Детектив [Фёдор Чеховский] (fb2) читать онлайн

Детектив.

Глава I

В зале суда закончилось заслушивание обвинения, и последнее слово дали подсудимому.

– Вы обвинили меня в шантаже, воровстве, разбое, подстрекательстве, вымогательстве… Я признаюсь во всём, что здесь было сказано. Признаюсь, и в скором времени удалюсь. Но, чёрт побери, есть в институте юстиции это прекрасное «последнее слово»! Уверен, что моё последнее слово заставит вас задуматься, а может даже и спасёт несколько заблудших овец.

Вы, считающие себя праведниками, достойными судить и осуждать, что вы видели в жизни, что вы вообще знаете о жизни???

Я не молод, но когда-то я был так же наивен, как самые невинные из здесь присутствующих. Во мне было столько веры, любви, трепета, надежд, амбиций…

Первый приговор, вынесенный мне, был словно гром среди ясного неба. Кто бы мог подумать, что неуплаченный в срок долг в несколько монет может цинично упрятать молодого и перспективного юношу в долговую тюрьму при том, что другие, более знатные заёмщики, должны были несравнимо больше?! Я верил, что это чудовищное недоразумение и ошибка системы. Мои друзья изыскивали самые разные способы помощи, но всё было тщетно. Моя мать обивала пороги с прошениями и мольбами долгие месяцы, заверенная вельможами и чиновниками, что дело, безусловно, не должно закончиться вот так и…всё безрезультатно!

Только через полгода в тюрьме я узнал, что когда-то давно моя мать не согласилась удовлетворить извращённую похоть ростовщика, и он не забыл этого. Опозоренный правдой простой прачки, он выжидал долгие годы, прежде чем смог вот так грязно и подло отомстить. Вот кому я был обязан своим будущим и судьбой.

Тюрьма. Место, которое живо вскрывает суть любого и каждого входящего. Место, где первобытные, обнажённые, животные инстинкты и звериное чутьё безо всяких соусов и приправ оголяют все пороки высокого общества людей светских, могущественных, праведных…свободных. Ваша свобода, вкус которой вы даже не знаете и вряд ли сможете отделить от фуа-гра,– звоном монет, исполненная прелюбодеяний и хмельным обжорством, изысканным кружевом, купленным за гроши у нищей белошвейки – замылила вам глаза, слух, стыд, совесть…

Незадолго после этого, я также узнал и о продолжении ратных подвигов подлеца-ростовщика. Когда все дороги привели на его крыльцо, он испортил жизнь и карьеру всем моим просителям, купив свою гордыню у вас же, продажные стряпчие душонки. Мать мою он и вовсе разорил, а несломленную, в скором времени, свёл в голодную могилу.

Как слепы вы в своей заносчивой уверенности. Как ошибочно уверены в безнаказанности и вседозволенности. Как ошибаетесь вы, считая себя наделёнными такими правами…

О, кабы вы могли хоть на мгновенье ощутить леденящий холод и пронизывающую сырость тюремных стен; оглушающую тишину бесконечности тюремных минут; запах гниющей души во плоти, способный смесь запаха пота и страха заставить благоухать фиалками на безоблачном горизонте жизни; ослепительное омерзение камер убийц и насильников и ропот приближающихся шагов, грозящих залапать, растоптать и высмеять последние крохи личного пространства и достоинства; ощутить надлом от реальности растворяющейся перед глазами последней капли Надежды и Веры…а после вытесняющий, и заполоняющий собой их место, дикий пляс всех чертей и демонов, который вырывается из тебя неугомонной чередой поступков настолько пьяняще-аморальных…

Я, в конце концов, вышел на свободу, но нутро моё уже требовало мести.

В тюрьме я обзавёлся нужными связями, которые помогли мне разорить, унизить и сполна отомстить ростовщику. Все восточные сладости вместе взятые не смогут даже пошелохнуть увесистую чашу весов удовлетворённой мести. Хмель урожая винограда всех лет заточения не в состоянии затмить даже толику мига возмездия. Дни и ночи, проведённые в тюрьме, остудили, впитали до последней капли весь вкус и жар этого блюда и преумножили его, сделав его дьявольски-приятным.

А потом было затмение. Освобождение и опустошение от исполненного долга чести, густо сдобренное деньгами проклятого мздоимца, которые жгли карман. Кутёж, все удовольствия мира, ощущение могущества и власти денег…

Именно в ту пору мир, который раздавил молодого и честолюбивого юнца, обрёл «чудовище» по имени Лотрек. Униженные и оскорблённые, разорённые и околпаченные, подвергшиеся насилию и испытавшие на себе закон джунглей и еще много чего, о чём упоминать не стоит…

Я громогласно катился вниз, а вы наблюдали, удивлялись, ненавидели, презирали и восхищались. Я пользовался всеми и всем… В моей тесной, сырой коморке в трущобах стояли на коленях самый гордые и молили о помощи и пощаде самые могущественные. Те самые, которые сейчас хотели бы вовсе меня не знать, или упрятать меня в самую беспощадную и безнадёжную темницу. Мы тогда нужны были друг другу: мои возможности помогали скрыть или реализовать их пороки, а их безымянное покровительство помогало мне реализовывать свои планы. Вчерашний враг сегодня был моим компаньоном и наоборот.

О, времена. Я мог озолотить несчастную попрошайку у паперти, приметив божественное клеймо «неисправимой матери» в её глазах; положить жертвой на плаху дела никудышного и пропащего забулдыгу за стаканчик хмельного зелья; простить смазливой кокетке долг, величиною в целое состояние, после чего месяцами питаться сухарями и водой…

Эпоха омерзительных метаморфоз на лезвии ножа морали.

Чем вы сейчас отличаетесь от меня?

Кто из вас может поклясться на святом писании, что не делал ничего подобного??

Кто и кого здесь судит???

А я всё падал, катился, полз и летел под откос извилистой дорожки морального опустошения, пока не ощутил отрезвление от ощущения удара затылком о мостовую – тот самый момент, когда человек, ради которого ты всё это делал, переступает грань отвращения и получает первое удовольствие от этой грязи, в этом болоте. Это было самое дно. Исподняя.

…но дно – это вершина угла, в котором некуда оборачиваться и чью-то правду не подашь и не увидишь с оборотной стороны. Это вершина, из которой видно всё абсолютно и только целиком. Отправная точка Истины.

Впрочем, к чему это?

– Я удаляюсь и не прошу пощады или прощения. Удаляюсь лишь для того, чтобы двигаться дальше, к своей цели. И как знать, быть может встретиться с некоторыми из вас снова, но уже при других обстоятельствах. И, поверьте, будет лучше, если наши дороги вдруг сойдутся, чтобы нам было по пути…

После этих слов в зале осталось лишь несколько непотупленных в пол взглядов,– Лотрека и девушки, чьё лицо было неузнаваемо за плотной вуалью, Камилы. Она молча сидела и не спускала глаз с него, её идола, оплота, учителя и отца-воспитателя, примера для подражания и стремлений… который иногда, словно после тяжёлого упражнения, подрывает силы и веру в себя и всё происходящее. Они смотрели друг на друга, и во взглядах этих было много слов, которым позавидовали бы самые искусные рассказчики. Они повествовали, слушали, удивлялись, спорили, кричали, переживали…не издав ни звука.

Она верила и отчаивалась, и снова верила. Его сила духа взывала и молила к пониманию и поддержке.

Эта немая картина продолжалась мгновения, но мгновения эти изобиловали красками сотен жизней. Словно вороны, пережившие несколько поколений и государственных устроев, они в своём диалоге возвысились над залом. Первые из присутствующих, поднявшие головы и глаза, ощутили было это их превосходство, но…

От любви до ненависти один шаг. Так же недолговечны все страсти людские – пресыщение зрелищем постепенно уступало место «хлебу насущному». Катарсис, сменивший пламенные речи и высокие материи, разрядил эмоциональное напряжение высвободившимся чувством голода, усталости, скорейшего «правосудия» и ещё более приземлённых человеческих слабостей. Возбуждённые участники суда, которых хорошенько встряхнули, а потом ослабили хватку, не желая задумываться и оттягивать дела более насущные, вынесли ожидаемый приговор и скомкали высокоморальные начинания проходимца.

Камила, присутствовавшая явно не с целью посмотреть драму вынесения приговора, незаметно удалилась.

Лицо Лотрека всем своим видом и выражением выказывало непоколебимую уверенность.

Глава II

Осужденного, окружённого всеобщим вниманием, увезли в городскую тюрьму. Еще несколько дней Рувиль, префект полиции и старинный оппонент Лотрека по цеху, непременно посещал его каждое утро перед отправкой в тюрьму для особо-опасных преступников. Его тщеславие и гордыня в эти дни разливались на весь участок и далеко за его пределы, подогреваемые повышением по службе, вознаграждением и всевозможными почестями и благодарностями жертв преступника. В придачу, через несколько дней он ждал ответ от своей возлюбленной. Полученное вознаграждение должно было существенно поправить общественное положение его пассии, что, как ему казалось, должно было окончательно расположить её к нему и склонить ответить утвердительно на его предложение.

Лотрек всё это время вёл себя совершенно умиротворённо, словно он в пансионате. Никакого общения, нарушений, просьб, чего бы то ни было. Режим, казалось, не тяготил его, а лишь закалял и оздоравливал. Нарастающее раздражение префекта сдерживало лишь осознание, что через несколько дней преступник отправится на удалённую каторгу.

За несколько дней до возвращения Камилы, Рувиль получил от неё записку с просьбой встретится вечером в гостинице. Несколько озадаченный преждевременным возвращением любимой, он был готов на всё, лишь бы их эфемерные планы не нарушились.

При встрече, непривычно-взволнованная Камила, обменявшись формальными приветствиями, сразу же огорошила Рувиля свой просьбой: ей во что бы то ни стало надо было повидать до отправления на каторгу с Лотреком, называвшим себя Ростреном. Рувиль, несколько обескураженный неожиданным поворотом, снисходительно попросил объяснить столь странный интерес своей спутницы, – слишком ослепительна была страсть в сердце и подстрекаемое самолюбие от возможности лишний раз похвастаться своей профессиональной добычей.

– Я обращаюсь к Вам с просьбой сударь, но движет мною не восторженное любопытство, а благое намерение. Моего несчастного отца, который всю жизнь провёл в страшной нужде, пытаясь хоть как-то обеспечить меня, в последние годы поддерживал некий господин Рострен – я узнала это из его последнего письма. К сожалению, в ту пору у меня не было возможности навещать папеньку и, тем более, познакомиться лично с его благодетелем. А после смерти отца, наши дороги, естественно, и вовсе разошлись. И вот я, уже почти утратив надежду узнать о последних днях папы, читаю в газете, что перед судом предстал некто, называющий себя именем того святого человека. Конечно, обстоятельства, которые окружают это имя, вся эта история, скорее всего, имеют мало общего, но… во имя святой памяти о родителе я просто обязана сделать всё, чтобы разыскать, а если этот человек окажется тем самым благодетелем, – отблагодарить его, как только я смогу. Вы меня понимаете? Я прошу Вас уважить эту мою просьбу.

Выражение лица её, на котором отразилась вся эта трогательная история, растопило бы самые старые и могучие льды Арктики. Не устоял и Рувиль. Исполненный самым нежным чувством и высоким моральным порывом, он не задумываясь более ни на миг, пообещал бы свести её с любым самым отъявленным негодяем, если это могло утешить сердце любимой.

На следующее утро префект самолично провёл в участок Камилу, пренебрегая всеми процедурными формальностями. Девушка ступала медленно и осторожно, не отпуская руки Рувиля, что ещё больше внушало ему доверия и тешило его мужественность. Приблизившись к удалённой камере в конце коридора, префект взял ключ и приказал надсмотрщику принести кандалы. Отворив камеру, арестанта приковали к нарам, максимально его обездвижив.

– Бог милостив,– начал разговор с арестантом Рувиль,– и даже здесь он даёт возможность каждому негодяю заслужить снисхождение. Веди себя подобающе и отвечай на все вопросы этой дамы честно и полно и, как знать, быть может, в моём лице ты сможешь осветлить своё имя.

Рувиль отошёл в сторону, дав возможность приблизиться Камиле к арестанту. Лотрек сидел молча и только смотрел в прикрытое вуалью лицо девушки. Она молчала чуть дольше, чем диктовала ситуация, после чего подняла вуаль и устремила свой взгляд в глаза осуждённого.

– Вы называли себя господином Ростреном? Это Ваше настоящее имя, или…

– Вам незачем это знать.

– Мне очень важно знать! Три года тому назад, на окраине местечка Этоля, некий господин Рострен поддерживал пожилого человека по имени Массо, рыбака. Это был мой отец. Не Вы ли это были?

– Жюль Массо?

– Да!

Из глаз девушки потекли слёзы, ноги отказывали ей. Не спускающий глаз и ушей ищейка тут же подхватил Камилу и велел надзирателю принести табурет.

– Славный был человек, трудяга… вот только добрый слишком! Это его и сгубило.

Ответ Лотрека бых сух и резок, Камила не могла сдерживать слёз. Она обернулась к Рувилю и попросила его оставить их наедине. Рувиль вышел из камеры, но отошёл ровно настолько, чтобы слышать их разговор.

– Расскажите мне о нём, всё, что знаете, расскажите. Мы не попрощались совсем…

– Я узнал его за несколько лет до смерти. Он держался молодцом, не смотря ни на что. Хоть жизнь, конечно, трепала его как могла! Он помог мне, в ущерб себе, а я, в свою очередь, старался о его скудном достатке. Денег он не брал, но от еды не отказывался, щедро разделяя стол со мной и приправляя нескончаемыми рассказами. Упоминал он и о дочери, уехавшей давно в столицу. Она писала ему письма, а он исправно отвечал на них, как мог. Каждое воспоминание о ней он неизменно скреплял скупой слезой…

В течение этого рассказа, Камила незаметно достала из рукава какой-то продолговатый предмет, обёрнутый мешковиной, и в спешке сунула его под солому лежака. Арестант ничуть не удивился этому, и лишь монотонно продолжал говорить.

– …а осенью прошлого года он занемог. Возраст и подорванное здоровье быстро познакомили его с проклятой старухой. В последние дни я захаживал к нему, он сильно сдал физически, но отшучивался до последнего вздоха. Вы можете гордиться своим отцом, деточка, и будьте покойны, его хорошо встретили на небесах!

Несколько минут девушка сидела и плакала в полной тишине.

– Прощайте, сударь. Спасибо Вам за всё! И… Бог Вам судья.

Камила вышла из камеры и тут же опустила вуаль. Рувиль успел заметить набухшие от слёз глаза девушки и не стал задавать вопросов. Когда они вышли из здания, она обернулась к префекту и, не дав промолвить ему ни слова, тут же сказала:

– Я признательна Вам, сударь, спасибо! Я не забуду Вашей доброты, но теперь мне надо побыть одной. Мы увидимся очень скоро, как и условились до этого.

Рувиль понимающе промолчал. Она села в карету и удалилась.

Глава III

В оговоренный, долгожданный день, который сулил Рувилю заслуженную, счастливую и обеспеченную старость в браке с прекрасной и неизбалованной девушкой, префекта действительно ждал «сюрприз». К тому же, не один.

"Сударь, Вы проявили чувства самые трогательные и высокие, столь желанные при других обстоятельствах. Однако, вместе с тем, ослабла Ваша хватка и прозорливость.

   Оставляю Вас наедине с Вашим разочарованием. Точно так же, как Вы, с ухмылкой, уничижающей достоинство правосудия, оставляли сотни раз разоблаченных преступников в серых стенах заточения.

   Когда вы будете читать это письмо, ничего вернуть уже будет невозможно, и Ваше недавнее восхождение на трон тщеславия будет омрачено известными событиями.

   Имейте достоинство принять поражение с той честью, с которой Вы, тогда еще совсем юный сыщик, раскрыли своё первое громкое дело…"

Посыльный из префектуры, которого всячески сдерживал дворецкий, застал Рувиля в тот самый момент, когда холодный пот на его лбу не успел ещё обсохнуть от осознания прочтённого «любовного» послания Камилы. Новость о дерзком побеге Лотрека не удивила старого сыщика, но в комнате отчётливо послышался запах горячего сургуча, скрепляющего печатку на приказе о разжаловании префекта…

Через неделю после описанных событий, на постоялом дворе у побережья Атлантического океана, можно было наблюдать обычную, но, вместе с тем, довольно любопытную картину. Молодая девушка, нанимающая несколько дней комнату с мансардой, попросила хозяина подготовить ещё одну комнату, в которую через два дня заселился мужчина старше средних лет, по виду явно другого, низшего сословия. Они разительно контрастировали во всём: хрупкая, изящная, молчаливая дама и мужиковатый, простецкий, напористый и самоуверенный тип, очень подвижный для своих лет и обладающий магнетическим взглядом удава. При общении, однако, свидетелем которого оказаться было крайне сложно, роли их явно менялись – громила был ведомым интеллигентного вида дамой, как только она заговаривала. Всё общение с окружающим миром она предоставляла ему, в чём он явно преуспевал.

На следующее утро после появления мужчины, они попросили подать обед в её номер и не спускались весь день.

– Жан,– обратилась Камила к Лотреку – почему так плохо на душе?

– Лес рубят – щепки летят… когда-то давно, когда ты попросила меня помочь тебе стать таким же как и я, я предупреждал тебя, что наравне с достижениями и победами будет много тяжёлых моментов. Чтобы достичь чего-то в жизни, добиться цели, необходимо переступать не только через себя, а и через…тех, кто идёт медленнее, оказавшись впереди. Впереди такие люди – явно мешают, обогнав их – видишь расстроенные лица, которые и возвращают тебя к жалости. И здесь надо понимать и помнить, что, будучи впереди, они не хотели тебя пропускать из-за своего тщеславия! Жалеть их – дело неблагодарное. Хоть и болезненное.

– Я помню. Я не смогла, и вернула долговое обязательство Де Лакруа (в глазах её сверкали искры справедливости и ужаса от содеянного)…

Лотрек посмотрел прямо в глаза Камилы, и чуть заметная улыбка промелькнула на его лице.

– Я предполагал, что ты так поступишь. Ничего страшного, горемычная сполна заплатила за своё безрассудство, расточительство и доброту, чем и помогла обналичить стоимость моей головы, да ещё и околпачить этого болвана Рувиля. Ты умница… Этих денег может хватить на долгое и безбедное существование и тебе и матери. Надо лишь быть благорассудными при их трате. Открыв лавку, или постоялый двор, можно и вовсе не беспокоится до конца своих дней. Это – разумное решение. После всего пережитого я уверен в тебе и могу жить спокойно.

– Я не решила, да и не уверена в праве ли… А как же поступите Вы? Ведь деньги немалые, даже доля каждого из…участников?!

– Часть из них я переведу в золото и припрячу, остальное – пущу на следующее дело. Знаю, что сейчас это режет тебе слух, дитя моё, но… я такой, какой есть, а в моём возрасте менять жизнь кардинально – уже слишком вредно для здоровья. Ко всему прочему, есть ещё один неуплаченный должок нашему общему знакомому Рувилю.

– За что такая месть?

– Ты слишком мало знаешь этого человека. К тому же, относительно недавно.

Это было 23 года тому назад. Моё имя тогда уже плотно ассоциировалось с миром преступным. Ко мне часто стучались за «помощью», причём, как ты понимаешь, в самых разных ситуациях. И вот, однажды, ко мне обращаются с просьбой выкрасть все записи о неблагоприятной родословной одного человека. Меня тогда мало интересовали обстоятельства такой просьбы, главное – условиться о стоимости. Обыграть такое дело в те времена в провинциальном городке не составило труда. Как ты уже догадалась, просьба эта касалась Рувиля. На преграде амбиций будущего префекта стояли его нерадивые родители… Что сделано, то сделано, мало ли служителей Фемиды сменили в своё время чашу весов.

А через несколько лет наши дорожки снова сошлись. Наш доблестный честолюбивец устроил засаду для одного чиновника, как раз в день моей с ним «деловой» встречи. Он узнал меня, конечно. Уверен, что эта ловушка на меня и была поставлена. Нечистого на руку чиновника, естественно, арестовали, а с ним и меня. Суд был быстрым и меня, словно за опасное преступление, сослали на каторгу. Там уже я узнал, что не должен был выйти оттуда живым никогда.

Вот так сильные мира сего вершат тёмные делишки!

Мы прервали карьеру тщеславного префекта, и смогли заработать на нём. Но урок, преподнесённый нами Рувилю, напоминает и нам – нельзя оставлять противнику ни единого шанса, иначе ты дорого заплатишь за свою оплошность. Я хочу напомнить ему и всем, кто скрывается под личиной префекта, откуда и как он пришёл к власти, и тем самым лишить его поддержки и власти и закона, а значит и возможности отомстить. Мои умения, связи и газетёнки, заваренные на бульоне из грязного бельишка юного сыщика, сулят знатную похлёбку!

– Вы правы, Жан, рассчитывайте на меня. Вы знаете, где меня найти.

На следующий день постояльцы съехали, отправившись в разные стороны.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III