Смерть ветра. Книга стихов [Анатолий Субботин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Весна меня любовью уколола
Весна меня любовью уколола. И сердце распустилось, словно роза. А прежде в организме было голо, как во саду, опавшем от мороза.
Я розу-сердце, красное от крови, хочу нести и девушкам дарить. Но, в зеркало взглянув, сдвигаю брови: увы, меня нельзя уже любить!
Ввалились щёки и взор померк. Амур жестокий меня отверг. Теперь уроки даёт мне смерть.
Весна! Бегут ручьи, летают мухи. Я еле-еле ноги волочу. Мне не догнать ни девки, ни старухи. Я отдан невидимке-палачу.
Прокисли соки и взгляд уснул. Амур жестокий, ты обманул!
2001
Турне возмездья
Апрель. Разлив. Шалаш. Ильич уху готовит, словно бич, научно выражаясь – люмпен, которого никто не любит. А он охотник и рыбак: и видит глаз, и ухо внемлет. К нему не подкрадётся враг. Он обошёл моря и земли. И тут полено он зажёг, из искры возгорелось пламя, и варит, варит котелок, и тезисы текут ручьями.
Но всё равно его никто не любит: ни зверь не прёт, ни Надя не плывёт. И ходоки сошли бы на безлюдье, но на печи они не ходят круглый год. Лишь изредка какой-нибудь Пахом к его костру случайно забредает, но, встретив плешь, сверкнувшую умом, тотчас же в ужасе и мраке пропадает.
Турнули из Европы Ильича (так начинается турне возмездья!) за то, что он чинов не различал и на осле по городу не ездил. И Петроград ему не рад. Встал медный конь, его заметив, на дыбы. Тогда Ильич сказал коню: “Аристократ, пусть рванное трико, мы не рабы!”
Тогда Ильич сокрылся в шалаше и пил вермУт девятого разлива, и написал турецкому паше, чтоб выслал броневик ему красиво. И он красиво встал на броневик. Пред ним Сенатская шумела площадь. Он произнёс свинцовый черновик и пересел на медную ка-лошадь. Так Петроград стал Ленинград.
2001
Кость
1 Как не любить тебя: ты так худа. И дождь идёт худой, костлявая вода. И я сижу – художник, чистый дух – играю в кости; цифра больше двух не выпадает. Это хорошо. Есть ты и я, а остальное – порошок.
2 Вспомянем, братья. Дело было так. Ревела буря, матерился мрак. Семеро графов подскакали к кладбИщу. И сторож нас спросил: чего мы ищем? Невесту! – молвил кто-то из нас. И молния, как трещина, сверкнула. А сторож, как фонарь, погас. И нас читать надгробья потянуло. Поцеловав по морде лошадей, с собой не захвативши фонарей, мы, как слепые, пальцами читали, но попадались нам: то хан Гирей, то Бармалей, а то товарищ Сталин. Наконец, один крикнул: эврика! Мы подошли и нащупали милое имя. МЁРТВАЯ ЦАРЕВНА зовут её, нашу невесту. Прежде чем взяться за дело, мы почистили зубы. И вытащив сапёрные лопатки, вокруг могилы обойдя вприсядку, мы сдвинули гранитную плиту, из-под земли достали красоту. В хрустальном ящике она лежала, прекрасная, как снежный перевал, без шпаги, без плаща, без одеяла. И мы в неё влюбились наповал. Царевна кулаком стекло разбила, восстав, коснулась поцелуем наших уст. И нас тотчас же сильно зазнобило, и ожили мы сильно ниже чувств. С тех пор живём с царевною в землянке. Она – султан, а мы – её гарем. И никому не делаем подлянки. В любви и мире вечно не старем.
3 Подруга дней моих суровых, наложница мрачных ночей, зачем живём мы безголово в окруженье кирпичей? Надеть бы шапку-невидимку (беда ведь, не на что надеть!) и в голубой растаять дымке, как сон, как утренняя плеть. Не видеть собственный живот, гулять по улице нагими, тебя любить наоборот – на ощупь лишь, забывши имя. Слушай, ведь ты же романтик, поскольку у нас роман. Повяжи на головке бантик, я на шею надену аркан, и пойдём купаться в Лете, пока нас не ругают наши дети.
2001
Время
1 Время – грозный часовой, за плечами – вечность. Кто идёт? – кричит он. – Стой! Иначе, покалечу. Отвечаю: в доску свой, разве ты не видишь? На луну пройти позволь, где молчат на идиш.
Говорит: скажи пароль. Я пароль не знаю и гадаю: может, соль, а может, гималаи? Нет, не то, – сказало время. И раздвинув пару стрел, как амур большой гарема, словно ножницами, темя мне отрезало, пострел!
Я упал, себя не помня, и очнулся на луне. Вот так номер! Я не понял, ведь время запретило мне. Бог погладил моё чувство и сказал: учи лося! Ты, дурак, не верил в чудо, вот оно случилося!
2 Время на часах стоит и идёт по кругу. У него усатый вид, пульс – на всю округу. Кто идёт? – он мне кричит. Я ему на идиш: это ты, дурак, идёшь, я стою, как видишь. Даже не стою, – лежу, даже не дышу уж. Походящий на лапшу, я твой, время, ужин. Разбросало ты меня силой центробежною, словно махоньких робят на лугу на бешеном.
2001
Полюбил молодку дед
Полюбил молодку дед. Деду 80 лет, он ещё не старый, он ещё с гитарой.
Скушав парочку котлет и наняв кабриолет, он
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
1 день 5 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 15 часов назад