Фабрика игрушек [Антон Сергеевич Лобутинский] (fb2) читать онлайн

I. Антошка

Маленькое солнышко нехотя выплыло…

Нет…описывать пейзажи я не умею.

Маша укуталась в тёплый плед. В комнате было темно, на стене еле поскрипывали старые часы. За окном шёл снег, освещая раннюю пору. Моя сестра заметно повзрослела, но не перестала просить меня рассказывать ей сказки. Она до сих пор складывает свои игрушки по местам. До сих пор читает детские книжки. Я знаю, что скоро она выздоровеет. Пройдут праздники, в школе отменят карантин. Не люблю видеть её заболевшей. Но люблю сидеть у неё на кровати и сочинять разнообразную бессмыслицу.

– Так что там? Солнышко? – Маша рассматривала в руке градусник.

– Дай посмотрю.

– Всё нормально, – спрятала градусник в тумбочку.

– И когда ты стала такой самостоятельной?

– Расскажи сказку. Ты же обещал про фабрику, и про Николая.

– Дай мне время. Я не могу импровизировать, иначе это будет неинтересная история.

– Мама придёт ещё не скоро. Давай! Ты же писал что-то за столом.

– То была домашка.

– Не верю.

– Может чаю с малиновым вареньем?

– Маша отвернулась.

– Ладно, сдаюсь. Фабрика игрушек. Будешь мне помогать.

…Маленькое солнце…нет…маленькое солнышко нехотя выплыло в морозное ясное небо. Блестящие искры играли на огромных сугробах снега. Где-то издалека слышны скрипучие шажки медленно топающего школьника, который улыбается под стать пришедшей зиме.

Декабрьское утро всегда радует приятными новостями – ощущением приближающегося праздника, окончания скучной и совсем неинтересной учёбы, сопутствием волшебства и вдохновения. А ещё метель всю ночь разрисовывала узоры на окнах, окутывая землю в белую пушистую перину. Кажется, что пахнет свежей кожурой мандарина и веткой сосновой ели. Хочется бежать вперёд, лепить снежную бабу, бросать по друзьям снежки, читать книги у камина, смотреть с отцом рождественские фильмы, наблюдать, как мама печёт куличи. Но чаще хочется просто упасть в сугроб снега, щурясь от яркого солнечного света.

Снежинки меланхолично скользили вдоль розовых щёк. Антошка не мог пройти мимо высокой горки в такой радостный день.

– …Антошка? – Маша удивлённо перебила меня.

Я улыбнулся и продолжил.

…Дети веселились, кувыркались и всячески развлекали своих родителей, пока те сменяли улыбки на строгие жесты. Под рукой не оказалось санок, но был рюкзак. Антошка спустился с горки, словно с Альпийского холма, почувствовав полную свободу в груди и морозный свист над ушами.

За ним стремительно летел мальчик в вязаной шапке с бубонами, попутно выкрикивая:

– Берегитесь!

Мальчик свалил с ног топающего с тростью старика, который внешне был похож на дядюшку Скруджа, но оказался весел случившемуся ненастью:

– Ох уж эти детки! – дедушка поднялся и помог встать школьнику. – Аккуратнее на поворотах, гонщик!

Шум городского рынка постепенно затихал. Там, по обыкновению, разгар покупок и продаж. Обязательные символы праздника, нужные предметы под руку и прочий блестящий хлам. Ёлки на любой вкус, пушистые, словно кот Персик и облезлые, словно соседский пёс. Гирлянды, игрушки, пиротехника, а ещё сотни пачек майонеза и килограммы зелёного горошка. Для Антошки, как и для всех остальных, одним из символов Рождества были конфеты и мандарины. Заметно, что в этот праздник их поубавится на столах, застеленных белыми скатертями – слишком дорого обходятся сладости для среднего человеческого кармана.

Сквозь толпу Антошка пробрался к самому красивому сказочному прилавку и потратил остатки денег со школьного обеда на шоколадный батончик. Он оставил его на потом, бросив в рюкзак, и подумав, что намного приятнее забыть о нём и в один прекрасный день обнаружить этот маленький, но приятный подарок.

Твёрдые шаги привели Антошку домой. По отцовским следам он пробежался по двору, махнув ладошкой рыжему охраннику в будке. Тот довольно вилял хвостом и таил в глазах надежду на вкусное угощение.

За дверями Антошка встретил теплоту и сонное настроение. Родителей как всегда нет дома, поэтому украшать комнату приходится в одиночестве. В гостиной стоит огромная пушистая ёлка, что выглядит ещё больше из-за уютных размеров комнаты. Рядом на покрывале спит тот самый кот Персик, ожидая весёлых игрушек на ветках и новогоднего веселья.

Антошка залез на чердак в поисках коробок с украшениями. Сколько здесь вещей! Наверное, всё, что исчезает из комнат, автоматически перемещается на чердак (или всё, что мешается под ногами). Может быть, домовёнок следит за порядком в доме? Так или иначе, чердак хранит в оседлой пыли многие воспоминания, споткнувшись о которые, непременно улыбаешься.

– Постой, это сказка совсем для маленьких детей, – возмутилась Маша.

– Что же тебе не нравится?

– Ну, не знаю…может немного правды…

– Правды? – я засмеялся. – Что-то вроде «за внешним видом весёлости, скрывается правда, призванная заменить собой кратковременное детство…» Вот так?

– Давай ещё.

– Ощущение невыносимой тяжести и лёгкости бытия, доселе незнакомое маленькому человечку. Возводимая в степень взрослая жизнь, что непрекословно следует всеобщему канону общественной необходимости. Эхо губительных наставлений, эквивалентом заменяющее истину. И только там, в бессмысленном ощущении предстоящего разрушения Антошка, маленький Антошка, делал услугу себе взрослому – потому что осознавал, что путь к истине настолько тернист, насколько и неведом.

– Ты начитался этого в своих философских книжках?

– Там зачастую можно отыскать правду.

– Нет, это история без сюжета. Маленький Антошка не мог размышлять о «лёгкости бытия».

– Поэтому слушай дальше.

В действительности очередное зимнее утро отличалось от других только цифрой, а не волшебными образами или счастливым настроением. Может быть, для истинных волшебников (допуская их существование) зимнее утро могло быть неподдельно радостным событием, но Антошка не позволял себе упоительных, от дел отвлекающих мечтаний. Нет, он верит в искренние чудеса, одностороннее добро, человеческую отзывчивость и сострадание. А ещё верит в пушистую перину, что была вчера за окном, в красавицу-ель, что в разноцветных огнях сияла всю ночь в гостиной. Он верит в Святого Николая и как все дети любит подарки.

Но в этом году Святой Николай не пришёл в его дом. Он не гостил в домах на улице Украинской, не дарил подарков детям с улицы Подснежника. Ни один ребёнок не обнаружил под пышными ветвями ели долгожданного подарка. Ни один тёплый дом не был наполнен духом Рождества, но так вынужденно хранил загадочную грусть о прошедшем.

Дело вовсе не в подарках. Материальная ценность каждого из них была ничтожна – разве нужно маленькому ребёнку многое для счастья? Уж тем более ценник с игрушки не интересовал малышей. Вот отсутствие Святого духа, из года в год исправно приходившего в канун Рождества и вместе с подарком оставлявшего надежду на новый светлый год – вот это намного хуже. Отныне дети, плохие и хорошие, послушные и забияки, никому не нужны, – по их мнению, и Рождество, как бы это печально не звучало, отменяется.

Так было в этот год – год разочарования и тревоги. Родители всячески подбадривали своих детей, отвлекая их делами более важными, чем трата времени на беспокойство по поводу пропажи какого-то старика. Времена года сменялись, и чем теплее было солнце, тем меньше мыслей было у детей по поводу Рождества. Все-таки они взрослели, развивались и познавали мир, интересовались и были уникальны в особенности, радовали родителей и огорчались разрушениям детских иллюзий.

Шли месяцы и годы – Антошке пришлось взрослеть вместе с остальными с детьми. Он был свидетелем того, как Святой Николай не приходил целых десять лет.

На совершеннолетие Антошка услышал очередную шутку в исполнении родителей – мол, ты же взрослый, поэтому должен знать, что Николая не существует. Антошка рассмеялся, но был рад, что родители до сих пор переживают из-за этого, как они сами говорили, пустяка. Отсутствие человека в его жизни на протяжении десяти лет не переубеждало в отсутствии человека как такового. Хорошо бы списать все проблемы на древнюю отцовскую легенду, созданную для воспитания веры в иллюзорное волшебство. Но он-то знает, что дела обстоят куда серьёзнее, потому что Николай жил вовсе не на Северном полюсе, а на краю соседнего леса, работая на местной игрушечной фабрике.

К слову, Антошка тоже работал на этой фабрике. И каждый раз, наблюдая во сне ностальгические картины давно ушедшего детства и пытаясь отыскать ответ на главный вопрос, он просыпался и отправлялся на работу к своим друзьям. Он до сих пор искренне надеется, что однажды ему и его друзьям удастся возродить забытый всеми Рождественский дух.

– Ну как?

– Маша заметно устала.

– Ну не знаю. Я хотела услышать историю про маленького Антошку. А у тебя он уже повзрослел.

– Потому что детство – это мимолётное воспоминание.

– Для тебя.

– Хочешь услышать продолжение?

– Давай. Расскажи мне про фабрику.

II. Бонифаций

Твёрдой поступью коротыш Бонифаций производил впечатление большого человека. Особенно, когда задирал выдающийся подбородок, сводил скулы и вглядывался в мифическое отражение эльфийской натуры: фирменная шапка в синюю полосу с бубоном надевалась исключительно в зеркале. Обычно, на заднем плане с карандашом в зубах застывал Антошка, просиживая целые дни за письменным столом и сочиняя детские рассказы. Бонифаций часто напоминал ему, что графоманство есть плод разгильдяйства и безделья, тогда как истинный поэт склонен к размышлениям и невротическим расстройствам.

– Вольнодумство есть предмет искусства! – торжественно восклицал эльф, заправляя синюю рубаху в более синие матовые штаны.

Маленькими ручонками каждое буднее утро он заваривал крепкий зелёный чай, вспоминал мамины молитвы и благословлял всё вокруг окружающее. Мастерскую своих снов он покидал пунктуально в восемь утра: игрушечных дел мастера ожидали Бонифация на лестничной площадке. К слову, дисциплина творческого бардака на фабрике соблюдалась благодаря авторитету соседа Антошки среди эльфийских сородичей.

Бонифаций звенел ключами, направляя за собой всю толпу единомышленников. Каждый из этих эльфов был точно таким же, как и его собеседник, прикрывающий ладонью сладкий зевок.

– Индивидуальность, – говорил старый Рудольф, – не имеет ничего общего с внешним видом. Эльфы очень интересные, если знать, на какую тему им хочется сегодня общаться.

Большинство малышей жили в соседних комнатках, где-то вблизи. Фабрика была настолько огромна, что Антошка не был и в половине её тайных мест. Кажется, эти трудолюбивые друзья появлялись из неоткуда, пару часов работали в уютном подвале, украшенном картинами, игрушками и гирляндами, и снова возвращались в своё прекрасное никуда.

– Вот ты, Уильям, где ты живёшь? – пришло Антошке в голову озадачить своего друга.

Уильям перестал вырезать из дерева образ будущей игрушки и на секунду задумался.

– Здесь, – он отвёл взгляд и молчал ещё несколько секунд. – Хотя, может быть и не здесь.

– Так не бывает! – Антошка засмеялся ему в ответ. – Ты что же, не знаешь, где твой родной дом?

– Родной? Мама говорила, что отец посадил нас на корабль, когда мне было некоторое количество лет. Я тогда не умел считать.

– Что случилось?

– Ну, я вырос и всё такое. Эльфы тоже могут взрослеть.

– Нет, я о том, почему вы уехали?

– Мама умалчивает об этом, а я не хочу ей надоедать.

Эльф продолжил вырезать игрушку, Антошка рисовал чертёж следующей.

– И всё-таки я прихожу оттуда, – эльф поднял указательный палец кверху. – Там тепло и много хороших книг.

– А мама твоя где?

– Живёт на фабрике. Я часто хожу к ней в гости и показываю свои новые работы.

Бонифаций не прекращал верить в способность своих картин приносить радость детям. Он не считал подобные подарки проявлением самолюбия либо навязыванием творческих вкусов. Он любил рисовать, днями и ночами, пейзажи, города, образы и символы рождались в бесконечном потоке импровизаций. Когда речь заходила о новаторстве, он тяжело вздыхал и повторял, что больше ничего не умеет делать.

– Так что же, на фабрике и рисуют, и делают игрушки? – уточнила Маша.

– Да. Творческое раздолье. И книги там пишут, и пироги пекут, и шьют разнообразную одежду. На Рождество все жители фабрики разносят по ближайшим деревням подарки для детей.

– Таких детей не бывает. Они что, мастера на все руки?

– Нет. Просто каждый из них занимается тем, что действительно любит. Ну и конечно помогают Николаю.

– А он разносит подарки?

– Естественно! Он посещает большие города, в которые эльфы не могут добраться.

Солнце просачивалось сквозь маленькую форточку в подвал. Уильям сделал добродушного на вид медвежонка, которого в жизни никто не видел.

– В энциклопедиях множество интересных фотографий, – будто оправдываясь, заметил Уильям.

Ещё несколько идей воплотились в жизнь. Например, Луи усовершенствовал фигурку Святого Николая, разукрасив её в рождественские цвета. Он уверен, что нет ничего лучше, чем подарок в виде красивой фигурки.

– Его все забыли, – грустно произнёс эльф Святик.

Этот грустный малыш сам придумал себе имя, но никто не знал, что оно значит. Очень часто Святик был расстроен. Раньше друзья расспрашивали его, в чём дело. Но эльф не делился ни с кем своими секретами и, в конце концов, его грусть перестали замечать.

Луи весь оставшийся день играл на пианино. Он знал, что у Святика шумит в голове и всячески надеялся ему помочь, разыгрывая джазовые партии. Святик любил фортепианную музыку. К слову, он первый придумал записывать композиции Луи и дарить их детям. Правда, пока ещё ни одной композиции Луи не разрешил дарить на Рождество – слишком требовательным был музыкант к своим работам.

– На сегодня хватит, – произнёс Бонифаций, отмывая руки от красок.

Он работал мало, но продуктивно. За короткий отрезок времени мог нарисовать прекрасный лесной пейзаж, но на этом останавливался. Муза к Бонифацию приходила ежедневно, мимолётно вдохновляла и отправлялась прочь.

– Сегодня мы сделали мало, – нарушил тишину Уильям.

– Мало, но зато красиво. Ты же знаешь, что можешь сидеть здесь до самой ночи, если есть желание, – заметил Бонифаций.

Несмотря на лютые морозы за окном, на фабрике было необычайно тепло. И так было всегда: никто не знает, что поддерживает температуру, но никаких печей, дров или труб жители фабрики никогда не наблюдали. Будто волшебство витало в воздухе и не позволяло маленьким комнаткам охлаждаться.

Старый Рудольф поговаривал, что цивилизация на фабрику ещё не добралась. И доберётся ли? Необычайно чудесное место, лишённое злобы и пошлости.

– Как же хорошо, когда живёшь среди добрых существ. Вот бы так было всегда, – печально вздыхал Рудольф.

– И что, всё было так хорошо?

– Конечно же, нет. Так устроен наш мир – чтобы понять, что является добром, мы должны столкнуться с настоящим злом.

– И что же случилось?

– О фабрике узнали плохие люди. Бизнесмен Клаус и его помощники.

– Санта?

– Нет. Санта никогда не был бизнесменом, – я улыбнулся и продолжил сочинять.

III. Бизнесмен Клаус

Рутинный день, как правило, сменялся кратковременной незаметной ночью. Клаус и его помощники гномы захватили власть на фабрике, объявив во всеуслышание о том, что земля куплена вместе с фабрикой и её жителями. Где был Николай в этот момент – никто не знает. Более того, многие жители фабрики не знали о том, что такое деньги и что значит «быть купленными».

На фабрике быстро укрепилась власть Клауса – перемены ощущались ежедневно. Антошка думал о том, что жизнь будто стала бесчувственной, безразличной. Больше никто не занимался творчеством, никто не играл на фортепиано, никто не раздавал конфеты по утрам. Теперь эльфы просыпались в одинаковое время, отправлялись выполнять одинаковую работу, и при этом вынуждены были вникать в суть системы, в которой, как сказал Клаус, они теперь живут.

– В чём же причина? – спросила Маша.

Так уж получилось, что у фабрики и, в частности, в самом производстве игрушек появились трудности. Естественно, большинство жителей их попросту не замечали. Первое, с чем столкнулись жители фабрики – игрушки было не из чего делать. Ресурсы для производства были опустошены, более того, внешний мир развивался невероятными темпами. В подтверждение этому была избалованность маленьких детей, которым обычные игрушки из дерева уже не нравились. Антошка и его верные друзья эльфы всячески старались придумать что-нибудь новое, воистину вобравшее в себя тот самый дух Рождества, но ничего не получалось.

Клаус появился на фабрике как раз в тот момент, когда о проблемах стало известно всем. Он сразу же стал обещать оставить всё как есть, и помочь преодолеть этот кризис. Но своих слов он естественно не придерживался. На фабрике изменился подход к производству игрушек – теперь они были одинаковыми, никто не делал индивидуальные игрушки для каждого ребёнка. Теперь нужно было делать игрушки не только для детей, живущих в близлежащих деревнях, но и для тех, кто живёт в больших городах.

– Но ведь это прекрасно? – заметила Маша.

– Вовсе нет. Для больших городов игрушки делают другие фабрики, другие эльфы.

– Но зачем им так много игрушек?

– Наверное, потому, что для мальчика живущего в деревне, к примеру, достаточно одной игрушки на Рождество. Для мальчика, который живёт в городе, этого может оказаться мало.

– Тогда это избалованные дети!

– Но, всё-таки, дети. К тому же, Клаус думал вовсе не о детях.

– А что же Николай? – удивлённо спросила Маша. – Как он позволил этому случиться?

Николая давно никто не видел. Одни поговаривают, что он бросил жителей фабрики, другие – что Николай скоро вернётся и жизнь снова наладится. Антошка часто размышлял о нём, особенно, когда фабрика игрушек превратилась в обычный завод. Он думал о том, что так много времени уже прошло с тех пор, когда Николай изготовил свою первую игрушку. Дети, ставшие первыми счастливчиками, уже давно состарились.

Антошка ежедневно наблюдал одни и те же виды на улице, видел одно и то же небо и воспитывал в себе истинную ненависть к схожести и серости будней. Происходило это невзначай, постепенно, нагнетая к вечеру каждого рабочего дня и растворяясь в полузабытых снах ночью. Невообразимо, как может резко опротиветь окружающий мир, если он остался тем же?

– Они надолго здесь? – спросил Бонифаций, пряча взгляд от гномов.

– Наверное, да, – грустно ответил Антошка. – До тех пор, пока здесь Клаус, будут и они.

– Не похоже, чтобы гномам нравилось работать здесь. И вообще, по-моему, они не предназначены для работы.

– Почему же? Они крепкие и выносливые. А не нравится, потому что заставляют работать. Против своей воли мало кому захочется хоть улыбаться, хоть плакать.

– Они несвободны вместе с нами.

– Разве мы заслужили подобную участь?

– А они, думаешь, заслужили её? Мы ничем не отличаемся от гномов – мы теперь так же, как и они, работаем на фабрике и совершаем одни и те же действия.

Один из гномов перестал складывать игрушки по коробкам и поднял с пола тряпку красного цвета – остаток от наряда для игрушки Клауса. Он так долго рассматривал её, щупал, что начал заливаться слезами. Другой гном подошёл к нему и резко выхватил кусочек тряпки.

– Почему ты плачешь? – спросил злой гном, бросив перебирать листовки от детей.

– Я не знаю, – он вытер слёзы и показал тряпку, – я не знаю, что это такое.

– Ты о чём? Ведь это одежда для игрушки.

– Ведь её кто-то носил. И она сделана из чего-то, что мне не ведомо.

Гном заметно разнервничался и бросил тряпку на пол.

– Нет, не хочу знать! Я так далёк от этого края планеты! Почему именно я…. почему именно я должен был покинуть родной дом ради этого чужого дома? Мне противно здесь всё – от людей до работы, мне надоел ваш предводитель или кто он там…я хочу ненавидеть этот мир, ненавидеть вас.

– Начинается… – злой гном будто развеселился. – Хватить ныть, что ты заладил!

Гном перестал плакать и попытался вернуться к своей работе. Злой гном продолжил разбирать листовки. Бонифаций решил подбодрить товарища, но не знал, что ему сказать.

– Послушай, – Бонифаций подошёл к расстроенному гному, – Я не могу тебе обещать, что со временем всё переменится к лучшему… Понимаешь? Но так уж заведено у нас: мы верим в лучшее, мы верим в сказку. Но также и не отвергаем реальность, поэтому я могу тебе объяснить, почему ты здесь.

– Почему же? – маленький гном затаил дыхание.

– Я недавно вычитал из книжки, что все мы – дешёвая рабочая сила, а если конкретнее, бесплатная, как говорят взрослые. Клаус использует нас, твоих сородичей только потому, что может это сделать. Бежать некуда, и единственным выходом кажется довериться тому, что нам пообещали. Но это неправда. Домой ты можешь никогда не вернуться, никогда не увидеть свою семью. Я мог бы обнадёжить тебя возможным триумфом Николая над угнетающей нас силой, но это сказка, мечты, потому что Николая давно никто не видел.

– Я это прекрасно знаю.

– Ну вот. Жаловаться на жизнь в данный момент бессмысленно – сожми волю в кулак и вместе мы попробуем перебороть это мгновение в нашей жизни.

– Вот так.

– Значит, Николай просто исчез? Он бросил своих друзей в беде?

– Возможно, он занят другими делами.

– Но что может быть важнее? А гномы? Они ведь хорошие?

– Скоро мы это узнаем.

IV. Песочный человек

Маленькая каморка песочного человека не позволяла Антошке выпрямиться в полный рост. Песочный не любил отождествления с песком, который у самого вызывал ассоциации с гномами, что без конца месят свою застывающую кашу. Песочный человек умел искренне смеяться, и задумчиво погрустить. Он говорил, что фабрика на самом деле маленькая, размером с какой-нибудь дом, и что Антошке необходимо самому увидеть, чтобы понять. Его белокурые волосы напоминали Антошке лесных ёжиков, а клетчатая рубашка – школьные будни. Он был настоящим странником Вселенной, которая хранила все его секреты. Иногда он забирался на крышу, целыми ночами смотрел на звёзды, а потом рассказывал Антошке смешные истории.

– Это называется цемент, – поправил Антошка своего друга.

– Что-что? Ах, да. Эти гномы, которым интересны только цифры, оружие и наслаждения. Но ничего не приносит им большего удовольствия, чем застройка собственной планеты.

– Как думаешь, мне стоит отправиться на его поиски?

– Рано или поздно, тебе придётся это сделать. Не забывай только, что когда-то ты тоже был ребёнком.

– Я себя всегда чувствую малышом. Наверное, потому что вокруг одни эльфы.

– Ты настоящий великан! – посмеявшись, подметил песочный человек.

Для любого взрослого песочный человек всегда был светлым воспоминанием о детстве. Как-то раз он пришёл домой к Антошке, и, освещая своими кудрями всю гостиную, поздравил с Рождеством. Антошка никогда не забудет его довольное лицо, когда распечатывал свой подарок. Там была маленькая книжечка про лётчика и его хорошего друга. С тех пор Антошка пообещал песочному человеку написать свою книгу и подарить её на Рождество.

– Не представляю, что ты там напишешь, Антошка!

Он задумался на секунду, а потом внезапно, будто вдохновившись летним воспоминанием и вдохнув воздуха в полную грудь, произнёс:

– В детстве я в шутку называл тебя сопливчиком.

Антошка помнил, что когда-то и у него было полным-полно времени. Небеса были радужными, а головокружение от усталости в удовольствие. Тогда он замечал, что листья на ветках деревьев шелестят, когда поднимается сильный ветер, и волны на море становятся выше по той же причине. Сначала он думал, что люди плачут только тогда, когда им больно. Потом решил, что плачут от страха. И, наконец, сообразил, что это одно и то же.

Он замечал, что после эльфийского зевка ему непременно тоже хотелось зевнуть. Удивлялся быстротечности дня и неуловимости ночи. Знал, что красивый цветок рано или поздно завянет. Слышал музыку буквально во всём, что касалось его уха, и не понимал, почему другие люди не удивляются вместе с ним. На выходных он просыпался раньше, потому что слышал запах свежей выпечки. Рисовал на окне странные символы во время дождя. Читал допоздна книги, потому что боялся, что завтра не проснётся. В общем, Антошка по-настоящему жил – только по-другому, взаправду что ли.

– Это называется детство, – подметила Маша.

Песочный человек обладал редкостным даром, о котором практически никому не рассказывал. Ещё в детстве он узнал, что такое смерть – она поделилась с ним своим секретом. Он знал о каждом ушедшем из мира живом существе – при этом постоянно одёргивался. Как только человек, эльф, гном или кто-нибудь из лесных зверей умирал – песочный человек чувствовал это внутри себя и непременно дёргался. Неудивительно, что на фабрике эльфы считали его странным, ведь о своём секрете он с ними так и не поделился.

Песочный часто повторял, что со смертью каждого живого существа умирает неведомый мир. В свою очередь, Антошка многократно жаловался на непонимание жизни.

Я остановил свой рассказ…и взглянул в окно. Уже светало, снег продолжал падать. Блестящие искры играли на ледяной форточке.

– Чего ты? – спросила Маша.

– Помнишь того мальчика, который умер? – я внезапно вспомнил печальную историю.

– Да. Помню.

– Только в сказках мы говорим, что человеческий организм способен перебороть любой недуг. На деле выходит совсем иначе.

– Если бы ему собрали денег на операцию…

– Если бы. Главное, помнить: после любой сказки ты возвратишься к реальности.

Я продолжил свой рассказ.

– Тот мальчик был храбрым и очень сильным, – сказал песочный человек.

– Ты знал его?

– Я ему дарил свою книжку. Он выглядел счастливым.

Антошка молчал, разглядывая далёкий огонёк в окне. Он любил помолчать вместе с песочным человеком.

– Зачем нам нужны деньги?

– Видимо, чтобы нам разрешили жить в этом мире, – ответил песочный человек. – Ты должен упорно трудиться, чтобы заработать деньги, которые помогут прожить тебе этот день. Ты можешь придумать что-нибудь превосходное, что усилит и без того всемогущую систему. Она ждёт, пока ты предложишь ей или себя или свою идею. Также ты можешь воровать, обманывать и уничтожать морально и физически людей, зарабатывая на этом деньги. Можешь попытаться отыскать счастья в любимом занятии, фантазируя о том, что тебя поджидает успех. Идеалисты говорят, что мы должны прожить свою жизнь, не обращая внимания на деньги. Только не договаривают, что их наличие даёт возможность не беспокоиться ни о чём.

– Мы работаем ради того, чтобы однажды не работать.

– Всё довольно просто, и не требует длинных разъяснений. Каждый ребёнок знает, в чём заключается оплошность и одновременно порок этого мира.

– Ну что же, я отправляюсь на поиски Николая.

– Передай ему привет от меня. И не забудь задать правильный вопрос.

Антошка покинул его скромную лачужку, в которой только и были, что книги и цветы в горшочках. Будущее настигало его в самые неподходящие моменты, как он любил говорить. Песочный человек никогда не огорчался происходящим событиям в жизни. Он чувствовал этот мир, он бесконечно жалел о том, что видел, слышал и знал. И всё равно он продолжал любить свою родную планету, на которой исправно трудился.

V. Старый Рудольф

– Ты ещё ребёнок, – уверенно проскрипел Рудольф. – Говорят, что ты книгу пишешь?

– Да, и очень хочу отыскать Николая.

– А в чём, собственно, необходимость?

– Не знаю, чувствую что-то неприятное. Будто нить оборвалась внутри, и я пытаюсь связать концы заново.

– Только не говори, что тебе нужно увидеть, чтобы поверить! Это чёрствые взрослые любят повторять себе под нос.

– Нет, но…Вдруг он поможет нам. Вдруг с появлением Николая, гномы вместе с Клаусом покинут фабрику!

– Но ты ведь знаешь, что этого не произойдёт. Таковы законы окружающего нас мира.

– Но почему всё изменилось?

– Может, мы слишком долго прятались в нашем сказочном лесу.

Рудольф продолжал медленно разжёвывать траву, при этом его глаза задумчиво смотрели в одну точку, и этой точкой была лужа.

– Что ты видишь? – внезапно спросил Рудольф.

Антошка подошёл к нему, и они вместе всмотрелись в лужу.

– Я вижу мальчика и рогатого оленя.

– Мне больше напоминает дряхлую вешалку и мечтательного ребёнка.

Сколько Антошка помнит Рудольфа, у него всегда был красный нос, словно неугасающий фонарь. И всегда он жаловался на собственную старость, хотя никогда не казался больным или слабым.

– Я давно не был в упряжке, а значит, настолько уже стар. Сейчас молодые олени намного продуктивнее работают, хоть и не являются опытными в своём деле. Много ума не нужно, чтобы доставлять игрушки – всего лишь знать нужный маршрут. В остальном Николай подскажет, если что.

– Скучаешь по нему?

– Конечно! Хорошие времена были. Помню его ещё молодым, когда он ходил и в метель, и в бурю с огромным мешком на плече. Он успевал за ночь обойти несколько близлежащих деревень. Я знаю, что ему было непросто. Николай хотел принести каждому ребёнку подарок, но не всегда удавалось.

– Погода?

– Не только она. Раньше он делал простые игрушки из веток, сухих деревьев, камешков, и даже иногда из льдинок. Времена меняются, уже большинству детей подобные самоделки радости не приносят. Сейчас эти игрушки кажутся детям, и тем более – родителям, убогими. Это дрова для камина, а не воображаемые друзья с бумажными одеждами.

После неожиданного грохота, дверь холодильника открылась и оттуда выпал Снеговик. Из круглого снежного шара появились его руки, то есть веточки и он стряхнул с себя иней.

– Ты же Снеговик, не делай вид, будто на тебе пальто! – рассмеявшись, произнёс Рудольф.

– Мне нравится. Чувствуешь себя хоть на секундочку человеком. Ах, да! Я слышал разговор об игрушках?

– Я рассказывал Антошке о давно забытых временах.

– Ну, если вам интересна главная проблема, то это ресурсы. Да-да, так говорили помощники Николая. Игрушки ведь нужно из чего-то делать, чтобы всем хватило и каждому угодить. Поэтому Николай открыл фабрику, в которой мы, собственно, и живём.

– Что за ресурсы? – в недоумении спросил Антошка.

– То, из чего игрушки делают. Раньше – сухие деревяшки, а теперь – железо, пластмасса и всякие безвредные материалы.

– И откуда они берутся?

– Я почём знаю. Всякие поставщики, лесные друзья, волшебные духи. С этим вопросом к Николаю.

За окном уже смеркалось. Впервые за целый день Антошка обратил внимание на погоду.

– Я чувствую что-то злое, что приближается очень быстро.

– Зла не существует, – уверенно ответил Снеговик.

– И что это значит? – недовольно спросил Рудольф. – Как нам тогда распознать добро?

– Попробую объяснить. – Снеговик вместе с Антошкой засмотрелся в окно. – Зла не существует – это абстрактное понятие, подразумевающее под собой нечто плохое и причиняющее боль. В основном, это люди – люди, которые творят невесть что, и люди, которые разрушают жизнь другим людям.

Он посмотрел на Рудольфа и нахмурился.

– Для ребёнка понятнее – зло есть зло. Ему нельзя говорить, что большинство людей, с которыми ему так или иначе придётся встретиться, будут, проще говоря, плохими. Лицемеры, эгоисты, лжецы, воры, предатели, убийцы.… Представляешь, о чём будет думать ребёнок, если услышит подобное? А так всё безболезненно – зло, значит зло. Все, кто плохо делают – злые. Если будешь плохо поступать и причинять страдания другим – значит ты на тёмной стороне. Если б каждый родитель мог объяснить своему ребёнку, что значит быть на стороне зла – думаю, мы бы избавились от этого понятия. То, что происходит с каждым – это воспитание и среда формирования мировоззрения. Если ты родишься среди плохих людей, твой шанс стать хорошим невелик. Посмотри на меня – я ничего не видел, кроме холодильника. Со мной есть о чём поговорить только потому, что я читал много книг. Наверное, я ещё добрый. Это потому что со мной обращались хорошо и плохого жеста или слова я никогда не видел и не слышал. Так с каждым человеком – воля случая: среди чего и кого родишься, тем и будешь. Родишься среди деревьев – будешь деревом, родишься среди троллей – будешь троллем. С людьми также – среди них тоже есть и деревья, и тролли, и Бог знает что.

Снеговик немного расстроился, но сделал вывод.

– Ты слишком умён как для простого снеговика из холодильника! – заступился Рудольф. – Ты как человек – читаешь, слушаешь, наблюдаешь. В остальном – ты странное явление, даже в мире детских иллюзий.

– Говорящий старый олень куда страннее! – с хохотом вмешался в разговор Уильям.

В руках у него был огромный мешок, и он тащил его с трудом.

– Куда это ты? – спросил я у своего друга.

– Отнесу детям с фабрики.

– Я помогу тебе.

– Это для голодающих? – Рудольфу также стало интересно.

– Не совсем, то есть…не говори так.

Снеговик обеспокоенно обернулся вокруг, поправил морковку и грустным тоном заговорил:

– Знаете, ребята, зима переживёт всё. И голод, и холод, и тёплые объятия. Здесь дело только в твоём отношении – что для тебя колкий мороз, что терзает градусник? – Снеговик обратился ко мне.

– Показатель того, что нужно тепло одеться, прежде чем выйти на улицу.

– Правильно. А для профессора-физика – это мерило. Для рыжего пса, сидящего на привязи – следствие увеличения порции на ужин. Для гаснущего солнца – кратковременность земного внимания.

– Как же плохие люди?

– Ты справишься. У каждого человека свой умопомрачительный взгляд, который он сам принимает за истину. Страдания бесконечны, а, может, и нет, только зима закончится, сменившись весенним теплом и вечной надеждой на взаимное счастье.

– Ты же растаешь и превратишься в лужу?!

– У меня есть холодильник.

– А он не так-то прост! – грубый, но добрый смех Рудольфа, казалось, разносился эхом по всей фабрике.

– Ты меня совсем не знаешь, – загадочно ответил Снеговик, и друзья неожиданно распрощались на этой белоснежной ноте.

– Да уж, – Маша встала с кровати и начала чистить мандарин. – Говорящий снеговик это очень интересно. И откуда он у тебя такой философ?

– Видимо, начитался книг из школьной программы, которые задают на дом, но которые никто не читает.

– Я читаю их все, – гордо заявила Маша, и я продолжил рассказ о жителях фабрики.

VI. Уильям

Соседние дома плотно прижимались друг к дружке. От подобной близости зимой создавался доброжелательный уют, а вот в летний зной становилось ещё жарче от невозможности глотнуть свежего воздуха. На помощь приходила прохладная река и густой лес. Последний, если присмотреться, был повсюду – на территории фабрики, за её пределами и скорей всего вся планета была сплошным зелёным лесом. По крайне мере, Антошка так фантазировал.

Они вместе с Уильямом забрались на крутую лестницу дедовой избушки, вокруг которой то и дело резвились дети. Уильям не выдержал и раскрыл мешок с подарками.

– Налетай, детвора!

Маленькая девочка в розовом платье не могла сдержать своего восторга, и, ухватившись за свои пухлые щёчки, радостно произнесла:

– Сморите, какие хорошие дяди!

Дедушка М. не любил слово «территория». Хотя сам грешил мыслями на счёт границ и их отсутствия.

– Тебе придётся покинуть фабрику, чтобы найти Николая, – сказал он, когда Антошка как раз отправлялся в путешествие.

– Песочный человек говорил, что фабрика будет для меня повсюду, куда бы я ни направлялся.

– Ты задумывался, почему здесь нет крыши?

– Потому что мы любим дождь? – радостно ответил Антошка.

– И всякий раз ждём, когда к нам вернётся солнце.

– С погодой здесь ничего не ясно.

Дедушка М. улыбался, вытирая пыль на столе.

– Фабрика настолько убога, насколько ты её можешь представить. Закрой глаза – всё, что ты видишь и есть твоё воображение. Это твой собственный мир.

– Я слышал это несколько раз. Ты всегда был великим шутником.

– Значит, вообразишь лучшую действительность, а? Как в той книге.

– Непременно. И без всякой магии и волшебства.

Уильям, к этому времени успевший задремать в мягком кресле, определённо был доволен подобными высказываниями.

– Смейся, смейся, потом прочтёшь о себе в моей книге! – гордо предупредил Антошка маленького эльфа.

Уильям расхохотался ещё сильнее, будто получил на это разрешение.

– Кстати, книга, – внезапно вспомнил Антошка. – Ты мне обещал рассказ.

– Ну, раз ты собрался в путь, тогда напоследок услышишь историю про одного путешественника.

Жил-был на свете один мальчик. Он был мечтательным и очень весёлым, ну прям, как и все остальные дети. Он очень любил читать книги о путешественниках и играть с друзьями в футбол. А ещё мальчик никак не хотел взрослеть. Однажды мальчик, после дневного чтения очередной увлекательной книги, отправился на прогулку. Он проходил мимо знакомого сада, около которого с друзьями ежедневно играл. Но их там не было. Тогда мальчик подумал, что сегодня друзья просто решили отдохнуть и не вышли играть.

На следующий день мальчик снова прочитал книгу и отправился во двор, в надежде сыграть с друзьями. К сожалению, ни друзей, ни футбольного мяча мальчик не обнаружил. С грустью он покинул сад, надеясь возвратиться позже.

Шли дни, недели, месяца. Мальчик до сих пор читал книги, искал друзей около сада и никак не хотел взрослеть. Как-то раз он встретил давнего друга, который не признал мальчика. Тот объяснился, но друг никак не вспоминал. Тогда мальчик спросил его, почему он не играет в саду в футбол, на что друг ответил, что не знает даже, что такое футбол. Каково было удивление мальчика! Они столько дней провели вместе, а теперь его друг ничего не помнил!

Тогда мальчик отправился домой дальше читать книги.

Время шло, и мальчик до сих пор не хотел взрослеть. Он перечитал множество книг, видел столько приключений в своих снах, что любой моряк бы позавидовал. Мальчик встретил около сада ещё одного знакомого, с которым раньше играл в футбол и также спросил его, почему друзья больше не играют вместе. На что тот ему ответил, что пора бы повзрослеть и понять, что игры давно закончились. Что все его друзья уже давно разбрелись по миру и делают все, что подобает взрослым. Мальчик не понял, что имел в виду его знакомый, но твёрдо решил отправиться в путешествие по миру.

Шли года и мальчик сам того не заметил, как начал взрослеть и стал мужчиной. Он давно уже перестал читать книги и понял, что значит быть взрослым. Осознав это, мужчина испугался, и решил вернуться домой, в надежде, что он снова станет тем самым мальчиком.

Дома всё было так же, как и раньше. Мать и отец были очень рады увидеть сына. Книги стояли на полках в том же порядке, что и раньше. Мальчик остался жить в своей комнатушке, но всё равно оставался мужчиной. Он отправился в дано забытый сад и обнаружил там детей, играющих в футбол. Но это были совсем другие мальчики, которые точно также резвились и забавлялись.

Спустя ещё немного времени мужчина, раздосадованный и опечаленный, тепло распрощался с родителями и отправился дальше странствовать по миру в надежде на то, что мальчик когда-нибудь вернётся.

Мужчина путешествовал всю свою жизнь. И сколько бы он не искал себя в других местах, отражениях, океанах и звёздах, он непременно возвращался домой, потому что знал: там есть и родной океан, и тёплая сердцу звезда.

– Эта история напомнила мне про Питера Пэна, – заметил Уильям.

– Когда мне было 35 лет, и я перечитывал Пэна, то он не был для меня ребёнком. Ему тоже было за тридцать, – рассматривая книги на полке, ответил дедушка М.

По двору взад-вперёд бегал Джонни – мохнатый пёс, который был нянькой для живущих в округе детей. В эту пору он чаще гонял бабочек, чем внушал образ серьёзной собаки. Глядя на его болтающийся язык не трудно догадаться, что собачья старость также беззаботна, как и человеческая молодость.

Ванька, один из местных проказников, сидел на крыльце и что-то бурчал себе под нос, попутно записывая в тетрадь.

Ветхая избушка вся в снегу стоит…

– Привет, Иван! Неужели стихи пишешь?

Мимо с футбольным мячом промелькнул Василий.

– Да какой там пишет! Переписывает!

– Спокойно, – отвлёкся Иван от работы. – Делом занят настоящий профессионал! Продолжим!

Ветхая избушка вся в снегу стоит…

Из окна кухни показалась бабушка в зелёном платке и с уставшим, но довольным видом.

– Пирожки готовы, бегом за стол!

Бабушка-старушка из окна глядит…

– Это кто ещё старушка? – заправив руки в боки и нахмурив брови, спросила бабушка.

– Да это не ты, а Блок! – ответил Ванька.

Внукам-шалунишкам по колено снег.

Весел ребятишкам быстрых санок бег…

– Понятно? Это же великий классик!

– Твой классик, небось, пирожки уплетал пуще тебя, – улыбнувшись, заметила бабушка.

– Он же поэт! От набитого желудка стихотворение не создать!

– Как хочешь. В большой семье бабушкины пирожки не пропадут.

– Что там пахнет? – бросив мяч, подбежал Василий.

Иван оставил тетрадь и молнией побежал в дом.

– А как же Блок? – вдогонку бросил я ребятам.

Иван остановился, почесал затылок и ответил:

– Эх, ты! Чем жарче день, тем сладостней в бору!

– Что говоришь?

– Ай, не важно!

Антошка улыбнулся, скрутил пустой мешок и отправился вместе с Уильямом обратно на фабрику.

– А как же Николай? – немного раздосадовано спросила Маша.

– Не всё сразу. Как ты думаешь…что, если бы Питер Пэн повзрослел?

– Даже не знаю. Куда более интересно, что бы он делал без Капитана Крюка.

VII. Семья Питера

Все фантастически наивные образы, овеянные вдохновлённым воображением, в перспективе развития и эволюции мира выглядят не более чем скудной на реальность сказкой, а волшебные персонажи, идентичность с которыми ты испытываешь, всего лишь клоуны детского бытия.

Питер сделал осознанный выбор, диктуемый извне. Он перестал быть мечтательным, отчаянно боровшимся с взрослением юнцом и наконец, стал мужчиной. Его понесло течением жизни вперёд, и никакие костюмы, друзья-индейцы или пыльца феи динь-динь не могли ему помочь. Капитан Крюк уже давно не капитан, а старый седовласый дедушка, бесконечно воркующий о романтике давно прошедших времён. Венди теперь мать троих детей и руководитель одного из отделов на фабрике. Сказка перестала быть явью, столкнувшись с реальностью. Но не перестала сказываться, потому что люди до сих пор верят в волшебство.

– Питер, проверь счета! – развешивая у крыльца только постиранное бельё, вспомнила Венди.

– А что с ними не так?

Дочка дёргала папу за широкие штаны, пока тот читал газету.

– Папа, почему тот дядя стоит около нашего забора?

– Какой ещё дядя?! – Питер взглянул в окно. – О, Господи, это же тот назойливый электрик.

– Если не покажем счётчик, получим штраф, – войдя в дом, заметилаВенди.

– А если покажем, то получим штраф вдвое больший. Милая, – обратился Питер к дочери, – можешь сходить к дяде и сказать что ты сама дома, а незнакомцев велено не впускать. И ещё. Если спросит про родителей, скажи что они уехали, и ты не знаешь, когда вернутся.

Дочка на радостях понеслась во двор.

– Ну что там?

– Тот дядя сказал, что придёт завтра.

– Нужно исправить счётчик.

– Нужно перестать экономить. Нам есть чем оплатить за электричество, – твёрдо ответила Венди.

– Денег лишних не бывает. А если и бывают, то, как правило, у соседа.

– И когда ты успел стать таким меркантильным, Питер?

– Папа, папа! Отгадай загадку! – дочь вновь дёргала отца за штаны.

– Ну что там? Давай свои загадки!

– Папа, папа, почему у песочного человека механические часы?! – дочурка смеялась сквозь слёзы.

– И где ты такое услышала? Потому что в магазине других не было?

– Нет! Потому что песочных часиков ему не понять! – довольно восклицало маленькое чудо.

– Венди, по-моему, наши дети взрослые не по годам.

– Единственный ребёнок здесь – это ты.

Питер вместе с Николаем и огромным количеством эльфов когда-то и построили все дома на фабрике. Дети, их родители, разнообразные волшебные существа из леса – теперь имели свой приют, свой настоящий родной уголок, где тебе всегда рады, где можно заниматься тем, что тебе действительно интересно.

Дети, в свою очередь, не бездельничали. Они учились рисовать, петь, танцевать, лепить из пластилина фигурки и, конечно же, помогали на огороде. Питер растил шикарные фруктовые сады, листья которых уходили в горизонт. Летом он целыми днями пропадал в зарослях, и забывал обо всём на свете. Но это было замечательно. И фрукты были очень сладкими.

– Питер, ты покормил Джонни? – поинтересовалась Венди.

– Нет, я постоянно забываю, что у нас есть пёс.

– Как некстати! Ладно, я отнесу ему кастрюльку каши.

– Не забудь про доску. Я прибил, чтобы он не выпрыгивал из вольера.

Венди возвращается через минуту с прижатой рукой ко лбу и в слезах.

– Боже! Её совсем не видно ночью.

– Я же говорил, аккуратнее! – Питер разозлился, схватил кастрюлю и сам пошёл кормить пса.

Питер вернулся мгновенно. Он смеялся, а со лба текла кровь.

– Вот уж анекдот! Её и впрямь не видно.

Питер сел на крыльце и обнял Венди. У них обоих были разбиты лбы. И они оба смеялись.

– Так ты покормил его? – смотря на звёзды, спросила Венди.

– Похоже, он будет сегодня голоден, – произнёс Питер, разыскивая те самые звёзды в небе.

Утром детишки резвились, птицы пели, а Питер только собирался пройти по своим фруктовым владениям, как вдруг его окликнула дочь.

– Папа, папа, посмотри!

– Что там?

– Джонни перегрыз доску, которую ты прибил вчера!

Маша довольно улыбалась.

– Эх, ты только никому не рассказывай, что Питер теперь взрослый, – подметила она.

– Почему?

– Тебе никто не поверит.

VIII. Снеговик из холодильника

В очередной пасмурный день Клаус неожиданно ворвался в главный зал и громко заявил всем эльфам, что производство игрушек прекращается. Отныне завод будет разрабатывать так называемые “новые технологии”, которые, в отличие от устаревших игрушек, будут приносить радость потребителям.

Что подразумевалось конкретно под «новыми технологиями» и «потребителями», как и прочее, не оговаривалось. На следующий день гномы устроили проверку для каждого рабочего на фабрике и, увы, не всем посчастливилось остаться на прежнем, излюбленном, рабочем месте.

Кто-то из эльфов явно скрывал проблемы со здоровьем – либо попросту перестал их замечать. Другие и вовсе отлынивали от работы (само принуждение не идёт на пользу ни хозяину, ни подчинённому), третьи слишком много болтали и жаловались на высшее руководство (так гномы приказали их называть). В общем, Клаус, как властелин жизни для рабочих на фабрике естественно был осведомлён, что работа как таковая не знакома эльфам и вряд ли есть хоть малая возможность добиться хорошего результата. Но у него были свои методы.

Первое нововведение, шокировавшее не только заботливых мам, но и прислуживающих бедняков-гномов – отныне дети обязаны работать наравне с взрослыми. Развлечения, песочные дома, игры в мяч или чтения стишков в будние дни запрещались. Предоставлялось лишь два выходных в неделю (да и те, со временем, опускались по требованию высшего руководства). Также запрещалась любая самостоятельная деятельность – будь то выращивание огурцов на огороде или письмо пейзажных портретов. Продукты, что прямиком с огорода отправлялись на семейный стол, отныне заменялись заморской продукцией, за которую Клаус платил немалые деньги, и которые, в частности, изымались из ставки рабочих.

Ставка рабочих представляла собой определённую сумму заработной платы (денег), которую получал рабочий за определённый период (месяц, день) независимо от обстоятельств (рабочих поломок, недовыполнения плана продукции и т.д.). Деньги вошли в обиход семейной атмосферы на фабрике также внезапно, как новые законы в распорядок дня. Никто толком не понимал, зачем ему деньги, тогда как старина Рудольф объяснял просто и спокойно:

– Одинокие люди менялись орехами и ягодами на краю леса. Теперь они меняются посредством денег, и тех самых ягод им будет недостаточно.

Деньги представляли собой кусочки металла, сверкающие под лучами солнца. Бестолковая субстанция, как говорил близорукий эльф Гораций, что принесла с собой лишь горе. Теперь эльфы работали и получали за это вознаграждение, на которое могли обменять условные огурцы, что раньше росли на собственном огороде, но теперь, за нехваткой времени и запретом руководства, уже там не растут.

Следующим подарком для жителей фабрики была чудо-машина. Она представляла собой огромный и громоздкий механизм, что располагался практически по всему главному цеху и ежедневно требовал ухода. Большинству пришлось обучаться новой технике, а тот, кто не приловчился, остался без работы. Это железное чудо позволяло в пять раз больше штамповать игрушек и намного меньше задействовать эльфийских рук. С виду новое сооружение было сверхъестественным, и поэтому поначалу вызывало интерес. Но истинное предназначение и большинство последствий, связанных с машиной не переубеждали жителей в обретении веры в мировой прогресс. Жители, не смотря на препоны, продолжали мечтать и философствовать, верить в прежние идеалы и ждать новой главы в их книге судеб.

– Почему время настолько ужасное? – Снеговик подметал с пола опилки и оглядывался вокруг. – Никто не слушает музыку Шнитке, никто не читает стихи Набокова, никто не знает о сказке странствий, о небе, о звёздах… Они перестали мечтать, перестали быть детьми. Одна лишь глупость, фарс. Почему нам предмет дороже человека? Почему человек дешевле денег?

– Всегда найдутся те, кто слушает Шнитке и читает Набокова, – не веря своим словам, утвердительно заявил Антошка.

– Перестань. Они так же, как и мы будут ныть о загубленном времени. Ничего не исправить. Согласно музыке флейты или грустной скрипке мы существуем день за днём. Знать бы, кто играет на ней, чтобы у него научиться.

Снеговик продолжал убирать после рабочего дня. Эльфы покидали свои посты, старина Рудольф скрипел в углу зубами, пытаясь отужинать сырыми орехами. Гномы переносили готовые игрушки в мешках на склад, а неизвестный старик, облачённый в тёмное пальто и постоянно придерживающий одной рукой клок волос на голове, а другой трость, продолжал кричать на весь цех:

– Обезьяны, обезьяны!

Бедняга, – думал Антошка, – хоть бы стариков избавили от навязчивых перемен.

– Как же вокруг все ограничено! – бросив совок, закричал Снеговик. – Люди, хватит строить заборы мысли и стены абсурда! Наш фундамент скоро сгрызут термиты пустой головы. Вот ты, гном, что ты здесь делаешь? – дёрнув мимо проходящего уставшего гнома, спросил Снеговик.

– Гном должен работать. Гном должен слушать хозяина. Гном должен выполнять задание в срок. Гном должен помнить… – малыш постепенно уходил из цеха, продолжая нервно жестикулировать.

К слову, ещё недавно у гномов был прекрасный план побега с фабрики. Но, к сожалению, Клаус узнал об этом маленьком заговоре. Ходили слухи, что подобное действо не осталось безнаказанным, а гномы очень изменились с той поры – если раньше они выглядели возмущёнными и недовольными, то сейчас они проявляли лишь безразличие.

– Тьма вселенной породила меня так же, как и я порождаю тьму, – открывая холодильник, громко произнёс Снеговик. – Я – бесконечный свет в глазах умирающей звезды. Мы – адепты космической закономерности. Мы – люди одиноких Галактик. Мы – взаимозаменяемое ничто, – он поместил своё снежное тело на полку, словно в маленьком домике и, не закрывая дверь, смотрел вдаль.

– Ну, началось, – улёгшись на сено, негодовал Рудольф.

– Чтобы изменить людей, нужно изменить обстоятельства, порождающие общество для этих людей. Но чтобы изменить обстоятельства, нужно создать благоприятную среду для общества или создать само общество каким его представляешь, – продолжал рассуждать Снеговик.

– Современный человек – это результат впитанной в него информации, что была доступна ему до сейчас, – попытался поддержать разговор Антошка.

– Вселенная появилась так же, как и ты. В какой-то момент она раскрыла глаза и осознала, что есть жизнь вокруг неё и есть жизнь в ней. Она почувствовала тяжесть и лёгкость возникновения себя самой и продолжила жить. – Снеговик вздохнул и продолжил. – Здесь не о чем говорить. Пускай Богом окажется мать, и будет она Вселенной!

– Ты утомил всех жителей на этой фабрике, – сказал Рудольф, но Снеговик его уже не слышал.

Антошка уже собирался уходить к себе в комнату, как вдруг Рудольф спросил:

– Тебе нравится жить на фабрике?

– Что ты хочешь услышать?

– Что с нашими жизнями! – громко выдал Снеговик и захлопнул дверь холодильника.

– Я не представляю своей жизни вне фабрики, как и не могу представить, что бы случилось, если б не было Николая, – продолжил Антошка. – Вместе с этим, я прекрасно понимаю, что повзрослев, я стал заложником своей собственной жизни на фабрике, потому что отверженность от внешнего мира и длительное одиночество воспитали во мне безразличие ко всему в мире происходящему. Следовательно, фабрика стала для меня не только родным домом, но и каторгой, ведь я точно знаю, что буду жить здесь до самой смерти. Как видишь, жизнь – это противоречие, и я не могу радоваться одним вещам, закрывая глаза на другие.

– Ты не слушай Снеговика, он очень расстроен.

– Я его прекрасно понимаю.

Маша была вновь недовольна.

– Твой Антошка уже совсем не Антошка!

– Да. Он повзрослел. Как видишь, время на фабрике летит быстро.

– А как же Рождество? Как же подарки?

Подарков нет. Есть лишь родители, которые покупают игрушки Клауса. Ну а Рождество – что ж, какое Рождество может быть без праздничного духа?

IX. И снова эльфы

Друг Антошки – малыш Уильям, был одним из тех, кто любит прогуливаться в лунном свете у берега реки. Уильям родился на фабрике, но сам говорил, что настоящим родным домом для него является лес. Дремучий, угрюмый, и в тоже время тёплый и отрезвляющий. Именно здесь мы живём всю свою жизнь, как он говорит. Только любим чаще рассказывать о фабрике, которая была больше иллюзией, чем явью. И всё-таки Уильям верил в фабрику.

Спустя шестнадцать лет после жизни на фабрике он ушёл. С появлением Клауса мало что вдохновляло эльфа на дальнейшую жизнь. Тускло, мрачно и грустно сидеть вечером в комнате за ложкой холодного супа, а рано утром отправляться на ненавистную работу. Может быть, Уильям просто повзрослел. Он знал, какой громадный и невероятный мир скрывается за вереницей сосен и елей. Что прячется в тяжёлом луче, проскальзывающем вдоль прищуренного зрачка. Там, вдали от картона и хлопка, вдали от фальшивых улыбок и искусственных игрушек.

Родители Уильяма разошлись, когда ему было шесть лет. Отца он не помнил, а в десять и вовсе сбежал от матери. Она ему рассказывала историю о том, как отец посадил их на корабль и отправил на поиски счастья, но это было неправдой. Маленький эльф ежедневно приходил на фабрику и уходил в полдень. И вот однажды он пришёл и больше не возвращался домой. Уильям не рассказывал ничего о родном доме, только о снах, в которых видит мать и слышит дробительные звуки взрывов.

История Уильяма не представляется необычной. Эльф, который только о том и мечтал, чтобы стать эльфом. Он покинул свой дом не по собственному желанию, а потому, что жить было негде. В его родной край пришли герои из книг по истории, герои, которых, поклоняясь лжи, называли новыми завоевателями. Люди держали в руках оружие, а в сердце – злость, и Уильям до сих пор не может понять этих людей. Он не в силах найти разумное объяснение всему, что случилось в его жизни.

Дети бежали из домов, скрываясь на фабрике. Многим родителям удалось бежать вслед за ними, оставляя всё накопленное временем в руки неизвестности. Кто знает, что сейчас происходит в родном городе Уильяма, быть может, ему все ещё удастся найти свою мать.

Антошка как-то сказал ему, чтобы тот не забывал про своих друзей. И обязательно сообщил Николаю о бедах на фабрике, если вдруг его встретит.

– Знаешь, Антошка, мне не удастся его встретить, – грустно сообщил Уильям перед своим уходом.

– Почему?

– Потому что я больше не верю. Понимаешь?

– Как же?

– Ну, вот так. Даже эльфы могут разувериться в том, что являлось для них реальностью.

– Но ведь фабрика, игрушки? А? Ты же знаешь, что это правда.

– Знаю, но друзей, кроме тебя, уже не помню. Да и Николая тоже. С каждым днём мне всё больше кажется, что мы его выдумали.

– Если захочешь вернуться, знай, тебе всегда здесь рады, – сказал Антошка. – Найди свою маму, и вместе возвращайтесь обратно.

Вместе с Уильямом ещё несколько эльфов покинули фабрику – те, кому удалось остаться незамеченными, ведь Клаус никому не позволял выходить даже за пределы двора. Антошка долго грустил по этому поводу – его друзья перестали верить, отчего и он начал сомневаться. Но старый Рудольф говорил, что верить – это тяжёлый труд. И он даётся не каждому.

X. Пухляш Ольссен

Совсем недавно у входа на фабрику Клаус открыл собственный магазин. Теперь все желающие приобрести новенькие игрушки для своих детей могли сделать это прямиком на опушке волшебного леса. Мамы и папы со своими детьми приходили на ежедневные экскурсии по рабочим цехам и другим одухотворённым местам. С виду туристы представлялись жителям фабрики простыми зеваками, которые то и делают, что тешат своё любопытство. И детей радуют, покупая новые игрушки.

Вот и Пухляш Ольссен, один из многих жителей фабрики, на ком новые перемены отразились плачевно, устроился в этот магазин менеджером (продавцом, как принято). Этот полненький мальчик всё ещё живёт на крыше, но теперь занимается спортом, чтобы похудеть к летнему сезону. Ольссен не разлюбил варенье, печенье и прочие сладости, но заставил себя быть более дисциплинированным. Всё-таки круглое отражение в зеркале, хоть и украшенное искренней улыбкой, оставляет неприятный осадок внутри, порождающий ненужные комплексы и стеснения. Пухляш и без того чувствовал себя очень вяло, а тут ещё Клаус со своими новостями объявился. Вот Ольссен и решил, так сказать, вернуть себе радость от жизни, озадачив её новой целью.

Пара лишних килограммов улетучилась, словно бабушкин торт на дне рождения любимого внука. Что касается работы, то Пухляш не был от неё в восторге, но это не мешало ему радоваться другим положительным моментам.

Целый день напролёт Ольссен импровизировал у прилавка, пытаясь привлечь внимание покупателей.

– Игрушки красивые, игрушки плаксивые! Друзья и родные, пушистые, большие! Детям радость, родителям спокойствие!

Ещё он раздавал маленькие листовки с рекламой мимо проходящим туристам. А иногда даже танцевал – чего только не сделаешь ради выполнения плана продаж.

– Весёлый арлекин, грустный Пьеро, а также пропеллер Карлссона, который давно не прилетал на крышу!

Главным для гномов, которые вечером собирали выручку от продаж, было не отсутствие большого количества игрушек, а присутствие необходимой суммы денег.

– Фея динь-динь, крюк капитана, Незнайка-супергерой и часы из банана!

Если суммы было недостаточно, то у Пухляша Ольссена было два варианта решения проблемы (потому что, как говорил Клаус, это его проблема): первый – Ольссен добавлял деньги из собственного кармана, второй – брал в долг. Это осуществлялось при том, что фактически в долг он ничего не брал, а нехватка суммы автоматически списывалась на его карман, который тоже был пуст. В общем Пухляш брал в долг деньги, которых не было, и, учитывая возможную беспросветность бизнеса, могло и не быть.

Ольссену приходилось выкручиваться всеми частями тела, потому что оставить работу он не мог, так как других вакансий для него и вовсе не было, разве что пол мести в цеху, но и там есть свои рабочие нюансы. Поэтому Пухляш, с помощью своей бесценной бабушки, воплотил в жизнь одну интересную идею, за счёт которой смог и дальше беспечно танцевать у прилавка.

– Бородатый Клаус летней порой! Снеговики тают в невыносимый зной!

К магазину тихо и оглядываясь, подкрались несколько гномов.

– Эй, пухлый. Слышишь?

– Да-да, малыши, чего вам сегодня?

– Нам бы малинового. Полкило. И Хромой просил яблочного сиропа.

– Только без мякоти, – выкрикивая где-то сзади, уточнил Хромой.

– Мой сироп всегда без мякоти, – Ольссен шарил под прилавком, – с мякотью только сок. Не хотите по скидке сливового?

– Что значит «по скидке»?

– Берёшь два литра, а денег даёшь как за один.

– Нет, нам достаточно, – гном протянул пачку помятых бумажек, и мгновенно забрал две банки, завёрнутые в полотенце.

– Хорошего дня! – вдогонку кричал Ольссен.

Гномы, в свою очередь, спрятались в ближайших кустах и сразу же начали уплетать малиновое варенье. Хромой пил кислый яблочный сироп.

Вот так целый день Пухляш Ольссен работал, приходил домой поздно вечером, устраивал небольшой перекус и отправлялся на тренировку. Ровно в полночь он укладывался на кровать и благодаря накопленной усталости очень крепко засыпал. В единственный выходной он позволял себе прогуляться по лесу или навестить друзей. Чаще всего он пополнял запасы варенья, перетягивая банки с подвала. Ольссен никогда не жаловался на свою жизнь, а мысли об отсутствии смысла в его жизни объяснял банальной усталостью: как-никак, игрушки он продавал для детей, а детей Пухляш очень любил. Потому что и сам был ребёнком.

– Тсс…родители…варенья не хотите? – шепнул Ольссен двум счастливым взрослым, которые только что купили ребёнку подарок.

– Вы что-то сказали?

– Вам послышалось, приятного дня!

XI. Гораций и гоблины

На улице уже ярко светило солнышко, играясь бликами снежной перины.

– Пора бы уже позавтракать, – сказал я Маше.

– Не хочу. Расскажи свою историю до конца.

– Температура есть?

– Нет, – ответила Маша, спрятав глаза.

– Ладно.

Эльф Гораций с самого детства был близоруким. Друзья говорили, что однажды он скупался в реке и подхватил болезнь. Мама эльфа говорила, что он слишком много читал, поэтому глазки не выдержали. Сам Гораций не любил говорить на эту тему, радуясь тому, что у него есть шанс видеть, хоть и размытые структуры.

Гномы частенько издевались над Горацием, так как эльф был уж очень маленьким и зелёным. Да-да, цвет кожи юркого эльфа был неестественно ярким, в отличие от сородичей. Друзья и близкие с самого детства эльфа совершенно не обращали на это внимания. Каким было его расстройство, когда только прибывшие озлобленные гномы смеялись над малышом.

Гораций до того был подавлен, что сбежал с фабрики. Одни говорили, что он давно живёт где-то в маленьком городке, другие – что он скоро вернётся к своим родителям. Но чаще рассказывали интересную историю о том, как близорукий эльф отправился на поиски Святого Николая, и чуть было не попал в беду.

Историю пересказывали многие, но суть такова. Шёл Гораций по лесу три дня и три ночи, периодически сваливаясь от усталости в ближайший сугроб. Силы покидали его, и окружающий пейзаж всё больше приобретал чудаковатые элементы сна и фантазии. Горацию казалось, что за ним кто-то наблюдает. От навязчивой скуки он стал одержим манией преследования и каждый шаг оборачивался назад. Он всё чаще спрашивал себя, поддавался безотвязным сомнениям, что орудовали убедительными фактами, но был упрям в своей эльфийской убеждённости и продолжал идти дальше. Ему очень хотелось пить и есть, но мысли об этом он не позволял себе всё чаще.

Опасения были подтверждены, когда Гораций заприметил за одним деревом некий силуэт лохмотьев, что явно пытался скрыться. Эльф обошёл дерево с другой стороны, и присев под сугробами видел, как мелкий получеловек глазами ищет его исчезнувший образ. Гораций пытался рассмотреть незнакомца, но ничего, кроме отвращения его вид не провоцировал. Лишь незначительное любопытство по поводу того, кто же этот лохматый и знает ли он дорогу к Святому Николаю.

– Зачем ты меня преследуешь? – поднявшись на ноги, громко обратился эльф.

– Я интересуюсь, – боязливо ответил лохматый. – У меня кое-что есть.

– И что же?

– Еда и питьё.

– Мне ничего не нужно, – твёрдо ответил эльф. – Кто ты?

– Я гоблин, из Северного леса. Я помогу найти тебе дорогу, но только сначала ты поможешь мне.

– Так ты дорогу знаешь! Мысли мои читаешь?

– Нет, что ты. В этом лесу, если и теряется кто-то, да ещё и в канун Рождества, явно в поисках старика. В смысле, Николая.

Гораций внимательно осмотрел лохматого, который был маленькому эльфу по плечо. У гоблина было бородатое и смуглое лицо, большие и чёрные глаза, зелёный воротник на шее. Такому персонажу вряд ли доверишься, если ты в здравом уме, но ситуация безвыходная, да и Горацию где-то в глубине души надело быть в таком зимнем одиночестве.

– Что тебе нужно? – одобрительно спросил Гораций.

– Помоги мне добыть одну вещь, получишь еду и питьё, а если поможешь уйти с этой вещью, я покажу тебе дорогу.

– Что за вещь?

– Я расскажу, как только придём.

– И почему сам не добудешь её?

– Видишь ли, – нехотя ответил лохматый, – пещерный тролль не настолько глуп, как мне рассказывали.

– Ну, теперь всё ясно. Хочешь, чтобы я справился с этим чудовищем, подвергая себя опасности ради каких-то устных обещаний?

– Гоблины держат своё слово. Да и тебе самому интересно, ведь так? Я вижу, что ты предназначен для приключений, а не для размеренной сельской жизни.

Гораций хотел всего лишь отыскать Святого Николая. Приключения, как таковые, существовали для него только в книжных историях, и каким-то нелепым образом связывались с мальчишескими разбойными прогулками. Детство, магическим способом дополняя реальность, создаёт новые и новые воспоминания без учёта правды. Всегда есть возможность соврать насчёт прошлого, ведь никто не будет проверять подлинность ваших фантазий. Собственное детство ложно превращается в красочную ностальгию, а утраченное время кажется сытой забавой часовых стрелок, что тикают без остановок.

Лохматый угостил эльфа чистой водой, что на морозе оказалась на удивление тёплой. Только после глотка Гораций задумался над тем, откуда он взял воду, но его мысль перебил громогласный рёв тролля.

– Вот мы и пришли, – спрятавшись за кустами, с дрожью в голосе сказал гоблин.

Тролль в это время купался в огромной яме и что-то ревел себе под нос – то ли от удовольствия, то ли от боли.

– Он купается в чёрном золоте, – презрительно сказал гоблин. – Видишь дамбу, что преграждает ему путь? Тебе придётся её разрушить.

– Чёрное золото? Что это такое? Грязь?

– Это наше достояние, которое тролль отобрал. Он выстроил дамбу и не хочет ни с кем делиться.

– И как, по-твоему, я должен её разрушить?

– Это твоя забота.

Тролль был зорким и сразу увидел маленького эльфа. Тот медленно направлялся к дамбе, в надежде придумать на ходу что-нибудь вразумительное. Гораций пытался спрятаться за снежными сугробами, но ничего не вышло.

– Покажи себя, зелёная мышь! – проревел тролль.

Гораций поднялся и увидел ужасное лицо чудовища прямо перед собой.

– Хм…эльф, обмазанный зелёнкой, значит. И что тебе нужно?

– Хочу дамбу разрушить, – не раздумывая ответил Гораций.

– Дамбу? Вот таки да! – тролль засмеялся с такой силой, что волны чёрного золота выплёскивались наружу. – Ты смешной! И как же хочешь это провернуть?

– Пока не знаю, – осматриваясь, ответил эльф. – Разломаю основу и буду надеяться, что золото вырвется под давлением.

– Так тебе золото нужно. Что ты будешь с ним делать?

– Хочу искупаться, как ты.

– Вот таки да! – тролль снова засмеялся так сильно, что волны золота выплёскивались наружу. – А если я тебя съем? А? Как тебе такой поворот событий? – тролль продолжал смеяться, и его жёлтые зубы все ярче блестели на фоне чёрных волн.

– Ты огромный и не поймаешь меня.

– Вот таки да! – тролль внезапно стал злым, искупал свою длинную чёрную бороду в золоте и поднялся на ноги. Он был настолько велик, что подпирал своими плечами облака, и мог рассмотреть округу на сотню километров.

– Ты не такой большой, как мне рассказывали! – кричал в две ладоши Гораций, явно подзадоривая бородатого великана.

– Смотри, что у меня есть, – сказал великан и достал рукой из пещеры огромную трость, разукрашенную настоящими золотистыми узорами. – Мне сделали её гномы, такие как твой друг, – тролль указал пальцем на кусты, – как раз в обмен на золото, чтобы я отпугивал таких храбрецов, как ты!

– С оружием ты выглядишь заметно серьёзнее, – признал Гораций. – Так значит, ты обменял золото на оружие?

– Да, и эти маленькие глупые гномы страдали из-за него не меньше, чем сейчас пострадаешь ты! Вот таки да! – тролль снова громко засмеялся, – Ведь сами его сделали!

– Хочешь, я подарю это тебе? – Гораций снял с шеи золотую цепочку с крестом и протянул великану.

– Где ты это взял? – тролль удивлённо спустился на колени, принюхиваясь и присматриваясь к маленькой драгоценности.

– Это мой подарок тебе, в обмен на разлом дамбы, – уверенно сказал эльф.

Тролль почесал за ухом, не отводя влюблённых в истинное золото глаз.

– Довольно! Я согласен! Отдавай её мне.

– Сначала разрушь дамбу. – Гораций потихоньку отходил назад, в глушь леса.

– Да я тебе за дамбу сейчас покажу! – тролль замахнулся правой рукой, а Гораций ускользнул за снежные сугробы. – Стой! Куда ты?

Гораций громко выкрикнул из-за сугроба:

– Видишь? Я могу убежать! И ты не получишь мою драгоценную вещь!

– Ну ладно, – тролль ещё мгновение выглядывал эльфа, но так его и не увидел. – Ладно, ладно, только не потеряй её!

Тролль вздохнул и парой шагов добрался до дамбы. Сначала он дёрнул с краю – но ничего не случилось. Потом он влез в яму и стал тянуть на себя – снова ничего не случилось. Тролль заметно устал и не представлял, как её разломать.

– Полезай наверх и прыгай на ней до тех пор, пока она не разрушится, – посоветовал мудрый Гораций.

Тролль так и сделал. Он тяжело прыгал, издавая ужасающие звуки до тех пор, пока дамбу не прорвало. Тролль с грохотом и плеском свалился в чёрное золото, и мощным течением его унесло в неизвестную даль.

Вот такая смешная история сказывается в окрестностях фабрики. И все жители с нетерпением ждут возвращения храброго эльфа. Одни – чтобы убедиться в том, что это правдивая история, ну а лесные гоблины, которых на фабрике осталось не больше десятка, – отблагодарить своего спасителя богатств. К слову, чёрное золото уже практически высохло, но с тех пор дружба между эльфами и лесными гоблинами стала ещё крепче.

XII. Философ

– До чего прекрасен мир! Как много в нем подлинной красоты. А природа? Вы посмотрите только, как она разнообразна и одинакова в разных уголках планеты, – Снеговик мечтательно рассматривал пейзаж в окне.

– Это на тебя не похоже, – заметил Антошка. Ты должен был сказать что-то в духе «чтобы на неё посмотреть, нужно заплатить, а у нас денег нет».

– Чего не скажешь в свой единственный выходной, чтобы следующая неделя не казалась каторгой. Так и есть. Сейчас нужно получить разрешение на просмотр нашего общего и прекрасного мира. Взглянуть в уголок планеты, которая принадлежит не нам.

– В общем-то, мы все свободны.

– Да, особенно снеговик, – добавил Рудольф. – Вон, на улице пока ещё лето, выйдешь и всё… нет Снеговика.

– Да уж, – Снеговик тяжело вздохнул, – Нет, мы, все жители фабрики и все люди на планете могли бы стать счастливыми, если б счастье нам не нужно было.

– Опять говоришь загадками, – Рудольф потихоньку засыпал.

– Кстати, – вспомнил Снеговик, – я слышал от гномов, что у них есть новый коварный план.

– Не у них, а у нас, – подметил Рудольф.

– Я чего-то не знаю, – Снеговик удивлённо смотрел на Антошку. Тот не мог сдержать смех.

– Ну, вообще-то я первый придумал так сделать, – гордо ответил Антошка.

– Это же очевидно, – сказал Рудольф, – хорошо, что ты повзрослел.

– Да о чём вы! – громко поинтересовался Снеговик.

– Я тут с гномами обговорил некоторые действия, – внезапно сказал Антошка.

– На предмет чего? – удивился Снеговик.

– Надоело уже работать здесь. Хватит. Нужно признать, что лес уже не волшебный, да и наши игрушки больше не сказочные.

– И что же делать?

– У гномов не вышло сбежать через туннель – я предложил им сбежать с игрушками. Через главный вход.

– Как же Клаус?

– Думаешь, он сможет остановить нас? Приезжие гномы и эльфы давно враждуют, но такое дело сможет объединить их. Раньше они боялись, но кого бояться-то? Гномы исполняют волю Клауса, и поодиночке боятся что-нибудь сказать, потому что другие гномы тут же накажут. А если все вместе бросят работать на фабрике и сбегут – что будет Клаус делать, а?

– Ну, допустим. Когда они убегают?

– Насколько мне известно, прямо в этот момент.

– Ты серьёзно?

– Да, у Пухляша Ольссена есть ключи от ворот, и он любезно согласился помочь нам.

– Что же ты раньше не говорил?

– Ну, наш дорогой философ, ты весь день сидишь в холодильнике, насколько я знаю.

– Скорее во двор! – Снеговик побежал, придерживая ведро на голове.

Антошка, Рудольф и Снеговик, чуть не лопаясь от любопытства, ринулись прямиком на улицу. Снеговик остановился у входа, но уже заметил, как гномы и эльфы, загрузив на спины огромные мешки, собирались уходить в тёмный лес.

– Идите без меня, – предупредил Снеговик, – мне и так хорошо видно.

– Ладно, оставайся и посматривай на башню. Видишь? Если свет загорится, значит, Клаус проснулся.

Антошка и Рудольф побежали помогать друзьям, чтобы успеть как можно быстрее. Мама говорила, что воровать плохо, но эта кража была во имя чего-то большего. Так себя утешал Антошка.

Тем более, что такое занятное дело действительно объединило враждующих гномов и эльфов. Теперь они шли бок о бок и рассказывали друг другу весёлые истории.

– Эх, как мы жили все это время! – возмутился один из эльфов.

– Не так, как хотелось бы. Мы всегда проводим жизнь не по своим желаниям, – ответил гном.

Антошка, Рудольф, десятки эльфов и гномов направились через сказочный лес в город. За одну ночь маленькие волшебники посетили каждый дом, каждую детскую комнату, оставив там по игрушке. И не важно, что на улице было лето, потому что хорошие дела совершать, как говорил Николай, нужно круглый год.

По возвращении Антошка увидел бегающего по двору Клауса и ещё несколько гномов-помощников. Там, где оставался Снеговик, была только голова и ведро.

– Прости меня, Антошка, – Снеговик извинялся, пока друзья несли его к холодильнику. – Я засмотрелся на дремучий и таинственный лес и совсем не заметил, как у меня растаяли ноги.

– Ничего, философ. Скоро будешь бегать, словно радостный заяц! – подбодрил друга Антошка.

– Как там игрушки? – спросил Снеговик.

В ответ Антошка молча улыбался и продолжал сопровождать друга.

– Это же прекрасно! Клаус побеждён? – спросила Маша.

– Ну конечно.

– А что же делать теперь на фабрике без ресурсов?

– Надеяться на то, что вернётся Николай и наведёт порядок.

XIII. Дух Рождества

Через несколько дней Клаус, собрав необходимые вещи и, вооружив ими нескольких покорных гномов, покинул фабрику. У многих жителей остался неприятный осадок, напоминающий разочарование в упоительных миражах. Как и прочее, сначала чувствуется грусть. Немного позже – смирение. И в завершение вся нелепость и уникальность жизненной ситуации представляется анекдотом – кому смешным, а кому и не очень.

Он ничего не предпринял относительно жителей фабрики. Даже расстройство Клауса было размытым, ненастоящим. Он понервничал в тот же день, пару минут ругал невнимательных гномов и в итоге ушёл к себе в дом.

Через мгновение он вырвался оттуда, воодушевлённый и будто освобождённый от наскучившего бремени. В его голове парили сотни идей и предложений, и Клаус тут же хотел воплотить их в жизнь. Одна глава в его жизни закончилась – он извлёк максимальную пользу, приобрёл опыт, ненавистников и неплохую сумму денег. Теперь очередной выход в мир имеет свой смысл – нужна лишь цель, а любое средство для Клауса оправдано. Теперь он может спокойно купить себе другую фабрику, на которой введёт свои правила и законы.

Главное, что гномы стали свободными и теперь могли вернуться домой. И все жители фабрики получили возможность вернуться к привычным для них обязанностям и любимым занятиям. Бонифаций снова начал рисовать. Святик научился играть на фортепиано, но Бетховена так и не полюбил (когда-то говорил Антошке, что уж очень он воинственен и голова от симфоний болит). Уильям вернулся вместе с мамой на фабрику. Многие люди, эльфы и гномы отправились в далёкий путь. Возможно, путешествие окружающим миром поможет отыскать им то, что они ищут. Ведь, как говорил песочный человек, мы живём все-таки на планете, а не на фабрике.

Пухляш закрывает варенье на зиму и варит компот, который выпьет ещё в первые месяцы осени. Рудольф продолжает спать на сеновале, а Снеговик – философствовать у холодильника. Старик с тростью бегает по фабрике и продолжает выдавать невнятные мысли:

– Я глашатай обновлённой истины! Признайте в ухе глухость кутежа!

Хотя перед долгожданным уходом Клауса он мимолётом дёрнул его за рукав, и если верить слухам, сказал:

– Клаус, останься. Ты же хороший человек! Зачем тебе деньги?

Ответ Клауса останется в неизвестности, разве что старик когда-нибудь вспомнит его. Эльфы и гномы, несмотря на дружеские отношения, продолжали спорить на счёт леса:

– А я тебе говорю, в северной части нет троллей, а значит, там лучше, – утверждал один из гномов.

– В южной нет, в южной! – перебивал его другой гном.

– Северный, южный лес,…что ты мне голову морочишь? Здесь один лес, и он холоден, дремуч и прекрасен для всех без исключения, – подвёл итог мудрый эльф.

– Нет, я никогда не смогу понять ни одного эльфа на этой фабрике!

Антошка, наконец, дописал свою книгу, а весёлые друзья, прочитавшие её, до сих пор смеются над тем, что песочный человек называл этого малыша «Сопливчиком».

Жизнь на фабрике, так или иначе, наладилась. К Рождеству были сделаны сотни подарков для детей, исключительно маленькими руками жителей. На что только способна была фантазия: и книги, и красочные иллюстрации, и плетёные из соломы игрушки, портреты, разнообразные праздничные вещи и вкусные сладости.

– Рождественский дух, – подметила Маша. – Ты забыл сказать…

– Ах, да.

Не знаю, удалось ли жителям фабрики возродить Рождественский дух и подарить людям частичку волшебной Вселенной, но знаю одно: теперь все дети в нашей Галактике догадываются о том, где обитают сказочные существа и пишутся смешные истории. И происходит это в бесконечном густом и дремучем лесу, на неведомой опушке у неизвестных доселе троп и невидимых для злого взгляда врат.

Антошка остался на фабрике и долго ещё странствовал по её окрестностям. Рано или поздно, но стоит признать, что ничего особенного не было в этом обычном ребёнке. Раз уж никому не довелось встретить Святого Николая, то Антошка не должен был стать исключением. Добрый волшебник для всех един, и необязательно видеть, чтобы поверить. Пускай он останется в сказочной таинственности, как святой дух, существующий одновременно во всем и не имеющий отношения абсолютно ни к чему.

– Так что же, Антошка так и не отыскал Святого Николая? – разочарованно спросила Маша.

– К сожалению, нет. Зато…

– Что?

С приближением Рождества, Антошка, как и все хорошие дети, написал письмо для Николая. Благо, Снеговик помнил какие-то цифры от почтового ящика.

– Он написал ему письмо. Хочешь прочитать?

– Конечно!

Я подошёл к письменному столу и достал оттуда конверт.

– Вот.

– Ух ты! Настоящее письмо!

– Да. Читай вслух.

Письмо Антошки

Дорогой Николай! Пишу тебе с опушки родного дома, который хранит свои координаты на звёздном небе. Пока шишки падают на головы, а сухие ветки хрустят под ногами, я разжигаю в своём сердце радость будущей зимы.

Скоро праздник. Запах ели и кислых мандарин, сладость конфет и холод скрипучего снега. Каждый ребёнок и каждый дом, несмотря ни на что, получит Рождественский подарок. Для нас нет детей плохих или хороших, только счастливые (и неуклюжие). Я не уверен, что ты успеешь посетить каждый дом, но тебе также известно, к кому можно обратиться за помощью.

У нас всё хорошо. Клаус исчез также внезапно, как и появился. Гномы отправились домой, а игрушки мы дарили в ближайших городах. Как-то летом я пытался отыскать тебя (время года для меня не имеет значения), но фабрика настолько огромна, что мне не удалось обойти её даже наполовину. И множество разнообразных дел отвлекали меня от этой затеи. В общем, если будет свободная минутка, ты заходи к нам – послушаешь мудрые мысли Снеговика и выпьешь крепкого эльфийского чая.

На Рождество мне подарков не хочется – друзья будут удивлять всякими ненужностями. Я уже не ребёнок, чтобы ждать коробок под веточками. Всегда приятнее дарить, чем получать, и у меня, к счастью, это получается.

В новом году я решил отлучиться на пару месяцев, чтобы посетить родителей. Очень скучаю.

Знаю, окружающий мир не всегда приносит нам улыбки, но мы стараемся. Стараемся их находить, и любые машины, деньги, несчастья и беды нам не препятствия.

Ты не переживай. Я в тебя верю. И люди верят, даже если твердят об обратном. Но детство закончилось, хотя я все такой же легкомысленный, мечтательный и словно потерянный в этом мире. Да, хорошее было детство. Но закончилось.

Изображение на обложке:

CC0 Creative Commons / Бесплатно для коммерческого использования /Указание авторства не требуется

https://pixabay.com/ru/%D0%B4%D0%B6%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B6-%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%80%D0%B8-%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%BC%D0%B0%D1%81%D0%BB%D0%BE-%D0%BD%D0%B0-%D1%85%D0%BE%D0%BB%D1%81%D1%82%D0%B5–89656/

Оглавление

I. Антошка

II. Бонифаций

III. Бизнесмен Клаус

IV. Песочный человек

V. Старый Рудольф

VI. Уильям

VII. Семья Питера

VIII. Снеговик из холодильника

IX. И снова эльфы

X. Пухляш Ольссен

XI. Гораций и гоблины

XII. Философ

XIII. Дух Рождества