Былина железных душ [Вячеслав Ларин] (fb2) читать онлайн
- Былина железных душ 1.42 Мб, 357с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Вячеслав Ларин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Вячеслав Ларин Былина железных душ
Благодарственный листХочу выразить особую благодарность
Сергею Андреевичу Глотову – за помощь в редактировании и улучшении сюжета;
Денису Андреевичу Корягину – за помощь в редактировании.
Зачин
Сказ долгий я сейчас поведу, многое поведаю о древних временах и далёких землях. А более всего расскажу о лесистом крае, который с седой давности лет назывался Древогорье. Назывался он так неспроста, ибо было там много лесов, что росли вблизи разных гор. И в дни давние, когда нынешний мир был молод и юн, когда таково было и Древогорье, вот тогда-то и происходили великие события. Но, как уже поняли слушатели верные, я не буду утомлять их слух долгими рассказами об одном только Древогорье, иначе и не начал бы этот сказ. Ведь в Древогорье жили разные племена и даже целые народы, в том числе и Земнородные сыновья. Ну вот, теперь придётся сказывать и о Земнородных сынах, хозяевах тогдашней природы, хотя хотелось бы уже поскорее начать свой сказ. Земнородные дети были сыновьями и дочерями Земли сырой и огнистого Солнца, и от родителей им были дарованы чудесные дары… Хотя, стойте, больше вам знать о Земнородных детях ничего не надо. Пока. Ведь так вы сразу узнаете всё интересное и наверняка заткнёте уши от моей повести, потому я расскажу о них как-нибудь потом, при случае, а такой случай, уж поверьте мне на слово, будет. И вот, наконец, я поведу речь о тех самых древних временах. Времена те были на самом деле не столь древними, как, наверное, многим показалось. Тогда уже произошли многие великие свершения и наступила та славная пора, когда не было ни великих войн, ни общей угрозы. И люди жили тогда почти безбедно, считай что, не заботясь о защите своих княжеств и домов. Ведь они думали, что им ничего не угрожает. Хотя жили тогда не одни только люди. На просторах Древогорья обитали упомянутые уже Земнородные дети, великаны-асилки, карлы, берегины и даже поганые змеища. Берегины были многочисленным народом, встарь прибывшим в лесистое Древогорье из заморских земель. Как сказывают старцы мудрые и как поют вещие сказители, берегины появились в благословенной земле, в беловодном Буяре. Но из-за козней они покинули этот край и, скитаясь по разным землям и оседая в некоторых, многие из них, преодолев долгий путь сквозь туманы Великих Морей и окованные льдом северные воды, в итоге достигли Древогорья. Берегинами, кстати, их кличут за то, что они всегда селятся около рек или бурных стремнин, потому, как говаривают те, кто встречал их, даже в их голосах порою проскальзывает пение ручьёв. Карлы же исстари жили в заснеженном Засеверье. Там они работали в горах, углубляясь всё глубже и глубже в недра той земли, ища самоцветные каменья и радуясь их сверканью как своему счастью. Оттого они, наверное, и стали коренасты, что долго ползали в рудниках, годами не показываясь на белый свет. Так бы и нынче ковырялись они в своих копях, но вскоре на их землю на ладьях пеногрудых приплыли скитальцы-берегины и в итоге карлы вместе с ними ушли по замерзшим морям в Древогорье, спасаясь от ужасного холода и распоясавшихся асилков и змеищ. Асилки же были исполинами могучими выше леса стоячего, порой ходили они вровень с горами, но то было давно, и такими высокими и сильными были лишь самые первые асилки, но даже их потомки были велики и внушали страх и бывалым воинам. С такими соседями и жили славные люди Заповедья. Они были потомками древних арихейцев, властителем над которыми встарь был великий государь Керн. Теперь его имя осталось лишь в памяти старых сказителей и преданиях седых о былинном прошлом. Но когда-то государство Керна – Арих – было одним из самых грозных и могущественных. После того как пала его столица – Белогаст – люди Ариха бежали. Кому-то удалось увести народ в Смарагдовые горы – там люди стали звать себя горцами. Кто-то прошёл через степи южные, выйдя к огромному озеру, чьи берега были не населены. Это озеро уцелевшие нарекли Озером Тихих Вод или Великим. Остальные арихейцы, что выжили в ужасной битве за свою столицу, последовали в укромные долины, названные ими Заповедным Краем, или Заповедьем. Там возникло несколько княжеств, в которых потомки арихейцев стали жить и процветать. А теперь, если вас не утомил мой зачин сбивчивый, пришло время для самой повести.Глава 1. Пир во гриднице
Жил-был во славной земле, во Заповедном Крае, витязь Беленир. Отец его, доблестный Кресибор, погиб в давней морской битве и его он толком не знал, а мать умерла три года тому назад, и о ней удалец очень печалился. Братьев и сестёр у Беленира не было, были лишь братья по оружию – друзья и соратники. Что важно, сам Беленир был статен и высок ростом и жил на свете уже как двадцать лет и семь годов отроду, и был молод и могуч – воистину достойный витязь! Но не в этом была ему похвала от князя, а в том, что был он духом крепок, и его мудрое слово часто помогало самому князю в важных делах. Но и силы было достаточно у Беленира, хоть не так, как у некоторых из его соратников, ибо иные из дружины князя могли даже на своей спине удержать коня богатырского. И по взору лазоревых очей Беленира люди, как смерды, так и князья, могли сказать, что этот человек умудрён годами, пусть ещё и недолгой своей жизни. Но сам Беленир, слушая про себя хвалу, лишь нахмуривал свои брови и не вникал в эти разговоры. И однажды князь, имя которого, кстати, было Митрапирн, созвал всех своих воинов с их жёнами, богатырей, верных советников, даже старост деревенских и селян с поселянками, дабы устроить почестный пир во славу древнего праздника Изобилия. Когда все эти люди прибыли в княжьи чертоги, Митрапирн наконец закатил во гриднице своей высокой долгожданное пиршество. Среди пришедших, конечно же, оказался и Беленир. На пир наш витязь явился в сапогах червлёных, расписанных красивыми узорами, в новых штанах, в кольчуге серебристой и в злачёном шеломе с заострённым верхом да с расписным наносником и золотыми ободками для глаз. Не только Беленир – все витязи приходили в броне, показывая тем самым своё богатство и удаль, и лишь за столами по старому обычаю снимали шлемы и вкушали трапезу с непокрытой головой. Гридница же, в которой должен был отгреметь народный пир, была просторной: она располагалась на первом этаже чертога и занимала его считай что полностью. На двадцать саженей она протягивалась в длину и в высоту доходила до двух. Всего в ней стояло три дубовых стола, стеленных белой, серебристой и золотистой скатертями, и один сосновый, за которым восседал сам Митрапирн. Скатерть на сосновом столе была изукрашена самыми разными узорами красного и золотого цвета, вышитыми самой княгиней и её служанками. И князь удалый, гордо восседая на своём деревянном престоле с дивной резьбою да посматривая на эту скатерть своими изумрудными очами, молча сравнивал её с другими. «И вровень они ей не годятся!» – думал он про себя, хмуря густые седые брови, в которых кое-где всё ещё виднелись русые волосы. Да и не только княжеская скатерть была хороша – сам Митрапирн был одет богаче всех. На плечах у него было княжье корзно, на которое спускались кудреватые седые волосы. Опоясан славный правитель был широким золотистым кушаком, а грудь его защищала злачёная бронь. Около него сидела княгиня-жена, холодная как зима, пусть поблёкшая от годов, но не растерявшая величия и гордости. Она была чем-то даже похожа на самого князя: нос её был не длинен и не короток, но в самую меру, и словно бы выточен из камня; щёки её, хотя и пронизанные морщинами, всё ещё сохраняли бледно-розовый оттенок, да и очи её пепельные были живы как никогда. Одета княгиня была ничуть не хуже своего славного мужа, но если князь был весь злачёный, как солнце, то княгиня, напротив, серебрилась, словно месяц в своём новом дивном платье. А сын Митрапирна, многосмелый княжич Хедор, сидевший около отца, напротив, роскоши гнушался и был одет как самый обычный воин. И лишь по виду его гордого лица можно было сказать, что он сын своего отца. Волосы его были цвета каштана, брови были потемнее и слегка прикрывали зелёные очи, глубокие как омут, а русая борода спускалась чуть ли не до самой грудины. Однако было видно, что княжич ещё молод и неопытен. Время его подвигов ещё не пришло. И хмельной мёд тёк рекою, и пир шёл горою. Витязям подавали напитки крепкие; осушали они кружки пива хмельного да звонкие чары со старым вином; иные черпали ковшами мёду из скобкарей, проливая его на усы, а кто и на бороду. Брага-напиток был в изобилии, и жареные кабаны, пойманные князем и его дружиной на охоте, лежали на столах, а столы тихо потрескивали от их тяжести. Также были тут гуси лакомые, вкусные куры и окуни крутогорбые, жареные. Заедали всё это красной малиной, сладкой клубникой, кислой черникой, морковью, репой и другими плодами здешней земли. Также на столах лежали яблоки наливные, синие сливы, груши, вишни и иные дары древ. И сколько бы ни съедали люди, всё вновь пополнялось ловкими слугами. Между тем воины пели песни ратные, мерились силою, пили из рогов турьих сладкопенное вино и пиво, и радость была на их лицах. Селяне же, угрюмо посматривая на витязей, пытались съесть как можно больше и не меньше того унести домой. Они напихивали целые мешки яств, чтобы опустошить их по дороге или в своей избе. Пиво и брагу эти крестьяне не пили, предпочитая им вино, потому что оно было дорого, а нынче его разливали бесплатно. Но никто не обращал внимания на селян, и напитки хмельные лились на столы с той же силой – люди веселились, а собаки под столами обгладывали то, что им доставалось, и неприветливо рычали в сторону своих сородичей, боясь, что те отнимут у них кости или куски мяса. По счастью еды было столь много, что даже все псы наелись досыта. Также на пированье проводились состязания в метании копья и стрельбе из лука, в них принимали участие все, кто этого не гнушался. Даже один деревенский староста, с трудом натянув лук, попал почти в цель. Тем временем чудным звуком, нежным, словно утренний бриз на синем море, звучали по очереди яровчатые гусли, цевницы и арфы, ибо Митрапирн пригласил в свой чертог музыкантов, среди которых были и берегины, и те, ударив по струнам вещим, заиграли дивно-волшебную музыку. Беленир на этом пиру был очень весел, пусть и пил мёд и пиво в меру. Ведь ему было приятно общество друзей, в числе которых был и Хедор, Митрапирнов сын, и не менее приятна хорошая музыка. Да и сам воздух сей гридницы словно поднимал веселье. И сквозь окна в чертог князя пробивался лучистыми струями свет солнца. Но вскоре свет этот стал тускнеть, затем небо за окном заалело, будто золото, раскалённое докрасна, и в гридницу пробился напоследок один лучик и исчез. Смерклось. За окном застрекотали сверчки. Но почестен пир продолжился при свете огней. Веселье шло дальше, воины продолжали устраивать поединки друг с другом, но не кровавые, а дружеские, шуточные. Когда же поединки утихли, сам князь Митрапирн затянул протяжную песнь под звучание гусель яровчатых и его и без того длинное лицо с острой седой бородкой заметно вытянулось. Брови его нахмурились, а глаза в свете огней загорелись как прекрасные малахиты. Такую песнь пел Митрапирн: В тёмный час, когда темень всюду И нет просвета в небе чёрном, Когда солнце дикие тучи крадут От взора ясного, от всех существ,Могучий Стриор, гордый владыка, Под небесами почерневшими немо стоит. Смотрит он вдаль, мудро взирает На горы, на реки, на леса и поля.
И борода его рыжая дико колышется, Длинная, по колено ему, лик его страшен: Брови косматы растут буйно и сильно, Глаза словно кладезь золота яркого,
Пылают они, лик украшая, Одежда его подобна кольчуге, Копья серебряные, колья могучие, На поясе его висят, пёстро сверкая.
Князь закончил, все, заслушавшись, молчали ещё некоторое время, пока тишину не огласили ободрения Хедора, а затем и радостные возгласы всего чертога. В песне речь шла о Стриоре, могучем властителе ветров и буранов, который являлся перед людьми в облике сердитого и грозного рыжебородого богатыря. Вскоре пир вернулся на круги своя, и вновь зазвучал его медленный шум. Выслушав песнь князя, Беленир собирался уже уйти и отправиться в свой терем светлый: его уже начал одолевать сон, и он думал только о том, как бы поскорее добраться до кровати. Но вдруг в дверь гридницы постучал кто-то, вернув Беленира из царства полусна. Да так постучал, что двери зашатались. Полупьяные и уже совсем одолённые мёдом и брагой витязи вскочили со своих мест. Некоторые попадали на пол, другие даже не смогли встать. Сам Митрапирн обнажил свой меч и приготовился к битве, подумав, что так ломиться сюда может только враг. Никто не решался подойти к вратам, и тут заслышался звук рога удивительной мелодичности, какого не помнили даже старейшие того края. Словно гул из бездны годов заголосил этот горн. И, хотя все по-прежнему страшились неведомого гостя, звук рога был благороден и притягателен. Митрапирн, так и не поняв, зачем кто-то воспользовался горном после того, как уже постучал в дверь, спросил, решив соблюсти обычай старины: – Кто ты, могучий человек, пришедший на пир ко мне, князю Митрапирну? Ежели ты старец, будь нам советником мудрым, если молодец, стань моим дружинником, если же ты девица красная, златокудрая, то входи и поведай нам о себе! – не стоит удивляться: в те времена Земнородные дочери не уступали в силе многим витязям. Не дождавшись ответа, князь приказал Белениру пойти посмотреть, кто это там ломится. Витязь чуть не окостенел от такого приказа. Ведь времена те были пусть и не грозными и ужасными, но всё же невесть кто мог быть за этой дверью. Однако Беленир всё равно – делать нечего – встал со своего стула и, подойдя к дверям тесовым, снял запор и отворил их настежь. Тут же увидел он перед собой, за порогом, низкого деда с длинной бородою цвета колосистой ржи, испещрённой седыми волосами, но оттого не потерявшей своего золотого оттенка. И очи старика, освещённые огнями чертога, сверкали, словно блещущая в вышине молния. Одет дед был в рубаху серую, подпоясанную серебристым кушаком, сиявшим словно звезда небесная, а на ногах у него были лапти лыковые. И взгляд его был суров и заключал в себе море мудрости. – Кто ты? – удивлённо вымолвил Беленир, забыв об учтивости, да и вряд ли при виде такого необычного старца у него могло слететь с уст что-то более учтивое. – Я тот, у кого много имён, а вы, люди, прозываете меня Всеведом за мои познания да Солнцедедом за мою золотоволосую бороду! – надменно ответил старик, проходя в чертог, и отголоски его громового голоса повторились в конце гридни. – Правда, вы уже совсем и позабыли меня, ведь несколько сотен лет не выходил я из Стоячего Леса, ибо познавал там мудрость тишины, беседовал с природой и пытался постичь языки зверей лесных. – И зачем явился ты сюда, на наш пир? – продолжал спрашивать Беленир. – Пришёл я неспроста, ибо песни похвалебные затмились плачами да хулами, ибо лежит слава в тени ужаса, ибо стоном горьким стонет сыра-земля да гнутся дубы кроковистые от тоски и печали. Ведь зловоние распространилось уже и в Заповедном Крае, смрад окутал деревни и поля: коварный змей ползёт в ваши земли, вознамерился их подчинить, местный люд в полон взять, – и старик ненадолго замолчал, а в гриднице все так и ахнули. – И ползёт змеище, приговаривая, как сожрет всех князей Заповедья и всех витязей сильномогучих да овцами закусит! О том мне от птиц ведомо! Готовься, княже Митрапирн, к походу ратному, к боевым подвигам. – Кто ты, старец древний? – изумился Митрапирн. – Откуда ты, такой умный, явился в мои светлокняжьи хоромы? – Я уже рёк вам своё имя! – грозно отвечал старик. – Я тот, кого вы прозываете Всеведом, а истинное моё имя на моём родном древнем языке вам знать ни к чему. Серебристым кушаком я подпоясан, лаптями обут, земли я сын и ветра внук, солнце светозарное – отец мой. Земнородный я сын, борода длинна до пола увита – вот, кто я. Пришел я из Стоячего Леса, что в Заповедном Краю. Там я рождён с бородою, ветром взлелеян с усами да солнцем согрет с седыми волосами. – Но добры ли твои помыслы? – задал вопрос Беленир, увидев, что князь до того удивлён, что не может вымолвить ни слова. – И что это за змей лукавый сбирается взять людей в полон? И Всевед молвил: – Добр я или зол – решайте сами, ибо сотворён я премудрым, появился знающим, и о зле да о добре не больно думаю, так что им не служу и не служил никогда. Но служу я мудрости превеликой, оттого вы, люди, и звали меня Всеведом с усами в локоть, с бородою в три локтя, с очами огненными, в серую рубаху одет. Таков я, витязь, знай. А прежде, чем про змея коварного спросить, усадите меня за стол дубовый, подайте мне жареного баранчика, накормите да попотчуйте, браги хмельной и пива пьянящего, вина зелёного и мёда крепкого налейте мне да не скупитесь. Затем я и расскажу вам о змее коварном. С дороги во мне голод дюжий пробудился. Беленир удивился словам деда, но всё-таки велел усадить старца за стол да к тому же не за дубовый, а за сосновый, рядом с князем, и распорядился, чтоб подали ему баранчика жареного, оленину да гусей и вепря, а также зелёного вина и мёда крепкого и всего остального, чего он ни желал. И всё уплёл голодный старик, бороду в пиве вымочил, усами губы утёр, носом в стакане с мёдом поводил. Пир тем временем продолжался, все уже и забыли и про деда, и про страшную весть, начали есть, пить, веселиться. Было ли это желанием гостя, его колдовством, было неведомо, но пока он ел и пил, тревога и страх почти всех оставили. Гусляры заиграли на гуслях яровчатых, и зазвучала, освежая мысли пирующих, сладкая музыка, звонкая и текущая со струн как ручей гремячий с голых камней. На улице, тем временем, стало ещё темнее прежнего, но Беленир, несмотря на это, уже нисколечко не хотел спать – уж очень поразил его дед и к тому же он хотел узнать, что за подлый змей собрался захватить его родную землю. Окончив ужин, Всевед встал из-за стола и благодатно изрёк: – Спасибо за сытную еду, славно же я поел – давно так не уписывал жирного вепря. Наверное, так я не ел с тех времен, как могучий Дед взял в жены себе прекрасную Денницу Солнцеву Сестрицу, вот тогда была свадьба так свадьба, кушанье так кушанье, правда потом всё испоганил коварный леший да и матох с ним! Отвлёкся я что-то. – Поведай же нам, старик-старинушка, о змее, что вознамерился пленить наш народ! – воскликнул Беленир, выйдя из терпения, но на этот раз он не забыл об учтивости. На это старик седобрадый сказал: – Где это так принято испрашивать путника о том, что творится в мире, не выпарив его в бане? Наверное, только дикари из южных гор способны принимать человека, затем спрашивать его и по своему глупому обычаю ещё и угощать его ударами дубины. Так со мной дела не ведут! Был я как-то в гостях у дикаря, да той дубиною его и пришиб. – Ты что серьёзно в баню собрался? – спросил Беленир, думая, что гость шутит. – Да, хочу попариться, – отвечал дед. – Бороду вымыть. – Собирайся тогда, пойдём! – изронил витязь, но голос его звучал твёрдо и настойчиво. – Что, вздумал меня затащить в свою баню? – воскликнул Всевед недовольно. – Чтобы меня там банник какой за ногу тяпнул? Да к тому же я хочу, наверное, и на пир посмотреть, и с витязями поговорить, да и на князя поглядеть. Неси баню сюда! – Баню? – усмехнулся Беленир. – Может бочку? – Ладно, давай бочку, – согласился дед. Беленир повернулся к мужикам знакомым и сказал им: – Несите сюда бочку да поскорее и про воду не забудьте! – Водицу погорячее сделайте! – заметил Всевед. – Кипятка налейте! – пошутил Беленир. – Очистим старика от грязи, а заодно и от кожи! Князь Митрапирн всё время слышал дедовы речи и дивился его обычаям, но, желая отдохнуть, не стал ему возражать, ибо понял, что Всеведа не переспоришь, потому общение с ним оставил Белениру. Вскоре мужики принесли для Всеведа огромную бочку и наполнили её чистою водою. Нежданный гость вначале отпил из неё зачем-то – наверно, чтобы узнать, какова вода. Затем уже он снял кушак, сбросил с себя серую рубаху и прямо в лаптях прыгнул в бочку. – Горяча! Хороша! Чиста! – приговаривал он, парясь, а весь народ в гриднице тем временем над ним посмеивался. Вымывшись, Всевед выпрыгнул из бочки, обтёрся, выжал бороду и довольно присел на скамье. Однако Беленир догадался, что все эти дурачества – вовсе не от старчества, а дед не так прост, как желает показаться, пусть и непредсказуем будто ветер. Витязь с грозным видом вновь подошёл к нему и сказал: – Расскажи же нам об ужасном змее, наконец! – голос его был громок и пронёсся по гриднице, словно гром по воздуху. Беленир вышел из себя не просто так, а потому, что всякие змеища были очень опасны и порой уничтожали целые государства, а значит дед тянул с рассказом в деле необычайной важности. Да и наглость Всеведа тоже могла разозлить. Но после сказанных слов Беленир сдержался и ничего более не вымолвил, а только подумал: «Нет, наверное, никакого змея. Дед просто поесть да помыться пришёл, а нас в дураках решил оставить!». – Рассказать, значит! – посмеиваясь себе в бороду, изрёк старец. – Нет уж! Где это видано, чтобы после бани неодетого толком деда заставляли что-то говорить. На мне одни только лапти да какое-то дрянное полотенце. Оденьте меня, как подобает, в княжьи одёжи, тогда и расскажу вам о том змее лютом! Князь Митрапирн, услышав просьбу Всеведа, хлопнул в ладоши и молвил громко: – Принесите для моего славного гостя мои наилучшие одёжи. И дайте почтенному старцу кубок вкусного вина да похолоднее, чтоб сошёл с него банный жар, а то глядите какой он красный. Тут же слуги князя принесли одежды и с уважением вручили их древнему деду. Тот радостно улыбнулся и не спеша стал наряжаться. Видно было, что он всем доволен. Нарядившись, наконец, в украшенные золотом и серебром одежды, перекинув через плечо плащ расписной, обув на ноги сапоги червлёные да подпоясавшись кушаком с драгоценными каменьями, Всевед изрёк: – Знатное одеяние, давненько я в таком не хаживал! – и он заносчиво прошёлся мимо княжьего стола, приблизившись к Митрапирну. – Исполнили вы мои желания, ведь с дороги я хотел наесться-напиться, в бане выпариться и нарядиться в новую одёжу. Так уж и быть, молвлю я вам о коварном змее, что собирается полонить ваш народ. – Наконец-то! – воскликнул Беленир от нетерпения. – Говори же поскорее, какая напасть ждёт нас. – Хорошо! – возгласил старик, поглаживая окладистую бороду и отпивая вина, которое ему принесли. – Я, как ни как дедушка золотая головушка, серебряная бородушка, а иначе – Всевед, нынче в одёжу знатную одет, в сапоги красивые влез, корзном плечо покрыто! А про тебя, князь светлый, могу сказать, что ты своё обещание исполнил. – Какое такое обещание? – удивился князь. – Я уже был в твоем чертоге, – держал ответ улыбчиво Всевед. – Несколько веков провёл я в отшельничестве в Стоячем Лесу, изучая языки птиц и зверей. И недавно понадобилась мне трава колдовская, что растёт за Легкотечной Рекой. – Зачем она тебе понадобилась? – спросил Беленир. – И как это связано с каким-то обещанием? – Затем и понадобилась, чтобы изготовить зелье, крайне нужное для моих дел! – продолжал Всевед. – Именно за ней я отправился на юг и по пути зашёл в этот чертог. Быть может, князь Митрапирн, помнишь ты неприметного странника, укутанного в плащ, который попросил крышу над головой во время дождя. В тот день ты принимал гостей с севера, каких-то князей или княжичей и сказал во всеуслышанье, что всякому гостю здесь будет оказан поистине царский приём! Вот теперь слово ты сдержал. Действительно, по-царски меня здесь приняли. – Так что со змеем? – задал вопрос Митрапирн. – Помню я какого-то странника в своих чертогах в день приёма князя Вадира, но это не столь важно. Расскажи же, что тебе известно о чудище проклятом! – Слушайте же мой рассказ! – воскликнул тогда Всевед. Тут все глаза в гриднице устремились на деда и всякие голоса смолкли, и сам князь, нахмурившись, с ожиданием стал взирать на мудрого старика. Гость же помолчал немного и продолжил: – Перешел я Легкотечную Реку и там в долине нашёл то, что искал. Вдоволь сорвал я там колдовской травы для своего снадобья, как вдруг вдали услышал я приглушенный рёв неистовый силы. Меня то не обрадовало, а потом и вовсе донёсся до меня от птиц слух, что пробудился под горами стылыми лютый змей именем Идогурн, и именно его голос, донёсшийся из глубин, я и слышал. От этого рева и бежало прочь зверье и птица, разнося слух о приближающейся напасти. Идогурн выполз из гор и направляется сюда! – Всего лишь слух! – воскликнул кто-то в гриднице. – Да ещё и от птиц! – и многие оттого засмеялись. – И я так сперва подумал, – согласился Всевед, – подумал я, что слух этот пущен просто да пусто и потому пошёл я проведать, правда ли пробудился змей огнедышащий, и дошел до самых гор! И увидели мои глаза как из пещеры валит дым, предвещающий рождение жестокого пламени! Но не успел я отыскать того вертепа, как прилетел ко мне ворон и сказал, что чуть не задохнулся от дыма, что исходил от той пещеры и посоветовал уходить. Я внял его совету, и опосля ворон добавил, что до этого видел, как сам Кощевит из Черного Крома заходил в пещеру дабы пробудить проклятое змеечудище! И вскоре оно явится сюда, но не просто сжечь всё дотла, а взять в плен людей, чтобы те трудились на него и добывали ему богатства – так сказал мне каркун. Готовьтесь к бою со змеем. В Заповедный Край он может нагрянуть скоро, если будет оченно быстр, и тогда травы пожухнут от горя и почва побагровеет от крови. Но давным-давно его крыло было повреждено, потому он, скорее всего не полетит, а поползет. Даже если его искалеченное крыло вернулось в прежнюю форму – после столь долгой спячки он не станет тратить силы на полет, поэтому у нас в запасе может быть примерно полгода, ибо к югу от вас в Заповедье есть еще княжества, а в них он может веселиться весьма долго. К тому же я их предупредил об этой беде, а значит они будут готовы. И всё же лучше окончите пир и отходите от вина и пива. Таков мой совет. Тут со стороны витязей и всех пирующих донеслись неодобрительные крики и возгласы. Некоторые даже захотели прогнать Всеведа, но князь светлый всех утихомирил и, выпив чару, решил вместе с Белениром дослушать совет вековечного старца. Всевед продолжал: – Так вот! Лучше всем разойтись по домам и скорее уходить на север, иначе змей лютый может застать всех врасплох. Более того, известно мне, что Кощевит сговорился и с асилками, которые также могут напасть на Заповедье! Но пока главной заботой является Идогурн. Потому есть у меня к тебе, княже Митрапирн, ещё один совет: отправь нескольких воинов в путь, дабы нашли они богатырского коня, такого, какого нет в твоих стойлах – разумного и мудрого и до того сильного, что побивал он прежде целые полки! Сей конь ретивый поможет в битве со змеем: он может дать совет дельный, а может и своим копытом пособить. Не стоит смеяться! Ведь именно сидя на этом коне встарь удальцы былинные били коварных змеев. – Ты что, старик, с ума сошёл? – возмутился князь Митрапирн, грозно нахмурив густые седые брови. – Неужели ты думаешь, я из ума выжил? На нас ползет ужасный Идогурн, а ты хочешь искать какого-то коня! – Пойми, княже, это не какой-то конь, он не простой: мудрости ему и у меня не занимать! – ответствовал старик, важно крутя свои длиннющие седые усы. – Он много знает про разных змеечудищ, знает их слабые места, ведь на нем богатыри этих змиев и убивали! Он всё смотрел да запоминал. Моих знаний о змеях мало! – но Митрапирн на эти слова лишь улыбнулся, потому Всевед, поняв, отчего весело князю, заявил: – Если ты, Митрапирн, подумал, что я выжил из ума, выставив себя глупее какого-то коня, то ты понял всё неправильно. Конь этот знает всё о змиях, а я о них знаю мало, но всё равно я мудрее его! Я умнее коня! Хотя и конь сей тоже умён и мудр… – Мудрый конь! – рассмеялся Митрапирн, думая, что дед совершенно спятил. – Да! – изронил старец. – Мудрый конь. Он так стар и мудр, что, говорят, у него даже борода седая есть – не иначе как от долгих лет выросла! – Но как мы спросим что-либо у коня? – поинтересовался Беленир, вмешавшись в беседу князя и деда, видя, что она заходит в тупик. – Неужто ты говоришь на языке коней? – толпа в зале засмеялась, слушая эти речи, хотя Беленир не хотел её смешить, а задал совершенно серьёзный вопрос. Старик же, насупив брови, обвёл всех в гриднице своим прозорливым взглядом и сердито шмыгнул носом. – Что-то мне подсказывает, что ты, старикашка, умеешь ржать как конь! – добавил, посмеиваясь, кто-то из толпы, и в чертоге вновь поднялся хохот. – Нет, я не говорю на языке коней и ржать как конь не умею – природа меня таким даром обделила, но тот конь говорит на языке людей! – пробурчал старец, глянув в сторону князя невесть отчего загадочным взглядом. – Всё, что ты говоришь, так удивительно, что сойдет за правду! – молвил Митрапирн, разрываясь от сомнений. – Думается мне, ты говоришь правду, иначе не стал бы стоять здесь после того, как над тобой посмеялся весь чертог. Но поверить тебе трудно! – Да, это так! – рёк мудрец. – Но у меня нет времени говорить боле о коне. Надо решить, кто пойдёт в поход, дабы отыскать сего богатырского скакуна. Если есть добровольцы, пусть поднимут руки, – в чертоге воцарилась тишина, никто не решался. Беленир колебался, ибо, с одной стороны, давно мечтал о подвигах, а с другой, не хотел искать каких-то коней. Рука его не поднималась. Но вдруг тогда, когда наш витязь уже поднял руку, князь Митрапирн воскликнул: – Сундучок золота и ларец серебра каждому, кто отправится в это путешествие! Услыхав такие речи, Беленир, понимая, что золото ему не повредит, стал держать руку увереннее. Выступили также ещё двое витязей. Один был невысокий, но широкий в плечах, в доспехе кожаном, на ногах у него были обычные башмаки, штаны были старые, затертые. За спиной у него был топор боевой, сам он был прост собой и только стальное лезвие его топора, нынче убранное в чехол, блистало ярче серебра. А в карих, словно осенние деревья, очах того воина сверкала доблесть дюжая. И прямой нос удальца, словно бы выточенный из гранита и его длинные русые волосы, спускавшиеся до плеч, почти неухоженные, говорили о его неприхотливости, что и было нужно в этом нелёгком походе. Второй воин, напротив, был высок и богат своей одеждой и доспехами. Грудь его защищала серебристая как лунный месяц кольчуга, звенящая, словно тысяча маленьких колокольчиков. На шее у этого воина была гривна золотая, изображавшая змея, на руках – налокотники, украшенные замысловатыми узорами. В ножнах у него лежал длинный стальной меч: крыж этого меча был покрыт серебром, на яблоке переплетался, точно дубовые корни, дивный узор, а черен был обвит кожей. Подпоясан витязь был красивейшим ремнем с узористой медной бляшкой, а рядом с ним лежал его новый дорожный плащ. И зелёные как изумруд глаза этого воина были спокойны и неколебимы. Видно было, что он суров и силён. И его волосы светло-русые были не столь длинны, как у первого воина и были хорошо убраны. Очевидно, этот человек любил свою внешность. – Назовитесь, сильномогучие витязи! – прокряхтел Всевед, почёсывая затылок. – Я должен знать ваши гордые имена. – Я Беленир! – проговорил чётко наш герой, глянув на деда. – Я рекусь Всесвятлир! – назвался богатый воин, обнажив меч из ножен. – Имя это многие знают, ибо много врагов сразил я этим мечом, и слава моя гремит по всему Заповедному Краю. – Моё имя Брисинор, – сказал бедный витязь, доставая топор из-за спины, – этот топор тоже сразил многих, но пусть он не так хорошо украшен, как меч Всесвятлира, не думайте, что оттого он хуже в деле! – и таинственный огонёк сверкнул в его карих очах. Всевед улыбнулся и, оглядев Беленира, Брисинора и Всесвятлира, изрёк таковые слова: – Утро вечера мудренее, ведь ночь – время коварства, а утро – время мудрости. Пусть все расходятся, а эти трое пусть ночуют здесь, надо им как следует приготовиться к завтрашнему пути, изучить стезю предстоящую, а ты, княже, дай им всё, что требуется для похода – нечестно требовать с них и этого. А я, Всевед, в княжью одежду одет, мудростью воспитан, знанием обучен, пока тоже останусь тут и словом своим просвещу трёх соратников. Князь Митрапирн свистнул могучим посвистом, и все поняли, что пиршество окончено. Бояре, воины и селяне – все стали расходиться, бедняки и скряги ухватили с собой жареных куриц, а один утащил на спине целого вепря, над чем от души посмеялся Всесвятлир. Поднялся страшный шум: люди, уходя из гридницы высокой, начали говорить меж собою и обсуждать приключившиеся события. Когда все разошлись, Всевед откланялся князю удалому и удалился вместе с тремя воинами в светлицу – на второй этаж. Туда вела длинная дубовая лестница с широкими ступенями, которая находилась прямо за княжеским престолом. Пройдя по ней, Беленир вместе с Всеведом, Всесвятлиром и Брисинором, оказались в обширной комнате с узкими оконцами. Посреди этой комнаты стоял стол крепкий, вокруг которого красовались четыре скамьи с подлокотниками в образе вставших на дыбы коней. Справа и слева от стола находились кровати со спинками, на которых были вырезаны быстроногие кобылы и чудесные звери. Все четверо расселись по скамьям, Всевед посмотрел на Беленира и молвил: – Вы отправитесь втроём, сильномогучие витязи! Я же пойду обратно, в Стоячий Лес, там мой дом и его должно мне оборонять от змея, ежели тот сунет туда свой нос! – Но справимся ли мы втроём? – удивился Беленир. – И где нам искать того богатырского коня? – Надеюсь, что справитесь! – пробурчал старик, мотая ус на палец. – А где схоронен этот конь я не ведаю. Потому и не иду я с вами, что толку от меня будет мало. Ваш путь лежит на север Заповедного Края – до обширной рощи: в ней живёт мудрая колдунья, она вам про коня всё и расскажет. Правда, есть у нее и другие дома, но они в Брегокрае, а мне туда нельзя… Надеюсь, что она будет сейчас в том доме, что стоит на севере Заповедья. Думаю, всё важное я вам поведал, а теперь я удалюсь из этих чертогов княженецких. Туда явлюсь я, где рождён, туда, где появился, туда, куда хочу идти, туда явлюсь я, знайте вы! И старец вековечный, пропев последние слова, неожиданно вскочил со скамьи, прыгнул с лестницы и, отвесив поклон князю, вышел вон из широкой гридницы, распахнув двери. Тут же в храмину задул сильный ветер, и тьма за дверями, хотя проникнуть в чертог, словно заколебалась. Князь Митрапирн встал со своего престола резного и поднялся в светлицу. – Что приключилось? – спросил он, сев на скамью у стола, где ещё сидели трое витязей. – Горе или нет? – Горе или нет – скажу, как вернусь, – удручённо ответствовал Беленир, – но Всевед ушёл и сказал, чтоб шли мы к вещей колдунье, что живёт на севере отсюда, в какой-то роще. Она и поведает нам, где искать коня богатырского. – Вижу, лихо выпало на ваши судьбы! – изрёк князь важно. – Худо будет вам, ибо путь к той роще лежит через опасные земли, в этом вы сами убедитесь. Вам предстоит пройти через Дикий Лес, а там уже давно поселилась нечисть и не даёт проходу добрым людям, отчего тропы в лесу уже давным-давно заросли. К тому же север нашей страны – не самые дружелюбные места, ведь там живут другие князья и стоят другие княжества. Люди там, говорят, якшаются с берегинами, а некоторые и вовсе стали ведунами, хотя про колдунью вашу я не слыхал, – и князь, почесав ухо, встал и ушёл. Беленир, Всесвятлир и Брисинор ещё долго сидели за столом и обсуждали речи деда и князя, затем приготовили они к походу мешки дорожные и вскоре отошли ко сну. И во сне Белениру привиделось, будто бы сидит он на камне возле чертога Митрапирна: ярко светит солнце, поют птицы певчие, и ветер тёплый приятно играет в волосах. Но вдруг слышится звук рога, человеческие крики, и откуда ни возьмись, появляются толпы людей: кто-то с обгоревшими телами, у кого-то с головы сочится кровь, и глаза у всех испуганы. Тем временем облака заволакивают солнце. «Идогурн!» – говорят несчастные люди и тянутся руками к Белениру со всех сторон. Лес их рук все нарастает и нарастает, едва не укрывая витязя с головой. Он пытается образумить их, говорит им что-то, но сам себя не слышит: губы открываются, но голоса нет. Тогда Беленир встаёт на камень, и тут видит, что в небе над самым чертогом уже летит змей, а вместе с ним тьма облекает землю. Витязь смотрит вокруг себя: никого уже нет в живых, все валяются мертвые, и падальщики чернопёрые с жадностью клюют человечью плоть. Змей уже близко. Змей уже здесь. Беленир уже ощущает его взгляд на себе. И вдруг из леса вылетает верхом на коне красавица в белом одеянии с мечом в правой руке. Грудь её закована в бронзовую бронь из тысяч чешуек в виде ястребиных перьев, а волосы развеваются на ветру словно золотая сеть. Но чудеснее всего выглядят её глаза: они излучают какое-то чудесное синее сияние. И вот дева кричит Белениру: «Держи меч, витязь Ариха, не страшись!», и тут в руках у него сам собою оказывается меч. Страх исчезает из груди, и невероятное спокойствие разливается по венам. Воин готовится к бою, а змей становится всё ближе и ближе. Но на этом сновидение закончилось, и Беленир проснулся посреди ночи. Не веря, что всё это был сон, воин подскочил к окну и, открыв ставни, выглянул из него на улицу, ожидая увидеть там какое-нибудь подтверждение увиденных во сне событий. Но все было тихо: ни змея ужасного, ни толпы народа, ни чудесной девы. В раздумьях Беленир снова лёг спать.
Глава 2. Мал-стар Дедок
Взошло огнистое солнце, озарив окрестности и всё небо самыми разнообразными оттенками. Было похоже, будто небосвод покрыло золотистое одеяло. И вот, выглянув из-за крон деревьев, красно солнце осветило чертоги князя: лучи пробились в светлицу широкую сквозь щели между ставнями и стали будить витязей. Слышно было, как проснулись собаки, первыми встретив утро. Витязям же пора было сбираться в поход. Проснувшись, Беленир встал с кровати и, отворив ставенки дубовые, глянул в окно. Там он увидел знакомую с детства дубраву, окружавшую чертоги князя: все дубы в ней были зелены, ибо середина лета была уже не на носу, а на самой переносице. Между древами словно бы покрывало стелился легкий туман, а в цветах сонных беззаботно порхали бабочки, белые как ходячее облако. Поля широкие позади дубравы были усеяны одуванчиками, так что казалось, будто это вовсе не поля, а золотые россыпи. Ко всему прочему, голосистые птицы распевали свои чудные трели, свища и чирикая на разные лады. Солнце взошло недавно, не успев согреть сырую землю от ночного холода, и потому тени ещё не укоротились. Но природа уже пробуждалась, и вскоре должен был наступить солнечный день. Беленир отошёл от окна, разбудил своих товарищей, все они оделись, облачились в свои доспехи, сверху набросили длинные плащи и вышли из светлицы, неся в руках дорожные мешки. Всесвятлир с Брисинором уже начали обсуждать, какой дорогой лучше ехать. Спустившись в гридницу, витязи встретились с князем. – Доброе утро, светлый княже! – промолвил Беленир, улыбаясь, и все трое отвесили своему князю поклоны, князь тоже поклонился (в те старые времена даже князья кланялись хорошим людям!) и изрёк: – И вам утро доброе! Вам предстоит далекое странствие, так что уходите лучше побыстрее, ибо чем раньше вы выйдете, тем меньше придётся идти в сумерках или в темноте до ближайшей деревни. К тому же утро – хорошее время для пути и для раздумий, а вечером лучше спать, а не томить тело и разум. Да, и в дороге помните, что лучше лаптем черпать воду на родине, чем серебряной ендовой мёд, да на чужбине. Не сбейтесь со своего пути, – и Митрапирн, попрощавшись, сел на свой престол и взглядом проводил путников до двери. Словно бы знал князь, что нелёгким будет их путешествие. Трое витязей вышли из княжеской храмины, оседлали коней добрых, а ноги у тех коней были точно бревна, гривы вились по ветру и лоснились словно шелк, и копытом кони притопывали, глазом примаргивали – веселили воинов. И вот пустились они в путь-дорогу. Чертог каменный с деревянным балконом прямо над главным входом и соломенной крышей, стал понемногу удаляться из виду. – Имели дело со змиями? – спросил Беленир своих спутников. – Видели ли вживую этих тварей мерзких? – Не доводилось, – ответил Всесвятлир. – Обычные змеи же не в счет? Беленир улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Я имел дело с этими чудищами, – внезапно молвил Брисинор. – Давно это было. – В самом деле? – удивился Беленир. – Не шутишь ли? –Да не до шуток тут! – продолжал Брисинор. – Давно, еще в детстве, жил я на юге. И в одну из злых ночей, которых немного выпадает на долю человека, проклятый змеёныш спустился с гор, ища добычу, и напал на селение, где я жил. Многих он спалил дотла и многими насытился. Пали от его огня и когтей и отец мой, и мать… После этого меня взял на воспитание дядя. – А что со змеёнышем стало? – поинтересовался Всесвятлир. – Вовремя подоспела дружина князя и змеёныша мелкого забили копьями. Воинам повезло, что он был слишком молодым – наверно, будь змей постарше и побольше, никто бы не выжил. На этом разговоры утихли. Вскоре перед очами витязей предстали деревни и селения Заповедного Края: были они просты собой и ничего удивительного там не было. Дома были деревянные, кров тоже, правда, иногда встречался соломенный. В таких домах было тепло зимой и прохладно летом. Часто на крышах возвышались князьками узорные головы коней или петухов. Богатые терема были в редкость – везде были избы, в которых жили сильные и гордые семьи оратаев. Путь на север вел через три подобных поселения, и благодаря совету князя, путники добрались до первого до наступления темноты. Но они не спешили, и прошла долгая седмица, полная длинных и солнечных дней, прежде чем они оказались в последней из этих деревень, пройдя по Ущелью Белого Камня – узкому ущелью, через которое вела самая быстрая дорога на север. Другие дороги вели через Старые Валы, которые отделяли северные княжества от княжества Митрапирна. Но дороги эти были ненадежны и запросто могли завести в болото. Оказавшись в деревне, Беленир, довольный хорошей погодой, сошёл с коня удалого и решил спросить у селян, как пройти через Дикий Лес к той северной роще, к которой они держат путь. Тотчас встретился ему староста здешний – невысокий и худощавый мужичок с острой бородкой и бегающими черными как смоль глазами. Одет он был приличнее всех в той деревне: на нем была чистая белая косоворотка, новые сапоги, лёгкая шапка да штаны неношеные, потому видно было, что сума его всегда полна собранного с крестьян добра и не всегда это добро уходит в княжью казну. – Привет тебе! – сказал Беленир старосте с улыбкой. – Скажи мне, добр человек, куданадо держать путь, чтобы пройти на север к роще, что растёт на границе с землями берегинов. Мы трое держим туда путь! – и Беленир обвёл рукой бывших с ним Всесвятлира и Брисинора. – И есть ли путь через Дикий Лес? Староста поклонился и тоже поприветствовал их, а затем изрёк: – На севере много рощ, не знаю, какая вам нужна. Если же хотите вы попасть на север, то туда дорога только через Дикий Лес. Я могу вас проводить – сами вы из него не выберетесь! А могу и до самой рощи вас довести, только расскажите о ней побольше – до неё вы тоже без помощи не доберётесь. – Отчего не доберёмся-то? – изумился Всесвятлир. – Неужели наша земля расширилась с тех самых пор, как я три года назад охотился в той роще на вепрей вместе со Стрезибором? Пусть, не помню я туда дороги, но добраться туда не так-то и сложно, тем более мне, Всесвятлиру, потомку благородных родов Ариха! – Не знаю, не знаю! – прокряхтел важно староста, покручивая пальцем свою бородку, а Всесвятлир только удивился, отчего он не знает его славного имени. – Я сказал своё слово – могу вас проводить. Не хотите, я не буду, – и староста уже собирался уйти. – Стой! – окликнул его Брисинор. – Нам не нужен проводник до рощи – сами найдём путь, это будет нетрудно, ибо там, говаривают, живет колдунья, а они не в каждой роще проживают. Так что путь туда нам укажут. Но в Диком Лесу нам проводник не помешает. Если не хочешь, найди нам другого. – Эти деревенщины не согласятся даже близко подойти к этому лесу, – заметил староста, – они думают, что лихой это лес, думают будто там всякие лешаки да водяники водятся или кто-нибудь ещё почище! А северная роща на границе с берегинами, куда вы держите путь – та вообще место злое, и никто вас туда не поведёт, раз там живёт колдунья. Если вы говорите о той роще, то через неё к тому же течёт заколдованная река – Синегривка. Не знаю её силы, но, говорят, через неё не перейти! Если вам надо на другой берег, то вам туда не попасть даже с моей помощью. – Ладно, веди нас через Дикий Лес, но прежде назовись – я должен знать имя того, кто будет нас вести, – сказал Брисинор, недоверчиво глядя на старосту. – Имя моё Борим, – гордо произнёс тот, нахмурившись, – но какова плата за мои услуги? – Доброе слово и место в песне о наших подвигах, пройдоха! – засмеялся Всесвятлир, но глаза старосты стали так ужасны и злобны после этого, что смех витязя как-то сам собой прекратился, не оставив на его лице даже и легкой ухмылки. – Если проводишь нас верной дорогой, путём правильным, то заслужишь нашу благодарность и червонное золото! – сказал Беленир, и староста спросил, насупившись: – И сколько платите? – Не поскупимся, – ответил Беленир. – Дадим тебе десять золотых. – Пойдёт, – буркнул староста, но хоть он и согласился, видно было, что он немало рассержен на шутку Всесвятлира. – По рукам, – заключил Беленир. Староста удалился, поговорил с одним селянином, чтобы тот занялся его делами на время отлучки, привёл свою пегую кобылу, сел на неё и вместе с воинами храбрыми пустился в путь. Он поехал первым, ведя за собою всех остальных, следом за ним поехал Беленир на своём могучем коне, затем Всесвятлир, а самым последним Брисинор. Путники покинули деревню и вышли в поле – селение вскоре скрылось из виду. Но они долго ещё ехали полем среди ярко-красочных цветов, и над их головами три часа или больше синел голубой небосклон с белыми, что пена морская, облаками. Солнце было высоко и припекало путникам спины. Впереди замаячил коричнево-зелёным пятном лес. – Это Дикий Лес! – промолвил староста, обводя рукой высокие сосны вдалеке. – Я знаю, что это Дикий Лес, деревенщина! – недовольно сказал Всесвятлир, и воины посмеялись. – Можно подумать, мы на собственной земле никогда не езживали! За кого ты нас держишь? Но сколь хорошо ты знаешь этот лес, мы посмотрим! – староста смолчал и ничего не ответил, а в груди у него забурлил яд ненависти и злобы – теперь он обозлился уже на всех путников. Ведь, засмеявшись, они, не подумав, его сильно оскорбили. Ко всему прочему удальцы ещё и говорили о сундучках золота и ларцах серебра, посуленных им Митрапирном, а у Беленира в суме побрякивали червонцы. Это ещё больше разожгло ненависть и жадность Борима. Вот уже много лет подряд дела старосты шли неважно, и он успел озлится на жену, которая убежала с другим, на собаку, потому что та лаяла по ночам, а в конце на весь свет. Лишь утаиваемое добро селян было ему утешением. Но пока Борим вёл витязей по верной дороге. Скоро путники вошли в лес, и их окружили сосны стройные, подступавшие к самой дорожке и впивавшиеся в серую почву узловатыми корнями. В верхушках этих сосен щебетали суетливо певчие птицы, заливаясь умильными песнями, и Всесвятлир тоже свистел вместе с ними, наверное, пытаясь привлечь их или подразнить, а Брисинор глядел вверх, на небо чистое, теперь уже бывшее без единого облачка, такое же голубое, как волны морские, накатывающиеся на скалистые бреги. Беленир же следил за белками рыжими, что сновали туда-сюда по сучкам высоких древ, прячась от нежданных гостей, и радость теплилась в его сердце. Лишь один староста-проводник, потупив свой взор, сидел, мрачный и хмурый, на своей кобыле и не хотел смотреть ни на буйство зелени, ни на прекрасный небосвод. Вскоре Борим свернул с прежнего пути и повёл путников по узкой стежке: то была тропа неторная – почти никто не езживал по ней даже когда в лесу было безопасно, а теперь по ней даже медведи бурые не шастали. Вокруг этой тропинки росли густо брусника и спутанные когтистые заросли ежевики. Сосновый бор уже кончался. Иногда тропка была не видна вообще, и староста часто останавливался и смотрел, верен ли выбранный им путь. И вот начался тёмный ельник, сырой и влажный, вся почва в нём была усыпана мёртвыми иголками, а деревья покрыты мхом. К тому же ветви елей кустистых спускались так низко, что всем пришлось слезть с коней – даже кобыле нужно было нагибать голову, проходя под этими ветвями. Скоро тропка совсем затерялась под ногами, и староста повёл путников по засечкам на деревьях. Исчезли цветы разновидные, радовавшие глаз, и высокие травы. И пусть был ясный день, но в ельнике было сумрачно и даже птицы там не пели. Так прошли путники около четырёх часов, Всесвятлир начал жаловаться на то, что проводник завёл их в неведомую глушь, чтобы затем их бросить, на что Борим лишь посмеивался. – Глупец! Ты даже не знаешь дороги! – воскликнул Всесвятлир. – А ты, видно, много здесь знаешь! – язвительно передразнил его Борим. – Ты ещё получишь у меня, пройдоха, если будешь пререкаться с тем, кто сильнее, знатнее и к тому же выше тебя! – сказал ему Всесвятлир. – Ты что угрожаешь мне? – спросил его Борим. – Да я могу завести вас куда-нибудь и бросить, если будешь надоедать! Попробуйте-ка без меня выбраться – глядишь, на медведя скорее напоритесь, чем из лесу выберетесь. Всесвятлир хотел продолжить, но Беленир, смекнув, что с Боримом лучше не ссориться и видя разгоравшийся спор, остановил его и сказал: – Подобные споры ни к чему не приведут, кроме ссор! Думаю, на сегодня ты наговорился. Будь мудрее, не сей крамолу в наших рядах. Борим же, услыхав речи Беленира, исподтишка посмеялся себе в бороду, оскалив гниловатые желтые зубы. Солнце приготовилось к заходу и с каждым мгновением всё сильнее косилось к западу. Небеса голубые стали краснеть, словно бы созревая, чтобы затем истлеть. Луч солнца напоследок пробился сквозь кущи елей, и Беленир, увидев его, возрадовался, ибо давно не видел толком света в густом и мрачном ельнике. Между тем солнце приблизилось к пушистым вершинам деревьев и скрылось за ними, обагрив весь небосвод полыхающими цветами. Сгустились сумерки, и вскоре тьма заволокла ельник до того, что не стало видно даже земли под ногами. – Старик негодный! – закричал Всесвятлир, угрожая тому кулаком могучим. – Ты завёл нас в самую гущу леса! Я так и знал, что нельзя было тебе доверять, я убью тебя прямо сейчас и тем буду доволен, даже если придется умереть здесь с голоду. И то я не умру здесь, я Всесвятлир – умелый охотник и мне не страшны твои угрозы. – Постой! – молвил Беленир. – Удержи свой пыл, друг мой, нам предстоит найти верную дорогу, а не убивать никчемного старика. У нас итак мало времени, чтобы тратить его на пройдоху-деда – Кто это тут пройдоха-дед? – возмутился староста деревенский, совсем выйдя из себя, и выхватил из сапога нож, напоминавший клык кабана. – Он хочет нас убить! – закричал Брисинор и достал из-за спины топор боевой. Тут бы и пришла к старосте смерть, но он вовремя бросил засапожник наземь и молвил: – Не заводил я вас в глушь, убивать вас не хочу я, просто разозлили вы меня. Простите! Здесь недалеко есть лесничья изба, там переночуем, а затем через три дня выйдем из этого леса! – В голосе его чувствовалось коварство, которое нельзя было скрыть, но никто из витязей его не заметил, наверное, потому что они были взволнованы поведением старосты и засапожником, который тот нежданно достал. Что уж говорить, если они забыли даже зажечь факелы. Между тем, Беленир оглянулся и увидел недалеко огонь: то горела лучина в окне какого-то дома. «Не соврал», – подумал витязь, и путники, присматривая за старостой, пустились к огню. Приблизившись к нему, они разглядели в темноте старый могучий сруб – избу крепкую, бревенчатую, крыша которой немного покосилась набок, словно от усталости. С трудом, чуть ли не на ощупь, отыскали они дверь дубовую и, привязав своих коней добрых на улице у толстого дубового столба, вошли в дом и зажгли там ещё пару лучин. «Не врали толки про дом этот, – подумал про себя Борим. – Хорошо, хоть нашли… Раз дом есть, то и он точно есть – главное, что б не сыскал!». Обстановка в избе была не бедная, хотя и не богатая. Пол был дубовый, как и дверь, в углу ютилась печь, посреди горницы стоял стол, стелёный белой скатертью. Но, что удивительно, на нём лежали различные яства: круглые калачи, хлеб белый, ягоды сладкие и наливные яблоки, кроме того стояли там бутыли и ендовы с разными напитками: с пивом хмельным, с квасом хлебным, с кислым вином и с пьянящим мёдом. Вокруг стола были расставлены крепкие скамьи, по стенам ютились длинные лавки. Жилище это явно не пустовало и было обитаемым. Пусть и не богат излишне был быт бревенчатой избы, но тот, кто жил здесь, видно, не голодал. Тотчас витязи налетели на сахарные яства да на вкусные напитки, ибо с дороги утомились, к тому же собственные кушанья они не хотели тратить столь рано да и не были они так вкусны. Всесвятлир осушил кружку мёда крепкого, Брисинор принялся уплетать калачи, а потом и яблоки, а Беленир наполнил кубок, что был на столе, стоялым вином, немедля его осушил и потом уже принялся за яства. Один лишь староста почему-то жался у порога и не спешил заходить в избу. Пока удальцы ели-пили, он незаметно подошёл к сумке с монетами, – в глазах его блеснул воровской огонёк, – и медленно, стараясь не шуметь, взял её в руки. «Не видят вроде», – подумал воришка и покинул избу, и даже Беленир не заметил это, так как был занят едою и к тому же сильно утомился. – Хороши яства! – воскликнул благодатно Всесвятлир. – Надеюсь, хозяин не сильно рассердится на нас за то, что мы тут отведали его кушаний. Ну а кушанья просто божественны. – Ничего не скажешь! – добавил упоённо Брисинор. – И всё-таки как вы правы! – согласился Беленир. Тут все подумали, что скажет слово староста, но тут же заметили, что его здесь нет. – Сейчас вернется, старый пройдоха! – сказал тогда Всесвятлир. – Небось пошел на коней поглядеть – таких скакунов он сроду не видывал, – все успокоились и продолжили пировать. Наевшись да напившись, славные воины устроились по разным углам избы: их зеницы стали тяжкими как камни, и самих их потянуло в сон. Беленир лёг на печь, Всесвятлир расположился на лавке, спьяну забыв, что это место по местным обычаям не больно почётно, а Брисинор лёг на скамье. Скоро сон сладкий сомкнул их очи, и они погрузились в сновидения под тусклый, но приятный свет лучины. В полусне Белениру мерещились тени и голоса, словно сам лес ожил, но несмотря на это вскоре он крепко заснул, как и соратники. Да только не удалось им толком выспаться: внезапно кто-то с громом распахнул дверь настежь. Он сразу же спихнул Беленира с печи, и тот с грохотом свалился на пол и ушиб ногу. Брисинора он опрокинул прямо вместе со скамьёй, и лишь один Всесвятлир остался нетронутым. Быть может, неведомый проказник не тронул его из-за того, что место на лавке было не почётно, а значит лежавший на ней уважал хозяина. – Хозяин пришёл, дедок явился! – крикнул пришедший. – Мал-стар, да удал старец с три локтя, борода седа, но не то беда – кручина то, что усы по земле тащатся. Гости-гости на горе явились, на печаль пригодились, лихо вас одолеет, худо исколотит – Мал-стар Дедок вас измолотит. Но, не узнав горя, не узнаешь и радости, так что благодарите! Тут увидел Беленир деда кряжистого с длиннющей седой бородою, выпачканной в саже, с усами предлинными, спускавшимися чуть ли не до пола. На голове у старика сидела берестяная шапка. Кроме того, на нём был кафтан простой, вымазанный печной копотью. Обут же дед был в лапти лыковые и одет был в чёрные штаны. И очи его были зелены и гневны. Более ничего не видел Беленир, ибо погрузился в беспокойный сон, навеянный невесть чем. И даже если бы он не уснул, то не удивился бы имени старика – Мал-стар Дедок, ведь Земнородные сыны любили подобные имена, потому что из них легко можно было выудить рифму, настоящие же их имена были сложены на древнем языке и звучали куда лучше. А теперь стоит молвить о еде. Неспроста на столе дубовом стояли яства: их приготовил Мал-стар Дедок, хозяин избы, естественно для себя. Но на всякий случай некоторые из них он вымочил в сонном зелье да и в напитки подлил того же зелья, чтобы незваные гости, пришедшие в его дом бревенчатый, отведав еды и питья, уснули и не остались безнаказанными за вторжение. На самого хозяина зелье это не действовало, ибо был он Земнородным сыном. О путниках же дед узнал едва они вошли в лес. Ведь всякий зверь был ему друг и верный слуга, а особенно те пушистые рыжие белки, что бегали по соснам – их он любил как детей родных. Тем временем Мал-стар Дедок начал дубасить бедных витязей: кого по бокам, кого по рукам да по ногам, кого и по голове хватит. Всесвятлир же до того погрузился в сон, что ничего не слышал, мирно возлегая на своей лавке. И, когда Мал-стар Дедок поколотил двоих: Беленира и Брисинора, сказал, громко вздохнув: – Получили, наглые гости! Хорошо, что остались при вас кости, а иначе бы и уйти отсюда не смогли! На своих двоих! – и язвительно посмеиваясь, Мал-стар Дедок удалился из избы. Он вышел во двор, отвязал коней добрых, богатырских и зарычал звериным рыком: те с испугу и разбежались в разные стороны.Первым проснулся Беленир, он открыл глаза и увидел, что красно солнце уже светит в небольшое оконце избушки, озаряя её темные прежде углы. Лишь потом он вдруг осознал, что лежит на полу, около печи, и что все его тело болит и ломит. В голове у воина было мутно, и он не помнил, что было вчера. Рядом с ним лежал Брисинор, сброшенный со скамьи, и один только Всесвятлир пребывал на лавке. Вскоре все путники проснулись и кое-как уселись за стол, ибо страдали от могучих ударов и пинков, а Всесвятлир из-за того, что отлежал бока. С минуту они сидели молча, потому что в головах бродило, и лишь потом заговорили. – Вы помните что-нибудь? – спросил первым Беленир, трогая болевшие ногу и руку. – Неужели мы до того напились мёда старого, что поколотили друг друга? – Но у меня ничего не болит, только вот бочину отлежал на этой проклятой лавке! – сказал недовольно Всесвятлир. – А вот я почти руки не чувствую! – пожаловался Брисинор. – Нет, не могли мы друг друга избить, – молвил твёрдо Беленир, – помню я какого-то старика, деда старого, наверное, он пришёл сюда и нас избил. – Какой позор! – воскликнул Всесвятлир. – Лучше бы вы тогда поколотили друг друга сами, чем вас избил старик! – Я тоже помню! – провещал Брисинор, не обращая внимания на слова Всесвятлира. – Это был, верно, хозяин леса, о котором часто говорят. И мы его чем-то прогневили. Надо сегодня караулить друг друга: в путь мы такие избитые не тронемся – для боя ратного совсем негодны. – А где староста-проводник? – изумился Всесвятлир, оглядываясь. – Он тоже здесь, этот прохвост? – Нет, его нет, – ответствовал Беленир, – а ещё у меня нет сумы с золотом! Он, наверное, украл её и убежал, оставив нас здесь одних. Наверняка, он знал, что в этой избе треклятой что-то не так! – Да, иначе, почему я провёл в беспамятстве эту лихую ночь? – согласился Всесвятлир, догадываясь о приправленной сонным зельем еде. – Наверное, дело в яствах и напитках, неспроста они тут стоят. Беленир неспешно подошёл к окну и выглянул в него. На дворе и в лесу было свежо, уже высоко висело огнисто солнце, одаряя землю сырую своими игривыми лучами. И сети, сплетённые умелыми пауками над окном, блестели на свету серебром, а ели, подступавшие к дому на три сажени, тихо качались на ветру. Шёл дождик крупенистый, и в утлых и сырых лощинах, что лежали вокруг избы, растекались широкие лужи. Но не было видно ни деда, ни следов на мокрой почве, ни даже столба, к какому привязали они коней. «Видно он с другой стороны» – успокоил себя Беленир, взял кружки и бутыли с вином да пивом, и не таясь выплеснул их в окно. Закрыв ставни, он промолвил: – Не место на столе этому коварному пойлу! – Да, трезва должна быть голова воина, особенно, в лихие времена, – заметил Брисинор. – Зря мы отступились от такого правила. За это и поплатились. По предложению Беленира путники решили оглядеть своих добрых коней и узнать, не причинил ли гневный дед им худа. Но, выйдя из избы бревенчатой, увидели они, что нет во дворе их скакунов, а стоит лишь один-одинёшенек столб дубовый. – Лихой дед отвязал наших жеребцов и загнал в дремучие дебри! – воскликнул Всесвятлир. – Даже моего красавца! – Хорошо, если он их не съел, – заметил Брисинор. – Так хоть живые останутся. Может, какому доброму человеку достанутся. Авось и сгодятся, авось и службу сослужат. – Служба службой, – рёк Всесвятлир, – а старчище ответит за свои дела – теперь он даже меня разозлил! Вернувшись в избу, воины стали ждать старика-лиходея. В конце концов, уехать отсюда они не могли да и хотели отдохнуть. Остатки тех яств путники упрятали в погреб, чтобы, придя, дед подумал, будто они их съели да выпили. Затем достали они собственную еду, хотя она была скудна, и питьё, хотя оно было не больно вкусно, и стали есть да пить. Но ничего дельного за время этого пиршества не произошло, потому и сказывать об этом я не буду. Стоит лишь сказать, что витязи сидели до глубокой ночи, и лишь когда проглянули звёзды, они, открыв окно, поняли, что скоро явится дед – ведь в прошлый раз пришел он, когда на небе уже воцарился рогатый месяц. Беленир лёг на лавку, а Брисинор на печь, и, устроившись поудобнее, они прикинулись спящими. Всесвятлир, будучи на дозоре, сделал вид, будто тоже уснул. Наконец разверзлись двери избы, свирепым ветром задуло в них. На пороге показался Мал-стар Дедок: борода его дико колыхалась, а очи зелёные сверкали во мраке. Посмеиваясь, дед хозяйским шагом вошёл в избу, в сруб бревенчатый, и закрыл за собою дверь, оставив тёмную ночь и светлый месяц, светивший сверху серебром, за стенами. Думал он, что вновь удальцы наелись да напились его яств и напитков, оттого стали сонными и слабосильными. Но тут вскочил Всесвятлир, обнажил из ножен свой меч и крикнул зычно: – Пришёл, пакостник! Вслед за Всесвятлиром вскочили все остальные и обхватили деда за руки, не давая убежать. Но не так прост оказался Мал-стар Дедок: тряхнул он руками, хлопнул в ладоши – тут молодцы и упали на пол. Слишком силён оказался для них дед. Тогда Беленир, видя, что силой не победить старца, открыл погреб избы и воскликнул: – Гоните его в погреб – будет знать, как бить воинов хоробрых! – остальные витязи, услыхав это, воспряли духом и вскочили на ноги. – Я Мал-стар Дедок, ныне в шапке берестяной, в лаптях лыковых, борода седа! Не вам меня убить, не вам меня полонить! – и дед, сказав это, дунул на Брисинора и Всесвятлира. Так сильно было его дуновение, что на головы воинов обрушился ветер лютый. Стало их самих сдувать в погреб, но Всесвятлир, будучи на самом краю, ухватился за длинную бороду коварного деда и, свалившись вниз, в подпол, потянул за собой и лихого старца. Но Мал-стар Дедок уцепился за скамью дубовую, тяжёлую, и не упал вместе с витязем. Так Всесвятлир повис на бороде в подполе избушки! – Срубим ему бороду, – воскликнул Беленир, увидав, что удача на их стороне. – Пусть знает, каково это – шутки лихие шутить с честным народом! – согласился Брисинор, и тут Беленир поднял меч. – Нет, только не бороду, – взмолился Мал-стар Дедок, – не буду я вас боле колотить! Это я не со зла творил, а что б вас проучить и себя повеселить! Для увеселения! – Для увеселения? – вскрикнул Брисинор и тотчас схватил глиняный кувшин, бывший в горнице, и разбил его с силой об голову деда. – Я это тоже для увеселения! – Ха-ха-ха! – рассмеялся Мал-стар Дедок. – Боль мне не страшна! – Кто ты, старчище? – спросил тогда Беленир. – И зачем ты живёшь здесь? – Я Земли и Солнца сын, Дикого Леса хозяин, Мал-стар Дедок – шапка берестяная, лапти лыковые, в кафтан серый одет! – ответствовал громко и чётко старец. – Вас я для веселья колотил и что б проучить чужое не трогать, так что бороду мне не рубите. – Хорошо отпустим мы тебя! – сказал Беленир. – Но нам дорогу не переходи более и коней наших добрых верни. Тут Всесвятлир взобрался по бороде старика наверх и молвил: – Нет уж! Дед коварен и хитер, с ним никак не сладишь, как только обрубив ему бороду, иначе зачем он так сильно опасается за этот грязный отросток? – Эй ты, дроволом, это тебе не грязный отросток! – крикнул грозно Мал-стар Дедок, обратившись к Всесвятлиру. – Борода моя, значит, с рождения росла, века росла, а тут взять и отрубить? Всесвятлир взял свой меч, и приготовился отрезать деду бороду, если тот попытается бежать. Мал-стар Дедок опасливо и злобно глянул на мечи, что блистали впотьмах и сплюнул. – Ага! – возрадовался Всесвятлир, и сердце его затрепетало от радости. – Глядите как испугался. Значит, вправду вся его сила в бороде, я сразу понял в чём суть! Витязи переглянулись. Беленир не знал, что ему делать. «Если отпустить старчище, то он непременно вернется с новыми кознями, – думал он. – А коли отрубить ему бороду, то можно нажить себе опасного врага, да к тому же силы в бороде, может, никакой и нет». И вот Беленир, наконец, решил: – Ты сын Земнородный, потомок природы, – дед посмотрел на него, – я не могу отрубить тебе бороду длинную, иначе наживу себе ворога опасного да и лес останется без попечения, ежели пропадёт твоя сила. Коли она у тебя, конечно, в бороде. Но если я её не отрублю, ты сотворишь против нас какую проказу. Значит, ты должен дать священную клятву на Солнце и на Землю, что не будешь делать нам худо. – Хм, хм! – пробурчал Мал-стар Дедок. – Пожалуй, я подумаю над этим! – и дед замолчал, наступила тишина неслыханная, прерываемая лишь шумом ветра за окном. – Что ж, ты поступил мудро, – изронил наконец дед, глядя на Беленира, – и за то я тебя уважаю, за то тебя благодарю. Спасибо, что не срубил моей бороды! Что ж… Даю вам клятву, клянусь именем Солнца и Земли, что не буду творить против вас происки злокозненные и не буду мешать вам в пути через Дикий Лес, а то не видать мне боле света белого да не ступать по мягкому чернозёму. – Вот и хорошо! – промолвил Беленир. – Станем друзьями! – и витязь протянул деду руку: дед её пожал и невольно улыбнулся. – Дружба лучше вражды, – заметил Беленир. – Зачем же ты напал на нас, неужто врагов тебе мало? – Ради веселья, сказал же, – отвечал дед. – Да и проучить вас было неплохо… Давно я уже не выхожу из этого леса. Раньше, бывало, селян пугал, гонял их по чащобам, на болота скотину загонял, иногда рыбарей пинками из лесу выпроваживал, раз даже целую дружину выгнал – её послали меня усмирять, а я её сам усмирил. Теперь сюда никто не ходит – боятся. Вот и соскучился я, а тут представился случай повеселиться, вспомнить старое. И я с вами четырьмя повеселился знатно. – И со старостой? – усмехнулся Беленир. – Со старостой я побольше чем с вами повеселился, – заявил Мал-стар Дедок. – Как только он из избы выскользнул, я за ним пошёл. Он почувствовал, что за ним следят и припустил по лесу. Да от меня не оторваться, тем более ночью и тем более на моей земле. Так что, как он ни бежал, от меня он не ушёл. – И как же ты его пугал? – спросил Всесвятлир. – Волком выл, медведем ревел, филином ухал, несколько раз подножки ему ставил, и он так свою рожу испачкал и разодрал, что невесть на кого похож стал. То ли на чёрта, то ли на болотника. Раз я его даже в спину ногою ударил, он обернулся, а ему впотьмах в лоб – кулаком! Он чуть ноги и не отбросил. Вот как я его! Он еле ноги до своего села приволок – больше сюда не сунется. Ха-ха-ха! – Так ему и надо, пройдохе, – согласился Беленир. – Он у нас золото украл! – Я золото у него отобрал, – сказал дед, нахмурив брови. – И что же, где оно? – разом спросили путники. – Я его по лесу разбросал, – ответил Мал-стар Дедок. – Уж больно красиво оно при луне блестело – я его бросал, на блеск смотрел да радовался. Теперь его уже не собрать – где только ни бросал. – Да зачем же ты его бросал? – огорчился Брисинор. – На что оно мне ещё нужно? Вот, хоть повеселился. Да и вы без него обойдётесь. – Что ж, – продолжал Беленир, – обойтись-то обойдёмся, но с ним было бы легче. А ещё легче было бы с конями, так что, коли мы друзья теперь, возврати нам коней добрых, иначе не выберемся мы из этого леса. Ведь идём мы спасать Заповедный Край от змия, которой хочет взять людей в плен, леса выжечь да скотину всякую поесть! – Леса выжечь? – изумился Мал-стар Дедок. – Такого я не слыхивал, но ежели это чучело сунется в мой лес, я покажу ему, как проказничать в моих владениях. Здесь только я могу проказничать! И где этот змей? Если он поблизости, я его выпотрошу как карася! – Он ещё далеко, – изрёк Беленир, улыбнувшись, видя, что не напрасно сохранил деду бороду, – но ты можешь нам пособить: прекрати пугать люд и дай ему проходу через Дикий Лес, покажи нам путь из этого леса на север да самый верный и скорый! И не забудь про коней. Мал-стар Дедок кивнул головой и тотчас выбежал из избы. Вскоре он вернулся, приведя во двор всех коней, которых до этого разогнал по чаще лесной, привязал их к столбу и снова вошел в дом. – Спасибо тебе, Мал-стар Дедок! – сказал Всесвятлир. – Не за что, не за что! – насупившись пробурчал старчище, точно стыдясь за то, что сделал. – Давненько я благодарностей не слыхивал в здешних краях, медведь, он-то не говорит по-человечьи! – Медведь, он только по-медвежьи ревёт, а доброго слова от него не услышишь, – согласился Всесвятлир. – Да и от меня бы не услышал, если бы коня моего не вернул. Дед кивнул головой и сел на скамью, подвинув её поближе к столу. – А знаком ли ты с Всеведом? – спросил Беленир, оглядывая Мал-стар Дедка, видя некоторую его схожесть с мудрым стариком. – Беседовали мы с ним не так давно. – С Ауэртеналером? – переспросил старец, уши же витязей, не привыкшие к языку Земнородных сыновей, ничего толком не поняли. – Это мой брат, люди называют его Всеведом да Солнцедедом за его золотистую бородищу, меж людьми сам себя он называет также, ибо вы вечно не понимаете наших настоящих имён! Но его я давненько уже не видывал – стал он отшельником да не выходит из своего леса уже долго. Странно, что вы встретили его. – И каков Всевед, мудр ли? – вновь спросил Беленир. – Да, он мудр, мудрее меня, он многое знает, ибо многое постиг, живя в Буяре среди богов да божичей. Они и научили его великой мудрости и познаниям, но его гордость помешала ему стать великим! Должен он был отдать поклон их повелителю, да не захотел и оскорбил там всех, не признав мудрость их владыки. За то изгнали его с Буяра и запретили возвращаться, пока не попросит прощения. Кроме того, теперь и в Брегокрай Всевед попасть не может. Ведь реки те под властью Государя Волн, который приходится братом повелителю Буяра! Так что даже к берегинам Всевед наведаться не может, не пройдет он через реки, да и берегины его считают отступником. Вот и живёт теперь Ауэртеналер здесь, среди людей, в Стоячем Лесу. – Скорее среди зверей! – прервал Всесвятлир. – И среди них также, – продолжил Мал-стар Дедок, – но там ему не скучно, зверей он любит. Да и кроме него полно у меня родичей, в том числе в заморских краях, – и старец задумчиво перечислил их имена, – Яр, Маланьица, Кручина, Малахитница, Каменноголовый Волот и Белобород. Но хватит бесед на сегодня! У меня в лесу есть дела и мне пора. – Но можем ли мы переночевать у тебя в избе? – спросил Брисинор у деда. – Можете, хм, хм! – молвил тот. – Раз уж дал я вам клятву не мешать и против вас козней не творить, то сдержу её. Как ни как я Мал-стар Дедок в шапке берестяной, властитель леса зелёного, повелитель ровных лугов да цветов полевых! – и старчище удалился, скрывшись за дверью, в тёмном лесу. Беленир, Брисинор и Всесвятлир, оставшись одни, ещё довольно долгое время обсуждали беседу с дедом, а затем легли спать. Их сон был спокоен и тих, лишь Брисинор не доверял древнему хозяину избы и всю ночь ворочался и ждал, что Мал-стар Дедок вернётся и непременно поколотит его. Но этого не произошло, потому что старец вековечный был верен своей клятве и никогда не посмел бы её нарушить, ибо клялся Солнцем и Землею. На следующий день Мал-стар Дедок поднял всех путников попозже и потому сказал, чтобы они скорее уходили, чтобы меньше пришлось идти по лесу ночью. «Прямо как наш князь, – подумал про себя Беленир. – Такие же советы даёт». Когда путники вышли из избы, дедок показал им нить серебряную, что была привязана к столбу во дворе, и тянулась в лес, сказав: – Пусть эта нитка серебряна покажет вам путь-дорогу прямо из Леса Дикого, из бора ярого! Я её натянул отсюда и вдоль дерев до самой опушки, так что вы не заблудитесь. – А если порвётся? – спросил Беленир. – Если порвётся она где – не страшно, – ответил дед, – она ведь от дерева к дереву идёт и к каждому из этих древес надёжно привязана, так что если где-то порвётся, вы путь найдёте! И спасибо, что пощадили мою бороду… Попрощавшись с Мал-стар Дедком, воины на своих молодых жеребцах пустились вслед за нитью, натянутой от дерева к дереву. Ехали они ровно три дня, и все эти дни погода была хорошей, даже ветер не задувал: светило ослепительно-яркое солнце, а облака ходячие, словно белые лебеди, скромно плыли по синеве небес. И со всех сторон свистели и пели разные лесные птицы, ибо ехали путники уже не через чёрные ельники, где не слыхать птичьих голосов, а через сосняки светлые, потому со всех сторон чирикали птахи и было просторно и свежо. Тьма будто осталась за спинами или вовсе сгинула. Кроме того, за эти три дня Беленир и его товарищи, пока шли пешими, ведя коней под уздцы, – ведь порой ветви деревьев не позволяли ехать верхом, нашли несколько монет, которые дед разбросал по лесу и не встретили ни волка серого, ни могучего медведя, ни даже свирепого кабана, что бродили по округе, ибо утихомирил их Мал-стар Дедок, властитель Дикого Леса. Наконец, они вышли из бора старого, нить закончилась на одном из деревьев, и путники оказались на залитом солнцем лугу.
Глава 3. Дары берегинов
Долго ехали витязи по просторам: два дня минуло, прежде чем случилось что-то значимое в этом походе. И когда это самое значимое должно было уже случиться, все были к этому не готовы: Беленир, понурив свою голову под палящим солнцем, доверил выбор дороги своему коню доброму, а Всесвятлир дремал, сидя в седле, и лишь один Брисинор был бодр и, возможно, готов к некоторым трудностям. Впереди завиднелась роща небольшая – то были сосны хвойные с ветвями, обрамлёнными свежей зеленью игл и увешанными коричневыми шишками. Но сосны эти были не высокие и стройные, а, напротив, подобные дубам кроковистым: с широкими кронами и толстыми стволами. В некоторых стволах чернели дупла. Витязи зашли в эту рощицу и уселись под корнями сучковатыми, что извивались из-под сосен. Около деревьев, радуя глаз, рос какой-то бело-синеватый лютик, покрытый пухом, и было его там оченно много, отчего роща становилась ещё краше, а путники веселее. Свежесть проникла удальцам в утомленные груди и наполнила лёгкие, и до них донеслись журчащие звуки. Эти звуки были песней для их ушей, и так умильна была эта песнь, что витязи невольно ею заслушались, подпав под её чары. – Криница! – воскликнул Беленир, прислушиваясь. – Рядом родник! Наберём-ка воды для похода. – И попьём прямо из гремячего ключа! – обрадовался Всесвятлир. Витязи подошли к источнику тех вод прозрачных и глянули на него. Он был невелик и бил прямо из-под земли, изливаясь кристальной струёй на песчаную почву, кое-как укрытую травой. Тонкой нитью текла эта струя на север вдоль всей рощи светлой, затем, через много вёрст, расширяясь и впадая в Синегривку. Уставшие путники наклонились и стали с жадностью умываться в том ручье, пить из него и насыщаться. Водица эта студёная, свежая, показалась им самой вкусной на свете, а вкус её для них был словно бы сладок и ярил грудь словно огонь. – Что-то я утомился! – заметил Всесвятлир, испив довольно много той воды. – Долга была наша дорога. Надо поспать. – Нет, – прервал Беленир, – я думаю дело в источнике, он навевает сон. – И впрямь, – согласился Всесвятлир. – Не к добру это. – Пробуждайтесь, друзья, не смыкайте очей! – воскликнул тогда Беленир. – Опять мы попались на ту же удочку! – На какую удочку? – спросил Брисинор, зевая. – Опять заснём и попадём в какую-нибудь ловушку! – ответил на то Беленир, трогая руки и лицо, которые отчего-то сильно чесались. – Наверное, из этого ручья и брал Мал-стар Дедок воду да из неё и готовил сонное зелье! – тут витязь замолчал и прислушался. – Вы чувствуете? За нами наблюдает кто-то! Тут из-за сосны вышел огромный-преогромный словно гора медведь, весь лохматый как чудище лесное, с зубами острыми да с налитыми кровью красными глазами. Испугались его путники, обомлели. Беленир поднял меч, но тут почувствовал боль в голове и сильное першение в горле, и потому невольно его опустил. Между тем медведь стал подходить всё ближе и ближе, а шёл он неспешно, на двух лапах, переваливаясь с бока на бок, сам в высоту был сажень с половиною, голова что пивной котёл, меж глаз стрелу можно положить. Но тут на пути у медведя встал Брисинор, приготовив к бою топор боевой и укрывшись деревянным щитом. Но медведь поднял лапу, по щиту ударил – щит и треснул, а Брисинор наземь пал. Тогда, видя, что соратник в беде, Всесвятлир собрался с силами и закричал голосом зычным: – Прочь, чудовище! Сгинь, злодей! – захотел он устрашить медведя, но медведь сам в ответ так зарычал, что с головы воина даже шелом злачёный свалился, а сам Всесвятлир опешил и испугался пуще прежнего. – Лезьте на дерево, там зверь нас не достанет, – молвил тогда Беленир, влезая на раскидистую сосну. Вслед за ним на сосну полезли и остальные витязи. Вскоре они уже взобрались высоко, и солнце золотистое бросило им в очи приветные лучи, а ветерок прохладный защекотал лица. Медведь остался внизу и, казалось, с ним остались там все беды. Перед ними же во всём своем великолепии раскинулась на севере равнина, окаймлённая длинной и широкой полосой реки Синегривки, а чуть к востоку завиднелись туманные очертания Срединного озера. Далеко-далеко на юге же, за густым и тёмным Диким Лесом, всё ещё курились небольшие деревеньки. Но пусть и были им милы эти деревни, но красивей было море, что лежало на западе, над которым в буйстве носился северный ветер и чайки морские. С ним в красе могли поспорить лишь снежные горы, что грядою грозной тянулись на востоке с юга на север. Да только не было у витязей времени разглядывать их пики и отроги, ведь вспомнили они про медведя дикого и испугались, что он их достанет, и потому стали глядеть вниз. А медведь вправду мог бы их достать: он же был непростой. Но зверь коварный не полез на высокое дерево, чего ожидали испуганные воины. Он, подойдя к сосне вековой, потёр о неё брюхо лохматое, навалился на неё всей своей тяжкой тушею и стал раскачивать. Вначале никто не ощутил этих толчков, но затем дерево раскачалось и вскоре Беленир, Всесвятлир и Брисинор уже с трудом удерживались на суках. Зато они расхотели спать, а у Беленира перестала болеть голова и прекратилось першение в горле. Но вдруг хрустнуло что-то. Путники с испугом переглянулись, но прежде чем они поняли, что это было, сук под Всесвятлиром треснул, и витязь вместе с ним, пытаясь ухватиться за другие ветки, свалился наземь, ушиб ногу и выронил меч из рук. Медведь перестал раскачивать сосну и глянул на упавшего ратника. Ратник же, видя, что не может встать, закричал: – Пошёл прочь, мразь, прочь, вымесок! Беленир! Брисинор! Помогите! Беленир, поняв, что Всесвятлиру грозит смерть, стал спускаться с дерева другу на помощь. Но, судя по тому, как быстро подбирался к знатному витязю хищник ужасный и как спускался Беленир, Всесвятлир пропал бы – съел бы его чёрный зверь медведь. И тут прогремел протяжный и голосистый рог: звучал он словно быстрое течение горной стремнины, точно гул водопада, как пение птиц певчих, были в этом звуке и ветра буйного шум, и моря рёв, и музыка звонкострунных гуслиц. Это звучание наполняло сердце блаженством, пробуждало старые силы и давало новые. Внезапно в медведя, просвистев в воздухе, вонзилось копьё – зверь лютый пал наземь неподалёку от Всесвятлира. Беленир, уже спустившийся с сосны, удивился, как так маленькое копьё свалило с лап огромного медведя, но не успел он и рта открыть, как увидел берегина высокого. Да, то был берегин, с длинными волосами светлого цвета, русой бородою и с очами глубокими, полными мудрости нажитой. На нём были доспех кольчатый, шлем островерхий, а в ножнах у него прятался железный меч. Вслед за одним берегином показались и другие. Всего их была дюжина или чуть больше, и все были в шлемах златоверхих и в крепких кольчугах, в руках кто с рогатинами, кто с мечами, а кто и с секирами. Но вооружены они были достаточно легко, ибо угнаться за зверем этим было не так просто, а доспехи тяжелые тому бы помешали. – Медведь Железная Шкура! – громко провозгласил один из берегинов и повлёк за собой всех остальных. Всесвятлир встал на ноги и, хромая, отошёл от зверя подальше. Медведя, поднявшегося за это время на лапы, стали пугать рогатинами и иным оружием, чтобы он зашёл в расставленную сеть, но тот лишь разъярился пуще прежнего, встал на две лапы и обрушился всем весом на одного из берегинов, повалив того наземь. Остальные охотники тотчас обступили зверя лютого и, защищая товарища, стали бить зверя древками копий по морде. Не стерпел того медведь и отошёл от несчастного берегина. Тут-то он и понял, что почти угодил в западню и потому захотел скрыться от погони. И впрямь, едва берегины подошли к нему вновь, он рванул от них к соснам и наверняка бы вновь скрылся. Но Беленир преградил ему дорогу и со всей мочи ударил его щитом по твердой голове. Медведь был ошеломлён и в мгновение ока свалился на землю песчаную, мордой прямо в ручей. Там он нахлебался воды, выпив сразу несколько вёдер, и, раненый и утомлённый, уснул. Тут-то ловкие берегины набросили на него сеть и связали. – Смотрите! – вдруг со смехом сказал один из берегинов и показал рукой на дерево. – Витязи нынче гнездятся на ветках, точно птицы пернатые! Вот диво так диво! – и берегины в шутку засвистели по-птичьи. Брисинор, все ещё сидевший на дереве, тотчас слез и встал рядом с Белениром и Всесвятлиром, отыскавшим в траве свой меч. – Приветствую тебя! – промолвил тот берегин, которого Беленир увидел первым, сохранив серьёзность несмотря на шутки своих соратников. – Я Явор Охотник, а то мои гриди! Назовите же вы свои имена. Славные молодцы назвали берегинам свои имена и получше оглядели Явора. Он был не очень-то и высок, чуть повыше Брисинора, одет был в кольчугу бранную, в левой руке держал шишак островерхий, позолоченный, а в деснице острый железный меч. Волосы Явора были светло-золотого цвета, длинны и спутаны, ничем не собраны. Борода его короткая была русого цвета и в ней была заметна проседь. Но из-за этого Явор не выглядел хуже, напротив, седость прибавляла ему величия и показывала, что он не так молод, как это кажется на первый взгляд. Глаза же его были голубы, брови темны и густы и навешивались ветвями пушистыми прямо на очи. Судя по виду, берегин был истомлен походом, даже взор его был устал и отрешён. И вот Явор заговорил, и его говор был немного старомоден для наших витязей, потому что их язык изменился с тех пор, как его выучил этот берегин: – Я охочусь за сим лютым зверем уже несколько седмиц, ибо очень он опасен. Рекут его все Медведь Железная Шкура, и он наводит ужас в хуторах к северу от сих мест. Многих он убил. Окроме вас никто, кто столкнулся с ним лицом к лицу, не выжил. Сказать честно, явился аркуда из Брегокрая, сбежав из зверинца, съев четверых берегинов и перепрыгнув Синегривку! Брегокрай! Неужели я ещё не успел сказать о нём ни слова? Что ж, раз не успел, тогда самое время. Брегокраем называлось государство берегинов многомудрых, что лежало к северу от Заповедного Края. Его жители на ладьях бороздили моря и торговали с заморскими купцами, а башни и терема в городах этой земли возносились чуть ли не к небесам и были так красивы, что ни словом сказать, ни пером описать. Во всяком случае так казалось людям, жившим в Заповедье. Но о Брегокрае Белениру мало было известно. Все берегины же прекрасно знали эту страну, а слава её государя Гелена, правителя доблестного, к тому же оченно мудрого, гремела даже за морями. Он уже несколько веков правил в Брегокрае сильной рукой и твёрдою волей, и потому берегины в его государстве были светлы духом и не темны сердцем и мудрее они были иных во много крат. К слову, именно в Брегокрае, государстве подлунном, крае подсолнечном, за рекою Синегривкой, и жила колдунья мудрая, знающая, где схоронен конь, на поиски которого витязи и отправились. – Спасибо, что спасли моего друга, я вам в том очень благодарен, – молвил Беленир. – Не за что, – отвечал берегин. – Но мы не ожидали встретить здесь путников и не думали спасать твоего друга, ибо даже не видели его. Но пусть мы спасли его невольно, мы тому рады. Куда же вы держите путь, славные удальцы? – Мы идём на север, – ответил Всесвятлир. – Мы как раз оттуда, – заметил Явор. – И интересно нам знать, что же ведёт вас туда? – Долгим будет объяснение, но связано это с Идогурном, – ответил учтивымговором Беленир, стараясь не показаться в глазах берегинов неотёсанным деревенщиной. – Верно, знаете вы, что этот проклятый змей пробудился в горах и угрожает нашей земле. – Да, весть эта дошла и до нас, – рёк Явор. – А вернее мы дошли до неё. При дворе Стрезибора нам поведали о случившемся. Хорошо лишь то, что не слишком поздно узнали и вы, и мы об этой напасти. Пробуждение древнего огня – это не шутки! Долгое время во тьме и мраке спал Идогурн и, думается мне, голод и злоба в нём только увеличились. – Потому мы и держим путь на север – ищем мы помощь, – продолжал Беленир. – Не знаете ли вы, где там живёт колдунья великая, премудрая волшебница? Мне сказали, что она живёт в роще на севере у границ с Брегокраем, действительно ли это так? Мы ищем её, чтобы спросить у нее совета. – Нет, в Заповедном Крае волшебниц нынче не сыскать, – отвечал берегин. – Есть у одной дом в Заповедье как раз в роще, что с юга вплотную подступает к Синегривке, но и она уже живёт в Брегокрае, на границе с вашей землею, вместе со своим мужем в другом доме. Должно быть, давно вы не были на севере. – Тогда нам надобно попасть в Брегокрай, чтобы встретиться с этой многоведающей волшебницей, дабы она нам поведала, как одолеть ужасного змия Идогурна, что угрожает нашей земле, – продолжал Беленир как можно более учтиво и велеречиво. – Не знаете ли вы, каков путь к ее владениям? – Путей несколько, и вам предстоит избрать, по какому пойдут ваши ноги! – ответил Явор, беспокойно поглядывая на связанного медведя. – Главное, чтобы ваших стоп не касались воды Синегривки. Но время не ваш союзник. Если верно желает змей ползти в ваши земли, скоро хлынет на них пламя, которое нелегко будет погасить. – Да, мы слышали, что та река зачарована и не позволит перейти себя никому, кроме берегинов. Но неужто нельзя построить переправу или перебраться на лодке? – вновь вежливо задал вопрос Беленир, но на то рече ему Явор: – То могут сделать только берегины из нашего народа или сыны Земли. Ведь в давности лет заключили наш государь и повелитель всех вод, текущих по земле-матери, хозяин волны морской, договор что на этой реке мосты можно возводить лишь с их разрешения и по их воле. А вброд перейти пеногривую реку нельзя: лишь коснётся вода ваших ног, как вас унесёт на дно без всякой жалости. Лодку же, если она перевозит незваных гостей, тотчас разобьёт о камни. – И как же попасть нам туда, куда зовёт нас долгий путь? – спросил Всесвятлир, немного огорчившись: он не хотел возвращаться с позором обратно и к тому же хотел получить сундучок золота и ларец серебра, обещанные Митрапирном. – Всегда есть другой путь, по нему и попадёте туда, – молвил ему на это Явор, – но знайте, из всех путей выбирать надо наилучший, а если такого нет, то идти по проверенному или по тому, по которому советуют мудрые мужи. Всегда есть выход, правда вы, люди, часто об этом забываете, вспомнить только вашего древнего государя Керна, гордого и великого, но не спасшего своё государство – славный Арих! – Это было давно! – прервал Всесвятлир, вспомнив давнюю историю о том, как из-за Керна пала от змиев великая страна его предков и стольный город Белогаст. – И, тем не менее, – продолжил Явор, – я вижу в твоих очах то же, что и в очах Керна – гордость, так что будь осторожнее как бы она не превратилась в тщеславие. – Неужели ты зрел наяву лицо Керна? – поразился Беленир. Удивление его было так велико, что глаза его заблистали, словно утренняя роса, освещённая диском солнца, едва прорезавшим туманы. – Я видел и более древних, нежели Керн! – сказал Явор. – И я также намного древнее многих, о ком вы можете упомнить. Видел я Бора и Ясеня в пору их юности. Видел я и Роха Конедара и даже Кленовита! – Сколько же лет тебе, берегин древнерождённый? – вновь удивился Беленир, и его очи стали ещё более изумленными, потому что поистине всей душой поразился воин – не доводилось ему общаться с настолько старым собеседником. Явор же ответил ему вполголоса, хотя показалось, будто говорил он во всю силу: – Родился я так давно, что не поверите вы мне, и, родившись, видел я лица наших прародителей и помню это по сию пору. И сердце моё содрогается, когда вспоминаю я давние времена, когда благостно жил я в земле безбедности и крае счастья… В Буяре беловодном. И журчащие воды наполняли слух мой чудесными звуками, зрел я величие и красоту премудрых богов и божичей. Но вам не представить такого блаженства, и счастья, и радости, ибо не видели вы этого и не чувствовали, а если бы увидели и почуяли, то за сон бы приняли такую жизнь, ибо время тогда течёт медленно, но словно мгновение скоро. Но люди умирают быстро и, будучи в Буяре, вы бы просто не успели порадоваться вволю, – и все заметили, что синие как небесная лазурь глаза берегина заслезились, но лицо его осталось прежним, ни одна жилка не дрогнула, потому никто не понял, были это слезы радости воспоминаний, счастливых грёз или печали по утраченному. – Мы и не стремимся к Буяру! – продолжил разговор Беленир. – Для нас дорога туда закрыта. К тому же мы сейчас исполняем поручение своего князя. Но, как я понял, для нас открыта некая дорога в Брегокрай, поведай же, что это за путь. – Это не путь – это пути, – начал Явор, подняв взор к небесам и почесав длинные спутанные волосы, – но они неторные, ведь это стежки тайные и тропки неведомые, неизвестные вам. Они ведомы лишь нам да диким зверям. – Говори же, мудрый Явор, нам будет в радость послушать тебя, – сказал Всесвятлир, – А то мы уже заждались и к тому же нас что-то клонит в сон. – Есть для вас несколько дорог, несколько путей, – продолжил берегин, поглаживая свою остроконечную бородку, – и, как я говорил, следует выбирать путь наилучший из возможных, самый верный. В любом случае вам предстоит тот путь, куда дорожный камень не указывает, но про который ворон черный каркает, что надобно туда идти, тот путь, о котором в своих песнях сладкозвонких воспевает перепел да о котором дрозд многомудрый краснохвостый пощёлкивает клювом. Внемлите, друзья! Таковы советы мои, и они мудры, и они дары. Первый таков: реку нельзя перейти только вброд, но воздух над нею свободен: птицы летают над Синегривкой звонко-журчащей, и утки покрякивают в небе над ней. Послушайте, други, мой второй совет: Синегривка берёт начало из гор, а исток воды в скалах берется. Исток тот мал – его можно обойти как лужу. Есть и третий совет: воды реки текут с гор, но втекают в море – это издревле известно рыбам подводным. Нельзя пересечь только реку, а в море власть хозяина вод пусть и велика, но море это уже не река. Понятно ли вам, о чём мой намёк? Попасть в Брегокрай можно морем. Но сразу скажу: под водою, в пучине глубокой обитают страшные чудища, и они могут вам помешать. Поэтому неслучайно корабли наши не плавают ныне далеко в море или плавают с великой осторожностью – грозные силы пробуждаются не только в корнях земли, но и в пучинах морских. – Это все советы? – спросил Беленир. – Нет, – ответил Явор, – вот последний, по мне наиболее мудрый: я ухожу из этих земель обратно в Брегокрай и чрез три недели буду в палатах вещего Гелена и попрошу его позволить вам перейти реку. Думаю, он не будет против, и вы скоро ступите на каменистый брод через Синегривку. А теперь я ухожу, советы мои – дары для вас – изберите свой путь сами, ибо я не волен решать за вас вашу судьбу. И не загубите свои жизни: Митрапирн тому будет недоволен. И, Беленир, держи сей рог, – и Явор протянул витязю большой красивый рог – тот самый, чей чудесный голос удальцы недавно слышали. – Спасибо, – поблагодарил Беленир берегина, взяв рог. – Но откуда знаешь ты Митрапирна? – Мне многое известно, а Митрапирн не скрывается в лесах и не плещется окунем в море – о нем я многое знаю! – ответил берегин, – к тому же вы сами сказали, что вас к волшебнице послал князь, и пусть на вашей земле несколько князей – Митрапирн самый мудрый и только он мог принять такое решение. – Рог воистину чудесный, – вставил Всесвятлир, осмотрев его поближе из рук Беленира. – Никогда не видывал я таких. И узоры на нем занятные: осьминоги, какие-то чудища морские, и все переплетается дивно. Не похоже на узоры берегинов. – Ты прав, – возгласил Явор, – это не узоры берегинов. Этот рог – мой трофей. Его я нашел в желудке морского чудовища! Наведалось в наш город мерзкое чудище и мы сразили его из своих могучих луков, забросали его копьями. Так оно и погибло. Мы распороли его брюхо и в желудке огромном нашли этот рог. Уже потом только понял я, что звук его несёт великое воодушевление и пробуждает всех, кто его слышит. Думаю, вам он пригодится больше, тем более что ваш путь будет полон опасностей. А про змея, что грозит вашей земле я передам государю, и он, полагаю, вам поможет. – Спасибо на том, – улыбнулся Беленир. – Надеюсь, ваш государь будет не против пособить своим соседям. – А знаешь ли ты, Явор, – спросил вдруг любопытный Брисинор, – отчего вода из этой криницы наводит сон? – С чего вы взяли, что она наводит сон? – усмехнулся берегин. – Ну, как, – отвечал Брисинор. – Мы ею напились, и нас в сон потянуло. – Тому виною ваша усталость и сон-трава, что здесь растёт, – и Явор указал на бело-голубые цветы, что здесь росли. – От них и голова болеть может и кожа чесаться, – и тут Беленир понял, что это с ним недавно было. – Но вкус этой воды был какой-то особенный, – заметил Всесвятлир. – Вы, наверное, просто долго не пили, вот вам так и показалось. К тому же этот ручей чист как слеза, посему водица из него и впрямь вкусна. Вы просто себя обманывали, не разобравшись толком в чём же дело – так часто бывает с людьми, к тому же с теми, кто не знаком с природой. Вы наверняка всю жизнь проводили на охоте, в боях да на весёлых пирах и потому вам мало известно о тайнах мира. Затем воины и Явор попрощались, и берегины, волоча медведя по земле, пошли своим путём. И солнце светило им в спины. Так они и ушли, скрывшись вдали, держа путь в свою землю. Трое витязей же, уставшие от боя с медведем грозным и сонные от усталости и чар сон-травы, стали готовить себе ночлег, выбрав место для него подальше от тех цветов. Вскоре солнце уже стало клониться к заходу ярому, и огненные всполохи озарили небо, словно лучина озаряет избу. Беленир собрал сухих дров и веток, и Всесвятлир развёл костер. Брисинор же, устроившись на пеньке сучковатом, затянул перед сном веселую песню.Глава 4. Бой на Лукоморье
На следующий день, когда солнце уже взошло высоко-высоко, влекомое неведомой людям силой, а серебристые паутинки упорных в своем труде мизгирей уже успели просохнуть от кристальной росы, Беленир отомкнул очи. Полежав немного, он встал, взял свой рог могучий, подаренный Явором, и дунул в него что было мочи. Так витязь решил подшутить над друзьями. Звук рога оказался так громок, что, казалось, это дунули в свой горн первородные великаны. Тут же Всесвятлир и Брисинор подскочили, будто увидели призрак медведя, которого вчера повстречали, и воскликнули, выпучив глаза: – Что с ума сошёл? Так и сердце лопнет! Укорив Беленира, оседлали витязи своих коней и снарядились в путь. Но прежде чем пуститься в дорогу, они решили обговорить, какую же стезю им избрать. Беленир предложил: – Надо выбрать не лёгкий путь, но и не тяжёлый. Лёгкий – всегда с подвохом, а тяжёлый всегда труден, а нам некогда отвлекаться на лишние трудности. – Только не по морю, в нём только сгинем, – молвил Всесвятлир. – Значит, выбираем путь в горы, там реку и обогнём, – заявил Брисинор, поглядывая на восток, где серыми неприветливыми вершинами высились Смарагдовые горы, укутанные в снег и пелену туманов. То были горы асилков, вотчины высоких великанов и владенья лютого мороза. – Нет, больно труден этот путь! – сказал Беленир, посмотрев на суровые горы. – Сложно будет задобрить исполинов: пирогом их не попотчуешь. – Да, ты прав, – согласился Брисинор. – Асилки суровы, лбы у них как камень, а у некоторых и сердце твердо как гранит. – Тогда найдём того, кто перенесёт нас через Синегривку по воздуху, – предложил Всесвятлир, поглядывая на юг, далеко за Заповедье, туда, где по миру бродили кудесники старые, творя перед людом чудеса. – Авось и какой ковёр-самолёт найдём. – Это не наш путь! – изронил Беленир, важно почёсывая бороду. – Пока найдём мы кудесника седовласого или твой ковёр-самолёт, поганый Идогурн сожжёт нашу землю, а мы сами состаримся и за годы поисков поседеют наши бороды и отрастут на целый локоть! – Что ж, скажи сам, как думаешь! – разом воскликнули Брисинор и Всесвятлир – Сам я вот как думаю да гадаю. Бессмысленно ждать просьбу Явора к Гелену, так как ему предстоит долгая дорога, прежде чем дойдёт он до государя и обратно. Через горы мы тоже не пойдём: с асилками нам не совладать. Кудесников искать мы тоже не будем, я уже сказал почему. Значит, у нас остаётся два пути. – Разве два? – удивились воины. – Да, два! Один – это пройти через Синегривку. Думается мне, это самая обычная река и ничего она с нами не сделает. – А вдруг сделает!? – воскликнул Всесвятлир. – Тогда остаётся второй путь: идти на запад к побережью, к взморью крутому, где живут моряки-рыбари, и оттуда перебраться в Брегокрай. – Но ходят слухи, что в пучине пенных вод живёт чудище морское, – заметил Всесвятлир, боявшийся пути через море. – Да, – согласился Брисинор. – Кличут это чудо горбом подводным, и, говорят, оно топит ладьи и лодки и сжирает моряков! – И берегин тоже говорил об этих чудищах, – заметил Всесвятлир. – Так что, видно, слухи не пустые. И вправду слухи про это чудо морское, про горб мосальный, были правдивы. Оно жило в глубине, на дне океана, и, бывало, повергало целые суда в пучину, и даже берегины боялись его, зная его коварство и ярость. Но витязи всё же решили отправиться к морю и именно морским путём попасть в Брегокрай. Дорога их лежала на запад, ведя через несколько небольших сосняков. Вскоре путники вступили в их пределы и повеселели. Ведь свет, обильно проникавший между пушистыми кронами сосен наливал все эти сосняки чудесным сиянием, ибо смола, что чуть ли не струями текла с дерев, блистала на нём точно самоцветы. К тому же кругом пели птицы сладкоголосые и весело жужжали лесные пчелы, занятые работой в своих ульях. Вскоре дорога стала крутой, поднялась вверх и вокруг неё появились заросли медового вереса и всяких кустарников. Трава залегла к востоку: туда с моря дул ветер. Но прошла ещё пара дней, прежде чем славные витязи узрели вдали морскую синь. И когда они увидели её, то их сердца молодые объял немой трепет и все они даже замерли на мгновенье. Море волновалось, колыхались его бурливые воды, над его беспокойной лазурью носился ветер могучий и напевал свои издревле сложенные песни. И тут, пока воины глядели вдаль, на запад, перед ними появился, откуда ни возьмись, какой-то дед. Борода его отливала мёдом и вилась до самого пояса. Была она ухожена и всем своим видом показывала состоятельность и мудрость своего хозяина. Брови деда цветом были, как и борода и были очень густы и кустисты, прямо как листва хмурого вяза. Сам он был весьма велик ростом и широк в плечах, и позади него развевались на ветру его плащ и длинные седо-медовые волосы. И оттого его вид был грозен и внушал всем трепет. Когда же старик приблизился к Белениру и его спутникам верным, они увидели, что его очи ярые были не карего и не серого цвета, но цвета, подобного желтому, но более тёмного и золотого, будто бы медового. К тому же глаза деда были грозны, как и он сам, и в них блистала его мудрость, накопленная долгой жизнью. Одет старец был в рубаху мужицкую и коричневый плащ, застёгнутый серебряной фибулой. Подпоясан он был широким кушаком и обут в лапти. Дед отвесил путникам поклон и улыбнулся. – Гой еси, славные богатыри! – промолвил он громко, соблюдая обычаи святой старины. Белениру притом показалось, что голос старца был самый могучий и сильный из тех, что он слышал. – Почто вы приветствуете меня поясными поклонами? – спросил дед, увидав, что путники поклонились ему до пояса. – Меня уже тысячи лет все приветствуют поклонами земными! – и тут воины поклонились ему до самой земли, ибо поняли, что перед ними сын Земли и Солнца. – Вот так-то лучше! – и старец заметно подобрел, поклонился сам и улыбнулся, оголив белые зубы. – Но кто ты? Давай сперва познакомимся! – воскликнул Беленир удивленно, и почувствовал запах мёда крепкого и хмельной медовухи. – Я землёю рождён, рождён благодатной, – ответил дед, – я не из бездны пришёл, не из пропасти, солнце меня породило, яркое сотворило, лучами согрело и оживило! – А я, – начал было Беленир, но дед продолжал: – Мои кости – от камня гранитного, кровь-руда моя – от воды свежей, пот – от вешней капели, жилы от корней дубовых, а волоса от высокой травы. Меня знают все. Неужели никогда не слышали вы о том, кого берегины рекут Фрерин, а карлы Ободрин? Люди же называют меня Дед-Пасечник, – и он рассмеялся так, что смех его подхватили все путники, – вы думали, небось, что все сказки про меня всего лишь сказки и всё? Сказок про Деда-Пасечника в народе ходило много, поговаривали, что когда-то он столкнулся с Лешим Старцем и победил его с помощью своей великой силы и тем спас древнюю землю, на которой располагался теперь Заповедный Край. – Здравствуй вековечно, могучий дед, властитель пчёл и боярин мёда! – наконец вымолвил Всесвятлир, тогда как все остальные стояли, поражённые, и не знали, что им делать, ведь встретили они того, про кого раньше слушали сказки. – Но зачем ты встретил нас, – вновь сказал Всесвятлир, видя, что его товарищи молчат, – и знаешь ли ты наши имена? – Да, знаю, – ответил дед-весельчак, – ведь в ваших руках судьба Заповедного Края! А это земли не только людей, но и моих братьев, которые живут там в тенистых лесах, солнечных полях, в скалах гранитных да в светлых сосняках. Быть может, мы и уйдем когда-нибудь в другие земли, не тронутые рукой человека, но не сейчас. Так вот. Я вас не искал, а встретил случайно. А раз встретил, так одарю кое-чем. Ведь хотите вы отыскать коня, по бокам у которого часты звезды, во лбу светел месяц, а под сердцем красное солнце, а это трудное дело. Потому я дам вам напиток медвяный – мою медовуху живую, чтобы сдобрили вы ею ретиво сердце, кровь горячу и буйну голову, с моей медовухой не страшно будет бороться даже с любым чудищем! Но без веры и она не может помочь. Верьте в победу и победите, ибо вера и гору сдвинет! И Дед-Пасечник достал из-за пазухи три бутыля и молвил: – До встречи, друзья, скоро встретимся, буду ждать вас у себя дома – найдите меня в Брегокрае! – и он на своих резвых ногах вскоре скрылся в зарослях вереса и оттуда крикнул: – Пусть скатертью белою стелется вам путь-дорога через поля и моря, через горы и леса. И шершень пусть не тронет и пчела не ужалит! Удивленные, но не испуганные, путники продолжили свой поход, представляя, что дорога будет стелиться перед ними и впрямь скатертью. Но затем их умы поглотили сладкие грёзы о том, как они сидят у очага и пируют вместе с друзьями и вскоре они совсем позабыли про весёлого деда. До самой ночи и ещё полночи шли путники, и на следующее утро, едва лучи пали стрелами на сыру землю, они завидели издалека крыши рыбацких избушек. Над их головами пролетели чайки белогрудые, а в лицо задул морской бриз и оживил всё тело. Трава же под резвыми ногами витязей стала пышна. Но она по-прежнему была расчёсана ветром на восток. Однако, воины добрались до деревни лишь когда проглянули очи звёзд, а месяц сребророгий засиял ярче самоцвета, осветив зыбучее море, что крутыми волнами вспенивалось вдали и отражало небесные хороводы. Так вот, как я сказал, лишь тогда, когда наступила глубокая ночь, предвестница утра ясного, молодцы добрались до изб смелых рыбарей. Но чтобы прийти в эту деревню, путники проделали немалый путь, спустившись с холмов по витой тропке в прибрежную низину, где и стояли на песчаной почве сосновые избы рыбаков вразброс с лодками и ладьями, чьи паруса изо дня в день обитатели этих мест расправляли по вольному ветру. Беленир постучал в дверь первой попавшейся избушки. Вскоре хозяева отворили её, и из дома в уличные потёмки проник свет лучины, пав на суровые лица воинов. Беленир вежливо попросил ночлега, и хозяин тотчас впустил его и его спутников в свою избу, не желая нарушать издавна чтимые всеми законы гостеприимства. Путники, привязав коней крепкими узлами к столбу дубовому, вошли в избу. – Здравствуй, человече! – воскликнул гордо Беленир, поглядывая на хозяина избы. – Спасибо тебе, друг мой, что приютил нас на эту ночь. Может статься, скоро меж облаками разразится гроза! – и, действительно тучи уже собрались в небе, предвещая страшную бурю. – Будь так добр, приготовь нам кушанья, какие есть, да постели нам где-нибудь спать! – и тут Всесвятлир снял шлем боевой, в котором всегда ходил, а Брисинор шапку, и вместе они уселись за стол, что стоял в горнице. Хозяин же был человек добротный, довольно увесистый, одет был в рубаху, и вся одежда его пахла копчёными окунями, да и изо рта его веяло какой-то рыбой. У него была окладистая жёсткая борода, чёрная как смоль, и он всё время трогал волосы, отчего они были покрыты жиром и оченно грязны. Но не успел хозяин закрыть дверь, как вдруг в ночи тёмной, разрезая воздух холодный, ярко-серебристой стрелой пала наземь молния, озарив все окрестности, и море всколыхалось вслед за ней, освещённое ею. Серебряные блики на мгновенье заиграли на бурных волнах. Разразилась гроза буйная, пошёл дождь проливной, и рыболов закрыл дверь. – Моё имя Бодин, – прокричал рыбак, надевая шапку, – ваши имена мне некогда выслушивать – надо бежать в холмы! – вслед за тем хозяин разбудил свою жену и двоих малолетних сыновей, спавших за перегородкой, и велел им одеваться. – Нельзя, глупец! – вскрикнул Беленир. – Ты их погубишь, старый невежда, упади тебе на голову небесный молот. Всем ведомо, что оружие Маланьицы метит в гору, там вы обретете смерть или останетесь калеками! – Ты не понимаешь, утопить тебя в море мало! – огрызнулся Бодин, с силой дёрнув за свою бороду. – Все здесь знают, что как громыхнёт гром-то, так проснётся в хлябях морских подводная страшила и скоро поползёт на берег. Бегите за мной, хотя вы, небось, и бегать-то не умеете – заелись совсем! И не отставайте, может быть, тогда-то, авось, и выживем-то. – Так значит правда живёт в море чудо, – сказал Всесвятлир. – Тогда лучше не выходить из избы – ещё раздавит или сожрёт! – Чудо-то уже по земле, небось, ходит-похаживает-то, ходуном с боку на бок переваливается, клювом-то своим пощёлкивает, хоботами подеёргивает, а вы расселися здесь будто безногие и даже уходить не хотите! – ответил Бодин. – Оно учует вас и раздавит мою избу вместе с вами в блин! Так что бегите! – и рыбак открыл дверь и увёл свою семью так быстро, что витязи даже не успели разглядеть лица его жены и детей. Несколько мгновений Беленир его друзья сидели в избе, а затем, словно подстёгнутые кнутом, сорвались со своих мест и побежали вслед за Бодином. К тому времени быстроногий рыбак убежал уже чуть ли не к самому холму. Но молния белоокая осветила на мгновенье его измоченную хлещущим ливнем спину, и Беленир его тотчас увидел. Хотя едва свет погас, витязи снова оказались слепы: тьма была хоть глаз выколи. Зато Беленир слышал крики и чьи-то стоны, слышал, как бежит толпа. И вдруг среди всей суматохи услышал он пронзительный рёв, и сердце нашего витязя дрогнуло, сжалось, будто его обхватил кто-то и сдавил железною ладонью. Беленир прилёг наземь за кочкою небольшой и вслед за ним прилегли его товарищи. Всесвятлир, видя, что его друзья испуганы, подшутил: – Что за деревенщина воет здесь? Мои предки сражались с чудищами более великими, чем деревенское чудо-юдо! – Беленир и Брисинор засмеялись, но их смех был притворен. Тем временем, блеснув серебром, в море вновь ударила молния. Бодин уже совсем скрылся из виду, затерявшись в густой толпе рыбаков, выбежавших из своих изб и хижин. И вот приникшие молодцы узрели у самого берега чудище огромное, покрытое илом, ростом выше любого дуба. Оно под рокот грома выползло из пучины морской и распугало людей своим страшным видом. И Беленир тоже ужаснулся: было это чудо велико словно змей, хотя впотьмах нельзя было оглядеть всё его тулово, и имело с боков какие-то отростки, подобные лапам. Оттого наш молодец испугался пуще прежнего и перестал смотреть на окаянное чудище. А оно разинуло пасть, усыпанную зубами словно острыми кольями, и громко заревело, и от того рёва у витязей заколотились сердца и захватило дыхание. Со всего люда честного слетели шапки. Но на том чудо страшное, многомощное не остановилось, а стало своим хвостом огромным крепко охаживать все избы, подняв великий шум. В темноте не было видно, какие дома оно ломало, но отовсюду летели брёвна деревянные да крепкие балки. Блеснули молнии, и Беленир увидел, что чудовище поганое вырвало столб, к которому были привязаны их кони, и жеребцы разбежались во все стороны. Но одного коня чудо подхватило своими лапками и тотчас унесло в свою утробу. – Это уродище проглотило моего скакуна! – воскликнул Всесвятлир и смолк, видя, что уродище собирается уже подползти к народу и сожрать его. Беленир же стал думать, как спастись от этой подводной твари и избавить от неё рыбаков. Слышал он, как кричат позади: «Мосальный Горб, бегите!». Но не знал он, как можно уйти от такой громады великой. «Вмиг эта тварь настигнет тебя и раздавит», – думал он. И тут вспомнил Беленир про напиток пьянящий, дарованный Дедом-Пасечником. Немедля он откупорил бутыль и выпил пять глотков, а затем дал выпить и всем остальным путникам. Вкусен был напиток медовый, и скоро он нагнал невесть откуда в руки и ноги воинов великие силы. Они позабыли свой прежний страх и поднялись во весь рост перед чудом, покинув своё укрытие за приютной кочкой. Злобное уродище уже было от них лишь в десяти саженях. Молнии заиграли на их лицах серебристым светом, и зарницы засветились вдали, осияв проклятое чудище. Сдивовался Беленир над уродищем подводным и, почуяв, что в нём во много раз увеличилось силы и смелости, изрёк: «Дайте мне копьё крепкое!». Тотчас Всесвятлир подал ему свою сулицу, и Беленир, разглядев в свете молний глаз чудища, не зная даже, сколько всего у него очей, бросил сулицу прямо в него. Никогда Беленир не славился своей меткостью, но сулица полетела ровно и угодила чудищу в его единственное око, не прикрытое зеницей. Тут взревело чудо и извилось, будто пораженная змея: из его глаза обильными потоками хлынула кровь. Но скоро оно смолкло и опрокинулось обратно в пучину. Послышались всплески морские, и белая пена поглотила чудище в свои объятия, в глубину неизмеренную. Так окончилась первая битва с Мосальным Горбом. Тотчас со всех сторон к обрыву в море сбежался народ, и люди, словно тени чёрные, зашныряли по камням. Тут и наши молодцы подошли посмотреть, не вылезет ли чудо вновь, не появиться ли оно из морских пределов, влекомое жаждой мести. Но сколько ни ждали его, оно не появлялось. С час стояли люди около самого обрыва, ропща и негодуя, и вслух размышляя, отчего не смогли они вовремя скрыться. Вместе с ними молчаливо стояли и витязи, потупив взоры в бушующие зыби. Через час люди наконец вспомнили своих избавителей и сыскали в толпе Беленира, Всесвятлира и Брисинора. Какие-то могучие рыбаки тотчас подхватили их на руки и, подкидывая в воздух холодный, стали кричать что-то невнятное. Но Беленир не радовался, он был скромен и молчалив, так как ещё не отошёл от всего случившегося. Всесвятлир и Брисинор, напротив, веселились, как только могли, выкрикивая победные речи и угрожая глубине морской своими кулаками. Но тут откуда ни возьмись явился Бодин и заговорил, перебив восхищённые возгласы толпы: – Каждый-то год приходит в грозу это вот чудище зверское, дабы забрать из нашей-то деревни пять человек себе во чрево. В этот-то год вопреки моим советам, вы отказались отдать кого-нибудь чудовищу в дар. Вот и пришло оно так нежданно-то из глубин морских. Едва разразилась гроза – оно уже появилось, хотя прежде-то так быстро не являлось. Оно пришло, чтобы нам отомстить и нас наказать. И придёт ещё! – тут Бодин обратился к Белениру. – Мы-то не можем покинуть нашей деревни, ведь это одно место за сотни вёрст, где меж обрывов в море есть пологий берег, где мы-то можем выходить в море и черпать сетями из него-то рыбу! А вы уйдёте, оставив нас с нашими-то бедами, пуще прежнего разозлив Мосального Горба. Победа над чудовищем – не конец нашим страданиям! Беленира перестали подбрасывать в воздух и он, твёрдо встав на землю, ответил Бодину: – Да, ты прав – это не конец вашим страданиям, и я сразу скажу, что слепое чудовище немногим слабее зрячего. И поверьте мне, оно ещё вернётся из пучины в пене, и иле, и тине морской и втройне злое! Поэтому готовьтесь и вы к бою. Вот так! – Тогда вы будете жить здесь до тех-то пор, пока оно-то вновь не появится, и убьёте его уже навсегда! – весело подхватил Бодин. – А теперь давайте-ка пойдём в горницу и выпьем пива и закусим сельдью! Вся толпа радостно подхватила слова Бодина и пошла в большой дом, нетронутый чудищем, чтобы немного выпить или же, напротив, напиться до повалу. Никто из рыбаков и знать не хотел, что воины не могли долго оставаться в деревне. Трое витязей же остались на берегу под покровом ночного неба. К тому времени небосвод прояснился, и месяц уже бледнел над их истомлёнными головами. Они сели у края отвесных скалистых берегов и огляделись: слева от них тянулся вниз пологий спуск к пляжам, а справа невыразимыми громадами высились голые скалы, впереди было море необъятное, позади деревня бревенчатая. Между тем Беленира стали посещать тёмные, словно зимний вечер мысли. Даже мерцание звёзд, которые в невиданном танце плясали на небосводе, не могло отвлечь его от них. «Пьяницы, дураки, – думал он. – И неужто всем людям только того и надо, чтобы выпить и отвернуться от своих дел и своей жизни? Неужто никому из них жизнь не нужна? И таких людей я иду спасать». – Да, глупые люди, глупцы! – сказал вслух Беленир. – Они пошли пить, тогда как надо готовиться к обороне. Бодин! Он тут похоже староста. Неужто все старосты так паршивы? – но тут Беленира перебил Всесвятлир: – Вряд ли, но лихо на головы тем пастухам, которые пасутся сами, а за овцами не приглядывают. Бодин, коли он староста, видно, один из таких пастухов! – Но как нам теперь перебраться в Брегокрай? – воскликнул Брисинор, и очи его пыхнули жаром. – Надо сказать им, чтобы сряжали ладью и везли нас к берегинам! Мы не можем ждать, когда уродище вновь нападёт. Оно, может, вылезет через месяц или даже год! Но Беленир, подумав хорошенько, сказал: – Нет! Мы не можем уйти отсюда, ведь из-за нас чудище теперь пусть и слепо, но ужасно зло и наверняка скоро вернётся докончить начатое. Мы должны остаться и каким-то образом положить этому конец. Митрапирн далеко отсюда и не ведает горя этих людей и не может им помочь. У нас же есть чудесная медовуха: она прибавит сил, и мы одолеем вражину. Да и не поплывут никуда рыбари, пока ненасытное чудище будет бороздить морские просторы. Я обезглавлю его, а поганую голову насажу на кол! Тогда избавим мы людей от напасти, а сами уплывём в Брегокрай, снискав помощь благодарных жителей и немного славы. «Как жаль, что я не могу победить и другого врага этих рыбаков – пьянство», – подумал про себя Беленир и опечалился. Всесвятлир и Брисинор же согласились со словами своего друга и разожгли костёр трескучий. Они не пошли в горницу, где вовсю шло веселье, а отдохнули на свежем воздухе: откушали свои запасы и так просидели до утра под подозрительное колыхание волн, пока не рассвело. Когда же чистые слёзы утренней росы заблистали на траве-мураве и когда красно солнце золотым клубочком выкатилось на небеса, тогда-то вот приготовились удальцы к бою. После долгих споров они решили, что чудище должно было появится на рассвете, раз не появилось за все это время, ведь оно наверняка горело злобой и хотело скорой мести. Тем временем густой лиловый туман заскользил пеленой по долинам на востоке, поднявшись до самых гор, а море зардело румяным блеском. И путники, сидя на траве, невольно услаждались всеми красотами природы. Ведь даже скалистые берега, тянувшиеся отвесно над золотистыми что пшеничный колос пляжами, блестели в солнечных лучах. Вокруг царило блаженство. Гуляния рыбаков уже, наверно, кончились, и они, пьяные, не видя прелестей этого утра, заснули в затхлой горнице. И вдруг разверзлись воды морские, зашумели сильно: явился из них Мосальный Горб, головою тряхнул, шевельнул хвостом и зарычал страшно. Блики радужно заиграли на его чешуе, с боков он зашевелил своими лапками-отростками и вскоре как змей извился в воздухе. Почуяв своих врагов, чудище взревело что было мочи, и воины будто околели на время. А уродище морское стало всё ближе и ближе подбираться к ним, рассекая волны высокие и стремясь к берегу. Но вот Беленир, преодолев замирания своего сердца, сказал своим соратникам на ухо: – Сулицу мне, сулицу – не видит нас чудо, слышать лишь может и чувствовать, – замысел витязя заключался в том, чтобы бросить копьё в колокол, что находился в колокольне, вырубленной в скале – в этот колокол били встарь рыбаки, встречая гостей или недругов. Беленир рассчитывал, что уродище подумает, что в колокольне спрятались витязи и бросится на скалу, где разобьёт свою неразумную голову, вместо добычи отыскав острые камни. Всесвятлир подал Белениру сулицу. Витязь прицелился метко, размахнулся да и забросил её прямо в колокол. Зазвенел тот звучно, затем и вовсе сорвался и полетел вниз. Шум поднялся приличный: небольшая часть скалы прибрежной, по которой скатился в воду тяжелый колокол, с грохотом упала на золотопесочный пляж. И внезапным порывом своего длинного тела чудовище устремилось прямо на камни, рассчитывая схватить там жертву. Ударилось оно оченно крепко, и скала сотряслась с ещё большей силой. Казалось будто первородный великан упал где-то вдалеке и вызвал тем землетрясение. Но вскоре послышался оглушительный рёв, и чудище оцепенело, затем извилось в судороге и рухнуло прямо на пляж. Тут со скалы прямо на него осыпались камни да валуны и придавили его. Самый большой из них упал прямо на извивавшийся хвост. Рёв и вой смолкли, наступила звонкая тишь. Тут из горницы высыпали люди добрые, с пьяных глаз не понявшие, что же происходит. Кто-то прихватил с собой кружки с пивом или медовухой, а иные выбежали с рогами, полными браги. Впопыхах Беленир увидел, как некоторые люди вытащили из горницы дома, в котором пировали, медвежью шкуру и весьма знатную – украли подлецы! Но никто этого не заметил: народ честной побежал вновь встречать своих славных спасителей. Беленир сразу понял, что без пира званого тут не обойдётся, а на этом пиру не обойдётся без пьянящих напитков. Всесвятлир же, заметив это, явно не огорчился, рассчитывая отдохнуть в застолье, слушая как селяне расхваливают его молодецкую удаль. Брисинор же воспринял это безропотно, хотя и не хотел пить. Подбежав к обрыву и узрев чудище, лежащее на пляже и заваленное грудами серых камней и стылых валунов, рыбари возликовали и захлопали в ладоши да так громко, что казалось хлопает в ладоши не сотня человек, а целая тысяча. Затем рыбаки всей толпой, просто-напросто подхватив и витязей хоробрых, отправились в горницу большого дома, самую обширную в этой деревне, чтобы там как в гридне распить мёд сахарный да хмельное пиво. И, хотя Беленир думал ускользнуть из толпы, его вместе со спутниками, затолкнули в двери. Горница была длинна и узка, с высоким потолком, в ней стоял стол длиною две-три сажени. Кроме того, была она темна: свет еще не успел в нее проникнуть, ибо солнце взошло ещё не очень высоко. Внутри были зажжены лучины и свечи, и их огни дрожали между согбенными тенями людей. Тёмная и мрачная, горница была наполнена пьяным людом, который производил в ней невыносимый шум. То был не славный пир у Митрапирна-князя, а грубая и бестолковая попойка. Но Белениру и его друзьям пришлось разделить стол с рыбаками, как пьяны бы они ни были – ведь именно их деревню они спасли уже во второй раз. Удальцы присели на самые почётные места длинного стола, кое-где стелённого белыми скатертями, и принялись за небогатую еду. Но потому что они довольно сильно хотели есть, то съели всю рыбу, которую им предложили, и выпили весь квас хлебный и прочие напитки, которые им налили. Беленир и Брисинор кроме кваса ничего выпить не успели, ибо по большей части набивали рты едой; лишь Всесвятлир отведал несколько глотков медовухи да кружку пива солодового. Не считая этого, он ещё осушил кубок браги. Но и от этого он не сильно опьянел. Однако путникам не удалось отдохнуть как следует: не удалось вволю отведать квасу и наесться рыбы. Ни с того, ни с сего послышался писк, пронзающий даже кости, затем загрохотали камни, и в дверь горницы ударило что-то. – Чудо ожило! – послышались голоса в зале, и люди начали роптать на витязей. Но тут из-за стола встал Всесвятлир и молвил гордо: – Глупые люди! Почто вы на нас хулу сказываете? Мы вам ничего худого не сделали, а, напротив, уже дважды Мосального Горба отсюда прогнали! – Так прогоните ещё раз, если вы не трусы! – отвечали ему люди. – И прогоним! – опрометчиво заявил Всесвятлир. – В этот раз мы можем не выстоять, – сказал Беленир товарищу потише, чтобы рыбаки его не услышали. – Надо воодушевить людей на борьбу. Что они расселись словно утки на взморье? Пусть тоже готовятся к бою, – последние слова он произнёс с дрожью в голосе, потому что понимал, что враг их силён, а сил у них мало и нет с ними рати, местные же о ратном деле мыслили на уровне пьяной драки на кулаках. – Беленир прав, – подтвердил шёпотом Брисинор. – Я, например, устал от тревоги и рука уже не так тверда. Всесвятлир, выслушав советы друзей, поглядел на народ, что суетливо толпился в горнице, ожидая своей кончины, и сказал: – Люди добрые! Дважды мы уже побеждали это чудо, но оно вновь возвращалось. Значит, троих недостаточно, чтобы его сразить. Готовьтесь и вы к отменной битве, вместе встретим его. – Мы погибнем! – воскликнул кто-то. – Как назло ещё не допил медовуху! – Кто-то сложит головы, – согласился Всесвятлир, – но, знайте, вместе мы бесспорно победим, а о вашей смелости, о вашей мощи будут говорить годами! И даже все сородичи этого окаянного чудища устрашатся нашей доблести! Люди приободрились, позабыв даже, что недавно Всесвятлир называл их глупыми, и заговорили о битве. Кто-то взял палки дубовые, другие взяли стулья, многие притащили гарпуны, топоры и рыбацкие ножи. И вдруг горницу вновь огласил шум ударов чуда морского. Послышались испуганные голоса, но тут солнечные лучи проникли внутрь, и народ честной вновь приободрился и забыл о трусости. Всесвятлир обнажил свой могучий клинок, и все его товарищи тоже изготовились к битве. Беленир, держа меч, чувствовал, как дрожит его рука и как сердце колотит жестокими ударами его внутренности. Но он не поддался страху и остался стоять там, где был. Чудище ещё раз ударило в двери своей твердокаменной головою, и ворота с треском разломались. Пробилось оно в чертог, словно в закупоренную бочку, набитую едой, – несчастными рыбаками. Словно слизень огромный уродище вползло в горницу. Из глазницы пустой и его переломанных лапок обильным ручьём сочилась кровь. Тут же чудовище кольцом обвило одну из десяти подпорок, что в два ряда высились вдоль горницы и подпирали ветхую кровлю, и сломало её без всяких усилий. Рыбаки, увидев, что чудище портит дом, понеслись на него кто с чем в руках. Стали они его бить-колотить, но чудо вмиг их отбросило, и они рассыпались по стенам. Тогда Брисинор, почуяв силу в своём сердце, подбежал к морде чудовища и всадил топор ему прямо в пустую глазницу. Почуяв боль, уродище поганое извилось и своим длиннющим хвостом сломало ещё три подпорки. Беленир меж тем смекнул, что надо делать, и, отбросив всякие сомнения, крикнул: – Рушьте подпорки, крыша обвалиться и придавит его! – на этот раз его голос не дрожал: в нём звучали зычно мощь и мужество. – Но мы сломаем дом, – заметил недовольно какой-то мужик. – Новый построите! – рявкнул на него Беленир. – Жизнь спасать надо, а не эту гниль! Мужики деревенские не стали пререкаться и быстрёхонько разрушили подпорки своими топорами. Но несколько подпорок они оставили и выбежали вон из горницы прямо через выбитые двери. В доме не осталось никого, кроме трёх витязей и кучки перепуганных пьянчуг. Беленир велел им уходить через другой выход, бывший в горнице, и остался со своими верными товарищами. Но и чудо тем временем не дремало и не лежало просто так, пока друзья совещались: оно пожирало нескольких селян, которых успело сцапать. Съев их всех без остатка и забрызгав пол мужицкой кровью, оно обрушилось на Беленира, услышав звук его шагов. Но он прикрылся своим крепким щитом и выдержал удар. Всесвятлир и Брисинор тем временем обрушили другие подпорки, оставив только две, отчего крыша сильно накренилась. Затрещал свод, над головами витязей раздались скрип и скрежет. Беленир, поняв, что кров скоро и неминуемо обвалится, велел друзьям убегать и рванул к выходу из горницы. Но прямо около выхода лежало само чудовище. Кое-как проскочил витязь мимо хвоста, что был у него на пути, и с трудом перепрыгнул грозное тулово, споткнувшись о скользкие бока, и ушиб ногу. Но воин всё равно смог выбежать из дома. В лицо ему приятно подул свежий ветер. Лишь затем он заметил, что поранил ногу о острые шипы торчащие из тулова чудища. Вслед за Белениром побежали Всесвятлир и Брисинор. Но если Всесвятлир выскочил на вольный воздух, то Брисинору не повезло. Чудо случайно схватило его своими лапками-отростками, и, поняв, что это человек, потянуло его в свою пасть. Воин закричал. Он приближался к пасти червечудища, над которой красною кровью сочился выколотый глаз. Брисинор хотел бросить топор ему прямо в глазницу, но выронил его из рук и остался один на один со своим врагом: без оружия. Беленир и Всесвятлир, увидав что приключилось, побежали ему на помощь. Но тут треснули остальные подпорки, и крыша обвалилась. Чудище завалило вместе со славным удальцом. Над ними взгромоздилась огромная груда балок и досок и горою пали на них длинные брёвна от обрушенных стен. Беленир вздрогнул: ужас прокатился волнами по его телу. Он застыл на месте, не смея шелохнуться, и вперил взгляд в разрушенный домище. Всесвятлир вскрикнул от злости: как никак Брисинор стал ему уже другом и ему нынче было очень горько. И едва замолк молодецкий крик, чудо произвело писк и подняло голову из-под завалов. Тогда, не робея, Беленир подбежал к нему и трижды по самую рукоять всадил ему меч в голову – теперь чудище было убито наверняка. Рыбаки, стоявшие плотнымкольцом в нескольких саженях от обрушенного дома, попятились назад, иные ушли к своим старым хибарам, разбросанным по лукоморью. В небесах же пролетала утка серая, кряква-гоготунья. Крякнула та утка со всей мочи, крякнула еще раз, крякнула в третий раз, и в ушах у Беленира зазвенело, а в глазах потемнело, и он рухнул наземь в беспамятстве. Так окончился третий бой с Мосальным Горбом.Глава 5. Удар за ударом
Очнулся Беленир уже ясным утром на полатях в избушке Бодина. Нога его ещё ломила, а рана была воспалена. Поодаль от него, на сосновом тёсаном стуле сидел и ворчал себе в бороду сам Бодин, совсем недовольный случившимся. Он то и дело посматривал на Беленира и в его взгляде был виден упрёк. На лавке, в тёмном углу комнаты, сидел Всесвятлир и грозно глядел на хозяина. – Что с Брисинором? – тихо спросил Беленир, но его голос был слаб, и никто не расслышал, что он спросил. Только Бодин прокряхтел в ответ, ковыряя свой лапоть: – Ишь, проснулся-то, приспешник Митрапирна! Давно было пора чудо-то сразить-то, странно, что не Вадир прислал вас, а Митрапирн… Да толку – все равно ничего не смыслите в своей работёнке! Лучше вообще бы не присылали никого. Лучше бы отдали-то чуду людей как раньше. Всегда отдавали и оно уходило. А вчера оно вдвойне обычного съело: жены плачут, старики грустят, дети-то теперь в кручине. Почто вы сюда-то явились, мрази негодные? – Ах так, глупый дед, ты хвалишь избавителей? – оборвал Бодина резкой речью Всесвятлир, и его глаза засверкали. – Пусть погибли сегодня люди, но зато впредь никто не будет погибать от уродища ужасного. Ты глуп как пень сучковатый, а голова твоя что дупло. Наверняка там уже дрозд гнездо свил… Волк ты в овчине! Вот кто! – Молчи, глупец! – воскликнул толстоватый рыбак, и из его рта вылетела слюна. – Когда я уже ловил рыбу-то – ты ещё лепетал! Вы мне ненавистны, жители чертогов, опьянённые похвальбой за свои подвиги, сидите только-то и слушаете, как воспевают ваши деяния, а сами никогда мечи ни с кем не скрещивали! Лишь в вепрей копья метали, а потом ели их, тучных и жирных, на пирах! Заливаете-то вы в глотку вино да пиво, не зная предела и не ведая границ! – Бодин сам границ этих не ведал, но все равно бросил такой упрёк. – Теперь из-за вас погибло мерено-немерено рыбаков и без того бездольных. Впору вас сбросить со скалы. – А твой язык впору вырвать и скормить волкам! – вскрикнул Всесвятлир. – Ты провёл всю свою жизнь только в море да в своей избе, более нигде ты не бывал, а вот я битвы видел и зрел, как вороны сбираются на бранные поля. Ты же только плавал да ловил рыбу под парусами. Это дело рыбачье, а моё дело – дело воинов. Вот и не суй свой тупой нос в нашу жизнь, пока я не треснул тебе хорошенько! – и тут удалец встал и собирался уже подойти к Бодину и проучить его, как тут же упал на лавку: сил у него было мало. Беленир тем временем произнёс: – Что с Брисинором, выжил ли он? – на этот раз его услышали. – Выжил! – ответил Бодин, опередив Всесвятлира. – Ему досталось правильно, получил по заслугам. Глупец! Пошел на чудище с топором, будто по дрова, будто лес рубить! Взял бы ещё нож-то, тогда точно чудо бы его устрашилось. – Тебе впору стоять на базаре, Бодин, и невесть что говорить! – хрипло молвил Беленир. – Он нас хотя бы приютил, здесь мы отлежимся, а он пусть треплется сколько хочет, – заметил Всесвятлир. – Почему ты приютил нас? – спросил тогда Беленир у хозяина. – Заставили, мрази, – ответил злобно Бодин. – Домов-то в деревне толком не осталось: сплошь одна гниль да развалины. Никто не мог вас взять, и они заставили меня. Тут где-то в другой комнате простонал Брисинор: – Воды! Воды мне! – Сейчас! – злобно рявкнул Бодин. Беленир закрыл глаза, немного передохнул, а затем спросил у Всесвятлира, буйно стучавшего ногой по полу, видно от негодования: – Чудище мертво? Повергли ли мы Горб Мосальный? – Да! – с тяжестью в голосе ответствовал Всесвятлир, глядя в окно косящатое. – Мы одолели его, но Брисинор чуть от того не погиб… Да и самый богатый в селении дом мы развалили! – и гордый витязь усмехнулся. – Они сейчас пекутся больше о том доме, чем о павших товарищах. Их бедность сжирает их души. Но будь они побогаче, было бы и того хуже: золото в их руках бы зачерствело, и они умерли бы на золотом троне от голода, боясь потратить и полушки! – Думаю, ты говоришь лишнее! – молвил Беленир. – Будь у них богатство, они бы его или растранжирили, или же просто жили бы так, как живут сейчас – мелочно и жадно, только в более богатый деревне с более богатыми домами. Тут вошёл Бодин, он странно посмотрел на двух витязей и посмеялся себе в бороду: на его лице была видна злая ухмылка. Но Беленир не хотел больше бороться с этим глупцом словами, потому ничего не сказал ему. Всесвятлир после того, как Бодин ушёл, посмеялся над его нечёсаной бородой и тупыми речами. – Этот Бодин вдвое глупее всех остальных, – заметил Беленир. – Если те, как ты говоришь, пекутся о разрушенном доме, то этот горюет над новым счастьем. Пусть и омрачено оно смертями, но это счастье. Раньше они отдавали людей чуду на съедение и, как видно, не горевали, а теперь, когда кто-то погиб в битве, этот дурак недоволен. – Пожалуй, лучше было бы для этих дураков-рыбарей, если они покинули бы это проклятое место, – сказал Всесвятлир. – Но слишком долго они жили здесь, пока запах протухшей рыбы не въелся в их души. Теперь они никчёмны! Глупцы слишком привыкли к этим хижинам и этому берегу, что не смогли бы оставить эти избы, даже если бы явился сюда Вадир-князь или благородный Митрапирн и сказал бы что даст каждому по новому дому в своих землях. Спустя пару недель жизни в весьма негостеприимном жилище, путники попросили у селян, чтобы те доставили их в Брегокрай. К тому времени Беленир оправился от борьбы с чудищем, а Брисинор уже почти выздоровел после ушибов и ран, полученных от чудища и от рухнувшего дома. Рыбаки, уже науськанные Бодиным, над ними посмеялись и лишь некоторые, видя, какой подвиг совершили витязи, им в этом не отказали. Ведь даже среди такого захудалого и видом, и духом народа находятся хорошие люди. Такие добрые люди в благодарность за победу над чудищем и избавление их от кровавой дани, и решили доставить витязей туда, куда им надобно – в Брегокрай. Вскоре был снаряжён и корабль: ладья из крепкого дуба. Главой на ней стал один из рыбарей – Судак, человек бывалый, с загорелым лицом и мозолистыми руками. Наконец настал день отплытия. До этого дня, скажу честно, Белениру и его друзьям жилось не очень хорошо. Их постоянно осыпали насмешками и недовольными речами, бранили и один раз даже собрались побить, но Всесвятлир всех разогнал своим мечом, а Судак топором. Как потом догадался Беленир, этим рыбакам заплатил Бодин, отдав им пару возов с рыбой. Ведь на следующий день несколько бочек исчезло с его двора. Кроме того, некоторых Бодин даже убедил, что чудище было посланником Государя Волн и наказывало за грехи, щадя праведных, и потому витязи совершили не подвиг, а богохульство. Так вот, в день отплытия, когда корабль был готов, удальцы и добрые рыбаки, что были с ними, спустились на пляж. Тёплые волны достигли их ног и с отливом укатились в белопенное море. Тем временем на горизонте алом под крики чаек разгоралась заря и с запада веял бриз. Беленир, увидав этим утром морские красоты, почувствовал непреодолимую тягу к странствиям, захотел, чтобы ветер дул ему в лицо, чтобы шторм хлестал воду молниями прямо перед носом их корабля, чтобы в ладью бил град и чтобы его сердце упивалось грозой. Но затем он ощутил, что скоро удалится от земель родных, от своего дома и затосковал по своему краю. С небосвода горошинами полились капли: заморосил крупенистый дождь. Витязь оглянулся назад и увидел скалы высокие, на вышине которых, на травянистых лугах, стояла полуразрушенная деревня рыбаков – её витязи уже успели возненавидеть. Справа и слева от деревни тянулись вниз крутые спуски к пляжу. То были поросшие мхом и кустарником дорожки из камней серых. Кое-где камни были так огромны, что для того, чтобы спуститься, надо было с них прыгать. Пляж же, к которому эти дорожки вели, распростирался длинной жёлто-золотистой полосой на север и юг, оканчиваясь где-то там, далеко-далеко. Эти места, пусть и жило здесь много глупых людей, были отчизной для витязей: это была их земля. – Пора в путь! – сказал, наконец, Всесвятлир Белениру, зазевавшемуся на пляже. – Сейчас! – ответил Беленир. – Подожди, мы ведь уходим с родной земли! Беленир еще некоторое время постоял на берегу, прощаясь с родиной, то глядя вдаль, то потупив взор в землю. Затем он вместе с Всесвятлиром и Брисинором взошёл на судно, и корабль отбыл от берега. Ладья была не очень большая: семь саженей в длину; но внушала своим видом доверие, ибо была крепка и прочна. На единственной мачте раздувался парус, наполненный могучим ветром. На нём не было никаких рисунков и узоров, какие бывают на боевых ладьях, ведь эта ладья ныне была рыбацкой. – В прежние времена, – начал вдруг Судак, – этот корабль был боевым. И мне довелось даже быть в походе на нём. Ух, и славен был поход… Вон – в этом шлеме и с этим мечом я и побывал в нем, – и рыбак указал на шлем, лежавший на борту и меч, покоившийся в ножнах у него на поясе. – Сейчас уже ладью приспособили под рыбацкое ремесло. Но глядите: она осталась так же стройна! Ух! Словно лебедь белокрылый рассекает она волны, взмучивает морскую пучину. Ух! – Она и впрямь была боевой, – согласился Всесвятлир, знавший кое-какой толк в ладьях. – Да, – согласился Беленир. – Вон и палатка осталась. Вправду около мачты была сооружена палатка небольшая – такие в ту пору бывали только на боевых ладьях, ибо на ней были изображены сцены из жизни морских воинов и вольных рыбарей, а также смелых охотников. Все эти рисунки некогда были золотыми, но сейчас нити вышивки поблёкли и уже не радовали взор. Беленир оглядел палатку и тут же заметил, что в ней кто-то есть. – Бодин! – воскликнул он. – Он пробрался на корабль! Судак и рыбаки выволокли спящего Бодина из палатки и разбудили его. – Какого чёрта ты сюда явился, прохвост? – спросил его Судак. – Не твоё дело, – ответил Бодин. – Мы уже далековато от берега и возвращаться не будем, – молвил тогда Судак. – Выкинем его в море. Пусть идёт на корм подводным жителям! – Нет, – прервал его Беленир. – Не стоит. Как никак, он нас приютил недавно. И может от него будет какой толк, – Бодин ухмыльнулся. – Но, если ты, пройдоха, что-то вычудишь, я тебя сам брошу в море и не пожалею об этом! – ухмылка сама собой исчезла, и толстяк замолк. Ладья, тем временем, плыла на север. Навстречу дул суровый ветер, поэтому парус пришлось опустить и плыть на вёслах. Тут рыбакам славным хорошо помогли Всесвятлир и Беленир (Брисинор ещё не совсем окреп после боя): они подналегли на вёсла длинные, когда некоторые из гребцов утомились. Бодин же всё время мешал кому-нибудь: донимал горемычных рыбарей или витязей, отчего получал от них пинков. Сам же он почти ничего не делал и отлёживался в палатке больше других. Всесвятлир подозревал, что он что-то задумал и постоянно за ним следил. Ему казалось к тому же, что этот рыбак сошёл с ума. Ну а море было всё так же изменчиво, как его и описывают бывалые моряки: ветра дважды меняли свое направление, и приходилось то опускать парус, то поднимать его. Так прошло несколько дней, и каждый вечер витязи созерцали пляску бликов на водной глади, а вздымавшиеся волны светили им в очи золотистыми гребнями. Ночью же море белопенное было ещё красивее, чем во время царствования солнца: оно отражало мириады небесных звёзд, и иные отражения, казалось, разгорались ярче, чем их двойники на небе. Порой и серебряная луна смотрела вниз с вышины, освещая волны своим бледным сиянием. Утром же путников приветствовал новый рассвет, и порой Беленир даже вставал раньше обычного, чтобы его увидеть. Любовь к свету тогда была велика в народе Заповедья. Берег песчаный был всё ещё виден. Ведь им не надо было отплывать очень далеко – они просто плыли вдоль знакомых земель до края берегинов. К тому же в те годы мореходы из Заповедного Края не решались ходить слишком далеко от берега, боясь потерять из глаз свою родину. Но им это можно простить, ибо они были не столь искусны, а их плавания как правило заканчивались обычной рыбалкой. Иной народ был берегины, вот они плавали далеко и торговали даже с такими странами, о которых Беленир никогда не знавал. Но вернёмся к путешествию. В один день облака седые заволокли небо и случилась ужасная гроза. Ни с того ни с сего молнии разрезали воздух, послышался могучий гром. Беленир встал на носу ладьи и упоённо стал глядеть вдаль: как это было ни странно, он желал грозы. Крупный град раздёрнул воздух, стал бить по воде, тревожа морские волны. Белениру попало прямо по голове, и его сковала боль. Тотчас для него вокруг всё смолкло на несколько мгновений, и он увидел, как молния чуть не угодила в нос ладьи, ударивши в воду впереди корабля. Голова вскоре перестала болеть, и вместе с болью из неё ушла и охота до грозы. – Ух, не выдержит ладья, развалится негодная! – вскрикнул Судак, держа в руке весло рулевое, тут в весло угодила градина и разбила его в щепки – давно не было такого крупного града. – Весло сломано! – добавил Судак. – Подгнило наверно. Несите запасное! Мореходы побежали за запасным рулевым веслом, но не нашли его. – Нет весла! – Как нет? – удивился Судак, надев свой шлем. – Поищите ещё. – Нету! Судак глянул на Бодина: тот корчил из себя невинного. Видно, он и выбросил запасное весло. – Теперь мы не можем управлять ладьей! – воскликнул Судак, в замешательстве позабыв, что судно можно развернуть без рулевого весла. – Точно разобьёмся! Воины, с трудом противясь буйному ветру, прошли к палатке, взмокшей от дождя и порванной кое-где градом, и вошли в неё – в ней лежали их шлемы и их они как раз и надели, чтобы уберечь головы. Было слышно, как сильно бьются три сердца. Ведь страх подогревал души воинов. А куда без страха? Неужто, вы думали, что витязи бесстрашны? – Что будем делать? – спросил Всесвятлир. – Мы утонем, если будем сидеть сложа руки! – Надо прыгать в море и самим плыть к берегу! – пробормотал Брисинор. – Иного выхода нет! – Всегда есть иной выход! – сказал Беленир. – Надо снять парус и на вёслах идти к земле. – Но рулевое весло сломано, – напомнил Всесвятлир. – Мы не сможем развернуть корабль. – Тогда нужен другой выход! – изрёк Беленир. – Иначе зачем мы шли в путь, если погибнем в волнах, даже не раздобыв коня? – Хотя можно попробовать развернуть судно без рулевого весла! – догадался, наконец, Всесвятлир. – Надо просто ослабить греблю с правого борта. Пойду скажу Судаку. Странно, что он сам не додумался. Буря, тем временем, заметно усилилась и свистала так, что уши глохли. Молнии и зарницы стали сверкать так часто, что в глазах всё вокруг блекло. И ветер сдувал людей к бортам, будто пытаясь сбросить их с корабля и накормить бушующую пучину, а волны широкошумными валами набрасывались на судно, и оно колебалось под их натиском, словно утлая лодка. Три вала один за другим накатились на ладью, словно грозные кони морского царя, едва не опрокинув её в пучину. Судак по совету Всесвятлира меж тем уже пытался развернуть судно к земле без рулевого весла – скал на берегу как раз не было. Но пока это плохо получалось из-за страха и путаницы, что царили на корабле, и из-за неумелости рыбаков. Бодин же бегал по судну и выкрикивал: – Это из-за них мы погибнем, море жаждет их крови, сбросим их в воду, тогда буря утихнет! – но никто не обращал на него внимания – видно, он и вправду тронулся умом. – Государь Волн заберёт нас всех на дно! За то, что они убили его сына! Когда же буря стала завывать самым отчаянным воем, Бодин взял молот, бывший на судне, и стал пробивать им дно ладьи. Удар за ударом он приближался к своей цели, и никто этого не видел. Но вот заметил это Всесвятлир и прыгнул с разбега, и сшиб его с ног. Завязалась драка, которую в смятении никто не увидел, и Бодин, как оказалось, был весьма силён, пусть и толст. Он почти одолел Всесвятлира и уже стал душить его своими короткими жирными пальцами. Ветер выл, и дождь хлестал, молнии кричали в поднебесье. Но вот гордый удалец собрал все свои силы и одним могучим ударом вырубил Бодина и сбросил с себя его грузное тело. Но паршивец успел пробить дно, немного, но успел. Вода неспешным потоком стала затекать в судно. Рыбаки совсем растерялись и перестали слушать голос Судака, который пытался направить ладью к берегу. Все стали затыкать дырку чем попало, но не получалось. Воды затекало всё больше и больше. Так бы и погибли люди в глубоком море, в пучине безмерной, но Беленир придумал кое-что. Пока он думал, ладья наполнилась водой по щиколотки, а его соратники почти потеряли надежду. И вот Беленир с важным видом провозгласил: – Несите хлеб добротный, мните его и заткните им дыру! – это странное решение было пока единственным, что могло спасти тонущий корабль. Рыбаки рванули к мешкам с хлебом и стали мять его, что было довольно трудно. Ведь ветер могучий всё дул, а буря свистала, и молнии сверкающими копьями обрушивались то в море, то на берег, смутно видневшийся вдали на востоке. И, хотя град прекратился, но даже без него дело это было не из лёгких. Но люди справились со своим заданием: они размяли хлеб ржаной и вручили его Белениру. Корабль меж тем ещё более наполнился водою. Но славный Беленир всё равно смог заткнуть пробоину куском размятого хлеба, что тоже было не так-то и просто. Вода, наконец, перестала затекать. Молодцы щитами и шлемами вычерпали воду, бывшую на судне, и радостно вздохнули. Так и был спасён корабль. Но буря продолжалась, всё более и более она усиливалась, и никто не знал, как можно с ней совладать. И взмолился Судак: – Ух! Боже морской, хозяин приливов и отливов, государь под водой, и ты, владыка молний, небесный ковач, богатырь рыжебородый! Помогите нам: умерьте гнев грозы и бури, спасите нашу ладью крепкодубовую! Беленир же лишь надеялся. Век живи – век надейся, как говорит пословица. И надежда никогда не затухала в сердце Беленира. Он не молился сейчас. «Это не поможет», – думал он, вспоминая о своём крае, о доме, даже об отце, которого никогда не знал и который сгинул в морской пучине и о многом другом. И так много было мыслей в его голове, что он сам потом не смог все их вспомнить. Однако, никакие воспоминания, никакие мысли не вогнали его в отчаяние. После мольбы Судака ничего не произошло, и дикая буря мотала корабль по шумным волнам ещё несколько часов. Но он не разбился, не потонул. Судак же, как ни старался заставить рыбаков налечь на вёсла, ничего не смог сделать. Ведь половина рыбаков валялась побитая градом, слава богам, что не насмерть, а другие обессилели да и страх сковал их умы. Так что на вёсла пришлось налечь самому Судаку и витязям: град не повредил их головы. Им-то и удалось направить ладью на верный путь. Однако, после буря утихла, а ветер умерил свой пыл. Потухли огненные стрелы молний, умолкли раскаты грома. И сердца Беленира и всех, бывших на корабле, тоже умерили свой бой. И как только гроза совсем утихла, рыбари тотчас заделали понадёжнее дыру, используя имевшиеся на ладье доски и смолу, и затем все легли спать: так утомились наши мореходы. Лишь немногие остались следить за берегом, от которого их отнесло: мало ли ладья удалиться от него; и за беспамятным Бодином: мало ли опять учудит что-нибудь. Беленир спал как будто впервые за всю жизнь или будто хотел выспаться за всё будущее житьё. Во сне он ничего не слышал и не ощущал, даже того, как уже проснувшиеся рыбари ходили около палатки, во весь голос сетуя на побитые головы и спины. Зато, пока витязь спал, он видел чудесные сновидения. Виделось ему, будто он встретился с богами. И они говорили с ним: рекли мудрость из своих уст сладкоречивых, голос их при этом был так прекрасен и велик, что проникал в самое сердце. Как мелодичные звуки срываются со златых струн арфы и образуют музыку, так слова слетали с языка богов и соединялись, сплетались невообразимыми предложениями в единую и цельную песнь. Но во сне Беленир не понимал, что они поют или не хотел понимать. Для него важна была лишь красота. Но вместе с услышанными во сне звуками и песнями в сердце его влилось много того, чего там прежде не было или что улетучилось оттуда со временем. Он понял, что ему ни к чему золото Митрапирна за свои труды, что награда его гораздо выше – спасение народа, долгая слава и сила в своём сердце, настоящая сила, а не глупости, какие обычно выдумывают. Такая сила, которая делает труса отважным, а витязя великим, которая словно ручей чистый бьёт изнутри и освежает душу, которая возносит человека. И вдруг Беленир почувствовал жжение у себя в груди, будто сердце переполнилось до краев, и тут он проснулся. Был уже яркий и солнечный день. Красное солнце катилось по небесам словно бронзовый щит, и лазурь небес, сливаясь воедино с синевой вспененных волн, окружала ладью, плывшую на север. Курчавыми овечками паслись на небосводе белейшие облака. – Мы спаслись, – пробормотал Беленир, – Всё благодаря нашей хитрости, смелости и силе, – тут он шутливо посмотрел на товарищей и улыбнулся. – К тому же мы ещё не спасли свой край, чтобы так просто умирать в доме у старого Земнородного деда, чтобы погибать в пасти у Мосального Горба, или чтобы пропадать в пучине! – Да, нам рано погибать! – подхватил Брисинор, глядя в небо и следя за белыми, что снег, чайками, кружившими над кораблём. – Но вот Бодин вряд ли так считает. Готов поспорить, он ещё выкинет какую-нибудь злую шутку, прежде чем мы сойдём. Если только он не сойдёт раньше. – В смысле? – спросил Беленир. – Ты знаешь, что я имею ввиду! – ответил сухо Брисинор. – Тогда отправим его в море, – вмешался Всесвятлир, посмотрев на Бодина, который связанным лежал на палубе, как на навоз. – Пусть носится себе по волнам, считая преодолевшие гребни, пусть пьет морскую пену! Какой толк держать здесь сумасшедшего? Никто не стал спорить с Всесвятлиром. Рыбаки сколотили по-быстрому плот из досок, что были на корабле и, посадив на него ненавистного им Бодина, отправили его скитаться по волнам, не забыв дать ему бочку пресной воды. Как никак, убивать его они не хотели. Так доблестные витязи расстались с Бодином. Неизвестно, как именно он добрался до дома: больше ли пешим ходом или только по волнам, но его утлый плот через месяц прибило к родным берегам, и на нём люди нашли худого и заросшего деда, который окончательно сошёл с ума, а дети Бодина – те и вовсе поначалу не признали своего отца.Глава 6. Оковы векового сна
Путь по морю белопенному продлился ещё два дня. На исходе второго Судак увидел, что Синегривка впала в залив, а значит начались земли Брегокрая. – Река впала в море! – крикнул он, указав рукой на побережье, синее вдали. – Можно сойти на землю. – Наконец-то! – пожаловался Всесвятлир. – А то меня качает в этой ладье словно кусок мяса на вертеле. Давно пора бы уже стать на землю. – Скоро наши ноги вволю пройдутся по ней, – сказал Брисинор, – потому надо бы приготовиться к походу. – Скорее бы уже оказаться в Брегокрае! – стал мечтать Всесвятлир. – Там нас примут берегины, и мы попируем на славной пирушке! – Мы уже достаточно напировались! – вставил Брисинор. – Сейчас не время думать о пирах, нам бы наоборот было бы хорошо миновать берегинов, пока не доберёмся к колдунье. Думаю, слухи о нашем подвиге, об убийстве Мосального Горба, ещё не дошли до государя Гелена, и сомнительно, что нас ждут там на застолье. – Почему? – спросил Всесвятлир. – Я думаю так, – ответил Брисинор. – Если мы встретим берегинов, то они поведут нас к своему государю как преступников, а не героев. У нас нет на это времени. Ведь путь к их повелителю займёт неделю или даже месяц! Суровы стражи границ Брегокрая и не скоро разберутся, друзья мы их государю или соглядатаи врагов. Беленир не стал вмешиваться в споры своих друзей, так как Всесвятлир итак понял, что Брисинор был прав. Корабль повернул к берегу: за это время моряки уже успели сделать весло рулевое, которое было сломано при буре, так что ладья стала ещё поворотливее, чем прежде. Вскоре синий берег взморья посерел, и ладья, влекомая веслами, оказалась у самого побережья. Беленир и его друзья сошли на землю, и мореходы попрощались с ними. – Пусть дорога ваша будет легка и просторна! – сказал Судак, стоя на корме и поглаживая свою бороду. – Ух! На этом прощайте, быть может, ещё свидимся! – И вам желаем быстро и легко вернуться к родным берегам, – молвил Беленир, – хотя для вас возвращение будет не очень радостно, потому что там вас наверняка поджидают рыбаки, недовольные вашим поступком! – Ничего! С ними мы совладаем, прощайте и будьте осторожны! – с этими словами бывалый рыбак повернулся, и ладья отбыла от берега. Ещё долгое время Белениру было видно, как судно уходило в синеву моря, подальше от берегов, чтобы не сесть на мель. Казалось, оно хотело удалиться подальше от витязя, чтобы оставить его и его друзей здесь одних. Отойдя же на достаточное расстояние, ладья расправила парус точно крыло и понеслась прямиком на юг. Места, в которых высадили витязей были далеко не живописны. Поблизости от берега, в водах, мутных словно негодный квас, копьями торчал рогоз. Трава была суха и шелестела под ногами. Почва же, напротив, была влажной и грязными комьями оставалась на подошве сапог. Но всю неприглядность этого места скрашивало необъятное море, синее-синее. Его тихая лазурь была так же сочна, как голубизна небесных лугов, на которых нынче паслись овцами кудрявыми ходячие облака и серыми волками рыскали мрачные тучи. И в это свежее утро на этом некрасивом берегу витязи решили поспать, выставив Беленира на дозор. Они долго не спали без качки, потому для них это было роскошью, да и не могли они продолжать путь: их тошнило. Ведь не привыкли витязи к волнующимся водам моря, а привыкли к прочной земле под ногами. Тем не менее, вскоре они соорудили небольшой шатёр и, улёгшись в нём, вмиг уснули. Беленир остался сидеть около берега. Но он глядел не на море синее, не на волны широкие, но в другую сторону – на восток, на землю Брегокрая. Там, недалеко от витязя, буграми каменными один выше другого вздымались холмы, за ними, в дали голубой, виднелся сосновый лес. Оттуда, с востока, светило солнце и оттуда же ползли неторопливо густые туманы. Они были белы, словно парное молоко и оттого на душе у Беленира становилось отчего-то нехорошо. Вскоре туманы заметно приблизились, взобравшись на курган плоский, бывший в половине версты от походного шатра, и преодолев его, протянули свои сырые пальцы к путникам. Персты эти оставили на листьях и траве чистую росу, морозную как зимний вечер и заволокли всю округу. Мгла просочилась даже к морю синему, словно бы хотя сказать, кто главнее в этих местах. Так бы и просидел Беленир в седом тумане, но вдруг раздался вопль. То был не молодецкий посвист, не крик мужа, не бабьи стоны, но вопль древнего и могучего богатыря. От такого вопля сильного, оглушительного как грохот молнии, Белениру аж заложило уши. – Вставайте! – крикнул он, но его друзья уже встали и выскочили из шатра. – Что это? – ужаснулся Брисинор. – Я не знаю, но оно опасно. И может придётся биться! – У меня ещё бока поламывают после схватки с морским чудищем. Я не смогу сражаться во всю силу! – Откуда этот туман? – удивился Всесвятлир. – Недавно его совсем не было. – С востока налетел. И он слишком густ, чтобы разглядеть что-либо вдали! Не успел Беленир и речи закончить, как витязи вновь услышали крик, на сей раз заунывный, словно волчий вой. Все до единого содрогнулись, не зная, кто это кричит и что им делать. – Надо продолжать путь, иначе нас могут найти, – предложил Всесвятлир. – Идёмте! Думаю, мы не заблудимся среди трёх сосен! – Ты прав, нам нельзя оставаться на месте, – согласился Беленир. – Приберите шатёр да готовьтесь к походу. Вдвоем витязи стали складывать шатёр, а Беленир стал на стороже: мало ли приблизится какая-нибудь тварь. Когда всё было готово, путники отправились в дорогу. Но тут их обуяла страшная усталость: ноги не хотели идти, а глаза сами собою смыкались. Как никак, они так и не отдохнули после морского похода. Тут бы витязям и уснуть без памяти, но Беленир вспомнил Деда-Пасечника и его бодрящую медовуху. Тотчас нашел он свой бутыль, откупорил и выпил все, что оставалось. Также поступили и его друзья, и к ним вернулась прежняя бодрость и сила. На пути тут да там – всюду – лежал молочными сгустками туман. Беленир даже подумал в ту пору, что эта мгла похожа на огромную седую-преседую бороду, укутавшую всё кругом своими волосами. Было прохладно, и в воздухе крупенистыми капельками летала ещё не осевшая роса. Впереди толком ничего не было видно, кроме сосновых стволов, и путники брели наугад и то и дело спотыкались. Спустя час вновь послышался то ли крик, то ли стон, то ли рёв – не пойми что – какой-то гортанный гул. На этот раз он был совсем близко, ближе некуда. Казалось, витязи вплотную подошли к неведомому хозяину столь могучего голоса. – Ха, ха, ха! – кто-то громко засмеялся, воины застыли на месте, будто их обдуло морозящим ветром и они окостенели. – Пожаловали, негодные людишки! – и голос затянул песнь на стародавнем языке, на каком говаривал ещё Рох, благо, витязи его знали: Выше леса я стоячего, Древнее нежели горы! Пониже облака ходячего Явился в стародавние поры!Внемлите моему гласу, Речи вы мои выслушайте. Предолго я не молвил слово Давно хотел порассказывать!
Путники всё ещё стояли как вкопанные, боясь шевельнуть пальцем. Никто из них даже не вымолвил словечка, опасаясь, что неведомый обладатель голоса осерчает и что-нибудь с ними сделает. Туман тем временем немного рассеялся, и витязи узрели очертания огромного великана, сидевшего на холме и упиравшегося ногой в поваленный дуб. Но мгла ещё не сошла, потому лица его не было видно. Зато была видна его голова и она была величиной с котёл пивной, а между его глаз, что сверкали в тумане как угли, можно было положить меч от яблока до острия. Но руки великана были худы и костлявы, а ноги пусть и велики, но слабы. И тем не менее исполин был тёмен и страшен и даже грозен. Сейчас он сидел и сдирал с себя мох, лишайник, почву и траву – всё, что наросло на нем, пока он спал. – Хм, хм, хм! – продолжал исполин, почёсывая затылок. – Тысячи слов могут слететь с моего языка и сплестись в изречения премудрые. Знаю я начало гор твердокаменных и помню день, когда великаны пошли противу Яровинде. Знал я всех прародителей и живал с ними в одно время. А теперь, когда вы, люди, имеете обо мне хоть какое-то представление, скажите, по доброму обычаю, откуда вы держите путь? – Из Заповедного Края! – онемелыми губами пробормотал Беленир. – Из земли людей! – Что ж, о такой я и слыхом не слыхивал: уже много лет я скован проклятием страшного сна! – громовым гласом проревел великан. – Проклятие это нашло на меня, когда я бежал от богов, а мою душу терзал ужасный страх и грызла дикая злоба. Ха! Ха! Ха! Давно же это было… – А кто такие Яровинде? – спросил Брисинор. – Божичи да боги – старшие братья всяких водяников, леших, полевиков да дедов. Мало кто знает, как они явились в этот мир. Я вот не знаю. Да и вы не узнаете. Ведь вам, люди, предстоит испытание. Давненько хотел я кого-нибудь испытать таким вот образом. Вам предстоит ответить на мои вопросы премудрые, всего я их задам три по доброму обычаю. Так что вам повезло. Что ж! – А если мы откажемся? – попытался выкрутиться Всесвятлир, поднимая голову вверх, где высилась как сосна голова худого великана. – У нас очень мало времени, и могут нагрянуть берегины! – Если вы откажетесь или же не разгадаете мои вопросы хитроумные, хоть один-единственный, то я по доброму обычаю сделаю с вами нечто ужасное. Я вас съем! Я ведь голоден, так что бойтесь меня! Воины смолкли и, ожидая вопроса, уставились в лицо великана, черты которого были неясны в тумане. Однако, им было заметно, что тот злорадствует, оскаливая свои хищные зубищи. Так Беленир и его друзья простояли под грохот своих сердец минуту, затем великан вновь заговорил: – А теперь отгадывайте мои вопросы и загадки, иначе вам не сдобровать! – Но дай клятву, что, если мы всё отгадаем, ты отпустишь нас восвояси! – успел вставить Брисинор, прежде чем асилк сказал что-то ещё. Это было очень хитро, и воин сказал это во весь голос, нисколько не боясь исполина. – Ещё и дерзить мне смеешь! – злобно прорычал асилк, сжав в кулаках худые руки: он позабыл, что удаль былая его оставила и вспомнил о том лишь когда по рукам пробежала дрожь. – Что ж, хорошо, коли отгадаете все вопросы, я поклянусь, что пущу вас на вольный свет! Начинаем! – Нет, нет! – вскрикнул Беленир. – Как это мы начинаем? Клянись сейчас! Решил нас провести, а после своих дрянных вопросов убить или чего хуже – съесть, да? – А вы, люди, стали не так просты за то время, пока на мне лежали тяжкие оковы векового сна. Но я их сбросил! И всё равно ныне люди не умнее меня, не хитрее меня да и не мудрее меня, ха, ха, ха! Ладно клянусь собою, что пойдете вы на вольный свет, коли ответите на вопросы, и будете живы! – и великан засмеялся таким хохотом, будто разверзлась подземная утроба. Но затем его смех превратился в тяжкий кашель, и асилк замолчал. – Он слишком уверен в себе, а на этом ничего не зиждется, – сказал тихо Брисинор, видно было, что надежда пыхнула в нём жаром. Её горящие искры запали и в сердца двух его друзей, и они приободрились. Между тем хитрый Беленир увидел, что прямо на одной из ног исполина вырос дуб высоченный, раскинув свои ветви подобно короне над великановой головою. Видать, пока асилк спал, корни узловатые как верёвка оплели ему ногу. Беленир толкнул своих товарищей верных и тихонько указал им на этот дуб. – Даже если мы ответим неправильно, мы сможем спастись, – прошептал он. – Пока этот тощий асилк вырвет дуб, мы уже будем далеко. – Начнём! – разразились как гром среди ясного неба слова великана. – Первый мой вопрос: что всего в мире жирнее? – Не бывает таких коров, чтобы были жирнее других коров, а толще коров я никого не видывал! – молвил Всесвятлир спутникам. – Хотя один раз мне на охоте попался страшно толстый вепрь – не мог от нас даже ноги унести, до того зажрался! Но Беленир был достаточно мудр и умён и по природе догадлив, чтобы найти ответ на этот вопрос. – Сыра земля всего жирнее, так как, что на ней ни есть живого – всё она кормит! – огласил он разгадку. – Да ты хитёр! – прорычал асилк. – Но ничего, и не таких я побеждал в подобной игре, побеждал и лешаков! – и он начал хвастаться, кого он только не побеждал. – Было дело, даже самого Всеведа одолел я загадками. Да он ускользнул от меня, сказав, будто идёт за выкупом, а сам схоронился в Стоячем Лесу. Ладно, вопрос второй, а он посложнее первого: что крепче – железо или камень? Беленир пораскинул мозгами, да ничего у него не вышло. Тогда принялся гадать Всесвятлир. Очень упорно пытался он постичь смысл вопроса и постиг, при том довольно быстро. – Камень крепче для защиты, – ответил он, – крепость из него век стоит, а железо ржавеет и становится трухою! Железо крепче для войны – каменный топор тяжёл и может сломаться, а железный остёр и выдержит многие битвы. Что, великанище, думал мы так глупы, что не найдём ответ на такой лёгкий вопрос? Твои знания – не тайна для нас. – Это ещё только разминка для ваших ушей, – рассмеялся злобно асилк, хотя было видно, что он неприятно удивлён догадчивостью витязей, – а теперь я задам самый отменный вопрос. Повторять его я не буду, посему слушайте сейчас повнимательней. Ежели его не разгадаете, то вам будет худо. Что ж, вот он, третий мой вопрос: у деда моего прадеда был отец, у того отца внук, у внука правнук, кто тот правнук мне? – притом всё это асилк произнёс как скороговорку. Этот вопрос ошеломил всех витязей: они в изумлении переглянулись и стали думать да гадать, но ответ не приходил им в головы, не являлась разгадка хитроумная. – Сложно, сложно! – покачал головой Всесвятлир, пытаясь потянуть время для дум. – А вы думали, что третий вопрос будет так же лёгок, как и первые два: первые два обнадёживают, а третий лишает надежды! – проворчал хрипло асилк, покачивая своей огромной головой. – Я очень хитёр, потому по доброму обычаю решил поиздеваться над вами. На этот вопрос ещё никто не нашёл ответа, ведь ответ на него можно искать только полчаса. Время уже давно идёт и треть срока улетела будто птица, а вы ничего так и не придумали! И сразу хочу сказать, чтобы вы не горевали на свою глупость – ни один человек не познает больше, чем ему отмерила природа. Ваши познания не могут быть безграничны, потому не печальтесь, если не найдёте ответ и окажетесь моим обедом! – Мы его найдём! – заявил Беленир и собрался с мыслями. Через пять минут он выговорил: – Дед моего прадеда – это, – он замолчал на несколько мгновений в раздумьях, – мой прапрапрадед. – Уже хорошо, – одобряюще молвил Брисинор. – Но что было в вопросе дальше, вы запомнили? – спросил Беленир: он страшился, что не только он, но и его товарищи славные позабыли вопрос. – По-моему у деда моего прадеда был дед! – сказал Всесвятлир. – Не дед был у деда прадеда, а отец! – перебил его Брисинор, видно, более внимательный. – Да, отец! – подтвердил Всесвятлир. – Отец прапрапрадеда – это прапрапрапрадед! – молвил Беленир уверенно. – Но кто тогда внук прапрапрапрадеда? – спросили вдвоём Всесвятлир и Брисинор, а асилк тем временем засуетился: никто прежде не отгадывал этот вопрос, а Беленир был на верном пути. После недолгих раздумий он выговорил, на этот раз менее уверенно: – Это прадед, вроде бы. – Нет, не прадед! – прервал его речь Всесвятлир, гордо подняв свою голову, уже мня себя спасителем своих друзей. – Это прапрадед, ведь сын прапрапрапрадеда прапрапрадед, а внук тогда прапрадед! – после этих речей в головах у всех витязей словно бы помутилось и их накрыло таким же туманом, как тот, который простыней седою скрывал лицо злобного великана. И только после того, как муть усталости сошла с лиц витязей, а великан уже отсчитывал последние мгновения, Брисинор сказал: – Кто же мне правнук прапрадеда? А мне правнук прапрадеда будет отцом! – воцарилась тишина: великан не знал, что сказать, ведь он поклялся, что пустит живыми всех витязей на волю, а нарушать клятву он не желал, ибо это было в те времена тяжким позором, и клятвы уважали даже великаны. Только лишь некоторые жестокосердные змии могли их презирать. Седина тумана, тем временем, рассеялась, оставив от себя лишь приятную дымку голубого цвета. Тут-то путники наши и увидели, что находятся на небольшой поляне, а всюду мелькают как каменья цветы пёстрые, словно бы разбросанные в спешке по полю неведомым хозяином зелёных лугов. Поляна со всех сторон была укутана в сосновые рощи. И сосны взметались в синь неба пушистыми кронами, а их стволы рдели как драгоценные яхонты. На западе, за этими соснами, был всё ещё слышен беспокойный говор волн; на юге журчали потоки порожистой Синегривки, сбегавшие водопадами в самое синее-пресинее море. Асилк всё сидел, подперев свою голову тяжкую худыми руками. Он был напряжён. Наконец он вымолвил своё слово: – Больше, чем камней у гор, больше, чем цветов в воде цветущих – вот столько много лет проспал я, ежели не больше. Ожидал я, что не отгадаете вы вопросы и смогу я насытиться вволю! – и тут воины потянулись к своему оружию. – Как видно вы, люди, поумнели. Задайте мне загадку, хочу испытать свои силы, но только одну загадку, не иначе. Беленир, недолго думая, загадал первую попавшуюся на ум: – Стоит дед над водою, колыхает бородою! – Хороша загадка, не слыхивал такой! – прокряхтел асилк. – Надо подумать как следует. Хм, хм, хм, хм! Наверное, много загадок набралось, пока я спал… – Быстрее, мы спешим! – молвил Брисинор. – Камыш-ш-ш-ш! – зашипел великан. – Что ж, угадал я вашу загадку: не больно уж и хороша она оказалась. Но я голоден, так что убирайтесь с моих очей, пока я не передумал отпустить вас. Вы победили меня в состязании по доброму обычаю: теперь должно поискать мне другой пищи. Оленя или вепря надобно попробовать. Пока я спал они хоть не перевелись на белом свете? – Нет, не перевелись! – ответствовал Беленир настороженно. – Их, должно быть, полно в этих лесах! – и он обвёл рукой боры сосновые да еловые заросли. – Хорошо! – сказал спокойно великан, почесав затылок. – Что ж, уходите и быстрее, покуда голод не взял надо мною верх! – и он обхватил руками дуб столетний, давным-давно появившийся в краю сосен и елей, и, собрав все силы, выкорчевал его, ибо тот оплел своими корнями его ногу. Распрощавшись с асилком, путники поспешили на восток, ибо посчитали, что туда им и надобно, ведь на севере стояли уже города берегинов, к югу и западу же Брегокрай кончался. – Худое видели, хорошее увидим! – сказал Всесвятлир.
Глава 7. У хозяина полевого золота
Под ногами путников как скатерть бранная стелилась стежка, бережно протоптанная обитателями здешних мест. Она была неширока, так что приходилось идти гуськом. По краям тропки рос верес, густой и пушистый. Он разросся почти повсюду, однако за его обширными кущами высились молодые сосенки. Они, распушивши хвою на тонких ветвях, стояли так, будто знали, что им предстоит вырасти могучими древами. Путники прошли ещё два дня, прежде чем за этими сосенками выросли высокие, но одинокие сосны. Постепенно эти одинокие сосны перешли в сосновый бор, а бор этот и был той рощей, в которую стремились витязи, ища премудрую колдунью. Она распростиралась и на юг, переходя Синегривку и останавливаясь в землях Заповедного Края. Дорожка тем временем всё шла и шла, разворачиваясь всё шире: воины приближались к тем местам, где их обитатели были крупнее, чем берегины. – Ещё, наверное, долго топать до того дома, где проживает премудрая колдунья, – заметил Всесвятлир. – А ведь тот великан наверняка привлёк внимание местных. То-то они удивятся, когда кроме асилка найдут здесь незваных гостей. – Пока местные берегины смекнут что произошло, – молвил догадливо Брисинор, – незваные гости станут зваными. – Но это страна Гелена, – сказал Беленир. – И, как мне кажется, он здесь решает, кто званый гость, а кто нет. Если нас схватят, то за нарушение границ Гелен наверняка заключит нас, иноземцев, в тёмную-претёмную да в сырую-пресырую темницу. Так что поспешим. И тут, когда витязи того совсем не ожидали, появился тот, кого они не думали сейчас встретить. Те, кто внимает мой сказ, известный древле, наверняка его не припомнят, так как он промелькнул пока что как личность не очень важная. А он, скажу я, былличностью очень многозначительной и уважаемой не только в Брегокрае трисветлом, но и в других землях и даже за морем широким. Прямо по тропе проторенной, ставшей уже три локтя в ширину, прямо навстречу Белениру твёрдой поступью шёл древнерождённый Дед-Пасечник. Путники тому немало подивились и подумали: «Как можно встретить Деда-Пасечника так близко от дома колдуньи?». Да вот так и можно его встретить, коли он уверенно и бодро да к тому же с гордостью шагает тебе навстречу! И вот дед оказался уже в нескольких шагах от витязей, и его борода седо-медовая заколыхалась на встречном ветру. Казалось, лицо старца стало ещё суровее с тех пор, как путники видели его в прошлый раз: ровные и гордые черты остались прежними, но лохматые белые брови с отливом золота нахмурились, и глаз стало почти не видно – лишь два ярких огонька сверкали из-под этих бровей, густых как ветви кроковиста дуба. Одет дед был по-мужицки, как и в прошлый раз: в широкие штаны и рубаху-косоворотку. Рукава на ней были закатаны по локоть, так что были видны его могучие загорелые руки. Казалось бы, чем не мужик? Да только больно уж суров и горд был он для простого мужика-работника и даже в таком образе мало на него походил. – Приветствую вас, добрые путники, пойдёмте, хлеб-соль отведаем! – сказал добродушно Дед-Пасечник, подняв брови и поклонившись своим новым гостям поясным поклоном. Воины тоже поприветствовали его поясными поклонами (им было некогда раскланиваться до самой земли, знаете ли, у них было важное дело), и Беленир, выступив вперед, молвил: – Здравствуй, Дед-Пасечник! Не ожидали мы тебя здесь встретить, отведи же нас в свой дом, если он не далеко, накорми, напои, да помоги нам в важном деле, – с вековечным старцем Беленир говорил точно и по делу, но стараясь не отступать от обычаев приветствий, существовавших с далёких времён. Дед-Пасечник хотел было что-то ответить, как вдруг из сосновой рощи на тропу вышло трое берегинов-лесников в обычных рубахах и с красивыми луками. – Привет, пчёльник! – сказал один из них: самый высокий и худощавый, со светлыми глазами, точно сделанными из хрусталя. – И вам здоровья! – ответил дед. – Эти люди, – начал берегин, – пробрались в наше государство без всякого дозволения и приглашения. Если бы не асилк, что проснулся в округе и встал из кургана, из того, что с плоским верхом, мы бы о них и не узнали, пока не нашли б их в рощах Святобора. – А что с асилком? – спросил пасечник. – Что с ним сделали? – Накормили и отправили к государю, – ответил высокий берегин. – Пусть перед ним держит ответ. А эти люди должны отправиться в темницу. Как никак, Фрерин, они нарушили границу, тайно вступив на нашу землю, – витязи молчали, зная, что лучше не вмешиваться. – Отчего же тайно? – усмехнулся Дед-Пасечник. – Я их пригласил! Сейчас пойдём выпьем светлого мёда да накатим по кружке медовухи. У вас часом не закончилась? А то у меня как раз с собой есть лишний бутыль. – Как раз закончилась, – улыбнулся берегин, и дед, вытащив из своей сумки бутылку, сунул её ему в руку. – Благодарю, – промолвил берегин. – Бутылки потом принесу. Хах! Не знаю, как бы мы тут, Фрерин, и жили без твоей медовухи. А раз ты пригласил этих людей, то по закону я не могу бросить их в темницу. Они гости на нашей земле, но тебе должно известить о том верховного стража границ Дановита и поскорее, – и лучники отвесили деду поклоны и ушли в лес к своей сторожке, поспешая попить ароматный и слегка креплёный дар Фрерина. Но лесники не схватили витязей не потому, что дед вовремя сунул им бутыль. Ведь он раздавал им бутыли чуть ли не каждый день, и они возвращали ему их уже пустыми – для наполнения. Лесники не схватили витязей оттого, что берегины уважают всех, кто древнее их, коли те мудры и не коварны. Да, да, пчёльник был древнее любого из берегинов, но сейчас я не хочу на это отвлекаться. Как никак, у меня здесь Дед-Пасечник вовсю разговаривает, а мне приходиться говорить, что он оченно стар! Так вот, поскольку дед вековечный, был уважаем берегинами, они оставили его и его гостей, то есть наших витязей, в покое и ушли подобру-поздорову. – Ещё вам привет, удальцы, – изрёк дед. – Вы сказали вам нужна помощь? Значит, всё будет. Пошлите же ко мне, отведаем моей медовухи, сыты медвяной или каких медоварных напитков, вместе за столом посидим, обсудим ваши делишки, как они у вас заладились али не заладились! – Да только далеко ли твой дом? – спросил Беленир. – Не далеко, но и не то, чтобы прям уж близко! – ответил дед. Он повёл витязей по прежней тропе. Она вдруг резко изогнулась на северо-восток и пролегла среди кустов ежевики. Верес остался позади: путь ему преградили журчащие ручьи довольно приличной ширины. Сосны тоже исчезли, словно боясь переступить эти потоки. Ведь за этими ручьями находились земли, подвластные Деду-Пасечнику. Видать, он не желал, чтобы на его земле росли верес и сосны, потому своей могучею силой запретил им там появляться. Так витязи оказались на открытой поляне, довольно большой, ибо от одного конца поляны до другого было версты две. С неба на неё лился целый водопад ярких лучей, поливая светом пышное разнотравье и диковинные высокие синие да красные цветы, самые лучшие из медоносов во всём северном крае, а может и во всём Древогорье, и с них пчёлы без устали собирали нектар, затем делая из него мёд для своего хозяина. Поляна была окружена со всех сторон сосновым бором, только с юга подступала к ней, как стеною, дубовая роща. Но ни одна сосенка и ни один дубок не росли на самой поляне. И даже не было на почве того луга ни одной хвоинки и листа – такова была сила Деда-Пасечника: он не позволял на своей земле лежать даже хвоинке, не говоря уже о листьях! Зато цветам разноцветным хозяин полей был рад, потому и росли они там на каждом шагу. Были на поляне также и громоздкие деревянные ульи для пчёл-медотворцев в виде изваяний могучих богов. Их построил сам дед. И вся почва около этих ульев была усеяна пёстрыми цветами, душистыми как дуновение ранней весны, и яркими как небесные светила. В самой середине луга зелёного стояли красивые хоромы. Нетрудно догадаться, что хоромы эти были домом Деда-Пасечника. Они были сложены из камня и дерева в два яруса. Нижний был каменный, очень крепкий, его для пущей надёжности подпирали дубовые балки, верхний же был сделан из толстых дубовых брёвен. Окна были как на первом ярусе, так и в тереме, правда на первом они были узкие и длинные, как в твердокаменном замке, а на втором широкие, как в жилых избах. Сами хоромы имели продолговатый вид и простирались в длину на четырнадцать сажен. Двери в храмину были широки и могучи и держались на кованых петлях. Нынче они были распахнуты настежь. Крыша хором была соломенной и венчалась головою могучего змея. И, не успел Беленир толком поглядеть на дом, как увидел кого-то в дверях – у входа мелькало какое-то белое пятно. Но витязь не решился спросить кто это у хозяина хором: мало ли ему показалось. И вот путники, ведомые пчёльником бодрым, подошли к его дому, и он молвил: – Это моя жена, Берёза! Знакомьтесь! В дверях, под каменным сводом с высокой аркою, стояла прекрасная жена деда, самая прекрасная из всех жён, которые когда-либо попадались Белениру на глаза, стройная и на вид молодая. Её каштановые волосы были очень длинны и спускались до самых колен, извиваясь, словно ствол молодого деревца. Ко всему прочему, волосы красавицы были свободны и вольны и вились так, как хотели: ничто их не связывало, кроме одной единственной налобной повязки. Брови Берёзы были того же цвета, что и волосы, а под бровями переливались, словно смоляные слёзы дерев, распрекрасные задумчивые очи. Они были такие синие, что, казалось, были выше небосвода и глубже пучины морской и синее и того, и другого вместе взятого. Стоило лишь глянуть в них, как сразу на душе становилось весело. И черты лица дедовой жены были так ровны, бледны и строги, что внушали всем умиление. Одета же она была в белейший сарафан, а стан её был тонок и красив. «Она словно наливное яблоко, – подумал Беленир. – А пчёльник так стар. Как это так у него такая молодая и красивая жена?». – Здравствуй, повелитель пчёл, мой муж! – сказала Берёза и широко улыбнулась, оголив ровные белые зубы. Белениру её голос показался самым мягким и спокойным. – Привет, жена златоустая! – промолвил дед. – Ты всё хорошеешь… А вот мои друзья! – и дед указал на витязей, которые все как один смотрели на бледноликую красавицу. – Здравствуйте и вы, мои гости, – ответила она, и все путники ей тотчас поклонились. – Сейчас будем обедать, друзья мои, – воскликнул дед. – Какой мёд вам приготовить? – А неужели он бывает разным? – удивился Всесвятлир, а дед, нахмурившись, принял очень серьёзный вид, даже больно суровый. – Есть мёд тягучий аки смола, есть как слеза прозрачный, а есть точно янтарь солнечноясный! – ответил он с важностью. – Некоторые думают, что он всегда одинаков на вкус, но ошибаются крепко! Не всегда то, что одинаково на вид, одинаково и на самом деле. Хотя он и на вид не одинаков. А если вы не хотите самого мёда, из него я могу приготовить удивительные по вкусу напитки и пищу! Возьмите хоть мой хмельной медовый квас, сваренный из пчелиного мёда и верескового нектара. Его можно пить хоть целый день и всласть не напьёшься! – Хватит глаголить про мёд! – сказала вдруг Берёза, и, хотя голос её прозвучал тихо, он был настойчив. – Пора бы уже завести гостей в дом и усадить их за стол. Дед-Пасечник согласился со своей женой и пропустил её и витязей в дом, а сам зашёл следом. Тут Беленир заметил, что поступь Берёзы была легка и красива, как лебяжья, а плечи её высоки и стройны. «Да, – подумал он. – Какая красота расцвела для деда». Хозяева и гости прошли через сени и оказались в горнице. Горница была на удивление обширной и светлой, посреди неё стоял дубовый стол: сработан он был грубо, но на века. Вокруг того стола были расставлены деревянные скамьи, а во главе него друг подле друга стояли три резных сосновых стула тонкой работы. Кроме того, стол был накрыт скатертью белой с золотистыми узорами: её выткала Берёза и тем очень гордилась. Ещё в зале около стен стояли крепкие очень красивые лавки да кое-где висели на стенах ковры. Путники, уставшие с дороги, уселись на скамьи вокруг стола и стали ждать обеда. Берёза ушла готовить, а Дед-Пасечник сел во главе стола на сосновый стул. Он нахмурился и обвёл взглядом, сверкавшим искрами живости, всех своих гостей. – Что ж, Беленир! – сказал он. – Ты уже знаешь, что Фрерином рекут меня берегины. Но ты не ведаешь и не гадаешь, как ещё зовут мою верную жену Берёзу, верно? – тут пчёльник улыбнулся. – Слыхивал, что вы одолели Мосального Горба. Славный подвиг, скажу я, братцы! Так вот, вы наверняка не знаете, как ещё называют мою жену Берёзу. – И как же? – спросил Беленир. – Сейчас скажу. Помните, я молвил вам, что вы должны найти меня в Брегокрае? Но, как видите, я сам вас здесь нашёл. Ведь время, оно не ждёт, а течёт, так что вам надо за ним наблюдать, ибо ваши жизни коротки. Это я могу не наблюдать за ним вовсе, а вам надо. Я неспроста вас здесь нашеёл и неспроста дом мой стоит прямо в сосновой роще, во бору светлом, куда вас послал Митрапирн! – И кто же такая Берёза? – вновь спросил Беленир, начиная догадываться. – А Берёза, ясное дело, дочь Земли сырой и жаркого Солнца, – ответил вежливо дед, поглаживая свою бороду, – к ней вас Митрапирн и послал, её называют люди колдуньей! А вы думали, зачем я встретился вам на той дорожке? Ежели бы я не встретился вам, то вас бы закрутили лесники-берегины, а так явился я, а меня они уважают, и вам помог. Всё для того, что чтобы сюда вас и привести. – Но ведь ты знал, куда мы идём, когда встретил нас в Заповедном Крае и одарил медовухой, почему не отвёл сразу к своей жене? – спросил Всесвятлир. – Тогда я ходил в Заповедный Край по своим делам – навестить родичей, – ответил дед. – О том, что вас послали на поиски коня в Брегокрай, я узнал от князя Стрезибора, потому не мог помочь вам и пригласить вас в государство берегинов. Для этого пришлось бы возвращаться обратно и идти к верховному стражу границ Дановиту или самому Гелену, что было бы очень долго. Иначе не прошли бы вы Синегривку даже со мной. Вас я встретил случайно и не знал, что вы держите путь к моей жене. Я думал вы уже знаете, где искать богатырского коня. Ведь Стрезибор, северный князь, сказал мне, что по слухам вы идёте именно за конём. Это уже потом я побывал у Митрапирна и всё узнал. – Вот откуда ты знаешь, что Митрапирн послал нас к твоей жене, – рёк Брисинор. – Ты и с ним поговорил. Но неужели он всё так и рассказал? – Да, рассказал. Я пришёл в его чертог, во терем светлый, да и молвил ему всё как есть. Митрапирн поведал мне, что приходил к нему Всевед и сказал, что надо искать коня доброго, богатырского, а где тот конь знает вещая колдунья, что живёт в роще на севере Заповедного Края. Должно быть, Всевед предупредил вас, что дом в той роще не единственное её жилище. Ведь дома у нас есть по обеим сторонам Синегривки, и сейчас моя жена и я живём в Брегокрае, а не в Крае Заповедном. Уверен, что Всевед пошел бы с вами, но не стал этого делать по двум причинам. – По каким же? – спросил Беленир. – Ну если бы я с женой был сейчас на другой стороне реки, в Заповедье, то вам никакой трудности меня отыскать бы не было. Но я сейчас живу в этом доме, а в Брегокрай Всеведу дороги нет. Он же отступник! Отказался в свое время признать власть богов и божичей! Вы уже знаете, что Синегривку нельзя перейти без ведома государя берегинов, и, как я сказал Митрапирну, что колдунья-то моя живёт на другой стороне, тот аж и ахнул. Но я его успокоил, что есть другие пути и ушёл из его чертогов, перешёл реку и оказался здесь. – Но как ты перешёл Синегривку? – спросил Беленир. – Реку ведь нельзя переходить без ведома государя берегинов. Ты сам сказал! – Я ведь Земнородный сын, друже! – ответил пчёльник. – Берегины нас уважают, и воля государя светлого, что правит Брегокраем, позволяет нам свободно переходить Синегривку. А если бы он и не позволил, я бы что его спрашивать стал? Взял бы да и перешёл! Это на Всеведа бы всех натравили… – Как так? – втроём воскликнули молодцы. – И кого всех? – Легко и просто, – усмехнулся дед. – Ведь никакого речного колдовства нет! – Я так и знал! – заметил Беленир. – Надо было идти вброд через реку. – Нет, не надо было, – изрёк пасечник. – Колдовства хоть и нет, но дно речное по указу Государя Волн неусыпно стерегут водяники, зыбочники и водяницы. И, едва ты ступишь на подводный камень или спустишь лодку на воду, как тебя завлекут на дно и утопят, а лодчонку разобьют на части! Со мной водяные и их подруги не совладают, но с вами запросто. – А как ты опередил нас? – задал новый вопрос Беленир. – Мы же по-любому достигли бы этих мест первыми. – Ох, – вздохнул пчёльник. – Я скор на ногу и, зная, что вы можете обогнать меня, спешил как никогда. – А жена твоя в самом деле колдунья? – спросил уже Брисинор. – Ещё какая! – ответил дед и улыбнулся. – Всем колдуньям колдунья! Тут в горницу вошла какая-то светлокосая красавица, не Берёза, и походка у неё была как у лебедя, но сама она была не очень высока. Щёки её были украшены веснушками, нос весело вздёрнут, а губы сложены в задорную улыбку. Её зелёные глаза тоже, казалось, смеялись, а тонкие брови была приподняты, на одной из них виднелся небольшой шрам. На лбу были едва заметны неглубокие морщины. Одета красавица была в темноватое платье, через плечо у неё была перекинута толстая коса, а в руках она держала поднос с едой. «Должно быть дочка, – подумал Беленир. – Тоже недурна, хотя на вид будет постарше Берёзы. Странно». – Привет, Весняна! – промолвил вдруг дед, и Весняна поставила поднос на стол. – Вот, друзья, знакомьтесь с моей второй женой. Беленир так и открыл рот. «Тут деду весело живётся», – подумал он и вслед за пчёльником и своими друзьями поздоровался с Весняной. – И вам привет, добры молодцы, – весело ответила красотка. – Давненько не было у нас гостей. – Отчего же? – перебил её дед. – Совсем недавно были: в окно как-то такой большой шмель залетел, что прям будто самый настоящий гость! Весняна засмеялась, и её звонкий смех разнёсся по горнице. Путники все как один улыбнулись. Она вскоре ушла, но в их ушах всё ещё звенел её смех. – А третьей жены нету? – спросил Всесвятлир. – Нет, – ответил пасечник. – Может, присмотрю как-нибудь. – А зачем тебе две? – продолжал свои шутки Всесвятлир. – Поделился бы с нами хоть одной. – Ты ещё юн для них. Они пусть и выглядят молодо, но живут на свете уже оченно долго. Да и я, глядите, на вид молод, – Беленир поглядел на деда и заметил, что старила его только борода, а кожа его была молода и на ней не было ни единой морщины. – Если я сбрею бороду, так стану и того моложавее. А эти красавицы мне ровесницы, и я взял их в жены тогда, когда не было зазорно иметь и четыре жены. – Но разве это правильно? – спросил Всесвятлир. – Разве им не горько так? – Хах! – рассмеялся дед. – Это тебе, я смотрю, горько: весь уже сохнешь по моим женам! А им не горько, а наоборот весело вместе. Это вы придумали всякие глупости: один муж – одна жена и никак иначе. Да и женщины себе в голову вбили, что муж только для одной сделан. Мы вот с жёнами счастливы и живём душа в душу. Тут дело не в том, одна у тебя жёнушка или две, а в том, как ты к ним относишься и как они относятся друг к другу. Мои вот совсем не знают ревности, потому что жили ещё до того, как возникли всякие правила, разрушающие согласие между добрыми душами. Да и зависти не ведают Земнородные жёны, а по хозяйству им наоборот вдвоём легче. Но также скажу я, что большинству людей такое устройство семьи будет вредно! А ежели одна жена будет жить с двумя мужьями, так это и вовсе будет супротив всякого порядка! Тут вошла Берёза и была она как утица белая, лишь ланиты румянились. Следом за ней вошла и Весняна. Разговор тотчас прекратился, а жены расставили на столе разные блюда. Каждому хозяйки принесли тарелку с доброй едой и стакан с питным мёдом, но я уже устал описывать яства. Достаточно будет сказать, что они были очень вкусны и просты – обычные дары северной природы. Берёза села по правую руку от пчёльника, Весняна по левую, и начался пир. Истомлённые путники принялись есть и на некоторое время даже забыли, что им надо было расспросить Берёзу про коня доброго, про носителя славных богатырей. Пока же витязи ели-кушали, голубые очи прекрасной колдуньи неотрывно за ними следили. Но они были устремлены не сколько на самих воинов, сколько в их души, потому вскоре Берёза перестала глядеть на гостей и уже поглядывала в сторону своего мужа. А муж тем временем пил большущую кружку мёда и всякий раз ставил её на самый край стола, точно ленясь протянуть руку и поставить подальше. Беленир тому удивился и, совсем позабыв о коне, спросил у деда: – Отчего ты ставишь ещё недопитую кружку на край стола? Ей так и упасть будет недолго. Отчего ты поступаешь так беспечно? – Зачем мне думать, прольётся ли мне кружка сладкопенистого мёду на седую бороду или же нет? – изумился Дед-Пасечник. – Что толку будет в том, прольётся она или нет? Мне без разницы! Для меня – что мёд в кружке, что в моей кустистой бороде. Даже если он и прольётся на меня, то сдобрит мою бороду и вырастет она дюжинно крепко. Да к тому же, авось и выстоит кружка на краю, – и дед весело рассмеялся раскатистым хохотом, и эхо гулкое разнеслось по всему его дому. – Но это беспечность! – заметил неуступчиво Беленир. – И что с того? – заспорил весело дед, понукаемый своим добрым нравом и желанием объяснить несмышлёным людям свою мудрость. – Беспечность бывает разная. Она опасна, если человек, на котором лежит ответственность, беззаботен, но она совершенно безвредна, если на тебе нет ответственности. Сам подумай, коли упадет кружка и прольётся, ничего плохого не станется – тряхну я своей вековечною бородою и стечёт с неё мёд сладкими потоками. – Но что стоит тебе поставить кружку подальше от края? – вновь спросил Беленир. – А мешает мне, – ответил дед, совсем не устав отвечать на вопросы своего гостя, – мешает мне не что иное, как блаженство, некая отуманенность сердца, когда ты беззаботен. Вот сейчас я хочу быть блаженным, потому и не забочусь о каких-то глупых мелочах вроде кружки на краю стола! – Но если кружка упадёт, то придётся поработать твоим жёнам, – заметил Беленир. – Если бы они не работали, то давно бы уже зажирели, – шутливо ответил дед и обнял обоих жён. – Да и полы эти надо уже помыть. – Не знаю! – рече Беленир, не совсем понимая мудрость деда. – Хватит жужжать аки шершень, пока не испортил моего блаженства, – рассмеялся Дед-Пасечник, – настанет день, и ты поймёшь мою великую мудрость! – А я понял её и сейчас, – сказал Брисинор, до времени молчавший, дед взглянул на него и улыбнулся. – Но также ли ты поступаешь со злом, как с кружкой, если хочешь быть блаженным? – спросил Всесвятлир. – Зло – злом, а кружка – кружкой! – вспылил дед, устав от вопросов. – Никогда не сравнивай кружки и иные безделицы с чем-то вроде зла. Лучше вообще не говори о зле без надобности, чтобы не омрачать своё блаженство. Ведь то, что вы разумеете под злом, бывает весьма мерзко. Так что лучше молча противопоставляй себя этой мерзости, а когда придёт час воздень свой меч против неё. Но хватит вопросов, вам ещё про коня узнавать надобно, так что узнавайте, а я пока поем да попью! Тут Беленир вспомнил, что им и впрямь надо было узнать у Берёзы, первой жены деда, о добром богатырском коне и промолвил: – Госпожа Берёза! – он обратился учтиво, с долей восхищения, ведь прекрасная колдунья того заслуживала. – Премудрая дочь Земли, поведай же нам, где сыскать коня, на котором встарь богатыри бивали змиев? – Поведаю, – ответила мягко Берёза. – Конь тот уже очень стар, но наверняка ещё крепок и для того, чтобы его найти, вам надо иметь в сердце доблесть, в голове ум, а в руках отменную силу! Обладаете ли вы этим? – Уж мы-то обладаем! – сказал за Беленира Всесвятлир. – Конечно, обладаем, – подтвердил Беленир, – а почему ж и не обладать бы нам, сильномогучим удальцам, храбростью, силой и смекалкой? – Мало ли чего в свете белом не бывает, – изронила Берёза. – Теперь же послушайте сказ стародавний о том богатырском коне, имя которого кстати Космач. Так вот, встарь был один витязь славный, сын Земли и ясного Солнышка – Витагор. Был он из нашего древнего рода и разъезжал по лесистым склонам Древогорья на своём Космаче в те давние времена, когда ещё не явились сюда ни люди, ни берегины с кряжистыми карликами. И Витагор-богатырь расчищал наши земли от страшных змиев, которые в те времена народились здесь, как в проклятом Каугриме, а конь его помогал ему и запоминал, где у змиев уязвимые места. Коня-Космача послали Витагору Богорожденные Яровинде – те, кого все называют богами и божичами. Своим мечом, мечущим искры, подобно ярким молниям с звёздно-усыпанных небес, Витагор бивал всех чудищ и змиев, которые находили в Древогорье приют. И однажды Витагор-богатырь вызвал на бой самого могучего змея, какой когда-либо бывал в этих краях – чернобрюхого Хороста. Страшна и грозна была та битва, и жаль, что мало, кто её слышал, ибо одни только Земнородные дети и были в ту пору во всём Древогорье. Я была одной из тех, кто видел эту битву своими глазами, но себя явить я в тот час не осмелилась, ибо помочь Витагору ничем не могла. И богатырь великомогучий одолел лютого змея, срубил ему голову, а сердце чёрное вырвал из груди. Но его тело омыли потоки змеиной крови, и ему сделалось дурно. – Отчего? – изумился Беленир. – Дело ясно как день! – продолжала Берёза. – Змеева кровь ядовита, вот и сделалось дурно тому витязю великому. Понял Витагор, что умирает и тогда усыпил чарами Космача на долгие века – он ведь был сыном Земли и Солнышка! Я не успела вовремя явить себя, и чары сонные сомкнулись над чудесным конём: едва он успел сказать мне пару слов. В итоге Витагор положил Космача в подземелье глубокое, дабы конь тот добрый, богатырский ещё сгодился другим поколениям – там он был в безопасности. Подземелье то он закрыл дверью, а сверху ещё и задвинул камнем. Смерть Космачу не грозила, ведь он был не простой. Его род породила Земля, матерь зверей, взлелеял его ветер буйный, воспитали горы стылые, тёмные кручи, согрело его Солнышко красное, а море синее научило мудрости. – Ты говоришь очень туманно! – молвил Беленир, прервав рассказ. – Мгла скрывает истину от тех, кто может её изувечить, пусть будет так, как я сказала, – ответила Берёза и скромно улыбнулась. – А если хотите знать, Космач – потомок Искрогрива-коня, принадлежавшего Роху, а значит в его жилах течёт сходная сила! – воины ахнули, ведь Рох был первым вождём людей и великим богатырём, а его конь Искрогрив – величайшим конём, бродившим по земным склонам. Берёза продолжала: – Вот вам совет: не судите ни о ком и ни о чём понаслышке, даже о коне! Есть люди и даже кое-кто похуже, которые куют страшные ковы своими лживыми речами, сея их средь простого люда. И никогда не отступайте от правого дела, коли оно действительно таково, так что найдите коня и спасите свою землю. – И где же его искать? – спросил Беленир. – И как его разбудить? – Я скажу, – ответила Берёза, в то время как Дед-Пасечник осушал свой стакан. – Но вся беда в том, что не знаю я, как его разбудить, возможно, он сам должен проснуться. Более того, не знаю я, как отворить к нему путь… Но мы решим эти проблемы. И только тут Берёза заметила на поясе у Беленира чудесный рог, подаренный Явором. На лице ее тотчас витязи прочитали удивление и радость. – Невероятно, – прошептала она еле слышно. – Сколь быстрым оказалось решение нашей задачи. Не иначе как судьба благоволит нам! Ведь у тебя на поясе рог, что принадлежал самому Государю Волн! Витязи поразились такой новостью. Ведь они и не подозревали, что вещь эта принадлежала самому Государю Волн, повелителю вод. Но о том как раз говорил узор, что покрывал чудесный рог и изображал осьминогов, сплетённых друг с другом щупальцами, морских чудовищ и неведомых рыб. Великой честью и благодатью было держать в руках вещь, что побывала в руках Богорожденных. – Этот великий рог обладает чудесной силой, – продолжала Берёза. – Он пробуждает все спящее, воодушевляет дух и даёт новые силы. – Явор нам так и сказал, – молвил Беленир. – Его силу он уже изведал, хотя не знал он, чей это был рог. Но посчитал он, что нам он будет нужнее в нашем походе и потому подарил его мне. – Благородство и щедрость Явора сослужили нам добрую службу, – улыбнулась Берёза. – Теперь есть у нас то, что разбудит коня богатырского. – Но вправду ли сможет этот конь помочь нам? – вставил слово Всесвятлир. – Сможет! – ответила Весняна, угадав, что ответит Берёза. – Конёк ведь непростой, а богатырский. – Да, – согласилась Берёза, – Космачу Идогурн не страшен, но за этим змием стоят силы более древние и коварные. Хотя сейчас, думается мне, это не столь важно. И без того до самого Брегокрая летят слухи о том, что Идогурн вовсю гуляет по вашей земле и уже выжег одно южное княжество. Хорошо хоть, что крыло его так и не восстановилось после ранения, поэтому для длительных перелётов не годится: сам Витагор то крыло и рассёк! Правда, Идогурн в итоге убежал с поля боя, и Витагор так и не смог его прикончить. Наверняка, змей ещё и отъедается скотом и людьми, чтобы набраться сил перед тем, как обрушится на другие княжества. Более того, есть догадки, что целью змея является не ваша земля – она лишь средство, чтобы набрать силы и мощь после долгого сна, а цель – Брегокрай… – Но где же государь, где державный князь и его войско? – поразился Беленир, неприятно удивлённый слухами. – Удельные князья не хотят его слушать и не откликаются на его призывы! – ответила Берёза. – Только Митрапирн и еще пара князей готовы действовать. Другие властители, особенно на севере, наотрез отказываются от затеи выступить на юг супротив змея. Кто-то пустил злые слухи, что берегины хотят напасть на Заповедье с севера, если князья вместе с дружинами отлучатся из княжеств. Думаю, это дело рук Кощевита. Окроме этого я слышала, что в горах сбираются асилки по наущению коварного ворога. Но остановить асилков не твоя цель, ею займётся мой муж, – пчёльник кивнул головою. – А змей этот не очень-то и силён в сравнении с другими своими сородичами и, коли бы князья удельные не погрязли в усобицах, его бы уже остановили. – Да, нехорошие дела творятся у вас на родине, друзья, – заметил Дед-Пасечник. – Мне и самому становится тяжко на душе, когда я такое слышу, – сказал Беленир и глубоко вздохнул. – И на меня кручина давит, – признался Всесвятлир. – И что же нам делать, если наше государство трещит по швам? – спросил Брисинор. – О государстве пока не беспокойтесь, о нём пусть печётся державный князь, – ответствовала Берёза, поправив свои длинные русые волосы. – А вам нужно беспокоиться о своём народе – вам надо спасать его. Так что необходимо скорее добыть коня доброго, богатырского и остановить Идогурна, иначе многими жизнями расплатится мирный пахарь за глупость князей. – Где же нам искать того коня? – воскликнул Беленир. – Скажи! – Запрятан Космач недалеко отсюда! – держала ответ Берёза. – В лесу Фельнудир многоствольном есть курган, который зовется Мёртвым, под ним скакун и покоится богатырским сном. Вас к нему проводит мой муж. И когда вы найдёте коня и убьёте змеище, тогда только предстоит сковать княжества в одно и сплотить народ. Это уже могут сделать другие, но можете и вы, – красавица замолчала и опустила свои синие очи. – Вот и всё, что вы хотели знать, – сказал Дед-Пасечник. – Когда вы отдохнёте здесь, я провожу вас к Мёртвому Кургану. Витязи кивнули головами и продолжили пировать. Застолье продлилось ещё час, хотя путники уже давно насытились. Все хотели подольше поглядеть на красу дедовых жён и вволю ими полюбоваться. Весняна за столом часто шутила и ещё чаще смеялась, и её белоснежные зубы почти всегда были открыты напоказ. Но в её смехе или шутках не было ничего глупого, напротив, шутки её были умны и смешили всех, даже Берёзу. – Как-то кукушка убила потомство одного змеища, подкинув ему в гнездо своё яйцо, – говорила она, – неплохо было бы такое яичко и нашему Идогурну в логово подсунуть, авось у него там пара яиц осталась и дохлая жена, – и все смеялись, в то же время любуясь её красотой. Вскоре Дед-Пасечник вместе со своими верными женами удалился наверх по резной лестнице, и за пустым столом остались только воины. Посидев недолго в тишине, они принялись обсуждать будущие действия и события. – Думаю, что коня мы найдём только через неделю! – сказал угрюмо Брисинор, ковыряя ложкой в пустой тарелке. – А змей-поганец уже рыщет по нашей земле и остановить его никто не в силах, и государство рушится… – Это верно! – вздохнул Беленир. – Но, думаю, ещё рано судить, успеем мы помочь Митрапирну или нет. Да если мы и вернёмся на родную землю к сроку, то, боюсь, проку от нас будет немного. Трое – это не войско! – Но мы ведь победили Мосального Горба! – заявил Всесвятлир. – Отчего же не свалить змеище? Тем более, хозяйка сказала, что он даже слаб по сравнению с другими змиями. – А тебе должно быть известно, что даже слабый змий в десять раз сильнее того пучинного чуда! – заявил Беленир. – Как ты думаешь избежать огня, который змей мечет направо да налево? – Космачу это будет раз плюнуть! – сказал Всесвятлир. – И он поведает нам змееву тайну: скажет, где более всего уязвим коварный ящер, где его слабое место. Да, я бы с удовольствием отрубил бы Идогурну его змеиный язык, а затем и мерзкую голову! Через час дед и Берёза спустились вниз. Красавица шла скромно и тихо, но величественно как государыня, а её муж, напротив, шёл громко и гордо как удалый князь. Он был весел и на его лице светилась улыбка, а его каре-золотые очи сверкали как два огонька. «И не поверил бы, что им тысячи лет!» – подумал про себя Беленир. Дед, тем временем, изрёк: – Что ж, друзья мои! Когда вы будете готовы, я пойду с вами в Фельнудир и попробую помочь отворить вам дверь в подземелье, где спит по сию пору конь. А сегодня мы поспим и всласть отдохнём в моём славном доме! – и, сказав это, дед взял секиру узорную, стоявшую в углу, и начал её начищать. – Отдыхайте! – добавила Берёза. – Мой муж не даст вас в обиду на своей земле. – То-то он чистит секиру! – заметил Брисинор. – Да только кого нам здесь бояться? Кому он не даст нас в обиду? – Настали лихие времена, – молвила Берёза, – так что бояться надо не сколько самих людей, а вероломства, малодушия и глупости, которые живут в их сердцах. А здесь вам бояться считай некого, ибо здесь нет людей, а берегины – славный народ. – Но кому он не даст нас в обиду, раз берегины славный народ? – настойчиво продолжал Брисинор, хотя Беленир и Всесвятлир не томились жаждой узнать это. – Любому врагу, – ответил дед за жену. – Как сказала моя Берёзка, времена наступили лихие и потому даже на благодатной земле может появиться какая-нибудь тварь с сердцем, кипящим яростью как котёл на огне, а то и вовсе без сердца! Ведь здесь мёдом намазано, – подшутил пчеловод. – Значит ты заостряешь секиру для боя? – Я заостряю секиру, чтобы рубила дерево, как нож режет масло, а вычищаю, чтобы сверкала в бою как пояс Маланьицы. Если и не сейчас, то потом нам встретятся враги, не беспокойтесь. А против кучи недругов тот без сил, кто без секиры! – и дед протяжно рассмеялся, словно вспомнил давнюю историю. Для всех троих путников в тереме нашлись уютные места. Дед-Пасечник был очень гостеприимен и любил давать приют путникам под своею соломенной крышей – вот и было у него пять свободных кроватей. Беленир и его товарищи были очень рады, что им не придётся коротать ночь на земле и они будут сладко спать на пуховых перинах. Лёгши в кровати, все быстро заснули, ибо их очи сомкнула усталость, да и темнота, сгустившись вокруг, наводила сон. Даже луна не глядела в окна, и блистающие звёзды померкли в вышине в эту ночь. Беленир заснул раньше всех, но ему полночи снились тревожные сновидения, наутро он не смог их вспомнить и не стал над этим стараться.Глава 8. Конь
Путники провели у пчеловода в гостях три дня и за это время набрались сил, наточили мечи и даже попарились в бане. На третий день они и даже вековечный дед легли пораньше, ибо хотели выспаться перед грядущим походом. Выспались они замечательно, и Беленир очнулся ото сна, когда уже взошедшее солнце стало светить ему в очи. Он встал и оделся. Видя, что его друзья всё ещё погружены в сладкий сон, он спустился вниз. За столом не было ни жён, ни самого Деда-Пасечника, иначе он бы уже с весёлой улыбкою выбежал навстречу удальцу и повёл разговор о мёде, шершнях и пчёлах. Но Беленир был даже доволен, что горница была пуста и что в воздухе висела приятная тишина. Он бережно отодвинул от стола крепкого стул и сел на него подождать пробуждения друзей или прихода пчеловода. Сразу надо сказать, что Дед-Пасечник явился раньше, чем встали гордый Всесвятлир и Брисинор. Внезапно он настежь распахнул входную дверь и, обдуваемый сквозняком игривым, сказал Белениру: – Пора, пора! Дорога свободна – договорился я с лесниками, чтоб нас не трогали. Буди этих лентяев, заснули раньше всех, так ещё и спят допоздна! Пусть поднимаются, а не то я натравлю на них шершня с таким жалом, что прям будто меч кладенистый! Не успел Дед-Пасечник окончить свою речь, как Всесвятлир и Брисинор, уже одетые, показались на лестнице. Дед густо рассмеялся, будто подумал, что это его слова о шершне с острым жалом заставили их встать, и шмыгнул носом. Лица двоих витязей были серьезны и даже суровы и, видать, они и слыхом не слыхивали ни о каком шершне. Перекусив, обмолвившись несколькими словами и уложив нужные вещи в мешки дорожные, удальцы отправились в путь-дорогу. К слову, пчёльник снова наполнил их фляги своим чудесным напитком. Дедовы жёны проводили их и своего мужа до порога, и Берёза молвила на прощанье: – Счастливого вам пути, и пусть не сгустится тень над вашими челами! Все путники раскланялись им и удалились из добротного дома. Путь их лежал на восток, где в тумане синем стоял сосновый лес – многовековой Фельнудир. Сперва дорога пролегала по володеньям седовласого деда, по его вотчине, наполненной ульями. Пчёлы дедовы были добры и уважали своего хозяина и его друзей, потому всё обошлось без укусов. Воздух на пасеке был чист и свеж, и словно бы наполнен медовым духом. Путникам в спины дул ласковым теплом ветер. Шумели, пригибаясь к земле, разные травы-муравы. – Медка не хотите отведать? – спросил пчеловод. – Пока мы ещё в моей волости, надо бы смочить горло медовою сладостью. Ведь когда чувствуешь на устах медок али какое-нибудь питьё медвяное, идти сразу становится легче и веселее. Тут дед подошел к одному из своих деревянных ульев и поднял его крышу – тотчас послышалось пчелиное жужжание. Тогда пасечник схватил конец своей бороды широкой, издревле растущей, и стал ею помахивать направо да налево, разгоняя пчёл и приговаривая: – Ловись, мёд сладкий да ещё слаще, не осиный и не шмелиный. Ведь осы живут в ульях диких, шмели, мёд творя в чертогах своих, жужжат громко и звучно и только пчёлки живут в ульях моих и мёду мне никогда не жалеют! – и дед вытащил соты и стал пить из них мёд несмотря на то, что там ещё оставались пчёлы. Но ведь дед-то был не простой, а был он великий повелитель мёда, государь шершней, седовласый властелин золотых пчёл и суровый владыка шмелей. Потому и мог он пить мёд прямо из сот: пчёлы не смели перечить ему и мешать. Отпив мёду, дед щедро предложил его и путникам, но те отказались, так как не хотели весь путь ощущать у себя во рту сладость. Старец на то покачал седою головою и продолжил лакомится. Когда же он насытился всласть, то повёл путников дальше. Вскоре они покинули пределы его владений, переступив деревянную межу, – Святобор остался позади, а перед ними уже невдалеке расстелился лес Фельнудир, облечённый в лёгкие туманы. Под ногами резвыми приятно шуршала росистая трава, а всё вокруг приветливо зеленело. – Сколько нам идти до Фельнудира? – спросил Беленир. – Шесть дней, – ответил с улыбкою дед. – Али все семь, если спешки у нас не будет, и мы будем наслаждаться путешествием, как и подобает истинным путникам. – Хотелось бы быть там дней через пять! – воскликнул Всесвятлир. – Но тогда вы раньше на целый день или даже два лишитесь моих баек и сказок про пчёл да шмелей, – заключил Дед-Пасечник, – а за один день я ой как много могу вам поведать о мёде! Все засмеялись. Что удивительно, дед часами мог говорить о том, как он готовит медовуху или питный мёд, хотя путникам это было не вполне интересно. Но пасечнику было без разницы интересны кому-то его рассказы или нет – он рассказывал их только бы лишний раз молвить про мёд. Тут он чинно погладил свою бороду и начал петь: Мёд янтарный, мёд прекрасный, И златая медовуха, Сбитень как три солнца ясный, Сладкая сыта для духа,Всякое питьё медвяно, Сахарные яства пряны, Мёд чудесней яра-злата,- За труды мои – то плата!
Роги полнятся напитком, Скобкари томятся полны. Ложки уж во злате жидком, В кружках плещут мёда волны.
Кружку – раз! Кружку – два! Кружку выпью я до дна. Ложку – пять! Ложку – шесть! Полевого мёду несть!
Жёлты пчёлы раным-рано Уж работают на славу Всё жужжат крылами громко, Я точу секиру звонко!
На меня находят грёзы: Полчищем стоят берёзы, Белые что молодицы Головы клонят к землице.
Но в дупле каком-то древнем, Поселился шмель и нудит. Он жужжит как витязь гневно. И меня от грёз уж будит.
Бочку – раз! Бочку – два! Бочку выпил я до дна. Ковшик – пять! ковшик – шесть! Лугового мёду несть!
Грудной зычный голос деда замолк, и витязи глянули на него: он довольно улыбался. – Как вам мои песенки? – воскликнул он. – Хороши, – ответил Беленир, кивнув головой. На его лице невольно проскользнула улыбка. – Правда, мёду в песнях многовато, – заметил Всесвятлир. – Мои песни на то и сложены, чтобы в них было много мёду, – молвил пасечник. – Они воспевают его! Через шесть дней путники добрались до леса. Несмотря на то, что он был сосновый и сосны были оченно высоки, а потому в него проникал свет, лес был подозрителен. Какая-то невидимая тень ложилась на него. Даже дед медотворный воскликнул: – Странно очень! Помню я, прежде этот лес внушал мне доверие. Может, зарос просто. Хотя стойте. Здесь присутствует некто, кто не пивал моего мёда! – Что ты имеешь в виду? – спросил у деда Беленир. – А то и имею в виду, друг мой, – ответил дед, словно бы прощебетав соловьём, – весь Брегокрай уже испробовал мой мёд и даже за его пределами Земнородные сыновья пьют его, ибо я щедр. Даже за морем, славный Яр, муж Маланьицы и отец Лебедицы, наслаждается им, расхваливая моих пчёл! А в этот лес нынче закралось что-то, что не пило мой мёд, ибо всех, кто его пьёт я чую издалека по запаху. Знамо, подлая тварь сюда закралась, коли от неё не веет моим напитком, а веет недобрым духом. Оглядевшись, пчеловод повёл путников торной тропой. На пути не попадалось даже коряг, будто дорогу расчистили им на особицу. И лишь колючие хвоинки, иглы сухие приятно шуршали под ногами. Оченно красив был бор, но Беленир чувствовал, что здесь деется что-то неладное. Стежка пролегала среди невысоких кустов, и путники едва поспевали за дедом, ибо шагал тот быстро и размашисто. Солнце светило ярко, но благодаря нему было место и для теней. Лишь кое-где были заметны небольшие светлые полянки. Вскоре тропа побежала уже между стоячих камней, вышиною с самого Деда Пасечника. Таких камней там было меренно-немеренно и потому путники их даже не считали. И вдруг из-за валуна стоячего, поросшего мхом и лишайником с изумрудно-седою бородою, появилась чёрная тень. Беленир оторопел, у него аж сердце ёкнуло! Все остолбенели, и только один Дед-Пасечник продолжил свои размашистые шаги, но и он вскоре остановился, не доходя до тени чёрной три сажени. – Решили избавить Заповедье от змея? – прошипел невесть откуда возникший голос, по всей видимости, исходивший от тени. – Нет! Не бывать сему никогда, ибо моё змеище уже почти сожгло его! – Почти не считается! – вскрикнул Дед-Пасечник. – Если даже на пепелище останется одна семья – из неё вновь возродится целый народ. И тут Беленир увидел, что тень, говорившая с дедом, оказалась вовсе не тенью, но мужем, закутанным в чёрную одёжу. И только успел он это заметить, как вдруг этот человек откинул плащ, и перед путниками предстал воин в остроконечном шеломе, выкованном из чёрного булата, на наноснике которого горели руны, написанные на неизвестном языке – на нём уже никто не говорил и языкэтот считался мертвым, пусть витязи того не знали. Кроме того, лицо чёрного воителя закрывала серебристая маска. И видом своим она была ужасна до такой степени, что даже деда передёрнуло от мерзости. Из-под маски спускалась, как столетняя паутина, перепутанная борода, а из-под шелома выбивались длинные серебристые волосы. Тело же того воина было заковано в бронь булатную, и её кольчужины блестели на солнце. И этот странный витязь был до того высок, что возвышался над престарелым медоваром на пять вершков. – Ха! – засмеялся он грубым, но манящим голосом. – Я вижу ты постарел, мой старый дружище! – и тут на мгновение Белениру показалось, что пчёльник умалился в размерах. – С тех давних пор, как мы последний раз встречались ты был моложе да и в твоей головушке было меньше мёда, а нынче, видно, он там всё заполонил. Только о мёде и говоришь! Ха! Да ты вообще, не сошёл ли с ума? Не сбежали ли от тебя твои жены? – Меня твои речи нисколечко не задевают, ведь я блажен, а благость во мне вечна! – молвил дед сурово. – И я не намерен выслушивать всё это, да и на что мне оно? А мёд – очень хорошая тема для разговора! – и дед обратился к Белениру, сказав уже шёпотом: – Обнажи свой меч верный и будь готов к схватке. Я могу не одолеть Кощевита, тогда, возможно, с ним придется биться тебе, а это – нелёгкое дело. Беленир кивнул головой и подумал: «Вот он какой коварный Кощевит, мрачный колдун, прислужник всякой тьмы. Как бы не закостенеть нам от его чар!». – Вы ищете коня? – спросил Кощевит, обратившись к Белениру и желая таким образом позлить Деда-Пасечника. Не дождавшись ответа, подлец продолжил: – Неужто вы думаете, что все эти деды ещё не сошли с ума? Может, как только они родились, в их головах был какой-то толк, но теперь их головы лишь жалкое украшение плеч, пустые котелки, внутри лишённые чего бы там ни было! А я умён и насыщен величием, и я побудил змея напасть на Заповедный Край, и я знаю его мощь! Так что запомни раз и навсегда, человече: я корень всякой силы и всего великого. Моей волей был пробуждён Идогурн и он уже обратил в золу два ваших княжества. Из-за меня двинулись вы в поход – то моя воля. Я – главный зачинщик этого похода. Теперь вы видите, что воля моя сильнее воли даже Идогурна, и моя воля может дать вам великую награду. А что вам дал этот обманщик кроме мёда? Но послушай меня, друг, я вижу – ты смышлён. Так что ты понимаешь, что так же, как вся вода собирается в необъятный океан, так и вся власть по крупицам соберётся в моих руках. И не будет больше князей, а Земнородные придут ко мне, властелину золота, на поклон к чёрному трону. Берегины и люди, оставшиеся в живых, будут вращать колёса несокрушимого царства и послужат укреплению его мощи. Всё своё время они отдадут службе. К чему им свобода и столько времени, коль оно пропадает без пользы? Тот, кто будет служить мне, останется невредим. И более того – вознаграждён, я уже говорил об этом. Моя власть подарит вашей земле великое процветание и изобилие, каких никогда не было в вашей истории. Вы забудете про нужду, междоусобные склоки и всякие болезни. Вы вернёте себе земли Старого Ариха, утраченные встарь. И вы трое станете моими главными полководцами, моей опорой. – Зачем нам служить тому, кто уже уничтожил южные края Заповедья? – воскликнул Беленир. – И с чего нам верить твоим словам? – Да, я послал Идогурна напасть на Заповедье, – ответил Кощевит. – И я бы не стал этого делать, если бы мог. Змей – мой вассал, но ему нужно было насытиться и восстановить свои силы. Теперь, когда он снова обрёл прежнюю мощь, я могу отозвать его и ваши дома, ваши родные и друзья останутся живы. Вам нужно лишь отправиться со мной в Заповедье и помочь мне склонить князей, в том числе верховного державца, принять мою власть. В моих речах нет лжи, поэтому вы можете им верить. – Что будет, если мы откажемся? – спросил Беленир. – И если наш народ не примет твою власть? – Если вы откажетесь от моего предложения, но не будете продолжать свои происки против меня, то ничего с вами не случится, – ответил Кощевит. – Я не злопамятен, поэтому не стану вас преследовать. Если же вы продолжите свой поход против меня, то станете моими врагами и будете уничтожены. Что касается народа, хм… Одно царство я уже обратил в камень, а ваши земли обращу во прах. Если ваш народ откажется от того великого блага, что я готов ему предложить, и не признает мою власть, то узреет силу и гнев змея, силу и гнев моей воли! В общем, не думай, что конь глупый спасёт твою родину от Идогурна, не обнадёживай себя! Спасти её могу только я… – Конь хоть поможет, а ты уж точно нет, раз навлёк на мою землю такую напасть! – изрёк Беленир. – Неужели ты и впрямь думаешь, что твой язык поганый имеет власть над моим вольным сердцем? Твой язык впору вырвать и скормить свиньям, да и те от него отворотят свой пятачок. Тут послышался густой смех Деда-Пасечника. – Ты рано приобрёл врага в моём лице! – молвил на то Кощевит. – А я очень опасный враг, лучше откажись от своих речей и извинись передо мною, иначе скоро встретишься со смертью. – Посмотрим, кто встретится раньше! – вскрикнул Беленир, не желая слушать дерзкие слова Кощевита: они, казалось, цепляли за что-то внутри и хотелось тотчас ответить на них. – Мой дух бессмертен! – воскликнул коварный колдун. – И нет такого оружия, которое способно было бы сокрушить моё тело! А ты, глупец безрассудный, сейчас своею яростью сжигаешь себя изнутри к моей вящей отраде. Меня нельзя запугать ничьей речью, какой бы грозной она ни была. И, ежели ты будешь и впредь с такой ненавистью говорить со мной, то вскоре поплатишься за это. Так что говори осторожнее и, быть может, я позволю тебе стать моим рабом. – Держи свой язык там, где ему место, иначе, говорю тебе, вырву его голыми руками из твоей глотки! – Не трать на него своих сил, мой друг! – вмешался Дед-Пасечник. – Сейчас я разберусь с ним и никому из вас не придётся утруждаться. – Ты думаешь, что у тебя хватит сил, чтобы совладать с моей мощью, каковою наделил меня Чёрный Государь? – спросил Кощевит. – Я в один миг могу повести пальцем, и ты закостенеешь, словно кусок льда, глупец! – Я сын Земли и Солнца, ты не можешь подвергнуть меня земным морозам, ибо сама Земля меня породила! – рассмеялся Дед-Пасечник. – Я несокрушим, а мой мёд и добрая медовуха наливают мои руки такой силой, что я могу задушить тебя одной левой! – Ха! – расхохотался Кощевит. – Опять про мёд! И ужели ты не знаешь, что я один из Яровинде, а сыны Земли вряд ли могут тягаться с ними в силе. – Ещё как могут! – прервал его Дед-Пасечник. Кощевит хотел ещё что-то вставить, но тут дед свистнул посвистом молодецким и перебил его. В ушах у Беленира загудело. Дед снова свистнул, но как-то по-другому, и даже птицы, молча наблюдавшие за происходящим, сорвались с деревьев и полетели прочь. И на сей свист с великим шумом крыльев вскоре явились все дикие пчёлы и лесные шмели. Они в танцах воздушных закружили вокруг тропы и взяли пчеловода в кольцо. Видя это, Кощевит немало удивился, а затем вымолвил: – Я закован в броню из булата: твои пчёлы мне не страшны, старый болван! – Ты постарше меня будешь, вот ты-то и старый болван! – поспешно прервал Кощевита дед. – А про бронь твою я слыхивал. Но ведь всегда под неё есть тайный путь, укрытый одеждой, а у пчёл моих жала острее клинка. – Ну укусят они меня и что станется? – язвительно захохотал Кощевит, обратив свой взгляд в очи деда. Тут пчёльник схватил один из камней стоячих и бросил его прямо во врага, но тот увернулся, и камень пролетел мимо. Витязи подивились, как так дед мог поднять тяжёлый валун, и хотели уже идти в битву, как вдруг на Кощевита понеслись пчёлы и шмели, а дед сказал: – Конь сокрыт в трёх вёрстах отсюда на восток. На Мёртвом Кургане будет стоять огромный серый валун, отворотите его и добудьте коня. А я и мои пчёлки да шмели пока разберёмся с Кощевитом, если, конечно, он нас не осилит. Беленир хотел остаться и пособить деду в битве с Кощевитом, но тот молвил: – От тебя будет больно мало проку: я Земнородный сын, а ты лишь человек! Если я слабее Кощевита, ты не поможешь. А если я сильнее, ты не понадобишься! Вам предстоит другая битва. Тогда Беленир подтолкнул Всесвятлира и Брисинора, и они устремились на восток, скрывшись в зарослях кустарника. Когда витязь оглянулся, чтобы посмотреть, возможно, в последний раз на пчеловода, то увидел, что тот уже схватился с Кощевитом, а пчёлы и шмели забрались ворогу под броню и стали его жалить. Беленир отвернулся и повёл своих товарищей на восток, через высокие сосны Фельнудира, и вскоре жужжание пчёл и грохот битвы остались позади. На сердца всех витязей лёг тяжкий камень, ибо они опасались, что дед не выстоит в борьбе. Беленир успокаивал себя тем, что его родина была в опасности и он не мог проявлять безрассудство. Путь на восток, к Мёртвому Кургану да к валуну стоячему, под коим покоился конь, был недолог, ведь витязи спешили как никогда. Вначале туда вела извилистая стежка, пробегавшая между густыми зарослями вереса, а затем каменистая тропа, сложенная из маленьких камешков и обрамлённая пушистыми ёлками да бледными лиственницами. Всех вёл Беленир, и он всегда был начеку, опасаясь, что Дед-Пасечник не выстоял и погоня уже началась. Местность с каждым шагом заметно повышалась, а сосны высоковетвистые редели, дарствуя солнцу красному больше простора для лучей. Путники взбрели на Мёртвый Курган, голый, что макушка асилка. Все подступы к нему, кроме южного, с которого они и пришли, были опасны: с севера курган резко обрывался крутояром, а с востока и запада переходил в овраг, но менее обрывистый и глубокий. Трав на холме почти не росло, на нём господствовал зелено-седой мох. Косматым одеялом он покрывал почитай каждый булыжник, а на самой вершине холма гордо высился камень стоячий, взмывая в небо толстенным копьём. И был он так неколебим, что его вряд ли бы сдвинул и древний богатырь, приложив все силы и немало усердия. – И как мы отворотим этот проклятый валун? – поразился Всесвятлир. – Я, конечно, силён, но, знаете ли, не настолько, чтобы сдвинуть такую вот незыблемую громадину! – Да даже если мы приложим все силы, этот валун останется стоять так, как стоит здесь уже тысячи лет! – молвил Брисинор, толкая руками нагретый за день на солнце камень. – Нет, его даже целая дружина не сдвинет. Зря мы послушали деда и ушли, надо было помочь ему в битве, тогда бы он был сейчас здесь и сдвинул этот валун! – Возможно, вы правы, – сказал Беленир, оглядывая камень со всех сторон. – Но, наверняка, есть другой способ сдвинуть его, иначе Дед-Пасечник бы нас предупредил, что нам понадобится сила невиданного богатыря. Так что давайте лучше думать, что теперь делать. И к тому же сам дед нас и отправил от себя, значит, у него не было сомнений, что мы сдвинем этот камень. – Наверное, – согласился Всесвятлир. – Да только как нам его отворотить? Тут путники стали думать да гадать и истомили себя мыслями, но, как они ни старались, ничего дельного в их головы не явилось. Так они просидели до вечера, пока блески янтарные не залили небосвод, а золотой щит не достиг края небес. На востоке уже яркими светильниками возгорались звёзды, посылая на сырую землю алый блеск, иные уже засветили голубым заревом, самым прекрасным из всех цветов звёзд, а путники всё сидели у камня. Тени совсем удлинились, а вскоре и вовсе исчезли; солнце скрылось за лесами стоячими и перестало дарить лучи здешней почве. Деревья, окружавшие курган, злобно нависли над ним, словно пытаясь схватить витязей своими корявыми цепкими перстами и затащить их в глубину своей чащи. Особенно зловещими путникам показались ели тёмные, точно протянувшие к ним из густого мрака колючие руки. – Мы так с ума сойдём и просидим так вечно, до тех пор, пока у нас не отрастут бороды или пока нас не найдёт Кощевит, если он, конечно, расправился с пасечником! – вскрикнул от негодования Беленир и отошёл от камня стоячего. Тут его нога коснулась небольшого выступа и вдруг провалилась вниз, в почву. Это был рычаг, который и отпирал-отворачивал стоячий камень. Тотчас земля заходила ходуном под ногами, и валун с грохотом повалился наземь, впившись глубоко в мшистую почву. Беленир сквозь темноту сумерек осторожно пробрался к упавшему камню и заглянул туда, где он прежде высился. Там открылся путь вниз по ступеням, вырезанным в твёрдой скале. Куда вели эти ступени удальцы не знали. Восторженно восклицая, они заглянули туда, полные радости, и замолчали: путь вёл в непроглядную темноту. – Там и должен быть конь! – сказал Беленир. – Так давайте попробуем его разбудить, – предложил Брисинор. – Рог при тебе, дунь же в него. – После этого надо будет поспешить, – добавил Всесвятлир. – Звук рога услышат все в округе, услышит его и Кощевит. Если он одолел Деда-Пасечника, то непременно явится сюда! – Выбора у нас нет: надо дунуть в рог, – заключил Брисинор. Беленир снял с пояса рог Государя Волн, поднёс его к губам и дунул что было мочи. Тотчас прозвучал чудесный звук, превосходивший по своей красоте звуки других горнов. Шумом ручьев и криниц, грохотом водопадов и рёвом морской волны прогремел он, и путники тотчас почувствовали прилив сил и бодрости. Эхо повторило средь деревьев прекрасный звук, наполнив лес жизнью и пробудив спящих зверей. – Теперь спускаемся! – рёк Беленир. – Огни не зажигайте – вдруг привлечём кого. Путники стали решать, кто первым должен спуститься, но так толком ничего и не решили, потому, отбросив прежние думы и обнажив оружие ярое, они все вместе ступили на каменную лестницу. Долго они шли вниз, но не потому, что ступени вели в самую глубину, под курган, но потому, что сами воины вели себя осторожно. Несмотря на то, что опасались они, что Кощевит услышит звук рога и придёт сюда, спешить они не могли, ибо не знали, что может поджидать их внизу помимо коня. Наконец, витязи доброславные оказались на краю последней ступени, они сошли с неё и пошли далее, в сырую темноту – ни свода, ни двери, ни ещё чего-то подобного не было видно, ибо никакой свет сюда не проникал. Разве что зыбкий свет звёзд, что хрустальными россыпями лежали над головами путников, светил во тьму, но правда от него было мало проку. Потому Беленир и его друзья пошли наощупь, трогая влажные стены и так угадывая путь. Вскоре все услышали вдали могучий храп, от которого стены будто вздрагивали, а сердца подпрыгивали в груди. – Небось, конь похрапывает! – заметил Брисинор, прислушиваясь к храпу. – Видно, ещё не проснулся. – Да если этот конь так храпит, то он, небось, дубы под себя как травку подминает! – подшутил Всесвятлир. – Неужели это и вправду наш конь? Может, здесь, кроме коня доброго положили спать вместе с ним ещё какое-нибудь чудо? – Вряд ли, – молвил Беленир. – Нам бы Берёза сказала, что тут что-то неладно. Скоро уже, наверняка, дойдём до этого храпуна. Слышите? Храп усиливается, значит приближаемся. Тут в непроглядной темени путники наткнулись на странную дверь. Была она холодна точно лёд и сделана будто из стекла. Но тверда и прочна она была будто сталь. К сожалению, не разглядели путники, какие прекрасные рисунки птиц райских и дивных зверей на ней были. Между тем Беленир ощупал всё вокруг и понял, что других ходов, кроме этой двери, нет и, что она закрывает собою туннель с высокой аркою, по которому они шли. – Другого пути нет! – сказал он уверенно. – Надо её как-то открыть, иначе мы вернёмся не на родину, а на пепелище… – Хватит говорить! – воскликнул Всесвятлир, прервав речь Беленира. – Надо думать про дверь, у нас нет времени для разговоров. – Ты прав, – поддержал Всесвятлира Брисинор. – Может, тогда попытаемся выбить эту дверь? – предложил Беленир. Те, не ответив ничего, со всей силой навалились на неё, но все их усилия оказались тщетны: удаль здесь была бессмысленна. Оружие дверь также не брало и ни один удар меча и топора не отколол от неё даже кусочка. Нужен был ум. – Поищи ручку дверную, – посоветовал Брисинор, – она должна быть здесь. Может, на неё надо нажать особым образом, и она откроется. Я слышал, что карлы делают такие двери. Удальцы стали искать ручку дверную, но не нашли её, потому что её и не было или же она была деревянной и за века сгнила. Так бы и не дошли они до коня богатырского, премудрого, но тут Всесвятлир предложил: – Дуньте в рог еще раз, может одного раза было недостаточно, чтобы конь проснулся! Беленир снова взял рог и тут же в него подул. Он сделал это с такой силой, что лицо его побагровело и на лбу появилась вена. Снова прозвучал прекрасный звук рога Государя Волн. Сие же мгновение за дверью заржал конь богатырский. Подивились тому ратники, а Беленир и вовсе рот открыл. Ржание было очень громким и протяжным, словно бы восхищённым. И вот конь борзый стал своим искромётным копытом стучать по двери: стала поддаваться чудесная дверь, вот она уж треснула и тут же рассыпалась на сотни тысяч осколков, словно созданных из алмазов, которые разлетелись по туннелю, но не причинили путникам никакого вреда. Тотчас из тьмы вылетел скакун, похожий на сумрачную тень и, высекая по полу искры, пронёсся меж ними и, взбежав по лестнице, вышел на холм. Беленир, радостный и восторженный, вместе с витязями добросмелыми пустился вслед за конём. Но они увидели его лишь тогда, когда вышли на курган. Конь уже стоял там, серебрясь в свете звёзд и луны, и его грива длинная причудливыми космами заплеталась по широкой шее. И хвостом скакун подёргивал да потряхивал, а хвост был у него длинен и пышен, что грива у льва. Путники даже поначалу лишь на хвост и смотрели. Сам конь был велик и прекрасен, и когда он обернулся к витязям, они увидели, что во лбу у него звезда – пятнышко белое о семи концах, а по бокам часты звёзды и под сердцем ясное солнышко. Также они заметили, что очи скакуна проницательны и умны. Ведь прозревал Космач многое в душах и сердцах и в далях, сокрытых туманом, ибо был он вещ и мудр. Вещих птиц на свете – и тех немного осталось, а коней таких и вовсе можно было на пальцах пересчитать. И с подбородка у него и впрямь свисала борода седая длиной в пол-локтя. Она была не заплетена, но распущена, и росла так, как будто к ней никто никогда не прикасался. И потряс конь бородою и сказал: – Здравствуйте, добры молодцы! – голос его был немного неразборчив и низок, и разговор вёлся на старом говоре, какой имел хождение ещё во времена первого государя Роха, но путники всё равно всё поняли. – Очень долго я пробыл во сне богатырском, очи мои были сомкнуты несколько веков, а подчас и тысячелетий – сам не ведаю. Скажите же, неужели вновь горе али лихо постигло обширное Древогорье, неужели вновь разродилась беда над землями благодатными? Беленир и витязи стояли, раскрыв рты, и не решались ответить что-то. – Вы что, впервые видите пред очами коня говорящего, премудрого очень? – спросил Космач гласом громовитым. – Можно подумать, нет больше в Древогорье коней вещих, чтобы устремлять на меня столь неприлично свой взор! – Привет тебе, конь! – изронил Беленир и более ничего не смог вымолвить, кроме этих трёх слов. – И вам привет. Но я не люблю говорить, так что спрашивайте меня, и я отвечу! – заржал громогласно конь и стукнул копытом своим твёрдым о мшистую землю. – Я Беленир! – рёк витязь молодой и вслед за тем представил всех своих спутников. – Мы потревожили твой сон не просто так, иначе бы навлекли на себя твой гнев и гнев Земнородных сыновей, что разъярились бы от бессмысленного твоего пробуждения. Нынче сбираются тучи тёмные над нашей землёю – Идогурн, змей лютый, выжигает поля, а людей в полон хочет увести. – Идогурн, значит! – пробормотал конь, встряхивая своею седою бородою. – Помню я такого змия. Он не очень силён, но броня его крепка, закрывает она все его уязвимые места – под сердцем, на шее и на брюхе, но кое-где Витагор пробил брешь и наверняка она не залатана до сих пор – ведь броня та откована из звёздного металла – вряд ли Кощевит нашёл ему замену. Чтобы победить, силу змея – броню, надо превратить в его слабость. Он наверняка ленив и медлителен… – Но что с того, если он медлителен? – изумился Беленир. – Пусть его и одолевает лень, но тем увереннее он движется, ибо сжигает всё тщательно, а не кое-как. – Нет, змеиная лень – не человечья! – заржал конь громко. – Змии бывают настолько ленивы, что засыпают в пещерах беспросветных на долгие тысячелетия и там каменеют! Лень появляется у змиев из-за тяжести их наростов роговых, и она нам союзник. Но для начала нам нужно оружие, которое сможет пробить его броню, а такое оружие может сделать только старый Каукис из Вутирна. – Кто? – переспросил Всесвятлир, удивлённый причудливым именем, о котором никогда в жизни не слыхивал. – Каукис из Вутирна! – ответил конь. – Вы разбудили меня, чтобы спрашивать меня про разных Каукисов или чтобы я спас вашу землю? – Но кто такой этот Каукис? – спросил Беленир. – Каукис из Вутирна, – сказал Космач, – то умелец великий, сын Земли и Солнца, карлик премудрый и гордый, что куёт булатное оружие, лучшее, что ни есть. – Неужели это оружие способно пробить броню Идогурна? – снова спросил Беленир. – Да, – продолжал конь. – С силой Витагора можно было бы пробить и новые бреши в броне, но тебе лучше бить в уязвимое место, где брони нет, и то пробьёшь ты роговые наросты змея лишь если твои руки оченно сильны. – Насколько сильны? – Настолько, чтобы ты смог одним ударом рассечь слой роговой, – ответил туманно конь. – Ибо богатыри второй раз не бьют и времени у тебя на это не будет! – Беленир покачал головою и более не задавал вопросов. – Что ж, садитесь на меня, – заржал конь и потряс гривою, – и я принесу вас к Каукису из Вутирна, если, конечно, он ещё жив и до сих пор в Вутирне! Быстрее. Тотчас все трое сели на коня, (Космач был конём богатырским и был больше обычного коня), скакун притопнул ногой и понёсся вскачь через лес да холмы. Была ночь, и путники толком ничего не видели, кроме звёзд и серебристой луны, а сосны от быстрой скорости исчезали из их очей так же быстро, как и показывались. Так стремительно нёсся скакун, что Беленир не успел даже понять, куда он их несёт – на запад ли на восток, на север ли на юг. На самом же деле конь скакал на юго-восток, к Смарагдовым горам и скакал оченно быстро. Тем временем в глазах у Беленира помутилось: все светила небесные для него сплелись в чёртовом круговороте, а деревья, мелькавшие с боков, скрутились в один клубок. Не привык витязь к такой быстрой езде. Целый день скакал конь, и лишь на второй остановился отдохнуть. Но и тогда он остался неразговорчив, словно бы с печалью вспоминал свою былую жизнь. И даже вопросы Всесвятлира о том, что снилось за столь долгое время, хотелось ли есть и просыпался ли он иногда, Космач оставил без ответа. Другие витязи же то и дело наблюдали за лесом, опасаясь появления Кощевита – о том предупредили они и Космача. – Жив ещё подлец! – сказал он на то. – Значит он навострил на все это Идогурна? – Да, – ответил Беленир. – Надеюсь, он нас не догонит. Конь на то лишь фыркнул. На второй день путники пересекли пределы леса, Беленир с опаской оглянулся и, увидев, что сосны высокие также стройны, как и прежде, и никто за ними не гонится, успокоился. Свежий ветер дыхнул всем в лица и защекотал их волосы. Перед путниками открылась поляна, ровная что ладонь и голая как горы. Вот где был коню простор! Соскучившись по воле, Космач подскочил чуть ли не до неба и заржал. Ездоки едва не свалились с его спины! Затем Космач разогнался во весь опор, отчего Беленир пуще прежнего вцепился в конскую гриву и закрыл глаза. Скакал конь целый день и полночи – он полагал, как видно, что не стоит давать Кощевиту шанса догнать их. Вскоре уже завиднелась какая-то река. В то самое мгновение, когда Всесвятлир и Брисинор почувствовали, что не вынесут больше скачки, Беленир крикнул: – Стой! Конь остановился у самой воды и замер, словно вкопанный. Путники, утомлённые такой скачкой, сползли с него и грохнулись наземь. – Какой ты неуклюжий! – вскрикнул Всесвятлир. – Неужели не мог потише остановиться? Конь ничего не ответил и поглядел на реку, что шумела прямо у его копыт и называлась Синегривкой. Её брызги уже омочили ноги витязей, а сама она, струясь меж камней прекрасными прядями, серебрилась под луною. Стрекотали сверчки, и Космач, давно не видавший водицы, захотел напиться и искупаться в прекрасной реке. А река и впрямь была прекрасна. Широкой лентою она простиралась в своём русле, проложенном древле, и журчала самыми разнообразными звуками, окаймляя Брегокрай. Воистину было в ней нечто очаровывающее не только взор, но и слух. Белениру даже показалось, что воды издают тонкий запах, полный свежести. Запыхавшийся Космач зашёл в речные воды, а витязи даже и не подумали, что это и есть Синегривка, которую нельзя пересекать вброд. Ведь конь нёсся так быстро, что путники оказались уже на границе Брегокрая, о чём они и не знали. Космач весело тряхнул гривой и стал плескаться в ещё тёплой воде. Витязи тоже решили искупаться и уже сняли доспехи, как вдруг конь заржал: – Помогите, меня тянут на дно! Беленир схватил свой меч и прыгнул в реку, вслед за ним нырнули Всесвятлир и Брисинор, тоже с оружием. Витязи открыли под водой глаза и увидели, что коня за ноги держат четыре бледных нагих красавицы с распущенными русыми волосами и тащат его прочь от берега. Видно, это были водяницы, речные русалки, и они влекли Космача на дно. Заметив витязей, они отпустили коня и стали подплывать к ним, быстро шевеля под водой своими стройными ногами. Всесвятлир тотчас вынырнул и, выпучив глаза, выскочил из реки на какой-то островок. Вместе с Всесвятлиром выскочил и конь, а следом за ними выплыл Брисинор. Беленир же не успел вынырнуть. Две водяницы ухватили его и захотели увлечь на самое дно. Но витязь схватил за ногу выбравшегося на островок Брисинора, и тот подал ему руку. Но как ни силился Брисинор вытянуть друга, ничего не выходило. В одной руке у Беленира всё ещё был меч. «Сейчас я их порублю на куски!» – подумал витязь, вспомнив про него, но тут к нему подплыла ещё одна русалка, и, схватив за кисть, отняла клинок и бросила на дно. Обхватив грудь воина своими руками, красавица посмотрела ему в глаза своими нежно-зелёными очами и, загадочно улыбнувшись, прильнула к его губам. «Зачем мне наверх? – подумал вдруг воин. – Отпусти меня, Брисинор, я уйду на дно вместе с этими девицами и буду рад. Давайте, утопите меня!». Брисинор тем временем что было сил ухватился за хвост коня, а Космач уже стучал копытом о землю: они собирались вытягивать Беленира. – Пошёл! – крикнул Всесвятлир, и конь рванул вперёд, Брисинор поволочился вслед за ним и вытянул Беленира. Вместе с Белениром он вытянул и русалку. Всесвятлир уже выхватил клинок и хотел обезглавить её, как она вдруг вскочила и, укутанная длинными мокрыми волосами, с разбега нырнула в воду. – Иди ко мне, усталый ратник! – воскликнула она манящим голосом. Беленир, выплюнув воду, которой наглотался, встал и посмотрел на русалку. Высунув голову и плечи из-под воды, она глядела прямо на него, и её мокрая грудь серебрилась в свете месяца, что висел над рекой. «Нет уж, – подумал теперь Беленир. – У меня ещё будут красавицы, но не водяницы, что туманят голову своими чарами». – Если надо, иди сама, – передразнил русалку Всесвятлир. – Не разочаруешься в моём клинке! – и тут витязь потряс мечом в своей руке. – Иди же ко мне! – вновь воскликнула русалка, не слушая Всесвятлира: её зелёные очи глядели на Беленира. – Эх, чаровница! – сказал тогда Беленир. – Не в этот раз, плыви себе на дно. Меня тебе под водой не видать. Хитрая водяница поглядела ещё на витязей и вскоре скрылась, сначала по шею, потом по нос, а затем и вовсе исчезла, оставив на воде одни лишь полосы. Витязи тотчас рассказали Космачу про то, что эти русалки охраняют реку и кроме них там есть водяные. Это следовало рассказать раньше, но никто не думал, что они окажутся у Синегривки так быстро. – Как же мы преодолеем реку? – спросил тогда Брисинор. – Её мы преодолеем по островкам, – ответил конь, глядя в сторону другого берега. – Это один из них, впереди ещё три. Когда все отдохнули, поев и немного поспав на илистом островке, а сверчки перестали стрекотать, будто готовясь увидеть нечто невиданное, на небе уже загорелась утренняя заря. Беленир и его друзья глянули на её прелесть и вскоре отворотились от красна солнца. Да и конь отвернулся, ибо был очень долго под землею и спал сном глубоким, богатырским, потому не привык он к ярким лучам. И вот, когда посветлело, путники увидели, что в русле реки один за другим лежат ещё три маленьких острова – чёрные пятна средь залитой солнечными лучами речной хляби. Но некогда описывать красу природы: воины уже уселись на коня богатырского, и тот, стукнув оземь копытом могучим и взяв разбег небольшой, какой было возможно сделать, прыгнул через волны речные прямо на следующий островок. У Беленира аж сердце захватило: так высоко и так стремительно прыгнул Космач! Преодолев пятнадцать сажен и благополучно приземлившись на островок, конь заржал, а Беленир посмотрел вниз через его холку. Островок был покрыт дёрном зеленым и был красив с виду, хотя все ожидали, что он будет скалистым камнем. – Осилили! – сказал Всесвятлир. – Думаю, что и до тех двух тоже допрыгнем. – Думаешь? – начал Беленир. – Тогда был разбег, а теперь и разогнаться негде – остров в полторы сажени длиною! Тут Брисинор хотел сказать, что следующий остров достаточно близко, чтобы перепрыгнуть на него без разбега, но он не успел. Конь борзый в мгновение перенёсся на другой островок, на этот раз каменистый и скользкий, кое-где поросший мхами изумрудными и невысокими травами. – Вот и этот осилили! – молвил Брисинор, ничуть не сомневавшийся в силах Космача. Беленир почувствовал, как ветер тёплый играет у него в волосах. «На этот раз прыжок будет против ветра! – подумал он. – Но ничего, конь осилит». И тут, когда Космач снова собирался прыгнуть, его схватил кто-то. Беленир глянул вниз и увидел: коня за ногу левой рукой держала русалка, та самая. На сей раз взгляд её не был нежен, а, напротив был яростен и страшен, брови её были нахмурены. В деснице у неё сверкал меч – она подняла его со дна. – Прыгай! – взревел Беленир, видя, что водяница хочет обрубить коню ноги. Космач прыгнул и рука русалки отцепилась. Она ударила мечом по воздуху: конь исчез. – А! – взвыла она протяжно. – Вернись! Между тем Космач уже летел через синеву волн, и его грива развевалась по ветру. Беленир и Всесвятлир зажмурились, боясь глядеть на злосчастную воду, и лишь Брисинор с волненьем в груди глядел перед собой. Он верил, что и в этот раз конь осилит. И конь осилил. Четвёртый островок оказался словно бы из ила вязкого, и почва под копытами Космача оказалась мягка. Конь стал вязнуть в ней, словно в болотной жиже и скоро погрузился на несколько локтей. – Проклятый ил! – воскликнул Беленир. – Мы увязнем в нём и нас утопят русалки! – Замолчи! – крикнул Брисинор. – Не накликай беды своими словами! – Сам молчи! – ответил ему Беленир. – Надо выбираться отсюда, а не ссориться. Если мы совсем увязнем, то я лучше попробую вплавь добраться до берега – С ума сошёл? – воскликнул Брисинор. – Если ты и отобьёшься от русалок, так выплывет водяник и тебе будет несдобровать. У него лапы как крючья, он тебя живо утопит – и глазом даже не моргнёт. – Коли увязнем, так лучше попытаться, чем сидеть и тонуть, – согласился Всесвятлир. – Готов поспорить, я доберусь до берега и никакой водяник меня не сцапает. – Не уходите с острова, – заржал конь. – Я вас вытяну. К тому времени Космач увяз по крутые бока, и жижа подкралась к ногам витязей. Всесвятлир вскрикнул и случайно стукнул коня по бокам. Тот, почуяв удар и вспомнив своего прежнего хозяина, тотчас выпрыгнул и из жижи, и с этого острова. И едва он оторвал копыта от земли, из воды вынырнули водяницы и попытались поймать его. Но он был уже высоко, и они не смогли даже схватить его за копыто. И вот Космач ступил на твёрдую почву. Вмиг все путники спрыгнули со скакуна и повалились с ног, словно мешки с картошкой. Брисинор даже обнял камни серые, точно был с ними в давней разлуке, а Всесвятлир счастливо сгрёб землю в горсть и развеял по ветру. И лишь Беленир был спокоен и тих, ибо прыжки через островки остудили его пыл, и он даже побледнел. Он глянул на реку, но там уже не было прекрасных русалок: они ушли под воду. Тогда витязь посмотрел на небо, залитое солнечными лучами, и подумал: «Совсем недавно под неведомыми чарами я был готов отправиться на дно из-за той красавицы-водяницы и умереть, а теперь готов взлететь к небесам ради жизни. Стоила ли та русалка моей смерти? И стоит ли моей смерти жизнь других людей?». – Благодарю тебя, Космач, – вымолвил вдруг Всесвятлир, – что не угробил нас и не отправил на дно речное на радость проклятым русалкам и рыбам. – И я благодарю тебя, – рек Брисинор коню. – Долго ты заставил надежде и вере тревожить наши сердца. Но в итоге всё завершилось благополучно и потому ты достоин похвалы. Беленир молчал, но не потому, что был груб и невежественен, а потому, что на его светлое лицо пала угрюмость вкупе с сомнением. Такое с ним редко случалось и случилось сейчас, ибо он ужаснулся, поняв, что их предприятие может стоить им всем жизни даже если они не помогут родной земле. Но вскоре мрак сошёл с лица Беленира, ибо решил он, что, если отступить, жизнь их на отчизне будет в тягость, а возможно и вовсе не будет никакой отчизны. И затем он тоже поблагодарил коня за спасение. Космач же, выслушав всех, заключил: – Теперь нам предстоит путь на юг; не то, чтобы долгий, но и не слишком короткий. Нам надо будет взобраться на предгорья, потому будьте готовы к приключениям – опасным и дивным. Путники кивнули головами и уселись на коня.
Глава 9. Три стези
Конь неторопливо зашагал вперёд. Путь лежал по неторным тропкам, поросшим травою да мхами. Припекало солнце. Не прошло и двух дней, как вдали завиднелся камень указательный, серый и большой, поросший бородатым лишайником. Вскоре путники приблизились к нему, миновав неглубокие лощины, и увидели, что надписи на нём сильно поистерлись, а сам валун зарос травами да мхами. «Видать, стоит здесь уже очень долго – столетие, если не тысячу лет» – подумал Беленир, слез с коня богатырского и попытался расчистить камень от трав, чтобы хоть что-то понять. Но травы пустили корни вглубь валуна, потому, когда витязь выдернул их, вместе с ними вывалились и куски камня, на которых и были написаны указательные письмена. – И что нам теперь делать, если мы не знаем, какая дорога куда ведёт? – спросил Всесвятлир. – Даже если бы камень был цел и не зарос травою, – отвечал Беленир, – мы бы всё равно не разобрали письмена, начертанные на нём. Такого языка мы не знаем. Витязи понурили головы. – Я помню эти письмена! – изронил вдруг конь премудрый. – Знайте: все дороги ведут в одно место, только разными путями и тропами! Но я не помню, какая тропа через какие земли ведет… – Но откуда тебе это знать? – задал вопрос Всесвятлир. – Ты сидел в заточении тысячи лет, неужто дороги не изменились за столь долгое время? – Здесь никто не живёт, кто изменит путь тропы? – заржал в ответ конь бородатый. – Кто будет просто так протаптывать тропу там, где её нет и где он не ходит? – Раз здесь не ходят, – продолжал неугомонный Всесвятлир, – кто тогда протаптывает тропы на старом месте? Отчего они не заросли? – Должно быть, кому-то они нужны, – согласился конь. – Иго-го! Должно быть, Земнородные здесь ещё не повывелись: они, наверное, и расчищают тропы. Хотя не знаю. Надо бы спросить у кого-нибудь дорогу, да никого нету. – По какой тропе тогда пойдём? – спросил Беленир. – Выберем какую-нибудь, – сказал Брисинор. Вдруг над головами путников каркнул кто-то. А буде уж кто-то каркнул над головою, то это точно не синица, а ворон или ворона. Путники вгляделись в небо, заволоченное мглистыми облаками, и увидели ворона толстого, иссиня-черного. Он летел к востоку, широко расправив по поднебесью свои угольные крылья. Но тут каркун закружил над витязями и удивлённым конём в стремительном, но плавном хороводе и опустился пониже. Он приземлился на тот камень дорожный, поросший мхом да травою и, расправив свои крили длинные, каркнул во всё горло. – Ты почто каркаешь здесь, птица чёрная? – воскликнул Беленир. – Лети да каркай в другое место, итак настроения нет. И тут неожиданно даже для коня, ворон не только каркнул, но ещё и добавил: – За что бранишь воронов добрых? Ужели мы тебе, витязь, чем навредили, что ты гневаешься на нас? Изумлённый Беленир вначале не мог и рта открыть, но затем вымолвил: – Неужели и вороны говорят? Я такого не помню – Ты не помнишь? – каркнул важно ворон и взмахнул крыльями, показывая тем самым свою важность. – Мало ли что ты не помнишь – другие зато помнят. Давненько, наверное, ты, витязь, не выбирался за пределы собственной деревни, ежели не знаешь даже, что ворон тебе не ворона глупая. Ворон и говорить может, ежели очень стар и мудр, как я вот. – И что ты здесь делаешь, ворон? – вмешался в разговор Брисинор, подумав, что Беленир ничего толкового у ворона не спросит. – И каково твоё имя? – Что я делаю здесь? – поразился каркун. – А я вот и делаю то, что сижу нынче на камне сером и глагольствую с вами. А зовут меня Ведан, так что обращайтесь ко мне по имени. – Что ж, Ведан, так зачем же ты явился сюда? – вновь спросил Брисинор. – Явился я сюда не просто так, но и не очень важно было моё появление, ибо прилетел я сюда, дабы сесть на камень сей серый, издавна мхом покрытый! – ответил гордо ворон, пощёлкивая своим клювом длинным. – Да что ж, Ведан, ответь уже, зачем ты прилетел? – продолжал Брисинор. – А затем и прилетел, чтобы потом улететь! – рёк ворон премудрый. – Это не ваши дела, но мои. Се! – пусть рече мне верховодец, кто вы сами такие и на что сюда явились, иначе не укажу я вам дорогу верную. А её я знаю, ибо издревле лежит этот край под моими крыльями чернопёрыми, с тех самых пор, как горы поднялись, а затем стали разрушаться, углубляясь в свои корни… Не томите меня, иначе край Дрогуин станет для вас землёй последнего приюта, ибо тогда я не приложу своё крыло к вашему делу, дабы помочь вам. Тут Беленир, сменив Брисинора в беседе с вороном, поведал тому всё: цель похода, все приключения, случившиеся с ними в пути и имена своих спутников, а также своё имя. Ворон покаркал по-тихому в знак согласия, а затем, задрав кверху свою большую голову, каркнул уже во всё горло, заявляя тем самым, что он им верит. Пока же путники вели беседу, облака сгрудились в кучу огромную и, столпившись на заходе, уже грозились раздаться молнией. – Что ж, внемлите мне, путешественники! – рёк ворон, с тревогою глядя вдаль, туда, где появились сизогрудые тучи с золочёными окоёмами, жаждая скорее пролить дождь витязям на головы. – Пока мы говорили, гроза назрела, так что должно вам выбирать один из трёх путей. – И чем они отличаются? – спросил Беленир. – По первому пути поедешь – коня потеряешь, по второму поедешь – сам можешь погибнуть, по третьему – с голоду помрёшь. – Но почему именно так? – спросил Всесвятлир. – А потому вот! – держал ответ Ведан. – Первый путь идёт ближе к холодным тундрам Эровиата: он провёдет вас дорогою окольною, но безопасною, правда холодною. Кроме того, вам придётся снова пересечь реку. На этом пути обычно кони дохнут, – Космач, услыхав это, недовольно тряхнул гривой. – Второй ведёт срединной тропою, он идёт через обиталище зверя-оборотня ужасного, Волка Серого. Мне известно, что это Гвиулис страшный, огромный донельзя; так что, коли вы с ними встретитесь, то, скорее всего, расстанетесь с жизнями. – И кто этот Гвиулис? – воскликнули удальцы. – Что за Серый Волк? – Некогда, говорят, он был колдуном могучим, но как-то обернулся волчищем, да вот им и остался. – А что третий путь? – спросил Беленир. – Третий путь очень долог. Он труднее и дольше, чем первый и опаснее, чем второй, потому на нём обычно просто-напросто кончается еда. А там её нету. Еда, она не лежит на серых камнях да на почве, бесприютной для трав! Все замолчали. – Какую стезю изберём, друзья? – начал совет Беленир, желая выслушать мнения всех. – Коню умереть не должно! – возгласил Космач. – Без меня вам не убить Идогурна, змея поганого, значит, решайте, какой из других двух путей выбирать. А коли выберете первый, то я сброшу вас со спины. Но будет плохо, если вы расшибётесь о камни. – Да, коня потерять мы не можем, – согласился Всесвятлир, – да и времени у нас нет, чтобы идти по долгой дороге, на которой к тому же можно и с голоду помереть. – Надо идти по срединной дороге, по прямоезжей стезе! – заявил Брисинор. – Что ж, я согласен! – молвил ему Беленир, а затем обратился к коню богатырскому: – Но почему ты, добрый Космач, не сможешь вынести первую дорогу и не можешь быстро пробежать по третьей? – А то и не могу, что очень уж велик путь! – ответил Космач. – Я, конечно, конь богатырский, но никак не конь быстрейший на свете – сила моя не в быстроте, хоть и быстр я очень, но в упорстве, величине и удали, а также в мудрости великой. И хотя я быстрее многих других коней, я не собираюсь загонять себя до смерти. Путники, выслушав ответ коня и согласившись с ним, отправились пешком по срединной дороге. Космач пошёл рядом с ними, ибо устал, а ворон чернопёрый проводил их прозорливым взглядом. Даже тогда, когда они его уже не видели, когда камень серый, валун указательный, скрылся вдалеке, окутанный сумерками, премудрая птица всё ещё глядела им в спины. Вдруг меж тучами грозными сверкнула стрелою молния, на мгновение озарив всё вокруг яркой лазурью. Послышался раскат громовой. Полил дождь очень сильный, и путники едва могли видеть под ногами дорогу. Вода ведь пребывала, а дорога лежала меж холмов, так что её всю залило. Тогда Беленир решил, что надо взобраться на холм и рассесться пониже его плоской вершины, чтобы их головы трезвые были ниже, чем само взгорье. – Иначе не избежать нам смерти от копий маланьи, – сказал он. – А если не вступим на холм, тогда вымочим ноги и Волк Серый, Гвиулис огромный застигнет нас врасплох! Все согласились с решением витязя достославного и взобрались на холм, что располагался справа от тропы. Слева же от тропы начинали простираться яруги, укрытые травою, и с дороги в них потоками бешеными стекала дождевая вода. Но она не могла стечь в них вся, ибо дорога была ограждена от оврагов насыпью вышиною ровно в один локоть. Так что – делать нечего – путники приютились на холме и окольцевали его тонким обручем. Они держали оружие наготове, так как опасались Гвиулиса. Разговаривать они не хотели, потому что все промокли, а костёр развести не могли, да ипоблизости, наверное, бродил Серый Волк и они не хотели привлекать его внимание. – Небось этот волчище, прохвост огромный, шарит где-нибудь неподалёку и выжидает часа, чтобы напасть! – заметил Брисинор, первым начав разговор. – Сомневаюсь, что даже столь огромные и чудовищные волки бродят в такой дождь, – рассмеялся Всесвятлир. – Он, наверно, спит сейчас в свое конуре и даже носа из неё не высовывает. И вдруг вдалеке пронёсся оглушительный волчий вой, перебивший даже раскат грома. По этому вою можно было смело судить о том, кто издал его, посему витязи съёжились и крепче сжали в руках своё оружие. Когда вой стих и стало слышно, как падают на землю сырую дождевые капли, Брисинор сказал: – Мы можем не справиться с волком. Это его земля. Он чудовищен – один вой чего только стоит! – и вдруг вой раздался вновь, оглушив всех своей силою. На этот раз он был ещё громче и страшнее: видать, волк приблизился к путникам в поисках пищи. – Что же ты предлагаешь? – промолвили Всесвятлир с Белениром в одно горло. – Надо схорониться в яруге, – воскликнул восторженно Брисинор, мня себя спасителем всех витязей и даже коня, – надо лечь туда, где она уже заполнена водою. Волк туда точно не полезет и подумает, что это всего лишь озерцо! А в другом месте, может статься, отыщет он нас, ведь у таких волков острый нюх. – Но как мы будем дышать? – спросил Всесвятлир. – Соломинками! – придумал тотчас Беленир. Всё было решено, и молодцы нарвали стебли трав, кое-как пригодных вместо соломинок. Они спустились вниз с холма и вышли на прежнюю дорогу. Перейдя бурлящий поток грязной воды, они оказались на самом краю оврага, огражденного от дороги невысокой насыпью. Вода всё время преодолевала её и текла вниз – в яр глубокий, потому все склоны этого яра были размыты. Беленир, а вслед за ним и все остальные перешагнули насыпь и тотчас, не успев опомниться, покатились вниз по мокрым склонам. Даже конь не устоял и, поскользнувшись, ухнул в яругу. На ноги все поднялись лишь тогда, когда уже оказались по пояс в озерце, что покоилось в том крутояре. – Ныряем? – подшутил Всесвятлир и, вставив прутик в рот, погрузился в воду. Вслед за ним погрузились и все остальные, включая коня, который мудрено каким образом смог засунуть прутик в рот, а потом ещё и залечь, словно какая-то рыба, на дно того болотца. Лёжа в воде, которая была даже немного тёплой, и дыша через стебли, путники слышали, как вновь, в третий раз, взвыл неистово Серый Волк. На этот раз он подошёл ближе, чем в прошлый раз. И даже вода заколыхалась и задрожала в той луже, где они лежали. Все подивились этому и, скрепив сердца, залегли поглубже. Но вскоре витязи услышали топот огромных лап и дрожь, идущую по земле. Волк приблизился прямо к озерку и стал нюхать вокруг себя, засасывая воздух своим огромным носом. Но был дождь, и всякий запах тотчас улетал от зверя то вниз, то вверх, а иногда даже вправо и влево, потому он ничего не смог понять. Путники не видели волка из-под воды: водица была грязной, и они не смели не то что распахнуть сомкнутые вежды, но и открыть рта. Но и волк их не видел. Он и подумать не мог, что там мог быть кто-то. Однако волк долго стоял близ озерца и тщательно внюхивался: улавливал каждый запах. Скоро он, наконец, учуял дух коня и наших витязей. Но учуял он его на холме, где они были прежде и потому тотчас понёсся на взгорье да так быстро, что вмиг оказался там. Увидев, что там никого нет, оборотень проклятый перепрыгнул с того холма сразу в яр и приземлился прямо около лужицы-болотца, где прятались путники. От такого прыжка даже земля сырая содрогнулась и вода заколебалась, а воины испугались так, что у них аж сердца вздёрнулись. Конь ретивый же от ярости чуть не шевельнул хвостом и не потряс гривою. Как никак он был боевой конь и уже хотел ринутся в битву. Но он успокоился и не выдал путников. Тем временем дождь уже кончился, и последние капли крупенистые с тяжестью пали на взмокшую почву. Тучи разошлись и средь серых облаков появились прорехи, полные голубевшего неба. С востока подул слабый ветерок, и серая шерсть волка чудовищного заколыхалась, что ковыль в степи. Оборотень тому оченно обрадовался и присел подле того озерца – лужи великой, решив испить из неё воды, несмотря на то что она была грязной. Но стоило ему только пустить язык в воду, как он вдруг учуял непонятный привкус. «Грязь, наверно», – подумал Гвиулис. Но вскоре он уже различил привкус людей и коня богатырского, которые засели в луже. А лужа, она-то была глубокой, примерно пять локтей глубиною, посему там схоронился даже конь. Вдруг Серый Волк зарычал яростно. Путники, услыхав его страшный рык, поняли, что их ожидает либо смерть, либо снятая с оборотня добротная серая шкура. Тотчас прямо под водой Всесвятлир обнажил меч, а Беленир засапожник. Вдвоём они выскочили из лужи, чая сразить волчище, и нанесли ему несколько ударов. Вслед за ними выпрыгнул Брисинор и сразу же метнул в Гвиулиса свой топор, но волк оказался очень ловким и увернулся от него. Тогда из лужи выпрыгнул конь богатырский и стал разить зверя лесного своим копытом. И так сильно и быстро бил волка конь, что серый ощетинил холку высокую и стал отступать, кое-как отбиваясь ударами лап. Не помогло Гвиулису и то, что он был больше Космача и сильнее, ибо так стремительны и быстры были удары скакуна, что хищник только и успевал защищаться. Но се! – зверь ударил коня лапою и вмиг повалил наземь. Тогда все трое включились в битву и стали отгонять волка назад. Да только случилась беда: Гвиулис схватил в пасть Брисинора, у которого не было топора, и выбил из его руки короткий меч. Он непременно разодрал бы его, а коли и не разодрал, то сомкнул бы на нём челюсти мёртвою хваткою. Беленир и Всесвятлир уже собирались идти другу на выручку, как вдруг откуда ни возьмись прилетела стрела калёная и впилась волку в нижнюю челюсть, высвободив Брисинора. Витязь с громыханьем и стоном свалился вниз. Вслед за первой стрелой появилась и вторая. Она угодила Серому Волку прямо в переднюю лапу. Гвиулис обернулся и отошёл от витязей, боясь, что в него вопьётся и третья стрела. Все застыли: и путники, и волчище – никто не знал, с кем предстоит столкнуться. И даже конь не ведал, на чьей стороне этот лучник. Пока же волк не приближался к удальцам, а те к нему, никто не стрелял. Но когда через некоторое время Гвиулис чуть-чуть приблизился, в его шкуру, просвистев в воздухе, вошла третья стрела. Волк отчаянно взвыл, а путники подивились: «Кто бы это мог так умело и точно палить?» Но вскоре зоркий Беленир увидел на горизонте чёрные очертания какого-то человека – кто это был, нельзя было понять, но шёл он с запада, минуя холмы и взгорья. А шагал он статно и уверенно, будто никого не боясь, потому даже оборотень его испугался. Но затем волк страшно взвыл и, оставив в покое путников, рванул прямо к стрелку. Одни только пятки засверкали. Беленир и Всесвятлир подошли к Брисинору и осмотрели его раны. Раны были не серьёзными, потому Беленир сел на коня и, взяв у друга меч, поскакал за серохвостым, оставив с раненым витязем Всесвятлира. К слову, тот был этим крайне недоволен. И вот Беленир верхом на коне богатырском наперевес с крепким мечом помчался стрелку на помощь. Копыта доброго скакуна были быстрее волчьих лап, потому вскоре расстояние между Белениром и зверем уменьшилось. Ведь Космач был неимоверно быстр: одним прыжком он перепрыгивал целые яруги и лощины и в два прыжка перескакивал с холма на холм – одни только вмятины на высях оставлял. Беленир уже почти нагнал Гвиулиса и в тот миг увидел, что лучник, помогавший им, был берегином. На вид он был молод, и его подбородок покрывала светлая борода. Волосы его спускались аж по самые плечи и были растрёпаны и кустисты. Лук меткого стрелка был нацелен зверю мохнатому прямо в морду. И прежде, чем Беленир нагнал волчище, лучник выстрелил. Оборотень увернулся. Стрела угодила прямо в Беленира, в плечо могучее. Удалец пал с коня и стукнулся головою о камень. Всё в его мозгу помутилось, и его очи светлые облекла кромешная тьма. Между тем конь нагнал волка и, ударив того копытом по серой голове, повалил наземь.Глава 10. Ега
Вскоре Беленир очнулся. Но когда он открыл глаза, то увидел, что небо уже темно, и на нём блещут огоньками высокие звёзды. Он сел и удивился, что почти невредим: видно, стрела не пробила его бронь, пусть плечо и сильно болело. Подле Беленира уже потрескивал костерок, бросая в прохладный воздух искры, и пламень того костра хорошо грел продрогшие кости. Затем витязь заметил, что лежит без доспехов, в чистой рубахе из белейшего сукна да ещё и с узорным воротником, вышитым золотою нитью, и что на ногах у него штаны широкие, новые, которые были гораздо лучше, нежели его старые штаны. Вскоре Беленир также увидел, что находится на склоне холма, а подле костра спит Брисинор. Окликнуть кого-нибудь витязь побоялся, а разбудить раненого не посмел, ибо кто знает, с каким трудом он заснул. Когда очи Беленира привыкли к темноте, он увидел вдалеке, на одном из холмов, чёрные очертания двух людей, которые вели связанного зверя, затем он разглядел позади и коня богатырского. «Кто же тот лучник?» – подумал воин хоробрый и отвернулся к костру жаркому, желая подождать Всесвятлира, того стрелка и коня. И вдруг откуда ни возьмись за пламенем сверкнули блеском золотым щели мудрых очей, а затем разнеслось зычно: «Кар!». После сидящий за огнём и вовсе повёл разговор: – Здравствуй, Беленир! Я Ведан Провозвещающий или, как рекут меня иные, Ворон Мудрый Клюв. Видел я, как горы поднялись из земли, как затем камни пали с них ниц, а после явились из-под земли ужасные твари, змии поганые, крылатые. Видел я и как небеса вокруг земли заклубились и облекли её семью слоями, видел, как до того огонь царил повсюду – всё я видел, ибо я Ведан Провозвещающий. – Но зачем ты явился вновь? – спросил Беленир, не понимая, зачем прилетел сюда каркун, которого они недавно встретили на дорожном камне. – А для того-то вот я и явился, чтобы крылья свои чёрные у костра просушить, – каркнул важно ворон. – Неужели ты думал я буду летать с мокрыми крилями? Я тут летаю потому, что мне вздумалось тут полетать, а сел здесь потому, что захотелось мне сесть и мудрости это моей не перечит, а я делаю всё, что не перечит ей. – Хватит мне лить в голову квасу недоговорок, – воскликнул Беленир. – Хватит мять один и тот же мякиш! Скажи уж правду, зачем ты сюда явился? – Правда так сложна и долга, что твои уши отсохнут, – рёк ворон премудрый, – если ты захочешь услышать её всю. Ведь мне тогда придётся начать рассказ с самых древних времён, тогда я буду говорить до тех пор, пока костёр этот не погаснет, а этот холм не сравняется с землею, а горы не низвергнут все оставшиеся на них камни вниз, а на месте равнин прежних не вздымутся кручи! – Тогда скажи не всю правду, а лишь ответь, почему ты здесь! – сказал в нетерпении Беленир. – И не надо издеваться надо мною. – Я и не издеваюсь, ежели б я издевался, то говорил бы с тобой до седых волос, но это перечит моей мудрости! – каркнул ещё более важно ворон и встряхнул крыльями чернопёрыми так, что на них заиграли отблески от жаркого огня. – Я здесь потому, что темень заклубилась над вашими головами. Сбираются тучи, и тучи не грозовые, но тучи иные, которые готовы разразиться над вами смертью. Ибо Дед-Пасечник не одолел Кощевита, побудившего Идогурна напасть на твою родину. – Неужели погиб славный медовар? – ужаснулся Беленир и замолчал. – Нет, не погиб! – прокаркал надменно вран чернопёрый, вновь встряхивая своими крыльями, показывая тем самым, что он здесь главный рассказчик. – Разняли их, и бежал Кощевит. Подоспели берегины и прогнали поганого прочь и выручили Деда-Пасечника. Хотя, впрочем, неясно было, кто победит – али дед али же его супротивник, также неясно, как туман моих речей да как мгла моих словес. Посему я усомнился в силе Кощевита. Думаю, он теперь опасается пчёльника седого. – И что же, Кощевит бежал прочь и теперь не будет мешать нам? – спросил Беленир. – Не знаю почему, но я сомневаюсь, что он так просто оставит своё дело. – А он его и не оставит! – молвила птица вещая. – Да и зачем это ему? Он продолжит своё дело и, быть может, доведёт его до конца, прежде чем вы доберётесь до Каукиса из Вутирна, а затем на родину, дабы убить Идогурна проклятого, огненного змея. – Но каково его дело? – воскликнул витязь, ожидая услышать понятный ответ. – И как Идогурн связан с Кощевитом? – Идогурн, змей смертоносный, связан с Кощевитом многочисленными нитями, пряжою коварной, – рек каркун. – Эту пряжу напрял зачинатель ков всяких и страшных дел – сам Кощевит. Знай, что это он разбудил Идогурна и приказал склонить твою отчизну перед своей волей – затем, когда змей наберётся больших сил после долгого сна, он направит его в Брегокрай. А пока идите, куда идёте, и остерегайтесь Кощевита, ибо он сделает многое, чтобы защитить от вас змея. Опасайтесь всяких козней. Наверняка, вам предстоит их испытать на себе. И знай, живёт здесь коварная ведьма, скорее всего Кощевит уже в сговоре с нею, потому опасайтесь: по ночам разводите костры. Да и за волком нужен глаз да глаз. А теперь прощай, друже, должен я уйти в даль необъятную! – и ворон, расправив свои крылья чёрные, вознёсся в воздух и вскоре скрылся во тьме, каркнув пару раз над головою Беленира. Вскоре пришли, наконец, Всесвятлир, берегин и конь, притащив к костру Гвиулиса серого, связанного добротной берегиновой вервью. И Волк Серый был так надёжно скручен, что не мог даже пошевелить лапой. Лишь рычал он временами, хотя и обмотали ему пасть. Наверное, его лапы уже затекли и онемели, и он их вряд ли чувствовал. Беленир оглядел берегина еще раз. Лик его был величественен и грозен: очи были зелены и оченно глубоки, а волосы длинны и растрепаны, но лежали грозно и красиво. Борода же его была пусть и не по колено, ибо такая у берегинов не вырастает, но покрывала щеки и подбородок. На нём были штаны, носил он также и рубаху узорную, поверх которой была надета серебристая кольчуга, звенящая, словно тысячи колокольчиков. На голове же у берегина был шелом злачёный с дивным наносником в виде змеи и рисунками белокрылых лебедей. В руках он держал короткий меч, откованный из железа крепкого и блестевший в свете костра, будто молния в чёрных облаках; в красивом туле у него лежал лук составной, а за спиною, в колчане, виднелись стрелы калёные. И рёк берегин: – Здравствуй, Беленир! Извини, что угодил в тебя стрелою, не чаял я, что она попадёт в тебя. Уж больно хитёр-мудёр оказался волчище, изворотлив больно. – И тебе привет, берегин! – отвечал Беленир, поняв по гордой осанке самого берегина и по его манере держать себя, что он происходит из высокородных мужей. – Но как твоё имя? Видно, моё имя тебе уже назвал Всесвятлир, а твоё мне не сказали. Я хочу знать, кто помог нам одолеть грозного зверя, волка лесного. В конце концов, поймать Серого Волка – самый настоящий подвиг. – Зовут-кличат меня Волнозор и я служу Гелену верою и правдою и своим оружием! – ответил берегин. – Меня послали по совету Фрерина вам в подспорье – недавно на мою заставу, что находится на юге Брегокрая около Синегривки, прилетела птица вестовая и принесла приказ выследить вас и примкнуть к вашей компании. Но не только ваш край я помогаю спасти, но уберегаю и свои земли – Фрерин полагает, что главная цель Идогурна – Брегокрай. Ибо ночная тень, сокрыв один край, погасит день и в другом месте. – Так значит тебя прислали по совету медовода, ох и мудр этот дед! – воскликнул Беленир. – Что ж! Раз он так присоветовал, то мы примем тебя к себе, будь же тоже спасителем нашего славного края. – Ох и не славен ваш край сейчас! – молвил Волнозор с печалью. – Междоусобицы раздирают его на части, а державец сидит сложа руки. Один князь Митрапирн сохранил прежнюю мудрость. – Что-то мы такое слышали, да только без разницы нам на тех, кто правит, главное, чтоб правили хорошо, – сказал Беленир. – Да в том дело и худо, что ваш государь не в силах удержать в руках тяжесть своей короны, – молвил Волнозор. – Для этого нужна великая мудрость и сильная воля, коих ему и недостаёт. Его власть слабеет, и ему уготована ужасная участь, коли усобицы продолжатся. Ты должен что-то сделать с этим! – Ну уж нет! – заявил Беленир. – С меня и змея хватит. Мне и этот поход в тягость, а ты мне предлагаешь другой! – Но если бы ты не пошёл в этот поход, то пошёл бы другой вместо тебя и, быть может, не справился бы, – молвил берегин. – Ладно, мне нелегко сейчас думать такие туманные думы. В общем, отныне ты в нашем братстве и будь ему верен! – на это берегин отвесил поклон и в благодарность дал Белениру склянку чиста хрусталя, исписанную узорами дивными, вьющимися самым удивительным образом. Склянка была очень красива и потому пришлась Белениру по душе. – Это скляница с живой водою из древнего истока, в который опустилась с небес молния самой Маланьицы! – сказал с важностью Волнозор. – Выпей из нее и твои раны исцелятся быстрее в несколько раз, а из сердца исчезнут былые обиды и с души улетит прочь постылая печаль. Ведь эта водица чиста, что горный хрусталь, и прозрачна, как слеза единорога. Тут же Беленир осушил скляницу и впрямь почувствовал себя лучше, и всякая тоска улетучилась у него из груди, перестав давить на него тучною ношею. – А больше у тебя нету такой воды? – спросил витязь у Волнозора. – Исток этой воды криничной тих и струиться по камням тонкой нитью, – ответил Волнозор. – В нём сложно наполнить скляницу. Никто и вовсе бы не знал о том роднике, ежели бы я не заметил, как с высоких небес из рук Маланьицы пало копье серебристое – многоветвистая молния. – Да, чудеса добывать сложно и увидеть их непросто, – согласился Беленир, потупив очи к земле. – Ты ошибаешься, – молвил ему на то Волнозор – В мире много чудес и ты глупец, если думаешь, что всё видел и слышал. Вот завтра увидишь ещё одно чудо, когда твои раны позалечатся. Да и разве этот волчище не чудо? – и Волнозор легонько толкнул ногой Серого Волка, что лежал подле них, крепко-накрепко связанный. – Не видел ты настоящее чудо, – усмехнулся Беленир, – Горб Мосальный, что победили мы в рыбацкой деревне. А теперь я посплю! – и на этих словах витязь сонный отвернулся и задремал. На дозоре встал Всесвятлир, а Волнозор, дав Брисинору живой воды, тоже лёг отдохнуть. Всю ночь Беленир чуял на себе чей-то коварный взгляд и оттого все время ворочался и вглядывался в темноту. Среди ночи ему и вовсе казалось, а может и нет, что невдалеке от привала страшным огнём светились два ярых ока. Но вот уж занялась заря: над грудью земли взошло солнце жаркое, бросив на небо красный румянец. Роса предрассветная и невысохшие капли дождя алмазными россыпями заблистали в траве-мураве, и холодные туманы струистыми волнами потянулись вокруг холма. К тому времени на дозоре стоял Беленир, чья очередь была последней, и дышал морозным воздухом. Он уже не беспокоился о том, что увидел ночью, ведь вместе с утром пришёл свет, а вместе с ним развеялись все ночные страхи. И развеялись зря. Но вот дневное светило зашло за тучи, не успев даже взойти в полную силу, и длинные тени от всех дерев и даже от травы высокой исчезли, будто их и вовсе не бывало. Погода обещала быть пасмурной, по-осеннему мрачной. Витязь разбудил своих спутников. Поднявшись, они подкинули веток в костёр и стали готовить еду. А едой той был заяц сероухий, которого поймал Волнозор в пору своего дозора, разглядев среди травы. И вскоре под умелой рукой берегина зверёк превратился в чудесное яство, приправленное травами и солью. Даже Серый Волк, что связанным лежал поодаль, стал принюхиваться, учуяв вкусный завтрак. Когда же заяц был приготовлен, путники расселись вокруг костра и стали есть, разрезая мясо ножами и говоря меж собой. А начался их разговор с вопроса, который задал Брисинор: – Рана моя немного залечилась, и я чувствую себя лучше, друзья мои, но что же нам делать с тем, кто нанёс мне это ранение? – С Гвиулисом? – усмехнулся Всесвятлир. – Порешим его здесь, шкуру снимем на шубы, не будет больше беспокоить путников проезжих. – Нет! – воскликнул Волнозор, взглянув на серого зверя. – Он создание древнее: таких мало осталось. Нельзя брать на себя такое преступление, как убийство. Быть может, этот оборотень один такой остался. В конце концов, он может дать нам клятву. – Он же волк, он зверь, пусть и был когда-то человеком! – рассмеялись Беленир и Всесвятлир, но Брисинор молчал, догадываясь, что Серый Волк не так прост, как о нём все думают. – Говорят, всякий оборотень может говорить, – рёк Волнозор, – просто его надо понять. А этот волк, ходит молва, способен сказывать прямо как человек. Ваш конь тоже, вон, глагольствует: волшебные звери ещё не перевелись на свете, значит и оборотни говорить не разучились. Быть может, повести с волком речь премудрую, растолковать ему в чём дело? Тут Всесвятлир освободил волку пасть и все обратились к зверю, а он устремил на них свой взор, опасаясь, что они затеяли что-то недоброе: – Ну что, умеешь ты говорить, зверь лесной, али нет? – Гвиулис молчал, а потом взвыл, чая обмануть витязей. – Что ж! – сказал Всесвятлир. – Раз он не умеет говорить и клятвы нам не даёт, то давайте снимем с него шкуру! – все одобрительно покачали головой, несмотря на порицания Волнозора, который настаивал на том, чтобы отпустить зверя. – Не надо убивать меня, сгожусь я ещё вам! – провыл испуганно волк хриплым и осипшим голосом, силясь порвать верёвки. – Говорит, он говорит! – воскликнул Беленир. Вмиг все окружили Гвиулиса, а Беленир спросил: – Зачем же ты пытаешься убежать? Верёвки зачем хочешь порвать? Ведь, как ты сказал, ты нам сгодишься! – Обманщик! – завопил Всесвятлир, намереваясь получить с оборотня добрую шубу. – Нет, давайте вначале выслушаем, чем он нам сгодится! – посоветовал Волнозор. – Быть может, нам и впрямь нужна его помощь. Все послушались мудрого совета, и даже Всесвятлир вскоре утих и дал вставить слово Гвиулису. И заговорил зверь серохвостый, и голос его был груб и страшен: – Живу здесь не я один: поблизости можно встретить Егу – колдунью коварную, ужасную видом и мыслью! – все ахнули и удивлённо посмотрели на волка. – Да, да, ведьма эта проклятая обитает совсем близко и, наверняка, появится, ежели я опутан вервями. Меня одного она только и побаивается, а все остальные ей не страшны. Коли вы не развяжете меня, вам грозит гибель! Ночью она уже наблюдала за вами. – Вот чего удумал! – рассмеялся Всесвятлир. – Чтобы мы его развязали! Может ему ещё и зайца поймать, а потом в рот положить? – Пусть говорит: этой ночью я видел, как два глаза светились во тьме, а до этого, пока вас не было, прилетал Ведан – ворон с дорожного камня и тоже сказал что-то про ведьму, – промолвил Беленир, и все вновь навострили уши и принялись внимать волку, и даже конь, который не раз видывал говорящих зверей и сам таковым и являлся, подивился речам Гвиулиса. – Могу я поклясться, что не буду против вас пакостить! – рёк зверь, Беленир кивнул головой в знак согласия, и оборотень вымолвил златое слово клятвы: – Клянусь я Солнцем и Луною да своею головою, хвостом серым и шерстью доброй, что не учиню никакого зла, направленного против вас, пусть даже не будет у меня иного выхода спасти собственную шкуру. – А теперь скажи против кого, вас?! – заржал конь, заметивший лукавство в словах Гвиулиса. – А то, быть может, ты имеешь в виду только двуногих. – Противу вас всех! – взвыл тоскливо волк. – Неужто не понятно? – А ты поклянись опять и именно против кого ты делать ничего не будешь, конь прав, больно уж ты хитёр! – воскликнул Всесвятлир. – А то по моему хотенью снимем с тебя шкуру, чтоб не рявкал. – Хорошо, согласен! – обречённо взвизгнул Гвиулис, помахивая серым хвостом, который выпутался из верёвок. – Клянусь я Солнцем да Луною и своею головою, что не буду творить всякое зло против вас: коня богатырского, благородных витязей да берегина мудрого, иначе вылезет с меня вся шерсть и ни единого волоса на мне не останется, а хвост, тот вообще отвалится да скрутится, словно невесть что. – Вот теперь другое дело, – заявил Беленир. – Вот клятва, так клятва! И без всяких недоговорок, и для слуха красива, а самое главное: она сдержит тебя от всяких глупостей. Витязи доверились волку и разрезали узы, что связывали его, и Гвиулис оказался на воле. Он вздохнул полной грудью и тотчас оглушительно взвыл, немало испугав доброго коня. Да так взвыл, что Космач аж подскочил, а стоявшие поблизости Всесвятлир и Брисинор вздрогнули. – Что ж, теперь я должен идти с вами, а то Ега подколодная вылезет откуда-нибудь и вам будет несдобровать! – прорычал волк, размяв лапы после долгого лежания. – Берёте ли вы меня с собой? Но знайте, я зверь дикий, потому могу и наворотить чего-нибудь, и злости во мне много, и лишь клятва будет её сдерживать. Но удержать меня от того, чего в клятве не оговорено вы не сможете, так что думайте. Это очень доброе предложение с моей стороны, ибо без меня вас истерзает подколодная Ега, а она очень зла и коварна. Она умеет навести колдовство, от которого будут бессильны мечи и не защитят щиты и броня! – Не знаю, как можно ему доверять! – первым вскрикнул Всесвятлир, ткнув в оборотня пальцем. – На одни его глаза разбойничьи посмотрите. Посмотрите на них – в них только злоба и ярость! – У нас нет лучшего выбора, кроме как взять его с собой, иначе не миновать страшной напасти. Без него нас подкараулит старая ведьма и заманит в свои тенета! – заключил Беленир, не дав всем высказаться, ибо времени было не особо много. – А знаешь ли ты, где живёт Каукис? – спросил волка Брисинор. – Знаваю такого, – ответил волк. – Не очень-то и далеко его жилище, могу проводить вас немного. Путники кивнули оборотню головами и отправились в дорогу, взвалив поклажу на плечи, а большую её часть на коня, чем тот остался недоволен. – Лишь моё благородство мешает мне отказаться от этого недостойного груза, – возговорил громко Космач. – Я богатырский конь, а не осёл для носки тюков! Когда же все спустились с холма, оказалось, что прежде огромные лужи обмелели: вода впиталась в почву. И оттого земля так набухла и взмокла, что ноги проваливались в неё, словно в топь болотную. Чтобы не тратить силы на поднятие и спуск, путники пошли меж холмов. Из-за этого вскоре их ноги промокли, меся земляную жижицу. Пусть это никого и не обрадовало, но небо светлое над головою давало духу сил, и потому Беленир вместе со своими спутниками не жаловался на горькую судьбу. Дороги совсем не было видно: её разбирал Гвиулис, шедший впереди и ведший за собой всех. То и дело он внюхивался и всматривался в холмы да овраги, небрежно размётанные вокруг, и с осторожностью выбирал верный путь. Беленир угрюмо следовал за волком и следил за тем, ту ли дорогу он выбирает, и смотрел, не хитрит ли серый. Скоро местность стала постепенно повышаться и чем выше она становилась, тем глубже делались овраги. Некоторые яры были вовсе завалены камнями-валунами, поросшими пожухлыми травами. Через несколько дней пути даже эти яруги каменистые совсем исчезли, а вместо них появились неглубокие лощины меж холмиков, выраставших из земли приземистыми коленами. На таких взгорьях всюду лежали валуны, какие большие, все обросшие мхом, словно волосами или бородою, какие мелкие, усыпавшие верхи холмов. Так что дорога улучшилась и стала походить на брусчатку. Но все ночи тёмные Беленир чувствовал, что за ним и его друзьями следят. Волнозор зоркоокий один раз видел кого-то невдалеке, на холме, и Всесвятлир после этого всё время боялся спать, думая, что его прикончат во сне, но всё равно не мог побороть себя и дремал. Одним туманным днём путники, как обычно, брели по нагим каменьям. И вдруг туман клоками белесыми развеялся по морозному воздуху и сквозь прорехи в мглистом одеянии заголубели грозные черты гор. Все остановились. – Вот они, великие Смарагдовые Горы! – воскликнул Беленир, обводя рукою видневшиеся горные кряжи, разбросанные невдалеке, и высокие скалистые горбы, чьи вершины были усыпаны блестевшим на солнце, словно роса, снегом. – Наконец-то они показались нам во всей своей красе и во всём величии… – Нет! – прервал Беленира Волнозор, дивившийся вершинами, что врезались своими верхушками сиявшими, как сталь копий, в небо, где-то укутанное облаками, а где-то синее-синее что сапфир. – Это ещё не вся красота Смарагдовых Гор. Увидеть их отсюда – не значит познать их величие. Вот когда вы побываете там, если представится случай, тогда-то вот и поймёте, какова их природа и как чисты озёра под нависшими скалистыми склонами. – Но вряд ли такая возможность нам представится! – вмешался Всесвятлир. – Потому что мы должны думать о Каукисе из Вутирна и как быстрее до него добраться, а не о красе горных вершин! Если бы мы так останавливались над каждым красивым местом, то добрались бы до Каукиса, когда поседели бы наши бороды. – Ты прав! – подтвердил Волнозор. – Мы задержались. Все вновь продолжили путь-дорогу. На резвых ногах захлюпали промокшие сапоги. Чтобы отвлечься от невзгод, добры витязи думали о славных пирах, а не о здешних холмах, на которых невзрачной на вид пеленой расстилался зыбкий туман. С каждым шагом нарастало недоверие к Гвиулису, ибо тот шёл молча и даже не гавкал. «Небось заодно с Егой, – думали путники. – Хочет привести нас к ней в лапы». Когда сгустилась темнота, и стало не видно ни зги, Беленир решил остановиться и разбить лагерь на плоской вершине одного холма, неподалёку от небольшого елового леса. Там стояли неизвестного происхождения камни-истуканы, образующие круг, словно застывшие в хороводе. Как пояснил конь, их возвели волоты древние – Земнородные сыны. В этом кругу каменном путники и расположились на ночь. «Надо разжечь костёр, пока не нагрянули какие-нибудь дикие звери!» – сказал Беленир, и все с ним согласились. Вскоре уже развели из припасённых веток огонь меж двух кусков расколотого надвое валуна, упавшего посреди холма, и он полосою яркой взметнулся над серыми камнями. На тех камнях заколыхались отблески дикие, а по земле суетливо забегали длинные тени воинов, коня и волка. Сами путники, рассевшись вокруг огня да глядя на трепещущие язычки, с треском лизавшие сухие ветки, уже рассказывали разные байки и сушили обувь. А конь разумный, опасаясь коварной Еги, с опаской всматривался во тьму, которую не мог осветить костёр. И вдруг просвистело что-то в воздухе, да так, что Беленир подскочил, а иные и вовсе припали к сырой земле. Этот свист был оглушителен и ужасен, он колебал сердца и дёргал души, потому путники испугались не на шутку и тотчас надели обувь. Вслед за тем Беленир поднял своих друзей и, оглядевшись, крикнул вдаль гордой речью, намереваясь отбить у неведомого врага охоту нападать: – Кто таков там свистит, пугает честных людей, будто карга древняя каркает? А то смотри, сейчас брюхо вспорем тебе своими мечами! – Ты уверен, что мы осилим? – спросил шепотом Всесвятлир, боясь, что неприятель узнает о сомнениях среди них. – Нет! – ответил ему на то Беленир с ощутимой дрожью в голосе, ибо до слуха его донёсся непонятный шёпот, будто лес злоумышлял против них. – Но, если придётся, надо биться до конца, ибо сдаться на смерть глупо. И вдруг с холма ближнего сошла какая-то тень, перебежав от чёрных косм кудлатой ели к блещущим от огня кустарникам. Так она, сокрытая тьмою, оказалась у самого подножия холма, где стояли Беленир и его друзья. Удальцы тотчас разглядели старуху высокую, чьи непонятного цвета глаза с гневом сияли подобно двум уголькам, горящим в печи, и чьи длинные чёрные с проседью волосы, выпачканные невесть в чём, развевались на легком ветерке. Брисинор даже заметил, что в волосах этих висела словно в оцепенении летучая мышь, пригревшаяся в спутанных космах. Неимоверно большой нос явившейся бабки спускался чуть ли не к губам и заканчивался острым концом, прямо как у вороны. Одета же старуха была в дрянные одежонки да изъеденную молью безрукавку из зайца, накинутую поверх засаленного платья. Пахло от неё болотом словно она носила в одежде гнилушки, найденные в топях. Полы платья бабки были опалены и потому нынче чуть-чуть коротки для неё, кроме того, один лапоть у нее был длиннее другого. Сама она была ростом выше всех витязей в полтора раза, но на спине у неё был горб. Не сразу путники заметили ее приспешников: один за другим из лесу вышли вслед за старухой ужасные кривобокие карлики с морщинистыми лицами. У кого-то из них на лице была явная печать вырождения, все они были столь уродливы, что один их вид мог лишить человека дара речи. Кроме того, шли карлики, переваливаясь с ноги на ногу нелепыми неуклюжими шагами. – Ега! – взвыл Гвиулис. – Повелительница леса, – раздался хриплый и грубый голос Еги, и раздался он громко и гордо, но с натугой, будто старуха привыкла всегда кричать и теперь не удержалась от этого; карлики же молча внимали словам хозяйки и сверкали из мрака подслеповатыми глазами. – Государыня еловых зарослей Темнобора, хозяйка мухоморов и паучих и подруга медведиц. – Явилась, старая карга со своим сбродом! – прорычал Серый Волк уже с большей уверенностью, увидав, как сверкает обнаженное оружие воинов, и услышав, что лук Волнозора уже поскрипывает за его спиною. – А ты, волчонок, думал я не явлюсь? – прошипела старуха. – А я – опа! – и явилася, на беду появилася. Ха-ха! Тут Гвиулис взвыл, не зная, что ответить, а Беленир с робостью в голосе от вида той бабки задал вопрос: – Что тебе надо, старуха? – более ничего не смог он произнести, ибо тотчас последовал ответ: – То мне и надо, птенец, что забрать вас всех! Понятно тебе, глуздырь? Ясно ли? Ха-ха! Ясно ли? – тут лицо Еги словно окаменело, а глаза заволокло пеленой белёсой как молоко, и губы ее зашевелились, говоря непонятные слова. – Что? – возмутился тут же Всесвятлир, раскрыв рот. – Вот этого пройдоху-волчище забирай, – добавил он уже с испугом, увидав рожу старухи, – а нас не трогай, а тронешь – биться будем! – оборотню эти речи совсем не понравились, и он покосился на Всесвятлира. – От тебя прок, как медведю от бобровой хатки! – крикнул на него Всесвятлир. – То есть – никакого! Ты гавкал, что способен ей противостоять, а сам поджал свой серый хвост и заскулил от страха. – Тихо, глупцы! – прервал Беленир. Воцарилось молчание, и лишь затем заговорила Ега, распахнув гнилозубый рот: – Вы висите на волоске от гибели и притом ещё и спорите и обзываете друг друга. И обзываетесь подходящими именами! – и старая ведьма рассмеялась густым протяжным смехом, что пронизал всех до костей. – Людишки, ха-ха, как вы мелочны, даже перед смертью, оскорбляете не то что себя, ещё и зверюшек. – Ега! – возгласил тогда Брисинор до поры молчавший, ждавший, когда вставить своё слово. – Не думай, что все люди одинаковы, да и эти не столь уж горды, как может показаться с первого взгляда. Мы не желаем тебе зла, если ты не желаешь его нам. – А если желаешь, то мы изрежем тебя на мелкие кусочки! – вставил Всесвятлир, Беленир же, пытавшийся его остановить, не успел заткнуть ему рот. Услыхав такие речи дерзкие, Ега вобрала в себя воздух и дунула с такой силою, что костёр задрожал, а затем и вовсе затух, оставив после себя струиться в воздухе тонкую полоску дыма. Путников аж отнесло назад от такого дуновения студёного: у Беленира даже руки чуть не закостенели, а Всесвятлиру повеяло в лицо таким холодом, что он с трудом открыл глаза. Брисинор же откатился в сторону, а Волнозор чуть не свалился с холма. Воцарилась тьма. Не успели витязи понять, в чём дело, как на них с неистовым гортанным криком набросились три карлика с какими-то кривыми кинжалами в руках. Одного тотчас пнул ногой Всесвятлир, и едва карла поднялся на ноги, витязь разрубил его напополам от головы до пояса. И тут сквозь хлынувший фонтан крови на Всесвятлира прыгнул другой карлик, занеся свой кривой кинжал в руке. «Скотина!» – крикнул в порыве гнева и испуга воин и отсек карле руку. Рука вместе с кинжалом упала на землю, а карлик с безобразной мордой вцепился в витязя, чая перегрызть тому горло своими гнилыми зубищами. Начал он лязгать челюстью, брыжза слюной; с трудом уже сдерживал его Всесвятлир, как вдруг сзади уродца схватил Гвиулис. Карла истошно взвыл и тотчас был поглощён Серым Волком. Третий карлик куда-то исчез: всего их было трое. Витязи тем временем нащупали друг друга в непроглядной темноте и, опомнившись, глянули туда, где стояла прежде старуха: там её и в помине не было. «Куда она делась?» – удивился Беленир, дрожа от холода и ветра, учинённого ведьмой. «Неужто ушла?» – задались все вопросом, и даже конь зашевелил ушами. «Сгинула во тьме, чтобы вернуться!» – недоверчиво зашептали Брисинор и Волнозор. И вдруг откуда ни возьмись возникла старуха: словно выпрыгнула из-под земли! А появилась прямо перед Белениром. И глаза у неё были, что огонь подземный, сама вся в ярости, с всколоченными волосами. Из рук у неё торчал посох высоченный, выше неё, упиравшийся будто бы в небо чёрное, безвёздное, а пальцы на её руках костлявых были бледны как у мертвеца и на них росли грязные одеревенелые ногти. Беленир аж вскрикнул от страха, когда увидел ведьму подлую и её горящие злобные очи прямо перед собой. И тут же он махнул ножом, чая убить старуху проклятую, но только та была не так-то проста: отскочила старая и давай своим посохом длинным во все стороны размахивать. Не успел Беленир ещё и разобраться во всём, как Всесвятлир и Брисинор сзади схватили его под руки и оттащили назад на несколько шагов, потому посох Еги ни разу не попал по витязю. И тут же на ведьму коварную налетел в прыжке Серый Волк, желая её то ли раздавить, то ли растерзать. Но поскольку ведьма полуседая была очень даже ловка, то оборотень приземлился не на неё, но на голые камни, ушибив себе лапы. Тут-то старуха древняя, растолкав витязей, и набросилась на него со всей яростью и злобою и побила своим длиннющим посохом. Затем Ега и вовсе набормотала что-то себе в нос и пыхнула невесть откуда жарким огнём. Вмиг лица путников осветило красным заревом, а в глазах у всех заблистали алые искры. И огонь тот, что наколдовала ведьма, поджарил волку его хвост, да так, что вся шерсть на нём обуглилась, а конец хвоста и вовсе оголился. С трудом затушил себя зверь, едва совсем не сгорел. Когда же все путники увидели, что Гвиулис уже не может противостоять Еге, то кинулись на неё, выставив вперед своё оружие острое. Но Беленир вместе с конём остались стоять на месте, ибо прикрывали Волнозора, который стрелял по ведьме из лука. Между тем старуха схватила какую-то склянку и, раздавив её своими длинными жилистыми пальцами, бросила её себе под ноги. Оттуда повалил дым смрадный и укутал Егу в серое облако. Всесвятлир и Брисинор, не успевшие даже поднять на старуху меча али топора, без чувств повалились на землю стылую, на каменистую россыпь. А Ега, скрывшись в дыму и полумраке от некоторых стрел Волнозора, а от каких вёртко уклонившись, схватила под одну руку одного воина, а под другую – другого, и показавшись Белениру, крикнула: – Намечается сегодня хороший ужин! – и злобная старуха вместе с Всесвятлиром и Брисинором исчезла в облаке вонючего дыма. Беленир с горечью внял сим словам и безнадёжно повесил голову. Ведь он не мог бежать вдогонку, ибо дым бы усыпил и его. Волнозор же ещё долго всматривался вслед коварной ведьме, силясь её разглядеть сквозь марево едкое и ночную темень. Но он не увидел её: старуха проклятая сгинула за холмом, что немым богатырём вздымался из земли уже долгие века. – Не стоит отчаиваться, не надо вешать голову! – провыл немного тоскливо волк. – Оплошал я нынче, но в следующий раз справлюсь я с ведьмой. – Куда ж тебе с ней совладать, когда ты только что опозорился в бою? – спросил Волнозор. – Готов поспорить, что даже если мы поможем тебе, ты все равно не победишь её. А тех двоих она съест непременно. – Те двое – мои друзья и добрые воины! – вставил Беленир, оторвав свой взгляд от земли. – И я не позволю ей так просто с ними расправиться. – Этот поход будет бесславным и подлым, коли мы бросим их там, а сами уйдём, воспользовавшись тем временем, пока их жрёт бабка древняя, Ега жилистая! – заржал конь, решив произнести и своё слово, дабы вспомнили все о его мудрости и велеречии да прислушались к его верному совету. Тогда Беленир, смекнув, свистнул волку: – Беги сюда и подставляй мне свою спину вместо седла: погонимся мы за Егою! – Гвиулис неохотно подошёл к витязю и дал взобраться тому на себя. Когда Беленир устроился поудобнее, Волк Серый, разнюхивая следы ведьмы, поплёлся вперёд по холмам крутым да по каменистым кручам, а вслед за ним поскакал на коне богатырском Волнозор. Из-за облаков, наконец, проглянула луна, осветив им дорогу. Путь лежал на запад, так что витязи, миновав небольшой лесок, заметно отклонились от дороги в дом Каукиса. Несколько часов они неслись под луною, взбираясь на взгорья и спускаясь, и, перейдя ручей, вошли в ельник. – Это земля Еги – лес Темнобор! – рёк Гвиулис. – Далее ее владенья, они начинаются за Чёрным Ручьём! Колючие ветви хвойных дерев тотчас вцепились витязям в головы, словно пытаясь помешать, а мухоморы закраснели внизу, точно маня к себе. Навстречу путникам, из глубины старого леса, выполз туман. И вдруг послышался громкий крик и хруст. А потом кто-то мерзко завизжал и тотчас перестал. Беленир и Волнозор глянули вниз: это Космач придавил случайно карлика уродливого, третьего слугу Еги, сломав тому копытом позвоночник и шею. Наверно, карлик стерёг здесь витязей и должен был незаметно их пырнуть ножом. Но, как видно, он заснул на дозоре, и конь его раздавил. И теперь подлец лежал бездыханным под каким-то кустом. – Вот и третий готов! – сказал Беленир, а Волнозор лишь усмехнулся. – Пойдём дальше, нет времени смотреть на уродца. Пройдя немного по тому ельнику, путники остановились: невдалеке, среди густых еловых зарослей, в сущей темноте, забрезжил огонь. Первым его заметил Волнозор, ибо имел острое зрение и был внимательнее Беленира: – Огонь, – молвил он шепотом, нагибаясь под сырыми ветвями. – Это либо горит лучина, либо топится очаг. Тогда двое витязей тотчас слезли один с волка дикого, чему тот был оченно доволен, другой с коня доброго, да пошли впригинку в сторону огня, стараясь не шуметь. Вскоре они, пройдя неглубокую сырую лощину, оказались на её краю и оттуда увидели в нескольких саженях ветхую хижину, избёнку малую, укрытую в ночной мрак, а поодаль от неё покосившуюся сараюшку. Изба эта была огорожена невысоким белым тыном, и лишь потом путники заметили, что он был сложен из обглоданных человечьих костей и черепов. Стояла избушка на четырёх дубовых подпорках, словно бы на ножках. В одну-единственную дверь вела лестница, а сама дверь была обита человечьимикостями, и вместо ручки у неё была прогнившая человечья ладонь. Покосившиеся стены избы были сложены из толстых и добротных дубовых брёвен, поросших мхом да лишайником, а по четырём сторонам глядели небольшие и узкие окошки. На каждом окошке слабо горела лучина, освещая маленький дворик и, видно, приманивая путников. Одно из окон было открыто, и оттуда вовсю валил чёрный и смолистый дым: дом топился по-чёрному, так как в крыше не было трубы. А кровля этой избушки была сделана невесть из чего: то ли из соломы, то ли из мха, и вся была тёмная и страшная, а кое-где на ней выросла берёза белая, спустив свои прекрасные кудри вниз – единственное украшение уродливого и кособокого дома, такого же старого и мерзкого, как и сама Ега. – Вот она изба Еги! – промолвил Волнозор, стараясь не показать свой страх. – Избушка на курьих ножках, что раз в три года, три месяца и три дня вертится кругом по старому присловью да по древнему сказанью. А погляди-ка на забор, – уже едва скрывая ужас продолжил берегин и утёр со лба пот. – Он из костей построен! И все обглоданные! Небось и наших братьев берегинов немало пошло на такой тын. Вон и черепа даже. О-о-х. Свою бы голову уберечь, а то мне рановато ещё помирать. – Свои головы убережём, – ответил Беленир твёрдо. – Главное освободить моих друзей и ведьмину голову на кол насадить! И не таких побеждали. Я морское чудище убил, не то что какую-то людоедицу. Пока же Беленир и Волнозор лежали на краю лощины, из окон избушки стали доноситься крики злобного и грубого голоса, по всей видимости, голоса Еги и крики о помощи двух витязей. Ега то напевала в нос какие-то старинные песни, то говорила стихами, которых никто и никогда кроме разве её жертв не слышал. Но вскоре она смолкла и стала расхаживать по скрипучему полу, мерзко посвистывая при этом. И вдруг она выскочила из избёнки и опрометью кинулась к сараю, что приютился поодаль от дома. – Иди освободи наших спутников, а я постою на дозоре и, если надо, задержу ведьму вместе с Серым Волком и Космачом! – сказал Волнозор. – Зрение у меня острое, в ночи я и мух разгляжу. Чуть что, подай знак или крикни, тогда я приду к тебе на помощь. У Беленира не было времени пререкаться с берегином, потому он пошёл один. Ползком он добрался с края лощины до тына и остановился. Черепа глядели на него пустыми глазницами, и ему казалось, что это навь смотрит ему в душу и хочет затащить в самое пекло. Но он успокоился и, несмотря на мерзкий скрип костей, перелез через тот ужасный тын. Добравшись до лестницы и взобравшись по ней, Беленир приотворил дверь. Не будь у него достаточно мужества, он и дверь бы эту не открыл, так как её ручка была из сгнившей человечьей кисти. К тому же по обе стороны от входа сидели как безмолвные стражи тщательно высушенные вороны с ужасными глазами. Между тем Беленир как можно тише протиснулся внутрь. В избе, посреди горницы, стоял крытый скатертью дубовый стол; напротив него, на другом конце комнаты грозно кипел медный котёл, а слева от него скрученные крепко-накрепко с заткнутыми ртами лежали, беспомощно мыча и барахтаясь, Всесвятлир и Брисинор. Беленир тут же сообразил и достал свой нож, чтобы развязать друзьям руки, но тут же он услышал за дверью злобное кряхтенье Еги и от страха и опаски выронил клинок из дрожащих рук. Не зная, что делать, витязь спрятался под столом, залезши под скатерть. Ножки стола были затянуты толстым многолетним полотном паутины, да и лавки затянуты седой сетью. На сундуке же в самом углу комнаты сидел старый чёрный как сажа кот, слепой на один глаз, и лениво посматривал на ползающих из угла в угол крыс, не желая их ловить, ведь кормила его хозяйка сытно. И вот в избу зашла Ега и, закрыв дверь, стала принюхиваться. Вволю нанюхавшись да пошмыгав своим горбатым носом, она сказала хрипло: – Чую я, кто-то наведался ко мне, пахнет духом человечьим, знакомым запашком тянет! – но, услышав кипение воды, она побежала снимать котёл с огня. Сняв его, ведьма молвила ещё более грубым и отвратительным голосом: – Кого первым мне разделать и изжарить на этой сковороде? – и она показала пленникам огромную грязную сковородку, ни разу не чищенную и не скобленную, и поставила котёл на стол, под которым прятался Беленир. – Одного я сварю, а другого пожарю, так что давайте думайте, кто полезет на сковороду, а кто в котелок. Беленир аж содрогнулся от страха, когда услыхал такие слова. Но он совладал с собой. И тогда, когда он хотел уже выскочить из-под стола, в дверь вдруг ворвался Волнозор, прихрамывая на левую ногу. Берегин подвернул её, когда выбирался с края лощины, пытаясь остановить Егу. Его лук был натянут. Но берегин не успел спустить стрелу, а Беленир вырваться из-под стола на помощь. Ведь старуха-ведьма не растерялась и бросила в Волнозора той самой сковородой, попав тому прямо в лицо, и берегин тотчас рухнул без сознания. Ега закрыла дверь. – Вот и ещё один готов! Его я буду свежевать первым! – Беленир с трудом сдержал свой страх и не закричал, ведь Ега могла всех разделать на мясо, ибо была очень сильна: сильнее всякого воина. «Где же Гвиулис и конь богатырский? Не съел ли подлец Серый Волк моего коня?», – думал витязь, сидя под столом. Он хотел выбежать из избы и позвать их на помощь, но тут вспомнил, что дверь в дом была уже закрыта. Связав бесчувственного Волнозора по рукам и ногам, проклятая ведьма отволокла его к остальным путникам – Всесвятлиру и Брисинору, которые перепуганные до смерти лежали близ очага, боясь даже пошевелиться. Лишь затем Ега заприметила лук тетивчатый, что выпал из рук берегина и, подобрав его, сломала об колено да бросила в огонь. Сделав это подлое дело, Ега села за стол и решила отдохнуть. Да не тут-то было, Беленир собрался с духом и, упершись хорошенько в пол ногами сильными, опрокинул стол прямо на злобную ведьму. Ега, застонав, полетела вместе со стулом прямо в пламя, и её длинные волосы тотчас загорелись. Пока коварная ведьма, крича и причитая, тщилась вылезти из огня, на неё рухнул котёл с водою горячей, который она поставила на стол, и её ошпарило. Раздался дикий надрывный вопль, и даже печь содрогнулась. Беленир же, пока людоедица ворочалась в огне, извиваясь от боли и силясь выбраться, отворил на всю дверь и свистнул, чтобы Гвиулис спешил на помощь. Тут же Серый Волк ворвался в маленькую избушку и, громко взвыв, ухватил только-только выбравшуюся старуху за шиворот, а затем заключил её голову себе в пасть, остановив острые исполинские клыки на шее. – Хорош! – закаркала озлобленно Ега, кряхтя и отдуваясь в пасти у волка. – Ха-ха-ха! Не ожидала, что ты меня одолеешь. Ишь, сдюжил! Ха-ха-ха! – Гвиулис ничего не смог ответить, а только надменно ухмыльнулся. Беленир, тем временем, развязал Всесвятлира, Брисинора и Волнозора, и те с негодованием поднялись на ноги и своими же путами крепко-накрепко связали Егу, пока её голова находилась в волчьей пасти. Когда же Ега была связана, Гвиулис с неохотой высвободил голову старой колдуньи. Всесвятлир и Брисинор вскоре нашли своё оружие, а Всесвятлир даже начал потешаться над связанной ведьмой, называя её оченно подходящими кличками. – Легко смеяться, пока змей далече! – рассмеялся Беленир. – А то, смотри, ещё перегрызёт верёвки, и тогда первой её жертвой будешь ты.Глава 11. Совет дедов
Путники решили привязать Егу к дереву – воронам на поклеванье и отправиться в путь, оставив подлую одну посреди еловых зарослей. Как решили, так и сделали. С трудом привязали они злобную ведьму к высокой ели и пустились в дорогу, не желая ни на миг задерживаться в тёмном и подозрительном лесу, полном таких же тёмных и подозрительных обитателей. Беленир сел в седло, а все остальные поплелись вслед за ним, ибо конь не желал носить на своей спине сразу нескольких и тратить силы. Гвиулис же, объяснив путникам как выйти из леса, молвил: – На этом я с вами прощусь, пора мне уходить, пока я не съел вашего коня, – и Серый Волк, вильнув трижды своим хвостом, скрылся в густых зарослях кустарника под низко нависшими ветвями елей. Никто даже не успел попрощаться с Гвиулисом: все только открыли рты, когда того и след простыл. Но стезя продолжалась, Беленир с усердием вёл всех за собой, иногда спрашивая дорогу у Волнозора, который запомнил её получше. Наутро витязи вышли из того бора елового и вернулись на верный путь к Каукису. Всего через полторы недели, перейдя несколько широких бурливых ручьёв, стекавших с гор, они оказались у самого подножия Смарагдовых Гор, у самого крайнего их отрога. И близ того отрога вздымалась вверх терраса отвесная, одним боком примыкавшая к скале, а другим обрывавшаяся в гибельную пропасть. Как сказал конь богатырский, это и была дорога к дому Каукиса, который жил на вышине ста сорока саженей. Путники, хорошо отдохнув, ступили на опасную террасу и скоро поднялись по ней так высоко, что внизу остались лишь мрачные очертания предгорий да съежившихся древес, сухими сучьями торчавших из бедной почвы. Под вечер терраса повернула влево, скрывшись за скалою и путники, выйдя из-за поворота, увидели терем добрый, что возвышался там, сливаясь с серыми камнями. Дом был сложен из брёвен сосновых, которые нынче посерели и закоптились от дыма. В нём было три этажа и неведомо было, какой умелец смог построить его на такой высоте. Беленир, ведя под уздцы коня богатырского, приблизился к твёрдодубовой двери. Она сидела на крепких железных петлях и над ней возвышался добрый и прочный деревянный свод. Беленир постучал в дверь и окликнул хозяина: – Выходи, кузнец добрый, накорми уставших путников, напои их богатырского коня и дай молвить слово золотое! За дверью послышались глухие шаги, некто снял засов, и петли тревожно скрипнули. Витязи замерли в ожидании. Все представляли, что сейчас явится перед ними старичок ветхий, с два локотка, как вдруг, распахнув дверь нараспашку, явил себя Дед-Пасечник. Беленир даже вздрогнул от неожиданности: дед стоит и улыбается, оголяет свои зубы белые, поглаживает бороду длинную, седовласую. Но и это был не конец удивления, ибо из-за спины Деда Пасечника показался, посмеиваясь себе в бороду белую да притопывая ногами по полу, Всевед. – Кого там принесло? – раздался приглушённый голос откуда-то из терема, послышался торопливый бег и на пороге вместе с Дедом Пасечником и Всеведом оказался Мал-стар Дедок, буйный лесной старчище. – Здравствуйте вовеки веков, древние деды! – воскликнул от удивления Беленир, поприветствовав тем самым сыновей Земли и Солнца. – Как же вы все оказались здесь, как покинули свои родные места? – И тебе привет, Беленир, давненько не виделись! – рассмеялся Дед-Пасечник. – Надо бы нам вначале отпить моего славного мёду вместе с Каукисом, а там уж и расскажу тебе всю историю да отвечу на все вопросы. Тогда Беленир, оставив коня снаружи, вместе со всеми витязями прошёл внутрь. Хоромы Каукиса оказались довольно обширными. Весь первый этаж занимала горница, посреди которой располагался большой круглый стол из сосны. Вокруг того стола, словно замерев в хороводе, стояли дубовые стулья с высокими спинками. В стенах же горницы виднелись камни длинные. Они служили подпорками второму этажу и, по всей видимости, справлялись с этим уже не одну сотню лет. В горницу из двух окон на лицевой стороне проникал солнечный свет и отражался тремя начищенными зеркалами, расставленными вдоль стен, в тёмные углы. Все в ожидании Каукиса сели за стол. Дед-Пасечник сразу невесть откуда достал бутыль своего добротного мёду и разлил его в деревянные стаканы. Своим же родичам – Всеведу и Мал-стар Дедку он налил из другого бутыля. В том бутыле был самый крепкий, дюжий мёд, с которого простые люди валились с ног, а от запаху могли захмелеть. Но на Земнородных он действовал благотворно, придавая им трезвость рассудка и весёлость. – Так как же вы ушли со своих насиженных мест? – вновь спросил Беленир. – Обычно Земнородные сыны не покидают своего отечества. – Как закончилось наше противостояние с Кощевитом, – начал Дед-Пасечник, опрокинув тяжкий стакан крепкого мёда, – я решил, что пришла пора вам помочь. Лишь вместе можно противостоять ужасу, что готов расползтись по земле. И тогда я принял решение собрать сынов Земли, дабы сорвать замыслы Кощевита. И мне повезло, ибо никто не ожидал такого, а Кощевит ослабел и растерял союзников, кроме одного только Идогурна и асилков. Они – его последняя надежда подчинить Заповедье и Брегокрай. Причем Идогурн – главная ударная сила. Змей проклятый – самый сильный из слуг его, да ещё и облачён в непробиваемый панцирь. Если мы помешаем змею, то Кощевиту придётся плести козни заново, а тем временем мы расквитаемся с ним, во всяком случае, прогоним прочь с этого края. – Но как ты опередил нас? – спросил Брисинор. – И что с Кощевитом стало? – Вместе с подоспевшими берегинами мы окружили Кощевита: завидев это, враг коварный применил тёмное колдовство и призвал мышей летучих. Они заслонили его, напали на берегинов, но благодаря моим пчёлам боевым с мышами мы разобрались, но Кощевит к тому времени уже скрылся с поля боя. Тогда-то я попросил послать вам на помощь своего давнего друга Волнозора, а сам вместе со своей секирой грозной, – и дед показал на острую секиру, что стояла в углу, – отправился в землю людей, на вашу родину. В Заповедном Крае, кстати, дела стали до того плохи, что, как говорят, коровы от ужаса перестали давать молоко или вовсе доятся молоком чернее золы! А курицы, говорили мне селяне, несут никуда не годные растрескавшиеся яйца. Но вскоре я набрёл на Лес Стоячий и нашел там Всеведа. – Как же ты его отыскал? – задал вопрос Всесвятлир. – А отыскал я его по скорлупкам орехов, которые он после себя оставлял. Побеседовали мы с ним, вспомнили времена давние, многими забытые, и я уговорил его присоединиться ко мне. Не обошлось, конечно же, без моего мёда добротного и обойтись никак не могло. Когда же взошло красно солнце, мы двинулись в путь и дошли скорым шагом до пределов Дикого Леса, где обитал Мал-стар Дедок. Без Всеведа идти к нему я не хотел – мало ли не признал бы ещё! Как сказали нам селяне, буйства дедка лешего прекратились и вскоре мы отыскали в глуши таёжной его хибару. – Не хибару, а избу! – с важностью заметил Мал-стар Дедок, поглаживая свою бороду встрёпанную и проводя рукою по кудлатым усам. – Да и не отыскали вы её! – Хорошо, – согласился Дед-Пасечник. – Мы не отыскали его хибару, вернее, избу, а сыскали самого Мал-стар Дедка. Он сидел посреди чащи да ковырял при луне лапоть! Он-то и привёл нас к своей избе. – Это не вы меня сыскали, хочу заметить! – добавил Мал-стар Дедок. – Я сам вам показался, зная, что вы пожаловали ко мне в гости. – Так откуда ж ты узнал, что мы пришли в Дикий Лес? – удивился Всевед. – Неужто тебе белки нашептали? – У меня в лесу есть свои глаза и уши, о которых вы не знаете, друзья мои, – рассмеялся хитро Мал-стар Дедок. – Да и почему сразу белки, там ведь и тетерева водятся и даже глухари! – Чувствую я своей бородой, что неспроста обмолвился ты о тетеревах, – догадливо заметил Всевед. – Видел я одного в твоем лесу – он нас тебе и сдал. Меня не проведёшь… – Тихо! – прервал всех возмущенно Дед-Пасечник, тем не менее с веселостью в глазах. – Я ещё не договорил свою речь, как вы начинаете свою! Так вот, найдя Мал-стар Дедка, вернее, когда Мал-стар Дедок нас нашёл, мы, попив вволю моего мёда и медовухи янтарной, отправились в путь. Мал-стар Дедок всю дорогу напевал какие-то то ли птичьи, то ли звериные напевы, а Всевед раздумывал о природе вод текучих и солнечных лучей. Я же, само собой разумеется… – Говорил о мёде! – угрюмо подшутил подоспевший вдруг Каукис – низкий, приземистый, похожий на карлу, кузнец с длинной закопченной бородою, лысой головой и бесноватыми глазами. – Иного просто быть не могло, чтобы пчёльник не побеседовал в свободное время о мёде. – Как раз-таки и не так! – заметил Дед-Пасечник. – Не о мёде я беседовал да и не беседовал я вовсе. Я размышлял о делах важных, думал я, где бы встретить витязей. И хорошо, что в своё времечко я о них позаботился, послав им на выручку Волнозора, – все устремили на него взоры. – Волнозор присылал мне письма как мог, и я почти сразу узнал, что вы идёте к Каукису старому, доброму кузнецу, что живёт в Вутирне. Тогда-то я вместе со своими родичами-дедами и отправился сюда дожидаться вашего прихода. Оченно волновали меня письма Волнозора о Еге подлой, она та ещё прохвостка, небось сильно вам помешала и как-нибудь да напроказила. А о Гвиулисе я не беспокоился – он пусть снаружи сер, но зато внутри у него доброе сердце. – А как вы пересылали письма? – спросил Беленир, глядя на Волнозора, который был не очень-то и разговорчив и вряд ли бы ответил ему на этот вопрос. – Неужели ты, Волнозор, стрелял так далеко, что твои стрелы острые долетали аж до Заповедного Края? За Волнозора тут же ответил Дед-Пасечник, встрепенувшись от интересного для него вопроса: – Прежде чем решить, как держать с моим другом старым связь, я долго думал. Но мои решения были никчёмны. Я бы, наверное, и по сию пору ломал бы себе буйну голову, ежели бы не Ведан. – А он-то как замешан? – со смехом спросил Всесвятлир. – Неужто ворон ваша домашняя птица? Неужто он доставлял по вашему велению письма? – Нет, конечно! – засмеялся Дед-Пасечник, и вместе с ним Всевед и Мал-стар Дедок, а Каукис лишь ухмыльнулся. – Ты очень мало знаешь о Ведане. Он стар и имеет немалую власть над птицами, особенно над воронами, галками и грачами, а чуть ли не каждый ворон – его подданный. Его было сложно уговорить, и Волнозор, прежде чем встретить вас, наткнулся на распутье трёх дорог на Ведана. Тот сидел на камне указательном и чистил перья. Берегин долго его упрашивал, – Волнозор кивнул головою. – В конце концов, Ведан согласился и дал мне во власть своих птиц чернокрылых. Благодаря ним мои очи прозрели, а уши услышали, и я не только смог держать связь с Волнозором и узнавать о вас, но и понял, что Кощевит не оставил свои козни и уговорил Егу помочь ему. Старая ведьма согласилась убить вас всего-навсего за новый котелок! – Хах! – деревянным голосом усмехнулся Каукис. – А за новую поварёшку она бы с вас шкуры заживо спустила! – Но, – возразил Брисинор Деду-Пасечнику, – зачем ты всё скрывал от нас, пчеловод, и зачем ты, Волнозор, держал всё втайне? – Хм, хм, хм, – пробормотал тихо дед, покручивая свой ус седовласый. – Чем меньше ушей слышит, тем меньше языков молвит. Я вам доверяю, но ненароком вы могли бы проговориться кому-нибудь. А ведь за вами всё это время следили вражьи соглядатаи: это Ега явила себя, а другие остались в тени… – Достаточно уже разговоров об этом, – прервал пасечника Всевед. – Надобно решать будущее, ибо змеев вой уже раздаётся по людским землям и даже блеяния тучных стад, несущихся от него прочь не могут его заглушить. Пастухи с тревогой смотрят на юг, ожидая нового нападения. Ведь Идогурн уже прошёлся по южным княжествам Заповедного Края и оставил после себя пустоши, залитые кровью, на коих нет ни скота, ни людей, а лишь только кровь гнилая, которая уже не впитывается даже в чернозём! И где же конь богатырский? Ведь я советовал вам добыть его и вы, насколько я знаю, добыли его. Где же он? – Здесь конь, – ответил Беленир, не желавший более слушать ужасы, которые рассказывал Всевед. – На улице он стоит. Все деды были возмущены, что коня не привели сюда сразу, а оставили за дверью, будто он какое-то там безмозглое животное. Беленир поспешно отворотил дверь и завёл скакуна доброго прямо в храмину. Тот благодушно встряхнул своим пышным хвостом и радостно стукнул копытом. – Ну, здравствуй, Космач! – поприветствовал коня Дед-Пасечник, а Мал-стар Дедок, тот и вовсе отвесил ему поклон, коснувшись лбом самого пола. – Давненько мы тебя не видывали! – промолвил Каукис, отирая пот со лба и хлопая удивлёнными глазами цвета бледной зелени. – И не ожидали вовсе увидеть. И тогда конь богатырский важно заржал, и его бородка седоволосая затрепетала на сквозняке, что дул в приоткрытую дверь: – Привет вам, многомудрые деды, сыновья Земнородные, Солнышком ясным порождённые. Я тоже не думал встретить старых знакомых. И тому я рад. Пока все деды восторженно улыбались, пчеловод вышел из их числа и с вниманием оглядел Космача. «Хорош! – протянул он, дотронувшись до своей бороды. – Ничуть не состарился с тех самых пор… Воистину богатырский конь!». – Теперь же самое время поведать витязям да и Космачу об Алкуне, – молвил Всевед. – Все мы хотим побольше поговорить с Космачем о былых деяниях, но время не ждёт. Каукис, расскажи им об истории брони Идогурна! Каукис шмыгнул носом и, поудобнее усевшись на стуле, задрав одну ногу на другую, неспешно начал: – Рассказать я постараюсь попроще да покороче, ведь время не ждёт, так что слушайте. Давным-давно был у меня ученик, тоже Земнородный сын, именем Алкун. Обучил я его своему мастерству и с ним делали мы чудесные вещи. И однажды небеса послали нам металл. Пал он звездой на землю, и для нас это был великий дар, ибо по крепости и всем прочим качествам этот металл превосходил сталь! Он не ржавел, был прочен, а мечи из него получались лучше, чем из самого качественного булата. Но о том прознал Кощевит. Он подстерёг Алкуна в пустошах и уговорил украсть у меня все изделия из этого металла небесного и тот необработанный кусок, что ещё оставался. Пока меня не было в кузнице, мой подлый ученик похитил всё это и утащил в своё жилище, от меня сокрытое. Там он, очевидно, решил оставить всё себе и не отдавать Кощевиту чудесные вещи. Поняв это, Кощевит отправил своих соглядатаев искать Алкуна и, когда те отыскали его, Кощевит вместе со своими воинами явился к нему в жилище. Но Алкун был не так прост и каким-то образом скрылся от них – наверно, через запасной ход. Вместе с собой прихватил он необработанный кусок небесного металла, всё остальное же осталось в его доме. – Вот глупец! – вставил с усмешкой Всесвятлир, а Мал-стар Дедок хихикнул. – Алкун поспешил ко мне, сюда, – продолжал Каукис, – ибо надеялся на помощь и защиту. Поблизости от этих мест Кощевит с воинами его выследил и преградил ему дорогу. Алкун сразился с Кощевитом, но хозяин Чёрного Крома вооружился мечом из небесного металла, что отыскал в жилище Алкуна, и потому вместе со своими гридями одолел моего глупого ученика. Наверно, с легкостью. Все изделия мои Кощевит переплавил на броню для Идогурна. Создал он поистине чудовищное творение – закрыл он змею все уязвимые места и сделал почти неуязвимым. И лишь оружие из небесного металла может пробить эту броню. Витагор тоже обладал мечом из звезды, но его меч уже заполучил Каменноголовый Волот и с ним ушёл далеко на восток. Потому должны мы отковать новое оружие, которое пробьёт броню Идогурна да и его кожу – мало ли как она затвердела за века! – Но из чего? – спросил Беленир, нахмурившись. – А теперь самое главное! – улыбнулся Каукис. – Тот необработанный кусок металла, что Алкун унёс из своего дома, так и не достался Кощевиту. – Перед тем как уснуть, – рёк Дед-Пасечник, – Космач сказал Берёзе, что когда пасся на лугах, видел, куда Алкун схоронил необработанный кусок металла! Он велел передать всё Каукису. Но он так и не успел договорить и уснул… – Да, так и было, – заржал конь. – Я видел, куда Алкун спрятал этот металл. – Куда же он его дел? – воскликнул с нетерпением Каукис. – Скажи же нам! Тут Мал-стар Дедок нахмурился и встал. Затем он подошёл к окну и с подозрением поглядел в него, а после и вовсе закрыл ставни. Всевед и Дед-Пасечник сделали тоже самое с другими окнами. – Алкун выбросил тот кусок в колодец, что недалеко отсюда! – ответил Космач. Стоит к северу от подъёма к твоему жилищу! – К ночи все вместе мы отправимся за ним, – тотчас решительно выпалил Всевед. – А теперь расскажи-ка, Космач, про Идогурна получше. – Как я говорил этим витязям доброславным, – и конь копытом указал на Беленира и его друзей, – Идогурн очень ленив. Тут послышалось перешептывание среди дедов, и заговорил Мал-стар Дедок: – Что же это значит? Ха! Неужели он вылёживается на выжженных пустошах больше, чем палит другие земли? Али же коварный змей любит понежиться в своей любимой пещере да поглазеть на восход или закат подле обглоданной косточки съеденной бурёнки? – Считай, что так, – ответствовал тут же конь, тряхнув гривою. – Идогурн наверняка так тяжёл и ленив, что передвигается медленно, отягощает его и броня из небесного металла. К тому же сколько коров да овец уже пропало в его ненасытном брюхе за последние дни. В этом и есть его сила – в крепкой броне, в этом и есть его слабость – в лени и тяжести. Чтобы одолеть этого змея поганого надо использовать его силу против него, а слабость превратить в бессилие. Откуй же, славный Каукис из Вутирна, этим витязям лучшее оружие из металла, который мы отыщем, и они победят его, потопят в красной кровушке. Не заботься о том, какие хитрости нужны для победы над змеем, просто сделай лучшее оружие, чтобы пробило оно броню змееву или хотя бы места, прежде бывшие уязвимыми и для обычного клинка! – Хорошо! – молвил низким голосом кузнец, сложив руки. – Сделаю я вам такое оружие, но это будет непростое дело и мне понадобится время. Да и металл надобно ещё отыскать. Кроме того, древнее кузнечное искусство требует внимательности и наблюдательности. Пока я буду занят, витязи пусть отдохнут и наберутся сил перед грядущим поединком, перед боем со змеем. Усталых воинов он одолеет даже с моим оружием. Но прежде, чем вы пойдёте отдыхать, а мы уйдём за металлом, скажите, какое оружие изготовить? Быть может меч искромечущий? Или копьё, подобное по мощи столетнему дубу? – Нет, дубину добрую, окованную небесным металлом! – воскликнул внезапно Мал-стар Дедок. – А может быть сделать булаву, такую, чтоб своим весом промяла змея и придавила его? – добавил Дед-Пасечник. – Или же лук меткий, такой, чтобы натянуть его им втроём с натугою да выстрелить в Идогурна так, чтобы стрела вошла в голову, а вышла бы из хвоста! – предложил довольно странную мысль Всевед. – Погодите! – сказал тогда Беленир. – Если я и мои друзья будем биться со змеищем, то мы не сможем поднять ни дубину огромную, ни железную булаву, не говоря уже о натяжении исполинского лука. Мы ведь не асилки! – Но на что же мы тогда нужны, кроме как не помогать вам? – промолвил Мал-стар Дедок и улыбнулся. – Тогда мы зачем нужны – мешаться у вас под ногами? – сказал на то Беленир. – Мы вообще-то должны расправиться с асилками и вряд ли успеем помочь витязям, – добавил Всевед. – Так что они должны сами выбрать оружие. – Мы собрались не для того, чтобы спорить, – молвил Дед-Пасечник. – И ты, Всевед, прав и ты, Беленир, тоже. И вам, добрые молодцы, для боя нужна сила – всё остальное: честь, отвага и любовь к своей земле у вас уже есть. Силу, конечно, сложно получить. Но не тогда, когда ты знаешь великомогучего Деда-Пасечника. Сейчас я приготовлю вам четверым добрый мёд, и он даст вам силу, нальёт ваши жилы мощью, и руки от него отвердеют. Но не следует им злоупотреблять, иначе они и вовсе окаменеют, и не сможете даже мизинца поднять! – А сила придёт навсегда? – спросил Всесвятлир, поглаживая недлинную бороду. – К счастью, нет! – воскликнул Дед-Пасечник. – Я бы никому не доверил такую силу навсегда. Ведь, когда ты доверяешь её хорошему человеку, то, может статься, через много лет он изменится. А меняются люди быстрее, чем мы. И чаще всего не в лучшую сторону. Всесвятлир на то ничего не сказал, поняв, что если сила придёт не навсегда, то это действительно к лучшему. – Каукис, неси котёл чугунный! – крикнул вдруг Дед-Пасечник громко и зычно. – Не медный, а чугунный, а то прогорит. Мал-стар Дедок, сходи за редькой и морковью да принеси побольше, не скупись и не ешь её, а то не хватит. Всевед принеси тех трав, о которых я тебе говорил, да не бойся их трогать, пальцы от них не каменеют. Тут все деды разбежались по храмине, кто куда. Да так быстро, что Беленир даже не успел приметить, какой дед в какой двери скрылся или за каким углом промелькнул. К тому же Земнородные сыны ещё и переговаривались друг с другом, и из разных светлиц доносились их громкие голоса. Но витязи ничего не поняли, ибо говорили деды на непонятном языке. Вскоре послышались гром и скрежет, оказалось, это старый Каукис вытащил чугунный котёл и поволок его в горницу; вслед за ним появился Всевед, неся в руках серый мешочек с травами, а завершили это шествие Мал-стар Дедок с редькой да морковкой и сам пчёльник вместе с бочонком мёда янтарного, напитка сахарного. Когда все деды собрались наконец в горнице, глядя на то, как Дед-Пасечник открывает бочку мёда, Всевед молвил: – Хм. Видно пришла та пора, какую я уже давно жду, – Дед-Пасечник тем временем откупорил мёд и влил его в котёл, поставил котёл на огонь и начал приготавливать свой напиток. – Думается мне, – продолжал Всевед, – что самое время пустить под облака песню, устремить заговор в выси неба! – и тут премудрый старец, громко запел, чётко расставляя ударения: Пришла пора слово молвить, Словушко золотое произнести зычно, О мудрости нажитой речь, Да пустить её по разуменью В высь поднебесную и на твердь земную, Соколом отправить в небо лазоревое, Орлом послать под облако ходячее, Карпом бросить на дно озера, Сельдью в океан-море безбрежное, Сёмгою в реки прозрачные закинуть. Разлетится моё слово вещее По просторам мира обширным И возвестит свету белому Великую мудрость дедов земнородных. Знайте же люди внемлющие, Что всего три опоры, Три столпа, сделанных мудрыми, Есть у дедов земнородных: Мудрость, мера и мужество, Немногие витязи, богатыри великомогучие, Давным-давно их переняли с охотой, На опоры сами опёрлись, Взгромоздились надёжно на ценности дедов. Также четыре вещи помогут вам. То случай, внезапность, готовность И сила, в венах текущая. Не брага, пьянящая разум, Не пиво, вспененное хмелем, Не вино зелёное на пирах, Но сила великая жил, Рукам могучим силу дающая, Ногам резвым мощь приносящая. Так пусть же вольётся Вам в руки сила великая Вместе с мёдом животворно-пьянящим! Тем временем Дед-Пасечник уже вовсю готовил свой напиток хвалёный, мёд тягучий янтарного цвета, вливающий в жилы мощь и силу. Котёл уже кипел, отдуваясь сладким на запах паром, а пар этот вязкими комьями клубился вокруг собравшихся, овевая их цепью длинных, широких колец непонятного цвета. В конце концов, славный медовар размешал свой мёд кипучий поварёшкой и глотнул немного на пробу. Скорчившись и поводив языком во рту, старец благотворно изрёк, словно бы мяукнув: – Хорош! – и улыбка дугою протянулась у него на лице. – Дай попробовать! – воскликнул с нетерпением Мал-стар Дедок. – Ты итак Земнородный сын, тебе ни к чему эта сила! – отрезал ему резко Дед-Пасечник. – Будет время, и я пришлю тебе этого мёду прямо в Дикий Лес, а сейчас его должны испить наши соратники, чтобы биться с Идогурном. Ах! Забыл! – и тут пчельник достал из кармана ещё один ингридиент – прополис пчелы-златогорки и бросил его в кипящий котёл. – Теперь точно готово! – заявил старец. Котёл сняли с огня и, когда варево немного остыло, седовласый старец повернулся к Белениру, который стоял в растерянности, потупивши взор. Видать, витязь был очень удивлён мёдом, дающим силу. – Пей! – велел ему властелин пчёл, и Беленир без слов опустил поварёшку в котёл и испил чудесного напитка. Особо ничего он не почувствовал, за исключением того, что мёд тот оказался неимоверно крепок, а на вкус был то ли сладкий, то ли горький – не пойми какой. – Больше! – возгласили с пылом деды за исключением Всеведа, но витязь, разведя руками и скорчившись от крепости мёда, сказал: – Я выпью столько, сколько положено и не ложкой больше. Всевед пел, что всегда надо помнить о мере, мудрости и мужестве! Так что не говорите пить мне больше али же меньше, – на эти слова сам мудрец Всевед улыбнулся и рёк: – Всегда помни об этом, ты усвоил урок и никогда его не забывай, даже Дед-Пасечник может привести тебя к плохому, если ты будешь его беспрекословно слушать. На всё надо иметь своё мнение, пусть оно во многих случаях и будет совпадать с мнениями других. Да, сладок и вкусен кубок мёда мудрости, ежели выпьешь его до дна. Ты скоро поймёшь, о чём я толкую. Вслед за этим все витязи добрые да и сам Беленир зачерпнули чудесного мёда и выпили ровно по крепкой кружке и не больше, иначе вверглись бы в пьянство. А Всевед вновь изронил с важностью: – Даже в дни празднеств и для получения мощи нельзя пивать мёда, браги или волшебных напитков без всякой меры. Ведь мудрый удерживает свои ноги от неверных путей, дабы не отемнить своё сердце. Хотели или нет, мёд допили деды и ни капли не оставили. Они решили, что добру пропадать нельзя, так что и к ним в руки перетекло немало силы, а в голову хмеля. Опьянение было побочным действием этого напитка. Более в этот вечер ничего важного не случилось. Однако, это не значит, что ночь была также скучна! Как раз-таки много интересного произошло тогда, когда за окнами косящатыми незаметно сгустилась темнота, а зажжённые свечи уже с трудом отгоняли подступавший мрак. Завидев эту тьму ночную, удальцы встрепенулись: – Так какое оружие лучше избрать? – спросил Всесвятлир у друзей. – Я думаю, копьё! – ответил Брисинор. – Его можно будет прямо на скаку всадить в змееву грудь. – Нет! – рёк Беленир. – Лучше меч. Древко копья может сломаться или сгореть, так что лучше отковать меч наилучший и его всадить змею в сердце. Каукис покачал головой, и витязи ушли в спальни на третьем этаже. Всесвятлир, Брисинор и Волнозор вскоре отошли ко сну. Но сами деды, не смущаясь ночи глубокой и темени за оконцами, вместе с конём ушли за пропавшим металлом. Через несколько часов они уже вернулись и слышно было, как с натугой несёт кто-то нечто тяжелое. После этого Земнородные ещё долго сидели на втором этаже, где была кузня, и вспоминали былые годы, когда они были точно такими же дедами, но вокруг них крутились иные события. То были годы их молодости, проведённые в седине. Беленир же не мог заснуть. Ведь чудодейственный мёд прогнал прочь сон и, воодушевив дух, словно бы зажёг в груди неведомый огонь. Стоило Белениру вздохнуть, как внутри поднималось такое жаркое пламя, что сердце готово было вырваться наружу, проломив рёбра. От того ему иногда даже хотелось то ли стонать, то ли кричать, но он сдерживал себя. Когда же ему стало совсем нестерпимо лежать на кровати, в жажде что-то сделать, он встал. Одевшись, витязь стал спускаться на второй этаж, и с каждой новой ступенькой он всё отчётливее слышал хохот Деда Пасечника и немного гнусавый голос Всеведа. Тут он спустился и вошёл в кузницу Каукиса, где собрались нынче все Земнородные сыновья. Она была очень просторной: в углу стоял пышущий горн, неподалёку от него железная наковальня, и она блистала золотом от яркого света. Больше ничего, кроме длинного нетёсанного стола, на котором лежали молотки и клещи, и мехов для поддувания огня в кузнице не было. Все деды сидели в полумраке на четырёх стульях, принесённых с горницы, и мирно беседовали друг с другом. Но Беленир, почувствовав нужду что-либо вставить в мудрые речь, прервал их: – Добрые деды! – воскликнул благодатно он. – Долго ли будете вы только лишь говорить, а не дело делать? – Эх, Беленир! – рече ему на то Дед-Пасечник. – Видно не очень хорошо подействовал на тебя мой славный медок. Но, раз уж пришёл, так садить и молви, что должно нам сделать по твоему разумению. Беленир сел на свободный стул и изрёк, подбочась: – Пора бы вам уже отковать оружие – меч великий, не терпится моей руке приноровиться к нему и пройтись им по вражьей голове – постоять за свою землю… Больно затянулись мои скитания. – Да, ежели оружие боевое так и просится в руку, значит родная земля зовёт тебя на помощь, изнывая от огня и дыма! – изронил Всевед. – Откуём же тогда меч добротный, чтобы витязь добрый умиротворился, наконец, и защитил свою землю, а она умерила свой зов. Быть может, ещё рано, но приступим. – Никогда не рано приступить к столь важной работе! – вставил Каукис, глядя в окно. – Как раз ночь – моё излюбленное время: звёзды светят мне и их мерцания пробуждают во мне неведомую страсть и усердие. И тут Беленира вместе с Дедом Пасечником и Мал-стар Дедком просто-напросто выпихнули из кузни, в которой остался только Каукис и Всевед. Как ни хотел молодой витязь посмотреть на труды старого кузнеца, и каким бы ни было его рвение, его не пустили, ибо Каукис предпочитал работать один или с помощником в редких случаях. – Этот кузнец куёт судьбу, друг мой: не стоит ему мешать! – молвил Всевед, закрывая дверь перед носом Беленира. К тому времени наш добрый молодец оправился от мёда чудесного и пошёл спать, запомнив эти слова. В кузне тем временем вовсю кипела работа. Уже плавили чудесный самородок, рождённый небесным сводом в звёздных далях, и превращали его в прекрасный меч. Работали меха, и яркие искры носились по кузнице. Вот застучал молот, и в терему Каукиса звонко запела сталь. Старый кузнец уже придавал будущему мечу вид. И раз за разом его рука могучая, держащая молот кузнечный, опускалась на горячий клинок. Вверх взмывали огненные искры. Коваль глянул в окно: бледный месяц светил с вышины, и звёзды хороводили в небесах. Каукис стиснул зубы и продолжил работу: сталь заговорила ещё звонче, а молот стал подниматься ещё выше.Глава 12. Тихое озеро
Наутро, когда лёгкая дымка поднялась от земли, а в горах заклубились густые туманы, Беленир проснулся и тут же увидел перед собой длиннющие бороды дедов, притом всех сразу, и их щерящиеся в улыбке лица. Впереди всех стоял с гордым видом Каукис, приземистый карла-кузнец. Он был выпачкан в копоти, и его волосы были засалены. Зато его прежде угрюмые глаза выражали радость и напоминали озеро, которое вот-вот растаяло и в котором вновь заструилась водица, блеща и играя солнечными зайчиками, и закружились водоверти, – так оживила престарелого мастера его вчерашняя работа. – Сделал! – воскликнул он тотчас, не боясь разбудить всех остальных витязей, и его усы словно бы взмыли вверх от счастья. – Готово! – Что готово? – счудовался спросонья Беленир, не поняв вначале о чём толкует Каукис. – Меч! – заключил коваль, поглаживая окладистую, выпачканную за работой, бороду. – Пошли, испробуем его на деле! Тут же деды сами подняли Беленира и, вручив ему в руки одёжи, вышли из комнаты, кто, весело напевая что-то себе в бороду седую, а кто и приплясывая. Витязь облачился в свой наряд и спустился в горницу, разбудив Всесвятлира, Брисинора и Волнозора – как видно, они не проснулись от возгласов Каукиса и дедов. Оттуда он уже, не дожидаясь своих товарищей, вышел за дверь, на расписное крыльцо. Там уже собрались всей кучею деды, озарённые рассветным багрецом, и беседовали о своём, на темы, известные им и порой странные для людей. И в своём разговоре они словно бы не замечали Беленира. Тем временем, яро-солнце всходило над горами всё выше и выше, и лишь тогда, когда лучи светила в полной силе пали на дедов, Беленир увидел, что Каукис держал в руках дивной красы меч, сиявший заревом огненным и пускавший в глаза отблески. И лезвие того меча переливалось чудесными звёздными узорами, а рукоять была сработана самым искуснейшим образом и украшена плетёными рисунками в виде зверей волшебных. И глядя на своё творение, Каукис промолвил: – Борода моя закопчённая перенесла ветры суровые и даже бури морские, но прежде никогда не видывал я оружие такой красы, а ты, Беленир, тем боле! Так что налюбуйся вволю этим мечом, ибо не вечно ему быть в твоих руках. После тебя появится новый ратоборец, и он сожмёт его в своих крепких ладонях. – Я только рад, что моя рука возьмёт такой меч – заявил вдумчиво Беленир. – Но, быть может, кто-то из нас сильнее, например, Всесвятлир… – С чего это? – удивился Всесвятлир, как раз подоспевший вместе с Брисинором и Волнозором. – Прежде ты побеждал меня на руках, – ответил Беленир, а его товарищи тем временем встали на деревянном крыльце, подбочась. – Возможно, ты с большим успехом победишь змея. Конечно, я не отнекиваюсь от подвигов. Просто сейчас, я так поразмыслил, надо думать не о своем хотенье, а о том, что лучше для победы. Тут Дед-Пасечник взял невесть откуда (все уже привыкли, что у него вдруг появляются какие-то вещи под рукой, хотя их прежде не замечали) здоровенную палицу в десять пудов, и даже деды удивились находчивости своего родича. Осмотрев палицу, Земнородные сыны предложили витязям подбросить её в небо. – У кого выше, того и меч! – заключил Дед-Пасечник. Первым к палице подступился Всесвятлир. Ухватился он за неё, поднял с небольшой натугою в руке и бросил со всех сил ввысь. На целую сажень подлетела палица, а затем пала наземь и примяла каменистую почву. Вторым приступился Брисинор. Он точно также ухватил палицу, бросил её и тоже где-то на сажень, быть может чуть-чуть побольше или поменьше. Третьим подошёл Беленир. Взял палицу в руки, покрутил её в ладонях и подкинул в небо на две сажени. Дедам даже показалось, что под самое ходячее облако, но они в том, верно, ошиблись. Волнозор от состязания, ясное дело отказался, и Беленир окончательно удостоверился, что должен взять меч и окончательно взвалил тем самым на свои плечи огромное бремя – битву со змием поганым, чешуйчатым. Но не успели все ещё и разойтись, как Дед-Пасечник молвил: – Что ж! Теперь, когда мы знаем, кому достанется этот меч, способный пробить броню Идогурна, пора бы и в путь снаряжаться, – и это прозвучало крайне неожиданно для путников, намеревавшихся хотя бы до завтра отдохнуть в тереме Каукиса в Вутирне. Все думали, что пчёльник скажет что-то вроде: «Оставайтесь: ещё не время для дороги!». – Мы спешим, – пояснил Всевед. – От птиц Ведана мы узнали, что асилки близко… И теперь мы не сможем больше полагаться на помощь пернатых. Слуги Кощевита устроили охоту на тех птиц, что нам помогают. Тут Каукис привёл из своего стойла трёх коней для Всесвятлира, Брисинора и Волнозора и, погрузив на них необходимые в дороге вещи, в том числе и свёрнутый шатёр, сказал путникам: – Езжайте на запад, доберитесь до озера Эндрильн, вы готовы уже биться со змеем ярокрылым! – А что же вы? Вы не поедете вместе с нами? – удивился Беленир. – Вы что бросаете нас? Трое дедов мягко улыбнулись, а Каукис вымолвил мрачно за всех своих родичей: – Куда же они пойдут? На то я отковал вам меч, чтобы вы сами со змеем справились. Но мы вас не бросаем. Я откую всем мечи булатные да копья долгомерные, щиты сердцевидные и кольчуги крепкие, а там уж деды пойдут биться с Кощевитом и его асилками на Тёмном перевале. Стало известно, как мы и говорили, что исполины встали на его сторону и идут разорять вашу землю – с ними они и будутбиться! А вы ступайте, пусть дорога вам будет скатертью белой, а солнце да луна катятся шаром над вами и озаряют вам путь. – До встречи, друзья! – воскликнул Дед-Пасечник. – Ещё, может, свидимся. И вот вам напоследок лепёшки мои, – и он протянул Белениру мешочек с лепёшками, – они очень вкусны и одновременно сытны, по вкусу напоминают разные оттенки мёда, а по запаху цветы луговые. Кроме того, они сдобрены моим напитком чудесным… И чуть не забыл – вот новый лук для Волнозора! – и пчеловод вручил берегину прекрасной работы лук. – Ждите нас у озера Эндрильн и смотрите не плавайте в нём, даже если вас будет туда тянуть неведомой силой. Еще раз говорю: не поддавайтесь его чарам, следите друг за другом… Как доберетесь до озера, если мы не явимся за три дня после этого, то отправляйтесь на свою родину и сразите змея. – Но зачем вас ждать? – спросил Беленир. – Этим вечером я откую всем оружие, – ответил Каукис, – этой ночью я сплету всем кольчуги, на рассвете я сделаю нам щиты, а днём мои родичи пойдут в бой, и свершится долгая битва. Когда она закончится, думается мне, вы как раз прибудете к озеру, и коли деды победят, то через три дня после боя явятся к вам. Буде же победят асилки, то не бойтесь, у озера они вас не найдут, даже если уже знают про вас – великаны считают это место проклятым, поэтому там вам пока и надо ждать. Но если мои родичи и впрямь сложат головы в сражении и не явятся к озеру, то спешите: вы должны будете убить Идогурна до того, как на вашу землю нападут великаны. Иначе вы окажетесь между молотом и наковальней. Я кузнец и знаю это! Вслед за тем деды попрощались с витязями и отправили их в путь далёкий по той же дороге, по какой они и пришли. Совершив спуск с отрогов да перейдя ручьи горные, бурливые, путники двинулись на запад. Терем кузнеца остался далеко позади, а всем так хотелось вновь оказаться там. Но эти мечты были пусты, и воины шли, не оборачиваясь, чтобы не навеять знакомыми видами дразнящие грёзы. По левую руку у них возвышались горы, а по правую виднелся Темнобор еловый, темный и мрачный как ночь, тот самый лес в котором они привязали прежде злобную Егу. Впереди же, была пустошь, облечённая в таинственную синеву. Свистал ветер, возвещая о начале ранней осени, было довольно холодно, и Всесвятлир негодовал на дедов, за то, что те их так быстро проводили в путь-дорогу. Но Беленир не разделял негодование своего друга, ибо понимал, что надо спешить, иначе они могут оказаться не дома, а на пепелище. Так путники прошли пять дней, но, поскольку их кони были ретивы и быстры, то на исходе пятого, когда вечер уже сгущал тьму над их головами, они оказались у озера Эндрильн. Воины застали его в самое прекрасное время, когда на его берегах каменных, обрызганных водицей, играли златые блики солнца, а хляби озёрные, иногда колеблемые порывами ветра, отражали небо, разноцветное как куча драгоценных каменьев. Всё было мертво вокруг этого озера: лишь оно само, словно живое, двигалось, светилось и шумело, наполняя сердца бодростью и гоня прочь всякую тоску. И потому Беленир, глянув в зеркало вод, был заворожён ими. Но вскоре он почувствовал, как стискивается его грудь и темнеет в глазах, а ноги так и просятся войти в воду. Одержав верх над собой, он отошёл в сторону и отдышался. – Это опасное место, оно мне не нравится! – сказал Всесвятлир, подойдя к Белениру, который, согнувшись, стоял поодаль от берега. – Я думаю озеро здесь не при чём, – сказал на то немного испуганный Беленир, прислонившись спиной к коню богатырскому, а Космач и сам поглядывал в сторону озера опасливо, будто что-то видел там. – Страшно не оно, а то, что мы устали и хотим искупаться, а на его дне что-то затаилось. Вот что опасно. Быть может, там какая колдовская сила, пчельник говорил что-то такое, и теперь эта сила, быть может, хочет заманить нас. – Надо убираться отсюда! – вставил Брисинор. – Иначе эта ночёвка плохо для нас обернётся. – Мы останемся здесь ровно три дня, как сказали деды, не больше и не меньше! – заключил Беленир. – Они мудры и не посоветуют плохого. – Знай, Беленир, не всегда мудрецы правы! – заржал на то конь, встряхнув пышной гривою. – И лучше бы ты, выслушивая советы дедов, поступал так, как считаешь нужным сам, а не как считают нужным советчики. Этим вечером особо больше не говорили, потому что все были заняты сбором веток для костра и устроением лагеря. В итоге, его разбили на западном берегу озера, в неглубокой лощине, окружённой дубами молодыми да кустарником коренастым. Это было уютное место и надёжное укрытие от ветра. Ведь ветер уже вовсю свирепствовал и завывал точно зверь. К северу и югу от той лощины привольно росли дубровы мрачные. И старые дубы, бывшие там, устремляли в небо цепкие и скрюченные пальцы своих нагих ветвей и тем пугали путников. К востоку же широкая каменная площадка, поросшая мохом, обрывалась в тихие студёные воды Эндрильна, сиявшие под круглолицей луною. Так вот, в той-то лощине путники расчистили почву и развели костёр, обложив его круглыми камнями. Вспыхнуло пламя и с яростью бросило под звёзды искры, а затем, успокоившись, тихо затрещало. Возле огня на просушенном и чистом месте витязи устроили ночлег. Когда всё было готово и в лощине возвысился шатёр небольшой, все собрались вокруг костра, а конь прилёг поодаль. Посидев да подумав, витязи решили отправить кого-нибудь на разведку, чтобы посмотреть, что ждёт их впереди да пострелять всякую дичь. На это вызвался Волнозор и, когда он удалился, оставив своего коня, и путники остались втроём, начался делёж запасов. С горем пополам удалось разделить лакомые кусочки дедовских яств и остатки своих. А там уже Беленир и его товарищи начали есть да пить и старались не отвлекаться на разговоры, ибо не любили говорить за едою, особенно вкусной. Но вдруг, пока воины вкушали яства, а конь уже было задремал, раздался плеск, как будто кто-то плюхнулся в воду. Беленир, только услыхал это, чуть не подавился хлебом. Вытаращив с испуга глаза, он обвёл взглядом своих друзей и лишь тогда увидел, что с ними нет Всесвятлира. Вместе с Брисинором он выскочил из шатра и, подбежав к краю берега, увидел, как по воде протянулись полосы. – Всесвятлир! – окликнул своего друга Беленир, но лишь эхо отозвалось ему пронзительным печальным словом, безжизненным и мёртвым. Раздалась тишина, от которой зазвенело в ушах. Всё в эти мгновения пугало Беленира своим молчанием, безответностью. Но вот взвыл ветер грозный и в его порыве витязь услыхал вопль о помощи, приглушённый всплесками воды: – На помощь! – невдалеке кричал во всё горло Всесвятлир. Вновь послышались всплески и неведомый рёв. Беленир и Брисинор пригнулись к земле и глянули за край берега, откуда доносился крик. Но они увидели лишь пену белую, смешанную с кровью. От того они немало ужаснулись: дрожь пробежала по их коленям, а дыханье стало прерывистым. У Беленира даже сердце стиснулось в груди, когда он увидел кровь, приняв её за кровь своего друга. – Вытащите меня! – вдруг вскрикнул голос внизу, и тут Беленир увидел Всесвятлира, который уцепившись за выступ каменного берега, пытался выбраться из воды. Тотчас Беленир подал ему руку и кое-как вытянул его из озера. И, если бы Брисинор вовремя не схватил Беленира за ноги, то тот, верно, тоже свалился бы в воду. Когда Всесвятлир оказался на берегу, Беленир, поглядев на него, вскрикнул: – Ты что дурак? Тебе сказано было не купаться в этом озере, что ж ты полез в него? На то витязь гордо ответил: – Да что ж нельзя мне ноги омочить в озерце? Я не плавал в нём, я просто опустил в него ноги! Проверить решил, какова вода – тепла или холодна… Проклятье! Потерял свой бутыль с чудесной медовухой. – Чья кровь? – перевёл разговор Брисинор, понимая, что сейчас лучше не ссориться. – Не моя! – ответствовал бойко Всесвятлир. – Это подводного чуда! – Что? – изумился Беленир, выставив широко глаза. Дрожащей рукой он обнажил клинок и более ничего не сказал. Ведь ужаснее всего – это столкнутся с чудом, так как это невесть что и непонятно даже, каково оно на вид. Вот и испугался Беленир, ибо понимал, что нынче предстоит им сойтись лицом к лицу с ужасным уродищем, полным ненависти и ярости, чей облик неведом. – Что, что! – возмутился Всесвятлир, отвечая на вопрос Беленира. – Подводное чудище какое-то, не разглядел я его, кое-как выбрался из его цепких объятий – не было у меня времени рассматривать его личико! И впрямь этот совет дедов не больно хорош – ждать у озера! Недаром его асилки обходят стороной. – Хватит спорить! – оборвал Брисинор яро. – Бежим в шатёр, там же конь богатырский, а вокруг него пасутся наши кони, надо защитить их, а то ещё сожрёт их чудище водное! Там, наверно, будет и защищаться легче. Все согласились и пустились к шатру, защищать коней. Путникам повезло: скакуны резвые оказались целы и невредимы, а огонь не потух. Они вошли внутрь шатра белотканного и усадили Всесвятлира к костру, чтобы тот просох. Тем временем Брисинор привёл всех коней к палатке и оставил их поодаль от огня, вместе со скакуном богатырским. И вдруг, пока воины добрые готовились к бою да думали, что будут делать, явись сюда гостем незваным чудо из озера, послышался плюх. Плюх был не просто плюх, а такой, будто из вод выпрыгнула пустая бочка. Но все, конечно же, знали, что это вовсе не бочка и даже не бочонок. Как день было ясно, что это вынырнул бес озёрный, проклятый уродец. И вдруг он зарычал по-звериному да пустил шип по-змеиному: не очень и громок был его рык, и не очень грозно было шипение, но издать их могло только чудище подводное – мерзкое и до ужаса отвратительное. И несмотря на то, что Беленир ожидал этот рёв, он прозвучал неожиданно даже для него. Ведь он был пронзителен и в тоже время приглушён, страшен и смешон, ибо походил на вопль безумного. Воины спинами прижались друг к другу и выставили перед собою мечи, а Брисинор сжал в руке топор, остриё которого было смертью для многих врагов. Стуки сердец слились в одно звучанье и ужаснули даже самих воинов. И вдруг прямо в костёр трескучий влетел огромный мокрый валун, поросший серым мхом, и в мгновенье ока его потушил. Потемнело так, что хоть глаз выколи. Беленир и его спутники вообще ничего не видели, кроме собственных рук и мечей, пока не привыкли ко тьме. Они чуяли лишь холод озера. И тут в шатёр, злобно дыша, вошло нечто с искрящимися как звёзды очами. То было чудище в две сажени, с ручищами длинными о четырёх пальцах с перепонками и с бородою зелёной по самый пояс. Борода эта ко всему прочему походила на тину морскую или на рыболовную сеть и была ужасна на вид и спутана. Казалось, будто в ней, да и в волосах мерзкой твари шевелятся змеи водные. Также существо имело очень длинный горбатый, что гора, нос величиною с сапог. Им оно неистово втягивало в себя воздух, а выдыхало уже вонючие испарения. – Это зыбочник! – вскрикнул громко Всесвятлир, испугавшись злобного чудища; давным-давно витязь слышал старые песни о страшных зыбочниках, что появлялись в ночи на берегах рек и озёр и утаскивали всех под воду. Тут само чудище гаркнуло, что-то забулькало у него во рту, и оно с трудом произнесло низким хриплым голосом, наводящим жуть: – Не люблю, когда меня называют так! – и вслед за тем оно, заорав во всю глотку гортанным бешенным рёвом, накинулось на витязей, разинув пасть с острыми зубами, но было отброшено ударом наточенного топора Брисинора. – Ах ты мерзкая тварь! Сгинь в свой омут! – вскрикнул тогда Всесвятлир. – Не любишь, когда тебя называют зыбочником? Тогда я буду называть тебя мразью! Услыхав такие речи, зыбочник так разъярился, что его глаза словно бы вспыхнули пламенем, и он, облизав кровь горючую от своих ран, вновь с ужасающей силой бросился на витязей. Испугавшись напора мерзкого уродища, путники отпрянули назад, выставив вперёд оружие. Но тут Беленир подвернул ногу и, вовремя убрав меч в ножны, чтобы не наткнуться на него, свалился, ударившись в темноте головой о чью-то ногу. Зыбочник поганый же, увидев, что один из его недругов не на ногах, схватил его за руки и по животу поволок прочь из шатра. Он тащил его к озеру, лежащему в тиши и мире под мрачным ночным небосводом. Но вот Беленир закричал в страхе, и зыбочник стиснул его руки в своих ладонях да с такой силой, что кости затрещали и боль сковала жилы. Когда же Беленир, сомкнув зубы и собрав все силы, попытался вырваться из железной хватки, упёршись ногами в землю, коварный водяник отпустил его руки. И воин, приложивший все силы, чтоб выскользнуть, опрокинулся на спину, крепко ударившись о камни головой. Боль охватила всё его тело, сжала все жилы и скрутила спину. Бравый воин, лёжа лицом в небо, увидел звёздные россыпи и, восхитившись ими, потерял сознание. А водяник снова схватил его и поволок в своё озеро многоводное. Всесвятлир и Брисинор, поздно понявшие в чём дело и не вовремя выскочившие из шатра, увидели лишь, как злобный зыбочник вместе с их другом прыгает во студёную воду. Но ратники не оставили Беленира в беде и понеслись вслед за похитителем. Добежав до берега и увидев, как волны уже идут по воде, они нырнули прямо в холодную воду. И довольно долго они плавали, тщетно пытаясь найти зыбочника, но подлый сгинул вместе с Белениром. – Надо возвращаться! – молвил наконец Всесвятлир. Брисинор на то ему ничего не ответил, а скупо промолчал: он не мог настаивать на продолжении поисков. Ведь у него уже сводило ноги, пальцы скручивались от холода, а по всему телу шла дрожь. Брисинор вздохнул и вмиг почуял как внутри разгорается злоба, раззадоренная горечью. Он поплыл к берегу. Для него даже вся природа в эти мгновения закручинилась, погрузилась в печаль-тоску крепкую, а ветви деревьев на ветру застонали от грусти. Когда же Брисинор и Всесвятлир выбрались на берег каменный, то, переведя дыханье, почувствовали, словно бы остались одиноки или какая-то часть мира исчезла навсегда. Они уже почитали Беленира мёртвым и горевали, вспоминая дни, когда он был жив и весел. Но, как это ни было ужасно, вместе с Белениром пропал и меч Каукиса, так что витязи горевали не только по нём, но и по своей земле, думая, что теперь их край обречён на верную гибель. Да только Беленир вовсе не погиб, как думали его друзья. Вскоре он уже очнулся в сыром и тёмном месте от того, что сверху на его лицо капали холодные капли. Вокруг него была только кромешная темень: ни луны белоокой, ни деревьев ветвистых, ни даже вольного ветра, ставшего таким привычным. Ощупав всё вокруг да посмотрев наверх, Беленир убедился, что находится не под открытым небом. «Значит капли капали не с неба, где же я тогда, если звёзды здесь не светят и ветер не дует?» – подумал он про себя и почесал затылок. Только тогда витязь понял, что набил на голове огромную шишку величиной с кулак. «Как я здесь оказался?» – задал он себе вопрос и, встав во весь рост, пошёл, куда глаза глядят, хотя толком они ничего и не видели. Но, не сделав и трёх шагов, он уткнулся носом прямо в стену холодную, а его резвые ноги наступили на что-то хрустящее. Воин нагнулся и пошарил по полу руками. Чем-то хрустящим оказались кости рыбьи, позвонки карасьи, небрежно разбросанные у стены. «Это логово зыбочника!» – понял тут же Беленир, хотя можно было бы догадаться и раньше, но, видно, он сильно ударился головой. Действительно, это было обиталище водяника. Ведь водяники, или зыбочники, любят поесть рыбы и частенько на неё охотятся, а поймав едят в своих жилищах. Порой вместо рыбёшки они едят даже гусей или лебедей белоснежных, хватая их прямо на воде и затаскивая к себе. Вообще зыбочники съедают всё живьём и испытывают от того немереное удовольствие, и об этом знают все. «Потому я ещё и жив, что он хочет съесть меня живым! Да, раз я в его логове, значит он хочет сожрать меня!» – сказал на этот раз вслух Беленир и ужаснулся до того, что дух захватило. Ведь быть пережёванным живьём, да ещё и зубами столь отвратительного создания для всякого страшно, не исключая и доблестных воителей. Пока же витязь думал, куда делся хозяин пещеры, послышались булькающие напевные звуки. То явился сам зыбочник, вынырнув из воды. Услыхав всплески, Беленир сразу понял, что находится в подводной пещере, где и устроил обиталище водяник. – Лянд пришёл в своё жилище, поесть пришёл мясца сырого! – злобно пропел водяной, пришлёпывая по полу своей плоской лапой, похожей на ласту. И очи его блистали во тьме, а порой вспыхивали зелёным блеском и наводили на Беленира ужас. Витязь судорожно потянулся к мечу, но лишь тогда понял, что он не при оружии. А тем временем зыбочник стал неспешно подкрадываться всё ближе и ближе, издавая притом звуки мерзкие, которые сложно описать да и не стоит пытаться. Но Беленир не поддался страху, а, глубоко вздохнув и выдохнув, вмиг выпустил из себя всю боязнь. Затем он схватил длинную рыбью кость и с криком понёсся на врага. Не ожидавший отпора зыбочник дико взревел, и его отвратительная пасть покрылась пеной. Смертоносной грядою заблестели острые оскаленные зубы. Да только не устрашился водяника Беленир, ведь он думал, что идёт в последний бой и оттого его сердце пропиталось храбростью, а рука стала тверда как гранит. И тут удалец со всей своей богатырской силы вонзил острую рыбью кость прямо в брюхо мерзкому уродищу. Зыбочник забурчал, ещё пуще разозлился и с гневом выдернул кость из пуза. Беленир отпрянул назад. – Слабак! Не те уже богатыри пошли! – взревел яро водяной, ударив кулаком себя в грудь, и его светящиеся зелёные очи вспыхнули в темноте. Вслед за тем зыбочник бросился на бедного Беленира и одним мощным ударом свалил того с ног. Витязь упал обратно в кучу рыбьих костей и порезался. Учуяв запах крови, водяник стал безумно подвизгивать и пускать слюни, предвкушая сытный ужин. Слюни капали прямо на пол, а сам водяной шёл прямо по ним, пошлёпывая плоскими лапами по голым камням. Беленир был совершенно растерян, потому что не знал, как противостоять своему врагу. Зато он знал, что будет биться до последней капли крови и, если надо, сложит голову в этом бою. И тут рука Беленира случайно натолкнулась на что-то холодное: то были ножны от его меча. Искать сам меч времени не было, потому Беленир схватил ножны и, вскочив на ноги резвые, стал ножнами охаживать своего противника. Первый удар пришёлся тому прямо по морде, а другие градом обрушились на брюхо отвисшее да по корявым ручищам. Чудище взвыло и согнулось от боли: очень сильны были удары Беленира и приходились по мягким местам. Устрашившись силы витязя, зыбочник уполз во мрак и забился в одну из нор меж камней. Нор таких было там немало и лишь обитатель этой пещеры знал их все. И пока уродище подводное, спрятавшись, ныло и дрожало, витязь отпрянул назад и, касаясь одной рукой стены стылой, побежал прочь. Не глядя, он бросился к какой-то широкой пробоине меж камней, что серела внизу на фоне черноты, и протиснулся в неё. Вместе с льющимся вниз потоком он упал в соседнюю пещеру и помчался дальше. Вскоре вокруг немного посветлело и его ноги коснулись холодной воды, а по всему телу пробежала дрожь. Беленир хотел уже нырнуть и выплыть из этой мерзкой пещеры, раз и навсегда покинув её тёмные закоулки и ходы, но вдруг с ужасом вспомнил: «Я забыл меч!» Тут витязь развернулся и в нерешительности остановился, думая, что же делать дальше. Стоял он долго, незыблемый как дуб вековой посреди зелёной поляны, и наконец сорвался с места, да так быстро, словно в него ударило молнией. «Надо было уплывать! – думал Беленир, идя в темноте пещеры. – Я ещё пожалею, что пошёл за этим мечом!». Но воин не развернулся и не бросил здесь клинок, работу великого умельца и спасение своей земли. Вдруг впереди что-то сверкнуло, ослепив на мгновение несчастного витязя. Затем повсюду снова воцарилась темнота. Беленир замер и попытался разглядеть впереди себя хоть что-нибудь, как вдруг, издав вопль гортанный, на него вылетел из мрака туннеля зыбочник, держа в своих руках длинных меч, откованный Каукисом. Беленир аж подскочил с испуга, а затем и вовсе отпрянул назад. Ещё чуть-чуть и витязь мог бы погибнуть от этого смертоносного оружия. Но водяник ужасный в безмерной ярости прыгнул вслед за ним, и меч искрометный вывалился из его ручищ перепончатых и упал рукоятью между камней, лезвием прямо вверх. Ясное дело, коварный Лянд, как называл себя зыбочник, напоролся прямо на остриё. Одно мгновение – и уродливый обитатель вод, извиваясь в предсмертной судороге подобно змею и издавая страшные булькающие звуки, уже лежал, нанизанный на справедливый клинок. – Чудеса случаются! – воскликнул с восторгом Беленир, а затем засмеялся, и его глаза наполнились слезами радости и благодарности. – Спасибо вам, меч и Мать-Земля! С трудом Беленир снял зыбочника с меча, притом весь измазался в крови, в гущине противной. Пока витязь замешкался от мерзости, уродец вдруг ожил и в агонии схватил его своей ледяной рукой за волосы и стал тянуть к себе, раскрыв рот и задвигав страшными челюстями. Воин упирался как мог, но смерть становилась всё ближе. Из пасти водяника послышался гортанный смех, очевидно, последний в его жизни. «Нет!» – крикнул витязь, и что было мочи стал бить зыбочника по морде, отчего людоед перестал смеяться и уже захрипел. Меж тем воин бил так отчаянно и сильно, позабыв о том, что враг может его укусить, что выбил ему глаз. И зыбочник отпустил его и испустил дух. Не мешкая, Беленир вытащил с довольством клинок, рукоятью застрявший между двух камней и, очистив его от крови-руды мерзкой, вложил в ножны и повернул к воде. Вскоре он набрёл на студёную водицу и нырнул. Витязь проплыл под высоким арочным сводом и покинул пещеру, полагаясь на свет луны, что пробивался сверху. Вскоре его голова поднялась над зеркальной гладью тихого озера и он с жадностью вдохнул в себя такой же морозный, как и вода, воздух. Подул ветер, луна улыбнулась в вышине, и звёзды ясные подмигнули витязю, ещё недавно думавшему, что его ждёт смерть.Глава 13. Кража
Вскоре Беленир выбрался на берег, снял с себя одежду и растёр тело, чтобы не замёрзнуть. Он не стал искать лагерь, потому что на это ушло бы много времени – ведь костёр трескучий давным-давно потух. Посему витязь призывно крикнул: – Всесвятлир! Брисинор! – и эхо пронеслось над спокойной водою. Спустя несколько мгновений послышался ответ: – Беленир, где ты? Витязь вновь откликнулся. Всесвятлир и Брисинор вскоре подбежали и с радостью молвили: – Мы уж думали, что нам тебя ввек не видать, думали, что съел тебя водяник проклятый, а ты, гляди-ка выбрался! –Да, выбрался, – изронил Беленир. – А зыбочник сам себя и прикончил этим вот мечом! – и он достал из ножен дивный меч Каукиса, и он блеснул под луной. – Пусть теперь называется он Самосек. Неохотно беседуя, путники отправились в свой шатёр – сушить одежду да отдыхать после страшной ночи. Уже светало, когда они, наконец, по стежке неторной, огибавшей берега озера, добрались до лагеря. К тому времени восход протянул по небосклону полосы багровые, и даже кромки облаков белоснежных окрасились в кровь. Но озеро осталось таким же тихим, и даже игривое течение и ветер буйный не нарушили его покоя. Даже когда на глади водной заиграли золотые отсветы небес, оно осталось лежать в прежней неге, в незыблемой безмятежности, радуя взоры путников. Воины проверили, целы ли кони – они оказались целы, ибо за ними присматривал Космач, развесили одежду у костра, который по-быстрому развёл Всесвятлир, и вошли в шатёр. Беленир сразу без раздумий повалился спать и не побеспокоился даже, кто будет дежурить. Вслед за ним заснули Всесвятлир и Брисинор, поручив стоять на дозоре коню богатырскому. Долго спал Беленир, уже наступил вечер, а он ещё не отомкнул глаз. По шатру приятно стучал дождь. Снилось витязю, будто был у него воз зерна, как вдруг тьма курей набежала и всё зерно склевала: ничего не оставила, ни единого зёрнышка. А затем и вовсе приснилось, что росло у него во дворе древо ветвистое, старый-престарый дуб, но прибежали нежданно-негаданно дровосеки и посекли тот дуб на дрова. Тут он проснулся и подумал: «Что за сны такие бестолковые снятся?» – и потом опять заснул. Больше ему ничего не снилось, но неведомое беспокойство охватило его разум. Пот холодный полился с него ручьем: страшные образы то и дело возникали перед его очами. Иногда и вовсе он вскрикивал от испуга, когда сердце дёргалось в страхе от загадочного виденья. Тогда витязь кое-как проснулся и с негодованием воскликнул: «Хоть и вовсе не спи!». И тут его рука скользнула по ножнам, и он почувствовал, что в них нет Самосека. – Где мой меч? – вскрикнул, испугавшись, витязь. И только потом он увидел, что посреди шатра белотканного стоял, ухмыляясь, карла длиннобородый, ростом в четыре локтя, с горбом уродливым, одетый в чёрный воровской плащ да в коричневые штаны. Но ухмылка тотчас сошла с его лица, и он напряжённым взглядом своих глубоких хитроватых чёрных очей уставился в Беленира. По его лицу протянулась искажённая улыбка, и он стиснул с натугой свои грязные зубы. В руках карла коварный с трудом держал меч, а через плечо у него была перекинута верёвка, которой он хотел связывать Беленира. Пот лился с него ручьём и руки его тряслись от напряжения, ибо оружие удальцов было слишком тяжело для него, и потому он испугался, что витязь его просто прибьёт. – Положи на место! – взревел от ярости Беленир и лишь тогда заметил, что ноги его были связаны. Кроме того его тело было измождено и все мышцы болели, словно по ним били палками, так что вряд ли бы он смог противостоять даже этому карле. – А не то что? – рассмеялся тут же коренастый вор со злобою в глазах. – Я вижу, ты устал, и твои ноги тебя не слушаются! – и тут он мерзко рассмеялся. – А, коли будешь умничать, я отсеку тебе голову одним ударом! – Друзья, вставайте, очнитесь! – крикнул тогда Беленир, и Всесвятлир с Брисинором очнулись, но почувствовали на себе путы, связывавшие их по рукам и ногам. – Ты думаешь, что я не позаботился о них? – язвительно молвил карла, погладив легонько свою рыжую немытую бороду и нахмурив густые брови прямо на глаза. – Ах ты, стервец! Урод! – воскликнул витязь с негодованием, пытаясь понять, как этот неведомый карлик выследил их так просто и застал врасплох. – Ты ещё поплатишься за это. Я тебя сыщу, и перед смертью ты будешь на коленях просить пощады. – Заткнись! – дерзко прикрикнул карла, и его очи бешеные с быстротой забегали по глазницам. – Да, да, закрой рот! Иначе я прикончу тебя и твоих друзей прямо здесь, дурень безмозглый, никчёмный дурак. Беленир на то ничего не ответил, но не потому, что испугался столь мелкого врага, а потому что не хотел бесславно погибнуть в собственном шатре от рук какого-то жалкого вора. – Молчишь? – продолжил тогда карла, почёсывая свой наполовину лысый затылок, блестевший на свету. – Молчи, молчи, это тебе пойдёт на пользу. Может быть, научишься держать язык за зубами. Слово – серебро, а молчанье – золото! А теперь мне пора, а то я задержался. Больно долго болтал с тобой, растрачивая своё драгоценное времечко. И пусть это будет позором для тебя – глядеть в глаза дедам Земнородным, чьё доверие ты предал. Презирай себя, презирай свои ошибки, презирай своё сердце и бесись от злобы да собственного гнева. Пусть он сожжёт тебя изнутри! – и карла развернулся, намереваясь выйти из шатра. – Я найду тебя! – молвил ему вслед Беленир, и его грудь защемило от негодования на самого себя и ярости, что переполнила сердце до краёв. Да, умел карла испортить настроение! В эти мгновения витязь так возненавидел его, что готов был наброситься на него и убить даже ценою собственной жизни, но благоразумие сдержало его, и он начал развязывать свои ноги: хорошо, что он знал как распутывать самые изощрённые узлы. – Прощай и научись жить со своим стыдом, потому что я оставляю тебе жизнь! – рассмеялся карла гнилозубый, не скрывая самодовольства, и тотчас съел одну из лепёшек, что получили витязи в дар от Деда-Пасечника: как видно, и их он отыскал и эта уже была последней, ибо все остальные он точно также проглотил, запив чудесной медовухой, найденной у Брисинора. Беленир не стерпел и крикнул злобно: – Ты не в силах оставить мне жизнь, ты не можешь её даже забрать своими-то хилыми ручонками! Что б ты подавился, собака! Но карла не хотел ничего слышать и ушёл из шатра, высоко задрав наполовину лысую голову да посмеиваясь себе в огненно-рыжую бороду. Беленир тем временем развязал ноги и поковылял вслед за ним до выхода и увидел, как гордо и надменно он шествует по тропе да как торжествующе развевается на ветру осеннем его бурнастая борода. Витязь аж ахнул, и даже дубровы нагие, окружавшие лагерь с востока и запада, тяжело простонали. – Освободи нас! – вскрикнул Всесвятлир. – Ещё есть время, мы можем догнать проклятого карлика. Беленир тотчас опомнился и развязал своих друзей. Ему удалось это с трудом, так как карла уродливый был очень уж умел в плетении узлов и работе с верёвкой. Втроём воины выскочили из шатра под проливной дождь. Но тут же они увидели, что коварный карлик, мало того, никуда не ушёл, так ещё и сидит на коне богатырском, приставив тому к шее Самосек, и угрожает ему расправою, если тот не будет его слушаться и не повезёт куда ему надо. Его ноги короткие едва обхватывали спину Космача, руки с трудом удерживали меч, с него ручьём катил пот, а лысина взмокла от усердия, однако карлик всё равно щерил на своём некрасивом лице самодовольную и язвительную улыбку и тихо смеялся. Это было безобразное зрелище: оскал зубов гнилых, ехидная ухмылка, протянувшаяся по обвислым щекам, и нос, вздёрнувшийся оттого к бровям. И тут в воздухе пронёсся невиданной силы свист, подобный писку зверя неведомого, и, казалось, даже дубы закачались от его мощи, а шатёр и вовсе чуть не сорвало. Скакуны витязей с испуга разбежались кто куда, и только их хвосты замелькали по разным сторонам. Воины растерялись и лишь потом поняли, что это свистнул карла злокозненный, чтобы распугать коней. Тем временем сам он, пришпорив Космача, пустился на восток и по стежке, окаймлённой лысыми кустарниками, скрылся в дуброве густой. И, пока Беленир и его друзья с бессилием смотрели на то, как от них уходит горбун окаянный, похитивший коня богатырского и чудесный меч, явился Волнозор. Он вышел из рощицы дубовой, что была на востоке, с кроликами и ланью на плечах, и, запрокинув лук, сразу пустил две стрелы одну за другой карле вслед. Послышался пищащий крик, а затем грохот и плеск. Удальцы, поняв, что негодяй свалился с коня в какую-то лужу, пустились вдогонку. Волнозор перед тем оставил подстреленную дичь в шатре и тоже побежал вслед за соратниками. Скоро они оказались в дубраве и, когда дубы сомкнули над ними свои цепкие ветви и мрак покрыл их лица, Беленир увидел лежащего и стонущего карлу. Тот, забившись в узкую щель между двух корней корявых, лежал в грязной лужице, а конь неподалёку, стуча копытом о камни, ржал во всё горло, потряхивая своей бородой седовласой, выражая тем самым торжество. – Где меч, уродец? – вскрикнул в ярости Всесвятлир. – Отдавай его! – Тише, тише! – сказал ему Беленир. – Он всё равно отдаст его нам – ему некуда идти, он в засаде и истекает кровью. Он или умрёт здесь, и мы сами возьмём у него клинок, или же вернёт нам его подобру-поздорову и, быть может, останется жив. – Я скорее выпью всю свою горячую кровь, чем отдам вам клинок! – проревел из корней злобный карла, отчищая свою бороду, измочившуюся в луже и уходя всё дальше в щель меж корней – там его не могли достать даже стрелы Волнозора. – Скорее луна окрасится багрецом да рухнет на землю, чем вы вновь сожмёте рукоять сего меча! Тут подошёл Волнозор и, удивлённо взглянув на витязей, спросил: – Вы ужасно выглядите! Неужели на вас такие вот карлики всю ночь плясали? – Все это зыбочник уродливый, а не карлики! – ответил на то Беленир. – Чуть не погубил меня проклятый, да только напоролся на мой меч, взяв его в свои неуклюжие лапы. – Ещё и зыбочник, – продолжал Волнозор. – Стоит мне уйти, как случается что-то ужасное! Может мне вообще тогда не уходить? – Хватит пререкаться! – сказал тогда молчаливый Брисинор, до поры стоявший в стороне. – Нас чуть не убил злобный водяник, ограбил карла, а ты ещё и разводишь ссору. Спасибо, что помог нам, но сейчас не время для шуток или споров. – Давайте-ка лучше вытравим загнанного карлу! – вставил Всесвятлир. – Давай, залазь вместе со своей глупой головой прямо ко мне! – донеслось из-под корней узловатых, где прятался коварный карлик. Всесвятлир нагнулся и заглянул туда, где прятался карла. Оказалось, там была целая нора, и была она глубока и темна, а очи уродца бегали впотьмах злобными огоньками и наводили ужас. – Он смотрит на нас! – с испугом промолвил Всесвятлир, выпрямившись. – Он хитёр, и в глазах у него блестит злоба. Я ни за что не полезу к нему. Ещё нос мне откусит! – Бросим в него огонь! – придумал Беленир. – Дождь хлещет сильней некуда! – отрезал Волнозор. – Здесь слишком сыро. Хватит дум, давайте просто сидеть здесь и ждать, пока он помрёт, а там сами вытащим его вместе с мечом. – Но скоро могут прийти деды, – изрёк Беленир, – как мы будем смотреть им в глаза после того, как проворонили меч и упустили карлу, укравшего его? И сколько этот уродец будет умирать? – Полдня, может день, а может и два, коли крепок! – ответил Волнозор. – Но если кровь будет сочиться тем же потоком, то дух выйдет из него через часов пять. – Ну так пристрели его! – заявил Брисинор, и лишь тогда витязи заметили, что колчан Волнозора был пуст. – К сожалению, те две стрелы были последними, – пожал плечами Волнозор, – другие утрачены на охоте. – Значит подождём! – заключил Беленир. – Что ж, будем сидеть здесь. Вскоре они под другим деревом развели костёр из сухих веток, припасённых в шатре. Чтобы дождь не потушил огня, пришлось соорудить навес из дорожного плаща. Затем витязи притащили из шатра белого брагу и дедова мёда и, рассевшись кольцом вокруг дуба старого, стали распивать хмельные напитки из деревянных кружек. Карла оказался в окружении, а витязи повели беседы до самой ночи, пока не проглянули звёзды ясные. Они обсудили много важного за это время и успели даже спеть пару песен, долгих и напевных. Но, как стало совсем темно, тревога закралась в их сердца. Стон тёмных ветвей на ветру и мерзкий хрип карлы, валявшегося в корнях, в глубокой норе, слились в один уродливый звук, полный боли и ненависти. Где-то вверху ухал филин. Всё это наводило на витязей беспокойство. Тогда Беленир с натугой улыбнулся и подбросил дров в огонь. Тут, когда пламя вспыхнуло с новой силой, все услышали, что хрип стих. Лишь ветер одиноко посвистывал в ночи меж толстых стволов. Тогда стихли и разговоры, а всякие беседы прекратились, дав место скупому молчанию. Ночь становилась всё темнее, и вскоре даже звёзд не стало видно из-за нагрянувших туч. – Гроза близится! – заметил Волнозор. – Надо лезть за мечом, пока эту нору не залило водой! – молвил Беленир. – Коли зальёт, так придётся ещё целый день ждать, пока вода сойдёт. – Он прав, – рече Всесвятлир. – Давайте лезть. Пусть и ночь сейчас, зато карла уже или сдох или совсем потерял силы. Тут бы разгорелись споры о том, кому следует доставать меч богатырский и, по возможности, горбатого карлу, но Беленир, понимая, что клинок был вручен ему, взвалил на себя это бремя, молвив: – Друзья, я сделаю это! – он принял эту ношу на себя по праву и по справедливости. Витязь взял длинный острый нож и нагнулся, чтобы залезть под корни. Перед глазами у него была сплошь темень, и он толком ничего не видел, кроме сверкавшего в деснице клинка. Но зато какой огонь разгорался у него в груди! Там бушевал вихрь огненный, ибо, с одной стороны, витязь испытывал страх перед этой норой и забившимся в неё карлой, с другой стороны, его сердце, стучавшее молотом в груди, излучало и великое воодушевление и решимость. Но руки всё равно чуть-чуть дрожали, а дыхание было прерывисто. Никто из друзей Беленира не заметил, что он боится, ведь не показал воин и вида, что ему страшно. Когда же Беленир, наконец, просунул свою голову в ту нору под корнями узловатыми, дубовыми, то понял, что она гораздо просторнее, чем он думал. Он забрался в неё полностью и, держа перед собой острый нож, поначалу блиставший в темноте, пополз вперёд. Витязь ничего не видел перед собою, кроме мрака, так что не буду утомлять всех его описаниями. Между тем Беленир полз и чтобы не заблудиться касался рукою земляной стены. «Вдруг нора окажется разветвлённой», – думал он и не ошибся. Как видно, под деревом когда-то вырыл своё жилище неизвестный зверь, а потом его забросил либо умер. Пару раз витязь завернул и наткнулся на тупики, так что ему пришлось повернуть назад и идти в другие ходы. Меча нигде не было видно. Поняв, наконец, что нора оченно велика и её сложно будет обходить всю, витязь добрый вскрикнул, собрав всю смелость в сердце: – Выходи, подлый карла, на честный бой или ты трусишь? – несколько мгновений стояла тишина, но вот раздался хриплый ответ: – Сам иди ко мне, авось и сразимся! Беленир вслушался, откуда донёсся голос и пополз в том направлении, стараясь не отпускать левую руку от земляной стены. И вдруг впереди него, в беспросветной тьме засверкали очи яростные, налитые кровью, красные, что утренний рассвет. Беленир замер, выставив вперёд нож. Глаза воина сошлись с глазами карлы. Витязь удивился, отчего же так горят очи подлеца. И когда Беленир собирался уже броситься на своего врага и поразить его ножом под рёбра, карла приземистый засвистел свистом соловьиным, зарычал звериным рыком, и тот ужасный звук как стрела пронзил уши Беленира. Воин свалился на земляной пол, а карла-лиходей, насвистывая уже потише, стал подбираться к нему, волоча по земле меч богатырский, желая им расправиться с бедным витязем. – Хотел победить Гаркунца? – рассмеялся злобно карлик, покручивая бороду. – А вышло, что Гаркунец победил тебя! – Не хвастай рыбой, пока не выловил! – ответил ему на то Беленир, приподнимаясь и держа наготове нож. – Мелкой рыбёшкой и хвастать не стоит! – сказал Гаркунец, почёсывая плешивый затылок. – Смотри, как бы она не выросла! – молвил Беленир и, собрав все силы, бросился на карлу. Карлик не ожидал, что у витязя хватит мочи подняться после страшного свиста: до того ни один человек не вставал после него. Видно, добрую службу сослужил чудесный напиток Земнородных. Тем временем Беленир запросто свалил врага с коротких ног. – Ты не так прост, как кажешься! – взвизгнул карлик, пытаясь поднять меч богатырский, но его усилия были тщетны, потому что Беленир навалился на него и уже приставил к его горлу нож. – Ладно, сдаюсь! – прошептал язвительно Гаркунец, хлопая глазами. – Победил немощного карлу да к тому же ещё и раненного проклятыми стрелами берегина, – и вдруг, когда Беленир уже было расслабился, карлик схватил своими зубами гнилыми нож, приставленный ему к горлу, и вырвался из хватки. – Ты немощный? – поразился Беленир, нащупав в темноте норы богатырский меч, оставленный второпях Гаркунцом. – Скажешь это моему мечу, когда он вспорет тебе брюхо! На эти слова карлик лишь едко и гортанно рассмеялся будто сошёл с ума и, перебросив нож из одной руки в другую, бросился на витязя. Но Беленир выставил вперёд Самосек, и карла напоролся на его остриё. Да только на этом он не успокоился. Желая убить Беленира, Гаркунец стал нанизывать самого себя на лезвие, подступая всё ближе и ближе к витязю и намереваясь перерезать ему горло острым ножом. С криками боли и ненависти с языка горбуна плешивого сорвались слова: – Твоя земля уже лежит в пепле, в пепле, в прахе и головёшках! – и ужасный смех вырвался из уст лукавого страшилы. Беленир схватил его за глотку жилистую, чтобы он более не приближался, но карлик укусил его, порезал ножом и продолжил скользить по лезвию меча навстречу испуганному воину. Тогда Беленир кое-как выставил вперед ноги и оттолкнул ими карлу злостного назад. Горбун слетел с меча и скрылся во тьме. Витязь без промедления попятился назад и пополз к выходу из норы, поспешая по мере сил. Несколько раз он ошибся в выборе пути, но вскоре напал на верный и через некоторое время уже высунул голову и руки из норы. Сердце Беленира замерло от радости. Тут его подхватили под руки Всесвятлир и Брисинор и хотели уже вытащить из норы проклятой, как вдруг кто-то схватил его за ноги, ещё остававшиеся между дубовых корней. То был Гаркунец. – Решил так просто уйти? От меня ты не уйдёшь! – то ли просвистел, то ли прокряхтел карлик, оскалив свои зубы гнилые. – От меня не сбежишь, может, уползёшь, когда я откушу тебе пятки! Не успел Беленир вылезти, как карла всадил зубы ему прямо в правую ногу. Но воин даже не вскрикнул, ибо очень устал. Вскипев от ярости и негодования, он схватил карлу за бороду длинную, тот разжал челюсти, и витязь вытащил его из норы одной рукой. Тут-то уродца скрутили Всесвятлир и Брисинор, а Волнозор побежал в шатёр за верёвкою, чтобы связать поганца. Беленир выбрался из норы и встал на ноги несмотря на то, что правая сильно болела и из неё после укуса сочилась кровь. – Попался, Гаркунец, – вымолвил он, глядя на то, как карла тщетно пытается вырваться из крепкой хватки Всесвятлира и, как Брисинор стоит наготове, на всякий случай, если карлик учудит что-нибудь нехорошее. – Чьих будешь? Кто тебя послал или ты сам по своей прихоти украл мой меч и хотел похитить Космача? – Ха, ха, ха! – высоким голосом расхохотался карлик и щёлкнул гнилыми зубами. – Прям я вам так и сказал всё! Даже пытки вам не помогут! – Тогда не будем напрасно марать рук! – вставил Всесвятлир. – Свяжем его и выбросим в озеро, пусть помоется, а то от него знатно смрадит! – Бросай! – заявил карла и высморкался Всесвятлиру прямо на кольчугу. – Я перегрызу все ваши верёвки, придушу вас ими и повешу в жертву старому дубу! Удавлю! А затем я отрежу хвосты вашим коням и засуну их вам в глотки! Ха-ха-ха! – Закрой рот, вымесок! – вскрикнул Всесвятлир и плюнул карле в лицо. – Смерть вам всем! – завопил горбун во всю глотку. – Смерть! Смерть! Тут прибежал Волнозор, держа в руках крепкую вервь. Лицо его было измученным, так как он не спал уже целый день. Берегин подбежал к витязям и отдал верёвку Брисинору, тот быстро взял её и тотчас связал карле руки и ноги надёжным узлом. Вслед за тем он обкрутил карлика верёвкой да так, что тот не смог даже пошевелиться, и, когда уродец перестал дёргаться, все заметили, что раны его несерьёзны: стрелы он уже вытащил, а меч угодил ему в мясо. – Так он точно не сбежит! – подшутил Всесвятлир, отпустив карлу из своей хватки. Связанный карлик повалился наземь и злобно закряхтел что-то себе в бороду на непонятном языке – грубом, как гранит необтёсанный, и обрывистом, словно горные пропасти. Казалось, что он бормотал какие-то проклятья или заговоры, забытые всеми, или напускал порчу. Тогда ему завязали ирот, на всякий случай. – И что будем делать с ним теперь? – спросил Брисинор, понимая, что нельзя просто оставить карлу, иначе его найдут и освободят. – Его голос слишком громок и его призыв могут услышать его сообщники, если он призовёт их. Они же могут его и спасти, ведь раны его не смертельны. – Давайте выбросим уродца в озеро, я уже предлагал это! – рече важно Всесвятлир. – Таких как он жалеть нельзя, а если возьмём его с собой, он как-нибудь освободится и перережет нам ночью глотки! – Беленир и Брисинор колебались и, возможно, согласились бы с Всесвятлиром, но тут возгласил Волнозор: – Кое в чём ты прав, мой друг Всесвятлир! Но нельзя его взять и просто убить. Это ведь нехорошо, ибо хотя и враг он, но уже поверженный. – Он прав! – согласился Беленир. – Не стоит его убивать, давайте бросим его обратно в нору и завалим её. Вряд ли он быстро выберется из нее, но, если мы ослабим узлы, вряд ли и погибнет. Все одобрили это решение. Всесвятлир и Брисинор развязали карлу, ослабили узлы и бросили злодея живучего в нору между дубовых корней. Затем витязи стали думать да гадать, чем бы завалить выход. Гаркунец тем временем, хрипя да гаркая, силился выбраться из узлов. Но тут Всесвятлир отыскал неподалёку валун серый, мохом покрытый, и путники все вместе, однако всё равно с великим трудом и усердием, подкатили его к дубу и завалили им нору. – Готово дело! – молвил Брисинор. – Карла получил по заслугам! – Пусть теперь пыжиться, – добавил Всесвятлир, – пусть грызёт узлы. – Пошлите лучше спать! – заключил Волнозор. – Давненько я уже не спал. Витязи затушили костёр и, выйдя из рощицы дубовой, вместе с конём направились в свой лагерь по извилистой стежке между краем берега и тихими пустырями. Вскоре они уже спустились в лощину уютную и вошли в свой богатырский шатёр. Всесвятлир тотчас решил пожарить зайцев, пойманных Волнозором. Вместе с берегином они их и приготовили. Зайцы получились на славу и вскоре от них остались только косточки. Плотно поев, все рухнули спать, за исключением Брисинора: он остался на дозоре, потому что не хотел вновь попасть в какую-нибудь передрягу. А тем временем взошло солнце ярое и осветило все тёмные закоулки этих мест. Ветры к тому времени уже пропахали небо вдоль и поперек и расчистили его от туч и облаков. А кони добрые, увидев, что карла исчез, вернулись к шатру, к своим хозяевам.Глава 14. Невод и рыбы
К счастью, пока все спали, ничего плохого не произошло. Витязи по очереди стояли на дозоре и караулили друг друга. Когда же все, наконец, выспались и встали на ноги, уже был день. Беленир протёр глаза и вышел из шатра, встав на краю лощины. Было холодно, но свежо. С озера тихого дул стылый ветер, насквозь продувавший всякую одежду. Рощи дубовые стояли как прежде: тускло и хмуро, навевая мрак на всю округу. И несмотря на то, что вовсю светило красно солнце, всюду было серо и угрюмо, будто жизнь покинула эти берега. – Пора в путь! – решительно молвил Беленир. – Промедление будет смертью для нас. – Но сейчас холодновато, мы промёрзнем и, чего доброго, умрём от болезней! – изрёк Всесвятлир, выглянув из шатра и кашлянув. – Надо ждать дедов, они нам помогут. – Они и так нам всё время помогают! – прервал его Беленир. – Надо идти в Заповедный Край самим. Если мы будем дальше беспомощно ждать дедов, то наша родина будет стёрта с лица земли, а нас найдут соглядатаи Кощевита и прикончат. Готов поспорить, Гаркунец крал не по своей прихоти, он – слуга и у него есть могучий хозяин. И скоро могут появиться его собратья или сам хозяин. Здесь нам и так не везёт, чтобы оставаться ещё. – Тогда пора собираться! – заключил Брисинор, высунув голову из шатра и толкнув Всесвятлира. – Не бойся, ты не околеешь! – Да, не так-то и холодно, – заметил Волнозор. – В наших краях бывало и похолоднее. К тому же скоро авось согреемся. Как никак, мы идём охотиться на змея, а змей этот пышет огнём! Это вам не за вепрем гоняться. Всесвятлир с неохотой согласился, и путники стали сбираться в поход. Они сложили шатёр богатырский, собрали всё в мешки, уложили мешки на коней и пустились в путь. Дорога вела их вдоль южного берега озера на запад. Пройдя несколько рощиц дубовых, серых и унылых, в которых Волнозор случайно нашёл одну из своих стрел, утраченных на охоте, воины вышли к неширокой реке, что прозывалась в народе Легкотечной и впадала в озеро Эндрильн. По ту сторону Легкотечной Реки начинался обширный Заповедный Край. В туманах путникам виднелся Стоячий Лес. Витязи спешились и по валунам округлым да высоким камням, валявшимся неподалёку друг от друга, перешли Легкотечную Реку. Перевести коней через её потоки пенные оказалось невероятно сложно, так как те боялись и упрямились изо всех сил. Витязи провозились с ними целый час, если не два, и в итоге стараниями Космача жеребцы ярые оказались на том берегу. Беленир и его соратники облегчённо вздохнули и присели на родную землю. Вокруг них всё было тихо и угрюмо, по-осеннему: ни рыка звериного, ни писка птичьего – только шум ветра. Деревья, росшие на этом берегу пологом, желтоватые и скучные, обступали реку широкой полосою и подходили к воде почти на сажень. Иные дубы и каштаны невольно свешивали в русло свои корни, а облетевшие листья, гнилые и мокрые, бросались с ветром по бурному течению. Но всё это было родным, и в сердцах воинов было светло, хотя вдалеке уже виднелся дым – очевидно, то горели деревни или дома, подожжённые змеем. И вдруг Беленир зоркий, глянув в густые заросли деревьев, увидел что-то блещущее. Оно сверкало, словно горный самоцвет, и манило к себе, тянуло неведомой силой. И с каждым мгновением сияние становилось всё ярче и ярче, будто разгоралось. Беленир безмолвно указал туда пальцем, и все воины, столпившись около толстого дуба и прижавшись к нему, стали рассматривать блиставшую вдали вещь. – Может, это огонь змия поганого? – спросил Брисинор. – Может, им он заманивает нас к себе в лапы. – Нет, поганец-змей полыхает обычным пламенем! – ответил Беленир. – А это и не огонь вовсе. Это отсвет. – С чего ты взял? – спросил Всесвятлир. – Огонь тоже такой бывает. – Сам погляди, – молвил Беленир. – Как только солнце скрывается за облаком, свет угасает. – Погляжу! Тут солнце красное скрылось за большим серым облаком, и сияние вправду прекратилось. Путники, прищурив очи молодецкие, глянули сквозь полчища дубов и высоких каштанов и воочию убедились, что света нет. – Да, это отсвет, – согласился Всесвятлир. – Но всё равно давайте проверим. Витязи взяли коней под уздцы и пошли вперёд. Первым пошёл Волнозор, после него шли, обгоняя друг друга Всесвятлир и Брисинор, а замыкал цепочку Беленир, ведя богатырского коня. Космач, собственно говоря, был недоволен и открыто выражал недовольство в своих речах: – Подумаешь, светится там что-то! Неужто надо сразу посмотреть? Лучше вернёмся на прежний путь, – и конь борзый заржал по своему обыкновению, встряхнув гордо своей длинной пышной гривою. Но беда была в том, что его никто не слушал, кроме Беленира, тогда как говорил он разумные речи. Но даже Беленир был словно бы опьянён тем дивным отсветом, его будто заворожило. – А вдруг это золото? – предположил Всесвятлир, и его глаза загорелись каким-то алчным блеском, ненасытным и глубоким. – Давненько я хотел себе новые хоромы, а будь это золото, они, верно, у меня появятся. – Да и мне давно пора выстроить новое жилище! – отозвался Брисинор. – Не жить же вечно в одной избе. А золотце бы изрядно помогло. – Да вряд ли это золото! – рассмеялся Беленир. – Не разевайте на него рты, пока его даже не видывали! И к тому же Митрапирн и так посулил каждому сундучок золота и ларец серебра за коня Космача, – витязь уже стряхнул с себя ворожбу жадности. – Но мне ничего такого не обещали, – заявил Волнозор. – И было бы неплохо поразжиться немного. – Ясное дело, не обещали, – продолжал Беленир. – Но Митрапирн щедр и обязательно вознаградит тебя, да и твой государь наверняка не скуп. – И всё равно охота что-нибудь добыть и самому, – ответил Волнозор и кашлянул. Витязи продолжили путь и, хотел или не хотел, Беленир пошёл с ними. Вскоре из-за облака выглянуло солнце, и вновь вещь неведомая засияла словно перо жар-птицы. Витязи ускорили шаг, и вскоре, пройдя около тридцати сажен мимо толстенных дубовых стволов и высоченных каштанов, они различили очертания сверкавшей вещицы: то был топор. Да, да топор, секира золочёная. А вы думали, там будет что-нибудь волшебное или чудесное? Но это был просто топор. Витязи приблизились к нему и увидели, что он был воткнут в серый ствол огромного дуба, который возвышался над головами путников подобно древнему идолу. Оглядев секиру, все обомлели: никогда они не видывали оружие так хорошо украшенное насечкой и чернью и с такими дивными узорами и чудными рисунками на топорище. И, едва Беленир увидел его, на него вновь точно нашла какая-то волшба. Глаза его заблестели, и он захотел им обладать. «Будет моим!» – подумал он и поглядел на своих друзей: каждый из них наверняка думал также. – Чего ему попусту пропадать? – сказал Беленир, потянув руку к золочёной секире. – Возьмём, авось и сгодится. Топор – вещь полезная. Без него и пропасть можно. Тут он дотронулся до топорища, и ему показалось, что оно было покрыто росою. Воин напряг руки и попытался вытащить секиру из дуба, но у него не вышло. И как ни старался он вытянуть желанный топор, лезвие острое словно бы всё глубже и глубже впивалось в древесину. Беленир совсем выбился из сил, он даже пробовал упираться ногами в ствол и тянуть секиру, но и это не помогало. – Да что за проклятие такое? – сетовал витязь. – Кто мог вонзить этот топор сюда, если только не асилк? – Верно, асилк! – покачал головой Всесвятлир. – Они если вонзят, так там и самые дюжие силачи не вытянут. – Пошлите дальше, нечего тратить время на эту проклятую секиру! – заржал конь. – Беленир сильнее вас и, если он не смог, тогда и вы не сдюжите! И, хотя никто не хотел отказываться от секиры, все одобрительно покачали головами, ибо правда была очевидна. Огорчённые путники понурили головы и хотели уже возвращаться на прежний путь. Да не тут-то было. Беленир прилип к топорищу обеими руками и не мог отойти от дерева. Отклеиться он тоже не мог, ибо наверняка содрал бы всю кожу со своих ладоней. – Друзья! – сказал он, и сердце его вздрогнуло, так как он понял, что все они попали в ловушку. – Я приклеился к топору! – затем он понизил голос и молвил шёпотом: – И, думаю, неспроста. Готовьтесь к бою. Всесвятлир обнажил клинок верный, Брисинор достал свой топор боевой, а Волнозор схватился за меткий лук и натянул тетиву. Наступила тишина гробовая, изредка её прерывал порыв ветра буйного и треск ветвей над головами. Но вскоре до ушей путников донёсся шум воды. Ведь тем временем в десяти саженях от них, журча и извиваясь в своём русле, текла река Легкотечная. Текла она так же, как и прежде, услаждая взор и слух, и древеса также нерушимо стояли вдоль её потока, простираясь к северу аж на полверсты. Природа осталась прежней, только для Беленира она была иной. Ведь в его глазах от реки и деревьев исходила опасность. Он ожидал, беспомощно стоя у дерева, что вот-вот случиться что-нибудь ужасное. Но витязь не очень боялся, ибо слишком многое претерпел в походе, чтобы бояться какой-то ловушки. Он больше злился и больше на себя, ибо попался как рыба в сети и так же, как и рыбица, не мог наказать рыбака. Страх остальных путников был тоже невелик, потому что они были на родной земле и при оружии. Волнозор не боялся тем более, ибо готов был спустить стрелу, едва увидит врага. И тут вдруг из-за дерева столетнего в нескольких шагах от путников показался высоченный человек с длинной бородою. Его борода курчавилась подобно бараньему руну и была черна, что ночь, и лишь кое-где в ней была видна проседь. Человек был ростом в две сажени и его спину покрывала одёжа из медвежьей шерсти, через плечи у него были переброшены медвежьи лапы. Голова его была что пивной котел и имел он всего-навсего один глаз, око ясное, а другой был давным-давно выколот, и глазница пустая была объята темнотой. Ноги у того человека были что столбы, в могучих руках он держал поводок, и на нём, оскалив зубы острые, крутился подле его ног огромный волк с серо-бурой шкурой и яростными злобными глазами. – Попались! – проговорил человек густым басом, потирая руки и поправляя длиннющие чёрные волосы, развевавшиеся по ветру. – Не сносить вам более своей головы! – тут он достал из-за пазухи исполинский топор с зазубринами. – Как говорится, моя воля – ваша голова в поле! – Что тебе надо? – спросил Волнозор. – Говори, пока последний глаз ещё цел! – Меня нельзя пристрелить, глупец! – расхохотался высоченный человек, поглаживая своими толстыми пальцами бороду чернявую. Волнозор спустил тетиву, и стрела калёная направилась тому человеку прямо в сердце. Но она не пробила его, а, вонзившись в кольчугу, видно, сработанную карлами и надетую под дрянные одёжи, треснула и упала наземь. Тут человек спустил с поводка волка серого и сам понесся на витязей. Одним могучим ударом он сразу вырубил Волнозора, а затем топором попал по Всесвятлиру, но на том был шлем, так что витязь не погиб, но потерял сознание. Брисинор, оттолкнув волка, попытался повалить врага наземь, прыгнув на него. Но человек от этого даже не шелохнулся, а Брисинор просто ударился об него и сам упал с ног. Тут злобному врагу не надо было прилагать и усилий. Он просто наступил ногой тяжкой на Брисинора, а затем дал ему кулаком прямо в лицо. Да так ударил, что у витязя едва глаза не вылетели через затылок. – Кто ты? – спросил Беленир, не в силах противостоять врагу, глядя ему в черную глазницу. – Что тебе нужно от нас? – Я Верлиока! – ответил человек, покручивая длинные курчавые усы. – Что мне нужно? Ха, ха! Что нужно мне? А нужно мне вас всех прибить! – и он уже замахнулся топором, чтобы срубить Брисинору голову, но Беленир вскрикнул: – Подожди, подожди! Зачем, зачем? Неужто мы тебе сделали что-то плохое или оскорбили тебя? – витязь пытался тянуть время до тех пор, пока в его голове не появятся дельные мысли. Но и они никак не приходили. – Хм! – промолвил Верлиока, почёсывая подбородок и сделав такой вид, будто он решает судьбу целого мира. – А ты в чём-то прав! Вы ведь мне ещё ничего не сделали, – и он замолчал на несколько мгновений, а Беленир вспомнил про медовуху живую, дающую силу великую. Как видно даже недавний волшебный напиток не сделал витязя сильнее Верлиоки, раз тот так глубоко воткнул топор. – Но вам не поможет ваша правота! – продолжал Верлиока. – Не зря же я на вас ставил ловушку, клей крепкий готовил, топор в дерево втыкал? Вот, вот, не зря. И, кстати, не думай отклеить секиру от ладоней, иначе только всё мясо сдерёшь. Да, хорош невод, не правда ли? Да, рыбёшка? – и тут человек глянул на Космача. – А конёк по мне будет: высок, широк, ноги как брёвна и звезда во лбу, а по бокам частые звёзды! Ах! Где такого достали? – Хочешь, и тебе достанем, – ответил Беленир. – Я знаю, где такие водятся. – Я уже достал себе, – буркнул Верлиока. – Вот он, мой конь, – и он указал на Космача. – Как побежит он, так позади горячие головёшки полетят, а ваша кобыла побежит, так сзади труха посыплется. – У нас нет кобылы, – молвил Беленир смущённо. – Есть, – заметил Верлиока. – Она бледная и костлявая, не видывали такую? А волосы из её гривы вываливаются прямо на ходу. Её копыта сгнили, а очи высохли. И я даже знаю, как её звать. А звать её смерть! Тут к Белениру приблизился волк серохвостый и сел подле него, словно ожидая от него чего-то нехорошего, как показалось витязю. Но на самом деле зверь лишь ждал приказа хозяина, чтоб растерзать его. Наш витязь, тем временем, заметив также, что волк был хром на одну ногу, ртом стал открывать под грудью карман, чтобы достать оттуда бутыль с медовухой. Вскоре он кое-как открыл пуговицу, но вдруг волчище зарычал, оскалив свои зубы острые. Видно было, что зверь умный понял какие-то хитрые намерения витязя. – А ты случайно не знаком с Серым Волком? – спросил Беленир Верлиоку, пытаясь отвлечь внимание своего врага, пока достаёт медовуху. Сам Верлиока же, не слушая своего собеседника, достал верёвку и стал привязывать всех путников, лежащих без сознания, стоймя к дереву. «Пусть волк выест им кишки» – заявил злодей. И вскоре Всесвятлир, Брисинор и Волнозор стояли плечо к плечу вокруг старого дуба неподалёку от Беленира. Между тем витязь с величайшим усердием и трудом схватил зубами горлышко бутыля и достал его из кармана. Тут уж ему ничего не стоило опрокинуть его и выпить до дна. Так он и сделал. И злобный Верлиока того не заметил, ибо проверял, надёжно ли привязал остальных путников. Но вдруг бутылка выскользнула у Беленира и разбилась о землю. Злодей повернулся и, верно, убил бы Беленира, коли его не отвлёк бы конь богатырский. – Стой, иначе мы пронзим тебя дюжиной стрел и копий! – проржал Космач голосом человечьим. – Кто там? – удивился Верлиока, выпучив глаз, будто увидел гуся, несущего самоцветы. – Верная дружина! – отозвался конь, но Верлиока не заметил этого. – Брось топор и развяжи наших князей, а то не ходить тебе по лесам на своих двоих. Верлиока послушался, положил оружие и, отвязав витязей от дерева, но оставив путы на руках и ногах, даже поднял руки. Но как ни силился он разглядеть в лесу дружину, как ни старался увидеть воинов, никак не мог и оттого ему стало страшно. Не осмелившись противиться, он, держа руки над головой, спросил: – Где вы и кто вы? – голос его был удивлённым и странным. – Мы прячемся! – ответил конь. – А кто мы – тебе лучше не знать! На этот раз Верлиока заметил это и, снова выпучив глаз, сказал: – Мой конь говорит! Где это таких коней разводят? Где вы его нашли? Пока Космач дурил Верлиоку, Беленир почувствовал в себе силы меренно-немеренно и тотчас вытащил секиру золочёную из дерева. Одним махом витязь зарубил волка хромого, а вторым чуть не пришиб самого Верлиоку. Но тот оказался ловок и успел отскочить, схватив с земли свой топор. Между Белениром и ворогом проклятым завязалась схватка. Воин вскочил на Космача и стал одолевать противника. Но затем враг оттеснил витязя на несколько шагов и оборону пришлось держать коню. Космач двинул копытом Верлиоке в лоб, и тот, чуть не свалившись с ног, отступил. Видать, в глазу у него уже полетели звёзды. Всесвятлир и Брисинор к тому времени очнулись от ударов дюжих и стали кричать своему другу: – Бей по коленям, бей по коленям! – Нет, в голову бей! – Секи по руке! – Лучше по ноге! Белениру, как ни странно, это подсобило, и он не без помощи Космача потеснил Верлиоку. Наконец, он ухитрился и секирой златозарной выколол врагу глаз, оставив к тому же на его лице глубокий шрам. Верлиока взвыл и в порыве отчаянной ярости, схватил Беленира и сбросил с коня. Витязь добрый свалился наземь, да только прежде, чем свалиться махнул секирою златою и убил своего врага, перерезав ему шею. Беленир и сам не ожидал такого поворота событий и потому, когда прикончил супостата, остался лежать на прежнем месте. Лицо его было радостно, и на нём виднелась странная улыбка. Верлиока рухнул на колени, а затем пал на сыру землю, и кровь алая засочилась из его мощного тела. Пару раз тело вздрагивало и даже переворачивалось, и все это время был слышен гортанный вопль. Новоявленный победитель не стал зевать и тотчас освободил своих друзей, обрубив верёвки, что их связывали. Когда же все оказались на свободе, а Верлиока в последний раз махнул рукой и, скорее всего, умер, Всесвятлир спросил: – Кто он? И что он хотел от нас? И с чего бы ему нападать на нас и откуда у него золочёная секира? – И откуда он её взял? – добавил Брисинор, почёсывая подбородок. – И вообще откуда он? – вставил Волнозор, и все стали пристально глядеть на Беленира, ожидая от него ответов. – Его зовут Верлиока, – ответил Беленир. – Ясное дело, он хотел нас убить. Остального я не знаю. Может быть, его заслал Кощевит. – Пф! – воскликнул Всесвятлир. – Это ясно как белый день! Кому же ещё надо убивать нас? Конечно Кощевиту, ведь только мы можем остановить бесчинства Идогурна и спасти свою землю. – Не только из-за этого нас могут убить! – ответил на то Беленир, догадываясь, что Кощевит здесь не при чём. – Бывают иные безобразия, когда люди поднимаются на борьбу без особой цели, а порою даже без причины, стирая грани между разумным и глупым. Они видят врагов в любом, кто не с ними, и видят друзей во всех, кто за них. И горе, коли вы окажетесь на любой из этих сторон. По-моему, этот человек не был на стороне Кощевита, но просто мы были не на его стороне. Витязи, обсудив случившееся, погребли Верлиоку. Ведь не могли они оставить человека, словно какого-то пса, на поклеванье воронам да на съеденье хищным волкам. На могиле своего недавнего врага удальцы сложили небольшой каменный курган, высотою в три вершка и на одном из камней написали: «Здесь покоится достойный враг, Верлиока, почти одолевший четырёх воинов и коня богатырского». Могила эта долго еще не сравнивалась с землёй и сподвигла многих гусляров-сказителей сложить об этом диком человеке песнь, и в песне этой приукрашенной дикарю приписали силу ста человек. Похоронив Верлиоку, путники отправились в дорогу. Белениру так и не удалось отклеить от своих ладоней секиру золотистую, потому он пошёл прямо с ней в руках. Витязи проделали полверсты, держа добрых коней под уздцы, затем лес кончился, они сели в сёдла и пустились вперёд. Перед ними пораскинулось-пораздвинулось широкое поле, разлеглись луга, и скакали они до тех пор, пока на юге не завиднелись рощи укромные и леса, покрытые завесой белых туманов. Но от этих дубров и сосняков исходил дым едкий: деревья были черны, словно уголь, и всюду стоял запах гари, а на земле как борозды проложились следы змеева хвоста.Глава 15. Пламень и железо
– Надо спешить! – сказал Беленир. – Змеище уже побывало здесь и наверняка прошло и подальше. Нам повезёт, если оно не добралось до княжества Митрапирна, иначе мы лишимся нашего дома. Тут вдруг над головами витязей, глядевших в необъятную даль, пролетела птица и прочирикала что-то непонятное. – Смотрите, это – воробей! – воскликнул Брисинор, указав на него пальцем и приняв довольно мрачный вид. – Предвестник грозы близкой, провозвещающий вовсе не небесную бурю, но бурю мечей, вихрь копий и буран железа! – Красиво сказано! – заметил Всесвятлир. – Но я не верю приметам. – Всякие бывают приметы, – сказал Брисинор, – иные и правдивы. Все стали наблюдать за воробьём. Птица направилась вперёд и вскоре скрылась с глаз долой, сначала став маленькой чёрной точкой, а затем и вовсе исчезнув из виду. Брисинор слегка погладил бороду, а затем с деловитостью вымолвил: – Воробей летел вперёд и ни разу не отклонился, значит, неизбежна битва! – как видно, он верил в такие приметы. Всадники продолжили путь. Перед ними расстилалась выжженная змием равнина, безжизненная и печальная: всякое деревце было спалено, даже совсем маленькое или молодое; некоторые рощи благодатные и дубровы тенистые были выкорчеваны вовсе; ничто не выжило, повсюду стояли мерзостный запах гари и гробовая тишина. Над чёрными пашнями поднимался пар. По нескольким сторонам взметались густые и высокие клубы дыма – то еще чадили сожжённые до головней избы и целые деревни. Среди полей лежали обгоревшие кости людей, коров и лошадей. На горизонте не было ничего видно: стояли туманы и дымились подожжённые к северу рощи и леса. И путники с трудом разбирали тропу, сплошь усыпанную пеплом. Вскоре натолкнулись они на борозду широкую, которую оставило проклятое змеище своим хвостом. Это был верный путь, чтобы отыскать чудище. – Если найдем его, – сказал Беленир, – то биться придётся кому-то из вас. Я не смогу взять в руки меч. Таким вот нехорошим путём они проехали ровно пять дней. За это время они приблизились к дымящимся на юге рощам и улицезрели в полной мере змиевы бесчинства: спаленные деревни и хоромы, обагрённые кровью, и всюду останки людей и скота. Как-то всадники наткнулись даже на обгорелые кости матери, в чьих руках был сожжённый младенец. «Он поплатится за это, – думал Беленир. – Я с ним расквитаюсь!». – Видать, змей очень силён, – изронил Волнозор, которого напугали картины запустения и смерти. – Не знаю даже, справимся ли мы с ним, если еле-еле управились с каким-то Верлиокой! – Справимся, – сквозь зубы промолвил Беленир. – Мы убили морское чудовище, выиграли поединок с великаном, мы укротили Серого Волка и одолели Егу, а с этим уродищем совладаем без труда! Подойдя к одной из дымящихся рощ, путники вдруг услышали храп невероятной силы, раздававшийся над всей округой точно гром и пугавший коней. Они спешились и оглядели местность. Перед ними на холме стояла роща обширная, вернее то, что от неё осталось: деревья столетние были выворочены с корнями, не очень старые просто сожжены, а молодняк обращён в пепел. На возвышенность вела узкая извилистая стежка, обегавшая несколько валунов, лежащих на пологом склоне. Воины оставили коней добрых под присмотром Брисинора и Космача и стали пробираться на холм, ибо храп слышался с другой его стороны. Первым пополз Беленир, держа в руках секиру, которую не мог от них отклеить, вслед за ним Всесвятлир, а потом уж Волнозор, держа наготове верный лук. Они перебрались по тропинке от одного камня к другому, и вскоре прошли в рощу, испоганенную змием. Затем молодцы удалые, проползши мимо нескольких выкорчеванных и поваленных деревьев с обугленною корой и с сожжёнными ветвями, оказались на самой вершине холма и глянули вниз. Они увидели, что холм обрывается в овраг, а оттуда клубами чёрными подымается дым. Впадина была очень глубока и потому из-за чада ни Беленир, ни даже зоркоглазый Волнозор не смогли различить что или кто в ней находится. Но храп исходил оттуда. – Там спит Идогурн, – сказал шёпотом Беленир. – Вряд ли это какой-нибудь великан решил прикорнуть в овраге подле дымящихся деревьев, вырыв такую глубокую котловину. – Надо прикончить змея, пока он спит! – посоветовал Всесвятлир. – Деды сказали, что он очень ленив, значит, вряд ли проснётся. – Ленив, но не глух, – сказал Волнозор, с опаской глядя в овраг. – Надо спуститься как можно тише и перерезать ему глотку. Но как можно тише! Беленир, возьми меч Каукиса и прикончи эту тварь. – Да как я возьму меч, когда у меня ладони прилипли к секире? – удивился витязь, показывая берегину свои руки, приклеенные к длинному топорищу золотистой секиры. – Проклятье – промолвил Волнозор. – Совсем забыл про это. Тогда Всесвятлир сказал: – Дайте мне меч, и я сам убью змеище. Только не шумите, а то он проснётся. Волнозор вынул у Беленира из ножен клинок и дал его Всесвятлиру, затем взял он рог Государя Волн – вещь эта обладала чудесной силой и могла пригодиться. Беленир подозвал Космача, и конь богатырский тотчас явился. – Я пойду убивать змея, – сказал коню Всесвятлир, на что конь кивнул головой. – На всякий случай со мной будет и Волнозор. Пошли вниз, попробуем одолеть чудище. Всесвятлир и Брисинор вместе с конём стали спускаться вниз, в овраг, навстречу чёрному дыму. Шли они крайне тихо, стараясь совершенно не шуметь. Даже стука конских копыт было не слышно. И тут, не успели воины спуститься, как ветер задул с севера, и весь дым и смрад повалили на них, окутали их чёрной пеленой. Они скрылись из виду, отчего Беленир затревожился и стал внимательнее вглядываться в черноту чадной завесы. У Всесвятлира тем временем от дыма, зловония ядовитого и невероятной духоты закружилась голова. «Проклятье!» – едва слышно сказал он, и ноги его подкосились, и он стал падать. Волнозор едва успел подхватить его и, взяв из его рук меч, посадил воина в седло и сам сел следом. Он тоже почувствовал, что вот-вот силы покинут его и он упадёт в обморок. «Выведи нас прочь отсюда» – сказал он Космачу шёпотом, и конь богатырский развернулся и пошёл обратно на холм. Волнозор даже не заметил того, как рог Государя Волн сорвался у него с пояса и упал где-то в овраге. Вскоре конь вынес воинов на своей спине из дымной пелены и, только оказался он подле удивлённого Беленира, Волнозор и Всесвятлир рухнули на землю. – Что случилось? – спросил Беленир. – Что с ними? – Смрад змеиный одолел обоих, – ответил конь. – Как видно, не только мощь Идогурна опасна, но и все, что он исторгает из себя. Не думал я, что так опасен стал змей. – Они очнутся? – Да, скоро должны прийти в себя. Но находиться тут в таком состоянии опасно, змей может пробудиться в любое мгновение. – Где рог Государя Волн? – воскликнул Беленир. – Он был у Волнозора. Можно дунуть и пробудить их. – Но так мы пробудим и змея, – заметил конь. – Его сон нам все равно не на руку, раз подобраться к нему нельзя, – пояснил Беленир. И вдруг затрубили горны множества воинов, раздались кличи боевые, топот копыт и грохот колёс. Тут же очнулись и Всесвятлир с Волнозором. Но мысли их путались, а головы раскалывались от боли: где рог Государя Волн они не знали, а он был единственным, что могло сейчас вернуть прежние силы. Беленир глянул сквозь дым, исходивший из оврага, и увидел доброе воинство, шедшее им навстречу, к холму. Прибежал Брисинор и тоже стал наблюдать за происходящим. – Что случилось? – спросил он. – Зловоние и дым не подпустили нас к змею, – ответил Всесвятлир. – Лишь благодаря Космачу спаслись. – Хорошо, что меч не потеряли, – добавил Волнозор и вложил Белениру в ножны меч. – Вот ведь бесовщина, – недовольно пробормотал Брисинор. – А что за войско? Митрапирн? Во главе войска, что шло к оврагу, ехал на колеснице резной, запряжённой тройкой белых коней и впрямь сам князь Митрапирн. Его лик был суров и грозен, в глазах блестел огонь ярый, в деснице сверкал меч острый, на груди сияла златокованная кольчуга, а на голове вздымался яркой сверкавшей горою высокий шишак. Седые волосы князя удалого развевались по ветру, левой рукой он держал поводья. И было видно, что он говорит что-то, но его зычного голоса не было слышно. Вслед за Митрапирном на конях богатырских гарцевала его верная дружина, вооружённая копьями, мечами и булавами, а за ней неспешно шагало ополчение. Всё воинство остановилось в полуверсте от оврага и замерло в ожидании, растянувшись примерно на версту в длину и на двадцать саженей в ширину. Тут Митрапирн показал рукой всем воинам, чтобы они оставались на месте, а сам, взяв поводья, направил свою колесницу к оврагу, за которым возвышался холм. Приблизившись к той яруге, князь громоголосый крикнул зычно: – Выходи на битву, проклятый зверь! Я всажу тебе меч богатырский в самую глотку, и неповадно будет тебе разорять мирные земли! Тут над головами у всех сомкнулась тишина гробовая, казалось, что всё войско скорбело о чём-то. Но вдруг наши витязи стали кричать и махать руками. – Уходите! Вам не победить его, чешуя у змия слишком крепка для ваших мечей! – призывал Беленир. – Митрапирн, беги отсюда. Митрапирн услыхал их и, глянув на холм, закричал им в ответ ещё громче прежнего, будто старость нисколько не убавила ему силы: – Бежать? Это недостойно, это – позор! Я лучше сложу здесь голову, чем буду доживать с позором последние дни, зная, что мог победить своего врага! – и князь светлый улыбнулся, на его лице бороздами протянулись морщины старости. Но черты его лица, как и в далёкой туманной молодости, остались величественными и гордыми, как у первых вождей древности. Тут послышался ужасной силы рёв, и покачнулись опалённые дубы, а иные и вовсе пали наземь, издав страшный треск. Из оврага потянулся клубами огромными чёрный дым и в одночасье закрыл от Беленира и его соратников Митрапирна с его войском. Солнце яркое не смогло пробиться сквозь ужасную завесу и в бессилии осветило лишь самые верхние клубы. Земля дрогнула, и даже лошади едва устояли на ногах – многие из них, видно, хотели рвануть отсюда подальше, ибо чувствовали близкую гибель. Казалось, будто почва сейчас провалится в тартарары, а вместе с ней и всё войско. Воины в рядах княжьего воинства зашептались. Витязи наши же приникли к земле и укрылись от змея за поваленным деревом на самом гребне холма. Беленир тщетно пытался отодрать от своих рук секиру, чтобы взять меч Каукиса, но ничего не выходило. Всесвятлир в нерешительности то прижимался к земле, то немного распрямлялся, желая взять Самосек и биться с поганым ворогом, однако он боялся, что ему не хватит сил пробить вражью чешую и потому не решался – недавний обморок остудил его пыл. Брисинор же и вовсе не показывался из-за дерева, считая, что сейчас он и его друзья не в силах что-либо сделать, а Волнозор, слегка высунувшись из-за укрытия и ухватившись за какую-то корягу дрожащими руками, глядел на чёрный дым. Но Митрапирн, несмотря ни на что, стоял гордо и ровно. Он даже не покачнулся, когда раздался этот рёв, а когда он окончился, светлый князь даже не обернулся – так отважен и велик он был. Он стоял недалеко от оврага на своей резной колеснице, волосы его развевались на суровом ветру, дым клубился вокруг мрачной завесой, и змий ужасный был где-то поблизости. Но в глазах доблестного князя, не скованного даже старостью, не было страха, там была лишь смелость. Даже Белениру было далеко сейчас до его смелости, а возможно даже и самому Турну, правителю стародавнему. Ведь Митрапирн не боялся смерти и не страшился никаких ран, зная, что скоро ему придёт пора умереть. «Лучше погибнуть на бранном поле, чем в своей постели, – думал он. – Пусть поглядят девы-лебедицы на мою храбрость, пусть напоят мертвеца живой росою и унесут на своих белых крилях прямо в свои солнечные хоромы. Пусть!». – Выходи на бой, чудище, пока я не спустился в твоё мерзкое логово и не прикончил тебя там! – воскликнул с гордостью Митрапирн, потрясая своим мечом светоблещущим. И тут чудище отозвалось из оврага, прорычало оно из яра глубокого: – Спускайся, если не страшно, а коли боишься – жди, пока я выползу, глупый князёк! Идогурн умело играл на струнах души, но Митрапирн прожил уже долгую жизнь: то был не глупый мальчишка, но витязь, умудрённый годами. Потому он не поддался на змиевы слова, не спустился в овраг, хоть подлый червь и поддел его гордость. Но нет, Митрапирн не боялся: он знал, что идёт на смерть, но перед гибелью желал хотя бы отрубить врагу хвост, а лучше пронзить чёрное сердце. «Без песни не охота отдавать душу небесам», – подумал он. И, чтобы приободрить войско и порадовать себя, светлый князь запел, глянув в небо: В тёмный час, когда темень всюду, И нет просвета в небе чёрном, Когда солнце дикие тучи крадут От взора ясного, от всех существ,Могучий Стриор, гордый владыка, Под небесами почерневшими немо стоит. Смотрит он вдаль, мудро взирает На горы, на реки, на леса и поля.
И борода его рыжая дико колышется, Длинная по колено ему, лик его страшен: Брови косматы растут буйно и сильно, Глаза словно кладезь золота яркого,
Пылают они, лик украшая, Одежда его подобна кольчуге, Копья серебряные, колья могучие, На поясе его висят, пёстро сверкая. Пел он ту самую песню, какую пел в своём чертоге тогда, когда ещё не ушли наши воины в поход за богатырским конём. Но сгинули те времена, исчезли надолго, скрывшись в тени времён. И даже песня эта звучала ныне по-иному, не так, как раньше. Прежде была она весёлой, теперь же она раздавалась мрачно и была полна грусти, но одновременно и воодушевления. Из этой песни вперемежку с кручиною текла храбрость, но больше в ней было печали, ибо скорбел Митрапирн, что не увидит более красное солнце, облака ходячие и зелёные деревья, что не почувствует более ветра игривого, не ощутит дуновений весны и не услышит птичьих напевов. – Трус! – рыкнул змей из оврага. И вдруг гром и свист, сопение и громыханье разнеслись вокруг. Но то не ветры светрились и не тучи стучились: выползал на брюхе чешуйчатом из яруги проклятый змей. Вот, перед Митрапирном показалась его огромная голова, увенчанная рогами, словно великой короной, и нависла над ним, испустив из ноздрей вонючий пар. И тотчас на князя ясного уставились из темноты дымных клубов два золотых ока, переливавшихся злобой и хитростью. То были глаза Идогурна. Вся княжья рать замерла в испуге, а змий коварный медленно сомкнул над Митрапирном свои крылья. Теперь правитель был спрятан от чужих взоров. Беленир и его соратники видели лишь тёмные очертания змия, распростёршего над князем удалым ужасные крылья. Сам правитель доблестный был окутан маревом змеева дыма, и лишь его меч блистал среди тьмы. Страшно было это зрелище. Думали все, что не миновать Митрапирну смерти. Беленир хотел что-то предпринять и спасти князя, но не мог слепо ринуться в бой и погибнуть, не оправдав надежд дедов и своего народа. К тому же дым и зловоние еще не рассеялись и отделяли витязей от князя и его войска. Тогда вместо него вызвался Брисинор: – Теперь моя очередь попытать удачу! – сказал он. – Всесвятлир и Волнозор уже потеряли силы, а у тебя в руках эта проклятая секира, так что дайте мне меч. И вот, когда Брисинор решил призвать коня богатырского и прыгнуть на нём прямо на Идогурна, затрубили рога воинские, и вся могучая рать Митрапирна-князя с кличем боевым понеслась на врага. Первыми поскакали отборные дружинники: все мощные, хорошо вооруженные, на конях добрых. Вслед за ними поспешили ополченцы, вооружённые топорами да вилами, иные и мечами дедовскими. И только лучники меткие и зоркие пращники остались на прежнем месте и пустили в Идогурна тьму стрел калёных да метательных шаров. И понеслись эти стрелы выше холмов, чуть ниже облаков и ужасным ливнем обрушились прямо на змея злобного. Иные едва не угодили в Беленира, пригвоздив его плащ к земле: град из стрел помешал и Брисинору вступить в битву. Но те, что попали в змея поганого, отскочили от его чешуи непробиваемой и пали наземь подле князя Митрапирна. Коварный змей разъярился не на шутку, по-звериному рассердился, а в его глазах загорелся огонь мести, хотя мстить ему было не за что. Митрапирн тем временем хлестнул белых коней и понёсся навстречу своему войску, дабы вести его затем на врага. Змей не стал осыпать князя жарким огнём, а, напротив, дал ему уйти из-под завесы дымных клубов и своих крыльев. Видать, лёгкая добыча была не интересна Идогурну. Между тем Митрапирн встретился со своей дружиною и повёл её в бой. К тому времени глубокий овраг, откуда выбрался змий поганый был от дружины уже в десяти саженях, потому гриди вскоре встретились с ворогом лицом к лицу. Ведь змей выбрался из яра и сидел-поджидал их, посмеиваясь злорадным смехом. – Свежее мясо! – зарычал он ужасным голосом, и сердца людей задрожали. – Будет из чего приготовить моё любимое жаркое! Тут дружинники хотели броситься врассыпную, но князь сдержал их и, глянув в глаза змею, промолвил: – С бранного поля есть дорога, но она не для тебя! Сказав таковы слова, Митрапирн понёсся на врага и метнул в него копьё. Но змий был не прост. Хоть и был он три сажени в вышину и двадцать в длину и покрыт громоздкой броней, всё равно с легкостью увернулся от копья, а затем, взмахнув крыльями, взлетел в воздух и посыпал огнём всю дружину. Всадники бежали, а иные и вовсе погибли от ужасного пламени. Змей приземлился и ухмыльнулся. Но тут подоспели ополченцы и выручили Митрапирна, бросившись на врага с дубинами и палицами, а кто, как уже говорилось, с дедовскими мечами. Да только Идогурн всех их разбросал: кого в овраг закинул, кого на холм, других вообще спалил дотла. Оставшиеся ополченцы бежали от змея прочь. Один лишь Митрапирн остался подле него. Он взял новое копьё и вновь, во второй раз, бросил в чёрного ворога. Оно попало в грудь змию и сломалось о его крепкую чешую из небесного металла, что переливалась на солнце. Храбр был Митрапирн, да только в помощь ли ему была храбрость? Помогла ли она ему против столь сильного врага? А лучники тем временем всё палили по змию, да так, что путники не могли высунуться из-за поваленного дерева, а не то их бы пронзило сотней стрел. Так что теперь они никак не могли помочь своему князю, даже если бы отклеили от рук Беленира треклятую секиру. Тем временем сам князь удалый обнажил клинок: меч его вырвался из ножен словно огненный всполох, отразив на своём лезвии огонь поганого змея. И, соскочив с уже горящей колесницы, отважный князь-витязь кинулся на змеище уродливое и стал биться с ним, коля и режа его лапы и грудь. Но так могуч был Идогурн, что меч княжеский не причинил ему и вреда, а только лишь затупился без толку. Князь, негодуя, поглядел на свой меч, а затем в лукавые глаза змия и понял, что тот с ним забавлялся. Теперь же, наигравшись вволю, Идогурн пыхнул на светлого князя своим жаром, огнём ужасным. Митрапирн увернулся и спрятался за ствол дуба, прикрывшись от стрел щитом. Борода его седовласая опалилась от змеева огня, который сжёг дотла колесницу. Кони же, заржав, в испуге убежали прочь, а князь остался почти один на один со своим врагом. Однако змей потерял его из виду, не заприметив, где тот спрятался, ибо над полем волоком тянулся чёрный дым. Лишь стрелки помогали князю, стреляя издалека в уродливого змея. «Надо хотя бы отрубить ему хвост», – думал Митрапирн. И вскоре среди чёрного дыма он различил его. Хвост как раз шевелился подле исстрадавшегося от огня древа, за которым прятался князь. Сжав в руках меч затупленный, храбрый правитель ударил по змеиному хвосту что было мочи. Треснула кость: хвост был разрублен, и кровь горячая обагрила землю ручьём. Но Идогурн рассмеялся, словно не почувствовав боли, и, свысока глянув на князя, испустил из себя такой силы пламя, что на этот раз князь не смог от него скрыться даже за деревом. Гордый и великий Митрапирн был испепелён. Так пал доблестный витязь в битве со змием лукавым. Узрев кончину своего правителя, стрелки бросились в бегство и вскоре исчезли, разбежавшись по неизвестным тропинкам. Змий взревел, прилёг на земле и свернулся кольцами. Дым к тому времени развеялся, и витязи узрели Идогурна во всей красе и величии, если такие слова применимы к змиям. Его чешуя крепкая переливалась на солнце радужными цветами, а на голове чернела корона из многих рогов – величественная и ужасная. Глаза змея были цвета яра золота, а зрачки чернее тьмы. Вся морда чудища наводила жуть и отпугивала кого бы то ни было: из ноздрей столбом валил серый дым, вся пасть была усеяна зубищами ужасными, и на носу громоздились как скалы наросты роговые. Перепончатые змеевы крылья могли запросто укрыть его самого, но сейчас он их сложил и держал на чешуйчатой спине. И всего у чудища было четыре лапы: две спереди, две сзади, все они были покрыты чешуею и на каждом пальце было по смертоносному когтю. Хвост змея же был отрублен где-то посередине, и из него ручьём буйнымсочилась поганая кровь. Но Идогурн словно бы и не замечал этого, продолжая привольно лежать. Видно, ранение хвоста, который не был защищен бронёй, не было смертельным. – Надо прикончить его! – заметил Всесвятлир. – Иначе какой от нас прок. Митрапирн отрубил ему хвост. Так что уродец истечёт своей рудою и будет слаб! – и только лишь сказал это витязь храбрый, как вдруг змей тотчас подтянул хвост к голове, пыхнул на него огнём, и кровь остановилась. – Хитёр, уродец! – сказал Брисинор, почёсывая затылок. – А что, если он слышит нас? Тут все смолкли и ужаснулись, а Беленир смекнул и решил проверить, действительно ли это так. – Что ж, тогда мы уйдём! – сказал он, мигнув глазом своим товарищам. – Пойдём на юг и будем жить там – здесь нет для нас жизни! И путники, поняв замысел Беленира, встали и ушли с высоты, а затем и вовсе взобрались на коней. Но лишь только они сели, сразу же понеслись обратно на холм через ту сожжённую рощу. Взобравшись на него, путники увидели, что змий пополз на север. – Решил нас обвести вокруг пальца! – рассмеялся Беленир. – Ан нет, мы его обвели. Теперь мы знаем, что он хорошо слышит и боится нас, раз не напал, пока мы были здесь. Видать, он чует запах Космача. Думаю, надо обогнать его и прибыть в чертог Митрапирна. – Согласен! – сказал Всесвятлир. – Эта храмина – последний достойный оплот нашего княжества. Если падёт он, то вслед за ним падут и все другие княжества, а наш край будет спалён дотла. – Сперва надо найти рог Государя Волн, – рёк Волнозор. – Мы где-то потеряли его. Наверняка в овраге. Нельзя оставлять такую ценную вещь там. Брисинор тогда спустился в овраг и, поискав хорошенько, вскоре нашёл этот рог. «И то неплохо, что проклятый змей не заметил его, – подумал воин про себя. – А не то – уничтожил бы столь прекрасную вещь». Зловоние же все ещё оставалось внизу, но уже не такой силы, да и дыма там не было, поэтому Брисинор не упал в обморок, в отличие от своих соратников, спускавшихся туда ранее. – Погнали, – молвил витязь, поднявшись наверх, – рог у меня! Брисинор вскочил на коня и все поскакали по травянистой равнине. Вскоре четверо воинов сравнялись и почти нагнали своего врага. Тут они свернули влево, на восток, и направились к небольшой дубраве, что была ещё нетронута огнём. Ведь не могли они обгонять змеище прямо перед его носом, иначе бы очень серьёзно за это поплатились. Вскоре путники оказались в той роще дубовой, и, как только ветви нагие старых деревьев нависли над их головами, они остановились ненадолго. – Раз надо обогнать змея, – молвил Беленир, – пустим коней во весь опор и понесёмся вновь на север, а затем, как увидим чертог, поедем к нему напрямик. – Хороший замысел! – согласился Волнозор, опасливо глядя на запад, туда, где как раз был змей. – Давненько хотел размять свои копыта! – заржал Космач и встряхнул своей бородой. Витязи припустили коней на северо-запад. Те понеслись во весь дух, и вскоре и холм невысокий, и дуброва прохладная, и даже сам змей скрылись из глаз далеко позади, на юге. Через несколько часов, в течении которых Белениру на Космаче постоянно приходилось останавливаться и ждать своих друзей, ибо богатырский конь был очень быстр, всадники оказались на обработанных полях, но затем поля сменились лесом сосновым и исчезли. Но некогда было нашим витязям славным любоваться красотами природы. Так что они пронеслись через бор, будто его совсем и не было, и, оставив его позади, въехали на широкие и приземистые холмы, окруженные еловыми зарослями. С ходу преодолев несколько высот, путники остановились. – Смотрите, вон ваш чертог! – воскликнул Волнозор, вглядевшись на запад. – Точно, он! – подтвердил Беленир, посмотрев на возвышавшиеся невдалеке каменные хоромы с соломенной крышею. Витязи вновь припустили коней. Спустившись с холма и взобравшись на другой через ельники тёмные, они увидели, что из окрестных деревень в чертог стекается меренно-немеренно народу и что туда же прискакали всадники, посланцы и князья из других княжеств, и несколько выживших в битве дружинников Митрапирна. Увидав это, витязи понеслись туда ещё быстрее и, проскакав через боры еловые, сырые, да через холмы приземистые да по пожухлой траве, они очутились перед тем зданием. Храмина была высока и сложена из камня серого в два этажа. В длину она была где-то тридцать саженей, не меньше. Двускатная крыша была крыта соломой и на ней высился конёк золотой с серебряной гривой. Двери в чертог были сделаны из дуба твёрдого и украшены затейливой резьбой. Над ними на каменных колоннах, исчерченных резами, нависал свод дубовый, образуя балкон, на котором стояли скамьи с красивыми узорами. К тому времени весь народ, какой путники видели издалека, был уже в чертоге, так что на улице стояла тишина, и даже шум ветра не нарушал этот покой. Всадники спешились, и Беленир облегчённо вздохнул, ибо ему было неудобно ехать с секирой, приклеенной к рукам. Путники привязали коней к столбу подле дверей, кроме Космача, разумеется, и лишь потом заметили, что на балконе дубовом стоит какая-то тень. Беленир вгляделся и узнал, что это была княгиня гордая, жена Митрапирна. Она задумчиво стояла на самом краю балкона, держась одной рукой за оградку. Её седые волосы были убраны в толстую косу и спускались почти до земли, а в серых, что осенний вечер, глазах блистали вперемежку горечь и надежда. Её лицо было также гордо и прекрасно, как и у её мужа: ровный нос, бледно-розовые щеки, тёмные брови, растянувшиеся неширокими дугами над глазами и сомкнутые в думах уста – всё было в жене князя тихо и надменно. Одета она была в княжьи одёжи. Её сарафан белый с серебристыми узорами был бледен, но подчеркивал её важность и стать, а золотистый кокошник был ярок как солнце и на нём были вышиты светлые лучи. И своей холодной и тонкой фигурой, поблекшими, но величественными чертами и глазами, полными мудрости, неизбывной тягости и печали, княгиня напоминала древнюю богиню скорби. – Вы его видели? – спросила она витязей, даже не взглянув на них – её взор был устремлён вдаль, на юг, куда не столь давно ускакал её муж и откуда он уже не вернётся. – Да, – ответил Беленир. – Живым или мёртвым? – вновь спросила княгиня. – Живым, – держал ответ Беленир, – мёртвым его никто не видел, ибо он пал в битве с Идогурном от огня. Княгиня даже не шелохнулась, но из её глаз обильным ручьём потекли слёзы. – Что ж, он пал достойно! – молвила, она, посмотрев на Беленира, и тут же узнала его. – А вы добыли коня богатырского? Говорят, в нём последняя надежда для нашего народа… – Да, добыли! – сказал Беленир. – Вот он стоит. – Так почему вы не убили змия, не спасли Митрапирна, своего князя, не пришли ему на помощь в беде, в тот тёмный час, когда более всего ему нужно было подспорье? – укорительно спросила княгиня и бросила на всех витязей ледяной взгляд негодования и ярости. – Это долгий рассказ, лучше выслушай его в чертоге! – ответил Всесвятлир за Беленира, потому что у того словно отнялся язык от таких речей.
Последние комментарии
4 часов 40 минут назад
5 часов 47 минут назад
6 часов 45 минут назад
6 часов 59 минут назад
16 часов 10 минут назад
16 часов 11 минут назад