Ипполит Калинкин и Английский клуб [Олеся Григорьева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Олеся Григорьева Ипполит Калинкин и Английский клуб

Глава 1. Княгиня Салтыкова

– Вот мы и приехали, – сказал Ипполит Калинкин и тут же ловко выпрыгнул из дрожек, подал руку Алисе.

Алиса огляделась. В Москве все было иначе. Даже солнце грело ни так как в Петербурге. И дома иные, и люди и лица у этих людей.

Прямо перед ними стоял дом с большим мезонинным. Красивый, оштукатуренный, он недавно был выкрашен в густой желтый цвет. Ипполит, Алиса и Осип, который только что вылез из тесных дрожек, вошли в ворота и пересекли светлый чистый двор.

– Наверное, она очень богатая? – спросила Алиса почти шепотом.

– Тетка-то? – переспросил Ипполит. – Да, пожалуй, что богата. Я слышал, что у нее шестьсот тысяч в год.

Ипполит Калинкин вместе с младшей сестрой Алисой и другом Осипом приехали в Москву не просто так, а с целью. Неделю назад Ипполит получил письмо от своей двоюродной тетки княгини Ольги Салтыковой. Та просила его явиться в Москву как можно скорее. Дело в том, что с единственным сыном княгини приключилась беда. Помочь в этой беде не могли ни деньги, ни титул. Здесь нужен был хороший сыщик, каким и был Ипполит Калинкин.

В парадных сенях к гостям выбежали сразу три лакея и принялись хлопотать вокруг них. По всему было видно, что хозяйка дома ждет гостей с нетерпеньем. Их провели через большую залу с белыми колонными, небольшую зеленую гостиную и, наконец, вошли в просторную голубую залу, где уже сидела княгиня Салтыкова.

Княгиня широкая и толстая, с густыми бровями, с некрасивым мужским лицом посмотрела на вошедших. Взгляд у нее был тяжелый, но, вместе с тем, умный. Лицо ее ничего не выражало, она не улыбалась, но смотрела внимательно и все подмечала. Княгиня сразу заметила, что Алиса держится смело и уверенно, а вот Ипполит, как будто тушуется, Осип же и вовсе предпочел бы превратиться в муху.

– Экая детина, а боится! – сказала княгиня низким голосом и глянула на Осипа.

Осип съежился. Он вообще побаивался женщин, потому как не понимал их и не знал, чего от них ждать.

Княгиня приказала гостям садиться рядом с ней. На столе стоял самовар, и хозяйка принялась сама разливать чай. Хоть она и была толстой, но двигалась Салтыкова ловко и быстро. Она разлила чай и тяжело опустилась в кресло.

– Значит, вот ты какой, – сказала Салтыкова Ипполиту. – Что ж. Красавец! Слышала, слышала. Много ты шуму наделал, много родительской крови попил.

– Ольга Александровна, это давно было, – начал Ипполит, но тетка его перебила.

– Цыц! Говорю, много родительской крови попил, бесстыдник, – сказала она громко, но тут же смягчилась. – Что теперь говорить. Что было, то было.

Ипполит не любил, когда ему напоминали о прошлом и уж тем более, когда попрекали этим самым прошлым. Да, он немало ошибок наделал: проворачивал аферы, водился с шулерами и даже пытался совершить кражу. Однако Ипполит вовремя одумался и сейчас был уважаемым человеком и брался за самые сложные расследования.

– Алиса – хороша! – снова заговорила толстая княгиня. – Невеста будет что надо! Приданное-то есть?

Салтыкова посмотрела на Ипполита.

– Есть, – хмуро ответил Ипполит, вспомнив о том, что Алиса под обеденным столом хранит шляпную коробку, доверху набитую ассигнациями.

Все эти деньги Алиса выиграла в карты у Ипполита и Осипа.

– Это хорошо! Но и я помогу. Ты, Алиса, про тетку не забывай. Я добрая, такую тетку еще поискать надобно.

Пили чай и молчали. Наконец, Ипполит не выдержал и спросил.

– Ольга Александровна, ведь вы по делу звали?

– Да, милый, по делу, – глухо отозвалась княгиня. – И дело мое скверное. Сынок мой, дурачок Павлуша, в такую историю попал! Не отмоешься!

– Что за история? – спросил Ипполит.

– Обвиняют его в убийстве. Да не просто обвиняют, а арестовали, в остроге держат, – Салтыкова закрыла лицо руками. – Моего Павлушу! Он всю жизнь только на лебяжьей перине спал, а его в острог забрали…

Она помолчала и добавила:

– Помоги, Ипполит. Только на тебя вся надежда.

– Расскажите, как все было.

– А было, значит, так, – начала Салтыкова. – Ровно две недели назад Павел, как обычно, в семь часов вечера поехал в Английский клуб. Погода – дрянь, дождь лил. Я ему говорю, оставайся дома, а он все-таки уехал. Приехал, решил в картишки играть. А тут как раз двое зовут его, дескать, идем в «детскую», по рублю в вист.

– Что за детская? – спросил Ипполит.

– Это у них так гостиная называется, где в ходу небольшие ставки. Те, кто любит играть по-крупному идут в другую комнату. В детской, в основном, старички играют, ставят мало. Сели за стол, начали играть. Рядом с Павлом сидел старик-купец Сушкин. Достает, значит, этот Сушкин нюхательный табак. Нюхает. Начинает хрипеть и падает замертво.

– Что в табаке было?

– Яд.

– А почему Павла арестовали? Ведь кто угодно мог ему яд добавить в табак.

– То-то и оно, что нет. Сушкин два часа сидел на одном месте и никуда не отлучался, табак все время был при нем и он его несколько раз нюхал. И только, когда начали играть в вист и за стол сел Павел, Сушкин понюхал табак и отдал богу душу.

– Да-а-а, плохи дела, – пробормотал Ипполит. – А что Павел говорит?

– Говорит, что ничего не знает. Сидели, играли. Никто вроде к ним не подходил. Что случилось, не знает.

– А кто этот Сушкин такой? – спросила Алиса.

– А вот это самое интересное! – княгиня оживилась. – Этот Сушкин – большой мерзавец. Состояние он сколотил на ростовщических делах. Много народу погубил, сколько людей в долговую яму отправил – не сосчитать. Разбогател. От дел давно отошел, жил в свое удовольствие. Место в Английском клубе получил, ездил туда обедать и в карты играть.

– Павел его хорошо знал?

– Шапочно. Только в клубе виделись. Оба – завсегдатаи.

– А что в сыскном отделении думают? Какой у Павла, по их мнению, был мотив? – спросил Ипполит.

– Думают, что Павел у него тайно занял денег. А чтобы не отдавать – убил.

Чай в чашках давно остыл. Молчали.

– Ольга Александровна, не буду вам врать, дело – худое, – начал Ипполит. – Но я вам вот что скажу, если Павел невиновен, то я это узнаю. Но если виновен, то…

Княгиня поднялась со своего кресла, подошла к Ипполиту и крепко его обняла.

Глава 2. В Английском клубе.

Как только рослый швейцар в клубной ливрее распахнул перед Ипполитом стеклянные двери Английского клуба, Калинкин тут же понял, отчего все москвичи хотят стать членами этого клуба. Английский клуб был государством в государстве, городом в городе, словом, это было что-то особенное.

Действительно, среди знатных и богатых москвичей Английский клуб пользовался большой любовью. Уже в первой гостиной можно было увидеть списки всех тех, кто желает стать членом клуба и с великой радостью готов платить членские взносы, то есть семьдесят пять рублей в год. Этот список был ужасающе длинным. Сотни самых известных фамилий красовались в нем. Однако у этих несчастных практически не было шанса. Количество членов клуба было строго ограничено. Таким образом, чтобы принять нового человека в клуб, нужно было, чтобы кто-то из старых членов его покинул. Но никто в здравом уме и твердой памяти не бросал клуб.

Здесь было необыкновенно хорошо. Роскошные интерьеры. Вышколенная прислуга, какой во всей России больше не сыщешь. А обеды? А тишина? А карты? Чудесное место.

Ипполит прошел через аванзал, где в мягких диванах и креслах утопали старички. Кто читал газету, кто спал, кто вел тихий разговор с соседом. Следующая комната – портретная, она же детская. Огромный зал с греческими колоннами, поразительной красоты лепнина на потолке, окна полукругом украшены тяжелыми зелеными портьерами. По всему залу стоят ломберные столики.

– Позвольте-с, сюда, – вкрадчивым голосом сказал ливрейный лакей, сопровождавший Ипполита.

Лакей указал на один из столиков. Стол стоял у окна, вокруг него – четыре пузатых стула.

– Вот тут все и случилось, – объяснил лакей. – Господин Сушкин сидели-с тут.

Лакей указал на стул у самого окна.

– Рядом сидел Павел Матвеевич Салтыков. С этой стороны – граф Васильев, с этой – Баранов Николай Яковлевич.

– Значит, за столом было четыре человека? Кто еще был рядом? – спросил Ипполит.

– Никого-с. Только я.

– Где ты стоял?

– Вот тут, у колонны.

– Ты подходил к столу?

– Да, я подавал шампанское князю Салтыкову и графу Васильеву. Еще раз подходил, чтобы поднять карту.

Ипполит подошел к столу, отодвинул стул, на котором две недели назад умер Сушкин, и сел. Он осмотрелся. Два соседних стула стояли довольно тесно. Чтобы коснуться соседа, нужно было лишь вытянуть руку.

– Покажи-ка, братец, с какой стороны ты подходил к столу, – приказал Ипполит лакею.

Лакей сделал вид, что он держит поднос в руке подошел к стулу, что стоял слева от Ипполита.

– Хорошо, – похвалил его Калинкин. – А теперь покажи, где ты поднимал карту.

Лакей подошел к стулу Ипполита и на сей раз сделал вид, что поднимает карту.

– Так-так-так, – задумчиво сказал Ипполит. – Опиши мне, что ты видел, когда подходил к столу.

Лакей задумался. Пока он медлил с ответом, Ипполит внимательно его рассмотрел. Это был высокий молодой мужчина, статный и важный. Клубная ливрея сидела на нем как влитая, все в его образе было аккуратно и ладно. Мягкие кошачьи движения и жесты выдавали в нем обслугу самого высоко уровня. Его звали Иона, он служил в клубе уже четвертый год.

– Когда я подошел с шампанским, князь Салтыков повернулся ко мне и принял бокал. Граф Васильев сдавал карты, поэтому я поставил его бокал на стол. Господин Сушкин ничего не делал, он внимательно смотрел на то, как граф сдает карты.

– А Баранов?

– Не припомню, – признался лакей. – Да вы его сами можете спросить. Ведь он сегодня здесь.

– Вот как? – удивился Ипполит. – Это очень кстати. А Васильев?

– Тут. Да вот же он, – лакей глазами указал в сторону соседнего стола.

Действительно за соседним столом сидели несколько человек, один из них уже давно бросил играть в карты и смотрел в сторону Ипполита.

– Есть ли у вас укромное место, где бы я мог переговорить с графом Васильевым?

– Непременно есть. Я провожу вас в читальню.

В полутемной читальне было тихо, сюда не проникал ни единый звук, только тикали старинные английский часы.

Ипполит и граф Васильев разместились в глубоких креслах возле занавешенного окна. Граф закинул ногу на ногу, положил холеную руку на подлокотник и слегка наклонился вперед. Ипполит почувствовал тончайший запах одеколона.

Граф был одет с большим изяществом. Все, что должно было быть белоснежным, было белоснежным. Все, что должно было сидеть с иголочки – сидело с иголочки. Он относился к тем людям, что уделяют своему внешнему виду столько времени и сил, что ни на что другое их уже не хватает. На вид графу Васильеву было чуть меньше пятидесяти. Он был сдержан, надменен и чем-то глубоко недоволен. Зеленый свет абажура падал на его восковое лицо, отчего то казалось злым.

Разговор долго не клеился, граф отвечал сухо и односложно. Наконец, разговор коснулся Баранова и граф оживился. В глазах появились огоньки и в углу рта морщинка.

– В клубе все знают Баранова. Да как его не знать! Вы его видели? Нет. Вам нужно с ним познакомиться. Это что-то с чем-то, уверяю вас. Говорят, он проел уже три поместья. Водку Баранов пьет только кружками. И что удивительно, не пьянеет. А знаете, сколько он ест? Я сам видел, как он однажды за обедом съел пять тарелок ухи и потребовал шестую. Заметьте, это была лишь первая перемена блюд. А как он смеется? То и гляди, стекла из окон вылетят. И вот этот человек сел с нами играть в карты. А вы спрашиваете, заметил ли я что-нибудь? Да, что я мог заметить, когда рядом со мной сидел Баранов.

– Хорошо ли вы знали покойного Сушкина? – спросил Ипполит, улучив момент, когда граф Васильев остановился.

– Что? Ах, нет. Я его совсем не знал. Он, знаете ли, из купцов. Теперь всякого в клуб берут.

– А Салтыков и Баранов приятельствовали с Сушкиным?

Васильев погладил свои гладко выбритые щеки. Он помолчал с минуту и тихо заговорил.

– Я слышал, что Баранов недавно проиграл в клубе большую сумму денег. А у нас такие правила, проиграл – отдай. В долг у нас не принято, за это можно на черную доску попасть.

– На черную доску? – переспросил Ипполит.

– Да, выгонят из клуба и уж больше сюда не пустят. Так вот денег у Баранова с собой не было, и Сушкин дал ему эту сумму под проценты, по старой, видно привычке. Но никто не знает, какие там за проценты.

– Пока вы играли в вист, никто из вас не отлучался?

– Никто не вставал и даже, кажется, ни единого слова не было сказано. Только один раз Салтыков знаками приказал лакею принести шампанское, – граф Васильев задумался. – Да, был еще один случай. Сушкин хотел достать табакерку, полез в карман, а ее там нет. Начал хлопать себя по бокам, оглядываться. Табакерка нашлась в другом кармане – левом. Сушкин удивился сам себе, сказал, что никогда не кладет ее в левый карман. Так вот, он достал табакерку и положил ее на стол, как раз с той стороны, где сидел Салтыков.

– Кто-нибудь подходил к Сушкину, пока вы играли в карты?

– Один раз подошел лакей, поднял карту, что уронил Сушкин. Но все это было секундное дело.

Сразу после Васильева лакей привел в читальню к Ипполиту того самого Баранова. И в самом деле, еще задолго до того, как он вошел в комнату, Калинкин услышал его громкий смех. Баранов вошел в комнату один, но было ощущение, что ввалилась целая компания. Он покряхтывал, посапывал и громко шлепал по паркету. Наконец, толстяк упал в кресло, отдышался и заговорил:

– Что ж вы, батюшка, сразу меня не позвали? Зачем этого жиденького позвали? Он вам поди про меня наговорил. Так я вам вот что скажу – врет он все!

– Это вы про графа Васильева? – спросил Ипполит.

– Про него! Так себе человечишка. Что говорить, не пьет, не курит, на карты больше рубля не ставит. А как обедает? Только тарелки пачкает.

Тут Баранов загоготал, так что щеки затряслись.

– Если у человека плохой аппетит, то значит, что у него совесть нечиста. Так вот у графа Васильева – плохой аппетит.

– Не заметили ли вы чего-нибудь странного в тот вечер?

– Все было как обычно. Я перед тем, как играть по-взрослому, прежде сажусь в детской, размяться, так сказать. Компания у нас привычная: Баранов, Салтыков, да Сушкин. И лакей при нас всегда один и тот же – Иона. Хороший малый. Мы обычно играем партейку-другую и расходимся. Я иду в инфернальную, там уже серьезные ставки. Сушкин частенько со мной ходил, только сам никогда не ставил. Но зато, бывало, давал в долг тем, кто проигрался. Всегда под проценты. Я думаю, он только для того в клуб и ходил.

– А Васильев и Салтыков играли в инфернальной?

– Что? Никогда. Васильев – скряга. А Салтыков – маменькин сыночек, ему мама не велит, он не играет.

– Правда, что Сушкин вам деньги под проценты дал? – спросил Ипполит.

– Ложь! – прогремел Баранов. – Не было такого. Я знаю, кто это сказал! Так вот и я про него скажу. Он от Сушкина очень сильно пострадал в свое время. Так-то вот!

– Граф Васильев? – удивился Калинкин.

– Да. Он, знаете ли, жениться собирался. Давно это было. Невеста – красавица и род княжеский, да только обедневший. Отец ее много задолжал Сушкину, тот поприжал старика. Прошлось князю дочь выдать замуж за богача, а Васильеву отказали. Он так и не женился, все по княжне сох.

– А Салтыков?

– Что Салтыков? – переспросил Баранов.

– У него была причина убить Сушкина?

– Уж я вам прежде сказал, что Сушкин давал деньги под проценты. Многие у него в долгу были. Говорят, и Салтыков. Не утерпел, наверное, не исполнил мамкин приказ. Но это все слухи.

– Что за табакерка была у Сушкина? Видели вы ее?

– Видел, серебряная, ничего особенного. Таких табакерок миллион.

Тут Баранов шлепнул себе по лбу.

– Было! Было дело с этой табакеркой. Где-то с месяц назад Сушкин ее потерял. Рыскал по всему клубу, искал. Всех на уши поднял. А потом нашел ее в кармане плаща и очень удивлялся этому.

Пока Ипполит расспрашивал помещиков в роскошных комнатах Английского клуба, Осип тем временем играл с кучерами в ажидации в карты. Это была тесная и темная комнатенка, где кучера ожидали своих господ. Ждать приходилось долго, поэтому они обычно доставали засаленную колоду карт и с удовольствием хлестали ими по столу. Играли ни в какой-нибудь там преферанс, а в дурачка. За картами много разговаривали, обсуждали своих хозяев, делились сплетнями и новостями.

Осип, который представился кучером нового члена клуба, проиграл двадцать копеек. Остальным это очень даже понравилось, так что его скоро приняли за своего и, не стесняясь, сплетничали.

Глава 3. Обед на сто персон.

Павла Салтыкова выпустили из острога утром, днем его мыли в бане, а вечером давали обед на сто персон. Собственно, обед давали не в честь Салтыкова, а в честь Ипполита Калинкина. Только благодаря Калинкину Павел оказался на свободе, все обвинения с него были сняты.

С самого утра по дому как оглашенные носились лакеи и горничные. Звенела посуда, сверкало серебро, мелькали корзины с цветами. Княгиня Салтыкова приказала, чтобы «все было как надо». Поэтому каждая пылинка в доме имела свое дело.

В большой столовой уже красовались нарядные столы. Выдраенные до ослепительного блеска серебряные вилки и ножи лежали на салфетках клюквенного цвета. Все было готово для того, чтобы чествовать героев дня – Ипполита и Осипа.

Ипполит всегда был рад покрасоваться, Осип же с самого утра ходил зеленый. Сто человек! Сто человек будут смотреть на него! Осип даже пытался сказаться больным, однако княгиню Салтыкову не проведешь.

– Надо, значит надо, – сказала она строго Осипу. – Думаешь, мне охота? А надо все-таки. Тем более, если б не ты, Осип Иванович, то зачах бы мой балбес в камере. Нет, уж! Ты найди в себе силы и явись на праздник, сиди и слушай, как тебе хвалить станут.

Действительно, хвалили Ипполита и Осипа беспощадно и долго. А после даже потребовали рассказать всю историю.

– Да, ты уж, Ипполит Андреевич, порадуй нас, объясни, как вы с Осипом Ивановичем дело раскрыли, – попросила Салтыкова.

Пришлось рассказывать.

– Итак, я опросил всех свидетелей, – начал Ипполит. – Первое, что я выяснил: табакерка с ядом стояла на столе между Сушкиным и Павлом Матвеевичем. Никто к ним не подходил и табакерку не трогал. По всему получалось, достать ее могли только сам Сушкин и Павел Матвеевич. Но вот, что было интересно! Сушкин достал табакерку из левого кармана, а он никогда ее туда не клал. Тогда-то я и подумал, а что если это ни та табакерка?

– Значит, была другая табакерка? – спросила Салтыкова.

– Именно так я подумал. Что если было две табакерки, одна из них с хорошим табаком, который нюхал весь вечер Сушкин, а другая – с плохим табаком. Первая табакерка лежала в правом кармане, а вторая – в левом. Так как Сушкин никогда не клал табакерку в левый карман, то весь вечер он доставал табак из правого кармана.

– Что же его заставило достать табакерку из левого кармана? – спросил Павел Салтыков.

– А! Это-то и есть самый важный момент! – Ипполит вошел в роль, говорил горячо и хорошо владел своей аудиторией. – Что заставило Сушкина вытащить табакерку из левого кармана?

Он оглядел гостей за столом.

– А то, что табакерка из правого кармана пропала, – ответила Алиса, которая сидела напротив брата.

– Верно! Табакерка с хорошим табаком пропала. Как? Куда?

– Только один человек приближался к Сушкину за все то время, что он сидел за карточным столом. Это был лакей… как его бишь? – сказал Павел Салтыков.

– Иона, – тихо подсказал Осип.

– Да-да. Иона, – подхватил Павел. – Он поднимал карту и находился возле Сушкина всего несколько секунд. За это время он не успел бы подсыпать яд, но успел бы вытащить табакерку из кармана!

– Верно! – согласился Ипполит. – Он вытащил табакерку. Сушкин после принялся искать ее, не нашел в правом кармане, но обнаружил в левом.

– Теперь остается понять, откуда взялась табакерка в левом кармане, – сказала княжна Салтыкова.

– Тут все просто, – сказал Ипполит. – Как вы, Ольга Александровна, помните: в тот день лил проливной дождь. Вот, что удалось разузнать Осипу в ажидации: когда Сушкин в своей крытой карете подъехал к клубу, то приказал швейцару перенести его до дверей на руках, дабы он не намочил сапожек. Швейцар бросился за помощью и в швейцарской увидел лакея, попросил его о помощи. Это был Иона. Пока они вдвоем несли Сушкина, Иона в этот самый момент и засунул вторую табакерку. Он изготовил ее заранее. Еще месяц назад лакей украл табакерку у Сушкина и изготовил на заказ точно такую же.

– Но зачем? Зачем он убил Сушкина? Какое дело было лакею до старика? – удивилась княгиня Салтыкова.

Во всей столовой стояла необычайная тишина. Ни при каких других обстоятельствах нельзя было бы добиться подобной тишины от сотни человек. Сейчас же они сидели так тихо, будто и не было никого.

– О! У него на то были веские основания! – произнес Ипполит. – Но давайте обо всем по порядку. Когда мы с Осипом сложили, что называется, дважды два и поняли, что только Иона мог проделать манипуляции с табакерками, мы принялись выяснять, кто он и что он.

Иона был холостяком, жил одиноко, к себе никого не водил. Его квартирная хозяйка буквально в нем души не чаяла и говорила, что жильца спокойнее у нее не было. Он аккуратно платил, не шумел, не пил. Откуда он приехал и где его семья ни она, ни в клубе не знали. Однако в паспортном столе мы с Осипом выяснили, кто такой Иона Елизаров и что стало с его семье.

Ипполит помолчал, потер виски и на сей раз заговорил тихо.

– Трагичная история. Много лет назад отец Ионы взял деньги под проценты у Сушкина. Он хотел открыть книжную лавку. Лавку Елизаров старший открыл, да только она сгорела. Говорят, подожгли. Так он остался без лавки, без товара и с огромным долгом. Елизаров старший пытался, что-нибудь придумать, да что тут придумаешь. Пришло время платить проценты, а денег нет. Тогда Сушкин, недолго думая, отправил Елизарова в долговую яму. Отец Ионы вместо того, чтобы пойти на службу и тихонько рассчитываться с кредитором, сидел под замком. А у него, между прочим, пятеро детей. Иона – старший, ему тогда двенадцать лет было, остальные – мал-мала. Два года просидел Елизаров в долговой яме, зачах от тоски и умер. Долги мужа перешли на жену. Сушкин приказал, чтобы теперь ее отправили в яму. Детей разбросало. Кто-то попал в сиротский приют, кто-то на улицу, Иона – в подмастерья. Мать и года не просидела в сырости и тоске по детям, отдала богу душу.

Из всей семьи в живых остался один Иона. Младший заболел в сиротском приюте и умер вскоре после матери. Средний брат оказался в шайке, да сгинул. Две сестры – в притоне, ни одна из них не дожила до двадцати пяти лет.

Все эти годы только одно чувство придавало Ионе сил – он жаждал мести. И вот ему какими-то правдами-неправдами удалось выхлопотать место в Английском клубе. Иона знал, что Сушкин ездит в клуб каждую среду и субботу. Иона стал планировать убийство. Не торопился, планировал тщательно и вот однажды он увидел, что Сушкин оставил табакерку на карточном столе. Иона взял табакерку, сделал копию, а потом подкинул ее в карман плаща.

Что было дальше, вы знаете. Иона подбросил табакерку с отравленным табаком в левый карман Сушкина. Когда же поднимал карту, вытащил табакерку из правого кармана Сушкина.

– Однако! – сказал Павел Салтыков, и на его розовом лице заиграла улыбка.

Княгиня Салтыкова насупилась, грозно посмотрела на сына и затем сказала Ипполиту.

– Все-таки жалко парня. Надо бы ему аблаката нанять или как его там…

– Адвоката, – подсказал Ипполит.

– Вот-вот, адвоката.

Княгиня посмотрела на Ипполита, тот кивнул в ответ.

Конец.


Оглавление

  • Глава 1. Княгиня Салтыкова
  • Глава 2. В Английском клубе.
  • Глава 3. Обед на сто персон.