Замрут часы, и я умру, или странное счастье Вадика и Нади [Саша Маршалик] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ПЕРВАЯ Новый год

Под новый год главные городские часы на театральной площади поменяли мелодию. Теперь каждые полчаса играет Щелкунчик, конечно. Пара моих часов лежит в шкафу и ждёт какого-нибудь торжественного мероприятия или собеседования. Когда не нужно пускать пыль в глаза, часов на смартфоне вполне достаточно, только ночью спросонья экран слепит глаза.

Носить на руке приспособление, постоянно тайком подсчитывающее какое-то невидимое, неощутимое нечто, которого никогда не хватает, и не хватит, это уж слишком беспокойно. Мои часы будут так же исправно и неумолимо отмерять время за закрытой дверью зеркального шкафа, когда не будет меня. Но чье время? Ведь это мои часы, а значит, и время отмеряли моё, а теперь? Тикающее насекомое будет шебуршать шестерёнками, цепляя и утаскивая в бездонную пропасть секунды, минуты и часы абсолютного, не принадлежащего никому, времени. Вечно, жутко. «Вечность» и «я» в одном предложении вызывают ледяной сквозняк и я зябко ёжусь. Лучше не думать об этом.

Приходит новый год часы из дьявольской машины превращаются в таинственный реквизит снежной волшебной сказки. Для Золушки с двенадцатым ударом чудо заканчивается, а для нас начнётся снова, с первого числа первого месяца нового счастливого года. Главное внимательно вслушиваться и считать удары курантов, и если не упустишь ни одного, тогда точно сбудется.

Тридцать первого декабря я сижу в аэропорту. Сейчас десять минут двенадцатого – так говорят электронные часы с толстыми цифрами из зелёных горящих точек, где таких только не висело в детстве, – и мой рейс опять задержали. Размышляя, как же я буду считать удары курантов, если придётся встречать новый год в воздухе, я вслушиваюсь в слюнявую пьяную болтовню довольно симпатичного мужика, который толкует мне, что только что проводил своего приятеля и теперь поедет домой встречать новый год со своей невестой.

А я думаю про звон курантов, и представляю, как было бы хорошо сейчас вмиг перенестись через пару тысяч километров и оказаться в двенадцать часов тридцать первого декабря под самыми большими часами и самой высокой ёлкой, на заснеженной, расцвеченной огнями и окружённой силуэтами далеких гор за блестящей рекой, на театральной площади моего родного города.

ВТОРАЯ Не сегодня

Странный он, этот Вадик, но Надю к нему тянуло магнитом. Он же вообще толком не учится, появляется только на сессию и на курсовые пьянки. И ведь сдаёт же, сдаёт все зачёты и экзамены, в академ ни разу не ходил, Были на первом курсе пара-тройка альфа-самцов, которые хорохорились, пропускали по месяцу, приговаривая «от сессии до сессии». Так вот все в академ и пошли после первого курса, а кого и отчислили, но Вадик – проскочил.

– Он конечно, ничё так-то да? Не дрищ, и не жирный. Фигурка – норм.

– И не воняет от него, кстати, никогда, одеколончик, ботиночки, личико не жирное, голова мытая.

– Да, Танюха, это не твой качок, от которого за километр потищем несёт как от коня.

– Ну, он, не мой, вообще-то.

– Ну, ведь мутили?

– Ага, – Таня спешит сменить тему и объект общего интереса, – а помнишь Надюха, на первом курсе, когда собрались у меня в первый раз, там Вадик ко всем подкатывал, все ржали, помнишь?

– Конечно. «Это судьба!» и так еще в глаза сморит, руку на плечо положит, лицо серьёзное, сдохнуть можно.

Девочки смеются, и их голоса мешаются в галдящий шум ночного фаст-фуда. Гамбургеры съедены, но картошки и чипсов с пепси ещё много. Сейчас конец декабря, сессия. Фаст-фуд находится в квартале от общаги, и когда мозг после многочасового чтения тетрадей с записками сумасшедших лекций и прослушивания их на телефоне начинает требовать топлива, ноги сами несут к пережаренной картошке и майонезу. Вся измученная экзаменами и тоскующая по отрыву не спящая студенческая публика тусуется в забегаловке у автобусной остановки – после двенадцати ночи тут здравые скидки – и игнорирует фаст-фуд через дорогу с менее гибкой ценовой политикой. Гуляющие обеспеченные граждане зрелого возраста недоумевают, почему жральня с одной стороны дороги забита народом, а вторая такая же, горящая окнами напротив – пустая, и строят предположения о тайных ингредиентах, вызывающих привыкание, и зарекаются позволять своим детям ходить сюда, а дело при этом всего лишь в скидке в пятьдесят рублей, ощутимой для студенческого кармана.

– Вообще ржач, думали, что это он напился просто, ну тогда все перепились, конечно.

– Ну да, перепились от смущения – общий смех.

– Так он так ни с кем тогда и не замутил?

– Нет. Ну, во всяком случае, мне не известно, вы же меня уже допрашивали.

– Да ладно, Надя, он же к тебе подкатывал, вы же потом ушли в приват. Что, хочешь сказать, ничего не было?

– Нет.

Выражения лиц подруг требуют продолжения с пояснениями.

Надя, опустила глаза и потянула пепси через трубочку из бумажного стакана. Стакан сморкнулся, и Надя нехотя по слогам, безнадёжно выдавила:

– Он сказал, что это сакральный акт, и мы к нему ещё не готовы.

Подруги заулыбались и мельком переглянулись, но так, что предмет иронии мог заметить это обидное переглядывание.

– Ну, да вот такой фрукт. Пуля в башке.

– Овощ, точнее.

Все закатились, и Надя тоже, она не обижалась. После паузы, заполненной соленой картошкой и сладкой газировкой, Светка сказала:

– Везение, конечно у него есть. Фэномэнальное! – подруги снова засмеялись, вспомнив препода по высшей математике и его любимое словечко.

– Как он эту сессию сдавал, вообще потрясающе, а ведь ни разу не появлялся.

– Из параллельной девчонки говорят, что он всегда учит только один билет, и ему всегда попадается именно этот билет. Это он им так сказал.

– Как так?

– А вот так.

– Мистика.

– Да он – ведьм!

– Ведьмак.

– Чушь какая-то, это он просто клеил у них кого-то, это чисто везение. О, это же Виктор!

Подруги замолчали и помахали вошедшим в фаст-фуд троим парням одногруппникам, все кроме Танюхи. Один из парней был атлетически сложённый Виктор, с ударением на последний слог, качок, с которым Танюха встречалась полгода назад. Когда три спортивных костюма прошли мимо к линии раздачи, Танюха, которая тщательно выбирала картошку фри подлиннее, нарочно не обращая на них внимания, зажала нос и изобразила отвращение от жуткой вони. Подруги всё поняли и затряслись от смеха.

– Одэколон, Виктор, гдэ ваш одэколон? – вполголоса произнесла Танюха и вдруг стала серьёзной, – вот про везение нашего Вадика. Сегодня же видели?

Конечно, они видели. Почти вся группа была свидетелями стычки между Виктором и Вадимом, которая произошла в очереди на экзамен по философии.

С половины девятого до девяти группа постепенно подгребала к аудитории и распределялась по очереди. Потом сообща прикинули, сколько времени уходит на подготовку и ответ, и вторая половина очереди рассосалась в буфет и на улицу, чтобы не торчать перед дверью в душном коридоре битых час или два. Виктор должен был войти в десять тридцать.

Вадик прибежал, запыхавшись, в десять двадцать пять и стал допытывать мандражирующих одногруппников, кто должен пойти на экзекуцию через пять минут. Ему сказали, что Виктор, но он где-то шарится и, скорее всего, пропустит очередь. Тогда Вадик сказал, что он опаздывает и можно, пожалуйста, пожалуйста, вместо Виктора пойдет он, потому что он сильно торопится, с работой заморочки, он подрабатывает, и надо успеть. Манадражирующие соглашаются, потому что никто не хочет быть растерзанным на полчаса раньше отмеренного срока, и Вадим с облегчением выдыхает и входит в кабинет ровно в десять тридцать. А ровно через минуту с телефоном прижатым к уху из кабинета вылетает красный профессор философии по фамилии Прострацкий и устремляется в преподавательскую, шипя в трубку: «Мама, если я обещал заехать, я заеду, мы поменяем твой радиоприемник, не волнуйся, у меня сейчас экзамен, потерпи, пожалуйста». Прострацкий, не с первого раза попав ключом в замок, в конце концов, хлопает дверью, и прижавшиеся к стене студенты слышат его глухой крик: «Нет, его поменяют, у меня есть чек, да, у меня есть чек, мама сколько можно!»

Садо-мазохистская семейная разборка продолжается минут пятнадцать. Мать Прострацкого полгода назад вышла на пенсию в звании доктора философии из того же университета, однако исполинский ум и интеллигентность этой уважаемой женщины по иронии судьбы всю жизнь органично сочетались с потребностью ежедневно долбить единственного сына, требуя постоянного внимания к себе.

Пока профессор, проклиная всё на свете, исполнял сыновний долг, ожидающие в коридоре студенты с завистью заглядывали в аудиторию, где их одногруппники остервенело готовились к ответу. У каждого горел экран смартфона с фотографиями страниц учебника, а у кого-то торчал наушник с записанной лекцией. Навыки интернет сёрфинга демонстрировались олимпийские, и списывание шло полным ходом. Звенящая тишина, шуршание ручек по бумаге и пиканье экранной клавиатуры, красные лица, остекленевшие глаза и полуоткрытые рты. Каждый из сидящих в аудитории превратился в строку поиска, в передаточное звено между своим телефоном и листом бумаги. Потеющие руки с бешеной скоростью сдували максимальное количество информации без возможности что-либо осмыслить.

– Ну вы и гады, долбанные везунчики! – если бы подобное произошло в школе, в класс бы полетели бумажки и ручки и отвлекающих реплик было бы больше, чтобы не дать счастливцам в полной мере воспользоваться свалившейся удачей. Но сейчас полные сознания своей взрослости студенты престижного ВУЗа должны были ограничиться только парой желчных замечаний.

– Се ля ви, чуваки, да закройте вы дверь, чё вы как эти, – звучали из аудитории раздраженные голоса, – мы же не специально, просто повезло.

Каждый из оставшихся в коридоре был зелёный ещё и от зависти к Вадиму, который так удачно пролез не в свою очередь, и теперь сосредоточенно сдувал со сфотографированного конспекта ответ про французский экзистенциализм. Все хотели быть на его месте, но больше всех этого хотел опоздавший Виктор, который примчался впопыхах, из курилки, услышав, что «маменькин сынок» заперся в преподавательской, и все, кто успел взять билеты, теперь списывают так, что руки дымятся. Винить нужно было только себя, без профессора он не мог бы взять билет, даже если бы Вадим не занял его место. Но этот чёртов счастливчик! Опять ему повезло, и Виктор злобно заглядывал в кабинет, а потом, когда на него смотрели одногруппницы, долбанул пару раз от досады о стену кулаком

Когда доктор и профессор бросили трубки каждый на своем конце провода, и воспитанный философ, сын философа, вернулся в аудиторию, его встретили святящиеся скромной радостью и интеллектом лица. Конечно, все кто готовился к ответу в его отсутствие, получили как минимум четвёрки.

– Ты чего полез без очереди? – Виктор приблизился вплотную к Вадиму, который только вышел из аудитории, и с извиняющимся видом пожав плечами, пытался засунуть в сумку зачётку с пятёркой, однако от толчка потерял равновесие и чуть не упал, упершись в стену.

– Ты чего полез, умный? – Виктор подошел ещё ближе, и чтобы подняться, Вадиму нужно было протиснуться между стеной и рельефом качка.

– Мужик, ты чего, ты же сам опоздал, всё равно бы не зашел без профессора.

– Не твоя очередь – не лезь, понял, счастливчик, а то я тебе счастье… укорочу.

Виктор усмехнулся удачно найденному слову, пихнул Вадима грудью, чтобы тот ещё раз стукнулся о стену и под вялые реплики одногруппниц «Витя, не надо, Витя, успокойся» зашёл в аудиторию.

Ну да, он не боец, этот Вадик. В драку не полез, но как он странно смотрел на удаляющегося Виктора, совершенно спокойно, чуть опустив голову на бок, как будто наблюдая и что-то прикидывая. Затем хмыкнул, увидел свою открытую сумку и наконец-то засунув в нее зачётку, направился по коридору. Надя догнала его перед выходом на лестницу.

– Ну, и что ты ему сказала, своему кавалеру недоделанному? – спросила Светка, вынув из пакета руку с трепещущим бутоном чипсов. Они с Танькой видели эту безобразную сцену, стоя перед аудиторией, и теперь необходимо было узнать все подробности, чтобы составить информированное мнение о произошедшем.

– Да ничего особенного, и совсем он не недоделанный. Сказала, что Виктор идиот, и не надо брать в голову.

– Да, идиот, это точно, – серьёзно подтвердила Танюха.

– Ну, и спросила, пойдёт ли на новый год.

– Ну, и как? Пойдёт?

– Да, – и Надя улыбнулась.

Танюха и Светка переглянулись.

– Ты думаешь, он уже… готов? – спросила Таня.

– Да, идите вы.

Странный он, этот Вадим. Когда Надя догнала его, то сразу увидела, что спокойствие было деланным: губы злобно поджаты, глаза презрительно сужены. Первое, что он сказал было: «Ты слышала, он хочет укоротить мое счастье?» – «Да, он дебил…» – «Никто не сможет укоротить мое счастье» – и это говорилось уже каким-то страшным, похожим на шипение шёпотом. «Да, это тупость какая-то, ты что, это слова просто» – «Ну да, слова.»

Вадим, как будто опомнившись, отвернулся и перевёл дыхание. Надя, сначала напуганная, тоже успокоилась.

– Ты же пойдешь к Танюхе, на новый год?

– Да, да, – и Вадим вдруг быстро заговорил, – да, помнишь, что я тебе говорил, год назад, помнишь? Так вот, я хотел тебе сказать. У меня сошлось!

Не всё, что Вадим говорил ей на той эпохальной пьянке, Надя готова была передать подругам. После танцев он и она, уже довольно кривые, оказались за закрытой дверью спальни, и там начался, вроде как, стандартный романтик. Она спросила, кто он по знаку зодиака, а он засмеялся и сказал, что это чушь. Ну, а она сказала, что многие так считают, но иногда знак соответствует характеру. Тогда он сказал, что она его неправильно поняла, и это чушь, потому что люди, которые говорят об астрологии, совершенно не понимают, о чем они говорят. Он же относится к этому очень серьёзно. А по знаку зодиака он Змееносец. Тогда Надя сказала, что такого знака нет, на что он сказал: «Вот видишь, ты тоже не знаешь много чего». Надя спросила, не хочет ли он узнать её знак, а он сказал что, что бы она ни сказала, это будет неправильным, лучше пусть скажет свой день рождения.

– Ты же не задумывалась, ну, так чтобы серьёзно, почему предсказания всякие, гороскопы на день, на неделю – почему они почти никогда не сбываются?

– Ну, бывает, что сбываются.

– Процент-то ничтожный. А когда это всё было изначально придумано?

– Сто лет назад?

– Сто! Две тысячи. Это же всё про то, как звёзды, Луна и Солнце расположены на небе в определённый момент времени. Времени, понимаешь. А как люди измеряли время тысячу лет назад? – спросил Вадим и тут же ответил себе сам, – Да, чёрт его знает, как! Вот в книге тысячелетней давности написано, что второго ноября тысяча сто пятого года Луна находится в созвездии Весов. Ну да, она там находится, но по сегодняшнему календарю это может быть не второе ноября, а второе декабря, месяцы разницы, понимаешь. А все эти бандерлоги-астрологи берут и переносят тот древний календарь на сегодняшний, понимаешь.

– А Нострадамус. Он же все чётко предсказывал.

– Да, чётко, но у него масштабы – годы, столетия, в этих масштабах можно более менее попасть. А вот чтобы точно сказать будет ли у Нади Резинкиной сегодня удачный день или лучше вообще из дома не выходить, вот это задача. Для этого нужно пользоваться именно тем календарём, который был, когда жили предки Нострадамуса.

– Ну, наверное, вообще невозможно предсказать с точностью до дня.

Вадим усмехнулся:

– Можно и до часа, и до минуты. Все зависит от того, каким календарём, и главное какими часами пользуешься.

Надька слушала внимательно глядя в его глаза, посвёркивавшие в полутёмной комнате. С ним было интересно и уютно, и возможно, даже будет хорошо.

За закрытой дверью продолжалось поглощение спиртного, и стоял плотный ржач. Она придвинулась к нему ближе, подвернула под себя ноги, и наклонилась, чуть коснувшись грудью в мохнатой кофточке его предплечья. Сигнала было достаточно, Вадим быстро положил жвачку на стол и, легко притянув к себе её голову, долго поцеловал.

Однако, дальше ничего не произошло. Хотя в комнату никто не ввалился, а ржач и громкая возня за дверью продолжались ещё долго. Вадим, вскочив, ходил по комнате и нёс какую-то чушь про сакральность момента, и что надо сначала всё хорошенько посчитать, и что она не должна на него обижаться, потому что это всё из-за заботы о ней же. Ведь у людей проблемы из-за того, что они легкомысленно относятся к близости, теряют энергию на неправильных людей, за зря, и что Надюха ему очень важна, поэтому ещё рано.

А Надя всё это время сидела, опираясь о край кровати плотно прижатыми к телу руками, закинув ногу на ногу, глядела в пол, и думала, что она скажет Танюхе и Светке, которые видели, как они с Вадимом ушли вместе. А потом поднялась, натянула Танькины тапки и, быстро проходя к двери, сказала: «Да, ты молодец». Вадим наклонился и попытался поймать её губы, но она отвернулась, и он только коснулся волос около уха. Надя вышла за дверь, думая, что он конечно интересный, но эти сакральные заходы – чересчур. Она была разочарована таким завершением вечеринки, тем более хмель, который был приятен вместе с желанием, теперь стал тупым и неприятным. Надюха оделась, преодолевая качку, в которой болтались одногруппники со столом, холодильником и прочей меблировкой крошечной Танькиной секционки, и уехала домой, с отвращением понимая, что теперь вечер наверняка закончится вертолётами и эмалированным тазиком.

А потом были новогодние каникулы и лыжи с плюшками и Слава из параллельной группы безо всяких заморочек, с которым можно было обсудить вопросы шопинга, брендов и прочего бреда. Слава демонстрировал здравое отношение к возможности провести ночь с девушкой, которой до ужаса не хочется быть в новый год одной или в обществе развесёлых подруг, благополучно устроивших свою личную жизнь.

А потом прошли полгода и год, и была ещё пара приятных мальчиков. Помимо замечательно сложенной фигурки в Надином арсенале было также симпатичное личико с распахнутыми глазами, которое и без макияжа было милым, а после теней, карандаша и помады приобретало магнитные свойства для мужских глаз. Рост её был не сильно высоким, чтобы пугать неуверенных, и не сильно низким, чтобы вызывать игнор амбициозных парней. Дефицита внимания она не испытывала, поэтому совершенно искренне не понимала, когда менее привлекательные подруги делились с ней личными проблемами, но это непонимание не мешало ей так же искренне им сочувствовать и изо всех сил стараться их развеселить и настроить на позитив.

Иногда Надя ловила на себе внимательный взгляд Вадима, который появлялся только на сессии, и непонятно, чем занимался между. Когда она видела его, и вспоминала их неудачное свидание, ощущения были, как ни странно, тёплыми, и немого щемила досада от чего-то упущенного, недоговорённого и незаконченного. Пару раз они сталкивались нос к носу, но поговорить не получалось, потому что Надя от непонятного внезапного смущения не находила сразу непринужденных слов, а Вадим постоянно куда-то спешил и скрывался с извиняющимся взглядом, кинув «привет».

И вот спустя год, увидев как Вадим сцепился с Виктором на экзамене по философии, Надюха поняла, что она ужасно соскучилась по нему, по их тогдашнему разговору, и по ощущению простой теплоты, которую она никак не могла получить, несмотря на то, что совсем не страдала от одиночества.

«Он сказал, что у него всё сошлось, вот чудик», – думала Надя и улыбалась в ожидании вечеринки.

ТРЕТЬЯ Черепаха

Через неделю после экзамена по философии накануне нового года случилась пьянка у Танюхи. Она была не такая безбашенная как раньше: кто-то был уже по парам, а кто был без – завидовал спарившимся и грустил.. Те же, кто недавно с кем-то встречался да расстался, до последнего момента не знали и тщательно взвешивали, идти или нет, ведь всё зависело от того, пойдет ли бывший, с которым – или которой – «я не то, что пить, вообще рядом… не сяду». Кроме того, многие должны были с утра ехать по домам в разные городишки за пару сотен километров от центра, встречать новый год с родителями, поэтому утром надо быть огурцом и верить, что в новогоднюю ночь всё восполнится.

Надька всё ждала Вадима, и беспокоилась, как он поведёт себя с Виктором, который был тут же, притащился, несмотря на то, что Танюха его совсем не звала, а он усиленно, под влиянием новогодней романтики и воспоминаний об утраченной фигуристой собственности, со всех сторон к ней подкатывал. Он припёр с собой заготовленный прикол про северных оленей и теперь радостно им щеголял.

– Вот олени Санта Клауса, Рудольф есть такой, олень. Они все с рогами да? А, между прочим, олени, северные, сбрасывают рога в ноябре, поэтому к новому году они должны быть лысые, а у Санта Клауса они почему-то все рогатые. А не сбрасывают рога, знаете кто?

Все замолчали в ожидании сальности с заранее растянутыми улыбками.

– Только самки или кастрированные. Кастрированный Рудольф. Ха-ха, или он вообще – самка.

И Виктор ржал.

– Короче везде пендосовские темы, даже Кристмас с оленем трансвеститом!

Компания, сильно желающая поскорее себя развеселить, присоединялась к смеху юмориста.

Было скучновато, и Надя очень обрадовалась, когда наконец-то появился Вадим.

– А вот и наш счастливчик, – закричала Танюха, – и побежала целоваться.

Лицо Вадима было серьёзным, и как будто совершенно не тронуто новогодним настроением. Он осмотрел комнату и нахмурился, увидев Виктора, который нахмурился в ответ и упёр руки-в-боки, стараясь занять как можно больше пространства.

– Надюха, вот и твой кастрированный олень пришел.

– Витя, ну блин, перестань, новый год, не порть.

Вадик не обратил внимания на «кастрированного оленя», улыбнулся, увидев Надю, поманил, и когда та подошла, увлёк её в коридор. Дверь захлопнулась, и они оказались тесно прижатыми друг к другу на выстуженной лестничной площадке. Он дёрнул вниз молнию куртки, накинул её на девушку, прижимая к себе плотнее и обнимая за талию. Это произошло в течение секунды, быстро и привычно, как будто они всё время встречались этот год, и он был её парнем. Она чувствовала именно так, естественно, и не сопротивлялась, и сладкое нахлынувшее на неё чувство было почему-то страшно знакомым. Ей было уютно, спокойно и тепло.

– Надя, я сейчас тебе скажу что-то очень важное, и ты должна согласиться.

– Хорошо, – соглашаться с ним было легко.

– Мы должны встретить этот новый год вместе.

– Хорошо, мы и так вместе, ты же зайдёшь, или как?

– Нет, ты не поняла. Вместе – вдвоём, с тридцать первого на первое, я тебя приглашаю завтра ко мне. Мы встретим новый год вместе, – повторил Вадим.

Надя смутно помнила, как закончился этот вечер. Вадим поцеловал её в кончик носа и исчез, а она вернулась к одногруппникам, и потом стало веселее, но она всё время думала про Вадима, смотрела на часы и представляла, как они встретятся завтра, и закрывая глаза, в дымке видела его улыбающееся лицо. Ночью она не могла заснуть и затем, встав утром, поехала в бассейн, затем суетилась по дому, снова легла под сериал на ноуте, но сон так и не пришёл.

Ровно через двадцать четыре часа после их встречи накануне, без пяти двенадцать тридцать первого декабря, она поднялась на лифте на последний этаж единственной в городе пятнадцатиэтажки в центре. Когда Надя прочла смс-ку с адресом, она поняла, что никто не знает, где живет Вадим, и просто удивилась, что это в центре, в самом крутом доме. Кроме адреса было записано ещё и точное время, и сердечко. Надя не обращала внимания ни на крутизну дома, ни на пошлость сердечка, она просто хотела поскорее увидеть Вадима.

Дверь распахнулась, и она практически упала ему на шею, обвив руками и утопая в губах. Он поднял её и понёс куда-то по длинному коридору вглубь, и сквозь прикрытые веки она видела только его лицо, и не обращала внимания на необъятность тёмной квартиры. Они опустились на что то мягкое и пушистое, одежда улетучилась, и началась сладкая качка и невыносимо тяжелая нега навалилась, обволокла и не давала поднять веки, и затем от низа живота до кончиков пальцев по телу волнами покатилась дрожь, и за двенадцатой волной на улице внизу закричали «ура!» и начался фейерверк.

Надя так и не открыла глаза и проспала какое-то время, то ли пятнадцать минут то ли полчаса, чего обычно не бывало. Может быть, причиной была прошлая бессонная ночь и бестолковый суматошный день. Неясно. Всё было по-другому.

Проснувшись, Надя подняла голову и осмотрелась. Она лежала на полу на белой звериной шкуре в огромной комнате, которая освещалась только фонарями с улицы и пульсирующими вспышками фейерверков из окон до пола и во всю стену. В квартире, похоже, снесли все перегородки, превратив её в необъятный лофт. Барная стойка отделяла маленькую кухоньку от основного пространства. Высокий стул у стойки составлял всю меблировку просторного жилища.

Вадим стоял спиной к ней около окна и считал фейерверки. Один, два, три. Он насчитал пятнадцать штук. Почувствовав Надино движение, он обернулся и улыбнулся девушке. Из одежды на нём были почему-то только массивные часы на левой руке. Он смотрелся как с обложки журнала – все кубики на своих местах, и увидев его, Надя снова почувствовала тянущее томление в мышцах, но часы на голом парне показались ей комичными, и она невольно заулыбалась.

– Сколько я спала? Они всё еще палят.

– Всего пару минут. С новым годом.

– С новым годом. А мне показалось, что целый час.

Она перевернулась на живот и легла щекой на шкуру глядя на Вадима. Вспышки за окном раскрашивали её кожу тенями.

– А, зачем тебе часы?

Она засмеялась, прикрывая губы.

Вадим улыбнулся еще шире и, приблизившись, к ней сел на колени:

– Браки свершаются на небесах, девочка моя, но главное тут всё же не место, а время, – и он показал пальцем на часы на своей руке.

Надя удивленно подняла брови. Какие браки, полегче, Ромео. Получается, он точно рассчитал время, когда мы должны были делать это. Заниматься любовью по расписанию ей ещё не приходилось. По книжке – да, был один мальчик на йоге, и при этом была конечно гордость за спортивные достижения, а удовольствие – так себе. Но по часам начинать и заканчивать. Вот это да. Надя прыснула и уже не могла остановиться. Вадим смеялся вместе с ней, потом тряс за плечи, заглядывая в лицо, говорил её имя, затем шептал.

Через какое-то время она снова очнулась. Да, в этом было конечно что-то странное. Ботаник с часами. Но на ботаника не похож, мамочки, вы посмотрите на эти мышцы. И чего лукавить, это же гигантская квартира, и часы, сколько стоят эти часы, откуда у него это всё, и чего ему надо от меня.

Надю охватило беспокойство, и она начала тормошить спящего рядом с ней принца.

– Вадим, мне так хорошо с тобой, но я… Я тебя боюсь, – губы её нервно дернулись, – ты кто?

Принц лукаво улыбнулся:

– Ты знаешь, я, похоже, единственный, настоящий звездочет на земле.

– Астроном?

– Нет, что ты, астролог.

Он опёрся на руку и, лежа на боку, заговорил. Его голос действовал на девушку успокаивающе и Наде хотелось сразу забыть про свои страхи, но она заставляла себя сосредоточится и вслушиваться в слова. Ей казалось, что сначала он говорил то же самое, что и год назад на той колоссальной вечеринке с их неудачным свиданием. Тогда его слова показались пьяной и нарочито таинственной болтовней, выдуманной с единственной целью склеить захмелевшую одногруппницу. Теперь её удивила простая мысль, которая ни разу за это время не пришла в голову. Ведь если целью болтовни было просто заняться с ней сексом, то почему же секса-то не было?. Чего-то ты не поняла, Надька.

Он рассказывал, что со школы интересовался астрологией, определял зодиаки одноклассников по дням рождения, читал, и очень скоро задался вопросом, почему же астрологические предсказания не сбываются. Почему их так много и почему они не сбываются. На первый вопрос ответила психология. Людям необходимо чудо и осмысленность жизни, ощущение целенаправленности их ежедневного копошения. Сегодняшняя удача должна быть вознаграждением за вчерашние неурядицы. Даже само ожидание удачи – греет и даёт силы. Этот отчаянный спрос родил необъятную массу предложений: гороскопы и предсказания на каждый день по интернету, ТВ – везде. Но почему же не сбываются? Может, на самом деле, это чушь собачья, но ведь есть примеры потрясающих прозрений, как же быть с ними.

Слушая Вадима, Надя потихоньку осматривалась. По центру длинной стены висит большой плакат с чернокожим баскетболистом, на полу то там, то тут, валяются раскрытые журналы. Надя посмотрела на лежащий рядом со шкурой глянцевый разворот. Футбол. Ну что же, принц не без изъяна. Противоположная стена заклеена обоями в клетку, а другие стены однотонные, цвет непонятен в темноте. А нет, это не клетка, буквы и цифры. Это же календари, вся стена в календарях, названия месяцев шрифтом покрупнее и дней недели помельче на разных языках. Оригинально.

Шорох заставил её повернуть голову. Раскрытая обложка с перекошенной рожей и футбольным мячом толчками ползла в её сторону. Надя взвизгнула и быстро села обхватив колени руками.

– Это Машка, не бойся, – сказал Вадим, вздрогнув от её крика.

Он поддел журнал ногой, перевернул и поднял с пола черепаху, которая медленно ворочала в воздухе головой и лапами. Вадим, чмокнул черепаху в нос и поднёс к девушке. Надя, которая боялась только мышей и прочих шерстяных грызунов, а к хладнокровным голым гадам испытывала вполне тёплые чувства – раньше у неё жил уж – погладила Машку по каменной спине и шершавой голове:

– Привет, Машка. Предупреждать надо, – это уже было адресовано хозяину черепахи, – ну, господин звездочёт, что там с предсказаниями, которые никак не хотят сбываться?

Ответ пришел на уроке истории в восьмом классе, когда среди рассказов об ужасах русских революций между делом проскочило упоминание о занятном, но не более, событии: о переходе с Юлианского календаря на Грегорианский, и Вадика осенило – календари были разные. Великие астрологи и предсказатели, которые жили раньше и прозревали вглубь времён, как в прозрачную воду – у них же был другой календарь. Чтобы предсказывать, как они, нужно пользоваться календарем, которым пользовались они.

Вадим откопал кучу старых календарей. Изучая движение звезд и планет способами, описанными в старинных книгах, он накладывал их не на современный календарь, а на те календари, которые предположительно существовали во времена знаменитых астрологов, на календарь, по которому жил Ностадамус в 1555 году, когда издал свой первый альманах, или чуть раньше Парацельс, или безымянные колдуны майя на заре новой эры.

Он начал пробовать предсказание событий. Букмекерские конторы предоставляли широкие возможности для практики, и он начал ставить небольшие суммы на футбол и баскетбол.

Первую ставку он сделал в конторе в здании бывшего кинотеатра. Была суровая зима, минус сорок три днем. От его деревни до города было час езды на рейсовом автобусе и потом от автовокзала до кинотеатра еще полчаса. В ожидании транспорта Вадим два раза промёрз до костей, и ещё беспокоился, что надо управиться, как можно быстрее, пока родители его не хватились: в одиночку кататься в город было не принято, а он по понятной причине не хотел брать в поездку никого из приятелей.

В конторе было холодно, как на улице. Обогревались только комнатки за окошками касс, где сидели две принимающие ставки девушки, а в промёрзшем тамбуре толпились похожие не неваляшек мужики в толстых пуховиках, ватниках и ушанках. Они сурово рассматривали таблицы на стенах, брали у кассы бланки и отходили к одному из двух высоких круглых столиков, где, дыша на привязанную бечёвкой шариковую ручку, выписывали на бумажке свое послание судьбе. Затем у окошка нужно было подать бланк, и произнести вслух название матча и счёт, так было принято, не озвучивалась, конечно, только поставленная сумма. Вадим, никогда не был в такой конторе и очень смущался. Пару минут он наблюдал, как ведут себя закутанные неваляшки, затем взял бланки и отошёл к столику.

Тем временем мужики по очереди подходили к окошку и произносили свои ставки. Германии – Швеция, один – ноль. Испания – Португалия, ничья. Бавария – Манчестер, победа Баварии. Ставки были осторожными и стандартными, каждая произнесённая фраза вызывала понимающие кивки и одобрение в очереди или сдержанные поправки: «Франция – Испания, два ноль» – «Это – вряд ли» – «Французы никогда больше одного не забивали испанцам» – «У них сейчас состав какой, видел?»

Однако следующая ставка вызвала живую реакцию среди закутанных искателей удачи:

– Сан-Марино – Милан, пять – ноль.

– Ну ты даешь дружище!

– С дуба рухнул.

– Милан не в форме, так-то да, но пять – ноль!

– Ха, раз в год и палка стреляет, ты много только не ставь.

Вадим оборачивался на обращённые к нему реплики и смущенно, краснея, улыбался, разводил руками, вроде говоря «Ну вот так, а я в них верю». Он сунул в окошко бланк и заготовленные деньги, запихнул в карман чек и побежал сквозь звенящую стужу на автобусную остановку.

Через десять дней, когда победа самой хилой в клубе сборной Сан-Марино над фаворитами чемпионата Европы с фантастическим счётом была свежей сенсацией, Вадим приехал в город за выигрышем. Завсегдатаи сразу его узнали:

– О, счастливчик!

– Молодец, новичкам везет!

– А много поставил?

– Да, отстаньте вы от пацана.

Мужики скалились и завидовали. Стоя у окошка, Вадим чувствовал зависть спиной через толстую куртку.

Он продолжал кататься в город и делать ставки примерно раз в неделю. После первого своего выигрыша, по дороге домой в холодном автобусе, он разумно решил, что не будет больше играть на сенсации, поскольку они вызывают слишком много ненужного внимания. Сенсации конечно сулят большие деньги, но лучше действовать скромнее.

Интерес к эзотерике сочетался у Вадима с воспитанной небогатыми деревенскими родителями бережливостью, и он стал копить, обеспечивая себе лимит на карманные расходы, сравнимый с тем, которым щеголяли обеспеченные одноклассники. По мере того как выигрыши становились регулярными, количество правильных календарей сократилось до трёх. Предсказания, основанные на этих трёх календарях, оставшихся после отсева, давали одинаково высокую вероятность прогноза в пределах пары месяцев.

Однако, три одинаково древних, правильных, но разных календаря и точность предсказания девяносто процентов в масштабах пусть даже месяца не были идеалом амбициозного прорицателя. Это должен быть один календарь и сто процентная вероятность наступления предсказанного события. Да, и оно должно случиться не с точностью до месяца, а с точностью до минуты. А может даже секунды. Кровь пульсировала в голове, и глаза загорались бешеным огнем, когда Вадим понял, что теперь ему нужен не календарь. Ему нужны особые часы.

Упорство Вадима в реализации какой-то засевшей в голове идеи было невероятным. Из добродушного весёлого школьника он вдруг становился суровым и замкнутым социофобом, огрызался и ввязывался в драку, если легкомысленные сверстники вольно или невольно отвлекали его от размышлений о занимавшей его гипотезе. Одноклассникам такое поведение было привычным: «Опять у него ПМС, лучше не трогать». Однако из-за таких перепадов настроения, близких друзей в школе у Вадима не появилось.

Он продолжал копить, теперь точно зная, на что, предсказывая игру футбольных ставок с точностью до месяца и выигрывая с вероятностью девяносто процентов, а иногда проигрывая с вероятностью десять. Но это была всё же отличная точность, и через год, он смог купить часы своей мечты, заказав их через официальный интернет магазин из Швейцарии. Это были самые сложные часы на планете, и одни из самых дорогих, но не потому что были богато украшены. К чёрту бриллианты и платиновое напыление. Часы показывали солнечное, лунное время, положение полярной звезды, и более того, сверяли время не по сети, а напрямую со спутника, по которому выравнивают эталонное время Гринвича.

– Надюша, ты же понимаешь, зачем часы?

Мысль была предельно простая. Он перерыл интернет, разыскивая информацию о попытках применить эту идею в астрологических прогнозах, но ничего не нашёл. Возможно, решил он, это из-за того, что идея связана с точными науками, а астрологией в основном занимаются одухотворённые ботаники гуманитарного склада. Кто его знает. Интересы же Вадима были разносторонними и не ограничивались гуманитарщиной. Подписки на ютьюбе исчислялись десятками в основном образовательных каналов различного пошиба. В поисках ответа на какой-нибудь важный вопрос он мог легко сращивать идеи из разных дисциплин, склеивать их в неожиданных комбинациях, голова к пятке, сравнивать несравнимое. «Почему я не могу это соединять, если это уже соединилось в моей голове» – говорил он ошарашенному учителю литературы, доказывая, что убийство старушки-процентщицы было совершено уж никак не под влиянием эфемерных идей о сверхчеловеке и избранности, а в состоянии аффекта, вызванного нестабильным психосоматическим состоянием главного героя, неприспособленного к проживанию в капризном климате северной столицы, а еще серьёзными магнитными бурями, которые, как свидетельствует сохранившаяся история метеонаблюдений, бушевали в Петербурге в период времени, описанный Фёдором Михайловичем.

Смысл часов был в том, что помимо изменений календаря, которыми развлекались люди на протяжении истории совершенно сознательно, само время менялось и продолжает меняется помимо их воли. Оно сжимается. Смена времен года определяется циклами вращения Земли вокруг Солнца, и Земля держится на этой орбите благодаря силе притяжения своей звезды. Солнце постепенно остывает, это всем известно, и по мере остывания увеличивается его масса а вместе с ней и гравитация. Земля притягивается к Солнцу сильнее, и её орбита вращения вокруг него становится меньше, сокращая и длительность календарного года для ныне живущих сапиенсов. Вот и вся арифметика. Логично предположить, что период времени который мы называем годом, для наших предков длился два или полтора наших года? Можно, если мы говорим о динозаврах.

– Можно, если мы говорим о времени наших пращуров-проящеров. Но, я-то хотел подстроиться под время, когда жили Нострадамус и Парацельс. А здесь разница – может быть в минутах и секундах. А ко времени майя – максимум пара дней. Сколько же я с ними промучился, с этими часами, ты не представляешь.

В конце концов было учтено изменение гравитации Солнца по отношению к Земле, когда оно удаляется по орбите зимой и когда приближается летом, были применены координаты луны и планет по эфемеридам Региомонтана. Вадим добился точного учёта влажности воздуха в Лионе во Франции, где вышла первая книга Нострадамуса, что оказало в то далёкое время решающее воздействие на точность и поправки в наблюдениях за звёздами. Как древний колдун готовит дьявольское зелье, смешивая чудовищные ингредиенты, так и Вадим пробовал различные соотношения настроек и их влияние на точность предсказаний. Крысиные хвостики и лягушачьи лапки, прядь волос девственницы и семя праведного мужа он добавлял к котёл своих часов и тщательно перемешивал, крутя колесики и нажимая на кнопки, наблюдая за мерцающими фигурами чисел, бегущими по циферблату.

И наконец всё сошлось. Точность предсказаний стала стопроцентной. Он поставил пароль на настройках часов, сказал «Щёлк!» изображая запирающийся замок, и постарался побыстрее забыть пароль. Другого шанса не будет. То, что он нашел это положение частей сложнейшего механизма, было невероятной удачей. Один шанс на миллиард.

Вадим продолжал упражняться с игрой на ставках. Он был осторожен, никогда не ставил в одной конторе более двух раз подряд. А когда с широкополосным интернетом букмекеры развернулись в виртуале, риски быть схваченным и ограбленным свелись к минимуму. Мало помалу незаметно он перестал быть обузой для предков. Однако такая его самодостаточность вызывала обеспокоенность среди скромных родителей. Начались допросы, подозрения и нервотрёпка. Вадим запасся терпением и беззаветной любовью к старикам и на все вопросы отвечал с широко открытыми чистыми как пресные озера Хакассии глазами.

В конце концов, отец с матерью убедились, что их странный сын не интересуется наркотиками и алкоголем, сексуальная ориентация настроена по умолчанию, и когда он в ходе долгих кухонных допросов, которые часто продолжались за полночь, окончательно растолковал, что за выигрыши на ставках «не посодют», предки оформили банковский счет для сохранности шального дохода, и после одиннадцатого класса купили сыну квартиру в центре на им же заработанные выигрыши. Единственным требованием родичей было, чтобы отпрыск получил нормальное образование, а потом делай, что хочешь.

– Но всё это ерунда и чушь, понимаешь, самое главное, что я нашёл тебя, я все рассчитал и мы всё сделали, как написано звёздами и теперь мы повенчаны на небесах и мы всегда будем вместе, понимаешь. Это не слова как в сериалах и кино, после которых начинаются измены и семьи рушатся и дети плачут, и люди держатся друг за друга из чувства вины, превращают свою жизнь в ад, нет. Я единственный настоящий звездочет и я говорю тебе – мы вместе навсегда.

И Надя чувствовала, что всё это так, слова действовали как дурман, обволакивали кальянным дымом таинственной восточной мудрости, и на душе было только спокойствие тепло и счастье. Да, навсегда.

Но вдруг она подумала:

– Ты же можешь сделать что-нибудь хорошее, предсказывать катастрофы.

Вадим посмотрел на девушку с умилением:

– Ты ж моя добрая Надя. Понимаешь, какая штука…

Часы, оказывается, были настроены очень индивидуально, на момент его рождения с точностью до сотых долей секунды, причем по времени и календарю 645-го года нашей эры, когда был построен храм майя в дельте реки Усумасинты. Часы могли показать, что будет, но исключительно только с ним, с Вадимом, если он сделает что-то, или не сделает. Если какие-то события с ним непосредственно не связаны – их просто нет в предсказании. Можно, конечно, спросить, будет ли завтра землетрясение в Норильске, но ответа не получить. Во-первых это никак не связано с его действиями, а во вторых, даже если и произойдет – на него никак не повлияет. Вот такая штука.

– Хорошо, что мы не в Норильске, там сейчас всё время ночь, – сказала Надя, она уже не думала о своем страхе и просто слушала Вадима, как сказку перед сном.

– Вот если я ставлю на матч Испания – Италия, что Италия выиграет пять – ноль. Я не задаю вопрос «Италия выиграет у Испании пять – ноль?», я спрашиваю «Если я поставлю, что выиграет Италия, я стану богаче?»понимаешь. А если я получаю ответ «нет», значит нужно ставить на Испанию, но стоит проверить, конечно, прежде чем расставаться с деньгами. То есть предсказание даёт точный ответ, что произойдет в результате моего выбора. Помнишь, как у богатыря перед камнем, у меня была книжка с картинками, богатырь такой понурый, а на камне ворон, а вокруг кости с черепами навалены и ржавые доспехи. «Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – счастье найдешь». Так вот, тут вариантов гораздо больше двух.

– Значит правда про тебя говорят, что ты учишь всегда один билет.

Вадим сменил выражение лица на удивление:

– Ишь ты, откуда такое? А, это я проговорился девчонкам из соседней группы, было дело, да, а слух-то пополз, ха-ха.

За окном снова начались фейерверки, вторая порция сограждан достигла нужного градуса или поддалась на уговоры ошалевших от бессонной ночи детей. По комнате забегали тени и разноцветные блики.

– Жизнь – это миллион выборов, миллион дорог, каждую секунду – выбор, – говорил Вадим, – сограждане выбирают наугад, вслепую, а у меня есть фонарик, на лбу понимаешь. Я тебе покажу. Машка иди сюда.

Вадим ринулся в угол и извлёк из-под вороха журналов черепаху и понёс её к длинной барной стойке. Древнегреческий атлет в матовом голубом свете фонарей и окон. Ахиллес и Черепаха.

– Ты с ней наперегонки бегать будешь?

– Да, нет-нет, иди сюда.

Надя помедлила, и всё таки накинув на себя лежавшую тут же рядом рубашку Вадима, подошла к стойке.

– Вот смотри, – Вадим положил Машку с одного конца стойки, – так, а здесь будет, – он открыл стоящий рядом холодильник, – вот, яблоко.

Он прокатил яблоко по своей груди и животу «брр!», поёжился от холода, и поставил яблоко на другом конце стойки:

– Сейчас темно, и ни черта не видно. И черепахе не видно. Она может поползти направо, – и Вадим чуть подтолкнул Машку вправо. Черепаха пару раз двинула лапами и они повисли с края стойки, – и может свалиться вниз. Может поползти налево, – и Вадим поднял черепаху и показал как она плавно пикирует со стойки на кафельный пол, – а может поползти прямо – и найти яблоко, да Машка?

Но она не видит, ничего, она в темноте, прямо как люди. Что ждёт нас за этим углом, а в этом подземном переходе, что будет, если вложить в синие фишки, или поступить в вуз на АйТи или на юрфак – это только вероятности, но никогда не стопроцентные. А жизнь-то одна, понимаешь, короткая, мне нужно точно знать, мне нужен только стопроцентный прогноз, что мои действия принесут мне счастье, у меня не хватит времени попробовать все варианты, тем более если часть из них меня, в конце концов, может убить, понимаешь?

Он снял Машку со стойки и поставил на пол. Черепаха осталась на месте, и Надя подумала, что, наверное, у Машки кружится голова. Мы видим все пути и возможности, куда ползти, потому что мы – Боги, – говорил Вадим, – ну, для черепахи во всяком случае. Но мы – молчим, это же обычное занятие Бога – молчать, пока черепахи падают в пропасть. Ну, или мы кричим черепахе «Стой, не ползи направо там опасно!» – но она не знает нашего языка, понимаешь, и никогда не выучит. А мы не хотим говорить по-черепашьи. Мы, скорее всего, можем, мы же боги, и можем все, но не хотим. Почему? По той же причине, что мы Боги, и делаем, что хотим, а почему мы этого хотим – черепахе не понять.

Надя улыбалась, глядя на Вадима.

– Но теперь снабдим Машку волшебным фонариком.

Вадим грохнул ящиком в кухонном шкафчике, пошарил внутри и извлек брелок в виде патрона с гильзой и резинку колечком. На брелке была кнопка, которая поочередно включала фонарик или лазерную указку.

– Машка, потерпи.

Он снова поднял черепаху с пола, закрепил мягкой резинкой брелок у неё на голове и осторожно нажал на кнопку. Машка чуть быстрее, чем обычно, замотала головой, железная штуковина и резинка на башке ей не нравились. Довольно широкий луч фонарика начал перемещаться от края к краю барной стойки, в центр, показывая на мгновение зеленый бок яблока.

– Теперь она знает, где яблоко, у нее есть фонарик. Она конечно в силу тупости, хоть и древнее животное, не может им пользоваться, и всё равно поползет куда вздумается. Но я-то могу. У меня есть такой же фонарик. Только он еще более точный и пользоваться им сложнее.

Вадим щёлкнул кнопкой и фонарик превратился в лазерную указку. Теперь по стойке забегала красная точка, то исчезая за краем столешницы, то скользя вперед в сторону яблока, не добираясь до него, то всё-таки останавливаясь на выпуклой зелёной кожице.

Вадим снял с Машки демонстрационное приспособление.

– Видишь, мой фонарик – это очень тонкий луч, но с его помощью я нашел своё яблоко.

Он подошел к девушке, обнял и наклонился, чтобы прошептать на ухо:

– Я знал, что если мы сегодня проведем ночь вместе, то будем вместе всегда.

Господи, какой же он всё-таки гик, и какую чушь несёт, но какой же красивый и как мне хорошо с ним.

– А ещё, – Вадим поднял голову и сказал быстро, как будто вспомнив занятную деталь, – смерть свою предсказать не могу. У меня сейчас линия жизни, которая выстраивается по расчетам, бесконечная. Но это не значит, что я буду жить вечно, думаю у всех молодых это было бы так. Гляди.

Он показал Наде циферблат часов, нажал последовательно кнопки на боковине корпуса, и электронный дисплей загорелся голубым светом, таким ярким, что Надя сначала зажмурилась. По дисплею побежали справа налево белые числа. Вадим покрутил колесико и бег ускорился, числа слились в одну светлую широкую ниточку.

– Это моя линия жизни, можно крутить хоть час, конца не будет. Здесь бесконечное количество возможностей и выборов, в том числе и бессмертие. Есть и такой вариант, да, потому что просто есть запас здоровья, наверное. Я пока не сделал ничего такого, что может вызвать смерть от болезни или старости. Сердце не шалит, холестерин в норме, понимаешь. Будущее от этого момента и дальше вбирает в себя все возможности. Найти лекарство от старости – это, получается, с точки зрения звёзд, тоже реально.

Может быть, я спрошу однажды: «Если мы полетим в Мумбаи на каникулы, покатаемся ли мы там на слоне?» – и получу ответ «нет» и линия жизни оборвется, это будет значить, что нужно либо вообще не лететь, либо спрашивать уже конкретно про авиакомпании. Для моих часов смерть – это возможный побочный эффект моего выбора в какой-то ситуации. Она не является естественным или обязательным исходом и это самое удивительное.

– Но ведь, если ты узнаешь, что на аэрофлоте в Мумбаи тебе лететь не надо, ты же позвонишь в компанию?

Они снова сидели на белой медвежьей шкуре и Надя расчесывала его волосы пальцами как гребнем от висков и за уши.

– Ну да, чтобы меня вычислили и обвинили в терроризме, а потом если окажется правдой, чтобы засадили, ведь никто не поверит моим часам, а в то, что я террорист – поверят сразу. Да, и пока у меня не было предсказаний про теракты, они далеко от меня, просто.

И они всю ночь провели на медвежьей шкуре, ощущая себя героями рождественской истории, может быть Вадим представлял, что он всесильный волшебник, а Надя, что она спящая красавица, кто знает. Террористы, катастрофы, и люди, молящие о помощи сверхъестественных и вполне реальных сил становились эфемерными и улетучивались, испарялись как капли пота с горячего молодого тела. Ничего нет, только снежная новогодняя сказка, наполненная радостью обыкновенных людей, на которых свалилось необыкновенное счастье. Может быть дело в том, что счастье сначала делает человека эгоистом, самозабвенным добрым и прекраснодушным эгоистом.

ЧЕТВЁРТАЯ И никуда не деться…

Весной к Танюхе в гости приехала сестра с мужем и двумя пацанами, пятилетними близнецами Яриком и Сашей, которого для рифмы назвали Шуриком: Ярик и Шурик. У Танюхи было какое-то невероятное количество сестёр, то ли пятеро, то ли шестеро. Во всех рассказах про детство и жизнь с сёстрами неизменно присутствовала фраза «Батя с нами просто вешался». Отец Танюхи очень хотел сына и старался изо всех сил, но получались одни девчонки. «Мама ему всегда говорила: не переживай, настоящие мужики воспитывают дочерей», и он воспитывал и, судя по всему, делал этот хорошо: став взрослыми, они были очень дружны и помогали друг другу, хотя общались между собой по-свойски и даже грубовато. «Ну, правильно, чего сопли развозить», – говорила Танюха и звонко смеялась, разговаривая с сестрой по телефону, – «ты, конечно, приезжай, у меня как раз учёбы выше ушей, и работа ещё по ночам, приезжай и засранцев привози и Толика своего храпящего, я как раз думала, куда мне два часа свободного времени девать, так теперь знаю, приезжай». Она была уверена, что родственники – это святое, а напускная суровость помогала ей подготовиться к предстоящему сестринскому подвигу.

Муж Танюхиной сестры занимался каким-то бизнесом, что-то с поросятами, и они должны были оформлять документы в Регпалате для получения вычетов и льгот, поэтому несколько дней с утра и до вечера катались между банком и нотариусом, подписывая бумажки.

Пока родители в мыле носились по городу, близнецы были сданы в частный детский сад, но было запланировано ещё одно дело, как будто хождений по бюрократическим мукам было мало. Ярика нужно было свозить к логопеду. Он не произносил правильно практически ни одного звука, и это было единственным его отличием от совершенно идентичного брата, у которого с речью было на удивление всё нормально и по возрасту. Шурик часто был переводчиком для Ярика, потому что только он понимал, что лепечет его шепеляво-гнусавый брат.

Полгода назад, специально приехав в большой город на пару дней, Танюхина сестра уже показывала Ярика заранее найденному хорошему логопеду, и та дала задания и показала упражнения, чтобы родители сами занимались с ребёнком, поскольку специалисты по шепелявости в их захолустье отсутствовали. Теперь нужно было показаться ещё раз, проверить, есть ли прогресс, и для этого нужна была Танюхина помощь: забрать Ярика из садика днем и отвезти к логопедше – она работала в детском центре на другом конце города, – но как раз накануне Танюху атаковал вирус с соплями, кашлем и температурой.

– Надюха, мне больше не кого попросить, пожа-а-алуйста.

Сипя и кашляя в трубку Танюха объяснила, что нужно приехать в садик во время сончаса – родители предупредят воспитателя и дадут её телефон – и отвезти Ярика к логопеду. Пацан побудет в детском центре до вечера и его заберёт кто-то из родителей.

– Тань, как они это всё успевают с детьми, это же просто сумасшедшая логистика.

– Ничего подруга, будут свои, вот тогда поймём, ну, так давай тренироваться, ты сможешь или у тебя опять гора контрольных для конторы этой? – несколько месяцев Надя регулярно решала контрольные работы и писала рефераты под заказ для фирмы «Друг-ботаник», – хорошо, что есть на свете лоботрясы с деньгами, а Надюха? – и Таня засипела в трубку, что, наверное, означало смех.

– Конечно, помогу, ты же совсем мёртвая. Подожди, подожди. А как я их отличу? Я же их видела всего пару раз.

– Ну, Ярик говорит плохо.

– Да, они оба плохо говорят, как дети говорят, я же не пойму, что делать?

Танюха минуту задумчиво тянула носом, затем прошипела:

– Тогда так, запомни: у Ярика на майке будет солнышко, нарисовано, Мы с утра наденем на них разные майки, чтобы ты не перепутала.

Надя примчалась с детский, и они с молодой воспиталкой общими усилиями опознали и растормошили дрыхнущего с солнышком на майке Ярика. Пока его одевали и обували, Ярик покачивался и сонно водил полузакрытыми глазами в разные стороны, Надюха спросила, как воспиталка различает близнецов, а та сказал, что никак, что они были-то в садике всего два раза¸ и это совершенно гениальная идея с солнышком, «какие молодцы родители».

В машине Ярик отрубился и продрых все пробки. Надюха передала его на руки логопедше, чиркнула Тане смс-ку, примчалась домой и села за контрольные.

А через полчаса Танюхиной сестре позвонила логопедша из центра и задушевно с придыханием сообщила, что произошло чудо, что такого прогресса в исправлении дикции она еще не встречала на протяжении многолетней практики, что Ярик чётко выполнил все упражнения, даже на «Ж» и «Ш», и какие они с мужем молодцы, что всех себя полностью отдают занятиям с ребёнком, и если бы все родители были такие, то дети прямо из садика могли бы идти на радио и телевидение. Надя сначала удивилась, потом смутилась и сказала, что наверное это преувеличение, живо вспомнив как они с мужем конечно занимались с Яриком гимнастикой языка, и как эти оба раза закончились веселым шепелявым хихиканьем и поражением команды родителей. Тут она всё поняла.

– Похоже, вам подсунули не того мальчика. Извините, пожалуйста! Вы не могли бы дать мальчику трубку, его Шурик зовут, они с Яриком близнецы.

Шурик сначала не понял, почему мама разговаривает с ним строго и чуть не разревелся, ведь минуту назад его хвалили, какой он молодец, и кормили конфетами. Когда мама смягчилась, он раскололся и сообщил, как перед сончасом они с братом обнаружили, что на них разные майки, при том, что вся остальная одежда полностью одинаковая. Естественно, они решили, что это – непорядок, и пока воспитательница переодевала других детей, а нянечка доедала рыбный суп, они пошли в игровую комнату и намалевали красным фломастером Шурику на майке солнышко, как у Ярика. Получилось похоже.

– Надя, ну ты же не того отвезла? – Танюха сипела в трубку, кашляла и чуть не плакала.

– Как не того? У него солнышко было нарисовано, – отбивалась Надя.

– А у второго было нарисовано?

– Так мы второго и не будили…

– Надя, что делать, там деньги за занятие оплачены, и вообще им уезжать завтра, надо Ярика доставить логопедше.

Выходило так, что Надя сама не могла сорваться, контрольные нужно было сдавать в тот же день вечером, а там ещё конь не валялся. И тогда она позвонила Вадиму, который моментально снял трубку и спросил:

– Ну, куда ехать?

Он отвёз шепелявого Ярика логопеду, дождался окончания занятия, и затем вернул обоих пацанов к Танюхе. Заключение специалиста на этот раз было противоположным. Логопедша сказала Вадиму, приняв его за отца близнецов, что прогресса – ноль, что это безответственно, и зачем мучить ребёнка, таскать по пробкам через весь город, да ещё деньги тратить, если совершенно не выполняются её рекомендации, и что если есть лишние деньги, лучше бы просто привезли и оставили для неё на вахте, а ребёнка таскать не нужно.

– То есть ты знал, что тебе нужно будет ехать куда-то, что я тебя попрошу? – спросила Надя у Вадима вечером.

– Ну, да, – Вадим довольно улыбался.

– Так почему не сказал заранее? – тут он понял, что Надя сердится.

– Надюша, я пошутил, я думал, это такой сюрприз, – удивлённо сказал он.

– Ты что, больной? Я как дура ношусь по городу, детей чужих таскаю, а мне по работе еще пахать до утра, а ты всё знал и не предупредил.

– Надюша, ну ты чего, я же пошутил, прости, я бы в любом случае должен был ехать, раз часы предсказали, судьба такая у меня на сегодня, понимаешь.

– У тебя судьба, а не у меня. Ты скажи в следующий раз, и мы решим, что с твоей судьбой делать.

Надя обижалась довольно долго. После того как схлынули эмоции, и были сданы контрольные, она должна была успокоиться, однако тоненька струнка упрямства не давала ей забыть случай с логопедом.

«Ну, как так, это судьба, и ничего нельзя сделать? – думала она, – это же не футбольные ставки, и глобальное что-то, вроде браков на небесах и прочего. Здесь же и от меня тоже зависит. Если я захочу сделать по-другому, то так и будет». И она искала удобного случая проверить, убедиться самой и показать Вадиму, что способна сама управлять своим будущим.

Вадим регулярно ездил к родителям и иногда жил у них по нескольку дней, а когда возвращался, привозил с собой банки со всевозможными соленьями, а также какое-нибудь сало, и прочие дары деревенской природы. В очередной раз он притащил двух огромных хариусов, гладких и блестящих, у одного их которых по обеим сторонам брюха была прочерчена широка оранжевая полоса. Отец Вадима, который рыбачил всегда, сколько себя помнил, сказал, что поймать такого хариуса с полосой в местной речушке считается большой удачей, примерно как цветок папоротника найти или клевер с четырьмя листочками, или сирень, сколько там обычно лепестков бывает? Так вот, это было примерно такое же чудесное событие. Вадим радостно припёр рыбин домой и сказал Надюхе, что, вот, хотела она реализовать кулинарные таланты, так, вот мол, материал для этого – лучше не придумаешь.

– Только вот этого чудо-зверя с полосой не трогай, не трудись, готовь второго, обычного.

– Почему?

– Ну, потому.

– Предсказание?

Вадим грустно вздохнул:

– Ну да, который с полосой до вечера не доживёт, и мы его даже не попробуем, его… его кошка съест.

Надя в удивлении подняла брови, и вполголоса, как будто успокаивая буйного ребёнка сказала:

– Вадик, у нас нет кошки, – а Вадик, подыгрывая ей, так же тихо ответил:

– Я знаю, Надюш, но часы-то – не врут.

«А вот мы и проверим» – подумала Надя.

Вадим уехал, а она помыла и почистила чешуйчатого красавца, избавив его от яркой оранжевой полосы, приговаривая, «посмотрим – поглядим», посолила, поперчила и в фольге запихнула в духовку.

Прошло меньше часа и по квартире поплыл рыбный, но совсем не противный пряный запах. Надя вытащила рыбину из духовки, поставила на барную стойку и развернула фольгу. Из-под фольги на неё пахнуло жаром, и показалась бочина речного зверя в золотой корочке.

Надя была довольна, и внутренне уже смаковала, как удивится её прорицатель, когда она раскроет ему тайну, что ест он именно хариуса с оранжевой полосой, которого ну ни как не мог есть в соответствии с предсказанием.

Вадим должен был вернуться примерно через час. Надя закрыла золотистый бок фольгой, накинула полотенце, чтобы хариус не сильно остывал, и вспомнила, что надо бы избавиться от мусора и очисток, а то кухня провоняет. Она взяла мусорный пакет и вышла на лестницу, прикрыв за собой дверь. Внизу по лестнице она услышала какую-то возню и разговоры и поднялась на площадку выше к мусоропроводу

«А часы-то ваши барахлят, молодой человек. Не надо было смазывать их сливочным маслом» – думала она, улыбаясь, с грохотом и скрежетом открывая крышку мусоропровода, – «что вы говорите, дорогой Мартовский Заяц, масло было свежее? Но ведь наверняка попали хлебные крошки».

Надя пару минут провозилась у мусоропровода, запихивая в него большой пакет. Когда крышка с гулом захлопнулась и по трубе покатились отходы жизнедеятельности, она направилась вниз к квартире и тут увидела соседку в халате с растрепанной прической, которая поднималась к ней, заглядывая через перила и растерянно причитая.

– Девушка милая, там наверху нет котика? Такой рыжий пушистый. Лямка – Лямка, ну где же ты паразит?

– Котика? – Надя замерла, как током ударило, – Котика?! Какого котика, женщина?! – и кинулась в квартиру. Хозяйка котика семенила за ней.

– Ой, как у вас пахнет вкусно, рыбку готовите, вот и Лямка мой так рыбку любит, хариусов особенно, нам их друг приносит, он их ловит в нашей речке, представляете, только котам рыбы-то много нельзя, у них из-за рыбы может быть…

– Да помолчите вы!

Из окон бил солнечный свет, и огромная комната с кухонькой и барной стойкой сияла уютом и радостными цветам. На полу около стойки валялось весёлое пёстрое полотенце, которым Надя укрыла хариуса, а огромный котище радостного рыжего цвета возвышался на стойке над противнем с рыбой и смачно вгрызался ушастой башкой в сочное пахучее мясо, чавкая и фырча.

Увидев вбежавших в комнату женщин, кот быстро поднял голову и замер. Возникла секундная немая сцена во время которой все стояли неподвижно, только с усов кота капал на стойку сок с кусочками мяса, а две женщины смотрели на него, одна с нежностью, вторая с ненавистью.

– Лямка-Лямка, не ешь ты рыбу эту, она вредная тебе, иди ко мне, – первой подала голос соседка, и Надя опомнилась.

– Убью, скотина! – заорала она и ринулась к коту, сжимая кулаки. Кот в ужасе сиганул со стойки, зацепил задней лапой противень, который перевернулся и грохнулся на кафель, погребая под собой волшебного хариуса. Надя издала что-то одновременно похожее на стон и рычание, от чего кот еще сильнее заметался и забился под кухонный гарнитур.

– Вылезай, гад!

– Девушка, вы его пугаете, не кричите, – визжала соседка.

– Вы почему за своим животным не следите? – стонала Надя, стоя на коленях перед шкафчиком.

– Я пошла мусор выносить, а он выскочил…

– Мусор? Вы пошли мусор выносить? Вы?

– Да, я, а что? Девушка, шваброй нельзя, нельзя шваброй, не пущу!

Соседка расставила руки и ноги и не пускала Надю, которая схватив в туалете швабру, рвалась к коту, чтобы выцарапать его из-под шкафчика.

В итоге Надя швырнула швабру, отошла в сторону ноги её подогнулись она с размаху села на пол и разревелась. Соседка еще какое-то время ползала, заглядывая под шкафчик, и звала Лямку. Ошалевший кот, не ожидая милости от судьбы, рванул, поджав уши, через коридор на лестницу, а соседка мчалась за ним, на ходу крича:

– Простите нас, пожалуйста, я вам другого хариуса принесу! – и захлопнула дверь.

– Да идите вы со своим хариусом, – всхлипнула Надя, оставшись одна.

Предсказание сбылось в полном объеме. Хариус с полосой был безнадёжно испорчен, но Надя не хотела оставлять Вадима без ужина. Поэтому она вытерла слёзы и быстро, хотя уже не так вдохновенно, обработала вторую рыбину. Когда она увидела под фольгой такую же чудесную золотистую, как и в первый раз, корочку, в её душе опять зазвучала упрямая озорная струнка.

Однако, она не ожидала такой реакции Вадима на её лукавые слова «ну, вот и соврали твои часы, ешь своего хариуса с оранжевой полосой!». Вадим растерянно смотрел на неё, бормоча «как же так, не может быть…». На лице его было изображено глубокое уныние и разочарование. Он поковырял вилкой в рыбе, отметил, что это очень вкусно, но ему почему-то расхотелось есть, и Надя вдруг почувствовала угрызения совести и, повинуясь им, быстро сказала:

– Я пошутила, это хариус без оранжевой полосы, всё было как ты предсказал.

Вадим просиял и спросил:

– Кошка?

– Кот.

Он придвинулся к столу и стал уплетать рыбину с волшебной скоростью, а Надя рассказала ему, про то как сначала приготовила хариуса с оранжевой полосой, и про мусор, соседку и кота Лямку, который угробил первую рыбину, и они смеялись, и Вадим говорил «Глупенькая девочка, упрямая моя, зачем же с судьбой спорить», и Надя решила, что в этих спорах на самом деле нет смысла, ведь всё и так хорошо, и она любит Вадима, жадно и нежно.

ПЯТАЯ Как это забыть?

Прошел год, и два. Надя была счастлива каждый день как в первый раз, а потом случилось событие, совсем не подходящее для новогодней истории, но о котором обязательно нужно рассказать.

Стычка Вадима с Виктором случившаяся под новый год, забылась. Отношения стали ровными, точнее – никакими. Сухое игнорирование друг друга тоже можно назвать отношениями. Только иногда Надюха неожиданно замечала быстрый злобный взгляд Вадима, который он бросал на качка, и тогда она живо вспоминала их разговор после экзамена и его слова «никто, никто не заберет у меня моё счастье, понимаешь, никто». Теперь-то Надя понимала, что Вадим имел в виду, и ей становилось совсем не по себе. Но Вадим моментально менял настроение, смотрел на неё, широко улыбаясь, полными счастья глазами и говорил, что ему так хорошо с ней, и внезапно охватившее её беспокойство так же внезапно испарялось.

Их жизнь била ключом, крутилась волчком и мельтешила калейдоскопом. Вадим любил с серьёзным видом говорить о сакральном смысле близости, но на деле, проявлял замечательную лёгкость и весёлость. «Надежда, снимайте одежды!» – и эта глупая рифма всегда вызывала у Нади смех, а после смеха ощущения ярче.

Однажды под новый год группа решила вылезти на природу. «Хватит пить в четырёх стенах, за городом красота и горы снега, погуляем, а кому захочется, тот в любом случае напьётся,» – сказала Танюха. «Но с пользой для здоровья», – сказал Виктор. Они снова были вместе, и в этот раз Виктор старался изо всех сил: спортивный костюм надевал только в спортзал и пользовался дезодорантом.

Вадим сначала встретил идею с походом без энтузиазма, но через пару дней вдруг с радостью сообщил, что ждёт не дождётся, потому что погоду обещают отличную, и надо после экзаменов развеяться и проветриться, и вообще природа – мать наша.

Надя была рада. Когда прибыли на место, группа вывалилась из маршрутки, радуясь ёлкам в снежных шапках, белкам и синицами, облепившим кормушки неподалёку от автобусной остановки, перешла по деревянному мостику через затянутый прозрачным тонким льдом ручей и растянулась по дороге, ведущей к заповеднику. Вдруг впереди кто-то закричал:

– Смотрите, олень!

– Это не олень Света, а марал.

Группа собралась вместе, убежавшие вперед вернулись, и глядя на гору, рассматривали рогатых маралов, гуляющих по гребню между редкими деревьями, проваливаясь копытами в наст и сбивая камешки, которые скатывались на дорогу к ногам. Надя насчитала девять маралов. Она помнила, что в детстве видела одного марала на этой самой горе, когда ходила в заповедник с родителями, но так много – ни разу. Она улыбаясь посмотрела на Вадима, и к удивлению заметила, что он совсем не разделяет общего интереса, стоит бледный и какой-то поникший.

– Что с тобой, тебе плохо?

– Надо было позавтракать, как-то нерадостно в животе.

– Ну вот, скоро будут беседки чаю попьешь, Танюха, там скоро беседки?

– Еще пара километров.

– Потерпи, хочешь яблоко? Вадик?

Надя глядела на Вадима, и ей становилось всё больше не по себе. Бледное каменное лицо его было опущено и он исподлобья, как будто со страхом, смотрел на гору. Часть одногруппников вместе с Танюхой и Виктором уже повернули, чтобы идти дальше, когда сверху возникло громкое шевеление и скрежет, и вниз с горы, отдавая эхом, покатились крупные камни. Маралы, то ли испугавшись того, что расшевелили зыбкий ландшафт, то ли стараясь вызвать еще более сильный камнепад, ринулись по гребню, и все почувствовали сильную вибрацию от катящихся вниз на дорогу булыжников.

Все бросились в разные стороны, кто назад кто вперед, «Осторожно!», «Берегитесь!», и выкрикивали имена друг друга, или просто испуганные междометия. Надя пробежала несколько метров от опасного места, уверенная что Вадим следует за ней. И вдруг за общим галдежом и шумом услышала его голос. Она повернулась и всё внутри сжалось в болезненном спазме. Вадим стоял, не двигаясь с места как в ступоре, или Наде так показалось, поскольку она в тот момент сосредоточилась только на нём. Сначала она увидела, как Вадим открывает рот, а потом услышала слово, которое он кричал.

«Виктор!»

Наде показалось, что голос прозвучал жутко громко и отчетливо, несмотря на шум, за которым невозможно было ничего разобрать. Убегающий в другую сторону Виктор, услышав свое имя, резко затормозил, обернулся и тут же поймал правым виском булыжник размером чуть меньше собственной головы. Судя по тому как его тело разом обмякло и рухнуло, распластавшись по земле, он был мёртв через секунду после удара.

В тот же момент Вадим, скорчив лицо болезненной гримасой и ухватившись за лоб над правым глазом, сорвался с места и побежал к Наде. Рука была в крови – другой камень рассек ему бровь.

Прогулка закончилась. Группа провела на дороге еще около двух часов со скорой помощью и милицией. От шока никто не чувствовал мороза, но когда скорая и милиция уехали, всех затрясло, а у Тани случилась истерика со слезами и визгом, и Надя решила, что нельзя оставлять её одну, и надо, чтобы она переночевала у них. Она испугалась, увидев Вадима с окровавленной головой, но потом поняла, что это ничего страшного, а еще она внимательно смотрела на одногруппников, пытаясь понять, видели ли они, что произошло, и как Вадим кричал Виктору. Удивительно, но, похоже, это видела она одна, а может, и вообще показалось.

Пришли на остановку и ждали такси. Вымотанная от истерики Танюха легла на скамейку. Вадим отошёл в сторону и прислонился к столбу с расписанием автобусов. Темнело и в сумерках его перебинтованная голова как будто висела в тумане отдельно от туловища.

Надя подошла, встала рядом спиной к скамейке, на которой лежала Танюха, и почти беззвучно спросила:

– Это ты его убил?

Вадим быстро глянул на неё, явно ожидая другого вопроса. Лицо его сделалось твердым, и он сухо выдал заготовленный ответ:

– Я кричал, чтобы он отошел, я видел, что на него летел камень.

– Это ты его убил.

Утром Танюха с лицом распухшим от слез и тонны успокоительных таблеток уехала к родителям, и у Нади с Вадимом начался скандал, до вечера, без перерыва на обед. И он продолжался весь следующий день.

– Что, что тебе сказали твои чёртовы часы?

– Я спросил, если я поеду в заповедник, смогу ли я отомстить или нет.

– Отомстить? – глаза Нади распахнуты от ужаса и блестят слезами.

– Никто не может отобрать у меня моё счастье, – Вадим произносит это глухо с каким-то шипением, – это не просто шальная удача. Я – добился этого, это я настроил часы, я сам сотворил своё счастье.

– Да, он не забирал твоего счастья, чудовище ты!

– Никто не может так говорить, это моё счастье, – Вадим вдруг сникает и уверенности в голосе меньше.

– Ты теперь будешь убивать всех, кто скажет про твое счастье, всех, кто при тебе скажет слово «счастье»?

Вадим молчит. Кроме вопроса, в котором он признался Наде, он спрашивал у часов, будет ли он чувствовать удовлетворение, когда отомстит. И цифры показали отрицательный ответ, зачем же он всё равно это сделал…

– Я не знал, как это точно произойдет, я увидел оленей… маралов, и камни посыпались, и всё понял, но я уже не мог остановиться. Я думал, что почувствую облегчение, когда отомщу, но мне плохо.

– Ты не мог остановиться? Ты твердишь, что всегда есть выбор, миллионы выборов, чёртов ты Нострадамус.

Кроме пустоты в голове Вадим физически чувствовал, как мучается Надя, и больше ничего.

– Ты всех теперь будешь убивать, я спрашиваю?

– Нет, я больше не буду.

– Ты больше не будешь? Ты человека убил понимаешь, а говоришь как будто киндер-сюрприз у ребенка сожрал тайком. Он больше не будет!

Надя прижимает ладони к лицу и рыдает.

– Ну, ты же сама меня спросила буду или нет? – орёт Вадим, – я тебе и говорю, что я! больше! не буду!

– Я не смогу с тобой жить, и пропади она пропадом вся твоя чушь про браки на небесах.

А потом наступила ночь, но Надя не ушла. А потом прошла неделя в полном молчании, и ещё неделя, и молчать требовалось уже через силу с мучительной тоской по тому времени, когда все было хорошо. И сейчас стоит только протянуть руку, и вот оно тепло, надо только забыть, постараться поскорее и покрепче забыть.

И Надя старалась забыть изо всех сил. Потом вернулась Танюха от родителей, и они плакали вместе, а Надя внимательно смотрела на неё и хотела ещё раз убедиться, что Таня не помнит и не видела, как все произошло. И оказалось что та на самом деле совершенно ничего не помнит, и тогда страх, что Вадима в чём-то заподозрят, прошел и забывать стало легче и быстрее.

Они остались вместе, потому что всё было не важно, кроме них самих. Они снова начали разговаривать о звёздах и тайнах мира. И как тогда в первый раз в доме Вадима Надя тонула в гипнотическом бархате его голоса и испытывала только спокойствие тепло и надёжность. Вадим сначала боялся, что, поскольку совершил страшный поступок, часы в наказание откажутся предсказывать его будущее, но этого не произошло. Возмездия не случилось. Механизм был настроен и запаролен и уже не подчинялся каким бы то ни было справедливым, воздающим и карающим высшим силам. Ничто не могло повлиять на безупречную точность дьявольской машины, сверяющейся только с неизменным ходом холодных звёзд, и не ведающей о добре и зле.

ШЕСТАЯ Счастье

Часы отмеряют время, год за годом, а Вадик и Надя живут в той самой квартире на пятнадцатом этаже и уже воспитывают четверых детей. Встречают новый год, глядя на фейерверки за окном, один, два три,… пятнадцать, и потом не ложатся спать, а утром садятся в машину и через деревню, забрав родителей, едут в аэропорт, чтобы первым рейсом улететь на Бали, где живут в своем доме всю зиму, а если захочется, то и дольше, а летом колесят по Европе или Латинской Америке. Ацтеки и майя, Лион и Сан-Прованс.

Однажды Надя заметила что Вадим стал грустным. Он начал заметно больше времени проводить со своими часами, а когда разговаривал с ней или играл с детьми, было видно, что мысли его далеко. Его отстранённость и погружённость в себя росли, и он мог посредине разговора, соскочить с места и уйти в спальню, где на прикроватном столике всегда лежали его часы, схватить их, и что-то бормоча, долго с ними возиться. В темноте комнаты его лицо освещалось синим мерцанием, он рассматривал бегущие по экрану числа, которые складывались в его линию жизни, тонкую ниточку без конца.

– Помнишь, когда мы только встретились, моя линия жизни по часам, она была бесконечной. Так вот и сейчас, тридцать лет прошло, а она всё ещё… такая же.

– Раньше тебе это нравилось.

– Но это же бред, часы показывают все возможности в том числе возможность моего бессмертия, но я же знаю, что это чушь. Я же ничего не делаю, чтобы достичь бессмертия. А потом случайно сделаю что-нибудь и лишусь его.

– Ну, не кури.

– Я серьёзно.

– И что же ты решил делать, – Надя начинала волноваться. Это была та же интонация, та же злость в голосе, которую она слышала тридцать лет назад и которой боялась. Та же злобная упёртость, «никто не сможет отобрать моё счастье!»

– Так что же ты решил?

– Я ищу, я перебираю варианты, я пытаюсь нащупать, что я предпринять, чтобы предсказание о бессмертии сбылось.

Но поиски были бесплодны. Вадим злился и отдалялся от семьи, стал пренебрегать здоровьем. Однако ни курение, ни алкоголь никак не сказывались на линии жизни, она оставалась таким же завораживающим бесконечным рядом цифр, и это ещё сильнее убеждало Вадима, что ему нужно искать, что бессмертие – это его реальная возможность.

Потребность проводить время с часами росла и стала навязчивой, а затем к ней присоединился страх, что часы могут сломаться, и это не позволит Вадиму завершить поиск пути к бессмертию.

– Ты знаешь, мне кажется, что если часы остановятся, я тоже умру, моя ниточка, она – порвётся, – шептал он, глядя на Надю немигающими воспаленными глазами. Надя заметила, что Вадим стал чаще, чем нужно, менять батарейки в часах. Он выглядел как помешанный. Боясь, что может умереть, за пару секунд, что часы будут стоять, пока он меняет батарейки, он задерживал дыхание, зажмуривал глаза, затем молниеносно вытаскивал еще рабочие элементы из часов, и вставлял новые. Если для проделывания этой манипуляции требовалось на секунду больше, ему казалось, что он задыхается, краснел, а когда экран в конце концов загорался голубым светом, шумно с облегчением выдыхал.

– Вадик, сходи к врачу, ты не справляешься. Это психоз, понимаешь, обсцессивно-компульсивынй синдром, это лечится, но я боюсь… за тебя.

Надя пыталась отвлечь его всеми возможными способами, убеждала, что нужно пойти к доктору, что это не стыдно. Она даже нарочно обижалась, что он заботится о своём личном бессмертии и совершенно забывает, что ей-то ничего такого не грозит. Услышав это, Вадим приходил в ярость, кричал, что она ничего не понимает, ведь если он добьётся своего, то и ей обеспечит вечную жизнь, это же очевидно, и в конечном счёте он заботится о них обоих и о детях, а она только отвлекает и мешает.

В тот год они жили в Берлине и решили никуда не уезжать на новый год и Рождество. Надя всегда интересовалась искусством, и вот, имея возможность тратить на любимое дело всё свое время, она увлеклась социалистическим поп-артом. Поручив детей бабушке и дедушке, дни напролёт она лазила с фотоаппаратом у Берлинской стены и в окрестностях. Это занятие увлекало её полностью и позволяло забыть об одиночестве. Вадим с маниакальной настойчивостью продолжал поиски «дорожки к бессмертию» и игнорировал жену. Надя жалела Вадима, и о том, чтобы расстаться не было и речи – браки свершаются на небесах, и она любила его, и от этого было ещё более тяжко.

Однажды Надя бродила по картинной галерее, разглядывая огромные плакаты и репродукции черно-белых фотографий времен социалистического лагеря. Она погружалась в атмосферу жестокого и звонкого красного энтузиазма с верой в невероятные перспективы, с постоянным чувством голода и страхом. Запиликал смартфон, это Вадим звонил по вайберу. Надя включила камеру. На экране было улыбающееся лицо мужа, выражение, какого она не видела уже давно. По лицу Вадима мелькали солнечные лучи и тени и Надя поняла, что он куда-то едет:

– Ты где?

– В поезде, в поезде, я еду в Брюссель. Представляешь – я нашёл.

– Что нашёл, лекарство от смерти?

– Нет, – Вадим засмеялся, – я нашёл человека. У него часовой магазин с мастерской прямо в центре города. Понимаешь, он говорит, что сможет настроить часы. Они будут выдавать не бесконечное количество возможностей, а выстроят дорожку к заданной цели. Понимаешь. Моя цель – бессмертие. Часы покажут, что делать для этого. Он поможет мне настроить часы.

– Хорошо, я очень рада…

– Подожди, ещё не все, Надя – лицо Вадима стало растерянным, – я их забыл в гостинице, представляешь, так быстро сорвался, что оставил.

– Ну, ты даёшь, и как теперь быть.

Он совсем потерял голову с этими поисками, стал ужасно рассеянным.

– Надя, привези мне их, если прямо сейчас сядешь в поезд – к вечеру будешь в Брюсселе.

– Они на столике возле кровати?

– Да, на столике возле кровати.

– Хорошо, хорошо, мчусь.

Надя быстро вернулась в гостиницу, забрала часы, затем ринулась на вокзал и успела на двенадцатичасовой поезд. Она задумчиво разглядывала пролетающие за окном пейзажи и пыталась понять, чего она чувствует больше: радости за мужа, которого увидела в прекрасном настроении в первый раз за долгое время, или неясного зудящего волнения.

Сойдя на вокзале, она углубилась в город, шла по узким мощёным булыжниками улочкам, пропитанным средневековой кровью, потом и мочой. Задержалась у фонтана с Писающим мальчиком, который просвещенные европейские бездомные и гуляющая молодежь превратили в пошлый общественный туалет. Затем ускорив шаг, пересекла блошиный рынок, полюбовалась на белоснежный кафедральный собор, и на площади с ратушей и новогодней ёлкой увидела часовой магазин с мастерской.

Улыбающийся Вадим встретил её на полпути около ёлки. Она открыла сумочку, чтобы передать сияющему мужу часы, но часов – не было, а на торце синей кожаной сумки зиял тонкий бритвенный разрез.

Потом был крик, слезы и снова крик, на которые вышел старый часовщик и прибежали полицейские. Надя и Вадим решили пройти весь маршрут от вокзала до часового магазина. Вадим был уверен, что кража случилась на блошином рынке, который ещё кишел народом. Он требовал, чтобы полицейские оцепили рынок и обыскали всех, а когда те отказались, принялся за дело самостоятельно, угрожая торгашам, хватая их и требуя вывернуть карманы. После этого полицейские пригрозили ему арестом. Убитая горем семейная пара вернулась на вокзал, и поздно ночью села на прямой до Берлина.

А потом Вадим тосковал, и пил, и снова тосковал, пропадая из дому на недели. Потом он купил часы похожей модели, поскольку ту, которая была у него, уже не производили, а поиски по интернету не дали результата. Он пытался восстановить настройки и продолжал пить, а потому вдруг что-то щёлкнуло в голове и понял то, что знал всегда, но забыл, шокированный потерей. Настройки были невероятным чудом, сыграл случай, один на миллиард, и повторить удачу не получится. Он смирился.

И сразу вспомнил про Надю, и вернулся к ней. Теперь они зажили на самом деле счастливо, не сверяясь часами, и потому не обременённые связями с мистикой и неисповедимыми звёздными смыслами. Их паломничество за счастьем завершилось в новогодний вечер на уютной площади сказочного города с ёлкой и часовым магазином. Они поняли это и благодарили судьбу за то, что она помогла им разглядеть их счастье, избавив от проклятых часов.

СЕДЬМАЯ Часы

Много людей были благодарны судьбе вместе с Надей и Вадимом под Новый год, как бывало раньше и всегда в это волшебное время. Однако, наверняка самую глубокую и горячую благодарность Фортуне питал совершенно безвестный брюссельский нищий, который, сняв номер в пятизвёздочном отеле отмокал в джакузи с пеной, свечами и с шампанским в ведерке на эмалированной подставке. Обменять ледяную вокзальную лавку и объедки бургера из мусорного ведра на роскошный гостиничный номер ему позволила замечательная находка на перекрёстке с фонтаном Писающего мальчика. Красивая молодая женщина остановилась у заборчика перед фонтаном, поморщилась от характерного запаха, затем задумчиво достала из синей сумочки огромные блестящие часы и на глазах у стоящего поодаль бродяги повесила их на железный штырь ограды, и быстро ушла. Бродяга схватил часы, ликуя, что никто не видит, и удивляясь тому, какие они тяжёлые, сунул за пазуху, и уковылял в противоположный переулок.

Оставив часы на ограде у Писающего мальчика, Надя направилась прочь. Краем глаза убедившись, что нищий, который наблюдал за ней, завладел часами, она ускорила шаг.

Уничтожить дьявольскую машину со стрелками было нельзя, выбросить в реку, растоптать и раздолбать молотком – ни в коем случае. Долгие месяцы наблюдая за Вадимом, который трясётся над часами от страха, что они могут остановиться, Надя сама стала верить, что между часами и её мужем есть такая связь. А если это так, то надо чтобы они продолжали работать, нельзя их ломать, думала она, сидя в поезде до Брюсселя и рассматривая чёртову штуковину. Вы должны работать, тикать и шуршать шестерёнками, ниточка жизни должна бесконечно тянуться по голубому экрану, иначе он умрёт.

Сойдя с поезда, Надя задумчиво шла по улицам, будто в тумане, пытаясь понять, как избавиться от проклятых часов. Оглядываясь по сторонам, на перекрёстке с Писающим мальчиком она заметила бродягу, который сидел на тротуаре, расстелив перед собой газету и прислонившись к стене. И тут вдруг ярко, как наяву, она увидела, как всё должно произойти, и поняла, что надо делать. Она медленно подошла к ограде памятника, кроме неё и бродяги на перекрестке никого больше не было. Она повесила часы на штырь ограды так, что бродяга мог это видеть, и быстро ушла.

Наваждение прошло, и туман рассеялся. Надя могла теперь слышать звонкий стук своих каблуков по булыжникам старинной мостовой, могла видеть освещенные заходящим рыжим солнцем блестящие витрины магазинов и лица людей, идущих её навстречу, она почувствовала благоухание цветов, которыми были украшены окнадомов. С каждым шагом ей становилось всё легче и радостней на душе, и уверенность, что она поступила верно, становилась всё крепче. Часы выполнили свое предназначение, выполнили ещё тридцать лет назад. Самое главное предсказание сбылось: два человека встретились и остались вместе навсегда, и всё остальное – неважно. А теперь они только мешают счастью, которое сами предсказали. Получил – и забудь, не натягивай судьбу, думала Надя, заигрались, хватит.

На блошином рынке она купила пачку старых бритвенных лезвий, и присев за столик в уличном кафе, отвернулась от закутанных пледами граждан свободной Европы, потягивающих кофе из дымящихся кружек, и незаметно полоснула бритвой по кожаному боку синей сумочки. За углом она выбросила бритвенную пачку, запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку высоченного, сложенного из белого камня, собора святого Михаила и святой Гудулы, и направилась дальше, обдумывая, как будет изображать удивление, досаду и ужас по поводу пропавших часов.

ВОСЬМАЯ Линия жизни

Бродяга понимал, что с часами дело не чисто, и их нужно сбыть как можно быстрее. Может быть, взбалмошная дамочка за ними вернется, может она воровка, скидывающая краденое, поскольку полиция идет по её следу. В общем, от часов нужно срочно избавиться. Однако отдавать их за копейки таким же как он маргиналам с барахолки он не хотел, уж очень они были большие и красивые. Тут нельзя продешевить, такой случай предоставляется только один раз, один на миллион, и он направился прямиком в часовую мастерскую на главной площади.

Вступив на площадь, он не заметил ничего удивительного, поскольку Надя и Вадим всего десять минут назад угнетённые, в слезах и в сопровождении сочувствующих полицейских направлюсь на поиски пропавших часов. Бродяга зашел в магазин и попросил пухлую девушку за прилавком позвать хозяина. Девушка начала сопротивляться, бродяга – настаивать, и в итоге на крик из-за бархатной портьеры вышел мелкий лысый старикашка в огромных очках с толстенными линзами, хозяин часового магазина с мастерской. Увидев часы, он икнул, протёр очки, и отвалил за них бродяге такую сумму, что тот покинул магазин, сверкая от счастья, как новогодняя ёлка на площади. Затем старикашка вложил в ладонь ошарашенной девушки-консультанта банкноту в пятьсот евро и сказал: «Эллис, вы привели сегодня потрясающего клиента, нет, не возражайте, это ваша заслуга и ваше вознаграждение. На сегодня вы свободны, можете идти домой встречать новый год. И ещё. Вы же понимаете, что я не могу покупать вещи у бездомных, это незаконно. Поэтому то, что вы видели, не должно покинуть этих стен. Могу ли я рассчитывать на вашу лояльность?»

– Но, господин Штоллер, может быть, это те часы, которые потеряла русская пара, вы же видели, как сокрушался мужчина.

– Нет, Эллис, это другие часы, я же говорил с русским, и он описал мне часы, которые у него пропали. Если вдруг к нам попадут его часы, мы сразу обратимся в полицию и они помогут нам найти несчастного потеряшку.

– Спасибо, господин Штоллер, мне было так жалко его, видно было, что часы были ему очень дороги.

– Вы добрая девушка Эллис, а добро должно вознаграждаться. Вот вам ещё пятьсот евро. В этот новый год не отказывайте себе ни в чём.

Эллис радостно закивала и ушла, а старик, закрыл магазин и отправился вглубь дома в свой кабинет. Тупая корова будет молчать. Ишь ты, дура дурой, а ещё лезет с предположениями. Сложила два и два. Но она ничего не скажет, поскольку работой дорожит.

Старик закрыл дверь кабинета на ключ и подошел к столу, заваленному часами различных размеров, тикающими на все лады, как рой термитов или сверчков. Казалось, что они шевелятся, вертят усиками, лапками и шестерёнками, пытаясь уползти. Стены кабинета были так же завешаны различными часами, с маятниками, кукушками, шуршащими, цыкающими и периодически издающими гулкий звон. Старик раздвинул руками гору механизмов на две кучи, освободив место в центре стола, бережно положил принесенные часы перед собой и склонился над ними.

Да, это были они, те самые, о которых он сегодня разговаривал с этим сумасшедшим русским. Как же этот олух вас потерял, уму непостижимо. Если бы у меня были часы, которые могли бы предсказывать моё будущее, я бы их просто не выпускал из рук. А этот – оставил, чёрт знает, где и потерял. Вот чучело. Если заявится и будет искать – я буду нем как рыба.

– Руди, мы открываем шампанское, – голос жены из соседней комнаты встряхнул и выдернул старика из потока мыслей.

– Я иду, не открывайте пока, – скрипуче прокричал он.

Он вышел в обеденную комнату, победоносно посмотрел на опрятную старушку-жену и внука пяти лет, копошащегося на полу возле ёлки, и направился прямиком к столику с шампанским.

– Руди, давай позовем Эллис, пусть она поможет, ты же сто лет сам не открывал.

– Я отпустил Эллис домой. Не беспокойся, я справлюсь. Мы с тобой ещё не такие старики, как кажется этой молодежи, мы сильнее многих молодых и розовощеких.

Старушка была рада видеть супруга в приподнятом настроении, Он взял бутылку Кристалла и внезапно обретшей твердость рукой стал снимать фольгу. Завтра утром я примусь за вас, думал он, я разберусь в ваших дьявольских настройках. Через мои руки прошло столько вам подобных, что и не снилось.

В этот момент рука старика соскользнула, коснулась проволоки и плохо закрепленная пробка с хлопком вылетела прямо в шею владельцу часовой мастерской, попав в синус сонной артерии и вызвав мгновенную остановку сердца.

Через месяц после похорон сын старика Руди Штоллера, принял дела по управлению магазином, уволив первым делом глупую и нерасторопную Эллис, и решил навести порядок в кабинете отца. Он вспомнил, что Эллис, которая поначалу делала попытки снискать его расположение, рассказала про какие-то чрезвычайно ценные часы, которые старик купил в день смерти у бродяги. Новый хозяин магазина практически сразу обнаружил эти часы вместе с тем печальным обстоятельством, что они безнадежно неисправны. Электронный механизм оказался намертво закодирован паролем который даже не позволял сделать принудительную перезагрузку, и настройки сохранялись даже при смене батареек. Поэтому настроенный на старый стиль календарь и отставание от правильного времени на час с лишним, невозможно было исправить. Какому идиоту понадобилось жить по календарю двухсотлетней давности, вот загадка. Ещё он обнаружил, что при нажатии определенного сочетания кнопок, дисплей загорался голубым светом и по нему начинала слева направо двигаться написанная красивым старинным начертанием последовательность цифр, и если в этот момент крутить колесико настройки положения стрелок, то движение ускорялось, цифры постепенно сливались в одну яркую голубую линию. И можно было крутить так хоть минуту, хоть пять, замедляясь и ускоряясь, – линия скользила по дисплею бесконечно. Сын решил, что приобретение за бешеные деньги этого сломанного куска металла и пластика, генерирующего случайные числа, было первым и единственным признаком начинавшегося у родителя слабоумия.

Таким образом, дьявольские часы были отправлены в коробку с бесполезной рухлядью, которая, прежде чем попасть на помойку, а оттуда на одну из брюссельских барахолок, оказалась в комнате самого младшего мужчины в семье, пятилетнего Руди, названного в честь деда. Маленький Руди мог часами рыться в коробке, выуживая из неё замысловатые блестящие и тусклые механизмы, приобщаясь к предмету семейного бизнеса. Ему понравились большие часы с ярким голубым дисплеем, по которому бегали цифры. Перед сном, он брал часы с собой, забирался под одеяло, крутил колесико, и пещера его постели освещалась ярким неземным светом.

Однажды в новогоднюю ночь, Руди аккуратно сложил под ёлкой полученные от родителей подарки, чтобы как следует разобраться с ними утром, и забрался в постель со своим инопланетным фонариком. Он нажал кнопки в определенном порядке, и экран часов загорелся, освещая его лицо под одеялом синим светом. Белые цифры как всегда побежали по голубой поверхности циферблата и вдруг остановились. Руди крутанул колесико ещё и ещё раз, безрезультатно – цифры пробежав пару секунд по экрану, замирали намертво. Он решил, что часы сломались. Он не знал, что в этот самый момент начертанная на звёздном небе линия жизни далёкого хозяина чудесных часов перестала быть бесконечной.

Часы запустили обратный отсчёт. Руди сунул их под подушку и заснул.


А в центре засыпанного снегом сибирского города в квартире на пятнадцатом этаже Вадим поцеловал спящую Надю, подошел к окну и улыбнулся приветливо мерцающим на черном ночном небе звёздам. Он был счастлив, полон сил и как никогда уверен в своём бессмертии.


Оглавление

  • ПЕРВАЯ Новый год
  • ВТОРАЯ Не сегодня
  • ТРЕТЬЯ Черепаха
  • ЧЕТВЁРТАЯ И никуда не деться…
  • ПЯТАЯ Как это забыть?
  • ШЕСТАЯ Счастье
  • СЕДЬМАЯ Часы
  • ВОСЬМАЯ Линия жизни