Анна навсегда [Ярославия Кузнецова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


В этой жизни меня зовут Анна.

В этой жизни мне всегда будет ровно 25 и ни днём больше.

В этой жизни нет воскресенья. Нет Нового года. Нет солнца. Нет звездопада. Нет неба. Здесь нет ничего из того, что окружает всех вас. Всех, зажравшихся удобствами настолько, что новые средства комфорта не приносят вам ничего, кроме нового приступа тошноты от потраченных впустую денег.

В моей сегодняшней жизни есть только Я, Он и четыре бетонные стены, обшитые дешевой фанерой для лучшей звукоизоляции. И, поверьте, самое главное удовольствие в жизни – это чисто вымытые волосы и недавно вынесенное ведро.

Моя прошлая жизнь закончилась в обычный летний день, ничем не отличавшийся от сотен предыдущих, когда я гуляла с собакой перед сном. Было тепло, темно и ярко от тысячи огней ночного города. Я слушала произведения композитора позапрошлого века у себя в наушниках, а мой маленький питомец семенил рядом, вынюхивая в траве кузнечиков. Мы были абсолютно счастливы. Я – от того, что, наконец – то, наступило по – настоящему жаркое лето, которое я могу вдохнуть так глубоко хотя бы вечером под звездным небом, а пес – от того, что его вывели на прогулку. Ему вообще всегда было нужно для счастья так мало.

Последнее, что я запомнила – это вдох полной грудью. Пахло вечерним теплом, переспелой вишней и пылью от четырехполосной автодороги, которая проходила за гаражами. Я смотрела в ночное небо, усыпанное миллиардами звезд, и вдыхала предельно глубоко, пытаясь пресытиться теплом пыльного города на много зимних месяцев вперед. Вокруг не существовало ничего, кроме меня, лета и черной ночи. Очень зря.

Я догадывалась, что Он следит за мной, но списывала всё на профессиональную паранойю. Как часто в городе вы обращаете внимание на серебристый Солярис? У каждого пятого такая машина, а буквенно – цифровое сочетание на номерном знаке недостаточно коротко для запоминания. Хотя, быть может, мне просто страшно было запомнить его, чтобы вдруг не остаться один на один с осознанием того, что машина одна и та же и преследует она именно меня. Этот Солярис почти месяц возникал на моем пути из ниоткуда. Я выходила из подъезда, а он резко давал по газам, с визгом покидая свое парковочное место. «Сосед?» – думалось мне. Я приходила на работу и видела, что машина пустая стоит прямо под моим окном. «Коллега» – успокаивала я себя. Я шла в супермаркет возле дома вечером после прогулки с собакой и наблюдала, как он паркуется на небольшой площадке, оборудованной под стоянку. «Просто поздний покупатель» – мысленно вздыхала я.

У меня не было врагов. А муж меня обсмеял, когда я поделилась с ним своими страхами.

– Николь, ты хоть представляешь, сколько серебристых Солярисов в нашем городе? – спросил он меня, когда вечером за ужином я попыталась поговорить с ним о том, что так сильно тревожило меня последние пару недель.

– Я не фанат авто, милый, ты же знаешь, – ответила я ему, макая в чай печеньку, что всегда вызывало улыбку у моего Мужчины. Я это прекрасно знала и таким образом попыталась надавить на него. Вроде «ну, я же такая милаха, просто поверь мне». – И тем не менее мне приглянулась именно эта машина. Не любимая мною Киа. Не Тойота, которая, действительно, у каждого второго. Именно Солярис.

– Ты просто параноишь. Ники, попробуй зациклиться на Киа Рио, например, и тебе будет казаться, что за тобой следят, потому что такие машины тоже встречаются часто.

– Я попробую, – ответила я ему тогда и быстренько перевела тему, чтобы не выглядеть шизофреником перед Любимым Мужчиной, который относился ко мне так нежно, так трепетно и так серьезно.

По – большому счету он был прав. Откуда враги у журналиста в провинциальной информационной газетке, освещающей будни горожан? В своих статьях я писала о качестве асфальта, уложенного на центральной площади ко дню города в мае. О том, что приют для бездомных животных едва сводит концы с концами, о празднике урожая, прошедшем на выходных, придумывала смешные комментарии к фотографиям солнечного затмения, составляла отчеты об общегородских мероприятиях и брала интервью у бабушек, которые в силу возраста не могли самостоятельно разобраться в запутанной сфере ЖКХ. Еще у меня была собственная колонка, где я могла отвечать на вопросы, которые нам задавали в группе в социальной сети. Но и там не было ничего криминального. В – основном, население нашего городка интересовали вопросы из разряда «как избавиться от страха перед полетом» и «где купить морошку по цене, ниже рыночной». Я принципиально не лезла в политику и не пускалась в рассуждения о том, почему у детского сада течет крыша два раза в сезон, когда здание администрации обшили мраморной крошкой на общую сумму 38 миллионов рублей. Главредша ко мне относилась снисходительно. Почему – то мне прощалось больше, чем другим. Именно поэтому, когда я на планерке между темами для статьи о вчерашнем собрании депутатов и днем Смайлика выбирала второе, все на это снисходительно закрывали глаза.

Откуда могут быть враги у журналиста, который по четыре часа подряд скачет на оживленном перекрестке с микрофоном, желтой улыбочкой в руке и фотографом за своей спиной, приставая ко всем прохожим с вопросом: «А вы знали, что сегодня день Смайлика? Быть может, вы хотите улыбнуться на камеру?». Это просто глупо. При таком раскладе враги скорее бы появились у Вельки, которая лезла со своим диктофоном в самую грязь, пытаясь раскопать вместе с полицией, кто же делает закладки в неблагополучном районе на окраине и кто подставил сутенера Сэта, поджогом машины его соседа. Велька была тем человеком, который первым хватается за все статьи о домашнем насилии, расчлененке в парке возле пруда и убийстве матери троих детей лишенной родительских прав. Я бы не удивилась, даже если бы она однажды не вышла на работу по причине: «да я тут за городом себе могилку копаю, пока ребятки держат меня на прицеле. Клянусь, это будет моя лучшая статья, готовьте разворот!».

Тем не менее, уверенность в том, что машина одна и та же и появляется повсюду она неспроста, держала меня в постоянном напряжении. Для этого не требовалось запоминать её номер. Достаточно было видеть ядовито – зеленого плюшевого кролика, который болтался на лобовом стекле, смешно трепыхая лапами при движении. Сколько в день вы встречаете на своем пути серебристых Солярисов? А в скольких из них болтается плюшевый кролик на присоске?

Я до сих пор помню то ощущение, когда от резкой боли проваливаешься в темноту. Когда ты прикладываешь все силы для того, чтобы остаться в сознании, но проклятая физиология оказывается сильнее тебя. Но не это было самым страшным. Перед тем, как упасть на землю, я почувствовала, как из моей руки выскользнул поводок. Я потеряла свою собаку. Я не знаю, сколько времени прошло в моей новой жизни, но потерявшийся пёс не давал мне покоя до сих пор. Я спрашивала Его: «Узнай, вернулся ли пёс домой? Он в безопасности? Мой муж гуляет с ним по вечерам?». Но Он только качал головой в ответ: «Анна, ты совсем плоха. Твой муж Я. А собаки у нас никогда и не было. У нас был кот. Но он умер прошлой весной. Пора смириться с утратой».

И тогда мне вновь и вновь казалось, что я схожу с ума.

Двадцать восемь лет меня звали Николь. Почти десять лет я прожила с самым прекрасным Мужчиной на свете. Мы планировали ребенка. Мы мечтали о собственном домике на берегу моря. Мы завели мне собаку, чтобы я не ленилась бегать по утрам и вечерам. А однажды утром я проснулась рядом с незнакомым мне мужчиной, который называет меня Анной и показывает фотографии с нашей свадьбы и фотографии нашего сына – младенца, который умер от асфиксии. «И после этого ты называешь себя Николь и просишь узнать, вернулась ли твоя собака к твоему мужу» – завершал он свои рассказы всегда одной и той же фразой.

– Если я твоя жена, то почему ты держишь меня в подвале? – спрашивала я его.

– Потому что ты опасна. Я не хочу, чтобы тебя снова закрыли в палату с психами и пичкали таблетками, от которых у тебя текут слюни.

Когда я слышала этот бред сумасшедшего, мне казалось, что слюни у меня потекут сейчас от его рассказов обо мне.

Я помню свой первый день в этом бетонном подвале, обшитом изнутри фанерой, так ясно, словно он был вчера. В моей голове находились тысячи молоточков, которые одновременно изнутри стучали по затылку и обычное поднятие головы для осмотра помещения, в котором я находилась, превращалось в невыполнимую задачу. Я лежала с закрытыми глазами, и, положив прохладную ладонь себе на лоб, пыталась детально восстановить общую картинку вчерашнего вечера. Точно. Мы ведь собирались на вечернюю прогулку. Оставив собаку ждать меня в коридоре, я поцеловала мужа в колючую щеку. Я всегда так делала, даже если разлука не составляла больше десяти минут.

– Мы скоро вернемся, но ты будь умничкой, скучай изо всех сил.

– Я только и делаю, что скучаю по вам, – пробурчал он сонный из – под одеяла. – Мы категорически мало видимся. На этих выходных я организую корпоратив своим ребятам, без них я бы просто задохнулся от этих диких условий последних месяцев. А вот потом, обещаю, я весь ваш. Выпишу себе три дня выходных, щедро приправлю их премией, и мы поедем за город. Будем купаться в озере, жарить шашлыки и друг друга.

Я от души рассмеялась. Мой муж часто отвечал мне грубее, чем того требовала ситуация. Но это была часть его. А я любила его всего целиком и без остатка. Со всем скопом его плюсов и минусов.

– Дождаться уже не могу! – ответила я ему и запланировала на следующую неделю три дня за свой счет.

В конце концов, могу себе позволить. Моя зарплата в добрый десяток раз меньше, чем у мужа. Мы ничего не потеряем, если я вообще останусь дома и больше никогда не выйду на работу. Но журналистика – это моя душа. Моё призвание. Моя жизнь. Когда работа в радость, я готова на неё ходить даже за чай с печеньем.

Я уже обувалась в прихожей, когда он зачем – то вышел нас проводить.

– Солнц, мы вернемся через полчаса максимум, – сказала я ему тогда. – А ты прощаешься так, словно навсегда.

– Мне так мало тебя, родная, – ответил он и чмокнул меня в макушку. Он знал, что я люблю, когда он так делает. За эти десять лет он узнал обо мне всё. Иногда я даже с обидой говорила ему, что, наверное, сложно продолжать любить такую предсказуемую жену. Но он лишь загадочно улыбался.

И вот теперь я не могла понять, где же я нахожусь и почему здесь так холодно и душно. Я приложила обе ладони к вискам, запустив пальцы в волосы, словно так возможно было унять ноющую тупую боль и почувствовала на своей коже комки налипшей грязи. Тогда, наконец, я открыла глаза. Поначалу мне показалось, что это чья – то глупая шутка. Но кому могло понадобиться закрывать меня в коробке? Стены, пол и потолок были одного цвета. Цвета фанеры. Там, где должно было располагаться окно, был нарисован крест-накрест перечеркнутый квадрат, по периметру которого была криво наклеена светодиодная лента. Мне пришла в голову мысль, что это, наверное, грубая интерпретация дневного света.

Я лежала на толстом и мягком матрасе, укрытая легким белоснежным пледом. Под головой покоилась высокая пуховая подушка. На этом плюсы моего заточения заканчивались. Я перевернулась на спину и засунула руки в карманы своего комбинезона, в попытке нащупать телефон или ключи от дома. Но там было пусто. Ровно, как и в остальном. С пальцев моих рук пропали все кольца, кроме обручального, с ушей все серьги, а с шеи – золотая цепочка с крестиком, подарок мужа на моё совершеннолетие. В моей больной голове всё встало на свои места. Меня обокрали. Надо вставать и плестись домой, сдаваться мужу, пока он не сошел с ума от пропажи любимой женщины.

– Молли! – закричала я и вскочила на ноги. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и я едва удержалась на ногах.

– Молли!!! – звала я изо всех сил, пытаясь простучать стену в поисках двери.

Мой любимый маленький пес, моя верная девчонка, она не могла потеряться. Иначе как же ей искать дорогу домой? Паника подступала к горлу. Золото, телефон, ключи от квартиры – это всё сейчас было таким пустяком по сравнению с тем, что пропал мой любимый маленький товарищ.

– Молли! – кричала я, надрывая голос.

Спустя, казалось, целую вечность, где – то вдалеке раздался шорох, будто кто – то тихонько двигал щеколду на двери. Вслед за звуком, в сторону плавно уехала одна из фанерных стен. Как я и ожидала, за ней оказалась дверь, распахнутая настежь. На входе стоял человек высокого роста и больших размеров. Мне не было видно его лица в полумраке, но, на всякий случай, я отошла в самый дальний угол. Это глупо, ведь бежать из фанерной коробки мне было некуда, но инстинкт самосохранения кричал, что стоя как можно дальше от похитителя, у меня будет больше шансов спастись, если он допустит ошибку.

– Вы забрали всё ценное, что у меня было с собой, – я мысленно удивилась, откуда вообще у меня взялись силы заговорить первой с этим бугаем, поэтому продолжила еще тише и неуверенней, чем начала.

– Если нужно, вы можете потребовать у моего мужа выкуп в разумных пределах. Он заплатит за меня, я уверена. Не подходите ближе, пожалуйста, ведь я еще не видела вашего лица. Я не смогу вас опознать, а вы сможете меня отпустить.

– Анна, прекрати нести этот бред, – ответил он грудным баритоном. «Очень странно знакомый голос» – отметила я про себя, а вслух облегченно вздохнула.

– Я так и знала, вы похитили не ту девушку. Вам нужна не я. Моё имя Николь.

– Анна, я второй раз прошу тебя прекратить немедленно этот бред. После третьей просьбы я просто развернусь и уйду. До завтра ты пробудешь в одиночестве.

Не совершая ни малейшего движения, он продолжал стоять в тени, словно кукольное чучело, оставаясь неопознанным мной. В его тоне я не слышала никакой враждебности, только глубокое непрошибаемое спокойствие, поэтому я осмелилась продолжить разговор, а не замолчала, как он мне приказал. Ну, и еще потому, что мне хотелось пить, и я боялась, что он оставит меня тут в одиночестве умирать от жажды, если я не попытаюсь наладить с ним контакт прямо сейчас.

– Окей, вы можете называть меня так, как хочется вам. Но почему именно я? Я боюсь, что вряд ли смогу представлять для вас какой – либо интерес.

Я подбирала слова так осторожно, будто пробовала их на вкус. И это сработало. Он до сих пор не делал ни шага в мою сторону, но попытка выстроить диалог прошла удачно. Он откликнулся.

– Потому что я выбрал тебя. И ты нужна мне любой. Не имеет значения, излечимо это или нет. Я буду рядом.

Наш разговор начинал походить на сломанный телефон. Кто – то кого – то сейчас явно недопонимал. Либо моя ушибленная голова не усваивала информацию, либо этот человек напротив не в себе.

Я сделала еще полшага назад и спиной прижалась к теплой фанере, которой была обшита моя тюрьма со всех сторон. Страх оказался настолько силен, что меня потряхивало как при лихорадке. Я съёжилась, безуспешно пытаясь хоть немного успокоиться, и смотрела на него в упор, пытаясь осознать хоть что – то из происходящего.

Тысячи просмотренных фильмов в моей голове напоминали о том, что я должна знать, как необходимо вести себя, оказавшись в тех условиях, которые сейчас диктовались мне помимо моей воли и желания. Но, если кто – то когда – то прочтет мои записи, я хочу сказать, что вот именно ты, да – да, ты, никогда не сможешь предсказать, как поведешь себя в стрессовой ситуации, пока лично не окажешься в самом её эпицентре. Героини американских ужасов/триллеров/драм/трагедий вели себя нелогично настолько, насколько им велит сценарий. И всегда, глядя на них, я могла с уверенностью предсказать исход событий: "Дамочка, не кричи, этот идиот тебя услышит", или же "беги быстрее, не оглядывайся, это так просто", или "найди к нему подход, он взрослый ребенок, с ним так легко будет договориться".

Но вот сегодня, здесь и сейчас, главная героиня драмы – это я. И я смотрю в упор на смутно знакомый мне силуэт мощного бугая в дверях. А он смотрит на меня (или не на меня, мне отсюда не видно, он в тени). Мы находимся друг напротив друга и, чёрт его знает, что мне делать дальше.

Больше всего хотелось, чтобы сейчас кто – нибудь швырнул мне в лицо липким поп – корном и подсказал выход из сложившихся не в мою пользу обстоятельств.

Но вокруг не было ни единого зрителя. Только я, он и стены. Голые бетонные стены, обшитые фанерой с химическим запахом дерева.

– Анна, – позвал он.

Поскольку здесь больше не было людей, кроме нас с ним, я на всякий случай молча подняла голову и посмотрела на него.

– Я просто хочу сказать, что не нужно меня бояться. Я не знаю, помнишь ли ты меня, но я никогда не причинял тебя боли.

Я наклонила голову вниз и продолжила смотреть на него исподлобья, изредка смахивая с лица непослушный локон, который постоянно норовил упасть мне на глаза. Наверное, со стороны я выглядела, как загнанный зверь, ищущий всего один промах хищника, чтобы либо напасть самому, либо бежать как можно дальше отсюда. Внушительная фигура в дверях продолжала стоять без движения. А я нервно дергалась, меняя положение каждые несколько секунд. Внутри меня всё кипело от страха и злости. Единственное, чего мне сейчас хотелось – это пожить еще хоть минутку. Как ни странно, вся моя храбрость куда – то делась в тот момент, когда она была нужна мне так сильно. Я ждала чего угодно, лишь бы протянуть еще хоть одно мгновение и дождаться всего одного промаха с его стороны.

Он ждал моей реакции. Тишина больше не могла длиться вечно.

– То есть, ты похищаешь меня посреди ночи. Увозишь за тридевять земель от любимого мужа, выкидываешь за борт мою собаку и говоришь, что я должна тебя помнить? Ты кто вообще такой?

– Я твой муж, – ответил он практически шепотом и шагнул в мою тюрьму. Вместе с этим шагом с его лица ушла тень, и я его узнала в тот же момент, ведь мы были знакомы уже большую половину жизни. Я закрыла глаза и сползла по стенке вниз, чувствуя, как моя мягкая толстовка цепляется за мельчайшие опилки, торчащие из фанеры. Мне не хотелось верить своим глазам.

– Это шутка? Розыгрыш? – спросила я, ожидая оваций и взрыва хохота за дверью.

Но этого не произошло.

Он молчал. В его руках было ржавое ведро, которое сейчас он ставил за дверь, повернувшись ко мне спиной. Да, я знаю, что это был отличный шанс если не сбежать, то хотя бы попробовать. Но я была настолько шокирована, что упустила подходящий для побега момент.

– Твою мать. Что за нахрен ты творишь? У меня разбита голова, ты держишь меня в подвале… Ты осознаешь, что, когда я свалю отсюда, то тебе категорически не поздоровится? – закричала я, даже не пытаясь сдержать слезы бессилия и злости.

– Анна, – ответил он. – На этот раз я предусмотрел всё. Мы состаримся вместе. Обещаю.

Он поклонился так, как это обычно делают в театре, срывая аплодисменты, и покинул меня. Я осталась в окружении вонючих фанерных стен, импровизированной кровати и старого ведра, установленного в углу за дверью.

Арис. Мы все учились в одной школе. Я была в седьмом, когда он уже заканчивал десятый. Наша школа не была элитной, именно поэтому мы все были знакомы и знали друг друга в лицо. Мы все варились в одном огромном районном котле. Я училась там, где были намешаны дети из обычных семей со средним достатком, и дети со дна. Дети, которые кочевали из интерната в пропитую комнату в общаге родителей. И дети, изучавшие три иностранных языка по выходным. В моём классе, о чем я могу сказать с гордостью, не было никакого разделения на элиту и слои "снизу". Все вместе мы прогуливали уроки и курили за гаражами у школы, не рассчитываясь на группки по наличию денег и статуса родителей. Наш класс был семьей. Всё остальное – неважно.

Также, в нашем классе были те, кто успел повзрослеть раньше остальных. Эти двое сидели всегда вместе, потому что были неразлучны настолько, что даже ночевали друг у друга. Временами мы подхихикивали над этой их особенностью, но они хором отвечали, что эта жертва дана ими его величеству Искусству. Наличие штабелей девушек у каждого из них, было явным подтверждением тому, что вместе ребята только творят, а вытворяют они по отдельности. Отдельным ключом их объединяла ежевечерняя тусовка в гараже у Ариса. Того самого парня из десятого класса, своими формами напоминающего нам культуриста со стажем. С Арисом был знаком весь наш класс, благодаря этой неразлучной двойке, сидящей на третьем ряду, за четвертой партой.

– Малая, позови пацанов срочно, – иногда кричал мне Арис из толпы.

– Сам зови, если они тебе нужны. Я передавать ничего и никому не буду, – отвечала я ему, а он лишь улыбался такой улыбкой, определения которой в том возрасте в моём словарном запасе еще не было. Сейчас я бы назвала её плотоядной. В те времена у меня от неё где – то в животе сворачивался клубок, а по спине пробегал неприятный холод, как от морозного сквозняка. Эта схема повторялась столько раз, что мы оба со временем сократили её до максимально возможной.

– Малая, – кричал он мне.

– Не передатчик, – откликалась я.

Это было у нас вместо приветствия. Вместо общения. И вместо прощания.

Малая. Не. Передатчик.

Мы никогда не были с ним не то чтобы друзьями, мы даже не были официально знакомы. Я знала, что его зовут Арис и что каждые выходные он собирает всех друзей где – то на окраине поселка километрах в двадцати от города. В такой лесной глуши, где случись что, концов не бы нашел никто.

Картинка в моей голове сложилась.

Я поняла, где находилась сейчас.

– Не передатчик!!! – закричала я, глядя вверх.

– Не передатчик, мать твою за ногу!!! – повторила я так громко, как только смогли выдержать мои связки.

Почти целую вечность ответом мне была лишь тишина.

А потом раздался знакомый скрежет открываемой двери.

На пороге появился Арис.

– Малая моя, – прошептал он с такой любовью в голосе, что я даже прибрала ноги на постель от неожиданности.

– Будешь насиловать двадцать пять раз в день, пока я не растянусь до размеров коридора? – спросила я, придав своему тону максимум вызова, и посмотрела ему прямо в глаза (вернее туда, где они должны были находиться по моим расчетам, ведь в тени мне не было видно ровным счетом ничего, кроме того, что парень колоссальной комплекции).

– Не вижу смысла.

– Я не привлекаю тебя? – продолжала я держать планку.

– Более чем, Анна. Иначе бы я никогда не женился на тебе.

– Тогда в чем же дело? Я твоя пленница. Тебе не нужен выкуп за меня. Ты ничего не хочешь получить взамен моей свободы. Получается, что я нужна тебе для удовлетворения твоих мужских потребностей. Давай, что же тебя останавливает?

Арис аккуратно закрыл за собой дверь и подошел ко мне. Он наклонился настолько близко к моему лицу, что я смогла разглядеть цвет его глаз. Такой серо – зеленый, как море в часы шторма. Он молчал. И не двигался. Он не отводил взгляд от меня. А я сидела, всё так же подобрав колени к подбородку. Минуту назад я хотела сорвать с себя одежду и швырнуть ему в лицо, как знак того, что мне плевать на последствия. И что я предпочту смерть насилию. Но его ледяное спокойствие сбило меня с толку. Я замолчала. И он предпочел молчать тоже.

Казалось, прошла еще одна вечность, прежде чем он заговорил.

– Ты всё сказала, Анна?

– Да, – ответила я внезапно охрипшим голосом.

– Готова выслушать меня?

Я посчитала, что он обойдется простым кивком с моей стороны и не стала отвечать на его вопрос.

– Я не притронусь к тебе и пальцем, пока ты сама не попросишь меня об этом.

– Никогда.

– Ты любишь меня. Просто сейчас ты больна и помнишь только то, что хочется помнить тебе. Мне нужно всего лишь помочь тебе разбудить те, другие, воспоминания.

– Никогда тебя не было в моей жизни, Арис. Меня зовут Николь. И тебе это прекрасно известно еще со школы. Хватит называть меня чужим именем и пытаться заставить проживать чужую жизнь.

– Наш разговор идет по спирали. Достаточно. Ты дома, Анна. И я этому очень рад. Приходи в себя потихоньку. Если тебе что-то нужно, то ты только скажи. Я всё принесу и сегодня больше не побеспокою тебя.

– Ключи от двери мне принеси. Или телефон, – ответила я беззлобно. Голова гудела, и только сейчас, когда адреналин в крови начал спадать, я почувствовала смертельную усталость.

– Здесь нет связи, ты никому не сможешь позвонить. И идти отсюда некуда. Со всех сторон лес. В этом году особенно много волков, ты просто не пройдёшь одна почти четверть сотни километров. Что – то еще?

– Пить хочу. Лекарство от головы. И еще иногда я пользуюсь туалетом.

Он молча протянул мне пластиковый стакан с водой и серую таблетку на ладони, а на последнюю просьбу указал на ведро, установленное за дверью.

– Откуда ты знал? – удивилась я, аккуратно забирая у него стакан двумя пальчиками, стараясь не дотронуться до его ладони. Было страшно. Я не знала, что происходит у него в голове.

– Ты моя любимая женщина. Я знаю о тебе всё, – прошептал он так ласково, что я едва сдержала рвотный позыв и нервно вздрогнула. Этот жест не остался незамеченным им, но Арис предпочел промолчать.

Я отвернулась лицом к стене, чтобы проглотить маленькую круглую таблетку, которую он принес. На самом деле мне было абсолютно безразлично, что же я сейчас выпила. Находиться в плену у человека, чьи намерения туманны, как воздух в минус сорок, более чем опасно и наилучший выход из этого положения – сдохнуть как можно скорее. На всякий случай. Пока он не начал меня пытать, ставить на мне опыты или же насиловать ежечасно и ежедневно без выходных. Кстати, последнее было для меня самым страшным. Я перебрала в голове все варианты, что может сделать огромный гориллоподобный Арис с такой маленькой пятидесятикилограммовой мной. И пережить насилие от него или же его друзей представилось мне самым кошмарным ужасом, справиться с которым я не смогла бы, даже приложив к этому все свои силы.

Он давно вышел из моего нового обиталища, а я всё сидела и думала о том, как такое вообще могло произойти и почему же это произошло именно со мной.

В школе Арис казался мне бесподобно прекрасным. И не только мне одной. В него были влюблены все старшеклассницы. Но он не останавливался на единственной, перебирая всех подряд, до кого только мог дотянуться. Я не могу сказать, что он перепробовал всех девчонок нашей школы, но побывать на знаменитой даче Ариса считалось почётным. После этого девчонки делились подробностями друг с другом, а их неприглашенные подружки тихо завидовали тем, кто весело провел выходные на тусовке у Ариса. Сам он называл большой двухэтажный дом за городом "вилла" и говорил, что она принадлежит ему, а не его родителям. Тогда это казалось естественным, а сейчас, в свои почти 30, я уже понимала, что вряд ли семнадцатилетнему ребенку подарят на день рождения дом за городом.

Но факт оставался фактом. На "вилле" Ариса тусовки продолжались с вечера пятницы до утра воскресенья каждую неделю. И наличие повышенного дружелюбия не было его единственным достоинством.

Этот парень был талантлив настолько, насколько позволял быть талантливым наш небольшой провинциальный городок. Мои одноклассники были одними из тех немногочисленных его союзников, кто дружил с ним по призыву совместного творчества. Один из них играл на бас-гитаре, а второй писал неплохие тексты. Да, Арис был еще и барабанщиком в собственной рок-группе, основателем которой он стал около пятнадцати лет тому назад. Поскольку мы с ним никогда не общались более, чем двумя фразами на перемене, я не знаю, почему он вдруг решил, что хочет создать музыкальную группу. Тем не менее, в кратчайшие сроки она была создана, и, ребята начали усердно репетировать. Начиная свою карьеру в гараже у Ариса, сейчас они были неизменными гостями любого городского праздника. Не раз я, освещая события прошедших выходных, писала о том, как тепло публика принимает наших местных музыкантов и о том, на каком высоком уровне ребята делают своё дело. Каждый раз, стоя с планшетом у сцены, я наблюдала, как пищат девчонки при виде Ариса. С такой любовью наша прекрасная половина горожан не встречала даже столичного сладкоголосого паренька, которого сейчас не знает разве что табурет.

Арис, лучезарная гора рельефных мышц, всегда выступал в тонкой футболке, которая выгодно подчеркивала каждый изгиб его мощного тела. Между песнями он щедро обливался водой из полуторалитровой бутылки и остатки воды неизменно выливал на барабаны. Всю оставшуюся часть выступления переливающиеся в свете софитов брызги красиво разлетались по сторонам, а напряженный бицепс барабанщика играл под мокрой футболкой в такт мелодии. Срывая бурные овации, Арис предпочитал не оставаться на сцене, а броситься в самый центр толпы, чтобы обниматься с сегодняшними школьницами и делать красивые фотографии, от которых те получали кучу восторженных отзывов в соцсетях и массу положительных отметок. Никто и никогда не видел Ариса на фотографии без фирменной широкой улыбки аля Монро, от которой лично у меня уже сводило скулы. Я не знаю, каким образом ему удавалось быть всеобщим любимцем, но с этой ролью Арис справлялся блестяще. Это был единственный человек среди всех моих знакомых, о котором я никогда не слышала никакой информации, кроме той, что всплывала в сети как будто мельком. Я, как журналист, считаю, что он умело манипулировал массами, проговаривая вслух исключительно те вещи, которые люди хотели слышать. Не удивительно, что армия его поклонниц росла вместе с ажиотажем, который вечно сопровождал эту группу. Он никогда не оставлял без внимания ни одну из своих фанаток и каждая из них могла с уверенностью заявить, что знает об Арисе всё, настолько открытым и жизнерадостным он был с каждой из них. Своим позитивом он заражал воздушно – капельным путём и мгновенно становился центром любой компании.

Лично я не знала о нем ничего, кроме того, что этот парень умеет делать настоящее шоу даже в нашем среднестатистическом городке. Иногда главредша упоминала о том, что неплохо бы взять интервью у нашего знаменитого местного барабанщика, но на этом все разговоры заканчивались. Мы не виделись после школы ни разу, не считая открытых концертов, на которых мы оба были заняты работой и даже не считали нужным поздороваться.

Именно поэтому сейчас я была настолько удивлена, что на время забыла про страх. Честно, я не ожидала, что мечта подростков нашего города вдруг способен на преступление. Сейчас я уже абсолютно не сомневалась, что это именно он следил за мной последние месяцы на серебристом Солярисе. Методично собирал обо мне информацию, обрабатывал её здесь, на "вилле", заколачивая вонючими фанерными листами бетонные стены, чтобы никто не услышал, как я зову на помощь. Это не спонтанное похищение. Он готовился. Он узнал и запомнил каждый мой шаг, чтобы потом так легко похитить меня. Оставался единственный вопрос: зачем ему это нужно?

– Арис! – позвала я его.

Ни в одном просмотренном мною фильме жертва не вела себя так подобным образом. Я казалась сама себе ненормальной. Но ведь и ни в одном фильме я не видела, чтобы похитителем был любимчик всего города, человек с самой положительной репутацией и, ко всему, неравнодушный к своей жертве. Похоже, что он не собирался пока меня насиловать или убивать. А значит, можно было попробовать вести с ним переговоры.

На данный момент мой сырой план заключался в том, чтобы немного притупить его внимание и смотать удочки с этой чёртовой "виллы", мечты всех моих скудоумных одноклассниц. А там уже если меня не съедят волки, то пускай с этим рьяным парнишкой разбирается мой муж и полиция. Хотя… лучше муж. За меня он его в пол вкатает и скажет, что никогда не видел.

– Арис!!! – я еще раз позвала гориллоподобного.

Но он не откликался.

Позлившись и повздыхав от собственного бессилия, намотав пару кругов по комнате, я, наконец, смогла хоть немного успокоиться и тут же почувствовала, что бесконечно устала. Этот день был чрезвычайно долгим. Рухнув на продавленный матрас, который должен был стать мне кроватью на ближайшее неопределенное время, и немного поворочавшись, чтобы привыкнуть к жестким пружинам, я подтянула колени к подбородку. От пледа пахло каким – то животным. От запаха на глазах выступали слезы. Но усталость оказалась сильнее меня. Через мгновение я уже провалилась в сон без снов.

* * *

Проснулась я от того, что мне стало сложно дышать. Обычно у себя дома я прекрасно понимала, что это мой любимый Мужчина снова улегся ко мне на плечо, крепко обняв двумя руками. Но в сегодняшних обстоятельствах расслабиться было невозможно, поэтому моё подсознание прекрасно помнило о том, где же я нахожусь. Я открыла глаза и закричала от страха. Гориллоподобный спал рядышком со мной, обняв меня так, как это обычно делал мой Мужчина. Я попыталась выбраться из – под его руки, но во сне он притянул меня ближе и поцеловал в висок. От его мокрых губ у меня по телу прокатилась ледяная волна омерзения, и я почувствовала, что через минуту меня вывернет наизнанку. Не придумав ничего получше, я громко и пронзительно завизжала.

– Анна?

Арис приподнял голову с подушки и, сонно прищурившись, посмотрел на меня.

– Что случилось?

Я чувствовала, что моё лицо находится под воздействием неконтролируемой гримасы отвращения. Но не прилагала никаких усилий, чтобы выглядеть чуть более милой. Да и кому здесь это нужно? Это ведь не я похитила его и держу здесь, в сыром полумраке ледяного подвала.

– Какого чёрта? – завопила я. – Мы так не договаривались! Пошел вон из моей кровати!

Не вполне отдавая себе отчет в собственных действиях, я забралась на подушку и одной ногой пинала Ариса в бок, чтобы он понял всю серьезность моих намерений. Его железобетонное тело никоим образом не трогали мои слабые толчки, к которым я, тем не менее, прилагала все свои усилия. Он по – прежнему лежал под теплым пледом, натянув его до подбородка.

– Ты там голый что ли?

Меня передернуло от того, что я себе представила.

– Нет, я в трусах, – ответил он и откинул с себя плед, предъявив мне своё тело.

– Пошел вон, – процедила я, стараясь случайно не дотронуться до него.

– Анна, ты ведешь себя отвратительно. Я не знаю, что мне нужно сделать для того, чтобы ты вспомнила меня. Вспомнила, как безумно мы любим друг друга. Как счастливы были мы с тобой. Я верю, что всё еще можно вернуть. И я приложу к этому все силы. Да, мы потеряли нашего ребенка. Но это не конец. Не будь такой холодной. Мне тоже больно. Но я рядом с тобой и пытаюсь вложить в тебя всего себя, лишь бы ты смогла с этим справиться.

– Какого еще ребенка, Арис? Что, вообще, здесь происходит?

Я ждала ответа. Но он молчал, не желая мне отвечать или же просто не зная ответов на мои вопросы.

– Обещай мне, что выпустишь меня отсюда, – попросила я, заранее зная его ответ.

– Никогда.

Он отвернулся к стене, намереваясь спать дальше, а я стала прикидывать расстояние до двери и время, которое мне понадобится, чтобы добежать до туда.

Я смотрела на затылок Ариса. У него были достаточно длинные для парня волосы, но недостаточно длинные для того, чтобы убирать их в хвост. В обычной жизни он укладывал их красивой волной набок и часто во время концертов взмахивал головой, чтобы челка не мешала играть. Его стрижку перенимали многие подростки. Я знала об этом, потому что часто брала идеи для своих статей в стенах школ, там, где энергия кипит через край. Там, где в головах подростков можно найти что – то чистое и свежее, незамыленное годами и поколениями. Именно поэтому я точно знала, что большая часть ребят носила стрижку "под Ариса". Нужно было признать, что этот парень умел увлечь за собой толпу.

Сейчас его волосы казались совсем темными в полумраке подвала. Они спутались и совершенно не смотрелись так дорого, как в любой обыкновенный день. Я смотрела на него и ждала, когда же он уснет, чтобы я смогла прокрасться к двери на разведку. Нет, я не собиралась совершать глупостей и бежать в первый же день. Мой опыт общения с самыми разношерстными людьми и небольшой онлайн-курс от одного известного столичного университета дали мне понимание азов психологии. Я знала, что сейчас Арис держит меня на коротком поводке. Шаг влево, шаг вправо и, возможно, у меня больше долго не будет шанса на побег. Надолго. Если не навсегда. Я была не из тех, кто упускает возможности. Именно поэтому я четко была уверена, что мне нужно время. Как можно больше времени, за которое я успею притупить его внимательность, и он чуть ослабит вожжи. Или время, за которое мой муж сделает гигантский скачок в моих поисках. В идеале мой побег виделся мне таким образом: я бегу по первому снегу босиком, стирая ступни в кровь, где – то вдалеке мне слышится голос Ариса: "Анна, тебе не удастся бежать!!!", я ускоряю темп, поскальзываюсь и падаю в руки любимого Мужчины, который выскакивает из – за деревьев с криками: "Николь, это действительно ты?!" и мимо нас короткими перебежками движется ОМОН. Ну, и, конечно, за ними Велька с фотографом и диктофоном, в который она громко шепчет: "Операция по освобождению Николь переходит в кульминационную фазу…" – и дальше я уже ничего не слышу, поскольку она отдаляется от нас.

Я смотрела на затылок Ариса и не понимала, каким образом похититель может так вольготно вести себя с жертвой. Неужели он не боится, что я могу напасть со спины и ударить его чем – то тяжелым, например, обломком фанеры, который я могу потихоньку оторвать от стены (ха-ха, смешно, я не смогу даже просто отогнуть его от стены со своими силами). Или связать трос из наволочки и придушить его.

– Соберешься бежать, возьми ключ у меня в трусах во внутреннем кармашке, – пробормотал он, не поворачивая головы так, что я даже вздрогнула от неожиданности. Неужели он слышит мои мысли?

– Ты не видела, но там помимо обычного замка еще есть кодовый шифр из шести рандомных цифр. Мне сейчас лень вставать, но потом я тебе обязательно покажу.

– Код покажешь? – спросила я с надеждой.

– Нет, покажу, что там действительно такой замок. Не хочу, чтобы ты не воспринимала меня всерьез. Мне это неприятно.

– Зачем ты говоришь мне всё это?

– Затем, что если ты сейчас убьешь меня, это маловероятно, конечно же, но всё же предположим, что это действительно возможно, то останешься здесь наедине с моим трупом умирать. Это будет мучительная смерть, я тебе гарантирую. А код ты не подберешь. После двадцатой попытки подряд, замок автоматом блокируется. Будешь пробовать сейчас? Если да, то здесь мы умрем вместе, ключа у меня нет.

Я была ошарашена. Чувство того, что человек, которого я вижу впервые настолько близко, прочел мои мысли, не оставляло меня.

– Анна, время 6 утра. Ложись спать. У меня выходной, я хочу провести его с тобой, – сказал он ласково и повернулся лицом ко мне.

Я всё так же, не двигаясь, сидела на подушке. Я не знала, чего мне ожидать от него, поэтому старалась держаться далеко настолько, насколько мне это позволяло пространство моей двухметровой подвальной комнатки.

Я не уверена, сколько часов прошло с тех пор, как я пересела в дальний угол подвала в ожидании, когда этот гориллоподобный выспится и, наконец, уйдет к себе наверх. Для меня каждый момент, проведенный в его обществе, становился вечностью. Он же, наоборот, тянулся ко мне и старался проводить со мной максимально много времени.

Такими были мои первые дни пребывания в заточении.

Тогда еще я была наивной, строила планы побега и мечтала о спасении. Была уверена, что мой любимый Мужчина меня ищет и обязательно найдет. Скучала по нему точно так же безумно, как безумно ненавидела Ариса. Боялась ли я его? Мне странно ответить на этот вопрос даже самой себе. Наверное, чувство ненависти было таким всепоглощающим, что чувство страха и близко не могло сравниться с ним в силе. Арис был мне омерзителен до кровавой рвоты. В прошлой своей жизни я боялась две вещи: клоунов и лягушек. Прикоснуться к ним сейчас мне было бы приятнее, чем к Арису. Он же, наоборот, всегда старался приобнять меня, погладить по руке, прикоснуться губами к макушке. Для меня это было равносильно мучительной смерти. Вернее, я предпочла бы её, лишь бы больше никогда не видеть Ариса.

Помню, как однажды я попыталась устроить забастовку. Я игнорировала Ариса абсолютно. Я не смотрела в его сторону, не ела то, что он мне приносил, и молчанием отказывалась от воды. Я не отвечала на его вопросы. Не отвечала на его предложения. Не отвечала смехом на его шутки (хотя, это было сложно, признаю, что шутки Ариса были по-настоящему смешными), в – общем, делала всё, чтобы выглядеть независимой и глубоко оскорбленной. Но я не учла одного… Преимущества здесь были не на моей стороне. В один прекрасный день Арис пропал. Его не было один день. Второй. Содержимым моего ведра пропахло всё подвальное помещение. Каждый вдох вызывал приступ слёз от той вони, выбраться за пределы которой у меня не было никакой возможности. Я пыталась дышать через рукав своей толстовки, но это помогало очень слабо, поскольку комната размером в несколько квадратов пропахла насквозь. В том числе, и моя одежда. И мои волосы. Задохнуться от запаха собственного дерьма представлялось мне смертью худшей, нежели от прикосновения Ариса. По истечении первых же суток его отсутствия я поняла, что страшно хочу пить. У меня пересохло в горле так, что каждый вдох (свежайшего сортирного аромата) превращался в испытание еще и благодаря тому, что глотка была будто пересыпана песком.

– Как на лучших пляжах Бора-Бора, – ворчала я полушепотом, ворочаясь на матрасе и пытаясь выбрать лучшее положение, из которого вонять будет меньше всего.

Моего воинственного настроя хватило ровно на два дня.

– Арис! – позвала я. Пересохшиесвязки выдали какой – то скрежет вместо крика, но я знала, что он меня услышит, если ему это будет нужно.

– Арис! Я готова к перемирию! – закричала я хрипло, ожидая, что вот – вот услышу знакомый шорох. Но вместо ответа я слышала лишь гробовую тишину. Он не пришел. Полагаю, что там, за дверью, он торжествовал, слыша, как я хриплю его имя. Но теперь он, а не я, поставил меня в игнор и делал вид, что меня больше нет.

Это продлилось несколько часов. И эти часы были самыми страшными в моей жизни. На тот момент я серьезно поверила в то, что Арис бросил меня здесь умирать. Я лежала на полу, свернувшись в клубок, и думала о том, как же страшно умереть вот так. Всеми забытой и брошенной в одиночестве. Среди собственных испражнений. От жажды. Я вспоминала, как нелепо прожила свою жизнь. О чем я сейчас могла вспомнить? О том, что работала, как ишак, без праздников и выходных? И что мне дала эта работа? Где мои заслуженные миллионы? Вместо сверхурочных я могла бы хоть постараться быть примерной женой. О чем же еще я могла вспоминать сейчас? О том, что ругалась с Любимым Мужчиной из – за пустяков? О том, что могла сделать его самым счастливым человеком на свете, а вместо этого своими скандалами едва не довела до развода? Сколько раз я хотела от него уйти? Сколько раз он говорил, что проще разойтись, чем жить вот так, как живем мы? Сколько раз я могла поступить так, а не иначе, чтобы не жалеть об этом на пороге своей смерти?

Подо мной уже была неприличных размеров лужа из слез, когда вдруг за дверью раздался шорох. Я вскочила и села спиной к стене, подобрав колени к лицу. Над моей головой находилось нарисованное окно. Я специально села таким образом, чтобы Арис не видел моего красного и опухшего от слез лица. Но он не обратил на меня никакого внимания. В первую очередь он вынес ведро и где – то там наверху включил вытяжку, чтобы проветрить моё помещение. Это у него заняло чуть более пяти минут, после чего он подошел ко мне с пластиковой бутылкой и парой стаканчиков в руках.

– Пить будешь? – спросил он, как ни в чем не бывало, чуть громче, чем обычно, чтобы перекричать шум вытяжки.

Я кивнула, глядя как он наливает мне воды. Предательски дрожащей рукой я взяла у него стаканчик и, не в силах бороться с животными инстинктами, шумно выпила его содержимое, естественно, облившись по самые пятки.

– Анна, я попрошу тебя больше не вынуждать меня применять крайние меры, – предложил он спокойным тоном, наливая мне еще воды.

Я снова кивнула ему и даже попыталась улыбнуться. Урок был мной усвоен.

* * *

Прошло немало времени с тех пор, как я стала Анной.

Но до сих пор я удивлялась по – прежнему.

Во – первых, ему не нужно было от меня ровным счетом ничего. Он просто жил со мной так, как это делал раньше мой любимый Мужчина в прошлой жизни. Арис делил со мной кровать, ужин и впечатления. Он не приставал ко мне, не распускал руки и не ждал от меня ничего взамен.

Во – вторых, он не требовал выкуп за меня. Во всяком случае, когда я начинала поднимать тему о том, что мой Муж готов заплатить за меня большие деньги, Арис только громко хохотал. "Ты как Малыш из Карлсона, стоишь сто тысяч миллионов" – говорил он мне. Я не понимала, что он имеет в виду, а он отвечал, что невозможно требовать выкуп у себя самого. Либо этот человек был болен и считал себя моим мужем, либо была больна я, поскольку временами его убедительность принимала вселенские масштабы.

– Ты говорил, что я могу просить всё, что угодно в пределах разумного, так? – спросила я его однажды.

– Да, всё верно, – ответил Арис, не поднимая головы.

Сегодня он пришел ко мне с ноутбуком. Я была рада видеть его с такой важной вещью в руках, но он сразу остановил мой порыв, пояснив, что на нём ничего не установлено. Единственное, что может эта машина – крутить фильмы. Арис старательно не давал мне ни малейшей надежды на побег, обрубая каждую из сотен моих гениальных идей еще в зародыше. Всё чаще мне казалось, что он читает мои мысли. Он предугадывал каждый мой следующий шаг. Арис уже знал всё то, о чем я могла подумать, и предусмотрительно притормаживал меня, делая такой жест ладонью, будто он регулировщик на дороге.

– Окей. Я не смогу огреть тебя сандаликом по макушке и отправить послание на волю, пока ты будешь в отключке. Зачем ты тогда принес сюда эту шайтан – машину? Подразнить меня, что у тебя есть связь с внешним миром, а я вынуждена здесь покрываться плесенью в чертовом подвале? – проворчала я, на всякий случай, отходя к противоположной стене. Кто знает, что в голове у этого маньяка.

Но он не захотел мне отвечать. Я села на пол напротив него и наблюдала, как он водит указательным пальцем по тачпаду, настраивая что – то, чего мне не было видно из – за открытой крышки.

Сегодня Арис был в летнем настроении. На нем были джинсовые шорты по колено и серая футболка, как – будто немного растянутая. Я снова засмотрелась на него. Как же он хорош. Если бы на моем месте была любая другая девушка, у неё вполне мог бы развиться стокгольмский синдром. Хорошо, что я не любая. Я не умею любить. Мой Мужчина – единственное исключение.

– Так что ты хотела у меня попросить? – Арис выглянул из – за экрана и вопросительно приподнял брови, ожидая мой ответ.

– У меня тут есть некоторые женские потребности, которые мне не хотелось бы тебе озвучивать. Я тебе их могу набрать на клавиатуре. И еще мне нужна большая пачка влажных салфеток, хотя я бы не отказалась от пристроенной к моей комнате небольшой ванны.

– Я не подпущу тебя к ноуту, но принесу карандаш и лист бумаги. Утром отдашь мне список, вечером после работы занесу тебе все необходимости, – ответил он, полностью проигнорировав мою просьбу.

– Ты уходишь на работу? – я была удивлена. Обычно он дни напролет проводил вместе со мной в заточении. Словно он закрыл здесь не только меня, но и себя.

– Да, мне нужно сдать материалы.

– Анализы что ли? – уточнила я на всякий случай.

– Нет, я на фрилансе. Сейчас у меня заказ в нашем городе. Нужно подъехать к заказчикам в офис и на месте потестить программку, на их оборудовании. Не могу подключиться удаленно. Ошибку выдает.

Арис говорил задумчиво. Я видела, что он очень озабочен тем, что его работа не удалась.

Мысленно я поаплодировала своей удаче, ведь если Ариса целый день не будет на "вилле", значит, в моем распоряжении окажутся практически 12 часов для того, чтобы осмотреться здесь без опасения быть застигнутой врасплох и попытаться найти хоть что – то более – менее полезное. Подкоп. Взлом двери. Разлом потолка. Всё, что угодно.

– Анна, ты не сможешь выбраться отсюда, – вполголоса сказал он, снова ответив на мои мысли. – Это просто подвал. Тут бетонные стены и узенькое окошко вентиляции. Оставь свои попытки бежать.

– Я не Анна, – ответила я машинально.

Я знала, что он раздражается, когда я отвергаю его легенду, но порой ничего не могла с собой поделать. В конце концов, какой бы человек смог спокойно отзываться на чужое имя, когда его 28 лет звали совсем иначе.

– Принеси мне мой паспорт, – решила я ему устроить очередную проверку. – Покажи мне документ, в котором написано, что меня зовут Анна, и что я являюсь твоей женой.

– У меня его нет, – Арис отложил ноут в сторону и, чуть наклонившись вперед, внимательно посмотрел мне в глаза.

Я, постаравшись не менять выражения лица, спокойно поднялась с пола и подошла к двери.

– Открывай.

– Обратно в психиатрию пойдешь? – спросил он.

– У тебя нет задокументированных фактов того, что я действительно твоя жена. Почему я должна верить тебе на слово? Я тебя вижу впервые в жизни. Я тоже могу выкрасть первого попавшегося человека и внушать ему, что он родной брат самого Сатаны и пришел в этот мир, чтобы избавить нас от зла. И ты думаешь, этот человек поверит мне и пойдет убивать всех подряд, кто хоть немного покажется ему подходящим под категорию зла?

– Анна, ты пускаешься в дебри. Я устал тебе повторять одно и то же. Мне не нужно, чтобы ты мне верила. Мне нужно, чтобы ты меня вспомнила. Я принес тебе сегодня один фильм в тему. Он об амнезии. Посмотрим вместе?

– Я хочу, чтобы ты ушел отсюда и оставил меня одну.

– Милая, если я принесу тебе твой паспорт, ты попытаешься быть со мной хоть немного ласковее?

Это была проверка. Я чувствовала кожей, как он ожидает моей реакции.

– И свой. Там тоже должна стоять печать о заключении брака с некоей Анной.

– С тобой, – поправил он меня.

Я была уверена, что с этой задачей он не справится, поэтому спокойно кивнула, отвечая на его предыдущий вопрос.

– Да, я попытаюсь.

– Но мне нужно время. Твои документы так и остались лежать в закрытом шкафчике в психиатрии. Я не успел забрать оттуда твои личные вещи.

– Два дня, – поставила я ему условие.

– Мне хватит одного.

Я вернулась к противоположной стене и уселась на пол. Арис знал, что мне удобно сидеть на полу, ведь на нем я занимаюсь йогой и физическими упражнениями, поэтому давно застелил мне пол татами, чтобы я не простудилась. Забота. Это было то самое, что удивляло меня больше всего в нем. Странное похищение, странный похититель. Признаюсь, что порой я действительно начинала думать о том, что, быть может, он говорит мне правду. Быть может я действительно Анна, мозг которой придумал счастливую семейную жизнь с Любимым Мужчиной, чтобы заглушить боль от реальной жизни.

Я всегда была любознательным человеком. Время от времени мне хотелось заниматься чем – то принципиально новым. Таким, чем я не занималась никогда раньше. Во время одного из приступов желания новизны, я познакомилась с хиромантией. Потом с курсами кройки и шитья. С парикмахерским искусством. И с курсами психологии в том числе. Я читала много историй о том, как человеческое сознание выдавало свои фантазии за реальность в те моменты, когда сложившаяся ситуация оказывалась сильнее человека. Проще поверить в свои мечты, чем в то, что ад, который происходит здесь и сейчас реален. Нет, я не получила диплом доктора психологических наук. Я просто прослушала курс лекций онлайн от одного известного университета исключительно потому, что мне было интересно. Да, в общем – то, у меня и профессия из тех, что подразумевают разностороннюю грамотность. Поэтому я могу выражать свои мысли немного сумбурно и не научно, но сама суть мне ясна.

– Ты не ответила, посмотрим вместе кино? – спросил Арис.

А я и не заметила за ходом своих размышлений, что он давно уже наблюдает за мной.

– Как называется?

– Клятва. Там Ченинг Татум в главной роли.

– Вот кстати на него ты и похож, – непонятно для чего сказала я это вслух.

Арис улыбнулся.

– Ты уже становишься теплее ко мне.

– Я хотела сказать, что весьма отдаленно. Такой же громила, – попыталась я исправиться, но это его уже не тронуло. Он захотел услышать только первую фразу.

Его предложением стало заказать роллы и открыть бутылочку вина.

– Под мелодраму замечательно пойдет, – аргументировал он.

– У нас свидание? – скривилась я.

– А почему бы и нет? – снова улыбнулся он.

– Потому что, мать твою, я уже которую неделю сижу в этом грязном подвале и обрастаю плесенью. Потому что за это время ты еще ни разу не предложил мне посетить ванну, при этом каждый раз упоминая о том, что это мой дом. Как я могу находиться у себя дома и не иметь возможности принять ванну?

Арис ничего не ответил. Он обладал прекрасной чертой характера, которой, к сожалению, не обладал мой Любимый Мужчина. Спокойствие и стрессоустойчивость. Он постоянно находился в равновесии. Мне было категорически сложно вывести его из себя, только если я не начинала упираться в собственной точке зрения, в частности, что я Николь и точка. Что я хочу домой к мужу. Эти фразы для Ариса были неприемлемы. После любой из них я могла ожидать от него чего угодно.

Мой Мужчина же, наоборот, был взрывным. Наша семья представляла из себя ядерную смесь под высоким напряжением. Мы не расслаблялись ни на мгновение. Если мы ссорились, то грубо и нецензурно. С битой посудой. С телефонами о стену. С пощечинами. Так, словно эта ссора готова была стать точкой в наших отношениях. И мирились мы тоже грубо. С криками, не уступающими по уровню децибелов нашему скандалу. На подоконнике. На столе. На тумбе в прихожей. Мирились там, где застало нас осознание глупости скандала. Я злилась и уходила напиваться в бар. Он злился и сбегал в сауну с друзьями. Приползали домой мы оба в состоянии березовых чурбанков. И, бывало, мирились прямо в лифте. Или в туалете бара, того самого, где Мой Мужчина находил меня с бутылкой коньяка и флиртующей с барменом. Я любила его. И люблю. Я знаю, что это взаимно. Мы с ним такие одинаковые, словно сделаны из одного материала. Две половинки одного целого.

Вся наша жизнь – это ожидание очередного взрыва. Но, как ни странно, нас обоих это устраивало. Мы десять лет вместе, и он знал мой характер еще до того, как сделал мне предложение. Точно так же, как и я знала его, когда давала положительный ответ в государственном учреждении. Он был груб. Часто пьян, ведь элитный алкоголь был его главной зависимостью. После меня, естественно. Но он никогда не позволял себе перебрать. Никогда. В подвыпившем состоянии он превращался в ласкового и нежного котика. Он не выпускал меня из рук, постоянно целовал и мог дышать ароматом моих волос всё то время, что я, например, мыла посуду или занималась другими домашними делами. В такие моменты он был безумно влюблен в меня, он сходил с ума по мне и пьянел еще сильнее только оттого, что я находилась с ним рядом.

Часто я смеялась, перефразируя монолог из некогда популярного романа про вампиров:

– Я твой личный сорт двадцативосьмилетнего коньяка?

А он прижимал меня к себе еще сильнее, чем обычно, и целовал так сильно, словно боялся потерять.

– Пять звезд, – отвечал он мне неизменно.

Сейчас я сопоставляла факты и думала о том, что лично я не видела ни разу такой семьи, как наша. Да, люди ссорятся и мирятся. Но спустя 10 лет брака семейная жизнь устаканивается и входит в спокойное русло. Невозможно так долго сохранять такую страсть, как у нас. Быть может, есть такие единичные случаи, но почему именно наша семья должна была стать таким единичным случаем? Где гарантии, что из всех пар именно мы выделились так особенно? Быть может, действительно, желание именно такой семьи и сыграло с моим восприятием реальности злую шутку? Ни один мужчина не может быть счастливым, живя в постоянном ожидании очередного скандала со стороны благоверной.

За дверью раздался знакомый шорох, и я, по привычке, отошла к противоположной стене.

Арис вернулся с двумя большими белоснежными коробками и бутылкой вина.

– Принес твое любимое, – прокомментировал он.

Я взглянула на бутылку и тут же воскликнула, не сумев скрыть радость от его промаха:

– Вот здесь ты проходишь мимо! Я вообще не употребляю красное вино ни в каком виде, потому что знаю вкус настоящего красного вина и всю ту химозу, что разливают в бутылки, я на дух не переношу. Я пью исключительно белое вино. Потому что никогда не пробовала настоящее белое вино.

– Я знаю, – кивнул Арис.

Я внимательно наблюдала за его мимикой и с уверенностью могу сказать, что ни один мускул не дрогнул, словно он действительно уже сто раз слышал эту историю, а я вновь пыталась повторить ему очевидные вещи.

– Тогда зачем принес?

– Это вино мы привезли с тобой из Испании. Тебе подали его в ресторане, как комплимент, и ты решила не обижать испанцев и сделать буквально один глоток. В тот день мы напились с тобой до беспамятства и пошли ночью на пляж. Мы смотрели на звезды и обнаженные плавали в море.

Отчего – то по спине у меня бежал холодок. Было подозрительное ощущение того, что такое не забывается. И одновременно с этим казалось, что это было со мной. Что я помню звезды. Помню лунную дорожку, которая располагалась на морской глади до самого берега. Помню влажный песок и шум волн. Помню горячее дыхание мужчины, который был со мной рядом. Помню осознание безграничного счастья, величиной с полторы Вселенные.

Наверное, смешанные эмоции отразились на моем лице, потому что Арис подошел ко мне вплотную и заглянул в глаза. Он был крайне взволнован.

– Анна, ты вспомнила? Ты что – то вспомнила?

Я пыталась отвести взгляд от него, но он не позволял мне сделать этого, подставляя своё лицо туда, куда я пыталась посмотреть.

– Почему ты отворачиваешься? Что ты вспомнила?

Либо я совершенно не научилась разбираться в людях. Либо Арис настолько хорошо играет. Либо он болен и абсолютно уверен в своих фантазиях. Либо…больна я, и человек, стоящий напротив, действительно мой настоящий законный муж.

– Ты становишься слишком убедителен, – попыталась я вновь уйти от ответа, но он каждый раз перехватывал инициативу в свои руки и умело манипулировал моим настроением.

– Ты вспомнила Испанию? Мы летали туда на вторую годовщину нашей свадьбы.

– Кстати, если у нас была свадьба, значит есть и фотографии. Я хочу их увидеть, – попросила я.

Каждый раз я пыталась свой тон сделать тоном сильной и независимой женщины, но Арис не позволял делать мне этого. Каждый мой мысленный приказ вслух постоянно превращался в вежливые просьбы.

– И как можно скорее, иначе это не будет являться доказательством. Скажем спасибо фоторедактору, который за последние годы шагнул вперед семимильным шагом.

– Никакого фоторедактора, – ответил Арис. – Сегодня мы проведем вечер и ночь вместе. Завтра я целый день на работе. Потом принесу.

Такой расклад меня устроил, и я кивнула.

– По поводу ночи, – начала я.

– Я к тебе не притронусь, пока ты сама этого не попросишь, я уже говорил тебе об этом. Я просто не хочу больше спать без тебя. Никогда.

– Может, тогда будем спать наверху? Ты можешь меня пристегивать к кровати, если хочешь. Только выпусти из подвала, у меня скоро воспаление легких случится из – за этой сырости.

– Вино в пластиковой бутылке и пить будем из пластиковых стаканов. Я не доверяю тебе пока, Анна, – перевел он тему и открыл напиток. Кроваво – красная жидкость тяжело переливалась через край по стаканчикам.

– Как школьники в гараже, – прокомментировала я.

– Я не помню, чтобы ты употребляла в школе. Если бы это было так, ты бы обязательно побывала на моих знаменитых пятнично – воскресных вечеринах. На моей вилле всегда были самые зачетные тусовки. И я никогда не видел на них тебя. Ни разу.

– Ты меня никогда не звал.

– Все приходили без приглашения. Здесь были все мои друзья. А они приводили с собой девчонок. Чтобы попасть на мою виллу, любой девушке достаточно было быть просто красивой.

– Наверное, именно поэтому меня здесь никогда не было, – улыбнулась я и забрала один стаканчик у него из руки.

– Не понял тебя, – нахмурился Арис.

– Помнишь меня в школе? Серые глаза, серые волосы и серый свитер. Типичная мышь.

– Ты была очаровательна в своем вязаном свитерке. У него был широкий ворот, который часто сползал вниз и оголял твое плечико. Я обожал на тебя смотреть. Ты совсем не красилась и была похожа на девушку – весну.

– Я была похожа на серого зачуханского мышонка. Жила у тети, у которой помимо меня еще двое детей. Денег катастрофически не хватало, несмотря на опекунские деньги, что она получала на меня. Свитер был не особой формы. Он просто был с плеча старшей сестры. Огромный и несуразный. Я всем говорила, что я обожаю этот свитер и потому ношу не снимая. Враньё. Он просто был единственной вещью, что подходила мне из гардероба моей полной двоюродной сестры. На моих сорока пяти килограммах он сидел так, словно я хожу в мешке из – под картошки.

– Тем не менее, ты была очаровательна. Твои темные потертые джинсы так сексуально обтягивали твои ножки. Я не мог насмотреться.

Я от души рассмеялась над наивностью этого человека.

– Арис, эти джинсы я носила три года! Естественно, что я выросла из них. Они трещали на мне по швам! И потертые они были от старости, а не по последней моде. Я была мышонком. Это уже после, когда я познакомилась с мужем, я смогла купить себе красивую одежду и перекрасить волосы в цвет, который делает меня ярче. То, что ты видишь сейчас – это исключительная заслуга Моего Мужчины, на чьи деньги я красила волосы по салонам, наращивала ногти и ресницы и качала попу в спортзале.

Я настолько увлеклась своим монологом, что даже не успела заметить, как Арис посмурнел. Он задумчиво глядел, как вино в стаканчике бликует в свете диодов и нервно постукивал ногой в ожидании, когда же я замолчу.

– За то, чтобы твоя память восстановилась.

Я протянула ему свой стаканчик для стука, но он проигнорировал мой жест и в два глотка опрокинул в себя содержимое.

– Сегодня ты спишь одна, – сказал он. – Я хочу напиться.

Просмотра фильма не получилось. Арис подхватил ноутбук и вышел из моего подвала, оставив мне початую бутылку и две коробки роллов. Вечер наедине с собой обещал быть долгим.

Отчего – то мне стало невероятно стыдно. Я, честно, пыталась гнать от себя эти мысли, но он был так добр ко мне. Внутри меня был полнейший раздрай. Моё сознание разрывалось на половины. Одна часть меня тихонько и умиротворяюще шептала: "Ники, он так добр к тебе. Он не причинит тебе зла. Он просто хочет, чтобы ты смогла полюбить его. Ты буквально со школы замужем. У него не было шансов подобраться к тебе. Ты всегда стараешься поступать по совести. Ты бы ни за что не позволила завести себе любовника, не говоря о том, чтобы покинуть любимого мужчину. Он знает о тебе всё. Практически наверняка он наблюдал за тобой не один месяц, прежде чем решился на похищение. Он читал все твои статьи. Все твои обзоры. Все твои колонки. Все твои ответы на вопросы. Ты всегда остаешься собой, не принимая ничью сторону там, где заведомо нет победителя. Ты не играешь. Ты не лицемеришь. Отсюда такое знание тебя вплоть до мелочей. Просто дай ему шанс. Попытайтесь узнать друг друга".

Другая моя половина душераздирающе вопила: "Николь, дорогуша, ты съехала с катушек? Как ты можешь ему доверять? Он похитил тебя, предварительно ударив по голове, чтобы ты потеряла сознание! Тебя ищет твой Любимый Мужчина, пока ты тут попиваешь винишко и флиртуешь со своим похитителем. Ты просто мелочная меркантильная бабёнка, если действительно купилась на все его дифирамбы. Он милый и добрый сегодня. Где гарантии, что завтра он не перережет тебе горло и не прикопает на заднем дворе? Он похититель! А ты жертва! Не бывает милых маньяков!!!"

И еще какая – то часть меня, там, совсем глубоко внутри слабо вопрошала: "Девочки, а может Николь действительно не существует? Может быть Николь – это защитная реакция Анны на несправедливость внешнего мира?"

Но это всё меня расстраивало не так сильно, как отсутствие ответа на мой самый главный вопрос: что, черт возьми, вообще тут происходит?

Мое одиночество обещало продлиться почти сутки. И я не собиралась тратить время понапрасну. Я решила обследовать свою камеру по периметру, ища хоть что – то, за что можно зацепиться. Но всё было напрасно. Арис очень качественно обшил бетонные стены фанерой. Нигде не было ни малейшей щели, чтобы ухватиться и выдернуть доску. От злости я попыталась пробить фанеру ногой. На третьей попытке поняла, что это бесполезно и если я здесь сломаю ногу, то умру от гангрены, потому что Арис ни за что не согласится вызвать мне врача.

После тщательного обследования каждого сантиметра стены, я перебралась на пол. Не знаю, что именно пыталась там найти, но я решила весь его простучать. Видимо, в моей голове уже заиграл алкоголь, и я возомнила себя крутой шпионкой американского боевичка, оказавшейся в заточении у врагов. Я, как самый среднестатистический человек, была в растерянности, осознав себя запертой в четырех стенах и абсолютно не знала, что мне делать и куда идти.

Сегодня же у меня появилась небольшая надежда на побег, за что я была благодарна испанскому вину в литровой бутылке из – под газировки. Упорно простукивая пол, я не заметила, как добралась до той стены, где было нарисовано окно с криво наклеенной по его периметру диодной лентой. Надежда почти было оборвалась, но впереди еще маячил неисследованный потолок, до которого можно легко добраться, сложив матрас пополам и взобравшись на него ногами. Мне нужно было найти вентиляционное окошко. Правда, Арис сказал, что оно узкое настолько, что в него даже мышь не пролезет, но я надеялась, что он немного приврал, дабы оборвать мои планы на спасение.

Спустя несколько минут мои старания были вознаграждены. Я добралась до того места, где звук моего стука становился глуше и будто бы поднимался вверх. Скрутив матрас туго настолько, насколько это было возможно, и связав его своей толстовкой, я встала на него ногами и, пытаясь держать равновесие, начала бить кулаком в найденное место. Фанера не настолько непробиваемый материал, чтобы я не смогла с ней справиться. Но, с другой стороны, я не была сильной, со школы набрав только пять лишних килограммов. Ну как можно разбить пятидесятикилограммовой девушке фанерную доску с первого раза? Но у меня была недопитая бутылка вина, запредельное упорство и бесконечное желание вернуться к любимому мужчине.

Я увлеклась. Признаю. Всеми своими мыслями я уже бежала босиком через лес, разбивая ноги в кровь, к родному Мужчине. В моих мыслях за мной была погоня, Арис мчался след в след, но я не собиралась останавливаться, увеличивая скорость. В тренажерке я не качала мышцы. Я там бегала. Интервальный бег. Бег с ускорением. Бег на выносливость. Я была первоклассным бегуном. До спортсменов далеко, но мой уровень среди любителей был высок, если сравнивать с теми, кто занимался со мной в одном зале. И за всеми этими мечтами я не услышала знакомого шороха за дверью. Я не знаю, как долго он простоял на пороге, наблюдая за моими попытками пробить фанерный потолок и тихими выкриками: "Давай! Еще немного! Поднажми!"

Нескрываемый смешок заставил меня остановиться. Я испугалась. Не зная, что делать дальше и чего ожидать от Ариса, я просто замерла на месте, ни в силах обернуться.

– Слабо ты поднажимаешь! – воскликнул он за моей спиной, и я услышала, как захлопнулась дверь.

– Смотри, как надо!

Арис подхватил меня на руки и поставил в угол, а сам прямо в кедах забрался на мой скатанный в ком матрас. Ему хватило одного удара в неполную силу, чтобы разбить фанерный лист. Я смотрела в пол, поэтому не видела, что он делает, но страшный хруст стоял на весь подвал. Наверное, он ломал потолок голыми руками. Во всяком случае, именно так мне показалось тогда.

– Посмотри сюда! – приказал он, но я не пошевелилась, ожидая, что он всё – таки разозлится и покинет мою тюрьму.

– Я больше не буду повторять. Если ты не посмотришь сюда, я впечатаю тебя головой в вентиляционную решетку, и твой череп разлетится на куски.

Обещание прозвучало достаточно угрожающе для того, чтобы я, наконец, выполнила его приказ.

Он уже снял футболку и был в одних шортах. Обнаженный по пояс, он выглядел более чем внушительно. Литые мускулы перекатывались под кожей, как в тот день, когда я наблюдала за его игрой на сцене во время городского праздника. Он был зол. Он был настолько зол, что мне стало не по себе.

– Арис, я боюсь тебя. Уйди, пожалуйста, – попросила я предательски срывающимся голосом.

Одним легким движением он соскочил с матраса и подошел ко мне вплотную. Я попыталась отойти в сторону, но за моей спиной была стена. Идти было некуда, поэтому я виновато смотрела в сторону, стараясь, чтобы наши взгляды не соприкоснулись. Удивительно, как легко он мог заставить меня чувствовать себя виноватой.

Я максимально близко прижалась к стене, надеясь, что он остановится в последний момент и выйдет.

Но этого не случилось. Одной рукой Арис приобнял меня за талию и подтянул к себе, а другой ухватил за подбородок. Теперь я не могла отвести взгляд в сторону. Передо мной были его глаза цвета бушующего океана. Я испуганно смотрела в них. Долгие минуты он разглядывал меня с расстояния в несколько миллиметров, пока, наконец, не заговорил тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– Я не уйду, поняла? Никуда и никогда. Теперь в твоей жизни нет другого выхода, кроме как быть со мной. Либо так, либо тебе придется умереть здесь. В этом грязном, затхлом, пропахшем канализацией и плесенью подвале.

Он не говорил никаких страшных вещей, но, тем не менее, звучал достаточно угрожающе для того, чтобы внутри меня всё сжалось от ожидания чего – то недоброго.

От Ариса сильно пахло алкоголем. Похоже, что за то время, пока я здесь растягивала бутылку вина, он успел опрокинуть в себя не меньше литра рома или коньяка. Он не был пьян, но он был более чем выпивший. Я знала, чего ожидать от своего Любимого Мужчины, когда он был под действием многоградусного напитка. Но, чего ожидать от Ариса, я не знала. Поэтому стояла в растерянности и молчала.

И он молчал. Глядя мне прямо в глаза. Отчего – то мне казалось, что он борется с желанием поцеловать меня. А я была напугана настолько, что готова была даже на поцелуй, лишь бы он просто ушел и оставил меня одну.

– Иногда мне хочется забраться в твою красивую головку и как следует там прибраться, чтобы ты вспомнила и приняла меня. Анна, я так устал бороться с тобой. Вся моя жизнь с тобой – это борьба. Сначала я вложил все свои силы, чтобы добиться тебя. Потом ты не хотела играть свадьбу, и мы сыграли её по твоим правилам. Потом ты уперлась, что хочешь работать и точка. Твои ночные посиделки у монитора, твои бесконечные командировки. Я терпел всё ради того, чтобы ты была счастлива. Потом ты не хотела иметь детей, потому что еще не пожила для себя. А потом ты решила сойти с ума и забыть всё то, что я выстраивал так старательно, по кирпичику, все эти годы. Видимо, чтобы я не расслаблялся и начал с нуля. Я не железный. Я обещал, что не трону тебя и пальцем, пока ты сама этого не захочешь, но ты не пытаешься сделать ни малейшего шага в мою сторону. Я устал, Анна. Устал играть в одни ворота. Я хочу хоть какой – то отдачи. У тебя нет никого, кроме меня. Если сегодня я дам тебе волшебный пендаль в свободную жизнь, то куда ты пойдешь? Я единственный в этой жизни, кому ты действительно и по – настоящему нужна. Просто имей в виду, что однажды я либо сдамся и выгоню тебя отсюда. Либо наплюю на свои обещания и буду удовлетворять свои желания с тобой целыми днями напролет, пока при очередном оргазме твой мозг не вспомнит всё то, что я делал с тобой с самого первого нашего свидания.

И тут я взорвалась. Признаю, что виновата сама. Литр вина не позволил мне удержать себя в руках. Размахнувшись, я влепила ему пощечину. Звонкий гул удара разнесся по подвалу. Арис замер от неожиданности.

– Ты омерзителен, – прошептала я, жалея, что уровень воспитания не позволяет мне плюнуть ему в глаз и растереть ладошкой по всему лицу.

– Никогда. Никогда я не заставлю себя полюбить такого морального урода. Ты ведь даже не пытался эволюционировать вместе со всеми! Стоило бы попробовать. Быть может, тогда бы в твою огромную тупую голову пришла мысль о том, что нельзя похищать и держать в заточении людей. Быть может, тогда бы ты попытался добиться взаимности лаской и добротой, а не силой.

Я не успела договорить, потому что Арис схватил двумя руками мою голову и сжал так сильно, словно пытался раздавить с треском лопающегося баскетбольного мяча. Запустив пальцы мне в волосы, он нагнулся чуть ниже и прижался щекой к моему виску.

– То есть ты считаешь, что я с тобой не ласков? Что я не добр к тебе? – его тон становился всё тише до тех пор, пока он вовсе не перешел на шепот. – Ты считаешь, что любой мужчина, который хочет свою женщину, продолжает держаться на расстоянии от нее, чтобы не обидеть? Ты считаешь, что любой мужчина, чья женщина сошла с ума, продолжает бороться за нее?

Арис тяжело дышал мне в шею, согревая своим влажным теплом, с ароматом свежевыпитого коньяка. Он был так близко, что я поняла, насколько сложно ему удержать себя в руках. Он прижимал меня к себе всем телом, одну руку оставив в волосах, а другую, плавно спустив на талию. Я понимала, к чему он клонит, но не могла этого сделать. Между сексом с этим гориллоподобным чудовищем и смертью, я без раздумий остановилась бы на втором.

– Пошел вон. Иначе следующая пощечина придется прямиком на обе твои "щеки" ниже пояса. Получал когда – нибудь пощечину коленом? – я улыбнулась как можно язвительнее.

Но он был устойчив к оскорблениям.

Я стояла как истукан, вытянувшись вдоль стены, в которую готова была просочиться, лишь бы этот упырь убрал от меня свои огромные лапищи.

Но он продолжал нависать надо мной так низко, что я начинала задыхаться от нехватки воздуха, от запаха коньяка и от чего – то еще, что озвучить была не в силах даже самой себе. Арис прижимался ко мне всем телом. Я чувствовала, какой он сильный и горячий. Я чувствовала, как налиты его мышцы. Как тверд его рельеф. Никогда не думала, что в этой ситуации мне будет стыдно за свои кости, но я бы предпочла упираться в него кубиками на животе, чтобы выглядеть на уровне. А не как исхудавшая жалкая жертва серийного маньяка – убийцы.

– Я хочу курить, – сказала я громко, прямо ему в ухо.

Арис моментально отпрянул.

– Анна, я знаю, что ты не куришь, не выдумывай.

– В бунтарском возрасте подростка я курила как паровоз. Я бросила в тот день, когда познакомилась со своим Мужчиной. Похоже, что раз он является выдумкой моей больной фантазии, то курить я и не бросала. Принеси мне пачку сигарет и можешь остаться на ночь с условием, что ты будешь спать в одежде и не притронешься ко мне никакой из выпирающих частей своего тела.

Арис оглушающе рассмеялся. Это было неожиданно шумно и по децибелам походило на раскат грома. Я медленно шагнула вдоль стены в сторону двери, чтобы меня не задело волной его нечаянной радости. Этот театр одного актера длился так долго, что я успела испугаться за сохранность его нервной системы. Со стороны мне на мгновение показалось, что он абсолютно безумен.

Но он остановился так же внезапно, как и начал.

– Ты кое – что забыла, дорогая. Ты больна, а не я. Ты заперта в подвале, а не я. Ты беглая сумасшедшая, а не я. И если завтра я устану от своих чувств к тебе, то ты отправишься восвояси. И как далеко ты пойдешь? До первого случайного прохожего, потому что твои портреты висят по всему городу. Я, как твой муж, позаботился о том, чтобы твои поиски организовали особенно тщательно. Я сотрудничаю с поисковиками. Я лично обследовал каждый уголок леса в поисках тебя. Я давал интервью всем местным телеканалам, рассказывая, какую опасность ты представляешь для детей города. Что ты не в себе и готова не только на похищение, но и на убийство. Тебе не поверит ни один человек. Никто не верит людям, с таким диагнозом, как у тебя. Просто будь хорошей девочкой и перестань мне угрожать. Давай уже будем сотрудничать.

Он не задавал вопросов. Он не выдвигал мне предложений. Он просто ставил меня перед фактом. Давай. Будем. Сотрудничать.

У меня не было ни сил, ни желания спорить с ним. Я показала ему средний палец и состроила гримасу отвращения. После чего демонстративно улеглась в свою постель и отвернулась лицом к стене, давая понять, что сегодня в этой тюрьме ему не рады.

Через несколько мгновений за моей спиной с грохотом захлопнулась дверь.

Он никогда не просил прощения и не унижался передо мной. Он выдвигал мне предложение с заведомо готовым ответом. И если вдруг по каким – либо причинам мой ответ не совпадал с тем, что уже созрел в его голове, то Арис просто спокойно дожидался, когда я отвечу то, что нужно услышать ему. У него не было никаких вариантов развития, кроме правильных. А правильные были только в его голове.

Сейчас, спустя столько времени, я вспоминаю это всё с улыбкой. Я была такой смешной, такой наивной, такой глупой девчонкой. Я до электромагнитных импульсов в душе искренне верила в то, что если мне удастся его довести до края, то он широким взмахом руки откроет дверь и скажет мне одно – единственное слово: "Проваливай". И я тогда так осторожно подойду к нему, ожидая подвоха. Но его не случится. Всё будет честно. Он даже не повернется взглянуть мне в след, а я изо всех сил побегу по подвалу в сторону дневного света. Туда, где есть еще хоть что – то помимо меня, него и четырех бетонных стен, обшитых дешевой фанерой для лучшей звукоизоляции. Как можно дальше от этого заплесневелого дна, в котором я обитала несколько долгих, нескончаемых недель. Я приду домой, к мужу, который будет ждать меня по – прежнему. И он запишет меня на прием к психотерапевту, чтобы я смогла справиться с тем, что мне пришлось здесь пережить.

Подсознание, вопреки моим желаниям, услужливо задавало неудобные для меня вопросы: "А что ты пережила? Пытки? Страдания? Невыносимую боль? Насилие? Ты, Николь, пьешь вино, смотришь мелодрамы, питаешься роллами и наслаждаешься заботой и теплом от собственного похитителя". Но мне не хотелось слышать собственные мысли. Сейчас они были не на моей стороне. Ведь я пережила заточение, а это уже, между прочим, очень страшно. Прошлая Я читала о том, что одна из форм пыток: оставить человека наедине с собой в замкнутом пространстве. "А разве ты не самодостаточна настолько, что нахождение наедине с собой становится пыткой для тебя?" – предательски возникал в моей голове вопрос из ниоткуда.

Всю жизнь я мечтала остаться в уединении. В абсолютном и запредельном одиночестве. Чтобы как минимум месяц меня не потревожила ни одна живая душа. Мне необходимо было закрыться в темной комнате с опущенными шторами, без еды и с большим количеством алкоголя. Я любила творить по ночам в тандеме со стаканом коньяка со льдом. Чтобы создать шедевр, мне необходима была ночь длиной минимум в месяц. И неограниченный доступ к бару. Мне нужно было погрузиться в пьяную депрессию. Только в таком состоянии я могла отбросить в сторону все свои комплексы и написать душой. Написать нечто принципиально новое. Омерзительную, но фантастическую историю о любви и ненависти, о злости и предательстве, о других мирах и путешествиях во снах, о войне после апокалипсиса и спасении. Нечто в стиле Чака Паланика, от чего захочется стошнить свой завтрак в унитаз, но после открыть следующую страницу, чтобы узнать, чем же всё кончится.

Я много писала, ведь это было моей единственной зависимостью, но никогда не пыталась отправить свои рукописи в издательство, поскольку мои истории не выдерживали критики даже моего Мужчины, такого далекого от любого из творческих процессов. Мне казалось, что в крупном издательстве работники не смогут осилить и страницы моего пьяного бреда с налетом осеннего уныния.

Сейчас удача была на моей стороне, несмотря на обстоятельства. Мой любимый писатель не устает повторять, что писать нужно о том, чем ты живешь, о том, что живет внутри тебя. Выпусти своих внутренних демонов наружу, и ты создашь нечто бескомпромиссно новое. У таких книг всегда есть душа, неважно о чем они и на каком языке написаны. Если у книги есть душа, то это чувствуется с первых строк. Мои книги были бездушными, потому что фантастику я не любила никогда. Та фантастика, что жила в моей голове была на уровень ниже той, что издавалась в красивом переплете на шероховатых ароматных страницах. У меня не было имени, которое знала бы вся страна. У меня не было стихов, на которые можно было сделать звучную аранжировку. У меня не было денег, чтобы провести широчайшую рекламную кампанию и издаться за свой счет. Всё, что находилось в моем распоряжении – это образы в моей голове, которые хотелось выпустить на страницы жить собственной жизнью. Однако всё упиралось в место действия и сюжет. Образы упорно не желали укладываться в рамки, которые были наложены на них мною же.

Теперь я могла заработать себе имя благодаря тому, что происходит со мной здесь и сейчас. Чутьё журналиста надрывая связки голосило о том, что мне нужно всего лишь завести личный дневник с описанием ежедневного нехитрого быта и моих отношений с похитителем, как можно ближе к реальности, немного приукрасив действительность литературным словцом. А когда я выйду отсюда, то отправиться прямиком в одно из многочисленных ток – шоу для домохозяек, что обычно крутят в прайм – тайм. Всю программу я буду вести себя как беглая сумасшедшая, брошусь драть волосы одной из почтенных дам на скамье мнимых экспертов, обзову говнюком психолога, и в конце объявлю, что у меня с собой имеется рукопись того кошмара, что мне пришлось пережить. Аудитория ахнет. Все издательства будут бороться за право издать меня. А наивные, как дети, домохозяйки ринутся в книжные магазины и будут стопками скупать мою историю за баснословные суммы, утирая платочками слёзы от моих наигранных припадков. Пусть я останусь автором одной книги, но зато всё это будет принадлежать лишь мне одной. Моя жизнь станет недосягаемой мечтой для каждой из этих домохозяек, что будет читать мою книгу, одной рукой накручивая бигуди на жженые волосы, а другой – листая страницы. Арис будет представляться им сказочным принцем, который готов ради своей возлюбленной отказаться от собственного счастья. А я буду видеться им чудовищем, которое отвергает такого замечательного человека ради фантазии в своей больной голове.

Посмотрела бы я на них, окажись они в вонючем подвале, сплошь покрытом грибком от постоянной сырости, и с фанерными листами на стенах, которые скрывали под собой заросли мутновато-молочной плесени. Где нет солнечного света, да и вообще, света, как такового, если не считать диодную ленту, криво наклеенную по периметру фальшивого окна. Где нет душа, и за всёвремя моего нахождения здесь я не мылась еще ни разу. Где нет даже туалета, не считая ржавого ведра в углу рядом с дверью, находясь возле которого я прислушиваюсь к каждому шороху, чтобы в случае внезапного прихода своего похитителя успеть застегнуть комбинезон и отойти к противоположной стене. Ведра, которое Арис, кстати, не всегда успевает вынести вовремя, и оно может часами благоухать на всю мою камеру размером не более пяти шагов. Где нет вентиляции и воздух затхл настолько, что в легких у меня развелась сырость, пригодная для размножения грибка такого же, как на стенах подвала. Где единственным моим развлечением являются три подхода по двадцать приседаний.

Последние несколько дней я провела в осознании того, что я жду, когда же придет Арис, и я больше не буду сидеть одна, отрезанная от всего мира.

Мне хотелось узнать новости с параллельной, свободной, жизни, но он старательно ограждал меня от всего, что я могла узнать со стороны. Об интернете речи не шло. Арис отказывался принести мне даже газеты. Я жила чужой жизнью и чувствовала, как начинаю мириться с новым именем, новым мужем и новым домом. Иногда я задавала себе вопрос: полюбила ли я его? И спокойно выдыхала, осознавая, что моя ненависть к нему крепнет день ото дня. Но он был единственной моей связью с внешним миром, с реальной жизнью.

Я перевернулась на спину и забросила ноги на стену. Педикюр на ногах до сих пор был неплох, как напоминание о том, что моя прошлая жизнь еще не потрачена безвозвратно.

Свесив голову с матраса вниз, я оглядывала своё место заточения с этого непривычного для меня ракурса. Над головой зияла тёмная пробоина в потолке, которую проломил для меня Арис.

Было бы глупо с моей стороны не использовать шанс. Я огляделась, дабы убедиться, что я в полном одиночестве, и поднялась со своего матраса, готовая сделать еще одну безуспешную попытку. Да, она стала полнейшим провалом, о чем я говорю сразу, даже не пытаясь устроить интригу, как в американских фильмах про шпионов.

О чем я думала в тот момент? Ни о чем. Я просто наделась на то, что если Арис был мертвецки пьян, то он забыл о дыре в потолке и сейчас видит крепчайший сорокаградусный сон, пока я тут взбираюсь в вентиляционное отверстие. Это было несложно. Мои девятнадцать градусов внутри тоже давали о себе знать. Вся моя суть жаждала приключений, пусть и обреченных на провал. Мне было не важно, куда ведет вентиляционный ход и, уж, тем более, тогда я не думала о том, что могу застрять в узкой трубе. Я же опытный журналист со стажем! Я бывала там, где не ступала нога любого адекватного человека в нашем городе.

Неожиданно легко подтянувшись, я уперлась ногами в прогнившие стенки, дотронуться до которых в прошлой жизни мне не позволило бы обострённое чувство брезгливости. Здесь же оно предпочло заткнуться само и заткнуть подкативший к горлу приступ тошноты. Нужно было решаться сейчас или спускаться вниз и ложиться спать. Запах содержимого ведра из моей тюрьмы, ласково подтолкнул меня вверх, к цели. И я приняла положение, в котором мне не грозило рухнуть вниз и ушибиться о торчавшие по краям дыры в потолке обломки фанеры и, наконец, огляделась. Впереди была грязь, холод металла и неизвестность. Не знаю, сколько я ползла по ржавой и скользкой трубе, но, поскольку это было чрезвычайно трудно и мерзко, то мне показалось, что прошло не меньше двух часов. Когда же впереди замаячил непонятный голубоватый блик, похожий на лунный свет, я ускорилась и забыла об осторожности. Мысль о скором возвращении домой согрела меня и придала сил. На расстоянии вытянутой руки от меня виднелась кованая решетка. Очень похожая на ту, на которой мы с моим Мужчиной запекали крылышки барбекю по выходным. Следующий мой шаг тоже был удачным. Хватило одного удара, чтобы она с грохотом вылетела со своего места. Не прикрученная к стене решетка насторожила бы кого угодно, но только не меня. Вино внутри, намешанное с адреналином, подталкивало вперед, к неизведанному. То, что я поначалу приняла за лунный свет, на самом деле оказалось нежно – голубоватым светом ночника. Я свесила голову вниз и осторожно огляделась.

В первую очередь, в глаза бросалось невообразимых размеров зеркало в окружении, как минимум, десятка плафонов, больше напоминающих шары для игры в боулинг. Затем внимание на себя перетягивала кровать, не уступавшая габаритами плавательному бассейну, который оборудовал на заднем дворе нашего загородного дома мой мужчина из прошлой жизни. Темная матовая поверхность пола сплошь была покрыта грязными разводами, отчего создавалось впечатление, что последний раз уборку здесь проводили в прошлом году, а то и раньше. Черные стены, отделанные мраморной крошкой, выдавали в своем дизайнере либо утонченную и возвышенную натуру королевских кровей, либо… меня. Ведь я когда – то давно просила у своего мужчины из прошлой жизни сделать в нашей спальне такие стены, на что получила категорический отказ и нежелание поднимать эту тему когда – либо в будущем. Но венцом сего творения являлась люстра, сверкающая позолотой и тысячей хрустальных подвесок, покрытых слоем зеленоватой пыли. Люстра, висящая на глянцевом белоснежном потолке, грозившем вот – вот обрушиться под тяжестью хрустального монстра. «Интерьер моей мечты» – назвала бы я с сарказмом в голосе это сказочное помещение, если бы не боялась выдать свое присутствие. Я старалась не забывать, что Арис где – то поблизости и может появиться из ниоткуда в любой момент.

Мне пришлось лежать ничком на каменной поверхности вентиляционного хода, чувствуя оголившимся животом его холод и склизкую сырость. Собственное дыхание слышалось оглушающе громким в этой непроницаемой тишине пустой, как мне казалось, комнаты. Медленно посчитав про себя до двадцати, я решилась прыгать. Передо мной пятьдесят на пятьдесят раскрылась возможность либо сломать шею при падении с такой высоты головой вниз, либо аккуратно оттолкнуться и упасть прямиком на кровать. Вдохнув поглубже, я решилась на второй вариант. Всё прошло так гладко, что я даже мысленно себе поаплодировала и подпрыгнула вверх.

– Ты у меня такой еще ребенок, – раздался голос Ариса за моей спиной. Я слегка нервно обернулась. Его кресло было огорожено шторой. Он сидел в углу с бутылкой коньяка в руке. На его губах играла пьяная улыбка. Он был в темном махровом халате длиной до пола и в целом выглядел так, будто только что вышел из душа.

– Классно тебе, – криво усмехнулась я, – ты можешь мыться. А я нет. Обидно как – то получается. Почему в своем собственном доме я не могу принять ванну?

Мое тело само собой приняло положение истинной хозяйки дома. Он продолжал улыбаться. Похоже, что такое общение его устраивало.

– Я могу идти? – спросила я, не дождавшись ответа.

– Попробуй, – кивнул он.

Понимая, что дверь, скорее всего, закрыта, я повернула белоснежную ручку, сделанную под мрамор. Мои ожидания оправдались. Дверь действительно была заперта.

– Здесь у тебя больше шансов на побег, несмотря на то, что дверь заперта, а на окнах решетки.

Арис неспешно поднялся со своего кожаного кресла, на что оно отозвалось жалобным писком, и размеренным шагом подошел ко мне. Я не предприняла попыток отойти в сторону. Сейчас, после моей дерзкой попытки побега, ничто не имело смысла. Вид глубоко оскорбленной девушки только привел бы его в еще больший восторг, чего я никак не могла допустить.

– Один вопрос.

– Давай, – великодушно кивнул он, обдав меня дурманящим ароматом коньяка.

– Сколько баб побывало в этой постели? – я указала взглядом в сторону кровати. Это было несложно. Она занимала столько места, что посмотрев куда угодно в этой комнате, можно было уткнуться прямиком в неё.

– Единственная. Та, которая ткнула пальцем в самую роскошную кровать, что была на сайте магазина. У тебя неплохой вкус, между прочим.

Сарказм? Под воздействием алкоголя Арис менялся и становилось невероятно сложно отличить его насмешливый тон от серьезного. Пришлось продолжать разговор в выбранном мною русле.

– И поэтому ты спишь со мной в подвале на голом матрасе?

Он покачал головой и широко улыбнулся. В его глазах цвета бушующего океана снова заплясали огоньки. Харизма. Это то, чего этому обаятельному парню не занимать. От его улыбки каждый раз по моей спине бежали мурашки, поэтому я случайно прослушала, что он ответил. Повисла неловкая с моей стороны пауза, пока я смотрела на него.

– Я нравлюсь тебе, – заключил он.

– Мое сердце несвободно, – ответила я, попытавшись вложить в свой голос как можно больше металла.

– Оно занято мной. Ты просто этого не помнишь. Позволь себе узнать меня поближе, и ты сама убедишься в том, что я прав.

– Насколько близко? – я, как можно выразительнее, посмотрела на кровать, надеясь, что он поймет, о чем я.

Но этого не требовалось. Он снова понял меня без слов.

– Я могу считать это просьбой?

Арис подхватил меня одной рукой за талию, а вторую запустил в волосы. В его прикосновениях не было ни намека на ласку. Каждое движение выдавало бушующую в нем страсть, которую ему становилось особенно тяжело сдерживать в себе под влиянием алкоголя. Я медленно, чтобы не дать ему повода думать, что я готова перейти к пламенным физическим чувствам, наклонилась к его шее, едва не касаясь губами. Арис шумно вздохнул, вновь обдав меня свежим коньячным запахом.

– Если ты не уберешь от меня свои руки, то я коленом размажу твои яйца по твоему животу, – прошептала я ему в ухо, не скрывая улыбки.

Это сработало.

Он сделал шаг в сторону, продолжая смотреть на меня с нескрываемым вызовом. Я чувствовала, что хожу по тонкому льду, готовому вот – вот проломиться. Шаг в сторону – и я в ледяной полынье. И это будет страшнейшим поражением. Я представила, как он срывает с меня одежду и поняла, что еще одна подобная картинка в моей голове, и я против воли повторю тот свой провал на выпускном в школе, когда я случайно смешала мартини с водкой и остаток праздника провела лицом к белоснежному фаянсу.

– Ты не готова.

Он не убирал с лица кривую ухмылку, хоть и знал, что такая гримаса меня порядком раздражает.

– Я хочу к себе. Отведешь меня?

Я свела запястья вместе и протянула их ему для связывания, сделав из себя послушную девочку, ненавистную ему. Меня злила его ухмылочная гримаса, его – моё послушание. Один:один.

– Шелковую ленту? – спросил он, не меняя выражения лица и предпочитая вырваться вперед по очкам. – Раньше мы с тобой любили поиграть. Там, в ящике под кроватью, всё еще лежат наши ленты, кляпы и ремни.

– Фу, как это гадко, Арис, – ответила я, не желая уступать. – Я приличная девочка. Такая грязь не стыкуется с моим внутренним миром. Предложи это кому – нибудь подешевле. А еще лучше, выбрось бутылку. С алкоголя у тебя сносит башню.

Теперь он улыбнулся широко и по – настоящему. По его огонькам в глазах я поняла, что раунд остался за мной. Через мгновение мои руки были туго перетянуты кожаным ремнем с грубым плетением и металлическими холодными пряжками. А потом он, секунду раздумывая, завязал мне еще и глаза. Как будто, если я буду знать расположение комнат, то смогу сбежать из бетонного подвала.

– Решетку я сейчас заварю. Если попытаешься повторить свой фокус завтра, то застрянешь в шахте. Там слишком мало места, чтобы развернуться.

Он стоял за моей спиной и его шепот прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула, но смогла моментально взять себя в руки.

– Отлично, значит, я быстро завоняюсь и доставлю тебе немало хлопот по доставанию моего трупа из ловушки.

Он молчал.

Но его улыбку я чувствовала всеми своими нервными окончаниями.

Утром мне не хотелось просыпаться. Вопреки моей жажде свободы и солнца, хотелось, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда. Было странное ощущение из тех, которые обычно описывают в любовных романах низкого качества, что ночь изменила нас обоих. Или же, мне только хотелось так думать.

Я лежала с закрытыми глазами и получала огромное наслаждение от собственного одиночества. Сегодня Арис предпочел ночевать с литром коньяка, а не со мной. Мне не хватало этого. Того момента, когда ты можешь решать сам, остаться в одиночестве или позвать друзей. Здесь решал за меня он. Приходил, когда ему хотелось, и уходил, когда вздумается. Его не волновало, хочу ли я побыть одна или же, наоборот, хочу, чтобы он остался. Он жил так, как хотел. Получив всё то, что хотел. Его жизнь удалась. Богатенький мальчишка богатеньких родителей. У него было всё, кроме того, что не покупается. Я не продавалась. На мне не было цены. Но он привык получать всё, на что мог указать пальцем. Со мной этот фокус не прошел и тогда он просто забрал меня силой. Мне было страшно находиться здесь. Но еще страшнее мне становилось от мысли, что однажды я могу ему надоесть и исчезнуть из списка "хотелок".

Другое дело мой Мужчина. Он появился в моей жизни в тот момент, когда я стояла на распутье. У меня не было никого из родных, кроме тети, маминой сестры. Она воспитывала двоих родных детей и меня, сиротку, как она сама называла меня. На деле же для меня сказка о Золушке не была сказкой. Я точно так же обслуживала мачеху и двоих её выродков. Она не била меня никогда, не угрожала выгнать из дома или лишить наследства моей матери. Но она была гадюкой, которую проще обойти, чем переступить. В этом мире существовало только её мнение. Поэтому я, сиротка, была бесплатным обслуживающим персоналом для самодурственной особы и её продолжателей рода. Я мыла, стирала, убирала, гладила и приводила квартиру в порядок, не забывая учиться наравне с двоюродными братьями.

Одиннадцать классов подошли к логическому завершению, когда передо мной встал вопрос, кем быть. Передо мной. Но не перед тетей. Ей нужно было выучить двоих носителей фамилии, но никак не меня, нахлебницу. Поэтому она предложила мне отправиться в местное училище постигать профессию повара, а потом идти работать в придорожное кафе, которым заведовала её подруга. Естественно, чтобы зарабатывать деньги и помочь ей выучить братьев в университете.

– Николь, («господи прости твою мать за такое идиотское имя», любила повторять она мне), дорогуша, ты знаешь, как ценится сейчас профессия повара? Будешь всегда и накормлена и при деньгах.

При этом подталкивая меня к выходу из квартиры, чтобы я смогла оценить порыв почтенной дамы помочь сиротке.

Я сидела на качелях в чужом дворе, одной ногой отталкиваясь от земли. Серая папка с документами лежала у меня на коленях. Я смотрела в песок, пытаясь уговорить себя быть той, кем не хотела быть никогда.

– Удачи вам в поступлении, – услышала я приятный голос сверху.

Передо мной стоял молодой мужчина, лет на десять старше меня. На поводке у его ног сидел усталый пес породы золотистый ретривер.

– Надеюсь, что этого никогда не случится, – ответила я невежливо.

– Все мечтают кем – то стать.

– Я не отличаюсь ото всех.

– В чем же дело?

И тут я выложила ему всё как на духу. И про тетю. И про ненавистную специальность. И про мерзких эгоистичных братьев. И про невыносимый груз на моих плечах.

Он слушал внимательно, ни разу не перебив меня. По моим щекам текли слезы, а он был так добр, так участлив. Я не думала о том, что, быть может, это всё напускное. Я вообще ни о чем не думала. Мне необходимо было выговориться.

– Знаешь, что бы я сделал на твоем месте? – спросил он, когда я замолчала и тихонько хлюпала, пытаясь успокоиться.

– Что? – пропищала я срывающимся голосом.

– Я бы пошел и подал документы в универ на все понравившиеся специальности. В итоге выбрал бы одну из тех, куда смог пройти по баллам и заселился бы в общагу, подальше от этой мерзкой тетки с её сынками. Кем бы ты хотела стать?

Я пожала плечами.

– Ну, какой предмет тебе нравился в школе больше всего?

– Русский и литература. Я писала зачетные сочинения, как ни странно, – ответила ему так честно, как не могла ответить раньше никому.

– Ни капельки не странно. Я уверен, что ты очень умная девушка. Попробуй себя найти в связях с общественностью, журналистике и психологии. Хватит жить для тех, кто тобой пользуется. Ты не её собственность. Построй свою жизнь так, чтобы никогда не пожалеть об этом.

– Николь, – протянула я ему свою ладошку для пожатия, чтобы отблагодарить.

– Твой будущий муж, – представился он и поцеловал мои пальчики.

Такой была наша первая встреча. Позднее он рассказал мне, как увидел меня в окно, и ему на миг показалось, что грустнее человека еще не встречал. Он моментально собрал пса гулять, несмотря на то, что они час назад вернулись с прогулки, и выбежал во двор. Он рассказывал, что ни до этого, ни после у него не возникало желания просто подойти к незнакомому человеку. В такие минуты я думала о том, что мы действительно были предначертаны друг другу. Ведь как иначе с высоты третьего этажа можно разглядеть в человеке свою будущую супругу?

Он делал меня счастливой. Благодаря ему я окончила университет, получила диплом, пусть не красный, но тройки там не было ни одной, нашла любимую работу и была вполне довольна своей жизнью во всех её проявлениях. Единственное, о чем я пока не задумывалась – это о детях. Мне казалось, что еще рано. Мне казалось, что я буду плохой мамой. Я была не уверена в себе, в своих силах и своей отдаче. Детей должны рожать те, кому есть что им передать. Моя душа была еще не достаточно сформирована для того, чтобы я смогла вложить её в свое продолжение. Часто я была неуравновешенна, временами становилась взрывной, но рассеянность была моим обычным состоянием. Однажды я могу просто забыть, что теперь у меня есть ребенок и оставить его в поликлинике. Это был один из миллиона страхов. Из тех, что я переживала на постоянной основе. Рядом со мной было надежное плечо, благодаря которому я могла быть маленькой избалованной девчонкой. Той, которой всегда мечтала быть и никогда не имела на это права.

Любой девочке в детстве хочется быть принцессой. Я ею стала в тот день, когда встретила своего Мужчину. Он был силен, груб и очень отзывчив. Я его любила и принимала таким, каким он был на самом деле. За 10 лет мы успели изучить друг друга досконально. Да, мы ссорились. Но не было ни одного дня, когда бы он не делал меня счастливой. Я не знаю, был ли счастлив он со мной, но, по крайней мере, могу поклясться, что я делала очень много для этого.

Шорох за дверью прервал ход моих воспоминаний. Нужно было подняться с кровати, ведь Арис требовал, чтобы я уходила в дальний угол, когда он открывал дверь. Однажды я нарушила это правило, и он влепил мне такую пощечину, что перед глазами поплыли разноцветные круги. С тех пор правило было мною четко усвоено. Но сегодня мне хотелось остаться в постели, ему назло. Прошлая ночь подпортила мою безупречную репутацию девочки, играющей по его правилам. Терять мне было нечего. Пусть делает со мной всё, что ему вздумается, лишь бы поскорее избавиться от него и остаться наедине с собой.

– Анна, тебе совершенно противопоказан алкоголь, – проворчал он недовольно, делая шаг из ярко освещенного коридора подвала в мою темную обитель.

Арис выглядел безупречно. Вроде бы, пили ночью мы на равных, а я по сравнению с ним чувствовала себя ветхой развалиной. Черная рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей и закатанными до локтей рукавами добавляла ему мужского шарма. Сегодня он был непозволительно красив, о чем я ему и сообщила из – под свалявшейся копны своих грязных волос.

Он рассмеялся, обнажив ряд ровных белоснежных зубов.

– Герой – любовник, мать твою, – завершила свою фразу я и отвернулась к стене.

– Почему комплименты от тебя всегда звучат настолько обидно? – спросил он.

Я ответила нецензурно, срифмовав последнее слово. Хорошо, что он не разобрал моего бульканья из – под подушки, а иначе мог бы обидеться и не оставить то, ради чего пришел.

Он присел на краешек моей постели. Я этого не увидела, но почувствовала, как прогнулся матрас под тяжестью его тела.

– Анна, я знаю, что ты любишь больше всего на свете, – начал он.

– Свободу, солнце и плавать, – попыталась я съязвить, но не вышло. Арис был в отличном расположении духа. Казалось, что моя ночная попытка побега только развеселила его.

– Поэтому я принес тебе блокнот и ручку. Ты можешь внести туда всё то, что живет в твоей голове.

– Откуда ты знаешь, что в моей голове что – то живет?

Это был неожиданный удар. Об образах, что живут внутри меня своей жизнью, знал только Мой Мужчина.

– Я твой муж, Анна. Я знаю о тебе всё. И не забывай, что я сам пишу песни для своей группы. Я ведь иногда оставляю палочки и сам поднимаюсь к микрофону.

– При чем тут песни и акустика?

– Перед тем как написать текст, в моей голове слова сами складываются в строки. Я понимаю тебя, ведь я сам человек творчества. Я живу музыкой. Ты живешь искусством словосложения. Мы с тобой всегда писали вместе, только ты этого не помнишь.

– Ни разу не слышала, как ты поешь. Приходи ко мне вечером с гитарой?

– Если ты будешь хорошей девочкой, я спою тебе песню про тебя. Я написал её, когда тебя забрали в психиатрию. Ты её еще не слышала. Она очень пронзительная.

– Мне еще никто и никогда не посвящал песен, – вырвалось у меня помимо моей воли. Я уже давно выбралась из – под подушки и смотрела на свой толстенный блокнот в твердом переплете, по форме и количеству страниц больше напоминавший энциклопедию. Арис крутил его в руках и не торопился отдавать мне.

Он был максимально близко ко мне. Такой свежий, такой ароматный, благоухающий дорогим парфюмом. Я невольно залюбовалась им. Он сидел широко расставив ноги и склонившись лицом вниз. Но мой взгляд не остался незамеченным.

– Анна, если бы ты знала, сколько песен я посвятил именно тебе.

– Если бы я была Анной, мне было бы действительно приятно, что обо мне пишет такой красивый мужчина.

– Если бы ты не была Анной, этот красивый мужчина не посвятил бы тебе ни одной песни. И мысли о прошлом теперь в паутине, и треснуло в раме окно. И летний прибой на старой картине…

– Живет своей жизнью давно, – допела я за него.

Я знала эту песню. Его группа исполнила её на дне города. Макс, вокалист, говорил в микрофон теплые слова о том, что эта песня родилась благодаря большой любви одного из участников состава. Он не озвучил имя, признавшись, что сам создатель не хотел бы звучать со сцены в таком представлении, потому что девушка, которой он посвящает свои стихи, еще не знает, что ей предстоит пережить.

Я стояла, как обычно, на ступенях у самого края. В моих руках была записная книжка и диктофон на случай, если мне необходимо будет привести в своей статье цитату. Мои волосы были убраны в хвост для большего удобства, а глаза я прикрыла большими зеркальными солнцезащитными очками. Именно поэтому Арис не мог видеть, куда направлен мой взгляд и, тем более, не мог знать, что я пристально наблюдаю за ним. Поэтому он, опершись локтями о колени, искоса смотрел на меня из – под своей длинной намокшей от пота и воды светлой челки. Первую половину концерта он тоже просидел в очках, поэтому я не знала, куда направлен его взгляд в перерывах между игрой. Но сейчас у меня не оставалось сомнений. Журналисты с телека давно ушли снимать с другого ракурса, мой фотограф сбежал в толпу, чтобы поймать всеобщий драйв, а девчонки из параллельных изданий, разошлись по разным сторонам. Я осталась на ступенях в одиночестве. Здесь больше не на кого было смотреть, кроме меня. И, почему – то, мне не нравился его взгляд.

– Макс тогда не сказал, что эта песня написана мною для тебя.

– Зря он этого не сделал. Я была бы осторожнее и не выходила бы без своего мужчины за пределы дома.

– У тебя нет другого мужчины, кроме меня.

– Откуда я знаю, что было сказано на дне города, если по твоим рассказам в этот момент я была в психбольнице и физически не могла находиться на том концерте?

В моей голове была куча явных несостыковок во времени. Словно Арис хорошо спланировал похищение и продумал легенду, но не предусмотрел мелочей, за которые так часто цеплялось мое внимание.

– Анна, тебя не было на концерте. Я показывал тебе запись с планшета в больнице. Ты не помнишь?

Арис так участливо заглянул мне в глаза, что мне стало не по себе.

– Твой мозг переиграл это так, будто ты была там и собирала материал для статьи? – Он рассмеялся, по – доброму, как родной человек. – Глупая моя, ты всегда мечтала стать журналистом. Твоя работа преподавателем литературы просто убивает тебя. Давно я тебе говорил, бросай и начинай заниматься только своими книгами.

– Я не работаю журналистом?

– Нет, ты преподаешь в университете и оканчиваешь аспирантуру. И я тобой горжусь, малыш. А сейчас мне пора.

Он протянул мне блокнот с ручкой, спрятанной между страниц, и поднялся с постели.

Я машинально перелистнула несколько страниц и подняла голову, глядя вслед Арису.

– Что мне ответить читателям, которые спросят, почему я не проверила тебя на любой очевидной вещи? Например, что я люблю на завтрак? Каким шампунем мою волосы? Какого цвета блузку предпочту: мятного или сиреневого?

– Потому что ты хочешь мне верить.

– И все же?

– Мятного. И кофе с круассаном на завтрак, – коротко ответил он и вышел за дверь.

Я опустилась на подушку. Снова Арис попал в точку. Быть может, всё это дурацкие совпадения. Но ведь совпадение – штука случайная. А здесь совпадений было десять из десяти. Абсолютные сто процентов.

Не могу сказать, что меня это пугало. Это было странно, да. Но больше всего мне хотелось понять, кто прав. На стороне Ариса было большое количество совпадений. Он рассказывал обо мне такие вещи, которые знать стороннему человеку просто невозможно. О чем бы он ни говорил, это звучало так, словно это с ним, а не со своим мужчиной я провела последний десяток лет жизни. На моей стороне был голос разума и уверенность в том, что я психически здоровый человек. Я много читала о том, на что способен человеческий мозг. Как он умеет адаптироваться, отстраниться или просто отключиться. Но в моей жизни ни разу не было момента, в котором я могла бы усомниться. Ни разу я не остановилась и не задумалась: "Быть может, это всё нереально?".

Я не была звездой мирового масштаба. Мой муж не был миллионером. Мы жили жизнью обычных людей, каких на свете большая часть. Я ходила на работу днем, а вечерами писала статьи. Временами стихи. Чаще рассказы. Иногда участвовала в небольших конкурсах на литературной платформе. Я не могла назвать себя хорошей женой и хозяйкой. Я, была девушкой, с которой приятнее встречаться, нежели делить жилище пополам. Я не любила готовить, стирать и убирать. Полы были на совести робота – пылесоса, посуда – на посудомойке, белье – на стиралке с функцией глажки, а готовка – на мультиварке. Сама я изредка откладывала в сторону клавиатуру, лишь бы смахнуть в сторону пыль с монитора и вытащить из барабана чистые носки. Большую часть моей жизни занимали слова. Я действительно любила свою работу всей душой и готова была жить в собачьей будке, если там есть компьютер с выходом в сеть.

Жизнь моего мужчины тоже была абсолютно обыкновенна. Он руководил небольшой сетью автосервисов. Они занимались ремонтом автомобилей. Мой мужчина когда – то сам начинал автослесарем, но сейчас, поднявшись и открыв несколько мастерских, он сидел в чистом офисе и занимался исключительно закупками, отдав бразды бухгалтерии своей старой знакомой, с которой они и начинали это дело вместе. Алисия давно и счастливо была замужем, а с моим мужчиной их связывали исключительно добрые, почти братско – сестринские отношения. Он доверял ей. Она его не подводила. Я не ревновала, потому что не было смысла, хоть Алисия и упоминалась в нашей семье намного чаще, чем требовалось на самом деле. Они были знакомы с самого рождения, еще с тех времен, когда их мамы ленились спускать две коляски и предпочитали класть их рядышком на прогулке. Если между ними и было что – то большее, чем просто дружба, то это могло случиться еще лет пятнадцать тому назад.

Я не могу сказать, что мой брак был умопомрачительно счастливым. Нет, только глупец может считать брак между разными людьми всепоглощающе прекрасным. Мы часто ссорились, грубо мирились. Я любила своего мужчину. А он любил меня. Этого уже было немало для того, чтобы быть вместе. Любила. Меня покоробило от того, с какой легкостью это слово возникло в моей голове. Почему любила, если я люблю его до сих пор? Люблю ли? Почему всё чаще при мыслях о моем мужчине в голове возникает образ Ариса?

Наверное, потому что с Арисом у нас особенная связь. Он чувствует меня на уровне интуиции. Мой Мужчина только задумчиво кивал, когда я начинала с восторгом рассказывать ему о своих задумках. Он не задавал вопросов, он не интересовался. Он просто выслушивал меня, как и полагается супругу. Иногда мне не хотелось делиться с ним, но я делала это на автомате. Чтобы не позволить себе отдалиться от него. Он меня любил. Но даже не пытался понять.

Арису не нужно было меня понимать. Мы были с ним такими близкими, будто у нас была кровная связь. Я не успевала толком обдумать свою мысль, как он уже успевал рассмотреть её и высказать собственную точку зрения. Достаточно было того, что он принес мне блокнот. Хоть я его об этом и не просила. Мой Мужчина не сделал бы этого никогда, даже если бы я попросила пятьдесят раз. «Николь, это пустая трата времени» – сказал бы он мне и предложил пойти покататься на горных лыжах. Мой Мужчина никогда не испытывал того чувства, что испытывала я, когда в моей голове рождались новые герои и новые события. Арису не нужно было рассказывать об этом. В его голове тоже жили образы и герои.

Я открыла блокнот на первой странице и задумчиво щелкнула автоматической ручкой. На кончике тут же показалась паста с черным шариком.

"В этой жизни меня зовут Анна" – аккуратно вывела я каждую букву так, словно пыталась почувствовать себя не Николь, а Анной.

В голове творился кавардак. Как можно почувствовать себя другим человеком? Но рука упорно продолжала выводить буквы. "В этой жизни мне всегда будет ровно 25".

Я не смогла продолжать дальше.

Сегодня буквы не подчинялись мне.

Захлопнув блокнот, я поднялась с кровати и отошла к импровизированному окну, освещенному диодной лентой, имитирующей дневной свет, что спасало весьма условно, ведь светло было только на стене, а само подвальное помещение находилось в постоянном полумраке.

После месяцев, проведенных в этом подземелье, я, кажется, никогда не смогу привыкнуть к солнечному свету, когда, наконец, смогу выбраться отсюда. Солнечный свет – это было второе, по чему я скучала так отчаянно. Номером один для меня по – прежнему оставалась Молли. Мой милый маленький щенок никак не выходил у меня из головы. Я всё время думала, смогла ли она добраться до дома? Смогла ли она найти дорогу? Не разорвали ли её псы, охраняющие помоечные баки?

Поначалу мне было категорически странно жить без моего любимого мужчины, но шло время, а вместе с ним отходили на задний план воспоминания. «Я» сегодняшняя была сильнее «Я» вчерашней. «Я» сегодняшняя была женой Ариса. «Я» вчерашняя жила с лучшим мужчиной на свете. Теперь я всё чаще думала об Арисе и представляла рядом с собой именно его, а не своего Мужчину. Любила ли я его на самом деле? Раньше я, ни секунды не сомневаясь, отвечала положительно на этот вопрос. Сегодня я не смогла бы дать никакого ответа. Я не знаю. Пока он был рядом, я нуждалась в нем. А сейчас всё совсем иначе. Кажется, я разочаровалась в нем. Я так искренне верила, что он мой «тот самый единственный». Что ему понадобится максимум неделя, чтобы определить моё местоположение и вытащить меня из плена.

– Арис? – позвала я.

Он сидел рядом, прислонившись спиной к стене. Его босые ноги были сложены по – турецки, а губы искусаны в кровь от творческого напряжения. В руках он держал планшет, в динамик которого надиктовывал свои стихи. Какая – то местная компания захотела поработать с его группой. И перед тем как отправиться с ребятами на студию, Арис решил сделать устную перезапись всего своего творчества в хранилище. Я знаю, что он хотел издать книгу со стихами в ближайшем будущем. То, что делал он сегодня, станет одной из глав его сборника.

Он нажал на «стоп» и внимательно посмотрел на меня. Мне нравился этот выразительный взгляд. В моменты сосредоточения на мне его глаза цвета бушующего океана приобретали небесный оттенок.

– Арис, ведь если мы с тобой семья, значит, ты меня любишь?

Он слегка улыбнулся, как бы давая положительный ответ на мой вопрос, а я продолжила:

– Скажи, когда ты понял, что влюбился в меня?

Не могу сказать, что именно об этом мне сейчас хотелось поговорить больше всего, но он любил, когда я становилась такой теплой и домашней, а мне хотелось порадовать его хоть немного. Пусть он и держал меня в невыкупаемых заложниках, но он делал для меня максимально много из возможного.

– Когда увидел тебя в твоем сером свитерке, – ответил он просто.

– Значит, это было еще в школе?

Арис кивнул.

– Тогда почему ты мне не говорил об этом раньше?

– Говорил, просто ты не помнишь.

– Хорошо, когда ты мне сказал об этом впервые?

– На нашем первом свидании. Ты не помнишь этого, но мы с тобой встретились в парке. Не было никакой интриги, мы долго общались в Сети перед тем, как я пригласил тебя прогуляться. Честно говоря, я вообще думал, что ты не согласишься, потому что ты всегда была такая возвышенная и воздушная. Но и к чертям послать никогда не стеснялась. Ты всегда приводила меня к диссонансу своим поведением. Поэтому я долго не решался.

– О чем мы общались в Сети?

– Ты боялась поступать на филологический факультет и советовалась со мной, как бы поступил я в такой ситуации.

Я рассмеялась. Никогда бы я не стала делиться с чужим человеком своими переживаниями. Всегда у меня было свое личное замкнутое пространство, доступ к которому был открыт только моему Мужчине. С остальными я не откровенничала никогда, предпочитая решать проблемы по мере их поступления и в одиночестве. Обычно, после медитации и в абсолютной тишине. Мой Мужчина даже оборудовал мне комнату для самопознания. Там не было слышно ни одного звука извне. Только там я могла слышать себя. Теперь у меня была такая комната в постоянном распоряжении, но радостнее от этого мне не становилось. Только здесь, в заточении, я поняла, как сильно не хватает мне человеческого шума. Соседа из дома напротив, что всегда скандалит со своей женой во дворе. Детей, которые весёлой компанией проезжают мимо на велосипедах. Бабусю, ворчащую на цены в магазине. Шум толпы на общегородском празднике. Треск затвора фотоаппарата за моей спиной. В это глобальной тишине мне так сильно не хватало шума, от которого никаким образом не могла я избавиться там, в прошлой жизни, где в момент очередного приступа истерических слез мой Мужчина не обшил шумоизоляцией четыре стены, чтобы я могла наслаждаться обществом себя.

– Анна, ты не такая, какой кажешься сама себе. В тот день я написал тебе по делу. Мне нужно было взять у тебя номер моих ребят. Они были не в Сети, а я потерял свой телефон. Их телефонов у меня не нашлось, поэтому я написал тому, кто в тот момент был онлайн. Тебе. Ты ответила. Я спросил, куда ты собралась поступать. Видимо, ударил по – больному. Уже потом ты рассказала, что в тот день ты рассорилась с тетушкой и собирала чемодан, чтобы уйти в никуда. Но я отвлек тебя перепиской ни о чем. Ты выговорилась. А я понял, что ты не та, которой пытаешься казаться. Вся твоя стервозность в тот момент просто растворилась. Между нами была сотня километров, а я чувствовал тебя, будто ты сейчас плакала в мое плечо. В тот момент я понял, что помешан на тебе. Что мне нужно увидеть тебя. Всё, что разделяло нас все эти годы, стало таким отвратительно пустым, и осталась только ты.

– Звучит как бред сумасшедшего, – прокомментировала я.

– Так и было. Только сумасшедшими были мы оба. Я больше не уходил из Сети, чтобы вдруг случайно не пропустить тебя. А потом предложил встретиться. Мы уже вернулись с гастролей, я немного приболел, но был готов вести тебя куда угодно. Ты предложила прогулку в парке. Тогда я понял, насколько ты мне не доверяешь, если ведешь в людное место.

– Скорее, насколько я независима. Ведь если бы ты повел меня в кино или кафе, то тебе бы пришлось платить за меня. Я не терплю этого ни на первом, ни на втором свидании.

– Анна, милая, теперь – то я это знаю, а вот тогда ты была так убедительна в своем желании идти принципиально в парк. Был вечер. Желтым светом горели фонари. И вдруг начался ливень. Такой летний и теплый, который с грохотом обрушивается на землю крупными каплями. Я не мог удержаться. Я подхватил тебя на руки и принялся кружить. Ты смеялась, запрокинув голову, а я хотел слушать этот смех всю свою жизнь. Я включил в телефоне песню, которую писал для тебя. И мы танцевали при свете фонаря. Под летним дождем. По твоим щекам катились слезы. У меня зашкаливала температура. Но мы танцевали так, будто вокруг не было никого, кроме нас двоих. Я так хочу, чтобы ты вспомнила этот момент.

Арис замолчал и отвернулся.

На какое – то мгновение мне показалось, что он плачет, но он улыбался. Почему он улыбался? Может, потому что эта история звучала слишком сопливо даже для него? А, может, эти воспоминания были реальны и до сих пор доставляли ему такое приятное ощущение того, что всё это было на самом деле?

Я тоже молчала, не зная, как реагировать на его рассказы.

Подождав пару мгновений, Арис снова нажал на «play» и продолжил наговаривать свой текст в динамик тонкого пласта планшета. Когда Арис занимался творчеством, он пропадал для окружающих. Можно было смело открывать дверь и выходить, он бы даже не заметил. Подобрав колени, я уселась поудобнее и задумалась о том, могло ли всё это быть правдой.

Я никогда не была романтиком. Мой мужчина никогда не дарил мне цветов и бриллиантов, потому что всей этой дребедени я предпочитала новый плеер, гитару или комбинезон. Были вещи, которые нравились мне на самом деле. Я не могла танцевать под ливнем при свете фонаря просто потому, что это была бы не я.

Я помню, как однажды мы с моим мужчиной праздновали день рождения моего любимого писателя. На самом деле, для меня это было по – настоящему важно. Я действительно всей душой принадлежала его творчеству. А мой мужчина поддерживал все мои начинания, поэтому праздновал вместе со мной. Знаете, чем всё закончилось? Мы взломали музей и похитили оттуда гипсовый бюст Маэстро словосложения!

В этом заключалась вся я. Никогда по своей воле я бы не стала танцевать под светом фонаря. И дай мне хоть каплю безнаканности, я бы похитила из каждого музея страны по гипсовому бюсту своего любимого писателя, чтобы собрать многотонную гипсовую коллекцию.

Нас с моим мужчиной долго искали, но, естественно, в городе с населением в несколько сотен тысяч людей нереально найти двоих похитителей скульптуры из музея. Мы предусмотрительно надели черные маски с прорезями для глаз. Обменялись одеждой. И провернули дело под зажигательную мелодию, что всегда в американских комедиях становилось решающим фактором для идеального преступления. До сих пор где – то в Сети гуляет видео с камеры наблюдения Музея, где двое неизвестных бегут широким шагом, крепко обнимая гипсовый бюст известного в узких кругах фантаста, жившего в прошлом веке слишком яркой и насыщенной жизнью, под детскую песенку: «Если рядом лучший друг, станет яркой жизнь вокруг!».

А танец под дождем свалил бы меня с ангиной, не посчитавшись с моими собственными желаниями. Я любила шашлыки в снегопад. Я любила горький кофе в перерыве между статьями. Я любила сигарету после тяжелого рабочего дня. Я любила писать по ночам, когда все спят. Я любила сноуборд и ледяную корку поверх сугробов. Я любила ощущение асфальта босыми ногами и лежать на траве. Любила море ночью. Любила зиму, потому что зимой ночь почти весь день. Но танец под дождём сломал бы мои отношения в тот момент, когда они еще даже не успели толком начаться.

Арис начинал допускать обидные промашки, когда я уже начинала откликаться на чужое имя и принимать чужую жизнь. Он делал это случайно, допуская ошибку, приравнивая всех девушек к несуществующему идеалу? Или же он делал это нарочно, не принимая моей веры в Анну? Моя вера в Анну могла оборвать его фантазии. Я не знала его конечной цели, и от этого было так страшно дать ему фору и оборвать моё существование, пускай и в большой коробке, ограниченной бетоном.

Мы смотрели очередную сопливую историю о любви тех, кому не суждено быть вместе. Костюмы прошлого века должны были придать картине колорита и прикрыть блеском искусственных бриллиантов сэкономленные на сценарии деньги. Такие фильмы заставляли утирать меня скупую слезу сожаления о бывшем кинематографе, который мог собрать кассу только за счет сценария и актерской игры. От блеска искусственных камней у меня сводило скулы. Но Арис упорно приносил мне исключительно розовые сопли. Я несколько раз пыталась поднять тему действительно стоящего фильма, но всё было бесполезно. По его глупому уразумению данные экранизации должны были разбудить во мне что – то такое неведомое, что жило только в его реальности.

– Это была экранизация известного романа. Что скажешь?

Ему было важно моё одинаковое мнение после каждого одинакового фильма, что он мне преподносил. Порой мне казалось, что вся моя жизнь здесь – это какой – то наиглупейший эксперимент по превращению человека в овощ с ядром грецкого ореха вместо мозга.

– Пятичасовой фильм. Япрекрасно выспалась, спасибо, Арис, – ответила я ему.

– Ты сегодня снова ядовита. Интересно, когда-нибудь я привыкну к твоим переменам настроения? – он снова задавал риторические вопросы. Да, моё настроение менялось чаще, чем мне самой того бы хотелось, но, возможно, дело было в том, что я заперта в подвале, где плесень по стенам разрастается со скоростью света, грозясь скоро пустить свои корни внутри меня? Я устала. От запаха. От сырости. От постоянного холода. От невольной зависимости. От невозможности принимать решения. От себя… Я надоела самой себе. Мне нужно было вложиться в другого человека, чтобы получить взамен чужой энергии, с которой я смогла бы идти вперед. Я не знаю, как выживали люди, которых запирали на долгие годы в одиночных камерах. Я бы сошла с ума за месяц.

– А я по – прежнему продолжаю надеяться на хороший кинематограф от тебя. Что ты пытаешься сказать мне этой сладенькой вкусняшкой?

– Почему, Анна? Ты разлюбила легкое кино?

– Я никогда не смотрела его и не жалею ни о чем. Я люблю тяжелые фильмы. Те, которые несут в себе какой – то груз размышлений. Я люблю грязные фильмы, после которых ты осознаешь, что на самом – то деле в твоей жизни всё куда лучше, чем тебе кажется. Я люблю драмы, после которых ты начинаешь ценить то, что имеешь. Люблю фильмы, основанные на реальных событиях, после которых хочется стать лучше. Я люблю мрачное кино. Я люблю темные оттенки и саундтреки, от которых мурашки ползут по спине. Мне нужен смысл.

– Изначально кинематограф был просто развлечением.

– Спасибо моим родителям, что я родилась на век позже. Я не терплю легкие фильмы. Принеси мне груз, который вызовет у меня хоть какие – то эмоции. Я хочу атмосферности. Хочу полного погружения. Хочу переживать и радоваться вместе с актерами. Я хочу такое кино, в котором растворяешься. От которого теряется связь с реальностью.

И он раздобыл такой фильм. Я не знаю, как он его отыскал, но, похоже, что чьи – то рекомендации сыграли мне на руку. Вполне возможно, что это были мои собственные рекомендации. Я много писала в Сети. Статьи, отзывы, комментарии. Забив в поиск «НикНикиНиколь» можно было получить максимум информации обо мне. Везде, на каждом сайте, я представлялась этим именем, и за долгие годы оно успело примелькаться и даже полюбиться некоторым читателям.

Кино было прошлого десятилетия, но, как следует, настоявшись, с годами оно приобрело еще более терпкое послевкусие. Я посмотрела его с упоением. Во – первых, главную роль в нем блестяще отыграл мой любимый актер, который отдавал музыке всё свое свободное время, поэтому снимался не так много, как мне этого хотелось бы. Но я, тем не менее, любила его как актера чуть больше, чем как музыканта. Во – вторых, фильм оставил ощущение «как обухом по голове». Титры давно закончились, а я всё сидела и смотрела в черный экран.

– Анна, я вижу, что смог угодить.

– Более чем, – ответила я ему абсолютно искренне. – Арис, знаешь, кем я мечтала стать в детстве? Хотя, я приврала, не только в детстве. Эта мечта до сих пор со мной.

Он покачал головой. Я не сомневалась. Естественно, что он не мог этого знать. Настолько откровенна я была только со своим мужчиной. С этой стороны меня знал только он. Но не потому, что ему было интересно. Просто мне хотелось быть искренней со своим родным человеком. Арис же действительно желал услышать ответ. Я видела, как он напрягся и смотрел на меня снова так пронзительно, как на меня не смотрел никто и никогда.

– Я всегда мечтала работать за кадром. Участвовать в съемочном процессе. Я никогда не была по ту сторону экрана и понятия не имею, как это происходит, но, если бы я могла хоть на секунду увидеть, кто чем занят позади камеры, я бы сразу сказала тебе, кем я хочу стать. После просмотра любого фильма я сразу пыталась найти и прочесть его сценарий, посмотреть кадры со съемок, интервью с создателями и, если повезет, найти неудачные дубли. Если когда-нибудь мне удастся выбраться отсюда, то я разведусь с мужем и уеду туда, где рождается чудо.

Арис долго молчал, глядя на меня таким пронзительным взглядом, каким на меня не смотрел, кроме него, никто и никогда. Тем самым, который чувствуется где – то на подсознании и передается импульсами в тело.

– Почему за кадром, а не в нем? – спросил он абсолютно серьезно.

– Потому что актеры люди подневольные. Они не могут отвлечься от того, что уже произошло в голове у Маэстро. Именно он зарождает чудо. А актеры его только воспроизводят. Это не интересно для меня. Я хочу быть создателем. Или поджигателем искры в голове создателя. Тем более, я никогда не стремилась к славе. Хоть в какой – то степени и обрела её. Я один из самых известных журналистов в нашем городе. Часто ко мне обращаются люди со своими проблемами, вдруг узнав меня на улице. Не могу сказать, что это мне не льстит. Но я к этому не стремлюсь.

– Анна, ты не журналист, – устало вздохнул Арис, и я постаралась перебить его до того, как он испортит момент откровенности.

– Ты ведь тоже мечтал в детстве стать кем – то?

– Патологоанатомом, – ответил он после секундной паузы. – Моя мама, твоя свекровь, лучший хирург в нашем городе. В детстве я любил бывать у неё на работе и однажды по ошибке забрел в морг. Там с топориком в руке стоял огромных размеров мужик в клеенчатом фартуке, забрызганном бурой кровью. Он курил прямо над вскрытым телом девочки примерно моего возраста. Через всё тело у неё был разрез в форме буквы «игрек», а ребра торчали наружу. Я остановился прямо напротив него и смотрел, как он курит, держа сигарету длинным блестящим зажимом. На руках у него были огромные закатанные резиновые перчатки длиной по локоть. Я смотрел то на него, как он прищуривается, выдыхая едкий дым. То на девочку, чьи светлые волосы разметались по столу. То на него. То снова на нее. «Ты не боишься?» – спросил меня доктор. Я помотал головой и спросил, отчего она умерла. «Сердце» – ответил он мне. И с тех пор я понял, что тоже хочу быть доктором для тех, кому доктор уже не понадобится больше никогда.

– Почему же в итоге программер?

– А почему в итоге филолог? – ответил он снова вопросом на вопрос.

– У меня так сложились жизненные обстоятельства. А вот что остановило тебя? Мама-главврач не дала бы тебе пропасть с медицинским образованием.

– По образованию я хирург, – ответил Арис.

– Тогда я не понимаю, в чем дело.

– Дело в том, что мечтал я быть патологоанатомом.

– Это не одно и то же? Оба режут людей. Только одни живых, а другие мертвых.

Арис рассмеялся.

– Наивная девчонка, всё не так просто. Не забывай, у меня есть еще группа, которая лишится своего создателя, если я покину её. Ты хочешь быть создателем чуда за кадром, я являюсь создателем чуда в плеере. Это тоже часть меня. Так бывает. Что люди любят сразу несколько вещей. И любая из них может делать их счастливыми.

– Самолеты, – кивнула я.

Арис меня не понял и вопросительно вскинул брови.

– Самолеты сделали бы меня счастливой наравне с работой за кадром.

– Летчица?

– Стюардесса.

Я помню, как впервые в своей жизни увидела самолет в одном стареньком русском фильме, где один из героев заткнул собой выбитый иллюминатор. Я заболела полетом уже тогда. А потом, уже в сознательном возрасте, тётя вывезла меня и братьев на море. Мы летели так долго, несколько часов, но я помню каждую мелочь, которая звучала тогда. Помню прекрасных улыбчивых стюардесс, холод из кондиционера, момент отрыва от земли, мерный гул во время полета. Тетушка боялась летать, потому что больше всего на свете она боялась умереть. Но я влюбилась в эту огромную машину всей душой, и если бы мне было суждено выбрать свой дальнейший путь, в тот период жизни, я бы осталась жить в аэропорту и работать улыбчивой стюардессой. Риска хватает в любой профессии. Люди умирают каждый день пачками. А самолет – это стихия.

Арис улыбался, слушая меня. А я захлебывалась воспоминаниями первого взлета. Это было настоящее волшебство, испытать которое у меня не получится больше никогда. И не потому, что я хороню себя заживо за четырьмя бетонными стенами. Нет. Наоборот, я была более чем уверена, что всё это еще далеко не конец, и я обязательно выберусь отсюда. Просто я давно уже не испытывала той радости, которая была в детстве. В одной своей статье я вывела формулу окончания детства: ты становишься взрослым в тот момент, когда понимаешь, что больше не ждешь Нового года и лета. Новый год становится слишком затратным, а летняя поездка в теплые страны – обыденностью. Я перестала испытывать чувство волшебности примерно в семнадцать лет. И через год я уже сознательно вышла замуж. Вот такая печальная история. Не знаю, что должно случиться в двадцать восемь лет, чтобы ты обрадовался как ребенок, так чисто и искренне, аж до мурашек.

На этом грустном моменте монолога у меня по щеке покатилась слеза, и я предпочла отвернуться от Ариса. Я наивно ожидала, что он дотронется до меня. Или скажет хоть что – то. Но этого не произошло. Через мгновение я услышала, как хлопнула дверь за моей спиной. Он снова ушел, чтобы не видеть моих слёз. Впрочем, как обычно. Я уже не удивлялась.

Порой мне и вовсе казалось, что он не знаком с такими понятиями, как жалость и сострадание. Эта манера поведения меня ошеломляла. Каким образом Арис комбинировал запредельную внимательность с абсолютным пофигизмом? Он знал, что происходит в моей голове каждую секунду нашего совместного времяпрепровождения. И он никогда даже не попытался вытереть мне слёзы. Я не ждала от него поцелуев в макушку и фраз ободрения, нет. Меня просто крайне удивляло, как можно предугадывать моё настроение и не предпринимать попыток обнять меня в момент огорчения.

Зато утром Арис сумел меня удивить. Еще не открывая глаз, я поняла, что в моей бетонной коробке что – то изменилось. Было полное ощущение того, что я сплю не в подвале, а на лугу, окутанном ароматом цветущих растений. В предвкушении сюрприза я открыла глаза и огляделась. На полу, в большой пятилитровой бутылке стоял букет разноцветных гербер. Они были такие яркие, такие ароматные и живые, что мне захотелось плакать от переизбытка чувств. Я не знаю, как описать ту гамму эмоций, что я пережила при виде настоящего букета. Здесь, в подземелье, где есть только я, четыре бетонные стены и Арис, человек – праздник, который появлялся, когда хотел и уходил так внезапно, словно каждый раз навсегда, мне безумно хотелось увидеть что – то из того, другого, мира. С которым нас разделял фундамент и слой земли. Я до слез бессилия устала быть похороненной заживо. А сейчас здесь были живые цветы. Пусть ненадолго, но они были прямо передо мной. На какой – то очень короткий миг я почувствовала себя бесконечно счастливой.

Я попыталась сесть спиной к стене, чтобы любоваться этой красотой из соседней реальности как можно дольше. Чтобы впитать в себя их аромат и дышать им, когда их не станет. Но, уткнувшись в Ариса, я вскрикнула от неожиданности.

– Ты что тут делаешь? – возмутилась я, глядя, как он потеплее укрывается моим пледом.

– Сплю, не видишь? – проворчал он сонно.

– Там твой корабль часом не пришвартован на заднем дворе, Мистер Очевидность? Я вижу, что ты спишь! Почему здесь? У тебя есть своя комната, там и спи! – я старалась говорить как можно нахальнее, но, видимо, у меня ничего не вышло. Внутри меня бурлила целая тонна счастья от увиденного, поэтому злиться на Ариса у меня уже не было ни сил, ни желания.

– Анна? – он открыл глаза и приподнялся над подушкой. – Я давно не видел тебя такой. Откуда столько нежности ко мне? Неужели девять гербер на тебя так влияют? Я могу подарить тебе их тысячу, лишь бы ты снова могла любить меня, как раньше.

– Моя любовь не продается.

– А я и не пытаюсь её купить. Я пытаюсь договориться с твоими воспоминаниями.

Арис стянул с себя плед, обнажив рельефный торс, от которого у меня снова по телу прокатилась тёплая волна электричества. Мне нравилось его тело. С таким телом и глянцевой внешностью он бы мог играть героев – любовников в бесконечных мыльных операх по телику.

– Ты не ответил мне. Почему мы снова спим вместе?

– Потому что я не хочу спать без тебя, Анна, разве это не очевидно?

Я согласилась с ним. Он и правда старался не оставлять меня одну надолго. Может, он боялся, что я найду способ бежать. Или же его действительно тянуло ко мне.

– К цветам в комплекте не шел завтрак? – спросила я его.

Арис улыбнулся. Перегнувшись через меня, он вытащил из – за моей спины небольшой термос с горячим кофе и пластиковую тарелку с холодными круассанами.

– Пластиковые тарелки. Пластиковые стаканчики. И горячий кофе в термосе. Не боишься, что я могу плеснуть тебе его в лицо?

Он покачал головой и протянул мне круассан. Я взяла его и уселась поудобнее, приготовившись снова разговаривать обо всем на свете. В последнее время это получалось так легко, будто мы действительно были с ним одной семьей и у нас никогда не было секретов друг от друга. Больше всего меня пугало то, что порой я забывала, где нахожусь и вела себя с ним так, как обычно вела себя только со своим мужем.

Арис подвинул мне тарелку, а сам сделал глоток кофе из стаканчика.

– Хочу с тобой сидеть вот так в кафе в перерыве между съемками. Муж никогда не ел вместе со мной. Даже если наши перерывы совпадали. Даже если это были выходные. Я всегда сидела за столом одна.

Не знаю, что на меня нашло, если я вдруг стала такой откровенной. Скорее всего, так на меня подействовали яркие живые герберы.

– Знаешь, Анна, ты так часто говоришь о муже из той, другой, своей жизни, о собаке, но никогда не говоришь о друзьях. Почему? Там у тебя их не было?

Арис умел переводить темы и настраивать на разговор. В один момент я забыла о том, что он снова в одних трусах находится в моей постели, в миллиметрах от меня. Он был так близко… Мне не нужно было протягивать к нему руку, чтобы дотронуться. Достаточно поглубже вздохнуть, чтобы почувствовать тепло его тела. И всё это сделалось таким неважным в тот момент, когда он решил задать мне очередной вопрос. Вопрос, который снова поможет запустить ему свою руку мне в душу и как следует там покопаться.

– Потому что у меня их нет, я тебе уже говорила.

– Но ведь когда – то они у тебя были.

Я кивнула, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Снова безуспешно.

– И куда они делись?

– Кончились, – улыбнулась ему я и натолкнулась на его пронзительно – ледяной взгляд.

Этого взгляда я боялась на каком – то инстинктивно – подсознательном уровне. Арис умел быть разным. Обычно любопытным и вопросительным, когда дело касалось меня. Но, стоило мне сказать что – то, что он вовсе не желал слышать, и он буквально менялся в лице. В такие моменты он выглядел так, словно сошел со страниц романа о похождениях некрофила – каннибала.

– Раньше у меня было очень много друзей и знакомых. Телефон разрывался, в подъезде караулили, поджидали у школы. Но я, по своей глупости, дружила только с мальчиками. Характер у меня такой. Не болтушка – хохотушка я. Со временем поняла, что мальчики вовсе не дружить со мной хотели. Поэтому вскоре все они нашли себе девушек и общение со мной завязали. А с девочками я дружить так и не научилась.

– Что тебе мешает сделать это сейчас? – спросил он. От ледяного блеска в его глазах не осталось и следа. В них снова сиял озорной огонек любопытства. Он сходил с ума от желания снова коснуться меня где – то там, внутри.

– А сейчас мне никто и не нужен, как оказалось. Кроме моего мужчины, правда. И, как ни странно, но, почему-то, ты становишься мне близок. Наверное, это стокгольмский синдром. Но мне порой кажется, что если бы мы с тобой познакомились в других условиях, у тебя были бы все шансы получить взаимность с моей стороны. Ты интересен мне. Но ты мой похититель. И я тебя ненавижу. Чёртов, мать его, диссонанс.

– Тебе нужен человек, который будет понимать и принимать тебя. И, кроме меня, ты таких не встречала. Именно поэтому тебя так сильно тянет ко мне.

– Может быть, – рассеянно кивнула я, стараясь не принимать близко к сердцу то, что он мне говорил. – Что – то я не замечала, чтобы у тебя самого друзей было много. Да, у тебя куча знакомых. Но хоть кому-то из них ты сможешь рассказать о том, что живет внутри тебя? Уверена, что нет. Мы одинаковые. Одиночки.

– Не сравнивай, – грубо отрезал он. – Я другой. Ты меня совсем не знаешь.

– Может быть, – снова согласно кивнула я, не пытаясь переспорить его. – Я знаю, что ты одиночка. И что это не просто блажь. Это твое прикрытие. Твоя маска. От чего ты скрываешься, я пока не знаю. И не уверена, что хочу это знать. Мне хватает того, что я знаю сейчас.

По его изменившемуся взгляду я вдруг поняла, что случайно попала в самую точку. И не просто попала. Я туда ударила. Ударила неожиданно больно для него. Арис не был готов к моим словам и еще долго не мог принять свой привычный хладнокровный вид. Но, после, взяв себя в руки, он вернул разговор в прежнее русло.

– Чем же ты занималась после работы обычно, если друзей у тебя нет?

– Дались тебе мои друзья! Я абсолютно самодостаточна! Мне хорошо наедине с собой.

– Что делают люди, которым хорошо наедине с собой? – он никак не унимался.

– Играют на гитаре, – неожиданно серьезно ответила я ему и провела пальцами по невидимым струнам.

– «Девочка с ярким огнём в глазах,

Остановится если трещина пройдет в небесах .

Я хочу проснуться с тобой в одной постели!»

Я спела во весь голос так звонко, что Арис весело рассмеялся.

– Мне еще никто никогда не пел, – с улыбкой ответил он. – А последняя строчка – это призыв?

Я смутилась от неожиданности. Он меня подловил. Именно поэтому она сделала ударение на эти слова. Именно потому, что мне действительно приятно было просыпаться с ним по утрам. Но не в моих правилах было сдаваться.

– Глупости, мне просто нравится эта песня. От неё веет такой безнадёгой, что проиграв её раз пять – шесть, хочется начать жить заново. Чтобы выход был всегда.

– Мне нравится, как ты поешь. А еще мне нравится твоя противоречивость. Никогда не слышал, чтобы у кого – то возникало желание жить от чужой безнадёги.

Здесь я сочла, что ничего отвечать не нужно.

– Помимо гитары? – продолжил свой опрос Арис.

– Арис, у тебя есть мечта? – спросила вдруг я его, проигнорировав вопрос. – Мы вчера разговаривали о том, кем мечтали бы стать. Но жизнь не заканчивается на выборе профессии. Чтобы проснуться утром и жить дальше, у человека должна быть мечта. Для чего проснулся сегодня ты?

В его глазах промелькнула искра удивления, и он запустил руку в свою длинную челку, обычно уложенную назад. Этот жест я уже успела изучить. Он машинально повторял его каждый раз, когда думал перед тем, как ответить правильнее на мой вопрос. Подбирал слова. Он не любил вопросы, потому что на них приходилось отвечать. Это противоречило принципам его внутреннего мира, который был сокрыт глубоко внутри него. И я это знала. И беззастенчиво этим пользовалась, всё чаще задавая ему вопросы, ответить на которые он был не готов. Сказывался ли мой опыт работы в области журналистики, или же простое интуитивное любопытство – я не могла ответить. Но пользовалась этим открыто, запрыгивая в самый центр его «Я» без дистанции на разбег.

– Я коллекционирую воспоминания о людях, которые достигли своей мечты, благодаря мне. Я трачу очень много времени на то, чтобы пополнить свою коллекцию воспоминаний. Именно поэтому мы не можем с тобой видеться чаще.

– И когда ты почувствуешь удовлетворение от того, что твоя коллекция полна, в этот миг исполнится твоя мечта?

Он покачал головой.

– Моя коллекция никогда не будет полной. Недавно я нашел лучший экспонат. Но, к сожалению, я не могу обладать им. Я ответил на твой вопрос?

– Не совсем. Если бы я так ответила на твой вопрос, ты бы начал расспрашивать, что это за коллекция.

– Но ты этого не сделаешь. Поэтому твоя очередь ответить на мой вопрос. Что еще, помимо гитары?

– Теперь ты можешь спросить меня, о чем мечтаю я, – предложила я ему. – Честность за честность. Я тебе отвечу.

– Если это ответ на вопрос, чем ты еще занимаешься вечерами, помимо гитары, то я хочу узнать, о чем ты мечтаешь?

– Я мечтаю написать такую книгу, которая будет переведена на несколько языков и экранизирована, – со всей серьезностью ответила я, повернувшись к Арису лицом, чтобы видеть его реакцию на свои слова. Еще ни с кем я не делилась своей мечтой, потому что даже мне самой она казалась недосягаемо невыполнимой.

Но он смотрел на меня без малейшей искры улыбки. Несколько мучительных секунд молчания, во время которых Арис внимательно разглядывал меня, будто пытаясь уловить нотки смеха в моем взгляде. Но я говорила абсолютно искренне, не пытаясь отшутиться от его вопроса.

– Почему эта мечта носит характер тайны за семью печатями? – спросил Арис.

– Потому что это глупая мечта. Книги сейчас не в тренде.

– Похоже, я отстал от современной молодежи. Просвети – ка тридцатилетнего старика, что сейчас в тренде?

– Комиксы и штампованные супергеройские фильмы. Они выходят пачками дважды – трижды в сезон. Никому не нужны серьезные поучительные книжки про дружбу, ненависть и предательство. Над ними нужно думать, а это бесполезный и бессмысленный труд, по мнению сегодняшних трендов.

– Анна, мы с тобой живем в такой провинции, что не можем знать наверняка, что сегодня в тренде. Вся наша модная тусовка баулами скупает леопардовый принт, а через неделю узнает, что в столице это уже не актуально с конца прошлого месяца.

Я неожиданно громко рассмеялась над его словами и приподнялась на локте, чтобы снова посмотреть в глаза цвета моря:

– Так, дружок, давай начистоту, откуда ты знаешь словосочетание «леопардовый принт»?

– Это не то, что я хотел до тебя донести, – приподнял он левую бровь, что говорило о крайней степени недовольства.

Сегодня мне было с ним весело, несмотря на то, что часто он принимал неприступный вид лидера ситуации. В такие моменты он облачался в мантию изо льда, и я не знала, с какой стороны можно подойти к нему, чтобы не удариться о стену из его колких замечаний и насмешек. Он не умел подбирать слова. Не умел быть вежливым и обходительным. Не умел быть внимательным и тактичным. Не знал таких понятий, как учтивость, толерантность и корректность. Он говорил о том, что знал. Он говорил то, о чем думал. С ним было очень просто, потому что все его чувства и желания тотчас обретали словесную форму и изливались на собеседника потоком монолога. И с ним было невероятно сложно, потому что порой приятнее слышать ложь, чем грубую правду.

И, конечно, он никогда не отступал так просто от темы, что была ему интересна.

– Вернемся к твоей мечте, – настойчиво предложил он, всем своим видом демонстрируя нежелание слышать отказ. Поэтому я благоразумно промолчала. – Что ты делаешь для того, чтобы твоя мечта сбылась?

– Знаешь, натыкалась не так давно на фразу, что если не можешь бежать, идти и ползти к своей мечте, то просто ляг и лежи в направлении мечты. Так вот я отношусь к тем, кто еще только находится в поисках направления для лежания.

– Давай без абстракций? – снова категорично предложил Арис. – Четко, ясно и по делу.

– Я работаю журналистом. Пока что на этом всё.

Снова взглянув на Ариса, я поняла, что он начинает закипать, во второй раз услышав не то, что ему хотелось.

– Стоп, – остановила я его, пока он еще не успел взорваться. – Поскольку я не знаю, какой ответ ты считаешь правильным, то спроси меня, и я тебе отвечу.

– В своих обеих реальностях ты так или иначе связана с миром словосложения. Здесь, со мной, ты филолог и преподаешь литературу в ВУЗе. Там, с так называемым мужем, ты отработала почти десяток лет в газете. И до сих пор ни в одной из реальностей в твоей голове ты не сдвинулась в сторону своей мечты ни на миллиметр? Анна, тебе должно быть стыдно.

Я оставила без ответа его незаданные вопросы. Но Арис был не так прост.

– По какой причине ты застряла на месте?

– Я считаю, что у меня еще нет мыслей, которые можно было бы донести до большого количества людей.

– Вернемся к тому, с чего начинали. Ты считаешь, что книги сейчас не в тренде и читающих в нашей стране два с половиной человека. Почему ты думаешь, что именно им не понравится твоя работа, если эти люди не относятся «к большему количеству людей»?

Этот вопрос был лишним. Вскочив на ноги, я поняла, что взрываюсь и, для того, чтобы уравновесить себя, принялась шагами измерять шагами свою тюрьму вдоль и поперек. Я нервничала. Арис ступил на запретную территорию. Туда, куда я еще не пускала никого и никогда. Такое количество мыслей и идей долгие годы существовало только у меня в голове, не имея устного выражения. Я слегка повысила голос, принялась размахивать руками и нервно дергала плечами, пытаясь сказать всё то, что так давно жило в моей голове. Монолог обещал быть длинным.

– Арис, я хочу написать что – то категорически безусловно новое. Что – то, что взорвет весь мир. Чтобы люди разделились на два лагеря и вели споры о том, что это откровенное дерьмо, но из розовой пасти единорога. Что это отвратительно настолько, что заставляет переосмыслить свою жизнь и начать ценить то, что раньше было незаметно ненужным. Я хочу, чтобы это была омерзительная жесть. Чтобы читатель на середине страницы отрывался от книги и думал: «Боже Милостивый, зачем я читаю это? Зачем я потратил 6 долларов на это предательски пакостное чтиво?». Я хочу, чтобы это была романтическая история, чтобы потом, спустя еще пару страниц, читатель улыбался с мыслью: «Это написал чертов гений! Кто писатель? Не Безумный ли Шляпник, часом прислал эту восхитительную рукопись в издательство?». Я хочу объединить невозможное, несовместимое, несбыточное, желаемое и любимое каждым. Я хочу, чтобы это была история о любви. Неосуществимой любви. Такой, которая нереальна в нашем мире. Я хочу, чтобы она была приправлена ароматом лаванды и жасмина. Я хочу, чтобы под этими ароматами скрывался запах пота, крови и ненависти. О любви написано так много, но мне важно, чтобы эта любовь была обречена на смерть. Кровавую, мучительную, с отголоском шизофрении. Любовь Джокера и Харли, Сида и Нэнси, Коллекционера – все они должны быть детским лепетом по сравнению с больной любовью шизофреника и девушки, чья судьба будет зависеть от голосов в его сознании. Я хочу, чтобы эта книга была гнусной настолько, чтобы сам Чак Паланик снял передо мной шляпу. Но не могу… Эта история… Арис, она вышла из – под моего контроля.

Я вдруг остановилась так же внезапно, как сорвалась. Осознавая, что все силы без остатка были потрачены на этот нервный срыв, я опустилась на колени и уронила голову вниз. Кровь моментально прилила к щекам. Я почувствовала, как они раскраснелись. Но при этом мне было так холодно, что лицо оставалось бледным, а руки покрылись мурашками. Я сгорела дотла. Монолог, столько раз проигранный в голове, обретя душу из слов и голоса, превратил меня саму в пепелище, на котором не осталось ничего, кроме раскаленных обуглившихся деревяшек. Искра, заставлявшая меня много лет жить мечтой, может убить, не найдя выход. И только легкое дуновение со стороны того, кто имеет силу влияния на головешки, может разжечь костер снова.

И вдруг я почувствовала это дуновение. Оно было мимолетно, словно привидение, проходяще, словно закат в морской гавани, скоротечно, словно время до будильника. Оно пришло справа. Оттуда, где сидел Арис, подогнув под себя одну ногу.

– Твоя идея нашла своего первого читателя. Не обещаю, что хоть кто – то снимет перед тобой шляпу, но обещаю, что твои мысли превратятся в образы на бумаге. Всё остальное зависит только от тебя. От того, насколько ты продвинулась в своей манере письма за этот десяток лет.

Это было то, что я так сильно хотела услышать все эти годы от своего мужчины. Насколько же многогранна и противоречива судьба… Никогда бы не подумала, что услышу самые важные слова в своей жизни от собственного похитителя.

То, что он сказал мне в тот день, стало, возможно, самым важным событием в моей судьбе. Поворотным. Если бы меня спросили, когда я поняла, что наша история закончится именно так, как она закончилась, а не иначе… Я бы ответила, что в тот день, когда я увидела в своей тюрьме букет разноцветных гербер. В день, когда я услышала самые главные слова в своей жизни. Так часто я отвечала в своих статьях на невыносимые вопросы из разряда «Как найти свою половину?». Тяжелее всего мне давались именно такие колонки. Порой я сидела ночами напролет, пытаясь вытащить из себя хоть полслова. Но ответ пришёл ко мне здесь и сейчас. Только ту половину можно считать своей, которая поймет без слов. Которая не только слушает, но и слышит. Которой не важно, что и как ты делаешь, ведь ты умничка только потому, что ты это делаешь. Неважно, что макароны слиплись, а белая футболка стала розовой после стирки. Важно то, что половина старалась для тебя.

Моему мужчине был важен итог.

Ариса же, напротив, итог не интересовал нисколько. Ему было важно лишь то, что я занимаюсь любимым делом. Его интересовали мои промежуточные успехи. Он готов был столкнуть меня с обрыва, лишь бы я смогла летать.

Мой мужчина сказал бы мне:

– Николь, многие не умеют летать. Давай – ка ты бросишь всё и налепишь нам пельменей на ужин?

* * *

Я пыталась хоть немного поддерживать свою физическую форму и делала комплекс приседаний, когда услышала за дверью хорошо знакомый шорох. Едва услышав, как он набирает тот самый шестизначный код, я тут же отошла к противоположной стене и встала по стойке смирно, чтобы случайно не спровоцировать его на скандал. После ночных заварушек с алкоголем и путешествий по вентиляции, которые произошли почти месяц тому назад, мне хотелось сделать небольшой перерыв и заставить его верить в то, что я пытаюсь смириться со своим положением пленницы.

В этот раз он снова пришел не с пустыми руками.

– Анна, присядь на кровать, будь добра, – сказал он.

Арис был по – домашнему красив. В широких серых тренировочных штанах и обтягивающей светло – зеленой футболке он выглядел мечтой любой незамужней девушки. Но, не моей. Взмахом головы откинув непослушную челку на бок, он ногой прикрыл дверь до громкого магнитного щелчка. С собой он принес большую спортивную сумку, такую, с которой он, скорее всего, ходил тренироваться в зал. Он вел себя непринужденно, словно не было вчера наших пьяных разговоров глубоко за полночь, когда мы с ним в очередной раз ссорились, доказывая друг другу свою правду.

– Ты решил меня наконец – то расчленить? – спросила я.

– Вечером с ребятами шашлыки думаем пожарить. Надоело с тобой мучиться, – ответил он мне в тон и, неожиданно для себя, я улыбнулась.

– Из меня шашлык будет жилистый, не прожуёте. Жаркое готовь.

– И внутренности скормлю собакам, а то мы отравимся твоим ядом.

– Смешно, – кивнула я с сарказмом в голосе. – Что принес? Если опять роллы, то неси обратно. Я на них уже смотреть не могу.

– Нет, я принес тебе фотографии с нашей свадьбы и со свадебного путешествия.

Я снова почувствовала, как моё лицо скривилось в гримасе. Я ничего не могла поделать со своей эмоциональностью. Особенно в отношении Ариса.

– Зря ты так. Тут действительно наши с тобой фото. Помнишь, как мы летали на Кипр и наш самолет попал в зону турбулентности? Ты испугалась, но изо всех сил старалась не подавать виду. Ты спросила: "Зай, мне страшно?". Я ответил, что ты храбрая девочка и ничего не боишься. Тогда ты улыбнулась и ответила, что никогда не утонет тот, кому суждено сгореть. Я обнял тебя, а ты накрыла меня своим пледом, ведь ты всегда мерзнешь в полете. А я нет. Но я не стал тебе говорить об этом.

Я смотрела на него в упор и не могла понять, что здесь происходит. Казалось, что я очутилась в параллельной реальности, где моим мужем действительно является Арис. Он говорил моими фразами. Он озвучивал мне то, что никак не мог знать обо мне. Действительно, в самолете я всегда первая прошу плед. Действительно, чтобы не бояться чего – либо, я с детства задаю вопрос родителям, а в настоящем уже и мужу, стоит ли мне бояться чего – либо? "Солнц, может быть мне страшно идти на собеседование?" – спрашивала я любимого мужчину. "Ты умна ровно настолько, чтобы быть уверенной в себе, своих силах и знаниях" – отвечал мне муж и всё волнение пропадало.

Арис просто не мог этого знать. Не мог. Но знал.

Описанная им ситуация вполне имела место быть в другой жизни. Там, где я была счастлива со своим любимым мужчиной, который заносил меня на руках в свою квартиру в белом пышном платье, неловко наступая на фату.

Пока я приходила в себя от услышанного, он уже успел вытащить из спортивной сумки фотоальбом.

– Сколько человек было на нашей свадьбе? – задала я провокационный вопрос.

– Мы вдвоем, – пожал он плечами. – Ты же сама сказала, что этот день только наш, и ты хочешь разделить его только со мной.

Интересно, сколько в мире девушек, которые никогда не мечтали о свадьбе? Нет, не о замужестве, а о свадебном торжестве. О роскошном платье в воланах, похожем на торт. О прозрачной фате, небрежной волной струящейся по открытой спинке. О первом танце в окружении самых близких людей. Лично я мечтала не о свадьбе, а об удачном замужестве. Поэтому предложение, которое я получила от своего любимого мужчины в восемнадцать лет стало для меня огромной неожиданностью. Я никогда не мечтала о свадьбе. Единственное, чего мне всегда хотелось – это счастливый брак и дружную семью. Чтобы рядом всегда был человек, который никогда не предаст и всегда подставит свое плечо в случае моего провала. У нас не было свадьбы в том представлении, в котором её видят все окружающие. Мы тихонько подписали необходимые бумаги, получили документы и уже через два часа наш самолет взлетал в сторону солнечного Кипра.

Да, это всё было. Но не с тем человеком, который сидел сейчас рядом со мной и рассказывал мне мою историю жизни с любимым мужчиной, искусно выдавая ее за свою. Арис был для меня абсолютно чужим человеком. Но, заглянув ему через плечо, я увидела фотографии со свадьбы. Там, где раньше был мой мужчина – теперь был Арис. Это он нежно целовал меня в щеку возле Дворца Бракосочетания. Его я крепко держала за руку. С ним мы садились в белоснежный лимузин. Он был на каждой фотографии. Счастливый, смеющийся и невероятно красивый.

– Мне кажется, что я схожу с ума, – прошептала я внезапно севшим голосом.

– Ты меня вспомнила? – в его голосе слышалась надежда.

Я покачала головой.

– Нет, конечно. Я просто не могу поверить в то, что сейчас со мной происходит.

– Не нужно верить, – ответил он. – Нужно вспомнить.

Арис осторожно протянул руку к моей щеке, так, как тянутся погладить дикого зверя. Я увернулась.

– Не хватало мне тут еще стокгольмского синдрома, – проворчала недовольно.

– Я не похищал тебя. Ты дома. Наверху наша с тобой спальня. Там твои вещи. Шкаф с платьями. Столик с косметикой. Твоя сумка, та, что ты собирала в роддом, она до сих пор стоит в шкафу. Прости, но я не смог её выбросить.

Когда он начинал говорить, мне всегда казалось, что кто – то из нас совершенно ненормален. И если в первые дни моего заточения я была уверена в своем мировосприятии на все сто процентов, то сейчас всё делилось примерно 80 на 20. Иногда он был убедителен настолько, что я забывала себя и действительно начинала думать о том, что быть может, меня зовут Анна и после школы я вышла замуж не за своего любимого мужчину, а за Ариса.

– Так пусти меня в мою комнату, – снова попросила я его. – Я больше не могу находиться в заточении. Мне нужно мыться, причесываться, соблюдать хотя бы малейшие правила гигиены. Я уже не вспомню, когда мыла последний раз руки.

– Анна, поверь, я очень хочу жить с тобой как раньше, до болезни. Но ты опасна даже для самой себя. Я боюсь, что твоя очередная попытка суицида станет последней.

– Я умоляю тебя, организуй мне ванну. Я скоро чесаться начну от грязи, в которой я обитаю. Мы не в сериале, где люди, живущие на необитаемом острове, ходят с гладкими ножками и чистыми волосами. Я чувствую себя немытым и вонючим чудовищем.

Надо заметить, что это была не первая моя просьба о том, чтобы принять ванну, ну, или, хотя бы, душ. Но Арис либо отшучивался, либо переводил тему. Я понимаю, что в данном вопросе отчасти виновата сама, ведь стоило только притупить его внимание, дать ему почувствовать, что я начинаю верить его словам, и он, возможно, отстроил бы для меня ванную комнату в соседнем помещении. Я знала, что Арис вместе с отцом построил эту виллу, которая стала моей тюрьмой, а это значит, что навык строительства у него уже имелся. Ему ничего не стоило если не разрешить мне принять ванну наверху, то оборудовать её за стенкой и дать мне право мыться хотя бы раз в два дня, если уж на большее он так категорически не согласен. Но каждый раз он переводил тему.

– Давай поиграем? – предложила я внезапно.

Арис заметно оживился. Он всё еще листал фотографии со свадебного путешествия, видимо, предаваясь либо мечтам, либо ностальгии.

– Только сразу договоримся, если я выигрываю, то отпускаешь меня.

– Разрешаю тебе принять ванну, – поправил он меня.

– Соорудишь мне собственную ванную комнату в помещении через стенку.

Я была журналистом и умела торговаться в свою пользу, но Арис был непрост.

– Сначала ты расскажешь мне правила игры, – выдвинул он своё требование.

– Сначала ты несешь сюда коньяк, – парировала я. – Сегодня мы напьёмся. В дрова.

Арис внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Через мгновение из спортивной сумки он вытащил полулитровую бутыль рома.

– Идет? – спросил он и по моей улыбке понял, что более чем.

– Ты знал? – спросила я его.

И в свою очередь, по его ехидной ухмылке поняла, что он не сомневался в том, что мне захочется выпить.

– Пиратская пати в трюме корабля? – спросила я его, кивнув на фанерную обшивку моего обиталища.

– Пати в коробке корабельного трюма. Почувствуй себя контрабандой, – усмехнулся он.

Откупорив бутылку, он спустился на пол и сел напротив меня, скрестив ноги по – турецки. Свободные спортивные штаны позволяли ему сесть хоть на шпагат, и я снова невольно залюбовалась им. Он выглядел каждый день по – разному и мне это безумно нравилось. Единственное, что могла делать я – это заплетать волосы в косу, убирать в пучок или же в хвост. В этом заключались мои ежедневные перемены, что, тем не менее, очень нравилось Арису. Он часто смотрел на мои длинные осветленные волосы, несмотря на то, что они были грязными настолько, что скоро должны были слипнуться в единый ком.

– Я жду правил, – напомнил он, прервав ход моих мыслей.

– Я задаю тебе пять вопросов. И если хоть на один из них ты отвечаешь неверно, то организуешь мне ванную и больше не попытаешься звать меня Анной.

– Три.

– Что?

– Три вопроса.

Я непонимающе посмотрела на него, но Арис и не думал исправиться и сторговаться со мной.

– Пять, – стояла я на своем.

– Три.

– Да, почему? – в сердцах воскликнула я.

– Потому что пять – это много. Ты будешь думать, что у тебя еще куча вопросов в запасе и не будешь пытаться спросить что – либо по существу. За три вопроса вполне можно убедиться в том, что я говорю тебе правду.

– По рукам.

Я протянула ему свою ладонь для рукопожатия, но вместо этого он вложил туда бутыль.

Я сделала глоток и сморщилась.

– Когда я познакомила тебя со своей семьей, что тебе сказала моя сестра?

– У тебя два брата, Анна. Оба старше тебя, оба занимались единоборствами и частенько отрабатывали на тебе те или иные приемчики. Зачет?

Он протянул руку, и я передала ему бутылку с ромом. Он сделал пару глотков и хитро улыбнулся.

Я кивнула.

– Ребенку всегда дается национальность по отцу, ты ведь в курсе? – спросила я и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Какой я национальности?

– В тебе течет скандинавская кровь. Именно поэтому у тебя такие голубые глаза, цвета летнего неба. Остался последний, Анна. Ты, пожалуйста, не промахнись. На кону ванна и имя Николь.

– Ты говорил, что выкрал меня из психиатрии, где я лежала последние шесть месяцев после того, как потеряла нашего ребенка, верно?

– Это и есть вопрос? – уточнил он.

– Нет, мне нужно, чтобы ты сказал так это или же нет.

Он кивнул, ожидая, когда же я озвучу свой вопрос.

– Какая из санитарок нарастила мне ресницы?

Я не сводила взгляда с Ариса, ожидая его реакции, и она не заставила себя долго ждать. Спустя буквально мгновение он посмурнел и заметно напрягся. Его квадратные скулы работали в такт учащенному пульсу, а кулаки сжались сами собой. На какой – то миг мне показалось, что сейчас он меня ударит, но этого не произошло. Тогда я решила нанести решающий удар.

– У меня в идеальном состоянии ногти на руках и ногах. Кто делал мне французский маникюр в психбольнице?

Он не смотрел мне в глаза, уставившись в пол не моргая.

Не знаю, сколько времени прошло в обоюдном молчании. Он придумывал ответ. Я ждала, как же он выкрутится.

– Ты пытаешься подловить меня на ерунде, – ответил он спустя томительные минуты тишины.

– Мат, дорогой. Ты проиграл.

– Нет, Анна, это был шах. Я скажу тебе так, этобыла забота о тебе. Я знал, насколько важно для тебя выглядеть прилично, ведь ты преподаватель в университете. Ты знаешь, я считаю себя обеспеченным человеком. И расходы на собственную жену не считаю катастрофическими. Ты не находилась в психбольнице насильно, тебя туда определил я, поскольку боялся, что ты можешь наложить на себя руки. Переговорив с врачом, я добился разрешения на посещения мастерами твоей палаты.

– Не складывается. Тогда зачем ты выкрал меня оттуда, где я была закрыта по твоей инициативе? Можно было перестать оплачивать счета и попросить выписку.

– Ты не помнишь меня.

– Потому что тебя никогда не было в моей жизни. Хочешь мою версию?

Я не стала дожидаться, пока он ответит мне отрицательно и продолжила.

– Ты богатенький мальчишка, который привык получать всё то, что ему хочется. Я не знаю, кто твои родители, но судя по твоей внешности, твоему загородному дому и шикарной тачке, они не последние люди в городе. Я не видела тебя действительно работающим, так что, скорее всего, фриланс – это больше для души. Твоя группа не получает ни копейки за свои выступления, отсюда следует, что она тоже для души. Ты живешь в свое удовольствие и не думаешь о том, что пора бы начать зарабатывать, когда тебе уже за тридцать. Ты всегда получал то, на что указывал пальцем, а тут тебе еще в школе понравилась девочка, которая не бросилась на твои деньги, как это делали остальные. Ты не зацепил меня тем, чем привык цеплять других. А потом и вовсе узнал, что спустя полгода после окончания школы я выскочила замуж. Да, я не отрицаю, быть может, ты и забыл обо мне на какое – то время, а потом обратил на меня внимание на дне города. Я стояла на ступенях и видела, как ты удивился, увидев меня. Весь концерт ты посвятил мне. Ты играл для меня. Я не знаю, как описать то, что я тогда почувствовала. Искра? Ты не сводил с меня глаз, а потом захотел меня получить. Приехал домой, быстренько прочел все мои статьи, чтобы узнать меня поближе. Меня, как журналиста, знают в городе многие, поэтому я не стеснялась начинать свои статьи со слов: "Лично я всегда безумно боялась момента отрыва самолета от взлетной полосы, поэтому приготовила для вас несколько советов, как избавиться от страха и летать в свое удовольствие". По этим фразам легко составляется психологический портрет человека. Я ни капли не сомневаюсь, что все моменты ты узнал из моих статей. Оставалось дело за малым, узнать мой распорядок дня.

– Стоп, – грубо прервал меня Арис.

Весь мой монолог он просидел, не меняя позы и глядя в пол. Но сейчас в нем кипела ярость.

– Анна, ты несешь несусветную чушь. Откуда же я знаю про братьев, откуда у меня свадебные фото?

– В прогрессивном мире живем, – ответила я ему. – Сейчас можно сделать фотодоказательство чего угодно. Хоть инопланетян, хоть снежного человека.

– Я не собираюсь больше тебе ничего доказывать, – покачал он головой недовольно.

– Конечно. Потому что ты проиграл. В твоем рассказе столько несостыковок, что тебя бы вывел на чистую воду даже ребенок.

– Я не проиграл. Я знаю то, чего рассказать тебе пока не имею морального права, потому что, Анна, ты больна. Тебя нужно лечить амбулаторно, но я этого не делаю, потому что у меня свои методы. Я хочу, чтобы ты стала собой в привычной для тебя атмосфере.

– Запертая в подвале! – с откровенным сарказмом в голосе закричала я. – Конечно, дорогой, эта атмосфера для меня самая что ни на есть привычная!

– В привычной атмосфере – значит со мной.

Он поднялся с моей разложенной постели, прихватив с собой початую бутылку рома. Я видела, что он осознает свой проигрыш, но пока не в силах его признать. Еще немного, и я не оставлю ему выхода. Наш счет будет разгромным. Естественно, в мою пользу.

Я внимательно смотрела ему в спину, ожидая, что после моей строптивой выходки с его стороны последует оглушительный хлопок дверью. Но он снова меня переиграл. Этого не произошло. За порогом Арис обернулся и внимательно посмотрел мне в глаза. Я улыбнулась победной улыбкой и показала ему средний палец. Он улыбнулся мне в ответ, оставаясь при этом максимально серьезным и аккуратно прикрыл за собой дверь

Сегодня я снова ночевала одна. Арис обиделся на меня за то, что я постоянно уличаю его во лжи. За то, что я чувствую, что моё нахождение здесь – неправильно. Он, похоже, чувствовал иначе. Иногда мне казалось, что он упивается своим превосходством. Хотя бы в том плане, что в его распоряжении всегда была ванна с горячей водой. Я смотрела кучу фильмов, где главным героем был пленник, заточенный где – то далеко ото всех. Клянусь, там ни разу не показывали кого – то, хоть отдаленно похожего на меня. Дамы всегда выходили с шелковистой укладкой и свежей помадой на губах, а мужики с белоснежной улыбкой и литыми мускулами. Почему никто не показывает пленников такими, какие они есть на самом деле? Грязные, вонючие, обрюзгшие и подавленные. Я бы хоть морально была готова к тому, что на моем животе зародятся складки от постоянного лежания на одном месте, а голова будет расчесана до кровавой корки. Возможно, похитители бы получше готовились к похищениям и пристраивали к месту заточения небольшую ванну для своей жертвы. Из – за нерадивых сценаристов я была вынуждена чесаться днями напролет и мечтать о небольшом кранике со струйкой воды, чтобы я смогла полноценно умыться.

Со стороны могло показаться, что я расслабилась и смирилась со своим положением. Смирилась? Нет, я просто манипулировала Арисом, чтобы он начал думать, что я сдалась. Расслабилась? Да, тут спорить не о чем. Действительно, как только я осознала, что мне ничего не угрожает, а мой маньяк всего лишь хочет добиться моего расположения, то перестала трястись от одной мысли о том, что он может со мной сделать. Сейчас я была уверена, что он и пальцем меня не тронет, ведь пойти против правил собственной игры Арис не осмелится никогда. Не знаю, что творится в голове у психически нездоровых людей, но Арис идеально подходил под все те определения, что мне читали преподаватели на кратком экскурсе в мир психологии. У него действительно была своя четкая позиция, свой мир в голове и своя действительность. Он преследовал собственные цели, и не собирался отклоняться в сторону из – за сиюминутной прихоти. Цель – вот главный смысл его жизни, а всё остальное приходяще – уходящее, что не стоит отклонения от Цели. Его целью была я. Вернее, моя вера в его действительность, в ту реальность, которая окружала его. Я знала, что абсолютно нормальна. Но порой всё же моя нормальность ставилась мною же под сомнение.

– Привет.

Он зашел ко мне утром так, словно не было вчера его вселенской обиды на меня.

– Я у мужа такие футболки обычно на тряпки забирала. Фары у машины протереть или окна вымыть.

Конечно, можно и промолчать от комментариев по поводу его внешнего вида, но я была зла на него. Не нужно объяснять, за что. У меня чесалась голова и оплывала фигура. Мне надоело сидеть в четырех стенах. Хотелось неба, солнца и снежинок на щеках. И, конечно, почесать Молли за ухом.

У Ариса же моё мнение не вызвало никаких эмоций. Не меняя выражения лица, он разорвал футболку на себе пополам и остался в одних джинсовых шортах и легких кедах. Через секунду он протянул две половинки и приподнял левую бровь, ожидая, моего ответа. Я промолчала.

– Забирай, – кивнул он. – Вымоешь здесь у себя окна. А то темно, как в подвале.

У меня не нашлось достаточно едкого ответа, поэтому я снова решила промолчать. Арис швырнул её мне на постель и сам уселся рядом.

– Чем сегодня займемся? – спросил он.

У меня в запасе, как обычно, было много предложений. Можно было сходить в бассейн, на каток, покататься на сноуборде или же посмотреть премьеру нового фильма про супергероев. Но все мои предложения Арис отверг категорически, что ничуть меня не удивило.

– Последняя идея относительно неплоха, – пожал он плечами. – Может посериалим с тобой под пиццу, как обычно?

– Я не люблю сериалы.

– Вышел новый сезон "Беллатрокса". Я знаю, что ты не устоишь перед ним, – улыбнулся Арис.

Откуда он мог знать такие мелочи обо мне? Я попыталась его обмануть, но снова у меня ничего не вышло. На самом деле я была страшной сериалисткой. Я не пропускала ни одного сериала, оценка которого была выше семи баллов и в описании к первой серии звучала фраза "лютый трэш". Откуда Арис мог знать про "Беллатрокса" – было загадкой для меня. Об этом не знал даже мой мужчина. Сериал неоднократно хотели запретить к показу, но, тем не менее, своя армия фанатов нашла лазейки для слива каждой очередной серии, и я пользовалась этим, просматривая сериал втихую от мужа. Он бы не понял. Он бы сказал, что это низко и аморально. Что даже если забыть о гуманности, то, как минимум, просмотр данного сериала – это незаконно. Мне не хотелось огорчать своего любимого мужчину, поэтому всё, что является аморальным, я делала обычно втихую.

– Мы смотрели с тобой его вместе, помнишь? – спросил Арис, видимо, устав наблюдать мой стеклянный взгляд.

Я не сразу очнулась от мыслей и непонимающе посмотрела на него. Арису пришлось повторить вопрос. Я не стала отвечать вслух, просто покачав головой в знак отрицания. Как я могу помнить что – то из его реальности, если в моей реальности Ариса вообще не существовало никогда.

– Пицца? Или роллы?

– Фруктовый салат, заправленный обезжиренным йогуртом. Сырная тарелка. И ягодный смузи.

– С каких пор ты на здоровом питании? – Арис удивился так искренне, что я снова едва удержалась от вопроса. Откуда он всё знает? Пока что возраст позволял мне не переживать за свой образ жизни. Никогда раньше я не соблюдала никаких диет, уплетая торты с эклерами за себя и за подружек.

Здесь же мне приходилось максимально ограничивать себя, поскольку постоянно находясь в замкнутом пространстве без энергичного движения, я потихоньку превращалась в квашню.

– Вина под сырную тарелку? – спросил Арис.

– Смузи под сырную тарелку, – я твердо стояла на своем.

Алкоголь в полдень мог убить меня гораздо раньше, чем постоянное нахождение в заплесневелом протухшем подвале.

Наверху он переоделся в другую футболку и любимые серые тренировочные штаны. Он снова был по – домашнему красив. А я была по – прежнему по – домашнему вонюча. Мой комбинезон превращался в половую тряпку, но, похоже, Ариса это мало волновало. Как – то я попросила его принести мне парочку вещей из шкафа, чтобы переодеться во что – то более удобное, но он забыл, а я больше и не напоминала.

Весь день Арис провел со мной. Мы валялись на моем двуспальном роскошном матрасе, с большой пружиной, торчавшей из самого центра, как макет границы, разделяющей нас с ним. Я была рада, что она есть там. А Арис постоянно пытался принять максимально обтекаемую форму, чтобы быть поближе ко мне. Это было сложно и никак ему не удавалось. Внутри я ликовала, хотя причин для радости не было.

Он действительно принес мне нарезанные кубиками фрукты и литр кефира, аргументировав тем, что йогурта у него в холодильнике не нашлось, а в магазин идти лень. Он любил ленивые дни, когда можно было просто поваляться в кровати. Посмотреть хорошее кино и уминать лапшу из коробки. Я тоже любила ленивые дни, хотя бы потому, что в моей жизни их было очень мало. Намного меньше, чем хотелось бы. Все культурные мероприятия чаще всего проходили по выходным. Чтобы находиться в центре событий, порой мне приходилось вставать в субботу в четыре утра и плестись к месту расположения концертной площадки. В аэропорт, встречать столичного гостя. На репетиции ночью. На интервью после концерта. На репортажи с места событий. На пресс – конференцию. На ужин после интервью. Я никогда не писала неправды, не приукрашивала и не гиперболизировала свои статьи. Поэтому отношение ко мне было соответствующее. Я зарекомендовала себя как по – настоящему честный журналист. Столичные гости, поначалу предвзято относящиеся к людям моей профессии, обычно меняли свое мнение обо мне после первого же общения. Мне приятно быть одной из. Но это звание лишило меня жизни вне работы. У меня практически не было времени на отдых. И сейчас не буду скрывать, что первые дни своего заточения я наслаждалась тем, что могу спать, когда захочу и лежать столько, сколько я захочу. Сейчас уже, конечно, первое впечатление от незапланированного отпуска прошло и меня снова тянуло в массы. Но Арис отвлек меня блокнотом и ручкой. Теперь я наслаждалась тем, что могу писать то, что мне хочется в первозданном виде, не переживая узреть кислую рожу главредши при прочтении моих заметок. Наконец – то, я делала это я для себя. Я делала это в свое удовольствие. Я писала то, что рождалось в моей голове, не переживая быть непонятой.

– Ты не смотришь, – услышала я возглас Ариса.

– С чего ты взял?

Я старалась делать вид, что мне интересно, чтобы он не ушел. Он был единственным человеком в моем окружении сейчас. Мне хотелось поговорить, поспорить, да и просто, побыть в обществе другого человека. Общество самой себя иногда начинало раздражать. Образы в голове сталкивались между собой и не были готовы спуститься на бумагу. Я злилась и хотела немного переключиться на живого человека. Но Арис приходил только тогда, когда считал нужным, нисколько не считаясь со мной.

– У тебя глаза стеклянные. Ты сегодня с самого утра в себе. У тебя застопорилась книга?

Он, как всегда, продолжал угадывать мои мысли.

– Да, мои герои завели меня в тупик. Их отношения находятся в рамках и как выйти за их пределы, я не знаю.

– Возможно, дело в главной героине?

– А что она делает не так?

– Она не пытается открыться главному герою. Чтобы выйти за пределы рамок, сначала нужно заполнить их целиком. Рамка главной героини заполнена до отказа. Рамка главного героя пуста. Он отдал ей всего себя, но ничего не получил взамен. Он может просто погаснуть.

Арис говорил такие вещи, от которых у меня бежал холодок по спине.

– Что это значит?

– Анна, в отношениях всегда должна быть отдача. Очень сложно играть в одни ворота.

– А если главный герой, заведомо зная о провале мероприятия, всё же пошел на риск и проиграл? Как быть в этом случае?

– Исключить его из повествования, – предложил Арис.

– Это невозможно. Исключив главного героя, придется исключить главную героиню. А она славная девчонка. Мне жаль её.

– А его?

– Нисколько. Он знал, на что идет. И что его шансы равны практически нулю.

– Практически?

– С десятыми долями.

Арис лежал на правом боку, подперев висок кулаком. Он смотрел мне в глаза так настойчиво, словно желая вытащить из меня то, что я никогда не смогу сказать ему.

– Дай шанс своему главному герою, – попросил он.

– Я автор. Эти двое подчиняются мне беспрекословно. Но дав шанс главному герою, я потеряю главную героиню. А она славная девчонка, – повторилась я.

– И тебе жаль её, – процитировал он меня. – Я тебя понял, Анна. Я считаю, что у твоей истории предсказуемый финал.

Я напряглась. Вопросов не понадобилось, Арис понял всё сам.

– Счастливой развязки не будет. Для одного из них всё кончится плохо.

– От чего зависит, для кого из них финал станет плачевным?

– От того, кто в твоей истории важнее. Узнику никогда не победить. Он не обладает тем потенциалом, что сокрыт в его надзирателе. Но надзиратели часто совершают роковые ошибки и тогда узники получают небольшую фору. Особенно шустрые успевают воспользоваться.

– То есть из нас двоих в итоге останется кто – то один?

– А разве мы разговариваем о нас?

Арис снова ответил мне вопросом на вопрос. Наши разговоры начинали напоминать мне игру. И финал этой игры тоже становился предсказуемым. Всё чаще Арис мог ставить себе галочки в колонке «Победитель». А я потихоньку теряла свой навык переговоров в тоне сарказма. Арис вел. Счет был однозначно в его пользу и меня это пугало ровно настолько, чтобы всё чаще я начинала оставлять за ним последнее слово.

– Анна, этот сериал нужно смотреть под настроение. Я вижу, что твое настроение сегодня проходит мимо.

– Я узник. И последние месяцы живу под постоянным наблюдением. Я устала.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

– Не отпустишь?

Он молча покачал головой.

– Торговаться бесполезно?

Он повторил свой жест, не отводя от меня взгляда. Он смотрел в упор, словно ожидая услышать от меня что – то, что было только в его голове.

– Организуй мне несколько тазов с водой. И кусок мыла. Я хочу вымыться хотя бы по частям.

Сегодня он уступил мне. Я не знаю, что такого хорошего я совершила, что он внезапно подобрел. Весь день он возился со мной, как с ребенком. Почувствовав, что он дает слабину, мне вдруг резко захотелось капризничать, чтобы хоть немного осложнить ему жизнь. Он носил мне огромные тазы, теплая вода в которых доставала мне до колена. А если присесть, то можно было погрузиться по грудь. Я не знаю, наблюдал ли Арис за мной. В этот день я получала от жизни кайф. Не понимаю, как люди могут говорить о том, что у них не осталось ничего хорошего в этой жизни. Я бы предпочла просто заселить их в мои условия на неделю – другую, чтобы после этого они больше никогда не смогли сказать, что в их жизни не осталось света. Моё настроение взлетело до небес только благодаря тому, что сейчас я намыливала себя куском пахучего мыла и плескалась в теплой воде в огромном пластиковом тазу.

Несколько раз я отправляла Ариса сменить мне воду. Потом мне понадобились полотенца. Те, что он принес, были недостаточно пушистые. А потом я уболтала его помочь мне расчесать волосы. Я не знаю, откуда у него нашлась такая щетка, но по спине у меня бежали мурашки, когда он проводил ею по моей голове.

– Твои волосы пахнут травами.

– Это после салона, – ответила я ему, болтая ногами в разноцветных мягких гольфах.

– Анна, ты не была в салоне уже больше полугода, – ответил он, слегка дернув меня за спутавшийся колтун. От неожиданности я вскрикнула и легонько стукнула его ладонью. Он извинился.

– Значит, мои волосы не могут пахнуть свежескошенной травой. Ведь это там мне проводили восстанавливающие фито – процедуры. Длинные и осветленные они были похожи на паклю.

Я продолжала болтать ни о чем, поглядывая на свои ноги. Наконец – то Арис принес мне свежую одежду, в которой я чувствовала себя более чем комфортно. Легкая футболка, кремовая толстовка и мягкий комбинезон. Я всей душой любила комбинезоны, и этот выглядел круто ровно настолько, что поначалу он показался моим.

– Почему ты мне принес именно такой комплект? – спросила я его.

– Ты любишь так одеваться, – просто ответил Арис.

Его ответ был таким логичным, будто он меня каждый день видел дома в махровых гетрах и плюшевом комбинезоне.

Со стороны мы сейчас, наверное, выглядели, как милейшая парочка. Я сидела к нему спиной, зажав в руках открытый блокнот и перечитывала собственные записи. А Арис аккуратно расчесывал мои волнистые полувысохшие волосы. Он сидел буквально в нескольких сантиметрах от меня, поджав под себя одну ногу, которая упиралась в меня коленом. Как ни странно, мне было очень уютно рядом с ним. Мой мужчина никогда не трогал мои волосы. Когда я укладывалась к нему на колени, он обычно ласково приподнимал мою голову и отодвигался в сторону. Мне было обидно проявлять к человеку высшую степень доверия и получать хоть и ласковый, но всё же отворот.

Встряхнув головой, я мысленно резко одернула себя. Зачем сравнивать моего мужчину с моим похитителем? Где моя голова? Мои мысленные препирания с самой собой не остались не замеченными Арисом.

– Пытаешься внушить себе, что ты меня не любишь? – прошептал он, наклонившись ко мне.

– Пытаюсь договориться с собой, – зачем – то ответила я ему практически правду. Я не видела его глаз. Он не видел моего лица. Говорить так было намного проще.

– Арис? – спросила я.

Он откликнулся.

– Почему ты мне никогда не рассказывал о себе?

– Ты не спрашивала.

– Я знаю, что ты мастерски играешь на барабанах и неплохо поешь.

Я захлопнула блокнот и приготовилась слушать.

– Ты снова не задаешь вопросы. Не понимаю, как в своих фантазиях ты умудряешься работать журналистом с таким неумением вести диалог.

Наверное, он хотел меня задеть, но сегодняшний день был наполнен позитивом, отчасти благодаря ему. Поэтому я не собиралась злиться.

– Ты проводишь со мной в подвале максимум своего времени. Когда ты успеваешь выступать?

– Тебя действительно это волнует? – спросил он и, увидев мой кивок, ответил:

– Наша группа взяла отпуск. У гитариста жена родила, а вокалист восстанавливает связки в Тае. Мы уже месяц не выступаем. Наш сезон откроется через три недели, когда начнется подготовка к Рождеству. У нас куча заказов, а по выходным мы играем в пабах.

– Но твоя жизнь ведь не ограничена только группой. Кто ты, Арис?

– Я пишу программки. Приложения. Я фрилансер на вольных хлебах. По вечерам у меня полно времени на то, чтобы посидеть в кресле с ноутом и заняться тем, что нравится мне по – настоящему.

– Но вилла? Машина? На чьи деньги это всё куплено?

– Ты хочешь подсчитать мои финансы?

Это прозвучало от него неожиданно грубо, а через мгновение, развернув меня за плечи одним движением, словно я ничего не весила, он уже смотрел мне в глаза, ожидая ответа. Я попыталась отвести взгляд, но Арис не церемонился со мной. Аккуратно взяв меня за подбородок двумя пальцами, он заставил меня быть максимально близко к нему. Я чувствовала его дыхание. От него пахло алкоголем, впрочем, как обычно.

– Я не пытаюсь считать твои финансы, я пытаюсь понять, как мы с тобой жили. На мою зарплату преподавателя?

Арис рассмеялся и предпочел оставить мои вопросы без ответа.

Он слишком часто отмалчивался, при этом требуя от меня конкретных ответов на его вопросы. Я считала, что это несправедливо, но его это не волновало. Он что – то скрывал от меня. И лучше бы я никогда не узнала его тайны.

Последний наш с ним разговор отчего – то запомнился мне особенно. Быть может, дело в том, что в нас обоих не было ни одного лишнего градуса. Мы пили весь вечер апельсиновый фреш и смеялись. Арис рассказывал мне истории из своей гастрольной жизни, от которых я буквально рыдала от смеха. Мне казалось, что я всё больше погружаюсь в него. Что так больше не может продолжаться. Что наша «игра в семью» слишком затянулась.

Кстати, этот разговор запомнился мне исключительно потому, что он стал последним в нашей жизни.

Я еще не успела отсмеяться от очередной истории, как Арис уже смотрел на меня без тени улыбки, так пронзительно, прямо в душу.

– Анна, я хочу поговорить с тобой о личном. Недавно я пересматривал «Титаник». Тот самый, где молодой Ди Каприо помнишь?

Я кивнула, и Арис продолжил:

– После смерти Роза попадает в рай. И её рай находится на корабле. Там, где она провела самые счастливые моменты в своей жизни. Если бы ты завтра попала в рай, каким бы он был для тебя?

Когда он задавал мне такие вопросы, сердце у меня ёкало всегда. Каждый раз.

Я пыталась поймать угрозу в его взгляде, но там не было ровным счетом ничего, кроме искреннего любопытства. И я отвечала так искренне, как только могла это делать.

– Я не всегда жила у ненавистной тётушки. В детстве у меня были бабушка с дедушкой. Они были моими самыми лучшими родителями. Самыми лучшими друзьями. Самыми лучшими людьми на свете. Если бы завтра мне удалось попасть в рай, я бы пришла туда пятилетним ребёнком, которого любят, балуют и катают на широкой раме велосипеда. Я могу назвать себя самым счастливым человеком на свете. Потому что однажды я была счастлива. И того, что я испытывала тогда, мне уже не испытать никогда. Даже отчасти. Тот же вопрос к тебе. Твой рай?

Арис не задумался ни на минуту. Видимо, он уже успел поразмышлять на эту тему вчера, после окончания фильма.

– Мой рай с тобой рядом. Наверное, в том мире уже не требуется вода – еда, поэтому я бы замуровал себя в одном помещении с тобой и говорил бы с тобой день и ночь напролет. Мы бы занимались любовью. Обнаженные и обессиленные мы бы лежали в постели и были бы счастливы просто от осознания близости друг друга. Мы бы с тобой пили ром. Танцевали. И любили до бесконечности.

– Фу, как это омерзительно, – скривилась я. – Твои животные инстинкты меня раздражают. Если уж ты мечтаешь обо мне, то мог бы хотя бы представить необитаемый остров. А если я с тобой поссорюсь? Куда мне уйти из замкнутого пространства? Так я хоть смогу смотать в джунгли. Хоть обыщись, не найдешь, пока я сама этого не захочу.

– Нет, – покачал он головой. – Это мой рай, а не твой. Там бы ты была милой, доброй, покладистой и раскрепощенной.

– Такой рай надоест тебе через неделю. Никто не любит тихонь. Если я буду кивать и улыбаться, то ты взвоешь от скуки. Я изучала психологию. Вы, мужики, страшные адреналинщики. Вам нужен стресс. Вам нужны скандалы. Вам нужна жизнь, как на вулкане.

– После ссоры секс всегда классный, – согласился со мной Арис.

Я снова покачала головой.

– Арис, ты просто грязное животное.

– У меня просто давно его не было, – пожаловался он, будто его жалобы могли что – то изменить.

Я ничего не ответила, поэтому Арис продолжил говорить:

– Анна, я заранее знаю ответ, но, тем не менее, хочу услышать это от тебя. Если бы тебе выпал шанс изменить любой день в твоей жизни, какой бы ты изменила? Подумай перед тем, как ответить. Для меня это очень важно.

– Ты хочешь, чтобы я ответила, что я хочу не попасться тебе в вечер похищения?

Я специально выдержала небольшую паузу перед тем, как ответить.

– Арис, десять с лишним лет тому назад подруга звала меня к тебе на виллу. Тогда я отказалась. И сейчас я всё чаще думаю о том, как изменилась бы моя жизнь, согласись я тогда. Конечно, быть может, ты и не заметил бы меня в толпе. Но я думаю, что вся наша с тобой жизнь перевернулась, приди я тогда. Я бы влюбилась в тебя, если бы мы начали общаться в другом мире. Не здесь. А за стеной. Здесь это невозможно при любых обстоятельствах. Но ты близок мне настолько, насколько мне не близок даже собственный мужчина.

Арис промолчал.

Тогда я не смогла понять, почему он так отреагировал. Ведь нет ничего страшного, чтобы раскрыть карты перед тем, кто является твоим пленником и, возможно, никогда больше не увидит небо. Но он промолчал. Будто чувствовал, как кончится наша с ним история.

Так проходили мои дни в заточении. Я не могу сказать, что переживала худшее время в моей жизни. Вовсе нет. Конечно, меня раздражали стены подвала, запах сырости и собственное одиночество. Но, как такового удара моей психике он не наносил достаточно долгое время. Мы целыми днями валялись на матрасе, смотрели сериалы, пили ром и проводили часы напролет за разговорами. Атмосфера тому содействовала. Постоянная полутьма, градус в крови и взаимодействие друг с другом. Иногда Арис устраивал мне разгрузочные дни. Тогда мы целый день пили травяной чай и занимались импровизированным кроссфитом друг напротив друга. Я много записывала, превратив свое вынужденное заточение во временное творческое. Моя история, глава за главой, приобрела характер личного дневника, который Арис читал втихую от меня. Откуда я это знала? Порой ночью я не находила рядом с собой ни Ариса, ни блокнота. Но, просыпаясь по утрам, я снова видела их обоих. Блокнот лежал там, где я его оставила, а Арис под белоснежным пледом справа от меня.

Со временем моя жизнь стала потихоньку перетекать в русло нашей жизни. Я уже не злилась, просыпаясь на его плече. Я начинала смеяться над его шутками. Я уже не боялась пить из кружки первой. Уже не боялась умереть здесь, в подвале. Однажды вечером я предложила не валяться в постели за разговорами по душам, а устроить танцы. Мы включили музыку и до глубокой ночи пили шампанское и веселились. Оказалось, что много лет Арис занимался эстрадными танцами, поэтому даже здесь он был на шаг впереди меня. Мы плясали до упаду, смеялись, обнимались и вскоре превратили такие вечера в традицию. Наверное, когда я выберусь отсюда и издам свою книгу в бешеном количестве экземпляров, моих читателей будет волновать вопрос: потрахались мы уже или я так и продолжила строить из себя жертву на полном обеспечении маньяка?

Это случилось, как бывает у многих, по ошибке.

В нас бушевали сорок градусов. Во мне было чуть меньше, чем в нем, но я старалась не отставать в попытках просадить свою печень, поэтому была тоже очень весела и беспечна. Мы танцевали как обычно, высоко подпрыгивая и махая руками во все стороны, когда заиграла песня их группы. Та самая, которая, по словам Ариса, была написана для меня. У неё была очень медленная мелодия, которая в середине второго припева взрывалась грохотом барабанов и перерастала в страстную и драйвовую танцевальную. Он кивком головы пригласил меня на танец, и я, степенно поклонившись, подала ему руку. Он притянул меня к себе и прижал так крепко, что слов не понадобилось. Я поняла, чем это кончится, но сопротивляться почему – то не хотелось. Его руки по – хозяйски блуждали по моему телу, а в тот момент, когда музыка сменилась на драйвовую, он уже целовал меня так, как мой мужчина никогда не целовал. Не знаю, как давно у него не было девушки, ведь в какой – то момент я почувствовала себя звездой порнофильма. Он был груб. В нём не было ни капли нежности. Он до синяков впивался губами в мою шею, он кусал мои губы, он сжимал мою грудь до боли. До стонов. До криков. Его руки не оставляли нетронутыми ни миллиметра моего тела. Он сорвал с меня одежду быстрее, чем я успела сказать "Нет". Сейчас для него не существовало никакого ответа, кроме положительного. Понимая, что насилие неизбежно, я полностью отдалась в его руки и попыталась расслабиться, чтобы получить свою порцию удовольствия. Но это было нереально. С ним можно было получить только бурю оргазмов. Никаких нежностей и ласк. Только грубая страсть. Прорычав нечто нечленораздельное, Арис подхватил меня на руки и прижал к стене. Я обвилась ногами вокруг его бедер и откинула волосы назад.

Не знаю, зачем я этим поделилась, ведь можно было остаться чистой в глазах тех домохозяек, что будут завистливо вздыхать, слушая мою историю в вечернем шоу. Наверное, я хочу быть в первую очередь честной, а не чистой.

Тем более, как это обычно бывает, всё то, что было между нами, оборвалось в один момент.

Неудивительно, что на ближайшее время я оставила все попытки бежать и была максимально приветливой и дружелюбной. Время от времени я, по-прежнему, просила его оборудовать мне ванную комнату, ведь я прекрасно понимала, что он не выпустит меня отсюда больше никогда. Что это место станет моим пристанищем до тех пор, пока я не умру от сырости и плесени. Если только мне не удастся обхитрить его. Я ждала и получала максимум удовольствия и позитива от проживания в неволе, стараясь не упустить ни дня из собственной жизни. Мне бы хватило малейшего промаха с его стороны. Но каждый раз он был на шаг впереди. Всё, что мне оставалось – это просить его оборудовать мне хотя бы ванную комнату. Несмотря на все старания Ариса и собственный оптимизм, с каждым днем я чувствовала себя всё хуже. Я была разбита не только морально, но и физически и уже не верила, что когда – либо смогу выбраться отсюда. Порой, когда уровень моей безысходности начинал зашкаливать, мне казалось, что возможность принять горячую ванну сделает меня чуточку счастливее. Но это было мне недоступно. Каждый раз, раз за разом, он кивал головой давал мне обещание решить эту проблему, но время шло. А я всё так же сидела в четырёх стенах, где единственным предметом мебели был матрас, брошенный в угол.

Таз с водой тоже был для меня непозволительной роскошью, на которую Арис расщедривался максимум раз в три недели.

Я расчесывала руки до крови.

Я не могла распустить волосы, потому что они моментально превращались в слипшийся ком.

Я старалась максимально мало шевелиться, чтобы не чувствовать запах, который исходил от меня.

Иногда я сверлила Ариса взглядом часами напролет, пытаясь понять, действительно ли его никоим образом не беспокоят мои расчесанные до мяса ладони, которые отчего-то зудели сильнее всего. Он не морщился от моего аромата, проводя целые дни в непосредственной близости со мной.

– Ты можешь просить у меня всё, что тебе нужно, – повторял он мне каждый день.

Раньше я просила его отпустить меня, на что он только снисходительно улыбался:

– В пределах разумного, глупышка!

Теперь же я просила у него только организовать мне ванну.

– Арис, я скоро покроюсь сыпью от того слоя грязи, что скопился на мне. Я не буду пытаться бежать. Просто пусти меня помыться. Пусть это будет всего лишь бочка или снова чертов таз с водой, пойми, что я живой человек и мне это необходимо.

Он отмалчивался, а для меня эта мысль становилась всё более навязчивой.

Перепады в моем настроении случались всё чаще. Если раньше я просыпалась по утрам с определенным настроением на день вперед, то сейчас я могла весело смеяться над очередной историей Ариса, а через мгновение ненавидеть его до тошноты, до слез бессилия, до нервного скрежета зубами. Меня злило то, как я к нему отношусь. Я ненавидела себя за то, что не могла ненавидеть его. Я раздражалась от того, что он был так ласков со мной. Я хотела его убить. Хотела покинуть это замкнутое пространство. И хотела провести здесь всю свою жизнь. Просыпаться рядом с ним под белоснежным пледом. Пить ром, танцевать всю ночь напролет и писать свою книгу, которая никогда не увидит свет, если я так и не найду выход отсюда. Быть с ним. А еще я хотела вернуться к своему любимому мужчине из прошлой жизни, чтобы заглянуть в его глаза и задать один вопрос: «Что ты сделал, чтобы найти меня?». Посмотреть в его глаза и понять, остались ли у меня к нему хоть какие – то чувства или в моей душе теперь навечно поселился этот веселый гориллоподобный молодой мужчина с рельефным торсом и длинной челкой, вечно ниспадающей на глаза цвета бушующего океана? Я разрывалась. Мои курсы психологии не дали мне знаний для постановки диагноза самой себе. Но если бы у меня была ученая степень и мне досталась подобная подопытная, я бы назвала её болезнь «разрывом души».

И однажды это случилось.

Я сорвалась.

Обычно я всегда слышала, как Арис набирает шестизначный код перед тем, как войти в мою тюрьму, и успевала отойти в дальний угол. Но не сегодня. Сегодня я ждала его с того момента, как он покинул меня. Ждала прямо у порога. У меня не было часов, поэтому я не могу сказать точно, сколько времени прошло. Похоже, что моя нервная система была на грани разрушения, иначе бы я не смогла выстоять без движения так долго. Но сейчас мне далось это так легко, словно он выходил не более чем на пять минут.

Мне на руку сыграл элемент неожиданности. Арис привык к тому, что я безропотно выполняю все его требования и больше не предпринимаю попыток бежать. В мою камеру заточения он заходил расслабленным, как заходят к себе домой, не ожидая получить от любимой жены табуретом по лицу. Он мнил себя моим мужчиной. И это стало его ошибкой.

В тот момент я не думала, что я делаю.

Свободный комбинезон сыграл в мою пользу. Я легко и молниеносно ударила Ариса ногой в пах.

Это было так просто, как отнять у ребенка воздушный шарик.

Если бы я была хоть на долю процента уверена в том, что смогу это сделать, я бы давно предприняла попытку бежать.

Перед моими глазами проплыло огромное накачанное тело Ариса, в конвульсиях сползающее вниз. Я не стала раздумывать долго и уже через секунду перемахнула через него и побежала, куда глядели мои глаза. У меня не было ни секунды на то, чтобы осмотреться. Я просто надеялась на то, что бегу в верном направлении, а не в тупик, как обычно бывает в американских ужастиках.

За поворотом слабо мерцал свет. И мой путь лежал туда. Там находилась моя маленькая надежда на то, что я достаточно притупила внимание Ариса для того, чтобы он смог позволить себе забыть закрыть дверь на замок.

Не снижая скорости бега, я сбросила легкие сандалии и продолжила свой путь босиком. Спасительный поворот был на расстоянии трех метров от меня, когда я поняла, что этот свет точно не похож на дневной.

Прямо передо мной находилась решетка. Обычные металлические прутья, расположенные параллельно друг другу вдоль и поперек. А за ней было небольшое помещение, площадью не более пяти моих шагов. На потолке висела, мерно покачиваясь, обычная лампа накаливания, но с высокой мощностью. Похоже, что именно этот операционный свет я и спутала с дневным.

Но было в этой клетке то, что заставило меня замереть от ужаса.

Я не помню, что именно я там сказала. Но, стопроцентно, это слово было непечатным.

Сжав кулаки до боли, я смотрела на омерзительную картину, которая развернулась передо мной и чувствовала приступы тошноты, которые ворочались где – то в глотке.

Там, в самом центре места заточения, на стуле сидела девушка. Её руки плетьми свисали с железных подлокотников. Голова покоилась на груди, по которой разметались длинные светлые волосы, собранные в два высоких хвоста. Такую прическу носили все мои подружки в детском саду, но на девушке, чей возраст перевалил за двадцать, они смотрелись, как минимум, странно. Ноги перезрелой выпускницы были широко расставлены, выставляя напоказ отсутствие нижнего белья. Присмотревшись, я поняла, в чем дело. Они были настолько туго привязаны к ножкам стула, что вокруг веревки, обвивающей лодыжки, образовались бурые подкожные кровоподтеки. На ней не было никакой одежды, кроме красного короткого платьица, которое я поначалу приняла за длинную футболку, едва прикрывающую попу.

Девушка выглядела так, словно её били сильно, методично и не один день. Но тело, схожее по виду со свежайшей отбивной, являлось самым незначительным фрагментом страшной картины, судя по всему, развернувшейся здесь совсем недавно, ведь эпицентром недавней экзекуции было нечто другое. Под телом растекалась гигантская багровая лужа, слегка подсохшая по краям и смердящая на весь коридор тошнотворным запахом подгнившего мяса. То ли тело начало портиться, то ли кровавое месиво придавало воздуху такую приторную сладость, но в горле у меня мелко запершило. Завтрак, любезно приготовленный для меня Арисом, рвался наружу.

По спине побежали ледяные мурашки, а в ушах раздался неприятный звон – предвестник обморока. Я медленно обернулась. Напротив была еще одна камера. К моему счастью, в ней никого не было, в отличие от первой. Но темные размытые подтеки на полу выдавали в ней недавнее присутствие человека. Скорее всего, это была такая же несчастная и забитая до смерти девушка. У меня перехватило дыхание. Фантазия учтиво предложила мне эскиз собственной смерти в подобной клетке, и я поняла, что больше не могу сделать и шага в сторону выхода. Страх отключил осязательную функцию. Тело больше не подчинялось мне.

Где – то уже совсем рядом слышалось дыхание Ариса.

– Сделай это быстро, – произнесла я вслух, и моё сознание предательски отключилось, вопреки моим желаниям.

Я не знаю, сколько времени провела в темноте. Но, когда пришла в себя, то мне показалось, что прошло не более минуты. Не открывая глаз, я попробовала оценить свое состояние. Ноги – руки целы, боль абсолютно не чувствуется. Возможно ли, что я до сих пор жива? Или же я ничего не чувствую от болевого шока?

– Я вижу, что ты уже пришла в себя, – послышался голос Ариса где – то в районе моего правого плеча. В его тоне проскользнули нотки игривого веселья. Мне даже показалось, что он улыбается.

– И что?

Я открыла глаза и уткнулась взглядом в его лицо. Он нависал надо мной так близко, что его длинная чёлка едва не касалась моего подбородка. Я замерла, чтобы не дотронуться до него даже случайно, и заглянула в его глаза. В них плясали озорные искорки, будто он сделал что – то невероятно милое и хулиганистое.

– Я выполнил твою просьбу, Анна, – ответил он.

Наконец, я поняла, что же изменилось.

– Ты вымыл мне волосы?

– Нет, я вымыл тебя, – он улыбался.

– Этого не может быть. Я не могла отключиться настолько сильно, чтобы не очнуться в теплой воде.

– Когда ты потеряла сознание, я сделал тебе расслабляющий укольчик. Ты спала почти четыре часа. Я успел за это время всё, что запланировал. Вымыл тебя, высушил волосы, привел в порядок твои ножки. И даже успел выпроводить даму, которая напугала тебя так сильно.

На мгновение мне показалось, что он ждет от меня слов благодарности. Но потом я снова посмотрела ему в глаза. И… нет. Мне не показалось. Его правая бровь была чуть выше левой. Эта мимика означала, что Арис уже придумал, что хочет услышать от меня и теперь ждет, когда я произнесу вслух его мысли. Естественно, я не собиралась этого делать.

– Кто она такая? Арис, кто ты вообще такой? Я следующая в очереди?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – он нахмурился. Мне это категорически не нравилось, но здесь я была его пленницей, и у меня снова не было права выбора.

– Что случилось с этой девушкой?

– Она искала путь к себе. Я помог ей, – ответил он коротко, мимолетом сдув челку с лица. Это спасло всего на мгновение, ведь она тут же снова упала ему на глаза.

– Чем ты ей помог?

– Я вскрыл ей грудину и показал кратчайший путь к себе. Я просил её потрогать себя там, внутри. Но она отказалась.

– Она была еще жива, когда ты делал это с ней? Ты заставил её?

– Язабрал у неё указательный пальчик и потрогал им её изнутри. Она нашла свой путь. Он был действительно был там. Под ребрами.

Всё это говорилось с такой рассеянной улыбкой, что мне казалось, он до сих пор получает удовольствие от того, что сделал. Я слушала его абсурдный рассказ и понимала, как сильно ошибалась в этом человеке. Это не я Анна. Это он категорически болен.

Я удивлялась сама себе, но внутри меня не было ни капли страха перед этим психопатом. Он не махал руками. Не повышал голос. Его лицо не выражало никаких других эмоций, кроме внутреннего удовлетворения. Он рассказывал мне о недавнем убийстве легче, чем делился впечатлениями о прошедшем дне каждый раз в течение нашего совместного полугода в подвале. Мне хотелось думать, что всё это просто глупый и нелепый розыгрыш, который он устроил мне для того, чтобы немного развеяться. Что девушка была ненастоящая, а Арис адекватнее, чем кажется мне сейчас. Но где – то на уровне животных инстинктов, я чувствовала, что он не лжет.

– Почему ты не убиваешь меня? – спросила я просто для того, чтобы немного разбавить тишину.

Но он внезапно ответил.

– Потому что ты вызываешь у меня эмоции и у меня на тебя всегда были другие планы. Я полюбил тебя еще тогда, в школе. И люблю до сих пор. Ты мой единственный родной человек.

– У тебя нет родных?

– Есть. Но они просто родили меня. А ты сделала меня собой. Без тебя я не стал бы тем, кто я есть.

– Что же я могла сделать с тобой такого, что ты стал убивать?

Арис громко расхохотался, запрокинув голову назад.

– Ты не научила меня убивать, глупая моя девчонка, ты научила меня любить.

Я не ожидала от него таких длинных монологов, но, видимо, сегодня он был в хорошем расположении духа. Иначе, по какой причине он начал бы мне рассказывать о себе? Это было в новинку. Раньше он по большей части только задавал вопросы, чаще игнорируя мои, чем давая ответы.

– Я хочу, чтобы ты вышел и подумал о своем поведении, – строго сказала я ему. – Ты идешь не тем путем. У меня возникло желание указать тебе на ТВОЙ истинный путь.

– Ты справишься? – он был увлечен. На его губах не переставала играть полуулыбка, выражающая крайнюю степень заинтересованности.

– Да, – ответила без колебаний.

– Я знаю. Внутри нас с тобой одинаковое содержимое. В твоей душе столько тьмы, сколько ни один твой приятель не смог бы вытащить из тебя. А я смогу. Я чувствую это, Анна, мы с тобой должны держаться друг друга.

– Ты не прав, – покачала я головой, не посчитав нужным произнести слова оправдания.

Расстояние одного вдоха потихоньку начинало меня тяготить. Когда кто – то так бесцеремонно вторгался в моё личное пространство, я предпочитала отступать. Сдвинувшись всем телом в сторону, я приподнялась и села, прислонившись спиной к стене и подобрав колени к подбородку. Расстояние между нами увеличилось настолько, чтобы появилась возможность оценить его манеру поведения со стороны, но это нисколько не помогло мне разобраться в нем. Всем своим положением Арис выражал отстраненность и безучастность к судьбе девушки с волосами, прибранными в два высоких хвоста. Сейчас он был сконцентрирован на мне так, словно где – то внутри себя решал, нужна ли я ему в дальнейшем. Он улыбался не только губами. Всё его тело говорило о том, что этот разговор для него весел и задорен. Тем не менее, я не могла сказать, что его веселит моя растерянность, скрывать которую у меня не было сил. По отношению ко мне сейчас он был абсолютно серьезен, как всегда. Забавной ему казалась сама ситуация. Настолько, что он даже не пытался сделать вид, что ему хоть немного жаль ту несчастную девушку.

– Все проблемы идут из детства. В твоей жизни столько комплексов, сколько лично мне и не снилось. Ты можешь поблагодарить за них свою приемную семью. Нелюбимый ребенок. Лишний ребенок. Ненужный ребенок. Отвергаемый ребенок. Ребенок – прислуга. Твое мнение не интересовало никого и никогда. С тобой не считались. С тобой не общались. Тебя обижали старшие братья, а тетя закрывала глаза на твои детские слёзы. Твои синяки объяснялись воспитателям очень просто: шебутная девчонка, балуется с братьями, отсюда и кровоподтеки. Кстати, они не отрабатывали на тебе приемы из секции бокса? Очень удобный манекен для битья и бросков. Сколько раз они использовали тебя в качестве боксерской груши? А пожаловаться – то и некому. Некому защитить. Некому пожалеть. Ты одна. Всю жизнь одна. Сама за себя. Тебя никто и никогда не любил.

Арис говорил так долго, что я просто перестала слушать. Фраза за фразой, он по – скотски давил на то, что я так старательно пыталась прикопать и захоронить в собственном прошлом. Сейчас у меня была счастливая семья, где мой мужчина любил меня по – настоящему.

– И ты придумала себе семью. Ту, о которой всю жизнь мечтала. Где тебя любят, балуют и не выпускают из объятий. Время распрощаться с иллюзиями. Ты никому не нужна в этом мире, кроме меня. Потому что ничего из того, что творится в твоей голове, просто не существует. Глупое имя, Николь. Подумай сама, разве тетя бы дала тебе такое имя, ведь своим рождением ты отобрала у неё сестру, которую она любила всей душой. Ты монстр, Анна. Даже для того, чтобы просто родиться, тебе уже нужна была чужая жизнь. Тетя назвала тебя Анной, знаешь, почему? Потому что так звали бабу, которая увела у неё мужа. Ты достойна этого имени, ведь ты тоже забрала у неё близкого человека. Николь появилась уже позже, в клинике, где ты целыми днями сидела лицом к стене, потому что жизнь в твоей голове была ярче реальности со мной. Николь вытянула тебя из того дерьма, в которое тебя втянул я. Ты больше не хотела быть моей союзницей.

– Какой союзницей? – рассеянно вклинилась я в его монолог.

– Ты представлялась моей сестрой и помогала мне заманивать девушек сюда. У нас были гастроли по стране. Знаешь, стоит вывезти человека на двадцать с небольшим километров от точки его проживания и ни один сыщик не найдет его следов.

– Это категорически не может правдой. Я абсолютно адекватный человек. Да, быть может, моя психика немного расшатана после такого детства, но я не превратилась в монстра и не понимаю, как таким монстром можешь быть ты. Богатенький мальчишка, насытившийся жизнью до отвала. Захотелось адреналина? Свежатинки?

Я не хотела говорить с ним в подобном тоне, но накативший приступ отвращения к этому человеку был сильнее меня. Хотелось кулаком двинуть ему в нос, чтобы увидеть его кровь и поверить в то, что он живой и настоящий, чтобы разбудить в нем хоть какие – то эмоции, чтобы разглядеть в нём живого человека, умеющего сожалеть и раскаиваться. Но он был по – прежнему отрешен от происходящего и зациклен на мне. Здесь и сейчас его не интересовало ничто в этой жизни, кроме меня. И у меня больше не было стопроцентной уверенности в том, что я всё так же интересовала его как объект для любви. Да и какой любви? Как девушка, которая смогла вытянуть из его насквозь прогнившей душонки человеческие качества? Или как та девушка с волосами, прибранными в два высоких хвоста? Я давно замолчала, а Арис продолжал смотреть мне в глаза так, как не смотрел никогда раньше. Однажды на меня смотрел так старший брат. После этого взгляда целый месяц моя рука была в нескольких слоях гипса. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.

Но сегодня мне было уже не десять. Я спокойно выдержала недобрые переливы оттенка его глаз с цвета бушующего моря до цвета грозовой тучи и, размахнувшись для пощечины, неожиданно для себя оказалась крепко прижатой к стене. Он был быстрее меня и не позволил ударить его.

– Еще раз попробуешь поднять на меня руку и не сможешь поднять её больше ни на кого и никогда, – прорычал он мне в лицо и, одним движением отбросив в сторону, в два шага покинул мою тюрьму, хлопнув дверью так, что будь у меня здесь окна, они бы повылетали ко всем чертям.

В раздумьях, что же делать дальше, я взяла плед, замоталась в него, как в кокон, и села в угол, уткнувшись щекой в грязный фанерный лист. Мои волосы всё еще были мокрыми, как напоминание о реальности происходящего. Вся моя сущность надрывно вопила, что она отказывается верить в то, что Арис действительно изначально похищал меня для того, чтобы забить до смерти. Но мокрые волосы словно одергивали, заставляя очнуться и осознать действительность такой, какая она есть на самом деле.

Я огляделась, не поворачивая головы. Каждая мелочь, ставшая родной в этой комнатке моего заточения, теперь казалась чужой и враждебной. Дыра в потолке, пробитая Арисом. Диодная лента на рисунке окна. Вонючее ведро в правом углу у двери. Матрас, на котором мы спали вместе почти каждую ночь, проведенную мною здесь… Две моих неудачных попытки побега. Голодовка. Сотни попыток довести Ариса до того состояния, в котором я стану мерзостна для него настолько, что он укажет мне на дверь. И, наконец, принятие ситуации и неожиданно удачная попытка подружиться. Он дал мне шанс, а теперь сам же пытается отобрать его. За что он так? Ведь он знает всё. Он знает то, в чем признаться я боюсь даже самой себе. Арис видит меня насквозь и скрывать от него очевидные вещи становится запредельно сложно.

Я плохо помню, что происходило дальше. Перед моими глазами стояла мутная картинка девушки с волосами, забранными в два высоких хвоста. Эта девушка не выходила у меня из головы. Кого она мне так сильно напоминала? Будто ожившая картинка из детства. Нереальная. Воздушная. Слегка тронутая дымкой. Как увиденная в низкокачественном фильме ужасов. Но при этом такая настоящая, словно я знала её всегда. Неважно, кто она и кем была до встречи с не тем человеком. В моей голове был всего один вопрос: почему она такая настоящая? Ответы мог дать только Арис. Но теперь я ни секунды не сомневалась в том, что подошла моя очередь и даже была рада, что он не возвращается. Ведь если раньше я могла по своей наивности думать о том, что он может отпустить меня за хорошее поведение. Если раньше я могла верить в то, что он мне говорит. Если раньше я откликалась на Анну. То теперь мы оба знаем, что его планы обрушились и из нас двоих в живых останется только один.

Его план вернулся к точке отсчета в тот момент, когда Арис придумал неправдоподобную «недолюбленную девчонку», которая стала отрицательным персонажем назло всему миру. Я не являлась таковой никогда до встречи с ним. Да, я была монстром. Но лишь в писательской сфере. План Ариса мог выгореть в единственном случае: скажи он мне, что я действовала в его интересах для наработки захватывающего сюжета для своей книги. Я знаю, что в погоне за сюжетом – готова на всё. Но ради отмщения я бы не сделала ничего, потому что этим боль не унять никогда, и я знаю это, потому что уже пробовала отомстить тетушке. Она теперь старая немощная женщина. Она наказала себя сама. И мне больше не нужно ненавидеть её. Я поняла это в тот день, когда готова была отомстить. Поняла, что мстить больше некому. Той тетушки, которую я знала всю свою сознательную жизнь – больше нет.

В поисках ответа на вопрос: «как мне бежать отсюда, если выхода нет?», я оглядывала свою тюрьму. В периоды стресса мозг работает намного стремительнее и плодотворнее, чем обычно. Поэтому мой взгляд остановился на двух предметах сразу. Ведро. И светодиодная лента. Ведро можно надеть ему на голову и оглушить на доли секунды, достаточные для того, чтобы я смогла захлопнуть дверь и бежать. Светодиодной лентой можно его задушить. Но второй вариант я отмела сразу. Его смерть не принесла бы мне должного удовлетворения. Я хотела закрыть его здесь без права выхода на волю, как это делал со мной он.

Всё произошло, на удивление, так же быстро, как и в прошлый раз. Услышав шорох за дверью, я схватила ведро в руки и, как только Арис показался из – за двери, тут же надела ему его на голову. Нечем было ударить достаточно звонко для оглушения, поэтому я не придумала ничего лучше, кроме как толкнуть его в сторону матраса. Это было непросто, поскольку наш вес различался почти в два раза, но у меня получилось. Не знаю, что именно придавало мне сил, но я действовала настолько торопливо, что мой мозг фиксировал происходящее, как в замедленной съемке. Мне казалось, что я всё делаю слишком медленно, хотя на самом деле, прошло не более двух секунд с того момента, как я схватила ведро в руки. Схватившись за дверь, я размахнулась и изо всех сил постаралась побольнее двинуть его её углом. Это помогло не более моего толчка и в тот момент, когда я увидела как Арис тянется снять ведро с головы и поймать меня, я уже захлопывала дверь. Теперь я была по ту сторону. С кодовым замком, который открывает двери только с одной стороны. По словам Ариса. На самом деле, я не верю, что он не подстраховался на случай моего побега и не сделал замок двухсторонним. Поэтому я не смогла успокоиться до тех пор, пока не подтащила шкаф из соседнего отсека и не прикрыла им ту самую дверь, за которой сейчас так тихо сидел Арис. Не проронив ни единого слова. Будто не произошло ровным счетом ничего смертельного.

– Это всё глупо, да? – спросила я на всякий случай в замочную скважину, которая обычно была прикрыта с этой стороны для лучшей шумоизоляции. – На самом деле отсюда есть еще один выход, кроме этой двери?

– Да, – услышала я приглушенный голос с той стороны. – Через вентиляцию. Но я в неё не пролезу.

Я вспомнила, как сама едва протиснулась в неё, когда устроила свою первую попытку побега.

– Почему же такая спокойная реакция на мою диверсию?

– Потому что я знал, что этим всё кончится. Либо я, либо ты. Уходи, Анна. Теперь ты свободна и тебе больше незачем находиться здесь.

– Может быть, ты объяснишь, для чего всё это было нужно?

– Нет, – раздалось из – за двери одно – единственное слово.

Я села на пол и прислонилась спиной к холодной бетонной стене. И не знала, что он сделал то же самое по ту сторону.

– Арис, – позвала я его.

– Что?

– Я смогла бежать. Теперь я свободна, а ты умрешь в четырех стенах. Ты получил по заслугам за все свои страшные поступки.

Он молчал, давая мне договорить, а я никак не могла произнести то, что было у меня в голове. Пауза затянулась. Он молчал. И я решилась.

– Но при этом я не чувствую себя счастливой. Почему так? Арис… Я не хочу уходить.

– Тогда открывай дверь, и мы поменяемся с тобой местами обратно.

– Нет, так тоже не годится. Я хочу ходить в душ, гулять под снегопадом и смотреть на море. Я устала от самой себя. Больше никаких подвалов.

– Твои предложения?

– Никаких, – ответила я ему честно. Его голос звучал из – за стены так гулко, что я едва могла разобрать, что он мне говорит.

– Поднимись в кабинет. Там стационарный компьютер, для работы. Пароль «марго». Может быть то, что ты там увидишь поможет тебе поскорее принять решение.

Уже сидя за его компьютером я размышляла о том, что же всё – таки он сотворил со мной. Как? Как можно быть такой наивной, чтобы действительно думать о возможном совместном будущем? Столько книг издано, столько снято фильмов и написано статей о синдроме, название которому «стокгольмский». Но я искренне верю в то, что мой случай не клинический. Если бы Арис меня не похитил, а попытался завоевать по – честному, уверена, ради него я бы ушла от мужа. Столько жизненных сил и энергии я не получала ни от кого и никогда. Он словно заряжал меня положительными моментами для того, чтобы я могла двигаться вперед, расти и развиваться. Он не пытался сделать меня лучше. Он принимал меня со всеми моими отрицательными чертами, не скупясь на объективную критику. Рядом с ним не хотелось стать лучше. Рядом с ним можно было не скрывать саму свою суть, ведь он просто был рядом всегда. И это было именно то, чего мне всегда так не хватало.

Экран монитора загорелся небесно – голубым цветом и в окошко я ввела пароль, который мне дал Арис. Заиграла приветственная мелодия. Моё терпение закончилось. Щелкая мышкой по всем папкам подряд, я быстро отыскала нужную мне и нажала на:

ВИДЕОФАЙЛ №1.

– Привет!

Арис широко улыбался так, словно он сидел не перед камерой, а перед живым человеком. В кадре он виднелся по пояс, но мне была знакома его светло – зеленая футболка в которой он предстал передо мной. Готова была спорить, что ноги его сейчас были в серых штанах, сужающихся книзу. Как обычно, он легким движением смахнул со лба длинную челку и уселся поудобнее.

– Привет. Меня зовут Арис и если вы смотрите сейчас это видео, значит меня нет в живых. Если же это ты, Николь, то давай пять!

Он закрыл камеру ладонью, и я, будучи в смешанных чувствах, на всякий случай слегка хлопнула рукой по экрану.

– Красавица! Я знал, что ты это сделаешь!

Он довольно усмехнулся и откинулся на спинку кресла, в котором сейчас сидела я, невольно повторившая за ним этот жест.

– Сначала я хотел вести толстую тетрадь с записями о том, что вообще тут происходит. Но потом одумался, какие к черту тетради? Кто, вообще, ими пользуется, кроме младшеклассников? Короче, решил завести свой блог. Можете выложить его в Сеть после просмотра. Всё равно, скорее всего, я уже разлагаюсь где – то в подвале. И мне, откровенно говоря, пофигу. На самом деле, сегодня очень важный день. Первый день моего эксперимента. В подвале заперта девушка, которую я знал когда – то никак. Я видел её чаще, чем того хотелось бы, но мы никогда не были знакомы. Мы учились в одной школе, она была прилично младше и уже тогда хамила мне, не видя края. Почему именно она? А почему нет? Она раздражала меня в школе, а потом стала местной звездулькой. Я не знаю, почему, но я следил за её успехами. Я отслеживал её в Сети. Я наблюдал за ней, оставаясь в стороне. Долгие годы она была у меня на прицеле, видимо, я знал, что когда – то я захочу провести этот масштабный эксперимент, где главная роль, играть подопытную крысу, выпадет именно ей. Опять же, почему именно она? Просто не повезло именно ей. Если бы мой выбор пал на любую другую девушку, я бы точно так же не сумел дать четкого ответа на вопрос, почему именно она, а не, например, Николь, которая раздражала меня еще в школе. Николь!

Он сморщился так, будто его задницы коснулась мужская рука.

– Что за имя такое? Николь!

Он выплюнул моё имя мне в лицо так, словно нас не разделяло ни время, ни монитор компьютера. Пренебрежение мной становилось осязаемым.

– За все эти годы у меня накопилась целая папка компромата на неё. Часто мы отдыхали в одних отелях, и я оставался невидимым для неё. Однажды я даже летел в самолете и упирался коленями в её кресло. Долгие годы я проживал две жизни, её и свою. Я знал о ней более, чем всё. Я копировал её фотографии с мужем, частенько вставляя себя на его место. Должен сказать, что с Николь мы всегда смотрелись весьма прилично. Если бы я вдруг решил начать что – то к ней испытывать и надумал бы добиться её, то мы стали бы классной парой. Итак, эксперимент можно считать открытым. День первый. Знакомство. Ох, что – то я не с того начал!

Арис в кадре шумно отхлебнул из кружки, которая, судя по тому, как он протянул руку за пределы видимости камеры, стояла где – то поблизости, и слегка кашлянул, будто выступал перед толпой зрителей.

– Я забыл рассказать суть эксперимента. Мда, блогер из меня никакой. Но, поскольку, сейчас я уже мертв, то вы все не имеете права говорить обо мне плохо. Либо хорошо, либо ничего. Итак, я прочел в одном журнале следующую тему: если очень сильно того захотеть, то человеку можно внушить любую ересь. Я не могу сказать, почему, но я задумался об этом. День за днем, эта мысль была внутри меня, была со мной. Неужели действительно можно переключить, перепрограммировать человека с одной реальности на другую? А потом, на Дне города, на нашем с ребятами выступлении, я увидел Николь. Она была такая чудаковатая, как тогда, в школе. Маленькая, хрупкая блондиночка в несуразных солнечных очках и безразмерном комбинезоне. В руках она держала планшет, в котором постоянно делала какие – то отметки. Я смотрел на неё весь концерт и думал о том, что эксперимент удастся, раз подопытная сама пришла в мои руки. Я знал всю её жизнь и перекодить её на новую реальность стало моей идеей номер один. Чтобы оставаться незамеченным, на следующий же день я приобрел серый Солярис и, потеряв самообладание и чувство конспирации, стал ездить за ней по пятам. Она видела, что за ней установлена слежка, но и подумать не могла, что это я. Короче, сейчас она внизу. И мой эксперимент начался. В планах у меня записывать свои видосы каждый день. Ну, и по традиции, ставьте лойсы и подписывайтесь на мой канал.

Он громко рассмеялся, помахав большим пальцем и выключил камеру, оставив меня в полнейшем недоумении. Я подопытная? Жертва дурацкого эксперимента? Да он мне не просто психику сломал, он разрушил мне всю жизнь, чертов чокнутый ученый!

Я немного подождала, чтобы успокоиться, и нажала на play.


ВИДЕОФАЙЛ №2.

Арис отпил из высокого стакана и откинулся на спинку кресла. Сложив руки на груди, он внимательно посмотрел в камеру так, будто раздумывал, с чего же ему начать.

Когда он заговорил, тон его оказался крайне раздраженным и возмутительным. Он сердито высказывал мне в лицо с экрана монитора такие очевидные вещи, что мне стало смешно. На что, интересно, он рассчитывал, заводя меня у себя в подвале?

– Короче, нахера я всё это замутил. Я вообще не подготовился к тому, что в подвале у меня будет жить живой человек с потребностями. Я клянусь, она всегда хочет какой – то ерунды. То пить, то есть, то умыться, то в туалет. Я за вчера так устал, как не уставал еще никогда за всю свою жизнь. Самый трэш – это выносить за ней ведро. Я когда первый раз взял его в руки, меня вывернуло туда, хорошо, что я сдержался и сделал это уже за дверью, иначе спалился бы конкретно. Она задает вопросы, на которые я понятия не имею как отвечать. Она ноет. Она скандалит. Она постоянно обижена на меня. То отворачивается и молчит. То орет. То ржет, как конь педальный. Мало того, что мне нужно сдерживать себя, чтобы не ударить её, так нужно не забывать делать из себя любящего мужа. А тут она вдруг придумала устроить голодовку! Сидит целыми днями в углу, смотрит в стену, ничего не говорит и не ест. Я немного её поуговаривал, а потом мне просто это осточертело. Уже вчера вечером я задумался о том, чтобы "забыть" её там. Может отбросит копыта с голода. Через месяц. Или от жажды через недельку. Короче. Пацаны, не женитесь, бабы – это такой мозговынос! Я за эти дни сто раз успел пожалеть, что замутил всё это.

Он покачал головой, закатил глаза и с такой гримасой на лице отключил камеру.

А я не смогла подавить нервный смешок, вырвавшийся у меня из груди. Оказывается, я была на волоске, сама того не осознавая. Он хотел похоронить меня заживо в этой бетонной коробке. Он даже и не догадывался, что это был мой самый большой страх в жизни – очнуться в гробу. Я быстрее бы сошла с ума, чем умерла от жажды, осознав, что больше не услышу шороха за дверью, и он больше не придет.

По спине пробежал холодок.

Я глубоко вздохнула и нажала на:

ВИДЕОФАЙЛ №3.

Арис сидел, закинув ноги на стол и ел бутерброды с сыром. Он был в той самой черной рубашке с закатанными рукавами, подчеркивающими его сильные руки. Этот стиль шел ему больше всего. Легким движением откинув челку на бок, он посмотрел куда – то вверх.

– Сегодня была трудная ночь. Долгое время я не записывал никаких видосов. Всё почему? Потому что я запутался. Эта девочка вызывает у меня противоречивые чувства.

Я снова улыбалась, но уже без мурашек по спине. Он говорил то, что чувствовал. Я достаточно изучила его за время нахождения в плену, чтобы суметь понять то, что он имеет в виду.

– Она странная. Её настроение меняется каждые пятнадцать минут. Я смотрю на неё и не могу понять, что происходит у неё в голове. Сегодня она попыталась бежать. Она не знала, что вентиляционная шахта ведет прямиком в мою комнату. Я услышал, как она бушует в подвале, спустился и наблюдал, как она злится, пытаясь сломать фанеру. Не знаю, зачем, но я пробил потолок одним ударом, чтобы попытка побега состоялась. Я знал, что она это сделает. И не могу сказать, зачем это было нужно мне. Хотя, нет. Не так. Буду честным с собой. Я сделал это специально. Мне было важно знать, стал ли я для неё хоть кем – то. Но продвижений в эксперименте нет. Она проползла через вонючую шахту, лишь бы сбежать от меня. Я чувствую, как проваливается то, что я планировал, из – за сырости легенды. Мне казалось, что я сам себе ответил на все возможные вопросы, которые могла задать мне она. Но она спрашивает совершенно другие вещи. Ей не интересна история нашего первого свидания, она хочет помыться и почистить зубы не в стакан с водой. Её не волнует, как мы провели медовый месяц. Она хочет побрить подмышки. И при этом она умоляет меня дать ей блокнот и ручку, чтобы она смогла писать, потому что образы разрывают её изнутри. Как такая утонченная натура может быть такой приземленной в своих инстинктах?

Я снова улыбнулась. Не знаю, чего хотели и о чем мечтали остальные его жертвы, мне действительно не хватало возможности принять ванну тогда, когда мне этого захочется. Быть может, пойди Арис на уступки, и я бы смогла оправдать его ожидания в утонченности и воздушности.

– Я напугал её, появившись из – за шторы в спальне. Но она и там легко справилась со мной. Она пообещала размазать коленом мне по животу мои же собственные яйца, если я прикоснусь к ней еще раз. Я не понимаю, почему так происходит, но чем дальше, тем больше я её хочу. Я едва сдержался там, в своей комнате. Иногда мне кажется, что я начинаю ей нравиться, но в тот же момент она всё перечеркивает одной фразой. Мне невероятно сложно с ней договориться. Она не поступает по шаблонам. Она ведет себя так, как хочется ей, а не так, как писали в книжках по психологии. У неё абсолютно нетипичное поведение. Я, правда, не знаю, как быть дальше. Я хочу избавиться от неё. Но почему – то сделать этого не могу.

Он покачал головой, не глядя в камеру и нажал на "стоп". Видео остановилось, а я задумалась о том, что говорил сейчас Арис. Этот человек придумал себе, так называемый, психологический эксперимент, а я ему всё испортила своим нетипичным поведением. Кто из нас более неадекватен?

Его видеоряд выводил меня из равновесия, но я решила не останавливаться и досмотреть до конца. Тем более, что оставалось смотреть не так много, как хотелось бы мне для того, чтобы узнать этого человека с другой стороны. Чтобы посмотреть на всё случившееся его глазами и суметь понять.

Именно поэтому я нажала на:

ВИДЕОФАЙЛ № 4.

Перед камерой в этот день он предстал взъерошенным и слегка отрешенным. Видео началось уже двадцать секунд назад, а он до сих пор смотрел куда – то вниз и молчал, подперев голову двумя руками. Его длинные волосы были взлохмачены так, словно он только что вытер их махровым полотенцем. Я устала ждать и собиралась немного промотать вперед, чтобы не смотреть на его грубую игру, но он, наконец, поднял голову и посмотрел в камеру. Я тут же поняла, что с ним не так. Арис был в стельку. Я не знаю, какой это был день. Мы частенько напивались с ним до беспамятства. Не знаю, как он, а я хотела просто забыться.

– 

Николь, я не знаю, как мне отпустить тебя.

Всё зашло слишком далеко.

Он вздохнул и отвел взгляд в сторону.

– 

Итог должен был стать одним: либо ты, либо я. Обычно умирает пленник. Я делал ставку именно на это. Как девчонка сможет убить меня? Это просто невозможно. Но я не смогу избавиться от тебя. И держать вечно я тебя здесь тоже не смогу. Знаешь, сегодня я хочу отпустить эту ситуацию в надежде, что она разрешится сама собой. Когда я ударил тебя камнем по голове и убил твоего нелепого пса, который пытался защитить тебя, я не думал, что всё зайдет так далеко.

Молли. У меня сжалось сердце от переживаний за своего маленького пушистого друга. Моя девочка бросилась отчаянно защищать меня от этого монстра, но, к сожалению, ей не хватило сил. Она оставалась преданна мне до конца.

– 

Да – да, это я убил её, Ники. И я бы сделал это с каждым, кто помешал бы мне идти к своей цели. Но теперь я прошу прощения у тебя за то, что сделал. Мне жаль. Нужно было просто вышвырнуть её ко всем чертям в траву, пока я заталкивал тебя в машину, она бы успела сбежать и добраться до дома.

Эта жертва была лишней.

Он снова вздохнул и сделал несколько глотков из затемненной бутылки. Скорее всего, там был коньяк.

– 

Сейчас всё изменилось. То, что я чувствую, я не чувствовал никогда раньше. Ты раздражала меня первые дни. Я собирался вести дневник и записывать каждый твой день, проведенный со мной. Но вот ты здесь уже второй месяц, а я записываю всего четвертый видос. Знаешь, почему? Потому что ты всё испортила, как обычно. Ты то хамишь мне, то встречаешь так, будто мы пять лет женаты, то грозишься выбросить мою футболку и размазать яйца по животу коленом, то укладываешься ко мне на колени и просишь расчесать твои волосы. Я не знаю, чего мне ждать от тебя. Я не знаю, кого я увижу в следующий момент. И, ты знаешь, это интригует. Ты привнесла разнообразие в мою жизнь. Ты делаешь её насыщенной. Я готов признать абсолютно открыто: мой эксперимент провален.

Он выключил камеру, а я осталась сидеть с чувством недосказанности. Это было не всё, что он хотел мне сказать. Что – то осталось за кадром, в его голове. И это «что – то» не давало мне покоя.

ВИДЕОФАЙЛ № 5.

Впервые я увидела его улыбающимся на видео. Арис был счастлив и не скрывал этого. Это видео он записывал абсолютно трезвым, что само по себе было невероятно странно, ведь пили мы почти каждый день. Иногда напивались до беспамятства. Иногда выпивали по два глотка. В – основном, мы были пьяны всегда. Но не сегодня. Одет он был так, будто собрался на очередную гастрольную вылазку в бар. Черная кожаная куртка, серая шапка – вязанка и очки с зеркальными стеклами, нацепленные поверх неё.

– Привет, Ники!

Он помахал мне рукой, и я тоже невольно улыбнулась, глядя на его лучезарность.

– Я показал тебе наше свидетельство о браке. И ты снова мною недовольна. Хочу признаться тебе здесь, что свидетельство настоящее. Как и твой паспорт на имя Анны. Я сам купил их у знакомой, которая работает в администрации. За пухлый конвертик, она тебе готова сделать не только новый паспорт, но и новую жизнь. Если у нас с тобой всё получится, то мы можем не расписываться. Документы подлинны. Теперь мы с тобой настоящие муж и жена. Сегодня мы с тобой поговорили о нас. И я понял, как дорог тебе. Как нужен тебе. И я счастлив почувствовать, что мои чувства взаимны. Ты так часто меня отталкиваешь… Так часто злишься на меня… Так сильно ненавидишь… Но сегодня ты открылась мне так, как я не мог ожидать. Ты делаешь меня лучше. Ты делаешь меня добрее. Ты даришь мне смысл жизни. Сегодня ты спросила меня, какой бы день из своего прошлого я бы хотел исправить, если бы мне выпала такая возможность. Я промолчал. Знаешь, почему? Потому что я согласен с тобой. Я бы тоже очень хотел вернуться в любой день на пятнадцать лет тому назад и просто позвать тебя в гости. На виллу. Или на свидание. Или просто позвонить тебе вечером перед сном. Я уверен, что моя жизнь сложилась бы иначе, если бы только тогда я не побоялся подойти к тебе. Если бы только тогда я был хоть немного смелее. Я не знаю, выложишь ли ты моё послание в Сеть. Но на всякий случай, хочу обратиться ко всем, кто меня смотрит. Никогда не бойся сделать что – либо, чтобы через пятнадцать лет не жалеть о том, что ты этого не сделал. Невозможно вернуть ничего. Всё возможно только здесь и сейчас. Ты живешь здесь и сейчас. Ты управляешь своим миром только здесь и сейчас. Тебя слышит Вселенная только здесь и сейчас. Ники, я хочу стереть твою память, чтобы подойти к тебе и познакомиться. Похоже, что тебе придется пожить в подвале еще пару десятков лет, пока ученые умы не придумают универсальный стиратель памяти для тех, кто всё еще верит в завтра.

Он нажал на «стоп», а я не стала раздумывать долго над его болтовней и включила следующий

ВИДЕОФАЙЛ № 6.

Это видео обещало быть длинным.

Я поняла это по его весу еще до того, как нажала на «play». Своим следующим шагом я убедилась в этом. Почти десять минут.

Арис сидел перед камерой с бутылкой коньяка в руке. Он был категорически и бесповоротно пьян. Из такого состояния его бы не смог вывести ни душ, ни лед, ни крепкий чай.

Оставалось одно: вести личный дневник. Этим он и занялся.

– Ники, когда ты узнаешь правду, ты решишь, что я псих. Но я хочу предупредить тебя заранее, чтобы ты не раздавала сгоряча никаких оценок происходящему. Я хочу, чтобы ты узнала меня. Чтобы ты почувствовала. Чтобы ты попыталась меня понять. Ты знаешь… всё произошло в один миг. Я был обычным ребенком. Рос в полноценной семье. У меня были замечательные родители, развивающие игры, лучшие друзья и любимые книги. Ничего не предвещало. А потом… Она упала прямо мне под ноги. Это было неожиданно настолько, что я инстинктивно отшатнулся. Девушка – самоубийца, она лежала на расстоянии вытянутой руки от меня. В тот момент я впервые испытал то, что детям еще неподвластно. Спустя много лет я узнал, что взрослые называют это оргазмом. Это было чертовски прекрасно. Я смотрел на неё и не мог наглядеться. Такая близкая и такая далекая одновременно. Она лежала на асфальте и широко открытыми глазами смотрела в небо. По нему плыли редкие облака, гонимые порывами ветра. Я специально посмотрел вверх, словно чувствовал, что этот момент останется на всю жизнь только моим. Я старался запомнить каждую мелочь. Её домашний халат распахнулся при падении, обнажив стройные ножки цвета летнего пляжа. Я видел, что она стройна и красива. Она была для меня воплощением мечты и женственности. В тот момент я думал о том, что если у меня когда – то появится жена, то она будет копией этой прекрасной дивы. Я подошел немного ближе и заглянул ей в лицо. Её глаза были такими великолепно синими, что казалось, в их глубине плещутся киты. Высшей степенью несправедливости для меня явилось то, что она не смотрит на меня. Аккуратно приподняв её голову, я повернул её в мою сторону, чтобы она смотрела прямо мне в лицо, и почувствовал новую волну мурашек внизу живота. Она была ослепительна. Мне было неважно, какого цвета её мозговая жидкость, которая вытекала из вмятины в районе затылка, окрашивая светлые пушистые волосы в бурый тон. Мне было важно, что эта девушка, пусть она намного старше меня, пусть она не идеал, но сейчас она исключительно моя. Ни одна живая душа не знает, что она лежит здесь. Здесь только я и она. И никто не сможет нас разлучить.

Мне казалось, что это событие длилось бесконечно. На самом деле, очевидцы рассказывали, что «неотложка» подъехала в течение пяти минут. И примерно столько же потребовалось для того, чтобы упаковать даму в черный пакет. Чьи – то руки оттащили меня в сторону, мотивируя это тем, что детям здесь делать нечего. Злые языки шептались о том, что она была страшна, будто «атомная война», а на днях её бросил жених, что и стало причиной суицида. Но всё проходило мимо меня. На тот момент для меня не было девушки прекраснее той на всем свете. Я был влюблен. «Атомная война» стала моей первой десятиминутной любовью. Тогда я еще не знал, что первые детские чувства не забываются никогда, поэтому пытался просто насмотреться на неё, чтобы запомнить навсегда эти десять минут бесконечности. Кожей на запястьях впитать запах её волос. Сохранить её кровь на своих ладонях. И, конечно, тоненькое золотое колечко с дешевым камнем, снятое с безымянного пальца в тот самый момент единения, пока не набежали эти квошки, оттащившие меня от сбывшейся десятиминутной мечты. Я снова и снова смотрел на неё. Она была восхитительна. В полете, на асфальте и даже в черном полиэтилене. Молния на черном мешке закрылась, оставив меня без неё. И без чувств.

Это было со мной впервые. Именно тогда что – то внутри меня шевельнулось. Я не знал, что чувства – это наркотик, вызывающий привыкание. Раньше я не знал чувства любви и думал, что не умею испытывать эмоции такой силы, но эта прекрасная дама привела меня в неописуемый восторг своим падением. Она была бесконечно сильна, ведь только сильный человек способен на такой смелый поступок. Уже тогда я знал, что природа щедро одарила нас инстинктом самосохранения и только самый отчаянный способен на самоубийство. Я хотел помочь всем обладать хоть толикой того отчаянья, коим обладала эта незаурядная девушка моей мечты. Вот поэтому я считаю, что во всем виновата именно она. Не прыгни она тогда, всё могла сложиться иначе.

Четыре. Ровно четыре года страданий. Именно столько я пережил перед тем, как осознать, что самоубийство не может быть рандомным решением случайного человека. В 15 лет я попробовал познакомиться с девушкой. Я не знал о ней ровным счетом ничего, кроме её имени. Марго. О-о-о. Марго. Она стала цветком моей души. Ароматом моего сердца. Я отдал ей всего себя перед тем, как подарить билет в вечность. Она была несчастлива. Счастливые люди не подаются в проституцию. А она подалась. Кстати, хорошая жизнь – это то, чего Марго хотела больше всего на свете. Дни и ночи напролет она трахалась, как заводная игрушка только лишь для достижения мечты придуманной еще в детстве. Папаша внушил ей, что она Куколка. И что Куколка достойна лучшей жизни. А потом смотал удочки в неизвестность. Марго осталась с матерью – школьной уборщицей и тремя старшими братьями, которых точно так же необходимо было поднять на ноги. До семнадцати Куколке приходилось туго. Она сама себе шила сказочные платья и докуривала сигареты за подружками – одноклассницами. А потом стартанула за лучшей жизнью на север, где и нашла свое призвание. Теперь у неё водились деньжата, но пропали честь и достоинство, которые так сильно развиты в Куколках – Принцессах, чья кровь истинного насыщенно – голубого цвета. Марго была не такой. Да и не Марго она была вовсе, а Анной, о чем я узнал из газет, где описали подробности её смерти. Кстати, именно поэтому я недолго думал, какое имя дать тебе в новую жизнь. Но вернемся к Марго. Так нелепо… но её нашли в ванне с перерезанными венами. Крови было много, как писали в каждой статье нашего городского портала. Синий дешевый кафель, купленный со скидкой 83% в нашем фирменном магазине сантехники, был полностью покрыт человеческой жидкостью багрового цвета. Но, что самое странное, писали издания, это то, что ноги её крепко – накрепко были перемотаны эластичным бинтом. Её сравнивали с Русалкой. А я думал о том, что она добилась того, о чем мечтала. Теперь у неё была слава. И деньги. И признание. Я не думаю, что она была довольна. Но я исполнил все её мечты, и она, как минимум, должна быть благодарной мне за то, что я стал её волшебником. Анна – Марго подарила мне то, о чем я вспоминал с придыханием столько лет. Она, наконец, дала мне почувствовать свободу и легкость, позволила мне ощутить долгожданные чувства. Они были такими сильными, что окажись рядом с нами кто – то третий, он смог бы потрогать их. Но, на её беду мы были там вдвоем. Она была под действием сильного снотворного. Она была в сознании, иначе мне было бы скучно. Она меланхолично смотрела, как я режу ей вены. Ах, какие прекрасные капли падали с её длинных ногтей. Мне безумно хотелось, чтобы её ногти были непременно красивыми, именно поэтому вчера я отравил её в салон на чистку, укладку и лакировку. Мне хотелось совершенства. Мне хотелось видеть идеал. Мне хотелось видеть её такой, как ту девушку, с мозговой жидкостью, что растекалась по асфальту из пробоины в затылке.

«Вопросов больше, чем ответов. Что с её ногами?» – вопрошал журналистишка, что клепал статью о Марго.

Это была самая простая часть паззла из всех. Они не видели очевидного. Я хотел совершенства. Ариэль была самой прекрасной принцессой из всех детских мультфильмов. Она была красивой. Взбалмошной, немного капризной, как и полагается принцессе, и игривой. Я хотел, чтобы каждая моя любовь хоть на миг ощутила себя Принцессой. Я делал это для них. Я знаю, они ценили это. Не вижу никакого смысла пересказывать тебе историю каждой своей Принцессы. Знаешь, кем стала для меня ты, Ники?

Арис сделал паузу и выжидающе посмотрел на меня с экрана.

– Фионой. Той самой Принцессой, которая умеет превращаться в монстра. Ты очень милая и доброжелательная. Но это маска. Ты умеешь быть жестокой. И я знаю это, как никто другой. Они все слепы. Только я видел твой дьявольский огонек в глазах. За маской прекрасной хрупкой девчушки скрывается зверь, который перекусит сонную артерию любому, кто поступит не по его воле. Ты Фиона, Николь. И тебя мог спасти только такой же монстр, как и ты сама. Я прекрасно осознаю, насколько чудовищно всё то, что я творю. Мы с тобой одной крови, Ники. Я хотел быть с тобой. Я хотел быть твоим и хотел, чтобы ты принадлежала мне. Если я всё еще жив… Если ты дала мне шанс… Если твоя рука не поднялась перерезать мне глотку, то значит, что я до сих пор хочу этого.

Видео прервалось, а я обратила внимание на свои мелко трясущиеся руки. Его бесконечный монолог вывел меня из равновесия. Это могло означать только одно – подсознательно я понимала, что каждое его слово – это чистейшая правда.

Стараясь не думать, что же я творю, нажала на следующее видео, но разум отказался воспринимать адекватно происходящее. Перед моими глазами проплывали картинки, которые я раньше видела только в фильмах ужасов. Сейчас они были реальностью. Они были в руках Ариса. Он двигался в кадре, показывая мне всё новые и новые фото. Его губы шевелились, видимо, он комментировал происходящее на экране, проводя пальцем по гибким телам изувеченных девушек. Там, среди этой массы, я не увидела ни одного расплывшегося тела. Арис не изменял себе. Каждая была как на подбор красавица. Длинные волосы. Огромные глаза. Пухлые губы.

Я вспомнила один из наших разговоров с Арисом. Он рассказывал, что смыслом его жизни является коллекционирование, но, когда я начала задавать вопросы, он снова замкнулся в себе и предпочел отмолчаться так, как онумел это делать. Надменно. Свысока. Так, словно весь мир вокруг недостоин обладать знанием, доступным ему, Арису. Сказочные Принцессы. Вернее, их безымянные пальчики с тонким золотым колечком, украшенным баснословно дорогим прозрачным камнем. Он продемонстрировал на видео мне свою драгоценную шкатулку, в которой хранил собственноручно собранную коллекцию полусгнивших пальчиков с красивыми колечками. Это было самым сильным впечатлением за всю мою жизнь. Никогда до этого, за всю свою карьеру журналиста, я еще не встречала таких сумасшедших и одновременно обаятельных фетишистов. Арис был абсолютно нормален в том, что касалось привычной нам стороны жизни. И абсолютно ненормален, когда дело касалось нового экземпляра в его коллекции.

В том самом разговоре о мечтах он упоминал, что сейчас встретил лучший экземпляр для своей коллекции, которым, к своему величайшему сожалению, сейчас он не может обладать. Теперь я понимала, что речь шла не обо мне. А о моем безымянном пальчике, который взять у меня получится только в том случае, если подо мной будет багровая лужа, по размеру равная той, что я видела под очередной Принцессой в камере.

Арис всё говорил и говорил, пытаясь выговорить всё то, что копилось в нем столько лет. А я не слышала ни слова. В моей голове был равномерный гул, как если бы я находилась у самолета с работающим двигателем.

– Николь!

Он позвал меня с экрана компьютера так звонко, словно стоял позади. От неожиданности я обернулась.

– Я не уверен, что ты смотрела те фотографии, что я тебе сейчас показал. Но уверен, что ты хочешь знать, сколько их было.

Я покачала головой, но кого сейчас волновал мой ответ?

– Их было шесть, если не считать мою первую и мою последнюю любовь. В каждой из них жила Принцесса. Каждую из них я любил по – своему. Для каждой из них я стал средством достижения мечты. Я монстр. Я признаю этот факт. Но разве сбывшаяся мечта – это не есть цель всей жизни человека? Я спас их, хоть ты и не захочешь это признать. Но, знаешь, не об этом сейчас я хочу с тобой поговорить. Я хочу рассказать тебе о последней девушке. О той, которую ты не должна была видеть. Неважно, как её зовут. Она была моей Принцессой. Богатенькая девчонка, воспитанная вечно занятым папашей. Она влюбилась в меня в баре, где мы выступали с группой. Это были гастроли в другом городе. Принцесса в очередной раз надула свои подкачанные губки, хлопнула дверью и ушла в бар пропивать отцовское баблишко. Я весь вечер сидел за барабанами. Я был вымотан. Ты в очередной раз вывела меня из себя, и мне была необходима разрядка. Принцесса была зла на родителя. Она не знала, кто я на самом деле. Она думала, что сбежала с голодранцем. Я забрал её с собой, потому что знал, что когда начнутся поиски пропавшей без вести, то никто и не подумает на парня – барабанщика из бара. Так и случилось. Для поддержания перед ней своего статуса бедного музыканта, я предложил ей выбросить телефон, чтобы можно было пуститься в бега, не боясь попасть в засаду из охраны её бати. Она сразу согласилась. Телефон мы выбросили в реку, предварительно выключив его. Туда же она бросила свои кольца и кулон, чтобы отец поверил в то, что она утонула. Стащить у неё кошелек с картами было очень просто. Так же просто, как выбросить его в кусты, незаметно для неё. А дальше уже всё пошло по моему сценарию. Богатенькая девочка, сбежавшая с бедным музыкантом. Никакой мультфильм не напоминает?

Арис вздохнул и размеренным движением смахнул челку на макушку. Я знала этот жест. Жест наивысшего нервного напряжения.

– Николь. Ты не должна была её видеть. Я прошу прощения за то, что посвятил тебя в эту часть своей жизни. Мне страшно, что однажды я могу не справиться с самим собой и очнуться слишком поздно. Когда мои руки будут испачканы твоей кровью. То, что я наплел тебе там, внизу, это непродуманная попытка выбраться из того дерьма, в которое я сам себя закопал. Я говорил всё, что приходило мне в голову, не думая о том, насколько неправдоподобно это звучит. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Ты действительно Николь, а не Анна, и тебя ждет твой муж. Но я хочу, чтобы ты знала. Ники, если бы у меня был один шанс. Только один – единственный шанс. Всё было бы совсем иначе. Я иду сдаваться тебе. Что бы ты ни придумала сейчас. Любая, абсолютно любая твоя попытка побега станет удачной. Не потому, что ты такая ловкая. Потому что это нужно мне, Ники.

– Анна, – ответила я ему в экран компьютера. – Теперь уже Анна.

ЭПИЛОГ.

Если кто – то когда – то прочтет мои записи, он наверняка захочет узнать, чем же закончилась история взаимности безумцев, обретших друг друга. Не буду вдаваться в подробности, как я брела через лес по сугробам в сторону города, стирая ступни в кровь, как трясло меня от безуспешных попыток осознать собственное решение, принятое в подвале у двери, за которой был заперт опаснейший фетишист, одержимый сказочными Принцессами. Не хочу признаваться, насколько тяжело мне дался ответ на вопрос: «Не пожалею ли я?». Не буду рассказывать, как придя домой, увидела Вельку, хозяйничающую на моей кухне в моей любимой футболке. Как всё встало на свои места: почему меня никто не искал, и почему за сообщение о моем местонахождении не предлагалась баснословная сумма. Я не скандалила. Велька помогла собрать мне вещи, и, пожелав им счастья и удачи, я шумно захлопнула за собой дверь. Забросив ключи в почтовый ящик, я сбежала по ступенькам вниз так быстро, словно ожидая подвох от самой себя.

Чем я занимаюсь сейчас? Пью томатный сок. И жду, когда Арис уберет мою сумку наверх, в отсек для ручной клади. Потом он вернется на свое место, рядом со мной, и через полчаса мы уже будем в другом городе. Никто и никогда не найдет нас с ним, потому что никто нас не ищет. Книги о запретной любви не будет, как не будет и шоу для домохозяек. Эта история уйдет в могилу вместе с нами. Или вместе со мной.

Я больше не закрываю глаза во время просмотра фильма ужасов. Я больше не вздрагиваю от громких звуков. Я уже не помню, когда последний раз испытывала чувство страха. Ведь самое опасное чудовище находится рядом со мной. И меня притягивает к нему так сильно, что справиться с этой зависимостью я уже не в силах. Я знаю, что с Арисом никогда не смогу быть в безопасности, ведь никто не даст мне стопроцентной гарантии, что он сможет сдерживать монстра внутри себя вечно. Я решила рискнуть. Самое главное, что сегодня я счастлива, и мне не важно, как долго продлится это счастье. Может год, а может день.

И если ты сейчас читаешь эту историю, значит, всё закончилось не в мою пользу.

Пускай я проиграла. Но я была счастлива в этой жизни, благодаря ему. А значит, прожила её не зря.