Анты [Олег Артюхов] (fb2) читать онлайн

- Анты 1.45 Мб, 424с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Олег Артюхов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Олег Артюхов Анты


СТОРНО – бухгалтерский термин, означающий обратную запись с целью исправления ошибки. Обычно записывается красными чернилами, поэтому называется “красное сторно”.


Хочешь, не хочешь, а судьба так и норовит всё вывернуть по-своему, пока не возьмёшь её в свои руки. И уж коли тебе опять выпало встать в первом ряду в битве за будущее, дай своенравной судьбе щит и меч и поставь её рядом.


Под низкими тучами висела косая борода дождя, подгоняемого слабыми порывами западного ветра. Шум непогоды сливался с сердитым шумом недовольных ненастьем деревьев. Частые капли выбивали нудную дробь, будто затеяли пробить дыру в человеческом терпении. Кожаные накидки и двойной парусиновый полог кое-как спасали от небесной хляби, но были бессильны против наполнившей воздух сырости, которая пропитала одежды насквозь.

Костёр шипел и сердито плевался искрами, но упрямо горел, изо всех сил борясь с торжествующей слякотью. Вокруг огня плечо к плечу сидели пятеро. Покашливая и отмахиваясь от дыма, они тихо переговаривались, не переставая бросать взгляды в наползающие с востока сумерки.

Заканчивался один из многих дней моей жизни. Я плотнее закутался в отсыревший плащ и погрузился в воспоминания.


ЧАСТЬ 1.

КАМЧАТКА

Из Москвы до Петропавловска Камчатского Боинг 737 добирался почти десять часов. После взлёта дети вели себя более-менее сносно и не отрывались от иллюминатора, во все глаза разглядывая заоблачный закат. Через час однообразие полёта их утомило, они сомлели, свернулись на сиденьях калачиком и засопели носами. А потом началось: «пописать, «попить», «побегать», «конфетку», «расскажи сказку».

Лететь предстояло долго, за непоседами был нужен глаз и глаз, поэтому мне так и не удалось толком поговорить с профессором, хотя вопросов накопилось вагон и маленькая тележка. Согласитесь, повод для беспокойства имелся и немалый, ведь отправлялся я на край света, куда Макар сроду телят не гонял. Летел я непонятно к кому и неясно зачем, да, ещё и детей с собой тащил. И, чем больше я отдалялся от Москвы, тем навязчивее были мысли, что вся эта затея сильно смахивает на глупейшую авантюру. Про уровень падения моего настроения лучше вообще не вспоминать. Вместе с теми думками, в памяти начали всплывать какие-то смутные воспоминания-ощущения о профессоре Артемьеве. Но в тех вспоминаниях почти четвертьвековой давности, он был таким же, как и сейчас. По каким-то неведомым причинам вид его ничуть не изменился.

Только во Владивостоке во время технической посадки, пока ребята резвились в игровой комнате, я получил возможность немного пообщаться с профессором. Конечно, относительно небольшое время посадки не позволяло поговорить толком, но даже мимолётная беседа, немало прояснила ситуацию.

Со слов Артемьева конечным пунктом нашего путешествия была некая особая территория в одном из живописных мест на юге Камчатского полуострова. Безо всякой иронии профессор назвал эту землю не больше, не меньше, чем земным раем. Но при этом меня неприятно царапнула фраза, что территория надёжно охраняется. Это что же получается, если они в том земном раю что-то усиленно охраняют, то не лезу ли я добровольно в золотую клетку? От моего прямого вопроса он слегка опешил, потом широко улыбнулся и вкратце рассказал историю возникновения особой территории «Надежда».

Юг Камчатки объявили заповедником ещё при царях из-за крупнейшего в мире нерестилища нерки в тёплом Курильском озере. На обильном корме там расплодилась тьма тьмущая самого разного зверья, что и стало основанием для создания заказника. Заповедник ограничивают вулканические сопки и вытекающая из озера река, которая, унося тёплую воду на запад, через шестьдесят километров впадает в Охотское море.

Вот вдоль той речной долины и возникла особая территория «Надежда». Сначала я никак не мог взять в толк, что значит «особая территория», а, когда профессор объяснил, то слегка обалдел.

Этот проект начал разрабатываться группой энтузиастов во главе с Артемьевым ещё до ельцинского бардака, но мощный импульс получил только после президентского указа в двухтысячном году. И нужно отдать должное гаранту за то, что, не смотря на тяжелейшую обстановку в стране, он вник в суть вопроса. Более того, на реализацию проекта профессор Артемьев сразу получил восемь лярдов зелёных американских рублей и необходимое количество сил и ресурсов. В те переломные и нищие годы само по себе начало такого строительства можно считать чудом. По ходу воплощения замысла финансирование увеличилось, а к работе подключились десятки КБ, СУ и профильных институтов. Потом десять лет сотня комплексных бригад днём и ночью превращали камень, металл и стекло в тысячи разных объектов. Сколько тысяч тонн материалов, и сколько тысяч часов упорного труда в это вбухано, даже представить страшно. Удивительно то, что никто из заклятых друзей даже не догадался, что творится на юге Камчатки.

К сожалению, разговор вышел коротким. Самолёт дозаправили, и мы снова оказались в воздухе. На этот раз ребятишки меня окончательно измучили. Их деятельная натура не позволяла неподвижно сидеть в креслах, а тем более молчать. Они умаялись сами, умаяли меня и соседей и затихли только, когда в иллюминаторах появились огни петропавловского аэропорта Елизово.

После посадки, собирая детей, я кряхтел, как старый дед, разминая затёкшие шею, спину и конечности. Вы когда-нибудь летали с малыми детьми через всю страну из конца в конец? Если нет, то и пробовать не советую.

Насмотревшись на мои мучения, Сергей Иванович заранее отзвонился, и, не успели мы выбраться из лайнера, как прямо к трапу подкатил микроавтобус, две улыбчивые девушки подхватили капризничающих ребятишек, водитель помог загрузить вещи, и вскоре мы оказались в небольшой уютной гостинице. С детьми умело занялась молодая сотрудница, чем дала мне желанную передышку. Поймите меня правильно. Я тепло и нежно относился к ребятишкам, просто я парень двадцати одного года от роду, не имеющий ни малейшего опыта общения с маленькими детьми.

Утром вертолёт Ми-38 унёс нас в сторону нашего будущего дома. Турбины громко свистели, но дети, не обращая внимания на шум, прилипли к окнам и оживлённо обсуждали открывшуюся картину. Сказать по правде, я и сам не мог оторваться от дивного зрелища за иллюминатором.

Внизу медленно проплывала волшебная страна вулканов. Поздняя осень заметно обесцветила камчатскую природу, но не смогла скрыть её величия. Между ближними и дальними вулканическими конусами простиралось затянутое сизой дымкой пространство, изрезанное речушками и распадками, кое-где парящее гейзерами, наморщенное зелёными холмами и вспыхивающее зеркалами больших и малых озёр.

Я заворожённо смотрел вдаль, а мысли мои улетели совсем далеко. Господи, какая же наша земля огромная и прекрасная! И какая же она беззащитная! Перед глазами стали вспышками мелькать кадры из моего прошлого, которого уже никогда не будет, и из будущего, которое уже никогда не случится. Не хотелось даже думать, что совсем недавно весь мир висел на волоске, а проплывающая внизу красота могла исчезнуть в атомном пламени! От невольно возникших мыслей передёрнулись плечи, и по спине пробежал противный холодок. Неужели когда-нибудь люди просто смогут спокойно жить и созидать?

Изменившийся шум турбин заставил очнуться и вглядеться в приближающуюся поверхность земли. Но, как ни странно, никаких сооружений я не увидел. Ни домов, ни домиков. Может, хоть палатки какие-то. Нет. Всё чудесатее и чудесатее. В тайге у костра, что ли, жить будем? Вертолёт развернулся и снизился. Косые лучи солнца осветили поверхность, и только тогда я разглядел под нами большой город, расположенный на склонах складчатой возвышенности! Дело в том, что его вид открывался только с южных направлений, а мы подлетели с севера. Дома, улицы, площади и иные непонятные сооружения настолько органично вписывались в ландшафт, что, по сути, являлись частью его. Конструкции не выступали из складок местности, а крыши сплошь покрывала растительность. Никакой геометрии, улицы волнами, вернее террасами спускались по склону, и даже дорожное покрытие имело зеленоватый оттенок.

Кроме необычной архитектуры в глаза бросалась и некая особенность местности, которая, не смотря на позднюю осень, почему-то зеленела свежей растительностью.

– Наша столица Доброград, – прокричал мне в ухо профессор.

Вертолёт завис над площадкой тёмно-зеленого цвета с салатовым кругом и белой буквой «Н» в центре, коснулся поверхности и мягко сел. Уф-ф, неужели конец этой пытки перелётом. С измученными физиономиями дети вяло собирались на выход.

– Вот мы и дома, – под затихающий свист турбин профессор, потянувшись, поднялся и вытащил из багажной ниши свой знаменитый портфель. – К сожалению, пока путь сюда довольно заковыристый. Но это пока. День другой поживёте в гостинице или у моих знакомых, а, когда выберешь жильё, переедете к себе, – продолжил профессор на ходу.

Буйство красок, форм, запахов и звуков слегка ошеломило. Стоя на площадке, я не мог надышаться, и от чистейшего воздуха с удивительным привкусом особенного местного аромата слегка закружилась голова. Я набрал полную грудь воздуха, опустил глаза и забыл выдохнуть.

Рядом с площадкой у микроавтобуса нас поджидали двое. Парень в синем комбинезоне и зелёной куртке. Парень, как парень. А вот девушка лет девятнадцати-двадцати в бежевой куртке, более светлых узких брюках, белых шарфе и сапожках сразу привлекла внимание. Не знаю почему, но моё сознание отреагировало весьма необычно. Слабый ветерок шевелил её светлые с рыжинкой локоны, и лёгкая улыбка озаряла приветливое лицо.

Парень закинул наши вещи в багажник и забрался в кабину, а девушка присела возле детей и принялась с ними любезничать. Сашок и Танюшка слегка набычились, а потом оттаяли, разговорились и начали вертеться вокруг новой знакомой.

Непроизвольно моё лицо расплылось в улыбке. И, пока шёл процесс приручения детворы, я продолжил присматриваться к девушке и даже потихоньку обошёл её по кругу. Она явно кого-то мне напоминала. Кого? Девушка поднялась на ноги и посмотрела на меня. Я вгляделся в зелёные с озорными чёртиками глаза, и сердце дало сбой. Я вспомнил. Вернее, в памяти моего дядьки предыдущего носителя сознания Павла Кравцова всплыл образ. Девушка протянула мне руку:

– Здравствуйте. Меня зовут Лариса, можно Лара.

Я помертвел. Она была поразительно похожа на девушку Павла Кравцова, убитого в девяносто третьем году. И даже имя было тем же.

– Павел, – откашлявшись, я осторожно взял её за руку. Она зарделась и улыбнулась:

– Сергей Иванович попросил вас встретить. Вы не против? Вот и прекрасно. Тогда сделаем так. Ребят я возьму к себе, пусть нормально отдохнут, а вы можете спокойно заниматься своими делами.

У меня словно камень с души свалился, но тут же навалился другой: удобно ли обременять незнакомых людей? Я вопросительно взглянул на профессора, а он лишь утвердительно прикрыл глаза и кивнул головой.

По эстакаде микроавтобус спустился с посадочной площадки и покатил по террасам, ограниченных покрытыми резиной цвета салата отбойниками со стороны внешних обочин. Несмотря на усталость, я внимательно вглядывался в необычный город, в котором мне предстояло жить.

Каждая из проплывающих мимо улиц имела собственный стиль, а линии строений изгибались вместе с террасами. На первой улице мимо проплывали причудливо изогнутые фасады суперсовременных домов с большим количеством стекла, алюминия и пластика среди живописной зелени. На следующей террасе выстроенные в остро футуристическом стиле дома оригинально сочетали причудливую геометрию: полушария, круги, диски, полукруглые арки. И снова обязательное густое зелёное обрамление растительности. Дома третьей террасы приятно удивили особым шармом старой Европы с увитыми плющом и виноградом кирпичными стенами, тёсаным камнем и черепицей. И при всём невероятном разнообразии архитектурных стилей все без исключения дома объединяло множество ухоженной зелени, цветников, газонов и спортивных площадок.

Меня буквально распирали вопросы, но меня опередил профессор:

– Если ты обратил внимание, здесь намного теплее и спокойнее, чем в Петропавловске. Природный камчатский климат довольно суров. Не смотря на то, кто мы находимся на широте Воронежа и Саратова, здесь господствуют сезонные муссоны. Океан не скупится на циклоны и ветра, а вместе с ними на осадки и холод. Местные погодные крайности нас не устроили и заставили воплотить один из проектов по климатической корректировке. Во всяком случае, теперь серьёзные циклоны здесь не ходят, а климат стал ровнее и мягче, примерно, как в Сочи. Потому и воздух теплее, и зелени побольше.

Микроавтобус остановился возле коттеджа, похожего на пряничный домик с весёлой детской площадкой. Неужто это дом Лары? Какой кошмар. Она перехватила взгляд, и её рот растянулся в улыбке:

– Я живу в другом месте, а это один из филиалов нашего детского садика на восемь малышей. Здесь мир детства, Саше и Тане здесь будет хорошо.

Она увела ребятишек внутрь, и я облегчённо вздохнул. Воспитатель из меня тот ещё, а сейчас мне нужна была свобода манёвра, чтобы разобраться, что к чему.

– Ко мне или в гостиницу? – профессор грустно глядел вслед скрывшимся в дверях детям.

– В гостиницу, Сергей Иванович. Нужно хоть немного очухаться и тупо отоспаться. Устал я что-то. Предлагаю все дела перенести на завтра.

– Желание гостя – закон. Хотя, какой ты гость.

В гостинице усталость взяла своё. Всё на что меня хватило – это душ, после которого я отрубился, не долетев до подушки. Профессор появился в следующий полдень:

– Здоровеньки булы, Павел. Готов?

– Усегда готов. Веди, Вергилий.

– Хм-м, нет, чтобы чему хорошему у меня учиться, так нет же, всякой пошлятины норовишь нахвататься. Поехали знакомиться с местными шишками. С другим народом обнюхаешься в процессе.

Местными авторитетами оказались глава администрации Буслаев Иван Петрович, директор научного центра Лябзин Виталий Борисович, начальник безопасности Кропотов Александр Васильевич и замглавы по вопросам образования и воспитания Шинорин Алексей Владимирович. Они сидели в просторном открытом павильоне во дворе здания администрации и неторопливо беседовали. На большом округлом столе лежали несколько папок с бумагами и пара похожих на большие смартфоны приборов. В середине стола на вращающемся подиуме стояли бутылки с водой, графин с яблочным соком, стаканы, чайник, чашки и ваза с печеньем.

– Категорически всех приветствую, – помахал издалека рукой профессор, – не помешаем?

– Будет уж вам, Сергей Иванович, – поднялся высокий крепкий, как дуб, Буслаев, – заждались уже. Четверть часа, как собрались, правда, время не теряем. Здравствуйте, – он протянул руку, скользнул по мне цепким взглядом и жестом пригласил присоединиться к кампании.

Пока мы знакомились, я срисовал портрет каждого. Буслаев в точности соответствовал своему историческому однофамильцу. Огромный мощный мужик с широкими плечами, большими сильными руками, волевым лицом с умными тёмно-серыми глазами под густой седоватой шевелюрой.

Лябзин смахивал на классического «ботаника»: среднего роста, чуть полноватый, но не рыхлый, высокий лоб с залысинами, очки на крупном носу, большие губы любителя вкусно поесть. А за очками – мудрые карие глаза много знающего опытного человека и мыслителя.

Кропотов ничем бы не выделялся в толпе обывателей: выше среднего роста, правильные черты лица, серо-голубые глаза, короткая стрижка светло-русых волос. Но при внимательном взгляде за его показной простотой скрывались несгибаемый внутренний стержень, незаурядный ум, немалый жизненный и боевой опыт, взрывная сила, упрямство и воля. Он привык побеждать и, похоже, на его счету не одна горячая точка и не одна спецоперация.

Шинорин представился мне образцом воспитателя. Помните Леонова в «Джентльменах удачи», только чуть повыше и лысина чуть поменьше. Приветливо-озабоченная физиономия, вкрадчивый голос и подчёркнуто плавные движения. Педагог, но тот ещё гусь.

– Позвольте представить наше юное дарование, из-за которого все мы здесь и находимся ныне, присно и во веки веков, – загнул профессор Артемьев, сделал паузу и продолжил, – в общем и целом его история всем нам известна, а остальное, что сочтёт нужным, Павел Сергеевич расскажет сам.

Я немного подумал, как половчее отредактировать свою биографию, исключив из неё ненужные подробности, и потом коротко рассказал о находке записей Павла Кравцова, о создании приборов, преследовании, ранении и коме.

Мои собеседники слушали по-разному. Буслаев хмурился, почёсывал нос и постукивал пальцами по столу. Лябзин сжав пальцами нижнюю губу, периодически кивал головой и что-то помечал в блокноте. Кропотов сидел неподвижно с каменным лицом. Шинорин медленно ходил за спинами сидящих.

– Спасибо, Павел Сергеевич, – продолжил профессор Артемьев, – но пора перейти к делу. Павел новичок в наших краях, нужно помочь ему освоиться. Александр Васильевич, вы, как самый компетентный из нас возьмите на себя труд показать ему всё, что нужно. А тебе, Павел, даю пару дней на ознакомление, потом с Иваном Петровичем решите вопрос с бытом и пожалуйте-с к станку. Работать, работать и работать, как говорил… или он говорил о чём-то другом… не помню. Нас и всех, кто тебе необходим, всегда найдёшь по связи коммуникатора. Александр Васильевич объяснит.

Распрощавшись с начальством, мы с Кропотовым сели в его «Ленд Крузер».

– С чего начнём? – развернулся он в пол оборота.

Я посмотрел на его открытое и слегка хмурое лицо и решил сразу поставить точки над «ё»:

– Послушайте, Александр Васильевич, вы ведь всего лет на десять старше меня. Давайте на «ты», а то с отчествами язык ломается, да, и проще так. Называй меня Павел.

– Добро, – его глаза вдруг озорно блеснули, – Я тоже не привык со своими выёживаться, а ты, как я понял, свой и тоже лиха хлебнул. Лично для тебя я Саша, – и мы пожали руки.

– Видишь, какое дело, – я не скрывал своей озабоченности, – всего пять дней назад я выбрался из комы, и до того очень приблизительно представлял где вообще находится Камчатка. Сергей Иванович свалился, как снег на голову, и сразу взял меня за жабры. Сейчас родня в Москве звонка ждёт, а я пока в здешней ситуации ни гу-гу. Так что сам решай, что показывать, что разъяснять и, куда ехать.

Александр усмехнулся, по-простецки поскрёб макушку и махнул рукой:

– Ладно. Для начала, общая информация. Между собой мы прозвали нашу особую территорию Лукоморьем. И чудес здесь хватает, скоро сам убедишься. При подлёте в окно смотрел?

– Ещё бы.

– Заметил, что-то особенное?

– Ни шиша сверху не видно.

– Вот! – он поднял вверх палец, – и это неспроста, и в этом суть. Лукоморье проектировала особая группа, законченных и отмороженных авантюристов, архитекторов и ландшафтных инженеров, которым сказали, создайте такую страну, чтобы и через сто лет в ней жить было не стыдно. Вся природа сохранена в первозданном виде, а здесь столько всего наворочено, что и представить страшно.

Александр не спеша покатил по террасам вниз к окутанной прозрачной дымкой реке, над которой протянулся арочный мост. Километром правее виднелся точно такой же. С моста открывался вид на реку Озёрная, текущую на закат между высоких зелёных холмов, утёсов и куртин прибрежной зелени. Кристально чистая вода широким потоком струилась по стремнине, журчала по мелким и крупным камням, усыпавшим берега, и шевелила длинные водоросли в затонах.

Дымчатое марево горизонта очерчивали контуры вулканических конусов, и ближе всех сразу за рекой поднималась громадина Кошелевского.

Вдыхая пьянящий запах камчатской осени, я задумался не в силах отвести взгляд от буйной необычной растительности речной долины. Перегнувшись через ограждение, я уставился на реку. Текущая вода приковывала взгляд и завораживала. Приглядевшись, я увидел в глубине чистейшей воды сотни шевелящихся спин больших рыбин медленно плывущих против течения. Из моря в Курильское озеро шла на нерест нерка.

– Налюбовался? – Александр потянулся и хрустнул суставами, разминая мышцы, – нерка круглый год туда-сюда ходит, и в реке, и в озере её пропасть. На мелководье можно руками брать. Потому и живности там развелось жуть сколько. Как-нибудь смотаемся на озеро, покажу тебе медведей, беркутов, орланов. Наверняка росомаху увидим, лис тут полно. Про мелочь, вроде соболя, горностая, ондатры, вообще молчу. На то здесь и заповедник. О-о, совсем забыл, а махнём-ка мы сейчас в Кухтины Баты, покажу тебе нечто.

– А поехали.

За мостом мы свернули налево, и через десять вёрст дорога упёрлась в большую круглую площадку, на которой среди ограничивающих её строений выделялась похожая на минарет вышка с тремя большими параболлическими дефлекторами.

– Это наш кордон Крайний, за ним начинается заповедник.

По лёгкому мосту мы перебрались через реку и почти сразу упёрлись в тупик с канатным подъёмником, на противоположном конце которого торчала ажурная, крашенная в зелёный цвет смотровая вышка с лифтом.

Наверху с площадки открылся фантастический вид на глубокий каньон, рассекающий заросшую зеленью возвышенность. Ущелье каньона будто бы светилось стенами из бело-розовой вулканической пемзы, и на тёмно-зелёном фоне светлый провал имел ошеломительный вид. Стены каньона представляли собой длинную череду плотно стоящих огромных заострённых кверху колонн разной высоты и формы, что создавало потрясающую картину.

– Это и есть знаменитые Кухтины Баты. Местные ительмены считают, что творец земли Кухта, занятый созданием Камчатки, так редко ловил рыбу, что его лодки-баты успевали окаменеть. Тогда он строил новые, а все окаменевшие ставил в каньоне вертикально.

Полюбовавшись видами, мы вернулись на шоссе. Дорогой Александр продолжал просвещать меня относительно жизни в Лукоморье. Бегущая вдоль левого берега трасса с отличной разметкой могла бы сделать честь и столице, потому уже через полчаса мы домчались до поворота с указателем «Паужетка». Мы повернули, и дорога зазмеилась серпантином вверх по склону вулкана Кошелевского. Под откосом на покрытых красноватым налётом каменистых перекатах громко шумела укутанная паром речка. Вдоль течения, за краем горячего потока росла невероятно причудливая растительность разных цветов от красного до салатового и сине-зелёного. Вода парила, и, чем ближе к истоку, тем больше. А начиналась речка у высокого каменистого обрыва, из толщи которого в нескольких местах вырывались струи горячей воды, спадающие по склону водопадами.

Возле приземистого, похожего на крытый стадион сооружения, дорога свернула на запад и скрылась за склоном. Мы остановились, поскольку на это странное сооружение стоило посмотреть. Вертикально ребристые бетонные стены увенчивал плоский купол диаметром метров сто. По периметру к нему примыкали массивные приземистые цилиндры, из которых периодически вырывались вверх тугие струи пара, образующие над куполом дрожащее марево.

– Это термальная электростанция, – проговорил Александр, что-то набирая на экране коммуникатора, – вон там, – он махнул вправо, – ближе к вулкану находится вторая такая же. Рядом с ней промышленный комплекс и всё производство. Дальше по дороге находится жилой микрорайон Паужетка, а вблизи поля гейзеров – санаторно-курортный комплекс на горячих источниках и тепличное хозяйство.

Александр рассказывал, я внимательно слушал и вместе с тем с высоты вулканического склона рассматривал речную долину и склоны сопок за рекой. Отсюда был прекрасно виден Доброград и расположенная западнее мощная каменистая гряда, выступающая тёмной громадой из яркой зелени и заканчивающаяся острым мысом, нависающим над рекой.

– Саш, скажи, а как здесь людям живётся? Вот здесь, например, станция шумит и серой пованивает?

– Жилой микрорайон построен за склоном, там тихо, спокойно и удобно. Многим нравится, а для вулканологов и энергетиков запах серы, и вовсе, как валерьянка для кошек. Да и красиво здесь. На восходе пар даёт такой необыкновенный ярко-розовый свет, что ради этого горожане специально сюда приезжают. Поехали, нам ещё нужно в порт заскочить.

Шоссе потянулось на запад к морю, и по мере приближения удалось лучше рассмотреть грандиозный тёмно-серый кряж. Протянувшийся с севера на юг, он нависал над рекой острым каменистым выступом, напоминающим крыло. Отсюда и его название – Орлиное Крыло. От его подножия вниз языками спускались заросшие светлой травой отроги, отделённые друг от друга тёмными полосками горного леса.

– В базальтовой толще Орлиного Крыла расположена наша база со всем вспомогательным и техническим комплексом. Километром дальше в этой же гряде находится научный Центр со всеми своими приблудами. И в самом конце, примерно в семи верстах – кордон номер три и терминал климатического корректора. Вся гряда изрыта, как термитник. А с виду не скажешь. Вон по склону дорога вьётся из Доброграда на базу и в Центр, а чуть дальше ещё одна. Третья дугой огибает всю территорию с севера и соединяет шесть пограничных кордонов. Такая же окружная дорога проходит по границе Лукоморья с юга и тоже соединяет шесть кордонов.

Орлиное Крыло осталось позади, река стала забирать влево, а на шоссе всё чаще стали появлятся мосты, водоводы и эстакады, из-за того, что путь пересекли десятки шумных потоков, сбегающих со склонов Кошелевского и впадающих в реку. Когда их стало слишком много, дорога перебралась по мосту через реку на ровный низкий правый берег. Вместе с дорогой мы нырнули в зелёное царство поймы и некоторое время ехали среди огромной необычной растительности в два роста человека и с метровыми листьями, пока не выбрались на возвышенный участок. Вдалеке блеснула большая вода. Река успокоилась, помелела и распалась на несколько рукавов, а в дельте расширилась до полукилометра.

В отличие от Доброграда дома в Порт-Надежде стояли открыто, но в оригинальности ультрасовременного дизайна ничем не уступали. Передо мной раскинулся город-порт с широкими прямыми улицами и шикарными строениями, постепенно увеличивающими высотность от окраин к центру. Проехав с вёрсту по утопающему в зелени проспекту, мы оказались на центральной площади, одну сторону которой занимала чаша крытого стадиона, с другой стороны выделялось причудливое здание с надписью на фасаде: «Драматический Театр». Сразу за площадью проспект проходил через небольшой дендропарк и упирался в протяжённую набережную с несколькими ресторанами и множеством кафешек. На набережной от полукруглой смотровой площадки отходили в море и нависали над водой две широкие крытые остеклённые эстакады, ведущие к вырастающим прямо из морской пучины прозрачным куполам.

– Это наш океанариум, – ответил на мой молчаливый вопрос Александр, – база института моря и гордость Лукоморья. Дальше влево сооружения порта. По краям примерно в миле мористее стоят на якорях две платформы с климатическими корректорами. Слушай, Павел, а не закинуть ли нам в баки, харчишек. Честно говоря, жрать охота.

– А пойдём, – решительно отрубил я, и мы рассмеялись, – цены-то у вас не кусаются?

– Да, нет никаких цен.

– Не понял.

– Во всём Лукоморье питание общественное, тоесть по понятиям большой земли – бесплатное.

– Пошли скорей, хочу посмотреть на это чудо!

– Тоже мне чудо. У нас везде питание общественное, что в кафе или ресторане, что дома на заказ. И не только питание – вся коммуналка и базовые потребности. За деньги только специальные заказы с большой земли.

– А зарплаты хватает на заказы?

– И зарплаты тоже никакой нет.

– Да, ты что, издеваешься?!

– Была охота издеваться. Если нужны деньги, любой житель обращается по коммуникатору в администрацию и ему под конкретный заказ перечисляют по безналу на личный счёт нужную сумму в рублях или валюте, или сразу делают заказ, проплачивают и оформляют доставку.

– И сколько могут перечислить?

– А сколько нужно, но покупка должна быть осмысленной, нужной и обоснованной. Допустим, если тебе придёт в голову купить оригинал Рембрандта, то тебе, скорее всего, откажут. А если захочешь машину, катер, мотодельтаплан, аппаратуру, какое-то специальное снаряжение, особенную одежду или обувь – пожалуйста, всё что угодно в любых вариантах. Но, если увлечёшься и по количеству выйдешь из здравого смысла, то тоже получишь от ворот поворот.

– М-да-а, – в моей голове никак не укладывались местные порядки, а всё увиденное и услышанное казалось каким-то чумовым розыгрышем.

В кафе мы плотно перекусили и через полчаса уже катили назад в Доброград.

– На базу и в научный центр сегодня не поедем. Сергей Иванович предупредил, что сам за тобой завтра заскочит. Возьми, это твой личный коммуникатор, – и он протянул плоское устройство размером с небольшую книжку. – Дома активируешь, инструкция прилагается. Прибор строго индивидуализирован на конкретного человека. Пользоваться проще пареной репы, сломать невозможно. Интерфейс дружественный, видеосвязь с любым абонентом Лукоморья. По понятным причинам роуминг ограничен. Связь с большой землёй через администрацию по специальному коду. Ко всему прочему в Лукоморье коммуникатор, по сути, является паспортом, водительским удостоверением, профессиональным сертификатом, личной медицинской картой и пропуском в соответствующие твоей профессии учреждения. Системная платформа наша – «Орион». Помимо видео и фотокамер имеются текстовый и математический редакторы и память на три сотни гигабайт с возможностью расширения и коммуникации с разными сетями, базами данных и библиотеками.

Мы с Александром тепло попрощались возле детского сада. Скинув обувь у входа, я шагнул внутрь. За одним из трёх маленьких столиков сидели мои ребятишки и увлечённо рисовали фломастерами. Рядом с ними на полу пристроилась Лара и что-то им рассказывала. Я вежливо кашлянул, и ко мне разом повернулись обе перепачканные красками мордашки и улыбающееся лицо девушки.

– А вот и наш…, – она споткнулась на полуслове, вопросительно глядя на меня.

– …дядя Паша, – закончил я за неё, и изобразил свою самую неотразимую улыбку, – и этот дядя пока не знает, куда мы втроём отправимся ночевать.

– А направимся мы всей кампанией ко мне домой. И это не обсуждается, поскольку это просьба Сергея Ивановича. А его просьбы для меня почти что приказ. Шучу, конечно. Пока вы не подобрали свой дом, поживёте у меня. В гостинице детям не место. К тому же мой дом через дорогу. По лестнице вниз и мы на месте. Живу я пока одна, мама в Москву уехала по делам, вернётся на днях. Так что вы меня не стесните. Да и с ребятами мы подружились.

– Ага, подлужились, – пропищала Танюшка.

– Неудобно как-то… Вы же нас ещё толком не знаете… Да и вообще…

– Послушайте, Павел, неудобно сами знаете, что делать. Не бойтесь вы меня, я смирная и уже не кусаюсь.

– И вовсе я не боюсь… Наоборот… В общем, спасибо. Ребята мы идём в гости к тёте Ларе?

– Идём, идём к Лале. И никакая она не тётя, а плосто Лала. Она холошая.

Девушка улыбнулась:

– Пошли, вещи ребячьи завтра заберём. Всё необходимое дома есть.

Находящийся на юго-западном склоне на седьмой сверху террасе дом Лары не выделялся из ряда иных коттеджей на этой улице и снаружи выглядел, как протяжённая изогнутая синусоидой витрина, будто встроенная в склон зелёного холма и оправленная в светлый природный камень. В центре остеклённого фасада темнела полукруглая ниша входа с нависающим козырьком над открытым подиумом веранды. Слева пристроился маленький аккуратный палисадник, справа техническая площадка, на которой стоял обтекаемый двухместный автомобильчик и пара велосипедов. Там же я разглядел турник, качалку и шведскую стенку. Весь коттедж покрывала типичная для здешних домов плоско-покатая крыша, заросшая густым газоном, соединённая в единую плоскость с соседними и ограниченная сзади отбойником дороги на верхней улице.

Внутри дома было удивительно светло и просторно благодаря высоким потолкам и огромным от пола до потолка окнам, через которые просматривалась вся панорама речной долины на фоне вулканического конуса. Окна закрывались либо шторами, либо наглухо затенялись домашним компьютером по голосовой команде.

Суперсовременная начинка дома искусно переплеталась с уютной стариной, о чём говорила кладка стеновых промежутков из светлого природного камня, деревянная мебель и большой электрический камин.

Невероятно огромная по московским меркам гостиная находилась сразу за входом и визуально делилась натрое. Посредине напротив входа выделялась просторная гостевая зона с музыкальным центром, пианино, висящими на стене гитарой и парой флейт, небольшим подсвеченным баром с тремя сидушками. Правее находилась зона отдыха с тем самым камином, креслами, двумя низкими столиками и слегка вогнутой телевизионной панелью. Слева располагалась столовая с большим столом, за которым виднелся проход на кухню. Из гостиной три двери вели в спальни с душевыми комнатами и туалетами, из зоны отдыха – в кабинет и общую туалетную и ванную комнаты, а из кухни вниз вела лестница в технический подвальный этаж. Потом выяснилось, что там находились погребок, холодное хранилище, два склада, мастерская, баня с купелью, тренажёрный зал, система климатического кондиционирования и пульт управления бытовыми системами дома. От вида этого великолепия, у меня от удивления челюсть упала на грудь.

Вопли моих сорванцов быстро разогнали спокойную тишину дома. Они без устали носились по всем закоулкам, пока после ужина Лара не увела их в душ и уложила спать.

Когда она вернулась, я бессмысленно щёлкал кнопками пульта, не обращая внимания на экран и погрузившись в далёкие мысли.

– Чаю хочешь? – очнулся я от голоса Лары.

– Можно и чаю.

– У меня особенный, сейчас принесу.

Сидя в креслах, мы прихлёбывали горячий ароматный напиток и незаметно присматривались друг к другу.

– Лара, ты говорила, что твоя мама в Москву отправилась. Она там живёт или жила?

– И жила, и живёт, и здесь подолгу бывает. Собралась насовсем сюда переезжать.

– Мои тоже собираются. Вот только мне надо дом присмотреть. Подскажешь?

– На юго-западном склоне две террасы недавно застроили, на юго-восточном одна, на первой линии от реки тоже недавно строить закончили. Можно посмотреть. Но я советую соседний с нашим домом коттедж. Не знаю почему, но он с самого нашего заезда уже два года пустует. Похож на наш, но больше и просторнее.

– А обстановка?

– Все дома сдаются в полном жилом комплекте в соответствии с дизайнерским проектом. Конечно, жильцы в дальнейшем под себя кое-что перестраивают. Если надо дооборудовать, сообщаешь в администрацию свои соображения и всё.

– Спасибо. Посмотрим. Маманя у меня хорошая, но в отношении дома шибко привередливая.

– Все мамани такие. Хочешь фотку своей покажу? Вот смотри, – она вытянула с полки альбом и раскрыла на последних страницах.

С фотографии, улыбаясь, смотрела слегка постаревшая Лара! Я машинально перекинул альбомные листы в начало и… увидел Павла Кравцова собственной персоной! Упс! Вот и приплыли. Смутные опасения начали перерастать в нехорошие подозрения.

– А это кто?

– Один мамин знакомый. Его тоже Павлом звали. С ним какое-то несчастье случилось. Слу-ушай, а он чем-то на тебя похож. Точно похож! И даже очень.

– Спросить тебя хотел, извини за вопрос, – я сделал вид, что пропустил её реплику мимо ушей, и перевёл стрелки с опасной темы, – когда у тебя день рожденья?

– Вообще-то женщин спрашивать о возрасте неприлично, но так и быть скажу. Пятого сентября девяносто четвёртого. Недавно с мамой и друзьями мои два десятка отмечали.

Я сглотнул и облегчённо вздохнул. Лара не дочь Павла Кравцова. Поскольку родилась через год и три месяца после его гибели. Настроение почему-то сразу скакнуло вверх.

– А не испить ли нам кофея, графиня? – меня пробило на игривый тон.

– Не поняла насчёт графини? – от изумления её глаза округлились.

– Это из старинного городского фольклора. Предлагаю на сон грядущий принять по рюмке кофе и упасть в объятия морфея, ибо завтра профессор грозился завалить меня делами окончательно и бесповоротно.

Утром Лара отвела детей в садик, и, в ожидании профессора, показала мне соседний дом. Как выяснилось, все здешние дома запирались и открывались прикосновением руки к идентификатору, панелька которого находилась рядом с входом. Сейчас идентификатор работал в гостевом режиме. Внутренность дома меня приятно удивила чистотой и порядком и обрадовала из-за большего, чем в доме Лары, количества и размера комнат.

– Лара, а почему вы выбрали тот дом, а не этот?

– Это хороший дом, но слишком большой, зачем нам двоим такой. А тот, в самый раз.

Профессор приехал вместе с Александром, поскольку ехали они в одну сторону – на гряду Орлиного Крыла. И, пока машина спускалась по террасам, а потом виляла по серпантину, профессор кое-что поведал о местных порядках:

– Здесь, Павел, необыкновенный край, вернее – страна. С моей колокольни, намного лучше, чем какой-нибудь Люксембург, Лихтенштейн или Монако. Вчера ты увидел лишь малую часть здешних чудес и красот. И народ у нас удивительный, фантазёр на авантюристе сидит и энтузиастом погоняет. Полно разных тематических и специальных центров и комплексов, но особое и главное место занимает научный центр, мы его называем просто Центр, поскольку он поистине является и образующей, и организующей сердцевиной всей территории. Собственно говоря, ради него всё здесь и нагородили. Вот туда мы с тобой сейчас и едем.

По мосту мы миновали шумный поток Правого Каюка, и дальше дорога зазмеилась вверх по склону гряды. В пойме я разглядел квадраты садов, в которых осень уже стряхнула с деревьев пожухлые листья. Дальше виднелись ровные полосы вспаханной и не вспаханной земли.

– Что это, Сергей Иванович?

– Это? Садово-огородные участки. Есть у нас любители. Попутно замечу, что кто-то докапывается до истины, кто-то её вскапывает. И, ты заешь, неплохие урожаи выращивают. Но это для души, а основное тепличное хозяйство на Паужетке. Также где-то там птицефабрика и мясомолочный комплекс. Наша замечательная Паужетка нам светит, нас греет и кормит. Кстати, именно там расположена основная часть нашего производства, лишь некоторые предприятия находятся в пригороде Порт-Надежды, и кое-что имеется здесь в Орлином Крыле.

Через полчаса мы с профессором стояли напротив проходной Центра перед длинным застеклённым и утопленным в толще камня фасадом. Чтобы оконные плоскости не бликовали, рамы были установлены с наклоном вперёд. По здешней традиции Центр не выделялся из общего ландшафта, а все шесть его этажей уходили вниз, располагаясь глубоко в толще скального массива. От одного представления об объёмах выполненных горных работ жутковато становилось.

Профессорский офис находился на первом, наружном этаже, и из его окон открывался шикарный вид на Курильское озеро и расположенный за ним вулкан Камбальный.

– Садись, Павел. Давай поговорим о делах. За четырнадцать последних лет здесь проведена колоссальная работа, но только сейчас мы приблизились к цели, ради чего всё и нагородили. А цель эта – время. В прямом смысле этого слова и физическом, и историческом, и стратегическом.

Теперь до меня стал доходить смысл многолетних усилий профессора, а также стал понятен интерес к проекту первого лица государства.

– Не обижайся, но в основу наших исследований и разработок мы взяли твоё открытие принципа генерирования гравитонов, – продолжил профессор. – Когда в конце девяностых досконально изучили феномен Кравцова, выяснилось, что физической основой времени является быстрая и нестабильная частица хронон, который не существует сам по себе, а только в составе элементарного носителя пространства тахиона. Оказалось, что этот, будь он неладен, тахион возникает при динамическом взаимодействии гравитона и фотона. – Артемьев потянулся, достал откуда-то сбоку термос и две чашки, налил горячий чай и придвинул ко мне.

– Так вот. Мы никак не можем отрегулировать параметры излучений. При малейшем их векторном или фазовом смещении объект мгновенно разрушается, – профессор прихлебнул чай, помолчал и потом продолжил: – Проблема в том, что согласно госзаказу, через полгода мы обязаны предъявить комиссии действующую установку. За Паужеткой вблизи второй термальной электростанции уже год как возвели капитальный корпус, подвели энергию, завезли и отладили сложнейшую электронику, на мощных фундаментах смонтировали опоры и кронштейны, а поставить туда пока нечего. И по всем приметам, до мало-мальски приемлемого результата, как до Луны пешком. Помоги, Паша. Давай дружно извилины поднапряжём, а? Готов взяться за эту тему?

– Не гони, Сергей Иванович. Дай сначала разобраться, что вы тут до сих пор навыдумывали. Мне нужны все без исключения материалы по наработкам и немного времени.

– Легко. Работать будешь в собственном офисе. Если что-то нужно или непонятно, пользуйся коммуникатором. Всю необходимую информацию найдёшь в центральном сервере, допуск у тебя по категории «один». Перекусить можно или в кафешке на этаже, или заказать в офис. Когда закончишь, можешь вызвать электромобиль с водителем, а хочешь, сам машину возьми, если рулить умеешь. Свободные электромы стоят в паркинге. Подойди к механику, зарегистрируйся и пользуйся машиной на здоровье. Пошли до офиса провожу.

Этажом ниже мы остановились у скользящей двери с табличкой «Смирнов Павел Сергеевич». Во, как! Не хухры-мухры, а личный офис, едрён батон. Зашёл внутрь, огляделся, и в зобу дыханье спёрло от невиданного технодизайна и электронной начинки.

В выкрашенном в фисташковый, белый и светло-жёлтый цвета помещении имелось для работы всё и даже более того. Напротив входа стоял фигурный рабочий стол в виде трилистника, в изгибах которого приткнулись три офисных кресла. За ним виднелась полупрозрачная дверь. Справа вдоль стены протянулся сложный монтажный стол с подсветкой и множеством ящиков, а слева перед эргономичным столиком со встроенной сенсорной клавиатурой полукругом темнели три экрана, и стояло шикарное рабочее кресло.

Артемьев указал на дверь за столом:

– Там комната отдыха с кухней, диваном, столиком и телевизором, туалет, душ, холодильник, в шкафу чистое бельё и разная мелочёвка. Вон там с краю массажное кресло. Здесь в твоём распоряжении главный сервер и все сети. Работай спокойно, без твоего ведома сюда никто шагу не сделает. Убираются здесь роботы, так что на столах бумаги не оставляй.

Профессор ушёл, а я облазил весь офис. Нормальненько так. Красиво жить не запретишь. Компьютеры с бешеной скоростью выдавалитерабайты информации, о которой раньше я и мечтать не мог. Кр-р-расота! Я чувствовал себя обожравшимся котом. В комнате отдыха я немедленно воспользовался туалетом, холодильником и диваном. Но больше всего меня поразило устройство, оказавшееся утилизатором.

Разбираясь с материалами, я засиделся допоздна, и, не желая тревожить Лару и детей, заночевал в офисе. И не зря. Аура что ли здесь какая-то особая, или моё изрядно застоявшееся мозговое вещество соскучилось по работе, но между сном и явью мне в голову пришли интересные идеи. Те мысли я прочно зацепил, и на следующий день, едва продрал глаза, настолько погрузился в расчёты, что из состояния творческого безвременья меня уже под вечер выдернул вызов коммуникатора. С экрана смотрел хмурый профессор:

– Похоже, Павел, ты решил покончить жизнь самоистязанием. Так не пойдёт, кадет. Соблаговоли принять моё порицание. Сейчас я зайду, не возражаешь?

– Риторический вопрос, Сергей Иванович, но, если вам так угодно, не возражаю.

Он мотнул головой, хмыкнул, и экран погас.

– Ты почему домой не идёшь? – грозно спросил профессор от входа.

– По трём причинам. Во-первых, нельзя идти туда, чего пока нет. Вот приедут мои, тогда и появится дом.

– А дети, Лара?

– Не то. А Лара вообще тут не причём. Во-вторых, мне и здесь неплохо, пока во всяком случае.

– Работа – дом родной. Докатился, – проворчал профессор.

– И, наконец, в-третьих…, – я откинулся на спинку кресла и, выдержав паузу, закончил, – я… кое-что… придумал.

– Что ж ты сразу, паршивец, с этого не начал?! – Глаза профессора загорелись внутренним светом.

– А вот не надо было грубить честному труженику мозговых извилин, – подлил я масла в огонь.

– Давай, Паша, не томи! – От нетерпения он уже ёрзал на кресле и подрагивал правой ногой.

– Вот тут наброски и расчёты. Теперь по сути вопроса. Добиться полной и абсолютной синхронизации можно…, – я сделал паузу, – если совмещать не потоки излучения, а… голографические пакеты исходных полей, что позволит провести идеально точную калибровку… Далее. Совмещая обе голограммы в известной математической точке, мы создаём копию-матрицу процесса, и при её облучении соответствующими энергиями получаем стабилизированный по вектору и фазе поток тахионов. Но… и это ещё не всё. Поскольку после синхронизации поток образует тахионный туннель, то внутри него возникают физические условия, которые позволят перемещать по вектору времени материальные объекты любой массы, в зависимости от количества приложенной энергии и радиуса туннеля. Всё! Доклад закончил.

– Ты… ты сам не знаешь кто ты такой! Голова твоя садовая! Ты не гений, ты вообще чёрт знает кто!! – Профессор задорно блеснул глазами, вскочил и затряс меня, как грушу.

– Всё, всё, дяденька, отпустите, я больше не буду!

– Я тебе покажу «не буду», ещё как будешь, паршивец ты мой дорогой! Деми не зря сказал… – и он споткнулся на полуслове. – Ладно, давай сюда бумаги, гардемарин, и дуй домой, тебя детишки заждались. Да, и совсем забыл. Завтра прилетают твои бойцы из отряда «Д», – напоследок огорошил профессор, – все до одного. Это решено наверху. Теперь они будут жить здесь. Немного позже сюда переберётся на постоянное место жительства и известная тебе корреспондентская группа ВГТРК. Так надо.

– Сергей Иванович, – я слегка опешил, – вот вы опять ставите меня в неудобное положение. Я-то их всех знаю, а они меня в этом обличье – нет. Как мне с ними разговаривать? Что я им скажу?

– Не прибедняйся, – он хмыкнул и пожал плечами, – чтобы ты, со своим хорошо подвешенным языком не нашёл нужных слов, ни за что не поверю. Было бы о чём молчать, а что сказать ты всегда придумаешь. Они прилетают на двух вертолётах в одиннадцать. Встретит их Александр Васильевич, а ты поприсутствуешь.

Дома меня одолели разные мысли, напрочь лишив покоя, и заставляя копаться в памяти. В ставшей неудобной постели я долго ворочался с боку на бок и только под утро незаметно заснул. Проклиная будильник, я кое-как очухался в девять утра, и уже через час мы с Александром стояли вблизи вертолётной площадки.

Слово за словом я затронул тему безопасности:

– Тебя что-то смущает, Павел? – Прямо спросил Александр.

– Не то чтобы смущает… но, скажем так, не внушает доверия. Когда мы с профессором сюда летели, он говорил о мощной системе контроля и защиты. И вот я в Лукоморье уже пять дней и видел немало секретных объектов, а охраны и не заметил. Не слишком ли легкомысленно оставлять всё это хозяйство без присмотра?

– Спасибо, – улыбнулся Александр, – это лучший для меня комплимент. Если ты ждал здесь увидеть колючую проволоку, бункеры с амбразурами и вышки с прожекторами и пулемётами, то отвечу, что вы, сударь, мыслите категориями прошлого века. На хрена нам бойцы с ружьями, если есть два контура охранной системы, дроны и мобильные патрули?

Я слушал Александра и невольно зорко посматривал по сторонам, пытаясь засечь камеры или датчики.

– Разглядел? – расплылся он в довольной ухмылке. – Нет? Вот и славно. И скажу без ложной скромности, наша база на Орлином Крыле вообще предмет моей гордости. Поверь, повидал я немало, но сам до сих пор удивляюсь её возможностям. Скоро сам всё увидишь. Скажу по секрету, там же находится законсервированный филиал КП Генерального штаба ВСРФ. Но это уже вне моей компетенции.

Я вслушивался, пытаясь всё запомнить и намотать на ус, поскольку искренне беспокоился о судьбе отряда «Д», ведь до сих пор мужики числились бойцами спецназа, значит, сюда прибывают как военнослужащие в формальное подчинение Александра. Однако, опережая мои вопросы, он прямо заявил, что не собирается их озадачивать, пусть поживут, оботрутся и сами выберут дело по профессии и по душе.

Наш разговор прервал свистящий звук вертолётных турбин и винтов. Две железные стрекозы вынырнули из-за сопок и направились в нашу сторону. Зависли и сели на площадки.

Винты ещё крутились, затихая, когда из вертолётного нутра начали вылетать армейские рюкзаки и баулы, а за ними по приставной лестнице спустились бойцы отряда «Д». И, пока они разбирали имущество и осматривались, я задал Александру мучивший меня вопрос:

– Скажи, Саш, их всех сюда добровольно, или… – я набрал в грудь воздуха.

– Не сомневайся, – он усмехнулся, – никто их не тиранил. В Дебальцево отряд сняли с позиций 4 сентября в полном составе, сказав, что отправляют на задание особой важности. В Ростове их переодели, вежливо изъяли и отправили в переплавку всё бронированное оружие до последней железки, и на неделю отправили в Сочи в ведомственный пансионат. Потом в Москве сделали предложение, от которого ни один из них не смог отказаться. И вот они собственными персонами. Практически решился вопрос и с их семьями. Корреспондентская группа Поддубного скоро вернётся из-за рубежа и тоже на самых выгодных условиях будет направлена сюда в бессрочную командировку.

– Добро, коли так, – я глубоко вздохнул.

Тем временем мои бывшие соратники, нагрузившись вещами, начали спускаться по эстакаде. Вся королевская рать в сборе. Интересно, кто там нынче верховодит? Ага, Ромео. Увидев нас, он повёл бойцов в нашу сторону и поставил их неровной полукруглой шеренгой напротив. Александр спокойно оглядел команду и поздоровался:

– Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Кропотов Александр Васильевич. Я начальник территориальной службы безопасности. Для ясности сообщаю, что вы находитесь на южной оконечности полуострова Камчатка, на особой территории «Надежда». Сейчас вас отвезут в гостиницу. Отдохнёте, придёте в себя, обсудите новости, кое-что разузнаете, а вечером встретимся для предметного разговора. Теперь давайте познакомимся. Бармин Евгений Денисович, – вперёд шагнул Ромео и окинул нас спокойным внимательным взглядом.

– Гаско Захар Богданович, – Сфера вышел и упрямо уставился на нас.

– Курбатов Кирилл Максимович, – крякнув и тряхнув рыжей с лёгкой проседью головой, выбрался из строя Дитрих.

– Косак Иван Ефимович, – Рокки поднял руку и скривил губы в своей фирменной улыбке.

– Старых Василий Кузьмич, – вперёд шагнул кряжистый сибиряк Хакас.

– Тароев Руслан Якубович, – качнул головой наш горец Стингер.

– Страхов Алексей Григорьевич, – в строю нехотя пошевелился Черчилль.

– Добыш Аркадий Борисович, – а вот и наш неугомонный одессит Марк.

– Зиборов Виктор Васильевич, – нервно дёрнулся и поднял руку Док.

– Рахненко Анатолий Фёдорович, – вскинул голову долговязый киевлянин Техник.

– Липаев Фома Гурьевич, – рядом с другом встал коренастый и светловолосый Финн.

– Вилевич Мирон Осипович, – нас царапнул цепкий взгляд Хоттабыча.

– Остахов Владимир Павлович, – поднял руку Сержант.

– Урлик Леонид Александрович, – шевельнулась двухметровая громада Лео.

– Павловский Александр Андреевич, – кивнул седой головой Лунь.

– Хабаров Фёдор Степанович, – к нам повернулось заросшее сизой щетиной лицо Ворона.

– Юхима Николай Тарасович, – в конце строя мотнулась кудлатая голова Стерха.

– Итого по списку личного состава специального отряда «Д» семнадцать человек. Напоминаю, в восемнадцать ноль-ноль в холле гостиницы поговорим по существу дела. Вопросы есть? Нет. Разойдись.

Мужики вскинули на плечи свои баулы и рюкзаки, и я едва сдержался, чтобы немедленно не полезть с объяснениями. Но несвоевременность и неуместность представления заставили меня отступить за спину Александра. Микроавтобусы укатили, а мне позвонил профессор:

– Привет, Павел, не смотря на честно заработанный твой выходной, вынужден тебя побеспокоить. Сам виноват, нечего было синхронизатор придумывать. Появились неотложные вопросы. Вечером заскочи в Центр. На электроме ездить научился?

Я пропустил дружескую издёвку мимо ушей.

– Что там учиться, педаль да джойстик. Тоже мне танк.

– Шуткую я. С друзьями пообщаешься и сразу ко мне. Дело, действительно, архиважное и неотложное.

Всё-то у него важное, и непременно – неотложное. Очухаться не даёт, хотя вчера намекал, что я слегка заработался. А мне и впрямь пора определиться с жильём, и семью из Москвы пора вызывать. А я тут в текучке погряз. Кстати, позвонить в Москву надо. Я хлопнул себя по лбу и сорвался с места.

Дома меня встретила Лара.

– Перекусишь? – она мельком вскинула глаза на мою озабоченную физиономию.

– Не-а. А вот кофейку испить не откажусь.

– Как прикажете, господин, – она хитро блеснула быстрыми глазками.

– Э-э, ты это… кончай тут… всякие гадости выражаться… Вот господином ни за что обозвала. Я нищ, как церковная мышь, и честен, как пилигрим, а эти самые пузатые господа за океаном в цилиндрах и жилетках на мешках с золотом сидят. И ведь говорили мне, что каждый может обидеть честного пахаря мозговых извилин и пролетария умственного труда. Не верил, а вот и дождался. И-й-эх, жизнь моя жестянка! – и я притворно всхлипнул и горестно вздохнул.

Лара громко улыбнулась и ушла на кухню, а я взял коммуникатор. Звонок в Москву.

– Алле. Это квартира Смирновых? Драку заказывали?

– Алло, кто это? Мы ничего не заказывали, тем более драку. – послышался встревоженный голос мамани.

– Здравствуй, ма, это твой сын непутёвый Павел неудачно пошутил.

– Ой, Павлик, сынок. Здравствуй. Слава богу, позвонил. Наконец-то, а то уж я вся извелась. Как твои дела?

– Всё отлично. Работаю. Дом для нас подобрал. Огромный коттедж, вам понравится. Природа здесь необыкновенная. Приедете сами всё увидите.

– Конечно. Мы уже готовы. Только… тут кое-какие проблемы образовались. Но о них не по телефону.

– Что-то серьёзное?

– Как сказать… Это с какой стороны посмотреть. В общем-то, да.

– Та-ак… Всё понял. Сегодня к вам подъедут люди и разберутся на месте. А вы продолжайте собираться. Послезавтра жду вас здесь. Всё, конец связи.

От нехорошего предчувствия внутри возник холодный комок. Я с ходу поставил диагноз: в Москве что-то произошло, и мать это скрывает. Значит, имеется прямая и кем-то контролируемая угроза, или угроза угрозой. Я набрал номер профессора:

– Сергей Иванович, вы у себя? Я к вам сейчас подскочу по личному вопросу, мне надо срочно кое-что обсудить. Вы не против? Всё, еду.

– А как же кофе? – в дверях кухни стояла Лара с подносом с чашками и лимоном.

– Извини, Лар, – я резко поднялся, – я к профессору Артемьеву.

– Что-то в Москве случилось? – бросила она понимающий взгляд.

– С чего ты взяла?

– Уши у меня и глаза имеются, и голова пока ещё соображает.

– Там что-то не так. Маманя ничего не сказала, но у меня нехорошее предчувствие.

– Тогда поторопись.

Я благодарно кивнул, обжигаясь, проглотил чашечку кофе и вышел вон.

Электром проскочил по террасам, прошелестел по мосту через Каюк и втянулся в дорожный серпантин, поднимающийся к Орлиному Крылу. Дорога пошла вверх и мотор натужно загудел.

Профессор ждал меня в своём офисе.

– Что случилось, Павел?

– В Москве у моих какие-то серьёзные неприятности, – сходу озадачил я его проблемой, – надо по вашим каналам срочно выяснить, что к чему. Если потребуется нужно обеспечить охрану, а завтра проводить их вплоть до места.

Профессор нервно хрустнул сломанным карандашом, молча, вышел и отсутствовал полчаса.

– Моё упущение. Надо было сразу об их безопасности позаботиться. Сейчас всё выясняется. Полагаю, всё будет в порядке.

– Нет желания объяснить, что происходит?! – я начал заводиться.

– Успокойся, Павел, не кипятись, – Артемьев сложил руки в замок. – Я сам только что узнал. Вчера в вашу московскую квартиру трижды звонили неизвестные и изменёнными электроникой голосами предупредили, что, если твоя семья покинет Москву, то самолёт взлетит, но не долетит. Безопасники выяснили, что звонили из-за рубежа. С этого момента твоя семья под охраной. Разберёмся. Александр Васильевич уже занимается этим вопросом. А сейчас успокойся и отправляйся домой.

Разговор с профессором мало что прояснил. Неопределённость, будь она трижды неладна.

Дома меня встречали Лара и дети. Повозившись с ребятишками на тёплом полу, я отправил их играть и уселся напротив Лары.

– В Москве что-то происходит, – начал я разговор, – к вечеру, думаю, ситуация прояснится. Послезавтра жду своих здесь. Поможешь?

– Мог бы не спрашивать, – в её голосе сквозила неподдельная озабоченность, – конечно, помогу.

– Всё спросить тебя хотел. Здесь в Лукоморье все при деле, а ты всё время дома?

– Отпуск на две недели. Я оператор-аналитик информационного центра. Направление – погода, климатическая коррекция, гидрология и сейсмика. Работа в целом не пыльная, но требует определённых навыков, внимания и хорошей реакции. В свободное время выращиваю цветы, люблю хорошую литературу и музыку, занимаюсь спортивными танцами, раньше гимнастикой. Ещё вопросы будут?

– Не обижайся, я ведь по-дружески. Тут вот какая закавыка. – Я сосредоточенно уставился на лежащий на полке альбом. – Тот человек на фотке в вашем семейном альбоме – мой дядька Павел, родной брат моей матери. Его убили в июне девяносто третьего. А, насколько я знаю, он был близок с твоей матерью. Извини, конечно, не стоит ворошить прошлое, но я не хотел бы оказаться твоим двоюродным братом. Однако, видишь, по срокам не сходится.

Лара грустно улыбнулась, сходила на кухню за горячим кофе, потом уселась в кресло с ногами, повертела в руках чашку и закрыла эту тему:

– Я знаю эту историю и догадывалась относительно тебя. У мамы не сложилась личная жизнь. Так вышло. Мой настоящий отец – Буслаев Иван Петрович, глава здешней администрации. Мама и он по каким-то причинам расстались. Все эти годы отец жил одиноко и не догадывался, что у него растёт дочь. А когда случайно узнал, то чуть ли не силой затащил нас сюда. Вот уже два года, как мы здесь живём, и лично я об этом ничуть не жалею. Сначала в Москве часто бывала, а теперь и не тянет. Мой дом здесь. У мамы сложный характер, но Буслаев всё равно её убедил. На днях она вернётся и переедет к нему.

Впав в лёгкий ступор, я машинально прихлёбывал кофе, лихорадочно прокручивая в голове вновь открывшиеся обстоятельства.

– Обалдеть. Мексиканские сериалы отдыхают. Но ты не переживай. Мои приедут, мы сразу переберёмся к себе, и у тебя хлопот поубавится.

– Жаль, – она явно огорчилась, – ребятишки ко мне привыкли. А хочешь, оставайтесь, – её чашка звякнула о блюдце.

– А вот возьмём и останемся, – я пытался дурачиться, а у самого почему-то застучало сердце, – пока не прогонишь.

– Хороших людей просто так не выгоняют. Вот если буянить или безобразничать начнёте, тогда придётся выставить за порог.

– Но учти, когда берёшь в дом милого пушистого котёнка, это всего на полгода, а потом это наглая зажравшаяся морда.

Согнувшись от хохота, она долго смеялась, а потом подняла голову и из-под её светлых с рыжинкой локонов весело и задорно блеснули зелёные глаза.

Так за милой глупой болтовнёй незаметно пролетело время, и в половине шестого с улицы донёсся сигнал авто. В машине Александр сразу перешёл к делу, положив конец моим сомнениям, а то на нервной почве я уже начал тупить:

– С твоей семьёй сейчас плотно работают московские безопасники. Как мне сообщили, дело оказалось намного сложнее, чем предполагалось, – он слегка сморщился, – по ходу выяснились странные обстоятельства. За твоей семьёй следили с самого начала твоей эпопеи, ещё до того, как ты загремел в кому. Но сейчас все каналы перекрыты, и спецы начали вытягивать цепочки. Кто за всем этим стоит, скоро выяснится. Одно понятно, против тебя, а, значит, теперь и против всех нас работает серьёзная сила. На данный момент ясно то, что все события, так или иначе, крутятся вокруг тебя, а с учётом твоего значения, как ключевой фигуры в нашем проекте, вся эта возня косвенно касается и первого лица государства. Теперь тебе понятен расклад? Разберёмся, конечно, со всей этой бодягой, а ты не волнуйся, твои близкие теперь под серьёзным прикрытием.

Гостиничный холл оккупировали мужики из отряда «Д». Они сидели в креслах и на банкетках, кто-то примостился на подоконнике и на сиденьях у гостиничной стойки.

– Добрый вечер, товарищи, – поприветствовал всех Александр, – надеюсь, все отдохнули и собрались с мыслями. Для начала коротко об особой территории, где вы оказались, – и он за четверть часа кратко изложил историю и географию Лукоморья, – подробнее вы всё узнаете завтра во время большой экскурсии на автобусе. А теперь вопросы.

Первым с флегматичным и ехидным выражением лица поднялся Док. Ну, конечно, разве мог промолчать наш штатный скептик:

– Э-э, Александр… Васильевич, народ интересуется, для чего нас сюда через всю страну перебросили, вроде не по профилю?

– Причины три. Во-первых, ваш боевой путь на Донбассе не остался незамеченным, ни в Москве, ни в Киеве, ни в Брюсселе, ни в Вашингтоне. Мы располагаем данными, что на вас всех объявлена большая охота. И не только на вас, но и на ваших близких. Тихо, тихо! Успокойтесь. Все ваши родные под присмотром, защитой и уже дали согласие на переезд сюда. Во-вторых, вы являетесь носителями секретов государственной важности, а это означает, что вас нужно беречь и охранять. В-третьих, руководство страной по достоинству оценило вашу службу за последние полгода, и ваше пребывание здесь можно считать высокой правительственной наградой. Скоро вы сами убедитесь, что жизнь на особой территории «Надежда», действительно, изменит вашу судьбу в самую лучшую сторону.

– Что с нашими семьями? – вскинул седую голову Лунь и с угрюмой тревогой уставился на Александра.

– Все ваши близкие и даже некоторые двоюродные дали согласие на переезд в Лукоморье и прибудут в самое ближайшее время. Причём, ответственно заявляю, что силой никто никого ни сюда привозить, ни здесь держать не собирается. Завтра после экскурсии вам на выбор будут предложены в постоянное и полное пользование дома и коттеджи со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Также каждому из вас предоставят на выбор личный транспорт и всё, что необходимо для жизни по запросу.

– Что за работу вы нам предлагаете, не придётся ли за ваши авансы слишком дорого заплатить? Жизнь не раз подтвердила правоту известной поговорки про бесплатный сыр, – неторопливо проговорил Ромео.

– Поскольку среди вас не только военные профессионалы, вам даётся возможность самим определиться с местом работы: в безопасности, в производстве, в энергетике, в порту, на транспорте, в информатике, в сфере быта или ещё где, выбор огромен. Но есть и ещё один специальный проект, в связи с чем хочу вам представить человека, который всех вас хорошо знает, а вы его пока нет. Знакомьтесь, Смирнов Павел Сергеевич, ведущий специалист по основному направлению исследований научного Центра.

Все уставились на меня, меряя придирчивыми взглядами сверху вниз и наоборот. Вот и наступил момент, если не истины, то правды.

– Всех приветствую. Начну с главного, – я старался излагать чётко и по существу, – совсем недавно мы с вами неплохо повоевали под Славянском, в Донецком аэропорту, в Красном Луче, на Саур-Могиле, под Иловайском и в Дебальцево. – У мужиков от неожиданности глаза полезли на лоб. – Тогда вы меня знали, как вашего командира Бора, подполковника Жданова Сергея Борисовича тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, погибшего в последнем бою в селе Логвиново от ракетного залпа украинских штурмовиков.

В мёртвой тишине, повисшей в холле, слышался только тихий шелест кондиционера. От такой новости у кого хочешь мозг переклинит.

– Моя история слишком долгая и необычная. В нескольких словах её не рассказать, но иначе нам не объясниться, а потому слушайте.

Опустив участие высших сил и реинкарнации, я говорил около получаса, а, закончив, с чистой совестью взглянул в лица дорогих мне людей.

– Бор, это, правда, ты что ли? – осторожно подступил Марк.

– Я это, я. Ещё не забыл, как ты на пару с Финном под Красным Лиманом в хохляцком дерьме по уши перепачкался и всю машину потом провонял, – добавил я в голос насмешки и встал в привычную для Бора позу: руки в бока, левую ногу вперёд и голову чуть вправо.

– Братцы!! Это ж Бор!! – Марк обхватил меня, будто собирался раздавить, а потом чуть отстранил, вглядываясь в глаза. – Сволочь такая!! Помер зачем-то! А мы его похоронили. Я сам землю лопатой… – он, не стесняясь, кулаком вытер слёзы.

Через сдавивший горло комок у меня вырвался вздох облегчения. Все бросились хлопать, обнимать, о чём-то спрашивали, некоторые украдкой тёрли глаза, кто-то не стеснялся в выражениях. Вопросы, вопросы, вопросы. Вот уже откуда-то возникла пара бутылок водки. А-а, ради такой встречи, наливай! Атмосфера резко потеплела. Народ загомонил и расслабился. Александр смотрел на нас и улыбался.

– Кстати, Александр Васильевич, а как тут насчёт разных напитков? – вкрадчиво подкатил Лео.

– Без проблем. Во всех кафе и ресторанах есть хороший алкоголь, но напиться здесь невозможно. Не приветствуется. В крайнем случае, ограничивается. В самом крайнем случае лечится радикально. А, если по сути, то все алкоголики остались на большой земле. А новых сюда не пускаем. А погулять и отдохнуть здешний народ любит и умеет.

– А девушки здесь красивые? – не отставал Лео, придав своему басу максимум деликатности.

– Девушек много и все исключительно красивые. Вот поживёте и сами убедитесь.

Кое-как управившись с эмоциями и чувствами, я договорился с мужиками и Александром о встрече на послезавтра и поспешил в Центр. Профессор сидел за столом, плотно обложившись бумагами, и что-то черкал простым карандашом.

– Что ж вы, Сергей Иванович, по старинке с карандашиком наперевес.

– Привычка, знаешь ли, вторая натура. Так у меня голова лучше соображает. Поймаю мыша, и ем не спеша. С твоей семьёй в Москве что-то прояснилось?

– Да, Александр Васильевич сказал, что меры приняты.

– Тогда к барьеру, кабальеро. Твоя идея полностью подтвердилась. Наши аналитики, математики и инженеры закончили расчёт и отмоделировали. Всё в цвет. Сегодня ночью начнут проектировать узлы.

– Лихо тут у вас шестерёнки крутятся. Идея едва вылупилась, а уж и узлы проектируют. Поверить не могу.

– Здесь, Паша, всё проще, яснее и надёжнее. У нас нет бюрократии, ничего не надо согласовывать, подписывать и утверждать. Никто не мешает работать. Важен только результат.

– Не могу избавиться от ощущения, что вы, Сергей Иванович, потихоньку строите здесь коммунизм в отдельно взятом Лукоморье. Этакое русское чудо: чудили, чудим и будем чудить.

– А, хоть бы и так. Что плохого в том, чтобы хорошенько и качественно почудить? Сам знаешь, коли чего захотел, хоти смелее. Строим и построим, но, конечно не коммунизм. Бред всё это. Нет у нас в головах марксистско-ленинистской шизанутой идеологии господства рабочего класса. Мы исповедуем господство любого нужного дела, главенство здравого смысла, творчества, благополучия всех людей и их счастливая жизнь во всех её проявлениях. Радуйся жизни сам и помогай радоваться другим. В отличие от большой земли, у нас нет и быть не может противоречия между интересами людей и общества в целом, – профессор отложил в сторону карандаш и продолжил. – Я собственно вот для чего тебя пригласил. Твой хроносинхронизатор будет работать, к гадалке не ходи, но…

Он широко зевнул, потянулся, встал и принёс из комнаты отдыха две чашки горячего крепкого чая. Уселся напротив, отхлебнул и отставил чашку в сторону.

– Но…, – продолжил он, – при переносе объектов и субъектов в прошлое они будут прибывать в ту же точку пространства, откуда стартовали, тоесть на юг Камчатки. А добраться до нужного места из древней Камчатки практически невозможно. Тупик-с, сеньор. Маленькое, но противное фиаско, вернее большая закавыка.

– Погодите, Сергей Иванович, – я махнул рукой, и он замолчал. А я прикрыл глаза и попытался схватить за хвост мелькнувшую мысль. Перед внутренним взором появилась вращающаяся в пространстве Земля, и… меня озарила догадка.

– Кажется, нашёл.

– Давай… излагай, – прошептал профессор, привстав с кресла и подавшись ко мне.

– С чего вы взяли, что выход будет на месте входа? При переносе точкой привязки является господствующий в данном объёме пространства-времени источник, тоесть центр планеты. Так? Так. Но относительно центра поверхность Земли также перемещается в пространстве, как любой иной объект. Поэтому, зная скорость вращения планеты, можно рассчитать, какой долготой в пределах данной широты подвернётся планета под точку выхода. Тоесть относительно оси вращения фиксированной величиной является только широта, на которой место выхода по долготе будет переменной величиной. Образно говоря, Земля сама подкрутится под место выхода, необходимо только рассчитать долготу и высоту над поверхностью.

Профессор с пол оборота понял мою мысль, вскочил, изобразил что-то вроде танца вприсядку, крякнул, схватил меня за голову, чмокнул в лоб и выскочил вон. Ни хрена себе танец мумба-юмба. Совсем плохой старик стал. Этак он долго не протянет, буде так реагировать на все мои соображалки. Я не спеша допил чай и вышел из офиса.

День истаял серым туманом, и Лукоморье погрузилось в осенний вечер, со всеми признаками близкой зимы. Этот день меня шибко притомил. Голова гудела от свалившихся проблем, забот и впечатлений. Едва выехав за пределы Центра, я вышел из машины, поплотнее запахнул плащ и встал на краю дороги возле нависающей над склоном смотровой площадки. Внизу раскинулась панорама речной долины, чёрные конусы вулканов на фоне тёмно-синего неба, далёкие огни Паужетки за рекой и вид невероятного города на пологом склоне. Прохладная погода бодрила, но на смотровой площадке гулял народ, люди отдыхали в кафе. В павильоне в окнах мелькали фигуры, звучала музыка, раздавались голоса и смех. За речкой Каюк вечерней жизнью бурлил Доброград. Там мигали светящиеся полосы окон, повторяя изгибы террас, на которых мягко подсвечивались обочины улиц. В каком-то коттедже на юго-западном склоне шумела вечеринка. Мимо меня друг за другом, пыхнув фарами, проехали четыре электрома. В городе мелькали фары сотен других.

Я смотрел на тонкий серп луны, на миллионы усеявших небо звёзд, на огни города и вдруг ощутил, что эта земля живая и весёлая, что она полна людей со всеми их заботами, радостями, страстями и удовольствиями. Похоже, я душой принял Лукоморье.

Дома дети крепко спали, а Лара сидела за рабочим столом и скользила пальцами по клавиатуре. На обоих мониторах я углядел какие-то графики и таблицы.

– Ужин на кухне, – не поворачиваясь, проговорила она и продолжила работу. На цыпочках я проскользнул на кухню. Голодный желудок разбудил зверский аппетит. Я алчно проглотил ужин, осушил стакан сока, потом прокрался в спальню. Завтра предстоял долгий день.

С утра пораньше я укатил в Центр, поскольку перед сном мне в голову пришла идея, которую захотелось продумать и просчитать. К тому же я собирался восстановить схемы и расчёты всех моих московских разработок, павших в борьбе с оборотнями в погонах. Профессора в Центре я не застал, зато в коридоре встретил Шинорина Алексея Владимировича главного местного педагога. Он проходил мимо двери моего офиса и обрадовался встрече.

– Можно к вам зайти, Павел Сергеевич? – Промурлыкал Шинорин, заглядывая в глаза.

– Отчего ж нельзя, можно, конечно.

Он сразу по-хозяйски устроился у рабочего стола, быстро окинув взглядом разложенные бумаги.

– Я собственно вот по какому поводу хотел с вами поговорить. В наших колледжах вводится курс прикладной физики и электроники. Не могли бы вы прочитать курс лекций по вашей теме?

– По какой моей теме? – я слушал его вполуха.

– По той, которой вы занимаетесь, – выкрутился Шинорин, неторопливо протирая очки.

– Хм-м. Видите ли, Алексей Владимирович, я пока пребываю в стадии адаптации и вряд ли готов к преподавательской работе. Текучка, понимаете ли. Предлагаю вернуться к этому разговору позже.

– Конечно, конечно. Это не к спеху. Всего доброго, Павел Сергеевич.

Он вышел из офиса, а мне вдруг почему-то нестерпимо захотелось вымыть руки и почистить зубы. Что я и сделал.

Около часа я восстанавливал принципиальные схемы трёх генераторов с некоторыми усовершенствованиями. Ещё час я набрасывал разные эскизы, пачкал и комкал бумагу, пока не поймал творческий кураж. Рука принялась уверенно чертить схемы, рядом с которыми побежали строчки цифр и формул. Листы ложились один на другой. Наконец, поставлена точка. Уф-ф. Всё-таки творчество даёт удивительное ощущение удовлетворения. Я потянулся в кресле, потом отправился в комнату отдыха. Пока грелся чайник, я забрался в тёплый душ. Хорошо. Потом холодный! Ух! Ещё лучше! Жрать охота. Не удивительно, часы показывали уже четыре. Я с наслаждение проглотил кофе и бутерброды, завалился на диван и взял пульт телевизора. В новостях говорили о войне в Сирии, о ситуации на Украине, о санкциях, беженцах и прочих гадостях. По другим каналам сплошным потоком шли мыльные сериалы, всевозможные шоу, постановочные политические диспуты и тошнотворные блоки рекламы. Спасая остатки здравого смысла, я вырубил зомбоящик и машинально потряс головой пытаясь вытряхнуть залетевшую туда бредятину. Отыскав по радио хорошую музыку, я задумался.

В общем и целом, ситуация постепенно стала проясняться, а жизнь налаживаться. Но в то же время начала накапливаться и немалая куча вопросов. Зачем я здесь? Каковы истинные планы профессора Артемьева? Зачем на самом деле сюда привезли отряд «Д»? И, в конце концов, кто и почему угрожает мне и моим близким?

Незаметно я задремал и проснулся от близкого позвякивания и тихого бормотания. Вскочив, я на автомате принял боевую стойку и… облегчённо выдохнул. Возле кухонного стола профессор заваривал кофе, что-то мурлыкая под нос.

– Ого! Это ты меня поколотить собрался? Извини, что без разрешения зашёл, но у меня уважительная причина. А вот и кофе готов.

Извиняясь, я смущённо пожал плечами и выключил музыку. Мы присели к столику, и профессор поставил на него две парящие чашки с ароматным напитком.

– Ты, Паша, не представляешь, какой ты удачливый мерзавец. Нет, нет, и не спорь. Это ж надо, походя, за пять минут решить неразрешимую задачу глобального масштаба. Это какие же надо иметь мозги? Надо тебя передать медикам для изучения.

– Не надо меня отдавать на опыты, дяденька, я уколов боюсь, ведь, формируя ум, наука безжалостно деформирует задницу.

– Ладно, живи пока и разминай свои ягодичные мозоли. Кстати твои бойцы уже приехали с экскурсии, и сейчас жильё и занятия выбирают. Завтра, так и быть, устраивайтесь. Тебя это тоже касается. А послезавтра будьте любезны всей гурьбой к нашим медикам пожаловать. И не спорь. Никто там вас мучить не собирается. Не для того мы собрали в Центре ультрасовременную аппаратуру и немало от себя добавили. Надо стабилизировать ваше здоровье и составить статусные, генетические и морфофункциональные карты. На всякий случай, если кого-то потом придётся по частям собирать.

– Не понял, Сергей Иванович. Ваши медики научились составлять и сохранять личные биоматрицы человека?

– В точку попал. И заметь, всё на основе феномена Кравцова. Скажу по секрету, здесь в Лукоморье почти все важнейшие научные и производственные направления основаны на твоих идеях.

– Ну, коли так, то хочу подкинуть вам ещё одну.

– Паша, я начинаю тебя бояться. У нас в Центре и так последнюю неделю все лаборатории и отделы твои новые идеи обрабатывают. В голове не укладывается!

– Не укладывается в голове, растяните вдоль спинного мозга. Ну, как хотите. И впрямь, давайте лучше кофе пить. Зачем нам лишние идеи и лишние сложности?

– А ну-ка поставь чашку на место. Хватит кофе трескать. Вредный он очень. Сердце заболит. Идею давай! – Профессора буквально сжигало любопытство.

– Уно моменто, командор, – я встал, вынул из ящика стола и принёс стопку листов, – нижайше прошу ознакомиться, ваше степенство. Вам помочь или не мешать?

– У-у-у, шут гороховый, – профессор мёртвой хваткой вцепился в мои записи. По мере прочтения его дыхание стало шумным, а движения резкими. Перевернув последний лист, он уставился на меня:

– Невероятно! Теперь я точно понял, что твой внутренний стержень – это шило в заднице. Похоже, ты один собрался перевернуть не только всю научную парадигму, но все представления о действительности. Не-ет, надо срочно расслабиться. Давай, тащи сюда коньяк. В шкафу у тебя пара бутылок заныканы, я сам их туда ставил.

Проглотив залпом сотку коньяка, профессор снова вернулся к жизни, откинулся в кресле, и с выражением сытого кота принялся медленно цедить вторую дозу золотистой жидкости.

– А теперь поведай, мастер, старому профессору, откуда ты берёшь свои идеи? Ну, вот, например, как тебя угораздило до этой додуматься?

– Всё просто. На эту мысль меня натолкнул вид летящего вертолёта. Я и раньше думал, как заставить гравитацию двигать массивные объекты. А тут появилась идея гравитационного винта, который опираясь на силовые линии Земли или мощного генератора, позволит перемещать объекты при помощи слабых излучателей, расположенных под определёнными углами вокруг оси вращения подобно винту вертолёта.

– Да, Паша, вот ты опять очередное чудо сотворил. Прав Деми, когда сказал, что ты не от мира сего. То, что ты выдал всего за неделю, дало бы всем институтам и научным центрам мира работу на полсотни лет вперёд. Но это там, на большой земле, а у нас нет возможности тянуть слона за хобот. Сроки подгоняют, и большая часть мощностей нацелена на исполнение главного проекта. Я уже говорил, что нам поставлена задача по исследованию и практическому применению физики времени. А сейчас добавлю: цель – несколько исторических коррекций. И хотя президент лично курирует этот проект, инициатива исходит сам знаешь от кого. Там у них в Запределье свои соображения.

– Стоп, профессор. Насколько я понял, господа, что обитают выше верхнего верха, опять решили подправить историю?

– Не совсем так. До сих пор в твоих походах за кромку использовалось только перемещение личности и сознания. А сейчас планируется выход группой в своих собственных телах. Предстоит масштабная историческая коррекция. И в данном случае Деми выступает, как инициатор, если хочешь, как теневой заказчик. Его логика и цели мне неизвестны и непонятны. Возможно, со временем он сам всё пояснит.

– Ага, пояснит он, держи карман шире, – проворчал я, отодвигая пустую рюмку, – каждый поход туда начинался и заканчивался моей смертью. – Я невольно поёжился. – Удовольствие значительно ниже среднего. Не желаете попробовать, Сергей Иванович?

– Попробовал уже. Не думай, что ты один тут такой единственный и неповторимый. Как-нибудь поговорим и на эту тему. Так или иначе, в ближайшее время предстоит исправить несколько аберраций истории, чтобы избежать чего-то непоправимого, о чём Деми молчит. Мне он назвал лишь три даты: 555 год, 879 год и 1900 год.

– И кто же всё это гуано будет разгребать?

– Естественно, ты и твои бойцы. На этот раз вы пойдёте в своих телах с максимальной защитой и поддержкой. Отчасти для подобных операций и городился весь этот огород. Вторая термальная электростанция мощностью в 1 гигаватт работает только на специальный комплекс. Масштаб понятен?

– Более чем. А возврат оттуда?

– По расчётам аналитиков, мощности генераторов и накопителей хватит, чтобы на выходе удерживать окно в течение получаса. Потом по эффекту отдачи хронокапсула вернётся в исходную точку.

– Рискованно, однако.

– У нас полгода для испытания. Управимся. Но при малейшем сомнении никакого выхода в прошлое не будет. Это я тебе обещаю.

– Ясно, что нихрена не ясно. Понятно одно: надо подбирать команду и серьёзно готовиться.

– Поверь, Паша, я тобой нипочём не стал бы рисковать, но точно знаю, что как команду ни готовь, без тебя они не справятся. Ни нужного мышления, ни опыта переноса у них нет. И спрос с тебя гораздо строже.

– Да, я и сам их одних не отпустил бы. А посему выходит, что мою научную работу придётся свернуть. Вы уж офис мой никому не отдавайте, привык я к нему.

– Обижаешь, Паша, офис твой и останется твоим навсегда.

Профессор взглянул на часы, хлопнул себя по коленке и встал:

– Время, будь оно неладно. Твои расчёты нужно аналитикам передать. Завтра не увидимся. Тогда до послезавтра.

Он ушёл, а я остался укладывать в голове всё, что на меня свалилось. А главное, нужно срочно начинать формировать команду и проходить специальную подготовку, ведь никто из наших толком не умел обращаться ни с холодным оружием, ни с лошадьми, и понятия не имел о быте, традициях, обычаях, языках и верованиях тех времён.

Я вышел из Центра, и в лицо пахнул холодный порыв ветра. Насколько я понял, погоду здесь постоянно корректировали, но зима есть зима, и по всем приметам до холодов было рукой подать. Прохладный свежий воздух прояснил мозги и улучшил настроение.

Дома я сразу взялся за коммуникатор.

– Алло, мама? Это я, Павлик. Здравствуй.

– Здравствуй, сынок. Как твои дела?

– У меня всё в порядке, а что у вас?

– Ой, спасибо тебе Павлик. К нам ребята подъехали. Четверо. Такие вежливые и обходительные. Помогают нам собраться. А мы уже сегодня вечером вылетаем. Сейчас у нас одиннадцать дня, а в пять вечера самолёт.

– Больше никто чужой не звонил?

– Нет, всё нормально.

– Хорошо. Собирайтесь спокойно. Единственная просьба: не берите с собой ничего лишнего, минимум одежды и только самые важные и памятные личные вещи. Здесь всё есть в избытке. Завтра буду вас встречать. Жду. Пока.

Со слов матери выходило, что безопасники взяли моих под опеку. Самолёт в семнадцать ноль-ноль, рейс прямой А-330, девять часов полёта, с учётом смещения часовых поясов прибудут в Петропавловск примерно в одиннадцать дня, потом пересадка и через полтора часа здесь. Буду ждать с часа до двух дня.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Сперва меня мучили мысли, потом жутковатые кошмары. Кое-как дотянув до утра, я привёл себя в порядок и отправился на Орлиное Крыло, где на сегодня намечен сбор отряда «Д».

В половине восьмого я миновал въездной терминал, приткнул электром на автостоянке и направился к проходной. Раздвижные двери. Голос просит приложить на пластины руки и посмотреть в окуляр. Да, пожалуйста. Пропустили. В середине просторного ярко освещённого холла в каменистом каскаде фонтанчика с живыми растениями журчала вода. Гладкий мраморный парапет окружали стильные сиденья. Напротив входа находились три лифтовые двери, одна из которых была явно грузовой. Вдоль правой стены в ряд стояли четыре низких столика с двумя десятками лёгких полукресел. Слева виднелась пара дверей и между ними длинная стойка со встроенными во всю длину экранами мониторов и коммуникаторами. И всё. Ни дежурных, ни дневальных. Безобразие!

Откуда-то из пространства раздался всё тот же вежливый женский голос:

– Павел Сергеевич, пожалуйста, располагайтесь. Ровно через две минуты и сорок четыре секунды к вам подойдёт Александр Васильевич.

Уже лучше. Похоже здесь всё под контролем электроники. Подождём. Из бесшумно открывшейся двери лифта вышел Александр. Я, как гость, поздоровался первым:

– Привет, служивый.

– Салют, Павел. Что-то ты сегодня рановато заявился, из дома что ли выгнали?

– Сам сбежал. И ничего не рановато, а в самую пору. Это вы привыкли допоздна бока отлёживать. Кстати, Саш, а где ваша доблестная и неподкупная охрана, дежурный или дневальный на крайний случай?

– Опять ты про колючку и пулемётные вышки намекаешь. Всё это мы уже проходили. Но на ошибках учатся, а после них лечатся. Двадцать первый век на дворе, камрад. С нашей системой безопасности тут ни один супостат не пройдёт, не проползёт и не просочится, уж поверь мне на слово.

– Всё, всё сдаюсь, признаю свою непроходимую отсталость и дикость. Во сколько народ собираешь?

– В девять. Через час. У меня посидишь, или погуляешь?

– Погуляю, не хочу тебя от дел отвлекать.

Без минут девять на площадку вкатились три микроавтобуса, из которых выбрались мои бойцы. Я вышел им навстречу:

– Привет, мужики.

Они заулыбались, подошли и принялись тискать руку и похлопывать по плечам. Я кивнул на проходную:

– Это и есть база службы территориальной безопасности Орлиное Крыло. Айда за мной, – и направился к проходной.

Едва мы разместились в холле, как появился Александр в сопровождении Буслаева. Все встали, поздоровались, расселись.

Буслаев сразу спросил, выбрали ли все себе коттеджи? Выбрали, выбрали! Иметь такое шикарное жильё они даже во сне не мечтали. Когда мужики угомонились, Буслаев отметил в своём коммуникаторе их новые адреса. Потом дошло дело до выбора занятий. Техник и Финн пожелали работать в производственном комплексе на Паужетке. Там же они присмотрели и дома. «Старики»: Дитрих, Хакас, Ромео, Лунь и Хоттабыч нашли себе разные дела в городе. Док заявил, что хочет работать по специальности. Ворон и Стерх выбрали автохозяйство. В итоге в командеосталось семь бойцов: Сфера, Рокки, Стингер, Черчилль, Марк, Сержант и Лео. Вот с ними мне и придётся отправиться к чёрту в зубы. Но и это ещё не окончательный состав, поскольку я не уверен, что все они согласятся, когда узнают о подробностях предстоящей работы.

Попрощавшись с мужиками, я оставил их с Александром и Буслаевым для решения разных насущных вопросов, договорившись о собрании команды на послезавтра.

До прибытия моих из Москвы оставалась куча времени, и я не находил себе места, и дела на ум не шли. Набрал подарков, перекусил в кафе и кое-как дождался профессора Артемьева и Александра. В полдень мы уже прохаживались возле вертолётной площадки. Градус нетерпения зашкаливал, и, видя моё состояние, профессор позвонил в Петропавловск и в Москву.

Выяснилось, что был звонок о бомбе на борту. Рейс задержали на два часа. Улететь то самолёт улетел, но сама по себе угроза взрыва именно на этом рейсе являлась весьма нехорошим симптомом.

Сказать по правде, меня жутко раздражала обстановка неопределённости и перманентной угрозы, отчего очень хотелось спустить всех собак на моих спутников, обещавших полный комфорт и безопасность. Манал я такую безопасность, когда угроза за угрозой, постоянное ожидание беды и страх за жизнь близких! Для полного п…ца не хватало, чтобы и здесь на закрытой охраняемой территории нас продолжили прессовать! Видимо, всё, что я думал, отразилось на моей физиономии. Профессор глубоко вздохнул, крякнул и махнул рукой, беззвучно выругавшись:

– Можешь думать о нас всё, что угодно, но знай, все проблемы ты привёз с собой. И это не упрёк, а констатация факта. И поверь мне, рано или поздно мы разгребём эту плохо пахнущую кучу проблем. Александр Васильевич, у тебя есть что сказать?

– Да. Как обычно, было хорошо, пока не стало плохо. Пока профессор уточнял прибытие самолёта, я тоже связался со своими. Буквально несколько часов назад, сразу после провокации с ложной бомбой в самолёте оперативники конторы вышли на горячий след антигосударственной организации. По предварительным сведениям, её агенты имеют мощное прикрытие, и до сих пор действовали очень осторожно. Однако они прокололись, сделав несколько непозволительных ошибок. Все их расчёты и планы нарушило внезапное выздоровление Павла и его неожиданный отъезд на Камчатку. А теперь и семья Павла покинула Москву. Они потеряли два серьёзных рычага воздействия и в спешке ускорили события. Дело в том, что на начальном этапе антигосударственного заговора они собирались использовать знания и приборы Павла. А тут такой облом. В эти минуты в Москве и крупных городах страны проходит масштабная спецоперация. В любом случае агентурная сеть будет уничтожена, но есть предположение, что существуют второй эшелон и законсервированные агенты. Где они всплывут, и по кому будут работать пока неизвестно.

– Всё понятно, но от этого не легче.

– Не правильно формулируешь, Павел, – вмешался профессор, – легче не будет по определению. Легче всего нести пустое. И, если ты ищешь причину своих личных злоключений, то ищи её в Москве в конце восьмидесятых. А, если ты всерьёз подумал, что здесь можно спрятаться от всего мира, то зря. Такого места на планете не существует. Пойми, в мироздании происходит бесконечная и непрерывная борьба противоположностей. В нашем конкретном случае альтернатива проста: жизнь и здравый смысл, или смерть и хаос. Напрашивается естественный вопрос: кому из нормальных людей нужен хаос и, тем более, смерть? К сожалению, в мире существуют влиятельные силы, которые манипулируют управляемым беспорядком, как инструментом для достижения своих корыстных целей. А для информации скажу, что только в случае удачи наших миссий за кромкой Времени станет возможна победа над этими силами. Теперь ты понимаешь, какую глыбу нам предстоит своротить?

– Не надорваться бы и не загнуться бы, её сворачивая. Но, Сергей Иванович, умоляю, не грузите меня этим сейчас. У меня от забот голова вот-вот лопнет.

– Хорошо. Успокойся и не дури. У нас минимум ещё час времени, так что пошли в кафе, примем по рюмке кофе. Ты как, Александр Васильевич, не возражаешь?

– Напротив. Сам хотел предложить, – он хохотнул, – В борьбе между «хочу» и «надо», как всегда побеждает «пофиг».

И мы в ожидании рейса приняли по стописят коньяку и закусили чашкой кофе.

Вертолёт прилетел только в начале четвёртого, и Александр держал меня буквально за штаны, чтобы я не полез под вращающиеся винты. Я понимал, как устали мои от переезда, и больше всего опасался за состояние деда. Но мудрый профессор всё предусмотрел, и деда прямо из вертолёта загрузили в медицинскую машину и увезли в Центр. Я благодарно кивнул Сергею Ивановичу и обнял мать.

– Ой, сыночек, – запричитала маманя, – это куда ж тебя занесло то на край света. Измучились мы в самолёте полсуток. Дед и вовсе чуть живой. О-хо-хо.

Я успокоил её и подошёл к отцу и брату.

– Здорово, батя. Здорово, Олежка. Вот вы и добрались. Сейчас поедем домой. Отдохнёте и завтра будете в порядке. А как обживётесь, то сами влюбитесь в этот край.

– Подожди, сынок, – подошла маманя, – с тобой один человек поговорить хотел.

– Это кто же? – Я обернулся.

– Здравствуйте, Павел, – передо мной стояла мать Лары. Я это сразу понял, как только её увидел. Точная копия, только в возрасте.

– Здравствуйте Лариса…

– Викторовна. Вы меня знаете?

– Видел фото у Лары.

– Вы знакомы?

– Так вышло, что по просьбе Сергея Ивановича она позволила мне с детьми временно у вас остановиться, пока я со своим домом не определился. За несколько дней поневоле кое-что узнал.

– Кое-что?

– Да, я в курсе, что вы знали моего дядьку Павла Кравцова. Очень жаль, что у вас так всё печально закончилось.

– Да, судьба. Но очень странно, что эта коварная дамочка всё время сводит меня с вашей семьёй. Вот и летели мы вместе. Познакомились.

– Спасибо вам, что поддержали моих в дороге. А дом мы вам освободим прямо сейчас. Это не сложно, наш коттедж рядом.

– Пока ничего не надо освобождать. У детей сейчас наверняка дневной сон. А вы отправляйтесь со своими близкими. Сегодня им вы нужнее. Всё покажете и расскажете. А завтра мы с Ларой будем ждать вас в гости на обед. Отказ не принимается.

Через полчаса моя семья вошла в свой новый дом. Обилие комнат, современнейшее умное оборудование и полная обстановка привели моих в состояние ступора. Несмотря на усталость, все разбрелись по дому, и я видел, что он пришёлся по душе. К десяти вечера новые жильцы угомонились и, не разбирая багаж, улеглись спать. А я позвонил в медицинский центр узнать о состоянии деда. В ответ на мой вопрос в трубке раздался приятный женский голос:

– Состояние больного Кравцова Андрея Павловича стабильное. Предварительное обследование выявило артериовенозную недостаточность, ишемическую болезнь сердца, хронический артрозо-артрит, эмфизему лёгких. В плане обследования полный аппаратно-лабораторный комплекс, затем детоксикация, компенсирующая терапия и первичный курс этио-патологической коррекции, восстановления структуры и функций органов и систем. В дальнейшем планируется проведение закрепляющего курса реставрации и реабилитации. Вероятность успеха восемьдесят восемь процентов. Время первичного курса терапии двести восемьдесят восемь часов. Спасибо за внимание. – И гудки.

– Пожалуйста, – машинально ответил я, ошеломлённый нетипичной для медицины конкретикой, – вот тебе и хрен до копейки. С размахом работают. На большой земле такого отродясь не бывало и нескоро будет. Двести восемьдесят восемь часов, и дед на ногах. Ещё один реставрирующий курс реабилитации, и в обозримом будущем мы с ним побежим по утрам на зарядку. Да-а, это вам не Москва, это Лукоморье.

Утром, едва солнышко озарило сопки, мы принялись устраиваться, подлаживая дом под себя и себя под дом. Около одиннадцати задребезжал коммуникатор. С экрана улыбалась Лара:

– Привет, Павел, ты не забыл, что сегодня вы обедаете у нас. Мама готовит свои фирменные фаршированные перцы. Ждём в два часа. Пока.

Тьфу, ты. Совсем памяти не стало. Отказываться неудобно. Пойду своим напомню.

Без четверти два мы направились в соседний коттедж, для чего пришлось сделать три десятка шагов, пройдя через разделительную лестницу и палисадник. В дверях нас встретили обе хозяйки и ребятишки. Глядя на Сашу и Танюшку, я невольно вспомнил их отца Карпина Юрия Владимировича, павшего в бою под Дебальцево и завещавшего мне своих детей. Я выполнил клятву и ни секунды о том не жалел. Надеюсь, и дети не пожалеют.

Поздоровавшись, как старые знакомые, маманя и Лариса Викторовна прошли в дом первыми, мы потянулись следом. Брат сразу нашёл общий язык с Ларой, и они принялись терзать компьютер, по ходу о чём-то споря и что-то обсуждая. Родители и хозяйка уселись у камина и, негромко разговаривая, над чем-то посмеивались. А я отправился в детскую, где малышня принялась хвастать рисунками и новыми игрушками. Господи, как хорошо, когда все дома, нет войны, страхов и забот. Потом хозяйка пригласила нас к столу, рассадила по ранжиру и подняла бокал вина:

– Пока в доме нет хозяина, придётся говорить мне. Не смотря ни на что, я рада, что судьба опять сблизила наши семьи. Не секрет, что Павел Кравцов был моим хорошим другом. Но случилось то, что случилось. И у меня, и у Лары тоже не простая судьба. Только два года назад нашёлся её отец, и я вместе с ней тоже этому рада. А посему хочу сообщить, что уже сегодня переезжаю в дом своего мужа Буслаева Ивана Петровича. Здесь за хозяйку остаётся Лара, и в этой связи у меня к вам большая просьба. Сашок и Танюшка привязались к Ларе, позвольте им немного пожить у неё, они и сами этого хотят. А потом они смогут жить в обоих домах, благо они рядом. Как вы на это смотрите? Вот и хорошо. А вас, Павел, я тоже попрошу пока пожить с ребятишками, они всё время о вас говорят.

Ангел хихикнул мне в правое ухо. Я беспомощно огляделся. Отец понимающе кивнул головой, маманя едва заметно улыбнулась, а брат, засранец, откровенно скалился. Короче, все они за? А я? Я в принципе тоже за? Одна Лара беспомощно и удивлённо смотрела, то на свою мать, то на меня, то, почему-то на мою маманю. Похоже, ей тоже подсунули кота в мешке.

Через два часа я проводил своих и отправил с ними детей. Лариса Викторовна вызвала электром и отправилась к мужу, и мы с Ларой остались вдвоём.

– Что ты обо всём этом думаешь? – она с трудом скрывала смущение. Я мысленно ухмыльнулся. Этих женщин никогда не поймёшь. Вот жили мы рядом почти неделю, и хоть бы что, а сейчас она вдруг засмущалась. Боится, что приставать стану? Или наоборот? Я не стал корчить из себя мальчика-колокольчика и прямо озвучил свои соображения:

– Думаю, что твоя мама затеяла нас поженить.

– Ты что, совсем обалдел?! Как это… поженить? Почему? – Она дёрнула головой, и её шея пошла пятнами.

– Почему, почему? Потому что у людей иногда такое случается. А я не хочу притворяться, и мне эта идея твоей мамы по душе. Никаких слов говорить не собираюсь, лишь то, что будто знаю тебя тысячу лет. Сегодня мне придётся остаться, не могу не выполнить просьбу Ларисы Викторовны. А насчёт завтра решай сама.

Она слушала, молча, вполоборота. Потом отошла к окну и простояла так с четверть часа. Не дождавшись ответа, я жутко на себя разозлился. Мало того, что Лариса Викторовна, своим предложением, как молотком по затылку шарахнула, но и я тоже не по делу раздухарился: «эта идея мне по душе». Конечно, все имеют право на тупость, но некоторые, вроде меня, этим злоупотребляют. Так и надо дураку. Я резко встал, чтобы уйти в кабинет, и тут она повернулась:

– Пошли, погуляем.

– А, пошли, – я облегчённо вздохнул и уже без тени сомнения подумал: «теперь просто так ей от меня не отделаться».

Вернулись мы поздно вечером, вынырнув из призрачной завесы осеннего тумана. Наговорились досыта. Замёрзли, как бобики, и набросились на горячий чай с мёдом и хлебом. Потом выпили по бокалу вина и разошлись по своим спальням.

Утром прочитал записку, в которой она просила вечером не опаздывать. Наскоро перекусив, я отправился в Орлиное Крыло сколачивать команду.

Возле проходной мужики сидели и стояли в расположенной в стороне курилке, вернее в рекреации, приспособленной ими под курилку.

– Всем привет.

– Здорово, коль не шутишь, – попытался сострить Марк.

– Отчего не пошутить. Сейчас побалакаем по делу, а потом и смейся на здоровье. И вот что, мужики, я вижу, что мой новый вид молодого парня всё ещё вас напрягает. Так вот знайте, я всё тот же Бор, и называйте меня по-прежнему так.

В ожидании Александра я рассадил всех в холле и коротко рассказал о проекте по исправлению аберраций истории.

– Вот такая, Марк, весёлая проблемка. Так что, братцы, решайте пока не поздно. Кто сомневается, побаивается или с чем-то не согласен, лучше скажите сразу. С другой стороны, вы можете стать первыми в истории темпонавтами, или хронозасланцами, кому как нравится. И ваши имена высекут… не знаю на чём потом их высекут, но лишь бы нас самих по ту сторону не высекли. Итак. Кто хочет покинуть проект? Нет таких. Добро. Тогда слушайте приказ номер раз: всем перестать стричься и бриться, но мыться и прилично одеваться обязательно, а то вас из домов повыгоняют. Кстати, когда ваши приезжают?

– Сроки переиграли. Сказали, через неделю, – за всех ответил Черчилль. Сфера помрачнел и отвернулся, его горе ещё не отболело. Все помнили, что его семью зверски убили на Украине.

– Второе. Двух блудливых котов Лео и Марка предупреждаю, что блядства не потерплю. Котуйте культурно, цивилизованно и аккуратно. А девчонок симпатичных тут до хрена и больше.

– Ага, зарастём шерстью по самые глаза, не только девчонки, но местные медведи разбегутся, – проворчал Лео.

– Не-а, – захихикал Марк, – как обрастёшь, так медведицы к тебе и потянутся, ты как раз в их вкусе.

Поржали и не заметили, как подошёл Александр:

– Утро доброе. Все на месте? Хорошо. Павел Сергеевич вам разъяснил суть предстоящего задания? Желающие покинуть проект есть? Тогда приступим к делу. Сегодня вы познакомитесь с базой, инструкторами и пройдёте медицинское обследование. С завтрашнего дня начинаются занятия. Расписание у Бора. График напряжённый: двенадцать часов занятий с тремя часовыми перерывами. Кстати, курить советую бросить, заниматься будет трудно, к тому же за кромкой не курят, нет там табака. Кому будет трудно бросить, поможем.

– А может быть, я животных люблю, – оскалился Марк, – выкурю каплю никотина, лошадь спасу.

– Себя спасите для начала. А начнутся тренировки, вы и сами протрезвеете до неузнаваемости, – парировал Александр, – а сейчас пойдёмте за мной, – и он приложил коммуникатор к датчику на двери слева.

В длинном коридоре с обеих сторон через каждые пятнадцать шагов находились двустворчатые двери с номерами от одного до шести.

– Здесь расположены аудитории, дальше пищеблок, рекреация и за ними залы спортивно-тренировочного комплекса.

Первый наибольший зал фактически являлся манежем. В следующем находились ринг и борцовский ковёр. Третий зал наполняли десятки разных тренажёров по самому верхнему уровню, боксёрские мешки, груши и манекены. Но меня поразил четвёртый. На первый взгляд он походил на хранилище киношной бутафории. Но, приглядевшись, я понял, что вижу настоящее боевое железо: всевозможное холодное оружие от ножей и кинжалов до копий и алебард, щиты самых разных форм и размеров, латы от кожаных тораксов и костяных нагрудников, до полного миланского доспеха. Справа за глубокой аркой тянулось хорошо подсвеченное стометровое стрельбище. Там у входа на стеллажах висели разные луки, самострелы, арбалеты, набитые стрелами и болтами тулы, метательные топоры, перевязи с ножами и сюрикенами. На отдельных стеллажах стояло всевозможное огнестрельное оружие от фитильных пищалей до новейших винтовок и автоматов.

Пройдя весь кряж насквозь, из спорткомплекса мы выбрались на террасу западного склона. Там расположились крытый манеж и открытая конная площадка, за которой виднелись двери конюшни. Несмотря на идеальную чистоту, здесь витал неустранимый запах конского пота, мочи и навоза.

– Здесь вам тоже придётся частенько бывать. Поди, и лошадь то не все живьём видели? А там куда отправитесь, конь неотъемлемый атрибут знатного воина.

Второй, подземный этаж базы представлял собой жилой комплекс с сотней блоков квартирного типа и четырьмя большими пустующими казармами-общежитиями на три сотни обитателей каждый. На следующем, третьем этаже находился арсенал со складами разного оружия и средств защиты от противогазов и бронежилетов до скафандров непонятного назначения. Там же размещались склады разного военного снаряжения, оптики, обуви и одежды, а также грандиозные хранилища продуктов питания и питьевой воды. Мама мия! Да здесь можно вооружить, снарядить и поселить целую дивизию!

– Вертолёты, бронированная техника, боевые катера, спецмашины и комплексы ПВО находятся на закрытых площадках кордонов на периферии территории, – на ходу заметил Александр.

Весь четвёртый этаж занимал мозговой центр базы во главе с «научниками». Тут было царство: секретчиков, шифровальщиков, аналитиков, операторов, программистов, наладчиков, монтажников оборудования со всей своей аппаратурой и инструментарием, а также тут находились склады всевозможной электроники, периферии, комплектующих и запчастей.

На пятом закрытом этаже находился законсервированный филиал КП Генштаба ВСРФ.

Шестой этаж занимали системы жизнеобеспечения, автономные генераторы, компрессоры, насосные станции, вентиляционное оборудование, какое-то производство, реммастерские, вспомогательные цеха, огромные склады технического и химического сырья и запчастей, хранилища ГСМ, сжиженного газа, кислорода, технической и питьевой воды и артезианские скважины.

Самый глубокий седьмой этаж располагался в стороне и к нему в сплошном базальте вёл двухсотметровый туннель с тремя бронированными и освинцованными шлюзами. Там в ждущем режиме пыхтел атомный реактор, и находились электростанция, автономная система обеспечения, охлаждения и хранилища необходимых расходных материалов.

Пройдясь по этажам базы, я понял, что она во всех смыслах является уникальным военным центром федерального значения.

Не успели мы подняться наверх и поделиться впечатлениями, как нас пригласили в научный Центр к медикам, которые мучили нас почти три часа. Куда они, гады такие, нас не засовывали, чего только в нас не засовывали. Мужики уже начали серьёзно ворчать, когда все издевательства закончились и нас отвезли в столовую на обед.

Не успели мы после еды чуток расслабиться и перекурить, как всем скопом нас погнали в первую аудиторию, где представили мастерам-наставникам. Мы расселись напротив семерых человек. Александр встал между нами и начал говорить первым:

– Курс подготовки группы хронодесантников рассчитан на тысяча шестьсот пятьдесят часов учебного времени. А наполнят содержанием эти часы наши уважаемые мастера-инструкторы. Прошу знакомиться. Ретюнских Александр Иванович – автор боевой системы РОСС, тоесть российской отечественной системы самозащиты. Он любезно согласился на время переехать их Питербурга.

Я ошалелыми глазами смотрел на своего тренера. Как и каким образом удалось вытащить его из Питера и Москвы? Ума не приложу. И, тем не менее, вот он собственной персоной, улыбается одними глазами. Узнал меня и слегка кивнул, я ответил. Александр продолжил:

– Ерпылёв Валерий Николаевич – мастер конного спорта, вольтижировки, джигитовки и конного боя. Жиздрин Алексей Петрович – мастер исторического и классического фехтования, стрельбы из лука и арбалета. Хухренко Богдан Иванович – мастер-металлург, кузнец и оружейник. Луцкий Дмитрий Анатольевич – профессор-историк, архивист, археолог. Букина Вероника Владимировна – доктор наук, археолингвист, полиглот, этнограф. Лободырный Денис Павлович доктор наук, психолог, психоаналитик, психиатр, иными словами, мозговед широкого профиля.

Потом Александр обвёл жестом нашу восьмёрку:

– А это группа наших, так сказать, курсантов. Немного староваты они для учеников, но, как известно, учиться никогда не поздно, а лишних знаний не бывает. Вот все вместе мы за пять с небольшим месяцев и должны создать уникальную команду хронодесанта «Темп».

Через два часа мы вышли из аудитории совершенно ошалелые, поскольку каждый из мастеров опрашивал нас так и этак, выясняя, на что мы годны, и, что с нами делать.

Только в семь вечера мы разъехались по домам. Наблюдая за играющими детьми, я проглотил на кухне пару бутербродов, взял чашку чая и подошёл к Ларе, которая сидела с ногами в кресле и читала книжку.

– Что новенького на горизонте? – спросил я, прихлёбывая чай.

– В основном всё старенькое, но… – она встала и грациозно потянулась, – зачем-то приходил Шинорин. Без звонка и спроса притащился.

– Не любишь ты, Лара, нашего главного педагога, – я демонстративно сокрушённо покачал головой, – злая ты.

– А за что его любить. Близко с ним не общалась, но и того, что увидела, более чем достаточно. Скользкий он, от змеи в нём что-то. Хоть и вид благодушный и глаза делает добрыми, а неприятен он мне, и всё тут.

– Зачем приходил? Хотел что-то?

– Тебя спрашивал, будто ты курс лекций обещал в колледжах прочитать. Говорит, а сам добрыми глазами по дому шарит. После него помыться захотелось.

– Хм-м, – я вспомнил свои ощущения от визита Шинорина в офис. Очень похоже. Не могут случайно совпадать подсознательные реакции разных людей. Странно. К тому же ничего я ему не обещал, и фактически отказал, а он соврал. Более того, пришёл ко мне в дом незваным, хоть мы с ним близко не знакомы и не договаривались. Ох, не нравится мне такая назойливость. Птицу видно по помёту. А Ларка молодец, сразу разглядела неприятного человека.

Я подсел к Ларе:

– Что на работе? Твои коллегии ещё не собираются превращать здешний климат в тропический? Видел ваши климатические эмиттеры. Здоровенные такие бандуры. Они, поди, так качественно атмосферу греют, что скоро бананы под окном выращивать будем.

– Тьфу на тебя, – она передёрнула плечами, – только тропиков здесь не хватало. Тогда погода совсем с ума сойдёт. Тут другое. Либо наши датчики забарахлили, либо под корой что-то происходит, да и вулканологи забеспокоились. Похоже на днях может немного тряхнуть. Здесь вообще постоянно немного потряхивает, как-никак стык мощных тектонических плит. Но на этот раз может тряхнуть посильнее. Мы предупредили администрацию, Центр и безопасников.

– Никогда не попадал в землетрясения, интересно каково это?

– Ничего интересного, кроме того, что земля колышется будто кисель и датчики показывают всплески энергии.

– С этого места поподробнее. Что это за всплески?

Она встала, двумя руками упёрлась в кресло и немного задумалась.

– Дело в том, что землетрясение – это, по сути, щелчок двух огромных базальтовых плит, соскальзывающих относительно друг друга. В итоге сбрасывается накопившееся при сдавлении напряжение. А поскольку в основе большинства базальтовых и гранитных пород находится кварц, то, как в обычном пьезоэлементе происходит разряд акустической, электромагнитной и гравитационной энергий низкой частоты.

И тут меня осенило!

– Ларка, ты гений! – Я схватил её и закружил, а она сначала от неожиданности взвизгнула, а потом засмеялась. – Потрясающая идея! Пойду, прикину её на бумагу. Вот видишь, думать оказывается полезно, тем более, если делать это с умом.

– Фу, дурак сумасшедший.

Оставив Лару в растерянности, я бросился в кабинет и начал набрасывать эскизы своих приборов на основе пьезоэффекта. Рассчёты показывали, что такие генераторы нового типа в разы компактнее, легче и мощнее. К полуночи я закончил математику процессов и набросал схемы новых устройств.

На следующий день Александр «обрадовал» нас, сообщив, что для повышения качества подготовки команда временно переводится на полуказарменное положение с единственным выходным днём в воскресенье. Исключение сделали только на два дня приезда семей. Оставаясь нашим куратором, Александр передал мне руководство командой.

Естественно, сообщение об усилении режима всех напрягло. Мужики призадумались, и начали озабоченно скрести затылки и отросшую щетину. Но, будто читая их мысли, Александр добавил, что остальные десять человек бывшего отряда «Д» тоже начнут проходить специальную подготовку в вахтовом режиме, поскольку дали согласие стать нашими дублёрами и резервом команды «Темп». Ага. Значит, и «старичков» и «технарей» тоже потихоньку впрягли. Хотя, скорее всего, когда они узнали, что нам предстоит, сами напросились. Что касается основного состава, то после достижения курсантами нужных кондиций, руководство проектом торжественно обещает сменить режим на более щадящий.

Александр распрощался, оставив нас на растерзание медикам. Сегодня весь день лекари намеревались разными хитрыми методами укреплять наше здоровье, а в заключение модифицировать личную броню. А мне так придётся создавать её заново.

В медицинском центре мы разошлись по разным блокам. Лично меня, пардон, сначала промыли изнутри, а потом облепили датчиками, вставили в вены два катетера и пару часов вливали растворы из разных пакетов, флаконов и ампул. Потом после гемофореза меня засунули в устройство наподобие МРТ, оказавшееся стационарным биокорректором.

В заключение я попал в лапы мозговеда Лободырного. Вот же фамильичко, ни дать, ни взять, точно в десятку. В отделении психокоррекции помимо десятка удобных кушеток стояли два аппарата похожие на помесь барокамеры с египетским саркофагом и кабиной истребителя. Под крышкой одного уже находился кто-то из наших.

– Укладывайтесь, молодой человек, не бойтесь.

– Поздно бояться, раньше надо было. Как говорили на Донбассе: не привыкну – сдохну, не сдохну – привыкну.

– Лежите спокойно. Расслабьтесь. Отбросьте все мысли. Думайте о хорошем. Тело наливается теплом и тяжестью. Ноги и руки расслаблены. Вам тепло и приятно. Вы полностью расслаблены. Дышится легко и свободно. Слушайте только мой голос…

К моему удивлению, выбравшись через полчаса из «саркофага», я с удивлением почувствовал себя необыкновенно бодрым и энергичным.

К трём дня после всех измывательств над нашими бренными телами все мужики зверски хотели жрать. Но злые врачи велели потерпеть, ибо немного осталось. А немногим и оказалась то самое бронирование.

Устройство и вид стационарного преобразователя тоже сильно смахивали на МРТ: такой же подвижный на роликах лежак и огромное вращающееся кольцо рабочей камеры. Во время сеанса я услышал характерные лёгкие щелчки и мелодичный стрёкот, будто сверчок завёлся. Кожу сначала чуть потянуло, потом по кругу пробежала волна лёгкой вибрации и напоследок в голове вспыхнули картинки фееричных фракталов.

Пока облачался, узнал, что на этот раз в рекордер помимо хромо-вольфрамо-титанового сплава, мартенситной стали и асбеста ввели новый компонент – недавно открытый австрийцами карбин, вещество в сорок раз прочнее алмаза. Стоил этот самый карбин баснословных денег, поскольку его синтез между слоями не менее дорогого графена был невероятно сложен и нестабилен.

– Теперь можете не опасаться прямого попадания полутонной авиабомбы, – обрадовал оператор, заодно напомнив о режиме строжайшей секретности.

– Ну, а ловить зубами гаубичные снаряды всё равно не стоит, – проворчал я, «вспомнив» смерть Бора в Дебальцево от прямого попадания ракетного залпа.

Собравшиеся в холле мужики находились где-то посредине между приятной эйфорией и желанием оторвать кому-нибудь голову. И не мудрено целый день из нас вили верёвки, и кому это может понравиться. Они ворчали и тихо матерились, но со стороны я видел, что все усилия врачей не пропали даром. Все мужики даже на вид поздоровели и, не побоюсь этого слова, помолодели лет этак на пять-десять и задорно хорохорились. Зря мы на медиков ворчали, спасибо им за всё. Заканчивался последний свободный день, завтра – казарма. Пора ехать домой.

Дома гостиную я признал не сразу. Полумрак, вино, виноград, конфеты, музыка, цветы. Лара в платье, а не в привычных брюках. Обалдеть, что за ноги! Я сбросил верхнюю одежду, озираясь, просочился в душ и через пять минут вышел в домашней одежде.

Придирчиво оглядев меня, Лара покачала головой и сморщила носик. Я понимающе тряхнул рукой, кивнул и поспешил к себе в спальню. Тёмные брюки, белая рубашка без галстука и модные туфли. Чуть туалетной воды. Тщательно причесал отросшие волосы. Вот теперь порядок. Сам себе понравился. Буквально красавец. Правда с заросшей физиономией и лохматый.

– Я согласна, – её взгляд лучился калейдоскопом чувств. Меня захлестнули чувства, я погрузился в её глаза и заблудился в опасных переулках доброй женской души.

Через два часа мы торопливо поглощали конфеты с виноградом, запивая их терпким вином, и не переставали целоваться. Вот примерно так и должно выглядеть счастье, хотя целый день не спать и целую ночь не есть всё-таки утомительно. В спальне проболтали до утра. Решали вопрос со свадьбой и много ещё чего. Заснул я под утро, сквозь сон опрометчиво озадачив Лару сообщением, что с этого дня я на казарменном положении. Не удивительно, что утром получил в ответ надутые губы, хмурый взгляд и подозрительно блестящие глаза. Вздохнув, я понял, что если не намекну ей о предстоящей миссии команды «Темп», я никогда не получу прощения. Мой рассказ заставил Лару шлёпнуться на стул и широко распахнуть глаза.

– Так судьба управила, что пришлось перемешать долг с риском, чтобы пройти по кромке, а потом и за кромку. А теперь хорошенько подумай, нужен ли тебе такой муж, – я горько ухмыльнулся, – с виду белый и пушистый, а на самом деле седой и волосатый?

– Нужен, очень нужен! Только не вздумай пропасть, как твой дядька Павел.

В тот день я мчался на базу, как на крыльях. В казарме весело гомонили ребята из «Темпа». Удивительно, но стоит взрослым мужикам вырваться из дома на какие-либо сборы, они тут же начинают взбрыкивать, словно вырвавшиеся на волю молодые жеребцы.

С утра за нас принялись историки. И, поскольку мы понятия не имели, куда отправляемся, изучение театра действий и всей подоплёки событий заняло в начале нашей подготовки первое место.

Дело в том, что интересующий нас узел проблем начал завязываться ещё в 3 веке новой эры во времена нашествия готов. Тогда три племени восточных скандинавов готов высадились в устье Вислы и за последующие сто лет взяли за горло десятки народов, построив свою державу от Балтики до Чёрного моря на насилии, крови и страхе.

Готский главарь кровожадный маньяк Германарикс из рода Амалов начал своё правление с нескольких рейдов устрашения соседних народов. Тогда под издевательский гогот захватчиков сгинули или попали в рабство десятки тысяч мирных земледельцев на огромной территории от Вислы до Волги.

И без того непростая обстановка на востоке Европы ещё более осложнилась в середине 4 века, когда закончилась великая засуха. Степи зазеленели, стада умножились, и степнякам стало тесно. И, если к западу от Готии в Европе сохранялась стабильно напряжённая обстановка, то к востоку ситуация обострилась до состояния степной войны. Бесчисленные стычки волго-донских сармато-аланов и пришедших из-за Волги гуннов переросли в смертельную драку. В это противостояние волей-неволей втянулись и все племена, обитающие на границе лесов. И весь этот дерущийся клубок покатился на запад в сторону Готии.

В те жестокие времена мирные сарматские и аланские племена покинули родные степи. Некоторые ушли в северные леса, некоторые отступили в предгорья Кавказа, потомки скифов укрылись в Крыму, а многие перебрались через Днепр, где объединились с местными земледельцами потомками сколотов и трипольцев. Возникший на Среднем Днепре народ стали называть антами от сарматского antas – «конец, край». Тоесть именно тогда анты стали крайним народом алано-сарматского мира, проще говоря, украинцами.

Гунны медленно наступали с востока, накатываясь, словно морской прилив. Когда слухи об их приближении распространились по всей Готии, измученные готским игом анты восстали, сочтя пришельцев с востока освободителями. И тогда, чтобы обеспечить тыл, на усмирение антов Германарикс отправил своего племянника Венитара, которому поручил устроить показательную кровавую резню, чтобы другим неповадно было. Но неожиданно для всех Венитара в Антании крепко побили и выгнали с остатками войска. Однако злопамятный гот пошёл на подлую хитрость. Объявив перемирие, в ночь Сварога с 21 на 22 марта 368 года он пригласил на мирные переговоры восемьдесят антских вождей и в разгар пира всех поголовно перебил и обезглавил. Верховного антского вожа Буса с сыновьями готы распяли на крестах, а главный город антов сожгли дотла.

Потрясённые, но не сломленные анты ушли на запад на Буг и на Днестр, прикрывшись вооружённым заслоном. Однако Венитар так и не отпраздновал «победу», поскольку сборное войско аланов и сарматов отомстило захватчикам, разгромив их в битве на реке Ерак.

В конце концов, готы остались с гуннами один на один. Опасаясь нового антского восстания в своём тылу, Германарикс решил перед решающей схваткой с кочевниками уничтожить антов, как народ, но каратели опять получили решительный отпор. Вопреки древним законам в ярости тиран казнил пленённую дочь антского вождя Звениладу (по-готски Сунильду), разорвав лошадьми пополам. Братья девушки попытались отомстить, но смогли только ранить старого негодяя. Однако судьба зло подшутила над кровожадным тираном, рана воспалилась, и он мучительно умер от заражения крови.

Воспользовавшись готской смутой, гунны нанесли мощный удар на рубеже Дона, после чего разгромленные готы добежали до Дуная и обратились к Византии с просьбой разрешить поселиться на границе империи. Не менее подлые, чем готы, византийцы разрешили беженцам занять приграничные земли, при этом за еду обобрали их до нитки и начали за долги порабощать их женщин и детей. Разъярённые готы восстали и разнесли в пух и прах приграничные провинции империи. А потом лавина северян вместе с бедняками, беглыми и освобождёнными рабами обрушилась на Балканы. Только хитростью, подкупами и обманом удалось остановить варваров и даже нанять их в имперское войско.

Заняв бывшую Готию, гунны удержали её от губительного распада. Они победили, но не стали жандармами, и сначала их господство свелось лишь к призыву в совместные военные походы. Дав свободу антам и другим народам, гунны дали им надежду. В Антании установилось народовластие и терпимость к разным культам и культурам. Воспользовавшись миром, часть антов вернулась на Днепр, а гунны в то же время продвинулись далеко на запад и в центре Европы заняли Паннонию.

Рождение в 395 году будущего повелителя гуннов Атиллы открыло новую страницу истории. В те времена резко обострилась обстановка в Европе, когда тушу умирающей Римской империи начали терзать и драться меж собой разные народы: готы, вандалы, бургунды, венеды, свевы, лангобарды, франки. Кончилось всё тем, что двадцать четвёртого августа 410 года трясущийся от страха Рим, не имея сил сопротивляться, открыл ворота осадившим город варварам. Рухнул тысячелетний великан, и уже через десяток лет на заросших травой площадях безлюдного Рима под изуродованными статуями императоров паслись козы и овцы. Опозоренные и ограбленные последние римские правители спрятались в лежащем среди болот городе Ровенна.

Западный мир отчаянно сопротивлялся нашествию северных варваров и восточных кочевников. Решающее сражение римского мира с миром варварским произошло 20 июля 451 года во Франции на Каталунской равнине, когда сошлись две армии Запада и Востока общей численностью до полумиллиона человек! В том грандиозном побоище только убитыми пало почти двести тысяч. Никто не победил, вернее, каждый счёл себя победителем, только земля насквозь пропиталась кровью, которая текла в речках и ручьях вместо воды.

Уходя ни с чем с Каталунских полей, обозлённый Атилла по пути разорил Северную Италию и вернулся в Паннонию, где и умер в 454 году от инсульта в объятиях очередной молоденькой жены.

Не прошло и года, и наследники Атиллы насмерть передрались в битве на реке Недава, после чего гунны разделились на три орды и разбрелись по разным сторонам света, а их союзники, и анты в том числе, получили полную независимость. Примерно в 470 году анты объединились в племенной союз, в котором возникло два политических центра: на Днепре и на Западном Буге.

На этом первая лекция по истории антов закончилась.

И я, и мужики слегка обалдели от обилия исторических фактов и подробностей. Но профессор Луцкий доходчиво объяснил, что предысторию людей, среди которых мы собирались жить, надо не просто знать, а знать в мелких, и вроде бы незначительных деталях. В старину летописей не вели, ибо считали написанное слово ложью. При этом, обладая отличной памятью, люди передавали события и житие предков из уст в уста, и потому тонко разбирались, кто имеет память, а кто нет, кто друг, а кто только притворяется. Позже, уже на той стороне мы не раз вспоминали добрым словом наставления профессора.

После небольшого перерыва с чаем и мёдом, нас по коммуникатору пригласили в тренировочный зал к мастеру Ретюнских.

С виду этот высокий стройный человек совсем не походил на бойца. Он не имел мощных рельефных мышц, не демонстрировал превосходства и выглядел как обычный крепкий мужик, каких в стране миллионы. Но цепкий пронизывающий взгляд, тягучие точные движения готового к броску хищника, верёвки вен на руках с широкими запястьями говорили сами за себя.

– Здравствуйте, товарищи. Я вижу здесь опытных бойцов, а некоторые из вас даже знакомы с моей системой борьбы, – он слегка кивнул в мою сторону. – Я в курсе вашей боевой задачи, и, сказать по правде, несколько смущён. Проблема в том, что в нашем распоряжении всего сто пятьдесят дней, а систему РОСС мои ученики изучают и отрабатывают годами. С другой стороны, вам во многом пригодятся ваши боевые навыки, поэтому пропустив основы, мы начнём работать по нескольким направлениям: импровизация в рукопашном бою, выживание в экстремальных условиях, штыковой и клинковый бой. Для начала скажу сразу, что у россеров отсутствует само понятие «приём борьбы», поскольку в реальном бою приходится моментально реагировать на неожиданные обстоятельства и действовать непрерывно до полного поражения противника. Россеров отличает умение экономить силы в бою, что позволяет восстанавливаться непосредственно в ходе сражения и действовать максимально долго. Отныне для вас главной мотивацией должна стать победа в самых невероятных условиях. Холод, боль, жара, жажда, одиночество, край пропасти, огонь, болото, водная пучина, ничто не должно помешать сражаться.

Через четыре часа занятий с мастером Ретюнских нас мог победить кто угодно, толкнув одним пальцем. Тело отказывалось повиноваться. Все мы ребята не хилые, но мастер так выстраивал занятия, что задействовал все группы мышц, даже те, которые раньше никогда в бою не использовались. Кое-как помывшись в душе и переодевшись, мы настроились на обед и отдых. Но… коммуникатор пригласил нас в отделение психокоррекции.

Мозговед Лободырный принял голодных и недовольных бойцов спокойно и, невзирая на глухой протест, разложил нас по кушеткам, а потом всех по очереди пропустил через свои волшебные «саркофаги». Удивительно, но через час в теле осталась только лёгкая и приятная мышечная усталость, и каждого из нас опять наполняли силы и желание получать знания и навыки.

– Вот теперь вас можно допускать к миске с кормом, – улыбаясь, отпустил нас на волю Денис Павлович.

И вот момент долгожданного обеда настал, а, когда ем, я глух и нем, хитёр и быстр, и дьявольски умён. Но, если голодный думать не может, то сытый не хочет, а посему умственные потуги после обеда потребовали от нас определённого напряжения воли.

На этот раз в аудитории властвовала Вероника Владимировна. Столы загромождали всякие аудио- и видео штуковины, предназначенные для облегчения усвоения древних языков: древнеславянского, греческого, латыни, древнеаварского. Поначалу я не мог поверить, что эта задача нам по плечу, тем более, что Лео и Черчилль считали себя совсем необучаемыми языкам. Но мастер, есть мастер. Вероника Владимировна так хитро выстроила цепочки аналогий и образного восприятия, что слова и понятия как-то сами собой стали укладываться в голову. Тем более, что минимальные лингвистические навыки на бытовом уровне имелись у каждого из нас. Постепенно все курсанты с азартом втянулись в этот увлекательный процесс.

Прошло три часа, и набитая новыми знаниями голова опять начала пухнуть. Даже самые упёртые энтузиасты заметно умучились и начали вслух мечтать отдохнуть на простой казарменной койке. Но… в коммуникаторах опять послышался ласковый голос Лободырного, и мы потянулись в его волшебный офис. И так отныне и до самого побега за кромку нам предстояло посещать мозговеда дважды в день. Но, как бы мы не ворчали и не капризничали, после посещения Лободырного мы опять вышли свежими и… умными.

Мы обзывали наше общежитие казармой, на самом же деле оно являлось комплексом комфортабельных и прекрасно оснащённых номеров на двух человек. Со мной поселился Рокки. Рядом находился номер неразлучных Лео и Сержанта. Напротив обитали Стингер и Черчилль, а рядом с ними Марк и Сфера.

Набрав номер медицинского центра, в экране коммуникатора я увидел приветливую миловидную дежурную, которая поведала, что мой дед, активно выздоравливая, начал ходить, ворчать на персонал и качать права. Я рассмеялся и извинился за Кравцова старшего.

Звонок домой: маманя активно осваивалась и собиралась на работу в детский садик. Отец не вылезал из гаража, мастерской и подвала, изучая все технические новинки дома, и тоже присматривал работу. Брат уже оформил заявку на зачисление в колледж по специальности электроника, информатика и программирование. Лара занималась с детьми и шутливо утверждала, что я её разлюбил и променял на работу. В ответ я её успокоил, озвучив прописную истину, что все люди мечтают о хорошей жизни, а вместо неё получают потешную.

Другой день начался с лекции профессора Луцкого об обстоятельствах, породивших причину интересующего нас исторического кризиса.

– На чём мы вчера остановились? – спросил Луцкий, и сам себе ответил, – на распаде державы Атиллы и возникновении антского союза. Итак, слушайте дальше…

Другая историческая линия событий начала развиваться на востоке. Как известно, в 4 веке закончилась великая засуха, и восток Великой Степи заняло разбойничье сообщество, называемое Жужань. Эти бродяги не имели предков и являлись потомками бежавших из Китая, Тибета и Хунну убийц,бандитов и грабителей. Не имея общего языка жужани стали пользоваться местным монгольским наречием. За сотню лет они подчинили соседние племена и объединили их в бандитскую державу во главе с ка-ханом (каганом). Кстати, именно тогда жужани, нарушив равновесие в степи, вытолкнули на запад часть хуннских племён, ставших в Европе гуннами.

Под ударами китайцев с одной стороны, и жужаней – с другой, пали и исчезли все старые степные державы и союзы, основанные хуннами. Однако хуннский хан Ашина сумел вывести из разорённой провинции Хэси 500 семей и довёл их до Алтая. Там Ашина заключил мир с уйгурами и тохарами и образовал новый племенной союз Тюркют (Высокоповозные Туры). Но алчные и жестокие жужани добрались до тюркютов и на Алтае, уничтожать их не стали, но накинули на них своё ярмо.

Во второй половине 5 века жужани захватили стратегически важную долину Тарима, которая длинным коридором меж непроходимых гор и пустыней протянулась от Китая до Средней Азии. А, поскольку по той долине проходил Великий шёлковый путь, то прекратилось торговое сообщение Востока и Запада.

Нетерпимая ситуация заставила китайцев и тюркютов договориться и зажать жужаней с двух сторон. Исполненные мести и ярости кинайцы и тюркюты били жужаней смертным боем.

Спасаясь от полного уничтожения, жужани с боями прорвались в Среднюю Азию, но тут же получили удары от господствующих в этом регионе эфталитов. С большими потерями жужани откатились на границу сибирских лесов и с разбега выгнали оттуда булгар, которые, спасаясь от озверевших головорезов, двинулись на запад в Европу.

Булгарские племена савиров, оногуров, сарагуров, барсилов добрались до Волги и вклинились между уграми и хазарами. Но на свою беду именно в те края откатилась побитая и обескровленная в Европе гуннская орда, решившая перевести дух в Поволжье и зализать раны. Тоесть в Нижнее Поволжье навстречу друг другу вклинились две силы. Булгары не собирались уступать гуннам, и после отчаянной драки гунны потерпели поражение, и лишь каждый второй из них смог прорваться за Волгу. Собравшись в степях заволжского Сырта, они двинулись к родственным тюркютам на Алтай.

Степи между Волгой и Днепром заняли булгары, среди которых наиболее подвижными и сильными оказались западные племена: савиры, утигуры и кутригуры.

Между тем, присоединение к алтайским тюркютам «неукротимых» гуннов изменило Тюркют до неузнаваемости. Строгая племенная организация ашинов, помноженная на алтайскую металлургию, на высокую культуру уйгуров и на боевой опыт и воинственность гуннов привели к образованию мощной Тюркской державы.

Очень скоро Тюркют окреп, усилился и, став региональным лидером, заявил соседям ультиматум: присоединяйтесь к нам или сгиньте. В 534 году Тюркют возглавил великий ябгу (князь) Тумын (Турман). В ходе нескольких походов на жужаней он отомстил за сто лет унижения и насилия. Однако, уничтожив бандитское государство, он присвоил титул их правителя-кагана.

Убегая от тюркютов, напоследок жужани громко хлопнули дверью, оскорбив и унизив тюрков и их правителя. Брат кагана Тумына хан (кан) Истеми объявил жужаней кровными врагами и беглыми рабами, поклялся их догнать и покарать. И тюркюты двинулись по следам жужаней.

Оказавшись в низовьях Волги, воинственные, отлично вооружённые и сильные тюркюты потеснили хазар, прижав их к Кавказу, а булгар-савиров вытолкнули дальше на запад на Донец, Десну и Псёл. После этого Поволжье стало западным рубежом огромного Тюркского каганата.

Между тем жужани понимали, что тюркюты разозлились всерьёз и надолго. Спасаясь от мести, жужани всё дальше проникали в волго-донские степи и на всём пути грабили, жгли, убивали, поглощая все встречные кочевья и племена. В конце концов, между Волгой и Доном собралась огромная разноплеменная орда, костяком которой стали жужани. Весь их путь от Иртыша до Дона был залит потоками крови и слёз, засыпан пеплом пожаров, устлан телами убитых людей. И, когда эта кровожадная орда достигла Дона, их уже называли по-тюркски аварами, от АБАР – «загнанная дичь». И особо нужно отметить, что состав аварской орды значительно отличался от первоначальной, но при этом жужанское ядро смогло сохранить старую общественной основу, которую по-прежнему называли каганатом.

На этом закончилась вторая лекция профессора Луцкого.

Постепенно команда будущих хронодесантников втянулась в новый ритм жизни, но землетрясение в пятницу заставило всех немного поволноваться. Сначала тряхнуло баллов на пять, потом пробежали затухающие волны афтершоков. Хорошо, что Лара предупредила меня и моих домашних, а то те могли бы запаниковать.

Но нет худа без добра. Землетрясение встряхнуло и мою память. Я вспомнил о своей идее использования пьезоэлементных пакетов в качестве рабочего тела генераторов. Утром до начала тренировок я позвонил профессору Артемьеву. В коммуникаторе он выглядел несколько помятым и голос его не отличался доброжелательностью. Похоже, из-за землетрясения он не успел даже прилечь. Но едва он услышал о сути моей идеи, то резко оживился, радостно заорал в коммуникатор и потребовал немедленно явиться к нему в Центр.

В семь утра за два часа до занятий мы с профессором уже сидели в его офисе и всесторонне вертели новую идею. Потом очередной раз обозвав меня гением, он убежал к аналитикам и математикам, а я вернулся на базу нести свой крест.

Очередная неделя подошла к концу. В субботу вечером мы с Ларой решили сообщить родителям о нашей свадьбе, а в воскресенье просто хотели побыть вместе. Мужики из «Темпа» тоже с нетерпением ждали выходного и приезда своих семей, волновались и без конца названивали домашним. Предвкушая массу радостных впечатлений, мы настроились перетерпеть ещё день повседневной рутины.

С утра в субботу на лекции мы вместе с профессором Луцким заново пережили события далёкого прошлого, и как-то незаметно прониклись глубиной потрясения, ставшего критической точкой в ранней истории славян.

История славянского народа, как мирового этноса, началась с Антского союза племён, хотя ранняя предыстория славянских предков терялась в седой древности времён неолитических культур Триполья и Винчи. Та древнейшая цивилизация славянских предков пала под ударами кочевников. Потом после долгого тысячелетия безвременья за десять веков до новой эры обитавшие по Днестру и Бугу племена объединились в союз сколотов.

Пять веков процветали земледельцы-сколоты, торгуя зерном с Грецией и Малой Азией, но не пережили нашествия свирепых скифов. Разгромленные племена разбрелись, а благодатная земля опять погрязла в дикости запустения. Только на рубеже новой эры победившие в скифов сармато-аланы стали новыми центрами объединения предков славян: венеды на Одере, борусы на Буге, русколаны на Днепре. Причиной такого разделения славян стало нашествие готов, которые, двигаясь от Балтики к Чёрному морю, буквально разорвали славянский мир на три части. Славянские союзы стали развиваться самостоятельно, но сохранили связи, культурную и языковую основу.

Вплоть до начала 6 века громыхало эхо падения Рима, и Европа бурлила от перемещения племён. Именно поэтому те два яростных века историки называют Великим Переселением народов. К 6 веку народы успокоились, начался относительно спокойный период, и славянские племена получили возможность общаться, умножаться и усиливаться. При этом общей территорией для трёх славянских союзов по-прежнему оставалось Побужье.

Вокруг венедов сложился союз балтийских славян, которые распространились по всему южному побережью Балтики.

За Бугом потомки сколотов и восточных кельтов после слияния с борусами превратились в словен. Немалую роль в становлении раннего славянского сообщества сыграли и булгары, которые органично влились в некоторые племена. Более того, малочисленные, но хорошо организованные булгары даже умудрились их возглавить. Так по имени вождей из рода Дуло бужских славян стали называть дулебами. Свою столицу Зимно дулебы поставили в месте впадения реки Луга в Буг.

Мирное затишье позволило славянам преумножиться и начать расселяться. Словены начали медленно мигрировать от Буга на запад. Вытеснив из Паннонии последних гуннов, словены заняли эту страну и двинулись вверх по Йиглаве и дальше по Лужице к Влтаве. Постепенно они заняли все земли кельтов-бойев, по имени которых страна стала называться Бойемией или позже – Богемией. Смешавшись с бойями и моравами, словены образовали народ чехов по имени их первого вождя, этнического сармата Чеко («колёсный клин»).

Анты постепенно вернулись из Побужья и Волыни на Днепр. Они заново построили свою столицу на месте готской торговой фактории Самботас и в память казнённого готами вожа назвали её Бусов град. Они по-прежнему называли себя антами, но, по сути, стали совсем другим народом, в котором сплавились генетика, культура, язык и традиции старых антов, дулебов, венедов, словен, булгар. Новые анты отлично уживались и сотрудничали со всеми соседями, но лучше всего с родственными словенами и дулебами.

В начале 6 века анты считались сильнейшим славянским союзом. Наибольшее скопление их весей обнаружено на правом берегу Днепра между реками Тетерев и Рось, на левом берегу Днепра между реками Псёл и Самара, на Южном Буге, на Днестре и его притоках Серете и Збруче.

Расселение славян продолжалось. В те годы из Дулебского союза на Буге выделилось несколько молодых племён, которые порвали всякую связь с родиной предков и, пройдя вдоль реки Припять, распространились по её притокам. Освоившись на новых землях, молодые мятежные племена расселились вплоть до Днепра. Те, кто заселил земли к югу от Припяти стали называться древлянами, а обосновавшихся в болотистых лесах к северу от реки назвались дреговичами от дрегва – «болото». И древляне, и дреговичи порвали все связи с предками-дулебами и перестали считаться с мнением жрецов, что неизменно вызывало гнев бывших сородичей. А оставшиеся на землях предков дулебы вошли в союз с антами.

Примерно в те же времена, спасаясь от германцев, на Средний Днепр пришли беженцы с Одера, которых анты прозвали полянами, от слова «полевать», тоесть «рыскать, выискивать, бродить». Эти самые бродяги-поляне осели южнее Бусова града по обе стороны Днепра и в низовьях левых притоков.

Появление полян не вызвало конфликта, но подтолкнуло часть антов переместиться дальше на юг и на восток. Некоторые из них обосновалась на реке Орели, что по-антски означает «угол». Там вместе со словенами они образовали союз угличей (уличей). К востоку от них обосновались потомки антов и булгар – тиверцы (турбургцы от готского «тур» – бык и «бург» – город, тоесть «бычий город»).

Расселяющиеся славяне соединялись, смешивались, заключали союзы, но столетия готского раскола не прошли бесследно. Разделивший славянские союзы Буг разделил славян не только территориально, но и по культовому признаку. Живущие к северу и западу племена поклонялись Велесу-Триглаву (Змею-Червню, владыке земли и подземелья), а племена, живущие к востоку и югу, в том числе и анты – Перуну (Громовержцу, владыке неба и небесного огня). Как известно, оба божества считались непримиримыми врагами и антиподами.

В те же спокойные годы возникли зачатки славянской государственности, но вместе с тем во всех союзах племён господствовали древние традиции. Выбираемые жрецами князья (от готского «кон» – вождь и «ас» – бог, тоесть «вождь от бога») являлись лишь сакральными фигурами, которых в конце правления обязательно приносились в жертву богам. Нередко князей клали под жертвенный нож раньше срока, задабривая богов во времена бедствий.

В 553 году на антское и дулебское княжение сел Межамир сын Идаризия и брат Кологаста. Чуть раньше у забужских словен князем стал Добрята.

Бурное развитие славянского сообщества позволило венедам, антам, словенам и булгарам тесно общаться. В те времена среди ранних славян сохранялось сильное влияние народов предшественников сарматов и готов. Во многом поэтому славянская знать вместе с булгарами организовывала и возглавляла совместные набеги на византийское пограничье.

Разорительные набеги славян и булгар не на шутку разозлили Византийскую империю, которая, не изменяя своей привычке воевать хитростью и чужими руками, в отместку организовала булгарскую междоусобицу, в итоге которой булгары перебили друг друга. Более того та же самая булгарская смута в 558 году усилила скопившихся за Доном аваров за счёт втягивания в орду булгар-кутригуров.

Но, собираясь с силами, авары всё время в страхе оглядывались на восток, откуда за ними по пятам шли мстительные тюркюты. Пресс продолжал сжиматься, и, выбирая из двух зол меньшее, авары предпочли вторгнуться в земли антов.

Аварский каган Боян дождался, когда антские витязи уйдут в очередной поход на Византию, и ударил по всей линии порубежья от Чёрного моря до Десны. Протяжённая линия фронта, отсутствие сильнейших воинов и вождей, бессилие князя Межамира не позволили антам объединиться и оказать должный отпор захватчикам. Авары развязали небывалый по жестокости и размаху грабёж и террор. Повсюду запылали мирные веси и потекли реки крови стариков, женщин и детей.

Антское вече срочно отправило князя Межамира на переговоры к кагану, но продажный булгарский вождь Заберхан убедил Баяна перебить посольство. Смерть Межамира ввергла антов и их союзников в полную растерянность. Растоптав и фактически уничтожив Антанию, обнаглевшие от безнаказанности авары обрушились на земли дулебов и словен, стирая с лица земли их города и веси.

Нашествие аваров дало сильнейший импульс славянскому расселению во всех направлениях. Тогда в Богемию пришли вернувшиеся из похода знатные воины-анты, потерявшие свои вотчины и семьи. Сохранив язык, традиции и имена, они заняли среди словен и чехов высокое положение, значительно усилив их войско. После этого города Либице, Нитра и Бржеслава стали княжескими резиденциями.

Опустошив Антанию, Побужье, пограничные провинции Византии и южно-германские земли, авары ворвались в Паннонию и на два столетия обосновались в центре Европы, став рассадником насилия, беззакония и террора.

После лекции по истории, за нас взялся мастер Ретюнских, а после обеда – Вероника Владимировна. Наш добрый-предобрый мозговед вправил нам на дорожку ум, и с чистой совестью отпустил на побывку.

Весело балагуря, мы с мужиками высыпали навстречу холодному ноябрьскому вечеру, и уже начали рассаживаться по машинам, когда из проходной выскочил Александр. Он бежал в нашу сторону, кричал и махал руками! Такого просто быть не могло. Чтобы Александр бежал! И тем более кричал!! Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Сердце сжало поганое предчувствие. Все остальные тоже затаили дыхание.

– Стойте!! Подождите! – Александр не скрывал крайнего возбуждения, и лицо его было темнее грозовой тучи. – Беда у нас… у всех…. Погиб ваш друг Курбатов Кирилл Максимович. Только что… Убили его. Яд в капельнице. Сегодня должен был начаться курс реабилитации ваших «стариков». Дитрих раньше других приехал и… лёг под капельницу первым… Все растворы отравлены. Короче…, всё это ваш Док натворил. Сволочь! Сейчас его допрашивают. Интенсивно. Через полчаса всё выложит. Но, похоже, что в Лукоморье он не один. Будьте внимательны. Берегите себя.

Слова Александра били в голову и сердце, будто тяжёлые пушечные снаряды. Сначала все вскинулись, потом переглянулись и опустили глаза. Мы стояли, как пришибленные, не в силах взглянуть друг на друга. Наш рыжий добрый заботливый Дитрих мёртв. Наш друг и брат. Нет больше Дитриха. А есть мерзкий иуда Док. Кто он такой? Почему он это сделал, гадина?

Чудесное субботнее настроение обрушилось, из меня будто позвоночник вынули, будто полста лет жизни украли. Вмиг ослабевшие ноги отказывались держать. Все выглядели не лучше. Мужики, молча, не глядя друг на друга, расселись по машинам и разъехались.

Я ехал домой и не знал, как сегодня говорить о свадьбе, как улыбаться и принимать поздравления, как с таким лицом вообще можно показаться Ларе, её матери и моим близким? Электром еле тащился. Я почти не давил на педаль, зачем-то пытаясь тянуть время. Потом и вовсе остановился.

С полчаса я стоял на смотровой площадке над рекой без всяких мыслей и тупо глядел на огоньки Орлиного Крыла, Паужетки и далёкого Порт-Надежды. Плеск речной воды и продувающий насквозь холодный ветер немного остудили эмоции. Голова чуток просветлела, и я решился ехать дальше. Наверняка все собрались, и тянуть дальше просто неприлично.

Подкатив к дому, я увидел за стеклом гостиной оживлённо беседующих близких и гостей. Глубоко вздохнул и непроизвольно перекрестился. Всё, что произошло потом, промелькнуло в сознании, как череда картинок и бред наяву.

Едва я открыл дверь, как почувствовал два противоположных импульса. Из дома накатила волна радости и любви, а сзади из полумрака палисадника прилетел толчок смертельной угрозы. Интуитивно я обернулся и встал в дверях, закрыв собой проём.

В ночном полумраке, разбавленном подсветкой дороги и светом окон, заплясали злые огоньки автоматной очереди, и по мне ударила струя пуль. Со звонкими щелчками и жужжащим рикошетом они отлетали во все стороны, а я, окаменев от страха за своих родных, стоял и ждал, когда у убийцы закончатся патроны.

Очередь заткнулась, и я молнией метнулся в палисадник, где шевельнулся тёмный силуэт. Схватив гада, я в ярости чуть не свернул ему голову, но сдержался и всего лишь сломал обе руки. Потом поволок истошно вопящую от боли тушу к дому в полосу света, а в голове судорожно билась единственная мысль: зацепило кого или нет? Потом я сообразил, что столовая находится слева от входа и напряжение чуть отпустило.

В доме тишину нарушала только негромкая музыка из комнаты брата. Я закинул орущего от боли человека в гостиную и быстро оглядел помещение и замерших в разных позах возле накрытого стола моих родных, а также Лару, её мать и Буслаева Ивана Петровича. У входа валялся разбитый настенный светильник, и в противоположной стене возле камина темнели две дырки. Убедившись, что все целы, я взглянул на того, кого приволок.

Ну, конечно! В визжащей от боли твари я узнал педагога Шинорина, суку поганую!! А ведь я с первого дня чувствовал, что он мразь законченная!

– Все целы? – прохрипел я, ещё раз оглядывая присутствующих. И тут они все разом бросились ко мне. Кто щупал, отыскивая раны, кто висел на шее, кто, всхлипывая, прижимался к плечам. Только отец тяжело опустился на стул, да Буслаев схватился за коммуникатор. Пока я успокаивал женщин, к дому подъехали два микроавтобуса с восемью спецназовцами во главе с Александром.

На нашего главного безопасника было страшно смотреть. На непривычно жёстком бледном лице, искажённом свирепой гримасой, выделялись тени вокруг глаз и короткая щетина.

– Кто?! Где?!

– Забирайте, – я пнул ногой скулящего Шинорина, – можете паковать, только имейте ввиду, обе руки у него сломаны. Автомат где-то в палисаднике валяется.

На миг мне показалось, что Александр хочет придушить гадину, я даже чуть качнулся, чтобы его остановить. Но нет, Саня взял себя в руки и жестом приказал, чтобы бойцы увели пленного в микроавтобус.

– Короче, так, – его голос ещё сохранял оттенки волнения, – до выяснения здесь останутся четверо моих людей. Двое внутри, двое снаружи. Павел, рано утром жду тебя на базе. Всем спокойного отдыха.

Первым ко мне обратился Буслаев:

– Павел, скажи, он ведь в тебя попал?

– Попал. Двадцать семь пуль, остальные две в стене и одна в светильнике.

– А ран у тебя ведь нет?

– Нет.

– А почему?

– Потому что убить меня нельзя. Пока ответ будет таким.

– Ага. Понятно. Чего ж такого? Живого человека нельзя убить из автомата. Обычное дело. Проще простого.

– Лариса Викторовна, Иван Петрович, я прошу руки вашей дочери. Мы любим друг друга и решили пожениться. Просим вашего благословления, – я прихватил совершенно ошеломлённую Лару за руку и подтащил её к родителям, – Я всё правильно сказал, Лара?

– Д-да-а, – простучала она зубами.

– Обалденное начало семейной жизни, – усмехнулась Лариса Викторовна, – опять автоматная стрельба, дубль два. Благословляю. Ибо сказано: плодитесь и размножайтесь. Постарайтесь быть счастливыми, – произнесла она и тихо закончила, – если сможете.

– Благословляю, – прогудел Буслаев, улыбнулся и обнял жену за плечи.

Я повернулся к своим:

– Мам, пап, Лара и её родители согласны. Я женюсь. Вы не против?

– Не против, не против, – запричитала маманя, – будь счастлив, сыночек. Вот ведь как всё у вас всё начинается. Прямо как у твоего дядьки Павла. Слава богу, всё обошлось. Живите и радуйтесь, а мы всегда с вами.

– Поздравляю, сын. Обо всём этом потом поговорим, – отец указал на изодранную пулями одежду, из-под которой просвечивало целое тело.

– Поздравляю, братишка, – подскочил Олег, – вот ты теперь женатиком будешь. А здорово ты этого тролля обломал. Расскажешь?

– Потом как-нибудь обязательно всем всё расскажу.

В итоге нам достался скомканный вечер, испорченное торжество и куча тяжёлых дум.

Ночью, боясь потревожить прижавшуюся Лару, я глаз не сомкнул. События продолжали преследовать меня, а давеча и вовсе свалились, как мартовская сосулька на голову. Как все прекрасно складывалось после приезда. Волшебная страна. Удивительные люди. Добрые отношения. Потрясающие условия жизни. И вот эта картинка посыпалась, как старая штукатурка. Абсолютная безопасность Лукоморья оказалась фикцией. Меня достали в самом надёжном моём укрытии – в моём собственном доме. Убит Дитрих. Угрозы моим в Москве. Происшествие с самолётом. Да, и в самом начале ранение и кома тоже до кучи. Что происходит? За что мне всё это? Почему?

А потому! Хватит грезить иллюзиями. В этом мире нет, и не может быть абсолютного покоя. Всё что произошло, лишь подтверждает, что вся наша жизнь – борьба. Все без исключения с чем-то или с кем-то борются: с болезнями, с кризисами, с неурожаем, с террористами, с хулиганами из подворотни, с астероидом из глубин космоса, с собственной ленью, наконец. И только сейчас я до конца осознал давнее предупреждение профессора Артемьева об опасностях, которые может принести изобретение Павла Кравцова.

Выходит, что нам всем и в первую очередь лично мне брошен вызов. Значит, будем драться, и подставлять другую щёку уж точно не собираюсь. Однако осталась куча вопросов. Кто противник? Чего добивается? Какую цену нам придётся заплатить за право жить и радоваться? И пока эти вопросы остаются без ответа, сохраняется смертельная угроза. И самое противное – неизвестно откуда прилетит.

Но каков Док! Сука, тварь, скотина подлая! Зачем он это сделал? Ведь братом его считал. Иуда!

Спокойно. Давай рассуждать без истерик. Между отравлением Дитриха и нападением на меня прошло чуть больше часа. Оба события нацелены на убийство, и, несомненно, связаны между собой, а, значит, Док и Шинорин действовали заодно. Но что у них может быть общего? Шинорин здесь почти девять лет, а Док появился недавно. Неизвестно встречались ли они раньше. Поскольку оба события логически связаны, то должно быть связующее звено, координатор, тот, кто имел право приказывать и отдал команду на атаку. Тоесть должен быть резидент. Вот кого нужно искать! Слегка внушало надежду то, что действовали они разрозненно, поскольку Шинорин не знал о моей личной броне. Иначе он не поступил бы так глупо и не подставился. Значит, либо у них здесь нет организации, либо действовали они поспешно и необдуманно в условиях дефицита времени.

Оставив бесполезные попытки заснуть, я осторожно освободился от ларкиной руки и начал собираться на базу.

Шесть утра. За окном темно. В гостиной одновременно повернули головы оба спецназовца. Я махнул рукой, всё в порядке. Вместе с дежурившими снаружи доехал до базы. Там не прекращалась работа. Площадка возле проходной заполнена электромами и авто. Ярко светились окна первого этажа. В обычно пустом холле сновали люди.

Охрана проводила до офиса Александра. На его заваленном бумагами столе вперемешку с пустыми чашками из-под кофе, лежали пистолет, коммуникатор, спутниковый телефон, кепи. На полу валялись осколки чашки, комки смятой бумаги. Сам хозяин офиса был взъерошен и бледен.

– Садись, – короткий взмах в сторону кресла.

– Что-то прояснилось?

– Много чего прояснилось, мать их в грязное колесо через тринадцать гробов в мутный глаз, коромыслом во все дыры, в плешь и спину, и ёжика под хвост долбокрякнутым жуепуталам… … …

Я рот открыл от таких шикарных оборотов речи и развёл руками. Талант!

– Уф-ф! Ну, ты даёшь, Саша. Просто музыка какая-то. И где только нахватался.

– Поковыряешься с моё в этой вонючей помойке и не такому научишься. Наболело. Ты пойми, все предыдущие годы Лукоморье отличалось отменным порядком, безопасностью и благополучием. Но незадолго до твоего приезда здесь будто черти завелись. Начали происходить всякие противные несуразности. То беспричинная авария, то примитивные, но вредные ошибки в расчётах, то некомплект поставок. Анализ показал, что все происшествия не случайны и связаны с кем-то из руководства территорией. Последние события во многом прояснили ситуацию. После экстренного допроса Дока и Шинорина длинные связи протянулись в Москву, а из столицы в Питер, Екатеринбург, Ростов. Сам удивляюсь, как быстро и качественно сегодня ночью сработали оперативники. Сведения обрушились лавиной. Выяснилось, что готовился государственный переворот с целью свержения власти в стране. На данный момент уже известно, что за всем этим стоят агенты ЦРУ и Мосада, наш олигархат, фонд Сореса и клан Ротшильдов. За рубежом координировал финансовые потоки, агентурную и диверсионную сеть небезызвестный банкир Михаил Хабарковский, а внутри страны заговорщиков возглавляли Герман Бреф, Анатолий Чубрайс и Михаил Карсянов. Все эти деятели денег не считали и имели далеко идущие планы. А твоё изобретение и приборы они планировали использовать как главные орудия для достижения их замыслов и политического шантажа.

Он прихлебнул из чашки холодный кофе и продолжил:

– Дока завербовало ЦРУ во время его стажировки в Германии, и в ваш отряд «Д» он попал не случайно. Именно он передал противнику сообщение о вашей личной броневой защите и о действии генератора-деструктора в реальном бою, что послужило поводом для прямой атаки на тебя и в Донецке, и здесь в Лукоморье. Шинорина внедрили и заморозили девять лет назад. Он не имел прямого доступа к секретной информации и управлению, и потому ничем себя не проявлял кроме мелких хозяйственных диверсий. Ситуация резко изменилась после твоего здесь появления, новых открытий и начала строительства хроноустановки. Это спровоцировало заговорщиков и здесь и на большой земле. По сути, вчерашние происшествия стали жестом отчаяния, поскольку они не успели осмыслить и согласовать действия. Таких провалов ЦРУ и Мосад не знали со времён его создания. Теперь, Паша, можешь успокоить своих близких, – он тяжело встал, вздохнул и протянул руку, а я с чувством пожал, с трудом представляя себе масштаб прошедшей по всей стране операции наших контрразведки и спецслужб.

– Кстати, – остановил меня в дверях Александр, – профессор хотел тебя видеть. Сейчас он у себя.

Я кивнул и вышел, на ходу обдумывая свалившуюся на меня информацию. Через полчаса я шагнул в офис профессора Артемьева.

– Доброе утро, Сергей Иванович.

– Доброе. Заходи, Павел. Здравствуй, дорогой. Ты, как?

– В порядке. Всегда готов, как юный пионер. Вы, кстати, часом не родственник местного домового?

– Вот приходится здесь и быть, и жить. Временно. Так надо. А ты брось хорохориться. На самом деле всё очень непросто, но хотя бы ясно. Чаю хочешь?

– Нет. Спасибо. У Александра Васильевича похлебал.

– Значит, ты уже в курсе. Это хорошо. Меньше слов.

– Так вроде бы всё выяснилось. Или?

– Всё, да, не всё, – он встал и, молча, принялся ходить по офису, разминая затёкшие ноги. Потом махнул рукой, приглашая в комнату отдыха. Мы уселись в удобные кресла, и он продолжил:

– Тебе, Паша могу сказать, что ситуация несколько сложнее, чем кажется Александру и даже многим товарищам из Москвы. Более того, по мере развития событий выявляются новые причинно-следственные слои. Как ты думаешь, почему президент лично курирует наш особый проект?

– Перспективы, наверно, большие. Возможно, какие-то планы строит.

– Безусловно, так, но это всё общие слова. А теперь подумай. Он принял власть во времена разгула всесильного олигархата, и оказался один против этого ненасытного монстра. Ты думаешь, он ничего не знал, не видел и не понимал? Всё он понимал. Но как противостоять поразившему страну пороку? У президента оказалось слишком мало точек опоры, и он начал создавать их сам: Единая Россия, армия, флот, безопасность, ВПК, Газпром, космос, олимпиада, камчатский проект. Все эти опорные точки он изначально вывел из-под влияния олигархата, и почуявший смертельную опасность монстр нанёс ответный удар. И вот уже коррупция насквозь поразила Единую Россию, армию, космос и безопасность, начались аферы в Газпроме и бардак в ВПК, допинговые скандалы в спорте, финансовая неразбериха в Центробанке, заведомо провальные реформы. Но у нас в Лукоморье это не прокатывало. И тогда олигархат вместе со своими западными хозяевами решили нанести сокрушительный удар именно здесь. Всё, что произошло до сих пор, это вершина айсберга, и по всему выходит, что приближается время решающей схватки, мы или они. По моим представлениям противник задумал что-то ещё. И хотя контрразведка и безопасность отлично поработали и разгребли эти авгиевы конюшни, но ещё ничего не кончилось и надо держать ушки на макушке. Во всяком случае, теперь мы знаем, с кем имеем дело и готовы в любой момент дать гадам в рыло.

Профессор замолчал, задумался, потом потянулся к шкафчику, достал коньяк и глянул на меня с иронией:

– Тебе с утра не предлагаю, а сам махну, поскольку вчерашний день никак не закончу. Уф-ф, хорошо. Кстати, Деми собирался с тобой поговорить и намекнул, что разговор пойдёт о предстоящем выходе за кромку.

Вспомнив, что сегодня воскресенье, я распрощался с профессором и отправился домой. Свалившаяся на меня информация основательно загрузила голову, но, как ни странно, на душе стало легче. Мозаика событий начала складываться, появился смысл, а, значит, и надежда.

Дома я не увидел охраны. Тоже хороший симптом, но было бы ещё лучше, если бы в доме вообще кто-то был. Ау-у, люди, где вы? Ни хозяйки, ни детей. Потоптавшись в пустой гостиной, я отправился в соседний дом к родителям. Вся кампания тусовалась там. В гостиной дети играли в лего. Лара с маманей на кухне лакомились пирожными и о чём-то хихикали. Олежка в кабинете терзал компьютер и при этом одновременно умудрялся с кем-то общаться по коммуникатору. В подвале отец ковырялся в мастерской. Кажется, сегодня я лишний на этом празднике жизни. Ну, уж нет! Хренушки! Через коммуникатор я включил музыкальный центр и на всю мощь врубил марш Мендельсона.

Через пять секунд в гостиную выскочили все обитатели. У Лары во рту пирожное, у матери в руках чашка, отец с разводным ключом, брат с планшетником, дети выглядывают из-за мамани.

– Спокойно, бояре и боярыни. Паника на корабле отменяется, посиделки тоже. – И я принялся разливаться соловьём. – Сейчас мы все дружно закажем экскурсию по славному Лукоморью, и попросим рассказать о местных красотах и достопримечательностях лучшего местного гида Ларису Ивановну пока Буслаеву, а в ближайшем будущем Смирнову. Попросим, товарищи.

– Тьфу, клоун. Я думал, случилось что, – проворчал отец и попытался опять нырнуть в своё подземное царство.

– Э-э, не-е-ет, боярин. Никаких домашних дел. Для них специально придуманы будни, а сегодня отдых на природе. Я вызову микроавтобус, а вы через час будьте готовы.

– Вшехда, гм-м, готовы, – проговорила Лара и проглотила пирожное.

До вечера мы всей семьёй мотались по разным живописным и интересным закоулкам Лукоморья. А поскольку мои домашние ещё ничего толком не видели, то пребывали в полном восторге. Олег нащёлкал сотню снимков медведей, гейзеров и вулканов, маманя присмотрела за Каюком садовый участок, а батя буквально облизывался, глядя на обилие рыбы в реке.

В следующее воскресенье решили съездить в Порт-Надежду в океанариум и на катере по морю покататься. Потом наметили поход к вулкану, а ещё поход на озеро Курильское, а ещё на вертолёте на север к большим вулканам и в Долину Гейзеров, а ещё… Размечтались. Забыли, что впереди камчатская зима, метели и сугробы в человеческий рост.

Дома меня ждала незабываемая ночь. А свадьбу решили сыграть на Новый Год с тридцать первого декабря. Утром Лара еле меня добудилась:

– Вставай, лежебока. Тебя ждут великие дела.

– Подождут дела. Не встану, лучше пристрелите.

– Сам говорил, что пристрелить тебя невозможно, а вот облить холодной водой запросто.

Сон, как ветром сдуло.

– Э-э, мы так не договаривались! Не надо таких жестокостей. Сам пойду.

Наскоро перекусив, я запрыгнул в электром и в половине девятого уже подъезжал к базе. Все мужики не скрывали радости от того, что прибыли их семьи, и не скрывали озабоченность из-за последних событий. Прикинув обстановку, я созвонился с инструкторами и переиграл распорядок дня, решив, что этот день лучше начать с психологической стабилизации. А, пока суд да дело, я рассадил всех в пустой аудитории и рассказал обо всём, что узнал вчера. Потом мы отправились к доктору Лободырному и в первый раз с сознательно залезли в его волшебные саркофаги. Из кабинета «Хи-Хи», как мы прозвали офис Лободырного, мы вышли достаточно бодрыми и сразу попали в суровые объятья мастера Ретюнских.

Следующая неделя ничем особым не отличалась, кроме нарастающей интенсивности тренировок и практик. В понедельник из медцентра выписали деда. Я отпросился у Ретюнских проводить старика. Маманя обомлела, когда в дом на своих ногах вошёл бравый пожилой джентльмен, едрёна вошь. Дед важно прошёлся по гостиной и слегка простучал чечётку, притопнул ногой и жестом расправил несуществующие усы.

– Получите деда и распишитесь в получении, – усмехнулся я.

– Вот так, любо дорого, – бодро проговорил дед, – готов к выполнению своего пенсионерского долга. Всё благодаря Пашке. Иди сюда, внук, расцелую. Не обманул надежд деда. И врачам спасибо, настоящие волшебники. Через месяц пригласили на эту, как её… ребильтацию. Долечивать будут. Совсем омолодить хотят.

Я смотрел на деда, а потом на мать с отцом и подумал, что их тоже пора к медикам сводить.

Незаметно подкрался декабрь. Навалило снега вдруг и так много, что весь город начал откапываться. В выходной и я от души помахал лопатой, помогая снегоуборщикам увозить снежные тонны. Вернувшиеся из лечебного стационара полные сил, энергии и молодых эмоций родители теперь удивлялись и искренне радовались таким снегопадам, ведь из-за сопливого московского климата давно забыли, какой должна быть настоящая зима. Мы с Ларой незаметно посмеивались над ними, зная, что снега могло намести в разы больше, если бы не корректоры климата. Благодаря им и морозы здесь не превышали 3-5 градусов.

И снова база. Теперь вся наша жизнь, так или иначе, крутилась около специальной подготовки, а мастера терпеливо продолжали лепить из нас хронодесантников. Мы уже пытались болтать на греческом и латыни, кое-как разбирались в древнеаварском и вполне прилично говорили на древнеславянском. Профессор Луцкий теперь совмещал свои лекции с языковой практикой, что надёжно укладывало материал в наши головы. Мастер Ретюнских тоже не скрывал удовлетворения.

На втором месяце тренинга с нами начал заниматься конной выездкой Ерпылёв Валерий Николаевич. После первого общения с лошадьми я не знал, толи смеяться, толи плакать. Если Стингер и Черчилль быстро освоились со скакунами, то Лео, Сержант и особенно Марк лошадей натурально боялись. Мы все откровенно потешались, когда эти бугаи отскакивали, словно зайцы, от лошадиного фырчанья или всхрапывания.

Посмотрев с грустью на наши потуги, мастер Ерпылёв принялся нас учить общаться с лошадьми и откровенно поделился тысячелетним опытом лошадников. Через пару занятий мы уже спокойно работали с животными, которые, не смотря на ум, силу и размеры, оказались существами пугливыми, норовистыми и эмоциональными. Забавно то, что, в конце концов, самым заядлым лошадником оказался именно Марк, который буквально влюбился в этих великолепных животных.

Потом дело дошло и до скачек, вольтижировки и джигитовки. Что это такое? Это умение во время скачки перемешаться по лошади, меняя посадку или свешиваясь, чтобы удобнее поразить противника, или что-то поднять с земли, или что-то взять с другой скачущей лошади. Никогда не думал, что можно скакать задом наперёд, сбоку или под брюхом лошади. Оказывается, можно.

В середине декабря за нас взялся мастер клинкового боя Жиздрин Алексей Петрович, или, как мы его прозвали «Варяг». Как выяснилось, в природе не существовало острых предметов, которые он не мог бы использовать в качестве оружия. На вопрос, почему мы не сразу взяли в руки железо, он ухмыльнулся и ответил, что и сейчас рановато, но время поджимает, и мастер Ретюнских разрешил приступить к обучению.

На первый взгляд Варяг не выглядел богатырём, чуть выше среднего роста и нормального телосложения. Но как он двигался! Плавные скользящие, точно выверенные, рационально пластичные движения. Всегда спокоен, внимателен и быстр. А его первые наставления я посчитал настолько важными для нашей предстоящей миссии, что запомнил их слово в слово:

– Клинковый бой – это итог ваших тренировок. Для него лучше и правильнее тренироваться в группе, поскольку вы сразу начнёте привыкать поддерживать и прикрывать друг друга. Прежде, чем вступить в бой оцените оружие врага, которое многое вам скажет о том, как он собирается биться. Чем оно длиннее и тяжелее, тем короче он планирует бой в два-три мощных удара. Вам же советую использовать оружие наиболее лёгкое, чтобы меньше уставать в долгой битве. Оптимально в клинковом бою орудовать полуторным мечом и саблей для левой руки. Но зарубите себе на носу, что в отличие от поединка сражение длится долго и всегда связано с огромным расходом сил, поэтому нельзя их тратить на показушные позы и всякий иной выпендрёж. В бою побеждает тот, кто умеет экономить энергию. Вместе с тем, если в сражении имеется хоть малейшая возможность манёвра, то обязательно двигайтесь, непрерывно перемещайтесь, занимайте выгодную позицию, используя местность, положение солнца, направление ветра и разные препятствия. А коль на вас навалятся несколько противников сразу, то перемещайтесь так, чтобы они мешали друг другу, а вы оставались с кем-то один на один. Не стремитесь непременно завалить противника, достаточно вывести его из строя: посечь его руки и бёдра, тогда потеря крови гарантированно и быстро его ослабит. Но при возможности старайтесь добраться до бока, а ещё лучше до подмышки или шеи. И запомните: точность важнее силы. Несомненно, бой событие хаотичное и непредсказуемое, но даже в таком бедламе непрерывно следите за взглядом врага, обычно он смотрит туда, куда собирается ударить, и за секунду до этого напрягает руку. Чтобы не случилось, до конца боя, ни под каким видом, не опускайте оружия и не поворачивайтесь к врагу спиной, даже на малую секунду. Теперь последнее. В бою будьте беспощадными и ничего не бойтесь, кто боится, проигрывает в середине схватки.

Закончив лекцию, Варяг принялся вбивать в нас навыки: правильный хват, выбор позиции и техника удара или укола. Потом началась долгая и муторная работа. В первые две недели к концу занятий мы выползали из зала, не чувствуя конечностей. А мастеру хоть бы хны. На то он и мастер. Варяг посмеивался и утверждал, что ещё через месяц мы будем драться с ним на равных… почти. Сомневался я, однако.

Тренинги шли сплошной чередой до Нового Года. А потом случилась свадьба. Формальность, конечно, но для Лары важная. Она почему-то волновалась и тщательно готовилась. Я, молча, удивлялся: что там готовиться, надеть костюм, обменяться кольцами, прилюдно облобызаться и поклясться в вечной любви и верности. С другой стороны, зачем клясться, когда мы и так друг без друга жить не можем. Но она готовилась, и я делал вид, что тоже готовлюсь.

К моему удивлению, после регистрации нас на настоящей карете, запряжённой четвёркой лошадей, повезли в главный культурный центр Лукоморья с залом на пять сотен мест. Ещё больше я удивился, что в зале яблоку негде было упасть. Интересно, кто из нас так популярен я или Лара? Фуршет, фейерверки, цветы, тосты всё слилось в большой калейдоскоп.

На другой день мужики организовали народные гуляния с костюмированными приколами, масками, переодеванием, похабными частушками и пьяными тоже похабными конкурсами, скоморохами, и ещё бог знает с чем. Два дня нам с женой потребовалось, чтобы прийти в себя после такого потрясения.

Потом жизнь вошла в обычное русло: учебные бои, лекции, конные и языковые практики, психологическая и медицинская коррекция. И ко всему этому в январе к занятиям подключился мастер-металлург, выдающийся знаток секретов металла и кузнец Хухренко Богдан Иванович, которого мы сразу прозвали «Сварог».

Пред нами он всегда появлялся в длинной холщёвой рубахе, большом кожаном фартуке с нагрудником, кожаных нарукавниках и широким ремешком на голове. Средний рост, широченные плечи, могучие ручищи с мозолистыми ладонями, окладистая борода и глубоко посаженные глаза под кустистыми бровями дополняли портрет. К нашему удивлению и удовольствию, он изъяснялся на вполне современном языке, пересыпая речь множеством терминов и крепких словечек.

– Насколько я знаю, едрён матрён, вы все собираетесь надолго отправиться в довольно отсталую историческую реальность. А посему должны знать, что во все времена первым человеком во всех закоулках ойкумены был кто? Правильно – коваль. Он и кузнец, и жрец, и дудец, и ездец, и п… ещё хрен знает какой авторитет. Почти колдун, и его слово в поселении – закон. А коли так, то, отправляясь туда, вы должны быть с ним на равных, или даже превзойти его в мастерстве. Тогда выше вас будет только князь и жрецы, да и то вряд ли.

Слушайте меня внимательно и не ленитесь махать ковадлом, что для ума и здоровья шибко полезно. Да, и смастерить для себя что-нибудь сможете, ведь там в магазин не зайдёшь и нужную хреновину не купишь. Вы должны стать, как та бабушка, что потеряла носок, да новый связала.

Кто есть кузнец? Ремесленник? Нет. Знаток железа и металлов? Не только. Кузнец есть творец, изобретатель, исследователь, хранитель традиций. А уж с кем он дело имеет с богом или чёртом, неважно.

В древней Руси железо добывали в плавильной печи сыродутным восстановлением изрыжей болотной грязи, реже из бурого железняка. Из домницы железо выходило в виде кома губчатой массы весом до полупуда с большой примесью шлака. Эту крицу предварительно проковывали каменным или дубовым молотом на дубовой колоде, вышибая из поковки всякий шлак и мусор. Технологию стали, или по-старинному – уклада, освоили только в готские времена, и занимались её изготовлением особые мастера-укладники.

В середине первого тысячелетия, куда вы и собираетесь, кузнец уже имел полный набор традиционных инструментов: пудовая железная наковальня, закреплённая на массивной дубовой колоде, молот-ковадло в четверть пуда, молот-ручник в полтора фунта, клещи с разными губками, зубила, бородки, подсеки, обжимки, подкладки, напильники, точила и даже штампы.

Всем этим вы будете пользоваться непринуждённо и умело, но прежде вам предстоит научиться выплавлять хорошее железо не в крице, а в слитке, для чего нужна домница с интенсивным дутьём с двух сторон, чтобы потёк металл, разогретый до полутора тысяч градусов. Как построить такую печь я вам расскажу, нарисую и покажу. Но основная ваша задача научиться получать сталь нужного качества и правильно её обработать.

Потом Сварог принялся вдалбливать в наши бедные головы, чем отличается альфа-железо от гамма-железа, когда и как из сплава железа с углеродом возникают разновидности стали: аустенит, феррит, цементит, перлит, мартенсит, троостит и, будь он неладен – ледебурит. Как их закаливать при закритических температурах в состоянии аустенита. Как на глаз определить содержание углерода и тип стали. Потом Сварог долго и тщательно вдалбливал в наши бедные головы тонкости старинной технологии цементации оружейной стали в карбюризаторе, тоесть в смеси угольного порошка, сухого птичьего помёта и мела при прогреве в герметичной форме при девятистах с небольшим градусах в течение двух суток.

На последующих занятиях началась практика ковки. И, когда железо перестало выпадать из наших корявых рук и начало послушно плющиться, мы перешли к изготовлению разных предметов.

Через месяц мы уже ковали сталь. Образцом стал полуторный меч с метровым суживающимся клинком весом в полтора кило. Нужно было добиться ровного шестигранного сечения клинка с короткой тупой площадкой перед рукоятью. И, прежде, чем у нас вышло что-то стоящее, мы запороли не один десяток заготовок. Но терпеливый Сварог спокойно выбрасывал брак и совал нам в руки новый слиток стали. Скажу честно, намучились мы изрядно, но, в конце концов, освоили и ковку, и выведение формы, и нормализацию, и закаливание, и отпуск.

В заключение Сварог раскрыл тайну русского литого булата, который являлся высшим пилотажем кузнечного искусства. Не каждый кузнец брался за изготовление булатных клинков. Представьте себе, целые сутки плавки в закрытом шамотном тигле, а потом двое суток непрерывной осторожной ковки в сто циклов сильного нагрева без охлаждения!

Надо отдать должное Сварогу за то, что он дотошно заставлял нас работать строго по правилам, повторяя и повторяя одно и тоже, пока мы не доводили навыки и изделие до идеала. Удивительно, но вся эта хитромудрая, трудоёмкая и кропотливая работа сделала своё дело и незаметно изменила всех нас. Мы совсем иначе стали относится к оружию и тщательно вдумчиво выполнять любые иные работы.

После освоения ремесла коваля и у Варяга мы тоже начали демонстрировать кое-какие успехи. Осознание внутренней сути оружия сделало его неотъемлемой и обязательной частью нашей жизни. Мы без устали секли, рубили и фехтовали, мастер ставил нас парами, трое на трое, один против двух. Наши стрелки – Рокки, Сержант, Сфера и Черчилль вовсю осваивали лучную стрельбу, а из арбалета стрелять и учиться не надо, фактически привычное оружие. Как-то раз я сунулся на стрельбище и удивился, что вместо луков ребята либо держат на вытянутых руках гантели, либо тянут толстый резиновый жгут. Потом сообразил, что Варяг накачивал им стрелковые группы мышц.

Возможно, вам покажется, что я слишком подробно и нудно описываю наши занятия, но поверьте, потом, когда мы оказались в самой гуще событий по ту сторону кромки, я не раз мысленно низко кланялся нашим наставникам. И порой лично мне всё равно не хватало полученных навыков, и приходилось учиться в ходе суровых испытаний.

Незаметно прошла зима. Команда втянулась в размеренный ритм жизни, и потому однажды раздавшийся сигнал общей тревоги вызвал эффект брошенной в муравейник палки. В помещениях завыла сирена и заморгала красная подсветка.

Не понимая, толи это учебная тревога, толи проверка пожарного оборудования, мы с мужиками отложили боевое железо, оделись и вышли зала, чтобы прояснить ситуацию. Но в коридорах и на этаже происходило непонятное броуновское движение, в котором никто ничего не мог толком объяснить. Из окон отлично просматривались город, шоссе и Паужетка. Там не отмечалось ни малейших признаков тревоги, из чего мы сделали вывод, что проблема касается только Орлиного Крыла. Недолго думая, я набрал номер своего тестя главы местной администрации Буслаева:

– Слушаю тебя, Павел, – на экране появилось его встревоженное лицо.

– Иван Петрович, здесь у нас на базе какая-то непонятная тревога. Все бегают, сирена орёт, начальства нет, и никто ничего не знает.

– Дело серьёзное. Только что стало известно, что наши заклятые друзья из-за океана подвесили над Камчаткой геостационарный спутник. По данным разведки – это мощный дефлектор-ретранслятор, сопряжённый с антенным полем «ХААРПа» на Аляске. Слышал про такое?

– Слышал, конечно. Ну, и что?

– А то, что наши станции наблюдения засекли две пристрелочные фокусировки этого спутника. Помнишь недавнее землетрясение? И, если он ретранслирует полный импульс излучения «ХААРПа», то помимо 9-балльного землетрясения рванут либо Кошелевский, либо Камбальный, поскольку, как в микроволновке, произойдёт закритический разогрев недр. Одновременно могут произойти содружественные извержения на соседних вулканах. Вероятность такого сценария выше девяноста процентов. Это будет конец Лукоморья. И ничего никому предъявить невозможно. Природный катаклизм. Теперь тебе ясен расклад?

– Предельно. Египетская сила. Надо спутник сбивать.

– Ты с ума сошёл! Чем сбивать?! Высота запредельная! Орбита! Да, и кто позволит? А, если и позволят, то замотают в согласованиях и разрешат, когда здесь уже всё лавой зальёт.

И тут меня словно озарение шандарахнуло. Голова заработала быстро и чётко:

– Моим генератором-деструктором сбивать. Нужно обсудить детали с профессором Артемьевым.

– Всё понял. Жди звонка.

Через пять минут на экране высветилась встревоженная физиономия профессора:

– Здравствуй, Павел, что у тебя? Если можно, то коротко. Ситуация, сам понимаешь.

– Я как раз по этому поводу. У вас есть решение проблемы?

– Пока нет. Аналитики работают. Ждём звонка из Москвы.

– Хм-м, пожалуй, дождётесь… соболезнования. Я, конечно, понимаю, что из Москвы здешняя обстановка виднее, но Сергей Иванович, времени нет, и потому придётся нам самим позаботиться. А то поздно будет.

– Что предлагаешь?

– Хочу идею подбросить. Сбить спутник к херам собачьим! Спросите, как? Знаю, как.

– Быстро ко мне!

В обычно тихом офисе профессора кипишились полдюжины незнакомых людей. Над клавиатурой компа сгорбились два очкарика и барабанили по клавишам, изредка перекидываясь фразами. Лысый мужик в надетой наизнанку рубахе названивал сразу по двум коммуникаторам. В комнате отдыха трое яйцеголовых орали друг на друга и размахивали руками. Увидев меня в дверях, сидящий за столом профессор пригласил жестом подойти:

– Выкладывай, – он спрятал лицо в ладонях, потёр глаза и тряхнул седеющей головой.

– Здесь можно? – я окинул взглядом толпу.

– Нужно. Не тяни.

– Сергей Иванович, вы по моей схеме генераторы-деструкторы сделали?

– Да, штук десять готовы и испытаны. Ещё столько же в работе.

– Хорошо. А прототип хроносинхронизатора?

– Есть пара. Оба испытаны.

– Предлагаю два варианта на выбор. Первый, – установить деструкторы правильным шестиугольником, 60-градусное сопряжение создаст эффект синергии. Сфокусировать через хроносинхронизатор. Он сведёт их в один поток и за счёт резонанса на три порядка усилит суммарное излучение. Останется только правильно его нацелить, – в офисе повисла мёртвая тишина. – Второй, – одним деструктором через хроносинхронизатор короткими импульсами с выверенным углом смещения подтолкнуть дефлектор спутника, перенацелить его на антенное поле «ХААРПа», через ЦУП контролировать и поддерживать смещение. В конце концов, почему бы нам не помочь им самим себя уничтожить. Дальше, как в шахматах. Белые начинают и… взрываются к чёртовой матери. А заодно от пиковой перегрузки выйдет из строя вся энергетика Аляски. Вот как-то так.

Мёртвая тишина длилась секунд пять. Потом под грохот разлетевшихся кресел и стульев спорщики выскочили вон из офиса, а руки очкариков с удвоенной скоростью замолотили по клавиатурам. Профессор вышел из-за стола, положил руки мне на плечи, помолчал и спокойно проговорил:

– Ни секунды не сомневался, что решение найдёшь именно ты. Прости, Павел, что мало времени тебе уделяю, но сейчас такая запарка с монтажом оборудования, да и ты сам с друзьями сильно занят подготовкой к выходу. Спасибо за подсказку, сочтёмся.

– Какие счёты, Сергей Иванович. Мне и самому как-то неудобно плавать в раскалённой магме. Ну, я пошёл.

– Береги себя.

Естественно, о продолжении занятий речи не шло. Мы всей командой утеплились и выбрались на площадку перед проходной, откуда хорошо просматривались окрестности. А посмотреть было на что. С площади убрали все электромы, и пригнали две специальные и явно военные машины с устройствами, похожими либо на средства РЭБ, либо на локаторы или радары. Одновременно там появились десятки людей. Двигаясь бегом, они распаковывали какие-то ящики. Одновременно непонятно откуда взявшийся колёсный кран снял из кузовов трейлеров два контейнера.

Буквально за час монтажники собрали странную конструкцию. Насколько я понял, за её основу инженеры взяли механическую часть и пульт наведения боевого радара, к которым присобачили хроносинхронизатор и деструктор.

Ещё через час площадь перед базой обезлюдела, над Орлиным Крылом коротко прозвучала сирена, потом ещё два раза, и всё затихло. Мы тоже отошли к самому входу. Устройство медленно двинулось по азимуту, потом по зениту, и замерло. Потом агрегат тихонько забухтел, издавая частые щелчки. В воздухе чиркнули короткие вспышки бледного лучика, словно свет фонарика направили вверх. Понятно, что сами по себе импульсы невидимы, но хроносинхронизатор настолько увеличивал мощность излучения, что оно вызывало свечение возбуждённых молекул воздуха.

В течение получаса устройство изредка шевелилось и выдавало короткие импульсы. Потом на крыше опять появились люди и принялись что-то монтировать. Я догадался, что они пристраивают дополнительные генераторы, чтобы в любой момент сбить спутник.

Прошёл ещё час. По тому, что беготня постепенно прекратилась, мы поняли, что ситуация каким-то образом устаканилась, и наступило время томительного ожидания. Вернувшись на базу, команда отправилась в кафе, а я в офис Александра, чтобы уточнить обстановку и узнать, в какой окоп садиться.

Начальник службы безопасности находился у себя. В стене напротив светился мультиэкран на десяток окон. На рабочем столе среди бумаг лежали боевой планшет, коммуникатор и чуть светилась встроенная клавиатура.

Не прекращая скользить пальцами по клавишам и разговаривать по спутниковому телефону, Александр мотнул головой в сторону кресла. Через пару минут он отложил телефон, ткнул пальцем в клавиатуру, шумно выдохнул и снял форменную зелёную куртку, оставшись в голубой тельняшке.

– Уф-ф, сделали всё возможное и невозможное. От всех аж дым идёт. Что теперь будет неизвестно, но хотя бы появилась какая-то определённость. Будем ждать, и действовать по обстановке. Не поверишь, последние дни я как на иголках сидел, когда по линии безопасности сообщили, что нам собираются нагадить по-крупному. Кто, где, как, когда? Я всю голову сломал. Оказывается, вот что задумали твари заокеанские. Моя бы воля… Ну, да ладно. Как аукнется, так и вырубим топором. Только что из Центра управления полётами подтвердили, что они наблюдают переориентацию буржуйского спутника. И, похоже, янкесы пока о том не догадываются. Они всегда считали себя умнее и хитрее всех. Ню-ню. Не будем их разубеждать. Свинью мы им подложили, подождём, когда они с ней обнимутся. А не обнимутся, так наши пока за пультами сидят. Если что-то пойдёт не так, собьём к едреням. Вот…, – он не успел договорить, как раздался вызов коммуникатора и одновременно тревожный сигнал.

Мультиэкран переморгнул выводя в окна картинки. Половина экрана слилась воедино и на нём появилась картинка с орбиты: на белой от снега поверхности земли расползалась огромная огненная клякса с сотнями ослепительных вспышек разной силы. Секундой позже моргнул соседний экран, и на нём, на фоне чёрного космоса и голубого края планеты с яркой полосой атмосферы коротко полыхнула вспышка и разлетелись мелкие брызги обломков. Через минуту раздался зуммер вызова, Александр нажал пару клавиш, и в третьей части экрана появилось лицо профессора Артемьева, выражающее одновременно, восторг, потрясение и растерянность:

– Александр Васильевич, кто у тебя?

– Павел.

– Отлично! Вы видели?! Хана ХААРПу и спутнику тоже хана! Как Павел и сказал, импульс мощного высокочастотного излучения отразился дефлектором и грохнул антенное поле и всю станцию! А на отдаче мгновенная запредельная перегрузка вызвала взрыв спутника! Мы победили! Сашка наливай скорее водки. Я с вами тоже махну.

Александр, широко улыбаясь, вышел из-за стола и вернулся с бутылкой «смирновской». Налил по сотке:

– За победу!

Мы махнули по стопке здесь, профессор поддержал нас с экрана. На том и закончили. Из-за непредвиденного происшествия я распустил команду по домам до завтра.

Дома мои сразу набросились с вопросами и уставились в ожидании объяснений дневного переполоха на Орлином Крыле. Все они издалека слышали сирену и видели какую-то суету на базе, но ничего не поняли. Только Сашу с Танюшкой не интересовали всякие там взрослые тревоги. Сидя на коленях у деда, они теребили его за одежду, желая дослушать продолжение рассказа. Я поскрёб макушку и вкратце поведал о происшествии без подробностей и в лёгкой доступной форме доброй сказки для взрослых.

Уже к вечеру и на другой день все новостные каналы и интернет заполонили сообщения о катастрофической аварии на ХААРПе и двух электростанциях на Аляске, что погрузило во тьму города Гаскону, Анкоридж и Фербенкс. Тоесть фактически вся Аляска посреди зимы осталась без электричества и тепла. А к вечеру в новостях появились сообщения о неполадках на антенном поле и в норвежском городе Тромсё. Похоже, что там спецы из Москвы подсуетились. А, вот, не надо зимой будить спящего медведя!

На другой день в разговоре один на один профессор Артемьев доверительно сообщил, что сразу после выяснения всех подробностей происшествия с ХААРПом и спутником президент своим распоряжением санкционировал госпрограмму производства оружия следующего поколения на основе последних наших разработок.

После этого происшествия не прошло и месяца, а производственный комплекс на Паужетке как по волшебству разросся почти вдвое. Даже по нашим меркам молниеносно поднялись новые цеха, и началось строительство третьей геотермальной электростанции. В посёлке заложили новые жилые кварталы, и по всем приметам скоро Паужетка по размерам сравняется с Доброградом. Как я слышал в Порт-Надежде начали укладку бетона под глубоководные пирсы для швартовки больших судов, военных кораблей и подводных лодок. На западном склоне Кошелевского за речкой Шумная тоже шли какие-то работы, и что там будет возведено можно только догадываться. Александр проговорился, что перемены коснулись и его епархии, и служба охраны и безопасности территории переформирована в трёхбатальонную бригаду численностью до тысячи штыков, расквартированную в Орлином Крыле, Порт-Надежде и на пограничных кордонах.

Все эти перемены нас не касались. Нагрузки возросли, но теперь они воспринимались, как нечто само собой разумеющееся, к тому же тренеры делали упор не на силу, а на технику исполнения. Да, и мы втянулись, привыкли. После 12-часовой пахоты мужики, как ни в чём не бывало, шли в развлекательный центр, на стадион или в вечерний бар, отправлялись с семьями в театр или океанариум. К общей радости и удивлению мы как-то незаметно заговорили на древних языках, а историю, традиции, обычаи и культы народов 6 века знали назубок.

С марта Варяг начал натаскивать каждого бойца на реальный бой. Лично мне больше нравился итальянский стиль, мощный, разнообразный, использующий все возможности тела, рук и оружия. Бой без щита, клинок на клинок в колющей технике. Но по настоянию мастера за общую основу мы всё-таки взяли немецкий стиль из-за того, что его секущие удары хороши в бою против многих и плохо защищённых противников. Лишь Стингер упорно осваивал сложный и весьма эффективный, но требующий особого отношения и состояния сознания испанский стиль, основанный на точном расчёте, биомеханике и восточной философии, привнесённой когда-то в Испанию арабами.

Пока я, Стингер, Лео и Марк лупили друг друга мечами, саблями, копьями и секирами, Черчилль, Сержант, Сфера и Рокки изводили сотни стрел на стрельбище.

В марте мы уже пытались дискутировать на латыни и греческом и болтать между собой на старославянском. Труднее всего давался древнеаварский, но Вероника Владимировна сумела найти ключик, и дело сдвинулось с мёртвой точки. И вот наступил момент, когда она предложила, а, по сути, потребовала, общаться между собой исключительно на старославянском. Попробовали и… нам понравилось. Поначалу смущаясь и делая вид, что занимаемся ерундой, вдруг однажды поняли, что свободно болтаем и даже спорим на древнем языке.

Теперь мы не только растили волосы на голове и лице, но и постоянно даже дома носили аутентичную древнюю одежду и обувь. День за днём в нас оставалось всё меньше современного и прибывало средневекового. Как-то незаметно поменялись манеры и речь, а домашние, думая поначалу, что я прикалываюсь, потом поняли, что ошибаются, и в их глазах появилась озабоченность.

– Зайди ко мне, – однажды днём во время перерыва прозвучал в коммуникаторе голос профессора. На экране он выглядел довольным и вполне благополучным. И это хорошо, значит, не должен навешать новых забот.

Он сидел в комнате отдыха потягивал свой любимый коньячок и добродушно улыбался:

– Садись, Павел. Извини, что оторвал от дела. Насколько знаю, гоняют вас не по-детски. Зато и успехи у вас неоспоримые.

– Тренируемся помаленьку.

– Будешь коньяк? Как хочешь. Вовремя ты подкинул идею о гравитационном винте. До того мы головы сломали над механизмом переноса капсулы и защиты экипажа от воздействия чудовищных энергий. Теперь всё в ажуре. Капсула понесётся в пошлое на потоке хрононов, как бусина по струне.

– Лихо сработали! Не устаю поражаться, как быстро вы идеи в металл отливаете. Прошло всего четыре месяца, а установка уже на низком старте.

– То ли ещё будет, Паша. Ты даже представить себе не можешь, что тут у нас разворачивается. Пока промолчу, чтобы не сглазить. Я вот зачем тебя вызвал. На днях вам надо выкроить три-четыре часа, тебе и твоим бойцам с установкой ознакомиться, примериться, в капсуле посидеть, замечания сделать, вопросы позадавать. А мы посмотрим и вас послушаем, может, что-то толковое предложите.

– Ни обитутись, болярин, зело необходне се бремо. Дельми овта невыкивти ни вели жра.

– Чего-о?!

– Не переживайте, надо, так надо, не велика проблема. Старославянский.

– Тьфу ты, леший тебя побери. А то я слегка струхнул, подумал, что ты того, – и он покрутил пальцами у виска, – ступай себе с богом, витязь, – а в дверях окликнул:

– Чуть не забыл. Сегодня Евгений Поддубный пожаловал с двумя помощниками. И, похоже, надолго, как и отряд «Д». Насколько я понял, на днях они в Сирии засветились. Под миномётное накрытие попали. Всех местных в клочья порвало, а этим, хоть бы хны. Безопасники стали разбираться и за голову схватились. Их похождения в Донбассе всплыли. Ну а сложить один и один могут не только безопасники. Теперь корреспонденты здесь, а вскоре и их семьи подтянутся. А по поводу Поддубного есть у меня одно соображение. Хочу в следующий выход отправить его с вами за кромку для съёмок видеохроники. Чуешь какая бомба для историков может прилететь, – и он по-мальчишечьи рассмеялся, – А теперь ступай. До встречи.

Я не удивился, когда на другой день, на площадке у входа на базу увидел Поддубного. Даже немного ему позавидовал. Вот же человечище. Ни угрозы хохлов, ни взрывы басурманских мин под ногами, ни фактическая ссылка на край света ему нипочём. Не успел приехать, а уже работает, гигант мысли. Настоящая акула пера. Как тут ему не позавидовать. Везде хорошо человеку, было бы кому задать вопрос и получить ответ.

– Прошу прощения, разрешите представиться: Евгений Поддубный, ВГТРК.

– Здравствуйте Евгений. Чем могу?

– Вы ведь Павел Сергеевич Смирнов, ведущий специалист Центра?

– Всё верно.

– Можно задать вам пару вопросов?

– Конечно, можно, но при одном условии, если вы сначала ответите, как сейчас дела у Динго, Тулы и Ополя?

– Но… позвольте… откуда?.. Ничего не понимаю, – он растерялся, будто с него прилюдно сняли всю одежду.

– Не переживайте так, Евгений. Просто вы ещё не поняли, где оказались. Это Лукоморье, страна чудес и приключений, без всяких преувеличений. Вы ведь только вчера прилетели? Вот видите, ещё толком не осмотрелись, и сразу к станку. Сбавьте обороты, Евгений. Рекомендую вам в ближайшие дни прокатиться по Лукоморью. Сделать это совсем не трудно, закажите для вашей команды микроавтобус и сопровождающего гида. И, главное, задавайте ему побольше вопросов. Здесь почти нет закрытых и запретных мест и тем. Постарайтесь понять, что это за необыкновенная страна. А потом, скажем, через недельку я с удовольствием с вами потолкую. Тем более что у меня есть для вас парочка заманчивых предложений. Договорились? Тогда до встречи.

Ошарашенный неожиданным поворотом разговора корреспондент отправился восвояси, а меня опять ждал тренировочный комплекс.

Тёплые циклоны и весеннее солнце быстро растопили снег, разлившийся недолгим половодьем. Потом короткая мартовская распутица сменилась бурной весной. Мы «обкатали» хронокапсулу и сделали ряд существенных замечаний для улучшения безопасности, вместимости и комфорта. Окончательно отлаженную и сотню раз перепроверенную хроноустановку госкомиссия допустила к работе, а мы дали ей ласковое прозвище «Хрося».

Вместе с весной продолжил изменяться и наш сплочённый коллектив. Ежедневные занятия и тренировки невероятно нас укрепили, превратив тела в перевитые железными жгутами мышц боевые машины. Я уже говорил, что мы обросли бородами, усами и длинными причёсками, стали носить старинную одежду и обувь и говорить между собой только на архаичных языках. А теперь нам велели носить оружие и предметы быта и перемещаться только на лошадях. По городу и окрестностям поползли разные слухи. Да и как им не поползти, когда по улицам разъезжает восьмёрка обвешанных древним оружием всадников. К тому же нас постоянно видели на полигоне в небольшой долине к западу от Орлиного Крыла, где мы проводили конные тренировки. На проходящем по ту сторону реки шоссе начали собираться зеваки и каждый раз всё больше и больше.

Апрель в Лукоморье порадовал солнцем и теплом, ласково согревающим наши обветренные лица. И, хотя за пределами климатического барьера только-только сошёл снег, проснувшаяся в Лукоморье растительность уже окрасила сопки и распадки в ярко-зелёные тона и пятнами ранних цветов. Рыба в реке кишмя кишела, на озере медведи орали и дрались из-за самок. На озёрных берегах появилось множество птиц. В груди разливалась тихая радость и осторожная тревога. До десанта за кромку оставалось чуть больше месяца.

Занятия наши стали поспокойнее, я бы сказал более творческими. Появилось больше свободного времени, и мы стали чаще видеться со «стариками» из бывшего отряда «Д». Хотя, какие они старики? Прямо скажем, я слегка опешил, когда увидел их всех после зимнего перерыва. На вид они скинули минимум десяток, а то и больше лет и даже седины у них поубавилось. Потом выяснилось, что им тоже провели полный комплекс биологической реставрации, как нашим дублёрам. Но, честно говоря, не хотелось думать, что кем-то из них могут заменить кого-то из нас.

Неумолимо приближался день нашего старта за кромку, и вместе с тем появились серьёзные проблемы, о которых раньше мы и думать не думали. Однажды профессор Артемьев пригласил меня в офис. Устало потерев покрасневшие глаза, он указал на кресло:

– Здравствуй, Павел. Хотел с тобой посоветоваться. Наш проект становится слишком прозрачным, и полностью его засекретить практически невозможно. В его реализации участвуют тысячи людей, и всем им рты не заткнёшь, да и не собираемся мы этого делать. А поскольку коммуникаторы имеются у всех поголовно, а скоростной интернет работает исправно, то скоро весь мир будет в курсе. Что предпримут наши заклятые друзья неизвестно, но точно ничего хорошего. Особенно после того, как мы разделались с ихним ХААРПом. Я тут помозговал и прикинул несколько вариантов наших действий. Первый, – ввести режим строжайшей секретности, усилить функций безопасности и карательные меры за разглашение. Второй, – перенести установку, всю её периферию, специальные производства и инфраструктуру в тайное безопасное место. Третий, – сделать наши достижения всеобщим достоянием. Четвёртый, – усилить на основе спецслужб разведку и контрразведку, своевременно отслеживать действия недругов и пресекать их. Пятый, – свернуть всё к чёртовой матери, уничтожить все следы разработок и забыть, как страшный сон. Что предлагаешь?

Я слушал его, прикрыв глаза, и думал. Разрушить мир волшебного Лукоморья – величайшее преступление. Здесь, может быть впервые в истории, люди осознали себя людьми, у которых разум поднялся над инстинктами. С другой стороны, моё открытие назад не засунуть, вспять не повернуть, обратно фарш не прокрутить. Это свершившийся факт и состоявшиеся технологии. Жёсткие полицейские меры не дадут ничего, кроме протеста и социального недовольства.

– Мне больше нравится комбинация второго и четвёртого вариантов. Надо решительно развести Лукоморье с разработками и производством специальной техники и вооружения. Лукоморье возникло и существует, как чудо из чудес и трогать его нельзя ни под каким соусом. Пусть Лукоморье останется островом спасительной надежды и нашей надёжной тыловой базой. Вопрос: куда вывезти всё хозяйство, где найти такой остров? Стоп! Что я только что сказал? Остров! Нам нужен необитаемый остров и смещение в прошлое задолго до того времени, когда по здешним морям начнут шнырять конкистадоры, колонизаторы и всевозможные корсары.

– Я думаю точно также, – улыбнулся профессор, – а теперь лишь убедился в правильности своих мыслей. Вот карта. Видишь остров Онекотан в цепи Курильских островов. Он лежит на 350 километров южнее Лукоморья. Смотри, как он удобен и похож на теннисную ракетку. В его южной широкой половине находится большое кольцевидное озеро, бывшая вулканическая кальдера. В его центре возвышается вулканический конус примерно три версты в поперечнике и 1324 метра высоты. Снаружи со всех сторон озеро закрывает кольцевой хребет. Вот на том озёрном острове мы и устроимся. Там полно чистой пресной воды, море подземной энергии и отличное укрытие от нежданных гостей. О времени точки переноса нужно подумать. Согласен? Прекрасно. Сегодня же начну готовить экспедицию. Как только вы вернётесь из-за кромки, сразу же начнём действовать. А пока об этом молчок. Знаешь ты, знаю я, этого достаточно. – Он прикрыл усталые глаза и на минуту примолк, потом продолжил: – Я полагаю, с нашими возможностями больших проблем быть не должно. Посижу, помозгую. Пока никого подключать не будем.

Я с сожалением покачал головой

– Так не пойдёт, Сергей Иванович. Хватит вам единолично мозги сушить. Вы загоните себя, как та лошадь. Да, и толку – чуть.

– Нет, друг мой, старый конь борозды не испортит, он в ней просто заснёт, – хмыкнул профессор и потянулся за своим живительным бальзамом.

За две недели до старта меня пригласил Александр. В его кабинете в гостевом кресле сидел мастер Ретюнских. Мы поздоровались.

– Тут вот какое дело, Павел. Александр Иванович пожелал у нас остаться и просит принять его в команду. Как ты на это смотришь?

Как я на это смотрел? Обалдел, конечно. Однако подготовка то у него несколько иная. Придётся и ему теперь мечами помахать, да на лошади погарцевать. Про языки я вообще молчу. Но мастер есть мастер, и он сам объяснился, не дожидаясь моих вопросов:

– Как тебе известно, Павел, главная задача бойцов РОСС всегда побеждать в реальном бою. Но соревнования и тренинги не дают должной практики. Здесь я вас наставлял по боевому варианту, что сразу отразилось на качестве обучения бою с оружием. Но сам-то я никогда не участвовал в клинковых боях, да и где нынче те бои? А тут реальное средневековье. В 6 век с вами я уже не попадаю, но может мне повезёт сходить в 9 век. Надеюсь, что не стану лишним в команде. Что касается специальной подготовки, то не сомневайся, я тренировался параллельно с вами.

– Я очень рад, Александр Иванович. Лучшего кандидата во всей России не сыскать. Если бы вы знали, как и из кого сколачивалась наша группа, а теперь это грозная боевая единица. А уж с вашим-то опытом вы быстро втянетесь в боевые будни, хотя, скажу по правде, ничего хорошего на войне нет и быть не может. День за днём постоянное насилие, боль, страдания, кровь и невыносимые грязь и вонь.

– Всё понимаю, – кивнул он головой, – так ты, командир, не против?

– Очень даже за. Более того, предлагаю назначить Ретюнских Александра Ивановича вторым заместителем командира группы «Темп». С позывным…, – я вопросительно посмотрел на мастера.

– Ставр, – уверенно проговорил он.

Следующим днём мы вернулись с конной тренировки, расседлали лошадей и начали их обхаживать прежде, чем передать конюхам. Протирая лошади спину, я обратил внимание на стоящего у дальнего барьера Евгения Поддубного. Надо было видеть его лицо, когда я снял шлем с полумаской и тряхнул отросшими волосами:

– Привет, Евгений.

– Здравствуйте, Павел Сергеевич, – он слегка заикался, не зная, как начать разговор, и я ему помог.

– Как вам Лукоморье, всё ли посмотрели?

– Какой там всё! Необыкновенная страна полностью оправдывает своё название! – воскликнул Поддубный.

Жеребец переступил с ноги на ногу, покосился на корреспондента глазом и всхрапнул.

– А как вам здешние порядки и жизнь в целом?

– До сих пор очухаться не могу. Скажу прямо, сначала меня ошеломило всё, с чем пришлось столкнуться. А потом я всё понял! Будто чистого воздуха глотнул. Не могу надышаться. Я ни секунды не жалею, что меня сюда сослали.

– Не сослали, а направили на ответственную работу. Теперь можно поговорить и о моих предложениях. Но сначала скажите, помните ли вы всё, что случилось с вами в Донбассе, в том рейде?

– Д-да. Но откуда…

– Дело в том, что тогда меня звали Бор, и вы тоже так меня называли, дорогой Ополь. И скажу честно, для новичка-новобранца вы вели себя весьма достойно.

– Не может быть… Как такое возможно?

– Но вы же помните, как после обработки прибором от вас начали отскакивать пули? Почему сейчас вас удивляют мои перемены? Здесь наработано немало уникальных технологий на грани мистики. А скоро здесь произойдут события, которые вообще перевернут все представления о действительности. Могу лишь слегка намекнуть: вопрос касается времени. В прямом смысле. Прошлого времени. Я предлагаю вам стать очевидцем и официальным летописцем исторических событий. Как вам такое предложение?

– Да, как вы… Да, я… Не то слово, согласен… Готов куда угодно! Даже без гонорара.

Я рассмеялся.

– Вы опять за старое. Разве вы не в курсе, что денег то в Лукоморье нет. Не нужны. Каждый лукоморец получает абсолютно всё, что ему необходимо по запросу, а любые внешние заказы оплачивает администрация. У нас единственное место на планете, где деньги просто цветная бессмысленная бумага.

Поддубный сморщил лицо, видимо пытаясь что-то сопоставить. А я продолжил:

– Через десять дней часть нашего прежнего отряда отправляется в далёкую командировку, и по её итогам и определится круг ваших обязанностей по ведению хроник. А пока ищите интересное здесь. Кстати, в этой связи дарю вам вторую идею. Предложите администрации создать по максимуму ультрасовременную телестудию и возглавьте её. Я полагаю, что Буслаев будет в восторге и обеспечит вас всем необходимым.

Наступил май. Однажды в один из понедельников, заявившись на базу, мы увидели поджидающих нас в аудитории наставников. Позвякивая железом, мы расселись по своим местам. Слово взял мастер Ретюнских:

– В целом для выживания и побед в раннем средневековье вы готовы. Более того ваши навыки для людей того времени уникальны. Теперь пришло время обретения вашего снаряжения и оружия. Мы долго совещались и спорили, и, наконец, подобрали каждому личный комплект.

Со своего места поднялся Варяг, подошёл к длинному столу у стены и откинул грубое полотнище. Под ним виднелись одежда, оружие и какая-то мелочёвка. Варяг привычно заложил руки за спину и коротко пояснил:

– В 6 веке славяне почти не пользовались доспехами, или, как тогда говаривали – зброей. В основной своей массе они воевали налегке, а в смертельные схватки часто шли обнажёнными по пояс. Поскольку вы не нуждаетесь в броневой защите, то и в вашем снаряжении тяжёлых доспехов не будет, а только имитация.

Мне досталась грубая и слегка искусстенно потёртая буро-коричневая кожаная рубаха с пришитыми на груди гладкими бронзовыми пластинами и с накладками на локтях. Штаны с наколенниками такого же цвета, но темнее. Все остальные получили то же самое, с небольшими отличиями, а также с учётом размеров и роста. Варяг продолжил:

– Как вы понимаете, эта одежда – бутафория, но надо соответствовать времени и в таком виде вы не будете отличаться от иных наёмников. Одежда обработана преобразователем, потому её износить и как-то разрушить невозможно. Что касается шлемов, то они из лёгкого титана с напылением, что имитирует старую бронзу, чтобы вы не отличались от иных вояк. Мы остановились на круглых шлемах с полумаской и бармицей, поскольку они типичны для наёмников с Балтии, а их грозный вид обычно вызывает у противников беспокойство.

Мы разобрали одежду, шлемы и широкие наборные боевые пояса. Чёрные длинные, удивительно тёплые, непромокаемые плащи имели плотный подбой и большие в ладонь застёжки-фибулы.

– Ваше оружие, – вступил в разговор Сварог, – строго индивидуально. Поработав с вами, для каждого я выверил форму, длину, баланс, развесовку и проследил его изготовление.

Мне достался прямой полуторный меч девятнадцатого типа, так называемый Гэллоугласс длиной метр десять, весом кило двести с плавно сужающимся острым клинком, сдвоенной гардой и кольцевым оголовьем. Идеальное оружие для итальянского стиля боя. Клинком левой руки стала лёгкая сабля с упором для указательного пальца, с небольшой кривизной, бритвенной заточкой и отличным балансом. Этой красавицей можно колоть, сечь и резать в немецком стиле. Вместе с ними в боевой комплект вошли круглый, обитый чёрной кожей щит диаметром в шестьдесят сантиметров, а также пара ножей, малый трапезный и большой боевой. Вещи были слегка потёрты, состарены и не имели никаких украшений.

Все бойцы получили оружие по стилю, силе, росту и темпераменту. Внешне обыкновенные клинки мастера изготовили из уникальных сплавов и материалов. Например, обыкновенные с виду луки наших стрелков имели в основе лёгкий углепластиковый композит, идеальный баланс и стилизованные прицелы. Они прицельно били на двести метров, а кидали стрелы в два раза дальше. Всеобщее внимание приковал огромный бердыш Лео с широким лезвием длиной в восемьдесят сантиметров с тремя точками крепления к дубовому черену, с острым наконечником и стальным подтоком. Этим чудовищем он мог рубить, сечь, колоть и резать горизонтально перед грудью.

Потом профессор Луцкий вручил нам статусные серебряные шейные гривны, широкие браслеты со встроенными часами и компасами, и по две большие поясные сумки-калиты. В первой лежали современные лекарства замаскированные узелочками, берестяными коробочками и глиняными горшочками. Там же находились кремниевое огниво, моток тонкого прочного шнура с рыболовной снастью и мешочек с солью. В другой сумке глухо звякали тяжёлые кожаные кисеты с византийскими золотыми номисмами и серебряными тетра- и дидрахмами, а в потайном кармане были упрятаны подробные карты местности от Западного Буга до Дона на тонких лавсановых плёнках. По ходу Луцкий давал пояснения к покупательным способностям денег в 6 веке, напомнив, что в землях славян они являлись редкостью и почти не ходили.

Инструктор по выездке Валерий Николаевич раздал короткие сапоги, объяснив, что в отличие от туземной обуви они имеют каблук для стремени, задник и носок с металлическими вставками и приклёпанный выступ на пятке для управления шенкелями. Как и одежда обработанные преобразователем сапоги не имели сноса и одевались на переплетённые крест-накрест ремешками холщовые онучи. В оружейной нас ждали копья в два с полтиной метра длиной. Сюда эти оглобли тащить не стали.

Опять поднялся Ретюнских:

– Теперь вы готовы к походу и отныне тренируетесь только со своим личным оружием и носите только свою личную одежду. Если хотите, можете даже спать в ней.

Выйдя из аудитории, мы громко обсуждали обновки и уже направлялись в казарму, чтобы переодеться, когда на меня накатило. Окружающий мир вдруг замер, а всё сущее будто вмёрзло в пространство. Вначале я растерялся, но потом догадался и поздоровался первым:

– Привет, Деми, – я повернулся и увидел мальчишку в чёрной облегающей одежде с заметными блёстками. Он сидел в знакомом вычурном кресле из серо-золотистого материала с безмятежным выражением на будто освещённом солнцем лице.

– Доброго времени, Павел. Я внимательно следил за тобой, и, не скрою, пару раз имел желание вмешаться. Потом передумал. Всё-таки есть в вас что-то непонятное, что нельзя ни просчитать, ни предвидеть. Эти ваши непредсказуемость, отчаянная бесшабашная решимость, внезапные озарения вызывают у меня искреннее удивление и уважение. Иногда мне даже казалось, что именно в этом и есть смысл существования разумной вселенной. А то, что присуще только людям: любовь, дружба, милосердие, самопожертвование, фантазия, неизменно вызывает у меня добрую зависть. Скажу прямо, некоторые твои идеи стали неожиданными даже для меня и привели к непредвиденному повороту событий. С одной стороны, они создали ещё один инструмент исправления исторических аберраций, а с другой – они сами могут стать причиной нового кризиса. В любом случае, ваш мир теперь уже не будет прежним. Началась битва умов и смыслов.

– Всё правильно ты говоришь, Деми. И реальная жизнь такова, что в ней есть всё: горе и радость, подлость и достоинство, ненависть и любовь, разочарование и вечное ожидание чуда. Вот такие мы странные существа и это наша человеческая суть. Сами виноваты, что такими нас сотворили. Но ведь создали то вы нас по своему образу и подобию, а значит и в вас самих заложены коренные противоречия. Как говорится, что посеяно, то и жать приходится. И потому во вселенной во все времена будут бороться противоположности: плюс с минусом, притяжение с отталкиванием, добро со злом, жизнь со смертью, свет с тьмой.

– Да, уел ты меня, Павел. В самую точку попал. Действительно, в том и есть основа феномена жизни и существования – великое равновесие и борьба противоположностей, в которых развиваются все живые существа от микробов до галактик, создаётся новая красота, новые события и новые знания, что в конечном итоге и является смыслом жизни вселенной. А что касается твоих открытий, то, в некотором смысле, они стали интересными источниками вероятностей. Но оставим эти заботы профессору Артемьеву, а тебе предстоит выход за кромку реального времени.

– Вот в этом и закавыка. Сходить то, мы сходим и, возможно, вернёмся, но неизвестно зачем. В чём смысл нашего похода? Какова задача?

– Вы окажетесь в прошлом накануне третьего из шести ключевых исторических кризисов. Два с твоим участием уже благополучно разрешились. Этот связан с нашествием аваров, которое необратимо нарушило этническое равновесие в Европе и стало поворотной точкой, откуда история свернула не туда. Ваша задача: не позволить аварам прорваться за Днепр и сохранить Антскую державу. В идеале нужно отбросить аваров за Дон. Задача для восьми человек почти невыполнимая, но вероятность успеха имеется. Действовать будешь, как и в прошлые выходы, соответственно своим личным представлениям о добре и зле в соответствие с логикой и здравым смыслом.

– Прямо скажу, задачи ты ставишь с множеством неизвестных и почти нерешаемые.

– Так и вы не простые люди. А ты и вовсе математик, тебе и решать такие теоремы. Кстати, привет тебе от Троицы из Запределья. Чем-то ты им приглянулся, а они личности ох какие притязательные.

– И мне они понравились. Будешь у них, привет передавай.

– Хм-м… Будешь у них… М-м-да… Ну, ладно, пусть будет так. А что ж ты про дружка своего Филимона не спрашиваешь?

– О Фильке? Да, он и вправду мой настоящий друг. Но, насколько я понял, он личность занятая. Не до меня ему нынче.

– Ты не прав. Ему всегда и до всех есть дело, а уж до тебя тем более. Вот умный ты, Павел, а забыл, что он аватар принципа справедливости. Тоесть воплощённая справедливость. А она, или он, если хочешь, стремится быть повсюду.

– Интересно, а существуют аватары иных принципов?

– Несметное число. Но это долгая тема. А, если брать самые известные, то среди них любовь, совесть, правда, азарт, предательство, страх, алчность, гнев, страдания, творчество. Если хочешь, я тебя с ними познакомлю.

– Нет. Мне и Фильки вполне достаточно. Интересно, где он сейчас?

– Я же тебе сказал. Везде. А, если желаешь пригласить его в свой поход за кромку, то у меня есть интересное предложение.

– Я весь внимание!

– Слышал, вам личное оружие вручили?

– Сегодня.

– Как тебе меч? Хорош?

– Не то слово! В руке, как влитой лежит.

– А хочешь, твой меч станет твоим другом?

– Что-о? – Я уже началдогадываться, к чему клонит Деми.

– Предлагаю на время вашего похода аватаром Филимона сделать твой меч. Тоесть часть его сути будет заключена в твоём мече. Более того, ты сможешь с ним общаться, как если бы он был живым.

– Обалдеть! Но как такое возможно?

– У меня всё возможно. Не забывай, Филька – это вселенский принцип. Но есть ещё кое-что. Поскольку сам Филимон обладает неисчерпаемой энергетикой, то и его аватар сможет её осмысленно использовать в бою, если это поможет при помощи силы восстановить справедливость в той или иной ситуации.

– Прямо-таки, меч-кладенец. Грех не воспользоваться таким подарком.

– Если хочешь, то, да. Мощное оружие даже для вашего времени.

Я слушал Деми, и мои мозги начинали потихоньку закипать от избытка впечатлений. Но у меня оставался ещё один неясный вопрос:

– Спасибо, Деми, это бесценный подарок, назову меч «Фил». Но позволь ещё один вопрос. Кто такой профессор Артемьев Сергей Иванович? Полгода назад, перед моим отъездом на Камчатку он проговорился, что знает тебя и живёт давно, и здесь несколько раз упоминал тебя?

– С чего ты взял, что ты один сознательно прошёл реинкарнацию? Таких людей немало, и Артемьев один из них. Первый раз он родился в 1734 году в семье дворянина Якова Разумовского. Назвали ребёнка Степаном. Он рос толковым юношей и учился в Берлине на содержании профессора Эйлера. В 1756 году вернулся в Россию, преподавал в университете математику и астрономию. Изучал движения Венеры, вычислил расстояние до Солнца, возглавлял петербуржскую обсерваторию и был избран вице-президентом академии наук. Основал Казанский университет. С ним я познакомился случайно, вступив в интересную астрономическую дискуссию. Умер он в 1812 году, но я сохранил его личность и позволил реинкарнироваться, и после недолгой паузы он вновь родился в 1839 году в интеллигентной семье Григория Столетова. Назвали его Александром. Поскольку предыдущее сознание сохранилось, учился он в МГУ легко и непринуждённо. После стажировки в Германии получил профессорскую кафедру. Строг был чрезвычайно, студенты боялись его, как огня. Именно он начал эксперименты с электростатикой и магнетизмом, занимался фотоэффектом и фотоэлементами, ферромагнетиками, тороидами с замкнутой магнитной цепью. Умер в 1896 году, и возродился в 1901 в семье итальянского железнодорожника Ферми. На этот раз его назвали Энрико. В юности он звёзд с неба не хватал и был заурядным человеком. Сознание предыдущих личностей у него активировала внезапная смерть любимого брата. После этого к удивлению родственников и друзей он вдруг с головой погрузился в физику и математику. Первую учёную степень он получил в Пизе, где занимался общей теорией относительности. После стажировки у Макса Бора получил профессорскую кафедру во Флоренции, потом в Риме. С 1932 года занимался ядерной физикой, через два года вступил в фашистскую партию, но из-за жены-еврейки бежал сначала в Швецию, потом в США. Преподавал в Колумбии, стал одним из руководителей Манхеттенского атомного проекта. После войны изучал космические лучи и элементарные частицы. Умер в 1954 году и через год реинкарнирован в Серёжу Артемьева.

– Потрясающе! Так вот с кем мне довелось работать! Кому сказать, не поверят!

– Не надо никому говорить, Павел. Всё это личная тайна одного человека. Не надо.

– Да, это я так, от восторга. Так вот почему Энрико Ферми из простой семьи бедного железнодорожника поднялся до таких высот!

– Я доволен нашей встречей, Павел, и рад, что ты понял мои заботы. Полагаю, что нам ещё не раз предстоит встретиться. Удачи тебе и твоим спутникам. Прощай. До следующей встречи.

В один миг мир снова пришёл в движение. Мужики продолжали шагать по коридору, а я остановился и присел на скамейку около какой-то экзотической растительности, вытянул свой новый меч из ножен и услышал лёгкий звон, будто колокольчики шевельнулись и вместе с ним лёгкий смешок. В растерянности я медленно задвинул клинок в ножны, решив поговорить с Филом потом, когда мозги встанут на место.

Поднявшись на ноги, я увидел, что вся команда стоит неподалёку с тревогой в глазах. Успокаивающе махнув рукой, я направился в их сторону.

Последние дни мы усиленно изучали театр действий. Однако всё равно достоверных данных о жизни в 6 веке не хватало. Тогда, чтобы избежать нелепых ситуаций, и не выглядеть шутами гороховыми, мы решили, что нашей легендой будет отряд наёмников из далёких земель. Это могло частично оправдать наше невежество и неизбежные бытовые ошибки, поскольку чужакам многое прощалось и разрешалось.

В Лукоморье бушевала весна, началось буйное цветение, а яркое солнце заставляло людей надевать очки и широкополые шляпы. Но нам ни то, ни другое носить не полагалось, ибо шкура на физиономии должна иметь естественный загар, облупленность и обветренность. Теперь каждый из нас щеголял в собственном экзотическом облике: кто-то с заплетёнными косичками на висках, кому-то наоборот выбрили виски, кто-то расправлял покрашенные в синий цвет усы. Сержант вообще получил на физиономию несмываемую татуировку в кельтском стиле, которую можно удалить только специальным раствором. Мне собрали волосы в хвост, а из бороды сделали два пучка закреплённые проволочными спиральками на концах, от чего борода стала походить на беличьи уши. От нас стали шарахаться не только соседи, но и сотрудники Орлиного Крыла. Чтобы более-менее соответствовать славянским или булгарским именам мы чуть исправили наши позывные. Бор, Лео и Марк остались при своих, другие изменились: Рокки – Рок, Стингер – Стинхо, Сфера – Зверо, Сержант – Серш, Черчилль – Черч.

И вот наступил день старта. Накануне я простился с домашними, сказав, что отбываю на несколько дней в командировку, и провёл ночь на базе. Не сговариваясь, все мужики сделали тоже самое. В семьях никто ничего не знал. Долгие проводы, сопли, эмоции, ни к чему всё это. Да и нам требовалось навести порядок в душе.

За час до старта мы в сто первый раз проверили снаряжение и оружие, укладку в контейнере, присели за чашкой кофе с нашими наставниками, Александром и обоими профессорами. Пока потягивали ароматный напиток, Артемьев сказал, что накопители энергии позволят отправлять к нам хронокапсулу каждый час, что в 6 веке соответствует одному месяцу. И так вплоть до нашего возвращения. Просил сообщать записками о важных проблемах и нуждах, и при необходимости не стесняться заказывать любые аутентичные грузы. Потом в который раз уточнил место десантирования: 51 широта, река Припять, древлянская земля, вторая половина мая, год 555 от рождества Христова.

– Ладно, не будем омрачать полезное приятным. Пора.

Стараниями профессора и Александра никого лишних на старте не наблюдалось. Не считая Поддубного с оператором и водителем-ассистентом. Мы не спеша расселись по ячейкам в хронокапсуле, проверили внутреннюю связь, пристегнулись. Мелькнуло лицо профессора, он приветственно поднял руку.

Не поминайте лихом!

Вот отошли технические платформы и трапы. Пошёл отсчёт. Пять, четыре, три, две, одна. Пуск. Хронокапсула начала с ускорением вращаться вокруг продольной оси. Толчок. Разгон. Перегрузка! Картинка снаружи смазалась, и поток времени понёс нас на тысяча четыреста шестьдесят лет назад. Лёгкое головокружение и тошнота. Фонтан цветных фракталов, потом ощущение торможения. Стоп. Блистеры ячеек автоматически открылись, и в капсуле начался громкий отсчёт времени возврата.

Слегка ошалевшие мы, покачиваясь и спотыкаясь, выбрались на мокрую после дождя лесную лужайку, и поспешили опустошить грузовые контейнеры, побросав оружие, снаряжение, одежду и продуктовый НЗ прямо на траву. Предусмотренные тридцать минут промелькнули быстро. В висящей в полуметре над землёй хронокапсуле раздалось: – «ноль», – и она исчезла. Коротко пыхнула, сходящаяся в точку звёздочка света, раздался звук, будто чуть дёрнули басовую струну, и в лицо пахнуло озоном.

Озираясь по сторонам, мы вдыхали терпкий хвойный воздух, собираясь с мыслями и решительностью. Вокруг лежало бескрайнее пространство дикого заповедного леса, а вечернюю тишину, казалось, можно было резать ножом. Отсюда начинался наш путь длиной в несколько лет, полный приключений, сомнений и неизвестности…


ЧАСТЬ 2.

АНТАНИЯ


АНО ПОЧАТИ АЗ РЕКИ СКАЗ, ЯКО ВЕТХО ЛЕТОС ЯВИ ДАНУПРА ЧУРОС ОТЕЧ.

ГРАСТИ СТЗЯ НЕВАГА ДЕЛЬМО ТИГУСЕ ЯКО ПОГАНЕ НАОГОЛ СМАГО ОДРИНИ ОТЕЧ.

ЕГДА СНАЖИВ ЧУРОС, ЕМАТИ КАЛИТИ ТА ЗБРУН ГРАСТИ СПРАВНО БЕЗАДШИ.

ОВДЕ ЕНИ ШИШО СЛОМЕНИ ТА ПЛАНЕ ПО ДАНУПРА.

ВОЖИ ОБЛЕШТИ ВЫИ САКРА РЯСЫ СО ДЕНТО ВИЛЦЫ ТА КАМАНИ ХОРСО АГНИ.

ВОЗДЕ ЗНАМЕНО СО ВОЛО…


А начну я рассказ, как в стародавние времена пришли на Днепр предки отцов.

Ушли в путь они в тяжкие времена из-за жестокости врагов, пожегших дотла отчие жилища.

В те времена сплотились предки, взяли сумы и скарб и пошли до мирной земли.

Здесь они набрели на холмы и равнины вдоль Днепра.

Вожди надели на шеи священные украшения из волчьих зубов и камней солнечного огня.

Подняли стяг со знаком вола…


С шумом и треском сосна завалилась на землю, вздрогнув комлем. Я передал Лео топор и, отойдя в сторонку, присел на травку и распустил на ногах ремешки, чтобы перемотать онучи. Наш двухметровый здоровяк, одним махом отрубая по суку, за пару минут очистил ствол, в два удара смахнул вершину и, крикнув: «Бойся!», столкнул бревно вниз по склону.

На берегу Черч и Серш сноровисто ворочали и усердно тесали брёвна, а Стинхо, Зверо и Рок вязали большой в три наката плот. Чуть дальше на песчаной косе у плёса дымился костерок, возле которого кашеварил Марк. Похоже, до заката мы успеем закончить строительство, и с утра пораньше отчалим вниз по реке.

Заканчивались сутки, как хронокапсула забросила нас в середину 6 века. Вчера до темноты мы успели лишь наспех оглядеться, наметить и подготовить площадку для следующего портала и устроиться на ночёвку. И, когда чуть посерел восток, и едва развиднелось, мы снялись с места и углубились в старый лес с вековыми неохватными дубами.

Вместе с восходом солнца перед нами открылся цветущий луг, за которым распространял густой смолистый дух матёрый сосняк с ровными высокими стволами. В буйной лесной зелени оглушительно гомонили птицы, а от опьяняюще чистого воздуха буквально кружилась голова. Иного подтверждения того, что мы оказались на месте, и не требовалось, ведь природа такой чистоты и свежести могла принадлежать только первозданному и ещё не изгаженному человеком миру.

Нисходящий к югу склон ускользал в полноводную реку. Мы выбрали удобное местечко поближе к сосновому лесу неподалёку от весело журчащего родничка.

Мимо неспешно скользила искрящаяся лента Припяти. Полноводная равнинная река текла с запада на восток, вбирая в себя бесчисленные речки и ручьи из окрестных лесов и болот. К северу среди сотен озёр, речек, непролазных топей и болотистых чащоб лежали земли дреговичей, или по-местному болотников, народа неприхотливого, нелюдимого и дикого. Правый берег и земли к югу от Припяти населяли древляне, гонористый народец с паршивым и неуживчивым характером, родственный дреговичам, но разошедшийся с ними по культовым соображениям.

Отличавшиеся особым самомнением и те, и другие примерно сотню лет назад во времена последнего гуннского кризиса вдрызг разругались со своими предками дулебами и покинули родину на Буге. По рекам Турья и Стоход они добрались до Припяти и за два поколения расселились вокруг неё. Вот тут и проявились нехорошие замашки древлян. Заняв неплохие плодородные земли по южным притокам: Случи, Горыни, Ужу, Ирше, Тетереву, они потихоньку, но настойчиво, начали продвигаться на юг в вотчины антов. По этой причине вот уже полвека тлел непрекращающийся порубежный раздор. В общем борзой и нахальный народец эти древляне, и придётся держать с ними ухо востро. Одно радует, что живут они негусто, поскольку широко разбрелись по бесчисленным рекам и речкам.

Общими усилиями к вечеру корявый, но прочный плот с двумя вёслами-правилами плескался на лёгкой волне, покачиваясь на привязи.

Набросав на брёвна лапник, а поверх толстый слой мягкой травы, мы снесли на плот всю снарягу, шесты и длинномерное оружие, потом уселись у костра перекусить наваристой ушицы и заодно обсудить дела. Вылизали котелок и сразу поставили варить завтрак, поскольку утром кашеварить будет некогда. Договорились об очерёдности дежурства, и, наплевав на полчища ошалевших от обилия свежей жратвы комаров, быстро и крепко заснули.

А утром спозаранку, едва поднялось заспанное солнце:

– Гэй, туждо шиши, ни сважать вборзь, инде судла усекно! (Эй, чужие бродяги, не вздумайте дёргаться, не то головы посрубаем!)

С вашего позволения и во избежание ненужного мозголомства дальше буду излагать события на нашенском языке, может быть с лёгким местным говором, ибо без того никак невозможно.

Утреннее благодушие как ветром сдуло. На взгорке стояли два десятка обормотов с избыточной бородатостью, в живописных засаленных лохмотьях с заострёнными палками, дубинами и топорами в руках. Их вожака прикрывала изрядно потёртая шкура неизвестного зверя, череп которого служил шлемом. В руках он держал грубый квадратный щит и яростно потрясал широким мечом. По местным меркам его одёжка отличалась даже некоторой щеголеватостью. Вместо лаптей он носил короткие разлапистые сапоги с широкими голенищами, а на бурой, крашеной луковой шелухой рубахе поблёскивал большой бронзовый нагрудник. Самодовольная рожа с насупленными бровями и надменно задранной бородой подчёркивала тупое упрямство её обладателя.

– И это вместо «здравствуйте». Видят местные боги и боженята, не хотел я скандала, – проговорил я, не вставая, хриплым со сна голосом.

– Ты, Бор, как хочешь, но придётся этому хамлу напомнить, что при хорошем кнуте и пряники не нужны, – пробасил Лео и выпрямился во весь свой рост.

Я поморщился, ведь серьёзный конфликт с местными в самом начале похода мог серьёзно осложнить нам жизнь. Я остановил Лео:

– Погоди. Пойду сперва пообщаюсь, узнаю, чего хотят, может им надо что-то. Зачем сразу в драку то?

Я поднялся, поправил оружие и медленно пошёл в гору, показывая древлянам пустые руки. Краем глаза я заметил, что Зверо подтянул колчан с луком и тул со стрелами.

По мере того, как я подходил, толпа оборванцев начала расходиться полукругом. Передо мной стояли взрослые мужики, бородатые с грязными нечёсаными волосами, с обветренными лицами и тёмными заскорузлыми руками. Я попытался первым наладить контакт:

– Мы вольные вои-хоробры идём в землю антов. А вы кто будете?

– Мы здешние хозяева-огнищане из племени дерев. То наша земля, и мы вас не звали, и видеть вас не желаем.

– Так и мы не к вам собрались. Здесь по пути на ночь встали. Отдохнули и в путь. Ваша земля нам ни к чему.

– Но вы стоите на ней незваные. То обида. И вы пойдёте с нами.

– То вряд ли. Мы не враги, злого умысла не имеем, мимо с миром плывём, и нонче дальше отправимся.

– Никуда вы не отправитесь, – злобно прошипел главарь, – анты наши недруги. Мы не воюем, но они больно жадны до земли.

– Тебя не поймёшь. То вы на свою землю нам шагу ступить не даёте, то на чужую заритесь. Я сказал, а ты услышал, мы вскоре отправимся в путь.

– То ты не понял, бродяга, эта наша река, и я вож Рахор тебя не пропускаю. Ты и твои шиши отныне мои полоняне и смерды.

«Как бы мне так изловчиться, чтобы никого из них не прибить до смерти, шибко не хочется кровь проливать», – подумал я, медленно вытягивая меч из потёртых ножен. У древлянина глаза увеличились вдвое, когда он разглядел мой клинок. Такого оружия Русь ещё восемь веков не увидит. Рахор явно струхнул, но продолжал грозно пыхтеть, не желая терять лицо перед соплеменниками.

Я оглянулся и сделал рукой успокаивающий жест своим мужикам, которые уже стояли на ногах в ожидание развязки.

– Схопить его! – неожиданно тонким голосом взвизгнул Рахор, указывая на меня мечом. Толпа древлян качнулась, но неожиданно для самого себя я крутанулся, обведя кончиком меча по земле круг, и уставил клинок на главаря.

– А ну, всем стоять, собаки паршивые!! – взревел я, скорчив злобную рожу. – Коль добрых слов не понимаете, сейчас всем уши отрежу!! – Я чуть не заржал, когда бородачи побросали палки, отшатнулись и схватились за уши. – А коль ты и впрямь вож, выходи на поединок. Аль струсил? – Я решил слегка охладить пыл главаря и опозорить в глазах приспешников.

Но, как выяснилось позже, они отступили не только потому, что меча испугались, а потому, что невольно я совершил ритуал сильнейшего боевого оберега, очертив круг на земле мечом, которым собирался пустить кровь. По их вере теперь против них будут биться не только моё оружие, но и духи моих предков.

Моё недоумение достигло степени удивления, когда Рахор бросился на меня, и что из того вышло. Едва достигнув невидимой черты обережного круга, он будто наткнулся на невидимое препятствие, взбрыкнул ногами и завалился на спину, попытался встать, и снова упал, как подкошенный. Визжа от ужаса, он бросил и меч, и щит, и меховую накидку, и удрал на карачках. Вдогонку я перетянул его мечом плашмя по заднице. Во главе с вожаком вся местная гопота врассыпную припустилась в лес.

Когда в рукояти появилась лёгкая вибрация, я чуть не выронил меч, а, услышав в голове смешок, вспомнил про подарок Деми.

«Филька, ты?». «Попрошу без фамильярности, зови меня просто Филимон. Ну, так и быть – Фил. Ведь ты так любишь короткие имена». «Наконец то, дружище, я так по тебе скучал. Жаль, что нынче ты простая железяка». «Вот не можешь ты без грубости, командир. Не железяка, а уникальный боевой комплекс, который может сделать много неприятностей плохим и несправедливым двуногим. Ладно, потом поговорим. Вон твои друзья поднимаются». И он замолчал, притворившись обычным мечом.

– Чего это они? – спросил Рок, закидывая лук за спину. Все остальные тоже недоумённо уставились на меня.

– Чего, чего, – я задорно подмигнул, – прикрикнул на них, испугались. Древляне же. Пришли – спасибо, ушли – большое спасибо. А, если серьёзно, то сейчас не в тему затевать драку с кровопусканием. А посему, так сказать, во избежание, надо срочно валить отсюда. По Припяти в лучшем случае пару дней спускаться, да по Днепру не меньше суток. А таких вояк, наверняка, ещё немало встретится. И что же будем упокоивать всех встречных поперечных? А потому, братцы, собираемся и отваливаем.

Завтракать расхотелось, нахальные босяки напрочь отбили аппетит. Все пожитки давно лежали на плоту, нам оставалось только забрать котелок с ухой, отряхнуть плащи и оттолкнуться шестами. Мы наскоро собрали пожитки и отчалили.

Река подхватила плот, завертела, и мы не сразу приноровились к непослушному транспорту. А поскольку немногие из нас могли похвастаться хоть каким-то опытом сплава по воде, то пришлось набираться навыков прямо сейчас. А умение передвигаться по воде было ох как нужно, ведь в этом времени в этих краях не имелось не только дорог, но и направлений, и потому реки и речки были здесь главными, а кое-где и единственными, путями сообщения.

Справившись с вёслами и шестами, потихоньку приручили норовистое средство, начали устраиваться и осматриваться. Могучая река медленно несла свои воды меж покрытых растительностью берегов. Плот то выносило по стремнину, то на излучинах прижимало к обрывистым берегам, и верста за верстой повторялась одна и та же картина: заросшие лесистые берега с невысокими обрывами, песчаными отмелями и протяжёнными заливными поймами.

Однообразное плавание и черепашья скорость изрядно действовали на нервы. Лео попытался подгребать рулевым веслом, но прыти плоту не шибко добавил. И, лишь, вытесав на очередной стоянке пару гребных вёсел, мы немного ускорились, но как-то заметно разогнать эту плавучую кучу дров было делом безнадёжным. Набив мозолей и взмокнув от бессмысленных усилий, мы единогласно решили при первой же возможности поменять это несносное угрёбище на нормальное судёнышко, и лучше с парусом.

От безделья народ заскучал и лишь слегка оживился, когда Черч предложил половить рыбу. Естественно, команда шумно одобрила эту затею. Хоть какое-то разнообразие. Черч долго шаманил над снастью, не обращая внимания на дружеские подначки. Но усмешки быстро сменились воплями восторга, когда плетёныйшнур зазвенел струной, и через полчаса мы с трудом вытянули на плот приличного осетра. К сожалению, это был единственный трофей, зато потом за какой-то час Черч надёргал из воды полсотни разной мелочишки: судаков, голавлей да окуней.

День разгорался. Радовала сухая солнечная погода. В конце мая в этих краях обычно наступают первые по-настоящему тёплые дни, когда в полдень солнце уже хорошо припекает плечи и макушку. Яростно звенели комары и жужжали оводы, но, не смотря на вьющихся вокруг ненасытных кровососов, мужики растелешились и загорали, наслаждаясь солнышком. Однако с наступлением вечера стало ясно, что за бортом всего лишь май месяц. Вместе с заходом солнца река укуталась туманом, и заметно похолодало.

Я сильно подозревал, что прошлая стычка с местной шпаной не последняя на нашем пути, поэтому, поразмыслив, предложил подобрать для ночёвки какой-никакой островок, чтобы вместо спокойного сна, не пришлось ночью отгонять злых древлян. Как по заказу вскоре подвернулся заросший ольхой и старыми вётлами остров между двумя протоками.

Причалили за небольшим мыском, где прямо у обреза воды торчали три толстые ветлы. Сразу за ними протянулась широкая полоса заросшего мелкой травкой песчаного берега. Отличное место. Мужики притянули и привязали плот к вётлам. Через полчаса уже весело потрескивал костёр, медленно поедая кучу натасканного сушняка. На роготульках весело булькал медный котелок, распространяя умопомрачительный рыбный дух, а на оструганных палочках истекали соком и ароматом куски осетрины. Пока мы сооружали лежанку, реку окутали туманные сумерки, окрашенные молодой луной в серые цвета. В вечерней тишине с реки доносились плески рыбы, непонятные шорохи и звуки.

Опустошив котелок, мы взялись за печёную осетрину и принялись неспешно обсуждать утреннюю стычку с древлянами, прикидывая так и этак варианты отношений, и как нам половчее внедриться в неизвестный и во многом непонятный мир. Итог недолгой дискуссии подвёл Марк, который поворошив в костре угли, глубокомысленно заявил:

– Все вы по-своему правы, а коль выходит, что каждая цепная собака всегда при деле, значит и для местных забияк надо найти, либо сладкую кость, либо надёжную цепь.

«Либо пробудить в них смысл», – прошелестело в голове.

Позже, вспоминая те первые дни в мире древних славян, я всегда снисходительно улыбался и нашим восторгам, и нашим сомнениям. Ведь, не смотря на отменную подготовку, мы даже представить не могли, куда попали. Здесь всё оказалось проще, жесточе, честнее и яснее. И уж потом, спустя время всё наши первоначальные задор и слюнтяйство напрочь слетели после столкновения с суровыми явлениями жизни.

Поделив ночь на всех поровну, я первым встал на пост, заодно решив «поболтать» с Филом.

«Ты ещё спроси, не разбудил ли ты меня, – мысленно проворчал меч, – в отличие от вас двуногих, я не сплю никогда». «Тебе проще, ты вселенский принцип». «Ни хрена не проще. Принципы не сами по себе существуют, а в поступках разумных существ. Прикинь, какие могут быть принципы у придорожного булыжника, ёлки в лесу или толстого барсука?». «А что ты скажешь по поводу стычки с древлянами? Перепугались они почему-то, и главарь ихний начал спотыкаться». «Моя работа. А нечего было им выёживаться всей кодлой на одного. Несправедливо. А, значит, меня касается. Пустяк. Слабенький силовой барьер». «Послушай, Фил, но это же совсем иной уровень оружия!». «Я же тебе сказал, что нынче я универсальный боевой комплекс». «И что это значит?». «Не знаю, наверно, всякая всячина. Главное – это адекватный силовой ответ на любое несправедливое действие противника». «А поточнее». «Поточнее: как аукнется, так и откликнется». «Вот и поговорили». «Не обижайся, Павел. Я ведь не сам по себе, а только механизм реагирования на ситуацию, или на твой запрос. Не забывай, я всего-навсего принцип». «И много вас, таких принципов в обойме у Деми?». «Полным-полно. Считай все стороны разумной жизни, и неразумной тоже. С некоторыми я близок, с некоторыми ругаюсь и враждую. Но это наши вселенские заморочки». «Ладно, а теперь скажи, коли драться придётся, как нам общаться в бою? Там ни секунды времени для этого не будет». «Всё просто, я читаю твои мысли и эмоции». «Э-э-э, что значит, читаю мысли?! Ты это… кончай в голове копаться». «Обижаешь, командир. Когда ты думаешь о справедливости, ты же не вспоминаешь лично меня. Я изначально встроен в твоё сознание, как иное любое понятие. Или я тебе надоел?». «Прости, Фил. Тут такое навалилось, ум за разум заходит». «Не боись, разберёмся. Если что, обращайся».

Я погладил меч, задвинул его в ножны и встал, уступая место у костра Марку.

Утро разбудило бодрящей сыростью, холодом и тихими голосами проснувшихся мужиков, поёживающихся в отсыревшей одежде. По реке лениво стелился редкий туман. Мы перекусили вчерашним осетром, отвязали плот, и течение медленно потянуло нас на стремнину.

И снова мимо поплыли заросшие песчаные берега, поймы и невысокие обрывы. Пару раз глазастый Серш разглядел на правом берегу людей. Я присмотрелся, и, действительно, в прибрежных зарослях мелькнули кожаные куртки и мохнатые шапки. Уж не знаю, чем мы так заинтересовали древлян, но мне показалось, что несколько раз видел одни и те же физиономии. Стало ясно, что нас сопровождают, когда после полудня среди древлян появились двое конных.

К вечеру мы достигли устья Ужа, где он впадал в Припять. На поверхности воды появились завихрения при слиянии двух потоков, и, чтобы не попасть в водокрут, нам пришлось прижаться к северному дреговичскому берегу.

Река Уж имела особое значение в стране древлян. Именно на ней и её притоках появились их первые города Вручий (Овруч) и Коростин (Искоростень). Значит, в этих местах должно быть побольше обитателей. Накаркал. На лесную прогалину вблизи берега открыто высыпала толпа в сотню голов, среди которых возвышались два всадника. И хрен бы с ними, пущай себе стоят. Но, во-первых, турбулентное течение начало нас затягивать к тому берегу, а во-вторых, там два десятка бородатых злодеев с копьями и щитами спешили отчалить на двух лодьях.

Мы переглянулись и дружно засмеялись, поняв, что подумали об одном и том же.

– Какую выберем? – спросил Зверо, поглаживая рыжеватую бороду.

– Вон ту правую, она поменьше и посвежей выглядит, – ответил Марк и поскрёб впалое пузо.

Приветственно помахав аборигенам, мы нахально у них под носом погребли по течению. Такого пренебрежения они вынести не смогли. Конный что-то проорал, спрыгнул с коня, забрался в лодью, и оба судёнышка, взмахивая вёслами, устремились нам наперерез.

– Черч, всади пару стрел поближе к этому выскочке, – попросил я, внимательно разглядывая древлянского главаря.

Высокий статный воин в пластинчатом доспехе и коническом шлеме держал в руках круглый щит и длинный меч. В глазах этого отпрыска знатного лесного клана плескалась ярость, дурной огонёк и решимость прихватить нас за гениталии.

Одна за другой в корявую носовую фигуру в виде головы птицы вонзились две стрелы. Ай, молодец, Черч, не подвёл, пуганул, как надо. Древлянин отшатнулся, зло оскалился, поднял щит и вскинул руку с мечом. Вёсла затабанили, и обе лодьи закачались в десяти метрах от нас.

– Грязные бродяги! – сверлил меня взглядом древлянин, – кабаньи отродья. Без спроса плывёте по моей реке и посмели в меня стрелы метнуть! Я вас в порубе сгною!

– Поумерь пыл. Ты сам то кто, такой грозный? – я с интересом рассматривал древлянина, – мы вольные вои-хоробры, ходим там, где желаем, и в чьих-то разрешениях не нуждаемся. Тем более в твоём.

– Как смеешь ты, подлый тать вожу перечить?! Я вож всех древлян Ингор, и это моя земля. Я здесь хозяин.

– Я тоже вож, и ты мне не указ. А коль моя речь тебе не по нутру, то выходи на поединок. В том нет позора. Ты вож и я вож.

– Готовься к смерти, чужак. Правь к берегу. Сразимся.

Я смотрел на гордеца и заранее жалел его. Статный гордый мужик, но спеси и дерьма у него через край. Надо проучить. Толпу в сотню бородачей я старался не замечать.

– Братцы, – повернулся я к своим спутникам, – поскольку местная пипетка претендует называться клизмой, пора объяснить ей глубину её заблуждения, а заодно и местных богатырей нужно охолонуть. Иначе не отвяжутся. В драку не лезьте, только, если всем скопом накинутся. Ей богу, жалко их бить, будто детей обижать.

– Давай, Бор, разомнись, а мы полюбуемся, – хохотнул Лео, и заработал веслом, направляя плот к берегу.

Через четверть часа мы с вожем Ингором стояли на ровном берегу напротив друг друга и присматривались. Отсутствие у меня щита, шлема и брони сначала ввело древлянина в заблуждение. На его лице появилось выражение брезгливого презрения, но, когда я вытянул оба клинка, его физиономия сразу полиняла. Во все времена все бойцы знали, чтобы биться с обоеруким мечником, нужно быть либо очень опытным рубакой, либо безумцем. Оценив моё оружие, вож ещё больше расстроился.

«Фил, сейчас я хочу обойтись без твоей помощи», – мысленно обратился я к мечу. В ответ в голове прозвучал лёгкий хмык.

– Почнём, вож Ингор? – спросил я, направляя клинки на него.

– Почнём. Пора тебя попотчевать добрым железом и укоротить, чужак.

– Моё имя Бор. Называй меня так, соблюдай вежество.

– Почнём, Бор… вож, – скрипнул зубами древлянин и, сделав длинный шаг, попытался ударить в ногу нижним краем щита и одновременно мечом слева сверху. Я легко уклонился и опять специально подставился, поскольку меня интересовал местный стиль боя мечом. А никакого стиля я и не увидел. С первой же минуты стало ясно, что меч непривычное для вожа оружие. Видать, для важности взял. Отбив очередной незатейливый удар, я громко сказал:

– Стой, вож. Не в обиду, оставь меч, возьми то чем привык биться.

Он насупился, чуть отступил, вложил меч в ножны, зычно взревел, подзывая смерда, протянул руку назад и взял поданный ему топор. Глянув, как он ловко ухватился за рукоять и привычно крутнул топор в руке, я понял – это, действительно, его оружие.

И пошла потеха. Щит мне в лицо, поворот, удар, отскок, боковой замах с переводом на другую сторону, ещё одна попытка удара щитом по ноге и одновременно горизонтальный секущий удар топора. Молодец, любого местного уделал бы на раз. Ну, что ж, поиграли, погрелись и будя.

Я показал, что собираюсь ударить по ноге. Он резко опустил щит. Топор потянул его вбок, на секунду заставил открыться, и я плашмя шарахнул его мечом по лбу. Шлем слетел. Ошеломлённый древлянин распрямился и, ещё раз получил по лбу. Его ноги заплелись, и он и ничком растянулся на земле. Толпа угрожающе загудела и надвинулась.

– А ну, стоять!! – грозно заорал я, – Двое ко мне! Помогите вожу! Быстро!!

Волнующаяся толпа расступилась, из неё выскочили двое молодых крепких парней с густым пушком на лицах, подняли вожа и поставили его на ноги. Он встрепенулся и медленно повернулся ко мне. На его лбу отпечаталась красная полоса. Он стряхнул руки слуг, распрямился и посмотрел исподлобья налитыми кровью глазами:

– Ты победил, чужак Бор. Что хочешь?

– Ты вельми знатно дрался вож Ингор, ибо сильный и достойный вой. А за вено я возьму вон ту малую лодью.

– Бери. Ано я тебя запомнил. Ты идёшь к нашим недругам, значит, ты недруг нам.

– Кто знает волю богов? Кто знает свой путь и судь? Ноне недруг, назавтра друг. Может, свидимся ещё.

– Забирай лодью и выметайся вон, – он злобно зыркнул и нервно дёрнул плечом, – Мои люди яры, ано я их сдержу. Изволю тебя боле не узреть.

Я пожал плечами, махнул своим мужикам, указывая на лодью поменьше и поновее. Большая нам ни к чему, а эта в три пары вёсел самое то. Мы быстро перекинули снаряжение и оттолкнулись от берега.

– Браво, Бор, – усмехнулся Стинхо, – поединок матёрого волка с дворовым щенком. А фехтовать то он совсем не умеет, да и с топором не ахти.

– Чему удивляться, – встрял Серш, – помните, что Луцкий говорил. У антов и словен длинный меч – оружие редкое и очень дорогое, хотя на западе его почему-то называли антским, а ведь изначально он оружие сарматов. Меч даже для местной знати не по карману, а потому непривычен. Когда-то сарматы его антам дали, а толком пользоваться не научили.

– Хреново, коли так, – проворчал Зверо, – лук у них оружие подлое нечестное, мечом драться не умеют, доспехов путных тоже не имеют, голыми бьются. Как с такими чудодеями аваров останавливать будем?

– Как, как? Каком кверху, – усмехнулся Рок, – как припрёт, так и заяц научится костёр разжигать.

– Эх, братцы, давайте сначала до места доберёмся, – это Черч вставил свои пять копеек, – а то у меня ощущение, что мы из этой реки никогда не выберемся.

– Это всё пережитки 21 века, – прокаламбурил Марк, – привыкли, понимаешь всё бегом делать, да по шоссе гонять, да на самолётах-вертолётах летать. Пора отвыкать. Ходить нужно теперь степенно с достоинством, лениться почаще, ибо лень – это благородная привычка отдыхать заранее, – и, не выдержав, заржал.

– Хорош трепаться. Садитесь на вёсла. Посмотрим, что за крейсер нам достался, – пробасил Лео.

Марк встал к рулю, я на нос, остальные на вёсла. К моему удивлению, посудина оказалась довольно ходкой и журчанием резала воду. К вечеру мы достигли устья Припяти, и устроились на ночёвку на острове, от которого до Днепра было рукой подать.

Утром мы выбрались на большую воду. Голубая высь с белыми барашками облаков, синий простор реки со вспыхивающей солнечными зайчиками рябью, светло-жёлтая кромка берега и зелёные кручи с редкими скальными выходами завораживали взор. Покой и первобытная сила разливались вокруг. Мощный поток подхватил лодью и понёс вниз.

На берегу кое-где виднелись низкие домики и пасущийся скот. Вблизи берега рыбаки на двух утлых лодчонках тянули сеть. Вдоль кручи проскакал всадник. Потом нам повстречался караван из четырёх лодий, поднимающихся вверх. Да, по сравнению с безлюдными полесскими дебрями здесь жизнь кипела и бурлила.

Скользя вдоль крутого правого берега, мы прикинули скорость и поняли, что засветло вряд ли доберёмся до Бусова града. А, если и доберёмся, то на ощупь в потёмках. Решив, что всё-таки лучше появиться в незнакомом городе с утра пораньше, мы заночевали на одном из поросших вербой, ивой и ольхой прибрежных островов. По карте до места оставалось вёрст шесть.

Проснулись в сумерках и отплыли вместе с восходом солнца. И хотя могучая река несла нас с приличной скоростью, мы, энергично взмахивая вёслами, принялись выгонять из себя промозглую ночную сырость. Вскоре из дымки утреннего тумана показались верхушки подсвеченных утренним солнцем днепровских круч с домами и домиками наверху.

Как выяснилось позже, Бусов град состоял из четырёх независимых концов – слобод и городского центра – Горы. Первой на нашем пути оказалась торговая слобода, которая возникла и разрослась в устье Почайны. Ещё с готских времён уже три сотни лет тут существовала известная пристань Самбот, названная так готами от sam – стоянка, botas – корабль. Сейчас у бревенчатых, потемневших от воды и солнца причалов теснились десятки разных судов. Чаще встречались струги, способные прошмыгнуть по самым мелким рекам, и которых легко тащить на катках волоком. Вразнобой качались на воде крутобокие лодьи. У одного из причалов борт в борт пристроился десяток плоскодонных грузовых паузков с прямыми бортами. В этих плавучих корытах далеко не ходили, только туда-сюда через реку или на бичеве с грузами по мелководью. Ближе к городу к причалу приткнулись две варяжские снеки. И повсюду во всех направлениях шныряли лодки-однодревки с одним стоящим гребцом. На них перевозили для хозяйства сено с заливных лугов, мешки с житом, уголь, дровишки или корзины с рыбой.

Мы решили пристать подальше от варяжских снек, чтобы эти балтийские славяне случайно не разоблачили нашу легенду наёмников с севера. Немного потыркавшись, мы нашли местечко на самом краю ветхого, с виду заброшенного причала, посчитав стоянку у этой рухляди бесплатной. Ага, щас! Не успели мы пристроиться к пирсу, как щелястые горбыли заскрипели под ногами юркого мужичка в длинной рубахе из домотканной крапивной холстины, украшенной парой заплаток и подпоясанной тёмным кушаком, в войлочном засаленном колпаке и с деревянной дощечкой на груди. Его тёмное морщинистое лицо смахивало на печёное яблоко, а в давно нечёсаной бороде забились крошки еды.

– Пошто встали? Товар имаете? Кто таковые будете? – высыпал мужичок горсть вопросов.

– А кто ты таков будешь, мил человек? – прогудел, поднимаясь, Лео.

Мужичок моментально оценил его габариты, Втянул голову, передёрнул плечами и сделал шаг назад. Потом встрепенулся и, почёсывая шею под бородой, заискивающе улыбаясь щербатым ртом, проговорил:

– Дык, смотритель я, обчеством поставлен. Вот и знамёно вече выдало, – он постучал тощим кулаком по дощечке, – за порядком смотрю и пошлу сбираю. Так как?

– Проездом мы, – ответил я как можно приветливее, – не гости торговые, а вои-хоробры, полюем подходящую ватагу. И скажи-ка нам, смотритель, где тут усталые путники пожрать могут, да отдохнуть спокойно?

– Дык, как сказать…, – замялся мужичок, краем глаза следя за моими руками.

Я сунул руку в калиту и отыскал четвертушку серебряной дидрахмы, прозываемой в Антании щелягой от готского skilligs.

– Держи, служивый. Так куда нам податься брюхо набить?

Он оживился, пряча кусочек серебра за щёку, и расплылся в улыбке:

– Щас по сходням подыметесь, ошую амбарец, потом ещё пара, за ними скотопрогон и рядом харчевня лысого Брыка. Тока вы особливо не гуляйте. Ноне тут смутно. Бойники объявились, чтоб их Мара побрала. Всех ужо примучили, проклятые, – он опасливо оглянулся и очертил себя кругом Сварога.

Мужичок заторопился прочь, а мы уселись на скамьях, чтобы определиться с выходом в город.

– Значит, так, – подвёл я итог, – коль дед правду говорит, то оставлять без присмотра лодью стрёмно, поэтому идём по очереди двумя парами. Первыми пойдут Серш, Лео, Рок и я. Остальным смотреть в оба.

Мы осторожничали, поскольку впервые выходили в пока непонятный и неизвестный нам мир. На крутой берег наискось вела широкая тропа с выкопанными ступеньками на особо крутых местах. Сверху открылся вид на причалы, рыбачьи домишки, навесы и причальные постройки. Наверху вдоль реки тянулась натоптанная тысячами копыт и покрытая слоем сухого и свежего навоза дорога, по которой туда-сюда ходили люди, громыхали сколоченными из досок тяжёлыми колёсами запряжённые волами повозки и изредка прогоняли скот. У обочины на вросшей трухлявой колоде сгорбившись сидел мужик, придерживая нагруженную рыбой большую корзину. Навстречу к спуску цепочкой прошли биндюжники с большими рогожными тюками на плечах. За дорогой начиналась хаотичная застройка слободы: вразброс несуразные лачуги, овины, амбары, навесы, сеновалы. В том скопище едва намечались кривые ряды приземистых полуземлянок разной длины, высоты и степени ветхости, но все имели узкие окошки под соломенными, камышовыми и редко тесовыми крышами. Чуть дальше выделялись стоящие в несколько рядов бревенчатые избы, щеголяющие ровной чешуёй серой осиновой дранки. Из-под крыш некоторых лачуг через волочные дыры курился дымок. Короче, всю эту кучу халабуд можно было, не покривив душой, назвать грязной дырой, изрядно загаженной людьми и засранной местными коровами, овцами и свиньями. Там нам делать пока было нечего.

Похожее на описание старика строение обнаружилось чуть в глубине от дороги. Над этим длинным приземистым домом с двух сторон курился дым, и оттуда ветерок доносил запахи съестного. Просторный двор с колодцем был сплошь усыпан мелкой сенной трухой, перемешанной с навозом, щепками, черепками и разным мелким мусором, в котором усердно копошились куры и вездесущие воробьи. У жердяной коновязи смирно стояли несколько лошадей. Чуть в сторонке у сеновала притулилась пара крытых рогожей и грубой мешковиной повозок с плетёными из лозы бортами и большими тяжёлыми колёсами. Рядом с входом на вросшей в землю колоде сидели и неспешно переговаривались трое мужиков, напротив них стояли двое. По всем приметам эта изба и была харчевней лысого Брыка.

Недолго думая, мы направились к зияющему посредине тёмному зеву входа и шагнули внутрь по укреплённым горбылём земляным ступенькам. Настежь открытый вход и щелевидные затянутые бычьими пузырями окна давали немного света, поэтому мутноватый от дыма полумрак слегка высветляли стоящие на столах масляные гаснички. У хозяйского, составленного из нескольких колод стола в расщепе опорного столба торчал пучок смолистых горящих лучин, под которыми стояла бадейка с водой и плавающими в ней огарками. В открытом проёме мерцали огни в большой печи и открытом очаге, на котором что-то жарилось на веретеле. Там мелькали тёмные фигуры и тени, и оттуда распространялись соблазнительные запахи.

Пройдя по засыпанному соломой земляному полу, мы заняли крайний слева низкий стол, больше похожий на высокую лавку и сбитый из выскобленных сосновых плах, и расселись на колодах, затёртых сотнями портков до тёмного блеска. Из полумрака вынырнул хозяин заведения, плотный лысый человек с густыми усами, плохо выбритым подбородком, мясистым носом и пронзительными тёмными глазами. Первое, что пришло в голову, глядя на него, это: «булгарин».

– Питща ноне знатна, да меды хороши. Есть квас, полба, похлёб, уварная и верчёная убоина. Судака можно запечь.

– Что за питщу берёшь, хозяин? – спросил Серш.

– Всяко беру, пушную рухлядь, белку аль куну, товар разный беру.

– А щеляги берёшь?

– Тише, боярин. Тут не Рум. Серебро в диковину. Инда гости торговые резан принесут, а щеляги навовсе редко.

– А чего сторожишься, хозяин? Мы люди не лихие, вольные вои-хоробры и серебро наше честное.

– Всё так. Токмо вон там, – он одними глазами указал вбок на другую сторону харчевни, – бродники другой день гульбанят. Плату не дают, смердов побили, девку попортили, на базу буйнуют, всё изгадили. Ко гостям донимаются. Давеча у купцов серебро отъяли, да поколотили изрядно. Життя от их не стало.

– Не боись, хозяин. Всё будет ладно, – пробасил Лео, – неси харчи, да получше. Убоины не забудь, пирогов, да мёду стоялого.

Лысый Брык с лёгким поклоном повернулся и исчез в полумраке. А через пять минут стол начал заполняться. Сначала появились четыре влажных кувшина. Потом большая миса парящей сдобренной маслом каши, деревянный поднос с крупными кусками варёного мяса и пучками зелёного лука, блюдо с караваем хлеба и пирогами. Осторожно попробовав местную стряпню, мы признали её годной инабросились на еду. В кувшинах оказался слабоалкогольный напиток из сброженного раствора мёда с добавкой каких-то трав с необычным привкусом.

За едой мы не сразу заметили, как у нас за спиной разгорелась нешуточная заваруха. Сначала там громко говорили, потом грохнул разбитый кувшин, и повалились лавки. Мы разом повернулись.

На залитой мёдом столешнице громоздилась перевёрнутая посуда с остатками еды. Возле стола стояли два не по-здешнему одетых человека со стриженными в горшок головами, длинными усами и бритыми подбородками, с бронзовыми наручами и серебряными гривнами на шеях. Люди явно богатые, но без напыщенности и претензий. Напротив них окрысились трое типов. Сразу в глаза бросились их странные облачения: грязно-серые рубахи, подпоясанные широкими чёрными кожаными поясами, короткие серые меховые безрукавки нараспашку, чёрные порты и обувка. Длинные волосы удерживались стянутыми сзади височными косами, а их сальные бороды и усы украшали разные металлические побрякушки. Двое держали в руках боевые ножи, а третий, зыркая налитыми кровью глазами, тыкал в сторону гостей шипастой дубинкой. Его наглые глаза изливали злую жестокость убийцы, а шрамы через всю морду добавляли облику этакую звероподобность:

– Вы жирные псы должны нас уважать и подчиняться,– ощерил он гнилые зубы. – Мы, вольные волки, тут господуем. А коль не разумеешь, так проучить придётся. А ну, доставай серебро, чужеземные фрячи! Не то… – он вызывающе харкнул на пол и ткнул дубинкой человеку в лицо. Тот ловко отклонился, подбил руку бандита и оттолкнул его от стола:

– Кой дурень баял, что ты тут господин? Ступай поздорову и не замай нам питщу вкушать.

– Ах, ты, сучье дерьмо! – завопил с нескрываемым бешенством задира. – А вот разом и поглядим какие потроха у тебя внутри! – И завыл по-волчьи. Из дальнего угла харчевни поднялись ещё трое таких же мерзавцев в шкурах.

Глядя на них, я догадался, что это те самые бойники, или как их прозвали местные анты – волкодлаки. Короче, бандиты. Шайки таких душегубов и головорезов после окончания двух веков готских, гуннских и варварских войн распространились по всей Европе, в том числе и в землях славян. Обычно они занимались разбоем и вымогательством, обирая мирные городки и веси, вблизи которых и устраивали свои стоянки. А, если по уговору объединялись несколько банд, то ближайшим богатым землям или государствам грозил жестокий кровавый набег. Нередко большие объединения бойников организовывали вторжения на византийское пограничье, и тогда к ним присоединялись иные разноплеменные отморозки. В истории такие нападения почему-то называли набегом славян. Эти негодяи имели репутацию хладнокровных убийц, не признающих ни власть, ни закон, не верящих ни в богов, ни в демонов, а только в ещё большую силу, способную скрутить их в бараний рог.

Лео со вздохом поднялся и расправил плечи.

– Лео, не вмешивайся. Что у трезвого на уме, то у пьяного в животе, а у них сейчас в животе… – я не успел закончить, как гигант положил мне на плечо свою лапищу.

– Помолчи, Бор. Всё это не по мне, а, значит, это надо закончить. Любую заразу надо изводить сразу.

Рядом с Лео встал Серш, а мы с Роком поднялись, чтобы подстраховать их на всякий случай. Ха-ха-ха, три раза. Кого страховать? Лео?

Он появился в самой середине заварухи, как свирепый лев среди паршивых шакалов. Оттуда донеслись глухие удары здоровенного кулачища, будто там сваи заколачивали. Мимо пролетело одетое в шкуру тело, врезалось в стену, коротко хрюкнуло и сползло на земляной пол. Раздался хруст толи сломанной мебели, толи костей. В ход пошли кулаки, кувшины, лавки. О лохматую голову бойника в мелкие осколки разлетелся глиняный кувшин. Раздался вой, но тут же захлебнулся, перейдя в хрип и стон. Хозяин заметался было в панике, но быстро сообразил, что к чему, и исчез.

Чуть погодя в ярком просвете входа возник тёмный контур фигуры Лео, выволакивающего за шиворот последних бойников. Поднявшись по ступенькам, он двумя мощными пинками отправил обоих душегубов в полёт. Один засучил ногами, нырнув головой в кучу лошадиного навоза, другой врезался в сруб колодца, скрючился и затих. Остальных бесчувственных бандитов мы помогли сложить кучкой у дороги.

Вернувшись в харчевню, мы закончили обед и засобирались восвояси, чтобы сменить ребят.

– Хозяин, сколько с нас? – я запустил руку в калиту и вопросительно посмотрел на Брыка, который сокрушённо вздыхал, оглядывая разрушения и покачивая лысой головой.

– Ништо, храбрые вои. Слава Сварогу, за вас заплатили гости с полуночного моря моря, – он указал на двух людей, с которых всё началось. А те встали и, прижав руки к сердцу, наклонили голову. Я шагнул к ним:

– Поздорову вам, гости заморские. Моё имя Бор. Я и мои друзья вольные вои-хоробры. Пришли в Антанию искать доброй дружины и славы.

– И тебе поздорову, вой. А мы гости с Арконы. Я Пархим, а это Мунд. Здесь проездом по торговым делам.

– Знаю Аркону, святой город, что на острове Руян в Варяжском море. Честь и слава вашему богу Свентовиту.

– О-о, ты много знаешь, вож Бор. И бьётесь вы славно. Откуда вы, коль не тайна?

Я мгновенно переиграл нашу легенду:

– Из далёкой страны на востоке, идти до которой долгие годы. – Что удивительно я умудрился не соврать.

– Позволь пригласить тебя и твоих друзей к нам на снеку. Она на том краю причала.

– Изволь. Ввечор подойдём к вам водой. Вот только как быть с побоищем, ведь некоторых мы до крови побили?

– Ништо. Тут полно видаков и послухов. Вины нет.

Мы сменили ребят в лодье, а когда они вернулись, мы все вместе завалились отдыхать. Около двух после полудня меня разбудили громкие многоголосые крики. Я приподнялся и выглянул за борт. На берегу клубилась немалая толпа, постепенно стекающая по сходням на наш причал. Озлобленные люди по виду сильно смахивали на побитых нами в харчевне бандитов. Бойники вошли в раж, громко грозили, тыкая в нашу сторону кулаками, их глаза метали молнии.

– Морд восемьдесят, – широко зевнул Рок.

– Не-е, шестьдесят, не больше. На давешних шибко похожи, – ухмыльнулся Лео.

– Это, братцы, они пришли Лео на ужин пригласить, видать, обед им понравился, – заржал Серш.

– Как бы неприятностей с ними не огрести, – осторожно заметил Черч.

– Вишь, как надрываются болезные, злятся, а коли так, то нужно осадить, – мотнул головой Зверо.

Я приглашающе кивнул головой Стинхо, мы вдвоём выбрались на причал и шагнули навстречу толпе исходящих злобой бандитов.

– Что надо?! – я подпустил в голос металла.

Вперёд вышел прошлый забияка с шипастой дубинкой на плече. Теперь оба его глаза украшали тёмные фингалы. За ним стеной сомкнулись угрюмые лохмачи в волчьих шкурах.

– Я вож бойной ватаги Варнаб. – он давил тяжёлым, словно таран, взглядом, а голосе лязгала сталь. – Мы, вольные волки, с этой земли кормимся, стрижём и режем здешних баранов. Здесь мы воюем и хозяйнуем. Кто вы такие, что на нашей земле подняли на нас руки?

– С чего ты взял, что приблудные собаки могут стать хозяевами здешней земли? Это мы воюем, ибо вои-хоробры, а вы тати и грязная мразь. Ты буйный нрав то поумерь, да заруби себе на носу, вы все гнилой мусор и падаль и гнать вас надо за Припять, где вам и место в болотах среди лягушек и гадов.

– Ты хорошо подумал, кому ты это сказал, чужак? – от ярости его глаза наполнились смертельной ненавистью, побелели, а голос сразу охрип. – Сейчас ты будешь умолять, чтобы я убил тебя быстро.

– Ты, убогий на всю голову душегуб, меньше болтай и ступай отсюда, – ответил я спокойно, – недосуг мне с тобой лясы точить.

По толпе прокатился злой гул, несколько глоток издали волчий вой, и в руках бойников появилось и замелькало разное оружие. За моей спиной тоже зашелестели вынимаемые из ножен клинки. Я видел, как Стинхо не терпится проверить свой испанский стиль в реальном бою. Но в такой драке фехтовать не получится. Толпой задавят.

– Спокойно, Стинхо. Пусть они сами начнут, а то доказывай потом местным начальникам, что мы нипричём, да штраф за этих мудаков платить придётся. А драка начнётся, поменьше финти, секи наотмашь. Тупые они, и слишком много их.

По толпе прокатилась волна, ватага взвыла и бросилась к нам. Вот теперь самый раз. Я вытянул меч и чуть отступил, пропуская вперёд Стинхо. Он повернулся одним стремительным гибким движением, неуловимо быстро вскинул клинки, ворвался в толпу и закружился, словно смерч. Удар, скольжение, поворот, присед, двойной удар клинками, увод вражьего топора в сторону, укол, отскок, секущий слева, удар справа. Вид крови завораживал и будил во мне зверя.

Стинхо бился виртуозно, убивая одним ударом, и вокруг него начала расти куча тел. Но эти долбаные оборотни и не думали отступать. Более того, из слободы к ним бежали ещё десятка три отморозков. Стинхо работал виртуозно, но его начали окружать. Пора.

«Фил!». «Слушаю, командир». «Дистанция полного поражения два метра». «Есть, командир».

– Стинхо-о-о!! – взревел я, – отходи!!

Он будто споткнулся и в десять прыжков оказался за моей спиной. Рядом с ним встали все мои бойцы. И я не стал себя сдерживать.

– Слава!!! – заорал я, что было мочи, бросился на толпу и перед собой прочертил мечом полукруг. Бойники распались на половины, будто колосья под косой. Во все стороны плеснули струи крови, от вида которой я совсем ошалел, и ругательства прорвались из моей глотки. Я шагнул дальше и начал описывать мечом круги, дуги и петли, продвигаясь вперёд, и выбирая, куда ступить между рассечённых и дёргающихся кусков тел. Хорошо, что ветхий настил просвечивал щелями, и через них потоки крови хлынули в Днепр.

Поняв, что их подельников страшно убивают, подбегающие волкодлаки, захлебнулись своим истошным воем, попятились, налетая друг на друга, и отшатнулись. Немногие выжившие на причале в ужасе бросились врассыпную, а кое-кто с перепугу сиганул в воду.

Не прошло и пяти минут от начала драки, а причал обезлюдел. Красные липкие горбыли настила сплошь покрывал слой окровавленных человеческих половинок и четвертинок со всем их содержимым. На меня накатил приступ неудержимой рвоты. Очухавшись, я откашлялся, отплевался, вытер о безрукавку покойника меч, задвинул его в ножны и повернулся к своим:

– Кх-м. Всю пристань изгадили, поганцы. – Я оглядел себя. Вроде бы не испачкался. Три метра дистанция более чем достаточная.

Мои мужики стояли неподвижно, кто побледнел, кто покраснел, кто с трудом сдерживал рвоту.

– Э-э-э, Бор, что это было? – хрипло спросил Черч.

Самого старого среди нас Черча мы негласно считали старшиной команды, что давало ему право первого голоса.

– А что было? Посекли мы со Стинхо гадов. И поделом, что они посеяли, то и пожали.

– Хорош кривляться, Бор, – проворчал Рок, – что это за эффекты с мечом? Мы чего-то не знаем?

– Нет. Обычный меч, как у всех. Вот смотрите, – я протянул им свой клинок, и все по очереди общупали его и обсмотрели со всех сторон.

– И вправду вроде обычный, – задумчиво проговорил Стинхо, – но мы же своими глазами всё видели!

Они уставились на меня с немым вопросом. Я подумал секунду и решил не говорить ни про Деми, ни про Фила. Это очень личное и для понимания слишком сложное. Мои мужики хорошие и умные люди, но они не поймут. Но и изворачиваться нельзя, иначе неизбежно возникнет недоверие и отчуждение.

– Ладно, признаюсь, – честно соврал я, – встроенный компактный деструктор, с ограниченным ресурсом.

– Фу, ты, – облегчённо выдохнул Марк, – а то я подумал нехорошее, что ты что-то такое-этакое скрываешь.

– Ага. От вас скроешь. Живём нос к носу. Пёрнуть спокойно невозможно.

– Га-га-га, ха-ха-ха, – заржали мужики и начали рассаживаться в лодье. Пора отправляться к арконским купцам. Мы оттолкнулись вёслами и направились на другой конец пристани, где в полуверсте приткнулись две снеки.

На подходе к купеческим судам я встал на носу и замахал руками, привлекая внимание арконцев. Над бортом поднялся человек в круглой шапке с опушкой. В нём я узнал давешнего купца Пархима. Он тоже меня признал и махнул в ответ, приглашая причалить к борту. Лодья ткнулась в просмолённые доски, и её подтянули баграми. Двадцативёсельная снека была раза в четыре длиннее и шире, но имела развалистые борта, да и груз немалый тоже низко её осадил, поэтому борта почти уравнялись, и мы легко перебрались на купеческое судно. Лица арконцев буквально лучились гостеприимством:

– Подобру нашим избавителям. – Расплылся Пархим в широкой улыбке. – Здесь маненько тесновато, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Просим в шатёр.

В стоящем на приколе судне купцы умудрились поставить небольшой дорожный шатёр и натянуть навес для команды. Похоже, арконцы и жили здесь на борту, что, учитывая засилье бойников на берегу, было не лишено здравого смысла. Чтобы создать более-менее ровную поверхность купцы плотно уложили на бочки тюки и застелили их циновками и над ними шатёр. Тесно, но уютно. Немного потолкавшись, мы расселись вокруг низкого столика.

Купцы подали знак, и слуги принесли бочонок вина, копчёный окорок и пшеничные лепёшки на больших оловянных блюдах. Разлитое по глиняным чашам густое терпкое вино с цветочными нотами оказалось более чем приличным. Я похвалил весёлый напиток, заодно уточнив, откуда он взялся в северном краю.

– Это настоящее хиосское вино. Большая редкость. Купили по случаю восемь бочонков и везли жрецам в наши хормы. Но я думаю, что они вполне удовольствуются и семью бочонками. А с новыми друзьями грех не выпить.

– Благо дарю, гости арконские, – я сделал глоток и от удовольствия прикрыл глаза, – но нам нечем отдариться, мы в пути и ищем добрую дружину и сильного вожа, которому послужить не зазорно.

– Тогда вы не туда пристали. Тут торговая пристань, гости торговые, менялы, купцы, грузчики, бойники, да всякая рвань околачивается. На Гору вам надобно, там стан воев-хоробров, коих святый князь завсегда на гощение берёт. Как, не знаете, что есть гощение? Ну да, вы же издалека. Раз в году после сбора урожая, яко минует день Макоши, когда светлый Хорс поворачивает лик на зиму, князь дулебов и антов с дружиной покидает свой стол в Зимно. Он объезжает все грады и веси и бир взимает, то бишь плату на жертвы светлым богам, на службу жрецам, да на дачу воинству. Вот вои-хоробры и сопровождают святого князя. А биричи заведомо скачут вперёд да громко вещают о княжьем гощении.

– И долго они гощаются? – спросил любознательный Марк и глотнул вина.

– Обычно до дня Мары, когда зимой светлый Хорс в самом низу стоит. До больших снегов стараются возвернуться.

– А остатнее время чем дружина занимается?

– Войному делу обучаются сами и новиков обучают. Нанимаются к торговым гостям в караваны. По воле веча на ворога ходят и веси хоронят да боронят. Да, мало ли дел у воев?

– Добрый совет, благо тебе.

За неспешной беседой мы потягивали уже вторую чашу, когда в шатёр с поклоном протиснулся смерд и, растерянно съёжившись, что-то сказал купцу на ухо. Пахим с Мундом пошептались, метнули на нас встревоженные взгляды, и последний поспешил на выход. Через четверть часа Мунд вернулся и что-то сказал Пахиму на ухо. Они чуть помолчали, потом Пахим вкрадчиво проговорил:

– Дошёл слух, будто побоище на верхней пристани случилось. Две трети ватаги бойников-волкодлаков враз погубили. Вам что-то про то ведомо?

– То наше дело, – я презрительно сморщился. – Те чада блудливой собаки, по блазну зовущие себя волкодлаками, повсюду суют свои поганые носы, и не только вас обидели, но и замучили весь град. А сегодня всей ватагой заявились на пристань нас убивать. Пытались, да руки коротки. Вот теперь в нави чадят.

– Однако видаки бают, яко с ними токмо двое бились и враз всех бойников располовинили. Разве такое возможно?

– Всё так. Мы бывалые вои, а в жестокой сече не всегда берут числом, но умением и яростью.

– У вас баские мечи, – вступил в разговор Мунд, – позвольте взглянуть? О-о-о, светлые боги! Глазам не верю! То вельми добрый уклад! Есть в полуденных краях схожие мечи, но ваши лучше! Много лучше! – Он благоговейно вытаращил глаза, – Откуда оружье сие? Я взял бы по весу золота.

– Такие мечи и иные клинки мы работаем сами, – я начал набивать цену, – Мы не токмо вои, но и ковали знатные.

– О, велий Свентовит! – купец заворожённо уставился и судорожно сглотнул. – Не ино светлые боги вас привели! По утру тутошний вож ковалей в кузнечной слободе нас по делам торговым принимает. В Антании ковали – опричное сословие, их яко жрецов чтут, а тайное братчество ковалей выше совета старейшин. Их покровители отец богов Сварог да его сыны: грозный Перун молниерукий, светлый Хорс ясноликий, добрый Даждьбог щедрый и быстрый Симаргл огненноголовый. Мы поведаем вожу ковалей о вас, мыслю мудрый Асила будет вельми доволен. Во здраво, – и он поднял чашу с вином.

Приятный сок весёлой ягоды оказался коварным напитком. Мы изрядно окосели, вернулись в свою лодью и спали, как убитые, завалившись на овчины, подаренные нам арконскими купцами.

Утром мы затушили похмелье стоялым мёдом из полупудового анкерка. А ожив, единодушно решили купцов отблагодарить, для чего я приготовил золотую византийскую номисму, или, как её называли в Антании златничек.

Спозаранку о еде даже думать не хотелось, к тому же мы старались придерживаться непреложного правила мастера Ретюнских: «завтрак надо заработать». Разминка на берегу и работа в парах выгнала остатки винных паров и заняла около полутора часов. Потом мы смыли пот в Днепре и засобирались в кузнечную слободу. И, хотя расстояние было смешным, мы решили плыть на лодье, чтобы не оставлять её без присмотра в вороватом местечке.

Кузнечный конец, как и торговый, начинался от реки и тянулся от неё вглубь и вширь. Вдоль кручи дымилась дюжина кузней, за ними тоже поднимались дымы. Высокий обрыв до самой воды пестрел широкими чёрными полосами сброшенного вниз кузнечного шлака и золы. В отличие от торгового конца на здешнем причале царило безлюдье и спокойствие. У бревенчатых мостков лёгкая волна лениво покачивала пару лодий и с десяток лодок-однодревок, а чуть в стороне на воткнутых в песок палках сушились рыбацкие сети.

Доверяя здешнему рабочему люду, мы оставили лодью у полупустых мостков, и все вместе полезли наверх по приступкам из тёмных дубовых плашек. Рядом с лестничным подъёмом тянулся метровой ширины ровный и выглаженный тысячами мешков и корзин земляной жёлоб, по которому от реки наверх тянули привозные грузы, а вниз спускали свои поделки местные ковали.

С кручи нам махали руками двое, в которых я узнал арконских купцов. Они встретили нас, как старых знакомых, и, оживлённо болтая, повели между строений и оград в глубину слободы. Глядя на их честные и открытые лица, я повертел золотую монету в пальцах и вернул её в калиту.

Кузня слободского главы, или по-здешнему вожа ковалей, Асилы отличалась основательностью. Под длинным добротным навесом из рваного горбыля у глухой, сложенной из дикого камня стены, горели пять горнов, рядом с которыми на неохватных дубовых чурбаках стояли пудовые и двухпудовые наковальни. У каждой из них над раскалёнными кусками железа трудились молотобойцы и ковали. Бугрились мышцами мокрые от пота спины, мелькали молоты-ковадлы. Грохот стоял оглушительный.

Ближе к нам на краю кузнечного двора два молотобойца махали здоровенными дубовыми молотами, вышибая из губчатых криц шлак, который с поверхности колод сметали вениками мальчишки-подмастерья. На земле неподалёку грудой лежали сырые крицы. Видимо, железо плавили где-то неподалёку. Над широченными плечами стоящего к нам спиной молотобойца блестела зеркальная лысина, другой скалился и задорно блестел глазами.

У входа в кузню нас встретил высокий кряжистый человек, облачением и обликом чем-то неуловимо похожий на нашего наставника «Сварога», но выше его и массивнее. Его густая борода местами носила следы огня, перехваченные ремешком, чуть тронутые сединой волосы открывали обветренное лицо с пронзительным взглядом из-под нависающих бровей. Его бугрящиеся мускулами руки оканчивались огромными как арбузы кулачищами. Он пригладил бороду и усы и, заложив большие пальцы рук за пояс и расставив обутые в онучи и поршни ноги, принялся нас разглядывать.

– Поздорову гости дорогие, – наконец прервал он молчание густым басом, перекрывающим шум кузни.

– Благо тебе Асила-коваль, – ответил Пархим, – и тебе поздорову бысть.

– Слава светлым богам, в жильё ступайте, шумно тут для важного разговора.

За пристроенным сзади к кузне амбаром находился двор и жилой дом Асилы. Это сложенное из толстых брёвен жилище резко отличалось от распространённых здесь мазаных полуземлянок. В огромном по местным меркам сооружении уже угадывались черты бревенчатой избы-пятистенки с крыльцом и ставнями на окошках.

Через сени мы зашли в горницу. Древние строители специально делали входную дверь широкой и низкой. Чтобы не расшибить лоб о притолоку, всем входящим приходилось кланяться, входя в помещение, заодно низкий проём лучше удерживал тепло. Квадратные окна с открытыми настежь ставнями и с вынутыми из проёмов затянутыми бычьим пузырём рамами, не мешали яркому утреннему свету проникать в жилище.

Бревенчатая перегородка с широким полукруглым проходом разделяла дом на две неравные части. Я сразу обратил внимание на дальнее меньшее помещение-теплушку. В нём напрочь отсутствовали окна, и только под крышей виднелось узкое дымоходное волочное окошко. У задней стены посредине на невысоком поде стояла печь размером в рост человека. Справа к ней примыкал ровно сбитый из глины выступ в виде длинного стола, застеленного белёной холстиной, на которой стояли сосуды в форме разных животных, несколько сделанных из глины, дерева и мела фигурок, лежали ножи и какие-то безделушки, толи фибулы, толи подвески. В толще этого глиняного стола были выбраны ниши, в которых стояли бронзовые чаши и мисы. Над этим домашним святилищем на стене висели лосиные рога с привязанными цветными ленточками. Справа у стены соседствовали широкая, похожая на низкий стол, лавка и массивный зерновой ларь. Часть лавки занимали ушат, ендова, крынки, горшки и стопка глиняных мисок с деревянными ложками и черпаками. Ближе к входу на полу стояла большая кадка с крышкой. Всю правую стену сплошь покрывали пучки разных трав, связки лука и чеснока, большие и маленькие холщовые мешочки.

Посредине глинобитного пола на низкой широкой колоде стояла ручная мельница, состоящая из двух небольших жерновов с дыркой посредине и длинной палкой, прикреплённой одним концом к краю верхнего жёрнова, а другим к потолочной балке.

Слева от печи на стене висел круглый боевой щит, кожаная рубаха с покрытыми железными накладками грудью, плечами и нижней частью рукавов. Рядом поблёскивали металлом кольчуга с короткими рукавами, конический шлем, и боевой топор. С краю виднелся пучок коротких сулиц, пяток длинных ножей в кожаных чехлах и массивная шипастая булава. Широкую метра в полтора лавку в несколько слоёв покрывали овчины, а ближе к входу к ней вплотную пристроился похожий на сундук длинный ларь, тоже накрытый овчинами.

Потом я оглядел примыкающую к входу горницу. Она занимала большую часть дома и была весьма просторна. Вдоль стен по кругу стояли гладко выскобленые лавки, а в середине вокруг обложенного валунами открытого очага лежали хорошо обтёсанные деревянные колоды. Над очагом на почерневшей от времени и дыма железной цепи висел большой закопчённый медный котёл.

В стены чьи-то заботливые руки воткнули зелёные берёзовые ветки, и, видимо, эти же руки тщательно вымели ровный пол. По интерьеру я догадался, что Асила не местный, а скорее всего родом со словенского запада.

Мы расселись вокруг очага, и после положенных приветствий Пархим перешёл к сути вопроса. Сначала он передал Асиле, как главе братства ковалей и члену городского совета старейшин, послание от жрецов Арконы. Потом он достал из калиты и вручил на пробу образцы железных заготовок из Силезии и Рудных гор.

Вож ковалей с поклоном принял свиток послания, и обещал огласить его братчеству. Затем принялся изучать образцы силезского железа, нюхал, обстукивал, чиркал и царапал каким-то камнем и, наконец, пробасил:

– Добро.

Затем арконские гости представили нас как вольных воев и ковалей. Асила долго сверлил нас взглядом, хмурил брови, топорщил усы, потом кивнул головой, встал и повёл в кузню. Там продолжала кипеть работа. Мы прошли в дальний конец, где на грубом верстаке помимо инструментов лежали разные поделки, заготовки, поковки и куски металла. Он посмотрел на меня с прищуром и выложил на край верстака четыре почти одинаковые поковки:

– Гости арконские все уши про вас прожужжали, и я никак в толк не возьму вои вы, али ковали? – И он упёрся взглядом, – глянь сюда, вож Бор, что скажешь про железо?

– Многое чего могу сказать, уважаемый вож Асила-коваль, ибо все мы знаем тайны железа, но я попрошу моего названного брата Черча ответствовать.

Всем было известно, что Черч железо нутром чует, вот пусть и отдувается. Он вышел вперёд, слегка кивнул в приветствии головой и принялся вертеть поковки. Потом он разложил их на верстаке и спокойно ответил:

– Вот это местное болотное железо, мягкое, грязное и годное только на гвозди, да и то вряд ли. Пойдёт на переплавку. Это тоже болотное железо, но очищенное, хорошо прогретое и раз тридцать кованое. Годится на грубый инструмент, лемехи и всякое скобьё. Вот это хорошее рудное железо, возможно из неметчины або Богемии. Ковкое, не худо закаливается, из него можно сладить тяжёлое ударное оружие вроде топоров и секир, а также детали простой зброи и основной приклад. А вот это железо с севера, возможно от готов. Годно для клинков, богатой зброи да тонкого режущего приклада.

Асила стоял рядом и улыбался в усы:

– А что про них скажешь? – и он выложил три одинаковых грубо скованных клинка.

– Эти два плохие, когда докуёте их, пойдут траву да соломень скотине резать. А этот пригоден, только правильно закалить его потребно, да отпустить осторожно. Для дружины сойдёт, но для вожа слабоват.

Кузнец кивал головой, а потом подвёл Черча к мешкам с углём:

– Как уголёк?

– Этот из разных дерев, мусор для растопки. Этот хороший берёзовый для работы. А этот наилучший из дуба. Его поберечь для закалки для большого жара.

– Вижу, знаете толк в нашем деле, а руками то можете что сотворить?

Я усмехнулся:

– Руками много чего сотворить можно, и в прах изломать и красоту создать. Мы можем и то и другое.

– Умён, молодец. Дык можете, али нет?

Я продолжил разговор:

– А знаком ли тебе вож Асила-коваль булатный уклад, по-вашему харалуг?

– То великая тайна полуденных ковалей.

– Мы можем ту тайну тебе поведать.

У Асилы отвисла челюсть. Он машинально повертел в руках поковки, потом, выгнув бровь, кинул на нас грозный взгляд, отвернулся, громко бросил железо на верстак и, не поворачиваясь, зло прогудел:

– За такую лжу мало живота лишить.

– А ведомо ли тебе вож Асила-коваль, – продолжил я невозмутимо, – как из худого железа изготовить зело крепкий клинок?

Он уже отошёл от первой растерянности и, повернувшись, сверлил нас недобрым взглядом и словно бык раздувал ноздри. В руке он держал молот, который машинально прихватил с верстака, ещё немного и он бросится плющить нас ковадлом. А я продолжал, как ни в чём не бывало:

– Глянь сюда вож Асила-коваль, – я вытянул из ножен и протянул ему свой меч.

Он уронил на землю ковадло, бочком и шажком приблизился, опасливо глядя на клинок, и замер в изумлении. Асила сразу всё понял, едва взглянув, но боялся поверить глазам. Вытер задрожавшие руки о рубаху, осторожно взял меч, погладил от рукояти до острия. Поднёс к глазам, понюхал, стукнул костяшками пальцев, прислушался, поскрёб по ногтю и прижал к груди. В его загоревшихся шальным блеском глазах плескалась мольба, а в душе клокотала буря. Я понимающе кивнул головой. Асиле, наверно, легче было расстаться с левой рукой, чем отдать клинок. Но он сделал это и сразу сник. Чтобы сгладить ситуацию, я продолжил:

– А не вернуться ли нам в твой дом, вож Асила-коваль? Мы надолго пришли в вашу землю с миром и решили, что пора открыть здешним ковалям тайны железа и уклада. А такие клинки ты сам и твои мастера будете ладить в своих кузнях.

Около двух часов мы по очереди открывали Асиле секреты выплавки стали, прогрева булата, цементации в шамотном муфеле с карбюризатором. Он узнал тайны нормализации, закалки и отпуска сталей, изготовления коленчатого дамаска. Такой объём ценнейшей тайной информации кого угодно мог свести с ума, но только не Асилу. Он ловил сведения на лету, задавал на удивление точные вопросы, царапая свинцовой палочкой на выглаженных тонких берёзовых дощечках соотношения, нормы и количества. Напоследок Рок рассказал об устройстве доменной печи и о способах интенсивного дутья для получения углеродистых сплавов.

Потрясённый и ошеломительно счастливый Асила только из вежества не смел немедленно броситься в кузню. Едва сдерживаясь от нетерпения, он отправился нас провожать. Мы уже садились в лодью, когда стоящий на мостках сияющий Асила перешёл к главному для нас вопросу:

– Поистине светлые боги привели вас в наш край. Поведанные ноне тайны требуют созыва схода братчества ковалей. Сей же день брошу клич. После завтрева на заре жду вас всех у меня. Будет сход. А что касаемо безродных бродников-волкодлаков, что давеча вы на пристанище посекли не тужите. Суда не будет. Не позволим. Тати обрели то, что иным уготовили.

Отчалив от берега, мы устроили короткое совещание. Пришла пора выходить на здешних авторитетов. С ковалями всё ясно, и теперь нужно искать подход к дружине воев-хоробров. Собственно говоря, по легенде мы к ним и направлялись.

Ниже по течению на том же правом берегу господствовала возвышенность, которую местные анты называли просто – Гора. По всем признакам она и являлась городским центром с воинским станом, святилищами и домами знати. К ней с трёх сторон примыкали городские концы. Выше по течению вдоль берега вытянулись уже известные нам торговая и кузнечная слободы, за ними в глубине лежала самая большая ремесленная, а ниже по течению житная. Между тремя первыми концами находился торг – треугольная в плане площадь, окружённая разными навесами, амбарами и приземистыми хибарами, в которых с трудом узнавались торговые лавки.

Около полудня мы причалили к берегу вблизи Горы и напялили на себя весь наш боевой обвес, включая плащи, щиты, копья и шлемы, чтобы пустить пыль в глаза обитателям воинского стана.

Вокруг Горы расположился городской центр, который широко охватывали ров и вал, ощетинившийся частоколом из брёвен. С напольной стороны ров был шире и вал чуток повыше, а по краям ограды торчали две крытые замшелым горбылём сорожевые вышки. И только над въездными воротами возвышалась более-менее приличная башня с навесами и бойницами. Напротив ворот ров перекрывал мост из дубовых брёвен, покрытый слоем слежавшейся засыпки из соломы и земли, густо поросший по краям мхом и мелкой травой.

Искомый нами воинский стан являлся лишь частью застройки и вместе с цитаделью-детинцем находился за внутренней оградой, хотя, ни о какой крепости здесь и речи не шло. Этому сооружению больше подходило название «острог», и то с большой натяжкой и обязательно с прилагательным «хреновый», ибо был он примитивный и, скажем прямо, никудышный. Внутри и снаружи острога виднелись бревенчатые дома и разные строения.

Глядя на все сооружения Горы, я понял, что строить здесь умели немногое и немногие, но и то, что у них получалось, выглядело неважно. Да-а, аховое укрепление, к тому же местные вояки стрелять брезгуют, не благородно, видите ли. Аваров на них нет с их тугими степными луками и огненными стрелами. Вот займётся огоньком эта большая куча дров, и будут они тогда благородным и хорошо прожаренным шашлыком.

Помимо главной дороги в Гору вели несколько натоптанных извилистых дорожек, по одной из которых мы поднялись наверх. Отсюда с верхотуры открылся прекрасный вид на Днепр, на равнину левобережья за ним, на вековые леса, исчезающие в сизой дымке северного горизонта. Вместе с зелёными холмами правобережья, светлой кромкой береговой линии, рыжими песчаными обрывами на фоне глубокой небесной лазури первобытный пейзаж выглядел более чем величественно. Ну, как такой край можно отдать на поругание поганцам? Я смотрел на открывшуюся красоту, и мне стало жутковато от того, что всего за пару-тройку лет нам предстояло поднять эту дремлющую страну на дыбы.

Вдоль тына мы направились к воротам, и я собрался громко орать, чтобы часовой пропустил. Но никакого часового и в помине не оказалось. Распахнутые настежь створы понизу поросли травой, и, похоже, даже в землю вросли. В воротах, пришлось пропустить пару волов лениво тянущих в острог повозку с копной прошлогоднего сена. Зашли внутрь. Возле ворот никого, в башне никого и вокруг никого. Мужики переглянулись, может эпидемия у них? Я усмехнулся: действительно, здешний народ поразили три опасные и непреходящие славянские болезни под названием «авось», «небось» и «пох», когда и жить скучно, и утопиться лень. И болезни те столетиями лечатся больно, долго и даже до нашего времени не прошли.

На самом деле, удивляться и возмущаться такой поразительной беспечностью городской дружины не приходилось, ведь такие порядки вполне укладывались в логику здешнего бытия. Ситуацию могли бы исправить своей властью князь или воевода. Но князь тут фигура сомнительная, не правитель и не вождь, а так – ходячая жертва с двумя функциями: вовремя собрать гощение, тоесть поборы с деревень, и насильственно помереть в нужный момент по приказу жрецов. Вот ведь и воевать местные обыватели толком не могут, и организоваться не могут, а чуть что, князя под нож. Каким образом? Очень просто. Либо бойники-волкодлаки по приказу сразу после гощения прирежут, либо жрецы сами на пиру торжественно придушат. Малейший повод, и князю амбец. Коровы дохнут, ничего страшного, прикончим князя, и дохнуть перестанут. Степняки налетели, пожертвуем князем, и уйдут поганые. Засуха замучила, опять каюк князю. И воеводы здесь тоже начальство временное. Коль грядёт война, собирается вече, выкликивает воеводу, вручает булаву и на коня сажает. Закончилась драка, слезай воевода с коня, сдавай на склад булаву и ступай поле пахать.

Так или иначе, стена острога ограждала просторный городской центр, в котором вокруг площади располагались главные сооружения. Посредине ближе к воротам на возвышении находилось божище пяти главных богов: Сварога, Перуна, Даждьбога, Хорса и Макоши, где перед их идолами находилась площадка жертвенника с постоянно горящим огнём. Снаружи неглубокого кольцевого рва к божищу примыкало капище. Там через равные промежутки виднелись пять приземистых полуземлянок, в которых обитали жрецы и их помощники. Третьим кольцом всё сооружение окружало требище – место, принадлежащее верующим, несущим туда подношения, получающим там причастие освящённой пищей и участвующим в ритуалах.

Сразу за святилищем располагалась площадь, со всех сторон зажатая разными строениями. На дальнем краю точно напротив святилища стояло восьмигранное в плане бревенчатое сооружение под остроконечной тесовой крышей. От иных домов его отличали высота, крыльцо с лестничным маршем, треугольные окна со ставнями и две боковые пристройки. Это странное сооружение называлось хорм – место проведения жрецами закрытых ритуалов, место собрания городского совета старейшин, а также место временного пребывания князя во время гощения. Позже для городского совета и для князя стали строить отдельные дома: палаты и терема, а хормы остались только местом служения богам и обитания жрецов. В христианские времена хорм превратился в храм, но сохранил свои округлые формы, поскольку ещё с глубокой древности считалось, что всякая нечисть прячется именно по углам, а нет углов, и нечисти нет.

Справа и слева к хорму примыкали длинные строения, возле которых я заметил вооружённых людей. По всем приметам это были воинские дома или по-готски hus arm, проще говоря, казармы. Дальше по кругу с одной стороны от них располагалась большая харчевня, с другой кузня. Ближе к святилищу стояли дома знати, а за казармами вторым кругом виднелись конюшни, коновязи, скотницы, амбары, сеновалы, колодцы. Третьим кругом возле частокола теснились жилые полуземлянки, и ещё бог знает чего.

С интересом осматривая городской центр, мы встали напротив хорма, дожидаясь, когда на нас обратят внимание. И в самом деле, нужно сильно постараться, чтобы не заметить восемь вооружённых до зубов чужаков с одинаковым вооружением, в одинаковой одежде посреди главной городской площади. Заметили. В казармах началось шевеление, и на краю площади, поправляя зброю, начали выбираться вооружённые вои, по одному и группами потихоньку смещаясь в нашу сторону. Я смотрел на них и офигевал, по тревоге здешние бойцы поднимались почти полчаса.

– Тоже мне вояки, мать их…, – не выдержал Марк, – пофигисты, трупы ходячие.

– Да, – поддержал его Зверо, – с таким войском не аваров бить, а самим зарезаться и закопаться, чтобы не мучиться.

– Не хрен нос воротить. Лучше присматривайтесь к вашему будущему активу, – встрял я, – а сейчас пошли знакомиться.

Нас плотно окружили поболее сотни воинов, и вооружены они были заметно лучше, чем древляне или бойники-волкодлаки. По местным меркам городские дружинники имели весьма неплохую зброю: у большинства кожаные куртки с плотно нашитыми железными или бронзовыми пластинами, через одного поблёскивали верхние нагрудники, каждый пятый мог похвастаться кольчугой, некоторые шелестели чешуйчатыми доспехами. Лишь треть имела металлические шлемы из склёпаных четвертин, остальные – кожаные шапки с железными ободами и накладками. Широкие пояса и круглые дощатые щиты дополняли боевое снаряжение. В отличие от древлян, вои-хоробры не чурались мечей и пехотных копий с листовидными наконечниками.

– Вы кто такие? – вперёд вышел матёрый вой в богатом чешуйчатом доспехе и коническом железном шлеме. Ага, вот и начальник обозначился.

– Моё имя Бор. Мы вольные вои-хоробры с далёкого востока, ищем справную дружину и славу. Вот к вам заглянули.

– А с чего вы взяли, что нам подходите?

– Я назвался, соблюдай вежество, вож.

– Х-м-м, – он оскалился, – зови меня Кугут. Уж больно ты борзый, старшим указывать.

– И не думал указывать. А вот мой друг здешний вож ковалей Асила меня уверял, что на Горе вои и биться могут, и головой мыслить.

– М-да-а. Асила-коваль, говоришь? Ну, добро. Оружие и зброю при вас вижу, а воев покамест – нет.

– А отчего же железом не позвенеть, вож Кугут. Авось и воев увидишь.

– Ишь ты – железом позвенеть. Покалечу невнарок, а посля виру стребуете.

– Не стребуем. При всех светлым богам роту даю.

– Тогда выходи в круг по одному. Спытаем вас. Он первым будет биться, – и Кугут указал на высокого гибкого воя в приличном доспехе.

Я кивнул Стинхо, и он вышел вперёд. Глядя на обоих бойцов, я удивился их схожести. Оба одного роста, стройные, русые с рыжинкой и с голубыми глазами. Все местные вои загалдели, подзадоривая своего бойца. Как я понял, он считался у них знатоком боя на мечах. Но, когда Стинхо вытянул оба клинка, гомон стих. Обоерукий боец – всегда мастер клинкового боя.

Вой встал в оборонительную позицию, ноги чуть согнуты, щит закрывает половину лица, меч над щитом остриём в сторону противника. Стинхо сделал несколько быстрых обманных шагов, потом качнул маятник, запутывая противника. Тот поспешил с атакой и провалился вперёд. Стинхо скользнул влево, и его клинки упёрлись в противника, правый в подмышку, левый в шею. Всё. Бой окончен. Чуть больше минуты. Для Стинхо это много.

Дружинники громко загомонили. Начались поединки. Надо ли говорить, кто выиграл все бои. Быстрее всех оказался Серш. Он за пять секунд двумя ударами раскрыл противника и слегка кольнул его в грудь. Один вид бердыша Лео вызвал лёгкое потрясение, и никто не пожелал выйти против него.

Громко крякнув, вперёд выбрался Кугут, стукнув мечом в щит:

– Выходи, вож Бор, сразимся.

Чтобы поставить эффектную точку, я чуток сшельмовал отдав команду Филу: «Фил, острота клинка до молекулярного уровня». Кугут нетерпеливо постукивал мечом, когда я вышел, также вытянув оба клинка.

– Вы что, все обоерукие? – озадаченно протянул Кугут, нахмурился и поднял щит.

По щиту я ударил чуток сильнее, чем надо. На глазах изумлённой дружины щит Кугута распался надвое, как две неравные дольки апельсина. Над ристалищем повисла гробовая тишина, лишь громко фырчала лошадь у коновязи. На секунду замешавшись, Кугут отбросил обломки щита и с оттягом нанёс удар. Я только подставил клинок. Верхнюю треть меча вожа срезало будто соломинку бритвой. Он отскочил, ошеломлённо глядя на обрубок своего оружия, и в его глазах плеснула ясность понимания. Он слегка склонил голову, потом гордо её поднял, обвёл толпу строгим взглядом и раздвинул могучим плечом. Я не стал возражать, поскольку не хотел позорить его на глазах дружины.

Вои осторожно подходили знакомиться, потом нас потащили в харчевню. Отвечая направо и налево, я высматривал Кугута. Но он куда-то пропал. Я незаметно выбрался из толпы и отправился на поиски вожа, считая, что необходимо погасить конфликт в зародыше и определится в отношениях.

Кугут в конюшне неспешно седлал жеребца. Собственно, седлами, как таковыми, в те времена анты не пользовались. Если ехать недалеко и без зброи, то наездники скакали охлюпкой на спине лошади. А, если подальше и в зброе, то на конскую спину укладывали несколько слоёв войлока, сверху овечью шкуру и прикрепляли всё это под брюхом лошади ремнями. Только сарматы и византийцы пользовались так называемыми парфянскими сёдлами с высокой лукой и задней опорой. Кугут как раз укладывал на спину коня войлочный потник. Видать, строго придерживаясь старых традиций и правил, после поражения он собирался покинуть город.

– Кх-м, – я вежливо кашлянул, – надо поговорить, Кугут.

– А, это ты, рубака, – он пошевелил густыми усами и пробуравил меня взглядом, – по нашим законам теперь ты можешь возглавить дружину.

– И не подумаю. Ты опытный и уважаемый вож, а я тут человек новый. Да и думки у меня иные. Я не желаю твоего места. Пошли, выпьем мёду, я угощаю.

Он внимательно вгляделся в меня.

– Чего ты хочешь, Бор?

– Мои думы пошире дружины. Если поладим, всё тебе расскажу. Назавтра вож ковалей Асила пригласил меня на сход их братчества. А на другой день мы с тобой и потолкуем. Согласен?

– Добро. А покамест ступай к воям, ноне ваш день, – сказал он, как отрезал, – опосля побалакаем.

Остаток дня мы провели в окружении воев-хоробров, расстались в харчевне с толикой серебришка, но перезнакомились и узнали местные новости. Я не сталникого из наших удерживать и к вечеру вся моя команда разбрелась по Горе и её окрестностям.

От дружинных воев я узнал, что все они их из разных племён, а местных антов и четверти не наберётся. Тут были и дулебы с Буга, и древляне с Ужа, и чехи с Моравы, и словены с Тисы, венеды, бодричи и лютичи с Балтии. Но добрую треть дружины, её боевое ядро составляли балтийские руги, которых словены и ляхи называли ружами, а днепровские анты – русами. Живущие на острове Руян, называемый в наше время Рюгеном, и на прилегающем побережье от Лабы до Одры руги-русы считались самыми сильными и организованными бойцами. Они имели в багаже не один век жестокой борьбы с кельтами, германцами и готами, что позволило им накопить уникальный боевой опыт.

В присутствие такого количества выходцев с Балтии нам, как нельзя лучше, подошла наша новая легенда наёмников с далёкого востока, поскольку о тех землях никто ничего толком не знал. Правда, два булгарина-савира, немного знающие восток, попытались уточнить, откуда мы родом, но я так заплёл им мозги, что они сами переключились на другие темы.

Другим интересным персонажем оказался сармат с Дона по имени Самар. Поговорив с ним, я понял, что его родичи ещё не забыли, как орудовать в седле длинным копьём. И хоть сарматы начали растворяться в племенах славян, булгар и аланов, их древние воинские традиции и дух сохранились, а места их станиц по Дону и его притокам хорошо известны.

После общения с воями, поздно вечером мы сели в кружок и приблизительно прикинули план противодействия нашествию аваров. Постепенно замысел начать обретать кое-какие очертания, но требовал терпения и огромного труда. Лишь бы нам хватило времени, средств, здравомыслия и удачи.

Вместе с тем, пока дела шли как нельзя лучше. Мы легализовались и в основном определили своё место в здешнем обществе, хотя ещё предстояло выйти на верхушку светской и культовой власти. С этими мыслями я и заснул на выделенном мне топчане, накрывшись с головой плащом.

Утренняя суета разбудила до рассвета. Здесь все привыкли ложиться рано и вставать затемно. Может оно и к лучшему, ведь сегодня намечался сход братства ковалей, на который опаздывать никак невозможно. В неверном свете горящих лучин я растолкал свою команду. Лёгкие остатки вчерашнего застолья не помешали делу, и едва зарозовел рассвет, мы отправились в кузнечную слободу.

Асила встретил нас во дворе и повёл в дом. В горницу мы вошли с первыми лучами восходящего солнца. Несмотря на раннее утро, в просторном доме собрались десятка два ковалей разного возраста. Облачённых в кожаные фартуки мужиков, отличали гривны и амулеты на шеях. Старейшины сидели на лавках напротив входа, ковали помоложе расселись вдоль стен. Наши места оказались в центре у очага. Красный угол заняли два старых седых коваля, мощные фигуры которых выделялись даже на фоне не слабых мужиков. Народ собрался сильный и жилистый, но эти двое Слуд и Кудар отличались особой статью. Вставший между ними Асила поднял руку с зажатым в ней древним каменным молотом. В горнице стало тихо.

– Ныне собрал я вас, братья, именем наших богов Сварога и славного сына его Перуна, ибо случилось важное. К нам с восхода пришли вои-ковали и поведали тайны великие…

С полчаса, заглядывая в записи на нанизанных на шнурок дощечках, он довольно точно рассказывал о производстве булата, о цементации стали, режимах нормализации, закалки и отпуска, о плавке чугуна в домнице, и о продувке расплава воздухом для получения стали.

К концу его речи горница гудела, как встревоженный улей. Некоторые ковали помоложе порывались вскочить, но суровый взгляд стариков прижимал их к лавкам.

– Вот они, – кивнул Асила в нашу сторону, – вои-ковали Бор, Рок, Серш, Лео, Стинхо, Марк, Черч, Зверо. Низко кланяюсь сходу и прошу принять их в наше братчество.

Скамья заскрипела. Поднялся один из старейшин Слуд:

– А желают ли они сами стать нашими братьями? Ответствуйте вои-ковали.

Мы все, естественно, желали, громко о том заявили, выказали уважение к сходу и обещали ещё много чего рассказать о тайнах железа и иных металлов.

– Любо! – прогудел Слуд

– Любо! – поддержали его Кудар и Асила.

– Любо, – один за другим вставали ковали и кивали головой, прижимая к груди правый кулак.

– Клянитесь именем светлых богов, хранить честь и тайны нашего братчества, всегда помогать братьям словом и делом, где бы их не встретили.

Именем светлых богов мы поклялись на древнем каменном молоте. После этого Асила раздал нам кожаные фартуки, Слуд надел на шеи маленькие железные амулеты в виде молота, а Кудар – деревянные фигурки Перуна с длинными усами, открытым ртом и прижатыми к груди руками. Потом мы по очереди обнялись с каждым ковалём.

– Теперь вы наши братья и мудрость Сварога, и сила Перуна ныне тоже с вами. Показав эти знамено любому ковалю или жрецам Перуничу, Сварожичу, Даждьбожичу или Хорсичу на всех славянских землях вы получите помощь и поддержку. С вами светлые боги.

Я поклонился на три стороны, коснувшись рукой земляного пола. Земной поклон – знак наивысшего почтения.

– Братья вои-ковали, нет боле радости, яко слышать ваши слова, и мы роту даём, что будем блюсти все тайны братчества, хранить и боронить нашу землю от ворога поганого. А теперь скажу вам главное и скажу горькое, ибо не в мочи молчать. В лето третье отныне придёт с восхода сила страшная, сила злая. Никого не пощадит и не успокоится, пока не испепелит Антанию и не только её. Примучают поганые и булгар, и савиров, и уличей с тиверцами, и дулебов, и словен закатных. Все славные народы кровавыми слезами зальются, и многие исчезнут с лика земли, и иные на века станут смердами поганых, родной язык и веру забудут. Так поведали мудрецы, что отправили нас к вам на подмогу. Помогите же нам спасти вас, ваши пажити, кровы и чада, могилы пращуров ваших и капища богов ваших.

После секундного затишья, совершенно ошалевшие от неожиданного поворота от благостных поздравлений к страшным предупреждениям ковали вскочили с мест, окружили нас и начали трясти и кричать, требуя правды. Страсти накалились до края.

– Тихо!!! Досталь горлопанить! – словно гром раздался бас Кудара, и движение остановилось, словно розетку выдернули. Все расселись по своим местам и выжидательно уставились на меня. А я встал, ожидая неизбежных вопросов.

– Говори, брат Бор!

– По верным сведениям сюда с восхода грядёт огромная орда кочевников именем авары. То не племя, не народ, а сброд разных татей, злодеев и бродяг. Далече на восходе тюрки крепко побили аваров, разгромили их и начали гнать, объявив смертными врагами. Беглые авары двинулись на закат в нашу сторону. По пути они пополнили орду встречными бродягами и татями, а такоже покорили и принудили встречные народы и племена хионитов, угров и оногуров. Этим летом авары преодолели Ар-реку. Через лето они подойдут к Дону, а потом направятся к Днепру, вместе с покорёнными аланами, савирами и кутригурами. Ноне их сорок тысяч конных воев, а через два лета будет сто двадцать тысяч. Проскачут они по Антании и мокрого места не оставят. Авары вельми хитры, подлы, алчны и кровожадны. За ними завсегда остаётся токмо пепел и смерть. Они бьются на конях, и у них добрые зброя и оружие, сильные луки и калёные стрелы. Я и мои друзья вои знаем, как их победить. Мы можем и хотим спасти Антанию, всех славян и булгар, но нас всего восемь воев-хоробров. А потому мы просим помочь нам спасти вас от страшной беды.

Ковали принялись громко спорить, махать руками, хватать друг друга за грудки, и угомонились, когда встал Асила:

– Ваши слова братья вои-ковали страшные и грозные, но всё едино в них есть надежда и сила духа. Высказывайтесь братья.

– Ано что тут баять, – запальчиво выкрикнул молодой широкоплечий коваль, – надо помощь приять, да сбираться спешно! Два лета, как миг пролетят!

– Помыслить надобно, – встал пожилой коренастый коваль, – разузнать всё да обсудить.

– Ано может лжа всё то, – проговорил рыжий дылда, – никто о том досель не ведал. Слухи, поди.

– Вот поджарят вас на ваших же горнах да в задницы ваши же молоты вобьют, вот тогда и сядете судить да рядить, – разозлился коваль, заросший бородой до глаз, – сбираться надо, покуда срок не пришёл, и не след перечить воле богов, что нам воев-ковалей с восхода послали. А боги токмо за тех, кто сам рук не покладает. Вече надо сзывать, жрецов да князя упредить.

Трое старейших переглянулись, сдвинули головы, пошептались и поднялись. Все остальные быстро примолкли.

– Старейшины совет держали и порешили вече созывать. Наши братья вои-ковали весть принесли, и верить им должно, ибо грядёт беда злая, неминучая и вельми изрядная. Слово сказано, и притвориться, что ништо не случилось не мочно. Болтать тоже боле недосуг. Биричей ноне шлём созывать старейшин родов, веских вожей, войных вожей, жрецов да ведунов. Через два дни всем бысть в хорме на Горе. Слава светлым богам, – и он махнул рукой на выход.

Ошеломлённые развитием событий ковали вышли из дома, и разошлись по двое, по трое, оживлённо переговариваясь. Я понял, что лёд тронулся. И, не задерживаясь, мы отправились на торг.

На наполненном шумом, звуками и суетой торжище бродило немало разного люда. Большинство безденежного народа глазели по сторонам да вздыхали, обновки приобретали немногие. Повсюду шныряли приблудные бродяги, среди немногих убогих попрошайничала разная голытьба беспортошная. Орали и тянули за руки зазывалы с глазами прожжённых мошенников, скучали, и вяло переговаривались торговцы.

Пройдясь по рядам, мы не нашли ничего интересного и заслуживающего внимания. Лишь задержались в лавках оружейников присмотреться к местному оружию, ведь будущее ополчение надо чем-то вооружать, а, выйдя на торжище, обменялись мнениями.

– Луки дрянные, – прямо заявил Серш, – простые охотничьи однодревки. Стрелы лёгкие, неровные со срезнями или костяными наконечниками. Видел пару составных луков скифского типа с роговыми и жильными накладками, но то дорогие и редкие экземпляры. Здесь такие не делают и не умеют пользоваться. Будем делать длинные английские из тиса в крайнем случае клеёные из ясеня, клёна и берёзы.

– Самострелы тоже так себе, – поддержал его Рок, – Тяжёлые. Плечи деревянные, со слабым ходом, быстро натянуть невозможно. Такие и даром не нужны, луками обойдёмся.

– Клинки почти все из сырого железа, – проворчал Стинхо, – закалку не держат. В бою враз затупятся, а то и погнутся.

– Зато топоры, булавы и чеканы вполне приличные для этого времени, – подключился Лео, – но сделаны топорно.

– Что делать будем бойцы-молодцы? – Я поставил ногу на колоду у колодца и опёрся рукой о колено. – Чую придётся нам начинать всё с нуля. После веча сразу приступаем к делу. Кстати, Марк, ты здесь лошадей не присмотрел?

– Где тут присматривать? Скотский торг с того краю, а мы туда ещё не добрались. Вот пошли и глянем.

На скотском торге поголовье меняли баш на баш, на ткани, на меха, на медную и керамическую посуду, на украшения, на редкое стекло, янтарь и совсем редко продавали за деньги. Лошадьми торговали трое и все с видом знатоков не скупились на советы. Один из них цыганистого вида мужичок вертелся вокруг, как слепень, пока Лео его не шуганул. Обойдёмся без сомнительных консультантов, сами с усами, спасибо наставнику. Низкорослые и пузатые лошадёнки грустно смотрели на проходящих мимо людей, явно сожалея и о своей никудышной стати, и о нескладной судьбине. Пригодных коней на торге и в помине не оказалось.

Мы уже собирались возвращаться на Гору, когда к нам подошёл крепкий коренастый мужик с кривоватыми ногами лошадника и обратился к нам, слегка пришепётывая и выделяя «р»:

– По добру воям-хоробрам. Вижу, не приглянулись вам здешние лошадки. Коль не секрет, что ищете?

– Здрав буде, человече. Из каковских будешь?

– Из рода матери быков.

– Ставроматрис, стало быть, – уточнил я.

– Вы знаете наш народ?! – искренне удивился крепыш, – Здешним людям то неизвестно и неважно.

– Это сармат, – уточнил я своим мужикам, – они наилучшие лошадники. – И снова обернулся к сармату, – а ищем мы, уважаемый, боевых коней для скока и для сечи выносливых и не пугливых.

– Нелёгкое дело выбрать таких коней. Здесь таких вы не сыщите. Ано у меня есть на примете, но не про каждого.

– Послушай, сармат, не надо плести тенета. Запомни, мы люди честные и мирные, но за себя постоим и обиду не потерпим. Лично я сарматов уважаю, ибо не знал мир ничего сильнее и стремительнее сарматской копейной конницы, которая вспарывала римские легионы, как нож масло. Жаль, что всё уже в прошлом.

Не ожидал, что встречу патриота. А сармат расцвёл от удовольствия, расправил плечи, гордо вскинул голову, даже будто выше стал, глаза вспыхнули гордостью и достоинством.

– Ты прав, вой-хоробр, век великой Сарматии позади, но народ наш жив и традиции хранит. По воле богов, наказавших нас за гордыню, потерпели мы и от готов, и от гуннов поганых. Рассеяли нас и разделили. Венеды ныне на закатном море, борусы в закатных горах, русколаны в лесах за Десной, меоты у Понтийского моря, а старые роды сидят на Дону. Но, где бы мы ни были, сарматы все братья, память и честь сохранившие. И, коли грянет беда, народ соберётся. И не завидую я тогда нашим врагам.

– Верю тебе, друже. Зовут то тебя как? Моё имя Бор. А твоё?

– Раткон из рода Армаров. Здесь в граде я по воле нашего артуркона. Вас вот увидел и решил подойти.

– Тебя светлые боги послали, – я еле сдерживался от внезапно пришедшей на ум идеи, – у меня важное дело к вашему народу и вашему артуркону.

– Я не из простого рода и вхож в шатры высоких отцов, но должна быть причина.

– Слушай и запоминай. Через лето к Дону с восхода подойдут авары. То свирепый кочевой родственный скифам народ, который живёт убоем, грабежами и горем всех встречных народов. Идут они из-за Ара-реки на закат, и ваши станицы первыми будут стоять на пути их коней. Знаете ли вы о том?

– Нет. Но страшные вещи я слышу. Однако правда ли то?

– Вот не сойти мне с этого места. Истинную правду глаголю. Роту даю светлым богам. Третьего дня на Горе вече сбирается, абы готовить аварам отпор. Я вхож на вече, а потому хочу вашим высоким отцам-атааманам и артуркону сарматскому союз предложить, чтобы, как встарь пращуры, встали мы плечо к плечу против общего ворога.

– Всё, что сказано, надобно донести до ушей высоких отцов. Я отправляюсь немедля. Поутру сюда приходите, тут человек будет ждать от меня, звать его Ксатр. Он отведёт куда надо и поможет коней подобрать. Прощай, друже. Свидимся.

Через час, сидя за столом в харчевне, мы слово за словом принялись решать неразрешимые задачи. И самой насущной из них стала: на какие шиши проводить мобилизацию и перевооружение. Несомненно, золотишко и серебришко у жрецов водилось, но не про нас, да, и всё одно мало его для такого грандиозного дела. Глядя на убожество местной дружины, мы согласились, что и от князя толку чуть. Не те нынче тут князья. Но, как известно, инициатива наказуема, а посему придётся нам самим волочь этот воз. Насмотревшись на местный бардак, я начал понимать слова летописца Нестора в изначальной летописи: «…велика и обильна наша земля, но нет в ней наряда…». Наряда в смысле управления. А я бы добавил: как не было, так и нет, и не скоро будет.

– Дело то, похоже, влетит в копеечку, и немалую. Есть предложения, пожелания? – спросил я сразу всех.

– Желание на которое нет средств называется мечтой, – вздохнул Марк.

– Варианта три, – отмахнулся от пустослова Зверо, – первый, неотложный аварийный: на первое время занять золотишко и соль у профессора Артемьева. Поскольку он каждый месяц будет присылать хронокапсулу, то использовать её для связи и доставки. Но для этого надо отправляться к древлянам, ставить там пост, поскольку местный главарь Ингор имеет на нас зуб. Второй, основной: насколько я помню, нынешняя антская культовая столица Табор стоит на притоке Тясьмина Сухом Ташлыке. Это к западу от Нижнего Днепра. Так вот. В тех краях из верховых болот на каменистой возвышенности берут начало пять рек: Тясьмин, Сухой Ташлык, Ингул, Ингулец и Великавись. На их истоках с незапамятных времён разрабатывались россыпи шлифового золота. А раз есть шлиф, должны быть и жилы. В это время россыпи точно ещё не тронуты. Силами братства ковалей нужно организовать добычу. Третий, самый лёгкий: дважды в год по ту сторону Румынских Карпат по Тисе и далее по Дунаю проходят золотые караваны с приисков, везут полугодовую добычу в Константинополь. В караване может быть от четверти до полутонны золота в самородках и грубых слитках.

– Зверо, ты гений, – вскочил я с места, – это решит все наши проблемы! И задействуем мы все три варианта, каждый в своё время, в той же последовательности, как и предложил Зверо. Мне всё равно придётся ехать к князю на Буг, вот по пути и заскочу к порталу, только время надо подгадать. А добычу требуется организовать как можно раньше. Завтра же напрягу Асилу, пусть готовит экспедицию. А, когда всё завертится, грабанём и золотой караван, авось у Византии не убудет. Как вам идея Зверо, братцы?

Все одобрительно загудели и дали добро, но всё же решили придерживаться старого принципа, что богатый не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает. Потом принялись ломать голову по поводу численности, структуры и вооружения будущих полков, ведь только из местных придётся набирать тысяч сорок. А для вооружения в первую очередь нужен хороший металл.

– А в чём, собственно, проблема? – продолжил сыпать идеями коренной киевлянин Зверо, как выяснилось, большой знаток географии и геологии Украины, – а Кривой Рог на что? Руда есть и на берегах Ингула, а в устье Псёла на левом берегу рудные выходы прямо на поверхности и копать не надо. Руда с большим содержанием и природными присадками, ломай и грузи. А угля в низовьях Десны можно нажечь сколько угодно, благо там непролазные леса, сплошь берёза и дубы. Рудные места на Псёле найти просто: пять километров или по-местному семь поприщ налево от реки и столько же от Днепра. Там должны быть небольшие речки, не помню какие, поэтому руду нужно вывозить плоскодонными паузками, они объёмные и по любому мелководью пройдут. А в дальнейшем нужно организовать плавку металла на месте.

– Решено! Берём предложение Зверо за основу. Если на вече нас не обломают, то сразу начинаем действовать. А вот как наковать столько доспехов и оружия, надо крепко подумать.

На другой день мы опять потопали на торг. В этом мире быстроаллюрная ездовая лошадь считалась не только средством передвижения, но и знаком статуса и престижа. Примерно, как шестисотый мерседес в начале девяностых годов двадцатого века. В эти времена по определению любой всадник являлся вожем или знатным воем. Лошадей здесь ценили, холили и лелеяли. Не всех, конечно, а статусных, породистых.

Несмотря на будний день, торжище волновалось и ровно шумело. Бродили озабоченные покупатели, которых цепко высматривали и хватали за рукава продавцы и зазывалы, вяло общались завсегдатаи. Оглядевшись, я кивнул Марку, указав на парня, сидевшего у поилки и с закрытыми глазами гревшегося на утреннем солнышке. Поскольку самым заядлым лошадником среди нас считался Марк, то ему и поручили играть первую скрипку в переговорах и торге.

– Эгей, парень, здрав будь, – тень Марка легла на лицо юноши, – проснись, не то светлый Хорс лик подпалит.

– Поздорову, дядько, – встал парень.

– А не Ксатром ли тебя кличут?

– Ага, Ксатром.

– Давеча Раткон баял, что ты можешь нам с комонями подсобить, – парень кивнул, – меня зовут Марк, куда идти то?

А идти пришлось пару вёрст через луг, что за ремесленной слободой и далее через рощицу на холме. Там на берегу малой речушки стояли пять шатров и бродил табун коней рыжей и гнедой масти. Изредка попадались тёмные, почти вороные. С первого взгляда стало ясно, что нам нужны именно эти сильные холёные лошади.

– Вот, – гордо вскинул голову Ксатр и похлопал лошадь по мощной шее, – это настоящие сарматские кони, а не те собаки с копытами, что на торгу стоят. Пойдёмте к атааману, он обещал Раткону, что продаст вам восемь кобылиц.

– Э-э-э, а почему кобылиц? – немного растерялся я, – нам нужны боевые кони.

– Ясное дело для боя. Какой из жеребца боец, чуть гулящую кобылу учует и ищи его в поле, и в бою подведёт, нипочём не послушает. А оно вам надо? Если для скока или ловитвы, то берите жеребцов, а для боя только кобылы, они послушные и не такие чуйкие. Вон атааман рукой машет, ступайте к нему.

Через пару часов, заплатив за каждую кобылу по три золотые номисмы, мы уводили из табуна своих лошадок. Сначала они упрямились и норовисто дёргали головами, вырываясь из чужих рук. Потом пригляделись, успокоились. Правда, всю дорогу пришлось их уговаривать и задабривать хлебом и морковками, взятыми у коновала.

Вот так мы стали обладателями великолепных сарматских лошадей, статных, сильных, отлично сложенных, выезженных и приученных к тяжести доспешных всадников. Нам и впрямь достались идеальные боевые кони.

Мастерские шорников находились за торгом в ремесленной слободе. Пожилой мастер с двумя сынами и подмастерьями тщательно снял мерки с каждой лошади и на кусках бересты острым стилом долго делал пометки и царапал наши пожелания по устройству сёдел и упряжи. Впервые столкнувшись с необычным заказом, он скрёб макушку, пытался переиначить по-своему, но мы настояли на пошиве привычной нам конской справы. Для этого времени она выглядела фантастически: сёдла казачьего типа с двумя набитыми конским волосом кожаными подушками на деревянной основе, толстый двухслойный войлочный подклад, требеньки, подпруги, седельные троки, путлицы со стременами, а также усиленная упряжь с подперсьем и паквами с учётом обвеса конной бронёй. У того же шорника заказали кожаные ногавки для защиты лошадиных ног. Сговорились заплатить за работу металлом. Обещание оплаты серебром и золотом решило вопрос, и мастер честно признался, что уже хотел нам отказать, но желание заработать пересилило. Пришли соседние шорники судили-рядили, пошумели и обещали через седьмицу всем миром сделать.

В кузнечной слободе удалось сговориться с двумя молодыми ковалями, бывшими подмастерьями Асилы на изготовление конского доспеха-чалдера. Оба мастера сразу уловили суть и смысл такой защиты и загорелись интересом к совершенно новому изделию. Потом мы все вместе чертили на земле щепками наброски, спорили, уточняли, и, в конце концов, ковали обещали исполнить заказ через седьмицу.

Запасы нашего золотишка начали таять, но для того его нам и насыпали в калиты. Не любоваться же им.

Перекусив за половину серебрухи в харчевне, мы уже хотели вернуться на Гору, как Марк хлопнул себя по лбу, будто в колокол ударил:

– Мы идиоты. Боевых лошадей купили, а не подумали на чём барахло, фураж, зброю и свои задницы по повседневным делам возить. Не на боевых же конях. Надо заводных искать.

– М-да, опрохвостились чуток, поскрёб бороду Серш, – пошли сызнова на торг.

– Да ты чо обалдел! На хрен нам те полуживые одры! – вдруг рассердился Марк. Серш пожал плечами и отошёл к своей лошади. Я покачал головой, постучал пальцем по лбу и показал Марку на Серша.

– Слышь, братишка, не сердись, – извинился Марк, толкнув Серша плечом, – не со зла я, прости дурака, сам знаешь, в некоторые головы мысли приходят умирать.

– Ладно, проехали.

– А не рвануть ли нам к арконским купцам? – примирительно сказал Черч, – они товары перевозят, может, имеют каких лишних лошадок.

Все дружно одобрительно загалдели, благо до торговой слободы было рукой подать.

Оба купца суетились на причале. Их люди грузили в снеку рогожные тюки и мешки. И оба судна явно готовились отчалить.

– Здравы буде, гости арконские, – поздоровался я, – никак восвояси собрались?

– И вам поздорову вои-хоробры, – оторвался от товаров Мунд, – пора и нам до дому.

– А что так, вдруг?

– Дык, сами же весть злую принесли. Надобно в Аркону поспешить, великим старцам сообщить. Хоть и далече наши вотчины, но коль скверные времена наступают, то норовят все земли охватить. А вы по делу, али как?

– Совета хотели испросить. Лошади нам заводные надобны восемь голов.

– Хо! Вы как ведали. Мы уходим, а добро распродаём спешно да недорого, коней тоже.

– И сколь на продажу? Что за кони?

– Да, дюжина всего, северянской породы.

– От савиров что ли?

– Ну, да, от северян. Добрые кони, выносливые да неприхотные. И под седлом, и под вьюком ходили.

– А и впрямь пошли глянем.

Через час наш табун пополнился двенадцатью крепкими лошадьми каурой масти, а наши калиты полегчали на двенадцать золотых номисм. Эти лошади имели чуть меньший, чем сарматы, рост, но отличались широкой грудью, крепкими бабками, особой выносливостью и неприхотливостью, как все иные потомки степных пород. Эти работяги, как никто подходили для вьюков или длительной, изнурительной езды. Мы свели их в общий табунок и решили использовать по потребности. Всех наших лошадок легко вместили пустующие конюшни Горы и за малую денежку с радостью взялись обиходить два молодых парня из числа местных смердов.

Утро следующего дня началось с необычного оживления. В огромное дубовое било ударили всполох, и пустынная площадь начала заполняться людьми, имеющими голос. Один за другим от божища к хорму направились жрецы: Сварожичи в тёмных одеждах, Перуничи в красных облачениях, Хорсичи в жёлтом, Даждьбожичи в белом и жрецы Макоши в зелёном. Откуда ни возьмись, появились молчаливые, обвешанные множеством оберегов ведуны в меховых накидках. Отдельно кучковались ковали в кожаных фартуках. Гордо шествовали веские вожи с посохами и в сопровождении юношей. Между всеми ходили гусляры в длинных рубахах и с гуслями за спиной. Чуть поодаль встали дружинные вожи в зброе. А старейшины родов группами по трое-четверо старались протиснуться поближе к хорму. Вся эта галдящая толпа клубилась между святилищем и красным крыльцом, на которое степенно поднялись жрецы.

Подручные жрецов вытащили бронзовый диск диаметром около метра, подвесили его на деревянную подставу. Следом двое принесли большой рог с медным раструбом. Угрожающе взревел его хриплый бас, что немного утишило толпу. По знаку Сварожича два смерда ударили в гонг обитыми мехом колотушками, и над Горой поплыл гулкий вибрирующий звук, присоединившийся к рёву большого рога и пронзительному фальцету двух малых рожков. Все эти звуки переплелись в дикую, тревожную музыку, от которой сильнее заколотилось сердце.

Толпа замерла, потом пришла в движение, перераспределяясь. В центре перед крыльцом расположились веские вожи и старейшины родов, справа от них – ковали и вожи от ремесла, слева – ведуны, колдуны и гусляры, сзади – старшие дружинники. Мы встали рядом с ковалями и стали ждать развития событий.

По знаку жреца Сварожича резко смолкли все звуки, и жрецы подняли посохи.

– Слава светлым богам!!

– Слава!! – взревела толпа.

– Слава Сварогу мудрому! Слава Перуну грозному! Слава Даждьбогу щедрому! Слава Хорсу светлому! Слава Симарглу быстрому! Слава Мокоши доброй! Слава Ладе прекрасной! Слава Маре суровой!

– Слава!!

– А сошлись мы ныне по воле светлых богов и по слову братчества ковалей. Им есмь, что миру поведать и ваше слово услышать.

Вперёд вышел Асила в кожаном фартуке и с каменным молотом на плече. Низко поклонившись, он поставил молот у ног:

– Собрали мы мир, абы горькое слово донесть. Ведомо стало, через два лета на третье с восхода грядёт страшный невиданный ворог именем авары. И будет их без счёта, и идут они нас не воевать, не смердить, а жечь да губить. Ненасытные кровью авары первыми посекут наших суседей с левого брега – сарматов, савиров да булгар. Потом ворог обрушится и на нас, а за нами придёт черёд дулебов да словен. И коль хотим уберечь наши отчины, пажити да чад, надо всем заодно да заведомо к сече великой готовиться. Я всё сказал.

Асила поклонился и уступил место жрецу Перуничу. Тот поднял посох и произнёс низким басом:

– Вот и минули лета беспечные, и наступил час доблесть явить. Ныне Перун созывает воев родов и племён, – он стукнул посохом, и вновь ударил гонг.

Вперёд вышел жрец Хорса в белых одеждах:

– Тут ныне отцы всех родов и вожи дружин. Мир ждёт вашего слова.

Вот тут и началось настоящее вече. Поднялся шум и гвалт. Слово за слово, кто-то схватил кого-то за бороду. Кто-то посох в дело пустил. Орали истово с полчаса, чуть все не передрались. Потом успокоились, и по очереди стали выходить старейшины, вожи и ведуны. В конце концов, мнения разделились. Три рода с устья Припяти отказались воевать и покинули вече. Перунич громко проклял их вслед. И теперь не станет покоя и места сим неумным изгоям на землях Антании. Оставшиеся столпились у крыльца. Жрец Сварожич опять поднял посох:

– Ваше воля достойна блага богов. Но нужно ведать, аще ворог злой и бьётся он по-иному. Перемочь такого труд великий. А на то нам светлые боги послали с восхода воев-хоробров славных, ведающих яко сего ворога одолеть.

Асила махнул рукой, приглашая нас подняться. Мы все вместе встали на ступеньку ниже жрецов и поклонились вечу. Толпа загудела.

– Мир вам, славные люди Антании и сего града Бусова. Истинно глаголили Асила-коваль и Сварожич-жрец, ничего более бедового доселе земля ваша не ведала, ибо неотвратимо грядёт погибель злая. Много вашим щурам и пращурам потерпеть довелось от готов лютых и злых, но рядом с кровожадными аварами, будто дети они. Доля моя и братьев моих тяжкая и грозная, ибо судь наша уберечь вас и землю вашу от злобного ворога. А посему вопрошаю: примете ли волю богов, али отринете? Встанете миром на великую брань, али изъявите волю склониться, погибнуть и чад своих погубить? Мы примем любую волю народа.

Толпа оцепенела и после секундной тишины вече взорвалось. Ор стоял такой, что на версту все галки и вороньё в страхе разлетелись во все стороны. Только через четверть часа кое-как удалось усмирить крикунов рёвом большого рога и ударами гонга.

Как ни странно, все мои предложения жрец Сварожич поставил на голос. На предложение отринуть волю богов над площадью вскинулись две руки. А вот за наказ поручить нам готовить войско проголосовало всё вече, взметнув лес рук. Сварожич поднял посох и провозгласил:

– Вече решило, слово сказано, а посему от имени светлых богов и нашей земли мы пришлым воям-хоробрам судь нашу вручаем.

Все жрецы подняли посохи и грохнули ими по настилу крыльца. Я вытянул меч и поднял его над головой:

– Волею светлых богов и волею народа антанского мы, честные воины-хоробры принимаем бремя исполчения вашей земли. Вожи Марк и Зверо, – они вышли и поклонились, – к полянам идут полки собирать. Вожи Стинхо и Черч пойдут савиров и сарматов на сечу звать. Вожи Лео и Серш антов исполчат. А я вож Бор вместе с вожем Роком к дулебам отправимся в Зимно к вашему князю.

Я окинул довольным взглядом вече, понимая, что сегодня нам крупно повезло, и, вопреки нашим опасениям, всё сложилось, как нельзя лучше. Мы спустились к людям, и вскоре вокруг нас образовалось четыре толпы. Отвечать на вопросы, доказывать, и убеждать пришлось долго, и вече разошлось только под вечер.

Плотно перекусив в харчевне, мы направились в воинский дом, где устроили совет.

– Надо разойтись не только по племенам, но и по направлениям, – начал я.– В общении с аборигенами никакой грубости или насилия. Учтите, мы имеем дело с сугубо мирным населением, и будем отрывать людей от жизненно важных дел. Все они с детства худо-бедно научены и настроены воевать, но сейчас они сидят на земле и для них это главное. Наша задача осторожно вбить им в головы, что их земля скоро ихней не будет, и что им сильно повезёт, если они умрут раньше, чем увидят, как авары глумятся над их жёнами и убивают их детей. Расскажите об излюбленных казнях аваров: разрывание конями, медленная смерть на колу, сжигания заживо ног на костре, разрубание коленей, закапывание в землю по шею, ломание позвоночника. Внушайте, что защититься можно только всем вместе. Делайте упор на молодёжь. Подключите сильные эмоции. Пообщайтесь с местными вожами и прикиньте мобресурс.

– Охренительный мобресурс, – усмехнулся Марк, – Толпа с дубинами против конницы. Курам на смех! Кажись, мы перепутали нелогичное с невозможным.

– Хорошая дубина не такое уж плохое оружие в умелых руках, а вилы и топоры убивают не хуже мечей и копий. Дадим ополченцам привычное оружие, но усовершенствованное. А главное, научим их строю и командам. Они знают рожок и барабан. Прекрасно, пусть команды подаются рожком и барабаном. Не много четыре-пять команд, но отработанных до автоматизма. И вспомните свой курс молодого бойца. Почти всё подойдёт и здесь, но с местной спецификой. А для начала, для сплочения и привыкания погоняйте новобранцев строем под барабан.

– Обхохочешься, – проворчал Зверо, – Вы полян видели? А теперь представьте, что они ходят строем. О-хо-хо.

– Ничего все мы рождаемся немощными, голыми, грязными и голодными. Не спешите. Сначала возьмите и натаскайте по десятку. Через полгода с их помощью сотню в строй поставьте, через год – тысячу. Не горячитесь и не форсируйте. Главное добейтесь, чтобы они вам доверяли и слушались беспрекословно. Да, вече постановило. Да, жрецы призвали в обороне. Но, если вы будете ломать их через колено, получите саботаж.

– Ещё и саботаж до кучи, – хмыкнул Серш.

– Теперь об оружии. Марк, Зверо. Полян изначально натаскивайте как щитоносцев и лёгких копейщиков ближнего боя типа римских гастатов. Пехотные копья они знают и всегда в бой с двумя сулицами ходят. Щиты прямые ростовые метр двадцать на семьдесят с упорами. Поляне должны создавать сплошную стену щитов, метать сулицы, орудовать копьями, дубинами-палицами или клевцами-чеканами. Для тесной схватки самое то. Сплошной доспех им не нужен, а о крепких щитах, нагрудниках, наплечниках и шлемах надо позаботиться.

– Нехилую работёнку ты нам подкидываешь, Бор, – задумчиво вздохнул Лео, – это как дырки верёвками обвязывать, чтобы сеть получилась.

– Не боись. Время есть. Сначала подготовим ядро будущего войска из дружинников, для чего увеличим дружину до шести сотен. Потом каждый из них станет сотником, а те огнищане, которых вы первыми в оборот возьмёте, станут десятниками. Вот они и станут муштровать ополчение. Ваше дело – следить, направлять и поощрять.

– Ну, это же совсем другой расклад, так-то я согласен, а то мне показалось, что придётся тысячи строить, – обрадовался Серш.

– Вам с Лео придётся строить не тысячи, а ровно двадцать тысяч антов.

– Ох, иж, ёк мокарёк! Никогда бы не подумал, что в полководцы заделаюсь, – воскликнул басом Лео и хлопнул себя по ляжкам.

– Полян будет поменьше, всего десять тысяч.

– Тоже не хреново, – проворчал Зверо.

– Теперь по оружию антов. Они покрупнее полян и посообразительнее, поэтому станут тяжёлой пехотой – пикинерами, алебардщиками и топорниками. В позднем средневековье пикинеры запросто расправлялись даже с латной конницей, пока огнестрел не придумали. Длинной пикой можно управлять только двумя руками, поэтому щита у них не будет, а будет сплошная броня, которая защит их от ливня стрел. Кольчуги изготавливать дорого, долго и тягомотно, а от гранёного наконечника она не спасает. Потому дадим антам полный доспех типа римской сегментарной лорики из плотно соединённых внахлёст дугообразных стальных пластин. Основным оружием антов будет пятиметровая пика с гранёным наконечником, трёхметровая алебарда и полутораметровые топоры. Идеальное оружие против лёгкой конницы. К этим длинномерам добавим короткие мечи для ближнего боя. Однотипные для всего ополчения шлемы римского типа усилим пластинчатым назатыльником от рубящих ударов и козырьком, чтобы, наклонив голову, бойцы защитили лицо от стрел.

– А что с союзниками? – спросил Стинхо.

– Кто ищет, тот всегда найдёт. Поплывёте по Десне сначала к савирам, потом по Донцу к сарматам. Действуйте хитро. Как все восточные народы, они любят комплименты и прочую цветистую лабуду, а также уважают силу и личную храбрость. Напирайте на их особую роль в сражении. Пусть думают, что именно они будут главными. От савиров мы ждём конных лучников и лёгкую конницу с оружием ближнего боя. Скажите, что Антания рассчитывает увидеть в седле не меньше, чем десять тысяч савирских воинов. От сарматов потребуется ударная копейная конница, сколько соберут. Чем больше, тем лучше. С булгарами-утигурами сложнее. Они слишком самоуверенны и нацелены на Византию, которая их золотишком прикармливает. Они могут предать в самый ответственный момент. Такие союзники хуже врагов, поэтому в коалицию их не возьмём, но предупредить о нашествии предупредим. Иначе после булгарской междоусобицы их вместе кутригурами поглотят авары и за их счёт усилят свою орду.

– Мы с Роком, – продолжил я, – отправимся на Буг к дулебам. Будем с князем разговаривать. От дулебов нам нужны десять тысяч пеших доспешных мечников и пять тысяч пеших лучников. В отличие от антов, дулебы луком и мечом не брезгуют. Кстати, по пути встретим хронокапсулу и отправим отчёт и наши просьбы.

Моя речь повергла команду в глубокую задумчивость. Задумался и я, представив неохватный объём работы. Помимо всего прочего требовалось золото, железо, одежда, обувь, снаряжение, транспорт, шатры или казармы, кормёжка и ещё чёрте что.

Пока судили-рядили, совсем стемнело. Всю ночь меня терзали кошмары на эту тему. Три раза я просыпался насквозь мокрый от пота и выходил к колодцу пить. Кое-как дотянул до утра. Вместе со мной поднялись и мужики. Тоже всю ночь ворочались.

Несмотря на ранний час, в граде отовсюду слышались звуки каких-то работ. Жители уже засучили рукава, да, и мы тоже не сидели без дела. Марк и Зверо занялись лошадьми, готовясь подковать заводных. Боевых сарматов решили не мучить подковами, авось по камням и скалам им не скакать. Стинхо и Черч ушли к шорникам и бронникам посмотреть, как ладят упряжь и конный доспех. А мы вчетвером потопали в сторону кузни Асилы-коваля, нужно было решить, что делать с золотом Ташлыка и железом Псёла, а заодно обговорить условия, способы и объёмы производства зброи и оружия.

– Глянь-ка, Бор, какой за нами попутчик пристроился.

Я оглянулся. В пяти метрах сзади плёлся довольно крупный, но жутко худой пёс рыжеватой масти. Я невольно дотронулся до меча: «Фил?». «Здесь я, здесь. К псу не имею никакого отношения, просто тебя рыжие собаки любят».

– Иди сюда, бродяга. Ты чей будешь?

Пёс осторожно подошёл на шаг и уставился умными глазами, слегка склонив голову и подняв одно ухо.

– Похоже, ничей. Настоящий дворовый пёс. Дворянин. – Я достал из калиты краюху хлеба.– На, держи, бродяга.

Жутко голодный пёс медленно подошёл и вежливо, одними губами взял хлеб. Отошёл чуть в сторону и с жадностью проглотил.

– Бывай здоров, бродяга, я повернулся и поспешил догнать мужиков. Оглянулся через десяток шагов. Пёс неторопливо трусил следом.

В непривычно тихой кузне Асилы в горнах слабо тлели угли, а мастера о чём-то громко спорили, окружив лежащую на наковальне поковку. Мы поздоровались:

– Здравы будьте, ковали. О чём судите-рядите?

– Пытались умучить доброе железо в булат, ан не вышло, – озабоченно проговорил Асила и, сердито поскрёб бороду. – Знатный уклад вышел, но не харалуг. Вот рядим, что не так.

– А поведайте, как грели, как ковали.

Асила подробно и обстоятельно всё изложил, и, конечно, они всё напутали. Пришлось всё заново разложить по шагам.

– Творение харалуга – дело кропотливое и неспешное. А главное, – закончил я, – держать добрый жар, поковку ни на миг не студить ниже алого цвета, ковать мягко и сторожко.

Ковали смущённо кряхтели. Поняли всё. Потом я перешёл к главному. Узнав о неисчерпаемых залежах богатой руды на Псёле, они зашумели, заволновались, и сразу принялись сговариваться о добыче. И пока Серш и Лео объясняли, уточняли и чертили углём на лавке схемы домницы и укладной печи, я отвёл Асилу в сторону:

– Ведомо ли тебе, уважаемый Асила-коваль, что дело наше потребует изрядно злата и серебра?

– Да, я уж всю голову на том сломал. Сварожичи да Перуничи обещали подсобить, да то капля. Как полки поднимать ума не приложу?

– А я подскажу.

– ??

– Ведь Табор-град вблизи Тясьмина стоит?

– Так. Там наши главные хормы, капища и курганы жрецов и князей. И там место Великого веча.

– И много ль там весей окрест?

– Весей там изрядно, ано все к Тясьмину, Ингулу да Днепру жмутся. Там на равнине доброй земли побогаче.

– Так слушай, что поведаю. Истоки рек Тясьмина, Сухого Ташлыка, Ингула, Ингульца да Великависи лежат на каменистой возвышенности.

– Есть такая. Там гольный камень, верховые болота, дикий колючий кустарник и никто не живёт.

– Зато там россыпи злата лежат прямо в воде. Верно, где-то там есть и жилы. Понял ли ты меня, Асила-коваль?

– Неужто правда?! – перешёл он на шёпот. – И много ль там злата?

– И вам и чадам вашим хватит, ещё и потомкам останет. Но то для почина. Злато отыщем, а вот с серебром куда хуже. Нету его в Антании, зато есть на закате, в Рудных горах. Как излишки злата появятся, станем его у чехов на серебро менять. А серебро вельми потребно, златом не всегда и не со всеми расплатишься. Только запомни вож Асила-коваль, никому ни слова о тайне, что я поведал. Соберёшь верных людей, роту с них смертную возьмёшь перед ликом богов. Но и тогда поглядывай в оба, ибо злато глаза застит и разума лишает. Отправь по ватаге на каждую из речек. Где россыпь найдут, туда опосля все и соберутся. Но о том молчок! Жрецам о злате тоже пока ведать не надобно, они тоже его шибко любят.

– Всё сработаю, Бор! Слава тебе, поистине ты послан богами!

У мастеров мы пробыли до полудня. Вышли на двор и махнули идущим навстречу Стинхо и Черчу.

– Хо! Смотри-ка, Бор, твой новый приятель тебя дожидается, – усмехнулся Рок.

Рыжий пёс сидел неподалёку и слушал наш разговор, и, едва заговорили о нём, радостно завилял хвостом, сел у моих ног и внимательно вгляделся в глаза. Я потрепал его по холке и почесал за ухом.

– Надо будет тебя отмыть что ли, и блох черемицей погонять.

Едва мы собрались завернуть в харчевню перекусить, как нас остановил громкий окрик. Из низкой пристройки дома под сопровождение истошного куриного кудахтанья выбрался Асила. Отдуваясь, он нёс за ноги большого разноцветного петуха, махающего немаленькими крыльями.

– Уф-ф, еле споймал. Благо, аще вы не ушли. То дар. За добрую весть требо пивня отдарить. Вот, – и он сунул петуха мне в руки. Я растерянно стоял с петухом в руках и собакой в ногах, а мужики покатывались со смеху.

– Ха-ха! – громче всех ржал Лео, – ни дать, ни взять бременский музыкант. Ослов здесь хватает, кота тоже знаю одного, только принцески не хватает. Ха-ха-ха! Как там в песенке поётся? Встанет солнце над лесом, только не для меня, ведь без милой принцессы не прожить мне и дня. Что…, – попытавшийся изобразитьреверанс Лео, споткнулся, покачнулся, сделал шаг назад, ещё шаг и… попал под поток воды.

– Ой, чегой-то ты? Ой! – вскрикнул голосок.

Насквозь промокший Лео оглянулся. Перед ним на земле сидела девушка. Облившее его с головы до ног деревянное ведро валялось рядом, другое укатилось по косогору вниз, а рядом с девушкой валялось коромысло. На Лео глядели огромные синие пуговицы глаз местной красатулечки лет шестнадцати.

– Э-э… вот… как-то так…, – пробормотал Лео, уставившись на девушку, и обтекая водой.

– Принцеска, – заикаясь от смеха, проговорил Серш и повалился от хохота, – ой, ха-ха-ха не может он и дня без неё. Га-га-га! Получи и распишись в получении. Принц. Га-га-га!

Мы ржали, катаясь по земле, собака лаяла, петух хлопал крыльями, девчонка плакала. В общем, дурдом.

На Горе вечером я встретился с дружинным вожем Кугутом. Предстоял серьёзный и важный разговор, и мы засели в его каморке, отделённой от казармы плетёной и обмазанной глиной стенкой. Более чем скромная обстановка: покрытый овчиной и медвежьей шкурой топчан; низкий грубый стол с масляной гасничкой, кувшином и тремя чашками; на стене на вбитых меж брёвен сучках зброя и оружие; у входа ларь; напротив лавка. Я уселся на лавку, он на топчан.

– Наделали вы шума, Бор. Теперь на Горе и в слободах всё шиворот-навыворот. Все бегают, аки припечённые. Неужто и впрямь всё так худо?

– Да, вож Кугут. Ано хуже то, что аще многие мыслят, что два года – то долго, и что авось минует беда. Я точно ведаю и клянусь светлыми богами, что не минует, и два года, как два дня пролетят.

– Что сам робить мыслишь, вож Бор?

– Через седьмицу мы с моими братьями вожами разойдёмся окрест по родам да племенам землю исполчать. А и тебе есть дело великое. Коль в граде Бусовом ты зело знатен и славен, то тебе и дружину сбирать. Ко дню Макоши на Горе должно бысть шесть сотен воев-хоробров. Не для шкоды, ано для дела ратного, да, не попусту, а за злато-серебро. Наши с братьями умения воинские зело велики, мыслим их вам передать, дабы бысть всем заодно.

– Хм-м, обаче нежданно… Ране тако не бысть. Каждый вой-хоробр по-своему бился, как наставник обучил. А ты баешь, всем стать в строй заодно.

– Так надобно, вож Кугут. Нас меньше, и сила токмо в единстве. Всем бысть, яко един. Яко сжатый кулак. За год надобно обучить дружину новому бою, а потом каждый из шести сотен воев-хоробров сотником ополчения станет, свою сотню обучит и в сечу её поведёт, встав в общий строй рати единой.

– Великое дело задумал ты, вож Бор, и я роту даю – подмогну. Но шесть сотен сотен в Антании не набрать.

– Наберём и поболе. Сочти. Двадцать тысяч антов да десять тысяч полян – триста сотен. Стополста сотен придут от дулебов, да столько ж от тиверцев с уличами. Вот тебе и шестьсот сотен. Да, савиры десять тысяч комонных пришлют, да сарматы полста сотен с длинными копьями.

– Великое дело ты замыслил, вож Бор. Назавтра же зачну дружину сбирать. Не сомневайся, друже, не подведу.

Мы расстались друзьями. Я вышел из воинского дома, за мной потрусил Бродяга, который за сутки уже слегка отъелся.

Марк и Зверо все дни напролёт занимались лошадьми. Лео и Серш пропадали в слободе. А Рок, Стинхо и Черч решили подшаманить лодью: улучшить скамьи, заменить вёсла и уключины, соорудить тент от дождя, поставить прямой парус на скользящей рее и косой стаксель на нос.

Оставшись без дела, я спустился к реке искупнуться, простирнуть исподнее и погреться на песочке под жарким июньским солнышком, а заодно обдумать поездку к дулебам.

Узкая тропка сбежала вниз к небольшому песчаному пляжу. Не рискнув выплывать на течение из-за водокрутов и нежелания издалека топать до одежды, я поплескался голышом у берега, постирался, растянулся на тёплом песочке, закинул руки за голову и зажмурился от удовольствия. Только начал задрёмывать, как услышал сначала ворчание, потом лай Бродяги. Прищурившись от избытка света, я приподнялся на локте, и тут же откачнулся от сильного удара в грудь. Рядом валялись два обломка стрелы. Яркое солнце не позволяло разглядеть стоящего над кручей лучника. Я приподнялся, прикрыв глаза ладонью, и тут же схлопотал стрелу в живот. Интересно, кто этот местный Робин Гуд? После третьей стрелы, ударившей в плечо, лучник скрылся.

Не найдя в сломанных стрелах ничего особенного, я натянул ещё сыроватое бельишко, оделся и пошагал к нашей лодье, пытаясь понять, что сейчас произошло. Искать стрелка бессмысленно, да, и где его искать. Если до веча с нами явно враждовали только бойники-волкодлаки, то после наверняка появились другие недоброжелатели, те же самые изгои, да и многие иные обитатели, планы которых безнадёжно нарушились.

Лодью я увидел издалека. Над ней уже торчали свежевыструганная мачта с подвижной реей и опоры для тента. По бортам мужики крепили новые вёсла в новые железные уключины.

– О, Бор, зацени работу, – похвастался Рок. – Завтра паруса и тент навесим, новый руль поставим, и будет всё как в лучших домах.

– Здорово! Лучше и не придумаешь. Когда испытания?

– Послезавтра.

– Тут у вас всё спокойно?

– Как сказать. Пара чудаков полчаса назад нас обстреляли. По три стрелы метнули и сбежали. А на какой предмет интересуешься, командир?

– То же самое. Купался неподалёку, и тоже три стрелы. Что думаете?

– Да, мало ли придурков на белом свете небо коптит? – проговорил Стинхо, затягивая узел на рее.

– Слепому не покажешь, дураку не докажешь, врага не ублажишь, – проворчал Черч, сворачивая верёвку в бухту, – хорошо, если это просто придурки.

– Нет, братцы, если нас невзлюбила банда местных сумасшедших, то очень злых, мстительных и подлых, – размышлял я вслух. – Полагаю, вряд ли это кто-то из горожан. Они действовали бы за чертой города, и уж точно не стрелами, которые терпеть не могут. Здесь видна разбойничья повадка, подкрасться, укусить и слинять. Действовали чужаки. И под эти соображения подходят только бойники-волкодлаки. Тем более что они имеют большой зуб на нас после побоища на причале. Видать, рано или поздно всё-таки придётся с ними основательно разбираться. А на этот счёт у меня есть старая, но шикарная идея: если врагов нельзя победить, то их надо возглавить.

– Никак бандитским главарём собираешься заделаться? – криво усмехнулся Рок.

– Зачем? Одной ватаги нам мало, их в Антании развелось, как головастиков в пруду. Если прикинуть, то этих головорезов наберётся полторы-две тысячи, а может и больше. Не резон нам на безрыбье разбрасываться таким ресурсом. А сделаем мы вот что.

Мужики придвинулись поближе.

– Есть у них обычай. Раз в году зимой 24 декабря в день Мары вблизи Бусова града они собираются на большой сход. Там они обсуждают проблемы, обмениваются новостями, переходят из ватаги в ватагу, меняются оружием, выясняют отношения поединками. И там же общим голосованием выбирают на год главного вожака. Старый либо должен подтвердить свой авторитет, либо в смертельной схватке сразиться с претендентом. Победитель становится вожаком, и бойники-волкодлаки слушаются его беспрекословно. Потом все ватаги разбредаются по Антании. Всю зиму вымогают у жителей еду, рухлядь и серебришко, разбойничают, насильничают. Летом уходят на промысел на торговые пути, грабят купцов, дальние веси, ходят в походы, в основном за Дунай в Византию.

– Ты что, и впрямь собираешься возглавить бандитов? – удивился Стинхо и посмотрел внимательнее, чем обычно.

– Сейчас пока не до них, размениваться по пустякам не стану, займусь ими зимой. А здешних головорезов пусть приструнят Лео с Сершем. Они в окрестностях Бусова града народ исполчают, вот им и наводить порядок. А бойники, сами по себе, боевой материал неплохой, среди них есть отменные воины и опытные поединщики. Нужно только накинуть на них крепкую цепь, как давеча сказал Марк.

– А что, мысль вполне себе здравая, – почесал бороду Черч, – а уж Лео то их точно в бараний рог скрутит. Да, и Сершу будет работа, насколько я понял, бойники не гнушаются из луков пострелять.

– С этим более-менее всё ясно. А сейчас сворачивайтесь, братцы, дело к вечеру. Ещё надо в харчевню заскочить, да до Горы добраться. Завтра за упряжью пойдём. Пора нам лошадок приодеть и объездить.

На другой день мы получили лошадиные обновки. Сёдла и сбруя пришлись точно впору. Сарматам упряжь сладили покрепче с учётом веса боевого доспеха.

В новом убранстве кони выглядели шикарно и грозно. От лошадиного нагрудника в виде круглого щита радиально расходились пластинки брони, укрывая всю грудь и часть шеи снизу. Голову прикрывало забрало, состоящее из налобника с выступающими бортиками глазниц и длинной пластины намордника, сзади к налобнику крепилась сегментарно-пластинчатая защита шеи сверху. Туловище лошади покрывала двойная войлочная попона с нашитыми стальными пластинами для прикрытия брюха и рёбер. Все двадцать сёдел имели привычный нам вид, но к сёдлам заводных лошадей с каждой стороны помимо обязательной пары перемётных сум были приторочены по две кормовые торбы.

Получив за отличную работу золото и серебро, довольные шорники и ковали высыпали всей толпой на улицу, любуясь делом своих рук. Теперь, я думаю, эта снаряга пойдёт в серию.

Красуясь, мы пустили лошадей шагом. Большинство встречных горожан останавливались, замирали и долго ошеломлённо смотрели вслед. Зато немаленькая ватажка мальчишек с восторженными воплями бежала за нами до самой Горы.

Спешившись перед казармами, мы тут же попали в окружение, и на площади вскоре стало тесно, от дружинников и обывателей. Они внимательно осматривали и ощупывали снаряжение и коней, понимающе цокая языками и кивая головами.

Так закончился первый этап нашей миссии. Мы успешно натурализовались и заняли в здешнем обществе довольно высокое положение. Пришло время переходить ко второму, самому долгому, трудному и непредсказуемому этапу: мобилизации населения, сплочения патриотических сил и создания военной структуры. Нам предстояло пролить немало пота, потратить сил и нервов, чтобы просеять десятки тысяч людей, через сито полков, а возможно и кровь придётся пролить, ибо цена вопроса была слишком высока.

Пока следующие три дня мы собирались в дорогу, Асила-коваль отправил на юг две экспедиции, на правый берег за золотом и на левый за рудой.

Позавчера вместе с парой дружинников отправились к полянам Марк и Зверо, и я точно знал, что у этих мужиков всё получится.

На другой день к савирам по воде ушли Стинхо и Черч. Сначала они думали отправляться конными посуху, но Асила посоветовал плыть вверх по Десне, поскольку в её верховьях и стоял град савирского кона. В одну лодью погрузили двух боевых и двух заводных лошадей, конное снаряжение и фураж. В другой лодье разместились Стинхо и Черч с оружием, зброей, припасами и полудюжиной воев. Рано утром гребцы взмахнули вёслами, и лодьи скрылись в туманной дымке.

Лео и Серш на заводных лошадях направились к антским весям на Тясмине. Там предстояло объехать не один десяток поселений.

Мы с Роком и дюжиной воев из дружины заканчивали укладывать снаряжение в лодью. Решили идти по воде без коней, которым при всём желании места в лодье не нашлось, да, и не нужны они в этой поездке. Вои закрепили щиты на бортах и размяли руки перед долгой и нудной работой. На волнах нетерпеливо колыхались три пары вёсел. Рок потянул фал. Парус пошёл вверх и сразу поймал ветер. Лодья медленно пошла против течения. Дружно взмахнули вёсла. На пирсе отчаянно залаял оставшийся один Бродяга. Прощай пока Бусов град. Жди нас с успехом.

Казавшаяся раньше просторной лодья стала тесной, вместив в себя четырнадцать человек со всем снаряжением, оружием, барахлом и припасами. Однако в пути как-то всё утряслось, улеглось и заняло свои места. Меняясь через час, вои бодро гребли против течения. К сожалению, прямой парус пришлось спустить, поскольку ветер задул в бок с востока. Оставили только косой стаксель. Рок стоял у руля, а я, как вож похода, занял место на носу судна.

Поток света и тепла лился из летней лазури, ласковый ветерок трепал волосы и освежал лицо, от воды веяло приятной прохладой. Преодолевая течение Днепра, лодья уходила всё дальше на север, а солнце постепенно начало заходить нам за спину. Ближе к вечеру мы вошли в Припять и вдоль спокойного северного берега прошли версты три до первого более-менее подходящего острова, где и встали на ночёвку.

Вспоминая, как месяц назад мы пробирались по реке на корявом плоту, я грустно улыбнулся. Где теперь мои друзья? Как у них дела? О том узнаю нескоро, когда вернусь в Бусов град. Если вернусь. Что значит если?! Обязательно вернусь!

В кампании молодых полных жизни воев настроение заметно приподнялось. Парни много смеялись и травили простенькие байки. Я не выдержал и, вспоминая классическую литературу и наставления Вероники Владимировны, тоже рассказал пару сказок. Потрясённые парни, разинув рты, слушали мои байки и смотрели с благоговением.

– Чего это они? – тихонько спросил я Рока. А на его лице промелькнула лукавая ухмылка:

– Плохо ты, Бор, профессора Луцкого слушал. У них сказитель считается чуть ли не волшебником, поскольку по их представлениям он извлекает свои рассказы из-за кромки времени, из мира мёртвых, из нави. Ведь те события уже прошли и канули в прошлое, а сказитель в нави их отыскивает и вытягивает, излагая живым людям. Так что теперь ты ещё и вещун, Бор Вещий. Хм-м.

– Ладно, не хочешь, не слушай, а врать не мешай.

Вещий, так вещий, и я начал рассказывать воям сказки о рыбаке и рыбке, о князе Гвидоне и острове Буяне, о Руслане и Людмиле. Воев-хоробров рассказы потрясли. Боже, какой же я гад, так морочить взрослым людям головы.

С рассветом двинулись дальше. Попутный восточный ветер надувал парус и, хотя мы шли против течения, гребцам пришлось намного легче, чем вчера. Мимо проплывали лесистые берега, песчаные отмели, поймы, сосновые и берёзовые рощи, болотные заросли, в которых орали и хлопали крыльями тысячи птиц. Пару раз спугнули медведей-рыболовов. А в памятном месте, где я дрался с древлянским вожем, в зарослях мелькнули лохматые шапки. Видно, там поблизости находилась древлянская весь, и стоял постоянный дозор. Обновлённая лодья шла ходко, и после полудня мы уже миновали остров, на котором прошлый раз ночевали, а к вечеру добрались до места начала нашего путешествия по реке.

Вчера мы с Роком прикинули сроки, и, если не ошиблись, то завтра может открыться портал. С хронокапсулой мы собирались послать отчёт о событиях, попросить в долг золотую и серебряную монету и побольше соли, которая здесь считалась такой же валютой.

Лодья ткнулась в берег в приметном месте, где ещё сохранились следы строительства плота. Вон наверху куча сухих сосновых веток и вырубка в роще. Слева через подлесок опушки просвечивали высокие сосны, а с другой стороны луговины темнел старый дремучий лес. Неподалёку всё также журчал чистый родничок. Портал находился примерно в версте за выступом леса, и мы с Роком решили вдвоём смотаться туда заранее, чтобы не пропустить краткое время появления хронокапсулы.

Добравшись до места, мы разожгли костёр и решили дежурить по два часа. Перекусив хлебом и вяленым мясом, я сразу завалился спать. Ночь прошла спокойно, утро тоже. Портал появился ближе к полудню.

Из мерцающего кольца торчали четыре метра хронокапсулы. Ещё в прошлый раз мы натаскали сюда обрубков брёвен, но пришлось немного повозиться, чтобы переложить бревенчатый колодец, из-за того, что портал открылся пятью метрами дальше и на метр выше. Добравшись до грузового отсека, я отодвинул люк, чтобы положить туда заранее приготовленный отчёт на куске пергамента, и сердце радостно забилось. В контейнере лежали четыре небольших тяжёлых кожаных мешка и пара мешков покрупнее. Прозорливость профессоров Артемьева и Луцкого просто поражала. Не теряя времени, мы поспешили выгрузить посылку, пока не закрылся портал. И вовремя. Я спрыгнул на траву, и буквально через несколько минут мерцающий круг погас, вспыхнув яркой звёздочкой в центре.

Два малых мешка были набиты новенькими золотыми номисмами, два других – серебряными щелягами. Похоже, оба профессора заранее просчитали ситуацию, и по их заказу монетный двор начеканил копии древних монет. Два больших мешка наполняла молотая каменная соль. Мы прикинули вес, на каждого из нас приходилось примерно по пятьдесят кило!

Соорудив из двух жердин нечто подобное коромыслам, мы взгромоздили на плечи неподъёмный груз и потащились к лагерю. Через два часа нечеловеческих мучений мы добрались до места и сбросили поклажу. Прогнав из глаз светящихся мошек и чуть переведя дух, мы загрузили мешки в лодью и присоединились к ватаге, которая, дожидаясь нас, от голода уже до блеска вылизала деревянные ложки, глядя, как в медном котле булькает духовитое варево из рыбы, а на углях источает сок зайчатина.

После обеда бородатая и усатая молодёжь осторожно подкралась с просьбой рассказать что-нибудь интересное. Я чуть призадумался. Что же рассказать этим взрослым детям? Не сказку же про красную шапочку или буратино. И я начал рассказывать историю жизни Александра Македонского, делами, подвигами и приключениями которого я интересовался и многое знал. Парни слушали, открыв рты, и, кажется, запоминая каждое слово.

Не желая отправляться в путь на ночь глядя, я объявил команде выходной, чему они необыкновенно обрадовались и, весело балагуря, начали плести венки из травы, цветов и тонких берёзовых веток. Потом они принялись дружно таскать сухостой и сухие ветки с вырубки на высокий берег и складывать там костёр. Один из парней принялся мастерить из травы что-то похожее на куклу.

– Чего это они? – в полном недоумении спросил я Рока.

– Вот вернёмся, я обязательно профессору Луцкому на тебя пожалуюсь, что ты его лекции не слушал. Сегодня ночью, уважаемый Бор, великий праздник всех славян от Волхова до Дуная, и от Лабы до Днепра. Сегодня ночью Купала. Мужики готовятся. Правда, девок не будет, вот они и переживают, что им эротические игрища сегодня не светят.

– Вот же я балда! Совсем закрутился. Ну, нам-то с тобой сигать через костёр не по чину, а вот по лесу праздничному прогуляться можно.

– Нет уж. Это без меня. Я лучше тут у костра посижу, да за порядком пригляжу.

– Как знаешь, а меня что-то в лес манит. «Не что-то, а кто-то, – раздался в голове голос Фила, – чую в том старом лесу какие-то энергетические всплески. Что-то там есть. Сходим, посмотрим. А я подскажу направление».

Понимая, что ночью спать не придётся, я бросил на тёплый песок овчину и заснул без задних ног. Проснулся, когда солнце стало садиться. Оказывается, уходящее за горизонт солнце и было сигналом к началу праздника.

К тому времени парни соорудили конструкцию из жердей и верёвок и добыли трением огонь. Потом они разделись догола, надели приготовленные венки, встали вокруг сложенной пирамидкой кучи дров, повернулись к заходящему солнцу и запели песню, обещая светлому Хорсу сохранить его огонь до нового восхода.

Едва край солнца нырнул за кромку леса, вспыхнул костёр. Парни пошли по кругу всё быстрее и быстрее, потом широко разошлись в стороны. Один из них прижал к груди куклу, изображающую богиню Макош, что-то прокричал и с разбега сиганул через пламя костра. Приземлился далеко от огня и все остальные одобрительно завопили. Потом они снова пропели гимн солнцу, и другой парень взял куклу, произнёс обещание и прыгнул через огонь. Так, попрыгав около часа, они по жребию оставили у костра двоих поддерживать огонь и убежали в лес, только пятки засверкали.

– Пойду, прогуляюсь, – я поднялся с овчины, – далеко уходить не буду. А ты присмотри тут за порядком, – и я кивнул в сторону лодьи, где под парусом лежала профессорская посылка.

Ослеплённый светом костра, я шагнул во мрак тёплой безлунной ночи. Не желая спотыкаться на каждом шагу, я сел на мягкую траву, закрыл глаза ладонями и замер на пять минут. После этого ночь стала яснее и с каждым шагом видимость улучшалась. Светлой кромки горизонта и мерцающего звёздного света вполне хватило, чтобы нормально ориентироваться в потёмках. За луговиной поднималась тёмная стена лесной чащобы. Чтобы не осложнять себе жизнь, я решил потревожить друга.

«Фил, ты не спишь?». «Даже, если бы мог, не заснул. Орёте, скачете, с огнём балуетесь. Не часто этакую комедь увидишь. Вы люди вообще забавные существа, но, скажу по секрету, с каждым нашим совместным походом я начинаю понимать вас всё лучше». «Всё-таки не зря я назвал тебя Филом – Философом. Любишь ты извилины заплести. Похоже, Деми ошибся, ты не принцип справедливости, а принцип умозаключения». «Как ты догадался, что я с ним в дружеских отношениях?». «Что ж тут непонятного, с кем поведёшься, с тем и наберёшься. Вот шастаем мы с тобой по тёмному, как совесть авара, лесу, а я и не понимаю, какого хрена я тут делаю?». «Я и сам не понимаю, но нужно идти в восточном направлении. Там пульсирует какой-то непонятный источник энергии». «Ладно, веди уж дальше, путаник».

Шутливо переругиваясь с Филом, я забрался в самые дебри, вспоминая слова Рока, что последнее дело шастать ночью по чащобе. Пару раз крепко приложившись о валежник, я перебрался через берёзовый выворотень, выдав при этом весь свой матерный запас. И тут увидел ЭТО.

Зрелище и завораживало, и настораживало. На освещённой звёздами поляне одиноко стоял матёрый неохватный дуб и светился! Вернее, светилось не всё дерево, а только один корень в два-три пальца толщиной, который у комля обнажился и, протянувшись по поверхности, через два метра уходил под землю. Осторожно подойдя ближе, я понял, что это не гнилушка, а крепкое живое дерево. Я осторожно потрогал корень. В месте касания свечение усилилось, а потом опять выровнялось.

«Фил, это то, о чём ты говорил?». «Да. Он сильно фонит, но это не радиация. Излучение похоже на то, что занесло нас в это время». «И что мне с ним делать?». «А я почём знаю? Попробуй вспомнить наставления профессора Луцкого». «А, если сказать проще?». «Если проще, то это что-то из ритуальной магии». «Ладно, и на том спасибо».

И тут я вспомнил легенду о цветущем, тоесть светящемся на Купалу дереве, дающим волхвам огромную силу. Это дерево нужно срубить, произнеся заклинание прощения и разрешения. Нужные слова сами всплыли в голове, и я непроизвольно их произнёс:

– Именем Велеса, бога дерев, людей и скотов, именем Живы, Лады, и Лели низко склоняюсь пред деревом жизни, и поделиться силой прошу, дать мне частицу себя во славу жизни для яви и прави, и для сохранения жизни во всём.

По корню от комля побежала строчка искр. Я взял меч и одним движением отсёк корень у комля, другим у земли на другом конце. В моих руках оказался прямой посох с извитой поверхностью длиной в рост человека. И он продолжал светиться!

«Фил, а что дальше?». «Назад пошли. Источник излучения в твоих руках. Кроме него здесь нет аномалий».

Прикинув направление, я потащился через бурелом назад к стоянке. Время давно перевалило за полночь, но июньская ночь коротка, не успеешь и глазом моргнуть, а уже и забрезжит рассвет.

После лесной тьмы свет костра казался необыкновенно ярким. Вокруг него мелькали фигуры, юркие тени, раздавались взрывы хохота, смех и возгласы. Подойдя ближе, я с удивлением увидел, что языки пламени озаряют не только наших голых парней, но и чужих, а главное, среди них откуда-то появились голые девки! Поразительно! Правду говорят, что свинья где угодно грязь найдёт. Это ж надо так изловчиться, чтобы в диком лесу ночью отыскать дюжину молодых девок. Талант, едрёна шишка!

Рока я обнаружил неподалёку от лодьи. Он полёживал на овчине у своего костерка на песчаной косе, смотрел на оргию и грыз травинку.

– А скажи мне, дружище Рок, где эти бравые ребята ночью бл… девок отыскали?

– А что их искать, они сами на огонёк прискакали. Тоже пару подыскивают. Гон у них.

– Интересуюсь, откуда взялись эти оленихи?

– Помнишь, в самом начале здесь местные древляне задирались? Оказывается, тут у них две веси неподалёку.

– Вот теперь всё яснее ясного. Лишь бы наши самцы не перетрудили бы организмы, а то грести не смогут.

– А они и так до полудня не смогут. Всю ночь сигают, носятся и спариваются, аки козлы. Как прогулялся?

– Нормально. Заблудился чуток, но потом выбрался.

– Охота тебе была по лесу шастать. Пошли-ка спать в лодью, начальник, а то у меня от этих диких взбрыкиваний уже в глазах мельтешит.

Короткая ночь окутала землю светлой темнотой. Над рекой струился туманный пух. На взгорке возле костра и на опушке продолжала негромко колготиться молодёжь. У борта тихо плескалась вода. Я укрылся плащом и проснулся около девяти, от того, что солнце припекло лицо. Над берегом висела тишина. Большой костёр превратился в кучу серого пепла и едва дымился. Вокруг него утоптанная земля почти лишилась травы. Тут и там валялись беспробудно спящие голые парни. Где колобродили, там без сил и свалились. Чуть в стороне, крепко обнявшись, спала голая парочка.

Прохладная водичка смыла остатки сна и усталости. Я оделся и принялся разглядывать свою ночную добычу. Я точно знал, что в моих руках бывший корень дуба, но при свете дня он выглядел особенно. Вся его поверхность змеилась перекрученными и переплетёнными в диком орнаменте выпуклыми извилинами. Игра света и тени от утреннего солнца ещё больше подчёркивала необычную структуру корня. Даже без Фила я чувствовал, что от него исходит сила.

– Что там у тебя? – зевнул, проснувшись Рок.

– Вчерашний ночной трофей. В лесу вот такой странный посох добыл. Хочу подарить его главному волхву.

– Понятно. Однако пора будить блудливых кобелей, а то до вечера не раскачаются.

Крик «рота, подъём!!» подбросил спящих, будто пружиной. Пару минут они ошалело бессмысленно таращились по сторонам, потом зашевелились. От потешного зрелища меня разобрал смех. Я вытер выступившие от смеха слёзы и загнал шатию-братию в воду, после чего они окончательно пришли в себя. Пока народ облачался, Рок закончил кашеварить у костра, помешивая густое варево. Пустая каша настроения не прибавила, но голод утолила. Чтобы хоть как-то сгладить тоскливый завтрак, мне пришлось открыть один из трёх бочонков стоялого мёда. Парни его опустошили, повеселели и взялись за вёсла.

Полдень застал нас на воде. Ветер едва шевелил обвисший парус. Я, как всегда, стоял на носу, высматривая путь. Рок посадил за руль кого-то из воев, а сам принялся налаживать лук, стрелы и рыболовную снасть, сердито приговаривая, что больше не намерен жрать пустую кашу, которая по вкусу мало чем отличается от старого сена, когда в лесах полно дичи, а в реке не протолкнуться от рыбы.

Как ни странно, свои слова он сдержал, и на ужин мы ели печёную оленину, которая с солью пошла на ура.

– Вож Бор, – вывел меня из раздумья голос одного из воев, – мы ведь плывём на закат? Ано ведь там страна зла, смерти и нави.

– Нет, той страны мы не достигнем. Она намного дальше. Мы ноне доберёмся токмо до Буга. Там в землях дулебов в граде Зимно стоит кремник князя.

– Знаем, знаем, – загомонили вои, – Прошлой осенью являлся он с дружиной на гощение. Три дня дулебы жили в войном доме, а князь Межамир в хорме сидел. Может жив он, а может уж и в нави у Мары гостит.

– Это ещё почему? – я прикинулся невежей, чтобы услышать объяснение из первых рук. – Угроза бысть аль хвороба какая?

– Вот и видать, вож Бор, что нездешний ты. Обычаев наших не ведаешь. Ибо не долог век князя светлого. По обычаю, коль случилось время благое и в жертву князя не принесли, то всё одно в известный день усечь его должно. Как и что не ведаю, молод ещё, а вот Дарх уж по двум князьям тризну сидел.

– Было дело, – кивнул матёрый мужичина Дарх, – ходил с ними в гощенье.

– Скажи Дарх, что за напасть такая, своих князей губить? – мне стало любопытно дослушать версию до конца.

– Отчего ж напасть? Такова их судь. Князья род ведут из сорока древних знатных семей. Как родится малец в таком роду, так жрецы тут как тут. Вертят его и смотрят, изъяны ищут. Коль не находят, ставят ему на плечо особые знаки-тамги, каждый раз иные, кои звёзды на небе велят. То издревле повелось от пращуров, тех, что от восходных гор пришли, да скитов поганых побили. И, когда приходит черёд нового князя сажать, жрецы сверяют те тайные знаки с солнцем, луной и со звёздами. Ежели знак совпадает, того и ставят светлым князем над всеми. В старину до готского ига князья сидели в Бусовом граде, а вот уж два века, как поставили град Зимно на Буге. Волхвы да Перуничи князю срок назначают и роту берут, что дюжину зим служить он готов своим животом, честью и правдой светлым богам и народу славянскому. Вот в назначенный срок и лишают его живота. А и до срока посланцем к богам князя могут отправить. Напали вороги, али мор, али глад, значит князю верьвьё на выю, аль нож ему в бок, ано потом на костёр и тризну правят в жертву богам.

– Постой, Дарх, а как же война аль нашествие? Кто дружину в сечу ведёт?

– Дык, воевода ведёт, князем указанный, жрецами благословлённый и вечем поставленный. Что ж тут невнятного.

– До хрена непонятного и глупого, – проворчал я под нос, – и всё это будем ломать.


– Вот честно скажи, – тряс Лео друга за плечо, – ты веришь в судьбу?

– Какая, к лешему, судьба. Мы сами себе судьба, – Серш ослабил подпругу лошади.

– И всё-таки что-то такое есть, – Лео пошевелил в воздухе пальцами.

– Конечно, есть, непролазное невежество, суеверия и один влюблённый дурак.

– Вот ты всё ворчишь и невыносимо обижаешь старого друга, а разобраться не хочешь. Сам посуди, вчера нас затащили на Купалу, ведь Бор велел вживаться в местную среду. Мы с тобой вчера и вжились по полной. А когда ты, тряся причиндалами, сигал через костёр, меня потащили жмуриться. Глаза завязали закружили, заорали, а я хвать. Ага, попалась! Сдёрнул повязку, а в руках она. Верейка. Скажешь, сама подсунулась? Допустим. А, когда в потёмках, что глаз коли, визжащих девок в лесу ловили. Опять она подвернулась. Испугалась, думала обижу. А и потом, как венки в реку пускали, наши опять сошлись да вместе поплыли. Нет, Серш, это судьба.

– Вот опять ты про судьбу. У нас дел по горло, не знаем, за что хвататься, а ты в местную девку влюбился.

– Да, помню я всё, а против судьбы не попрёшь. Ты это… не обижайся, короче… сговорились мы с ней. Сходим завтра к её родичам? А, брат? – огромный Лео умоляюще посмотрел на друга.

– А что поделаешь, коли так. Сходим, конечно. Вот ведь влипли. Как теперь делать дела, что Бору скажем?

– Ты, Серш, не сомневайся. Всё будет, как надо. Выполним и перевыполним. Ты меня знаешь. Ведь здесь у них строго. Свадьбы всегда осенью после дня Макоши.

– Бля! Да, ты что, и впрямь жениться собрался?!

– Я, как честный человек…

– Бля-а. Вот так компот. Так… дай сообразить… Ладно, женись. Попробую сам с заданием управиться.

– Ты что, брат, меня совсем за сволочь держишь?! – рассердился Лео, грозно сверкнув глазами, – одно другому не помеха. Клянусь, что полки антские соберу и бою обучу. Вместе соберём. И действуем строго по плану, как давеча с Бором обговаривали. А Верейка… Люблю я её, как никого не любил. Ты ведь мне брат, и должен понять… – От безнадёжности его голова повисла.

– Ладно. Не боись. Будет твоей Верейка. А я рад за тебя, братишка. Может быть так и надо…


– Слышь, Стинхо, а мы точно к савирам плывём? Вот уж три веси встретились и все антские. Правда, в последней радимичи, но всё равно славяне.

– Какая разница, – задумчиво проговорил Стинхо, – доплывём, узнаем. Ещё шлёпать и шлёпать. Всего-то третий день, как в Десну вошли, а она дли-и-инная.

– Интересно, что за народ эти савиры, – протянул Черч, ковыряя острой веточкой в зубах.

– А вот сейчас и узнаем, – Стинхо указал рукой на южный левый берег Десны, – кажись это по наши души.

Над невысоким обрывом стояли в ряд десяток всадников. Их кони трясли головами и нетерпеливо перебирали ногами. Одежда безбронных всадников явно отличалась от антской. Их головы покрывали остроконечные шапки с заломленным верхом. Под распашными, перетянутыми кушаками безрукавными кафтанами виднелись разноцветные рубахи с длинными рукавами и широкими манжетами. Широкие, заправленные в короткие сапоги штаны дополняли картину. Из десяти только один носил короткую бороду, остальные – длинные усы и бритые подбородки. С гиканьем они сорвались с места и унеслись вверх по реке.

Постепенно берега Десны стали меняться. Обрывы стали выше, берега изрезали глубокие овраги и длинные песчаные плёсы. За кромкой берега вдали проплывали заросшие дубравами и берёзовыми рощами холмы. Начиналась возвышенность, откуда брали начало многие реки, в том числе Десна, Донец, Псёл, Сейм и Ворскла.

– Скоро будем на месте, меланхолично бросил Стинхо, пробираясь к коням. Черч кивнул и машинально поправил за спиной колчан с луком.

Савирский разъезд ждал их на мелководье, где река разливалась, мелела и позволяла проплыть только в одном месте на стремнине. Поперёк сёдел всадников лежали луки с наложенными стрелами. Один из них поднял руку и резко махнул вниз. Просят причалить.

– Пошли, друже, глянем, кто тут командует, – проговорил Стинхо, пробираясь на нос паузка.

– Поздорову вам, гости чужестранные, куда путь держите? – по-славянски, но с чуть резковатым, цокающем акцентом спросил старший, тот самый единственный в десятке бородач. Вежливо спросил, надо отвечать.

– Мы не гости торговые, а честные вои-хоробры, посланники земли Антанской к кону Савирскому.

– И с чем же вы к кону пожаловали, посланники?

– А то кону знать должно, а воям его потребно вежество блюсти да достоинство своего кона хранить.

– Уж не собираешься ль ты, чужеземец, вежеству меня поучать?

– Как можно учёного поучать. Воям неизменно честь блюдущим более вежественными бысть невмочно, – слегка склонил голову Стинхо.

– Х-м-м, – подкрутил усы десятник, – моё имя десятник Атын. А ты кто будешь, чужеземец?

– Моё имя вож Стинхо. А это мой друг и брат вож Черч. Нас вече земли Антанской к савирам отправило с важной вестью.

– Коли так, то плывите. Река дале мелеет, но по стрежню пройдёте. Через поприще сворачивайте в правый приток и ещё через пару поприщ узрите град Савир. Там найдёте и кона, и его советников, и жрецов.

Гребцы оттолкнулись вёслами, стягивая плоское дно паузка с мелководья, и направили судно на стремнину.


Четверо конных с холма наблюдали за полянской весью, прилепившейся к устью Роси. Оттуда доносился шум волнующейся толпы, которая громко галдела и орала на речном берегу. В центре толпы на голову возвышался рослый человек с седыми волосами и густой с проседью бородой. Его руки сзади стягивала верёвка.

– Что-то недоброе поляне затеяли, как мыслишь, Марк?

– А хрен их знает, этих полян. Выходки антов порой трудно понять, а эти не в пример хлеще, – Марк почесал рукоятью кнута висок, – пошли, глянем.

Зверо первым пустил коня вниз по накатанной дороге. За ним, позвякивая оружием и зброей, потянулись остальные.

– Подобру и поздорову вам, огнищане, – гаркнул Марк, наезжая на толпу.

Поляне расступились, пропуская вожа в центр. Марк и Зверо спешились и, кинув уздечки своим воям, направились к небольшой группе в центре. Там двое дюжих парней удерживали высокого и статного ведуна, который помимо роста и длинных седых волос выделялся обилием оберегов и амулетов на шее и десятком разных кисетов, и непонятных штучек, привязанных к поясу. Он гордо держал голову, изредка с презрением поводя плечами, стряхивая грубые руки. Напротив него стояли трое: худощавый старик с жиденькой порослью на голове и с намечающимся горбом, вертлявый тип чёрными сальными волосами и редкой козлиной бородёнкой и дородный, заросший до глаз густым рыжим волосом мужик в просторной рубахе, стянутой поясом под объёмистым брюхом. Последний держал в руке посох. По всему выходило, что эта троица является здешним начальством.

– Я вож Марк из Бусова града. Что тут деется? Что сотворил этот человек?

Горбатый старик махнул рукой. Толстяк кивнул и ответил:

– Я веский вож Алкун, а то старейшина Ктибор, а то здешний калд Бруш. Давеча на Купалу мы призвали энтого ведуна по обычаю жито в бороду Велеса вить. Всё по правде сделали и жрот принесли светлым богам. А ввечор калд Бруш прибежал и указал, елико ведун во зло сделал житу. Жди теперь неурожая. Сход собрали, судим ведуна. Правда антская требует за злодейство утопить в мешке вместе с бродячей собакой, петухом и змеёй. Энтих всех изловили, да мешка подобрать не мочно, больно здоров ведун.

– Лжа всё энто!! – раздался из толпы женский крик, – лжа и навет!!

– А ну, выдь сюда! – крикнул Алкун, – кто там брешет?

– Сам ты брешешь, пузан беспутный, – вперёд вышла статная женщина в тёмных одеждах с распущенными волосами, удерживаемыми ремешком через лоб. На её висках поблёскивали медные колты, а на шее висели амулеты. Когда-то чёрную, а теперь выцветшую накидку, скрепляла большая медная фибула. Длинную рубаху перетягивал тонкий поясок с побрякушками, как у ведуна.

– А, вот и Есмена объявилась, – прохрипел, глядя исподлобья старый горбун.

– То ведьма наша, вож Марк, – пояснил Алкун, – завсегда воду мутит, – и злобно прошептал по нос, – если б люд не целила давно б в реке утопил, паскуду.

– Не слушай их, вож. Пред светлыми богами роту даю: лжа всё энто. Невинного живота хотят лишить! Напраслину возвели. Боги накажут всю весь за сякое злодейство! Не попусти!

Зверо подошёл к связанному ведуну, властным жестом велел парням отойти, потом засапожным ножом рассёк путы. Ведун кивнул ему головой и принялся растирать затёкшие руки. Марк поднял руку:

– Именем светлых богов и правом мне данным, – он показал всем амулет Перуна, – суд здесь совершу. Назовись, ведун.

– Имя моё Даян.

– Совершил ли ты зло, о коем калд толковал?

– Нет. Сделал всё по обычаю. Светлые боги в том свидетели.

– Есть ли тому видоки?

– Есть, есть, – раздалось из толпы, – видели. Всё по обычаю бысть.

– Калд Бруш подойди. Тако ж винишь ведуна?

– Так! Он, он всё уладил, злодей!

– Вож Алкун, твоё слово.

– Сам не зрил сие, лгать не стану.

– Зане слово супротив слова, сиреч бысть божию суду.

Марк повернулся, что-то тихо нашептал одному из своих воев и продолжил:

– Вели принесть глубокий кувшин.

Пока бегали за подходящим сосудом, Марк подошёл к старому горбуну и начал говорить ему на ухо. Тот кивнул головой. Через толпу пробрался парень с большим кувшином в руках. Марк отвернулся, потом накинул на кувшин плащ и поднял руку, требуя тишины:

– В этом сосуде воля светлых богов. Внутрь я положил их знамено, коего надо коснуться. Ежели виновный коснётся, то сразу лютой смертью умрёт. Невинный останется жив и невредим. Даян и Бруш подойдите и под плащом коснитесь знамено богов. Идите живей, я два раза не повторяю!

Ведун первым смело подошёл и сунул руку под плащ в кувшин, улыбнулся и отошёл. Калд Бруш, опасливо озираясь и сильно потея, тоже сунул руку под плащ и вынул её, облегчённо хихикая. Тут мрачнее тучи подошёл старый горбун:

– Кажите руки!

Ведун протянул руку, испачканную углём от головешки, которую Марк незаметно сунул в горшок. Калд Бруш показал чистую руку. Марк произнёс приговор:

– Калд Бруш виновен во лжи и навете, на честного человека, кой живота мог через то лишиться. А значит, он и нарушил обряд. Пусть же тать получит то, что готовил другому. Жил трусом, пусть и сдохнет, как тварь подлая. Во имя светлых богов да будет так.

– А-а-а!! – раздался мерзкий визг калда, и сразу гадостно завоняло, – не на…

Мешок булькнул в воду.

– Благо тебе, вож, – подошёл к Марку ведун Даян и поклонился, – мудр и быстр твой правый суд.

– Слава светлым богам, – ответил Марк, – у меня к вам слово, люди полянские…


Пять дней минуло, как мы зашли в воды Припяти. Поистине, чем медленнее плывёт лодья, тем просторнее земля. Река пересекла всё Полесье и, извиваясь, начала поворачивать к югу, сузилась и помельчала. До Буга оставалось всего-ничего, когда Припять превратилась в речушку и исчезла в большом заболоченном лесу.

Мы вытянули лодью на песчаный берег. Дальше придётся топать посуху. Вернее, пешком, поскольку в бесчисленных здешних низинах ни о какой сухости и речи не шло. Перед тем, как отправиться в дорогу, мы с Роком уединились, недалеко от лодьи отыскали местечко повыше и прикопали наше богатство, накрыв непромокаемые мешки овчиной, берестой и дёрном.

Нагрузившись припасами, зброей и оружием, мы двинулись на юго-запад в сторону Буга. По моим прикидкам с учётом всех обходов до устья Луги, где стоял город Зимно, оставалось не больше пятнадцати вёрст.

Чуть живые от усталости вечером мы вышли к Бугу. Присмотрев место ночёвки вблизи реки на небольшой песчаной луговине, я с большущим облегчением сбросил груз и с наслаждением вытянулся на земле. Нет, братцы, сегодня никаких рассказов и сказок, иначе заместо повествования наслушаетесь токмо отборной брани.

Наскоро устроив на сухом песке лёжку из лапника, зажарили и съели подстреленного Роком кабанчика, завалились спать и продрыхли до рассвета.

Утром в сознание пробились крикливые голоса, и сон враз слетел от пинка под рёбра:

– А ну, не лапай оружье, тати поганые! Лежать и не шевелиться! – орал бородатый мужик в опоясанном наборным боевым поясом пластинчатом доспехе и с коническим шлемом на голове. Я обвёл взглядом окруживших нас пару десятков настороженных воев с нацеленными копьями и поднятыми круглыми щитами. А мы, как пионеры на привале лежали у них под ногами и бестолково моргали глазами. Узнаю, кто стоял на страже, придушу засранца.

Не обращая внимания на грозные окрики и подрагивающее перед лицом острие меча, я поднялся, за мной Рок. Наши дружинные зашевелились, но их запинали ногами и прижали к земле копьями.

– Я кому сказал, лежать, не шевелиться, – и грозный вояка хлестнул меня мечом плашмя. Со звоном меч отскочил от подставленной мной руки. Не обращая внимания на истерику ошалевшего мечника, я обулся и начал надевать зброю и оружие. Рядом Рок спокойно делал то же самое.

Наши полуодетые вои сидели на земле и угрюмо ждали, когда нас с Роком начнут убивать. Ну-ну. Можно, конечно, попробовать, только это очень вредно для здоровья. Умом я понимал, что нельзя сейчас проливать кровь дулебов, не для того мы притащились в этакую даль. Но в данную минуту, мне, разъярённому хамским обращением, было до звезды, что там дальше произойдёт. Я буквально жаждал прибить этого бородатого мудака с мечом.

Видимо, что-то разглядев в моих глазах, совсем офигев от того, что я его не боюсь, мечник слегка секанул меня по плечу. Со звоном меч отскочил. От неожиданности он рубанул со всей дури по моей раскрытой голове. Меч звякнул и переломился. От потрясения и наши, и чужие вояки замерли с разявленными ртами. Тогда я схватил придурка за горло и, едва сдержался, чтобы не сжать пальцы. Тряханул его как следует и с силой швырнул на землю.

– А ну, всем стоять, сучьи выблядки!!! Уроды драные!! Козье дерьмо! Ушлёпки распередолбанные!.. – ихлынул поток нецензурных и препохабнейших выражений.

Выдав солидную порцию матюгов, в которых я с удивлением узнал загибы Александра, я успокоился. Ну, надо же, как матерщина на ум ложится, и запоминать не надо. Гадость, конечно, но помогло. Отпустило. На глазах струхнувших дулебов я поднял за шиворот сомлевшего главаря и встряхнул, приводя в чувство:

– Кто тебя, сукиного сына, учил так обращаться с незнакомыми воями?! Где твоё вежество. Какой пример ты подаёшь своим воям!!

Он быстро приходил в себя, краснел, бледнел, снова краснел, как рак, потом потряс головой, и прямо взглянул на меня:

– Моё имя Барма, вож дружины князя Межамира, а кто вы, чужаки?

– Вот с этого и надо было начинать, а не распускать руки и ноги. Моё имя Бор, вож из Бусова града, послан вечем с важной вестью к князю Межамиру.

– Охти, и беда-а. Ай-яй-яй, лихо то какое, – запричитал Барма, потирая шею, – вот ведь напасть то. Ано ты погодь виноватить то меня, вож Бор, и сам помысли. Давеча наш дозор посекли недалече отседа. Вот и помнилось, что вы те самые тати. О-хо-хо. Ну, попадёшься ты мне, – и он погрозил кулаком кому-то из своих воев, – Тати, тати… Не держи зла, вож Бор. Не иначе навьи проклятые меня попутали.

– Ладно. Без обид. Но впредь не спеши сразу бить по рёбрам спящих воев.

Барма виновато склонил голову, пожал плечами и развёл руками, мол, извини, что уж теперь поделаешь, и напялил слетевший шлем. А я продолжил:

– А проводите ка нас, вои-хоробры, в град Зимно к князю вашему Межамиру.

– Ступайте за нами, тут у берега две наши лодьи пристали, – проговорил Барма, – десяток воев здесь оставлю татей искать, а вы на вёслах места их займёте.

В больших дулебских лодьях на десять пар вёсел мы разместились почти с комфортом.

Через полчаса за излучиной показалась крепость на высоком берегу. Её фундаменты белели камнем, и, в отличие от Бусова града, деревянные стены строители сложили дубовыми брёвнами горизонтально, наподобие кирпичной кладки, порочно связывая ряды поперечинами, а пустоты внутри заполняя бутовым камнем, щебнем и глиной. Крытый поверх позволял защитникам не бояться навесной стрельбы, а толстый слой глины, прикрытой берестой, на кровельных досках защищал от огненных стрел. Очень грамотно построенное сооружение для этого времени.

Особенно мне понравился вход в крепость: длинный защищённый стенами проход вёл между валами налево, вынуждая наступающих врагов либо перекинуть щит на правую ударную руку, либо наступать спиной вперёд. Крутой поворот прохода у ворот не позволял подтащить к воротам мощный таран, а глубокий ров и укреплённый вал с подъёмным мостом с напольной стороны ещё больше усиливали оборону крепости. Снаружи к городищу примыкали предместья, защищённые внешним тыном с частоколом поверху. За тыном виднелись домишки пригородных поселений. К реке спускался огороженный трёхметровой стеной сход, а у причала по краям возвышались две сторожевые башни.

– Вот смотрите, – обратился я к своим воям-хоробрам, – образец настоящей равнинной твердыни, а не тот дырявый забор из жердей на Горе, который вы по ошибке называете крепостью.

Начинающаяся за воротами центральная улица вела к площади. И в отличие от Бусова града на ней находились не одно, а два святилища. И хотя главными богами в Антании считались Сварог и его сыновья Перун, Даждьбог, Хорс, Симаргл и дочь Макошь, здесь на западе на границе со словенскими и венедскими землями особо почитали и Велеса-Триглава. Уж не знаю, что там на небе не поделили Перун и Велес, но из-за этого раздора и славяне разругались нешуточно. И подозреваю, что и в 21 веке именно из-за той, канувшей во мрак тысячелетий вражды, никак не могут договориться восточные и западные славяне.

В центре стоящего слева святилища Велеса рос тысячелетний дуб, рядом с которым стояли три изваяния: Велеса Лады и Лели. Просторное требище говорило о сотнях паломников, приходящих к своему богу. Справа через дорогу находилось не менее значимое святилище Сварога и его детей. К каждому из двух капищ примыкали небольшие хормы. За ними раскинулась городская площадь, в конце которой возвышался терем князя, образующий со святилищами сакральный треугольник. По здешней моде терем возводился в три этажа, или по-здешнему – жилья. Над нижним каменным этажом-подклетом находился основной бревенчатый этаж-палаты. С выходящего на площадь просторного, покрытого тесовой крышей крыльца вниз вела дюжина ступеней широкой лестницы, а в стороны от крыльца отходили крытые галереи или по-местному крылья-гульбища. Над палатами третий этаж-светлица выделялся рядом резных окошек со ставнями. Завершался терем коньком двускатной крыши, украшенной деревянной рогатой головой вола.

Не доходя до площади, воевода сразу повёл меня налево к святилищу Велеса. На мой вопрос, почему не к князю, Барма ответил уклончиво:

– Так надо.

Я понял, что он повёл нас к волхвам, проверить на вшивость и на скрытые замыслы. Видно в этом городе волхвы помимо всего прочего ещё и выполняли работу контрразведчиков или особистов. Если обнаружат подсыла, то сами на месте его и прикончат небесным огнём, или ножом в бок, или что там у них ещё убойного в арсенале припрятано.

У входа в капище нас с Роком и дружинными воями поджидали три волхва. Видать, Барма заранее отправил посыльного. Перед нами стояли седые старики с бородищами ниже пояса, в белых длинных рубахах, перетянутых ремешками онучах и лыковых лаптях. Плетёные ремешки через лоб удерживали длинные волосы. На шеях и поясах висели амулеты. В руках они держали чёрные от времени посохи, похожие на тот, что я добыл в лесу на Купалу. Я невольно бросил взгляд на дружинника, что нёс завёрнутый в холстину кусок странного корня. Кстати, надо будет отдать волхвам эту палку, может и сгодится им для таинств-ритуалов.

Воевода низко поклонился, коснувшись рукой земли:

– Слава светлым богам, великие волхвы. Ныне привёл я посланников из Бусова града. Бают, важную весть принесли.

Волхвы кивнули головами и все трое уставились на нас. Пронзительные взгляды ярых глаз могли бы смутить кого угодно, но не меня, дважды прошедшего Запределье. Их попытки подавить нашу с Роком волю меня даже позабавили. Рок тоже чуть кривил губы, а вот наши вои-хоробры преклонили колени и склонили головы.

– Пошто явились вы к нам, чужаки из далёкого далеча, а может из нави, ибо наше небо и земля не знают вас? – проговорил один из волхвов, потом вгляделся в мои глаза и отшатнулся, подняв посох. Оба других волхва заволновались, обратили на меня пристальное внимание и принялись в воздухе чертить символы защитных рун. Пора вмешаться, иначе они сейчас начнут гонять чертей и нас вместе с ними.

– Слава светлым богам. Слава Велесу, Ладе и Леле. Слава Сварожичам. Прибыли мы издалеча с восхода по воле богов, грозную спешную весть принесли. А ноне вече нас отрядило к светлому князю. Молвить дозвольте?

– Говори человек не от мира сего, – глухо проговорил волхв и прочертил посохом оборонительный круг-наузу.

В который раз я поведал волхвам о предстоящем нашествии аваров, о начавшейся мобилизации племён Антании, о посольстве к савирам и сарматам. Они внимательно слушали, но вели себя откровенно неприязненно. Волхвы явно почуяли присутствие неизвестных и непонятных им сил, и сразу защитились стеной отчуждения. Начав злиться на непомерную спесь этих длиннобородых козлов, я сдержался от грубости и закончил просьбой допустить до светлого князя. Но, нарушая все правила вежества, они высокомерно молчали. Ну, рожи бородатые, отходить бы вас вашими же посохами, чтобы не брали на себя слишком многое. Дай боги мне терпения и выдержки. Ладно, истуканы мутные, сейчас и я вас удивлю:

– А и недобро посланцев вы привечаете, Велеса слуги. Ано зла не держу, ибо дело великое вручено нам. И по завету богов наших Сварожичей отвечу добром на злую досаду. А посему примите дар от меня. В ночь на Купалу явилось мне цветущее древо и часть себя отдало.

Я взял у дружинника свёрток, размотал холстину, вытащил обрубок корня и протянул его волхвам. Всё, что потом произошло, повергло меня в изумление и резко поколебало мой врождённый атеизм.

В моих руках по извивам поверхности корня побежали яркие искорки. В таком же ритме, но значительно слабее начали пробегать едва заметные искры света по посохам волхвов. Со стороны святилища раздался протяжный звук, словно кто-то тронул басовую струну.

Волхвам будто ноги подсекли. Они рухнули на колени, вытянув вперёд руки, оставив меня в дурацком положении. Трепещущие старики, бормоча какие-то заклятья или молитвы, несколько раз коснулись лбами земли и, опираясь на посохи, поднялись, сбившись в кучку. Придя в себя, они жестами пригласили нас вдвоём с Роком следовать за ними в святая святых к жертвеннику, куда позволено входить только волхвам.

– Великое чудо явил ты, человек из иного мира. Уж две сотни лет не зрила явь светлое Древо Велеса. И вот ныне часть его тут. Ведаешь ли, что держишь в руках? Бог наш Велес Древо Жизни взрастил в начале времён, и от него пошла жизнь на земле. Время от времени бросает семя оно, и прорастают новые Древа, и раз в две-три сотни лет светом цветут. Мало кто из смертных достоин узреть Велеса Древа, и тем паче не всякому из узревших позволят они взять часть от себя. Посох, что ты принёс, силу имеет великую, но лишь избранный может её разбудить. И не в нужных словах выбора судь, а в самом человеке и в Велеса воле. Вот этим посохам почесть уже много веков, и они также взяты от Велеса Древ. И мы рады безмерно дар твой принять.

Волхв протянул руку и взял новый посох, но тот сразу погас, а в святилище опять прозвучала басовая струна. От удивления волхв издал неясный горловой звук. Оба других волхва по очереди осторожно брали посох в руки. Но тот будто заснул. Волхвы посовещались голова к голове, потом первый старик протянул посох мне, внимательно глядя на его реакцию. Я взял посох, и по нему опять побежали огоньки, а в святилище третий раз прозвучала басовая струна. Тогда волхвы окружили меня и подвели к идолу Велеса.

– Велес ныне сам тебе сей посох вручил освятить. То знамено, что вы истые вестники богов, и исты слова твои, або земле нашей беда грозит. А то, что прияли вас без привета, то вину признаём и винимся, не обессудь.

От всего происходящего я совсем ошалел, не говоря уже о Роке. Между тем волхвы зачерпнули серебряной чашей воды из каменной ёмкости в центре святилища. Потом каждый достал веточку с тремя сучками в виде трезубца, и по очереди принялись чертить ими по воде руны заклятий. А мне велели воткнуть посох в землю у ног идола Велеса и держать его вертикально пока они обливали посох заговорённой водой и произносили отрывистые фразы на непонятном языке. И опять по поверхности начали бегать огоньки. Волхвы поклонились идолу и повели нас в терем князя.

В состоянии лёгкого замешательства от непонятных событий, я топал за местными святошами. За мной шёл Рок, за нами наши дружинники, а следом волновалась толпа горожан. Вот же вляпался. Хотел просто приехать и с князем потолковать, так нет же, угораздило этот корень в лесу отыскать и сюда приволочь. А всё Фил виноват. «Пошли посмотрим, пошли посмотрим». У-у-у, провокатор, в такое дерьмище втянул. В ответ в голове раздалось довольное хмыканье.

Едва волхвы приблизились к терему, на крыльцо вышел сам Межамир, и за ним чуть позади встали ещё двое, очень похожие на него, один помоложе, а другой постарше. Перед ними нижнюю ступень крыльца заняли дружинные вои во главе с Бармой. Волхвы поклонились князю и, оперевшись на посохи, стали по очереди говорить, потом ещё раз поклонились и отошли в сторону.

Ситуация со всеми мистическими наворотами из обычного посольства начала приобретать гротескный оттенок, и я всем нутром почувствовал, что, пока дело не дошло до объявления меня двоюродным братом самого Велеса, нужно срочно переводить стрелки на практические рельсы.

«Фил, что-то ты притаился, чуешь поди, что поднагадил?». «Попрошу без намёков и оскорблений. Я честный принцип». «Видишь, во что обернулся наш поход в лес? «Чую силу», – передразнил я его, – сходили, палку светящуюся притащили, и что нам делать теперь?». «Не вижу причин расстраиваться, – проговорил в голове вкрадчивый голос, – наоборот, не исключаю, что именно этот артефакт может помочь в вашем деле». «А я чувствую, что напротив он нагрузит проблемами». «Посмотрите на этого человека, его сам Велес выбрал, а он кочевряжится». «Знать бы кто такой этот Велес. Деми знаю, тебя знаю, троицу в Запределье тоже, а его нет». «Не дрейфь. Действуй спокойно, вож Бор».

С посохом в руке я приблизился к крыльцу, волхвы расступились, а вои разошлись в стороны. Пока шёл к Межамиру, я его разглядел. Высокий человек благородного вида, нормального телосложения, с большими стального цвета усталыми глазами, складкой озабоченности между бровей, ухоженными русой бородой, усами и длинными чуть вьющимися волосами на голове, схваченными узким золотым обручем. Богатая одежда всех оттенков красного, золотые гривна, пояс и браслеты, и весь его вид говорили, что он избранник. Он переводил взгляд то на меня, то на Рока, то на посох, потом поднял глаза и с достоинством произнёс:

– Рад видеть вестников веча антского из Бусова града. Испейте мёду с дороги, – он чуть мотнул головой, и две статные девицы с поклоном поднесли нам чаши с напитком. Я выпил и перевернул чашу, стряхивая последние капли в дар духам сего дома. Рок сделал то же самое. – Проходите в терем, вестники антов.

В просторной горнице три стоящие в ряд мощные опорные столба подпирали тёмный потолок. В дальнем конце на ступенчатом подиуме возвышалось массивное резное кресло с подлокотниками, без спинки, покрытое белым мехом. Вдоль всех стен по обычаю стояли лавки, здесь – ровные и украшенные резьбой.

Князь уселся на трон, по бокам встали те же двое, а у подножия возвышения – вои с копьями и щитами. Все остальные, включая волхвов и нас, замерли напротив престола.

– Како весть вы принесли из Бусова града?

Я представился и представил Рока, и в двадцатый раз во всех подробностях и со всеми страстями принялся рассказывать об ужасах аварского вторжения. Неожиданно для меня князь отнёсся к вести очень серьёзно. И я понял почему. В случае возникновения реальной угрозы его первым принесут в жертву богам. Он поднялся на ноги, спустился вниз и принялся задумчиво ходить по горнице. Потом он встал напротив меня, внимательно оглядел посох:

– Тот самый?

– Тот, – я кивнул в ответ.

– И како же нам бысть?

– То речь долгая, такую беду с наскока не одолеть. Надобно совет держать.

– Ясно, – он вернулся на княжий трон и махнул рукой всем присутствующим, – на том покуда покончим. Ступайте. Отец, брат проводите вестников в мои покои.

В ожидании князя мы с Роком осмотрелись в его апартаментах. Они отличались монументальностью и не отличались изысканностью. Бросались в глаза необычно толстые брёвна стен и широченные выскобленные плахи пола. В квадратных окнах со ставнями крестовидные рамы были затянуты бычьими пузырями. По традиции и тут к стенам примыкали широкие лавки. В глубине стоял большой резной стул, вернее кресло с подлокотниками и спинкой, явно византийской работы. За натянутым от потолка до пола пологом из бледно-синей ткани просматривалось ложе. Справа к креслу вплотную примыкал низкий столик с парой бронзовых подсвечников с восковыми свечами. Рядом с ними поблёскивали серебром пузатый кувшин и три чаши. Слева от кресла на теноге темнела пустая медная жаровня. Дальше у стены виднелся полукруглый зев печи на низком поду и примыкающий к ней подиум с фигурками божеств и сакральными предметами.

Старший из спутников Межамира оказался его отцом со странным именем Идаризий, а младшего брата князя звали Кологаст. В разговоре выяснилось, что их призвали на княжение от уличей с берегов Днестра, где их род считался сильнейшим и славным. Свои истинные имена они по обычаю утаили, а известные имена, вернее прозвища, имели местное происхождение: Идаризий – «весьма (вычурно) одетый», Кологаст – «сколотский гость (пришедший от сколотов)», Межамир – «(хранящий) рубежи страны».

Оба родича Межамира ясно осознавали трагичность участи сакрального князя и чуяли близость предстоящей беды, но они ничего не могли поделать, ведь судьбу Межамира от рождения определил небесный знак-тамга на его плече. Обречённый на смерть Межамир никак не мог избежать незавидного конца, ведь даже при самых благополучных обстоятельствах объявленный жрецами срок его 12-летнего правления скоро подходил к концу, а тут ещё и угроза нашествия.

Когда в горницу вошёл князь и тяжело опустился в кресло, я, отбросив всякое цветастое словоблудие, сразу перешёл к делу:

– Светлый князь, позволь избавить тебя от праздных слов, ибо положение Антании вельми бедовое, поскольку ни её народ, ни вожи, ни жрецы не готовы к большой войне, которая потребует тяжких усилий.

– Я достойно приму судьбу и сотворю то, что от меня потребно, – уныло сказал князь, и его лицо окаменело и нахмурилось. – Завтра же биричи понесут злую весть в грады и веси дулебов, словен, уличей и тиверцев.

– И то не верно, ибо создаст суету и смуту.

– Како же твоё слово, вож Бор?

– В ближних и дальних землях о славянах ноне дурно бают. В Антании нет наряда. Соседи мыслят, что знатные вои-анты истаяли в долгой взаимной вражде, в порубежных стычках и губительных походах за Данубий. Ано так и бысть. А ноне, когда великая беда на пороге, в Антании потребна сильная власть государя. Святое княжение для того не пригодно. Князю должно бысть не жертвой, а истоком власти, средцем силы земли, оплотом родов и племён. Я мыслю, князю Межамиру должно стать первым государем Антании по роду и праву, и приять власть войную, судебную, законоприемную и иную. Тако же князь Антании должен бысть великим жрецом, дабы иметь милость богов. Личность и воля князя сплотит народ воедино, и тогда в тяжкой войне ворога одолеем, и землю отстоим, и своих богов и народ от поругания сбережём.

– Ты глаголешь правые слова, но тогда надо изжить законы пращуров, – задумчиво сказал Межамир, – волхвы, жрецы и старейшины против бысть. Возгорят обиды племён, и порушатся щуров устои. Вправе ли мы тако свершить?

– Брат, вож Бор прав, – взял слово Кологаст, – потребно давно в антской земле власть утвердить, о том не единожды баяли. У словен князь Добрята давеча объявил себя государем, а дружина и жрецы в том ему роту дали. На ином берегу Буга град словенский Червень. По слухам через луну Добрята там бысть. Надобно встретиться и побаять о власти и о грядущей войне.

– У словен почесть все племена от рода единого, а в Антании иных гораздо. Да, и свара жрецов Велеса и Перуна из ряда вон.

– Дозволь слово молвить, – я решил встрять в разговор, пока он не зашёл в тупик, – то спорят не боги, а жрецы. Надобно их смирить и объединить. Велес бог яви и нави, жизни сотворения и нижнего мира, его власть над водой, деревами, живыми и мёртвыми тварями. Перун же бог яви и прави, господь грозы, войны и верхнего мира, его власть над воздухом, металлом и огнём. А едина для них явь и земля славянская, отчина славных пращуров. Посему земля и станет знаменом единства, и единым бысть обе великие силы: сотворение и уничтожение, ибо нет одного без иного, как без света нет тени, и без жизни нет смерти, а из нави приходит новая жизнь и уходит в навь.

– Мудрость твоя велика, вож Бор. Я мыслю, тако слово жрецы примут и сберут общий сход, – в глазах князя мелькнули искры облегчения. – А како ж войная власть?

– То надобно деять хитро, умело и сильно. Суть войной власти в силе и воле государя, могутной дружине и крепком оружии. В Бусовом граде братчество ковалей оружие Антании куёт. Дулебским ковалям надобно явится в Бусов град и приять тайны ремесла. Тут в Зимно впору великую дружину сбирать, исполчать землю, истреблять тайных ворогов и злодеев, поднимать на войну веси, рода и племена. Ежели князь примет государство и встанет во главе народа, то в подмогу для исполчения и обучения новому строю тут останется брат мой Рок.

Рок вскинул на меня удивлённый взгляд, я чуть прикрыл глаза и кивнул. Он чуть помедлил и кивнул в ответ. Я продолжил:

– Надобно деять всё воедино, ано биричи да вестники слово по земле понесут.

Более двух часов я объяснял, как нужно взять власть и мобилизовать западную половину Антании и союзников. К вечеру я походил на выжатую тряпку. Но благо места в воинском доме для нашей команды нашлось, и мне удалось неплохо устроиться, выспаться и отдохнуть. Проснулся я почти в полдень, поскольку спать стало невмочь, и пузырь требовал срочного опустошения.

К моей радости Рок совсем не разозлился на мою вчерашнюю выходку с его командировкой к дулебам.

– Всё правильно, – проговорил он, разглядывая свою физиономию в поверхности воды в кадке, – как ни крути, а пригляд тут за князьями нужен. Я и сам хотел предложить, да вчерашний цирк с этим посохом помешал.

– Если бы цирк, – вздохнул я, пытаясь пальцами разгрести поросль на физиономии. – Гребёнку что ли завести, а то скоро на лешего стану походить.

– На, держи, вож Бор, – рассмеялся Рок, протягивая мне деревянный гребень, – ещё в Бусовом граде приобрёл с запасом бороду и вихры чесать, и в суму забросил. Сегодня стал разбираться и нашёл.

– Запасливый ты, вож Рок, – ответил я ему в тон, – поздорову тебе, благо дарю, – и мы засмеялись.

Я раздал нашим воям по пять серебряных щеляг на питание и покупки, и мы с Роком шагнули к выходу желая перекусить в здешней харчевне. Однако в дверях нос к носу столкнулись с молодым помощником волхва.

– Поздорову, вожи антские, – поклонился парень, – Велеса хвалящие ждут вас на требище.

Мы переглянулись, я вернулся, взял посох, и мы отправились за парнем. Оказывается, на требище служки жрецов приготовили тризну. По кругу землю покрывала холстина, заставленная всякой всячиной. В глиняных мисах парило варёное мясо. На досках истекали соком печёные куриные полти, осетры и судаки. Горкой на деревянных подносах лежали лепёшки, караваи, кулебяки, разная зелень, рассыпчатые и лежалые сыры, особняком стояли корчаги с медовым напитком, в кувшинах – ягодные морсы, квасные щи.

– Это мы удачно зашли, – тихо проговорил Рок.

За пределами требища толпились горожане, а внутри чинно стояли волхвы, жрецы Сварожичи и Перуничи, князь с родичами, воеводы и вожи, короче, весь здешний бомонд. Насколько я понял, ждали нас.

Мы с Роком поклонились на три стороны. Ничего спина не отвалится. Князья и жрецы кивнули, остальные поклонились в ответ. Слово взял старший волхв:

– Слава светлым богам яви, прави и нави. Слава богам светлого ирия. Слава Велесу, Ладе и Леле, Сварогу, Перуну, Даждьбогу, Хорсу, Макоши, Маре. Ныне на тризне собрались люди града Зимно, чествуя чудо явления Древа Жизни по Велеса воле. Знамено явлено, ибо время пришло собрать воедино народ, розни и смуту отбросив навеки.

Он протянул руку к моему посоху. Я отдал. Волхв поставил его в центр жертвенника в специальное углубление рядом с каменной чашей, полной воды. Потом жрецы разных богов в знак примирения начали вставить свои посохи в углубления вокруг моего посоха, и сами становились за ними. Вскоре вокруг нового посоха поднялся частокол из десятка иных посохов. Я усмехнулся про себя, но мой скепсис моментально полинял, когда в круге появился бледный свет, а на верхушках посохов будто засветились маленькие светлячки. Я ничего не понимал. Все эти эффекты выходили за пределы здравого смысла и за грань понятной мне реальности. Рок тоже озабоченно хмурился и терзал бороду.

Жрецы взялись за руки и запели гимн богам, все присутствующие на капище преклонили колени, за ними склонилась и вся огромная толпа горожан, заполнившая городскую площадь. Закончив петь, жрецы разобрали посохи, а главный волхв вывел князя Межамира, поставил его в центр святилища и вручил ему мой посох. Жрецы вскинули руки, заорали «Слава!!» и все разом коснулись посохами князя.

Насколько я понял, на моих глазах происходило помазание на княжение. Наконец свершилось то, чего я добивался. Жрецы снова заорали «Слава князю Межамиру и роду его на веки веков!!». Народ на площади взревел, и в воздух полетели шапки и колпаки. Князь поклонился на все стороны и его голос зазвенел и наполнился силой:

– Слава великим богам! Тризна!

И начался пир. На площадь выкатили бочки с хмельным мёдом и брагой, вынесли корзины с хлебом, пирогами и разной снедью. Пир продолжался весь день. Всё смешалось. Кто-то ко мне подходил, с чем-то поздравлял, куда-то приглашал. Я и не догадывался, что хмельной мёд такой коварный напиток.

Очухался я утром под стук открываемых ставень и шум во дворе. Обнаружил себя в воинском доме с двумя невыносимыми желаниями: пить и минус пить. Вернувшись со двора, я с наслаждением выдул кувшин кваса, стоящий на полу у моего топчана.

– Цени мою заботу, алкоголик, – из тёмного угла выбрался Рок, и видок у него тоже, прямо скажем, был не комильфо.

– На себя посмотри, забулдыга. Рожу будто ногами мяли.

– Но и твоё, извиняюсь за выражение, зеленоватое личико можно выставлять вместо пугала в огороде. Оба хороши. Но, сам знаешь, друг не тот, кто тебя с пьянки на себе тащит, а тот, что рядом ползёт.

Мы хрипло засмеялись и отправились на реку купаться, отмокать от последствий попойки и всячески приводить себя в порядок. Через час бодрые и посвежевшие мы уже возвращались в воинский дом к своим воям, чтобы готовиться к отбытию в Бусов град, когда на площади к нам подбежал молодой парень в воинской зброе:

– Поздраву, вожи антские. Князь просит вас к себе в хорм.

«Ага, – подумал я, – уже не терем, а хорм. Значит, он принял на себя бремя верховного жреца».

– Подожди, молодец, скоро будем готовы.

В воинском доме мы облачились в зброю, взяли шлемы, оружие и отправились на другой конец площади. Но оказалось, что собирались мы слишком долго, князь нас не дождался и велел смерду проводить нас в иное место за стеной града.

Утоптанную до состояния асфальта площадку у подножия кургана с идолом Перуна наверху окружала толпа дружинников, стоящих молча с непокрытыми головами. По краям громоздились два колодца из брёвен, сухих жердин и вязанок хвороста. На них в полном вооружении лежали мёртвые вои. У подножия кургана спина к спине свесив головы и потупив глаза сидели шесть связанных человек в лохматых шапках и меховых накидках, по которым я узнал древлян. Один из них поднял голову с приличным бланшем под глазом. Ба, да это же старый знакомец Рахор, сука такая. Но какого хрена древляне делают на земле дулебов?

Посредине площадки стояли князь Межамир и его брат Кологаст. Снаружи у одного кострища замерли жрец Перунич со служками, у другого – Волхв со служками. В их руках чадно горели смоляные факелы.

Я дёрнул за руку нашего провожатого:

– Что тут творится?

– Ввечор после пира, как люди сильно устали, дозор наш побили. Воевода Барма поднял дружину, а сам к князю подался, а тати уж в граде к хорму подкрались. Замыслили посох Древа Велеса ухитить. Напали на воеводу подло и в спину убили и с ним сотника знатного. Дружина подоспела, посекла и споймала древлян. Сейчас вожа, сотника и дозорных огню предадут, абы те в ирий светлый вознеслись. А татей Перуну пожертвуют, абы павшим путь облегчить, князю власть освятить да княжий век продлить.

Нас с Роком заметили, вои расступились, пропуская вперёд. Под ритмичные удары рукоятями мечей в щиты жрецы низкими голосами запели протяжный гимн, темп которого постепенно ускорялся, а высота звука увеличивалась. Жрецы стукнули посохами в землю, и факелы опустились в обе кучи облитого маслом хвороста. Пламя быстро охватило и стало пожирать сухое топливо. Мёртвые тела скрыл жаркий огонь.

Князь накрылся с головой чёрным плащом, медленно взошёл на курган и скрылся за изваянием Перуна. Его брат Кологаст стянул рубаху, оставшись по пояс обнажённым, и вытянул длинный меч. Помощники жрецов вытолкнули на площадку между горящими кострами первого пленного и сунули ему в руки такой же меч. Кологаст оказался отменным фехтовальщиком и поразил противника со второго удара. Тот склонился от раны в боку, удар меча, и голова откатилась к кургану.

Все древляне выглядели крепкими бойцами. Я встревоженно посмотрел на Кологаста. Шесть равных поединков подряд не шутки. Но я ошибся. Пять поединков. Когда последним остался древлянский вож Рахор, Кологаст указал мечом на меня.

– Иди, вож антский, – зашептал наш провожатый, – тебе оказана великая честь принести жертву Перуну и помочь воскрешению князя.

Не очень понимая, при чём тут воскрешение вполне себе живого князя Межамира, и, обалдевая от неожиданной перспективы предстоящего убийства, я шагнул к ристалищу. Вои отступили назад, продолжая громыхать оружием.

В бликах жаркого огня напротив стоял Рахор с мечом в руке. Хотя эти острые железяки мне не опасны, почему-то я волновался. Сердце замолотило в грудную клетку, но делать нечего, назвался клизмой, полезай в задницу. Я снял зброю и рубаху и вытянул меч. В прошлой жизни я отправил в навь не одну сотню вражьих душ, да и здесь уже отличился, но никогда я не чувствовал себя убийцей так, как сейчас. Почему-то я не хотел убивать Рахора. А он уже приблизился на дистанцию прямого выпада:

– Что, чужак, трусишь? Не боись, я убью тебя не больно. – Не смотря на браваду, у него тряслись руки и губы.

Он метнулся, нанося сверху сильный косой удар. Я шагнул влево, меч древлянина свистнул мимо, и Рахора чуть развернуло боком. Я на автомате отмахнулся мечом и еле увернулся от струи крови, вырвавшейся из обрубка шеи противника.

Я стоял, опустив меч, тупо глядя на скребущую землю руку мертвеца. В моей абсолютно пустой голове путались заблудившиеся мысли.

– Сильный вой, – рядом стоял забрызганный кровью Кологаст, – даже без головы хочет биться.

Он дождался, когда мёртвое тело затихло, поднял мою руку с мечом, и вскинул свой меч:

– Слава светлым богам!! Да примут они в ирии души павших воев и их новых смердов! Слава вновь рождённому князю!!

Из-за идола Перуна вышел одетый в белое Межамир. Его шею украшала золотая гривна и священное ожерелье антов из волчих зубов и янтаря. На его плечах лежал красный княжеский плащ-корзно, на голове блестел широкий золотой обруч с красным камнем в середине, а запястья и манжеты рубахи стягивали широкие золотые наручи. В руках Межамир держал посох Древа Жизни. Вот теперь перед нами предстал полномочный правитель, помазанный жрецами и избранный богами, умерший и воскресший для долгого правления князь Антании.

Вокруг орали и радовались вои дружины, а мне в отличие от них хотелось выжрать стакан водки и свалить отсюда подальше.

– Пошли, Бор, – подхватил меня под руку Рок, – в харчевне мёду дерябнем за упокой и за здравие, ибо в медовухе здоровье, а воде зараза.

В харчевне я опять надрался, как свин, влив в себя немалую порцию пофигизма. Как добрался до своего лежака, не помню. Запил, забыл, забил. Утром очнулся от жуткого сушняка и кошачьей каки во рту. Оставив бесполезную попытку сплюнуть, я выдул поставленный заботливой рукой квас и, кряхтя, аки инвалид, собрался на реку восстанавливать функции туловища. А пошло оно всё лесом! Сегодня у меня заслуженный выходной. Однако купание произошло с доставкой на дом. Снаружи сверкнуло, оглушительно грохнуло, и на землю потоками воды обрушилась гроза. Не в силах отказаться от водных процедур, я разделся догола и под испуганные взгляды местных вышел под тёплые струи.

Около пяти после полудня нас с Роком посыльный пригласил на встречу с князем. Слава богам, похмелье отпустило, и голова прояснилась. Дождь пошёл на убыль, но всё ещё моросил, погрузив мир в серую промозглую муть. Из-за непогоды казалось, что спустились ранние сумерки, и мы, спотыкаясь и собирая на ноги комья липкой грязи, тащились через раскисшую городскую площадь. Я шёл враскоряку мимо блестевших от дождя стен и тихо матерился, представляя, как я с такими ногами пройду по княжьим палатам. Сзади доносились матерные перлы Рока.

На мокром крыльце нас встретили два смерда или чадина. Сначала я путался, думая, что эти слова означают одно и то же. Но оказалось, что это две большие разницы.

Смерд – это взятый в плен или в закуп человек, исполняющий разные противные поручения, тяжёлую и грязную работу. Такого порабощённого, но не покорившегося человека через пять лет либо отпускали домой, либо по желанию принимали в общину, как полноценного и равноправного родовича.

Чадин – это тоже невольник, но сразу покорившийся и признавший полное господство своего победителя или хозяина. Такого пленного чадили (щадили), тоесть объявляли чадом (ребёнком), тоесть членом рода без прав. Чадин сразу жил вольно, но навсегда оставался бесправным прихлебателем на побегушках в доме господина.

Чадины опустились на колени, моментально стянули наши грязнющие сапоги и надели нам на ноги сухие чистые башмаки-поршни. Потом нас пропустили внутрь и повели боковым коридором в жилую половину. Однако мы миновали княжьи покои, спустились по короткой лестнице и попали в зал, построенный в древнеславянском стиле: земляные полы, три очага в ряд посредине, по краям лавки, около очагов вкруг дубовые колоды вместо сидений, котлы на триножных опорах прокопчённый дымом свод. Пылал крайний дальний очаг. В углах копотно горели оплывшие свечи в позеленевших светильниках. На дощатом подиуме на куче шкур лежал старик. Рядом стояли Межамир и Кологаст, два чадина суетились около ложа. Межамир, махнул нам рукой, подзывая подойти ближе:

– Поздорову, вожи антанские. Беда у нас. Отец вдруг захворал, с утра мается. Жрецы и ведуны узрили злую волю тёмных богов, кои востребовали жертву отступную за моё вокняжение. Ано то господство поперёк горла встанет, коль отца потеряю!

– Поздорову, вожи, – поддержал его Кологаст, – ведуны баяли, аже тёмные демоны будут терзать отца три дня, потом заберут. Неуж и впрямь то проклятье древлянского вожа? Бают, будто целить вы горазды. Верно ли то?

Мы с Роком переглянулись. Нас всех натаскивали на оказание первой медицинской помощи, но из нас двоих Рок имел лечебного опыта поболее моего. Кстати, он и раньше этим отличался. Я кивнул ему головой, он понимающе прикрыл глаза.

– Позволит ли князь вожу Року осмотреть хворого?

Они дружно закивали.

Хитрый Рок не полез сразу расспрашивать и смотреть больного старика, а принялся разыгрывать спектакль. Он протянул руки в сторону больного, закрыл глаза, опустил голову, забормотав какую-то ахинею. Затем взял в левую руку амулет Перуна, а правую положил больному на лоб. Закончив эти кривляния, он попросил принести свежее яйцо, уголёк из жертвенника и веточку рябины.

Пока чадины бегали за всей этой ерундой, Рок поговорил с больным, повертел, заглянул в рот и глаза, посчитал пульс, приложил ухо к груди, помял живот, постучал по спине и бокам, посмотрел ноги. Потом он отошёл к лавке, на которую смерды сложили принесённые предметы. По пути он мне подмигнул, указал глазами на калиту и сделал жест, будто делает укол. Я понял, что он разобрался, и княжий батька будет жить, вот только великий целитель Рок погоняет тёмных демонов, и сразу спасёт деда.

Рок очертил угольком круг-наузу вокруг ложа, потряс над стариком веткой рябины, перевернул стонущего больного на живот, заголил, положил ему в желобок на спине яйцо и потребовал не шевелиться, чтобы тот не почувствовал. Потом по его требованию все отвернулись и закрыли глаза, а он набрал в шприц растворы и сделал два укола в задницу несчастного старика. Пока дед старательно кряхтел и сопел, Рок бросил в чашу четыре таблетки и плеснул туда немного воды. Разрешив князьям повернуться, целитель снял со спины больного яйцо, бросил в ближайший горящий очаг и заставил старика выпить раствор из чаши.

– Княже Межамир, вож Кологаст, я сделал, что смог. Отец ваш будет жить и прохворает две седьмицы. Сейчас, как мы уйдём, поводите его посолонь вокруг горящего очага семь кругов и так три раза на рассвете, в полдень и на закате. Уложите его в сухое тепло. Апосля велите греть в кипятке чёрные валуны, оберните их три раза холстиной и кладите их на поясницу и по бокам. Как остынут, меняйте на тёплые. Вот тут на бересте я указал травы, что надо смешать, заварить осьмушку гривны того сбора на чашку кипятка, настоять до остывания, поить натощак три раза в день пред ходьбой. Давать будете строго две седьмицы. В ближние три дня зло выйдет с мочой. Ежели опять станет худо, пусть смерды меня позовут. А сейчас мы с вожем Бором уйдём, абы вознести жертвы Велесу и Перуну.

Мы поспешили вон.

– Ну, Рок, ты и клоун. Спектакль по высшему разряду. Кстати, какие на хрен жертвы Велесу и Перуну?

– Не жертвы, а жратва. Вы все неправильно меня поняли. Пошли, перекусим, ибо жрать охота. А насчёт лечения, всё в цвет. Главное не говорить правду в глаза, они всё равно не слышат. А что ты предлагаешь сказать князьям, что у деда почечная колика на фоне мочекаменной болезни, возможно осложнённой пиелонефритом? Или всё оставить, как в том анекдоте: стук в дверь. «Кто?». «Смерть твоя». «Пошла в жопу!». «Так и запишем: рак прямой кишки».

– Ха-ха-ха. Ты, Рок цены себе не знаешь. Со стороны было любо-дорого смотреть. Цирк с конями.

– Мастерство не пропьёшь. Сейчас его отпустит. Кольнул ему двойной баралгин с преднизолоном и бициллин-3, а внутрь таблетки лазикса с ношпой. Сейчас спазм и боль уйдут, погонит мочу, и из него вместе с мочой песок посыплется. Бициллин остановит инфекцию. Пусть с помощью князей походит, лучше мелкие камни выйдут. А потом травки: толокнянка, хвощ, брусника да спорыш со зверобоем. Будет приступ, ещё подколю. Доброхотов тут хватает, отыщут и напомнят, если что.

– Ну, ты и проходимец! Надо же так всякой всячины навертеть. Князья аж сомлели. Поднимешь их отца, на руках носить тебя будут. И это есть хорошо. Легче будет дулебов исполчать.

Из-за болезни Идаризия пришлось на неделю задержаться в Зимно. Но Рок оказался прав через три дня старик поднялся на ноги, а через неделю пошёл на поправку. Он морщился и ворчал, но пил горький травный отвар, а хуже всего переносил запрет употреблять соль и соления, хмельной мёд, жареное мясо и острый сыр.

Пока судь да дело, мы с князьями обговорили дальнейший ход реформ в Антании и особенности мобилизации западных и южных областей. Ведь нам и князю предстоит пройти по лезвию клинка, чтобы с одной стороны вовремя создать войско нового типа, а с другой – не получить протеста старейшин родов и племён, крепко держащихся за дедовские обычаи и порядки.

Перед нашим уходом князь Межамир торжественно в хорме назначил меня, как избранника Велеса, воеводой «всея Антании», в связи с чем волхвы и жрецы повесили мне на грудь ещё один амулет-знамено: круглое серебристое кольцо сантиметров двадцать диаметром с закрученными посолонь лучами восьмиконечной свастики и круглым диском в центре, накрытым полусферой идеально прозрачного жёлтого камня. Тоесть тем самым мне вручили высшую военную власть в стране, а я перед ликом светлых богов поклялся соблюдать все законы и обычаи Антании, беречь и защищать землю и народ антанские. Честь и власть великие, но вместе с воеводским амулетом на меня будто ярмо на шею надели.

Мы расстались с Роком у городских ворот, украшенных снаружи головами недавно казнённых древлян. Обняв друга, я попросил его не рисковать, присылать вестников, и раз в месяц заскакивать к порталу, у которого или кого из наших встретит, или посылку получит. Уже садясь в дулебскую лодью, я сказал Року на ухо, что оставлю в схроне четверть содержимого мешков. Он кивнул в ответ и, не оглядываясь, скрылся за воротами.

К нашей лодье мы добрались на другой день. Со мной оставалось восемь воев, четверо по жребию задержались с Роком. Поскольку теперь мы пойдём по течению, две четвёрки гребцов будет вполне достаточно.

Вскрыв схрон, я опустошил три денежных мешка. В два меньших пересыпал соль и один из них положил назад в яму. Третий поровну набил золотом и серебром и тоже вернул в яму. Оставшиеся монеты смешал и пересыпал в бывший большой соляной мешок. Закончив все эти манипуляции, я направился к лодье, которая нетерпеливо качалась на воде.

На этот раз нам помогал лёгкий юго-западный ветерок, слегка подталкивающий судёнышко на стремнину. Две пары вёсел вспенили воду, я шевельнул рулём, и лодью понесло навстречу событиям.


Сегодня неразлучные друзья решили немного погонять боевых коней, чтоб не застоялись без дела.

– Со свадьбой определился? – Спросил друга Серш, подтягивая подпругу своего сармата.

– Давеча с её родителями встречался. Подарки приняли. Договорились на осень. Но теперь Верейку прячут. Обычай у них, видите ли, такой. Моп их ять.

– Свадьба дело в высшей степени мутное и мистическое. И, как показала практика, если хочешь жениться на умной, красивой и здоровой, то надо жениться трижды, или на трёх сразу. Ничего до осени потерпишь, любить крепче будешь, а у нас и без того дел невпроворот. Сегодня вон ещё три вески объехать надо, да в кузню к Асиле заглянуть. Что-то у них там с режимом закалки не ладится. А завтра возьмём на Горе десяток дружинных и на запад рванём. Там ещё конь не валялся.

От предчувствия прогулки лошади громко ржали, били копытом и трясли головами. Лео и Серш запрыгнули в сёдла и направились к воротам. Сегодня дорога вела их на юго-запад вдоль небольшой речки, где в восьми верстах разместилось гнездо из полудюжины антских весей.

С утра ехать легко и приятно. Жара обещала накатить только к полудню, вот тогда и придётся попотеть да пыль поглотать. Уже две недели минуло, как лодья унесла Бора и Рока на запад, и, оставшись одни, друзья принялись без устали объезжать поселения, собирая местную власть и сходы, доводя до них слова правды о грядущих грозных временах и об исполчении страны. Но не агитаторами приходили в веси Лео и Серш, а полноправными воинскими вожами. И не просили они помощи, а требовали, назначая в каждую общину или род число ополченцев. Из поездки привозили они списки имён и клятву верности антских родов. Первый сбор ополчения намечался в июле, когда покосы заканчивались, а до уборки жита оставалось недели две.

Проехав полсотни весей и пообщавшись с людьми, вожи неплохо изучили местные нравы и обычаи. Антский род назывался задругой или вервью, и родовые веси всегда строились гнёздами от трёх до десятка в видимой близи. Да, и в самих весях полуземлянки кучковались по три-пять. Чем отличались анты, так это невероятным гостеприимством и готовностью последнее гостю отдать. И, если в повседневности они жили скромно и бережливо, то для гостей и нарядятся, и лучшую гладкую посуду поставят, и все закрома вытряхнут, но напоят и накормят от пуза. И не дай бог, кто обидит их гостя словом или делом, глотку порвут и войну объявят. Но больше всего, и особенно друзей поразили здешние женщины, скромность и верность которых превышала всякую человеческуюприроду. Они с великим терпением служили мужьям, посвящая жизнь семье и детям, а многие жертвовали собой, предпочитая смерть на погребальном костре вдовству.

С полчаса прогнав лошадей быстрой рысью, Лео и Серш пустили их шагом, давая передохнуть. До первой антской веси оставалось проехать версты полторы через сухую балку и небольшую рощу, растущую за противоположным склоном. Накатанная дорога протянулась по дну балки сотню метров и уже повернула вверх к роще, когда со всех сторон раздался волчий вой, и из густой травы и из-за кустов поднялись облачённые в волчий мех фигуры. Серш спокойно их пересчитал. Восемьдесят семь.

Полукруг бойников-волкодлаков начал смыкаться, и ватага окружила вожей, ощетинившись длинными шипастыми дубинами, копьями и боевыми секирами.

– Слышь, Лео, как бы эти уроды нам лошадей не попортили, – озабоченно процедил сквозь зубы Серш. – Давай-ка спешимся, и разберёмся с ними раз и навсегда, как Бор предлагал, а то надоели уже, в который раз под ногами путаются.

Понимая, что отдых и кормёжка откладываются, лошади разочарованно фыркнули. Лео кивнул и легко спрыгнул с седла, что для его двухметровой фигуры выглядело весьма неожиданно.

– Что хотели, бойники?! – От громового голоса Лео в роще затрещали сороки и взлетели птицы.

– Вы, вражины чужестранные, встали у нас на пути и жить мешаете, а потому сгинете, – вперёд вышел верзила с перевитыми жгутами мускулов ручищами. Он скинул с плеч волчью шкуру и перекинул с руки на руку боевой топор.

– Кто бы говорил про чужестранство. Небось в вашей ватаге тати собрались со всех полуночных да закатных земель и не только оттуда. Вы не бойники, вы – сбродники и стерво, и жить долго вам вредно. – Лео откровенно издевался, сложив руки на груди.

– А вот сейчас мы и поглядим, кто бойник, а кто падаль, – прорычал вожак. – Ты не кукушка, чтобы знать, кто сколько проживёт.

– Жизнь сама по себе опасна, от неё обычно умирают. А спрашивает свои годы у кукушки только дурак, умный спрашивает у дятла. Ты, вожак, не торопись, пусть все ваши поближе подойдут, им тоже интересно посмотреть. Ты ведь всё одно нас убьёшь, а потому скажи, откуда узнал, что мы здесь проедем?

– У нас везде глаза и уши. От нас не уйти, мы волкодлаки!

«Очень хорошо, – подумал Лео, – значит, имеем готовую агентурную сеть и никаких усилий прилагать не надо, бери и пользуйся».

– Постой вожак, как там тебя. Ведь у вас есть обычай вызова на бой за верховодство?

– Тот обычай свят, – громко воскликнул вожак, и сразу примолк, поняв, к чему дело идёт, – но он для своих!

– А ведь ты струсил, вожак! Ха-ха, смотрите, вольные бойники-волкодлаки, ваш вожак струсил! Вас в набеги водит трусишка! Ха-ха.

– Молчи, собака!! – взревел вожак, и его мышцы вздулись чудовищными буграми, а лицо перекосила ярость. – Убью, тварь!!

– Захлопни пасть, недоумок. Я вызываю тебя на бой, и теперь ты можешь убить меня только в честном поединке. Если ты, конечно, понимаешь, что такое честный поединок. Я вызываю тебя и ещё кого угодно на поединок за право водить эту ватагу, – его голос резко возвысился и загремел металлом, – вызываю каждого, кто с этим не согласен!! Хольмганг!!!

От зычного рёва Лео, вскинулись лошади, замолкли не только птицы, но и кузнечики.

Круг бойников заволновался, ворча и позвякивая оружием. Из толпы вышел пожилой волчара:

– Закон гласит, вольным бойником может стать любой человек, имеющий силу и волю, а вожаком – любой бойник, кто оружием докажет, что он самый сильный и храбрый в ватаге. Ноне объявлен хольмганг – бой до смерти голыми. По обычаю положено драться на острове, но здесь можно и в кругу. Кто в поединке выйдет за круг будет убит стрелой.

После этого, старый бойник взял длинное копьё и повернулся на месте, очертив остриём круг диаметром шесть метров. Лео скинул всю одежду, полностью обнажившись, поправил прикреплённый к седлу свой чудовищный бердыш, подумал, взял протянутый Сершем меч и шагнул в круг. Напротив встал вожак, перебрасывая из руки в руку свой огромный топор. На вид Лео был выше и мощнее, а вожак – жилистее и суше с огромными боевыми мышцами.

Пару минут вожак примеривался, потом ударил хитро сверху наискось с переводом и секанул горизонтально по ногам, крутанулся по инерции и отскочил. Лео только спокойно отнял из-под удара переднюю ногу, поставил её обратно и продолжил держать меч клинком вперёд.

Вожак рубанул из-за головы и бросился в атаку, вращая топором, словно пропеллером. Уйти от такого вентилятора в малом круге практически невозможно. Лео резко качнулся вправо, показав, что уходит. Топор вожака рефлекторно потянулся в ту сторону. А Лео сделал длинный шаг влево, повернулся на пятке, заходя противнику сзади сбоку, секанул его мечом по спине, которая моментально окрасилась кровью. Вожак отскочил, сморщившись от сильной боли. Все бойники замерли, поняв, что Лео играет с их сильнейшим бойцом. А тот опять бросился вперёд, нанося из-за головы восьмёрки размашистых ударов. Лео уклонился и в движении незаметно махнул клинком с потягом. А бойники увидели, что залитые кровью руки вожака вдруг повисли, а выпавший из них топор глухо ударился о землю. Он беззвучно шевелил губами и разевал рот. Лео подошёл вплотную, уперев меч в грудь противника.

– Ты проиграл, теперь вожак я.

Лео явно не хотел смерти такого мощного бойца, да и не в его правилах убивать побеждённых. Но случилось непредвиденное! Вожак заорал «Водан!! Их-хо хейн!!» и сам надвинулся на меч, пропарывая грудь и сердце, захрипел и повалился. И на последнем выдохе губы прошептали: «Их-хо-о… хейн…». «Я иду» машинально перевёл со старогерманского Лео, вытирая меч пучком травы. Потом взмахнул им в воздухе и взревел:

– Кто ещё!!!

Бойники замерли в молчании. Из круга вышел старый волчара, бросил к ногам Лео копьё, встал на одно колено, взял его руку и положил на свою лохматую голову. Один за другим подходили и давали молчаливую клятву все остальные бойники. Все восемьдесят шесть бойцов новой личной дружины Лео.


Третью неделю Марк и Зверо вдвоём мотались по полянскому левобережью. Расшевелить этих землепашцев оказалось невероятно трудно, но, расшевелив, с пути своротить невозможно. В каждом гнезде весей приходилось жить сутки-двое. Эти упрямцы, не смотря на решение веча и всевластные знаки-амулеты, начинали слушать и слышать не сразу. Как выяснилось, очень многое зависело от коваля, который в каждой веси имелся в единственном экземпляре и считался главным петухом в курятнике. С ним обязательно советовались старейшины и веский вож, к нему шли сваты за разрешением сосватать девку, к нему шли гусляры за разрешением остановиться на площади и собрать слушателей. Коваль у полян, а тем более у антов, считался главным авторитетом.

Приходилось считаться и с мнением ведуна, калда (колдуна) или ведьмы. Но, если ведуны жили на отшибе и посещали веси по вызовам для совершения важных ритуалов и судьбоносных предсказаний, то колдуны и ведьмы обитали в каждой веси среди огнищан и занимались лечением и бытовой магией, язвы закрывали, больных людей и животных выхаживали, защищали от злых духов новорождённых и новобрачных.

Уставшие кони еле переставляли копыта. Соскочив с заводной кобылы, Марк привязал уздечку к коновязи возле общинного дома, стоящего посреди площади. Зверо спрыгнул следом и внимательно оглядел с виду безлюдное пространство. По древней трипольской традиции полуземлянки теснились вокруг площади в два круга. За раздёрганными плетёными оградами в земле рылись куры, в лужах нежились поросята, в ближайших домах заходились лаем тощие псы.

Шлёпая по влажной парящей после дождя земле, вожи шагнули к двери общинного дома. А где ещё, скажите на милость, искать кого-то из местных заправил: старейшину, бирича или мерая, а лучше веского вожа? Общинный дом издревле являлся центром веси, в котором помимо сходов глав семейств, обязательных сезонных ритуалов или заседаний схода старейшин, обычно останавливались торговые гости, проезжие вои-хоробры, иногда подолгу жили погорельцы или бродячие сказители-гусляры. Но если бы только они…

Легкомысленно не обратив внимание на доносящиеся из дома голоса и звуки, Зверо простодушно открыл притвор:

– Поздорову всем, кто… – он не успел закончить, как внутри полутёмного помещения раздался истошный женский визг, и ему в голову прилетела какая-то глиняная посудина, разлетевшаяся от удара на мелкие черепки, – …в теремочке живёт, – закончил Зверо от неожиданности и тут же увернулся от другого глиняного горшка, – Ни хрена себе компот! Жарко однако здесь гостей привечают, – и он поймал прилетевшее из темноты полено.

Зверо отшатнулся от двери, плотно прикрыл створ, отбросил полено и недоумённо уставился на ничего не понимающего друга:

– И что это было?

– А вот сейчас и узнаем, – Марк кивнул на идущего через площадь седобородого худого старика в сопровождении одетой в живописные лохмотья женщины, обвешанной амулетами, оберегами, мешочками и побрякушками. В одной её руке чуть позвякивал бубен, а другая рука сжимала нижнюю часть высушенной коровьей ноги с копытом.

– Поздорову вам, вожи, – старейшина отлично разглядел наше облачение, амулеты Перуна и Сварога и лошадей, – слава светлым богам. Не взыщите горе у нас. Ноне будем науз править, на кровах весь опахивать, ибо скот у нас пал. Вот калда обещала помочь, кивнул он на лохматую тётку с бубном.

– Поздорову и тебе, веский вож. А что у вас в общинном доме творится? Орёт там кто-то и бьётся больно.

– То не в пору вы подвернулись, – отмахнулся он и бросил по сторонам испуганный взгляд, – вдовы да девки там собрались, свои обиходы творят. Вот выйдут, взденут ярмо на пару кров и почнут вкруг весь опахивать. А калда заклятье сотворит. Искали ведуна, да нету его. Видать в ближнюю весь отправился.

– А пошто бабы дерутся?

– Дык ярости набираются, – поскрёб он затылок, – тайно, чтоб никто не пронюхал. Тебе ещё повезло, а могли и вовсе без пощады прибить, по обычаю все мужики тут помеха. А как убредут они всем гуртом с кровами за окол, убо и погуторим о деле.

– Знамо дело, спасаясь от мыши, баба и медведя заломает.

Марк, Зверо и старейшина от греха подальше отошли в сторону, а из общинного дома высыпала немалая толпа баб и девок, одетых во всё тёмное. Последней вышла ветхая бабка. Заморозив мужиков взглядом, она сердито плюнула под ноги и побрела прочь, постукивая клюкой. Все вместе они отправились за околицу, громыхая разными предметами, громко что-то выкрикивая и издавая изрядный шум. За околицей их ждали две привязанные коровы, одна светлой, другая тёмной масти. Толпа облепила несчастных животных, надевая ярмо, и вскоре коровы потянули деревянную соху-орало.

Внутри общинного дома горел один из очагов и чувствовался запах палёной шерсти. Вожи и старейшина расселись на колоды вблизи огня.

– Дело наше важное, веский вож, – начал Марк, – ты давеча был на вече и знаешь, что стране грозит нашествие жестоких ворогов с восхода. Остатний срок невелик, и надобно нам поспеть землю полянскую исполчить. Но не вдруг. Не станем мы рушить ваши дела и порядки. Однако после покоса и перед жнивьём на пару седьмиц ждём ваших мужей и новиков по жребию.

– Ох, невпопад то, вожи антские. Ох, невпопад. Страде ведь уж срок.

– Ты не внял, веский вож. Нашествие страшное грядёт, и коль мы сами не встанем супротив ворога, то полягут все мужи, и девы, и чада, и жёны, и деды. Вместо домов пепел бысть, а вместо пажитей – чернобыльник. Смекаешь, что неминучая смерть идёт, и ваши моры скота, пустяком попомнятся.

– Страшные слова речёшь ты, вож антский. Уж и не ведаю, яко нам ноне бысть.

– До грозной беды аще два лета. Успеем землю на сечу поднять. Главное, абы люди угрозу верно уразумели. Надобно и мужей к битве наставить, обучить и всех иных упредить.

– Сделаю всё елико смогу, вожи антские, но то завтрева, а ноне надобно таинство обряда от мора свершить. Ввечор тут будем славить светлых богов, жертвы принесём и вкусим питщу. И сказитель Умир гуслом своим развеет печаль.

Марк и Зверо распрягли, напоили и обиходили лошадей, привязали их к коновязи, задали корм из походных торб и бросили по охапке свежего сена, позаимствованного в ближайшем стогу. Найдя удобное место в дальнем углу общинного дома, они перекусили припапасами и завалились спать, подложив под себя войлочный потник и сёдла под голову.

Разбудили их голоса и смех молодёжи. В доме явно готовились к большой пирушке. Пылали все три очага, над которыми парили булькающие котлы. На специальных обмазанных глиной столбах горели пучки толстых смолистых лучин, с которых огарки падали в ушаты с водой. Одетые в светлые одежды бабы суетились, накрывая прямо на земле скатерти с разной снедью и питьём. Скрипел и хлопал притвор двери, народ всё прибывал. По углам тискалась и хихикала молодёжь. Девки зазывно стреляли глазами. У очагов сидели взрослые мужики и неспешно толковали о своих делах. Возле среднего очага ходила подпрыгивающей походкой, крутилась и стучала в бубен калда. Там же на колоде сидел человек с длинной седой бородой в светлой рубахе и таких же портах. Он медленно перебирал струны лежащих на коленях гуслей, прислушиваясь к звуку.

Сбегав до ветру вожи пристроились неподалёку от сказителя. Веский вож вознёс славу богам, калда совершила обряд, и старейшина дал знак на начало трапезы. Люди принялись угощаться и веселиться. Марк и Зверо тоже сосредоточенно жевали, набивая животы печёным осетром с хлебом, и запивали хмельным мёдом.

Постепенно все насытились и потянулись к сказителю-гусляру, а он ударил по жильным струнам и под незатейливый ритм начал запутанное сказание о богах, море-окияне, богатырях, великанах и птице счастья. Сказать по правде Марк ожидал от него большего, но люди слушали, открыв рты, ведь в славянском мире всех сказителей-гусляров уважали по определению. Их всячески ублажали, поскольку они считались особым сословием, угодным Велесу. Их всегда ждали, поскольку они бродили по весям и градам, общались с людьми, жрецами и вожами и разносили по земле разные вести и сплетни. Слушать занудные завывания было выше сил, и Марк пропустил всю эту с позволения сказать балладу мимо ушей.

Наконец гусляр закончил бренчать, и ему поднесли большую чашу мёда и мису с закусью. И пока он насыщался, Марку пришла в голову идея. Он вспомнил лекции и практики Вероники Владимировны, когда, тренируя произношение, она заставляла их наизусть заучивать сказы, сказания и хроники. Марк поднялся, подошёл к калде и протянул руку к бубну:

– Дай.

Она дёрнулась спрятать, но взглянув в строгие глаза вожа, протянула бубен с бубенчиками. Марк подозвал Зверо. Тот подошёл и спросил:

– Ты что задумал?

– Хочу народ слегка растормошить. Подстучи мне по ритму.

Потом Марк подошёл к сказителю и протянул руку к гуслям:

– Позволь, гусляр, и мне народ повеселить.

– То гусло, – искренне удивился сказитель Умир. И удивился он не случайно, ведь гусли считались чуть ли не ключом в иной мир, поскольку сопровождали сказания об ушедших в навь прошлых славных делах.

– Я знаю, – и Марк вновь протянул руку.

Сказитель внимательно вгляделся в Марка, погладил гусли и опасливо протянул их вожу. Усевшись на колоду у очага, Марк посмотрел на колышки колков и решил настроить все двенадцать струн по гитарному ладу: ми, си, соль, ре, ля, ми. Но, поскольку струны имели разную длину пришлось повозиться. Потом он прижал струны, получив что-то подобие аккордов, немного коряво, но для 6 века вполне сносно.

Марк тронул струны, задавая ритм, и через минуту к нему присоединился Зверо, глухо и несильно ударяя то пальцами, то ладонью в бубен, который отзывался мембраной и позвякиванием бубенцов.

В общинном доме разлилась тишина. Все удивлённо уставились на пришлых вожей. А Марк начал песню-сказание о погибели земли от нашествия поганых и слово о полку:

– О, светло светлая и прекрасно украшенная земля Антская! И многы красоты удивлена еси: озёры многия, реки и кладезями местночетными, горы круты, холмы высоки, дубравы часты, польми дивны, зверьми разноличны, птицы бесчислены, веси велики, остроги грозны, вожи честны, люды многы – всего еси исполнена земля Антская…

…Спозаранку кровавые зори свет предвещают, чёрные тучи идут, а в них синие молнии трепещут. Быть грому великому, идти дождю стрелами с Дону. Копьям антским преломиться и мечам побиться о шеломы поганые. О, Антская земля, ты уже за холмом. Ветры, внуки Стрибоговы, веют стрелами на полки храбрые. Земля гудит реки кровью текут, пыль поля застит, то поганые напали от Дона, со всех сторон антские полки обступили. Дети навьи кликом поле перекрыли, а анты храбрые перегородили щитами червлёными…

Когда звуки гуслей и бубна стихли, в общинном доме звенела тишина, потом кто-то судорожно вздохнул, и все вдруг загомонили, почуяв правду в сказанных словах. Сказитель подошёл к Марку и низко поклонился:

– Ты, вож, великий сказитель, более мне не голосить, и гусло отныне твоё, он пододвинул инструмент к Марку.

– Благо дарю, мудрый сказитель Умир, но то не моё, но твоё бремя и ты его достоин. Моя стезя – меч, конь, да чисто поле. А ты ступай по весям и пой людям то, что слышал сейчас.

Сказитель низко поклонился и принял гусли. А Марк и Зверо отправились искать веского вожа, чтобы тот собирал совет веси, пора было обговорить подробности исполчения и сроки сборов. Однако искать его не пришлось, он сам подошёл к вожам:

– Исполать вожам антским, зову в дом мой. Кликнули уж коваля, ведуна да старейшин родов.

Марк кивнул, и они со Зверо направились через площадь к дому веского вожа.

– Стойте! Не ступайте! – раздался откуда-то сбоку женский крик, и Марк опустил уже поднятую ногу, а веский вож отступил назад. От крайнего дома отделилась фигура калды, которая поспешила, позвякивая амулетами, ощупывая нас взглядом. – Тут давеча лошадь валялась, а после собака скреблась, она ткнула в проход между лужами, и поставила руку, как шлагбаум, преграждая путь.

– Ну и что, – искренне удивился Зверо.

– Негоже там ступать, – как очевидную истину изрёк веский вож, обходя нехорошее место стороной, – разве не знаете, что место плохое и болезное, где лошадь валялась, собака скреблась, аль пивня зарубили.

– А-а, как же, знаем, знаем, – уверенно протянул Марк, повернулся к Зверо и, сделав большие глаза, пожал плечами.

Полуземлянка веского вожа отличалась от иных просторным помещением и высотой кровли. Её свод подпирали два толстых дубовых столба. Между ними виднелся открытый очаг, а на дальней половине – большая хлебная печь. В остальном обстановка не отличалась от иных полянских домов. На колодах у очага сидели пятеро. Коваля выдавали прокопчённая кожа, чёрные от железной окалины руки и прожжённый фартук. Другой человек в светлых одеждах и с многочисленными амулетами походил на ведуна. Остальные по возрасту смахивали на старейшин родов.

Вожи поздоровались и подсели к очагу. Последним присел веский вож, нагнулся, откуда-то снизу вытянул здоровенного метра в полтора ужа и принялся поглаживать его жёлтые пятна на голове. Марк невольно дёрнулся и отстранился. Змей он боялся с детства. Веский вож взглянул на него удивлённо и положил ужа к небольшой чашке с молоком.

– А что, в ваших краях не держат в доме хозяина-государика?

– У нас всё больше домовые.

– Так и у нас в каждом доме они водятся. Вон ведун тем ведает.

Ведун утвердительно кивнул:

– А как же без малых сих навий. Порядок должен кто-то держать. Мы славим светлых богов, уважаем и тёмных, да домашнюю навь привечаем. Вон в топях да лесах полно сих малых, ступай да бери по домам.

– М-да-а, – протянул сквозь зубы Марк, поглядывая на лакающего молоко ужа, – поистине, в глубине всякой души лежит своя змея.

– Дурные слухи ходят, да веский вож баял давеча, что вы исполчаете веси полянские. Верно ль то? – пробасил коваль

– Правда. То воля веча и светлых богов. Нельзя Антанию на погибель поганым отдавать.

– А сколь поганых приидет?

– Каган аварский поднимет дюжину темен.

– Дюжину?! Темен?! – задохнулся веский вож.

– Так. Сто двадцать тысяч на комонях с копьями, мечами, луками и стрелами.

– Неладно, – прогудел коваль, – совсем неладно. Чем встречать поганых мыслите?

– А вот с тем и прибыли. Вече постановило исполчать Антанию. За два лета должны обеспечить всех воев оружьем и зброей. Мы их купно биться научим, а вы, ковали, оружие скуёте.

– И сколь же ковать?

– Полян в сечу выйдет не менее тьмы.

– Десять тысяч?! Да, кто ж вооружить то исхитрится этакую прорву?!

– О том будет толковать большой сход братчества ковалей. Руду мы вам сыскали. Злато тоже добудем. Нужны лишь ваша работа, упорство и опыт. Днём и ночью потребно оружие ковать.

– Надо, значит, скуём… Десять тысяч… Охо-хо… Десять….

– Не горюй, антов будет вдвое, две тьмы. Жди вести из Бусова града от Асилы. С ним всё и порешите.

Обговорив детали и сроки, Марк, Зверо и все остальные вышли из дома веского вожа, и неподалёку столкнулись с вопящей толпой. Разозлённые люди тащили избитого парня в грязной порванной до пупа домотканой рубахе, через которую виднелось мускулистое, покрытое синяками тело. Он с трудом шёл, свесив голову, как побитая собака.

– Почто гвалт?! – как можно строже спросил Зверо, – ответствуйте и отпустите отрока!

– Не отпустим! Он бешеный тать закон преступил! Пусть кару получит по Правде!

– Говори, – веский вож ткнул посохом в мужика звероватого вида.

– Энтот поганец дщерь мою приглядел. Слюбились они на Купалу. Дал я добро на день Макоши к свадьбе. Так они встречаться тайно удумали! Сыны мои их узетили да проучить татя умыслили. Дык он побил их преизрядно. Один лежит чуть живой, а другой всё хромает. И как мне теперича хозяйство вести? Как жито убрать?!

– Тяжкий то позор. – Веский вож нахмурился и продолжил: – Антская Правда гласит, что ухваченный в татьбе огнищанин повинен выдаче головой потерпевшему, або изгнанию из рода вон.

– Не нужен он мне головой! Пропадом пусть пропадёт!

– Именем светлых богов, судя по Правде антской, сей отрок повинен изгнанию из рода вон. Я сказал! – и он стукнул посохом в землю.

От парня все вдруг отшатнулись, как от чумного. А он стоял побитый и растерянный с пустыми от горя глазами.

«Крепкий и храбрый парнишка, и как его угораздило в этакое дерьмище вляпаться? – подумал Марк, – Не стоит такими кадрами разбрасываться». Он поднял руку

– Именем светлых богов, правом мне данным вечем антанским, беру сего отрока в почады. Отныне бысть ему гриднем в дружине.

– Весь не против, – произнёс веский вож и пошёл прочь, уводя толпу. Коваль довольно ухмыльнулся и кивнул головой, а ведун, бросив внимательный взгляд, пожал плечами и пошёл в другую сторону.

«Вот и моя личная дружина появилась», – усмехнулся Марк и махнул парню рукой приглашая идти за собой.


Лодья ткнулась бортом в дощатый причал, настеленный прямо на глыбы известняка. Стинхо и Черч у борта держали коней в поводу, прикидывая, как половчее выбраться из этой надоевшей калоши.

На бугру за пристанью стояли конники десятника Атына и терпеливо дожидались окончания разгрузки. А тем временем вои-хоробры лихо выбрасывали на настил груз из обеих лодий, видать, они тоже соскучились по твёрдой земле.

Груз приторочили на спины заводных лошадей, оружие – на боевых, но и воям хватило, что нести.

«Надо было повозку загрузить» – усмехнулся про себя Стинхо, закидывая на плечи суму с личными вещами.

– Эгей, вож антский, – окликнул Атын, – где твои смерды? Пошто сам тягло несёшь?

– А мне не зазорно, у нас вои-хоробры равны, а я лишь первый из равных и на мне не только этот груз, но и забота обо всех.

– Х-м-м, чудные вы, анты, – хмыкнул Атын, – ступайте за нами, тут недалече.

Стинхо и сам понимал, что близко. С бугра открылся вид на Савир, на первый взгляд типичный город 6 века, такой же, как и Бусов град. Но по мере приближения стали заметны явные отличия.

Сложенные из рваных известковых камней пятиметровые стены лишь по самому верху накрывали бревенчатые венцы, к которым крепилась крытая галерея. За рвом громоздилась широкая воротная башня с нависающими машикулями и двумя рядами бойниц. В отличие от славянских градов, мощный детинец поднимался сразу за воротами, и его пятнадцатиметровая громада со смотрящими во все стороны рядами узких бойниц делала крепость почти неприступной. За широкими воротами и детинцем начиналась главная улица, которая рассекала пополам плотную городскую застройку и упиралась в окружённую высокими теремами площадь. В отличие от славянской кольцевой застройки, все сложенные из брёвен савирские дома строились кварталами по четыре строения, разделяемых узкими переулками. В городе помимо людей находилось множество лошадей и все улицы и переулки устилал слой утоптанного навоза и жёлтой навозной пыли. На площади вокруг большого колодца полукругом стояли поилки для скота. Справа виднелся длинный ряд коновязей и конюшен с сеновалами, слева дымились кузни.

Дом здешнего князя, или по-савирски – кона, отличался основательностью и неуловимым влиянием востока. Всё от фундамента до кровли говорило, что здесь живут не анты, не венеды и не словены.

Смерды с почтительным поклоном приняли лошадей, другие повели воев устраиваться в воинский дом, а Стинхо и Черч, приведя себя в порядок, направились к терему кона.

У пустого крыльца их никто не встречал. Странно, Атын сказал, что предупредит о посланниках. Через полчаса ожидания рассерженный Стинхо дёрнул друга за рукав и уже собрался уходить, когда открылась двустворчатая дверь. На крыльцо вышли два воя с оружием и встали по краям. Следом за ними вышел человек в синей верхней одежде вроде запашного кафтана с короткими рукавами, поддетой жёлтой рубахе, зелёных портах и коричневых коротких сапогах. Его вид и повадки вызывали недоумение и напоминали птичьи. «Ни дать, ни взять, попугай» – подумал Стинхо. А тот, засунув ладони за красный кушак, долго пялился на вожей, потом высокомерно спросил, брезгливо оттопырив нижнюю губу на бритом лице:

– Кто вы таковы, и яко вам дело до славного града Савира?

– Мы вожи антанские Стинхо и Черч. А и не ласково тут встречают вестников, – Стинхо едва сдерживался от ярости, – в Антании сперва назовутся, приветят, а уж тогда вопрошают.

– Ано незванные вы.

– Да, вежеством тут никто не обременён, – закипая, проговорил Стинхо скозь зубы, – Ано и мы вельми сожалеем, аже явились в этот град. Во всех иных землях добрые хозяева имя своё называют, да здравия гостям желают.

– Баяли видаки, – невозмутимо продолжил попугаистый хам, – в Антании люд аки быдло бытует, вот и узреть довелось, – он насупился и сложил руки на груди.

– Ты язык укороти. Эх, кабы не обычай мирный, заткнул бы хайло тебе, невежде тупорылому, да поучил бы дубьём, как надобно с вестниками глаголить! – Стинхо уже не мог сдерживаться. Умом он понимал, что зря сорвался и клял себя за неосторожные слова, но ничего с собой сделать не мог и уже зло тискал рукоять меча.

В это время из дверей вышли ещё шесть воев и встали по краям ступенек крыльца. За ними следом в тёмном проёме показались двое: один высокий и статный в бордовых одеждах, красном плаще и с золотым обручем на голове, другой в белых одеждах с посохом встал за его левым плечом.

– Пошёл вон скамар, – оттолкнул попугаистого хама один из воев. От удивления Стинхо широко распахнул глаза.

– Поздорову вам, гости антанские, – произнёс одетый в белое человек, – рады зрить вас в стольном граде Савире. Мой господин кон Чавдар внимает вам.

– Слава светлым богам, и вам поздорову, кон савирский Чавдар, вожи и люди савирские. Имя моё Стинхо, а моего друга и брата – Черч. Явились мы по воле веча антанского с великой вестью к кону Чавдару.

– Поздорову вам вожи Стинхо и Черч, – подал голос кон, – что за ярые крики слышали мы?

– Не гневайся, кон Чавдар. Мы с миром пришли и с вестью, а нас неучтиво ждать понудили, а тот людин скверно хулил, чего снести нам не мочно, ибо не гости мы, и не сами собой, а антанские вестники.

– Диву даюсь, – искренне удивился кон, – ждать у ворот старый обычай. Коли важное дело, то человек подождёт и помыслит. А у антов не тако? Хм-м. Тот же скамар шут при тереме слабый умом, кормится у стола и гостей веселит.

– Слава богам, что шутки его не обернулись бедой. Помилуй, кон Чавдар, коли что не так свершили, – а про себя Стинхо подумал: «поистине, коль ругаешься с дураком, то уподобляешься ему, значит и он делает то же самое».

Кон и его советник спустились с крыльца и подошли к вожам, кинув взгляд на облачение и оружие. Кон встал напротив и продолжил:

– Зрел издаля, знатные комони у вас, сарматские бойные. Однако ведаю, будто бы анты не жалуют езды верховой, и стрелы не мечут, а у вас приторочены колч с луком, да тул со стрелами?

– Впрямь комони наши добры. Сарматы за злато продали лучших своих кобылиц. А друг мой и брат вож Черч один из лучших стрелков в Антании.

Кон оживился и потащил всех к коновязи смотреть лошадей. Застоявшиеся лошади шумно фыркали и били копытами. Кон долго ходил кругами, прищёлкивая языком, потом внимательно осмотрел конские зброю и броню.

– В пору явились вы, вожи антские. Праздник завтра у нас. Наших богов почитаем боем оружным и меткой стрельбой. Изволите ли сразиться в честных боях?

Стинхо вздохнул с облегчением, наконец-то он сможет выпустить пар. Достало его уже это посольство. А мечом помахать, одно удовольствие. Он склонил голову:

– Благо дарю, кон Чавдар, мы изволим. Какоже бьются савирские витязи?

Кон оживился, видно, сам любил погарцевать да сабелькой помахать, но положение не позволяло. Не пристало кону драться с воями на ристалище.

– Бой на мечах поединком конным сперва, дале пешим до победы. В черёд бьются две пары до крови, но не до смерти. Из луков бьют десять лучших стрелков на один перестрел в шкурку белки двумя стрелами.

– Готовы мы к поединкам, но сперва выслушай важную весть.

– Вести и пир опосля поединков и почёта богам. Ноне ж примите наш кров и питщу. С восходом солнца почнём торжества.

После сытной еды, расположившись в воинском доме, вожи долго делились соображениями и решили, что кон их тестирует на выдержку, силу и воинские умения, чтобы по ним судить об Антании в целом.

Утром на площади стала собираться толпа. Ближе к крыльцу отдельно теснились вои. Сам кон сидел в резном кресле и руководил процессом. Увидев вожей, он махнул им рукой, подзывая ближе:

– Кто на мечах сразится? Вож Стинхо? Добро. Обаче вож Черч лучник. Ступайте, готовьтесь, следом ваш бой.

Стинхо отошёл к коновязи и принялся снаряжать боевого коня в полный доспех. Черч достал из колчана лук, накинул на плечо ремень тула со стрелами и надел на правую руку спусковой релиз.

По жесту кона состязание началось. На освобождённой середине площади схватились в мечном поединке два конных витязя в хорошей чешуйчатой броне, шлемах с бармицами и с круглыми окованными щитами. Оба отлично держались в седле и отчаянно рубились. По площади раздавались удары мечей по щитам и звон клинков. Стинхо присматривался к правителям и горожанам, краем глаза отслеживая поединок и прикидывая стиль предстоящего боя.

Вот один из воев потерял стремя и соскочил с коня. Бой продолжился на земле. Но в тяжёлой броне оба соперника вскоре начали выдыхаться. Их движения становились всё более вялыми. В конце концов, кон остановил бой, когда один из соперников получил рану на ноге.

В сторону свободной от застройки городской стены с десяток лучников метали стрелы на дистанцию метров сто. Черч стоял неподалёку, постукивая колчаном по бедру. Кон подозвал воя, что-то сказал ему, и тот подбежал к Черчу:

– Великий кон вопрошает, отчего вож антский не стреляет?

– Реки кону, что вельми близко. Я привык стрелять дале.

Вой удивлённо вскинул брови и бросился к кону. Тот выслушал и махнул Черчу подойти:

– Мне рекли, что наш перестрел тебе мал, то так?

– Так, кон, мне надобен перестрел вдвое дале, в ромейскую стадию.

– Ты не обмолвился, вож антский Черч? Так далеко луки не бьют.

– Испытай, кон.

– Добро.

Стрельбу остановили. Смерд отмерил двести больших шагов. Вышло от стены до дальнего края площади. Кон махнул рукой, и Черч достал свой композит с идеальным балансом и прицелом. Стрела легла на тетиву. Другую он взял в зубы. Спусковое устройство-релиз зацепило тетиву. Рука привычно потянула лук вперёд. В заранее настроенный прицел вошло пятнышко беличьей шкурки. Выстрел. Стрела ушла в полёт. Секунда, и вторая стрела ушла вслед за первой. От противоположной стены донеслись восторженные вопли.

Черч, не спеша, направился к крыльцу, и одновременно смерды приволокли щит с пробитой двумя стрелами шкуркой.

– В Антании все так стреляют? – спросил явно потрясённый кон.

– Нет, кон. Таких стрелков, как я, трое. На этой земле лучшие стрелки – савиры.

– Как мочно метнуть стрелы так далеко? – продолжил польщённый Чавдар.

– То честь мастера, что лук построил.

– Боле стрелять без надобы! – громко провозгласил кон, – Лучшего выстрела не будет. Вож антанский Черч, победил. Слава!!

Савиры восторженно взревели и потянулись хотя бы дотронуться до великого стрелка, чтобы перенять немного удачи.

Между тем Стинхо вывел на ристалище своего сармата. В полной броне лошадь смотрелась жутковато и грозно. Вож запрыгнул в седло в одной кожаной рубахе и без шлема и вытянул из ножен меч.

– Вож антский не вздевает зброю? – удивился кон.

– Лучшая зброя – быстрый меч и сильные руки.

– Возьми щит.

– Зачем? Мои руки и так заняты, – Стинхо вытянул второй клинок. Савиры загудели и заволновались. Не так часто доводится видеть бой обоерукого витязя.

Напротив нетерпеливо гарцевал противник Стинхо, высокий гибкий савир весь облитый чешуйчатым железом полного доспеха и верхом на рослой лошади.

По знаку кона поединщики сошлись напротив крыльца. Савир сразу начал виртуозно орудовать мечом. Он нанёс косой секущий справа с переводом в горизонтальный слева и уколом в бок.

Стинхо с трудом отклонился из-за беспокойства лошади. Он плоскостью второго клинка отвёл косой удар и прикрылся мечом от горизонтального. Противники разъехались и снова сошлись. Стинхо уже понял стиль противника и оценил его силу. Пора и самому показать зубы. Он провёл лёгкую и быструю разведывательную серию, от которой савир едва смог отбиться на отходе. Теперь Стинхо был уверен в победе. Два удара и всё. Но кон поднял руку, прерывая конный бой и объявляя начало пешего.

Против Стинхо у савира не имелось ни единого шанса, и вож чувствовал себя неловко, будто обманывал доверчивого человека. Но дипломатия, чтоб ей пусто было, требовала слегка поддаться. Между тем, не смотря на тяжёлый доспех, савир не проявлял никаких признаков усталости, умело финтил, прикрывался щитом, отводил удары. Чувствовалась рука опытного поединщика. Однако пора. Не желая дольше унижать достойного бойца своим притворством, Стинхо решил закончить поединок. Он показал, что бьёт в ноги. Щит савира пошёл вниз, меч в прикрытие наверх. На миг открылся бок. Укол. Подмышка савира окрасилась кровью. Кон поднял руку.

– Бой окончен. Вож антский Стинхо победил. Поистине ныне светлые боги помогают антам. Никто никогда не касался мечом моего брата Асена. По правилам боя его оружие теперь твоё.

– Прости, кон Чавдар, что перечу, ано меч такого великого воя, скоро найдёт много работы и досыта напьётся вражьей крови. И крепкая зброя могучему Асену тоже сгодится.

– О чём ты молвишь, вож антский?

– Слово моё о том, что на твои и наши земли грядёт жестокий враг. О том злую весть принесли по воле антского веча, чтобы дать помогу братьям савирам в неминучей беде.

– Слова твои грозны вельми. Такую весть на ходу не приносят. После полудня жду вожей антских Стинхо и Черча в доме моём. Воев своих брать не след, их устроят.

Застолье в доме кона являлось именно застольем, поскольку впервые в этом мире вожи увидели высокие, ровные и длинные пиршественные столы и лавки, застеленные белёной холстиной. В трапезной помимо кона Чавдара присутствовали его родичи и ближники: брат Асен с подвязанной рукой, но довольный и весёлый, сын и наследник кона Калоян, жена Алса и дочь Айбика, а также жрец и три советника.

Антских вожей посадили за стол справа от кона, а за гостевыми столами расселись с полсотни савирских вожей и сотников. Особняком отдельно сидели главный шаман Тарвел и дюжина шаманов рангом пониже. Неожиданностью для антских вожей стали высокие кувшины с тёмным густым вином, терпким и полусладким. Заметив их удивление, кон с гордостью сообщил, что ромлянские гости привозят вино из Фанагории и Херсонеса по Дону и Донцу. После первых обязательных славословий раздался холодный ровный, как лёд, голос жреца, через которого кон обратился к Стинхо:

– Вож антанский Стинхо, ты давеча баял о вести важной. Ноне время пришло. Реки.

Стинхо поднялся и вежливо склонил голову в сторону кона:

– Славный кон Чавдар, славные его родовичи, славные вожи, жрецы и вои савирские, мир ваш красен и щедр. Благо имать соседей таких. Ано дошла до нас весть истинная, весть злая, что с восхода грядёт беда неминучая. И жизни той мирной два лета осталось. Ведомо стало, что из-за Ара-реки явился жестокий народ, именем авары, что скифам сродни. Ваши предки ведали их яко жужаней свирепых. Грядёт не война, не набег, грядёт нашествие злое. Авары алчут добро захватить, спалить веси и грады, дома изничтожить и пажити, посечь мужей, жён осквернить, да чад посмердить. Та беда неотвратна, яко буря в степи. Ажно земля савирская первой лежит на пути тех поганых. Вече антанское волю явило силы сбирать и народ исполчать, упредить велело савиров и иные народы о грядущей беде. Тако ж молвить велело, что и анты, и поляне, и дулебы, и словены, и уличи, и тиверцы готовы плечо к плечу встать супротив ворога злого. Коли биться изволите, то кону савирскому Чавдару надлежит явиться на великое вече ко дню Макоши в град священный Табор, что на Тясьмин-реке.

Стинхо замолчал, переводя дух. Всё-таки местная речь немного его напрягала. Он вместе с Черчем стоял перед коном и слушал гробовую тишину. Со звоном покатилась по полу серебряная чаша, и все разом загалдели, загомонили.

– Тихо!! – от крика главного советника кона все смолкли, и опять повисла тишина, в которой раздался глухой голос кона:

– Вожи антские, весть изрекли бедовую и страшную. Обрекли на думу горькую, думу тяжкую. Сколь аваров тех явится?

– Сто двадцать тысяч конных.

– Увы мне, столь нам не сдюжить, – совсем посмурнел Чавдар, – без ума встать супратив этакой силы.

– Безумная храбрость не вельми погана, кон. Много боле погана покорность скверная. А авар мы сдюжим, не тужи, славный кон Чавдар. Антания исполчается, оружье куют ковали, биричи все славянские племена на великое вече сзывают. Донские сарматы копья точат. Утургуры меотийские стерегутся. Вкупе мы сила. Не пустим поганых на вашу землю, встретим их у истоков Донца або Псёла. Але имаете и лёгкий выбор иной: покориться поганым, пасть ниц и отдать на скверну жён своих и чад.

– Не бывать этому!! – прогремел голос Асена. – Покамест жив хоть един савирский вой, не покорится народ аварам поганым! Я за союз с Антанией!

– Союз! Союз!! – заорали со всех сторон.

– Бысть по сему! – поднялся кон и стукнул посохом в пол.

У Стинхо окрепло ощущение, что, не смотря ни на что, посольство удалось.


Обратный путь по Припяти стал почему-то намного короче. Казавшаяся раньше бесконечной пограничная река будто съёжилась и быстро донесла лодью до Днепра. Пару раз из чащи прилетали слабенькие охотничьи стрелки, но в целом доплыли спокойно, я бы даже сказал, буднично.

Нынче я вёз в Бусов град весть о великом единении богов и вокняжении Межамира, а также вёз солнечный знак верховного воеводы Антании. Всю дорогу меня терзали сомнения. С одной стороны, я получил чрезвычайные полномочия на мобилизацию страны, с другой – я не знал, как отнесётся жречество и правящая верхушка Бусова града и особенно Табора к тому, что правитель и государь Антании Межамир передал чужестранцу часть своей власти.

В Бусов град мы прибыли днём, и занятые делами горожане даже не заметили небольшой лодьи, пришедшей с полуночи. Причалив к кузнечной пристани, мы сразу разобрали груз и поспешили на Гору. В крепости вои вместе с заветными мешками свернули в воинский дом, а я поспешил в хорм. Новости жгли мне горло.

В святилище я нашёл только жреца Сварожича, все остальные ушли на сход братства ковалей, где сегодня решался важный вопрос о разработке золотых россыпей, найденных на Ингульской возвышенности. Всё-таки Асиле не удалось засекретить добычу. Похоже, новость оказалась слишком горячей.

Когда я кратко поведал Сварожичу о всех событиях, начиная от явления Древа Жизни, о примирении культов Велеса и Перуна и провозглашении наследственного княжения Межамира, жрец необычайно взволновался. Он схватил свой посох и бросился к идолу Сварога, что-то выкрикивая на ходу. Толи ругался, толи молился. Потом из святилища он вернулся в хорм, и через минуту оттуда во все стороны прыснули молодые служки.

Вдали ещё сверкали пятки посыльных, а в воздухе уже начало разливаться напряжённое ожидание чего-то необратимого и важного. И впрямь, именно сейчас переворачивалась вся жизнь Антании. По сути, не без моего участия произошла тихая революция. Навсегда канула в лету древняя разрозненная родоплеменная Антания, уступив место Антании княжеской с единой властью, единым пантеоном богов и единым законом. И всё это означало, что мне и нашей команде придётся серьёзно поднатужиться, чтобы убедить живущий вековыми традициями народ скинуть с плеч ветхое рубище родоплеменного строя и надеть крепкие доспехи новорождённого феодализма.

Пока тянулось ожидание, Сварожич вежливо потребовал показать мой знак воеводства. Да, пожалуйста. Он осторожно принял его, перевернул и осторожно принялся водить пальцем по лучам свастики. Оказывается, с тыльной стороны солнечный знак испещряли ровные угловатые знаки. Я видел эти чёрточки, скобочки, галочки и треугольники, но не догадывался что это надписи.

С поклоном жрец вернул мне знак:

– Велика сила сего древнего знамено, от века хранимого в священном граде Арконе. Не ведомо, яко попал он ко дулебам, – задумчиво проговорил жрец, – не иначе по воле светлых богов, и не нам перечить великим. Однако зрю, аще знамено не принял тебя. Надобна твоя кровь и рота. Дождёмся же братьев и свершим обряд пред богами.

«Упс! Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Ведь кровь то у меня взять невозможно. Не режусь я и не прокалываюсь!».

Пока я решал неразрешимую задачу, в хорм начали собираться разные персонажи. Первыми прибежали два знаменитых городских ведуна. Потом пришли жрецы Перуна и Хорса, чуть позже – Даждьбожич и старейшие ковали во главе с Асилой. Последними заявились жрецыМакоши и волхвы, а также… Лео и Серш. Ребята бросились обниматься. Вижу, рады.

– Бор, едритическая сила, где тебя нелёгкая носила? Мы тут все разбрелись. Веси объезжаем. Марк и Зверо из полянских земель не вылезают. Виделись с ними пару раз. А о Стинхо и Черче ни слуху, ни духу. Кстати, а где Рок?

– У дулебов остался. Теперь он там в авторитете. У князя в ближниках ходит. Как в той поговорке: чтоб посмотреть сладкий сон, нужно уснуть в миске с мёдом. А Рок теперь в бочке с мёдом живёт. Ладно, потом поболтаем. Пошли к людям, у меня есть, что сказать.

Свыше часа я излагал старейшинам о событиях последних трёх недель, разумеется, утаив визит к порталу и наличие золотишка и соли. Жрецы и особенно вои-ковали сначала нипочём не желали объединяться с волхвами Велеса, но их убедили веское слово князя Межамира и мой солнечный знак. Как выяснилось, он оказался серьёзным аргументом. Знак знаком, но я ума не мог приложить, как добыть мою кровь для его активации. Однако пока жрецы готовили ритуал, мне неожиданно в голову пришла идея.

«Фил, отзовись». «Ну, отозвался, что дальше». «Что-то ты стал молчаливым и неприветливым. Будто сам не свой. Где твои глубокие мысли и остроумные суждения?». «Слышь, Бор, хорош стебаться. Сам из-за палки светящейся прошлый раз нагрубил, а потом и вовсе про друга забыл, а теперь молчание ему, видите ли, моё не нравится. Говори, что затеял?». «Прости, братишка, сам знаешь, сколько на меня всего навалилось. Проблема у меня. Сейчас меня попытаются резать, чтобы кровь взять, а я обычной сталью не режусь. Засвечусь, как пить дать. Что делать?». «Тоже мне проблема. Это они своими тупыми железками тебя не могут прирезать, а я так запросто». «Э-э-э, Фил, подожди… мы же друзья. Ты это… мало ли что бывает между своих, а ты чуть обиделся и сразу – прирезать. А я не люблю, когда меня прирезывают». «Ладно, шучу я. Сейчас острота лезвия будет на молекулярном уровне. Достаточно приложить палец и получишь струю крови. Не надо струю? Тогда получишь пяток капель. Только не жми, без пальца останешься». «Добрый ты, Фил, а в общем, спасибо, выручил». «Если что, обращайся, кровь пустить, это я всегда пожалуйста».

Вовремя я с Филом проблему перетёр. Жрецы уже стояли напротив. Они принесли глубокий каменный сосуд с освящённой водой и над ним держали мой знак солнца. Я не успел и рта раскрыть, как жрец Перунич схватил мою руку и попытался чиркнуть по пальцу ножом. Я еле увернулся. Экий кровожадный жрец пошёл.

Я сделал жрецам останавливающий жест, кивнул стоящим неподалёку ребятам, привлекая их внимание, вытянул меч, поднёс его к центру знака солнца и приложил большой палец. Частые красные капли залили жёлтый камень и стекли в воду. Я зажал палец и обмотал его чистой тряпицей.

Пока я с удовольствием наблюдал растерянные лица Лео и Серша, чуть не пропустил произошедшие с камнем изменения. Окрасившийся кровью янтарь вдруг резко почернел, потом в центре подсветился алым, на пару секунд стал абсолютно прозрачным и опять приобрёл прежний жёлтый цвет. Моя кровь с его поверхности исчезла.

Очередной головоломный фокус на этот раз совсем не взволновал меня и не заставил впасть в религиозный ступор. После всех случившихся со мной приключений, как убеждённый атеист, я решил для себя, что имею дело с какими-то неизвестными высокотехническими феноменами. А коли так, то зачем искать смысл в обрядах ритуальной магии, проще воспринимать их, как обычный опиум для народа. Что же касается исследования природы этих непонятных феноменов, то мне сейчас попросту было не до них.

Между тем жрецы всем скопом поворожили над амулетом, потом окунули его в воду в чаше и потом с поклоном вернули мне:

– Прими воевода, знамено власти над полками Антании во имя светлых богов, знак солнца принял тебя. Володей.

Потом из хорма все перебрались в общинный зал, в котором из трёх очагов горел один. Все начали рассаживаться вокруг него. Видно здесь непременный обычай решать важные дела около огня.

До глубокого вечера судили-рядили и решали насущные вопросы. А главное подтвердили созыв общеславянского веча в Таборе, куда решили звать всех соседей и союзников.

Сход закончился, когда все харчевни позакрывались, пришлось на скорую руку сварганить ужин в воинском доме. Приняв на грудь бочонок хмельного мёда, мы с друзьями завалились спать на покрытые овчинами топчаны.

Начался август, до веча в Таборе оставалось меньше двух месяцев, а ещё требовалось прояснить проблему отношений с савирами и сарматами. Я очень рассчитывал на успех миссии Стинхо и Черча, к тому же наш давешний знакомый Раткон тоже наверняка донёс до жителей Дона злую весть.

Я потрепал по голове Бродягу, который не отходил от меня со дня моего возвращения, и вышел из пропахшей мужскими ароматами казармы на площадь. Едва глаза привыкли к дневному свету, как у коновязи я углядел рассёдлывающих коней Марка и Зверо. После бурных приветствий и обмена новостями, я намекнул, что хотел бы на пару дней уединиться, отдохнуть от суеты и собраться с мыслями. В один голос они предложили мне махнуть в ближнюю полянскую весь, расположенную в трёх верстах ниже по реке. С их слов там находился райский уголок со светлыми рощами, цветущими лугами, с песчаным пляжем на небольшой спокойной речке, впадающей в Днепр, с гостеприимным населением и вкусным угощением.

В предвкушении заслуженного отдыха я на час задержался у воеводы Кугута. В Бусовом граде уже начались сборы ополчения. Каждый день подходили отряды из весей на смотр. К тому же, уж не знаю как, но Кугут умудрился довести численность городской дружины до шести сотен. А, значит, пришла пора слаживать и обучать новому бою дружинников, которые впоследствии станут офицерами-сотниками будущего войска Антании, а первые ополченцы – сержантами-десятниками. Смотр решили провести через три дня на большом поле вблизи Горы.

Я уже направился седлать лошадь, когда прибежал парнишка с просьбой, срочно зайти в хорм. Вот всегда так, как на ловлю ехать, так собак кормить.

Однако потом я мысленно поблагодарил богов, что задержался. Вокруг хорма тесно стояли лошади. Да, какие лошади! Сильные, гладкие, боевые! И, уже догадываясь, кого увижу, я шагнул в распахнутые двери.

Всё-таки недаром утром я поминал сарматов. Вокруг горящего очага рядом со жрецом Перуничем трое воев постарше сидели и трое помоложе стояли за их спинами, держа в руках высокие шлемы сидящих. Среди сидящих сарматов я узнал облачённого в доспехи Раткона. Двое других отличались ростом, статью и богатой чешуйчатой бронёй. Увидев меня, сарматы встали, и Раткон протянул обе руки для пожатия. Знак высшего почтения у сарматов. Я ответил.

– Поздорову тебе, воевода Бор. Как обещал, я поднял сарматов. Знакомься. Это тысяцкие Гудул и Чемор.

Я пожал сарматским полководцам руки и жестом попросил их присесть. Расположились у очага. Трое молодых сарматов так и остались стоять. Раткон продолжил:

– После важных слов вожей антанских Стинхо и Черча, сход высоких отцов избрал артуркона и повелел поднимать станицы на бой. Отказавшихся нет. Сарматы знают, кто такие кочевники с восхода со времён проклятых скитов. Коли авары им сродни, то походя прольют реки крови, пока не напьются ею досыта и не оставят за собой пустыню.

Я благодарно склонил голову:

– Авары истинно родичи скифов, ано повадки их не в пример злее и подлее, або те хотели владеть степью, а эти хотят всё пожрать и истребить, яко саранча. Не сомнился в вашем мужестве и решимости благородные сарматы. Ащё ваши пращуры, свободу и честь храня, громили и орды таврических скифов, и фаланги боспоритов, и легионы римлян. Не ведала земля сильнее копейщиков конных, яко сарматская лава. Ажно время старит не только людей, ано народы. Дошло до меня, аже тяжкие лета переживает Сарматия. Горько достались вам нашествия готов и гуннов. Ано высокие отцы избрали артуркона и подняли станицы, даёт всем надежду. Мнится мне, яко светлые боги даруют сарматам долю возродить сарматскую славу, а вослед и Сарматскую державу. Два лета срок невеликий, ано и немалый. Чем можем, поможем вам в том славном деле. Зброю и длинные пики поможем сработать. Железо и уклад на оружье дадим. А уж навыки боя и табун, то ваше. Посредником бысть Раткону. Он в Антании свой, и ведает всё. Высоким отцам сарматских родов поведайте, аже воевода антанский Бор кланяется, благо дарит за волю к свободе, за память и доблесть и надеется на возрождение Сарматии. Отныне мы союзники и братья по оружию. Ждём высоких отцов на великом вече в Таборе в день Макоши.

По сарматскому обычаю мы обнялись с Ратконом и тысяцкими, и их полусотня унеслась на восток, подняв облако пыли. Так неожиданно решился сарматский вопрос. Осталось дождаться Стинхо и Черча, которые где-то запропастились.

Собирался недолго, всё моё имущество разместилось на поясе, в перемётных сумах и калите. Я запрыгнул в седло заводной лошадки и свистнул Бродягу, который за последнее время заметно отъелся, превратившись в матёрого и умного пса. По совету Марка я направился в ближайшую полянскую весь со смешным названием Хмыза.

Всю дорогу я наслаждался чудесными видами летней Антании. Густой воздух наполняла пряная смесь запахов цветов, свежего сена и тёплой пыли. По обочинам за полоской пожухлой пыльной травы шумели и золотились светом поля с горячими колосьями. За ними сочную лазурь очерчивали зелёные контуры рощ и холмов. А с бесконечного неба лилась трель невидимого жаворонка. На околице веси паслись белые козы, бродили любознательные гуси, и баловник ветер поигрывал хвостами петухов и листьями деревьев.

Но благодушное настроение моментально исчезло, когда, въехав на вескую площадь, я увидел возле колодца возбуждённую толпу, из которой доносились крики и плач. Общий шум дополнял дружный брёх домашних псов. Вот тебе и гостеприимная весь, вот тебе и беспечный отдых.

Привязав лошадь к коновязи, в сопровождении Бродяги я направился посмотреть, что же там случилось. А случилось то, что умер веский вож Алкун. Умер внезапно, вдруг. Зачерпнул у колодца воды и на втором глотке отдал богам душу. Толпа селян окружила лежащее тело и зло ругала высокого человека в светлой рубахе с длинными волосами и бородой с проседью. Опираясь на посох, он спокойно стоял, оглядывал распалившихся огнищан и слегка кивал головой, слушая злые слова. Рядом с ним вертелась женщина в тёмных одеждах с множеством амулетов и оберегов и в тёмной выгоревшей на солнце накидке. Она огрызалась на все стороны и громко отвечала на обвинения.

– Тихо! – я поднял руку, – тихо, поляне! Я воевода Бор, что тут происходит?

Все разом заорали, и я вновь крикнул погромче:

– Тихо!! Говори ты, – я ткнул пальцем в женщину с амулетами.

– Поздорову тебе, воевода Бор. Я ведьма Есмена. Умер наш веский вож Алкун. Умер там, где лежит. Умер сам. Первым его узрил ведун Даян, – она указала на высокого человека в светлых одеждах, – попытался помочь, да уж поздно. Случился удар у толстого Алкуна. А тут и бабьё набежало, а за ними и их мужи пожаловали, что орут хуже баб. Виноватят Даяна, будто он за обиду убил веского вожа.

Я кивнул головой, жестом отогнал толпу от мёртвого тела, присел, разглядывая труп. Лицо покойника имело чугунно-сизый цвет, что говорило о внезапной резкой остановке кровообращения. Убитые обычно бледнеют, а такой цвет кожи случается, когда внезапно умирают от оторвавшегося тромба. И никаких следов насилия или борьбы. Всё ясно.

Я поднялся, расправил усы и бороду, и поднял руку, призывая к вниманию:

– Алкун умер от внезапного удара. Даян невиновен. Кто думает иначе, пусть выйдет сюда.

Толпа заворчала и начала расходиться.

– Стоять всем!! Я никого не отпускал. Ты и ты отвезите тело к алтарю, что у общинного дома. Ты бегом в град за жрецом Сварожичем. Ты, ты, ты возьмите лошадей и свезите дров на погребище для огня. Ты и ты помогите родичам умершего собрать тризну. Теперь всех глав семейств касается. После тризны ввечор сход у общинного дома. Пригласите коваля и старейшин. Будете выбирать нового веского вожа.

Через пару минут площадь опустела, только двое огнищан ждали у тела повозку, да взъерошенная женщина с амулетами и ведун Даян стояли на прежнем месте, внимательно вглядываясь в мой воеводский знак солнца.

– Не в обиду, воевода, откуда сие знамено? – взволнованно спросил ведун.

– Этот знак воеводства Антании от имени светлых богов мне вручили жрецы в Зимно на их общем сходе по воле верховного правителя Антании князя Межамира.

– А ведаешь ли, что, то за знамено?

– Это знак солнца, переданный в Зимно святыми старцами Арконы.

– Так ныне его называют. А щуры и пращуры баяли, яко во времена стародавние случались великие войны богов и бились они так, аже горели земля и вода. Стрелы великие бросали с небесных своих колесниц с огненным светом, аже ярче тысячи солнц. От света того и люди, и боги горели, яко листья сухие, а кто выживал, тот кровью харкал, зубы и власы терял. В тех войнах сгинули многи, а выжили те, коих ныне светлыми да тёмными богами зовут. Знамено сие одно из чудесных вещей, аще богами утеряны в их сече великой. И не ведает тут уж никто, почто значит оно. А в Аркону из отчины щуров его принесли арии двадцать столетий тому уж назад.

Я вертел свой амулет и начал присматриваться к нему по-новому, отыскивая следы высоких технологий.

– Благо дарю, мудрый Даян. Внял я тебе, и знамено богов сберегу.

– Хочу испросить, воевода Бор, пойти с тобой.

– Так и без того все вы со мной, ано я с вами.

– Я о том, абы весь путь пройти за тобой, ибо ведомо мне, великие дела скоро вершиться бысть на земле.

– Добро. А как же огнищане? Кто их обиходит, кто даст им мудрый совет и свершит ритуал?

– Дважды за едину луну тут оскорбили смертельно меня в ответ на добро. Давеча вож Марк от лютой казни спас, а ноне и ты веское слово изрёк. На душе стало тяжко. Боле невмочь мне служить подлым и злым.

– Не злые они, а невежды и глупое стадо. А кои и злые, те мстят за страхи свои. И блудят в мыслях они, что благо им во тьме бытовать, абы грязи своей не узрить. Ано коли решил уходить, то бысть посему. Поедешь со мной через пару дней.

– Обузой не стану, а весь оставлю Есмене, – он кивнул на взъерошенную женщину. – Управишься?

– Управлюсь. Тут моё место, хоть и дурные огнищане попались. Прав ты воевода, не злые они, лишь глупы и верят кому ни попало, легко им внушить. Вот заступом беды свои и гребут. Будто чада они, хоть бородаты и седы.

Я улыбнулся и кивнул мудрой женщине. Потрепав Бродягу по холке, я кинул взгляд на Даяна и подумал, что моя личная команда увеличилась ещё на одну единицу.

Ведун Даян посоветовал мне поселиться в доме на окраине веси, где жила старушка Збара с внучкой Лазой.

– Там благо и чисто, тебе воевода, по нраву там бысть.

Все крытые камышом хибары полян внешне выглядели убого и неказисто: низкие стены, камышовые крыши, узкие окна, двор, навес, овин да скотник. А в потёмках и вовсе походили на кучи соломы и дров. Однако обычная снаружи полуземлянка, в которую я зашёл, внутри показалась мне сказочной избушкой. Ровно оштукатуренные глиной пополам с извёсткой стены превращали её в светёлку. А ухоженная и чистая обстановка, застеленный циновками земляной пол делали дом изысканно оригинальным. В отличие от иных жилищ здесь пахло свежим хлебом и ягодами, витал приятный дух смолы, трав и корешков, пучками висевших на стенах. Сквозь узкое окошко пробивался лучик света и плясал на белёной стене, а в нём танцевали лёгкие пылинки. Прав был Даян, понравилось мне здесь.

Улыбчивая старушка, одетая в длинную светлую подпоясанную фартуком холщовую рубаху и расшитый красным орнаментом колпак, с радостью приняла меня и отвела лучший угол за очагом. Там у стены широкий топчан с набитым свежим сеном холщовым матрацем покрывало овчинное одеяло.

Скинув на топчан зброю, оружие, пояс и амулеты, я остался в одной рубахе и со знаком солнца на груди, с которым решил не расставаться даже во сне. С хрустом потянулся и направился к выходу.

– Стой, воевода!

Я аж подпрыгнул от окрика бабы Збары.

– Рази мочно без наузы? Навь одолеет. Без опояски не ходи. Не пущу. Меня ж суседи зажурят, что гостя не сберегла.

Я вздохнул, пожал плечами, огляделся и приметил у дверей свёрнутую кольцом верёвку.

– Можно?

Бабка кивнула, и я опоясался той верёвкой, завязав излишки бантиком. Она жестом остановила меня, изобразила в воздухе круговой оберег и забормотала:

– На небе ярь, на подоле ярь, ярью Бор ярится, с ярью ходит. Крепок оберег, сохрани его век. Сварог в головах, Лада-мати в ногах, Перун осеняет, врагов отгоняет. Гой еси! – и она махнула рукой, мол, ступай теперь без опаски.

От души накупавшись в ласковой речной водице, я голышом растянулся на тёплом песочке и пригрелся под солнышком. Усталость взяла своё, и дремота затяжелила веки. Очнулся я от громкого шёпота:

– Глянь, како здоровый. А ножищи то. А ручищи то. Глянь, а на шее то самое знамено, яко робя баяли.

Я прикинул, где сидят зрители, резко вскочил и заорал:

– Стоять!! Бояться!!

Оба мальчишки замерли в столбняке.

– А ну-ка, ходите сюда, босяки. Как звать-величать?

– А-ва-ва… У-ю-ю, – не мог опомниться тот, который постарше, – Ю-юско меня кли-и-чут, а он – Бачу-у-ута. О-отроки мы.

– А лет то вам сколько?

– Мне чечире на десять, а он на лето помене.

– В дружину ко мне хотите?

– А возьмёшь, дядько?

– Возьму, коль слушать будете.

– Будем, будем! Ух, как будем, дядько!

– А сперва сберите мне всех отроков у общинного дома, пока я дойду. Бегом!!

Они подпрыгнули и рванули, сверкая пятками. Насчёт дружины я ляпнул просто так, а потом призадумался. Глядя на этих сорванцов, мне пришла в голову идея создать малую дружину отроков лет двенадцати-четырнадцати, которые лет через пять-шесть пополнят основной состав. А, чтобы посмотреть ребят, я захотел проверить их в игре. И, пока одевался, решил распространить эту задумку на всю страну, а всем вожам велеть отбирать самых шкодливых забияк в малую дружину. Но тогда придётся ставить ещё и детские воинские дома, а Кугуту назначить наставников и воспитателей из числа дружинников кто постарше.

Под щебет птиц, шелест деревьев и запахи цветущего луга я по тропинке через малую рощу вышел к заросшей бурьяном околице, за которой лениво перебрёхивались несколько собак. Зайдя внутрь веси, я увидел, что у общинного дома уже толпятся десятка два мальчишек лет двенадцати-четырнадцати. Те, кто постарше уже невместно, поскольку в пятнадцать лет их уж принимали в общину и разрешали жениться.

При виде меня мальчишки замерли и вытянулись.

– Кто желает в дружину?

– Я. Я! Все! – раздалось многоголосье.

– Тогда два спытания бысть. Перво зовомое «волки и зайцы».

– А како энто, дядько?

– На земле дрючком чертим окольный забор. Посерёдке пара линий. Внутри – ров, там бродят «волки». Снаружи – «зайцы», они должны перескочить через ров, а «волки» должны их ловить. За окол не ступать. Кого ухитили, тот обертается «волком». Забава до остатнего «зайца». Стать тут! Ты – «заяц», ты – «волк»… – я быстро вытащил из толпы пяток ловцов. – «Волки» стать в ров. «Зайцы» в край. Начали!

Что тут началось! Шум, схватки, даже драки. Через четверть часа осталось всего два «зайца», и, что интересно, это были неразлучные Юско и Бачута.

– Всем стать! Испытанию покон. Все молодцы. Гэть к колодцу. Лики и раны умыть, сопли подтереть. Следом иное спытание «волки и овцы».

Через четверть часа меня снова окружила галдящая толпа, и мне показалось, что мальчишек стало побольше.

– Слухают все! Спытание «волки и овцы». Чертим окольный забор два десять на два десять шагов… Готово. Сызнова супротив пара загонов в пять шагов… Готово. На третьей стороне посерёдке логово волка в пять шагов… В загонах «овцы», в поле один «волк» и один «пастух». «Пастух» кричит «Овцы!!», и должно бежать из одного загона в другой. «Волк» ловит, а «пастух» боронит. Биться не мочно! За свару из спытания вон! Ухищенные «овцы» ступают в логово «волка» и обернутся «волчатами». Им мочно «овцам» помеху чинить, но ловить мочно токмо «волку».

Я назначил «волком» крепкого мальчишку по имени Дуса, а «пастухом» – Юско.

– Внимание! Начали!

Вот тут-то и началось настоящее побоище. А я стоял и брал всё на заметку, незаметно поддаваясь общему веселью. Самое смешное, что вокруг площадки столпилась минимум половина взрослого населения Хмызы. Неискушённые зрители орали, болели за своих, поддерживали. Вот как-то так появляются новые обычаи. И, похоже, новые игры здесь приживутся надолго.

Через полчаса я распустил потрёпанных, ободранных, но счастливых игроков, отправившихся зализывать ссадины и ушибы.

Солнце клонилось к вечеру. Взглянув на часы, я поторопился к общинному дому на сход. Взрослые мужи, главы семей и родов стояли в круг около старейшины, ведуна, ведьмы и коваля. Всего пятьдесят три человека.

– Поздорову, отцы. Ныне надобно миром решить, кто веским вожем достоен бысть. Реки ведун.

– Слава светлым богам. Все отцы достойны вожами стать. Но то не заслуга, не привилей, но бремя великое и обяза пред людьми и пращурами. Я мыслю посох вожа надо вручить Дариушу.

– Кто аще изречёт?

– Дариуш достоен посоха вожа. Добро, – пробасил коваль Ярмах, одобрительно кивая головой.

– Ведаю я Дариуша, яко доброго огнищанина. Обычаи блюдёт да богов чтёт, – выступила ведьма Есмена. – Добро.

Старейшина тоже согласился.

Немного поспорив для порядка и важности, мужи единогласно избрали веским вожем Дариуша, крепкого рассудительного мужика с лобастой кудрявой головой и широкими плечами пахаря.

Вернулся я затемно под сонный перебрёх деревенских собак. По традиции и ложились спать и вставали здесь рано, и я тоже не стал нарушать сложившийся веками уклад.

Следующим утром бодрый и выспавшийся я поднялся, едва петух исполнил арию восходящего солнца, и истошно заорали дойные коровы. Вернувшись с речки, возле дома я увидел стайку девчонок, которые, хихикая, жались в сторонке. В качестве делегата они послали бабкину внучку Лазу:

– Дядько, Бор, а, дядько Бор, что изреку то.

– Чего тебе, егоза?

– Давеча ты отроков спытал, а девкам тако ж забавы потребны.

– Верно, отроков спытал. Х-м-м, – я задумался, вот только девок мне в команде не хватало, – Ладно, бысть вам забавы.

– Покаж, дядько Бор, молим тя.

– А ну, егозы, подь сюда. В круг надобно встать. В серёдке сидит «водяной». Вот, ты, подь сюда, садись, закрывай очи. Мочно платом завязать. Все ступают по кругу и рекут: «дед водяной, что сидишь под водой, покажись чуток на един мижок». Потом все замирают, «водяной» встаёт и с закрытыми очами, подходит и щупает кого настигнет, ежели угадает, то меняется с ним местами. А, ну, девки, давай, починай!

От девчачьего визга и шума вначале из домов повыскакивали бабы, потом успокоились и с ворчанием разошлись. Я с облегчением вздохнул и прокрался в дом. Чуть не растерзали сатаны длиннохвостые. Уф-ф.

Баба Збара накормила меня куриным кулешом и печёной рыбой с луком и чесноком. Свежий хлеб издавал одуряюще вкусный запах. Я с удовольствием проглотил стряпню бабы Збары, запил травяным взваром на меду, прилёг отдохнуть на сеновале и незаметно заснул. Проснулся бодрым, скользнул по сену вниз и собрался порысить по окрестностям. Седлая лошадь, я оглянулся на громкий шёпот и обалдел. За коновязью испуганно жались не меньше двух десятков местных девок. От них важно отделилась Лаза и смело направилась ко мне. Я встал руки в бока и сделал строгое лицо, сдвинув брови. Задор стёк с физиономии Лазы, как пыль под ливнем. Она смущённо затопталась, моргая глазками, с видом побитой собаки, не зная, что и как сказать

– Ну?

– Я… это… хотела… девки… вот, – подала она дрожащий голос.

– А ну-ка, реки ясно и внятно.

– Девки просют аще забавы поведать. Ну, дя-я-ядько Бор, не сердись.

– Ладно, егозы, подь сюда.

Пришлось им показать игры, которые я помнил ещё по своему детству: классики и вышибалы. Глядя на бегающих, прыгающих, визжащих и заходящихся оглушительным смехом девчонок, я ухмыльнулся, теперь в веси о тишине можно навсегда забыть.

Прогнав коня рысью, шагом и галопом, вёрст десять, я вернулся с большим желанием выпить полведра холодного квасу и искупнуться в речке. Квас то я выпил, а вот искупнуться не успел.

– Поздорову, воевода Бор, – в дверях появился молодой мужик и низко поклонился, – выдь побаять, мужи просют, – и он с поклоном вышел.

Так, а это ещё что такое? Возле дома мяли шапки с десяток молодых мужиков.

– Поздорову, огнищане, о чём рек?

– Вот миром пытаем, верно ль, або исполчать бысть весь край?

– Так.

– Наши по жребью уж пошли в Бусов град, и пошто там бысть?

– Учить биться, абы живот уберечь и врага одолеть, абы живьём с сечи вертались.

– То дело. Ано и в веси мочно сбираться, и дом недалече.

– Толковая мысль, – проговорил я вслух. – По типу казачьей станицы создать в каждой веси отряд во главе с обученным десятником вроде курса молодого бойца, и являться на сборы изначально подготовленными, збройными и оружными. Пожалуй, так и будет.

– Ты давеча малых спытал на игрищах. То дело. Ано и мужей тако же мочно спытать.

Про себя я ухмыльнулся. Эк, мужики хитро подкатили. Игр им тоже, видите ли, захотелось на потеху народу. Ладно, их есть у меня.

– Добро. Дам вам бойные забавы. Шорника в веси имаете? Реките ему, обаче стачал из кожи покрепче вот такой круглый бульб. И крепко набил старым тряпьём. Аще надобно из крепких жердин толщиной в пару пальцев сробить дюжину чурбачков долом в пядь и четыре дубинки в аршин.

По дороге на речку я вспоминал правила игр в регби и городки. Ну, теперь они точно разнесут всю весь по брёвнышку. Надо сказать, чтоб соорудили игровую площадку за околицей. Потом весь вечер я наставлял мужиков.

Выспавшись до невозможности закрыть глаза, на другой день я начал собираться в Бусов град. Ведун Даян ушёл туда накануне. Едва я уложил в суму вещи, как в дом вошёл Лео:

– Здорово, Бор. Не опух ещё от сна. Хорош бока отлёживать. Дружина собралась и ополчение. Тебя все заждались.

– Давно готов. И собрался уже.

Я попрощался с бабой Збарой, оставив ей пять серебряных щеляг, взметнулся в седло, и мы с Лео верхом отправились восвояси.

В поле за городом горели костры, теснились холщовые навесы, тут и там виднелись повозки, и повсюду беспорядочно бродили мужики. Жуткая неразбериха, ужасающая антисанитария и абсолютное неумение ополченцев ввергали в уныние. Увеличившаяся втрое дружина выглядела не в пример лучше, но тоже весьма прискорбно. Я смотрел на этот бардак, и меня одолевали и злость, и отчаяная решимость взяться за дело всерьёз.

В хорме с трудом поместились жрецы, ковали, веские и войные вожи и, естественно все наши мужики из группы, кроме Рока. С облегчением среди них я увидел Стинхо и Черча. Вернулись. Я поздоровался со всеми, а парочку опоздунов дружески хлопнул по плечам. Все примолкли, похоже, ждали только меня.

– Слава светлым богам. Поздорову честные мужи. Винюсь, або задержался.

– Поздорову, вож вожей Бор, – проговорил жрец Сварожич, – не винись, сход токмо починаем.

Вперёд вышел жрец Перунич:

– Ныне собран сход, смотр учинить ополчению, и принять решение дале об исполчении земли.

Я поднял руку:

– Дозволь слово молвить.

Перунич кивнул и сел.

– Честные мужи, вожи и служители богов. Видел я ноне наше ополчение и дружину воев-хоробров. Горькое и жалкое зрелище. Люди смелы и сильны, ано купно то не войско, а стадо. А то лишь малая толика воев, коих должно собрать. Яко великие сборы почнём, так они друг друга и вовсе потопчут, а потом разбредутся от неустройства. Мало мужам исполчённым оружье дать, надо устроить строгий и ясный наряд.

– Антания уж сто зим не ведала войн, – проговорил вож ковалей Асила, – а полки племён и родов досель купно не сходились. То сызнова надобно всё обустроить.

– Так, и станем сызнова строить войско Антании. Но строить изначально крепко и сильно. Како основа, тако и крепость стоит.

– С чего почать мыслишь, воевода? – пробасил жрец Хорсич.

– Почнём с весей. В каждой веси мужей собрать во главе с обученным воем, чтоб знали они войный уряд, место в строю и оружье. Веские десятки сойдутся в сотни, десять сотен в батальон, а пять батальонов в полк. Во главе сотен и батальонов встанут дружинные вои-хоробры, коим надлежит воев в сечу вести.

Всякий полк займёт особый острог с домами, конюшнями, оружным амбаром, кузней, харчевней, ристалищем и домом для отроков. Полковых острогов бысть числом десять, и один учебный, в коем обучать будут новиков. Весями слать мужей на сборы в черёд и строго в указ.

Дале. Все градские и веские домницы, кузни, шорни, оружни, угольницы и конюшни переходят на войный лад под руку братчества ковалей и схода старейшин. Ковалям надобно починать ладить оружье и зброю, и поставить столь горнов, сколь потребно. На Псёле ставим новый град укладников, абы плавить железо и варить уклад в нужном числе.

Весям строгий указ: ставить амбары и токи, жита вдвое и втрое боле сеять, ибо огнищане уйдут в полки, а кормить их потребно. Тако же взрастить поболе скотского поголовья и делать припас впрок копчёной и вяленой убоины, а в лютую зиму много льда в погреба заложить, або питщу в лето хранить. Веским вожам сделать запас льна, шерсти, шкур, кож, холста, войлока и пряжи.

Дале. Смердам волю дать и к делу приставить, пусть како антанский народ тако же бремя несут. Созвать артели умельцев для возведенья острогов, мостов и иных строений. Не сыщете тут, зовите инородцев работать за щеляги. В черёд на веси и смердов бремя возложить на заготовку круглого леса, камня, глины. За работу платить серебром по уладу.

Дале. Четыре крепких града заложим в устьях Десны, Сейма, Псёла и Ворсклы. Главную крепость поставим в Бусовом граде. В обороне надобно учесть такоже древние Змиевы валы, кои пращуры ваши меж реками возвели от набегов поганых.

Немного поспорив, ошалевшие от моего натиска участники схода с планом согласились, и против даже не заикнулись. Распределив обязанности персонально, мы отправились смотреть ополчение.

Моё выступление явно не прошло бесследно, и все вожи крепко призадумались, глядя на бестолковое ополчение совсем иными глазами. Я уж не говорю о наших мужиках из «Темпа», у них от вида неорганизованной толпы буквально зубы заболели.

Когда веские вожи и мужики разъехались и разошлись по домам, мы снова собрались в хорме. На этот раз в круге сидели только свои и Перунич, как хозяин очага.

На время организации войска, властью воеводы Антании я назначил Лео и Серша полковниками четырёх антских полков. Как и планировалось, Марк и Зверо займутся двумя полками полян. Рок приведёт к сроку из Зимно три дулебских полка. Стинхо и Черчу предстояло натаскивать дружину, будущих командиров сотен.

И началась повседневная тягомотина. Весь август рутинная работа и забота выматывали душу. Жаркое солнышко ещё отчаянно припекало макушки, но день уже заметно сократился, и впереди замаячила осень, а там не поспеешь и глазом моргнуть, и белые мухи полетят. Неторопливые аборигены за нашими спинами ворчали и осуждали нашу непоседливость, называя ужаленными в задницу. А мы привыкшие к иным темпам и скоростям без конца пинали и подгоняли огнищан, пытаясь хоть как-то раскачать это протухшее болото. Так или иначе, дело сдвинулось с мёртвой точки, и страна начала медленно с жутким скрипом и стоном раскачиваться, как тяжёлый ржавый язык старого колокола.

Худо-бедно все вопросы находили решение, но строительство вообще и строительство полковых острогов завязли наглухо. Здесь я пребывал в полной растерянности, поскольку не понимал в этом ничего. Но на самом верхнем верху кто-то продолжал на меня ворожить, и этот неразрешимый вопрос вскоре благополучно решился, когда за строительство взялись жрецы Даждьбожич и Хорсич вместе с советом старейшин, а вож ковалей Асила обещал подкинуть на это дело золотишка, инструментов и скобяных железяк.

Порадовали ведуны. Во главе с Даяном они взялись организовать амбулаторно-госпитальную службу, которой предстояло заниматься лечебной, аптечной, санитарной, карантинной и профилактической работами. Под своё начало Даян обещал собрать всех колдунов, лекарей, костоправов и травников.

Отдельной и жгучей проблемой стала сословная реформа. Как известно, в самом низу общества антов находились смерды – пленные чужаки или местные должники-закупы, отказавшиеся от почады. Ониобычно занимались тяжёлыми и грязными работами: пастушеством, скотоводством, лесоповалом, выжиганием угля, добычей руды, глины и камня, землекопством, гончарным делом. И, если почаженные, прислуживая в богатых домах и хормах, и в ус не дули, то смерды жили особняком и тяжело трудились, почти не общаясь с местными жителями. Иногда они объединялись в отдельные общины и ремесленные союзы и часто добивались немалых успехов. Меня категорически не устраивал такой общественный перекос, и я намеревался привлечь смердов к общему делу, дав им полную свободу и все гражданские права, но без права покидать Антанию в течение трёх лет. Я рассчитывал, что изменение состояния станет для бывших невольников мощным стимулом, и, что свободные пастухи вырастят в разы больше скота, а свободные горшечники завалят страну хорошей керамикой. Про углежогов я вообще не говорю, ведь очень скоро кузням потребуются тысячи тонн угля.

Особое место в моих планах занимали бойники-волкодлаки. Одну ватагу Лео уже прибрал к рукам, но по стране бродили ещё два десятка таких банд. Оставить этих головорезов в тылу во время войны, когда все силы будут брошены в бой, было бы равносильно самоубийству. Сейчас отвлекать силы на долгую и неопределённую борьбу с бандитами слишком расточительное и неоправданное удовольствие. Их нужно не побеждать, а возглавить, как это сделал Лео. Вот этой зимой на день Мары 24 декабря в день общего схода всех бойников я и собирался приручить эти банды. Или уничтожить. Как пойдёт.

Времени категорически не хватало, и поначалу в моём воеводском хозяйстве царила бестолковая неразбериха, пока я не догадался подключить к работе всех имеющихся в наличие жрецов и их помощников, которые образовали что-то вроде штабов по направлениям и взяли на себя писанину, учёт, организацию, контроль, связь и взаимодействие.

Биричи заметались по Антании, оповещая, призывая, сообщая, передавая приказы, доводя сроки. Часть из них отправилась в Савирию, Словению, Богемию, Булгарию, Балтию. Вся наша команда, войсковая и жреческая верхушка с головой погрузились в дела, и найти на Горе кого-то из святых отцов, вожей и полковников стало нереально.

Приближалась осень. Пока охваченные горячкой уборочной страды огнищане косили, молотили, веяли и укладывали в закрома жито, дружинники Кугута во главе с Черчем и Стинхо от темна до темна занимались боевой подготовкой. Буквально на глазах неорганизованная толпа воев-хоробров превращалась в сплочённую и грозную дружину.

Наша команда тоже без дела не сидела. Вместе с войными вожами мы разбрелись по окрестностям, отыскивая площадки для полковых лагерей и места для будущих крепостей. Делом это оказалось не простым, и, если бы не помощь местных ведунов и артельщиков, то вряд ли бы мы быстро управились.

К началу сентября можно было с полной уверенностью сказать, что предварительная подготовка закончена и осталось лишь дождаться окончания уборочной, когда освободятся рабочие руки. Не секрет, что до сих пор всю зиму огнищане мучительно бездельничали, лёжа на боку в своих землянках и считая дни до весны, теперь же пахари сидеть по домам точно не будут.

В последний августовский день ко мне подошёл ведун Даян:

– Поздорову воевода, дозволь слово сказать.

– Ну, что ты, Даян, как неродной, обращайся по-простому.

– Невмочно по-простому, коль у тебя на груди знамено богов. А сказать я хотел, что бытуете и ты, и твои полковники, яко брошенные кони, ни стойла, ни хлева, ни пастбища.

– И к чему твои слова, уважаемый Даян?

– А к тому, что жильё вам надобно ставить.

– Самим что ли строить?

– Зачем, самим. В Бусовом граде найдутся умельцы.

– А знаешь, Даян, пожалуй, ты прав. Надоело мотаться по чужим углам, да в воинском доме торчать. И как это лучше устроить?

– Просто. Выбрать место, найти артель, уговориться да щеляг отсыпать.

– Послушай, Даян, помоги мне в этом деле. Мудрость твоя известна, и худо ты не сделаешь. А в том доме и тебе будет место, и всем друзьям моим. Согласен?

– Добро. Помогу. А строить надо в ближней роще, что на холме в двух поприщах от Горы над речкою малой. Там и лагерь полковой неподалёку.

– Благо дарю, Даян, – я прикинул, и расстояние в полтора километра до Горы меня вполне устроило, – великую заботу ты снял с меня. И прими злата для этого дела.

– Жилище то како себе мыслишь?

– Формой в полкруга, открытое на полдень. Высокая основа-подклеть на камне. Там амбары и погреба. Стены из брёвен в один поверх. Полы и потолки тёсаные. Окна со ставнями на полдень, рамы двойные. Горниц со светёлками пусть будет восемь с печами и жаровнями для обогрева в каждой. В серёдке большой общий терем для схода с большим очагом и крыльцом во двор. Входы в горницы с общего крытого хода-гульбища. А на задах всё, что положено из пристроек, сам знаешь, – и я выложил на его ладонь двадцать золотых номисм.

– Знаю, видел схожее жильё у словен. Ко дню Макоши будет нам всем новый домина.

Вовремя Даян заговорил о доме. Впереди зима, и не думаю, что в этих краях будет тепло. Кстати, поскольку местные помимо коров предпочитают разводить овец и птицу неплохо бы научить их валенки валять. Видел я, как делается это, подскажу. А местные, коли войлок изготавливают, так и валенки сообразят, как свалять. А заодно пусть пером подушки и перины набивают, они не в пример мягче и теплее, чем сено и солома.

В один из дней в Бусовом граде меня отыскала ведьма Есмена:

– Поздорову тебе, воевода Бор.

– И тебе не хворать.

– Всё бегаешь, торопишься? Кого ни спрошу, ответствуют: только что был да ушёл.

– Дел без счёта, Есмена. Спросить, что хотела?

– Скажи, нам исцелять увечных воев надобно, али станем бросать их на волю богов?

– Странные речи ведёшь. Мы ж о том толковали не раз. Надобно и дюже надобно.

– А я так вижу, что нет.

– Говори, что не так.

– Сколь воев собрать мыслишь в полковых острогах?

– Десять полков по пять тысяч душ.

– Ага! А где лечить их прикажешь? Где средства хранить? Где увечных содержать, выхаживать и кормить? Где лекарям и целителям бытовать?

– А и права ты, Есмена. Понял я. При каждом полковом остроге будем ставить лекарские дома с пристройками. Осенью и зимой строить почнём, а что и как обговори с Даяном, он в этом дока. И вот что ещё. Люда соберётся много и разного, беда будет, коль брюхом умаются. Надо заране поболе щёлоку и ацета запасти, следить, абы вои руки мыли пред приёмом питщи, а воду пили вскипевшую, сырую воду пить строго немочно. Строго!

Ведьма ушла, а я присел на траву рядом с Бродягой. Подставил последнему августовскому солнышку лицо и спросил сам себя: когда же вся эта хрень закончится? А потом сам себе и ответил: по сути, она ещё толком и не начиналась.

В первый день сентября Марк привёз с Припяти третью посылку профессора Артемьева. Пока мы нуждались только в деньгах и соли, вот их Марк и привёз. Однако не успели мы сосчитать золотишко и серебришко, как они немедленно начали таять. Толком ещё ничего не построено, а денег ушла прорва. Приходилось надеяться только на ингульские прииски, с которых вот-вот должен подойти в Бусов град первый золотой караван.

Как известно денег не хватало всегда, везде и во все времена, а посему мы не долго ломали голову и решили чеканить свою антскую монету с головой быка и буквами «АНТ» на аверсе, снопом жита и надписью «МЕЖАМИР» на реверсе. За весовой стандарт приняли византийскую номисму. Идея всем страшно понравилась, а штамп и чекан взялся вырезать рукодельный Серш, который неплохо рисовал и когда-то увлекался резьбой и гравировкой.

Так начался сентябрь, а вместе с ним пришла и непогода. Прямо скажу, неделю непрерывных дождей в полуземлянке выдержит не каждый без телевизора, интернета, книг, телефона, кофе, пива и, главное, без света. Дела, конечно, нашлись, но настроение трепыхалось на уровне земляного пола. В сырости и нудном ожидании прошла неделя, и вот сильный ветер угнал циклон на восток, и опять установилась тёплая сухая погода. Вместе с первыми ясными деньками на поля высыпали огнищане, добрать то, что не успели в августе. От темна до темна они закладывали в закрома дары земли и заготавливали разносолы. Не иначе светлые боги обернули свои лики к Антании, одарив в ту осень небывало богатым урожаем.

По всей стране даже по ночам громыхали кузни, не давая остыть булату, тревожа огнищан звоном и грохотом, слышимым на многие поприща окрест. Гончары тоже не ленились, стараясь до морозов наделать поболее посуды, а по моим задумкам и рисункам начали обжигать черепицу. Пастухи выгоняли стада на последнюю зелёную травку. Старики спешили побольше надрать лыка, бересты и нарезать лозы, чтобы долгими зимними днями наплести лаптей, туесов и корзин. Бабы с детишками ковырялись в огородах, таскали корзинами репу, чеснок, лук и морковь. Бабки и девки начали тянуть на пряслах шерстяные и льняные нити. А вои продолжали без устали звенеть железом. Короче, весь народ был при деле, а семь иновременцев сидели вокруг горящего очага и подводили первые итоги.

– Что ты, Бор, всё психуешь? – успокаивающе проговорил Марк, – всего четыре месяца тут торчим, а уже чёрте чего наворочали.

– И что же мы тут такого наворочали? Ни хрена не видать. Эти лапотники, как кроты в землю зарылись, и вытянуть их оттуда невозможно.

– Страда, что ж ты хочешь, – встрял Черч, – ещё пару недель и загуляет народ. Свадьбы начнутся, пьянки. Красота!

– Какие, нахрен, пьянки! Великое вече на носу. Шишки разные понаедут со всех краёв, а что мы им предложим? Осенние свадьбы? Пьянки? Всё бла-бла.

– Ты не прав, Бор, – вступился за друзей Стинхо, – решены главные вопросы. В Зимно сидит наследственный правитель, начавший первую антскую династию, князь Межамир. Это раз. Кузнецы технологии сталей и булата отработали. Отличная руда потоком пошла. На днях домницы литое железо и чугун выдадут. Это два. Золотишко надыбали. Денюжку вот-вот чеканить начнём. Это три. Мобилизационные планы сверстали, дружину почти подготовили. Полковые лагери заложили. Это четыре. Придираешься ты к себе и к людям. Занудный и нервный ты стал, твоё превосходительство.

– Я тебе сейчас покажу, превосходительство. Ишь, моду взяли. Чуть что сразу обзываются и обидеть норовят. Пользуетесь моей добротой. Ладно. Согласен, кое-что сделали. По поводу вече, что думаете?

– Проведём на высоком международном уровне, – пробасил Лео, – Чего ты, Бор, межуешься, есть у нас, что шишкам сказать и показать.

– Это ты о чём?

– Не хотел говорить, а придётся. Серш штампы закончил изакалил.

– Это правда, Серш?

– Ну, да. Утром на олове попробовал. Вроде неплохо вышло. Так что монеты мы предъявим. А это не хухры-мухры. Это демонстрация богатства, государственности и силы.

– Да, это аргумент. А что там у Асилы? Цементацию освоил?

– А як же, – все мы знали, что Черч испытывал особое пристрастие к железу и чаще бывал в кузне у Асилы, чем в дружине. – Хорошие клинки из рудного железа вышли, похоже, что в руде есть природные примеси ванадия, хрома и циркония. Сначала металл крючило при обычной закалке. Теперь режим отработали и уже полсотни стальных клинков наковали. Сейчас Асила булат в шамотном тигеле варит. Второй день сталь греет. И вроде всё вытанцовывается.

– Отлично. Черч, передай Асиле, пусть сработает пару десятков одинаковых мечей из цементированной стали с гербом Антании на клинке. Будем вручать их вождям союзников. Пусть призадумаются откуда у нас стальное серийное оружие. Надо Асиле золотишка отсыпать.

– Не возьмёт. Игнульское золото и так к нему стекается, да, и счастлив он без меры, что кучу новых технологий надыбал.

– Была бы честь предложена. Золото и нам самим пригодится. Хочу у сарматов боевыми конями разжиться. Сотен шесть для начала, а потом ещё столько же. Сотню полковникам и комбатам отдам, а остальные для полка катафрактов. Будет мощный бронированный кулак для перелома хода сражения.

– Дело! – обрадовался Марк, – отдай мне этот полк, Бор. А Зверо и один с полянами управится.

– Управишься?

– Конечно. Что там управляться. Лёгкая пехота с ростовыми щитами. Манёвра – ноль. Знай, строй держи, щиты поднимай, сулицы мечи, да булавами и клевцами долби тех, кто подвернётся.

– Ладно, Марк, будет тебе конный полк катафрактов.

Выдув бочонок хмельного мёда, мы разошлись по топчанам за полночь.

Устраиваясь спать в потёмках, я мельком бросил взгляд на амулет и вздрогнул, заметив, что центр воеводского знака слегка светится. Что-то мне чуток заплохело, поскольку в первую очередь подумал о радиации.

«Фил, ты не спишь?». «На дурацкие вопросы не отвечаю, но тебе по секрету скажу: не сплю. Нечем мне спать. А относительно тебя я сплю, когда ты сам дрыхнешь». «Я не говорил тебе, что ты становишься занудным брюзгой?». «У тебя и нахватался, сам знаешь, с кем поведёшься, с тем и наберёшься». «Вечно ты на меня стрелки переводишь, а ведь я тебя плохому не учил». «А личный пример? Вот мой характер и испортился». «Ладно, умник, вопрос у меня. Та штука, что на шее висит, кажется, светится в темноте, не радиация случаем?». «Нет. Была бы опасность, давно бы тебя предупредил. Насколько я понимаю, эта штука неземная. В ней полно не существующих у вас элементов. Она улавливает торсионные поля, сканирует и одновременно от них подзаряжается и, переизлучая фотоны, слегка светится. Что это за устройство понятия не имею, поскольку не мой профиль». «Не радиация, и ладно. Спасибо, Фил». «Всегда пожалуйста».

Вот угораздило же инопланетную штуку на шею повесить. Всё чудесатее и чудесатее. Я-то думал, что мы в прошлое отправляемся, а тут из будущего привет. Вернее, отголосок. А может не из будущего, а из неизвестного и страшно далёкого прошлого. Что-то я совсем заблудился в причинах и следствиях. Слишком многое событий выпадает из здравого смыла: сначала – Древо Жизни, а теперь – инопланетный артефакт. С другой стороны, и до сего дня парадоксов тоже хватало: Деми, Фил, Запределье, переносы сознания в прошлое. А само Лукоморье в какой здравый смысл укладываются? А нынешнее наше пребывание в 6 веке, с точки зрения здравомыслящего человека разве не абсурд? Похоже, вся моя жизнь шаг за шагом становится сплошным парадоксом, поворачиваясь неизвестной стороной реальности. Ох, как не хочется оказаться рыбкой в аквариуме.

Восемнадцатого сентября за шесть дней до великого вече из Бусова града в сторону Табора выехал караван в составе полусотни лошадей, дюжины повозок, меня, а также десятка дружинников, шести жрецов, пяти ковалей, трёх ведунов и двух десятков почадников. Караван двигался до тошноты медленно и только на пятый день вполз в предместья святого града. Почему святого? А потому что в нём находилось общеславянское святилище всех богов. Тоесть Табор являлся южным аналогом северной священной столицы всех славян – балтийской Арконы.

Обычно малолюдный город бурлил от обилия гостей. Все окрестные луговины покрывали шатры и разные навесы, крытые воловьими шкурами и войлоком повозки, а люди всё пребывали и пребывали. Наши жрецы с ведунами и прислугой сразу покинули караван и скрылись в граде, а остальные выбрали подходящую поляну, на которой почады принялись разбивать стоянку. До великого веча оставалось чуть больше суток, и, пока судь да дело, я решил осмотреться.

Как выяснилось, Табор возник на месте древнейшего трипольского поселения, возникшего во времена неолита примерно 35 веков тому назад. Но искреннее недоумение вызывало утверждение жрецов, что здешнее святилище существовало задолго до появления на этой земле людей.

Святилище занимало большую часть огромного плоского холма. Его центральную часть окружали девять тысячелетних дубов с вросшими в них черепами животных: кабана, тура, лошади, барана, козы, волка, рыси, лося, медведя. В отличие от иных славянских святилищ, здесь в центре находилась круглая площадка метров тридцать в поперечнике, выложенная ровными каменными плитами и видимая издалека со всех сторон. В середине площадки в два роста человека возвышался ступенчатый пьедистал, на вершине которого горел священный огонь. В наружном кольце капища за древними дубами поднимались хормы девяти богов. Весь этот удивительный комплекс окружал глубокий ров, к которому по каналу была подведена речная вода.

Расположенный на соседнем холме примыкающий к святилищу город возник недавно всего три-четыре сотни лет назад в сарматские времена на руинах древней крепости, от которой остались фундаменты стен из мелкого камня.

Отличия града Табора от града Бусова бросались в глаза с первого взгляда. Здесь среди немногих жилых домов преобладали общинные дома, казармы, харчевни, конюшни, коновязи, амбары и навесы. Тоесть град Табор возник и существовал для обслуживания обитателей святилища и сотен паломников.

Сейчас все девять хормов: Сварога, Перуна, Даждьбога, Хорса, Макоши, Велеса, Мары, Лады и Святовита, кишели жрецами и ведунами из разных концов славянского мира. Все проходы через ров охраняли вои-хоробры из разных дружин, поэтому мы даже не стали пытаться проникнуть внутрь.

Повсюду сновали повозки, смерды и почады что-то таскали и суетились. У костров чинно сидели вожи и вои из разных племён. Тут и там мелькали колдуны и ведьмы со своими погремушками. И среди этого хаотичного движения даже внимательный взгляд не смог бы заметить и малейший намёк на какой-либо порядок.

Вернувшись на стоянку, я обнаружил там только дружинников да почадников, остальные делегаты растворились среди обитателей святилища или града.

Ночь прошла, как череда засыпаний и просыпаний от неожиданных звуков, голосов и нескончаемой суеты. Сменившее бессонную ночь беспокойное утро тоже не оставило шансов на отдых. Сосредоточившись на ощущениях, я некоторое время гадал, толи накануне меня кто-то качественно отмудохал, толи во сне по мне проехала конная дружина. В добавок к этому ещё с вечера меня не оставляло какое-то смутное тревожное предчувствие, а с утра поганое настроение усугубила пасмурная погода. Едва пробивающийся из-за облаков и тумана солнечный свет безобразно исказил цвета, создавая сумрачную палитру.

Кряхтя и стоная, аки старец, я заставил себя сделать разминку и облиться родниковой водой. И только тогда в организм вернулась привычная бодрость, и я стал нормально воспринимать действительность.

Приводя себя в чувство, я по ходу отметил, что хаотичное скопище приехавших в Табор гостей за ночь и утро чудесным образом превратилось в подобие обустроенного лагеря благочестивых паломников. Смерды и почады навели порядок на стоянках, а паломники и делегаты принарядились и примолкли в ожидании событий.

И события не заставили себя ждать и начали развиваться, постепенно втягивая всех прибывших, и меня в том числе, в свой круговорот. Не успел я слегка перекусить, как прибежал запыхавшийся служка главного жреца Перунича и сообщил, что лично меня ждут в святилище. Пробираясь через бесчисленные стоянки извилистым путём, парнишка привёл меня к хорму Перуна.

В перуновом божище вокруг идола, изображающего грозного бога с булавой, открытым ртом и посеребрёнными усами, стояли полтора десятка жрецов в красном, среди которых я заметил и ковалей: Асилу, Слуда и Кудара. Главный жрец что-то бормотал с подвываниями, точно я не разглядел, но, по-моему, они приносили жертву. Через пять минут жрецы разошлись, а ко мне направились двое: Асила и одетый в багряную хламиду незнакомый жрец с надменным лицом и непроницаемым взглядом.

– Поздорову, воевода Бор, с тобой реки бысть горний жрец Перуна Руг, – прогудел Асила.

– Поздорову, вож Бор, наслышан о делах твоих и о вестях твоих. Ныне вече великое свершится, и слово твоё сильные мира сего услышать хотят.

– Слава светлым богам, жрец Руг, – меня сразу начали раздражать снисходительная бесцеремонность и высокомерие святоши, – прав ты, вече великое грядёт, только сильными мира сего жрецы, вожи да господари может бысть и станут, коли купно ворога поганого одолеют. А слово моё и впрямь важное, и коли захотят его услышать, то услышат.

– Дерзок ты, вож, и беспокоен, коли вече великое созвано в неурок по хотьбе твоей, – ледяное равнодушие в голосе сменилось заметным раздражением.

От слов гордеца ко мне вернулось утреннее препоганейшее настроение:

– По хотьбе я в харчевню иду, або на гулянку, а на вече и в сечу идут по великой нужде, або по великой беде. А беда та будто глыба нависла над нашей землёй.

– Слышал я, что ты тут чужак и заявился с восхода, так какая земля тут твоя?

– Исто послухи твои донесли, жрец. Верно, явились мы с братьями с восхода, ано сердцем болеем за Антанию и кровь в эту землю за неё прольём. А ведь и ты тут чужак. Зрю, с полуночи ты в Табор явился, и мыслю, студёную кровь свою сей земле не отдашь, а для себя ухоронишь.

Десяток секунд мы молча бодались взглядами.

– Ты дерзок и груб, вож Бор, ано баять с тобой недосуг. Вскоре все хормы таинства свершат, и боги призовут на сход всех владык. Надобно ль тебе верные слова указать? – вкрадчиво прошелестел злой и дрожащий от ярости голос.

– Благо дарю, жрец Руг, но зря ты помыслил, что я обносился умом. Ведаю нужное слово, ибо выстрадал оно, радея за благо Антании. Но то слово не нашёптано чужаком с средцем студёным. Абы изречь то верное слово светлые боги и вручили мне знамено сие, – я указал на знак солнца.

– Твоя дерзость несносна и оскорбляет служение богу.

– Уж не возомнил ли ты, жрец, себя равным богам. Исто глаголю, како жрецы, тако и боги, а како боги, тако и святость.

Перунич побледнел, покрылся красными пятнами, скрипнул зубами и, сверкнув глазом, поспешил к идолу своего бога. Совершенно ошеломлённый нашей перепалкой Асила замер с открытым ртом.

Тягучий вибрирующий звук заставил меня повернуться. Оказывается, пока я общался с Перуничем, служки установили на площадке треногу и подвесили огромный бронзовый диск диаметром метра в полтора. Рядом с ним стоял жрец в чёрных одеждах. От удара гонг продолжал низко гудеть, затихая.

От священных дубов отделились девять фигур в одеждах разного цвета, несущих на вытянутых руках большие полукруглые сосуды с водой. По очереди главные жрецы слили воду в поставленную возле постамента каменную чашу. Потом они окружили священный сосуд и принялись серебряными навершиями своих посохов толочь воду, произнося при этом ритуальные молитвы на непонятном языке.

Снова ударил гонг. Жрецы вернулись в круг, а их место у чаши с водой заняли одетые в белое три волхва, которые деревянными трезубцами Велеса принялись по очереди чертить на поверхности воды рунные знаки, что-то тихо при этом бормоча.

Насколько я понял, сейчас происходила процедура примирения ранее враждебных пантеонов Сварога и Велеса. А это означало, что недружественные славянские народы тоже должны примириться. По знаку главных жрецов к священной чаше с водой с трёх сторон потянулись паломники за причастием.

Через час гонг ударил третий раз. Каменную чашу унесли, и возле священного огня остались только главные жрецы, среди которых я с удивлением увидел Даяна!

Потом на площадку вышли и встали в круг между жрецами земные правители: князь антов и дулебов Межамир, князь словен Добрята, вож древлян Ингор, вож ляхов Сирцон, вож ободритов Рогволд, вож лютичей Крапин, вож уличей и тиверцев Валук, вож моравов и богемов Чеко, кон савиров Чавдар, артуркон сарматов Дацимар. Меня переполняли волнение и гордость, впервые в истории удалось собрать на великом вече сильнейших владык Восточной Европы. Все они с трудом скрывали эмоции, ведь не раз им приходилось сцепляться в пограничных стычках, и не всех радовал чей-то вид.

Поднял посох жрец Сварожич:

– Слава светлым богам. Ныне собрались божьи слуги и земные владыки, коих соединили воля богов и святая вода. Отныне не должно бысть злу и вражде. Слава!

В ответ раздался нестройный крик «Слава!». Жрец продолжил:

– Однако ныне тако ж должно владыкам земным свою волю явить. Ведомо стало, або с восхода беда к нам грядёт. Князь Межамир приял бремо власти и призвал вожей антанских землю свою исполчать. Волею княжей и волей волхвов именем светлых богов вож иноземный по имени Бор воеводой антанским поставлен, а посему слово речёт.

Асила легонько подтолкнул меня к центру святилища. Я спокойно вышел к священному огню, поднял правую руку и уже собрался сказать всё, что по этому поводу думаю, когда произошло невероятное! Нечто невозможное!!

Я замер в ступоре с поднятой рукой, услышав щёлкающие звуки, будто кто-то начал набирать шифр сейфа или наборный диск старого телефона. Знак солнца пришёл в движение! Спицы свастики раздвоились, и обе половинки амулета начали проворачиваться отрывистыми движениями в разные стороны, будто и впрямь амулет набирал какой-то код. Накатило ощущение опасности, когда в голове раздался знакомый голос: «Бор, внимание! Эта хреновина зацепила мощную резонансную волну. Похоже, внизу под холмом находится какой-то ретранслятор. Он подстроился под хреновину и сейчас выдаёт в эфир пакет модулированных сигналов. Приёмник где-то вверху. Вот пошёл ответный сигнал. Сейчас что-то будет. Смотри вверх!»

Совершенно ошеломлённый я задрал голову, машинально продолжая тянуть правую руку вверх, а левую приложив козырьком к глазам. В облачном небе что-то блеснуло, потом стало быстро приближаться. Примерно в трёх сотнях метров над святилищем завис большой ярко светящийся шар, навскидку метров десять диаметром. Приплыли! Только летучих пришельцев мне не хватало. Неосознанно я схватил амулет и, нажав на лучи свастики, сдвинул их в исходное положение.

«Это Фил. Сигнал исчез. Эта штука наверху сканирует и ищет источник сигнала… Всё она уходит». «Фил, что это было?». «Похоже на спасательный зонд, а эта хреновина у тебя на шее сработала вроде аварийного маяка». «Чей маяк?». «Понятия не имею». «У Деми спроси». «Нет связи».

Вот же зараза. Заставляет меня самого тыкаться, как слепого щенка. Однако вовремя предупредил и на том спасибо. В голове прозвучало: «Пожалуйста».

Светящийся шар поднялся и исчез в толще облаков. Я опустил глаза и руки. Все участники схода застыли в разных позах, будто вмёрзли в пространство. Наверняка этот шар видели все паломники и все, кто имеет глаза в радиусе двадцати, а может и более, вёрст. И как же теперь выпутываться?

Ситуацию разрулили жрецы. Они, молча, подошли к пъедесталу, поклонились огню, повернулись лицами к сходу и заорали «Свершилось!!». Что свершилось то? А тут и властители очнулись и заорали «Слава!!». Пора брать ситуацию под контроль, иначе религиозный экстаз никого до добра не доведёт.

– Слава светлым богам! – повысил я голос, начиная вытягивать ситуацию в нужное русло, – Знамено божьего блага ноне узрили. То есть весть правое дело свершить. Вестимо, что с восхода поганые орды грядут великим числом, и победить их мочно токмо всем купно. Сдюжим, тогда и земли, и люд сохраним, и чадам своим грядущее вручим. В том роту ноне дадим светлым богам на священном огне, да обречём в начертанье в хорме Сварога ввечор.

Так и не очухавшиеся от увиденного чуда, владыки поклялись на огне в верности слову и в полном восторге разошлись до вечера, оставив меня на площади один на один с… Даяном.

– Поздорову ведун Даян, а что ты делаешь здесь средь главных жрецов?

– Прости, воевода Бор, не ведун я, а жрец Симаргла огненного пса богов. Своего хорма мы не имеем, бываем у Хорса, или Сварога, или ещё у кого. Наше дело бежать между небом и землёй, между богами и людьми. Мне посчастливилось встретить тебя, и вот я здесь.

– И как же нам теперь быть?

– А разве что-то изменилось во мне или в тебе? Не прогонишь?

– Ещё чего. Не дождёшься. Столько дел впереди.

– Вот и ладно. А что касаемо моего беспокойного бога, то мы о нём ещё потолкуем, как время позволит.

Мы с Даяном и Бродягой отправились в харчевню, перекусили, проговорили часок. Вернувшись на стоянку, я отыскал в поклаже заранее приготовленный тюк, выбрал двух почадников покрепче, и они вслед за мной потащили груз в хорм Сварога на встречу с земными правителями.

От князей, конов и жрецов в хорме было не протолкнуться. Но, быстро разобравшись, кто есть кто, жрецы провели владык на почётные места и рассадили на скамьи вокруг большого горящего очага.

Наплевав на всякие чинопочитания, славословия и словоблудия, я сразу принялся излагать все наши планы на ближайший год, предупредив правителей, чтобы держали язык за зубами. Споры вызвала численность племенных отрядов и полков, но после моей аргументации все согласились и договор подписали. С этого момента на меня и нас всех реально свалилась тяжкая забота.

Умолчав о добыче руды и золота, в заключение схода я решил поставить жирную точку:

– Ноне ваши слова и дела запомнят потомки, сделав бессмертными на века. А посему в память о великом дне единенья примите Антании дар, – и каждому правителю я с лёгким поклоном преподнёс украшенный золотой насечкой стальной меч с клеймом головы быка, а на плоскость каждого клинка положил золотую монету князя Межамира. Надо сказать, что и сам князь поразился изрядно, а у иных глаза увеличились вдвое от такой демонстрации. И, если у кого-то оставались крохи сомнения, то теперь они исчезли в миг.

Обладая отменной выдержкой, Межамир сделал лицо кирпичом, будто обо всём знал заранее. Молодец, хорошо держит удар. Зато, когда все разошлись, он чуть ли не грудки меня прихватил. Но, сообразив, на кого рыпается, опомнился и сказал всё, что он обо мне думает. В целом его слова можно было свести к двум вопросам: «Какого хера, Бор, япона мама, без меня мои деньги печатаешь? Кстати, откуда золотишко?».

Пришлось объяснять князю на пальцах, что теперь он глава большой державы, и ему невместно чужими деньгами пользоваться. А золотишко в земле есть и ещё отыщем. Успокоившись, Межамир принялся азартно выспрашивать, что ещё мы успели наворочать за три последних месяца. Рассказал. Впечатлило. Наградил личным перстнем. А монеты ему понравились. Ишь, как вертит, любуется и пальцами до блеска натирает.

Когда окончательно разошлись все князья, мы обнялись с Роком и раздавили кувшинчик стоялого мёда за встречу. Потом был ещё кувшинчик, и ещё.

Утром я не мог смотреть на салатового цвета физиономию собутыльника, вернее сокувшинника, поскольку это сразу вызывало желание, глубоко наклонившись, докричаться до Риги. Я с трудом выплюнул изо рта каку, напился квасу и, отыскав на стоянке Асилу, отправился с ним в местную кузню, поскольку заведомо договорились о встрече с вожем ковалей Табора.

Самым большим сюрпризом для меня стала встреча возле кузни… с римскими легионерами! Вернее, с византийскими. Быстро оценив своё состояние, я понял, что на похмельный бред видение не похоже. Когда и откуда они здесь взялись, убей, не понимаю.

– Слышь, Асила, ты тоже видишь ромлян, али у меня с похмела с башкой не лады?

– Лады, лады. Аще утром ени заявились, с Межамиром баяли. Вожем у ромлян знатный пар… пыр… протиций. Полсотни воев при ём. А пошто Межамир тебе о том не поведал?

– Больно надобно с простым воеводой дела княжьи судить. А и давеча мне не до того привелось. Не ведаешь, почто ромляне тут объявились?

– Ступай, да вопрошай, – указал коваль на чужаков, хохотнул и отправился к местному вожу ковалей.

На входе в кузню Асила разминулся с невысоким крепким ромлянином с гладко бритым лицом и коротко стриженой головой. Чёрный кожаный торакс с нашитыми круглыми бронзовыми бляхами, надетый на красную тунику создавал грозное впечатление. Ниже широкого пояса свисал чёрный кожаный набедреник из полос кожи с бронзовыми накладками. Под ним виднелись тёмно красные штаны-браки чуть ниже колен. Высокие чёрные башмаки-калиги и длинный бордовый плащ с бронзовыми фибулами дополняли картину.

Проходя мимо, он мельком глянул, шагнул дальше и остановился, будто споткнулся. Резко повернувшись, ромлянин внимательно меня оглядел, остановив взгляд на воеводском знаке солнца.

– Дозволит ли дом обратиться к нему? – произнёс ромлянин на неплохом славянском с сильным южным акцентом.

– Не вижу препятствий, чтобы два разумных человека не могли побеседовать, соблюдая приличия, – ответил я ему на латыни и перешёл на греческий: – Но, если угодно дому, мы можем общаться, либо на языке Гомера, либо на языке Виргилия.

От удивления патриций вскинул брови и приоткрыл рот, не зная, как себя вести. В дикой Антании он никак не ожидал услышать родную речь.

– Если возможно, лучше на латыни, греческий оставим поэтам и священникам, а я хотел поговорить о важном деле.

– Забавно. Какие важные дела могут быть у благородного патриция в наших диких краях?

– Простите, но никак не могу прийти в себя, встретив образованного человека здесь за Данубием. Это поразительно. Но где мы можем перемолвиться?

– Могу предложить неподалёку одну приличную харчевню. Конечно, это не Рим, и не город Константина, где можно возлежать в банях у обильного стола. Но, что имеем, то и предлагаю.

– Согласен, дом. Я готов, – он махнул двум своим воинам, и они пошли за нами вслед.

– Моё имя Бор, и я здешний воевода, ещё не косул, но уже не доместик. Так что привело вас в эту простую кузню?

– Обычно в империи лошадей не куют, но дорога сюда настолько плоха, далека и порой камениста, что пришлось ковать. Но что толку. Уж третий раз подковы меняем.

– Сочувствую. Так с кем имею честь говорить?

– Моё имя Юлиан Герман Флавий Германик. Я имперский стратиг. Это…

– Можешь не продолжать, дом Юлиан, я знаю кто такой византийский стратиг.

– Если не секрет, то откуда?

– К сожалению, секрет. Однако мы уже пришли.

В полупустой харчевне в углу сидели три паломника, а ближе к очагу пяток воев поглощали жареного барана. Хозяин предложил нам более-менее чистый стол слева от входа. Подумав, я заказал запечённую рыбу, тушёные овощи, сыр, хлеб, оливковое масло и два кувшина хиосского вина. Хозяин удивлённо вскинул брови, но оглядев нас, кивнул головой и скрылся в соседнем помещении. Вскоре два смерда принесли вино, два бронзовых кратера, хлеб, сыр и масло и попросили немного подождать рыбу и овощи.

Патриций внимательно наблюдал за мной, а я жестом подозвал смерда и приказал принести тазик для мытья рук и полотенце. Смерд от неожиданности открыл рот, потом закрыл, не посмев перечить. Через пять минут мы сполоснули руки, вытерли чистым рушником и разлили в кратеры густое хиосское вино.

– Дом Бор, вы не перестаёте меня удивлять. Ваша речь и манеры говорят о том, что вы жили в Италии. Где, если не секрет?

– Вы ошибаетесь, дом Юлий, я не бывал ни в Италии, ни в Византии и прибыл в Антанию из далёкой страны на восходе. Просто у меня и моих друзей хорошее образование и воспитание. Но вернёмся к нашему разговору. Так что же вас привело в Табор?

– Полтора месяца назад имперский магистр оффиций сообщил, что до него дошли сведения о небывалых переменах в Антании и о предстоящей большой войне. Это встревожило богоравного автократора Юстиниана, и он поручил лично мне возглавить посольство к вашему князю. Уже в пути пришли вести о великом вече славян в Таборе. И вот я здесь.

– Да, дом Юлиан, здесь, действительно произошли важные события. Теперь Антания единая страна с единой религией, единой вертикалью власти, окружённая верными союзниками.

– Поистине это важное событие. Но вчера я оказался свидетелем нечто такого, что можно назвать чудом. И хотя наша вера в Христа Спасителя исключает языческие чудеса, но я не могу не верить собственным глазам.

– К сожалению, ваш великий народ отказался от веры предков, и, не в обиду будь сказано, христианство выхолостило, высушило и распяло великую античную культуру, извратило славную историю Рима и Эллады и, в конечном итоге, обрушило их величие. О жалком и ничтожном состоянии Западной Римской империи умолчу, ибо о покойниках либо хорошо, либо ничего. Но и в Византии тоже немало проблем. Ваши императоры объявили себя богоравными, и поставили рядом со своим троном другой трон с иконой Исуса, тем самым посчитав себя равными с великим учителем и Сыном Божьим. А это есть гордыня, один из семи смертных грехов. Вот из-за этого и все ваши беды. А то, что ты видел, проявление воли светлых богов, благословивших новый славянский союз.

– Во многом ты прав, дом Бор. Что-то не так у нас с христианством. Внешне вроде бы всё пристойно, но на деле одни проблемы, и полная лжи жизнь. Вот и отец о том говорил…

– Сочувствую безвременной смерти отца твоего, стратига Германа. Прими мои соболезнования.

– Но… откуда… находясь на самом краю Ойкумены, ты можешь знать о наших делах и заботах, когда мы сами не можем в них разобраться?

– Вот тут ты не прав. Хочешь, расскажу по порядку, что было, что есть и что будет в империи?

– Но как такое возможно!

– Тогда слушай, дом Юлий. Нынешние проблемы империи начались ровно шесть лет назад, когда в Паннонии ваш союзник лангобардский принц Ильдикс, подговорив на восстание гепидов и словен, вторгся в Италию, разгромил ваши гарнизоны и с награбленным добром безнаказанно вернулся домой. Предав империю, союзники широко распахнули её северные границы. Через два года три тысячи славянских бойников-волкодлаков вторглись во Фракию. Тогда в массовых ритуальных убийствах эти безродные бандиты зверски казнили тысячи подданных империи. И пока ваш отец стратиг Герман спешно набирал легионы, разбойничья армия увеличилась за счёт беглых преступников и булгар, и у Наисса жаждали крови уже тридцать тысяч варваров. Однако стратиг Герман не намеревался шутить и одержал ряд блестящих побед, и тогда перетрусившие бандиты укрылись в горах Далмации. И всё было бы хорошо, если бы по неизвестной причине на фоне полного здоровья ваш отец не умер. Заменивший его бездарный Схоластик позорно проиграл битву под Адрианополем и потерял половину войска. Однако бандитскую армию подвела излишняя самоуверенность и жадность. Под Константинополем их перегруженные добычей банды потерпели поражение от столичных легионов, и за Дунай вернулась едва ли треть варваров. Но, к сожалению, империя не получила желанной передышки, поскольку в том же году границы перешла двенадцатитысячная орда булгар-кутригуров. Ваш император Юстиниан хоть и стар, но хитёр. Не имея сил отразить вторжение, он натравил на кутригуров их родичей и заклятых соперников меотийских утигуров, отправив их хану Сандилху золото. Разразилась булгарская междоусобица, в итоге которой Юстиниан милостиво разрешил побитым кутригурам поселиться на Данубии в качестве пограничников. Разозлённые вниманием императора к их врагам, утигуры ещё раз разорили кочевья кутригуров. На следующий год ты, дом Юлиан, получил от императора три легиона и приказ очистить пограничье от варваров. И ты это сделал. Более того перешёл Дунай и подсыпал перца в штаны гепидам за предательство, после чего союз гепидов и словен распался. 552 год от рождества Христова во многом был переломным для европейской политики. В Италии в междоусобной битве погиб готский король Тотила, а вскоре в сражении у Везувия пал его единственный наследник. За предыдущие девятнадцать лет войны бедная Италия легла в руинах, а обездоленные алчными готами разъярённые итальянцы до сих пор выискивают и добивают последних оккупантов. В разразившемся вооружённом споре за опустевшую Италию между франками и Византией победила империя, которая сразу принялась восстанавливать старую границу и возводить на ней новые крепости. Но проблема в том, что здесь за Дунаем ситуация тоже кардинально изменилась. Словены и предатели гепиды после твоего похода притихли, а бывшие враги: лангобарды и анты готовы протянуть вам руку дружбы. Однако империю всё равно беспокоят политические перемены, происходящие к северу от Дуная, поскольку после разгрома готов и гуннов за какое-то столетие от Днепра до Альп и от Данубия до Варяжского моря протянулся широкий пояс славянских земель с многочисленным населением, а память у империи хорошая. Она помнит десятки разорительных вторжений северян. Кроме того, ходят слухи о появлении к северу от Понта многочисленных кочевников и о грядущей войне, а также появились сведения о начавшемся движении германских племён и народов. Обе эти причины потенциально могут привести к массированному вторжению варваров в пределы империи. Как вам такой вариант предыстории?

– Потрясающе, дом Бор! Я урождённый патриций с полусотней поколений предков-нобилей не смог бы лучше сделать краткий анализ политической обстановки. Но… дьявол побери, откуда вы всё это знаете?! Как всё это могло стать известным здесь…

– Вы хотите сказать в медвежьем углу Европы? Беда империи в том, что она всегда недооценивала и презирала и своих соседей, и своих врагов, и своих друзей, заведомо считая их дикарями. Поверьте, это вас и погубит.

– Не думаю. Империя сильна, богата и готова себя защитить.

– А хотите, дом Юлий, я кратко опишу вам ближайшие перспективы Византийской империи?

– Сделайте одолжение, дом Бор. Я уже ничему не удивляюсь.

– Проблемы ваши зреют подспудно. Если вы не учтёте новых реалий и новых возможностей добрососедских отношений с Антанией и иными славянскими территориями, то через год кутригуры вместе со словенами опять перейдут границы и зимой по льду ворвутся в Малую Скифию, в которой уже проживает немало славян. Оттуда орды бандитов прорвутся во Фракию. Одряхлевший император уже не в состоянии активно влиять на события, и будет с горечью смотреть, как варвары терзают его страну. Когда-то в пору его молодости Византия держала под копьём шестьсот тысяч воинов, а теперь едва может наскрести сто пятьдесят, да к тому же разбросанных по десяткам дальних гарнизонов. Если говорить правду, то сильных легионов в империи больше нет, а тот сброд, что пытаются поставить в строй, разбежится при первых звуках боя. Кутригуров и словен будет много, и они уже давно жаждут добычи, поэтому разойдутся по трём или четырём направлениям. По проторенным путям они одновременно ударят по Фракии, Константинополю и Северной Греции. Вряд ли они добьются успеха, но бед натворят немало. Не имея возможности прогнать варваров силой, Юстиниан, скорее всего, повторит фокус с утигурами и опять стравит булгар между собой. А вот тут начнётся самое главное. Слушайте, дом Юлиан, внимательно. Через год-два рубеж Дона с востока перейдёт большая орда аваров во главе с каганом Баяном. Авары уже десять лет стремятся на запад, уходя от преследования тюрок, которые по законам кровной вражды намерены их поголовно уничтожить. Ослабевшие от бегства, но очень хитрые, очень жестокие и очень подлые авары по пути поглотили племена угров за Аром-рекой, потом ложью и подлостью покорили и присоединили разрозненных хазар. В течение ближайшего года им подчинятся все степные племена и кочевья между Аром и Доном: гунны, аланы, пацинаки, черкесы. Всего за один год их численность увеличится с сорока до восьмидесяти тысяч конных воинов. Затем авары привлекут побитых кутригуров, а также народы лесостепи на севере и предгорий на юге. В конечном итоге численность орды за два года возрастёт до ста двадцати тысяч конных воинов. И как только они форсируют Дон, вся эта лавина двинется в центр Европы. Они легко подомнут и покорят всех булгар, в том числе савиров и утигуров, а потом между ними и империей останется только Антания, которая испытает удар почти двухсоттысячной орды беспощадных, алчных и кровожадных кочевников. Вслед за растоптанной Антанией придёт черёд Богемии, Моравии, Паннонии, Норика, а затем и Византийской империи, – я прервался на трагической ноте.

Патриций сидел бледный и растерянный.

– Это катастрофа.

– Пока, нет. Именно поэтому мы сейчас и проводим мобилизацию полков Антании и её союзников. А вам в империи нужно чётко уяснить, что в данный момент вашими врагами являются не анты, дулебы или словены, а авары и кутригуры, которые нацелены на богатую империю, и которую собираются съесть постепенно по кусочку, начиная с Мёзии, Фракии и Далмации. Вот теперь всё, что я хотел тебе сказать.

– Ничего подобного я не слышал ни в Константинополе, ни в Риме, ни в Равенне. Твой стратегический анализ, дом Бор, достоен анналов. Но что же нам делать?

– Думать, дом Юлиан, крепко думать. И правильно выбирать сторону в предстоящей битве народов, а для своих друзей анты надёжные союзники, и плечо наше крепкое.

– Я безмерно благодарен тебе, дом Бор, за наш разговор. Более здесь мне делать нечего. Я немедленно возвращаюсь в столицу. Надеюсь, мы ещё встретимся, дом Бор. Хотел, чтобы ты считал меня другом. И клянусь при малейшей возможности привести легионы на помощь Антании, – и он протянул мне руку для римского рукопожатия за запястье.

«Бывай здоров, патриций, надеюсь, ты правильно всё понял, и, если и не приведёшь войска, то хотя бы не станешь угрожать нам ударом в правый бок».

Антанская делегация разъехалась разными маршрутами, а я тащился с караваном в Бусов град и думал о предстоящей свадьбе Лео.

Кстати, сначала, узнав о возрасте невесты, я слегка взъерошился, поскольку женитьба двадцатидевятилетнего Лео на шестнадцатилетней Верейке на первый взгляд намекала на педофилию. Но, увидев крепкую зрелую фигуру невесты и узнав о местных нравах и традициях, я махнул рукой – совет да любовь.

На самом деле в Антании детей рождалось много, и взрослели они рано. И нередко у здорового и сильного мужа имелось несколько жён. Да, и на здоровье, коли все они не против.

Мальчишек обычно воспитывал дядя по матери – вуй, девчонок тётка по отцу – стрыня, или сама мать. В пятнадцать лет анты проходили обряд инициации, тоесть приём во взрослую жизнь общины. Обряд проводила местная ведьма в страшном облике: чёрные одежды, космы, шкуры, страшная маска. Суть обряда состояла в том, чтобы дети доказали, что стали взрослыми. Мальчишки должны были самостоятельно вспахать и заборонить поле, а девчонки спрясть из корзины кудели правильную тонкую нить. После обряда их обмывали в специально освящённой воде, и кто-то из старших родичей становился их наставниками и покровителями. После инициации анты получали право вступать в брак, но только на партнёрах из другой веси или из иного рода, но не ближе четвёртой степени родства. Жениться или выходить замуж за ближайшего родича запрещалось, под угрозой изгнания из рода. Чаще всего невест и женихов выбирали на купальских игрищах, но всегда кандидатуру утверждал глава рода. Иногда невест умыкали, что в принципе не возбранялось. Но по традиции невесту брали чином, и тут уж всё проходило по обычаю: сговор, смотрины, обручение, венчание. Только смысл в это вкладывался иной, чем у христиан. То же венчание не являлось стоянием под латунными коронами и под бормотание попа, а было обычаем внесения вена, тоесть жених «винился» платой-выкупом семье невесты за увод крепкой работницы. Множество ритуалов соблюдалось неукоснительно. Так требовали пращуры, а на кого антам рассчитывать, как не на поддержку предков, на добрую нежить и на светлых богов.

Для венчания Лео приоделся, прихорошился, нацепил на себя блестящие цацки и почему-то сильно волновался. Он не видел свою Верейку с начала июля и всё переживал, а вдруг разлюбила такого старого и почти незнакомого.

– Ты, Лео, дурья башка и непроходимый тупица, – увещевал друга Серш, напялив на лицо выражение туповатого добродушия, – во-первых, вовсе ты не старый, а всего-навсего пожилой. Потасканный, конечно, но ещё местами годный к применению.

– Щас прибью тебя, зараза. – Лео совсем перестал правильно реагировать на обычные подколы. – Разница в четырнадцать лет, почти в два раза. Вот угораздило же меня… А, если сбежит?

– Во-вторых, – как ни в чём не бывало невозмутимо продолжал Серш, – лишь бы ты сам с перепугу не сбежал. Ты семью то её видел? Там сильных мужиков, как грязи. Они тебя изловят, хитрым манером бражкой напоят, скрутят, как лилипуты Гулливера и плотно связанного в свадебную койку положат, только твой рабочий орган навострят.

– Нету тут никаких коек, – обречённо вздохнул Лео.

– Нету, так будут, подумаешь, хитрость какая. Чуть обживёмся и настругаем всё что нужно, и койки, и столы со стульями. С панталыка ничего не бывает. Вот с телевизорами пока хреново. Не будет тебе, Лео, кина.

– К нехорошей маме твоё кино! – угрюмо пробасил Лео, – Тут судьба у человека решается, а ты…

– В-третьих, – продолжал спокойно рассуждать Серш, – где ты тут видел беглых невест или разведённых жён? Тут, брат, всё по-взрослому. А жёны тут верные и надёжные, как скала, идут за мужем, как нитка за иголкой, как Шерочка за Машерочкой. Тоесть, тьфу, не то… Короче, Лео, женишься ты по любому, и будет тебе счастье.

Лео в отчаянии плюнул и понуро побрёл к лошади.

Наши мужики незаметно хихикали над страхами огромного Лео, который первый раз в жизни попал в серьёзный свадебный переплёт и явно трусил. Все ему сочувствовали и тайком завидовали.

Ради такого дела мы заранее поднапрягли Даяна, а тот пригнал дополнительно три артели плотников и каменщиков, и те буквально несколько дней назад закончили возводить наш общий дом.

Новенькая усадьба стояла на вершине плоского холма в километре с небольшим от Горы и смотрелась со стороны, как сказочная игрушка. Так в наше время в деревенской глубинке среди ветхих домишек смотрелся бы новый шикарный коттедж. Бревенчатый дом под черепичной крышей изгибался подковой вокруг общего двора и фактически состоял из восьми соединённых полноценных домов и большого общего дома посередине. Сзади, вторым полукругом к дому примыкали хозяйственные пристройки.

Вот в одну из восьми секций этого дома и приведёт Лео свою Верейку. Остальные секции дома мы разобрали между собой, только две пока пустовали. Со всех окрестностей приходили делегации смотреть нашу хоромину. И подозреваю, что через пяток лет в Бусовом граде не останется ни одной полуземлянки.

К дому невесты мы подъехали на своих сарматах, которых вместо брони мы украсили бубенцами, ветками красной рябины, зелёной сосны, жёлтой пижмы, колосьями пшеницы и цветными лентами крашеной холстины. По всей слободе за нами бежали мальчишки, которые орали и махали руками в предвкушении подарков.

А этих самых подарков мы набрали аж четыре дорожные сумы: леденцов из уваренного мёда, засахаренных лесных орехов, заморского изюма, платочков, бус, лент и прочей мелкой хрени, поскольку выкуп здесь будут требовать все, кому ни лень, начиная от дворовых псов и кончая замшелыми дедами на завалинках.

В четырёх других сумах мы везли серьёзные подарки родне: отрезы тканей, бронзовые фибулы и зеркальца, красивые костяные заколки и резные гребни, пояса с ножами, бронзовые чаши и кубки. Всё это в Антании считалось необыкновенной роскошью. А в двух последних сумах друг жениха Серш вёз вено – выкуп родителям за дочь. Там были золотые монеты, столовое серебро, отрезы шёлка, драгоценное стекло из Сирии.

Кое-как прорвавшись через толпу желающих поживиться за счёт жениха, на пороге дома мы встретили… Асилу. Да, да, вожа ковалей, ведь с древних времён у славян именно коваль давал разрешение на свадьбу, поскольку формально считался хозяином всех женщин в веси или в слободе.

– С чем явились гости заморские?

– А за вашим товаром, – включился в игру Серш, отвечая в том же духе.

– А что за товар омен даёте, гости заморские?

– А даём мы злато-серебро, да шелка, да жуковинья красноукрашенные.

– А взять что мыслите?

– А Верейку вашу.

– Так крива ена, да хрома. Тако будете ли брать? На попятно не отступите?

– Возьмём тако Верейку, або по средцу она добру вожу Лео пришла.

– А покажте того Лео. Можа и никоей ён муж?

– А вот же он, Лео.

– Добро, красен да статен, ано силён ли, а крепок ли? – и Асила протянул Лео подкову. Тот ухмыльнулся и тремя движениями завязал её узлом.

– У-у! Ого-го! Ух ты! – донеслось со всех сторон.

– Коли так, то ступайте в дом, гости дорогие.

В доме вокруг украшенной вышитыми одеждами, лентами и гривнами невесты вертелась местная колдунья. По обычаю, она защищала невесту от всякого свадебного зла, сглаза и навета. Кстати, и за Лео по пятам шёл Даян, внимательно следящий за всем происходящим вокруг жениха.

Колдунья погремела бубном, потом повязала невесте и жениху на руки шерстяные шнурки с множеством узелков – обережные наузы для защиты от злых сил.

Друг жениха Серш вынес вено и на большой атласной скатерти на полу разложил подарки. Все домочадцы в восхищении ахнули и замерли, а потом громко загалдели. Никогда в Бусовом граде не видели такого богатства.

А Верейка светилась гордостью и счастьем, вот, мол, какой у меня будущий муж. Выкуп невесты закончился словами её отца «Благо и слава мужу да жено во веки веков!». И их порознь под руки повели наружу. У входа выстроившиеся девки-подружки принялись напевать про весёлую жизнь девичью, как бы зазывая Верейку обратно. До хорма Макоши жених и невеста шли рядом, но порознь мимо толп орущих зевак. У требища жрец взял молодых за руки и неспешно повёл к священному дубу. Трижды они обошли дерево, потом у изваяния богини вслед за жрецом повторили слова клятвы верности, и он соединил руки молодых и надел на них символическое деревянное ярмо, означающее, что отныне они навсегда связаны воедино и должны вместе тащить воз жизненных проблем. Пока шла церемония, помощники жреца рубили головы двум белым петухам, священной птице богини Макоши, чтобы птичьи души полетели на небо и сообщили ей о новой антской семье.

Успокоившийся Лео, широко улыбаясь, запрыгнул на своегосармата, втянул к себе Верейку и повёз в новый дом, где уже в общем зале их ждали праздничные столы свадебного пира. А потом, как говорится, гости мёд и пиво пили, и по усам текло, и в рот попало. Все наши мужики заразились общим весельем. Горланили песни всю ночь, весело гоготали, сотрясая новые пахнущие свежим деревом стены. Орали здравицы и плясали до упаду.

Я от души радовался за друга, но вместе с тем меня донимали смутные предчувствия. Не тот человек Лео, чтобы поматросить и бросить. А ведь пара лет быстро пройдёт. Промелькнувшая догадка шевельнулась и улетучилась.

Конец сентября пролетел в бесконечной череде свадеб, праздников и бог знает ещё каких радостных событий. Антания гуляла и радовалась необыкновенно богатому урожаю, и тому, что в этот год боги спасли землю от вражьих набегов и от засухи, наводнения, градобоя с ураганами. А значит, впереди сытая зима и не надо думать, чем накормить детей.

Пока анты и поляне пили и похмелялись, наша команда начала тормошить веских вожей, старейшин, ковалей, ведунов. Осень выдалась сухая с ясной тёплой погодой. Я охватил мысленным взором объём предстоящих работ и содрогнулся. Пора начинать строить и перестраивать. Лес валить рано, только после первых морозов, а вот класть каменные фундаменты, копать рвы и котлованы, насыпать валы, заготавливать глину, гасить известь, наводить мосты и засыпать лощины можно и нужно, благо погода позволяла. Так или иначе, где уговорами, где угрозами, где пряником, где кнутом мы выгнали огнищан на работы.

Я смотрел на местных мужиков и удивлялся. Раскачать их трудно, но если за что-то брались, то скрипели зубами, а делали, и делали на совесть по-житейски мудро и рассудительно. Поразительно, но деревянными лопатами-заступами с обитыми железом кромками, мотыгами-кельтами, кайлами, носилками и волокушами они буквально за полтора месяца сложили фундаменты всех намеченных объектов и обнесли их рвами и валами. Конечно нам и жрецам пришлось помотаться, но дело того стоило.

Вспоминая московский ноябрь, я невольно ёжился, здесь тоже похолодало, но не доставала пронизывающая столичная промозглость. В начале ноября десятки артелей отправились в леса в устьях Десны и Припяти на заготовку брёвен. Но пока не валить деревья, а строить тёплые землянки и навесы, пробивать дороги, завозить сено и фураж, тёплые вещи инструменты и продукты. Другие артели спешили завести побольше известняка из каменоломен и глины из карьеров.

Как-то так получилось, что в совете старейшин за строительство стал отвечать Даян, передавший всю медицинскую часть работы Есмене, а его деловую хватку я уже знал. Мощный мужик, но пока до конца непонятный. То он слушает, удивляется и внимает, то вдруг выдаст такое, что вроде бы и знать ему невозможно. В целом этот человек оставался для меня и загадкой, и другом, но я особо не заморачивался, ибо дел было невпроворот и выше крыши.

Кстати, о крышах. По общему мнению, черепичная крыша нашего дома стала местной достопримечательностью и новым стандартом. Опыт удался, поэтому, покумекав, мы решили наладить производство черепицы. Дело нехитрое, но очень нужное, ведь соломенные и камышовые крыши или гнили за два-три года, или их уносило ветром, да и горели они от чего ни попадя. С дранкой тоже много мороки. А черепица являлась вечной, безопасной и не дорогой кровлей, намного проще в производстве, чем глиняная посуда.

После сбора урожая по указу князя Межамира жречество и вече утвердили вольную всем смердам Антании. И я не упустил момент. Единицы из бывших рабов ушли восвояси, и я не стал их удерживать. Большинству оставшихся я предложил создать артели черепичников, каменщиков, плотников, угольщиков и рудников, работающих за реальную плату монетами. И дело пошло! Оказывается, бывшие смерды отлично знали, что такое черепица, строительство и рудное дело, особенно выходцы из-за Дуная и из богемских земель.

Казалось бы, что всё идёт, как надо, но проблема возникла там, где я меньше всего её ждал. Оказалось, ни анты, ни поляне не умели строить из брёвен, поскольку издревле жили в полуземлянках-мазанках. А я-то губы раскатал. Кто бы подумать мог, что славяне не могут строить из брёвен! Хорошо, что ещё не начали массовую заготовку леса. Слава богам, нашлись умельцы среди освобождённых смердов, но всё равно совет постановил отправить биричей к дулебам и словенам с просьбой прислать на заработки побольше плотников.

Потом вылезла проблема получения досок. Здешние плотники делали их, обтёсывая топором бревно до одной доски, отсекая всё лишнее! Одно бревно – одна доска! Скульпторы, млять, Микеланжелы, едрёныть, Буонаротти. Пришлось Асиле и Даяну долго и нудно втолковывать устройство пилорамы с приводом от водяного колеса. Я извёл кучу своих нервных клеток, бересты, щепок и угля, рисуя схему станка. В отчаянии даже сделал игрушечное колесо и показал, как вода его крутит и передаёт движение на раму. Зато, когда они врубились, остановить их было невозможно. Спустя некоторое время, когда встал лёд, на десятках речек были вбиты бревенчатые сваи под основания плотин и опоры для колёс. Жаль, что поставить их можно будет только весной после паводка.

Повсюду дымили и грохотали кузни. В низовьях Псёла вблизи рудных месторождений, как грибы после дождя выросли домницы, укладные печи, там же начали застраиваться слободы рудокопов, доменщиков, углежогов, ковалей, укладников.

Наконец-то в Бусов град пришёл первый золотой караван с ингульских копей. А на другой день Лео тайком отправил на запад своих головорезов из ватаги бойников перехватить византийское золотишко с Тисы. От империи не убудет, полтонны металла её не устроят и по миру она от того не пойдёт, а нам в самый раз. Когда уходила в рейд ватага бойников, я немного засомневался, а вдруг они улизнут с добычей? Но потом успокоился. Куда им улизнуть? И где пристроить этакую прорву золота? Выбора у них нет, вернутся, никуда не денутся. Я смотрел на этих ловких и бесстрашных бойцов и понимал, что фактически они являлись готовыми диверсантами, разведчиками, оперативниками и безопасниками, и тогда я окончательно решил приложить все силы, чтобы приручить все остальные ватаги.

Первые холода и морозец мы встретили в новом тёплом домище, в котором вся наша команда устроилась с размахом. В отсутствие Рока я один занимал целую секцию. Соседнее со мной помещение облюбовал Даян со всеми своими ритуальными заморочками, домовыми и духами предков. Как и планировали, вместе поселились Стинхо с Черчем и Марк со Зверо. В другом крыле отдельно жили молодожёны и через стену с ними Серш.

Новоселье то мы отпраздновали, но и с серьёзной проблемой столкнулись. Мотаясь по всей стране, порой мы отсутствовали неделями, а для живого дома это смерти подобно. Я уже не говорю о поддержании порядка, приготовлении еды, топке печей, стирке, уходу за живностью, и прочее, и прочее. Помучавшись с месяц, мы обратились за помощью к вожу ближней веси. На наше счастье через пару дней в доме уже хозяйничала семья добровольцев. Эти огнищане заняли крайнюю секцию, рядом с помещением, специально отведённым под общую кухню, столовую и кладовую. Вместе с их появлением дом будто ожил. Порой, шастая, где попало, мы приезжали грязные, уставшие и голодные, и не имели сил не то что помыться и постираться, но и ложку поднять. А тут нас всегда ждали тепло, чистая одежда, протопленная баня и нормальная еда.

Всё домашнее хозяйство сразу возглавил деятельный, приветливый, но строгий старик Луня, умело управляющийся в доме вместе с двумя простодушными тридцатилетними почадами Дришей и Воржем, а также их жёнами Оприной и Баженой. Сперва они взялись строить для себя полуземлянки, но я запретил и попросил Даяна, чтобы, не меняя общий оригинальный вид усадьбы, пристроить сзади помещения для прислуги. Мужики-почады дружно взялись за хозяйственные работы, им вовсю помогали их сыновья-отроки, а бабы с дочерьми стирали и гремели горшками и мисками на кухне.

Каждый раз возвращаясь из очередной поездки, я с удивлением наблюдал, как наш большой общий дом на холме постепенно превращается в новую весь. Вот уже к Даяну зачастила колдунья Ауда. Как не уговаривали её поселиться в тёплой пристройке, она устроила себе землянку на южном склоне холма. Ну, что ж, дело добровольное, кому что нравится: кому мёд, кому свиной хрящик. Совсем стало весело, когда Даян спросил разрешения поселить к себе гусляра Умира. Сил бродить по весям у него маловато, да руки и глаза стали подводить. Я пожал плечами. Хочет, пусть живёт, я-то здесь причём, будто я местный голова. О, идея! А что, если официально назначить деда Луню нашим веским вожем, проще говоря, сельским головой!

Так наш дом-усадьба начал жить своей собственной размеренной жизнью. Лишь однажды я немного насторожился, когда Марк изъявил желание перебраться к Сершу, мол, Лео с женой, а Серш один скучает. Грешным делом, я подумал, что Марк и Зверо поссорились. Только этого нам не хватало! Но всё встало на место, когда Даян, подгадав момент, сказал мне по секрету, что Зверо ухаживает за молодой вдовой из полянской веси.

Фу ты! А я думал… Э-э-э, что значит ухаживает? Они что тут все пережениться собрались?! Но немного подумав, я устыдился своего порыва. Зверо, как никто другой достоен семейного счастья, после того, что случилось с его семьёй на западе Украины. И слава светлым богам, что, наконец, оттаяла его застывшая от горя душа. Да, и как ей не застыть, когда в его отсутствие толпа озверевших бандеровцев сначала убила деда и отца и растерзала жену. А потом в одну из ночей эти же мрази заживо сожгли в доме его мать и дочку. И он остался совсем один. Слава светлым богам, что его душа отозвалась на чьё-то тепло.

Избранницей Зверо оказалась молоденькая скромная вдова Велеока с сынишкой Бовой. Она и года за мужем не прожила, когда он утонул, попав в водоворот. Добрая, умная и красивая девятнадцатилетняя вдова с великим трудом поднимала трёхлетнего сынишку и согласилась на предложение Зверо перебраться в его дом. В полянских весях Зверо знали, как сильного и богатого вожа, поэтому огнищане не переставали удивляться, что он нашёл в бедной вдове. А нашёл он самое главное. Себя он нашёл.

Вместе с декабрём пришли настоящие холода, и лёг большой снег. В ноябре тоже пару раз шёл снежок, но сразу стаял. Теперь же вся земля укрылась белым покрывалом. Сперва не густо и не сильно, потом много и до весны. Не прошла и неделя морозов, как огромные волы, упираясь копытами в мёрзлую землю, потянули возы с брёвнами. По всей стране застучали топоры.

Стинхо и Черч продолжали гонять дружину, которая основательно изменилась, и теперь уже никто не посмел бы сказать, что это сборище наёмников. Шесть сотен дружинников чётко держали строй, быстро и умело перестраивались, и в составе сотен, и лично бились всяким оружием. В ходу появились слова: «командир», «боец», «есть», «так точно» и все обычные армейские команды. Я усмехнулся, ещё немного и мы до званий и погон докатимся. Кстати, а почему бы и нет?

Лео и Серш вплотную занимались ополчением, дни напролёт пропадали на стройках полковых лагерей и в ближних и дальних весях. От Рока сведений не приходило, но по договорённости он исполчал дулебов, приглядывал за производством оружия, тренировал их лучников и командный состав. Марк и Зверо всё время посвящали полянам, а Марк ещё и лошадям. Замучил вопросом: когда сарматы пригонят коней? Откуда я знаю, когда! Но точно не зимой. Какой нормальный лошадник погонит коней в снег и стужу!

Уже четыре недели прошло, как бойники отправились за добычей на Тису. Я слегка нервничал, ведь по моим прикидкам со дня на день они должны были вернуться. К тому же и реки уже прочно встали. Но это может и помочь, и помешать, поскольку кое-где первый лёд ещё слабый. Только подумал, а с Горы посыльный прибежал. Бойники вернулись. С души будто камень свалился, ведь где-то подспудно ещё шевелилось сомнение: вернутся, не вернутся? Вернулись. Поистине золото портит лишь слабых и убогих, сильным делает характер ещё сильнее.

Возле разобранного частокола Горы, перед валом, на котором теперь уже на сажень поднималось каменное основание будущей крепости, толпилось полсотни человек и двое конных. Во всадниках я узнал вожаков бойников Укроха и Клюса. Этих ободритов-варенгов от иных бойников отличали неизменно чёрные одежды и чёрные вороньи перья в меховых шапках. Сейчас около них собрались дружинники, смерды-строители и огнищане, хлопали глазами и вострили уши. А мне совсем не нравилось такое столпотворение.

– Всем поздорову. А реките мне дружино, ноне на Горе уж воям нечто робить? Надобно вожа Стинхо покликать, абы поведал, пошто дружина его разбрелась.

Дружинников как ветром сдуло. Теперь разберусь с работягами, которые нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

– Зрю ноне огнищанам и щеляги не надобны. Инда мочно и иных нанять.

Через пару минут на площадке остались только двое бойников, я, да мой пёс Бродяга.

– Как сходили, бойники?

– С добычей, воевода. Нас ужо вож Лео поздравил и какими-то диверсами прозвал.

– Нет, други, я по-старому буду вас волчьими воями величать, а кратко волковоями.

– Любо, воевода. Много лучше, а то какие-то диверсы невнятные.

– Так и поведайте вожу Лео, как его узрите, что воевода Бор велел называть вас волковоями. А теперь говори, что с добычей.

– Добрались скоро. Ждали седмицу. Покамест разведали, а ени уж плывут. Взяли ночью на стоянке. Како ты повелел, схолариев, работяг и охрану не побили, ано повязали не сильно. Три дня следы путали. Добыча и ватага в трёх поприщах отсель на закат. С добычей то что робить?

– Передайте Асиле-ковалю в кузнечной слободе. Зане ступайте на Гору, там дом волковоям поставили давеча, коней обиходьте, в бане помойтесь и гуляйте.

– Нам? Дом?

– Так. Вы вои Антании, коим невместно скитаться по халупам да логовищам. А щеляги и снедь вам в дом принесут.

– Благо дарим, воевода, отслужим, – Укрох и Клюс склонили головы.

– Ступайте славные волковои, отдыхайте и готовьтесь к Марову дню.

– А нам такоже мочно?

– Вопросите о том вожа Лео. А я схожу, желаю тинг ваш узреть.

– Тако ты и обычаи ведаешь?

– Много ведаю, а что не ведаю, то вы подскажете.

После появления головорезов Лео я буквально воспрянул духом. Теперь с византийским золотом можно не переживать за казну Антании. Тем более что в ноябре мы получили пятую посылку от профессора Артемьева. С той же хронокапсулой ушла записка с просьбой больше золото не слать, а только соль и серебро. Но и они скоро не потребуются. Мы договорились с утигурским ханом Сандилхом, и он позволил нашим чумакам закупать и возить соль с Крыма. Что касается металлов, то Серш приготовил новые чеканы для серебрушек и медяшек. И, если нашу золотую монету в народе прозвали «антиками», то серебрушки пусть останутся «щелягами», поскольку за стандарт мы решили оставить привычную всем тетрадрахму в шестнадцать грамм серебра. А пятиграммовая медяшка получила название «пул».

В декабре заготовка брёвен утроилась. Как выяснилось, огнищане охотно подрабатывали на поставках и порой выстраивались к Даяну в очередь, как к главному строительному начальнику и распорядителю.

Ко всему прочему, мы договорились с князем Межамиром в этом году гощение отменить. Мотивировали тем, что в стране поменялись и власть, и закон, и порядки, посему невместно земному владыке самому бир собирать. В гости его не звали и, более того, всячески отговаривали, поскольку поселять его пока было некуда, поскольку весь городской центр шёл под снос и перестраивался. Но уж к следующей осени точно поднимутся княжьи теремные палаты, и тогда я напротив настоятельно предложу Межамиру перебраться с Буга на Днепр ближе к народу и предстоящим событиям.

Я повертел в пальцах новый золотой антик. Всё-таки молодец Серш, у мужика настоящий талант. Жаль, конечно, что с нашим инструментом портреты на монетах не отчеканить. Стоп, а зачем на монетах? Мысль надо поймать… Ага, есть! В Таборе на церемонии мне жутко не понравились изваяния богов. Иначе, как идолами или истуканами те убожества и не назвать. А что, если Сершу сделать семь нормальных деревянных скульптур, или высечь их из известняка. Пусть постарается и сделает, как сможет, но всяко будет лучше, чем в святилищах стоят. А то перед иностранцами неудобно. Вон в Греции, Риме или Византии скульптуры богов настоящие шедевры, а у нас корявые деревяшки. Сегодня же с Сершем поговорю.

Ещё одним важным вопросом стали мосты и дороги, вернее, их отсутствие. Естественно, никто тут римских дорог прокладывать не собирается, там их десятки тысяч рабов сотни лет строили. Но сделать нормальные переправы через бесчисленные речки, ручьи и овраги, подсыпать лощины и низины вполне возможно и реально. Этим займётся Черч. Стинхо теперь и сам с дружиной управится. Не забыть сказать Черчу про переправы через средние реки. Там вполне уместны канатные паромы. Делаются просто и не требуют специальных знаний. А через широкие Днепр, Десну, Припять или Псёл по-прежнему будем переправляться на судах и баржах. Кстати, не забыть поручить Даяну и веским вожам подновить Змиевы Валы.

Року надо весточку отправить. Дулебские пехотные полки он поднял, пусть теперь ими занимается брат князя Кологаст, а ему надо целиком переключиться на лучников. Дулебы к луку относятся без предубеждения, вот и набрать из них полк лучников. Готовить стрелков дело долгое и кропотливое, к тому же тысячи луков надо сделать, да по сотне стрел на лук. Ещё одна проблема на голову Асилы, но на то он и глава братства ковалей, можно сказать – министр промышленности.

Незаметно наступил день зимнего солнцеворота. Солнце поворачивало на лето, а зима на мороз. Здешний день богини смерти Мары совсем не похож на наше Рождество или Новый Год. Однако и здесь народ неистово приносил требы и отчаянно выкликал солнце. Это был праздник и смерти, и возрождения, и надежды, и жажды жизни. Но и время разгула бойников-волкодлаков, банды которых собирались со всей страны вблизи Бусова града, а их сборище по балтийской традиции называлось тингом. Там обменивались новостями, планами, добычей, покупали и продавали разные вещи и оружие, публично судили и наказывали виновных. Там же в присутствие двухтысячной толпы вожаки мерялись… авторитетами у кого он больше, нередко до смерти били морды и вспарывали брюхи, чтобы на последующий год подняться над толпой. После тинга разбойничьи ватаги разбредались до весны по всей стране, чтобы зайти в каждый антский, или полянский, или дулебский дом и попросить угощение. Представьте себе, вваливается к вам в дом полдюжины рыл в волчьих шкурах, в зверских масках с топорами и дубинами и просят: «Люди добрые помогите несчастным путникам, дайте харчей побольше и серебришко не забудьте, от вашего тулупчика тоже не откажемся, а то рука топор держать устала, так и хочет проклятая помахать». Ну, как тут при такой просьбе не выложить последнее.

Так было всегда. Так было каждый год. Но так больше не будет. На этот раз я сам собрался ехать на тинг и устроить там переполох… тоесть переворот. Многие скажут, что затеял я дело безумное и опасное, и к немалой куче старых проблем норовил добавить новые. Но пусть они учат мудрость древних, советующих возглавить то, что нельзя запретить или уничтожить. А с этими двуногими хищниками не хочешь, завоешь по-волчьи, и посему я подумал и решил наших волковоев на тинг не пускать, о чём предупредил Лео. Нечего им соблазняться в прежней стае. Лео приказал, волковои повздыхали и остались.

Накануне самой длинной ночи прошёл снег, а потом ударил лёгкий морозец. С двумя спутниками я направлялся на тинг. У лошадиных ног вертелся неизменно довольный жизнью Бродяга, а слева трясся в седле Даян. Пришлось взять их обоих, всё равно бы не отвязались. На открытом месте ветерок начал потихоньку загонять морозец под овчинный полушубок. Примерно через час мы добрались до огромной луговины меж трёх рощ.

В ночи светился большой круг из полусотни костров, освещающих плотно утоптанную площадку. За линией костров и вокруг них лежали толстые старые брёвна и колоды, может быль сваленные ещё полсотни, а то и сотню лет назад. На них возле огня сидели бойники постарше. Молодые бродяги, одетые с головы до ног в меховую одежду, активно перемешались, поддерживали огонь, орали приветствия, хлопали друг друга по спинам, пили из бурдюков и бочек разные напитки. Кое-где вспыхивали и быстро угасали драки. А из серой мглы сумерек, как волчьи стаи, выходили всё новые ватаги.

Снаружи тинг плотно окружали сотни две крытых войлоком и мехом фургонов и повозок, кое-где виднелись шатры из толстого войлока и парусины. Рядом стояли и жевали сено и овёс накрытые до земли толстыми попонами лохматые от зимней шерсти лошади. От людей, лошадей и наваленных яблок конского навоза поднимался пар, который лёгкий ветерок смешивал с дымом костров и относил в сторону. Внутри круга несколькими кучками стояли вожаки и их приспешники. Они лениво перекидывались новостями и приглядывались к возможным соперникам.

Все примолкли, когда в центр круга вышел высокий мощный человек в волчьем малахае, волчьей шубе и высоких овчинных унтах. Здоровенный громила, словно вставший на ноги медведь. Он вскинул верх руку с большим двойным топором-лабрисом и издал протяжный и грозный вой, вибрирующий звук которого пронёсся над поляной и исчез в темноте. Через миг ему ответили почти две тысячи глоток необузданных головорезов, от рёва которых казалось воздух уплотнился и загустел.

– Любо, браты волкодлаки, ныне сошлись мы купно и мы сильны. Наша ловитва вскоре бысть, тако взалкаем же горячей крови и вкусим живого мяса. Мы волкодлаки, и жизнь наша есть бой и добыча. Слава Маре богине смерти, ночи и хлада, коей мы принесём новые дары. Пейте и гуляйте, браты волкодлаки, ноне наша ночь и тут мы господа и владыки. А завтра почнём резать овец…

– Може кто и почнёт, токмо не ты, – не выдержал я и крикнул, не дождавшись конца незатейливой речи. Пора кончать это безобразие, только двух десятков банд мне в окрестностях Бусова града не хватало. Особенно сейчас, когда на Горе старый острог разобран, а крепость не построена.

– Кто посмел пасть открыть и перечить вожаку?! – прорычал верзила, покачивая своим жутким топором.

– Тот, кто тебе кишки выпустит, – я явно нарывался на драку и неспешным шагом вышел в круг света между кострами.

– А ну-ка покаж морду, щень, узрю тебя покамест ты живой.

– Да зри, мне не скверно, – я скинул меховую шапку.

– О! Браты волкодлаки, нас воевода Бор почтил! – он буквально выплюнул моё имя и сдобрил брань грязными ругательствами. – Знатна добыча! – И он издал волчий вой.

– Именем Мары, Сварога, Симаргла! Всем стоять и не чинить препона бою!! – заревел Даян, выходя в круг света и поднимая жреческий посох.

Обалдевшие от моей выходки и качнувшиеся было к центру бойники от крика Даяна отшатнулись, уплотнив живое кольцо. Как всякие бандиты во все времена, волкодлаки отличались набожностью и побаивались гнева богов. Но звериную суть скрыть невозможно. Глядя на их блестящие от отблесков костров глаза, я не мог избавиться от ощущения, что меня и впрямь окружили серые лесные хищники, настолько плотная аура ярости и жестокости от них исходила.

– Да, я воевода Бор. Назовись и ты, вожак.

– Так и быть, тебе убогому назовусь. Я вожак всех волкодлаков Прок. – Лицо хищника исказил волчий оскал.

– Добро, теперь ведать буду, кого убью.

– Ха-ха-ха! Ты сучий потрох, – громила загоготал басом, потом раздался скрежет его зубов, – меня хочешь убить? Я, Прок ведмедя ломаю! Ну, потешил. Я ж тебя, как мураша раздавлю. Давай посмотрим како твои потроха. Обещаю, ты будешь умирать в муках долго и скверно.

«Фил, ты здесь?». «Слушай, Бор, тебе не надоело задавать один и тот же глупый вопрос? Вот потеряешь или пропьёшь свой меч, вот тогда я и буду не здесь». «Фил, повысь остроту до молекулы и укрепи металл полем». «Готово, что ещё?». «Всё, спасибо».

– Досталь брехать, Прок, ежели не трус, выходи на честный бой. Кто победит, тот и вожак всех волкодлаков. Так глаголет закон.

– Коли так. Хольмганг!!! – взревел Прок, как медведь.

Пока мы с Проком раздевались догола, Даян горящей головнёй начертил на утоптанном снегу круг диаметром метров десять и воткнул дымящую деревяшку в центр. Потом поднял свой посох и крикнул:

– Суд Мары!! Бой!!

Я и Прок встали ближе к центру. И, если полчаса назад от холода у меня занемели пальцы, то теперь морозец совсем не ощущался, напротив стало жарко. Я покрутил руками клинки, разминая кисти и восстанавливая в мышечной памяти баланс. Прок же буквально из кожи вон лез, серчал, рычал и лютовал, вгоняя себя в боевой транс. Он пыхтел, как бык, покачивал в правой руке топором, а в левой держал окованный круглый щит. Чудовищные мышцы его мощной фигуры бугрились и перекатывались под кожей. Не имей я личной брони и уникальной боевой подготовки, то не имел бы ни единого шанса. Конечно, жалко гробить такого красавца, но и в живых оставлять его нельзя. Его ни почём не приручить, он всегда будет мстить, да, и ватаги не поймут и не примут гуманного итога поединка, поскольку закон гласит: проигравшему смерть. Этих зверюг надо потрясти и напугать, чтобы взять на поводок.

Как гласит заезженная поговорка: слона можно съесть только по кусочкам, потому и я решил, что с налёта такого монстра не одолеть, его надо измотать и нарезать частями.

С гулом огромный топор пролетел рядом с моим плечом, я еле успел уклониться и отшатнуться от щита, которым Прок хотел приложить меня с разворота. Тут же топор, не теряя инерции разгона, сверкнул горизонтально, а щит взлетел вверх рядом с моей головой. Неплохо. Но я уже читал рисунок боя, поскольку он целиком зависел от выбранного противником оружия. Какую бы силу Прок не имел, инерцию почти полупудового топора остановить трудно и им можно чертить в воздухе только круги или восьмёрки. Непредсказуемым оставался только щит, не менее опасный в бою, чем топор. Сначала я уклонялся, стараясь не показывать свою манеру боя, но долго бегать от такого противника не имело смысла. Эта машина боя уставать не собиралась.

Уйдя от очередного удара, я чуть вывернул саблю и чиркнул Прока по запястью и одновременно мечом по неосмотрительно выставленной вперёд ноге. Брызнула кровь, которую он в горячке боя не заметил. Ещё промах топора, и ещё два глубоких пореза на предплечье и на бедре. Сердце такого здоровяка молотит как помпа, и через пару минут через эти дырки выгонит литра два крови.

В глазах вожака появилось недоумение. Он может быть впервые в жизни начал терять силу. Здоровяк пыхтел и рычал, прогоняя предчувствие близкого конца, не желая смириться с тем, что фактически уже мёртв. Сердце ударило ещё два десятка раз, движения Прока стали вялыми, а снег в круге окрасился красным. Как раненый бык Прок продолжал бросаться на врага, но силы оставляли его с каждой секундой. Всё, пора кончать. Удар меча и топор вместе с рукой отлетел в сторону. Прок отступил на шаг, изумлённо глядя на культю, потом поднял голову и… всё. Из обрубка шеи толчками хлестнули две красные струи. Жаль мужика.

– Перун!!! Слава!!! – заорал я во всю глотку, выплёскивая остатки ярости, адреналина и жалости к убитому гиганту. Потом я обвёл клинком толпу:

– Кто-то аще хочет боя?! Выходи в круг!!

Толпа глухо загудела, потом раздались всё усиливающиеся крики:

– Любо! Любо!! Бор! Бор!!

Ярость и гнев быстро выветрились, и по коже опять пробежал морозец. Я воткнул клинки в снег, передёрнул озябшими плечами и принялся одеваться. И только полностью облачившись, я понял, как сильно замёрз.

Потом четыре часа я принимал клятвы верности, обойдя два десятка ватаг, положив руку на голову каждому из всех вставших на колено понурившихся бойников. Чуть менее двух тысяч бойников. Столько же клятв. У меня аж рука затекла. Потом все снова встали в круг, и я возвысил голос:

– Вы дали мне роту верности. Досель люди люто называли вас бойниками-волкодлаками, ано отныне и до веку будут называть волковои, волки-вои. Оприч сильные, оприч ловкие, оприч храбрые, оприч лучшие вои. Отныне вас не станут бояться, а напротив уважать и чтить, яко витязей этой земли. Вы яко и ране жить будете вольно, но не в скверных и студёных логовах, а в своих войных домах. Ныне вы не будете бездолить огнищан за жалкую серебрушку, князь даст вам злато. Вы не будете мыслить о питще, ена будет в досталь. Кому не любо, выступи, я верну его роту и отпущу на четыре стороны.

Из толпы вышли около сотни закоренелых бойников. Я махнул над головой каждого рукой, как бы снимая клятву и говоря: «свободен».

– Уходите подале, – прохрипел я угрюмо, – и ведайте, ежели на моей земле зло сотворите, найду и убью.

Всем остальным я объявил, что отныне эта поляна станет лагерем волковоев. И для начала здесь смерды выроют землянки, поставят тёплые шатры и доставят пищу. Потом огнищане начнут завозить брёвна и камни. А после зимы построят большой острог с домами для полка волковоев. И пока судь да дело, я подозвал вожаков и вручил им мешки с золотом, чтобы те раздали каждому бойцу по монете. А также велел отпускать в город по сотне в очередь. Заодно сказал, где квартируют волковои Лео, чтобы новички поговорили с ними о новых порядках. Напоследок сказал, где меня можно найти в усадьбе, которую мы с мужиками прозвали Темп. Я ускакал в город, за мной бежал изрядно замёрзший Бродяга, а Даян изъявил желание остаться с волковоями.

Не смотря на глухую ночь, на Горе горели факелы, а у строящихся ворот толпились люди. Подъехав ближе, я узнал волковоев Лео. Подошёл Укрох и взял лошадь за узду:

– Поздорову, вож вожей Бор. Не спрашиваю, как прошёл тинг, и так вижу, если ты здесь, значит, Прок у Мары, а ты вожак волкодлаков.

– Всё так, вож Укрох, только нет теперь в Антании бойников-волкодлаков, а есть полк славных волковоев. Восемнадцать вожаков дали роту верности. Завтра на поляне тинга начнут обустраивать полковой лагерь.

– Но мы уже дали роту вожу Лео.

– Я на ваш отряд не претендую. Ваш вож Лео.

Еле шевеля закоченевшими руками-ногами, до дома я добрался в четыре ночи. Донельзя измотанный я заполз на топчан и, укрывшись медвежьей шкурой, провалился в беспробудный сон. Проснулся через час вдребезги разбитый от ноющей головной, мышечной боли и от сотрясающего озноба. Под тёплой шкурой меня жутко скрутило и так колотило, что лязгали зубы. Сердце молотило, пересохший рот хватал воздух. Попытался кого-нибудь дозваться. Просипел пересохшим горлом. В ответ ни звука. Вспомнил, что все наши мужики были в разъездах, а семья наших помощников жила в другом крыле дома. Отыскать в потёмках дорожную калиту с лекарствами не было ни сил, ни возможности.

Решив отлежаться, я задремал и проснулся от сотрясающего озноба и тошноты. Сознание плавало, в глазах рябило, воздуха не хватало, всё тело представляло собой сплошной комок боли. Прикинув остатками сознания ситуацию к носу, я предположил температуру далеко за сорок.

Насилу поднялся и долго сидел борясь с головокружением. Держась за стену, в полумраке доковылял до стола, дотянулся до кувшина с взваром и выдул половину. Чуток полегчало, но невыносимая слабость не давала поднять рук, будто парализовало. Доковылял до топчана. Усилилась тупая боль в голове, мышцы свело судорогой и возникло стойкое ощущение близкого конца. Помирать шибко не хотелось, но что тут поделаешь?

За неразрешимым вопросом: ещё немного пожить, или уже пора подыхать, меня и застала наша колдунья Ауда. В серых утренних сумерках через открытую дверь влетело облако пара, и безшумно скользнула закутанная фигура. Скинутая на лавку длинная овчиная шуба и толстый плат явили колдунью. Она по-хозяйски быстро огляделась, поворошила в почти потухшем очаге угли, подбросила мелких дров, раздула огонь и, гремя своими погремушками, приблизилась к моему ложу и встала в изголовье.

– Эхе-хе. Вот чуяла я, что плохо кому-то, а теперь сама вижу, кому. Злющая лихоманка тебя одолела, горемычный? Гнать её надобно.

– Худо мне, – из последних сил прохрипел я и уже хотел послать её… за кем-нибудь из наших, но потом из-за противного головокружения бессильно откинулся на ложе, закрыл глаза и, сбивая частое дыхание, с трудом просипел, – надобно… так… гони.

Ауда живо раскочегарила огонь в очаге, достала из сумы кувшинчик и разбрызгала вокруг какую-то вонючую дрянь. Потом стянула с меня рубаху, набрала с краю очага пригоршню старых углей и минут десять выводила угольком на лице, плечах, груди и животе непонятные знаки и каракули. Что-то пошептав, она вылила на рубашку остатки вонючки из кувшина, швырнула её в очаг и принялась из другого кувшинчика пичкать меня не менее вонючей бурдой, гадостный вкус и запах которой описать невозможно. Кое-как проглотив отвратительное варево, я ушёл в глухую оборону. А колдунья и сама от меня отстала, взяла свой бубен и начала нарезать круги возле моей кровати. Я вслушался в её неясное бормотание:

– Тебе лихоманка у Бора не стояти, жовтой кости не ломати, червоной руды не пити, средце не нудити, бела тела не сушити, а ступать на мха, на густы очерета, на сухи леса, на яры дремучи, на степы степучи, там нет людого гласу, собы не брешут и пивни не горланят. Слово моё крепко. Гой еси!

Я подумал, что это всё. Хренушки! Неуёмная баба властно перевернула меня на живот, приволокла из бани новый берёзовый веник, положила его мне на спину и, что-то нашёптывая под нос, принялась тюкать по нему топориком. Мне уже стало интересно, что же она ещё придумает. А она бросила веник в огонь, потом смочила тряпку какой-то ароматной жидкостью и принялась обтирать мою физиономию и туловище от следов угля. Бросив тряпку в огонь, она надела на меня чистую рубаху из моего ларя и заставила выпить ещё одну жутко горькую баланду. У меня больше не оставалось сил всё это терпеть, налитые свинцом веки закрылись под тонкий звон в ушах, и… я заснул.

Очнулся я за полдень с переполненным пузырём и кишкой. Еле успел накинуть тулуп и выскочить из дома. Рези в брюхе едва не привели к конфузу. Вернулся я вполне себе с облегчением и вдруг понял, что почти здоров. Вытирая со лба пот, я прислушался к организму. Вроде без проблем. Голова, горло, мышцы не болели, осталась лишь лёгкая слабость. Ну и Ауда, истинно волшебница! Надо будет ей что-нибудь подарить. Непонятно как, но своими выкрутасами она вылечила меня за несколько часов! Мощная женщина. Вот тебе и предрассудки. Вот тебе и дикое время. Призадумаешься тут.

Сменив насквозь мокрую от пота рубаху, я оделся потеплее и выбрался в общий зал, где, сидя у очага, о чём-то спорили Серш и Стинхо.

– Здорово, Бор. Что-то ты нынче бледный? – спросил Серш, – слышал, ты вчера с главным волкодлаком дрался. Ну и как?

– Сам видишь. Я здесь, а он без башки. Теперь почти восемнадцать сотен головорезов на моей совести повисли. Придётся сделать из них людей.

– Ох, Бор, Бор, любишь ты во всякие гадости влипать, – хмыкнул Стинхо, – вроде бы солидный человек, антанский воевода, а удержаться от драки не можешь.

– И не говори, Стинхо, просто беда. Всё дерусь и дерусь. Правда вчера голяком на морозе пришлось драться, зверски простыл, всю ночь запредельная температура трепала. Реально думал, подохну.

– Ты серьёзно? А аптечка?

– Да, где ту аптечку в потёмках искать, плюс голова ничего не соображала, я ж говорю температура за сорок жарила.

– Нет, ну вы посмотрите на этого человека, – всплеснул руками Серш, – не мог кому-то из нас шумнуть. Хотя извитяйте… вчера и ночью здесь, и впрямь, никого не было. Надо продумать накую-никакую систему сигнализации. И как выкарабкался?

– Колдунья Ауда со своими погремушками спасла.

– Эх-хе-хе. Вот и до колдуний докатились. Всего-то полгода здесь обитаем, а уж совсем отуземились. Лео вон женился. Зверо бабу с пацанёнком взял. Марк от лошадей без ума. Рок вообще с князьями закорешился. Черч вон с Асилой мёд пьянствует. Бора колдунья пользует. Скоро местным богам жертвы понесём.

– Смейся, смейся, – ухмыльнулся я, – а я утром встал, как новенький, без всяких антибиотиков и антисептиков.

– А что, – встрепенулся Стинхо, – экологически чистое, скоростное излечение, можно смело патентовать. Вернёмся, наших медикусов за пояс заткнём.

Жрать хотелось ужасно. Но, ненайдя ничего из еды, я отыскал чёрствую горбушку, впился в неё зубами и начал одеваться. Максимально утеплившись, я запряг заводного жеребца и отправился к Асиле, поскольку нужно было срочно утрясти финансирование и обустройство нового полка волковоев.

По счастью искать по всей слободе вожа ковалей не пришлось. Застал его дома в окружении суетящихся женщин. Асила прихорашивался. Благодушно ворча, он поправлял новую красную рубаху, перетянутую наборным поясом, и новые тёмно-синие порты, заправленные в двойные меховые, скреплённые крест-накрест ремешками унты. Явно при помощи кого-то из домашних Асила соорудил затейливую причёску. Его густые заросли на голове, борода и усы были тщательно расчёсаны. Причёску украшали четыре косички. Собранные назад длинные волосы удерживала пара косичек связанная на затылке чёрной ленточкой. Свисающую с висков другую пару щеголевато вплели в бороду. Кожаный ремешок с вышитым незатейливым орнаментом удерживал всю причёску, а ожерелье из волчьих зубов и янтаря на шее дополняли портрет главного коваля. Буквально писаный красавец.

– Э-э-э, – удивлённо протянул я, не зная с чего начать, поскольку в таком виде Асила предстал впервые, – поздорову вож Асила. Никак собрался куда?

– Поздорову, воевода Бор, – он широко улыбнулся, надевая на руки золотые браслеты и поправляя на поясе ножны с большим и малым ножами, – вельми в срок пожаловал. Подсобишь?

– А что робить то?

– Сватом будешь, – он тихонько коснулся моего плеча.

– Пошто сватом? Для кого?

– Для меня. Жениться хочу.

– Так уж имеешь жену! – я откровенно обалдел.

– Ага. Две жонки имаю. Старая Лока хворает, толку от неё нема. Иная жонка Люнега с чадами всё занята и опять брюхатая ходит. Хочу ещё одну взять помоложе да покрепче.

– В жизни всяко бысть, но куда столь баб под единой крышей перегрызутся ж насмерть?

– Я им дам укорот. Враз вощщами втяну по хребтине. Так подсобишь. Вон Бивой и Слуд согласны.

– Не взыщи, Асила, куда столь сватов. Дела важные одолели, а не то подсобил бы.

– Добро, тады к Даяну пошлю.

– Во, во, он в делах тех вельми горазд.

Я распрощался и, облегчённо выдохнув, поспешил на выход. Кем я тут только не был, вот теперь чуть в сваты не попал. Уф-ф, еле отмазался. Хотел дела неотложные порешать, да зашёл не в тот час. Ясный перец, сегодня Асила не работник и даже не начальник. А посему отправлюсь ка я в торговую слободу, потороплю старейшин с караваном в Крым за солью. Как бы не опоздать, не успеем глазом моргнуть, как весна макушку припечёт, и дороги непролазными станут. Заодно напомню о пошиве одежды и обуви для ополчения, волковоев и дружины. Пора вводить единую форму.

Но и в слободе я опять пролетел мимо. Как выяснилось, слободской общинный дом оккупировали бабы. Они входили, выходили, и изнутри слышался гул голосов. Не понимая, в чём дело, я спешился, привязал коня к коновязи, толкнул притвор, сунулся внутрь и… вылетел пробкой от дикого визга. Я сразу вспомнил, как в подобную переделку летом попали Марк и Зверо. Чуть погодя вышла дородная бабища в овчинном тулупе и закутанная в шерстяной вязаный плат.

– Чего надобно, охальник? – её голос не предвещал ничего хорошего, но, разглядев меня, она смягчилась, – поздорову, воевода, чего хотел то?

– Гостевого вожа хотел узреть. Дело к ему. А что тут творится? Что за ор?

– А то ты не ведаешь?

– А что ведать должен?

– Дык ноне сход бабий. Решаем дела да заботы.

– И у вас тоже дела?

– А ты мыслишь, токмо у вас бородатых забот полон рот? Токмо и горазды, або калечить друг дружку, або озорничать, да нас брюхатить! Натворите бед, а нам бабам хлебать да расхлёбывать, да лихо отводить.

– Ну, ну, разошлась. Я что… я ничего. Решайте себе во здаво, – я бочком, бочком улизнул от разошедшейся бабищи, и облегчённо вздохнул, представив, что со мной произошло бы, если бы с разгона внутри оказался. На сотню маленьких Боров точно бы порвали. Уф-ф, пронесло.

Проезжая по Бусов граду, я не переставал удивляться переменам. Повсюду что-то строилось, лежали штабели брёвен и камней. Стучали топоры и молоты, раздавались громкие возгласы. С высокого берега на реке виднелась цепочка повозок, тянущих брёвна с полунощной стороны. Всё-таки удалось нам растормошить сонную и беспечную страну.

И хотя время неумолимо поджимало, с каждым днём крепла надежда, что всё-таки удастся свершить задуманное. Однако время не только поджимало, но и бежало, практически летело со свистом. За бесчисленными делами я не заметил, как начал темнеть снег на южных склонах, как вытянулись до земли сосульки, как начали шебуршиться стайки воробьёв и синиц. Купцы и возчики спешили протянуть по сыреющему льду последние вереницы саней. Однажды, присев на крыльцо ясным утром, я заметил, что солнышко уже ощутимо греет лицо, стало быть, и весна на пороге.

В один из таких ясных дней южнее усадьбы раздался необычный низкий нарастающий гул. Все обитатели высыпали на двор. С высоты холма стало видно, как вдали от леса отделилась тёмная полоса и, приближаясь по оврагу, превратилась в чёрный клубящийся вал.

– Осинник прорвало, – подал голос дед Луня.

И вот вся масса чёрной грязи, перемешанной с промокшим снегом, прошлогодней листвой, травой и ветками обрушилась в Днепр, растекаясь огромной кляксой по ноздрястому льду. Откудато снизу по реке донёсся такой же шум и гул.

– Теперь жди, вот-вот Днепр-Славутич проснётся, и лёд пойдёт, – вздохнул дед Луня.

И, словно в ответ донёсся непередаваемый низкий на грани слышимости звук, будто вздохнул великан, а потом глухо кашлянул и застонал. По поверхности льда прошла заметная волна, потом ещё. Вдруг лёд с грохотом и треском лопнул и вздыбился острыми буграми. Воздух наполнился громким всепроникающим шумом. Бурая зимняя вода вырвалась из ледяного плена, и буквально на глазах поднимаясь и выходя из берегов, перемешала и медленно потащила вниз ледяной хаос. Льдины сталкивались, наползали друг на друга и на берег, образуя гряды торосов. Казалось, пришла в движение не только река, но и вся природа.

Не в силах отвести глаз от завораживающего зрелища, мы стояли и смотрели на жуткую мощь стихии. К вечеру полая вода залила низины и овраги, потом стала подниматься выше, превращая холмы в острова.

Половодье стояло три дня, ещё три дня вода спадала. Потом седьмицу земля прогревалась, сохла и проветривалась от распутицы.

Всю зиму помимо строительных работ огнищане готовились к пахоте и севу. Мужики чинили старые и ладили новые снасти: упряжь, сохи и бороны, обихаживали волов. Бабы сидели в кружок над кучками зерна, отбирая хорошие и отделяя плевелы и негодные.

Торжественно отпраздновавнаступление нового 556 года, на другой же день 23 марта все анты и поляне дружно потянулись на могилы предков. На невысоких оплывших курганах они расставляли угощение щурам и пращурам: масло, хлеб, варёные яйца, ставили чаши с хмельным мёдом, кланялись и бормотали просьбы о помощи и поддержке. С погребища огнищане шли к святилищам Хорса или Ярилы, кто в кого верил, и снова несли подношения и задирали головы, бормоча просьбы к богам светлого пресветлого солнца.

За какую-то неделю промозглое послезимье сменилось жаркой весной. На полях, что повыше и посуше, сохи прочертили первые борозды. Началась посевная страда. Зимние стройки сразу же замерли, только вольные артельщики доделывали неотложные работы. Весь народ Антании вышел в поля. Недаром говорят, весенний день год кормит.

Колдуны и ведуны тоже без дела не сидели. Они без устали таскали из весенних лесов и оттаявших болот в новые дома домовых, банников и дворовых. Эту малую нежить в Антании уважали, берегли и прикармливали разными вкусностями, считалось, что они особенно любят запахи пряных трав и свежеиспечённого хлеба, мёд и молоко.

Вслед за последней льдиной потянулись на юг в Ольвию и купеческие суда. Они спешили по высокой воде увезти скопившиеся за зиму товары, проскочив днепровские пороги, которые очень скоро опять покажут свои ненасытные каменные зубы. И тогда придётся тащить лодьи и паузки волоком вдоль берега, а это дело долгое, затратное и не всегда выполнимое. Не все суда удавалось проволочь посуху, и потому северные драккары и снеки с острыми килями и глубокой осадкой поворачивали назад или перегружались в плоскодонки. Возле Ольвии в Днепровском лимане после ледохода порой собирались сотни судов, из которых формировались караваны, длинными вереницами уползающие вдоль морского берега дальше на юг в балканские порты Византии.

Общее суетливое весеннее возбуждение помимо горланящих птиц и орущих котов, дополняли дружинные отряды, которых вывели из зимних воинских домов в полковые лагеря. Не знаю, как другие, но после прибытия дружинной сотни, ближайший к нашей усадьбе лагерь начал быстро строиться. Материала за зиму заготовили изрядно, а вои оказались не только бравыми вояками, но и умелыми мастеровыми. А что делать? Сам по себе лагерь строиться не будет. Как говорится, пузо прихватит, портки быстро скинешь.

Наша команда тоже оживилась. Кто-то разъехался по строящимся лагерям, кто-то занимался снаряжением и зброей, кто-то гонял новобранцев, а кто-то собирался в дальние края, в том числе и я.

Дело в том, что на юго-западе Антании в долинах Южного Буга и особенно Днестра имелось значительное скопление антских весей, почти столько же, как в окрестностях Бусова града. В том году я до них добраться не успел, а теперь пришла пора объявить там волю светлых богов и князя Межамира. Добраться туда весной через сотни разлившихся рек, речушек и оврагов Заднепровской возвышенности дело немыслимое. Другой путь вниз по Днепру через пороги сродни русской рулетке с гарантированными острейшими ощущениями и большими шансами утонуть на каменных зубьях. Поэтому я выбрал третий вариант: на двух парусных лодьях вниз по Днепру до Тясьмина, по нему вверх, потом через волок перебраться на Великовесь. Далее на Синюху и Южный Буг, по нему спуститься в лиман, берегом до устья Днестра и вверх до среднего течения. Я предпочёл такой заковыристый окольный маршрут, чем надрывать животы, перетаскивая суда мимо девяти днепровских порогов. Конечно, можно попробовать проскочить в игольные ушки фарватеров, но даже самые отчаянные кормщики решались на это в самом крайнем случае и только по максимально высокой воде.

Сбор занял три дня. Вместе со мной отправился Марк, который в отсутствие сарматского табуна оказался не при деле. К тому же он имел особый талант договариваться с местными обитателями. После объезда южных весей я собирался вернуться в Бусов град, а Марку с полусотней обученных дружинников предстояло начать сформирование днестровского и бужского полков и заложить три полковых лагеря. Назад Марк вернётся в июле, а дружинники останутся обучать ополченцев и командовать ими.

Другим не менее важным делом являлась разведка золота на возвышенности между Днестром и Бугом. Именно там со слов Зверо находились копи, которые по содержанию металла намного превосходили ингульские.

Имел бы я ввиду эти копи, но жизнь подтвердила старую истину, что денег всегда мало. Поначалу казавшийся бездонным источник золота на Ингуле начал усыхать. И не потому, что золота стало меньше, а потому, что перемены в стране поглощали его с небывалой скоростью. Безусловно, экономика Антании заметно окрепла. Торговля крымской солью, зерном, пушниной, качественным железом, перевозки и торговые пошлины стали наполнять княжью казну, но для продолжения, а тем более завершения начатых военных и структурных преобразований средств уже не хватало. Требовалось искать новые источники.

В целом наш путь по воде оказался легче, чем я предполагал. Только немного помучились на волоке, да в лимане немного потрепало юго-западным ветром. Сильное течение Днестра преодолевали три дня, пока не достигли скопления антских весей.

Пятнадцать столетий тому назад, в киммерийские времена эти плодородные земли по Днестру и Южному Бугу заселили потомки древних трипольцев – сколоты. Они пахали чернозём и продавали сотни тысяч пудов зерна сначала троянцам и хеттам-дарданам, потом грекам и персам. За шесть веков до новой эры пришедшие с востока скифы залили благодатный край кровью и засыпали пеплом сожжённых селений. Страна земледельцев надолго обезлюдела, запустела и погрузилась в небытие. Только после победы сарматов, с приходом антов возродилась здешняя земля, на которой появились сотни новых весей. Но, если днепровские анты жили вперемешку с полянами и дулебами, то днестровские – со словенами, а бужские – с булгарами. Естественно, такое соседство накладывало отпечаток на культуру здешних антов.

Как и на Днепре, здешние анты ставили свои веси на высоких берегах рек родовыми гнёздами по три-пять, занимались земледелием и разведением коров и овец. Однако их быт отличался особой, можно сказать, чрезмерной убогостью. В тесных лачугах ютились большие семьи, иногда «братские», когда братья не расселялись, а вели общее хозяйство. Этакий древний колхоз. Одевались в холстину, шкуры и грубо выделанную кожу, а примитивные предметы быта ничем не отличались от орудий каменного века. Металла днестровцы почти не имели, используя в быту дерево, кость, рог, лозу, кожу, глину, камень. И при такой жуткой бедности здешние огнищане отличались приветливостью, общительностью и охотно воспринимали всякие новшества.

– Эй, прокуда лядащий та хитарый, щоб тоби лють турнула, щоб тоби смуток узяв! Ухитить тоби та к кудару справить, – старый дед погрозил клюкой весёлому парню, белозубо улыбающемуся с проезжающей мимо повозки, запряжённой парой волов.

– Поздорову, диду, як нам веского вожа сыскать? Пришлые мы с Бусова града, дело у нас к вожу.

– Зрю, або иные. Вон яка зброя та гривны на вас богаты. А що за дило до вожа?

– От князя Антского весть привезли.

– Ага. Знамо, либо биричей чекать, либо в сечу збиратися. Эх-хе. Вона там на городище шукайте веского вожа.

– Благо дарю, диду, живи долго.

На холме виднелись кое-как подправленные остатки каменных стен за оплывшим рвом. Раскинувшаяся на десяток гектаров весь по здешним меркам тянула не меньше, чем на город. Впрочем, когда-то здесь и стоял древний город, о чём говорили руины круговой стены и кусок мощёной дороги, часть разрушенных ворот с околовратной башней, и оплывшие затянутые землёй фундаменты внутренних строений. В этих краях анты охотно обживали старые разрушенные городища и ремонтировали и приспосабливали развалины под дома, зерновые ямы или хранилища. Мы с Марком смотрели на остатки города со своей колокольни, и пришли к выводу, что руины древних каменных кладок почти готовые фундаменты будущей крепости, которая могла бы перекрыть днестровское направление.

Оставив дружинников разбивать лагерь на берегу, мы с Марком отправились в поселение.

– Кто такие будете? – голос за спиной заставил обернуться. Перед нами стоял крепкий пожилой мужик в светлой рубахе и тёмных кожаных портах. Вместо обычных в этих краях поршней, на его ногах я разглядел короткие сапоги. Голову покрывала коническая войлочная шапка с приплюснутым верхом и расшитая орнаментом, поверх рубахи виднелась овчинная безрукавка, а с плеч до колен свисала коричневая накидка из грубой ткани. Резной посох в руках и серебряная гривна свидетельствовали, что перед нами местный голова.

– Поздорову, веский вож. Мы явились из Бусова града по княжьему делу. Я воевода Бор, а это вож Марк.

– Моё имя Косак. Глагольте о деле.

– То дело княжье, дело важное и дело спешное.

– Инда ступайте за мной в общинный дом. Сядем рядком, та побаим ладком.

В общинном доме, мы по обычаю расселись у горящего очага, и мне в течение часа пришлось в сотый раз излагать суть аварской угрозы. Вож внимательно слушал, и я видел, что он проникся.

– Бысть в Таборе не довелось, – проговорил он, – ано слышал о чудных тамошних делах.

– Так. Там воедино собрался антский народ под рукой князя Межамира. Тако же земные владыки союз заключили, и боги чудом великим тот союз осенили.

– А не ты ли тот воевода, что солнце иное призвал? – он указал на солнечный знак.

– Так.

– Слава тебе, избранник светлых богов. – Вож встал и поклонился. – То великое чудо и, ежели ты говоришь о поганых с восхода, то истина то.

– Тут останется вож Марк, вправе он народ исполчать и суд вершить. Подмоги, вож Косак, в деле том правом.

– Всё, что потребно, зробим.

– И вот, что хотел вопросить, вож Косак, слухи дошли, яко бысть одесную Днестра старые копи? Верно, аль нет?

– Верно, то верно, но… места там дюже поганые. Кто ходит туда, не вертается. Издревле там племя опричное бытовало именем агафирсы. Бают, якобы люд тот огромного роста и силы, скифы свирепые и те их боюватись. Те агафирсы имают ризы богаты, злато и жуковинья. И те, кто в их земли за златом ходил, все пропадали, хоть един людин, а хоть тысяча. Бают, что и поныне бытуют они.

– Добро. Это то, что взыскуем. Благо дарю, вож Косак.

Мы вышли из общинного дома и направились к лодьям.

– Что думаешь об этих агафирсах, Бор?

– Это очень хороший след. Чую, именно там золотишко нас дожидается.

– Пойдёшь в гиблые места?

– Обязательно пойду. Золото нужно в этом году, как никогда. Сам видишь, сколько строим, да, и полки нужно одевать, обувать, вооружать. А ты пошустрей поднимай здешнее ополчение, Косак поможет. Как хочешь, а к июлю должен управиться. Как всё зашевелится, передашь дела сотникам и бегом домой. Там работы по горло.

По подсказке вожа с утра пораньше мы с восемью дружинниками двинулись на лодье вверх по реке до первого большого левого притока, который нёс воды со скалистой возвышенности. Свернули. Через пять часов напряжённой гребли русло заметно сузилось, а поток усилился. Обнаружив слева более-менее спокойный затон, я велел воям причалить, поскольку из-за бурного течения дальше плыть стало невозможно. Гребцы буквально обессилели.

Вокруг поднимались разрушенные временем каменистые холмы и склоны с оползнями, скальными обрывами и выходами кварцевых и гранитных пород. Верный признак, что я на правильном пути. Золото и кварц всегда ходят рука об руку.

Оставив четверых воев присматривать за лодьей, я с остальными полез по осыпям в сторону от протекающей в каньоне реки. Примерно через вёрсту непролазного каменного хаоса мы выбрались на плоскогорье, тоже изрядно каменистое, но относительно ровное. Местность сильно смахивала на Ингульскую возвышенность.

Дружинники принялись разбивать лагерь, а я решил в одиночку разведать окрестности. Подчинясь непонятному ощущению, я сразу направился в сторону нагромождения скал. Не пройдя и трёх сотен метров, я упёрся в завал с узким проходом среди огромных глыб. Пройдя немного по каменному лабиринту, я вдруг остро почувствовал неприятное давление на мозг, а волосы на голове и руках начали шевелиться, будто от статического электричества.

– Кто здесь? – крикнул я в просвет между двух остроконечных обломков, похожих на пограничные обелиски. – Выходите, поговорим. Я один и пришёл с миром, клянусь светлыми богами.

Из-за обелисков вышли три высокие фигуры в светлых длинных одеждах и с золотыми обручами на головах и руках. Они, молча, встали в десяти метрах от меня и замерли.

– Меня зовут Бор. Я воевода антского князя Межамира. А кто вы?

– То тебе знать ни к чему, – ответил по-славянски с выраженным акцентом стоящий в середине незнакомец, – ты здесь неугоден, уходи пока подобру.

– А что так грубо? Я представился, вы нет, да ещё угрожаете. Это невежество.

– Не тебе рассуждать о вежестве, чужак. Это наши горы, мы здесь владыки и не желаем тебя здесь видеть.

– У нас есть легенда о здешнем племени агафирсов. Не вы ли это?

– Наших предков греки называли агафирсами, поскольку наши вожди потомки Агафирса сына Геракла и Гилеи и живём здесь уже две тысячи лет. Мы знаем, что ты пришёл за золотом, а значит, ты враг. Уходи пока по добру, чужак, мы никого не убиваем сразу.

– Ничего это не значит. Я вас не боюсь, и запомните, времена изменились, и, если до сих пор вам удавалось отсидеться в этих камнях, то теперь не получится. Людей стало много, и они проникают повсюду. Вам не справиться с десятками тысяч алчущих. А я предлагаю вам дружбу и защиту. Князь антов и дулебов Межамир хочет мира со всеми соседями и не позволит врагам даже приблизиться к Антании. Золото нам нужно не для страстей и пороков. Грядёт большая война со свирепыми кочевниками с восхода, и мы готовимся дать им отпор. Золото потребно для воинского дела и исполчения страны. И, если вы не пропустите, то я всё равно пройду, но тогда всем будет плохо.

– Мы тебя поняли, чужак. Ведаешь ли ты, что за знак носишь на груди?

– То знамено воеводства и божий знак солнца, его вручили мне жрецы.

– Значит, теперь Коловрат знаком солнца зовут. Этот древний знак когда-то носил и наш вож, но, когда над нашей землёй нависла беда, он принёс его на алтарь Орея. Бог принял дар и отвёл беду. Сейчас этот знак у тебя, а посему мы поверим тебе. Жди здесь сколь потребно, – и все трое скрылись в каменных завалах.

Через два часа ожидания я уже хотел уходить, когда появился прежний собеседник в одиночестве.

– Старейшины обсудили твоё предложение и решили передать две крайние копи. На остальные даже смотреть не смейте. А за наш дар вы нашу страну должны от бед оградить. Согласен?

– Согласен. Позволь посмотреть ваш дар.

– Ступай за мной.

Трижды повернув в отнорки каменного лабиринта, мы вышли к площадке с круглым зевом входа.

– Это первая копь. Будешь смотреть?

– Да.

Узкий вход почти сразу расширился, и после прохода открылась широкая выработка с боковыми штреками. В стенах отчётливо виднелись прожилки золота, кое-где достигающие ширины в палец! Это ж Эльдорадо! Другая копь находилась неподалёку с другой стороны прохода в сотне метров от первой. Похоже, всю эту горку пронизывали золотые жилы.

– Благо дарю. К сожалению, не знаю твоего имени.

– Это ни к чему. Как сказано у последователей бога распятого: лишние знания умножают скорбь. Мы не желаем войны на нашей земле, и потому сейчас откупаемся нашим богатством. Но не думай, что мы вам рады, а лишь ждём исполнения обещаний и клятв.

Я положил левую руку на знак солнца, правую поднял вверх:

– От имени светлых богов, их земных слуг и князя Антании Межамира клянусь защищать эти земли и никогда не приносить сюда беды и горе. Мы не покушаемся на ваши тайны, и за эти пределы не пойдём. Клянусь. А, если нарушу сию клятву, пусть покарают меня светлые боги.

– Этого достаточно. Вот этот чёрный камень граница. Дальше ни шагу. Нарушителю сразу смерть. А теперь прощай избранный богами. И… удачи тебе.

Обратно я летел, как на крыльях. Теперь о средствах на наши дела можно не беспокоиться. Я передал Марку точный план пути к копям, объяснил порядок отношений с агафирсами, и строго-настрого предупредил о сохранении тайны и соблюдении границ нашего присутствия. Также я велел поставить в устье того притока сильный кордон и патрулировать Днестр в пределах пяти вёрст в обе стороны. Рудокопов из числа бывших смердов я решил прислать с Днепра, чтобы не уговаривать и не соблазнять запуганных местных жителей.

Обратный путь прошли без приключений, и через десять дней причалили в Бусовом граде.

Пресытившись бездельем и отдыхом в пути, я сразу погрузился в дела, и в первую очередь отыскал вожа ковалей Асилу. В хорме Перуна он о чём-то спорил с жрецом Перуничем. Извинившись, я вытащил разгорячённого Асилу из хорма. Но, когда он узнал о золотых копях агафирсов, то чуть не задушил меня в объятиях. И, если бы не моя броня, точно бы раздавил на радостях.

Даже не дослушав до конца, Асила потащил меня в хорм Сварога, куда по его срочному вызову чуть погодя подошли верховные жрецы. Прямые вопросы о походе в земли агафирсов вынудили меня подробно рассказать о встрече с владыками золотых гор, и особый упор я сделал на данной мной священной клятве о неприкосновенности и защите их владений. Все жрецы именем светлых богов дружно подтвердили мою клятву. И пока они меж собой обсуждали новость, я потянул Асилу к выходу:

– Напрасно ты, Асила-коваль, разболтал жрецам о золоте. Мыслю, боле мы его не узрим.

– Ничего не напрасно. Ты возьми в толк, страна агафирсов, то владения богов и смертным там не место. Ежели бы жрецы уведали, что мы тайно сговорились с агафирсами и почали там злато добывать, то немедля прокляли б нас и изгнали. Благо треть отдать, ано остатнее сохранить.

– Не ведал о том. Мыслил, ты от радости глупостей натворил.

– Всё ладно. Боле не заботься о нуждах, отныне дружины сбирай и люд исполчай, да не тужи боле о злате.

Я вышел из святилища вполне довольным, хотя не мог избавиться от ощущения, что меня нехило надули. Да, и хрен с ними, в конце концов, пусть подавятся, моё дело сторона.

Заканчивался первый год нашего пребывания в Антании. Не знаю, как наши мужики из «Темпа», но я настолько вжился в новую реальность и в свой новый образ, что начал ощущать себя частью этого мира.

Незаметно наступило лето. Закончились весенние полевые работы, и полковые лагеря начали наполняться ополченцами. Дружина на Горе редела с каждым днём. Дружинники разъезжались по стране, чтобы в десятке лагерей стать сотниками и комбатами. Всё, что мы вбивали в них в течение девяти месяцев, теперь они вместе с десятниками первого призыва будут передавать новобранцам. Нам же останется наблюдать и исправлять неизбежные ошибки.

Между тем опять приближался любимый праздник всех славян Купала, объединивший древние и нынешние традиции. Появившись в незапамятные времена каменного века, летний праздник древнейших трипольских богов Рода и двух Рожаниц отмечался в день летнего солнцестояния, как момент наивысшей силы жизни, торжествующей над смертью. И потому назывался Роданицы и являлся главным культовым событием в земледельческих племенах. В сколотские и особенно сарматские времена место Рода занял Сварог, а место Рожаниц – Макошь. Как известно, в сарматском обществе женщины имели высокое положение в общинной иерархии, поэтому именно Макошь, называемая арийцами Анахита Анасура, или по-славянски Мать Сыра Земля приобрела особое значение и у предков славян. Она олицетворяла женское плодотворное начало природы: землю, возрастание и созревание всего живого. Матери Земле поклонялись у текущих рек, в которые бросали пряжу, чтобы богиня велела небесным пряхам Доле и Недоле сплести подлиннее и покрепче нить судьбы. В невзгодах и страданиях, если человек упорно боролся за жизнь, проявляя силу и волю, Макошь велела богине удачи Срече помогать такому жизнелюбу. Но, если человек отчаялся, утратил волю и потерял веру, то за него принимались Лихо, Крива, Нелечка и Неделя. Шли века, праздник Купалы оставался главным событием у всех славян, но состав главных богов опять поменялся: у антов Сварога постепенно заместил Перун, а у словен Велес. Место Макоши заняли Лада и её дочь Леля, которые, по сути, стали преемницами древних Рожаниц. Считалось, что богиня изобилия Лада устанавливает мир, порядок, даёт жизнь, создаёт красоту и гармонию во всём. А её дочь Леля покровительствует пробуждению жизни, росту всходов и растений, цветов, олицетворяет юность, нежность и надежду.

Вот эту самую Лелю и почитали нынче девки за неделю до Купалы. Ту девичью седьмицу в народе так и прозвали – Лельник. Все нарядные и возбуждённые девки отчаянно волновались, и, желая, и опасаясь узнать свою судьбу. А вдруг неказистый или постылый достанется? С утра они бежали в рощу, наряжали там берёзку, любимое дерево Лады и Лели и водили хороводы. Потом на заветной полянке украшали цветочными венками и ожерельями девку, избранную в прошлом году самой красивой, называя её Лелей, и сажали её на сиденье, сложенное из дёрна и цветов. Около неё водили хоровод и славили богиню. В конце концов, красавица передавала венок самой достойной и красивой девке из хоровода. Из лесу они шли толпой с песнями, с охапками берёзовых веток, чтобы украсить дом и двор. А ввечеру все вместе бегали вдоль речки, махая пучками полыни и лютиков и громко крича, пугали русалок, которые так и норовили увести у них женихов. В ту же полночь, уединившись, девки обращались к богине Стрече, гадая на женихов. Весь этот дурдом длился всю неделю вплоть до праздника Купалы.

И вот снова купальская ночь. Время надежд и стремлений, любви и страсти. Время торжества жизни над смертью. И снова горят костры, хранящие огонь Хорса. И снова прыгают через огонь отчаянные парни, а девки пускают венки по воде отдавая судьбу на волю богов. И снова тёплую ночь тревожит смех молодёжи, познавшей любовь.

Я смотрел на этот праздник жизни и ощущал себя древним динозавром, настолько старым и скучным, что простые человеческие радости стали мне неинтересны. Однако, подумав, признался себе, что очень даже интересны. И недаром чуть ли не каждую ночь мне снилась любимая Лара. Интересно, как она там без меня? Подумал и рассмеялся. Здесь прошёл год, а там всего двенадцать часов. Для неё муж просто ушёл на работу.

Наконец-то в полки стали поступать оружие и зброя, и первыми их получали те, кто начинал в прошлом году. Они задирали носы, щеголяли в новеньких доспехах и не выпускали из рук оружие.

Отныне всё войско Антании разделялось на четыре вида. Из антов формировались четыре полка тяжёлой пехоты. Эти вои не имели щитов, но зато носили самый крепкий и полный доспех. Эти тяжёлые полки должны принять первый удар многотысячной конницы и удержать её напор. Первые два полка получили пятиметровые пики с острыми гранёными наконечниками и трёхметровые алебарды – гибрид пики с острым серповидным топориком и крючковидным багром. Другие два полка вооружили топорами на полутораметровых черенах. Для ближнего боя все антанские войска получили короткие полуметровые мечи типа гладиусов, но намного прочнее и острее римских. Пикинерами и алебардщиками занимался Лео, а топорниками – Стинхо.

Другим видом войск стала лёгкая пехота, набираемая из полян. Первый полянский полк под командой Зверо вооружили ростовыми щитами типа римских скутумов, короткими копьями, боевыми ножами и шипастыми булавами. Второй полянский полк во главе с Черчем получил круглые окованные щиты с прикреплённым понизу двойным холщёвым фартуком от стрел, по десять дротиков-сулиц, боевые ножи и клевцы-чеканы. Зброя полян не имела сплошной защиты, только крепкие стальные шлемы, стальные нагрудники, наплечники и широкие боевые пояса.

Третий вид войск формировался из дулебов, которыми занимался Рок. Дулебских лучников начали вооружать мощными двухметровыми луками английского типа с длинными тяжёлыми стрелами и чешуйчатой, не мешающей стрельбе бронёй, а для ближнего боя те же короткие острые мечи. Полк лучников потом возглавит Серш. Два полка дулебских мечников получили стандартные шлемы, круглые окованные сталью щиты, длинные мечи и боевые ножи. Их лёгкая зброя давала хорошую защиту туловищу, шее и рукам, не мешая рубиться мечом. Во главе дулебских мечников встанут Рок и брат князя Кологаст.

Особым видом войска будет тысячный полк катафрактов – сплошь бронированных конников с пятиметровыми копьями и длинными кривыми мечами типа шашки. Задача этого конного полка – нанесение концентрированного удара в самое уязвимое место строя противника. Катафрактов примет Марк.

По договорённости сарматы готовили до пяти тысяч ударных конных копейщиков в сплошной чешуйчатой броне, а савиры два пятитысячных полка лёгкой конницы, вооружённой луками и длинными кривыми мечами.

Всего к часу «Х» я рассчитывал вывести на поле боя хорошо управляемую и обученную строю армию в шестьдесят тысяч бойцов против ста двадцати тысяч конных аваров.

Наверняка знатоки древних битв и доморощенные стратеги, увидев такое соотношение, крутят пальцем у виска. Зря. Поспешу напомнить, что имеется немало известных прецедентов неравных успешных битв и при Кадеше, и при Марафоне, и при Гавгамелах, и при Ипсе, и при Каннах, и потому меня ни на секунду не покидала уверенность в успехе. Я намеревался противопоставить строгий порядок хаосу, хладнокровие и дисциплину – яростной свирепости, любовь к родной земле – алчной наживе, а добро – злу.

Однако пока все эти замыслы мне виделись в туманной перспективе, поскольку наш проект едва перешагнул возраст младенчества с первыми и довольно скромными результатами. И, тем не менее, Антания строилась, наращивала мускулы, да и сами анты и поляне уже почувствовали перемены к лучшему, и потому охотно обучались и воспринимали разные новинки, но с одним условием: если они укладывались в их здравый смысл и понятия «плохо-хорошо».

В первых числах июля вернулся Марк. Приехал он со спокойной душой, оставленные на Днестре сотники не нуждались в пригяде, уверенно исполчали днестровских и бужских антов и умело обучали их новому строю и бою. Но, кроме всего прочего, у хитрого и шустрого Марка оказался невероятный нюх на лошадей. Не успел он отряхнуть дорожную пыль, как на Гору прибежал запыхавшийся парнишка из полянской веси:

– Дядько Бор, дядько Марк! Сарматы комоней гонят! Жуть сколь! Пылищу подняли до неба!

Слава богам, дождался наш лошадник. Теперь его от табуна и будущего полка сможет оторвать только лошадь-тяжеловоз. Марк взлетел в седло заводного, по разбойничьи свистнул и был таков.

Срочные дела поглотили всё наше время, мы разбрелись и виделись редко. Можно сказать, совсем не виделись. Лично мне не хватало суток, поскольку я вплотную занялся полком волковоев, хотя по численности на полк эти тысяча восемьсот бойцов никак не тянули, но полка стоили. Их острог плотники заканчивали строить, да и сами волковои не сидели сложа руки. Теперь на их волчью полянку было любо-дорого посмотреть.

В первую очередь я разбил волчий спецназ на три батальона по шестьсот человек и назначил комбатов: Укроха, Клюса и молодого сильного Скока отчаянно храброго вместе с тем мудро рассудительного.

Все волковои являлись опытными головорезами, но их опыт имел известный перекос. Дерзости, отваги и хладнокровия им хватало, а теперь предстояло научиться дисциплине, организованности и специальным навыкам. Я начал натаскивать волковоев особо, поскольку им не придётся рубиться в мясорубке фронтального сражения. Они будут наносить врагу неожиданные и внезапные удары с последующим уходом без потерь. Скрытность, точность, быстрота – вот девиз нового антского спецназа. А в мирное время сотни волковоев станут поддерживать порядок внутри страны и на границах, а также заниматься разведкой и контрразведкой.

Начал я с того, что велел построить в каждом батальоне полосу препятствия спецназа и переодел бойцов в лёгкую свободную одежду из льна и конопли. Отныне все их волчьи атрибуты годились только для зимы или для специальных акций устрашения. Несмотря на превосходное физическое состояние, только половина волковоев с первого раза преодолела полосу. А потому первые две недели они не вылезали с полосы спецназа с перерывом на знаменитые круговые тренировки и кроссы с грузом в два пуда. Через полмесяца все бойцы шутя выполняли все нормативы.

Перейдя к специальному курсу занятий, я разрывался между тремя батальонами и спал по три-четыре часа, отрабатывая с волковоями основы клинкового и рукопашного боя и диверсионно-разведывательной работы. Всё сам, ибо просить было некого, мужики из «Темпа» и без того рвали жилы со своими полками. А дружинных с Горы использовать бесполезно, у волковоев иная война.

Пришлось составлять расписание и очерёдность: утром первый батальон – рукопашка со мной, второй – полоса с комбатами, третий кросс с сотниками. Потом смена по кругу. На другой день с утра первый батальон разведывательно-диверсионная подготовка со мной, второй – круговая тренировка с сотниками, третий – полоса с комбатами. На третий день я выкладывался на занятиях по клинковому бою. И так по кругу, день за днём. Отдельно полк занимался батальонными боевыми построениями и боем в составе десятка, сотни или батальона.

К осени я так вымотался, что стал сомневаться в своём физическом и психическом здоровье. И, когда за мной приехал Даян с приглашением на совет вожей для решения накопившихся проблем, я смылся из острога с невероятным облегчением. Но уезжая, я строго-настрого наказал комбатам продолжать занятия и начать освоение нового оружия, снаряжения и доспехов.

Вожи собрались в хорме Перуна. Туда же подтянулись жрецы и старейшины братства ковалей. Первое дело в том, что осенью после праздника урожая и дня Макоши ждали приезда князя Межамира. Решили настаивать на его переселение в новые шикарные палаты, которые уже отделывали и наводили лоск.

Во-вторых, нужно решить, что делать с излишками золота. Почему излишками? А потому, что хождение золотого антика ограничивал слишком большой номинал, и имелась опасность обесценивания монеты. В повседневной жизни для обычных расчётов нужны серебро и медь. Но если медью более-менее обеспечивали южные и западные копи, то с серебром надо было что-то решать. Не имелось в Антании серебра, и взять негде. Постановили отправить вожа воев-ковалей Слуда с полусотней волковоев из отряда Лео в Богемию обменять три центнера золота на три тонны серебра.

В-третьих, до холодов предстояло решить кучу иных вопросов. Пора заканчивать строительство малых мостов и отсыпку лощин, а главное, завершить строительство острогов и казарм. Спросите почему? Ведь на зиму ополченцы всегда расходились? Как выяснилось, не всегда. Оказалось, что существует древний строгий закон, если пахарь взял в руки оружие, то до Нового года, тоесть до конца марта, он не имеет право ходить по земле родной веси, прикасаться к сохе-оралу и всяким иным орудиям земледелия, чтобы не оскорбить богиню жизни Макош, ибо оружие само по себе ей противно. А, если огнищанин, взяв оружие, ещё и пролил кровь, то ему навсегда запрещали заниматься землепашеством, хотя из общины не исключали. Кстати, именно поэтому в славянских землях и появились ватаги бойников и задруги воев-хоробров. Так вот, вооружив половину ополченцев, мы тем самым обрекли их остаться в лагерях на зимовку. Сперва я обалдел от такой перспективы, а потом искренне обрадовался.

По всем приметам в Антании начало формироваться ядро постоянного войска. А коли так, мы решили сразу строить его по римскому образцу. Полк, подобно легиону, будет делиться на пять батальонов-когорт по тысяче клинков каждый. Они, соответственно, состояли из десяти сотен-рот. Каждую сотню возглавлял сотник или капитан, каждый батальон – комбат или майор, каждый полк – полковник. Помимо полковников и комбатов на время войны князь назначит им обученных новому строю помощников из числа племенной знати. В полках – подполковников, в ротах – лейтенантов.

Исходя из устроения войска, сразу же возникла необходимость в символике, а главное в одежде, обуви и специальном снаряжении. Вот тут нарисовалась и третья проблема – обеспечение войска достаточным количеством окрашенной ткани и кожи для летней одежды и обуви, а также обеспечение войлоком, шерстью и овчинами для зимней одежды и обуви.

Я начал вспоминать всё, что помнил о природных красителях, и кое-что вытянул из памяти. Насколько я помнил, для окрашивания нужна предварительная обработка ткани или кожи медным и железным купоросом, каковых здесь и в помине не имелось. Как замену стали делать такой состав: бросали в котёл с водой ржавые железяки, кузнечнык отходы и потемневшие медяшки или рудную медную пыль и потом пропускали через воду доменный газ, сутки настаивали, сливали раствор и в нём предварительно замачивали ткани. Потом научились получать серную кислоту из доменных газов, но хранить её было крайне затруднительно. А для крашения использовали природное сырьё: для жёлтого цвета – смесь луковой шелухи и зверобоя, для зелёного – смесь листьев берёзы и молодых сосновых шишек, для красного – смесь коры крушины, плодов черёмухи и цветков душицы, для чёрного – смесь коры ольхи, серёжек осины и корня камыша. Всю эту информацию я передал Даяну, а он там сам разберётся, кому и как приказать.

Не менее важным стал вопрос о флагах полков и флаге всего войска. Что касается войскового флага, то без сомнения мы выбрали красное полотнище три на полтора метра с вышитым изображением головы быка белого цвета. Этот флаг бойцы должны видеть со всех точек поля боя. Флаги полков полтора на метр будут указывать, где бьётся полк и в каком он состоянии.

Немного подумав, мы решили, что антские полки получат чёрные знамёна с жёлтым или красным косым крестом в зависимости копейщики это или топорники. Полянским полкам достались жёлтые знамёна с чёрным крестом, дулебским – двойные жёлто-зелёные для лучников и красно-зелёные для мечников. Катафрактам Марка я придумал белый флаг с косым красным крестом.

Теперь на поле боя я смогу хотя бы видеть, где кто. Одежду воев тоже придётся пошить под цвет знамён. Оставалось продумать систему боевых сигналов.

Не успели отшуметь разгульные и сытые осенние праздники урожая в дни Макоши, как в Бусов град пожаловал князь Межамир со свитой и малой дружиной. Встречать князя вышли тысячи горожан. У обновлённых хормов его встречали жрецы со служками, а на Горе выстроилась дружина и батальоны во главе с вожами.

Я смотрел на приближающуюся вереницу всадников и огромный обоз из повозок и телег. Первым к нам подскочил молодой дулебский вож:

– Почто комонными князя встречаете, злазте и кланяйтеся!

– Что-о-о!! – взревел Лео, и его глаза полыхнули безумным огнём, – да я тебя огрызок вонючий сейчас наклоню вместе с твоим конём. Пошёл вон!!

– Вои, вои!! – выпучив глаза, завопил молодой хам, схватившись за рукоять меча, – все ко мне оружно!!

От авангарда отделилась группа конных и рванула к нам.

– Только спокойно, братцы, держите себя в руках, – я сам с трудом сдерживался и пытался сгладить ситуацию, – не надо делать никаких революций. Знаю, что руки у вас чешутся навалять наглому уроду и его прихвостням. Ну, побьём мы этих щенков, а что дальше? Смута, раскол страны и все наши дела коту под хвост. Только спокойно!

– В батоги их! – завопил молодой хам, – ишь, тати непочётные!

Лео всё-таки не выдержал, подъехал к засранцу, рукой отшиб щит, вырвал из его рук меч, схватил за шиворот, выдернул из седла, и, держа на весу, как нагадившего щенка, медленно поехал в сторону князя. Вокруг него кружили конные княжьи гридни, не осмеливаясь напасть. Молодой хам дёргался, хрипел и верещал, болтаясь над землёй. Нам ничего не оставалось делать, как поехать вслед за Лео.

– Поздорову, княже Межамир, – и Лео швырнул полузадушенного засранца под ноги князю.

Из свиты стали выезжать конные вои князя, вытягивая мечи.

– Ты что творишь, вож?! – прошипел старший бирич Хавел.

– Прости, княже Межамир, поздорову тебе во славу светлых богов, – Лео склонил голову, – но надобно этому щенку объяснить правила вежества в обращении с равными и неравными. Ещё раз прощения прошу за неприятное зрелище, но честь дороже.

Князь хмурился и озирался, не понимая, что произошло и в чём суть конфликта. Пришлось вступить в разговор мне:

– Поздорову, княже. Слава светлым богам, дождались тебя. Прошу в твои новые палаты. Там всё готово для пира и отдыха.

– Что тут происходит? – наконец вымолвил князь.

– Прости несдержанность вожа Лео, но как сдержаться, когда этот ничтожный новик оскорбляет служилого вожа. Оскорбляя его, невежа оскорбил и тебя, ибо мы твои вожи и служим Антании, – и я коротко рассказал о происшествии.

Князь сморщился, будто клопа раскусил:

– Убрать негоду и ближников его с глаз моих вон, и впредь до двора не допускать, – и он махнул в сторону молодого хама и кучки богатых отщепенцев.

В этот момент подъехал встревоженный Рок, который от самого Зимно сопровождал князя:

– Что случилось, Бор?!

– Недоразумение. Разобрались.

Мы пристроились к свите князя и проводили его до новых палат. До звания дворца это трёхэтажное сооружение явно не дотянягивало, но заметно превосходило и старый хорм, и княжий терем в Зимно. Мощная каменная подклеть, широкое и высокое крыльцо, крытая галерея по обе стороны крыльца, просторные палаты на первом этаже, терема на втором и светёлки на третьем заметно выделяли новое жилище князя из ряда иных сооружений Горы. Всё здание украшала затейливая резьба, а ровную площадку перед крыльцом выстилали плоские известняковые плиты. По-моему, так высший класс. А слегка натёртые воском ровные деревянные доски пола, затянутые двойной слюдой окна и большие отопительные печи с дымоходами и вовсе потрясли воображение князя, не скрывающего удивления и восторга. Он не поленился и обошёл все палаты снизу до верху.

– Любо, воевода Бор. Угодил своему князю. Любо.

– Воев и смердов уже разместили. Пожалуй, княже, в баню с дороги.

– Что за баня, воевода Бор? Подобно ромейской?

– Нет, княже, како у финских лесовиков, ано поболе и почище.

– Ну, добро, веди, воевода.

В сопровождении двух ближников и бирича Хавела вслед за мной и Роком Межамир направился в новую баню. Сказать по правде, лучшей бани я не припомню даже в том времени. Прихожая, раздевалка, предбанник, мыльня с большой дубовой купелью и парная с каменкой, вениками, войлочными шапками и рукавицами. Всё большое просторное, пахнущее свежим деревом. В предбаннике длинный стол с кувшинами кваса, холодных взваров и сбитней, рядом гладкие лавки с кусками белой холстины.

Долго объяснять и уговаривать князя не пришлось, но, когда Межамира и его приспешников мы начали охаживать распаренными вениками, раздались вопли и угрозы. В баню стали ломиться дружинники, а Лео и мужики их сдерживали и успокаивали. Короче, через полчаса, чуть живых гостей мы усадили на лавки, обмотали холстинами и сунули в руки чаши с взваром. Напившись, Межамир прикрыл глаза, откинулся на гладкую стену, улыбнулся и тихо произнёс:

– Я уже в ирии, или только подлетаю?

– Не знаю, княже, – промямлил главный бирич, – Я так уже в ирии. Благо!

Очухавшись и отдышавшись, князь переоделся в чистое и приобнял меня за плечи:

– Благо дарю, Бор, я вельми доволен. Не токмо туловом, ано и душой очистился. Надобно во всех весях те… бани ставить. Велю.

– У нас в Бусовом граде таких уж изрядно. Весь град перестраиваем на новый манер. Гору укрепляем, пристань большую строим. Новых богов для святилища вож Серш сотворил. Посмотришь, удивишься. Войные остроги поставлены, полки исполчены и облачены, оружие куётся. Всё для величия Антании, княже, а значит и твоего.

– Зрю, воевода Бор, небывалое творится. А и вече в Таборе николе не забуду. Великое дело вы творите, и в том я вам порукой.

– Слава светлым богам, княже. Однако ж изреку ноне, абы поздно не стало. Старые времена безвозвратно минули, и великие перемены грядут. Строй державу вельми справедливо, не унижай люд, не кичись властью, ибо она от богов, и всё в их руках. Оные за правду возвысят и одарят, а за корысть и лжу больно унизят, али погубят. Свара утрешняя не случай. Многие знатные отпрыски по младости, глупости аль из корысти возвысить себя возжелают за твоею спиной, именем твоим унижая иных, а то и злата нахапать. Коль один дурень себя явил, то неприятность, а ежели много дурных господ тако явится, то это державы конец. Надобно тое зло пресекать, пока не сожрало изнутра, яко гниль, всю державную власть. Ты мудр, княже, и мудр твой отец Идаризий, а посему верю, что делам грядущим бысть во благо богов, земли и народа.

– Да-а, не углядел я глупца и злодея. Не сомневайся, воевода Бор, покамест я жив бысть в Антании правде, а помирать стану, чадам накажу.

– Надеюсь и верю, княже. Но недаром бают, память людская хитра и непредречена. Помни о том.

Князь Межамир со свитой гостил в Бусовом граде седьмицу, потом отбыл в Зимно, а Рок остался. Хватит ему в княжьем окружении всякой гадости набираться. Власть, есть власть, и чем дальше от неё, тем дольше и честнее жизнь. Да, и, сказать по правде, ему самому то задание стало, как карасю сковородка.

Уехал князь, отгремели осенние свадьбы, лёг в амбары, погреба и хранилища урожай, облысели деревья, и вновь застучали топоры и зашуршали пилы. На быстрых речках уже крутились десятки водяных колёс. Анты и поляне торопились до холодов достроить то, до чего летом руки не доходили. В полки потянулись возы с оружием и зброей. Все антанские ковали освоили новые технологии и теперь во всех градах и весях шумно ковали добрые клинки и доспехи. На юге источали жар десятки новых домниц, а на севере в лесах дым поднимался от сотен угольных ям.

В октябре пришли две лодьи из Поднестровья с золотом агафирсов. Ого! Четыреста десять кило за первые три месяца добычи! Этак мы скоро всей Антанией в золоте ходить станем. Вы спросите, как я определил вес добычи? А всё просто. Ещё прошлой зимой мы по всем весям и артелям ввели новые метрические стандарты. Меры длины приживались плохо, а меры веса и объёма пошли. А что касается килограмма, так это вес кубического дециметра воды, он же литр.

Как я и планировал, всю зиму продолжались работы по заготовке круглого леса и распиловке брёвен. Правда пилить стало сложнее, поскольку в декабре реки встали и пришлось переключить лесопилки на воловую тягу. Гончары обжигали черепицу из заготовленной осенью глины, шаповалы научились валять валенки, кожемяки выделывали овчины и шкуры, ткачи ткали ткани, а красильщики их красили в разные цвета. Антанские люди теперь не сидели по тёмным лачугам, изнывая от холода, голода и безделья.

Той же зимой по моему заказу в весях начали ладить воинские повозки спрямоугольным кузовом, двумя осями, прямыми метровыми бортами из двойного утеплённого мхом или сухой листвой плетня и двойным холщовым или кожаным тентом на деревянных дугах. В каждой такой повозке должны будут перевозиться зброя, оружие, продовольствие, фураж, вода и вещи одного десятка воев, в них же повезут раненых и больных. Значит, на пятидесятитысячную армию потребуется пять тысяч повозок. Когда веские вожи услышали эту цифру, то начали икать и ослабли в ногах. Но я их успокоил, сказав, что за всю работу будет заплачено по уговору антиками и щелягами. Вожи поскребли бороды и согласились. А куда тут денешься.

Перед весной по льду прибыл второй золотой караван с Днестра. На семи санях в сопровождение двух десятков ополченцев прикатил вож Косак и привёз в кожаных мешках четыреста семьдесят кило золотого шлифа и мелких самородков. Наслышанный о переменах в Антании, вож сам захотел посмотреть на обновлённый Бусов град, вот и выпал случай. Уезжал он восторженный и задумчивый.

По последнему льду Припяти притащился и серебряный караван из Богемии. Пожилого вожа ковалей Слуда измучили возраст, дорога и ответственность, но он не скрывал радости, что довёз без приключений четыре тонны богемского серебра. Честно исполнившая службу полусотня волковоев отправилась на отдых в свой воинский дом на Горе.

За зиму я несколько раз заглядывал в лагерь своего волчьего спецназа. Толковые комбаты там лихо управлялись, наладив быт и порядок. Да, и сами волковои не сачковали, осознав смысл и пользу тренировок, и потому азартно набивали руки и копили навыки. В целом полк волковоев состоялся.


Часть 3.

АВАРЫ. ВОЙНА.

Время летело всё быстрее и быстрее. Вот уже отстучала капель, прошёл ледоход на Днепре. Пыхнули лужайки жёлтым цветом мать-и-мачехи, а потом и загорелись солнышками одуванчики. Отцвела черёмуха, и припекло солнышко.

С нарастающим ускорением Антания преображалась, и наиболее заметные перемены произошли в полках, которые обрели свои полковые знамёна и символику, а также оружие и одежду. На конец июня мы с полковниками наметили войсковые манёвры в полном вооружении. Пришла пора сколачивать полки в единое целое.

Однако, как известно, мы предполагаем, а судьба располагает. События не стали нас дожидаться и сами свалились на наши головы.

Однажды вечером, когда, сидя за столом в саду, я прикидывал план манёвров, раздался лошадиный топот, и ко мне подскочил Марк, запылённый с исчерченным потёками пота лицом:

– Всё, Бор, дождались. Утром сарматы пригнали табун и привезли слухи. По эту сторону Дона заметили разъезды чужаков, по виду – аваров.

Я на секунду окаменел от новости.

– Сядь, а лучше пойди, умойся, смотреть на тебя невозможно. Охолонись, никуда я не денусь.

Через пять минут напротив меня на лавке ёрзал Марк. А я рассуждал вслух:

– Сейчас 557 год. Согласно хроникам, авары появились на Дону в 558 году. Либо хроники брешут, либо мы своим присутствием повлияли на события. В любом случае звонок прозвенел, и пришло время собираться на большуюй драку.

Я кликнул домашнего почада, приказал ему разослать посыльных к полковникам. Немедленно!! Через пару часов последним прибежал запыхавшийся Черч.

– Что?!

– Всё, братцы. Началось. Сарматы засекли разъезды аваров на правобережье Дона. Это плохой симптом, рано им там появляться, – я подбирал слова, чтобы правильно сформулировать суть проблемы. – Напомню известные вам факты. Согласно хроникам, в год нашего прибытия, тоесть два года назад, аваров крепко шуганул в Средней Азии хан Истеми, родной брат тюркского кагана и наместник западных земель. Более того, он поклялся преследовать их до полного уничтожения. Авары бежали за Волгу, а вслед за ними по пятам двинулись тюрки. До сих пор считалось, что, частично поглотив угров, пацинаков, хазар, аланов, гуннов и черкесов, авары должны были бы выйти на рубеж Дона в следующем году, а они вышли в этом. Значит, у нас нет больше двух лет в запасе, а максимум год. В этом году они точно не нападут. Поздно. А в следующем… Посему приказываю, срочно закончить формирование полков и вооружение бойцов, в течение месяца провести войсковые манёвры. Коль будут возражать или мешать веские вожи и прочие местные шишки, действовать жёстко и решительно именем князя Межамира и светлых богов. Сегодня же отправлю биричей в Зимно, соберу братство ковалей, а также всех жрецов, пусть тоже закатывают рукава. Теперь несколько слов об истории и стратегии. Как известно, этой зимой известный провокатор, вождь кутригуров Заберхан потянет словен в поход за Дунай. В то же время империя стравит булгарские племена и развяжет междоусобицу. Весь этот план надо поломать. Как вы помните, в прошлой истории кутригуры срочно вернулись из похода для драки с утигурами, бросив словен на растерзание империи. Этого допустить нельзя. Тем более, что именно эта смута позволит аварам поглотить булгар, что значительно усилит орду. Предлагаю отправить биричей к словенскому князю Добряте и к утигурскому правителю Сандилху с изложением предстоящих событий. Пусть Сандилх знает о готовящейся провокации империи, а Заберхан пусть в одиночку отправляется за Дунай, где его хорошенько ощиплют имперцы, что немало ослабит этого аварского прихвостня.

Что касается самих аваров, то нам сейчас нужна достоверная информация из первых рук. Значит, надо сходить на Дон. Этим займусь я сам с волковоями. Возражения? Предложения? Нет. Всё, братцы, по коням!

На другой день на запад и на юго-восток укатили два посольства. А я с тремя пятёрками волковоев направился на переправу через Днепр. Со мной уходили в разведку все три комбата волковоев. Я хотел посмотреть их в деле и заодно показать врага, чтобы поняли, что за твари нынче к нам припожаловали.

Волковои обрядились в новую спецодежду: зелёные свободные порты и рубахи с капюшонами, а в отдельных свёртках в поклаже лежали тёмно-серые комбинезоны для работы ночью. Из оружия в рейд взяли по одному луку на пятерых, кистени, клевцы, боевые и метательные ножи, арканы.

На левый берег переправились на попутных рудовозах, а в устье Псёла нас уже поджидали три лодьи. На них мы наметили добраться до верховьев реки, оттуда по Савирской возвышенности волоком до Донца, и по нему на Дон.

Весь путь мы проделали за неделю, точнее за шесть суток. Проплывая по Донцу через место, где в будущем появится город Славянск, я вспомнил о похождениях нашего отряда «Д» в боях за Донбасс. Сейчас эти места оставались диким нетронутым краем с редкими весями савиров и сарматскими станицами в низовьях.

Добравшись до Дона, мы разделились. Пятёрка Клюса ушла вниз по реке, Скок увёл своих вверх, а я с Укрохом остался в месте впадения Донца, чтобы обследовать окрестности. Условились сойтись здесь же через седьмицу.

Облазив пять вёрст правого берега, мы не нашли никаких следов аваров. Под вечер на набитых сухим камышом кожаных мешках переправились через Дон, и через час наткнулись на аварскую стоянку. Почему я узнал, что нам попались именно авары? А язык на что. Нет, не тот, который за зубами, а тот, который пленный и много говорит.

День нехотя уступал место ночи. Смеркалось. Мы переоделись в ночную спецовку, измазали лица углём и отправились в поиск. Свет от костра мы разглядели примерно в версте от реки в овражке. Укрывшись за шелестящей стеной камыша и рогоза, мы прислушались, присмотрелись. Характерный говор и повадки, грязные лохмотья, сальные волосы. Точно авары. Судя по одежде и разговору, здесь устроился на ночёвку разъезд. Их пятеро, нас пятеро. Берём.

Первый же авар рухнул, как подкошенный от удара оголовьем меча в висок. Другой замолк и скорчился с распоротым горлом. Третий ничего не понял, мгновенно расставшись с головой. Четвёртому удачно всадили клинок в бедро, и он басисто завыл от боли. Пятого крепко перетянули боевым кнутом, который с треском рассёк одежду и распорол кожу на боку. От мощной затрещины молодой авар полетел на землю и позорно обгадился.

После короткой схватки, у костра остались лежать три трупа и двое пленных. Последних мы повязали, спрыснули для бодрости водой, и я задал первый вопрос:

– Абще дурусло, киб рук кахан Баян, киб гиурхьи Баян паччахи? Абизе инкар гьяби чвахизе, гире чивари – шапакват. (Скажи точно, где стоянка кагана Баяна, где край его кочевья? Будешь молчать, пущу кровь, скажешь правду – награжу).

Представляю, что чувствовали оба ошеломлённых авара, когда над ними нависли тёмно-серые фигуры с чёрными рожами, белыми зубами и белками глаз. Молодой обосравшийся авар затрясся и протянул руку на восток.

– До-бе. (Там).

Другой авар с распоротым бедром, оказался матёрым волчарой со шрамами на свирепой роже. Он быстро очухался и заскрипел зубами:

– Хиянатчи! (Предатель!), – и презрительно плюнул.

Надо дожать молодого, от матёрого всё равно толку не будет.

– Рагухан квел хаб. (Ты сам выбрал смерть), – прорычал я и резким движением ножа полоснул матёрого по шее. Он упал, забулькал и затих. Молодой громко застучал зубами, и от него запахло ещё более мерзко.

– Ну! – грозно приблизил я к нему измазанное углём лицо. И, испуганно подвывая, авар заговорил.

В степях вокруг левого притока Дона реки Сал кочевали три аварских тумена. Ещё два тумена грабили и покоряли хазар в нижневолжских степях аланов в предгорьях Кавказа. Два тумена разбойничали на Средней Волге в землях угров. Один тумен отправился к Азовскому морю разведать подходы к владениям булгар-утигуров. Сам каган Баян со своим родовым кочевьем встал в одном дневном переходе от Дона, а два десятка разъездов отправил в разные стороны разведывать левобережье. В этом году авары не станут переходить Дон. Лето в разгаре, кочевья разбрелись и большая часть войска в походах. Не успеют собраться и не смогут прокормиться. Обычно они съезжаются для большого набега, или похода в середине мая. К тому же пока нет ответа от булгар. Ходят слухи, что, заключив союз с булгарами, каган собирается двинуть всю орду на заход солнца за большую реку в сказочно богатое царство, где золото валяется под ногами, полно хлеба, мяса и красивых женщин. Каган уже начал собирать степь, а кто не захочет идти за лёгкой добычей, то пусть грызёт коню уши.

Я слушал и понимал, что в отличие от известной истории, аварское нашествие начнётся на год раньше, в мае следующего 558 года. Слова пленного многое разъяснили, но осталось немало вопросов, и за ответами на них придётся наведаться к самому кагану.

Отправив языка в страну вечной охоты, мы вышли ночью, и утро застало нас в одном из оврагов вблизи реки Сал в пятнадцати верстах от Дона. Двигаться по реке, рискуя попасться на глаза кочевникам, означало провалить всю разведку. Поэтому мы укрылись в густо поросшей тальником, ивой и тростником балке. Наша позиция в зарослях оказалась удачной и позволяла наблюдать за всей стоянкой, которая представляла собой типичное аварское стойбище, состоящее из нескольких концентрических колец шатров и юрт. В центре на бугре возвышался большой шатёр из синей ткани и серого войлока. Вокруг метров на тридцать открытое пространство. Там стояли привязанные к колышкам кони и ходили вооружённые воины. Следующий круг из богатых шатров знати тоже чуть отдалялся от трёх колец простыех палаток и юрт. Снаружи всю стоянку ограничивали сотни всевозможных повозок, копны сена, навесы для рабов, загоны для скота и походные кузни. В отдалении дымились костры, похоже, там на ближайших лугах паслись табуны.

По моим прикидкам только на этой стоянке обитало не меньше десяти тысяч аваров. Оружие у них отличалось невероятным разнообразием. В основном копья, короткие скифские луки, кинжалы-акинаки, длинных клинков мало, да, и те разнотипные. Щиты небольшие круглые для конного боя. Лошади не бронные. Защита воинов слабенькая: кожаные или меховые шапки иногда с нашитыми железными пластинами, реже плоские шлемы-мисюрки с бармицей, кожаные доспехи с бронзовыми нагрудниками или стёганые ватные халаты с металлическими накладками, широкие боевые пояса. В общем, труха, ничего особенного.

Целый день мы по очереди вели наблюдение, и, дождавшись темноты, осторожно пробрались по балке к реке и берегом направились к Дону. Двигаться ночью всегда опасно. Попадёт нога в промоину или нору суслика, и всё, вывих или перелом обеспечены. Поэтому и шли разборчиво и осторожно. Ускорились под утро, но тоже осторожничали, опасаясь нарваться на аварский разъезд.

Как договаривались, все группы сошлись в устье Донца на седьмой день. Обе пятёрки тоже столкнулись с аварами. Скок своих сразу перебил, а Клюс взял и разговорил пленников. Сведения полностью подтвердились.

Обратный путь мы проделали быстрее, и в верховьях Псёла встретили конных савиров. Они меня узнали и пригласили в гости, но, сославшись на слишком важные дела, я вежливо отказался, а перед тем, как распрощаться, отозвал десятника и подробно рассказал ему о том, что видел за Доном. Он страшно взволновался, поднял воинов в седло и немедленно умчал, подняв облако пыли. Полагаю, что кону Чавдару будет о чём подумать и всерьёз озаботиться.

В Бусовом граде я немедленно объявил сбор команды «Темп». Мы обсуждали новости долго и горячо, и, в конце концов, пришли к выводу, что сделано много, но для безоговорочной победы явно недостаточно. А поскольку для достижения более-менее приемлемого результата только наших усилий маловато будет, пора крепко встряхнуть правящую и культовую верхушку.

В тот же день через Асилу-коваля, Волхва, Перунича, Сварожича, Хорсича и Даяна от имени князя Межамира я разослал биричей по всем весям и краям. А самому князю отправил послание и требование срочно созвать союзников на военный совет в Таборе.

Слухи быстро разнеслись по Антании, и как-то вдруг все посуровели и озаботитлись, почувствовав смрадное дыхание войны. Не знаю, как мои мужики, а у меня сердце тревожно сжималось от понимания того, что мы не готовы. Однако вопреки моим опасениям, за какой-то месяц страна будто встряхнулась и буквально на глазах начала перестраиваться на военный лад. Поистине славяне всегда были, есть и будут беспечными и отчаянными пофигистами, которых можно долго убеждать, которых можно бесконечно обманымать и обирать, но всерьёз лучше никогда не трогать, ибо чревато.

Я с удивлением и радостью наблюдал, как намеченные на всю зиму дела, сейчас делались за какие-то две недели. Огнищане непрерывно везли в остроги и продукты питания и пригоняли новые военные повозки. Как снежный ком, по стране покатилась мобилизация. Полки оделись в новую форму и доспехи, без зброи пока оставались только катафракты, поскольку их доспехи отличались сложностью и трудоёмкостью изготовления. Но и эту проблему Асила клятвенно обещал решить к концу зимы. Над лагерями развевались полковые стяги. Для каждого полка бондари изготовили большие барабаны диаметром в полтора аршина и чудовищно огромный войсковой барабан в два аршина. Мы решили, что низкий звук таких барабанов будет распространяться дальше, чем звуки рожка. Теперь с кочевников глаз не спускали, для чего раз в две недели на Дону в черёд менялись десять конных разъездов волковоев.

Если не предираться, то в целом полки достигли нужного боевого состояния, требовалось лишь сколотить их в единое войско, для чего, после большого военного совета, были намечены манёвры с полным вооружением и имитацией боевых действий.

Время неслось галопом, и в круговороте дел наступил день собрания земных владык в Таборе. Вожи и жрецы отправились туда заранее, чтобы подготовить и организовать встречу. Но на этот раз решили избегать всяких пышных церемоний и ритуалов, поднести дары богам и работать. Требовалось срочно решить вопросы готовности войск, определить время и место сбора, договориться о взаимодействии и обеспечении полков и назначить общее командование.

Я пришёл в главное святилище заранее. Оно угрюмо пустовало. Казалось, священные дубы печально шепчутся о тысячах будущих убиенных, которые нынче и не догадываются о своей незавидной судьбе и пока живут своими повседневными заботами и радостями. То ли от тревожного настроения, то ли от пасмурной погоды, потемневшие от дождей, копоти и жертвенной крови фигуры богов тоже выглядели довольно мрачно.

В отличие от прошлой полной надежд, неожиданных радостей и впечатлений встречи, на этот раз собравшиеся земные владыки заметно тяготились собранием. Но мне их настроения были до звезды, и я сразу взял бразды в свои руки, задав разговору строгий деловой тон. К полному моему удовольствию, большинство правителей прониклись важностью момента и оживились, но по-разному.

Не прошло и получаса от начала собрания, а страсти разгорелись нешуточные. Князья и вожи орали и спорили, чуть не до драки. Кто-то не верил, что авары уже за Доном, кто-то требовал доказательств, кто-то наоборот собрался немедленно атаковать поганых. Потом со дна владычных душ поднялась извечная вонючая пена: господа начали выяснять кто из них древнее, старше и главенее, и кто кому должен. Моментально вспомнились большие и малые претензии и обиды, выплеснулись накопившиеся и сдерживаемые до сих пор упрёки и угрозы.

Когда ор достиг пика мощности, я понял, что незачем ждать, когда они начнут резать и рвать глотки, и что пора слегка натянуть поводья. А, чтобы угомонить горлопанов и заодно чуток расширить рамки своего влияния, я опять решил прибегнуть к помощи своего воеводского амулета. Надеясь, что фокус повторится, я приблизился к постаменту со священным огнём. И на этот раз Коловрат сработал безотказно, и лучи свастики со щелчками пришли в движение. Убедившись, что процесс пошёл, я поднял правую руку, а левую приблизил к амулету, надеясь, что успею среагировать прежде, чем меня прихватят какие-нибудь зелёные человечки.

Не прошло и пары минут, а светящийся шар опять вынырнул из пелены облаков и повис над головой. И, что меня поразило, он выпустил три ярких луча и начал ими шарить. Не желая узнавать, что собираются делать обитатели этого аппарата, я поспешил сдвинуть лучи свастики. Шар будто споткнулся, замер, погасил лучи и вскоре исчез в облаках. В общей сложности всё это происшествие заняло от силы пару минут.

Над площадью святилища повисла гробовая тишина. Все крикуны замолкли, и ошалело переводили взгляды с неба на меня и обратно. Я поспешил воспользоваться моментом, пока они в ударе:

– Слава светлым богам. Я развею все сомнения, ибо сам ходил на Дон и на Сал-реку и своими очами зрил стоянку аварского кагана. Пленёные авары баяли, что к трём туменам, кочующим за Доном, весной присовокупятся пять с Ара-реки, Терека-реки и с Меотского моря. Ноне авары подчинили аланов, хазар, пацинаков, угров, гуннов и черкесов. К солцевороту под аваров лягут кутригуры и все остатние степняки, и число орды достигнет ста двадцати тысяч. Такое великое конное войско не может долго стоять на месте. С восхода их гонят тюрки, на полуночи – непролазные леса, на полудне – горы и Понтийское море, посему они двинут на закат к Днепру. Допустить того немочно. Прошлый раз мы о том рекли и порешили. Ноне пришёл черёд исполнять клятву, данную здесь пред ликом светлых богов. Призываю земных владык прислать полки в Бусов град до Марова дня. Тёплые жилища изготовлены для всех ополченцев. Оружье, зброю и тёплые ризы вои получат все до единого. После войны вои получат заслуженные награды.

– Какое оружие, какие награды? – визгливо заорал ляшский кнес Сирцон, – то всё враки чужаков, абы вытянуть с нас злато да серебро. Я не верю воеводе Бору и ухожу.

– Вож Бор не честен, – громко сквозь зубы проговорил древлянин Ингор, – он знается с тёмными силами. Я ухожу.

– Стойте!! – проревел Межамир, и поднялся, поглаживая рукоять меча. – Некие трусливые владыки не возжелали замараться кровью, ано забыли, что тоже смертны. Особо забывчивых обычно хоронят с почестями, а особо трусливые сами сгинут в забвении. Вспоминать обиды в самый тяжкий миг, и тем самым отомстить, жалко и недостойно.

Руки Сирцона затряслись, а глаза налились кровью. Он резко повернулся и оказался лицом к лицу с огромным Добрятой. Словенский князь стоял, грозно сжав кулаки, и еле сдерживался, чтобы не отделать предателей, как бог черепаху. Сирцон побледнел, отчего его лицо покрылось веснушками, и по дуге прошмыгнул мимо словена. За ним, притворно изобразив стыд и раскаяние, вышли вон вож ободритов Рогволод и конс лютичей Крапин. Так, так. Ушли все северные правители с Балтии. Думаю, заранее договорились, иуды, надеясь отсидеться за болотами, за Вислой и Одером. Ну, что ж, этого следовало ожидать, потому я на них и не рассчитывал. Ужимки и гримасы этих притворных «друзей» были видны невооружённым глазом. Рано или поздно эти законченные мерзавцы обязательно бы нагадили и нипочём при этом не раскаялись бы. Последним, зыркая исподлобья и бубня под нос угрозы, выбежал древлянский вож Ингор.

Забавно было наблюдать этот концерт самодеятельности. Ладно, предатели, катитесь к нехорошей маме, но потом вы очень пожалеете о своей опрометчивой выходке. Дайте только с аварами разобраться. Очень сильно пожалеете.

Жрецы громко прокляли клятвопреступников, а оставшиеся правители словен, тиверцев, уличей, савиров и сарматов подтвердили клятву и обещали прислать ополчение по боевому расписанию.

Теперь я точно знал численность и состав славянского войска, и потому решил днестровские, бужские и словенские полки в сражение не вводить, оставив их стратегическим резервом и для прикрытия Антании с южного фланга.

После уточнений и согласований сход закончился, и правители разъехались по своим землям. В завершении я попросил княжича Кологаста привести дулебские полки пораньше.

Правители честно исполнили клятву, к зиме все десять полковых острогов заполнили постоянные обитатели. В боевой учёбе батальоны утоптали снег до состояния асфальта. Каждый день, то к одному, то к другому лагерю подкатывали вереницы новеньких военных повозок и саней с продовольствием, оружием и зброей. Веские вожи наконец-то прониклись размером грядущей беды и торопились выполнить обещания. Порадовал меня и Даян, который помимо строительных артелей слал и слал в полки колдунов, колдуний и ведунов с запасами лекарств, лубков, перевязочного материала и всякой лекарской мелочёвки. Теперь и за военно-полевую медицину я был спокоен.

Из-за изменившихся сроков начала войны после долгих споров военный совет пересмотрел стратегию обороны. Теперь оборонительная линия крепостей по левому берегу Днепра теряла смысл, поскольку из пяти заложенных твердынь к лету могли обороняться только три: в Бусовом граде, в устье Псёла и в низовьях Двины. Чтобы не распылять силы, строительство остальных двух крепостей решили приостановить до лучших времён.

После Марова дня я отправил бирича к савирскому кону Чавдару с предложением временно перевезти семью и сокровищницу в крепость Бусова града подальше от войны, поскольку в наихудшем случае аварская орда, прежде всего, растерзает именно Савирию.

В январе прибыл бирич от словенского князя Добряты. Князь писал, что все мои предупреждения сбылись. Кутригурский вождь Заберхан сделал заманчивое предложение сходить за лёгкой добычей в византийскую Фракию. Естественно, Добрята отказал и выпроводил кутригуров восвояси. В ответном послании я предупредил Добряту об особом и подлом коварстве и злопамятности Заберхана, и просил не доверять никаким его посулам и опасаться покушения.

Через пару недель прибыл и посланник хана утигуров Сандилха, который поблагодарил за предостережение. К нему, действительно, прибыл посол императора с подарками и просьбой напасть на кутригуров. Сандилх византийское золото взял, а послов отправил назад ни с чем. В ответном послании я поблагодарил Сандилха за доверие и предупредил о начале войны в мае-июне.

К концу зимы все полки прошли боевое слаживание. Дольше иных сколачивали батальоны прибывших в ноябре дулебских мечников и лучников. Но и они к февралю встали в общий строй.

Всю зиму почады, смерды и огнищане, да и сами бойцы помимо боевой подготовки, обслуживания оружия и зброи изготавливали разные оборонительные приспособления: плетёные и бревенчатые щиты, упоры с остро заточенными кольями для противодействия атаке конницы, острые колья для заградительной линии, холщовые шатры и много ещё чего.

И бойцы, и командиры с нетерпением ждали весны, ледохода и чистой воды, когда начнётся движение, когда сотни барж и паузков начнут переправу припасов, снаряжения и войска к крепости Псёл. И дождались.

Едва Днепр освободился ото льда, интенданты из числа купцов и веских вожей начали перевозить к месту сбора войсковое имущество. Потом через реку потянулось войско, рота за ротой, батальон за батальоном начали переправляться полки. Вплоть до середины мая армия Антании собиралась около крепости Псёл и потом уходила дальше вверх по реке. И, когда начал переправу последний полк, первый уже добрался до большой равнины в верхнем течении.

Опустевшие полковые остроги сиротливо затаились на правом берегу Днепра. В притихшей Антании задумчивые огнищане закончили посевную. Необычно молчаливые пастухи выгнали в луга соскучившихся по живой траве коров и овец. Вроде бы продолжалась привычная и размеренная жизнь, но в воздухе уже повисло нечто тяжёлое тревожное и грозное, будто духота перед грозой. Это пришло предчувствие смертей ушедших на войну родичей.

На правом берегу оставался лишь полк волковоев, вместе с которым я собирался последним переправиться через Днепр. Казалось бы, что всё идёт по плану и даже более того, но меня почему-то одолела неясная тревога. При свете двух гасничек всю ночь я мотался по дому, снова и снова прокручивал в голове варианты, так и сяк вертел карту, и никак не мог избавиться от гнетущего чувства, что упустил что-то важное. Сомнения так и не дали заснуть, я еле-еле дождался рассвета, и едва развиднелось, раздался неожиданный стук распахнувшейся двери:

– Просыпайся, воевода. Древляне и ляхи грабят и жгут наши веси на Тетереве, Уже и Ирше и идут к Бусову граду!

Я задохнулся от гнева! Вот она, заноза в заднице!! Вот, что меня коробило! Уведя армию за Днепр против главного врага, и, прикрыв южный фланг, я упустил из виду северный, а ведь должен был предусмотреть!! Ведь уже на военном совете стало ясно, что предатели – злобные и ненавистные гады. А я себя уговорил, что всё обойдётся, и разберёмся с ними потом. Идиот! Ясно же, что, если палка без двух концов, то это бублик! Вот проблема и свернулась в бублик, грозя оставить нам только дырку от него. Я замычал от досады и стыда.

Однако что толку драть волосы на макушке, когда требовалось действовать. Успокоившись, для начала я прикинул баланс сил. По моим данным древляне могут поставить под копьё максимум тысячи три-четыре бойцов. Висленские ляхи, если сюда и притащились, то не войском, а бандами татей, охочих до чужого добра. И вряд ли их больше тысячи. Таким образом, к северу от Бусова града сейчас бесчинствуют от четырёх до шести тысяч бандитов и убийц. Численность немалая, но и не критическая, намного хуже то, что они вторглись именно тогда, когда последний полк переправился на тот берег, и время нападения выбрано оптимальное. Значит, с большой долей вероятности в городе либо имеется стукач-доносчик, либо засланный шпион, либо шпионская сеть.

Но эти твари чуток просчитались, полагая, что Антания беззащитна. Моим волчарам плевать, что врагов втрое больше. Они с радостью порвут и более сильного противника, а этим ляшско-древлянским мерзавцам даже сочувствовать бессмысленно, поскольку они уже живые трупы. Мирных огнищан жаль, ни за что попали в переплёт. Ничего, потерпите люди, помощь придёт, а посеявшие ветер убийцы и мародёры пожнут бурю! Ну, поганые клятвопреступники, держитесь, будет вам и белка, будет и свисток, будет и писец, и карачун заодно. Дубина справедливости будет гвоздить, пока все захватчики не сдохнут.

Подняв по тревоге все три батальона волковоев, перед строем я кратко описал ситуацию и, не сдерживая ярость, приказал бандитов в плен не брать. В ответ получил рёв тысяч глоток застоявшихся хищников, будто разом завыли сотни волков и заревели десятки медведей.

Батальон Укроха отправился в междуречье Днепра и Тетерева для отражения прямого удара на Бусов град. Потом эти шесть сотен повернут на запад и по реке Уж выйдут к древлянской столице городу Овруч.

Второй батальон Клюса должен ударить западнее между реками Ирша и Уж по направлению к древлянскому городу Коростень.

Третий батальон Скока пройдёт ещё западнее по крутой дуге за рекой Уборть и, пройдя по древлянским тылам, отрежет противника от Припяти.

Не теряя времени, полк волковоев разошёлся по направлениям. А я отправился вслед за батальоном Клюса только рано утром следующего дня, едва рассвело. Весь день я гнал коней по следам волковоев, и только вечером в тридцати верстах от Бусова града наткнулся на поле жестокого боя, Прямо скажу, зрелище было не для слабонервных.

Большая луговина у опушки леса была буквально залита кровью. По всем приметам здесь произошла настоящая резня, и теперь посреди кровавого месива возвышалась куча древлянских голов, из которой торчало копьё с надетой головой в богатом шлеме. Поначалу меня изрядно коробил здешний обычай обезглавливания врагов, потом я перестал обращать на это внимание. Как выяснилось, древние славяне делали это не из природной кровожадности или злобы. Так они защищались от нави, ведь по их представлениям покойник с головой могподняться из могилы и начать мстить.

В уничтоженном древлянском лагере вразброс стояли десятки повозок с награбленным добром, и, как ни странно всё это барахло осталось нетронутым. Прежние бойники-волкодлаки в первую очередь непременно бы растащили добычу, а мои волковои сразу же отправились дальше вслед за врагом. На душе потеплело, и, не смотря на подкатывающую тошноту от вида побоища, я испытал гордость за своих бойцов.

Перехватив повод, я тронул коня и отправился дальше, но начали сгущаться сумерки, и, проехав пару вёрст, я решил устроиться на ночёвку. Развёл костёр, нарубил лапника и, поёживаясь, закутался в плащ. Угрюмо нависли замершие деревья. Печально закричала ночная птица. Оставшись наедине со своими мыслями, в попытках заснуть я проворочался полночи, и, едва развиднелось, я отправился в путь.

Оказавшись на распутье, я завертел головой, соображая, куда податься, но заблудиться мне не дал принесённый ветром трупный смрад. Примерно через километр открылось поле недавнего боя.

На лесной прогалине, на истоптанной тысячью ног и залитой кровью земле лежало множество тел, павших там, где строились и бились. Землю сплошь устилали трупы, части тел, обломки оружия, одежды и снаряжения. Немного в отдалении слева на краю берёзовой опушки дымились три погребальных костра, возле которых ходили и стояли несколько человек. Ещё дальше на кромке леса виднелся лекарский шатёр знакомого образца.

Возле шатра и кострищ хозяйничали батальонный колдун и его помощники. На кострах горели тела павших волковоев, в шатре лежал десяток раненых. Я оглянулся на поле боя. Навскидку там упокоились не меньше пяти-шести сотен древлян. Наверняка столько же ранено и не меньше бежало. Здесь горят три костра, значит пятнадцать моих бойцов нашли здесь последнее пристанище и ушли в небесный ирий. Плохо ты, Бор, учил своих спецназовцев. Соотношение потерь один к сорока должно бы меня обрадовать, но не обрадовало. Я ненавидел терять своих людей.

– Поздорову, воевода, – сзади подошёл лохматый мужик в чёрной одежде и сером, заляпанном кровью фартуке. Колдун. – Смотришь на работу наших волковоев?

– Хорошо поработали. Что здесь произошло?

– Смертоубийство произошло. Разве не зришь, сколь душ погибло и кануло в навь и в ирий.

– Их никто не звал грабить, насильничать и губить огнищан. За то надо платить. Эти уплотили.

– Да, потрудиться смердам предстоит немало. Столь голов отделить. А иначе нельзя, навь неупокоенная всю землю замучает.

– Сколь тяжко уязвлённых?

– Трое до ночи не доживут. Остатних выходим. Чуть полегшают, в повозки и в полк.

Почему-то мою душу скрутила тоска.

– Поеду я дале. Бывай здоров, лекарь. Довези болящих до места. – Я проводил его задумчивым взглядом, продолжая злиться на себя и на весь мир.

Ещё через восемь часов конного хода я всё-таки добрался до батальона, который осадил древлянский город Коростень. Вблизи ворот виднелись следы стычек. Волковои готовились к штурму.

– Эгей! Воевода пожаловал! – кто-то завопил из строя волковоев, и все подхватили: – Слава! Любо!! – и с разных сторон по старой памяти раздался громкий волчий вой, замелькали хищные улыбки на заросших лицах.

Я прошёл вдоль строя и по привычке вскинул руку к шапке, отдавая воинскую честь. Откуда-то справа подошёл комбат Клюс:

– Поздорову, воевода Бор. Поспешали изрядно и до вражьего логова ноне добрались. Днесь его выжжем.

– Погоди, комбат, рано приступ зачинать. Имаю иную задумку, абы подлым гадам похуже бысть. Мы их не побьём, мы их развеем, абы не осталось на свете духу древлянского.

– Это как?

– Многих воев из града вы давеча побили. За заборолом мужей сотни две не боле. А баб и щенков – изрядно. Мыслю в град сходить да принудить древлян врата распахнуть. Останет токмо собрать урожай. Мамок с сосунами да чад до десяти зим от роду отправим в Бусов град. Жрецы и ведуны их воспитают. Отроков, девок и баб продадим на закате. Отведёшь полон в Аквинк, Сермий али Добрудж. С древлянских земель возьмёте не мене десяти тыщ сервов. Вот и считай. С мужами ведаешь, что делать. А деды пусть доживают на руинах. Иначе то поганое семя не даст покоя Антании. Сколь вольной земли по Припяти, Случи, Горыни, Ужу, Тетереву захватили, и всё им мало. До Бусова града почесть добрались. Ненасытные твари. Сколь люда безвинного побили. Кто за Припять сбежит, дале не гнать. Пусть в болотах сидят. Не пожелали жить добро, пусть живут, как придётся.

Оставив лошадей и оружие, я пешком отправился по накатанной дороге к воротам древлянского града. Толстые серые брёвна частокола, заросшие понизу крапивой и чернобыльником, смотрелись угрюмо и мрачно. В стенах темнели прорезанные бойницы.

В полста метров от ворот в меня ударила первая стрела. Вот гады, видят же, что я один и безоружен. Пока дошёл до ворот, я насчитал уже с десяток попаданий стрел и одной сулицы.

– Не утомились зря стрелы метать? Лучше лбами о заборол постучите. Я един и без оружия, надобно баять с вожем, або с воеводой.

– Неча тута баять, убирайся к демонам, антский выблядок, ино получишь дубьём по башке. Всех вас надобно покончить, зазря токмо небо коптите.

– Мне с дурнями баять недосуг. Либо я баю с вожем, або с вами буде баять копья, топоры да мечи, как с вашими мужами, кои в нави без глав проклинают пославших их на погибель.

За воротами раздались громкий надрывный бабий вой, крики и плач с нотками ужаса.

– Ну, заходь, коль не трусишь, – вдруг смилостивился голос. Лязгнул засов, ворота заскрипели и чуть приоткрылись, чтоб только протиснуться. За воротами стояли около сотни воев со щитами и копьями. Других я разглядел на стене и над воротами. В их глазах светилась злоба, и ни капли сожаления.

– Реки, что хотел.

– Я антанский воевода Бор, избранный князем и светлыми богами на воеводство, с чём дано сие знамено, – я поднял повыше знак солнца.

– Мы не признаём вашего князя, наш вож Ингор. А Межамир нам не указ.

– А воля светлых богов – указ? А божий закон – указ. Ано вы его порушили, коль вкупе с ляхами напали на мирных огнищан, напали подло, когда антские вои ушли на великую сечу с погаными. Сей подлости светлые боги не могут снести, и за злые и противные деяния обрекли древлянское племя к изничтожению. Во исполнение воли богов, ноне надобно открыть врата на милость антанских воев. Малые чада и кормящие матки уйдут в Бусов град на житьё. Отроки, девки да бабы уйдут в полон, но живот сохранят. Вои либо на тризну идут, либо на честный бой за оградой. На раздумья времени нет. Сбирайте вече и ответствуйте, либо живот и неволя, либо погубление и позор. Долго ждать не мочно.

И я демонстративно сел на колоду в сторонке и принялся осматривать обречённый город и людей. Толпа собралась буквально за минуты. Вопли и крики вскоре перешли в потасовки и мордобой. Орали все, а потом толпа разошлась на две неравные части. На одной стороне стояли все мирные горожане. Деды угрюмо молчали, бабы тянули дрожащие руки, а дети жалобно скулили. Напротив них встали полторы сотни воев во главе с тем мужиком, что говорил со мной у ворот.

– Мы выступаем на сечу. Иные готовы приять вашу милость.

Ну, что ж, умереть так, как хочет – это неотъемлемое и священное право каждого человека, Тяжёлый засов опять с противным скрежетом вышел из пазов, створы ворот поползли в стороны и древляне плотной толпой вышли за стены.

Через час за городским рвом на ровной луговине напротив друг друга встали полторы сотни пар воев. Полторы сотни поединков. Всё по-честному. По звуку рожка началась общая парная схватка. Не слышались крики и проклятия, только хекающие звуки, звон оружия, звуки ударов по щитам и стоны павших. Через четверть часа на ристалище осталась биться только одна пара бойцов. Никто не хотел уступать. Я поднял руку, останавливая схватку:

– Довольно! Ты можешь идти, древлянский вож. Ступай и, ежели узришь кого из древлян, реки, абы забыли они путь в Антанию.

Из полутора сотен поединщиков только двое волковоев получили ранения. Победители надели головы врагов на копья.

Не дожидаясь окончания древлянского разгрома, я поручил Клюсу связаться с другими батальонами и передать мой приказ, как надобно поступить с племенем дерев. Также я велел полку волковоев зачистить от древлян и ляхов северные рубежи Антании вплоть до Припяти и на запад до Буга, соединиться там с дулебами и на время войны охранять в северных пределах порядок. Запрыгнув в седло, я отправился назад в Бусов град.

Угроза стране миновала, с древлянами покончено, а до подлых ляхов ещё дойдут руки, но не сейчас. Я усмехнулся, поймав себя на планах наказания предателей и бандитов, которых следовало хорошенько отметелить. Какое на хрен наказание, разобьём аваров, и домой в двадцать первый век. Если разобьём, конечно. Но о «если» даже думать не хотелось. Обязательно разобьём, иначе, зачем мы тут столько всего нагородили.

Основательно вымотавшись в седле, на третий день к вечеру я въехал в Бусов град, помылся в бане, переночевал дома и рано утром в полном вооружении, оседлав боевого и заводного коней в сопровождении Бродяги отправился на причал. Я спешил догнать войско, а на душе скребла тревога за моих волковоев, оставшихся один на один с огромной проблемой.

В туманной утренней тишине раздался плеск вёсел, потом показался крутой нос лодьи, и вскоре судно ткнулось в причал. На мостки выскочили двое и притянули лодью к причальным столбам. По сходням я завёл лошадей на судно. Вот и всё. Пора исполнить то, для чего я здесь.

– Эгей! Погодь!! – С крутого берега сбегал парень в зелёной форме волковоя. Я отдал команду кормчему задержаться. Дождался крикуна.

– Поздорову, воевода Бор, тебе весть от комбатов Укроха и Клюса.

– Говори.

– Велено баять, оба главных града древлянские порушены. Батальон Скока закрыл Припять. Воев древлянских пало пять десятков сотен. Вожа Ингора с вожами принесли в дар богам на тризне по чести. Чад с мамками отправили в Бусов град. Полон увелив Зимно. Древлянская земля впусте лежит.

– Благо дарю за весть добрую. Комбатов и всех волковоев ждут великие награды и почести. Ступай с богами.

Вот теперь со спокойной душой можно и войско догонять. За спиной остался надёжный тыл. А те немногие древляне, кто успел сбежать и спрятаться пусть теперь сидят за Припятью тихо, как мыши под веником. Что касается наград, то я решил всё вырученное за полон серебро передать волковоям, всё равно оно, так или иначе, будет крутиться в стране.

Подплывая к Псёлу, я внимательно разглядывал огромный воинский лагерь, раскинувшийся от берега до стен новой крепости. Сейчас в нём не было войск, но всё равно даже на первый взгляд отмечался должный порядок и осмысленная организация. Нет, не зря мы больше года гоняли полки, выматывали души комбатам и сотникам, вколачивая в головы понятие дисциплины и создавая новую систему отношений.


На реке Псёл виднелись цепочки паузков, груженных продовольствием или имуществом. Вместе с ними ползли две большие баржи. По берегу в том же направлении группами по десять двигались воинские повозки.

На пристани железный порядок поддерживал пожилой десятник, распоряжающийся разгрузкой-погрузкой. Он чётко и коротко отдавал команды и указывал направление. Я смотрел и поражался. Как и когда случилось то, что огромное живое существо по имени антанское войско стало жить своей собственной жизнью, полной внутренней и порой непонятной логики. Не скрою, меня переполняли гордость и в то же время страх, как у дрессировщика перед матёрым хищником.

В лагере никого из иновременцев не оказалось, потому, выслушав доклад коменданта, я наскоро перекусил и отправился в обход лагеря, города, крепости и литейной слободы. В сумерках я завалился спать в опустевшем воинском доме, чтобы с утра пораньше отправиться вслед за армией.

Утром до рассвета я забрался на посудину, перевозящую какое-то снаряжение и мешки с повизией. Но скорость движения этого плавучего корыта против течения показалась мне настолько малой, что через три часа тягомотного плавания я сошёл на берег неподалёку от расположившихся на краткий привал бойцов сотни лёгкой пехоты.

Я привязал к дереву лошадей, а сам незаметно приблизился к крайнему костру. Бойцы остановились в небольшой рощице, чтобы передохнуть и перекусить, чем боги и интенданты послали, травили байки и болтали о жизни:

– Вот реки, Ворс, ты всё про войну баешь, хоть тех поганых и вовсе николи не зрил. Ну, побьём аваров. Половина из наших в ирий вознесётся, а остатние что робить станут? Нас кровь проливших к оралу боле не допустят, да и в весь не пустят, абы навь убиенную за собой не приволокли. Что робить то будем?

– Хоть и умник ты, Буда, а ноне мудно глаголешь. Вот изреки, что ты робишь второе лето? Верно, служишь в полку. Позри на себя. Облачён, яко вож, оружье новое и знатное, сыт, обут и биться обучен. Грамоте научен, щеляги в калите звенят. И то за два лета в полку. А что бы ты делал в веси своей, седьмой сын у отца? Гнулся на старшего брата, волам хвосты крутил да говно выгребал за краюшку? Не умник, а дурень ты, Буда. Тебе новую жизнь дали, а ты морду воротишь. Николи полки не разгонят и дела воям найдут, и воздастся нам по делам тем. Ноне мы дружинные княжьи люди, и теперича в калите завсегда будут щеляги звенеть.

Бойцы переглянулись и тяжело вздохнули.

– А и прав ты, Ворс, напрасно я засумлевался. Давай на дорожку мёду хлебнём, есть у менячуток. За воеводу Бора, да за вожа Зверо. Мудрые и сильные люди светлыми богами отмечены. Ну, бывай здрав.

Я потихоньку отошёл от костра, пока меня не заметили, но разговор тот крепко запомнил. И впрямь негоже использовать этакую силищу, как одноразовый шприц. Проблема с аварами разрулится, так или иначе, а вот устроить судьбу доверившихся нам людей вопрос более сложный и важный.

Конный путь вдоль реки занял четыре дня и то только потому, что прошедшие передо мной полки протоптали дорогу, будто катком укатали. Я обгонял сотни и батальоны на марше. Бойцы гнали повозки с доспехами, длинномерным оружием и провиантом, и сами тащили на спинах снаряжение и пожитки. Взбитая тысячами ног пыль слоем покрывала обочины, висела в воздухе, оседала на людях, окрашивая всех в одинаковый цвет.

Несмотря на более-менее ровную дорогу, поддающее под задницу седло отбило весь копчик, да, и ноги гудели, как трансформаторы. В одном переходе от места сбора я догнал Черча, чьи поляне налегке шли вдоль реки.

– Здорово, Бор! Наконец хоть кого-то из наших увидел. Вот уж семь дней тащимся и конца этой речке не видно.

– Ничего, сегодня будем на месте. По карте осталось вёрст пятнадцать. Как бойцы, не ропщут?

– Не-е, в бой рвутся. Скорей бы, шумят.

– Ты не слышал, где может быть Лео?

– Слышал. В пяти верстах сзади высадились с барж, сейчас пёхом тащатся.

– Значит, я затемно мимо них проскочил. Ладно. Бывай пока. На поле увидимся.

Я отъехал в сторонку, подумал и развернул коней, поскольку именно сейчас нужно было переговорить с Лео. Далеко возвращаться не пришлось. Примерно через пару верст я увидел облако пыли, из которого торчали длинные пики. Антские батальоны двигались размеренным походным шагом.

Спешившись, я бросил поводья заводной лошади на придорожный куст, а уздечку сармата накинул на луку седла. Чуток походил вразвалочку враскоряку, размялся, ослабил у коней подпруги, положил на придорожный камень свёрнутый плащ и с облегчением присел, вытянув ноги.

Через полчаса из-за бугра показалась огромная фигура Лео на измученной его весом лошади. И его, и её густо припудрила пыль и на по-ковбойски закрытом косынкой лице моего друга блестели покрасневшие глаза. От одинаково серых от пыли фигур его отличали только лошадь и огромный рост. Лошадь обречённо кивала головой, а Лео слегка мотало в седле. Увидев меня, он встрепенулся, натянул поводья, соскочил на землю, откашлялся и поднял руку:

– Стой! Короткий привал! Сотники, следить за порядком.

Запыхавшиеся воины разошлись по обочинам, сбросили груз и присели, восстанавливая дыхание.

– Сто лет тебя не видел! – радостно прохрипел Лео и хлопнул меня по плечу мозолистой ручищей, выбив облако пыли. – Ты где пропадал?

– Повоевал маленько. Сам знаешь, кот на улицу, мыши в амбар. Древляне напали. Как только полки ушли за Днепр, так они начали громить северные антские веси и двинулись на Бусов град. Суки!

– Да, ты что-о?! И как?!

– Всё обошлось. Поднял полк волковоев. Бросил в бой все три батальона.

– И?!

– Нету больше древлян. Как мне доложили, земля древлянская впусте стоит. Короче, мои головорезы пять тысяч в боях положили, разорили все их города и веси, мужиков поголовно перебили, баб и отроков в рабство, а мелюзгу с мамашами в Бусов град на воспитание и жительство.

– Да-а, дела-а!

– Слушай, Лео, а где твоя рота волковоев?

– При мне, где ж ещё? А что?

– А то, что идём вслепую. Сведения старые, надо обновить. Сечёшь?

– Сделаю, Бор. Сейчас же отправлю пять десятков по разным направлениям на дневной переход. Где встретимся?

– Давай карту. Как и планировали: сбор вот здесь слева от реки на поле примерно два на пять вёрст. С запада его ограничивает большой холм, перед которым тянется мокрая низинка с впадающим в реку ручьём. Вот на том холме и будет ставка. Там и подниму красный флаг.

– Есть, командир. Всё будет тип-топ. Разведке день туда, день обратно. Завтра к ночи жди сведений.

– Добро. Поднимай своих, и я поспешу. Штаб там, а я здесь по дороге болтаюсь. Бывай здоров. Увидимся.

Я порысил вперёд, оставив Лео с его пикинерами. В три пополудни я наконец-то добрался до места. Вся западная окраина равнины была заполнена хаотичным скопищем войск, которые непрерывно перемещались и пополнялись новыми сотнями. Мне такой бардак активно не понравился.

Отыскав взглядом большую штабную повозку, специально крытую красным холстом, я направился туда. Возле неё громко беседовали на повышенных тонах мои соратники: Рок, Стинхо, Даян, Асила, дулебский вож Корш и савирский Додо.

– Эгей, други! Всем поздорову. О чём спорим?

– Поздорову, Бор! Слава светлым богам, ты появился! – обрадовался Даян, – а то никак не разберутся вожи, кто куда должен идти, да как встать. Совсем оглушили.

– Так, понятно. Пожар в бардаке во время наводнения. Внимание всем!! Слушай мою команду! Ведун Даян, поставить штабную повозку вот на этом холме. Над повозкой поднять повыше знамя войска Антании. За ней развернуть штабной шатёр. Вож Асила, принести к повозке чёрную доску, что давеча изготовили, поставьте в рост и приготовьте кусок мягкого мела. Полковник Корш, прикажи своим людям принести на холм полсотни колод и положить их рядами перед повозкой. Вож Додо, пригласите к штабу савирских тысяцких. Полковники Рок и Стинхо, прикажите отыскать всех полковников и комбатов.

Буквально за полчаса холм превратился в воеводскую ставку. На самую высокую точку вкатили штабную повозку и к ней приладили четырёхметровое прочное древко, на котором расправилось на ветру красное знамя Антании. За повозкой растянули штабной шатёр, а перед ней почады поставили большой щит, плотно сбитый из морёных дубовых досок. На заднем склоне холма начали подниматься с одной стороны сотни жилых шатров и навесов, а с другой большие лекарские палатки. Неуправляемый бардак потихоньку начал упорядочиваться и приобретать какой-то смысл.

Ещё через час собрались все командиры, кое-как расселись полукругом, и я начал:

– Славные вожи, полковники и комбаты, всех приветствую и благо дарю. Все мы готовились к обороне Антании, и вот наступает время славных и полных чудовищного напряжения дел. Совсем скоро здесь на этой равнине мы дадим поганым аварам сражение.

Наша победа ни у кого не вызывает сомнения, но для этого придётся решить три основные задачи. Первая – заставить противника явиться на это поле. Вторая – разгромить врага. Третья – не погибнуть самим. Исходя из этого, предлагаю вам свой план сражения. План предварительный, поскольку я готов выслушать все ваши замечания и поправки, к тому же полная ясность появится после возвращения разведки.

Как известно численность аварского войска этой весной достигла ста двадцати тысяч. Нам удалось исполчить и поставить в строй пятьдесят тысяч. Вместе с савирами шестьдесят, а, когда подоспеют сарматы будет ещё пять. Как видите соотношение сил не в нашу пользу. Но… – я обвёл взглядом хмурые и озабоченные лица командиров, – кто из славян считал врагов перед битвой? Мы превосходим их дисциплиной, умением и оружием. Сейчас я изложу предварительный план битвы, и попрошу всех командиров задавать вопросы.

Я взял в руки мел и начал рисовать на щите диспозицию войск перед сражением.

– В самом узком месте равнины между рекой и глубоким оврагом, полторы тысячи шагов. Противник никак не минует этой узости, поэтому там мы и поставим батальоны. Фланги укрепим полевыми редутами, выступающими вперёд фронта на сотню шагов. Перед редутами копаем в две линии неглубокие рвы шириной в два аршина. Сразу за ними ставим в наклон острые колья с упорами. Из вынутой из рвов земли насыпаем валы высотой по грудь человека и укрепляем плетнём. Редуты станут укреплениями для дулебских лучников и мечников. Их задача любой ценой удержать фланги. Все укрепления маскируем по фронту плетнём и ветками.

Между редутов встанут батальоны тяжёлой пехоты. Семь батальонов справа, семь слева. Строй сотнями, коробками десять на десять, с разрывом в шесть – семь шагов. В первой линии копейщики, во второй, в десяти метрах за ними – алебардщики и топорники. До прямого столкновения фронт от обстрела прикрывают щитники, которые перед стычкой быстро отходят назад в промежутки между сотнями и, плотно сдвинув щиты, защищают фланги копейщиков первой линии. Проходы между сотнями держать открытыми, – я показал на схеме. – Когда конница упрётся в пики, то под напором задних начнёт выдавливаться в оставленные проходы и попадёт под боковой удар топорников и алебардщиков второй линии.

За линиями тяжёлой пехоты и нашей ставкой находится протяжённая мокрая низина с ручьём, за которой в три сплошные линии встанет полянская лёгкая пехота с ростовыми щитами в первой линии, и оружием ближнего боя: сулицами, палицами и клевцами. Когда поганые увязнут в низине, поляне из-за щитов перебьют их сулицами, а тех, кто прорвётся – добьют в упор палицами и клевцами.

Теперь важная деталь, – я обвёл глазами притихших командиров. – В самом центре три батальона пикинеров и три батальона алебардщиков и топорников выдвигаются клином вперёд. Бока им плотно прикроют щитники, а в их тылу для упора и последующей обороны сцепим в круг боевые повозки и встанут два батальона тяжёлой пехоты. Когда орда столпится на линии фронта, фланговые батальоны по команде медленно и организованно отступят к редутам, и разойдутся, как створки ворот. А центральные батальоны, уплотнившись и перестроившись в оборонительный круг, должны, как скала, создать непреодолимое препятствие на пути орды. Строй такой обороны мы отрабатывали. Тогда аварский центр завязнет, фронт напирающих кочевников разорвётся надвое и двинется вперёд, подставив фланги лучникам. Поскольку наши фланги усилит тяжёлая пехота, авары двинутся прямо и попытаются прорваться двумя колоннами к нашей ставке, а значит, обязательно увязнут в низине. Вот тогда фланговые батальоны вернутся на место, закроют фронт и подрежут оба эти рукава, ударив им вбок. В потерявшей разгон и разорванной натрое орде начнётся давка. Тогда многие авары спешатся и продолжат прорываться через лощину по трупам коней и людей к нашей ставке. Вот тут и придётся упереться полянской лёгкой пехоте.

После этого начнётся третий этап сражения. Когда аварская конница утратит напор, встанет и скучится, из-за реки сзади в левый бок аваров ударит тяжёлая конница сарматов и отсечёт не меньше четверти задних рядов орды. Никто не устоит, под натиском тяжёлой копейной конницы. Авары обязательно запаникуют, тем более, что где-то там сзади будет ставка самого кагана. Наверняка, уходя из-под удара сарматов, он прикажет своей гвардии отойти назад, а в неразберихе за ним потянутся остальные. Вот тогда из-за перелеска справа нанесут удар наши катафракты. Сразу за катафрактами в бой вступают конные савиры и, не давая аварам опомниться, начнут громить их тылы, так, чтобы всей нечисти в нави стало тошно.

На четвёртом этапе все батальоны атакуют окружённых аваров и поголовно уничтожают, – я отложил кусок мела, – точное место каждого полка и батальона на поле я укажу полковникам лично. В сражении требую от всех хладнокровия, мужества и взаимной выручки, помогать соседу, если ему придётся туго. Сражаться спокойно, как учили, но помните, резерва у нас нет. А теперь задавайте вопросы.

Вокруг повисла тишина. Никто, даже мои мужики из «Темпа» не предполагали, что нам предстоит ТАКОЕ сражение.

– Эт-то что-то с чем-то, – первым нарушил молчание Рок, – план, конечно, безупречен, но для его исполнения нужно, чтобы авары вышли на это поле, а мы их ещё и в глаза не видели.

– Идея, как заманить аваров сюда, имеется. Сегодня из разведки вернутся пять групп волковоев полковника Лео. По результатам будет принято решение. Придут сюда авары, никуда не денутся.

– Ладно замыслена битва, воевода Бор, – проговорил брат князя Межамира Кологаст, – но какова задача дулебских батальонов?

– Как и у батальонов копейщиков в центре – встать насмерть и сдержать фланги, особенно после первоначального натиска конницы. Ни шагу назад. Весь смысл задумки в том, чтобы заставить орду разжать единый кулак, и тогда растопыренные пальцы авары сломают. Укрываясь за рвами, кольями и валами, дулебские лучники и мечники должны любой ценой остановить поганых на краях.

– Допустим, сражение не пройдёт дальше первых двух линий, тогда щитники последней линии после уничтожения завязшего в грязи авангарда практически выпадают из боя? – спросил Зверо.

– Нет. Наверняка им придётся драться со спешенными кочевниками, которые, потеряв коней, будут рваться к ставке. А, если до третьей линии так дело и не дойдёт, то лёгкая полянская пехота, на последнем этапе перейдёт лощину и поддержит копейщиков в центре.

– А, если авары начнут обход на левом фланге через овраги?

– Вряд ли. Какой ненормальный во время фронтальной атаки полезет на лошадях через заросли в глубокий обрывистый овраг. Но на всякий случай балку перекроют конные савиры

– А что нам делать с отступающими аварами? – спросил Лео, – Перебить поголовно этакую прорву дело непосильное.

– Пусть уходят. Наша задача не уничтожить их, а нанести сокрушительное поражение и прогнать за Дон, напугав до грязных порток. А что касается потерь, я полагаю, авары оставят на поле не меньше половины.

– Что будет после сражения? – поинтересовался савирский вож Додо.

– Не имею привычки загадывать наперёд. Примета плохая. Поживём, увидим. Во всяком случае, могу сказать одно, никто войско распускать не собирается. Ведь авары и их союзники крайне упрямы, подлы и коварны, не забывайте этого.

– Сколько времени у нас на подготовку? – спросил Стинхо.

– От трёх до семи дней. Разведка уточнит. Сразу после совещания все командиры должны отправиться к своим батальонам и полкам и разместить их на поле согласно дислокации. Дать людям сутки полного отдыха после марша. Пусть подкрепятся, почистятся, помоются, приведут в порядок снаряжение, одежду и обувь. Послезавтра начинайте строить укрепления и оборудовать боевые позиции. Всё управление войском разместится здесь в штабе. По вопросам строительства и снабжения обращаться к жрецу Даяну, по вопросам вооружения – к вожу ковалей Асиле, а по проблемам здоровья к полковым колдунам и лекарям. Кстати, напоминаю о строжайшем запрете всем без исключения пить сырую воду, только вскипевшую. Руки перед каждой едой мыть щёлоком, а потом разбавленным ацетом, следить за чистотой, отхожие места устраивать организованно. Кто станет гадить где придётся, того в это дело суйте мордой. Обо всех случаях расстройств живота немедленно докладывать полковым лекарям или войсковым целителям колдуну Смолу и ведьме Есмене.

В целом вожи не перечили, и план их устраивал. Ещё час я уточнял и давал распоряжения, и, уже в сумерках кое-как доплёлся до отведённого мне шатра, упал на лежак из веток, сена и овчин и заснул под возню устраивающегося в ногах Бродяги.

Проснулся я на рассвете от призывного звука рожка, гула пробудившегося военного лагеря и сосущего голода. Вчера так и не довелось перекусить, а вечером сил хватило только добраться до тюфяка. Зато теперь организм настойчиво требовал жратвы. Выбравшись из шатра, я потянулся, взглянул на поле и слегка обалдел.

От вчерашнего хаоса не осталось и следа. Полки разошлись по будущим позициям. Через лощину от холма к полю протянулись несколько жердяных настилов, на флангах и в тылу ровными рядами стояли палатки и воинские повозки. Весь лагерь дымился тысячами костров, возле которых сновали люди. Сзади за холмом наперебой стучали походные кузни. За крайней линией шатров и навесов на лугу виднелось стадо коров и отары овец. Где-то на задах лагеря истошно кудахтали куры, шипели гуси и визжали свиньи. Около повозки Бродяга шлифовал обглоданный мосол. Было ощущение, что за семь часов на месте недавнего скопища войск появился новый город.

Похлебав наваристого кулеша из ротного котла, я поделился едой с Бродягой и вернулся к штабной повозке.

– Здорово, Бор, – окликнул Лео, – как спал-ночевал?

– Первый раз за десять дней выспался.

– А мне ни спать, ни жрать не дают, мечтаю хотя бы пару часиков покемарить и от вольного пузо набить. Вчера допоздна полки устраивал. Вот что за жизнь пошла? Кручусь, как белка в колесе, а ни славы, ни почёта, ни злата-серебра?

– Эт-то вы, господин, соврамши. Почёта у тебя лопатой не разгрести, а зачем тебе тот никчемный металл ума не приложу?

– Чисто теоретически, авось за идею воюем. Но спать то всё равно иногда надо. Сегодня на рассвете только закемарил, так волковои разбудили, языка приволокли.

– Так. С этого места поподробнее.

– За рекой взяли. Трое за лагерем наблюдали.

– Отлично! Давай их сюда.

– Не их, а его. Остальные буйные оказались, пришлось упокоить. Эгей, десятник, тащи сюда полонянина!

Двое волковоев подтолкнули к нам молодого наглого авара со злыми раскосыми глазами и редкой клочкастой растительностью на скуластом лице.

– Назови своё имя, – обратился я по-аварски.

– Тебе ни к чему его знать, сын шакала и свиньи.

– Ха-ха-ха, смешно представить, как шакал покрывает свинью. Да, ты, авар, шут и скоморох, а ещё грубиян, ведь пока я ничего плохого тебе не сделал.

– Вы все ничтожные рабы, хоть о том ещё не догадываетесь. Если не сдохнете, то будете коней наших пасти и сапоги нам лизать.

– А зачем вам сапоги лизать, вы, что, такие грязные?

– Вы сами грязные свиньи. Вы скоро все сдохнете на поживу воронам. Всё здесь будет нашим.

– Я тебя понял. А теперь скажи, далеко ли ваша орда и куда направляется?

– Ты, ничтожный раб, ничего от меня не услышишь.

– Ты не поверишь, авар, но очень скоро ты будешь умолять ещё что-нибудь у тебя спросить. Я всё равно выведаю правду. Так сам ничего не будешь говорить?

– Нет.

Дурачок ещё не знал, что такое интенсивный полевой допрос в условиях боевых действий. На дикие вопли авара сбежалась толпа зевак. Через пять минут половина из них блевала, ещё через пять блевали уже все. Только Лео хмыкал и крутил головой. Вот же человечище, не нервы, а стальные канаты.

А потом, захлёбываясь и заикаясь от спешки, авар рассказывал нам с Лео всё, что знал. Орда клубилась в тридцати верстах к востоку. Двигаясь по Савирскому Донцу, авары остановились на водоразделе у распутья. Оттуда можно было пойти к Днепру тремя маршрутами. Поэтому они и послали разъезды в поисках наилучшего пути. К нашей удаче сюда добралась только эта тройка аварских разведчиков. Но могут быть и другие. Потому я попросил савирского вожа отправить в разъезд пять-шесть полусотен лёгких лучных конников, ведь это их земли, и им лучше знать все здешние пути и дороги.

Теперь я точно знал, где авары, сколько их и, где найти их главную стоянку. Как я и предполагал, каган Баян собрал здесь восемь аварских орд, а также четыре сборных тумена из числа местных степняков и кочевников. Пленный подтвердил наши прогнозы, назвав численность аварского войска в двенадцать туменов. Оружие и зброя разные, но сто двадцать тысяч конных головорезов, это не кошка чихнула. И, если они влезут в эту долину и попрут плечо к плечу, то в самом узком месте их конный строй будет иметь глубину сто двадцать рядов, тоесть почти два-три квадратных километра сплошной конной и человеческой массы. А ведь их всех где-то потом закопать придётся, иначе они всю землю и всю реку своими трупами отравят.

И вот теперь в полный рост встал вопрос, как заманить аваров именно на это поле?

– Лео, твои волковои готовы?

– Всегда готовы.

– Завтра спозаранку пойдут со мной в рейд. Распорядись приготовить ночное снаряжение и оружие ближнего боя.

– Слышь, Бор, может и я с вами? Мочи нет здесь сидеть, с места на место сотни переставлять.

– Нет, дружище, я на тебя и наших мужиков сильно рассчитываю. Ты пойми, драка предстоит невообразимо отчаянная и жестокая. И именно на тебя и Стинхо в центре попрёт вся эта кодла, особенно на тебя. Ты мне здесь нужен. Иди и готовь полки. Не забудь подготовиться для боя в окружении. Советую перед сцепленными в круг повозками вырыть траншею и на высоту колёс насыпать круговой вал. Заранее запасись водой, бинтами, зброей и оружием.

– Ладно, вот уж и уговорил. А своим разбойникам скажу, чтобы слушались тебя бесприкословно, как меня, но ты их там побереги.

– Не боись, верну в целости и сохранности. Да и кого там беречь? Этих волчар убивать замучаешься.

– Ладно, если что, найдёшь меня в центре.

– Бывай. Увидишь Стинхо, пришли сюда, хочу на время отлучки оставить его за себя.

– Вот, вот. Это ты правильно придумал. Пусть тоже репу почешет, а то привык чуть что морду воротить, да начальство критиковать, понимаешь.

Спустя час слегка растерявшийся Стинхо внимательно выслушал, что он должен будет делать, пока я в рейде, и как командовать в случае моего выхода из строя.

Под вечер разведчики подтвердили слова пленного. В ожидании приказа кагана орда встала на водоразделе. Наступил тот самый переломный момент неустойчивого равновесия, когда требовалось незамедлительно принимать решение, и я задумался, пытаясь спрогнозировать события.

Такая прорва людей и лошадей должна ежедневно сжирать минимум сто двадцать тонн харчей и в двадцать раз больше разного фуража, сена и травы, как саранча, уничтожая всё вокруг до голой земли. Каган не глупец и не станет надолго задерживать эту ненасытную ораву на одном месте. Исходя из этих соображений, в нашем распоряжении от силы пара дней.

Рано до света полусотня волковоев в зелёной полевой одежде одвуконь переправилась через Псёл и исчезла в утренней дымке, отправившись на восход.

Отдохнувшие лошади уверенно отмахивали версту за верстой, и к вечеру мы достигли холмистой возвышенности, того самого водораздела, откуда брали начало десятки рек и ручьёв, и откуда вели десятки путей.

Начало смеркаться, и сумерки спрятали нас в густой поросли оврагов. Но всё равно, то, что мы незаметно прошмыгнули мимо разъездов и разных бродяг, можно назвать маленьким чудом, поскольку все холмы и распадки видимого пространства занимали авары. Перед нами мельтешило, колыхалось, орало, галдело, жрало, воняло и гадило живое море алчных живодёров и жестоких убийц. Над землёй вместе с плотным дымным маревом от десятков тысяч костров и тонн испражнений висела душная атмосфера жажды крови и насилия. В стороне на отдельно возвышающемся холме виднелась группа разноцветных ханских шатров, где обитали знатные авары. В центре среди тех богатых обиталищ поднимался большой серо-синий шатёр кагана. Насколько я понял, такое явное нарушение традиции обычного кольцевого устройства стоянки было связано с невыносимыми гвалтом и запахом, исходящими от огромного скопища.

Через всё стойбище протекала речка, к которой примыкали глубокие заросшие тальником и тростником балки с бегущими по дну небольшими ручейками. В одном из оврагов вблизи стоянки кагана мы и затаились в непролазных зарослях.

Наблюдая за аварами, я взял на заметку важные детали: организация и места постов охраны, подходы к шатрам, пути перемещения обитателей. Собрав десятников, я объяснил, что задумал. После ряда толковых замечаний я внёс в свои планыважные поправки. Расчёт был прост: чтобы вынудить кагана двинуть орду в нужном направлении, нужно захватить знатных заложников и предложить забрать их там, где нам надо. Напасть на лагерь кагана предполагалось десятью группами по четыре бойца. Вооружённый луками десяток оставался в резерве с лошадьми и для возможного прикрытия отхода. В ожидании темноты мы переоделись в ночные тёмно-серые комбинезоны, вместо сапог обернули ноги тряпками и ремешками, надвинули капюшоны и завязали лица тёмными платками с прорезями для глаз. Мазаться углём не имело смысла, поскольку мы решили пробираться к стоянке по воде.

К полуночи стойбище угомонилось и погрузилось в тишину. Привыкая к темноте, мы усердно таращились в ночь, и, когда взошедшая молодая луна залила угомонившуюся землю слабым мертвенным светом, бойцы вступили в речную воду и медленно без плеска двинулись вперёд. Одна за другой четвёрки волковоев расходились в стороны и растворялись в темноте. Я отправился с первой четвёркой прямиком к шатру кагана Бояна.

Из воды мы вышли в сотне метров от цели. На площадке около шатра чуть в стороне слабо горели два костра, у которых вповалку спали авары. Медленно без резких движений на четвереньках и ползком, как пять теней, мы подкрались к шатру. У входа, опираясь на копья, стояли два закованных в доспехи и увешанные оружием рагухана. Неподалёку мерцал углями ещё один костёр, возле которого крепко спали четверо. Можно было бы проникнуть внутрь шатра сзади, распоров войлочную стенку, но оставлять бодрствующую охрану на входе не хотелось. Малейший шум, и она поднимет тревогу.

Волковой отполз в сторону и пощёлкал языком. Один из охранников встрепенулся и шагнул на звук за шатёр. Вонзившийся в его горло нож не позволил закричать. В тот же миг на землю сполз и второй охранник. Тёмные фигуры скользнули к костру, и там никто не проснулся, отправившись в аварский ад.

Оставив у входа охрану, я откинул полог и с двумя бойцами проник в душную тьму, нарушаемую огоньком масляной плошки, стоящей на подставке вблизи входа. Направо за занавесью женская половина с бабами и мелкими детьми. Нам туда не надо. Налево мужская. Прямо покои кагана. Я махнул волковоям налево, а сам скользнул вперёд за плотную занавесь.

На невысоком подиуме, на мягкой войлочной подстилке во сне раскинулся человек средних лет, одетый в красную или коричневую одежду типа пижамы. Слабый огонёк светильника не позволял рассмотреть детали. Прежде всего, требовалось его обездвижить и не позволить закричать. Подкравшись, я приготовил верёвку и на выдохе коротко сильно ткнул пальцем в ярёмную ямку внизу горла. Каган схватился за шею и, выпучив глаза, начал хватать разинутым ртом воздух. Через пять секунд он уже лежал на животе, а я вязал ему руки. Потом я жгутом из тряпки перехватил ему рот, стянул ноги и посадил аварского владыку на пол, привалив спиной к ложу. Он ошалело пучил глаза и слегка кхекал от саднящей боли в горле. Он недоумённо озирался, не пытаясь сопротивляться, а потом замер, уставившись на меня. Когда его взгляд стал осмысленным, я поднёс поближе плошку с огоньком и тихо на ухо проговорил по-аварски заранее подготовленный монолог:

– Не дёргайся, умрёшь уставшим! Я не желаю тебе здоровья, каган Боян, ибо оно тебе не потребуется. Ты заявился в эти края стричь овец, а сегодня остригут тебя. Похоже власть тебе не по плечу. Я убил бы тебя, но это слишком лёгкий выход для такой шелудивой собаки, как ты. До утра проваляешься в своей моче, а потом тебя отыщут слуги. Потом ты полный гнева и позора узнаешь, что в шатре нет твоих старших сыновей, а младшие связаны, вроде тебя. А потом ты узнаешь, что тоже самое случилось со всеми твоими ханами. Ты разъяришься и не будешь знать, как утолить гнев. А я тебе сейчас подскажу. Своих ублюдков вы найдёте в верховьях реки Псёл на правом берегу, где на большой равнине моя стоянка. Туда ты и твои ханы принесёте каждый по тысяче золотых монет и можете забирать своих недоносков. Если понял, кивни головой. Молодец. А теперь я свяжу тебя покрепче, лежи и не дёргайся, а то придётся тебе ножом горло перехватить.

От ярости скулы кагана отвердели, а переполненные огненной ненавистью глаза без слов говорили, что моя уловка должна сработать. Я уложил его на живот, притянул за спиной руки к ногам и зацепил петлёй за горло. Теперь любая попытка освободиться вызовет удушье.

В шатре тишину нарушало лишь лёгкое похрапывание на женской половине. На мужской стояла кладбищенская тишина. У входа тёмная фигура махнула мне рукой на выход. Каждый из волковоев тащил упакованный в тёмную ткань свёрток.

Вокруг шелестела и издавала звуки ночная степь. Мы осторожно спустились балку, добрались до реки. Бойцы на плечах понесли свои поклажи по реке до места встречи. Там уже ждали три группы. Одна за другой в течение получаса подтянулись остальные. Мокрая одежда вызывала озноб, но нам только добраться до лошадей, а там переоденемся в зелёное. Пора было срочно уносить ноги.

Рассвет мы встретили в пути. Бессонная ночь и крайнее напряжение вылазки навалились тяжестью усталости. Волковои почти не разговаривали, некоторые на ходу клевали носом. Товарищи их будили, шутливо предупреждая, чтобы те перестали грызть лошадям уши. Я и сам мотался в седле, мало что соображая.

На привал встали в истоках Псёла. Размялись, умылись и осмотрели поклажу: сорок связанных аварских мальчишек и отроков. Все они извивались, мычали, кряхтели, а, значит, не померли от страха или ярости.

Изрядно пообтрепавшиеся, провонявшие потом и костром, на последних остатках силы воли мы добрались до лагеря, и передали добычу дежурному комбату из полка дулебов. Как там они будут устраивать пленников, не знаю. Я, едва успел расседлать лошадь, и свалился прямо на землю на войлочный потник.

Проспал беспробудно до вечера, когда меня растолкал Марк, сволочь такая. Я долго соображал, где нахожусь и какое сейчас время суток. Окончательно проснувшись, я не смог избавиться от желания кого-нибудь растерзать, а потому сгоряча послал Марка по известному пешему сексуальному адресу. Но он не обиделся, и, сложив руки на груди, с сочувствием терпеливо ждал, когда я окончательно приду в себя.

– Что случилось, – проворчал я хриплым ото сна голосом.

– Савиры побоялись тебя будить, пришли ко мне. Их разъезды докладывают, что авары пришли в движение и начали перемещаться к истокам Псёла.

– Очень хорошо, – я сдавленно фыркнул. – Боян разозлился по-настоящему и двинул сюда орду, а разъярённые потерей наследников ханы его подгоняют. Выбрав этот путь к Днепру, каган наверняка думает, что, стерев в труху пару сотен вымогателей золотишка у богатых папаш, продолжит нашествие на Антанию, двигаясь вдоль Псёла. Вот пусть так и думает. А, когда вся эта кодла втянется в долину, то повернуть назад уже не сможет. С учётом скорости движения орды, они нагрянут послезавтра утром. Давай, Марк, собирай командиров в полдень здесь на холме. И… это… извини, что обругал.

– Бывает. Всё нормально, Бор.

На этот раз совещание проходило спокойно, осмысленно и вдумчиво. У полковников и комбатов пропала первоначальная растерянность, и теперь они ясно понимали свою роль и место в предстоящем сражении. Они обдуманно уточняли важные детали построения, манёвры в ходе боя, систему сигналов и взаимодействие полков. Помимо всего прочего я обратил внимание командиров на состояние одежды, обуви, снаряжения, зброи и оружия. Перед сражением в строю не должно оказаться ни одного бойца не выспавшегося, голодного, разутого, раздетого, с неисправным оружием.

Итак, на подготовку к битве оставались сутки. Послезавтра всё решится. Всё, ради чего мы девять месяцев готовились на Камчатке и три года, как каторжные, вкалывали в Антании, ради чего поставили всю державу на дыбы и изменили систему власти, ради чего создали армию нового типа и подготовили её к грандиозной битве. И, как всегда, именно в последний день выявилась куча неотложных проблем, которые требовалось срочно устранить.

Вечером савирский разъезд сообщил, что на противоположном краю поля в пяти верстах появился аварский авангард. Орда пришла.

Ночью та сторона долины озарилась заревом десятков тысяч костров, и оттуда отчаянно завоняло конским потом, навозом, мокрыми овчинами и дымом.

Как время не тянулось, но ранний рассвет прогнал мучительную ночь перед сражением, которую будущие историки назовут битвой на Псёльском поле, или Псёльской битвой. Едва серые утренние сумерки пробились сквозь лёгкий туман, в антанском лагере началось движение. Бойцы основательно готовились: одевали чистое исподнее и рубахи, в крайний раз проверяли оружие и доспехи, строились по десяткам в сотни и занимали боевые позиции. Ровные ряды воинов шелестели и позвякивали боевой сталью, покрытой мелкими каплями осевшего тумана. Сосредоточенные бойцы вглядывались в затянутую дымкой даль и тихо переговаривались.

Все полковники и комбаты собрались на холме у ставки.

– Слава светлым богам, всем поздорову, – приветствовал я командиров. Затем выслушал их доклады о готовности и напутствовал напоследок: – Государи мои, к сказаному давеча добавить нечего, кроме того, что именно сейчас перед боем важно вдохновить воев. Скажите им слова важные и слова честные: перед нами враги и мы их ждали. Они пришли грабить, насиловать наших жён и дочерей, убивать наших стариков и смердить детей. Но ноне на их пути стоим мы, и поганые не пройдут, або нам некуда отступать, за нами наши семьи, наша земля, наши веси и грады. Врагов вдвое против нас, значит, каждому вою нужно убить по два врага. Всего по два. И не вздумать помереть до этого. Отчизна или смерть.

Командиры вскочили на коней и исчезли в утренней дымке. Я подозвал сотника савиров:

– К тебе, вож Атын, будет просьба. Посади всех пленных отроков связанными на коней и, как покажется светлый Хорс, сбрось их с коней перед строем врага. Живыми, конечно. И сразу уходите.

Савир кивнул головой и тоже исчез в предрассветной дымке. Через полчаса горизонт на востоке порозовел и посветлел от показавшегося краешка солнца. Наступило утро сражения, и все прежние заботы вдруг измельчали и исчезли.

Накинув на плечи длинный красный плащ-корзно, я без доспеха в своей кожаной рубахе и с непокрытой головой забрался на штабную повозку, откуда с высоты холма открылся вид на наши позиции и построившиеся квадратами сотен батальоны. Перед повозкой возле поставленного на опорах на бок огромного полутораметрового барабана стояли двое смердов с большими, обтянутыми мехом колотушками. Чуть в стороне замерли сигнальщики с опущенными вниз четырёхметровыми древками сигнальных флагов разного цвета. С другой стороны возле осёдланных коней топтались вестовые. Рядом с повозкой тихо переговаривались вож ковалей Асила, ведун Даян и жрец Перунич. Асила позвякивал кольчугой и пластинами доспеха. На его голове блестел начищенный конический шлем с кольчужной бармицей. Его широкий боевой пояс слегка перекосила подвешанная на кожаной петле шипастая булава, а к ноге был прислонен круглый окантованный щит. Одетый во всё белое ведун Даян в трёх местах перетянул бороду, заплел и скрепил волосы косами и щеголял с длинным мечом и клевцом на широком боевом поясе. Перунич выделялся на общем фоне красной одеждой, красным щитом и боевой секирой.

Взошедшее солнце прогнало утреннюю дымку, открыв всё поле и подсветив его слева. От края до края стояли сотни, выдвинутые в центре фронта клином вперёд. Над передними линиямизлыми высверками полыхали на солнце десяти тысяч антских пик и алебард. Слева и справа чётко просматривались выдвинутые вперёд фланговые редуты, валы которых защищали шеренги дулебских лучников и стоящих за ними квадраты сотен готовых к бою мечников. Ближе к холму сразу за лощиной сплошным забором протянулись три шеренги полянских щитников и метателей сулиц. Где-то слева в перелеске укрылись катафракты Марка и савирская конница, а справа напротив речного брода за густыми прибрежными зарослями замерли боевые порядки сарматских бронированных копейщиков.

Ожидание превратилось в сущую пытку. Меня предательски потряхивало от понимания грандиозности предстоящего события, ощущения сопричастности к возможному перелому истории, от волнения и страха. И, не смотря на то, что в прежних воплощениях пришлось побывать в жутких переделках, почему-то только сейчас стала понятной старая истина, что только дурак не боится перед боем. А я по-настоящему боялся не за себя, за исход сражения. Истово верил в победу и боялся. Вместе с противным мандражем начало щемить сердце от осознания скорого и страшного побоища, в котором погибнут пока ещё живые молодые полные сил люди, многих из которых я хорошо знаю.

Вот в туманной дали зашевелилась тёмная полоса. В передовых батальонах центра полковой барабан ударил дробь, и там дважды поднялся и упал красный флаг.

Началось!!

И сразу вместо тошнотворной трясучки меня охватило расчётливое и уверенное спокойствие и чёткое видение всей обстановки.

Между тем с дальнего края поля, словно грязная волна половодья появилась и стала наползать на ковёр цветущих трав тёмная колючая масса. Подминая хилые кустики и густой травостой, авары надвигались плотной стеной от края до края без малейшего признака какого-либо построения. На линию батальонов текло живое море степной конницы, а вдали из дымного марева выплёскивались всё новые и новые волны всадников.

Снова тревожная дробь барабана в центре, и через пару секунд его поддержали другие на флангах. С громким стуком и шорохом одновременно сдвинулись две тысячи больших щитов и склонились шлемы, защищаясь от тучи летящих впереди орды стрел.

И тут до меня долетел жуткий разноголосый визг и рёв. Кочевники начали разгон. Я до боли сжал рукоять меча. Какого хрена медлят пикинеры! И словно в ответ на мои мысли, шитоносцы быстро скользнули за край коробок, десять тысяч пик и алебард разом опустились, и батальоны густо ощетинились острой сталью. Я знал, что сейчас передовые пикинеры уткнули подтоки в землю, прижали пики ногой и упёрлись, направляя острия на приближающихся коней врага. Следующие три шеренги пикинеров нацелили оружие и подпёрли плечами передовых. За ними приготовились рубить и колоть алебардщики. Во второй линии покрепче ухватились за рукояти длинных топоров топорники.

Визг, вопль и рык обрушившейся на антов конницы походил на рёв реактивного самолёта. Первыми приняли на себя удар фланговые редуты. Даже отсюда с холма я слышал жалобные крики поломавших ноги в траншеях и напоровшихся на колья коней, которые падали и увлекали под копыта наездников. Буквально за секунды перед редутами вырос вал из мёртвых и раненых коней и людей. И без того непередаваемый шум и грохот поднялся до невыносимого уровня. От выпущенных стрел воздух потемнел и запестрел, и в замешкавшихся конных аваров впились тысячи гранёных стальных наконечников. Промахнуться в этакой толчее было немыслимо. Выбравшиеся из-под умирающих коней, в отчаянной ярости и ужасе от напирающей сзади конной массы авары лезли на валы, и сражённые дулебскими стрелами и мечами опять исчезали в мешанине из живых и мёртвых тел.

Через пяток секунд с жутким грохотом живая лавина ударила в передовые батальоны центра, а ещё через пяток достигла фронта. Давление и напор конной лавы продолжали нарастать. Шум боя изменился, превратившись в гул, сходный с рёвом штормового моря и работой десяти тысяч кузней одновременно.


– Полковник Лео, атака конницы!! – заорал старший сотник передового батальона.

«Началось, – подумал Лео, – поудобнее перехватывая свой чудовищный бердыш и слушая рухнувшее в пустоту сердце, – господи, да, как же их много, будто половодье накатывает»:

– Поднять боевой флаг! Барабанщик сигнал к бою!! Сомкнуть строй!! Поднять щиты! Приготовиться к обстрелу!

По щитам, шлемам, плечам ударил ливень аварских стрел. Дрянные железные наконечники, горохом отскакивали от стальных доспехов, втыкались в высокие деревянные щиты, превратив их в подобие дикобразов. Вслед за пёстрой тучей стрел быстро приближалась аварская конница, разгоняясь для копейного удара.

– Щиты на фланги!! Пики в упор!! Плотнее ряды!! Алебарды приготовить!! Держать строй, сукины дети!! Я с вами!!

Мгновенно строй ощетинился, уплотнился и закаменел. Лео быстро окинул взглядом ощетинившиеся пиками и алебардами батальоны. Почти физически ощутилось, как над неподвижным фронтом славян сгустилась гневная ярость боя. Боевые сигналы барабанов и громкие крики командиров утонули в нарастающем рёве надвигающейся конной массы. За секунду до столкновения, глаза выхватили отдельными кадрами оскаленные конские морды, лохматые шапки, нацеленные копья, блеск клинков, распяленные в крике рты.

Удар!!! Уй-ё-ё!!! Дер-р-ржать!!!

Волна нападавших вздыбилась, нанизавшись на длинные пики порой по две лошади и всадника сразу. Через них протискивались другие конные и полезли пешие авары! Замелькали алебарды, а потерявшие оружие потеснённые пикинеры вытянули короткие мечи, клевцы и шипастые тяжёлые кистени на аршинных рукоятях. Доспешная пехота, оправившись от первого жесточайшего натиска упёрлась, как скала. Но не камни, а живые люди держали таранный удар аварской лавы.

В жуткой по ярости и пока не растраченной силе схватке смешались в огромную колышущуюся кучу живые, мёртвые и раненые тела, щиты, оружие, мёртвые и живые кони. И этот кровавый орущий вал продолжал давить и наползать на стоящие насмерть батальоны.

– Батальоны второй линии, вперёд!!! Комбаты командуйте, мать вашу!!! – рявкнул голос, перекрывая грохот сражения.

Через пять секунд строй второй линии двинулся вперёд, подпирая и уплотняя и сменяя собой поредевшую переднюю. Вовремя! Конная лава ослабила давление и стала обтекать передовые сотни.

Однако вдруг сбоку возник и начал медленно расползаться разрыв строя, через который полезли пешие и конные авары. А вот этого нам совсем не надо! Лео перекинул бердыш в левую руку, а правой махнул сотне волковоев: «за мной!!». С рёвом он бросился в прорыв, и его бердыш начал буквально сметать всадников вместе с конями, прорубая просеку в аварских рядах. Тяжёлое лезвие рассекало врагов пополам вместе со шлемами, халатами и доспехами. Развернувшись во всю богатырскую ширь, Лео резко хекал, очередная голова раскалывалась как тыква, и отлетали в стороны конечности. Вокруг него веером мелькали сотни обломков отскочивших от его тела стрел.

Вид сеющего смерть неуязвимого гиганта потряс прорвавшихся аваров, которые в ужасе отшатнулись, не торопясь умирать, и попытались куда-нибудь втиснуться, спрятаться от смертельной мельницы жуткого бердыша. Но куда спрячешься в невероятной давке, и обречённые авары, визжа от ужаса, падали и падали в кровавой мясорубке.

Через четверть часа на месте прорыва громоздилась баррикада из порубленных тел, со стоящим на ней покрытым кровью гигантом, от которого продолжали отлетать сотни сломанных стрел, а в руках жадно покачивался чудовищный топор. Авары и славяне с разных сторон с ужасом и восхищением смотрели на грозную фигуру героя.


– Топоры к бою!!! – заорал Стинхо, без тени испуга глядя, как врезалась конная лава в передовые сотни пикинеров.

В центре уже кипела жуткая свалка, которая моментально обтекла передовые батальоны и покатилась на линию батальонов. Со второй линии, где со своими топорниками стоял Стинхо, надвигающаяся конница казалась чёрным валом горного селя, который однажды он пережил на своей родине и слегка содрогнулся от воспоминания о том кошмаре.

– Освободить проходы!! Щитники прикрыть строй!! – Стинхо с трудом перекричал грохот столкновения конницы с плотным строем пикинеров иалебардщиков.

До предела уплотнив вал из аварских трупов, конница кочевников обтекла кровавое месиво и с визгом и воплями хлынула в коридоры между коробками передовых сотен. Топорники, развернулись вбок и, словно подсекая густые заросли, ударили по текущим мимо них потокам конницы. Взметнулись окровавленные лезвия, расколачивая вражьи головы, рассекая шеи и вспарывая животы.

Стинхо угрюмо усмехнулся, поудобнее перехватил клинки, набрал в грудь побольше воздуха и кинулся в самую гущу боя. От его мощного удара авар развернулся и подставил затылок. Короткий свист острейшего клинка, и вверх ударили две красные струи. Присев, он подрубил другому авару ноги и метнулся вперёд. Выкрутил кисть, на обратном махе рассёк шею, пронёс клинок и вонзил в живот.

Обезумившие от человеческой ярости, боли и крови лошади вставали на дыбы, лезли по телам, пытаясь вырваться из тесноты, кричали и визжали от невыносимого ужаса. Но тысячи топоров вздымались и падали, словно гигантская машина убийства. И среди них собирали свою кровавую жатву мечи Стинхо.

Как и предположил накануне Бор, несколько тысяч аваров прорвались за линию батальонов, и теперь, истошно вопя, копошились в грязи лощины. Другие продолжали бестолково толкаться в забитых трепещущим окровавленным месивом проходах.


тревожным возбуждением Рок смотрел поверх вала редута на накатывающуюся лавину аварской конницы, рёв которой мог на лету свалить стаю птиц. До надвигающейся тёмной орущей лавы оставалось с полверсты. Призывно запел рожок, и грохнули полковые барабаны.

– Лучники, к бою!!! – заорал Рок, – Стрельба по команде!!!

Вот уже первые ряды степняков достигли рубежа. Разогнавшиеся кони разметали маскировочные плетни и, как подкошенные, рухнули, оступившись во рвах. Смешались человеческие и лошадиные крики боли и ужаса. Но жуткий напор атакующей массы, погнал следующих по телам павших, и спихнул их во вторую линию рвов, моментально заполнив их живой плотью, ставшей мостом для следующих. Завалив рвы кониной и человечиной, аварская конница напоролась на частокол наклонённых острых кольев, будто налетела на стену.

– Залпом!!! Бей!!! Залпом!!! Бей!!! – Рок старался перекричать вопли смертельно раненых коней и людей.

Тысячи стальных жал нашли свои цели. За какие-то минуты шевелящийся вал мёртвых и раненых тел с торчащими из них оперениями стрел превысил уровень земляной насыпи. И на штурм по трупам полезли обезумевшие авары.

– Мечники вперёд!!! Стрелки отступить назад, приготовить клинки к бою!!! – едва успел крикнуть Рок, когда на него налетел крупный авар в пластинчатом доспехе, с длинным кривым мечом, круглым щитом и с непокрытой бритой головой. Выпучив глаза, и отчаянно вопя, авар рубанул сверху. Рок крутанулся на месте и горизонтальным секущим ударом снёс лысую башку. Увернувшись от веера крови, и, заканчивая оборот меча, он проткнул другого кочевника. И, едва Рок успел пхнуть короткий клинок авару в подмышку, а длинным секануть по ногам, как сзади его огрели чем-то тяжёлым. Рок вздрогнул, сморщился, скрипнул зубами, тряхнул головой и вновь закружился в отчаянной рубке.

Озверевшие и обезумевшие от вида и запаха крови кочевники лезли и лезли вперёд, напарывались на острия славянских мечей, и валились, увеличивая собой высоту длинного вала трупов.


Передо мной кипела невероятная по ярости и упорству битва. Сражение громыхало, как тысячи кузниц. Но как же мало наших бойцов перед полным звериной жестокости текущим морем захватчиков!

В жуткой мешанине столкнувшихся сил я скорее угадывал, чем видел положение дел. Первый удар конницы явно разбился о стену батальонов, но напирающая масса начала тупо продавливать фронт. И хотя тяжёлая пехота пока держалась уверенно, пришла пора ослабить напряжение противостояния, а то начнутся непредвиденные прорывы.

– Барабанщики сигнал к отходу батальонов на фланги!! Сигнальщики жёлтый флаг!!

Барабан мощно завибрировал от трёх подряд ударов, пауза и ещё три, пауза и ещё. Рядом взметнулся жёлтые флаги, и сигнальщики начали покачивать ими вправо-влево.

Буквально через пару минут по фронту началось движение, которое быстро приобрело направленность. Держа плотный строй и огрызаясь от наскоков кочевников, батальоны начали медленно от центра смещаться на фланги, как бы открывая внутрь створки ворот. Одновременно в центре на фоне жуткого побоища передовые батальоны Лео стали быстро сворачиваться в кольцо глухой обороны. Теперь они станут у аваров, как гвоздь в сапоге, как скала на пути корабля.

В открывшиеся по фронту два широких прохода с визгом и воплями хлынула аварская конница, держа направление на холм. Конная масса зашевелилась, давление на центр и фланги заметно снизилось. От накатывающегося вала озверевших аваров до ставки оставалось менее полукилометра. Казалось, что два орущих и разогнавшихся клина врежутся в линию щитов. Но… вдруг эти две волны стали сворачиваться в огромный вал, давящую саму себя толпу, прочно завязнув в грязи протяжённой лощины. А кто сказал, что легко наступать по колено в вязкой жиже. Куча конницы копошилась буквально в десятке метров от линии полянских щитников.

До меня донеслась громкая команда Зверо:

– Сулицы к бою!!! Бей!!! Бей!!! Бей!!!

В воздух взвились тысячи коротких метательных копий-дротиков и обрушились своими зазубренными жалами на скучившихся и копошащихся аваров. Даже сюда на холм долетели вопли, предсмертные стоны и хрипы. Падающие тела смешались с жидкой грязью, а рядом валились другие. Но, похоже, все сулицы вышли, и на линии щитов засверкали короткие мечи, булавы и клевцы. Тут и там начались схватки с выбравшимися из грязи пешими аварами и единичными преодолевшими лощину всадниками на измученных лошадях. Ошалевшие от всего происходящего потерявшие щиты и копья грязные с ног до головы степняки почти не сопротивлялись, и шипастые булавы и короткие секиры превращали их в кровавое месиво.

Битва встала, охватив всё поле боя, поистине ставшим царством смерти. Пора!!

– Барабанщики, атака флангов!! Сомкнуть линию фронта!! Сигнальщики, красный и чёрный флаги!!

Барабан начал гулко издавать одиночные ритмичные гулкие удары. Бам-м! Бам-м! Бам-м! Вверх взметнулись два флага.

Батальоны на флангах опять пришли в движение, но теперь обратно к центру. «Ворота» закрывались, отсекая не меньше четверти орды. Строй батальонов изменился, и задние сотни топорников повернулись, нацелившись против прорвавшихся внутрь аваров. Теперь завязшие в грязном месиве чужаки попали меж двух огней. Длинные топоры тяжёлой пехоты начали свою жуткую мясорубку.

А тем временем по фронту вражеской конницы прокатилась волна отшатнувшихся назад всадников. Но куда там! Этакая масса прёт.

– Барабанщики, атака конницы!! Сигнальщик, красный и белый флаги!!

Барабан загудел частой дробью. Бу-бу-бу-бу-бу!! Трижды поднялись и качнулись вперёд флаги.

Здесь яростная битва продолжала кипеть, но я точно знал, что вот-вот сзади вбок в тело аварской орды вонзится смертельное острие сарматской тяжёлой конницы. И хотя отсюда с холма сарматскую атаку увидеть невозможно, но я разглядел, как по вражьей массе покатилась волна, и в той стороне началось хаотичное перемещение противника.

Через четверть часа из перелеска слева должны ударить катафракты Марка.


– Сигнал с холма!! – Заорал наблюдатель, спешно слезая с высокого дерева.

– По ко-о-о-ням!! – с облегчением крикнул Марк. От нетерпенья он уже не мог слушать грохот и вопли сражения. Полтора часа невыносимого ожидания, когда там по горло в кровище из последних сил рубятся твои товарищи, вызывали непреодолимую дрожь. Не от страха или неуверенности, а от избытка адреналина и едва сдерживаемой ярости!

– Строиться по боевому!! Поправить зброю!!

Катафракты выбрались на открытое место и начали строиться журавлиным клином в два ряда шахматным порядком: задний всадник между передними. В центре на острие атаки встал сам Марк.

Справа ниже по склону по всему фронту кипела битва, которую закрывали задние ряды аваров, до которых ещё не дошла очередь. С той стороны доносились не только громкий грохот оружия и гулкий шум сечи, но и густая вонь от вспоротых потрохов и крови.

От нетерпения доспехи стали тесными, но надо ждать. Марк злобно поглядывал на цифры встроенных в браслет часов. По плану он должен ударить через четверть часа после сигнала. А сейчас время атаки сарматов.

И, словно в ответ на его мысли с противоположной стороны поля донёсся нарастающий треск и грохот, будто сломали сотню деревьев сразу, и низкий мощный клич: «Р-р-р-а-а-а!!».

В задних рядах противника началась суматоха и беспорядочное перемещение, похожее на панику. Из толпы стали выскакивать и удирать назад отдельные всадники, потом группы по пять-десять. Всё пора!

– По-о-о-лк!!! Копья к бою!!! Рысью!!! В атаку!!! Ма-а-а-рш!!! – крикнув, Марк взял покрепче двумя руками длинное копьё, наклонился вперёд и пустил коня шенкелями, шаг за шагом набирая скорость. За ним начал разгон стальной клин катафрактов, и земля задрожала от бега тяжёлой конницы.

Удар!!! Встречные авары будто кегли отлетали в стороны под копыта неотвратимой лавины смерти.

Марк сунул обломок копья в раззявленную пасть подвернувшегося авара. Резко натянул поводья, заставив храпящего коня попятиться. Выдернул из ножен клинок, вбил его в аварскую спину, вырвал и, началась жесточайшая рубка.

– Слава!!! – ревели катафракты перемалывая рыхлую вонючую и разбегающуюся массу вражьей конницы. Хрипели взмыленные и кричали от боли раненые кони.

Удар вправо. Влево! Вправо!! Влево!!!

Звуки боя слились в один клубок. За атакующими катафрактами над просекой из тел висел розовый туман. Впереди в километре с другой стороны поля виднелась такая же красноватая дымка. Там отчаянно рубились сарматы. И задние ряды аваров дрогнули! Одна за другой сотни кочевников бросились наутёк.

«Куда вы денетесь, уроды! – подумал Марк, с хеком опуская меч на лохматую шапку, – бегите, бегите, там вас как раз савиры дожидаются».


– Полковник Серш, стрелы вышли!! – комбат стрелков старался перекричать грохот сражения.

– Стрелков во вторую линию!! – Приказал Серш, выпуская последнюю стрелу, попутно замечая, как она вынесла из седла очередного всадника. – Мечники вперёд!!! – он закинул за спину колчан с луком и вытянул из ножен оба клинка.

«Вот сейчас и повеселимся! Ну, где вы, твари!» Преобразившись на глазах в отчаянного рубаку, он с радостным рёвом бросился в самую гущу боя на гребень вала из человечьих и лошадиных тел.

Рубанул по искажённой ненавистью аварской роже наискось. Врезал мечом по копью, отвёл и, шагнув вперёд, ткнул клинком в шею. Пхнул второй клинок в открывшееся на замахе тело и выдернул с проворотом, раздирая внутренности. Сбоку мелькнула фигура. Не глядя ударил, и с непокрытой головы авара вместе с всклокоченными длинными волосами отлетела крышка черепа.

Вскинул голову, облизнул пересохшие губы и быстро мотнул по сторонам головой, выискивая глазами ближайшего врага.


Солнце нещадно палило. Через превратившуюся в чёрно-красное месиво заваленную телами болотистую низину по трупам густо лезли обезумевшие от отчаяния и злобы авары.

– Сцепить щиты!!! – заорал на обе стороны Черч, вытягивая оба меча. От возбуждения зубы слегка постукивали.

– По-о-олк, держать строй!!! – изо всех сил крикнул Зверо и встал рядом с другом.

Поляне приняли на щиты натиск воющих и визжащих аваров и мощно замолотили мечами, клевцами и булавами. Завопили раненые, рухнули ошеломлённые и упали мёртвые. А озверевшие авары давили и давили. В нескольких местах последней линии обороны началась рукопашная свара. Кое-где уже бились спина к спине. Бой начал смещаться к холму. Вот уже в полста метрах упал сражённый авар.

Черч закусил губу от бессилия как-то повлиять на ход боя, битва теперь жила сама по себе. Вопящий авар перемахнул через убитого щитника, и тут же нарвался на клинок Зверо. Меч Черча вспорол рёбра другого и вогнал остриё в распяленный криком рот. Боевое неистовство взвыло и сорвалось с поводка!


«Вот и пришёл мой час» – спокойно подумал я, спрыгивая со штабной повозки, скидывая плащ.

– Даян, Асила, забирайте слуг и отходите к шатрам.

– Ты, Бор, наблудил. Здесь не отроки и не бабы. Мы вои и наше место сейчас там, – Даян указал мечом на бой под холмом.

– Лучше укажи нам место, – прогудел Асила накидывая петлю шипастой булавы на правую руку в кожаной рукавице с нашитыми пластинами.

– Обороняйте мою спину, ано близко не подступайте, або попадёте под горячую руку, – я понял, что от этих вояк не отвязаться. Ладно, авось отобьёмся.

Поляне из последних сил сдерживали натиск пеших аваров. В центре кипела сеча, но там мелькали мечи Черча и Зверо, и я за этот участок был спокоен. А вот справа ближе к реке дела шли намного хуже.

«Фил, острие до молекулы и вынеси силовое поле вперёд на два метра». «Есть, командир». И меч сам прыгнул мне в руку.

Во все лопатки я рванул с холма направо, где авары прорвали строй полян. На меня набегал огромный авар в кольчуге и плоском шлеме-мисюрке с бармицей, небольшим круглым щитом и кривой саблей. На бегу я отшагнул влево и махнул мечом. Дальше несколько шагов пробежала лишь нижняя половина авара. А верхняя дёргала руками с мечом и щитом там, где упала.

Прорыв увеличился. Надо поспешить! И я прыгнул в самую гущу боя. Удар! Брызги крови. Голова с плеч. Сбоку мелькнула тень. Я не глядя подставил клинок. Правым удар. Есть контакт. Опять две половины. Верхняя поползла в сторону, оставляя на траве густую кровавую дорожку. Сильный удар сзади сверху по моей левой кисти вышиб саблю. Ах ты мразь! Развернулся, ухватил вражью саблю за острый клинок и дёрнул на себя, надевая авара на свой меч. Изо рта степняка выплеснулась алая кровь. Поднырнул под удар, схватил с земли свою саблю, отбил удар, секанул с разворота по брюху, мельком заметив вываливающиеся кишки. Споткнулся о плавающее в луже крови тело. Опрокинулся на спину, но тут же рывком поднялся и крутанулся, принимая очередной удар на клинок и тут же пробивая открывшееся горло. Авар схватился за шею, и из-под грязных пальцев хлестанула кровь. По рукоять вонзил под подбородок и рывком развалил голову.

Я безобразно матерился, орал и рычал! Всё смешалось в горячечном бреду жуткой неразберихи, замешанной на безумной, жуткой, нечеловеческой ярости! Вспоротые животы… Остекленевшие глаза… В ухах грохочет кровь…

– Всё, Бор! Всё кончено. – донеслось из гулкого звона в голове, и из красной пелены выплыло забрызганное кровью и грязью, залитое потом лицо Зверо. За ним чуть дальше в красной рубахе с мечом в руках стоял Даян. Почему в красной? Он же был в белой? Рядом с ним, устало опустив бордовую булаву и щит, покачиваясь, стоял Асила. Ага. Оба живы. Уже хорошо.

– Что… там… в поле?.. Где… авары? Что… с батальонами? – я с трудом проталкивал слова, поскольку не мог отдышаться.

– Битва фактически закончилась. Сеча покатилась назад, авары бегут, а савиры их секут и отстреливают. Сарматы и катафракты прижали гадов к излучине реки и добивают. И батальоны, и редуты устояли. Наши потери пока неизвестны. А авары, вон они, всё поле усеяли в несколько слёв. Вода в реке красная вся.

Упоминание воды свело судорогой пересохшую глотку. Я хрипло откашлялся и потёр рукой горло. Не успел раскрыть спекшиеся от жажды губы, чтобы попросить воды, как увидел протянутый корец полный свежей холодной влаги. Рядом стояли два почада притащившие из лагеря бадью с водой. Я до одури нахлебался, дыхание успокоилось, вернулись зрение, слух и обоняние. Я оглянулся. На холме под ветерком реял красный флаг Антании.

В поле угасали последние схватки и оттуда помимо жуткой вони доносились многоголосые стоны раненых и умирающих, сип и хрип смертельно измождённых. В сторону холма по двое и трое, еле волоча ноги, пробирались раненые. Кто опирался на копьё, кто на плечи друзей. Некоторые бойцы уже начали трофеить, собирая охапки брошенного оружия.

Мне стало горько и тошно. Выжатый, как лимон, я с трудом поднялся на холм, сел, устало привалившись к колесу штабной повозки и, тупо глядя на поле боя, слушал своих спутников.

– Невиданное дело! – гудел Асила, прикрывая ладонью подбитый глаз, – за Бором мне почти и не досталось аваров. Такого и придумать невозможно! Он один рубил поганых, аки тонкую лозу! Мне только трое и пришлись.

– Може очи подвели, но помнилось, або меч Бора сёк поганых отдаля. Махнёт, два-три с ног. Сам бы не зрил, нипочём бы не уверил, – не мог успокоиться Даян, бережно придерживая пораненую руку. – А сам то он без малой язвы!

– Ты как, Бор, очухался? – Рядом присели Зверо и Черч.

– Да, в порядке я. Что вы все меня обхаживаете?

– И вовсе никто не обхаживает. С чего ты взял? Все устали. Сидим, отдыхаем. Так спросил, из вежливости.

– Ладно, Черч, не обижайся, – я тихонько пхнул его локтём. – Я в порядке. Есть ещё порох в пороховницах, ягоды в ягодицах и шары в шароварах. А и вправду я что-то притомился. Кстати, как там на фланге, где авары прорвались? Сам-то я в упор не очень разглядел.

– Вообще то, тебе лучше знать. Я в центре рубился, но и то кое-что увидел. Ты, Бор, даже не берсерк, ты вообще хрен знает кто такой. Я нарочно потом сходил посмотрел. Там, где ты один мечом махал сотни полторы дохлых аваров валяется, может больше. Интересно знать, что на тебя накатило. Нас этому Викинг не учил.

– Не помню я ничего. Первых двух-трёх запомнил, а потом, как в тумане.

– Ага, точно, как в тумане. Только красном от крови, – встрял в разговор Зверо. – За тобой было Даян с Асилой сунулись, да, когда ты наотмашь Асиле снёс верхушку шлема и край щита, отскочили, чтоб под раздачу не попасть. Ну, ты и зверюга в рубке, Бор! Такое видеть надо!

– Кстати, – продолжил Черч, – я тут подслушал, как тебя дружинные Светлым Бором прозвали, а поляне переиначили в Святогора. А что, красиво. Я и не стал их разубеждать. Тем более что на горку, где ты под красным знаменем стоял так никто из аваров и не взошёл. Пожалуй, тебе пора позывной менять на Святогора.

– Ладно, братцы, хорош обзываться. Передохнули и будет. Нужно быстрее раненым помочь, а, потом совет собирать, да итоги подводить. Дая-ан!

– Что орёшь?

– Всех почадов, небронных смердов, колдунов, ведунов, лекарей и всех до единого, кого в лагере сыщешь, гони на поле уязвлённым помочь. Сперва им руду унять, боль утолить и токмо опосля перенести в шатры и лечить, как надобно. Асила, пошли подручников, абы полковников и вожей собрать. Комбаты же с войском останутся и верховодят. Там ноне дел непочать. Перунич, надобно сотворить великую тризну по павшим славным воям.

Все разошлись, а я привалился к колесу повозки и на секундочку закрыл глаза.

– Проснись, Бор, – перед глазами медленно сфокусировалась бородатая физиономия Асилы, – полковники и вожи сошлись. Только Марка да тебя дожидаем

Мышцы немного гудели, но короткий отдых помог оклематься и вернул в нормальное состояние, чего нельзя сказать про одежду заскорузлую и похожую на бурую фанеру. Пришедший вместе с Асилой почадник слил из кувшина воды, я наскоро умылся и вытерся протянутым рушником.

Перед штабной повозкой сидели на чурбаках и переговаривались полковники и их полевые помощники. Несмотря на запредельную усталость, их всех переполнял буйный восторг небывалой победы и радости от того, что все они живы. И пока я собирался с мыслями, подъехал Марк, спрыгнул с коня, громыхнув доспехом.

– Вот теперь все в сборе, – начал я совещание. – Поздравляю, други мои, с великой победой, и кланяюсь вашему мужеству и стойкости, – я склонил голову и потом поднял руку, останавливая недоумённые возгласы. – Не спорьте со мной. Начало битвы я сам наблюдал сверху с холма. Может быть, на месте вам виделось всё иначе, но признаюсь, я содрогнулся от вида живого моря, накатывающего на линии наших батальонов. Зрелище было жуткое. Но мы победили, и после такого разгрома аварам долго не оправиться. А теперь прошу доложить о потерях.

Выяснилось, что наибольшие потери понесли передовые щитники и пикинеры, принявшие на себя самый страшный первый таранный удар. Они потеряли восьмую часть состава – тысяча двести и триста бойцов соответственно. Остальные батальоны потеряли примерно от пяти до десяти процентов состава. В общей сложности из пятидесятитысячного войска Антании в бою пало около трёх тысяч воев. А вместе с савирами и сарматами мы безвозвратно потеряли около четырёх тысяч. Ещё пять тысяч раненых нуждались в серьёзном лечении. Примерно две сотни из них не имели надежды. Лёгкие ранения никто не считал.

По предварительным прикидкам только убитыми и тяжелоранеными авары оставили на поле около семидесяти тысяч. Обитатели шатров, женщины, дети и рабы из числа степняков частично разбежались, частично были взяты в плен. Вместе с тем четыре личные тумена кагана организованно отступили к Дону.

Великая битва закончилась, и теперь нам предстояли три важных и неотложных дела: первое – оказать необходимую и достаточную помощь раненым, для чего я попросил полковников выделить всех кого возможно для помощи лекарям. Второе – грязная и скорбная работа по очистке поля, кремации своих павших и тризна по ним. Третье – переформирование батальонов с учётом потерь.

С одобрения командования я сразу отправил биричей с сообщением о победе князю Межамиру в Зимно, совету жрецов в святой град Табор, совету старейшин в Бусов град и кону Савирии на Десну. В тех же посланиях я предупредил об отступившей к Дону сорокатысячной аварской группировке, и также предупредил о том туркона сарматов.

После совещания весь ближний круг собрался в штабном шатре, и за разговорами о неотложных делах и впечатлениях мы усидели бочонок хмельного мёда.

К ночи все разошлись, лагерь успокоился, погрузившись в тревожный сон. После такого сражения измученное войско нуждалось в отдыхе. Бойцы спали, а я стоял на холме и смотрел на утонувшее в летнем сумраке поле боя. Я смертельно устал и морально и физически, но сон не шёл. Умом я понимал, что одержана историческая победа, та, ради которой было потрачено столько времени, сил и нервов, но вместе с тем откуда-то из глубины подсознания поднялось смутное предчувствие какой-то близкой и неотвратимой опасности.

И на другой день полноценного отдыха не получилось, навалились неотложные заботы. Бойцы отмывались, отдирали кровь и грязь, перевязывали раны, приводили себя и оружие в порядок, и убирали последствия сражения.

А убирать было что. На поле боя с самого рассвета пировало всё окрестное вороньё, и оттуда уже отчаянно несло ядрёным зловонием. Павших защитников Антании ещё вчера почтили огнём, отправив души славных воинов в ирий, и тризну ввечор справили. Но семьдесят тысяч аварских трупов и примерно двадцать тысяч конских сплошь устилали огромное поле. Трупный яд мог серьёзно отравить землю и воду и вызвать страшную эпидемию, поскольку все здешние реки и речки, так или иначе, впадали в Днепр. И потому по решению жрецов и ведунов все трупы начали стаскивать и свалить в большую сухую балку, и потом, обрушив края оврага, засыпать могильник двухметровым слоем земли. Этой гнусной тошнотворной работой почти всё войско занималось весь последующий день. Трофейные лошади на волокушах таскали вонючую падаль, а бойцы ворчали, что и после смерти поганые норовят нагадить.

Возле балки-могильника две сотни добровольных помощников жреца Перунича без устали отсекали трупам головы и потом на волокушах стаскивали на ближайший холм, где складывали их горой. Я не обращал на эту дикость внимания. Верят славяне, что не упокоенный и не обезглавленный враг хуже живого, ну, и пусть верят. Это их время, их вера, их жизнь, пусть делают, как считают нужным.

К концу дня наполненная трупами и засыпанная землёй балка сравнялась с подножием холма, на вершине которого выросла десятиметровая пирамида из семидесяти тысяч аварских голов.

Только к пятому дню после битвы армия была готова к возвращению домой. Двигались налегке, поскольку раненых, большую часть снаряжения и трофеи уже отправили по реке в Псёльскую крепость. Кстати, среди трофеев нашлось неплохое оружие, утварь, золото и серебро. По моим прикидкам золота мы взяли не менее пяти центнеров и тонн шесть-семь серебра. Выяснилось, что помимо личных денег и драгоценностей авары везли с собой и всю казну кагана.

Как выяснилось, сам каган Боян, его ближники и личные тумены бежали с поля боя задолго до конца сражения, сразу после удара сарматской конницы. Удрал непобедимый владыка, бросив в самый ответственный момент всех своих союзников и аварскую бедноту.

Двигаясь вдоль реки по натоптанной сотней тысяч ног и тысячей колёс дороге, войско за четыре дня добралось до Псёльской крепости. Я планировал дать армии с недельку отдохнуть, а потом постепенно распустить полки на купальские праздники и потом собрать их перед уборочной страдой.

Псёльский лагерь наполнился шумом гомоном и жизнью. Бойцы скинули доспехи, сложили оружие, отмылись и расслаблялись в пределах допустимого, кто как мог, а мы с полковниками ломали головы, как и чем их наградить. Не нашли ничего лучшего, как раздать по одному золотому антику каждому вою, ведь по сути монета уже являлась готовой медалью, только дырку пробить, да на шнурке на шею повесить. А коль вой погиб смертью храбрых, так антик вдове передать, или сиротам. Потом подумали и решили также раздать всё трофейное серебро, по семь щеляг на бойца, чуть больше ста грамм. Не бог весть что, а для их семей немалое подспорье. Конечно, невеликая награда за смертельный риск и небывалый воинский подвиг на Псёльском поле, однако и бились бывшие огнищане вовсе не за серебро, а за жизнь и будущее своих детей.

Потом пару дней побатальонно мы поздравляли воев и вручали золото и серебро, предупреждая, что антик не деньги, а памятная награда за великую победу и знак почёта для воя и его потомков. Вои возгордились и задрали носы. Раздав под ворчание Асилы и улыбку Даяна все антики из казны и серебро из трофеев, мы с мужиками решили, наконец, позволить себе коллективный выходной день с вином, шашлыками, купанием и загоранием. Но в последний момент весь кайф обломал один единственный человек.

В крепость на взмыленном коне ворвался запылённый сармат и на ломаном славянском языке огорчил нас до невозможности, обрушив все надежды.

– Авары понизу перешли Днепр-Славутич!!

Оказалось, что после битвы, авары двинулись вниз по Дону в надежде подчинить и присоединить булгар-утигуров Сандилха. Но в низовьях Дона их до смерти напугали передовые отряды тюркютов. Успев разгромить всего одну окраинную сарматскую станицу и одно кочевье утигуров, авары резко повернули на запад и быстрым маршем двинулись на соединение с кутригурами, обитающими за Нижним Днепром. Когда они соединятся, аварская орда увеличится до шестидесяти тысяч и окажется в южном подбрюшье Антании. И тогда на их пути окажутся только резервные полки днестровцев и бужан да два полка союзных словен. Двадцать тысяч пеших против шестидесяти тысяч конных! Авары их схарчат и не заметят. И со слов посланника-сармата орда уже начала переправу на правый берег.

Зашибись! Я думал, что пора пожинать сладкие плоды победы, а оказалось, что плоды то незрелые. От такой несправедливости судьбы аж слёзы выступили. Эта несносная баба, шутя, нарушила все планы, выплеснув на наши головы ведро плохо пахнущих проблем. Хоть плачь, хоть вой, хоть зубами скрипи, а всё равно придётся поднатужиться, чтобы доиграть свою роль до конца.

Сообщение гонца, что сарматская и савирская конница собирается на Дону, чтобы двинуть следом за аварами, мы приняли к сведению, но без особых надежд. Сколько они будут собираться, не известно, а сейчас был дорог каждый час. Самое паршивое, что и мы тоже опаздывали, да к тому же толком не успевали подготовится к большому сражению. И если на Псёльском поле битва шла по моему замыслу, то теперь нам предстоял сумасшедший марш, а потом бой с ходу, и то, если мы успеем к шапочному разбору. В любом случае мысль о предстоящей битве не внушала радости и оставляла мало надежд.

Отпустив сармата, мы с мужиками засели за карту. Выходило, что, если мы не выступим немедленно, то имеем все шансы безнадёжно опоздать. А что такое опоздать в битве даже на час? Это полный разгром словен, тиверцев и уличей, и толку тогда от нас как от козла молока. Значит, надо поднимать полки немедленно. Кого поднимать? Тяжёлая пехота для марша и маневренного боя не годилась. Решили взять сводный полк топорников из воев покрепче и повыносливей, в полном составе всех лучников, полк щитников и метателей сулиц, а также полк катафрактов. Всего шестнадцать тысяч. Для скорости движения всё оружие, щиты, зброю и снаряжение нагрузили на полковые повозки, запряжённые не волами, а самыми выносливыми и сильными конями. На хозяйстве я оставил Зверо, Серша и Лео, остальные отправлялись со мной.

Весь день, вечер и даже ночь экспедиционный корпус готовился к броску на запад. Выступили мы затемно до рассвета, переправились относительно быстро, и в девять утра уже пылили по дорогам правобережья.

По моим прикидкам авары должны форсировать Днепр ниже Ингула и задержаться на переправе на три-четыре дня, поджидая кутригуров. Затем холмистая степь выведет их к Южному Бугу, за которыми начинаются земли тиверцев и открывается путь в Антанию с юга. Вот туда к берегам Южного Буга я и направил полки. Сначала шли по левому берегу Ингула, потом двинулись по водоразделу, чтобы не путались под ногами овраги, речки и ручьи. На этот раз предстояло решить почти нерешаемую задачу. С одной стороны, нужно успеть вовремя, с другой – не измотать маршем бойцов до крайности, чтобы их не перебили, как загнанных лошадей.

С грехом пополам, с молитвами и с матерной руганью, насквозь промокнув от пота и пропылившись, почти загнав лошадей, на пятый день мы вышли к Южному Бугу.


Войный вож полковник Лабута невольно улыбнулся, вспомнив последний строевой смотр. Он гордился своими полками. Никогда ещё Буг и Днестр не поднимал этакой силищи. Но улыбка сползла с его сурового, словно вырубленного из камня лица, и по спине пробежал холодок, когда он увидел, чтобранное поле от края до края заполнила бесчисленная аварская конница. Однако Лабута взял себя в руки, або с дружинных лет накрепко вбил в голову, что честный муж не может быть трусом. А, когда поганые двинулись вперёд, Лабуту и вовсе перестало трясти. Невместно тиверскому полковнику выказывать страх воям, которые плотными квадратами сотен стояли за его спиной. Добро, что уличи подошли вовремя, да словены ввечор подоспели. Теперь поглядим, кто кого. Зря что ли антские вожи поболе года гоняли ополчение, превращая этих увальней в умелых и грозных воев. Зброю и оружие из Бусова града всю зиму возили, топоры, клевцы, пики и эти… как их… але-ба-ры. И хоть выговорить нормальному человеку невозможно, а добрым оружием оказались, боевым и вельми злым супротив конницы. Хошь коли ими, хошь руби, хошь с коня крюком тащи. Да-а, вот сейчас и потащим, или нас… Тьфу, даже думать пакостно.

Но, светлые боги, как же много пришло поганых! Похоже, не уйти с этого поля живым. Да, и куда тут уйдёшь. Бают, звери те авары, алчные и кровожадные, коих невмочно в веси допустить. Эх! Придётся до конца стоять. Помоги нам Перун и светлый Хорс!

– А ну, сучьи чада, приготовиться к обстрелу!! Щитникам отойти за рвы и колья, поднять да сдвинуть щиты!! Пики и алебары упереть супротив конницы!! Держать строй!! Стрелами и сулицами не разбрасываться, метать наверняка!! Да, не вздумайте трусить, али помирать!! К бою!!!

Как обычно авары начали с массивного обстрела, и строй славян осыпали тысячи стрел, утыкав щиты и ужалив неловких воев.

А потом был УДАР!! Страшный и невыносимо сильный удар аварской конницы!

Первые ряды бешено несущихся всадников превратились в живой вал, споткнувшись в рвах и напоровшись на колья, но натиск был настолько чудовищным, что прорвавшись по телам павших степняки обрушились на славян. Под чудовищным натиском строй прогнулся и тогда навстречу аварам в воздух взвились тысячи стрел и сулиц. Но куда там. Разве можно сдержать этакую силищу! А надо сдержать!! И вскипел праведный гнев! И пошла рубка отчаянная, свирепая и беспощадная! Со скрежетом и звоном скрестились клинки. В воздухе замелькали копья, топоры, алебарды. Дробились кости кистенями, вбивались булавами головы в плечи. Летели во все стороны брызги и струи крови. Разваливалась под клинками зброя и одежда. Озверев от яростной решимости, славяне не обращали внимания на раны и боль и помнили лишь об одном: за их спинами остались беззащитные жёны, дети и старики.

– Бей поганых!! – гремел отчаянный рёв.

А аваров то втрое против славян, да на конях, да с разгона.

С поразительным проворством Лабута с хода прямо с седла срубил степняка топором. Размахнулся и вдарил по вырвавшемуся вперёд авару. Крутанувшись, чиркнул своим страшным оружием горизонтально, и ещё один поганый схватился за живот, пытаясь руками удержать вывалившиеся кишки.

Запрыгнув на повозку, Лабута моментально окинул взглядом картину боя, и мельком зацепил глазом справа что-то необычное, повернул голову и всмотрелся.

С юга показалась и начала приближаться какая-то красная полоса, в которой, напрягая зрение, вож разглядел стройные ряды сотен, одетых в одинаковую красную одежду, одинаковую зброю и одинаковые шлемы. Они, как одно большое существо, медленно приближались к полю боя во фланг аварам, подняв одинаковые красные щиты.

Лабута крякнул и врасхлёст врезал по аварскому шлему, прорубив его крест-накрест.


– Кажется, мы немного опоздали, стратиг Юлиан? – осторожно спросил примпил первой когорты Гермолай.

– Нет, в самый раз явились. Прикажи от моего имени ставить когорты по карфагенскому строю. Обе алы всадников на правый фланг. И пусть кто-нибудь позовёт трибунов Макария Флавия и Стефана Комнина.

Юлиан привёл свой личный легион. И плевать он хотел на придворные хитросплетения, запреты и интриги политиканов и церковного клира. Он вольная птица, а здравый смысл и совесть воина привели его на это поле. Юлиан точно знал, что именно здесь, на земле Антании он должен защитить свою родную Византию.

Прищурившись, Юлиан быстро оценил ситуацию, разглядев, что авары имели подавляющий перевес, но каким-то непонятным образом славяне держали фронт. Конница кочевников скучилась, утратила пробивную силу, увязла в тесном сражении и теперь тупо давила массой. И потому именно сейчас фланговый удар легиона мог переломить ход сражения.

– Сальве, стратиг Юлиан, – поздоровались трибуны, – Что скажешь? Пирушка то в разгаре.

– Ничего наше угощение никто не съест. Макарий, бери три первые когорты и двигай прямиком во фланг варварам, а ты, Стефаний, дождись удобного момента и двумя когортами и всадниками постарайся подрезать их сзади.

Трибуны стукнули правыми кулаками в грудь и поспешили к центуриям.


«Вот же не думал, не гадал, что ромляне на помощь подойдут, – подумал Лабута и, смахнув с лица пот, размазал пятна крови. – Слава светлым богам, можа теперь полегче будет и живот сохраним».

Он ясно видел замешательство аваров, видел, как они перестраиваются против нового противника, ослабляя давление в центре.

Но, светлые боги, как же поганых много.

Лабута поднял топор и обухом мощно отоварил высунувшегося из-за борта повозки авара, повернул топор и со всего маха всадил чёрное от крови лезвие в шею другому.


– Тестудо!! – по команде центуриона щиты моментально сдвинулись в сплошную стену, накрывая строй сверху. Аварские стрелы забарабанили по крепким щитам. Раздалось несколько вскриков. Всё-таки летучие посланницы смерти нашли дырочки в сплошной защите и укусили. И тут на строй ромеев навалилась визжащая масса.

– Вскройсь!! – новая команда будто взорвала сжатый, как пружина строй, и пронзённые копьями авары отлетели от него, как кегли.

Легион медленно теснил варваров, шагая по их мёртвым телам. Но за ним оставались и красные пятна покинувших строй легионеров. Кого ранили, а кого и убили. Ромеи стали нести потери, а и было их всего-то шесть тысяч.


– Опоздали, мать перемать! – выругался Стинхо, бросая на поле хмурый взгляд, – слышь, Бор, авары уже наших дожимают.

– Не спеши, Стинхо, не спеши. Видишь, фронт стоит. А теперь посмотри вдаль. Видишь красную полосу. Похоже, это ромеи врезали гадам во фланг. Так что спокойно выводи сотни! Строй обычный, со щитовым прикрытием коробками десять на десять. Сейчас мы их с другой стороны долбанём, и устроим им мешок.

На удивление быстро, буквально с хода батальоны выстроились по сотням на левом фланге поля боя.

– Щиты вперёд!! Приготовить сулицы!! Лучники укрыться за щитами, не подставляться!! Стрелять быстро и по готовности!! При атаке отходите за линию сотен!! Топорники, рубить всё, что шевелится!! Тесно станет, берите мечи, клевцы и кистени!! Внимание всем!! Вперёд, марш!! Бой!!!

Я жестом подозвал Марка:

– Не спеши лезть в драку. Как начнётся серьёзная рубка, ударишь в стык между нами и тиверцами. Это по диагонали рассечёт аварские порядки, а мы их тут и подзажмём. Давай, не подведи.


Лабута уже не чуял от усталости правой руки, а раны и вовсе перестал считать. Сердце норовило проломить грудную клетку, и удрать подальше от окружающей жути. Он давно потерял шлем и щит. Опустив топор и, превозмогая боль, Лабута откинул мокрые волосы со лба и… глазам не поверил.

Слева на поганых надвигался плотный строй щитов, которым, казалось, не было числа!

«Светлые боги, благо дарю, видно то ваше небесное воинство. Иначе откуда им взяться».

Над щитами взлетела туча стрел, потом тут же ещё и ещё. Неизвестное войско столкнулось с аварами. Полетели сулицы. Поганые дрогнули и отшатнулись. Но быстро выправились и конным кулаком ударили по новому войску.

Однако на фронте тиверцев и уличей стало ещё легче, будто удавку с шеи сняли. Теперь в основном битва шла на флангах, где дрались ромеи и эти непонятно откуда взявшиеся вои.

– Сотники!! – прохрипел Лабута, – перестроить сотни! Держать строй, сукины чада!!

Он обвёл мутным взглядом кипевшую вокруг битву и тут удар выбил искры из его глаз и сознание из головы.


– Стратиг, на другом фланге происходит что-то непонятное, – подбежал запыхавшийся примпил, вытирая с лица грязный пот, – напор варваров заметно ослаб, и они начали перемещаться.

– Похоже, нам кто-то здорово помогает, – задумчиво проговорил Юлиан, – и авары оказались в мешке. Теперь у них никаких шансов. Сколько бы их ни было, им конец. Как дела у нас?

– В центуриях большие потери до шестой части состава. Но пока держим строй.

– Держитесь, скоро финал, – Юлиан приложил руки к глазам, вглядываясь вдаль. Интересно, кто там принимает на себя основной удар?


Линия щитов в десятке мест порвалась, а стрелы и сулицы вышли. Началась отчаянная рубка, сила на силу, удар на удар, ярость на ярость. Схватка кипела похлеще, чем на Псёльском поле, поскольку наши позиции не подготовлены и драться пришлось с хода.

И тут от удара четырёх тысяч копыт вздрогнула земля.

Атака катафрактов потрясла и шокировала аваров, которые никак не ожидали встретить здесь тяжёлую ударную конницу. Разгоняясь стремя в стремя, стальной клин полка Марка, как нож сквозь масло, наискось пронизал аварскую конницу, стоптал пешую массу и вышел в аварском тылу возле потрёпанного ромейского легиона. Развернувшись, катафракты отбросили обломки копий, достали мечи и начали перестраиваться для новой атаки. Испуганно ржали лошади.

Марк выдернул ноги из стремян, упёрся в седло, спрыгнул с падающей раненой лошади и тут же принялся отдавать команды. К нему, отдуваясь, подбежал ромейский центурион в помятом шлеме и испятнанной кровью лорике:

– Сальве, трибун. Чьи это катафракты?

– Сальве, центурион, – перешёл на латынь Марк, – передай привет стратигу Юлиану от воеводы Бора и вожа Марка и скажи, что анты всегда держат своё слово.

Марк легко с места запрыгнул на подведённую ему лошадь, и над полем раздался его зычный голос:

– По-о-олк!! Мечи вон!! За мной!! В атаку!! Ма-а-арш!!!


После атаки катафрактов тяжелораненая орда словно взбесилась, шансы и численность противников уравнялись, но попавшие в мешок авары стали драться, как звери. Их неистовство превысило всякие пределы. На раздумья времени не оставалось.

«Фил!». «Я здесь, командир». «Пора нам с тобой потрудиться». «Что на этот раз?». «Всё, как всегда, но радиус полного поражения десять метров». «Есть, командир».

Линия сотен смешалась, и рубка уже шла внутри нашего строя. Отбежав за левый фланг, я развернулся и врезался в гущу беснующихся аваров. Ярость заволокла взгляд. Весь мир сжался до поля боя. Остался только я и они. Не ждите пощады, твари! Добро пожаловать в ад!!


– Стинхо!! – заорал Черч, – смотри туда!!

Стинхо рубанул наискось авара, быстро дёрнул взглядом влево, потом повернулся всем корпусом и его глаза полезли из орбит. Всё, что он увидел, выпадало за грань здравого смысла!

За краем строя, где щитники из последних сил сдерживали натиск на фланге, среди давящей кучи аваров вдруг появилась просека шириной метров двадцать и стала медленно углубляться в толщу аварской массы. Будто там заработала какая-то гигантская сенокосилка. Вместе с конями авары распадались на куски, превращаясь в фарш.

– Твою ж маманю! – только и смог прохрипеть Рок.

От такого жуткого зрелища вокруг стали стихать схватки. Просека уже протянулась метров на сто и продолжала тянуться вдоль фронта внутрь массы аваров! В рядах кочевников возникла заминка, и вспышка буйной злобы сменилась безудержной паникой. Выпучив глаза от ужаса, авары ломанулись кто куда, и заметались, не находя укрытия. По рядам обезумевших кочевников прокатился жуткий истошный вопль: «Демо-о-он!!! Нас убивает демон!!!», и остатки орды брызнули прочь с поля. Поле перед измученными боем славянами стало быстро пустеть. Стук и топот копыт, вопли и крики стали постепенно затихать.

А в конце широченной полосы сплошного уничтожения стоял один единственный воин с головы до ног залитый кровью.

– Бор, – прошептал Стинхо.

– Светлый Бор!! – заорали анты.

– Святогор!!! – завопили поляне.

«Вот так и рождаются сказки. Фил, отбой. Спасибо, брат», – я устало опустил меч и начал через силу пробираться через горы трупов и человеческих обрубков, с трудом превозмогая желание проблеваться. – «Теперь вопросов не оберёшься. Да, и хрен с ними, пошли они в дупу».


– Ты это видел?! – тряс трибуна Юлиан, – ты это видел?!

– Видел, стратиг, но я ничего не понимаю. Этого не может быть! Ни один человек не может совершить такого. Поистине, нам явился сам бог Марс! – трибун запнулся, опасливо оглянулся и мелко перекрестился, – Прости меня Исус.


Я уже почти пробрался к своим, когда Рок вдруг заорал:

– Сотни, строиться!! Атака слева!!

Я резко повернулся. Свостока возвращалась аварская конница. Только этого нам не хватало! Ну, что за народ? Почти всех здесь положили, а им всё мало. Уроды!

Однако атака выглядела довольно странно. Авары будто от кого-то спасались. Нашли место, где спасаться!

Всё прояснилось через пару минут, когда по измотанным битвой аварам ударила плотная конная лава. В центре плечо к плечу, направив на врага длинные копья мчались сарматы, а по краям их прикрывали савиры. Ярость удара тяжёлой конницы и последующей жесточайшей рубки описать невозможно. До наших позиций добрали всего сотни три аваров. Они попадали на колени и согнулись в позе покорности.

Бандитского сообщества аваров, извратившего и изуродовавшего всю историю Европы, больше не существовало. Исчезли авары, будто и не было их никогда. Свершилась страшная и справедливая месть.

И хотя битва закончилась нашей полной победой, вскоре наступило боевое похмелье. В отличие от Псёльской битвы победа на Бужском поле особых восторгов не вызывала. Сил почти не осталось, но через немочь, через тошнотворный комок в горле пришлось всем вместе помогать раненым и увечным и собирать павших. И я точно знал, что сегодня появится немало поседевших юношей, и не одно молодое лицо прочертят морщины.

В сумерках на окраинах поля вспыхнули погребальные костры. Всем изрядно досталось. У нас из шестнадцати тысяч воев пало около двух тысяч. Вдвое больше насчитали раненых. Наибольшие потери понесли словенские, тиверский и улический полки, потерявшие четверть состава. Ромеи тоже понесли немалые потери, и тоже хоронили своих павших на христианский лад. Сарматы и савиры обошлись почти без потерь.

На другой вечер все вожи, полковники, стратиг и трибуны, тысяцкие и комбаты собрались вокруг большого костра. Небывалая победа над небывалым злом собрала вместе таких разных и таких похожих людей. Из круга сидящих вокруг костра командиров поднялся жрец Перунич:

– Слава светлым богам! Ныне их волей мы с великой победой! Слава победителям, слава павшим воям, ныне вознесшимся в светлый ирий! Слава нашей земле, силы собравшей супротив злого поганства! От имени светлых богов благо дарю и кланяюсь всем вам великие вожи, – и Перунич поклонился на три стороны, – а теперь пришёл черёд Перуну и павшим воям вослед тризну вознесть.

Я знал, что должны произойти ритуальные поединки с пленными врагами, но в душе надеялся, что мне драться не придётся. Зря надеялся. С одной стороны, не казнь затевалась, а равные поединки на равном оружии на глазах свидетелей и перед ликом Перуна. С другой стороны, по сути, убийство. А самое противное, что отказаться нельзя, поскольку по вере антов то грех великий. Однако, как мне всё это остобрыдло. Не могу больше. Сейчас меня точно стошнит. Не стошнило.

Когда все ханы потеряли головы, пришёл и мой черёд взять в руки меч. Мне оказали честь и поставили против аварского кагана Бояна.

Теперь я разглядел его получше: высокий моложавый мужик средних лет с крепким мускулистым торсом с седыми висками и голубыми глазами на лице европейского типа. Меня поразили его глаза полные мудрости, печали и насмешки. И от него исходила нистребимая жажда жизни.

А у меня внутри расползлась необъяснимая тоска. Стало противно и стыдно убивать этого человека, не смотря на всё то, что он натворил. А что натворил бы я, оказавшись на его месте? Вдвойне коробило понимание абсолютного неравенства поединка, ведь меня поразить он не мог ни при каких обстоятельствах. Видно мои переживания отразились на лице.

На минуту мы сцепились глазами. Боян горько усмехнулся и проговорил по-славянски с небольшим акцентом:

– Смелее, воевода,– сказал он без малейшего страха в голосе. – Перун ждёт твоей жертвы и победы. Подними меч и побеждай.., если сможешь.

Он первым сделал шаг и хитрым финтом попытался пройти вдоль моего меча. Отбой, уход и контратака. Я сорвал дистанцию и кинул меч сверху, переведя его в диагональ. Клинок чиркнул кагана по руке. Тот посмотрел на кровоточащую рану и кивнул. Снова атака, приход на встречных ударах и ещё одна рана на другой руке Бояна. Он хмыкнул, недовольно качнул головой и продолжил. Я опять достал его кончиком меча по ноге и тут же отбил боковой удар.

Мы с ним не рубились, как предыдущие пары, мы фехтовали. Но неотвратимо приближался финал. Я знал, что Боян обречён, но не хотел его убивать. А пошёл тот Перун к едрёной фене!! Я ушёл из-под кругового удара, поднырнул и приставил клинок к горлу Бояна. Каган и все участники тризны замерли. И тогда я громко крикнул:

– Тебе Перун, и тебе Макош, и тебе Велес, и тебе Сварог, и тебе Даждьбог, и тебе Хорс, и тебе Симаргл, и тебе Лада посвящаю жизнь этого человека. Да, будет он жить!!

Из сумрака к огню вышел Даян, воздел руки вверх и громогласно провозгласил:

– Свершилось!! Боги приняли твой дар, Светлый Бор. Кровь лютых врагов им мила, но много милей милость и великий дар жизни. Ибо нет ничего дороже под небом, чем хрупкая жизнь! А месть небо гневит, да душу губит. До скончания веков слава тебе, Светлый Бор – победитель!!

Все вожи вскинули мечи и в буйном восторге радостно взревели:

– Слава!!


Под низкими тучами висела косая борода дождя, подгоняемого слабыми порывами западного ветра. Шум непогоды сливался с сердитым шумом недовольных ненастьем деревьев. Частые капли выбивали нудную дробь, будто затеяли пробить дыру в человеческом терпении. Кожаные накидки и двойной парусиновый полог кое-как спасали от небесной хляби, но были бессильны против наполнившей воздух сырости, которая пропитала одежды насквозь.

Костёр шипел и сердито плевался искрами, но упрямо горел, изо всех сил борясь с торжествующей слякотью. Вокруг огня плечо к плечу сидели пятеро. Покашливая и отмахиваясь от дыма, они тихо переговаривались, не переставая бросать взгляды в наползающие с востока сумерки.

– Скажи, Бор, почему ты не убил Бояна?

– А зачем? Он теперь не опасен и будет жить в Византии.

– Да-а, наворочали мы тут дел и кровищи пролили море.

– И без нас бы тут той кровищи напустили вдвое поболее.

– Не тужи, Бор. Здесь тебя жрецы вославили от имени богов и объявили чуть ли не святым, а домой вернёмся, доктор Лободырный засунет тебя в свой волшебный ящик и окончательно грехи отпустит.

– Хватит вам про жуть всякую толковать. Ребёнка разбудите или напугаете.

– Не напугаем. Вон под навесом сладко дрыхнут все трое.

– А всё-таки здорово, что Зверо здесь свою судьбу нашёл, и мальчонка хороший и смышлёный.

– А Лео с Сершем так и не удалось отговорить. Остались. А может и к лучшему. За Антанией присмотрят и князю, если что, укорот дадут.

– Да, уж. Лео кому хошь укорот даст.

– Скорее бы хронокапсула пришла что ли. Ждать уж мочи нет. Ладно бы погода стояла, а то второй день льёт не переставая.

Они сидели плечо к плечу возле костерка и изредка бросали взгляды туда, где вот-вот должно появиться светящееся окно в сумасшедший двадцать первый век.


Москва. Апрель 2020 г.


Следующая четвёртая книга серии «Сторно» называется «Дружина», которая поведает о неизвестных и героических событиях первых лет становления Руси.