А за окном лес [Любовь Александровна Винк] (fb2) читать онлайн

Дедушке тяжело дался переезд в город. Дедушка так сильно любил свой лес за окном, свой запущенный сад и бабушку. Дедушка жил уже очень и очень долго, мой старенький дедушка. Он был сгорблен и мягок, весь в вязких морщинках. Одежда его была выцветшая на солнце, потрепана. К дедушке хотелось всегда быть ближе, забраться на колени, прижаться, узнать чем пахнет сегодня его борода – костром или травами, немного табака, жаренной картошкой с луком, снегом или дождем. Удивительно как бороды и шарфы тонко вбирают в себя все мельчайшие запахи атмосферы. Одежда пахнет по-другому – она к человеку совсем близко и человеком же пахнет. Одежда дедушки пахла дедушкой, мылом с ромашкой и теплым домом. Дедушка всегда смеялся и что-то строгал ножом, маленькие фигурки для меня, ложки и чашки для бабушки, деревянные мечи для брата. В его дом мы приезжали часто, когда были маленькими. Я была его маленькой птичкой.

– А почему я птичка? – спрашивала я, подпрыгивая от нетерпения, потому что заранее знала ответ, и он мне так нравился, что от него хотелось скакать на ножках, будто я и есть она – всего одна на свете такая – его маленькая птичка.

– А потому что твои родители всегда привозят тебя ко мне весной. Ты прилетаешь ко мне с весной, моя маленькая птичка, и мне так нравится, как ты щебечешь и порхаешь вокруг, легкие твои косточки, птичка моя, зоркие глазки, яркие перышки.

Я вертелась вокруг и представляла, что я взаправду маленькая птичка легкие косточки и щебетала – щебетала. Дедушка смеялся и глаза его оттого совсем пропадали в мягких морщинках.

Позже, когда мне стало десять, умерла бабушка. Мы хоронили ее в его лесу около дома. Папа сразу предложил ему переехать к нам, жить в город.

– Куда же я от своего леса теперь, мы и раньше с ним были так близки, а теперь и совсем породнились.

Дедушка тогда не поехал, остался один. Мы приезжали к нему частенько, он был всегда нам так рад. Мы прибирали дом, готовили еду, он ел мало и все смотрел в окно.

–Надо настоять на переезде – сказал папа как то на обратной дороге домой – он стал такой рассеянный, и возраст уже, возраст. А вдруг что случится, он ведь совсем один, я боюсь приехать однажды, понимаешь…

Мама встревожено смотрела на папу.

– Он ведь даже не соглашается на телефон, я думаю надо настоять, так будет спокойнее, и всем лучше.

В следующий раз он поехал к дедушке уже один и провел там два дня, а после вернулся с дедушкой и почти совсем без вещей.

– Дедушка, ты будешь жить в комнате рядом с моей, а где же твои вещи?

–Не нажил, внученька, да и зачем сейчас – смеялся дедушка, растерянно осматриваясь по сторонам.

Дедушка в нашей квартире будто уменьшился в размере, будто стал еще старее, еще мягче. Мой маленький дедушка. А я с тех пор все вертелась около него, возьму бывает свои книги и иду к нему в комнату, он сидит у окна, а я ложилась на ковер рядом и делала с ним рядом так свои домашние задания. Есть что-то очень уютное, заниматься своими делами рядом с кем-то, кто ничего от тебя не ждет, не требует, а просто любит смотреть на тебя, когда ты чем-то занят, просто любит. С мамой так не получалось, мама тут же заглядывала и правила мои ошибки, я злилась, она раздражалась. Нет, с мамой было совсем не то, что с дедушкой. Я несла, бывает дедушке свои тетрадки – прочитай, говорю, посмотри. Он сдвинет очки на нос и внимательно так читает.

– Ну что, дедушка, есть ошибки?

– Ошибки-то, да кто их поймет, что ошибка, а что нет.

Еще мы гуляли с ним. И всегда было не понять, толи он хмурится, толи щурится просто от яркого солнца. А иногда останавливался около куста, к примеру, и давай с него прибитый ветром мусор снимать. Распутывает с ветки пакет полиэтиленовый, а сам приговаривает: «сейчас, моя хорошая, сейчас полегче станет». А бывало, встанет посреди улицы и показывает мне на трубы нашего завода, которые у нас с любой точки города почти видны и говорит: «вон смотри какой черный дым идет, это души наши дымят, только, как не ругают, а все красиво дым клубится!» Я смотрела на дым и видела его будто в первый раз, первый раз без папиных слов «травят нас тут», очень красивый дым и правда. И пятна от бензина на лужах красиво растекались, и пакеты на ветру кружили.

– Красивая смерть – говорил он.

– А разве смерть это красиво, дедушка?

– Все красиво, моя маленькая птичка, а ты всех красивее – смеялся он, приговаривая.

– Дедушка, а тебе у нас хорошо живется?

–Очень хорошо, внучка, с тобой мне везде хорошо.

– А по своему дому не скучаешь?

– Скучаю… скучаю, да.

– А по чему скучаешь больше всего?

– По чему больше – дедушка на мгновение задумался – по птицам скучаю. Знаешь, бывало, сяду я утром у окна, открою створки, а у окна дерево у нас росло, помнишь, яблонька моя, ветки прямо в дом шли ростом. Вот открою окно, а бабушка принесет завтрак, чай и булочки. И мы завтракаем вот так рядом, а птицы уже знали, что у нас булочки. Мы им отщипывали мякиш и они прямо с руки клевали. А как заканчивалось все, бабушка их отправляла: «кыш-кыш-кыш, голубчики, летите, беды и несчастья наши, кыш!» И те улетали с криками, садились на ветки за окном и так мы и сидели с ними весь день. Я на них смотрел, они на меня, а бабушка рядом спицами стучала, да то и дело, отгоняла какую наглую птицу, что в неурочный час решила в дом наведаться.

А временами к нам соседка наша захаживала: «Что ты – говорит – Семеновна, смерть прикармливаешь? Не знаешь что ли, что птица в дом залетит – к несчастью. Скорая смерть – говорит – если птица-то в дом залетит!» Бабушка только смеялась в ответ по-доброму так и приговаривала: «А нам с дедом не страшно, правда, дед? Мы со смертью на короткой ноге, уж больно красивые у нее птахи».

Дедушка хоть и говорил, что живется ему с нами хорошо, а все же от воздуха ли непривычного городского, или от болезней, что подбираются незаметно, но начал он кашлять больше обычного. Папа возил его к врачам, мама следила за тем, что бы он пил лекарства.

–Как чувствуете себя, дедушка? – спрашивала его мама всегда встревоженная, на него глядя.

– прекрасно, душенька, прекрасно – говорил дедушка, и через пару минут вновь заходился кашлем – только уж больно шумный я стал нынче.

А по весне дедушку и вовсе забрали в больницу. В доме стало тогда очень тихо, особенно по ночам. Не знаю как остальные, но я в те ночи все вертелась и никак не могла уснуть от этой тишины. Ни звука не было за моей стенкой, в соседней комнате никто не кашлял, не скрипел кроватью, не бормотал. Мне тогда становилось так невыносимо одиноко, будто я одна в целом мире. Не шел у меня из головы и рассказ этот дедушкин про птиц за окном. Так ярко мне все это представлялось. В нашем мире, где только проснулся, сразу надо бежать, островок медленной жизни, где можно кормить птиц по утрам с руки и по целому дню сидеть рядом.

А однажды в одну из таких тихих ночей, мне пришла в голову отличная мысль. Мысль так меня взволновала, что я не могла никак дождаться утра, все крутилась-вертелась и в итоге так и пошла посреди ночи в родительскую спальню.

–Папа – позвала я тихонько – папа, нам нужны большие ветки и птицы.

– Какие ветки, Анечка, иди спать! – прошептала сквозь сон недовольно мама.

–Пап, в комнату к дедушке нужны птицы, чтобы было как раньше, понимаешь?

– Птицы? – папа сонно приподнялся на локте – иди сюда.

Я забралась на папину половину кровати, он прикрыл меня одеялом и, оказавшись нос к носу, я зашептала:

– дедушка мне рассказывал, что скучает больше всего по временам, когда они с бабушкой по утрам открывали окна и кормили птиц булочками с завтрака.

– да, помню что-то такое было у них – закивал головой папа, все еще не до конца проснувшись.

– так вот, нам нужно пока дедушка в больнице, повесить у него за окном кормушку, чтобы птиц прикормить и большую ветку, и получится как раньше, как у него в лесу, понимаешь?

– а до утра терпит?

–а ты поможешь?

– помогу, малыш, давай сейчас спать.

Я повертелась еще немного и уснула, а на утро спала дольше всех. Зато как проснулась без всякого «доброго утра» и чистки зубов, прибежала в кухню к папе и рассказала ему про ветку, про птиц, про булочки и как мы все сделаем тут к приезду дедушки.

– только давай скорее все сделаем, а то я боюсь дедушка… он такой старенький ведь и болеет.

Слово «смерть» в нашем доме не произносили, о дурном умалчивали, болезни по именам не называли, суеверно стучали по три раза чуть что. Но действовали быстро, не называть чего-то вслух, еще не значит не признавать, не принимать печальных обстоятельств.

Вечером папа принес кормушку, и ветку, огромную ветку. Так вышло, что дверь открыла мама и в дом зашло сначала дерево, а потом только папа. Мама всплеснула руками, но ничего не сказала, только кивала и давала дорогу. В тот вечер, мы надели куртки, ведь была еще весна совсем ранняя, открыли окно у дедушки и пока не стемнело, прибили к раме ветку, а чуть дальше, чтобы не было видно, сразу за этой веткой, повесили кормушку, туда мы насыпали крошек и пшенки.

Следующим утром я проснулась от предвкушения. Прямо в пижаме, я побежала к дедушке в комнату, осмотрела окно, но птиц не было. Я села у окна и стала ждать. Позже в комнату пришел папа.

–Ну как?

– Птиц нет.

– Прилетят

– А если не прилетят? вдруг дедушка приедет, а они так и не прилетят.

– Прилетят-прилетят, нужно только подождать.

– но у нас нет времени! – я готова была расплакаться, по моему мнению тогда, птицы должны были уже на следующее утро залетать в окна и есть с руки, маленькие и бесстрашные, как я!

День шел за днем, сидеть в дедушкиной комнате у окна и ждать птиц стало нашей с папой привычкой. Училась я тогда со второй смены и могла позволить себе все утро проводить в ожидании. Я брала с собой книги, папа работу, мама приносила нам чай с печеньем и так мы и сидели, то и дело поглядывая в окно.

Я помню день, когда появилась первая птица, я читала тогда «говорящий сверток» Даррелла, и в тот момент, когда отважная Пенелопа спасла маленького единорога от грозных василисков, папа тронул меня за руку и одними глазами показал на окно. За окном, на нашей ветке сидела синица.

– Тише – сказал папа, одними губами – не спугни.

Синица осмотрела на нас очень внимательно, а потом вспорхнула и улетела. Я ликовала! Тихо ликовала, недвижимо, вдруг вернется. А внутри же себя – скакала и щебетала, как в детстве, как тогда, когда дедушка рядом все смеялся и приговаривал – «вот она какая моя маленькая птичка! Маленькая птичка легкие косточки!»

Так начали к нам на окно прилетать птицы. Мы подсыпали им в кормушку зернышек, и кажется целая семейка птичек основалась в нашем маленьком домике. Может даже они станут выводить там птенцов – мечталось мне. На улице стремительно теплело, повсюду была уже совсем весна и лужи. В лужах купались воробьи, мокрые и взъерошенные комочки. Глядя на них, мое сердце тоже становилось мокрое и взъерошенной от радости, от мысли, что у нас тоже дома есть птички! Наши птички! Маленькие птички, яркие перышки.

Дедушку выписали в начале мая. Папа привез его домой утром, я даже расплакалась, когда увидела его. Он стал такой маленький, высохший, и с каждым вдохом и выдохом в груди у него что-то свистело, хрипело.

–Дедушка! – прижалась я к нему носом – дедушка – повторила я, пытаясь подавить комок в горле – дедушка, у нас твои птицы.

Больше я ничего сказать не смогла, так и расплакалась. Папа помог дедушке раздеться и дойти до своей комнаты, усадил его в кресло у окна. Вся семья наша стояла в дверях. Папа накрыл его пледом, а потом открыл окно. Открыл окно и сел рядом. Дедушка смотрел в окно не отрываясь. За окном по веткам сидела парочка синиц и голосили что есть мочи свои весенние песни. Дедушка засмеялся. Засмеялся и тут же закашлялся, от его кашля птицы взвили в воздух и закружили в округе.

–Ничего, привыкнут – сказал папа.

– Дедушка, это я придумала! И ветку и птиц прикормить, мы с папой их так ждали, так ждали, и они прилетели! – затараторила я – мы успели, ты приехал и птички, все как раньше, да, дедушка?

Я видела кроем глаза, что мама плачет. Но почему она плакала, я не понимала, ведь все так здорово! Мы успели! У нас получилось. Мы будем кормить птиц с руки и сидеть с ним рядом теперь всегда.

А через неделю дедушка умер. У окна, укрытый пледом, рядом стоял его чай, он был еще теплый. И дедушка был теплый, и на улице было тепло. А птицы пели. Пели и скакали по подоконнику, подбирая хлебные крошки. В тот день я сидела с ним рядом и читала книгу. Я бы хотела тоже стучать для него спицами, как бабушка, но вязать я не умела и мама не умела, чтобы научить меня. Так что я просто читала. Дедушка отпивал свой чай маленькими глоточками, я ела булочки и рассыпала для птиц крошки. Птицы подлетали близко, но каждый раз, когда дедушка начинал кашлять, трусили и улетали обратно на свою ветку. А потом вдруг одна птица залетела внутрь, настороженно посмотрела на нас и начала быстро-быстро стучать по подоконнику, собирая крошки.

– Дедушка – шепнула я, дедушка улыбался.

Я отщипнула пару крошек, и протянула к птице руку. Та сначала отскочила, но я терпеливо держала руку и она прыгнула! Это так цепко и колко птичьи коготки на твоей ладони! Я даже забыла дышать. Она была совсем легкой, она клюнула крошки и, тронув крыльями мою руку, вспорхнула и вылетела в окно.

–Дедушка! – закричала я – Дедушка! Я кормила птицу! Ты видел – ты видел?!

Я не могла уже усидеть, я скакала по комнате, подпрыгивая и вертясь на месте.

– Моя птичка! Моя маленькая птичка! Дедушка!

От моего крика и прыжков птицы за окном сорвались с веток и понеслись по округе, громко чирикая наверняка о том «какая я ненормальная»! Ну и что! Я кормила птицу….

Дедушка улыбался и смотрел на то место, где я только что произошло такое чудо, чудо из чудес. Мое чудо, наше чудо. Наша маленькая птичка, смелая птичка, самая смелая из всех. Дедушка не смотрел на меня, дедушка не видел птиц за окном, что кружили и возвращались обратно. Он продолжал смотреть на тот самый момент, когда птичьи коготки ухватились за маленькую ладошку. Он теперь всегда будет смотреть только на это и ничего не увидит больше. Дедушка умер с открытыми глазами, я это поняла. Птицы вернулись, осмелев, одна за другой начали залетать и таскать с подоконника остатки завтрака, пока не кончились все крошки.