Первородный сон [Владислав Селифанов] (fb2) читать онлайн

Пролог

Молодой аристократ Вельсиолл тяготился предначертанной судьбой. Он последний из своего народа, кто родился архонтом – эльтасмирием бирюзовой крови.

Умения видеть чужие воспоминания, излечивать тела и успокаивать море не приносили ему радости. Он желал живого общения. Но высокоразвитая раса эльтасмириев избрала путь добровольной изоляции, отгородившись от Младших народов стеной высокомерия и отчуждённости. И молодому, по меркам «неувядающих телом» – как называли их смертные, эльтасмирию оставалось лишь мечтать о переменах.

Однажды у берегов Эльтасмирийских владений потерпел бедствие корабль кхатазов – когда-то дружественного эльтасмириям народа из расы людей. Выживший капитан сообщил правящему Совету Дома Весеннего Шторма, что кхатазские лорды просят эльтасмириев вмешаться в назревающую междоусобицу на далёком острове Рокушима.

Все архонты Совета высказались против вмешательства. За исключением Вельсиолла. С большим трудом он добился права выступить послом на чужой земле. С оговорками и условиями Совет дал ему это право.

Через месяц живой эльтасмирийский корабль по имени Минта’эдвен-Эарини вошёл в воды провинции Року Кхатазской империи.

Глава 1

Архонт Вельсиолл проснулся с первым пением духов иллор-киа. Он открыл глаза и миниатюрные создания, населявшие живой корабль Минта’эдвен-Эарини, осветили каюту архонта мягким лунным светом. Вельсиолл лежал на кровати, бывшей когда-то глубоководной двустворчатой раковиной. Гигантская тридакна, столетиями выращивала в себе огромную жемчужину и, в нужный час, была извлечена со дна моря ныряльщиками Дома Весеннего Шторма. Ажурные створки, способные вместить в себя нескольких человек, теперь служили роскошной кроватью в каюте архонта. Роль мягкого ложа выполняла воздушная перина, коей позавидовал бы любой правитель Западного Биртронга – самого большого континента мира Биртронг. Жемчужина же была подарена Домом Весеннего Шторма великому городу Минлорт в честь проведения Ритуала Моря и ныне украшала Лазурный чертог – один из трёх Великих Чертогов народа эльтасмириев.

За ночь корабль покинул границы глубоководного жёлоба и теперь приближался к цели – мелководью острова Рокушима, принадлежавшего Кхатазской империи. Архонт узнал это из радостных трелей иллор-киа, возвещавших скорый конец многодневного путешествия в открытом море.

Радовался и Вельсиолл. Совсем молодой по меркам эльтасмириев, он впервые оказался так далеко от дома и теперь чувствовал волнение, вступая во взрослую жизнь. Вельсиолл поднялся с кровати, побуждая духов засиять солнечным светом. На полу, отражая свечение иллор-киа, заблестели доспехи и оружие. Лёгкая кираса, наручи, сапоги и перчатки – всё выглядело произведениями искусства. Посеребрённые и покрытые витиеватыми узорами, они, тем не менее, являлись боевыми изделиями. Ещё с вечера архонт разложил их в каюте, чтобы до рассвета появиться на верхней палубе Минта’эдвен-Эарини в обличии достойном своего статуса.

Вельсиолл подошёл к напольному зеркалу, совпадавшему с ним по росту, и вгляделся в собственное отражение. Он был достаточно высок для представителя своей расы. Красивое лицо архонта, словно изящная маска, лежащая на дне мутного речного потока, пребывало вне присущего всякому разумному существу противоборства наслаждения и страдания. Голубые глаза выражали спокойствие и некую отстранённость, никак не выдавая внутреннее волнение. Золотистые волосы волнами ниспадали на плечи и маленькие иллор-киа вились вокруг них в воздушном танце. В преддверии тяжёлого дня архонт позволил улыбнуться самому себе, готовясь покинуть каюту. Однако улыбка исчезла с лица Вельсиолла, когда он услышал шаги капитана, намеренно громко приближавшегося к резной двери его каюты. Он успел ещё раз взглянуть на себя в зеркало прежде, чем иллор-киа испуганно погасли. Сквозь перегородки корабля они почувствовали плохое настроение капитана и метнулись к двери, чтобы успокоить его тёплым лампадным сиянием.

Капитан громко постучался и зашёл без приглашения в каюту. От такой бесцеремонности иллор-киа вспыхнули не лунным, а почти солнечным светом. Тем темней, подобно непроглядной туче, поглотившей лучезарный небосвод, выглядел теперь капитан Алуриэль. Его чёрные одеяния пожирали любой свет, и он, хоть и был на голову ниже Вельсиолла, словно заполонил собой всю каюту. Архонт вспомнил историю посвящения Алуриэля. Эту историю знали все в Доме Весеннего Шторма. Будучи простым моряком, он оказался в чреве демона морских глубин. Истаивая как сахар в тёмной кислоте его желудка, Алуриэль сумел вырезать себе дорогу к свету. С тех пор его волосы, брови и даже ресницы чернели как сажа, но его устремления остались чисты, хоть он и носил одежду из чешуйчатой кожи поверженного чудовища.

– Архонт Вельсиолл! – начал капитан Алуриэль и задержал дыхание, прежде чем начать нелёгкий разговор.

Внезапную паузу нарушил холодный голос Вельсиолла:

– Я выбрал тщательно! Весь путь, длиною в месяц, я каждый день заходил к вам в каюту и долго расспрашивал о каждом из двадцати двух членов команды. Не так ли? Я выбрал в посольство именно тех, кто мне нужен! Мечника Теольминта и лучницу Улианту.

Капитан Алуриэль поглядел на Вельсиолла, как на осиротевшее море, на берег которого выбросилось стадо китов:

– Мечник… Лучник… Вы выбрали их не из-за умений и навыков, но даже не это главное…

– Согласен. – Перебил его Вельсиолл. – Их статус в моём посольстве будет отличаться от статуса на вашем корабле. Теольминт, как никто из эльтасмириев, будет свой в чувственном мире людей. Улианта же пригодится в качестве переводчицы. И я не буду ходить кругами! Я прекрасно вижу, как вы пытаетесь возродить давно исчезнувшие отношения между Улиантой и Айдагиллем. Но она давно уже не беженка из восставшей провинции, нуждающаяся в покровительстве, а Айдагилль не тот молодой воин, который из-за влюблённости готов пожертвовать рассудительностью. Я думаю, вам не надо вмешиваться. И я не позволю чьей-то ностальгии по ушедшим дням испортить моё первое посольство!

Алуриэль вздохнул:

– Опыт Айдагилля слишком ценен для нашего народа. Пришло время вернуться на землю. Ему не пристало ходить в дальние походы, защищая лишь мой корабль. Он верно служил нашему Дому на дальних берегах. Теперь его место среди стратегов Совета. Участие в посольстве откроет ему путь к новой жизни.

– Я – архонт Дома Весеннего Шторма, и я отдаю приказы в посольстве! – закончил спор Вельсиолл. Взмахом плаща он усыпил духов и вышел из каюты ровно в тот момент, когда живой корабль эльтасмириев по имени Минта’эдвен-Эарини почувствовал приближение берега и сбавил ход.

Архонт на мгновение замер на лестнице, ведущей на центральную палубу, и закрыл глаза, предвкушая события наступающего дня и готовясь отдать первые в своей жизни приказы в статусе посла Дома Весеннего Шторма. Он вспомнил, как поздно вечером, согласно традиции, объявил капитану Алуриэлю имена тех, кого возьмёт на берег в качестве участников посольства и теперь они ожидали его наверху.

Но то, что он увидел на палубе, нарушило его планы. Между выбранными для участия в посольстве Улиантой и Теольминтом стоял он. Единственный на корабле Танцор Вихря – представитель главной военной силы эльтасмирийской расы.

Айдагилль!

Как и у всех Танцоров Вихря, его скорость и ловкость не уступали завихрениям ветра. Их философия сражений отрицала массивную защиту и потому из доспехов на нём сидели только широкие кожаные наплечники, усеянные эльтасмирийскими рунами, кожаная перевязь крест-накрест на голое тело со стальным кольцом в районе солнечного сплетения и боевая юбка, идеально подходящая для затяжного боя в южных широтах. У его ног лежал походный мешок с небольшим военным шатром и провиантом, а также сумка с инструментами для починки оружия и письменными принадлежностями. Айдагилль подготовился к высадке на остров, пожалуй, даже лучше, чем сам архонт, что было неудивительно для воина, прошедшего обучение на Полях Танцующих с Ветром. Только вот Вельсиолл не назвал его имени капитану.

Улианта, как и подобает эльтасмирийке, ничем не выдавала своих чувств. За неё говорила её походная сумка, набитая мешочками с лечебными порошками, чей душистый запах пробивался сквозь ткань и не укрылся от нечеловеческого чутья Вельсиолла.

Айдагилль и Улианта готовились к высадке на остров вместе и разделили необходимые в походе вещи между собой.

– Кхатазы – своеобразный и воинственный народ, юный архонт, – произнес Танцор Вихря, – и ваше решение взять на берег только двоих… простых воинов выглядит слегка поспешным.

После слова «юный» Улианта и Теольминт перевели взгляды с тёмного пятна приближающегося берега на Вельсиолла. Во взгляде Улианты читалось смятение. Теольминт же наблюдал, с интересом ожидая, чем закончится разговор.

– Они не простые воины, Айдагилль. – Ответил архонт Вельсиолл. – Улианта родилась и выросла в семье посла в стольном городе Кхатаз. Она знает их язык. Теольминт объездил множество земель Юга и Востока континента. Он жил в среде различных народов. И мы прибыли на остров Рокушима не для войны. Впервые со времени Обновления Мира кхатазский лорд обратился к нам за помощью. Когда то давно наши эмиссары поддержали и помогли становлению кхатазской культуры. Один из предков Улианты был среди них. Но уже не один век этот народ находится вне нашего влияния. Возможно, мы просто поможем лорду, а возможно, поймём, что весь народ кхатаз нуждается в помощи эльтасмириев.

– Вы говорите о восстановлении влияния? Кроме вас и нашего представителя никто в Совете не разделяет эту позицию. Все остальные архонты выступают за самоизоляцию нашей культуры. И вот, когда вам предоставляется возможность заручиться поддержкой Танцоров Вихря, вы отвергаете нашу мощь. Вы хотите остаться в полном одиночестве?

В этот момент корабль Минта’эдвен-Эарини вздрогнул, сообщая экипажу об опасном сближении с берегом. Вся команда незамедлительно пришла в движение. Рулевой повел влево штурвал, уводя корабль в отбойное течение. Стрелки высыпали из трюма и встали по позициям вдоль палубы, взяв луки наизготовку. Бесшумно отворилась дверь покоев архонта. Капитан судна Алуриэль вышел из каюты и без спешки подошел к посольству.

По традиции, только по его приказу любой, будь он хоть главой Дома, мог взойти или покинуть корабль. Сойти раньше, то есть прыгнуть с палубы на приближающийся пирс быстрее взмаха руки капитана, означало показать себя нетерпеливым и недалёким юнцом, выставив себя на посмешище. Сойти позже – означало упасть в море и навлечь на себя позор. Зная это, Улианта и Теольминт перевели взгляды с Вельсиолла на приближающийся пирс и приготовились к прыжку. В отличие от них, архонт так и остался стоять спиной к берегу, глядя прямо в глаза Танцору Вихря.

– Архонт сделал свой выбор, и он не подлежит пересмотру. – Капитан Алуриэль подвёл черту под разговором.– Минта’эдвен-Эарини будет на рейде рядом с островом Рокушима, ожидая зова архонта и никого другого. Как только Вельсиолл зайдёт в воду моря, корабль услышит его, и прибудет не позднее, чем за три часа. Если за две недели Минта’эдвен-Эарини не услышит зова архонта, я отдам приказ возвращаться в порт Лондо Ллар и лично доложу Совету об исчезновении посольства!

Капитан взмахнул рукой. Улианта и Теольминт рванулись вперёд мимо так и стоящего неподвижно архонта. Танцор Вихря на мгновение представил себе, как Вельсиолл падает в воду, не сумев допрыгнуть до пирса. Эта же мысль промелькнула у всей команды, в том числе и у капитана, но то, что произошло далее, рассеяло их сомнения в выдающихся способностях самого молодого архонта Дома Весеннего Шторма. Если спутники Вельсиолла прыгали с разбега, пусть это и выглядело изящно, архонт лишь сделал шаг назад, так и не отведя глаз от Айдагилля, а дальше корабль, словно почувствовавший его намерение, резко встал в воде, подняв паруса и бросив тем самым архонта навстречу пирсу. От этого импульса Вельсиолл не прыгнул, он взлетел над палубой. Уже в прыжке он сорвал перчатку с правой руки и показал Айдагиллю раскрытую ладонь:

– Пять дней! – крикнул он и спикировал на пирс на три-четыре шага дальше Теольминта и Улианты. Еще во время полёта архонта корабль вошел в отбойное течение и рванулся подобно хищному зверю на свободу – в открытое море. Никто, включая капитана, так и не понял, то ли архонт так тонко почувствовал касание носом корабля отбойного течения и воспользовался этим, то ли он сумел за время плавания слиться с кораблем так сильно, что тот слушал и, самое главное, слышал его мысли и желания. В любом случае, исчезающего в предрассветной тьме архонта провожали девятнадцать взглядов и в них боролись сомнения и надежда на успех посольства.

– Вельсиолл – единственный архонт, родившийся после Обновления мира. – Обратился капитан Алуриэль к Танцору Вихря. – Само его рождение – это вызов. И для него. И для всех нас.

– Совет выбрал его. Значит, он справится, – спокойно ответил Айдагилль, – не вижу причин сомневаться в решениях Совета.

– А я дал повод думать, что сомневаюсь? – капитан Алуриэль чуть повернул голову в сторону собеседника. – Не надо пытаться задеть меня своим разочарованием.

– Во мне нет ни капли разочарования.

– В таком случае это затаённая обида на то, что тебя не взяли на берег. Я бы на твоём месте поумерил свои чувства. Не мне тебя учить, но уникальный шанс медитации в открытом море даётся далеко не всем. Используй его.

Танцор Вихря закрыл глаза. Капитан был прав. Одно дело вести диалог с Миром на суше или на берегу моря. И совсем другое – быть в это время на живом корабле, проводнике в открытую стихию, где первородные потоки Силы насыщенней и свободней, да ещё и протекают рядом с Великим Барьером, созданным эльтасмирийскими магами века назад, что таит в себе древнюю магию и мудрость прошлых эпох.

Эти мысли успокоили Айдагилля.

– Благодарю, капитан. – Он чуть поклонился, и они разошлись так же спокойно, как и беседовали.

Через некоторое время скорый южный рассвет вскрыл невидимые ночью морские горизонты, и вперёдсмотрящий сверху прокричал:

– Прямо по курсу судно без флага!

Глава 2

Пока спутники архонта поднимались в полный рост, зорко оглядывая утреннее кхатазское побережье, Вельсиолл, неподвижно стоящий перед ними в нескольких шагах, спросил:

– Улианта, все кхатазские деревни так спокойны?

Улианта вздрогнула, поймав себя на мысли, что архонт впервые обратился к ней за всё время пути. Она почувствовала себя одинокой и беззащитной, и больше всего захотела сейчас, чтобы Вельсиолл не поворачивался к ней.

Ночной бриз с берега усилился и эльтасмирии с интересом прислушались к дыханию спящей деревни. Благодаря острому обонянию, слуху и месяцу однообразных ощущений в открытом море, они чувствовали то, что человек не заметил бы вовсе. Деревня источала удивительную безмятежность для прибрежного поселения у акватории, кишащей бамусскими пиратами, кхатазскими морскими бандами, имперскими военными кораблями и морскими чудовищами, то и дело появляющимися на поверхности. Отсутствовала стража. Не было слышно лая собак, криков домашней птицы, мычания коров и прочих, присущих деревням звуков.

– Нет. – С запозданием ответила Улианта. – Эта деревня выглядит странно. Жители тех, что я видела до Обновления мира, прятались ночью за частоколом. На кромке леса. Они боялись моря и джунглей.

– Мы подождём рассвета здесь, не сходя с пирса. – Отдал приказ Вельсиолл, не поворачивая головы к своим спутникам.

Улианта кивнула головой в знак согласия, но Теольминт проявил инициативу. Он вынул из походной сумки плащ из лоскутов кожи лесных хамелеонов, надел его и подошёл к Вельсиоллу. Не выходя вперёд, он прошептал на тайном диалекте Дома Весеннего Шторма:

– Архонт, позвольте мне воспользоваться темнотой и исследовать окрестности деревни.

Вельсиолл повернул голову и поглядел на плащ Теольминта. Благодаря сохранённым свойствам шкуры хамелеонов, плащ менял окраску, и фигура лучника выглядела в ночи как расплывчатая тень.

– Пирс – граница стихии. По морским законам мы не нарушили границу. – Вельсиолл показал в темноту – Там, где кончается последняя, выцветшая от солнца, доска пирса и начинается хрустящий песок пляжа – территория людей. Владения лорда Табиючи. Вступим на них без приглашения, и это может быть воспринято как вторжение.

Теольминт откинул капюшон плаща. Его вьющиеся волосы вырвались на свободу, развеваясь на ветру, миндалевидные глаза выражали дух бунтарства, скрытый внешней дисциплиной. Однако, вглядевшись, можно было уловить более эмоциональную и авантюрную натуру, чем у большинства представителей народа эльтасмириев.

– Я знаю о ваших выдающихся способностях, архонт Вельсиолл, о том, что вы замечаете то, что не видят другие, но разве мы не упускаем возможность изучить местность прежде, чем встретимся с кхатазами?

Немного помедлив, Вельсиолл ответил:

– При других обстоятельствах ты был бы прав, но сейчас это противоречит целям посольства.

– Может быть, нас с Улиантой следует посвятить в них?

Улианту приободрило упрямство Теольминта и она решила показать себя полезной. Встав справа от Вельсиолла Улианта произнесла:

– Посвятить нас, ингвей Кхатаз зон вужуанг дэрен.

– Что? – Обернулся к ней Вельсиолл.

Невольно отпрянув, Улианта пояснила:

– Я сказала: посвятить нас, потому что Кхатаз – это своеобразный и воинственный народ.

– Так! – Голос архонта обрел ледяную тональность, а глаза сверкнули изумрудным светом и будто маленький смерч из листьев на мгновение пронёсся в его зрачках. – Первое: я взял вас в посольство из-за ваших способностей и опыта, но проявлять вы их будете только тогда, когда я отдам приказ. Эта мысль ясна?

– Да! – Дружно ответили эльтасмирии.

– Второе: в посольстве я отвожу вам не просто роль моих младших спутников. Каждому из вас уготована важная миссия, в соответствии с вашими талантами. Здесь есть возражения?

Улианта и Теольминт отрицательно помотали головами в ответ, но Вельсиолл уловил лёгкое недоумение в их взглядах.

– И третье: наши цели! – Вельсиолл сделал паузу, подумав, что полночи готовился сказать это перед высадкой с корабля и сейчас спутал все слова. – Перед нами земли лорда Табиючи – одного из четырех лордов острова Рокушима. Полтора месяца назад он прислал корабль к нам в порт, с просьбой о помощи. На состоявшемся Совете архонтов нашего Дома капитан этого корабля рассказал о возникшей на острове междоусобице, вызванной гибелью верховного лорда.

Вельсиолл сделал паузу, чтобы эльтасмирии могли задать уточняющие вопросы, чем и воспользовалась Улианта, с детства познавшая утончённость кхатазских политических интриг и потому удивившаяся его словам.

– Позвольте спросить, архонт. У кхатазов появились верховные лорды?

– Да. Как мы выяснили, природа их власти изменилась со времени Обновления мира. Море поглотило часть этого региона, образовав множество островов. Великий город Кхатаз стремительно завоевал новые земли. Теперь это большое островное государство. Местные земледельцы живут свободной общиной и, за часть урожая, возделывают земли Поющих мечей – так здесь называют благородных вооруженных аристократов. Те, в свою очередь, дают клятву верности верховному лорду главного острова провинции – так называемому лорду Року – это имя неизменно и передаётся как титул. Сейчас правитель мёртв, поэтому на острове четыре равноправных Старших лорда, пока не решится, кто из них станет новым лордом Року. Здесь две правящих и конкурирующих между собой наследные ветви. Ветвь Року и ветвь Табиючи, находящаяся в упадке. Полтора десятилетия назад Табиючи присягнули Року, и с тех пор на острове руководил единый правитель, под началом которого не только остров, но и вся западная провинция империи. Множеством малых островов провинции управляют Младшие лорды, не имеющие прав на титул и имя лорда Року. Правителем же всего государства является император.

– Не такое устройство предполагали мои предки, сея крупицы государственности в диких кхатазах много веков назад! – Воскликнула Улианта, за что удостоилась ироничного взгляда Теольминта.

– Мы ошибались, считая их дикими. Твой отец, будучи постоянным послом при их дворе, желал, чтобы сила города-государства Кхатаз текла по кровеносным сосудам торговых и военных путей вглубь континента – на Запад и Юг. Так и было. До появления островов. Теперь этот народ выбрал свой путь: из одного Великого города создал целую империю. И меня избрали быть посланником. Появление такой мощной культуры должно быть изучено Советом. И местный конфликт прекрасно нам в этом поможет.

– Архонт Вельсиолл, – заговорил Теольминт, – ваши помыслы грандиозны, но почему бы всё-таки не начать их воплощение с небольшой ночной вылазки в деревню и джунгли?

Прежде чем ответить, Вельсиолл поглядел на море, туда, где скрылся корабль. Вместе с ним ушёл за горизонт Танцор Вихря Айдагилль, и Улианта до сих пор держалась, чтобы не обернуться назад. Теольминт рвался в разведку и страдал от бездействия, а ведь именно за его характер Вельсиолл и взял его на остров Рокушима. Он решил сделать шаг навстречу своим спутникам и посвятить их в сложности посольства:

– Дело в том, Теольминт, что Совет нашего Дома не желает вмешиваться в междоусобицу кхатазов. Нашему посольству запрещено давать обещания о поддержке, поднимать оружие за одну из сторон, и подписывать любые соглашения. Нашему посольству запрещено совершать действия, которые могут быть расценены, как вмешательство. Ночная вылазка на берег может вызвать ненужную и непредвиденную реакцию со стороны местных жителей.

– То есть мы проделали такой путь, чтобы посмотреть, как кхатазские лорды режут друг друга? – то ли спросил, то ли возмутился Теольминт.

– Кхатазы – мудрый народ, и не начнут резать друг друга, пока не собран урожай. Это произойдет через две недели – к этому времени мы должны быть далеко от острова. Именно поэтому мы так спешили к ним. За пять дней нам предстоит узнать о причине междоусобицы и возможных последствиях, встретившись со всеми лордами острова. Пока мы знаем, что она вызвана странной гибелью лорда Року на охоте с участием двух его сыновей, лорда Табиючи и местной знати.

– Классический случай! – Воскликнула Улианта. – Предположу, что какого-то одного лорда на охоте не было, и его обвинили в убийстве.

– Я не сомневался в твоем уме, Улианта. Отсутствующий лорд – это старший сын Року – Хотаро. Против него объединились двое его младших братьев и лорд Табиючи, у земель которого мы и стоим.

Вельсиолл повернулся и медленно зашагал по пирсу в сторону берега. Теольминт и Улианта пошли за ним по правое и левое плечо соответственно:

– Что ж, Совету видней. Я полагал, что мы отправились в эти края восстановить былое величие эльтасмирийской расы. Для начала – возвести сторожевую башню. Хотя бы рядом с этой… таинственной деревней.

– Сними плащ, Теольминт. Кхатазы примут тебя за ожившего демона из их сказаний. Предстанем истинным эльтасмирийским посольством. А насчёт тайн – солнце даст от…

Вельсиолл замолк на полуслове. Он услышал, как одновременно во всех предрассветных тенях кхатазских хижин зародился трепет. Заколыхался на месте, словно прислушиваясь к звучанию уходящей ночи, и потёк в сторону моря. Теольминт и Улианта потянулись к лукам, но Вельсиолл жестом остановил их.

– Солнце даст ответ! – договорил он фразу, начатую в ночи.

В этот момент быстрый южный рассвет рассеял тайны: красное марево отбросило тьму в джунгли и выразило силуэты кхатазов. Повинуясь заданному ритму жизни, мужчины и женщины – рыбаки и их жёны, уже высыпали из прижатых друг к другу хижин и, шелестя босыми ногами по песку, погружались в повседневные дела. Мужчины-рыбаки, разбившись на пары, тащили к морю высохшие сети. Женщины устремились кормить живность, которая, почувствовав защиту людей, не преминула радостно захрюкать, заклекотать, замычать. Деревня ожила так же резко, как и отступила тьма. Длинный пирс, как копьё рассекал бухту, окружённую подступившими вплотную к морю джунглями. Люди обживали узкую полоску песка между морем и лесом. Стоящие на сваях хижины одинаковой прямоугольной формы заполнили уже больше половины бухты. Вельсиолл подумал, что ещё несколько поколений деятельной человеческой жизни, и деревня превратится в порт. Но пока места под хижинами занимали не торговцы, а домашний скот. Наконец люди заметили троих незнакомцев, стоящих на краю пирса.

Все замерли.

Замешательство длилось три спокойных удара эльтасмирийского сердца. За это время Вельсиолл отметил для себя, как быстро действуют местные крестьяне. Их отличали от других приморских народов Западного Биртронга, живших южнее, слаженность действий, спаянность эмоций и отсутствие паники. Первый удар – кхатазы, жмурясь от солнца, изумленно всматриваются в эльтасмириев. Второй – тревожно переглядываются между собой, перекидываясь одиночными словами, напоминая стайку встревоженных птиц. Третий – кхатазы одновременно приходят в движение и бегут со всех ног обратно в хижины так же слаженно и в полной тишине.

Впечатление портил только один из рыбаков – молодой миловидный юноша, чертами лица больше похожий на девушку. Он обернулся, бросив любопытный взгляд и, споткнувшись, потерял широкополый головной убор, упавший недалеко от пирса.

Эльтасмирии остались одни.

– Архонт, соломенные шляпы такого плетения редко носят простолюдины, тем более, утром, когда солнце еще не в зените. – Прошептала Улианта. – Чаще их надевают Поющие мечи для тёмных дел, горные монахи-отшельники или убийцы. А тут рыбак да с ночи. Разглядеть её поближе? Вдруг я ошибаюсь…

Не успел Вельсиолл ответить, как отозвался Теольминт:

– Один хромой кхатаз убежал в лес. Догнать его?

Юный Вельсиолл почувствовал, как быстро утренний воздух набирал солнечное тепло. Он вдохнул остатки растворяющегося в жаре ночного бриза и спокойно произнёс:

– Мы – эльтасмирийское посольство. Мы ждем здесь.

В тот же миг затихли люди, мелькавшие среди хижин, и на тропинке, служившей деревне единственной улицей и ведущей от джунглей к пирсу, показались двое кхатазов. Один из них – седовласый сгорбленный старик, шаркал ногами по хрустящему песку и шел к эльтасмириям как на казнь. Второй же был первым из увиденных архонтом кхатазов, кто носил обувь и оружие – плетёные сандалии и тонкий, слегка изогнутый, меч в ножнах. Он шёл так, словно не имел к происходившей в деревне суете никакого отношения. Старик же, кряхтя и притворяясь старее, чем был, пристально смотрел только на одну вещь – лежащую на пляже соломенную шляпу. Кхатазы остановились так, чтобы между ними и обронённым головным убором сохранялось ровно то же расстояние, что и между чужаками. Они молча смотрели на незнакомцев и бросали быстрые взгляды на море. Хотя их сосредоточенные лица не выдавали чувств, Вельсиолл понял, что они удивлены отсутствием корабля, или делали вид, что удивлены. Стояла тишина, нарушаемая только криками чаек, парящих над рыбацкими лодками.

– Я есть Кироси. Я – Поющий меч лорда Табиючи. – Громко и отрывисто, словно отдавая приказ, произнёс воин на всеобщем языке, и положил руку на рукоять меча, тем самым бросая вызов любому, кто осмелится подвергнуть его слова сомнению. Вельсиолл заметил на оголённой кисти воина белую полоску кожи, не подвергшуюся загару. Не так давно Кироси отсекли руку, но лорд счел нужным оплатить ценные труды колдунов, чтобы приживить её. Выдержав рискованную паузу и, дождавшись максимального напряжения в воздухе, архонт произнёс:

– Я – Вельсиолл Иден’Гвейон, архонт Дома Весеннего Шторма. Эти господа – моё посольство. Мы откликнулись на зов лорда Табиючи и желаем встретиться с ним.

Поющий меч сделал шаг вперед:

– Лорд Табиючи велел встретить посольство эльтасмириев. Посольство должно прибыть на корабле. Я вижу эльтасмириев. Я не вижу корабля.

Старик, так и не представившись, сделал неуверенный шаг вперед. Он странно дрожал, словно мёрз под лучами солнца. Но архонт не обращал на него внимания. Он вспомнил, как читал в летописях про мгновенный тайный удар Поющих мечей, отразить который не мог никто, включая самих Поющих мечей. До возможности нанести его оставалось два шага. И три ответа…

– Минта’эдвен-Эарини ушла в море напрямую через отмель. Мели и рифы не являются преградами для наших кораблей. Сейчас судно за горизонтом. Никто не должен узнать о визите раньше времени.

Следующую фразу Кироси сказал почти неслышно, делая ещё один шаг. Теперь из крестьян его слышал только старик:

– Я вижу эльтасмириев-воинов. Я не вижу походных мешков. Я не вижу походной еды. Я не вижу писарей, прислуги, лошадей. Я не вижу посольства.

– Мы и есть посольство! – Глядя прямо в глаза оппоненту, мягко и коротко ответил Вельсиолл, и сделал другим эльтасмириям незаметный знак, от которого Улианта похолодела, а Теольминт незаметно улыбнулся. Чайки с криками взметнулись в небо. В хижинах замерли кхатазы. В сердце старика зародилась надежда. И…

– Вступайте на землю лорда Табиючи… – сделал последний шаг Поющий меч Кироси. Все три эльтасмирия одновременно и плавно, не провоцируя нападение, шагнули вперёд.

–…в деревню старосты Акиры. – Он указал рукой на своего спутника. – И будьте гостями.

Сразу после этих слов Кироси убрал ладонь с рукояти меча. В ответ Вельсиолл демонстративно поглядел на шляпу и улыбнулся. От этого Поющий меч покраснел, будто ему неловко за что-то, а староста побледнел, и его глаза наполнились обречённостью. Поющий меч кивнул головой в знак согласия с какими-то своими мыслями и также улыбнулся в ответ. Он громко произнёс фразу на кхатазском языке, от которой Акира побледнел ещё сильнее.

Из хижины выполз тот самый рыбак, что, споткнувшись, потерял свою шляпу. Он прикрывал лицо трясущимися руками. Как только до Кироси оставалось три шага, раздался свист меча. Незаметным даже для эльтасмириев рывком, Кироси выхватил оружие и разрубил юного кхатаза. После, как ни в чём не бывало, он одним резким движением стряхнул кровь с лезвия, убрал меч в ножны и, широко улыбаясь, дружелюбным жестом пригласил застывших от неожиданности эльтасмириев пройтись по тропинке к джунглям.

– К сожалению, рыбаки выйдут в море лишь сейчас. А пока староста Акира сможет угостить вас фруктами и соком. Вы можете гулять по всей деревне и, как сказал сам лорд Табиючи, «разговаривать с лесом». Если же вы желаете вздремнуть с дороги, для вас разогреют три камня. На них очень хорошо спится!

Староста Акира вдруг заплакал, и, убирая слезы, забормотал:

– Ох, мои старые глаза… вечно слезятся от солнца.

Кироси не обращал на него внимания:

– Господин Табиючи велел сопроводить вас в его замок со всеми почестями, как только вы прибудете на остров. – Сказал Поющий меч, когда они подошли к ближайшему к джунглям самому большому дому поселения. – Для этого я отправляюсь в соседнюю деревню за достойными посольства архонта Вельсиолла лошадьми. Мы выдвинемся в замок лорда Табиючи после полудня.

Произнеся это, Кироси вежливо кивнул головой Вельсиоллу и пошёл по тропинке в сторону джунглей, оставив посольство наедине с плачущим старостой.

– Здесь всё не то, чем кажется. – Глаза Вельсиолла засияли. – Да, Поющий меч выглядит так, как я и ожидал. Но странная шляпа рыбака… Чрезмерное ночное спокойствие деревни. Сбежавший в лес рыбак. Мы разделимся, чтобы выяснить всё, что нам следует знать перед встречей с лордом Табиючи!

– В таких случаях тактики советуют не разделяться. – Сказал Теольминт.

– В таких случаях слушают приказы архонта. Вы вдвоём проследите за убежавшим кхатазом и Поющим мечом. Поговорите с джунглями – они подскажут, где эти люди. Я же побеседую со старостой деревни своим методом.

– Господин архонт! – Вдруг воскликнула Улианта, от волнения переступая с ноги на ногу.

Он вопросительно поглядел на нее.

– Мне кажется… этот староста не просто человек. Он колдун!

Вельсиолл лишь кивнул Улианте в сторону леса, указывая, что нужно делать. Приказ Вельсиолла, хоть и шел вразрез с чувством самосохранения, был по сердцу Улианте и Теольминту. Ведь он позволял объединиться с лесом – одной из трёх стихий древней расы эльтасмириев. Будучи детьми природы, они не просто любили деревья – они умели с ними разговаривать, просить помощи и пользоваться Силой Леса. Их глаза азартно заблестели. Улианта и Теольминт устремились в лес, вызвав удивлённый взгляд архонта. Никогда ещё он не видел такой прыти от своих спутников, любящих поразмышлять перед любым своим действием.

Эльтасмирии углубились в джунгли, на расстояние, достаточное для того, чтобы даже сверхострый слух архонта не смог уловить их слов. Они заговорщицки оглянулись назад, обнялись и слились в поцелуе. Теольминт повалил Улианту на землю, но она отстранилась, упёршись локтями в его грудь:

– Он всё знает!

– Айдагилль?

– Архонт! Как он догадался про нас?

– С чего ты взяла, что он догадался? – Ответил вопросом на вопрос Теольминт, неспешно освобождаясь от кожаных доспехов. – Он вчерашний мальчишка, и это его первое посольство. К тому же, только что из-за его лишней улыбки погиб невинный кхатаз. Он отправил нас в лес, чтобы остаться одному.

Рассуждения Теольминта не устроили Улианту:

– Ты совершенно не знаешь его! Тебе не показалось странным, что Айдагилль так легко согласился с его решением?!

– Айдагилль – истинный воин, и не может не подчиниться архонту. Так же как и мы с тобой. Наш приказ – слиться с лесом. Вдвоём. – Прошептал последнее слово Теольминт и вновь потянул Улианту к себе, но она вырвалась из его объятий.

– Вельсиолл настоял, чтобы именно Айдагилль вошел в команду Минта’эдвен-Эарини. Сразу после того, как я добилась этого права самостоятельно. И вот теперь он не взял его на берег. Почему?

Теольминт поглядел на нее с лёгким раздражением:

– Айдагилль – претендент на твоё сердце, и тебе не стоит спрашивать об этом у меня. Я – простой лучник, и здесь не для того, чтобы тонуть в ваших благородных интригах.

Улианта недовольно поглядела в сторону и продолжила уже не так уверенно:

– Он – архонт и умеет читать мысли. Он мог сделать это на пирсе или даже на корабле. Что ты делаешь?

– Ты поэтому так неприступна? – Прошептал Теольминт. – И не читать мысли, а видеть память…

Теольминт наконец коснулся ладоней Улианты.

– Он видит память глазами собеседника, и то, только за последние сутки. Да и делает это крайне редко. И мы с тобой оба знаем, что после слияния с лесом наша память уподобится бездонному колодцу. Он ничего не узнает, даже если вдруг решит испытать свой дар на нас.

Улианта успокоилась, и позволила Теольминту обнять себя.

– Твои прекрасные волосы. – Коснулся он её локонов. – Ты потратила свою питьевую воду, чтобы встретить родные берега во всей красе.

Улианта улыбнулась, и положила голову на плечо Теольминта.

– Ты замечаешь, что другие не видят в упор.

Вместо ответа Теольминт поцеловал Улианту.

В отличие от светлых лесов их родного острова, полностью пропитавшегося эльтасмирийской магией, джунгли острова Рокушима источали дикую природную силу. Она манила, пьянила и бросала вызов уверенным в себе гостям с Юга. Улианта и Теольминт вознеслись по разломанным и прогнившим стволам деревьев, задушенным насмерть лианами, на второй ярус, обнялись на ветвях и стали частью Леса. Слияние позволяло видеть, слышать, чувствовать то, что происходит в джунглях на несколько лиг вокруг. И, если лес дозволял и открывался навстречу, то образы проникали в сознание эльтасмириев ярким потоком. Подобные слияния открывались лишь для опытных представителей народа, ибо молодые и неискушённые, но слишком уверенные в своих силах, эльтасмирии могли сойти с ума, не справившись с потоком и не умея отсеивать видения. Подобное нередко случалось с детьми, нарушившими запреты старших.

Внутреннему взору Теольминта и Улианты открылись окружающие пространства. Кругом благоухал бамбуковый лес, рвущийся к свету сквозь кроны могучих кедров. Некий неведомый садовник рассадил хвойных гигантов, вдохновляясь, видимой только с высоты птичьего полёта, геометрически выверенной красотой. Она даровала каждому из кедров свободу для роста и позволила тянуться к небесам столетиями. Бамбук, подобно бунтующему юноше, искал в этом тенистом мире своё место под солнцем. Эта незримая битва растянулась в обширной, на сутки эльтасмирийского пути, лощине. С двух сторон её подпирали узкие и невысокие горные хребты, чьи скальные вершины раскрошились от старости. Но и их было достаточно, чтобы лес забыл о холодном дыхании далеких северных широт и наслаждался тропическим уединением, длящимся круглый год.

Однако в этой лесной гармонии таилось нечто загадочное. Диссонанс с лесной стихией вызывала отчуждённая от леса полянка правильной круглой формы в десяти минутах лесного пути эльтасмирия и часу того же пути человека. Именно к ней бежал хромой кхатаз, ломая персты леса – побеги и молодые деревца нижнего яруса, придавливая нервные окончания – грибы на скользких остовах павших деревьев. Поющий меч в это время шёл вдоль берега по кромке джунглей, время от времени останавливаясь и замирая. Он не ломал побеги и не наступал на грибы, но деревья боялись тёплой стали его оружия, срезавшего не одну лиану и срубившего не одну ветку.

Прочие образы отсеялись сознанием двух эльтасмириев, хотя в иных условиях они бы наверняка заинтересовались и мелкой междоусобной стычкой хартов – разумной лесной расы, отрядом гоблинов бесшумно крадущимся за лесным троллем, гигантским человеком с огромным волосатым хоботом вместо носа, поедающим фрукты с деревьев и другими занимательными событиями в разных частях большого леса…

Улианта и Теольминт вышли из слияния с расширенными зрачками.

– Он!!! Он превосходен!!! Этот …эти дикие земли… – только и смогла сказать Улианта.

Несколько мгновений эльтасмирии приходили в себя, разглядывая собственные ладони и прислушиваясь к дыханию.

– Теперь и нам нужно разделиться. – Вернулся к делу Теольминт. – Поющий меч сказал, что идёт за лошадьми. Здесь достаточно моего наблюдения. Хромой человек бежит сообщить о нашем прибытии в потаённое место. Даже сам Лес не знает, что скрывается на поляне. Здесь понадобится твоё знание культуры и языка.

– Нет! – Неожиданно резко прервала его Улианта. – Нам нельзя разделяться!

Теольминт не ожидал подобного напора от вечно сомневающейся, избалованной дочери посла, выросшей в окружении взрослых. Он вопросительно поглядел в ее васильковые глаза. Улианта не успокаивалась:

– Он не следопыт, а простые кхатазы не уходят в дикие владения природы в одиночку. Этот человек вступил в смертельный поединок с нетронутой людьми землёй, чтобы кого-то предупредить. Он рискует жизнью неспроста!

После слияния Улианта словно забыла слово «лес», переняв доселе безгласную мудрость грохочущей вокруг стихии. Теольминт увидел её отражение в глазах стоящей перед ним Улианты. Не говоря ни слова, он вынул из сумки плащ из лоскутов кожи лесных хамелеонов и первым исчез из вида щебечущих птиц, наблюдавших за эльтасмириями с третьего яруса могучего леса, залитого расплавленно-зелёным утренним светом…

Глава 3

…Для просмотра чужой памяти Вельсиоллу, как и всем архонтам, нужно было вести диалог, глядя собеседнику прямо в глаза. Это он и подразумевал, говоря о беседе своим методом. Через несколько фраз сознание архонта незаметно проникнет через колодец зрачков в воспоминания последних суток старосты, и он увидит образы событий так, как они запомнились собеседнику. Но после ухода Поющего меча Акира совсем раскис. Он беззвучно плакал, упершись взором в пол, прислуживал архонту и всё время бормотал непонятную фразу:

– Не солнце сожгло тебя… Не солнце…

Вельсиолл ожидал столкнуться с чем угодно, но не со старческой немощью незнакомого простолюдина. Во время пути на остров Рокушима, в своих мечтах архонт выстраивал длинные словесные и оружейные поединки с благородными Поющими мечами, кхатазскими лордами и всегда выходил из них победителем. Но он не знал, что противопоставить слезам из выцветших глаз и трясущимся рукам, испещрённым сетками иссохшихся сосудов. А тут и дневной бриз, словно коварный доносчик, сообщил Вельсиоллу о хрусте белоснежного песка, по которому волокли тело убитого кхатаза.

Но архонт Вельсиолл не был бы главной надеждой Дома Весеннего Шторма, если бы отступил перед трудностями.

– Я должен совершить проникновение в сокровенное «Я» разумного существа, – заговорил он со старостой на эльтасмирийском языке, что было равнозначно разговору с самим собой, – и путь к нему возможен по трём дорогам. Разума. Эмоций. Тела.

Вельсиолл осторожно, словно боясь обжечься, положил руку на плечо Акиры. К замешательству архонта, старик не шелохнулся. Он плакал, выдавливая в бамбуковую кружку сок из апельсина, и всё бормотал одни и те же слова: «Не солнце сожгло тебя…». Через кожу перчатки Вельсиолл ощутил, как в старике угасает жизнь. При этом его внутренние органы были здоровы, хоть и порядком износились в ходе полной труда жизни. Архонт понял, что старик силой обезумевшей воли убивает сам себя. Вернувшийся с лошадьми для посольства Поющий меч Кироси увидит результат исполнения своего приказа – наполненную кружку апельсинового сока. А вместе с ней мёртвого старосту деревни лорда Табиючи и единственного свидетеля – посла Дома Весеннего Шторма.

– Хм…твой разум замутнён, старик. Ты словно спал много дней до того, как увидел сегодняшний свет. – Вельсиолл перешёл на тайный диалект Дома Весеннего Шторма, проговаривая каждое слово вслух, чтобы убедиться, что его впечатления не есть насланный колдуном или шаманом морок. – Эмоции подобны бурному весеннему потоку далёких северных рек…

Архонт поднялся на ноги и обошёл старосту по идеально ровному кругу. В следах после его шагов отпечатывалась линия из переплетённых меж собой рун, выдавленных на подошвах сапог. Как только она замкнулась, Вельсиолл резко зашёл внутрь круга и произнёс:

– Остаётся твое тело!

Он сдёрнул перчатку с руки, распрямил пальцы и приложил ладонь к спине старика прямо напротив его сердца. Акира удивленно поглядел на архонта, прежде чем живительная волна высушила его слёзы и вызвала прилив энергии и вспышку положительных эмоций.

Вельсиолл знал, что прямо сейчас, на волне эмоциональной эйфории, старый человек способен открыть свою память.

– Этот сок для меня, староста Акира?

– Для вас, господин архонт.

…Тайком от бесхитростнойкрестьянской тропинки, плетущейся в сторону таинственной поляны, змеилась неприметная для обычного взгляда тропа следопытов. Эльтасмирии без труда заметили её с высоты второго яруса джунглей, по которому предпочитали перемещаться.

– Вот здесь-то мы точно разделимся. Ты иди за кхатазом, а я пойду по тропе следопытов. – Не терпящим возражения тоном, заявил Теольминт. Улианте оставалось только смиренно кивнуть головой. Она легко настигла хромого рыбака, разглядывая его взмокшую от пота и прилипшую к спине рубаху.

– Человек содрал ноги в кровь. – Сообщила спутнику Улианта, имитируя пение птицы.

Она бесшумно передвигалась по остову поваленного кедра, задушенного лианоподобным бамбуком, и осматривала свои длинные золотистые волосы. Поздно вечером она потратила весь отведённый ей на корабле суточный запас питьевой воды, чтобы хорошенько помыть их. После такого долгого перерыва её настоящая родина должна была увидеть Улианту во всей красе. Последние дни её душу будоражили подростковые воспоминания, в которые ей так нравилось окунаться. Ещё раз прочувствовать неспешный ритм обманчиво спокойных кхатазских переговоров, способных в любой момент потонуть в беспощадном насилии. Каждый раз, когда это могло коснуться беззащитного ребёнка по имени Улианта, на пути насилия вставали статные воины-эльтасмирии из посольства отца. И страх растворялся, уступая место щекочущему нервы сладкому чувству полной защищенности. Сейчас же вместо этого внизу мелькала спина хромого кхатаза. Главный остров провинции Року предложил своё видение того, как нужно встречать Улианту, рождённую хоть и в Кхатазской империи, но всё же далеко от этих мест.

«Что ж, впереди пять дней, обещанных юным архонтом, и ими следует насладиться в полную силу» – подумала эльтасмирийка, и только тут поняла, что незаметно для себя заплела волосы в косу.

– С моей тропой что-то не так. – Ответил настороженным птичьим криком Теольминт.

Они одновременно остановились, подчиняясь врождённому чувству опасности.

– Я как будто не узнаю её, хотя вижу в первый раз. Я спущусь вниз и рассмотрю поближе.

– Будь осторожен! – Смятенно пропела Улианта.

– Гляди, чтобы на человеческую кровь не сбежались хищники! – нашёл место для шутки Теольминт.

Улианта огляделась по сторонам и заметила, что все следы присутствия зверей остались позади, там, где тропинка ещё была дорогой и ответвлялась от тракта лорда.

– Тропа заброшена месяца два назад. – Сообщил Теольминт, и даже через подражание птичьим крикам передалось его удивление.

В этот миг оба эльтасмирия осознали, что их голоса звучат в полной тишине.

Джунгли безмолвствовали…

…Первое же воспоминание кхатаза причинило Вельсиоллу физическую боль. Староста Акира сидел на земле, на поляне, окружённой едва видимыми в ночи исполинскими кедрами. Нижняя часть тела кхатаза частично развоплотилась, впитывая, подобно губке, силу кхатазских джунглей. Это состояние и причиняло старику страдания, переданные Вельсиоллу. Сила проходила через нервную систему человека и разливалась в воздухе через кончики пальцев, поднятых высоко над головой. Вельсиолл понял, что старик, оказавшийся, как на то и указала Улианта, колдуном, насыщал силами окружавших его растений мириады невидимых в ночи живых существ, парящих в воздухе. Неизвестное архонту заклинание собрало их воедино и время от времени обрушивало на то, что колдун Акира видел прямо перед собой – на мерцающую полупрозрачную сферу, заполнявшую всю поляну. Внутри сферы, через залитые слезами глаза старика, Вельсиолл увидел хижину, сплетённую из бамбуковых стеблей. Вельсиолл догадался, что мерцание – это граница яви и обители духа, преодолеть которую и стремился колдун, поддерживая заклинание.

Хижина освещалась раскаленным до жара песком поляны, и сквозь вырезанное в бамбуке окно Вельсиолл увидел испуганные глаза на покрытом копотью лице. Архонт догадался, что в хижине прячется дух, противостоящий заклинанию, что медленно, но неуклонно проникало в его обитель…

…Теольминт почувствовал себя персонажем дурных людских сказок, в которых лес противостоял человеку. Тех, где испуганные герои слышат гулкие удары собственного сердца. Где опасность подстерегает на каждом шагу. Где любой хруст вызывает панический страх. Всё это Теольминт мог бы испытать, будь он человеком. Но его обострённые чувства эльтасмирия ясно говорили – на несколько сотен шагов вокруг поляны, к которой они приближались, не было ни единого живого существа. Теплокровные звери, хладнокровные змеи, даже птицы покинули это место, оставив лес в одиночестве. Тишину резал лишь хрип измождённых лёгких хромого кхатаза. Теперь Теольминт убедился в правдивости слов Улианты – человек вёл собственный поединок с лесом, которого, судя по дурным глазам, очень страшился.

Эльтасмирии встретились взглядами и молча устремились к поляне. Ещё на подходе они услышали пчелиный гул. Два десятка шагов и им открылась необычная картина. Сразу несколько ульев окружали поляну по периметру. В воздухе добродушно жужжали мириады пчёл, круживших, но не вылетавших за пределы леса, словно держа поляну в осаде. Не останавливаясь, Улианта вынула из сумки и вылила на свою пахнущую морем одежду склянку с раствором календулы – растения, отпугивающего насекомых. Она показала склянку Теольминту, но тот лишь накинул на голову капюшон плаща.

Хромой кхатаз все ещё спешил к поляне и эльтасмирии успели обогнуть её, осматривая с высоты второго яруса леса. После приглушённого света джунглей она, покрытая мелким розоватым песком, сияла так, что заставляла прищуривать глаза. Из-за песка, не позволявшего траве и побегам бамбука пробиться к свету, растительность на ней отсутствовала. Но не только по этой причине для леса поляна являлась слепым пятном. Благодаря родству с природой эльтасмирии чувствовали, что под песком нет останков срубленных деревьев и даже корней. Тот, кто сотворил эту поляну, сумел раздвинуть джунгли.

Эльтасмирии вынуждены были двигаться тихо, безмолвствовать, и держать расстояние между собой. Они чувствовали исходящий от поляны жар такой силы, что любая пчела, посмевшая залететь на поляну, тут же лишилась бы всей жидкости миниатюрного тела и упала бы засохшей мумией на песок. При этом убивающий пчёл жар ничего не мог поделать с плетеной из бамбука хижиной, стоящей в центре поляны. Не успела Улианта поразмыслить, кто мог так переплести столь толстые и сухие соломины бамбука, как из хижины вышел человек. Из одежды на его измождённом теле болталась только длинная, до колен рубаха самого простого покроя. Необычно было то, что материалом для неё служил шёлк – ткань, доступная только аристократам и то, что она была красного цвета – цвета, по местным поверьям, отпугивающего демонов. Увидев это, Улианта уже не удивилась, что отшельник ходил босиком по раскалённому песку.

Ровно в этот же миг к поляне подбежал, шумя как вепрь, хромой кхатаз. Он увидел отшельника, и его лицо озарила счастливая улыбка. Почувствовав жар, он отшатнулся назад, отмахнулся от пролетающей мимо пчелы и рухнул на колени, опустив взгляд в землю, оставив эльтасмириям наблюдать за тем, что происходит вокруг него.

Коснувшееся человека насекомое взмыло вверх, огибая по дуге полянку и пролетая сквозь пчелиные рои. Каждый раз, когда это происходило, рой распадался, как проткнутая рыба-пузырь, и пчёлы рассаживались по листьям. К тому моменту, когда она облетела поляну, вокруг установилась полная тишина. И Теольминт наконец-то услышал гулкие удары собственного сердца. Пчёлы сидели не долго. Стоило кхатазу зашевелиться, как они поднялись с листьев и окружили его тёмным облаком.

– Они уже здесь! – успел выдохнуть кхатаз, прежде чем жужжащие насекомые облепили его со всех сторон.

– Заходи на поляну! – приказал ему отшельник, произнеся эту фразу на всеобщем языке, но было поздно.

Хромой рыбак вяло отмахивался от пчёл, пытался доползти до спасительного песка, но когда до него оставалось два шага, насекомые разом ужалили его. Он вскрикнул и распластался на земле. Оставшиеся в живых пчёлы тотчас утратили интерес к опухающему телу человека и собрались в пять гудящих шаров по разные стороны от поляны. Отшельник продолжал звать своего гостя и эльтасмирии уже начали переглядываться друг с другом, решая, что делать дальше, как вдруг хромой кхатаз резко поднялся на ноги, словно вздёрнутый невидимыми нитями. Его взгляд устремился в то место, с которого Теольминт начал обследовать поляну. Туда же рванулись два роя пчел.

– Я знаю, что вы пришли. – С трудом произнёс на всеобщем рыбак, и Улианта поняла, что этот человек впервые в жизни говорит на неизвестном для себя языке. – Мои «пальцы» чувствуют вас.

Шатаясь, как заправский пьяница, кхатаз махнул рукой, и тотчас третий рой пчёл закружился вокруг него. В этот момент его левый глаз лопнул, но вопреки всем человеческим реакциям, на его лице появилась уже знакомая счастливая улыбка. Кхатаз произнёс фразу на непонятном, но в то же время знакомом для эльтасмириев языке… знакомом до боли, потому что вырывающиеся из глотки человека слова отдавались в их телах спазмами несуществующих и ужасных воспоминаний. Кошмарный рыбак огляделся вокруг, и его лицо приняло другое выражение. Он словно понял что-то, и улыбка сползла с лица.

– Убирайтесь прочь с острова! Прочь с острова! Прочь… – закричал кхатаз с необъяснимой горечью в голосе, и с каждым словом его вопли слабели. Он упал на землю и закатился внутрь поляны.

Улианта медленно отступила в лес, стараясь не шуметь. И если она успела отойти на достаточное расстояние, то её спутник, находившийся ближе к поляне, вынужден был задержаться. Рой почувствовал эльтасмирия и направился к нему. Теольминт лишь скупо улыбнулся, плотнее натянул капюшон и взялся за гарду меча. Сердце Улианты защемило от предчувствия беды. Не выдержав, она закричала что есть силы:

– Я здесь!!!

Гудящие шары замерли в воздухе. Обволакивая деревья, они потянулись в сторону Улианты, закрыв живой сетью все пространство от почвы до верхушек деревьев. Эльтасмирийка спрыгнула с разлапистой ветки кедра вниз, в гущу борющихся за место под солнцем папоротника и бамбука и, издавая как можно больше шума, побежала прочь. Живая пчелиная сеть двигалась медленно, цепляясь за плотные заросли трав и деревьев. Стремительная Улианта чувствовала её неравномерное передвижение и уже знала, что стоит ей приблизиться к рухнувшему кедру, проредившему лес подобно исполинскому мечу, как пчёлы сумеют настичь её. Когда до упавшего дерева оставалось несколько шагов, до неё донёсся возглас Теольминта:

– Беги по стволу!

Напарник оказался заметно расторопней Улианты и уже ждал её впереди. В руке он держал мешочек с бутонами высушенных степных цветов, наполненных заговорённой смесью мяты и базилика, перетёртой в мельчайшую пыль. Эльтасмирийка догадалась, что он собирается сделать. Окрылённая надеждой на спасение, она взмыла на поваленный кедр и устремилась вперёд. В это мгновение пчёлы настигли Улианту. Три самых быстрокрылых из них сели на кожаные доспехи. Остальные начали обвивать её смертоносным облаком, но в этот момент Теольминт метнул горсть бутонов под ноги девушки. Облако из отпугивающей и токсичной для насекомых смеси взметнулось вверх, и Улианта исчезла в нём. Исчезла она и для роя пчёл. Насекомые забыли про свою жертву, бросившись врассыпную. Огромный рой рассыпался.

Улианта отбежала от упавшего некогда кедра на несколько десятков шагов и уже успокоилась, как вдруг почувствовала щекочущее прикосновение пчелиных лапок, и вслед за этим резкую боль, пронзающую тело. Три жала одновременно вонзились в гладкую кожу её шеи. Улианта ощутила, как они, подобно змеям, протиснулись глубже и растаяли в сонной артерии. Её ноги подкосились, и она едва удержалась, чтобы не упасть на землю. Где-то позади неё, рядом с обжигающим жаром поляны, пчелиные «пальцы» искали, но не могли найти её, сбитые с толку облаком мятной пыли. Время вдруг потекло вспять, и Улианта схватилась за виски, чтобы отогнать чужие воспоминания, обжигающим потоком устремившиеся в её разум.

– Ты в порядке? – Спросил внезапно возникший рядом, Теольминт, и эльтасмирийка пришла в себя.

–Я…я видела…

Слова давались ей с трудом. Она поднялась на ноги, хватаясь за лианы, как это делал хромой рыбак. Находясь в каком-то забытье, она вместе с Теольминтом побежала по джунглям, уже не в силах подняться на второй ярус. Преодолев три четверти пути, они остановились, чтобы перевести дух. До их чутких ушей доносился сквозь лес манящий шум моря. Эльтасмирии молчали, успокаивая мысли и подбирая слова, чтобы объяснить архонту увиденное. В этот момент Улианта почувствовала запах пота…

Человеческого пота…

Она резко развернулась и увидела прямо перед собой хромого кхатаза.

– Бойтесь Первого над Цветками! – Проговорил он голосом отшельника с поляны и рухнул замертво…

Некая сила выдернула колдуна с поляны в джунгли. Тьма ночи сомкнулась вокруг, и теперь Вельсиолл слышал лишь гул, доносящийся сверху. Обессиленный колдун готов был рухнуть на землю, но невидимый в ночи человек подхватил его, усадил на свою хрупкую, по сравнению с сокрытой в мышцах силой спину, и бесшумно понёс прочь.

Вельсиолл чувствовал носом колдуна благоухание леса острова Рокушима, но совершенно не слышал присущего ему ночного гвалта. Движение происходило в противоестественной для джунглей тишине, прерываемой лишь по-кошачьему тихим дыханием невидимого в кромешной тьме носильщика. Вдруг, ровно в тот момент, когда в джунглях вновь появился птичий гвалт, старик заговорил, впервые за всё время воспоминания:

– Обещанные гости близко. Я чувствую их корабль.

Тотчас носильщик сбавил ход и, к удивлению Вельсиолла, заговорил тонким девичьим голосом:

– Мы не успели?

В ответ колдун выдохнул:

– Нужна еще ночь, и Второй Цветок падёт. Всё будет готово к Первородному сну.

– Но они… Они уйдут в замок!

– Задержи их! Опереди Кироси!

– Но как?

– Выйди в море вместе с рыбаками. Попади на корабль!

– Я отвыкла от дня, отвыкла от солнца. Оно сожжёт меня.

– Надень мою шляпу. Я оставил её в доме.

В этот момент носильщик вышел из джунглей на узкую полоску пляжа, и в рассеянном свете луны Вельсиолл увидел её лицо.

Её, не его, зарубил Поющий меч Кироси ранним утром первого дня посольства Дома Весеннего Шторма.

Глава 4

Спутница эльтасмирийского лорда выглядела оторопелой и время от времени поглядывала в джунгли. Вернувшись с конями, Кироси понял, что именно она совершила вылазку к хижине отшельника, но каким-то чудом осталась в своем уме. Тем более это было удивительно для столь утончённой девушки. Два других морских гостя не выказывали признаков беспокойства. Второй спутник лорда безошибочно выбрал из трех десятков женщин деревни единственную молодую вдову и теперь мило обсуждал с ней силу ветра, дующего с юго-запада в начале сезона дождей. Мило, насколько это возможно для высокомерного эльтасмирия. Поющий меч отметил для себя опасность этого эльтасмирия – в его глазах скрывался опыт сражений, прикрытый искорками веселья и постоянного шутливого настроения. Лорд Вельсиолл же сторонился людей и в одиночестве стоял у берега моря.

Кироси решил, что Улианта скрыла от господина увиденное ей в джунглях. Однако рыбаки тайными жестами сообщили Поющему мечу, что она вернулась из леса с невозмутимым лицом, но с круглыми от увиденного ужаса глазами, и долго что-то рассказывала эльтасмирийскому лорду. Второй эльтасмирий, знаток морских ветров, тоже уходил в лес вместе с девушкой, но кхатазские мальчишки, прятавшиеся в куче опавшей листвы на кромке джунглей, показали, что они просто исчезли в тени первых деревьев леса. Их следы прервались, как будто они взлетели к верхушкам, не потревожив даже птиц.

Впрочем, скрытность вряд ли помогла бы морским гостям при столкновении с отшельником. Этот таинственный человек долгие годы помогал крестьянам и рыбакам мудрыми советами. Он научил крестьян делать из лечебного отвара камелии укрепляющий разум напиток – чай. Вдохновил рыбаков на возведение длинного пирса. Грамотный Кироси догадывался, что сам Второй Цветок – дух из легенды, покровитель тружеников на земле и море выбрал место для воплощения именно здесь, во владениях лорда Табиючи. Но несколько месяцев назад всё изменилось. Люди, шедшие к нему за помощью, или не возвращались вовсе, или приходили обратно с повреждённым рассудком.

Кироси доложил о происходящем лорду Табиючи. Через несколько дней из замка лорда прибыл босой старик в длинной холщовой рубахе. За ним, держась на расстоянии, плелась молодая девушка. Она устала так, словно впервые в жизни прошла такое большое расстояние, хотя производила впечатление и была одета как простая крестьянка. Внимательного Кироси насторожили и её пальцы, обожжённые маслом, как у уличных торговок жареной рыбой в единственном на острове крупном городе Року.

Старик предъявил письмо с печатью лорда. Господин Табиючи велел выделить колдуну и его ученице «хижину на кромке леса» и «миску рыбьего супа в тот час, когда рыбаки возвращаются с моря».

Поющий меч Кироси умел находить зёрна истины в скупом потоке слов и сразу понял, для чего нужен рыбий суп. Колдуна следовало оградить от любого влияния джунглей. И пища, дающая ему силы, должна была принадлежать иной – морской стихии.

«Я буду взирать на деревья» – одну лишь фразу сказал колдун. По ней Кироси, учившийся грамоте в столице острова, сразу разобрался, что лорд отправил в деревню не просто Зелёного колдуна, а мастера по наблюдению и оценке, в простонародье – колдуна Леса. Они были совершенно бесполезны в бою, но знали джунгли глубже любых следопытов. Кироси обрадовался прозорливости лорда Табиючи, ведь с деревьями вокруг поляны отшельника и вправду было что-то не так.

Охотники сообщили Поющему мечу о переменах в джунглях сразу после трагического известия о гибели лорда Року. С их слов выходило, что «деревья у поляны сжились с насекомыми». Удивлённый Кироси лично отправился к поляне, но… не дошёл. Навстречу ему попался рыбак, которого Поющий меч узнал только по одежде. Из оплывшей от десятков пчелиных укусов головы рыбака воин услышал загадочные слова, произнесённые на всеобщем языке, которого простолюдин не знал: «Первородный сон грядёт!». После этого рыбак рухнул замертво.

Кироси надеялся, что колдун посвятит всё своё время прочтению лесных следов и разгадке тайны изменившейся поляны отшельника. Но старик закрылся в хижине и не выходил из неё… в отличие от ученицы. Не смотря на слишком юный возраст и явную неприспособленность к лесу, она без страха уходила одна в ночные джунгли и возвращалась с рассветом. Дни же она проводила в тени хижины, гладя деревенских кошек, полюбивших её с первого дня то ли за нежность, то ли за половину тарелки рыбьего супа, отдаваемой им каждый вечер. Тем не менее, её поведение пугало рыбаков. Они заметили, что юных одногодков девушки, подходивших к ней познакомиться, начинали мучать странные сны. Они просыпались ночью с криками, теряли силы, как после болезни, и только выход в море рассеивал их хворь.

Кироси не устраивали волнения в деревне. Статус Поющего меча позволял ему убить чужаков, как только они начнут вредить интересам лорда Табиючи или рыбацкой общине, находящейся под его защитой, но колдун и девушка не совершали проступков. Убить же их только из-за кошмаров простолюдинов Кироси не мог.

В следующий раз лорд вспомнил о колдуне в преддверии прибытия эльтасмирийского посольства. Целый отряд Поющих мечей прибыл в деревню. Все они были в доспехах, сосредоточены, словно готовясь к битве. Однако всё, что сделали, это передали Кироси письмо с печатью лорда. В нём господин Табиючи назначал колдуна старостой деревни.

Кироси исполнил приказ, объявив об этом собравшимся жителям деревни. Рыбаки повели плечами и вернулись к обыденным делам, ведь новый староста, он же колдун Леса, так и не показался из хижины.

Кироси встретил ночь на пирсе и направился к дому. По пути ему попалась ученица колдуна. Она завидела Поющего меча и подобострастно упала перед ним на колени.

– Спокойного сна, господин! – пропела она звонким, заискивающим голосом, но Кироси вдруг показалось, что он уловил нотки сарказма.

Он оглядел девушку сверху, только сейчас обратив внимание, что её платье сшито из лоскутов разных тканей. Портной подобрал под один цвет лён, ситец и даже шёлк, допустимый к ношению только среди благородных женщин. Кироси понял, что девушка вышла из секты, зародившейся недавно среди торгового сословия столицы острова. Они покупали тайны и секреты попавших в беду людей и хранили их в храмах, причудливо сочетавших лавку портовых менял, трапезную и то, что за морями называлось школой танцев. Лорд Табиючи запретил секту в своих владениях, позволив Поющим мечам убивать на месте её представителей. Кироси уже взялся за рукоять меча, но ночное беспокойство джунглей остановило его. Труп мог привлечь лесных падальщиков и ночью, проникнув в деревню, они напугали бы свиней и кур. Кироси был рачительным хозяином деревни и отложил казнь.

На следующее утро он, впервые за много лет, проснулся на целый час позже, чем обычно. Непонятно сколько бы времени ещё длился его сон, но разбужен был Поющий меч испуганными криками рыбаков – посольство эльтасмириев прибыло на остров Рокушима…

Кироси мотнул головой, прогоняя обрывки сновидений, и направился на встречу. Лорд Табиючи отдельно обращал внимание на то, что в посольстве обязательно будет эльтасмирий, называемый архонтом. Он владеет магией и практически неуловим в лесу. На взгляд Кироси архонт казался слишком молодым, но он знал, что эльтасмирии не стареют и не умирают естественной смертью, поэтому за внешней юностью мог скрываться мудрец, проживший столетия. На мгновение в голове Поющего меча мелькнула мальчишеская мысль: подойдёт ли он к нему незаметно, но она сразу же исчезла, ведь если он сможет это сделать, то провокация может вылиться в катастрофу.

Все эти воспоминания пролетели в голове Кироси, пока он привязывал приведённых лошадей к вбитым в песок кольям.

– Всё готово для отправления. – Объявил он официальным тоном.

– Тогда мы немедленно отправимся в замок лорда Табиючи в сопровождении почтенного Поющего меча Кироси.

Воина раздражала манера эльтасмирийского лорда изъясняться так, будто он делал одолжение и в тоже время отдавал приказы. Но столкнувшись сразу же по прибытии на остров со смертельной и необъяснимой опасностью, морские гости не потеряли лица. В отличие от остальных людей, отправлявшихся к отшельнику.

– Как прошло общение с лесом, архонт Вельсиолл? – Кироси завуалировано поинтересовался о расположении духа эльтасмирийского лорда.

– Мои спутники доложили, что ваш лес великолепен. И чем дальше мы углубимся в него, тем больше наслаждения он доставит нам!

Кироси кивнул в ответ. Архонт Вельсиолл оказался достойным послом.

Вопреки ожиданиям архонта, дорога в замок лорда Табиючи оказалась весьма оживлённой. Она вбирала в себя более мелкие дорожки, идущие из скрытых за стеной джунглей деревень. По этим узким и постоянно петляющим между кедров тропам множество безлошадных крестьян тащили на спинах мешки и вываливали из них рис на листья папоротника, устилающего весь тракт.

Вельсиолл знал, что их сегодняшний труд тщетен. Чувство моря подсказывало ему, что в движение пришёл морской циклон, и скоро его напоенные океаном массы обрушатся на большую лощину, надменно названную людьми землями лорда Табиючи.

Совпадение или нет, но циклон двинулся именно в тот час, когда Улианта и Теольминт совершили вылазку к таинственной поляне. Колдун Акира и его последовательница явно хотели, чтобы посольство эльтасмириев, а точнее, сам архонт, оказались там, но меч Кироси нарушил их планы. Следуя приказу Совета о невмешательстве в дела кхатазов, Вельсиолл ничего не сказал Поющему мечу о событиях на поляне. Однако после того как Улианту укусили пчелы, противостояние отшельника и колдуна стало проблемой не только местного населения, но и эльтасмирийского посольства. Чем дальше размышлял Вельсиолл, тем сильней он убеждался, что ключ к пониманию произошедшего скрывается в непонятых Улиантой и Теольминтом словах, которые произнёс захваченный заклинанием рыбак.

«Возможно всё же придётся взглянуть на их воспоминания» – решил архонт и поглядел на сопровождающего их Поющего меча Кироси.

Едва завидев его, крестьяне незамедлительно падали ниц и неподвижно лежали, пока мимо проходили кони, втаптывая рис и папоротник в пыль дороги. И каждый раз, когда Вельсиолл аккуратно объезжал крестьян, стараясь не наступить на тела, перед его глазами вставало лицо девушки, чей любопытный взгляд стоил ей жизни. Из размышлений Вельсиолла вывел Теольминт, к которому вернулось обычное для него приподнятое расположение духа:

– Как хромой человек мог догнать тебя, Улианта? – Подшутил он, прерывая затянувшееся в пути молчание. – Может господину архонту следует взглянуть на твою память?

Улианта вздрогнула от подобного безрассудства спутника, но в бурю её чувств ворвались слова архонта:

– Мне действительно следует это сделать, чтобы увидеть воспоминания о той поляне.

Вельсиолл произнёс это на скаку, не оглядываясь назад, и поэтому не увидел, как напряглись его спутники.

Теольминт замыкал посольство, Улианта ехала перед ним и от волнения она обернулась, жаждая увидеть его уверенный взгляд. Теольминт выглядел растерянным, явно не ожидая такого ответа. Он уже хотел что-то возразить, но архонт, словно услышав его вздох, заговорил сам:

– Я могу сделать это без вашего разрешения, но не стану поступать подобным образом. Мне нужно согласие… от каждого… Я запрашиваю ответа.

– Я опасаюсь за вас, господин архонт, ведь мы были подвержены нападению этих странных пчёл. Мы ужалены… оба… – слукавила Улианта. – Возможно, магия или проклятие тех мест повлияет на ваш разум, а этого ни в коем случае нельзя допустить…

Улианта поглядела на спину Вельсиолла и увидела своё взволнованное лицо в отражении идеально начищенного щита Вельсиолла, висящего у него за спиной. Мысль о том, что архонт может увидеть в воспоминаниях её отношения с Теольминтом, повергала эльтасмирийку в ужас. Ажурные линии герба Дома Весеннего Шторма трепетали под натиском бури, творившейся в душе Улианты. Так щит – творение эльтасмирийских мастеров передал её чувства. Она замолкла, подобно взволнованной птице, пролетающей мимо опасного хищника, и зажмурила глаза, чтобы не видеть герб, при виде которого сказала полуправду.

– Отведи воротник. – Вдруг услышала она справа от себя голос архонта.

За те мгновения, что эльтасмирийка находилась во тьме своих переживаний, Вельсиолл замедлил своего коня и почти прижался к ней сбоку. Улианта расшнуровала ворот рубахи и показала архонту следы от укусов.

– Я испытала мимолётное видение, после которого меня постоянно клонит в сон, – пожаловалась она Вельсиоллу, – и…

– Что «и»?! – Резко спросил архонт, отчего девушка словно проснулась.

– Чужие воспоминания попали мне в голову! – Выпалила эльтасмирийка.

Вельсиолл перестал истязать её. Прямо на скаку, не сбавляя ход, он прикоснулся к шее Улианты, и ей показалось, что пальцы архонта растаяли и затекли внутрь ран. Впервые с момента укусов боль отступила.

– Какие воспоминания? – Голос архонта теперь звучал успокаивающе, и Улианта не могла противиться:

– Я вспомнила колдуна Акиру… Я видела его со стороны как куклу, как воспоминание, которое мне не принадлежит… не могу подобрать правильные слова…

Улианта опять закрыла глаза, сдерживая слезы.

– Никогда не видел подобного. – Голос архонта прозвучал в нескольких шагах от Улианты, и она открыла глаза. Архонт успел незаметно для неё отъехать в сторону:

– Пчелиные жала растворились под кожей, но тело не отторгло их. И я не нахожу этому объяснения. Такое ощущение, будто жала изначально были частью тебя.

– Я вспомнил слова Кироси про то, что нам следует поговорить с лесом, господин архонт. – Почти шёпотом, чтобы своё имя не услышал Поющий меч, откликнулся Теольминт. – Возможно, при просмотре памяти вас ждёт ловушка.

Вельсиолл ответил сразу же, словно уже поразмыслил над этим:

– Твои слова не лишены смысла. Я прислушаюсь к ним.

Теольминт не ответил ему, потому что его конь внезапно споткнулся.

– Улианта, как вселяются духи в кхатазской культуре?

Эльтасмирийка вздрогнула от вопроса. Вновь к её горлу подступил сковывающий дыхание страх того, что её память станет известна архонту. Однако она быстро поняла, что простой вопрос ничем ей не грозит и, взяв себя в руки, ответила:

– Я не очень сильна в познаниях о мире духов. Но слышала от придворных колдунов, что Бестелесные часто не просто вселяются, а воплощаются в носителях.

– Что это значит?

– Взрослые люди утрачивают силу своего воображения из-за быта и всяческих проблем, поэтому они чуть менее подвержены влиянию духов. А дети и кошки зачастую могут их видеть или слышать, что делает их уязвимыми. Их глаза могут узреть истинное обличье духа. Их уши могут уловить его присутствие. Но это дорого обойдется ребёнку и кошке.

– Они ослепнут? – Предположил Теольминт.

– Хуже. В этот миг дух может вселиться в их телесную оболочку и овладеть разумом. Вселившегося духа не так то просто изгнать, и, если он не покинет тело за определённое время, то станет Воплощённым. Внешне это будет то же дитя или кошка, но внутри – совсем иное существо, которое станет пользоваться жизнью украденного тела. Кхатазы держат так много этих хвостатых существ, чтобы они вовремя предупреждали о возможных приближениях различных сущностей. А защитой кошкам, как и детям, служат разные растительные масла и смеси, чьи ароматы лишают духов «зрения». В каждом замке жаровни с этими составами постоянно тлеют, но… почему вы спросили про духов?

– Тебя укусили не простые пчёлы. Может быть, в тебя проникло чуждое сознание. Но теперь я вижу, что ты не дух. Пока ты говорила, сквозь новый запах календулы я почувствовал знакомое обаяние моря. Думаю, это сочетание – мощный барьер для любого привидения. – Попытался пошутить архонт, но его слова потонули в напряжённом молчании.

Вельсиолл чувствовал витающую среди спутников некую недосказанность. Подобная атмосфера в отряде, в преддверии непредсказуемых переговоров с лордом Табиючи, могла привести к последствиям, в сравнении с которыми надвигающийся циклон показался бы мелкой неприятностью. Архонт решил избрать путь откровенности.

– Наше появление на острове привело к гибели деревенского жителя. Именно поэтому я отправил вас в лес, чтобы побыть одному и собраться с мыслями. Этого не мог предсказать никто, и то, что случилось с вами, на самом деле предназначалось для меня. Я впервые столкнулся с ситуацией, когда мои решения могли погубить других эльтасмириев. Но будет в сто раз хуже, если в дальнейшем я заплачу за подобное вашими жизнями.

Вельсиолл произнёс это, скача сбоку от Теольминта и Улианты, и затем, прибавив ходу, вернулся на своё место во главе посольства.

Внешне Теольминт лишь одобрительно согласился с ним кивком головы, но внутри него закипели эмоции. Он впервые увидел в Вельсиолле задатки настоящего лидера. И тем сильнее сожалел он теперь, что не воспротивился недосказанности со стороны Улианты, когда она поведала об укусах.

В этот момент архонт почувствовал, как к стуку копыт добавилось слабое эхо. Он напряг слух, а затем окликнул Поющего меча:

– Уважаемый Кироси, как скоро мы въедем в ущелье?

В глазах кхатаза промелькнуло удивление, но ответил он спокойно:

– Мы почти въехали, а замок лорда Табиючи покажется самое большее через полчаса.

Вскоре лощина действительно превратилась в ущелье, которое постепенно сузилось до ширины дороги, и каждый удар копыт о каменистую землю стал отдаваться эхом. Звуки джунглей остались позади, и вскоре во всем своём монументальном спокойствии показалась твердь замка лорда Табиючи. Она вырастала несколькими сросшимися квадратными башнями из обступающих дорогу отвесных склонов, покрытых обтёсанным камнем. Искусные каменщики сделали незаметным переход между склоном и стеной замка, отчего он смотрелся единым целым с ущельем. Два каменных этажа переходили в три деревянных. Каждую из башен разной высоты венчала конусовидная вогнутая крыша, по кхатазским поверьям идеально подходившая для защиты от демонов.

– Поразительно! И восхищает, и угнетает одновременно. – Озвучил общее впечатление Теольминт.

Процессия подъехала к массивным деревянным воротам замка. Наступающие сумерки уже разогнали торговцев, оставивших после себя кучки нераспроданной еды – портящихся кальмаров, крабов, креветок, лангустов.

– Уважаемый Кироси, почему торговцев не обяжут убирать за собой их гниющие товары?

– Таков указ мудрого лорда Табиючи, архонт.

Вельсиолл поглядел на Поющего меча так, как будто спросил, в чём смысл этого указа, но при этом не произнёс ни слова. Поющий меч довольно кивнул и ответил:

– Запахи привлекают крыс. Из джунглей выходят хищные твари. Можно ли придумать лучшие мишени для юного лучника? Каждую ночь они тренируются в стрельбе, а утром сравнивают успехи. Те же, кто промахивался больше прочих, на рассвете убирают падаль.

– Лорд Табиючи – мудрый наставник. А есть те, кто остается с мечом перед закрытыми дверями замка?

– Таким воином буду я этой ночью. Мой ученик Аро, тренируясь на прошлой неделе, случайно ударил коня лорда деревянным мечом. И теперь, дабы сохранить его жизнь и мою честь, я проведу ночь за воротами. Если к восходу солнца я буду жив, честь моя будет спасена, а Аро выпущен из подземелья.

На этом Поющий меч завершил разговор. Только Теольминт, обернувшись перед въездом в замок, с удивлением заметил, как Кироси улыбается в предвкушении битвы.

Посольство въехало в широкие и высокие ворота, оказавшись в напоминающем огромный колодец гулком дворе замка. Садилось солнце, и в наступающем сумраке хлопали, закрываясь, ставни бойниц; слуги заканчивали убирать рис под навесы и прятать его в плетёные корзины; невозмутимые коты лениво разгуливали по внутреннему двору, демонстративно отвернув головы, но навострив все как один уши в сторону гостей.

Вельсиолл задержался, глядя на котов. Он остановил коня, замер, любуясь их лукавой натурой, и внезапно почувствовал себя почти так же умиротворённо, как дома.

– Да уж, в этот замок надо заходить подготовленным! – Громко произнёс Теольминт, вызвав удивление у Вельсиолла.

Архонт закрыл глаза, полагаясь только на слух. Позади посольства неестественно медленно закрывались ворота замка. Их скрежет входил в диссонанс с палитрой шумов во дворе. Осознав это, Вельсиолл тотчас избавился от воздействия защитного заклинания, наложенного на ворота. Оно вводило в кратковременный и незаметный ступор каждое разумное существо, переступающее порог… кратковременный, но достаточный для того, чтобы получить стрелу от двух десятков лучников, затаившихся вдоль стен замкового двора и поначалу незамеченных архонтом.

Вельсиолл оглядел спутников. На Теольминта заклинание подействовало иначе, заставляя его кровь быстрее бежать по венам. Он с азартом поглядывал вокруг, готовый прямо сейчас вступить в бой с любым противником. Улианта же обернулась назад и внимательно всматривалась в закрывающиеся ворота замка.

– Что ты увидела там? – Спросил архонт в тот миг, когда ворота захлопнулись.

Улианта вышла из ступора, так и не осознав его.

– Я почувствовала взгляд за спиной, как только мы въехали в замок. И… возможно это преломление вечернего света… но в ворота как будто проскользнула расплывчатая тень…

В этот момент Улианта, увидев лучников, Поющих мечей и плетёные корзины с рисом, произнесла:

– Похоже, что лорд Табиючи готовится к осаде…

– Это отличная новость, Улианта! – Обрадовался Теольминт. – Значит, здесь мы не умрём от голода, а со всех деревень свезут лучших красавиц, чтобы они не достались врагу! А где бы я ни был, женщины сами ищут эльтасмириев.

Вельсиолл понял, что Теольминт подвергся влиянию заклинания, не догадавшись об этом. Архонт не впервые почувствовал себя в одиночестве среди собственных знаний и обострённых чувств. Но на этот раз он не испытал растерянности или желания поделиться переживаниями. Вместо этого Вельсиолл решил дать указания спутникам перед ночью в замке:

– Я ещё раз убедился, что поступил правильно, выбрав вас. Пока я буду вести переговоры с лордом Табиючи, тебе предстоит – Вельсиолл поглядел на Теольминта, – провести время с дамой Ночи и разузнать обстановку. Никто не осведомлён о местных делах лучше неё… Тебе же, Улианта, следует отдохнуть. Первый сон покажет истинную природу укусов.

Не успели эльтасмирии спешиться, как к ним подошел комендант замка. От прочих людей его отличала книга на поясе, в которую он, судя по въевшимся в пальцы чернилам, постоянно вносил записи. Приятным голосом кхатаз произнёс:

– Лорд Табиючи ожидает вас, посол Вельсиолл и… – Он посмотрел на Улианту и Теольминта.

– Я пойду к лорду один. – Ответил на его немой вопрос Вельсиолл.

Комендант кивнул:

– Ваших…– он вновь поглядел на гостей, особенно на Улианту, и с лёгкой заминкой добавил, – …спутников мы разместим в лучших покоях.

На короткое время эльтасмирии остались одни. Улианта подошла вплотную к Теольминту и процедила сквозь зубы:

– Надеюсь, ты не собираешься спать с другой женщиной?

– И что же мне нарушить приказ? – Теольминт произнёс эти слова с наигранной беспечностью, но на тайном диалекте Дома.

Улианта пришла в ярость от его слов, но её чувства выдавали только сузившиеся глаза, простреливавшие Теольминта насквозь:

– Архонт! Он манипулирует нами!

– Это вовсе не так. Он поделился с нами своими размышлениями о последствиях своих решений. Он понимает свою неопытность и одновременно осознаёт ответственность перед нами. Я думаю, архонт станет одним из самых мудрых членов Совета.

– Я пожертвовала собой ради тебя в лесу! А теперь боюсь не только слов, а даже взгляда Вельсиолла.

Теольминт отстранился от девушки:

– Мы оба виноваты в том, что попали в подобную ситуацию. Это наша общая тайна. Когда ты сказала, что нас обоих ужалили пчелы, я промолчал. Значит, не сказал Вельсиоллу правду. Мне следует искупить вину перед ним и сделать нечто такое, чтобы его посольство увенчалось успехом.

– Ты ведёшь разговор к тому, что ты переспишь с этой женщиной?

Ответить Теольминт не успел. Из наступающей на замок сгущающейся вечерней тени к эльтасмириям вышли две женщины.

Глава 5

Лорд Табиючи хорошо подготовился к переговорам. В зале для приёма гостей чувствовалась сырость свежевымытого пола. В толстые соломенные циновки, покрывающие зал, вплели свежую траву с ещё живыми цветами. Сквозь тканевые перегородки пробивались запахи креветок и устриц, выловленных сегодня утром. Вельсиолл уловил исходящее от хозяина замка благоухание и понял, что он только что принял ванну. Лорд, невозмутимый, как и подобает Поющему мечу, восседал на большом гладком камне, спиной к огромному окну размером во всю стену. При таком расположении любому входившему в зал гостю был виден только тёмный силуэт господина, возвышающийся на фоне багрового заката. Вельсиолл удивился, увидев рядом с лордом две небольшие буковые дубинки, стилизованные под какое-то животное. Одного внимательного взгляда хватило, чтобы понять – это Лиса.

Архонт знал, что оружие Поющего меча сообщает об обладателе лучше всякого глашатая. Отсутствие заострённых лезвий в арсенале подчёркивало миролюбие воина, но намекало на склонность отвечать на агрессию двойственной атакой, при этом не только военными методами. Небольшие габариты дубинок бросали вызов предрассудкам, провозглашая самодостаточность и демонстративное пренебрежение размерами. Стилизованность указывала на аристократизм, чьи добродетели – вежливость, чистота и опрятность. Выбор Лисы свидетельствовал о том, что лорд, как и выбранное тотемное животное, скорее всего, был хитрым и умел приспосабливаться к любой ситуации. Поэтому следовало понимать, что он, будучи вежливым и уравновешенным, при этом остаётся «хищником».

Архонта насторожило отсутствие в зале других лордов. «Возможно», – подумал он, – «они просто задержались по пути на встречу. Возможно», – и от этой мысли сердце Вельсиолла забилось чаще, – «за прошедшие два месяца ситуация на острове изменилась, и теперь осиротевшие братья Року взяли в осаду замок последнего лорда ветви Табиючи».

Эльтасмирий бросил короткий взгляд на карту, написанную прямо на тканевой перегородке, и едва сдержал желание разглядеть её подробнее. Карта изображала границы владений лордов и важные места острова, но архонт сделал вид, что она его совершенно не интересует. Он отвесил лёгкий поклон головой и представился:

– Я – архонт Дома Весеннего Шторма Вельсиолл Иден'Гвейон.

– Я – лорд Акайо Табиючи, Поющий меч и владелец Замка Лисы, глава дома Табиючи, расположенного в провинции Року Кхатазской империи. – Ответил лорд и, вытянув вперёд две руки, предложил архонту сесть на один из трёх небольших камней, лежащих перед ним.

«Три камня – три гостя». – Подумал Вельсиолл и решил, что в ближайшее время братья Ангмаяма и Хироюки присоединятся к ним. На центральном камне нельзя было разглядеть лица лорда, и он явно не годился для беседы на равных. Камень справа позволял вольготно разговаривать с Табиючи и прекрасно видеть карту. Вельсиолл выбрал левый, демонстративно сев спиной к произведению пера военного художника. При этом он отметил, что Табиючи одобрительно улыбнулся. Затем гость положил на циновку перед собой меч, щит и лук – кхатазский обычай не требовал сдачи оружия при входе в покои правителей.

Только усевшись Вельсиолл понял, что камни положены в зале давно – задолго до вечерней уборки. На одном из них, что находился ближе всего к лорду, виднелись засохшие капельки крови.

В это же самое время обнажённый Теольминт под звонкий смех дамы Ночи выскочил из бочки с горячей водой и пряностями. Кхатазская девушка коснулась его тела, и Теольминт почувствовал лёгкий жар, исходящий от её ладоней. Она провела ими по спине эльтасмирия и её смех оборвался.

Воин знал, что любая дама Ночи обладает редким умением исцеляющего массажа и почувствовала чуткими опытными пальцами то, что скрыто от внешнего восприятия. Она прочувствовала испещрённое невидимыми шрамами тело прекрасного внешне эльтасмирия. Никто не знал, что Теольминт страдал каждое утро, когда просыпался от ноющей боли, напоминающей о давно полученных ранах. Искуснейшиеэльтасмирийские маги-теурги несчётное число раз спасали его от смерти. Срощенные заново сухожилия, кости и мышцы. Возрождённые почки, печень, желудок. Организм пережил не просто оружейные ранения, но и растворяющее внутренние органы влияние от попадания ядовитых стрел болотных зиндагов и разрушающее кости невидимое излучение от камней, что расположены в подземных залах тунгуров. Всё это испытало его жаждущее простых жизненных услад тело. И теперь кожа эльтасмирия для тех, кто умел исцелять, выглядела как карта военных походов и битв, в которых он принимал участие. Теольминт готов был, лёжа в постели, предаться воспоминаниям, и рассказать интереснейшие истории о каждой из своих ран. Однако сейчас он имел чёткий приказ хоть и неискушённого, но не по годам мудрого архонта.

Дама делано отвела взгляд, прикрывая лицо ладонью, и всхлипнула, когда Теольминт крепко схватил её за запястья и, глядя прямо в глаза, продышал в её длинные ресницы:

– Твоя кожа белее, чем у эльтасмирийки…

Через глухую каменную стену от них шестеро юнцов, скрывшись за тканевой занавеской и сдерживая дыхание, наблюдали за Улиантой и её дамой, чей звонкий смех, в отличие от дамы Теольминта, остался в далёком прошлом. Она старательно подливала горячую воду в бочку Улианты и подмешивала дрожащими старческими руками пряности. Её усердие вызывало недовольство местных мальчишек, с нетерпением ожидавших, когда невиданная ими ранее эльтасмирийка предстанет во всей своей обнажённой красоте.

– Водичка тёплая. Специально для восхитительной, как первое полнолуние влюблённых, эльтасмирийской госпожи. – Приговаривала старая женщина, и понимающая по-кхатазски Улианта расслабилась. Ей стало немного жалко даму, чей удел – ухаживать за редкими гостями женского пола.

Устав от ожидания, двое мальчиков бесшумно перебежали за соседнюю занавеску. Остальные продолжили наблюдать за гостьей с исчезающей в глазах надеждой. Улианта же, убаюканная добрыми словами старой женщины, стала медленно засыпать… И когда дама Ночи тихо пожаловалась ей:

– Твоя сумка так больно пахнет календулой.

…Она не заметила, как ответила по-кхатазски:

– Убери её за порог.

Взмах руки Табиючи, и в зале замельтешили безмолвные и тихие как духи слуги, раскладывая на маленькие столики еду и напитки.

Вельсиолл вдруг подумал, что будь это знаменитые далеко за пределами империи кхатазские убийцы, то он не смог бы отбить их удары, поскольку все они появлялись и исчезали одновременно, и при этом совершенно одинаково скрипели по бамбуковым циновкам, так что его великолепный слух был бесполезен.

Пока происходили приготовления стола, Вельсиолл отказался от идеи выразить соболезнования по поводу смерти правителя острова, видя, что лорд Табиючи не соблюдает траур. Он понял, что в первую очередь ему следует выяснить, как изменилась обстановка на острове за последний месяц:

– Я хочу поздравить вас с выдающимся урожаем. Император будет доволен, получив от западной провинции больше риса, чем ожидалось.

Табиючи улыбнулся:

– Я вижу, что за короткое время пребывания в наших землях, вы уже хорошо разобрались в тонкостях местного хозяйства…

Лорд отделался вежливым ответом, не приблизив архонта к пониманию происходящего. Но Вельсиолл гнул свою линию:

– Как представитель народа эльтасмириев, традиционно поддерживающего Кхатаз, я выражаю надежду, что и у других лордов острова урожай удался, и император будет доволен и ими.

– …и в наших внутренних делах тоже.

Вельсиолл взял со стола пиалу с апельсиновым соком, отпил, и понял, что никогда в жизни не пробовал такого вкусного напитка за пределами своей родины. Лорд внимательно посмотрел на него и произнёс:

– Давайте будем откровенны друг с другом, архонт Вельсиолл. Я отправил судно к представителям вашей расы, как к наиболее древним и мудрым существам в зоне досягаемости наших кораблей. Вы прибыли, и я жду от вас помощи. Моему Дому угрожает опасность со стороны наследника дома Року. Союзный договор с вами усилит мою уверенность в светлом будущем. И дело здесь не просто в военном столкновении, любой исход которого я, как Поющий меч, приму с радостью. Как вы сами понимаете, за спиной любого лорда всегда стоит император. Чтобы получить его благосклонность, мало риса, мало воинской славы. Нужна польза, которую Дом принесёт в развитии империи. И я могу дать эту пользу. Ваш корабль прибыл в деревню старосты Акиры. Это место идеально подойдёт для будущего порта. Второго морского порта острова Рокушима – одного из четырёх крупнейших островов империи. Ваша выгода будет в том, что корабли Дома Весеннего Шторма будут иметь право первоочередного и беспрепятственного захода в эту гавань. Я предлагаю заключить союзный договор между вашим Домом и моим.

– Ты никому не расскажешь, что я курю табак? – Спросила лежащая на циновке дама Ночи, поглаживая Теольминта по плечу. Эльтасмирий бросил короткий взгляд на занавеску, где прятались юные кхатазы и, улыбнувшись уголком рта, ответил:

– Это останется между нами.

– А можно я одену твой плащ? Про него говорит весь замок!

– Я же прибрал его ещё в лесу…ну, конечно… Он пойдёт тебе!

Дама Ночи выскользнула из шёлкового покрывала и, стесняясь своей наготы, ловко достала из мешка Теольминта плащ, выделанный неизвестными на островах Кхатаз мастерами.

– Он меняет цвет! – Захлопала в ладоши и заморгала глазами девушка.

– Он подходит под цвет твоих волос. Ты красишь их, как делают женщины из городов-государств народа бамусов?

– Да, но не во всех. Так делают только в Сумбе, Глоне и Абаме. Погляди! – Дама Ночи опустила голову и показала Теольминту пробор. – Наши волосы не прокрашиваются до корней. Они толще. Кстати, а как выглядит ваш корабль? Моряки говорят, что он должен быть прекрасен.

– Погоди, – Теольминт взял её волосы в кулак, – мне надо рассмотреть их внимательней.

…Ещё никто и никогда не предлагал Вельсиоллу такого простого способа лишиться титула архонта. Одна роспись, и он – самый юный изгнанник за всю историю Дома Весеннего Шторма. Скорее всего, изгнание настигнет его посмертно, ведь вступившему в подобные обязательства чужестранцу ещё надо выбраться с острова, наполненного духом междоусобной войны. Вельсиолл сделал еще один глоток апельсинового сока и понял, что отныне это его любимый напиток.

– Для меня было бы большой честью заключить союз с вами, лорд Табиючи. Я искренне верю, что этот договор, подписанный единожды, прослужил бы путеводной звездой для нескольких поколений людей. Однако мне следует сообщить вам принципы, согласно которым наш Дом заключает подобные соглашения.

Вельсиолл выдержал паузу, допил сок и поставил пиалу на столик. Тотчас слуга заменил её и наполнил красным как кровь вином. Последняя капля вылетела из наполненной до краёв посуды и упала на камень Вельсиолла.

– Наш народ очень чутко относится к любой иерархии власти. Мы отправляем посольство только к тем, кого считаем законными правителями своего… своих земель, как, например, вас, лорд Табиючи. – Вельсиолл едва не сказал острова, но вовремя поправился. – Однако ещё до Обновления мира, известного среди многих народов как Катаклизм, кхатазы и эльтасмирии заключили дипломатический договор, после которого на вашей территории появилось наше постоянное представительство. И, прежде чем заключать иные соглашения, Дом Весеннего Шторма должен знать отношение императора к лордам на острове и к ситуации в целом, чтобы избежать противоречий. Насколько мне известно, старый договор хоть и был заключен до создания империи, во времена бытности Кхатаз городом-государством, но последний правитель города был признан первым императором как один из величайших умов кхатазского народа, и все соглашения, подписанные его рукой, считаются священными.

Вельсиолл взглянул на каплю вина. За время его речи она стекла с камня и впиталась в циновку с вплетёнными в неё живыми цветами, напомнив ему каплю крови. Вельсиолл взял со столика бокал вина и мысленно произнёс тост за процветание Дома Весеннего Шторма.

Лорд Табиючи поглядел на карту за спиной Вельсиолла и продолжил разговор:

– Император получит рис только после того, как он окажется в корзинах верховного лорда острова. В настоящее время, после гибели лорда Року, таковым готов объявить себя его старший сын – молодой Хотаро. Всё произойдёт без пышных слов и церемоний. Император признает его властителем острова в тот момент, когда на корабли с флагом правящей династии занесут последний мешок риса. Проблема в том, что государственные чиновники подсчитывают каждый участок земли, дающий рис на острове. И доля императора рассчитывается не от размеров надела молодого лорда Хотаро, а от суммы всех плодородных земель острова. Верховный лорд получал часть урожая от всех присягнувших ему старших лордов. А других и не было. После этого он отдавал императорскому Дому долю риса за всю провинцию. Молодой Хотаро, учитывая размер его земель и наделов, – Табиючи показал на карту за спиной архонта, – может рассчитаться с императором и один, но ценой голода и восстания крестьян на своей земле. Или он волен силой забрать часть урожая соседей, но в таком случае ему будет противостоять негласный союз, заключённый в день смерти лорда Року. Самое интересное ещё и то, что до сих пор в водах Рокушимы так и не появились корабли императора.

– А что другие лорды провинции? С малых островов?

– Они предпочитают наблюдать за ситуацией со стороны, не вникая в конфликт. На малых островах нет риса. Там правят младшие лорды под вассалитетом нас – старших лордов провинции. В основном они воюют с пиратами и друг с другом, или исследуют материковые дикие земли. Мы призываем их для войны, защиты морских караванов и тому подобных дел. Их не интересует, кто именно из нас станет новым верховным лордом и назовётся Року. Главное, чтобы столп власти был устойчив и проблемы младших лордов решались своевременно – у них нет судебного производства.

Табиючи замолчал, и, зацепив бамбуковыми щипцами очищенную от панциря креветку, похожую на морской корабль, принялся внимательно её разглядывать.

– Нам надо вернуться в день смерти лорда Року. Я прибыл разобраться в ситуации. Мне необходимо понять, как и почему сложился ваш негласный союз и почему именно Хотаро не является его участником.

Табиючи положил креветку обратно в миску. Он задумался, прежде чем ответить:

– Все сыновья покойного лорда Року достойно идут по пути воина. Будь они лицемерами или лжецами, корабль бы не явился в воды вашего народа, архонт Вельсиолл.

Хозяин замка вновь потянулся щипцами к креветке, но, заметив, что она уже остыла, положил её обратно. Тотчас в зале появились слуги, меняя блюда. Не обращая на них внимания, лорд продолжил:

– В честь полувекового юбилея правителя острова была объявлена охота. Согласно традиции, лорд Року ожидал зверя в одиночестве, держа в руках свой меч. Загонщиками хищника были я и два его сына. Средний – лорд Ангмаяма и младший – лорд Хироюки. Старший сын – лорд Хотаро на охоту не прибыл, оставшись в замке отца. Я пробивался сквозь джунгли по центру, поэтому оказался на месте первым. И увидел уже бездыханное тело. Вслед за мной появились Поющие мечи лорда Року, сразу же павшие на колени перед мёртвым господином. Ещё через несколько мгновений спрыгнул прямо со скачущего коня Хироюки – младший сын старого лорда. Он молод, ему исполнилось двадцать пять лет, и он любил отца сильнее остальных братьев. Но с чувствами он совладал и первым делом осмотрел раны отца. В этом Хироюки разбирается лучше всех, не смотря на молодость. После осмотра он заподозрил меня в убийстве. Дело шло к поединку. Однако вмешался прибывший последним Ангмаяма – средний сын верховного лорда. Он чётко придерживается прямой линии жизни Поющего меча. Вот и в случае с убийством отца он поступил просто и прямолинейно, встав между нами подобно скале. Он рассказал мне и своему брату о том, что видели его люди. А они видели, с их слов, отряд всадников, скачущих прочь. Это были воины Хотаро. Вы можете подумать, что возможно Ангмаяме стоило принять более сложное решение. Например, отправить в погоню своих людей, или самому настигнуть беглецов. Но оставшись, он предотвратил ненужное кровопролитие между старшими лордами. Важность этого решения трудно переоценить. Его слова остудили пыл младшего брата, и он принёс мне извинения.

– В итоге слова, произнесённые одним лордом, сказанные на основании свидетельств других людей, создают вынужденный союз против того, кто отрицает свою причастность. – Витиевато, в духе выступлений на Совете архонтов подвёл итог Вельсиолл.

– Суть конфликта не в этом. Однако он набирает силу. И чтобы его разрешить без большого кровопролития, нужна внешняя сила. Эльтасмирийский Дом Весеннего Шторма имеет все возможности поспособствовать этому, так как именно этот Дом, в вашем лице, прибыл на зов.

Теольминта насторожило то, что все юнцы за занавеской куда-то исчезли, пока он сплетал ноги с дамой Ночи. К тому же, ему послышалось, что где-то недалеко кричит от боли женщина.

– А вы знаете, зачем вообще госпожа Юми приехала на остров? – Спросила расслабленная дама Ночи.

Теольминт не понимал о чём идёт разговор, но ответил мгновенно.

– Это очевидно. Я же не мальчишка! – Скрыв за ответом своё неведение, выпалил Теольминт.

– Это я заметила. А вы увидите её сестру?

– Сестру? – Перебил её Теольминт. – А я думал там целый брат…

Дама Ночи звонко рассмеялась:

– Как смешно вы говорите. Госпожа Юми – родная сестра жены лорда Хотаро. У неё недавно умер муж. Там – в столице… Весной кончился траур, и её пригласили развеяться на остров Рокушима. А у господина Ангмаямы прошлой осенью умерла жена. Он ещё молод и остался совершенно один с маленькой дочкой! А тут выдался удачный момент – пятидесятилетие верховного лорда Року. И вот, они должны были встретиться на охоте. А госпожа Юми внезапно пропала!

– Что ж, как посол Дома Весеннего Шторма, я скажу вам о своих планах, отражающих цели посольства. Я встречусь с лордами Ангмаямой и Хироюки. Затем, если на то будет желание лорда Хотаро, и встреча будет происходить не на землях его братьев, не желающих этого, то я не вижу препятствий для переговоров и с ним. О результатах и выводах посольства я уведомлю всех старших лордов Рокушимы.

– Весть о вашем прибытии разнесётся быстро. Она достигнет владений Хотаро, а возможно и уже достигла. Не исключено, что он возжелает встретиться с вами. Но до этого вам, архонт, было бы лучше вернуться в мои владения.

Вельсиолл молча кивнул в знак согласия и задал последний вопрос:

– К кому из братьев порекомендуете отправиться в первую очередь?

– К лорду Ангмаяме. – Ответил Табиючи и улыбнулся, впервые за всё время переговоров. – У вас просто нет выбора. Его территория лежит ровно между владениями лорда Хироюки и моими.

Глава 6

Улианта проснулась в теле маленькой кхатазской девочки. Проснулась от ощущения опасности. Так происходило всегда, когда рядом появлялся тот, кто способен причинить боль. Обычно таким человеком оказывался перепивший Поющий меч, пристающий к маме и не желающий дарить прощальный подарок. Но когда «Улианта» спала, мама и прислужницы из других постоялых дворов за дверцей веселились одни. Они пили вино, громко разговаривали и не ждали гостей.

Сейчас же за тканевой дверью стояла тишина, которая и разбудила девочку. Такой поворот событий не устраивал «Улианту». Ведь утром с первыми лучами солнца ей предстояло завершить свою чудную гравюру.

Она поднялась на ноги, подошла к двери и прислушалась. Острый слух, натренированный от постоянных опасностей, наполнявших большой город Року, не подвёл. По ту сторону никто не шумел. «Улианта» отворила дверь и вошла.

Её сразу испугало то, что она увидела в матовом лунном свете Ураноса, виднеющегося в окне мансарды. Прямо посередине залы, окружая два кувшина с вином, четыре кружки и одну посудину с креветками, лежало пять сумок. Одна из них принадлежала маме, и ещё четыре – пришедшим вечером работницам ближайших постоялых дворов. Но сами взрослые исчезли.

«Куда они могли пойти все вместе без сумок?» – Подумала «Улианта» и решила выйти на лестницу. Она сделала несколько шагов в центр комнаты и тут заметила, что засов на входной двери заперт изнутри. Внутри неё всё похолодело.

– Девочка проснулась. – Услышала она вкрадчивый голос прямо за своей спиной.

Резко развернувшись, «Улианта» увидела две тени, темнеющие с двух сторон от двери в её клеть. От неожиданности она отступила назад и, споткнувшись о сумку матери, упала навзничь. Тут же попыталась встать, но одна из теней сделала два быстрых шага и наступила ногой на её грудь. Резкий свист – и перед глазами девочки возник начищенный до зеркального блеска клинок. На его лезвии она увидела отражение Ураноса, тускло желтеющего на ночном небе, и капли ещё не засохшей до конца крови.

– Мама!!! – пискнула «Улианта», пытаясь вдавиться в пол, лишь бы оказаться подальше от злых людей.

– Где твой отец? – Спросила вторая фигура, внезапно возникшая над ней.

Девочка перевела взгляд. Над ней стоял воин, по одежде которого она поняла, что он изрядно разбогател за время своей неправедной жизни. На нём красовался традиционный длинный халат с широкими рукавами, украшенный серебряными нитями и подвязанный дорогим поясом. Волосы были собраны в особый пучок, как делают только Поющие мечи. В глазах обоих убийц читалась безжалостность и профессионализм. Но эти рыцари империи не могли быть бандитами. Значит, это были мечи Тишины – преступники, бывшие Поющие мечи, изгнанные за свои преступления, лишённые титулов, званий и чести, потерявшие лицо и предавшие кодекс Восходящего Клинка, и при этом чудом избежавшие смерти.

– Я не видела его. – С трудом разжимая губы от ужаса, ответила «Улианта».

– Как давно?

– Никогда.

– Девчонка не врёт… – произнёс второй меч Тишины, что держал ногу на её груди, мешая полноценно вздохнуть и тем самым лишая жертву возможности закричать.

«Улианта» перевела взгляд на него. Лицо незнакомца скрывал капюшон, но, благодаря свету Ураноса, его лицо на мгновение осветилось. Разглядев негодяя, девочка заскулила от страха. На его лице темнела печать насильника. Этот человек был наказан благородными Поющими мечами за отступничество от кодекса Восходящего Клинка, лишён права носить оружие и теперь мог появляться на улице только ночью, иначе его ждала смерть.

– …и она неплохо видит при ночном свете. Может продать её дамам Ночи? Когда отходит корабль?

– Не убивайте меня! Верните меня к маме! Прошу вас! – Выдавила из себя девочка.

Меч Тишины не слушал. Клинок отошёл от её глаз вправо и плашмя прижал её сначала одной, затем другой щекой к полу.

– Уши тоже ничего. В провинции Року присматриваются к деталям. – Сказав это, падший воин сдёрнул свободной рукой капюшон и втянул ноздрями воздух, подобно дикому зверю. – Здесь не пахнет мужчинами. Здесь пахнет только женщинами и детьми.

– Здесь пахнет провалом. – Пробурчал его подельник, обходящий в это время лежащую «Улианту» по кругу. Она чувствовала, как он легонько, почти нежно толкает её ногами, обутыми в мягкие дорогие сапоги-ичиги, и прониклась к нему симпатией.

«Этот человек гораздо добрее первого!» – Подумала она, вспомнив слухи из таверны, что подобным образом поступают разбойники из нищего квартала города, когда обыскивают бездыханные тела своих жертв. Вживую это оказалось даже щекотным. Меч Тишины словно прочитал её мысли и произнёс:

– Да. Я тоже только сейчас узнал, что это приятно. Мёртвые не улыбаются, знаешь ли.

Надежда потухла прямо в глазах «Улианты», как затухает стремительное кхатазское солнце в тропическом сумраке. Человек с клеймом насильника убрал ногу с её груди и наклонился:

– Итак, как тебя зовут?

– Мама называет меня Цветочек.

– И где твоя мать? Ты же живёшь с ней, верно?

– Я проснулась, вышла в комнату, и её не было. Может, они спустились в таверну за вином?

Второй меч Тишины пристально посмотрел на неё, взял в руки кувшин с вином и молча стал выливать содержимое на пол. Покончив с одним кувшином, он взялся за второй. Постепенно отодвигаясь от увеличивающейся лужи вина, «Улианта» потихоньку поползла к своей клети – там, в полу под ковриком находился потайной люк. Но бандиты раскусили её замысел. Воин с печатью насильника на лице ласково спросил, подняв клинок в её сторону:

– Ты хочешь показать нам свою комнату?

Его напарник продолжал заливать красным, как кровь, вином пол и лужа добралась до чудных гравюр «Улианты», на которые она тратила всё своё свободное время. Девочка заревела, как могут только дети, когда разрушается их маленький мир.

Глава 7

На рассвете эльтасмирии спустились во внутренний двор замка. Ливень, всю ночь обрушивавший с небес тонны воды, превратил его в пруд глубиной по колено, заполненный грязной хлюпающей водой. От вечернего спокойствия Поющих мечей, слуг и котов не осталось и следа. Животные вылизывали промокший мех, сидя на крышах хозяйственных построек, и выдавали своё недовольство происходящим резкими помахиваниями хвостов. Измождённые слуги, спасавшие всю ночь рисовые мешки, спали, сидя прямо на земле, по грудь в воде, прислонившись к стенам и дровницам. В их лицах, ставших во сне на удивление похожими друг на друга, читалось странное волнение, словно они видели один и тот же тревожный сон. Те, кто не спал, сновали туда-сюда с различными поручениями. От наблюдений Вельсиолла отвлёк шум у восточных ворот. Поющие мечи готовились открыть двери замка.

Среди хаоса не терял весёлого расположения духа Теольминт:

– Мне всё больше нравятся эти кхатазы. У нас ворота открывают стражники, в других странах и вовсе рабы. Здесь же воины-аристократы быстрее утонут, но откроют ворота сами, и в отведённое солнцем время!

Вельсиолл поймал себя на мысли, что простой, хоть и бывалый лучник Теольминт заметил то, что он, архонт, не смог сразу понять. Поющие мечи не почивали на лаврах страхов простолюдинов. Весь труд по обороне замка они оставляли за собой. Рабы не допускались ни к воротам, ни к стенам, ни к баллистам.

– В этом замке следовало бы сделать водоотводы и канализацию, – задумчиво сказал Вельсиолл и тут же сам себе ответил, – хотя на острове есть расы, которые могут использовать подобную систему для нападения…

В глазах Теольминта проскользнуло детское любопытство, не выветрившееся за годы военной службы, и он уже хотел о чём-то спросить архонта, но тут в разговор вмешалась Улианта. Она нарочито игнорировала Теольминта и теперь вела себя так, словно в посольстве было только два участника:

– Как прошли переговоры, господин Вельсиолл? Мы отправляемся обратно в деревню и ждём корабля?

Под её глазами появились тёмные пятна – ненавидимые всеми женщинами глашатаи плохого сна. Архонт внимательно оглядел её, прежде чем ответить:

– Мы выходим после завтрака. Идём на запад во владения лорда Ангмаямы.

В этот момент комендант замка объявил об открытии ворот. Люди прищурили глаза, в ожидании того, что в открывающиеся массивные двери проникнет яркий свет восходящего солнца, но, вопреки их ожиданиям, в замок, заменяя хлынувшую наружу воду, проник плотный туман. Вельсиолл заметил, что часть воды потянулась в северную сторону цитадели, в неприметное углубление, выглядящее скорее как трещина в стене. Некоторых спящих слуг понесло в сторону ворот, подобно деревянным поплавкам, но они упорно не просыпались, мучаясь, как это заметил Вельсиолл, от навязчивого сновидения. В это время к посольству подошёл комендант замка. Его суровый, как и у всех Поющих мечей, вид контрастировал с нежностью, с которой он держал, скрытую в непромокаемый чехол книгу.

– Завтрак ждёт вас на террасе Вечерних Размышлений, господин архонт. Сейчас это самое сухое место в замке.

– В этом нет нужды. – Вельсиолл отвёл взгляд от наконец-то проснувшихся слуг, поднимающихся на ноги с одинаковым выражением лиц прямо за спиной коменданта. – Мы выходим сейчас же. Лорд Табиючи извещён, что посольство отправляется на запад.

К чести Улианты и Теольминта они не подали вида, что удивлены изменениями планов архонта. Комендант вежливо склонил голову и сказал:

– Северный выход для вас открыт, господин архонт.

Неприметное углубление в стене оказалось началом тоннеля, уходящего вниз, к подножию скалы, и заканчивающегося выходом на дорогу к замку лорда Ангмаямы. Ночью ливень залил нижнюю часть подземного пути, и Поющие мечи сейчас приходили в себя после смертельно опасного заплыва к запертым воротам. Однако, не смотря на пережитое, все они украдкой поглядывали на Улианту. Эти немыслимые для Поющих мечей взгляды не могли пройти мимо внимания архонта.

– Что это значит, Улианта? – строго спросил он, перейдя на диалект Дома Весеннего Шторма.

– Господин архонт, – заволновалась девушка, мешая родной язык с кхатазским, – в замке мне приснились воспоминания дамы Ночи. Я увидела её детство. И мне кажется, – она по-эльтасмирийски незаметно кивнула в сторону воинов, – все они, кто был рядом, включая и саму ветхую даму Ночи, видели этот сон. Нет, мне не кажется. Я почему-то уверена в этом.

Последние слова девушки отскочили от тумана, стоящего на границе тоннеля и выхода на горную дорогу. Кхатазы замерли, и Вельсиолл почувствовал, как их всех охватил трепет, присущий людям, когда они сталкиваются с непознанным. Эльтасмирии шагнули в туман и превратились в тени, тающие в свете мрачного утра. Один из Поющих мечей взялся за рукоять меча и шагнул вслед за морскими гостями.

Вельсиолл молча взял в правую руку ладонь Улианты. Она почувствовала, как от его пальцев исходит щекочущее и успокаивающее тепло, отгоняющее ночные воспоминания.

– Произошло нечто странное. Я думаю, пчёлы, что ужалили тебя, были не простыми насекомыми. Они целились в горло – один из важнейших каналов телесной жизни. Это были проводники некоей пока непонятной мне силы. Они нашли в твоём гармоничном эльтасмирийском теле слабое место и поразили его. Но я не чувствую в тебе чуждых энергетических потоков или сущностей. На мой взгляд, ты здорова.

Улианта успокоилась от последних слов Вельсиолла, но он тотчас вернул её к действительности:

– А вот почему кхатазы видели твой сон? Я нахожу этому только одно объяснение. Сила иного мира использует тебя как инструмент, чтобы через сны влиять на разум оказавшихся рядом людей. И мотивы этой силы мне пока не ясны.

Вельсиолл задумался, и спутники разделили его безмолвие.

– Вернёмся к посольству. Нам следует поторопиться.

– Хмм, у нас осталось четыре дня, прежде чем Айдагилль и капитан Алуриэль начнут действовать. Это не так уж и мало. – Теольминт произнёс вслух то, что Улианта подумала. – Ещё вчера мы не планировали покидать замок в такой спешке. Позвольте узнать, в чём причина?

Вельсиолл ответил спокойно:

– В замке сотни глаз. Я не думаю, что среди них не найдётся шпионов других лордов. А мы должны быть быстрее вестей, которые могут разлететься по провинции касаемо нашего прибытия. К тому же лорду Табиючи нужен договор с Домом Весеннего Шторма. Напомню, что Совет запретил вступать в любые договорённости, устные или письменные. Ранее мне не приходилось отказывать кхатазскому лорду в его же доме, поэтому я решил, что будет неплохо, если мы не будем злоупотреблять его гостеприимством.

Вельсиолл снял с левой руки перчатку и показал серебряный перстень с фамильным гербом.

– Чернила не должны коснуться этого перстня, иначе я лишусь права носить его. Теперь нам следует за три дня встретиться с тремя лордами, чтобы на четвёртый – завершить дела и покинуть остров, не заключив никаких договоров и имея максимум сведений для Совета архонтов.

– С тремя лордами? – Удивился Теольминт.

– Ты правильно расслышал. Неплохо бы найти повод, а то и причину, чтобы вступить в переговоры и с лордом Хотаро. На это нет и дня, но если подвернётся шанс, мы его не упустим.

Глава 8

Лорд Табиючи проснулся от света, залившего комнату. Он резко поднялся с циновки. Оглядевшись, лорд понял, что впервые за долгие годы проспал рассвет. Он выглянул в окно своей спальни, расположенной на самом верху центральной башни замка. Южное солнце уже поднялось в зенит и теперь прожигало наполненные водой тучи матовыми лучами.

– Где слуги? Почему не разбудили меня? – Лорд задал вопросы страже, неизменно находившейся за раздвижной дверью его покоев. Они смотрели на лорда снизу вверх, стоя на ступеньках винтовой лестницы, уходящей в гостевую залу, где вчера хозяин замка принимал архонта Вельсиолла. За их каменными лицами лорд с удивлением уловил растерянность, властвующую в их головах.

– Всех жителей замка настиг беспробудный сон. Спали все до единого кроме тех людей, которые боролись ночью со стихией и не ложились вовсе.

– А морские гости?

– Рано утром вышли к владениям лорда Ангмаямы.

Табиючи спустился по винтовой лестнице в залу, где вчера проходили переговоры. Его взору предстали вышедшие из загадочного сна слуги. Двигались они неуклюже, а лица были подобны застывшим восковым маскам – лорду даже на мгновение почудилось, что все умерли. Он подошёл к одному из слуг и взял его за плечо. Даже сквозь ткань он ощутил, как сильно охладилось тело. Кхатаз почувствовал прикосновение и поднял затуманенный взор на хозяина:

– Первородный сон грядёт… – прошептал он осипшим голосом, и его вырвало на пол.

–… он опаляет будущим и леденит прошлым! – Не задумываясь, будто следуя чужой воле, продолжил неизвестную ему доселе фразу лорд Табиючи.

Это озадачило и встревожило его. После небольшого раздумья по замку разлетелся приказ:

– Собирайте отряд! Выезжаем к лорду Ангмаяме!

Глава 9

Сильный туман, утром накрывший остров, помешал эльтасмирийскому посольству насладиться красотой замка Табиючи. Сопровождаемые угрюмым Поющим мечом по имени Таруто, эльтасмирии вышли на тропу, идущую вверх – на большой лесной холм, разделяющий земли Табиючи и Ангмаямы. Эта дорога была на удивление пустынной, а в густом тумане это удручало вдвойне. Вельсиолл обратил внимание, что прямо от северного тоннеля замка в разные стороны расходятся три тропы, обозначенные стоящими друг на друге камнями. Две из них, как отметил наблюдательный архонт, служили для передвижения крестьян, торговцев и прочего простого люда. Третья же уводила к высокой горе с двумя пиками, у лесного подножия которой произошло убийство лорда Року.

Миновав холм, отряд спустился в небольшую лощину, в которой бодро шумел широкий ручей. Он и служил естественной границей между владениями двух лордов. По его берегам возвышались джунгли, выглядящие в тумане как огромные серо-зелёные стены. Лес тут был настолько плотен, что стрекот насекомых, крики птиц и повизгивания мелких животных отражались от него искривленным эхом и создавали на границе ручья какофонию, сквозь которую Вельсиолл едва расслышал место тишины на противоположном берегу. Люди Ангмаямы уже ждали посольство, и живность рядом с ними притихла, опасаясь присутствия людей.

Выйдя на затуманенный берег эльтасмирии увидели трёх кхатазов, стоящих на противоположном берегу ручья – одного Поющего меча и двоих вооружённых крестьян.

– Я привёл вас. Прощайте. – Таруто сдержанно кивнул и пошёл обратной дорогой, даже не взглянув на другой берег.

На мгновение Вельсиоллу показалось, что в лесу прячется кто-то ещё, но его размышления прервал Теольминт, дёрнувший Улианту за рукав:

– А тот Поющий меч не держится за эфес. Нас встречают с теплотой.

Шуткой он постарался приободрить девушку, но это не удалось. Она тоскливо смотрела вперёд бессмысленным взором.

– Они просто не видят и не слышат нас в тумане. – Ответил за неё Вельсиолл. – Также как и наш сопровождающий не заметил их. Для человеческого глаза и слуха это непосильная задача при таких условиях.

Поющий меч Сакамура ждал этой встречи всю свою недолгую жизнь. С тех самых пор, как в раннем детстве он услышал это слово.

Эльтасмирии!

Не каждый кхатаз мог выговорить первую букву в названии этой древнейшей расы. Лишь библиотекарям города Року удавалось с трудом читать и переводить их письмена. И только Сакамура, единственный на острове человек, мог составлять наполненные смыслом предложения на эльтасмирийском языке. Он заучил весь их алфавит, освоил письменность, но никогда не слышал, как звучат эти изящные руны из пожелтевших фолиантов городской библиотеки Року. И вот сейчас он вглядывался в туман, ожидая исполнения мечты.

Эльтасмирии появились ровно так, как он и ожидал. Три силуэта беззвучно явились из тумана, и ни одна бамбуковая доска на мосту не скрипнула от их шагов. Впереди шёл архонт и по вензелям на посеребрённых доспехах Сакамура смог прочесть его имя – Свет Надежды, озаривший Дом Весеннего Шторма во мраке Обновления Мира.

– Я – архонт Вельсиолл Иден’Гвейон из Дома Весеннего Шторма. Со мной спутники, представляющие наш Дом. Мы являемся посольством и желаем встречи с вашим господином. – Произнёс эльтасмирий мелодичным голосом, с оттенком вековой грусти и аристократической холодностью.

– Меня зовут Сакамура. Я – Поющий меч лорда Ангмаямы. Я сопровожу вас в лагерь господина для переговоров. – Ни один мускул не дрогнул на лице человека, однако, ему стоило больших усилий сохранять невозмутимость. Ведь он впервые услышал звучание эльтасмирийского голоса. Один жест – и два крестьянина встали по обе стороны от посла, готовые сопровождать его.

Впереди Сакамуру ждал целый день общения с эльтасмириями. Он успел торжествующе улыбнуться, прежде чем ошмётки человеческой плоти из треснувших как осенние тыквы голов крестьян испачкали его одухотворённое лицо.

Не всякий зверь обладал слухом Вельсиолла. Благодаря ему, когда две стрелы с треском вонзились в лица крестьян за его спиной, архонт по шелесту оперения уже знал, что за лучники их выпустили. Пока тела кхатазов, покачиваясь, усаживались на дорожку, а руки нелепо ловили засевшие намертво стрелы, плащ Вельсиолла вздыбился изнутри, а самого архонта втянули джунгли. Именно так это увидел Сакамура сквозь капающую с бровей чужую кровь за мгновение до второго выстрела таинственных лучников. Руки Поющего меча искусно выполнили приёмы, заученные до совершенства годами жёстких тренировок, и Вельсиолл, скрываясь среди деревьев, услышал, как стрелы отскочили от его меча.

Лицо архонта исказила ярость. Два выстрела – и вся идея посольства оказалась под угрозой. Он сорвал с рук перчатки и растёр ладони, жаждая обрушить силу Леса против врагов.

В это время Теольминт и Улианта, скрывшись в лесу по разные стороны от тропы, заходили по дуге за спину к предполагаемым стрелкам. Они также догадались, кто противостоит им, и поэтому не обменивались короткими возгласами, имитирующими крики птиц. Улианта уже достала лук из-за плеч и по её лицу, мелькавшему среди веток, архонт понял – она готова убивать.

Глава посольства легко и осмотрительно перемещался с дерева на дерево к месту, откуда велась стрельба. Он знал, что лесные воины, выпустившие стрелы, предпочитают малые отряды-тройки, а значит, где-то рядом должен быть ещё один лучник. Однако, к удивлению Вельсиолла, нападавшие и не думали прятаться. Он сразу же услышал их беззаботные голоса и увидел всех троих в одном месте.

Представители родственной эльтасмириям расы илийдингов – совсем юные, ещё моложе Вельсиолла – стояли треугольником, прикрытые от возможных взглядов накренившимся папоротником высотой в три человеческих роста.

Илийдинги отличались от эльтасмириев так же сильно, как и походили на них. Представители обоих народов, грациозные и изящные в жизни, быстрые и смертоносные в бою, одинаково сильно любили природу и свет, презирая тьму и смерть. Однако культурные различия и затаённые обиды заставляли их игнорировать друг друга при встречах. Эльтасмирии отрицали право илийдингов называться первородной расой и считали их равными только на словах. Илийдинги же, в свою очередь, видели в эльтасмириях зарвавшийся народ, испорченный влиянием ныне распавшейся Великой Аталантийской империи и людей в целом. Королевская власть илийдингов не переносила децентрализованную систему эльтасмирийских Домов, похожую на варварские отношения диких народов. В ответ илийдинги получали презрительное молчание, означающее, что народ эльтасмириев вырос из архаичной системы управления и руководит сам собой. Никогда эльтасмирий и илийдинг не обнимут больше друг друга при встрече, как было в Первой и даже Второй эпохе, когда они были единым народом. Однако и врагами их нельзя было назвать. Любой военный конфликт неизменно объединял их на одной стороне.

Папоротник, как огромный экран делал стрелков невидимыми с реки и отражал голоса обратно в лес. Сами же илийдинги прекрасно видели происходящее на берегу, за исключением одной из них – юной девушки, сидевшей на земле спиной к реке и наслаждавшейся перепалкой и вниманием двоих спутников, не отрывавших от неё взгляды.

– Как отбил ваши стрелы?! – Смеясь, подначивала она стрелков. – Я говорила вам попадать в его меч? Надо было смотреть не на меня, а на цель.

Боковым зрением Вельсиолл заметил, что Теольминт с Улиантой уже заняли позиции для стрельбы. Улианта держала на прицеле девушку-илийдинги, и архонт отметил в её взгляде несвойственную кровожадность. Его немного насторожило и то, что незнакомка невзначай расположилась таким образом, что стрела Улианты не могла попасть в неё.

– Ну и для кого я готовлю коктейль? Для себя? – Возмутилась юная илийдинги. – Или вы возомнили, что ранить моё сердце проще, чем попасть в Поющего меча?

Она умело выдавила сочный апельсин в плетёный стакан и крикнула, словно нарочно, на весь лес:

– Я велела вам заниматься войной, а не думать о том, как произвести на меня впечатление!

Настороженность Вельсиолла переросла в тревогу. Почему девушка внезапно повысила голос? Почувствовал неладное и Теольминт. Он бесшумно убрал лук за спину и вытащил два корамбита, напоминавшие формой два больших тигриных когтя – по одному в каждую руку. Эти ножи, усиленные рунной магией, наносили вред даже демонам, стойким к обычному оружию. Теольминт крутанул клинками, и они исчезли в ладонях, как прячутся когти в лапах тигра. Он кивнул сам себе и замер, будучи готовым к битве.

Вельсиолл нашёл глазами Улианту и жестом приказал ей сымитировать свист пустынной птицы, не водившейся в джунглях. На всякий случай он укрылся за стволом дерева и не прогадал. Стоило раздаться свисту, как девушка-илийдинги, отбросив деланую беспечность, мгновенно вскочила на ноги, подняв лук, лежащий на коленях, и разом выпустила две стрелы в сторону Вельсиолла. Удивляться способностям илийдинги пришлось в падении с дерева, и только выдающаяся ловкость архонта позволила ему сделать это изящно.

Честь своего народа спас Теольминт. Когда трое эльтасмириев одновременно с разных сторон вышли из-за деревьев, он произнёс:

– Как смеете вы атаковать эльтасмирийское посольство во главе с архонтом Вельсиоллом Иден`Гвейоном из Дома Весеннего Шторма?! – Будто прочитал он текст с листа очень похоже на заправского глашатая.

Теольминт успел небрежно накинуть на плечи свой плащ из лоскутов кожи лесных хамелеонов, поправил оружие так, чтобы его было видно издалека, и снял с головы шлем, распустив волосы. Двое юных илийдингов, всю жизнь проживших в лесу, никогда не видели такого зрелища и открыли рты от удивления, но, тем не менее, не опустили луки. Не растерялась только девушка:

– Вы в нашем лесу!

– Я вижу, ты – предводитель в этом отряде.– Вступил в разговор Вельсиолл, выбрав покровительственный тон. – Как зовут тебя, юная илийдинги?

Лучники нахмурились, а девушка слегка покраснела.

– Локтоиэль…но вы в нашем лесу. – Стояла она на своём, но уже не так уверенно.

– Мы не только в вашем лесу, но мы и во владениях лорда Ангмаямы, чьи люди только что умерли от ваших стрел. Это создаёт проблемы и для нас, и для вас. Ситуацию стоит обсудить, не так ли?

Лучники тотчас потеряли интерес к разговору и вновь перевели любопытные взгляды на плащ Теольминта, что не ускользнуло от внимания Локтоиэль. Она недовольно подняла брови и вдруг воскликнула:

– А ведь вы настоящие эльтасмирии из сказаний предков! Можно я обниму вас?!

Эльтасмирии впали в ступор. Архонт впервые в жизни не знал, что ответить, столкнувшись с таким проявлением чувств от представителя народа илийдингов. Спутники девушки вновь нахмурились.

– Локтоиэль. Ваши игры должны кончиться раньше, чем терпение Поющего меча. Иначе на острове начнётся война.

Илийдинги внимательно смотрела на Улианту и, не сводя с неё взгляда, ответила:

– К вашему сведению, война между лордами уже началась. Отряды Поющих мечей Хотаро атакуют приграничные деревни Ангмаямы. А он в свою очередь вообще собирается напасть на наш лес.

– Откуда такие сведения?

– Он послал в наш лес разведчиков. Затем призвал всех верных Поющих мечей и позавчера вышел из своего замка в сторону наших родовых деревьев. Вождь отправил нас взять одного из Поющих мечей в плен, чтобы наш чародей смог подчинить его волю, и выведать истинные замыслы Ангмаямы.

Теольминт засмеялся во весь голос:

– Разве так ведут дела после Обновления мира?!

Илийдинги в замешательстве перевели взгляды на свою предводительницу.

– Обновление мира открыло новую страницу в истории. – Подыграла ему Улианта. – Отныне мудрое слово уравнено в правах с мечом и стрелами, не только у старших народов, но и среди людей.

– Этот Поющий меч сопровождает наше посольство! – Резко прервал игру Вельсиолл. – Мы не позволим взять его в плен!

Лучники перевели взгляды на Вельсиолла и встали за спину поближе к Локтоиэль. Теольминт и Улианта напротив отступили на два шага прочь. Повисло напряжённое молчание, которое нарушила Улианта:

– Вам нужен пленник – Поющий меч… – благодушно начала она, глядя прямо глаза в Локтоиэль.

– Нам нужен сопровождающий – Поющий меч… – повёл плечами Теольминт, обращаясь к лучникам.

– И это будут разные люди! – Не оставил повода сомневаться Вельсиолл.

– Этот наш. – Неуверенно показала Локтоиэль в сторону, где предположительно должен был находиться Сакамура.

– Если он станет вашим пленником, то мы лишимся сопровождающего… – пояснила Улианта, продолжая смотреть в глаза Локтоиэль.

– Если же он останется нашим сопровождающим, то вы легко найдёте другого пленника… – подмигнул юношам Теольминт.

– Тогда все мы получим то, что хотим. – Подвёл итог Вельсиолл.

– Мы согласимся, если вы подарите нам плащ в качестве добрых намерений. – Серьёзным тоном произнёс один из юныхилийдингов.

Вельсиолл приподнял одну бровь, а Теольминт вкрадчиво сказал:

– Откажитесь от нашего предложения, и у вас появится шанс овладеть им. – Он улыбнулся и распахнул плащ, показав скрытые в складках два кинжала.

Юные лучники напряглись, готовые в любой момент к смертельной драке.

– Постойте! – Нервно произнесла Локтоиэль. – Вы постоянно давите на нас все втроём.

– Я готов предложить дар всему вашему народу. – Согласился Вельсиолл. – Вы узнаете от меня, как достичь мира с людьми.

– Вы чужие на острове и видите нас впервые в жизни. Откуда вы можете знать, как достичь мира?

– Я – посол и архонт Дома Весеннего Шторма. Прежде чем отправляться сюда, я изучил местный порядок вещей. Нас встретил один из кхатазских лордов. Впереди встречи с другими лордами острова. Я думаю, мой совет для вас был бы очень кстати. Если вы перестанете стрелять в людей, то получите возможность помочь вашему… вашим домам. Иначе люди ответят вам втройне.

– Домам… – хмыкнула Локтоиэль. – Даже здесь вы остаетесь высокомерным архонтом и не желаете признавать наш островной анклав. Мы едины и не выстраиваем лживых «домов».

– Сейчас не время обсуждать статус вашего светлого рода. Время принять решение. Атаковать нашего сопровождающего или не трогать. Я ни к чему вас не принуждаю. Выбирайте, госпожа Локтоиэль.

Три эльтасмирия и три илийдинга стояли друг напротив друга, и от решения одной из них зависел финал этой встречи. Немного подумав, Локтоиэль произнесла:

– Впервые в жизни меня назвали госпожой. Но я соглашаюсь с вашим предложением не поэтому! Я забочусь о судьбе нашего народа.

– Ты выбрала разумное решение, Локтоиэль.

– Ну вот! Стоило эльтасмириям получить своё, и я уже не госпожа…

– Это был просто нехитрый словесный приём. Однако если ты последуешь моему совету, даже кхатазы будут называть тебя госпожой.

– Я внимательно слушаю.– С нотками сарказма объявила девушка.

– Как ты и сказала, мы находимся в вашем лесу. Как ответит тот воин, – он указал рукой в сторону, где должен был находиться Поющий меч Сакамура, – мы находимся во владениях лорда Ангмаямы. Ваш вождь и их лорд должны заключить договор. Вы должны не делить лес и землю, а начать сосуществовать на условиях, устраивающих обе стороны. И первый шаг к утверждению мира дано сделать вам, госпожа Локтоиэль.

– Опять госпожа? Оставьте свои дипломатические штучки. Со мной это не сработает во второй раз.

Она поправила волосы, оглядела всех присутствующих и произнесла:

– И что же это за шаг?

Вельсиолл развел в стороны руки.

– Вашему вождю нужно выйти на переговоры с Ангмаямой и открыть новую страницу в отношениях. Не убивать его людей, а жить с ними в союзе. Это защитит и усилит оба народа. Вам есть, что предложить друг другу вместо войны. Вождь илийдингов острова Року должен услышать не только саму идею переговоров, но и чёткое обоснование выгоды, а также предложение возглавить процесс установления мира. И это предложение преподнесёшь ему ты, Локтоиэль, – архонт сделал паузу и добавил, – но убийство двух людей Ангмаямы сделает любые слова незначительными, если ты не придумаешь, как исправить ситуацию.

Вельсиолл развернулся и, не говоря больше ни слова, направился в сторону реки. Улианта и Теольминт последовали за ним.

– Вы считаете, что мне хватит красноречия убедить вождя? – Раздался за спиной нервный в то же время весёлый возглас Локтоиэль.

– Не надо недооценивать себя! – Не оборачиваясь, ответил Вельсиолл.

Догнав архонта, девушка-илийдинги скорчила недовольную рожицу и сунула плетёный стакан с соком в руки архонту.

– Вы испортили мне весь день!

Локтоиэль сделала знак спутникам и илийдинги растворились в лесу.

– Возможно, в стакане яд. – Между делом сказала Улианта.

– Позвольте мне защитить вас, архонт, и выпить эту отраву! – Воскликнул Теольминт, зная, что Локтоиэль их слышит.

– Здесь точно не отрава, – ответил Вельсиолл, – илийдинги не отравители. Я думаю, вы обижаете их своими шутками.

Тем не менее, он протянул стакан сока Теольминту. Тот демонстративно сделал два больших глотка под насупленный взгляд Улианты и сказал:

– А илийдинги – истинная мастерица! Она смешала апельсиновый сок с травами возбуждающими и одновременно восстанавливающими силы. Эх, как бы нам всем пригодился подобный напиток прошлой ночью!

Улианта пронзила не в меру развеселившегося Теольминта испепеляющим взглядом, но тотчас заметила, что Вельсиолл оценивающе смотрит на неё. Смутившись, она быстро произнесла:

– Поспешим назад к дороге, чтобы спасти от илийдингов беззащитного кхатаза!

Поющий меч Ангмаямы так и стоял, не двигаясь и держа в руках оружие. Его взгляд был расфокусирован, голова чуть наклонена, он смотрел будто сквозь эльтасмириев со спокойным, но сосредоточенным лицом. Вельсиолл понял, что в этом состоянии он замечает стрелы на достаточном расстоянии, чтобы успеть отбить их.

– Двое мужчин-илийдингов и одна девушка-илийдинги. Мы нашли их.

– Они живы? – спросил Поющий меч одними губами, не двинувшись с места.

Прежде чем дать ответ, Вельсиолл почувствовал себя на перекрёстке дорог, одна из которых ведёт домой, а другая с большой долей вероятности в могилу. Он задумался, в какую сторону сделать шаг, пытаясь тщательно подобрать слова. В это время из джунглей послышался девичий голос:

– В моих руках плата за гибель людей!

Из леса вышла Локтоиэль, ступая босыми ступнями по земле. Она делала это так осторожно, как будто боялась оступиться и порезаться. Но Вельсиолл знал, что при желании илийдинги могут мчаться по джунглям быстрее ягуара. В поднятой руке она держала лук, и все эльтасмирии сразу заметили подмену. Это было оружие одного из юных лучников. Её же лук, гораздо лучшего качества, теперь красовался за спиной у илийдинга, вышедшего вслед за ней. Локтоиэль остановилась вне зоны досягаемости тайного удара Поющих мечей и повторила:

– Лук мастера народа илийдингов как плата за гибель крестьян.

– Крестьяне считаются воинами, когда находятся вне деревни и выполняют приказы. И это убийство, а не гибель. – Ответил Поющий меч, не убирая клинок в ножны.

– Всё, что в лесу – гибель. Таков закон природы.

– Их тела лежат не в лесу! – Грозно сказал Поющий меч. – Дорога – владение человека, а не нелюдя.

– А что убило их? – Быстро спросила Локтоиэль.

– Ваши стрелы!

– Стрелы из леса. Гибель в лесу!

Поющий меч понял, что дальнейший спор может привести к сражению. В другое время он был бы рад этому, но сейчас он отвечал честью за сопровождение эльтасмирийского посольства. Поэтому он произнёс:

– Лук и колчан.

– Лук и колчан как плата за гибель крест… воинов? Договор на дороге? На земле лорда Ангмаямы?

– Так.

Локтоиэль с высокомерным выражением лица скинула с плеча колчан и бросила его вместе с луком на землю к ногам кхатаза.

– Плата совершена! – Произнесла она надменным тоном и, не испытывая больше терпение человека, удалилась в лес.

Вельсиолл внутренне обрадовался, что Локтоиэль последовала его совету, и приятно удивился тому, как грамотно она разрешила конфликтную ситуацию. Архонт понял, что в лесу илийдинги вела себя глупее, чем была на самом деле. Но для чего? Увидев же побагровевшее от негодования лицо Поющего меча, он решил, что она намеренно провоцировала его, чтобы посольство эльтасмириев не чувствовало себя комфортно в дальнейшем совместном пути. Эдакая маленькая женская месть!

Казалось, что мимолетная встреча с Локтоиэль произвела на Улианту и Теольминта большее впечатление, чем целая ночь в замке Табиючи. Несмотря на начавшийся ливень, превративший тропу в ручей и сокративший видимость до десяти шагов, разговор их только разгорался и вёлся на языке «эльтасмири». Очень быстро от оценок красоты Локтоиэль он поднялся к высотам политики светлых рас:

– Похоже, что женское слово среди илийдингов обрело власть еще больше, чем было до Обновления мира. Именно поэтому кхатазы берут верх в борьбе с ними,– сказал Теольминт, – у эльтасмириев это явление не так заметно.

– Ты просто очень давно не был дома, – усмехнулась Улианта, – прежде чем стать словом, оно было меланхоличным взглядом, устремлённым в море. Эльтасмирийки прошлых эпох обронили множество слез, ожидая мужей из исследовательских и дипломатических экспедиций.

– Вам, воспевателям книжной мудрости удобно правление женского слова. Нам же, скитающимся по морям…

– Довольно! – Прервал их Вельсиолл. – Я словно оказался в Совете архонтов, где за пеленою слов забывают о насущных проблемах. Нам следует поговорить с Ангмаямой раньше Поющего меча, – Вельсиолл кивнул в сторону кхатаза, – иначе он расскажет свою историю произошедшего, и нас могут обвинить в пособничестве илийдингам. Локтоиэль раззадорила не только вас, но и его.

– Опередим кхатаза? – Предложил Теольминт.

– Потеряем лицо. – Ответила ему Улианта.

Вельсиолл взглянул на них.

– Нам не нужно никого обгонять. Наш сопровождающий должен идти впереди нас. Просто не отвлекайтесь на досужие разговоры и ждите приказа.

Сакамура смог понять в переливчатой речи эльтасмириев лишь два слова: Ангмаяма и кхатаз. Он догадался, что в общении между собой они не называют его по имени, используя общее название народа, и опечалился из-за этого. Как жаль, что незнание устной речи эльтасмирийского языка не позволяет ему поделиться всей радостью от встречи с ними и продемонстрировать результат многолетних трудов по изучению светлых рун. Обычай требовал сохранения лица и невозмутимости, тем более после такого несвоевременного нападения лесных илийдингов. Сакамура успокоился и стал подбирать слова для разговора с господином Ангмаямой. Вовсе не хотелось, чтобы из-за его неосторожного слова он лишился возможности пообщаться с теми, кого он мечтал увидеть с раннего детства.

Вскоре Вельсиолл заметил впереди семерых дозорных. Они прятались от ливня под раскидистой кроной кедра и смотрели на дорогу, ожидая прибытия посольства. Это означало, что лагерь лорда Ангмаямы был уже совсем близок. Требовались решительные действия.

– Начинайте песню о рождении штормов в рассветных водах! – Приказал архонт, прекрасно понимая, что люди не отличат пение эльтасмириев от пения илийдингов и наверняка решат выяснить, что происходит.

Не задавая лишних вопросов, Теольминт и Улианта запели, переливами голосов перекрывая шум ливня. Расчёт Вельсиолла оказался верным. Кхатазы не стали хвататься за промокшие луки, а двинулись навстречу песне. Сквозь занавес тягучих струй дождя архонт видел, как семеро воинов, рассредоточившись и ориентируясь на звук, начали окружать посольство. Каждый из них озирался по сторонам. И только предводитель отряда уверенно шёл по дороге, держа руку на эфесе меча. Создавалось впечатление, что он прекрасно всё видит и дождь не является ему помехой.

Всё, чего сейчас желал Вельсиолл, так это чтобы сопровождающий их Поющий меч заметил дозорных раньше, чем они нападут на посольство.

Так и случилось!

– Сакамура! – Назвал он своё имя, и охотничья сеть из кхатазов замерла, не успев обрушить на посольство смертельные удары своих клинков.

– Аруто! – Откликнулся главный стражник и грозно продолжил. – Я слышал голоса илийдингов!

Не успел Сакамура ответить, как архонт произнёс:

– Это песня языке «эльтасмири»! Меня же зовут Вельсиолл Иден`Гвейон. Я – архонт Дома Весеннего Шторма.

Сакамура и Аруто вцепились друг в друга взглядами. Каждый из них оказался на грани потери лица. Сопровождающий еще не довёл посольство до лагеря. Опередив его и представившись руководителю дозора, архонт тем самым вступил в пространство его полномочий. В то же самое время, предводитель отряда стражников совершил ошибку, приняв посольство эльтасмириев за врагов, невольно помешав Сакамуре безупречно исполнить приказ лорда Ангмаямы по сопровождению дорогих гостей.

Назревал поединок двух Поющих мечей.

Вельсиолл был удовлетворён. Дальше его план был прост и изящен. Поющий меч вернулся в лагерь один, без двух воинов-крестьян. В лесном столкновении могла крыться возможная проблема с лордом, если не поговорить с ним первыми, но умение быстро находить решения присуще любому эльтасмирийскому аристократу. Именно поэтому не было нужды тайно обгонять Сакамуру, чтобы первым встретиться с лордом.

– Наше посольство было атаковано! – Заявил архонт.

– Кем? – Спросил Аруто, переведя на него взор.

– Илийдингами, чьи леса считаются владениями лорда Ангмаямы. Я должен встретиться с ним незамедлительно.

Вельсиолл физически почувствовал, как его обжёг взгляд Сакамуры. Второй раз за день Поющий меч столкнулся с уловками светлых рас и второй раз вынужден был сдерживать меч в ножнах. Но не только это увидел Вельсиолл в глазах Сакамуры. Как будто от слов архонта внутри молодого кхатаза что-то изменилось. Аруто же еле сдержался от того, чтобы перевести вопросительный взгляд на оппонента. Но это означало бы, что он сомневается в словах эльтасмирийского посла, и могло привести уже к поединку с Вельсиоллом.

– Поющий меч Сакамура достойно прекратил конфликт и взял виру за гибель воинов.

– Если так, то он взял ответственность за их смерть и не может в данный момент войти в лагерь. Стража! Сопроводить посольство к шатру лорда Ангмаямы!

Эльтасмирии двинулись в сторону лагеря на мгновение раньше, чем это сделали Поющие мечи, избежав тем самым повода считать себя пленниками. Они так и не обернулись, но знали – за их спинами сейчас начнётся поединок двух Поющих мечей, либо долгое разбирательство и составление письменного объяснения Сакамурой по поводу лесного инцидента.

Три стройных силуэта беззвучно растворялись в дожде. Сакамура понимал, что не увидит больше вензелей с изящными рунами и не услышит переливчатых голосов. В круглом, начищенном до зеркального блеска щите за спиной у Вельсиолла, Сакамура увидел свои глаза. Погасшие глаза человека, разочарованного в своих идеалах и утратившего страсть всей своей жизни.

Глава 10

Шатёр лорда выделялся не только размерами и цветом, но и составом ткани. Она была очень плотная и толстая, поэтому снаружи нельзя было разобрать, есть ли кто внутри. Однако когда стражник откинул полог, чтобы войти, изнутри послышались воинственные речи, время от времени прерываемые сдавленным смехом. Вельсиолл уже привык, что по интонациям кхатазских воинов не всегда можно понять их эмоции и поэтому спросил, о чём они говорят. Улианта смутилась, прежде чем ответить:

– Один из них сказал, что лорд Ангмаяма выбрал хорошее время для войны. Второй урожай собран, и можно отдохнуть от жён в хорошей компании.

В этот момент из шатра донеслась ещё одна фраза, вознаграждённая дружным смехом. Вельсиолл вопросительно взглянул на Улианту.

– Человек сказал, что урожая очень мало, и отдыхать от жён надо быстро.

– Что ж… – начал было очередную шутку Теольминт, но в этот момент в шатре наступила тишина.

Как ни старался Вельсиолл, он не слышал больше из шатра ни одного звука, словно ткань превратилась в глухую стену из камня. Стена вновь «превратилась в ткань» лишь через некоторое время, и Вельсиолл понял, что на шатёр наложено какое-то заклятие. Затем откинулся полог, и появившийся Поющий меч произнёс:

– Лорд Ангмаяма приглашает посольство.

Запах отсыревшего риса – первое, что почувствовал архонт, оказавшись в полумраке походного шатра. Когда глаза привыкли, он увидел обладателей провизии – два десятка кхатазов, плотно сидевших вдоль тканевых стен. Находясь в военном походе, каждый Поющий меч носил с собой продолговатый мешок риса, закреплённый на поясе. Помимо прямого назначения он играл роль дополнительной защиты в бою.

Усевшись, как того требуют местные традиции, в сумраке шатра Вельсиолл разглядел лицо Ангмаямы. Средний сын лорда Року отличался от присутствующих не только внушительным ростом и телосложением, но и пышными усами. Архонт заметил, что за ними, как за ширмой, спрятаны его губы. Эта черта внешности позволяет скрывать истинные эмоции от других людей и придаёт добродушный вид. Стоит быть начеку!

– Я – архонт Вельсиолл Иден`Гвейон из Дома Весеннего Шторма и со мной участники посольства.

– Я – лорд Изамуджиро Ангмаяма, Поющий меч и владелец Замка Шести Рвов, глава дома Ангмаяма, расположенного в провинции Року Кхатазской империи, и со мной Поющие мечи моего Дома. Табиючи предупредил меня о том, что отправил, а я бы сказал «пожертвовал» своим единственным военным кораблем, чтобы призвать эльтасмирийский Дом на помощь нашей стороне. Другое дело, что он сообщил мне об этом не три месяца назад, когда его корабль отправился в ваш порт, а вчера вечером. Сообщил именно в тот день, когда я покинул замок и выдвинулся в военный поход. И вот сейчас передо мной сидят представители старшей расы. Эльтасмирии. Родственники тем лесным хитрецам, которым я собрался спеть песню мечей. Совпадение?

Вельсиолл представил, как вскакивают со своих мест воины и пронзают отполированными до зеркального блеска мечами тела эльтасмириев. Убежать, защититься или увернуться в данной ситуации не получится. Уравнять шансы на смерть может лишь заклинание «Зелёная буря». Если применить его, то архонт станет центром вихря, в мгновение ока откроет и закроет вокруг себя сотни мельчайших порталов, через которые в этот мир проникнут тысячи маленьких острых листочков. Подчиняясь магии архонта, начнётся смерч, рассекающий бритвенными гранями кружащей листвы тела, доспехи, шатёр и сам воздух этой поляны. Погибнут все, находящиеся рядом – и свои, и чужие. Это будет означать провал миссии, но сам архонт останется жив. Всё, что для этого нужно – направить раскрытые ладони к земле и произнести заветные слова, сливающиеся в короткое заклинание чудовищной силы. Вельсиолл положил ладони на песчаный пол шатра, вызвав смятение у сидящих рядом Улианты и Теольминта, и осторожно произнёс:

– У всех в этом мире есть свои интересы. Кому-то требуется много риса, чтобы расплатиться с императором, и поэтому он атакует деревни родного брата. Кто-то ищет выход к морю, чтобы создать порт в удобном месте. Кто-то желает отстоять свой лес. Дела, творящиеся в ваших владениях воистину многообразны, но, отвечая на ваш вопрос, скажу: «Да, это именно совпадение, и мы не входим в этот круговорот событий».

Ангмаяма напрягся, встопорщил усы и нахмурил брови:

– Вы слишком много знаете для тех, кто едва ступил на мою землю.

Вельсиолл всем своим нечеловеческим чутьём следил за каждым движением присутствующих в шатре людей. Он понимал, что каждое слово, сказанное им, может стать последним:

– По пути сюда мы встретили троих илийдингов. Конфликт с ними достойно разрешил ваш Поющий меч Сакамура. Мне нечего добавить к его разъяснениям, которые он непременно даст. Я лишь хочу выразить надежду, что между правителем этих земель и хранителями лесов возникнет договор, предотвращающий ненужную войну. Будет лучше, если Поющие мечи вернутся в ваши приграничные деревни раньше, чем часть крестьян станет бунтарями вследствие того, что никто не защищает их должным образом от атак воинов лорда Хотаро.

В шатре воцарилась тишина, громче тысячи криков свидетельствовавшая о том, что каждый Поющий меч воспринял слова архонта, как обращённые к нему и его деревне. Все они ждали реакции своего лорда.

Ангмаяма задумчиво оглядел своих людей:

– А был ли подобный договор у моего отца?

– Такое случилось в год вашего рождения, лорд Ангмаяма, – раздался старческий голос, – правитель Рокушимы подписал его с вождем илийдингов, но с его смертью договор можно считать временно утратившим силу. По крайней мере, до появления нового верховного лорда, коим несомненно станете вы. – С этими словами старец почтительно склонился.

– Я ещё раз убедился в мудрости лорда Року. – Сказал Вельсиолл. – Одной росписью он утвердил мир и процветание на десятилетия. Если же его вновь заключите вы, то, независимо от того, кто станет верховным лордом, все дальнейшие связи с народом илийдингов будут проходить с вашим непосредственным участием.

Все в шатре затихли, как того требовали прозвучавшие только что мудрые мысли.

– Что ж… Идея мирного договора, тем более, выдвигающая меня на первые страницы, выглядит удачной. Если предложение заключить его и было целью посольства, то оно прошло успешно.

Ангмаяма произнёс это, растягивая каждое слово и шевеля роскошными усами. Вельсиоллу показалось, что собеседник делает вид, будто ожидал подобный разговор и вовсе не удивлён результатом.

– Оставьте нас! – Вдруг приказал Ангмаяма.

Вельсиолл тут же взглядом указал своим спутникам на выход. Когда они остались наедине, кхатазский лорд заговорил, отбросив официальный тон. Это означало, что неведомое заклинание, задерживающее звуки внутри, опять работает.

– Я не склонен к ритуальным переговорам с утра до ночи, да ещё с перерывами на приёмы пищи. Поэтому скажу прямо. Я прочитал письмо от Табиючи и знаю цель вашего визита. Но Табиючи не ведает о том, что произошло в моих землях и в городе Року за последний месяц. Вам же, архонт, следует об этом знать…

Заинтригованный Вельсиолл внимательно посмотрел на Ангмаяму, всем видом показывая, что он готов слушать.

– Во время той злополучной охоты, что привела к смерти моего отца, также пропала госпожа Юми, прибывшая с визитом в нашу провинцию из самого Кхатаза. Трое моих людей видели скачущих воинов лорда Хотаро неподалёку от того места. Благодаря именно их словам удалось избежать ложных обвинений и кровопролития между лордами Хироюки и Табиючи. Ну, так вот… все трое уже мертвы! Следопыт заболел ещё во время возвращения в мой замок. У него вспух живот и всё тело. Он непрестанно стонал, и я лично облегчил страдания бедняги. Второго – конюха, прямо перед вашим визитом лягнула кобыла. Попала прямо в висок. Ну, а третий свидетель – простой воин, не Поющий меч, повздорил с крестьянином и тот воткнул в него нож.

– Три смерти подряд. Среди живых не осталось тех, кто лично видел всадников?

– Нет. Слова всех троих очень важны в моих отношениях со старшим братом. Однако придраться не к чему. Во всех случаях есть очевидцы. Все смерти произошли естественным образом.

– На моей родине вряд ли эти причины сочли бы естественными, но вам виднее. А почему на охоте никто не организовал погоню? – Вельсиолл вернулся к событиям дня гибели верховного лорда.

– Поначалу в этом не было никакого смысла. На тот момент мы не знали ни об убийстве отца, ни об исчезновении Юми. А когда я подъехал к месту преступления, то увидел перепалку моего младшего брата и лорда Табиючи. Звучали обвинения. Дело шло к поединку. Мои люди нужны были мне в качестве свидетелей того, что они только что видели всадников, которых быть там не должно. Я сделал сложный выбор. Но их слова остудили пыл моего брата. А потом уже отправлять погоню было поздно.

Вельсиолл ещё до этого разговора знал, что в столицу острова Рокушима Юми не вернулась. Теольминт сразу же поведал ему всё, что узнал от дамы Ночи о невесте лорда. Никто не видел, как она пропала. Никто не видел, как на острове очутились эльтасмирии. Он вспомнил, как всматривался вдаль Поющий меч Кироси, будто выискивая корабль. Никто из кхатазов не видел его, но неизвестность всегда пугала людей. Не найдутся ли желающие обвинить внезапно объявившихся эльтасмириев в том, что именно они вывезли госпожу Юми с острова? При должном освещении эту мысль можно легко закрепить в головах людей, если кому-то это будет нужно. Еще день назад загадка госпожи Юми выглядела лишь как эпизод безразличной архонту ситуации. Теперь же она могла стать источником возможных бед, и эту мысль Вельсиолл решил не упускать из виду.

– И после этого вы заключили союз?

– Мы с Хироюки поклялись друг другу выяснить имя убийцы, кем бы он ни был, и покарать его. А до этого момента не признавать нашего старшего брата Хотаро правителем острова. Лорд Табиючи в этой ситуации предпочёл присоединиться к нашему решению. Ведь признай он в тот момент Хотаро, ему пришлось бы вступить с нами в бой, как с повстанцами. Он не трус, но он очень умён, поэтому его решение вполне оправданно.

– Почему же до сих пор Хотаро по праву старшего сына официально не объявил себя правителем и не подавляет всех недовольных силой, заручившись поддержкой императорского дома?

– Потому что впервые со времён Обновления мира корабли императора не прибыли в порт Року за ежегодным рисом.

Вновь в шатре установилась тишина, позволяющая обдумать сказанное и услышанное. Лорд Ангмаяма, подобно щедрому морскому ветру наполнял паруса посольства Вельсиолла новыми сведениями, несущими к разгадке всех тайн. К тому его толкали смерти трёх его людей. Вельсиоллу пришла мысль, что за исчезновением госпожи Юми кроется что-то большее, нежели просто подстроенное убийство верховного лорда. Рокушимская междоусобица грозила выйти за пределы острова и причастные к ней силы вполне могли обвинить посольство Вельсиолла во вмешательстве. Для этого просто хватило бы их присутствия на острове.

– Кто может точно сказать, что убило лорда Року? – Спросил архонт.

– Это может сделать Хироюки. Он как никто другой разбирается в ранах, нанесённых оружием, или когтями и клыками диких зверей. Но вам следует поспешить – завтра заканчивается траур, и он начнёт действовать быстро и резко. Пути назад точно не будет.

– Разве Хироюки может победить? Ведь его земли меньше остальных. Он самый младший. И мне видится, что далеко не самый влиятельный лорд. А на стороне Хотаро – традиция наследования, единственный город-порт на острове Рокушима, являющийся также его столицей, крупнейшие наделы риса, гарнизон. Стоит ли ему опасаться Хироюки?

– На острове есть только один человек, которого опасаются и старшие, и младшие лорды. Один воин, к которому прислушиваются все Поющие мечи независимо от вассалитета. Один мечник, чей клинок не знал поражений. И имя ему – лорд Хироюки.

Ангмаяма щёлкнул пальцами. Мир вернулся ураганной дробью ливня, бившегося об жесткую ткань шатра.

Глава 11

Улианту и Теольминта вынес поток Поющих мечей, тотчас, без всякого слышимого приказа, окруживших шатер. Эльтасмирийку всегда удивляло, как эти люди, только что весело разговаривавшие, могут через несколько мгновений стоять под проливным дождем, готовые убить любого, на кого укажет лорд. Глядя на них и вспоминая своё детство, она не сразу заметила, что у шатра появилась девочка десяти лет.

От дождя её защищал балахон из пальмовых листьев, сшитый на манер одеяний илийдингов, обитавших вдоль земель её отца. Кхатазы пока ещё не достигли изящного мастерства лесной расы, обращающего топорщащиеся в разные стороны вытянутые листья пальм в подобие львиной гривы всех оттенков зелени. Но зато они научились делать из них прекрасную защиту от небесной влаги и маскировку от прозорливых взглядов врагов. Впрочем, юная кхатазка не пряталась. Улианта подметила под набухшими пальмовыми листьями заплаканные глаза на осунувшемся от внутренних терзаний лице. В жизни ребенка случилось нечто, заставившее её страдать. Задрав голову, девочка посмотрела на Теольминта, который подобно статуе, замер рядом.

На цепкий к деталям взгляд Улианты, девочка была избалована вниманием и ожидала, что блистательный незнакомец заговорит с ней. Но Теольминт не был бы эльтасмирием, если бы оправдывал такие ожидания. Только сейчас, впервые с момента выхода из замка Табиючи гнев и обида Улианты на спутника стали угасать, и она с вызовом произнесла на языке эльтасмири, глядя на ребёнка:

– Этот воин почти не спал всю ночь, и поэтому не обращает внимания на тебя, девочка.

– Ты прекрасно понимаешь, почему я не спал. Пора бы уже совладать с эмоциями! – Ответил ей Теольминт, также на языке эльтасмири, и так же глядя на ребенка.

В это время девочка, не выдержав, спросила с надеждой во взгляде:

– Вы нашли моего щенка?

Услышав столь неожиданный вопрос, Теольминт счёл нужным спуститься с высоты эльтасмирийского высокомерия и ответил ей на всеобщем языке:

– Я не видел ни одной собаки на острове Рокушима.

Девочка поджала губы и заморгала в ответ. Улианта заметила, как вместе с каплями дождя из её глаз вытекла слеза. Она подошла к ребёнку, присела и сказала по-кхатазски:

– Зови меня Улианта. О каком щеночке ты говоришь?

Девочка обрадовалась вниманию красивой незнакомки и торжествующе обернулась к Поющим мечам. Реакции от них было столько же, как если бы это были кедры.

– Меня зовут госпожой Китцуми. Мой отец – лорд Ангмаяма. Он старший лорд. Он заказал мне подарок в Кхатазе, который везла госпожа Юми, но щенок исчез. Говорят, что он удрал к лесным илийдингам, – девочка осторожно ткнула пальцем в коленку Улианты, словно задавая немой вопрос, не они ли это, – а я так его люблю, хоть и никогда не видела.

Видя, что великолепные эльтасмирии сохраняют бесстрастные лица, но при этом внимательно смотрят на неё, девочка решила разоткровенничаться с Улиантой. Она вновь коснулась её коленки и прошептала:

– Все настоящие принцы империи воспитывают таких собак. А когда она появится и у меня, у них будет повод написать мне письмо. И я отвечу им! Только с моим щенком я смогу познакомиться с ними вживую!

– Хорошая мысль, госпожа Китцуми, – по привычке внезапно вмешался в разговор Теольминт, – как только мы покинем этот гостеприимный лагерь, то непременно отправимся на поиски твоего щенка.

Улианта хотела одёрнуть его, но было поздно. Лицо Китцуми озарилось надеждой, и она побежала прочь от эльтасмириев, радостно крича:

– Господин эльтасмирий обещал вернуть щенка!

– Что ты наделал? – Ледяным тоном спросила Улианта.

– Подарил надежду. – Спокойно ответил Теольминт.

Китцуми уже бежала назад, что-то держа в руках. Запыхавшаяся, она остановилась рядом с эльтасмириями, и протянула собачий ошейник.

– Я плела его из кожи целых три месяца. Как только узнала, что щенок скоро прибудет ко мне.

Теольминт вздохнул, высокомерно оглядел Поющих мечей, вновь делавших вид, что они не видят и не слышат происходящего, и принял дар Китцуми. Подобные действия без согласования с архонтом вызвали в Улианте бурю негодования. Она распахнула дождевик, позволив тёплым каплям дождя проникнуть к телу, и, завидев рядом выпиравший из земли огромный корень кедра, села на него. Тотчас накатился усиленный усталостью сон, и эльтасмирийка сомкнула глаза, мгновенно провалившись в него.

Глава 12

Сияло солнце.

Жаркое солнце лета 303 года от Обновления Мира, что закончило Четвёртую эпоху и дало начало Пятой. То был год совершеннолетия Хотаро.

– И когда она прибудет к нам в порт? – Спросила «Улианта» ломающимся мальчишеским голосом Ангмаямы.

– Не раньше, чем твои жалкие волоски превратятся в нечто, похожее на усы! – Дерзко ответил Хотаро.

Старший сын лорда Року, ожидавший свадьбы, сильно волновался от подобных вопросов, но, как и положено будущему правителю, не подавал вида. Скоро из Хитогоро, главного города северной провинции, должна была прибыть дочь одного из старших лордов и стать его женой.

– Почему ты не покажешь мне гравюру с её лицом? – Не унимался Ангмаяма. – Она красивая?

К его удивлению Хотаро не возмутился сомнениям брата относительно красоты его будущей жены. Вместо ответа, он промолчал, и покраснел.

Разговор братьев прервало появление маленького Хироюки. Он шёл ровно посередине узкой улочки и пристально всматривался в свою тень, отражающуюся на песке. Время от времени он старался ускользнуть от неё и так увлёкся, что не заметил старших братьев.

Хотаро и Ангмаяма не любили его. Хироюки рос в соцветье четырех младших сестер и в раннем детстве вёл себя скорее как девочка, нежели как будущий Поющий меч. Он любил ходить по саду с отстранённым видом, витать в облаках и размахивать бамбуковыми мечом и ножнами. Только он не дрался с невидимым соперником. Он рисовал на песке персонажей из легенды о пяти Бамбуковых Цветках.

Хотаро, заприметив его, превратился в хищного зверя. Он, равно как и Ангмаяма, любил топить страхи перед приближающейся женитьбой в издевательствах над уступавшим им десять лет младшим братом.

Они всегда выслеживали Хироюки и, завидев, с криками бросались навстречу. Подобно волчатам, они кружили вдвоём вокруг напуганного малыша, сгорбленного, приседающего на колени, держащего две бамбуковые палки дрожащими руками. Они не спешили нападать, дожидаясь, когда Хироюки потеряет волю к сопротивлению и устанет следить за перемещениями почти уже взрослых братьев. Когда его затравленный взгляд затягивался слезами, и он обречённо садился на пыльный пол, Хотаро и Ангмаяма молча кидались на братика и колотили его ножнами мечей. После побоев он надолго замыкался в себе. Этим же летом и вовсе перестал рисовать на песке свои детские рисунки.

Присмотревшись, Ангмаяма заметил нечто настораживающее. Руки младшего брата изменились. Предплечья налились силой и теперь резко контрастировали с девичьим выражением лица ребёнка. Он не просто махал палками, пытаясь увернуться от своей тени. Бамбуковый меч и ножны крутились в его ладонях на удивление слаженно и чересчур быстро. Но стоило ему заметить старших братьев, как он опять сгорбился и превратился в того самого плаксу Хироюки.

И всё же Ангмаяма высказал сомнения:

– Он ходит к казармам воинов и днями напролёт следит за их тренировками, а вечерами украдкой отрабатывает приёмы на манекене.

Хотаро взглянул на него едва ли не с презрением:

– Тем более ему стоит преподать очередной урок! Только погляди – он отрастил длинные волосы и стал заплетать их подобно воину. И всё равно он больше похож на девочку!

Братья посмеялись и ринулись в атаку. По своему обыкновению они принялись кружить вокруг Хироюки, время от времени топая правой ногой и изображая ложные выпады. Но на этот раз всё пошло не так, как обычно. Руки Хироюки так же дрожали, он так же приседал на колено и так же затравленно озирался. Однако его слёз братья так и не дождались.

Когда эта жестокая игра им наскучила, они ринулись в атаку. В этот момент «Улианта» глазами Ангмаямы успела заметить рождение внутреннего воина. Хироюки моргнул, и взамен страха и безнадежности в его взгляде возникло завораживающее спокойствие.

Ещё через мгновение Улианта проснулась от страшной боли, смешанной с теряющимся во сне диким рёвом Хотаро. Перед тем как атака достигла цели, Хироюки с невероятной ловкостью припал на землю и двумя синхронными ударами по коленям сбил старших братьев с ног.

Глава 13

– Я не выдержу без сна больше двух дней, господин архонт.

Улианта лежала на сухом полу шатра, поставленного ещё до начала первого ливня. Рядом, касаясь ее опухших колен, сидел Вельсиолл. Всю ночь он восстанавливал её повреждённые сном суставы и теперь, склонив голову, боролся с усталостью.

Эльтасмирии ожидали завтрака в специально отведённом только для них шатре, охраняемом четырьмя Поющими мечами. Чуткий Вельсиолл заметил, что изначально стражников было двое, но под утро, как только ливень стал утихать, к ним присоединилась еще пара воинов. Вельсиоллу не понравилось, что кхатазы не подошли к шатру – они подкрались, рассчитывая, что их действия окажутся незамеченными для морских гостей.

С рассветом архонт отправил Теольминта в лагерь взять чистой воды для посольства, а на самом деле выяснить, с чем связано усиление охраны. С этого момента прошло уже больше часа. Теольминт не возвращался. Сквозь ткань пробивалось солнце, но, несмотря на то, что ненастье прошло, на лицах эльтасмириев не было радости.

– Это уже второе сновидение и оно далось мне гораздо хуже. Вы сами видите это, господин Вельсиолл. – Улианта повторила слова, неоднократно сказанные ею за прошедшую ночь, и едва сдержала крик боли.

Вельсиолл знал, что так происходило не из-за забывчивости Улианты. С каждым погружением в сон живость её нервной системы подавлялась неведомой силой. Она проникала в Улианту, как споры гриба проникают в дерево, и постепенно вживлялась в её сознание. Первый час лечения Улианта говорила только на кхатазском языке. Вельсиолл не понимал слов, но догадывался, что она постоянно повторяет то, что видела во сне. Улианта говорила одно и то же, словно рассказывая невидимому собеседнику историю. Раз за разом, и так всю ночь.

К родной речи её вернул Теольминт. Равно как и Вельсиолл, он не сомкнул глаз этой ночью. Он тихо пел для неё. От звуков его голоса к Улианте постепенно начало возвращаться сознание. Архонт ответил ей предельно мягким тоном:

– Ты стесняешься сказать, что от моего лечения боль стала только сильнее. Но так и должно быть. Дело в том, что она зародилась не в суставах, а в твоём сознании. Она угнездилась там настолько крепко, что твои колени пострадали, будто от настоящего удара. Однако опухоль пройдёт к тому времени, когда мы выдвинемся к лорду Хироюки. Теольминт сейчас выменяет в лагере кхатазов дикую камелию, от которой у тебя не сомкнутся глаза до самого Минта’эдвен-Эарини.

Снаружи раздался шум, и в шатёр, откинув полог, вошел Теольминт. Улианта впервые за ночь улыбнулась, увидев его. Но по тому, как он стремительно ворвался внутрь, Вельсиолл сразу понял, что у посольства возникли дополнительные неприятности.

– Тебя не убили? – Едва слышно спросила Улианта.

– И даже не пробовали это сделать, – ответил ей Теольминт, – хотя я бы не удивился, если бы попытались.

– В лагере что-то случилось? – Спросил Вельсиолл.

– Судя по их лицам, мы близки к статусу нежелательных персон. – Теольминт поглядел на Улианту. – Поющие мечи видели один и тот же сон этой ночью. Я не знаю о чём этот сон, но этих воинов можно сразу отличить. Они стали иначе смотреть.

– Сон видели только Поющие мечи? – Спросил архонт.

Теольминт задумался. Он посмотрел на Вельсиолла, и в его взгляде промелькнуло восхищение.

– Действительно! Простые воины не изменились. Сон приснился только Поющим мечам. Это легко проследить по последствиям.

– Какие же они?

Теольминт задумался, подбирая слова:

– Лица тех, кто видел сон, напоминают восковую маску. Ими словно движет одна и та же эмоция. И она мне не нравится…

Вельсиолл перевёл взгляд на Улианту:

– Ты помнишь, что тебе снилось?

– Нет.

Архонт вновь посмотрел на Теольминта:

– Ты не знаешь языка кхатазов. Как ты выяснил всё это?

Теольминт, как настоящий воин, почитал дисциплину как добродетель, а потому нормально воспринял разговор, больше похожий на допрос:

– Поющие мечи сторонятся меня и говорят исключительно на местном языке. Я всё узнал на кухне, где властвуют низшие сословия. От двух простолюдинов, с которыми я поговорил на всеобщем. Вот они то оказались на редкость болтливы. Эти кхатазы рассказали, что дорогу во владения лорда Хироюки размыло ливнем. И теперь по ней можно путешествовать только вплавь. Но это не самое главное. Со вчерашнего дня илийдинги объявили ее частью Леса. Они обстреливают парализующими стрелами всех, кто идёт по ней с оружием. Кхатазы говорят, что крики обездвиженных людей, съедаемых заживо хищниками, слышны за лигу от дороги. Это приключение по мне. Я готов отправиться немедленно, господин архонт!

Не успел Вельсиолл ответить ему, как снизу раздался тихий голос Улианты, на несколько мгновений впавшей во что-то, напоминающее транс:

– Старая дорога. Путь, с которого не возвращаются. Выбрать её!

Вельсиолл напрягся, услышав эти слова. Старой дорогой не мог называться торный путь. Ведь если дорогу называют «старой», значит, есть и «новая». А поскольку возникла необходимость в создании новой дороги, значит со старой не всё в порядке. Да и фраза «Путь, с которого не возвращаются» не добавила архонту бодрости духа.

– Ты предлагаешь выбрать… иную дорогу. Так сон повлиял на тебя?

– Я здорова рассудком, господин Вельсиолл, – в глазах Улианты мелькнула вспышка негодования, – скорее Теольминт разошёлся с разумом, раз зовёт нас в сердце конфликта!

В разговор вмешался Теольминт:

– Дорогая Улианта, ты только что предложила идти дорогой, с которой не возвращаются. Выбор за вами, господин архонт, но на обычной дороге мы можем встретить ту красотку-илийдинги. Я уже забыл её имя. Какое-то растение на их наречии…

Улианта посмотрела на Теольминта с внезапно возникшим в глазах отчаянием, перевела взгляд на Вельсиолла и закричала:

– Я еще не всё сказала вам, архонт. Перед каждым сном я чувствую чьё-то приближение. Словно нечто замечает меня и делает шаг.

– Это всё эмоции, Улианта, – начал успокаивать её архонт, но она вдруг схватила его за руку и вскрикнула:

– Вы ведь понимаете, о чём я говорю!

– Улианта… – начал очередную шутку Теольминт, но архонт прервал его:

– Замолчите! Оба!

Вельсиолл медленно поднялся на ноги, обошёл шатёр по кругу, вздохнул и сказал:

– Да. Иногда я ощущаю на себе чей-то взгляд, но как будто с запозданием. – Он посмотрел Улианте прямо в глаза и, увидев в них страх, обратился к Теольминту:

– Она не сходит с ума. Нечто неведомое приближается. И Улианта – его цель! Поэтому мы должны покинуть остров раньше, чем эта сущность найдёт её в очередном сне.

Архонт подошёл к своим вещам и принялся надевать доспехи.

– Наше посольство должно закончиться прежде, чем Улианта увидит новый сон, – заговорил он, поправляя наплечники, – я поговорю с лордом и выберу кратчайший путь.

Затем он направился к выходу, но остановился, уже подняв полог:

– Улианта слишком слаба. Помоги ей одеться.

Глава 14

– Как здоровье вашей спутницы, архонт? – С ходу спросил лорд Ангмаяма.

Он вышел навстречу Вельсиоллу из своего шатра, получив от стражников тайный сигнал о приближении эльтасмирия. Из-за массивных пластинчатых доспехов, надетых на нём, лорд казался ещё огромнее, чем был на самом деле. На его плече покоился двуручный меч с расширяющимся к концу клинком, который из-за огромных размеров нельзя было носить в ножнах или за спиной. Судя по форме, он наносил ужасные по мощи рубящие удары. Прямой вопрос о здоровье означал, что лорд крайне недоволен происходящим в лагере, и возможно склонен винить во всем эльтасмириев. Но в тоже время, лорд остановился от Вельсиолла на расстоянии, недостаточном для нанесения удара. В то же время дистанция позволяла не нависать подобно горе над собеседником. А это означало, что он не собирается атаковать или ставить под сомнение неприкосновенность эльтасмирийского посольства.

– Улианту поразила неведомая мне болезнь. Она видит неуправляемые сновидения, а эльтасмирии в отличие от людей всегда контролируют свои сны. Это началось с момента прибытия на остров Рокушима.

Стальной доспех Ангмаямы задумчиво скрипнул под тяжестью огромного меча.

– Она обычная эльтасмирийка? Или может быть чародейка?Колдунья?

Вопросы лорда звучали прямолинейно. Архонт понимал, что они продиктованы не только его обычной манерой общения, но и напряжением, возникшим за ночь в кхатазском лагере.

– Улианта – обычная лучница и переводчица. Её отличает только происхождение – в детстве она выросла при посольском доме в Кхатазе, когда он был ещё городом-государством. Там она изучила ваш язык и культуру.

– Этой девочке более трёхсот лет? И что ей приснилось сегодня? – Доспех лорда издал очередной скрип.

На одно мгновение архонт закрыл глаза, превратив всего себя в «слух». Десятки Поющих мечей и воинов наблюдали за разговором Ангмаямы, сдерживая возбуждённое дыхание. Они прятались в пологах шатров, скрывались в разлапистых ветках кедров, рухнувших с высоты второго яруса джунглей. Как затаившиеся хищники, они были готовы к атаке по малейшему знаку своего хозяина.

Вельсиолл открыл глаза. Медленно подошёл вплотную к лорду Ангмаяме и прошептал:

– Она не помнит сна.

Затем он сделал шаг назад и решил разрядить обстановку способом, который мог приблизить разговор к удачному окончанию. Тонкие нити лести, умело вплетённые в ткань деловой беседы, часто украшали полотно эльтасмирийских переговоров:

– Я опасаюсь, что дальнейшие сновидения могут вызвать смерть Улианты. Именно поэтому мы собираемся завершить посольство как можно быстрее. Я знаю, что путь до владений лорда Хироюки подтоплен и подвергается нападениям илийдингов. Также мне известно о существовании некоей старой дороги. Полагаю, лорд Ангмаяма, вы как правитель этих мест лучше прочих знаете каким путём нам лучше двинуться и сможете дать мне мудрый совет.

Доспех Ангмаямы в очередной раз раздосадовано скрипнул под тяжестью меча. Лорд грозно оглядел лагерь, и Вельсиолл убедился, что его замысел удался. Теперь затаившихся Поющих мечей беспокоило, что же там шепнул эльтасмирий. Человеческое любопытство выдало ещё двух скрытых бойцов, которые ранее были не замечены архонтом. Под пышными усами кхатазского лорда внезапно промелькнула довольная улыбка:

– Старая дорога… вам известны все её опасности? Это пограничная местность. Обитель духов. Во времена Обновления Мира ткань реальности в тех местах истончилась, и вместо владений лорда Хироюки вы можете попасть в Междумирье. В этом случае шансов на возвращение практически не будет.

– Но если мы не сгинем, то доберёмся быстрее, чем по новой дороге?– Уточнил Вельсиолл.

После некоторой паузы лорд Ангмаяма сказал:

– Конечно, но опасность несоизмеримо выше, чем на пути, что облюбовали агрессивные илийдинги.

В этот момент раздался едва слышимый переливчатый свист, доносящийся со стороны палатки эльтасмириев. Он вылетел из уст человека и являлся подобием пения одной из местных лесных птиц. Вельсиолл слегка улыбнулся – ему был понятен смысл. Караульный, повинуясь незаметному сигналу от лорда, сообщил всем «снять осаду». В мастерстве копирования звуков леса люди были значительно менее искусны, чем представители Старшей расы.

– Вы не завтракали.

Фраза о еде означала, что дальнейший разговор не будет столь напряжённой дуэлью слов, жестов и взглядов.

– С удовольствием сделаю это. – Ответил архонт.

Спустя некоторое время Ангмаяма и Вельсиолл вышли к порогу ручья, чтобы без очевидцев побеседовать под шум воды, скрадывающий голоса. За сутки ручей превратился в бурный поток, падающий совсем рядом, с обрыва высотой с хороший крепкий кедр. Лорд и архонт наслаждались запахами и звуками пробудившегося к новому дню леса, напоенного могучим ливнем. Вельсиолл вспомнил, как в детстве, наперекор воли матери, выходил в море на последних порывах шторма, когда волны ещё не улеглись. Как прыгал с плота, оставляя его на баловство морской стихии, и наслаждался напоенными свежестью прибрежными морскими глубинами. Вот и сейчас после ливня распустились цветы, заполонив воздух волшебными ароматами. Птицы радостными трелями возвестили наступление прекрасного дня в джунглях, и даже зловещий рык ягуара отныне возвышался над всей этой канонадой не как предупреждение, но как призыв.

Человек и эльтасмирий прогуливались в полном вооружении, в начищенных до блеска доспехах, отражающих силуэты друг друга. Иначе находиться вне территории лагеря было попросту неосмотрительно. Тёплый от начинающейся жары металл оружия отбрасывал блики солнца на их статные фигуры. И только шлемы они держали в руках.

– Я предлагаю вам остаться в моих владениях в качестве гостей, архонт Вельсиолл. Вы – эльтасмирии ведаете, что нет на войне комфортнее, безопаснее и сытнее места, нежели стан жаждущей битвы армии. Вам ли не знать, что звон мечей привлекает не только ночных крыс и воронов, готовых пожирать трупы павших. Лучшие из людей своих сословий – воины, дамы Ночи, торговцы, колдуны, лекари – всех притягивает война. Всё, что скажут они, узнаете и вы. Зачем же отправляться к Хироюки? К чему эти мытарства?

Вельсиолл ответил не сразу, глядя, как поток мутной воды подмывает тропу.

– Благородный лорд, ваше предложение очень лестно для нас. Вы безмерно гостеприимны, так же как и хитроумны, что, конечно, только на пользу правителю.

– В чём же моя хитрость? – Деланно удивился Ангмаяма, скрывая под пышными усами одобрительную улыбку.

Вельсиолл взглянул прямо в глаза собеседнику.

– Уверен, что каждый старший лорд Рокушимы ревностно следит, сколько и где мы останавливаемся на ночлег. Задержись мы у вас надолго, и вы получите негласное превосходство перед остальными лордами. Все сочтут, что эльтасмирийское посольство, игнорирующее остальные владения, наверняка выделило достойного лорда Ангмаяму и предпочло лишь его общество. Это нарушит равновесие между благородными семьями провинции, чего я бы крайне не хотел. К тому же, – Вельсиолл слегка улыбнулся, – интересующие нас сведения должны быть добыты лишь непосредственными встречами с каждым из старших лордов. Таково решение совета архонтов Дома Весеннего Шторма.

Вельсиолл, обратив внимание, что Ангмаяма всё также находится в приподнятом настроении, добавил:

– Не сочтите за оскорбление, но вы вполне можете довести любое сообщение от остальных лордов в удобном для вас свете и преподать его нам, кхм… ну, несколько изменённым.

– Неслыханная дерзость, – со спокойной улыбкой произнёс Ангмаяма, – а вы тоже не на иле замешаны.

Повисла неловкая пауза. Лорд рассмеялся:

– Вы не знакомы с традицией кхатазских простолюдинов. Эта поговорка: «быть не на иле замешанным» означает быть умным, не попасть впросак в какой-либо ситуации, не быть «ребёнком»…

Вельсиолл немного расслабился и сказал:

– Всё же я не совсем понимаю…

– Всё просто. Рисовые лепешки делаются с рисовым уксусом, солью, перцем и прочими приправами, оказавшимися в доме. Всё замешивается на рисе или рисовой муке. Дети же, когда играют в свои игры, замешивают лепёшки на речном иле. Отсюда и поговорка «быть не на иле замешанным», или же, наоборот, глупому человеку могут сказать «да ты замешан на иле», что будет означать, что его разум не превосходит разум ребёнка.

Некоторое время они стояли молча, глядя как вода обрушивается вниз, в скрытое мириадами капель озерцо. Лес умиротворял, приводил чувства в гармонию. Наконец, лорд продолжил разговор:

– Когда планируете выходить?

– Как можно скорее, – ответил архонт, – однако, я ещё не решил какой дорогой следует идти.

– Для этого я и позвал вас на прогулку. Я расскажу вам об обоих путях. Первый – коим пользуемся все мы, отвоёван кхатазами у Леса и почти лишён его опасностей. Он принадлежит всем подданным Кхатазской империи. На нём сушат рис, судачат простолюдинки, с него Поющие мечи осматривают наши владения. Эта дорога занимает три неторопливых дня пешего хода. Однако, как вам известно, сейчас он подтоплен и там проказничают илийдинги. Это, скорее всего, не проблема для вас, но есть и иной путь. Вы спрашивали о нём. Мы называем его Старой дорогой. Через лес, дикими тропами и обрывками некогда оживлённого тракта. На лошадях там не проехать. Странствуют там лишь следопыты да колдуны разных мастей. Там властвуют неведомые силы, и небеса всегда закрыты тучами. Этот путь выведет вас к замку Хироюки гораздо быстрей, и вы уложитесь в шесть или даже пять часов пешего пути. Если справитесь…

– Не сочтёт ли лорд Хироюки за вторжение наше необъявленное появление с того конца дороги? – Спросил Вельсиолл, проигнорировав прозвучавшее сомнение в том, что они могут не справиться.

– Выход этого пути к замку постоянно караулит отряд Поющих мечей моего младшего брата. Вы заслужите их уважение, если они не убьют вас прежде, чем разберутся кто перед ними.

– Благодарю вас, лорд. Мы выйдем в полдень, чтобы к вечеру быть на месте.

– С вами пойдёт следопыт и ещё три человека.

– Не стоит. Без сопровождения мы доберёмся гораздо быстрее.

– Без сопровождения Раоки вы не вернётесь со Старой дороги. Он хаживал по ней и возвращался. И каждый раз она меняется до неузнаваемости. Неизменны только определённые ориентиры, которые известны одному лишь Раоки. Так зовут следопыта. Без него вы сгинете, или уйдёте серыми тропами в иной мир, откуда выхода нет. А что потом скажут про меня? Смотрите… Это Ангмаяма. Он сгубил эльтасмирийское посольство. С его земель так и не вышел благородный архонт со своими спутниками.

Усы лорда воинственно встопорщились, и Вельсиолл понял, что это предложение из тех, от которых невозможно отказаться.

– Следопыт идёт – согласен. Но зачем же другие сопровождающие?

– Это охрана!

– Охрана для эльтасмириев? В лесу?

– Она вовсе не для вас. Раоки без сопровождения не пойдёт даже под угрозой того, что ему отрубят голову.

– Пусть будет так. И где же начинается особый путь?

– Он в одном прыжке от вас. – Табиючи показал вниз. – Там, куда бьёт водопад.

Глава 15

– Мы выходим сейчас же!

Вельсиолл ворвался в шатёр, ожидая напряжённой обстановки между участниками посольства, но, к его удивлению, Улианта и Теольминт уже собрались и расслабленно ждали его, сидя рядом на циновке.

– Мы пойдём коротким путём. Для этого придётся лишь прыгнуть с вершины водопада в озеро, что находится недалеко от лагеря.

– Почтенный архонт, – вдруг с жаром воскликнул Теольминт, – нет сомнений в верности вашего выбора, но позвольте мне одеть мой плащ и не снимать его более! Иной путь должен увидеть меня во всей красе!

Улианта улыбнулась украдкой. За эту удаль она могла простить Теольминту всё.

– Тебе уже не претит мысль, что нам придётся идти по Старой дороге? – Спросил обескураженный Вельсиолл.

– Мы всегда готовы пойти за вами, господин архонт. – Чересчур спокойно ответила Улианта для той, что совсем недавно едва не лишилась разума.

Вельсиолл ещё раз удивлённо поглядел на них и первым вышел из шатра. На выходе посольство уже ждали благородный Поющий меч и два простолюдина.

– Следопыт Раоки присоединится к нам внизу. – Учтиво сказал один из них, опережая вопрос архонта.

– Меня зовут Мирано, а его – Ото. – Он толкнул рукой крестьянина, смущённо смотрящего себе под ноги.

Вельсиолл критически оглядел кхатазов. Мирано совсем не походил на воина. Толстый, с жировой складкой на шее и неприятным запахом вчерашней гулянки изо рта, в тоже время этот человек излучал безудержное жизнелюбие.

– Я не совсем воин, господин архонт, но у меня есть оружие! – Сразу же признался толстяк. – Никаких тайн, господин архонт. Я простой человек. Меня зовут Мирано.

Вельсиоллу показалось странным, что толстяк представился во второй раз. Казалось, что этому человеку нравится произносить слова, как это делают дети, постоянно повторяя новые выражения. Архонт обратил внимание на его обожжённые маслом пальцы и подумал, что толстяк чем-то провинился перед своим лордом и вероятно был наказан. Вельсиоллу резал слух его высокий, почти девичий голос, и он перевёл взгляд на настоящего воина. Единственного Поющего меча в отряде:

– Меня зовут Вельсиолл. Я – архонт Дома Весеннего Шторма. С этого утра и до завершения пути я руковожу вашим отрядом. Как твоё имя?

Поющий меч молча смотрел в глаза архонта. Вельсиолл напрягся. Что это? Вызов? Неподчинение? Или очередная местная традиция?

– Он не ответит вам, господин. – Подал голос Мирано. – Дело в том, что его брат был Поющим мечом в личной охране верховного лорда и после охоты, на которой трагически погиб господин Року, он отказался совершить ритуальное самоубийство, которое положено честью за неисполнение воинских обязанностей. И с тех пор он считается мечом Тишины, воином без сюзерена, изгоем, наёмником. С тех пор Поющий меч Тидзин, – Мирано указал на молчащего, – принял обет молчания, пока не найдёт своего брата и не поразит его в поединке. Вы не переживайте, он прекрасно знает и куда мы идём, и кому подчиняться.

Улианта с тревогой, плохо скрываемой за эльтасмирийским высокомерием, оглядела кхатазов. Уделив особенное внимание босоногому крестьянину, не производящему особого впечатления, она спросила у архонта на родном языке:

– Вы спрашивали у лорда, кто эти люди, и почему именно они идут с нами на Старую дорогу?

Вельсиолл невольно взглянул на неё. Тон Улианты напомнил ему родную мать:

– На это не было времени. А что не так?

– Этот человек говорит как по бумаге! Его речь… разве ТАК говорят простолюдины? ТАК? – Улианта обернулась к Теольминту за поддержкой.

– Ты распаляешься, Улианта. Люди не должны этого видеть. – Успокоил её Теольминт.

– Где лорд Ангмаяма? – Спросил Вельсиолл у толстяка.

– Идущих на Старую дорогу не провожают, господин эльтасмирийский лорд. – Неожиданно заговорил крестьянин Ото.

– Это почему же?

– Чтобы провожающих не увидели те, кто «по ту сторону». – Туманно ответил Ото, и архонт решил прекратить разговор.

– Спасибо, лорд Ангмаяма, за чудесную компанию. – Прошептал он, и, не задавая более никому вопросов, направился в сторону тропы, ведущей к обрыву, где ручей ниспадал в искрящееся брызгами озерцо.

Архонту показалось странным, что над порогом стоял туман, которого не было утром. Из-за этого он видел только очертания водоёма внизу и не был уверен, что при прыжке не напорется на камни. Но отступать было некуда. Выбор сделан.

Глаза кхатазов расширились от изумления, когда эльтасмирийский лорд шагнул в стремительный поток ручья. Вода охватила его, но не потащила, а лишь ускорила его шаг. Туман быстро поглотил его, и Поющий меч Тидзин готов был поклясться, что архонт шагал и в падении. Вслед за ним отправился на Старую дорогу второй эльтасмирий. Он бросил в поток походную сумку с доспехами и оружием, сам же на ходу завернулся в плащ и исчез прямо в воздухе. Эльтасмирийка вошла в ручей подальше от обрыва. Все её вещи взял с собой Теольминт, и Улианта была налегке. Кхатазы охнули, когда по мере погружения в воду она снимала с себя платье, но не позволила им увидеть даже сантиметра своего обнажённого тела.

Лорд Ангмаяма, наблюдавший за происходящим издалека, впервые видел, чтобы устремившиеся вслед люди вступали на особый путь без принуждения, ведь это были добровольцы. И если резоны Поющего меча он ещё мог понять, то поведение толстяка и крестьянина показалось ему необычным. Выходцы из низших сословий не отличались бесстрашием и боялись даже ближних джунглей, не говоря уже про Старую дорогу. Ангмаяма коснулся лба указательным пальцем и начал вспоминать, когда же в лагере появились повар Мирано и конюх Ото. Да и Поющий меч Тидзин пришёл в его армию недавно.

Советник, стоящий рядом, вежливо поклонился и развернулся, чтобы уйти, но лорд остановил его:

– Напомни мне, откуда в лагере взялись эти трое, – он махнул рукой в сторону ушедшего отряда, – и не вздумай рассказывать мне про морских гостей. Я казню тебе здесь же самолично.

Советник поперхнулся, изначально посчитав, что вопрос лорда касался эльтасмириев:

– Тидзин дал обет, и теперь, согласно Кодексу Восходящего Клинка, он вправе войти в любой замок, в любой дом Поющего меча. Он пришёл из города Року.

– Про него мне прекрасно известно. Ты начал с очевидного… Не делай так впредь.

Советник шумно сглотнул слюну, прежде чем продолжить:

– Второй – крестьянин Ото. Он родной брат конюха Ошо, убитого копытом. Прибыл из деревни за неделю до гибели брата, в надежде стать у того подмастерьем. С горя тайком выпивал и стонал во сне, постоянно будя воинов. Почему его не зарубили в первую же ночь, я могу объяснить лишь великой удачей.

– Погоди, – осёк его лорд Ангмаяма, – с каких это пор крестьяне выбирают Старую дорогу, избегая смерти?

– Толстяк надоумил его! – Улыбнулся советник. – Он явился из городского порта Року и нанялся поваром. Кто-то предположил, что он какой-то сектант, однако я не вдавался в подробности. Он так много болтал, что обжигал не только свои пальцы, но и слух Поющих мечей. Так же как и конюх, он бы долго не прожил в лагере. Вот они и попросились в путь с гостями из-за моря.

– Ты разрешил им идти. Почему ты считаешь, что конюх и повар способны защитить СЛЕДОПЫТА В ЛЕСУ?

Советник помялся, прежде чем дать ответ:

– Я подумал, что они прекрасно справятся с этой задачей, заплатив Старой дороге своими никчёмными жизнями.

– Возможно, ты и прав.

– Как вы думаете, господин, наши гости не догадались, с кем мы собираемся воевать?

Лорд Ангмаяма посмотрел на него, как на дитя:

– Они же не глупцы. Стоит взглянуть на размеры моего Меча Девяти Колец, чтобы понять – мы не будем прыгать по деревьям за илийдингами.

– И, тем не менее, они выбрали Старую дорогу, вместо того, чтобы пройти через лес союзной расы.

– Значит илийдинги им не союзники.

С юга донеслись гулкие звуки кожаных мембранных барабанов лорда Табиючи. Лорд Ангмаяма повернул голову в сторону холма, из-за которого шёл звук и не произнёс ни слова. Только пронзительно скрипнул его меч о металлические наплечники, и тотчас весь лагерь пришёл в движение.

Советник сделал шаг назад и направился к кухне, где он начал свой день в общении с ушедшими на Старую дорогу людьми. Не пройдя и половину пути, он резко свернул в сторону лесной опушки. Никто из Поющих мечей не замечал его, проходя мимо и даже касаясь плечами. Никто не заметил, как внешность советника стала изменяться, стоило ему приблизиться к границе леса. Мимо охраняющих лагерь стражников прошёл уже не советник лорда, но пожилой господин, одетый по давно ушедшей в прошлое «доимперской» моде. Вдруг он остановился, почувствовав на себе пристальный взгляд. Старец оглянулся и увидел, как через весь шумящий как пчелиный улей лагерь на него пристально смотрит юная Китцуми. Он улыбнулся ей, показав чёрные ровные блестящие зубы, и растворился в воздухе.

А в это время настоящий советник лорда Ангмаямы отчитывал нового повара за слишком густой суп и втайне переживал, отчего же господин с самого утра до сих пор не послал за ним.

Глава 16

В силу своей молодости Вельсиолл знал о глубокой осени только из летописей. Она наступает где-то далеко на севере Западного Биртронга. Там, где опадают листья, а с небес падает то, что называют снегом. О существовании Восточного Биртронга – материка, являющегося прародиной старших народов, Вельсиолл знал немного и поэтому размышлять о временах года мог лишь в рамках изученных книг и свитков.

Именно в осени оказался Вельсиолл, когда, оттолкнувшись от каменистого дна, вынырнул у берега заводи. За спиной он услышал два тихих эльтасмирийских всплеска, а ещё через мгновение три громких человеческих удара о воду. Пока его спутники подплывали к берегу, Вельсиолл, избегая топкой грязи, поднялся по скользким корням на берег и тут заметил одинокого рыбака, сгорбившегося над бамбуковой удочкой.

– Вы распугали мне всю рыбу. – Проворчал рыбак, удостоив благородного архонта лишь мимолетным взором.

Вельсиолл всмотрелся в озеро. Снизу поток воды казался совсем не таким бурным, как сверху, словно вода исчезала в воздухе, а вершина водопада терялась в тумане. Но самое главное, кроме выходящих на берег эльтасмириев и людей, в водоёме не было живых существ.

– Твой труд тщетен, следопыт. В этом озере не водится рыба.

Человек бросил удочку в водоём, едва не попав в толстяка, встал на ноги и подошёл к архонту. Вельсиолл отметил, что от следопыта пахло совсем не так, как обычно пахнет от потрёпанного, лохматого и седого человека, каким предстал перед ними Раоки. От него пахло лесом, свежей травой, диким зверем, но не костром. Это поразило архонта. За всю свою жизнь он не встречал человека, от которого бы хоть немного не пахло костром.

– Благородный господин очень наблюдателен. – Он посмотрел на легко выбравшихся на берег эльтасмириев и барахтающихся позади людей. – Вам точно нужна охрана?

Вспомнив разговор с Ангмаямой, Вельсиолл процитировал лорда:

– «Раоки без воинов не пойдёт даже под угрозой того, что ему отрубят голову». Так что охрана не для нас.

Следопыт лишь вздохнул и жалостливо посмотрел на Мирано и Ото. Они как раз выбирались на берег, умазавшись в грязи и водорослях.

– Расскажи, что может случиться на Старой дороге.

– Так тут всего делов то на половину дневного перехода, что же может случиться за такой короткий промежуток времени? – Прокряхтел, вращая глазами, толстяк, похожий сейчас на болотного тролля.

Его реплика была проигнорирована всеми, а Раоки ответил архонту:

– Путь занимает шесть часов, но это не означает, что эти шесть часов мы тут и проведём. Время здесь течёт иначе. Многие пропадают. Из вернувшихся кто-то рассказывает о живых мертвецах, кто-то о духах, а есть такие, кто и вовсе с ума сходит.

Вельсиолл отметил для себя, что следопыт рассказывает о своих предыдущих переходах, как будто сам в них не участвовал. Поэтому следующий вопрос был задан более конкретно:

– А в последний раз? Ты ходил до гибели лорда Року?

– Разве верховный лорд погиб? – Спросил Раоки и на его лице отразилось неподдельное удивление. – В последний раз я шёл этим путём полтора года, а когда вышел – оказалось, что прошло всего шесть часов.

– Мне кажется, или ты седой не по годам? – Встрял в разговор Теольминт.

Следопыт усмехнулся и ответил:

– Я седой, потому что кошмары оживают на этом пути. Однако до этого я там ходил невозбранно. Вот и угадай, что случится, или не случится на этот раз.

Теольминт посмотрел на него, сдвинув брови, но промолчал вопреки обыкновению. Он поправил свой плащ и встал рядом с архонтом, дожидаясь приказов. Заметив, что Вельсиолл с нескрываемым недовольством поглядывает на босоногих кхатазов, он счёл нужным сказать:

– Простой люд подчас знает больше, чем господа, живущие за толстыми стенами замков. Это сейчас они молчат. Я думаю, скоро их языки развяжутся, и мы узнаем о гибели верховного лорда то, что не известно их господам.

Улианта, накинув на плечи походный плащ, пристально посмотрела на Теольминта.

– Дам Ночи ты тоже относишь к простолюдинам?

– Видишь, ты уже шутишь, а значит, поняла и простила меня. – Ответил ей Теольминт.

– Простила за что? – Спросил Вельсиолл. – Ты чем-то обидел её?

– Просто я слишком бурно расхваливал красоту дамы Ночи, а Улианта почему-то обиделась.

– Конечно, – воскликнул архонт, – какой девушке понравится, когда в её присутствии восхищаются прелестями другой женщины? Это странно даже для тебя.

Улианта решила сменить скользкую тему и произнесла, перейдя на эльтасмирийский язык:

– Этот весёлый толстый человек… Он подозрительный. У него есть второе дно.

– Это всё голос, – отозвался Теольминт, – тонкий, словно в нём обитает девчушка… или он съел её, судя по запаху изо рта! Вот кто действительно подозрительный, так это наш следопыт…

– Следопыт как следопыт, – повела плечами Улианта, – единственное, что мне кажется, что… хотя это просто мысли…

– Что тебе кажется, Улианта? Говори. – Приказал Вельсиолл.

– Мне кажется, – с классического языка «эльтасмири» Улианта и вовсе перешла на тайный диалект Дома Весеннего Шторма, и взяла архонта за локоть, – мне кажется, что наш следопыт не просто так встретил нас именно внизу.

– В чём же дело? – Спросил архонт, ощущая, как цепко держит его за руку девушка.

– Мне кажется, что он провёл в этом месте слишком много времени и утратил часть себя. Не ждёт ли нас подобное?

Глава 17

Государственные колдуны кхатазов проделали исполинскую работу, сделав поля, деревни и замки людей безопасными. Весь отряд вспомнил об этом, оказавшись на Старой дороге. В этом месте чувства вступали друг с другом в диссонанс. Глаза видели деревья, вытоптанную в земле дорогу и серое небо над головой. Уши при этом слышали, что в лесу нет зверей и птиц. Нюх подсказывал, что тропа совсем свежая, так как от неё пахло сырой землей. Внутренний голос нашёптывал, что серое небо слишком уж близко.

Улианта почувствовала это на себе, стоило эльтасмириям вступить на иной путь. Внешне лес не изменился, но места укусов пчёл напомнили о себе внезапной колючей болью. На мгновение ей показалось, что весь окружающий мир, деревья и ветер, каждый хилый росток у дороги разом заговорили с ней. Ещё мгновение – и все голоса разом стихли. Боль сменилась расслаблением. Не удержавшись, Улианта схватилась за сонную артерию, и её реакция не ускользнула от внимания архонта. Он бросил на неё пронзительный взгляд. Улианта поспешила закрыть глаза, страшась показать свою слабость, но Вельсиолл понял, что происходит.

В глазах его запылал первородный Свет. С непостижимой глазам людей скоростью он развернулся вокруг своей оси так, что даже Улианте и Теольминту показалось, что его лицо одновременно смотрит сразу во все стороны света. Оглядев хтонический лес, архонт замер, а затем заговорил голосом, усиленным эльтасмирийской магией:

– Здесь истончается ткань мира. Я чувствую эманации иных измерений. Именем Дома Весеннего Шторма я объявляю наш отряд подзащитным эльтасмирийской расы!

После этих слов герб на его щите вспыхнул ярким белым светом и погас. По окружающему лесу пролетел еле ощутимый порыв ветерка.

Мирано и Ото одобрительно зашептались – неплохо всяким там привидениям знать, что люди-охранники и сами под охраной старшего народа. Раоки и Тидзин сдержали эмоции за каменными стенами своих лиц. И только Теольминт с Улиантой осознали, что именно совершил архонт Вельсиолл.

Перед лицом неведомой опасности он скрепил печатью своё заявление-заклинание для любых духов или сущностей. Отныне именно он стал щитом отряда, на который обрушится возможный удар сил, недовольных появлением чужаков.

Улианта восхищённо взглянула на Вельсиолла. Этим поступком юный архонт напомнил ей отца. Именно так – решительно и самоотверженно он поступал в драматические дни Обновления мира более трёх веков назад, когда решалась судьба её семьи в старом Кхатазе, захлебнувшемся в кровавых беспорядках. От нахлынувших детских воспоминаний и усталости Улианта еле сдержала слёзы.

– Тут и начинается Старая дорога, – пробормотал Раоки, – и дождь?

Этот вопрос он задал сам себе и очень удивился первым каплям лёгкой мороси. Теольминт с издёвкой поглядел на следопыта, озвучившего очевидный для всех факт и хотел уже что-то сказать, но в этот миг Вельсиолл тягуче, словно воздух вокруг его тела превратился в жидкость, снял с плеча лук, вынул из тула стрелу и прицелился куда-то в лес.

– Выходи! – Прошептал он одними губами, но его голос прошелестел сквозь ветви деревьев, замерших, будто в страхе от его предыдущей речи.

Приглядевшись, Улианта заметила человека, прятавшегося среди плотного кустарника. Он так ловко скрывался в переплетении теней, что Улианта засомневалась, а человек ли это. Только Вельсиолл, благодаря выдающемуся чутью, смог первым заметить его.

Скрипнула тетива лука и из кустов вышел илийдинг в маскировочном одеянии. Он ловко и при этом осторожно стал приближаться к отряду.

– Покажи лицо! – Приказал архонт не терпящим возражения тоном.

Лесной житель не стал испытывать терпение архонта и откинул капюшон одеяния. С изумлением Улианта узнала Локтоиэль. Теольминт сделал шаг в сторону и немного повернулся, чтобы его плащ был лучше виден девушке.

Её походка, немного виноватый взгляд, направленный на Вельсиолла… еще мгновение и она с деланым, как показалось Улианте, смирением произнесла:

– Архонт Вельсиолл, я доставила вам неприятности, но, как и вы, я заботилась о благополучии своего народа.

Улианта вновь ощутила покалывания в области сонной артерии, но подумала, что Локтоиэль точно не дух – у девушки была видна обувь, которую, как известно, бестелесные существа не носят. Словно прочтя её мысли, Локтоиэль выкрикнула, с нотками мольбы в голосе:

– Не надо меня опасаться. Я – живая. Я пришла пешком. Посмотрите на мои ноги!

– Твои ноги совсем не дурны! – Объявил Теольминт и тут же сгорбил спину, словно мимолётный ревнивый взгляд Улианты имел силу дубинки, ударившей его по лопаткам.

Внимательный Вельсиолл успел заметить это боковым зрением, но не понял, что происходит и тут же забыл об этом.

– Господин архонт, – быстро пришёл в себя Теольминт, – давайте выслушаем её. Она всё-таки местная. Возможно, она станет ещё одним проводником в нашей компании.

– Идёт дождь! – Подал голос следопыт Раоки.

Кхатазы зашептались между собой и Мирано, осторожно шагнув в сторону архонта, заискивающе спросил:

– Если вы выберете другого следопыта, то с повеления господина архонта мы отправимся домой, пока не поздно?

Вельсиолл строго глянул на разговорившихся спутников. Все, как один, тут же замолчали. Будучи архонтом, он свободно изъяснялся на нескольких языках и наречиях светлых рас. Но, родившись во времена Обновления мира, разрушившего связи между народами, он получил знания не в странствиях, а в общении с учителями, писарями и библиотекарями Дома Весеннего Шторма. Языку же илийдингов его тайно обучил заключённый в темницу контрабандист – торговец артефактами, чьё знание не подвергали сомнению мудрые чтецы Дома, но при этом почему-то запрещавшие учиться у него.

– Ты подставила нас в лесу, – обратился Вельсиолл к Локтоиэль на её родном языке, впервые за много лет применив свои познания на практике, – и теперь снова отсвечиваешь перед нашей бандой.

Локтоиэль недоумённо поглядела на него:

– Что за слова вы подбираете, уважаемый архонт? В нашем народе так не принято выражаться.

– Говори, зачем припылила. Не разводи канитель. И сколько стоят твои услуги?

Последние слова поняла не только илийдинги, но и Теольминт с Улиантой. Они удивленно уставились на архонта. Локтоиэль слегка покраснела:

– Я не оказываю… услуг. У кого вы учились нашему благородному языку?

Вельсиолл понял, что нужно тщательнее подбирать слова, напряг память, и выдал:

– Изволь отбросить притворную личину, чужеземная дева, и выскажи истинные намерения высокому собранию.

– Вам следует лишить своего учителя головы. – Сделала вывод «чужеземная дева» и перешла на всеобщий язык, чтобы избежать двусмысленности. – Я – предводитель разведывательного отряда. Мы следили за лагерем лорда Ангмаямы и увидели, как вы покинули его. Я отправила отряд обратно с докладом. В одиночку мне проще следить за вами. Я шла рядом, но вы заметили меня и заставили выйти. И ещё… Сегодня ночью мне приснилось, что вы пойдёте этим путём. Меня тянуло сюда. Я должна идти с вами. Не знаю почему, но знаю, что так должно быть… Я нужна вам.

И вновь архонт оказался перед выбором. Предложение следовало принять, или отвергнуть. Вельсиолл знал, что за внешней покорностью и беззащитностью Локтоиэль скрывается угроза. Отвергнутая илийдинги, если не убить её на месте, в лесу способна перебить весь отряд. Кхатазы станут для нее лёгкими мишенями. Улианта и Теольминт, как только что стало очевидно, уступают ей в скрытности. Но и принятая в отряд Локтоиэль не станет менее опасной, в чём Вельсиолл уже убедился ранее.

– Идёт дождь! – Вдруг повторил следопыт, озираясь по сторонам, словно впервые видит окружающий ландшафт.

Вельсиолл перевёл на него взгляд и одновременно отдал приказ:

– Теольминт! Свяжи ей руки. Она идёт с нами в качестве пленницы.

– Архонт, вы делаете именно то, что она желает! – Произнесла Улианта на языке «эльтасмири».

– Ей хочется быть связанной и полностью находиться в нашей власти? – Спросил томным голосом Теольминт, но был проигнорирован.

– Посмотрите на её гибкие запястья! Да не ты, Теольминт, а вы, господин Вельсиолл. Она легко выкрутится и выхватит свой смертоносный лук!

Покладистая Локтоиэль тут же изящным движением плеча сбросила лук на землю в сторону эльтасмириев и ответила Улианте:

– Я отдаю его вам. Если бы я хотела вас убить, то сделала бы это раньше. Времени было предостаточно.

– Ну да, ну да!

Кхатазы и, особенно Поющий меч, напряглись, видя как безоружная илийдинги ставит под сомнение авторитет посольства. Заметил их реакцию и архонт. Он заговорил на языке «эльтасмири», глядя в глаза Улианте:

– Кхатазы не приемлют препирательств между подчинёнными и командиром. А ты ставишь под сомнение мой приказ. Прекрати!

Сделав паузу, он добавил на всеобщем:

– Возьми её лук и убей при попытке сбежать.

Кхатазы услышали то, что должен сказать предводитель и успокоились. Улианта, фальшиво улыбаясь Локтоиэль, повесила её лук себе за спину. Теольминт промолчал. И только конюх Ото порывался что-то сказать, но его сдерживал суровый взгляд Поющего меча.

Отряд двинулся вперёд, по постоянно сужающейся дороге, виляющей сквозь глухие заросли орешника. Вельсиолл шёл на несколько шагов впереди Ото, но даже спиной чувствовал его нетерпение. Архонт остановился, поднял руку и, не оборачиваясь, произнёс:

– Говори, конюх!

Кхатаз помялся, притаптывая босой ногой сырую землю дороги. Вельсиолл догадывался, что сейчас со всех сторон его атакуют взгляды товарищей, не привыкших к тому, что можно беспокоить начальство без веской причины.

– Нельзя быть несвободным на ином пути! – Ото произнёс это с визгом, словно к его животу был приставлен острый нож. – Убьёте её как «пленницу» – и она будет преследовать вас даже после смерти, лорд Вельзевул. А затем она найдёт и всех нас. А мы не умеем противостоять нежити.

– Его зовут Вельсиолл, – вежливо поправил конюха Теольминт, затем перевёл взгляд на Локтоиэль и добавил, – но ты преследуй Вельзевула.

Ото сделал осторожный шаг в сторону от Тидзина, словно боясь мгновенной смерти от его меча.

– Мы вовсе не охранники следопыта Раоки. – Начал он, но его прервал толстяк Мирано:

– Говори за себя! Я вполне себе охраняю его на этой дороге.

– Хорошо. Я – не охранник. Я провинился перед Поющими мечами и жив только потому, что ушёл вместе с вами с дозволения советника лорда Ангмаямы.

Ото замолчал, беспокойно дыша, и к Вельсиоллу обратилась Улианта, перейдя на язык «эльтасмири»:

– Я всё поняла. Это уходящие от казни отступники.

– Преступники или отступники?

– Отступники. Они нарушили не закон, но обычай, или устои веры. Они – грешники, как говорят люди.

– По мне, это не так уж и плохо! – Не терял приподнятого состояния духа Теольминт – За годы военных походов я больше привык к обществу отступников, чем праведников. А в этой стране, с её мириадами устоев, традиций и обычаев, стать отступником легче лёгкого.

Затем он повернулся к Ото и проникновенно сказал ему:

– Ты зря волнуешься, человек. Мёртвая илийдинги не будет преследовать лорда Вельзевула, ведь он не собирается убивать её. Он заставит тебя сделать это.

В это время Раоки вновь произнёс, но на этот раз не удивлённо, а расстроенно:

– Идёт дождь.

– Да что ты заладил со своим дождем? – Разозлился на него Теольминт.

Следопыт поднял голову вверх. Открыл рот, ловя падающие капли. И прошептал:

– Он начался.

Теольминт участливо поинтересовался:

– Так идёт или начался? Скажи по-кхатазски, если тебе трудно на всеобщем. У нас есть переводчик.

Раоки поглядел на него, как обиженный ребёнок и отчеканил, выделяя каждое слово:

– ЗДЕСЬ! НАЧАЛСЯ! ДОЖДЬ! Здесь никогда не шёл дождь.

После этих слов дождь усилился. Мелкий, промозглый, противный, он совсем не походил на обильные ливни юга и востока Западного Биртронга. Небеса затянула равномерная серая хмарь. Привыкшие к постоянной жаре эльтасмирии и люди поёжились от прохлады.

– Нужно торопиться, – затараторил Раоки, – если болото насытится водой, то мы не пройдём.

– О каком болоте ты говоришь, следопыт? – Спросил Вельсиолл.

Раоки посмотрел на архонта с ухмылкой и одновременно с подобострастием:

– Оно впереди. Там могут остаться не только наши тела. Болото любит жертвы.

После этих слов он резво двинулся вперёд, выбрав не глядя, одну из трёх извилистых троп, уходящих вглубь острова. Он вперил взор себе под ноги, словно больше боялся оступиться с тропы, чем заблудиться в лесу. Странно повела себя и Локтоиэль – представитель народа илийдингов, славящихся своим лесным чутьём. Она ступала след в след за Раоки и смотрела только за ним, как делают оказавшиеся в страшном месте детишки. Глядя на это, Теольминт с Улиантой пошли точно также, не говоря уже и о самом Вельсиолле. Но вот «охранники следопыта», не обладающие природной ловкостью старших рас, рисковали жизнью.

Отряд двигался предельно быстро для пеших странников и Ото чуть было не сорвался с тропы, когда они шли через заросли бамбука вдоль безымянного ручья. В его мутных, как небо, которое он безуспешно пытался отразить, водах бултыхалось нечто большое и зубастое и оно явно не позволило бы кхатазу прожить лишние мгновения. Но спас его Поющий меч Тидзин, схватив одной рукой за шиворот и бросивший как котёнка обратно на тропу.

– А меня одной рукой не поднять. – С сожалением произнёс толстый Мирано совсем уж тонким голосом, и Вельсиоллу показалось, что он где-то слышал его ещё до знакомства с поваром. Но предаваться раздумьям было некогда. Вельсиолл воспользовался суматохой и оглянулся. Скрывающаяся за поворотом тропа изменялась на глазах. Вместо витиеватой, углублённой дороги позади отряда возникла развилка. Вельсиолл осознал всю пользу «дара Ангмаямы».

– Теольминт, ты видел следопытов, смотрящих только себе под ноги?

– Не только мужчины видят это, господин архонт, – нервно ответила вместо него Улианта, которая была на грани нервного истощения, но внешне держалась бодро – а наша пленница? Посмотрите, она ведёт себя точно так же.

Притворство Локтоиэль могло обмануть кого угодно, но не обострённые чувства архонта. Благодаря знаниям, уму и вниманию к мелочам он сразу определил, что девушка тщательно подготовилась. И не к слежке, а к свиданию. Локтоиэль сбрызнула руки, плечи и живот олеандровым соком. Он испарялся от тепла её кожи и создавал вокруг ауру, действующую на людей и эльтасмириев по-разному. Эльтасмирии получали от испарений заряд бодрости, что сказалось даже на хмурой Улианте. Вельсиолл знал, что в среде шаманов и колдунов олеандр – это растение ищущих, тех, кто случайно пошёл не своим путем, запутался и никак не может вырваться из ловушки. Тем примечательнее выглядел выбор лесной жительницы именно этих цветков в качестве основного аромата. На людей же сила олеандра действовала иначе. Для них он был ядовит. У них колотилось сердце, и появилась лёгкая одышка.

Идущие в поход илийдинги выбирали обтягивающие одежды, выделанные не из кожи животных, как у людей-охотников, а искусно сплетённые особым образом из тонких волокон кипрея, крапивы и иных растений. Непромокаемая обувь из древесного лыка делала их неуловимыми для хищников, что берут след по нюху, а элементы доспехов из «железного дерева дополняли ансамбль. На Локтоиэли же ничего этого не было – на ней красовалось короткое платье, которое мог снести сильный поток воды, порезать острые шипы растений или разорвать крепкие руки. Лёгкие сандалии и тонкий походный плащ тоже противоречили её словам о том, что она была главой разведывательного отряда в таком виде. Локтоиэль, словно читая мысли архонта, поправила платье.

Илийдинги норовила на всяком повороте коснуться Вельсиолла, и поскольку руки её были связаны, то делала она это то плечом, то бедром, а один раз даже притёрлась грудью, якобы поскользнувшись на скользкой ветке. С каждым прикосновением он оказывался в самой гуще ароматов олеандровой смеси. Вскоре он начал изнывать от её близости, но в тоже время недоступности, и внутренне обрадовался, когда она заговорила:

– Господин архонт, а у вас есть жеребец?

Неожиданный вопрос заинтриговал весь отряд. Даже толстый повар Мирано стал дышать тише, чтобы расслышать ответ Вельсиолла, но его опередил Теольминт:

– У господина архонта целая конюшня отборных коней. И в этой конюшне есть как кобылы, так и жеребцы.

– Кобылы и жеребцы. А вместе – кони, да?

– Всё верно, – разговорился Теольминт, – но он, как и подобает эльтасмирию голубых кровей, отдаёт предпочтение воздушным прогулкам. Для этих целей имеется молодой и быстрый дракен.

Мирано и Ото выпучили глаза и разинули рты.

– Спокойно, гоблины, – усмехнулся Теольминт, – не дракОн, а дрАкен.

– Спасибо за такой развёрнутый ответ, – наконец счёл нужным вмешаться в разговор Вельсиолл, – а то я уж было хотел сказать, что мой жеребец прибыл на остров вместе со мной и наверняка огорчается тому, что его не выгуливают.

Кхатазы захохотали, оценив сальную шутку, столь неожиданную для благородного архонта, даже Поющий меч Тидзин улыбнулся. И только эльтасмирии не смеялись – они знали, что конь в стойле на Минта’эдвен-Эарини вовсе не шутка, а реальность.

Локтоиэль же пропустила мимо ушей последнюю фразу и продолжала:

– Это так романтично ездить к девушкам на свидание на собственном коне. Для такого мужа границы селения уже ничего не значат. А наш народ пользуется грифонами. А вы прилетаете на дракене? Спускаетесь с небес на фоне алого заката?

И вновь Теольминт ответил за архонта, залихватски подбоченясь:

– Я тоже могу управлять дракеном. Вот, однажды…

– Прямо за этим кряжем начнётся болото! – Возвестил Раоки, перебив, и тем самым очень огорчив рассказчика. Улианта украдкой хихикнула.

Эльтасмирии переглянулись между собой. Чутье подсказывало каждому из них, что человек ошибается.

– Следопыт, – произнёс архонт, – тебе не кажется странным, что со стороны болота дует ветер, очень похожий на морской бриз?

– Иной путь обманчив, не стоит доверять чувствам. Море находится за нашими спинами в двух днях пути.

Он ускорил шаг, желая доказать всем, а возможно и себе правдивость сказанных слов. Отряд преодолел небольшой подъём по каменистой тропе и вышел на плоскую вершину кряжа.

От увиденного лицо следопыта побледнело. Перед ними простиралась вытянутая в земли острова лагуна, полная чёрной, поглощающей свет воды. На самом берегу глубоко увяз в песке лёгкий иол – двухмачтовый морской корабль. Немного постояв, отрядспустился с вершины на пляж и остановился недалеко от судна.

– Хоть я и лесной житель и могу не знать очевидных истин, но это всё-таки море, а не болото.

Локтоиэль украдкой взглянула на Теольминта, ожидая, что этот любитель шуток поддержит разговор, но эльтасмирий, равно как и прочие молча взирал на открывшуюся лагуну с чёрной водой.

– Здесь было болото, я клянусь вам, господин Вельсиолл, но оно превратилось в залив!

– Почему ты оправдываешься? – Спросил архонт. – Море, или болото. Мне без разницы. Важен лишь быстрый переход. Или ты теперь не знаешь куда идти?

Вместо следопыта слово взяла Локтоиэль, которая не выглядела удивлённой:

– Это же очевидно. Есть залив и корабль. Нам нужно переплыть на другой берег.

– А-а-а, я понял, – протянул повар Мирано, с подозрением воззрившись на илийдинги, – я знаю кто ты! Ты заманиваешь нас! Ты… ты ведьма из легенды. Ты – смерть и войны! Ты – гибель народов!

Хранящий молчание Поющий меч взялся за эфес и встал рядом с Вельсиоллом. Архонт понял, что он ждёт только приказа, и его меч обрушится на илийдинги.

– О какой легенде ты говоришь? – Спросил архонт у толстяка.

Мирано показал ладонь и растопырил пальцы. Мизинца не было.

– Легенда о пяти Бамбуковых Цветках!

– Звучит неубедительно! – Теольминт покосился на отсутствующий палец.

Кхатаз в спешке убрал покалеченную руку за спину и показал здоровую ладонь:

– Пять Бамбуковых Цветков! И она – одна из них! Тайный Цветок!

– Ой, ну началось… Обвинения в том, к чему я вовсе не причастна. Начнём с того, что я знаю эту легенду не хуже людей. И в ней есть не Тайный, а Пятый Цветок!

– Здесь ты права, остроухая, – от избытка чувств использовал презрительный оборот Мирано, – тебе ли не знать? Конечно, Пятый Цветок! Но он же скрыт от всех.

«Остроухая…» – подумал Вельсиолл, – «почему человек не думает о том, что за такие слова может получить клинок в брюхо?».

– Оставьте спор! – Воскликнул он. – Следопыт, поведай мне о легенде.

Следопыт заметно нервничал. Он внимательно осматривал иол, увязший в прибрежном иле, чёрную воду и с подозрением косился на Локтоиэль. Не отрываясь от своих занятий, он начал рассказывать:

– Пять духов, называемых Бамбуковыми Цветками – это одни из множества тех духов, которым поклоняется наш народ. Первый Цветок знает истинный путь военного ремесла, даруя отвагу и мужество сынам Кхатаза, а также мастерство в изготовлении оружия. Второй – покровительствует крестьянам и рыбакам, которые своим трудом кормят весь народ. Третий – влияет на торговцев, чьими усилиями богатеет Кхатаз. Четвёртый – несёт мудрость и успехи в науках, благодаря которым учёные мужи Кхатаза славятся далеко за пределами империи. Вместе они освещают смыслом жизни путь тех, кто поклоняется им. Но есть скрытый до времени Пятый Цветок. Он самый слабый из всех. Его истинная сущность скрыта до времени. Но когда он преодолеет море и явится с островов на континент, то Кхатазская империя обретёт мощь, способную уничтожить любого врага. Нам не нужен Пятый Цветок, потому что если глобальной войне и быть, то лучше бы не по нашей вине. Иначе Боги, Истинные Маги и Великие духи проклянут наш народ.

Вельсиолл поглядел на Мирано:

– «Явится с островов на великий остров»? Для начала бы неплохо иметь на руках правильную трактовку текста. Это лишь красивая легенда. Ты, – архонт, глядя на повара, кивнул в сторону Локтоиэль, – обвиняешь её в том, что она является духом?

Мирано на всякий случай спрятал и вторую руку за спину, от чего его пузо выпятилось и приобрело угрожающие размеры.

– Это не просто легенда, – залепетал он, – там есть ещё Первый над Цветками, а он не придуманный. Он живой… э-э-э… мёртвый… э-э-э… бессмертный. Он был правителем Кхатаза давным-давно.

– Ну, подумайте логически, – томным голосом вклинилась в разговор Локтоиэль, – неужели вы думаете, что Пятый Цветок из кхатазской легенды обрёл тело какой-то там «остроухой», которая даже не человек. Хотя, может быть тело человеческой женщины ему неинтересно, потому что оно слишком быстро увядает? – С этими словами Локтоиэль слегка качнула идеальными бёдрами и нежно посмотрела на Мирано, который от волнения испортил воздух вокруг себя.

Укол Локтоиэль достиг цели. Молчаливый Тидзин сузил глаза и перевёл взгляд на толстяка. Илийдинги уже было открыла рот, чтобы добавить ещё пару слов, но Вельсиолл не дал ей сделать этого.

– Встань предо мной на колени и подними руки! – Раздался громогласный приказ архонта.

Все замерли. Никто сразу не понял, к кому обратился Вельсиолл. Первым дёрнулся крестьянин Ото, но Поющий меч остановил его незаметным толчком локтя в живот. Улианта от неожиданности растерялась, однако, ироничный взгляд Теольминта остановил и её. Толстяк Мирано вообще ничего не слышал – он так и стоял на одном месте, переживая бурю чувств. Локтоиэль поняла, что приказ касается её. Она не села – плюхнулась в грязь на колени и подняла вверх полусогнутые руки, скорбно опустив голову вниз.

Вельсиолл увидел, что верёвки намокли от дождя и натёрли до крови хрупкие запястья юной илийдинги. Всё это время она никак не выдавала своей боли. Под тонкой кожей её пальцев Вельсиолл заметил нервное биение сосудов. Из её растрепавшихся волос готовы были выпасть вплетённые цветы герберы – ещё одно доказательство того, что она не была в дозоре, как рассказывала до этого. То, что произошло дальше, в полной мере оценил молчаливый Поющий меч, стоявший за спиной у Вельсиолла.

Архонт подтолкнул ладонью щит, висящий за его спиной, который, неожиданно для столь мягкого толчка, взлетел над его головой и завертелся как подброшенная монета. Пока Тидзин заворожённо следил за полётом щита, архонт сделал шаг назад и, перехватив его в полёте, рассёк путы на руках пленницы острым, словно бритва, краем.

– Вознесись на иол и исследуй его! – Вновь громогласно приказал Вельсиолл, пока все приходили в себя от произошедшего.

Локтоиэль вопросительно огляделась вокруг, тихо шепча губами одно слово «иол». Незаметно для остальных, Теольминт взглядом указал на судно. Второй подсказки для сообразительной илийдинги не потребовалось. Она вскочила с колен и проворно взобралась на палубу. На некоторое время она исчезла за бортом. Не было слышно ни звука. Кхатазы настороженно глядели из-под насупленных бровей на иол. Улианта сняла с плеча лук и вынула из тула охотничью стрелу. И только когда немое напряжение в отряде уже готово было вылиться в слова, над бортовой кромкой появилась голова Локтоиэль.

– Здесь всё как в обычной лодке, никаких опасностей, нет даже пауков. Я выяснила это сразу, а затем поправляла прическу, господин архонт. Уж простите меня. Так много волнений в этот ненастный день.

– Совсем никаких следов команды?

– Ну-у-у, я не знаю как вам это сказать, чтобы не вызвать подозрений…

– Говори как есть!

Вместо ответа Локтоиэль вытащила из складок платья маленькую золотую статуэтку, изображающую какого-то знатного человека вокруг которого расположились несколько то ли спящих, то ли мёртвых людей, но они были микроскопических размеров в сравнении с центральной фигуркой. На лицах всего отряда, за исключением архонта возникло удивление.

– Это просто лежало на полу, или как называются эти доски в лодке? Вот на них. Если вы, господин архонт, прикажете всем подняться, я покажу место.

Вельсиолл пропустил мимо ушей болтовню Локтоиэль. Он размышлял. Числа кхатазов не хватало, чтобы вытолкнуть из грязи плотно засевший в ней иол. Сам он, равно как и Улианта, принять участия в этом не мог без потери лица. Сил Теольминта в помощь кхатазам должно было хватить, но и его статус участника посольства не позволял сделать это. Вельсиолл оглядел отряд и произнёс:

– Я сам проверю корабль. Ожидайте здесь.

– Нет! – Взмолилась Улианта. – Это ловушка! Не делайте этого!

– Взойдёте через пять минут.

Архонт сделал два прыжка и вскарабкался на иол так стремительно, что кхатазы только ахнули от удивления.

Оказавшись на палубе, он без промедления подошёл к улыбающейся Локтоиэль, прижал её к себе и поцеловал. От неожиданности девушка отпрянула прочь.

– Я проверил, не дух ли ты. – Буднично сказал архонт и принялся осматривать судно.

Локтоиэль обиженно посмотрела на него, но мгновенно пришла в себя. Она провела тонкими пальцами по поцелованным губам, словно натягивая тетиву лука и спросила:

– А вы помните моего спутника при первой нашей встрече?

– Их было двое. С первым ты целовалась в лесу, прежде чем отдать приказ убивать людей, сопровождающих нас. Второй изнывает от любви к тебе, но ты держишь его на расстоянии. А вспомнила ты это для того, чтобы сказать мне, что я целуюсь хуже него, не так ли?

Ошарашенная Локтоиэль вновь потеряла самообладание и только сумела вымолвить:

– Но откуда…?

– Ты знаешь ответ. Я – эльтасмирийский архонт, и могу видеть память разумных существ их глазами. Ты слишком умна, чтобы я мог позволить себе не сделать этого. Что там? – Вельсиолл показал на миниатюрный ход в трюм иола.

– Я не проверяла. – Махнула рукой Локтоиэль и тотчас затараторила. – А тогда, при первой встрече. Когда я предложила обняться. В шоке были как ваши, так и мои спутники. Я видела, что вы тоже растерялись на мгновение. Но ваше лицо…много сил вам стоило удержать маску безразличия?

– Не сказал бы, но само по себе желание илийдинга обнять эльтасмирия меня очень удивило.

Столь формальный и сухой ответ расстроил девушку. Заметив это, архонт добавил:

– Это вовсе не означает, что ты не красива. Ты… очень красива.

Улыбка вернулась на лицо Локтоиэль, но теперь Вельсиолл не был уверен в её искренности:

– Ваш друг Теольминт быстрей находит правильные слова в таких ситуациях. Стоит поучиться у него.

Вельсиолл, терявшийся в подобных разговорах, поспешил вернуться к делу:

– Золотая статуэтка. Это всё, что ты нашла на палубе?

– Да, не считая тех длинных свёртков.

Архонт перевёл взгляд на завёрнутые в ткань бамбуковые вёсла, лежащие на палубе вдоль бортов. В его голову пришла мысль, как помочь людям оттолкнуть корабль от берега. Решив эту задачу, он перешёл к следующей.

– Мне нравится твоя непосредственность. – Сказал Вельсиолл и приблизился к Локтоиэль. – Ты ведёшь себя так естественно. Так непринуждённо.

Он сделал ещё один шаг, и девушка, отступив, прижалась к мачте.

– Тебе может показаться, что я слишком чёрств и прямолинеен. Это всё потому, что я – архонт и не могу себе позволить спешить и совершать непростительные ошибки. Но я всё замечаю, и твои жесты, и мимику, и взгляды…

Локтоиэль смутилась и перевела взгляд за спину Вельсиолла.

– Мы не одни. – Тихо произнесла она.

– Ты думаешь, я поймаюсь на этот приём?

За спиной архонта раздался короткий негромкий, но мелодичный свист. Он развернулся и увидел Теольминта, только что перемахнувшего через борт.

– Я дал вам время, сколько смог, архонт, и не поддавался на увещевания Улианты взойти на иол быстрее. – Произнёс он на языке «эльтасмири».

– Обычно свистят ДО того, как собираются что-то сделать. – Недовольно пробурчал Вельсиолл и уже громче добавил. – Прикажи остальным подниматься.

Теольминт небрежно облокотился на скрипящую от старости балку борта, вызвав тем самым напряжение в глазах Локтоиэль, и, не поворачиваясь назад, крикнул:

– Архонт приказывает всем немедленно подняться на борт!

За то время, пока участники отряда взбирались на иол, Вельсиолл с Теольминтом успели поднять оказавшиеся целыми два паруса на мачтах и распределить вёсла по уключинам.

– Странно всё это. – Прошептал следопыт, осматривая старый, но вполне годный корабль, неведомо как оказавшийся на их пути.

Его слова услышали все члены отряда, кроме переваливающегося через борт Мирано. Из-за лишнего веса ему тяжелее всех давалось преодоление этой скромной для эльтасмириев высоты, и сейчас он лишь сипел и бормотал какие-то кхатазские ругательства. Однако добраться до палубы ему не удалось – он внезапно покачнулся и плюхнулся назад за борт, прямо в прибрежную жижу. Все услышали, как она чавкнула под его массивным телом. Толстяк завизжал от неожиданности, страха и боли. Ужас охватил его от мысли, что он останется тут один. Превозмогая ломоту в костях, он поднялся на ноги и протянул руки вверх, зарыдав словно ребёнок. Теольминт с Тидзином схватили Мирано за предплечья и затащили его на борт.

Как только последний член отряда оказался на палубе, корабль внезапно вздрогнул, заскрипел, и будто некая сила приподняла его, освободив из илистого плена.

– На вёсла! – Быстро приказал Вельсиолл.

Он прошёл с кормы иола на бак и вгляделся вдаль. За бортом простиралась серая хмарь неба, переходящая в чернильного цвета воду, поедающую капли дождя.

Как только они отошли от берега, эльтасмирии – потомки первых мореплавателей этого мира почувствовали то, что было неведомо остальным. В чреве трюма, сквозь утлые, подгнившие доски со смертельным спокойствием просачивалась чёрная вода.

Всю свою жизнь Поющий меч Тидзин считал, что эльтасмирии – это уединённый народ, чья смелость и решительность никогда не сравнится с их высокомерием. Он даже немного убедился в этом, наблюдая за их поступками и речами во время странствия по Старой дороге. Но то, что произошло далее, заставило его изменить своё мнение.

Всё случилось так стремительно, что Тидзину понадобилось несколько минут, чтобы осмыслить произошедшее во всех деталях.

Вот Улианта отталкивает к борту Локтоиэль и хватается за оба весла сразу. К своему стыду, Поющий меч не сразу понял, что она отпихнула неопытную в морском деле спутницу, чтобы грести ровно и не допустить поворота корабля в сторону.

Вот Теольминт делает то же самое со следопытом, но более мягко и аккуратно. Раоки не отлетает к борту, а успевает сгруппироваться и, перекатившись по палубе, усесться на доски.

Вот эльтасмирийский лорд ловко вскакивает с бака иола на бушприт, поднимает одну руку вверх, его волосы начинают развеваться, словно вокруг него поднялся ветер.

Тидзин услышал песню – прекрасную, мелодичную, и в то же время мощную и бодрящую. Она полилась в серое пространство вокруг, словно поток сказочной реки, растапливающей древние льды. Герб на щите Вельсиолла вновь вспыхнул ярким белым светом, как тогда, в начале пути, но не погас, а начал мерцать в такт мелодии эльтасмирийской песни архонта.

Тидзин невольно всмотрелся в герб Дома Весеннего Шторма, вслушался в витающие вокруг звуки голоса Вельсиолла и почувствовал, что с ним что-то происходит. Внезапно всё его естество разлетелось на тысячи маленьких осколков и тотчас срослось заново, вызвав волну небывалого возбуждения. Резкая боль пронзила спину. Это его мышцы взорвались от напряжения – сам того не сознавая, Тидзин рванул весло так, что едва не покалечил самого себя и сидящего рядом Ото. Впрочем, конюх действовал точно так же. Боль не шла ни в какое сравнение с эйфорией, охватившей Тидзина. Он поднял лицо к серому небу, улыбнулся струям дождя, закрыл глаза и загрёб с удвоенной силой.

Вельсиолл пел Песнь Марлинов. Она внушала гребцам уверенность в своих силах, давала им небывалую мощь, благодаря которой любой корабль становился стремительным и неуловимым словно марлин – самая быстрая рыба межконтинентальных морей Биртронга. Все гребцы как один закрыли глаза, вёсла синхронно ударили о воду, и иол рванулся вперёд со скоростью породистого жеребца.

В сознании оставались Мирано и Раоки с Локтоиэль, лишённые права грести в критической ситуации.

Архонт закончил Песнь и спрыгнул с бушприта обратно на бак. Корабль мчался сквозь чёрные воды. Он взглянул на команду и, заметив сидящего у борта Мирано, ужаснулся. Его лицо было похоже на серую маску, точно такую же, как на лицах кхатазов, видевших сон Улианты. Но ведь повар не спал в пути. Вельсиолл подбежал к толстяку, снял перчатку и коснулся ладонью его груди. Лёгкий холод ущипнул его руку и причудливым образом отозвался теплотой в шее.

– Ты же не спал, – произнёс архонт и удивился собственному голосу. С его уст слетел едва различимый хрип, – что с тобой?

– Когда я упал с корабля, чёрная вода попала мне в глаза и рот.

– Она отравляет тебя?

– Нет. Но я видел его. Я видел…

– Что ты видел, повар? – Вельсиолл сжал его плечо, вглядываясь в изменившие цвет глаза.

– Мои глаза… они вновь серые? – Мирано словно прочитал мысли архонта. – Так и было при моём рождении. До того, как я увидел…

Вельсиолл сосредоточился и уже был готов погрузиться в память человека, как вдруг его окликнула встревоженная Локтоиэль:

– Не надо смотреть его память, господин архонт. Вдруг там что-то ужасное.

Мирано грустно посмотрел в глаза эльтасмирия, и в этот момент тот погрузился в его воспоминания. К его удивлению, в голове человека не было картинок последних событий, а лишь глубинные образы далёкого детства, будто они произошли только сейчас.

Покрытые морщинами женские руки держали чашку с остатками бобового соуса, в котором плавала слепленная из риса фигурка, украшенная зеленью.

– Не оставляй в нём зёрнышки. Надо съесть всё. Иначе рисовый человечек тебе не поможет.

– Он такой кислый, бабушка! – Вельсиолл услышал детский голос Мирано. – Почему я должен его есть?

– Он излечит тебя. Рисовый человечек всем помогает. Он спасает, лечит и не даёт хворям победить. Ты перестанешь пухнуть, станешь сильным и ловким, и сможешь бегать быстрее этого противного мальчишки. Как же его зовут…

Последние слова донеслись до Вельсиолла растянутым эхом. Он почувствовал подступающий холод и понял, что воспоминания ведут его куда-то вглубь, в самые первые моменты жизни Мирано. Туда, где сознание и небытие переплетаются в причудливые узоры, из которых рождается либо жизнь, либо смерть.

Вельсиолл попытался воспротивиться затягивающему потоку, но в пеленах младенческих мыслей Мирано он утратил силу воли. И вдруг перед его глазами возникла со всей ясностью палуба иола. Вельсиолл понял, что именно это и было самым первым сном младенца, самым первым его воспоминанием и в то же время последним. Сама Жизнь стирает эти знания из памяти существ, до поры пока Смерть не покажет их снова.

Архонт взглянул на кхатаза и почувствовал, как колотится сердце человека. Его серые глаза потускнели, и в них сквозила твёрдая решимость. Толстяк медленно поднялся на ноги и сделал первый шаг к проёму трюма, где бултыхалась всё прибывающая чёрная вода.

– Я спасу вас. – Прошептал Мирано. – Я стану вашим рисовым человечком.

С ужасом Вельсиолл, Локтоиэль и Раоки наблюдали, как Мирано подошёл к проёму и сошёл в булькающую глубину трюма. Корабль вздрогнул. По чёрному заливу прокатился какой-то глубокий звук, похожий на печальный вздох неведомого великана. Морское чутьё никогда не подводило архонта, в данный миг он ощутил, как уровень воды в трюме стал понижаться. Также он осознал, что внутри не будет тела Мирано.

Долгое время на иоле стояла тишина, нарушаемая ударами вёсел о тёмную воду. Локтоиэль и Раоки молчали, уткнувшись в дощатый пол. Вельсиолл же неотрывно смотрел на чернеющий вход в трюм. Он закрыл глаза, но ход стал только явственнее, превратившись в чёрный кошмарный провал. Впервые он столкнулся с самопожертвованием людей, про которое так много написано в книгах. И это сделал простой повар, от которого архонт не ожидал ничего героического. А что, если каждый простой человек имеет подобную скрытую силу? А что, если каждый простой человек способен пожертвовать собой ради остальных? Или его вело предназначение?

Вся предыдущая жизнь архонта не стоила ничего в сравнении с тем, что произошло. Он глубоко задумался.

– Берег!

– Впереди берег!

Локтоиэль и Раоки одновременно закричали и Вельсиолл, открыв глаза, увидел открывающуюся в тумане землю. Коротким возгласом он прекратил действие Песни Марлинов и отдал приказ приготовиться к удару. Иол должен был вонзиться в хлипкий берег и увязнуть в прибрежном иле, чтобы команда могла спрыгнуть сразу на сухой участок. Архонт не хотел, чтобы ещё кто-то случайно глотнул чёрной воды.

На самом берегу лагуны, глубоко увязнув в песке, стоял одинокий небольшой иол – двухмачтовый морской корабль. Его паруса были спущены, а палуба была пуста, не считая аккуратно завёрнутых в грубую ткань вёсел да небольшой золотой статуэтки, лежащей возле входа в трюм. Она изображала какого-то упитанного, скорее даже толстого человека, вокруг которого расположились несколько то ли спящих, то ли мёртвых людей, но они были микроскопических размеров в сравнении с центральной фигуркой…

Глава 18

Дождь не прекращался, но мгла, господствующая в водах чёрного залива, у берега превратилась в лёгкую дымку. Через полчаса пути по лесу взглядам путников открылась поляна, на которой сквозь клочья исчезающего тумана угадывались развалины какого-то строения. В разбитых кирпичных стенах Вельсиолл с удивлением узнал таверну, скорее характерную для древней континентальной архитектуры, нежели для обособленных островов ныне здравствующей Кхатазской империи. Полуразрушенный обугленный остов выдержал натиск времени, предстающего в южном климате в образе всепоглощающих лиан и термитных колоний. Природа словно не хотела поглощать это место. Рядом с развалинами, маня людей и эльтасмириев, проходила широкая дорога.

– Что ты видишь, Теольминт? – Спросил Вельсиолл, проверяя, не морок ли перед его глазами.

– Вижу старую разваленную таверну, не тронутую лесом. Вижу остатки тракта. Вижу… о, ужас!

Вельсиолл перевёл на него вопросительный взгляд.

– Я вижу ближайшее будущее. Отчётливо различаю Улианту, произносящую фразу: «Это ловушка!».

Вельсиолл улыбнулся, но сразу же вспомнил про то, что за его спиной темнел трюм с погибшим Мирано.

– Эта часть Старой дороги неплохо сохранилась. – Подал голос Раоки.– Точнее, она всегда выглядит так. Мы сможем пройти по ней три полёта стрелы, затем свернём в лес, потому что дорога там проваливается и уходит под землю. В лесу важно будет услышать фырканье коней стражников лорда Хироюки – оно имеет свойство пробивать любые мороки. Небольшой рывок, и мы у моста. Вполне себе людской мост. За ним заканчивается Старая дорога, и мы вновь окажемся в безопасности.

Раоки говорил это с показным жизнелюбием в голосе, словно пытался отогнать впечатления от недавно пережитого ужаса.

– Замечательно, – произнёс Теольминт, облачаясь в свой плащ, – а до тех пор держись рядом, следопыт, и будет тебе безопасность.

Вельсиолл подметил, что бравада Теольминта напускная. Эльтасмирий в присущей ему манере снимал внутреннее волнение от пережитого. И это было лучшим исходом, чем предаваться унынию. Другие члены отряда молчали. Улианта с тоской созерцала шумящий впереди лес. Полупьяный Ото, уже успевший как то незаметно выпить, обеими, напряжёнными до выступивших вен руками, сжимал свою поклажу. Ему было тяжелее прочих, ведь пожертвовавший собой Мирано был ему другом. Локтоиэль же выглядела и вовсе плохо. Она побледнела, словно взамен кожи наружу проступили выбеленные временем кости, а её выглядящие сейчас почти синими губы что-то беззвучно шептали. Поющий меч Тидзин печально смотрел куда-то вдаль, похожий не на воина, а на поэта.

– Привал! – Скомандовал архонт.

Приказ оказался как нельзя кстати. Теольминт и Поющий меч сняли с поясов мешки с рисовыми лепёшками, вынули хлеб и положили его на циновку, которую уже успел услужливо расстелить Ото. Он уселся на землю, поджав ноги под себя. Улианта взяла лепёшку и отошла поближе к лесу. И только илийдинги стояла с подавленным видом и всё так же шептала неразличимые слова.

– Локтоиэль? – Подошёл к ней архонт.

Ответа не последовало. Девушка безмолвно смотрела сквозь Вельсиолла, сжимая и разжимая ладонь.

«Пять Бамбуковых Цветков, пять духов, пять пальцев. Сами по себе пальцы не действуют. Цветки – тоже». – Подумал архонт, чувствуя возникшее ниоткуда желание произнести эти слова вслух. Он коснулся пальцами висков и ещё раз поглядел на ладонь Локтоиэль. С каждым разом она сжималась всё крепче, а разжималась всё слабее. – «Ладно. Разберёмся позже».

Архонт отошёл от илийдинги, немного подождал и, лишь убедившись, что все поели, приказал:

– Тидзин и Ото – на охрану периметра. Раоки, осмотри развалины. Улианта, побеседуй с Лесом. Выясни, что тут происходит. Теольминт охраняй её.

С лёгким недоумением Вельсиолл отметил, что Ото чуть заторможен. Это свидетельствовало о том, что он снова немного выпил, и самое поразительное – опять сделал это незаметно для всех.

Улианта направилась к возвышающемуся над поляной кедру, по пути ловко переплетая свою ослабшую косу. Эти древние деревья охотно шли на слияние с эльтасмириями, а медленно текущая в их стволах смола помнила о событиях многолетней давности. Она взобралась на широкие ветви, оказавшись на высоте в три человеческих роста над Теольминтом, оставшимся стоять у подножия с задранной вверх головой. Эльтасмирийка покачала тугой косой, прищурила свои красивые глаза и приложила ладони к стволу. Её сознание коснулось тягучих мыслеформ дерева. В ответ она поделилась своим меланхоличным состоянием. Ещё немного, и Улианта должна была слиться с Лесом, как вдруг резкая вспышка света полыхнула в сознании эльтасмирийки. Места укусов пчёл вспыхнули ужасными уколами, будто в каждый из них вонзилось по стреле. Потеряв от боли сознание, Улианта сорвалась с дерева и безвольной куклой полетела вниз.

Теольминт сориентировался мгновенно. Он подпрыгнул вверх, оттолкнулся ногами от ствола, перехватил Улианту в прыжке, совершил переворот в воздухе и, мягко перекатившись по прелой листве, встал на ноги с пустыми руками, потому что при перекате аккуратно уложил девушку на землю. В ином случае, если бы он просто ловил её, то повредил или сломал бы себе руки, так как тело набрало скорость в падении. Он опустился на колени перед ней. Улианта была без сознания.

Теольминт смял и подложил ей под голову капюшон плаща, коснулся её лица, удостоверился в отсутствии травм и пальцами проверил дыхание. Осмотр привёл его в изумление.

«Она не потеряла сознание! Она спит!».

– Как это так? – Уже вслух воскликнул он и подхватил расслабленное тело на руки, чтобы отнести обратно к архонту. Но стоило Теольминту поднять её, как яркая вспышка света ослепила и его. Гаснущим разумом он понял, что проваливается… в сон Улианты. Это осознание было столь же чётким, сколь и мимолётным…

Раоки не спешил приближаться к развалинам старого дома. Не то чтобы он его раньше не видел – просто всегда обходил стороной одинокое строение, невесть кем возведённое вдали от людских поселений. В детстве, как и все кхатазы, Раоки сполна наслушался сказаний о путниках, среди ночи забредавших в дома на дороге, под утро оказывавшихся такими же развалинами из которых никто не выходил. Для следопыта забытый людьми или кем-то ещё дом был просто одним из ориентиров, который неизменно стоял на этом месте. А вот болото не было таким стабильным ориентиром, что подтвердилось тем, что на этот раз оно оказалось заливом.

Меньше всего Раоки хотел заходить внутрь обветшалых стен. Но приказ архонта… да ещё произнесённый таким, не терпящим возражений, тоном…

Он остановился. Огляделся по сторонам, словно в поисках повода не проникать в здание. Повода не нашлось.

– Конечно, – заворчал следопыт, осматривая развалины, – один красавец с вьющимися волосами охраняет красавицу. – Раоки потрогал залысину на затылке. – Второй и вовсе эльтасмирийский лорд, конечно, тоже с красавицей. Даже достойный Тидзин в паре с этим пьяницей Ото. А Раоки один. Зачем Раоки охрана? А не нужна она ему. Что станет с Раоки? Ну поседеет ещё больше…о-о-о…

Следопыт почувствовал, что не может остановить собственную речь. Что-то заставляло его произносить вслух все мысли. Негромко, но отчетливо. Он посмотрел вглубь старого дома и теперь даже взгляд не принадлежал ему. Раоки застыл в изумлении, смешанном со страхом, приправленным покорностью.

– Правитель Шан… – промямлил он и его ноги подкосились…

Поющий меч Тидзин и конюх Ото разошлись в разные стороны, выполняя приказ и обходя поляну вдоль лесной стены. Вскорости крестьянину показалось, что на поляне остались только они с благородным воином, меряющим поляну размеренными шагами.

– Эти эль…лилии…элимирии видно прячутся в траве, – вдруг заговорил он сам с собой, – как кролики.

Он засмеялся и закрыл сам себе рот, с опаской поглядев на Тидзина. Поющий меч продолжал вышагивать вдоль края поляны, не замечая проделок крестьянина.

Заметив, что на него никто не смотрит, опытный Ото смог незаметно от напарника отхлебнуть вкуснейшей рисовой водки из баклаги, что была припрятана в заплечном мешке. Тёплая волна прокатилась по телу. Мягкий шум заполнил голову. Это немного успокоило его, ведь гибель друга вызвала в нём бурю страстей – и страх, и горе, и разочарование, и даже неверие в смерть. Однако, после ещё нескольких глотков живящего напитка, его сущность стала заполнять злость. Теперь он не шагал – он топтал и без того примятую траву босыми ногами, словно она была его врагом. Постепенно злость переросла в ярость. Встреться ему сейчас любая тварь, что водится в этих лесах, он разорвал бы её на куски. Он заставил бы всех лесных уродцев вопить от боли. Он вспорол бы мерзкие животы и разметал бы их по всей чащобе.

– А что мне мешает? – Вдруг произнёс он вслух.

Ото остановился, но хмельные пары не позволили ему увидеть странное в собственных поступках.

– Надо идти и рвать! За Мирано! За друга! Вот только хлебну ещё из фляги… и надо отпроситься у Тидзина. Он же напарник, да ещё и целый Поющий меч… нельзя бросать его… надо только предупредить, чтобы он подождал, пока Ото отрежет пару мерзких голов и сразу вернётся…

С этими словами пьяный конюх развернулся и мутным взглядом обвёл поляну вдоль её границ. Поющего меча нигде не было. Грязно ругаясь вполголоса, Ото по кривой пошёл туда, где в последний раз видел Тидзина. И нашёл… Поющий меч лежал в траве… Он мирно спал… На посту… При исполнении приказа…

– В рот мне молока, – ошалел Ото и рассмеялся, – Мирано мне не поверит…

Тут же его лицо омрачилось. Он совсем забыл, что Мирано мёртв. Надо идти в лес и выпустить кишки всем обитающим в нём тварям. Значит надо разбудить напарника. Будить пинком Поющего меча Ото не решился бы даже в своём худшем пьяном кошмаре, поэтому он наклонился и аккуратно потеребил Тидзина за плечо…

Вельсиолл почувствовал опасность, словно нечто могучее и бесшумное взглянуло на него из глубин леса. Деревья зашелестели от этой силы и немногочисленные птицы, встрепенувшись, взлетели с ветвей в небо. Архонт всмотрелся в чащу, готовый отразить атаку. Выхватить оружие и щит он мог мгновенно, поэтому просто сделал шаг навстречу угрозе. Чутьё подсказало направление, откуда приближалась неведомая сила. Но в тот миг, когда напряжение достигло предела, и эльтасмирий был готов ринуться вперёд, внезапно позади себя он услышал шелест платья илийдинги. Архонт резко развернулся.

Прямо перед ним стояла Локтоиэль. Взгляд ее всё больше терял осмысленность, и теперь она смотрела куда-то за спину Вельсиоллу вдаль, словно в то место, откуда приближалось нечто. Вельсиолл взял её за руку – пульс бился ровно. Он попробовал читать по её губам, что беззвучно шевелились, как будто девушка с кем-то разговаривала. Всё своё внимание архонт направил на попытки разобрать слова или фразы и не сразу заметил, как за его спиной сгустилась высокая тень. Внезапно Локтоиэль повернула голову в сторону архонта. Посмотрела ему прямо в глаза и произнесла:

– Он здесь!

Её взгляд, столь пронзительный, рождающий бурю эмоций, поглотил всё внимание Вельсиолла.

– Кто?! – Выкрикнул эльтасмирий, надеясь только на то, что измождённая от сопротивления неведомой силе девушка произнесёт вслух хоть одно слово.

– Разочарованный дух. Первый над Цветками.

После этих слов Локтоиэль медленно опустилась на колени, склонила голову и тело, и уткнулась лбом в землю. Подобные позы подчинения архонт уже видел у крестьян, попадавшихся на пути посольства в замок лорда Табиючи. Но сейчас это произошло с дочерью народа благородных илийдингов?! Удивляться дальше Вельсиолл не мог, потому что встретился взглядом с человеком, стоящим в десятке шагов от него. Архонт увидел пред собой старца с юношеским лицом, показавшегося ему знакомым. Моргнув, он понял, что это не старец. Это он сам. Перед Вельсиоллом стоял Вельсиолл и держался обеими руками за горло. По его тонким пальцам стекала алая кровь, пачкая одежды с гербом Дома Весеннего Шторма. Он с трудом сделал ещё один шаг, вырвал две невесть откуда взявшиеся щепки из горла и остановился.

– Ты ошибся колдун. Моя кровь не красная. – С трудом преодолевая невидимое давление, произнёс архонт и…

…припал на колено, опустив глаза, чтобы разорвать связь со старцем. Ему это удалось. Он тут же прижал ладонь к земле, готовясь вызвать Зелёную Бурю. В его сознании уже пронёсся образ магической силы, уничтожающей всё живое в радиусе десяти шагов вокруг, как вдруг он подумал о Локтоиэль. Услышал её приглушённое дыхание. Почувствовал не истощающееся благоухание цветов. С этого места Зелёная Буря убьёт и её. Ладонь Вельсиолла оторвалась от земли, и он ринулся навстречу Первому над Цветками.

Внешность противника полностью изменилась за то мгновение, что архонт глядел в землю. Теперь к Вельсиоллу приближался кхатаз, выглядящий старомодно даже по меркам неспешно меняющейся рокушимской традиции. Его одеяние несомненно относилось к кхатазской культуре, но покрой, стиль и раскраска тканей словно сошли со старинных гравюр. Красный парчовый халат, расшитый бисером и золотой нитью, скрывал тело и ноги. Просторные белые рукава из лёгкого шёлка легко витали на руках и были немного длиннее, чем нужно для удобства. Высокий головной убор, проткнутый поперёк золотой спицей, расшитый изображениями цветов… Пяти цветов… Чёрные как смоль волосы ниспадали на плечи. Такого же цвета тонкие усы и тонкая длинная бородка. Лицо же, наоборот, мертвенно бледное, и глаза… Выразительные чёрные глаза, для усиления эффекта подкрашенные угольной тушью. Бледность же лицу придавала пудра, которую так любят кхатазские чиновники, дамы Ночи и прочий цвет империи.

Вельсиолл понимал, что внешние изменения говорили о том, что Разочарованный дух, как назвала его Локтоиэль, готовится к какому-то заклинанию. Он возвращался в форму, удобную для его произнесения. Между ними осталось не более пяти шагов, когда глаза Первого над Цветками прищурились. Он согнул руки в локтях и из просторных рукавов показались бледные кисти рук с неимоверно длинными чёрными когтями. В этот момент Вельсиолл оказался рядом с ним. Он раскрыл ладони, развернул их параллельно земле и выкрикнул короткое заклинание, вызвав Зелёную бурю. Первый над Цветками спокойно улыбнулся. Обнажил красивые ровные, но при этом блестящие чёрные зубы, и закрыл глаза.

Тьма охватила Вельсиолла.

– Что случилось?

Улианта открыла глаза. Она лежала на руках Теольминта и увидела его полное тревоги лицо, закрывавшее её от сияющего солнца подобно тёмной туче.

– Ты упала с дерева. – Ответил Теольминт и, видя, что всё в порядке, выпрямился в полный рост, отчего в глаза девушки брызнул яркий полуденный свет.

Подчиняясь воинской выучке, эльтасмирии прижались спинами друг другу и огляделись по сторонам. Такого яркого солнца они не видели с первого дня пребывания на острове. Несколько мгновений их глаза привыкали, прежде чем смогли увидеть поляну, ставшую в одночасье весьма оживлённым местом. Теперь они стояли на обочине широкого тракта, по которому, вздымая в воздух пыль, скрипели телеги, шли путники, скакали всадники. Руины обратились в статное двухэтажное строение отнюдь не кхатазского стиля. К нему примыкал большой постоялый двор, характерный для караванных трактов срединных земель Западного Биртронга. Улианта и Теольминт переглянулись, в их глазах проскочило удивление, а затем и молчаливое единое решение.

Перейдя через оживлённый тракт, они зашли в широкие ворота постоялого двора. Внутри вслед за орущими курицами бегали огромный котяра и женщина с корытом. На первом этаже, судя по привязанным лошадям, располагался трактир. На его каменных ступенях, изготовленных из древних мраморных колонн, лежал пьяный орк, стойко сопротивляющийся пинкам конюха, пытавшегося разбудить его.

«Всё это выглядит как декорации первосортного представления. Словно постановщик покопался в моей памяти и собрал образцовый постоялый двор прошлого». – Подумал Теольминт, но вслух произносить не стал, боясь, что морок обернётся чем-то более опасным.

Он посмотрел на Улианту и понял, что она думает то же самое. Они отряхнулись от придорожной пыли, поправили своё снаряжение и двинулись через двор к дому. Выезжающие на конях люди и нелюди не обращали внимания на пару путников. Однако стоило им коснуться мраморных ступенек как женщина с корытом, а вслед за ней и конюх, застыли, раскрыв рты. Теольминт гордо поднял нос вверх, посчитав это эффектом от своего любимого плаща.

– Эльфы! – Охнула женщина, и, бросив корыто, из которого высыпалось зерно, поспешила внутрь трактира.

– Эльфы! – крякнул конюх и скрылся за углом дома.

– Штааа? Хдеее? – Зарычал пьяный орк, лежащий на ступенях, и поднялся на ноги.

Стоял он нетвёрдо, но налитые кровью глаза смотрели по-звериному. Он зарычал, вытащил из-за пазухи кривой нож и кинулся в бой. Теольминт выхватил лук и оглушающую стрелу, вместо острого наконечника у которой имелся стальной шарик со срезанной стороной. Дальнобойность у такой стрелы была, мягко говоря, небольшой, но она была незаменима для столкновений, в которых не нужно было проливать кровь. Стрела прилетела орку точно в лоб. Взмахнув руками и взбрыкнув ногами, он рухнул на спину и больше не шевелился.

– Он жив? – Спросила Улианта, заранее зная ответ.

– Такой стрелой и кошку то не убьёшь, не то, что этого…

Теольминт подобрал стрелу и хотел было зайти в трактир, но этого не случилось. Из здания выбежали трое орков, пара пёсьеголовых гноллов и хмурый хафлинг, на котором висели крест-накрест две перевязи с метательными ножами. Из-за угла, услышав шум подоспевшей подмоги, показался конюх с оглоблей в руках…

Вельсиолл стоял на богато украшенном балконе мраморного дворца. В нескольких шагах от него пел соловей, заточенный в золотой клетке. С балкона открывался вид, заставивший сердце архонта биться сильнее. Внизу благоухали сады, разбитые с великолепным чувством прекрасного и пониманием законов гармоничного флористического соседства. Чуть ниже к побережью раскинулся большой город. В морском порту, что виднелся вдали, благородно покачивались могучие корабли, а в море их было ещё больше – все они ждали разрешения на вход в акваторию города. Вельсиолл понял, что он оказался в древнем городе Кхатаз незадолго до того, как он стремительно разросся в империю, грамотно использовав возможности, открывшиеся после катаклизмов Обновления Мира.

– Присаживайтесь, выпейте со мной бамбукового чаю. – Раздался приятный мужской голос.

Архонт повернулся. За резным столиком сидел тот самый человек с поляны, только он не имел когтей, а держал в ухоженных руках чашку ароматного напитка. Вельсиолл принял приглашение, понимая, что предстоит беседа и он на чужой территории, а посему следует быть вежливым.

– Благодарю, не откажусь… – Архонт замялся, не зная как обращаться к собеседнику.

– Правитель Шан! – Улыбнулся человек. Зубы его были ровные, красивые, но чёрные. Вельсиолл вдруг вспомнил, что чернение зубов, так же как и белая пудра на лице – дань старинной моде восточных государств Западного Биртронга. Затем ему показалось, что это воспоминание навеяно извне, чтобы погасить возникшее недоумение. Кхатаз улыбался открыто и дружелюбно, но его глаза оставались холодными. Он пристально, не моргая смотрел на гостя, и Вельсиолл понял, что не сможет проникнуть в память этого человека.

– Меня зовут Вельсиолл Иден`Гвейон, архонт Дома Весеннего Шторма. – Представился он.

Правитель Шан задумчиво поднял брови.

– Как вам мой чай, архонт?

– Ваш чай превосходен, правитель Шан.

– Вот и военачальник Минь так говорит. – Рассмеялся собеседник.

– Не имею чести знать. – Ответил Вельсиолл.

– И это к лучшему… для вас.

– Ваш город прекрасен и погода тут не в пример лучше, чем в лесу, через который мы идём, но хотелось бы всё-таки узнать, чем обязан…? – Вельсиолл внимательно посмотрел на собеседника. – Моя спутница назвала вас Разочарованным духом. Первым над цветками.

Правитель Шан перестал улыбаться, но лицо его сохранило мирное выражение. Затем он ответил:

– Я – правитель Шан. Остальные же пусть зовут меня, как им вздумается.

Вельсиолл промолчал. Сидевший перед ним человек был реальной исторической личностью. Однако, поскольку он жил более трёх веков назад, то он не мог быть живым в классическом понимании этого слова. Следует предельно внимательно вести разговор. Тем временем правитель Шан продолжил:

– Старой дорогой не следует пользоваться, если нет на то очень веских причин. У вас они есть?

– Следи за мелким! – Шепнул Теольминт, убирая лук за спину, и выставляя перед собой на первый взгляд пустые руки, пряча зажатые в кулаках корамбиты. «Мелким» он назвал именно хафлинга, ведь эти низкорослые убийцы славились непревзойдённым искусством метания ножей, игл, кинжалов и прочих миниатюрных видов оружия.

– Нам надо поговорить, Теольминт. – Сказала Улианта, встав с ним плечом к плечу.

От этих слов эльтасмирий вздрогнул, словно рядом пролетела стрела.

– Может быть, ты выбрала не самый удачный момент? – Спросил он, уже понимая, о чём пойдёт речь.

– Удачней некуда.

Навстречу им из опешившей в первый момент толпы вышел высокий крепкий мужик, в котором легко угадывался трактирщик. В руках он держал здоровенный тесак.

– Что это вы моих гостей обижаете? – Пробасил он, глядя на плащ Теольминта.

– Мы можем умереть, Улианта. – Теольминт ответил спутнице и перевёл взгляд на трактирщика.

– Мы к нему даже пальцем не притронулись. – Холодно произнёс Теольминт, ничуть не покривив душой.

– Эльфам тут не рады.

– Эльфы? – Неподдельно удивился Теольминт. – Где?

Трактирщик зарычал:

– Ты что, умереть хочешь?

– Я – нет. А ты?

Трактирщик немного замешкался. Уверенный тон пришельца, не смотря на очевидное преимущество в числе противников, смутил его.

– И долго ты будешь избегать разговора? – Продолжила Улианта.

На этот раз Теольминт ответил мгновенно:

– До того часа, когда мы сойдём с борта Минта’эдвен-Эарини в порту Лондо Ллар. Я планирую сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Улианта невольноулыбнулась и чуть не послала стрелу в голову орку, так как её рука слегка дрогнула.

– Мы не эльфы. Мы – эльтасмирии. – Громко, так чтобы все слышали, произнесла она. – Эльфов как самоназвания не существует с конца Третьей эпохи… Часть древних эльфийских народов слилась в эльтасмирийскую расу, сохранив чистоту первородной крови. Другая часть выбрала свой путь. Ваши слова несправедливы.

Толпа затихла. По лицу трактирщика было видно, как тяжело ворочаются в его голове непонятные фразы, произнесённые чужестранкой.

– Но, – вдруг спохватилась Улианта, обращаясь к Теольминту, – почему ты собираешься ждать до Лондо Ллар?

– Нужно выбраться из этой передряги. Потом мне предстоит найти щенка Китцуми. Случиться может всякое. Все важные решения должны приниматься на родной земле. В безопасности…

– И ты… поговоришь с Айдагиллем?

– С ним поговорит архонт.

– Вельсиолл? Ты хочешь свесить это на него?

– А что такого? Его положение обязывает уметь решать любые задачи, даже самые неожиданные и нелогичные. Пусть потренируется на нас с тобой.

Улианта улыбнулась ещё раз.

– Ты отвечаешь так, как будто боишься Айдагилля, хотя я знаю, что это не так.

– Айдагилль – не простой воин, а Танцор Вихря. Поэтому если архонт не сумеет объяснить ему, и он вспылит, то я успею бросить тебя, надеть свой плащ-невидимку и лесными массивами уйти в закат.

– Что?! – Вскрикнула Улианта.

– Да я шучу. Ещё ни разу я не верил так сильно, что всё будет хорошо. Но только после того, как мы сойдём с борта Минта’эдвен-Эарини в порту Лондо Ллар. На самом деле, конечно же, я сам поговорю с Айдагиллем. Никаких архонтов.

Теольминт мотнул головой, и Улианта почувствовала прикосновение его непослушных волос. В этот миг сбоку от них раздались приглушённые звуки. Кто-то медленно хлопал в ладоши, стоя ровно в тени входного столба. Теольминт повернул голову и присмотрелся, Улианта при этом зорко следила за маленьким молчаливым хафлингом.

В проёме дворовых ворот стоял Вельсиолл и смотрел на толпу, всё ещё переваривающую речь об эльфах, эльтасмириях и их путях.

– Похвальное стремление повысить уровень знаний среди черни. Но бесполезное, – он взглянул на Улианту, – неужели ты думаешь, что экскурс в историю спасёт вас? Кровавый бой состоится в любом случае. Будь нашим пристанищем сон, петля времени, морок или иной мир… Нужно скорее выбираться отсюда, иначе мы погрязнем здесь, и останемся под этим жарким солнцем навсегда…

– Что нам делать? – Воскликнул Теольминт.

Архонт холодно обвёл взглядом молчащую толпу и трактирщика. Оглянулся на оживлённую дорогу. Его ответ был одновременно приказом:

– Я зачищу дорогу. Вы разберитесь с трактиром. Мы должны остаться единственными живыми существами на этой поляне. Тогда мы сможем преодолеть притяжение этого мира, чем бы он ни являлся…

С этими словами архонт достал меч с кинжалом и развернулся в сторону тракта. Щит, прикрывающий спину, блеснул на солнце. Он на долю мгновения привлёк внимание Теольминта. На щите, вместо герба Дома Весеннего Шторма и колышущихся эльтасмирийской магией волн, был изображён большой красивый цветок в окружении нескольких цветков поменьше. Внезапная догадка осенила Теольминта… В это же мгновение толпа во главе с трактирщиком начала приближаться, а молчаливый хафлинг вдруг резко вскинул руки. Словно рыбки в прозрачном пруду, блеснули на солнце метательные ножи, смертельной стаей пущенные в эльтасмириев. Реакция Улианты была мгновенной. Она бросилась наперерез, закрывая своим телом стоящего за спиной Теольминта и спуская тетиву лука. Два ножа она сбила стрелой, один пролетел мимо, но остальные три вонзились в её тело. Она упала на землю, истекая кровью. Теольминт закричал, его глаза наполнились гневом, и он ринулся в атаку. Ни один воин не смог бы устоять против него в этот миг, …если бы он добежал до врагов…

Слова правителя Шана смутили Вельсиолла. Он вёл себя как учитель, ожидающий верных поступков от учеников. Однако архонт ничем не выдал своего замешательства:

– Я ничего и никогда не делаю беспричинно. Если я решил вести отряд этой дорогой, значит, так было нужно.

– А есть ли отряд?

– Мои спутники могут о себе позаботиться.

– В этом я не сомневаюсь, – правитель Шан отчего-то опять улыбнулся, – все смертные куда-то торопятся. Но вы то бессмертные. В чём смысл вашего выбора? Я вам не враг, но и не друг, я просто хочу понять мотивы. У меня складывается ощущение, что вы можете своей неопытностью подвергнуть соглашение риску.

Вельсиолл не понял о каком соглашении идёт речь и почувствовал, как холодеет воздух вокруг.

– Прежде чем я расскажу вам о мотивах, можно спросить вас о другом?

– Конечно. Я не могу отказать гостю, которому понравился мой бамбуковый чай. – Опять улыбнулся правитель Шан.

«Ещё бы», – подумал Вельсиолл, – «думаю, не было долгожителей среди тех, кому ваш чай не понравился», а вслух спросил:

– Здесь нет Локтоиэль. Почему?

– О, – удивился собеседник, – вы необоснованно применили могучее заклинание Зелёной Бури против меня, которое убило бы бедную девочку, не смотря на то, что вы отбежали от неё. Ваше состояние было близко к психическому срыву. И поэтому я решил, что позже вы сильно расстроитесь, если она умрёт от вашего поступка. Поэтому вынужден был наложить на неё защитную сферу. С ней всё в порядке.

– А вы сами? Как вы устояли? Зелёная буря уничтожает равно как живых, так и неживых, как плоть, так и духов. Вы же только щёлкнули…м-м-м… пальцами, и мы оказались здесь.

Правитель Шан посмотрел на него, как на дитя, но всё же ответил:

– Я и не живой, и не неживой. Я – не привидение. Меня прозвали Разочарованным духом, но это несколько неверное суждение. Скорее я и есть само Разочарование. Думаю, позже вы сами для себя решите, кем я являюсь для вас. Но не разочаровывайтесь, – рассмеялся правитель Шан игре слов, – ваше боевое заклинание на самом деле могучее и действенное, просто в мире не бывает универсальных решений.

– Если вы правите Старой дорогой, то зачем…

– Я не правлю Старой дорогой, – впервые перебил правитель Шан, – Старая дорога – это просто название, которое дали кхатазы для определения местности. Здесь перекрещиваются потоки Силы и Эфира, здесь сходятся пути нескольких миров. Здесь можно погибнуть, или жить вечно. Тут никто не правит. О-о-о, – удивился правитель Шан, – мой чай заканчивается. Думаю и мне пора следовать по делам. Давайте вернёмся к вашим мотивам. Зачем вы рискуете? Зачем идёте этим путём?

Вельсиолл понимал, что ответ может стоить ему жизни. Разочарованный дух возможно и не мог оставить его навечно в этом городе, или в лесу, но, похоже, был способен на многое. Поэтому архонт выбрал чёткий и ясный ответ, без каких-либо выдумок…

Улианта проснулась от жжения в шее. Дико болели места укусов пчёл. Она открыла глаза. Её крепко обнимал плачущий Теольминт. Девушка лежала под деревом на окраине поляны с развалинами здания. Шёл мелкий противный дождь. Серое небо напоминало хламиду нищего.

– Почему ты плачешь? – Спросила Улианта.

Теольминт перестал её сжимать и отпрянул в удивлении. Затем его лицо озарила счастливая улыбка, и он снова обнял её так, что она чуть не потеряла сознание.

– Мне больно! – Прохрипела она.

– Извини. – Теольминт отпустил возлюбленную и сел рядом на мох.

Улианта лежала. Места укусов пчёл болели так, что она была почти парализована. Однако ощущала, что боль потихоньку отступает.

– Ты спасла мне жизнь. А я – тебе. – Заявил Теольминт, вытерев слёзы, и потихоньку превращаясь обратно в оптимистичного и иногда ироничного эльтасмирия.

– Как? В меня воткнулось три метательных ножа!

– Когда Вельсиолл сказал нам, что нужно убивать всех в округе и повернулся, его щит ярко блеснул на солнце. Это привлекло моё внимание, ведь щит архонта не режет глаза, когда блестит. Его блеск напоминает свет звезды, но вспышка щита лже-архонта обожгла мои глаза. И в тот момент я понял, что на щите вовсе не тот герб. На нём были изображения неведомых мне цветов. Меня осенило, что это вовсе не архонт, а его двойник. Иллюзия, или маг, или кто там ещё так умеет делать. Каждый эльтасмирий знает, что всё, предлагаемое двойником, следует делать прямо наоборот. И значит нельзя никого убивать вообще. В этот момент хафлинг атаковал и ты погибла. Я в ярости ринулся в бой, но в последний миг заметил то, что охладило мой пыл. В тебе торчало три метательных ножа, но все они вонзились именно в места укусов пчёл. Я не какой-нибудь там человек или альв, которые могли бы этого не заметить. Мне мгновенно стало очевидно, что это не может быть совпадением и возможно ты вообще не умерла.

– Ты запомнил все места, куда меня жалили пчёлы? – Смутившись, спросила Улианта, при этом слегка зарумянившись и украдкой поглядывая на Теольминта.

– Я бы не выжил в предыдущих странствиях, если бы не подмечал каждую мелочь.

– Продолжай…

– Видя фальшивость явившегося к нам архонта, приказывающего лишать жизни разумных существ, я решил никого не убивать. Я развернулся и повыдергивал из тебя ножи. Жизнь вокруг меня замерла в тот самый миг, а вместо крови из твоих ран полезли пчёлы. Вот тут я немного растерялся, решив, что всё испортил. В отчаянии я набросился на тебя и крепко обнял. Пчёлы стали жалить меня, и сознание стало гаснуть. Кстати, может мне показалось, но тот, кто изображал архонта, похлопал в ладоши и одобрительно улыбнулся. Хотя в этом я совсем не уверен.

– Ты – настоящий герой! – Восхищённо сказала Улианта и поднялась на ноги. Боль прошла. Теольминт заулыбался во весь рот, но быстро пришёл в себя и принял вид, подходящий герою.

Идиллию прервали внезапно раздавшиеся неподалёку истошные крики: «Это не я! Это не я!» и какой-то шум, словно дикий кабан пронёсся сквозь заросли. Эльтасмирии быстро разбежались и, держа луки наготове, двинулись в ту сторону. Вскоре они нашли мёртвого Поющего меча Тидзина…

Вельсиолл поставил чашку с чаем на столик и ответил собеседнику:

– На острове смута. Лорды готовы вцепиться друг в друга как голодные волки. Огни войны уже тлеют. Причиной тому таинственная смерть лорда Року. Поскольку император не отвечает на послания местной знати, то благородные семьи провинции попросили нас помочь разобраться в смерти верховного лорда. Мы прибыли сюда собрать имеющиеся сведения и передать их Совету Архонтов. Вмешиваться в ход событий мы не планируем, но торопимся успеть и выяснить как можно больше подробностей до того, как прольётся большая кровь.

Архонт намеренно ничего не сказал о проблеме со сновидениями Улианты. Ему показалось, что эту информацию лучше не озвучивать в данной беседе.

– Вы говорите и думаете так, словно являетесь не теми, за кого я вас поначалу принял, – задумчиво произнёс Разочарованный дух, – хотя это уже не столь важно. Ну что ж, нейтралитет вам в помощь. Постигайте местные легенды, ведь наша следующая встреча обязательно состоится, и она будет более насыщенной. Сны всегда сменяют друг друга.

Архонту очень не понравились последние слова. В них явно сквозил скрытый смысл.

– Последний вопрос, правитель Шан.

– Я слушаю.

– Вы ведь знаете, что именно случилось с лордом Року?

– Без сомнений. Гибель правителей всегда влечёт за собой тайны, я лишён возможности не ведать их. Вы же в свою очередь прекрасно понимаете, что любые знания достаются упорным трудом, и не ждёте от меня более глубокого ответа.

– Без сомнений. – Слегка улыбнулся Вельсиолл и допил свой чай. Он оказался таким холодным, что у архонта заныли зубы.

Внезапно у него закружилась голова, он зажмурился, принялся массировать виски и провалился вниз. Во время падения стул под его телом исчез. Исчезло всё. Он оказался на залитой дождём поляне недалеко от руин. Позади с земли медленно поднималась Локтоиэль. Вместо правителя Шана на архонта пялился испуганный следопыт Раоки. Он держал руки поднятыми вверх, и Вельсиолл не сразу понял, что причиной тому направленные на него стрелы Теольминта и Улианты, стоящих по сторонам…

Теольминт присел к телу и коснулся рукой шеи Поющего меча. Улианта молча встала у него за спиной, ожидая возможного нападения убийцы. Они сразу заметили странную особенность трупа. Грудь его была мастерски рассечена кхатазским клинком – на это указывал характер, глубина и стиль нанесённой смертельной раны, однако, никого, обладающего такими умениями, здесь не могло быть.

– А это не Ото кричал? – спросил Теольминт.

– Точно. Голос его.

Эльтасмирии огляделись. Рядом никого не было.

– Тидзин убит профессионально, но боя не было. Это очень странно. Выглядит всё так, будто рана появилась сама по себе. Здесь только выпитая фляга от рисовой водки и следы конюха. Однако его нож намного грубее и такую рану не нанесёт. – Теольминт медленно поднялся на ноги. – Нам следует найти архонта.

И они побежали. Вновь через дорогу. Вновь в сторону трактира. Только теперь не светило солнце, а шёл дождь. По тракту не сновали путники и повозки, только лужи копились на поляне, где некогда была торная дорога. Не было трактира, но были развалины, в которых сложно было угадать бывшее назначение здания. Вельсиолл и Локтоиэль находились там же, где их и оставили часом ранее.

Эльтасмирии дружно остановились в десяти шагах от них. Илийдинги сидела на земле, словно застыв в поклоне невидимому существу. Перед ней, глядя в пустоту, стоял обездвиженный архонт. Обоих окутывала поблескивающая прозрачная сфера, а вокруг в радиусе десяти шагов земля представляла собой серую массу, похожую на вскопанный трудолюбивым садовником огород.

– Зеленая Буря! Он применил её! – Удивилась Улианта.

– А прекрасная илийдинги при этом выжила и даже не пострадала.

– Прекрасная илийдинги? – Взвилась Улианта. – Ты нарочно меня злишь? А может это она обратила архонта в статую!

– Я не думаю, что она является волшебницей или кем то подобным.

– Кто же ещё мог это сделать? – Распалялась эльтасмирийка.

Она начала загибать пальцы:

– Погибший Мирано? Мёртвый Тидзин? Пропавший Ото? Старый немощный Раоки? Все они…

– Улианта, – нарочито умиротворённо прервал её Теольминт, – я не из тех, кто произносит фразу «Мы все умрём» и…

Договорить он не успел.

– Он пришел к нам! – Закричал невесть откуда взявшийся Раоки и тотчас поднял вверх обе руки. Мгновенно выхватившие луки эльтасмирии направили на него смертоносные стрелы.

– Правитель Шан не опасен для вас, пока вы не досаждаете ему! – Обратился он к Улианте на кхатазском.

– Говори на всеобщем! – Выкрикнул Теольминт.

– Хорошо, господин эльтасмирий. – Раоки сменил язык. – Простите, просто я очень волнуюсь.

– Какой ещё правитель Шан? Уж не потомок ли того, который правил кхатазами три с лишним века назад?

– Нет. Не потомок. Это он сам. Правитель Шан. Разочарованный дух. Первый над Цветками.

Эльтасмирии удивлённо переглянулись и невольно поёжились от холодка, пробежавшего по их спинам.

– Просвети нас.– Напряжённо сказала следопыту Улианта.

– Мне ли просвещать мудрых эльтасмириев? Прошу вас – отойдите. Не вмешивайтесь. Неужели вы думаете, что ваш лорд не способен сам постоять за себя?

– Нет, – твёрдо произнёс Теольминт, – мы останемся здесь!

– Что здесь происходит? – Вдруг раздался голос Вельсиолла.

Возникла заминка. Улианта не сводила глаз с Раоки. Теольминт же бросил короткий взгляд на архонта и уже поднимающуюся на ноги Локтоиэль. Он быстро, но внимательно присмотрелся к щиту и расположенному на нём гербу Дома Весеннего Шторма, и лишь после этого ответил:

– Поющий меч Тидзин мёртв, конюх Ото пропал. Мы думаем, что он сбежал.

– Опустите луки! Мы уходим, – приказал Вельсиолл, – следопыт, веди нас скорее через лес. Все обсуждения и вопросы во время пути. Нам лучше поскорее добраться до владений лорда Хироюки.

Все члены отряда были рады слышать этот приказ. Лишь Локтоиэль нахмурила своё прекрасное личико, будто вспомнив что-то важное:

– Вы! Вы! Вы чуть не убили меня. Если бы не правитель Шан…

– Во-первых, не убил. Во-вторых, нам нужно поскорее уходить с поляны. – Сказал, как отрезал архонт.

– Чуть-чуть не считается. – Добавил Теольминт слышанную где-то давно шутку, отчего Локтоиэль испепелила его гневным взором. Смутившись, он отвёл взгляд и на всякий случай ещё раз посмотрел на щит архонта. Герб Дома Весеннего Шторма успокоил его. Отряд вышел незамедлительно, не смотря на то, что никто так и не отдохнул.

– Всё, что вы видели – это грегарное заклинание Разочарованного духа, призванное проверить крепость нашей воли и устойчивость разума. – Заговорил Вельсиолл. В это время Локтоиэль, шедшая рядом, внезапно обмякла и потеряла сознание. Архонт подхватил её, взял на руки и скомандовал:

– Не останавливаемся.

– Я видел… – начал говорить Теольминт, но был резко прерван:

– Забудьте, что вы видели, ты, и Улианта! Это заклинание может вернуть вас в сновидение и нанести вред в будущем. Просто забудьте!

– Улианта! – Архонт произнёс это так звонко, что эльтасмирийка встрепенулась. – Твоя главная задача – не уснуть до того, как ты окажешься на Минта’эдвен-Эарини. Иначе мы можем остаться здесь навсегда. Твои сны подобны водовороту, который затягивает в себя корабли. Только корабли – это огоньки разума окружающих тебя живых существ.

– Но Разочарованный дух, кто он? Локтоиэль назвала его правителем Шаном. Мой отец знал этого человека при жизни. – Сказала Улианта.

– Он нам не друг, но и не враг. Я не успел осмыслить, мне нужно для этого время. Но ясно одно, и вам следует об этом знать… и передать Совету архонтов, на тот случай, если я погибну…

Теольминт и Улианта невольно вздрогнули, а Вельсиолл улыбнулся им:

– Просто после таких слов слушают особенно внимательно! Итак, дух ждал кого-то другого, не нас. Я подозреваю, что это были неизвестные нам эльтасмирии, илийдинги или дрохверины поскольку иначе он бы нас с ними не перепутал. Или кто-то, похожий на наш народ. Этот кто-то сумел заключить некое соглашение с бессмертным духом, имеющим свойство порождать сны и управлять ими. Совету следует это знать.

– А что случилось с ней? – Спросил Теольминт, бросив взгляд на Локтоиэль, которую по-прежнему нёс на руках архонт.

– Она побывала под защитной сферой Разочарованного духа, – несколько смутившись, ответил Вельсиолл, – думаю, это не прошло для неё без последствий.

Он посмотрел на Теольминта и добавил:

– Это наверняка быстро пройдёт, но я теперь в ответе за неё.

Лес. Дождь. Серость. Переход был утомительным и унылым. Раоки вёл отряд извилисто, изредка останавливаясь и прислушиваясь. Пару раз они даже возвращались на несколько десятков шагов назад. Эльтасмирии просто следовали за следопытом, не пытаясь запомнить путь. Они просто хотели выйти из этих проклятых мест. Наконец, они вышли на очередную поляну, в конце которой бежала неширокая река, а через неё был построен мост. Старый, деревянный, но добротный и мощный.

– Не удивлюсь, если под ним живёт тролль, который выскочит в самый интересный момент. – Устало заметил Теольминт. Никто его шутки не оценил.

– За рекой начинаются владения лорда Хироюки. Идите. – С печалью в голосе сказал Раоки.

– А ты? – воскликнула Улианта.

– Я должен остаться здесь. Если я пересеку границу, то ближайший сон убьёт меня. Я исчерпал свою удачу, бродя по этим землям. Но, оставшись, я смогу прожить ещё долго, при условии, что меня не схватит кто-нибудь из местных обитателей, но это уже дело моего опыта и умений.

– С чего ты это взял? Кто тебе такое сказал?

– Правитель Шан. Я встретил его там, в развалинах на поляне. Он говорил со мной и в предыдущих странствиях по этим местам. Он предупреждал меня, чтобы я не возвращался. А я вернулся. Понадеялся на охрану. Хотя нет, – следопыт задумался, – если б я не вернулся, то уже был бы мёртв. Лорд Ангмаяма отрубил бы мне голову за невыполнение приказа сопроводить вас. Правитель Шан не рубит головы. Ну что ж, прощайте. Я остаюсь.

– Опять правитель Шан? – Возмутился Теольминт. – Мы тебя не бросим.

– Оставь его, – властно сказал архонт, – мы идём к мосту. Прощай, добрый Раоки! – Вельсиолл впервые обратился к следопыту с уважением и теплотой, слегка кивнув и пронзительно глядя в глаза, что вызвало у последнего скупую слезу.

Поющий меч Тидзин сразу понял, где оказался. Он стоял на песчаной арене, окружённой глухим деревянным частоколом. Арена Хироюки – так называли это место Поющие мечи Кхатазской империи. Непревзойдённый в боевых искусствах лорд возвёл для тренировок и боёв арену, быстро ставшую известной по всей стране, рядом со своим замком. Он велел сделать её в углублении исчезнувшей древней реки, на месте высохшего омута. Осыпающиеся берега укрепили стволами высушенных кедров, сверху же разместили скамьи для созерцания, чего никогда не делали ранее. До Арены Хироюки постижение мастерства боя благородных воинов считалось делом, скрываемым от чужих глаз. Молодой лорд стал первым Поющим мечом империи, призвавшим к объединению распространённого Пути воина и тайного Кодекса Восходящего Клинка, и вскоре арена стала местом притяжения его последователей не только со всей провинции Року, но и с других областей империи. Сам император считал это плохим знаком, но пока не вмешивался, имея дела поважнее.

Напротив, с другого края арены Тидзин увидел своего брата Ридомэки, Поющего меча из личной охраны лорда Року. Бывшего Поющего меча… ныне меча Тишины…

– Что это? – Спросил Тидзин, нарушивший обет молчания, данный самому себе. Этот обет не распространялся на брата, ибо он и был его причиной. – Сон? Я должен стоять на посту…

– Если это сон, то ты не почувствуешь боли. – Ответил брат.

Тидзин что есть силы укусил себя за нижнюю губу. Острая боль дала понять, что это действительно не сон. Рот наполнился кровью, тоненькая её струйка потекла из уголка рта. Сплюнув кровавую слюну, Тидзин рукавом вытер кровь и взглянул на брата. Тот продолжил:

– Это не сон. Это искупление. Я страдаю – ты страдаешь. Я обратился к духам за помощью. И помощь пришла. Разочарованный дух дал нам с тобой шанс.

– Разочарованный дух из легенды о пяти Бамбуковых Цветках, что нам читали в детстве после занятий?

– Да. Цветки существуют благодаря ему. И он даёт нам шанс исправить ошибки и прекратить мучения. Он всегда готов помочь истинным сынам Кхатаза, хоть и не приемлет Кодекс Восходящего Клинка. Я хочу поговорить. Ты должен снять с себя вину за меня. Прекрати обет молчания и живи, как подобает благородному воину.

– Почему же ТЫ всё ещё живёшь?

– Это мой выбор. Я не готов умирать за своим господином, если в этом нет моей вины. Он сам отправил нас от себя на охоте, оставшись наедине с госпожой Юми, и погиб, не дав нам шанса защитить его. Ослушаться приказа и остаться, тоже было бы преступлением. Я не уронил своей чести, хоть и потерял лицо в тот день, и потому совершать ритуальное самоубийство не стал… и не стану.

– Тогда я убью тебя.

Ридомэки покровительственно улыбнулся, и Тидзин вспомнил эту улыбку. Всё детство она предваряла болезненный урок фехтования на деревянных мечах.

– Брат, ты же знаешь, что я всегда был искуснее тебя. Не надо. Честь не попрана.

– Великая честь была нашей семье, когда ты возвысился в своём искусстве и своих поступках… Когда ты был принят в личную охрану лорда Року… Когда твоё имя стало известно не только в нашем роду, но и в других провинциях империи… и ты говоришь: честь не попрана? Кто ты сейчас? Меч Тишины! Позор рода… пусть Песня меча решит нашу судьбу…

С этими словами Тидзин плавным движением выхватил оружие и встал в боевую стойку. Ридомэки молча сделал то же самое. Он уважал выбор своего брата, хоть он и шёл вразрез с его пониманием ситуации. Поющих мечей оттого так и называли, что во время их поединков был слышен лишь свист мечей, который складывался в Песню, посвящённую тому, кто падёт и не услышит больше ничего, кроме этой Песни меча, которая будет сопровождать его в царство духов. И чем короче эта Песня, тем достойнее и искуснее те, кто сражается в поединке. Мягкие блоки и ловкие развороты не давали мечам звенеть, а сами сражающиеся не размыкали рта и не произносили ни звука, кроме предсмертного, ибо стоит сбить дыхание и ты проиграл. Твоя Песня спета.

Тидзин поднял меч для атаки и молча побежал в сторону брата, глядя прямо ему в глаза. Ридомэки спокойно стоял на месте с опущенным мечом, что могло сбить с толку любого, но только не Тидзина. Он бежал мелкими шагами, готовый к любым боевым выпадам. Атака. Шаг в сторону. Взмахи мечей. Короткий вскрик. Тидзин пробежал ещё несколько шагов за спину противника, развернулся и встал в стойку. Брат стоял на том же месте спиной к нему. Затем выронил окровавленный меч, упал на колени, а затем безвольно рухнул всем телом лицом вперёд. Тидзин резко выдохнул воздух, успокаивая разбушевавшееся сердце. Сердце вместо успокоения вдруг сильно заболело. Он опустил взгляд вниз. Из рассечённой груди толчками выходила кровь, заливая живот, ноги и землю. Последнее, что почувствовал Поющий меч Тидзин – это прощение и всеобъемлющее спокойствие…

Ото теребил Поющего меча за плечо, но тот никак не просыпался. В растерянности он выпил ещё рисовой водки и откинул пустую флягу в кусты. Почесав в затылке, он наклонился, взял Тидзина за грудки и встряхнул с такой силой, что не проснуться было невозможно, и грубо кинул обратно на траву. Внезапно Поющий меч открыл глаза, смотрящие куда то сквозь конюха, прошептал: «Честь не попрана» и снова закрыл их. Пьяный конюх не расслышал ни слова, но чётко увидел красно-бурое пятно, расплывающееся на груди Тидзина. Он мгновенно протрезвел. Его охватил ужас.

– Это не я! – Тихо произнёс он и, мотая головой, отступил назад. Пятно расплылось, пропитало одежду, и кровь стала стекать в траву. Ткань на груди вдруг сама собой медленно рассеклась и обнажила аккуратную, но глубокую и смертельную рану.

– Это не я! Не я! Не я! – Закричал Ото и с криками побежал в лес, не видя ничего перед собой. Его разум отказывался воспринимать увиденное. Ноги несли обезумевшего человека в чащу, ветки хлестали по лицу, рассекая кожу, но он этого не чувствовал…

У края поляны на подходе к мосту Вельсиолл дал следующие указания, поставив на ноги очень кстати пришедшую в сознание Локтоиэль:

– Идём открыто. Не скрываемся. По ту сторону, наверняка, есть Поющие мечи лорда Хироюки. Пусть видят, что мы идём честно. Скорее всего, они начнут стрелять. Я буду закрывать нас щитом. Если видите, что щит вас не спасает – стрелы отбивайте, ловите, изворачивайтесь, но не доставайте оружия. В данный момент я жалею, что с нами нет Танцора Вихря, но мы справимся. В ручей не падать. Кажется, его можно и вброд перейти, но не зря же тут построили такой основательный мост.

С этими словами архонт первым вступил на старые доски. Теольминт подозрительно поглядывал не только вперёд, но и на реку. Никто не понял, но он не шутил, когда говорил про тролля под мостом. Его изрядно напрягала эта мысль, учитывая, что тролли не только смертельно опасны, но и падки на красивые вещи. Эльтасмирий снял плащ и убрал его в походную сумку. Проходя середину моста, спутники разглядели на той стороне реки засаду. В кустах сидели Поющие мечи лорда Хироюки. Засада была сделана грамотно, но эльтасмирийское чутьё превзойти они не смогли. Когда прозвучала команда к атаке, каждый участник посольства уже понимал, какой лучник в кого будет стрелять и сколько стрел будет выпущено. Поющие мечи весьма опасны в ближнем бою, но в дальнем они заметно проигрывали бессмертной расе.

Раздался короткий возглас на кхатазском языке. Полтора десятка стрел взвилось в воздух, но ни одна из них не поразила цель. Лишь на скуле Локтоиэль появилась крохотная царапина. Прежде чем прозвучала вторая команда к атаке, Вельсиолл произнёс на всеобщем языке, усиливая свой голос магией архонтов:

– Мир вам, благородные воины лорда Хироюки!!! Я – эльтасмирийский архонт Вельсиолл Иден`Гвейон!!! Приветствую вас от лица Дома Весеннего Шторма!!!

Глава 19

За мостом царила неожиданная жара и светило яркое солнце.

Эльтасмирийское посольство столкнулось с особой встречей на границе земель лорда Хироюки. Два десятка Поющих мечей в полных пластинчатых доспехах молча стояли, выстроившись журавлиным клином, развёрнутым вглубь земель лорда. Рядом с каждым кхатазом сопел от жары конь, закрытый попоной из стёганой ткани. Никто из Поющих мечей даже не глядел в сторону границы и о том, что они охраняют переход, говорили лишь три походных шатра стоящих вдоль дороги. Вельсиоллу на мгновение показалось, что во взгляде коней проблёскивает разум, но он отогнал эту мысль, приняв её за пагубное воздействие от путешествия по Старой дороге.

– Они сочли уместным надеть полные комплекты доспехов. Явный знак уважения! – Как всегда нашёл повод для оптимизма Теольминт.

Улианта, в отличие от него, весьма скептически отреагировала на укомплектованность Поющих мечей Хироюки.

– Они постоянно ждут атаки из иного мира! – Воскликнула эльтасмирийка.

Подойдя ближе, Вельсиолл понял, что стоять в таком виде для кхатазов нелегко. Сильный запах пота от коней и людей ярче слов говорил о том, как не просто Поющим мечам быть постоянно готовыми к бою. Оглядев местность, Вельсиолл понял, что застава появилась здесь уже очень давно. Вездесущие торговцы успели возвести хижины с крышами, покрытыми засохшими пальмовыми листьями. Архонт сделал вывод, что постоянный пограничный отряд охраняет границу со Старой дорогой не меньше трёх сезонов дождей, так как насчитал три слоя листьев на крышах.

О том же подумал и Теольминт:

– Лорду Хироюки мало внутренней междоусобицы? Он как будто не первый год готовится и к штурму Старой дороги.

В этот момент к эльтасмириям подвели четырёх коней.

– До заката вы будете в замке лорда. – Без представлений обратился к Вельсиоллу Поющий меч со знаменем за спиной. – Дорогу покажет разъезд.

Он бросил короткий взгляд на хмурую Локтоиэль и, не дожидаясь ответа, развернулся, и отошёл к своим воинам.

Сев на коней, посольство, сопровождаемое несколькими безмолвными Поющими мечами, двинулось в сторону замка лорда Хироюки.

Очень скоро эльтасмирии поняли, что резкий поворот дороги на границе земель лордов когда-то был изгибом засохшего русла петляющей реки. Ещё несколько столетий назад эта местность была частью континента и дышала вечнозелёной сыростью болот, разделённых речками, направляющими свои воды по извилистым маршрутам. Обновление мира превратило эти края в остров и изменило климат. Теперь в память о болотистой речной долине остались только извивающиеся сухие русла, удобные для перемещения местных жителей. Вдоль дороги тянулась плотная кустарниковая саванна, совершенно неуместная для климата Кхатазской империи. Вельсиолл предположил, что подобный ландшафт как-то связан с близостью Старой дороги и произошедшими здесь во времена Обновления Мира событиями, но времени на исследования у эльтасмириев не было.

– Эта местность мне не нравится, – откликнулся Теольминт, – она напоминает мне высохшее болото. Того и гляди из-за очередного изгиба ручья выскочит какой-нибудь ушастый змей или ядовитый монстр.

– Сейчас тут обитают иные существа, – развеяла его сомнения Улианта, – в библиотеке отца я читала, что ещё до заключения Союза здесь обитала ушедшая рептилоидная раса хикари. Они жили в хтонических мангровых болотах диких земель. Теперь это одна из провинций Кхатазской империи.

Улианта поглядела в заросли кустарника и вдруг перешла на тайный диалект Дома Весеннего Шторма:

– В летописях есть намёки, что раса хикари была немногочисленной, но отчего-то никто никогда на них не нападал. А, однажды, они просто исчезли без следа. Уникальный мир этих разумных рептилий состоял из двух склонов – болот и сновидений. Болота, как мы видим, высохли. А вот что стало со вторым склоном…

– Пусть это останется для нас тайной, которую мы не стали разгадывать, – несколько поспешно прервал этот монолог Теольминт, – я не очень жалую рептилоидов, и рассказы о них совсем не радуют моё тонкое ранимое естество. Лучше я послушаю о том, как мы вскоре прибудем к месту назначения и, пока наш почтенный архонт проводит короткие переговоры, мы вздремнём на тёплом…

Теольминт не договорил до конца, потому что увидел открывшийся за поворотом замок лорда Хироюки. Его верхняя часть была выстроена по всем канонам кхатазской архитектуры. Но стояла она на древнем фундаменте храма рептилоидной расы. И Вельсиолл, и Улианта, и даже выросший на воинских рассказах Теольминт – все слышали в детстве сказание о грустной истории родительской любви хикари.

Рептилоиды этой расы, в отличие от остальных хладнокровных, очень поздно задумывались о потомстве и находили себе пару уже на излёте отведённых им природой лет. Большую часть жизни они странствовали вдоль кромки между реальностью и снами – своими и чужими. Их жизнь состояла из россыпи ярких впечатлений, и мало кто мог сравниться с ними в просвещённости относительно знаний о множестве миров.

Взрослые хикари выделялись среди рептилоидных рас тягой к постижению великой мудрости и отречением от мирских страстей, в отличие от их вылуплявшегося из яиц потомства. Молодые хикари вожделели пищи и поглощали всё – зверей, птиц, насекомых, людей, нелюдей. Но не жестокостью было обусловлено такое поведение, а лишь уникальным свойством впитывать опыт, знания и умения своих жертв через поедание их тел. Угасающие в силу возраста хикари-родители не в состоянии были передать всю свою мудрость иным способом, и тогда они решались на последнюю жертву. Они дожидались появления детей и становились для них первой пищей. Таков был родительский долг сгинувшей в потоке времени расы хикари.

Посольство приближалось к замку и эльтасмирии рассматривали остатки храма, служившие фундаментом замка кхатазского лорда. Его матово-белая стена ослепляла при дневном свете. Снаружи она возвышалась едва ли на человеческий рост, но эльтасмирии знали, что под землёй она образует сферу наподобие яйца. Прямо в стенах своих храмов хикари выстраивали пещерки, напоминающие причудливо смешанные кроличьи норы и осиные соты. В них-то и появлялись на свет рептилии.

Вельсиолл почувствовал, что храм был создан, на месте выдранного из земли исполинского растения. Он знал, что хикари использовали корни деревьев-гигантов для погружения во сны обитателей подземного мира. Архонта насторожили собственные ощущения – судя по диаметру замка, выдранное растение было титанических размеров – самые высокие деревья острова показались бы травой в сравнении с ним. Храм хикари появился на его месте в незапамятные времена. Наверняка его окаменевшие в земле корни тянутся далеко в глубины острова Рокушима.

– Отдыхайте, но не смыкайте глаз. Я постараюсь завершить переговоры до утра. – Сообщил архонт, не глядя на спутников.

Хикари делали вход в храм круглым, похожим на уходившую вглубь змеиную нору. Люди лишь соорудили бамбуковый навес от дождя, чтобы падающая с небес вода не проникала внутрь. В остальном кхатазские зодчие из числа государственных колдунов не стали менять устойчивые потоки энергии и просто закрыли вход в замок круглой массивной дверью, покрытой идеально подобранной под цвет стены штукатуркой.

Дверь отворилась, откатившись в стену ровно в тот момент, когда посольство приблизилось к замку. Поющие мечи встали перед входом, но заезжать внутрь не стали. Они замерли перед манящей прохладной темнотой замка и все, как один, уставились за спины эльтасмириев.

Представители большинства народов, взволнованно оглянулись бы назад, ожидая подвоха. Но гости не подали и виду, торжественно позволив змееподобному чреву замка поглотить их.

– Хм, в этих тоннелях непонятно, идём мы вверх или вниз. – Задумчиво произнесла Локтоиэль уже после нескольких десятков шагов.

Они шли по тускло освещённым лампадами овальным коридорам, ведомые молчаливым комендантом замка.

– Наверное, это всё от долгой езды на лошадях, не так ли, Улианта? – Спросила илийдинги и внимательно посмотрела на эльтасмирийку.

– Или от того, что мы давно не в лесу. – Съязвила в ответ девушка.

– Так вы никогда не помиритесь, – покровительственно вмешался Теольминт, – вам следует взять несколько уроков словесности у опытного и надёжного товарища…

– Всё дело в защитном заклятии, – архонт вовремя спас «опытного и надёжного товарища» от гневных взглядов спутниц, – оно действует на всех, кто впервые зашёл внутрь. Его влияние можно компенсировать одним простым способом – успокоиться и признаться самому себе, что не знаешь, куда идешь.

Все на мгновение расслабились и привели мысли в порядок.

– О, и правда! – Воскликнула Локтоиэль. – Сейчас мы идём вверх!

Вскоре коридоры наполнились запахами дерева, тепла и еды. Затем начались уровни, явно построенные людьми. Здесь уже путаницы с направлением не возникало, так как присутствовали лестницы. Наконец, комендант вывел посольство в залу, заполненную закатным светом.

– Лорд велел отвести вас к нему незамедлительно, господин посол, – без всяких эмоций в голосе сказал кхатаз, – а ваших спутников я прошу расположиться здесь.

Архонт жестом указал посольству остаться в зале и далее последовал за человеком в одиночестве.

Покои Хироюки находились в самой низкой точке сферы хикари. Шли они туда другим путём, тоже довольно запутанным, но Вельсиолл старался ориентироваться – в этой части замка кхатазы застроили бывший храм деревянными перекрытиями, и изнутри бывшее когда-то ужасным для человеческого взгляда сооружение теперь никак не напоминало запутанный лабиринт пещер и сот. Покатую низину сферы выровняли полом из железного дерева, отполированным до блеска за годы хождения по нему босых ног. Скрипучие лестницы, все, как одна, были сделаны вдоль внешней стены хикари и являлись винтовыми. Это было уникально для кхатазской архитектуры.

Незаметно для архонта сопровождающий исчез в полумраке нижних этажей и Вельсиолл оказался один в зале траура лорда Хироюки. Воздух в помещении был сух и свеж, из чего он сделал вывод, что где-то под треснувшей сферой хикари тянется карстовая пещера, имеющая выход на поверхность. По неизвестной архонту причине лорд совершенно не боялся проникновения из подземелья враждебно настроенных к людям существ, духов или ночных зверей. Рядом с лестницей стояла чаша, лежали две аккуратно сложенные рубашки и свёрнутый пергамент с печатью, явно принадлежавшей коменданту замка. Вельсиолл сделал вывод, что все три месяца траура лорд Хироюки не выходил из залы, но порядок в замке, равно как и дисциплина среди его воинов совершенно не нарушились.

Эльтасмирий нашёл взглядом фигуру человека, сидевшего на циновке у противоположной от лестницы стены. Идеально чистые белые одеяния, гладко выбритое лицо, длинные, заплетённые в косу волосы – казалось, что лорд спустился сюда всего лишь мгновение назад.

Архонт поприветствовал лорда кивком головы и, получив кивок в ответ, пошёл в его сторону. В этот момент Вельсиолл заметил слой пыли на полу. Судя по всему, слуги не решались беспокоить господина в дни траура, и это позволило гостю заметить нечто интересное. Он увидел отпечатки босых ног и рисунки, сохранившиеся в пыли. Находясь в трауре и одиночестве, Хироюки – лучший мастер клинка острова Рокушима, не пренебрегал тренировками и тактическими военными выкладками, рисуя на полу карты вероятных сражений.

– Я – архонт Вельсиолл Иден`Гвейон из Дома Весеннего Шторма, что в Эльтасмирийских владениях. Я выражаю вам соболезнования по поводу смерти вашего отца. – Произнёс Вельсиолл и его голос едва не дрогнул от нахлынувших эмоций, что удивило его самого – прежде подобного с ним не происходило.

– Я – лорд Шинтэкео Хироюки, Поющий меч и владелец Замка Хикари, глава дома Хироюки, расположенного в провинции Року Кхатазской империи. Сегодня последний день моего траура. Я принимаю соболезнования и приглашаю вас на охоту. Завтра утром.

Архонт понял, что аудиенция закончилась, так и не начавшись. Молодой лорд оказался не по годам сдержанным и немногословным. В ответ Вельсиолл лишь кивнул и направился к лестнице, не зная как оценить подобную встречу. Перед его глазами стояло измученное от бессонницы лицо Улианты.

Глава 20

Наступали первые сумерки, встречаемые посольством в тишине и таинственном уюте замка лорда Хироюки. В этот последний вечер траура Поющие мечи, воины из стражи и слуги замка берегли общий покой, как монах бережёт в горной келье тщедушный огонёк тонкой свечи от порывов холодного ветра. Таким ветром охрана считала прибывших гостей, и отведённая для эльтасмирийского посольства зала на втором этаже замка, имевшая выход на самую большую террасу, незаметно, но тщательно охранялась.

Один только Вельсиолл ощущал молчаливое присутствие людей в замке. Все его спутники, лишённые переживаний и мыслей руководителя, впервые за долгое время оказались предоставленными сами себе. Теольминт готовился к выходу в утренний лес. Ещё по пути в замок он собрал стебли местных трав и теперь укладывал ими изнанку кожаных доспехов, тщательно вымытых в воде из колодца замка. Благодаря этой привычке даже чуткие звери не улавливали его запаха. Вельсиолл знал, что сегодня Теольминт уснёт рано, чтобы с первыми проблесками нарождающегося рассвета подняться и без промедления выйти в джунгли, выполняя тайное поручение архонта. Улианта тоскливо наблюдала за его приготовлениями. И только Локтоиэль в своей природной естественности делала то, что у неё получалось лучше всего. Она наслаждалась жизнью и в настоящий миг спала в углу, прикрывшись маскировочным плащом Теольминта, взяв его безо всяких просьб.

– Архонт, вы слишком рискуете, отправляясь на охоту без нас. – Сказала измученная бессонницей Улианта.– Кхатазская охота – это особый ритуал, отличный от нашей манеры охотиться. Это опасный поединок с дикой природой по строгим правилам. Вас же пригласил на охоту лучший воин острова Рокушима и, наверняка, требования у него тоже особенные.

– В конце концов, Совет постарается выяснить у нас подробности вашей гибели, а мы не сможем прояснить их и будем изгнаны из Дома.– Попытался пошутить Теольминт, но у него не очень получилось в обстановке замка, напоминавшего чрево огромной змеи.

– Совета архонтов бояться не стоит – ты забываешь, что Минта`эдвен-Эарини отзывается только на мой зов. Ни тебя, ни Улианту она не услышит, и, если я погибну, то вы останетесь на острове навсегда. – Вельсиолл остановился и задумался, почувствовав, что и на него слегка угнетающе действуют стены замка Хикари.

– Улианта, – Вельсиолл произнёс её имя максимально мягко, чтобы девушка не вздрогнула, что теперь происходилопостоянно, когда речь заходила о ней, – оставайся в замке и постарайся провести это время так, чтобы скука не стала союзником твоего желания заснуть. Возможно, в этих стенах ты найдешь потаённые знания, касающиеся легенды о пяти Бамбуковых Цветках. Источники сведений тут будут иные, нежели в замке лорда Табиючи. Здесь следует довериться кхатазской реке жизни и посвятить утро воинским тренировкам с претендентами в Поющие мечи. Начни с этого. Теперь о традиции парной охоты. Что мне нужно знать?

Улианта улыбнулась, и в её взгляде проявилась мечтательность. Ей нравилось вспоминать своё детство в старом Кхатазе и рассказывать о чём-то, что известно только ей. В эти мгновения тяжесть от бессонницы в голове улетучивалась.

– Правила охоты у Поющих мечей весьма строги и изобилуют множеством условий. Что касается снаряжения, то каждый участник вправе взять с собой на охоту не более трёх предметов, считающихся оружием. К примеру, ваш лук равнозначен мечу или копью. Стрелы же, насколько мне известно, не считаются отдельным оружием.

– Я возьму только лук, – осенило архонта, – в этом будет больше чести по меркам местных лордов.

– Взять с собой то, что отражает военную философию нашего народа – это мудро. Но будьте осторожны и внимательны – это не должно выглядеть как показательное превосходство дистанционного оружия перед оружием ближнего боя, которое очень уважают в кхатазской культуре. Лорд Хироюки оказал вам большую честь: на исходе тёмных дней траура развеять сомнения в истинности выбранного пути. Развеять их вместе.

– Я скажу проще, господин архонт, – вмешался Теольминт, – ещё до прибытия в этот замок я слышал разговоры местных жителей то там, то сям. Этот Хироюки не просто молодой аристократ и прекрасный боец. Он – лучший мастер боевых искусств острова! А учитывая Кодекс Восходящего Клинка, которому он, несомненно, следует, я думаю, смысл охоты сводится к тому, что он не станет с вами толковать на равных, пока не убедится, что вы достойный воин и мужчина. Лорд Хироюки, как я слышал, это «всамделишный крутой парень»!

Улианта поморщилась:

– Где ты впитал столько просторечных слов? Неужели ты нашёл время и успел даже тут найти пьяниц и падших женщин?

– Конечно же, нет, моя прекрасная спутница! Я почерпнул знания исключительно из запылившихся летописей нашего Дома. Ты же знаешь, что меня не вытащить из библиотек.

– Перестань паясничать, Теольминт. Ты не видишь, что она на пределе своих сил? Продолжай, Улианта. – Вельсиолл участливо посмотрел на девушку.

– Уходящий в лес должен познать себя. Кхатазская охота – это момент триединой истины. Открыть своё истинное оружие. Открыть для себя истинного соратника. Открыть своего истинного зверя.

– Ты хочешь сказать, что сам лорд Хироюки не знает, на кого они с архонтом выйдут завтра?

– Абсолютно. Лорд отменит охоту, если случайно узнает это раньше положенного срока. Это потеря лица.

Теольминт задумался:

– Такая непредсказуемая охота пришлась бы мне по нраву. Когда не знаешь, с кем сразишься и не знаешь, какое оружие больше пригодится.

Улианта тем временем вошла во вкус и продолжила:

– Гонимое следопытами существо выскочит из леса. Или прыгнет с дерева. Или вырвется из-под земли. Вы должны быть готовы ко всему, архонт! Его следует убить, не потеряв лица и показать истинную силу своего оружия. Вторая истина откроется в столкновении с лордом Хироюки.

– Архонту придётся драться с ним? – Спросил Теольминт, округлив глаза.

– Нет. Лорд так же выберет оружие для демонстрации мудрости своей военной философии. Следует внимательно наблюдать за его столкновением с хищником.

Улианта поглядела на Теольминта с прищуром:

– Возможно, Хироюки выберет кулаки, а не меч.

Эльтасмирии засмеялись, а Теольминт похлопал ей:

– Скоро ты научишься шутить так же часто, как и я, и архонту придётся вдвойне тяжелее выносить наше общество! – Выпалил он, поддержав веселье, после чего Улианта продолжила:

– Я думаю, что оба охотника должны выйти в лес вместе. Скорее всего, для каждого из вас следопыты отыщут в лесу по одному одинаковому существу. Произойдёт состязание двух военных школ. И кхатазы сделают выводы о нашем народе и его боевых навыках.

– В чём заключается смысл третьей истины? – Спросил Вельсиолл.

– Как я уже сказала, охотник не ведает зверя. Но в любом случае, он представляет опасность. А значит, сражение может закончиться весьма печально. Неверный выбор оружия принесёт смерть. Неверное понимание напарника также закончится небытием. Но, верно почувствовав зверя, можно обрести мудрость и глубокий воинский опыт. Это испытание, архонт, вполне может изменить вас.

– Что ж, – сказал после некоторых раздумий Вельсиолл, – я вижу в этой охоте прекрасный шанс по-настоящему подружиться с лордом Хироюки.

В это время Теольминт кашлянул, отчего то смутился и сказал то, что должно быть озвучено, хотя все итак об этом знали:

– Я взял на себя обязательство, даровав надежду юной госпоже Китцуми. Я не могу терять завтра целый день, просиживая в замке, и уйду перед рассветом, ещё до того как начнётся ваша охота, чтобы попробовать отыскать её щенка. Если он ещё жив и находится в лесу, то мне вполне может хватить одного дня.

Теольминт не выглядел воинственным, стоя посреди скинутых доспехов в одних обтягивающих трико из паучьей ткани, обеззараживающей раны в бою. Улианта еле сдержала улыбку.

Вельсиолл выслушал его и тоже поднялся на ноги. В отличие от Теольминта на архонте сидел облегающий хитон. Он играл в походной одежде ту же обеззараживающую роль, что и трико простых воинов, только выглядел более гармонично, чтобы и в нижнем белье архонты выглядели достойно.

– Свои обещания, несомненно, нужно выполнять, – заговорил архонт, – но как же быть с тем фактом, что этот пёс потерялся недалеко от границ владений местных аристократов. Там же, где произошло убийство верховного лорда провинции. И если ты случайно пересечёшь границу в поисках щенка, то можешь быть обвинён в нарушении принципа невмешательства.

Теольминт ответил, не задумываясь:

– А если я не отправлюсь на поиски, то, что тогда подумает маленькая Китцуми о нашем народе? Как я буду чувствовать себя, зная, что не попытался? Не только вы представляете эльтасмирийскую расу на охоте, но и я, в своём слове, подарившем надежду ребёнку.

– Ещё немного и Улианта будет шутить вместо тебя, а ты вещать светлые речи с трибун Минлорта. – Рассмеялся Вельсиолл. – Ну что ж… кхатазы не оспаривают нашего права на общение с лесом, а лес не знает человеческих границ. Делай, что должно…

– Ты обязательно найдёшь его! – Воскликнула Улианта и, вслед за остальными, поднялась на ноги.

Теольминт перевёл на неё взгляд:

– Очень на это надеюсь, ибо расстраивать дочь лорда, таскающего на плече таких размеров меч, не особо то и хочется.

Вельсиолл глядел на них и улыбался. Ему казалось, что он находится с ними не несколько дней, а всю жизнь. В зале установилось молчание, заполняемое стрёкотом певчих цикад, державших замок лорда Хироюки в вечной осаде. Его нарушил Теольминт:

– Ну что ж, история со щенком очень хороша, потому что является правдой. А что касается людей лорда Хотаро, которых я должен найти в лесу – что они должны от меня услышать?

– В первую очередь, они должны увидеть тебя. Не надо к ним подкрадываться и провоцировать агрессию. Ты должен встретиться с ними, чтобы потом никто не мог обвинить нас в том, что мы проигнорировали лорда Хотаро. Твоя задача – озвучить для противоборствующей стороны не только цели нашего посольства, но и твою личную цель – поиск щенка юной госпожи Китцуми, ведь она не просто дочь Ангмаямы, но и племянница Хотаро. Сплетение этих двух целей несколько обезопасит тебя, показав, что мы нейтральны и нас мало интересует сам конфликт. Далее, если предложат встретиться лично с лордом Хотаро, то соглашайся, но с оговоркой – мы уже не успеваем идти в город. У нас очень мало времени. Один день. Если он далеко и этот срок неприемлем, то пообещай, что все выясненные нами факты и выводы касаемо смерти верховного лорда мы вышлем письмом, равно как и всем остальным старшим лордам.

– После этого мы отправимся в Замок Лисы?

– Я не давал такого обещания лорду Табиючи. Мы и без этого можем уведомить всех участников междоусобицы о результатах посольства. Я предполагаю, что, как только наши цели будут достигнуты, мы напрямую отправимся к морю. Улианта как можно скорее должна попасть на Минта`эдвен-Эарини и уснуть обычным здоровым сном. После охоты и разговора с лордом Хироюки собранных сведений должно хватить для принятия, какого бы то ни было, решения Советом архонтов.

– Но Дом Весеннего Шторма не может в одностороннем порядке отказаться от великой эльтасмирийской самоизоляции и вновь начать влиять на жизнь младших рас. – Неуверенно произнесла Улианта.

– Конечно, нет. Иначе всю мою семью навечно изгонят за Барьер. Однако Минлорт, Эллинор, или Линтурия вполне могут себе позволить политику вмешательства. Возможно, в Великих Домах нашей Родины имеют место новые идеи миропорядка, ведь Обновление Мира было не так давно. Я не могу знать этого достоверно, но подобных возможностей не отрицаю.

Теольминт и Улианта в лёгком замешательстве переглянулись – даже думать о подобных вещах считалось кощунством. Однако дальнейшего рассказа о высокой политике не последовало.

Вдруг Вельсиолл задумчиво улыбнулся, взглянул на спутников, на спящую Локтоиэль. На него нахлынуло жгучее желание поделиться тем, чего не знал никто из присутствующих. Тихие сумерки превратились в уютный вечер откровения.

– Пообещайте мне, что никому не расскажете то, что сейчас узнаете.

– Обещаем.

Архонт мечтательно поглядел в сторону кажущегося таким далёким сейчас моря, прежде чем начать:

– Год назад я получил письмо от некоей эльтасмирийки, восхищённой моей победой на открытом турнире лучников Лазурного берега. В нём были банальные слова восхищения моими успехами. Ничего особенного, кроме происхождения девушки. Мне написала Ильмирия – дочь главы Совета архонтов Дома Линтурия.

Теольминт присвистнул:

– Проигнорировать такое письмо – значит обречь Дом Весеннего Шторма на забвение.

Вельсиолл усмехнулся:

– Примерно так же заявила моя мать.

– Вы показали письмо матери?! – Не сдержался Теольминт, но вовремя вспомнил о субординации и смутился. – Простите, не мне комментировать поступки архонтов.

Вельсиолл предпочёл не отвечать на реплику и продолжил:

– У нас завязалась переписка. Каждый месяц, как того требует этикет, я отправлял ей письмо. И неизменно получал ответ. В своём последнем послании я написал, что отправляюсь в одну из восточных стран Западного Биртронга, надеясь по возвращении увидеть её лично.

В разговор вступила Улианта:

– После возвращения и Совета архонтов Дома Весеннего Шторма вы станете не мальчиком, но мужем. Ваше влияние и слово станут не в пример весомее, чем до отплытия. Это будет удачное время для вашей встречи, – Улианта на мгновение замолкла и продолжила, – и последующей свадьбы, если она будет одобрена Звёздами, Светом и Океаном.

– Не следует забегать вперёд, Улианта. Мои личные дела находятся в тени интересов нашего народа. Сначала нам следует завершить посольство, выполнив условия Совета о невмешательстве в междоусобную войну.

Откровения Вельсиолла раззадорили Теольминта. Приняв для себя будущую свадьбу, как свершившийся факт, он радостно воскликнул:

– Теперь я вдвойне жду не дождусь, когда паруса Минта’эдвен-Эарини понесут нас навстречу породнению благородных домов, где все мы поднимем знаменитое эллинорское вино за молодожёнов!

– Да будет так! – Поддержала его Улианта

Вельсиолл поглядел в сторону неподвижной Локтоиэль. Он не хотел, чтобы она слышала этот разговор. Весь вечер она проспала, отвернувшись к стене, даже во сне выглядев неимоверно красиво и грациозно. Архонту на мгновение показалось, что илийдинги не спит, но лишь притворяется. Он напряг слух и прислушался. Её размеренное дыхание рассеяло внезапно возникшие подозрения, он облегчённо выдохнул и вернулся к разговору.

…Но Локтоиэль не спала.

…Локтоиэль плакала.

Глава 21

Лорды острова Рокушима признавали потребность эльтасмириев в общении с лесом не только из уважения к их культуре. В кхатазских джунглях обитали духи – добрые и злые, и каждый, кто в одиночку заходил в лес, подвергал себя опасности, вступая в поединок с природными силами. Для любого Поющего меча право на поединок стояло бесконечно выше опасений, что гость может погибнуть по собственной неосмотрительности. Поэтому стоящие в дозоре у ворот кхатазы провожали эльтасмирия взглядами, выражающими спокойствие, а не подозрение. Лучники же, находящиеся на стенах и в привратных башнях, подчёркнуто игнорировали любых уходящих гостей, вглядываясь в зелёную пучину леса. Их не интересовали те, кто покинул замок. Их задача состояла в том, чтобы вовремя заметить, распознать и начать действовать в отношении тех, кто намеревался войти в замок из тёмных глубин леса.

В отличие от них, Теольминт испытывал внутренний конфликт. Являясь в душе воином, он зачастую исполнял задачи, свойственные разведчикам, следопытам, шпионам. Его тяга к сражениям то бурлила, зажигая глаза воинственным светом, то уступала естественной для эльтасмириев любви к природе и тайнам. Эта двойственность мешала ему спокойно спать, и он мечтал когда-нибудь окончательно определиться. Он ещё не знал, что кхатазские земли избавят его от сомнений, гармонично спаяв между собой все грани его характера.

Кустарниковые джунгли вокруг замка Хикари изобиловали тропами. Эти пути, как маршруты кхатазских моряков, никогда не терявших линию берега из вида, не уводили местных жителей далеко от замка. Впрочем, лес отвечал на их страхи взаимностью, киша хищниками и изобилуя местами, где грань между миром живых и миром духов была настолько тонкой, что время от времени пропускала через себя таких «гостей», что приходилось вызывать на помощь имперских колдунов, охотников за нечистью и прочих малоприятных в общении личностей.

Впрочем, Теольминта беспокоило не это. Ведь всего в полутора днях пути небеса извергали ливень и, судя по распустившимся цветам лаунцеи, называемой местными «кахи-такэко», это были не первые осадки за последние дни. Теольминт выбрал дерево повыше и взобрался на самую крону. Перед ним открылась восточная часть острова и его самая высокая точка – гора со срезанной вершиной. То, что вершина этой горы срезана, мог понять не всякий, но Теольминт, переживший кровопролитную войну с тунгурами сразу распознал её неестественную форму. Однако его удивило не только это. Прямо у горы остановился циклон, клином вторгнувшийся в остров, на земли лорда Ангмаямы. Складывалось ощущение, что он шёл вслед за Минта`эдвен-Эарини, затем по пятам посольства и «застрял» в определённой точке. Знаний и опыта Теольминту хватало, чтобы понять, что это невозможно без вмешательства магических сил. Это означало, что на горе находился некто или нечто, способное управлять морскими стихиями. И об этом следовало доложить архонту. Но Вельсиолл в данный миг направлялся на ритуальную охоту лордов, вмешиваться в ход которой не позволял воинский кодекс, почитаемый Теольминтом, и чувство самосохранения, почитаемое им не меньше.

Не предаваясь долгим размышлениям, эльтасмирий спустился с дерева, сошёл с человеческих троп и устремился к границам земель лордов, совмещая тайное поручение архонта и, собственно, поиски щенка маленькой Китцуми. Там он и заметил отряд Поющих мечей, скрытно пробирающихся к пограничной деревне лорда Хироюки. Это произошло, когда день начал угасать, но ещё не перешёл в вечер. Это было первое событие за этот день, которое заставило его остановиться.

Впервые Теольминт стал свидетелем того, что огни междоусобицы тлеют и разгораются не только в умах и беседах лордов. Сразу семь Поющих мечей скрытно подошли к деревне в сопровождении следопыта. Они остановились в двух сотнях шагов от селения. Предводитель отряда поднял голову вверх, глядя сквозь листву на солнце. Теольминт догадался, что они дожидаются начала сумерек. Он взобрался на дерево, и печаль охватила всё его существо, при виде того, как крестьяне, отложив работу, собирались всей деревней на ранний ужин. Они и не подозревали, что это будет последний ужин в их жизни.

Вдруг Теольминт заметил движение с противоположной стороны деревни. Приглядевшись, он увидел знамёна лорда Хироюки. Теольминт не знал, чем окончилась охота, но, если Вельсиолл был жив, то он находился вместе с лордом. А это означало, что статус архонта как нейтрального посла в любой момент мог оказаться под угрозой. Стало ясно, что единственный шанс спасти посольство – сделать так, чтобы вражеский отряд незаметно для людей лорда Хироюки отошёл от деревни.

Теольминт аккуратно сорвал с ветки кедровую шишку и бросил её вниз, не выглядывая из-за ствола. Он знал, что произойдёт дальше. Поющие мечи не услышат шума, однако, следопыт, если это был хороший следопыт, обратит внимание на лёгкий звук, но сразу не прореагирует на него, просчитывая в уме, как и откуда могла упасть шишка. И только потом незаметно переведёт взгляд на то место, откуда упало хвойное соцветие.

Досчитав до трёх, Теольминт аккуратно выглянул из-за дерева. И встретился глазами со следопытом. Карие зрачки человека расширились от удивления. В это время эльтасмирий молча указал на деревню и слегка покачал головой из стороны в сторону, сообщая об опасности. Затем так же бесшумно скрылся из виду.

Через несколько мгновений Теольминт услышал осторожные шаги Поющих мечей, удаляющиеся по направлению противоположному деревне. Он понял, что отряд решил отступить прочь, не желая связываться с самим лордом Хироюки. Было очевидно, что следопыт сообщил им о непредвиденной опасности и умолчал об увиденном эльтасмирии. Иначе, сохраняя лицо, отважные воины уже вступили бы в деревню и, невзирая на риск быть убитыми, атаковали бы Поющих мечей лорда.

В отличие от воина, особенно благородного, следопыт всегда выберет жизнь. И теперь общая тайна делала его пособником Теольминта в отряде. Эльтасмирий улыбнулся.

– Чего ты хочешь? – Сходу спросил следопыт, отделившись от отряда.

В отличие от воинов, их кодекс позволял не представляться собеседнику, что роднило их с разбойниками.

– Меня зовут Теольминт. Я представляю эльтасмирийское посольство. Мне нужно встретиться с предводителем вашего отряда, или с самим лордом Хотаро.

– Чего ж не встретился? Ты мог сделать это у деревни, не прибегая к трюкам.

– Ты прав, человек. Это моя ошибка. Но она не такая роковая, как твоя, правда? Ты не сообщил своему господину о моём присутствии.

Следопыт растерялся. Теольминт указал ему на проступок, караемый смертью. Быстро собравшись, он ответил:

– Ты поставил меня в безвыходное положение. Запомни – я верну тебе этот жест. Ты выйдешь к отряду вместе со мной?

Теольминт улыбнулся.

– Я не планировал умирать сегодня. Ты вернёшься к своим и скажешь, что на границе земель лордов вас ожидает эльтасмирий по имени Теольминт из посольства Дома Весеннего Шторма. Кстати, где граница?

– Там, где кончается тропа. За торговым оврагом. Обычно в нём течёт река, но в этом месяце она пересохла. У нас давно нет дождей, в отличие от соседних владений.

–Я буду ждать вас там. И ещё, – Теольминт решил сполна воспользоваться ситуацией, – я ищу собаку маленькой Китцуми, что везла ей в дар благородная госпожа Юми. Не встречал ли ты в лесу щенка?

– У каждого знания своя цена.

– Моя цена – твоя жизнь.

Глаза кхатаза сузились от злости.

– Ты угрожаешь мне?.. В моих лесах?..

Теольминт молчал, спокойно глядя в глаза собеседнику.

– Ты ищешь чужую добычу! – Прошипел следопыт и, резко развернувшись, пошёл обратно к своему отряду.

Эльтасмирий был доволен собой. Не он – к нему вышли люди лорда Хотаро, оказавшись замеченными на чужих землях. Первым шёл молодой Поющий меч, выделявшийся в отряде доспехом и шлемом. На мгновение Теольминту показалось странным, что отряд, проводящий военную операцию, не оставил скрытых бойцов, а свернул с тропы и спустился в овраг в полном составе. Однако эльтасмирий счёл это запоздалыми попытками сохранить лицо перед ним – представителем старшей расы. Он шагнул вперёд, высокомерно поднял голову и громко произнёс:

– Теольминт из посольства, представляющего Дом Весеннего Шторма, что расположен в Эльтасмирийских владениях.

Поющий меч ответил ему:

– Я – лорд Роташи. В данный момент вы стоите на моей земле, – кхатаз показал рукой на овраг, – а я не приглашал посольство эльтасмириев, и мои стражи не сообщали об официальном пересечении вами границы.

От этих слов Теольминту стало не по себе. Стоящий перед ним кхатаз не мог врать – за время слежки эльтасмирий убедился, что это не переодетый разбойник, а действительно Поющий меч, как и остальные его спутники. И теперь Теольминт стоит на его земле, земле неизвестного до этого момента лорда, без приглашения, ставя под угрозу свою жизнь, и судьбу всего эльтасмирийского посольства.

Хоть на лице Теольминта и не дрогнул ни один мускул, лорд Роташи счёл его затянувшееся молчание за растерянность, что было недалеко от правды. Он продолжил:

– Кто и зачем направил вас на мои земли? – Он ещё раз показал рукой вдоль оврага. – Вступили вы на них с владений лорда Року, или с мятежных наделов?

Теольминт заметил, как ухмыльнулся следопыт, скрывающийся за спинами Поющих мечей лорда Роташи. Он понял, что тот завёл его в ловушку, сказав, что граница проходит за торговым оврагом, а не перед ним. И сейчас лорд ловит его на лжи, или на правде, чтобы при любом ответе казнить здесь и сейчас. Бой с семью Поющими мечами при поддержке стрел следопыта означал ту же смерть, только отсроченную на несколько мгновений.

Мысленно Теольминт отдал должное следопыту – он сдержал своё слово, касаемо безвыходного положения. Внутренний воин кричал, что нужно атаковать, ведь безвыходных ситуаций не бывает. Разговоры исчерпали себя. Однако природная осторожность и рассудительность взяли верх. И тогда он понял, почему архонт Вельсиолл так тщательно проговаривал с ним не тайное задание, а именно обещание, данное маленькой девочке:

– Я пришёл с земель наследников великого дома Року. Лично я не слышал, чтобы кто-то называл себя мятежниками. Мы с вами разговариваем лишь потому, что я откликнулся на просьбу дочери одного из старших лордов. И я сделал шаг вам навстречу, потому что вижу в вас того, кто может помочь не мне, но ей.

В глазах лорда промелькнуло удивление, но с толку сбить его не удалось.

– Вы отвечаете как трактирщик, который пытается юлить, подавая на стол несвежую рыбу, вымоченную в уксусе. Радоку сказал мне, что вас видели на землях мятежников несколько дней назад. И что вы ищете встречи с людьми лорда Року, называя его старым именем – Хотаро, как делают лишь мятежники. Это правда?

И Теольминт сказал правду:

– Этот человек не назвал своего имени, но я видел его, как и вас, «на землях мятежников» не далее, чем сегодня, – ответил он, видя, как бледнеет лицо следопыта, – и я помог вам избежать столкновения с превосходящими силами лорда Хироюки. Возможно, уважаемый следопыт умолчал об этом факте и представил всё как свою личную заслугу. Я не в обиде за это, и как вы относитесь ко лжи, тоже не знаю. Я лишь хотел донести до лорда Хо… кхм, Року, приветствие от архонта Вельсиолла Иден`Гвейона и сообщить о нашем нейтралитете. Мы собираем свидетельства о гибели верховного лорда и не преминем уведомить о полученных нами сведениях вашего сюзерена.

Не поворачивая головы, лорд Роташи жестом приказал следопыту приблизиться. Тот нехотя подошёл, опустив голову вниз.

– Ты солгал мне? Не ты спас наши жизни от бесславной гибели, а этот эльтасмирий?

Трясясь от страха, следопыт упал на колени перед лордом и сказал:

– Он говорит вам не всю правду! У меня есть «уши» в мятежных владениях – он пришёл оттуда, и их посольство очень мило беседует с мятежниками, называя нашего лорда Року лордом Хотаро. Я передал вам, господин Роташи, его желание встретиться. Вы встретились. Да, я заметил его у деревни лорда Хироюки. Он следил за нами, и именно он дал мне понять, что нам не стоит атаковать. Это правда. Но я не осмелился сказать об этом, чтобы не подвергать честь отряда сомнению, а мои умения порицанию.

Теольминт почувствовал, как напряглись Поющие мечи. Честь каждого из них оказалась под угрозой, ведь появился свидетель, видевший их отступление. Избежать смерти при таком стечении обстоятельств было практически невозможно, и эльтасмирий пошёл ва-банк:

– Ты уже солгал один раз своему господину, следопыт. Откуда он может знать, что ты не лжёшь вновь? Где эти «уши», на чьи слова ты опираешься? Ты подвергаешь эльтасмирийское посольство осуждению, не предъявив никаких доказательств. Подобные оскорбления смываются кровью.

Взмах руки Роташи – и Поющие мечи окружили кхатаза и эльтасмирия.

В первые мгновения Теольминт ожидал смертельного удара от кого-либо из воинов, но его не последовало. Зато последовала фраза лорда:

– Я подтверждаю право каждого из вас доказать, что он не лжец. Поскольку вызов брошен, принимающая сторона вольна выбрать оружие.

Все прекрасно понимали, что вызов принят. Потому что не принять вызов означало мгновенно умереть от меча лорда Роташи. Несомненно, это честь для любого воина, но поскольку Радоку был следопытом, то его такая честь не прельщала. И он медленно произнёс:

– Я выбираю лес. Тот, кто выйдет из него, тот и прав.

По чуть поникшим плечам Теольминт понял, Поющие мечи расстроились, лишившись зрелища прямого боя, который потом можно обсудить и выявить ошибки участников во владении оружием. Теольминт тоже расстроился вместе с воинами – он понимал, что бой здесь и сейчас был бы более простым и быстрым решением конфликта. Расстроился и лорд Роташи, так как лесные поединки следопытов могли длиться днями, а то и неделями. Тем не менее, он произнёс:

– Если не управитесь сегодня, то я даю вам время до захода солнца следующего дня. Дольше ждать вас никто не будет. Мы встанем лагерем недалеко отсюда. Если придёт кто-то один – значит за ним правда и честь. Если завтра к закату не явится ни один из вас – буду считать обоих лжецами, недостойными упоминаний. Если вернётесь оба – умрёте как трусы.

После этого лорд развёл руки в стороны, указывая на лесную чащу, и давая понять, что время пошло.

Теольминт опустился на одно колено. Прикоснулся к траве, определяя вид растительности в этой местности и обретая понимание о её влажности, упругости, способности хранить запахи и следы. Ведь собираясь идти в лес, нужно знать его опушку.

– Здесь полно ядовитых змей… – Еле слышно прошептал он, нащупав сразу несколько сухих шкурок среди травы.

Затем Теольминт закрыл глаза, пытаясь почувствовать природу. И… не почувствовал.

Причина была внутри. В нём бушевали эмоции, блокирующие всё остальное. В нём бушевал внутренний воин. Теольминт не хотел идти в лес. Он не хотел выслеживать, вынюхивать, выискивать. Он хотел просто сразиться. Здесь и сейчас. И опять случилось так, что приходится быть следопытом, а не воином. И это был не его выбор…

– А ты молодец, Радоку… – Опять одними губами прошептал Теольминт и поднялся во весь рост.

Вокруг молча стояли Поющие мечи и лорд Роташи, с интересом наблюдавшие за сыном народа эльтасмириев. К слову сказать, следопыта уже нигде не было. Теольминт улыбнулся и лёгким полубегом направился к лесу, скрывшись в нём так, что не колыхнулась ни одна ветка густого кустарника.

Радоку был опытным и хитрым следопытом. Он прекрасно понимал, что в местных лесах ему нет равных… только если это не представители старших рас. Поэтому ему нужна была фора. И он не поверил своему счастью, когда противник опустился на колено и застыл. Этих мгновений кхатазу вполне хватило. Он метнулся в лес со скоростью едва ли меньшей, чем скорость клинка Поющего меча в атакующем выпаде.

Оказавшись в сени спасительного леса, Радоку несколько успокоился. Разум постепенно очистился от волнения и страха. Он оказался в своей стихии. Первым делом нужно было набрать дистанцию. Следопыт скрылся в чаще, следуя одному ему известными лесными тропами. О том, что он здесь только что был, можно было судить лишь по слегка примятой лесной траве и болтающемуся на тонкой паутинке жирному пауку, который видимо был потревожен потоками воздуха от пробегающего человека.

Теольминт зашёл в лес ровно в том месте, где в него до этого влетел Радоку. Эльтасмирий легко проследил его путь по опушке. Этот человек был не слишком искусен в своём ремесле. Проникнув в лес, Теольминт не упустил след и легко прошёл по нему несколько десятков шагов. Примятая трава. Сгнивший пень. Прыжок. Примятая трава. Кривое дерево. Участок без травы. Опять примятая трава. Похоже, это будет не поединок, а выслеживание жертвы. Теольминту даже стало немного обидно, что он тратит своё время на подобную ерунду. Примятая трава… Примятая трава… Примятая трава?! Неужто следопыт настолько неопытен? Жирный паук, болтающийся на паутинке. Эльтасмирий ловко увернулся от восьминогого уродца. Жирный? Почему он не живой? И трава дальше не примята. Ловушка!!!

Паук внезапно лопнул, исторгнув облачко серой пыли. Доли мгновения спасли Теольминта от потери зрения. Пыль, которой был начинён мёртвый паук, при попадании в глаза вызывала сильное кровотечение и ослепление, разъедая оболочку зрачка. Теольминт в последнее мгновение успел закрыть глаза и совершить прыжок в сторону, но часть пыли он всё же вдохнул. Глаза были спасены ценой длительного чихания, сильного слезотечения и невыносимой болью в лёгких, не позволяющей идти. И хотя все эти повреждения не представляли опасности для жизни, первый ход был за человеком. Он выиграл два часа времени. Но зачем? Почему он не атаковал? Ведь момент был очень удобным…

Радоку двигался тайными тропами со скоростью неподвластной обычному человеку. Примятой травы он больше не оставлял. Прошло уже полтора часа, а противник не настиг его. Значит, всё же ловушка сработала. Следопыт не питал иллюзий – вряд ли эльтасмирий настолько глуп, чтобы попасться в ловушку и ослепнуть. И вряд ли он обошёл её без последствий, ведь тогда он бы нагнал человека ещё час назад. Скорее всего, он частично поражён, а значит, раздосадован, и теперь следопыту следует быть втройне осторожным. Лишь одно огорчало хитрого Радоку – он не остался там и не прикончил потерявшего ориентацию противника. Но он не мог предугадать этого, ведь могло быть иначе – он бы остался, а эльтасмирий бы миновал ловушку – тогда бы не было такого огромного запаса времени как сейчас, а прямая схватка не входила в планы Радоку, по-крайней мере сегодня.

– Всё хорошо! – Прошептал он, идя по известному только ему маршруту.

По пути он разместил ещё пару ловушек, которые были неопасны для обычных охотников, потому что они попросту не ходят этими тайными лесными тропами. А вот преследователь явно пойдёт. Запас времени был очень приличным, до цели оставалось не так далеко, но если идти в том же духе – ничего не выйдет. И Радоку свернул в низину, путая следы и на ходу забросив на ветки нескольких деревьев связки сушёных фруктов, смешанных с вяленым мясом и порошком, усиливающим запахи. Подобные составы обожают обезьяны, а также лесные виверны и тролли.

Прошло около двух часов. К Теольминту вернулось зрение, кровь из носа перестала течь. Раздражённые слизистые оболочки носа и глаз успокоились – помогла эльтасмирийская лечебная мазь из малой поясной сумки. Эльтасмирий был цел и невредим, не считая кровавых пятен на груди, животе и штанах. Носовая кровь запеклась на одежде, делая из утонченного существа жуткого на вид лесного злодея.

«Что ж, любезный Радоку, сыграем в полную силу» – холодно подумал Теольминт и ловко взобрался на второй ярус джунглей. Далее идти по следу он решил там, где нет хода следопыту. Бесшумно он продолжил путь, опираясь на интуицию и опыт, ведь теперь явно примятой травы не было, а тайных троп он не знал. Следовало, не теряя верного направления, догнать противника до заката солнца, и желательно сегодня, а не завтра. Теольминт не хотел растягивать схватку до следующего дня. Можно было конечно войти в Диалог с Лесом, и увидеть тайные тропы следопыта Радоку, но Теольминт хотел обойтись без этого. Внутренний воин в нём требовал крови и мести за первую неудачу. Он хотел победить без обращения к природе. Передвигаясь подобно лёгкому лесному ветерку, он постепенно стал сокращать разрыв между собой и противником. Любой другой следопыт уже потерял бы след, и Радоку был бы в безопасности, но скрыться от эльтасмирия с помощью только ориентирования на местности вряд ли было бы возможным, да и собственно речь об этом и не шла.

«Почему он отрывается? Для чего ему время? Куда он идёт?» – эти мысли крутились в голове Теольминта. Он не заметил, как миновал расстояние в несколько десятков полётов стрелы, благополучно избежав при этом встречи с матёрым медведем, огромной змеёй и оравой агрессивных обезьян, рвущих длинные листья лиан. Приматы расположились на втором ярусе, взбудораженные недавним появлением рядом с их деревьями трёх саблезубов, чьи следы Теольминт тоже заметил. Чтобы избежать столкновения с обезьянами, он спрыгнул на землю, намереваясь проскочить по земле. Оказавшись у подножия исполинского кедра, стоя на его извилистых, уходящих в землю, корнях он увидел сквозь листья папоротника острые колышки. Заострённых конусов длиной в указательный палец хватило бы, чтобы распороть себе обувь и пронзить ступни, спрыгни он чуть в сторону. Колышки были замаскированы и смазаны белесой жидкостью, чей лоск эльтасмирий и заметил сквозь папоротник. Сочетание возбуждённых обезьян и самой ловушки наверняка привели бы к смерти любого другого следопыта-кхатаза, но тут его противник просчитался – Теольминт не человек, и подобные западни для него были очевидными. Он быстро миновал опасное место, пока его не начали атаковать обезьяны. Через пятьдесят шагов эльтасмирий вернулся на второй ярус и опять двинулся по веткам.

По прикидкам Теольминта он должен был нагнать соперника не далее, чем через полчаса. Но в этот момент он почувствовал, что оказался в области тишины. Он замер среди ветвей и вгляделся в темноту густых зарослей орешника. В них что-то таилось. И оно смотрело на Теольминта. Он не видел глаз, но он чувствовал взгляд. Холодный, нечеловеческий, опасный. Выбор стоял простой: тихо и быстро покинуть зловещее место и продолжить свой путь, как подобает истинному, осторожному эльтасмирию, или принять бой, что не выглядело разумным, но именно этого в данный момент требовал внутренний воин.

«Подарю следопыту ещё немного времени» – подумал Теольминт и спрыгнул с дерева, в полёте выпустив три стрелы подряд по орешнику. Это было своевременно, потому что в это же время из орешника выстрелила струя жидкости, попав в ветку на которой только что сидел эльтасмирий. Ветка запузырилась, кора с неё слезла – едкая жидкость, похоже, была кислотой. В то же время стрелы Теольминта не произвели никакого видимого, или даже слышимого эффекта. Это было странно. Либо существо оказалось чрезвычайно юрким, либо стрелы не могут пробить его броню. Размышлять над этим интересным вопросом не было времени – в любой момент плевок мог повториться.

Теольминт выпустил ещё две стрелы в орешник, перекатился за дерево, убрал лук и достал два лёгких меча. Он не Танцор Вихря, но покромсать врага очень даже способен. Внутренний воин ликовал. Сам Теольминт ощущал радость и азарт. Такие чувства приходили к нему лишь в ближнем бою – он ощутил, что он всё-таки Боец, Воин, Солдат… Осознание вперемешку с ощущением лёгкости наполнили его сущность. Однако он почти мгновенно пришёл в себя, чтобы его сущность не наполнилась также и кислотой. Он начал маневрировать, быстро и скрытно перемещаясь между деревьями. Ещё одна струя кислоты не заставила себя ждать. Эльтасмирий легко увернулся от неё, но несколько капель всё же попали на одежду, добавив к засохшим пятнам крови оплавленные дырки. Добравшись до кожи, кислота стала жечь её, но эта боль лишь раззадорила внутреннего воина эльтасмирия. Он приметил ту часть зарослей орешника, из которой вылетел последний плевок. Теольминт метнулся туда, на ходу разворачивая клинки для удара. В ответ на приближение врага, из кустов раздалось шипение. Воин взвился в воздух, пропуская под собой очередную струю кислоты, в прыжке перевернулся через голову и, пролетая над кустом, пробороздил заросли двумя клинками. Одно лезвие отскочило от твердой, как камень, поверхности. Второе же рассекло податливую, как разваренное мясо массу. Приземлившись, эльтасмирий перекатился по земле и, опасаясь атаки, нырнул в сплетение кедровых корней. Ответной атаки не было. Он быстро осмотрел клинки. Один был чист, второй же заставил поморщиться от тошнотворного запаха. С лезвия стекала прозрачная слизь, смешанная с тиной и гниющими водорослями. Вонь усиливалась, и Теольминт поспешил избавиться от неё, зная, что промедление убьёт его. Он убрал в ножны чистый меч, ударившийся о мощный панцирь, и медленно погрузил второй в землю, глядя как слизь теряет отравляющую силу, впитываясь в лесную почву.

Гигантские дольнеи – огромные водяные улитки, плюющиеся кислотой и всасывающие наполовину растворённую добычу. Обитают они всегда колониями, в топких тропических лесах. Живущие в болотах народы часто используют их для обороны форпостов. Значит, рядом есть система заболоченных ручьев. Эльтасмирий выглянул из-за корней. В кустах орешника было тихо.

«Либо я его убил, либо ранил, и он спрятался в панцире» – решил Теольминт. Проверять свои догадки он не стал – не было ни времени, ни желания. Его внутренний воин утолил свою жажду боя и успокоился. Некоторое время он потратил на поиск следов и восстановление охотничьего настроя. Вскоре стало понятно, что Радоку направился в низину. Где как-раз и текла река, из которой выполз гигантский дольней. Внезапная догадка осенила Теольминта. Он вдруг понял мотивы Радоку.

Теольминт помчался к реке. Он хотел успеть. Стало ясно, что следопыт намеренно свернул в эту сторону, ведь войдя в реку, он обезопасит себя на долгое время. Теольминт потеряет след. И найти его будет возможно, лишь обыскивая оба берега и теряя уйму времени. Эльтасмирий спрыгнул с ветки кедра, застилающего реку огромной тенью, и понял, что не успел. След от кожаных мокасин упирался в самую воду, обрываясь на берегу.

Темнело. Скоро вечер перейдёт в ночь и дольнеи выползут из высосанных ими же подтопленных пней, превратив свои прозрачные тела в ловушки, чувствующие малейшие вибрации в радиусе десятка шагов. Радоку был доволен собой. Он работал, напевая про себя песенку.

Следопыт увеличил запас времени настолько, что сам не верил в такую удачу. У него впереди целая ночь на оборону. Он достиг своего схрона – останков разрушенного временем храма исчезнувшей расы хикари, ушедшего в вязкую землю в самом центре безымянной лощины. По неизвестным причинам храм хикари не был исполинским сооружением, подобным тому, чей фундамент послужил основой замку лорда Хироюки. Возможно, это был малый храм, или вовсе что-то другое. Радоку нашёл его ещё, будучи совсем юным и сразу же ощутил источавшуюся из этого места Силу. Именно она сделала его одним из лучших следопытов. Но у обретения Силы была и обратная сторона. С годами Радоку пристрастился к этому месту настолько, что стал считать его домом. Постепенно у него появились сны, предвещающие скорую и бездарную гибель. И, однажды, эти сны переросли в тревогу наяву. И в тот день, когда эта тревога переросла в страх, явилась она.

Радоку увидел её, но не услышал шагов в ночи, полной выползших дольнеев и прочих ужасов кхатазских джунглей. Пред ним показалась совсем ещё юная и очень бледная дева в платье, сшитом по моде прошлых эпох. В руках она держала небольшого зверька.

– Пришла пора расплатиться, следопыт! – Произнесла она, и Радоку совершенно чётко осознал, что именно она открыла ему это место годы назад, чтобы в будущем взять свою цену. И будущее наступило.

– Возьми зверя, корми его, ухаживай и не дай ему умереть до времени! – Приказала дева.

Радоку сидел в центре схрона и трясся от страха. Он ожидал, что гостья потребует от него выйти за пределы убежища, и искал в себе силы не поддаться её уговорам. Однако дева, кем бы она ни была, не стала повторять сюжеты детских сказок. Она бросила зверя человеку и, развернувшись, молча направилась в темноту.

– Когда же наступит это время? – Бросил он ей вслед отчаянный вопрос.

– После Первородного сна!

Радоку очнулся от воспоминаний и бросил тревожный взгляд на спящего зверька. Это был щенок собаки неизвестной ему породы. Во сне он вёл себя спокойно, в редкие часы бодрствования же издавал громкий лай, будоражащий джунгли на сотню шагов вокруг. А ведь эльтасмирий наверняка уже понял его задумку, и будет идти сюда максимально настороже. Но Радоку встретит его во всеоружии. Он сделает Ловушку с большой буквы «Л», и сами илийдинги не смогут её избежать. Тут имеется всё необходимое для этого. Подобные, пусть и не такие особенные, схроны разбросаны по лесам у всех более-менее опытных следопытов. Это не паучок, начинённый ослепляющей пылью. Это будет хитросплетение ловушек, обойти которые невозможно.

Он обтёсывал подготовленные колышки, смазывал их ядом, натягивал лианы, сооружал выскакивающие, выстреливающие, выпрыгивающие ловушки. Пригодились и жилы виверн в качестве растяжек, и ядовитые клыки хоригов в качестве снарядов, вылетающих при натяжении или разрыве растяжек. В ход пошёл весь арсенал, что был запасён за многие годы.

«Это будет день моей славы. Радоку – победитель эльтасмириев!» – подумал следопыт, но быстро подавил тщеславные мысли.

Он продолжил работать чётко, без ошибок и промедлений. К концу вечера работа была закончена. Радоку довольно потёр руки – раньше на это ушла бы целая ночь, но то, как он быстро сделал это, говорило о высшем мастерстве и опыте. Осмотр сотворённого следовало провести очень осторожно и внимательно, иначе можно было угодить в свои же ловушки. Радоку позволил себе немного вздремнуть. Утомлённый дневным напряжением он провалился в сон, но проспал совсем немного – этого хватило, чтобы усталость тяжёлого дня ушла полностью. Радоку справил нужду, выпил воды и решительно выдохнул – враг наверняка где-то на подходе. А ведь ещё нужно проверить свои ловушки и занять позицию в схроне, который являлся своеобразным укрытием для стрелка с прекрасным обзором местности.

Земля. Нижний ярус леса. Небольшая лощина, наполненная висящей в воздухе влагой.Заросли лопуха. Участок с деревьями. И небольшая полянка.

Если враг решит спрятаться в лощине – он завязнет в липкой слизи дольнея, скрытой под тонким слоем дёрна и веток. При попытке выбраться на голову ему опрокинется добрый ушат кислоты того же дольнея. Она конечно уже не такая едкая, как свежая тягучая слизь, исторгаемая этой гигантской улиткой, но покалечит противника изрядно и останется только добить его. Не зря Радоку в прошлом месяце почти изничтожил целый выводок этих речных тварей, собирая материал для схрона.

Если враг решит пройти незамеченным через заросли лопуха… что же… там и останется. Заросли напичканы растяжками и выстреливающими ядовитыми зубами. Стоит задеть одну и начнётся цепная реакция. Никакое существо, будь оно хоть трижды ловким и юрким, не сможет пройти это место живым.

Участок с деревьями. Обычный лес. Здесь простые, но эффективные ловушки, подготовленные довольно давно. Так, на всякий случай! Который как раз и представился сегодня! Пространство между деревьями изрыто ямами с ядовитыми кольями на дне. Всё это бережно заложено мхом, укрыто ветками. Народ эльтасмириев славится своим чутьём, но даже если он заметит одну яму, он не сможет заметить их все. А даже если и заметит, то пока он аккуратно их обходит, то будет уязвим для арбалетных болтов Радоку. Тоже ядовитых. И либо умрёт от болтов, либо, уворачиваясь, попадёт в одну из ям.

Полянка. Тут Радоку улыбнулся. Это единственное место, которое он не защитил. Это за него сделал сам лес. Вечером кхатаз разбросал там различные особые приманки собственного приготовления, и сейчас полянка кишела огненными муравьями – лесными насекомыми красно-рыжего цвета размером с мышь. По такой полянке не осмелился бы пройти и лесной тролль.

«Всё прекрасно!» – вновь потёр руки Радоку и поднял взгляд выше.

Второй ярус леса. Толстые ветви. Лианы. Говорят, эльтасмирии столь же легко перемещаются по веткам, как и по земле. Что ж…

Ветки над лощиной подпилены, все до единой. Места пропилов скрыты древесной смолой. Пойдёт эльтасмирий этим путём и рухнет вниз прямиком туда, где слизь и кислота.

Ветки над зарослями лопуха давно облюбованы ядовитыми пауками. Завешаны паутиной. Тут нет заслуги Радоку. Просто так вышло. Этот участок непроходим.

Участок с простым лесом. Там второй ярус деревьев измазан салом шерсторога. Оно настолько скользкое, что любое существо, пытающееся там пройти, рухнет с деревьев прямо в скрытые ямы с кольями. Любое другое сало привлекло бы насекомых или животных. Сало же шерсторога не имеет запаха и поэтому определить, что ветка им измазана можно только тогда, когда ты за неё ухватишься. Когда уже поздно…

Ну и полянка. Там второй ярус леса попросту отсутствует.

Радоку не смог удержаться и опять потёр руки, заняв позицию в схроне. Скрытый от взглядов, но замечающий всё вокруг. Сверху его убежище скрывали опавшие толстые ветки, образуя естественную крышу, оберегающую от вторжения с высоты. Радоку покрепче взялся за малый трёхзарядный арбалет, позволяющий стрелять из положения «лёжа», шевеля одним лишь пальцем. Рядом лежал ещё один такой же запасной экземпляр.

«Стрельба из лука не даёт такого преимущества в скрытности» – мысленно успокоил сам себя следопыт. Он бросил взгляд на щенка, всё так же мирно спящего на шерстяной подстилке. Место Силы действовало на него иначе, чем на человека, и явно подавляло жизненную активность зверя. Именно поэтому таинственная дева принесла его сюда.

Засада готова. Радоку стал ждать…

Теольминт снял обувь и босиком зашёл в воду ручья. Он поглядел на своё отражение и задумался. Попавшийся ему дольней не мог быть одиночкой. А значит, целый выводок должен был облюбовать эту местность и бесшумно двинуться навстречу зашедшей в воду теплокровной добыче. Ступни Теольминта уже скрылись в мягком иле, но на противоположном берегу ручья не было никакого движения.

«Этот слизняк был не хищником, а жертвой. Он скрывался от чего-то, или от кого-то» – осенило Теольминта.

Возможно, поблизости обитали ещё более опасные создания. Романтичный на вид ручей с неприличным чавканьем позволил Теольминту вырвать ступни из глинистого дна. Выйдя обратно на берег, эльтасмирий поднял голову вверх, рассматривая макушки деревьев и самые высокие ветви леса, и принялся снимать с себя одежду…

Долго скучать в засаде Радоку не пришлось. Сначала на поляну выскочила лесная свинья, которую тотчас атаковали огненные муравьи. Волосатая туша с визгом удрала в сторону реки. Наступило затишье. Интуиция подсказывала следопыту, что враг рядом. Радоку задержал дыхание, пристально наблюдая за лесом.

– Я знаю, ты здесь, – бесшумно шептал он одними губами, прильнув к арбалету, – покажись.

И эльтасмирий показался. Радоку так и не успел понять, что произошло. Едва слышно хрустнула ветка на крыше схрона. В это же мгновение сверху прилетела эльтасмирийская стрела, разбив вдребезги арбалет, который Радоку держал в руках. Осколки и щепки оружия прыснули в стороны, воткнувшись ему в лицо и глаза. Радоку вскрикнул от боли и не заметил, как стремительная тень, просочившись сквозь ветки, одним точным ударом погасила его сознание.

Боль вернула человека в сознание. Он обхватил ладонями голову и тотчас с криком убрал руки. Всё его лицо опухло, а из одного глаза торчала большая щепа от разбитого арбалета. Он так же лежал в схроне, но теперь не был в нём единственным разумным существом. Одним глазом он обвёл свои укрепления. Ни одна ловушка не сработала. Тем не менее, рядом с ним сидел обнажённый эльтасмирий со спящим щенком в руках и смотрел на следопыта слегка слезящимися глазами. Его обожжённая кислотой дольнея кожа на плечах и шее уже покрылась волдырями. Других повреждений у эльтасмирия не было. Радоку понял, что проиграл.

– Как? – Спросил он.

– Верхний ярус, – ответил Теольминт, – третий, недоступный ни для кого кроме птиц, мелкой живности и насекомых.

– И тебя… – обречённо прошептал Радоку.

И вдруг его уцелевший глаз налился отчаянной злостью. Он взглянул на победителя с вызовом:

– Ну что ж… убей меня! Убей! Я не боюсь смерти!

– Конечно, не боишься. – Сухо и жёстко ответил Теольминт. – Кто же боится достойной смерти? А вот ты сам-то достоин её? Или может быть ты достоин умереть, как вор?

– Какой ещё вор? Я – не вор!

Эльтасмирий приподнял вверх спящего щенка.

– Вот это создание является доказательством того, что ты вор. Собака явно не дикая, и так случилось, что я встретил опечаленную дочь одного из старших лордов Рокушимы. Она как раз не получила в дар щенка от одной благородной дамы. А почему? А потому что он пропал, да ещё и вместе с дамой. Какое совпадение, не правда ли?

Теольминт вновь взглянул на маленькое животное. В единственном глазу Радоку отразился страх. Но это не был страх перед собственной смертью. Он вдруг осознал, что за последние месяцы всем сердцем полюбил этого странного, шумного, но беззащитного зверя. И именно к нему он бессознательно спешил, стремясь спасти его от самого воплощения смерти – охотящегося эльтасмирия.

Теольминт поймал себя на мысли, что ему приятно наблюдать страх поверженного противника. Он слегка тряхнул головой и сказал:

– Как к тебе попал этот щенок, я спрашивать не буду. Я просто заберу его. Ты проиграл поединок, а вор ты, или нет, меня не интересует.

Теольминт взглянул на лес – тьма окутала деревья, и лишь небо ещё освещалось заходящим солнцем:

– Я не позволю тебе достойную смерть от моего клинка. Но и позорить тебя не хочу. Пусть тебя убьёт твоё же мастерство… Или спасёт… Ты сразишься сам с собой. Твоё умение ставить ловушки против навыков их избегать и обезвреживать. Ты свободен. Беги. Любым путём, каким хочешь. Если останешься жив, так тому и быть… Я считаю до десяти. Если останешься на месте, я подвешу тебя за уд на ближайшем дереве. И ты либо умрёшь от боли, либо он оторвётся, и ты освободишься, но всё равно умрёшь от боли. В обоих случаях ты завершишь свой путь позором, если страх ночного леса заставит тебя остаться. Я ни к чему не принуждаю, но поторопись с выбором. Мне ещё предстоит возвращаться обратно…

Поющий меч разбудил лорда Роташи, который молча поднялся на ноги и увидел гордого эльтасмирия, стоявшего на фоне сполохов ночного походного костра. Взгляд его, спокойный, как море после сезона дождей, контрастировал с внешним видом. Одежда в крови и дырах. Кислотные ожоги на теле явно причиняли ему боль, но это никак не отражалось на его лице.

– Позовите лекаря и дайте ему новую одежду. – Приказал Роташи.

– Благодарю, лорд. – Ответил эльтасмирий.

– Схватка окончена?

– Да. На этом считаю свою миссию выполненной. Никто лучше вас не передаст приветствие нашего архонта лорду Року.

Роташи молча посмотрел на кривляющегося щенка, так и норовившего вырваться из крепких рук эльтасмирия.

– Я нашёл его в схроне вашего следопыта. Расцениваю это как собственный трофей.

По меркам лесных ходоков это противостояние было стремительным, можно сказать, молниеносным. Молодой лорд жаждал узнать больше о поединке двух лучших лесных следопытов, виденных им когда-либо, но расспрашивать подробности ему не позволяла гордость и честь. Эльтасмирий сказал всё, что считал нужным.

Поэтому лорд Роташи просто кивнул.

Глава 22

Выбор Хироюки озадачил Вельсиолла. Лорд вышел из ворот замка с однолезвийным охотничьим мечом, заложенным за верёвочный пояс. Судя по рукояти, меч был слишком прост – не чета оружию Ангмаямы и Табиючи, которые помимо боевых качеств ценили и внешний вид своего вооружения. К слову сказать, и сам Вельсиолл был весьма придирчив к тому, что должны держать его руки. Вторым выбранным кхатазским лордом оружием оказался длинный бамбуковый лук. Слуги заранее приторочили его к седлу, и Вельсиолл сразу заметил его, выйдя утром к воротам замка.

Лук был тонкий, длинный и гибкий. Его длина превосходила средний человеческий рост на две-три головы. Особенность же была в том, что вершина изгиба с рукоятью приходилась не на середину лука, а на нижнюю его треть. Лук был большим и ассиметричным, что приводило Вельсиолла, как прекрасного лучника, в замешательство.

Архонт обратил внимание, как зрачки лорда сузились от лучей рассветного солнца, не касавшегося его лица все дни траура. Но он даже не прищурился, когда подошёл к коню и жестом подал команду отправиться в путь. Самообладанию этого человека мог бы позавидовать даже Танцор Вихря Айдагилль, оставшийся на Минта`эдвен-Эарини.

Помимо двух охотников в процессии, углубившейся в лес, ехали ещё двадцать Поющих мечей.

– После охоты мы посетим одну из моих деревень, – произнёс лорд Хироюки, тем самым объяснив, зачем с ними едет такое количество воинов, – недалеко от неё есть овраг, разделяющий мои владения от владений моего старшего брата Хотаро. Следопыты заметили недалеко от этого места неизвестный отряд. В течение последней недели он перемещается в пограничье и вырезает моих крестьян. Мы подождём их прибытия. Я приглашаю и вас, архонт Вельсиолл.

– Наше посольство придерживается принципа невмешательства. По этой причине, в случае вашего столкновения с этим или каким-либо другим отрядом, я не буду мешать и оставлю вас наедине.

– Я ожидал подобный ответ.

Вельсиолл поймал себя на мысли, что до начала охоты ему нужно знать, почему лук лорда такой неправильной формы. Ведь секреты этого оружия известны народу эльтасмириев как никакому другому, и, тем не менее, таких луков архонт не видел никогда. По мере углубления в лес, от отряда отставали Поющие мечи, и за пару часов до полудня лорд и архонт остались вдвоём.

– Нам нужно спешиться и ждать. Охота началась. – Сказал Хироюки.

Вельсиолл удивлённо огляделся.

– Ждать? Если мы охотимся, то чего ждать?

– Пока следопыты-загонщики выгонят на нас зверя. Это не простая охота. Правителям, лордам и князьям в нашем народе не принято бродить по лесам, выискивая жертву. Доблесть не в этом. Доблесть в сражении. Мы не убиваем тайно из чащи. Мы встречаем жертву в поединке, глядя ей прямо в глаза.

Вельсиолл задумался, не является ли эта фраза оскорблением его народа, ведь эльтасмирии как раз наоборот «убивают тайно из чащи», и именно это в их народе считается доблестью. Незаметно двигаться по лесу, не нарушая ни травинки, ни листочка, чувствовать природу и быть её частью означает быть истинным сыном Старшего народа. Однако мысль об оскорблении он отбросил как бессмысленную. Каждый народ имеет свои представления о чести, и спорить, или обижаться тут было бы глупо. Вместо пустых препирательств архонт решил удовлетворить свой профессиональный интерес и, пока не передумал, произнёс:

– Лорд Хироюки, мне вполне понятен смысл кхатазской княжеской охоты. Если будет такая возможность, то я расскажу вам об особенностях охоты эльтасмирийских архонтов. Сейчас на это, думаю, времени не хватит, но поскольку мы всё равно в ожидании, то позвольте поинтересоваться вашим вооружением.

– В чём ваш вопрос?

– Их два. Меч: его рукоять выглядит весьма невзрачно для человека вашего уровня. Он не похож на меч лорда. Лук: почему он ассиметричен?

Лорд Хироюки едва заметно улыбнулся, спрыгнул с коня, достал лук и стрелу, прицелившись в чащу. Архонт заметил, что верхняя часть намного выше головы стрелка, так как рука человека и рукоять лука были в нижней его части. Лорд выстрелил. Затем резво вскочил в седло и опять натянул тетиву. Архонт на долю секунды подумал, что спутник сейчас выпадет из седла или поранит коня, но выстрел был произведён ловко и быстро, словно это был малый лёгкий лук. Лорд молча посмотрел на архонта. К Вельсиоллу пришло осознание гениальности изобретения – асимметричность позволяла легко стрелять из длинного лука как с земли, так и из седла, что невозможно сделать из любого другого лука подобных размеров. Архонт улыбнулся. Это была открытая светлая улыбка, которую столь редко наблюдают представители иных рас. Вопрос с луком разрешился.

Хироюки убрал лук на место и вынул из ножен меч. Невзрачность рукояти тут же отошла на второй, а то и на третий план. Лезвие отливало синевой, многослойность и зонная закалка меча не скрывалась от глаз. По лезвию шёл хаотичный волнистый орнамент. Волны также имели некий узор, выдавая тонкую работу, в то же время, они создавали эластичные участки, призванные уберечь металл от продольных трещин. Свет переливался на идеально отточенном ровном лезвии.

– Итакамэ, – произнёс лорд Хироюки, – один из мечей мастера Шицу-Хамори. В нашей провинции таких всего три. И ни одного из них нет среди прочих лордов острова. Зачем мне золотые ножны и рукоять? Разве сущность меча во внешнем лоске? Это – Охотник. Это – Итакамэ.

– Вы определённо уникальный человек. – Сказал архонт.

Настала пора лорду задуматься над словами спутника. Он несколько мгновений подумал: похвала это или сарказм, но быстро пришёл к выводу, что ему, собственно, без разницы.

Архонт Вельсиолл осмотрел своё вооружение. Оно было изящно, стильно, но от этого не менее смертоносно, чем оружие лорда Хироюки. В стрельбе из лука ему не было равных во всём Доме Весеннего Шторма. Одного выстрела было достаточно, для того чтобы убить любого зверя. Эльтасмирии славятся своим умением «бить в глаз». Их стрелы находят лазейки в любой броне. Отбросив сомнения, Вельсиолл соскочил с коня, взяв с собой лишь лук с единственной стрелой, за что удостоился оценивающе-заинтересованного взгляда Хироюки.

За ярким жестом архонт скрыл устремление выбрать место, с которого ему не помешают редкие деревья начинавшейся перед ними поляны. Они вышли на открытое место и встали друг от друга на расстоянии пятнадцати шагов.

– Возможно, вы не очень осведомлены, чего нам следует ожидать, уважаемый посол Вельсиолл, – нарушил тишину лорд Хироюки, – и чтобы мы были в равных условиях, я поделюсь ожиданиями. Самое худшее, что может выйти на нас – это волки, тигры или лесные вепри. Опасные, но слишком предсказуемые хищники. За такую охоту загонщики лишатся своих голов ещё до заката. Намного интереснее, если это будут саблезубы, ринхи или икитари. А самое лучшее – это призрачные псы, умеющие растворяться в воздухе, или змееглавы, плюющиеся горячей кислотой. За такое загонщики будут одарены золотом, но это очень редкие твари, и я на них не слишком рассчитываю. В любом случае нас двое, и тварей будет тоже две, это единственное, в чём я уверен. Мои следопыты – прекрасные загонщики.

Вельсиолл удивился внешнему спокойствию Хироюки. Лорд не просто ожидал, он жаждал встречи с ужасным противником, и чем опаснее окажется зверь, тем счастливее будет человек.

– Сухая почва. Давно не было дождя. – Произнёс Вельсиолл.

Лорд Хироюки вопросительно поглядел на него и услышал пояснение.

– Думаю, это повышает вероятность того, что нам может повезти с противником. Влага обычно отпугивает призрачных псов и им подобных. Последний дождь прошёл на ваших землях, – Вельсиолл наклонился и взял в ладонь горсть земли, – одиннадцать дней назад. Это очень странно и противоречит здравому смыслу.

– Это действительно необычно. На владения моего брата Ангмаямы почти каждый день обрушивается ливень.

Вдруг лорд Хироюки прислушался к чему-то, а затем совершил странный поступок. Он снял со своей лошади две большие походные фляги с водой, прошёл вперёд и разлил всю воду на траву. Затем вернулся на своё место. Архонт не стал задавать вопросов, опасаясь показаться невеждой.

Вдруг с противоположного края поляны донёсся птичий гвалт. Из лесного массива взлетела стайка разноцветных птиц. Нечто приближалось к охотникам сквозь лес, совершенно беззвучно обтекая стволы деревьев, но порождая страх среди лесных птиц. Мгновенно в руках архонта и лорда оказались луки. Они замерли, внимательно всматриваясь вперёд. Воцарилось ожидание.

Вельсиолл подавил в себе любые эмоции, как делал всегда перед сражением, и превратился в единое целое со своим луком. Он словно стал наконечником стрелы, единственная цель которого вот-вот должна появиться из леса.

И она появилась. Лес на конце поляны внезапно ожил, выбросив из себя огромного, размером с лошадь, хищника. Это был саблезуб, прозванный так за огромные бритвенно-острые клыки, одинаково хорошо вспарывающие не только шкуры животных, но и кожаные доспехи воинов, а его когтистые чудовищные лапы могли в щепки разнести ствол небольшого дерева или голову охотника, даже защищённую шлемом. Чудовище сразу заметило архонта, его зрачки сузились, и оно стремительно бросилось в его сторону, петляя и прыгая между редких деревьев и кустов поляны. Несмотря на внушительные габариты, зверь был юрким, быстрым и бесшумным. Попасть в такого мог только истинный мастер лука.

Вельсиолл перестал замечать окружающее пространство. Лес для него уменьшился до двух изумрудных глаз, готовых через несколько мгновений отобрать его жизнь. Он встретился холодным взглядом с могучим хищником и увидел, как расширяются в предчувствии гибели его зрачки. Нечеловеческим чутьём саблезуб увидел в глазах архонта собственную смерть. Зверь, в яростной попытке избежать гибели, нырнул за старый пень, венчающий кочку, покрытую мхом. Тетива вздрогнула рядом с ухом эльтасмирия. Устремившись к цели, стрела запела гимн смерти, всегда слышимый на уровне подсознания только стрелку и его жертве. Архонт закрыл глаза и услышал, как стрела легко проходит сквозь трухлявые волокна пня, разбивая гнилое дерево на мелкие куски, и, прошив его насквозь, вонзается в правый глаз чудовища, а затем и в мозг. Вельсиолл открыл глаза. Пару мгновений он наблюдал за моховой кочкой, пытаясь понять свои чувства. Это были ощущения боя, но не охоты. И ему это нравилось.

Второй, точно такой же саблезуб мчался на встречу Хироюки. Лорд поднял лук как раз в тот момент, когда Вельсиолл перевёл на него взгляд. Но он не целился в глаз хищника. Он дождался, пока животное наберёт максимальную скорость. Архонт на долю мгновения заволновался, ведь дистанция стремительно сокращалась и уже не гарантировала безопасного выстрела человеку. Лорд спустил тетиву. Охотничья стрела Хироюки намеренно вонзилась в землю перед исполинским хищником, из-за чего зверь совершил прыжок чуть раньше задуманного. В этот момент лорд, отбросив ставший бесполезным лук и выхватив меч, метнулся навстречу зверю со скоростью молнии. С разбегу он упал на колени и проехался ими по скользкой, политой водой из фляг, траве под брюхом прыгнувшего зверя, раскроив его от груди до хвоста ровной аккуратной чертой. Зверь тяжело рухнул на землю, умерев ещё в воздухе. Хироюки же легко вскочил на ноги и лёгким выверенным движением смахнул оставшиеся на лезвии капли крови с клинка Итакамэ.

Глаза человека и эльтасмирия встретились. Они смотрели друг на друга с уважением и пониманием. Каждый был впечатлён умениями и философией боя напарника. Такие взгляды часто являются первыми предтечами будущей дружбы, что скрепляет жизни воинов до самой смерти.

– Когда я увидел тебя, архонт Вельсиолл, то задался вопросом. Кто передо мной: посол или воин? То, что я познал в день убийства отца, бессмысленно объяснять дипломату. Но это легко поймёт тот, кто сражается на поле боя, а не в залах дворцов. Ты смог убить саблезуба одной стрелой. Одного из самых ловких хищников острова, единственного из зверей, кто понимает, что от стрел можно спрятаться. Ты – воин. И поэтому ты поймешь меня.

– Твоего отца убил саблезуб, но саблезуб не мог этого сделать?

– Всё именно так, Вельсиолл.

Незаметно лорд и архонт перешли на «ты» и оба при этом не заметили этого важного факта. Это произошло естественным образом и значило многое. Лорд Хироюки вернулся на место, откуда выпустил стрелу:

– Мой отец стоял и ждал саблезуба с копьём и ровно таким же луком. Он всегда выпускал стрелу в землю перед прыжком саблезуба, чтобы заставить зверя совершить ошибку, а затем пронзал его насквозь. В тот день он не использовал лук. Он не ударил зверя копьём. Хищник беспрепятственно растерзал отца и скрылся.

Вельсиолл вспомнил, что лорд Табиючи предпочёл не говорить об этом.

– Это означает, что кто-то помешал лорду Року?

– Я не верю, что это могла сделать госпожа Юми. Это честная женщина, цель которой – найти мужа. Мой брат Ангмаяма заявил, что его люди видели, как Юми увезли на конях Хотаро. Я верю Ангмаяме. Он не будет врать. В дни траура я отправил Хотаро послание. Я пригласил его разделить скорбь в моём замке. Он не явился. Зато явился отряд, убивающий моих крестьян. Если это его воины – я отправлюсь в его замок. Я начну войну. Армия верных мне Поющих мечей уже собрана. Это всё, что следует знать послу Дома Весеннего Шторма лорду Вельсиоллу. Твоя миссия как посла закончена, по крайней мере, на моих землях. А теперь – будь моим гостем!

– Не откажусь, – ответил архонт и обвёл глазами поляну, – но наши лошади сбежали.

Не сговариваясь, они разошлись в стороны, высматривая следы копыт. Вельсиолл быстро понял, что с его стороны следов нет, и посмотрел на Хироюки. Тот поймал его взгляд… и что-то в его взгляде архонту не понравилось. Он смотрел на эльтасмирия и в то же время куда-то мимо него. Лицо его было спокойным, однако, Вельсиолл почувствовал себя неуютно. Внутренний голос его никогда не подводил и сейчас этот голос вкрадчиво шептал: «Обернись. Обернись». Он медленно повернулся корпусом вполоборота и, наклонив голову, посмотрел влево – в заросли, что находились за его спиной в пятнадцати шагах.

Под большим деревом среди колючего кустарника на него молча смотрели изумрудные глаза.

«Третий саблезуб» – как то отстранённо подумал архонт, тут же прикинув, что не успеет выхватить лук. Это расстояние хищник преодолеет одним могучим прыжком и оборвёт жизнь охотника как то внезапно превратившегося в жертву. Применить боевую магию на охоте против животного, использующего клыки и когти, дарованные ему при рождении, означало «потерять лицо», в первую очередь, перед самим собой, и опозорить Дом Весеннего Шторма перед кхатазским лордом.

Зверь внимательно смотрел на архонта, так и застывшего вполоборота. Любое, даже самое незаметное движение, вызвало бы его атаку. Ситуация у лорда Хироюки была намного выгоднее, но он почему-то ничего не предпринимал. Вельсиолл сосредоточился. Увеличить расстояние бегом не получится. Он не мог стрелять. Он не мог вызвать Зелёную Бурю или метнуть Копьё Леса. Зато он мог выхватить меч и встретить саблезуба смертельным ударом, красиво и достойно погибнув от его клыков и когтей. Этот вариант он тоже отмёл как неприемлемый. Однако, выход возможен. Ведь он сам только что видел очень интересный трюк лорда Хироюки. Правда, это было с мечом и на предварительно политой водой траве, но…

Вельсиолл вздохнул и принял единственное в данном положении верное решение. Он посмотрел саблезубу в глаза так, как может только тот, кто понимает Природу. Животное разозлилось и глухо рыкнуло. Это был Вызов. В то же мгновение хищник, словно стрела баллисты, вылетел из кустов, распластавшись в прыжке. Вельсиолл метнулся ему навстречу и вниз, перекатился через плечо, влетел в кустарник, откуда только что выскочил зверь и помчался в чащу. Саблезуб мягко приземлился, развернулся, не заинтересовавшись стоявшим поодаль человеком, и погнался следом за своей жертвой.

Лорд Хироюки спокойно проводил их взглядом и неспешно пошёл по следам лошадей, которые не могли убежать далеко, так как были приучены к охоте и либо ждали где-то рядом, либо были перехвачены Поющими мечами.

Вельсиолл пробежал небольшое расстояние и ловко вскарабкался на второй ярус леса. Встав на крепкую ветку дерева, он достал свой лук и… рассмеялся. Стрелы то остались на лошади. Он же взял только одну, и она благополучно исполнила свою роль. Посмеявшись над собой, он взглянул вниз. Под деревом сидел саблезуб и смотрел на него.

«Почему он сидит?» – подумал эльтасмирий. И, словно услышав его мысли, зверь вдруг подпрыгнул прямо из сидячего положения. Он вцепился когтями в ствол дерева и быстро стал карабкаться вверх. Вельсиолл, не растерявшись, тоже полез выше. Его скорость перемещения по деревьям не уступала скорости гнавшегося за ним хищника. Дерево хоть и было могучим и старым, но когда то должно было кончиться. Вельсиолл уловил удобный момент и перепрыгнул с него на соседний кедр, пробежал по его веткам, и перепрыгнул на следующий. Затем, заметив кусок огромного камня, спрыгнул на него. Саблезуб одним могучим прыжком перескочил сразу на камень. Однако, в последний момент, архонт сумел вывернуться из-под его когтей и вновь запрыгнул на дерево.

«Так мне не уйти» – судорожно подумал он, стремительно двигаясь то по деревьям, то между ними. Зверь следовал за ним по пятам. Это не позволяло архонту выхватить меч и сразиться. Он просто не успел бы подготовиться и занять позицию. В лучшем случае он убил бы хищника, погибнув при этом сам.

«Нужен верхний ярус» – подумал он, – «каким бы саблезуб ни был отличным охотником, но весит он как десяток эльтасмириев, или 6-8 человек. Ему не подняться так высоко».

В этот момент когтистая лапа чуть не разорвала ему ноги. Исполинский зверь почти нагнал свою жертву. Каким-то чудом беглецу удалось избежать удара и он, проклиная себя за невнимательность, ускорился, почувствовав при этом, что скоро запас его сил начнёт иссякать.

Первый ярус… Второй ярус… Первый… Второй… Первый… Второй… Вдруг показалось удобное место для рывка на третий ярус, где тонкие ветки и спасение. С одного из больших деревьев свисала толстая лиана и уходила куда-то ввысь, в зелёные кроны. Где-то рядом, то сзади, то сбоку перемещалась бесшумная смерть, и лишь дыхание выдавало преследователя. Вельсиолл ускорился, до лианы нужно было допрыгнуть весьма приличное расстояние. Он побежал по веткам, набирая скорость и рискуя сорваться вниз. В последнее мгновение архонт заметил, что внизу, под деревьями начался колючий кустарник, густой и непроходимый. Шипы длиной в палец не оставят шанса ни человеку, ни эльтасмирию, ни илийдингу…

Прыжок…

Где-то позади, совсем рядом, распластался в воздухе саблезуб, но это не важно. Важна лишь лиана. Если не ухватиться за неё, то падение и смерть. Время для Вельсиолла остановилось. Сознание работало с такой скоростью, что прыжок превратился в медленный плавный полёт. Вот лиана приближается. Он протягивает к ней руки, готовые мёртвой хваткой вцепиться в спасительное растение. Лиана шевелится. Нет. Это шевелится поверхность лианы. Нет. Это по лиане передвигаются сотни и тысячи муравьёв. Это мелкие лесные муравьи-ящеры. Их так называют за их зелёный цвет, поэтому даже эльтасмирийское зрение не заметило их издалека. Их яд вызывает мощные галлюцинации, зачастую приводящие к многолетнему сну, подобному смерти или даже к самой смерти. Результат зависит от количества укусивших муравьёв. Лиана кишит ими. Это муравьиный тракт. В добавление к этому пришло осознание того, что саблезуб слишком близко, и он вцепится в свою жертву когтями и клыками просто потому, что цепляться больше не за что. Внизу смерть. Впереди смерть. Позади смерть. Остаётся лишь верх. Спасительный верх.

Время вернулось в обычное для себя русло. Следующее произошло почти мгновенно. Архонт, сгруппировавшись в воздухе, поджал под себя ноги и отстегнул крепление, которое держало на спине щит. В этот же миг он вцепился в лиану, а саблезуб вцепился в спину эльтасмирия… точнее в щит, и, сорвав его, рухнул вниз, при этом продолжая яростно его грызть. Раздался звук падения тяжёлого тела и то ли визг боли, то ли рык обиды. Зверь упал на спину. Колючки, которые бы неминуемо убили Вельсиолла, упади он в кустарник, смягчили падение саблезуба. Его толстая кожа вкупе с короткой, но густой и жёсткой шерстью, были непреодолимой защитой от подобных опасностей. Лишь глаза могли пострадать, но, судя по всему, они были защищены эльтасмирийским щитом, который зверь нещадно пытался разгрызть. Так это было или нет, Вельсиолл не видел.

Архонт со всей возможной скоростью полез по лиане наверх. Муравьи быстро заполонили все складки его одежды, залезли в волосы, в уши, в ноздри. Руками, хватавшимися за лиану, он давил их десятками, от чего ладони быстро стали скользкими. Первые укусы отозвались ужасной болью, и он чуть не сорвался, разжав пальцы. Пролетев вниз расстояние, равное двум своим ростам, он вновь схватился за спасительный путь наверх. Неимоверным усилием воли он не закричал, а лишь замычал, не разжимая губ. Иначе муравьи быстро проникнут в горло. На пределе возможностей, архонт полез наверх. Через дикую боль от укусов. Зажмурив глаза, из которых градом бежали слёзы. Мир вокруг перестал существовать. Было лишь движение вверх, боль, темнота… И отчётливая мысль, что через несколько мгновений он либо доползёт до цели, либо сорвётся вниз и умрёт, проткнутый диким кустарником и разорванный разъярённым саблезубом, но он этого не почувствует, потому что его сознание будет далеко отсюда, унесённое из тела галлюциногенным ядом маленьких муравьёв-ящеров.

Лорд Хироюки нашёл обоих коней. Они спокойно жевали траву в сотне шагов от поляны на той самой тропе, которой он с архонтом Вельсиоллом ехал сюда. Он спокойно оседлал одного, взял под уздцы второго и поехал в обратном направлении. Вскоре ему повстречались его Поющие мечи, и они вместе молча поехали в сторону приграничной деревни. К вечеру отряд как раз должен был прибыть туда. Возможно даже к ужину.

– Где следопыты? – Спустя некоторое время спросил лорд.

– Присоединятся к нам на полпути. – Ответил один из воинов.

– Сколько их сегодня было?

– Сегодня загонщиками было пятеро. Из них четыре новичка. За старшего – Амаци.

– Хорошо.

Некоторое время ехали молча. Через пару часов на дорогу вышли следопыты, чтобы присоединиться к отряду. Всадники остановились. Старший и опытный следопыт вышел из леса последним. Перед ним шли четверо молодых парней.

– Амаци, – обратился к старшему лорд Хироюки, – всё ли у тебя хорошо?

– Да, лорд. – Поклонился следопыт.

– Жена не ленится? Дети слушаются?

– У меня нет жены, господин. А детей воспитывает родня.

Лорд Хироюки лёгким движением спрыгнул с коня:

– Тогда расскажи мне, что тебя тревожит? Что отвлекает от работы?

– Н… ни… ничего, м-мой господин, – ещё ниже склонился Амаци, заикаясь от страха и непонимания. Подобные вопросы от лорда заставляли нервничать простых людей, а того к кому они были обращены вообще вгоняли в ступор.

– Тогда почему на охоте было три саблезуба, ведь охотников то всего два?

Глаза всех загонщиков округлились от ужаса.

– Так… Не может… Саблезубы же парами только… Или по одному… Три не бывает…

Лёгкий взмах руки. Мимолётный блеск стали. И голова Амаци покатилась в дорожную пыль. Сделав несколько оборотов, она остановилась подле ног молодых следопытов. Мёртвые глаза уставились на них, не понимая, что они уже мертвы. Мёртвые губы что-то беззвучно прошептали и замолкли навсегда.

– Амаци назвал своего лорда лжецом… или выдумщиком… что по сути одно и то же…

С этими словами Хироюки вскочил на коня и обратился к четверым молодым следопытам:

– Это была Охота Лордов. Вы опозорили мой Дом перед эльтасмирийским послом. Берите своего наставника и идите в замок. Вы не выполнили свою задачу. Как придёте, обратитесь к смотрителю с просьбой пороть вас до потери сознания солёными кнутами три дня. Если кто-то выживет, того пусть смотритель продаст в качестве раба куда и кому посчитает нужным. Я вас больше чтобы не видел. Все три дня ваш наставник должен смотреть на вас и напоминать о том, как важно быть человеком, хорошо выполняющим свою работу… тело сдадите родственникам… а голова должна смотреть и напоминать… По приезду я расспрошу смотрителя всё ли прошло так, как я приказал. Если вы не дойдёте до замка, если сбежите, если по пути погибнете или придёте без своего наставника, то ваши семьи и все ваши родственники примут наказание вместо вас. Убирайтесь!

Дальше отряд поехал, как и прежде, без следопытов. Вскоре день начал клониться к вечеру. Через два часа должна была показаться деревня. Однако спокойное путешествие внезапно закончилось. В лесу послышался какой-то шум. Поющие мечи среагировали мгновенно. Боевые луки оказались в руках почти одновременно, наконечники стрел взяли на прицел придорожный лес с той стороны, откуда раздавался шум. Шум приближался.

– Не стрелять, – приказал лорд Хироюки, – расступитесь.

Воины подчинились. Земля мелко задрожала. Послышался треск ломаемых деревьев и топот тяжёлых копыт. Из леса выскочило семейство огромных шерстистых быков – могучих животных, в страхе или в ярости способных разрушить даже целую деревню. Они пересекли дорогу и углубились в лес с другой её стороны, выламывая мелкие деревья и разрывая кустарники в клочья. За ними осталась приличная полоса едва ли не шире самой дороги. Однако джунгли быстро залечат этот след, не пройдёт и трёх недель. Поющие мечи молча вознесли хвалу своему молодому лорду. Ведь если бы не его приказ, они были бы сметены обезумевшим стадом.

– А теперь целься, – раздался голос Хироюки, – ведь от чего то же они бегут.

Ждать долго не пришлось. По просеке бежал саблезуб. Он был разъярён. Один из его глаз отсутствовал. Из пробитой глазницы текла кровь. Увидев людей, он зарычал и бросился на них. В другой ситуации это было бы невозможно, так как этот хищник хоть и бесстрашен, но его осторожность и ум вошли в легенды. Такое поведение говорило о том, что его мозг повреждён, либо он болен. Стрелы Поющих мечей прекратили страдания бедного животного. Саблезуб упал, едва выскочив на дорогу, пронзённый двумя десятками стальных жал.

Лорд Хироюки подошёл к павшему животному и внимательно осмотрел его глазницу. Его трудно было удивить или напугать, но сейчас он был удивлён. Неужели архонт Вельсиолл на охоте дал маху, и пень спас саблезуба, выбив ему лишь глаз? Однако удивление лорда быстро сменилось привычным спокойствием. Это был не тот саблезуб. И глаз был выбит не стрелой, а колючкой, которые в изобилии произрастают в окрестных лесах на различных кустарниках, деревьях, а кое-где даже просто из земли. Шипы были и в шерсти хищника, будто он зачем-то валялся в колючем подлеске.

«Что-то много саблезубов за один день» – подумал лорд и сел на коня, приказав одному из Поющих мечей скакать в ближайшую деревню, чтобы местные охотники взяли с животного, то, что пригодится в хозяйстве. Не пропадать же добру.

Далее отряд двинулся в том же порядке. Поющий меч, отправленный в ближнее поселение, очень быстро догнал товарищей, выполнив поручение. Когда же до приграничной деревни оставалось около часа пути, из леса на дорогу вышел архонт Вельсиолл. Вид его был несколько помятый, но выглядел он весьма воинственно.

Глава 23

Маленький Вельсиолл сидел на берегу океана. Лазурная поверхность играла бликами на солнце. Белая пена прибоя ласкала золотой песок пляжа. Служанки бегали по колено в воде, звонко смеялись и брызгали друг на друга солёной водой. Маленький будущий архонт строил из песка замок и, со слов служанок, получалось у него прекрасно. Но что же за замок без жителей? Где же найти жителей? Вдруг он увидел, как по песку ползёт одинокий муравьишка. Вот же житель… Маленький эльтасмирий подставил муравью пальчик, чтобы поднять его и посадить в новый замок. Вдруг пальчик пронзила боль. Муравьишка укусил его. Мальчик заплакал. И вдруг боль стала разрастаться, она становилась сильнее и обширнее. Он с удивлением и ужасом увидел, как из песка выползают мелкие зелёные муравьи и кусают его. Служанки бросились к кричащему и плачущему господину, но шевелящаяся масса поглотила мальчика.

…

Вельсиолл приоткрыл глаза. Именно приоткрыл, потому что открыть полностью распухшие веки он не мог. Насколько позволяла дикая боль и онемение, он попытался оглядеться. Третий ярус леса. Внизу огромная высота. Стоит неловко повернуться и конец. Как он сюда выбрался и долго ли тут лежит, он не помнил. Всё тело горело и не слушалось. Короста из спёкшейся крови и телец раздавленных насекомых покрывала его полностью. Муравьиный яд бежал по венам вместе с кровью, замещая её. Сердце бешено билось, пытаясь протолкнуть ядовитую жижу по организму. Вельсиолл понял, что умирает. Чудо то, что он вообще пришёл в сознание. Надо собраться с силами и попробовать применить заклинание лечения, иначе он так и останется навечно на ветвях кхатазского леса. Однако, заклинание лечения требует затрат энергии, которой у него как раз почти не осталось. Возможно, заклинание, для того чтобы сработать, заберёт последние искры жизни из его измученного тела и дыхание архонта просто остановится. Выхода нет – надо пробовать. Он прикрыл опухшие глаза, чтобы сосредоточиться.

…

– Хватит спать, господин Вельсиолл. Просыпайтесь. – Нежный голос служанки мягко разбудил юношу. Он потянулся на своей резной кровати:

– Уже утро? Пора заниматься?

– Да. Благородный Иллинаторн ждёт вас в Зале Танцев.

– Уже бегу! – Молодой Вельсиолл обожал заниматься утренними тренировочными боями. Занятия с оружием не так увлекали его, как занятия магией или обучение риторике, но наблюдать за движениями Танцоров Вихря доставляло ему огромное удовольствие. Он спустился в зал. Благородный Иллинаторн поприветствовал молодого архонта и бросил ему мечи. Вельсиолл ловко подхватил их и сказал:

– И всё же я хотел бы вместо второго меча щит. С гербом.

– Непременно, – ответил учитель, – но вы должны одинаково хорошо владеть и парным оружием, и копьём, и щитом, и луком.

– К чему всё это? Ведь меня будут охранять. Разве моё предназначение не управление и политика?

– Вы правы. Вас будут охранять. Но от кого? От врагов, чужих воинов, возможных убийц. А кто же вас сможет защитить от муравьёв кроме вас самого?

– Что? – Не понял Вельсиолл, и вдруг его ноги охватила резкая боль. Он посмотрел вниз – тысячи муравьев кусали его, поднимаясь по телу выше и выше. Он поднял голову и умоляющим взором посмотрел на учителя. Тот лишь развёл руками.

…

Вельсиолл застонал и вновь попытался приоткрыть глаза. Попытка сосредоточиться и сотворить заклинание лечения лишь отняла его силы и вызвала новые галлюцинации. Боль стала сильнее. Глаза перестали открываться вовсе. Он понял, что если не попробует ещё раз прямо сейчас, то уже не сможет. И теперь либо жизнь, либо вечный сон. Он отбросил попытки сосредоточиться и попытался выйти на Диалог с Природой, чтобы через Силу Леса обрести энергию для заклинания. Нужна всего лишь крупица. Правда, обнять дерево он не мог, поэтому мысленно потянулся всем своим естеством к Лесу.

…

Архонт стоял перед Малым Советом Архонтов. Только что было решено отправить его в Кхатазскую империю. Дом Весеннего Шторма решил оказать содействие на просьбу о помощи западной провинции империи и отправить туда молодого архонта для сбора сведений.

– Я подчиняюсь Совету. – Поклонился Вельсиолл, и хотел было выйти, но остановился в замешательстве. Вместо больших двустворчатых парадных дверей из зала было три выхода, точнее три двери в трёх дверных проёмах. Малахитовая дверь. Жемчужная дверь. Золотая дверь.

Это какая-то загадка Совета архонтов Дома Весеннего Шторма? Что ж. Он найдёт ответ. Архонт внимательно пригляделся… и вновь оказался в замешательстве, пытаясь понять, что всё это значит. По жемчужной двери ползали зелёные муравьи-ящеры. И откуда бы им тут взяться? Они ж лесные. По малахитовой двери никто не ползал, возле неё просто лежала ветка дерева. Возле золотой же двери стоял человек. Кхатаз. Явно благородных кровей. Очень бледный, с чёрной длинной бородой, но лицо весьма доброжелательное. Кхатаз улыбнулся, обнажив чёрные ровные блестящие зубы. Он показался архонту смутно знакомым. Может это знак? Надо идти к нему. Отправляют же в Кхатазскую империю. Или нет? Может лучше открыть жемчужную дверь с муравьями. Они жители леса, а лес – друг. Тогда что значит ветка дерева у малахитовой двери? Ветка ведь тоже из леса.

А что мешает применить все свои навыки? Ведь архонт наделён ими не для того, чтобы они были скрыты. Вельсиолл взглянул на благородного кхатаза. Посмотрел ему в глаза и попытался проникнуть в его память. И обомлел. Памяти не было. Было лишь ощущение сна. Вечного. Манящего. Спокойного. Его глаза начали слипаться, взор затуманился. Тогда он перевёл взгляд на жемчужную дверь с ползающими по ней муравьями-ящерами, но зрение не успело восстановиться, и он увидел лишь белое пятно. Белый цвет. Цвет Смерти. Зрение восстановилось и видение ушло. Вельсиолл решительно двинулся к малахитовой двери. Поднял с пола ветку и толкнул ей дверь.

…

Глаза немного приоткрылись. Архонт лежал на ветвях высоко над землёй. К общей боли и онемению добавилось чувство тошноты. Он с усилием повернул голову на бок, и его вырвало чем-то густым и зелёным. Если бы он мог улыбнуться, он бы этосделал. Заклинание лечения начало действовать. Лес даровал ему необходимую жизненную энергию. С Силой Леса заклинание будет действовать в разы эффективнее и ему вместо нескольких дней хватит часа-двух, чтобы восстановиться. Теперь надо уснуть. Галлюцинации больше не опасны. Архонт провалился в глубокий очищающий сон.

День начинал клониться к вечеру, как Вельсиолл открыл глаза. Именно открыл. Боли и онемения не было. Он принял сидячее положение. Ранки от укусов тоже исчезли. Чувствовал он себя не прекрасно, но вполне боеспособно. Хотя спёкшаяся кровь вперемешку с коркой из мёртвых раздавленных муравьев никуда не делась.

«Следует найти щит, почистить всё и помыться» – подумал Вельсиолл и стал спускаться вниз, выбрав иной путь, нежели облепленные опасными муравьями лианы. Щит нашёлся достаточно легко – он валялся в кустах колючего кустарника, изрядно поломанного, и потому не особо мешающего архонту забрать свою собственность, которая была немного повреждена, исцарапана, изгрызена, но критически не пострадала. Архонт пригляделся и увидел капли крови. Возможно саблезуб всё же поранился о кустарник и озверел, что и вызвало такие повреждения среди колючих зарослей. Судя по следам, хищник убежал.

Далее эльтасмирий без труда нашёл лесной ручей, где потратил изрядно времени на очистку снаряжения и помывку тела. Много времени ушло и следовало торопиться. Лорд Хироюки должен объясниться за свой поступок. Он обрёк Вельсиолла на смерть и спокойно наблюдал за развитием событий на поляне. Такого поворота эльтасмирийский посол никак не ожидал. Сначала он был разозлён на лорда. Однако, после всего того, что произошло за этот день, злость куда то отступила. Осталось лишь желание услышать объяснения и только потом делать выводы о вражде или дружбе. Лорд говорил про приграничную деревню. Где она расположена, Вельсиолл не знал, поэтому следовало вернуться на поляну, где они охотились, и оттуда идти по следам либо же попросить Природу показать окрестности и, если Лес ответит, отправиться вдогонку напрямую. Архонт выбрал второй вариант.

Лорд Хироюки слегка улыбнулся и остановил коня. Поющие мечи тоже остановились и внимательно посмотрели на вышедшего из леса эльтасмирия. Лорд спрыгнул с коня и подошёл к архонту. Какое то время они молчали, глядя друг на друга. Однако это не была дуэль взглядов. Напряжения между великими воинами не чувствовалось. Был лишь вежливый интерес человека, и некое спокойствие эльтасмирия, сравнимое лишь со спокойствием кхатазских горных монахов.

– Эту охоту я запомню на всю жизнь. – Произнёс Вельсиолл.

– Это мой промах, – ответил Хироюки, – загонщики уже наказаны.

– Что произошло на поляне?

– Я не хотел вмешиваться и лишать своей помощью тебя чести. Ведь если бы я был на твоём месте, а ты на моём, и ты застрелил бы саблезуба, спасая меня, то ты стал бы мне врагом. Но вот мы оба здесь и можем продолжить наш путь. Уже вечереет. Я удивлён лишь тому, что ты так долго искал нас.

– Немного задержался почистить доспехи, только и всего.

Отряд двинулся дальше. Лорд и архонт ехали рядом. Так же, как и утром. Однако отношение их друг к другу было далеко от той холодной сдержанности, что была между ними несколько часов назад. Сейчас рядом ехали не эльтасмирийский посол и кхатазский лорд. Рядом ехали друзья.

Глава 24

К удивлению Вельсиолла крестьяне в приграничной деревне совсем не устрашились прибытия своего господина. Они упали на землю, забыв про еду, но не дрожали от страха, как крестьяне в землях Табиючи. Спрыгнув с коня, лорд зашёл в хижину и вышел спустя одно мгновение. Но за это время облик Хироюки разительно изменился. Перед архонтом стоял босой крестьянин в длинной, заскорузлой от высохшего пота рубахе с мотыгой в руке. Ничто не выдавало в нём знатного господина, и эльтасмирий внутренне восхитился таким уровнем мимикрии. Крестьяне поднялись на ноги и, как ни в чём не бывало, продолжили трапезу. Забегали с весёлым хрюканьем свиньи, до этого трусливо прятавшиеся в кустах.

Вельсиолл огляделся по сторонам. Поющие мечи Хироюки зашли в хижины и так и не появились обратно. Целый отряд воинов молча растворился в деревне. Лошадей увели под навес местные жители, и теперь всё выглядело так, будто эльтасмирий пришёл сюда пешком. Один.

Он пошёл к центру деревни. По обе стороны от него на расстоянии вытянутых рук возвышались покрытые зелёным мхом крестьянские дома с массивными тростниковыми крышами. Улочка между ними постепенно поднималась на холм, скрываясь в лабиринте высоких трав. Из-за них острое зрение архонта не могло проникнуть в центр деревни. Вельсиолл закрыл глаза и втянул воздух. Разноцветье трав давало настолько разнообразную гамму запахов, что на мгновение сбило с толку обоняние архонта. Он понял, что кхатазы усеяли всё селение подобным образом не просто так. Особое сочетание ароматов отпугивало чутких хищников, не хуже ослепляющих вспышек костра в темноте ночи.

– Благородный господин, – услышал архонт звонкий девичий голос, – идите к нам!

С вершины холма Вельсиолла звала совсем молоденькая девушка. Она искренне и чисто улыбалась. В её глазах не было и тени страха или подобострастия. В них плескалась простота и некоторая детская наивность, что неизменно сопровождает почти всех молодых особ независимо от расы.

Вельсиолл преодолел короткий лабиринт высоких трав и поднялся в центр деревни к деревянному столу и скамьям, заполненным местными жителями. Ему открылся вид на сияющее белизной цветущее гречишное поле, окружённое с трёх сторон стеной джунглей. С высоты холма хорошо просматривалась деревня и все подступы к ней.

Архонт понял, что отсюда Хироюки незаметно следит за ситуацией в окрестностях. Лорд, под видом крестьянина, как раз сидел на краю длинной скамьи и гладил маленького котёнка. Этих хвостатых бестий в деревне хватало с избытком. В данный момент он наблюдал за мелькающими среди цветов гречихи черноволосыми головами кхатазских детишек. Они бегали вокруг одинокого сливового дерева, собирая упавшие на землю плоды.

– Рада приветствовать вас в нашей деревне, господин Вельсиолл!

Архонт взглянул на девушку, что звала его к столу. Её бежевое одеяние отливало розовым в лучах идущего в закат солнца. Глаза блестели серым цветом. Она смотрела прямо и открыто. По тому, как она поправляла взъерошенные чёрные волосы, архонт догадался, что недавно девушка обрезала их. Он слегка улыбнулся, вежливо кивнул, сел за стол, взял в руки сливу и принялся рассматривать её.

– Ты не спросишь, почему простая крестьянка настолько бесстрашна, что позволяет себе первой заговорить с благородным гостем? – Не отрывая взгляда от гречишного поля и всё так же поглаживая котёнка, задал вопрос лорд Хироюки.

Вельсиолл не замедлил с ответом:

– Это не крестьянка. Она не поклонилась мне. Её взгляд лишён страха. Волосы обрезаны не так давно, вероятно, чтобы стать незаметной в среде простолюдинов. Я, кажется, понимаю, почему ты выбрал именно эту деревню, чтобы лично защитить её от возможной атаки.

– И почему же?

– Она знает моё имя. Узнать она могла его только от тебя, Хироюки. Девушка чем-то важна для тебя, иначе её присутствие здесь объяснить сложно. Возможно она аристократка, может быть воин, а может влиятельный человек из торгового сословия.

– Вы такой проницательный, – улыбнулась девушка, – я думаю, вы знаете ответ. Пожалуйста, расскажите, что вы думаете. Вас очень интересно слушать.

– Воин всегда в начале разговора назовёт своё имя. Пусть вымышленное, но назовёт. Торговец всегда имеет при себе перо и чернила, чтобы записать имя на руке вероятного клиента, даже если он не на работе. Ведь только это гарантирует, что о нём не забудут и сообщат друзьям. Скорее всего, вы из аристократов. Дочь, жена, племянница…

В этот момент тень опустилась на ветки одинокого сливового дерева. Свиньи взволнованно захрюкали, напоминая людям о том, что приближается полная опасностей ночь. Крестьяне стали выходить из-за стола, возвращаясь к привычным для них делам. Освободившиеся места на скамьях быстро заняли кошки и с интересом уставились на эльтасмирия немигающими глазами.

– Вы правы, господин Вельсиолл. Я не простолюдинка и я не назвала своё имя. Но это не из неуважения к вам, – заговорила девушка, как только крестьяне исчезли в лабиринте трав, – просто многие жаждут найти меня. И прежде всего – мой отец. А у него везде уши и глаза.

Кошки начали усердно лизать лапки и умываться, как бы показывая, что они не имеют к этому никакого отношения.

Девушка взяла со стола одну из оставшихся четырёх сливу и, спрятав её под ладонями, продолжила:

– Отец ищет не просто дочь. Он думает о будущем. О том, что будет, когда его путь завершится.

В этот момент что-то заставило детей в поле смолкнуть. Они замерли, вглядываясь в потемневшую кромку леса, и вдруг рванули в сторону домов. Вельсиолл заметил шевеление прячущихся среди хижин воинов, но Хироюки едва заметно махнул рукой, и они вновь слились с тенями. Лорд поднялся на ноги, взял со стола последние три сливы, похожий на шило нож и направился в сторону напуганных чем-то детей.

Вельсиолл наблюдал, как удлиняется его тень на фоне заходящего алеющего солнца, как краснеет белое полотно гречишного поля. В одной руке Хироюки поблёскивал нож, вторая же подбрасывала в воздух сливы, не уступая в ловкости лучшим цирковым жонглёрам. Архонт повернулся обратно к девушке и услышал от неё следующие слова:

– Меня зовут Тингмэй. Я – жена господина Хироюки и единственный оставшийся в живых ребёнок лорда Табиючи.

Глава 25

Никто из воинов лорда Хироюки не пытался завести разговор с Улиантой. Все они усердно тренировались, разбившись на пятёрки, и свели общение с эльтасмирийкой к коротким тренировочным фразам. Эмоции наполнили их глаза только когда в продолговатый двор замка, вытянутый вдоль стены хикари, ворвалась Локтоиэль. Её глаза сияли огнём, волосы были роскошно растрёпаны, но в этом хаосе угадывалась намеренность и некий смысл, идеальные бёдра покачивались при каждом шаге, заставляя воинов косить глаза. Она демонстративно проспала утренний выход Вельсиолла и Теольминта, но сейчас выглядела так, как будто направляется на войну. Девушка шла полная решительности поупражняться в стрельбе из лука. Это умение её народ возвёл в ранг искусства, на недоступный для людей уровень. Даже эльтасмирии не могли похвастаться перед илийдингами превосходством в этом деле. Каждый лесной житель мог выпускать одновременно две стрелы, а за те мгновения, что уходили у людей на повторный выстрел, илийдинг натягивал тетиву с третьим.

Улианта сдержала нахлынувшее раздражение и уже хотела спокойно поздороваться, но дерзкая илийдинги ошеломила её, внезапно заговорив на чистом эльтасмирийском языке:

– Доброе утро. Разве архонт велел тебе бессмысленно стоять посреди двора? Ты должна двигаться, чтобы не заснуть.

В голове Улианты разразилась буря. Неужели эта нахальная девчонка всё это время понимала их разговоры?

– Я хорошо говорю, но часто очень плохо слышу. Ведь вы всё время шепчетесь по углам, как будто в нашей дружной компании есть некто, недостойный речей «высших существ». Вы не замечали ничего такого, госпожа Улианта?

Своим сарказмом илийдинги ещё больше распалила эльтасмирийку. После чего отвернулась, выхватила две стрелы, натянула тетиву и послала их точно в кедровые шишки, изображающие глаза врага в голове-арбузе мишени. При этом она так взмахнула головой, что её волосы, взметнувшись пушистой волной, описали дугу в лучах утреннего солнца и красиво улеглись на правое плечо.

Поющие мечи сразу же оценили мастерство Локтоиэль. Они окружили илийдинги полукругом и, одобрительно покачивая головами, стали что-то бормотать и наблюдать за тем, как ловко она поражает мишени. Улианта оказалась за пределами этого внезапно образовавшегося полумесяца. Успокоившись, она произнесла на языке «эльтасмири»:

– Каждый из нас заметил подмену лука, когда ты расплачивалась с Поющим мечом Сакамурой за гибель сопровождавших нас крестьянских воинов. Ему ты сообщила о руке мастера, изготовившего это оружие, но свой лук – настоящее произведение илийдингского боевого искусства – ты передала одному из своих спутников. Не очень благородный поступок…

– А вы все «благородно» промолчали, позволив человеку взять предложенное и, кстати, всё же очень неплохое оружие. Может, вы тоже не всегда кристально честны с окружающим миром? Может, ты тоже не всегда поступаешь благородно? А Теольминт?– Ответила илийдинги и вновь выпустила стрелы на этот раз прямо в «пах» мишени. Кхатазы закивали головами, заулыбались и опять забормотали.

Улианта поняла, что Локтоиэль всё время подслушивала разговоры, но теперь отчего-то решила открыться. И в этом таилась главная угроза. Она была разозлена, называла Улианту то на «ты», то на «вы». Внезапно эльтасмирийку осенило, и улыбка догадки появилась на её лице:

– Разговор о свадьбе архонта. Бедная девочка оскорблена в своих чувствах. Локтоиэль, оказывается, не спала. Твой талант манипулирования и стремление достичь цели похвальны. Но этот трюк не пройдёт с Вельсиоллом. Он архонт. Бирюзовая кровь. Он прекрасно понимает, куда ты целишься. Тебе лучше выбрать другую мишень. Любовь между эльтасмирием и илийдинги запретна.

– Известно, что и эльтасмирии – непревзойдённые мастера стрельбы из лука. Каждый из вас умеет выпускать по две стрелы одновременно. И вы, многоуважаемая госпожа Улианта, совсем не исключение. Одну из ваших стрел – Теольминта, я уже видела. Очень хочу посмотреть на вторую – Айдагилля. Какая из этих стрел бьёт больнее?

В ответ Улианта улыбнулась. Злость на спутницу покинула её. Она сделала резкий шаг вперёд сквозь ряд кхатазов, на ходу выхватила две стрелы, натянула тетиву, и через мгновение два наконечника с визгом вошли в голову-арбуз.

– Наши отношения с Теольминтом и Айдагиллем несовершенны. Мы разберёмся с этой проблемой как разумные и спокойные эльтасмирии.

Локтоиэль усмехнулась и закатила глаза:

– Куда уж нам, не эльтасмириям…

Внезапно она повернулась к юным претендентам в Поющие мечи:

– Кто из вас бьёт точнее? Победителю мой поцелуй!

– Что ты делаешь? – Слегка сморщив свой аккуратный носик, спросила Улианта.

– Веду себя, как велят мне бушующие внутри природные силы! – с неким вызовом ответила ей Локтоиэль.

В это время первый кхатаз, а за ним и остальные поспешили встать в очередь, и испытать свои силы в меткости и скорострельности. Но никто из них не сумел повторить то, что с лёгкостью делала Локтоиэль. Улианта же отметила, что поражения кхатазов в этом состязании не вызывают у них враждебности. Наоборот, будущие Поющие мечи восхищались явленным им идеалом и старались перенять столь эффективную манеру стрельбы.

Состязание закончилось в тот миг, когда солнце вознеслось к высшей точке дня. Кхатазы словно забыли о тренировке и, как один, направились под навес прочь от жгучего солнца, к мискам вкусно пахнущего супа. Появившийся ниоткуда комендант замка обратился к девушкам:

– Обед поджидает господ…госпож… на террасе.

Улианте показались странными слова кхатаза, но она приняла их за плохое знание всеобщего языка. Земли лорда Хироюки не имели прямого выхода к морю, и местные жители редко общались с представителями других народов. Проследовав на террасу, она увидела приготовленный обед. На столе, где утром гостей ждала лишь рисовая каша и бананы, теперь дымился огромный громовой сом, множество фруктов, салатов, соков и вод.

Улианта вспомнила историю возникновения этой рыбы. Давным-давно её вывели белые маги для борьбы с хтоническими существами недобитых сил Тьмы, укрывшихся в мутных водах южных рек и озёр. Громовые сомы, ведущие ночной образ жизни, ползали по илистому дну в поисках пищи и распугивали тёмных существ яркими разрядами, проходящими через их длинные тонкие усики. Разряды насыщали воду кислородом, и в водоёмы возвращалась живность. Тьма отступала.

Улианта уже хотела воздержаться от еды, но ворвавшаяся в покои Локтоиэль изменила её планы. Проголодавшаяся илийдинги фыркнула на рыбу как лесная леопардовая кошка. Её народ не употреблял в пищу убиенных существ, которые бродят лесными тропами, плавают водными путями либо летают воздушными маршрутами. Она с энтузиазмом напала на салаты, фрукты и соки. Эльтасмирии как и илийдинги не употребляли животное мясо, но зато очень ценили дары моря. Поэтому Улианта выбрала рыбу и воду. Сом оказался нафарширован лесными ягодами и лапшой из морских водорослей – пищей, спасавшей от голода не только эльтасмирийских мореплавателей, но и моряков других народов.

«Громового сома очень легко испортить» – подумала Улианта и с опаской отрезала кусочек рыбы.

Повар на удивление тонко выдержал баланс между природной сухостью сома и сочностью добавленных к мясу ингредиентов. Пережёвывая кусочек, Улианта закрыла глаза от удовольствия и не сразу заметила, как Локтоиэль внимательно смотрит на неё.

– В юности я любила смотреть на море и ждать, когда в нашей бухте случится очередное кораблекрушение. – Вкрадчивым голосом заговорила илийдинги.

– Ты и сейчас юна, Локтоиэль.

– Дело не в этом. Так вот, вы не видели, но в районе бухты наш лес отвесным обрывом уходит в море. Стоя на краю, я хорошо слышала, как на узкой кромке пляжа говорят моряки, лишённые судна. Первое, что они всегда делали – шли искать воду. Неподалеку как раз заканчивает свой путь ручей по имени Л`Майни. Я любила сидеть, слившись с ним, и ворковать с его духом. Кхатазы дали ему странное имя, совсем-совсем неподходящее. Грубое кхатазское имя. Я даже не буду произносить его вслух. И они всё время повторяют его, постоянно оскорбляя духа Л`Майни. Так что когда-нибудь он может разгневаться и переродиться в злого духа.

Разволновавшись, Локтоиэль выпила почти половину кувшина сока, прежде чем продолжить:

– Я просила его усыпить пришедшего за водой одинокого моряка… такого, покрасивее, без прыщей и бороды. И знаешь для чего?

– Нет. – Сухо ответила эльтасмирийка, чувствуя, как после еды к ней подкрадывается сон. Раздражение от того, что илийдинги называет её на «ты» стало уступать место желанию поспать.

– О-о-о, – тихонько выдохнула Локтоиэль и украдкой осмотрелась по сторонам, чтобы прошептать Улианте прямо в ухо:

– Я училась на них целоваться.

Улианта тряхнула головой и сказала первое, что пришло на ум:

– И…и они даже не просыпались от этого?

– Это был сон, от которого нельзя просто так избавиться. – Заговорщицки произнесла Локтоиэль и подмигнула.

Улианта попыталась встать на ноги, опираясь на ставшие вдруг предательски слабыми руки:

– Завтра утром я покину этот остров и сила Минта`эдвен-Эарини вылечит меня. Ты же, как лесная жительница должна знать силу камелии, что не позволяет глазам смыкаться.

– Я узнала об этом, едва научившись слазить с деревьев. И как это всегда бывает в нашем народе, одновременно я узнала и о средстве, способном полностью подавить воздействие камелии. Именно оно сейчас и усыпляет тебя. Впрочем, как и меня. Ведь если я не могу разделить с архонтом любовь, я разделю страдания с тобой!

Последние слова илийдинги выкрикнула подозрительно громко, и Улианта поняла, что её сон уже начался. Проснуться она могла только вместе с Локтоиэль. Эльтасмирийка с мольбой во взгляде протянула к собеседнице руки. Та нежно взяла их, победно улыбнулась, поцеловала её в щеку и свернулась калачиком рядом.

Улианта провалилась в пропасть, где на самом дне затаился в бессловесной памяти первых мгновений жизни Первородный сон.

Глава 26

Вельсиолл оторопел, увидев состояние, в котором пребывала Улианта. Лунный блеск её лица померк, скрывшись за мертвенно-серыми пятнами, покрывшими кожу. Ему пришлось напрячь слух, чтобы уловить её тихое дыхание и редкое сердцебиение. Руки и ноги Улианты безвольно раскинулись по циновке, как у брошенной раздосадованным ребёнком куклы.

Архонт сел на колени перед ней и коснулся пальцами сонной артерии в том месте, где теперь темнели следы от пчелиных укусов. Он закрыл глаза и склонил голову.

Лорд Хироюки слышал, что столкнувшись с бедой, нестареющие эльтасмирии впадают в траур, способный длиться столетиями. Возможно, это была одна из причин, почему их раса, бывшая когда-то величайшей в Биртронге, уступила влияние людским культурам. Меланхолия эльтасмириев имела достойное для каждого воина объяснение – слишком много они пережили, издревле ведя борьбу со зловещими проявлениями хтонической Тьмы. Но когда Вельсиолл поднялся на ноги, Хироюки не увидел в его глазах тоски. Он увидел в них сияние изначального света, что легко заставляет Тьму отступить. В полной мере он ощутил Силу и Значение имени архонта.

Вельсиолл Иден`Гвейон – Свет Надежды, озаривший Дом Весеннего Шторма во мраке Обновления Мира!

– Ныне я скажу не как посол Дома Весеннего Шторма, но как эльтасмирий, чья соплеменница лежит у моих ног и обречённо умирает. – Голос архонта не просто звучал, он проникал сквозь стены, разливаясь в пространстве и времени, заставляя витающие в замке Хикари древние потоки энергии течь с удвоенной силой.

– В смерти лорда Року есть тайны, которым нет объяснения в этом мире. Благородная Юми, кем бы она ни была, не та, за кого себя выдавала. Теперь, чтобы спасти Улианту, я сойду в колодец её сновидений и выясню первопричину всех бед вашего острова.

– Нет, – воскликнула испуганная Тингмэй, – вы собираетесь бросить вызов великим духам! На их территории! Хироюки, останови это!

– Остановить героя на пути к смерти?! – Громко ответил ей Хироюки, и Вельсиоллу показалось, что в его словах проскользнуло презрение к просьбе жены.– Наши дороги совпали, Вельсиолл. Я буду лично охранять твоё тело, пока ты будешь пребывать во сне!

Архонт подхватил тело Улианты и пошёл прочь из замка.

– Я иду к лесу, – произнёс он на ходу, – в джунглях по прибытии Улианту укусили пчёлы, и с того часа её сны стали опасны для окружающих.

– Не слишком ли ты возбуждён, эльтасмирий? Я вижу яркий свет в твоих глазах. Не так много существ способны заснуть, глядя на солнце. Тем более, в преддверии смерти, как бы достойна она ни была.

– Твои слова разумны, Хироюки. – Неожиданно спокойно ответил Вельсиолл, и волна эмоций, обрушившись на сияющий песок его глаз, схлынула обратно в океан эльтасмирийской мудрости.

Архонт молчал весь скорый путь до раскидистой акации, в тень которой он бережно уложил Улианту. Хироюки показалось, что ветви дерева потянулись навстречу, а трава мягко и призывно склонилась вокруг, но он силой воли отогнал любые мысли, потворствующие наступлению сна.

Лучший воин Рокушимы заступил на ночное дежурство.

Глава 27

Некоторое время глаза Улианты привыкали к прямым лучам закатного солнца. Пусть они и потеряли свою полуденную силу, но после сумрачной трапезной залы эльтасмирийке пришлось закрыться от них ладонью. Вокруг неё шумели ребячьи голоса, замкнутые в тесноте узкой улицы. Девушка убрала ладонь с лица, ожидая увидеть детей, но вместо них прямо перед ней оказалась женщина, сгорбившаяся под тяжестью массивной лейки. Улианта мгновенно узнала её. В детстве она казалась ей старой, но увидев её сейчас, стало ясно – в том, оставшемся в детстве городе-государстве Кхатаз, где Улианта провела ранние годы, этой женщине было едва за тридцать.

У Баожэй не было детей. Всю жизнь она прожила одна. Никто не видел её с мужчиной. Всю любовь, живущую в её сердце, она отдавала маленькому палисаднику рядом с собственной лавкой, доставшейся от родителей. Вот и сейчас Баожэй заботливо поливала тянущиеся по тонким натянутым верёвочкам побеги молодых огурцов. Улианта узнала и этот палисадник. Сама того не подозревая, через годы она обустроила точно такой же у себя дома, в Лондо Ллар, бессознательно скопировав его у одинокой женщины.

Девушка вспомнила, что произошло дальше, и её сердце заколотилось.

– А давайте срывать их и кидаться с крыш? – Услышала она рядом знакомый голос кхатазского мальчишки. Согласно старинной традиции настоящие имена детей скрывались до совершеннолетия, чтобы злые духи не могли навредить им. Этот парень, носивший короткое воинское прозвище – Самшит, старший сын уважаемого Поющего меча с детства знал своё предназначение и готовился к нему. Умение вести за собой людей, хоть им на троих и не исполнилось тридцати лет, было у него в крови.

– Она так любит свои растения. – Засомневался второй мальчишка.

Улианта едва вспомнила прозвище этого юного простолюдина – Камыш, но хорошо знала, что его отец зарабатывал на рис рыбацким промыслом, исчезая за горизонтом каждое утро, солнечное или дождливое. С младых ногтей он впитал уважение к труду и сейчас не желал нарушать господствующий в палисаднике порядок.

Самшит грозно поглядел на него из-под бровей, как учил его отец и рыбацкий сын отступил назад. Но сомнения в правильности поступка остались, и дети растерянно замерли. Из ступора их вывел звонкий мелодичный голос за спиной Улианты. Он развеивал любые сомнения и заставлял подчиняться лучше любого намека на принуждение.

– Она не такая, как остальные взрослые. Слишком высокомерная. Эти огурцы для неё важнее нашего внимания! Мы сорвём их все, как делали это с цветами. Помните, как она рыдала? Мы научим её смирению. Ты ведь с нами, Улианта?

Улианта обернулась и увидела Гортензию. Девочка родилась и выросла за прилавком ломбарда, а потому знала о людских слабостях и пороках больше иного мудреца.

Самшит, Камыш, Гортензия… Воин, крестьянин, торговец… Страшная догадка родилась в голове Улианты. Её воспоминания используются духами – тремя Бамбуковыми Цветками из пяти. Они выстраивают новую память, стирают личность, ослабляют её волю, заставляя вновь пережить самое болезненное событие детства. Её используют для какой то цели, ведомой лишь им. Улианте стало страшно.

– Нет! – Завопила она, но её голос был тихим, как предсмертная дрожь стрекозиных крыльев прохладной осенней ночью.

Вельсиолл проснулся от гадкого запаха разлагающегося мяса. Он открыл глаза и увидел, что вновь находится в трапезной зале замка Хикари. Перед ним стояло огромное блюдо с растёкшейся по нему тушей громового сома. Речной гигант превратился в гниющую тёмную слизь и, не видя его ранее, Вельсиолл не смог бы даже определить вида этой рыбины. Сквозь её рёбра проросли побеги мелиссы. Архонт вспомнил, что именно это растение подавляет действие дикой камелии и клонит в сон. Подозрения эльтасмирия в отношении Локтоиэль, возникшие после путешествия по Старой дороге, только усилились. Ведь кто, как не илийдинги могла знать о снотворных свойствах растений и одновременно о том, что спать Улианте ни в коем случае нельзя.

Вельсиолл огляделся по сторонам. В зале исчезли все выходы, терраса скрылась за стеной цвета яичной скорлупы. В углу же, там где вчера спала Локтоиэль, появилась тканевая занавеска. Архонт не мог вспомнить, чтобы утром он видел её на этом месте. Он присмотрелся и понял, что занавеска покрыта сажей и скрывает то ли проход, то ли дверь.

«В этом месте нет очага», – подумал архонт, – «откуда же взялась копоть?».

Он подошёл поближе и ощутил исходящий от занавески запах календулы. Вдруг кусок сажи осыпался на пол вместе с тканью, за которой оказался открытый дверной проём и помещение за ним.

Вельсиолл увидел в потаённой комнате то, что совсем не ожидал увидеть. Его взору предстала заброшенная кузня. В центре на наковальне лежал его щит. Архонт обрадовался ему, как старому другу. Он надел его на руку и, как только это произошло, из-за стены послышался крик Улианты. Благодаря зоркому взгляду архонт увидел тонкие лучи света, пробивающиеся сквозь дощатую стену. Архонт постучал по ней костяшками пальцев. Деревянная стена, долгие годы подвергавшаяся жару кузницы, казалась хрупкой. Вельсиолл перехватил щит и с разбега влетел в стену. Стена устояла, и на него обрушился дождь из угольной пыли. Ещё один разбег, удар, и две доски с треском вылезли наружу. Багровый свет заката проник внутрь. Острой кромкой щита он вырубил проход пошире и вырвался наружу.

– Что мы наделали! – Гортензия всхлипывая, хватала Улианту за руки.

Улианта, как и тогда, в детстве поразилась изменению её настроения. Только что она подталкивала друзей к проступку и тут же раскаивалась самой первой. Но сейчас Улианта знала, что это спектакль, вскрывающий старую рану вины на её душе.

– Нам надо догнать её и извиниться! – Прокричал Камыш.

Эльтасмирийка посмотрела на лес, туда, где еще качались потревоженные ветки деревьев. Расплакавшаяся Баожэй побежала в чащу, не выдержав вида сорванных огурцов и растоптанных побегов, за которыми она так бережно ухаживала. Там – в ночной тьме её ждала неминуемая гибель, и каждый кхатаз, будь он даже ребенком, знал это.

– Улианта, я призываю тебя помочь нам! – Пафосно произнёс Самшит, вспомнив, что он будущий Поющий меч. – Отправляйся вслед и спаси её! Ты же эльтасмирийка. Тебе ли бояться леса?!

Улианта хотела уже рассмеяться им в лицо, как вдруг со стороны старого дома, стоящего по соседству с хижиной кхатазки раздался шум. Улианта оглянулась. Покрытая копотью кузница вздрогнула от удара изнутри. Старый кузнец, пропавший совсем недавно, не обладал такой силой и то, что рвалось наружу, испугало её.

Отец рассказывал Улианте, что все разговоры о живущей в кузне тёмной силе на самом деле всего лишь слухи, порождённые невежеством. С самого начала кхатазской государственности кузнецы-одиночки и прочие мастера, равно как и колдуны объединились в послушные касты, сцементировав тем самым здание поднимающейся империи. Но поразивший Улианту страх поборол голос разума. На ходу заплетая волосы в косу, она устремилась в темноту вечернего леса.

Стоило ей исчезнуть в джунглях, как маленькая троица потеряла всякий интерес к происходящему вокруг. Они переглянулись друг с другом, не по-детски улыбнулись и белыми облачками растворились в воздухе.

В чёрном облаке сажи и пыли Вельсиолл вылетел на улицу и огляделся. Он стоял посреди узкой улицы, выходящей к ручью, стеснённому высоким каменистым оврагом. По весёлым переливам его стремительных потоков архонт понял – совсем рядом находится море, и ручей скоро вольётся в его бесконечные воды. Несколько мгновений он колебался. Идти к морю, что так манило его, или в лес, откуда проистекал водный поток.

Вельсиолл сделал шаг навстречу ручью. Под ногами что-то лопнуло, заставив его посмотреть вниз. На земле растекался зелёными внутренностями огурец. Рядом с ним лежал ещё один. И ещё. Вся улица была усеяна свежими раздавленными плодами. Тем удивительнее они выглядели на фоне засыхающего палисадника, который выглядел так, будто из него вытекают все живительные соки. Тем не менее, было заметно, что садик разбил человек, влюблённый в цветы и своё дело.

Что-то уничтожало растения прямо на глазах. Заходящее за горизонт солнце лишь усиливало трагизм происходящего. Почерневшие листья застывали и скручивались, бутоны цветов осыпались, не успев распуститься. Вельсиолл понял, что здесь произошло что-то важное, и садовник в великом отчаянии бросил своё детище.

Эльтасмирий взглянул на следы и понял, куда следует идти.

Улианта кралась по узкой тропинке к колодцу, расположенному в ложбине, прямо у стены дворца правителя Шана. Ручей привёл её к своему истоку, откуда он начинал свой путь через небольшой лес к морю. Искусные строители выложили ложбинку каменными ступенями, а место где вода била из земли, обрамили каменной чашей в виде собранных вместе рук. С тех пор кхатазы, оставив обувь перед ступенями, спускались вниз, чтобы зачерпнуть родниковую воду из каменных ладоней, или набрать вёдра из резервуаров со скапливающейся дождевой водой. Но не только вода собиралась здесь. Каждое утро у колодца встречались женщины, спускаясь за водой и неся с собой свежие сплетни. Никто, кроме правителя Шана не понимал истинного смысла этого красивого сооружения. Только он знал, что собранные ладони колодца отражают звуки голосов вверх, и на огромном балконе, расположенном у вершины дворца, слышны все разговоры, даже если они ведутся шёпотом. Годами отцы-правители города, а впоследствии и империи учили здесь старших сыновей отличать правду ото лжи.

Улианта остановилась у края уходящего вниз колодца. Солнце уже зашло за деревья, и она не видела, что таится внизу, но кошмарные воспоминания детства напоминали ей об этом. Там внизу, прямо в холодной родниковой воде растекается тёплая кровь одинокой женщины Баожэй – самой талантливой садовницы при дворе правителя Шана. Ни до, ни после Улианта не встречала больше людей, настолько преданных растительному миру и любящих природу не меньше илийдингов.

Сейчас она в страхе убежит домой, но её заметит ночная стража правителя Шана. Утром её отца вызовут во дворец, а ещё через два дня начнётся Обновление мира, несущее беды и перемены всем народам Западного Биртронга.

– Это всё одиночество, – раздался прямо из тьмы колодца спокойный голос, – и разочарование…

В это время над лесом показалась луна, и Улианта увидела внизу одинокого кхатаза в дорогой одежде. Высокий головной убор, проткнутый поперёк золотой спицей, расшитый изображениями цветов… пяти цветов… Чёрные как смоль волосы ниспадали на плечи. Такого же цвета тонкие усы и тонкая длинная бородка. Лицо же, наоборот, мертвенно бледного цвета, и глаза… Выразительные чёрные глаза, подкрашенные специальным чёрным карандашом. Бледность же лицу придавала пудра, которую так любят кхатазские чиновники, дамы Ночи и прочий цвет империи.

– Правитель Шан, – Улианта сразу узнала человека, не раз виденного ей в детстве три с лишним века назад на светских приёмах и балах, – вы стали Разочарованным духом? Архонт Вельсиолл рассказал мне, но я не могла поверить. Прошу вас, верните меня в мир живых.

– Это случится очень скоро, девочка. Хотя, по правде говоря, ты его пока и не покидала.

Улианта сделала шаг назад и оглянулась.

– Нет-нет, на этот раз ты не убежишь, Улианта! – Гулко рассмеялся Первый над Цветками. – Тебе уготовано увидеть первородный сон. И поделиться им со всеми народами, населяющими земли Кхатаза!

Эльтасмирийка почувствовала, как земля под её ногами пришла в движение. Она попятилась, чтобы оставаться на месте и не скатиться вниз колодца.

– В этом колодце забытые воспоминания несметного числа людей и нелюдей. Сколько дворцовых заговоров, планов убийств, секретов, проклятий и любовных признаний хранит он в себе. Так много, что возвратив их в головы живых через сны, можно вернуть память народу. Вернуть Дзен-Кхат. Низвергнуть Дзен-Азиро. Вновь наступит эра процветания и величия Кхатаза. Путь империи отрывает народ от корней, культивирует страх одних перед другими, сеет рознь. Рано или поздно, это приведёт к утрате самобытности, бессмысленным войнам и гибели миллионов. Через Первородный сон умрёт неверный путь и возродится осознание мудрости предков.

Монотонная усыпляющая речь Разочарованного духа загипнотизировала Улианту, лишая её тяги к сопротивлению, замораживая мышцы. Земля под ногами потоком потекла вниз, устремившись в колодец. Девушка упала на колени, едва успев зацепиться за один из каменных уступов, созданных древними строителями.

– Я люблю свой народ. И каждый раз разочаровываюсь, наблюдая тот путь, которым он движется!

Голос Первого над Цветками, спокойный, но в тоже время заполняющий всё окружающее пространство, подавлял и вытягивал силы из Улианты.

– Я не мог повлиять на всех одновременно, живущих ныне в землях Кхатаза, лишь на каждого в отдельности через сны и малые потоки эмоций, что проходят через странствующие по телам живых Бамбуковые Цветки.

Дух замолк, словно задумавшись над чем-то. Разум Улианты просветлел, и она, цепляясь за уступы, полезла вверх. Ловкая, как и все эльтасмирии, она преодолела почти вертикальный склон и уже готова была перемахнуть через край на ровную поверхность, как прямо позади неё вновь раздался голос Разочарованного духа. Он сковал её тело и лишил сил двигаться.

– Пока не явились бессмертные. Неувядающие телом, как и вы. Наше соглашение даёт шанс изменить будущее Кхатаза. Но теперь оно не важно. Ведь появилась ТЫ. Твоё возвращение на эти земли не случайно. Тебя тянуло сюда. Ты – часть Провидения.

Лес оказался небольшим, и тропа быстро вышла на опушку, где упиралась в стену клубящейся тьмы, из которой приглушённо звучал знакомый архонту голос правителя Шана. Слова были непонятны, но он явно кому-то что-то рассказывал.

Вельсиолл остановился. На границе света и тьмы он увидел достаточно молодую женщину аристократичного вида. Она обернулась, и эльтасмирий невольно вздрогнул, увидев её красивое кхатазское лицо…

Её глаза! Глубокие изумрудные глаза! Именно так смотрел на него саблезуб, из-за которого архонт чуть не погиб на охоте. Осознание того, что именно этот взгляд видел и лорд Року в последние мгновения своей жизни, заставило архонта похолодеть внутри.

– Моё почтение, архонт, – улыбнувшись, сказала женщина, – ваша тяга к познанию мира и стремление к пониманию сути вещей похвальны. Я ценю тех, кто постоянно учится и даёт пищу своему разуму.

– Четвёртый Цветок? Покровитель наук и мудрости? – Глядя ей прямо в глаза, спросил Вельсиолл и, не дав времени на ответ, продолжил. – И каким же образом «мудрый дух» лишил жизни верховного лорда? Вряд ли простым нападением в виде саблезуба. Уж не убив ли до этого госпожу Юми и завладев её телом? А может, поработив её разум и заняв его место? Достойное занятие для духа, покровительствующего учёным мужам!

Укол Вельсиолла достиг цели. Лицевые мышцы женщины-духа свело судорогой, глаза полыхнули яростью, но это быстро прошло, и она вновь улыбнулась, но перешла на «ты».

– Стараешься для старших архонтов, юный Вельсиолл? Готовишь для них простые ответы?

– Почему же простые? В ситуации с помилованным тобой щенком, но при этом двумя убитыми людьми, я теряюсь как мальчишка.

После этих слов взгляд архонта стал холодным и жёстким. Он медленно начал снимать перчатку с руки.

– Твоя магия тут бессильна, – Четвёртый Цветок вновь улыбнулась, на долю мгновения обнажив зубки, которые на этот раз были уже острыми, – но для простых ответов ты можешь заглянуть в мою память и увидеть всё, что пожелаешь. Я абсолютно не имею ничего против этого и даже помогу углубиться в любой, даже самый далёкий день.

– Боюсь, цена меня не устроит. Мне не нужен мой дар, чтобы видеть тебя насквозь.

Четвёртый Цветок засмеялась:

– Какой проницательный и всезнающий эльтасмирий. А твои старшие друзья из Совета не говорили, что эта способность не дар, а проклятие? Сейчас ты можешь увидеть последние сутки жизни разумного существа. С годами ты будешь проникать в воспоминания всё глубже и глубже. Пока не увидишь самое первое из них, которое не помнит никто из живущих. И тогда архонта Вельсиолла постигнет судьба предков. Ты узришь Первородный сон!

Архонт даже немного нахмурился. Его мысленная работа сигнализировала о том, что опасности в словах Четвёртого Цветка нет.

– Я буду видеть сны младенцев? Первые сны, что витают вокруг колыбелей, так и не став воспоминаниями? Новая жизнь – это прекрасно. Где же здесь проклятие?

Четвёртый Цветок улыбнулась, вновь слегка обнажив остренькие зубки, похожие уже на клыки:

– Только что рождённые создания не имеют памяти, их разум и эмоции, их мысли и чувства разделены. И впервые они соединяются в единое целое в своём первом сне. Его никто не помнит, потому что ещё не познаны слова, не сформированы образы. И вот именно этот первородный сон ты и увидишь. Тебе уготовано великое испытание. Узреть сцену, где разум и эмоции сплетаются в первом танце и увидеть то, что объединяет всех живых существ. Увидеть то, что заставляет любое существо изо всех сил бороться за свою жизнь.

– И что же это?

– Один и тот же, пусть и разный, но одинаковый сон. Все видят то, что объединяет людей и нелюдей, животных и птиц. И это забытое видение заставляет их жить. Они видят сцену собственной смерти. И проклятие твоё в том, что ты увидишь сотни и тысячи чужих смертей, страдая от собственной беспомощности и невозможности что-либо изменить. Пока не возжелаешь отказаться от собственной жизни.

Четвёртый Цветок прервала речь. Её лицо растянулось в улыбке, похожей на оскал хищного зверя:

– Но гораздо раньше тебя свой Первородный сон увидит Улианта! Она увидит свою смерть, а не чужую. Не просто так родилась она на этих землях, и даже покинув их, не смогла избежать возвращения. Она – факел бессмертия для кхатазского народа. Её смерть погасит заблуждение Дзен-Азиро, лишив Пятый Цветок ориентира, и вновь разожжёт пламя Дзен-Кхат, освободив Разочарованного духа от его бремени. Ритуал уже начался. Скоро весь Кхатаз станет единым в своих помыслах.

– Уйди с моей дороги! – Закричал архонт и двинулся навстречу духу.

– Конечно, уйду. Когда закончится ритуал. А пока я покажу то, что увидел лорд Року в последние мгновения своей жизни. Простой ответ на сложные вопросы специально для жаждущего знаний архонта Вельсиолла!

Четвёртый Цветок хищно улыбнулась, и её острые зубки начали вырастать в длинные клыки, искажая красоту её лица. Руки с хрустом вытянулись из рукавов, превращаясь в когтистые лапы. Одежда порвалась под напором разрастающихся мышц, на мгновение явив Вельсиоллу красоту женского тела госпожи Юми.

Тем безобразней показался ему саблезуб, в чьё обличье воплотился Четвёртый Цветок. Зверь зарычал и припал к земле, намереваясь атаковать, но из зарослей кустарника прямо в изумрудные глаза прилетели две стрелы. Раздался истошный визг. Саблезуб завертелся на месте, пытаясь выдрать лапами стрелы, но Вельсиолл не дал ему шанса. Архонт рванулся вперёд, на ходу выхватил щит из-за спины и одним ударом отрубил голову хищнику.

– Что вы тут делаете? – Услышал он за спиной голос Локтоиэль.

Вельсиолл развернулся. Девушка успела убрать смертоносный лук за спину и сейчас вытирала с глаз слёзы.

– Ты намеренно усыпила Улианту! Ради чего это всё? – Яростно произнёс архонт, разведя руки в стороны и делая шаг ей навстречу.

– Первородный сон свернёт кхатазов с пути войны. Они оставят мой народ в покое.

– Ради чего это всё? – Крикнул архонт настолько яростно, что Локтоиэль подпрыгнула.

– Я не знаю, – тоже закричала она, и из её глаз брызнули слёзы, – если моё счастье недостижимо, то пусть я никогда не проснусь. И она тоже. Пусть наши судьбы канут в небытие ради великого дела. Правитель Шан – мудрейший человек. Он принесёт счастье на эти земли!

– Люди с неудавшейся личной жизнью и внутренними драмами очень любят говорить о великом. Это не заканчивается ничем хорошим. Не думал,что вечно молодые илийдинги так похожи на людей. – Со злостью в голосе произнёс архонт и, резко развернувшись, решительно двинулся к завесе тьмы.

– Я же спасла вас, Вельсиолл! – Выкрикнула Локтоиэль, потянувшись обратно за луком.– Прошу, не ходите туда. Вы же слышали речь Цветка. Вы можете проснуться – вас ничто не держит. Просто проснитесь и оставьте нас здесь. Стойте, или я прострелю ваши колени! – Выкрикнула Локтоиэль со слезами на глазах.

Любое другое существо после этих слов уже корчилось бы на земле от боли, хватая торчащие из ног стрелы. Но не Вельсиолл… он опередил выстрел Локтоиэль, выхватив свой лук и успев закрыться щитом. Коротко взглянул на две маленькие вмятины возле герба Дома Весеннего Шторма и, не успевая достать стрелы, просто швырнул лук в девушку. Всё произошло стремительно.

В этот миг Локтоиэль вытягивала из колчана две новые стрелы и не успела увернуться от хлёстко прилетевшего ей в лицо «снаряда». От боли и неожиданности она вскрикнула и упала на землю. Было очень обидно и больно, хоть и не опасно для жизни. Быстро придя в себя, она вскочила на ноги. Вельсиолл уже исчез во тьме спуска к колодцу. Локтоиэль вытерла смешавшиеся с песком слёзы, подняла оба лука, свой и эльтасмирийский, с земли, и побежала вслед за архонтом.

Вода наполнила всю чашу колодца и теперь истекала на каменные ступени. При соприкосновении с их поверхностью, вода шипела и превращалась в пар, похожий на белесые ленты. Эти ленты, как щупальца исполинского кальмара поднимались вверх, окутывая Улианту шёпотом чужих воспоминаний, растворяя её собственную память и разум. Земля под ногами окончательно превратилась в обрыв, и она покатилась вниз, прямиком в чашу колодца. Когда до свободного падения оставалось совсем немного, на краю обрыва появился Вельсиолл.

Улианта увидела, что и перед лицом смертельной опасности он не теряет самообладания. Архонт на мгновение замер у края обрыва, смерил взглядом расстояние между собой и девушкой, отбросил в сторону щит и бросился к ней, съезжая по склону.

– Не-е-т! – Закричала Улианта, но Вельсиолл теперь даже не глядел на неё. В каждой его руке оказалось по стреле, и он, глядя на Разочарованного духа, крутил их в пальцах. Действия архонта смутили Улианту. На мгновение она решила, что это всё морок. Однако, провернув стрелы в последний раз, Вельсиолл с размаху вонзил их в ладони девушки.

После этого архонт оттолкнулся от обрыва перед самым лицом орущей Улианты и полетел в колодец. Разочарованный дух вздрогнул и, растекаясь в воздухе, стремительно поплыл навстречу Вельсиоллу. До воды оставалось менее пяти шагов, когда Первый над Цветками протянул вперёд руки, почти коснувшись архонта. Но в этот момент сверху, со свистом рассекая воздух, в лицо духу прилетел эльтасмирийский лук. Он звучно ударил его по лбу и левой щеке, заставив отшатнуться от неожиданности.

Вельсиолл рухнул в воду. Доспехи потянули его вниз. Он, зажмурив глаза, начал срывать с себя наплечники и наручи, отсчитывая последние мгновения перед сонмом чужих первородных снов. Внезапно его пронзило осознание, что этот колодец не для него. Он нарушил правила, и теперь сон будет один. Его собственный…

В этот момент сверху в воду упало ещё одно тело. Вельсиолл поднял голову вверх и увидел нелепо барахтающуюся в воде Локтоиэль. Илийдинги без раздумий прыгнула вслед за ним в попытке спасти, но стремительно пошла ко дну, ударившись об одну из каменных ладоней чаши.

«Нет!» – пузырьками воздуха беззвучно крикнул Вельсиолл и попытался вытолкнуть её на поверхность, но Локтоиэль, почувствовав архонта рядом, обхватила его руками. Вместе они достигли дна, и Вельсиолл, оттолкнувшись от него ногами, поплыл вверх, обнимая Локтоиэль. Так, глядя друг другу в глаза, они и вынырнули из воды.

И стали первыми в истории Биртронга взрослыми существами, разделившими Первородный сон.

Глава 28

Первым изменения узрел лорд Хироюки. Он лично простоял в своём дозоре всю ночь, охраняя покой спящих эльтасмириев и вынесенной сюда же илийдинги, как вдруг в воздухе разлился доселе незнакомый ему аромат. Лорд огляделся по сторонам и обомлел.

Утомлённый поединком и отсутствием сна Теольминт, возвращающийся обратно в замок Хикари заметил, как непоседливый щенок, всю ночь проспавший у него за пазухой, вдруг зашевелился и начал втягивать мокрым носом влажный прохладный воздух. Теольминт остановился и… забыл про собаку. Кругом, на многие лиги вокруг, на бамбуковых деревьях распустились гирлянды соцветий, изменив цвет джунглей с зелёного на розовато-белый. В это же время из-за горизонта выглянуло утреннее солнце.

Паника охватила лесные народы Кхатазской империи. Все бамбуковые рощи и леса зацвели на рассвете, что обычно происходило один раз в несколько десятилетий. Но такого массового цветения не помнили даже старейшины. Лишь вечно молодые илийдинги видели нечто подобное перед Обновлением Мира, когда море поглотило земли вокруг Кхатаза, превратив их в острова. Племена лесных людей и нелюдей срочно стали готовить эвакуацию, чтобы углубиться в джунгли, ведь после цветения бамбук неизбежно погибает, отдав всю свою жизненную энергию. А на освободившиеся места неизбежно придут кхатазы со своим оружием и налогами, полями и деревнями.

Вперёдсмотрящий Минта’эдвен-Эарини впервые за десятилетия службы замешкался на посту. Над морем встало рассветное солнце и в этот же миг большой участок побережья острова Рокушима, покрытый ярко-зелёным лесом, вдруг прямо у него на глазах поменял цвет. Он пригляделся зорким взглядом и объявил:

– Началось цветение бамбука!

Бамбуковые леса по всей территории Кхатазской империи зацвели в это утро.

Глава 29

Хироюки услышал позади себя булькающее рычание и мягкие, едва слышные прыжки маленького зверька. Они достигли ушей лорда именно тогда, когда он проникся ароматом расцветшего бамбукового леса. В то же мгновение все три спящих перед ним представителя старших рас открыли глаза.

Они выглядели ровно так, как и должны были выглядеть после глубокого сна. Улианта разглядывала собственные ладони с удивлением и испугом в глазах. Вельсиолл и Локтоиэль напротив, не сводили немигающих глаз друг с друга, и Хироюки показалось, что за время сна эльтасмирий и илийдинги стали чем-то неуловимо похожими друг на друга.

Они напомнили лорду его собственных родителей, уставших, но таких родных и понимающих друг друга с полуслова. Хироюки улыбнулся им, положил руку на рукоять меча и развернулся лицом к лесу.

К нему приближался маленький щенок, приминая короткими лапами утреннюю траву. Полностью покрытый шерстью, он бежал, высунув из маленькой, но клыкастой пасти длинный красный язык. Лорд, будучи неплохим охотником, легко определил, что щенок не приспособлен к жизни в джунглях. Порода была явно не дикая. Однако его насторожило то, что зверь появился из ночного леса и при всей своей внешней беззащитности слишком смело шёл на человека с оружием, а значит, вполне мог быть духом или демоном. Хироюки приготовился разрубить его, но в этот момент позади виляющего хвостом маленького увальня появился Теольминт. Он устало махнул лорду рукой. На его одежде и коже были заметны кислотные ожоги, но пребывал он в благостном состоянии духа. Хироюки понял, что этот эльтасмирий достоин его внимания. Он сделал шаг в сторону и не стал атаковать подозрительное животное, бежавшее к одному ему известной цели.

Щенок, виляя хвостом, обогнул Улианту вокруг и уткнулся мокрым носом в её лицо, закрытое ладонями. Он лизнул их и тут же с деловитым видом напустил рядом с ней лужу. Улианта взвизгнула и села на колени. Щенок словно ждал этого. Он неловко запрыгнул к ней на руки и принялся лизать её заплаканное лицо.

– Ты понравилась ему! – Несколько удивлённо воскликнула Локтоиэль, и Вельсиоллу показалось, что он уловил нотки зависти в её голосе.

Хироюки не привык к подобным сценам и вопросительно поглядел на архонта. Вельсиолл взял дело в свои руки:

– Благодарю тебя за нашу охрану. Ты истинный воин и достойнейший из известных мне лордов империи. Мало кто способен простоять в дозоре всю ночь, не сомкнув глаз. Я ценю твой поступок и не мог бы чувствовать себя безопаснее даже под охраной десятка Поющих мечей.

Хироюки лишь едва заметно кивнул, принимая благодарность. В его глазах не было заметно и тени усталости. Вельсиолл перевёл взгляд на остальных присутствующих:

– У меня ещё одна маленькая просьба ко всем. Подождите нас. Нам следует поговорить. С Локтоиэль. Наедине.

Не дожидаясь ответа, Вельсиолл отправился в джунгли. Он углубился в лес на десяток шагов и остановился рядом с кустом диких жёлтых хризантем.

– Тебе следует покинуть остров. – Сказал он себе за спину, почувствовав осторожные шаги девушки.

Она посмотрела на него, вынула из волос засохший цветок герберы и смяла его в руке:

– Одной?

Вельсиолл развернулся и поглядел на неё:

– Ты отправишься на корабле с нами.

– С кем?

– С посольством Дома Весеннего Шторма. – Сказал Вельсиолл и невольно бросил взгляд на Теольминта, разговаривающего на опушке с Улиантой, что не ускользнуло от Локтоиэль.

– Вам следует поучиться у него общению с противоположным полом.

Голос архонта обрёл официальный тон:

– Это редчайшая удача. Мало кто может похвастаться тем, что побывал на эльтасмирийском корабле. Да и те единицы, что бывали, были погружены в сон. Никто не помнит подобных путешествий и не может рассказать о них. Для тебя же я сделаю исключение. Под свою ответственность. Ты поедешь в качестве Высокого гостя.

– Как сухо и официально. Исключение? А я бы назвала это страхом.

Архонт нахмурился, а Локтоиэль в гневе прищурила глаза:

– Вы не признаётесь сами себе, что боитесь. Я видела вашу смерть, господин архонт. И на это воспоминание найдутся охотники на острове Рокушима. Вы хотите увезти меня, тем самым обезопасив себя.

– Ты глупа настолько же, насколько и красива. – Вельсиолл притянул её к себе и поцеловал.

Это был долгий страстный поцелуй. Локтоиэль показалось, что это будет длиться вечно, и она всем своим существом отдалась чувству эйфории и блаженства. В себя их привело чириканье древесной ящерицы, сидящей на ветке и уставившейся на них немигающими круглыми глазами.

– Я тоже видел твою смерть, Локтоиэль – теперь это наша общая тайна, которая будет разделять и в то же время объединять нас. – Быстро придя в себя, продолжил архонт. – Дело не в тайне. Ты отчасти права, дело в страхе, но не за себя…

Он внимательно посмотрел в её глаза.

– Я боюсь за тебя. Появление нашего посольства на острове, и, как результат, события этой ночи разрушили некое соглашение Разочарованного духа с неизвестными нам силами. Мы с тобой оказались в том колодце, к которому духи готовили Улианту, но мы не лишили народ Кхатаза «факела бессмертия», а сами стали этими факелами. Оглянись вокруг, – архонт развёл руки в стороны, показывая на распустившиеся цветы бамбука, – мы с тобой запустили какой-то великий процесс. И, мне кажется, правитель Шан именно этого и хотел. Возможно, мы даже «развязали ему руки», как любят говорить люди. Это сделали мы с тобой. Ты! И я!

Вельсиолл помедлил, прежде чем продолжить:

– Он оставил нам жизнь. Но найдутся те, кто придёт за тобой. Только покинув остров, ты обезопасишь себя и своих близких, Локтоиэль.

Она вновь вспыхнула:

– Я окончательно перестала понимать вас. То вы меня целуете, то разговариваете как с другом, то пытаетесь спасти моих близких, которых даже не знаете.

– Тебе не нужно ничего понимать, нужно просто послушать и принять верное решение.

– Где то я уже это слышала, – Локтоиэль притворно задумалась, театрально закатив глаза, – ах, да. При нашей первой встрече. Вы повторяетесь, благородный архонт.

– Что ты хочешь от меня услышать? О вечной любви между эльтасмирийским архонтом и девушкой из расы илийдингов? Тебе прекрасно известно, что это порицаемо и запретно в обоих народах.

Локтоиэль внезапно успокоилась. Так резко, что архонт даже потерял мысль.

– Я как Высокий гость займу вашу каюту, – спокойно сказала она, – и сойду в первом же удобном для меня месте за пределами Кхатазской империи. Договор?

Она протянула архонту руку. Вельсиолл хотел было пожать её, но отчего-то разозлился и, развернувшись, молча пошёл обратно к остальным спутникам.

Локтоиэль посмотрела ему вслед. В её торжествующем взгляде отражалась удаляющаяся фигура эльтасмирия. Она слегка улыбнулась и последовала за ним.

Морское побережье находилось в одном дневном переходе от замка Хикари. Именно столько нужно было всаднику, чтобы лесными дорогами достичь цели.

– Я могу провести вас лесом гораздо быстрее, чем это сделают лошади. – Уверенно сказала Локтоиэль эльтасмириям.

Своё предложение внёс и лорд Хироюки:

– Мы можем спуститься к морю на лодках. Воды реки сейчас на подъёме от дождей в соседних владениях, и мы домчимся до устья за несколько часов.

– Мы? – Переспросил архонт.

– Я провожу твоё посольство до берега моря, Вельсиолл. Не забывай, что в провинции конфликт. Вряд ли все рады внезапному появлению эльтасмириев на острове. Никто не видел ваш корабль. Слухи ходят разные. Дому Весеннего Шторма не помешает, если один из старших лордов проводит вас и подтвердит, что лично видел, как вы уплыли морем, а не растворились в воздухе, подобно злым духам.

Первую половину дня все приходили в себя, мылись, чистили одежду и набирались сил перед большим морским путешествием, что ожидало их в ближайшие недели.

К полудню их ждало две лодки. Одна предназначалась лорду и гостям, вторая – лучшим Поющим мечам Дома Хироюки. Спуск по реке должен был закончиться к вечеру.

Сев в лодку, Улианта сразу же впала в полудрёму, прижав к груди щенка. После событий предыдущей ночи она пребывала в ещё более подавленном состоянии. Мир для неё сузился до размеров маленького пёсика, которого она непрестанно держала при себе. Вельсиоллу казалось, что если он заберёт животное из её рук, то Улианта расплачется. Время от времени она бросала тревожный взгляд на Локтоиэль, и архонт ожидал нападок на илийдинги, обрёкшей её на тяжёлое испытание. Однако Улианта словно забыла о произошедшем и каждый раз устало отводила глаза.

Локтоиэль повела себя на судне как кошка. Она фыркнула, когда несколько капель попали на её лицо и, закутавшись в свой походный плащ, улеглась прямо на дно лодки. Теольминт и Вельсиолл, дети Морской пены, Утренней зари и Звёздного света, так истосковались по водным просторам, что даже узкая река будоражила их чувства. Несмотря на усталость и пережитые события, они с расширенными зрачками вглядывались в берега джунглей и наслаждались буйством природы.

– Во сне мы столкнулась с духами из легенды о пяти Бамбуковых Цветках. – Заговорил Вельсиолл, понимая, что несправедливо утаивать важные сведения от Хироюки, ставшему ему другом, пусть это и посчитают нарушением нейтралитета.

– И одна из них – Четвёртый Цветок, что дарует вашему народу мудрость и успехи в науках – показалась мне в образе госпожи Юми. Именно она убила твоего отца, положив начало междоусобице. Настоящая Юми, я полагаю, также мертва. Ты бодрствуешь уже более суток, поэтому тебя не коснулся Первородный сон, но он явился всем без исключения, кто спал этой ночью. И смысл его глобален для вашего народа…

И Вельсиолл поведал о Разочарованном духе, Первородном сне и грядущих переменах в умах подданных Кхатазской империи.

После откровений архонта Теольминт повернулся к лорду Хироюки и добавил:

– Вчера я сразился со следопытом по имени Радоку, состоящим на службе у лорда Роташи, и глубоко в лесу вышел на его схрон. Там я нашёл этого щенка. Именно его должна была подарить госпожа Юми дочери лорда Ангмаямы. Маленькая Китцуми до сих пор ждёт его. Надеюсь, вы найдёте нужные слова и сделаете то, что не смогла благородная невеста вашего брата.

Лорд Хироюки кивнул в ответ.

– Китцуми получит его. Лорд Роташи мне не знаком. А следопыта Радоку я знаю. Он мёртв?

– Думаю, что да. Но не могу утверждать точно. Я дал ему шанс выжить. Раненый, он практически вслепую вышел в ночной лес, напичканный собственными ловушками.

– Мой отец официально признал Радоку лучшим следопытом всей провинции. Ходят слухи, что ему ведомы Секреты Леса, и он владеет тайными знаниями и Силой. Как бы то ни было, если ты победил его в родной стихии, то я по праву старшего лорда также официально признаю твоё превосходство над ним.

Теольминт выслушал эти слова, вежливо кивнул головой и вновь погрузился в созерцание проплывающих мимо лесов.

Лорд Хироюки поднялся со скамьи и произнёс:

– Пред лицом всех присутствующих, пред лицом архонта Вельсиолла Иден`Гвейона из Дома Весеннего Шторма, что в Эльтасмирийских владениях, а также пред своими людьми я – лорд Шинтэкео Хироюки, Поющий меч и владелец Замка Хикари, глава дома Хироюки, что в провинции Року Кхатазской империи – заявляю: в своих речах и поступках эльтасмирии не нарушили принципа невмешательства в дела благородных Домов империи. Ваши слова об убийцах моего отца слышал только я. И я не повторю их пред лицом других лордов, не добыв прямых доказательств, чтобы предотвратить любые обвинения во лжи. Все сомневающиеся будут держать слово именно передо мной. За дальнейшие действия дома Хироюки ответственность будет лежать только на мне и моих людях без отсылки к эльтасмирийскому посольству. Я сказал – вы услышали.

Через несколько часов лодка зашла в озерцо, отделённое от моря каменными зубами валунов. Вода находила себе выход, стекая через них ручьями в залив, но судну дальше пути не было. Рядом шумела пиратская деревня. Её обитатели затихли, не желая сталкиваться с Поющими мечами.

Отряд вышел на морской берег пешим ходом. На границе джунглей и пляжа он разделился на две шеренги. Эльтасмирии и Локтоиэль отошли к подступающим волнам, кхатазы же во главе с лордом выстроились вдоль полоски скудной пляжной травы.

– На этом месте посольство Дома Весеннего Шторма завершается. Я написал и закрепил печатью Дома четыре письма – три для лордов, с которыми я официально встречался, и одно для лорда Хотаро. В письмах я изложил полученные мною сведения о событиях, связанных со смертью лорда Року. В них нет того, что я сказал тебе в лодке, а лишь факты, достоверность которых может проверить любой из вас. Письма полностью совпадают по содержанию друг с другом. Я прошу передать их лордам.

Хироюки кивнул и взял письма.

– Письма будут переданы в руки каждому.

– Для лорда Роташи письма нет, – пояснил Вельсиолл, – потому что кроме Теольминта мне про него никто не рассказывал, и мне достоверно известно лишь о четырёх старших лордах Рокушимы.

– Пятого старшего лорда нет, – твёрдо сказал Хироюки, – только верховный лорд, правитель провинции, утверждённый императорским указом, может объявлять о появлении нового старшего лорда и выделять ему земли. Если Хотаро и сделал это, считая себя новым лордом Року, то это незаконно. Я не знаю никакого старшего лорда Роташи и разберусь с этой проблемой, когда придёт время.

Архонт и лорд одновременно поклонились и отступили друг от друга – Вельсиолл коснулся пены наступающей волны, Хироюки – травы подступающего к морю леса. День подошёл к концу, и краснеющие лучи заходящего солнца, вышедшего из-за одинокого облака, торжественно осветили побережье.

Обстановку нарушил щенок госпожи Китцуми. Он увидел алый круг в небе, радостно заелозил и вырвался из рук Улианты. Кхатазы отнеслись к нему равнодушно, когда он, семеня лапами и виляя хвостом, подбежал и начал бегать между их ногами.

Вскоре появилась лодка позаимствованная воинами лорда Хироюки в затихшей деревне. Эльтасмирии зашли в море и сели в неё. Очень быстро исчезли силуэты кхатазов, неподвижно наблюдавших за уходящим в море посольством. Исчезла из виду белая полоска пляжа. Тёмная мощь джунглей острова Рокушима слилась со стремительно темнеющим небом. И только щенок госпожи Китцуми заливисто лаял в темноте.

Посольство, прибывшее несколько дней назад в предрассветный час, покидало остров, уходя в закат.

Глава 30

Вельсиолл сидел на носу лодки, лицом к удаляющемуся берегу и спиной к эльтасмирийскому кораблю, чтобы команде и капитану Минта’эдвен-Эарини был виден щит и герб архонта.

– Всё, что произошло на острове, не должен знать никто кроме нас и Совета архонтов, перед которым я буду держать ответ. Посольство закончилось, и теперь все рассказы относительно увиденного и услышанного – достояние Дома Весеннего Шторма. Это касается и тебя, Локтоиэль!

Илийдинги промолчала. Она впервые покидала родные края, возможно – навсегда, и поэтому не могла разобраться в той буре чувств, что наполняли её.

В этот момент Теольминт, управлявшийся с единственным веслом в узкой лодке, замер и пристально поглядел на приближающийся корабль:

– Минта’эдвен-Эарини…была в бою!

Вельсиолл развернулся в сторону корабля и убедился, что ожидание Минта’эдвен-Эарини не было мирным. Не доставало двоих лучников, обычно несущих вахту в лунное время. Изящные орнаменты бортов была слегка повреждены. Но что самое настораживающее среди всех изменений – Танцор Вихря Айдагилль отсутствовал на палубе.

Локтоиэль лишилась дара речи, увидев, как ловко архонт первым поднялся на корабль… прямо по борту, в котором внезапно возникли удобные выступы, напоминающие лестницу, и исчезающие вслед за его передвижением. Это было первое чудо, которое она увидела воочию, явленное живым эльтасмирийским кораблём.

На палубе архонт сразу же столкнулся лицом к лицу с капитаном Алуриэлем. Он едва заметил его, полностью слившегося с ночью, благодаря тёмным одеяниям из чешуйчатой кожи морского чудовища. Спутники Вельсиолла, поднявшиеся вслед за ним, и вовсе уткнулись капитану в спину, не заметив, как он внезапно остановился на палубе. Алуриэль строго посмотрел на Локтоиэль и без стеснения завалил архонта вопросами:

– Илийдинги на моём корабле? Без погружения в сон? По какому праву она созерцает секреты эльтасмирийского флота? Или вы намерены её убить и волноваться не о чем?

После этих слов Улианта вздрогнула, Локтоиэль округлила глаза, а Теольминт улыбнулся. Вельсиолл же, ничуть не смутившись, ответил:

– Она здесь в качестве Высокого гостя. За сохранность наших секретов я несу личную ответственность. Что произошло за время нашего отсутствия?

Ответ удовлетворил капитана и он рассказал:

– Остров блокирован пиратской флотилией. Бамусские и хала-тамульские корабли. Они держались от нас на расстоянии, пока мы не наткнулись на обломки торгового судна, принадлежащего императорскому дому Кхатаз. Сразу же после этого один из них с именем «Непобедимый» атаковал нас и попытался взять на абордаж. Айдагилль в одиночку уничтожил команду корабля и взял в плен капитана. Затем мы дрейфовали на мелководье восточного берега Року, куда не могли зайти их корабли и ждали вас. Ну а дальше всё как обычно. Минта`эдвен-Эарини сообщила, ощущая ваш Зов, с какой стороны острова вы приближаетесь к побережью, и мы встретили вас. – Покосившись на «Высокую гостью», закончил капитан Алуриэль.

– Где Айдагилль?

– В моей каюте. Его лечат иллор-киа.

– Он сильно ранен?

– Порезы. Потерял много крови, но быстро восстанавливается. И ещё… он просил передать, что хочет видеть Теольминта и Улианту сразу же, как только они вернутся на корабль.

Вельсиолл почувствовал спиной, как заволновались его спутники.

– Нет желания пошутить? – Спросил архонт Теольминта, затем взглянул на Улианту. – Отправляйтесь к Танцору Вихря. Оба.

Он проводил взглядом уходящих в каюту капитана эльтасмириев и вернулся к делам:

– Где пленник?

– Мы держим его в трюме. Во власти Минта’эдвен-Эарини.

– Мне нужно срочно увидеть его, – Вельсиолл, не дожидаясь согласия капитана, направился к лестнице, ведущий вниз, но вдруг резко остановился, – и, пожалуйста, Алуриэль, не надо так враждебно относиться к илийдинги. Моя каюта к её услугам. Её имя – Локтоиэль. Она – Высокий гость, и у нас с ней… договор.

Последнее слово было произнесено с нескрываемой иронией.

В знак особого уважения, капитан Алуриэль выделил раненому Танцору Вихря собственную каюту. Она была меньше каюты Вельсиолла, и в ней не было огромного зеркала и роскошной кровати, созданной из гигантской глубоководной тридакны. Однако её убранство нельзя было назвать аскетичным. Стены были увешаны роскошными полотнами, гобеленами, картинами и прочими трофеями «морского эльфа». Поверх этого красовались экзотические виды вооружений и декоративных изделий из далёких стран. Имелась и маленькая дверь, ведущая в скрытое помещение – настоящую выставку побед эльтасмирийского духа над порождениями тьмы – черепа, кости, чучела опасных обитателей этого мира. Тщеславие было чуждо капитану Алуриэлю, поэтому никто, кроме него не видел эту коллекцию. В моменты печали он заходил сюда и размышлял о бренности бытия, о вечной молодости старших рас и о том, как хрупко бессмертие, ведь если старость и не касается твоего тела, то когти, зубы, щупальца и прочие инструменты смерти могут легко отобрать вечную жизнь и вернуть неувядающее тело обратно Вселенной.

Кровать капитана была образцом практичности и удобства, и была неотъемлемой частью корабля, как жизненно важный орган в организме человека. Именно поэтому он приказал поместить сюда раненого Айдагилля, чтобы его здоровье поскорее поправилось. Её вогнутая форма позволяла находиться в безопасности даже в беспокойном сне, а родство с Минта`эдвен-Эарини стабилизировало жизненные ритмы раненого.

Обнажённый Танцор Вихря, облепленный маленькими судовыми духами иллор-киа, лежал на кровати капитана. По заживающим порезам на его теле Теольминт сразу понял, что его жизни уже ничего не угрожает. Но причиной, по которой Айдагилль позвал их с Улиантой, были не ранения. Причина, в лице Эледу – второй эльтасмирийки на корабле, сидела рядом с кроватью Айдагилля и держала его за руку.

– Я рад видеть вас живыми! – Воскликнул Танцор Вихря, как только они вошли.

– Архонт Вельсиолл не мертвее нас. – Ответил ему Теольминт, ощущая лёгкую неловкость от ситуации.

– Я знаю, что с ним всё в порядке. Иллор-киа уже успели рассказать нам с Эледу об этом.

Он сделал многозначительную паузу, за время которой Эледу сильнее сжала его руку. Теольминт видел, как она волновалась, стараясь не встречаться с Улиантой взглядом.

– Я позвал вас, чтобы сделать важное объявление. – Продолжил Айдагилль. – За время вашего отсутствия я был ранен. За мной ухаживала Эледу. Это не осталось без последствий, и я предложил ей стать моей спутницей жизни. Она согласилась. Отныне я и Улианта больше не можем считаться парой.

Айдагилль был очень лаконичен, так как внутренне переживал и очень не хотел обидеть Улианту. Смущение и неловкость Теольминта как рукой сняло. Он возликовал, тоже внутренне, и, сохраняя внешнее спокойствие, спросил:

– Но почему ты позвал меня?

Айдагилль ответил без заминки:

– Я предположил, что за время насыщенных дней на острове между вами тоже может пробежать искра или возникнуть связи. Из тех, что кто-то из вас постарался бы скрыть. Чтобы избежать недомолвок, я принял решение внести ясность сразу же, как только вы вернётесь на корабль. Любое недопонимание может вылиться в конфликт, а капитан Алуриэль не потерпит подобного на своём корабле.

В каюте установилась тишина. Даже духи иллор-киа притихли и померкли, превратив эльтасмириев в едва различимые силуэты. Нарушил молчание Теольминт:

– Эледу и Улианта. Я попрошу вас выйти. Мне следует поговорить с Айдагиллем наедине.

Первой вышла Эледу, так и не проронив ни слова. Вслед за ней на нижнюю палубу, закрыв за собой дверь, удалилась и Улианта. Она убедилась, что рядом никого нет, и улыбнулась. Впервые за долгое время в её сердце вернулась гармония. Сама того не заметив, она расплела косу.

Пирата держали на камбузе – рядом с запасом провизии и благоухающих эльтасмирийских трав. Сносные на первый взгляд условия оборачивались для пленников пыткой, особенно если их поступками руководили тёмные мысли. Запахи трав сделали зыбкой границу между явью и грёзами пирата. Зыбкой навсегда. Отныне и до последнего вздоха этому человеку суждено слышать голоса моря, разуметь крики чаек и постигать доносящиеся из глубин стоны морских чудовищ, неслышимые сухопутным существам.

За два дня его рассудок бесповоротно помутнел и Вельсиолл застал его за тщетными попытками остановить кровотечение из носа, которое сам пират и вызвал, расцарапав его длинными грязными ногтями. Он вращал глазами и как будто прислушивался к чему-то.

– Как твоё имя? – Спросил архонт.

– Т-с-с-с, – пират прижал окровавленный палец к губам, – она поёт для меня. Её зовут Минта’эдвен-Эарини. Не отвлекай её!

– Своим пением она спасает тебя от полного погружения в безумие, человек. Ты счастливчик – не каждый удостаивается такого внимания. – Произнёс архонт на языке «эльтасмири», чтобы проверить возникшие догадки.

К его удивлению пират понял слова и заголосил:

– Она сотрёт мою память. Я никогда не вспомню, что побывал внутри. Но зато теперь я понимаю Море!

Внезапно он закашлялся и чихнул, отчего из его носа вылетел сгусток крови.

– Почему она не хочет убирать от меня свои травы? Зачем мне вдыхать эти отвратительные запахи? Прикажи ей. Она послушается Свет Надежды, озаривший Дом Весеннего Шторма во мраке Обновления Мира.

Вельсиолл опешил. Пират не мог знать перевода его имени, но, тем не менее, назвал его короткую «человеческую» версию.

Внезапно бамус метнулся к архонту, пал ниц и принялся целовать его ноги:

– Отпусти меня к земле! Отпусти! Я расскажу, почему мы здесь! Я назову тебе имя!

– Назови его сейчас же, и будешь отпущен к берегу.

Пират мгновенно успокоился, вынул из кармана сияющий крахмалом чистейший платок, вытер кровь с лица и сказал:

– Пленный не может верить свободному. Отпусти меня и всё узнаешь.

Архонт молча взял пленника за плечо и повёл на верхнюю палубу, где по левому борту ожидала лодка из пиратского селения, на которой посольство и вернулось на корабль.

– Нам заплатили за блокаду Рокушимы. Чтобы корабли метрополии не приходили сюда. Чтобы любые корабли проходили, а корабли императорского Дома – нет. Отпусти меня и я назову имя!

Пират с остервенением раздирал себе нос, пытаясь избавиться от запаха эльтасмирийских трав и вдохнуть такой приятный морской воздух. Выйдя на палубу, он поднял голову к ночному небу, полному звёзд, засмеялся и закричал:

– Нам заплатили за абордаж кораблей Дома Кхатаз. Никто не прошёл мимо нас. Мы утопили всех. Особо оплачивается смерть чиновников. Любые государственные деятели, писари, герольды, хронисты и им подобные, пытающиеся проникнуть на Рокушиму, должны быть безжалостно уничтожены. Мы утопили даже одного письмоводителя из министерского квартала Кхатаза. Отпусти меня и я назову имя. Я знаю, кто – заказчик! Отпусти меня!

После этих слов пират вновь захохотал, глядя на небо. Вельсиолл подтащил его к палубе и сбросил за борт. Бамус с глухим стуком шлёпнулся прямо на дно лодки, застонал, с трудом поднялся на ноги и схватил весло.

Он не сводил осоловевшего взгляда с Вельсиолла, и только когда немного отгрёб от Минта’эдвен-Эарини закричал:

– Его звали Табиючи! Табиючи! Отпусти меня! Пусть этот запах уйдёт! Отпусти меня!

Безумные крики пирата потонули в ворчливом ночном море, но продолжали биться в голове Вельсиолла.

«Похоже, старый лорд обыграл всех!» – Подумал архонт, не понимая мотивов Табиючи, но справедливо решив, что дальнейшие измышления следует оставить Совету архонтов.

Не сходя с палубы, он начал снимать с себя свои посеребрённые доспехи, сбрасывать оружие. Усталость последних дней навалилась на него всей своей тяжестью.

– Капитан Алуриэль! – Воскликнул Вельсиолл, прежде чем спуститься в свою каюту и уснуть глубоким сном. – Нам следует немедленно покинуть акваторию Рокушимы! На рассвете я начну Песню Ясного Пути. Мне понадобится полтора дня, чтобы обеспечить нам попутный ветер и спокойное море на всё время следования домой.

Не прошло и двух суток с момента отбытия, как архонт Вельсиолл, капитан Алуриэль, выздоровевший Танцор Вихря Айдагилль и впервые приглашённый Теольминт собрались на Совет корабля. Согласно древней эльтасмирийской традиции, первый Совет после выхода в море, всегда проводился на верхней палубе под открытым небом.

Вельсиолл стоял на самом краю кормы, глядя на горизонт. Свои доспехи он оставил в каюте, и сейчас на нём была только развевающаяся белая туника. Он раскинул руки в стороны, подняв ладони вверх. Его Песня Ясного Пути, не слышимая для команды, подходила к концу. Он не обращал внимания на стоящих у него за спиной эльтасмириев, явившихся на Совет.

Все молчали. Ведь Вельсиолл, используя древнюю мощь архонтов, создавал зону благоприятной погоды на много лиг вокруг Минта’эдвен-Эарини, которая будет двигаться вместе с кораблём до самого порта Лондо Ллар. Этот дар, доступный только эльтасмирийским архонтам и теургам, веками помогал народу эльтасмириев господствовать на любых морях, где бы они ни появлялись.

Послеобеденное солнце умиротворяюще действовало на Теольминта и он сел на палубу в позу лотоса, которая ему очень нравилась с тех пор, как он подглядел её у великого воина Хироюки. Она одновременно расслабляла тело, очищала разум и позволяла мгновенно вскочить в боевую стойку, если вдруг враг окажется рядом.

– Палуба пахнет кориандром…– вдруг сказал он, – уважаемый капитан, вы заставили Локтоиэль драить палубу?

Алуриэль грозно посмотрел на новичка в совете, но всё же ответил:

– Заставлять Высокого гостя запрещает морской закон, но она изъявила желание чем-либо помочь, так как ощущает себя неловко и не привыкла сидеть без дела. Я считаю, что драить палубу – самое подходящее дело для новичка.

– Но мы же говорим о хрупкой девушке. Как она справилась?

– Жить будет. Я дал ей мазь, чтобы её поясница перестала болеть. Впрочем, это был её последний выход на палубу.

– С ней что-то случилось? – Искренне заволновался Теольминт.

– Нет, но она сказала мне, что прекрасно готовит. После работы на палубе она была очень убедительна. Я перевёл её в помощь Эледу.

Танцор Вихря Айдагилль внимательно посмотрел на капитана и спросил:

– Эльтасмирийский капитан вот так с ходу внял первой просьбе илийдингской девочки?

Алуриэль приподнял плечи, почувствовав надвигающееся на свою безоблачную репутацию тёмное облачко.

– С этим приказом согласна Минта’эдвен-Эарини и духи иллор-киа. Они на удивление благосклонно приняли Локтоиэль. Когда же ты, Айдагилль, отведаешь её фруктовый суп и салат, то поймёшь, как был неправ, поставив под сомнение мою волю.

– Я восхищён вашим решением, господин капитан. – Вспомнив, что его первый раз пригласили на Совет корабля, воскликнул Теольминт. – После того как повара Нирлия сжёг молниевый скат, я так и не привык к стряпне Ёршика.

Айдагилль перевёл тяжёлый взгляд на Теольминта.

– Впредь не называй Эледу прозвищем Ёршик. Она обижается, хоть и не говорит об этом. Я и Эледу теперь не просто двое из двадцати двух членов команды Минта’эдвен-Эарини. По прибытии в порт Лондо Ллар я стану ей мужем, а она мне женой. Я уже говорил тебе об этом, Теольминт.

Теольминт поднялся на ноги:

– Про место и время свадьбы ты не сказал ни слова. И признаться, я несколько расстроен.

– Не переживай. Мы не забудем пригласить тебя! – Улыбнулся Айдагилль.

«Куда уж без него» – Подумал Алуриэль.

– Никогда не был на свадьбе Танцора Вихря. Я непременно прибуду! – Воскликнул Теольминт и чуть тише добавил. – А ведь надо успеть ещё на одну…даже на две…

В этот момент Вельсиолл опустил руки, сделал глубокий вдох, отдавшийся тихим эхом по водной глади, и развернулся к присутствующим на палубе. Капитан Алуриэль произнёс:

– Объявляю Совет открытым!

Все, включая Теольминта, уселись на услужливо «выросшие из пола» витые табуреты, образовав в центре верхней палубы квадрат.

– Как же я скучал по атмосфере Минта’эдвен-Эарини! – Не сдержал эмоций Теольминт.

Архонт же спросил:

– А где Улианта?

– Только что вышла из вашей каюты, архонт Вельсиолл. Она отказалась участвовать в Совете, так как занята делами и считает, что Теольминт передаст ей всё, что посчитает нужным. – Ответил капитан Алуриэль.

– Что она делала в моей каюте?

– Вечером у нашего фрукт-шефа проявилась морская болезнь, и Улианта вызвалась помочь ей. Приглядывала за ней ночь.

– Кому ей? Какой фрукт-шеф? Почему в моей каюте? – Непонимающе переспросил Вельсиолл.

– Я назначил Локтоиэль помощницей Эледу. Она отвечает за фруктовые блюда, так как отказывается находиться на корабле, ничем не занимаясь. Её угнетает безделье. – Спокойно объяснил капитан. – Она, как вы сами решили, живёт в ваших покоях.

Вельсиолл лишь помотал головой:

– Пригласите Улианту на Совет.

Вскоре на палубу поднялась не выспавшаяся, но пребывающая в хорошем настроении эльтасмирийка. С первого взгляда Вельсиолл понял, что сны отныне не мучают девушку, и её внешний вид вновь радует взгляд. Она поприветствовала всех и села на появившийся пятым витой табурет. Вельсиолл сразу же завёл разговор, обратившиьс к Улианте:

– Если Тингмэй – единственный ребёнок Табиючи, то она унаследует его земли, замок и верность Поющих мечей. Не так ли, Улианта?

Девушка задумалась, прежде чем ответить:

– Она не может быть старшим лордом, потому что не является Поющим мечом, а это одно из непреложных условий в провинции Року. Кстати, император эту традицию считает неверной, но напрямую реформировать её не пытался. Во всяком случае – пока.

– А её муж – молодой лорд Хироюки? Он становится наследником Табиючи?

– Для этого нужно несколько условий. Первое – Табиючи завершает жизненный путь. Второе – после этого Поющие мечи дома Табиючи присягают дому Хироюки и лично ему, как мужу дочери их умершего лорда. Третье – сам Хироюки не присягнёт до этого верховному лорду острова, коим считает себя Хотаро. Но поскольку он назначил себя сам, то это назначение нелегитимно. Законность могут оформить лишь письмоводители императора с соблюдением всех правил и присутствием целого сонма чиновников из столицы.

– Я ничего не понял. – Сказал Танцор Вихря Айдагилль.

– Слишком запутано, Улианта. – Согласился с ним Теольминт. – Ты можешь лучше. Постарайся!

– Точно! – Вдруг воскликнула Улианта и хлопнула себя по лбу. – Есть же простой ответ. Сын Хироюки и Тингмэй станет наследником обоих родов! Он унаследует всё, и законность этого оспорить будет невозможно.

– Может быть, так и подумал Хироюки, когда прибыл на место смерти отца, – произнёс Вельсиолл, усиленно размышляя, – ведь он прекрасно видел характер смертельных ран на теле лорда Року, но при этом попытался обвинить и вёл дело к поединку с Табиючи. Однако Ангмаяма предотвратил кровопролитие. Почему я спрашиваю про кхатазские правила наследования? Просто мне всё было понятно до того момента, пока бамусский пират не назвал Табиючи заказчиком морской осады. Зачем ему это? Похоже, что не только Разочарованный дух ведёт свою мистическую линию, но и лорд Табиючи не отстаёт в своей хитрости и уме. И там уже не мистика, а большая политика.

Заговорил капитан Алуриэль, хорошо знакомый с укладом пиратской жизни:

– Бамусские картели готовы взять с Табиючи баснословные деньги за осаду острова, но даже они не будут уничтожать официальные суда императорского дома Кхатаз, тем более без разбора убивая государственных чиновников. Я же своими глазами видел обломки имперского корабля. И пленник подтвердил, что именно бамусы потопили его. Это означает, что здесь замешаны не только деньги. Я думаю, и пираты, и дом Табиючи, и этот ваш Разочарованный дух, как минимум, знают друг о друге, и, как максимум, сотрудничают. Возможно, они вступили в сговор, цель которого – пошатнуть устоявшийся баланс сил в провинции Року, а это повлияет на всю Кхатазскую империю. Самое интересное, что любые изменения в таком влиятельном государстве могут повлиять не только на Восток, но и на весь Юг континента. Могут измениться старые договоры и соглашения, что вызовет конфликты между державами региона. В этом случае и нашей расе сложно будет оставаться в стороне.

– Правитель Шан как раз хочет избежать подобного поворота событий, – произнёс Вельсиолл, – его цель – процветание народа, а не имперские войны.

– А разве возможно процветание без войны? Вспомните Великую Аталантийскую империю, родившуюся в огне великих сражений и завоеваний, завершившем Вторую эпоху Западного Биртронга. Величественнее и могущественнее государства мир не видел ни до, ни после. – После этих слов Айдагилля все окончательно погрузились в тяжёлые размышления.

Некоторое время участники Совета молчали, впечатлённые возможным размахом событий, до которого они додумались на первом же обсуждении. Теольминт, не выдержав столь тягостных мыслей, осмелился сказать:

– Совет архонтов Дома Весеннего Шторма должен узнать об этом как можно раньше. Пусть выводы делают те, кто призван думать и управлять.

– Соглашусь с Теольминтом, – сказал Айдагилль, – от нас толку мало. Вам нужно поскорее выступить в Совете, господин Вельсиолл.

Впервые за всё время путешествия Танцор Вихря назвал архонта господином, и это звучало как признание успеха первого в его жизни посольства. Слово взял капитан Алуриэль:

– Идти вдоль береговой линии континента опасно. Но через несколько дней пути мы выйдем к устьям рек Кайлах и Насси, что проистекают из священного озера Союза. Их растворяющиеся в море воды должны услышать Песнь Завета эльтасмирийского народа. И пусть она будет принадлежать детям Дома Весеннего Шторма. Она не звучала в тех водах несколько столетий. Мы не можем игнорировать это место и просто пройти мимо.

Все эльтасмирии склонили головы в знак согласия.

– Вдоль тех берегов ходит множество враждебных нам кораблей, – продолжил капитан, – что скажешь ты, Айдагилль?

В вопросах боевого опыта Танцору Вихря не было равных на корабле, и архонт с капитаном всегда спрашивали его мнение и принимали его к сведению. Теольминт мог бы поспорить с утверждением об опытности, так как тоже прошёл немало битв, но природная осторожность, гибкий ум и внутренний голос всегда верно подсказывали ему, когда лучше промолчать. В это время Айдагилль ответил на вопрос Алуриэля:

– Наш корабль далеко не военный, но Минта’эдвен-Эарини стремительна, и в состоянии успешно маневрировать против любого боевого корабля в этих морях. Наше вооружение – четыре баллисты – хоть и не самые мощные, но их дальнобойность и скорострельность превосходитпоказатели любых видов вооружений, с которыми мы можем столкнуться. Только череда случайных неудач может погубить Минта’эдвен-Эарини и нас вместе с ней.

– Ну что ж, на этом считаю Совет завершённым, – подвёл итог Вельсиолл, – мы пойдём вдоль побережья и, после того как исполним свой священный долг, уйдём в открытое море. За Барьер, куда нет хода другим мореплавателям. Там наш путь никто не омрачит. Теперь, с вашего позволения, я проведаю фрукт-шефа нашей команды.

– Архонт, – серьёзным тоном произнёс капитан Алуриэль, отчего Вельсиолл похолодел внутри, понимая, что будет сказано, – перед тем, как мы уйдём в открытое море, вы должны высадить илийдинги. Другого удобного места не будет. Вы же не собираетесь привезти её домой и подвергнуть свой Дом порицанию?

За те полтора дня, что Вельсиолл находился на палубе и безостановочно исполнял Песнь Ясного Пути, Локтоиэль изменила каюту архонта до неузнаваемости. В углу проклёвывался из невесть откуда взятой земли какой-то цветок. Илийдинги высадила семечко прямо в серебряный винный кубок, подаренный архонту в честь эльтасмирийского совершеннолетия. Прямо на его роскошной и уникальной кровати Локтоиэль аккуратно разложила свои вещи, смешав с ними одежду Вельсиолла. Покрывавший пол ковёр был свёрнут в рулон и убран в угол. Архонт сразу понял почему – на освободившемся пространстве девушка разложила необходимые ей для «работы» приправы и свёртки с сушёными ягодами. Но больше всего хозяина каюты поразили духи иллор-киа. Впервые за всё время странствия они не встретили Вельсиолла радостными вспышками света, спрятавшись за ногами Локтоиэли, которая сидела посередине каюты и перебирала маленькие свёрточки.

– Я готовлюсь к предстоящему ужину для команды. Зашла совсем ненадолго. – Вместо приветствия произнесла Локтоиэль и поглядела на архонта взглядом, полным слёз.

Слёзы девушки обескуражили Вельсиолла, слегка приглушив его негодование. Он забыл, что хотел сказать, молча прошёл вокруг неё и свёртков, и сел на кровать. Он сильно устал после Песни и нуждался в отдыхе. Часть иллор-киа осторожно перелетели к нему, но большинство осталось рядом с Локтоиэль.

– Ты носишь мои вещи? – Спросил Вельсиолл.

– Я не выходила в них из каюты.

– В любом случае – это странно. Даже для тебя. Почему ты плачешь?

– Я не плачу.

Вельсиолл решил, что лучше поскорее сменить тему разговора и поглядел на зеркало, занавешенное скатертью, которую он видел на обеденном столе в кают-компании. Локтоиэль перехватила его взгляд:

– Я выросла в лесу и никогда не видела таких больших зеркал. Поэтому я вскрикиваю от страха, стоит мне случайно увидеть своё отражение и…

– Хватит оправдываться! – Прервал её Вельсиолл. – Обстановка меня не особо волнует. Делай так, как тебе удобно. Я понимаю твой стресс. Лучше расскажи мне о цветке. Где ты берёшь пресную воду для поливки?

Реакция Локтоиэль вновь удивила архонта. Она вдруг с таким умилением поглядела на него, что Вельсиолл почувствовал себя героем, спасшим её от дракона.

– Вы такой милый. Такой заботливый. Расскажите лучше, как вы себя чувствуете. Отдохните.

– Вода поровну делится между всеми членами команды, – архонт с трудом нашёл в себе силы продолжить разговор о воде, – и взять её для цветка можно только из чьей-то доли.

– Этот цветок очень дорог для меня. – Заговорила Локтоиэль, беспокойно наблюдая, как Вельсиолл подошёл к растению и присмотрелся к своему винному кубку, наполненному землей.

– Цветку ровно сутки. – Произнёс он.

– Я взяла его в память о моей родине. Маленькие иллор-киа помогают ему расти, иначе бы он не пророс так быстро.

– Он пророс из семени на этом корабле. – Продолжил Вельсиолл. – И, конечно, ему нужна вода для роста. Чья это вода, Локтоиэль?

Вместо ответа он опять увидел слёзы юной илийдинги. Не вытирая их с зардевшихся щёк, она подошла к архонту, взяла в руки цветок и уселась с ним в углу каюты.

– Это память о моей родине, которую я покинула из-за вас! Я буду поить его слезами и ни за что не возьму больше вашей драгоценной воды, архонт Вельсиолл!

Эльтасмирий сделал несколько нервных шагов по каюте, прежде чем сказать:

– Я не хотел обидеть тебя, просто питьевая вода… каждая капля… это ценный ресурс в море… и я должен знать…

– Вы можете восполнить его в междуречье, где будете петь свои священные песни. Там, где хотите высадить меня! – Выпалила Локтоиэль, прервав архонта, и вытерла вновь выступившие слёзы.

Вельсиолл не знал, что сказать. Откуда она могла знать о том, что было сказано на Совете? Он укоризненно взглянул на иллор-киа, которые тут же всем светящимся роем скрылись за спиной илийдинги, осветив её словно доброе божество далёких северных земель.

Внезапно Локтоиэль рассердилась:

– Мне придётся добираться до леса вплавь? Или соизволите дать лодку? Ах, да, вы же отправите её за питьевой водой, что выпил маленький цветок, иначе вся команда умрёт от жажды!

Локтоиэль взметнула вверх руки, и Вельсиолл вдруг обратил внимание на её платье. То самое платье, в котором она вышла к отряду архонта на Старой дороге. Единственное платье Локтоиэль. Вельсиолл понял, что кроме этой одежды другой у юной илийдинги, покинувшей родной дом, не было. Поэтому она втайне от чужих глаз и одевала в каюте его одежду, чтобы сохранить в ладном состоянии своё единственное платье.

– Рядом с озером Совета, что является источником рек Кайлах и Насси, есть целый союз племён илийдингов. Ты будешь там в безопасности и обретёшь второй дом.

Вельсиолл подошёл к Локтоиэль и хотел коснуться её, но она отскочила в сторону и выбежала из каюты. Духи иллор-киа проводили девушку, тотчас погаснув, стоило захлопнуться двери.

Архонт остался в полной темноте.

Глава 31

На следующее утро эльтасмирии прибыли к устью реки Насси – одной из двух великих рек, берущих начало в священном озере Союза, в древности называемом Исс-Тарду. Своё нынешнее название оно получило в память о великом Слиянии, произошедшем на его берегах. Случилось это в конце Второй эпохи. В этом месте собрались представители древнейших народов в попытке заключить Союз, чтобы противостоять растущей силе людей.

Причиной послужила могущественная Аталантийская империя. Это государство стремительно росло и крепло, поглощая страны и народы, земли и острова. И когда Аталантийская империя превратилась в Великую Аталантийскую империю, заняв весь Западный Биртронг – самый большой континент этого мира, старшие эльфийские народы созвали совет величайших вождей десяти своих крупнейших народов с предложением объединить силы и поставить зарвавшихся смертных на место.

На созванную встречу прибыли подгорные и нагорные короли, лесные и степные вожди, властители небес и морей. Союз предполагал не просто участие в битвах против легионов Аталанти, несущих свои порядки и правила всем прочим народам. Союз предполагал Слияние Изначальной Крови.

Не все повелители подписали договор о Союзе. Не все Старшие расы существуют по сей день. Но слившиеся-в-союз объединили свои силы и выступили, чтобы отстоять свою свободу. И были разбиты. Великая Аталантийская империя поглотила весь континент, разрушив старый мир и положив начало Третьей эпохе.

Но никто не знал, что мудрые эльтасмирии почитают озеро Союза не из-за войны и поражения, но из-за предательства и малодушия остальных Старших. Истинная цель – слияние эльфийской крови в единую расу и возвращение былого могущества – была хоть и не полностью, но достигнута. Солнечные эльфы – сейлары, эльфы Звёздного света – заолинги, Морские эльфы – мириалии – объединили свою кровь, и на стыке эпох родилась новая могущественная раса – эльтасмирии. Именно они остановили победное шествие Великой Аталантийской империи, создав незримый Барьер вокруг Западного Биртронга. Он не позволил легионам Бога-Императора пересечь море и высадиться на других континентах, разворачивая их корабли обратно к берегу.

Высокую цену заплатили эльтасмирии – их Великие маги были беспощадно истреблены в последующие века, и ныне, в начале Пятой эпохи, Барьер начал «мерцать». Однако и по сей день лишь эльтасмирии способны преодолевать незримую черту и ходить между материками невозбранно.

Лесные илийдинги, подгорные дрохверины, нагорные эссельнеи, стремительные эриацу и прочие Старшие народы, обладающие силой Изначальной Крови и отказавшиеся от Союза, с тех пор не признаются эльтасмириями как равные. С высоты своего могущества и ценой тяжёлых потерь они отвергают их притязания на чистоту Изначальной Крови, считая предавшие их народы Запятнавшимися. С конца Второй эпохи и по сей день, с наступлением Пятой, Старшие расы игнорируют друг друга с холодным пренебрежением, иногда даже воюя на противоположных сторонах различных конфликтов.

В память о Союзе, давшем начало великой расе эльтасмириев, единственной сохранившей силу и чистоту Изначальной Крови, каждое эльтасмирийское судно останавливается в устье рек Кайлах и Насси, берущих начало в озере Союза. Если позволяет время, то корабль поднимается до самого озера для исполнения древней Песни Завета, если нет – Песнь звучит прямо в море возле устья рек.

Ритуал не менялся веками. Несколько часов на неподвижном судне со спущенными парусами не менее трёх троиц должны исполнять Песнь Завета. Прерывание Песни означает проклятие для всех, нарушивших обычай, так как это не просто бессмысленный ритуал. Она затрагивает те ноты Музыки Вселенной, которые проникают сквозь время и связывают между собой прошлое, настоящее и будущее народа. Прервать Песнь означает разорвать одну из нитей и поставить под сомнение существование самого певца и его Дома. Бывали случаи, когда срочно требовалось вырвать поющего из Песни, тогда его заменял другой певец, подхватывая текущую ноту и освобождая товарища для дел насущных.

Когда до окончания ритуала оставалось менее часа, и над спокойным морем разливалась меланхоличная, заставляющая замирать природу, мелодия, вперёдсмотрящий сообщил с мачты тревожную весть:

– По левому борту шесть кораблей! Идут прямо на нас!

Капитан Алуриэль присмотрелся вдаль, поглядел на тень от мачты и прикинул время до подхода неизвестных судов. Эльтасмирии немного не успевали закончить Песнь Завета.

– Корабли без флагов! – Вновь сообщил вперёдсмотрящий.

Капитан поглядел на поющих, среди которых были Вельсиолл и Айдагилль, и задумался, прежде чем отдать приказы.

– Правую пару баллист на левый борт! Равновесный балласт на правый борт! – Наконец произнёс он.

Минта’эдвен-Эарини несла четыре баллисты – по две с каждой стороны изогнутых и поблескивающих как бока диковинной рыбины бортов. Но поскольку опасность шла с моря, то логично было максимально усилить левый борт.

Шесть кораблей шли на Минта’эдвен-Эарини не сбавляя ход. Они выстроились полумесяцем, стремясь взять одинокое дрейфующее судно в полукольцо. По краям флотилии шли небольшие боты с одним парусом. Ещё два судна возвышались над ними ближе к центру, в котором пестрели множеством парусов пара по-настоящему больших боевых кораблей.

– Спустить ял на воду! – Приказал капитан. – Ты, Теольминт, вступишь в переговоры. Узнай, чего они хотят. При агрессии и невозможности отступления убей старшего переговорщика.

– А если они не вышлют навстречу переговорщиков?

– Это исключено. Морской кодекс един для всех. Пираты чтут его не меньше нас.

Стоило ялу отдалиться от Минта’эдвен-Эарини как флотилия пиратов замедлила ход. Правый крайний бот выдвинулся вперёд, навстречу переговорщикам. Они сблизились и, коснувшись бортами, сцепились друг с другом.

– Капитан Алуриэль, может быть, стоит позвать архонта? – Раздался за спиной голос Локтоиэль.

Он обернулся. Илийдинги как всегда бесшумно поднялась из трюма и тревожно глядела в сторону пиратских кораблей.

– Нет необходимости. – Подчёркнуто спокойно ответил капитан. – Почему у тебя слёзы?

– Это всё… это всё лук! – Ответила девушка.

В этот момент бот и ял переговорщиков пришли в движение. Они оттолкнулись друг от друга и направились к своим кораблям. Стоящий рядом с капитаном лучник досадливо покачал головой. Капитан перевёл взгляд на хор. До окончания Песни оставалось ещё не меньше трёх актов.

– Они выдвигают нам ультиматум, капитан, – доложил Теольминт, взлетев на палубу Минта’эдвен-Эарини, – их представитель – пират из народа бамусов – заявил, что наш корабль должен убраться с пути. Иначе они пройдут сквозь нас.

– Ты сказал им, что мы закончим Песнь и уйдём?

– Они ничего не знают о нашей традиции и не желают ждать.

– Почему не могут обойти?

– Ни обходить, ни ждать они не будут. Это они обозначили чётко. Без объяснения причин.

Алуриэль ещё раз присмотрелся к пиратской флотилии.

– Значит на одном из кораблей пиратский барон, и его власть подвергается сомнению. Ему нужен красивый жест для команды, чтобы показать свою силу. Иначе они не рискнули бы ставить ультиматум эльтасмириям, даже имея такое преимущество в кораблях.

– И ещё, капитан. Я заметил на руках трёх моряков чернильные бамусские символы. Удивило меня то, что это не бамусы.

– Пиратские татуировки, нанесённые инородцам. – Алуриэль хмыкнул. – Значит эти парни не новички в морских грабежах и разбоях, и на деле доказали своё право посвятить тело богам морского братства. Никогда не понимал тяги к самоистязанию. Хотя, стоит при случае вникнуть в этот вопрос, раз уж подобное явление настолько распространено в некоторых регионах.

Не успел Теольминт подивиться склонностью капитана к отстранённым рассуждениям перед лицом врага, как сверху раздался крик:

– Корабли пришли в движение!

– Закрыть певцов щитами! Взять ноты архонта и Танцора Вихря! – Громко приказал капитан и вполголоса добавил, глядя на Теольминта. – Айдагилль совершенно расстроится, если вместо хорошего боя я позволю ему остаться в стороне.

Все эльтасмирии, свободные от Песни Завета, молча и быстро заняли свои места. Три высоких осадных щита с изящной цветной рунописью закрыли центр верхней палубы, где располагались певцы. По левому борту открылись люки и показались острые жала четырёх баллист. Вышедшие из Песни архонт и Танцор Вихря подошли к капитану.

– Архонт Вельсиолл, я обещал Совету доставить вас в Кхатазскую империю и привезти обратно в порт Лондо Ллар. Первая часть обещания выполнена. Вторая – ещё нет. На нас надвигаются шесть пиратских кораблей. Мы не можем маневрировать, пока не кончится Песнь Завета. Бой неминуем На наши четыре боковых катапульты у них – четыре носовых на четырёх кораблях и ещё несколько фланговых, хоть они пока и бесполезны при таком построении. Выполнение моего долга перед Советом под угрозой. Вы являетесь послом Дома Весеннего Шторма, и в ваши обязанности входит не только прибытие на Рокушиму, но и возвращение, и отчёт перед Советом архонтов. Ни один эльтасмирий не признает вашего отбытия с места сражения бегством. Я разрешаю вам взять ял и сойти на берег прямо сейчас, взяв любых троих воинов.

– Я готов пройти с вами весь этот лес до самого дома, господин архонт! – Воскликнул Теольминт, указывая рукой на видневшийся неподалёку берег материка, поросший гигантскими деревьями.

В этот момент Локтоиэль вернулась на палубу. В своём единственном платье. С луком и колчаном, полным стрел. Её безразличный взгляд и осветлённые от высохших слёз глаза отражали манящий берег дорогих сердцу лесов, шумящих так близко. В руках она держала завёрнутый в скатерть цветок.

– Наш договор соблюдён вами безукоризненно, господин архонт, – произнесла она, – теперь мой черёд. Я покину вас в этом месте. Берег близко. Лес рядом.

Эльтасмирии, все как один поглядели на неё, потом на Вельсиолла.

– Я остаюсь, капитан, – произнёс он, затем взглянул на Локтоиэль и добавил, – и ты тоже.

– Займите ваши места и приготовьтесь к абордажу. – Сухо подвёл итог Алуриэль.

Вельсиолл встал на корме плечом к плечу с Танцором Вихря. Тот внимательно смотрел в сторону пяти других эльтасмириев, в задачу которых входила абордажная высадка. Среди них была и Эледу, прозванная Теольминтом Ёршиком за её короткие топорщащиеся волосы. В отличие от большинства членов команды она гораздо ловчее справлялась с мечом, кинжалом или копьём, нежели с луком, что и определило её попадание в абордажную команду.

На палубе уже лежал запас стрел, поднятый из трюма. Размещены пулы со стрелами были таким образом, чтобы воспользоваться ими можно было в любой точке палубы и из любого положения. Учитывая природную ловкость эльтасмириев, они могли выхватить стрелу и в кувырке, и в падении, и даже успеть выстрелить до касания ногами палубы.

Айдагилль взял на себя командование абордажным отрядом. Он обратился к бойцам:

– Три выстрела баллист до схода бортов. Возможно, наши стрелки успеют чуть больше. Итого двенадцать выстрелов на двенадцать.

– Только Минта’эдвен-Эарини является одиночной целью, мы же распыляемся на шесть кораблей. – Ответила ему Эледу звонким голосом.

Вельсиолл вдруг вспомнил, что Эледу участвовала в морских битвах с контрабандистами из королевства Хала-Тамул, что повадились вырубать корабельный лес в Эльтасмирийских владениях. Айдагилль согласился с ней кивком головы и продолжил:

– Наши луки прицельно бьют на сто двадцать пять шагов. Их – шагов на сто. Мы выпустим больше стрел. Но нам не перебить их всех. Они задавят нас числом. Нужно добраться до их главаря.

Вельсиолл понял, что эти слова, формально обращённые к воинам, на самом деле предназначаются ему.

Пират Хайдар ощутил липкое прикосновение страха, когда бросил взгляд на эльтасмирийского воина с выглядывающими из-за спины двумя рукоятями смертоносных клинков. Этот статный боец неосмотрительно вышел без щита на корму прекрасного судна повелителей морей, и Хайдар, будь неладен этот миг, случайно встретился с ним взглядом. Опытный пират слышал много легенд о Танцорах Вихря, один вид которых внушал ужас в сердца врагов морского народа. Но теперь он знал – легенды врали. Ужас внушал не внешний вид. Ужас внушал взгляд. Танцор Вихря заметил Хайдара и теперь не сводил с него глаз.

– Он смотрит на меня! Смотрит! – Завизжал рядом обезумевший хед и начал изводить стрелу за стрелой, в тщетных попытках достать Танцора Вихря.

– Он смотрит на меня, а не на тебя! – Одновременно выкрикнули два бамуса и недоумённо поглядели друг на друга.

«Ну, уж нет», – подумал Хайдар, – «он смотрит только на меня! И только я убью его!».

Пират поднял лук, поцеловал стрелу на удачу, и стал ждать, когда дистанция между кораблями сократится…

Речь Айдагилля прервали резкие звуки спускаемых канатов. Четыре баллистических снаряда-копья устремились к цели. Баллисты эльтасмириев били дальше пиратских, поэтому их снаряды уже достигли цели, когда на вражеских кораблях с шумом спустились плетёные жгуты.

Все четыре эльтасмирийских копья попали в выбранные капитаном Алуриэлем цели. Два угодили в борта центральных кораблей, незначительно повредив их. Одно нырнуло в воду и вонзилось чуть ниже ватерлинии, но не пробило толстый корпус. Ещё одно прошло по палубе сквозь тела пиратов, как игла сквозь ткань. Донеслись вопли и проклятия раненых, а также яростные крики тех, чьи друзья только что погибли на их глазах.

Все четыре вражеских снаряда упали в воду перед Минта`эдвен-Эарини.

– Мимо! – Воскликнул совсем юный эльтасмирий рядом с Вельсиоллом.

– Не спеши радоваться. – Успокоил его Айдагилль.

– Капитан направил меня на поддержку абордажной команде! – Прозвучал слева от Вельсиолла голос Локтоиэль.

Готовясь к предстоящей битве, архонт не заметил, как она оказалась рядом:

– Господин Вельсиолл, я удивлена вашим решением оставить меня на корабле. Я так понимаю, что наша сделка не состоялась и теперь я – член команды?

Вельсиолл тяжело вздохнул. Слова Локтоиэль «свели на нет» все его стремления отвлечься от недавнего трудного разговора.

– Сейчас не очень подходящее время для беседы. – Внимательно всматриваясь во вражеские корабли, ответил он.

Локтоиэль поджала губы, стрельнула в него глазами и саркастически произнесла:

– Ну, тогда я замолкаю и готова слушать ваши приказы, о великий архонт. Я просмотрела всю библиотеку в вашей каюте и выучила значение основных морских команд на языке благороднейших эльтасмириев.

В этот момент, благодаря сумятице на пострадавших кораблях, Вельсиолл сумел определить двух капитанов. Они вели себя по-разному, но оба отдавали приказы. На одном корабле рычал и подвывал на пиратов гнолл – представитель народа из семейства псовых. На соседнем – чётко и кратко раздавал приказы закованный в стальные доспехи Гномобой. Зная повадки рас, Вельсиолл предположил, что смерть гнолла вызовет переполох среди его команды. В то время как на корабле Гномобоя, чья боевая школа славилась не только особыми металлическими доспехами, но и железной дисциплиной, должны быть помощники, к которым мгновенно перейдёт командование. По всем выкладкам Гномобои являлись элитарными бойцами подземной расы кобольдов. Однако кто бы мог за это поручиться – их тела и лица всегда были скрыты доспехами и шлемами, через которые, судя по их внешнему виду, не то что есть, а дышать было сложно. Эти бойцы слыли на весь юг огромного континента мастерами особого боя, используя экзотическое оружие в виде выскакивающих из доспехов лезвий.

Вновь задрожали канаты, выпуская баллистические копья. Четыре надежды эльтасмириев на победу сверкнули над морем. На этот раз только два снаряда достигло цели. Один из них опять воткнулся в центральный корабль, другой – влетел прямо в бойницу с вражеской баллистой.

Два тяжёлых пиратских копья опять пролетели мимо. Но вот оставшиеся два вонзились в корпус ниже ватерлинии и серьёзно повредили корабль. Все эльтасмирии прочувствовали полный боли неслышный крик Минта’эдвен-Эарини, едва не прервавший Песнь Завета.

Вражеские корабли вошли в радиус поражения луков и, вслед за баллистами, слаженный выстрел произвели эльтасмирийские лучники. Ряды готовых к абордажу пиратов поредели, но их место тотчас заняли другие. На одного эльтасмирия приходилось не менее пяти врагов. Вельсиолл выпустил стрелу в примеченного ранее гнолла и попал ему в предплечье. Пёс взвизгнул, вырвал зубами стрелу и, придя в боевое неистовство, завыл на весь залив. Затем он выхватил из-за пазухи уродливые метательные топоры и в ярости совершенно перестал командовать кораблём.

Локтоиэль выбрала иную цель. Она выстрелила в маленького хафлинга, ростом по пояс человеку, притаившегося на мачте того же судна. Стрела пробила стёганый жилет юркого создания. Он взвизгнул, получив ранение в живот, и упал вниз. Вельсиолл оценил выбор Локтоиэли, ведь находясь в недосягаемости для абордажной команды, хафлинг, умеющий разом метать по восемь ножей, мог нанести невосполнимый урон эльтасмириям.

Рука Вельсиолла потянулась к мягкому оперению стрелы за спиной. Теперь его целью был второй из видимых капитанов. Гномобой!

Архонт натянул тетиву и, задержав дыхание, прицелился прямо в левый глаз врага, алеющий в глубине полного шлема демоническим алым цветом. Но в самый последний миг Вельсиолл понял, о чём на самом деле говорила Локтоиэль несколько мгновений назад. Среди книг в каюте хранилась его переписка с дочерью главы Совета архонтов Линтурии. Локтоиэль прочитала все его любовные письма!

Рука Вельсиолла дрогнула, и стрела вонзилась Гномобою не в глаз, а лишь в сочленение доспехов. В это же время стрела Локтоиэль пронзила шею какого-то черноволосого громилы.

– Ты читала переписку? – Гневно закричал Вельсиолл, словно стрела илийдинги попала в него, а не в пирата.

– Ты сам разрешил мне пользоваться каютой! – Воскликнула девушка. – Ты не запрещал мне их читать. Ты даже не вспомнил про них. Ни разу!

В этот момент два крайних бота пиратов отделились от флотилии и стали зажимать Минта’эдвен-Эарини с противоположных сторон. Вельсиолл заметил, что правый бот отделился раньше.

– Они идут на верную смерть! – Раздался справа голос Эледу.

– Мелкая рыбёшка! – Буднично произнёс в ответ Айдагилль. Он стоял посреди мелькающих стрел, словно скала в окружении летающих чаек. Вынутые из ножен мечи плашмя лежали на его плечах, готовые отбить любую летящую в Танцора Вихря стрелу.

– Вон те два больших корабля управляются гноллом и Гномобоем – эти явно не морские бароны. Остаются ещё два. Либо тот огромный, либо тот небольшой! – Прокричала Эледу.

– Могучий Айдагилль, – мило и негромко, насколько позволяла ситуация, произнесла Локтоиэль, намеренно игнорируя Вельсиолла, – будь вы пиратским бароном, идущим с моря в устье реки, где манёвры ограничены, на каком бы корабле вы находились?

– Предводитель там! – Танцор Вихря громко указал всем недогадливым на средний корабль, размерами сравнимый с Минта’эдвен-Эарини.

Следующий обмен выстрелами баллист совпал с обоюдным залпом лучников, и в этот же момент последние ноты Песни Завета растеклись по воздуху и растворились в потоках эфира. Капитан Алуриэль приказал атаковать приближающиеся вражеские боты. Два снаряда прошли мимо левой цели, а вот один пробил насквозь правое судно, и пираты, оказавшись в воде, поплыли к Минта’эдвен-Эарини, зажав кинжалы в зубах…

Танцор Вихря разочарованно поглядел на Хайдара, когда его стрела едва достигла борта эльтасмирийского корабля. Он неодобрительно качнул головой, и тотчас десятки эльтасмирийских стрел вонзились в тела пиратов вокруг Хайдара.

– Я убью его! Убью! – Бесновался, перекрикивая стоны раненых, скачущий по палубе хед.

Хайдар удивился, почему замолчали два брата бамуса, воинственно кричащие возле него в каждом бою много лет подряд. Он оглянулся и не сразу узнал их лица, вспоротые стрелами. Пират схватился за лук и в страхе стал пускать в эльтасмирия стрелу за стрелой, зная, что его надо убить, пока борта кораблей не встретились. Выстрел, ещё один… Нет… надо успокоиться… Хайдар натянул тетиву, задержал дыхание и выпустил смертоносную стрелу прямо в голову проклятого эльтасмирия. В руках Танцора Вихря мелькнули два меча и стремительно закружились вокруг ладоней с такой скоростью, что обратились в некое подобие стального веера. Хайдар своими ушами слышал, как все пущенные в эльтасмирия стрелы со звоном и хрустом превратились в пыль.

В следующий миг очередной залп эльтасмирийских лучников собрал кровавый урожай на пиратском корабле.

– Я убью его! Убью! – В истерике вопил чудом уцелевший хед, пытаясь стрелять из сломанного лука. Вдруг он дёрнулся, упав на палубу. Соседнее судно, лишившееся штурвала, с треском ударилось о корабль Хайдара.

И в этот момент Танцор Вихря белоснежно и холодно улыбнулся, взглянул прямо в душу Хайдара и одними губами прошептал:

– Это будет твой последний танец…

Из трёх баллистических копий пиратов одно просвистело рядом с кораблем. Один из закончивших Песнь эльтасмириев радостно воскликнул, провожая его взглядом. В этот же миг следующее толстое копьё в полтора человеческих роста с бешеной скоростью пробило навылет борт, пробороздило палубу и унесло в море его смятое в клубок тело. Вельсиолл увидел, как в ещё живых глазах воина появляется удивление, прежде чем закрыть свои и в диком прыжке, разрывающем сухожилия и мышцы, перелететь через голову Локтоиэль и закрыть телом её и закончивших Песнь эльтасмириев от острых щепок, обломков досок и разлетающихся по палубе пулов со стрелами.

Вельсиолл рухнул на искорёженную палубу и почувствовал странную волну наслаждения, прокатившуюся по всему телу. Он оглядел себя и не сразу понял, что случилось. Доспехи, превратившиеся в подобие утыканной иглами шкуры ежа, сыграли свою роль и спасли его и находящуюся за спиной Локтоиэль. Об этом говорил её запоздалый крик, доносящийся откуда-то снизу. Вельсиолл хотел обернуться назад, как вдруг почувствовал, что шея не подчиняется ему.

В этот миг зарождающуюся боль перекрыл прощальный крик живого корабля, разлетевшийся над всем заливом, но слышимый только эльтасмириями. Последний копейный снаряд пиратов пробил смертоносным ударом борт Минта’эдвен-Эарини ниже ватерлинии, и морская вода хлынула в её нижние трюмы.

Капитан воздел руки к небу и запел. Вельсиолл почувствовал, как подобно первым каплям дождя жизненная энергия Алуриэля растеклась по палубе, проникая в смолянистые вены Минта’эдвен-Эарини. У каждого эльтасмирийского корабля был свой, известный лишь его капитану, гимн, способный связать силы морей, энергию командующего и жизнь корабля в единое целое. Минта’эдвен-Эарини рванулась к берегу, на мель, где она возможно могла спастись от полного затопления и гибели. Остаться на борту и умереть вместе с кораблем должен был только капитан. «Первые капли дождя» превратились в хлёсткие потоки могучего южного ливня, наполняя живительной силой всю сущность Минта’эдвен-Эарини. Архонт понял, что капитан жертвует жизнью, чтобы спасти судно, и никто из живых не имеет права мешать заклинанию. Все эльтасмирии ринулись прочь. Раненые ползли и падали в шлюпки, оставляя за собой кровавые следы. Невредимые бросились атаку на приблизившуюся к Минта’эдвен-Эарини вражескую флотилию, на ходу выпуская стрелы из луков и погибая от стрел врага. Только Локтоиэль ползала по палубе и руками собирала землю из разорванной щепками скатерти.

Архонт открыл рот, чтобы приказать илийдинги прыгать в шлюпку и в этот момент понял, что не может произнести ни слова. Он коснулся горла и задел пальцами две щепки, засевшие рядом с гортанью. Он выдернул их и упал на колени, сдерживая крик боли, затем оторвал лоскут ткани от своего одеяния и перевязал шею. В глазах потемнело. Мир вокруг закружился, и только воля архонта не позволила ему погаснуть.

Он понял, что в любой момент может потерять сознание и огляделся. Кругом смерть собирала урожай. Стрелы летели со всех сторон, каждый эльтасмирий героически противостоял натиску вражеских лучников. Из двадцати двух членов команды на ногах осталось лишь семеро. Пиратские корабли, за исключением затонувшего бота, готовились взять умирающую Минта’эдвен-Эарини на абордаж. Их команды, хоть и изрядно поредели, количественно превосходили эльтасмириев в несколько раз. Через несколько минут пираты убьют всех и пройдут через потопленную Минта’эдвен-Эарини, исполнив свой ультиматум.

Остановить бойню мог только вражеский барон. Живой или мёртвый.

Поднявшись на ноги, перескакивая через мёртвых и раненых эльтасмириев, Вельсиолл добрался до борта. Защищаясь от стрел щитом, и, прижав руку к раненому горлу, он применил Глас Архонта:

– Все за мной!

Древнее заклинание, подвластное лишь эльтасмириям бирюзовых кровей, многократно усиливало голос произносящего. Оно перекрыло все звуки битвы, и Вельсиолл оказался в центре внимания.

Пока заряжались арбалеты, натягивались луки и поднимались копья, Вельсиолл успел перепрыгнуть на ближайший корабль пиратов. Он пробежал несколько шагов по его борту, оттолкнулся ногами от края и взвился в воздух. Совершив пируэт в полёте, он очутился на следующем корабле, где, по его мнению, должен был находиться морской барон. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что не все пираты даже заметили, что случилось. А те, которые заметили, лишь успели разинуть рты и замертво рухнуть на палубу – это Локтоиэль опустошала колчан, прикрывая путь Вельсиолла. С последним выстрелом она запрыгнула в отходящую от Минта’эдвен-Эарини шлюпку.

Вместе с архонтом, стоило ему закончить свой прорыв, коснулся вражеской палубы и Айдагилль. Он, изначально разгадал манёвр своего командира, и без сомнений бросился вслед…

– Это будет твой последний танец…

С этими словами Танцор Вихря пришёл в движение. Мечи исчезли из его рук, он поднял с палубы длинный двузубец и метнул его с нечеловеческой силой в сторону Хайдара. Копьё, пролетев над морем и кораблями, пригвоздило ноги визжащего хеда к палубе, и все пираты инстинктивно расступились, образовав круг неправильной формы. Танцор Вихря побежал по широкой дуге, ускоряя шаг и не сводя глаз с Хайдара.

Двойной прыжок – и он дважды перескакивает с корабля на корабль. Пираты расступаются перед ним. Самые сильные и смелые пытаются атаковать, но не успевают и как заворожённые бегут следом.

И вот Танцор Вихря оказывается рядом с двузубцем. Он касается древка рукой, и вокруг возникает тишина. Только хед скулит в луже собственной крови. Он пытается отбросить от себя шёлковую серебряную кисть, украшающую древко эльтасмирийского оружия, но вместо этого пачкает её собственной кровью. Танцор Вихря выдёргивает копьё из бёдер хеда, обводит толпу пиратов взглядом, находит Хайдара и бросает двузубец ему…

Вельсиолл и Айдагилль встретились взглядами…

И Айдагилль начал Танец Вихря. Всё, что успел Вельсиолл, это забежать ему за спину и закрыться щитом. Стараясь не упасть на скользкой от крови палубе, он следовал за движением соратника на безопасном расстоянии и лицезрел последствия его Танца. Мечи порхали вместе с Айдагиллем, подчиняясь одному ему ведомой мелодии. Когда противник делал лишь один замах, Танцор Вихря наносил три удара. Со стороны казалось, что он распахнул два огромных веера, и, танцуя с ними, втягивает в пляску врагов, которые после нескольких неловких движений падают замертво. Один круг – и на палубе остались лишь убитые и раненые пираты.

Вельсиолл вновь прижал руку к горлу, готовясь к Гласу Архонта. Только на этот раз повреждённое горло могло не выдержать, и он рисковал остаться немым на всю свою жизнь. Но перед его глазами витал лежащий на палубе умирающей Минта’эдвен-Эарини мокрый от крови цветок Локтоиэль. Архонт поднял вверх свободную от щита руку и сжал материализовавшееся в этот момент из воздуха копьё цвета весенней листвы.

Копьё Леса. Одно из немногих боевых заклинаний, известных Вельсиоллу, использующее силы живых деревьев, сейчас позаимствовало их у Минта`эдвен-Эарини.

По окружающим водам раскатился громкий Глас Архонта:

– Все в воду!

После этого он метнул Копьё Леса в возвышающийся борт огромного соседнего корабля…

Хайдар, округлив глаза, попытался поймать двузубец руками, но копьё пронзило его обоими остриями. Он упал в воду, перелетев через борт корабля, вынырнул и ухватился за обломок доски. И тут на его лицо с палубы обрушился кровавый дождь.

Хайдар поплыл к берегу. Ужас в его сердце преодолел ту грань, за которой власть страха над разумом исчезает. Пират знал, что не позволит морским обитателям сожрать своё тело. Перед его затуманенным взором стоял умерший давно отец-краснодеревщик, который говорил ему в детстве, что негоже человеку жить и умирать в море, подобно пучеглазым рыбёшкам. Теряя сознание от смертельной раны, Хайдар грёб и грёб, держась за доску. Пусть он жил не так, как хотел отец, но умрёт он на твёрдой земле.

Улыбка озарила его лицо, когда ноги коснулись дна. Пират вышел на берег, сделал несколько неуверенных шагов, выдернул двузубец из своего тела и вонзил его в песок. Из открытых ран толчками полилась кровь.

Последнее что он увидел – это зовущего за собой отца, уходящего куда-то в дымку. Хайдар счастливо засмеялся, закашлялся кровью и сомкнул глаза…

Вельсиолл знал, что не мог нанести ощутимый ущерб морскому боевому кораблю. Но вызвать переполох или лёгкий ступор своим непонятным для врага поступком – вполне.

Пробив обшивку, копьё лопнуло. Раздался ужасный треск и грохот. Все затихли, ожидая разрушения корабля. Послышались редкие шлепки о воду. Это самые опытные и сметливые моряки на всякий случай попрыгали в море. Громовой глас архонта, мощный удар и треск дерева, кровавый Танец Айдагилля – всё это вызвало эффект паники. Временный. Как только все поймут, что взрыва и массовой смерти не будет – остаткам эльтасмириев наступит конец. Однако среди шлепков Вельсиолл отличил удар шлюпки о воду на корабле, на котором он находился. Едва различимый в общем хаосе звук он уловил со стороны кормы – где по обыкновению на любом судне должна быть расположена каюта капитана.

Архонт сбросил щит, меч и лук на палубу. Тут же перемахнул через борт и в падении срезал боковые ремешки своей лёгкой посеребрённой кирасы, подарив её морским богам. Почти без брызг войдя в воду, Вельсиолл нырнул поглубже от вражеских стрел, перевернулся на спину и стремительно поплыл, догоняя шлюпку. Кровь, сочившаяся из горла сквозь ткань, оставляла бирюзовый шлейф за пловцом. Она смешивалась с солёной морской водой и причиняла ему острую боль.

Шлюпка не ушла далеко. Эльтасмирий обогнал её, проплыв под днищем, ухватился пальцами за край и вынырнул. Сидящий на банке человек ожидал атаки с кормы и, пока он разворачивался к носу, архонт успел перемахнуть через борт. Пират выхватил два топора и ринулся на лежащего и кашляющего водой Вельсиолла. В этот момент архонт уловил движение морской волны и качнул лодку телом, понимая, что драться одним кинжалом из лежачего положения не лучшее дело. Его замысел сработал. От неожиданности пират неловко переступил с ноги на ногу, ловя равновесие, и тут же замер, почувствовав лезвие кинжала на горле. Эльтасмирийский пловец оказался проворнее любого противника, с которым когда-либо сталкивался барон. Он молча поднял вверх руки с зажатыми в ладонях двумя топорами.

Человек и эльтасмирий встретились взглядами. Перед Вельсиоллом стоял мужчина средних лет с бородой, уже тронутой сединой. Из одежды на нём были только холщовые штаны и бамусские кожаные сандалии. Весь его мускулистый торс покрывали татуировки. В свою очередь барон тоже бегло осмотрел так внезапно возникшего из воды эльтасмирия. По его взгляду архонт понял, что он удивлён. Но во взгляде пирата не было страха смерти. Вместе с удивлением в его глазах читался интерес и глубоко затаённое воинское уважение.

Следующие слова тяжело дались архонту. Каждый произнесённый звук доставлял ему боль и усиливал кровотечение. Но внешне он оставался спокойным, будто и не было никакой раны. Вельсиолл представился:

– Архонт Дома Весеннего Шторма Вельсиолл Иден'Гвейон предлагает переговоры. – Не сказал, а почти прошептал, сдерживая боль Вельсиолл. – Довольно смертей. Мы вам не враги. Брось оружие. Прикажи остановить бой.

– Пленник не может приказывать свободным воинам. – Ответил ему пират, стараясь не делать резких движений. – Убери кинжал, и морской барон Таран Кхатазский, покоритель прибрежных и глубоких вод к востоку от Атагавы, гроза Третьего малого имперского флота, отдаст приказ.

С этими словами Таран раскрыл ладони, и топоры упали в лодку. Вельсиолл убрал кинжал от горла пирата, который развернулся к флотилии и крикнул:

– Всем убрать оружие!

Битва стихла. Пиратские корабли замедлились. Только раненые кричали на палубах, да тонущие в море молили о помощи. В сторону берега уходила умирающая Минта’эдвен-Эарини, с её борта лилась печальная песня капитана. За кораблем, словно он вправду был раненым морским зверем, увязались десятки чаек.

Пират убедился, что его поражение в мимолётном поединке не привело к стихийному бунту, и вновь повернулся к Вельсиоллу. Он больше не смотрел ему в глаза, но с интересом рассматривал мокрую шейную повязку.

– Кровь архонта и вправду бирюзовая, легенды не врут, – улыбнулся Таран, обнажив ряд золотых зубов,– но она вытекает не хуже, чем красная кровь смертных.

– И она привлекает хищников не хуже красной… – Ответил Вельсиолл и качнул шлюпку так, что капитан предпринял усилие, чтобы удержаться на ногах.

– Люблю, когда есть предмет для торга. У вас он есть?

– Вы потеряли много бойцов. И потеряете ещё больше, если не излечить раненых. Я могу поспособствовать.

– Предлагаю продолжить разговор на «Розалии».

Вельсиолл кивнул. Пиратский барон и эльтасмирийский архонт одновременно сели на банки. Взявшись за вёсла, Таран повёл шлюпку обратно к своему кораблю.

– «Розалия» – не слишком суровое имя для пиратского корабля. – Сказал Вельсиолл, с трудом сдерживаясь, чтобы не закашлять от боли. Повязка на шее была полностью пропитана кровью и уже не особо помогала.

– А как должен называться пиратский корабль? – Захохотал морской барон. – «Чёрная смерть»? «Кровавый разрушитель»? Этот корабль – один из лучших моих трофеев. Он назван в честь лучшей женщины, которую я встречал. И это не какая-нибудь портовая шлюха. Это настоящая куртизанка, фея… Клянусь своими татуировками, когда-нибудь она наплодит мне маленьких Таранчиков. Что вы так смотрите, архонт? Все рисунки имеют смысл: каждый штрих, каждая фигура, каждый корабль…

– У вас пятнадцать сюжетов.

– А вы быстро считаете! – Засмеялся Таран. – Одна татуировка за каждое захваченное или потопленное судно.

– Пятнадцать, но нет ни одного эльтасмирийского корабля. Не это ли причина атаковать нас?

– Увидеть эльтасмирийский корабль – к моряцкой удаче. У меня не было цели атаковать вас, но вы проигнорировали моё требование уйти с пути. А морские бароны не обходят одиночные препятствия, разве что вы посчитали себя рифом. – Таран Кхатазский засмеялся своей шутке. – Мы держим курс в устье Насси и хотим подняться по реке до озера Союза. У нас там важные дела…

Разговор прервал удар весла по плавающему трупу пирата со стрелой во лбу. Шлюпка пристала к борту «Розалии», и архонт с бароном поднялись на палубу по сброшенному канату с завязанными на нём узлами.

– Выловить всех раненых! И эльтасмириев тоже, если не будут брыкаться. – Первым делом приказал капитан, поднявшись на борт. Он предложил архонту пройти в каюту. Согласно закону морей это означало, что команды воевавших кораблей теперь не враги друг другу.

Вельсиолл впервые оказался в капитанской каюте корабля другого народа. В отличие от изящного эльтасмирийского интерьера, жилище Тарана отличалось домашним уютом и ощущением обжитости, свойственным людям. Архонт окинул помещение внимательным взглядом. Ничто не ускользнуло от его внимания.

Тут был и огромный сундук, на котором лежали различные одеяния: от камзолов до жилетов, из их вороха торчали песочные часы тунгурской работы; и большой стол с картой, в которую был воткнут кинжал, а края карты были прижаты массивными книгами с засаленными от чтения обложками; и оружейная стойка, на которой помимо оружия качались в такт с морской волной различные цепи и цепочки из драгоценных металлов; с потолка свисала массивная люстра, очень похожая на те, что висят в поместьях богатых южан; дорогой тирбайский ковер, не иначе как из дворца самого Великого хана; в дальнем углу каюты на полу стояла огромная картина в дубовой раме, на которой была изображена красивая женщина с угольно-черными волосами, зелеными глазами и красном вызывающем платье; особого шика помещению добавлял человеческийскелет, стоявший позади стола и одетый согласно последним веяниям моды королевства Хала-Тамул – самого богатого государства Юга.

Если и были у капитана какие-то слабые или чувствительные стороны, то он не выставлял их напоказ. Но наличие массивного шкафа, запертого на ключ, а также гобелена, явно скрывающего за собой тайную дверь, говорило о том, что свои секреты имеются и у него…

– Вы слишком долго рассматриваете мою каюту, архонт. – Барон вывел Вельсиолла из состояния задумчивости. – Надеюсь, это не связанно с обильной кровопотерей? Мне не нужна смерть эльтасмирийского лорда в моём доме.

– Ваш дом… – Прошептал архонт и прикрыл глаза. Каюта барона располагалась выше ватерлинии, но Вельсиолл слышал как тибуроны, почувствовав кровь, кружили вокруг кораблей и постепенно сужали кольцо. Однако Таран Кхатазский, не смотря на весёлые искорки в глазах, был едва ли не опаснее морских хищников.

– Наши с вами команды потеряли половину, если не больше, воинов.

– Да уж, – вырвалось у пиратского предводителя, – вы дорого продали свои жизни. Видимо я погорячился, атаковав эльтасмирийский корабль, но иначе бы команда могла низложить меня за трусость.

– Если не вылечить раненых, то вам не хватит людей, и вы лишитесь двух кораблей из пяти оставшихся. Статус морского барона обязывает иметь минимум пять команд, не так ли? – Вельсиолл снял с руки измазанную в крови перчатку и раскрыл ладонь. – Можно, конечно, тянуть два пустых корабля до ближайшего порта, но ближайший принадлежит Кхатазской империи. Учитывая, что вы озвучили мне себя как грозу Третьего малого имперского флота, я не думаю, что вам там обрадуются. Тянуть до бамусских портов? Вас ограбят ваши же коллеги. Другое дело, если все раненые вновь вернутся в дружные пиратские ряды. Тогда ваши пять кораблей смогут спокойно следовать по морям, пусть немного и недоукомплектованные. Мёртвых я оживлять не умею.

Вступление Вельсиолла, как всегда, дало свои результаты и сразу повернуло разговор в нужное русло. Весёлые искорки в глазах Тарана Кхатазского исчезли, на смену им пришёл деловой взгляд. Он готов был обсудить детали:

– Признаться, мгновение назад я решил подождать, пока вы истечёте кровью. Я завернул бы вас в тирбайский ковёр и выбросил за борт, – барон сделал паузу и многозначительно поднял указательный палец вверх, – ещё живого! Мне не нужна смерть эльтасмирийского лорда в моём доме! Но сейчас перед вами главный защитник архонтского здоровья во всех морях и океанах Биртронга. Может винца? Или чаю?

– Спасибо, воздержусь. Я предлагаю сделку. – Вельсиолл пропустил мимо ушей шутку Тарана. – Я лечу всех раненых с обеих сторон на берегу в течение тех дней, что ваша остальная флотилия поднимается и спускается по реке Насси. Для этого прямо сейчас вы грузите всех пострадавших на шлюпки «Розалии». По возвращении с озера Союза вы забираете своих излеченных бойцов и не трогаете моих. Наши пути расходятся.

Вельсиолл переступил через эльтасмирийское высокомерие и протянул барону руку.

Пираты гребли к берегу. Шлюпки, наполненные ранеными, были похожи на лодки с живыми мертвецами. Архонт сидел в одной из них, и каждый вдох выдавливал из него порцию крови. Ноги его увязли в телах тяжелораненых, лежавших вповалку, и Вельсиолл чувствовал, как из них уходит жизнь. Спиной к спине с ним сидел Айдагилль.

– С какой ненавистью будут вспоминать они об эльтасмириях и, в частности, о Танцорах Вихря. – Сказал он. – А вдруг они захотят нарушить уговор?

Вельсиолл не ответил. Он почувствовал на себе пристальный взгляд. Прямо под ним лежал закованный в броню Гномобой, измазанный в собственной крови графитового цвета. Он смотрел на архонта глазами, светившимися из глубины полного шлема ярко-алыми огоньками. Во время боя стрела Вельсиолла попала в сочленение доспеха. Сразу же после попадания Гномобой вырвал её из раны, но к его несчастью, одно из четырёх лезвий наконечника переломилось и осталось в ране. На то и рассчитывал архонт, выбирая для выстрела именно такую стрелу, но сейчас его искусство обратилось против него самого. При каждом движении лезвие разрезало мышцы и всё глубже проникало в тело, возобновляя кровотечение, отчего Гномобой постепенно слабел.

Локтоиэль сидела в этой же лодке, так как, покинув Минта`эдвен-Эарини, не поплыла к берегу, а вскарабкалась на пиратский корабль и билась до конца, пока её не оглушили метательной дубинкой. Сейчас она хмуро потирала шишку на голове, косилась на раненых и размышляла о том, что морские путешествия – это худшее, что может произойти с илийдингом.

Вельсиолл бросил случайный взгляд на дно шлюпки и задумался. Там не было крови, хотя судёнышко полно раненых воинов. Он коснулся своей шеи и вытянул вперёд ладонь. Капля бирюзовой крови архонта сорвалась с кончика пальца и… не достигла древа лодки. Издав шипение, она сгорела в воздухе. И в этот момент Вельсиолл заметил, что чёрная кровь Гномобоя не стекала вниз. Она взвивалась вверх и стелилась, подобно прибитому дождём дыму утреннего костра. Испаряясь в воздухе, она растекалась невидимым человеческому глазу чёрным магическим саваном прямо по дну лодки. Архонт понял, что без его вмешательства Гномобой умрёт, утащив за собой всех, кто балансирует на грани жизни и смерти.

– Локтоиэль! Тебе придётся помочь мне и подержать голову этого воина, пока я лечу его.

– Мне? – Встрепенулась девушка. – А может, вы сначала вылечите себя? Вы бледны как ночной нетопырь. И крови вы потеряли предостаточно.

– Благодарю за сравнение. Так ты поможешь?

– Но я никогда не делала этого! – Она поглядела на Гномобоя из-за спины архонта. – Он же ВРАГ! Не простой пират. Он – средоточие древнего зла, чёрной магии и тёмных помыслов!

Вельсиолл сжал зубы и услышал, как зашипела в воздухе очередная капля крови.

– Слишком много напрасных смертей. Я должен спасти его.

– А его голову точно надо держать? – Не унималась Локтоиэль. – Вдруг он откусит мне руку? Смотрите, какие у него демонические красные глаза.

Вельсиолл поглядел на раненого, перевёл взгляд на берег, и вдруг перешёл на язык «эльтасмири»:

– Гномобой – авторитетный капитан одного из кораблей. Его властью пронизана вся команда. Именно я нанёс ему эту рану. А сейчас я связан уговором и буду лечить ВСЕХ, иначе чего стоит моё слово? Если он погибнет – вина будет на мне, и тогда не миновать свары.

Локтоиэль смутилась и покраснела, отвечая архонту на его языке:

– Может быть, могучий Айдагилль справится лучше меня?

– Это несомненно. Но я прошу не его!

Вельсиолл почувствовал спиной, как тяжело вздохнула Локтоиэль. Илийдинги поднялась, переступила с ноги на ногу, от волнения едва не вывалившись за борт, и переместилась к закованной в сталь голове лежачего, взяв её с двух сторон. Вельсиолл слез с банки и сел рядом с Гномобоем и Локтоиэль. Он настроился, потёр руки и обратился к раненому:

– Я поддержу твои силы до берега. Это чуждая для тебя светлая магия и, возможно, тебе будет больно. Постарайся не дёргаться.

Архонт начал творить заклинание лечения и почувствовал холод магического чёрного савана. Он понял, что может умереть раньше, чем кровопотеря доконает его. По слухам, гномобои принадлежали к подземному народу кобольдов, однако, сейчас Вельсиолл «увидел», что это не так. Гномобой походил на кобольда только размерами. Остальное же: качество доспеха, превосходное умение сражаться, некий тёмный воинский кодекс – всё говорило не в пользу кобольдов. Доспех же – и теперь Вельсиолл видел это вблизи – представлял собой безупречное произведение искусства, недоступное не только подгорному народу, но и мастерам большинства известных разумных рас. Архонт положил руку на плечо Гномобоя и почувствовал, что доспех нисколько не стеснял движений владельца, являясь его стальной второй кожей, словно некий демонический портной сшил костюм на заказ. От соприкосновения с доспехом кожа на ладони Вельсиолла налилась жаром, и он с трудом удержал её. Сталь отличалась от всех, виденных архонтом ранее. Легковесная и одновременная очень прочная.

«А сталь ли это?» – подумал архонт.

По лёгкой вибрации, пробивающейся сквозь невидимые человеческому глазу поры, Вельсиолл почувствовал наличие искусных механизмов внутри доспеха. Вырывающееся из правого наруча лезвие, длиной с одноручный меч. Стальная челюсть шлема, способная перекусить копьё или руку. Небольшой узкий металлический щит с острыми режущими краями, являвшийся продолжением брони и намертво прикреплённый к левой руке.

Этот щит выглядел как памятник в центре площади, гармонично завершая общий ансамбль вооружения Гномобоя.

– Что мне делать? – Заверещала Локтоиэль, когда воин захрипел и пошёл мелкой дрожью.

– Просто держи голову, чтобы он не свернул её себе.

Весь короткий путь до побережья архонт поддерживал жизнь в воине Тьмы ценой собственного здоровья. Пираты-гребцы всё больше теряли силы, так как тоже были ранены, но по мере приближения к берегу рванули вёсла из последних сил.

– Приготовься, Локтоиэль, – едва выговорил архонт, – сейчас будет удар о берег.

– Что мне делать? – Взвизгнула Локтоиэль.

Шлюпка подошла впритык к берегу, и волны стали трясти её так, словно начался шторм.

– Прыгай в воду и спасай раненых! – Выкрикнул через боль Вельсиолл и двумя руками взялся за массивные наплечники Гномобоя прежде, чем лодка выскочила на берег, и её днище пробороздило прибрежный песок.

Илийдинги схватила одной рукой цветок, второй – взяла за шиворот раненого хафлинга, что был сбит её стрелой с мачты пиратского корабля. Маленький убийца был в бреду и бессвязно бормотал на родном языке.

Вельсиолл успел заметить, как пышная копна волос Локтоиэль исчезла за бортом, и закрыл глаза. Тьма сгустилась вокруг архонта, сдавив всё его существо. Он услышал вдалеке пение Минта’эдвен-Эарини, но вдруг Гномобой шевельнулся. Его красные как угольки глаза встретились с гаснущим взором Вельсиолла сквозь закрытые веки эльтасмирия. Он схватил железной перчаткой руку архонта и положил себе на грудь. Вельсиолл почувствовал, как обжигающая тьма коснулась его ладони, а затем его рука провалилась сквозь доспех. На мгновение его сознание слилось с сущностью Гномобоя. Его истекающее кровью слабеющее тело пряталось за металлом, как краб прячется в панцире. И оно тянулось к месту спасения – тёмной теснине, спрятавшейся в чаще у берега там, где один из рукавов реки Насси нашёл себе дорогу в трещине базальтовой скалы.

Видение длилось долю мгновения. Вельсиолл пришёл в себя от пронзительного визга хафлинга. Выпрыгнув из лодки, Локтоиэль случайно окунула его в волну, и солёная вода, коснувшись раны, причинила маленькому воину боль. Архонт всё также держал Гномобоя за наплечники, но теперь его глаза были открыты.

– Тащи его в лес, Локтоиэль! – Услышал Вельсиолл голос Теольминта.

Другие лодки тоже пристали к берегу, и все способные шевелиться и помогать выносили раненых на сушу.

Архонт махнул рукой, подзывая Теольминта. Тот, мокрый и измазанный чужой кровью, возник перед ним и вопросительно посмотрел в глаза.

– В двухстах шагах от нас есть грот. Его не видно с моря из-за песчаной косы и тех гигантских деревьев вокруг. Мы разобьем лагерь там.

Теольминт лишь удивлённо хлопнул глазами и спросил, кивнув на Гномобоя:

– Утащить этот железный сундук?

– Займись другими. Это моя ноша.

Ещё одна капля крови упала с повязки Вельсиолла, но в этот раз она достигла дна лодки. Тёмный саван рассеялся.

Глава 32

На седьмое утро Вельсиолл проснулся и не нашёл рядом чаши с ягодным соком. Не открывая глаз, он положил руку на служивший ему постелью парус пиратского бота, затонувшего в битве. Он сохранил под собой в песке отпечаток чаши, но самой её, впервые за шесть дней не было.

Все дни после битвы Локтоиэль вставала раньше Вельсиолла и уходила в лес ещё до рассвета. Каждое утро она успевала вернуться к моменту пробуждения архонта, бесшумно ставя её рядом с ним. Просыпаясь, он касался чаши и уходил купаться в море, чтобы успокоить восстанавливающийся организм. После омовения Вельсиолла всегда ждал животворный напиток, выжатый Локтоиэлью из ягод и кореньев, произрастающих в округе. Свой любимый апельсиновый сок он пока не мог себе позволить – сразу начинался кашель. Повреждённые и воспалённые связки архонта позволяли пить только воду и то, что готовила Локтоиэль, как никто знающая целебные свойства растений. Так повторялось каждый день…

… но не в это утро.

«Впрочем, я и проснулся раньше обычного» – мысленно успокоил себя Вельсиолл.

Он бесшумно поднялся на ноги. По лёгкому дуновению ещё ночного бриза почувствовал, что где-то далеко в море бушует шторм. Острый слух позволял ему слышать размеренное или надрывистое дыхание каждого страдающего от ран эльтасмирия или пирата. Архонт пошёл через расстеленные в теснине ложа из сухих пальмовых листьев, огибая ещё спящие тела. Он шёл, и бледная улыбка раскрывалась робкому свету солнца, восстающего из глубин моря. Дыхание раненых подсказало ему лучше тысячи слов, что кризис миновал и большинство идёт на поправку. С этого дня ему не придётся вспоминать горестные обычаи погребений разных народов и рас Биртронга. Это занятие было самым тяжёлым для Вельсиоллла и Локтоиэли в полные хлопот дни. Они часами спорили, стоит ли сжигать охладевшего к утру очередного пирата, а если сжигать, то когда. Сегодня, к радости архонта, для спора не было причин. Вельсиолл улыбнулся чуть сильнее, и острый укол боли в горле напомнило ему цену этой радости.

Вельсиолл зашёл в море, отплыл от берега, перевернулся на спину и некоторое время лежал, качаясь на слабых волнах, глядя на небо и слушая пение возвращающейся к жизни Минта’эдвен-Эарини. Боль отступила, и он вновь вспомнил о Локтоиэль.

«Может быть, она обиделась на меня? Каждое утро меня встречает сок, я же, поглощённый лечением, совсем не уделяю ей внимания».

Задумавшись, Вельсиолл отплыл от берега достаточно далеко и достиг места, где морские воды смешивались с речными потоками Насси. Он вспомнил, что в этом месте под водой разрослась анфельция. Её неприглядные в сравнении с ослепительной красотой наземных цветов стебли протянулись красным шлейфом вдоль границ вод. Локтоиэль, как и любая другая девушка из народа илийдингов не переносила срезанных цветов, но живые растения дарили ей радость.

Превмозгая боль, архонт набрал в лёгкие воздуха и нырнул. С каждым рывком вниз вода всё сильнее давила на раненую шею, и в тот момент, когда руки его коснулись придонных растений, в глазах мерцали разноцветные круги. Он выбрал на ощупь несколько уже оторвавшихся от песка слоевищ анфельции и рванулся наверх.

Вынырнув из воды, архонт ощутил вкус собственной крови, растёкшейся пятном на поверхности. Он знал, что недалеко от него в пучине вод скрываются тибуроны, готовые устремиться на запах крови, и поспешил к берегу. В тот миг, когда он коснулся ногами песчаного дня пляжа и вышел из моря, последняя ночная звезда исчезла в лучах восходящего солнца.

На пляже находились лучники – двое илийдингов скрывались в тени прибрежных бугров. Их выдали тканевые доспехи, идеально сливавшиеся с зеленью леса, но не с белизной песка. Луки они держали в руках, что говорило о том, что чужаки готовы к бою. Наверняка среди деревьев прятались ещё «гости».

«Что с Локтоиэль?» – мелькнула в голове архонта первая мысль.

В порыве эмоций он хотел устремиться в лагерь, но сдержал себя. Его ноги хоть и быстры, но не настолько, чтобы обогнать летящие стрелы. Вельсиолл внимательно присмотрелся к лучникам, и страшная догадка холодом прошла по его спине. Из заплечной котомки каждого из илийдингов выглядывал букет цветов.

Сделав вид, что ничего не заметил, архонт направился в лагерь, где вот-вот должны были пробудиться раненые. Никто из них не проснулся от бесшумного появления целого десятка лесных илийдингов. Вельсиолл заметил ещё восемь лучников, стоящих на боковых скалах по обе стороны от центра теснины, но опять не подал вида. Всего пара дружных залпов – и раненые на берегу мертвы. Однако они не обращали внимания на измождённых недавней битвой моряков, досматривающих последний перед пробуждением сон. Все илийдинги стояли с опущенными капюшонами, скрывающими лица – этот знак совсем не понравился Вельсиоллу.

У каменистого подъёма в лес, там, где в стороне от лагеря возвышался в утренних сумерках плоский камень, стояла единственная девушка-илийдинги, спустившаяся в теснину. И хоть её голову тоже скрывал капюшон плаща, Вельсиолл не мог не узнать её.

Локтоиэль!

Архонт, не скрываясь, приблизился к ней. Девушка виновато улыбнулась.

– Я совсем забыла про сок. Извини.

Лучники слегка зашевелились. Над тесниной раздался птичий пересвист – илийдинги взволнованно переговаривались между собой. Им вовсе не нравился одинокий эльтасмирий, расхаживающий по окрестностям, как у себя дома.

Вельсиолл не обратил на суету никакого внимания. Впервые за всё время Локтоиэль обратилась к нему на «ты».

– Вы можете не щебетать. Я всех вас прекрасно вижу. Я – архонт Вельсиолл… – начал он речь и закашлялся от подступившей ко рту собственной крови. Едва зажившие ранения вновь начали кровоточить, и архонт почувствовал, как по шее потекла тёплая капля.

– Кто этот безголосый старик в отрепье?– Спросил один из них илийдингов, появившись из листвы.

– Он вовсе не старик, – ответила Локтоиэль, – это самый молодой архонт из Дома Весеннего Шторма, что находится в Эльтасмирийских владениях. Он получил горловое ранение в бою и сейчас лечит раненых силой своей магии. И ценой своего здоровья, между прочим.

– Почему же он… молчит и позволяет тебе говорит за него? – С вызовом произнёс другой илийдинг, спрыгнувший с ветвей огромного дерева.

Гнев охватил Вельсиолла, его сердце бешено заколотилось, а кровь забурлила. От этого раны снаружи и внутри горла ещё больше открылись, и он лишь яростно взглянул на илийдинга. И опять Локтоиэль пришла к нему на помощь:

– Он не может сейчас говорить. Проявите уважение. Я же вам только что всё объяснила.

– Носитель Изначальной крови не может говорить, – саркастически произнёс илийдинг, – ну и пусть – мы пришли не к нему. Разведчики доложили, что на границах нашего леса объявилась дочь вождя одного из островных илийдингских анклавов Кхатаза с острова Тол-Року, называемого людьми Рокушима. Мы пришли к тебе, Локтоиэль.

Все илийдинги перевели взгляды на Вельсиолла, видя в нём соперника, на что Локтоиэль заявила:

– Он спас меня от неминуемой смерти на островах. Затем он взял меня под свою личную опеку, и я здесь лишь благодаря ему. Я премного благодарна ему за это.

Старший илийдинг усмехнулся, глядя на шею архонта:

– Он дорого заплатил за любовь к тебе!

Глаза Вельсиолла сверкнули яростью, он сделал шаг навстречу болтливому илийдингу, но вмиг поднятые луки остановили его.

– Не спеши умирать, архонт. От тебя зависят все жизни на этом стонущем берегу.

– Довольно! – Воскликнула Локтоиэль. – Вы собрались здесь, чтобы подраться друг с другом?

Никто не ответил ей, и она продолжила:

– Пусть он и эльтасмирий, но он сделал для меня намного больше, чем любой из моих родственников. И вас всех я вижу в первый раз. С чего вы решили, что кто-то из вас может мне понравиться? Имеете ли вы на это право?

– Если права родства по крови тебе не достаточно, то назови своё условие.

– Сейчас я уйду в этот лес. Если хотя бы один из вас сможет меня поймать, то больше я не вернусь на этот берег. Иначе – никакого права. Это моё условие.

С этими словами Локтоиэль скинула с плеча лук и, не оглядываясь, направилась в чащу. За ней, соскакивая на песок со скал, потянулись илийдинги. Они дождались, когда дочь острова Тол-Року коснётся первых веток леса, и ринулись вслед за ней.

Обессилевший Вельсиолл провожал немым взором уходящую вместе с илийдингами Локтоиэль. Всё то же короткое платье развевалось на ней, что и на Старой дороге. Эльтасмирий представил, как в её волосах вновь, как и тогда, заиграют волнующими ароматами цветы Леса. Только это будут уже не лепестки романтической встречи, но свадебные цветы.

Ярость с новой силой заклокотала в груди Вельсиолла. Сквозь ткань на шее выступило большое бирюзовое пятно. Ослабленной рукой он схватил чью-то лежавшую на песке тяжёлую абордажную саблю, и медленно побрёл во тьму леса. С каждым шагом он дышал всё яростней, но чутьё подсказывало, что догнать его соперников не удастся.

– Господин Вилисоль! – Вдруг услышал он за спиной жалобный голос.

Архонт повернулся. Раненый в живот хафлинг по имени Идох проснулся раньше прочих. Именно его ранила Локтоиэль в морской битве. Упав с мачты на палубу, он сильно приложился головой и отчего то не испытывал к светлым расам той ненависти, которую должен бы был по всем канонам тёмной крови. По мере исцеления, он проникся доверием к Вельсиоллу и Локтоиэль как щенок, влюбляющийся в своих хозяев. Каждое утро, едва открывая глаза, он просил пить. Вот и сейчас, коверкая сложное для него имя, он повторил:

– Господин Вилисоль, дайте, пожалуйста, кокосового молока! – Он обезоруживающе улыбнулся архонту, хотя на самом деле получилось весьма коряво. – Пока госпожа Локи не видит.

Вельсиолл тоскливо поглядел в сторону леса, взмахнул саблей и ударил гардой в растущую рядом пальму. От глухого удара оторвался кокос и полетел вниз. В развороте Вельсиолл перехватил оружие, и, когда кокос едва коснулся земли, неожиданно сильным для истощённого эльтасмирия ударом разрубил его надвое.

Хафлинг захлопал в ладоши подобно ребёнку, когда архонт протянул ему доверху наполненную молоком половинку кокоса. Он издал пронзительный, похожий на щенячий, визг и потянулся к угощению.

Начали просыпаться другие раненые, и Вельсиолл, ещё раз оглянувшись на лес, пошёл в грот, чтобы погрузиться в заклинание лечения.

Глава 33

– Вода и еда! – Тихо, но эмоционально шипел Вельсиолл, вращая глазами и тыча пальцем в сторону леса. – Вода и еда…

Вернувшиеся из леса Теольминт с Улиантой задумчиво смотрели на архонта. Они вместе с Айдагиллем и Эледу охраняли Минта’эдвен-Эарини с суши и регулярно наведывались в лагерь.

– Что ты стоишь, Теольминт? – Вдруг воскликнула Улианта. – Вельсиоллу нужна помощь! Запасы на исходе. Раненые сами себе пропитание не добудут. Немедленно отправляйся на охоту!

Оторопелый Теольминт поглядел на архонта, ведь именно он, а не Улианта раздавал приказы. Вельсиолл только что отключился от сознания спящего гнолла, и ему хотелось слизать длинным шершавым языком грязь со своих рук. Также очень хотелось пить и есть… мясо. Он тряхнул головой, и остаточное видение исчезло.

– Я должен остаться? – Неверно понял его движение Теольминт.

– Вода и еда! – Прошипел Вельсиолл, и властным жестом отправил обоих эльтасмириев в лес.

Солнечное утро стремительно померкло, и на землю упали первые капли дождя. Теольминт и Улианта уже ушли, а Вельсиолл всё повторял и повторял одни и те же слова. Постоянное погружение в чужое сознание и лавирование между жизнью и смертью не давало ему направить силы на собственное выздоровление. Его измученное существо постоянно требовало погрузиться в сон. Тяжёлый, беспробудный сон, который должен был принести хоть какое то, но облегчение. Однако он не мог себе этого позволить. От его непрерывного лечения зависели жизни не одного десятка раненых. Но с уходом Локтоиэль дар архонта почти исчез. Он всё так же мог видеть повреждения, но лечение давалось с превеликим трудом. Он понял, что без неё сама жизнь теряет смысл.

Вельсиолл сел на песок в том месте, где сквозь пролом в скале в грот попадала дождевая вода. Он устало обвёл взглядом полутёмное пространство, морской горизонт, едва видимый из-за песчаного холма, людей и нелюдей, лежащих вокруг.

Внезапно ему открылась истина. Он может вылечить всех. Он сдержит слово. Надо просто сделать то, чего не делал ни один архонт в истории. Надо произнести коллективное заклинание, распространив его действие на всех без исключения. Одновременно. Даровать всем исцеление и спасение…

…«заплатив всего одной жизнью» – шептали голоса в голове, – «всего одной жизнью»… «всего одной»…

– Я вылечу вас всех! – Вдруг закричал Вельсиолл. – Каждый из вас восстанет!

От громогласных слов архонта вздрогнул грот. Вокруг установилась мертвенная тишина. Он коснулся горла. На удивление, его шея не пострадала от столь сильного возгласа. Вельсиолл огляделся. Все как один, пристально смотрели на него. Смотрели так, словно впервые в жизни видели. В этот момент он понял, что обратился к ним одновременно на всех языках, известных раненым.

Громыхнула молния и дождь превратился в настоящий ливень.

Теснину наполнило мелодичное соловьиное пение. Это оставшиеся в живых эльтасмирии, раньше прочих идущие на поправку, заговорили меж собой на тайном диалекте. Архонт, в отличие от других, легко разобрал их разговор – разговор тех, кто побывал на краю жизни и смерти. Слова, пусть и передаваемые птичьим языком, потеряли былую размеренность. Высокопарный слог остался в море, там, где гремела металлом битва, и теперь выжившие эльтасмирии понимали друг друга через многозначительные взгляды и еле заметные жесты. Ещё несколько коротких фраз и они поднялись на ноги. Их было всего четверо.

– Он сделал шаг в Забвение. – Сказал один из них.

– Он истощён, – воскликнул второй, – холод Смерти коснулся его.

– Нужен Огонь! Сожжём всё, что может дать тепло! – Произнёс третий и схватил кинжал, начав ломать дощечки, держащие в неподвижном положении его сломанную голень.

Все остальные, способные передвигаться, бросились собирать разбросанный хворост, тряпки, высохшую скорлупу кокосов.

Эльтасмирий Наулинк разломал, наконец, шину на собственной ноге и собрал из неё костёр. Он расположил его прямо напротив архонта. Однако быстро разжечь огонь не получилось – дерево быстро отсырело. Сильный дождь наполнил влагой воздух, со всех трещин хлынули потоки воды. Грот наполнился холодом, а взгляд архонта стремительно тускнел.

– Нет искры. Всё вокруг влажное. – В отчаянии кричал Наулинк, не оставляя тщетных попыток развести костёр.

В глубине грота зашевелился, скрипнув железными доспехами, Гномобой. Житель подземного мира, он всегда держался самого тёмного угла скалы, напоминающего ему о родных пещерах. Он с трудом поднялся на ноги – рана давала о себе знать, поглядел сквозь прорези шлема на Наулинка, вздохнул, и пошёл к костру, с хрустом вдавливая песок коваными сапогами.

Раздувающий огонь эльтасмирий хоть и был занят костром, всё же был способен почувствовать опасность или её отголоски в любом состоянии. Однако в этот раз чувства не подсказали ему, что следует оглянуться. Он как заворожённый чиркал кремнем и дул на щепки, пока Гномобой не подошёл к нему вплотную.

– Уйди, остроухий. – Обратился он к эльтасмирию.

Наулинк словно очнулся ото сна. Он встрепенулся, воззрился на подошедшего латника и… молча отстранился.

Гномобой протянул руку к влажной куче хлама, и откуда-то из латной перчатки в районе ладони вдруг змейкой посыпался серый порошок. Он слегка припорошил им будущий костёр.

– Надо подождать немного, – произнёс он, обращаясь к Наулинку, – сейчас влага уйдёт, порошок впитает её в себя.

В этот момент к костру подошли ещё трое эльтасмириев. Они с недоверием посмотрели на представителя враждебной им тёмной расы, но всё же встали рядом, подкладывая доски в будущий костёр.

– Нет чёрной магии. Нет яда в порошке. – Гулко произнёс Гномобой на всеобщем языке. – Костёр будет пригоден для приготовления пищи и обогрева. Нет подвоха.

Наулинк продолжил попытки, но костёр так и не разгорался. Он посмотрел на архонта, который без эмоций наблюдал за происходящим. Его голубые от рождения глаза были абсолютно белыми.

– Нужно закрыть огонь от его глаз! – Закричал Наулинк. – Он подавляет его. Через его глаза смотрит сама Смерть!

Все оцепенели от ужаса. Гномобой молча протянул ему руку, помогая подняться. Так, раненый в плечо Гномобой и эльтасмирий со сломанной ногой, поддерживая друг друга, словно заправские товарищи, обогнули будущий костёр и закрыли его от взгляда архонта.

Вспыхнул огонь, быстро набравший силу, и теснину озарило пламя, отгоняя льющийся с неба дождь, тоску и Смерть.

От его ярких всполохов вдруг оживился хафлинг Идох. Он поглядел проясняющимся взором на костёр и вдруг вскрикнул на весь грот:

– Друзья! У меня же есть отличный табак! Сухо-о-ой!

Оживились трое бамусов, до этого молча лежавших на парусине, завёрнутые в тряпьё так, словно их спеленал огромный паук. Они одновременно подняли головы, и один из них спросил:

– Что же ты помалкивал раньше?

– Надеюсь, этот табак не из твоих волос. – Пробасил второй бамус, довольно резво освобождаясь от плена тряпок.

Идох недовольно посмотрел на него и ответил:

– Из них самых. Только не с головы.

Пираты дружно загоготали.

– Лорд Вельсиолл не разрешал курить! – Вдруг прогремел из-под шлема голос Гномобоя.

В теснину вернулась тишина. Все обратили вопросительные взоры на архонта. Его глаза вновь были голубыми. Он молчал и смотрел на эту разношёрстную компанию. Отъявленные головорезы, безжалостно топящие корабли и грабящие прибрежные рыбацкие поселения спрашивали у него разрешения закурить.

Гномобой и Наулинк разошлись в стороны, и пламя костра осветило бледное лицо архонта. Внезапно от его холодного взгляда костёр стал затухать, но в этот момент с моря ворвался порыв ветра, раздув пламя и обдав Вельсиолла снопом искр. Он помотал головой, чихнул и жестом подозвал к себе одного из бамусов.

Напряжение в лагере вновь возросло. Пират осторожно подошёл к архонту и нагнулся к его голове. Он внимательно выслушал шёпот Вельсиолла, поднялся с расплывающейся улыбкой на лице и воскликнул:

– Мы можем курить, пока звучит лютня!

Грот взорвался радостными голосами.

– А ведь и правда, на «Селёдке» пылилась лютня!

– Поднеси мне табака, Идох, моё колено сломано!

– Неси быстрей лютню, Дралингва, и играй до ночи!

Подходивший к архонту бамус Дралингва оказался настоящим маэстро. Он быстро сбегал куда-то и принёс музыкальный инструмент. Улыбнувшись и по-шутовски поклонившись, он ударил по струнам костяным плектром – грот наполнился музыкой и песнями.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался.

Вернувшиеся Теольминт и Улианта не узнали лагерь. В центре полыхал костёр, шумело веселье, а ложа раненых сместились к костру, образовав амфитеатр. Позади всей этой катавасии неподвижно сидел всеми забытый Вельсиолл, но теперь его глаза не были проводниками Смерти и Забвения. Теперь в них блестели рыжие всполохи пламени костра.

Через какое-то время архонт медленно поднялся на ноги и его взгляд устремился в сторону выхода из грота. Замолкла лютня. Все вперили взоры сначала на Вельсиолла, а потом в ту сторону, куда он смотрел.

– Госпожа Локи! – Взвизгнул Идох.

Локтоиэль появилась в свете огня ровно в тот момент, когда радостный хафлинг прыгнул к ней на руки. Лицо Локтоиэль на мгновение скривилось, и Теольминт понял, что илийдинги смертельно устала. Её растрёпанные волосы закрывали часть лица и, как она ни старалась, зоркий эльтасмирий заметил царапины на её лице.

Идох что-то радостно прошептал на ухо Локтоиэль. Она вздёрнула брови и обратилась к Вельсиоллу:

– Я же говорила не давать ему кокосового молока! У него повреждён желудок!

Довольный хафлинг прижался к илийдинги сильнее, и она уловила запах, исходящий от него. Её глаза метнули молнии:

– Ты ещё и курить ему разрешил?

Архонт посмотрел на неё долгим печальным взглядом и отвернулся. Локтоиэль поставила хафлинга на землю, медленно подошла к Вельсиоллу и тихо сказала:

– Я вернулась. Навсегда. Почему ты не смотришь на меня? Скажи что-нибудь.

Но Вельсиолл молчал. По его щекам скатились две одинокие слезы.

Глава 34

– Сколько их осталось, Острый Клык? – Спросил Таран Кхатазский. Он стоял на носу «Розалии» и смотрел на загадочное светлое пятно, блуждающее по низким дождевым облакам у берега.

Ему ответил беззубый бамус:

– Семь или чуть менее моряков, поющий капитан, тот псих с двумя мечами и он – эльтасмирийский лорд.

Таран почесал горло после упоминания о Вельсиолле. Поздним вечером «Розалия» выходила из устья в открытое море, и он видел сейчас то место, где разыгралась битва с эльтасмириями.

– Опасности нет. – Донёсся с мачты голос вперёдсмотрящего. Голос человека.

Таран поморщился – он привык слышать сверху голос хафлинга. Его нечеловечески острое зрение позволяло видеть не то, что корабли – одиноких дельфинов, плывущих на расстоянии в пол-лиги от «Розалии». Именно он заприметил эльтасмирийский корабль на самой линии горизонта и подсчитал точное число моряков на палубе ещё до того, как людской взор смог разобрать, что это судно повелителей морей.

– Я и сам вижу, что нет. – Прошептал Таран.

– Возможно, они выполнили уговор и ждут нас на берегу? – Неуверенно прошепелявил Острый Клык.

– Возможно, – ответил ему Таран, – ждут. А возможно и нет. А может, они уже утыканы эльтасмирийскими стрелами, как морские ежи. Ты первый день живёшь что ли? Будь готов отдать приказ Гномобою, если он жив. Его команда пострадала меньше прочих. Да и почитателей светлых рас среди его воинов нет.

Бамус промолчал. В это время «Розалия» вышла в море, и пиратам раскрылась загадка светлого пятна на облаках. Огромное количество светящихся медуз, морских перьев и коньков облепили усевшийся на мель эльтасмирийский корабль. Творимый ими свет корабль превращал в столп, который бил вверх, отражаясь от низких облаков.

Не успели пираты «Розалии» охнуть от изумления, как произошло ещё одно чудо. Все окружающие воды были заполнены причудливыми морскими гадами. Стоило покрытому ракушками борту пиратского судна коснуться солёных вод, как от «Розалии» до Минта’эдвен-Эарини побежала стремительная вспышка. Она коснулась эльтасмирийского корабля – и столп света разлетелся на мириады фиолетовых искр.

– Это маяк был у них… для нас. – Удивился Таран Кхатазский.

– Это что, морские перья, – выдавил из себя Острый Клык, – сообщили эльтасмириям о нас?

Суеверные моряки попадали на колени.

– Легенды – истина! – Нестройным хором закричали они. – Само море возродило корабль морских господ!

– Танцор Вихря на берегу! – Крикнул с мачты вперёдсмотрящий.

Тарану не понравилось, как быстро эльтасмирии заметили идущую в ночи «Розалию», да ещё успели послать своего лучшего бойца на берег. Мало ли какие ловушки могли приготовить хитроумные «морские эльфы».

– Малую шлюпку на воду. – Приказал пиратский барон. – Я иду один!

Уже в лодке он разгадал ещё одну загадку – вспышку от «Розалии» к Минта’эдвен-Эарини создали игольчатые рыбочерви. Любой моряк знал, что эти опасные создания, обитающие в тёплых прибрежных водах, присасываются толстыми губами к телам несчастных жертв, вонзают в мышцы крепкие челюсти и, вращаясь вокруг своей оси, вырезают куски мяса. Стоило Тарану отгрести от «Розалии», как десятки этих тварей окружили его шлюпку и преследовали, постоянно вспыхивая, до самого берега.

Танцор Вихря дождался, когда шлюпка коснётся носом песчаной косы, схватил её свободной рукой – вторая была занята факелом – и потащил прямо по песчаному пляжу. Таран, не ожидавший этого от существа, которого он сам превосходил и ростом и мускулатурой, попытался выскочить из шлюпки, но эльтасмирий почувствовал его движение и ускорил шаг. Барону едва хватило ловкости усесться обратно, не потеряв достоинства. Так, влекомый сильным не по размеру эльтасмирийским воином барон въехал в освещаемый ярким костром грот. К тому моменту в его голове уже родилась история для портовых таверн о том, как он мчался на малой шлюпке прямо по берегу, в погоне за убегающим эльтасмирием, выжившим после того, как их корабль был потоплен бравыми ребятами из команды Тарана Кхатазского.

К удивлению морского барона, почти все пираты из его флотилии, даже те, кто всего девять дней назад были при смерти, теперь выглядели вполне здоровыми.

«Может быть, это морок? Эльтасмирийская магия?» – Подумал Таран и нашёл простой способ проверить это. Он показал тайный пиратский жест, приказав убить эльтасмирийского архонта.

– Лорд Вельсиолл погибнет, но не сегодня. – Прорычал из глубины своего шлема Гномобой.

В его тени возник ловкий миниатюрный хафлинг. Он держал руки скрещёнными, пряча ладошки подмышками, готовый швырнуть сразу восемь острых как иглы метательных ножей. Барон вспомнил, что Идох из-за маленьких рук не мог прятать карты в рукавах и повторять фокусы, но ножи метал отменно. Как часто, найдя в этом повод, пираты били его. И как его глаза, залитые слезами и злостью, всегда зорко смотрели на обидчиков. Но сейчас Идох не сводил точно такого же взгляда с Тарана. Другие пираты сплотились вокруг Гномобоя и закрыли собой костёр. Барон оказался во мраке, видя перед собой лишь тёмные силуэты воинов, только на этот раз они защищали не своего капитана, а чужого.

– Я слышу дыхание пиратского барона Тарана Кхатазского. – Прохрипел кто-то, сидящий по другую сторону костра. – Пропустите его. Каштаны готовы.

– Морского, а не пиратского… – Буркнул себе под нос Таран.

Пираты расступились, и он, прищурившись от яркого пламени костра, увидел рядом с ним эльтасмирия в белом хитоне. Таран не сразу признал в нём юного архонта. Казалось, он постарел на много лет. Теперь перед ним сидел совсем другой эльтасмирий, нежели тот, кто вскочил на борт его шлюпки. Его тело высохло, и теперь свет от костра пробиваясь сквозь его кожу, выделял вены, где текла бирюзовая кровь. Да, сила и молодость архонта дадут о себе знать, и со временем он обретёт прежнюю стать, но голос… Таран понял, что Вельсиолл пожертвовал собой ради исцеления десятков эльтасмириев, людей, представителей иных рас, и утерял свой звонкий голос навсегда.

– Им достаточно жара дневного песка, чтобы приготовиться. – Прошептал Вельсиолл, вынимая каштан из углей. – Костёр лишь подогревает их, да отпугивает ночных гостей – крыс. Им тоже хочется полакомиться!

Архонт улыбнулся и метнул каштан в темноту. Раздался шум борьбы, крысиный писк, и Тарану показалось, что из леса на него наведена смертоносная стрела.

– Мне тоже иногда кажется, что из леса на нас смотрит Смерть. Так всегда бывает, если долго смотреть во тьму. Давайте же вернёмся к делам. Сейчас наши пути расходятся, и мне бы хотелось узнать, присутствовал ли на вашей встрече у озера Союза наш общий кхатазский друг – лорд Табиючи?

Таран понял, что услышал сейчас приказ, а не просьбу. Возможно, кто-то из пиратов уже проговорился, будучи в здравом уме или предсмертном бреду. И сейчас архонт лишь желает услышать подтверждение. Барон собрался с силами и ответил:

– Мне неизвестен этот человек. Свою часть уговора вы выполнили. И я исполню свою – я забираю воинов и ухожу, не трогая вас.

Архонт лишь хрипло рассмеялся в ответ.

– Я вижу источник вашей уверенности, барон. Чёрные маги, присутствовавшие на вашей встрече. Вы не говорите правду, чтобы вынудить меня заглянуть в вашу память, и тогда испепеляющая реакция их защитного блока сразит меня. Но к чему это всё?

Сердце Тарана Кхатазского забилось сильнее. Вельсиолл перестал быть мальчишкой. Теперь перед ним сидел мудрец, ощущающий неосязаемые магические ловушки и видевший наперёд все замыслы бывалого морского барона.

– Вас и вашу команду спасёт только бегство в родной порт. Вы слишком много увидели, а возможно изменили ещё больше, о чём даже не догадываетесь. Сейчас мы расходимся, но не пройдёт и недели, как за вами отправится целая флотилия. Только Барьер может спасти вас.

Вельсиолл улыбнулся в ответ и прошептал, бросив ему горячий каштан:

– Не торопитесь так. Побудьте нашим гостем до утра. Вы выйдете из грота, когда первые лучи рассвета коснутся тлеющих углей этого костра.

Таран отвлёкся, ловя и перебрасывая из ладони в ладонь обжигающий плод. Когда же он поднял глаза, то архонта у костра уже не было.

Глава 35

Спокойная улыбка появилась на лица Вельсиолла, когда он услышал шаги, приближающиеся к резной двери его каюты. Голос архонта пострадал, но превосходное чутьё никуда не делось. Средь множества лёгких шагов он узнал уверенные, но мягкие шаги Айдагилля, Танцора Вихря; торопливую и требовательную дробь Улианты, дочери посла; похожую на шаги крадущегося хищника поступь Теольминта, воина и следопыта.

На их фоне выделялось приближение капитана Алуриэля. Оно было неслышимое, словно корабль намеренно глушил его шаги, и лишь единицы из тысячи морских воинов могли бы почувствовать его. И Вельсиолл почувствовал…

Он успел ещё раз взглянуть на себя в зеркало, совпадавшее с ним по росту, прежде чем устало погасли иллор-киа. После катастрофы и восстановления Минта’эдвен-Эарини миниатюрные корабельные духи с трудом освещали неокрепший корабль. Их мерцания едва хватало теперь, чтобы в темноте кают и нижней палубы разглядеть силуэты выживших членов команды. Но не на этот раз. Духи почувствовали эмоции, исходившие от тех, кто приближался к каюте и, загоревшись уже забытым тёплым лампадным сиянием, метнулись к двери.

Вельсиолл не впервые видел собственное отражение со времени отбытия из устья священной реки Насси. Каждый раз он не узнавал себя. Высохла река, скрывавшая его лицо, подобное маске. Кожа истончилась и теперь плотно обтягивала череп. Длинные волосы висели плетьми, и Вельсиоллу время от времени казалось, что они измазаны кровью раненых, которых он так долго лечил.

Архонт оглядел свою каюту. Посеребрённые доспехи пылились в углу, бесполезные, потому что ослабленное состояние ещё не позволяло носить их. Всё, что ему оставалось, это длинный хитон и сандалии. Посреди помещения стоял большой стол, заполненный фруктами и ожидающий гостей. Задумавшись о недавних событиях, архонт не сразу отреагировал на то, что в дверь его каюты стучатся.

– Заходите. – Негромко произнёс Вельсиолл.

Двери отворились, и внутрь в полном составе вошла команда Минта’эдвен-Эарини. Вместе с архонтом их осталось десять из двадцати двух, отправившихся три с половиной месяца назад из порта Лондо Ллар. Здесь были все, кто выжил в бою у священных рек Кайлах и Насси. Вельсиолл намеренно собрал всю команду, чтобы подвести итоги перед долгим путём домой. Собрание за большим столом именно в каюте архонта подчёркивало важность события.

Последним зашёл капитан Алуриэль. Он потратил много жизненных сил и энергии, излечивая корабль. И теперь его волосы, брови и даже ресницы белели, как песок на берегах священных рек.

Вельсиолл вспомнил, как совсем недавно он так же стоял в каюте в преддверии высадки наостров Рокушима. Как много тогда было мечтаний, надежд и желаний. И как мало их осталось сейчас.

В этот момент Улианта взяла со стола кувшин с родниковой водой, которой теперь было в избытке на корабле, и принялась рассматривать стоящий в центре стола цветок.

– Не надо его поливать! – Донёсся из-за двери голос Локтоиэль. – Господин архонт, вы прикроете зеркало, чтобы я смогла, наконец, зайти?

– Ты достаточно красива, чтобы не боятся зеркал! – Пошутил Теольминт.

– Достаточно? Ты сказал достаточно? – Возмутилась из темноты Локтоиэль и, заглянув в каюту, увидела стоящего Вельсиолла:

– Вель… ты… зачем вы надели этот хитон, он же не стиран с самого отплытия!

– Не ходить же эльтасмирийскому лорду в неглиже! – Вновь вмешался Теольминт и с нарочито умным видом объяснил капитану Алуриэлю. – Архонтов часто называют лордами в варварских землях.

– Да неужели? – Поднял одну бровь капитан и хлопнул рукой по столу. – К делу! Закройте зеркало и приступим к трапезе!

Улианта бросила скатерть, как рыбаки бросают сеть в море, закрыв зеркало. Локтоиэль осторожно вошла в каюту и села с краю стола.

Первым слово взял капитан Алуриэль:

– Мы везём в Лондо Ллар тревожные вести. Грядут изменения, а Дом Весеннего Шторма пребывает в неведении. Многие силы не желают нашего возвращения. Пираты южных морей. Возможно, кто-то из кхатазских лордов. Как выяснилось, какие-то чёрные маги. К тому же, нам известно, что Разочарованный дух ранее заключил соглашение с какими то или Бессмертными, или с Неувядающими телом, или с Вечно молодыми. Пусть оно и не действует после нашего невольного вмешательства, но почему он сначала перепутал нас с ними? Может быть, и дома нас ждут недоброжелатели? Мы должны удивить всех и вернуться целыми и невредимыми.

Следующим заговорил Айдагилль:

– Мы можем пойти по ту сторону Барьера там, где наша магия веками отбрасывает чуждые корабли назад к материковым берегам. Но морские разбойники ожидают, что мы именно так и поступим, минуя пиратские воды. Они будут преследовать нас. Идти параллельным курсом, сменяя друг друга. И атакуют, как только мы попробуем пересечь Барьер в обратном направлении.

– Зачем им собирать такую огромную коалицию ради нас? – Спросил Теольминт. – Вы думаете, им кто-то заплатит такие огромные деньги?

На его вопрос никто не ответил. Слово взял Вельсиолл. Все притихли и перестали есть, чтобы лучше слышать тихий голос.

– Вы все правы. Слова и сомнения – разумны. Именно разума ждут от нас наши враги. А мы удивим их хитростью. Мы отправимся туда, где нас не ждут. Мы возьмём курс прямиком в пиратское логово. Бамусские города-государства примут нас – главное суметь дойти до любого из их портов. По прибытии я расскажу, что мы будем делать дальше.

Вздох удивления раздался среди обычно спокойных эльтасмириев, и только эмоциональная Локтоиэль воскликнула:

– Большие города? А там есть… есть… – Локтоиэль не могла вспомнить слово.

– Трактиров нет, а вот таверн с харчевнями хоть отбавляй. – Подсказал ей Теольминт.

– Зачем мне харчевни? Я думала о лавках с платьями и тканями.

– Я могу показать тебе и таверны, и лавки. В бамусских городах можно найти товары со всего света. Жизни эльтасмирия не хватит обойти все их заведения! И не потому, что мы веками не стареем, а потому, что нас прирежут, если мы начнём шляться по улицам. – Зажёгся в предвкушении «пошляться» Теольминт и тут же осёкся под пристальным взглядом Улианты.

– Почему именно бамусские города? – Спросил капитан Алуриэль Вельсиолла. – Это последнее место, где я хотел бы побывать. Их порты являются пристанищем пиратов, а сами города находятся под властью царей, посвятивших себя даже не Тьме, а чистому Злу.

Архонт ответил незамедлительно:

– Я понимаю, это похоже на самоубийство, но именно оттуда в погоню за нами отправится флотилия. А значит, в их портах останется минимум опасности. И именно там никто не ожидает нашего появления. К тому же, никакой царь не станет топить нас или передавать пиратам, когда узнает, что на борту эльтасмирийский архонт, ведь это вызовет войну со всей нашей расой. Я думаю, что смогу заручиться временной поддержкой официальной власти, даже если потом буду изгнан Советом архонтов за подобные связи. В данный момент, я считаю это лучшим выходом.

Капитан удовлетворённо кивнул:

– В таком случае нужно двигаться в Сумбу. Это самый маленький из бамусских мегаполисов в тех водах. Это будет разумнее, чем соваться в ещё более крупное гнездо зла. В трюме у нас есть несколько слитков золота и тридцать монет серебром. Этого хватит на непредвиденные расходы. В любом случае, у нас будет немного времени, прежде чем пиратские бароны поймут, где нас искать. К тому времени мы должны будем уже успеть обзавестись государственной защитой.

После окончания трапезы все стали расходиться по вахтам. Минта’эдвен-Эарини меняла курс и уже не могла обходиться без участия команды.

Эпилог

Локтоиэль, предварительно зажмурившись, достала из-за зеркала свёрток апельсинов, уселась на пол и принялась готовить апельсиновый сок. Вельсиолл молча наблюдал за ней.

Она аккуратно счищала кожицу апельсина своим походным кинжалом, наточенным до остроты бритвы, затем сжимала мягкий плод пальцами и сливала сок в серебряный кубок, зажатый у неё между колен. Вокруг илийдинги лежали ворохи трав, стручков и засушенных корочек, которые она по одной ей известной системе добавляла в напиток.

– Твой сок великолепен. Мои силы восстанавливаются очень быстро. – Произнёс Вельсиолл. – Наконец-то я снова могу вкушать апельсины.

Он сидел за столом и читал древний том бортового журнала Минта’эдвен-Эарини под названием «Семь дней в Лиго». В нём содержалось много сведений о бамусских обычаях и городах. Основное же повествование велось об одном из печальных эпизодов эльтасмирийской истории, когда с корабля прямо в порту бамусского города-государства Лиго таинственно исчез архонт Таил-Эль, и больше его никто никогда не видел.

– К сожалению, мой сок, который ты так любишь, не восстановит твой голос. – Сказала Локтоиэль.

Архонт вздохнул:

– Я знаю, но всё равно ничего вкуснее я не пробовал.

Внезапно Локтоиэль что-то вспомнила и на её глаза навернулись слезы.

– Ты не видел, куда я положила стебли кориандра?

– Я видел их в моём сундуке

– Ты можешь дать мне ключ от него?

Вельсиолл хрипло засмеялся:

– Ты же знаешь, где он находится. Иначе как кориандр очутился в сундуке?

Локтоиэль поднялась на ноги, достала ключ, являвшийся частью резного орнамента на входной двери, и открыла сундук. Она начала рыться внутри и вдруг замерла.

– Что там? – Спросил архонт, почувствовав её напряжение.

– Эти… письма. Письма от неё… из Линтурии… я положу их обратно.

– Постой! Дай мне их! – Приказал архонт.

Локтоиэль нехотя протянула свитки Вельсиоллу. Он взял их, подошёл к окну, открыл его и вышвырнул письма в море.

Это заметил Теольминт, стоящий на верхней палубе Минта’эдвен-Эарини. Он проводил взглядом разлетевшиеся над морской гладью свитки и спустился по лестнице вниз – в трюм корабля.

Но не только он видел, как письма дочери главы Совета архонтов дома Линтурии исчезли в море. В люке четвёртой баллисты на Минта’эдвен-Эарини таился пассажир, и от его нечеловечески зоркого зрения не ускользнуло ничего. Тайный гость юркнул обратно в трюм, надышавшись сполна свежим морским воздухом, и вернулся в самое безопасное место корабля – громоздкий ящик с потайным дном, где эльтасмирии хранили монеты.

Тотчас его облепили духи иллор-киа. Им нравилось тереться об его шёрстку, вызывая лёгкие покалывающие искры. Но несколько дней назад они приняли его не так радушно. Духи атаковали его, когда он, с трудом доплыв до корабля, перевалился внутрь через полуоткрытый оружейный люк. Их тела облепили его и лишили способности двигаться. Их пронзительные голоса подавили силу воли. Их взгляды проникли в разум, но то, что увидели духи, заставило их отступить.

Хафлинг Идох проник на корабль не из тёмного умысла. Хафлингом Идохом двигала любовь.

Всю свою недолгую жизнь он сносил побои и унижения. Идох родился рабом и попал на пиратский корабль как раб. Острое зрение и способность метать ножи сделали его свободным, но не спасли от крепких пиратских кулаков и жестоких издевательств.

А потом в его жизни появились Вельсиолл и Локтоиэль. Они лечили его, кормили и даже расчёсывали его шёрстку. И ничего не просили взамен. Идох возлюбил их и поклялся сам себе пожертвовать ради них своей жизнью. Минта’эдвен-Эарини приняла Идоха, как двенадцатого члена команды, укрыв его, не смотря на то, что по рождению он являлся существом Тьмы.

Идох пробрался в ящик с монетами, лёг в углу и закрыл глаза. Он верил, что наступит день, когда его клятва будет исполнена.

-–

Информация по обложке:

Для подготовки обложки издания использован и обработан фрагмент свободной фотографии с сайта бесплатных изображений www.pixabay.com

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Эпилог