Дважды доброволец [Дмитрий Анатольевич Прусаков] (fb2) читать онлайн

Дважды доброволец.

80-е, одним предложением и не описать, что с ними связано лично для меня. Пишем: окончание школы, армия, университет, а в уме, – первый сексуальный опыт, выпускной, поступление на исторический, служба и возвращение из армии, рабфак, угроза отчисления и студенческая забастовка, разрушенный землетрясением Ленинакан, стройотряд в ГДР, свободное распределение.

Так удачно сложилось, что в течение жизни я часто становился свидетелем и участником событий, многие из которых до сих пор служат причиной споров историков. Даже с учетом незначительности в них лично моей роли, само ощущение сопричастности наполняет меня гордостью. Память об этих событиях, людях, с которыми встретился и испытанных чувствах я бережно храню.

Мое путешествие в Афганистан началось с призывной комиссии (если быть объективным, оно началось с несданных в зимнюю сессию «Истории Древнего мира», «Латинского языка» и «Историографии»), после прохождения которой на «Личном деле призывника» появилась сделанная рукой председателя– военкома надпись: «Изъявил желание служить в ДРА».

В желании этом точно не было комсомольского задора и стремления «помочь братскому афганскому народу в его борьбе за построение социалистического государства». А были надежды на отсутствие «дедовщины», мальчишеские представления о «войнушке», желание быть похожим на увешанного наградами десантника из телевизионных передач, преодолеть свои страхи, в общем, ничего героического или патриотичного.

Областной сборный пункт, прощание с родителями на вокзале, «Здравствуй новый мир!», в который мы добирались долгих три дня с пересадками на электричке, поезде и, в конце пути,– на машинах. Сама поездка достойна отдельного рассказа. Достаточно сказать, что в плацкартный вагон на 54 места нас посадили 150 человек, а там были еще и пассажиры с билетами, сбежавшие от нас как от чумных.

В Самаркандской «учебке связи» желание это не то чтобы исчезло, скорее ослабло под напором новых знаний и впечатлений, связанных с ними альтернативных, более «жирных» вариантах продолжения службы, в том числе и возможность остаться в постоянном составе.

Так, наверное, и подвел бы я афганский народ, если бы не мой сослуживец Олег Мунтяну. Зная из моих рассказов о поступке на призывной комиссии и стремясь помочь в осуществлении мечты, он простодушно сообщил о моем желании взводному, когда тот составлял список желающих в Афганистан. Меня в этот день задействовали на стройке, на занятиях я отсутствовал весь день и о том, что я «дважды доброволец», узнал только вечером, придя в расположение роты.

Пойти и попросить вычеркнуть меня, значило «потерять лицо», причем в глазах и сослуживцев и командиров. Кроме этого, попадание в список резко повысило статус «подписантов». Вечером этого же дня сержант – замкомвзвода с говорящей фамилией Сорока после проверки разразился короткой речью, общий смысл которой сводился к тому, что особо умные воздержавшиеся «умрут» и без выезда в Афганистан и нам еще не раз позавидуют, чему лично он деятельно поспособствует.

После почти 4-х месяцев обучения специальности ремонтника радиостанций средней мощности Р-140, старания командиров привели к неожиданным результатам: во– первых, я стал бегать как лошадь (последствия ежедневных 3-х километровых утренних кроссов, во-вторых, полюбил узбекскую кухню (с которой познакомился во время работ у местных зажиточных узбеков в качестве бесплатной рабсилы, сдаваемой в аренду командованием). Так был заложен фундамент моей подготовки к службе в составе ОКСВА.

Следующий этап– перелет из Ташкента в Афганистан. Он стал ярким эпизодом, ведь летели мы на гражданском самолете «Аэрофлота», по салону ходили красавицы– стюардессы, раздавали минералку, а в конце полета из динамиков прозвучало: «Наш самолет произвел посадку в международном аэропорту г. Кабула, счастливой вам службы, ребята!». Еще затихало наше радостное улюлюканье, когда открылась дверь и в салон вместе с горячими запахами топлива, костра и пылью по поданному трапу в самолет вошел-вбежал невысокий крепыш в линялой х/б-ке с автоматом и майорскими звездами на плечах. Оглядев нас, он сказал : «Ну что, хлопцы, на выход», все сразу задвигались, стали собираться, а я испытал короткое стыдное желание спрятаться за сиденьями и улететь обратно.

На кабульской пересылке пришлось промаяться несколько дней в череде бесконечных построений, гадая, кого и куда заберут идущие потоком «купцы» из частей со всего Афгана. На третий день мою и Игоря Никитина фамилии наконец-то выкрикнули. Подойдя среди других вызванных ребят к державшему в руках наши военные билеты прапорщику, мы узнали, что летим в Газни, в мотострелковый полк. Очередное построение, загрузка наших тощих вещмешков в Ми-6, -«корову» на армейском слэнге, и «через моря, через поля несет колдун богатыря»,– перелет к конечной точке моего путешествия, в ставшую мне на долгих 22 месяца домом, палатку роты связи 191 Отдельного мотострелкового полка.

Все время полета, лишенные из-за шума двигателя возможности разговаривать, мы прилипли к иллюминаторам. Куда ни глянь, везде видны были горы различной величины, между ними островками ютились небольшие, почти лишенные растительности долины. Кое-где в это царство камней и песка ухитрялись втиснуться крошечные участки, покрытые зеленью. Небольшие, в 5-10 неказистых глиняных домов поселки,– кишлаки, попадались редко, выглядели сверху безлюдными. На расположенных рядом с ними горах, ближе к подножью, были устроены террасы. Они ступенями спускались в долины, были заботливо обработаны и ухожены, впрочем как и другие ровные участки земли.

После таких «лунных» ландшафтов Газни, расположившийся на трассе «Кабул-Кандагар», сверху выглядел настоящим городским оазисом. Посадка, небольшая пробежка по шишкам собранной из металлических пластин взлетной полосы, и мы на месте. К аэродрому практически вплотную подходили обработанные поля и виноградники, на них я, наконец-то впервые увидел местных, гражданских афганцев.

В полк, располагавшийся километрах в 15-20 от города, новое пополнение, состоявшее из 35-40 человек, везли на машинах. На броне сопровождавших колонну БМП и БРДМ, сидели в бронежилетах запыленные, увешанные оружием бойцы, которые вели себя уверенно, представляясь нам ветеранами, повидавшими виды. Отсутствие оружия, недостаток информации, «доброжелательные» пожелания встречавших нас солдат: «Вешайтесь», все вместе это вызывало чувство беззащитности и тревогу. Не добавляло оптимизма и становившееся все громче урчание в животе, ведь ели мы последний раз часов 6-8 назад.

Дорога проходила через город и картина, которую я наблюдал из кузова «Урала», мало отличалась от виденного в Узбекистане, только люди были беднее одеты, редко встречавшиеся женщины носили чадру, а бежавшие рядом с машинами дети требовательно кричали «Дай, дай» и что-то предлагали купить или обменять ребятам из нашего сопровождения. Почти сразу за городом, с асфальта автодороги мы свернули на проселок и, окружив себя столбами мелкой, похожей на цемент серой пыли, направились в неизвестность.

Окопы полного профиля и танк на въездном КПП, строгая геометрия палаточного городка, одноэтажный дощатый барак штаба, возле которого наконец-то закончилась «экскурсия» и началась «эмиграция». Подходившие к штабу офицеры и прапорщики, разбирали пополнение и уходили с ним в свои подразделения. Нас двоих забрал замкомандира роты связи ст. л-нт Коротеев. Невысокий, худой, какой-то невзрачный, он впечатления на меня не произвел

. Идя следом, я с любопытством смотрел по сторонам, рассматривая новую для меня обстановку.

Основным архитектурным решением в расположении были большие и маленькие брезентовые палатки в разных вариантах : частично врытые в землю; обшитые по периметру досками; обложенные камнями; с торчащими из крыш печными трубами и без них. Здесь жили почти 100% рядового и сержантского состава полка, располагались каптерки, хранилось различное имущество, оружие и боеприпасы. Кроме этого, имелось 3 одноэтажных длинных щитовых домика,– 2 офицерских общежития и штаб полка, несколько строений из досок и местного камня и легковозводимых сборных полукруглых конструкций типа ангаров, покрытых профильным металлом. Основным признаком, объединявшим все постройки, был их временный характер, бросавшееся в глаза отсутствие основательности и солидности.

Рота располагалась в двух больших палатках, сразу за офицерскими жилыми модулями. Довольно большую, огороженную колючкой территорию, охранял дневальный с автоматом, в бронежилете и каске. За его спиной виднелось антенное поле с мачтами разных антенн, увитых растяжками и проводами. Сразу за палатками стояли  несколько БТР в исполнении КШМ, чуть дальше,– большая бочка с водой, а за ней, под маскировочной сетью,– станция космической связи с тарелкой спутниковой антенны.

В глаза бросалось отличие между стационарно установленными машинами мощных станций – аристократов, подвешенных на чурбаках, аккуратных, чистеньких и рабочими «лошадками» КШМ,– потрепанных, со следами сколов и царапин на бортах и броне. Как я узнал позднее, среди людей, в отличие от машин, считались «элитой» и задавали тон те, кто ходил с носимыми рациями в горы и в сопровождение колонн на этих невзрачных машинах, а не телефонисты и телеграфисты узла связи,– обслуга этих блестящих радиомонстров.

Внутри палатка выглядела значительно привлекательней: белый утеплитель, две небольшие печки,– буржуйки в центре, стоящие по обе стороны от прохода аккуратно заправленные 2-х ярусные кровати, небольшой стол со стоящим на нем импортным магнитофоном. В проходе столпились наши новые сослуживцы, перебивая друг друга, засыпали вопросами: откуда, какая специальность, что происходит «на свободе» и т.п. Мы с Игорем вразнобой отвечали, от усталости и огромного количества новых впечатлений я чувствовал себя «не в своей тарелке» и первые несколько дней запомнились отрывками. Последнее яркое воспоминание этого дня,– мы сидим и пишем письма «на Родину», о том, что добрались нормально, все у нас хорошо.

Больше всего нам обрадовались ребята из нашего призыва, которые минуя «учебку», попали в роту практически сразу после призыва и почти 5 месяцев впятером «летали» и за себя и за нас. Почтальон – бульбаш Носков Николай, молдаване – водители Почтарь Юра и Разнован Валера, радиотелефонисты двух КШМ-ок Баткаев Роман и Сулейманов Валера из Татарии, не скрывая радости, рассказывали о тонкостях службы и обязанностях «душары», готовясь сбросить часть «тягот» на наши плечи. Меня с Игорем закрепили за узлом связи, но «прижился» там только он. Мне, из-за незнания «матчасти» досталась носимая радиостанция Р– 159, весом около 10 кг., с которой я благополучно «провоевал» свои два года.

Полк активно воевал. Прикрывая три афганских провинции: Газни, Пактия и Пактика, регулярно выходил самостоятельно на «реализации разведданных», участвовал вместе с другими частями во всех крупных армейских операциях по всему Афганистану. Примерно раз в неделю в Кабул от нас и обратно ходила колонна за продуктами, боеприпасами, углем и т.п.       Учитывая, что было нас в роте всего человек 30, скучать нам особо не приходилось. В сопровождение колонны я попал всего 2 или 3 раза, уже на 2-ом году службы, будучи «опытным ветераном». Поездка в Кабул,– целое событие, яркое пятно на фоне однообразных зелено– серых армейских цветов. Родные 9-ти этажки «Советского района», «глазастые» троллейбусы на улицах города, множество магазинчиков – дуканов и, главное,– молодые, красивые девушки-студентки кабульского университета без паранджи. Ради этого можно было и потерпеть длившуюся почти весь световой день поездку, изматывающую жару, похожую на цемент пыль, оседавшую маской на лице и опасность подрыва, обстрела или засады.

А вот в горы довелось полазить, Панджшер, Алихейль, Хост, Бараки, – далеко не полный список. Так сложилось, что я ходил в составе небольшой группы из 20-25 чел. т.н. «управление полка», связистом командира полка (Суринов), ЗКП (Миронченко) или НШ (Мудрагелов). Обычно в ее состав входили два связиста (с УКВ и КВ рациями), авианаводчик и арткорректиров-щик, расчет АГС, саперы, разведчики с ПК, несколько «комендачей», офицеров и медик. Эта группа десантировалась первой, улетала на последней паре вертушек.

Никакими словами не описать первоначальную тяжесть этих «походов»: автомат, 4 снаряженных магазина в разгрузке, рация, запасные аккумуляторы, двойной б/к, сухой паек, фляга с водой, спальный мешок и еще разной хреновины типа сигнальные огни и дымы на 1-3 кг., а нужно держаться рядом с идущим налегке командиром, вести переговоры, сбивая дыхание. Ходил только на самолюбии, из последних сил, пока не втянулся. Тон задавал легендарный (без кавычек) «дедсостав»,– наших связистов Грохмаля и Бойчука, бессменно ходивших в горы, бесстрашных и неутомимых, знал практически весь полк.

Помощь попросить можно, но «туристов» среди нас не было, все тащат не меньший, а то и больший груз, помогают только совсем потерявшим силы. В

связи с этим всегда с улыбкой вспоминаю ходивших один раз с нами двоих бойцов с ПТУР «Конкурс», таскавших полутораметровые трубы и станок. При обнаружении каких– либо пещер, малейших признаках подготовленных огневых точек они сразу лезли с предложением «в…ть из ПТУРа».

В конце июля 1985г., сразу после армейской операции на Панджшере, подошла к концу моя служба и я был уволен в запас, а 8 августа мои родители с цветами встречали меня на том же перроне, с которого два года назад я уехал, чтобы стать интернационалистом.