рад, что платье тебе подошло.

– Спасибо, ты как всегда попадаешь точно в цель, – произношу, растягивая слова.

Влад, хмурится, подходит ближе и берет пальцами за подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Что произошло? Тебе не нравиться? – В его глазах появляется настороженность,  и я уступаю ему, боясь, что он поймет истинную причину моего недовольства.

– Ты же знаешь что понравилось. Ты вообще знаешь меня, как никто другой.

– Тогда что? За Илью переживаешь? Или за сосунка- Олежика? Или может тебе взгрустнулось из – за Абу?– Хрипит, нервно сглатывая.

Вскидываю взгляд, потеряв дар речи. Но стальные пальцы не отпускают, не дают увернуться от его темнеющих глаз. Мысленно читаю до трех.

– Влад, это уже не смешно. Это называется паранойя.

– Я не хуже тебя знаю, как это называется. Ну, так что? Ты не ответила.

– Влад… Прекрати.

– Ответь. – Настаивает он, сильнее стискивая пальцы.

– Нет. – Твердо смотрю ему в глаза. – Никто кроме тебя. Ты доволен?

– Не совсем. Но сойдет для первого раза. – Опускает пальцы, растерев то место, где касался только что, медленно ведет ими по груди, провожая глазами, цепляет заострившееся соски, – Помни о своих словах. Нам пора.

На этой странной ноте мы отправились на прием.

Очередное пафосное мероприятия, такие, как сотни до этого. Красная ковровая дорожка, сотни фотокамер, ослепляющие вспышки, бегущие по пятам журналисты.

– Владислав Звягинцев, человек находящийся на второй позиции престижного списка золотой десятки Fobs, в компании очаровательной спутницы. Скажите Владислав, по нашим данным ваша жена погибла почти два года назад. Вы успели узаконить новые отношения?

Влад напрягся, растерянно уставившись на прыткого журналиста, неосознанно подтягивая меня ближе, в стремлении закрыть собой. Этот жест не остался  незамеченным. Посыпались вопросы, относительно бывшей жены и настоящей спутницы,  то есть меня, защелкали фотовспышки.

Я отлично понимала, чем это все может кончиться. Раньше Влад не жил  под прицелом журналистов, и этот интерес мог выйти нам боком. С трудом протиснувшись через толпу, мы прошли вовнутрь.

Меня до сих пор била дрожь, от бестактных вопросов беспардонных ищеек, в поисках эксклюзивного материала.

– Ты впорядке, Ди? – Я чувствовала, как напряжен Влад, хотя он как всегда умело скрывал свои эмоции.

– Относительно. Когда ты успел стать таким публичным человеком?

– Наверное, тогда, когда ты согревала постель Абу, – еле слышно произнес Влад, жестом подзывая официанта. – Когда собственный резерв сил иссяк, пришлось заводить нужные знакомства. – Я открыла было рот, но тут же его закрыла. К нам подошла пожилая пара французов. Покончив с приветствиями, мужчина заговорил о  незнакомом мне проекте, втягивая Влада в разговор.

Между мной и дамой завязалась ничего не значащая светская беседа, когда женщина заметила знакомую в толпе и спешно попрощалась. Влад крепко сжимал мой локоть, как коршун, не отпуская от себя не на шаг.

Промаявшись на высоких каблуках пол вечера, я уже мечтала о том, чтобы где – нибудь присесть, но Влад и слушать ничего не хотел.

Напарники, компаньоны, и просто заинтересованные люди то  и дело подходили к нам, считая своим долгом отдать дань вежливости. Спутницы сопровождающие престаревших, как я догадалась папиков, алчно сглатывали слюну, глядя на Влада. Завуалированные намеки, выпяченные губки, томные взгляды с придыханием, грозили  стоили мне нескольких бокалом шампанского.  Он же в свою очередь, заводил легкий флирт почти с каждой, ккрепко держа меня под руку, доводя  своими репликами до нервного тика.

В какой – то момент мне подумалось, что Влад просто мстит. Нагло играет на нервах, иронически при этом улыбаясь . И настроение у него улучшилось, как только весь гарем собрался вокруг него.

Наконец, хозяин вечера взял микрофон, призвал всех ко вниманию и начал долгую вводную часть, приветствуя бесчисленный список приглашенных гостей.

Вот он приглашает к микрофону Влада, и он, выпустив меня из своего захвата, отправился к импровизированной сцене. Отыскав глазами диванчики расположенный под стенкой, я отправилась к ним, мечтая  поскорее  приземлиться на них.

Новые туфли были до ужаса неудобны, и все о чем я думала в тот момент, это поскорее от них избавиться. Неуклюже оступившись, я налетела на представительного мужчину среднего возраста. Извинившись, я, было, направилась дальше, когда мужчина вдруг схватил меня за локоть, бледнея с каждой секундой.

– Лина?

***

Предстоящую поездку в Париж я обдумывал довольно долго, не  надеясь особо на какие – то перспективы. На что можно надеяться в толпе из полусотни человек? Разве что посмотреть на объект с расстояния вытянутой руки, только и всего.

Но все же что – то тянуло меня туда, и как оказалось не зря.

Так близко я видел его впервые. В толпе разодетой и пафосной публики  он возвышался на целую голову. Высокий и сильный, он  прямо – таки излучал уверенность и власть. Возле него всегда собирались люди, плотно окружив кольцом, поэтому рассмотреть его спутницу с такого расстояния не представлялось возможным. Единственное, что удалось увидеть – дама чуть выше среднего, стройна и изящна. Лица видно не было, да и стояла она всегда спиной. Должен признаться охуе*ой спиной.Она так и приковывала взгляд, заставляя вновь и вновь к ней возвращаться.

Мужчина крепко держал ее, и я готов поклясться, силой прижимал к себе, вызывая  к ней жгучий интерес.

Вот его губы растягивает формальная улыбка, не отразившаяся на лице, его собеседник опускает низко голову, и мне становиться вдруг жутко до трясучки. С кем я собираюсь тягаться? С этой машиной для убийства? Один его взгляд способен сравнять человека с плинтусом, уничтожить, растереть в прах.

Официальная причина этого сборища, конечно, благотворительность. Чуть позже начнется аукцион, и всякая тому подобная херня, но мне удалось узнать негласную информацию, насчет нового оружейного завода. Завладев разработками нового оружия, Звягинцев подставил под удар почти всю вышку. Видано ли, чтобы сливки слизывал пришлый кот? Нет, конечно.

Скоро разразиться не просто война, в которой решающим фактором будет выступать стратегия. Нет, будет самая настоящая бойня. Кровавая и беспощадная.

И мне становиться тошно от того что будет происходить дальше. Не думаю, что мой объект  не ведает о ближайшем будущем, а значит у него есть план.  В частности, и относительно своей политической карьеры.

Он хитер, умен, и наделен к тому же такой властью, которая  выступает своего рода буфером для зажравшихся чинуш. И это только вершина айсберга. А нырять глубже чревато всем.

Проанализировав всю ситуацию в целом, я понимаю, что ничего не выгадаю. Ровным счетом. И то, что я не обозначил себя, скорее всего, спасло мне жизнь.

Нет таких нитей, за которые можно дернуть, не выдавая себя с головой. К нему не подобраться.

Вот он поднимается на сцену, берет микрофон и начинает свою речь. Зал мгновенно замолкает, даже официанты не звенят бокалами. Над головами плывет властный размеренный голос, которому внимают с открытым ртом. Дамы алчно облизывают губы, посылая мужчине пылающие проницательные взгляды, на лицах мужчин замерло показательное раболепие, поскольку здесь собрались акулы. Голодные морские стервятники.

В стремлении лучше рассмотреть объект, подхожу ближе, проталкиваясь через толпу, когда на меня налетает она, расплескав содержимое моего бокала на костюм. Девушка едва удержалась на ногах, отчего я хватаю ее за локоть, и непроизвольно подтягиваю ближе, стараясь удержать. Еще доля секунды и я понимаю, кто передо мной.

Дыхание сбивается, я забываю, как дышать, потому что мгновенно ее узнаю. Она вскидывает глаза, и меня обжигает горячей волной расплавленного золота.

Язык прилипает к небу, тогда как мозг лихорадочно ищет варианты развития дальнейших событий. Я смотрю в красивое до безумия лицо, в глаза поддернутые дымкой печали, останавливаю взгляд на губах, и пах простреливает знакомой пульсирующей болью.

– Лина? – Срывается с губ, прежде чем я успеваю себя остановить.

Девушка сжимается в моих руках, и затравлено оглядывается по сторонам. Я не знаю, чем был одурманен мой мозг, но я подталкиваю растерянную девушку к выходу из зала, игнорируя  инстинкт самосохранения, который набатом стучал в уши об опасности, исходящей от этой девушки.

Глава 19

Диана


Имя сестры, неожиданно раздавшееся над моей головой, прозвучало подобно выстрелу. Вскидываю взгляд и встречаюсь с обеспокоенным серым. Мужчина средних лет, довольно привлекательной наружности, одет соответствующе торжественному случаю. Черный фрак, белая накрахмаленная рубашка, на которую я по неосторожности выплеснула шампанское. Лицо, на первый взгляд, простое, но стоит присмотреться,  и от его взгляда хочется поморщиться. Что я очевидно и сделала, оглядываясь по сторонам, отчаянно ища выход. Прочитать меня не составило труда, и уже вскоре, я обнаружила, что мужчина профессионально отточенными движениями выводит меня из  зала.

– Уделите мне минутку. Я думаю, нам стоит продолжить в более спокойной обстановке.

Паника накрывает меня липким коконом, и все о чем я могу думать в этот момент, что меня сейчас выведут на чистую воду.

 Первая здравая мысль, посетившая мою хмельную голову, говорит о том, что я оказалась в затруднительном положении.  Я по понятным причинам не могу сказать, что я не сестра, ведь тогда  станет очевидным, что я есть я, живая и в добром здравии.

– Извините… Я не могу, –  и встала как вкопанная, напрочь забыв о болящих ногах. Мысли скакали как блохи, отказываясь выстраиваться в правдоподобные слова, способные исправить ситуацию.

– У меня есть информация, которая вас заинтересует. Это касается смерти вашей сестры.

 От его слов у меня затряслись ноги. Сильная властная рука снова потянула меня к выходу, и, пребывая в пронизывающей панике, я безропотно подчинилась. Найти пустующее помещение оказалось  не так – то просто,  и я с ужасом представляла, что Влад, возможно, окончил свою речь, и бросился на мои поиски.

Наконец, мы ввалились в пустой будуар, и мужчина повернулся ко мне, все еще не отпуская мой локоть.

– Я знаю, с кем вы сюда прилетели, и кто сопровождает вас на этом вечере. – Испытующе  глядя на меня, проговорил он. Его слова отозвались во мне безотчетной тревогой, и как оказалось не зря. – Ваша сестра погибла, Лина. Она не подала с моста в реку. Ее смерть была жуткой и безобразной. И задайте себе, пожалуйста, вопрос, кому была выгодна ее кончина? – Меня словно ледяной водой окатили.

Дальнейшее происходило как в тумане. Его слова доносились сквозь толстый слой моего ужаса и боли. Осознание пришло не сразу,  но стоило вспомнить, как я оказалась в том борделе, а именно, искали они не меня, а пропавшую без вести сестру, как боль отозвалась в каждом уголке моего тела. Я хватала раскрытым ртом воздух, уже сама вцепившись в него, как за спасательный круг, отчаянно борясь с подступающей темнотой. В этот момент я могла лишь думать  о том, как она ушла из жизни. Какую боль  испытывала перед смертью,  и чем заслужила такое. Мужчина мое состояние принял за реакцию на гибель сестры, хотя так, оно, по сути, и было, лишь с той разницей, что сестры разные.

– Черт, – выругался мужчина,  подхватывая на руки, и устраивая на низеньком диванчике, – Извините меня Лина, я не должен был вывалить это все на вас вот так. Признаться не подумал о том, что вы можете быть не осведомлены.

– Когда? – Прохрипела я, не в состоянии четко сформулировать свой вопрос. Но мужчина, очевидно, все понял, и торопливо продолжил. – Ее тело наши чуть позже, чем она была похоронена по официальной версии, в заброшенном складе, на окраине города.  Где она находилась после инсценировки своей смерти не ясно. – Налил в стакан воды и подал мне, – вам лучше? Вот выпейте.

– Кто вы? – До меня доходит, что он не назвался.

– Меня зовут Маркус. Депортамент полиции.

Буквально вскакиваю от его слов, едва не выбив стакан из рук. Меня окатило волной ужасного предчувствия, хотелось закрыть уши и не слушать его. А еще лучше встать и убежать, чтобы потом в тишине своей спальни зализывать свои раны.

– Вы не спросите, чем полицию мог заинтересовать ваш спутник?

–Мне лучше уйти, – поднимаюсь на ноги, но он в прыжок оказывается рядом. Близко. Очень. Так что я могу в полумраке комнаты рассмотреть каждую морщинку у глаз.

– Вы можете помочь следствию упрятать преступника за решетку. В конце концов,  это была ваша родная сестра! – Горячо зашептал он, опаляя меня горячим дыханием, хватая за предплечья. – Или вы заняли ее место, успешно проживая ее жизнь, согревая постель этому зверю?

Его слова повисли между нами в напряженной тишине чужой комнаты. Собрав все свое самообладание в кулак, я вырвалась и направилась на дрожащих ногах к двери.

Скорее бы уйти.

– Подумайте, Лина, я  могу вам помочь. Вы кажетесь очень напуганной. – С этими словами он быстро догнал меня, вложил в руку маленький пластиковый квадратик, задержав мою ладонь в своей огромной руке.

– Извините. – Промямлила я, и заторопилась в зал.

Открываю дверь, и звонко стуча каблучками о мраморные плиты, бросилась прочь.

– Лина, – окрикивает он меня, и я оборачиваюсь, не сбавляя хода, – Звягинцев не тот, кем кажется. И он должен ответить за смерть жены.

Отвернувшись, я поспешила в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок, не заметив оторвавшейся от стены темной теми, метнувшейся в сторону зала.

Отыскав дамскую комнату, я ввалилась туда, трясясь как осиновый лист на ветру. Включила холодную воду, подставив под ледяные струи руки, рассматривая себя в огромном зеркале. В гроб краше кладут. Лицо бледное, глаза горят как в лихорадке, руки ходят ходуном. Промокнула шею, лоб и щеки, пытаясь взять себя в руки. Как я в таком состоянии покажусь Владу? Он озвереет, и пиши пропало. Вытянет из меня все, что произошло, врунья из меня та еще.

В комнату вошли две дамы, тихо переговариваясь.

– Что с ним произошло? Он словно с цепи сорвался! Носится по залу, расталкивая людей, и носом ведет, как зверь, ей Богу.

– У меня от такого зрелища аж мурашки по коже побежали. Сколько агрессии в нем и мощи.

Мои мурашки могли бы поспорить с ее однозначно, потому что я кожей почувствовала, что речь идет о Владе. Торопливо промакнула руки бумажным полотенцем, и выскочила за дверь. Расстояние до зала я преодолела не так быстро, как хотелось бы, ноги не слушались, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы на них устоять, особенно, когда увидела его. Раненным зверем замер в толпе, сжав кулаки, и прикрыв глаза, только грудь методично поднималась и опускалась.

Доля секунды он распахнул глаза, безошибочно отыскав среди людей меня.

Влад двинулся в мою сторону. В шумном зале не слышно было его тяжелых шагов, но они гулким эхом отдавались в моей голове. Он приближался подобно свирепому хищнику. С каждым его шагом трепещущее сердце пропускало удар, грозясь в любой момент остановиться.

Черты лица заострились, казалось, он потерял все человеческое, став зверем, которым его часто все называли, которого сейчас ломало и разрывало на куски от беснующегося в нем безумия. Влад шумно дышал, агрессивно раздувая крылья носа, и яростно сверля меня налитыми кровью глазами, в которых читалась ненависть и бешенство.

Остановился в метре от меня, с трудом себя сдерживая, и совершенно не смущаясь тех взглядов, которыми нас прожигали каждый из присутствующих. Почему – то именно в этот момент за его спиной показался Маркус, при виде которого я сильнее сжалась. Проследив за моим взглядом, Влад стремительно обернулся, безошибочно определив источник моего страха. Влад смотрел на мужчину таким взглядом, от которого я едва не потеряла сознание, молясь, чтобы этот, чертов Маркус, провалился под землю. Иначе Влад очень быстро обо всем узнает. Мужчина, опустив взгляд в пол, сразу сник, чем подтвердил догадки Влада, которые он уже успел наверняка сделать, судя по стиснутой челюсти и ходившим желвакам.

Вот Влад в один прыжок оказывается рядом, и больно схватив за локоть, тащит к выходу.

– Дыши, бл*дь.

И я понимаю, что все это время не дышала, и легкие уже жгло от нехватки кислорода. Размыкаю губы и делаю глубокий вдох, подавив желание обернуться и бросить взгляд на притаившегося в толпе мужчину.

Влад сильнее дернул меня, прижимая к себе, и ускорил шаг. Я еле поспевала за ним, спотыкаясь, опустив взгляд в пол.

Я страшилась того момента, когда мы останемся вдвоем и он примется спрашивать меня. И мне придется ответить, потому что врать не могу. Он сразу раскусит все мои попытки. Стараюсь собрать все мысли в кучу, подобрать слова, но у меня ничего не выходит. Сердце стучит где – то в горле, бьется раненной птицей, отбивая свои последние удары до того как начнется мой внутренний апокалипсис.

Такси было уже у входа, и Влад буквально закинул меня в него, обойдя машину и устроившись с другой стороны. До гостиницы добрались преступно быстро, и вскоре уже поднимались на личном лифте, ведущем в наши апартаменты.

За всю дорогу Влад не проронил ни слова, и, войдя в наш номер, он замер на его пороге, все так же сверля меня горящим лихорадочным взглядом. Медленно стянул галстук, сбросил пиджак, и закатал рукава черной рубашки, словно готовился к расправе. Я еле на ногах удержалась, чтобы позорно не рухнуть перед ним ниц.

– Хочешь, Ди, я опишу сейчас твой вид? – Хрипит, не глядя на меня, продолжая закатывать второй рукав. – Твоя жалкая душонка так трясется от страха, что я удивляюсь твоей выдержке. Раньше бы ты уже валялась без чувств.

Наконец, оставив рукав в покое, он поворачивается всем корпусом ко мне и медленно наступает. Я стою перед ним как кролик перед удавом, борясь с желанием броситься вон. Истерически приказываю сама себе оставаться на месте. Он подходит ближе. Еще ближе. Я чувствую жар его тела, который как ни странно согревает, несмотря на ледяной арктический холод его чернющих глаз.

– На тебе запах другого мужчины. – О, Господи, дай мне сил, – Я надеюсь, у тебя есть внятное оправдание этому.

Поднимает руки и, сжав их в кулаки, кладет на стену по обе сторону от меня на уровне головы. Сглатываю, косясь на них. Зажмуриваюсь, представив их сокрушительную силу, если им доведется обрушиться на меня.

– Тот хрен в толпе, это ведь он? – продолжает обманчиво спокойным тоном Влад. Но я ведь знаю, что это ширма, и внутри него бушует ураган, крушащий его хваленное самообладание, стремительно хороня его под осколками безумия.

– Ди, лучше тебе начать говорить. – Секунды растягиваются в черную пропасть без времени, а я все не могу начать разговор, хватая открытым ртом воздух.

– Говори!!! – Взревел так, что у меня ноги подкосились от страха и паники, и я чудом осталась в вертикальном положении.

Сердце заколотилось с удвоенной скоростью, казалось, что по венам бежит не кровь, а леденеющий ужас в чистом виде. – Кто этот гандон? Очередной твой еб*рь?

– Нет, – сиплю, зажмурившись, – он из полиции…

– Что бл*дь? – Его растерянный рык, заставляет открыть глаза, и упасть в его черную пропасть. – Какого х*я ему понадобилось от тебя?

– Я… У меня… – Слезы закапали, срываясь на пол, и я просто трусливо тянула время, боясь открыть правду.

– С тебя, что бл*дь, слова клещами вытягивать надо? Поторопись, Ди, мое терпение на исходе.

– Он сказал, – снова, ругая себя, перевожу дыхание, – что подозревает тебя в смерти моей сестры. – Снова зажмуриваюсь, от жгучего чувства собственной ничтожности – за попытку переложить с больной головы, на здоровую. – Вернее, он принял меня за нее, и в смерти тебя обвиняет уже моей.

Влад еще секунду пытал меня взглядом, потом медленно поднял руку, от которой я отшатнулась, как от удара. Осторожно потрогал мой лоб.

– Тааак, пройдем – ка сюда. – Пробормотал, беря за руку.

Он провел меня к дивану, усадил на него, зачем – то достал из волос все шпильки, расправив локоны руками. Отошел к бару, налил две трети темно- золотистого напитка, вернулся ко мне, вкладывая бокал в руку.

– Выпей, это поможет.

Не став с ним спорить, я махнула все содержимое, которое адски обожгло горло, отзываясь пылающим пожаром во всем теле. Почувствовав себя намного лучше, скорее от того что Влад вдруг каким – то волшебным образом успокоился, и теперь с тревогой заглядывал мне в глаза.

– Аллка тогда сказала мне правду, что я… У меня есть сестра. Не просто сестра, а близнец. Как две капли похожая на меня. Мать забрала ее с собой, оставив меня с бабушкой. Не спрашивай, я не знаю, зачем она так сделала. Это не давало мне покоя всю мою жизнь, сколько я себя помнила. Ее слова заставили меня… словом, мне тогда было очень плохо, и за всеми теми событиями, я старалась не думать о ее словах. Ведь где – то они живут себе прекрасно, и до этого жили. До тех пор пока я не увидела ее фото. Тогда я поняла, что Аллка не соврала. Мою сестру убили. Маркус, тот человек, казал, что смерть ее была жуткой. И…

– Где ты ее видела? – Перебил меня, блуждая по моему лицу отстранённым взглядом.

– В доме Абу, – соврала я, не краснея, молясь, чтобы Влад ничего не понял.

– И Маркус теперь думает, что я – это моя сестра, и следовательно…

– Я понял. Можешь не продолжать.

Двумя ладонями потер уставшее лицо, обращая на меня взгляд ярко зеленых глаз. Облегченно выдыхаю, понимая, что безумная гроза миновала.

– Почему сразу не пришла ко мне? Ты хоть представляешь, что я успел уже надумать себе, пока искал тебя по залу, малышка? – Проговорил, заключая меня в объятия. Такой прилив нежности, разбавленный хриплым, тихим и дрожащим голосом, сорвали плотину, и я разрыдалась.

Он убаюкивал меня как ребенка, стянув платье через голову, отшвырнув дорогостоящий шедевр в сторону, как носовой платок. Его губы нежно целовали мой лоб, виски, скулы. Подул на губы, заставляя их раскрыться, когда рука скользнула в трусики.

– Не плачь, малышка. Я все решу. Тебя никто больше не побеспокоит. – Горячий шепот, все же прорывает заслон вспыхнувшей животной страсти.

Но на деле, оказалось, все гораздо серьезнее, потому что следующий день мир взорвала сокрушительная новость.

Влад

Это было самое сладкое  утро в моей жизни. Тело, разомлевшее от длительного сексуального марафона, буквально вибрировало от переполнявшего меня счастья.

Смотрю на нее свернувшуюся клубочком бод моим боком, на длинные спутанные волосы, укрывавшие нас обоих золотым ароматным покрывалом, на опухшие от голодных поцелуев пухлые губки, на засосы, которые алеют на белоснежной бархатной коже, и пах снова простреливает желанием. Снова хочется пить ее. Ворваться в нежное тело, и долбиться в него.

Но моей девочке нужна передышка и сон.

Аккуратно, стараясь не разбудить ее, встаю и иду в душ. Прохладные струи быстро приводят меня в тонус, и уже через пятнадцать минут я сижу на просторной лоджии, официант принес утренний кофе и газету.

Еще не развернув ее, цепляюсь взглядом за пестрый заголовок с моим именем,  глаза торопливо пробегаются по строчкам, и все  волшебство этого утра разбивается вдребезги  о натертый до блеска мраморный пол.

« Не одна, так другая, –  гласил заголовок, –  на  благотворительном мероприятии произошедшем накануне, политический деятель, представитель высшего общества Владислав Звягинцев, появился на  торжественном вечере с девушкой, которая приходиться его покойной жене сестрой, а точнее – лизнецом, и, которая, как нам стало известно из достоверных источников, является  девушкой из агентства, оказывающего интимные услуги багатеям, под покровительством бывшего чиновника Савко И. Также стоит отметить, что Лина, так зовут девушку, до недавнего времени была супругой, а ныне вдова, Карима Немечева, известного в определенных кругах, как завсягдатай выше упомянутого заведения. Не там ли познакомились  бывшие супруги? Напомним, что жена Звягинцева скончалась почти два года назад, и была похоронена на Троекуровском кладбище…»

Кружка выскользнула с рук и с грохотом разлетелась на мраморной плитке.

Я готов был заорать от обжигающего  чувства безысходности и бессилия,  вновь  взрывая свою память, и представляя, как эта скотина прикасается к ней. Я же так ничего и не узнал о том, как она попала в лапы к Абу, и то, что она имеет хоть какое – то отношение к своей шлюхе – сестре причиняло огромную боль. Почему – то я не сомневался во всей этой писанине, поскольку это, как нельзя лучше, объясняло то, что я увидел в том чертовом развратном гадюшнике. Не может быть настолько двух похожих женщин, если только они не близнецы. Почему же я тогда не учел этот факт? А хер, его знает, наверное, потому, что он был слишком невероятен. А я в то время  не мог рационально мыслить.

Я метался как зверь в клетке, закусывая губы до крови, пытаясь выстроить в голове цепочку минувших событий. Хотелось застонать в голос, захрипеть от боли и разъедающей  горечи.  Что может быть хуже, чем знать, что твоя любимая женщина принадлежала другому,  да еще и такому грязному душевнобольному козлу? Что ему позволено было  ее целовать, прикасаться к ее телу, ласкать, заниматься любовью. Эти мысли и так не давали мне покоя, заставляли корчиться, в агонии каждую гребанную ночь,  и вот теперь, когда я  почти отпустил, то, что произошло –  новый удар под дых. Я  до боли стискивал челюсть, пытаюсь унять бешенство и гнев, который загорался в  душе. Мне казалось я схожу  с ума, хотелось достать из –  под земли Абу, и убить его снова. Ревность душила. Она принадлежит мне, и ничто этого не изменит!

Как она ему досталась, это еще мне предстоит узнать, и все кто к этому причастен, отправятся червей кормить.

Бля*ь, живъем закопаю.

 Сейчас, я как никогда боялся, что все снова рухнет, к чертям собачьим, и вернется на круги своя. Душу грело то, что я все же видел по ее глазам, по ее слезам, что она давно уже меня не  ненавидит, наоборот, в все в ней вспыхивает, стоит мне только прикоснуться к ней. И я боялся даже себе признаться, что она все же любит меня, жестокую, безнравственную скотину!

Сразу же, наплевав на разрыв во времени, позвонил лучшему частному детективу, чтобы тот в короткие сроки нарыл  всю подноготную этой шлюхи, и какое, мать его,  Ди имеет к ней отношение, и кто выпусти ей кишки.

Моя  душа жаждала крови!  Я с упоением предвкушал, как буду  зубами, голыми руками рвать этих сук, посмевших отнять у меня ее на целый год. Извалять мою девочку в этой грязи. И начну я конечно с Савко. Старый больной хрен. Я нисколько не сомневался в его причастности ко всему этому дерьму, потому что  именно я потеснил его на политической арене. Слишком ничтожным был Савко, и растоптать его не составило большого труда. Спусковым крючком послужило пребывание в его гадюшнике моей, как я тогда думал,  жены.   Давно пора было заявить в прессу, а лучше сразу в прокуратуру о делишках этого гонд*на, но я все время закрывал глаза, решив, уничтожить его по другому, и оставить ему  его единственный гадюшник,  потому что именно там ему и место. Теперь же пусть все узнают, что происходит за закрытыми дверями самого дорогого и элитного клуба во всем городе этой скотины.

Меня до сих пор передергивало от воспоминания. Рвало на куски от того, что мы потеряли себя  в грязи, в которой чьи – то руки нас искупали.

Где-то глубоко эта потеря давно нарывала, но она была ничем в сравнение с потерей семьи и себя в лабиринтах адского безумия. Диана всю беременность провела с этим ублюдком, родила моего сына в том сраном вертепе, и только чудом этот олух решил вывести ее на арену своей мести. Идиот. Жизнь так его ни чему не научила. Собаке собачья смерть.

Телефон разрывался – звонили  с управления, один за другим высвечивались неизвестные номера, плешивый журналист вшивой газетенки и тот не побоялся названивать мне  с самого утра.

Захожу в интернет, такая же х*йня.  В каждом браузере висели «горячие» новости. Все кому не лень поливали грязью мою  жену, в общественном свете покойную, но это не остановило лизоблюдов позлорадствовать над ней. Общественность была взорвана, как и  моя душа. Я отлично представлял, куда это  все выльется, и как тяжело будет отмыться от всей этой грязи. Мне, Диане, нашему сыну.

Переступаю через осколки, и иду в номер. Диана спит, раскинувшись на спине. Тонкое шелковое покрывало сбилось на бедрах, открывая моему взору длинные стройные ноги. Он словно чувствует моей тотальное напряжение, вздрагивает и открывает глаза, моргает, стараясь сбросить сонливость.

– Привет, – шепчет, а меня уже ведет от вида искусанных пухлых губ.

– Доброе, хотя не такое уж оно и доброе, – выдавливаю стараясь отвлечь себя.

Она проницательно смотрит, вспыхивает и садиться на постели, подтянув покрывало к груди.

– Что – то случилось, Влад? С дома звонили? – Нервно облизывает губки,  а мой зверь внутри скулит. Он тоже страшиться того, что может услышать.

– Случилось. – Хватаю бокал с виски, чтобы чем – то занять свои руки, которые только и делают, что тянуться к ней. – В прессу просочилась информация о твоей сестре. Скажи, Ди, когда ты собиралась мне сказать о том, что она была шлюхой. По твоему, я должен узнать это из газет?

Она мгновенно побледнела, съежилась и разом стала как – то меньше на огромной кровати.

 Даю ей немного времени, чтобы собраться,  лишь наблюдая за ее трясучкой. Не выдерживаю.

– Ди, давай поговорим, наконец – то без всяких грязных секретов. Сейчас для того, чтобы действовать, мне нужна вся информация, которая тебе известна. Вся.

– Прости, я так виновата перед тобой, Влад. Я должна была сказать, наверное…

– Наверное? – усмехаюсь, отчаянно скрываю свое боль и презрение. Как бл*дь, можно быть такой бесхребетной?

– Я должна была сказать, – говорит уже  твердо. – О том, кто моя сестра я узнала в том… том…месте. – Помявшись, все же выбирает привычнее для себя слово. Мне не надо уточнять, что это за место, и уже и так понял.

– Как ты попала туда?

– Скорее всего, моя сестра сбежала оттуда. Искали ее, а нашли меня. Охранник, кажется, Марат, так его назвала Инга, случайно столкнулся со мной в коридоре, и решил, что пропажа нашлась. Я говорила о том, что я не она, но на мою сестру поступи заказ… – она замялась, а у меня искры с глаз посыпались. Убью их сук, всех закопаю. – Инга сказала, клиент серьёзный и постоянный, психопат… Словом, дальше ты все знаешь.

– Это был Абу? – тихо спрашиваю, но мне бл*ть жизненно важно знать, то больше никого не было. Она кивает глядя на меня с испугом.

– Он, смеялся, говорил, что помогает тебе меня искать, а позже, поведал, что ты оставил поиски.

– Я не оставлял, бл*дь, их ни на один день, Ди, я спал и видел тебя,  каждую гребанную ночь! – Закричал, теряя самообладание, жалея о том, что это пид*р так легко отделался.

– А потом, я узнала, – продолжает, глядя в одну точку, прямо перед собой, – что беременна. – Заправляет локон за ухо, понимает взгляд. – Он делал все, чтобы  я не смогла родить ребенка, Влад. Он издевался надо мной. Жестоко насилуя… Я предложила ему сделку. Он согласился и с тех пор не трогал меня.

Каждое ее слово рвало меня кусочки, прожигало серной кислотой во мне огромные дыры. Я стоял, и захлебывался собственной желчью, от того что не уберег, не смог. Повернувшись к ней спиной, такой хрупкой и маленькой спиной, я хватал ртом воздух, как чертова выпотрошенная рыбина, перемалывая всё сказанное ею.  Внутри все горело, казалось, жизнь оборвала ход, и  мир перевернулся! Было ли мне когда – нибудь  раньше так же больно, было ли горько, и так же мучительно?! Оказывается то, что было раньше, было практически ничем в сравнении с тем, что творилось со мной сейчас. Я стоял, не двигаясь, чувствуя себя так, как – будто бы с меня содрали кожу живьем и теперь я истекал кровью. Ужас пробирал до костей, ужас от всего что произошло, от того, что его девочка не виновна. Ужас от того что ей пришлось там пережить,  и ужас от того, что он сделает с теми суками, которые посмели разрушить нашу жизнь! Я даже не понял, что Ди вдруг замолчала, обеспокоенно глядя на меня.

Я просто бл*дь,  был не в силах, впервые за все время взять себя в руки, и хоть что – то сказать вразумительное. Впервые я был сломан.


Диана


Рассказав все Владу, я сжалась, сверля его широкую спину, и ожидая реакции. Еле ворочая от происходящего ужаса, языком, я слово за словом открывала ему те постыдные тайны, о которых предпочитала даже не вспоминать.

Он замер, натянулся словно тетива, а затем молча, дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол, и вышел из комнаты, оставив меня наедине с неизвестностью. Просидев неподвижно пол – часа, я заставила себя встать и отправиться в душ.

Сегодня мы должны лететь домой, молоко в груди прибывало, доставляя уже не просто дискомфорт, а боль. Я старалась изо всех сил взять себя в руки, твердила себе, что не виновата ни в чем, но сердце предательски обливалось жгучими слезами стыда. Как ни крути, а Влад редчайший собственник. Как он поступит, я не знаю, и этого страшилась больше всего.

К обеду он показался. Выглядел так, как – будто по нему каток проехался. Одежда смята, рукав оторван, и костяшки на руках сбиты. Я вскочила на ноги, отчаянно желая броситься к нему, но не решалась. Он так и не дал мне ничего понять. Может быть, мои прикосновения ему теперь противны.

– Ди, – хрипло проговорил он, и я понимаю, что он не совсем трезв, – прости меня малышка, если сможешь. Я такой мудак, столько дров наломал, в такой грязи искупал, что самому тошно. Я не уберег тебя. Ни тогда, ни сейчас.

Его слова были сродни ледяному душу, а сам вид сломленного виноватого Влада, заставил мое сердце сжаться в пароксизме глобального облегчения. Я даже сама не осознавала, насколько я боялась того, что он вышвырнет меня за дверь. Медленно подхожу к нему, поднимаюсь на носочки, чтобы заглянуть в глаза. В них бушует настоящее торнадо. Горючая смесь его запредельных эмоций, которые всегда на грани. Влад не признает полутонов. У него нет оттенков. Для него каждая мелочь имеет смысл, каждый маленький факт, как пазл в его воображении, и составляющая отдельной целой картины, одному ему понятной. Как же я хотела научиться видеть так, как он.

Хотела разделить с ним все его печали и беды, от которых он вздрагивает по ночам, вскакивает, хватаясь за оружие.

– Я простила, Влад. Не могла не простить. Ты так давно вошел в мою жизнь, подчинил ее себе, стер для меня всех мужчин, разве у меня был выбор?

Он хрипло безрадостно засмеялся, посылая ворох мурашек по моей коже. Он красив даже сейчас. Так красив, что глазам больно. На щеке мелькает одна ямочка, и мое сердце обрывается.

– Я помню. Знаешь, Ди, я часто думал, что нужно было сделать все по – другому тогда. Ухаживать, ну все как вы девчонки любите. Я же тогда прожженный до глубины души циник облажался по полной. Я так жалею, Ди.

Обнимаю его за широкие плечи. Влад опускается на колени, утягивая меня на пол. Кладет голову на колени, а у меня засосало под ложечкой. Руки замирают в миллиметре от его коротких волос в нерешительности, затем аккуратно принимаются гладить его по голове. Это сладкий момент откровения, и я так боялась его спугнуть. В поле моего зрения попадает край подвески, сверкающий на его груди. Осторожно, давая ему время остановить меня, беру ее в руки и дыхание обрывается от того что я вижу.

– Еще год назад, я бы с тобой согласилась. Но теперь… Скажу что ни о чем не жалею. Будучи девчонкой у меня были свои идеалы и представления о мужчинах и семье. Я тогда так свято им верила, не видя того кем ты стал для меня, и что делал. Аллка была права, я так зациклилась на своих детских фантазиях, что не видела главного. Хотя одно я знала и принимала точно. Я всегда знала, что люблю тебя, и никакого другого мужчины больше не будет в моем сердце.

Он напрягается под моими руками, поворачивает голову и ловит взгляд, целуя ладонь. У меня внутри все сладко обрывается от его взгляда. В нем столько любви, и боли, что я не выдерживаю, и накрываю его губы своими, не замечая, что по лицу уже давно катятся слезы.

– Я так безумно тебя люблю, Ди. До боли. – Шепчет прямо в губы, взяв их в плен. Я закрываю глаза, его слова снова и снова звучат в голове. А когда открываю, с удивлением осознаю, что лежу наспине, а Влад стремительно скидывает брюки. Отдаюсь на его волю. Это был самый горький и одновременно сладкий секс за всю нашу жизнь.

Это был наш последний секс.

Домой мы возвращаемся уже другими. Сплетенные руки в самолете, пронизывающие горячие взгляды. В них то откровение, которое нам так необходимо. Влад не выпускал меня с рук, бесконечно терся носом о мою шею, щеку, глубоко вдыхал мой запах и утробно рычал, все крепче сжимая руки.

Мы не говорили, не обсуждали сложившуюся ситуацию. Мы не хотели окунаться в грязь, не хотели замарать, то светлое, что возродилось между нами снова.

По прилету домой, первое, что я сделала, это покормила грудью сына, под пристальным взглядом Влада. На его лице читалось только восхищение, при виде сына, яростно насасывающего грудь, недовольно сморщив маленький лобик.

– Прости сынок, я больше не отниму твою маму так надолго. – Одна широкая ладонь погладила крошечную головку, отчего малыш довольно прикрыл глазки, тут же разгладив лоб, вторая покоилась на моем бедре. Казалось, Влад не мог оторваться от нас. Не мог надышаться нами. И от этого кружилась голова, все вокруг засияло новыми красками.

Мы тихонько засмеялись, глядя как сын начал засыпать.

– Ди, мне нужно уехать ненадолго. СМИ будто с цепи сорвалась, я опасаюсь, что они могут сюда нагрянуть. Нужно подготовить место, куда вас перевезти.

– Влад, СМИ – это последнее что меня волнует. И здесь мне нравиться.

– Дело не только в них. Сейчас вы тот самый рычаг давления, на который попытаются надавить. Все дело в оружейном заводе, который я прибрал к рукам. Все активы переведены на мое имя, и есть некто, кто этим недоволен. Просто сделай так, как я прошу, и я буду спокоен, лады?

– Если это так важно, тогда я согласна. Сколько у нас есть времени?

– Уже вечером мы уедем. Собери все необходимое. Не скучайте, – и, поцеловав меня в губы, а ребенка в пухлую щечку, пошел к выходу, столкнувшись в дверях с Ириной.

– Уезжаете? Прости, услышала обрывок разговора.

Сегодня она выглядела более чем целомудренно. Скромное платье ниже колен, аккуратно заплетенные волосы в простую прическу.

– Да, Влад решил какое – то время пожить в другом месте. – Уклончиво ответила я, не желая с ней откровенничать.

– Ну как съездили? По телеку транслировали вашу ковровую дорожку. Мы с Эммой Петровной видели вас с Владом. Вы отлично смотрелись. А ты еще скромницу разыгрывала! Подцепила такого крутого чувака! Он даже белобрысую выкинул за дверь, ох и жалкое зрелище было! Она цеплялась за его ноги, представляешь? – восхищенно прошептала она, с испугом поглядывая на дверь, вызывая у меня грустную улыбку.

– Малой уже уснул? Ох и устроил он нам веселье. Еле управились с Эммой Петровной. Ладно, пошли чай пить. Не обедали еще, вас ждали. Весь персонал уже извелся.

Переложив Тёму в кроватку, я быстро переоделась, мы с Ириной спустились вниз, где экономка накрывала на стол, посылая мне понимающие взгляды, от которых мне хотелось глупо и открыто улыбаться. Пятеро охранников забрали еду и удалились в свои апартаменты, а мы втроем уселись за столом. Ирина щебетала без умолку, рассказывая, как они коротали время без нас. После плотного обеда, Эмма Петровна заварила чай, и, сославшись на дела, оставила нас одних.

– У Эммы Петровны все в порядке?

– Да, вроде, а почему ты спрашиваешь?

– Да, так, странная она сегодня… – произношу, отчего – то умолчав, что пожилая экономка не притронулась к еде, лишь для вида поковырявшись в еде.

– Да, ладно, Бог с ней. Она в последнее время дерганная вся. Может проблемы в семье. Кстати она у нее есть?

– У нее сын. – Задумчиво произношу, чувствуя необъяснимую тревогу.

– Он здесь живет? – Не унимается нянька, и меня не настораживает ее излишнее вдруг вспыхнувшее любопытство.

– Нет, она не любит о нем распространяться. – Поднимаюсь из – за стола, чувствуя легкое головокружение. – Ладно, пойду отдохну. Скоро Влад уже приедет.

– Да – да, конечно иди. Я если не возражаешь, прогуляюсь на улице.

Кивнув девушке, я поковыляла к себе наверх. Отчего – то подъем давался мне с трудом, и добравшись до кровати я упала не нее без сил, чувствуя, как из глубины тела поднимается едкая тупая боль, постепенно охватывая все тело.


Эмма Петровна


Влад и Диана вернулись домой. Не трудно догадаться, что они, наконец – то, помирилась. Их сияющие лица не могли скрыть ту любовь, которая соединила их когда – то. Помню, когда Влад привез ее в свой дом. Маленькую хрупкую девочку, с толстой косой за плечами, в длинном сарафане и огромными, полными неведения глазами. Она дико озиралась по сторонам, и ненавидела весь мир. Признаться, я как – то подслушала, что Владик буквально выкрал ее, оторвал от единственного близкого человека, ее бабки, и заточил в четырех стенах своего огромного дома.

Влад приручал ее как дикого зверька, и постепенно она оттаяла, и вскоре внимала ему, открыв рот. Да и не было у нее иного пути. Влад относился к тем мужчинам, с которыми раз и навсегда. Слишком в нем много было всего того, от чего женщины теряли голову. Преступно слишком.

Влад стал для нее не просто первым мужчиной, он стал для девочки и отцом и братом и другом. Его маниакальная забота не знала границ. Он был помешан на девочке, а она в упор этого не замечала. Эта одержимость принесла ему много горя, но он упорно не желал от нее отказываться. И уже не откажется никогда.

Сегодня в новостях то и дело полоскали его, и я даже не могла предсказать, чем это все закончиться. Тревога снедала меня. Уже сейчас понятно, что перемены будут, и захочет ли Влад тащить нас за собой, пожилую прислугу и ее больного сына, когда у него уже своя полноценная семья?

Сыну становилось все хуже. Хотя чего уж жаловаться ему и так врачи всегда давали немного. Это Влад сделал невозможное и Егор жив, и даже после ранения, истекающего кровью, этот человек смог вытащить моего сына с того света.

Возвращаясь от Егорки, меня не так увлекли собственные душевные терзания, что я не заметила, как тихо стало во дворе. Тяжело поднялась по высоким ступеням, чертыхаясь по обыкновению на свой незаметно подкравшийся возраст, прошла в дом и принялась готовить ужин. Почистила картофель, замочила, и отставила, и по старой привычке выглянула в широкое окно, выходившее на задний двор. По мощеной плиткой тропинке к дому шли две высокие молодые женщины, Ирка, нянька, и четверо мужчин с автоматами. Каждый волосок на теле поднялся и завибрировал от нахлынувшего ужаса.

Мгновенно спохватившись, бросилась наверх, успокаивая себя, что несколько минут в запасе есть. Буквально бегом поднялась наверх, забыв о возрасте и одышке, влетела в комнату к девочке и замерла на пороге. Она раскинулась словно экзотическая птица на кровати, такая же ослепительно красивая и нереальная. Глаза полуприкрыты, взгляд устремлен вбок. Наверное, этот был ее последний взгляд на сына. Ужас сковал все внутренности, я даже глоток воздуха сделать не могла, чувствуя, как накрывает паника. С огромным трудом я все – таки заставила себя сдвинуться с места.

Не теряя времени, схватила спящего ребенка и бросилась вниз, выскользнув в боковую дверь именно в тот момент, когда они с ней поравнялись. Одна единственная секунда, но я успела. Выравниваю дыхание, крепко держа дрожащими от страха руками спящего ребёнка. Нужно торопиться, пока он не проснулся. Кто его знает, как он себя поведет. Диане уже не помочь.

Быстрым шагом направилась между елей и сосен, выскочила к вольерам с собаками, и в хозяйственную калитку бросилась вглубь леса.

***

–Пожалуй, это самое прекрасное зрелище, которое мне доводилось видеть, – Эстер, грациозно наклонилась над распростертой на кровати девушкой, придирчиво ее оглядывая. Ее взгляд скользил по точеным скулам, пухлым губам, сияющим пышным локонам, и хмурился все сильнее. – Теперь я понимаю мужчин, которые теряю от нее голову, – тихо проговорила она. – Жаль, конечно, что смерть ее была так легка и прекрасна. Я желала видеть, как ее будут жрать свиньи у Алика на ферме. Знаешь, – она полуобернулась к Алле, – у него отличные свиньи. Питаются исключительно человеческим мясом. При виде них визжали даже самые суровые и влиятельные криминальные авторитеты. – Царственно взмахнув тонкой ручкой, выпрямилась.

– Хорошая работа Ирэн. Я тебя щедро отблагодарю. А теперь за работу. Этот ублюдок, скоро появиться, а я хочу драгоценности немедленно!

Мужчины спустились в кабинет, оперативно установили взрывчатку на сейф и вскоре, она держала в руках небольшую резную шкатулку. С благоговением открыв крышку, она затаив дыхание смотрела на изумительные средневековые украшения, стараясь не думать, что держит, вот так просто, в руках баснословное состояние. С трудом отвела от них взгляд, не в силах захлопнуть крышку. Все внутри тряслось от беснующейся в ней эйфории, но она все же с трудом взяла себя в руки, спрятав ларец в поданную Аллой широкую сумку.

– Эстер, малыша нет. Кто его мог унести? – Ирэн нервно выглянула в окно, опасаясь появления хозяина кабинета. От одного его вида все поджилки тряслись от страха. Она, проживая в этот гребанном доме, каждый миг ожидала разоблачения. И даже боялась представить, что ее ждет, если оно все же случиться. Поэтому Эстер ее пребывание здесь влетит в копеечку.

– Все ели?

– Конечно. Я проследила. Яд настолько сильный, что выжить невозможно.

– Тебя заботит его судьба? – Эстер остановила на девушке недовольный взгляд.

– Нет, – замявшись, произнесла она. – Но кто – то же это сделал.

Аллка вытянувшись в струнку, вертела головой по сторонам, то и дело, поторапливая их.

– Надо уходить. Он скоро вернется.

– Мы его подождем. – Дала знак своим людям, и они отправились наверх. – Он будет раздавлен, и я хочу насладиться этим зрелищем сполна. Сначала я хочу видеть, как его разорвет от потери своей девки. Потом… я хочу смотреть ему в глаза, когда его будут жрать свиньи Алика. Только тогда я успокоюсь. После того, как моя сестра будет отмщена.

– Эстер, ты его не знаешь, это очень опасно… Этот дьявол непредсказуем, надо уносить ноги! – Эстер демонстративно уселась в кресло, закинув ногу на ногу, от ее легкомысленности у Аллы все внутри вскипело, и она в бешенстве вскричала. – Отлично! Если ты такая дура, и думаешь что расплаты не будет, окей, может сидеть в его кресле, и ждать когда он появиться. Я на это не подписывалась, а ты как знаешь!

Поворачивается спиной и делает шаг к двери, когда ее останавливает так хорошо ей знакомый щелчок.

– Не думаю. – У Аллы все оборвалось внутри глядя на черное дуло пистолета направленного ей в грудь. Именно в этот момент она поняла, что с этой идиоткой им отсюда не выбраться.

– Ты не представляешь, что делаешь Эстер… – Алла вскинулась, резко умолкнув. Со стороны подъезда послышался шум двигателя, и мужские голоса. Эстер дулом указала на ванную, и Аллка на негнущихся ногах последовала вслед за Ирэн, мысленно читая молитву, уже зная наперед, что она их не спасет.


Влад


Все обстояло хуже, чем я предполагал. В управлении сразу же попытались воспользоваться поднявшейся шумихой вокруг моего имени, чтобы избавиться от меня. Я с презрением смотрел в глаза этим гандонам, отлично понимая, откуда ноги растут. Вот, бля умора. Они рассчитывают меня слить из – за какой – то х*йни, которая с завидной периодичностью крутиться вокруг них самих. Эти суки хотят мой завод. Они, конечно же, еще не в курсе, что все акции у меня, не только этого завода, но двух других, дочерних, вместе с новыми разработками, которые уже запатентованы. Слишком жирный кусок, и скоро все добродетельные маски слетят с их лоснящихся морд, и они станут рвать друг друга на куски, как стервятники.

Когда об этом станет известно, начнется война, и мне придется выстоять, даже если придется перестрелять всю эту чертову верхушку к херам собачьим. У меня просто нет выбора. Я знал, на что шел. Только я вот вдруг стал отцом, и нашел свою женщину. И сейчас они на первом, самом главном месте.

Их безопасность превыше всего.

Лелик достал новые паспорта, и сегодня мне предстояло увезти их в более безопасное место. Когда начнется валево, они должны быть далеко. Проанализировав все как следует, я пришел к выводу, что, пожалуй, к лучшему, что все так получилось. Никто не будет искать шлюху греющую мою постель, а остальное и так всем известно. Моя жена умерла, и следственно, концы в воду. Немного беспокоил тот хрен с Парижа, но с ним я уж точно справлюсь.

Закончив с делами, отправляюсь домой.

Улыбаюсь сам себе, как идиот. Лелик уже бросает взгляды в зеркало заднего вида, не веря своим глазам. А мне смеяться хочется. У меня теперь есть семья. Жена и сын. В том, что они распишутся с Ди снова, я нисколько не сомневался.

За приятными мыслями даже не заметил, как добрались до дома. Выхожу из машины, на ходу бросая Лелику, чтобы не расслаблялся, сейчас опять двинемся, когда все внутри подобралось, и натянулось от невидимой опасности. Зверь внутри жалобно скулит, заставляя обостриться все инстинкты.

Лелик видит мою перемену, слишком давно он меня знает. Мгновенно выхватив пушку, тенью следует за мной. А я уже несусь в дом, взлетаю на третий этаж, перескакивая сразу через десятки ступеней, и врываюсь в комнату, замирая на пороге.

Я не замечаю, пуль прошивающих мое тело, не слышу ответных, за своей спиной, потому что мой взгляд прикован к ней, лежащей на кровати уставившись в одну точку, безумно красивую, и уже такую далекую.

Барабанные перепонки разрывает дикий крик, и не даже не понимаю, что кричу я сам, задыхаясь в агонизирующих хрипах. Смотрю на безвольное тело любимой женщины, и чувствую себя так, словно меня окунули в кипящий котел. Я бросаюсь к ней, подхватываю на руки, и начинаю целовать ее руки, лицо, и распахнутые глаза, раскачивая как маленькую. Боль оплела все существо, не давая вздохнуть, в этот миг я готов был жрать землю от терзающей агонии, и снова не выдерживаю. Весь дом огласил мучительный вопль.

Лелик кому – то звонит, что – то кричит, а я только вижу, как шевелятся его губы. Я ничего не слышу, и не вижу, кроме распахнутых глаз и губ моей единственной женщины на свете, которая вот вот упорхнет туда, где я ее уже никогда не найду.

Кто – то выдергивает у меня ее из рук, и я бью его сильно, наотмашь. Лелик отлетает к стене, поднимается, и вновь бросается ко мне.

– Придурок, действовать надо, а не сопли размазывать, – прорывается в меня крик немногословного Лелика, который и говорил – то на моем веку пару раз от силы.

Снова вырывает Ди из моих рук, и несет ее вниз. Я бегу следом, с силой хватаясь за перила, пытаясь устоять на ногах, которые почему – то не хотели слушаться. В гостиной он кладет ее прямо на пол, щупает пульс и поднимает на меня темный взгляд.

– Не успеем. Группу крови ее знаешь?

– Вторая положительная, – вспоминаю, трясясь всем телом.

– У тебя какая?

– Такая же… Что ты…

Договорить я не успеваю. Лелик одним движением пересекает ей вены, и его руки мгновенно окрашиваются в алый цвет. Я поперхнулся собственным дыханием от его выходки, даже руки потянулись сами собой к его шее.

– Систему тащи! Быстрее у нас мало времени. Пульс едва прощупывается.

– Что бл*дь? Системы? Ты раньше бл*дь спросить не мог! Их нет, бл*дь, нет понимаешь!

– Как нет? Илюха под капельницами лежит каждый день…

Срываюсь и мчусь в коттедж. Я никогда так быстро не бегал в своей жизни. Залетел к нему в комнату, мазнул взглядом по пустой койке и принялся выворачивать ящики стоящего рядом комода. Отыскал нужные системы, которых было два вида, схватил обе и бросился обратно.

Лелик уже уложил Ди на кровать, и выхватил у меня с рук системы, коротко велел.

– Ложись рядом и готовь руку.

Я упал рядом с ней, крепко сжав вторую руку. Лелик умело воткнул в меня иглу, вторую аккуратно пристроил на здоровой руке Дианы.

Наблюдая за тем, как медленно моя кровь перетекала в нее, я второй раз в жизни начал молиться. Я просил Бога спасти ее жизнь, взамен предлагаю свою, не замечая, что произношу это все вслух. Лелик делал вид, что ничего не слышит, и он вот так каждый день проворачивает подобное.

Вскоре он вышел, и вернулся с внушительной аптечкой. Я непонимающе уставился на него, когда он указал на мои ранения. Бл*дь, я их даже не заметил. Лелик быстро достал две пули, еще две прошли навылет, и заштопал, залепив все медицинским плотным скотчем. Я даже не вздрогнул, потому что не сводил глаз с лица Дианы. Тот факт, что она сама закрыла глаза, вселил в меня призрачную надежду, что все может обойтись, но я боялся об этом даже думать.

– Она будет жить? – не узнаю собственный голос. Лелик избегает моего пытливого взгляда.

– Все зависит от того сколько она так пролежала. Если не долго, то вполне сможет выжить.

– Ты уже делал подобное? – Не могу не спросить.

– Приходилось однажды.

– Успешно? – Замираю в ожидании его ответа . Его молчание говорит громче любых слов.

– Слишком много прошло времени. Сейчас нужно использовать каждую секунду. – Немного помолчав, он снова заговорил. – Ребята на подъезде. Какие указания?

– Пусть по камерам посмотрят, кто здесь поработал.

Послышался шум тормозов, одна за другой к дому подъезжали машины. Вскоре, вооруженные до зубов бойцы заполнили дом. Картина, представшая перед их глазами, ввергла их в шок, и они замерли, на пороге, не решаясь нарушить тишину, царившую в гостиной.

– Вага камеры посмотри, остальным осмотреть дом и доложить по ситуации. Бойцы бросились выполнять поручения, а Лелик обратился ко мне.

– Достаточно. Пульс выровнялся. Если это яд, твоя кровь поможет нейтрализовать его. Но ненадолго. Ей нужно срочно в больницу, Влад.

– Сколько у нее есть времени?

– Не больше двух часов в таком состоянии. Потом будет хуже.

– Позови Жорика, пусть вас отвезет. – Лелик вопросительно поднял бровь, – Я могу доверить ее только тебе. Вскоре здесь будут еще гости. Я разворошил осиное гнездо. Хотел увезти их. Но не успел. Нужно найти сына. – Наверное, я не смог бы сильнее удивить его, но он быстро справился и медленно кивнул, сказав то, что я хотел от него услышать одним долгим взглядом. – В машине в бардачке новые документы. Пусть ее положат по ним. Так чтобы ни одна живая душа не узнала кто она. – Дождавшись кивка, снова продолжил. – Скажешь, девка с придурью, отравилась, предварительно порезав себя. Они ментов вызовут. Дождись и разрули. Но помни, чтобы никто.

– Сделаю все в лучшем виде, – и снова этот взгляд, за который я буду благодарен до конца своих дней, – брат.

Появился Жорик, молчаливо выслушав указания, быстро ретировался за машиной. Бросаю последний взгляд в бледное лицо, быстро коснувшись губами ее губ, и отпуская, чувствуя, как в области сердца разрастается огромная дыра.

Лелик осторожно берет ее на руки, и уносит.

Со стороны лестницы слышится мат и возня, в гостиную вваливается занятная троица, под конвоем моих бойцов.

– Влад, смотри, кого нашли. В ванной твоего кабинета прятались. Пришлось дверь вынести.

Поднимаю глаза, и внутри все леденеет. В ушах стоит вой моего зверя, и улыбаюсь. Наверное, это не улыбка, а скорее оскал, иначе бы эти суки не визжали бы так. Аллка полуобморочная, и запуганная, дрожит как осиновый лист на ветру.

– Что ж ты Аллка, просрала свой шанс? Или ты думаешь, я дал бы тебе сбежать тогда?

– Прости, Влад, Богом заклинаю, простииии… – Падает на колени, стараясь дотянуться до моих туфель. Отталкиваю ее ручонки, садясь на корточки, наклоняясь к ней.

– Совсем скоро ты будешь молить о быстрой смерти. Я ее тебе не дам, обещаю.

Поднимаюсь, и перевожу взгляд. Шлюха – нянька… А ведь я сразу почуял, что мутняк какой – то, только с нашими заморочками, все откладывал … дооткладывался вот…

– Если она умрет, – тихо, одними губами, – я собственноручно сожру весь твой род… Никто не спасется… – Она бледнеет и падает на пол. Мой боец даже не думает ее подхватывать.

На мусульманку стараюсь не смотреть. Весь ее вид кричит о том, что ей посрать на все, что происходит. Ну что ж…

В комнату вошел Майкл с рабочим планшетом, и положил его передо мной. Нажимаю на «Play» , не сводя глаз с узкоглазой суки, и тишину наполняют звуки их разговора в моем кабинете. Слушаю его, а внутри все словно обрывается. Умирает во мне все человеческое, оставляя звериное. В ушах бьется дикий леденящий душу сумасшедший хохот, понимаю, что он вырывается из моей груди. Клокочет болью в саднящем горле, вырываясь в звенящую тишину некогда уютной по – домашнему гостиной. Теперь это пристанище грязи, боли и предательства. Я спалю ее нах*й.

– Майкл, – боец мгновенно возникает рядом, – узнай, где находиться ферма Алика. Я хочу лично взглянуть на этих свиней. – Пусть привезут туда Савко и его прихлебателя Марата.

Звонок телефона буквально взрывает тишину, хватаю трубку.

– У нас гости, будут здесь через пятнадцать минут.

– Сколько их.

– Три десятка машин. Только что свернули с трассы. Движутся в сторону твоего дома.

– Спасибо Саид. Не забуду.

Вот так. Они уже узнали. Ну что же, будем воевать. Времени почти нет. Хватаю за горло Эстер, безошибочно определив зачинщика беспредела, и всматриваюсь в пылающее ненавистью лицо. Она не вырывается, вскидывая подбородок выше.

– Где. Мой. Ребёнок? – Произношу четко, по слогам.

– Ты сможешь увидеть его на той самой ферме. Он отправился туда сразу после того как сдохла твоя сучка. – Шипит как змея, даже язык так же выскальзывает наружу.

Усмехаюсь, обдавая ее холодом крепче сжимая руки на ее горле.

– Лучше, чтобы это была ложь, потому что если это так, предсмертные муки твоей сестры – шлюхи покажутся тебе райским наслаждением. Я буду отрезать по куску твоей плоти, но не полностью, оставлю висеть на твоем поганом теле лохмотьями, сбрызгивать их серной кислотой распылителем. Ты будешь сгорать живьем, в диких немыслемых муках…

– Влад… – У Аллки выдержки оказалось меньше, – Ребенка не было. Когда мы поднялись, в комнате находилась только Диана…

Даю знак пацанам, и их, упирающихся, тащат на улицу.

Надо ехать, времени остается в обрез, но как бля*ь уехать без сына?

Выхожу во двор, решаю отправить их, и искать малого, когда взгляд цепляется за грузную фигуру, бегущую к дому со свертком в руках.

В этот момент, я даже не понял, что мысленно поблагодарил Бога.

Эмма Петровна, неслась так, как будто за ней черти гнались. Бросаюсь ей на встречу, и уже через минуту выхватываю ребёнка из ее рук. Зарываюсь в его шейку, так сладко пахнущую, крепко зажмуриваясь. Как так получилось, что они снова ускользают из моих рук?

– Владик, сынок, что произошло? Что с Дианой? Я видела ее без сознания на кровати, времени не было, и я забрала ребенка.

– Эмма Петровна, надо уезжать. Все мертвы. Их отравили. – Подталкиваю ее во двор, в сторону стоящих машин.

Экономка резко остановилась, по ее широкому, морщинистому лицу заструились слезы. Она руками шарила в поисках извечного фартука, который в данный момент сбился на груди ребенка.

– Эмма Петровна, нужно торопиться. Диану я отправил в больницу. Один единственный, маленький шанс у нее есть. И я, черт возьми, верю, что моя девочка его не упустит.

Я просто запрещаю себе думать, что будет, если ничего не выйдет. Эти мысли прошивает мое взвинченное и напряженное состояние высоковольтными разрядами. Они не дают ни секунды передышки, и я отпускаю своего зверя. Он лучше справиться со всем. Он хладнокровней, его ведут инстинкты. Он сможет. Я снова вознес молитву Богу, хоть это и кощунство, за то, что он есть во мне. Он не раз меня вытягивал, не подведет и на этот раз.

– Да, да… – Кажется, она никак не может осознать того, что произошло. – А Егор, и… там Илья у него…

– Им сейчас там безопасней. Идемте же…

Мы быстро пересекаем двор, и, я отдаю последние распоряжения, когда Аллка падает на грудь моей экономки, что – то жарко шепча. Боец хватает ее за волосы, и быстро оттаскивает. Мы усаживаемся по машинам и трогаем со двора.

Я отправил всех своих людей на ферму к тому самому Алику. Во – первых, нас там точно искать никто не будет, потому что Алик ходит под Борзым, мелкой московской выскочкой. Местным наркодиллером. Во – вторых мы выиграем время, и я пущу в ход свой план. Осталось утрясти некоторые формальности.

– Эмма Петровна, вам придется снова мне помочь. Я отвезу вас с сыном на один адрес. Ситуация очень серьезная. Вы должны забыть, кем были, вы теперь другой человек. – Достаю с бардачка плотный пакет с документами. – Здесь все, что нужно. Для вас и Булата. Сейчас я отвезу вас в город, Лелик там вас заберет. – Экономка сдержанно кивнула, заломив руки на груди. Ее волнение передается и мне, но я его упорно гоню от себя. Слишком много стоит на кону.

– И еще, передайте, Ди, что я ее очень люблю.

***

Он

Едва моя нога ступила в просторный загон, как меня тут же замутило. Дикая, отвратительная вонь ударила в мозги, заставляя содрогнуться все внутренности. Около сотни огромных черных боровов в густой жиже из собственного дерьма и крови, разинув пасти с большими острыми клыками, в ожидании взирали на вошедших, перевизгивая орущих в ужасе баб. Я еле сдерживался, чтобы вот также не завизжать от всепоглощающего и дикого ужаса. Руки тряслись, дыхание с хрипом вырывается через раз, и больше всего на свете я боялся, что не смогу, и меня так же бросят в этот загон.

Вот Влад вошел, и пристально окинул взглядом собравшихся. Бля*ь, я могу поклясться, что его лице не дрогнул ни один мускул. Чертова машина. Бессердечная тварь.

Одна из привезенных девок была уже без сознания, вторая, обезумев от ужаса, что – то бормотала, одна не русская сучка визжала так, что ее тонкий визг сливался в унисон с голодным визгом свиней. С нее уже спала вся спесь, она даже обоссалась от страха. Ну, вот, куда ты сунулась, бестолочь. Нашла с кем во взрослые игры играть.

Чертыхнувшись, снова останавливаю взгляд на Владе. Я вижу его таким впервые. Мне кажется, что от прежнего ничего не осталось. Лишь какие – то черты напоминали, что это все же человек, а не зверь.

От его сумасшедшего оскала, ноги подкашивались, а безумный взгляд сжигал самообладание в прах.

Наконец, привезли, какого – то пузатого низенького мужика, и молодого высокого парня, разодетого как денди.

Продвигаюсь на несколько шагов ближе, но все же держась за спинами остальных. Делаю, несколько рванных глубоких вдохов, пытаюсь собраться и завершить то, ради чего я здесь.

– Ну что же вы, Игорь Владимирович, проходите, не стойте в дверях! Видите, мы, наконец – то, встретились в месте, которое вам как нельзя лучше подходит!

Влад опускается на стул, появившийся из ниоткуда, и закидывает ногу на ногу, словно находился не в свинарнике, а как минимум на дипломатическом рауте.

– Стасик… Владик, – быстро поправляется, нервно сглатывая, – Что…что происходит? Чем обязан… – Нервно бормочет, ослабляя узел галстука.

– Да, вот познакомить тебя хочу со смертницей решившей вдруг испортить мне жизнь. Знаешь, а ведь ей почти удалось. Сейчас в больнице моя женщина борется за свою жизнь, оставив у меня на руках ребенка. Как ты думаешь, это достаточное наказание для нее?

На мужика было больно смотреть. Он мгновенно побелел, и рухнул было на грязный замызганный пол, если бы не молодой парень, вовремя поддержавший его.

– Кстати, Эстер, я хочу сделать тебе посмертный подарок, – подозвал жестом какого – то парня, – наденьте на нее украшения. Они отправятся с тобой на тот свет.

Двое мужчин подскочили и начали надевать на извивающуюся девку какие- то цацки.

– Вла…, что… – Он не мог слова выговорить, еле ворочал языком, дико вращая глазами.

– Ну что ж все в сборе, пора начинать.

Двое человек с закрытыми лицами, подхватывали по очереди баб и швыряли, прямо через высокое ограждение к свиньями. Меня сразу же вырвало. Я содрогался от рвотных позывов, не в силах слышать агонизирующие женские хрипы и дикое чавканье с хрустом костей. Мое тело билось как в лихорадке, и обретя, наконец, власть над своими руками, я заткнул уши, наблюдая как этот зверь, потому как не смог бы человек, вот так смотреть на то что происходит в этот проклятом загоне.

Когда стихли крики, доносившиеся с загона, и свиньи с боем отвоевывали лакомые куски друг у друга, Зверь заговорил снова.

– Представляете, Игорь Владимирович, эта сука, которая визжали дольше всех, цепляясь за свою сраную жизнь, хотела отправить сюда мою девочку. Она такая тоненькая и маленькая. В ней всего сорок девять килограмм. Она никому никогда ничего плохого не сделала. Она так добра была ко всем, всех оправдывала, находя в своем огромном сердце добрые слова для каждого. Да, что это я тебе рассказываю, ты же и сам ее знаешь, ведь так?

Савко рухнул на колени перед Зверем, отчаянно скуля и целуя его туфли. Влад одним стремительным ударом откинул его назад, заставив умолкнуть одним взглядом.

– Она же ведь сказала тогда, что является моей женой. А зная, тебя проныру, я не смогу поверить, что ты упустил этот факт. Кто тебе заплатил?

– Карим, мне заплатил Карим. – быстро затараторил Савко, ползая у его ног. – Он увидел в каталоге, и захотел ее, во что бы то ни стало… мы же не сразу, а когда поняли…

– А когда поняли, то решили что я столь незначительная фигура, которую можно не брать в расчет. Ты и твой пидарок с которым ты трахаешься, прикрываясь семейными узами, решили продать мою жену больному садисту. Ты знаешь через что она там прошла?

– Нет, Владик, нет, постой, постой…. – Выставляя руки вперед по – бабски заголосил, прося пощады.

Еще один кивок, Савко с громким чавканьем приземлился по ту сторону загона в густую смрадную жижу. Его педик следом. Нужно отдать им должное они долго отбивались от голодных боровов, но когда силы их начали покидать, в воздухе разлились дикие надрывные крики.

Влад


Черная пелена медленно отпускает мое сознание, и я вдруг понимаю, что нахожусь на окраине городе, в лесном массиве. Оглядываюсь по сторонам силясь понять, как здесь оказался, но в голове пустота.

Внутри словно что – то сжирает меня, не дает покоя, саднит и тянет медленной тянущей болью. В голове вспыхивают картинки вчерашнего дня. Или позавчерашнего? Когда это было?

Набираю Лелика, слушаю с дико бьющимся сердцем длинные гудки.

– Слушаю, – отрывисто бросает друг, я же не в силах произнести ни слова. – Судя по загнанному дыханию, это ты. Она будет жить. Тебе лучше не показываться. Включи телевизор, Влад, где была, мать твою, голова, что ты это допустил? – Бросает он и отключается.

Делаю глубокий рваный вдох. За ним еще один. Грудь ломит от такого объема кислорода. Через секунду мой телефон оживает снова. На экране высвечивается незнакомый номер. Сначала хочу проигнорировать его, потом что – то внутри противится, и я принимаю звонок.

– Влад, мать твою ты где бля*ь? – Илья хрипит, чувствуется, что слова даются ему с трудом. – Что к херам происходит? Нас обстреляли, Влад, слышишь, скажи хоть слово! Булат мертв, кто – то нас сдал, сюда нагрянула целая кавалерия, вооруженная до зубов.

– Ты в порядке, Илюха? – Выдавливаю из себя. Если добрались до пещер, значит, завелась крыса.

– Влад, у нас крыса. Ты должен знать кто это!

– Как бля*ь я могу знать наверняка?

– Какого хрена ты скормил этим чертовым свиньям всех кого не попадя? Ты с ума сошел? – Пауза, – только не говори что, Ди…

– Она справиться… – Сглатываю вязкую слюну, мысленно выстраивая свои действия. Илюха, помнишь наш план?

– Все настолько плохо? – Сипит он, стеная на тон конце связи.

– Да. Встречаемся где условились. Тебе хватит двух часов?


Диана


Противный писк назойливым звуком снова и снова бьет в черепную коробку. Его эхо отдается тревогой в каждом уголке дремлющего сознания, накрывая панической волной.

Внезапно тонкий писк словно взбесившись с утроенной силой бьет по голове, давая мне в полной мере ощутить всю свою мощь. С громким стоном, отмахиваясь от ненавистного молоточка, и открываю глаза. Белоснежный потолок и одинокий желтый плафон в центре это первое что бросается мне в глаза. Паника накрывает удушливой волной, а чувство дежавю заставляет сжаться. Все это уже было в моей жизни, и ничем хорошим этот эпизод в ней не закончился.

В моих руках катетеры, справа закреплены капельницы. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, как оказалась здесь, и что случилось. Но как ни старалась, ничего не получалось. Последнее, за что цепляется память – я легла на кровать в доме Влада. Никакого покушения не было, почему же моя кисть перемотана?

В палату входит врач в белоснежном выглаженном халате, за ним представитель закона и замыкает всю процессию мужчина, входящий в охрану моего мужа. Имени не помню.

На спине выступил холодный пот, и устремился вдоль позвоночника. Что все это значит? Посылаю мужчине вопросительный взгляд, тот в свою очередь посылает ответный, который я не могу распознать. Но то, что он явно хочет что – то сказать, это однозначно.

– Госпожа Берникова, как хорошо, что вы пришли в себя! Как самочувствие? Что – то вас беспокоит? – Участливый холодный тон врача сильно настораживает, как и то, что он назвал меня чужим именем.

– Я… – у меня вырывается хриплый нечленораздельный звук, я прочищаю сухое горло, воспользовавшись паузой, чтобы подобрать ответ, украдкой бросая взгляд на мужчину за спиной врача. – У меня неоднозначное ощущение. Голова болит, и тело ломит… Что случилось? – Все – таки решаюсь задать интересующий меня вопрос.

– Мы здесь как раз по этому поводу, госпожа Берникова. Вы хотели покончить жизнь самоубийством, и мне нужно задать вам несколько вопросов. – Представитель закона, игнорируя красноречивый врачебный взгляд, выступил вперед, опускаясь на стул около моей кровати.

Сказать что я удивлена – это не сказать ничего! Охранник мужа торопливо обошел кровать и опустился на край постели с другой стороны, взяв меня за руку, крепко сжав ладонь.

– Она только что пришла в себя, можно дать ей несколько минут? Дорогая, – обращенный на меня взгляд поднял волну неконтролируемого ужаса. Я уже поняла, что – то происходит, и то, что этот тип так обращается ко мне, не его прихоть или блаж. Крепко сжав его ладонь в ответ, в поисках поддержки, то и дело, бросая взгляды на дверь в надежде увидеть Влада. Ведь он обещал нас увезти. Неужели мы не успели? – Как ты? Ты помнишь, почему сделала это?

Все что я могла сделать в этот момент, это отрицательно качать головой, прикрыв глаза, боясь, что врач и мент прочитает все на моем лице. Еще одна занятная мысль скользнула в голове. С каких пор Влад боится полиции?

– Что заставило вас пойти на такой шаг? Вы понимаете, что вас нужно упрятать в другое заведение? Для особо буйных, именно тех, кто сам себя калечит!

Я в ужасе распахнула глаза, с трудом преодолевая желание злобно взглянуть на мужчину по – родственному, держащего меня за руку. Только этого мне и не хватало!

– Извините…

– Лейтенант Березин. Николай Львович. – Участливо подсказал мент.

– Лейтенант Березин, – вдох – выдох, – Я ничего не помню, – жалобно проблеяла, стиснув виски двумя руками, сдерживая слезы.

– Лейтенант ей сейчас нужен полный покой, давайте вы придете еще раз. К тому времени моя пациентка придет в себя и ответит на все ваши вопросы, – врач грозно взглянул на лейтенанта, чем привел того в замешательство.

– Ну что ж, скорее всего мы будем с вами беседовать уже в другой обстановке. Всего самого наилучшего!

И злобно сверкнув глазами удалился.

Врач сменил вахту на стульчике и взялся за осмотр, допекая меня вопросами не хуже пришлого мента. Как на них отвечать я терялась в догадках, а сидящий рядом мужчина даже и не думал помогать.

Наконец, врач нас покинул, и я в ожидании уставилась на него.

– Что случилось, и где Влад? – Выпалила я на одном дыхании.

Мужчина помявшись, поднялся с постели и отошел к окну. Мне эта пауза не понравилась от слова совсем. – Как твое имя?

– Лелик. Алексей. – Поправился он.

– Где Влад и мой сын? Я еще с ума не совсем сошла, что к черту происходит? Какое самоубийство?

– Диана, ты должна успокоиться, тебе сейчас нельзя волноваться. С твоим ребенком все хорошо, с ним Эмма Петровна. Она скоро придет вместе с Артемом. – Он снова замолчал. Создавалось впечатление, что каждое слово ему дается с огромным трудом, причиняет боль. Сделав такой вывод, у меня волосы на голове зашевелились в страшном предчувствии.

– Где Влад? – Закричала я. Пытаясь подняться с кровати, я выдергивала иголки, когда его руки сомкнулись на мне, удерживая, не давая подняться.

– Тебе нельзя, черт возьми, ты просто чудом осталась жива, подумай о сыне!

– Где Влад? – обессиленно прошептала я, уже предчувствуя каждой клеточкой кожи его ответ. Меня заколотило с такой силой, что казалось я лечу в страшную пропасть, которая с каждой секундой становилась все шире и больше. Рыдания заклокотали где – то в горле, я вдруг почувствовала, что умираю от фатального чувства необратимости. Смотрела на широкую спину чужого мужчины, у которого не было сил взглянуть мне в глаза в этот миг, а разум, словно взывая ко мне, кричал, что надежды тщетны. – Просто ответь мне, где он? Гдееее? – Заорала я, сдерживая рвущиеся рыдания.

– Его машину три дня назад обстреляли. Она взорвалась на подъезде к городу. В машине было два обгоревших трупа и костыли. Скорее всего, с ним был Илюха.

Его слова оглушили меня. Они взорвали мою реальность, и обрушились на меня тоннами боли, погребя под собой все то, что когда – то называлось Дианой. Меня не стало в тот момент. Засосало в прострацию. Я видела себя словно со стороны, наблюдая, как Лелик, черт бы его побрал, пытался привести меня в чувство, что – то кричал, даже хлестал по щекам, в надежде вернуть в этот мир. Беда в том, что он мне был не нужен. Без него. Сердце разрывалось от дикой боли. В эту самую секунду, я видела, как все, что было между нами ускользает словно тень. От безысходности хотелось кричать, хотелось умолять, хотелось встряхнуть его хорошенько, чтобы забрал сои фатальные слова обратно, душу хотелось отдать за один только взгляд Влада, за его извечную ироничную ухмылку, за возможность еще раз сказать «люблю», мы так мало мы говорили друг другу этих слов. А теперь, это все уж стало неважно, лишь агония прожигающая тело насквозь парализовала, не давая сдвинуться с места, и произнести хотя бы слово.

Когда – то я мечтала спастись от Влада. Он разрушил мою жизнь, и создал для меня другую. Я тогда ненавидела его всем сердцем, желала ему смерти. Я и не думала , как материальны могут оказаться мысли. Она всегда ходила за ним по пятам, подстерегала его за каждым углом, а он умудрялся жить полной жизнью и бросить весь мир к моим ногам.

Как же глупа я была, как же легкомысленна. Да, он принес много боли мне, и моя ненависть была бы вполне оправдана, но разве любят за что – то? Любят вопреки всему, и, не смотря ни на что, я любила его дикой, первобытной любовью. Он укрывал меня от всего мира не ради собственной эгоистичности, а ради того, чтобы я не замаралась в его мире той грязью и кровью, в которой с лихвой искупался он сам.

В тот день я не увиделась с сыном и своей экономкой. Они не приходили, или приходили, но это осталось за кадрами моего сознания.

Еще позже я узнала, что произошло в тот роковой день, но не из уст Алексея – Лелика, а из новостей. Он опасался заводить болезненную тему, способную выбить меня из реальности. Именно выбить, потому что я не помню момент, когда стала реагировать на окружающих, в моей памяти только сплошное черное пятно, разделившее мою жизнь на «до» и «после». Утром пришла медсестра и предложила включить телевизор, висевший на стене. Я безразлично отвернулась к окну, а она ведомая какой – то темной силой все же его включила и покинула палату.

Буквально сразу палату заполнил визгливый голос дикторши, неся миру новости, будоражащие как оказалось последний месяц весь свет.

«…Город продолжает купаться в крови, криминальные расправы не утихают уже практически месяц. Напомним, что развязала войну в криминальных структурах гибель влиятельного политического деятеля Владислава Звягинцева. Остатки его взорванного автомобиля нашли в трех километрах от города. По предварительным данным, его машину расстреляли с гранатометов, нового несанкционированного оружия. Накануне Звягинцев учинил расправу над тремя молодыми женщинами и пятью политическими деятелями на заброшенной ферме в ста километрах к северу от города…» Далее шел небольшой видеоролик снятый на камеру мобильного телефона. На экране появилось отрешенное суровое лицо Влада. Его голос перекрывали визжащие на земле женщины и дикий визг черных свиней. Они были настолько огромны, что поначалу я приняла за хороших пони.

Затем кадры, как животные рвали огромными клыками женщин валяющихся в грязи, в которых я узнала Аллку, и нашу няньку, Ирину.

Я не могла отвести глаз, задыхаясь от отвратительной и ужасающей картины, кадр за кадром въедающихся в мой мозг, чтобы остаться там навечно. В мужчинах я узнала того самого Марата, который отвез меня к Абу. Неужели я – причина жестокой расправы над этими людьми?

Плечи затряслись от рыданий. Зачем Влад? Зачем ты сделал это со мной? Как же ты мог?!?

Я горела как в лихорадке день за днем, захлебываясь чувством вины и раскаяния днем, ночами надрывно крича в подушку, закусывая до крови ладони. Каждый день подобно самому изнуряющему марафону, каждый шаг, подобен восхождению на эшафот. Алексей – Лелик приходил каждый день и молчаливо проводил со мной время. Бывало он что – то говорил, но я не хотела вникать в его слова. Не хотела слушать, как он допустил, чтобы его хозяин слетел с катушек. Влад слетел с петель, оставив меня болтаться над пропастью и мучится. Я не живу, а выживаю, мое сердце разрывается от сумасшедшей боли и такой же ненормальной любви! Такие как Влад выжигают души, раздирают сердца в клочья, рвут на части и не успокаиваются, пока не протащат через все круги ада, выворачивая наизнанку… Хуже только то, что такие мужчины однажды покидают, и остается только молиться, чтобы не сломаться от непосильной ноши тяжкой утраты.

Телесные раны в отличии от душевных зажили, и пришла пора покидать больничные стены. Я как лист на ветру, который оторвался и летит по ветру куда – то. Алексей – Лелик привез меня на скромную квартиру, в которой меня ожидала Эмма Петровна и сын. Впервые я осознала, как соскучилась за ним. Подхватила его на руки и закрылась с ним в светлой комнате, отделанной в светло – розовых тонах. Уткнувшись в него, и вдыхая его запах, я заплакала, горько, навзрыд, оплакивая себя, Влада, и то, что нам не суждено было стать счастливым в этой жизни.

Нам не переписать страницы нашей истории. Она закончилась трагично, оставив мне крупицы нашего счастья, щедро разбавленного горечью утраты.

Эпилог


Год спустя


– Мама, мама… Смори, что у меня есть! – Слышится топот маленьких ножек, и вскоре цепляясь, и спотыкаясь за торчащие коренья,ко мне подлетают два сорванца. Один из них на вытянутой ручке держал трепыхающуюся большую яркую бабочку, второй полуторагодовалый малыш, подпрыгивал на крепких ножках, стараясь дотянуться до нее, чтобы самому представить матери находку.

– Замечательная находка, – подхватываю их по очереди и целую в пухлые детские щечки. – Но я думаю, стоит отпустить эту милую бабочку на волю. Она нашла себе здесь дом, можем ли мы быть настолько не гостеприимны, чтобы ее погубить?

– А где же она живет? – Спрашивает вихрастый малыш, вопросительно глядя на меня зелеными Аллкиными глазами и, мое сердце начинает щемить, стоит только вспомнить, сколько ему пришлось пережить. Столько горя обрушилось на плечи этого маленького мальчика. Он не сломался, в отличии от меня, в нем есть силы жить дальше.

Я поклялась, что он никогда не узнает о том, как появился на свет, как и то, что его настоящая мать Алла, погибла в свинарнике год назад. Я отдала ей свой долг. Я буду любить его как своего, и он никогда не узнает, кто была его мать и отец.

До сих пор с ужасом вспоминаю те дни после смерти Влада. Переживая свое горе, я не сразу поняла, что вместе со мной в котле отчаяния и боли вариться Эмма Петровна. Когда я все же осознала это, устроила ей допрос с пристрастием. Влад бы оценил, я так многое от него переняла.

Экономка поведала, что Аллка перед смертью, сказала ей, что у нее есть внук, и попросила навещать его в детском доме. Ее связь с Булатом принесла свои плоды. Она забеременела, когда еще находилась в плену у Влада, а поняла об этом, когда уже поздно было что то предпринять. Зная Аллу, я со стопроцентной уверенностью знаю, что в другой ситуации, она бы никогда не родила.

Эмма Петровна сначала пребывала в шоке, затем в смятении, а после, когда стало известно о смерти Егора, она решила, во что бы то ни стало вытащить ребенка. Матвея. Ситуацию усугубляло здоровье ребенка. У малыша имелся целый букет врожденных заболеваний, в том числе паралич некоторых суставов из – за чего малыш очень медленно не ходил, испытывая при этом сильнейшую боль. И самое главное – ярко выраженная заячья губа, из – за которой ребенок стал объектом насмешек и побоев.

Даже при первой нашей с ним встреч на лице его алели синяки, одного зуба не было, и губы разбиты. При виде них, меня затрясло так сильно, что пришлось ухватиться за стену обшарпанного грязного коридора, куда нам вывели трехлетнего ребенка.

Нам стоило большого труда во – первых, вытащить его из детского дома, потому что по документам я была одинокая молодая женщина, еще к тому же суицидница, спасибо Владу и Лелику за это. Хотя врядли я имею право их осуждать. Лелик рассказал, как им пришлось действовать, и что была каждая секунда на счету. Влад как всегда меня спас, только сам не спастись не смог.

Мы обивали пороги все возможных структур, но отсутствие собственного жилья выступало решающим фактором. Измучившись от бесконечной ходьбы по кругу, в конечном счете, я предложила просто его выкрасть.

Эмма Петровна, выпучив глаза, твердила, что этого делать нельзя, но я оказалась женой своего мужа. Лелик организовал на него документы, и в этот же день мы улетели во Владивосток. В нашей компании появился Ронни Берников. Больше я никогда не назову его прежним именем, чтобы он не вспоминал никогда о Матвее, который изо дня в день терпел издевательства.

Украсть ребенка не составило большого труда. С ним не играли остальные дети, и мальчик то и делал, что прятался ото всех. В тот день я прокралась к забору, порядком ободрав о колючий сорняк руки и ноги, окопалась и принялась ожидать, когда их выведут на прогулку. Уже вскоре детвора, весело гомоня, высыпалась во двор, разбившись на маленькие стайки. От общей толпы отделилась маленькая фигурка, тем самым привлекая к себе внимание. В ребенка полетели камни и палки, послужив сигналом к нападению маленьких извергов. Сразу же послышались изощренные обзывательства, и мое сердце сжалось от боли за этого мальчика.

Как Алла могла его здесь оставить, одного, всеми покинутого, и беззащитного перед детдомовскими детьми?

Мальчик тем временем, стойко сносил ругательства в свой адрес, и тихонечко пятился к забору в самые заросли. Еще через мгновение, он юркнул и скрылся ото всех, усевшись на камень, глядя себе под ноги.

Он так глубоко задумался, что не сразу обратил на меня внимание.

– Ди? Что ты там делаешь? Ты тоже от кого – то прячешься?

– Можно и так сказать. Вообще – то я пришла, чтобы тебя забрать, – решилась сказать ребенку правду. Для меня в тот момент он был сильным ребенком, заслуживающим правды. – Насовсем, понимаешь?

– И тебя не страшит мое уродство? Нянечка сказала, что меня никогда никто не заберет. Может ты моя мама? – Странно, я понимала каждое его слово, в его по – детски невнятной речи.

– С этих самых пор, я буду твоей мамой, хорошо? Ты позволишь?

Ребенок затрясся всем своим маленьким тельцем, порядком испугав меня. При этом он прямо смотрел в глаза, не в силах поверить в услышанное.

– Только мы уйдем так, чтобы никто об этом не узнал. Нужно как – то выбраться.

– Там дальше есть дыра в сетке. Пашка из старших через нее все время убегает. – Проговорил малыш, состроив задумчивую мордашку, поднимаясь с насиженного места, и заторопившись к той самой бреши в сетке. Та обнаружилась довольно быстро, и вскоре малыш уже был по другую сторону своей тюрьмы, с замиранием вкладывая свою маленькую ручку в мою. Перебежками добравшись до машины, каждую секунду ожидая злобного окрика, я наконец, с облегчением тронулась с места и погнала домой.

Через час мы уже были в аэропорту, и Лелик посадил нас на самолет, на прощание задержав на мне грустный взгляд. Он еще не знает, что во Владивостоке, я куплю билет как Анастасия Мельникова и, встретившись с Маруськой, поездом мы уедем в Кабардино – Болгарию, поближе к Нальчику, где живет знаменитый профессор Кальбек, который сможет прооперировать Ронни.

Можно с уверенностью сказать, что отчасти Ронни поспособствовал моему возвращению к жизни. Заботы о его здоровье заполнили нашу жизнь. Если я не находила в себе сил таскаться по бесконечным консультациям, то эту обязанность взяла на себя Маруська, стойко выдержав бой, победив в последнем раунде. Профессор Кальбек согласился прооперировать мальчика.

До госпитализации ребенка было достаточно времени, а жить с двумя детьми где – то нужно было, и мы купили двухэтажный живописный домик у озера за городом в деревне.

Этот дом был моим пристанищем, моей обителью скорби, моим местом, где я медленно воскресала. Где впервые спустившись к озеру через заросший сорняками парк, я вдохнула впервые со смерти Влада кристально чистый горный воздух, полный ароматами диких трав и захотела жить…

– Маааам, ну мааамааа, – тянет меня за широкую юбку Тёма, и я снова наклоняюсь к нему. – Хочу баботку, хочуууу, – Капризничает малыш. Ронни садится перед ним на корточки, и объясняет брату.

– Бабочка будет жить вот на этом цветочке, смотри сам, – и аккуратно садит потрепанную бабочку на пестрый цветок. За год у нас разрослось целое царство цветов. Как – то внезапно у трех женщин обнаружилась тяга к цветам и садоводству, и мы практически с маниакальной зависимостью занимались разведением сада.

Позже Маруська предложила заказать у городского скульптора статуи для сада, и мы украсили наш парк разнообразными статуями.

– А мы покажим баботку длугу?

– Обязательно! Мам, можно мы сходим за овраг?

– Ронни, это не совсем прилично, надоедать человеку. Вы проводите там едва ли ни каждый день! – Признаться, новый друг мальчишек немного беспокоил меня.

Неуловимый друг, интересующийся живописью, заселившийся в пустующий дворянский особняк стал практически легендой города. У него имеется собственная галерея в городе, на которую он обещал нас всех пригласить. Но приглашения так и не последовало. Более того, я никак не могу поймать его на месте, он вечно до смерти занят.

–Это жее длуууг, мама! – По слогам отчеканил сын, помогая себе пухлыми ручонками. Сердце сжалось от боли. Как же он похож на Влада, даже его ухмылка перешла по наследству к сыну.

– Эй, банда! Живо на кухню! Бабушка пирогов вам напекла! – На крылечко выпорхнула Маруська, зазывая ребятню. С визгом дети помчались к дому наперегонки. Ронни уже полностью адаптировался, и теперь свободно передвигался. На бесконечные операции я потратила все деньги, которые лежали на счету Анастасии Мельниковой, тем самым поставив точку в ее существовании. Если бы не они, я даже не знаю, чтобы мы делали. Зато теперь Ронни стал настоящим красавцем. У меня каждый раз сердце кровью обливается, когда среди ночи мальчик вскакивает с кровати, и мчится к зеркалу, чтобы убедиться в том, что ему ничего не приснилось, и теперь он другой. Красавец. Как мы его теперь все называем, от чего мальчик сияет как медный самовар.

–Ди, ты решила добраться до нефти?

Перевожу взгляд на клумбу, пожалуй, я и правда перестаралась. Это скорее похоже на окоп.

– Было бы неплохо. Представляешь, мы станем нефтяными магнатами!

– Ага, и будем отбиваться денно и нощно от всяких желающих оттяпать наш кусок!

– Ну, ты сможешь наставить их на путь истинный!

Мы засмеялись, на душе стало легко. Перебравшись в тень под раскидистый старый дуб, мы опустились в плетеные кресла. Маруська вручила мне лимонад.

– Так что мы решили по поводу праздника? – Маруська не сводила с меня пытливых глаз. Через неделю в нашем небольшом городке планируется празднование, посвященное сбору урожая. Сады, и виноградники раскинувшиеся на холмах уже убраны, и в это время люди закатывают традиционные народные гуляния. Мэр городка лично приехал и пригласил нас на пиршество, краснея и бледнее, чем нас только повеселил. Менталитет местного населения, как ни странно пришелся всем нам по душе, и мы решили обосноваться здесь по многим причинам, одной из которых выступала некая изолированность западных жителей. Они совершенно не интересовались богемной жизнью недосягаемых политиков, и мы не переживали о том, что нас разоблачат. А вот к чужакам жители городка относились настороженно. Стоит кому – нибудь залетному здесь появиться, молва с молниеносной скоростью расходиться по окрестностям. Взять к примеру, того же художника.

В городке, довольно долго относились к его приезду с холодком, пока местная знаменитость не отремонтировал дворец спорта, и местную школу. С тех пор он самый желанный гость в каждом доме, а по мне, так он просто наглый проныра, денежный мешок, знающий как подкупить местных простодушных жителей! Вторая причина – это пленившая меня с первых мгновений дикая первозданная красота природы. Это просто невообразимо прекрасно, когда тебя окружают горные хребты, поросшие дикими лесами, с самыми причудливыми деревьями и кустарниками, в том числе и хвоей, а внизу бескрайние чистейшие озера, в которых отражается все вышеперечисленное великолепие.

– Диана! Аууу! Ты меня слышишь? Ты опять витаешь в облаках?

– Я задумалась о предстоящем празднике. Признаться, этот новый друг мальчишек меня порядком раздражает! Этот подлец, подкупивший жителей своими возможностями, словно прячется от меня. Я три раза таскалась за этот чертов овраг! Три раза! А его секретарь ни разу меня не впустил, что б ему!

Маруська засмеялась, откинув голову, отчего ее рыжие волосы заструились по тонкой спине.

– Милли говорит, он красив как Бог, возможно, ты изменишь свое мнение о нем, когда его увидишь!

– Милли называет Богом мистера Ганса, а он как ты видела, далек от эталона мужской красоты.

– Тут я с тобой соглашусь! Ну, так что относительно праздника? Кстати, тот же мистер Ганс обмолвился, что планируются масштабные празднества, с Нальчика пригласили прессу.

– Ты считаешь это опасно для нас? – Заволновалась я. В отличии от местных жителей, мы интересовались всеми новостями в столице, в которой только пол года спустя прекратились криминальные разборки. Смерть Влада до сих пор полощут по различным телепрограммам, которые Эмма Петровна с Маруськой со смертным боем не дают мне смотреть. Сердце кольнуло где – то глубоко, опаляя странным предчувствием.

– Кто же его знает? Местная газетенка выпускает тысячный тираж, который наврядли расходится дальше за пределы городка. А вот если выйдет телеэфир, пусть небольшой, но все же стоит там засветиться, и все!

– Тогда мы не пойдем? Мальчики расстроятся!

– Ну, ты же не собираешься давать интервью! А мальчишки в безопасности. Ронни не узнать, а про Тёмку вообще говорить нечего.

– Ну, тогда решено! Тем более я просто должна увидеть собственными глазами этого неуловимого друга, чтобы спустить с него три шкуры, за проявленную грубость!

– Он будет сражен твоей красотой, и горько пожалеет о том, что так посмел поступить с твоим величеством!

– Я выпущу ему кишки! Три раза он посмел меня оскорбить!

Еще какое – то время мы строили коварный план мести, когда Эмма Петровна позвала нас обедать.

Через неделю наш тихий славный городок словно сошел со своей неспешной орбиты и упал в улей. С утра подготовка к празднику шла полным ходом, на площади столпились сотни людей. Подключалась аппаратура, купленная для местных властей небезызвестным «другом», готовились столы, приехали декораторы. Эмма Петровна вызвалась напечь пирогов, и оккупировала кухню со вчерашнего вечера.

Мальчишки в предвкушении главного праздника носились по двору, весело соперничая друг с другом, ожидая, когда можно будет войти в дом, так как Эмма Петровна строго настрого запретила им путаться под ногами. Все – таки мы сделали правильный выбор, решив остаться здесь. Глядя на маленьких мальчуганов, бегающих по просторному парку, я испытывала удовлетворение. Здесь в сердце дикой природы они будут счастливы как нигде больше. И пусть у них не будет шумных мегаполисов, охраны и шикарных тачек, зато будет простор, свобода и безопасность.

Весь ажиотаж вокруг праздника не оставил и меня равнодушной. В душе поднималось необъяснимое волнение, и я строго настрого запретила себе думать, что причиной этого самого волнения выступал таинственный друг. Почему то мысли, то и дело возвращались к нему.

Ронни обмолвился, что их новый друг настоящий мужик. Что он вкладывал в это понятие мальчик так и не сказал, но его восхищение этим мужчиной вызывали тревогу. Поначалу когда мальчика объявили о новом друге, я подумала, что у семьи, заселившейся в дворянском особняк, есть мальчик, с которым подружились мои дети. Но когда Маруська выяснила, что их друг – взрослый мужчина, мы забили тревогу, запретив мальчикам спускаться за овраг.

Но «случайные» встречи продолжали происходить с завидной регулярностью, мальчишки убегали и отправлялись прямехонько к дворянскому особняку. И хоть кол им на голове тиши! Их друг – это почти священное божество, которое Ронни при каждом непонравившемся ему слове бросался защищать!

Чертыхнувшись, на мысли об этом индюке я поспешила в дом, чтобы помочь Эмме Петровне с украшением тортов и пирогов.

За этим занятием мы провели почти полдня, поручив присматривать за малышами Маруське, чтобы они вновь не удрали к своему другу, при мысли о котором у меня уже дергался глаз.

Наконец, отправив угощение в фургоне, выделенном нам местной властью, мы взялись за сборы.

Критично перебирали и отбрасывали имеющие вещи, справедливо решив с Маруськой, что сельская жизнь наложила на нас свой отпечаток. В нашем гардеробе не осталось ни одной мало – мальски приличной вещицы и мы расстроенно уставились на ворох одежды.

– М-дааа, в таких нарядах, мы точно не привлечем к себе внимания. Нас примут за местных долгожителей.

– Марусь, – позвала я, – мы твой чемодан бросили в чулане не распаковав. Что ты с собой везла?

– Ты позвонила среди ночи, объявившись через полтора года! И вещи я в спешке бросала в чемодан, тоже, между прочим, посреди ночи! Ты думаешь, я помню, с чем приехала? К тому же мы сразу принялись за конспирацию.

– Но теперь мы можем достать твои вещи, как думаешь?

– Думаю да.

Вдвоем мы притащили огромный чемодан от Луи, быстро расстегнув его, принялись перебирать шедевры известных кутюрье.

– Изысканные сразу откладывай, не хватало, чтобы еще какая – нибудь глазастая мадам узнала лейбу. Потом проблем не оберешься.

– Вот, смотри, как насчет этого? – Маруська достала лимонное легкое платье, с узким рукавом и широкой юбкой полусолнцем. – Мне, кажется, отлично подойдет для местного праздника, скромное и в то же время стильное. Без лейбы. И будет хорошо на тебе смотреться. А мне вот это зеленое, – Маруська вытащила темно зеленое платье, со в меру глубоким декольте и плиссированной юбкой.

– Отлично, хорошо, что этот дизайнер работал в стиле минимализма. Теперь, нужно поторопиться. Машина за нами придет через пятнадцать минут. Твой мэр, этим вечером от тебя не отстанет, – говорю, окидывая Маруську взглядом.

– Сплюнь, мне и так от него проходу в город нет, – и, состроив забавную мордашку, Маруська трижды перекрестилась.

Быстро облачившись в свои наряды, мы собрались в короткие сроки, проигнорировав макияж. На такой адской жаре, это казалось бессмысленным делом, особенно когда от свежего и чистого воздуха наша кожа и так сияет здоровьем.

У подъезда раздался гудок, и мы высыпались всей шумной компанией во двор.

Вечер не спеша опускался на город, принося с собой прохладу с высоких гор и свежесть озер. Это было мое любимое время суток, когда можно вдыхать полной грудью воздух, любуясь алым закатом.

Центральная площадь была забита сотнями людей, из огромных колонок орала музыка, детвора носилась туда – сюда. Для них был отведен целый сектор с разнообразными аттракционами, и наши мальчишки потянули нас к батутам и качелям. Угощения разносили переодетые скоморохи, на подносах которых были разнообразная выпечка и лимонады.

Маруська умчалась, увидев кого – то в толпе, а я, оставив детей на Эмму Петровну, бродила по площади, с интересом разглядывая местные выставки, и работы гончаров.

Вдруг по спине прошелся ворох мурашек, так бывает, когда чувствуешь чужой взгляд. Я повертела головой в разные стороны, и, не заметив ничего подозрительного, решила отправиться поближе к мальчишкам. В сердце забилась тревога, и я уже буквально расталкивала людей, чтобы быстрее добраться до детей.

Увидев их сидящими рядом с Эммой Петровной и уплетающими пироги за обе щеки, я с облегчением выдохнула, когда Артём, увидев меня, подскочил на ножки и бросился ко мне, цепляясь за мою юбку.

– Что случилось сынок? Ты соскучился или… – слова застряли в горле комом, взгляд зацепился за цепочку, свернувшую на его шее, убегающую за воротник его рубашки. Еще час назад на его шее ничего не было. Дрожащей рукой, я потянула за нее, не веря собственным глазам. Эмма Петровна проследив за моими действиями, вскрикнула, схватившись за сердце, а у меня земля поплыла из – под ног. На груди мальчика сверкала филигранная тонкая золотая подвеска с моим изображением, на второй стороне которой добавилось еще одно изображение. Артема. Такое, как он есть сейчас.

Я вскочила, хватая воздух как выброшенная на берег рыбина, трясясь всем телом, и дико озираясь по сторонам, не в силах вымолвить ни слова, испугав детей. Артем заплакал, а за ним и Ронни, как заведенный повторяя, что крашение Артему дал их друг.

Этого не может быть, просто не может быть. Повторяла я как мантру, крепко схватив сына на руки, придираясь через толпу, таща за собой упирающегося Ронни.

– Эмма Петровна отыщите Маруську, мы уезжаем, – истерично прокричала я, гонимая демонами прошлого, чувствуя, как падаю в бездну, и с каждой секундой легкие покидает воздух и сердце замедляет ход. Это какой – то сюрреализм, отвратительный розыгрыш. Или кто – то узнал про нас, и теперь нам нужно было вновь скрываться. Я не замечала, как слезы катятся по лицу и окружающие стали коситься на меня и перешептываться друг с другом.

Добравшись до деревьев, где располагалась парковка, я поставила Артем на ноги, когда он едва коснувшись земли, вырвался и бросился за мою спину, а за ним и Ронни.

– Паааапа, – его крик выбивает остатки воздуха из легких, – папа я показал маме твой подарок, теперь мне можно всем сказать, что ты мой папа? Теперь можно?

Тонкому детскому голоску вторит Ронни.

Резко обернувшись, не веря своим ушам, я увидела фигуру высокого широкоплечего мужчины, отделившуюся от ствола дерева, выходящего на свет, чувствуя, как разрываются внутренности. Реальность разлетается в дребезги, и сердце пронзает острая боль. Я до боли закрываю глаза, боясь того, что это мои галлюцинации, но когда открываю, мужчина замирает, глядя на меня, и в его взгляде столько муки и боли.

Еще не до конца осознав, не до конца поверив, не успевая опомниться, ноги сами несут к нему. С душераздирающим криком врезаюсь в его тело, орошая слезами ткань его черной рубашки, подхваченная сильными родными руками. С диким воем втягиваю в себя его запах, чувствуя как земля ускользает из – под ног.

Отталкиваю его от себя, и не жалея рук, бью его по лицу. Сильно, я знаю, ему больно, но он стойко выдерживает все, и я будто перегораю. Эмоции выжигают меня до тла, обессиленно повисаю на его руках, под недоуменные взгляды детей и любопытных зевак.

– Милая моя, любимая, простииии – надрывно хрипит куда – то в область груди, крепко прижимая к себе, до хруста в ребрах, – я бля*ь просто не мог по другому, не мог, Ди… маленькая моя… – обрывается, впиваясь в мой рот вгрызающимся поцелуем, вдыхая в меня кислород.

Дает знак кому – то и детей уводят, я лишь в трансе наблюдаю за происходящим. Влад, подхватив меня руки, несет к огромному белому гелендвагену, опускает на переднее сидение, а сам занимает водительское, и срывается с места. Мы едем, не нарушая молчания. На слова у меня не осталось сил, с меня будто выкачали весь кислород, я обезвожена и все на что хватает сил, это цепляться крепко за его руку.

Влад останавливает автомобиль, выскакивает из машины матерясь, помогает мне выбраться и впивается снова в мои губы.

Я не отстраняюсь, а цепляюсь за него еще крепче, боясь того, что если отпущу, он исчезнет, раствориться в ночном холодном воздухе.

Поддаюсь его требовательным рукам, в спешке задирающим юбку, выгибаюсь навстречу жадным пальцам проникающим внутрь. Вспоминая его телом. Его хриплые стоны, звучат в моих ушах, не позволяя ускользнуть в темноту от адского желания, полыхающего между ног, его руки не позволяют упасть, аккуратно устраивая на капоте его белоснежного монстра. Я распахиваю широко бедра, и тяну его на себя, показывая тем самым, что мне сейчас нужно. Влад рывком врывается в мое тело, меня мгновенно накрывает оргазм, ярко вспыхивая и пронизывая каждую клеточку моего тела.

Следом за мной в глубине моего тела взорвался Влад, крепко вжимая меня в себя, не выпуская из рук.

Немного придя в себя, я осмотрелась. Влад привез меня в мое любимое место. Я не удивляюсь, откуда он о нем узнал. Мальчишки разболтали. В сердце появляется тянущая боль, и я отстраняюсь, от него. Влад снова заключает меня в свои объятия, поправляет одной рукой мои трусики и юбку и несет в беседку, увитую до земли диковинны плющом.

– Ты всегда питала слабость к беседкам, и едва увидев эту, я сразу же ее обустроил для тебя, – сопровождая свои слова поцелуями, опустил меня на мягкий маленький диван, укрывая ноги пледом.

– Ты простишь меня, Ди? Я знаю, что тебе пришлось пережить, но выхода не было.

– Ты мог бы хоть намекнуть, хоть словом, хотя бы одним чертовым словом… Я погибала без тебя Влад, сдыхала изо дня в день, – рвано кричу в его губы. Они снова накрывают мой рот, проглатывая слова обиды, моля о прощении.

– И ты бы уехала? Ты бы каждую минуту рвала себе сердце… Тем более Ди, я не знал выживу ли в этой мясорубке… Слишком многие попали под стальной моховик. Слишком многих он безжалостно перемолол. Я чудом выкарабкался из этого болота. Меня удерживали на плаву только мысли о тебе и сыне.

– Теперь у тебя два сына. – Мне почему – то важно было, чтобы он принял Ронни.

– Я знаю. Ты молодец, Ди, – сипло проговорил Влад, целуя в висок, – Лелик рассказал о том, как ты боролась за него. Он отличный парень, и будет настоящим старшим братом нашему сорванцу. Тем более, я планирую обзавестись большим потомством, Ди, теперь мы можем позволить себе жить и не оглядываться назад.

– Почему ты скрывался от меня эти месяцы? Я готова была разорвать тебя на куски от злости и тревоги за детей. Ты ни разу не впустил меня в дом! И почему вдруг художник? Это твое очередное амплуа?

Влад засмеялся, зарываясь лицом в мои волосы.

– Твой аромат преследовал меня ночами. Он как маяк для моей черной души, вел меня к свету. – помедлив, все же ответил на мой вопрос, – нет, я отлично рисую. Ты будешь приятно удивлена. А по поводу остального…Я планировал сначала увидеться с Эммой Петровной. Но она как назло не покидала границ вашего убежища. Мне важно было знать… она должна была рассказать тебе обо мне. Словом, я должен был знать, как ты восприняла, то, что услышала… И захочешь ли ты меня видеть после всего…

– Влад, я сейчас тебя ударю! Ты отсиживался несколько месяцев в своем дворце, только потому, что в детстве стал жертвой? Конечно, Эмма Петровна рассказала о тебе. И Маруська кстати тоже.

– Так ты теперь в курсе? – Влад мгновенно похолодел, выпуская меня из кольца своих рук.

– Влад, – позвала я его, ловя его взгляд, не давая до конца разомкнуть рук. – Я ужасно тебя люблю, до боли каждой клеточкой, каждой молекулой своего тела, неужели ты думал что факт твоего рождения и исковерканной детской судьбы мог бы изменить, или как – то умалить мою любовь и отношение к тебе?

По его выражению я понимаю, что именно эти мысли посетили его шальную голову. Притягиваю его к себе, жадно целуя, заставляя опуститься широкие ладони на изнывающие груди. – Учтите мистер, вам предстоит очень долго вымаливать прощения у госпожи Берниковой, за все ее душевные муки и страдания.

– Я до конца своих дней буду вымаливать твое прощение, и валяться у твоих ног, моя госпожа, – опаляет жарким дыханием, переходя на серьезный тон, – И, надеюсь, ты когда – нибудь поймешь, чего мне это стоило. Не мог я бежать, как крыса, чтобы прятаться остаток жизни. Да и далеко не убежал бы. Слишком силен был противник. Я защищал свое. Жизнь. Свою. Вашу. Безбедное будущее. Ведь у нас теперь два сына, и я хочу дочь. Я хочу подарить вам весь мир. Я так люблю тебя, Ди. Ты моя вселенная. Ты мое все…

И я снова растворяюсь в его руках, губах, запахе и сильном теле. Год назад, я думала, что наша история закончилась. Но судьба подарила нам шанс переписать ее заново. И теперь в ней будет счастливый конец, ведь мы выстрадали свое счастье, пронесли его сквозь боль и предательство. Оно закалилось, и закаменело.

Его теперь никому не разбить.

Изображение на обложке создано автором.

В оформлении обложки использованы иллюстрации с сайта https://ru.depositphotos.com по стандартной лицензии.


В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.




.

Примечания

1

«Кровавые слезы Янтаря»

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Эпилог
  • *** Примечания ***