Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата [Лариса Куницына] (fb2) читать онлайн

Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата

1

— Я нахожу этот учебник по каллиграфии, написанный неким художником из Лейдена, очень интересным, — произнёс Дезире Вайолет, обращаясь к друзьям. Он стоял с книгой в руках возле одного из двух окон, распахнутых в дворцовый сад. — Предлагаемый им стиль письма выгодно отличается от того, что мы используем в Сен-Марко. Он куда изысканней и легче в начертании, и при этомсохраняет красоту и обеспечивает скорость письма. Все эти росчерки и выступающие элементы создают ощущение изящной игры, и хоть подобная манера начертания букв вряд ли уместна в официальных документах, дружеской переписке и, тем более, любовным посланиям придаст несомненное очарование.

— Дай посмотреть, — Бертран Нуаре протянул ему руку и, получив книгу, перелистнул несколько страниц. — Неплохо.

— Этот художник называет себя Флоридором и сейчас преподаёт в лейденском университете живопись и каллиграфию, — с воодушевлением продолжил Дезире. — Я думаю, что тебе нужно пригласить его ко двору, Жоан!

— Флоридор? — переспросил король с недоумением. — Он что, алкорец?

— Думаю, что это псевдоним, — усмехнулся Анри Раймунд. — Я тоже слышал о нём. Он талантливый живописец и скоро войдёт в моду. Наверно на самом деле его зовут как-нибудь вроде Жак Кливе или Ганс Мюллер, но художники живут по другим законам и столь прозаичные имена им не по нраву. Если ты хочешь иметь самый изысканный двор на континенте, то стоит его пригласить, только поторопись, пока его не умыкнул у тебя из-под носа Ликар. Он тоже хочет, чтоб двор его отца был самым-самым.

— А ты что думаешь, мой Марк? — спросил король, опустив подбородок на плечо старшего друга.

Барон де Сегюр сидел с лютней в руках перед пюпитром, на котором стояли нотные прописи. Король устроился рядом на обитом бархатом стуле и, заглядывал в ноты из-за его плеча.

— Если он так хорош, то вам стоит его пригласить, ваше величество, — произнёс барон, не отрывая взгляда от нотного листа. — Так вы выиграете этот тур у энфера. Такая игра на пользу вам обоим, лишь бы она не перетекла в военное противостояние.

— Я понял, — кивнул Жоан и обернулся к своему секретарю. — Жискар, напишите приглашение, не жалейте цветистых фраз и радужных обещаний. Гонца отправьте к нему немедля, — и тут же утратив к этой теме интерес, ткнул пальцем в ноты. — Мне не нравится этот фрагмент, Марк. Он утяжеляет всю пьесу, тебе не кажется?

— Я согласен с вами, мой король, — кивнул тот. — Я сыграл бы это так…

И его пальцы легко забегали по струнам, извлекая из них лёгкую, слегка меланхоличную мелодию.

— Отлично! — воскликнул Жоан, кивая в такт, а потом обернулся к Жискару. — Дайте мне перо. Скорее запиши, Марк, пока мы не забыли этот эффектный пассаж!

— Теперь и музыка! — рассмеялся Анри, глядя на них. — Господин барон, есть ли хоть что-то, что вам не подвластно?

— Спросите лучше, есть ли хоть что-то, что не включил в мою программу обучения Арман, стремясь исправить мою лень и гордыню, — рассмеялся Марк. — И если лень скоро сдалась под его напором, то гордыня устояла, не смотря ни на что.

— Неправда, — возразил Жоан. — Ты сам говорил мне, что между гордостью и гордыней глубокая пропасть, и сам же преодолел её одним прыжком!

— Вы перехвалите меня, мой господин, — усмехнулся Марк, продолжая играть на лютне и скользя взглядом по нотам.

Какое-то время все прислушивались к мелодии, которую он наигрывал, Дезире задумчиво смотрел в заполненный голубыми сумерками сад, Бертран листал книгу по каллиграфии. Анри смотрел на короля с улыбкой.

— Жоан, могу я спросить тебя кое о чём? Если это по-прежнему секрет, то можешь не отвечать, — и, поймав взгляд короля, произнёс: — Мой отец проговорился на днях, что вскоре ожидается визит Беренгара. Это правда?

— Да, мой милый, — вздохнул король. — Но, поскольку, мы ждём его с важной миссией, как посланца альдора, говорить об этом раньше времени не стоит.

— Об этом уже все знают, — пожал плечами Дезире. — В городе ходят такие слухи, причём они полны раздражения.

— С чего бы это? — нахмурился Анри. — Из-за того, что он служил луару в последней войне? Что с того? Король Ричард изгнал его, и он воспользовался своим правом сменить сторону.

— Дело не в этом, — подал голос Бертран. — Кто-то распространяет о нём весьма нелицеприятные слухи.

— Что за слухи? — насторожился Жоан.

— Говорят, что он интригами и клеветой удалил от трона коннетабля маркиза де Лианкура, чтоб занять его место.

— Что за чушь? — воскликнул Анри. — Он никогда не был коннетаблем. Арман дал ему звание маршала, чтоб не лишать заслуженных привилегий де Лианкура, но тот обиделся и сам отошёл от дел.

— Это знаем мы с тобой, а сброд носит по городу другую версию. Ещё говорят, что во время той, прошлой кампании Беренгар приказал сжечь какую-то алкорскую деревню вместе с жителями из-за того, что там к нему не проявили почтения. Марк, вы участвовали в той войне. Это возможно?

— Нет, — слегка раздражённо ответил де Сегюр. — Арман категорически запретил сколь бы то ни было жестокое отношение к мирному населению, и маршал полностью разделял его точку зрения. Он всегда был терпим к селянам, даже если они, считая себя подданными альдора, проявляли непочтительность или неповиновение. Я всегда поражался тому, как он сносит ругань и проклятия, которыми его порой встречали в захваченных селениях, но он говорил, что нельзя наказывать за верность, даже если это верность твоему врагу.

— Мне он говорил, что порой лучше укрепить свою волю, смиряя гнев, чем проявить неуместную жестокость к слабым, — кивнул Анри.

— Так я и думал, — кивнул Дезире. — Я не знал его так хорошо, как вы, но со слов отца он известен мне как человек мудрый и благородный, потому даже не буду спрашивать о том, правда ли, что он нажился на той военной кампании, поскольку мне известно, что это такая же ложь, как и всё остальное. Но я недавно услышал ещё одну историю, — он взглянул на Марка. — Может, вы, барон, что-то знаете об этом. Говорят, что Беренгар соблазнил баронессу де Монфоль, убил её мужа и бросил её в бедственном положении.

— А что, про это тоже говорят в городе? — хмуро спросил тот, откладывая лютню. — Это может значить только одно: тот, кто распускает эти слухи, обретается во дворце. Эта история была скандальна, и тогда были приняты все меры, чтоб она не вышла за эти стены, в основном, чтоб сохранить репутацию Эдвины де Монфоль. Это случилось вскоре после окончания войны. Беренгар тогда был уже два года как вдов, но оставался весьма привлекательным мужчиной, а его доблесть и военные заслуги перед королевством и вовсе кружили дамам головы. Тогда он всерьёз увлёкся фрейлиной Элеоноры, Эдвиной де Монфоль, она же была юна и впечатлительна, попала под его обаяние и ответила взаимностью. Об этом узнал её муж, барон де Монфоль, он пришёл в ярость и вызвал Беренгара на поединок. Дуэль была честной, секундантами были барон Аллар и граф де Монфор. Естественно, Беренгар победил, он опытный воин, а де Монфоль — всего лишь придворный. Мне кажется, убивая мужа своей возлюбленной, он искренне надеялся, что устраняет преграду, которую создавал между ними её брак, и не исключено, что после этого взял бы её в жёны. Но, увы, она была настолько потрясена случившимся, что сочла себя повинной в смерти мужа и на коленях умоляла Элеонору отпустить её. Королева не могла устоять перед её рыданиями, и бедняжка Эдвина уехала в своё поместье, где с тех пор живёт затворницей, ведёт благочестивый образ жизни и помогает бедным. Что ж до Беренгара, то он был какое-то время безутешен, но потом всё же взял себе новую жену из какого-то клана у себя на Севере. И я не думаю, что эта история может быть поставлена ему в вину.

— Печально, — вздохнул Жоан. — Я не помню этого. Видимо, это скрыли и от меня, ведь я тогда был ещё очень юн, — он обернулся к Марку. — Так ты говоришь, что за этими слухами может стоять кто-то из дворца?

— Я полагаю, что кто-то распускает эти слухи намеренно, — кивнул тот, — возможно, именно из-за предстоящего визита контаррена Беренгара в Сен-Марко. Это верный признак того, что кто-то весьма недоволен его намерением приехать и постарается сорвать его миссию, а она важна для укрепления мира между нами и алкорцами. Если вы позволите, я хотел бы обсудить это с графом Раймундом и бароном де Грамоном. Так же, полагаю, следует поставить об этом в известность маркиза Вайолета.

— Непременно, — улыбнулся король, — но не сегодня. Ты ведь можешь поговорить с ними завтра? И ты наверняка получил приглашение на пир к этой чаровнице де Флери! О, Лилиана! Она просто очаровательна! Неужели ты упустишь эту возможность полюбоваться на её экзотическую красоту?

— Не упущу! — усмехнулся Марк.

— То-то же! Я вижу, вы все явились ко мне разнаряженные, как на коронацию, а мне ещё только предстоит привести себя в подобающий такому визиту вид. Потому продолжайте свою болтовню без меня, пока верные слуги напялят на меня модный камзол и обвешают драгоценностями так, что я не смогу стоять без подпорок.

— Можно подумать, ты допустишь такой перегруз, — рассмеялся Бертран и обернулся к дверям.

На пороге появился юный де Морен, оруженосец короля и с улыбкой доложил:

— Ваше величество, во дворец явился виконт Монтре и настаивает, что вы обещали принять его.

— Гони его прочь, Жан! — воскликнул Анри. — Скажи, король сегодня занят. Пусть ждёт, как все, к нему пришлют.

— Давайте посмотрим на него, — остановил оруженосца король. — Я обещал его принять, это верно, но не хочу делать это в официальной обстановке. Мне просто было интересно взглянуть на отпрыска моего главного недоброжелателя при дворе, от которого мы так удачно избавились. Давайте посмотрим на него. Не думаю, что это займёт много времени, а потом я переоденусь, и поедем к Лилии Сен-Марко!

Жан де Морен поклонился всё с той же загадочной улыбкой и удалился, а спустя какое-то время вновь появился в комнате и объявил:

— Его милость виконт Монтре к королю!

— Входите, виконт, — кивнул Жоан, снова опускаясь в кресло и глядя на высокого юношу в синем бархатном камзоле, вошедшего вслед за оруженосцем.

— А он похож на отца, — бесцеремонно разглядывая его, заметил Анри Раймунд.

— Надеюсь, только внешне, — с усмешкой шепнул ему на ухо Нуаре.

— Итак, виконт, — произнёс король, — вы просили об аудиенции и вот она! Что вы хотели нам сказать?

Юный виконт слегка смутился, увидев в комнате компанию молодых рыцарей, которые с интересом разглядывали его. Наверно, он думал, что всё это будет происходить более торжественно и официально, и никак не ожидал оказаться в столь непринуждённой обстановке, которая вовсе не придавала ему уверенности. Однако он сумел собраться с мыслями и произнёс с поклоном:

— Ваше величество, я безмерно благодарен за то, что вы соизволили принять меня, и хочу заверить вас в том, что буду предан вам так же, как мой отец…

— Звучит двусмысленно, — вполголоса заметил Вайолет, а виконт, бросив на него тревожный взгляд, продолжил:

— Я смею надеяться, мой король, что вы, учитывая заслуги моего отца перед короной, пересмотрите своё решение о конфискации у моей семьи той собственности, что мы были лишены год назад по эдикту, а также позволите мне занять при вашем дворе место, соответствующее моему происхождению.

— А какое у вас происхождение, виконт? — поинтересовался король. — Не каждый барон или граф, и даже маркиз может рассчитывать на место при дворе, да и титул, дарованный вашему родителю лишь несколько лет назад, вряд ли сам по себе предполагает такую привилегию. И о каких заслугах вашего отца перед короной вы говорите? Вы читали тот эдикт, о котором упомянули? Кажется, там ясно написано, что нам не удалось отыскать в анналах истории упоминаний о заслугах виконта Монтре, достойных тех милостей, которыми одарил его король Ричард.

— Это так, ваше величество, — взволнованно проговорил юноша, — но я полагаю, что вы были введены в заблуждение врагами моего отца, коих при дворе было немало, и если вы разберётесь в этом…

— То есть, — Анри Раймунд поднялся и, подойдя к виконту, встал перед ним, — вы, ваша милость, говорите, что король не прав? Решение короля Сен-Марко кажется вам несправедливым или ошибочным, или и то, и другое одновременно? Или вы обвиняете короля в том, что он подписал соответствующий эдикт, даже не потрудившись изучить материалы расследования деятельности вашего отца?

— Нет, я далёк от мысли обвинять в чём-то короля, — растерянно покачал головой юноша. — Но я полагаю, поскольку мой отец погиб в военном походе во славу короля и Сен-Марко, я вправе рассчитывать на…

— Вам известны обстоятельства гибели вашего отца? — ледяным тоном отчеканил Раймунд, гордо выпрямившись, отчего стал вдруг очень похож на своего отца. — Взгляните на этого юношу, — он ткнул пальцем в Жана, — его отец был молодым бароном короля Армана и пал в горном походе от вражеской стрелы. Вот что называется погибнуть во славу короля и Сен-Марко! А ваш отец…

— Довольно, Анри! — перебил его король. — Не нужно ставить ему в вину то, что он не совершал, и тем более обстоятельства смерти его отца. Будет достаточно объяснить господину виконту, что я слишком хорошо знаю, какое место занимал при моём отце покойный виконт Монтре, и за какие заслуги он удостоился всех этих почестей. При моём дворе больше нет такого места, ваша милость, и я не нуждаюсь в подобных услугах ни от вас, ни от кого-то другого. Вам следует благодарить судьбу, что у вас не отняли замок, где вы живёте, и титул, который вы носите. Просто я решил не лишать вас крова над головой, хотя мои приближённые настоятельно советовали мне сделать это. Что ж до титула, то не стоит забывать, что он дарован королём Сен-Марко, что делает вас нашим вассалом, а потому я советую вам терпеливо ждать, пока у нас появится в вас нужда, о чём мы вам сообщим. Я дал вам аудиенцию лишь для того, чтоб разъяснить всё это и прекратить тот поток прошений, которыми забрасывает нашу канцелярию ваша мачеха. Я полагаю, что как глава семьи, вы сможете убедить её в бесперспективности её попыток что-то изменить. А теперь идите, виконт, ищите своё место в жизни, но помните, что только от вас зависит, каким оно будет. И не надейтесь на былые связи вашего отца, они ещё менее надёжны, чем стены из утреннего тумана.

Юный виконт стоял, опустив голову, и было заметно, как дрожат его плечи. С усилием поклонившись, он повернулся и едва не выбежал в двери, которые предусмотрительно распахнул перед ним Жан.

— Может, не стоило так? — задумчиво спросил Бертран, с сочувствием посмотрев ему вслед.

— Вряд ли кто-то будет здесь так добр к нему, как ты, мой друг, — заметил Дезире. — В одном он прав, у покойного виконта много врагов в Сен-Марко, и они не упустят возможности поквитаться с его сыном за все злодеяния отца.

— Тем лучше, — проговорил Анри, возвращаясь на место. — Чем скорее он вернётся в своё имение и займётся делами, тем будет лучше для него.

— Что думаешь? — спросил Жоан, обернувшись к Марку.

— Если честно, то я думаю о том, кто может распространять все эти слухи о Беренгаре, — признался Марк. — А этот мальчик? Не жалейте его. Многие начинали свой путь в куда худшем положении, чем он. У него есть титул, деньги и замок. Этого более чем достаточно для достойной жизни, а если он хочет чего-то большего, то ему стоит приложить для этого усилия, а не надеяться на эфемерные заслуги отца. Так что, мой король, я согласен с каждым вашим словом.

Тёмная половина длинных суток уже вступила в свои права, и незаметно наступил вечер. Улицы города погрузились в мягкий голубой сумрак ранней ночи, на улицах зажглись факелы и фонари, и публика на них теперь преобладала праздная. Знатные господа и мастеровые, закончив свой день, полный безделья или напряжённого труда, отправлялись туда, где их ждали вино и развлечения, будь то салоны, званые обеды или трактиры.

В этот час на Королевской улице прозвучали трубы герольдов, и горожане подались в стороны, прижимаясь к стенам домов или заходя в ближайшие лавки, чтоб освободить дорогу группе нарядных всадников, гарцующих на высоких конях, чья блестящая упряжь издавала приятный звон множества маленьких бубенчиков, извещающих о том, что по городу следует король со своей свитой.

Жоан не любил кареты, и сколько б ему не говорили о мерах безопасности, предпочитал передвигаться в седле, оставляя поездки в обтянутых парчой ящиках на колёсах дамам и старикам. Потому его всегда окружали его друзья, своими телами закрывающие его от недоброго глаза и вражеской стрелы, тем более что таких самоотверженных друзей у него было немало, и при любом выезде находилось достаточно желающих составить его живой щит.

И в этот раз он проследовал по городу в окружении друзей и, как прежде, никто не пытался стрелять в него, а провожавшие его взгляды подданных были полны восхищения. Свернув на ту самую мрачную улицу, на которой стояли маленькие замки военных баронов, кортеж проследовал к широко распахнутым воротам и въехал в узкий двор, где проворные слуги уже торопились принять коней у спешившихся всадников.

Гостей было немного, десятка два молодых дворян, и среди них не было ни одной женщины. Они с удивлением озирались по сторонам, снимая перчатки, а вокруг них искрилась множеством разноцветных фонариков крытая галерея. Из глубины дома доносилась странная музыка, словно целый хор колокольчиков наигрывал неторопливую детскую песенку, но эта песенка была такой очаровательной и даже завораживающей, что слушать её можно было бесконечно.

Двери дома распахнулись, и из них выскользнули четыре маленькие изящные девицы в многослойных шёлковых одеждах, перехваченных на тонких талиях цветными поясами. Они мило улыбались и кланялись, жестами приглашая гостей войти.

Король вошёл первым и проследовал по череде комнат в высокий зал — единственный, который был предназначен для пиров, сводчатый и изначально мрачный, но в этот вечер освещённый огнями, которые сияли сквозь витражные стёкла красивых фонарей, подвешенных к потолку и на стенах. Именно здесь звучала музыка. В углу зала на широком возвышении сидели на подушках три девушки, похожие на тех, что встречали гостей, в их руках были странные инструменты, напоминающие лютни, и их тонкие белые пальчики легко порхали по струнам, извлекая из них волшебную мелодию.

Зал выглядел необычно, его старинные стены из грубо отёсанных камней на сей раз были покрыты лаковыми панно и завешены свитками, на которых изображались сказочные пейзажи, чудесные птицы и звери и необыкновенной красоты цветы. Возле них на витых подставках стояли бронзовые курильницы, из них струился голубоватый ароматный дым. Между этими подставками были установлены небольшие, обтянутые яркими тканями помосты с низкими широкими столиками и лежащими рядом плоскими подушками, видимо, заменяющими стулья.

Едва гости вошли, как к ним устремились новые изящные девицы в шелках, неся на подносах кубки с вином. Хозяйки нигде не было, и гости разошлись по залу, разглядывая его убранство. Марк де Сегюр тоже взял с подноса кубок, с любопытством взглянув на поднёсшую его девушку. Её личико было таким же, как и у других: белое и гладкое, как шёлковая бумага, с высокими скулами, узким подбородком и красивыми миндалевидными глазами. Впрочем, все эти малышки казались ему на одно лицо, и оттого появлялось ощущение, что он спит и это всё сон. Он уже хотел попробовать вино, но в этот момент рядом прозвучал голос:

— Не пей, — и чья-то ладонь закрыла его кубок.

Обернувшись, он увидел Филбертуса, который, подозрительно щурясь, смотрел по сторонам.

— В чём дело? — насторожился Марк. — Ты думаешь, вино отравлено?

— Не знаю, но мне не нравится его запах, — ответил маг, хмуро взглянув на ближайшую курильницу.

Марк понюхал вино. Аромат был действительно странный, но очень приятный. Однако, немного подумав, он решил проявить осторожность и поставил кубок на ближайший столик. В зале становилось всё более оживлённо. Осмотревшись, он увидел вокруг весёлые лица своих друзей, а потом заметил странную радужную ауру вокруг этих лиц. Это показалось ему забавным, и он невольно улыбнулся, но тут же что-то возникло перед его лицом, и в нос ударил столь резкий запах, что онневольно отшатнулся.

— Возьми, — мрачным тоном приказал Филбертус, вложив в его руку кружевной платок, издававший тот самый резкий запах.

— Что это? — воскликнул Марк.

— Душистый уксус, тот, с помощью которого приводят в чувство экзальтированных девиц, имеющих привычку чуть что падать в обморок.

— Я не девица!

— Это видно с первого взгляда, — проворчал Филбертус. — Но он неплохо действует и против несильных чар.

— Чар? — переспросил Марк и снова осмотрелся.

Он больше не видел никакой ауры вокруг лиц, да и сами лица уже не казались ему такими милыми. Напротив, все присутствующие глупо улыбались, находясь в чересчур благостном настроении.

— Не думаю, что это магия, скорее, действие этого дыма, — Филбертус постучал пальцем по курильнице. — Я могу назвать тебе два десятка трав, которые при сжигании оказывают подобное воздействие. Среди них есть ядовитые, опасные и вызывающие видения и головную боль, а есть и совершенно безвредные, которые просто улучшают настроение. Этот запах мне не знаком. Я не думаю, что эта ведьма станет так уж сразу травить короля, так что используемый ею состав, скорее всего, просто слегка мутит разум. Не будем раньше времени поднимать шум, но пусть здесь останется хоть пара людей с ясной головой.

Марк кивнул и нехотя поднёс платок к лицу. Он снова осмотрел зал, отыскивая среди гостей и слуг Жоана, и в этот момент раздался странный перестук палочек, звонкий и ритмичный, мелодия, которую наигрывали девицы, изменилась, фонарики стали более тусклыми, отчего в зале наступил полумрак, а следом в самом его конце вспыхнул свет, двери распахнулись и на пороге появилась изящная фигурка баронессы де Флери в голубой парче.

Она, как лебедь вплыла в зал и, остановившись в перекрестье лучей света, начала кружиться, распространяя вокруг мягкое радужное сияние. Её танец был необычным и очень красивым, и Марк поймал себя на том, что не может оторвать глаз от её порхающих как белые голубки ладошек, гибкого стана и яркого мерцания кружащихся вокруг неё юбок. На её личике, похожем на сердечко, светилась безмятежная улыбка. Её движения, округлые, мягкие и изящные, завораживали. В какой-то момент она выгнулась так, что её затылок едва не коснулся поясницы, а с поднятых вверх рук взметнулись к потолку мерцающие лепестки, и по залу пронёсся ветерок, наполненный ароматом цветущей вишни. Она распрямилась, и её руки в широких рукавах, расправились, подобно крыльям птицы, а потом заволновались, как гладь озера, и с кончиков длинных белых пальцев соскользнули яркие бабочки, которые закружились вокруг, роняя с крылышек радужную пыльцу. Марк подумал, что это снова чары, и поднёс платок к лицу, но даже едкий запах уксуса не избавил его от этого видения изящной, танцующей в круге света волшебницы с серебряными волосами и глазами цвета старой бирюзы.

Баронесса продолжала легко кружиться по залу и с её расшитого подола как капли воды слетали мерцающие искры, разлетающиеся вокруг радужным ореолом, и в какой-то миг она завертелась на месте и приподнялась над полом. По залу прокатился восторженный шёпот, и, опустившись, она замерла в изящной позе, держа возле ангельского личика огромный белоснежный цветок с множеством длинных лепестков.

Тут же вокруг раздались восторженные крики, и она, мило улыбнувшись, присела в поклоне, а к ней, хлопая в ладоши, направился король.

— Что это было? — спросил Марк, обернувшись к Филбертусу.

Тот был мрачнее тучи.

— Хочешь знать, что это, магия или трюки? Я не знаю, но совершенно уверен: всё, что здесь происходит, имеет только одну цель: одурманить короля и его приближённых, заставить их забыть об опасности и поддаться этому очарованию.

— Зачем?

— Я полагаю, что конечной целью является Жоан. Посмотри, как эта ведьма строит ему глазки, едва касается нежными пальчиками его руки, наверняка окутывает его облаком своих соблазнительных ароматов. И этот танец — лишь часть стратегии в завоевании его симпатии.

— Может быть, — кивнул Марк, взглянув на короля, который уже влюблёно смотрел в мерцающие глаза стоявшей рядом баронессы.

А Марк вдруг заметил, что эта женщина, которая ещё недавно казалась ему хрупкой и маленькой, как цветок, на самом деле довольно высока, почти одного роста с далеко не низкорослым королём. И как бы ни была изящна и тонка её рука, но её ладонь трудно было назвать крохотной. Впрочем, Жоан ничего этого не замечал, он был полностью пленён её красотой.

— Вино, господа? — прощебетал рядом нежный голосок и Марк обернулся.

Рядом стояла девушка с подносом и улыбалась ему алым бутоном губ. Она действительно была маленькой и хрупкой, а её личико напоминало гладкостью лица нежных красавиц, которых так искусно вырезали из дерева и расписывали лаковыми красками алкорские мастера. У неё были странные, раскосые и очень лукавые глаза.

— Я не хочу вина, — произнёс он. — Не могла б ты принести мне родниковой воды?

— Воды? На пиру? — её смех зазвенел колокольчиком.

— На хорошем пиру каждый гость может получить то, что ему угодно, — улыбнулся Марк. — Разве у вас не так?

Она пожала узкими плечиками и отошла, а он снова вернулся к наблюдению за происходящим. Баронесса де Флери тем временем вела Жоана к самому высокому возвышению, что-то объясняя ему на ходу. Он смеялся и кивал, а потом вместе с ней поднялся туда и сел на подушки возле столика. Баронесса соскользнула вниз и подхватила под руку Анри Раймунда, провожая его к следующему возвышению. Похоже, это казалось всем очень забавным, и мужчины с нетерпением ждали, когда баронесса и их возьмёт за руку и отведёт к предназначенному для них столику.

В какой-то момент к ней подскочила та самая девица, которая предлагала Марку вино, и шепнула что-то ей на ухо. Баронесса настороженно взглянула на неё и, резко обернувшись, посмотрела на него, а потом на её лице снова появилась ласковая улыбка и она поплыла в его сторону.

— Вам не нравится моё вино? — сладко пропела она, взяв его за руку.

Впервые увидев её так близко, он невольно поразился её экзотической красоте и удивительно гладкой белой коже без единого изъяна. Её серебристые волосы были уложены так тщательно, что причёска казалась безупречным произведением ювелирного искусства, и разглядывать эти извивы шёлковых прядей можно было бесконечно. Её мягкие черты отличались безупречной гармонией, и нежные губы, и маленький аккуратный нос, и даже эти странные узкие глаза со столь изысканным разрезом, что, казалось, их создал талантливый художник. Не поддаться её обаянию казалось невозможным, но, как ни странно, он не поддался.

— Ваша красота пьянит без вина, баронесса, — галантно произнёс он. — И мне хотелось бы сохранить ясный разум, чтоб не упустить ни единого мига, когда я могу любоваться вами.

— Как это мило, — улыбнулась она. — И всё же, я прошу вас выпить со мной…

Она щёлкнула пальцами, и тут же рядом появилась девица с подносом, с которого красавица сняла два кубка и один протянула Марку. Он не пошевелился, с улыбкой глядя на неё.

— Боюсь, ваше вино, баронесса, слишком крепко для наших рыцарей, — произнёс Филбертус, внезапно возникнув рядом. — Оно как огонь проникает в жилы и может сжечь их сердца.

— Это всего лишь вино, — рассмеялась она.

— Разве? — глядя ей в глаза, спросил маг и провёл рукой над кубком, и тут же оттуда вырвалось яркое пламя.

Она молча смотрела на языки огня, и улыбка на какой-то миг соскользнула с её лица. Рядом снова раздались восторженные крики гостей, которые, видимо, решили, что Филбертус показывает фокусы.

— Какой-то трюк? — снова улыбнулась баронесса, глядя на кубок.

— Проверьте, — пожал плечами маг.

— Думаю, что да, — произнесла она, — ведь магия в Сен-Марко запрещена.

— Отчасти, — уточнил он. — Колдовать имеют право лишь королевские маги. Остальных за это ждёт смерть.

Последнюю фразу он произнёс совсем тихо, чтоб никто кроме Марка и баронессы не услышал её.

— Вас проводят на ваши места, — снова улыбнулась она Марку и, развернувшись, направилась к Дезире Вайолету.

— Ты напугал её, — заметил Марк, глядя ей вслед.

— Она ни разу не взглянула на меня, — произнёс Филбертус. — Думаю, она знает, кто я, и не хочет со мной связываться. Теперь она будет ещё осторожнее.

— Ты серьёзно думаешь, что она ведьма?

— Не знаю, но обязательно выясню. Боюсь только, что Жоан будет в ярости, если ему покажется, что кто-то преследует его очаровательную лилию.

Рядом снова возникла та девица с лукавыми глазами и проводила их к помостам. Марку эта затея не нравилась. Сидеть за столом на подушке было неудобно, однако, остальных гостей, это, кажется, забавляло. Помостов со столиками хватило как раз на всех, слуги внесли в зал блюда и начали расставлять их на столах, к гостям тут же присоединились девушки, которые, сев рядом, подливали им вина и мило щебетали. К Марку подсела всё та же красотка, сообщила, что ему подали чистейшую родниковую воду, и торжественно наполнила его кубок. Она назвала ему своё имя, которое прозвучало странно, и он даже не пытался его запомнить, поглядывая туда, где рядом с Жоаном примостилась сама баронесса.

Потом в центре зала появились танцовщицы, они закружились под мелодию, которую так же меланхолично наигрывали музыкантши. Гости смеялись, провозглашали тосты и болтали с девушками, а Марк всё чаще ловил себя на странной мысли, что не понимает, что здесь происходит. Ему не нравился этот пир, веселье здесь было неестественным, приглашённые сидели так далеко друг от друга, что вести нормальную застольную беседу было просто невозможно. И он всё чаще посматривал на баронессу де Флери, которая была действительно очень красива, но эта красота почему-то совсем не трогала его, хотя он всегда считал себя ценителем женской прелести. Вот именно этой прелести он в ней и не чувствовал. Не было в ней той естественности и простоты, которую он так ценил в своих многочисленных подругах, не было искренности и живости, словно она, и правда, была ожившей алкорской статуей, изваянной талантливым художником, где под сияющим белым лаком таится обычное дерево.

Танцовщиц сменили акробаты, потом певцы и следом фокусники, и все они были искусны, но на них уже никто не смотрел. Гости были увлечены своими новыми подругами, и только девушка, сидевшая рядом с Марком, после нескольких неудачных попыток завести игривый разговор, оставила его в покое и теперь откровенно скучала. Посмотрев туда, где сидел Филбертус, Марк увидел, что тот прямо лучится обаянием, беседуя со своей новой подружкой, и наверняка пытается выспросить у неё как можно больше об этом странном доме и его хозяйке.

Время шло, уже, наверно, началась ночь, гости засыпали прямо за столами и их дамы тут же поднимались и уходили, скрываясь где-то в дальних покоях. Марк всё чаще с тревогой поглядывал на Жоана и, наконец, решился. Встав, он подошёл к нему и, почтительно склонившись в поклоне, произнёс:

— Ваше величество, на два слова.

— В чём дело, Марк? — внезапно раздражаясь, воскликнул Жоан, а баронесса успокаивающе улыбнулась и коснулась пальчиками его руки.

— Это важно и секретно, — спокойно проговорил Марк.

— Простите, моя лилия, — улыбнулся король и поднялся, потому что его дама не спешила удалиться, чтоб дать им поговорить с глазу на глаз.

— Ну, что тебе? — резко спросил Жоан, когда они отошли в сторону.

— Ваше величество, уже ночь и пора уходить, — ответил Марк.

— Чего ради? — разозлился Жоан. — Разве нас гонят?

— Дело не в этом. Вам известно, что одинокая женщина не может принимать у себя постороннего мужчину после второй стражи без ущерба для своей репутации…

— И что? Лилиана — другая. Она сказала, что в её племени такие пиры — обычное дело!

— Но она не в своём племени, — возразил Марк. — Она в Сен-Марко, и здесь она — баронесса де Флери, и потому судить о ней будут по нашим обычаям. Посмотрите вокруг, мой король! Сколько здесь молодых мужчин, а ведь она вдова. Сохранить тайну не удастся, не гости, так слуги всё выболтают, и молва понесёт по городу сплетни, приукрашивая их на каждом шагу. Репутация прекрасной юной баронессы будет погублена, и всё лишь потому, что она пока не знакома с нашими правилами поведения, согласно которым недопустимо то, что в её родных краях считается обычным делом. Разве не долг рыцаря защитить честь дамы и не дать ей совершить ошибку, которая может принести ей бесчестье?

— Ты прав, — с сожалением пробормотал Жоан, осмотревшись. — Я благодарен тебе, мой Марк, за это предостережение. Мне не хочется уходить, моя голова кружится от восторга, когда я смотрю на неё, но я не вправе приносить её честь на алтарь своего удовольствия, верно? Я ведь смогу увидеться с ней потом снова, быть может, даже наедине.

— Вы собираетесь сделать её своей фавориткой? — невозмутимо уточнил Марк.

— Что? — внезапно смутившись, взглянул на него король. — Я даже не думал об этом. Просто… Ну, понимаешь, я действительно увлечён ею, но понятия не имею, чего хочу.

— Вам следует подумать об этом и поговорить с сенешалем. В Сен-Марко существуют установленные правила поведения на случай, если король решил завести себе официальную фаворитку или просто любовницу.

— Я вовсе не собираюсь!.. — снова возмутился Жоан, но тут же сник. — Я не знаю, Марк. Давай я подумаю, но лучше поговорю об этом с тобой. Арман всегда говорил, что по части женского пола ты любому дашь фору.

— Он шутил.

— Теперь это уже не шутка и опыт у тебя завидный. А пока помоги мне разбудить этих бездельников, и пусть позовут слуг, которые усадят их на коней. Ко второй страже здесь не должно быть никого из нас.

— Я всё сделаю, мой король, а вы пока проститесь с баронессой и объясните ей причину вашего ухода.

Жоан кивнул и, дружески коснувшись его плеча, пошёл назад, туда, где ждала его баронесса де Флери, а Марк, обернувшись, махнул рукой Филбертусу и направился к храпевшему басом и уткнувшемуся лицом в соседний столик рыцарю.

Вскоре все гости были на ногах, они смущённо косились на короля и кланялись на прощание хозяйке, которая учтиво улыбалась им и приглашала навестить её вновь. Уже выходя последним из зала, Марк обернулся на ходу и бросил на неё взгляд. Она стояла, глядя на него в упор холодным взглядом, но, встретившись с ним глазами, снова мило улыбнулась.

— Змея, — услышал он рядом голос Филбертуса. Маг взял его под руку, и они покинули зал. — Она поняла, что это ты уговорил Жоана уйти и сорвал её планы. Похоже, ты, мой друг, нажил себе ещё одного врага.

— Одним больше, одним меньше, — небрежно пожал плечами он, но перед его внутренним взором всё так же стоял образ баронессы де Флери и её острый, холодный, как клинок, взгляд.

Выйдя во двор, Марк протиснулся сквозь толпу придворных, стоявших в ожидании своих коней, которых выводили из конюшни слуги, и подошёл к королю, уже сидевшему в седле.

— Бедняжка была так расстроена, — улыбнулся Жоан, натягивая перчатки, — говорила, что приготовила для нас ещё немало сюрпризов, и условности нашего этикета для неё ничего не значат, но я счёл, что не вправе пользоваться её наивностью, хотя и обещал новую встречу. Об этом я хотел бы поговорить с тобой.

— Я буду у вас утром, ваше величество, — произнёс Марк, погладив его коня по шее, — А пока позвольте мне вернуться домой.

— Ах, да! — рассмеялся Жоан. — Я всё время забываю, что ты теперь муж и отец! Что ж, я не стану отнимать тебя у твоего семейства. Зайди ко мне завтра, когда у тебя будет время.

— Непременно, — поклонился Марк, отступая в сторону, потому что к королю уже подъезжали Раймунд и Вайолет, чтоб занять места по бокам.

Вскоре королевский отряд снова выехал из ворот замка и под звон бубенчиков на сбруях понёсся в сторону дворца. Марк же, не торопясь, сел на своего коня и, миновав ворота, повернул в другую сторону, чтоб проехать к своему дому по запутанному лабиринту ночных улиц. Спешить ему было некуда, потому его конь шёл, прядая ушами и косясь на тусклые фонарики, освещавшие эту часть города.

Выехав на площадь перед своим домом, он двигался мимо пустых прилавков рынка, закрытых на ночь дощатыми щитами или просто завешанных просмоленной рогожей на случай дождя. Было тихо, только где-то лаяли собаки, да из ближайшего трактира доносился неясный шум и визгливый голос волынки. Он увидел вдалеке крыльцо своего дома и зажжённый над ним фонарь на витом кованом кронштейне и улыбнулся, предвкушая встречу с Мадлен, которая наверняка снова спустится к нему со второго этажа в кружевной сорочке и накинутой на плечи шали, и в этот момент услышал звук, заставивший его резко натянуть поводья. Конь испуганно всхрапнул, остановился и резко попятился, а в деревянный навес чуть впереди что-то ударилось. Только спустя мгновение он понял, что это был свист стрелы, которая вонзилась в доски недалеко от него, а потом в переулке, мимо которого он проезжал, послышалось сдавленное проклятие, а следом какой-то хрип и хлюпающий звук. Он резко свернул туда и, промчавшись мимо тёмных окон купеческих домов, спрыгнул на землю и замер, глядя на лежащего на грязной мостовой возле каменного крыльца человека, всё ещё сжимавшего в руках арбалет. Его освещал тускло горевший фонарик над крыльцом, в свете которого было видно, как судорожно вздрагивает в конвульсиях тело умирающего. Потом Марк услышал в узком ответвлении улочки звук удаляющихся шагов и обернулся. Топот ясно раздавался в тишине ночной улицы, и он бросился туда, но вскоре в нерешительности остановился на тесном перекрёстке. Вокруг было тихо. То ли неведомый убийца затаился в темноте, то ли успел скрыться в запутанном лабиринте торговых улочек.

Он вернулся назад и, нагнувшись, перевернул вверх лицом человека с арбалетом. Тот был уже мёртв. Из его перерезанного горла обильно лилась кровь. Обыскав его, он нашёл длинный кинжал в потайных ножнах, пришитых к внутренней стороне потёртого кафтана, пять запасных арбалетных винтов в кожаном футляре, ключ, цепочкой пристёгнутый к поясу, и кошелёк-кисет, в котором звенели монеты. Взяв своего тревожно пофыркивающего коня под уздцы, он вернулся на площадь и свистнул, вызывая патруль, но первым к нему прибежал ночной сторож рынка. Отправив его охранять мертвеца, чтоб его не обобрали бродяги, он двинулся к своему дому.

Ему всё-таки пришлось этой ночью вернуться в замок, но не в дворцовые покои, а в Серую башню. Он спустился в подвал вслед за стражниками, нёсшими на носилках тело убитого, и, пока они укладывали его на деревянный настил грубо сколоченного стола, отошёл в сторону, чтоб осмотреть найденные при нём вещи.

Арбалет был из тех, что носили при себе на войне опытные арбалетчики, далеко не новый, но поблескивавший недавно заменёнными деталями и специально сконструированным прицелом, который лишь в последней военной кампании начали применять в войске Сен-Марко. Было видно, что им часто пользовались, и явно не для охоты на диких зверей. Нож оказался острым, с двухсторонним лезвием и длинной канавкой вдоль клинка, предназначенной для стока крови. Рукоятка из шиповника ладно лежала в руке и была отполирована до блеска. Потайные ножны тоже говорили о многом. Почти все мужчины в городе были вооружены мечами или кинжалами, и большинству из них и в голову не приходило прятать своё оружие. Напротив, его часто выставляли напоказ, украшая золотом, серебром и самоцветными камнями. Так зачем этому бродяге, а одет он был именно как бродяга, понадобилось прятать свой длинный нож под подкладкой кафтана? Только с одной целью: чтоб его можно было быстро и незаметно достать, подобравшись ближе к ничего не подозревающей жертве. Всё это говорило о том, что покойный был наёмным убийцей, причём очень опытным, и, если он стрелял в Марка, значит, был нанят для того, чтоб убить именно его.

Взяв в руки кошелёк, он вытряхнул на стол монеты. Их было много, блестящих золотых марок, среди которых затерялось несколько серебряных и медных монеток. Скорее всего, золото было авансом именно за его убийство. Так кто же нанял этого негодяя, и что ему помешало? Почему этот опытный убийца сам оказался лежащим в луже крови на грязной мостовой? Как случилось, что он промахнулся, ясно видя в просвете между домами свою цель и имея возможность хорошо прицелиться? И кто перерезал ему горло после неудачного выстрела и скрылся в темноте?

Марк размышлял об этом, пересчитывая золотые монеты. Их было пятьдесят, не так чтоб очень много. Не слишком высокая цена за жизнь приближённого короля и служащего тайной полиции, если только… Он взял со стола серебряные и медные монеты, и, положив их на ладонь, поднёс к свече. Так и есть, серебро было отчеканено в Магдебурге, а медные украшал полустёршийся рисунок, в котором можно было узнать алкорского грифона. Убитый был не местным, видимо, его наняли где-то за пределами Сен-Марко, и он просто не знал, кого должен убить. Ему показали цель, и после того, как его работа была бы выполнена, он получил бы оставшуюся часть гонорара и тут же покинул Сен-Марко. Именно такое убийство труднее всего раскрыть, ведь исполнитель, ненадолго возникший в городе, мгновенно исчезает, унося с собой тайну своего заказчика.

— Ваша светлость? — раздался позади голос старшего сыщика Тома. — Мне сказали, что по вашему приказу сюда доставили убитого.

— Это не просто убитый, — проговорил Марк, обернувшись к нему. — Это тот, кто пытался убить меня. Он стрелял из этого арбалета, но промахнулся.

— И вы его?..

— Я не знаю, кто его убил. С того момента, как он выстрелил, и до того, как я обнаружил его в переулке рядом со своим домом, прошло меньше минуты, но он уже был мёртв. Я слышал, как кто-то убегал с места преступления, но не смог его догнать. Меня интересует личность этого человека, а также, кто лишил его жизни.

Тома, встревоженный сообщением о покушении на барона, подошёл ближе и взглянул на труп.

— Я не знаю этого человека, ваша светлость, но мне кажется, что это прожжённый негодяй, настоящий разбойник. Если я его не знаю, выходит, он не местный. Я скажу своим людям, чтоб они попытались его опознать, может, кто-то видел его раньше. Если нет, то они обойдут все притоны, таверны и гостиницы, расспрашивая о нём. Если он хоть где-то побывал, мы узнаем это.

— И опросите стражников городских ворот, может, вспомнят, когда он вошёл вгород.

— Я всё сделаю, ваша светлость.

Марк подошёл к столу и взглянул на убитого. Только теперь, при свете факелов, он смог разглядеть его лучше. Это был ещё не старый мужчина, крупный, с сильными руками. На его ладонях виднелись характерные мозоли, которые говорили о том, что он имел дело не только с ножом и арбалетом, но также с луком и мечом. Это был опытный воин, немало времени уделявший оттачиванию своего мастерства, и тот, кто нанял его, имел все основания полагать, что он сумеет выполнить это опасное поручение.

Барон внутренне содрогнулся, вспомнив, как не спеша ехал к дому, представляя собой такую удобную мишень для опытного стрелка. В тот миг он услышал свист арбалетного болта и придержал коня, но только ли это помешало убийце попасть в него? Он припомнил внезапно вырвавшееся у того проклятие. Вряд ли бывалый воин, сидящий в засаде, стал бы орать так, что его было слышно за несколько шагов, если только не случилось что-то, что выбило его из колеи.

Марк склонился к лицу разбойника и увидел на лбу узкий длинный кровоподтёк, совсем свежий, а потом вспомнил, что как раз рядом с тем местом, где он нашёл труп, располагалось высокое крыльцо. Должно быть, разбойник прятался за ним, поджидая свою жертву, и в решающий момент кто-то сильно толкнул его в спину, он выстрелил, промахнулся и ударился лбом о боковой край крыльца. А потом тот, кто толкнул его, быстрым движением полоснул ножом по его шее и кинулся наутёк. Кто же это был, тот человек, который помешал ему убить Марка де Сегюра? Был он другом, спасавшим ему жизнь, или врагом этого негодяя, просто сорвавшим ему последнюю миссию?

Осмотрев рану на шее, он увидел, что разрез ровный и глубокий. Тот, кто сделал его, явно умел обращаться с кинжалом, но больше о нём ничего нельзя было сказать. Чтоб убить оглушённого ударом и упавшего вперёд человека, не нужно быть силачом, и даже мужчиной. Это могла быть женщина или ребёнок. Это не было чем-то невероятным. В этом мире слишком часто детям приходилось едва не с пелёнок браться за оружие, чтоб выжить, примером чему был и сам Марк. И надеяться на то, что кто-то вдруг воспылал желанием спасти ему жизнь, тоже не стоило. Этот негодяй наверняка нажил себе столько врагов, что они могли бы выстроиться в очередь на два квартала, чтоб прикончить его.

В любом случае, Марк понимал, что ещё недавно был на волосок от гибели, и если кто-то замыслил его убить, то не остановится на этом, а значит, нужно найти и заказчика, нанявшего этого бандита, и того, кто перерезал ему глотку. В противном случае он ещё нескоро сможет чувствовать себя в безопасности.

В мертвецкую тем временем вошёл клерк и, поклонившись барону, произнёс:

— Ваша светлость, его сиятельство граф Раймунд желает видеть вас немедленно.

Марк нахмурился и обернулся к Тома:

— Ему кто-то уже доложил?

— Я сам ничего не знал, — напомнил старший сыщик, пожав плечами.

— Конечно, — пробормотал он и направился к выходу.

Поднявшись по длинной винтовой лестнице в башню, он прошёл по коридору и, кивнув стоявшему у дверей кабинета стражнику, вошёл. Граф был не один. В кресле возле стола сидел барон де Грамон, слегка сонный и очень несчастный, как бывало всегда, когда его поднимали с постели среди ночи. Увидев друга, он попытался что-то сказать, но его попытку пресёк граф, восседавший за своим столом, заваленным письмами и донесениями агентов.

— Помолчи, Рене, сперва разберёмся с другим делом. Ты был вместе с королём у этой де Флери, Марк? Что там произошло?

— На первый взгляд ничего особенного, ваше сиятельство, — произнёс он, подойдя к окну и, к недовольству Рене, приоткрыл створку, чтоб прохладный ветер остудил его лицо. — Но на самом деле было много весьма настораживающих мелочей, которые сложились в довольно тревожную картину.

И Марк подробно рассказал о пире у баронессы, не позабыв добавить к своему докладу и то мнение, что услышал от придворного мага.

— Значит, Филбертус полагает, что она ведьма? — уточнил Раймунд, задумчиво глядя на него.

— Он пока не уверен, но считает это возможным, — ответил Марк. — Я думаю, что обитатели Белой башни теперь займутся этой дамой всерьёз. Я же пока сумел убедиться лишь в том, что баронесса де Флери использует все доступные ей средства, чтоб соблазнить короля и его приближённых. В дурманящих свойствах этого дыма я имел возможность убедиться сам. Что-то не то было и с вином. К тому же к каждому из гостей она приставила весьма соблазнительную девицу, в то время как сама всеми силами пыталась очаровать короля, и у неё это получилось. Мне с трудом удалось вытащить его оттуда до второй стражи.

— Но всё же тебе удалось, — заметил Рене. — И сам ты не поддался чарам?

— Благодаря предостережениям Фелбертуса я не поддался и сыграл на благородстве Жоана. Я слишком хорошо его знаю. Любой другой мог нарваться на его гнев, да и на меня он сначала накинулся весьма враждебно, но потом внял моим доводам. Пусть колдуны занимаются своим делом, но мне кажется, что мы тоже должны присмотреться к этой даме и постараться оградить короля от её влияния, хотя, это будет нелегко. Он сам признался мне, что увлечён ею.

— О чём они говорили? — спросил граф.

— Не знаю. Столы стояли слишком далеко друг от друга, и я не мог разобрать ни слова. Однако я надеюсь узнать это от Жоана. Он жаждет обсудить со мной этот вечер и, безусловно, расскажет всё. Я пойду к нему утром.

— Боюсь, что это придётся отложить, — заметил граф и покосился на снова погрустневшего де Грамона. — У нас возникло ещё одно весьма неприятное дело, и я намерен поручить его тебе. Ты знаешь Римара и Феррата?

— Конечно! Они были оруженосцами маркиза Беренгара, сперва Огюст Римар, а следом — Мигель Феррат. Римар был произведён в кавалеры ещё до начала победоносной кампании Армана, а Феррат стал рыцарем после успешного штурма замка Бламонт. Мне приходилось общаться с ними как во время войны, так и после. Римар — северянин, он дальняя родня Беренгара, а Феррат с юга, младший сын барона Феррата. Оба — благородные рыцари, беспредельно преданные маркизу. Они, как я знаю, вместе с ним отправились в луар и поступили на службу к альдору.

— И теперь один из них убит, а второй ранен, и всё это здесь, в Сен-Марко, — сообщил граф. — Ты прав, они близки к Беренгару и он им доверяет. Его скорый приезд к королю очень важен для укрепления мира на континенте, и он понимает, что здесь найдутся силы, которые постараются помешать его переговорам с Жоаном. Потому его миссия держится в секрете.

— Увы, прошедшим вечером я узнал, что в городе уже ходят слухи о том, что он приедет, и кто-то заранее пытается настроить народ против него.

— Нам это известно, — сообщил граф, снова взглянув на де Грамона, и тот печально кивнул. — Однако Беренгар исходил из того, что пока его миссия держится в тайне, и потому на предварительные переговоры направил доверенных людей, которые в силу своего не слишком высокого статуса не должны были привлечь особого внимания. Я говорю о Римаре и Феррате. Они приехали в Сен-Марко вчера, а ночью на них напали. Римар был убит на месте, а Феррат серьёзно ранен. Не стоит забывать, что их послал не просто наш бывший маршал, их отправил сюда контаррен луара, действующий от имени и по поручению альдора Синего Грифона. Ты понимаешь, о чём я? Нападение на них может быть расценено алкорцами, как покушение на посланников альдора, что существенно осложнит последующие переговоры. Это значит, что мы должны разобраться с этим делом как можно скорее и постараться убедить алкорцев в том, что эти действия не имеют ничего общего с намерениями короля. Я знаю, что ты в своё время был дружен с этими рыцарями, тебе известны все тонкости наших отношений с луаром, а потому ты должен расследовать это преступление и сообщить результаты контаррену. После той истории с золотой пряжкой он может усомниться в моей искренности, но ты всё ещё пользуешься его доверием. И прежде всего, поговори с Ферратом, убеди его в том, что убийство Римара и его собственное ранение никак не связаны с Жоаном и его политическими устремлениями. Беренгар должен приехать и подписать все документы, необходимые нам на данном этапе переговоров.

— В том, что он приедет, я не сомневаюсь, — озабоченно проговорил Марк. — Я уже докладывал вам, что не так давно говорил с ним об этом. Он верит в благие намерения Жоана и хочет снова служить Сен-Марко. Однако Ликар и в особенности альдор куда менее склонны доверять нам. Мы должны найти убийц и выдать их алкорцам. Тем самым мы не только укрепим их доверие, но и оградим самого Беренгара от посягательств недоброжелателей в дальнейшем.

— Я знаю, что он весьма расположен к тебе, Марк. Если ты выдашь ему убийцу его доверенного рыцаря и скажешь, что этот негодяй — наш враг, так же как и его, тебе он поверит. Брось все другие дела и займись этим. Рене тебе поможет. Привлекай любого, кто будет тебе нужен.

— Где тело Римара, и могу ли я поговорить с Ферратом? — спросил Марк.

— Они в Южной башне.

— Почему там? — насторожился он.

— На них напали на площади Трёх львов, неподалёку от Южной башни. Возвращавшиеся из города в свою казарму рыцари услышали звуки схватки и обратили нападавших в бегство, после чего отнесли раненных к себе. Римар умер по дороге, а к Феррату вызвали лекаря и он оказал ему помощь. Теперь он под охраной, за ним присматривает Фабрициус. Осмотрись там и реши, достаточно ли безопасно ему оставаться в башне или лучше будет перевезти его во дворец.

— Но что они делали ночью на площади Трёх львов? — воскликнул Марк.

— Вот и выясни это, — буркнул граф и, взяв со стола какое-то письмо, углубился в чтение, давая понять, что разговор окончен.

— Я иду туда, ваше сиятельство, — Марк поклонился графу и, взглянув на нахохлившегося Рене, прикрыл створку окна.

Южная башня, сложенная из массивных каменных блоков, была встроена во внутреннее кольцо крепостных стен и имела собственный небольшой гарнизон, охранявший южную границу города. Помимо неё Сен-Марко с юга защищали вал, ров и ещё одна крепостная стена, располагавшаяся чуть ниже на склоне холма на расстоянии полёта стрелы. Потому служба гарнизона, включавшего капитана, нескольких рыцарей, пары сержантов и двух десятков стражников, состояла лишь в том, чтоб патрулировать прилегающие к башне крепостные стены, нести караул на верхней обзорной площадке, высматривая на окружающей город равнине вражеское войско, и следить за арсеналом, упрятанным в подземелье.

Марк приехал туда утром тёмного дня, когда на улицах города уже появились ранние прохожие, в основном приказчики, спешившие открыть свои лавки, слуги, лениво бродившие с мётлами у дверей богатых домов, и ремесленники, направляющиеся в мастерские. Он подъехал к высоким воротам башни, и путь ему сразу же преградили два суровых стражника с алебардами, но, стоило ему показать им ярлык тайной полиции, как один из них взял его коня под уздцы, а второй поспешил в башню, чтоб доложить о нём капитану.

Тот встретил его учтиво и предложил подняться наверх, где в небольшой комнате с окном-бойницей едва вмещалась узкая кровать, возле которой на крохотном столике рядом со свечой в глиняной плошке были разложены бинты и склянки с мазями, а рядом на табурете сидел худой человек в чёрной мантии. Увидев барона, он встал и почтительно поклонился.

— Как он, Фабрициус? — спросил Марк, бросив взгляд на лекаря, которому дружески кивнул, после чего подошёл и присел на освободившееся место.

— Две глубоких раны в плечо и в бок, — пояснил тот. — К сожалению, кровотечение было сильным, но, на его счастье, рядом оказались опытные люди, которые сумели правильно наложить повязки и остановить кровь. Он слаб, потому, ваша светлость, постарайтесь не утомлять его.

И лекарь вышел, а оставшийся за порогом комендант плотно прикрыл за ним дверь.

Феррат лежал, глядя в потолок. Он был бледен и измучен, но появление Марка слегка оживило его. Тот положил ладонь на его руку и осторожно сжал её пальцами.

— Мне жаль, Мигель, что с тобой случилось такое, — произнёс он, склонившись к раненому. — И я сочувствую твоей утрате. Я сам не раз терял друзей и знаю, какая это боль. Римар был хорошим человеком и отважным воином.

— Он был моим лучшим другом, Марк, — тихо проговорил Феррат, с тоской посмотрев на узкое оконце, за которым не было ничего, кроме черноты глубокой ночи. — Я до сих пор не верю, что его больше нет.

— Я не могу вернуть его, друг мой, но сделаю всё, чтоб найти его убийцу. Мне известно, зачем вы прибыли сюда, и уверяю, мы все встревожены этим несчастьем. Я приношу извинения за то, что нам не удалось обеспечить вашу безопасность.

— Ты знаешь? — в глазах Феррата появилась тревога. — Ты думаешь, что это связано с переговорами? Ты ведь служишь Раймунду, верно? Ты уверен, что он не замешан в этом, или…

В чёрных глазах раненного мелькнуло подозрение, но Марк покачал головой.

— Он верный слуга короля и полностью разделяет его устремления к миру с алкорцами, поверь мне. Он приказал мне найти тех, кто напал на вас, и того, кто стоит за ними.

— Может быть, — устало произнёс Феррат и снова посмотрел в окно. — Когда мы выезжали из луара, нас предупредили о том, что здесь может быть опасно, но Сен-Марко — наш дом, мы с Римаром выросли здесь и воевали вместе с вами под знамёнами Армана. Мне не верилось, что кто-то может желать нам зла. Мы перешли на сторону альдора вслед за сюзереном, но не пролили ни капли вашей крови. За что нам мстить?

— Не думаю, что это месть. Скорее, кто-то хочет помешать переговорам. Мигель, прошу тебя, поверь мне и помоги найти их. Я много воевал и не боюсь мечей и копий, но теперь, когда мы достигли мира, я хочу спокойно жить со своей семьёй. К тому же, для меня Беренгар — не просто посланник альдора, он мой наставник и командир. Он вступился за меня перед альдором, когда я оказался в плену, и меня ждала смерть. Я хочу исполнить волю моего короля, воздать тем, кто убил Римара и ранил тебя, но ещё более я хочу оградить от этой опасности нашего старого маршала, которому столь многим обязан.

— Да, я помню, что он заступился за тебя тогда, и альдор не смог ему отказать. Прости, я слаб и потому так подозрителен. Я верю тебе.

— Благодарю, Мигель. Теперь, пусть поздно, мы обеспечим тебе охрану…

— Я останусь здесь, — перебил Феррат. — Капитан Оноре позаботится обо мне, а ты просто найди этих мерзавцев и убей их сам или предай их справедливому суду. Если то, что говорят о Жоане, — правда, он сумеет наказать их за это. И когда следом за мной приедет контаррен, ни один волос не должен упасть с его головы. Ты понял меня?

— Конечно. Я сделаю всё для его безопасности, можешь не сомневаться. А пока расскажи мне, что случилось? Как вы оказались среди ночи на площади Трёх львов? Кто напал на вас? Ты их видел?

— Мы понятия не имели, что окажемся на улице ночью, хотя даже не подозревали о том, что нам здесь может что-то угрожать. Комендант Южной башни капитан Оноре женат на младшей сестре Римара Инес. Ещё днём мы пришли навестить её, и Оноре принял нас очень радушно. Он тоже участвовал в кампании Армана, и нам было что вспомнить. Мы засиделись допоздна. Он предлагал нам остаться у него в комнатах или в казарме, но сегодня мы хотели явиться во дворец и встретиться с маркизом Вайолетом по известному тебе делу, потому решили вернуться в гостиницу. Нам и в голову не могло придти, что кто-то может напасть на вооружённых рыцарей в этом квартале в двух шагах от крепостных стен, где столько стражников. Мы шли, болтая о каких-то глупостях, вино, которым нас потчевал Оноре, шумело в голове, нам было весело. Мы же возвратились в Сен-Марко! Даже вид старой поилки для лошадей с фонтанчиком в виде трёх львов порадовал нас. Римар остановился, чтоб зачерпнуть воды, и тут они выскочили откуда-то из темноты. Один из них схватил Огюста сзади за шею и ударил его кинжалом в бок, а второй накинулся на меня с мечом. Это было так неожиданно, что я пропустил первый удар, и он попал мне в плечо. Я отпрянул назад, а он зацепился за бортик фонтана и замешкался, дав мне несколько мгновений, чтоб выхватить меч и подготовиться к бою. Они опытные воины, Марк, и действовали весьма умело, но мне всё же удалось ранить одного в руку. Я вряд ли смог бы справиться с ними в одиночку, но тут услышал шаги в переулке и на площадь выбежали три рыцаря. Не думаю, что они узнали меня в царившем там полумраке, но они оценили ситуацию, когда двое нападают на одного, и приняли мою сторону. После этого оба нападавших сбежали, поняв, что сражаться с четырьмя рыцарями не могут. Кажется, и второй был ранен, причём весьма серьёзно, потому что стонал и прихрамывал так, что подельнику пришлось едва не тащить его на себе. Их не преследовали, потому что я уже не мог держаться на ногах, а Римар лежал в луже крови. Один из пришедших нам на помощь рыцарей бросился к Римару, а второй ко мне. Третий дошёл до конца площади, но потом вернулся, чтоб помочь своим товарищам. Я узнал его, это Басомпьер, ты помнишь его, он первым поднялся на стены Бламонта, когда мы шли на приступ. Он тоже узнал меня, и когда я объяснил, откуда мы шли, побежал за помощью. Я потерял сознание и очнулся уже здесь. Оноре сказал мне, что Римар мёртв.

Он всхлипнул, и по его бледной щеке прокатилась слеза.

— Как выглядели те двое?

Феррат закрыл глаза, чтоб вспомнить лучше.

— Оба они были в тёмной одежде, один повыше, второй — шире в плечах. На лицах были полумаски, закрывающие верхнюю часть лица. У того, что выше, была борода, второй бритый, но с усами. Волосы тёмные и длинные у обоих, нечесаные, по виду, это были обычные наёмники. Глазу не за что зацепиться. Если б я хотя бы видел их лица. Но ты понимаешь, было темно, площадь освещена скудно, я ничего не разглядел.

— Может, какое-то приметное оружие, блеснула пряжка на перевязи, серьга в ухе?

— Нет, я ничего такого не видел. Разве что… Тот, что ударил кинжалом Римара, потом выхватил меч и бился двумя руками, создавая мне лишние проблемы. Второй обходился одним мечом.

— Они что-то говорили, кричали? Называли друг друга по именам, может, ты запомнил их голоса?

— Резкие, грубые… Они поминали дьявола и… Постой, когда один из подоспевших нам на помощь рыцарей ранил второго, того, что бился мечом и кинжалом, он пошатнулся и схватился за край фонтана. Он выругался, а второй, что был ранен в руку, крикнул: «Уходим» и начал отступать. И тут тот первый воскликнул: «Урбен, не бросай меня!» Тот подхватил его под руку, и они скрылись в темноте.

— Урбен? Ты уверен?

— Я так услышал… — Феррат устало опустил веки.

— Хорошо, последний вопрос, и я оставлю тебя в покое, мой друг. Кто мог знать, что вы идёте в Южную башню?

— Никто. Мы никому не говорили об этом. Просто решили навестить Инес и пошли. Возможно, они следили за нами, но когда мы шли туда, было ещё светло. На улицах было много людей, я не заметил слежки, да и не приглядывался.

Марк кивнул и, попрощавшись с ним, вышел. В соседней комнате он застал капитана Оноре, его заплаканную жену и Фабрициуса. Получив от них заверения, что Феррата будут беречь как зеницу ока, он спустился вниз и нашёл в казарме тех рыцарей, что спасли его от нападавших. Он не помнил Басомпьера, но, как выяснилось, тот очень хорошо помнил его и обрадовался встрече.

— Сперва я решил, что это ночные грабители, ваша светлость, — сообщил он озабоченно, — но потом подумал, где ж это видано, чтоб грабители вдвоём нападали на двух вооружённых рыцарей? А затем заметил, что эти двое весьма ловко обращались с оружием, и понял, что это наёмные убийцы. Вот уж не знаю, кому понадобилось подсылать их к родичу нашего капитана. Наверно, мне нужно было бежать за ними, но я подумал, что лучше попытаться спасти жизнь этим бедолагам, чем в одиночку гоняться по тёмным улицам за бандитами. И хорошо, что остался, господина Римара мы не успели спасти, так хоть Феррат выжил.

На вопрос о приметах нападавших, рыцари нерешительно пожимали плечами.

— Было темно, господин барон, — проговорил товарищ Басомпьера, — мы не особо их и разглядывали, но скажу одно, эти прохвосты роскошью нарядов не блистали, были одеты во всё тёмное, и разило от них, как из конюшни.

— Я кое-что заметил, — произнёс второй, покручивая длинный ус. — У того, что пониже, был на поясе вышитый подсумок с оленьей головой.

— Точно, — кивнул Басомпьер. — Подсумок был, но вот что на нём вышито, я не разглядел.

— Оленья голова, — повторил его товарищ.

— Может быть.

— Феррат сказал, что один назвал второго Урбеном, — произнёс Марк, вопросительно глядя на них.

— Я не слышал, — с сожалением вздохнул Басомпьер. — Но вот то, что они ругались так, что ночь становилась темнее, это точно.

— Один, тот, что с подсумком, помянул мамашу дьявола, — снова подал голос усатый. — Значит, он с севера. Так ругаются только в наших краях.

— На севере ведь не используют в бою парный кинжал? — уточнил Марк на всякий случай.

— Нет, и он бился только мечом, но, с другой стороны, он был ранен в левую руку и, может, потому не мог воспользоваться кинжалом.

— Возможно.

Поблагодарив рыцарей, он спросил, как спуститься в подвал, где находилось тело Римара, и Басомпьер вызвался его проводить.

Они спустились по узкой каменной лестнице в подземелье, откуда тянуло холодом и сыростью, прошли мимо стражника, стоявшего у дверей арсенала, и оказались в небольшой сводчатой комнате, где на старом деревянном верстаке лежало под грубой серой тканью тело Римара.

Басомпьер снял факел со стены и подошёл ближе, чтоб светить Марку при осмотре. Барон откинул ткань и с печалью склонился над крепким светловолосым рыцарем, чьё бледное лицо было спокойно как во сне. Какое-то время он вглядывался в его резкие черты, а потом положил ладонь на сложенные на его груди руки, мысленно пообещав боевому товарищу найти убийц. После этого он принялся за осмотр.

Римар действительно не ожидал нападения, он даже не надел доспехи перед выходом на улицу. Зачем? Ведь он вернулся в любимый Сен-Марко, шёл навестить сестру. Что могло угрожать ему теперь, когда после стольких веков войн, наконец, был заключён мир? Но оказалось, что и за мир ещё придётся повоевать, и эта тайная война уже начала собирать свои жертвы.

Осмотрев залитый кровью бархатный камзол рыцаря, Марк нашёл лишь одну рану на боку, но она оказалась смертельной. Клинок убийцы перерезал бедренную артерию и Римар умер в течение нескольких минут. У него не было шансов, даже если б помощь подоспела раньше. И этот удар говорил о том, что он нанесён опытным убийцей.

Марк выпрямился и снова накрыл тело пеленой, поданной Басомпьером.

— Его заберут во дворец. Я хочу, чтоб тело осмотрел наш врач, — произнёс он. — Как только будет возможность, его выдадут сестре для погребения. Я прослежу за этим.

— Я передам, — со скорбным выражением кивнул Басомпьер. — Знаете, ваша светлость, я никак не думал, что здесь, в этом подвале, может оказаться тело с боевым ранением. У нас спокойная служба. И раньше было мало вероятности, что до нашей башни доберутся враги, а теперь, когда король подписал мир с альдором, это и вовсе кажется невероятным. Именно потому здесь служат в основном ветераны. Мы просто ходим по крепостной стене и стоим в карауле на башне, глядя на равнину, которая простирается за внешними стенами, хотя знаем, что ничего интересного там не увидим. Наверно за всё время с момента постройки башни здесь не было погибших, кроме разве что старого смотрителя стен, который сорвался вниз, высунувшись между зубцами, но он был действительно стар, наверно закружилась голова… Это ведь не меч и не стрела.

Марк, который печально кивал на его слова, внезапно насторожился.

— Как звали того смотрителя?

— Де Тур, имени не знаю, — ответил рыцарь. — Он был уже в том возрасте, когда я при всём желании не смог бы обращаться к нему по имени, хотя мы часто болтали с ним о том, о сём.

— Так смотритель де Тур был стар? — удивился Марк. — Но ведь у него была совсем молоденькая жена.

— Он был вдов, господин барон, — возразил Басомпьер. — Его жена умерла за десять лет до того, а за год — умер сын. Он был одинок и очень печален, потому, не смотря на возраст, держался за свою работу. Каждую неделю, в любую погоду он обходил стены, высматривая новые трещины в кладке, и ругал нас, если видел их, словно это мы расшатывали башню, а потом сетовал, что королю нет дела до внутренних укреплений.

Марк молча смотрел на него, с трудом заставляя себя сдерживать удивление. Простившись с рыцарем, он пошёл наверх, по дороге обдумывая то, что сейчас услышал. Он забыл и о Римаре, и о Феррате, и о Беренгаре, он думал лишь о том, что до этого дня был совершенно уверен, что смотритель де Тур был молод, ведь Мадлен утверждала, что была его вдовой, а Валентин до сих пор носил его имя. Но теперь выходило, что это ложь.

Выйдя из башни, он остановился, ожидая, когда стражники подведут его коня, и тут услышал возбуждённый молодой голос:

— Ваша светлость, — воскликнул подбежавший к нему Эдам, — почему вы уехали один в тёмное время?

Следом из темноты появился Шарль, тоже смотревший на хозяина с немым укором.

— С каких пор я должен отчитываться перед оруженосцами? — раздражённо спросил Марк, натягивая перчатки.

— Я не говорю, что вы должны отчитываться! — возмутился Эдам. — Но вам следует поберечься! Вас только что чуть не убили! Вы же слышали, что случилось с господами Римаром и Ферратом! Такое чувство, что город наводнён наёмными убийцами! Вам следует брать с собой нас, потому что три меча надёжнее, чем один!

— Я разберусь без тебя, что мне следует делать! — рявкнул Марк с такой яростью, что юноша обиженно отпрянул. — Отправляйся в Серую башню! Разыщешь Тома и передашь ему, чтоб немедленно отправил в город своих ищеек. Пусть найдут двух наёмников, опытных вояк довольно неопрятного вида. Один повыше с бородой, сейчас он ранен и, возможно, хромает, бьётся мечом и кинжалом. Это важно, простые солдаты редко используют кинжал в бою, так что он или бретёр, или рыцарь. Второй — ниже ростом, широкий в плечах, носит усы, на поясе — подсумок с вышитой оленьей головой, поминает мамашу дьявола, ранен в руку. Зовут его, возможно, Урбен, скорее всего, он северянин. У обоих тёмные, длинные, нечесаные волосы. Запомнил?

— Да, — кивнул Эдам, забыв об обиде. — Это они напали на рыцарей контаррена? Вы так быстро выяснили это?

— Это было несложно. Скажи Тома, пусть перевезут отсюда тело Римара, я хочу, чтоб его осмотрел Огастен. Пусть составит протокол по всем правилам. В этом деле нужно соблюсти все формальности.

— Я понял, — кивнул Эдам. — Что делать потом?

— Дождёшься меня там. Я еду домой, а потом вернусь в Серую башню и решу, что будем делать дальше.

Юноша кивнул и скрылся в темноте, откуда вскоре послышался стук копыт его коня. А затем и Марк в сопровождении Шарля отправился в путь. Оруженосец всю дорогу озирался по сторонам, высматривая злоумышленников, собиравшихся посягнуть на его господина, а тот пребывал в мрачном раздумье.

Когда он приехал в свой дом, ему навстречу выпорхнула Мадлен. Её синее атласное платье с широкими рукавами и алым поясом гармонировало с рыжими локонами, распущенными по плечам, и Марк вдруг, вместо привычной волны радости, тёплым счастьем омывающей душу, ощутил недовольство.

— Что на тебе надето? — спросил он, бросив на неё недовольный взгляд.

— Это новая мода при дворе! — воскликнула она и закружилась на месте, от чего её юбки разлетелись вокруг ярким шатром. — Все подражают Лилии Сен-Марко, я не могу отставать, и, по-моему, мне идёт! Разве нет?

Он промолчал, хотя конечно её талия казалось ещё тоньше в окружении пышных юбок, а глубокая синева ткани подчеркивала огненный оттенок волос. Он прошёл мимо и начал подниматься по лестнице. Она поспешно устремилась следом, явно озадаченная его холодностью.

— Обед наверно уже готов, я велю накрыть в столовой, — безмятежно щебетала она, увиваясь вокруг. — Я сама выбрала на рынке цесарку, которую запекли для тебя. Ты не ночевал дома и, должно быть, устал. Цесарка с виноградом и белое вино поднимут тебе настроение.

— С чего тебе вздумалось ходить по рынку? — проворчал он. — Ты баронесса, пусть кухарка занимается своим делом.

— Она и занимается, — закивала Мадлен. — Она была со мной, но я сама хотела выбрать дичь и мясо, чтоб побаловать тебя!

Поднявшись на второй этаж, он остановился на пороге столовой и обернулся.

— Твой первый муж ведь был старше тебя?

— Да… — удивлённая тем, как он переменил тему, ответила она. — Почти в два раза. Когда я вышла за него, мне было пятнадцать, а ему вскоре исполнилось двадцать девять. А что?

— Не рано ли он стал смотрителем крепостных стен? — спросил Марк, глядя на неё.

— Ну… — смутилась она. — Я не знаю, рано это или нет. Я была слишком молода, чтоб раздумывать об этом. Погоди, я сейчас обо всём распоряжусь, — и она убежала вниз, а он вошёл в комнату и остановился у окна.

Приоткрыв створку, он прислушался к ровному гомону ночного рынка и вдохнул свежий воздух, глядя на огоньки ламп, висевших над прилавками торговцев. Он заметил, как смутили Мадлен его вопросы, и что она вовсе не расположена была развивать эту тему. Значит, она солгала, она никак не могла быть вдовой старика де Тура. А если она не его вдова, так кто же она?

Он обернулся, услышав шаги. В комнату вошёл молодой слуга со скатертью, перекинутой через руку и, поклонившись хозяину, принялся накрывать на стол.

Марк снова вспомнил, как встретил Мадлен. Он возвращался с ужина у виконта Монтре и услышал в переулке женский крик. Поспешив туда, он застал там нескольких грабителей, напавших на женщину. Ему с помощью Шарля удалось убить одного и задержать остальных, а там подоспела и городская стража. Мадлен понравилась ему сразу, она позволила проводить её до дома, а потом он остался у неё на ночь, и на весь следующий тёмный день. Его тогда совсем не смутило, что она предложила ему остаться, а ведь они были едва знакомы. Уже следующим светлым утром его ждала дальняя дорога: войско короля Ричарда выступало в поход, и он не знал, вернётся ли живым в Сен-Марко. Эта встреча с Мадлен была для него приятным подарком судьбы перед новыми испытаниями. И в походе он часто вспоминал о ней, а, вернувшись, снова поспешил в её маленький домик в бедном районе.

Но если подумать, так ли невинно всё это выглядело на самом деле? Скольких ещё она привечала после случайного знакомства, и не болтают ли теперь за его спиной её бывшие приятели о том, что он угодил в хитро расставленные силки вполне доступной женщины? А потом он вдруг вспомнил, что она сразу обратилась к нему «ваша светлость» ещё до того, как он представился. Откуда она знала, что он барон, если всё это не было подстроено? Его путь от дома виконта не сложно было предугадать, а то, что он поспешит на помощь даме, было ясно сразу. Может, она уже ждала его в том переулке со своими сообщниками?

Он покачал головой. Даже само это предположение больно резануло его по сердцу. Но ведь она солгала ему о том, кто она, а её сын носит имя, на которое не имеет никакого права. Может, стоит расспросить её об этом, и она всё объяснит? Или продолжит лгать? Кто она такая? Кого он привёл в свой дом, одарив своим титулом и именем, кто этот ребёнок, которого он назвал своим сыном?

— Пожалуйте к столу, ваша светлость, — прозвучал за спиной голос слуги.

Он сел за стол один. Молодой лакей принёс ему прекрасно запечённую цесарку и белое вино с лёгким ароматом весенних цветов. Взглянув на еду, он вспомнил, что последний раз ел что-то странное в доме баронессы де Флери. Вкус угощений ему не понравился, и он оставил большую их часть в маленьких мисочках, выставленных на низкий столик. Но и теперь ему вовсе не хотелось есть. Он думал о том, что сейчас, возможно, рушится та хрупкая иллюзия, которую он принял за своё счастье. Впрочем, он должен во всём разобраться сам, и только убедившись в том, что всё, что говорила ему Мадлен, было ложью, делать выводы.

Он уже закончил есть, когда она появилась снова. Возможно, она надеялась, что сытость придаст ему благодушия, и потому дождалась, когда слуги унесут пустую посуду. Она вошла с той же беспечной улыбкой, неся в руках алкорскую вазу, украшенную лепными цветами, расписанную в бело-розовых тонах.

— Посмотри, какую прелесть я купила! — воскликнула она. — Эта ваза будет прекрасно смотреться на столе в малой гостиной! Тебе нравится?

— Нет, — ответил он и, промокнув салфеткой усы, бросил её на стол. — Выглядит довольно вульгарно.

— Разве? — она удивлённо взглянула на вазу. — А, по-моему, мило. Ты просто не выспался и устал, — снова улыбнулась она. — И потому ты не в духе, и тебе ничего не нравится. Ты взглянешь на неё, когда будешь в более радужном настроении.

И она ушла, унося свою вазу, а Марк хмуро смотрел ей вслед. С другой стороны, она, кажется, ничего не делала, чтоб удержать его. Она не просила денег и подарков, не спрашивала, есть ли у него другая, она не просилась замуж, и не сразу согласилась, когда он предложил ей стать его женой. Но ведь он сам постоянно возвращался к ней, не жалея для неё ничего, стараясь сделать её жизнь легче и приятнее. Зачем что-то просить, если он никогда не приходил с пустыми руками, а уходя, оставлял на столе горсть золотых монет, чтоб ей не приходилось колоть руки иголками, зарабатывая шитьём на жизнь себе и сыну? И если уж он просил её руки, то ясно было, что он всё для себя решил, и любое препятствие только раззадорит его охотничий азарт. Чёрт! Да ведь половина Сен-Марко знает, что он падок на рыжих!

Поднявшись из-за стола, он снова покачал головой. Он со всем этим разберётся, но не теперь. Сперва нужно найти убийц Римара и того, кто замыслил сорвать миссию Беренгара, а потом…

— Ваша светлость, — на пороге появился его секретарь Монсо, — я прошу вас пройти в кабинет.

— Это срочно? — недовольно буркнул Марк, вдруг ощутив желание немедля уйти из этого дома.

— Да, — невозмутимо кивнул Монсо. — И важно.

Марк вздохнул и нехотя прошёл вслед за ним в свой кабинет. Остановившись перед столом, который с появлением секретаря перестал напоминать место для сбора бумажного мусора и теперь сиял чистотой и порядком, барон вопросительно взглянул на Монсо.

— Меня кое-что насторожило, ваша светлость, — произнёс тот, окинув взглядом ровные стопки бумаг на краю стола. — Как вам известно, я раскладываю корреспонденцию в разные стопки: в одну — личную переписку, в другую — то, что касается дел в имении и финансовые документы, в третью — прошения и доносы, которые поступают в ваш адрес. Конфиденциальные письма, связанные с делами королевского двора и тайной полиции, я сразу убираю в сейф.

— Весьма похвально, Монсо. И что дальше? — нетерпеливо спросил Марк.

— Сегодня я заметил, что письма в стопках перемешаны.

— То есть? — насторожился он.

— В бумагах кто-то рылся. Взгляните, — он подал ему запечатанное письмо.

Осмотрев сургучную печать, Марк заметил вокруг неё тонкий коричневый ободок.

— Его вскрыли и запечатали вновь, — кивнул секретарь. — Я нашёл ещё три таких в стопках личной переписки и финансовых документах. Вскрыты письма от барона Аллара, кавалера Герлана и капитана Элота и отчёт управляющего имением за прошлый месяц.

— Герлан и Элот сейчас в луаре, — задумчиво проговорил Марк. — А Аллар инспектирует крепости на восточной границе, некоторые из них являются спорными и вскоре станут предметом переговоров. Это не праздный интерес, Монсо.

— Я думаю так же. Взгляните на замок сейфа.

Марк подошёл к стене и, отодвинув деревянную панель, осмотрел металлическую дверцу. На накладке возле замочной скважины были заметны свежие царапины.

— Кто-то интересуется моей службой и особенно тем, что связано с луаром. Чужие люди бывали в доме?

— Нет, я уже опросил прислугу. Никого. С другой стороны, что мы о них знаем? Вы получили их вместе с домом в наследство от прежнего хозяина…

— Если это слуги, — пробормотал Марк, снова ощутив болезненный укол сомнений. — Всю важную переписку, в том числе личную, сразу же прячьте в сейф, приглядывайте за кабинетом, вы тут рядом за стеной. И когда вернётся Эдам, расскажите ему об этом, возможно, он сумеет что-нибудь выяснить. У меня сейчас просто нет времени этим заниматься.

— Я понял, ваша светлость, — кивнул Монсо.

Спускаясь вниз по лестнице, Марк с тревогой почувствовал, что у него пропало то радостное ощущение своего дома, которым он ещё недавно наслаждался в этих стенах. Дом снова стал чужим, и ему казалось, что теперь и здесь его подстерегает опасность.

Он мрачно взглянул на слугу, который подошёл, чтоб накинуть ему на плечи плащ, после чего распахнул дверь. Как зовут этого парня? У него какое-то странное, вычурное имя, то ли Амадоер, то ли Аморай. Он всегда молчалив и предупредителен, до блеска вышколен прежним хозяином, но что у него на уме? Марк попытался поймать взгляд тёмных глаз, но тот почтительно склонился в поклоне, придерживая открытую дверь.

Марк спустился по ступеням и остановился, натягивая перчатки. Ворота возле дома приоткрылись, и Шарль вывел под уздцы двух коней.

— Ваша светлость! — услышал он с другой стороны молодой голос и обернулся.

Высокий юноша в богатом камзоле пробирался сквозь толпу, подняв руку, чтоб привлечь его внимание. Марк нахмурился, в то время как Шарль остановился рядом, с любопытством глядя на незнакомца.

— Простите, ваша светлость, не могли бы вы уделить мне время, — выпалил юный виконт Монтре, подойдя к ним. — У меня в Сен-Марко не так много знакомых, и я совершенно растерялся. Вы были другом моего отца, и я надеюсь, что вы окажете мне помощь…

— Я никогда не был другом вашего отца, ваша милость, — весьма холодно отозвался Марк и окликнул оруженосца. Тот поспешно подвёл его коня и придержал стремя. — Мне пора на службу, — продолжил Марк, взглянув на растерявшегося виконта, после чего запрыгнул в седло. — Я советую вам не искать в этом городе друзей своего отца, их здесь нет. Единственное, что вы можете, это начать свой путь с нуля, надеясь только на собственные достоинства, или просто вернуться в своё имение и заняться делами. Последнее будет для вас более предпочтительным.

— Но ведь вы были в нашем доме в день моего совершеннолетия! — с отчаянием воскликнул юноша. — Мой отец так восхищался вами, он представил вам меня, как своему другу!

— И именно в память об этом я предупреждаю вас, что он оставил вам недоброе наследство. Здесь много его врагов, чьи обиды остались неудовлетворёнными, а потому могут свалиться на вашу голову. Будьте осторожны, виконт.

Развернув коня в сторону Королевской улицы, Марк легко поддал ему золотыми шпорами и двинулся прочь, а Шарль ещё какое-то время смотрел назад, где среди деловитой толпы стоял опустив голову растерянный юноша в дорогом камзоле. Он так и не понял, кто это был, но не решился удовлетворить своё любопытство, задавая вопросы хозяину. Тот был явно не в духе, и раздражать его ещё больше не стоило.

Всю дорогу Марк думал о Мадлен. То, что он узнал, поразило его. Ещё вчера он безумно обожал свою жену, и ему казалось, что она — один из самых близких и надёжных людей в его жизни, но в этот момент он уже просто не знал, кто она. Эти сомнения терзали его душу, ему подумалось, что мир, который он создал для себя, оказался лишь деревянными декорациями уличного театра, и их вот-вот охватит пламя, оставив его в одиночестве посреди разорённого пепелища. Вдруг утратить едва обретённую семью, которую он желал так долго и так страстно, внезапно из мужа и отца превратившись в прежнего одинокого волка? Сама мысль об этом была ему невыносима. И, в конце концов, может, это ошибка? Мог же ошибиться растяпа Бассомпьер? Или, может, был ещё один смотритель стен с той же фамилией? Ведь часто даже среди знати встречаются однофамильцы, и граф де Марль из Бара может не иметь никаких родственных уз с графом де Марлем из Дампьерра. А де Туры и вовсе распространённая фамилия среди мелких землевладельцев и безземельных рыцарей. Нужно было расспросить обо всём Мадлен, и, может, она с лёгкостью развеяла бы его подозрения! Но тут он вспомнил о вскрытых письмах и царапинах на замке сейфа.

— Час от часу не легче, — проворчал он, глядя, как расступаются перед его конём спешащие куда-то горожане.

Ветер гулял на узких улицах, со скрипом раскачивая на кронштейнах фонари, разгонявшие темноту, и из-за этого тени метались по стенам домов и грязной мостовой, вызывая тревогу.

Приехав в Серую башню, он поднялся к себе и с шипением выгнал из-за стола расположившегося там Эдама. Парень, как всегда, остался невозмутим и тут же доложил, что сыщики отправились с заданием в город и уже к исходу дня принесут первые новости, но пока ничего не известно. Марк рассеянно осмотрел стол, заваленный бумагами. Монсо слишком редко добирался до этого кабинета, чтоб навести здесь порядок, а от Эдама в этом деле мало толку. Нужно бы завести ещё одного секретаря для работы в замке, но где его взять? К тому же де Грамон ни за что не согласится выплачивать ему жалование из бюджета тайной полиции, а значит, придётся увеличить собственные расходы, которые итак возросли с покупкой дома.

Он вздохнул. Сидеть за столом, разглядывая эту кучу бумаг, ему надоело, и он понятия не имел, как можно продолжить расследование нападения на рыцарей Беренгара, не дождавшись возвращения сыщиков, отправившихся на поиски убийц. К тому же на сердце тяжёлым грузом лежали подозрения относительно Мадлен. Неужели она всё же обманула его? И кто она такая, если не Мадлен де Тур, урождённая де Вильфор?

Он поднялся и, заметив, как подскочил на месте Эдам, мрачно взглянул на него:

— Прибери этот бардак на столе, просмотри бумаги, рассортируй их и подготовь ответы на самые срочные.

— Вы ведь доплатите мне за работу секретаря? — тут же деловито осведомился парень, прикинув объём предстоящей работы.

— И не надейся! — рявкнул Марк. — Что-то не нравится? Ищи другое место!

— Да всё нравится, — как ни в чём ни бывало, пожал плечами Эдам. — Лучше перебирать бумаги, чем мокнуть под брюхом коня в дождливую ночь перед боем.

— Не благодари! — фыркнул Марк и вышел из кабинета.

Он спустился вниз и направился в южный конец замка. В этот раз он не реагировал на поклоны слуг и томные взгляды дам, и едва кивал на приветствия мужчин. Парадные залы, заполненные огнями и музыкой, не радовали его, и вскоре он пожалел, что не спустился в подвалы, где можно было пройти по длинным сумрачным галереям, не привлекая к себе внимания праздной публики. Наконец, дворцовые покои остались позади, и он вошёл в часть замка, занимаемую гвардией, стражей и комендантом крепости.

Спустившись вниз, туда, гдерасполагались камеры для преступников, доставленных с улиц королевской стражей, в которых они дожидались своей участи быть отправленными в суд магистрата или в подвалы Тайной полиции, Марк разыскал пожилого регистратора, к которому часто обращался по делам службы.

Господин Паскаль в своей старой суконной мантии с вытертыми до атласного блеска рукавами, сидел за массивной конторкой, а позади него громоздились полки, заставленные рядами старых папок, напоминавших стройные ряды армии за спиной старого полководца. Увидев барона, он положил на подставку гусиное перо с обкусанным кончиком.

— Я могу вам чем-то помочь, ваша светлость? — спросил он, ткнувшись синеватым носом в свою рукопись, что означало почтительный поклон.

— Можете, уважаемый господин Паскаль, — произнёс Марк, тоскливо посмотрев на полки. — Больше года назад, примерно за день до выступления нашей армии в поход стражники привели сюда негодяев, напавших на даму. Я могу узнать, что с ними стало?

Встретив задумчивый взгляд водянистых глаз, он уже готовился напрячь память, чтоб вспомнить точную дату события, улицу, где схватили тех негодяев, и сколько их было, однако господин Паскаль уверенно кивнул ему и, выйдя из-за стола, пошёл к своему запылённому войску. Он безошибочно выбрал из ряда таких же папок одну и, вернувшись, положил её на конторку. Раскрыв её, он какое-то время перебирал бумаги, а потом сообщил:

— Вот это донесение, ваша светлость. Их схватили за грабёж, вижу, что это вы сдали их городской страже, но, увы, вы покинули город вместе с армией, а дама, на которую они напали, так и не явилась, чтоб подать жалобу. Пристав допросил их, они всё отрицали, и через три дня были отпущены.

— Вот как… — пробормотал Марк. — Значит, она не явилась и их отпустили… Будьте добры, запишите мне их имена.

Регистратор с готовностью подхватил с подставки своё истерзанное перо и, достав из потёртого бювара обрезок желтоватой бумаги, старательно записал имена грабителей. Вручив листок барону, он вопросительно взглянул на него.

— Нет, больше ничего, — проговорил Марк, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, и повернулся к дверям, но вдруг замер. — А скажите, господин Паскаль, знали ли вы смотрителя крепостных стен де Тура?

— Да, его кабинет был двумя этажами выше, — с готовностью ответил тот. — Но он почти не бывал там, особенно после смерти жены. Он постоянно обходил стены, думаю, оставаться взаперти ему было очень грустно. Он был одинок… Впрочем, вас наверно не это интересует, ваша светлость.

— Как раз это. Он был стар и потерял жену. Что ещё вы о нём знаете?

— Он был трудяга, всю жизнь строил, строил, строил, а потом, когда стал стар, получил эту должность. На ней он и умер, упав со стены. На его похоронах почти никого не было. Его сын был непутёвым повесой и погиб весьма позорной смертью за год до отца. Больше я ничего не знаю.

— А был ли кто-то ещё с таким именем? Молодой, лет тридцати, который тоже погиб в то время?

Регистратор задумался, а потом покачал головой.

— Комендантом крепости при короле Эдмонде был граф де Тур, но он умер давно и был немолод. Капитан де Тур сейчас служит в Чёрной башне, ему как раз около тридцати, но он жив. Кажется, у капитана Дэвре тоже служит какой-то де Тур, но я не уверен. Гвардейцы не входят в круг моего общения. Больше никого с таким именем не припомню.

— Я понял, — кивнул Марк.

— Что-то не так? — с беспокойством спросил старик. — Вы побледнели, ваша светлость.

— Наверно, просто душно, — пробормотал Марк и заставил себя улыбнуться. — Я благодарен вам за помощь, господин Паскаль.

Кивнув регистратору, он вышел и побрёл по длинному коридору. В голове было пусто, его самые мрачные подозрения начинали оправдываться. Бассомпьер не ошибся. Старик де Тур не был мужем Мадлен, она просто присвоила себе это имя. Может, удастся разузнать что-то о её семье? Возможно, барон де Вильфор, дочерью которого она себя называет, действительно существовал. Может, она — Мадлен де Вильфор и просто угодила в неприятную ситуацию, родив незаконнорожденного ребёнка? Она говорила, что у неё нет семьи, она одна в этом мире, и единственный родной человек для неё — Валентин. Может, ради него она пошла на эту ложь, чтоб пятно позора не легло на её маленького сына? Конечно, жениться на такой женщине — серьёзный удар по репутации благородного человека и всё же это лучше, чем связать себя узами брака с мошенницей и самозванкой.

Он понимал, что цепляется за соломинку, всё ещё надеясь на чудо и при этом испытывая страх перед правдой. И всё же он решил пойти до конца и свернул в боковое ответвление коридора, туда, где за дворцовыми залами располагалась административная часть королевского замка.

Низкие тёмные галереи с каменными сводами сменились узкими коридорами, обшитыми дубом. Дойдя до высокой двери, украшенной позолоченными бляшками, он решительно взялся за фигурную ручку и, отворив её, вошёл в красивый зал, украшенный резными гербами, краска на которых всегда своевременно обновлялась. В воздухе стоял приятный запах соснового лака и ароматной мастики, которой был натёрт мозаичный пол из ценных пород дерева.

Здесь не бывало суеты и шума, в резных шкафах стояли красиво украшенные ларцы с именными грамотами и официальными родословными. Пройдя по залу, он невольно задержал взгляд на стене, где среди прочих висел небольшой герб с двумя золотыми львами на красно-белом поле. Чести поместить свой герб на стену этого зала удостаивались только вассалы Сен-Марко и те, кто имел особые заслуги перед королевством. Именно его отвага в боях под знаменем Армана-Миротворца позволила львам де Сегюров красоваться здесь среди множества драконов, единорогов, орлов, львов и прочей геральдической живности.

— Марк? — услышал он радостный голос и обернулся.

К нему направлялся Фернан де Грамон, младший брат его друга Рене, такой же привлекательный, и так же беззаветно обожающий бумажную работу, в связи с чем ему поручили возглавить Палату гербов, чтоб вести родословные аристократов Сен-Марко и следить за соблюдением ими вассальных обязанностей и вытекающих из этого прав. И хоть сперва многие считали, что это место молодой человек получил лишь благодаря протекции брата и благоволящего ему графа Раймунда, со временем он доказал, что заслуженно занимает своё место, поражая всех исключительной памятью и не менее исключительной скрупулёзностью в ведении дел своей палаты.

— Ты по делу или зашёл повидать меня? — уточнил он с улыбкой. — Впрочем, я уверен, что Рене уже надоел тебе за всех де Грамонов, вместе взятых, да и встречаться с приятелями лучше в трактире, а не в архиве, так что, полагаю, по делу! Я весь твой! Говори, что нужно, и я постараюсь тебе помочь!

— Ты просто проливаешь бальзам на моё израненное сердце, Фернан! — невольно рассмеялся Марк, обняв его за плечи. — Если б меня всегда так встречали, когда я прихожу за какой-нибудь информацией.

— Им всем некогда, а у нас, как всегда, затишье. Сколько дворян родится, умрёт или женится за день в таком маленьком и тихом королевстве? Долго ли внести запись в реестр и подшить в свод ещё одну грамоту? У меня под началом десяток привилегированных юнцов, которые начинают свою карьеру во дворце и полны рвения. Работа непыльная, но почётная, — он улыбнулся и шепнул: — Здесь чертовски скучно, Марк, и будь у меня такие же мозги, как у брата, и такое же отважное сердце, как у тебя, я б давно напросился к вам в Серую башню, но, увы, я туповат и боязлив.

— Не прибедняйся, мой милый.

— Ты слишком добр к братишке нашего Рене. Так что тебя привело ко мне? Хочешь вина?

— Не в этот раз, друг мой, — покачал головой Марк, — у меня, как всегда, полно дел. А явился я к тебе, чтоб разузнать о неком бароне де Вильфоре. Слышал о таком?

— Да, иди сюда! — Фернан подвёл его к дальней стене, где вокруг высоких стрельчатых окон были вывешены самые древние гербы. — Посмотри туда, — он указал наверх. — Видишь синего льва де Грамонов? Отсчитай от него влево пять гербов и увидишь герб де Вильфоров. Чёрный лебедь на красном поле.

— Это такой древний род?

— Помнишь Песнь о том, как Анри Золотое копьё захватил Алькан? Там написано: «А следом юный де Вильфор тащил его копьё». Так это и был как раз предок теперешних де Вильфоров, любимый оруженосец короля Анри. Увы, их род, в отличие от нашего, пришёл в упадок. Свою службу в Палате я начал с изучения родословных основных вассалов Сен-Марко, выискивая в грамотах имена, которые с детства слышал в песнях или встречал в книгах. Многих из них я не нашёл среди ныне живущих, многие славные роды угасли уже на моих глазах. Я думал, что такая же участь постигнет и де Вильфоров. Старый барон уже перестал писать королю жалобные письма с просьбами отсрочить уплату податей, сведений о сыновьях в его записях не было. Честно говоря, следующим должен был быть акт магистрата ближайшего города о его кончине. И вдруг я получаю доклад о том, что все его долги оплачены, и даже досрочно внесены подати за этот год. Я очень удивился и сам ходил в казначейство, чтоб выяснить, нет ли здесь ошибки. Там всё и объяснилось. Оказалось, что подати за него уплатил граф де Клермон, а потом и сам он явился и с гордостью представил мне запись магистрата Вильвера о том, что он женился на девице Флоретте, дочери барона де Вильфора.

— Значит, барон жив?

— Клермон уверял, что старик бодр, как молодой кабан.

— А у него есть ещё дочери?

— Не знаю, Марк. Мы ведём родословные только в той части, которая касается продления рода. Девочки нас не интересуют, пока не вырастут и не станут жёнами других вассалов короля. В противном случае о них нам просто не сообщают.

— И если дочь вассала короля выйдет за свободного барона, то ты тоже можешь об этом не узнать?

— Скорее всего, и не узнаю. Свободные бароны сами ведут свои родословные или для надёжности вносят сведения в другие реестры, кто-то в реестр альдора Синего Грифона, это в основном алкорцы или его потомственные союзники, а некоторые, предпочитающие нейтралитет и независимость, — в реестры свободных городов. О женитьбе Делвин-Элидира я узнал, только когда де Сансер сообщил мне о том, что выдал за него дочь, поскольку Айолин хранит свои реестры в Магдебурге, что разумно. Его отец служил альдору, а он — Сен-Марко.

— Я понял. А что за человек де Клермон? Я где-то слышал это имя.

— Ты шутишь? — рассмеялся Фернан. — Помнишь того чванливого старика, который грозил выпороть тебя на конюшне, если ты не прекратишь передразнивать его? А ты после этого приколотил полы его кафтана к лавке во время пира.

— Ах, этот? — невольно усмехнулся Марк. — Так парень — его сын?

— Внук, сын умер молодым. А этот повеса ещё недавно заставлял своими выходками вздрагивать весь Сен-Марко, пока король Ричард не приказал деду убрать его из города, чтобы он сам не засунул его в самый дальний гарнизон. Судя по всему, похоронив год назад деда, молодой граф поумнел и остепенился.

— Он сейчас в городе?

— Не знаю, после его визита в Палату я с ним не встречался. Можешь проверить, его дом здесь рядом, на Королевской площади, напротив гвардейских казарм.

— Спасибо, Фернан.

— Марк, — окликнул его молодой человек, когда он уже подходил к двери. — Ты не вассал Сен-Марко, но тоже внесён в реестры палаты по приказу короля Армана. Ты уж месяц, как женился, так что представь запись о браке и грамоту своей жены. Во всём должен быть порядок!

— Конечно, как только разберусь с делами… — Марк выдавил из себя улыбку и вышел.

Он снова шёл по длинным коридорам огромного королевского замка, размышляя, в какой странной ситуации оказался. Ведь ему и в голову не пришло спросить у Мадлен, есть ли у неё именная грамота, и понятия не имел, что числится в реестрах Королевской палаты гербов.

— Что же мне теперь делать? — пробормотал он, размышляя, как избежать скандала.

Пройдя через казармы, он кивнул знакомому гвардейцу, стоявшему в карауле, и вышел на Королевскую площадь. Она напоминала ровное поле, освещённое вереницами огней, где с одной стороны сиял окнами дворец, а с другой спорили с ним роскошью и сиянием дома знати Сен-Марко.

Дом Клермонов был одним из самых красивых, с высоким крыльцом и величественной колоннадой, где над окованной золоченой бронзой дверью поблескивал двумя золотыми рыбками древний герб. В некоторых окнах дома горели огни, и он подумал, что вряд ли слуги устроили бы такую иллюминацию в отсутствие хозяина.

Он взбежал по ступеням и постучал кованым молоточком в блестящий рыцарский щит на дверях. Тут же створки разошлись, и на него внимательно взглянул лакей в синей ливрее. Оценив его наряд и драгоценности, он почтительно поклонился, приглашая войти, а потом гордо выпрямился, ожидая, когда гость представится.

Марк назвал своё имя и сообщил, что пришёл к графу.

— Пройдите в малую гостиную, ваша светлость, — тут же предложил лакей, указав ему на дверной проём слева, откуда лился приятный тёплый свет. — Я немедля доложу о вас его сиятельству.

Проводив его в маленькую, но уютную и богато обставленную гостиную, он удалился, а Марк прошёлся по комнате, разглядывая гобелены и резьбу на стенах.

Молодой граф не заставил себя долго ждать. Вскоре он появился на пороге, с радостным любопытством глядя на гостя. Марк тем временем рассматривал его. Клермон был молод, светловолос и очень хорош собой.

— Рад видеть вас, господин барон, — тут же сообщил он. — Молва о ваших подвигах дошла и до нашей глухой провинции, и я мечтал познакомиться с вами, но не знал, что это случиться так скоро. Я прибыл лишь на несколько дней, чтоб выполнить некоторые формальности и приготовить дом к приезду моей жены. Но я очень рад видеть вас. К сожалению, у меня мало времени, я собираюсь уже утром отправиться в обратный путь, и потому сейчас занят сборами.

— Я не отвлеку вас надолго, — заверил его Марк. — Я узнал, что вы оплатили долг барона де Вильфора перед казной.

— Конечно! Я — богатый человек! Не мог же я оставить своего тестя в должниках перед короной!

— Значит, вы женились на его дочери?

— Да! — гордо кивнул граф и рассмеялся. — Странная история! Дед, перед тем, как покинуть сей бренный мир, нашёл мне невесту из хорошей семьи с большим приданым, юную, невинную и довольно красивую. Я выдержал траур после его смерти и уже собирался официально просить руки той девицы, как вдруг увидел на сельской ярмарке эту рыжую бестию. Я бросился к ней, схватил её за руку и, кажется, уже не выпускал эти нежные пальчики до самой свадьбы! Дед сошёл бы с ума, если б узнал, что я женился на бесприданнице, да ещё на старой деве. Флоретте уже двадцать три, но она хороша несказанно! Вы верите в любовь с первого взгляда?

— Да, — кивнул Марк. — А нет ли у вашей супруги сестрицы?

— Есть, но, увы, она уже не свободна. Её старшая сестра Эмили замужем за их соседом кавалером де Плесси.

— А третьей сестры нет?

Граф неожиданно стал серьёзен.

— Была, — произнёс он. — Самая младшая, Мадлен. Флоретта до сих пор грустит о ней. Малышка умерла совсем юной шесть лет назад.

— Вы уверены? — нахмурился Марк.

— Конечно, я вместе с женой ходил на её могилу в склепе на деревенском кладбище. Флоретта часто относит туда букетики фиалок.

— Вот, значит, как… — Марк устало провёл рукой по лбу. — Что ж, простите, что отнял у вас время.

Граф удивлённо взглянул на него.

— Вы только за этим приходили? Чтоб расспросить меня о тесте и жене?

— Да, и я узнал всё, что хотел. Теперь позвольте откланяться.

— Если вы торопитесь… Но я надеюсь, когда мы с женой переедем в Сен-Марко, вы почтите нас визитом?

— Конечно, — пробормотал Марк и, кивнув ему на прощание, вышел.

Он медленно брёл по улице и, казалось, ни о чём не думал. Камень, с утра лежавший на душе, превратился в скалу, которая заслонила собой всё вокруг. Кто эта женщина, которая называет себя Мадлен? Что ей нужно в его доме и в его жизни? Он снова вспомнил вскрытые письма и царапины на замке сейфа. Может, она шпионка? Вскрытые письма были от тех, кто так или иначе связан с алкорцами, а лорд Деллан не дремлет. Как граф Раймунд спешит восстановить сеть своей агентуры в луаре, так и он, скорее всего, старается внедрить своих шпионов как можно ближе к королю. А тут… куда уж ближе! И дело даже не в том, что она вышла замуж за приближённого короля, он служит в тайной полиции и в его руках многие нити, в том числе связанные с секретными делами королевства. Она, будучи его женой, оказалась в кругу придворных дам вдовствующей королевы, свела знакомства с фрейлинами и жёнами придворных, а эти дамы так болтливы! Да и кто заподозрит баронессу де Сегюр в дурных намерениях? Если это так, то, надо отдать ей должное, она действовала весьма ловко.

— Но, боги, — простонал Марк, внезапно остановившись. — Это же Мадлен!

Он не заметил, как дошёл до ворот казармы и стоявший в карауле гвардеец посмотрел на него с удивлением.

Марк покачал головой и вошёл. Рано думать о самом плохом. Она может быть самозванкой, но сразу подозревать её в шпионаже — это уже слишком. К тому же… Можно представить восторг Деллана и его позор, когда такая комбинация раскроется. Лучший шпион Сен-Марко попался в такую ловушку! Смеяться будут оба королевства…

— Сначала нужно всё выяснить, не привлекая кого-то со стороны, — бормотал он, направляясь в Серую башню. — И только когда все козыри будут на руках, когда уже не останется сомнений, только тогда начинать действовать. Если она шпионка, то у неё есть своя агентура, нужно будет вычислить всех и накрыть разом. Тогда, быть может, удастся хотя бы сохранить видимость того, что он держал ситуацию под контролем с самого начала. Король без возражений даст развод, и всё можно будет закончить тихо, без огласки…

Но сердце всё так же бешено колотилось в груди, бурно протестуя: «Это же Мадлен! Я просто сошёл с ума, если верю в этот кошмар!» Но в том-то и дело, что, оказывается, это вовсе не Мадлен, и он даже не знает имени этой женщины…

Он вошёл в нижний зал Серой башни и увидел там Шарля и Тома. Старший сыщик тут же кинулся к нему.

— Мы нашли их, ваша светлость, — заявил он радостно. — Тех бретёров, о которых вы говорили. Они и не думали прятаться! Правда, один из них уже умер. Рана в бедро оказалась смертельной. Второй ранен в руку.

— Кто такие? — спросил Марк, с усилием возвращаясь мыслями к расследованию нападения на рыцарей Беренгара.

— Бретёры, — кивнул Тома. — Не местные, прибыли с севера. Высокий, тот, что умер, звал себя Фрелоном, хотя, скорее всего это прозвище. Второй, тот, что с усами — Урбен Шеро. Он когда-то служил у Беренгара, но дезертировал с поля боя и заочно приговорён маршалом к повешенью.

— Что ж, преподнесём нашему старому маршалу в подарок этого негодяя, — прорычал Марк. — Мне нужны ваши сыщики, не меньше десятка. Где эти мерзавцы сейчас?

— На южной окраине в трактире «Улитка». За этим Шеро следят, а труп Фрелона всё ещё в конюшне на заднем дворе.

— Я знаю, где это. Шарль, коней!

— Уже осёдланы, стоят возле крыльца, — сообщил юноша.

Марк рад был отвлечься от своих безрадостных мыслей. В его груди снова клокотала ярость на тех, кто убил Римара и ранил Феррата. Натягивая перчатки, он прошёл по коридору и спустился во внутренний дворик, куда конюхи уже выводили осёдланных коней. Вслед за ним вышли крепкие молчаливые мужчины в чёрных плащах, и вскоре отряд уже мчался по городу, который пустел в преддверии последней тёмной ночи.

Проезжая по тёмным узким улицам, где селилась беднота, всадники растянулись в длинную вереницу. Прохожие испуганно жались к стенам домов и шныряли в подворотни, сзади с лаем неслись бездомные псы, почувствовав азарт погони. Редкие огоньки отражались в грязных лужицах, которые расплескивали в стороны тяжелые копыта коней. Марку казалось, что он как бог мести мчится сквозь ночь и за его спиной реет не плащ, а чёрные крылья смерти. Но всё же он придержал коня за пару кварталов до маленького убогого трактира, где хозяйничала старая ведьма, которая по слухам была когда-то самой красивой куртизанкой Сен-Марко. Так это было или нет, неизвестно, но она всегда точно знала, когда можно спрятать своих гостей от зорких глаз полиции, а когда нужно проявить верноподданнические чувства и вовремя сообщить властям о том, что под её крышей затаились враги государства.

Спешившись на перекрёстке двух улиц, Марк бросил поводья одному из сыщиков и решительно направился к покосившейся хибаре, над дверью которой уже давно не было вывески. Молча указав своим спутникам на калитку, ведущую во двор и туда, где на соседней улице была ещё одна маленькая дверца, он подошёл к двери и распахнул её одним ударом.

Сыщики ввалились в дом сразу через три входа, и сидевшие за грубо сколоченными столами завсегдатаи, которые вскочили было, хватаясь за рукоятки ножей, предпочли спокойно опуститься на свои лавки и ждать развития событий.

Марк окинул взглядом полутёмный зал и увидел в углу невысокого широкоплечего северянина с длинными усами. Он решительно направился к нему и, не успел тот испугаться, схватил его за волосы и с размаху ударил лицом о стол.

— Ты арестован, Шеро! — объявил он, в то время как подоспевшие сыщики, схватили ошалевшего бретёра за руки. — Ты обвиняешься в убийстве, покушении на убийство, государственной измене, а так же в дезертирстве с поля боя.

— Я ни в чём не виноват! — закричал тот, пытаясь вырваться.

— Отлично, — зло усмехнулся Марк. — В таком случае я отведу тебя в Серую башню и представлю трём рыцарям, которые застали тебя и твоего дружка Фрелона на месте преступления. Они хорошо рассмотрели вас обоих, и им не составит труда тебя опознать, тем более что мы нашли вас по приметам, которые они дали. Кстати, Феррат остался жив и скоро пойдёт на поправку. Он тоже видел тебя и наверняка узнает. И после того, как они дадут показания против тебя, у меня будут все основания отправить тебя к палачам. И не надейся на скорую смерть! Я хочу предоставить Беренгару право повесить тебя за твои грехи!

Шеро на минуту задумался, видимо, оценивая свои шансы, и понял, что они невелики.

— Ладно, отпустите меня, я всё признаю, — проговорил он, но сыщики ещё сильнее нажали ему на плечи, выворачивая руки.

— Что ты признаёшь? — процедил барон.

— Я с моим другом Фрелоном следил за теми рыцарями, мы подстерегли их и напали.

— Зачем?

— Нам было велено убить их.

— Кто приказал?

— Не знаю.

Сыщики ещё сильнее нажали ему на плечи, и он скрипнул зубами от боли.

— Я, правда, не знаю, сударь! — торопливо проговорил он. — Я получил письмо и кошелёк с деньгами, сотню золотых марок. В письме было написано, что мы должны поехать в Сен-Марко, выследить там Римара и Феррата, которых я давно знаю, и убить, после чего нам было обещано ещё столько же.

— Где вы получили письмо?

— В Кантене, на севере. Я живу там с семьёй. Я помню этих двоих достаточно хорошо, чтоб понимать, что одному мне с ними не справиться. Потому я и предложил эту работёнку Фрелону. Он помогал мне иногда выполнять такие заказы.

— Как ты узнал, где они поселились в Сен-Марко?

— Я и не знал. Я просто толкался с утра до ночи на торговой площади возле городских ворот, уходил только, когда их закрывали на ночь, а утром приходил пораньше, чтоб никого не пропустить. Вот я и видел, как они въехали в город, и проследил до гостиницы.

— Где письмо?

— У Фрелона.

— Нашли покойника? — Марк обернулся к сыщикам.

— Ну, да, лежит там, в сарае, под дерюгой, — кивнул один из них.

— Идём. Этого — в замок и сразу на допрос. Скажите Тома, пусть не церемонится с ним!

Не обращая внимания на жалобные вопли Шеро, Марк вышел во двор и увидел покосившуюся постройку, которая когда-то была конюшней. Его догнали два сыщика с факелами. Труп Фрелона нашёлся в углу под распоротым мешком из-под угля. Обыскав его, он обнаружил в кармане кафтана скомканный листок, запачканный и потёртый на сгибах. Разгладив его, он при свете поднесённого сыщиком факела пробежал глазами ровные строчки и даже в какой-то момент удивился столь аккуратному почерку. Впрочем, у него не было желания изучать этот документ в тёмном сарае. Приказав отвезти труп в мертвецкую замка, он ненадолго зашёл в трактир, где, как ни в чём ни бывало, за столами сидели какие-то разбойники и оборванцы. Подойдя к старухе, устроившейся у очага, он задал ей несколько вопросов, незаметно для посторонних глаз передал пару серебряных монет и вышел на улицу, где его ждал оруженосец.

Продолжавшийся до самой ночи допрос Шеро ничего нового не дал. Судя по всему, тот с ходу выложил всё, что ему было известно, и добавить ему было нечего. Он понятия не имел, кто заказчик убийства и зачем кто-то хотел убить рыцарей. Он даже не знал, что они всё ещё служат Беренгару. Ему было всё равно, он получил заказ и просто хотел заработать денег, чтоб потом вернуться к жене и детишкам. Таково его ремесло — убивать по заказу, и ничего предосудительного он в нём не видел.

Через несколько часов допроса Марк чувствовал себя таким же измотанным, как и провисевший несколько часов на дыбе бретёр. Просмотрев составленный клерком протокол допроса, он велел отвести Шеро в камеру, вызвать к нему лекаря и накормить.

— Он должен дожить до встречи с маршалом, и пусть тот решает его судьбу, — пояснил он старшему тюремщику своё решение.

— С ним будут обращаться именно так, как следует обращаться с преступником, который должен дожить до суда и казни, ваша светлость, — кивнул тот, провожая мрачным взглядом узника, которого тащили под руки его подчинённые.

Оставаться в замке у Марка причин не было. Он устал, ему хотелось покоя и тишины. На улице уже наступила ночь, и небеса в предчувствии светлого утра налились ясным сапфировым сиянием. Ему не хотелось ехать домой и видеть Мадлен, но всё же он разыскал в помещениях для слуг Шарля и Эдама, спавших на нарах под одним плащом, и, разбудив их, велел выводить коней.

Улицы были пустынны и темны, и ветер всё также раскачивал фонари и рвал пламя факелов. Мерный топот копыт успокаивал, и от этого тянуло в сон. Когда он вошёл в дом, по лестнице, как всегда, навстречу ему спустилась Мадлен в ночной сорочке и шали, наброшенной на плечи. Она зевнула, прикрыв ладошкой рот, но в этот раз её жест вовсе не вызвал у него приступ нежности. Он аккуратно, но решительно снял со своих плеч её руки, когда она попыталась привычно обнять его.

— Иди спать, — проговорил он, проходя мимо к лестнице. — У меня ещё есть работа.

На её лице снова появилось беспокойство.

— Что-то случилось? У тебя неприятности? — спросила она.

— Вовсе нет, — раздражённо произнёс он, поднимаясь на второй этаж.

— Я разбужу кухарку, чтоб она разогрела для тебя ужин, — проговорила Мадлен.

— Не нужно, пусть мне в кабинет принесут холодное мясо и бутылку вина. Иди, ложись спать, не жди меня! Ах, да! — он остановился на ступенях и обернулся. — Сегодня я виделся с Фернаном де Грамоном. Он сказал, что в Палату гербов нужно представить твою именную грамоту для включения в мою родословную.

— Грамоту? — растерянно переспросила она.

— Да, грамоту, которая подтверждает, что ты — дочь барона де Вильфора. Где она?

— Я не знаю, — она смутилась, и ему даже показалось, что её голос прозвучал испуганно.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет грамоты, подтверждающей твой статус? — уточнил он.

— Она есть, но… Наверно, она где-то в бумагах моего покойного мужа, осталась в старом доме. Я поищу.

— Поищи, — кивнул он. — И не затягивай. Ведение королевского реестра — это очень важное дело. Фернан только выглядит милым недотёпой, он строг во всём, что касается его службы, и не терпит проволочек. Я не хочу, что б меня обвинили в неисполнении законного требования королевского чиновника. Это может дойти до короля, и он будет недоволен.

— Я завтра же пойду и найду эту грамоту, — пообещала она.

Внизу возле лестницы, где она стояла, было довольно темно, и всё же ему показалось, что она побледнела. Не сказав больше ни слова, он поднялся наверх.

Он вошёл в кабинет и, скинув с плеч плащ, бросил его на кресло, стоявшее у окна. Тут же появился Монсо и, поклонившись, зажёг свечи на столе. Марк нехотя сел в кресло. Его отчаянно клонило в сон, но идти в спальню и ложиться на кровать рядом с Мадлен он не хотел. Потом появился тот самый молодой лакей, имени которого он так и не вспомнил. Он принёс поднос с блюдом, на котором лежали куски холодного мяса, свежеиспеченный хлеб и ароматные ломти сыра, а рядом — небольшой кувшин с изогнутым носиком и парный ему кубок. Выставив всё это на стол, он налил вино в кубок и, повинуясь небрежному жесту хозяина, удалился.

Марк потёр лоб, думая, чем заняться, и вспомнил о письме, найденном у Фрелона. Достав его, он положил листок перед собой и старательно разгладил его. Ещё раз прочитав текст, написанный ровным, словно ученическим почерком, он вздохнул. На первый взгляд получить какую-либо дополнительную информацию из этого послания было сложно. Оно было каким-то безликим и написано весьма лаконично. В нём предписывалось господину Шеро немедленно отправиться в Сен-Марко, где выследить и убить известных ему господ Римара и Феррата, после чего немедленно покинуть город, вернуться в Кантен и получить вторую часть платы за работу. Марк понимал, что из-за усталости упускает что-то важное, потому обернулся к секретарю, всё также терпеливо стоявшему возле стола.

— Взгляните на это письмо, Монсо, — произнёс он. — Что вы об этом скажете?

Тот тут же взял листок в руки и пробежал его глазами.

— Тут написано, что оно должно быть уничтожено, — озабоченно заметил он.

Марк мрачно усмехнулся и указал ему на кресло по другую сторону стола.

— Наивно надеяться, что наёмный убийца, как правило, лишённый каких-либо принципов, уничтожит улику, которую при случае можно использовать для шантажа.

Монсо сел и, положив письмо на стол, снова склонился над ним.

— Послание написано грамотно, обороты речи свидетельствуют о том, что составивший его человек привык писать письма и официальные документы. Я полагаю, что оно написано под диктовку другим лицом.

— Вот как? — на лице барона, наконец, появился интерес. — Из чего вы делаете такой вывод?

— Почерк совершенно не соответствует тексту. Я сказал бы, что его писал очень молодой человек, старательный и получивший хорошее образование, но пока не опытный. Почерку не хватает беглости. Хотя… может быть, дело в том, что это — не родной для него язык. Обратите внимание на начертание букв «a» и «d». Они в некоторых местах написаны подобно греческой букве «α». Вряд ли это потому, что писавший чаще использует мёртвый язык, который знают лишь жрецы и книжники. Скорее всего, начертание букв с налагающимися штрихами ему непривычно.

— Вы о том, что в энхилдере куда больше пересекающихся штрихов, чем налагающихся? — прищурился Марк. — То есть вы полагаете, что писал алкорец?

— Да, и, скорее всего, молодой, хотя возможно, это была женщина. Тогда она из хорошей семьи, прилежная и получила достойное домашнее образование.

— Ну-ка, дайте! — Марк забрал у него письмо и поднёс к лицу, потом потёр его пальцем. — Да, бумага дорогая и от неё пахнет духами. Совсем чуть-чуть, наверно аромат попал на лист с рук и уже почти выветрился, — он какое-то время рассматривал написанный текст. — Похоже, вы правы, письмо составлено чётко и лаконично, все обороты правильные и, я бы сказал, казённые, а почерк такой, словно буквы списывали с прописей. Значит, за этим письмом стоят двое: весьма грамотный землянин, работой которого является составление официальных документов, книжник, писарь или секретарь, как вы, и дама, молодая, судя по духам довольно приятной наружности, с хорошим вкусом, получившая приличное образование, она алкорка, но хорошо владеет и нашим языком. Всё верно?

— Да, ещё я скажу вам, что, по моему мнению, мужчина обладает терпением, поскольку он диктовал медленно, чтоб его подопечная успевала выписывать буквы. Я не заметил спешки при письме. При этом он не терял нить своих мыслей. Дама же старательна и целеустремлённа. Она не допустила ни одной орфографической ошибки и при этом выдержала правильный стиль написания на протяжении всего текста.

— Это именно те качества, которыми обычно обладают хорошие шпионы, — вздохнул Марк, откинувшись на спинку кресла. — К тому же следует отметить, что мужчина очень осторожен, коль не захотел демонстрировать Шеро свой собственный почерк, чего не скажешь о женщине. Она или поверила в то, что этот разбойник уничтожит письмо, что было бы странно, или просто отчаянно смела. А значит, ею движет какая-то страсть, которая притупляет осторожность. Что это за страсть? Отвага и патриотизм или ненависть и жажда мести? Мести кому? Римару или Феррату, или самому Беренгару? Или, может, королю?.. Хотя, возможно, она просто находится в полном подчинении этого мужчины, а он не слишком ею дорожит. Что ж, Монсо, вы очень помогли мне. Без вас я вряд ли заметил бы эти нюансы и сделал такие выводы. Идите спать, уже поздно.

— Может, я могу ещё чем-то помочь вам, ваша светлость?

— Разве что уберите это письмо в сейф, и отправляйтесь к себе. Я поужинаю и тоже пойду спать. У меня завтра, похоже, будет нелёгкий день.

Монсо выполнил его распоряжение и, тщательно заперев сейф, удалился, а Марк, поужинав, отправился в гостевую спальню и, стащив с себя камзол и сапоги, улёгся поверх покрывала на кровать и вскоре уснул.

2

Утром его разбудил яркий свет, пробившийся между гардинами на окне. Какое-то время он лежал, глядя в дубовый, расчерченный массивными балками потолок, затем дверь приоткрылась, и в щёлке показалось лицо Эдама.

— Вот вы где! — воскликнул он, распахивая дверь и входя. — Вас не было в вашей спальне, и я уж думал, что вы куда-то уехали без нас.

Он прошёл к окну и решительно раздвинул гардины. Марк поморщился и невольно прикрыл глаза рукой от яркого света.

— Что тебе до того, в какой постели я сплю? — проворчал он, приподнявшись, и спустил ноги на пол.

— Вы не выспались или вас так беспокоит то дело? Почему я спрашиваю? Ваше настроение имеет прямое отношение к тому, как я проведу этот день. Если вы рычите на меня, я грущу, а если в благодушном настроении, то я вполне доволен жизнью.

— Тогда начинай грустить.

— Так я и думал. Стол к завтраку накрыт, новостей из Серой башни нет. Я почищу ваши сапоги, другие сейчас принесёт Шарль, вместе с камзолом. Если вас не устроит его выбор вашего наряда на сей скорбный день, то пусть тоже немного погрустит.

И подхватив с пола сапоги и брошенный рядом камзол, оруженосец вышел из спальни.

— Наглый щенок, — пробормотал ему вслед барон.

Умывшись и позавтракав, он зашёл в кабинет, чтоб просмотреть подготовленные секретарём письма. В проёме двери на какой-то момент появилась Мадлен, но затем, ответив понимающей улыбкой на его мрачный взгляд, исчезла. В письмах не было ничего интересного: отчёт управляющего из имения с пространным обоснованием необходимости оплатить ремонт мельницы и очистку пруда в парке, несколько приглашений от знакомых на пиры и обеды и длинное сочинение Фонтейна, который, похоже, окончательно отупел от деревенской скуки в своём поместье и обилия хозяйственных забот, и находил утешение в том, что подробно расписывал свои злоключения на новом поприще. Велев Монсо подготовить ответы на письма, Марк решил, что ему пора на службу. Отправив оруженосцев в конюшню, он сам спустился в холл, и увидел что-то белое шевелящееся у входа. Маленький пушистый зверёк жалобно повизгивал, скрёб когтями дверь и норовил просунуть свой узкий нос между плотно сомкнутыми створками.

— Ну, что случилось? — спросил Марк и, подойдя, взял его на руки.

Щенок завертелся, звонко тявкая.

— Кто-то там за дверями? — спросил его Марк и, отворив дверь, вышел на крыльцо.

Там никого не оказалось, хотя площадь была заполнена народом. Торговцы уже открыли свои лавки, и возле них толпились покупатели. Осмотревшись, Марк не увидел ничего подозрительного, но в следующий момент вздрогнул от боли и разжал руки. Щенок вывернулся, прыгнул на крыльцо и помчался вниз по ступеням. Только в следующий момент, взглянув на окровавленный палец, Марк понял, что зверёныш укусил его и теперь бежал туда, где суетились пришедшие с утра на рынок кухарки и приказчики. Он бросился за ним, опасаясь, что столь нежно любимого Валентином щенка просто растопчут в этой толчее. Он расталкивал попадавшихся ему на пути зевак, и те даже не смели возмущаться, увидев высокого богато одетого мужчину с мечом на перевязи.

Пробираясь сквозь шумную толпу мимо прилавков, заполненных товаром, он едва успевал рассмотреть впереди мелькающий среди чьих-то юбок и сапог белый хвостик. Зверёк ловко лавировал в толпе, явно куда-то направляясь. Наконец он выскочил в широкий проход между рядами и возбуждённо повизгивая замер возле красивого резного портшеза, стоявшего на булыжной мостовой. Марк как раз успел выбраться из толпы, чтоб увидеть, как дверца портшеза отворилась, и зверёк запрыгнул внутрь. Ещё он разглядел пышную голубую юбку из переливчатого атласа, а потом на мгновение встретился взглядом с холодными бирюзовыми глазами баронессы де Флери. Дверца закрылась, дюжие носильщики взялись за поручни и подняли портшез, который подобно кораблю поплыл по людскому морю в сторону Королевской улицы.

Марк вздохнул, опустил голову и увидел, как по пальцам течёт кровь. Понятно было, что этот редкий щенок принадлежал баронессе, и сбежал, каким-то образом учуяв неподалёку свою хозяйку. Он достал из кармана платок и обмотал руку.

— Что-то случилось? — услышал он возбуждённый голос Эдама, который вылетел из толпы, едва не наткнувшись на него. — Вы ранены? Опять?

— Заткнись, — устало попросил Марк. — Я поеду в замок с Шарлем, а ты останешься дома и поговоришь с Валентином. Его щенок сбежал и уже не вернётся. Придумай что-нибудь, чтоб утешить его. Потом пойдёшь к Монсо. Он выяснил, что в доме завёлся шпион, который интересуется моей перепиской. Обсудите, как вывести его на чистую воду. Понял меня?

— Да, но руку нужно бы перевязать.

— Меня укусил маленький щенок, а не волк, — огрызнулся Марк и пошёл обратно к своему дому, ворча на ходу: — Мелкий неблагодарный щенок с очень острыми зубами…

Едва он вернулся в свой кабинет в Серой башне, как кто-то деликатно постучал в дверь.

— Войдите! — крикнул Марк, обозревая стопки бумаг на столе. Эдам добросовестно рассортировал письма и донесения, но расположил их по своему усмотрению, и теперь его хозяин просто не знал, где что лежит.

Дверь отворилась, и в маленькую комнатку вошёл огромный детина в одежде ремесленника. Поклонившись, он почесал пятернёй свою лохматую голову и в ответ на изумлённый взгляд барона, пояснил:

— Я отсутствовал несколько дней на службе, потому что искал работу, ваша светлость.

— Нашёл? — спросил Марк, поманив его к себе.

— Это было нелегко, — тот подошёл к столу и аккуратно опустился на стул рядом. — Оказывается даже хорошему печатнику в Сен-Марко не так просто найти работу. Я обошёл несколько больших типографий и с десяток маленьких печатных мастерских, и, наконец, мне повезло. Мастерская на улице Старых ворот получила недавно большой заказ, и им требовался подмастерье. Они меня взяли.

— И?.. — барон заинтересованно посмотрел на собеседника. — Ты действительно смог быть им полезен, Гаспар?

Тот уверенно кивнул.

— Прежде чем стать сыщиком в тайной полиции его величества, я перепробовал множество ремёсел, и кое-чему научился. Я умею набирать текст из литер и неплохо управляюсь со станком. Они были довольны мной, но заказ выполнен, потому меня уволили, однако сказали, что если им снова понадобится помощник, они меня известят.

— Хорошо, что ты подзаработал на стороне, приятель, но какой от этого прок мне?

— Я принёс вам то, что мы там печатали, — Гаспар засунул руку за пазуху и достал оттуда тонкую брошюрку и несколько листовок.

Марк взял их и быстро просмотрел. Его глаза радостно блеснули.

— Ты нашёл их!

— Именно так, ваша светлость. Листовки с сатирой на Беренгара, осуждение договорённостей с альдором о мире и пасквиль на короля и его приближённых. Замечу, кстати, что там и о вас написано.

— Что именно? — Марк пролистал книжонку.

— История о том, как вы попали в плен к алкорцам и, чтоб спасти свою жизнь, выдали им секреты нашей армии, после чего король был вынужден признать поражение, а вас алкорцы помиловали, и вы даже участвовали в заключении мирного договора, способствуя позору Сен-Марко.

— Дьявол! — проворчал Марк. — Верно говорят: скажи правду, прибавь щепотку лжи и всё будет выглядеть вполне достоверно. Что здесь ещё?

— Снова злобная клевета на маркиза Делвин-Элидира, критика наших полководцев, не способных противостоять хитрости Беренгара, и расписанное в красках его предательство. И в довершение грязные намёки о неслучайной гибели короля Ричарда, так некстати освободившего место своему сыну, предавшему интересы королевства.

— Где эти пасквили? — прорычал Марк в ярости. — Уже разошлись по городу?

— Я бы этого не допустил, — спокойно возразил Гаспар. — В крайнем случае, поджёг бы склад, где хранится весь тираж. Но пока он там, я приставил следить за мастерской и складом надёжных парней и направился к вам. Как я понял, заказ заберут завтра после наступления темноты.

— Ладно, — Марк слегка успокоился. — Подождём, может, поймаем заказчика. Но я не хочу тянуть с допросом. Кто получал заказ и руководил работой?

— Хозяин мастерской Жакоб Бонье.

— Он состоит в цехе печатников?

— Конечно, иначе не имел бы право работать.

— Ладно, — Марк решительно поднялся. — Пойдём со мной.

— Ещё одно, — проговорил Гаспар, поспешно встав. Заметно было, что он смущён. — Пока я таскался по городу в поисках этой мастерской, услышал кое-что, что мне совсем не понравилось, ваша светлость.

— Что именно?

— Кто-то теперь распускает слухи и о вас.

— Что за слухи? — насторожился Марк.

— Говорят, что на самом деле это вы убили виконта Монтре и подставили его друга Жувера, после чего заняли место ближайшего фаворита при новом короле. Будто выслужили альдору, а потом специально перед войной переметнулись в Сен-Марко, чтоб шпионить для алкорцев. Ну и… простите, это то, что я слышал…

— Говори! — всё больше мрачнея, приказал Марк.

— В кабаках сплетничают, что вы женились на… как бы это сказать?.. на порочной женщине, у которой есть незаконнорожденный ребёнок неизвестно от кого.

— Проклятие… — прошипел Марк, стиснув кулаки. — Откуда эти слухи, ты знаешь?

— Уменя не было времени заняться этим, ваша светлость, — Гаспар виновато смотрел на него, — но полагаю, что их распускают намеренно. Ещё недавно я не слышал о вас ни одного худого слова. Вас прославляли, как героя, соратника короля Армана и верного слугу короля Жоана, и вдруг…

— Вдруг… — повторил Марк, но потом покачал головой. — Я запрещаю тебе заниматься этими слухами, если они не связаны с той клеветой, что распространяют о короле и Беренгаре, понял? Сейчас важно всё, что направлено против мирных переговоров, а значит, нужно сосредоточиться на этом. Остальным займёмся потом. Возьми пару крепких ребят и отправляйся к старосте цеха печатников. Прикажи ему немедля вызвать к себе этого Жакоба Бонье. Когда придёт, держите его до моего прихода.

— Я понял вас, господин барон, — с некоторым облегчением вздохнул Гаспар и, поклонившись, вышел.

После ухода своего помощника, он снова сел за стол и какое-то время смотрел на разложенные на столе бумаги, но, казалось, не видел ничего. Известие о том, что теперь и о нём злословят в кабаках и тавернах, неприятно ударило по его самолюбию. Долгое время он был защищён от этого своим негласным статусом молодого барона короля Армана. Он помнил сотни глаз, смотревших на него с восторгом и обожанием, когда он юным рыцарем ехал по Королевской улице рядом со своим королём, вернувшимся домой после победоносной войны. Цветы летели под копыта их коней, отовсюду слышались голоса, кричавшие приветствия Арману и его друзьям, и в этом сладостном хоре он слышал и своё имя. Потом раздался рокот пушечных залпов в честь победителей. И с тех пор он всегда пользовался расположением жителей города, потому что и ему перепала частица безусловной любви, которую народ щедро дарил своему молодому королю.

Даже последняя, проигранная королевством кампания, принесла ему славу. В отличие от многих рыцарей, так и не поучаствовавших в боях, ему пришлось в полной мере хлебнуть тягот войны. Он бился с врагами, шёл в Восточные скалы впереди своего войска, терял друзей и, наконец, попал в плен и чудом не угодил на эшафот. Только заступничество короля и Делвин-Элидира, да радость альдора по поводу бескровной победы в войне, которую он не хотел омрачать кровопролитием, спасли его от мучительной казни. Но, оказывается, всё можно извратить, превратив подвиг в позор, отвагу в трусость, а верность в предательство. И вот уже о нём шепчутся по углам, обвиняя в измене. И самым неприятным было то, что кое в чём эти слухи соответствовали действительности, по крайней мере, в части гибели виконта Монтре и бедняги Жувера. А то, что говорили о его жене, и вовсе отозвалось в его сердце жестокой болью, поскольку теперь он и сам не знал, является ли это ложью или постыдной правдой.

Сообразив, наконец, что бесконечные терзания из-за этих обид и сомнений не дадут никакой пользы, он поднялся и, взяв оставленные Гаспаром брошюрку и листовки, направился на доклад к графу Раймунду.

Доложив ему о ходе своего расследования, он умолчал о покушении на себя и тех слухах, что распространялись о нём, сочтя их не заслуживающими упоминания.

Граф внимательно выслушал его, листая брошюру, а потом кивнул:

— Хорошо, что ты нашёл непосредственных убийц Римара, Марк, и нам в любом случае будет, что предъявить Беренгару в своё оправдание, но ты же понимаешь, что нам нужен их заказчик и те, кто стоят за ним.

— Я понимаю это, — согласился Марк, — и надеюсь, что допрос печатника даст нам новую информацию.

— А если снова наткнёшься на письмо и кошелёк с задатком? Этого мало. Давай раскинем сеть пошире. Пусть соберут подробные сведения о тех, кто приехал в город в то же время или чуть раньше Римара и Феррата и остался здесь, обратив особое внимание на алкорцев, книжников и дам. Так же вели Тома выяснить, кто распространяет слухи о Беренгаре и подстрекает народ против мирных переговоров. Я уверен, что за этим стоят конкретные люди.

— Это разумно, я немедля отдам распоряжения, а сам пойду поговорю с этим печатником.

— После этого освободи его, но пригрози, что если он предупредит своего заказчика или попытается скрыться, то будет отвечать не только за распространение клеветы, но и за измену. После заберёте всех, включая подмастерьев. Они предстанут перед судом.

— Всё будет сделано, ваше сиятельство, — заверил его Марк и граф, словно позабыв о его присутствии, снова занялся своими делами.

Хозяин печатной мастерской Жакоб Бонье оказался маленьким пухленьким человечком, вокруг розовой лысины которого рос длинный желтоватый пух. Он сидел в гостиной старосты цеха печатников, нервно поглядывая на стоявших рядом молчаливых сыщиков и иногда пытаясь заговорить то со старостой, смотревшим на него крайне неодобрительно, то с Гаспаром, застывшим возле окна в ожидании барона де Сегюра.

Когда тот, наконец, вошёл, Бонье испуганно замер, а потом с жалобными причитаниями бросился ему в ноги, умоляя о прощении, ссылаясь на крайне затруднительные обстоятельства и уверяя в том, что больше такое ни в коем случае не повторится.

Сурово взглянув на него, Марк понял, что не то что палачей, но и даже какого-нибудь излишнего давления в данном случае не понадобится. Маленький печатник узнал его, наверно видел в свите короля на каком-нибудь празднике. Поняв, что сама его жизнь отныне висит на волоске, он готов был всё рассказать и всемерно сотрудничать с тайной полицией.

Как он пояснил, рукопись пасквиля и черновики листовок ему принесла некая дама, которая скрывала своё лицо под вуалью. Она заплатила двойную цену и обещала после получения заказа уплатить такую же сумму. Бонье прекрасно понимал, что печатая подобные сочинения, он нарушает законы королевства, однако счёл плату достаточной за риск, и его жадность возобладала. Пообещав своим работникам щедрую награду, он приступил к выполнению заказа.

О заказчице он смог сказать немного, она была стройна, в чёрном платье и бархатной пелерине бордового цвета. На её голове была шляпка с густой тёмной вуалью, лица он не разглядел, к тому же она приходила тёмным вечером, когда было уже темно. Однако, судя по голосу, она довольно молода. Она была в перчатках, и потому он не видел её рук, но сзади из-под шляпки выбивались завитые локоны ярко-рыжего цвета, которые Бонье хорошо запомнил.

— Значит, она была рыжей, — проговорил Марк задумчиво. — И довольно молодой. Высокая?

— Чуть выше меня, — всхлипнул печатник.

— Высокая, — кивнул барон. — Ты не заметил акцента, когда она говорила? Может, это была алкорка?

— Я не заметил ничего такого. Она говорила складно, как и подобает благородной даме.

— Ты уже известил её о том, что заказ выполнен?

— Нет, я должен всё сделать к завтрашнему утру, а как только стемнеет, заказ заберут.

— А если что-то непредвиденное? Если б ты не успел? Она не сказала, как сообщить ей об этом? Где её искать?

— Нет, ваша светлость, — отчаянно замотал головой Бонье. — Она сказала, что если к сроку тираж не будет готов, я не получу вторую часть оплаты. Я должен был постараться.

Марк задумался, потом кивнул.

— Ладно, возвращайся в свою мастерскую. Мой человек, — он указал на Гаспара, — пойдёт с тобой. Ты передашь ему рукопись и черновики. После этого ни ты, ни твои работники не должны покидать помещение мастерской, понял? Никаких записок, устных посланий и знаков. Если твоя заказчица заберёт свой тираж, я буду ходатайствовать перед судьями о смягчении твоего наказания, но если ты предупредишь её, ответишь за измену. Как тебе известно, это — верная смерть. Своим людям ничего не говори, сам придумай, как удержать их в мастерской. И если вспомнишь ещё что-то, скажи Гаспару, тебе это тоже зачтётся.

Слегка ободрённый, хоть и изрядно напуганный печатник ушёл вместе с Гаспаром, а Марк вернулся в Серую башню, и вскоре ему принесли растрёпанную пачку листов, которую передал сыщикам Бонье.

Просмотрев их, Марк убедился, что они написаны на такой же бумаге и тем же аккуратным почерком, что и письмо Шеро. И хотя на них остались следы грязных пальцев мастеровых, запах духов был ещё сильнее.

— Вот это уже тянет на заговор, — проговорил он, задумчиво посмотрев на Шарля, который присел у окна и от нечего делать принялся полировать свой кинжал. — Выходит, за покушением на Римара и Феррата и этими пасквилями стоят одни и те же люди. Это была не личная месть, мой мальчик. Это заговор против короля.

— Когда вы его раскроете, вас наградят, — заметил Шарль, совершенно не сомневаясь в способностях своего господина.

— Ну, во-первых, его ещё нужно раскрыть, а, во-вторых, если мне это удастся, то уже само это послужит мне достаточной наградой. Давай-ка, сходи к Тома и вели ему отправить кого-нибудь к воротам города. Пусть расспросят стражу и капитана о том, не въезжала ли в Сен-Марко молодая рыжая дама, вероятно, алкорка. От них она не могла спрятаться под вуалью, они заглядывают в каждое лицо, к тому же она должна была заплатить въездную пошлину и назвать имя.

— Уже иду, — с готовностью кивнул Шарль и, поднявшись, сунул кинжал в ножны.

Марк вернулся к изучению рукописи, поражаясь тому, что вся она написана без ошибок и помарок, хотя начертание некоторых букв действительно напоминало алкорские символы. Это навело его на мысль, что, возможно, они с Монсо ошиблись, решив, что мужчина диктовал письмо женщине. Скорее всего, она не спеша списывала его с черновика, а это вело к весьма неутешительному выводу, что и она могла не знать его, если он пересылал ей черновики для переписывания и направлял письменные инструкции, что ей следует делать.

— И всё же, будем надеяться, что они встречались лично, — пробормотал он. — Теперь, когда мы знаем о ней больше, найти её будет легче. Ярко-рыжих и при этом молодых и благородного происхождения не так уж много в Сен-Марко, это мне хорошо известно.

Он снова вспомнил о Мадлен, и ему в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль. А если это она? Конечно, он знает её почерк, и совершенно точно, что эти сочинения переписывала не она, но если она такая ловкая, может, заставила писать кого-то другого? Какую-нибудь приживалку придворной дамы или девицу из храма?

— Куда меня несёт! — с досадой проворчал он и, сунув пачку листов в папку, убрал её в ящик стола.

К началу светлой ночи в башню вернулись сыщики, которых он направлял к воротам. Допросив стражников и капитана, перерыв записи регистрации, они составили список въехавших в город лиц, не являвшихся жителями Сен-Марко. Он получился довольно длинным, и было ясно, что проверить нужно всех, а это требовало времени. Дав сыщикам новые указания, он снова остался один. В город постоянно потоком въезжали всадники, входили путники, торговцы везли свои товары на возах и телегах, и кто угодно из них мог оказаться шпионом, засланным врагами короля. Среди прибывших в эти дни были и книжники, и секретари, сопровождавшие своих господ, и учителя, надеявшиеся найти в богатых домах с детьми место наставника, было два лекаря, инженер и даже поэт, мечтавший прославиться при дворе короля Жоана. Вот только не было среди них ни одной молодой дамы с рыжими локонами.

— Может, это был парик? — пробормотал он, просматривая список. — Или она уже живёт в городе? Нужно проверить всех девиц, компаньонок и купеческих дочек, может, кто-то из наших сластолюбцев привёз с собой любовницу-алкорку. Боги… Где же взять времени и людей, чтоб провернуть такую работу?

Он устал и вымотался, и ему опять не хотелось ехать домой, и всё же он снова поехал.

Мадлен, как обычно, встретила его внизу, но на сей раз она была в голубом атласном платье с уложенными волосами. От неё пахло фиалками. Она была мила и предупредительна и, словно не замечала его отчуждённости. А ему её забота казалась слишком навязчивой, кокетство — неестественным. Она пыталась выспрашивать его о делах, не случилось ли чего-то тревожного, но её любопытство лишь подогревало его подозрительность.

Стол к позднему ужину был накрыт на двоих и выглядел празднично, Мадлен беспечно щебетала, а он ел молча, лишь изредка односложно отвечая на её вопросы. Было ясно, что она пытается его соблазнить, но для чего? Чтоб восстановить угасшую близость или снова обмануть и усыпить его бдительность.

— Ты нашла именную грамоту? — спросил он, когда слуги уже уносили посуду со стола.

— Пока нет. В бумагах Филиппа такая путаница! — пожала плечами она. — Но ведь это всего лишь бумага! Её можно восстановить. Если не найду, то отправлю гонца в Вильвер за дубликатом.

— Отправь, только предупреди своего гонца, чтоб он убедился в соблюдении формальностей при выдаче дубликата. Его проверят на подлинность.

— Конечно, — улыбнулась она.

— Что ж, не стану тебя отвлекать от твоих дел, — он бросил салфетку на стол и поднялся. — У меня много работы и я снова засижусь допоздна. Не жди меня.

Он направился к дверям.

— Знаешь, — неожиданно проговорила Мадлен, — Валентин так расстроился из-за своего щенка, проплакал весь день, бедняжка.

— Что ж, — произнёс Марк на секунду задержавшись, но не оборачиваясь, — ему пора начать привыкать к потерям.

Он ушёл, оставив её в одиночестве. В кабинете его ждал Эдам.

— Мы проверили всех слуг, ваша светлость, — сообщил он. — Ничего подозрительного. Никто не выходит из дома без разрешения управляющего, никто не тратит больше, чем получает за свои труды, никто раньше не был замечен ни в чём предосудительном.

— Кто входил в кабинет, пока меня не было? — спросил Марк, сев за стол.

— Я, Монсо, лакей Модестайн почистил камин.

— Ах, вот как его зовут.

— Ну, да, я тоже не сразу запомнил. Больше никого не было, кроме хозяйки.

— А ей что здесь было нужно? — нахмурился Марк.

Эдам изумлённо воззрился на него.

— Я не знаю. Я ж не могу допрашивать баронессу о том, что она делает в собственном доме! — и тут же его глаза вспыхнули любопытством: — А что?

— Ничего, — проворчал Марк. — Значит, ваше расследование не увенчалось успехом и вы не нашли шпиона.

— Нет, мы не так умны, как вы, ваша светлость…

— Прекрати!

— Ладно, у меня есть одна идея. Я всё обдумаю, а потом предложу её на суд Монсо. Если прокатит, мы его поймаем.

— Очень на это надеюсь, иначе я начну сомневаться в том, что мне нужен второй оруженосец.

— Тогда оставьте меня в доме хотя бы в качестве истопника или поварёнка, — заныл Эдам, но поймав мрачный взгляд хозяина, вздохнул. — Понятно, вам не до шуток. Я обо всём позабочусь. Можете спокойно заниматься своими делами, а я тем временем поймаю и упакую для вас этого мерзавца, и приволоку его к вам с петлёй на шее и мешком на голове.

— Позови ко мне Монсо, — приказал Марк. — И закрой дверь плотнее, с той стороны.

— Уже ухожу! — понятливо кивнул Эдам и исчез.

У Марка не было ни малейшего желания заниматься бумажной работой, но он знал, что стоит ему выйти из кабинета, как он тут же окажется под пристальным вниманием Мадлен. Потому он долго разбирал с Монсо поступившие за день письма, диктовал ему ответы и уже глубоко за полночь отпустил его и сам отправился в гостевую спальню, постель в которой была предупредительно расправлена. Не вникая в то, кто позаботился об этом, он разделся, лёг и уснул.

Марк не выспался, сны его были тревожными, он несколько раз просыпался и лежал в сумраке, глядя на блики на потолке от пробивавшихся сквозь неплотно задёрнутые гардины лучей света. На душе было тяжело, он не мог избавиться от ощущения приближающейся беды, которую никак не мог предотвратить. Ему уже не хватало Мадлен, хотя он понимал, что скоро потеряет её навсегда. Он снова и снова прокручивал в голове то, что узнал за эти дни, и убеждался, что всё, что ему было известно о ней, оказалось ложью. Эта женщина не могла оставаться в его доме и носить его имя, и хорошо ещё, если она просто самозванка, а не шпионка или авантюристка. И всё же, не смотря на это, его душа, по-прежнему, тосковала о ней, о её рыжих волосах, пахнущих фиалками, ясных смешливых глазах и таких ласковых руках. Как он будет жить теперь? Когда сможет избавиться от этой тоски и боли? Сможет ли когда-нибудь снова поверить в счастье и полюбить кого-то так же страстно?

Эти размышления вгоняли его в ещё большее унынье, и он усилием запрещал себе думать об этом, и ему снова на какое-то время удавалось забыться тяжёлым сном. Он встал утром с больной головой и чувствовал себя совершенно разбитым, как после тяжёлого ранения. Слуги, чувствуя его настроение, смотрели на него настороженно, оруженосцы были обеспокоены, а Мадлен этим утром постаралась не попадаться ему на глаза.

Он уехал на службу, снова взяв с собой только Шарля. В кабинете его уже ждали Тома и Гаспар. Старший сыщик принёс ему новый список, который включал пятнадцать человек, более всего подходивших под данное им описание. Просмотрев его, Марк не увидел ни одного знакомого имени и просто приказал всех их немедленно арестовать и доставить в Серую башню для допроса, а также взять под охрану их жилища до той поры, пока там не будет произведён обыск.

Тома деловито кивнул и вышел, подсчитывая про себя, сколько людей ему понадобиться для столь масштабной операции, и придётся ли обращаться с требованием о выделении дополнительных людей из городской стражи.

После его ухода, Марк перевёл взгляд на Гаспара и хмуро спросил:

— Что ты здесь делаешь? Я же велел тебе оставаться в мастерской.

— Там сейчас Жанвье, — ответил здоровяк, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он стоял ближе к двери и всё равно казалось, что он заполняет собой едва не половину маленького кабинета. — Хозяин мастерской вспомнил ещё кое-что. Это не связано с его делишками, но он очень хочет загладить свою вину, потому выдал мне информацию о неком мошеннике. Его зовут Лягушонок Пико, он занимается тем, что за плату распускает слухи. У него есть сеть своих людей, он приплачивает трактирщикам и слугам в гостиницах и кабаках, торговкам на рынках и приказчикам в лавках, что б они при общении с посетителями и покупателями выбалтывали им то, что напоёт им Лягушонок. Он немало берёт за свои услуги, ведь чем больше заплатит ему клиент, тем больше он сможет привлечь людей для распространения слухов, но, говорят, он уже погубил репутацию нескольких девиц и почтенных дам, а также испортил жизнь некоторым торговцам, распространив слухи о том, что у них плохой товар и они обсчитывают и обвешивают всех подряд. По словам Бонье, сейчас он распространяет слухи, которые по смыслу соответствуют содержанию напечатанных им книжонок и листовок.

— Где можно найти этого Лягушонка?

— Он не знает, но, думаю, кто-то из наших ребят должен это знать.

Марк задумался.

— Расскажи это Тома, пусть поручит поиски этого Лягушонка кому-нибудь толковому, скажи, пусть сразу берут и тащат сюда. А сам возвращайся в мастерскую. Через пару часов начнёт темнеть, и заказчик может явиться за своим заказом. Вы должны взять его при передаче тиража.

Гаспар поклонился и вышел из кабинета.

Вскоре в Серую башню начали приводить арестованных книжников и секретарей, которых Марк допрашивал лично, а потом, не добившись никаких успехов, отправлял их в камеры до следующих распоряжений. На улице тем временем стемнело, и он всё чаще поглядывал туда, где в узком проёме маленького оконца в камере для допросов разгоралось яркой синевой небо ранней ночи. Он с нетерпением ждал известий от Гаспара, но время шло, а тот всё не спешил с сообщением об аресте таинственного заказчика.

Отправив в подземелье башни очередного перепуганного секретаря, уверявшего, что он ни в чём не виноват, Марк устало потёр затекшую от долгого сидения за столом поясницу. Наконец, появился Тома, но не с новостями из печатной мастерской Бонье. Вслед за ним в камеру втащили молодого белокурого юношу в дорогом камзоле с унизанными перстнями пальцами и с размаху бросили его на пол. Тот тут же вскочил на ноги и гордо осмотрелся, однако всё же было заметно, что он напуган.

— Разрешите представить, ваша светлость, — картинно указал на него Тома. — Господин Венсан де Байо, кавалер де Венюа, виконт Дюплесси, или просто Пьер Пико, он же Лягушонок Пико.

Марк слегка оживился, с любопытством рассматривая молодого человека. Тот был хорош собой, но невысок и щупловат. Если не обращать внимания на беспокойно мечущийся взгляд и несколько вертлявую манеру поведения, его вполне можно было принять за благородного человека.

— Я не понимаю, зачем меня сюда притащили! — обиженно воскликнул он. — Я ни в чём не виноват и требую объяснений!

— А кто вы такой, чтоб требовать объяснений от тайной полиции? — уточнил Марк, откинувшись на спинку жёсткого кресла, и скрестил руки на груди. — Как ваше имя?

Взглянув на него, тот слегка замешкался и, видимо, не решившись присвоить себе титул, выпалил:

— Венсан де Байо! Из Отфора…

— Северного или южного? — невозмутимо уточнил Марк.

— Северного.

— Чем докажете?

— Простите? — слегка растерялся юноша.

— Вот стоит человек, которого я хорошо знаю и которому доверяю, и он утверждает, что вы — Лягушонок Пико. А вы называете себя иначе. Почему я должен верить вам, а не ему? Впрочем, у нас есть два варианта выхода из этой двусмысленной ситуации: я отправляю вас в камеру и запрашиваю сведения о вашей персоне в северном Отфоре, или прямо сейчас отправляю вас на дыбу и добиваюсь ответов, которые не будут противоречить тому, что говорит о вас мой подчинённый. Впрочем, учитывая, что вы можете оказаться достойным человеком, я оставляю выбор за вами.

Тот какое-то время размышлял, глядя на сидевшего перед ним дворянина, наряд и драгоценности которого являлись вполне убедительным подтверждением того, что он обладает достаточной властью, чтоб исполнить свои угрозы, а потом осторожно спросил:

— Могу я узнать, с кем говорю, ваша милость?

— Ваша светлость, — рявкнул Тома и с размаху дал ему подзатыльник. — Это барон де Сегюр.

— Вот невезуха… — пробормотал юноша и низко поклонился, потирая ушибленный затылок. — Моё имя Пьер Пико, я незаконнорожденный сын графа де Ренье из северного Отфора, и если вы запросите оттуда сведения, боюсь, то, что сообщит вам магистрат города, вряд ли улучшит ваше мнение обо мне. Не спорю, что я бездельник и иногда играю в притонах, но это вовсе не делает меня преступником. Я ни в чём не виноват.

— Но ведь ты распускаешь клеветнические слухи по заказу своих клиентов.

— Вовсе нет, — нагло взглянув на барона, заявил Пико. — Я иногда делюсь с приятелями некоторыми сплетнями в приватной беседе, но исключительно, чтоб поддержать разговор. И если они потом кому-то пересказывают их, это уже не моя вина. Разве кто-то обратился с жалобой на меня из-за клеветы? Или теперь тайная полиция короля занимается такими делами?

— Меня не интересуют сплетни, пока они не касаются короля. Ты распространял слухи о нашем государе и его приближённых?

— Нет, я верный подданный нашего короля и истинный патриот Сен-Марко.

— Как насчёт Беренгара?

— Он служит алкорцам, которые являются нашими врагами. Если я и сказал про него что-то дурное, то каким образом это нарушает законы королевства? У вас нет доказательств того, что я совершил что-то такое, за что меня можно отправить на дыбу.

— Верно, но у меня есть право запереть тебя в подземелье, — Марк обернулся к Тома. — Отведите его в камеру. Есть, пить не давайте, заберите все ценные вещи, чтоб у него не возникло искушения подкупить тюремщиков с тем, чтоб они принесли ему что-нибудь из трактира.

— Это беспредел, — усмехнулся Пико. — Я буду жаловаться королю.

— Король услышит меня, а не тебя, и моего слова будет достаточно, чтоб он поверил в то, что ты клевещешь на него и призываешь народ к бунту, — усмехнулся Марк и кивнул сыщикам. — Уберите этого мерзавца. Я поговорю с ним снова, когда выберу время.

Пико увели, и Тома хмуро посмотрел ему вслед.

— Может вздёрнуть его на дыбу, ваша светлость?

— Он прав, — вздохнул Марк. — Времена изменились. Теперь наших подозрений недостаточно, чтоб отправить кого-то в объятия палачей, даже если это отъявленный мерзавец. Мы можем найти тех, кому он поручал распускать слухи?

— Это не так уж трудно, но мало, что даст. Они, быть может, подтвердят, что Лягушонок распространял слухи о частных лицах, но у нас нет полномочий и оснований заниматься этим. Это дело полиции магистрата, и ему может быть дан ход только при наличии жалобы. Но никто никогда не признается, что говорил худое о короле или его приближённых, поскольку это грозит большими неприятностями не только этому прохвосту, но и тем, кто разносил эти сплетни.

— Верно. Можно отправить гонца в Орфор, наверняка он что-то натворил там, и мы сможем получить основания для того, чтоб удержать его в тюрьме подольше, и пригрозить, что отправим его обратно для получения наказания. Но это долго. Сделайте так: подошлите к его знакомцам наших людей, пусть те выболтают им побольше. Я должен знать, какие слухи он распускает по городу. Тогда я смогу прижать его, а пока узнайте, привезли ли ещё кого-нибудь из нашего списка.

Дворцовый колокол уже известил о наступлении первой стражи, а долгожданных вестей от Гаспара всё не было. Ещё несколько несчастных книжников отправились на ночёвку в камеры Серой башни, а из их домов возвращались сыщики с донесениями, что при обыске не нашли ничего подозрительного. Троих из списка так и не смогли разыскать, потому что либо по указанным ими адресам их не было, либо они никому не сообщили, где остановились.

Марк стоял у окна в своём кабинете, задумчиво глядя на улицу, где наливалось чернотой ночное небо. Пока все его усилия не увенчались успехом, и оставалось ждать дальнейшего развития событий, которые, быть может, дадут новую подсказку.

Уже было совсем поздно, когда в дверь кто-то поскрёбся и на пороге появился молодой сыщик Люсьен Демаре, лишь недавно принятый на службу. Он пока не делал особых успехов, и, кажется, барон вызывал в его душе священный трепет, поскольку он испуганно замер на пороге, не решаясь пройти дальше.

— Что скажешь? — устало спросил Марк, посмотрев на него.

И парень начал сбивчиво объяснять, что ходил по тавернам, чтоб услышать сплетни, которые мог распространять Лягушонок. Он вконец вымотался, ничего не нашёл и завернул в трактир, который держит его мать, чтоб поужинать. Там он и услышал, как одна из служанок ругает Беренгара и говорит, что молодой король предал память отца, сдавшись алкорцам.

— Только вы не подумайте, что в этом замешана моя мать! — воскликнул юноша. — Она честная женщина и искренне любит нашего короля, всё восхищается, какой он ладный красавец, и ходит ко всем его официальным выездам, чтоб покричать ему благословения и помахать руками. Она и Сюзетту всё время одёргивала, только эту злую девку разве заткнёшь! Я и стал её расспрашивать, а потом сказал, что сдам её тайной полиции. Ну, она перепугалась и выложила, что ей дал серебряную марку господин Пико и велел ругать короля. Я приказал ей сидеть на кухне и ждать, а сам прибежал к вам. Она, наверно, до сих пор сидит там в углу за очагом и ревёт.

— Молодец, — кивнул Марк без особого энтузиазма. — Что ещё ей велел рассказывать Пико?

— Ну, про его сиятельство маркиза Делвин-Элидира, что он тоже предал Сен-Марко, и про вас.

— А про меня что?

— Ну… — замялся Люсьен.

Марк прищурился.

— Он говорил что-то обо мне и моей жене?

— Ну, да. И про мальчика, вашего пасынка.

— Вот оно что, — барон усмехнулся и, пройдя мимо юного сыщика, одобрительно похлопал его по плечу и вышел из кабинета.

Он спустился по винтовой лестнице и, миновав первый этаж, углубился в казематы подземной тюрьмы.

Пико в это время сидел в своей тёмной камере возле стены и слушал, как где-то капля за каплей стекает с потолка вода. Он обдумывал ситуацию и свои дальнейшие действия, когда услышал в коридоре шаги. К решётке его камеры подошел барон де Сегюр, а сопровождавший его тюремщик вставил факел в кольцо на стене, долго звенел ключами, отпирая решётку, а потом молча удалился. Барон вошёл в камеру и остановился в паре шагов от Пико. Тот поднялся, вытирая грязные руки о полы камзола.

— Пришли заключить сделку или сообщить о том, что выпустите меня? — усмехнулся он.

— Ты не выйдешь отсюда, — негромко проговорил барон и, шагнув к нему, взял его за горло рукой, затянутой в перчатку. Рука поднялась вверх, и Пико с ужасом почувствовал, как его ноги оторвались от пола и повисли в воздухе. — Что ты там говорил о моей жене? Ну-ка, повтори!

— Я не знаю о чём вы! — прохрипел Пико попытавшись вырваться, но не решаясь сопротивляться. — Я ничего о ней не говорил!

— А девица Сюзетта утверждает, что говорил. И о жене, и о моём пасынке, и обо мне. Значит, это я убил Монтре, да? Ты это видел? Или тебе кто-то сказал? А вдруг это правда?

В глазах Пико мелькнул ужас.

— Я ничего такого не говорил! Эта сумасшедшая девка врёт! У вас нет доказательств!

— А мне нужны доказательства, чтоб придушить тебя? — всё также тихо спросил Марк. — Ты уверен, что кто-то озаботится тем, что ты внезапно умер в тюрьме? Ты совершил ошибку, когда взял заказ на очернение короля, но самая большая твоя ошибка, что ты посмел поливать грязью меня и мою семью. Я не прощаю подобных оскорблений, и ты слишком мелок, чтоб я тратил слова и силы на честный поединок. Ты сдохнешь здесь и сейчас, и твой грязный рот закроется навсегда.

— Нет, нет! — в отчаянии завопил Пико, и Марк разжал руку.

Мошенник упал на грязный пол и подполз к нему, пытаясь обнять его ноги, Марк брезгливо отступил и достал из ножен свой стилет.

— Один удар, Лягушонок, одна незаметная маленькая ранка, из которой вытечет пара капель крови…

— Я всё скажу! — зарыдал Пико, размазывая по лицу слёзы, от чего на щеках появились чёрные разводы. — Я не сам это придумал! Мне заплатили! Эта ведьма заплатила!

— Какая ведьма?

— Рыжая! Явилась вся такая чопорная под вуалью. Я не хотел браться за это. Одно дело пускать слухи о распутных девицах и вороватых купцах, но король — это другое…

— Не лги, слухи о Беренгаре ходят уже давно, а до этого говорили о Делвин-Элидире.

— Это был не я! Клянусь! Я не один такой в городе. Есть и другие. Я про всех расскажу! Я впервые за это взялся, потому что она слишком много пообещала: двести золотых марок с профилем короля Армана. Сами знаете, при батюшке нынешнего короля чеканили марки с примесью меди, а эти — чистое золото, прямо с рудников. Для меня это целое состояние! И я не устоял! Меня ещё удивило, ваша светлость, — Пико снова подполз к нему, — что она про всех говорила только то, что связано с политикой, а когда зашла речь о вас, то добавила ещё и о супруге вашей, и о пасынке. Я подумал, что наверно вы её лично чем-то обидели.

— А она не говорила, за что на меня так злится?

— Нет, она вообще не так много говорила. Только сказала, какие слухи распространять, и дала деньги. Смотрела на меня свысока, как на…

— Лягушку?

— Ну, да, — Пико как-то разом сник и застыл, сидя на коленях и опустив голову.

— Что ещё про эту рыжую скажешь?

— Голос молодой, одета богато, но не броско. Для дамы высокая, с прямой осанкой и, судя по манерам, не из простых.

— Она из Сен-Марко или, может быть, алкорка?

— Кто их разберёт? Они часто ничем особо не отличаются…

— Ладно, я подумаю, что с тобой делать.

Пико с надеждой взглянул на него.

— Я могу быть полезен, ваша светлость. Я многих знаю, много слышу. И я могу все эти слухи разом пресечь и запустить новые, что всё это клевета и происки алкорцев…

— С которыми у нас теперь мир и дружба? — ехидно усмехнулся Марк.

— Ну, других врагов, тёмных эльфов или ещё кого-нибудь. Кого назовёте, про тех и будут говорить.

— Посиди пока, подумай, чем ты можешь быть мне полезен. Будешь получать по куску хлеба и кружке воды в день. Зайду, когда будет время.

— Только не тяните долго, я на такой кормёжке через неделю помру.

— Не помрёшь, — проворчал Марк и вышел.

Поднимаясь наверх, он думал о том, что всё же ошибся, и это не могла быть Мадлен. С чего бы ей оговаривать себя и Валентина? Но потом снова шевельнулась сомнение. А если эти слухи направлены, прежде всего, против него? Если она не Мадлен де Вильфор, и не собирается слишком долго задерживаться в его доме и в Сен-Марко, то что ей жалеть репутацию давно умершей дочери провинциального барона?

— О, боги, я с ума сойду от всего этого… — простонал он.

В кабинете его ждал Тома.

— Прибыл посыльный от Гаспара, — сразу же сообщил он. — За заказом в мастерскую так никто и не явился.

— Они что-то заподозрили?

— Возможно. А, может, мы их спугнули тем, что начали хватать книжников?

— А может, кто-то следил за Бонье, когда он шёл к старосте, и увидел, как я вхожу в дом. Ладно, Тома, уже поздно. Нужно хоть немного отдохнуть. Завтра продолжим на свежую голову. Тех троих пока не нашли?

— Нет. Говорят, что писарь из луара Моретон поступил к барону Ла Фейну секретарём, а тот уехал в поместье и, поскольку он отбыл в свите хозяина, его отъезд не отметили на воротах. Книжник Кляйн из Магдебурга не сообщил, где остановится, он приехал, чтоб работать в библиотеке магистрата и собирался участвовать в ночном бдении в храме святого Христофора, так что утром мы наведём справки там. Возможно, он ночует в одной из келий храма. И поэт Вильре отсутствует в гостинице, вероятно, застрял у какой-нибудь дамы, влюблённой в поэзию. Мы обыскали его комнату, но ничего интересного не нашли.

— Да, скорее всего, и этот выстрел мимо, — вздохнул Марк. — И всё же продолжайте искать их. А я поеду домой спать. Надеюсь, к утру у нас будут хорошие новости.

Он снова ехал домой по тёмной безлюдной улице. Ночь была душной. Копыта коней стучали по булыжной мостовой, И Шарль, держа руку возле меча, тревожно вглядывался вглубь улочек, мимо которых они проезжали. Потом впереди показались факелы, и вскоре мимо прошёл патруль городской стражи. Огни тревожно отражались в начищенных шлемах и кирасах. Суровый сержант, шедший впереди, строго взглянул на всадников, но, узнав барона, почтительно склонил голову, наверняка он знал его по военному походу. Марк приветственно кивнул ему в ответ.

Он устал, устал так сильно, как не уставал уже давно. Раньше ни бессонные ночи, ни сложные расследования, ни даже тяжёлые сражения, казалось, не изматывали его так сильно. Острая боль от свежих ран была не так мучительна, как та, что сейчас тупой иглой засела в его сердце. Рыжая незнакомка, которая заплатила за распространение порочащих его слухов, и, возможно, за то неудавшееся покушение на его жизнь несколько дней назад, теперь сливалась в его мыслях с Мадлен, которую, он, как выяснилось, совсем не знал. Мир, уже ставший привычным, как тишина и спокойствие родного дома, рушился вокруг него, и отчаянный страх потерять всё это, а более всего, свою, быть может, самую страстную и нежную любовь, заставлял страдать его сердце.

Он всё ещё надеялся где-то в глубине души, что все эти недоразумения прояснятся, и всё будет, как прежде, но даже представить себе не мог, как всё это можно объяснить: смерть юной Мадлен де Вильфор и вдовство старика де Тура. Против этих фактов невозможно было возразить, и его жена уже казалась ему безымянным, манящим, но смертельно опасным призраком.

Он чуть не пропустил поворот к своему дому, но конь привычно свернул с улицы и пошёл вдоль домов и деревянных прилавков торговой площади к знакомому крыльцу. Шарль, зевая на ходу, слез с седла и, взяв обоих коней под уздцы, повёл к воротам, а Марк поднялся по ступеням. На стук никто не открыл и он с ворчанием сунул руку в карман в поисках ключа.

В нижнем холле было тихо и пусто. На сей раз Мадлен не спешила встретить его на ступенях лестницы. Слуги наверно уже спали. Он поднялся на второй этаж и сразу отправился в свой кабинет, стаскивая с плеч бархатный плащ. Он скомкал его на ходу с намерением запустить в тёмный угол и тем самым сорвать злость за то, что слуги ленивы, а на душе мрак.

В его кабинете на столе горела свеча, и кто-то, склонившись над столом, перебирал стопки бумаг.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил он, и Мадлен подняла голову.

Она была полностью одета, в свете свечи её лицо казалось бледным, а глаза лихорадочно блестели, хотя, может, это ему только показалось.

— Я ищу сургуч, — пояснила она, поправив сдвинутую стопку писем. — Я решила дождаться тебя, а пока написать письмо, но у меня не оказалось сургуча.

— И кому ж ты собиралась писать? — спросил он, всё же швырнув плащ в сторону и подходя к столу.

— Сестре, — ответила она, озабоченно окинув стол взглядом.

— А у тебя есть сестра? — уточнил он. — Ты же говорила, что у тебя нет семьи, ты одна на этом свете. Или это не так?

— Ну, ты понимаешь… — смутилась она. — Это сложно объяснить.

— Может, попытаешься? — раздражаясь, предложил он. — Расскажешь мне, как так получилось, что твоя семья здравствует, как ни в чём ни бывало, а малютка Мадлен покоится в семейном склепе на сельском кладбище?

Она испуганно взглянула на него, прижав кулачок к груди, а он наклонился к ней, опершись руками на стол и заглядывая в её глаза.

— И ещё объясни мне, почему смотритель крепостных стен де Тур умер вдовцом, а ты — его жена умудрилась при этом пережить его. К тому же, говорят, что он был очень стар и упал со стены оттого, что у него закружилась голова. Почему ты молчишь, Мадлен? Или ты не Мадлен? Кто ты такая? Ты специально подстроила год назад нашу встречу, подкараулив меня со своими сообщниками недалеко от дома Монтре и разыграв весь этот спектакль с ограблением? Ты ведь уже знала, кто я, иначе, почему обратилась ко мне «ваша светлость» до того, как я представился?

— Так обращался к тебе стражник, — пробормотала она.

— Возможно. А почему тогда через три дня грабители спокойно вышли на свободу, ведь ты не подала жалобу, как тебе велели?

— Я не смогла. Я была занята.

— Конечно, — он выпрямился. — Ты была занята. Чем же? Выдумывала, как через меня подобраться ближе к королю?

— О чём ты? — пролепетала она.

— Для начала скажи мне, кто ты такая! — прорычал он, не сдерживая ярость. — Ты не Мадлен де Вильфор и твой муж не смотритель де Тур? Кто ты такая? Зачем ты вышла за меня замуж, нагородив столько лжи?

— Я не просила тебя жениться на мне! — воскликнула она и в её глазах блеснули слёзы. — Я не хотела этого! Я говорила тебе, что это не приведёт к добру! Я говорила, что тебе нужно жениться на молодой девице из богатой семьи, а я буду с тобой столько, сколько захочешь…

— Как трогательно! Из тебя получилась бы хорошая актриса. Выходит, это я во всём виноват? Я силой притащил тебя под венец и заточил в своём доме. Чтоб ты следила за мной и рылась в моих бумагах?

— Я!.. — она задохнулась от возмущения. — Как ты смеешь обвинять меня в таком?

— Я только что застал тебя за этим занятием! — напомнил Марк.

— Вот как ты обо мне думаешь… — прошептала она. — Тогда я ухожу!

Она вышла из-за стола и направилась к дверям, но он схватил её за руку и процедил:

— Ты никуда не пойдёшь, пока не ответишь на мои вопросы!

— Отпусти, ты делаешь мне больно! — крикнула она, пытаясь вырваться, и вдруг замерла, глядя куда-то за его спину.

Он обернулся и увидел Валентина. Мальчик стоял на пороге комнаты в своей длинной рубашке с оборочкой и прижимал к груди потрёпанную куклу, сшитую из старых юбок. Его личико было заплаканным, но сейчас в огромных глазах застыл ужас. Марк невольно разжал пальцы и Мадлен, высвободившись, подбежала к сыну и схватила его на руки.

— Мы уходим! Мы сейчас же уходим! — бормотала она на ходу.

Он слышал, как стучали по ступеням её каблучки, и понимал, что нужно её догнать, иначе она скроется, и он больше никогда её не увидит. Но перед его внутренним взором всё ещё стояли испуганные глаза Валентина, и он понимал, что не посмеет напугать его ещё больше.

Внизу хлопнула входная дверь, и он бросился на галерею.

— Что-то случилось? — услышал он позади встревоженный голос Эдама.

— Беги за ней, за баронессой, сейчас же! — приказал Марк, входя в кабинет.

— Только надену камзол, — кивнул оруженосец, но барон поднял с пола свой плащ и бросил ему.

— Накинь и не медли. Если потеряешь её, я тебя выгоню.

— Что угрожать-то сразу… — проворчал юноша. — Не потеряю я никого!

И на бегу расправляя плащ и накидывая его на плечи, поспешил вниз. Марк стоял посреди кабинета, а потом заметил возле дверей что-то светлое. Это была тряпичная кукла, оброненная Валентином.

— Вот и всё… — проговорил он и прошёл к своему столу.

Ему казалось, что этой ночью он уже не сможет уснуть. Если б у него была возможность напиться до бесчувствия, он так бы и сделал, но он знал, что скоро наступит тёмное утро, и ему снова придётся идти по следу заговорщиков, задумавших сорвать мирные переговоры с алкорцами.

Он какое-то время сидел за столом, а потом растопил камин и сел в кресло, глядя в огонь, в котором сгорали его мечты и надежды, его тихое семейное счастье и его любовь, которая выглядела такой светлой, но на деле оказалась безответной и горькой. Он словно стоял на пепелище, в которое превратился его сказочный замок, и его прекрасная принцесса обернулась чёрной птицей, вырвала его сердце и улетела в багровые небеса.

Он всё-таки уснул. Пусть его сны были тяжкими и безрадостными, но ему удалось забыться до утра, и он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

— Ваша светлость, просыпайтесь! — услышал он голос Шарля и открыл глаза.

Оруженосец был встревожен, и Марк сразу же понял — что-то случилось, и постарался стряхнуть остатки сна. Он вспомнил о том, что произошло ночью, и что Мадлен ушла и забрала Валентина, но тут же усилием воли отогнал от себя это воспоминание и поднялся.

— Что случилось?

— Там пришёл Гаспар. У него есть новости.

Великан-сыщик стоял в нижнем холле и разглядывал висевший на стене старинный гобелен с батальной сценой. Увидев спускающегося по лестнице барона, он поклонился и сообщил:

— Ночью кто-то пытался проникнуть на склад рядом с мастерской. Там дежурили наши парни.

— Они узнали, кто это был?

— Нет, он опрокинул лампу на тюк с отпечатанными брошюрами и, пока они тушили огонь, скрылся. Неподалёку мы нашли тележку, запряжённую осликом, сейчас пытаемся выяснить, чья она.

— Они всё-таки пытались забрать свой заказ, — удовлетворённо кивнул Марк. — Что ещё?

— Господин Тома велел передать вам, что его люди рано утром ходили в ратушу и в храм святого Христофора, но там никто не видел книжника из Магдебурга по имени Кляйн.

— Неужели это всё-таки он?

— Но мы ничего о нём не знаем, — напомнил Гаспар с сожалением.

— Будем искать, нам больше ничего не остаётся. Шарль, коней!

— Может, позавтракаете сначала? —забеспокоился юноша.

— Нужно было разбудить раньше! — проворчал Марк. — Я итак проспал полдня.

— Ну, не полдня… — расстроено пробормотал тот. — Вы итак почти не спите, вон какие круги под глазами.

У Марка было большое желание осадить этого наглого мальчишку, но он знал, что Шарль искренне заботится о нём, потому заставил себя промолчать, а тот отправился наверх за его оружием и плащом.

В нижнем зале Серой башни его уже ждал Тома, который был тоже расстроен неудачными поисками и тем, что тот, кто ночью явился за брошюрами и листовками, сбежал, и никто даже не мог сказать, как он выглядел.

— Стражники вспомнили приметы того книжника? — без особой надежды спросил Марк, посмотрев на понурившегося старшего сыщика.

— Через ворота каждый день проходят сотни людей, всех нужно опросить, записать имена и цель прибытия, взять въездную пошлину. Они не в состоянии запомнить каждого, а он, скорее всего, был ничем не примечателен.

— Значит, нет.

— Там привезли этого… поэта, — напомнил от дверей Гаспар.

— Да какой от него теперь прок, — вздохнул Тома.

— Проводи его в мой кабинет, — распорядился Марк и направился к себе.

Он представлял себе поэта этаким разодетым слегка вертлявым и самовлюблённым красавцем, с удовольствием декламирующим собственные вирши и мало обращающим внимание на окружающих. И Вильре действительно был красавцем, но на этом его сходство с воображаемым Марком образом заканчивалось. Это был молодой, высокий, плечистый мужчина с коротко остриженными чёрными кудрями, усами и серповидной бородой. Одет он был в кафтан военного образца и на потёртой перевязи у него висел отнюдь не бутафорский меч.

— Я представлял себе вас несколько иначе, — произнёс он, дружелюбно взглянув на Марка тёмными глазами. — Я много слышал о бароне де Сегюре, но никак не мог с вами встретиться. Я жил в Сен-Марко со второго года правления короля Ричарда, а в луар приехал уже после того, как вас выслали оттуда. И в тот день, когда альдор даровал вам помилование в конце войны, я находился под стенами луара на левом фланге и не смог вас увидеть.

— Надеюсь, вы переезжали из столицы в столицу не для того, чтоб увидеть меня? — усмехнулся Марк.

— Вовсе нет. Я перебрался в луар вместе с моим благодетелем бароном Адорином, который последовал за маршалом Беренгаром. Потом война закончилась, и я оказался не у дел, вспомнил о том, что в молодости писал неплохие стихи и даже продавал мадригалы богатым бездельникам, а потом изучал риторику и стихосложение в университете Лейдена. Я решил исполнить свою юношескую мечту и заняться писательским ремеслом. Год я провёл в Магдебурге, где напечатал сборник стихов, который пользовался успехом и понравился посланнику Сен-Марко. Он дал мне рекомендательное письмо, предложив попытать удачу при дворе короля Жоана, но, право же, не знаю, достоин ли мой скромный дар таких высот. Вот уже несколько дней я в Сен-Марко и всё не решаюсь просить аудиенции. Да и кто я, чтоб король говорил со мной?

— Дайте мне ваш сборник, я прочитаю его и скажу, стоит ли вам искать встречи с королём. Впрочем, если стоит, я сам покажу ему ваши стихи. Решать будет он. Но учтите, у него весьма взыскательный вкус.

— Это очень благородно с вашей стороны, господин барон, — скромно улыбнулся Вильре. — Но ведь не за тем же ваши люди схватили меня на пороге гостиницы и, протащив по городу, приволокли сюда, чтоб вы сделали мне такое любезное предложение?

— Конечно, нет, — согласился Марк. — Мы сейчас расследуем очень важное дело, и вы случайно попали в сферу наших интересов. Мы проверяем всех, кто въехал в город в те дни. Вы ведь приехали из Магдебурга. Скажите, не встречали ли вы там или по дороге сюда книжника по фамилии Кляйн?

— Мы ехали вместе, — сообщил Вильре.

Марк невольно подался к нему и тот слегка улыбнулся, заметив этот интерес.

— Так оно и было, ваша светлость. Мы выехали в составе небольшого купеческого каравана, причём, если он просто присоединился к нему, чтоб безопасно проделать этот путь, то я ехал в составе охраны, куда меня взяли, учитывая моё боевое прошлое. Мы не так много общались с ним, покуда он не прознал, что я еду в Сен-Марко с рекомендательным письмом посланника к королю. Он сразу стал очень любезен со мной, вёл себя как друг, угощал на привалах и стоянках и изъявлял желание продлить знакомство в дальнейшем.

— Как он выглядит?

— Высокий, худой, жилистый, лысоватый, лет сорока-пятидесяти, точнее сказать не могу. Лицо в морщинах, но лоб гладкий, глаза посажены глубоко, светло-серые, как у вас. У него очень сильные пальцы и под мантией книжника он носит кинжал, как он объяснил, для самообороны. Голос тихий, вкрадчивый, взгляд недобрый. Он мне не понравился, я не люблю людей с двойным дном, но поскольку он платил за еду и вино, я был любезен.

— О чём вы говорили?

— О разном. Он хорошо образован и, судя по его речам, объездил весь континент. Бывал и в Сен-Марко. Говорил, что при всей красоте города у него осталось не слишком приятное воспоминание о нём, поскольку он часто не высыпался из-за того, что в расположенном рядом храме каждый час звонил колокол. Несколько раз он декламировал мне стихи, в основном духовного содержания, мы говорили с ним о поэзии. О себе не рассказывал, больше расспрашивал обо мне. Кстати! — Вильре встрепенулся. — Я кое-что заметил! Я ведь человек простой, даже не дворянского сословия, потому всегда считал, что скрывать мне нечего, и честно отвечал на его вопросы. До тех пор, пока не заметил, что он больше интересуется не мной, а моим господином бароном Адорином и лордом-контарреном. Мне это не понравилось, и я просил его больше не возвращаться к разговорам о них, но он всё равно иногда исподволь пытался выспрашивать у меня об этом, подливая вино в мой кубок.

— Вы сказали, что он жаждал продолжить знакомство, господин Вильре, — напомнил Марк. — Он назвал свой адрес или спрашивал о вашем?

— Я понятия не имел, где остановлюсь, — пожал плечами тот. — И своего адреса он мне не назвал, но сказал, что я могу спросить о нём в трактире «Счастливая выдра», и расписывал, какую замечательную форель там подают под белое вино. Честно говоря, я впервые слышу о таком трактире.

Марк задумался, а потом посмотрел на своего собеседника. Он не знал этого человека, и хоть его рассказ выглядел правдоподобно, всё это могло оказаться ловушкой. Если б хотя бы у него была возможность проверить его.

— У меня для вас печальные новости друг мой, — проговорил он, вздохнув. — Несколько дней назад умер Римар.

Он заметил, как внезапно побледнел Вильре, и в его глазах отразилось смятение.

— Огюст? — поражённо воскликнул он. — Постойте, но он был молодым здоровым мужчиной! Он же оставался в луаре с Беренгаром. Никогда не поверю, что он покинул бы своего старого маршала? Почему здесь? И что с Мигелем? Нет, подождите, я не могу в это поверить. Неужели?

— Да, Римар мёртв. Его тело до сих пор находится здесь, в мертвецкой.

— Могу я увидеть его?

— Идёмте, — кивнул Марк и поднялся.

Он спустился вниз, в самый нижний подвал вместе с Вильре, но остался возле входа в мертвецкую, словно проявив деликатность перед чужим горем, но на деле, чтоб понаблюдать за ним со стороны. В этот день трупов здесь было немного, и тот пошёл вдоль столов, приподнимая закрывавшие их пелены. Увидев Римара, он замер и на его лице отразилась неподдельная скорбь. Марк подошёл к нему.

— Вы были друзьями?

— Я всегда восхищался им, с тех самых пор, как он вместе с Мигелем отбил меня у банды мародёров. Я был тогда совсем мальчишкой, как и Феррат, ещё не заслужившим свои золотые шпоры.

— Мигель ранен, — сообщил Марк, — и полагаю, что на них напали по приказу Кляйна. Вы поможете мне найти его?

— Конечно. И если я сам найду его, порву на куски.

— Нет, если вы сами найдёте его, то передадите мне живым, чтоб я смог доставить его к Беренгару. Пусть он своей рукой покарает этого мерзавца.

— Вы правы, — вздохнул Вильре и накрыл тело Римара. — Что я должен сделать?

— Идите в трактир «Счастливая выдра», мои люди вас туда проводят, и спросите о Кляйне.

— Хорошо, — кивнул тот и направился к выходу.

— Мы не можем ждать, пока Вильре выйдет на Кляйна, — проговорил Марк, вызвав к себе Тома. — Это будет запасной вариант. У нас теперь достаточно сведений, чтоб попытаться отыскать его самостоятельно. Он уже бывал в Сен-Марко и его будил ночной колокол. Наверняка он всегда живёт в одном и том же месте. Посмотрим! — Марк достал из стола подробную карту города и расстелил её на столе. — Итак, в каких храмах звонят каждый час ночи?

— Это поминальный звон. Братья общины святого Маврикия по ночам читают молитвы об умерших, собирая за это небольшую плату, и чтоб все знали, что они отрабатывают пожертвования, а не спят, звонят в свои колокола. Такие часовни есть по всему городу, но только на окраинах. На улицах, где живут богатые люди, никто не позволил бы им звонить по ночам.

— Понятно. Может, потому я о них и не знал, что всегда жил в центре города. Теперь посмотрим, где у нас трактир «Счастливая выдра». Если он так расхваливал Вильре форель, которую там готовят, то наверняка бывал там часто. Полагаю, что это недалеко от его дома или места службы. Итак…

— Вот он! Ещё в прошлом веке здесь был канал, вода из которого через решётку выливалась в ров за стенами, но потом его закрыли плитами, оставив лишь колодец. Возможно, когда-то в этом месте была река, где жили выдры.

— Да, это уже за старыми северными воротами, а значит, до расширения городских стен это место находилось за городом, и там вполне могла водиться форель. Сейчас её, наверно, привозят из долины. Посмотри, есть ли где-нибудь поблизости часовня святого Маврикия?

— Вот здесь, на перекрёстке улицы Белой цапли и Старой оружейной.

— Должно быть, его дом где-то в этом районе. Бери своих людей, и едем туда. Будем расспрашивать жителей, кто-то знает живущего здесь книжника.

— Конечно, это улицы, где живёт беднота, небогатые ремесленники и мелкие торговцы. Книжников там вряд ли много.

Через час Марк стоял в подворотне старого дома и смотрел на небольшой домик, сложенный из серого песчаника. В маленьком оконце светилась лампадка, а наверху, над крышей на фоне синего неба виднелась башенка, крытая старой черепицей, внутри которой висел небольшой колокол. Наконец, в ночной тиши раздался его надтреснутый голос, огонёк в окошке затрепетал, и снова стало тихо.

— Ваша светлость, — раздался сзади приглушённый голос Тома. — Мы знаем, где это. Обходя улицу, мы наткнулись на дом возчика, который развозит товар местным торговцам. Он сказал, что проклятый книжник выпросил у него на вчерашнюю ночь осла с тележкой, но так его и не вернул. Приметы совпадают.

— Где его дом?

— Вниз по улице. Я уже отправил парней, чтоб они окружили его.

Дом был старый и мрачный, как-то боком втиснувшийся в ряд таких же убогих двухэтажных домов. Посмотрев в верхние окна, Марк заметил в одном из них тусклые отсветы, словно в комнате горела свеча. К нему подошёл сыщик и доложил, что поставил у задней двери двух крепких парней. После этого Марк решительно направился к двери и, поднявшись на низкое крыльцо с выщербленными ступенями, одним ударом выбил дверь. Он ворвался в низкий холл, а следом уже ввалились сыщики с факелами.

Несколько тут же разошлись по соседним комнатам, а он решительно взбежал наверх и направился туда, где должно было располагаться то окно со свечой. Он оказался в небольшой комнате, где стоял старинный, чуть покосившийся шкаф, набитый книгами, и большой стол, заваленный рукописями. Погасшая свеча лежала сверху, словно её опрокинули второпях, и, к счастью, она не подожгла бумаги. Людей в комнате не было. Марк осмотрелся в поисках запасного выхода. Подойдя к шкафу, он заглянул за него и увидел там нишу. Навалившись плечом на стенку шкафа, он удивился, как легко и беззвучно он сдвинулся, а вместе с ним отодвинулась и задняя стена в нише, открывая проход и узкую крутую лестницу, ведущую вниз.

— За мной! — крикнул он и сбежал по ступеням.

Он ещё не добрался до первого этажа, когда испытал жгучую досаду. Снизу повеяло душным влажным воздухом улицы, а потом он увидел дверной проём, возле которого, прислонившись спиной к косяку, сидел один из его сыщиков.

Тома, не отстававший от него ни на шаг, нагнулся к нему и, выпрямившись, покачал головой.

— Он мёртв, ваша светлость.

— Где второй? — мрачно спросил барон.

Тома устремился вперёд и выбежал на улицу. Вскоре оттуда послышался сдавленный стон.

Второй сыщик был жив, но ранен в грудь. Зажимая рукой рану, он объяснил, что они с напарником не ожидали нападения, потому тот был заколот сразу, а незнакомец, которого он даже не разглядел, выбежал из дома. Сыщик пытался преследовать его и даже схватил за плащ или мантию, но тот неожиданно обернулся и ударил его ножом, после чего скрылся.

— Куда он побежал? — рявкнул Тома. Сыщик ткнул окровавленным пальцем вдоль улицы. — За ним! — приказал тот, и сапоги сыщиков загрохотали по мостовой.

— Бесполезно, он знает здесь каждую подворотню и наверняка продумал пути бегства заранее, — хмуро проговорил Марк, взглянув на Тома. — Почему ваши люди так плохо подготовлены? Двух здоровых парней застал врасплох и порезал какой-то книжник!

— Наверно это был необычный книжник! — виновато потупился тот.

— Не хватало, чтоб он был обычным!

И развернувшись, Марк вернулся в дом. Обыск проводили одновременно во всех комнатах, но самое интересное нашли в кабинете и маленькой спальне. Перебирая бумаги на столе, Марк обнаружил черновики новых памфлетов со злобной клеветой на короля, его приближённых и Беренгара. Потом его взгляд упал на красивую книжку, переплетенную в красный сафьян с золотым тиснением. Он даже невольно обернулся, чтоб взглянуть на полки шкафа, забитые старыми, потемневшими от времени книгами с пыльными переплётами. Эта была совсем новой, нарядной и представляла собой сборник стихов и образцов любовных писем, которыми часто пользовались влюблённые придворные, не отличающиеся живым воображением. В такой убогой комнате эта изящная вещица выглядела совершенно чуждо. Осмотрев её, Марк обратил внимание на странные, едва заметные пятна на заднем форзаце и, понюхав, почувствовал запах клея. Достав кинжал, он осторожно вскрыл переплёт и достал оттуда тонкий, сложенный гармошкой листок, на котором темнели символы размером с булавочную головку.

— Шифр? — спросил стоявший за его спиной Тома.

— Да, и я его знаю, но чтоб расшифровать письмо, нужно найти книгу, которая использовалась при шифровании. Хорошо, если это она, — он взвесил изящный красный томик на ладони, — но, может, и другая. Все бумаги и книги собрать и доставить в Серую башню! — распорядился он.

В этот момент его позвали в спальню. Двое сыщиков отодвинули от стены узкую, напоминающую походную койку жёсткую кровать, под которой был привинчен к полу сейф-сундук. Его удалось вскрыть без особого труда. И едва крышка была откинута, в свете факелов замерцали новые золотые монеты и дорогие украшения.

— Какое богатство при такой бедности, — усмехнулся Гаспар.

— Тоже забираем, — кивнул Марк.

В большом сундуке возле окна он нашёл целый гардероб разных нарядов, от куртки мастерового до бархатного камзола придворного. Похоже, книжник Кляйн был не лишён склонности к театральности и часто менял роли.

Наконец, обыск был закончен. Гаспар и ещё десяток сыщиков остались сторожить дом и ждать телегу, чтоб вывести то, что нужно было доставить в замок, а Марк и Тома с остальными отправились в обратный путь.

Поднявшись в свой кабинет в Серой башне, Марк неожиданно обнаружил там Эдама, который устроился за столом, читая какое-то письмо.

— Почему ты здесь? — рявкнул он, в то время как оруженосец поспешно вскочил и положил письмо на стол. — Я же приказал тебе…

Он осёкся, но юноша понятливо кивнул.

— Следовать за её светлостью. Так я и проследовал. Она прямиком отправилась в свой старый дом. Я простоял возле него до утра, а потом ушёл, но оставил приглядывать за домом надёжного человека.

— Что за человек? — нахмурился Марк.

— Один из моих друзей, которых вы вместе со мной спасли от нищеты и виселицы. Мишель, да вы его помните! Он теперь работает там неподалёку подмастерьем у сапожника, который ходил в поход с королём Ричардом. Я быстро сбегал за ним. Мне пришлось сунуть монету не только ему, но и хозяину, иначе тот не разрешал ему уйти.

— Ладно, если он её не потеряет, я возмещу твои расходы, — проворчал Марк и направился к столу, но следующий возглас Эдама заставил его остановиться.

— Мы с Монсо поймали шпиона! — гордо заявил он.

— Правда? И кто это? — обернулся к нему Марк.

— Идёмте! — и оруженосец вышел из комнаты.

— Ну, неужели нельзя сказать прямо! — проворчал барон. — Однажды я его прибью!

Он вслед за Эдамом спустился вниз, в подвал, к одной из маленьких камер, отделённых от коридора решёткой, за которой кто-то копошился. Какое-то время он не мог разглядеть лицо ползающего там человека, а потом нахмурился:

— Управляющий?

Он не сразу узнал в этом испуганном, взлохмаченном человеке невозмутимого домоправителя, тем более что его лицо было вымазано чем-то чёрным.

— Точно! Ваш можордом собственной персоной! — подтвердил оруженосец. — Монсо несколько дней наблюдал за вашим кабинетом, но так и не смог его выследить. Тогда мы решили его выманить. Монсо «забыл» на столе ключ от сейфа, а я предварительно оставил там под бумагами открытую чернильницу. Он сунул туда руку, чернильница опрокинулась и вот, можете убедиться, он весь в чернилах. От испуга даже рожу замазал, и лысину. Понял, что попался, и кинулся бежать, а внизу его уже у дверей изловил Модестайн. У него на этого борова зуб, тот обсчитывал его, когда выдавал жалование, и без конца шпынял. Ну, парень сразу заподозрил неладное и доставил себе удовольствие задержать его собственными руками. Ну, и немного перестарался.

— Ничего, дело житейское, — кивнул Марк, глядя на домоправителя. — Ну, мерзавец, кто велел тебе шпионить за мной и рыться в моей переписке?

— Я ничего не знаю, — заныл тот, — эти разбойники схватили меня и избили.

— Ладно, мне некогда, — Марк обернулся к Эдаму. — Вели отвести его к палачам, и сам задай вопросы на своё усмотрение.

— Ага, — радостно улыбнулся юноша и потёр руки, — помнишь, хорёк, как ты меня нищебродом называл?

— Ваша светлость, господин барон, не погубите! — взвыл арестант, простирая к хозяину руки. — Я всё скажу!

— Так говори! — раздражённо пожал плечами Марк.

— Это господин, имени не знаю, в мантии, высокий, лысоватый, сказал, что будет платить мне за информацию о вас и о делах при дворе. И ещё о связях вашей светлости с луаром.

— Этот хряк ему уже много, видать, выболтал, — и Эдам с довольным видом достал из кармана кошелёк. — Золотые монеты с профилем короля Армана. Мы у него под кроватью нашли.

— Почему они все держат золото под кроватью? — проворчал Марк, отбирая у него кошелёк. — Там же в первую очередь ищут.

— Может, оставите мне пару монет? — Эдам преданно посмотрел ему в глаза. — На поправку здоровья, подорванного на службе вашей светлости.

— Потом, — отрезал Марк и, развернувшись, направился прочь.

— А с этим что делать? — крикнул ему вслед оруженосец.

— Не понимаю, о ком ты? — усмехнулся на ходу барон, и из камеры раздался унылый вой.

Вскоре привезли бумаги и книги из дома книжника Кляйна. На то, чтоб разобрать их, у него ушёл почти весь день. При этом он нашёл много интересного, в том числе несколько писем и расписок, написанных рукой придворных, и, видимо, припасённых шпионом с целью шантажа. В отдельной папке хранилась переписка с некими лицами, проживающими за пределами Сен-Марко, в которых описывались планы по разрушению мирных договорённостей с луаром, разбиралась возможность провокаций, которые могли породить конфликт между королевствами, и обещания щедрой финансовой помощи на эти цели. Он нашёл ещё несколько шифровок, написанных в разное время, но одной рукой. При попытке расшифровать их, Марк убедился, что красная сафьяновая книжица для этих целей не подходит, и с печалью взглянул на сваленную в углу его кабинета груду книг.

К первой страже у него уже гудела голова от попыток разгадать смысл этих таинственных каракулей. Он смотреть больше не мог на потемневшие страницы и грязные переплёты. В кабинете стоял гнилой запах отсыревшей бумаги. Решив, что ему нужна передышка, он отправился домой.

Подъехав к дому, он заметил, что в окнах нет огня. Усталые оруженосцы, весь день помогавшие ему разбирать бумаги, не обратили на это внимания и, спешившись, направились к воротам, чтоб поставить в конюшню лошадей.

Он подошёл к дверям и сразу же достал ключ. В доме было темно и подозрительно тихо. Войдя, он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и вскоре различил очертания предметов. Из круглого окна над дверью лился синий свет постепенно светлеющего неба поздней ночи. Положив руку на эфес меча, он поднялся на второй этаж и сразу же вошёл в кабинет. Зажигая свечу на столе, он продолжал прислушиваться, но в доме царила всё та же мёртвая тишина. Он задался вопросом, куда делись слуги, но вспомнив о домоправителе, решил, что их напугала вся эта история и они просто разбежались, решив переждать какое-то время в безопасности, чтоб потом вернуться в дом.

Он снял с плеча тяжёлую перевязь с мечом и положил её на кресло у окна. Ему хотелось есть, за весь день у него не было времени толком перекусить, ему приходилось довольствоваться тем, что приносили из трапезной для слуг клерки тайной полиции. И вот теперь он подумал, что раньше, не задумываясь, сам спустился бы на кухню и нашёл там что-нибудь съестное, а теперь сидит и ждёт, когда явятся оруженосцы, чтоб накрыть ему стол к позднему ужину. А их всё не было. Наверняка они заболтались, рассёдлывая коней, и теперь сидят на тюках с сеном и обсуждают свои дела.

Он поднялся и направился к выходу, но вдруг замер, прислушиваясь. Кто-то поднимался по лестнице и эти шаги, которые отдавались эхом в тёмном пустом доме, были ему незнакомы. И вскоре на пороге появилась высокая, слегка сутулая фигура в чёрной мантии. Марк сразу узнал Кляйна, описание Вельре было довольно точным. Книжник стоял перед ним, сунув руку за пазуху и кривя тонкие губы в злобной ухмылке.

— Я вижу, вы не удивлены, — тихо и зловеще проговорил он, делая шаг вперёд. — Вы всё же выследили меня, но всё, что вам удалось, это согнать меня с насиженного места. Правда, вы взяли кое-что, что принадлежит мне. За этим я и пришёл.

— О чём вы, господин Кляйн? — улыбнулся Марк.

— Деньги и книги хоть и имеют для меня определённую ценность, не так важны. Другое дело — шифрованные письма, которые вы забрали. Верните мне их.

— С чего бы это? Особенно теперь, когда вы подтвердили их ценность.

— Вы всё равно не сможете их прочитать, — снова ухмыльнулся Кляйн.

— Отчего же? Я и сам когда-то писал такие, принцип мне известен, осталось найти ключ. Он ведь в той красной книжице с мадригалами, верно? В той, где было спрятано то трогательное послание на нежной кисее.

— Вы нашли его, — лицо книжника внезапно исказилось от злобы. — Тогда вам придётся умереть. Впрочем, вы всё равно умерли бы в ближайшее время, я просто не хотел отнимать добычу у того, кто охотится за вами.

— Вы о той милой рыжульке? — усмехнулся Марк.

— Вы и о ней знаете… Что ж… — Кляйн вытащил из-за пазухи широкий кинжал, больше похожий на короткий меч.

— Вы шутите? — уточнил барон, опуская руку вниз, но тут вспомнил, что снял перевязь и она лежит теперь у окна, добраться до которого будет нелегко. Он вытащил из ножен свой стилет.

— Я знаю, что вы воин, но здесь — не поле боя, — прошипел книжник и с рычанием кинулся на него.

Он отлично владел кинжалом, и его напор был таким внезапным и сильным, что кто-то другой на месте барона де Сегюра тут же получил бы удар клинком в бок. Но Марк умел биться не только на мечах. В тот момент, схватившись с Кляйном в кинжальной схватке, он мог бы добрым словом помянуть своего друга командора Рауля де Мариньи, непревзойдённого мастера кинжала, проведшего с ним немало тренировочных поединков. Мог бы, если б у него было хоть мгновение для того, чтоб подумать об этом. Но времени у него не было, книжник был опасным противником, и всё же в какой-то момент Марку удалось провести один из коронных приёмов де Мариньи и, оказавшись за спиной у противника, он приставил ледяное лезвие стилета к его горлу. Кляйн замер, и в следующий момент Марк подался назад и ударил его ребром ладони по шее, по тому самому месту, по которому ещё недавно сам получил удар, на несколько дней ввергнувший его в беспамятство.

Книжник издал короткий крик и упал на пол, как сноп соломы. Марк отошёл назад и, не спуская с него взгляда, достал из книжного шкафа моток верёвки. Вернувшись, он быстро и умело связал его руки и ноги. Кляйн оставался недвижим и даже не дышал.

— Надеюсь, он жив, — пробормотал Марк, пытаясь нащупать пульс на его шее, и тут заметил какое-то движение.

Подняв голову, он увидел в дверном проёме женский силуэт в чёрном платье и бордовой пелерине, потом заметил наведённый на него маленький арбалет и, наконец, поднял взгляд, чтоб увидеть её лицо. Он медленно выпрямился, вглядываясь в знакомые и при этом такие чужие черты. Она была рыжей и высокой, её бледное лицо словно светилось в темноте, а большие синие глаза смотрели на него с ненавистью.

— Адалина? — тихо спросил он, хотя сам не верил в это.

— Ты помнишь её? — тихо проговорила она, не отрывая от него пылающего взгляда. — Мою младшую сестру, которая доверилась тебе и погибла под топором палача, как колос, подрезанный серпом? Юная девочка, любившая тебя всем сердцем. Я говорила ей, что это безумие, что ты лишь играешь её сердцем, и у вас нет будущего, но она не слушала меня. Она смеялась звонким счастливым смехом и твердила: «Он любит! Он не предаст!» Ты предал и бросил её одну на растерзание воронам. Ты погубил репутацию моей семьи! Моя сестрёнка, маленькая Адалина умерла, мать слегла от горя, отец замкнулся в тоске, а мой брат… У него больше нет будущего! Никто не возьмёт его на службу! И всё из-за тебя…

— Верно, — проговорил он. — Из-за меня. Значит, ты Белона Норан, её сестра. Это ты мстишь мне за её смерть.

— А ты как думал? Что я позволю тебе жить здесь в собственном доме, крутиться у трона, ловя подачки короля, наслаждаться семейным счастьем с новой рыжей пассией и плодить новых де Сегюров? Я хотела разрушить твою жизнь, но у меня уже нет на это времени! Я просто заберу её!

Она подняла арбалет выше, чтоб прицелиться, и в этот миг что-то мелькнуло за её спиной, а потом наверху появилась розовая алкорская ваза и со всего размаху опустилась ей на голову. Она пошатнулась, арбалет со стуком упал на пол, а следом рухнула и она. Над её неподвижным телом со скорбным выражением на лице стояла Мадлен.

— Я пришла, чтоб забрать игрушки Валентина, — обиженным тоном проговорила она, — он всё время плачет. Эта девушка… Она твоя любовница?

— Нет, — ответил он и, подойдя, присел рядом, глядя на бледное лицо алкорки. — Я увидел её впервые, но знал её сестру. Она умерла по моей вине.

В холле раздались голоса и по лестнице застучали сапоги.

— Что случилось, ваша светлость? — крикнул Эдам, подлетев к ним, и замер, глядя на женщину, неподвижно лежащую в окружении розовых черепков. — Кто это?

— Та рыжая, которую мы искали. Отправляйтесь на улицу, разыщите стражников и пришлите их сюда, после этого сообщите во дворец, что те, кого мы разыскивали, здесь.

— И тот книжник? — Эдам заглянул в комнату и увидел скорчившегося на полу Кляйна. — Вы сами справились с ним. Простите, что мы задержались. Два головореза поджидали нас в конюшне. Одного я огрел ведром, а второй собирался напасть, но заметив, что остался один, попытался сбежать. Мы догнали его на площади, надавали тумаков и притащили обратно. Они лежат там, связанные вожжами.

— Это заняло некоторое время, — смущённо кивнул Шарль и, поклонившись хозяйке, пихнул Эдама локтем.

— Ах, да, стражники, — кивнул тот, и они направились к лестнице.

Белона была жива, хоть и без сознания, и Марк на всякий случай связал и её. Мадлен наблюдала за всем этим молча, а потом проговорила:

— Я возьму куклу Валентина и пойду.

Он смотрел, как она идёт к дверям детской, а потом произнёс:

— Ты же говорила, что любишь меня. Неужели ты оставишь меня наедине с этой болью?

Она обернулась, и он увидел, что по её лицу текут слёзы.

В доме по-прежнему было тихо. Стражники уже увезли в замок проникших в дом барона де Сегюра злоумышленников, вернулся из дворца Монсо, которого выманили туда подложным приказом хозяина немедля явиться. Остальные слуги пока не появились, и Марк сам растопил камин в маленькой гостиной на нижнем этаже.

Он сел в кресло рядом и устало посмотрел, как весело пляшет на поленьях яркое пламя. В соседнем кресле на самом краешке примостилась печальная Мадлен. Она сидела, виновато опустив голову, и теребила пальцами небольшую сумочку-кисет из чёрного бархата, расшитую золотыми розами.

— Ну, скажи, наконец, кто же ты такая? — спросил он, не отрывая взгляда от огня.

— Я Мадлен де Тур, урождённая де Вильфор, — ответила она и, встретив его мрачный взгляд, с мольбой добавила: — Это правда, Марк. Позволь мне всё объяснить, пожалуйста. А потом решай, что будешь делать дальше. Я приму любое твоё решение, скажешь уйти — уйду.

— Ладно, говори, — разрешил он, снова вернувшись к созерцанию огня.

— Наш род де Вильфоров очень древний и славный, первым бароном был оруженосец короля Анри Золотое Копьё, получивший этот титул за отвагу и верность. Тогда же ему был дарован феод и город Вильвер. Но впоследствии звезда Вильфоров начала закатываться, мои предки беднели, теряли земли, Вильвер снова отошёл к королю. И, в конце концов, у нас осталась лишь узкая полоска земли, зажатая между королевскими владениями и наделами соседей, где умещается только старый замок, небольшая деревня и огороды. Это всё, что осталось у отца от славного прошлого, да ещё серебряный гербовый щит первого барона де Вильфора, который висит в большом зале. Матушка много раз уговаривала отца продать его, чтоб собрать нам с сёстрами приданое, но он не соглашался. В семье трое детей и все девочки, отец хотел сына, чтоб тот продолжил род, но не сложилось. К тому же и выдать замуж дочерей без приданого в наших краях очень трудно, будь они даже писаными красавицами.

Старшая сестра Эмили долго ждала своего жениха, отец надеялся выдать её за барона, но, в конце концов, согласился на обычного рыцаря. Она вышла замуж за нашего соседа кавалера де Плесси, человека небогатого, но хозяйственного и доброго. Второй на очереди была моя сестра Флоретта. Она красавица, не то что я, но никто не сватался к ней, а отец наш придерживается старомодных взглядов и считает, что пока не выйдет замуж средняя сестра, младшей об этом и думать нечего. Годы шли, Флоретте уже исполнилось семнадцать, но никто не брал её в жёны, я думала, что так мы с ней и останемся старыми девами в своём замке.

Но однажды в грозу к нам попросился на постой молодой человек благородной наружности. Это был Филипп де Тур из Сен-Марко. Он промок под дождём и к утру слёг в горячке. Мы с Флореттой ухаживали за ним, и я в него влюбилась. Он казался мне таким красивым и утончённым по сравнению с нашими провинциальными рыцарями, он так красиво говорил и пел романсы. Он сказал, что любит меня и просил моей руки у отца. Но тот, выяснив, что у Филиппа нет замка и земли, отказал ему. И тогда он уговорил меня сбежать с ним. Ты не представляешь, как мне хотелось выбраться из этого маленького бедного замка, да ещё жить с любимым, который клялся, что я для него дороже целого мира. И я согласилась. Мы уехали в Вельвер и в магистрате заключили брак. Я нашла среди бумаг Филиппа грамоту об этом, — она торопливо открыла свою сумочку и вытащила оттуда свёрнутую в несколько раз бумагу, чтоб передать Марку, но он даже не пошевелился.

Вздохнув, она сунула её обратно и продолжила печально:

— Я оказалась такой дурой! Не я была нужна Филиппу, а моё приданое. Сразу после церемонии он потащил меня обратно в замок отца и стал требовать, чтоб тот выплатил ему пятьсот марок. Когда отец сказал, что у него нет денег, он нагло заявил, что тогда он должен продать серебряный щит Вильфоров, чем привёл отца в ярость. Он выгнал нас из замка и отрёкся от меня. Ты же знаешь, что когда кого-то изгоняют из семьи или общины, то подревнему обычаю проводят ритуальные похороны. Даже с королём Арманом, я слышала, поступили так же… Вот тогда в семейном склепе и появилась та плита. И я осталась совсем одна.

Филипп сразу утратил ко мне интерес. Мы вместе приехали в Сен-Марко, и выяснилось, что у него ничего нет, даже крыши над головой. Его отец, смотритель крепостных стен де Тур тоже не пустил нас на порог. Мы поселились в крохотном домике старой няни Филиппа на улице белошвеек. Только она была добра ко мне в те годы. Муж почти не появлялся в доме, и приходил лишь для того, чтоб забрать деньги, которые я с таким трудом зарабатывала шитьём. Родился Валентин, я с утра до вечера шила, пока няня присматривала за малышом. Иначе мы бы просто умерли с голоду. А потом Филипп умер. Он был у своей любовницы, когда вернулся её муж, и так перепугался, что как был в постели без одежды, так и выпрыгнул из окна на втором этаже, и сломал себе шею. Он пролежал там всю ночь на потеху поздним гулякам, пока его не нашёл патруль городской стражи. Это был такой позор, на его похоронах те немногие, что явились проводить его, смеялись за моей спиной, а его отец, даже не подошёл ко мне, одарив таким презрительным взглядом, словно это я погубила его сына.

Она какое-то время молчала, перебирая пальцами шёлковый шнурок сумочки, а потом продолжила:

— Мне было стыдно тогда, что мой муж умер так позорно, я с ужасом думала, каким пятном этот позор может лечь на жизнь Валентина. И я не знала, как мне удастся вырастить его достойным его статуса. Ведь он дворянин, но чтоб стать рыцарем ему нужно получить образование, он должен хорошо одеваться, заводить связи. Через год умер отец Филиппа и по завещанию оставил Валентину свой маленький дом в районе, где сселятся небогатые, но всё же почтенные люди. Я работала с утра до ночи, лишь бы обеспечить сына самым необходимым, хотя понимала, что скоро этого будет мало. Я думала, что всю жизнь проживу так, за шитьём чужих рубашек, пытаясь вывести в люди моего несчастного ребёнка. А потом появился ты…

Она снова замолчала и тоже посмотрела в огонь. Её лицо разгладилось, и губ коснулась печальная улыбка.

— Ты появился из темноты как раз вовремя, чтоб спасти меня от разбойников, как прекрасный принц из старой сказки. Я почувствовала себя принцессой, вырванной тобой из лап дракона. Ты был так невероятно красив той ночью, в бордовом бархате, расшитом золотом. От твоих волос и кожи струился пряный аромат. Ты был так великодушен и предупредителен…

Марк закусил губу, внезапно вспомнив, что в тот вечер он отправился к Монтре с твёрдым намерением очаровать его и втереться в доверие, и зная о пристрастии виконта к высоким брюнетам, вырядился, как на свидание, и не пожалел духов и ароматических масел, чтоб окружить себя благоухающей аурой. Если всё это произвело неизгладимое впечатление на пресыщенного фаворита короля, то как же подействовало на маленькую бедную белошвейку, видевшую до этого лишь провинциальных рыцарей да своего непутёвого мужа!

— Я назвала тебя «ваша светлость», потому что так назвал тебя стражник. Это правда, Марк. Я ещё подумала: «Он барон, но мог бы быть и маркизом, и даже герцогом!» Ты вызвался проводить меня до дома, чтоб на меня не напали, а я всю дорогу думала о том, что никогда не встречала такого красавца. А после того, как, войдя ко мне, ты увидел спящего в старом кресле Валентина и улыбнулся, я просто влюбилась в тебя. Мне так хотелось, чтоб ты не уходил подольше, и ты остался. Потом ушёл, а утром отправился на войну. Я видела тебя в колонне конных рыцарей, следующих за королём, и ты махнул мне рукой. Я запомнила тебя таким, в сияющих доспехах на высоком коне. А когда я вернулась домой, то оказалось, что нашу старую няню хватил удар. Я ухаживала за ней несколько дней и даже не вспомнила о том, что нужно пойти и подать жалобу. А потом она умерла, я занималась похоронами, а когда вспомнила, было уже поздно.

Марк прищурился, глядя в огонь. Действительно, когда он вернулся с войны, маленькой старушки уже не было в доме, но он как-то не обратил на это внимания.

— Я думала о тебе все эти долгие месяцы, — продолжала Мадлен, — и ходила в храм святой Лурдес, чтоб помолиться о твоём благополучном возвращении, пусть даже не ко мне, лишь бы живым. И ты вернулся, ты пришёл, я была так счастлива тогда, хотя каждый раз, провожая тебя, я понимала, что, может быть, ты уже не вернёшься. Но ты возвращался. А потом стал уговаривать выйти за тебя замуж, — она снова погрустнела. — Я знала, что это не приведёт ни к чему хорошему. Ты стал богатым, ты друг короля, любимец народа, а я… мало того, что от меня отрёкся собственный отец, так ещё и мой муж опозорил меня. Мне казалось, что о его постыдной смерти знает весь город, и я не решалась говорить людям, кто мой муж. Я жила в доме его отца, вот и сказала, что была замужем за старшим де Туром. Мне не нужно было выходить за тебя. Я всё равно оставалась бы с тобой, пока я тебе нужна, но не произошло бы то, что случилось теперь.

Она замолчала, снова опустив голову, а потом встрепенулась.

— Ах, да! Насчёт сургуча! Это правда, я искала на твоём столе сургуч. После того, как я стала баронессой, я всё чаще думала о том, что, может быть, теперь мне удастся помириться с отцом. Я не решилась писать ему, но написала Эмили. Она не ответила. Она всегда была строгой и во всём поддерживала отца. Но, видимо, она рассказала обо всём Флоретте и та написала мне. Оказалось, что и ей, наконец, повезло. Она вышла замуж за графа де Клермона, я слышала, что он очень хорош собой, а Флоретта пишет, что он обожает её. Она обещала мне поговорить с отцом обо мне. Я ждала тебя и хотела написать письмо, но не нашла сургуч и…

Она вздохнула.

— Это всё, что я должен знать? — наконец подал голос Марк.

— Я могу показать тебе письмо Флоретты, — пробормотала она.

— Оно адресовано не мне, — возразил он, покосившись на неё. — Ты рассказала мне всё? — она кивнула, а он снова нахмурился. — Подожди! Ты здесь, а с кем Валентин?

— С нашей няней.

— Ты всё-таки не выгнала эту лентяйку.

— Она не лентяйка, Марк, — жалобно проговорила Мадлен. — Её тогда напугала гроза. Она рассказала мне, что её семья погибла при штурме замка Риваж, когда ей было шесть лет. Алкорцы сделали подкоп и взорвали пороховой склад. Она чудом уцелела, и с тех пор звуки грома вызывают у неё панический ужас. Разве можно винить её за это?

— Наверно нет, — согласился он и обернулся к окну, за которым мерцало синевой ночное небо. — Сегодня грозы нет, так что, я думаю, она справится. Ладно, пошли спать, а утром пойдёшь за Валентином и приведёшь его домой.

— Ты меня прощаешь? — прошептала она, подняв на него заплаканные глаза.

— А что мне остаётся? — усмехнулся он. — За эти дни я так и не решил, как мне жить дальше без тебя и Валентина. Так что не буду больше ломать над этим голову, у меня и других забот хватает. Но ты должна пообещать, что больше никогда не будешь мне лгать, даже если тебе это будет казаться правильным. Обещаешь?

— Конечно! — воскликнула она, и её личико снова стало озабоченным. — Но ведь я так и не нашла именную грамоту. Наверно отец не отдал её Филиппу.

— Я истребую её у него сам. И заставлю убрать из склепа эту чёртову плиту!

Она невольно рассмеялась, а он поднялся, с улыбкой глядя на неё и, когда она встала, привычно подхватил её на руки.

— Мне этого не хватало, — заметил он.

— Мне тоже, — шепнула Мадлен и обвила руками его шею.

Следующее утро было светлым и Марку снова пришлось оторваться от жены и ехать в замок. Он сидел за столом в своём маленьком кабинете и уныло смотрел на раскрытую сафьяновую книжку, машинально вырисовывая на листе бумаги какие-то причудливые фигуры, когда дверь распахнулась, и на пороге возник барон де Грамон.

— Я слышал, что ты закончил дело! — произнёс он, кивнув в качестве приветствия. — Не собираешься доложить об этом графу? Я как раз иду к нему. Пойдём вместе.

— Не сейчас, — пробормотал Марк.

— Вообще-то, это не приглашение, это приказ. Он нас ждёт.

— Подождёт.

— Ну, что опять? — Рене закатил глаза и подошёл к столу.

— Когда я говорил с Кляйном, я понял, что ключ к шифровке в этой книге, но я не могу его разгадать. Пока я это не прочту, никуда не пойду.

— Покажи! — Рене сел и протянул ему руку.

Получив книгу и шифровку, он какое-то время изучал их, а затем потребовал результаты изысканий Марка и быстро просмотрел страницы, пестревшие столбцами символов и букв.

— Ты всё делаешь неправильно, Марк! — наконец, заявил он. — Ты пытаешься применить к шифру наши правила, но в луаре они совсем другие. Алкорцы никогда не используют столбцы и строки! У них в основе шифра всегда лежит косой крест. Вот смотри!

Он взял с подставки перо, обмакнул его в чернильницу и начал писать те же знаки, но в другом порядке.

— Но книга не на энхилдере, — заметил Марк. — С чего ты взял, что должен применяться алкорский способ шифрования?

— Язык не имеет никакого значения! Важен метод. Кляйн — не наш шпион, значит, он связан с луаром, хотя, возможно, в данном случае он работает и не на них, а на кого-то другого. Он опытный лазутчик, значит, раньше служил альдору. Вот, смотри!

Марк нагнулся и через стол прочёл обведённые буквы: «Почтенный Белый Лев, передавая вам наилучшие пожелания от Грифа…»

— Ты хорош, Рене! — воскликнул он с уважением.

— Ещё бы! — усмехнулся тот. — Но секрет моего успеха в том, что ты шпион, и писал шифровки нам и получал их от нас, и теперь пытаешься применить привычный тебе метод. А я занимался тем, что перехватывал и расшифровывал тайную переписку алкорцев, а не только сочинял послания тебе. Потому мне хорошо известны оба способа шифрования. В этом разница между шпионом и охотником на шпионов.

— Ладно, тебе есть чем гордиться, — кивнул Марк. — У тебя ловко получается. Давай быстренько в две руки переведём эту тарабарщину и пойдём, обрадуем графа.

— Мне самому интересно, что там пишет ощипанная курица облезлому коту, — согласился де Грамон.

Марк и Рене сидели тихо, с интересом наблюдая за графом Раймундом, читавшим расшифрованное имиписьмо. Тот по ходу чтения то теребил мочку уха, то тёр лоб, то сжимал изящными бледными пальцами переносицу и, наконец, закончив, слегка удивлённо покачал головой.

— Многое я повидал в своей жизни, но такое… Похоже наши воители решили сговориться со своими алкорскими врагами, и всё лишь для того, чтоб снова свидеться на поле боя и рубить друг другу головы. Поистине, натура человеческая непостижима, — он какое-то время молчал, а потом поднял глаза на де Грамона. — Следует признать, что за этим стоит полномасштабный заговор, призванный снова рассорить альдора и нашего короля. Знать бы ещё, кто этот Белый лев.

— Кажется, я догадываюсь об этом, — с готовностью сообщил тот.

— Вот и отлично, — граф протянул ему письмо. — Займись этим.

— Почему он? — возмутился Марк. — Я занимался этим расследованием с самого начала!

— Нет, ты занимался покушением на Римара и Феррата и успешно раскрыл его, — возразил глава тайной полиции. — У тебя одни длинные сутки, чтоб довести расследование до конца и арестовать оставшихся подручных Кляйна. Феррат уже полностью пришёл в себя. Сегодня он встречается с Вайолетом и после окончания подготовки визита Беренгара возвращается в луар. Ты поедешь с ним, отвезёшь лорду-контаррену захваченных тобой преступников и результаты расследования. Постарайся встретиться с энфером и лордом Делланом, убеди их в том, что существует заговор, которым будет заниматься Рене, и им следует провести собственное расследование в луаре. Договорись об обмене информацией.

— Я всё сделаю, — кивнул Марк.

— Рене, у тебя одни длинные сутки для допроса Кляйна. Выжми из него всё, что сможешь. Забудь о хороших манерах, но позаботься о том, чтоб он дожил до встречи с контарреном.

— Я буду настойчив, но осторожен.

— Что ж, — граф снова перевёл взгляд на Марка. — До отъезда выбери время встретиться с королём. Он уже несколько раз спрашивал о тебе. Полагаю, он хочет обсудить с тобой свои любовные дела. Остуди его пыл, заставь взглянуть на это более рассудочно, а лучше и вовсе отговори его от связи с этой де Флери. Мы наблюдаем за ней, но она ведёт себя очень осторожно. Я имел разговор с Дамой Белой башни, она встревожена сближением Жоана с этой девицей.

— Я встречусь с королём, — пообещал Марк. — Если он влюблён, то убедить его отказаться от неё будет нелегко, но я заставлю его определить, чего он хочет от этой связи, и более тщательно обдумывать дальнейшие шаги. Я полагаю, что нам следует сделать слежку за ней более явной и навязчивой. Она должна почувствовать наше пристальное внимание.

— А если она нажалуется королю? — спросил Рене.

— Тогда она даст мне дополнительный козырь против себя, потому что можно будет спросить, что она так тщательно пытается скрыть, если дополнительная охрана возможной фаворитки короля так её тревожит.

— Имеет смысл, — после некоторого раздумья кивнул Раймунд. — А теперь идите и займитесь делами. У вас всего одни длинные сутки.

Молодые люди поднялись и направились к дверям. Де Грамон уже вышел, когда Марка задержал на пороге голос графа.

— Что это за история с покушением на тебя? — спросил он.

— Я, кажется, догадываюсь, кто стоит за этим, — ответил Марк.

— Догадок мало, ты должен убедиться в этом, и убедить меня, что тебе ничего не грозит и ты, как прежде, можешь ходить по городу без усиленной охраны.

— Не нужно охраны! — воскликнул Марк. — Она будет меня стеснять.

— Я не хочу утешать твою вдову и оправдываться перед королём за то, что не уберёг его бесценного друга.

— Я уверен, что всё обойдётся, — пообещал ему Марк и, поклонившись, вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Следующие дни прошли для него в бесконечных делах. Он ещё несколько раз присутствовал на допросах Кляйна, которые вёл де Грамон, и задавал ему свои вопросы. Книжник держался стойко и не желал отвечать на них, но Рене уже начал распутывать хитросплетение его интриг при дворе, и по дворцовым залам поползли слухи о негласных арестах некоторых придворных и сановников. В то же время подручные Тома вылавливали на улицах и в притонах шпионов и бандитов, услугами которых пользовался Кляйн, постепенно вытаскивая из мути городского дна сеть его агентуры. Она была не такой разветвлённой, как опасался Марк, и почти все, кого он отыскал, с готовностью шли на сотрудничество с тайной полицией, но понятия не имели о том, во что впутал их книжник.

Целый вечер Марк провёл в покоях короля, беседуя с ним с глазу на глаз за столом, накрытым к ужину возле камина. Поглаживая большую голову печального белоснежного волкодава Роло, доживавшего свой собачий век в тех комнатах, где когда-то жил его любимый хозяин король Ричард, он выслушивал восторги Жоана по поводу неисчислимых достоинств прекрасной Лилии Сен-Марко, а потом осторожно и тактично перевёл разговор в нужное ему русло. Поздно ночью он оставил своего повелителя в глубоком раздумье, наедине с вопросами, о которых тот раньше как-то не задумывался. Жоан был совершенно обескуражен, и Марк понимал, что в ближайшее время его тревоги и сомнения будут лишь усугубляться, но именно этого он и хотел: разрушить видимость романтической идиллии между влюблёнными, заставив молодого короля соизмерять свои желания с требованиями его высокого статуса. Он надеялся, что к его возвращению из луара король уже полностью созреет для более серьёзного разговора на эту тему.

В последнюю ночь перед отъездом он спустился в подземелье Серой башни и, пройдя мимо тёмных камер, в которых томились узники тайной полиции, остановился перед решёткой, вглядываясь в темноту, где бледным пятном светлело измученное лицо Белоны Норан. Тюремщик по его приказу открыл дверь камеры и ушёл, позвякивая связкой ключей, а Марк вошёл внутрь и остановился перед сжавшейся от холода девушкой.

— Я пришёл, чтоб проститься с тобой, — произнёс он, глядя на неё. — Скорее всего, мы больше не увидимся.

— Меня казнят? — резко спросила она.

— Нет, тебя отпустят. Я просил об этом короля и он, пребывая в благодушном настроении, решил тебя простить.

— Мне не нужны твои милости! — воскликнула она.

— Это милость короля, а не моя, — возразил он. — Может, тебе она и не нужна, но нужна твоей семье. Каково им будет потерять вторую дочь? Я не могу исправить твою судьбу, ты можешь и дальше делать глупости, но, по крайней мере, если ты погибнешь, то это уже будет не по моей вине. Мне хватило Адалины. Этот грех до конца жизни будет тяжким бременем лежать на моей душе. Можно сколько угодно рассуждать о том, что мне нужно было сделать тогда: остаться в луаре и умереть вместе с ней или взять её с собой, хотя меня прямо из застенка отвезли к внешним воротам и выгнали прочь из города. Можно говорить, что мне не стоило отвечать на её чувства, и тогда она осталась бы жива, но это уже ничего не изменит. Она понятия не имела о моей тайной деятельности в луаре, но её обвинили в измене только за связь со мной, и даже альдорена не смогла её защитить. Она умерла, и в этом действительно виноват я. Но в том, что произойдёт с тобой, будешь повинна только ты. Знаешь в чём разница между тобой и Адалиной? Девочка умерла безвинной, а ты дала себя втянуть в заговор против короля и альдора, и если Жоан тебя помиловал, то я не знаю, как поступит альдор. Пусть твоё имя не будет фигурировать в официальных документах моего расследования, мне придётся рассказать энферу и Деллану о твоей роли в этой истории. Я обещаю, что скажу Ликару о том, что Адалина была ни в чём не виновата, хотя подозреваю, что он об этом и так знает. Но сможет ли твой брат приехать в луар на службу после твоих интриг, решать буду не я. Мне жаль, что я невольно причинил столько горя вашей семье, я прошу у вас прощения. И это всё, что я хотел тебе сказать.

Он направился к дверям, но потом снова обернулся.

— Это ты подослала ко мне наёмного убийцу?

Она мрачно взглянула на него.

— Нет. Я же сказала тебе, что хотела разрушить твою жизнь, и только поняв, что ты раскрыл нас, решила тебя убить. Так что я — не единственный твой враг. Надеюсь тот, кто подослал к тебе убийцу, однажды всё-таки добьётся своей цели.

Он усмехнулся.

— Если ему снова не помешает кто-то, кто хранит меня. Быть может с Небес?

Следующим светлым утром большой отряд хорошо вооружённых рыцарей, окруживший окованную полосами железа тюремную карету, во главе которого ехали барон де Сегюр и кавалер Феррат, покинул Сен-Марко и по наезженному тракту отправился в луар Синего Грифона. Прошло ещё две недели, и тот же отряд, но без Феррата снова проследовал через ворота и двинулся по Королевской улице в сторону дворца.

Марк де Сегюр удовлетворённый тем, что исполнил свою миссию точно в соответствии с инструкциями графа Раймунда, тем не менее, не спешил явиться к нему для доклада. Он устал от долгого перехода, ему хотелось обнять жену, помыться и нормально поесть и уж потом, сменив запылённую дорожную одежду на дорогой наряд придворного, предстать перед главой тайной полиции.

Потому, подъехав к рыночной площади, где стоял его дом, он махнул рукой капитану охраны и свернул туда, где ветер покачивал фонарь на витом кронштейне, висевший над его дверями. За ним поехали и оба оруженосца, предвкушавшие сытный обед и сон в своих постелях.

Мадлен встретила мужа радостным щебетанием, спеша рассказать ему о том, что произошло в его отсутствие. Он краем уха слушал, что Иоланда Делвин-Элидир порекомендовала ей надёжного человека на место мажордома, кухарка раздобыла где-то рецепт какого-то исключительно вкусного пирога, от которого все в восторге, а граф Блуа прислал им полдюжины фазанов, потому что охота удалась, а Катарина совершенно не представляет, что делать с таким количеством дичи.

С улыбкой осматривая снова ставший таким милым и уютным холл, Марк вдруг увидел, что на ступеньках лестницы сидит Валентин и держит на коленях что-то белое.

— Что это у тебя? — заинтересовался Марк, подошёл к нему и, присев рядом, взял в руки маленького щенка с висячими ушками.

— Ты знаешь, это очень странно! — воскликнула Мадлен. — Буквально вчера Модестайн нашёл этого малыша на крыльце нашего дома. Я бы решила, что его просто подкинули нам, но дело в том, что он сидел в очень красивой ажурной корзинке на подстилке с кружевной оборочкой. А ручка корзинки была обвита шёлковой лентой и украшена цветами. И щенок выглядит довольно необычно.

— Ещё бы! — воскликнул Марк, внимательно осмотрев толстого и сонного собачьего малыша. — Это королевский волкодав, причем белые волкодавы встречаются крайне редко. В королевском дворце только три таких: Роло короля Ричарда и два его сына на псарне. Я слышал, что ещё два живут у Вайолета, и одного недавно купил Анри Раймунд, вызвав у графа приступ раздражения, когда тот узнал о цене, которую он заплатил за это чудо.

— Значит, он очень дорогой? — удивилась Мадлен, озабочено взглянув на щенка. — И кто ж оставил его у наших дверей?

— Кто-то, кто благодарен Валентину за то, что он позаботился о другом щенке.

— Хозяин того белого найдёныша?

— Скорее, хозяйка, — усмехнулся Марк и, заметив удивлённый взгляд жены, пояснил: — Вряд ли рыцарь стал бы украшать корзинку для щенка лентами и цветами.

— Пожалуй, — согласилась она. — И ты не знаешь кто это?

Она с любопытством взглянула на мужа, но тот только покачал головой и, вернул Валентину его маленькое белое сокровище.

Оглавление

1

2