И смех, и грех… Сборник стихов [Владимир Александрович Жуков врач] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


СЕЛЬСКИЙ УКЛАД


Эффект от реформаций «уникальный».

В селе опять уклад патриархальный.

Каток оптимизации прошел,

Исчезли тысщи деревень и сел.

Разрушены больницы, школы, клубы.

Остались только остовы и трубы.

И население в селах сократилось,

На кладбища и в города сместилось.

Зачем латифундисту соцкультбыт,

Когда душа наживою горит.

Чем меньше сел, тем больше пашен,

Пусть за гроши холопы пашут.

Не за горами крепостное право,

Когда всю землю отберут амбалы.

Куда тогда крестьянину податься?

К латифундисту – в рабство.

Ведь в городах избыток рук,

Едва ль мужик придется ко двору.

К земле-кормилице привязан,

Но гонят в шею алчные заразы.


Помещики царят, латифундисты

Грабители, крутые аферисты.

По сути, крохоборы, феодалы,

Не знают меры, все им мало…

Отжали у крестьян они паи

И на чужой земле, как короли.

Затейливых покруче Карабасов,

Наделены блатною властью.

Продажные в тандеме судьи,

За мзду их защищают грудью.

Крестьяне остаются беззащитны,

Прогресса, справедливости не видно.

На те же наступили грабли,

Реальность их берет за жабры.


Да, углеводороды – наша гордость!

Цена на ГСМ берет за горло.

Давно без роста пенсии, зарплаты,

А за бензин и дизель каждый платит.

Цена заложена в любом товаре,

Имеют олигархи с них навары.

Ведь часто производство и доставка

К цене дают накрутки и добавки.

Когда бабла, доходов левых нет,

Семейный подрывается бюджет.

В Совдепии бензин копейки стоил,

Не бедствовали, даже при застое.

А ныне литр, как крынка молока,

Пустить по миру может бедняка.


Смекалистый крестьянин трудовой,

Он пересел на транспорт гужевой.

Признание для ослов и лошадей—

Помощников надежных для людей.

Их служба на подворье ценна:

Дрова подвозят, уголь или сено.

Не надо тратиться на трактор,

Лошадка вспашет огород, участок.

На ней пастух перегоняет стадо,

А жеребенок для детей отрада.

Перевелись еще недавно кони,

Теперь они в лугах и на подворье.

Когда на ГСМ нет часто денег,

Авто стоит, приносит разорение.

Сулят колеса крупные затраты:

ГБДД на лапу, запчасти и другие платы.


Один лишь прок от реформаций,

Что стало поголовье появляться

Коров, овец, козлов и лошадей—

Помощников надежных для людей.

Но все же парнокопытных мало,

Надежды нет давно на чинодралов.

Крестьянину быть надо настороже,

Налогами, поборами обложат

За пастбище, за воду и навоз,

Тогда не хватит денег на овес.

Придется сдать животных на убой,

Остаться с хатой и печной трубой.

Грядет налог на псов и кошек,

На уток, кур, гусей и… мошек.

На хозпостройки и колодцы.

Бульдозером снести придется.

Учтут рога, хвосты, копыта,

Чтобы крестьянин не был сытым.

Пахал с рассвета до заката

За нищенскую жалкую зарплату.


Эффект от реформаций «гениальный».

В селе опять уклад патриархальный.


ОПТИМИЗАТОРЫ


Казна полна, но оскудел бюджет.

Для честных граждан денег нет.

Расходы велики на оборону

В сирийском небе бомбы стонут.

Съедают миллиарды стадионы,

Воруют на объектах покемоны?

Так повелось, на грандиозных стройках

Со сметами химичат очень бойко.

Деньгу гребут ковшами и метлой

И тянется годами долгострой,

Как говорят, с "седою бородой".

Готовится страна к чемпионату

В кафтане старом и в заплатах.

Подешевела наша гордость– нефть.

Поэтому приказано: терпеть!

Грядут такие «благостные» дни,

Придется туже затянуть ремни,

Чтоб животы прилипли к спинам,

Внимая обещаниям «соловьиным».

Банкиры, между прочим, не в накладе,

Их прибыли на сотни миллиардов.

Не выдают нормальные кредиты,

Мешки валютой, золотом забиты.

По сути, это мертвый капитал,

Грозит рублю российскому обвал.


Ломают головы уж столько лет

Премьер-министр и президент.

Сенаторы и думцы верят тоже

Господь, в который раз поможет.

Но надобно устроить крестный ход,

Чтоб ликовал без памяти народ.

Иль нанести визит к кликуше,

Чтоб показала янки крепкий кукиш.

О, как дырявый поделить бюджет?

На наполнение мудрых мыслей нет.

В былые годы нефть спасала

И олигархов алчных, и вассалов.

Накоплен был в резерве профицит,

Подмял его коварный дефицит.

Расходы непомерны, дисбалансы:

Куда плывут народные финансы?

Разверзлась, будто черная дыра.

И поглощает залежи добра,

Что созданы руками россиян.

Где правда заплутала, где обман?

Об этом знают точно в ФРС,

В США, даже в кризисы прогресс.


Чтоб навести порядок в доме.

Вожди решили снова экономить.

Авось людей охватит оптимизм,

Продолжили лепить капитализм

С гримасою звериной, дикой.

Бюджет кроили, деловито, лихо.

Больницы, школы, очаги культуры

Попали под каток реформ-халтуры.

Мол, денег нет и вымерло село,

А молодежь в столицу занесло,

Где безработных и своих хватает,

А жизнь в глубинке, тлея, угасает.

–Куда податься? – стонет молодежь.

Легализован подкуп и грабеж

И воровство считается за доблесть,

Не совесть почитается, а корысть.

На этом сэкономили деньжата,

Ведь нефть во всем, зараза, виновата.

Да, недруги за Тихим океаном,

Всех принимают за своих баранов.


До пенсий, наконец, и добрались.

Ведь денег нет, но ты, старик, держись!

Хорошего желают настроения,

Давление не подскочит от волнения.

Не будет индексации и баста!

Зато ликует чинодралов каста.

Подачку обещают в январе,

Лишь скопом голосуйте за «ЕР».

И счастье вам привалит, и здоровье

Не бычье, обязательно коровье.

Мишенью стали, даже инвалиды,

Их тоже покусились обидеть.

Количество цинично сократить,

Чтоб пенсий и пособий не платить.

Пусть тратятся на долгое лечение.

Гуманное, поди, обеспечение?

В который раз чиновники надули,

Кто после этих акций жулик?

За цифрами людей совсем не видят,

До фонаря протесты и обиды.

Статистика – всего превыше.

Имеет каждый счет и «крышу»

И парашют для форс-мажор посадки,

Поэтому и взятки очень гладки.


Урезать, заморозить, сократить,

Авось исчезнет сразу дефицит.

На мудрые реформы неспособны,

Поэтому "творцы" антинародны

Без помыслов и целей благородных.

Засели у кормила дилетанты,

А щеки надувают, как атланты.

И катится каток оптимизаций

Прожектами порочных профанаций.

В конторах разных разбухают штаты,

Жируют и пируют бюрократы.


По существу, циничная напасть,

Когда ж оптимизируется власть?

О. сколько б сэкономили рублей

Не для хапуг, а для простых людей.

Несокрушима бюрократов рать,

Никто ее не смеет сокращать.

В три раза больше, чем в Союзе,

Народ такого не потянет груза.

Оптимизаторы себя лишь ценят,

Без дефицита личных благ и денег.

И в том загадки и секрета нет,

Ведь под рукой всегда бюджет.

Себя они в обиду не дадут

За свой ударный канцелярский труд.

Придется безнадежно долго ждать.

Никто не хочет кресла уступать

Без боя и суровых потрясений.

Появится и скоро ль добрый гений?


О ПОЛЬЗЕ ДЕЛА


Поспорили чиновник и колхозник,

Чей труд приносит больше пользы?

И приняв оппонента за врага,

Чиновник взял с наскока за рога:

– Признайся лучше, ты мне не ровня,

Ведь нет труда ценней, чем у меня.

Он требует таланта, интеллекта.

Представь: я – мерседес, а ты – телега.

Куда тебе, сморчку, со мной тягаться,

Советую, пока не поздно, сдаться.

Воспринимай в беседе сей участие,

Как приз или источник счастья.

Гордись, что снизошел я к диалогу.

По горло дел и планов много, много…

– Пашу я от рассвета до заката, —

Сказал колхозник. – Но мала зарплата.

Ведь денег нет, как сообщил медведь.

Но руки есть и не хочу реветь.

Пшеница нынче радует и рожь.

Скажи, что ты, чинуша, создаешь?

Чем за столом гостей ты угощаешь,

Неужто, черным сухарем и чаем?

– Не меньше твоего, батрак, пашу,

Программы, речи день и ночь пишу.

Нет ни минуты отдыха, покоя,

Чтоб наш народ не ведал горя.

Чтоб кризис сник и подросла в цене

Воистину божественная нефть.

Без ценных указаний и приказов

Ты урожай бы не собрал ни разу.

На ферме бы Буренка околела.

Ты – мелкий тип, а я – хозяин дела.

– Коль так, устроим выставку труда, —

Колхозник предложил ему тогда.

И на машине вездеходе мощном

Привез дары полей и ферм на площадь.

Сбежался, как на ярмарку, народ,

Без ГМО ведь каждый свежий  плод

Сыры отменны, молоко – чудесно.

Колхозник – пахарь настоящий, честный

Объемную прислал чиновник фуру:

Продукт один – тюки макулатуры.

Гора приказов глупых и депеш,

Но сыт не будешь, сколько их ни ешь.

– Какая от бумажек этих польза? —

Спросил, качая головой, колхозник. —

О сколько б вместо них

Могли б издать учебников и книг

Для взрослых и детишек,

Ведь не хватает умных книжек.

Писатели, художники, поэты

Шибают нынче жалкие монеты.

Бумага дорогая и печать,

Лишь остается в Интернет скачать.

Чиновникам не надо их искусство,

Эстетика, что возвышает чувства.

Чтоб к власти не проснулся интерес,

Она себя ведет, как сущий бес,

То кризис порождая, то регресс.

Перевели чиновники леса

На глупые, пустые словеса.

На свалку этот кабинетный хлам…

.– Замри, убогий, врежу по зубам! .—

Побагровел чиновник кровью. .—

Язык свой прикуси, а то уволю.

– Но кто работать станет в поле?

Бурьяном, сорняками зарастет

Село на ладан дышит каждый год.

Твоим приказам будет грош цена,

Никто не бросит в почву семена,

Не вырастит богатый урожай,

Поэтому остынь, не угрожай.

Умрете с голодухи бюрократы

При рангах и больших зарплатах.

– Найдутся и другие батраки

Для нашей твердой, как чугун, руки.

Хозяева земли – латифундисты.

– Мошенники они и аферисты, —

Колхозник произнес, как приговор.

На этом сразу оборвался спор.


Кто до отвала ест икру и кашу?

Бездельники, что не куют, не пашут.


ПАРАДОКСЫ


Возможно, так сошлись на небе звезды.

Россию захлестнули парадоксы.

Статистика тенденцию раскрыла:

Коров все меньше – больше сыра

Из «молока», продуктов прочих,

Но качество сомнительное очень.

Из порошка и пальмового масла

Их производят массово и властно.

Большой «букет» химических добавок,

По сути, ловко скрытая отрава.

Простой народ неприхотлив, всеяден

Привык и к этим суррогатным ядам.

Не сразу, а с годами механизм

Даст сбои, захиреет организм.

Тогда исход летальный предрешен

И будет человек, как сноп, сражен.


Контроля нет, советских ГОСТов,

Идет на корм, что  всучат просто

И с ГМО, и странные «новинки»

Для минимально-нищенской корзинки.

Чтобы душа, едва томилась в теле,

Но люди-зомби ликовали, пели.

«Боярышник», фальсификат вкушая,

Вкус натуральной пищи забывая.


Не надо пастбищ, заливных лугов

И вологодских, костромских коров.

Кокосовые, пальмовые рощи

Взрастить в Крыму и на Кубани проще.

Доить для масла, молока и сыра,

Пока навек не заберет могила.

Барыгами реклама, алчность движут,

Успешно брак сплавляют нувориши.

Посредники упрямо одержимы

Не качеством товаров, а наживой.

И, заболев, к врачам валит народ,

Очередной поборов оборот:

Протекция, презенты, взятки,

Иначе околеешь в этой схватке.

Чем больше сирых и убогих

В больницах обивающих пороги,

Тем выгоднее важным эскулапам,

Ведь деньги часто прилипают к лапам.

На фоне  оптимальной медицины

Все больше частных для элиты клиник.

В аптеках недоступные лекарства,

Предтеча у ворот иного «царства».

Как карусель, такой водоворот

На небеса уносит русский род.

И убыль населения все горше:

Лишь два младенца на троих усопших.

Печаль о том, что с Родиною будет?

Кресты, погосты и, как тени, люди.


И догадаться потому не трудно,

Что парадоксы результат абсурда

Политики бездарной, твердолобой.

Чтоб жили буржуа за счет народа.

Опасны деградации процессы,

И в перспективе не сулят прогресса.


БАНКИР И ФЕРМЕР


Банкир, мечтая сладко о Майами,

Сидел уютно на мешках с деньгами.

И слитки золотые высшей пробы —

Бальзам целебный для его утробы.

Он грезил, как чудесно отдохнет,

Носил его фантазии полет.

Деликатесы, лакомства, напитки,

Анчоусы, омары и улитки

И птичье, даже птичье молоко

К нему рекой жемчужною текло…

– К моим услугам столько знойных тел.

Да, заслужил, недаром год потел,

Мешки считая, где  банкноты.

Ох, оторвусь от казначейских дел,

Не зря ведь кони дохнут от работы, —

Решил Банкир с приятною зевотой.

И руки от азарта потирая,

Вообразил, что он хозяин рая.

Чтоб обеспечь роскошь и фурор,

Валюту перевел он за бугор.

Шикарную наметил он программу.

Не хуже, чем  у Ромчика Абрама.

На яхте, в ресторане, казино,

Где женщины хмельные, как вино.

Покажет свой  купеческий размах,

Мол, не сидит на водке и бобах.

Оценят сразу благородство, удаль.

Закажет экзотические блюда.

Красотками, как будто  шейх арабский,

Он будет зацелован и обласкан.

Известно дело – голубая кровь!

Мила ему продажная любовь.

Слыл спекулянтом, ушлым паразитом,

Ловчил он на кредитах, депозитах.

Процентами жонглировал умело,

Был в шоколаде, процветало дело.


А Фермер изможденный спозаранку

Ходил с рукой протянутой по банкам,

Дешевый получить хотел кредит,

Чтоб землю, стадо в кризис сохранить.

Набрел он на любителя Майами.

–Чем озабочен, отвечай, крестьянин? —

Изрек Банкир – холеный  барин.

–Кредит на ГСМ, запчасти надо,

И на прокорм  парнокопытных стадо.

– Процентов 20 – минимум сейчас,

А завтра будет 25 в тотчас

– Побойся Бога, это же грабеж?!

– Бери кредит, дешевле не найдешь, —

Велел Банкир, сверкнув перстнями. —

Получишь прибыль, отдохнешь в Майами.

–Зачахнет  нива и буренки сгинут.

Не будь жлобом, а помоги, родимый, —

Взмолился Фермер, голову склонив. —

Народ не проживет без хлебных нив.

Убавь проценты, знай же меру..

– Ты не последний и не первый,

Кто на халяву хочет взять кредит.

А если вдруг твой бизнес прогорит?

Покроет кто тогда мои затраты?

Давай в залог  комбайн и трактор,

Земельку, грузовик,  коровье стадо

И дам тебе кредит тогда, что надо. —

Такую схему предложил Банкир. —

На бизнес хватит и на знатный пир.

Уверен будь, напрасно не вопи,

Партнер я твой надежный, не вампир.

За мною, как за каменной стеною,

Свой бизнес на прогресс настроишь.

Синоптик по секрету дал прогноз:

Грядут дожди обильные без гроз

Богаты урожай и сенокос

Прокормишь и коров своих, и коз.

Сулит достаток, почести людей,

Поэтому, любезный, не робей.

Бери кредит  и  сохранишь от спада

И нивы золотистые, и стадо.


Внимал речам, как сладкой песне

Из сказочных надежд и нежной лести.

Забыл о рисках, бдительность утратил.

Кредит – не клад, а подлежит возврату.

Подумал Фермер: «Некуда деваться»

И взял кредит на личное хозяйство.

–Гуд бай, паши, как вол, крестьянин.

Приеду через месяц из Майами.

Имей в виду, кредит сей краткосрочный,

Чтобы вернул с процентами и точно.

Банкир-транжира жарится на пляже

А Фермер до зари вечерней пашет…

Не повезло, природа подкачала:

То засуха, то саранча напала,

В солому превратился урожай,

И голову, хоть пеплом посыпай.

Но никакого от страданий проку,

Кредит не в силах возвратить он к сроку.

Долг тяготит и на пределе нервы.

Пахал, как раб, но разорился Фермер.

Банкир вернулся бодрый из Майами:

– Гони назад кредит, крестьянин!

Тот горестно развел руками:

– Проблема нынче у меня с деньгами.

– Скостил бы долг, но сам я бедный,

В рулетку проиграл запас последний.

На горе мне попались аферисты

И пролетел, как говорят, со свистом. —

 Посетовал  Банкир угрюмо. —

Не меценат, чтоб жертвовать сей суммой.

–Продли-ка срок на погашение долга?

–Не будет от тебя мне толку.

И без того проценты потерял.

Для бизнеса ты чуждый материал, —

Надменно возразил ему Банкир. —

Погасли свечи, кончился твой пир.

Зачем твое мне тягостное бремя?

Тогда, как деньги умножает время.

И потому истребую залог,

Смирись, что не последний лох.

Иметь с тобою дел я не желаю.

Ты не рожден для щедрых урожаев.

Чело у работяги поседело.

–О, кей! – возликовал барыга смело.

И закрутилось о банкротстве дело.

Суд арбитражный, почитай, продажный.

Отсрочку по кредиту отклонил,

Банкир, кто б сомневался, победил,

Фемиде пучеглазой очень мил.

К деньгам она имеет тоже слабость,

Способная за мзду на гадость.

Но с Фермера ей не хрен взять,

Зато Банкир готов на лапу дать.

Хозяйство оценили низко слишком

И Фермер понял: делу крышка.

Ушло оно к Банкиру за бесценок.

Еще остался должен кучу денег.


Взирал Банкир сурово, как удав,

Лишив заемщика последних прав.

Забрал он землю, грузовик и трактор

Комбайн, плуги   и стадо КРС.

Попутал Фермера лукавый бес.

– Пойми, деревня, глупо сгоряча

Тебе права куриные качать, —

Банкрота он усердно поучал. —

Не вздумай  с дури объявить войну,

Запомни: деньги любят  тишину.

– Я на своей земле хочу работать?

–Паши, работай до седьмого пота,—

Сказал ему насмешливо Банкир. —

Теперь я твой хозяин и кумир.

Чтоб нива урожаем колосилась,

Крестьянская  нужна рабсила.

Ты, паря, успокойся, не ворчи,

Не сяду же я сам за рычаги

С холеными и нежными руками,

Что любят операции с деньгами.

К тому ж они унизаны перстнями.

А ты гордись своими мозолями.

Для глаз моих приятен агрегат—

Валютою набитый банкомат.

А для тебя милее плуг плантажный,

Паши с азартом и не кашляй.

Чтоб квас хлебать и кушать пироги,

Записывайся первым в батраки.

– Так это ж крепостное право?!

– Прозрел, убогий, наконец -то, браво!

Ты без земли, как цыган без коня,

До звезд ночных работай на меня.

Пойми, не первый ты и не последний,

Коль на роду написано: быть бедным.

Забрал за долг я землю оптом.

Был фермером, а стал и ты холопом.

С десяток я таких, как ты, уже подмял,

Растет мой драгоценный капитал.

В валютах, в золоте, в гектарах,

Теперь зерно появится в амбарах.

Не суетись напрасно, простофиля,

Лишь я рожден, чтоб сказку сделать былью.


О, если бы судьба послала танк,

Разрушил бы до основания банк, —

Подумал с горечью крестьянин. —

Мошеннику набил бы харю».

Банкир предстал  умелым  аферистом,

Сельчан гнобя, он стал латифундистом.

А скот, коров  отправил  на убой,

Партнер остался  в яме долговой.

От дел крестьянских Фермера избавив,

Продолжил  отдых в солнечном Дубаи.


Так  пахаря угробил мироед

И на него давно управы нет.


БУМЕРАНГ


Подвержены ударам бумеранга

Не только те, кто без чинов и рангов.

В повестке дня Госдумы – капремонт

За граждан счет на их жилищный фонд.

На здания, что старились с годами,

Их красили и кое-как латали.

Косметикой фасады украшали,

Но стены, крыши трескались, ветшали.

Ведь это же не храм из камня-бута,

А зачастую просто халабуды,

Не «сталинки», «хрущевки» их панелей,

Где прутья арматуры проржавели.

Коррозия конструкции разъела,

Но до жилья чиновникам нет дела.

Тарифы поднимая, взыщут плату,

Подъезды ремонтируют по блату.

Того гляди, обрушится строение

Не от пожара или наводнения.

Другая и стихия, и причина,

Коль в ЖЭКах окопались ловчилы.

Хронически-убогий дефицит

Авариями зданиям грозит.

Поэтому госдумцы – синекуры,

Похоже с Бодуна или же сдуру

Навесили на граждан капремонт.

Мол, сами ремонтируйте свой фонд.

С фундамента, подвала и до кровли,

А нас от этих тягостей увольте,

Платите ваши денежки, не нойте.

Гарантии, что накоплений счет

К жулью в карман не попадет,

Никто из чинодралов не дает.

Коль крысы не растащат фонд,

То выстоит, не рухнет дом.


Лукавый думец приобрел квартиры.

И по закону сам обязан дыры

Латать и отчислять на капремонт,

А ведь голосовал за этот фонд.

Теперь с досадой локоть он кусает,

И жаба жадности гнетет и давит.

Страдает он за «интеллект» высокий,

Когда законы принимают скопом.


Другой чиновник приобрел поместье.

Не соток пять, гектаров двести.

Там лес и сад, и площади для гольфа,

Но позабыл служивый только,

Что накануне обложил налогом

Крестьянские участки и дороги.

Изрядно покомандовал парадом:

Пять соток для людей накладны.

Налог на землю выше, чем доход,

Покинет дачи массово народ.

Считать умеют, с ясными мозгами

И зарастут участки сорняками.

И в селах люди тоже разорятся,

Нет смысла за лопаты, грабли браться.

Латифундист почешет тоже репу

Попал с поместьем под закон свирепый.

Бесспорно, компенсируют затраты,

На то они и думцы – депутаты.

Себе назначат премии и льготы,

Чтоб сохранить и блага, и доходы.


На сытное кормление от державы

Засели в креслах кнопкодавы.

Одной бедой огорчены они —

Возникнут на фалангах мозоли

Но на судьбу напрасно не пеняйте,

Поочередно пальцы применяйте

В резерве есть еще и ноги,

Поэтому давите без тревоги.

Конечности вполне позволят,

Насытиться, обогатиться вдоволь.

Иные очень быстро научились,

Играть на «пианино» наловчились.

Они козлами скачут по рядам

И давят кнопки тут и там

За тех, кто от работы почивая,

Зарплаты за мандаты получает.

Что до ума, то он не шибко нужен,

Ведь по отмашке голосуют дружно.

Парламент – фабрика, конвейер,

В законы превращающий идеи

Богатым, чтоб сильнее разбогатеть,

А гражданам трудиться и потеть.

Госдумцы, хоть по облику и люди,

Но роботы по функциям и сути.

Безлики, однородны, будто масса,

Подчинены не совести, приказам!

И лезть из кожи им не надо,

Ведь под рукою клерки аппарата:

Советники, помощники, эксперты,

Они творят проекты и прожекты.

А у «слуги» одна забава —

Давить на кнопки лихо, браво.

Да получать презенты и зарплаты

За кресло и наличие в палате.


Забыли, обитая средь невежд:

Семь раз отмерь и лишь тогда отрежь.

Такие принимай «слуга» законы,

Чтобы они не порождали стоны.

Ведь, невзирая на чины и ранги,

Тебя же бьют упругим бумерангом.

За твердолобость, глупость– поделом!

Чтоб помнил о народе трудовом.


ФУРАЖНЫЙ ХЛЕБ


Хлеб, как известно, голова всему

И нет замены на земле ему.

Господь продукт сей сотворил,

Чтоб каждый сытно и достойно жил.

Какая воля, красота и мощь,

Когда пшеница или рожь

Под солнцем на просторе колосятся

И жаворонки в высоте резвятся.

Поют во славу хлеборобов,

Тех земледельцев, что в рабочих робах

Работают с рассвета до заката,

Прекрасные и крепкие ребята.

Янтарное созреет вновь зерно,

Дороже золота и жемчуга оно.

Идиллия. Сурова нынче проза,

Когда землей владеют кровососы.

В ходу у них угрозы и обман,

Чтоб обобрать и разорить крестьян.

Не для того, чтоб выжить,

Змея-нажива дармоедом движет.

И потому латифундисты

Подобны крохоборам и садистам.

Холеные их клешни, а не руки,

Не знают плуга, только ноутбуки.

Мелькают цифры, суммы на экране

С семью и девятью нулями.

Нет, не рублей, а долларов и евро.

Сдают, порою, у безумцев нервы.

И прячут деньги в тайные оффшоры.

О, эти ненасытные обжоры.

У фермеров в экстазе беспредела

В судах продажные скромные наделы

Цинично и жестоко отжимают,

Ни доброты, ни жалости не зная.

Помещики они? Латифундисты.

А для крестьян, бесспорно, аферисты.


ТV ликует, славословит пресса,

Что собран урожай чудесный.

Сто миллионов тонн, даже свыше,

Амбары все загружены по крыши.

От пристаней уходят сухогрузы

С пшеницей в трюмах, а не кукурузой.

От станций убывают эшелоны

С пшеницею элитною в вагонах.

Рвачи-барыги, руки потирая,

На экспорт отправляют урожаи.

Гребут, гребут лопатою валюту,

Крестьян при этом презирая люто.

На Западе и на Востоке тоже

Халтура не пройдет, она негожа.

На Севере и Юге настороже.

Там квоты на пшеницу экстра-класса

И из России уплывает масса

Добротного, отличного зерна.

А что же остается в закромах?

Пшеницы доля небольшая

От высшего по классу урожая.

А в основном – фураж,

Который за валюту не продашь.

И по логистике нет резона

Гнать за рубеж по морю и в вагонах.

А значит, в элеваторах хранится

Повсюду пятисортная пшеница.

Когда мычал на фермах скот,

Налаженный зерна был оборот.

Быков кормили, хрюшек до отвала,

Пшеница не гнила, не пропадала.

Без импортного обходились мяса, сала.

А в птичниках рябило от несушек.

Им было что склевать и скушать.


Буренки прежде на селе мычали,

А нынче села просто одичали.

И после сокрушительной разрухи

Остались там лишь старцы и старухи.

Свой доживают в ветхих избах век,

Срываться с места, посчитав за грех.

А молодежь попадалась в города.

Растут в дворах лопух и лебеда.

А раньше сняв пшеницы урожай,

В печах пекли чудесный каравай.

Духмяный аромат, как мед, струился.

И хлеб дышал, румяный, золотистый.


Куда же подевать теперь фураж?

Чиновников вдруг охватил мандраж,

Его сменил служебный раж.

Решили снизить госстандарт,

Чтоб для пшеницы не было преград

По качеству без ограничений.

Пусть мукомолы не ворчат, а мелют

Муку из сорняков, зерна отходов,

Во имя благоденствия народа.

Кустарно хлеб тот испечен,

Зовут его небрежно «кирпичом».

Он мягкий, рыхлый, словно вата.

Жуй, как мочалку, и зубов не надо.

Так дрожжи, разрыхлитель и краситель

Вкушает часто «химии» любитель,

Что поневоле хлеб фуражный ест

И консерванты тоже есть.

Ни вкуса, минимум калорий.

И едоку не избежать запоров.

От мякоти, бумажной, легкой

Как кирпичи, хранятся долго,

Его пекут, сбывая ловко.

В селе другого хлеба нет,

Возьмут и этот на обед.

В кишечнике возникнет пробка.

Бесплодие и прочие болезни

На человека, как клопы, полезли.

Одышка, ожирение, лишний вес,

Когда в желудке дьявольский замес.

А на витрине выложены в ряд

Не натуральный хлеб, а суррогат.

Наш хлеб буржуи за бугром едят.

А зачерствеет, твердый, как булыжник,

Им можно гвозди забивать на крыше.

Мука ведь из фуражного зерна

По клейковине, качеству бедна.

Списать ее бы стоило в отходы

Скоту на корм, чтобы иметь доходы

От молока, приплода и привесов,

А не кормить людей пустым замесом.

Из щуплого зерна, считай половы,

Что для овец сгодится и коровам,

Животных сократилось поголовье

И фуражом теперь двуногих кормят.

Когда нет денег на элитный хлеб,

Мол, слопают, чтоб организм окреп.

И с видом озабоченно-печальным

Жует бедняк «кирпич» свой социальный.

Желудок полон, сытости ни грамма.

Такая вот кормления программа.


Случалось, что в порыве нервном

Опустошали хлебные резервы.

Все отправляли за рубеж буржуям

По дурости и глупости рискуя,

Солидным недобором урожая,

Впоследствии свой хлеб и покупая.

Но по двойной, завышенной цене

И золотым тот становился хлеб.

Доступной для людей была цена,

Россия все же хлебная страна.

Вожди на сей продукт не посягали,

Менталитет народа понимали.

А в царские былые времена

Ломились от пшеницы закрома.

Кормилицей тогда была Россия

Для россиян и еще полмира.

А нынче, когда власть в одних руках

Верховный жрец по статусу монарх.

Любые будут приняты законы.

Не трон ведь, а народ для трона.

Дай Бог, мне ошибиться,

Что не подскочат цены на пшеницу.

Для бедноты останется доступен

Лишь «хлеб» из всякой мути.

Не по зубам им будет хлеб элитный:

Бородинский, дарницкий и житный.

Пирожные и торты – редкость.

Берет за горло и нужда, и бедность.

И калачи, пампушки, кренделя

Не для тебя, батрак, не для тебя.

Судьба вдруг повернулась раком.

Не булочек с кунжутом или маком

И кексов с курагою и изюмом,

Поэтому убогие угрюмы.

Долой фураж! На корм скоту.

Не отравляйте «хлебом» бедноту!


БУЛЬДОЗЕР


Когда «элита» отмечает пир,

Идет на свалку зарубежный сыр.

Для своего в селе нет молока,

Из пальмы производится пока.

Отправили буренок на убой.

Село теперь без силы трудовой.

Остались старцы и старухи.

На фермах запустение, разруха.

В провинции работы не найдешь

И в города подалась молодежь.

Вещают демагоги, что реформы

Всех россиян согреют и накормят.

Уж четверть века ожиданий,

Но «денег нет», ума и знаний.


В утиль все европейские продукты,

Коль так решили бюрократы-плуты.

А овощи и ягоды, и фрукты

Бульдозер массой давит круто.

Пожалуй, сотни тысяч тонн

Отправили харчей на полигон.

На всю Россию кадры по ТВ,

Суров, поди, на санкции ответ.

Нас не сломать, мы гордые такие

И в этом непреклонная Россия.

Бульдозером по санкциям ударим,

Тверды, как сталь, и не базарим.


По горло сыты стар и млад,

Дела в стране идут на лад.

Нет бедных, и тем паче нищих,

Никто по свалкам с торбою не рыщет.

И в городах у мусорных бачков

Не видно исхудавших мужичков

И баб в «цветных» прикидах,

Засели в ресторанах очевидно.

Вокзалы не имеют побирушек,

Житуха у бомжей с годами лучше.

Как на погосте, тишь и благодать,

На хлеб не надо гроши собирать.

Меню в столовых для сирот чудесно:

Суп, каша и компотик пресный.

Вкус молока давно забыли,

Зато овсянку, пшенку полюбили.

А, что до фруктов, ягод, овощей,

Заменят порциею жидких щей.


У престарелых сытый рацион:

Вкушают кашку, чай, батон.

Для организма мясо вредно

Потерпит старичок не бедный.

Он – не шахтер, не сталевар,

Чтобы вкушать густой навар.

Молочные продукты то ж опасны,

Чаек попьет и жизнь прекрасна.

А для желудка очень трудны

И овощи с нитратами, и фрукты.

Расстройство неизбежно тракта.

Поэтому харчи долой, под трактор.

Бескормица в приютах и больницах,

Чтоб выжить, надо кушать и лечиться.

Палата, что барак с врагами,

Выносят жмуриков вперед ногами.


Где импорта, продуктов замещение?

Ответ один: в казне нет денег.

Реляций нет давно победных,

«Уж 20 миллионов с гаком бедных», —

Росстат твердит, по барабану

«Элите» дети, бомжи, ветераны.

Да здравствует, бульдозер!

Продукты он смешал с навозом.

По мнению пирующей «элиты».

В стране все до отвала сыты,

Поэтому пусть терпят паразиты.

Господь терпел и нам велел.

Нам от буржуев не нужны подачки.

А дядя Сэм сойдет с ума с горячки.

И пусть у нищебродов, бедноты

Прилипнут к спинам животы.

Нас голодом не заморить.

Друзья-китайцы смогут закормить.

Ведь за сезон четыре урожая

На химикатах радостно снимают.

Плоды, понятно, сами не жуют,

Аборигенам лихо продают.


Ура, вперед! На санкции, угрозы

Оружие мощнейшее – бульдозер!

Хотя и куплен за границей,

Но в битве с контрабандой сгодится.

Увы, поныне импортный бульдозер

Харчи на свалках траками елозит.

А на детали надо разобрать,

На переплавку для болванок сдать

Иль с потрохами в землю закопать.

Произведен буржуями он тоже,

А принципы прагматики дороже.

Мне возразят: есть буржуа в России.

Нет, это криминала клан спесивых.


ГОРЬКАЯ УЧАСТЬ


Уж четверть века новая эпоха,

Увы, живут в России массы плохо.

Жулье, ворье лишь процветает

На базе недр страны и капитала.

А с ними депутаты, бюрократы,

Что заселились в царские палаты


Господь богатством одарил Отчизну

Для благодатной и счастливой жизни.

Слепых поводырей лишил  ума,

Хотя  они   забрали закрома.

Дворцы, поместья и хоромы,

Для них давно не писаны законы.

А совесть, честь не в тренде,

Богатый жулик презирает бедных.


К смирению церковь призывает,

На горестях народа процветает.

Чем тяжелей и круче кризис,

Тем больше прихожан и лучше бизнес.

И не свечной  завод, а холдинг

Попов при храме сытно кормит.

Крещение, панихида и венчание

Сулят им и харчи, и процветание.


Быть может со времен царя Гороха

И до сих пор в России массам  плохо.

К  богатству не пристало привыкать.

Дана такая  участь на века.

Пока вожди царят, как боги,

Народ,  как раб, останется убогим.


ВЕЛИКАЯ ОБУЗА


Не олигарх, наевший холку, пузо,

Пенсионер в России стал обузой,

Она такого не потянет груза.

Как лошадь в мыле,  надорвется,

Где постоянно тонко, там и рвется.

По сути, это «пятая колонна»

В сорок четыре с гаком миллиона

Старух убогих, нищих стариков.

Построятся вдруг в тысячи полков.

Полицию и гвардию сметут,

Ведь на подачки многие живут.

При остром дефиците денег

С цепи сорвались и взбесились цены,

Тарифы, капремонт жилья

И нет защиты от воров, жулья.

Совдепии запасы догребут,

Наступит и фиаско, и капут.


Кто создал экономику и блага?

Не чинодрал, что ворошит бумаги

И почивает радостно и сладко

На пансионе и любимых взятках.

А из руин войны поднял СССР

Рабочий и крестьянин, инженер.

Не «липовый» сей подвиг, настоящий!

Уж четверть века аферисты тащат

Без совести, укора и зазрений

Плоды труда советских поколений.

И у разбитых грабежом ворот

Остался снова трудовой народ.

Чем обеспечит жалкая пенсюшка?

Картошкой и похлебкой-юшкой.

Но без харчей нормальных и лекарства.

До срока можно оказаться в царстве,

Откуда нет на белый свет возврата

И потому столь велики утраты.

Рождаемость от смертности отстала.

Лишь процветает бизнес ритуала,

Где скорбь и траур правят «балом».

Кабальны коммунальные услуги,

Берут за горло граждан цепко, туго.

В стране богатой, там, где нефть и газ,

Людей нещадно обирает власть,

Твердя, что недра для народа,

Лишают перспектив и кислорода..


Лукавый реформатор Кудрин

Рецепт придумал шибко «мудрый».

Коль  не спеша, костлявая с косой

Дедов, старух уносит на покой,

То предложил, гарцуя рысью,

Им возраст трудовой повысить.

Пусть пашут, пока ноги носят

И гроши на кормление не просят.

Тогда ряды их поредеют,

А он получит орден за идею

Бредовую, но слава фарисею.

Да, Леха – царедворец бравый,

Уже казной российской правил.

И шиковала, увезла братва

В оффшоры много золота, бабла…


Совфед не дремлет, тоже очень

Обузою великой озабочен.

И срочно принимает меры,

Считая саранчой пенсионеров.

Сенатор – жирный, сытый боров,

Изрек надменно и сурово:

«Кто добровольно занят малымделом,

Тот с пенсиею пролетает смело.

И выезд за границу запретить,

Чтоб научился родину любить».

Хоть платит и тарифы, и налоги,

На старость лет останется убогим,

До самой крышки гроба.

Зачем ему Америка, Европа.

Где старики бодры и белозубы,

Нескоро трансформируются в трупы.

По миру путешествуют успешно

И не гнет их  голос вещий.

Имеют на счетах деньжища,

Исход не угрожает нищий.

Чтобы картохой запастись к обеду,

На дачки старики с мотыгой едут.

Теперь у ветеранов сей удел,

До отдыха, круизов нету дел,

Ведь скудные и жидкие финансы

Давно забыли оды и романсы.

Похоже, заждалась держава

Возврата крепостного права.

А «неотложкам» надо предписать:

«Пенсионеров нечего спасать».

На 20 сел одна лишь «неотложка».

Успеть к больному невозможно.

В ухабах и колдобинах дороги,

Одна надежда на судьбу и бога.

Не пошевелят пальцем эскулапы,

Пока презент не сунешь в лапы.

Лишь сердобольно пожелают в ухо:

«Земля пусть будет мягким пухом!»

Статистика тогда воспрянет духом.

Без стариков страна омолодиться,

Угрюмые повеселеют лица.

Всеобщая охватит эйфория,

Поклон тебе, «Единая Россия»!

Как на кладбище, тишь и благодать,

Но не пристало ныне умирать,

Ведь это катастрофа, разорение

При остром дефиците денег.

Желаю всем я многие лета,

Не вечна нищета и маета.

Взываю: сохрани вас, боже.

Свобода честь всех благ дороже.


Ребром вопрос: как быть со стариками?

Пред тем, как выносить вперед ногами

Путевку надо дать на Нарайями

Последний, если выпал зуб,

То значит, не едок уже, а труп.

Не нужен доходяге стоматолог,

Дантист не по карману, дорог.

В Японии, в далекие века

Тащили в гору бабу, старика,

Чтоб ели звери и клевали птицы,

Им тоже надо свежиной кормиться.

Проблема будет быстро решена.

Обузу сбросит с хилых плеч страна

И,  сэкономив в фондах  денег  кучу,

Вновь станет и великой, и могучей.

Увы, пока еще в чести оффшоры,

Валюту снова уведут обжоры.


Вспоминаю с грустью и тревогой.

Время вспять, увы, не потечет:

«Молодым везде у нас дорога,

Старикам везде у нас почет».


ДВОРЦОВЫЙ БУМ


Когда на Украине правил Хам,

Судимый дважды, то царил бедлам.

В «Межигорье» он сидел на унитазе,

На золотом,  сверкали дивно стразы.

Резвился до телячьего восторга

И собирался править долго, долго…

Крым вотчиной замыслил сделать,

Желая отдохнуть  душой  и телом.

Чтоб обустроить «Домик чайный»,

Срубили уникальный виноградник

Под Ялтой, превратив в дворец.

И винзаводу наступил конец.

Коллекцию из раритетных вин

Угробил ненасытный исполин.

Там сотню лет умельцы-виноделы

Букеты вин творили  смело.

Была работа,  деньги шли в бюджет.

Но Хам приговорил: заводу – нет!

Никто не  смел перечить бонзе.

И снес объект истории бульдозер.

Расширили тогда его поместье,

Отжали земли в заповедном месте.

На митинги, протесты наплевать!

Он—гетман-зэк,  а люди, как трава.

Затем решил, что роскоши так мало,

На Фиолент раскрыл хлебало.

Дворцы имея, начал замок строить

И превратился в жалкого изгоя.

Панически в расстройстве чувств,

Сбежал в Россию, как последний трус.

Как дезертир, таится на Рублевке,

Суда, ареста избегая ловко.

Гнетет испуг, досада и обида,

А вдруг Россия украинцам выдаст?

Тогда пойдет по третьей ходке,

Там не нальют ни коньяка, ни водки.

А вместо золотого унитаза

Ведро, параша или емкость таза.

Забавная, но странная карьера

У бывшего презента и премьера.


Но место свято не бывает пусто.

Три года Крым  под стягом русским.

И из него, как воровской «малины»,

Сбежали олигархи Украины.

Оставили и виллы, и дворцы.

Пришли на смену  мудрые «отцы».

И аппетиты у варягов те же,

На ЮБК опять участки режут.

Очередной нагрянул передел,

Опять чиновник одержимо смел.

И прав в конфликтах тот,

Кто бабок больше на карман дает.

Дворцы на юге, как бриллианты

В прекрасном ожерелье Ялты.

В Ливадии, Алупке и Массандре

Скульптура, готика, фасады

С фонтанами и львами у парадных

Их созерцать всегда отрадно.

В них зодчества, эпох музеи,

Туристы восхищаются, глазея.

Но есть еще помпезные госдачи,

Что ведают триумф и неудачи.

В Юсуповском дворце был Сталин,

С Рузвельтом и Черчиллем решали

Проблемы обустройства мира,

Там почитают до сих пор кумира.

А в комплексе «Заря» Фороса,

Был Горбачев с престола сброшен.

Союз  советский в Лету канул.

Пошла Россия за Борисом пьяным.

Бразды правления  уступил чекисту,

Что, как Дзержинский, очень чистый…


На Украине разразилась драма.

Народ метлой поганой   выгнал Хама

Фиаско потерпел, но  дело –  живо!

На юг  другая  прикатила сила.

Чтоб возвести очередной дворец,

И за ценой не постоит творец.

Хотя  кричат с трибун,  что денег нет!

Проекту срочно дан «зеленый свет».

Бульдозеры рычат, снуют машины

Крым остается в статусе «малины».

Какой там к черту спад и кризис,

Когда, как спрут,  власть и бизнес!

Коррупции тандем  несокрушим,

Финансы и ресурсы все под ним.

Дворцы царя, генсеков все пристойны

И  новых обитателей достойны.

Комфорт прислуга обеспечит.

Зачем казну палить, как свечи?

Но бдительностью вождь гордится:

В палатах старых не к лицу селиться,

Вдруг Сталин или Берия приснится.

Их  тени, призраки там  бродят,

Саркому, порчу, сглаз  наводят?

А с ними  рядом  Ягода, Ежов

Охватит жуть, парализует шок.

Не мистика, не шуточные вещи,

Витает в стенах дух зловещий.

Когда из мрака встанут в ряд злодеи,

От ужаса на месте околеешь.

Под мощною десницею тирана

Не устоит всесильная охрана.

Уж лучше в скромном шалаше,

Полезно телу и легко душе.


Чтоб не тревожил душу вещий знак,

Вожди желают новый особняк,

С фундамента  до  козырька и крыши,

Не видеть никого бы им, не слышать.

Пусть недруги кричат, готовя бунты,

Дворец – не хата, прочный бункер.

Любую смуту можно переждать,

По скайпу безопасно управлять.

Напитки и другие есть припасы,

Пока остынет кровь у биомассы.

Река в свое опять вернется русло.

И в этом суть политики искусства.

Заботятся о подданных отцы,

Крым обречен на новые дворцы.

Не будет ни лачуг, ни хижин.

Тенденцию уже такую вижу.

Увы, но для убогих денег нет.

И потому дворцам – привет!

В Геленджике дворцы и в Сочи,

Теперь крымчанам затуманят очи.

Чтоб созерцали, будто горы

Чужое  благо  на  просторе.

Для властолюбца это моды крик.

Коль есть дворец, то он велик.

А, если не один, то гений —

Кумир  для робких поколений.

Во власти Крыма прежняя «бригада»,

Гребет бабло и за него награды.

Поверишь твердо пламенным борцам:

«Мир – хижинам, война – дворцам!»


ИЗАБЕЛЛА


На загородной даче суть да дело,

Обильно уродила Изабелла

На лозах гроздья  блещут тускло

И виноград тот ароматно-вкусный.

Иван собрал в  корзину урожай,

Под прессом  ягоды отжал.

Бутыль наполнил алым соком,

Чтоб урожай был не обузой – проком.

И сусло  ожило,  взбродило,

Наполнило вино хмельною силой.

Он пробу снял: вино сухое,

И терпкое оно, и молодое.

Бодрит и тонус  улучшает,

Как винодел, он это понимает.

Чтобы оно не превратилось в уксус,

Он вставил в горло чоп искусно,

Но плотно, дабы воздух не проник.

Стал повод ждать и праздничные дни,

Когда вином наполнятся бокалы

И засверкает с блеском алым

Сквозь призму дорогого хрусталя,

Букетом, ароматом всех маня.


Любил Иван веселые застолья,

Когда напитков и закуски море.

Хмелел он от вина, супруги Дарьи,

Был  часто в творческом ударе.

Частушки он охотно исполнял,

И по-молдавски лихо танцевал.

Бутыль, теперь любовно озирая,

Воображал, как будто пировал он:

«На несколько застолий хватит,

Потом еще успею я заквасить

Из розового, нежного Муската,

Других сортом немало винограда,

Из Рислинга, Кокура, Саперави,

Чтоб дни рождения, юбилеи справить».

Был планов радужных он полон,

Вино предпочитая самогону.

От дел Ивана то-то отвлекло

И вышел по-хозяйски он во двор.


Его супруга озорная Дарья

Желая выпить, как и он, ударно

Вино усердно в кружку нацедила

Вкушая хмель и сладость, пригубила.

«Чудесен аромат, но очень терпко,

А мне напиток по душе десертный».

Чтоб был от Изабеллы больше прок,

Добавила в тот бутыль сахарок.

Старательно, закрыла плотно,

Чтоб не проник коварный воздух.

Она к напиткам пристрастилась,

Любила кальвадос и самогон, и пиво.

Допила кружку, сразу захмелела

Душой и телом тучным ослабела,

Ушла опочивать она в покои

И Ваня тоже появился вскоре.

Прилег он с Дашей  рядом,

В надежде на утехи и усладу…


Бабахнуло, аж стекла зазвенели,

Обои от вина побагровели.

Со стен  стекали струи  на пол.

Иван смотрел и безутешно плакал.

Как будто дегустации палата,

Наполнилась веранда ароматом.

И окна превратились в витражи,

В  мольберт для творческой души.

Взирал на лужу алую, осколки,

Хотелось выть, не понимая толком:

«Но почему вино опять взыграло,

Брожение накануне ведь пропало? —

Его терзали смутные сомнения,

А Дарья трепетала от волнения.

Ей не хотелось стать овцою битой,

Печалилась и хмурилась сердито.

Десерта бабе захотелось очень,

Лишь упрекнула,  не взирая в очи:

– Эх, Ваня, ну какой ты винодел,

Что сотворил, куда глядел?

– Наверно в чем-то просчитался, —

С досадой нехотя признался. —

Но почему оно опять взбродило,

Нечистая откуда  в доме сила?

Коту по хвост, аж 20 литров,

До слез досадно и обидно.

– Ах, Ваня, милый, нос не вешай,

Пошли на ложе, я тебя утешу…


ЕЖОВАЯ ПРОБЛЕМА


На партбюро «песочили» Ивана,

Но вел себя он почему-то странно.

Потешно, как жонглер шальной.

Вращал ладони пред собой.

Шептал молитву или покаяние,

Переживал о чем-то сильно Ваня.

Губами шевелить пытался,

Сцепив и расцепив тугие пальцы.

Был в эпицентре общего внимания

А порицали за прелюбодеяние

По жалобе жены ревнивой.

Мол, спутался он с девкою красивой.

К разводу может привести роман,

Снимете с Ваньки стружку за обман

– Коли жену любить не можешь,

То партбилет на стол положишь, —

По прокурорски секретарь изрек. —

И пусть тебе наука станет впрок.

За аморалку по заслугам пострадаешь,

Коль меры и стыда не знаешь.

Что скажешь в оправдание,

Ходил ли к  девке на свидание?

Тот, что-то промычал невнятно…

– Ходил, без слов понятно.

Никто признаться не захочет смело,

Что ходит и направо, и налево, —

Заметил секретарь лукаво. —

На стороне приятнее забава.

Запретный плод, ведь слаще.

Ты – бабник, человек пропащий.

– Я предлагаю: за измену

Из партии гнать надо в шею, —

Сурово и надменно заявила

Старушка-активистка Мирра. —

Подвел Иван жену и нас,

А значит, Родину продаст!

Чтоб было неповадно и другим,

Ходить по бабам не своим, чужим,

Позоря облик, нравы атеиста,

Из партии метлой, отчислить!

Нам право  смыть позорное пятно

Уставом, честью, совестью дано.


Иван сопел, разнос переживая.

И взгляд блуждал по залу.

Был, словно туча, хмурый,

А пальцы строили фигуры,

Быть может произвольно.

И с жалостью и, даже болью

Взирал приятель Алексей

И молвил: «Не виноват Иван совсем.

Не повезло ему с «голубкой»,

Ревнует к каждой бабьей юбке

И жалобы в инстанции рисует.

Причина, что безумно любит.

Ее мотив, чтоб не ушел известен.

Снимай  вопрос с повестки.

В измену, в  блуд  не верю

Иван  не ловелас, я в нем уверен.

– Вопрос в морали, а не в вере,

Нас обязали принять меры, —

Напомнил секретарь упрямо. —

За бдительность уважим даму.

Когда в семье назрел разлад,

То муж в том  виноват.

Крепить  положено ячейку,

Иначе мужику цена – копейка.


– Скажите, кто не без греха,

Ведь бабы наставляют нам рога

Чужих мужей охотно искушают.

Вина в  том наша небольшая.

Порой не в силах устоять,

Даруют наслаждение, благодать.

Коль перестанем мы ходить налево,

То через годы вымрет население,

Мор постоянно цифры превышает.

Проблема для страны большая.

Ведь женщин больше мужиков.

Кто одиноких ублажит и вдов?

Он нежностей нас не убудет.

Ведь мы не дикари, а люди! —

Удачно выдал Алексей тираду,

Не требуя за спич  награду. —

Утратил речь Иван от потрясений,

Без партии останется и денег.

Что делать, коли  нет опоры,

Сопьется и погибнет с горя.

И секретарь его призыву внял,

Суровый тон на мягкий поменял:

«Кабы скандал, конфуз не вышел,

Ивану не сорвало «крышу»

От стресса, горьких угрызений.

Убавлю я на психику давление, —

Решил вожак партийный. —

Иван – простак, молчун наивный.

Вот на таких их жены ловко

И воду   возят и плетут веревки.

Типичный подкаблучник

Без партии  не станет лучше».

– Иван, до глубины взволнован,

Грех осознал, ошибки понял.

В рядах  его в своих оставим,

Лишь  выговор  объявим.

Кто «за»? Давай проголосуем,

Чтоб дело не повисло всуе.


Семь – «за», приятель – против,

И в партии Иван и на работе

Остался. Алексей его поздравил

Словами «выстояли, браво».

В глазах ни радости, ни грусти,

Как будто вытравили чувства.

Вид странный, бледный.

– Взбодрись, Иван, с победой!

И к сердцу близко не бери,

Здоровье, нервы береги.

В петлю не вздумай лезть,

Ведь суицид, считай, болезнь.

Будь сильным телом, духом,

А выговор пустяк, как оплеуха.

– С чего ты взял, что я взволнован? —

Спросил Иван с улыбкою спокойно.

– Так мрачен был, дрожали пальцы,

И потому я сразу догадался,

Что партбилет тебе дороже жизни.

Ты шевелил губами, как на тризне.

– Чудак, причин нет для волнения,

На заседании коротал я время.

Другая занимала мысли тема,

Есть у ежей серьезная проблема.

Как самке и самцу дитя зачать,

Чтобы иголки не могли мешать.

Изображал на пальцах позы,

Я оптимум искал для пользы.

И Алексей ответил смехом,

По залу прокатилось эхо.

Суть в том,  что ушлому Ивану

Партийные дела по барабану.


Отлично знает, что в рядах единой

Жулье, ворье и прочая «малина».

Немало лизоблюдов и дебилов.

Их часто отправляют на посадку

От жизни беззаботной, сладкой.

Убогие по-крупному хомячат

В расчете на защиту и удачу.

Но тем, кто не имеет патроната.

На нары суждено сменить палаты

Иван далек от сказочных сокровищ,

Ни слава не нужна ему, ни помощь


БАБКА АГАПКА


На лето привезли к бабусе внучку.

Дитя, играясь с кошечкой и Жучкой,

По недосмотру вскоре завшивела,

Чесалась кожа, голова зудела.

Но бабка сообщать не захотела,

Ведь сын, невестка сразу обвинят

И в город заберут дитя…


Медвежий угол, старая деревня

Среди лесов уныло дремлет.

Нет ФАПа, медсестры, врача.

Доехали в райцентр за три часа.

В больнице внучку осмотрели,

На бабушку сурово поглядели:

– Нужны ребенку ласка и уход…

– По горло у меня в селе забот,

Хозяйство: куры, утки и корова.

Но силы на исходе, нет здоровья, —

Пожаловалась доктору старушка. —

Без них никак, мала пенсюшка.

Излишки на базаре продаю,

На «черный день» копеечки коплю.

– Проблем немало, но в том вопрос,

У девочки, увы, педикулез,

Постричь придется до корней волос, —

Взглянул, кудряшки шелковисты,

Взор кроткий, бирюзово-чистый.

«Увидят лысой, сразу засмеют,

Пошел ты к черту, хитрый плут.

Подумают, что заразилась тифом

И разойдутся сплетни мигом.

Мол, старая, недоглядела внучку.

Молва такая, почитай, что взбучка.

Подмочит мой тогда авторитет, —

Поэтому решила: «Стрижке – нет!

Уродовать я внучку не позволю», —

И возразила с откровенной болью. —

К народной обращусь я медицины,

Чтобы без ножниц и вакцины.

Старинные рецепты есть и средства.

О них сама я помню с детства».


Врач прописал таблетки, кучу мазей,

На тысячу рублей заказ сей.

Советовал отправиться на грязи.

Откуда у колхозницы деньжища?

Работала дояркой, стала нищей.

На часть лекарств хватила,

В аптеке их, сердешная, купила.

Но к педиатру не помог визит

Избавиться от мерзких вшей и гнид.

Старушка, понадеявшись на диво,

Отварами ромашки и крапивы

Старательно кудряшки внучке мыла.

Кормила щедро, молоком поила.

Но против ягод, фруктов, витаминов,

Успешно устояли вши и гниды.

На чай с малиной подвалил сосед

По дружбе дал простой совет:

– Езжай на хуторок к Агапке,

От всех болячек лечит ента бабка.

Избавила меня от алкоголя,

Конечно, пью, стакан не боле,

Теперь я знаю меру, норму,

Употребляю самогонку дома.

Талантом наделил Агапку бог,

За миг спасет от вшей, клопов и блох,

От порчи, заикания и сглазу,

И не скупись, плати с порога, сразу.


На хуторок приехала с рассветом,

Чтоб получить полезные советы.

И после скромной предоплаты

Агапка пригласила в хату.

Послушала и, чернью глаз пронзив,

Промолвила: «Поможет керосин».

– В аптеке нет, не возят в магазин, —

С досадой сообщила гостья.

– Да, в лавки нонча не завозят.

Нет примуса в быту и керосинки.

И лампы с фитилями для хатынки.

И нонча, когда нету света,

Так часто выручает лампа эта,

– Знахарка тут же подтвердила

И из канистры в пузырек отлила. —

Помой головку внучке керосином.

И станет и веселой, и красивой.

Но осторожно, меру знай,

Водичкой теплою разбавь.

Рецепт старинный, ценный,

Лечились так в любой деревне.

Из поколения в поколение

От паразитов было избавление.

А грызунов травили дустом.

Но вспоминать легко и грустно.

По мне, так год совсем не плох

С нашествием клещей, клопов и блох.

Из щелей всех полезли паразиты,

Чтоб кровь сосать, когда народ забитый.

Но впрок запаслась я керосином,

Лишь были бы клиенты живы.

Чем больше озабоченных, болезных,

Тем бизнес мой становится полезней.

Тенденция такая мне по нраву,

Деньжата обязательно подвалят.

Но вот беда, как мухи, люди мрут,

Все реже за услугами идут.

Того, гляди, накроется мой бизнес

И вместо пира будет тризна.


Домой на крыльях прилетела

И сразу принялась за дело:

Разбавила водичку керосином,

Кудряшки тщательно помыла.

От процедуры внучка рыжей стала,

И голова от жжения пылала.

А бабке на орехи перепало.

Что до претензий к знахарке Агапке,

То со старушки взятки гладки.

«У вши, – сказала, – свой иммунитет,

Лишь новый победит ее рецепт..

Охотно я готова поделиться,

В хозяйстве непременно пригодится».

Нашла свою знахарка нишу

И говорит магически, чуть слышно:

– Помру, когда лечить не буду,

Ведь денежку приносят люди.

На пенсию протянешь ноги,

Нет помощи и милости от бога…


«ВИНОДЕЛ-НОВАТОР»


В колхоз «Прогресс» по разнарядке

(Практиковались данные порядки)

Был прислан агроном Кулябкин.

Спец по культурам он известным,

Садам и виноградникам окрестным.

Косая сажень, молодой красавец,

У местных хлопцев затаилась зависть

Взращенные на молоке и масле,

Были нежны девчата и прекрасны.

Мечтали о любви большой и чистой,

Но опасались брачных аферистов,

Заезжих музыкантов и артистов.

Ведь обещая, снимут вдруг рейтузы

И до женитьбы накачают пузо.

Увы, тогда не избежать позора,

Придется на аборт податься в город.


С девчатами Кулябкин осторожен,

Искал невесту, что других пригожей.

Магически его пленила Роза —

Дочь председателя колхоза.

Робел пред нею, был смиренен,

В триумф любви чарующей не верил.

За ним ходили табуном девчата,

А он шаги, как на плацу, печатал.

Был непомерно горд и важен,

Но озадачил факт его однажды.

Час наступил для сбора винограда.

И урожай хорош, глазам отрада.

Тугие в росах и на лозах гроздья

В лучах сверкают, будто звезды.

Вдруг усыхать все чаще стали,

Их ягоды завяли и опали…

До председателя дошла печаль:

– Давай, Кулябкин, живо выручай!

Не зря тебе диплом вручили красный.

Спасай наш урожай прекрасный.

Иначе всех начальство пропесочит,

Досадно, горько будет очень.

И почестей, и премии лишат.

Дает колхозу прибыль виноград.

В учебники взгляни и постарайся,

До истины, причины докопайся.

–Гнетет кусты, пожалуй, филлоксера, —

Предположил Кулябкин смело.

– Тогда бы листья сразу пожелтели,

Они же изумрудно зелены.

– Да, председатель, вы правы.

А может ягоды постигла тля?

– Нет, тлю мы извели дотла.

А может ты диплом купил за сало?

Таких историй знаю я немало.


– Авторитетно заявляю лично,

На курсе первый был отличник.

– Ну, ладно, верю, не сердись,

За дело наше общее берись.

Решишь проблему быстро, деловито,

То дочку за тебя я замуж выдам.

Скрывать, темнить не стану,

Ты Розе более других по нраву,

Смотри, до свадьбы никакой забавы.

Чтобы белую фату надеть, носить,

Ей надо чистой, непорочной быть.

Не белоручка, воспитание строго,

Подруги называют недотрогой.

А значит, станет верною женой,

Сердца согреет светлая любовь.

Пойми, она – завидная невеста.

Со временем мое займешь ты место.

А этот случай знания проверит…

– Спасибо за высокое доверие, —

Он произнес подобострастно,

О, перспективы так прекрасны.

Забилось сердце, сразу потеплело,

Душа его от радости запела.

Кулябкин воспылал надеждой

О Розе обаятельной и нежной.

– И не гадай ты на кофейной гуще,

А в вуз свой позвони-ка лучше.

Пусть кандидаты и профессора

Нам выдадут рецепты на-гора.

Советы вдруг окажутся полезны

И одолеем тайную болезнь мы.


На кафедру Кулябкин позвонил,

Профессору симптомы сообщил.

Анализируя, тот долго думал

И посоветовал ему он хмуро:

– Понаблюдай-ка за процессом,

Причины обнаружить надо в целом

Определим тогда диагноз точный

И сообщи об этом сразу срочно.

Назначим верный курс лечения

И в этом виноградников спасение.


Плантацию Чечуля сторожил

И местом этим очень дорожил.

Он, сутки на дозоре отстояв,

Два дня потом кутил и отдыхал.

Смекалистый мужик и прыткий,

Любил халяву, не терпел убытки.

Плантацию он с вышки озирал,

Чтоб виноград никто не крал.

Был бдительным и строгим

И не спасали несунов их ноги.

В колхозе на хорошем был счету,

За честный нрав и простоту.

Ценили за ударную работу,

Портрет Чечули на Доске почета.


На небе, как алмазы, звезды,

Кулябкин озирал кусты и гроздья.

Они на струнах-проводах шпалеры

Как глянец, при луне блестели.

На вышке никого, пуста сторожка,

Пошел по ряду тихо, осторожно.

Вдруг шорох и таинственные звуки,

Взял агроном фонарик в руки.

И место резким осветил лучом.

На корточках Чечуля калачом

Сидел с ведром, давил он гроздья

И сок стекал на дно ручьем.

Опешил он, но было поздно.

– Теперь вполне ясна причина,

Какой же ты, мужик, ловчила, —

С досадою Кулябкин произнес. —

Грозит тебе большой разнос.

Штраф, увольнение за кражу

Или на нары загремишь к параше.

– Я– не ловчила, а новатор,

Так в чем же за смекалку виноватый?

Беру не гроздья, натуральный сок,

На нарах ни к чему мотать мне срок,—

Чечуля возразил невозмутимо. —

Иди-ка, агроном, подальше, мимо…


А утром в хате у Чечули обыск.

Увидели, машинку приспособил

Стиральную он для брожения сока,

Гоняет центрифугу с проком.

Тазы, бидоны, банки, бочки

Пропитаны все ароматом сочным.

Домашний винокурни цех

Чечуле приносил доход, успех.

Сок быстро превращается в вино

«Новатор» занимается давно.

Он древнее освоил ремесло.

И красное, и белое вино,

И ароматный розовый Мускат

«Дарил» ему колхозный виноград.

С тех пор, как сторожем назначен,

Сопутствовала верная удача,

Пока носил в корзинах гроздья,

Но стал доить с кустов их в ведра.

На этом оптимальном варианте,

Раскрылись для сельчан его «таланты».


СТРАЖ ПОРЯДКА


Пять соток, что у дома, Евдокию

От голода спасая, лишь кормили.

Телятницей трудилась в колхозе,

Приплод растила, чистя от навоза.

Как за детьми за ними был уход.

Коровы подрастали каждый год.

И орден ей вручили «Знак Почета»

За важную ударную работу,

За многолетний, добрый труд.

Теперь наград крестьянам не дают.

Друг друга награждают бюрократы,

Для них дворцы и царские палаты.

Почил несокрушимый вдруг Союз

И на старушку навалился груз

Проблем, невзгод житейских.

За сорок лет ей насчитали пенсию,

Что кот наплакал, воробей накакал.

Питание, лекарства и услуги

Съедают мигом пенсию старухи.


Спасают грядки, скромный огород,

Коль на базар дары она везет.

Какая прибыль? Жалкие гроши,

Но с ними бабке легче жить.

Петрушку продает, укроп и зелень,

Так добывая на лекарства деньги.

Смородину, малину и клубнику

Без алчности и выгоды великой.

По доброте и совести душевной

Для горожан доступным ценам.

Старается быстрее сбыть дары,

Чтобы в село вернуться до поры.

Сей «бизнес» Евдокию выручает,

Хоть кризис и инфляция крепчают.

Но нищета со всех сторон давила,

Ведь цены подскочили, как кобыла,

На свет и газ, услуги дорогие,

Лекарства, как монеты золотые.

А тут еще нагрянула напасть,

На Евдокию накатила власть.


– Стихийную торговлю прекратить!

Иначе штраф заставлю заплатить!

Я научу вас Родину любить! —

Кричал ретиво полицейский

Майор Борис Иванович Копейский.

Возник пред Евдокиею, как шкаф.

– Плати, гражданка,  живо штраф.

Нарушила ты правила, торговка.

Скрываешь прибыль от налога ловко.

– За что налог, ведь прибыли на грош?

Сама растила, потому не трожь.

От нищеты, куда теперь податься,

А денег не хватает на лекарства?

– А мне, старуха, нужен "Мерседес",

Но без валюты в жизни нет чудес.

На "Опеле" подержанном катаюсь,

Не жульничаю,  дурью я не маюсь.

Закон, как ты, не нарушаю,

А Уголовный кодекс почитаю.

Я справедливый офицер и строгий,

Плати гражданка за товар налоги.

– Лови, шынок, не бабок, а бандитов,

Они воруют, постоянно сыты.

– Короче, бабка, ты мне не указ,

Живее выполняй блюстителя приказ.

Вот, если генералом станешь.

То даже танцевать меня заставишь.

А нынче для тебя я генерал.

Возьму и конфискую твой товар,

Поэтому смирись, кончай базар.

Не лезь в бутылку бабка,

Дубинкою огрею для порядка.

Я – не пастух, а участковый,

Поэтому на действия готовый.

Он руку положил на инструмент,

Старушка испугалась в момент,

Гориллою представился ей мент.


В ладонь малины, высыпав стакан,

Охотно ягоды  он смаковал.

– Вкусна малина, очень хороша.

Откуда, чей сбываешь урожай?

Посредница, наверное, спекулянтка?

Попробовал смородины стакан он.

– Со своего земельного участка.

– Эх, бабка, эти басни слышу часто.

Ты справку принеси из сельсовета,

А то вас много ушлых и с «приветом».

Я требую отчета неспроста,

Из-за таких, как ты, казна пуста.

Скрываете доходы от налогов,

Ни прокурора нет на вас, ни бога.

Чтоб избежать ареста и позора.

Акт принеси из Роспотребнадзора

И справку от врача, что не заразна

Туберкулезом или же проказой?

Плати мне триста рубликов за место

И ягодок на пробу дай в довесок.

Имей в виду, терпя убытки,

Тебе одной я сделал скидки.

Держи язык, старуха, за зубами

И повезет тебе тогда с деньгами.

– Спасибо, ясный, ненаглядный сокол,

Ешь до отвала, в брюхо влезет  скоко?


Из рук ее  служивый  взял купюры

И ягод килограмма три  фактурой.

С тех пор блюститель – страж порядка

Пасется часто на крестьянских грядках.

– Не потерплю овцы паршивой,

Прикрою  ваш базар  блошиный.

Того, кто на меня начнет стучать,

Могу калекой сделать сгоряча.

Быка одним ударом убиваю,

Поэтому шутить я не желаю,

– предупредил  майор  строптивых. —

Не допущу торговли я без ксивы

Сбор рыночный лишь мне платите,

А, если нет, то к всем чертям валите!

Нет у него  с поборами проколов,

Не ведает он совести укоров.

Вздыхают продавцы: «Ведь это рэкет.

Когда майор за произвол ответит?

В прокуратуру сообщить, аль в суд?

За клевету, пожалуй, загребут.

Майор, ведь не сержант, а шишка.

По всем местам наставят шишки.

С быком бодаться, лишь себе дороже.

Авось свинья не съест и Бог поможет».

С тугою холкой, сытый, гладкий.

Он пожинает бабушкины грядки.

И бизнесом, как оком, дорожит,

Под "мухой" пребывая он кричит:

– Я научу вас Родину любить!


ФЕДОТ И МАРЬЯ


Живет на хуторе аборигенов пара:

Дед Федот, да баба Марья.

Он – мастер золотые руки!

Изготовляет стулья, прялки, втулки,

Столы, шкафы, серванты и комоды

Из дерева любой породы.

Ведь инструментом, отродясь владеет,

Заказ клиентов выполнить умеет.

Всегда оригинален эксклюзив,

Удобен, прочен и красив.

Но этот бизнес вшивый, блоший,

Лишь жалкие приносит гроши.

Он часто для души творит

И щедростью своею знаменит.

А на досуге пару коз пасет

И молочко целебное он пьет.

Девятый у десяток разменял,

А смерть его боится, как огня.

Супруга лет на пять моложе,

Ведется себя Федота строже.


Исправная хозяйка Марья,

Два сапога, считай, что пара,

Ест хлеб и молоко она недаром.

Не без привычного зазнайства

Хлопочет баба по хозяйству.

От голода, как хомяки, опухли.

Лишь остается брагу бухать.

Зажиточных в селе нет стариков.

Перевелись давно стада коров.

Уныло, одиноко бродят куры

И без работы каждый злой и хмурый..

Задумался Федот о смысле жизни:

Года летят и на исходе тризна.

«Коль обращаться в скорбные конторы,

То раньше срока в гроб загонят.

Коммерция для них, всего превыше.

На джипах и каретах рыщут.

Покойников повсюду ищут,

Того гляди, что вломятся в жилище.

Чтобы срубить побольше денег,

Клиенты им нужны для погребения.

Тому радеют, кто на издыхании,

Вперед готовы вынести ногами.

Эх, в старости удел простой:

Сиди и жди, когда придет косая

Косою острой злобно сотрясая..

Не убежать, костлявая догонит.

Душа трепещет, сердце ноет.

В глуши, когда случаются несчастья,

То «Скорая» опаздывает часто.

У медицины – вечный дефицит.

Не белый ангел, черный прилетит.

И то, сказать, пожил и хватит, будя,

Пусть дальше лямку тянут люди, —

Давили думы тяжкие Федота

И принялся с азартом за работу.

Рубанком доски он стругал:

«Я сам себе клиент и ритуал.

Негоже, что сапожник без сапог.

Добротный изготовлю гроб».


Чтоб лишних не было хлопот,

Через неделю изготовил гроб.

С узорною резьбой и фурнитурой,

Себя считая важною фигурой.

Чтоб в час последний и печальный

Не били, как кувалдой в наковальню,

Не загоняли гвозди молотком,

Гроб превратил он в мини-дом.

Пристроил крышку на навесы

И плавно закрывается, прелестно.

Покойника ничто не потревожит,

А бережно и очень осторожно

Его от света белого закроют,

Чтобы не услышал музыки и воя.

Когда душа из тела – вон,

То будет он в гробу, как фараон.

Конечно, пирамиду не построят,

Ведь он мужик– создание простое.

Чтоб не попасть с изделием впросак,

Он гроб лебедкой поднял на чердак,

От глаз чужих подальше спрятал,

А то решат, что от маразма спятил.


– Скажи-ка, Марья, почему Степан

Вокруг тебя танцует, как баран.

Подмять и насладиться хочет,

Отлично вижу, не ослепли очи?

– Да, кофе и бананом угостил,

Признался, что страдал, любил,

Когда была я юной девой.

Эх, сколько зим и весен пролетело.

Стихи читал, конфетой угощал,

Любить меня до смерти обещал.

И в этом нет нисколечко греха,

Ведь много кур у Пети-петуха.

Степан на пять годков тебя моложе

Ишо стоит и хочется, и может.

– Бесстыжие набью вам рожи.

Тебе по тыкве глупой врежу,

А Степке-хахалю прибор отрежу.

Кастрирую блудливого кота,

Мне надоела ваша срамота.

И не позволю наставлять рога,

Держись подальше от греха.

Коль для тебя он шибко сладкий,

То к черту, забирай свои монатки! —

В сердцах Федот воскликнул

И головой седой поникнул.


– Я пошутила, Федя не серчай,

Дров сгоряча, гляди, не наломай.

Степан, как мячик, скачет,

Хотел бы, да женилка не маячит…

– Огорчена, откель ты знаешь,

Наверно в баньке с ним гуляешь,

Когда козу Анфису я пасу?

Я ваш роман на щепки разнесу.

В глаза мои, лукавая, гляди,

По сторонам зрачки не отводи.

– Угомонись же, наконец, Федот,

Мне не грозят зачатие и аборт.

Ты ревностью меня давно извел,

Как тот бодливый с бородой козел.

Не забывай, что Степка офицер,

Тебя возьмет он на прицел.

– Я постою за честь, в отместку

Возьму топор или стамеску.

– Хочу, чтоб ты не тосковал,

Как в юности страдал и ревновал,

Люблю я маскарад и карнавал.

Ведь молодые годы погубил.

С азартом мял, а если и любил,

То, словно серый волк кобылу,

Оставив рыжий хвост и гриву.

А сам ходил под мухою «налево»

К Марине, что внезапно овдовела.

– Кто всуе старое помянет,

Того придавит камень, —

Сказал Федот сурово. —

Не начинай чесать по новой.


Притихла, оробела Марья,

Ей подсказала старческая память,

Что будет шибко бита,

Когда Федот сердитый.

Она убеждена: кто не грешил,

Тот, как затворник, скучно жил

Без радости, без пылкой страсти,

Не ведая блаженства счастья.

Ее супруг такого мнения,

Кутил, гулял без сожаления

Где бабы, самогон, гитара.

Как говорят, два сапога, что пара.


Глазами часто хлопая, как жаба,

Приревновала деда к гробу баба.

– И для меня ты смастери такой же,

Не тесный, а просторный и хороший, —

Велела Марья твердо, властно, —

Ведь неизбежны впереди несчастья.

А может, изготовишь гроб двухместный,

Когда умрем, лишь Господу известно.

Вдруг ненароком в день один

Мы Богу наши души отдадим?

Пока еще шевелимся, здоровы,

Но надо быть и к трауру готовым.

– Зачем нам кликать горе?

Тебе он тоже будет впору.

Гроб, почитай, что общий наш.

Коль первой, Марья, дуба дашь,

То место уступлю тебе охотно, —

Федот ответил с нежною заботой. —

Пока есть силы и еще здоровый,

Себе «тулуп» я изготовлю новый.


Однажды ловко в домовину,

Она легла, расправив спину.

Удобно в нем без дум лежать.

Трепещет в теле кроткая душа.

Закрыла очи: «Как в раю,

Там неподачку, пенсию дают

И соловьи в кущах поют…»

Федот приблизился неслышно,

Накрыл старуху крышкой.

– Спасите! – завопила баба,

И .резво выпрыгнула жабой. —

Ах, старый пень, поди, рехнулся,

Али не с той ноги проснулся?!

Гроб нравится, но уходить не хочет,

Лишь суетится и хлопочет.

Без дела не пустует тара,

Став филиалом частного амбара.

Хранят в нем просо и пшеницу,

Что недоступны ни мышам, ни крысам.


Не саксаул, а аксакал Федот,

Ведь смерть его боится, не берет.

И Марью ловко избегает тоже,

И лишь тоска и старость гложут.

Поныне гроб на чердаке стоит

Как талисман, он стариков хранит.

И часто, зорко глядя в оба,

Они взирают в чрево гроба,

Гадают, будоража нервы,

Кто в ложе заберется первым?


ЗЛОБНЫЕ СОСЕДИ


Соседи жили, как собака с кошкой.

Чтоб в дом к врагу беда пришла.

Показывали кукиши в окошки.

Слепили, выставляя зеркала,

Возненавидели друг друга

И бушевала над домами вьюга.

Тому причиной старая межа,

Она мешала новым рубежам.

Чиновник над землею властен

И «нахимичил» он с кадастром.

Не получил на лапу он «капусту»,

И отомстил коварно, гнусно.

По геосъемке наложение участков

И отвернулось от соседей счастье.

В суд обратились для порядка,

Судья, с ответчика взяв взятку,

В глухой тупик загнал задачу,

Поэтому грызутся по-собачьи

Петр со Степаном, Клара с Дуней,

Держа в карманах постоянно дули.

Чтобы заслон поставить злу,

С печей ссыпали на межу золу.

А в церкви зажигали свечи,

Суля болезни, порчу и увечья.

Проклятия насылали, кары,

И каждый уверял, что правый.

Да, острая коса нашла на камень,

И дружбу не приемлет память.


«Чем насолить? – томилась Клара.

Припоминая тайной мести кары. —

Какую Дуньке подложить свинью,

Чтоб землю возвратить свою?»

Вдруг осенила, завлекла идея,

Она воспрянула душой радея.

Во двор чужой летней ночью

Украдкой пробралась, на ощупь.

Сортир не заперт, вот удача

И бросила в «очко» три пачки

Дрожжей, чтоб забродили

Не в бочке с суслом, а в сортире.

А в полдень солнышко пригрело,

В сортире взбухло, закипело

И поползли фекалии наружу.

По запаху Степан их обнаружил.

И прибежала Дунька: Караул!

А ветер «ароматом» в ноздри дул…


Жильцы села сбежались на потеху

И было много прибауток, смеха

На Клару сразу пало подозрение,

Степан и Дуня думали о мщении.

Приехал, кстати, взрослый внук,

Их гордость – кандидат хим-наук.

Зловонный он учуял быстро запах,

Услышав жалобу, заохал и заахал.

И заявил решительно и метко:

– За эту пакость им ответим.

И будет адекватным наказание,

Недаром в вузе получил я знания.

Коль грубо наша честь задета,

То применю я радикальный метод.

Для замысла необходим карбид,

Конечно, он слабей, чем динамит,

Но не простим позора и обид.

Соседи – ненасытные утробы,

За землю будут воевать до гроба.

В народе накопились гнев и злоба.

Как истуканы, веруют в ТВ

И возникают вавки в голове.

Кликуши, гопники, невежи

Не правду-матку, ересь режут,

Народ давно за стадо держат.

Когда успехов и прогресса нет,

Сознание отравляют ложь и бред.

– В полицию нам лучше обратиться?

– Нет, это предложение не годится, —

Внук твердо возразил Дуняше. —

Полиция теперь уже не наша.

Режимное оберегает зорко зло

И рыщет, чтоб срубить себе бабло.

Нам не поможет, для себя дороже.

За хлопоты  с вас взыщут мзду.

Чтоб на погоны получить звезду,

Готовы фараоны на подлог.

Не нужен нам ни царь, ни Бог.

Вас на допросы затаскают лихо,

Поэтому сидите, предки, тихо…


Средь ночи загремело, случай редкий—

Сортир соседа разлетелся в щепки

Реакция, как гром, рванул карбид,

Фекалиями густо двор залит.

И снова экскрементов «ароматы»

Проникли в окна и веранду хаты.

Был Петр мрачен и сурова Клара,

В мозгу они вынашивали кары.

На зрелище сбежалось полсела,

Резвилась и шумела детвора.

И мужики на версию сильны:

«Рванула мина старая с войны».

Ловил ушами каждый гул и звук

Умелый практик – кандидат наук.


Когда встает проблема поперек,

Соседство никому не будет впрок.


ПЕРНАТЫЕ ДЕГУСТАТОРЫ


Андрей служил сержантом на заставе.

В селе невеста Настя подрастала.

На молоке взращенная и масле,

Была лицом, фигурою прекрасна.

С осиной талией, стройна,

Общительна, радушна и умна.

Грудь высока, роскошны бедра.

Свою красу осознавала гордо.

«Созрела девка для любви и родов,

Достойная, здоровая порода, —

Взирала Анна, почитай, свекровь. —

Кипит, гуляет молодая кровь.

Пойдут детишки: внуки, внучки.

Умеет все, она не белоручка.

Любое блюда запросто сготовит,

Свинью, гусей и кур накормит,

В хлеву Буренку вовремя подоит,

В дому, в саду, на огороде

Порядок обязательно наводит.

Опасный возраст, нужен глаз,

Чтоб девку не испортили подчас.

Бурлят гормоны, телу не прикажешь

И под любого недотепу ляжешь».

За Настей Анна бдительно следила

И отгоняла пацанов-дебилов,

Что норовили лихо поматросить

И, обрюхатив, девку бросить.

Бродили, как коты, возле сметаны,

Но опасались грозной Анны.

Оберегала от соблазнов Настю,

Чтоб только с сыном испытала счастье.

И стала верной для него женой,

А для нее, как дочерью родной.

Была массивной и крутого нрава,

Не позволяла девушке забавы.


Родителей похлопотать заставил

Андрей, однажды сообщив с заставы:

«Два месяца до дембеля осталось.

Наверно, Настя ждать меня устала?

Дал слова ей, едва домой вернусь,

То сразу на красавице женюсь.

Готовьтесь к свадьбе пышной,

Чтоб не шептали, что мы нищи.

Честь не уронит пограничник.

Напитков и харчей побольше разных,

Ведь свадьба – светлый праздник».

«Да, предстоят немалые расходы,

Зато приятно продолжение рода, —

Волнуясь, размышляла Анна. —

Сыграем дома, к черту рестораны.

И пригласим односельчан-гостей,

Родню и множество друзей.

Закупим, водку и вино, и пиво,

Чтобы пристойно было и красиво.

Свой гармонист с баяном, с бубенцами

Частушки, песни запоем мы сами.

Под «градусом» станцуем, спляшем.

Где, когда не пропадало наше?

Авось, придут не с голыми руками,

С подарками и белыми цветами.

В селе народ охотно ест и пьет,

И часто продолжение свадьбы ждет.

Традиционно после брачной ночи

За молодых опять напиться хочет.

Чтобы с застольем не попасть впросак,

Напитков надо заготовить бак.

Заквасить, приготовить самогон.

А в бочке самодельное вино».


Купили сахара мешок, дрожжей.

Супруг Иван – алхимик-чародей,

Наладил самогонный аппарат

И первым каплям, как ребенок, рад.

Напиток чистый, крепкий,

Эх, погуляют старики, и детки.

Полезное нашлось и Анне дело,

Предстала самобытным виноделом.

В большом, округлом чане

Давила гроздья толстыми ногами.

Под сим семипудовым «прессом»

Сочились ягод кружева чудесно.

В бочонки красный сок стекал,

Бродил на солнце, искрами играл.

– Вина домашнего с избытком будет,

Запомнят нашу свадьбу люди, —

Шептала Анна, словно напевая.

А выжимки остались за сараем.

Лежали красно-бурой кучей

Под солнцем южным, жгучим.

Кружились мухи, золотые осы,

Витал там запах винный, острый…


Забот, хлопот настигла череда,

Но вдруг пришла нежданная беда.

Иван стрелой рванул с подворья:

– Ох, Аня, приключилось горе!

– Какое горе, может с Настей

Злодей-гуляка сотворил несчастье?

– Нет, околели все индюшки.

Там, за сараем, неподвижны тушки.

Болезнь свалила или отравились.

О чем мы перед Богом провинились?

Примчалась на место драмы Анна,

Лежат индюшки бездыханны

На солнце, ветер перья шевелит.

«Пропало мясо, вкусный дефицит,

А вареных и жареных индюшек

Всегда приятно под вино покушать, —

Качая головой, посетовала Анна. —

Но почему вдруг сразу, странно?

Весь молодняк, как молнией, убит,

Быть может это птичий грипп?

Коль так, то мясо не годится.

Есть риск реальный отравиться,

А вот перо вполне сгодится.

И на перину, на подушки..»

И быстро общипала Анна тушки.

Для новобрачных ложе станет мягкий.

Схватила голых птиц за лапки.

В тележку погрузила, отвезла

На свалку, завершив с бедой дела.

Корзину с ярким пухом и пером

Внесла она в просторный дом.


Серп месяца на небе, звезды

И синий вечер, тихий поздний.

Вдруг у калитки птичий крик

И Анна в доме замерла на миг.

– Эх, расшатались, очевидно, нервы,

Почудилось, пригрезилось, наверно?

Но снова те же звуки птичьи

Услышала отчетливо, отлично.

Примчалась через двор к калитке:

Увидела, индюшки живы, не убиты.

Общипаны, как моль, они бледны,

Лишь угольками гребешки видны.

Едва держась, в развалку.

Пришли они, убогие, со свалки.

– Свят, свят! – перекрестилась. —

Неужто это мне приснилось.

Иван с похмелья вскоре подоспел,

На птиц взирая, сразу же прозрел:

– Они ведь выжимок наелись

И потому от хмеля окосели.

Ты шибко не волнуйся, не тужи,

Эх, тунеядцы, птицы-алкаши.

Пусть обрастают и пером, и пухом…


… Но по селу полезли слухи,

Мол, Анна тронулась умом

И скоро поместят ее в дурдом.

Приехал из райцентра психиатр.

Увидел птичий в неглиже парад.

И понял: дело очень странно,

В больнице оказалась Анна.

Когда нет адекватного ответа,

Молва тогда страшнее пистолета.

Волнуется, переживает Настя,

Неужто, отвернулось счастье?

Что нас не убивает – закаляет.

Вот истина времен, а не сатира:

Не сотвори себе кумира.


НАЛОГ НА… НАВОЗ


Ломал от скуки голову едрос:

На что налог придумать?

– На.. на-во-з-з! —

Идея дармоеда осенила,

Пригрезилось ему свиное рыло,

Что уминает скудную еду

И отравляет внешнюю среду.

Коровы, козы, овцы гадят,

Псы, кошки, куры тоже гады.

Повсюду оставляют экскременты,

Как чуждые природе элементы.

Изъять за них с крестьянина налог,

Пусть платит, жалкий лох,

Поскольку экологию не ценит.

Забьет свинью или лишится денег?

Ему корова тоже ни к чему.

Рогом упрется – посадить в тюрьму.

Лепешку от коровы и навоз

Признал отравой жуткою едрос,

Причислил к группе пятой,

Где яды, газы и суровый атом.

А кто заплатит за утробный газ,

Что стравливает высший класс?

Ведь хавает с лихвой деликатесы,

Поэтому и газ, считай, от беса.

У Няши тоже часто мироточит,

Срубить бабло с пиара хочет.

Недаром надоумил Николай:

Служи царю и дурочку валяй.

Он за навоз не взыскивал налоги,

А нынче почитатели убоги.

Стяжательством они поражены,

Временщики, а не творцы страны.

Явись, Геракл, очисть конюшни,

Чтобы жилось народу лучше.

Ведь от налогов и поборов

Убытки, нищета и горе.

В каком дурдоме – белом

Или в шумной думе

Смогли налог навозный

«мудрецы» придумать?

Сто лет буренки на лугах паслись,

Но отравляли крохоборы жизнь.

Злорадствуя и раздувая ноздри,

Налогом заберут и свет, и воздух.


ЦИТРУС


Роман слыл необычною натурой,

Старался отличиться он фактурой.

Супруга родила на радость сына,

Для первенца искал упорно имя.

Друзья давали разные советы,

Мол, назови ребенка Ваней, Петей,

Сергеем, Николаем или Витей…

Имей в виду, что Витя – победитель.

– Таких имен, хоть пруд пруди

Ребенок у меня, пока один

И должен, чем-то выделяться,

А значит, необычно называться, —

Упрямо отвергал он все советы,

До дыр листал имен буклеты.

Лишь через месяц появился в ЗАГСе

С женой, младенцем: Дамы, здрасте!

Радушно им сказали: Поздравляем!

– Ребенка Цитрусом назвать желаем, —

Невозмутимо произнес Роман. —

Чтоб резво рос и знаменитым стал.

Вы поглядите, до чего смышленый

И имени чудесного достоин.

По всем приметам это гений.

На Цитрус реагирует мгновенно,

Высокий лоб, как у Сократа,

А значит, будет и ума палата.

Заткнет он академиков за пояс.

О будущем его я беспокоюсь.

Недаром мы с Дуняшей постарались.

Дитя великолепное, на зависть…


Младенец и сопел, и улыбался,

Роман и ворковал, и умилялся.

– Отлично вас мы понимаем,

Родители всегда души не чают,

Поэтому ребенка величают.

Для вас он и сокровище, и гений, —

Сказала регистратор без волнений. —

Но чтобы превратился в личность,

Придется много потрудиться.

Увы, в регистре нет таких имен.

– Прекрасно, первым будет он.

– О, пощадите, не позорьте сына,

Чтоб не дразнили апельсином,

А может мандарином и лимоном

И в детском садике, и в школе.

– Зато звучит магически красиво, —

Роман поторопил нетерпеливо. —

Нелепы ваши домыслы, мадам,

Какое захочу, такое имя дам.

К зачатию его вы непричастны,

Поэтому не нарушайте счастье.

Ведь девочек зовут нередко Розой

И Цитрус именем стать может.

Не создавайте для семьи проблему,

Сосед назвал дочурку Хризантемой.

– Другое дело, были бы вы греком,

А не российским человеком,

Пожалуй, подошло бы имя Цезарь.

– Спасибо за совет, вы так любезны.

Поймите, что ребенок не забава.

Сосед зовет так волкодава,

Собачья не нужна нам слава.

К тому же Цезарь, хоть и знаменит,

Но подло был предателем убит.

Такой судьбы мы не желаем сыну,

Пусть станет Цитрусом отныне.


Отговорить пытались, но тщетно.

Роман на аргумент ответил:

– Эх, буквоеды, ретрограды,

Имен в стране побольше надо,

Пусть будут и Фиалки, и Тюльпаны,

И Лотосы, и нежные Снежаны.

С романтикой, поэзией красивой,

Чтоб не было людей унылых

И зацветет, как сад, Россия.


ТОПИНАМБУР


Мотыгу в руки и рубить сорняк,

Его везде развел сосед-чудак.

Предположила баба Аня,

Сражаясь с сорняком упрямо.

Но расплодилось клубней племя.

В трудах старушка убивает время.

Уже не первый, не последний год

Борьбу с растением она ведет.

Упорно проявляет силу воли,

Чтоб сорняки не покорили поле.


В поселке самородок-агроном.

К нему она наведалась в дом.

– О, горе, помоги, Антон! —

Крестясь, с порога прямо

Запричитала, прослезилась Анна. —

Скажи, откуда завелась зараза,

Ведь не салила я ее ни разу?

Грешу на Леву, своего соседа,

Он старый плут и непоседа.

Едва я победила повилику,

Подсунул новую погибель.

Того, гляди, засеет коноплю,

Чтобы меня закрыть в тюрьму.

Иль в огород подсыплет мак.

На все способен сей чудак.

Из Сейлема» крутой бандит,

Намерен мой участок захватить.

И сжить меня со свету,

Межи нормальной нету.

Решил на двух участках жить,

Дворец на нем построить,

Меня же в гроб загонит.

– Мой опыт здесь не приходится,

В полицию вам надо обратиться, —

Авторитетно заявил Антон. —

Я не хочу, чтоб мой спалили дом.


– Нет, только ты поможешь,

Сорняк меня гнетет, тревожит.

Зараза, хуже, чем короста,

Повыше человека роста

Как кукуюза, он стоит стеной

И шелестит зеленою листвой.

И желтый наверху цветок.

Скажи, какой от сорняка мне прок?

– Гадать не стану я на гуще,

Сорняк мне покажите лучше.

– Антон, вы опытный и мудрый, —

Польстила, показала клубни. —

Гляди, сей плод немножко

Похож он на картошку…

– Так топинамбур это! —

Он с радостью ответил. —

А пользы признак верный

Заметил Петр Первый.

В Россию плод завез

И тот везде пророс

Обильно, между прочим,

Неприхотлив он очень.


—Топинам…, язык сломаешь,

Попроще назови его , товарищ, —

Взмолилась слезно бабка

И он ответил гладко:

– Так это земляная груша,

Ее полезно очень скушать,

Она ведь сахар понижает

Людей больных спасает

От тяжких мук, от диабета

И в этом нет секрета.

Напрасно не печальтесь,

На рынок собирайтесь.

Впредь ройтесь в Интернете,

На все там есть ответы.

– Шынок, дак Ентернету

В моей избушке нету.

Одни коты и кошки

Мурлычут на окошке.

К тебе я обратилась,

Прости меня на милость.

Совет мне твой поможет

И наш спаситель Боже.

Она перекрестилась

И тихо удалилась.

Старушка не горюет,

А грушами торгует.

И люди с диабетом

Благодарят за это.

Повеселела бабка,

Доход приносят грядки.


Грешно растения рубить,

Их свойства надо изучить.

И никогда не поздно

Познать их суть и пользу.


ЧИЗНОК


Зимою очень уязвимы люди,

То грипп их поражает, то простуда.

От вируса, микробов, паразитов

Зеленая аптека – фитонциды.

Лекарства импорта не по карману.

Спасают часто горожан крестьяне.


Данила  торговал картошкой,

А нынче посадил ее немножко,

Пять соток занял под чеснок,

Решив, от урожая будет прок.

– Спасет от гриппа не картошка,

Ни хрен, ни редька, меда ложка,

Ни лук, ни перец, а чизнок,

Мне, даже  от запоя он  помог.

И на Данилу-бизнесмена глядя,

Не оплошали прочие крестьяне

Других доходов нет и  в кризис

Одна надежда на чесночный  бизнес.

Данила снял богатый урожай,

Возликовала с трепетом душа.

Но не отвез его на базу,

Грипп поджидая, прочую заразу.

Тогда и будет спрос высок,

Озолотит крестьянина чеснок.

И скупщикам назойливым не сдал,

Мороз и зиму терпеливо  ждал,

Дабы удачно сбыть  товар

И получить большой навар.

Сидеть потом всю зиму на печи,

Вкушая не картоху – калачи,

Вином домашним сало запивая.

О чесноке частушки напевая.

Едва поля посеребрил мороз,

Данила погрузил чеснок на воз,

На рынок поутру  товар привез.

– Берите, покупайте фитонциды

От гриппа, от холеры и от СПИДа! —

Он зычно призывал к прилавку,

Но не было ради товара давки. —

Домашний, а не импортный чизнок.

Лишь  без нитратов будет впрок,

Здоровье многим укрепить помог,

Для сердца и потенции полезен,

Как мумие или бальзам чудесный.

И профилактика от диареи  и  запора,

Так повелось: село спасает город.

Чизнок, а не лимон, едят евреи,

Крепки здоровьем, не болеют.

Пример берите только с них,

Не будет утомлять вас чих,

Не одолеет, не согнет простуда.

Чизнок мой, покупайте люди!

К затейливой рекламе равнодушны,

Шли горожане, закрывая уши.

Зима  не лютовала,  пощадила,

Ни гриппом, ни простудой  не косила.

Был невелик на фитонциды  спрос,

Данила с грустью озирал свой воз.

Чеснок пытался сбыть поштучно,

Но горожане проходили скучно.

– Мужик, ты продавай зубками, —

Велел барыга, клацая зубами. —

Тогда тебе намылят быстро шею,

Чтоб отпускал по-божески, дешевле.

Стал понемногу убавлять он цену,

В надежде на успех и перемену.

Увы, напрасны, слабые  потуги

К его рекламе горожане глухи.

Лимоны привлекают, апельсины,

Гранат,  хурма, грейпфрут и киви.

А из окрестных сел обоз  чесночный

На рынок шумный прибыл срочно.

Турецкий крупный подоспел чеснок.

Данила от досады шибко взмок.

– Эх, бизнес мой пошел не впрок.

Гори все синим пламенем, – сказал.

И весь товар барыге оптом сдал.


ДУТЫЕ ЗАСЛУГИ


За светлый ум и  золотые руки

Слыл токарем искусным Мухин,

Новатором по части предложений

Полезных в практику внедрений.

На это тратил месяцы и годы

И крепла экономика завода.

Хозяин руки потирал с азартом

И снова обещал поднять  зарплату.

Старался токарь и его коллеги,

Устали жить при дефиците денег.

В порыве и азарте вдохновения

Он выдал на-гора изобретение

Эффект огромный, прибыли расчет,

Рекой в казну валюта   потечет…

По случаю  в бригаде на собрании

Его благодарили, руку жали

Мол, так держать с почином!

Букет цветов и грамоту вручили.

– С тебя «поляна» – обступили

Любители закуски, выпивона. —

Теперь ты, Мухин,  важная персона.

Вагон с тележкой – премия привалит,

Чтоб  мы на пикнике попировали…


Начальник цеха– господин Козлов

На токаре свой  наварил «улов»

И премию, и за заслуги орден,

Грудь колесом и лик сияет гордо.

На грамоту, взирая, как мыслитель,

Промолвил Мухин: Кто же победитель?

– Разуй глаза, я – твой руководитель,

Изрек Козлов невозмутимо,  твердо. —

Причастен, как никто, к рекорду.

Дорогу пробивал изобретению,

Коньяк, икра… Спалил я кучу денег

Умелец ты, а я, по сути, гений.

Ты без меня бы  на халтуре спился

И колбасою в камеру скатился.

Не рыпайся, будь благодарным,

Настроил я тебя на труд ударный.

Не спорю, мы с тобою молодцы,

Но разной категории творцы

Тебе со мною крупно повезло,

Ведь мухе быть не суждено козлом.

Моим словам, советам нет цены.

Я –  цвет, я – двигатель страны!

А ты лишь шестеренка в механизме,

Поэтому будь рад обычной жизни.


– Побойся Бога, я – изобретатель.

– Ах, Мухин, вот зануда, хватит!

Там «наверху» давно на все ответ:

«Держитесь там, а  денег нет».

Пойми, неисправимый паразит,

Что на медали, ордена – лимит.

Ты и без них в бригаде знаменит.

Дают награды нынче аферистам,

Придворным олигархам и министрам,

Гимнасткам юным и артисткам.

А ты –  рабочий, грозный  класс

С булыжником, не почитаешь власть.

Дадут тебе лишь грамоту-бумажку

И радуйся сей почести, букашка.

За труд монетой платят той же,

Поэтому претендовать негоже.

Поверь, что на заводе я не барин,

Бабло в оффшорах застолбил хозяин.

Коль хочешь славы, почестей и денег,

Валяй к станку, не терпит время!

Твое мне вдохновение по нраву,

Твори  побольше  разных ноу-хау.

С досадой  почесав затылок,  ухо,

Побрел к станку изобретатель Мухин.


ПАРАЛЛЕЛИ


Отчетливы в России параллели:

Миллионы граждан обеднели,

А кланы от богатства ошалели.

Они маниакально одержимы

Коррупцией, аферами, наживой…

Откат страны в Средневековье,

Когда цари держали чернь в неволе.


Те, кто имеют чин, мандат, мундир,

У них свой параллельный мир:

Богатства, роскошь,  блага,  пир.

Потребности, обжорство  до  отвала,

Утробы позыв: мало, мало, мало…

В чем достижения и заслуги власти?

Сословия  появились и касты,

Они закона  выше  и морали,

Ведь  Родину, как липу, обобрали.


Чем интересен, уникален быт,

Тех, кто мечтами, лозунгами сыт?

Безденежье, кредиты, коммуналка,

Суровые коллекторы из банка.

И жалкая зарплата– минималка.

Иль  пенсия – коту под хвост.

Коль честен человек и прост,

То бесполезен труд его и знания,

Обрек его режим на выживание.


У  «слуг народа»  параллельный мир:

Коварство, алчность и… кумир,

Не идеал  –  циничный идол:

Быть всех богаче, оставаясь гнидой.

На сотни лет и жизней хватит,

Одна проблема, где, на что потратить?

На яхты, замки или  самолеты,

Другой они не ведают заботы.

Готовы  тайный бункер возвести,

Чтобы без устали грести, грести

Валюту не лопатой, а ковшом.

Есть риск нарваться на рожон.

Грядут биткойн и крипто-деньги.

Как МММ, для лохов бедных.


Животный страх им не дает покоя,

Бабло вдруг конфискуют золотое.

Иль отберет вельможа, кто сильнее

И «крышу» в ФСБ давно имеет.

И потому в оффшорах прячут,

Но отвернулась и там удача.

И мечется жулье, ворье, как  бес,

Пойдет награбленное под арест.

Пока  в стране холопы не прозреют,

Останутся такие   параллели.


РЕПОРТЕР


Чиновник репортера ценит,

Когда тот виртуоз и гений

По части сочинения дифирамбов

И за пороки не берет за жабры.

А с придыханием речи ловит

И, восторгаясь, славословит

В статьях своих и репортажах,

Заискивая с радостью и блажью.

В масс-медиа, ТВ, в газетах

И оды, и баллады, и сонеты,

А критики – на жалкий грош

И задевают мелкую лишь вошь.

Тогда оценке позитивной рады

Всех рангов и регалий бюрократы.

Чтобы звучали тосты и куплеты,

В почете и фуршеты, и банкеты,

На посошок –  коньяк, презент

И подобреет репортер в момент,

Забудет сразу факты и пороки.

О криминале не напишет строки.


Как в годы мрака, безвременья,

У репортеров заржавели перья.

В строю остались единицы

За правду продолжают биться

По  долгу, совести и  чести

В трясине вязкой лжи и лести.

И зачастую головой рискуют,

Чиновников отважно критикуя.

Упрямые не дремлют бюрократы,

Идут стеною на борца в атаку.


Силовики, суды в союзе с ними

Из репортера стружку снимут.

Впаяют штраф и влепят срок,

Чтоб на чужой не лез шесток,

Свое знал в стойле  место.

Всегда под властью пресса.

Аккредитации борца лишат,

Мол, неуч и на перлы, слабоват.

Коль критикою  и сатирой,

Тревожит  именитых он кумиров,

Навешивая явных фактов гири.

А где же дифирамб и панегирик?

Для глаз и слуха, так приятны,

Они, как пух лебяжий или вата.


Чиновник, репортер – антагонисты.

И слово правды  будет чистым,

Когда оно свободно, бескорыстно.

Коль репортер решителен, отважен,

Перо и честь не подлежат продаже.


ЧУЖАЯ ЭЛИТА


Кто здраво мыслит:  истина видна.

Под внешним управлением страна.

С азартом  руки потирает  мистер Сэм,

Ведь под надзором клептоманы все.

И, если кто в бутылку вдруг полезет,

То нет нужды его давить в Совбезе.

Арест наложит на счета и роскошь

К ногам падет  противник   вошью.

Чтоб был доволен данью этот бес,

ЦБ  валюту  гонит в ФРС.

100 миллиардов русских инвестиций,

Чтоб США стояли с мощною десницей.

Банкиры ЦБ, купюрами шурша,

По сути, стали филиалом  США.

Ростовщики, барыги, спекулянты,

Но нет возврата никаких гарантий.

Прикажут золотой отдать запас

И, как заложник, согласится власть.

Ведь в случае строптивости, отказа,

Счета в оффшорах арестуют сразу.

Для олигархов – это в сердце нож,

Охватят ужас, лихорадка, дрожь.

Сдадут они кумира с потрохами,

Давно уже повязаны грехами…


Для россиян один тупой ответ:

«Держитесь там, а денег просто нет».

А вклады олигархов из России

Все западные банки  закормили,

Работают на сэров и на пэров

За счет российских недр, карьеров.

Потока нефти, газа, руд, сырья.

Обогащая полчища  жулья.

Сказал  «бугор» – авторитет  из Раши:

«Гордимся мы элитой нашей.

Их имена в журнале «Форбс»,

Там  олигархов наших, словно блох.

Но возразил Бжезинский «Не гудите,

В России нет давно своей элиты

Все богачи, особенно  евреи,

Гражданство США, Британии имеют.

И милый сердцу многих Израиль.

Они за граждан постоят своих.

Дворцы, счета у них за океаном,

И пусть Россия зарастет бурьяном.

За злодеяние и грабеж  страны,

Им не предъявят  никакой вины".

Ни Родина, как мать родная,

Для них Россия – это кладовая,

Сокровища, как  мародеры, тащат,

На них народ, скрипя зубами, пашет.

Известно, из мошенников, бандитов

И состоит российская  «элита».


Жаль, Интерпол окажется бессилен.

Не отдадут они воров России.

Чтобы свершилось правосудие

И справедливость  осознали люди.

Лапшу вкушайте, жалкие холопы,

А «патриоты» – граждане Европы,

Израиля,  США  и стран "враждебных",

Об этом  на ТВ  нам   пудрят нервы.

Под внешним управлением страна

Влачить судьбу рабов  обречена.


РИСКИ ВЛАСТИ


Опасна власть всегда для человека,

С годами он становится калекой.

Да, инвалидом умственных волнений,

Когда в бюджете не хватает денег.

Зато в оффшорах тайных – горы

У верных олигархов и мажоров.

Сильны инстинкты питерских ребят,

Бабло в страну они не возвратят.

Коль от соблазнов нет иммунитета,

То песня будет  драматично спета.

А люди ведь не ангелы, не боги,

Присущи им и страсти, и тревоги,

А также искушения, пороки.

Да,  на Олимпе жизнь великолепна,

Хотя глаза от злата часто слепнут.

Через броню авто не разглядеть,

Насколько чернь намерена терпеть,

Какие  угрожают перемены,

Когда в казне все меньше денег?

В оффшоры увели их «патриоты».

Лишив зарплат ничтожных и работы.

Но слух его ласкают лизоблюды.

Услышать правду максимально трудно.

Никто  не смеет омрачить покой.

Ведь возмутитель, почитай, изгой.

Чтоб был доволен, до отвала сытый,

Хлопочет челядь, суетится свита

И постоянно топчутся у трона

И стукачи, и знойные мадонны.


Присутствуют в субстанции одной.

С добром и правдой неизменно зло.

Но совесть, что от бога, как арбитр,

За точностью  пропорции следит.

Утратит если бдительность на миг,

То будет от добра к  коварству сдвиг.

Откроется Пандора для злодейства

Под дымовой завесой фарисейства.


Есть  рычаги, другие инструменты,

Чтоб обуздать царя и президента,

Коль не имеют личных тормозов.

Импичмент для изгнания готов

Лишь там, где демократия, законы

В России есть на то хозяин трона,

Считают, что божественна персона,

Поэтому ни в чем непогрешим,

Народа выше и парит над ним.

Под каблуком сенаторы, министры

И прокурор в мундире чистом.

И судьи сроду взяток не берут,

Его, как бога, зорко берегут.

Полиция и грозные гвардейцы.

Куда там до России европейцам

И янки белозубые ведь  тоже,

Не испугают нас козлиной рожей.

Господь за нами, он поможет.

И РПЦ всегда подсуетится,

Во храмах будет истово молиться.

Не сунутся враги на нашу крепость,

Не разорвать им веры скрепы.

С уставом в наш ни шагу монастырь,

На подступах останетесь костьми.

И не учите по своим законам жить,

Лишь сообщите, где бабло лежит

Российских аферистов, олигархов

Вернуть народу, чтоб не стали прахом

Виолончелистов, трубочистов много,

Что миллиарды спрятали в берлогах.

Без казнокрадов расцветет страна,

Без денег ей не светит ни хрена.

Был Сталин кровожаден, но аскет,

Ходил во френче столько зим и лет.

И башмаки его до дыр стоптались,

Но не питал к богатству страсть и зависть.

Осознавал, что держит  он Союз

И это самый драгоценный груз.

Не подлежит продаже и размену,

Карал  врагов сурово за измену.

Жулье, ворье тогда в тюрьме сидело,

Слова вождя не расходились с делом.


А ныне балом правят клептоманы,

Объемны их желудки и карманы,

Как у слона, жирафа,   бегемота.

Ох, тяжела порочная работа

По ограблению матушки-России.

Пока они с мандатами всесильны.

«Заносы» и «распилы» и «откаты»

Обогащают алчных бюрократов.

И охраняют блат и воровство

Семейственность «элит» и кумовство.

Схватив бразды заветной власти,

Себя они считают высшей кастой.

И сразу возникает пропасть

Между «слугою» и его холопом.

И даже мелкий чин с отвагой

Гребет народом созданные блага,

Взамен производя бумаги,

Что усложняют людям жизнь

Поборами, налогами, держись!


Но, к счастью, власть не вечна

И суд грядет, он будет вещим.

И по законам чести человечьей.

Ушли вожди, монархи и генсеки,

Оставив след в истории навеки.

Честны они иль лживы и коварны,

Скопили сколько золота в амбарах?

Свой аудит достойно проведет,

Оценит вклад,  деяния народ.

Воздаст хвалу или клеймит позором

За годы мракобесия, разора.

Воздвигнет пирамиду, мавзолей

Или сотрет из памяти людей?

Об этом помнить следует владыке,

Коль хочет быть, как Петр, великим,

Но упаси, кровавым и ужасным,

Тогда он демон беспредельной власти.


ЧАБАН И ОТАРА


Испытанный есть метод управления

Не обществом, а робким населением.

По сути, обезличенной толпой,

Обманутой лукавой молвой.

Как мир и миф, весьма он старый.

Пасет чабан не первый срок отару.

Справляется и не один, конечно.

Чтоб не отбилась глупая овечка,

В помощниках овчарка и козел,

Овец согнали в плотное кольцо.

Козел у них в таком авторитете,

Что следуют за ним, как дети.

Не зря на бойне мясокомбината

По штату – главный провокатор.

Ведет овечек милых на убой,

Козлиной завлекая бородой.

У чабана он – правая рука,

Всегда   в готовности его  рога.

Какое стадо без овцы паршивой?

Ее рогами усмиряет живо.

Намнет кудрявой холку и бока,

Чтоб чабану покорною была.

Коль вздумает в бега податься,

Придется ей с овчаркою бодаться.

Исход их поединка  сразу ясен

Овечка растворится в  биомассе.

Чтоб избежать зубов, клыков,

Не стать щурпой и шашлыком,

Никто не смог  охотно скушать

Прилежной будет и послушной.


И напрягаться чабану не надо,

Козел с овчаркой наведут порядок.

Куда чабан отару поведет,

Так за вождем  бредет народ,

Когда безволен и послушен

Такой калган вождям и нужен.

Неистребим сей метод старый

Чабан всегда найдется для отары.


БЕКОН


Семен от роду хваткой наделен

Решил, что прибыль принесет бекон —

С прослойками мясными сало,

Что из беды не раз людей спасало.

Не то, что жестковато, как подошва,

Его  и   с голодухи  кушать тошно.

А белое, как сахар или вата

С шкуркой  мягкой, розоватой.

Не надо острых для еды зубов,

Ведь это не баранина, ни плов,

А «справжнэ украинскэ сало».

И мысль о нем Семена  умиляла.

Не глупы малороссы в прошлом были,

Что сало больше знойных баб любили.

Свиней не угоняли басурманы,

Когда набеги совершали ханы.

Поэтому хохлы, сплошь свинопасы

Хранили в погребах свои припасы.

Горилка, Сало – символ Украины!

С ним, как со ступой, носятся поныне.

Поведали Семену, не шутки ради,

Есть ресторанчик «Сало в шоколаде»

Во Львове. Для гурманов там аншлаг.

И сделал он к богатству первый шаг.

На рынке приобрел он пятачка,

Не пожалел ни круп, ни молочка.

Беконом непоседу он назвал,

Но толком, чем кормить его не знал

Особый есть, наверно, рацион,

Чтоб жир и мясо превратить в бекон.

Веселый поросенок, хвост колечком

Резвился на подворье у крылечка.

В селе доходам неоткуда взяться,

Как завести подсобное хозяйство.


На счастье, по соседству Петр жил.

Он  слыл в селе «светило из светил».

На свадьбах балагурил  и чудил.

А на поминках исполнял частушки,

Шипели на него тогда старушки.

Но заряжал своим он оптимизмом,

Тем, скрашивая серость сельской жизни.

Сельчан усопших, трактористов

В последний путь, как и артистов

Аплодисментами он провожал

И речь за упокой всегда держал

Большим авторитетом слыл

Но выпить, закусить любил.

А вольности ему прощали,

Ведь разделял и радость, и печали.

Таких спецов нередко обожают,

А он снимал с клиентов «урожаи».

Считался мудрецом и полиглотом.

Давал советы,  за  мозгов   работу

Горилку с салом брал всегда охотно.

И шли к нему без клипов и рекламы

С напитками и мужики, и дамы,

Чтоб разрешить житейские проблемы,

Он бытовые, как орехи, щелкал темы.

class="book">– Я верю, для тебя загадок  нет,

На все готов единственный ответ, —

Семен ему доверчиво польстил

И перваком отличным   угостил.

У «знатока» сверкнул алмазом глаз:

– Крепка горилка, в самый раз.

– Скажи, какой для хряка нужен корм,

Чтоб нарастить не сало, а бекон? —

Спросил  Семен,  напиток  разливая. —

Чтоб не сгубил  проклятый кризис,

Я с головою подался  в бизнес.


– Бекон? Затеял  дело непростое, —

Сказал «знаток», качая головою. —

Но лишь тебе открою я секрет,

Его хранил я  три десятка лет.

От деда мне достался по наследству,

Поэтому с горшка запомнил, с  детства.

Спокоен будь,  серьезно помогу,

И бизнес твой не вылетит в трубу.

– Я дам тебе кусочек свежины,

Ты только мне секреты расскажи.

– Эх, скупердяй, так не пойдет! —

С обидою воскликнул полиглот. —

Без писанины, всяких диссертаций

Мне академики в подметки не годятся.

Мой интеллект компьютеру под стать,

Любой совет могу я ценный дать

Но не бесплатно, торг неуместен,

Ведь я не лох, знаток чудесный.

Нередко выступаю адвокатом,

И бабы мне натурой платят.

А ты, Семен, упрямый гусь,

На твой кусочек я не поведусь.


– Поверь, за мной не заржавеет,

Горилкою домашнею согрею.

Накрою для тебя «поляну»

И прославлять талант твой стану,

Потянется к тебе табун клиентов,

Чтоб получить советы, аргументы,—

Семен пообещал упрямо,—

Скажи мне честно, прямо,

Чем хряка мне и как кормить,

Чтобы не сало, а бекон растить?

–Бекон, чтоб покупали нарасхват

На рынке, в магазинах стар и млад.

Чтоб мясо интенсивно нарастало,

Кормить  старайся поросенка  мало.

Похлебкой жидкой и травой зеленой.

Держи его на скудном рационе.

Коль отощает малость, то потом

Корми Бекона дертью и зерном.

Отваривай ему густую кашу

И наблюдай, чем ходит на парашу?

Пусть жрет, скотина, до отвала,

Тогда и нарастет прослойка сала.

Меняй через неделю рацион,

Получится классический бекон!

Во рту он будет таять, будто мед,

С руками покупатель оторвет.

Ведь пить и кушать людям хотца,

Поэтому он мигом разойдется.

– Спасибо за полезные советы,

На все вопросы получил ответы.

– В карман твое спасибо не положишь.

Дай слово, что ученому поможешь? —

«Светило» взял его на абордаж. —

Горилки литр и окорок отдашь.

На свежину позвать не  позабудь,

Чтобы Бекона чаркой помянуть.

Готов стать штатным консультантом,

Негоже пропадать моим талантам.


Когда на хряке мясо «нарастало»,

То до рассвета все село не спало.

Бекон кричал, все заглушая звуки

На улицах и в двух верстах округи.

Волнами расходились по селу,

Вибрациею,   поражая  слух.

Хоть ватой затыкай и воском уши,

Но «серенады» приходилось слушать.

Охрипли псы домашние от лая,

Шалели, ничего не понимая.

И петухи в курятниках оглохли,

Их из-за стресса облепили блохи.

А у коров понизились надои,

Их крик Бекона очень беспокоил.

И стали вялы, словно под наркозом,

Бараны, гуси, утки, овцы, козы…

И куры перестали яйца несть.

Сельчан такая огорчила весть.

И потянулись к дому «знатока»,

Неся горилку, закусь в рюкзаках.

Чтобы село избавил от напастей

И возвратилось на подворья счастье.

Меж тем «телегу» написал сосед:

«Семену – штраф, а бизнесу – запрет!

Чтоб прекратился этот дикий бред.

Остановите, наконец, детину,

Того гляди, погубит он скотину».


И лишь тогда сельчане отдыхали,

Когда на хряке "нарастало" сало.

Хозяин строго соблюдал режим:

Кормил в те дни Бекона от души.

Но вот беда, что хряк почти не рос.

В дни голодухи уминал навоз.

Желудок, очевидно, запорол,

То жидкий стул, а то крутой запор

Его беднягу донимал и мучил

Над ним сгущались постепенно тучи.

И вдруг однажды подкосились  ноги

Семен рванул в панической тревоге

В дом к консультанту «знатоку-светиле».

Там мужики с утра горилку  пили.

– Совсем болезнь Бекона  одолела.

Скорей врачуй, иначе рухнет дело, —

Призвал Семен, прервав застолье,

Пришел «знаток» к клиенту на подворье.

Бекона  пнул ногой: Вставай, скотина!

Хряк лихо отхватил ему штанину,

Но видно из  последних сил.

Задергался и тут же дух спустил.


– Твоим советам – грош цена!

Не знаешь свиноводство ни хрена! —

На труп взирая, произнес Семен,—

Ты ловкий жулик и тупой муфлон.

– Заглохни Сеня, в уши не свисти.

Ты – тунеядец, сущий паразит.

За гибель  хряка сам  и виноват,

Он не корова, чтобы есть салат.

– Так ты  же сам велел травой кормить?

– Животных надо холить и любить.

Об этом даже олухам известно,

Что от кормежки  хороши привесы.

На сто процентов  лишь твоя вина,

Ты заморил, угробил  кабана,—

«Знаток» сказал невозмутимо   гордо. —

Другая на бекон нужна порода.

Сам выбирал ведь поросенка,

А это дело очень, очень  тонко.

Нет повода теперь винить меня,

Как говорят, корм  не  в коня.

За новым пятачком поедем вместе

И  выберем породу честь по чести.

Уверен, мы  взрастим такой бекон

Признают все его, как  эталон.

– Скажи, что делать со скотиной?

– Пока не охладел, вези на рынок.

Не медли, налетят, пируя, мухи

И туша через час-другой протухнет.

–А если сдать Бекона оптом?

– Не будь Семен последним идиотом.

Анализ проведет ветеринар

И в челюсть нанесет  тебе удар,

Поэтому мозги  себе  не парь

Ты цену сбрось, людей не баламуть.

– А если «фараоны» загребут?

– Ты шибко не мозоль глаза,

И не успеют взять и повязать.

Коль не удастся избежать напасти,

То дай мясца им из филейной части.

И сразу же служивые отстанут

Халява всем по вкусу и по нраву.

Сварганят под водяру шашлыки,

Здоровые, как буйвол, мужики.

А падаль горожане разберут.

Возьмут на студень голову и ноги.

Продашь товар и сходу в путь-дорогу!

А то ведь догадаются – побьют.

Поминки по Бекону надо справить.

Положено, грешно себе лукавить.

Жлобом не будь, купи коньяк.

Достоин памяти за муки хряк.


БАНАН И САЛО


Хохол с арабом собрались покушать,

В одном купе их свел дорожный случай.

Достал алжирец, будто рог, банан

И ловко кожуру с него содрал.

Зубами в мякоть жадно впился,

Хохол его продукту удивился:

– Шо цэ такэ? Дай сняты пробу,

Бажаю годувать свою утробу.

Алжирец и второй банан достал,

Хохол его стремительно умял.

– Як смачно, дюже гарно! —

Похлопал по плечу он парня.

Достал из сумки скромный мотузок

И сало очень бережно извлек.

Зубами впился, закусил цыбулей,

Держа в кармане для алжирца дулю.

– Пан, будь любезен, угости, —

Алжирец добродушно попросил. —

Я не вкушал еще такого блюда…

– А-а, не бреши и не лепи верблюда.

Цэ справжне украинске сало,

В дорогу взяв я дюже мало

И грамму не можлыво дать на пробу,

Свою хочу нагодувать утробу.

От сала испытаешь, майже, шок,

И жидкий стул, и заворот кишок.

Подумал: «Заморил я червячка,

Легко надул алжирца простачка».


Попутчик взор печально опустил,

Хохол его ничем не угостил.

Под шум и мерный стук колес

Их поезд в Киев по равнине вез.

В багажнике, в огромных чемоданах

Хохол для рынка заготовил сало,

И с красным перцем, и со шпигом.

Сей «сникерс» разойдется мигом.


ДЕМОН


По всей округе славился сей бык

За боевой, неутомимый штык.

Буренки млели от него в восторге.

И зоотехник был безмерно гордый.

Ходил, как гусь, всегда навеселе

Другой утехи не нашел  в селе.

Но слава прирастала и оклад

За молоко и за приплод телят.

Коров вели хозяева без лени

Из самых дальних хуторов, селений.

И Демон глазом, что рубин, горя

«Невест» по очереди удовлетворял.

Надежно гарантировал успех,

Не бил баклуши, ублажая всех.

Не допускал он брак в работе

Всегда готов был  для охоты.

Вкушал за улучшение породы

Гостинцы  – бураки и корнеплоды.

Доярки тоже свой навар имели,

Работали, как будто песни пели.

В иное время ордена, медали

Им из ЦК или обкома дали б.

Прошли те золотые времена.

В большой базар превращена страна.

Ценилась прежде тяжкая работа

От премий щедрых до Доски Почета…


Из министерства появился босс.

На мерсе «инновации»   привез:

– На Демона расходы велики,

Не надо ни рога нам, ни штыки.

Чтобы улучшить молодое племя

В Голландии приобрели мы семя

Элитное,  за  твердую валюту

Без санкций, чтоб не сеять смуту…

–Так значит, контрабандой завезли?

–Об этом зоотехник не свисти,

Не надо нам проверок и скандалов,

Своих забот по горло, разве мало.

Нагрянут вдруг сюда силовики,

Они покруче, чем  твои быки.

У них давно заточены штыки.

И на халяву станут здесь кормиться:

Сметана, мясо, молоко, девицы.

Охотно  ферму превратят в гарем

Зачем нам этот геморрой проблем?

– Но все ж без риска нам не обойтись.

–Ты, зоотехник, за меня держись,

Такая нынче деловая жизнь.

Без бизнеса и тайных капиталов

Одной зарплаты  мало, мало…

Зато какие впереди победы,

За опытом со всех хозяйств приедут,

Устроите шикарные  застолья

За тучное коровье поголовье.

Доходы непременно возрастут,

Ведь блага производит только труд.

Запомните, кто  мудрый  покровитель,

Не поскупитесь, щедро оцените.

–А как же Демон,  с ним коровы,

Бодры и удивительно здоровы, —

Начальнику поведал  зоотехник.

–Не нагружай,  все это бредни.

Коль молодой, глазами ты не лупай,

Доярок лучше обнимай и щупай.

Быка скрестите  с лучшею кобылой,

Чтоб наделил потомство бычьей силой.

На ипподроме в скачках сей гибрид

Всех чемпионов лихо победит…

Услышав инновацию, доярки

Зашлись от  смеха, как в припадке.

Вообразив, как Демона с кобылой,

Вдруг сатана  связала дикой силой.

–Простите, босс,  но это сущий бред,

На практике таких примеров нет,

Чтоб от быка зачала вдруг кобыла?

–А ты попробуй, коль не хилый.

Откуда взялся мул или лошак?

Твори, дерзай, иначе ты – ишак.

Не справишься, тогда уж, милый

Бери лопату в руки или  вилы

И скотником  ударно чистить хлев,

Чтоб для открытий, наконец, созрел.

Быка на скотобойню и в расход,

Чтоб не испортил качество пород.

Доярки, зоотехник возмутились:

–Быка оставьте, проявите милость.

Он сам себя умеет прокормить,

Зачем скотину без причины бить?

Не ровен час, еще  сгодится,

Не плюй в колодец, говорится.

Но непреклонным оказался босс,

На комбинат умчался скотовоз.

Вослед ему коровы замычали,

Доярки хмуро  замерли в печали.


Селекция  дарует чудеса,

Но ферму  захватила полоса

Проблем  неразрешимых,  неудач

Не телятся коровы, хоть ты плач.

Не ко двору иль неживое  семя?

Породистое захирело племя.

На джипе прикатил суровый босс

И учинил  работникам разнос.

– Испортили вы семя, паразиты! —

Кричал, не выбирая слов, сердито. —

Пока же не восполните утрат,

Работайте без премий и зарплат.

Увижу если снова беспорядок,

То на убой отправлю стадо.

Останетесь без дела, голодранцы,

Увы, куда вам до голландцев…

Помог бы избежать фиаско Демон.

Могучий бык, но где он, где он?

Послушались советов самодура,

От Демона осталась только шкура.


ПЕТУХ С МОЗГАМИ


Алел рубином петушиный гребень

И радугой сияло оперение.

Хотя не царственный павлин,

В курятнике своем он господин.

Был резвым, сексапильным,

Неслись куры часто и обильно.

Хозяин яйца собирал, как груши,

Яичницу, омлет охотно кушал.

За обе щеки уминал хомяк,

По птичьей части был мастак.

Но куры вдруг забастовали,

Кумекая куриными мозгами?

Не топчет Петя-паразит.

Наверно, объявил бойкот,

Хотя зерно, крупу клюет.

А может, стар, нет пороха?»

Купил хозяин молодого петуха.

Пылает гребень, словно мак

И кур топтать он не дурак.

«Вот это настоящий Гладиатор,

Всех кур и уточек затра..л, —

Довольный был покупкою хозяин

И снова ел омлет, яйцо на сале.

«Дни сочтены, грядет секир-башка, —

Взирал петух на юного дружка,

Точнее, забияку-конкурента

И ждал для операции момента.

И предложил: А кто из нас быстрее?

Давай-ка это выясним скорее.

И побежал, насколько сил хватило,

А петушок рванул за ним ретиво.


Хозяин этот факт приметил:

«Неужто, хочет потоптать он Петю?

Зачем мне на подворье этот гей,

Позор пойдет среди людей.

Вот так дела, смотреть ужасно,

На рынке мне всучили педер..та:

Ножом в азарте он нанес удар

И Гладиатор враз затрепетал.

В бою неравном с криком пал,

На стол хозяйский не попал,

Решил не смаковать он яства,

А отдал псу Барону, баста!

– О, молодняк дефектный к черту!

Конь старый борозды не портит, —

Решил хозяин, озирая Петю.

И тот работал, аж летели перья.

Топтал несушек, не жалея сил

И гребень был малиново красив.

На время петуха оставил

И тот продолжил с курами забавы.

Доволен тем, что молодой повелся,

На хитрость аксакала напоролся.


Однако куры снова не несутся

И оскудели для меню ресурсы.

Прожить, как без омлета,

Зарезал куру для котлеты,

Сварил с лапшой бульон.

Петух был этим фактом удручен.

Истошно закричал: Ку-ка-ре-ку!

О чем еще пернатым помогу?

И без того, не дремлю, а стараюсь,

Чтоб яйца постоянно появлялись.

Хозяин-мясоед, что деспот,

Так всех подружек съест он.


Осталось всего четыре куры,

Не пел, ходил сердитый, хмурый.

Глаз не сверкал, был в горе

От безнадеги затупились шпоры.

Не евнухом в гареме обитал,

Усердно кур гонял, топтал.

Но яйца появлялись очень редко,

Попала в суп четвертая наседка.

Повально ошалевшие от стресса,

Забастовали глупые «принцессы».

Решили, что накажут петуха,

Но сами превратились в потроха.

И Петю тоже охватила дрожь,

Хозяин не зерно принес, а нож.

Каким бы Петя не был сексуальным,

Исход его истории фатальный.

Хозяин скуп, неистовый прагматик,

На красоту не будет деньги тратить.


ЗУБР


На МТФ большой переполох,

Сбежались, кто только мог.

Сельчане, стар и, даже мал.

Пред ними дивный бык предстал.

Средь разговора, шума, гула

Подросток произнес угрюмо:

– Мне кажется, что это буйвол,

Мохнатый и большого роста

И смотрит на коров он грозно.

– Бизон, – заметила доярка.

– Як, – возразила ей свинарка.

– Эх, бабы, неучи вы обе,

Раскройте зеньки и глядите в оба.

По всем приметам это тур,

Как туча, он могуч и хмур, —

Изрек авторитетно скотник,

До самогонки был охотник.

Наверное, с большого Бодуна

Привиделась ему гора.

– Угомонитесь, это мамонт, —

Вдруг заявил упрямо

Старик годами древний,

Как аксакал деревни.

– Вы, дедушка, ошиблись,

Ведь мамонты все вымерзли

В период ледниковый, —

Заметил ученик толковый.

И знатоку никто не возразил,

Старик тот юмористом слыл.


А вскоре прибыл зоотехник

И на вопрос толпы ответил:

– Так это зубр могучий

Из Беловежской Пущи.

– Как занесло его сюда? —

Гудела с удивлением толпа.

– Обычно, без чудес

Попал он в Крымский лес.

Их завезли из Пущи.

У нас ведь климат лучше.

Отбился он от стада

И что-то делать надо?

– Поди, коров испортит, —

Напомнил хмуро скотник.


Встревожены коровы,

Ведь гость весьма суровый.

И Гарик – бык колхозный,

Поник, соперник грозный.

А зубр – лесной бродяга

Не унывал, с отвагой

Ел силос, мял солому,

Довольный жизнью новой.

За трактором ходил,

К нему привязан был,

Ведь спутницей мохнатой

Считал колесный трактор.


Как бойкий репортер,

В село Сергей припер.

Сенсация! В газете

Зубр вышел в лучшем свете

Заметка и три фото—

Венец его работы.

Чтоб зубр и дальше жил,

Он твердо предложил:

Отправить гостя в лес,

Чтоб риск беды исчез,

Или же в заповедник,

Страдать не будет бедный.


С окрестных сел, деревни

Жильцы пришли на ферму,

Чтоб зубра навестить,

Кормами угостить.

Детишек шумных стая

На ферме нарастала.

Начальству не по нраву

Экскурсии, забавы…

Излишнее внимание

Приковано к колхозу

И потому решили:

Зубр – острая заноза.


Увы, финал печальный,

Подвел итог начальник:

– От зубра шок и стресс,

Упали и надои, и привес.

И веский есть предлог,

Пустить его в расход.

На грани дел пропащих

Коров, мол, косит ящур.

Объявим: зубр – больной

Проблему с плеч, долой!

За то, что стал он знаменит,

Из карабина был убит.

С сородичами не сложилось

И к людям зубр пришел на милость

Погонщики могли б,

Отправив в лес, его спасти.

Увы, не поступил приказ,

Для зубра завершился сказ.


Да, диких джунглей нравы

Чиновников мозгами правят.

Так повелось на этом белом свете

Вожди панически не терпят

Тех, кто сильней и ярче,

Свинцом их потчуют горячим…


МИНДАЛЬ


Был день осенний светел,

Гулял в карманах ветер.

Сергей в разбитых ботах

Скитался без работы.

Случайная халтура

Кормила балагура.

Цветмет тащил он в пункты,

Грузил товар, продукты.

Пил мутный самогон,

А кров давал притон.


По рынку шел без денег,

Увидел вскоре ценник:

«Кило миндаля 800 рублей»

Воспрянул вдруг Сергей:

– Орех лесной и грецкий

С ценой, пожалуй, детской

В сравнении с миндалем.

Эх, круто заживем!

Он вспомнил, как весной

Лилово-белою канвой

Обильно цвел миндаль

Маня красою в даль.

Там в роще за селом,

Где был когда-то дом.

«Орех миндаля ценен,

Срублю я кучу денег», —

Мечтою заветной он

Согрет был, окрылен.


Высок, как циркуль, тощий,

Наведался он в рощу.

Кусты, деревьев ряд,

Гуляет листопад.

Подметил сразу в оба:

Миндаль никем не собран.

И, как янтарь, сверкая,

От ветра опадает.

Усердно тряс он ветки,

Орехи, как монетки,

Летели щедро вниз.

Их поднимал с земли.

– Эх, будут пир и бал! —

Серега повторял

И два ведра собрал.

Удаче рад безмерно,

Подумал он: «наверно.

О роще сей не знают,

Иначе урожай бы

Собрали б подчистую,

Как россыпь золотую»


С поклажей возвратился

И счастьем поделился

С соседом по притону,

Со стариком Антоном:

– Судьбе-злодейке рад…

– Нашел, наверно, клад? —

Дед отозвался скромно,

Как бомж, давно бездомный.

– Не клад, миндаль, что ценен,

Срублю я кучу денег.

На рынке все продам,

Тебе червонец дам

На закусь и на водку,

Чтоб дернул пару стопок.

Нагрянем вместе в рощу,

Чтоб заработать больше.

Но пробу снял старик

И головой поник:

– Серега, очень жаль,

Не годен твой миндаль.

Он горек, будто перец,

На прибыль не надейся.

Попробуй сам на зуб,

Не стоит, даже рубль…

– Продам, возьмут, авось…

– Аферу, паря, брось!

Миндаль миндалю – рознь, —

Антон заметил строго. —

Побойся лучше Бога.

На вкус орех, коль сладкий,

То он, считай, в порядке.

Коль горький – ядовитый.

Продашь и будешь битый.

В полицию сдадут.

А там один маршрут:

Наручники и в суд.

Коль нет мохнатой лапы,

Пойдешь ты по этапу.

Без блата и отмазки

Впаяют под завязку.

И дальняя дорога…


Внимал Сергей с тревогой

У ног лежал миндаль,

В глазах – тоска-печаль

Взирал на деда долго,

Пинал ногами ведра:

– Я ползал на корячках,

Но где ж моя удача?

Мечты вдруг потускнели,

Не привалило денег.

Не все, что в рот полезло,

Приятно и полезно.

Чтобы сберечь утробу,

Гурман снимает пробу.


ТРИБУН


Перекрывая в зале шум и гул,

С трибуны речь толкал трибун.

С залысиною, лоб, как у Сократа,

Ему внимали вяло бюрократы.

Себя лишь каждый слышит,

А остальные для него, как мыши,

Что производят писк и шорох

Риторикой лукавой и дешевой.

Ведь в уши проникая, вылетает,

Эмоций и следов не оставляет.

Обычный треп для протокола,

Нет аналитики, лишь лепет голый.

И пафос фраз штамповано красивых

Из рога и корзины изобилий.

Как песня или притча о нанайце,

Что потерял в дороге яйца.


А зрители шептали  и дремали,

Их демагоги «баснями» достали.

Чтоб ложь и лесть не слушать,

Залить готовы воском уши.

Как монумент,  гудел он басом,

Слова, звеня, катились  по маслу:

– Дела в аграрном секторе прекрасны.

Пшеницы урожай рекорды бьет.

Эх, потрудился, аж душа поет! —

Он с пафосом героя возвестил. —

Сам  колоски лелеял и растил.

В саду от яблок гнутся ветви,

За фрукты, овощи и ягоды в ответе.

Без моего участия и большой заботы

Крестьяне бы не ведали работы.

Не пожалел речей, энергии и сил,

На труд  я лоботрясов вдохновил.

На фермах тоже  дел круговорот:

Надои высоки, здоров приплод

И прибыль на дрожжах растет.

Без моего активного участия

Влачили б села нищету, несчастья.

За клок с овцы паршивой шерсти,

Как труженик, всегда в ответе…


Его спросили: где работы место?

– Трибуна! – произнес он честно.

Ораторов  в стране давно не счесть.

А совесть где, достоинство и честь?

Плоды чужих трудов присвоив,

Они свои персоны славословят.

Как муха та,  что на рогах быка

Гордясь вещала, глядя свысока:

– С рассвета допоздна  пахали,

Ох, уморилась, до чего устала.

Быком умело я руководила

И  в этом достижений сила.


ДОРОГИ И ДУРАКИ


Хоть покати яйцом или ядром,

Дороги на Руси, что танкодром.

Ухабины, колдобины и ямы,

Как будто с Бодуна, машины пьяны.

Теряют то колеса, то кардан,

Ведь капремонт – халтура и обман

Дорожники усердно конопатят

Асфальтом лужи, наложив заплаты.

Но камень точит талая вода

И от «ремонта» вскоре нет следа.

Мильоны распихали по карманам

Чиновники, подобные баранам.

Приписки процветают и «откаты»

Шикуют и пируют бюрократы.

Аврал! Коль вновь пуста казна.

Садитесь на лошадку и осла.

Не надо им добротные дороги,

Засеменят по тропке бойко ноги.

Забудьте джипы, ведь сильны

Верблюды и угрюмые волы…


Россию на заклание обрекли:

Дороги и хапуги– дураки.


ДАРМОЕДЫ


За труд тяжелый, бережный уход

Был одарен плодами садовод.

На радостях приехал он на рынок,

Но встретили верзилы грозным рыком:

– Стоять, деревня! Это наш базар,

Вези, совок, отсель гнилой товар!

– Какая гниль? – он возроптал с досадой.

– Свежи плоды из собственного сада.

Ведь ни бананы это, ни кокос,

А фруктов, ягод – полный воз.

Вот яблоки, и персики, и груши.

Попробуйте, извольте все откушать.

Медовый вкус и нежный аромат,

Зачем дары земли везти назад.

Сад уродил, куда девать излишки?

Пусть взрослые смакуют и детишки.

На все лады хвалил он урожай:

– Пожалуйста, охотно, покупай.

Цена доступна, я – не крохобор,

Лишь за привоз беру и сбор.

Зашмыгали носами воротилы:

– Вали, мужик, пока не взяли вилы.

Бульдозером раздавим твой возок.

Какой тебе от сада будет прок?

Сдавай плоды без торга, оптом,

Вторым, а лучше самым низким сортом.

Вмиг шею, как положено, намылим,

Чтоб не травил народ ты гнилью.

– Побойтесь Бога, фрукты– высший сорт!

Их покупатель мигом разберет.

Моргнуть и глазом не успею,

А на деревьях черносливы зреют.

– Прочь, для тебя здесь места нет! —

Теснил его бездельников дуэт.

Свистели в уши, потрясая битой:

– Иль, захотелось быть побитым?

И после закипающих угроз

Отдал он за бесценок фруктов воз.

Сноровку проявили и «таланты»

Посредники, точнее, спекулянты.

Десятки рук грабастают товар,

Имея от чужих трудов навар.

Как много тех, кто не кует, не пашет,

Но первым ложкой уминает кашу.


ОВЦА-ОБЖОРА


Отменным отличаясь аппетитом,

Милейшая овечка Маргарита,

Паслась в лугах, где травка молодая,

Как саранча, все жадно поедая.

Обгладывала смачно корни,

Желудок зеленью наполнив.

А рожки, и кудряшки ей к лицу

И выросла… в огромную овцу.

Тугой в колючках шерсти вьюк,

Мешком обвис ее курдюк.

Какой неутолимый аппетит,

Глаза овцы полезли из орбит.

И ноги от нагрузки подкосились.

– Обжора Рита, отдохни на милость.

С такою тушей, жирной холкой

Добычей станешь ты для волка, —

Стращал ее заслуженный чабан,

Бодал в бока Дундук-баран.

– Не собираюсь быть я топ-моделью:

Зимой тепло, а летом много тени

От габаритов и большого веса,—

Ответила кудрявая «принцесса».

А вскоре засуха и голодуха

Свели до острых колик брюхо.

И жалобно заблеяла овца:

– Подайте горсточку сенца.

Но на лугах, хоть шаром покати,

Ни корешка, «горошины» одни.

Вздохнула безутешно Маргарита,

И бедная… отбросила копыта.

Кормов чабан ей не припас,

И огонек в глазах овцы угас.

От жизни благостной и сытой

Рога остались и копыта.


Чиновный люд, но за казенный счет

По рангу яства до отвала жрет.

Ведь деньги на пропой в бюджете

В шикарном ресторане, не в буфете.

При этом есть отличие во всем,

Что на халяву пиршество сие.

Им не грозят банкротство—

Казна дает гарантию обжорству.

Приемы, встречи, пышные банкеты,

И рауты, и ланчи, и фуршеты:

Шампанское, коньяк, вино – рекой!

Кто от лафы откажется такой?

Застолья и элитные харчи

В избытке для служивой саранчи.


Увы, чрезмерное обжорство

Сродни болезням и уродствам.

Тот, кто не знает чувство меры

Слаб духом, алчный без предела.

Чтоб продолжался стук сердец,

Не надо брать пример с овец.


ФИАСКО


Служили с Саней на одной работе.

Он предложил мне тихую охоту.

– За Багерово, на полигоне

Грибов степных тележки и вагоны,

За полчаса вчера ведро собрал,

Давай-ка, утром совершим навал, —

Блестя глазами он сказал. —

Грибы большие, как кастрюли,

Солить и жарить будем

Закуска – высший класс

Под водку, самогон и, даже квас.

– Кастрюли если, то тогда с косой

Идти придется по росе густой, —

Куражась, пошутил в ответ.

– Возьми с харчами ты пакет

И крепкий не забудь напиток,

Под «мухой» будем веселы и сыты, —

Напомнил он о самогоне.

И утром встретились в вагоне.

Припас он водку, сало и чеснок,

Чтоб из охоты получился прок.


До полустанка поезд-тихоход

Довез и пестрый повалил народ

С кошелками и рюкзаками,

Все тоже оказались грибниками.

И разбрелись по полигону.

– Но где тележки и вагоны? —

Я вопрошал, охотясь за грибами.

– Не торопись, – ответил Саня. —

Поднимемся лишь на пригорок,

И там грибы гуляют на просторе.

Поднялись: цепь густая впереди,

Все подметает на своем пути.

Села большой и боевой отряд:

Охотники и стар, и юн, млад

Грибы косили, как траву, подряд,

Сезон охоты тихой, почитая,

Дары природы дружно собирая.

– Аборигены вышли на охоту,

Приятней, очевидно, нет заботы.

Не повезло, вот незадача,

Пожалуй, отвернулась удача.

Прошел в степи табун мустангов,

Охота наша обернулась прахом.

Давай-ка, выпьем с горя, —

Он предложил и, я не спорил.


Мы выпили и закусили салом

А море вдалеке блистало.

Хоть потерпели мы фиаско,

Запомнилась охота ясно.

Дабы не огорчать Галинку,

Я два кило грибов купил на рынке.

В степи недаром время я убил,

Коль юмореску эту сочинил.

Поверьте, никогда не поздно

Извлечь из дела маленькую пользу.

Когда неведомы преграды,

Иллюзии питать не надо.


«МЫШАТА»


Листопад, осенняя пора.

Бор сосновый навестить с утра

Я решил, ведь на рынке рядом

Появились серые «мышата».

Нет не грызуны – грибочки,

На мышей они похожи очень.

В предвкушении сюрприза

Взял с собой кота Маркиза.

Чтоб он на окне не тосковал,

А грибы под хвоею искал.

Хищника азарт ему присущий

Он «мышей» отыщет лучше.

Приказал: «Давай-ка, за работу!»

У кота, увы свои заботы.

Поглядел на гриб и отвернулся,

Видно, он Маркизу не по вкусу.

Тут синица привлекла внимание,

И меня он с резвостью оставил.

Увлекла за птицею охота,

По инстинкту дикому работа.


У грибов мышиные повадки,

Прячутся стихийно, в беспорядке.

Выдает их хвоя, что опала,

Бугорки, там и «мышат» немало.

Хвою разгребаю осторожно:

Хрупкие грибы на белых ножках.

Я увидел, словно из балета

Лебеди в мелодии и свете.

От грибницы срезал аккуратно,

Чтобы снова выросли «мышата».

Набралась корзинка очень скоро,

Уходить пора с дарами бора.


Но, не обошлось без сюрприза,

Довелось искать кота Маркиза.

Он упрямым, гордым оказался

И на зов, увы, не отозвался.

– Эй, Маркиз! – неистово кричал,

Бор мне легким шумом отвечал.

Дал понять мне кот, что не собака,

Сам себе гуляет, забияка.

И под терном с ягодою черной

Притаился с ликом благородным.

Ждал, когда я сам его найду

И домой с «мышами» поведу.

Вот такой затейливый артист

В шубе рыжей перс-Маркиз.


Все же тихая охота удалась нам

В день с погодою прекрасной.

Впредь я обойдусь без крика,

В бор отправлюсь с Диком.

Добрый пес, весьма послушный

И за ним присмотр не нужен.


ГРИБ-СТЕПНЯК


За селом Аркадьевка холмы

И лаванды поле в запустении,

Острый плуг давно там не ходил,

Сплошь дикорастущие растения.

Почва камениста и сурова.

Бродят там и овцы, и коровы,

Высохли на солнце их «лепешки»,

Затвердели черные «горошки».

А, по сути, эко-удобрение,

Выросли до пояса растения.

По холмам шагают ЛЭП столбы,

Провода гудят вверху тревожно.

Осенью проклюнулись грибы,

Тихо, незаметно, осторожно.


Я спросил у тезки-старожила.

Он – абориген окрестных мест:

– Будь любезен, подскажи-ка.

Много ли грибов съедобных здесь?

– Выбор невелик, поди, не лес,

Нет подосиновиков и маслят,

Груздей и лисичек, и опят,

Белого гриба и мухомора,

Степь вокруг, ни рощи нет, ни бора,

Крымские вдали, на юге горы, —

Он ответил четко, деловито. —

А грибы– мутанты ядовиты.

Шампиньоны с шляпкой желто-белой,

Можно собирать в корзину смело.

Отвечаю откровенно так,

Есть в степи надежный гриб-степняк

Чтоб, наверняка, не рисковать,

Лишь его советую срезать.

Но часто гриб похож на лепесточек,

И потому зовется однобочком.


Таинства грибные он изведал,

Ест грибы за завтраком, обедом.

Вечером на ужин часто тоже

Лакомство отведать это может.

Мясо, сало резко отвергает,

А грибы вкушать предпочитает

В маринаде, жареные, в супе.

Опытный грибник, не глупый.

Знает холм, овраги, и поляны,

Где места укромные с грибами.

Он без них домой не возвратиться.

Поймана за хвост удачи птица.


Лишь рассвет занялся за холмами,

Вышел из села я за грибами.

И азартом бодрым одержимый,

Поднялся на плоскую вершину.

Твердый грунт и мелкий гравий,

Сухостоем, сеном стали травы

Лишь сурепка допоздна цветет.

Где грибы, вдруг все же повезет?

Изучал глазами я поверхность,

Накануне стало мне известно:

У гриба неправильная шляпка,

Прячется старательно, украдкой

Маскируется под цвет камней.

Невозможно сразу разглядеть,

Желтый, бурый, кремовая цветь.

Сколько раз к земле я нагибался

И ножом на камень натыкался.


Солнце подсказало мне разгадку,

Шляпка у гриба настолько гладка

И блестит фольгой, как глянец

Средь камней степной поляны.

Видеть стал грибы издалека,

К ним тянулась с трепетом рука.

До меня вершину исходили

«Малыши» лишь кое-где всходили.

Ни к чему тревожить их грибницы,

А с холма в овраг легко спустился.

При дожде поток уносит споры,

Значит и удача будет скорой.

Не ошибся, глядь, средь сухостоя

Гриб, а с ним семейство молодое.

Здесь туман ночует, больше влаги

И растут грибы почти с отвагой.

Омывает утром их роса,

И не видят средь травы глаза.

Час бродил и полная корзина.

Для грибов убежище – низина.

«Малышей» не потревожил,

Спрятал перочинный ножик.

Чтоб дары земли не поредели,

Навещу овраг через неделю…


Над природой человек не властен,

Но азарт охотника прекрасен,

Он инстинкт, что изначально древний,

Сохранить разумно чувство меры.


ОБ АВТОРЕ


Русский писатель, журналист и поэт Владимир Александрович Жуков родился 19 ноября 1950 года в селе Красногвардейское, Советского района Крымской области. После окончания Чапаевской средней школы и срочной службы в Краснознаменном Одесском военном округе учебы на факультете журналистики Одесской Высшей партийной школы и уже в течение пятидесяти лет плодотворно трудится в крымской прессе. Широк диапазон его творчества: проза, поэзия и публицистика, произведения для детей. Четыре года ему довелось проработать заместителем начальника внутренних дел г. Джанкоя, что во многом определило основной жанр его произведений– детектив.

В. А. Жуков – член Союза журналистов СССР с января 1974 года. После искусственного развала великого государства в творческих союзах, усердно опекаемых чиновниками, не состоит. Превыше любых материальных благ считает свободу, совесть, правду, честь и достоинство. Смело в своих публикациях вскрывает кланово-криминальную суть, алчность, цинизм, лицемерие и коррумпированность чиновников, депутатов разных рангов и уровней. Зачастую они и являются главными отрицательными «героями» его произведений, проникнутых верой в силу человеческого духа, в торжество правды, добра и справедливости.

В период активной политической деятельности, будучи депутатом Верховного Совета Крыма и председателем Республиканского комитета по информации Совета министров Автономной Республики Крым, занимался литературным творчеством. В 1998 году в республиканском издательстве «Таврия» вышла книга остросюжетных произведений «Под знаком Скорпиона».

В 2007 году симферопольским издательством «СГТ» выпущена книга лирики «Земное притяжение любви», в 2008– 2010 годах – в серии «Крым-криминал» – «Горячая версия», «Эскулап», «Прощай, Снежана», «Вампир» и книга юмора, сатиры и курьезов «Яблоко раздора». Повести, рассказы, судебные очерки и статьи опубликованы в газетах «Крымские известия», «Керченский рабочий», в еженедельниках «С места происшествия», «Вечерняя Керчь», в журналах «Искатель» (Москва), «Wostok» (Берлин) и в других изданиях.


Детективы Владимира Жукова

из серии книг "Крым – криминал":


ГОРЯЧАЯ ВЕРСИЯ


ЭСКУЛАП


ЗАКЛЯТОЕ МЕСТО


ШКАТУЛКА С ЖЕМЧУГОМ


ПОД ЗНАКОМ СКОРПИОНА


ТАЙНА СТАРОГО ГРОТА


ЗЛОЙ РОК


КРИК СОВЫ


БАРХАТНЫЙ СЕЗОН


ПРАВЕДНЫЙ ГРЕХ


ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН


ЖЕНСКАЯ ИНТУИЦИЯ


СПИКЕР & К ( 2 части)

( крымский бомонд )


САРКОМА


РАФАЭЛЬ И БАБЫ-ЖАБЫ

(трагикомедия)


class="book">НЕВЕСТА ДЛЯ ХУБЕРТА

(трагикомедия)


КРЫМ: НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ

(публицистика 4 тома)


Лирические и сатирические произведения:


ЗЕМНОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ ЛЮБВИ

( рассказы, стихи, этюды)


ЯБЛОКО РАЗДОРА

(юмор, сатира, курьезы)


РАПИРА СЛОВА

(юмор, сатира, басни)


И СМЕХ, И ГРЕХ

(сельские были)


КРАСИВАЯ УЛИКА

(реальные истории)


Книги для детей и юношества:


ДВОРЕЦ НЕПТУНА


ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЯШИ ИГОЛКИНА


БРАТЬЯ НАШИ МЕНЬШИЕ


У КОГО ВКУСНЕЕ БЛЮДО?


ЕГОРКА И БУЛАТ


КАК ЗЕРНЫШКО СТАЛО ХЛЕБОМ


ПАСЕЧНИК ВАСЯ И ПЧЕЛА АСЯ