Аллегро с Дьяволом – II. Казань [Юрий Вячеславович Селивёрстов] (fb2) читать онлайн

Юрий Селивёрстов Аллегро с Дьяволом – II. Казань

Чистоту, простоту мы у древних берем,

Саги, сказки – из прошлого тащим, —

Потому, что добро остается добром —

В прошлом, будущем и настоящем!

В.С. Высоцкий

Вступление. Кухня, рюмка, разговоры

Март 2005 года, Казань

В одной из одноподъездных четырнадцатиэтажек, что стоят на проспекте Ибрагимова напротив бассейна Оргсинтеза – в той самой, в которой находится отделение Сбербанка, на кухне восьмого этажа выпивали двое мужчин, двое бывших десантников.

На кухне имелся белый кухонный гарнитур, стоявший вдоль правой стены, то ли чешский, то ли польский, купленный еще во времена Союза лет 25 назад, но при этом довольно неплохо сохранившийся. Кухня была узкой и вытянутой как пенал, вдоль левой стены рядом с кухонным столом стоял старый диван. Мужчины сидели за большим, когда-то круглым столом, над которым низко, даже, пожалуй, слишком низко висел темно-зеленый абажур с бахромой. Этот абажур был свадебным подарком, который семья молодого лейтенанта, отца Аркадия, когда-то давно получила от бабушки невесты. С тех пор он вслед за владельцами сменил не один десяток казенных квартир, а также был вынужден переехать из зала в кухню. Наверное он не очень соответствовал моде, но Аркадий любил то неповторимое чувство уюта, которое создавал по вечерам его зеленый полумрак. Он даже убрал из кухни маленький телевизор, потому что тот конкурировал с абажуром и подавлял таинство, создаваемое им. Для усиления этого таинственного полумрака в абажуре специально стояла слабая, в 60 ватт, лампочка. Аркадий пробовал вставить лампочку в 40 ватт, но матушка жаловалась, что ей темно.

Матушка… Аркадий говорил про нее только так, хотя и не обращался к ней так никогда. Это по ее настоятельному требованию был подпилен примыкавший к стене край стола, так как ей было тесно протискиваться между столом и гарнитуром. Большой круглый массивный стол также переехал в кухню из зала. Она категорически возражала против покупки нового, небольшого кухонного стола.

– Зачем зря деньги тратить, когда достаточно просто подпилить старый? – спрашивала она и добавляла: – Если бы ты знал, сколько воспоминаний связано с этим столом.

И лукаво улыбалась. Впрочем, возможно, Аркадию это только казалось.

Когда-то ее мать вместе с мужем, соответственно бабушка с дедушкой Аркадия, попали «под гребенку» НКВД – во время нашумевшего «дела врачей». Да и как было не попасть хирургам-евреям? Так сложилось, что вместе с матерью попала за решетку и еще не родившаяся дочь. Она и не должна была родиться. «Врага народа» подвешивали за руки, били по животу, пока наконец «англо-американо-немецко-итальянско-японскую шпионку» не отправили в лагеря. Где вопреки всему и родилась довольно крепкая и на удивление здоровая девочка Рита. Так уж получилось, что посадили двоих: жену с мужем, и вернулись из лагерей двое: мать с дочерью. Где и в каких лагерях сгинул отец, они так и не узнали. А на пенсию Фаина Абрамовна вышла уже заслуженным хирургом РСФСР.

До сорока пяти лет матушка – Маргарита Аркадьевна – практически ничем не болела. Зато потом всевозможные болячки посыпались как из рога изобилия. Она перенесла с десяток разнообразных операций и превратилась из энергичной и деловой женщины в разбитую, вечно недовольную старуху, для которой даже поход в магазин стал проблемой. Она ожесточенно спорила с врачами, доказывая, что во всех ее бедах виновато именно НКВД, а уж никак не то, что она всю жизнь курила. Дымила безостановочно по полторы-две пачки в день в зависимости от настроения, прямо как паровоз. Свое превращение она переживала очень сильно, но слава Богу, соседи не оставляли ее без помощи. На Аркадия надежды в бытовом плане всегда было мало.

Матушка… Она и раньше была не против поворчать. А теперь уж она ворчала просто-таки постоянно, ей не нравилось абсолютно все. Ни то, как живет Аркадий, ни как одевается, ни его вечно меняющиеся подруги, ни качество продуктов, ни правительство, ни политика, проводимая им на международной арене и уж тем более внутри страны. Но самое тяжелое было то, что она всегда жаловалась на свои многочисленные болячки и ворчала, что все силы и здоровье она отдала на воспитание «неблагодарных сыновей».

Но несмотря ни на что, Аркадий, конечно же, любил мать. Впрочем, это не мешало ему при первой же возможности селиться у очередной подруги. Вот и сейчас большую часть времени он жил у своей… хм… невесты Нурии.

Почему «хм… невесты»? Конечно, они собирались осенью расписаться, но невеста и «гражданская жена», которой вот уже полтора года по сути была Нурия, вещи несколько разные.

Итак, хозяин квартиры – Аркадий, точнее, Краснов Аркадий Викторович, тридцати шести лет – был мрачным брюнетом с проседью и темно-зелеными глазами. Русский по отцу и еврей по матери. Соответственно в России он считался русским, в Израиле сошел бы за еврея. За это сидящий рядом Иван часто называл его «подпольным евреем».

Службу Аркадий проходил в Афганистане, и седая прядь с правой стороны была не единственным напоминанием об этом. Обладатель крепкого торса и могучей шеи бывшего борца, с тяжелым взглядом, он производил порой довольно мрачное впечатление. Кандидат в мастера спорта по дзюдо. «КМС» – он когда-то очень гордился этим званием, доставшимся тяжким и упорным трудом, мокрым кимоно, которое после тренировок можно было выжимать. Как это было давно! Тогда он еще был юн и так любил смеяться по поводу и без. Так любил анекдоты…

Аркадий и теперь не прочь был послушать анекдоты, которые любил «травить» его друг Иван, но сам рассказывал их редко. Детей у него не было. Последние полтора года, как уже было сказано выше, они жили гражданским браком с Нурией – с Солнышком, как он ее называл. У нее были некоторые проблемы «по женской части», и для продолжения рода была необходима операция, на которую она собиралась осенью (перед самой свадьбой) ложиться в РКБ, где работал ее дядя. Они с Аркадием мечтали о ребенке, но рожать будучи только «гражданской женой» Солнышко категорически не хотела.

Представим второго. Тихий Иван Андреевич, тридцати четырех лет, был чуть более полным, чем его друг, с карими глазами, в которых легко загорался веселый огонек, любитель анекдотов, рыбы с пивом и почти примерный семьянин, любил улыбаться и делал это светло и открыто. Отец двух девчушек и муж свежеиспеченного хирурга. После двух академических отпусков, связанных с рождением дочерей, Настя в тридцать лет все-таки окончила медицинский университет, хотя поступала когда-то в институт – перемены, перемены… Волосы у Ивана были русые, глаза светло-карие. Он имел заметный живот любителя пива, при этом мало пил водку – как говорится, «по праздникам». Вот и сейчас, в отличии от Аркадия, он пил пиво с копченым лещом. Копченой рыбой его снабжал время от времени его шурин, браконьер-любитель.

Иногда они ездили вместе, и Иван имел большой зуб на местного (в месте промысла) участкового за то, что тот лишил их двух мешков сазанов, которых, вполне естественно, забрал себе.

– Нет, ты понимаешь: я первый раз столько рыбы наловил, так рад был, а тут этот «Из леса на лыжах» – убить урода готов был! – жаловался он Аркадию.

Ну а случай, произошедший прошлой весной, больше смахивал на анекдот. Ивана с шурином поймали инспектора. Это были «внештатники», рыбаки местной артели, но тем не менее уже составившие протокол на «орлов», средь бела дня «пробивающих» артелевские сети. После пятиминутных переговоров инспектора сначала помогли поставить родственникам оставшиеся сети, потом вместе с ними отправились на берег пить их водку, а уезжая оставили им еще полмешка конфискованной «бели».

– Нормальные мужики. Плохо, конечно, браконьерить, но главная беда не в этом, и они это прекрасно понимают. Весной только пройдет икромет – спускают воду на водохранилище. Икра тоннами по берегу весит на ветках, на камыше, просто на траве. Они говорят: «Пишем-пишем – толку ноль». Это же просто промышленное уничтожение рыбы. А все говорят: «Браконьеры виноваты!» За пару рыбешек омоновцы в землю втопчут, если попадешься – штрафы, а то и срок. А этим козлам за массовое уничтожение рыбы – ничего. Классно, да? И никто этого директора, или кто там главный у них на электростанции, неважно… Важно, что за все эти тонны сгубленной икры никто его на пол рожей не кидает и по печени сапогами не бьет! Хотя и надо бы! А мужиков за пару рыбешек бьют! А все почему? Да потому, что они – начальство, а мы для них – быдло!

– Ты забыл, где живешь? Чиновники у нас что хотят, то и творят! Правящая каста, блин! Взять меня с этой «десяткой»… – привычно завел Аркадий, взявший пару месяцев назад машину, но вместо того, чтобы радоваться, не прекращавший ворчать. То ли долги, которые пришлось делать для покупки, то ли «мелкие недоделки» – сильно портили ему настроение.

– Вот стал бы я брать эту чертову «десятку», если бы не бешеный налог на иномарки? – спросил он Ивана, и сам ответил: – Ни в жизни. Да если бы не «растаможка», то за эти же деньги можно было бы взять вполне приличную иномарку.

– Надо, понимаешь, поддерживать отечественного производителя, – резонно заметил Иван. – Защита и поддержка родной автопромышленности, понимаешь.

– Да пошла она, эта промышленность, знаешь куда? – взорвался Аркадий. – Почему я, старый и бедный еврей, должен за свой счет поддерживать этот долбаный АВТОВАЗ? Государству надо? Вот оно пусть за свой ГОСУДАРСТВЕННЫЙ счет и поддерживает! А то привыкли все государственные проблемы за счет простого народа решать. Как вспомню 91 год, так кипятком ссусь. Эти суки, демократы-либералы, взяли и все вклады у стариков в копейки превратили. Уроды! Люди все жизнь горбатились, откладывали, а им оп-па и тю-тю, фокус-покус, вашу мать, а потом пенсии хочешь плачь, хочешь смотри, но прожить точно не хватит. ВСЕХ!!! Всех стариков единым махом в нищих превратили! Пенсионер и нищий синонимами стали. А автопром пусть вон за счет Чубайса поддерживают, тем более что там более 50% акций государственные. По всей цепочке скинут на половины тарифы за энергию, а то и совсем снимут, да налогообложение с них льготное. Как думаешь, на сколько подешевеют наши машины?

– Понятия не имею, – честно ответил доедающий леща Иван.

– И я не знаю, но думаю, процентов на 50 точно – это и будет их красная цена. Вот тогда бы и людям хорошо, стали бы недорогие машины брать, и автопром поднялся бы! – закончил, выдохнув, несколько успокоившийся Аркадий и вылил себе остатки водки в стакан.

– Давай еще раз… за ребят, третий пили конечно уже, но не грех и повторить.

– Давай, только я все, – предупредил Иван и привычно подставил кулак: пиво кончилось, а Аркадий не любил пить один и всегда «чокался», пусть даже и с кулаком.

Уже после первой рюмки Аркадий почувствовал, что скатывается в запой. Раньше, сразу после Афгана, он почти два года пил не просыхая, потом это перешло в регулярные запои. Он мог держать себя в руках и остановиться после пары рюмок, если было надо. Мог напиться до потери пульса, но, похмелившись с утра, не уходил в запой. Но регулярно раз в 3-4 месяца он возвращался в Афган – пропуском была водка. Пил он страшно, не закусывая, пил 5-7 дней только воду и водку, находясь в полудреме, а потом с неделю тяжело отходил. Пару раз казалось, что отойдет сразу на тот свет, ибо даже могучий когда-то организм кандидата в мастера спорта не выдерживал многолетней пьянки. Вот уже больше полугода, после Бесланских событий, когда он всерьез испугался за свой рассудок, у него не было запоя. Нурия, его Солнышко, сказала, когда он первый и пока последний раз запил при ней: «Я люблю тебя и не хочу смотреть, как ты убиваешь себя. Еще один запой – и я уйду от тебя, Пастух».

Сказала так, что он понял: уйдет. Терять ее он не хотел – и терпел, полгода терпел. Сейчас Нурия, получив отпуск, уехала в Апастовский район, в деревню к бабушке. Бабушка болела и почти год лежала, вот Нурия и поехала поухаживать за ней пару недель, хотя особой нужды в этом и не было: родни в деревне хватало. Время у Аркадия было, и хоть он не хотел сознаваться себе, но неумолимо скатывался в запой. Это он позвонил сегодня Ивану и позвал «попить пива, потрепаться». Взял водку: «Ну что там бутылка на двоих?» – уговаривал он себя, хотя прекрасно понимал, что занимается самообманом и что Иван скорее всего не будет пить водку. И сейчас, допив бутылку, Аркадий понял: запой неизбежен, как мировая революция.

– Мне пора! – стал собираться «примерный семьянин». – А то время, Настя будет беспокоиться.

– Оставайся, девочек вызовем, – предложил разошедшейся Аркадий.

– Не-не… Я пошел, – заторопился Иван.

– Подкаблучник, – прокомментировал друг и добавил: – Я тебя провожу.

Иван удивленно вскинул глаза: такого за Аркадием обычно не водилось. Через секунду он понял, что провожать его будут до ближайшего магазина. Его лицо помрачнело. Ему тоже не нравились эти запои.

– А Нурик? – в безнадежной попытке удержать Аркадия от срыва спросил он.

– А что Нурик?! – взорвался было Аркадий, но ссорится не хотелось, тем более, что он сам был не прав. Уже спокойно он продолжил: – Нурия уехала на две недели. Ты зайди дней через пять. Напомни, что мне до ее приезда надо прийти в себя. Только «опохмелин» прихвати. Добро?

– Добро, – последовал ответ, и они вышли из квартиры.

Лифт не работал уже года три. Сначала просто так стоял – сломался. Потом искали деньги на новый, нашли. Потом ждали, когда придет. Потом – когда поставят. И вот наконец старый заменили на новый, но все не могли запустить.

– Тебе хорошо: спустился и все, а мне потом опять на восьмой пехом топать, – проворчал Аркадий.

– А ты не поднимайся. Ночуй на улице.

– Юморист, да?

На лестничных площадках в районе четвертого этажа, как сверху так и снизу, валялись одноразовые шприцы, было наплевано, натоптано и вообще было грязно и мерзко. Здесь, на четвертом этаже, жил бывший местный авторитет Кащей, у которого лет семь-восемь назад даже была своя бригада. Подсев на иглу, он быстро потерял и авторитет, и бригаду, и теперь жил продажей «дури».

– Надоел этот бардак, разгоню, попадутся под плохое настроение, – опять начал ворчать Аркадий. Они вышли на улицу и сразу у подъезда простились.

– Не забудь заскочить через пять дней с «антипохмелином», – напомнил он.

– Обижаешь, пообещал же. Ты только давай не очень там раскочегаривайся, – предпринял последнюю, явно провальную попытку тормознуть друга Иван и, махнув рукой, направился в сторону бассейна.

Ни Иван, ни Аркадий конечно не могли знать, что Иван не зайдет за ним через пять дней, потому что через несколько минут его жизнь круто изменится. И еще через пару месяцев Иван в свою очередь изменит уже его, Аркадия, жизнь.

Ну да все по порядку… Это все потом. А сейчас, взяв пять бутылок водки, Аркадий вернулся домой.

– Нет, надо все-таки вызвать девчонок, – твердо решил он, войдя в квартиру и поставив пакет с бутылками на пол.

Он уже полез было в карман за сотовым, когда увидел, как Нурия грозит ему кулаком с висящей на стене фотографии.

– Я те дам девочек! – явственно услышал Аркадий голос своей «ненаглядной» и шарахнулся, гулко ударившись затылком об стенку.

– Бедная стена, как же ей больно, наверное, – пожалел он ее, но погладил, впрочем, не стену, а свой затылок.

Посмотрев еще раз на фото, где Нурия как ни в чем не бывало обнималась с ним, проворчал – правда, негромко:

– У… ведьма! Как была ведьмой, так ведьмой и осталась.

Потерев еще раз затылок, он направился на кухню, где поставил четыре бутылки в холодильник. Присел к столу и налил стакан водки. Это потом он будет поддерживать себя «на нужной кондиции» рюмками, а начинался запой всегда со стаканов.

Он пару минут смотрел на стакан в последней безнадежной попытке противостоять неизбежности. Выпитая с Иваном бутылка не придавала ему решимости, ведь тогда он пил просто так, а теперь готовился к запою. Какой-то частью своего сознания он отчаянно не хотел опять на несколько дней проваливаться в кошмар Афганистана, но ничего не мог с собой поделать. Решительно взяв стакан, он выпил его так же, как выпил бы яд. Хотя, возможно, яд сейчас он выпил бы охотней.

Афганистан стал ближе. Второй стакан пошел уже быстрей: так же как и первый, без закуски, он был лишь занюхан кулаком. Третий стакан Аркадий налил сначала наполовину, но прислушавшись к ощущениям, решительно долил до краев.

Странно: сразу после Афганистана пьянка помогала забыть его и более-менее спокойно уснуть – точнее, забыться, а теперь, много лет спустя, наоборот возвращала туда.

Выдохнув, он залпом осушил стакан.

Послышался шум приземляющейся «вертушки», где-то недалеко ударил автомат…

– Привет, ребята, – прошептал вернувшийся в юность Аркадий и огляделся…

Часть первая

Глава 1. Афган

О, война – бесов пир!

Мы туда колесили с потехами,

Песни пели, снимали кино,

А когда мы обратно ехали,

Только молча смотрели в окно…

М. Андреев

Июль 1988 года, Афганистан

1

Близился вечер, но жара не спадала. Солнце словно боялось не выполнить план – жарило вовсю, чтоб с гарантией на премию.

Наташа попробовала макароны по-флотски. «Черт, пересолила!» – выругалась она про себя.

Все у нее не слава Богу. Вчера завтрак наоборот не досолила. Сегодня в обед каша пригорела, ребята острили и плохо ели. Все из-за этого чертового сержанта Краснова, которого на высоте звали Пастухом – скромненько так и со вкусом. Вон он опять солдат бьет и называется это почему-то «работа с личным составом». А тут еще этот парень пропал.

«Как его там, Чумкин? Нет, Чуманов, его еще Чума прозвали. Ох и дернул ее черт эту косметику попросить… Господи, какая жара. Ладно хоть брезент натянули, какая-никакая тень».

На девушке было легкое светлое платье и почти белый фартук, который, казалось, пропитался пылью настолько, что уже не отстирывался несмотря на все старания. На голове была косынка, спрятавшая каштановые, коротко постриженные волосы. Подол платья был ощутимо выше колен. Муж запретил его надевать: «И так солдаты на тебя голодными волками смотрят, не стоит их дразнить лишнего». Но сегодня она его надела всем назло: и мужу, и сержанту, и солдатам – пусть смотрят!

А все-таки он красив, этот чертов сержант. Черные, густые, слегка вьющиеся волосы, темно-зеленые глаза. Накачан как античная скульптура, но не как Аполлон – помощней будет, правда и не Геракл – где-то посередине. Золотая середина. Кличка «Пастух» по должности ему, конечно, подходит, но если бы это зависело от нее, она прозвала бы его за какую-то плавность и скупость движений Котом или Львом. Хотя, нет – Лев, наверное, не очень подходит: тяжеловат. Скорее Барс. Да, именно Барс!

Наташа смотрела на раздетого по пояс, загорелого Пастуха и невольно залюбовалась. Правда, античный вид портили два небольших шрама от пулевых ранений, один справа – чуть ниже груди, второй слева – по самому краю живота.

А Львом он потом станет – лет через десять, когда заматереет, погрузнеет… Если, конечно, вернется домой. Дай ему Бог вернуться. Дай Бог все этим ребятам домой вернуться!

Дура! Хватит уже пялиться на этого сержанта. И так третий день глаз с него не сводишь!

М-да… А макароны-то придется промыть еще раз.

А то, что глаза у него темно-зеленые, она только четыре дня назад и разглядела, когда он ее насиловал и они были совсем близко-близко. Да-да, именно изнасиловал в нескольких метрах от родного мужа, а тот и ухом не повел! Да!!

Наталья была женой старшего лейтенанта Малахова, командира расположившегося на высоте и стоящего тут второй месяц взвода десантников. «Хотя, какая жена, в таком случае теперь и сержанта можно называть мужем», – раздраженно подумала она.

А этот даже не посмотрит на нее. А тогда…

Наташа вновь вспомнила их короткую встречу, и краска залила ей лицо.

Сложенная из камней печка с двумя котлами и натянутым сверху брезентом стояла рядом с вагончиком, а между вагончиком и дувалом были сложены дрова. Она собиралась готовить обед. Муж, после того как они поругались с Красновым из-за снайпера, вдруг вспомнил обязанности и занимался с молодым стрелком на БТРе – пристреливали что-то там, что ли? Время от времени раздавались короткие пулеметные очереди.

Она зашла за вагончик и стала набирать дрова. Вдруг кто-то по-хозяйски положил ей руку на ягодицу, и рука тут же скользнула вперед, между ног, вторая рука уверенно легла на грудь.

– Тебе ночи мало, сумасшедший? Увидят же!! – она была уверена, что это ее муж, ну ладно-ладно – жених, лейтенант Малахов.

Он был первым и пока единственным мужчиной в ее жизни, и никто никогда не хватал ее за такие места, разве только за попу нахал какой-нибудь украдкой щипнет, но не так по хозяйски.

Ее развернули и она увидела, что это не лейтенант, а Краснов. Ее попытку закричать он прервал, закрыв рот поцелуем и продолжая нагло лапать ее. Да уже не просто лапать: задрав подол и прижав к вагончику, он решительно подхватил ее под колени. От необычайности и дикости ситуации у Наташи закружилась голова, а кровь, казалось, уже вся прилила к паху.

– Что вы делаете? Так нельзя! – прошептала она.

Прошептала, а не прокричала, как должна была. В двадцати или в тридцати метрах от нее был ее муж, а ее по сути дела насиловали. И что, что она уже не сопротивлялась и не кричала, а уже обнимала сержанта? Не бревно же она в конце концов! Да и сержант, если честно, нравился ей и похоже знал об этом.

Несмотря на жару, он был приятно прохладен.

– Трусики сдвинь, – жарко и нетерпеливо шепнул он ей, и рука сама предательски послушно выполнила его просьбу.

Впрочем, Наташа все же нашла силы и вновь прошептала:

– Что вы делаете, сержант? Ах… – на этом и закончилось все ее сопротивление.

Он не вошел, а ворвался в нее, а она только крепче обняла его ногами, помогая ему. Никогда за год совместной жизни она не принимала с таким восторгом когда-то курсанта, а потом лейтенанта. Это обстоятельство почему-то еще сильней портило ей сегодня настроение.

От необычности ситуации она кончила очень быстро и бурно; чтобы не закричать, она вцепилась в плечо сержанта зубами. Он тоже не заставил себя ждать долго. Он уже поправлял штаны, а она, прислонившись к вагончику, все не могла прийти в себя, когда загрохотала какая-то жестянка.

– Твой идет! Ты в порядке?

Она слабо кивнула.

Он поправил ей трусики, одернул и отряхнул платье.

– Не забудь дрова взять. И лицо не такое ошарашенное, а то он нас раскусит, – сказал он и, взяв автомат, что стоял прислоненный к вагончику, перепрыгнул за дувал.

«Господи, я даже не слышала, как он автомат поставил», – подумала она, как будто это имело хоть какое-то значение. Он сказал «нас», будто она была с ним заодно и заранее договорилась с ним. А попробуй теперь докажи, что не так. Не поверят ведь.

Она быстро набрала дров и вышла из-за вагончика. Малахов не подошел к кухне, а сразу нырнул в палатку лейтенанта Смирнова, и слава Богу! Наташа до вечера так и не смогла прийти в себя, и Малахов заметил несколько странное поведение жены. Она сослалась на жару и вопрос на этом закрыли.

И вот Наташа уже третий день пребывала в смятении. Она спорила сама с собой и не спускала глаз с «насильника».

«Конечно же он меня изнасиловал. Подошел сзади, схватил и воспользовался моей ошибкой!» – доказывала одна, более скромная половина. Другая ей возражала: «А когда целовала и обнимала его, тоже ошибалась?» – «А что я должна была делать? Кричать? Чтобы все сбежались и все увидели?»

Изнасиловал и точка! Да! Да! Да! И вообще он мерзкий и гадкий! Нарассказывал уже, небось, всем. Вон как солдаты на нее теперь смотрят, будто все знают. Определенно всем все уже известно. Разболтал, болтун, хвастун! И как теперь быть прикажете? И так на нее смотрят здесь как на куклу, красивую и бестолковую. И так у всех одна мысль – как бы с ней уединиться, и вот нате вам еще…

Главное, ведь она не давала никакого повода. Разве только посмотрела пару раз, может быть. Да, и в тот день, когда Пастух дрался один против двенадцати «дедов», он перехватил ее взгляд.

Наташа, как и многие женщины, любила сильных мужчин. И наверное поэтому до беспамятства влюбилась в Малахова – стройного и сильного будущего офицера-десантника. А сержант в тот день как красиво дрался, был так разгорячен и вообще… Кажется, он что-то понял тогда, перехватив ее взгляд на себе.

А на следующий день, после рандеву за вагончиком, она попросилась на базар купить себе косметики, и там пропал этот солдат, который ее охранял. Взял и пропал, она даже ничего не слышала. Вот был – и через минуту нет. А муж и сержант потом повздорили, и оба смотрели на ее так, будто это она виновата. Уже нельзя и косметики купить, что ли? Она же женщина, в конце концов. Чувственная женщина. А сержант так грубо ее взял. Мужлан, мог бы и понежнее быть, а то как медведь какой.

А сегодня и не смотрит на нее. А она ведь для него хотела накраситься, хотя, конечно, ему это знать и не следовало. Зря она уже третий день так медленно собирала дрова и ждала чего-то. Да о чем она вообще размечталась? Ты ведь почти офицерская жена, по крайней мере здесь так считают.

Господи, как все сложно!

Надо, надо было послушать маму. Родить ребеночка, заставить Малахова жениться. И была бы она мать и жена, пожила бы пока с мамой, а Малахов приехал и забрал бы их потом как миленький, и никуда бы не делся. Бы да бы, да кабы… Маму не послушала и теперь не жена, не мать, а простая… Прости Господи! И Пастух это четыре дня назад успешно подтвердил.

Да, их отношения с Сергеем после аборта как-то изменились. И она после того, как убила в себе ребенка, убив часть себя, уже смотрела и на мужа, и на жизнь более трезвыми глазами. Были розовые очки, да на аборте разбились. И Сергей стал к ней по-другому относиться – будто тяготился, что ли? А может еще раньше это произошло, как только она сказала ему про беременность, да просто она тогда не замечала, не понимала?

Настроение было окончательно испорчено, и Наташа явно переложила сахарного песка в один из больших, на десять литров, алюминиевых армейских чайников.

Пастух, он же Аркадий Краснов, отрабатывал рукопашку. И сейчас работал с Володей Троекуровым из Костромы по кличке Куница. Дрался Куница очень неплохо, но вот беда: уж больно любил ноги задирать. Любил, но не умел. Ну вот, опять он попробовал достать Пастуха ударом ноги в голову. Вот кто так бьет, спрашивается? Неправильно, медленно, раскрылся весь, положение неустойчивое. Пастух взъелся – в конце концов, сколько можно говорить? Он перехватил ногу, задрал ее, одновременно сделав подсечку. Пока Куница падал, он обозначил удар между ног. Когда тот неловко грохнулся, сильно съездил под дых и напоследок легко шмякнул по носу. Легко – это относительно, конечно: у Куницы брызнули слезы и из носа потекла тонкая струйка крови.

Пастух вообще редко бывал в хорошем настроении, а после того, как пропал Чума, просто зверствовал. Весь рядовой состав на высоте ходил с «украшениями», оставленными Пастухом во время спаррингов.

Да еще эта Наташка. В тот день до вечера явно была в легком шоке. А теперь третий день, если судить по глазам, то убить готова, то не дождется, когда он опять ее за вагончиком прижмет. А когда прикажете? Лейтеха, конечно, целыми днями то на БТРе, то на танке ошивается или в нарды режется с Мазутой в его палатке. Можно было бы, но во-первых, после пропажи Чумы было не до этого, кураж пропал, а во-вторых, у Аркадия возникло ощущение, что Малахов пасет его и специально самоустранился. Откуда взялось это чувство, Аркадий не знал, но привык доверять интуиции. Если слухи не врали, то Малахов был бы не прочь поймать свою гражданскую жену на измене. Вопрос: он сам что-то заподозрил о случившемся или кто-то стукнул? Лейтенанта не очень любили, но кто-нибудь мог захотеть насолить ему лично. Интересно, кто?

И куда же пропал Чума? Прошло уже три дня, и Пастух не ждал хороших вестей. Да он сразу почувствовал недоброе, как только Чуму послали сопровождать на базар Наташу.

Все эти размышления несколько мешали Аркадию, и Куница продержался дольше обычного.

– Ты что ноги все время задираешь, Брюс Ли хренов! Боевиков насмотрелся, что ли? – набросился он на не успевшего прийти в себя Куницу. – Кто тебя так бить научил?!

– Так… Это… – начал мямлить тот и, почесав затылок, выдал: – На мешках хорошо получалось.

Лучше бы он промолчал: стоявшие вокруг бойцы согнулись от хохота.

– Что вы ржете как кони? Плакать надо! – рявкнул на бойцов Пастух и, повернувшись к растерянному бойцу, добавил: – Мешки, видать, совсем тупые были. Нормальный мешок таким ударом не пробьешь.

– Значит так, ты и ты, Перец, любители ноги задирать, вместе вкопаете вон там у ограды столб, – приказал Пастух и, пресекая возможные возражения, тут же добавил: – Не знаю, где возьмете. Вот у танка ствол спилите. Я покажу, как бить; пока не научитесь правильно бить, будете по часу перед отбоем тренироваться. И пока не научитесь, чтобы ноги выше пояса не задирали, а то я вам их сам поотрываю к черту.

Сержант осмотрел бойцов: а ведь кажется не поняли.

– Поймите, в драке, тем более в бою, нужны не эффектные, а эффективные удары. Если вы так уж любите работать ногами, то бейте между ног, а еще лучше по коленке, под чашечку. Удар короткий, увернуться трудно, сам не открываешься и равновесие не теряешь. А хорошо попадешь – мало не покажется, считай, противник хромой. Да, и научитесь, в конце-концов, правильно падать, а то как мешки с дерьмом валитесь.

В это время раздался веселый крик Агронома, который, по выражению Перца, «стоял на стреме»:

– Пастух, глянь, к нам какой-то пьяный чудик в красном халате катит.

Аркадия как ледяной водой из ведра окатило дурное предчувствие. Он подлетел к Агроному и выхватил бинокль. К высоте с юга кто-то шел. Из-за поднимающегося зыбкого марева раскаленного воздуха разглядеть кто это было невозможно. Но тем не менее было очевидно, что человека сильно мотает. Аркадий сразу понял, что это за «пьяный чудик в красном халате». Он только очень надеялся, что ошибается, очень.

– Кок, Перец, Куница, Ерш, за мной! – схватив «калаш», он бросился к БТРу.

– Лейтеха что скажет? Без разрешения покинули расположение, – подал голос подлетевший Ерш – «дух», прибывший менее двух недель назад. На высоте он еще не знал, что если Пастух приказывал, то надо просто выполнять без вопросов и возражений.

– Заткнись! Давай на место, быстро! – последовал резкий ответ.

Больше никто вопросов не задавал. Ерш нырнул на место водителя, Куница к пулемету, остальные остались на раскаленной броне. БТР рванул к выходу из ущелья. Сердце будто сдавили ледяные тиски, но Аркадий все еще надеялся, что ошибается, и понимал, что занимается самообманом. Ерш остановил БТР в нескольких метрах от человека…

Это был Чума. Он был голый, в одних кроссовках, выглядевших издевательской насмешкой. Он был совсем голый. Голый настолько, насколько не должны быть голыми люди, да и никакое другое живое существо. Чума был без кожи, она сохранилась лишь на лице. Эту «милую шутку» моджахедов называли «красный тюльпан». Если кожу снимали мастерски, то человек жил после этого еще некоторое время, хотя выжить, конечно же, не было никаких шансов.

Аркадий слетел с практически еще движущегося БТРа.

– Кок, обезболивающее! – крикнул он.

Спасти Чуму было невозможно, но было возможно хоть как-то облегчить страдания последних минут жизни парня. Парня из его отделения.

Он успел подхватить падающего Чуму. Тот как-то виновато и жалко улыбнулся.

– Пастух, я не виноват… Я не хотел… – прошептал он и, вздрогнув, затих.

Кок опустил протянутый было шприц – он был уже бесполезен. Чума, Чуманов Николай из-под Тулы, уже не нуждался в обезболивающем – у него уже ничего не болело.

Много лет спустя, после 11 сентября, в Афганистан войдут американцы. У полевых командиров и простых афганцев из антиталибской коалиции будут брать много интервью. В этих интервью они не однажды выразят сожаление о том, что воевали с советскими войсками, а также о том, что СССР ушел из Афганистана.

Конечно, они сожалеют – сразу поверит им Аркадий. Как они не будут сожалеть? Вот только не об убитых и искалеченных советских солдатах они сожалели. А о потерянной кормушке. С уходом СССР из Афганистана закрылась огромная, казавшаяся бездонной кормушка. «Советские оккупанты» в большинстве случаев бесплатно, а иногда почти бесплатно да еще в кредит кормили, строили, поставляли технику – как военную, так и гражданскую, мирную технику, стройматериалы, лекарства и так далее, и так далее.

А дивидендами Союз получил тысячи цинковых гробов своих солдат. И ладно если в бою павших, а сколько их было замучено, порезано на куски. Как Стриж, например, останки которого подбросили на дорогу недалеко от части, в мешке. Его буквально разрезали на куски. Как Аркадий узнал уже потом, моджахеды прилагали максимум усилий, чтобы солдаты, когда их мучили, жили как можно дольше, все видели и осознавали, что с ними делают.

Во время нахождения в Афганистане советских войск из Америки, из Европы, из арабских стран через Пакистан шла помощь для борьбы с «советскими оккупантами». Шли деньги и оружие. Два потока «халявы»: один большой – с севера, из Союза, и второй поменьше – с юга, из Пакистана.

Конечно, моджахеды сожалели, как тут не сожалеть? Аркадий им верил. Советский Союз ушел, и оба потока иссякли. Халява кончилась. Как не сожалеть об этом? И слушая эти интервью, Аркадий думал, что это наверное единственный случай в богатой войнами истории, когда бойцы сопротивления сожалели о том, что «оккупанты» ушли.

Ну да это все потом, а сейчас Пастух, сидя на коленках, прижимал к себе «оккупанта» Чуму и раскачивался, словно качал ребенка. Он скрипел зубами и плакал, не замечая слез.

– Суки-и-и-и!!! – то ли зарычал, то ли завыл он, подняв голову вверх. Как волк на луну. – Суки-и-и!!

«Господи, он еще у меня прощения просит», – стучало в голове Пастуха. Он всегда очень болезненно переживал потери, особенно тех, кто был в его подчинении. Тогда к острому чувству утраты прибавлялось чувство вины: Аркадий считал, что в их смерти есть и его вина. Сколько он уже потерял ребят – сослуживцев, подчиненных? Пора бы уж вроде привыкнуть, а все никак, и сердце каждый раз болело как в первый, и ненависти, кажется, уже не хватало места внутри. Узнав в госпитале, что его группа не вернулась с очередного выхода на караван, он остро пожалел, что его не было с ними. Может, он бы заметил что-то, может, услышал бы что-то, может, сработал бы «сторож». А нет – так погиб с ними бы. Все легче…

Прозрачный, сотканный из света Николай грустно смотрел сверху на ребят, склоненных над его телом. Он никого не винил. Ни лейтенанта, ни, тем более, Пастуха. Все это было теперь таким незначительным. Да и сам виноват, конечно же, был – куда его потащило за той девчонкой в переулок?

– Пока, ребята, до встречи, – сказал он, хотя те его, конечно же, не слышали.

И душа солдата отправилась домой, в Россию – у нее было сорок дней до вознесения – чтобы проститься с Родиной.

Аккуратно положив тело Николая на кусок брезента внутри БТР, солдаты сели на «броню».

– Ерш, поехали, – сказал тихо Аркадий, повышать голос почему-то не хотелось. В ответ никакого движения.

– Ерш, поехали! – повторил он уже раздраженно.

Тишина. Пастух спрыгнул с брони, а вслед за ним и остальные. Подойдя к люку водителя, они увидели сидящего в оцепенении, с застывшими, словно стеклянными глазами Ерша.

– Ну конечно, они только дней десять назад как из учебки, из Союза вместе с Чумой пришли. И сразу такое… Офонареешь тут, – прокомментировал Кок.

– Что теперь с ним делать-то? Он так может и день просидеть, – подал голос Куница.

– Что делать, что делать. Снимать штаны и бегать! Не знаешь, что в таких случаях делают? Первый раз замужем, что ли? – заорал Пастух на Куницу и, обернувшись, схватил Ерша за грудки, встряхнул его и дал две увесистые пощечины. Ерш вздрогнул, и его затрясло. Пастух протянул фляжку с водой.

– На, хлебни! – но у Ерша не получилось – руки, да и челюсть, ходили ходуном. Аркадий сам взял фляжку в руки и, придерживая Ерша за челюсть, стал вливать ему в рот воду. Остатки воды он брызнул ему в лицо. Ерш вытерся, ему стало лучше, трясло заметно меньше.

– Вести сможешь?

В ответ Ерш что-то процокал зубами.

– Понятно. Кок, помоги. Перец, поведешь! – скомандовал Пастух.

Вытащив Ерша из БТРа, они помогли ему взобраться на броню. Он был как ватный. Неудобно сев на броне, он обнял колени и заплакал.

– Уже хорошо. Ты плачь, не стесняйся, полегчает, только с брони не слети. Перец, айда! – И БТР со скорбным грузом медленно пополз к высоте.

– Запомни, Ерш: если не хочешь однажды вернуться в часть в таком же виде – не хлопай ушами и последнюю гранату для себя оставляй. Получится прихватить кого из «духов» – хорошо, нет – и черт с ними, последняя не для них, последняя для себя. Главное, живым к ним не попасть. Понял?

Ерш смог только кивнуть в ответ.

– Это хорошо, если понял, а то Чума тоже сказал, что все понятно. А сам то ли ворон считал, то ли о бабе мечтал… Черта с два они бы его взяли тихо, если б он настороже был.

В голове у Пастуха, казалось, кипел котел, и над этим котлом мысли прыгали как караси на сковородке.

«Чума, Чума, как же они тебя взяли? Там же народу два с половиной человека-то было. Матери-то как теперь? Конюх урод, я ж говорил – не посылай «зеленого» в кишлак, не посылай! А этот долбаный кишлак с «мирными декханами» и членами НДПА надо сравнять с землей к чертовой матери! Или завтра все «красными тюльпанами» станем, и «Черный тюльпан» нас домой букетом понесет, как и положено тюльпанам – в обертке: из цинка, правда, а не из фольги. Только надо этого говнюка – «самого старшего лейтенанта» – убедить, «вертушку» ему в одно место! А для этого надо попытаться взяться за него сразу, как только Чуму увидит, тоже небось не железный, в штаны наложит».

БТР вполз на высоту, их встречали, кажется, все. Впереди с лицом, исполненным праведного гнева, стоял Конюх. Чуть сзади, ближе к остальным – встревоженный Леший. За спинами солдат Пастух увидел испуганные глаза Наташи.

– Достаньте его, – бросил Пастух через плечо, когда БТР остановился. Выглядел он абсолютно спокойно, точнее, даже отстраненно.

Те, кто знал его долго, безошибочно определили бы: это показное спокойствие – не более чем затишье перед бурей. С десяток секунд Аркадий и Малахов смотрели в глаза друг другу. И хотя Пастух не скрывал своей ненависти, Конюх прочитал в его глазах только вызов, наглый вызов. Конюх потом поймет, что значил этот взгляд Пастуха. А пока он даже не подозревал, что его можно так сильно ненавидеть. За что, собственно? Старший лейтенант завелся. Все, этот сержант перешел уже все границы, и если его сейчас не поставить на место, то он окончательно потеряет взвод. Аркадий не спеша спрыгнул с брони и подошел к лейтенанту.

– Ты что, совсем оборзел, сержант? Покинул расположение без приказа, с людьми, да еще БТР прихватил! Под трибунал захотел?! – пролаял Конюх.

– А ты лучше бы его, – кивнул Пастух спокойно в сторону ребят, достающих Чуму, – отправил бы под трибунал три дня назад. Он бы, наверное, век на тебя потом молился.

В это время брезент откинули и высота вздрогнула. Смерть в бою, ранение от пули, мины, снаряда и бог знает еще от чего там – страшно, но понятно. Понять то, что сделали с их другом, и главное, зачем – было трудно. За что простого солдата так? Эта действительно уж средневековая, бессмысленная жестокость не укладывалась в голове. Во взводе как обычно были солдаты разных призывов. В основном были прослужившие от года до полутора лет. Из молодых солдат остались теперь Ерш да Заяц. Да еще лейтенант с женой, прибывшие в Афганистан чуть больше двух месяцев назад. Почти все слышали о зверствах, которые любили творить моджахеды. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел. Но своими глазами «красный тюльпан» все видели впервые. Малахов ошарашенно смотрел на покойного, когда к нему подошел Пастух.

– Это местные, однозначно, хоть и валят на неизвестно кого. Надо долбануть пару залпов за парня по кишлаку…

– Что? – заторможенно переспросил Конюх, прилагая максимум усилий, чтобы прийти в себя.

– А еще лучше – раскатать весь кишлак к чертовой матери, или завтра все рискуем такими же как Чума стать.

Пастух пристально, словно гипнотизируя, смотрел в глаза Малахова.

– Ты представляешь, что ты несешь? Чтобы я расстрелял мирный кишлак только на основании твоих подозрений и поставил крест на своей карьере такими фашистскими методами?

При этих словах Пастух чуть не разразился хохотом. Сильно все-таки Конюха пробрало, если он такое ляпнул. Карьера, значит, главное – а на парня наплевать, да и на нас всех, впрочем.

– Карьера дело хорошее, конечно, и начал ты ее хорошо! Там, на брезенте, благодарность за службу лежит, «духи» прислали. Только ты, лейтенант, не учел, что мне и всем этим ребятам жить охота. А для этого надо ударить по кишлаку. Такие вещи нельзя оставлять безнаказанно, лейтенант, иначе нам всем хана! – Аркадий уже понял, что ничего не получится.

Этот чертов карьерист и шагу не сделает без одобрения начальства. Остатки терпения висели на очень тонком волоске, натянутом как струна.

– Я не буду делать ничего, что могло бы запятнать честь советского офицера! Ясно?!

– А то, что солдат погиб, выполняя твое задание, не имеющее ничего общего с задачей взвода – это не пятнает твою честь, а, товарищ старший лейтенант?! Я же просил тебя – не посылай Чуму, молодой он еще, неопытен!!! – сорвался на крик Пастух.

– Он солдат, более того – десантник, черт побери! И прежде чем попасть в зону боевых действий, он прошел в Союзе соответствующую подготовку. Родина вручила ему оружие, чтобы он мог защитить не только себя, но и ее интересы.

– То, что он солдат, совсем не означает, что он должен вернуться домой в цинковом ящике! И вам, отец вы наш командир, право распоряжаться солдатскими жизнями дали совсем не для того, чтобы ими рисковали в угоду своей бабе, которой вдруг захотелось косметики! – прокричал Пастух, кивнув в сторону жены лейтенанта.

При этих словах Наташа вздрогнула, как будто получила пощечину, закрыла лицо руками и убежала в палатку. Малахов заметил это краем глаза, так же как и Аркадий.

– А ты, сержант, как я вижу, только с бабами и можешь воевать! – сказал Конюх, паскудно улыбнувшись.

Дзынь!! Для Аркадия эти слова стали последней каплей… Дзынь!! И лопнула ниточка терпения. И только в последний момент, когда до скулы лейтенанта оставалось совсем чуть-чуть, Аркадий все-таки разжал кулак. Идти под трибунал за причинение тяжких травм офицеру совсем не хотелось. Там ведь не докажешь, что он выродок. Посадят как за порядочного, по полной. А папашка обиженный постарается – так и сверх полнойнавалят. А он еще не все долги здесь закрыл, сегодня они только вот увеличились.

Удара толком никто не видел. Вот стоят, орут, и вдруг Конюх отлетает метра на два от Пастуха. Ладонь-то ладонью, а удар получился дай Бог. Развернувшись, Пастух помедлил, будто не зная что теперь делать, огляделся и быстрым шагом направился к танку. Танк он знал, мог управлять, мог стрелять. Он еще не решил, что он сделает с кишлаком. Ладно, потом разберемся.

Леший понял, что в голове у Аркадия, и сказал стоявшим рядом солдатам:

– Его нужно остановить, а то он сейчас наделает, век не расхлебает. Давайте бегом.

Они настигли его уже у танка. Еще несколько дней назад Пастух раскидал десяток солдат. Но сейчас он был слишком зол, чтобы драться вполсилы. Он не хотел никого ломать. Поэтому его довольно легко скрутили. Пара бросков, пара синяков да пара ссадин. Действительно, легко – сами не ожидали. Пастух не столько дрался, сколько рычал. Когда Аркадию его же ремнем стянули руки, а еще чьим-то ноги, Леший сказал:

– В каптерку его, пусть посидит, остынет.

Пастуха подняли и понесли.

– Идиоты! Если дать им безнаказанно убивать, завтра еще кого-нибудь убьют. Потом еще, пока всех не перережут. Отпустите меня, я их долбаный кишлак с землей сравняю! – прорычал Пастух.

Его поднесли к вагончику. Точнее, к двери той половины, в которой хранилось в мешках сменное белье, за что она и называлась громко каптеркой.

– Пообещай не сопротивляться – снимем ремни, – сказал Леший.

– Да пошел ты!

– Как хочешь. И не обижайся, это в твоих же интересах. Потом остынешь, поймешь, а пока отдыхай.

Пастуха положили аккуратно на мешки и дверь закрыли. Почти сразу послышались удары, сотрясающие хилый вагончик.

– Сейчас дверь вышибет, – мрачно сказал Перец.

– Не вышибет, – спокойно возразил Леший.

– Да что там вышибать? Пара ударов и все!

– Ну, вышибет, а дальше что?

– Не знаю, – растерянно пожал плечами Перец.

– Не знаешь… Вот и он не знает. Поэтому по двери и не бьет. Сейчас пар выпустит, успокоится. А ремни-то он быстро снял. Кто вязал?

Поднявшись с земли, Малахов наблюдал за возникшей суетой. Когда она завершилась, он подозвал радиста Цветочника и зашел с ним в палатку, где стояла рация. Перед входом в палатку он обвел глазами взвод и понял, что это уже не его взвод, да и не был в общем-то его никогда. Да, карьера начиналась «лучше некуда». Все из-за этого чертового сержанта.

«Я тебе устрою, паскуда. Наплачешься!» – решил Конюх и нырнул в палатку.

В вагончике, легко сняв ремни, Пастух минут пять ломал ударами кулака внутреннюю обшивку, давая выход злости.

«Это он мне так сказал, что я могу воевать только с бабами», – на тот момент у Красного уже было два ордена и три медали. – «Да этот сопляк лейтеха, не нюхавший пороха генеральский сынок, их в жизни честно не заработает. Получить может и получит, а заработать – нет!» – негодовал Аркадий, продолжая крушить внутреннюю обшивку вагончика. Попав, наконец, в металлическую стойку, так что боль резанула по мозгам, и разбив оба кулака, немного успокоился. Лизнув кровоточащий кулак, он уселся на мешки.

Когда принесли остывший ужин, он, как и большинство на высоте, не стал ужинать. Никому кусок не лез в горло. Взял только стакан чая через окно.

Было слышно, как в палатке навзрыд плакала Наташа. Она же не хотела!! Она не знала!!! И теперь все считают, что это она виновата в смерти парня. А она только косметику хотела, никто не говорил, что это опасно. Здесь на высоте почти сорок солдат, танк и три этих, как их там… БТРы. В нескольких километрах база, там стоят вертолеты, пушки, их охраняют солдаты, много солдат. И там же штаб их десантного батальона. Каждый день по бетонке туда-сюда снуют машины. Правда, поодиночке, кажется, только Кок за водой ездит да Суржик с почтой, другие не ездят. Зато почти каждый день колонны наших войск проходят. Два месяца они здесь; спокойно, говорили, тут, все горы вокруг постоянно под наблюдением вертолетов и разведчиков. Ну откуда, скажите пожалуйста, она могла знать, что вот так среди бела дня могут украсть десантника и вернуть его в таком ужасном виде? Откуда?!

Мамочка, как страшно, как стыдно! Как ей теперь из палатки выходить? Как готовить? У ребят, небось, и еда из ее рук поперек глотки станет. И Аркадий… Как он мог так сказать? Господи, мамочка, почему я тебя не послушала. Сидела бы дома. И Чума, может, был бы жив, и ребенок. Получается, что только начав самостоятельную жизнь, она уже виновата в смерти двух людей – сделала неутешительный вывод Наташа и содрогнулась от новой волны рыданий.

Господи, зачем она потащилась за Малаховым на эту войну? Романтики захотела? Жены декабристов в Сибирь за любимыми, а ты, значит, на войну? Вот и получай войну грязную, пыльную и страшную.

Наташа была не права, если ее и обвинял кто-то – то только косвенно. Что с глупой девчонки взять. Малахов должен был, обязан был предвидеть опасность. Малахов отдавал приказ. Малахов из гордости не послушал совета Пастуха. Это его считали виноватым в смерти Чумы. Все считали.

А Пастух вообще не считал Наташу виновной. И про «бабу» он сказал совсем не для того, чтобы ее обидеть. Просто так получилось, вырвалось… Он слышал, как она плакала, и ему было жаль ее. И зачем Конюх ее сюда притащил?

Уложив мешки поудобней, он лег. Уставившись в низкий потолок вагончика, он вспоминал события, произошедшие с момента его прибытия на высоту. Знакомство с ребятами, с Конюхом, как первый раз увидел Наташу. Было это всего лишь чуть больше трех недель назад…

2

Из-за гор показались две «вертушки» и прошли над высотой. С высоты за бетонкой, извилисто спускающейся в долину с гор и уходящую в направлении Кушки, наблюдали два десантника, два казанца, две противоположности. Молчаливый Кок и редко молчащий, с вечной ухмылкой и слегка блатными замашкам Перец.

– Похоже, колонна подходит, – сказал Кок прищурившись, провожая взглядом вертолеты.

– Что-то рановато сегодня, – ответил Перец, привычно повиснув на плече Кока.

Роман Потапов, он же Кок, детинушка ростом 182 см и весом за 80 кг. Как и стоящий рядом Перец, он почти до армии, как у них говорили, «мотался» – т.е., если выражаться юридическим языком, состоял в преступной подростковой группировке «56 квартал». Дисциплина у них «на точке» была жесткой как в армии. Запрещалось курить, пить «только по праздникам» и то с шестнадцати, плюс регулярно «качались» и работали с грушей – «стучали».

Вот и пошел Роман прямой дорогой в десант – в отличие от Перца, который в десант попал случайно.

Перец – Юсупов Марат – был татарином и имел ярко выраженные национальные черты лица. Они, эти самые черты, были очень подвижными и какими-то острыми. Он был в постоянном движении, как говорили про таких – «на шарнирах». А еще ему не раз говорили, что у него на лбу «тюрьма» написано. В момент призыва Перец имел рост 170 см и вес 55 кг. Он не прошел бы в десант просто по физическим данным. Да ему и предписание дали в стройбат, тем более что в армию его забрали по-быстрому, чтобы парень не загремел в тюрьму.

Советская воспитательная система была убеждена, что лучше парню, стоящему на пороге тюрьмы, дать шанс отслужить в армии. Что, в общем-то, правильно, так как даже при всех своих недостатках, как-то – дедовщина, бардак и т.д. – армия все равно давала шанс, и не малый шанс, вернувшемуся на «дембель» парню начать нормальную жизнь. После тюрьмы этот шанс многократно падал.

Марат тоже «мотался» – за группировку «Грязь», у которой с «56 кварталом» отношения были плохими, но ввиду неблизкого соседства вялотекущими.

На сборном пункте Татвоенкомата Марат провел три дня когда узнал, что «покупатель» на их команду почему-то все никак не приедет, и что с ними делать – не знают. Той же ночью он «слинял» с пункта и забухал с пацанами. Оторваться по полной ему не дали родители, выловили и доставили его на сборный пункт уже ночью. Они очень боялись, что Марат опять умудрится набедокурить и загремит-таки на зону. Он был осужден на три года условно, когда снова попал в милицию за драку. Каким-то чудом его отпустили домой, а не посадили сразу. Родители подсуетились и уговорили военкома «обрить сына во солдаты».

На пятый день пребывания на распределительном пункте забытых стройбатовцев туда же с утра прибыла команда будущих десантников. В этой команде и находился Роман. Уже к вечеру за ними прибыл «покупатель». Но оказалось, что в команде людей меньше на восемь человек, чем рассчитывал «покупатель», он же прапорщик Гусев.

– И что делать будем, майор? – несколько нагловато вопрошал прапорщик у замвоенкома Соловьева.

– Давай, добери из стройбатовской команды, что ли? Они уже пятый день «покупателя» ждут.

– Ну и бардак у вас тут! – усмехнулся десантник.

– Это не у нас бардак! – вспыхнул Соловьев и протянул прапорщику бумаги. – Вот ваша заявка, где русским по белому написано: 18 человек. А где этот стройбатовский прапор с сержантами бухает, я вообще понятия не имею. Так что, товарищ прапорщик, не валите с больной головы на здоровую. Будешь добирать людей из стройбатовской команды или нет?!

– Ладно, не кипятись, майор, – примирительно улыбнулся Гусев. – Пойдем посмотрим, может и отберем кого.

Обе команды построили на плацу напротив друг друга, и Роман с Маратом оказались почти лицом друг к другу. «Покупатель», бросив на стол личные дела, критически осмотрел личный состав.

– Нет, ну эти, конечно, нормально, – прошелся он по рядам отобранных в десант с конца строя и невольно остановился около стоящего правофланговым Романа, весившего до армии больше 90 кг.

– Где учился?

– Кулинарное училище закончил, – ответил Роман.

– Придурок из кулинарного, – прокомментировал Марат. Послышались смешки, Роман волком посмотрел на «недомерка».

– Не тушуйся, – подбодрил его Гусев, – ибо солдатский закон гласит: подальше от начальства, поближе к кухне. Будешь зваться Коком – повар, без пяти минут в тельняшке.

Развернувшись, Гусев с кислой миной прошел вдоль строя стройбатовцев и вновь остановился около Кока.

– А это что? Очкарики да недомерки. Вот боец так боец! – похлопал он Романа по могучей груди.

– Чем больше шкаф, тем громче падает! – опять, как обычно, не смог промолчать Марат, у которого постоянно возникали проблемы из-за языка. Он был из породы «Убить вы меня можете, но замолчать не заставите».

– Так, это у кого там голос прорезался? – покупатель развернулся и подошел к Марату.

Несмотря на прохладную весеннюю погоду, стриженный наголо Марат был без шапки. Подошедший прапорщик насмешливо посмотрел сверху на его отдающую синевой макушку.

– Ну, здорово, лысый огурец.

– Ага… здоровей видали.

– Ты только на язык так смел или как? А в десант пойти не испугаешься?

– Это пусть десант не испугается.

– Коли так… Давай, бритый баклажан, переходи в тот строй, посмотрим в учебке, что ты за фрукт, – усмехнулся многообещающе «покупатель».

– Красный перец! – отрекомендовался Марат.

– Красный – значит наш. Правда, перец не фрукт, а овощ, да и длинновато получается, будешь просто – Перец! – «окрестил» его прапорщик и, все еще с сомнением разглядывая, добавил: – Боюсь, легковат ты для прыжков с парашютом. Ну да ничего, пока до парашюта дело дойдет, откормим, поправишься. Физическая нагрузка и режим сделают из тебя человека, – категорично предсказал «покупатель».

– Условная судимость, – сказал негромко Соловьев, протягивая папку с документами Марата, и вопросительно посмотрел на Гусева.

– Ну, значит и перевоспитаем заодно! – ответил тот уверенно и забрал у Соловьева документы.

Так и попал Марат в десант, став попутно Перцем. В учебке они были в одном взводе с Коком, но отношения не ладились. Роман трудно переносил острый язык Марата. Они даже всерьез разодрались однажды, когда Перец выдал, что «на 56 квартале одни чушпаны живут». Несмотря на явное превосходство в силе и весе Романа, Марат не был для него легкой добычей и компенсировал свои недостатки за счет отменной реакции и подвижности. Опыта в драках у него, благодаря языку, было не занимать, и он успел разбить Роману нос и губу, прежде чем тот, наконец, смог приложиться по полной и послать Перца в глубокий нокаут.

После учебки они, опять же, попали в один взвод. Это обстоятельство сильно огорчило Кока, но ненадолго. В первый же вечер по прибытию в роту один из «дедов» захотел заставить Кока постирать ему портянки. Получив пожелание идти по известному адресу, оскорбился и решил провести с наглым «духом» воспитательную работу. Побывав дважды на полу, решил дальше не испытывать судьбу, и уже три «деда» воспитывали Кока, когда за земелю вписался Перец с табуретом в руках. «Дедам» опять пришлось звать подкрепление, и уже впятером они жестко избили казанцев. Через пару дней повторилось то же самое.

Так как после этих «воспитательных бесед» разбитые физиономии были не только у Кока с Перцем, но и у «дедов», а одного во время третьей драки Перец довольно удачно вырубил табуретом по голове, их быстро оставили в покое. После этого их отношения кардинально изменились. Перец старался не цеплять Кока лишний раз своим языком, а Кок терпеливо сносил все, что все-таки иногда соскакивало. Правда, время от времени Перец все же получал удар кулаком в грудь и отлетев на пару метров отвечал ударом в плечо, после чего, привычно обняв Кока, вис у того на плече. Все попытки Кока отучить Перца от этой привычки терпели крах. И Роман стал воспринимать виснувшего на нем Перца как еще одну из «тягот и лишений службы», которые он присягал стойко переносить. Вот и переносил.

Тогда же они выяснили, что, несмотря на довольно дальнее соседство, все-таки участвовали в одной драке по разные стороны «баррикады». Хотя вообще-то не совсем драка это была, так, неудачный совместный набег группировок «Грязь» и «39 квартал» на их давних врагов «56 квартал» в январе 87 года…

…Люди шарахались в стороны. По кварталам бежали пацаны двух группировок, всего примерно человек полтораста. В телогрейках, с надвинутыми по брови вязаными шапочками, с «монтажками», пока еще спрятанными в рукава, они производили угрожающее впечатление – и не только впечатление. Если «грязевские» были более-менее спокойны (насколько можно быть спокойными перед серьезной дракой с перспективой провести ночь в «обезьянике»), то глаза «кварталовских» горели жаждой мести.

Три дня назад они похоронили Басмача, которого на «56 квартале» забили насмерть. Что потащило Басмача на «56 квартал» – так и осталось неизвестным. В принципе, то, что его поймали, еще не означало однозначного смертного приговора. Серьезной войны между их группировками тогда не было, и Басмач мог вполне справедливо, «по-пацански», требовать поединка с бойцом, которого выставит противник, и потом вне зависимости от исхода, с более или менее разбитой физиономией, идти домой. Но он то ли был в плохом настроении, то ли занервничал – короче, Басмач стал откровенно хамить. С ним кто-то сцепился, кто-то стал помогать своему, возникла свалка. Невелика честь кучей народа завалить одного, и старшие заорали, чтобы драку прекратили и не позорились. Когда свалку растащили, Басмач лежал на земле с пробитой головой. Тот, кто первый сцепился, и тот, кто ударил «монтажкой» (это милиция так и не смогла установить, а тут выяснили сразу), свое получили, но Басмача это уже не спасло, через пять часов он умер в реанимации. И вот «ответка».

Чтобы удар получился действительно сокрушительным, позвали дружественную «Грязь». Узнав подробности происшествия, старшие парни с «Грязи» согласились. И вот Перец – тогда еще он носил кличку «Лысый» – бежал со всеми, глотая ртом холодный воздух. Перец одно время стал носить длинные волосы. Но однажды был схвачен за них в драке, и с тех пор предпочитал бриться. Одеты все бегущие были одинаково – специально, чтобы затруднить работу милиции со свидетелями.

– Кто ударил, во что одет был?

– Да в телогрейке и в вязаной шапочке!

А они все в телогрейках и в вязаных шапочках, вот и пойми, КТО конкретно?

«Точка» (место сбора) «56 квартала» находилась в одной из «коробок» на Чуйкова. Там группировки должны были разделиться и ударить одновременно с двух сторон, окружив и заперев «56 квартал» во дворе. Все гениальное просто, но этому плану не суждено было сбыться. Сначала, когда нападающие практически добежали до намеченного двора и готовы были уже разделиться, из двора вышел «очкарик» со скрипкой в руках – увидев нападающих, он с криком бросился обратно во двор. Поняв, что планы рухнули, «39 квартал» бросился следом за скрипачом, не дожидаясь, когда «Грязь» обойдет и ударит с другой стороны. Мало этого, так на «точке» из «56 квартала» практически никого не оказалось.

Кок, тогда еще звавшийся Карасем, играл с пацанами в хоккей, когда во двор влетел Скрипач и как сумасшедший с криком: «Шухер, шухер, шухе-е-еррр!!!» – влетел в родной подъезд.

Следом за ним во двор стали забегать пацаны с «39 квартала». Карась знал большинство старших в лицо – это были старые враги. Хотя их было человек восемьдесят, а в хоккей с Карасем играло всего одиннадцать, он ударил клюшкой об лед, перехватил поудобнее (не самое удобное оружие, ну да что было) и заорал: «Стенку!!»

Но, повторюсь, «39 квартал» бежал в полном составе, и впереди бежали парни 17-19 лет – «молодые», а с Карасем играли пацаны по 12-14 лет – «шелуха» да пара «суперов». Большая часть из них только-только начала «мотаться» и еще не участвовала в сколь-нибудь серьезных драках. Не удивительно, что Карась сзади вместо дружного «Стенку!», и ответного удара клюшками об лед услышал удаляющийся топот ног. Он обернулся и увидел, что вся его «стенка» дружно улепетывает к арке, выводящей со двора. Проклиная все и вся, Карась гигантскими прыжками бросился следом.

– Ломаки, чушпаны, суки! Поймаю, сам убью!! Куда ломитесь со своего двора, уроды?! – орал он вслед убегающим.

Засвистели металлические шары, один из них сильно ударил по лопатке. Перец потом утверждал, что этот шар запустил именно он. Карась прекрасно понимал, что «39» прибежал забрать жизнь взамен жизни Басмача. И получалось так, что это будет именно его, Карася, жизнь, т.к. серьезным бойцом здесь был только он. Получив от этой мысли мощный выброс адреналина в кровь, он прибавил прыти, радуясь, что не надел сегодня коньков. Не успел он догнать отступающих, как они выбежали из прохода обратно во двор.

– Карась, там еще немерено!!

– В подъезд! Быстро в подъезд, уроды!!

Обычно «мотки» старались не вовлекать в свои конфликты так сказать «мирное население». Во-первых, им до них не было никакого дела, а во-вторых, когда такое происходило, то милиция действовала особенно эффективно и жестко. Но сейчас деваться было некуда, и между вполне реальной смертью и «ментовскими» побоями выбирали милицию. Залетев в подъезд последним, Карась заткнул в ручки свою клюшку – и вовремя: дверь тут же дернули снаружи. Во вторую пару дверей он тоже воткнул чью-то клюшку. Поняв, что дверь закрыли, нападавшие стали ее выламывать. Роман схватил еще одну клюшку и попытался сломать, сунув между ступеньками и основанием перил. Клюшка не поддавалась. Тогда он прыгнул на нее пару раз – жалобно хрустнув, клюшка сломалось. Хозяин клюшки молча попрощался с ней, но возмущаться не стал, в данной ситуации потеря клюшки была не самой страшной.

– Где Рыжий? – спросил Карась оглядевшись.

– За «молодыми» побежал, – ответил кто-то и добавил со слабой надеждой: – Успел, кажись, прорваться.

Двери задрожали под очередным, особенно сильный ударом.

– Сейчас дверь вышибут, – прошептал кто-то из мальчишек испуганно.

– И что? Не дрейфь, здесь не улица, здесь мы запросто с полчаса продержимся! – ответил возбужденный Карась, сделав пару взмахов обломком клюшки. Длинновато немного получилась, да куда денешься?

– Так, ты, ты и ты – будете со мной здесь на площадке отбиваться, остальные с лестницы лупите клюшками, – едва успел выдать указания Роман, как с громким треском разлетелась первая пара дверей.

– Приготовились!

Подъездные окна со звоном посыпались, с улицы стали залетать шары. Кто-то схватился за голову, кто-то, подобрав шары, стал кидать обратно в осаждающих.

– Вы что делаете, уроды? Не кидайтесь вслепую, сейчас в подъезд войдут, тогда и будете мочить!

Но вторую дверь выломать не успели, послышался быстро приближающийся вой сирен. Милиция или имела информацию о нападении, или просто была настороже, зная, что «39 квартал» не оставит смерть Басмача без ответа, но прибыли они очень оперативно. Нападающие, разделившись, стали поспешно отходить. Когда «грязевские» добежали до улицы Амирхана, навстречу вылетели два милицейских УАЗика. Не останавливаясь, толпа пацанов облепила машины и перевернула так быстро, что из машин никто не успел выбраться. Но уже на Мусина дорогу перегородили три УАЗика и автобус, из которых быстро стали выпрыгивать милиционеры.

– Врассыпную! – пронеслась команда, и толпа распалась.

Но это не помогло: слишком далеко забралась «Грязь» от своей территории, и домой в тот вечер мало кто вернулся. Перец, как и большинство, провел ночь в отделении, получив по полной все что полагается. С «мотками» в милиции не церемонились, особенно со старшими.

Кок отсиделся с ребятами у пацана, чья квартира находилась в осаждаемом подъезде. А через полгода они встретились с Перцем в Татвоенкомате…

– Насчет колонны не знаю, а к нам гости, похоже. Может почта, как думаешь?

– Может и она, вообще-то завтра должна быть.

По бетонке, с юга, со стороны расположения батальона шел БТР. Свернув с бетонки, он направился к высоте. Подъехал к каменному дувалу высотой около метра и замер. Из железного чрева вылезло двое – Суржик и какой-то сержант.

– Почта! – крикнул Перец, и весь свободный личный состав рванул к Суржику, который поставлял на высоту почту, продукты и сменное белье.

О сержанте в возникшей суматохе забыли, и он спокойно огляделся на высоте. Хотя «высота» громко сказано – так, невысокий пологий холм с небольшой, но довольно ровной площадкой на вершине. На площадке расположились, начиная с юга, по часовой: сколоченный из всякой всячины душ с брезентом вместо одной стены, который служил одновременно дверью, наверху душа стояло шесть двухсотлитровых бочек; дальше была небольшая площадка, «пятак», где вдоль дувала стоял, опять же самодельный, умывальник, состоящий из бочки и трубы с дырками; далее три большие палатки для личного состава, потом две маленькие; дальше кухня с печкой, сложенной из камней; и почти на юго-западе располагался неизвестно как попавший сюда строительный вагончик без колес. На вагончике, на стене, смотрящей на трассу, над аббревиатурой GRZ, написанной черной краской, была нарисована корона – но чья-то заботливая рука пририсовала к короне красные колокольчики, превратив ее в шутовской колпак.

– Где-то я это уже видел, – усмехнулся сержант, вспомнив Казань, где на стенах и заборах, да и вообще где можно и нельзя, было много подобного художества.

Посередине площадки стоял длинный, сколоченный из досок стол, за которым вполне свободно мог разместиться взвод. Каменный забор – дувал – имел четыре выхода в разные стороны. За дувалом стояли обложенные камнем с фронта БТР, БМП-2, БМД и танк Т-72. Танк с БМП и БТРом на южной стороне. Их стволы смотрели туда, где заканчивалась долина и с гор спускалась бетонка, по которой уже третий месяц уходили домой колонны советских войск. Шел первый этап вывода войск из Афганистана. БМД смотрел в долину, на север.

«А ведь опасность равновелика – как с гор, так и из долины могут обойти, надо поровней распределить броню, по всем сторонам. Да и обложить с боков камнем не мешало бы», – размышлял сержант.

К этому моменту старший сержант Краснов, ибо это был Аркадий, прослужил в Афганистане полтора года. Спортсмен, он сразу попал в разведвзвод. Имел за плечами почти двадцать боевых выходов, из них пять на караваны. Из последнего его принесли на руках…

…Бой уже закончился, и бойцы стали спускаться, чтобы заминировать и уничтожить груз, в основном ракеты и снаряды, когда у Пастуха сработало шестое, седьмое или какое там еще чувство. Это чувство уже не раз спасало Аркадия от гибели, когда тело само по себе вдруг начинало действовать и делало все, чтобы избежать опасности. Он настолько стал доверять ему, что перестал сопротивляться этим внезапным порывам, прозвав про себя это чувство «сторожем». Аркадий спокойно спускался, когда сработал «сторож» и тело стало само разворачиваться на 180 градусов и при этом вскидывать опущенный было автомат. Голова повернулась быстрей тела, и он увидел троих неизвестно откуда взявшихся душманов. То ли это было отставшее охранение каравана, то ли они пришли на звуки боя, он так и не узнал. Он только увидел их, вышедших из-за валуна и поднимающих автоматы и один ручной пулемет. Если бы они сейчас сверху ударили по спускающимся и уже спустившимся ребятам, у тех было мало шансов не присоединиться к трупам валяющихся вокруг душманов. Аркадий мог нырнуть за валун и крикнуть. Спас бы себя и часть ребят, возможно, но далеко не всех.

Это описывать все долго. У Аркадия же на размышление ушло времени не больше, чем понадобилось, чтобы вскинуть, наконец, автомат. Как медленно он поднимался – казалось, целую вечность. Вот наконец-то он поднялся, но и «духи» не стояли столбами и три автомата ударили одновременно. Аркадий начал с пулеметчика – тот так и не выстрелил, пулемет все же тяжелей автомата и поднимать его дольше, пусть на сотую секунду, но дольше. Стрелялись с расстояния не больше шести-семи метров. Он видел, как вскинул руками пулеметчик, как пули прошивали второго душмана. Почувствовал, как ему словно кипятком обожгло слева живот и тут же сильно ударило в грудь справа. Дальше была темнота. Очнулся уже в госпитале, где и провел два месяца. Потом реабилитация еще два месяца. Потом медкомиссия. Задетое легкое еще давало о себе знать, и о разведке пришлось забыть. Так он и попал на высоту…

…Вертушки сопровождения вновь прошли над высотой. И на бетонке показалась ползущая с гор колонна.

«Уходим наконец, а на кой он вообще был нужен, этот Афган, столько ребят потеряли. "Интернациональный долг" – перед кем, черт вас возьми?! Декхан от душманов защищаем, вашу мать. Так они днем декхане, а ночью душманы», – смотря на спускающуюся колонну, Аркадий думал.

– Ты кто? И каким ветром к нам занесло тебя, товарищ СТАРШИЙ сержант? – раздался требовательный голос.

Это был Перец. Писем он не ждал, так как с прошлой почтой получил три, а если и будут, то Кок непременно возьмет. Панаму Перец носил очень низко опущенной, край был практически на уровне глаз. Поэтому при его низком росте ему приходилось постоянно задирать голову в разговоре с более высокими сослуживцами, но делал он это так, как будто оказывал одолжение «дылдам-вымахавшим-неизвестно-куда».

– Где старший? – спросил сухим тоном Пастух.

– СТАРШИЙ лейтенант Малахов обитают вон в той палатке, – вновь выделив слово «старший» ответил Перец и махнул в сторону маленькой палатки, стоящей рядом с кухней.

– Ага! – отодвинув слегка плечом в сторону Перца, Аркадий двинулся к палатке.

– Ты аккуратней там. Постучись. Они не одни, они с женой там обитают.

Аркадий повернулся к Перцу с таким выражением, будто услышал, что лейтенант живет с инопланетянином.

Конечно, в военных городках, в больших гарнизонах, понятно, жили жены офицеров и гражданские специалисты-женщины, медперсонал и т.д, но не на боевом же… Нечего тут бабе делать! И то, что лейтенант притащил жену сюда, характеризовало его далеко не лучшим образом, по каким бы причинам он это ни сделал. Не было для этого уважительных причин, не было и все тут.

– С кем? – переспросил Пастух на всякий случай.

Довольный произведенным эффектом, Перец с готовностью пояснил:

– С женой, сержант, с женой. Правда, мы слыхали, она только по жизни ему жена, а не по паспорту. А так гражданский специалист-фельдшер, и по совместительству повар.

Почту раздали, и стали подходить не получившие писем. Те, кто получил, углубились в чтение – «подумаешь, новый сержант, не убежит наверное».

– Ты откуда сам-то будешь? – спросил подошедший Кок.

– С Казани призывался, – не очень охотно ответил Аркадий, не любил он перед кем бы то ни было отчитываться, но куда деваться, новый коллектив, надо знакомиться.

– Земеля!! Откуда ты? Я с Грязи, а Кок, вон, за 56 бегал! – радостно заорал Перец, хлопнув Аркадия по плечу.

– Спортсмен что ли? – слегка озадачился Пастух, сразу поняв: ляпнул глупость.

– Ага, – радостно оскалился Перец, – мастер спорта по убеганию. Мы прибегаем, а они убегают, по подъездам.

Кок молча, мощным ударом кулака в грудь отбросил Перца метра на три. Переведя дыхание, Перец на мотив популярной песни из репертуара итальянской группы Ricchi e Poveri пропел:

Приложу, приложу, приложу доской,

Если ты побежишь за «писятшестой».

Сделав пару танцевальных движений, словно находился на дискотеке, он подошел и, смачно саданув Кока в плечо, привычно повис на нем, как ни в чем не бывало. Кок только покосился на него, не прекращая разговора:

– А ты что, спортсмен что ли? Совсем не сечешь, что на улицах родного города творится?

– Вообще-то я КМС по дзюдо.

– Кто-кто? – скривился Перец.

– Кандидат в мастера спорта. А в Казани жил только год перед призывом. О том, что парни у вас друг другу головы арматурой проламывают, слышал, конечно, вполуха. Ничего интересного в этом не нашел.

– А до этого где жил? – спросил кто-то из ребят, которых вокруг стало больше.

– Много где. Отец военный, покатались по Союзу. Перед Казанью лет семь жили на Дальнем Востоке. Порт Ванина – слыхали может?

– Это гыдэ мэдвэды по улыцам ходят? – спросил кто-то с сильным грузинским акцентом.

Аркадий усмехнулся:

– Было один раз, лет пять назад, забрел один зимой.

– Что, Леший, опять письмо разорвал? – обратился Перец к кому-то за спиной Пастуха.

– Не твое собачье дело. Как фамилия, сержант? – спросил подошедший прапорщик.

– Краснов.

– Пастух? – спросил прапорщик, протянув руку.

Аркадий кивнул.

– Ну а я Сергей Кустов. Леший, стало быть.

Краснов окинул взглядом долговязую фигуру прапорщика. Рост под 180 см, широк в плечах, длиннорукий, с большими кистями и при этом очень худой и очевидно жилистый. Действительно – «леший», только лицо простодушное, крестьянское, не очень подходило под кличку.

– Иди, доложись лейтенанту. Вон он, кстати, с женой из палатки вышел.

Пастух направился к лейтенанту, стараясь не слишком откровенно рассматривать его жену. Девчонка совсем, решил он, лет восемнадцать-девятнадцать, не больше. И хотя ему самому только-только стукнуло двадцать, он смотрел на нее так, как будто был старше минимум на десяток лет. На ней было простое белое платье в цветочек, скрывавшее коленки. На голове из-под косынки выглядывала бойкая челка. Довольно симпатичная, со слегка вздернутым носиком, который придавал ей задорный вид. Увидев нового человека, она стала внимательно рассматривать его с какой-то детской непосредственностью. Она чему-то улыбнулась, и лицо сразу преобразилось, словно цветок распустился, и показалось – сейчас искры посыплются из горящих глаз.

Аркадий стал мужчиной в 14 лет, и с тех пор у него было много девушек, особенно в порте Ванино, да и в Казани он быстро завел знакомства и не скучал в одиночестве. Он нравился девушкам и знал это. Диапазон знакомств был довольно большой, самой старшей его женщине, хирургу в госпитале, где его латали, было почти 36, а младшей вряд ли исполнилось 14. Поэтому он был довольно искушен в амурных делах и знал, как смотрит женщина на мужчину, которому не сможет отказать, даже если еще сама не знает об этом. Именно так смотрела на него жена лейтенанта. «А что, все может быть… Тесновато здесь, правда, все на виду, ну да поживем – увидим», – решил сержант.

А вот лейтенант Аркадию сразу не понравился. Будто на парад собрался. Чистенький, гладенький, выправка – ой-ой! А по горам-то ты, дружок, совсем не лазил – там лоск махом слазит.

«Лазит, слазит – мда… ну и "выражевываетесь" вы, сударь, – мысленно усмехнулся Аркадий. – Читаете последнее время совсем мало. Все война да горы, никакого времени на личную жизнь. А вот у лейтенанта есть время. Даже эта самая личная жизнь есть, прямо под боком. И зачем же ты жену на боевое дежурство притащил, а, лейтенант? Интересно, что же ты за птица, лейтенант? Очень интересно».

Старшему лейтенанту Малахову сержант тоже не понравился с первого взгляда. Неопрятно одет, в пыли. И что, что с дороги? Мог и отряхнуться перед докладом командиру. Слегка вальяжная походка, ничего якобы не выражающий взгляд. Побыв на высоте всего несколько минут, он подходил к нему как будто он здесь хозяин, а не Малахов. Ага, на Наташку косит, впрочем, это не новость, на нее все заглядываются. А вот то, как Наташа на него посмотрела, вот это новость! Так она смотрела только на него – тогда еще курсанта Малахова, еще до аборта. А потом фонарики в глазах погасли. И хотя внешне все оставалась по прежнему, Наташа явно несколько охладела к нему. Это, конечно, хорошо – чем быстрей они расстанутся, тем лучше. Но сколько это может продолжаться? В Афганистан ведь она за ним зачем-то поехала. А каждый день, прожитый в гражданском браке, – пятно на его репутации. Конечно, отец поможет, дотянет до полковника быстро насколько позволят приличия. А дальше? Дальше трудней, и вот тут конкуренты и завистники припомнят все что можно, и его гражданский брак в первую очередь. Больше у него, золотого медалиста школы, отличника по боевой и политической «хвостов» пока не было. А сержант, значит, Наташке понравился – хорошо если бы увел. А еще лучше застукать бы их на измене. Пара ударов по его нахальной морде сержанту явно не повредят. Наташку с позором домой, и совесть чиста. Ладно, мечтать не вредно, жизнь покажет что к чему.

И вот, казалось бы – то, что сержант понравился Наташе, как нельзя лучше устраивало Малахова, но боль ревности резанула сердце. Его, кажется, могут поменять, нашли получше. И эта обида только усилила неприязнь к еще совершенно незнакомому человеку.

Так за неполную минуту, между еще не успевшими обменяться даже словом лейтенантом и сержантом зародилась не то чтобы вражда, но неприязнь как минимум.

– Сержант Краснов… – начал было докладывать Аркадий, но лейтенант перебил его на высоких тонах.

– Вы откуда прибыли, сержант?! Отойдите и обратитесь по форме! Да, и приведите себя по возможности в надлежащий вид. Какой пример вы подаете личному составу, даже подворотничок несвежий!

Несколько секунд Аркадий молча смотрел в глаза Малахову. От этого взгляда на лейтенанта так повеяло смертью, что озноб прошел по спине. Пастух тем временем развернулся и отошел на несколько шагов, оправился, поправил панаму, которую носил почти на макушке. Уже почти все, кто был свободен, собрались понаблюдать за знакомством сержанта с Конюхом и с трудом сдерживались от смеха. Только сейчас Пастух обратил внимание на неестественно слишком уж чистые для Афгана подворотнички. Кто-то протянул Аркадию сапожную щетку. Обычно Аркадий ходил, как и большинство, в кроссовках или кедах, но после госпиталя был еще в сапогах.

Почистив сапоги и слегка отряхнув дорожную пыль, он направился на повторный доклад, чеканя шаг.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! – более высоким, чем обычно, голосом и с ударением на слове «старший» обратился он к Малахову, отдав честь.

– Обращайтесь.

– Товарищ старший лейтенант, старший сержант Краснов прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы, – на этот раз голос был ниже обычного.

– Что у вас с голосом?

– Волнуюсь, товарищ старший лейтенант, – прохрипел Аркадий с невозмутимым лицом.

– Зря паясничаете, сержант. Служба в полевых условиях не подразумевает расхлябанности. Мой заместитель прапорщик Кустов введет вас в курс дела. Можете быть свободны.

– Есть! – ответил Пастух и, четко развернувшись, направился к Кустову.

– Где вы это чудо откопали? – спросил он Лешего, но Перец как всегда встрял.

– Это Конюх, мы его не откапывали, его к нам прислали.

– Почему Конюх? Фамилия не лошадиная, да и морда вроде тоже.

– А это потому, что его дедушка – сын коня Буденного, а отец, между прочим, генерал, самый главный. О, как! – Перец многозначительно поднял палец.

– Так, не все сразу. Чьим, говоришь, сыном был его дед? – стараясь быть спокойным, переспросил Пастух – его явно начинал раздражать этот балабол.

– Пастух, слушай меня и голос Америки, больше некого не слушай! – горячо начал Перец. – Значит так, у Буденного был конь, точнее кобыла, и во время походов командарм, ввиду отсутствия женщин…

– Я серьезно спрашиваю, – прервал его разглагольствования Пастух.

– А Перец серьезно не может, – пояснил Кок.

– Иногда могу, – нашел необходимым вставить Перец. – Например, могу всерьез в торец дать.

– Так вот, лейтеха наш – генеральский сын, и отец служит, по слухам, в Генштабе. Дед, опять же по слухам, служил с Буденным. Поэтому и Конюх.

– Мажор, важный весь такой, я, говорит, Ленина в гробу видел! – вновь встрял Перец.

– Прямо так и говорит? – спросил осторожно Аркадий, поняв, что с Перцем нужно ухо держать востро.

– Ага, а ты, сержант, что… в Мавзолее не был, что ли? – ответил Перец с делано невинным выражением лица. Но, не выдержав, через секунду заржал. Заулыбались и остальные.

– Ладно! Хватит ржать. Пошли, Леший, прогуляемся, тебе велено меня в курс дела ввести.

Аркадий с Сергеем вышли за дувал и направились по периметру. Вокруг высоты шли окопы, их соединяли траншеи чуть больше полуметра глубиной.

– Что, этот Конюх постоянно вас с уставом мурыжит? – спросил все еще раздраженный Аркадий.

– Да нет, у него иногда по настроению бывает бзик на порядке, и на внешний вид внимание обращает, но службу не любит тащить, и нам не надоедает. Весь день в палатке у Мазуты в нарды режутся. Наташка целый день то кашеварит, то убирается, то стирает. Молодец девчонка – работящая. Этот весь день задницу не поднимает. Кстати, тебе она, я так понял, тоже понравилась?

– Не думал, что это так заметно.

– Может и незаметно. Только она всем здесь нравится, так как из бабьего племени одна-одинешенька тут. Да и вообще девчонка ничего. Интересно другое. Это то, что ты ей, кажется, понравился – и Конюх, похоже, это заметил. Вот он к тебе и прицепился. Так что имей в виду. Тут слухи разные ходят.

– Наблюдательный ты человек, Леший, – по-прежнему слегка раздраженно сказал Пастух.

– Я здесь четвертый год. Хочешь – не хочешь, станешь наблюдательным. И не дуйся, я не цепляю тебя, а предупреждаю.

– Ладно. А что за слухи?

– То, что они не расписаны – это не слух: у них фамилии разные. А слухи говорят – дело чуть до скандала не дошло, когда Наташка забеременела и ее мать их расписать хотела. Конюх уперся – зачем она ему, простая девчонка. У него где-нибудь ровня уже присмотрена, не им так родителями. Если бы разразился скандал, то он, если бы и не вылетел из училища, то карьерку подпортил бы. Но Конюх Наташку уломал, и она аборт сделала. И в Афган он ее притащил, поговаривают, чтобы вроде как избавиться.

– Как избавиться? – недоверчиво спросил Аркадий.

– Ты прямо как вчера родился, сержант. На войне много способов незаметно избавиться от человека. Много парней молодых, опять же. Может, приглянется кто. Вообще-то это идеальный вариант для него. Изменила и до свидания. Но повторюсь – все это слухи.

Похоже, Лешему было не очень приятно ворошить чужое белье, и Аркадий решил сменить тему.

– Понятно. Давай к делу, мы зачем тут стоим? Если колонну с гор начнут долбить, от нас толку хрен целых, хрен десятых.

– Правильно мыслишь. Один Мазута и сможет эффективно вмешаться, не дай Бог чего случится. Но мы стоим здесь не для того, чтобы прикрывать колонны на марше. Видишь, здесь долина вклинивается в горы ущельем, – махнул на юг рукой Леший. – На карте очень на горлышко бутылки похоже, вот «горлышком» и окрестили. Стоим мы, как видишь, почти посередине этого ущелья. Так вот, в это «горлышко» выходят несколько троп с перевалов. А там, на севере, в «зеленке», расположена база, откуда ты сегодня прибыл. Там ночью на отдых останавливаются колонны, стоит дальнобойная артиллерия и «вертушки» опять же. Так что мы здесь как пробка в этом горлышке, дабы душманы с этих перевалов не могли просочиться в «зеленку» и ударить по базе. Работа «не бей лежачего», даже скучно как в санатории. И вообще, если честно, то мне кажется, что мы тут больше Конюха охраняем, чем базу. Состряпали для генеральского сыночка теплое местечко.

Леший с Пастухом, сделав круг по периметру, остановились у танка. Пастух сел на камень.

– Понятно. Только я что-то тяжелых пулеметов не заметил.

– А нету потому что. У нас есть танк с бравым лейтенантом Мазутой, в миру его Василий Смирнов кличут, между прочим. Нормальный парень, ваше казанское училище в этом году закончил. Также, как ты уже, наверное, заметил, есть БТР, БМП и БМД. У тех, кто прикрывает колонны в горах, этого нет, вот им и отдали для усиления, – ответил Леший, усевшись напротив.

– Кстати о броне – почему не распределили по периметру? Только не говори, что наиболее опасной является южная сторона, где сходятся тропы. Это я понял. Но ведь могут обойти и ударить с флангов. Может, все-таки стоит передвинуть БТР и БМП? А на юге и танка за глаза. Да и обложить камнем по полной не помешало бы.

– Отвечаю по порядку. Насчет перераспределения «брони» говорили, но лейтеха у вас великий стратег и возражений не принимает. По его разумению основная огневая мощь должна находиться на направлении главного удара, который он ждет с юга. И закапывать не разрешает, так как это ограничит маневр технике, если вдруг это понадобится. Вот так. Вообще ты суетишься, словно всерьез думаешь, что душманы нас штурмовать будут. Они же мин боятся, обстрелять из минометов или ракетами могут. Ну, пострелять, силу показать, украсть кого, если получится, это конечно, – сказал как в воду смотревший Леший и добавил: – А на штурм вряд ли пойдут. Это не в их стиле. Моджахеды говорят: «Воин не берет власть, он ее подбирает». А уж если попрут, база даст залп из «Града» – сразу уйдут. У нас тут все пристреляно.

– Мин, говоришь, боятся? И много у вас тут мин натыкано?

– Штуки по три с каждой стороны, «световух» побольше, – ответил Леший и, заметив, как Пастух закачал головой, добавил: – Но недавно на мине ишак подорвался. Так что они знают, что мины есть. А проверять, сколько их, они навряд ли полезут. Спокойно у нас здесь. По горам группы прикрытия стоят и разведгруппы снуют постоянно. Не переживай, все под контролем.

– Хотелось бы надеяться, – Пастух давно не верил ни в покой, ни в тишину на войне, уж больно часто они обманывают, да и ишаки просто так не бродят.

– Да, а мой предшественник куда делся, надембель ушел?

– Так ранили его, стрелок у нас тут есть. Стрельнет куда как сможет, падла, потом дня три-четыре спокойно.

– И много этот снайпер у вас настрелял?

– Петруха первый, в кого вообще попал за два месяца. Да не снайпер, а стрелок, говорю же. Настоящие моджахеды принципиально не целятся. Они всю оптику снимают, а у автоматов высоту прицела заклинивают для самой короткой дистанции. Не замечал?

– Обратил внимание пару раз, да времени раздумывать не было. Решил, случайно испортили. А зачем они так делают? Хотя, понятно. Воины ислама, на все воля Аллаха.

– Правильно, если Аллаху угодно – не целясь попадешь, если нет – то и целиться бесполезно.

– А снайпера все-таки у них тоже есть.

– Есть, в семье не без урода, – усмехнулся Леший.

– И что, так и ждете кого подстрелит, ничего не делая?

– Как «ничего не делая»? Охотника посадили со снайперской, наблюдатели с оптикой дежурят. Да только пока без толку, редко стреляет, да все с разных мест.

– Остается только надеяться, что они его раньше высмотрят, чем он убьет кого-нибудь. А лейтеха наш в Афган зачем, интересно, полез, если его отец действительно генерал?

– Карьера, Пастух, карьера. Запись в личном деле об участии в боевых действия много стоит. А если еще и постреляют рядом, и он не наложит в штаны, то медальку али орден, а там и внеочередное не грех присвоить.

– Мне какое отделение принимать?

– Второе. В нем твои земляки, Кок с Перцем.

– Другие сержанты что за ребята?

– Байкал-Мишка с Байкала, как понимаешь, и Тула-Виктор. Откуда – сам догадаешься? Ребята неплохие, но служат только полгода, недавно из учебки. А у нас в основном по году и больше отслужили, вот их всерьез никто и не воспринимает.

«Ни хера из дома пишут – корову продали, деньги пропили! Получается, что мы имеем? Командира взвода, у которого вся служба – "застегнутые воротнички да чистые подворотнички". Имеем также двух молодых сержантов, на которых, похоже, разве только воду не возят. И еще имеем прапора, который то ли из-за личных проблем, то ли решив, что один не справится, тоже, похоже, забил на службу по большому. И что мне делать прикажете? Тоже забить? Да… вопросец. Я бы с радостью забил, находись мы в Союзе. Здесь за это «забил» больно дорого спрашивают. Ладно, что они хоть вообще окопы нарыли при таком раскладе».

– С обстановкой вроде понятно. Личный вопрос можно?

– Можно… Только про письма не спрашивай, – ответил враз помрачневший Леший.

– Тогда все, пошли, – Пастух встал и хотел было идти к палаткам.

– Подожди, – Леший потер немного нервно лоб, уставившись в землю. Помолчал с минуту, тяжело вздохнул. Пастух уже решил, что тот передумал рассказывать, когда он все же собрался.

– В общем, это жены моей письма… Я когда еще на срочной был, полтора года почти отслужил, письмо пришло от друга. Да не друга, так… знакомого. Вечно свой нос везде сует. В общем, написал, что Ольга моя на дне рождения подруги с одним городским попуталась. Я чуть на БТР тогда в Союз не рванул. Потом письма написал – ей, матери, друзьям. Чтобы ответили, правда или нет…

Леший тяжело вздохнул и снова немного помолчав, продолжил:

– Сначала она ответила, потом мать. Обе одно и то же: «Кому поверил, да он же сплетник. Все нормально. Возвращайся. Ольга с сыном ждут». Почти слово в слово ответили. А я же чувствую, врут! Как есть врут. Ну а потом пацаны написали: «Вроде как было, Серый». Вот и я решил – все, домой ни ногой. Остался пока прапорщиком. Через год контракт кончится, мы из Афгана уйдем, так я на север поеду, деньгу зашибать, ядрена кочерыжка. Деньги все матери отправляю. Пусть делает что хочет.

Сергей явно нервничал, то чесал лоб, то стискивал в кулаки свои большие крестьянские руки.

– Она пишет, все Ольге отдает. Жена все-таки, да и сына растить надо… Мать пишет – весь в меня.

– А что Ольга пишет?

– Что пишет, что пишет… Я тогда два письма после этого прочел и все. Остальные рву. Писала, что клевета, да как любит, да как сын растет. Все разжалобить хочет. Вот ей!!! Погуляла? Гуляй дальше!! – прохрипел Леший, глядя перед собой невидящим взглядом.

– Это когда было?

– Два с половиной года назад. Каждую почту письма приходят. Рвал и рвать буду.

– Может, стоит попробовать прочитать хотя бы одно. Вдруг что интересное прочитаешь.

– И ты туда же… Мать все пишет: «Ответь, места себе не находит»… Где ноги раздвинуть нашла место! Она же единственная у меня. И я у нее первым был. Да вот не последним оказался…

– Это ничего, что я ваш интим нарушу? – начал заговорщическим шепотом Перец и почти криком закончил: – Там на ужин зовут!

Наткнувшись на два «дружеских» взгляда, он оскалился и ушел.

– Чем больше узнаю Перца, тем больше уважаю Кока. Как он его терпит? У меня уже кулаки чешутся.

– В очередь запишись, тут много желающих. Но учти, Кок впишется за Перца вне зависимости, прав тот или нет. Ладно, хватит сопли распускать, пошли хавать, – сплюнул и как-то сразу заторопился Леший.

– Что ж, пойдем, пожуем, – пошел следом Пастух.

Уже подходя к столу, где расположились за ужином бойцы, Пастух сказал:

– Работа, говоришь, «не бей лежачего», даже скучно? А чтобы не скучали, с завтрашнего дня траншею между окопами до полного роста углублять начнем.

– В такую жару не заставишь, да и нужды нет, – ответил Леший и остановился, чтобы за столом не услышали разговора.

– Объяснять тебе, что в случае боя по вашим мышиным ямкам много не набегаешь, я не буду. А вот то, что от жары да от скуки вы в сонных тараканов тут превращаетесь – это точно. Да вот только на сонного таракана рано или поздно тапочка найдется.

– Ну-ну… – усмехнулся Леший, и направился было к столу, но Пастух его придержал.

– Не «ну-ну», а приказ от тебя должен исходить, товарищ замком взвода.

– Добро, но учти – я скажу, что это твоя инициатива, – Лешему явно не нравилась перспектива портить отношения с ребятами.

– Давай-давай… Ябеда, – добродушно усмехнулся Пастух, чтобы сгладить возникшую было неловкость.

Леший неожиданно громко рассмеялся.

– Че ржешь, Леший? Расскажи, не жмись, мы тоже посмеемся, – как всегда встрял Перец.

– Обязательно расскажу, после ужина не разбредайтесь по палаткам, расскажу – обхохочетесь.

На ужин была гречка. Наташа ела вместе со всеми. Она сидела рядом с Малаховым недалеко от Пастуха. Пастуха то, что Малахов ел вместе со всеми, несколько удивило. Он бросил несколько быстрых взглядов в ее сторону и не очень удивился, пару раз встретившись с ее глазами. «Девчонка интересная, что этому лейтехе надо еще, интересно? Хотя, конечно: деньги – они деньги любят.»

– Все поели? – спросил Леший после того, как Малахов Наташей вышел из-за стола. – Становись!

После того как взвод построился, Леший, немного подумав, выдал:

– Завтра каждый от своего окопа до соседнего углубляет траншею, так, чтобы можно было свободно передвигаться в полный рост. Копаем по часовой. Ответственным назначаю старшего сержанта Краснова.

– Делать нечего – в такую жару камни ковырять неизвестно зачем, – раздался ропот в строю.

– Разговорчики! Делать вам действительно нечего. Поковыряете, не баре небось, а то совсем разленились. В сонных и ленивых тараканов превращаетесь. А на сонного таракана рано или поздно тапочка найдется. Все ясно? Разойдись!

Строй распался, ребятам явно не нравилась перспектива ковырять камни под палящим солнцем, особенно сильно ворчали «деды».

Леший подошел к Пастуху:

– Помыться не хочешь с дороги?

– В душе? – спросил тот, кивнув на бочку.

– А то где? Пошли.

– А что, на базу не ездите, там баня вроде, говорят, неплохая?

– Ездили пару раз. Морока одна. Сразу всех не отправишь, по несколько человек мотаться – это два дня всех помыть. Да и не это главное. Пока назад приедешь – что мылись, что не мылись. Все потные и в пыли. Нет уж, лучше здесь.

– Что ж, пойдем, опробуем ваш душ, – согласился Пастух и пошел вслед за долговязым замкомвзвода.

– Эх-ох, эх-ох, что ж я маленький не сдох? Айда, Кок, покурим, – предложил на следующий день Перец, присев на камень, благо они тут были в избытке.

– Иди к черту, часа не копаем, а ты уже десятый раз приходишь, – раздраженно ответил запыхавшийся и мокрый как мышь Кок, с трудом выкинув из траншеи здоровый камень.

– Помог бы лучше, таракан ленивый. Помнишь, как вчера Леший про ленивых тараканов сказал?

– А как же, что-то вроде «Чем больше ты закопаешься, тем меньше тебя убьют». Только сдается мне, это он слова Пастуха повторил, насчет тараканов. Да и траншеи копать тоже, чую, земеля придумал. Вопрос: на кой это нам, а точнее ему?

– Ты уже сам ответил: «Чем больше ты закопаешься, тем меньше тебя убьют» или «Больше пота – меньше крови», по мне так больше подходит.

– Может быть, может быть, – ответил после очередной затяжки Перец, – Только мне кажется, он решил сразу показать, кто здесь главный. И мне очень интересно, что он будет делать с «дедами». Ни один не копает, а Трактор так вообще в палатку ушел.

– Вот и поглядим, что он задумал. Подписку бросать будем в случае чего?

Кок уставился на Перца с огоньком в глазах, похоже, его привлекала перспектива немного поприжать «дедов» в альянсе с Пастухом. Перец явно не разделял его энтузиазма.

– Попросит – поддержим. Только сдается мне, он не шибко на это рассчитывает. У него другое на уме. Интересно знать, что? Он ведь даже не смотрит кто что делает. Долбит камушки как заведенный и все. Нормальные люди сначала взрывают, а потом долбят. Айда отдохнем, говорю! – снова решительно предложил Перец.

– Отдохнем, как сдохнем, – стоял на своем работающий Кок. – А взрывают там, где одни камни, а тут наполовину глина с песком.

– Ну да, ну да. Я вот думаю: взводный – Конюх, сержант – Пастух. А мы-то, Кок, с тобой кто – кони или бараны?

– Лично я человек, – резко ответил Кок, бросив на друга мимолетный взгляд, не прекращая работы.

– Ты так считаешь? Ну-ну… – ухмыльнулся Перец, глядя его на мокрую спину.

– Ладно, пойду и я поковыряю малость, – Перец сплюнул, поднялся и посмотрев по сторонам, направился к своему окопу. Через пару шагов он затянул свою любимую песню из кинофильма «Пацаны»:

Что-то мою пулю долго отливают.

Что-то мою волю прячут, отнимают.

Догони меня, догони меня,

Да лицом в траву урони меня.

Приложи печать, утоли печаль,

Пуля горяча, пуля горяча…

Кок улыбнулся, как всегда при виде его переваливающейся походки с немного расставленными руками, как будто перекачанные «крылышки» мешали прижать их к телу. Он и сам так когда-то ходил, в Казани, лет в 14-15. А Перец вот до сих пор ходит, хотя и получал пару раз в начале службы от «дедов» за эту борзую походку. Но Перец был настырен. Кок хоть и ворчал, понимал его и не обижался. Кок вспомнил, как Перец разозлился, когда к нарисованной им короне (GRZ c короной означало «Грязь – Короли!») Кок пририсовал колокольчики. Как это обычно и делалось, превращая «королей» в «шутов». Тогда они крепко поссорились, Перец первый раз всерьез обиделся на Кока, тому пришлось самому идти на мировую.

– Перец, ты как пацан, ей Богу. Это же детство все. Ну хочешь, я сам закрашу эти колокольчики.

– Ладно, не надо, пусть будут, – великодушно отказался Перец.

Мир был восстановлен, и корона с колокольчиками так и осталась красоваться на вагончике, как память об ушедшем навсегда детстве, с которым Перец упорно не хотел расставаться. Это он позаботился, чтобы никто на высоте не остался без прозвища.

Тем временем приближался обед. Пастух дал команду заканчивать и прошел по окопам посмотреть, кто сколько наработал. Видя усердие «дедов», в общем и целом равнявшееся нулю, он начал закипать, а узнав, что Трактор, Кузя и Скворец вообще ушли в палатку, взбесился:

– Так, все «деды» на пятачок. Все, быстро!!!

Со стороны кухни шел аромат борща, и настроившиеся было на обед, недовольные «деды» пошли на пятак, где их уже ждал Пастух.

– Становись! – подождав, пока «деды» изобразят что-то похожее на строй, Пастух продолжил: – Не умаялись, господа?

Аркадий обвел тяжелым взглядом «дедов»: сказать, что они стояли стройной шеренгой и навытяжку было бы сильным преувеличением.

– Я вижу, вы на курорт приехали, позагорать, отдохнуть. Строй у вас как корова поссала. Пьяная при том корова. Приказы вам побоку. Сами себе господа, хотим в окопах загораем, хотим в палатке отдыхаем. Да, Трактор?

Трактор, он же Иван Борщев из Люберец, активно качался перед армией. Ростом почти с Кока, он был значительно шире в плечах и казался квадратным.

– Да на кой нужны эти окопы? А если уж сильно нужны, пусть молодые да черпаки копают, – прогудел Трактор.

– Зачем, говоришь? Ты сколько человек, знакомых близко, из твоего взвода например, домой в цинке проводил?

– Четверых.

– А я почти двадцать. И я очень хочу, чтобы вы все – и «деды», и «черпаки», и «молодые» – все вернулись домой. Что касается «пусть молодые копают» – объясняю: углубите траншеи, будете палатки в землю на полметра вкапывать, да еще и камушками обкладывать.

– А это еще зачем? – прогремел опять Трактор. – У тебя, что, совсем крыша поехала, сержант? Давай вообще под землю зароемся как кроты!

– Трактор, – спросил Пастух ласково, – ты ведь полтора года отслужил, правильно?

– Ну…

– Опыт боевой имеешь богатый?

– Ну…

– Гну!! Ответь мне, сержанту, у которого поехала крыша!! Ответь, что будет, если ночью вот здесь, посередине площадки – посередине, даже не у палаток – рванет одна, одна-единственная мина из тяжелого миномета? Я надеюсь, эту возможность ты не исключаешь полностью и не считаешь моей больной фантазией. Не считаешь, спрашиваю?

– Нет.

– Прекрасно! Так вот, скажи, сколько человек после этого сами с коек поднимутся? Как ты думаешь, сколько? Половина, меньше? Можешь не отвечать, просто подумай. И вы все подумайте, – предложил Пастух спокойным тоном и тут же резко добавил: – Совсем на жаре от безделья раскисли? Сейчас развеетесь, поработаем чуток.

Пастух красноречиво ударил кулаком об ладонь.

– Значит так. Трактор, Кузя, Скворец – вы будете втроем. Остальные девять как хотите – по одному, по трое или все сразу, дело ваше. Завалите меня – я сам за вас всех траншею углублю. Нет – пашете без базаров. Согласны или боитесь?

Пастух понимал, что рискует, но уж больно разозлился он на «дедов», и его понесло. В клубе, кроме дзюдо, они еще подпольно занимались запрещенным тогда каратэ. Он не сдавал на пояс, но сэнсей говорил, что сдать на черный для него не было бы проблемой. Тем не менее, он рисковал: все-таки это была не дворовая шпана, а десантники, отслужившие в Афгане, как и он, по полтора года. Как говорится, «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Не в первый раз он рисковал и не в последний. По большому счету ему было все равно, чем это все кончится.

«Деды» с радостью согласились. А чем они рисковали? Они были абсолютно уверены в успехе и не сомневались, что им предстоит вволю повеселиться, когда самоуверенный сержант будет ковырять за них всех траншеи. А нет – так они ничего не теряли.

– Вот и прекрасно, раз согласны. Надеюсь, баб среди вас нет и все за свои слова отвечают. Правило простое: упал – за три секунды не поднялся – выбыл. Начнем.

Сначала Пастух вывел из строя Кузю и Скворца. С Трактором пришлось повозиться: тяжелый и не очень быстрый, он был все-таки довольно силен, и попасть под его удар значило уйти в кратковременный отпуск – поваляться минут пять на земле. При этом самого Трактора свалить было довольно хлопотно – он неплохо держал удар, и уже дважды упав на камни, не должен был подниматься – но ведь поднимался, черт эдакий. Быстрее, чем за три секунды поднимался. Аркадий и так был зол на него и поэтому, кажется, перестарался.

Когда Трактор попытался ударить его ногой, он перехватил ногу и сильно, до хруста вывернул ступню, и уже падавшему противнику от души врезал в нос. Собравшиеся «молодые» и «черпаки» с живым интересом наблюдали за «воспитательной работой». Дрался Пастух красиво, синтез дзюдо и каратэ давал прекрасные результаты. Пастух перехватил взгляд Наташи, которая откровенно любовалась им.

С остальными было проще, но нелегко. Когда Пастух раскидал последнюю четверку, у него наливался синяк под левым глазом, саднило содранное о камни плечо и болело правое ухо – это левша Куница постарался. Впрочем, у «дедов» украшений было больше. Никак не мог остановить кровь из носа Трактор – кажется, Пастух сломал его, и поделом. А вот то, что он заметно хромал – плохо: если вывих, то завтра будет лежать.

В принципе, на этом можно было закончить, но Аркадий вновь увидел, с какими глазами на него смотрела Наташа, и решил продолжить.

– Что, девочки, реванш не хотите взять? Еще под палатками углублять надо. Условия те же: вы все, я один, нападайте по сколько хотите. Проиграете – без базара копаете. Выиграете – я копаю один. Идет или слабо?

Перед смеющимися «молодыми» и «черпаками» «дедам» отступать было стыдно, лучше уж проиграть, получив парочку синяков, и они согласились.

– Товарищ сержант, вообще-то уже обед, чем вы там занимаетесь? – поинтересовался вышедший из палатки Мазуты Конюх.

Следом вылез недовольный Мазута, он проиграл серию партий в нарды и ему пришлось кукарекать.

– Отрабатываем приемы рукопашного боя, товарищ старший лейтенант.

– А после обеда нельзя было?

– После обеда тяжело. Сейчас, разрешите товарищ старший лейтенант, еще буквально пару минут, – попросил Пастух и, дождавшись кивка взводного, повернулся к «дедам»:

– Продолжим?

И карусель закрутилась вновь. Трактор не смог принять участие и превратился в зрителя. Малахов с Мазутой так же как все наблюдали за схваткой, стоя поодаль.

– А он здорово дерется, этот сержант. Как думаешь, ты его сможешь сделать, а, Малахов? – спросил с легкой издевкой раздосадованный поражением Мазута.

– Вряд ли. Он действительно силен, – несколько рассеянно ответил Малахов.

Он перехватил взгляд, каким смотрела Наташа на дерущегося Пастуха. «А ведь точно влюбилась». И сердце вновь резанула боль ревности. Слухи врали – Малахов совсем не тащил Наташу в Афганистан «чтобы вроде как избавиться».

Он увез ее домой, в Москву, и там без матери Наташа поддалась на уговоры и согласилась на аборт. «Дальние гарнизоны, перебои с водой, ты одна, я постоянно на службе, да как ты одна с маленьким ребенком? Давай потом, когда получу лет через пять капитана, заведем», – и т.д. и т.п.

Сделав аборт, Наташа полетела с ним в Ташкент, где он и сказал, что его направляют в Афганистан, надеясь, что Наташа вернется домой и все на этом кончится. Пара-тройка писем и – «пока, крошка».

Леший был прав: у Сергея действительно была присмотрена родителями невеста. Дочь генерала Куроедова, сослуживца отца и соседа по даче. Сергей и Жанна, которая была младше его на три года, дружили с детства и даже целовались, когда он приезжал пару раз из училища. А Наташа? Наташа влюбилась в него по уши. Это приятно когда тебя любят. Но полюбились и хватит. У него своя жизнь, у нее своя.

Но неожиданно, казалось, охладевшая после аборта, Наташа вдруг уперлась и отказалась возвращаться домой. «Поеду с тобой и все тут», – заявила она и, узнав, что в Ташкенте находится командир полка, заставила Сергея пойти с ней к нему и от их лица упросила его помочь им. Полковник Смирнов был в приятельских отношениях с генералом Малаховым. Решив, что просьба исходит от сына его друга, обещал помочь. И всего за день решил вопрос – так в качестве гражданского специалиста Наташа приехала с Малаховым в Афганистан. Оставалось только надеяться, что трудности службы охладят ее желание быть женой офицера. А вот в чем Леший был прав – так в том, что Малахов действительно надеялся на то, что Наташа влюбится в кого другого. Сержант подвернулся как нельзя кстати.

«Вот только почему же на сердце так погано, черт бы меня побрал?» – спросил лейтенант себя.

Между тем события на пятаке развивались своим чередом: Пастух отделывал «дедов» по второму кругу. Опять броски, увороты, удары и даже захваты. Через пять минут все было кончено. Пастух опять остался стоять один. К уже имеющимся украшениям прибавилась пара ссадин и разбитый нос. Но настроение было прекрасное. Вопрос с «дедами» был решен должным образом.

– Закончите закапываться – займусь с вами рукопашкой: деретесь вы отвратительно. Заставлять никого не буду, учить буду только тех, кто хочет. Сейчас мыться и обед.

Помывшись, Аркадий ждал пока «деды» приведут себя в порядок, когда к нему подошел Кок с неизменно виснувшим на нем Перцем.

– А говорил, дзю-до да дзю-после занимался. Сдается мне, не только, а, Пастух? – ехидно спросил Перец.

– Не только, карате еще немного, – без особой охоты признал Аркадий.

– Немного? – иронично переспросил Перец.

– Немного, – последовал спокойный ответ.

– Пастух, а почему тебя Пастухом назвали? Ты же вроде не из деревенских будешь. Или твое Ванино – это большая деревня? – продолжил допытываться Перец.

Нет, этот Перец определенно утомлял. Дал Бог земелю, елки-палки.

– Меня Аркадий зовут…

– Извините, товарищ САМЫЙ СТАРШИЙ сержант, нас за то, что мы нарушили субординацию! Обязуемся впредь… – горячо затараторил Перец.

– Аркадий! – резко перебил его Пастух и, убедившись, что Перец замолк, уже спокойно добавил: – Аркадий в переводе с греческого значит «пастух».

– А-а-а-а… А то мы подумали…

– Знаю я, о чем ты подумал, – опять прервал Перца Пастух. – Ты ошибся. Ну что там, все помылись? Пошли строиться и обедать, а то Конюх заждался уже.

В течение недели после этого взвод сначала углубил траншеи, а потом копал площадки под палатками. «Деды» держали слово и работали без халтуры. Также по внешнему краю траншеи напротив каждого прохода были сложены, опять же из камня, небольшие дувалы метра два длиной, чтобы бойцы, не дай Бог бой, могли спокойно разбегаться по окопам, не опасаясь наткнуться на огонь в упор. Как раз по окончании этих работ на высоту и прибыло пополнение.

Пастух спал после ночного наряда, когда его разбудил Перец.

– Рота, подъем! – заорал он чуть не в ухо и тут же на всякий случай отскочил – и правильно сделал.

Пастух схватил полукед и запустил в Перца. Тот, впрочем, без проблем увернулся.

– Убью урода когда-нибудь!! – пообещал Аркадий уже наверное в тысячный раз. – Кед принеси!

– Не гони волну, начальник, там на обед зовут. А кед… на, лови, – и Перец пнул обувку.

Сделав замысловатую петлю в воздухе, она аккуратно ударила Пастуха, как раз надевавшего другую, по макушке. Тот взревел:

– Я тебя точно сегодня грохну!

– Я нечаянно. А если у тебя кулаки чешутся, так там новые «духи» прибыли, говорят, один вроде каратист. Вот и проверь что почем. И вообще долго одеваешься, пошли жрать, елы-палы.

Уже ближе к ужину Пастух подозвал Перца.

– Давай приведи новичка, посмотрим, что там за каратист.

Перец вернулся с «духом», а за ними подтянулись любопытствующие.

– Кто такой? – спросил Пастух, разглядывая парня. Среднего роста, где-то метр семьдесят пять, с крепкими плечами.

– Рядовой Чуманов! – доложил тот немного скованно.

– Кличку дали?

Вновь прибывший, чуть смутившись, кивнул. Радостно оскалившись, Перец отрекомендовал:

– Чума!

– Годится. Действительно занимался карате?

– Ага! – с готовностью кивнул Чума.

– Сколько?

– Три года.

– Давай поработаем, посмотрим, что ты умеешь.

Пастух снял тельняшку и немного размялся. Чума последовал его примеру.

– Поехали.

Дрался Чума очевидно неплохо, но был скован. Пастух решил не спешить и дать парню возможность показать себя. Чума понемногу разошелся и даже перешел в наступление. Дав новичку показать все, на что тот был способен, Пастух тихонько приложился по носу новичка и тут же от души основанием ладони в лоб, послав Чуму целовать землю. «Тихонько» – потому, что нос не превратился в бесформенную лепешку, а отделался лишь легким кровотечением.

– Да, Пастух. Крепкий орешек попался? – спросил Перец и Аркадий понял: наблюдавшие за схваткой бойцы решили, что он так долго возился потому, что просто не мог свалить Чуму раньше.

«Ну-ну, думайте как вам угодно, мне доказывать ничего не надо уже, а к Чуме, глядишь, меньше цепляться будут».

– В общем ничего, – и подойдя к встающему парню, подал руку и добавил: – В обороне повнимательней. А так вполне прилично дерешься.

– Ты давай позанимайся малость и вали Пастуха, а то его тут все боятся. А он сам ни ножа, ни… хм… ничего не боится, короче, – близость Пастуха все-таки заставила изменить Перца концовку блатной присказки.

– Щемит всех, даже стрелок перестал хамить, как он появился, – хлопнув Чуму по плечу, закончил Перец.

– Типун тебе на язык, Перец, не дай Бог накаркаешь! Вот уж действительно язык без костей, – Пастух не очень верил приметам, но придерживался правила «не буди лихо, пока оно тихо».

И все-таки Перец «накаркал». Часа через два, когда Пастух сидел в палатке и просматривал старый, до дыр зачитанный, с половиной страниц «заграничный» эротический журнал, раздался звук далекого выстрела – и тут же вскрикнула испуганно Наташа. Босиком в два прыжка Пастух вылетел из палатки и первым подскочил к кухне, где прижав руки к груди стояла, не дыша, бледная Наташа.

Девушка посмотрела на него растерянно, как бы ища защиты, даже сделала неосторожное движение навстречу. Но тут подлетел, оттолкнув Аркадия, Конюх, и она осталась стоять на месте.

– Что с тобой? – спросил тот, беглым взглядом осматривая Наташу, стараясь определить, не попала ли в нее пуля. В его голосе чувствовалась неподдельная озабоченность.

Пастух уже видел, что Наташу не задело. На одном из столбов, поддерживающих брезент над кухней, было видно входное отверстие от пули. Судя по всему, пуля просвистела совсем рядом с головой Наташи. Вот и испугалась, дело понятное. Похоже, этот снайпер или, как говорит Леший, стрелок пристреливается потихоньку. Надо что-то делать, или не сегодня-завтра он начнет валить ребят уже насмерть.

– Товарищ старший лейтенант, это может быть только местный. Надо положить пару залпов рядом с кишлаком и предупредить, что если этот долбаный снайпер кого-нибудь заденет, то следующий раз будем бить уже по кишлаку.

Малахов опешил. Повернувшись, он посмотрел на Пастуха, будто впервые увидел.

– Ты что, сержант, свихнулся? Что за методы? Там в кишлаке мирные декхане, женщины и дети. Между прочим, население этого кишлака очень дружественно настроено по отношению к нашим войскам. Там есть даже ячейка НДПА. Это верные и надежные наши друзья. Ты понял меня, сержант?

– Ну да… конечно… друзья… я понял. Председателем у них является Гасан, если не ошибаюсь. Я видел его на базе. Он пытается уйти с войсками в Союз. Только его не берут с колоннами, в Кабул посылают, гражданство получать. А это шибко хлопотно, однако, да неизвестно еще дадут или нет. Он прекрасно понимает, что в Союзе он никому не нужен.

– Откройте глаза лейтенант, – повысил голос Пастух, – какие, к лешему, друзья?! – Аркадий резко кивнул в сторону бетонки. – Там по бетонке почти каждый день уходят колонны. Мы уходим из Афгана. Это значит, что мы их предали. Предали всех, кто нам поверил и сотрудничал с нами и с властью. Сколько они проживут после нашего ухода? Полгода, месяц, неделю? А у них есть жены и дети. И тот же Гасан хочет жить и сохранить жизнь своим детям. А это можно сделать только в обмен на наши жизни. Так что у нас нет больше друзей в этой стране, да и не было особо. Они понимают только силу, а то, что вы оставляете работу снайпера без внимания, – показатель слабости, и дальше будет хуже, потому что они будут наглеть, – завершил Пастух, пристально глядя в глаза Конюха.

Растерянность, вызванная страхом за Наташу, прошла, и Конюх несколько успокоился. Страх уступил место гневу, пробудившемуся от нахальства Пастуха, который поучал его – старшего лейтенанта – на глазах у всего взвода. Его, черт возьми, взвода!

– Сержант, занимайтесь своими непосредственными обязанностями. В ваших советах я не нуждаюсь. Снайпера рано или поздно Охотник выследит и уничтожит. Понятно? Все, можете идти. И приведите себя, в конце концов, в порядок. Какой пример вы подаете подчиненным? – Конюх отвернулся к Наташе.

– Охотник может и вычислит, да кабы слишком поздно для кого-то не оказалось. А я, в отличие от некоторых, свои обязанности выполняю сполна, и паек зря не ем, – закончил, уже отворачиваясь, Пастух.

Малахов сделал вид, что не услышал.

– Кок, займись ужином! – скомандовал он и, обняв Наташу за плечи, попытался увести ее палатку. Наташа, все еще бледная, неожиданно освободилась и поправив платок сказала:

– Со мной все в порядке, просто я немного испугалась. Я сама все доделаю, да и готово почти уже.

– Ну, как знаешь, – у Конюха не было желания уговаривать ее при всех, к тому же, кажется, это было бесполезно, и он ушел в палатку один.

– Правильно, Пастух, объясни лейтехе, кто здесь пастух, а кто подпасок, – прокомментировал увиденное Перец, не опасаясь, что Малахов может его услышать.

– Перец, тебя за язык часто били? – немного устало покосился Аркадий на ухмыляющегося как всегда Перца.

– Ага, – беспечно ответил тот.

Пастух огляделся, по глазам ребят он понял, что взвод на его стороне. В глазах Мазуты также читалось что-то очень уж похожее на одобрение.

– Ладно, цирк окончен, – сказал Аркадий и вернулся в палатку.

За столом Конюх и Пастух старательно не замечали друг друга. Сразу после ужина приехал Суржик с почтой. Аркадию было интересно, получит ли письмо Леший и что он с ним сделает. Ему почему-то казалось, что если Сергей получит письмо от жены, то на этот раз он его не разорвет. Лишь бы Перец не влез со своими комментариями. Сам Пастух писем не ждал – девчонки у него не было, а мать писала, как и он, нечасто. Когда Перец получил письмо и тут же принялся читать в сторонке, Аркадий с облегчением вздохнул. Потом два письма получил Леший, и взяв их, он ушел за дувал. Подождав минут пятнадцать, Аркадий отправился следом. Леший сидел на том же самом камне у танка, где они беседовали первый раз; зажав в руке письма, он смотрел застывшим взглядом на горы. Пастух присел рядом и тоже стал рассматривать невеселый окружающий пейзаж. Когда-то в ранней юности под впечатлением от песен Высоцкого он мечтал стать альпинистом, теперь он налазился по горам на всю жизнь и смотреть на них, если честно, было тошно. Пастух не спрашивал Лешего ни о чем, зачем? Захочет выговориться – и сам все расскажет, а если нет – то и спрашивать бесполезно. Они просидели молча минут пять, когда Леший, наконец, заговорил. Рассказывал он медленно, часто замолкая на пару минут прежде чем продолжить.

– Пишет: как узнала от матери, что я ее письма рву и на север собираюсь, так вот уже два с половиной года одно и то же письмо пишет. Кается… прощения просит…

Она ведь непьющая у меня, так, рюмашку выпьет для приличия и все. А этот козел специально подпоил ее: «вино это тот же компот». Ну а пьяная баба известное дело… себе не хозяйка, да и меня полтора года не было уже… Вот и потеряла голову.

Пишет, чтобы вернулся – что хочешь, говорит, делай, хоть бей каждый день, хоть че. Ноги, пишет, мыть буду и воду пить… Не вернешься, говорит, сына матери отдам, а сама утоплюсь… Вот так вот, – Леший опять надолго замолчал, уставившись на горы.

– И что делать решил? – счел нужным наконец спросить Пастух. Леший вздрогнул, будто дремал и его разбудили.

– Домой вернусь. Домой хочу… И армией, и горами этими сыт по горло. На север ехать нет никакого желания. В поле хочу, хлеб сеять. Я люблю в поле работать. Хлеб домашний хочу, чтоб только из печи. Ты ел когда деревенский хлеб, Пастух?

– В магазине продавали «сельский» хлеб.

– В магазине… Ты после армии ко мне в гости приезжай, я тебя настоящим хлебом накормлю. Домашний хлеб, когда он только из печи – у него такой дух, такой аромат… Как тебе объяснить… Это как песня, как душа… Да с парным молоком… Ничего больше не надо, ни денег, ни севера… Косить хочу… По росе босиком хочу… – Леший замолчал и мечтательно уставился на редкие облака, он был где-то далеко.

– Ты стихов случайно не пишешь, а, Леший?

– Пишу, только не показываю никому, – удивленно ответил Сергей. – А ты откуда узнал?

– Догадался. Дашь как-нибудь почитать, ладно? – Леший только кивнул в ответ.

– А с женой как решил?

– А что с женой? Я ее уже давно простил за измену… Обидно было, что наврала тогда. Ну, случилось – случилось… Сразу бы покаялась, так я бы домой сразу после срочной вернулся, наверное… Бить, конечно, я ее не буду. Я вообще не понимаю, как так можно бить бабу, а потом целовать? Хотя, говорят, некоторым вроде как нравится… Ольга не из таких… Или я не из таких…

У меня условие будет только одно. Приеду – скажу: «Хочешь жить, будет! только никаких абортов. Сколько даст бог детей, столько и будешь рожать». А не согласится – разведусь к черту.

– Бабы хитрые стали, двоих-троих родят, редко кто четверых, а потом случись что – они шасть в район, в поликлинику на аборт и все…

– Когда я призвался, мы из района в город на электричке ехали. Автобус должен был увезти, да водила запил, а остальные или заняты, или сломаны. Вот мы на электричке и поехали. Там кто-то газету оставил, а в ней большая статья о вреде абортов. Ну, там, как вредно для женщин, что рождаемость падает, что-то еще, не помню. Но я никогда не забуду место, где описывали поздние аборты. Там уже человечек угадывается. И когда их щипцами по кусочку вытаскивают, видно: вот ручку оторвали, вот ножку, вот головку щипцами раздавили. И это в утробе матери, в самом, казалось бы, безопасном месте для ребенка его так… – Леший скрипнул зубами и на некоторое время замолчал.

– Я как представил, что не дай бог, моего ребенка вот так щипцами на куски рвать будут, я в этой электричке чуть зубы на корню не стер. И решил – никаких абортов, сколько будет, столько и будет рожать без разговоров.

– Ладно, с женой понятно, а если где на стороне нагуляешь? Например, будешь на дембель ехать, снимешь девчонку, а она потом найдет тебя – так и так, беременна – что делать будешь? – задал провокационный вопрос Пастух.

От такого поворота Леший явно озадачился.

– У тебя много женщин было, Пастух?

– Много.

– Сколько?

– Не считал, много.

– А девчонки… ну, девственницы, были?

– Были, сколько не помню, а что?

– А они аборты от тебя делали?

– Не знаю, это их дело. Ребенка я признаю только от законной жены, – последовал категоричный ответ.

Поняв, что его ответ не очень понравился Лешему, Пастух решил его обосновать.

– Со мной просто так легла и с другим ляжет, откуда я знаю, мой ребенок или нет. Сумела нагулять, пусть сама и разбирается со своими проблемами.

– А я не считаю, что это только их проблемы… Отец должен решать судьбу ребенка, и мне кажется, что не в меньшей, а в большей степени, чем мать. А насчет случайных связей… Тут все просто: не будет их – и проблем не будет. Мне и Ольги хватит, а домой поеду как-нибудь дотерплю, тем слаще встреча с женой будет.

А уж как приеду – три, четыре, пять, да хоть десять рожать будет. На дом колхоз материал даст, мать пишет – председатель зовет, хоть завтра приезжай и стройся. Хочешь – деревянную избу, хочешь – кирпичный дом. Нас в деревне ценят, знают, что мы, Кустовы, работящие, двужильные.

Я не хочу кирпичный, в них дышать нечем. Как вы в городах живете, не понимаю. Соберем родню, председатель людей даст – за неделю и дом, и баню, и сарай поставим. С голоду не умрем, учеба бесплатно, лечение бесплатно. А мебель да шмотье как получится. К земле они, шмотки-то лишние, душу притягивают. Вот так захочет душа полетать, а шмотки к земле тянут. Вот и ползают люди по земле, вместо того чтобы летать, а говорят «они крепко стоят на ногах».

Пастух, хоть и не видел в мечтах Лешего ничего привлекательного, вдруг остро позавидовал ему, человеку с босоногой душой, способной налегке улетать в небеса.

– Пошли, пора поверку проводить, – встрепенулся Леший, встал с камня и неожиданно засмеялся. – Здорово ты сегодня Конюха пропесочил. А с этим стрелком действительно надо что-то делать.

Все трое вновь прибывших бойцов – Чума, Заяц и Ерш – попали в отделение Пастуха. Вечером после отбоя Перец начал их «обучение».

– «Духи», день прошел! – начал он, а в ответ тишина.

– Я не понял, «духи», оборзели? А ну, строиться бегом, – рявкнул картинно, возмущенный тем, что его проигнорировали, Перец.

Впрочем, рявкнул вполголоса, ввиду того, что у палаток звукоизоляция отсутствовала как таковая. Вновь прибывшие бойцы построились посередине палатки.

– Так значит, «черпака» за человека не считаем? А вы знаете, кто такой «черпак»? – сурово спросил он молодых бойцов, в ответ те только отрицательно покачали головами.

Перец резко взмахнул рукой, ближний к нему Ерш испуганно отшатнулся. Перец довольно усмехнулся:

– Ссышь? Значит, уважаешь! И правильно делаешь, потому что «черпак» – это самый злой человек в армии, так как он уже много прослужил, и ему еще много осталось.

Читая нотацию, Перец ходил перед небольшим строем взад-вперед. В его походке и действиях было что-то среднее между важным генералом, занудным профессором и самодовольным индюком. Взвод, посмеиваясь, наблюдал за представлением. Комизм в ситуацию прибавляло то, что все трое молодых бойцов были заметно выше и значительно крепче Перца. Того, впрочем, этот факт не смущал.

– На «черпаках» держится вся армия. Так как «деды» не хотят, а «молодые» еще не могут нести службу так как положено. Поэтому «черпак» еще и самый уважаемый человек в армии. И вы меня, «черпака» советской армии, за человека не считаете, как я понял. Не уважаете, значит, совсем, да? – последовал вопрос с вселенской обидой в голосе.

– Уважаем! – ответили дружно Заяц и Ерш. Перец остановился перед Чумой.

– А ты, каратист, меня, значит, не уважаешь? – спросил он, смотря на Чуму снизу вверх.

– Уважаю, – неохотно ответил тот.

– Уважаете, значит? Это хорошо. А почему не ответили, когда я начал вечернюю речевку? А?!

– Мы не знаем, – последовал на этот раз уже дружный ответ.

Удивлению Перца, казалось, не будет предела. Он картинно всплеснул руками и развел их, призывая в свидетели столь вопиющему факту всех присутствующих:

– Не знаете?! И чему вас в учебке учили, спрашивается? Значит так, слушайте внимательно, рассказываю первый и последний раз. Запомнить трудно, но вы постарайтесь, – стал нагонять страху Перец.

(Так как оригинал речевки содержит ненормативную лексику, ее адаптированный вариант лишился рифмы)

– Итак, вечерняя речевка звучит так: я – «Духи, день прошел», вы – «Ну и черт с ним», я – «А завтра опять», вы – «ууу… блин!». Понятно?

– Да.

– Репетируем.

– Духи, день прошел!

– И черт с ним, – вразнобой ответили обучаемые.

– Я так понимаю, вы плохо поужинали, да? И говорить надо «Ну и черт с ним!», а не «И черт с ним». Я же говорил, слушайте внимательно. Так, еще раз, бодрей пожалуйста. Я вас очень прошу. Вы только вдумайтесь: я, целый «черпак» советской армии, прошу вас, духов вшивых, повторить правильно речевку. Всего-навсего. Я не понял, это что, так трудно? – голос Перца был трагический.

– Да нет.

– Духи, день прошел! – рявкнул Перец, резко поменяв тон.

– И черт с ним! – на этот раз ответ прозвучал достаточно громко и дружно.

– А завтра опять!

– Уууу… блин!

– Годится. По местам! – скомандовал Перец и, подождав когда они улягутся, продолжил:

– Отрепетировали, теперь премьера. Прошу всеобщего внимания и тишины! – попросил паяц и тут же выдал:

– Духи, день прошел!

– Ну и черт с ним!

– А завтра опять!

– Ууууу …блин!

Позвучали бурные аплодисменты, расчувствовавшийся Перец, намочив слюной глаза, стер воображаемую слезу и раскланялся.

– Я еще сделаю из вас десантников, елы-палы, – с гордостью в голосе закончил он представление.

Через несколько минут в палатку вошел Пастух. Присев на кровать, он снял полукеды.

– Перец, если после отбоя из палатки будут доноситься твои вопли, я тебя так буду загружать днем, что ты будешь засыпать, не долетая до подушки. Понял?

– Пастух, я занимался обучением личного состава.

– Без тебя справлюсь.

– Я хотел…

– Отбой, Перец. Отбой.

На следующий день Конюх, невиданное дело, устроил развод, где озадачил всех делами на день. Пастух должен был выделить людей из своего отделения, чтобы выкопать углубление под палаткой Конюха, и лично проследить, чтобы к вечеру было готово. Сам Малахов взялся заниматься с молодым пулеметчиком на БТРе. При этом Конюх был необычайно серьезен и даже суров. Взвод же посмеивался – похоже, вчерашние слова Пастуха всерьез зацепили лейтенанта.

– Чума, Перец, Куница и Кок, пока свободен от кухни, займетесь палаткой. Я вам тоже помогу малость, – распорядился Пастух.

Солдаты, убрав палатку и под чутким руководством Наташи переложив вещи, стали долбить камушки. Конюх ушел к БТРу и через некоторое время оттуда послышались короткие пулеметные очереди.

– Ты только не перестарайся, Пастух, а то если Конюх за службу всерьез возьмется – ой, боюсь, тяжко нам будет, – забеспокоился Перец.

– Это было бы хорошо, – рассеяно ответил Пастух, который почти открыто не спускал взгляд с Наташи.

Он чувствовал кураж: пока Конюх ударился в службу, надо найти способ хоть на короткое время уединиться с Наташей и попытаться для начала украсть у нее пару поцелуев. Вопрос, где? Ведь даже палатку Наташи с Конюхом сняли. Через некоторое время Кок отправился помогать ей чистить картошку.

– Сержант, ты всю Наташку глазами не съешь, нам оставь маленько.

– Заткнись, Перец!

Пастух был в напряженном ожидании. Он видел, что Наташа уже минут десять назад закинула в печь последнюю пару поленниц и должна была вот-вот отправиться за вагончик за новой партией. Он напряженно ждал, пойдет она сама или отправит Кока. Там, за вагончиком, Пастух и решил устроить встречу тет-а-тет. Когда Наташа в очередной раз посмотрела на огонь, Пастух решил: пора, и встав, не спеша направился к кухне. Наташа скользнула по нему взглядом и сделала вид, будто не видит. Поправив фартук, она отправилась за дровами. Пастух в это время поравнялся с чистившим картошку Коком и быстро осмотрелся. Тут же, словно желая подбодрить его, снова ударил пулемет – Конюх продолжал заниматься с Агрономом.

– Кок, смотри в оба, как появится Конюх – загреми какой-нибудь кастрюлей, – прошептал Пастух и, не дожидаясь ответа от опешившего Кока, скользнул за вагончик.

Как только он увидел стоявшею к нему спиной Наташу, которая, наклонившись, собирала дрова, кровь ударила ему в голову. Материал плотно обтянул очень соблазнительные очертания. Аркадий тихо поставил к вагончику автомат, который, в общем-то, был не нужен в данной ситуации, но Афган приучил держать оружие всегда под рукой. Аркадий нежно положил ладонь Наташе на попку и окончательно потерял голову…

Что было дальше, вы уже знаете. Когда Кок чем-то загремел, Пастух перемахнул через дувал и прошел быстрым шагом по траншеек проходу, находящемуся на востоке, в противоположной стороне от кухни. Постоял с минуту, восстанавливая дыхание. Войдя на высоту, он увидел выходящего на южную сторону Конюха.

Не торопясь и уже почти совершенно спокойный, он подошел к копающим.

– Неужто успел? – заинтригованно спросил Перец.

– Что успел? Ты о чем, Перец? – сделал Аркадий удивленно-непонимающее лицо.

И Перцу пришлось самому отвечать на свой вопрос:

– А ведь успел! Долго ли умеючи, да, Пастух? – с восхищением и нескрываемой завистью спросил он.

О близости с Наташей мечтал весь взвод, и вот нате вам, Пастух только прибыл и сразу в дамки.

«Точнее, в дамку», – мысленно поправил себя Перец.

– Умеючи, Перец, долго. Ладно, забыли! Все забыли. Ясно? – Аркадий обвел всех взглядом и вернулся к Перцу:

– Тебя особенно касается!

– Да что я, не понимаю, что ли? – попытался обидеться Перец.

По его глазам Пастух понял: вечером весь взвод будет знать, что случилось, и не ошибся.

Вечером вся высота, кроме Конюха, знала о рандеву Пастуха с Наташей. Перец постарался, при этом рассказывал и о таких подробностях, о которых просто не мог знать. Правда, он благоразумно замолкал, когда в его поле зрения попадал Пастух, и всегда в конце рассказа добавлял, делая заговорщическую рожу: «Зуб даю, все так и было! Только это тайна, никому, понял?» – и не «слезал» со слушателя, пока тот не давал клятвы молчать до гробовой доски. В общем, повеселился Перец в тот вечер вволю.

Наташа же весь вечер была сама не своя, была рассеянной, нервной. Впервые за два месяца ее ужин явно не понравился бойцам: подгорела каша.

Вечером в палатке она села зашивать фартук, который порвала, когда… ну там. За вагончиком. Иголка плохо слушалась, и Наташа несколько раз укололась, обзывала иголку «заразой» и каждый раз лизала уколотый палец.

– Что с тобой, Наташ? Ты, часом, не беременна опять? – пошутил Конюх и поняв, что сморозил бестактность, попытался обнять жену.

Наташа вывернулась, сославшись на больную голову. Конюх не понимал, в чем дело: такой он видел Наташу впервые. Она словно не замечала его, а если точнее, он скорее мешал ей.

И тут вдруг Малахов вспомнил: перед обедом, когда он заходил в палатку Мазуты, он не видел ни Пастуха, ни Наташи.

«Черт, да неужели? – полыхнула огнем ревность. – Но где, черт меня побери?» – мысль казалась дикой: чтобы его Наташка с кем-то…

«Нет, не может быть! Хотя с Наташей явно что-то не так. Температуры нет, да и так видно – это у нее явно нервное.

Так, спокойно, что дальше, если где-то успели все-таки – например за вагончиком. А что тогда, что тогда? Да ничего, надо делать вид, что все в порядке. Вести себя по возможности естественно и наблюдать. Может, повезет и высмотрю чего. М-да… дела».

Несмотря на все попытки успокоиться, Конюх явно нервничал. Тут еще солдаты весь вечер шептались да посмеивались о чем-то, особенно языкастый Перец – и смотрел так, как будто знал о чем-то очень значительном и неизвестном взводному…

«Одно из двух: или у них все же что-то было, или у меня паранойя начинается. Будем надеяться на первое».

Наутро Наташа подтвердила опасения лейтенанта неожиданной просьбой:

– Сереж, я сегодня с Коком за водой съезжу?

– Зачем? – удивился Конюх.

– Я хочу в лавку Али зайти, а то у меня косметики уже совсем не осталось.

Насколько Сергей помнил, Наташа по приезду на высоту ни разу не красилась. И вот после странного вчерашнего вечера и всех подозрений такая просьба. «Для Пастуха собралась краситься, – уверенно решил Конюх. – Ну-ну, давай, красавица».

Лавка Али располагалась в кишлаке, лежащем километрах в двух севернее высоты, там, где «горлышко» переходило в долину. Кишлак лежал метрах в ста от «бетонки». Там был небольшой базарчик, стоящий уже прямо у дороги, где и находилась лавка Али, напоминающий супермаркет в телефонной будке. Купить можно было почти все, от порножурналов до японской аппаратуры, магнитофонов и телевизоров. Была там даже французская косметика, по крайней мере так утверждал хозяин магазина. Жил Али тут же, и лавка была открыта практически до полуночи. Основными покупателями были военные из возвращающихся домой колонн, да и с базы нет-нет заглядывали. Сегодня было воскресенье, и на базар, как обычно, должны были съехаться дехкане из соседних кишлаков.

Два-три раза в неделю Кок с Перцем ездили с бочкой за водой к ручью, что протекал еще северней кишлака примерно на полкилометра. Третьим обычно был Куница.

– Она ведь у тебя давно уже кончилась, косметика-то, – напомнил Малахов и наклонился чистить сапоги, искоса наблюдая за женой.

– Ну вот, значит давно надо было съездить, да я все не могла собраться, – просто, но не вполне естественно ответила Наташа.

– Съезжу, ладно? А то я тебе наверное и нравиться уже перестала? – врать Наташка не умела совсем, да и притворялась плохо.

– Это опасно, придется тебе сопровождение дать.

– А Кок с Перцем что, не сопровождение что ли? Да и что тут может случиться?

– Они не будут ждать. Оставят вас и за водой уедут, на обратном пути заберут.

– Давай с тобой поехали, – предложила Наташа

«Вот и про меня вспомнила, раз деваться некуда. Спасибо большое».

– Нет! – резче чем следовало ответил Конюх. – Я не могу. Ты же слышала, что меня некоторые упрекают в невыполнении своих обязанностей. Вот и буду выполнять. Езжай если хочешь, купи что надо. Я дам людей.

– Хорошо, – искренне обрадовалась Наташа, – Кок как всегда перед обедом поедет.

Повязав фартук, Наташа ушла готовить завтрак.

После завтрака Конюх подозвал Пастуха и приказал:

– Значит так, когда рядовой Потапов поедет за водой, с ним поедет моя жена. Она заедет на базар. Потапов оставит ее, наберет воду и на обратном пути заберет ее и сопровождающих. Вы, товарищ сержант, выделите ей в сопровождение двух бойцов. Скажем, Чуманова и Борщова.

Идея послать Чуму в кишлак сразу очень не понравилась Аркадию.

– Товарищ старший лейтенант, может не стоит Чуму посылать? Сегодня воскресенье, на базар народ собирается, а он только-только из учебки, не знаком с обстановкой. Не случилось бы чего.

За внешним спокойствием они оба скрывали взаимное раздражение. У Конюха получалось лучше.

– Товарищ старший сержант, вам разве неизвестно, что приказы выполняются, а не обсуждаются? Чуманов поедет не один, а с Борщовым, который достаточно опытен. Пусть привыкает, к тому же вы сами говорили, что дерется он хорошо, разве нет? А во избежание недоразумений, товарищ сержант, лично проинструктируйте молодого бойца о поведении в данной, как вы правильно заметили, сложной обстановке. Пусть привыкает. Вопросы есть?

– Есть. Может, лучше я сам съезжу?

– У тебя свои дела есть. Больше вопросов нет? Выполнять!

«Совсем обнаглел, уже в открытую с Наташкой просится на прогулку. Сейчас вот прямо и разрешу, ага», – думал Конюх, провожая сержанта мрачным взглядом.

А Пастуху ничего не оставалось, как только выполнять приказ.

– Чума, Трактор, давай сюда оба.

И хотя Чума был метров на десять дальше Трактора, он уже через пару секунд был рядом. Трактор же не спеша, вразвалочку подошел следом.

– Значит так, жена старшего лейтенанта сегодня в магазин поедет с Коком. Но Кок не будет ее ждать, а поедет за водой. Вы будете сопровождать ее в магазин, ну и на базар, если ей приспичит. Хотя так и так в магазин через базар придется идти, кажется? – вопросительно посмотрел Пастух на Трактора, тот кивнул в подтверждение его слов.

Аркадий повернулся к «молодому»:

– Значит так, Чума. Это не Союз, будешь ворон считать – тебе в пару секунд любой сопливый мальчишка глотку перережет. Внимательно смотри по сторонами, от Трактора ни на шаг.

Пастух говорил и видел, что Чума его вряд ли понимает. Слышит, согласно кивает головой, но не понимает и вряд ли поймет, пока пороху не понюхает. Он уже там, сопровождает Наташу, размечтался о чем-то, дурак!

– Чума, кончай мечтать! Что я сейчас сказал? Повтори!

– Ворон не считать, а то глотку перережут. От Трактора не отходить, смотреть по сторонам, – с готовностью ответил Чума.

– Внимание – самое главное! Понял?

– Так точно! – бодро ответил Чума, бодро и легко, а если точнее, то весело.

Его настроение совсем не нравилось Пастуху. Ну как человеку объяснить, что огонь – это больно? Все равно не поймет, пока не обожжется.

– Ладно, иди, – сказал Пастух и подождав, когда радостный, будто собрался в увольнительную, Чума отойдет, повернулся к Трактору: – Тебе придется за обоими присматривать – и за Наташей, и за Чумой, а то он, похоже, на прогулку собирается.

– Понятно. Не волнуйся, Пастух, все будет чинно.

Слова Трактора несколько успокоили Аркадия. В одиннадцать часов бочку подцепили к БТРу, и Кок с компанией оправился за водой, но на этот раз вместо Куницы поехал Заяц. Наташа в туго повязанном платке, в надежде спасти волосы от пыли, села со всеми на броню. Она мельком взглянула на Пастуха, только мельком, но этого хватило Аркадию, чтобы возникло острое желание, подхватив ее на руки, утащить за вагончик – и будь что будет. Он быстро отвернулся от БТРа, но успел перехватить взгляд Конюха.

«А ведь он, кажется, догадывается. И черт с ним!» – решил Пастух и пошел, как обычно перед обедом, заниматься с бойцами «рукопашкой».

Примерно через час, когда БТР уже должен был вернуться, из первой палатки, где стояла рация, выбежал радист Кузя и подбежал к Конюху.

– Товарищ старший лейтенант, там наши на связь вышли. Чума пропал.

– Что? Черт! – Конюх бросился в палатку.

Ни Пастух, ни другие бойцы, с которыми он занимался, не заметили этого. Через десять минут БТР вернулся. Конюх и Леший вышли его встречать. Пастух еще не знал о случившемся, но по напряженным лицам приехавших ребят понял: что-то случилось. Чумы среди них не было. Пастух обратил внимание на Зайца – у него был разбит нос и наливался свежий фингал под левым глазом. Ребята попрыгали с брони и направились к командиру. Наташу забыли, и Аркадий увидел, как она неловко спрыгнула с БТРа. Платье задралось, оголив ноги значительно выше колен. Наташа одернула платье, взяла пакет с покупками и растерянно направилась к мужу, который уже допрашивал Трактора.

– Рядовой Борщев, докладывай! Что там у вас случилось, черт вас возьми? – набросился он.

– Чума пропал! Все время был рядом – в магазине, на базаре тоже, там народу-то мало было, а он пропал. Вот только рядом был и смотрю – нет его. Ни звука, ни крика. Пропал и все. Ну, я вашу жену увел с базара к бетонке, от греха подальше. А там, как Кок вернулся за нами, мы на БТР и на базар. Кок пулемет на толпу, я ору – если парня не отдадут, будем стрелять. Они понимают, нет – черт знает. Дали пару очередей из автомата над толпой. Там крик началась, а тут вы приказали вернуться. Мы вернулись.

– Кто дал команду стрелять в кишлаке? Там мирные дехкане! Кто, я спрашиваю?!

– Никто, – мрачно ответил Трактор.

– Что за самоуправство, под трибунал захотел?

– Он все правильно сделал, по-другому парня не вытащить. Надо немедленно на броню и к кишлаку, иначе Чуму больше живым не увидим, – вмешался Пастух.

– Сержант! Я обойдусь без твоих советов, – резко ответил Конюх, развернувшись. – Леший, возьми отделение Байкала, поедем, разберемся, – впервые за два месяца своего командования взводом Конюх называл своих подчиненных по кличкам.

Байкал со своим отделением заняли место на броне, ощетинившись автоматами. К ним присоединились Конюх и Леший. Дернувшись и выплюнув клубы дыма, БТР пошел в сторону кишлака.

Оставшиеся бойцы вышли за границу дувала, провожая БТР. Пастух не верил, что Конюх сможет вытащить Чуму. Подошел Трактор. Аркадий мельком взглянул на него и опять стал смотреть в сторону уходящего БТРа.

– Зайцу за что перепало?

– Мы там кишлак на уши ставим, а этот «дух» давай докладывать быстрей Конюху, что да как. Конюх орет «возвращайтесь немедленно». Я ему говорю, Чуму вытаскивать надо пока не упрятали совсем, а он свое орет – возвращайтесь и все. Мы и вернулись, а что делать?

– Снимать штаны и бегать! Что делать? Смотреть надо было внимательней, просил же, черт тебя возьми! – прорычал Пастух. – Эх, Трактор, Трактор, как же ты его прозевал-то, а? – добавил он уже спокойней.

– Да черт его знает, как. Рядом был все время. Я, как ты и сказал, за обоими смотрел. Там хибары около базара, когда от Али идешь. Вот там он и пропал. Я больше по сторонам смотреть начал, народ все-таки немного, правда, но был. Я его всего-то на несколько секунд из поля зрения выпустил.

Трактор явно чувствовал на себе вину за пропавшего парня.

– Может, Конюх с Лешим его еще вытащат? – без особой надежды спросил он.

Пастух оглянулся на Наташу, стоявшую растерянно в стороне. Она, как и все, провожала встревоженным взглядом БТР и растерянно теребила кончик платка.

– Сомневаюсь. Не станет Конюх на рожон лезть, а Лешему тем более не даст.

– Почему? – спросил Трактор, в общем-то, уже зная ответ.

– Потому, что он у нас шибко правильный, однако.

БТР вернулся примерно через полчаса. Чумы с ними не было. Конюх сразу ушел в палатку. Пастух молча подошел к Лешему.

– Да он ничего и делать не стал, и нам не дал, – не дожидаясь вопроса, начал рассказывать Сергей. – Мы подъехали, а там на базаре уже нет никого. Он к Гасану, он там председатель ячейки, сам и организовал ее. Мне велел остаться – «и чтобы никаких эксцессов не было». Не знаю, о чем они там базарили. Вышел он минут через пять и приказал возвращаться. Я спросил его, что к чему. Он ответил, что Гасан говорит, клянется, что это не местные. Мол, грех гостей обижать. Кто-то из приезжавших на базар, говорит, парня наверное уволок. Обещал, говорит, все узнать и поклялся – если сможет, то вернет парня. А может, говорит, солдат ваш сам куда-нибудь слинял, в самоволку. Короче, Конюх вроде как поверил ему и теперь будет ждать новостей от Гасана. Вот так вот, Пастух. Гасан наш ангел-спаситель теперь.

– Я примерно так и думал. Конюх долбаный! Его дед, с шашкой наголо, здесь больше бы пользы принес, чем этот слюнтяй на БТРе. Помяни мое слово, Серый, Чуму мы больше живым не увидим.

Аркадий ошибся – сегодня он еще раз видел Чуму живым. Всего на несколько секунд, правда, но видел....

3

Взяв у Куницы, который был наблюдателем, бинокль, Перец рассматривал проходящую колонну. Он любил рассматривать возвращающиеся домой колонны. Обычно это поднимало ему настроение. «Люди домой возвращаются, мы тоже, значит, скоро вернемся». Вот и сегодня, после истории с Чумой, Перец пытался восстановить душевное равновесие испытанным способом. Да только ничего не получалось, на душе было по-прежнему гадко.

По трассе шли явно инженерные войска, было много вспомогательной и строительной техники.

– Нэ, я нэ понымаю, зачэм так дэлать, да? – спросил Цветочник, Гога из Грузии. Он не выращивал и никогда не торговал цветами, но на всех базарах Советского Союза можно было найти грузина, торгующего цветами. Он прослужил всего полгода и имел сильный акцент.

– Ну ладно, эсли я враг – убэй мэня, стрэляй, горло рэшь, а вот так издэваться зачэм, да? – вопрошал горячий Цветочник, сильно жестикулируя руками.

– А напугать нас хотят, вот и издеваются, – ответил мрачный Кок.

– Вашу мать!! – неожиданно выругался Перец и чуть не разбил бинокль о камни. – И так настроение дерьмо, а тут эти еще.

– Что лаешься? – спросил Кок.

– Второй грузовик с хвоста колоны, – пояснил ему Перец, протягивая бинокль.

Кок взял бинокль и направил его на колонну. Найдя второй с хвоста КамАЗ, Кок не сразу понял, что так взбесило Перца. Какие-то коробки, похоже, из жести, пара звездочек…

– Черт, обелиски, – упавшим голосом промолвил Кок и отдал бинокль, протянувшему руку Цветочнику.

– Вывозят, чтобы не надругались наверное, – высказал свою догадку Перец.

– Вах! – выдохнул Гога и отдал бинокль Кунице.

Они долго провожали взглядом колонну, в которой шел КамАЗ, груженный обелисками. И вдруг все четверо остро почувствовали, что это везут их обелиски, с их фотографиями и их именами. Казалось, напрягись и увидишь свои имена и написанные краской даты. Вот только напрягаться никому не хотелось. А может, просто страшно было…

Послышался шум приближающегося вертолета. Из вертушки, севшей чуть ли не на высоте, выпрыгнул комбат, майор Сизов. Не мудрствуя лукаво его называли Батя, как и многих других комбатов советской армии – если уважали, конечно. Неоригинально, но от души. Хотя солдаты и называли его Батя, ему только-только исполнилось тридцать пять, пять из которых он провел в Афганистане и еще два по госпиталям. Заработал четыре ранения различной степени тяжести, звание героя Союза, кучу орденов с медалями, а также язву и седую голову.

– Товарищ майор… – начал доклад Малахов, но Сизов прервал его:

– Где он?

– Сержанта Краснова заперли пока в каптерку, товарищ майор! – доложил Конюх и протянул рапорт.

– Я про Чуманова спрашиваю, – раздраженно буркнул Батя, посмотрев на Конюха как на умалишенного, и взял, не глядя, рапорт.

Конюх поежился и кивнул в сторону брезента, лежащего на «пятаке»:

– Вон там.

– Давай полюбуемся на ваши успехи, товарищ старший лейтенант, – сказал Батя и пошел к «пятаку», туда уже подошел весь взвод.

Конюху ничего не оставалось, как двинуться следом за комбатом.

– Разверните, – коротко приказал Сизов.

Леший откинул брезент. Весь взвод увидел, как по лицу Бати прошла судорога и явственно послышался скрип зубов. Он долго смотрел, не отрываясь, на Чуму.

– Прости, парень, – прошептал он чуть слышно и уже громче добавил: —Закройте и отнесите на вертолет.

Несколько человек бросилось выполнять приказ.

– Рапорт готов, товарищ лейтенант? – спросил он. Тут же вспомнив о бумажке, поданной ему Малаховым: – Ах, да. Посмотрим, что вы тут написали.

– Так… Так… Сержант Краснов… – пробежал он взглядом по рапорту и с недоумением спросил: – Что вы мне дали, лейтенант?

– Рапорт, – мрачно ответил Конюх. Он понял, что комбат явно не на его стороне.

– Мне не интересны ваши взаимоотношения с сержантом Красновым. Меня интересует рапорт, где сказано, как во время выполнения вашего задания, не имеющего ничего общего с боевой задачей, поставленной перед взводом, у вас пропал рядовой Чуманов, – говоря это, комбат смотрел в глаза Малахову и медленно рвал его рапорт.

– Я не успел написать рапорт, товарищ майор. Сегодня напишу. Только рапорт о нападении на меня сержанта Краснова вы зря порвали. Я напишу новый, и если вы не примете его у меня, подам вышестоящему командованию. Вы не имеете права покрывать дебошира.

«Что ты там о себе думаешь, майор, да мой отец…», – говорил весь вид обиженного Конюха.

– Конечно я приму ваш рапорт, товарищ старший лейтенант – пока еще старший лейтенант. Только давайте подавать рапорта в хронологическом порядке. Сначала у вас пропал солдат, а уже потом возник конфликт с сержантом. Вот в этом порядке я и приму у вас рапорта, лейтенант.

Наклонившись к самому уху Малахова, комбат добавил:

– А как ты думаешь, если я спрошу, кто видел, как Пастух вмазал тебе – сколько человек выйдет из строя, а?

– Не знаю, – честно ответил, опешивший от такой постановки вопроса Конюх.

– Вот и подумай. Я ведь еще могу спросить, а не видел ли кто, как ты пьяный о камень споткнулся и упал. Сколько в строю останется, как думаешь?

Малахову ничего не оставалось, как вновь пожать плечами.

– Подумай, лейтенант, на досуге, а сейчас давай сюда Лешего и всех сержантов.

– И Краснова тоже?

– Я же сказал, ВСЕХ! – комбат тяжело присел на скамейку у обеденного стола.

– Есть! – ответил лейтенант и обернувшись скомандовал: – Леший, давай сюда со всеми сержантами, Краснова прихвати тоже.

Через минуту все стояли перед комбатом. Батя внимательно всех осмотрел, задержавшись на Пастухе.

– Значит так, ребятки. У нас произошло существенное изменение обстановки, причем в худшую сторону. Правительство Наджабуллы от просьб отменить или задержать вывод советских войск перешло к откровенным провокациям. Правительственными войсками были обстреляны мирные кишлаки, лежащие вдоль трассы. Вдоль нашей трассы, километрах в полста южнее нас. На просьбы командования прекратить провокации правительственные войска ответили новыми обстрелами. Командованию ничего не оставалось, как обратиться к старейшинам и разъяснить ситуацию, а так же УБЕДИТЕЛЬНО попросить не трогать наши колонны. В результате наши колонны прошли без помех, в том числе и та, которая прошла сегодня мимо вас. Правительственные колонны с войсками, участвовавшими в обстрелах, и идущие следом за нашими, подверглись нападению. Как сами понимаете, все это приводит к дополнительному росту напряжения обстановки вокруг трассы. Я не имел право все это вам рассказывать, но я хочу, чтобы вы реально представляли себе положение дел.

Комбат повернулся к Конюху:

– Товарищ лейтенант, можете написать рапорт о разглашении мной секретных данных. Куда писать знаете?

Красный как рак, готовый съесть комбата, Конюх кивнул головой.

Батя улыбнулся и продолжил:

– Вот и прекрасно. Но это еще не все плохие новости. Разведкой в горах замечен большой отряд моджахедов, направляющийся предположительно в нашу сторону. Их потеряли. В отряде ориентировочно двести-двести пятьдесят человек. Куда и зачем идут неизвестно. Вполне возможно, что это один из отрядов беспокойного «Панджшерского льва» Ахмад Шаха. Он уже несколько раз пытался устроить нападения на колонны, да без особого успеха. Похоже, что он еще не успокоился. Там в «вертушке» десяток ящиков с минами. Сегодня уже поздно, скоро стемнеет, а завтра с утра перекройте «горлышко» так, чтобы ни мимо вас, ни к вам ни одна тварь не проползла.

Далее. В связи с напряженной обстановкой приказываю: на связь выходить в два раза чаще. То есть, днем каждый час, а ночью, соответственно, каждые полчаса. Предупредительный залп артиллерии, «будильник», не через пять минут, а через три. Огонь артиллерии по ориентирам и выход группы поддержки так же еще через три минуты. Предупредите радиста, а то придется полбазы ночью по тревоге поднимать. Все понятно?

– Так точно.

– Вопросы, предложения есть?

– Товарищ майор, есть предложение перераспределить броню. Старший лейтенант Малахов поставил танк с БПМ и БТРом на южную сторону. БМД на севере, а восточная и западная стороны остались без брони. Предлагаю БТР и БМП с южной стороны перераспределить на восток и запад. Так же считаю целесообразным полностью обложить технику камнем не только с фронта, но и по флангам, – предложил Пастух.

Ему не хотелось поднимать этот вопрос перед комбатом, получалось, что он в какой-то мере «стучал» на неправильные действия Конюха. А «стучать» он не привык. Но ухудшение обстановки требовало укрепления обороноспособности. А на мнение Конюха было уже плевать, поэтому на его «дружеский» взгляд Пастух ответил таким же. Батя сделал вид, что не заметил эту «перестрелку».

– Пойдем посмотрим, – сказал он, вставая со скамейки, и в этот момент заметил подходившую Наташу, которая попыталась косметикой хоть как-то замаскировать красные глаза – получилось плохо.

– Чаю не хотите, товарищ комбат? – предложила она.

– Нет, – резко ответил ей Батя и, повернувшись к взводному, добавил: – Да, а жену вашу я забираю на базу. Там ей будет безопасней.

И многозначительно посмотрев на Конюха с Пастухом, еще добавил:

– Да и вам спокойней. Собирайтесь, дамочка, – пренебрежительно сказал он, обратившись к Наташе.

– На каком основании? – немного смутившись, все же спросила Наташа.

– Это приказ.

– Я нахожусь здесь по приказу командира полка, и только по его письменному приказу покину высоту, – ответила она уже твердо.

– Будет вам приказ, завтра. В письменном виде. Собирайтесь.

– Вот завтра и поеду. А сегодня остаюсь.

– Наташа, тебе лучше уехать. Здесь становится опасно. В любой момент может вспыхнуть бой, – попытался урезонить жену Малахов, но не тут-то было.

– Тем более. Я, кажется, здесь единственная медсестра. И если завтра может начаться бой, как вы говорите, то кто же будет перевязывать раненых? – ответила горячо Наташа и уже совсем твердо и спокойно добавила: – Я останусь, пока мне не покажут приказ командира полка и не привезут смену.

Батя окинул Наташу взглядом с легкой смесью удивления и одобрения. Ни комбат, ни другие, ни тем более Конюх не ожидали от Наташи такого.

– Будь по-вашему. Будет вам завтра и смена, и приказ. А пока оставайтесь. До свидания.

– До свидания, – ответила, несколько растерявшись от легкой победы, Наташа.

Оглянувшись, она поняла, что поступила правильно. Во взглядах, которыми одарили ее бойцы, она прочла что-то такое, чего ей не хватало эти два месяца на высоте. До этой минуты на нее смотрели только как на в меру симпатичную женщину, которая была здесь единственной представительницей слабого пола и, следовательно, была вне конкуренции. Смотрели как на послушную жену, как на неплохого повара, но не более. Сейчас же на нее смотрели как на свою, как на бойца.

«Вот так. Все просто. Нужно просто принять самой решение и выполнить его. И не слушать, кто что там говорит. Ни маму, ни мужа. Самой принять решение и самой его выполнить, и люди будут смотреть на тебя так, как тебе хотелось бы. Вот только решение должно быть верное», – думала Наташа, смотря в спину уходящему комбату.

– Нахожу предложение сержанта правильным, товарищ лейтенант. Завтра перераспределите броню по флангам и обложите камнем по полной программе, – сказал Батя Малахову напоследок, – здесь достаточно и танка.

– Но товарищ подполковник, основная опасность идет с юга, а если мы обложим БТРы с трех сторон, мы лишим их маневра.

– Лейтенант, вас учили обсуждать приказы или выполнять? – в голосе Сизова сквозило явное раздражение.

– Выполнять, – коротко ответил Конюх.

– Вот и выполняйте, вы же не женщина, а офицер. Завтра с утра и займитесь. Все. Бывайте.

Козырнув, комбат направился к «вертушке». Все повернули назад.

– Пастух! – окликнул Аркадия отставший Конюх.

Пастух оглянулся и подошел к Малахову.

– Обо всем успел доложить, а, сержант?

Аркадий никому ничего не докладывал, осведомленность Бати о делах на высоте и для него была новостью. Но оправдываться перед Конюхом? Нет уж, увольте.

– Да я вообще все успеваю, – ответил он, с вызовом глядя в глаза лейтенанта.

У того исчезли последние сомнения. «Был Пастух с Наташкой, точно был». С какой радостью он бы сейчас врезал по этой наглой морде. Вот если бы об исходе этой драки никто не узнал, тогда он бы не стал себя сдерживать, а так… Его авторитет во взводе и так упал ниже плинтуса, не хватало еще и в драке этому сержанту проиграть.

– А ведь она из-за тебя за косметикой сорвалась, Пастух. Тебе захотела понравиться. Так что вины твоей в смерти Чумы, пожалуй, больше чем моей будет. Чисто по-мужски, между нами, признайся, Пастух – так ведь?

– Сейчас, признаюсь, «тыщу раз». Ага. Ты с больной головы на здоровую-то не вали, лейтенант. Я же тебе говорил, просил – не посылай «молодого». Меня нужно было послать, и было б тебе счастье, по любому. И Чума в живых остался бы, и твоя любимая карьера не пострадала. А если б повезло, то сейчас «вертушка» закутанным в брезент увозила бы меня. Вот счастья то… А, лейтенант?

– Да, сержант, я кажется действительно допустил серьезную ошибку. В следующий раз я буду более осмотрительным.

– Вот и поговорили. Разрешите идти?

– Иди, сержант, иди, – но не успел Аркадий сделать и пяти шагов, как лейтенант вновь окрикнул его: – Пастух, постой!

Он обернулся. Было видно, что взводный хочет, но никак не решается о чем-то спросить. Наконец, поколебавшись несколько секунд, Малахов нехотя произнес.

– Ладно, иди, сержант.

Только когда Пастух развернулся, по его губам скользнула усмешка: он знал, какой вопрос так и не решился задать Малахов. И правильно сделал, глупей вопроса трудно было придумать.

Войдя в палатку, Аркадий понял, что известие о возможном бое с большим отрядом моджахедов, а особенно смерть Чумы, сильно сказались на настроении бойцов. Чтобы как-то отвлечь их от тяжелых мыслей, Пастух решил применить старое эффективное средство:

– Значится так, «тухляк» с морд сняли и пошли чистить оружие.

– Так чистили уже сегодня… – начал было Перец.

– Еще раз почистишь, не рассыплешься, давай бегом, я сказал! – и, не дожидаясь исполнения приказа, вышел.

У стола стоял Леший и о чем-то беседовал с Байкалом.

– Серый, давай вытаскивай всех оружие чистить, пусть отвлекутся немного, а то смотреть тошно, как они себя жалеют.

– Добро. Байкал, давай всех сюда.

Через пару минут весь взвод чистил оружие, привычно расположившись за обеденным столом.

– Что-то мою пулю долго отливают… – затянул свою любимую песню Перец, но не тут-то было.

– Перец, заткнись! – послышалось сразу несколько голосов, но заставить замолчать Перца было не так просто.

– Что-то мою волю прячут, отнимают… – продолжил он настырно.

– В натуре, Перец, заткнись, без тебя тошно, – проворчал Кок. – Если глотку сильно драть охота, так давай что-нибудь повеселее.

– Про баб давай, да? – подал голос Цветочник.

– Про баб, говоришь? – задумался Перец и вдруг просиял.

Он вскочил на скамейку, вытянул руку, чем остро напомнил памятник Ленину и, подражая манере Маяковского, продекламировал:

Голые бабы

по небу летят,

В баню попал

реактивный снаряд.

Пару секунд понадобилось взводу, чтобы переварить и представить, что наплел Перец, потом грохнул взрыв хохота, который чуть не снес палатки.

4

Выпускной вечер подходил к концу. На сцене школьный ВИА «Фортуна» уже второй час выдавал все, на что был способен. Было перепето немало песен из репертуара «Битлз», «Машина Времени» и еще много чего. Ребята устали, сидящему на ударных Аркадию казалось, что палочки вот-вот выскочат из рук. И тут Мария Степановна по прозвищу Суслик решила прийти им на помощь:

– Кажется, наши музыканты устали. Давайте поблагодарим их!

Мария Степановна первая захлопала в ладоши, подавая пример. Все выпускники с восторгом ее поддержали.

Мария Степановна – завуч школы. Маленькая и пухленькая, она имела очень доброе лицо и удивительно приветливую улыбку.

– Спасибо, ребята, отдыхайте. Коля, давай включай свой магнитофон.

Зазвучала какая-то зарубежная группа, кажется АВВА, а может и нет. Мария Степановна не очень в них разбиралась – в отличие от своих выпускников, которые вновь задергались, словно подключенные в розетку.

Нет, Мария Степановна совершенно не понимала этих современных танцев! «Это не выпускной бал, а выпускная дискотека какая-то, вот в наше время… Вальс, рука в руке – и закружилась, и полетела… Опять ворчу. Постоянно ворчу, даже в мыслях! Наверное это потому, что я старею», – с легкой грустью подумала она. Впрочем, эта, уже ставшая привычной, мысль промелькнула и пропала, не сумев надолго испортить праздничного настроения. Мария Степановна присоединилась к своим уже бывшим ученикам и стала танцевать с ними. А танцевала она как… Короче, как умела, так и танцевала.

Аркадий закончивший восьмой класс, не успел спуститься со сцены, как к нему подошла Верка Скворцова.

– Пошли танцевать, художник, – крикнула она, стараясь перекричать орущие динамики, и схватив его за руку, потащила в самую гущу танцующих.

Верка, первая школьная красавица, заскочила школу еще в прошлом году и пришла просто на выпускной бал. Она всегда нравилась Аркадию, но он не знал, как к ней, такой гордой и высокомерной, подойти. Старше на целых три года, она была к тому же всегда ощутимо выше его. Только недавно он узнал, что насколько Верка была красивой, настолько же она была и безотказной девушкой.

– А ты здорово вырос за последние два года, художник. В прошлом году еле до плеча доставал, а сейчас уже выше меня, – сказала смеющаяся красавица и, очевидно чтобы Аркадий не возгордился, добавила: – Чуть-чуть совсем, правда, но выше. Ты шампанское пил?

– Не успел еще, – скованно ответил растерявшийся от неожиданного внимания Аркадий.

– Пошли.

И Верка, не переставая танцевать, потащила Аркадия в раздевалку для артистов, где вдали от глаз Суслика выпускники выпивали потихоньку шампанское и портвейн.

– О, ударник, давай сюда! – загудел Паровоз и протянул Аркадию стакан, наполненный темно-красной жидкостью.

– Я шампанского хотел.

– Апуууу… – надул щеки и развел руки в стороны Паровоз. Благодаря этой привычке делать «апууу» он и получил свое прозвище.

– Кончилось шампанское, вот портвейн, не робей, пей! Ты же дзюдоист у нас, спортсмен разрядник, елки-палки.

Аркадий взял стакан и одним махом выпил вязкую жидкость. Ему протянули конфету на закуску и он ее быстро схрумкал. Верка тоже выпила полстакана – только сейчас Аркадий понял, что это не первый ее стакан за вечер.

– Пошли, – опять потащила она его танцевать в полутемный актовый зал.

Начался медленный танец и Верка крепко прижалась к нему, закинув руки на плечи. Аркадий несмело обнял ее. Стакан портвейна быстро всосался в пустом желудке, в котором с обеда ничего не было, а это было часов двенадцать назад, между прочим. Да еще и Верка так сильно прижималась к нему и откровенно терлась, что робость быстро была забыта. Он, казалось, чувствовал каждую складку на ее теле. Сначала одна, а потом и другая рука прочно обосновались на ее упругой попке. Верка смеялась, что-то говорила, но Аркадий не слышал ее из-за музыки и ударившей в голову крови. Девушка что-то спросила. Он чисто автоматически кивнул, и она вновь потащила его куда-то. Они вышли в коридор и быстро пробежали до другого конца. Верка, смеясь, дернула дверь в спортзал – та оказалась открыта, и она потащила его вовнутрь. Состояние уже начавшего догадываться, куда и зачем она его тащит, Аркадия полностью соответствовало «и хочется, и колется, и мама не велит». Верка дотащила его до кучи матов и уселась на них.

– Ну давай, если не боишься, научу тебя целоваться.

Аркадий сел рядом и чертовка тут же впилась ему в губы. Это был вовсе не первый его поцелуй и он, конечно, жаждал продолжения. После нескольких поцелуев его руки, погуляв по телу девушки, остановились на груди. Верка опять засмеялась и легла на маты, увлекая его за собой. Если поцелуи не были для Аркадия новостью, то о дальнейшем он догадывался смутно. Конечно, он вдоволь наслушался бахвальства старших пацанов, благодаря отцу насмотрелся журналов, но не больше. Вера лежала, закрыв глаза, одна нога была согнута в колене, платье съехало, обнажив бедро. Аркадий положил руку на торчащее вверх колено и медленно стал спускаться вниз. Девушка громко вздохнула и чуть раздвинула ноги. Рука спустила в самый низ и погладила трусики в промежности.

Вера тихонько застонала и вновь впилась в губы парня, которого это не совсем устраивало, так как ему нравилось смотреть за все более смелыми действиями своей руки. Еще раз пройдя по промежности, рука нырнула в трусики, туда, где…

– Тревога!!! – закричала вдруг Вера, повернувшись к Пастуху, голос при этом у нее был мужской и шел откуда-то издалека.

Ударил автомат, ему тут же ответило несколько десятков других. «Духи» напали-таки на высоту. Не проснувшись толком, Пастух уже слетал с кровати, как и все, он спал одетым…

– Ты всерьез веришь, что «духи» нападут? – спросил его Леший, когда он вчера вечером предложил спать в форме.

– А шайтан их знает. Надейся на лучшее, готовься к худшему, – ответил он Лешему.

Его послушали, и все спали одетыми.

Влетев в свободно зашнурованные полукеды, схватив автомат и подсумок, он через мгновение первым вылетел из палатки и бросился к окопам. На западе от высоты в воздухе болталась осветительная ракета, и в ее свете тени метались, совершая дикий танец. Аркадий автоматически посмотрел на часы, стрелки показывали пять минут пятого. По высоте свистели пули, отыскавшие щели между камнями дувала. Влетев в свой окоп, Пастух осмотрелся. С западной стороны на высоту вело наступление не меньше, а скорее больше двух сотен, одетых во все черное моджахедов. Он прислушался, стараясь определить по плотности огня, как обстоят дела на других сторонах. Если слух его не обманывал, на востоке «духов» было не меньше, на севере и юге поменьше, но тоже немало. И того не менее семи-восьми сотен душманов. Вот тебе и «отряд в двести-двести пятьдесят человек». Судя по всему, в горах «засветилась» только часть отряда.

Бойцы разбегались по окопам, занимая свои места. С Пастухом на западной стороне было еще шесть человек. «Духи» накатывали черной волной, угрожая с ходу опрокинуть оборону и «затопить» высоту. Чтобы этого не случилось, их надо было заставить лечь. В семь автоматов их было не остановить, да и высовываться было опасно. Душманы поливали окопы плотным огнем, не жалея патронов, и тот факт, что далеко не все целились, как-то не очень успокаивал. Вот уж действительно «свинцовый дождь», иначе не скажешь. Высунься – и кто-нибудь да попадет.

Аркадий невольно вспомнил рассказ одного деда, участвовавшего после войны в операциях по ликвидации бандеровцев на Украине.

– Вот загнали мы группу бандеровцев в небольшой овраг, а за оврагом тем поле, не высунешься. А там кусты: начнешь атаковать – сколько наших положат, аспиды? А кому охота умирать, когда война кончилась? Да и во время неохота, конечно, но тут особенно, победили – живи и живи. Так нет, шваль всякая по земле ползает… Короче предлагают им сдаваться, а они в отказ. Тогда командир роты отдает приказ, и вся рота встает и поливая кусты из автоматов идет вперед. Рота – это ж больше сотни стволов враз по тем кустам, ливень свинцовый, самый настоящий. От кустов ничего и не осталось, и эти все в дырах, что твое решето. А на наших ни одной царапины. Вот так-то…

– Не стрелять! По команде гранатами! – крикнул Пастух, команду передали дальше.

Аркадий выглянул: до ближайших «духов» метров семьдесят – семьдесят пять. Достав гранаты Ф-1, он одну положил на бруствер, из другой выдернул чеку. До «духов» метров шестьдесят. Еще чуть-чуть.

– Аллаху Акбар!! Аллаху Акбар!!! – истошно заорали «духи».

– Один, один у вас аллах, и вы сейчас с ним встретитесь, суки!!

Когда осталось метров сорок пять, Пастух заорал:

– Гранатами огонь! – и швырнул гранату.

Выдернув чеку из второй, он послал ее следом. Загремевшая серия взрывов заставила духов лечь. Гулко ухнул танк. Забил пулемет БМД на северной стороне, следом присоединился БТР на юге. Пастух дал длинную, в полрожка очередь по моджахедам.

«Легли, уже хорошо. Полежат и, глядишь, отходить начнут, а там с базы огнем поддержат. Может, и отобьемся», – поменяв рожок, Пастух снова дал длинную очередь.

«Конюх, я твой нюх топтал. Душманы с востока и с запада прут, а броня вся на юге. Черт тебя побери!» – про себя выругался Аркадий.

БТР с южной стороны, словно услышав его, развернул башню и стал поливать длинными очередями по западной стороне, не давая духам поднять голову. В воздухе болталось уже две осветительные ракеты, в их свете Пастух увидел, что душманы стали отползать назад.

«Так, отходят, хорошо. Молодец Агроном, догадался поддержать. Теперь, пушечки, давайте размолотите их к чертовой матери, а то ведь сейчас минометы установят и нам мало не покажется. А у них еще и пулеметы шибко большого калибра тоже, скорее всего, есть».

Тут в незащищенный бок БТРа один за другим ударила пара выстрелов из гранатометов. Пулемет захлебнулся, из БТРа повалил густой дым.

«Хана Агроному. Эх, не успели броню камнем обложить! – остро пожалел Пастух. – Тяжко без пулеметов будет! Да какого черта там база молчит?!»

Но база по-прежнему не спешила вносить свою лепту в бой. Аркадий посмотрел на часы – двенадцать минут пятого. Бой шел меньше десяти минут, достаточно, чтобы база успела ударить. Он побежал по траншее: «Ладно хоть углубили».

Добежал до ближайшего бойца, которым оказался Куница.

– Давай за гранатами! И узнай заодно у Цветочника, почему база молчит! – приказал ему Пастух

– Ага, – кивнул тот и побежал к проходу.

Мазута продолжал методично расстреливать «духов» из орудия и пулемета на юге. БМП также получил пробоину в незащищенный бок и замолчал. На северной стороне продолжал бить длинными очередями обложенный камнем со всех сторон БМД Байкала. В это время на высоте стали рваться мины.

Свою последнюю ночь на высоте Наташа так и не уснула. События последнего дня – ужасная смерть Чуманова, драка Пастуха с Малаховым, визит комбата – все это оказало на нее сильнейшее воздействие. А тут и еще возможное нападение моджахедов. Она рано легла спать и сделала вид, что уснула. Сергей долго не мог успокоиться, что бубнил под нос про «зарвавшегося майора» и «оборзевшего сержанта». Несколько раз выходил куда-то. Наконец, уже далеко за полночь, он уснул. А вот Наташа все никак не могла успокоиться и все спорила сама с собой:

– И зачем все-таки ты в Афганистан за Малаховым потащилась, девочка, только честно? Не из-за любви же?

– Нет, конечно! После аборта любовь как-то быстро растаяла. Просто как было возвращаться домой? Уехала невестой, будущей мамой, а вернулось бы кем? Ни мужа, ни ребенка. Во дворе бабушки на скамейках целыми днями сидят, косточки всем перемывают, идешь – каждый раз чувствуешь себя букашкой под микроскопом. Узнали бы, что к чему, живьем съели бы. А самое главное, как в глаза матери смотреть? По сути дела, сбежала, сделала аборт против воли матери и вот нате вам, приехала, жалейте меня.

Нет, домой никак нельзя было. Да и надежда была, что Сергей не врет и все еще любит, хотя конечно верилось уже с трудом. Вот и приехала с ним сюда.

– А сегодня зачем осталась?

– А что было делать, собрать вещички и бежать на базу послушной «дамочкой» – как презрительно тебя назвал комбат?

– А как он должен был тебя назвать, красавица моя? Человек из-за тебя погиб, Сергей с Аркадием собачатся тоже из-за тебя.

– Вот потому и осталась, чтобы доказать, что не «дамочка» и не кукла, а взрослый и самостоятельный человек.

– -Остаться-то ты осталась, девочка, а если действительно нападут, что делать будешь?

– А чему учили в медицинском, то и буду делать – раны перевязывать. Не дай Бог, конечно…

Она так и не уснула, когда раздался крик: «Тревога!!» – и поднялась страшная стрельба.

Наташа очень сильно испугалась. Сергей мигом оделся, схватил автомат и выскочил из палатки.

– Быстро на землю, из палатки ни ногой! – крикнул он напоследок.

Наташа послушно упала на пол палатки, застланный брезентом. Пули свистели, казалось, над самой головой. Она с трудом подавила в себе желание забраться под кровать. Посмотрев наверх, Наташа убедилась, что ей не показалось: в верхней части палатки было три отверстия от пуль, и четвертая появилась прямо на ее глазах.

«Мамочка, мамочка, что ж я, дура, не улетела с комбатом? Пошевелиться боишься от страха, куда там раненых перевязывать под огнем. Размечталась, курица!» – она чуть не заплакала от страха и бессилия.

Новсе страхи и сомнения схлынули в одну секунду, когда Наташа услышала, как кто-то вскрикнул и через секунду стал материться.

«Ранили!» – хлестнула догадка, и, схватив сумку с медикаментами, она выскочила из палатки, уже почти не пригибаясь. Рядом с одной из больших палаток, зажав живот руками, лежал, стонал и матерился Охотник, его снайперская винтовка лежала рядом.

– Вашу мать, не успел ни разу выстрелить. Да пригнись ты, дура! – прикрикнул он, увидев Наташу, бегущую во весь рост.

– Спокойно, Охотник, спокойно. Сейчас обезболивающий сделаю, перебинтую и все будет хорошо. Потерпи немного.

Она терпеть не могла эти клички, которыми все называли друг друга на высоте, но что делать, если по именам она их просто не знала. Перевязав Охотника, она помогла ему перебраться в палатку. Углубления и сложенные вокруг палаток камни делали их относительно безопасными. Она бросила на пол одеяло с ближайшей койки, помогла Охотнику устроиться поудобней, дав ему даже подушку. Убедившись, что для него она сделала все, что могла, она, наконец, огляделась и увидела Гогу, Цветочника, лежавшего около рации. Наташа бросилась к нему, но увидев большое темное пятно под его головой, она остановилась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сделать шаг вперед. Аккуратно перевернув радиста, она поняла: ее помощи не потребуется. Пуля вошла в левый висок, оставив лишь небольшое отверстие, зато справа была черная дыра величиной с кулак. Положив его, Наташа медленно, как во сне, попятилась назад.

– Что с ним? – спросил из-за спины Охотник, вернув ее в реальность.

– Его убили, – ответила она еще отстраненно. – Я пошла, мне нужно туда, в окопы, там могут быть раненые.

Выйдя из палатки, она бросилась к окопам, выскочив на восточную сторону. Непрерывный свист пуль над головой и грохот боя уже не пугали, она просто старалась не замечать их. Она искала раненых, тех, кому была нужна ее помощь, тех, ради кого она осталась здесь…

– Раненые есть? – спросила она у первого попавшегося бойца.

– Там кричал кто-то, – махнул он вдоль окопа.

Наташа побежала и через несколько метров увидела Зайца, сидевшего на дне окопа. Он зажимал рукой шею. Рука и гимнастерка были в крови. Другой рукой он достал бинт и зубами срывал упаковку.

– Сейчас, я помогу тебе. Потерпи.

Артерия, кажется, не была перебита, но кровь все же шла очень сильно, и Наташа достала вату. Перебинтовав Зайца, она помогла ему встать и повела к палаткам. Заяц все больше вис на ней. Едва они вылезли из окопа, он потерял сознание и упал окончательно. Взяв его под мышки, Наташа потащила его волоком.

Тут кто-то подскочил:

– Давай помогу! – это был Куница. – Куда? – спросил он, подхватив Зайца.

– В эту палатку, – показала Наташа и первой нырнула вовнутрь.

Когда Куница вошел, она уже бросила еще одно одеяло на пол.

– Клади. Спасибо тебе, а то одна я бы не справилась, – Наташа, наконец, смогла вытереть заливавший глаза пот.

– Да не за что, – отмахнулся Куница и хотел было выйти, но увидел Цветочника, лежавшего рядом с рацией: – Дьявол! Гоги накрылся. Не знаешь, он на базу о нападении сообщил?

– Не знаю, я его уже мертвым застала, – ответила Наташа растерянно.

– Если не успел, хреново. Надо Пастуху сказать. Я пошел.

Он развернулся, чтобы выбежать из палатки. В этот момент на высоте стали рваться мины. Одна из первых мин, пробив палатку, упала аккуратно посередине между ребятами – Наташей, Куницей, Охотником и Зайцем.

«Мамочка», – единственное и последнее, что успела подумать Наташа.

Потом сотни иголок впились в нее, пытаясь разорвать в клочья, и отбросили в другой конец палатки.

И вдруг Наташа увидела всех ребят, всю высоту сверху. Бой был как на ладони. Все укрылись, как могли, спасаясь от плотного минометного огня. Вон перевязывает себе ногу Трактор, вон Кузя схватился за лицо и упал, а вон Перец бинтует плечо Коку. Надо туда, надо им помочь.

– Ты уже не можешь им помочь. Нам пора, полетели.

Наташа повернулась, рядом с ней, в воздухе, над высотой висели светлые и прозрачные Куница с Охотником. Посмотрев на себя, она увидела, что и она тоже была словно соткана из света.

– Все понятно. Нас убили, – с легкой грустью сказала она. – А где Заяц, он еще жив?

– Он раньше ушел, мы его уже мертвого несли, – ответил Куница. – Полетели, Наташа.

И взявшись за руки, они втроем полетели на север, в Россию, домой.

Коку в эту ночь тоже приснилась девчонка. Он сидел с ней в открытом кафе на берегу моря. На столе были шашлыки и холодное пиво в мокрых бутылках. Кок был в плавках, а напротив, в ярком купальнике, сидела грудастая Светка, и он ел ее «вприглядку» с шашлыком. Но видя Свету, он понимал, чувствовал всей душой, что это не она, а его первая любовь Алсушка. Пытаясь понять, как так может быть, он затянулся пивом. И вдруг его осенило: это СОН! Он еще не вернулся из Афганистана. Он не помнит дембель потому, что его не было, и поэтому, видя одну девчонку, чувствует другую. Следовательно, в любой момент может прозвучать «горячо любимая» команда «Подъем!».

Что делать? Хотелось и пиво попить, и шашлык доесть, и с девчонкой, кем бы она ни была, Алсушкой или Светкой, поразвлечься, и в море искупаться. Кок решил так: по быстрому доесть шашлык, запивая пивом, потом схватить девчонку (интересно все же, кого из двух?) и утащить в море. А там поди пойми, купаются они, целуются, или еще чем занимаются. Овладеть девушкой на берегу он все же не решился, в надежде – а вдруг это все же не сон, а так, легкий солнечный удар? Кок быстро заглотал шашлык, залив его пивом под двусмысленные комментарии смеющейся Светки.

– Куда спешишь, оголодал совсем?

Потом он схватил уже не Свету, а Алсу за руку и бросился с ней к морю…

Добежать не успели.

Вместо привычного «Подъем!», прозвучало истошное: «Тревога!!!»

И тут же автоматные очереди подтвердили, что это действительно Афганистан.

Кок разлепил глаза, натянул кеды, схватил свой ручной пулемет и со всеми вместе вылетел из палатки. Едва прыгнув в окоп, он дал длинную очередь по наступающим стеной «духам».

– Не стрелять, по команде гранатами! – передали по цепочке приказ.

– Не стрелять, по команде гранатами! – передал Кок приказ дальше.

И только доставая гранаты понял, что левое плечо мокрое. Он пошевелил плечом, болело несильно, ранение движению не мешало, ну и Бог с ним! Перевязаться можно и потом.

– Гранатами огонь!! – донеслось до Кока.

– Гранатами огонь!! – крикнул он дальше и уже потом швырнул гранаты. Душманы сначала залегли, а потом отошли. Установив минометы, они начали обстрел высотки. Кок опустился на дно окопа, стараясь представить себя мышкой, в которую очень трудно попасть.

– Зема, тебя зацепили, суки! Давай перебинтую. Раздевайся, – раздался над ухом голос Перца.

Кок остался в одной тельняшке. Перец быстро и умело перевязал его.

– Ниче, земеля, до свадьбы заживет! – сказав это, Перец чуть не хлопнул сгоряча друга по раненому плечу.

– Откуда столько «духов» набежало, интересно? Отмахаемся, как думаешь? – задорно спросил он Кока.

– Не знаю, зема. Без базы вряд ли устоим, а она что-то молчит пока, – озабоченно ответил тот, к чему-то прислушиваясь. А потом выглянул из окопа.

– Идут, суки! – закричал он и припав к пулемету стал крыть длинными очередями, патроны быстро кончались.

Приходилось часто менять позиции. Помогало слабо, «духи» быстро вновь накрывали их плотным огнем.

– Перец, дуй за патронами, у меня последняя коробка, и гранат захвати, – крикнул Кок и снова дал очередь. Заметив краем глаза продолжавшего сидеть Перца, заорал на него:

– Че ты лыбишься, урод? Давай… за патронами… – закончил он уже упавшим голосом.

Точно посередине лба у Перца была красная точка, из которой точно на нос сбежала тонкая струйка крови. Только после этого Перец отвалился к стене окопа. Даже смерть не стерла улыбку с его лица, и казалось, что он усмехается и над ней. Для Кока будто выключили звук, и в совершенно, вот уж действительно, мертвой, тишине он услышал голос друга, который медленно пропел:

– Что-то мою пулю… Долго отливают…

– Вот и отлили твою пулю, земеля, – Кок протянул руку и закрыл Перцу глаза.

И тут же грохот боя обрушился на него так, что он даже вздрогнул.

– Прощай, Марат, – помедлив еще пару секунд около друга, Кок побежал за патронами.

На ходу отстегнув пустую коробку, он влетел в «арсенал». Зарядив пулемет, схватил еще две коробки и только сделал шаг на выход, когда рядом с вагончиком, перед самым выходом, разорвалась мина. Кока швырнуло вовнутрь, сверху на лицо упал цинк с патронами и он потерял сознание.

Мазута почти полностью расчистил южную сторону, по крайней мере «духи» больше не подавали признаков активности.

– Так, у нас вроде чисто, как там с других сторон, интересно, – спросил сам себя лейтенант Смирнов, и тут же выругался. – БТР и БМП мешают, один горит, другой дымит – ни черта не видно. Но, похоже, основные удары с флангов, надо помочь ребятам. Семка, давай на западную сторону.

– Под гранатометы подставимся, командир, – испуганно возразил механик-водитель.

– Выполнять!

Танк развернулся и пошел вдоль окопов. Выйдя на западную сторону, тут же дал залп осколочным снарядом, сметя два минометных расчета. Пулеметчик, Стас, бил длинными очередями, не давая противнику подняться. Вот тут бы остановиться, да развернуться к противнику лобовой броней, но танк, повернув башню примерно на сорок пять градусов, медленно продолжал идти вдоль позиций. Мазута успел дать еще три залпа, когда в бок танка один за другим ударили три гранатометчика. Танк замер, замолчав. Открылся башенный люк, оттуда повалил дым. Кто-то, кажется лейтенант, попытался выбраться. Показались руки, потом гермошлем, но сил не хватило, и танкист упал обратно. Механик-водитель смог выбраться, но не успел сделать и пяти шагов, как получил очередь поперек груди. Выронив автомат и раскинув руки, будто собрался обнять землю, он рухнул на камни

Когда «духи» во второй раз пошли в атаку, на северной стороне их снова встретил огонь БМД. Каменный «щит» принял на себя несколько ударов гранатометов и был почти разрушен, но БМД был пока цел. Байкал скосил еще десятка полтора моджахедов, когда БМД все-таки подожгли. Байкал продолжал стрелять, хотя из-за огня и дыма мало что видел, он продолжал вести огонь до тех пор, пока еще один взрыв не выбросил его из жизни.

Пастух стрелял короткими очередями. Когда очередной рожок опустел, он зарядил последний и прислушался. С его западной стороны отвечал только один автомат с другого конца траншеи. «Черт! Неужели всех положили? – пробил его ледяной озноб. – Что вообще происходит?»

В это время на их сторону вышел танк, сразу заставивший «духов» залечь.

– Так, Василий, ты пока тут повоюй, а я посмотрю, что, собственно, происходит.

Пастух побежал по траншее. Сначала он наткнулся на Кузю, лежавшего с окровавленным лицом. Наклонившись, Пастух попытался нащупать пульс – пульса не было, и он побежал дальше. Следующим сидел Перец. Вступившая в свои права смерть все-таки стерла улыбку с его лица. Перец сидел, прислонившись к стенке. Он выглядел непривычно серьезным, таким его Пастух еще и не видел. Смерть сняла с него маску шута, а каким он был под маской на самом деле, уже не узнаешь. Наверно поэтому горечь потери была еще сильней.

– Ох, ребята, ребята! Что же вы делаете? Куда ж вы все уходите? С кем я домой-то возвращаться буду?

В это время душманам удалось подбить танк, и они снова пошли вперед. Выхватив последнюю гранату, Аркадий, сильно размахнувшись, швырнул ее в «духов», до которых было еще не меньше метров восьмидесяти, в надежде хоть чуть-чуть их затормозить.

– Черт, да куда же Куница пропал? – выпустив в наступающих пару коротких очередей, он побежал к «арсеналу».

Взлетев на высоту, он сразу увидел, что палатка второго отделения валяется порванной тряпкой. Посреди того места, где она когда-то стояла, валялась разбитая взрывом рация. Рядом лежал Цветочник. Взрыв раскидал ребят и койки. Увидев Наташу, лежавшую в углу, Пастух подбежал к ней, а вдруг… Но этой слабой надежде не суждено было сбыться. Наташа вся была в крови. Осколки не пощадили ни тело, ни руки, ни ноги. Только лицо, спокойное и какое-то светлое, было совершенно чистым. Подойдя к ней, он присел, ноги превратились в студень и не хотели держать враз потяжелевшее тело. Он погладил ее по волосам, закрыл глаза. «Не надо было, милая, тебя спрашивать, а хватать в охапку и в вертолет. Покричала, побрыкалась, поплакала бы – не беда, зато сейчас живой была бы». Пастух застыл на корточках и все гладил медленно и нежно Наташу по голове.

Стремительно светало, новый день предъявлял свои права. И тут над высотой разорвались осветительные снаряды – это база напоминала о пропущенном сеансе связи.

– Вот и «будильник», а мы уже давно не спим, – равнодушно и немного приторможенно проговорил Аркадий, продолжая гладить Наташу по голове. – Еще через три минуты начнут лупить пушки, а потом вертушки и ребята на броне. Жаль, поздно…

Еще вчера Пастух, казалось, не чувствовал к Наташе ничего, кроме легкой симпатии. Скажи ему, что он ее полюбил, так ведь на смех поднял бы, а если бы это сказал Перец, в своей восхитительно-деликатной манере, так по физиономии точно бы получил.

Ну поприжал за сараем, и что? Еще до армии Аркадий был твердо убежден, что «половое сношение не повод для знакомства». Сколько их таких у него было? И вот пойди же ты: Наташу убили, и сердце сковало льдом, и стало незачем жить и воевать, стало все равно, чем кончится этот бой, да и вообще все…

«А ведь и не поговорили даже ни разу, – обожгла Аркадия неожиданная мысль. – Да что там не поговорили, пара слов, там, за вагончиком, и ВСЕ!»

– Господи, да когда же ты меня-то заберешь? Я уже устал хоронить других!! – закричал он в небо.

После того, как разорвались осветительные снаряды «будильника», то ли зная, что будет дальше, то ли случайно, но «духи» в едином порыве, бегом, в полный рост бросились к высоте, продолжая поливать окопы свинцовым дождем. Встречать их было почти некому. Они перепрыгивали через окопы, не обращая особого внимания на еще живых и сопротивляющихся десантников. Пользуясь этим, Леший, орудуя штык-ножом, положил двоих и вогнал его в сердце третьему, когда очередной моджахед, перепрыгивая через окоп, даже не остановившись – мимоходом – послал ему в спину очередь. Следующий шаг стал для него последним: штык-нож Лешего вошел ему в шею, аккурат под ухом. Прежде чем закрыть глаза, Леший успел еще улыбнуться и лишь потом, прямой как оловянный солдатик, упал на спину.

Аркадий все еще гладил волосы Наташи, когда сработал «сторож», руки сами – быстро, но аккуратно отложили голову девушки и схватили автомат. В ту же секунду, с восточной стороны, на высоту стали проникать «духи». Как тараканы из всех щелей, через проход, через разрушенный местами дувал, а то и перелезая его.

Пастух бросился к южной стороне, выпустив на ходу остатки патронов. Влетев в траншею, он бросился к своей, западной стороне. Почти сразу наткнулся на Скворца. Похоже, тот погиб в первые минуты боя. Аркадий нашел у него три рожка и еще один отстегнул от автомата. Менять оружие он не хотел. Потому что свое оружие – это СВОЕ ОРУЖИЕ! Там же он нашел две гранаты. Вставив рожок, на ходу рассовывая это богатство по карманам, он побежал дальше, пытаясь зайти в спину «духам», прошедшим на высоту с запада.

Над головой ударила очередь, кто-то все-таки бросился за ним в погоню. «Долго думаете, ребята!» – усмехнулся он, послав очередь в ответ. Из прохода выскочило несколько «духов», устраивать дуэль было чревато и Пастух просто швырнул в них пару гранат, после чего скрылся за угол траншеи. Но еще до этого он услышал восторженное: «Аллах Акбар!!»

Едва завернув, увидел моджахеда с черной всклокоченной бородой, который перерезал горло лежащего на земле Марадонны. Похоже, тот был уже мертв или серьезно ранен. Аркадий автоматной очередью опрокинул «духа» на спину, но опоздал. Моджахед успел перерезать парню горло.

В это время, так и не дождавшись выхода на связь высоты, в бой наконец-то вмешалась база, и вокруг высоты загремели взрывы, а «духи» еще перепрыгивали через окопы, стремясь быстрей оказаться на высоте, не сообразив в горячке, что в окопах гораздо безопасней.

Став как на картинке «Стрельба из положения стоя», Пастух стал расстреливать отставших «духов» короткими очередями, словно на стрельбище. Ему удалось отправить к праотцам пятерых моджахедов, когда, полоснув окоп очередью, на Пастуха прыгнул шестой. Аркадия словно кувалдой ударило в правый бок и откинуло к стенке окопа, но и его ответная очередь откинула нападавшего. Пастух посмотрел на быстро намокающий бок и болезненно поморщился: «Еще одна дырка, они, похоже, решили, что я из резины».

Он хотел было перезарядить автомат, когда узнал последнего, только что убитого им «духа». Это был Гасан, тот самый председатель ячейки НДПА в кишлаке, лежащем за их спиной. Встречались они лишь однажды, когда Пастух три недели назад прибыл из госпиталя на базу…

…Выпрыгнув из вертолета, Аркадий спросил у одного из подбежавших разгружать «вертушку» пехотинцев:

– Где штаб десантного батальона?

– Иди по дороге, – махнул тот рукой, показывая направление, хотя нужды в этом не было – дорога была одна. – С того края базы, с правой стороны ваш штаб, увидишь.

– Спасибо! – поблагодарил его Пастух.

«Меня послали, и я с благодарностью пошел», – подумал он, криво улыбнувшись.

Подходя к штабу, он увидел комбата – Батю. Тот разговаривал с каким-то декханином. Точнее, говорил больше афганец. Говорил явно горячась и при этом бурно жестикулируя, а хмурый Батя скупо и неохотно отвечал, пару раз пожав плечами.

Когда разговор закончился, дехканин отвернулся и Пастух увидел его глаза. В них бушевал океан чувств: и разочарование, и безнадежность, но пожалуй сильнее всего – ненависть. Когда афганец увидел Аркадия, его взгляд мгновенно смягчился и он приветливо, даже заискивающе, улыбнулся. Потом отвязал привязанного к столбику, нагруженного поклажей ишака и, заметно прихрамывая, отправился вон с базы, не забыв так же вежливо попрощаться с Батей. Тот задумчиво посмотрел ему вслед. Потом увидел Аркадия и скупо улыбнулся.

– Здорово, герой! Уже выздоровел, значит?

– Более-менее, товарищ майор.

– Орден получил?

Аркадий отрицательно мотнул головой.

– Ничего, скоро получишь. Документы ушли почти сразу.

Комбат замолчал и после продолжительной паузы, наконец, спросил:

– Про ребят знаешь?

В ответ последовал утвердительный кивок головой.

– Жаль ребят. Хорошая была группа.

– Их нашли? – последовал мрачный вопрос.

– Мы даже не знаем, в чью засаду они попали. Выкуп за тела тоже никто не просил пока. Что странно.

– Может, это не афганцы были?

– Может быть.

– Ребят там… А я в госпитале как кусок дерма провалялся… – сплюнув себе под ноги, выругался Аркадий.

– Это ты брось! – сурово приказал Батя. – Не казнись. Твоей вины в их смерти нет. Зайди-ка ко мне.

Они вошли в кабинет, и Батя достал два стакана и разлил по ним спирт из фляги.

– Помянем ребят.

Молча выпив, Пастух отказался от протянутого куска хлеба и просто занюхал кулаком. Они опять вышли на улицу.

– А кто это у тебя был, Бать?

– Когда? – переспросил комбат.

– Да передо мной, афганец.

– Ах, этот… Это Гасан, он из кишлака, что в паре километров отсюда. Воевал в правительственных войсках, списали по ранению. Вернулся домой, организовал ячейку НДПА. Сейчас просится в Союз.

– После нашего ухода ему тут долго прожить не дадут. Командование говорит, не имеем права. Пусть едет в Кабул, обращается в посольство и получает, как положено, визу, потом гражданство, если дадут. А у него в семье пять человек детей. На поездку ни времени, ни денег. Просит отправить его в Союз с любой колонной, авось оттуда не выгонят. Да кто ж его возьмет? Да даже если и возьмет, кто его через границу пустит без визы?

Вот так сержант, нужны были люди – агитировали за советскую власть, а теперь уходим и бросаем. На верную смерть, между прочим, бросаем…

Батя хотел еще, что-то добавить, но подбежал связист.

– Товарищ майор, вас командир полка вызывает.

– Иду. А ты давай бегом узнай, уехал Суржик или нет. Если не уехал, пусть сержанта захватит. Бегом!

Повернувшись к Аркадию, комбат не спеша добавил:

– Давай, Пастух, служи, да повнимательнее там. Там лейтенант…

Пастуху показалось, что по лицу комбата скользнула кривая усмешка, впрочем, может только показалось. Тем временем комбат продолжал, смотря в глаза Аркадия:

– Молодой, а обстановка тихая, как бы они там не расслабились. Ты уж присмотри за порядком. Давай, Пастух, я на тебя и на Лешего надеюсь!

И хлопнув его по плечу, комбат резко развернулся и направился к штабу.

Связист с веселой улыбкой обратился к Пастуху:

– Пошли вместе, если Суржик не уехал, сразу и поедешь. Повезло тебе – на высоте не служба, а санаторий по сравнению с теми, кто по горам-то лазит…

…И вот этот председатель ячейки НДПА, «верный друг», лежал перед Пастухом с пробитой очередью грудью, отхаркиваясь кровью. Пастух медленно опустился на колени рядом с Гасаном.

– Сука, я же говорил, что это местные… – отрешенно и тихо, почти шепотом сказал он. – Я же говорил, что это местные.

Пастух отпустил автомат и все так же медленно взял моджахеда за грудки.

– Это ведь вы, Гасан, вы все сделали. И стрелок ваш был, и из Чумы «красный тюльпан» тоже вы сделали, и мины тоже вы сняли, козлы!

Аркадий тряс Гасана, постепенно говоря все громче и быстрей. И вот он уже орал в лицо умирающего афганца:

– И ребят, и Наташку вы, суки, убили! Да?! Да, Гасан?! Я тебя спрашиваю!! – он орал и тряс Гасана, но тот уже не мог ответить. Гасан был мертв.

– Это ты рассказал им, как все расположено, да? Ты провел их мимо мин, ты рассказал, как лучше нападать, да, тварь?! Ты?!

Трясший мертвого Гасана Пастух, конечно, ошибался. Для того чтобы узнать, как построена оборона на высоте, достаточно было одного взгляда с окрестных гор. Моджахеды вообще не должны были нападать на высоту этой ночью, они должны были пройти мимо, в кишлак Гасана. Отсидевшись там днем, ночью они хотели атаковать базу, а уже другой отряд должен был ударить с гор по высоте, чтобы прикрыть отход основных сил. Но кто-то задел растяжку со световой ракетой, пропущенную Гасаном и еще двумя его соплеменниками, обученными работе с минами в правительственной армии. Три ночи они обследовали местность вокруг высоты, снимая мины и растяжки. Да вот одну все же пропустили, и Гасан все равно был обречен.

А Пастух все тряс мертвого врага и орал:

– Ты все сделал, тварь! Ты! Всех убили, всех!! А ты думаешь, сдох, и все?! Все, да?!

Как-то сразу успокоившись, почти прижавшись к лицу Гасана, пристально глядя в мертвые глаза, Аркадий прошептал:

– Но я тебе сделаю, сука, всем вам сделаю. За всех ответите, за каждого пацана убитого ответите!

Отшвырнув Гасана и машинально подхватив автомат, Пастух выпрыгнул из окопа и, чуть пригнувшись, побежал к танку.

«Надо было еще вчера этот чертов кишлак с землей сравнять, глядишь, сегодня ребята были бы живы».

Вокруг высоты продолжали рваться снаряды – они достали не больше двух-трех десятков душманов, остальные успели взойти на высоту, на единственное теперь безопасное место в «горлышке». Пастух же бежал навстречу отставшим «духам», с ближайшим они разошлись не более чем метров в пять. Но моджахеды спасались от артобстрела, не замечая ничего вокруг. Пастуху тоже было не до них, он бежал к танку. Но вот кто-то все-таки обратил на него внимание, и вокруг засвистели пули. Пастух был уже возле танка, когда сильный удар в спину бросил его прямо на люк механика-водителя.

«Ладно хоть опять в правый бок», – мелькнула мысль. Но валяться времени не было, запросто могли превратить в решето. Стиснув зубы, он нырнул в танк и захлопнул люк, по которому тут же ударила запоздавшая очередь.

– Ага, щас, прямо так и убили. Козлы! – зло прохрипел он.

Плюхнувшись на сиденье, Пастух почувствовал легкую дрожь: двигатель танка работал.

– Хоть что-то.

Пристроив автомат, Аркадий взялся за рычаги, и танк сначала медленно, но потом все быстрей двинулся на север, к ненавистному кишлаку. Он понимал, что в дымящей башне в любой момент мог взорваться боекомплект, но он молил Бога, чтобы это не случилось раньше, чем он исполнит задуманное.

Моджахеды не собирались так просто его отпускать, и двум гранатометчикам удалось испытать крепость боковой брони. Броня выдержала, а получивший контузию Пастух выпал на некоторое время из реальности.

Кок очнулся от сильной головной боли. Рядом суетливо перекрикивались «духи».

– У-у-у… суки, совсем близко подошли уже. Сейчас, ребята, я сейчас.

Вытерев рукавом кровь с лица и схватив пулемет, Кок, пошатываясь, направился к выходу из «арсенала». Подойдя к двери, он остановился, словно налетел на стенку. «Духи» были не рядом, они были на высоте. Их было много, очень много, как муравьев в хорошем муравейнике. Они суетились и на стоящего в дверях Кока не обращали никакого внимания. Их явно что-то заинтересовало на западной стороне, туда бежало несколько человек с РПГ. Кок медленно поднял пулемет, он не спешил открывать огонь. Оно и понятно: нажмешь и все, сколько останется жить потом – пять или пятнадцать секунд?

Время остановилось. Но вот на Кока обернулся стоящий метрах в семи «дух». Кок ясно увидел, как у него медленно, словно в замедленном кино, поднялись удивленно брови. Моджахед одной рукой стал поднимать автомат, а другой судорожно стал дергать за рукав душмана, стоявшего рядом.

«Ну, вот и все» – отрешенно констатировал Кок и нажал на курок.

Он начал с того самого духа, который его заметил, и с его соседа. Несколько секунд Кок безнаказанно расстреливал моджахедов в спины, но афганцы, воюющие с детства, жившие не просто на войне – жившие войной, быстро пришли в себя. Сразу несколько очередей припечатали Кока к вагончику, из которого он только что вышел. Пули прошивали грудь, руки, калечили лицо. Кок продолжал нажимать на курок и слабо водить пулеметом, но ствол неумолимо опускался, и остатки патронов он выпустил уже себе под ноги. Когда пулемет замолчал, уже мертвый Кок медленно, оставляя кровавый след на вагончике, сполз на землю. Пастух так никогда и не узнает, что эта убийственная атака Кока спасла ему жизнь. Благодаря ей в боковую броню танка попали выстрелы только из двух гранатометов, а не десятка.

Какой-то моджахед с густой черной бородой направился к Коку, извергая проклятия и доставая на ходу кинжал. Но что бы он ни хотел сделать, его желанию не было суждено сбыться. «Духи» вновь засуетились: с юга, на малой высоте, к высоте шли две «вертушки». Было еще недостаточно светло и поэтому, чтобы разобраться в обстановке, царящей на высоте, «вертушки» шли низко над землей. Очень низко. Слишком низко… Высота встретила вертолеты ураганным огнем из автоматов и пулеметов, в том числе и крупнокалиберных. Вертолет, идущий первым, встал на дыбы, и рухнул хвостом вниз менее чем в семидесяти метрах от высоты.

– Аллах Акбар! Аллах Акбар! – истошно взревели душманы, размахивая оружием.

Долго орать им не пришлось. Оставляя за собой растущий шлейф дыма, вторая «вертушка» совершила разворот и взяла боевой курс на высоту. «Духи» стали разбегаться, стараясь укрыться кто где мог – в окопах, углублениях, оставшихся от разорванных и сгоревших палаток, или просто за камнями. «Вертушка» прошла над высотой разбушевавшимся драконом, основательно вспахала ее и пошла дальше на север, на базу.

– Земля! Земля! Я пятый. На высоте «духи». Повторяю. На высоте «духи». Третий сбит. Меня тоже задели. Постараюсь дотянуть до дома. Прием.

– Понял тебя, пятый. Группа поддержки вышла, так что особо не геройствуй. В случае чего, садись. Прием.

– Вас понял. Думаю, дотянем. Прием.

– Давай, Серега, тяни! Ждем. Конец связи.

Было и ежу понятно, что теперь, когда на базе узнали о гибели защитников высоты, следует ждать ее артобстрела.

Вертушка еще не успела скрыться из глаз, как «духи», подхватив всех своих раненых и подобрав их оружие, стали быстро, немного суетливо, но без паники уходить на юг, туда, откуда пришли. Из девяти сотен моджахедов, попытавшихся пройти этой ночью мимо десантников, на высоте и вокруг нее осталось лежать больше трех сотен убитых, которым уже никогда не суждено было стать «гази» (победителями неверных).

Разорвавшаяся рядом мина не только контузила Конюха, но оставила в память о себе три отметины на теле. Два осколка безжалостно пропороли живот, а один еще и разорвал правую щеку, оставив безобразную рану. Придя в себя, Малахов, большей частью засыпанный землей, открыл глаза в звенящей тишине. Траншею, на дне которой он лежал, перепрыгивали «духи», почему-то спешно уходящие с высоты.

«Очевидно, наши на подходе», – справедливо решил Конюх.

Он приподнял «калаш» и нажал на курок раз, второй, третий. Автомат не хотел стрелять. Почему? Кончились патроны, заклинило? Этого Малахов уже не узнает никогда. Напряжение съело последние силы, и он вновь потерял сознание…

– Вечно тебя ждать приходится, давай быстрей, – раздалось под самым ухом ворчание Перца.

«Перец? Жив? Так это сон был, что ли? » – промелькнула радостная мысль у Кока, но открыв глаза, он понял, что ошибся. Сквозь склонившегося над ним Перца было видно небо.

– Убили нас, зема. Айда, надо с домом проститься. По обычаю меня должны до заката сегодня похоронить, да не судьба, – пояснил Кок, словно прочитав мысли друга.

– Ага, меня тоже на третий не успеют похоронить. Ладно, что самих себя оплакивать, пошли.

– Да отходили уже свое, земеля. Полетели.

Два светлых пятна быстро стали удаляться на север, но притормозили над кишлаком. Танк с развернутой почти на 45 градусов башней, из которой валил густой дым, надрывно ревя мотором, равнял кишлак с землей. К ближайшему склону горы бежали люди – дети, женщины, старики. Часть уже стояла там и с ужасом смотрела на разбушевавшийся танк.

– Пастух лютует. За нас кишлак духовский прессует, – серьезно, против обыкновения, прокомментировал Перец.

– Большой грех на душу берет. Не по-христиански это – невинных убивать! – назидательно изрек Кок.

– И не по-мусульмански, кстати, тоже, – уточнил уязвленный Перец и добавил: – Ладно, айда, а то время уходит.

И они продолжили свой путь на север, в Россию, в Казань.

Когда по высоте ударили «Грады», «духов» там уже не было. Залп задел лишь небольшую группу, отставшую от основной массы, и прибавил к валяющимся трупам еще порядка двух десятков. Моджахеды уходили в горы, освещаемые лучами восходящего солнца, оставляя за спиной стеной встающие взрывы. Войдя в ущелье, они через некоторое время разделились и пошли по разным тропам, как и приходили. Чуть позже вслед за «духами» в ущелье вошли четыре вертолета – это были последние «вертушки», что могла выставить база. В ущелье четвертка разделилась на пары. Потом эхо долго еще разносило по горам отзвуки разрывов, пулеметных очередей и предсмертные крики. Опустошив подвески, вертолеты вновь собрались в одну группу и вернулись на базу.

События, последовавшие после того, как на броне разорвались гранаты, Пастух помнил плохо. Память зафиксировала какие-то фрагменты, мелькающие в пылевом тумане: две «вертушки», прошедшие низко над танком, какой-то старик, ковыляющий, прихрамывая, навстречу танку… Он очень торопился, кажется, что-то кричал… Да, точно, он кричал и тряс клюкой.

– Я вам сделаю! Я вам, суки, сделаю! – отрешенно шептал Пастух.

А потом пыль… Пыль… Пыль… Пыль и песок, забивающие глаза и нос. И скрип песка на зубах. А еще звон! Звон большого колокола в голове, что, казалось, была готова взорваться. Буууммм! Буууммммм!! Бууумммм!!!

Проложив в кишлаке новую улицу, танк развернулся и снова атаковал его.

И снова пыль и песок… Пыль и песок… Много пыли… Она везде… Невозможно дышать… Режет глаза…

…– Пыль, везде эта чертова пыль! – часто ворчала матушка по переезду в Казань. – Это просто ужас какой то. В Ванино за месяц не скапливается столько, как тут за пару дней. Ненавижу пыль!!

И пылесосила, пылесосила без конца. Да, сейчас тоже хороший пылесос не помешал бы…

Пыль и колокол, взявшийся, казалось, расколоть голову. Это определенно был Царь-Колокол – огромный, тяжелый, гулкий.

Буууумммм! Бууууумммм!! Буууммм!!!

И снова пыль, пыль, пыль… И песок на зубах…

Пыль и песок от разваливающихся мазанок. Какие-то кровавые тряпки, доски. Убегающие люди, которых он видел в очередной раз, разворачиваясь для атаки ненавистного кишлака. Он не гонялся за людьми, они были ему не нужны. Он не собирался их убивать. Ему был нужен КИШЛАК. Кишлак, в который он пришел, чтобы сравнять его с землей. За ВСЕ! За ВСЕХ! За Кока, за Лешего, за Наташку, за Перца, будь он неладен! За Чуму! За ВСЕХ!!! За себя, в конце концов, за то, что с ним сделала война! О том, что находящиеся в кишлаке люди не имели, вообще-то, к этому никакого отношения, он в тот момент не думал.

– Я вам сделаю! Я вам, суки, сделаю!

Он помнит ощущение, как его лицо свело судорогой, и на лице застыло даже не выражение, а оскал, маска. Маска смерти, по которой текли слезы. Он плакал и скрипел зубами – не вернуть, никого не вернуть! Он понимал, что месть ничего не изменит, но все, что он мог сделать – это только отомстить. И чувствовал растущую, нет, раскрывающуюся бездонную огненную пропасть, в которую затягивало душу.

Он запомнил на всю жизнь, как все время ждал – когда же, наконец, взорвется башня и все закончится. Но взрыва не было, и дымящийся танк с повернутой на бок башней продолжал давить уцелевшие еще хибары…

Когда он пришел в себя, мотор уже заглох. Пыль осела. Пастух посидел немного в танке, рассматривая то, что еще недавно было кишлаком. Он словно ждал чего-то. И дождался. Недалеко от танка зашевелилась куча мусора. Показалась детская рука. Пастух почувствовал, как по спине пробежала капля холодного пота. Разгребая мусор и камни, из кучи вылезал мальчишка лет десяти-двенадцати. ВЫЛЕЗАЛ! Он не то что вылезать, жить не должен был. Грудь и живот мальчишки определенно побывали под гусеницами танка. Раздавленные и перемолотые, они представляли собой кашу из костей, мяса и тряпок, все это было покрыто слоем пыли. Правая рука была оторвана почти по плечо. Мальчишка вылез из кучи и медленно пошел к танку. У Пастуха волосы зашевелились на голове. Он сидел, не в силах пошевелиться. А мальчишка шел к танку, шел и плакал. Он что-то говорил, но Пастух не понимал. Вот внутренности, которые тянулись следом по земле, зацепились, и мальчишка обернулся, дергая их уцелевшей рукой. Отцепил, взял комком в руку и вновь двинулся к танку. Продолжая плакать и жаловаться на что-то. Пастух медленно достал автомат и направил на мальчишку, да вот нажать на курок не мог. Палец онемел. Автомат молчал, а мальчишка подходил все ближе. Внутри у Пастуха все заледенело, он молча смотрел на мальчика, и рад бы заорать, да не мог.

А мальчишка плакал и шел, придерживая внутренности рукой, и все жаловался. Пастух, не понимая слов, вдруг стал понимать смыл его причитаний.

– Что я теперь маме скажу? Она сказала беречь рубашку. Новая совсем рубашка, и рука. Как я теперь без руки? Мама меня ругать будет.

Мальчишка подошел совсем близко. Вот он протянул руку с кишками и положил ее на броню перед самым лицом Пастуха, внутренности смачно шмякнулись на броню…

Пастух смог все-таки закричать. Ухватившись за этот крик как за спасательный круг, с трудом разрывая липкие, словно трясина, объятия сна, он наконец проснулся.

Глава 2. Анастасия

1

– Господи, только не это! – простонала Настя, хлопнув по будильнику, который пикал сегодня особенно отвратительно. Разделавшись с ненавистным маленьким мерзавцем, она повернулась набок и обняла мужа. Иван мирно спал, как ни в чем не бывало.

«Конечно, ему вставать на час позже, знает, что я разбужу, вот и не реагирует на звонок. Разбаловался, суслик сонный», – лениво подумала Настя, то ли погладив, то ли ткнув мужа кулачком в бок.

В новую квартиру чета Тихих купила и новую мебель, в том числе и спальный гарнитур. Удобный и просторный. Но если честно, Настя грустила по старому дивану, на котором они проспали в своей однокомнатной почти одиннадцать лет. Она всегда спала у стенки, даже когда девчонки были маленькими и ей часто приходилось вставать ночью. Иван мужественно терпел ее ночное, подчас нарочито грубое, лазанье туда-сюда и ворчание «разлегся тут», но перекладываться к стене не желал категорически. Если честно, то Настя сильно и не настаивала: у стены она чувствовала себя гораздо уютнее. С одной стороны стена с ковром, с другой теплый бок мужа. А если «серый волчок» вдруг вздумает прийти в гости, то муж к-а-а-а-к даст ему больно в лоб, зря что ли в десанте служил?

Настырный будильник запищал вторично, Настя вновь его хлопнула.

«Надо вставать», – не очень бодро подумала она и улеглась на место.

Так, о чем это я, ах да, диван. О, старый диван, с ним связано столько приятных воспоминаний, медовый месяц, да и первые годы совместной жизни, мало чем от него отличающиеся. А сколько раз то он, то она опаздывали куда-либо, когда она, вставая первой и перелезая через мужа, что называется «цеплялась» за него. И скрипел он так… в такт… Настя улыбнулась, вспомнив, что тогда как раз старались всячески свести этот самый скрип к минимуму, дабы не разбудить подрастающих дочерей.

На этой просторной и удобной двухместной кровати у каждого персональный «выход», не «зацепишься». А вот если «волчок» придет, так ведь ухватит за бочок, а этого засоню не добудишься. Жену ночью украдут, а он будет дрыхнуть дальше, будто так и надо! Новый удар кулачка «потряс» мужа.

И не скрипит новая кровать совершенно, даже скучно. Да и поводов для скрипа этого все меньше. Нет, на старом диване было определенно уютнее. И когда они семьей выезжали к родителям на дачу, Настя, и смех и грех, всегда с радостью чуть ли не с вечера ждала встречу со старым добрым диваном семьи Тихих. Расскажи кому, так засмеют ведь.

Правда, последнюю пару лет активность суженного сильно упала, что довольно серьезно ее беспокоило. Настя, конечно, понимала – возраст и почти одиннадцать лет совместной жизни немало способствовали этому, но у нее периодически возникали подозрения: а не завел ли муженек себе любовницу? Или она просто перестала его интересовать как женщина? И неизвестно, какая из этих напастей хуже, тем более что одна может запросто потащить за собой другую. Она не устраивала мужу сцен по трем причинам: во-первых, сколько-нибудь серьезного повода Иван ее еще не давал, во-вторых, она справедливо считала, что необоснованные сцены как раз не укрепят семью, а наоборот могут привести к развалу в общем-то хороших семейных отношений, а в-третьих, это было просто не в ее характере.

Анастасия даже разговоров на эту тему не заводила. Вспомнив знаменитую фразу «У верблюда два горба, потому что жизнь борьба», она решила просто так не сдаваться. В борьбе за мужа (неизвестно с кем, между прочим, то ли с соперницей, то ли с бытом), она выбрала следующее: поддержание спортивной формы (хотя, в отличие от пока еще не рожавшего мужа, у нее не было и намека на живот, ну если только так, действительно легкий намек), создание дома побольше уюта и не быть при этом слишком уж «домашней». Также, хоть муж и молчал, она стала подумывать о третьем ребенке: мужчине нужен сын. Но это чуть попозже, нужно немного поработать, закрепиться на своем месте, годика два-три, уж потом можно и еще раз в декретный сходить. А пока она взяла в помощь модную систему Фэн-шуй и старалась изо всех сил. Получалось, конечно, далеко не все и не всегда, трудновато с двумя девчонками, но определенные результаты были – и прошедшую бурную ночь Настя считала целиком своей заслугой. Правда, на такой результат она, конечно, рассчитывать и не смела.

«Похоже, я немного перестаралась, хотя кашу маслом, конечно, не испортишь», – вяло решила она, и хотела было обнять покрепче мужа, но вздрогнула, проснулась как от толчка и ошарашено посмотрела на будильник: он беспристрастно показывал 7-00.

– Черт, проспала! – Настя пулей слетела с постели, накинула халат и пошла будить девчонок, а дело это было хлопотное.

«Все в тебя, папаша, пошли – обе засони», – выговаривала обычно она мужу. Хотя если была возможность поспать в выходные, то Настя вставала самой последней, уже в районе десяти.

– Оксана, Маша, подъем! Сегодня мы проспали, так что быстренько и без капризов!

Помывшись и поставив греться завтрак, Анастасия пошла на второй заход. Обе дочурки, естественно, безмятежно сопели и не думая вставать.

– Последнее сто первое китайское предупреждение, через пару минут не встанете – придет папа с холодной водой! – пригрозила она.

Однажды Иван привел такую угрозу в действие, обрызгав упорно не желающих вставать дочерей прямо в постелях холодной водой. Настя, конечно, не была восхищена его методом воспитания, но с тех пор угроза действовала, и когда она вошла в детскую в третий раз, все еще сонные девочки уже натягивали колготки.

– Вот и умницы! Теперь быстренько умываться и завтракать.

В 7:55 , то есть, несмотря на все старания, на 20 минут позже обычного, они были готовы к выходу. Уже одетая Настя пошла будить мужа. От поцелуя, которого обычно хватало, в этот раз он просыпаться не спешил, пришлось потрепать за плечо.

Когда сонный Иван, наконец, смог открыть глаза, Анастасия погладила его по щеке и со смехом спросила:

– Тебя что, любовница бросила?

– Какая любовница? – удивленно спросил еще не проснувшийся муж, чем развеселил Настю еще больше.

– Не знаю какая, не знаю, ты нас не знакомил. Или может Аркадий в пиво тебе «Виагры» подсыпал? Давненько у нас такой бурной ночки не было – когда я в душ последний раз ходила, уже полчетвертого было. Совершенно не выспалась. Если усну во время операции и отрежу чего лишнего, только ты виноват будешь. До вечера! – и чмокнув его еще раз в щеку, заспешила на выход.

Девочки были уже готовы.

– Разбудила засоню? – ревниво спросила ворчунья Оксана.

Она была девочкой настроения, и разница мироощущения в плохом и хорошем настроении была огромной. В хорошем настроении Оксанка словно ходила в розовых очках, была как ласковый и игривый котенок. В плохом же это был колючий ежик.

– Разбудила. Маша, я опаздываю, заведешь Оксану в садик, хорошо?

– Ладно, – без особого энтузиазма ответила старшая дочь.

– Прочим-прочим, кто ребенка из садика забирает, тот и должен отводить. Понятно? – нравоучительно заметила Оксанка, которая сегодня явно была ежиком.

– Хорошо! – охотно согласилась Настя, – Маша тебя и заберет.

Оксана, не ожидавшая от мамы такого коварства, сразу и охотно надулась. Когда они вышли из подъезда, «коварная мама» нагнулась и чмокнула ее в щечку.

– Не дуйся, а то лопнешь, я сама за тобой вечером зайду. Сейчас просто не могу отвести,опаздываю. Ну пока, до вечера, – сказала она и поцеловав также Машу, заспешила на остановку, напевая на ходу: – Упала шляпа. Упала на пол…

Настроение было отличное, утро обещало солнечный день. В воздухе влажно пахло неизбежно надвигающейся весной. «Хоть бы Ванька догадался цветов купить, что ли. Нет, не купит, размечталась. Сама же ворчать будешь. С этой ипотекой денег хватает аккурат от получки до получки. Да и восьмое марта скоро, так что не купит, даже если вдруг деньги найдет, как в том году, когда притащил охапку роз».

Прошлой весной, где-то в начале мая, Иван нашел три тысячи рублей и купил на все деньги для нее большой букет роз и сладкое дочерям.

– Вот, Звездочка, это тебе! – радостно доложил он и тут же получил разнос за растрату.

– С ума сошел? Я детям лишний раз сок не могу купить, а ты роз набрал, чтобы через пару дней выкинуть этот дорогущий веник.

Настя уже тысячу раз пожалела о том, что тогда упрекнула мужа, но сказанного не вернуть. Иван тогда обиделся, даже оправдываться не стал. Долго, конечно, Анастасия ему обижаться не дала, они быстро помирились, но и цветов «просто так» Иван больше не покупал. Так что точно не купит раньше восьмого, а жалко, так хотелось чего-нибудь такого-эдакого…

К счастью, маршрутка подошла сразу. Народу было много, как всегда по утрам, но не битком, и Анастасия без труда втиснулась в салон. Ароматы, царившие в ПАЗике, заставили ее в очередной раз улыбнуться. В воздухе царили запахи всевозможной парфюмерии, как мужской так и женской, этот аромат чуть-чуть разбавлял легкий дух перегара. Вечером будет наоборот: алкогольных выхлопов побольше, парфюмерии поменьше.

Когда хирург Анастасия Петровна вошла в холл больницы, было без десяти девять.

– Доброе утро! – немного сконфуженно поздоровалась она с главврачом Зульфией Акмаловной.

Но та не ответила и лишь многозначительно посмотрела на часы, которые висели на стене холла. Анастасия не сочла нужным оправдываться, в конце концов она не опоздала, и молча направилась переодеваться. Настроение было испорчено – на целых три минуты. «А и бог с ней, все равно отношения не заладились с самого начала», – мысленно махнула она рукой и успокоилась.

Перед обедом к ней подошла сестра-хозяйка Резеда. Когда-то они проучились вместе на первом курсе медицинского – тогда еще института. Потом Анастасия ушла в академический в связи с рождением Наташи, и их судьбы разошлись. Резеда также ушла в «академку» после второго курса, в связи с рождением двойняшек, но в отличие от Анастасии доучиться так и не смогла.

Сначала бросил семью муж, потом умер отец, со смертью которого рухнул казавшийся таким уютным и незыблемым мир семьи Юсуповых. Резеда осталась с двумя ребятишками, и ей пришлось забыть мечты о дипломе в заботах о хлебе насущном. Она уже шесть лет работала в больнице, когда туда пришла работать Анастасия, и хотя они не очень были близки в институте, здесь подружились быстро.

– Ты сегодня вся сияешь, влюбилась что ли? – с улыбкой спросила Резеда.

– Влюбилась! – с гордостью доложила Анастасия.

– В кого, если не секрет? – заинтригованно спросила сестра-хозяйка.

Гладя на нее, Анастасия невольно вспомнила старый анекдот: «везет же Марии Ивановне: замужем, любовник есть, так вчера еще и изнасиловали».

– Не поверишь, в мужа! – заговорщически ответила она.

– В чьего? – продолжила допрос еще более заинтригованная подруга.

– В собственного, Резедашка, в собственного. Я влюбилась в собственного мужа, по уши! – раскрыла Настя страшную тайну.

– Взаимно?

– Конечно.

– Счастливая, – чуть расстроенно, по-белому завидуя чужому счастью, вздохнув ответила Резеда.

– А у меня никакой жизни – ни половой, ни политической.

– Приходи в обед ко мне, кофею попьем, у меня еще конфеты шоколадные остались, – голосом искусителя прошептала Анастасия, зная, чем утешить подругу-сластену.

Резеда безумно любила сладкое, да вот страшенный дефицит бюджета не позволял лишний раз побаловать себя, и Настя считала своим долгом время от времени подкармливать подругу.

– А что это Кобра на тебя так смотрела, будто ты ей на хвост соли насыпала? – вдруг вспомнила Резеда. Гордое прозвище Кобра в больнице носила главврач Зульфия Акмаловна – не только за свои очки в большой оправе и неимоверную худобу, но и за соответствующий характер.

– А… – раздраженно махнула рукой Настя. – Я сегодня пришла без десяти, а она как назло в холле стояла. Не поздоровалась даже. Не знаю… Год уже работаю, а так и не могу с ней общий язык найти. Да если честно, и не хочу уже, поняла, что перед некоторыми людьми бисер метать бесполезно.

– Да ее никто не любит, сама же видишь. Старая дева, злая как собака, – с пренебрежением, с которым только молодая женщина может говорить о старой (по крайней мере, с ее точки зрения) прокомментировала Резеда. – Хотя слухи разные ходят про эту старую деву, – закончила она еще более язвительно.

– Ага, у каждой старой девы свой скелет в шкафу найдется, – ответила Настя. – Да ну ее, давай лучше поговорим о прекрасном.

– Давай.

– У тебя геморрой есть?

– Нет! – последовал ошарашенный ответ.

– Это же прекрасно! – заразительно засмеялась Настя, к которой поспешила присоединиться Резеда.

– Ну и шуточки у вас, мадам. Сама придумала? – поинтересовалась, отсмеявшись, Резеда.

– Да нет. В институте один преподаватель любил пошутить. Точнее уже в университете. Интересно, поступала в институт, а окончила университет.

– Хорошо хоть вообще закончила, – вновь чуть взгрустнула медсестра.

– Знаешь, девчонки рассказывали – раньше главным Яков Соломоныч был, очень хороший человек. Все его любили. Да и хирург от Бога, на операции очередь чуть не за год занимали. Я его, правда, не застала уже. В начале 90-х его на пенсию отправили, он в Израиль к детям и уехал. На его место должен был идти Сергей Степанович, но назначили Кобру. А Сергей Степанович в Москву уехал, его давно звали – он все отказывался, а тут обиделся и уехал.

Извини, дорогой читатель, но здесь необходимо дать небольшое пояснение. В начале 90-х годов двадцатого столетия, во времена Большого Развала, центробежная сила, развалившая «Союз нерушимый республик свободных», начала активно угрожать целостности России. То, что этого не произошло, вряд ли можно поставить в заслугу высшему руководству страны – не до этого им было.

Так вот, в это время в Татарстане неофициально, но активно проводилась политика «национальных кадров». В государственных структурах подавляющее большинство «не национальных кадров» выживалось под разными предлогами, а их место занимали люди, главным козырем которых была надпись в графе «национальность» – татарин (или татарка, соответственно). Естественно, это далеко не всегда шло на пользу дела.

В 2005 году, пусть как и неофициальная, но госполитика, это явление вроде как не существовало. Но! Наша бюрократия всех уровней на «теплые места» любит пристраивать своих родственников всех мастей, а если таковых не хватает (мест, конечно же, с родней все как раз наоборот), то создает для своего подрастающего поколения новые всевозможные комитеты, комиссии, филиалы и так далее. Таким образом эта политика «национальных кадров» продолжила свое существование уже, так сказать, на родственном уровне. Ну да Бог с ними, продолжим.

– Ладно хоть вот Марата Равильевича из районной поликлиники перевели, да вот тебя прислали.

– А я что, хороший хирург? – с неподдельным интересом спросила Анастасия. Ей было интересно, что о ее работе думают люди и почему Резеда поставила ее в один ряд с Маратом Равильевичем, действительно опытным хирургом.

– Ладно, не кокетничай, подруга. Слушай лучше, что расскажу. Вчера с одним хмырем встречалась. Простой как три копейки. Представь. Встретились, зашли в кафе, он себе пива взял, я сок попросила. Поболтали чуть-чуть, я даже сок не допила, он и заявляет: «Ну че, пойдем к тебе или ко мне хочешь?» Я сначала не поняла, о чем это он, спрашиваю его: «А зачем?» Он мне и выдает без лишних церемоний: «Трахнемся, а то че просто так сидеть-то?» Я чуть не поперхнулась этим соком. Вот скажи мне, Настен, я так на шлюху похожа? – с искренним возмущением спросила Резеда.

– Нет! – последовал категоричный ответ.

– А этот козел соком угостил и пошли. Хотя бы накормил толком, что ли, типа «кто девушку кормит, тот ее и танцует». Или понравиться мне попробовал бы, в конце концов, что ли. Так нет. Соком угостил и все: «Куда пойдем?» Если за проститутку меня принял, так цену хоть бы спросил, урод!

Резеда имела довольно обширный круг знакомых мужского пола и старалась всячески этот круг расширить. В том числе и через интернет, где и познакомилась с этим «козлом». Совмещая приятное с полезным, она под разными предлогами старательно тянула с мужчин деньги, понемногу, чтобы не спугнуть, чем и пополняла свой скудный бюджет.

Резеда мечтала выйти замуж (желательно за иностранца) или хотя бы найти спонсора, но пока не очень-то получалось. Анастасия не осуждала подругу. Сколько ни старалась, но никак не могла представить, как бы она вела себя, если (не дай Бог, конечно) останься одна с двумя девчонками. Не могла представить ни самой жизни без Ивана, ни того, как бы она себя вела, и уж тем более не могла представить другого мужчину (не говоря о мужчинах) в своей постели. Иван был единственным в ее жизни и постели, и она просто не хотела представлять себе жизни без него.

Резеда тем временем продолжала рассказ:

– Я допила сок. Сначала хотела заплатить за него сама, а потом думаю: «Пусть сам платит, козел!». Сделала дяде ручкой и ушла. А все из-за этого козла!!

– Из-за которого? – не поняла резкого перехода Настя.

– Из-за мужа, чтобы все у него отсохло. Записку с ключами оставил на столе и улетел налегке голубем, а ты как хочешь с двумя одна, так и ползай. Разные уроды за стакан сока в постель тащат. А то – «Меня зовут Сережа», козлом надо было назвать, а не Сережей! – Резеда уставилась в окно, даже не пытаясь сдержать слезы.

Анастасия подошла и молча обняла подругу за вздрагивающие плечи.

– Да ну их. Давай лучше поговорим о прекрасном, – предложила Анастасия, когда подруга немного успокоилась.

– Давай, – улыбнулась сквозь еще невысохшие слезы Резеда.

После обеда Настя послала мужу СМСку с забавной картинкой, но ожидаемого ответа не получила. Тогда ближе к вечеру она попыталась позвонить ему – безрезультатно, Иван не брал трубку. Тревога легкой тенью прошла по безоблачному настроению. «Наверное опять телефон дома забыл», – успокоила она себя.

После больницы Настя зашла в садик за Оксаной.

– Этот Русланка такой дурак! – сообщила новость дочь.

У Оксанки с Русланом вот уже почти год продолжался бурный роман, и она почти каждый день встречала маму новостями о его течении. Новости эти бывали часто диаметрально противоположными. Не далее как вчера Оксана категорично заявила, что она обязательно выйдет замуж за Русланчика сразу после школы: «Мы ведь тогда будем уже совсем большие». Сегодня, судя по всему, произошла очередная ссора.

– Ты ведь за него замуж собралась? – сдерживая улыбку, спросила Настя.

– Нет! – последовал категоричный ответ. – Я вообще замуж не пойду, а то попадется такой как этот Руслан, мучайся потом всю жизнь, – рассудительно ответила дочь и тяжело вздохнула, крепко прижав к себе куклу.

По пути домой мама с дочерью заскочили в магазин за продуктами. Оксанка привычно выпросила чупа-чупс. Против воли Настя бросила взгляд на табличку, украшавшую их дом, и привычно поморщилась. «Ул. 2-я Юго-Западная, 11» – значилось на табличке. Можно было придумать названия и получше: Индустриальная, Промышленно-заводская… Конечно, тут был не промышленный район, но названия из той же серии безжизненной серости и безнадежности. Настя даже чуть не поссорилась с Иваном, когда он назвал улицу, на которой подобрал квартиру. Впрочем, осмотрев свое будущее гнездышко, она смирилась с незамысловатым названием. Насте понравилось тихое место, где стоял только что построенный дом, да и сама квартира произвела приятное впечатление. Итак, она смирилась, но каждый раз, вольно или невольно смотря на табличку с названием, она испытывала легкое раздражение.

Во дворе гуляли Оксанкины подружки, Даша и Роза. За Дашей, как обычно, сидя на скамеечке, что стояла около качелей, присматривала Надежда Анатольевна.

– Мам, я погуляю?

– Конечно. Добрый день, Надежда Анатольевна.

– Здравствуй, Настя.

– Я Оксанку с вами оставлю?

– Конечно, мы только вышли, пусть играют. С часик посижу наверно, сегодня тепло. А как домой соберемся, я Оксану заведу.

Смирновы жили этажом выше, и с четой Тихих у них как-то сразу установились добрососедские отношения.

– Спасибо, Надежда Анатольевна, вы меня так выручаете всегда.

– Ничего, ничего, Настя. Мне не трудно, какая разница, что за одной, что за тремя присматривать.

2

Дверь оказалась закрыта не на ключ, а просто захлопнута на защелку. Анастасии это показалось странным, но мысль мелькнула и сгинула, уступив место привычным заботам. Выложив на кухонный стол покупки, она пошла в спальню, чтобы переодеться. На столе в зале она увидела телефон мужа.

«Так я и думала, Тихий опять забыл телефон дома. Господин рассеянный с улицы Бассейной…».

Анастасия почти дошла до дверей спальни, когда резко развернулась и подойдя к столу медленно села на стул. На столе кроме телефона лежали кошелек и ключи от квартиры. Под телефоном лежал свернутый вчетверо тетрадный лист. С вершины державшегося весь день прекрасного настроения Настя мгновенно рухнула в пропасть безнадежности. С белым как мел лицом Настя несколько минут молча смотрела на этот листок, боясь прикоснуться к нему – ничего хорошего быть там не могло. В голове бились сегодняшние слова Резеды: «Записку с ключами оставил на столе и улетел налегке голубем».

«Вот так они и уходят, ключи и записка на стол. Значит, ты сегодня со мной прощался, Тихий, а я-то размечталась», – горько подумала она и тут же встрепенулась. «Стоп! С женами, которых хотят бросить, так не прощаются!».

Она лихорадочно, чуть трясущимися руками развернула злополучный лист. На нем торопливым почерком мужа было написано:

Звездочка, родная!

Я срочно уезжаю по делам. Это очень важно для меня. Когда вернусь – не знаю. Как сказали, на два-три месяца, но возможно до года. Это не связано с нынешней работой. Приеду, все объясню. В спальне в шкафу деньги. Погаси кредит за квартиру. Деньги зря не трать, всякое может случиться. Поцелуй за меня девчонок.

До встречи, твой Иван.

P.S. Я очень сильно люблю вас.

P.P.S. Дай 30 тысяч Аркадию взаймы, а то он на машину под проценты занимал.

– Вот сволочь! – с облегчения обругала Настя мужа и смахнула набежавшую вдруг слезу. – Так и инфаркт получить недолго. Нельзя было позвонить, хоть пару слов сказать? Так нет, какие-то дурацкие записки пишет. А ключи с телефоном зачем оставил, спрашивается?

Тем не менее, поняв главное – что Иван их не бросил, она еще раз перечитала записку и только сейчас обратила внимание на запись о деньгах. На все еще немного ватных ногах она вошла в спальню, открыла шкаф и сразу увидела небольшую спортивную сумку. Раскрыв ее, она снова была вынуждена сесть: сумка была набита пачками денег. Настя немного посидела, уставившись на деньги, потом осмотрела и пересчитала пачки, разложив их аккуратно по кровати. Было тридцать пачек с банкнотами номиналом в одну тысячу рублей. Она прекрасно понимала, что сосчитать, сколько всего денег, задача для первоклассника, но от волнения все никак не могла сообразить, сколько же здесь денег. Посмеиваясь над собой, она взяла калькулятор, и он бесстрастно показал тройку с шестью нулями. Насте понадобилось некоторое время, чтобы, наконец, сообразить, что это три миллиона рублей.

– Час от часу не легче. Это где же за два-три месяца такие деньги зарабатывают?

«Всякое может случиться» – пишет, на войну что ли собрался? Так наемникам столько не платят. Или платят? Тихий, конечно, служил в десанте, но когда это было? «Спецом» его вряд ли назвать можно. Нет, ну…

В это время раздался требовательный и длинный звонок в дверь, так в их семье звонила только Маша. Анастасия посмотрела на часы: 18-35, и значит она уже почти час как пришла домой. Быстро собрав деньги в сумку и вновь закинув ее в шкаф, она пошла открывать дверь дочери.

3

Анастасия Петровна, дежурный врач, стояла у окна второго этажа и смотрела на стоящий к ней спиной грустный фонарь. На улице шел мокрый снег. Попадая на теплый плафон фонаря, он таял и капал вниз. Когда капля набиралась и падала, она некоторое время отражала свет. Казалось, что фонарь плачет – плачет капельками света:

Кап-кап… Кап-кап…

Вот уже три дня, как уехал неизвестно куда Иван. Анастасия немного успокоилась, но так и не смогла понять, куда укатил суженный и за какое такое «все может случиться» он получил такие деньги? И самое главное – насколько оно опасно, это «все»? На следующий день после отъезда Ивана (хотя почему отъезда? он мог запросто и улететь) она позвонила Аркадию.

– Вни-ма-тель-но! – старательно выговаривая слога, ответила трубка.

– Пьянствуешь, значит? – разочарованно спросила она.

– Выпиваю, – слабо возразил против очевидного Викторыч, как подчас называл его Иван.

– А Нурия где? Поссорились, что ли?

– Нет! Солнышко… уехала… на две недели… в деревню… – с трудом ворочая языком, объяснил Аркадий. – У нее бабушка лежит… надо ухаживать. Настен… ты только ей не говори ничего… Ладно?

– Ладно, ладно, – согласилась Настя, подумав «А то Нурия у тебя дурочка, сама не догадается».

– Слушай, Иван куда-то уехал, оставил какую-то непонятную записку и уехал. Ты случайно не знаешь куда? – уже поняв бесполезность разговора, тем не менее спросила Настя.

– Ик… Иван уехал? Куда?

– Это я тебя спрашиваю, куда? Не знаешь случайно?

– Не… Мы вчера… или позавчера… у меня выпивали… потом он ушел… А куда он уехал-то?

– Ой, ладно! Я потом перезвоню, когда в себя придешь.

Настя в сердцах бросила трубку. Запои у Аркадия длились примерно неделю-полторы, так что звонить ближайшие пять-семь дней было бесполезно.

И вот уже три дня она привыкала жить без мужа. Дай бог, временно, и никакие «Все может случиться» не помешают ему вернуться домой. Через два-три месяца, да хоть через год, в самом деле, только бы вернулся домой.

– Господи, пусть он вернется! – в сотый раз мысленно молилась Анастасия.

А за окном все плакал и плакал капельками света грустный фонарь:

Кап-кап… Кап-кап.....

«О чем плачешь, фонарик? Уж не Ваню ли оплакиваешь?»

Настя прислушалась к своим чувствам. Нет, не Ивана. С ним все в порядке – сейчас, по крайней мере. Если с мужем что-то случилось, то она бы почувствовала, это точно. Но в душе не было чувства беды, только тревога и грусть от разлуки с любимым человеком. Одиннадцать лет как она вышла замуж, почти тринадцать как они были знакомы, и за это время больше чем на один-два дня они не расставались. А вот на тебе – «от двух-трех месяцев до года». Загрустишь тут.

Продолжая смотреть на плачущий фонарь, Анастасия углубилась в воспоминания, в начало осени 1992 года…

…Поступить в медицинский институт с первой попытки у Насти не получилось. Пришлось родителям через знакомых искать подходы, чтобы попасть к репетиторам в довольно закрытые и небольшие группы человек по 8-10. Хотя изъяви репетиторы желание, то эти группы могли быть и по 50 человек. Дело в том, что в этих группах занятия проводили не просто репетиторы, а те самые профессора, которые потом и принимали экзамены у абитуриентов. Соответственно, при должном старании поступление было гарантировано. Это не сейчас – нашел нужного человека, дал денег и ты в институте. Советская, тогда еще, интеллигенция чуралась самого слова «взятка», грязного и липкого. Но жить хотелось получше, а тут реформы с замораживанием вкладов и бешеной инфляцией. Вот и приходилось крутиться. Но деньги, полученные за репетиторство, профессора отрабатывали честно, готовя абитуриентов на совесть. Так, во-первых, успокаивалась совесть и возможные слухи. Во-вторых, не дай бог чего, какая проверка, тьфу-тьфу, прошедшие через группы абитуриенты действительно были достойны поступления в институт, даже при том высоком конкурсе, какой всегда был в медицинский. Это, кстати, еще одно принципиальное отличие от нынешней ситуации, когда дипломы порой просто покупаются бездарями, за что пациентам, т.е. нам с вами, уже приходится расплачиваться своим здоровьем, а порой и жизнями.

Разумеется, занятия в этих группах стоили очень недешево, и Насте пришлось устроиться на казанский «Кожзавод», чтобы помочь семье в оплате. Занятия в группах начинались в декабре, на завод же она устроилась в конце августа. И вот в сентябре, только она прошла через проходную, как с ней поздоровался совершенно незнакомый парень, попавшийся навстречу (широкоплечий, чуть выше среднего роста, в меру симпатичный, в общем – обычный).

– Доброе утро, Настя!

Настя чуть не споткнулась от изумления.

– А вы, собственно говоря, кто такой? – озадаченно спросила она, окинув парня более внимательным взглядом. – Я вас не знаю.

– А вы собаку к ветеринару везли на прививку две недели назад. Помните?

Настя согласно кивнула. Собаку, немецкую овчарку по кличке Цезарь, которую им подарили знакомые, они с мамой действительно возили на прививку в ветеринарную клинику, что находилась недалеко от завода на улице Краснококшайской. Но при чем тут этот парень? Хотя…

– А я рядом с вами в троллейбусе ехал, помните? Я еще спросил, сколько ему лет.

– А… Кажется, да, – немного разочарованно ответила она – так все банально, случайный знакомый, никакой романтики. – А вас как зовут?

– Иван, – вот и имечко, ну очень «романтичное»!

Но тем не менее, они познакомились и в тот же вечер пошли в кино.

Зря она тогда так разочарованно вздохнула, все оказалось не так уж и банально. Уже после того, как они расписались, Иван признался, что устроился на завод только для того, чтобы найти там ее.

– Помнишь, ты матери объясняла, что идти к ветеринару надо мимо твоей работы. А тут больше работать негде, школа да училище. На учительницу ты по возрасту явно не тянула, оставался Кожзавод. Я туда и устроился, чтобы тебя найти.

– А не проще было возле проходной выследить?

– А кто знает, в каком ты цеху и по какому расписанию работаешь? Целый день торчать, и неизвестно будешь ты в тот день работать или нет. И к тому же пристать на улице – это одно, а на территории завода – совсем другое, вроде как сослуживцы, даже если в разных цехах.

Также Иван сознался, что полюбил ее задолго до их встречи. Где-то лет в одиннадцать он в журнале видел картину Константина Васильева «Ожидание», изображенный там образ запал ему в душу. Когда он встретил Настю, по его мнению так похожую на запомнившийся образ, то сразу и безоглядно влюбился в нее. Насте не очень понравилась мысль, что ее полюбили из-за сходства с какой-то нарисованной женщиной и возможно только по этому. Она долго не соглашалась с тем, что она похожа на героиню картины.

Но однажды маленькая Оксана спросила, показав на висящую в зале репродукцию:

– Мам, а это папа тебя нарисовал?

После этого спор «похожа – не похожа» был окончен.

Иван тоже провалил экзамены, только в строительный институт. Узнав об этом, Анастасия снисходительно улыбнулась: это не медицинский, она бы туда без проблем поступила. Но у Ивана было смягчающее обстоятельство – он вернулся из армии за три недели до экзаменов. После неудачной первой попытки он тоже пошел на подготовительные курсы, правда официальные, где студенты нулевого курса или, как его еще называли, «рабочего факультета» даже получали стипендию. Он уже успел устроиться во вневедомственную охрану, где до встречи с Настей проработал ровно одну неделю.

Расскажи он это ей сразу, то возможно она восприняла бы его ухаживания более благосклонно. Конечно, поменять место работы, чтобы познакомиться с девушкой – это не битва с драконом или эдельвейс, сорванный с неприступной скалы, но все-таки уже кое-что. Но Иван тогда промолчал, и Настя принимала, конечно, его ухаживания (романтика романтикой, но не сидеть же одной дома), но не более того.

Как-то она пожаловалась на то, что ей приходится рано вставать, в пять утра, чтобы выгуливать перед работой Цезаря. Уже на следующее утро она была немало удивлена, встретив у подъезда Ивана.

– С добрым утром! – сказал он, довольный произведенным эффектом.

Настя с улыбкой вспомнила, как не только удивилась, но и рассердилась, когда он заявился первый раз. А рассердилась она потому, что в это время во дворе было пусто, и она не очень беспокоилась о своем внешнем виде. Вот представьте себе: не успевшая толком проснуться, заспанная, но тем не менее полная романтики девушка выходит во двор, а там как из засады какой-никакой, но кавалер. Рассвирепеешь тут, тем более решив сгоряча, что теперь вставать придется еще раньше! Правда, позже она поняла, что вставать раньше совсем не обязательно, просто надо перенести время ухаживания за собой любимой со времени после завтрака на время перед прогулкой с Цезарем.

Потом вечерами она стала ездить на курсы, точнее они стали ездить. Иван иногда провожал ее на курсы, и уж обязательно всегда встречал после занятий, проходивших в стенах института. Кончались они достаточно поздно, и родители (в первую очередь, конечно, мама) узнав, что ее встречает с курсов какой-то парень, пожелали срочно с ним познакомиться. Узрев Ивана и проведя с ним краткую ознакомительную беседу, родители решили, что за возвращающуюся вечерами дочь можно больше не беспокоиться.

Так они и «гуляли»: утром он встречал ее во дворе и они шли в парк рядом с домом выгуливать Цезаря, потом он провожал ее до цеха, вечером встречал после курсов и провожал до дома. По выходным Иван старался обеспечить культурную программу, как то – походы в кино, театры или концерты. О том, когда учащийся днем и работающий ночью Иван успевает спать, она не задумывалась, так же как и о том, что Иван тратил на нее всю зарплату и стипендию в придачу.

Примерно через полгода, 8 марта, принеся Анастасии с утра роскошный букет роз, Иван первый раз отважился сказать «люблю». А у Насти был в отношении слова «люблю», как бы это помягче, небольшой романтический пунктик – она, правда, тогда называла его мечтой.

Однажды, лет в пятнадцать или чуть раньше, совсем еще юная Настенька подумала: «Вот слово "люблю" – как его затерли, поистрепали все. В самом деле, миллионы, нет, миллиарды раз, на разных языках, начиная от первого "рыыы", которое прорычала одна обезьяна другой (Хотя если честно, то Настя не особенно верила в родство с обезьянами. Как-то уж больно прозаично получалось, то ли дело инопланетяне, например). Говорили это "люблю" горячо и искренне, говорили привычно и скучно, говорили лживо и фальшиво, лишь бы затащить какую-нибудь дуреху в постель».

Сколько их таких, доверчивых дурех? Настя не знала, но твердо была уверена, что в их число не попадет. Тому, кто ее полюбит по-настоящему, придется попотеть. Не простое и затертое «люблю», а какое-нибудь новое слово, например, чтобы звучало красиво и завораживающе. В крайнем случае, если не хватит фантазии на новое слово, то оригинальный способ признания в любви пусть придумает.

Примерно в то же время она заявила матери, что та может не беспокоиться – Настя твердо решила сохранить девичью честь до свадьбы. На что мама, старательно пряча улыбку, ответила: «Молодец, коли так».

И в ответ на свое «люблю» Иван услышал, что он в общем-то парень неплохой, но она пока его не любит и до окончания института думать о любви вообще рано.

В ту ночь с восьмого на девятое марта она почти не спала, и с утра была рада, увидев Ивана. Только повзрослев, она вспомнила об этой своей бессоннице как о первом звонке любви, которая в ней жила, но которую она упорно не хотела замечать. В ту ночь она плохо спала и часто просыпалась, потому что боялась, хоть и не признавалась себе в этом, что Иван обиделся и не придет.

Иван пришел, и Настя так и не поняла тогда, что с ней происходит. Еще полгода до зимы их отношения протекали в том же спокойном русле, и понадобилась хорошая встряска, чтобы она поняла, наконец, кем незаметно, исподволь стал для нее Иван.

Осенью они успешно поступили каждый в свой институт. Настя с удовольствием окунулась в водоворот студенческой жизни. Среди прочих новых знакомых она сразу выделила грузинского парня Артура, с третьего курса. Высокий и стройный (ненамного выше Ивана, правда, но он был не так широк в плечах, отчего казался выше и стройнее), с горящим взором и благородным профилем, он был, казалось, воплощением рыцарства. Да и имя соответствовало, такому действительно самое место за рыцарским столом. Артур хорошо играл на гитаре (в отличие от Ивана), а на вечере «Здравствуй, Первокурсник» превосходно станцевал степ. Да, такой запросто найдет способ оригинально признаться в любви, да хотя бы пробьет чечеткой. Не то что Иван – топчется уже больше года и ничего, одни анекдоты да по киношкам с театрами таскает.

Сын довольно обеспеченных родителей, Артур приезжал в институт на «девятке» серебристого цвета. По нему сохла половина институтских девчонок. Артур довольно быстро обратил внимание на красивую первокурсницу с русой косой. Пару раз подвез ее домой на машине и однажды пригласил в ресторан, отпраздновать его именины, так сказать, в узком кругу, то есть вдвоем. Настя не то чтобы мечтала об этом всю жизнь, но в ресторанах ни разу не была и с легкостью согласилась, возможно, больше из интереса.

В ресторане она поддалась уговорам Артура и выпила немного вина, потом еще немного и еще… Ресторан сначала не очень понравился девушке: шумно и людно. Но после нескольких выпитых рюмок она основательно захмелела, и оказалось, что в ресторане очень приятная музыка и много милых людей вокруг. Ах, Артурчик такой молодец, что пригласил ее. Иван, поди вон, ни разу не пригласил. В разговоре ни о чем Настя проговорилась, что очень любит французские комедии.

Артур, загоревшись, тут же стал зазывать ее к себе домой:

– У меня есть «видак» и большая коллекция французских фильмов, мама очень любит. Поехали, посмотрим?!

– А родители ругаться не будут?

– Они у родственников в Ленинграде! Поехали!

Видеосалонов тогда было уже много, но вот так дома ставь и смотри любой фильм – это было еще в диковинку. И Настя опрометчиво согласилась, забыв, что время было больше десяти вечера, крайнего срока возвращения домой, между прочим.

По приезду домой Артур первым делом полез целоваться. Хмель по дороге немного успел выветриться, и Насте было не очень приятно беспардонное поведение кавалера.

– Мы, кажется, приехали посмотреть кино, – напомнила она.

– Конечно, конечно, сейчас. Садись на диван.

Артур поставил кассету и присел рядом, обняв Настю за талию. Пока шли титры, он решил не тратить время даром и опять впился в губы девушки. Слабую попытку сопротивления он принял за кокетство и только усилил натиск, навалившись на девушку всем телом. Руки, ставшие вдруг потными и липкими, полезли туда, куда лазить не имели никакого права. Мысль о том, что ее сейчас, как пьяную дуру, вот здесь, на этом самом диване просто и банально изнасилуют, мигом выбила остатки винных паров.

«Вот так, на старом диване, сейчас все и получишь: и степ, и эдельвейс, и убитого дракона, идиотка! И никаких тебе "люблю" – ни чечеткой, ни просто на словах, все по банальной программе: в ресторан, а потом будьте добры в постель!»

«Ну уж нет!» – встрепенулась, окончательно протрезвев, Настя.

А Артур тем временем уже расстегнул ей джинсы и запустил туда руку, в это мгновение освободив, наконец, девушке одну руку. И Настя тут же врезала ему с размаха оплеуху. Явно не ожидавший этого, незадачливый насильник отпрянул, держась за щеку. Настя тут же вскочила на ноги.

– Ты че, сука, я тебя просто так что ли в ресторан возил? – прорычал потерявший голову парень.

Настя поразилась: что рыцарского нашла она в этом человеке? Артур тем временем снова бросился к ней и попытался, взяв ее в охапку, вновь повалить на диван. Попытаться-то попытался, да не смог, по чисто техническим причинам. Отец не зря учил Настю, как надо вести себя в подобных ситуациях: мощный, со всей силы, увеличенной обидой и злостью, удар коленом в пах свалил Артура на пол. Не дожидаясь, когда он придет в себя, Настя покинула негостеприимный дом.

Поймав «мотор», Настя без проблем добралась до дома. Дальше было хуже. О том скандале она до сих пор очень не любила вспоминать. Отец, обычно спокойный, поняв, что дочь, явившаяся далеко за полночь, кроме всего прочего еще и пьяна, сразу перешел на крик и дал ей пару пощечин. Это был первый и единственный раз в жизни, когда он ее ударил. Отец кричал, чтобы ноги Ивана около их дома не было, что он не ожидал от него такого. «Если этот мерзавец еще хоть раз заявится, я ему ноги переломаю!» – кричал он исступленно.

Насте пришлось врать про день рождения одногруппницы, которое якобы отмечали в общежитии: «Ивана не было, он не пришел… Или мы разошлись, – добавила быстро она, так как "Иван не пришел" для родителей прозвучало несколько дико. —Я совсем немного выпила, просто трудно было добраться до дома в такое время».

Отец еще долго ругался и грозился, в отличие от мамы, которая почти шепотом под отцовскую бурю выговаривала: «Разве так можно, дочка? Мы так переживали. Посмотри сколько времени. Отец полпачки таблеток выпил, да и я тоже перенервничала вся».

А потом у отца прихватило сердце. К счастью, матери удалось отпоить его каплями и обошлось без вызова «неотложки». И это оказало на Настю большее воздействие, чем скандал.

А утром не пришел Иван, первый раз за год с лишним. Сначала Настя не очень обеспокоилась – проспал наверное, с кем не бывает.

Но и вечером после занятий Иван также не встретил ее. Анастасия встревожилась не на шутку. И только сейчас поняла, что за последние три месяца после поступления в институт она уже неоднократно позволяла себе не приходить на свидания с Иваном по выходным. На его вопросы она отвечала просто: «Не смогла». Иван обижался, билеты пропадали, но он продолжал встречать ее по утрам и вечерам. Да и вообще, она ведь, по сути, только разрешала Ивану ухаживать за собой. За все время Иван осмелился лишь на пару поцелуев в щеку, которые были встречены довольно прохладно. Робкое и не очень умелое ухаживание, а в ответ никаких проявлений чувств, да и откуда им взяться, если их, этих самых чувств, и нет. Хотя…

«Да Иван с тебя пылинки весь год сдувал и притронуться боялся, чтобы не обидеть, он же не Артур», – яростно накинулась одна половинка Насти на другую. – «Сколько можно над парнем издеваться? Он же не железный, а может и увидел тебя с этим козлом. Не дай Бог!» – искренне испугались обе Настиных половинки. – «Господи, какая же я дура. Вчера мы же договорились встретиться, а я снова не пришла. Как идиотка, задрав хвост, понеслась за индюком высокомерным».

Анастасия вдруг почувствовала, что без незаметного и привычного Ивана она не сможет жить, как не смогла бы жить без незаметного и привычного воздуха. Ночью Настя не спала. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Наутро Иван снова не пришел…

Жизнь кончилась, буднично и тихо. И винить было некого кроме себя. Кое-как отсидев пары, Настя почти час проторчала на углу дома, где они обычно встречались. Транспорта по улице Бутлерова ходило мало, время от времени громыхали трамваи второго маршрута да редкие на этой улице в начале девяностых машины. Раньше Анастасия не считала великим грехом опоздать на свидание минут на двадцать-тридцать. Промучившись же в напрасном ожидании, твердо решила «отныне и присно и во веки веков быть пунктуальной». К слову сказать, хватило этого обета ровно на один раз. Вечером мама, конечно, заметила состояние дочери. Настя сослалась на усталость и рано легла спать. Проспала она не больше трех часов. Не сомкнув больше глаз, Настя с трепетом ждала утра. Она нарочно медленно собиралась и вышла почти на десять минут позже обычного. Не помогло: Ивана не было. Тот день тянулся ужасно долго. Лекции, проведенные в полудреме, казались бесконечными. Когда же они, наконец, соизволили окончиться, Настя вновь пошла на их с Иваном место встречи. Шла и чувствовала, что он не придет. Ивана конечно же не было, но она честно прождала его полчаса, после чего решительно отправилась к нему домой. Поднявшись на четвертый этаж, Настя замерла перед дверью, не в силах позвонить.

Позвонишь, а тебя спросят: «А кто тебя звал, голубушка?»

Сердце колотилось так, что казалось: а зачем звонить? И так должен уже весь дом выглянуть в подъезд: «А кто здесь так колотит?»

«Очень нелюбопытные люди живут в этом в доме, однако, – сделала вывод Настя. – А, будь что будет!»

Набрав воздуха, как перед прыжком в воду, она нажала наконец звонок.

– А Ванька в больнице, у него воспаление легких, – почему-то радостно сообщила открывшая дверь Валя, младшая сестра Ивана.

– В какой он больнице? – спросила Настя сквозь брызнувшие вдруг слезы.

– В этой… в Соцгороде. Ты не беспокойся, ничего страшного. Мама сказала, недельки три полежит и выпишут. Не плачь, Насть. Проходи. Воды будешь?

Но Настя все не могла успокоиться: плакала и чувствовала, как давивший последние два дня на грудь и мешавший дышать камень уходит, вытекает с очищающими слезами. Проревевшись на маленькой кухне «хрущевской» квартиры, в которой жила семья Тихих, Настя в ванной привела себя в порядок и, уточнив номер палаты, поехала – нет, полетела в больницу.

Как и следовало ожидать, заболел Иван когда напрасно ждал ее на условленном месте. В тот день резко похолодало, после обеда даже пошел снег, а Иван был в легкой осеней курточке и летних туфлях. Он прождал ее почти полтора часа на холодном ветру, пока она… ну, с этим… в ресторане развлекалась.

– Замерз как собака, и вот… – развел Иван руками, показывая на больничные стены.

– А зайти в институт подождать никак нельзя было, дурак ты несчастный? – досадуя то ли на Ивана, то ли на себя спросила она сердито.

– Я подумал, зайду с этого входа, а ты с другого выйдешь. Разойдемся. А что ты не пришла-то?

– Кто не пришел? – растерянно спросила Настя.

– Ты не пришла, – снова сказал Иван, с улыбкой рассматривая растерявшуюся Настю.

– Так… это… А, у одногруппницы был день рождения, последнюю пару отменили и мы пошли к ней в общежитие, – врать Настя не любила и делала это не очень убедительно, не зная чем занять пальцы и не смотря на Ивана. – Я хотела тебя потом предупредить, да забыла. Вот. Ты меня уж извини, ладно? – попросила извинения Настя, немного схитрив.

Этим «извини» она просила прощения не только за пропущенные свидания и болезнь Ивана, но и прежде всего за Артура, о котором Иван, к счастью, не знал. Конечно Иван простил ее, простил все скопом – за все, о чем знал и о чем, к счастью, не догадывался.

Настя каждый день бегала к нему в больницу. Через пару дней в одном из закутков больничных коридоров Иван в очередной раз признался в любви. Просто очередное скованное «люблю», а она будто первый раз услышала да ждала всю жизнь этого «люблю». Простое «люблю» и ничего больше – и лицо залила краска, и летать захотелось, и губы сами прошептали: «Я тоже люблю тебя, Ваня».

А потом они целовались, так, что у нее долго после этого болели губы. Тогда же в больнице Иван признался, что давно пишет стихи для нее и прочитал их. В одном из них он назвал ее «звездочкой».

– Я конечно Анастасия, но не Ягужинская, – смутилась Настя, вспомнив популярный сериал «Гардемарины».

– Поэтому не звезда, а звездочка, – возразил Иван.

С тех пор он так ее и называл: Звездочка.

После того, как Настя призналась в ответной любви, Ивана как подменили. Куда делись робость и скромность? Иван стал смело, словно имел право, искать границы дозволенного. А Настя все расширяла и расширяла эти границы, позволяя любимому все больше, уже не в силах сопротивляться чему-то неизведанному, сладостно-манящему.

В общем, после больницы их отношения стали очень бурно развиваться.

«Пожалуй, даже слишком бурно», – улыбнулась воспоминаниям Настя.

Вскоре пал и «последний запрет». В больницу Иван попал в начале ноября, а уже в мае им пришлось в спешном порядке расписываться, так как еще через четыре месяца пронзительным криком их дочь Маша возвестила о приходе в этот мир. И через два месяца будет одиннадцать лет, как они неразлучно вместе. Иван как был у Анастасии первым мужчиной, так и остался единственным.

И вот теперь два или три месяца жди. Что хуже всего – неизвестно, откуда ждать и насколько там опасно. За что дают такие деньги? Совершенно ясно только одно, что не просто так.

«А может, он выиграл в лотерею и умотал с любовницей на какой-нибудь курорт? И вся эта записка про работу и возможный риск – вранье от начала до конца?» – проснулась в Насте подозрительная «язва», да и как ей не проснуться в такой ситуации.

«Нет, Иван так не сделает. Да и кто с любовницей на курорт уезжает на год? Это уже не любовница, жена получается», – неуверенно возразила любящая и верящая половинка.

«Вот-вот, новая жена. А записку тебе написал, чтобы привыкла потихоньку, что его нет. А что? Запросто может быть. Тихий-то он Тихий, да вот только в тихом омуте черти водятся. Значит так: Иван где-то выиграл денег, и молодая вертихвостка тут как тут. Как ни пыжься, а тебе, Надюша, уже тридцать натикало и против двадцатилетней вертихвостки конкурировать трудно. Да она еще и сына, наверное, родить пообещала. Все мужики о сыне мечтают, а у вас только девочки», – настаивала на своем «язва».

«Но я уже подумывала через годик-другой родить».

«Ага, через пару лет, а она сразу наверное пообещала, а мужики ведь такие нетерпеливые».

«Так, все, таблетки больше пить не буду! Вернется Иван – как Бог даст, так и буду рожать», – решительно заявила любящая половинка.

«Вернется, ага, жди», – не смолчала «язва».

«Вот уж мне этот махровый мужской эгоизм! – в сердцах выругалась уставшая спорить сама с собой Настя. – Уехал и прохлаждается где-то там, а ты тут с ума сходи. Где он, что он, с кем он, да когда вернется?»

– Вот вернешься, Тихий, я тебя сама убью, чтобы в следующий раз по-людски уезжал! А потом будешь мне свою верность доказывать. И не дай Бог не сможешь подарить мне такую же ночь, как перед отъездом. Тогда я… тогда… тогда я… – Настя задумалась, и вот лицо озарилось от найденного решения: – Тогда я еще раз убью тебя, Тихий. Точно, убью без всякой жалости и попробуй слово против пикнуть!

И эта мысль, что когда муж вернется, она в праведном гневе сделает с ним все что захочет, успокоила сердце и наполнила его просто какой-то несгибаемой детской уверенностью, что все будет хорошо. А хорошо все будет по той простой причине, что плохо быть просто не может! Не имеет права! Вот и все!

За окном спящейбольницы все плакал и плакал капельками света грустный фонарь:

Кап-кап… Кап-кап…

Настя смотрела на него и улыбалась. Впереди ее ждала неизвестно сколь долгая разлука с любимым человеком, но она была твердо уверена: фонарь плачет не по Ивану.

Глава 3. Аркадий

1

Аркадий с криком проснулся. С бешено стучащим сердцем, весь в холодном поту он сидел на кровати. Опять этот мальчишка! Первое время после Афганистана он вообще не мог спать из-за него. Потом он, казалось, оставил Аркадия в покое, но после Беслана вернулся вновь.

Беслан – 3-е сентября 2004 года, Аркадий тогда решил, что сходит с ума. Впрочем, возможно так оно и было…

Встав с постели, Аркадий налил и выпил рюмку водки, как обычно запив водой. Включил музыкальный центр. Зазвучала песня в исполнении Николая Караченцова. Аркадий никогда не слышал эту песню ни по радио, ни по телевизору. Как она, интересно, называлась – «Майор»? Нет, скорее «Отставной майор». Он случайно услышал ее у одного парня и сразу переписал. Ни одна песня об Афганистане не смогла произвести на него такого впечатления, как эта. Раньше во время запоев Аркадий слушал ее беспрестанно, и днем и ночью, на полной громкости. Ни возмущение соседей, ни визиты участкового не имели успеха. Но теперь в его жизни была Нурия, и хотя сейчас ее не было дома, Аркадий сразу убавил звук до приемлемого в ночное время. Потом прошел в душ и вымыл холодной водой лицо. Войдя на кухню, он посмотрел на часы, было 1-40 ночи.

– А ведь чуть не забыл, – проворчал он и открыл дверцу буфета.

Он достал три одноразовых стаканчика, взял из холодильника бутылку водки и положил все это в пакет. Потом вернулся в свою комнату, чтобы дослушать песню.

Караченцов уже не пел, а надрывно кричал концовку:

Он до конца отдал свой долг!

Майор!!!

Он сделал все, что сделать смог!

Майор!!!

Так почему же до сих пор,

Глотает пыль афганских гор?!

Майор!!!

«Вот и я так же, все никак не отплююсь от этой пыли», – подумал Аркадий, выключая музыкальный центр.

Песня закончилась, но наступившая пронзительная тишина, казалось, была продолжением песни. Песни о них, о тех, кто вернулся с войны и должен был жить так, будто выезжал на обычные учения. А как их тогда встретили? Ему не хотелось вспоминать все, что было связано с Афганистаном после возвращения домой. Все эти статьи, выступления демократов, отношение чинуш… Нет, сам он никуда не ходил, ничего не просил, хватило рассказов других – тех, кто вернулся не целиком…

Выйдя из дома, Аркадий направился по проспекту Ибрагимова в сторону издательства. Он с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. Тогда в Афгане все закончилось, конечно, не так, как ему теперь снилось в кошмарах, а немного по-другому…

…Пастух с трудом открыл глаза. Без «гарнитуры», как называли шлемофон, он разбил в кровь лоб. Мотор молчал. Вытерев кровь с левого глаза и выкинув автомат в люк, он начал выбираться из танка. Вставая с сиденья, Пастух почувствовал, как с трудом оторвались прилипшие в его запекшейся крови штаны. Ему понадобилось минуты три, чтобы выбраться из танка. Подобрав автомат, он огляделся. Кишлак был не перед танком, как ему потом снилось, а за танком. Точнее, кучи мусора на том месте, где он когда-то стоял. Покачиваясь, Аркадий пошел в сторону высоты. Там, возможно, еще шел бой, значит ему надо было идти туда. Здесь он сделал все что хотел, ненавистный кишлак лежал в развалинах.

– Шурави! – раздался внезапно мальчишеский голос возле самого уха, и Пастух почувствовал, как кто-то дернул его за рукав.

Аркадий резко развернулся, так резко, что с трудом устоял на ногах. Водя автоматом по сторонам, он постарался сфокусировать взгляд, который стал почему-то расплывчатым. Рядом никого не было. Блуждающий, казалось, сам по себе взгляд упал на танк и пошел мимо, но тут же вернулся обратно. Там что-то было. Что-то такое…

На гусеницах были намотаны какие-то кровавые тряпки, внутренности. Там что-то качалось, прицепившись за трек. Кажется, это была кукольная рука. Аркадий тут же понял, что просто пытается обмануть себя. Это была детская рука. Перебитая примерно в локте, она болталась на треке, прицепившись тряпкой, бывшей когда-то рукавом. У Аркадия моментально пересохло в горле, что и без этого, казалось, было сухим донельзя. Громыхнул гром и ударила молния, навсегда выбелив прядь волос на его голове. Эта же молния разорвала пополам его душу, и одна обугленная половина его измученной души рухнула в преисподнюю…

Пастух был абсолютно уверен, что эта белая прядь появилась у него в тот момент, когда он увидел детскую ручку на гусеницах танка, которым он управлял. Хотя когда его спрашивали, он рассказывал совсем другую историю, да и то только в тех случаях, когда вообще что-то рассказывал. Аркадий не любил рассказывать о войне.

Он не помнил, сколько он стоял и смотрел на танк, на эту детскую руку. Секунду, час, а может год?

В конце концов он развернулся и побрел к высоте. Он не успел далеко уйти, когда в спину ударила взрывная волна. Пастух с трудом, но все же устоял на ногах. В танке взорвался-таки боекомплект.

– А раньше ты, урод, не мог взорваться?! – не оборачиваясь упрекнул неповинный ни в чем танк Аркадий.

Жизнь ему была больше не нужна. Существовать дальше незачем, и мгновенная смерть от взрыва была бы не самым плохим способом уйти.

Собравшись с силами, он вновь побрел вперед, или вернее поплыл в кровавом тумане, который с каждым шагом густел. Сколько он прошел сам и где его подобрали, он не помнил.

Помнил только женский голос сквозь грохот вертушки:

– Держись, солдатик, держись, родной.

Ему тогда еще почудилось, что это Наташа…

…Около издательства несколько лет назад открыли монумент Воинам-интернационалистам. Монумент был выполнен в виде сплавленных воедино кусков оружия, чего-то еще, сверху лежали отлитые в металле бинокль, панама, несколько патронов, застывшие в металле солдатские письма. Все это лежало на красных гранитных глыбах. Аркадий так и не мог определить, нравится ему монумент или нет, ну да он приходил сюда не любоваться. Главное – монумент есть и, что немаловажно, недалеко от дома. Аркадий не пошел на официальное открытие, так же как не ходил ни на какие официальные мероприятия. Сюда он приходил только во время запоя, в первый или второй день, потом он бы просто не смог. Впрочем, «день» – не совсем верно сказано. Аркадий приходил сюда только ночью, чтобы не мешали.

Он, как всегда, зашел с задней стороны монумента и расположился слева, где ступеньки были чуть повыше. Голой рукой смахнул снег, потом вытащил и поставил бутылку со стаканчиками и присел рядом на пакет. Открыл бутылку и разлил водку на троих. Взяв один из стаканчиков, он уставился на другие в ожидании, когда придут Кок и Перец. Они всегда приходили поговорить. Вот только для этого надо было смотреть не на стаканы, а в сторону, и Аркадий, отведя взгляд, стал смотреть на дорогу.

После дембеля он побывал дома и у Перца в Кировском районе, и у Кока на квартале. Он рассказал родным все, что знал о том последнем бое, и чего не знал о героической гибели ребят тоже рассказал. Аркадию и сейчас чудились глаза родных ребят и немой вопрос в них: «Как же так, ты, командир отделения, остался жив, а наши мальчики погибли?»

Тогда же он побывал на могилах ребят. Но приходить они стали к нему только здесь, у монумента.

– И долго сидеть будем? Может, выпьем наконец? – раздался над ухом задиристый голос Перца.

Пастух повернул голову: рядом стояли Перец и Кок.

– Привет, Пастух, давненько не приходил, – сурово упрекнул его Кок.

– Да ладно тебе, пришел ведь. Он живой, у него дел полно наверное, да, Пастух? – выступил на защиту Перец, беря стаканчик.

Кок поставил на снег пулемет и тоже взял стакан. Одеты они были так же, как и в день своего последнего боя. Взгляд Аркадия упал на кеды, заляпанные снегом.

– Не холодно в кедах? – неизвестно зачем спросил он.

– Ты че, Пастух? Мертвые не потеют… и не мерзнут! – засмеялся Перец.

– За встречу? – спросил Кок.

– Может за вас? – слабо возразил Пастух.

– Нет, за нас третий, ты уже пил, вчера. Давай за встречу и за ВДВ! – подвел черту под спором Перец.

Они чокнулись, Пастух выпил и закусил снегом. Послышался звук подъезжающей машины. От остановки медленно приближался милицейский уазик.

– Вот как всегда, – вздохнул Аркадий и повернул голову.

Ребят не было. Стаканчики были пусты, на снегу остались следы от двух пар кед и пулемета. Резко хлопнула дверца, Аркадий моргнул и видение исчезло. На снегу не было никаких следов, а стаканчики были наполнены водкой.

От машины подходили двое. Младший сержант сразу не понравился Аркадию. Парень явно недавно работал в милиции, и на лице отчетливо читалось наслаждение той силой и властью, которую ему давала форма, особенно над такими вот алкашами, пьющими где попало. Пастух очень не хотел в «обезьянник», и он постарался по возможности трезво оценить обстановку. Конечно, эти двое не те пацаны «батальонщики», с которых он снял тулупы в 90-м, но с ними, похоже, тоже проблем особых не будет. Плохо то, что в машине, скорее всего, остался третий с автоматом, попробуй его оттуда выковыряй. Блин!

– Спокойно, Пастух, спокойно. Не обижай татар, не надо! – раздался над ухом голос Перца.

– Да никого я не обижаю.

– Ага, люди просто хотят посмотреть, чем ты здесь занимаешься, а ты уже готов на автомат прыгать.

– Мы, конечно, тоже не любим ментов, но не до такой же степени, – подал голос Кок.

– Ладно, все, тихо! Я совершенно спокоен, – тихо и быстро ответил Пастух, милиционеры были уже совсем близко.

Нечто темное, бывшее частью его души, недовольно проворчав, опять опустилось и пропало где-то в огненной бездне. Давненько Аркадий не чувствовал ее присутствия, этой части души, в которой жил Пастух.

– Нарушаем? Спиртные напитки в общественном месте распиваем? – начал, покачивая дубинкой, младший сержант, явно предвкушая какое-то удовольствие.

«Дурак! – охарактеризовал его Аркадий. – Похоже, недавно приехал из какой-то глухой деревеньки, говорит с заметным акцентом».

– Так ведь ночь. Нет же никого, – по возможности миролюбиво ответил он.

– И что, что ночь? Ночью закон спит, по-твоему?

– Подожди, – перебил сержанта второй.

Пастух только сейчас разглядел погоны: старшина. Тоже татарин, но говорил без акцента, да и вообще, похоже, городской, по крайней мере живет в городе несколько лет.

– Участвовал? – спросил тем временем старшина и кивнул на монумент.

– Участвовал, – ответил Пастух и почувствовал, как его стало отпускать напряжение, в котором он, оказывается, сидел.

– Двоих потерял? – последовал кивок на стаканчики с водкой.

– Из Казани – двоих, – подтвердил Пастух.

Старшина задумчиво посмотрел на него.

– Ладно, давай без происшествий тут. Мы здесь неподалеку, если что, – предостерег он на всякий случай.

Младший сержант, поняв, что ничего интересного не будет, направился к машине.

– Старшина, где я, а где происшествия? – уже с улыбкой спросил Пастух.

– Долго не сиди и приходи в следующий раз трезвым, а то заберут, – назидательно сказал старшина и тоже пошел к машине.

– Командир! – окликнул его Пастух.

Старшина обернулся, уже держась за дверцу машины.

– А я сюда трезвым никогда не прихожу!

– И? – последовал настороженный вопрос.

– Ни разу еще не забирали.

Старшина не ответил, хлопнули дверцы, и машина двинулась в сторону Энергоинститута.

Аркадий встал и пошел в том же направлении, домой.

2

Из тридцати восьми человек на высоте после боя выжило шестеро, в какой-то мере благодаря Пастуху, который заставил выкопать окопы полного профиля. Иначе после обстрела с вертолета и последующего удара «Градов» вряд ли бы кто выжил. Также свою роль сыграла скоротечность событий. У «духов» просто не нашлось времени, чтобы найти и добить всех раненых. И парни – раненные, контуженные, засыпанные камнями и землей – но выжили.

Выжил могучий Трактор. После Афганистана он, как и Аркадий, пополнил ряды братвы. Но в отличие от него быстро вошел во вкус и стал бригадиром. Погиб уже в девяносто седьмом, во время очередных разборок. Снайпер выстрелом в голову отправил душу несговорчивого бригадира на Суд Божий.

Презрев все прогнозы врачей, остался жить вот уж действительно двужильный Леший. Он вернулся домой к жене, и у них было уже три сына и две дочери. Леший подался в фермеры, дела вроде у него ладились. В хозяйстве Лешего трудилось половина деревни. Да все бы работали, но Леший не терпел пьянства на работе, и вообще с дисциплиной у него было как в армии. Но деньги люди получали по деревенским меркам хорошие и поэтому не роптали. Да и работы другой не было. Он также выпустил небольшой сборник своих стихов, который не забыл прислать и Аркадию.

Но Афганистан так и не отпустит его. Раны будут мучить его всю оставшуюся жизнь. Да и немного той жизни оставалось. Он умрет от ран в возрасте сорока восьми лет. Его Ольга будет каждый день приходить на могилу. В отличие от мужа, она так и не сможет простить себе ту единственную ночь, которую провела с другим.

Меньше всего досталось Марадоне, Петру из Самары. И хоть на высоте с Пастухом они почти не общались, он тоже пару раз приезжал к нему в гости. Марадона отделался парой царапин и контузией, которая, впрочем, в той или иной степени была у всех выживших. Он неплохо «наварил» на кризисе 98-го. Буквально накануне он продал за валюту квартиру и машину, чтобы купить новую квартиру. Грянул кризис, и Петр быстро, пока не поднялись цены в строительных фирмах, купил три квартиры вместо одной. Пока цены на квартиры не поднялись до необходимого уровня, две лишние квартиры сдавал, потом продал и прикупил к своему магазину еще один, побольше, и про машину не забыл. Короче, Марадоне явно фартило, ну да дай ему Бог. У него была уже вторая жена, отношения с первой он также поддерживал, второго ребенка она ему родила года через два после развода. Нынешняя жена к этому относилась довольно спокойно, также как и к тому, что еще одного ребенка Петру родила уже любовница.

– Ты бы собрал гарем, жили бы все в одной квартире, все экономнее. – предложил Аркадий, когда он последний раз приезжал в гости, года три назад, и рассказал о своем житье-бытье.

– Пробовал, – вполне серьезно ответил Петр. – Ни одна не соглашается, ни в какую. Так вроде смирились, повоевать, правда, пришлось, но вместе ни в какую. Я говорю: «Вам же легче будет с детьми справляться, когда все вместе», – не хотят.

– Вы с Лешим как соревнование устроили, кто больше. Пока ничья, 5:5. У него, правда, пацанов трое, а у тебя двое.

– Догоню еще, – заверил Марадона и неожиданно спросил: – Вот ты мне скажи, чем смысл жизни?

В ответ Пастух лишь пожал плечами.

– Не знаешь? И нечего голову ломать. Природа давно уже ответила на этот вопрос. Смысл существования каждого вида в размножении и распространении по новым территориям. Нам, правда, в последнее время пытаются доказать, что смысл жизни это накопить много денег и умереть в роскоши на мешке с деньгами. Отсюда и пошло: «а что нищету плодить», и вот не рожают. Шибко умными стали, блин.

Народы попроще, у кого денег поменьше, с незатуманенными мозгами, размножаются и распространяются, завоевывая мирным путем новые территории. Кто едет в Европу, кто в Россию, кому повезет – в Штаты, – разошелся не на шутку Марадона. – Скинхеды, точнее те, кто ими управляют – или не знают историю, или просто лицемеры. Россия по определению с момента создания многонациональная. И проблема не в том, что они сюда приходят, настоящая проблема в том, что мы уходим. Ну набьют они вчетвером-впятером одному хачику морду, и что? Русских больше уважать станут? Когда мы все вымрем как мамонты, далеко не все народы из тех, что придут на наше место, способны будут уважать память ушедших. А бить морды легче, чем детей растить да Родине служить, где бы то ни было. А то они орут о любви к родине, иностранцев толпой бьют, а служить некому, – выдал Марадона и неожиданно спросил: – А ты что детей не заведешь, елки-палки? На высоте сколько пацанов погибло, кто, если не мы за них детей наштампует?

– Да у меня с женами все никак не получается.

– А зачем жена? Ты детей штампуй, а жениться или нет, там видно будет. И запомни, нет слаще музыки, чем смех твоего ребенка! – назидательно сказал Марадона уже перед посадкой в поезд.

В прошлом году Марадона звонил, у него родился третий сын, от любовницы.

Из оставшихся в живых больше всех досталось Туле. Он потерял правую ногу выше колена, три пальца на левой руке, и оглох на левое же ухо. Это его крик «Тревога!» разбудил высоту в ту ночь.

Он Пастуху еще в госпитале рассказал, как все началось:

– Представляешь, стою, тишина, легкий такой ветерок будто шепчет о чем-то. И вдруг ракета. Смотрю, «духи» идут. Толпа большая, все в черном, тащат чего-то – как муравьи, честное слово. Увидели ракету, стали и стоят, а я не могу пошевелиться. Шли бы себе и шли. Ан нет, все, кто-то задел ракету и наступило Время Умирать: кому-то из них, кому-то из нас. Я заорал – и очередь. И началось…

Пастух тогда уже знал, что «духи» не хотели нападать в ту ночь на высоту. Они должны были пройти в кишлак, отсидеться там день и ночью ударить по базе.

Тула тоже, как все, приезжал в гости к Аркадию. Это было году в 94-м, кажется. Жаловался, что хороших протезов нет. Импортные за большие бабки, а где их взять, когда пенсии еле-еле на жизнь хватает? Жил он вдвоем с матерью. Невеста, узнав о постигшей его беде, сразу «навострила лыжи» и быстро вышла замуж за другого.

Походы по кабинет чиновников, не приносили результатов.

– Мы вас туда не посылали, говорят, суки тыловые. А кто, кто нас туда посылал? Кто нас так далеко послал, а, Пастух?

Аркадий связался с ребятами, и они набрали денег на протез. Когда они привезли его оружейнику, тот не прятал слез. Когда умерла мать, он стал пить уже беспробудно, и в 96-м году повесился в пьяном угаре.

Остался в живых Конюх. Его быстро перевели в Московский госпиталь, и о его дальнейшей судьбе они не знали.

Итого вместе с Пастухом – шесть. Хотя с высоты вывезли еще одного живого, седьмого – Ерша. Ему повезло умереть уже в госпитале, во время операции. «Повезло» – считал Пастух и все остальные, так как во время этой операции Ершу ампутировали то немногое, что осталось у него от рук и от ног. После Великой Отечественной войны таких называли «самоварами», а было их по некоторым данным почти девяносто тысяч. Цена Победы. Бог уберег Ерша от такой судьбы.

Все живые и мертвые были награждены орденами и медалями, в том числе и экипаж танка – «За уничтожение огневых точек противника на территории близлежащего населенного пункта». Тот факт, что механик остался лежать на высоте, никого, похоже, не смутил…

Кроме ребят с высоты к Аркадию приезжали и другие «афганцы». Аркадий раздал тогда все ордена и медали, которые после дембеля так и не одел ни разу. Последний, Орден Красной Звезды, он всучил Лешему.

– На, сыну подаришь.

– Да зачем он мне, у меня свои есть, – сопротивлялся он.

– Это твои, а этот от меня подаришь, скажешь: «Был такой сержант, Пастухом звали», – настаивал Аркадий…

…Пройдя немного по улице Декабристов, он свернул направо на первой же улице. Подошел к углу то ли двух-, то ли трехэтажного дома, один этаж был мансардного типа, и уставился на табличку с названием улицы. Всегда, возвращаясь от монумента, он подходил к этому зданию. Читал название улицы, а потом просто стоял пару минут, молча уставившись на табличку. Если бы он курил, то обязательно выкуривал бы здесь сигарету. А если бы его спросили, зачем он это делает, он бы не смог объяснить этого – ни себе, ни тем более другим. Вот и в этот раз, постояв пару минут на углу сколько-то-там-этажного здания, он в очередной раз прочитал табличку с названием улицы и пошел дальше.

На табличке было написано: «ул. Солдатская».

3

Следующие после Афганистана два года Аркадий тоже не любил вспоминать. Это было время почти беспробудного пьянства и почти ежедневных драк. Аркадий не вылезал из кабаков и ресторанов. Темная, обугленная часть его души, вернувшись из преисподней, царствовала тогда безраздельно. Он не мог заснуть без водки, перед глазами немедленно вставал Афганистан: Чума, умирающий у него на руках, мешок с разрезанным на куски Стрижом, мальчишка с оторванной рукой, ребята из его караванной группы, ребята с высоты, Наташа. Иногда они молчали, просто стояли и смотрели. Иногда обвиняли его в том, что он их не спас, особенно Чума и Наташа. Очень страшно было разговаривать с Чумой без кожи и с отрезанной головой Стрижа. Хотя в его смерти Пастух никак не мог себя винить – он его попросту не знал и живым не видел. Но самыми страшными были сны с мальчишкой, который раз за разом вылезал из кучи мусора и шел к танку, волоча за собой внутренности.

Водка, если честно, тоже слабо помогала, и каждую ночь он просыпался с криком, в холодном липком поту. Но пьяный он хотя бы мог уснуть. Денег на кабаки уходило много, Аркадий продал «четвертку», оставшуюся от отца, но и этого хватило ненадолго. Тогда и произошла та история с ментовскими тулупами…

…Это случилось в середине января 90-го, месяца через полтора после дембеля. С головой тогда у него было совсем плохо. Он ехал из ресторана на квартал, к очередной из своих подруг. Как ее звали, он давно и надежно забыл. Сколько их тогда было, этих подруг? С кем-то он проводил одну ночь, с кем-то две-три, самые стойкие держались не более месяца. Что делать, трудно с ним тогда было общаться. Эта девушка с квартала продержалась, кажется, где-то около трех недель.

Аркадий еще не остыл после драки в ресторане. И когда при выходе из трамвая (на «мотор» денег не осталось) он увидел троих, вроде как таджиков, а может узбеков, которые хотели войти в трамвай, он, ни слова не говоря, съездил одному из них в нос. Завязалась драка, правда недолгая: через пару минут все трое лежали на снегу. И тут раздалась трель милицейского свистка. Пастух побежал дворами вглубь кварталов. Он надеялся просто убежать, но у него быстро закололо в боку – сказывалось изрядное количество выпитого пива. Оглянувшись, он увидел, что его нагоняют «батальонщики» – «срочники», проходящие службу в батальоне милиции. Было время тотального дефицита и безденежья, а на рядовых милиции были новенькие тулупы. Пастух у них на глазах нырнул в один из подъездов, и когда «батальонщики» с горящими от азарта погони глазами нырнули следом, он двумя ударами «отключил» их. После чего снял тулупы и был таков. На следующий день он отнес тулупы знакомой девчонке-портнихе, и она сделала из синих тулупов черные. Еще через четыре дня он успешно загнал их на казанском «блошином рынке», что располагался в районе Компрессорного завода, за переездом, и именовался в народе «Сорочкой». Деньги, соответственно, пропил…

Дрался он самозабвенно, с упоением, используя драку как способ выхлестнуть переполнявшую его душу ненависть и казалось бы беспричинную злость. Беспрестанные драки не остались незамеченными. Его бойцовские способности быстро оценили, и у Аркадия в ресторане ЦУМа состоялся короткий разговор с местным авторитетом Мамонтом.

– Знаешь, кто я? – спросил Мамонт, грузно облокотившись на стол.

– Слышал вполуха, – ответил Аркадий как можно равнодушнее.

С того момента, как Мамонт направился к его столику, у Аркадия вылетел весь хмель. Не далее как позавчера он отделал в туалете трех быков из бригады Мамонта. Приходить сюда сегодня было, в общем-то, неразумно, но он уже давно не делал ничего разумного. С того момента, как Мамонт подсел к нему, он внимательно и по возможности незаметно старался контролировать обстановку в зале. С Мамонтом было минимум пять бойцов. Двое из быков, с «украшениями» на лицах, были из той тройки, которую Аркадий отделал со всем старанием и наслаждением. Да и сам Мамонт, бывший борец-тяжеловес, вполне соответствовал своему прозвищу. Дядя был весом килограмм под сто тридцать, при этом жирком он только-только начал обрастать.

«А у них еще и "пушки" с собой, определенно, имеются. А из пятерых двое мои клиенты, замочат с удовольствием. Так что если начнется заваруха – шансов мало, надо будет делать ноги», – однозначно решил для себя Аркадий.

Он дружески подмигнул «помеченным» быкам и выпил очередную рюмку. Мамонту выпить он не стал предлагать: его никто не приглашал.

– Ты тут позавчера моих ребят отпрессовал. Это нехорошо. Это наша территория, и если моих ребят будут здесь бить все кому не лень, нас просто перестанут уважать. Как сам понимаешь, я не могу этого допустить. Да и пацаны хотят с тобой побазарить. Будет их в этот раз не трое и не с пустыми руками. Я подозреваю, здоровья у тебя после этой дискуссии резко поубавится. Больница, инвалидность. Пенсия на халяву – это конечно хорошо, не надо работать. Но спрашивается – оно тебе надо?

– И какие будут предложения? Мне встать на колени и прилюдно попросить прощения у бедных пацанов? – резко спросил Аркадий.

– Не кипятись. Я навел справки: ты нигде не работаешь, продал машину, деньги, очевидно, кончаются или уже кончились, в последнее время ты постоянно садишься «на хвост». Поэтому предлагаю – иди ко мне. Работа непыльная, и деньги будут, и вопрос с ребятами опять же будет замят. Бухнете разок вместе и всего делов.

– И что я должен буду делать?

– А то, что ты так любишь. Морды бить. Но с двумя нюансами.

– Какими?

– Бить ты будешь только тогда, когда тебе скажут, и только тех, на кого покажут.

– Это оба нюанса или один? – чуть расслабившись, спросил Аркадий.

– Один. Второй состоит в том, что за это ты будешь получать деньги, и очень не плохие, заметь, деньги.

– Хорошо, я подумаю.

– Подумай, только недолго. Когда ты в следующий раз появишься в нашем ресторане, ты должен будешь знать ответ, – Мамонт поднялся. – Да, а счет за сегодняшний ужин можешь направить мне.

Аркадий с радостью решил воспользоваться столь щедрым предложением и тут же «снял» трех девиц. Они на славу постарались вчетвером, делая заказ за заказом. Аркадий немало потешился, представляя физиономию Мамонта в момент, когда ему принесли счет.

В этот ресторан Аркадий пришел через два дня, и он знал ответ. Так он стал рядовым бойцом бригады Мамонта. В отличие от подавляющего количества казанских ОПГ, выросших из подростковых группировок и имеющих четкие районы формирования и обитания, бригада Мамонта было «солянкой» из вольных стрелков.

«Бойцы», «бультерьеры», «торпеды», «быки» – как их только не называли, но тогда ему на это было абсолютно наплевать. У него были деньги на водку, и он почти каждый день имел возможность начистить кому-нибудь «репу». Если такая возможность не предоставлялась «по службе», то он находил повод вечером в кабаках или ресторанах. Иногда он дрался по нескольку раз в день. Он действительно тогда напоминал бультерьера с красными глазами, которому хотелось только одного – КРОВИ, а остальное не имело значения.

В редкие минуты просветления Аркадия тошнило и от такой жизни, и от себя, и от постоянных ночных кошмаров. В такие моменты он остро жалел, что так рано вылез из танка.

Спустя несколько лет после этого, посмотрев, наконец, на этот период жизни трезвым взглядом, Аркадий немало удивился тому, что за два года бесконечных драк, в большинстве случаев против численно превосходящего противника, он ни разу не был серьезно бит. Конечно, это совсем не значило, что он всегда побеждал. Иногда ему помогали ребята из бригады, иногда вмешивалась милиция, иногда, когда он видел, что удача ему не светит, он успевал «сделать ноги» – так же как и при появлении милиции, в которой он так ни разу не и побывал. Как-то так получилось, что отношение к тюрьме у него было предвзятое. Вот не хотел он туда и все, он был абсолютно уверен, что там ему не понравится.

Его кто-то явно берег. Аркадий волей-неволей задался вопросом, кто: ангел или демон? Тот факт, что за это время он никого не убил, давал шанс ему надеяться, что все-таки не демон.

Когда он попал в бригаду, его дали кличку Седой – за седую прядь, но довольно быстро переименовали в Рембо. Сначала он был в группе прикрытия «наперсточников» на Колхозном рынке, но уже через неделю его перевели в группу, работающую около ЦУМа и на вокзале. А перевели его из-за того, что он с особым наслаждением дрался с представителями бывших южных республик Союза. А на базаре их было много, и не было ни дня, чтобы он не сцепился с кем-нибудь. Он самозабвенно бил их, не обращая внимания ни на количество, ни на то, кавказцы это или представители средней Азии.

Весной 91-го из отборных бойцов казанской братвы была сформирована команда в тридцать восемь человек, для рейда Казань – Волгоград. Из бригады Мамонта в команду вместе с Аркадием попали Лис и Малыш. Вообще-то Малыш нужно писать, конечно, в кавычках. Так как Малышом его можно было назвать разве что по сравнению с танком. Даже рядом с БМП он не выглядел очень уж маленьким. С момента прихода Аркадия в бригаду Мамонта Малыш взялся всячески опекать его. Будучи, как и большинство людей его комплекции, человеком спокойным, он часто гасил попытки Аркадия затеять драку. А делал он это очень просто: брал того в охапку и уносил подальше от конфликта. Сначала Аркадий пытался сопротивляться, но с таким же успехом можно было пытаться вырваться из застывшего бетона. Завалить Малыша в рукопашной дело было просто нереальным, и Аркадий был рад, что тот поехал с ними.

По трассе шли на десяти машинах, упакованные «железом» по полной. Останавливались во всех мало-мальски серьезных населенных пунктах. Днем бригада работала с «наперсточниками» на вокзалах и рынках, вечером уходили работать в рестораны, где бал правили «каталы». Работа гастролеров быстро привлекала внимание как местной братвы, так и ментов. И те и другие высказывали претензии. Основной задачей казанской команды было доводить конфликт до столкновения. Жестокие драки, кое-где и стрельба, быстро заставили обратить на команду особое внимание милицейского начальства, что, собственно, и требовалось.

Так уж получилось, что о цели этого рейда Аркадий узнал много лет спустя из статьи в газете. Команда должна была отвлечь на себя как можно больше внимание МВД, чтобы прикрыть хищение с ВАЗа крупной партии машин. Вывод напрашивался сам собой: Чтобы украсть пару сотен машин, хватило команды в тридцать восемь «быков». Чтобы разворовать Россию – «бультерьеров» спустили с цепей по всей стране…

4

Когда Аркадий переходил перекресток Декабристов-Чистопольская, рядом, чуть не сбив его, пронеслась иномарка. В открытое окно что-то проорали. Аркадию понадобилось пару секунд, чтобы понять: его обругали. А за что, спрашивается?

А-а… Они, кажется, сигналили, точно сигналили, а он, углубившись в воспоминания, просто не обратил внимания и вот получил. Кажется, его обозвали козлом. «Что ж вы не остановились-то? – раздраженно подумал Аркадий. – Я бы вам показал, кто тут козел!! А уж если бы вы попались мне тогда, сразу после Афгана…»…

…Примерно через год перестали приходит ребята, погибшие в боях. Чума, Стриж и Наташа оставили его в покое еще примерно через полгода. Дольше всех его мучил мальчишка, но он приходил далеко не каждую ночь, и потребность в водке стала потихоньку отпадать. Потом одно за другим произошли два события, окончательно сбросившие оцепенение, в котором находилась его душа после Афганистана.

Первое произошло весной 92-го. К тому времени его уже почти перестали раздражать молитвы имамов, доносившиеся с минаретов. Но в тот день на него что-то нашло. Это было в туалете ресторана «Маяк». Он избил троих «хачиков» и схватив последнего, который был еще в сознании, за грудки, закричал ему в лицо:

– Ну, ори, ори свое «Аллах Акбар»! Ори, что молчишь, сука?!

– Я грузин, православный, – ответил тот разбитыми губами.

У Аркадия сразу пропал весь запал и разжались кулаки. Отпустив парня, он ушел из ресторана. И впервые к нему пришла мысль, что его война и его враги остались там, в Афганистане.

«Пора бы уже как то вернуться с войны. Да и с драками пора завязывать, а то так недолго и на зону загреметь», – решил он тогда.

Потом произошло еще одно событие. С зимы до лета Аркадий участвовал в нескольких боях без правил. Он действительно не помнил в скольких, пяти или шести. Первые бои он выиграл без проблем. Что там было запоминать? Еще пара разбитых физиономий, правда, уже за более приличные бабки, чем до этого. А вот два последних боя он запомнил надолго.

Предпоследний свой бой он вел против очень неслабого рукопашника, который хорошо попал ему по печени. А его печени и так приходилось работать на износ, о чем она регулярно жаловалась ему. Второй, кавказец, оказался серьезным борцом и чуть не сломал Аркадию хребет, отбиться он смог с большим трудом. Ему удалось сначала ударить того по ушам ладонями. А когда тот отпрянул, окончательно добить его ударом лба по носу. Позвоночник после этого боя также довольно серьезно проболел пару недель. Тогда Аркадий решил, что это был последний бой. Одно дело бить за деньги кого-то и совсем другое – когда за эти деньги тебя могут искалечить. Не стоило оно того.

Мамонт пытался его уговорить. Он немного побаивался Аркадия и прекрасно понимал, что заставлять того бесполезно, но Аркадий не соглашался ни в какую.

– А ты не испугался часом? – решил взять его «на слабо» Мамонт и тут же пожалел.

Аркадий молча уставился на него, не меняя выражения лица. А вот Мамонт спал с лица и даже, кажется, побледнел.

– Ладно-ладно, пошутить нельзя? Вот, – и как последний аргумент Мамонт швырнул на стол две пачки «зелени». – Это только за участие, за победу еще столько же получишь.

– А раньше-то ты значительно меньше платил, – задумчиво отметил Аркадий, подняв и рассматривая одну из пачек.

– Так бой особый, москвичи приезжают… Большие ставки, – принялся объяснять Мамонт.

Аркадий швырнул пачку обратно на стол.

– Я уже сказал… Драться больше не буду!

Хлопнув дверью, он уехал домой. В тот вечер, пожалуй впервые после Афганистана, он лег спать трезвым. То, что Мамонт предложил ему денег за бой на порядок больше, чем он получал до этого, заставило задуматься Аркадия. Он никогда не поднимал вопроса по гонорару за бои, сколько давали и ладно. Ему было просто плевать, сколько: на водку и девочек хватало. Но этот случай навел его на мысль, что Мамонт, похоже, сильно урезал его «паек». К этому времени в Казани стали все чаще стрелять, чем драться, при «дележе асфальта». Убивать за чьи-то шкурные интересы, а уж тем более умирать, Аркадию совсем не улыбалось. Да и «работа» в бригаде к тому времени порядком опротивела. Тогда-то и созрело твердое решение: С БРАТВОЙ ПОРА РАССТАВАТЬСЯ!

Расстаться, конечно, небольшая проблема. Проблема – что делать дальше? Ни работы, ни профессии толковой, а в стране дикая инфляция. И денег он не накопил. Уехать в Израиль, куда так рвалась матушка? Но во время одного из запоев у них украли фамильное золото, передаваемое по материнской линии. Матушка очень рассчитывала на него и несколько лет не могла простить Аркадию эту пропажу. Случилось это когда она в очередной раз лежала месяц в больнице. В квартире в течение этого месяца было настоящее «бордельеро», и двери практически не закрывались. Обращение матери в милицию результатов не дало – Аркадий просто не помнил точно, когда пропало золото и кто за это время перебывал у него дома.

А без золота что он там будет делать, в Израиле? Опять в армию? Ну уж нет, хватит с него! Месяца два Аркадий обдумывал выход из создавшейся ситуации, и вот тогда-то он встретился со Светланой.

Светик, его первая и пока единственная законная жена – вот с ней его уж точно ангелы свели…

…В тот день он возвращался домой трезвым и в особенно плохом настроении. Как всегда в таком состоянии, он смотрел себе под ноги, чтобы не нарваться на косой взгляд. Легко сказать «хватит драк», трудно научиться заново держать себя в руках. Он подошел к лифту и нажал на кнопку. Когда дверцы лифта открылись, его взору предстала пара восхитительных ножек в мини юбке. Нет, действительно, ножки были что надо! Стройные, ни тощие, ни толстые, самое то. Взгляд стал подниматься выше, скользнул по талии с едва заметным животиком и буквально уперся в грудь четвертого размера, а тут еще и легкий аромат духов достиг носа… Аркадий не видел лица, но уже страстно хотел эту девушку. Когда же он наконец добрался до лица, то тут же утонул в огромных серых глазах.

– Если мужчина внимательно смотрит девушке в глаза, значит, все остальное он уже рассмотрел, – улыбнувшись, прокомментировала девушка.

Она, оказывается, держала руку на кнопке, чтобы лифт не закрылся. Улыбалась она немного застенчиво и как-то очень светло. Казалось, светится само лицо, излучая ласку и тепло. Как же она отличалась от ресторанных девах.

– Угу, – витиевато подтвердил Аркадий, блеснув интеллектом.

Девушка вышла из лифта и пошла, а Аркадий пошел за ней как бычок на привязи, и мог так идти как в песне – «хоть на край света, хоть за край».

Девушку звали Света. Света, Светочка, Светлана, Светик, Светулек. Ей, шатенке, очень шло это имя. Даже если бы она была блондинкой, вряд ли бы оно подходило ей больше. Через пару дней он привел ее к себе домой, и они провели там свой медовый месяц. В течение двух недель Аркадий разрешал одеваться Светлане только для походов в магазин за продуктами.

Света была не казанской, приехала к родне в гости из Железноводска. Это как нельзя лучше отвечало планам Аркадия. Смена места жительства сводила возможные проблемы, связанные с выходом из бригады, к минимуму. К тому же Железноводск – курорт, и ему уже рисовались разные туманные перспективы.

Конечно, Аркадий любил Светлану, влюбился с первого взгляда по уши, но если все так удачно сплелось, то что плохого в его немного практичном взгляде на женитьбу? Еще через неделю они вместе уехали из Казани. С бригадой Аркадий простился по-английски: ни говоря ни слова. Просто собрал чемодан и укатил к любимой.

Расписались они уже в Железноводске. Аркадий устроился работать сапожником в армянскую мастерскую. Туманные перспективы так и остались туманом. Минеральные воды – это не Черноморское побережье, а тут еще и стремительное обнищание населения при бешеной инфляции. Тем не менее, первые полгода на съемной квартире пролетели как сон и относительная «напряженка» с деньгами не омрачала радужного настроения.

На работе у него быстро сложились хорошие отношения с седым мастером Ашотом, армянином.

Однажды, угощая его домашним коньяком, Ашот неожиданно спросил:

– Аркадий, ты почему крестик не носишь?

– Так не крещен я, вот и не ношу.

– Это нехорошо, крестись! У тебя на душе покоя нет, потому что без Бога живешь!

– А крещусь, сразу покой в душу придет? – усмехнулся Аркадий.

– Нет, конечно, – ничуть не обидевшись ответил старый армянин. – Не сразу, но придет. Главное, сердце Богу открыть.

– Хорошо, я подумаю.

– Обязательно подумай!

Обугленная пустота в душе требовала наполнения и исцеления, и он решил послушать совета старого мастера. Он крестился, а Ашот, чурка, стал его крестным отцом. Скажи ему кто об этом еще полгода назад, на смех поднял бы, а то и челюсть свернул бы.

Нельзя сказать, что он нашел в церкви то, что искал. Возможно, он еще не был готов полностью раскрыться, возможно, сам не знал что хочет, но небольшой серебряный крестик с груди он уже не снимал.

Через полгода Аркадий ушел в свой первый запой. Отношения со Светланой сразу дали трещину, чему немало способствовала драгоценная теща. «И зачем ты за этого пьянчугу замуж вышла? Будешь теперь всю жизнь мучиться. А не дай Бог, урода родишь, что тогда?» – нашептывала она Светлане.

Накопившееся раздражение требовало выхода, и когда он после запоя пошел со Светой на базар, он заранее знал, чем это кончится.

– Ай, смотри какая красавица, я бы ее трахнул. Эй, дэвушка, пошли со мной, я тебя очень хочу, много денег дам, да? – предложил Светлане парень со сломанным носом и засмеялся.

Правда, смеялся он не долго. Гранаты, уложенные перед ним на прилавок аккуратной пирамидкой, вдруг ожили и полетели ему в лицо. Аркадий чуть приотстал от жены и теперь не мигая смотрел на изумленное лицо парня.

– Кого ты там трахать собралась, обезьяна?

– Ты что, смерти хочешь, несчастный?! – лицо торговца скорчила гримаса.

– Вроде того.

– Выйдем, да? Поговорим как мужчины?

– Конечно, дорогой, я сюда за этим и пришел, – усмехнувшись, ответил Аркадий.

– Иди домой, – сказал он обеспокоенной Светлане. – Все будет в порядке.

У парня были несколько странные понятия о мужском разговоре: с ними пошли человек пятнадцать. «Многовато будет. Ладно, им же хуже». Однако когда толпа проходила мимо крайних прилавков, какой-то пожилой мужчина, про себя Аркадий его окрестил Ферзем, сказал что-то резкое, и половина «мужчин» вернулась к торговле.

Первым шел «хочуньчик» со сломанным носом, следом за ним Аркадий, и уже за ним остальные. Аркадий обернулся – противников осталось семеро. «Вот теперь в самый раз».

Зашли за какие-то сараи, «хочуньчик» пропустил Аркадия вперед. Между сараями была небольшая площадка – вполне подходящее место чтобы размяться, решил Аркадий. Тут сработал «сторож», и он, уйдя чуть в сторону, перехватил руку с кинжалом, предательски бьющую сзади в печень. Странные все-таки у некоторых людей понятия о чести: называет себя мужчиной и, не стесняясь соплеменников, бьет в спину. Это притом, что и так семеро на одного. Наверное потому и не стесняется, что и остальные такие же «мужчины». Для таких «мужчин» у местных было презрительное прозвище, звучащее примерно как «дьжящь».

Перехватив руку, Аркадий освободил ее от кинжала и не только дал ей продолжить движение вперед, но и придал ускорение. Физиономия «хочуньчика», смачно встретилась с углом сарая. Резко прочертив кинжалом круг за спиной, чтобы обезопасить тыл, Аркадий подскочил к «хочунчику» и ногой превратил когда-то уже сломанный добрыми людьми нос в лепешку. Обернувшись, он ушел от еще одного кинжала и ударил нападавшего костяшками пальцев в кадык.

Аркадий вообще не любил ножей, цепей, кастетов и прочей ерунды, так как привык больше доверять «голой руке», которая не подведет и всегда под рукой. Два кинжала, оказавшиеся в его руках, явно требовали применения, и он его нашел. Он сделал широкий мах кинжалом, чтобы оставшиеся «мужчины» отскочили. После этого Аркадий резко обернулся. Он бросил кинжалы к стоявшему около забора старому прилавку. Потом схватил «хочуньчика» и закинул на прилавок.

Подхватил кинжалы, перелетел за прилавок, сделав его временным заграждением от нападавших. Затем всадил в него оба кинжала, пригвоздив ими рукава «хочунчика». После этого опять перепрыгнул, уже навстречу нападавшим, попутно мощно приголубив одного из них пяткой в лоб.

Осталось всего-то четверо с двумякинжалами. Аркадий без особых затруднений раскидал их, после чего взял валяющиеся кинжалы и вернулся к прилавку. Когда он прибил кинжалом одну штанину, пришедший в себя «хочунчик», что-то пролаял неразборчиво, но с чувством. Аркадий вскипел, резко обернулся и приставил кинжал к его горлу, подержал несколько секунд, потом пришпилил вторую ногу и ушел.

На шее «хочунчика» остался легкий надрез, а на штанах небольшое мокрое пятно. У него было много драк позади, и кинжал, прижатый к горлу, не очень напугал его. В те несколько секунд, когда Аркадий смотрел ему в глаза, он однозначно понял, что этот парень безумен и вот сейчас на этом прилавке запросто разделает его как барана. Захочет, заставит съесть его свое сердце, печень или привяжет к прилавку его же кишками, что угодно на выбор. Но по-настоящему же его напугало то, что он отчетливо видел, с каким трудом этот бешеный парень с седой прядью погасил в себе это желание.

В следующий раз Аркадий пошел со Светой на базар уже из соображений ее безопасности. Но он зря опасался. «Хочунчика» на базаре не было. Зато Ферзь вежливо поздоровался с ним и пригласил на чай. Аркадий так же вежливо, но твердо отказался.

Тогда Ферзь сказал:

– Не обижайся на Гасана, он еще молод, не понимает, что говорит, – и как приговор добавил: – Он был неправ.

– Я не обижаюсь, – ответил Аркадий и поблагодарил Бога: хорошо, что он не знал имени торговца, мог ведь и не сдержаться.

На месте Гасана торговал кто-то другой. Похоже, о драке за сараями знал весь рынок. Со Светой и Аркадием уважительно здоровались. Что-что, а силу здесь явно уважали.

Аркадий больше не ходил на базар, делать там было нечего.

Еще через три месяца Аркадий опять ушел в запой. Несмотря на защиту Ашота, его уволили из сапожной мастерской. Светлана стала все чаще пропадать у матери. Нетрудно догадаться, о чем они там шушукались. После очередной ссоры, когда Светлана опять ушла к матери, Аркадий собрал свои немудреные пожитки и улетел домой, в Казань. Через три года пришло извещение о разводе, беременная Светлана спешно выходила замуж. Аркадию стало грустно: несмотря ни на что, он продолжал в глубине души ее любить и был признателен за тот год, прожитый в Железноводске. Конечно, он уже не станет прежним, но за этот год, особенно за первые полгода жизни со Светланой, он почти смог вернуться к человеческому образу жизни. Это она, сама не подозревая, своей любовью научила его загонять темную часть души на самое дно. Согласитесь, после двух лет беспробудного пьянства и драк два запоя и одна серьезная драка за год – это «две большие разницы». Аркадий считал, что это целиком и полностью заслуга Светланы. Это с ней он, наконец, смог вернуться с войны. Дай ей Бог счастья, хотя бы с другим.

5

Вернувшись в Казань, Аркадий узнал, что Мамонта убили, и его бригада распалась. Однажды Мамонт приснился ему и стал в чем-то обвинять. Это так разозлило Аркадия, что он от всей души послал его по известному адресу. После этого Мамонт его не беспокоил.

Нужно было устраиваться на работу и пять месяцев, до первого запоя, он проработал стюардом. В его обязанности входил прием и сдача груза – работа непыльная. А еще там были стюардессы, симпатичные девчонки, с легкостью выпрыгивающие из трусиков как на земле, так и в воздухе, чем делали работу весьма привлекательной. Да… Если бы не запои, он вряд ли бы так быстро ушел оттуда.

Если бы… Если бы… Оставалось только сожалеть.

Во время одного из рейсов до Владивостока он и познакомился с Иваном. Аркадий во время полетов приторговывал водкой. Но в тот день, устроившись в свободном кресле в хвосте самолета, он вместо того, чтобы продавать ее, употреблял водочку в личное пользование. Аркадий выпил грамм сто пятьдесят, когда его одиночество было нарушено.

– О, водовка! А вроде же запрещено? – в проходе стоял и широко улыбался парень, не уступающий Аркадию в комплекции, пожалуй года на два-три помладше, с открытым и добродушным лицом.

– -Если нельзя, но очень хочется, то можно, – как всегда мрачно ответил Аркадий, но парня это, похоже, не смутило.

– Можно присоединиться? – нахально-добродушно спросил он.

Впоследствии Аркадия не раз удивляла эта способность Ивана добродушной улыбкой или нехитрой шуткой сглаживать серьезные и порой неприятные ситуации, не доводя дело до конфликта. При этом чаще всего добиваться своего Аркадий так не мог.

– Валяй, – последовал ответ, и присевший рядом парень получил наполовину налитый стакан.

– Пьем по поводу? – поинтересовался новый знакомый.

– Ага, чтобы долететь.

– А можем и не долететь? – спросил парень, поддерживая, как ему казалось, шутку.

– Можем, – спокойно ответил Аркадий, и по его глазам новый знакомый понял, что тот не шутит.

– За мягкую посадку, – произнес он, выпил, крякнул, закусил протянутым бутербродом и только потом спросил:

– А в чем проблема?

– Проблема в дефиците топлива, заправляют впритык. Ветер встречный, а до Владивостока далеко, запросто может не хватить, и тогда вариант «писятсемь», – ответил Аркадий и протянул руку: – Аркадий.

– Иван, – ответил новый знакомый, крепко пожав протянутую руку.

– А что за вариант «писятсемь»?

– А… старая летная байка. За знакомство! – произнес лаконичный тост Аркадий и выпил, потом налил Ивану.

– За знакомство! – поддержал тот его.

На этом бутылка кончилась.

– Еще есть? – разошелся, как потом оказалось малопьющий, Иван.

– Есть, – ответил Аркадий и назвал двойную по сравнению с магазинной цену.

Иван опять крякнул, потом почесал подбородок и наконец выдал:

– Ну, вообще-то все правильно: ты меня угостил, теперь моя очередь, – после этого достал кошелек, отсчитал нужную сумму, и они продолжили.

– Так что там за байка про вариант «пятьдесят семь»? – напомнил Иван, когда и вторая бутылка опустела наполовину.

– Не «пятьдесят семь», а «писятсемь». Короче так. Рухнул лайнер. Нашли черные ящики и стали расшифровывать. Последние слова командира экипажа – «писятсемь». Что за «писятсемь»? Не могут понять, хоть тресни. Высота? Скорость? Показание каких-то других приборов? Долго думали. Потом пришел дядя Сема, старый механик, и сказал: «Какие "писятсемь", нахер? "Писец всем!" – вот что сказал командир».

Иван засмеялся, а по-прежнему мрачный Аркадий закончил:

– Вот такой вот вариант «писятсемь».

До Владивостока они все же долетели, но Аркадию очень не хотелось узнавать, сколько граммов топлива осталось в баках. Через некоторое время последовал очередной запой, и его уволили. Занимающийся ремонтами квартир Иван взял его к себе напарником. Работали вместе они года четыре. Регулярные запои Аркадия часто ставили Ивана в затруднительное положение, и в конце концов они перестали вместе работать, но продолжали поддерживать дружеские отношения. Иван теперь занимался установкой дверей. Он на одной из фирм, занимающейся изготовлением дверей, получал оклад в одну тысячу рублей и постоянные заказы. Рассчитывались клиенты непосредственно с ним, график свободный, какой-никакой – но соцпакет. В общем, устроился Иван неплохо. Аркадий продолжил работать один, точнее, у него была сначала пара подсобников, а не так давно он набрал уже бригаду.

В жизни Аркадия появлялись и пропадали разные женщины, но до женитьбы, и тем более до детей, дело как-то не доходило. Аркадий уже стал свыкаться с мыслью прожить остаток жизни холостяком. Жизнь стала пресной и бесперспективной, и он опять, как всегда в моменты депрессии, стал жалеть, что рано вылез тогда из танка. Ну зачем, спрашивается, это нужно было?

Но осенью 2003 в его жизнь вошла Нурия. Точнее, ворвалась и тут же по-хозяйски в ней расположилась, полностью заполнив ее и вытеснив все остальное.

Аркадий осмотрелся. Да вот именно тут, у первого дома от перекрестка Чистопольская-Ибрагимова, она обогнала его, звонко процокав своими каблучками…

6

Аркадий работал тогда в поселке Высокая Гора. Чтобы ездить без пересадки и не тратить лишний червонец на дорогу, он доезжал до Энергоинститута на «сотке» и шел оттуда домой пешком. Трезвый он всегда очень рачительно относился к деньгам, но во время пьянок совершенно не считал и мог за три дня промотать двух-трехмесячный заработок, отложенный на покупку чего-либо. Поэтому всю мебель и аппаратуру он стал покупать в кредит. Во время запоя он мог вызвать на всю ночь двух-трех проституток, а так как в этом состоянии и одной на ночь было многовато, если честно, они просто болтали большую часть времени. Потом он их заставлял мыть посуду, гладить, стирать и убираться в квартире. Отказов, конечно же, не было.

Звонил он всегда по одному номеру, и однажды с девушками пришла «мамочка». Ее звали Виктория. Крепкая бабенка тридцати пяти лет, выглядела она вполне привлекательно и в постели оказалась большой мастерицей. Так вот, у Виктории была «крыша», куда она отстегивала часть выручки, и при крупных неприятностях, если кто-то не оплатит или в случае «наезда» ей было куда обратиться. Но охраны как таковой не было. При их работе очень неудобно: в подъездах в вечерне-ночное время с девушками могло случиться всякое.

– Ладно если изнасилуют, девчонкам не привыкать, потерпят, но вот нарикам или алкашам это, к примеру, ни к чему – им деньги надо. И опять же ладно если просто ограбят, а вдруг ножом пырнут? Давай, Аркадий, ко мне, будешь девочек по квартирам развозить. Тебе надо будет девочек до квартиры доставить, посмотреть что за клиенты, а потом приехать за ними. Разборки с клиентами в случае неприятностей не твоя забота. Ты будешь чисто провожатый. Деньгами не обижу, девчонку пару раз в неделю бесплатно обещаю. Да ты и сам с ними сможешь договориться, не откажут. Машина моя.

Аркадий тогда чуть было не согласился, но поразмыслив решил: чем дальше от криминала, тем меньше шансов попасть в тюрьму. К тюрьме он по-прежнему испытывал не самые теплые чувства.

Итак, Нурия. В тот день у него с утра было плохое настроение, впрочем, дело для него обычное. Утром он закупил и завез материалы на новый объект – цемент, направляющие, сухие смеси, гипсокартон, крепеж и так по мелочи. Водитель «ГАЗели» был молодой, крепкий и очень разговорчивый парень.

– Не, ты прикинь! – начал он возбужденно, едва они поздоровались. – Сейчас еду, меня «буханка» внагляк подрезает. Я за ней. Смотрю, там номера неказанские и солдафон какой-то сидит. Я ему машу: «Тормозни, поговорим», а этот козел мне «фак» показывает. Ну, палец этот американский, – зачем то пояснил он Аркадию. – Сейчас уже и не показывает так никто, не модно. А он мне, мне показывает, представляешь?! – искренне возмущался горящий праведным гневом водитель. – Ну, я его все-таки догнал, дорогу перегородил, из машины вытащил и пару раз по рогам съездил. Солдафон чертов. Да сейчас нормальные пацаны вообще считают западло в армию идти, одни черти идут. Да что там делать?

Парень продолжал тараторить всю дорогу, порядком надоев, но уже после этих слов Аркадий его не слушал, с трудом сдерживая раздражение. Завидев подъезжающую машину, ребята – а их было у Аркадия в бригаде уже семь человек: четыре мастера и три подсобника-разнорабочих – вышли из дома. Они быстро выгрузили материал на бетон около ворот, чтобы быстрей отпустить машину, и стали заносить в дом.

– Сколько я тебе должен? – сухо спросил Аркадий.

– Три часа – это четыреста пятьдесят будет, – ответил тот, прибавив почти полчаса.

Аркадий достал деньги.

– В расчете? – уточнил он, когда парень пересчитал деньги.

– В расчете, – весело подтвердил водитель.

– Ошибаешься, – возразил Аркадий и от души съездил тому в челюсть.

Водила припечатался к дверце машины. Аркадий схватил его за плечо и надавил локтем на шею. Парень покраснел, а попробуй сдвинь девяностокилограммовую махину, это тебе не на солдатика наезжать. Водила захрипел, Аркадий чуть ослабил нажим.

– Это тебе привет от Кока и Перца. Перец мотался за «Грязь», а Кок бегал драться за «56 квартал». Они погибли в Афганистане.

Аркадий отпустил парня.

– Если теперь ты считаешь, что мы не в расчете, я ближайшие три-четыре месяца буду работать здесь – приезжай, привози кого хочешь, поговорим. Я тебе еще привет от ребят, погибших в Чечне, передам. Мой номер у тебя на сотовом определился, звони если что.

Ни слова не говоря, водитель сел в машину и уехал. Аркадий переоделся и стал вместе с ребятами заносить материал. Настроение было испорчено окончательно.

Едва успели занести в дом привезенный материал, как пришла «шаланда» с досками, рейкой и брусом. Рейку выгрузили в гараж, а брус и доски распиливали на месте ручной циркулярной пилой и сразу разносили по комнатам.

В общем, в тот прохладный день, в конце августа 2003 года, Аркадий довольно сильно устал. И когда он перешел перекресток, он уже сильно жалел, что пожадничал и не поехал с пересадкой до Океана. Можно было пересесть и на Энергоинституте, но возвращаться на остановку уже не хотелось. Хотелось одного: побыстрей добраться до дома, принять душ, выпить чашечку кофе, поужинать и расположившись на своем диване немного почитать перед сном, слушая включенный телевизор.

– Пора тебе, батенька, машину покупать, – в тысячный раз сказал сам себе Аркадий.

Он пошел по дороге, которая шла вдоль основной магистрали. Послышался частый цокот явно металлических каблучков. Быстрой, пружинистой походкой Аркадия обогнала девушка. Ростом девушка немного уступала Аркадию. На ней была короткая, чуть ниже талии, белая кожаная куртка с широким ремнем, черные джинсы, которые грозили разорваться в любую минуту, сапоги из белой кожи, в руках опять же черная кожаная сумочка. Волосы были черные как крыло ворона, длинные, ниже лопаток, прямые, но завивающиеся на концах. Лица, естественно, он не разглядел, но вид со спины внушал оптимизм. Фигура у девушки была… Если коротко, то фигура была что надо! Не осиная, конечно, но крепкая, четко обозначенная талия. То, что находилось ниже талии, напоминало два небольших мячика. На вид они производили впечатление весьма упругих. Так вот, эти мячики при ходьбе довольно активно двигались, или перекатывались, если угодно, туда-сюда, туда-сюда. Аркадий обернулся: как ни странно, но за девушкой не шла толпа возбужденных парней с высунутыми языками.

«Ладно я, старый и усталый, а молодые где? Или на них так сильно плохая экология влияет? Догнать что ли, посмотреть вид спереди?» – без особого энтузиазма подумал Аркадий.

И в это время он увидел, что зря грешил на молодежь: около девушки притормозила BMW «пятерка». Вылезший в окошко чуть ли не на половину еще совсем молодой «бычок» с самодовольной улыбающейся рожей явно «клеил» девушку, да, похоже не очень успешно. Хотя они были недалеко, но разговора Аркадий не слышал. Девушка шла не поворачивая головы, и было непонятно, отвечает она вообще или нет. Вот парень протянул руку и хотел то ли ущипнуть девушку, то ли схватить. Но девушка легким движением уклонилась от руки и продолжала идти дальше, как ни в чем не бывало. Похоже, она все таки что-то отвечала, и ее ответы совсем не понравились «бычку». Машина чуть обогнала девушку, и парень вышел из машины. Выражение его лица не предвещало ничего доброго.

«Только не это, я сегодня слишком устал, что бы изображать странствующего рыцаря», – обреченно подумал Аркадий, на всякий случай прибавив шаг.

Парень опять попытался схватить девушку, но она вновь легко увернулась и продолжила путь.

«Так, а девчонка-то, похоже, не очень нуждается в защитниках. Чем она, интересно, занималась?»

Очевидно, девушка опять что-то сказала парню или он просто разозлился на то, как она его игнорировала, и догоняющий их Аркадий уже отчетливо услышал:

– Ты че, коза?! – удивленно закричал «бычок» и, догнав девушку, опять попытался схватить.

Она вновь увернулась скупым движением и, обернувшись, выдала:

– Что тебе надо, придурок!

Такого «бычок» вынести не мог и ударил девушку, точнее попытался ударить. Она ушла от удара и в ответ ударила ногой. Девушку, похоже, ничуть не смущал ее не очень спортивный наряд. Да вот сапоги на высоком каблуке были явно не приспособлены для таких упражнений, и каблук на левом сапоге предательски сломался. Удар, направленный, судя по всему, в голову, пришелся в плечо, не причинив парню особого вреда. Девушка, потеряв равновесие, упала. «Бычок» ударил упавшую девушку ногой.

«Ах ты, отморозок!» – мысленно обругал его Аркадий, досадуя на себя за то, что находился еще в четырех шагах от дерущихся.

Тем временем из машины вылезли еще трое парней, равно удивленные и раздосадованные.

Девушка, лежа на спине, чуть переместилась, одновременно выставив блок рукой. Ей удалось увести удар практически вдоль тела. Но ботинок отморозка чувствительно попал по локтю девушки. Она ойкнула и схватилась за локоть. Это «Ой!» окончательно разбудило в Аркадии тут тень, что таилась в глубине его души. Пастух моментально поднялся, встряхнулся и полновластно занял душу, как бывало не раз.

– Да ты оставь ее, Кабан, – слабо попробовал заступиться за девушку парень, который вышел из правой задней дверцы.

Поравнявшийся с ним Пастух «отключил» его ударом ребра под основание шеи. Парень молча упал. В благодарность за заступничество, пусть и слабое, Аркадий не стал ему больше добавлять. Остальным повезло куда меньше.

Отморозок занес ногу для нового удара, но в это время подошедший наконец-то с правого бока Пастух мощно, носком, ударил того в промежность. Никогда до этого Пастух никого так не бил, как бы пьян он не был. Он с легкостью сворачивал носы, выбивал и ломал челюсти и ребра, мог сломать или вывернуть руку, но ТУДА он не бил ни одного мужчину. Но то мужчины, а эта тварь, которая била ногой упавшую девушку, была вполне достойна того, чтобы жить дальше евнухом. Эх, добавить бы сейчас каблуком с проворотом… Да все равно современная медицина не оставит этой падали шансов стать евнухом, вылечат. А жаль.

Отморозок сразу забыл о том, что хотел кого-то ударить. Открыв рот в немом крике, сел, схватившись обоими руками за причинное место. Кулак, быстро летящий в лицо, был последним его воспоминанием перед тем, как наступила темнота и посыпались звезды. Удара затылком о дверцу машины он уже не почувствовал. У Аркадия было острое желание крутануться на причинном месте каблуком, да времени уже не было.

Из-за машины навстречу ему выскочили двое: бритый водила и еще один довольно крепкий «бык». В руке у водилы был нож. Зря, правда зря он попытался ударить им Пастуха. Перехватив руку с ножом, тот бросил нападавшего через себя. Бритый заорал. Выполняя бросок, Аркадий вывернул руку и сломал парню сустав, а когда тот упал – дернул и еще крутанул руку. Бритый отключился; не только нож, но и ложку правой рукой он не сможет держать еще очень долго, если вообще сможет когда-либо.

Аркадий мельком глянул на девушку и немало удивился. Она как ни в чем не бывало сидела на асфальте, чуть откинувшись назад на руки, и с беззаботным интересом следила за происходящим.

Последнего нападавшего Аркадий встретил ногой в живот. Когда парень согнулся, ударом, размолотившим нос, откинул его на спину.

Оставив позади неподвижно лежащие тела, Аркадий собрался продолжить путь домой – к дивану и чашечке кофе, но не тут-то было.

– Это теперь вот так вот делается, да? Девушку сначала спасают и тут же бросают несчастную и беззащитную на произвол судьбы среди бандитов, да?!

Он повернулся. Девушка не изменила позы, но теперь она всем видом показывала, какая она бедная и несчастная.

Аркадий наконец смог внимательно рассмотреть девушку и спереди.

«Двадцать два, может, двадцать три года, молодая совсем, – заключил он. – Молодая-то молодая, а грудь очень даже ничего, как у Светки. Минимум третий номер, а то и четвертый, под курткой не разобрать».

Девушка в свою очередь рассматривала его со смесью наигранного укора и неподдельного интереса в темно-зеленых, чуть раскосых глазах.

«Как у ведьмы», – мелькнула у Аркадия невесть откуда взявшаяся мысль.

«Ведьма» имела прямой овал лица, острый подбородок, небольшой прямой нос и дерзкие смеющиеся глаза, которые венчали высокие и тонкие дуги бровей. Девушка явно была татаркой, но при этом было в ней что-то и цыганское. Она протянула руку, и Аркадий тяжело вздохнул. Он сделал девушке очень большое одолжение, целых четыре раза шагнув в противоположную от дома сторону. Крепко ухватившись за руку, девушка легко поднялась и только тут вспомнила о сломанном каблуке.

– Черт, придется в мастерскую нести, – на этот раз уже с искренним огорчением сказала она.

– Снимай, посмотрю! – сказал Аркадий.

Девушка стрельнула глазами.

– Что, прям здесь что ли? – спросила она, кокетливо улыбнувшись.

Но все же, придерживаясь за его руку, сняла сапог. С первого взгляда Аркадию стало ясно: каблук не спасти.

– В мастерскую можешь не носить, если и сделают – через неделю опять отвалится. Лучше сразу покупай новые, – заключил он и отломал каблук совсем.

Девушка опять очень смешно ойкнула.

– Ага, как только новый мешок с деньгами начну тратить, так сразу и куплю, – проворчала она, принимая сапог. – А ты сапожник, что ли?

– В прошлом.

– Подержи сумочку, – то ли попросила, то ли потребовала она.

Держась за Аркадия, она стала бить ногой о бордюр, чтобы сломать и второй каблук.

– Вот козлы, недели не прошло как купила, – ворчала она между ударами, в голосе явно зазвенели слезы.

Когда каблук, наконец, отлетел, девушка, оставив Аркадию сумочку, направилась на цыпочках к BMW. Подойдя к машине, «бедная и беззащитная» резко крутанулась и ударила ногой по лобовому стеклу. Стекло покрылось паутинкой трещин и послушно влетело внутрь салона, как от хорошего удара бейсбольной битой. Свершенная месть значительно улучшила легко меняющееся настроение девушки. Увидев же, какое впечатление произвели на Аркадия ее действия, она заулыбалась уже совершенно счастливой улыбкой.

– Пойдем? – бодро спросила она, взяв его под руку и беззастенчиво разглядывая.

– Пошли, – ответил Аркадий, справившись, наконец, с изумлением.

«Совсем неплохо для бедной и беззащитной. Если бы не несчастный каблук, девочка, скорее всего, справилась бы сама», – мысленно подвел он итог увиденному.

– А лобовуха не дороговато за сломанный каблук?

– В самый раз. А почему ты их защищаешь, сам из таких что ли?

– В прошлом, – ответил он, не балуя девушку подробными ответами.

– И девчонок тоже насиловал? – девушка остановилась и резко развернув Аркадия к себе, пристально уставилась ему в глаза.

Аркадий спокойно выдержал ее взгляд, потом снисходительно улыбнулся:

– Больно надо, сами липли как пчелы на мед, – ответил он и, развернувшись, пошел дальше. Девушка тут же его догнала и опять цепко взяла под руку.

– Ой-ой! Так уж и липли?

– Видишь ли, тогда я был молодой, красивый, полный сил спортсмен. А сейчас я больной, старый и усталый, но тем не менее ты же ко мне прилипла.

– Я прилипла?! – изумленно возмутилась девушка.

– А то кто же?

Не найдя аргументов для возражения, девушка сначала фыркнула, вот именно фыркнула, совсем как кошка, а затем выругалась:

– Вот сюка, а?!

Прозвучало довольно ласково. Как позже узнал Аркадий, она только так и ругалась: ласковое и нежное «сюка», часто сопровождаемое улыбкой, предназначалось для своих и звучало очень часто, а злое и резкое «козлы» звучало очень редко, только для чужих, и как правило сопровождалось ударом ноги.

– А у тебя довольно противный характер, ты знаешь? – спросила она.

– Конечно! Они все так говорили, сразу перед тем как уйти.

– Кто?

– Девушки.

– И все ушли?

– Все.

– И правильно сделали, что ушли, – почему то очень довольно улыбнулась девушка. – Между прочим, как тебя зовут?

– Аркадий.

– Пастух? – полуутвердительно спросила девушка.

Аркадий чуть не споткнулся от неожиданности.

– Что?

– Так Аркадий ведь означает «пастух», или я ошибаюсь?

– А… Да нет, все правильно. А тебя как зовут?

– Нурия, на русский можно перевести как «Солнышко».

– А разве солнце не «кояш»?

– Батюшки! Неужто татарский знаешь?

– Так, отдельные слова, в Казани все-таки живу.

– А… Ну правильно, кояш – солнце. Но если мое имя разложить, то получается «основа луча» или «хозяйка луча» по смыслу – солнце. Мне так больше нравится, – весело доложила девушка.

– Хорошее имя – Солнышко.

– Знаю, и я сама тоже ОЧЕНЬ хорошая. А если по-арабски, то Нурия значит «лучезарная, светлая лицом». Но Солнышко мне больше нравится. Да, вот еще. В Европе имя Нурия дается в честь Богоматери Нурийской. Вот так вот! А тебя я буду называть иногда Пастухом, ладно? Аркадий мне не очень нравится, не знаю уж почему.

Вот так, спустя почти пятнадцать лет после армии, Аркадий с легкой руки Нурии снова стал Пастухом.

– Ты где так драться научилась, хорошая?

– Понимаешь, я с Жилки. Когда росла, знаешь столько отморозков было, навроде этих, – Нурия кивнула за спину. – Подойдет: «Я тебя хочу, пойдем» и бесполезно что-то говорить, спорить, объяснять. Пока арматурой поперек лба не приложишь, не понимали. А арматуру ведь не будешь с собой таскать постоянно. А приставать стали когда мне только-только тринадцать исполнилось, куда мне против них. Сейчас вроде, слава Богу, поспокойнее стало.

– Ты уверена, что стало спокойнее, может ты просто перестала интересовать парней? – спросил Аркадий, почувствовавший вдруг непреодолимое желание подразнить Солнышко.

– Вот сюка! – опять выругалась Нурия, и не смотря на ласковый голос, маленький кулачек врезался в бок Аркадия довольно чувствительно.

– И сколько раз тебя изнасиловали, прежде чем ты стала заниматься? – вот уж действительно брякнул не подумав Аркадий, и тут же обозвал себя ослом.

«Додразнился, блин».

Нурия сразу перестала улыбаться, на ее лицо будто легла тень, она вся как-то сразу ссутулилась и опустила взгляд с Аркадия под ноги.

– Извини, ляпнул не подумав, – извинился Аркадий, накрыв своей рукой ладошку Солнышка, которой она держалась за него.

– Да ничего, – последовал ответ.

– Вообще-то один раз, но их было четверо. Четыре пьяных ублюдка, – ответила она.

Помолчав немного, Нурия встряхнулась и вновь улыбнулась. Девушка определенно была оптимисткой.

– После этого я и пошла в секцию. Первые года два занималась как осатаневшая, все не могла успокоиться. Думала: вот выцеплю этих козлов поодиночке и…

– Надеюсь, они живы?

– Кто?

– Те парни.

– А что ты за них так беспокоишься?

– Я не за них, я за тебя беспокоюсь, – последовал ответ.

– А… Ну вообще-то не все. Несколько лет назад Жилка вела большую войну с Драконом. Слышал наверное? Много парней поубивали. Двоих из этих тоже. Один в тюрьме сейчас. А последний вовремя отпрыгнул – семья, двое детей. Я его как-то встретила, с дочкой гулял. «А если кто-нибудь ее так, как вы меня тогда?» – спрашиваю. Молчит.

Они поравнялись с зоомагазином. Аркадий обернулся: около BMW шла какая-то возня, и он дальше повел Солнышко по дороге, которая шла дворами. Еще не хватало, чтобы эти выродки сбили их.

– А то, что ты обо мне беспокоишься, это хорошо! – продолжала Нурия, не обратив никакого внимания на корректировку маршрута. – На Востоке – не помню, то ли в Китае, то ли в Японии, не важно – короче, на Востоке есть обычай: если ты спас человека, то отвечаешь за него как за своего ребенка. Так что теперь ты моя вторая мама.

– О Господи, – обреченно буркнул Аркадий. – Пожалел червонец, блин.

– Не хочешь быть мамой, будешь папой, – покладисто согласилась Солнышко.

Увидев, как скуксился ее спаситель, она тут же встрепенулась:

– Какой червонец?

– Поехал бы с пересадкой, сейчас бы на диване сидел и пил кофе.

– Ты сожалеешь о том, что познакомился со мной? – осторожно высказала Нурия совершенно крамольную с ее точки зрения мысль.

– Я сожалею, что сейчас не на диване, – подтвердил ее догадку Аркадий, чем на некоторое время явно озадачил девушку.

Но Нурия все же не любила долго унывать и через пару секунд бодро выдала:

– Я думаю, это сожаление у тебя ненадолго, а кофе я могу тебя и сама угостить. Ты какой любишь?

– А у тебя что, своя кофейня есть?

– Кофейня не кофейня, но кое-что могу предложить. Например: хороший растворимый кофе, могу сварить кофе в зернах, кофе по-турецки, кофе с лимоном, капучино, гляссе, кофе с коньяком, ну и наконец кофе с ромом.

– Даже с ромом? – ухмыльнулся Аркадий.

– Ага, специально купила попробовать.

– И как?

– А… Так себе, еще хуже, чем с коньяком.

– Кофеманка, значит, – сделал вывод Аркадий.

– Ага. А ты?

– Как сказать. Пить люблю, а вот зерновой варю редко, лень.

– Это не страшно, я буду тебе варить, не беспокойся, – заверила Солнышко, и Аркадий вдруг услышал марш Мендельсона: он прозвучал где-то очень далеко и тихо, но очень уж отчетливо.

– Давай присядем, а то у меня ноги устали, – попросила Нурия и потащила Аркадия к скамейкам, что стояли во дворе дома, где раньше был магазин «Юный техник».

Она всю дорогу продолжала идти на носочках, словно каблуки были на месте – не мудрено, что ноги устали.

– Зачем на цыпочках идешь? Иди как в тапочках, ноги не будут так сильно уставать.

– Я в тапочках по улице не хожу! – неожиданно резко парировала Солнышко. Аркадий не понял, в чем провинился, но зато он уже давно понял другое: «Кто попытается понять женщину, кончит жизнь в сумасшедшем доме».

Тем временем Нурия расположилась на скамейке и с явным наслаждением вытянула уставшие ножки. Затем открыла сумочку и достав сигареты с зажигалкой, закурила. Аркадий хмыкнул.

– Я что, смешно выгляжу? – спросила Нурия с подозрением.

«Точно ведьма», – опять промелькнула дурацкая мысль.

– Да нет, – сказал он уже вслух. – Просто мой друг Иван говорит: «Если девушка хочет доказать, что она не лошадь, ей совсем необязательно курить. Достаточно немного косметики».

Никакой другой девушке Аркадий не позволил бы себе сказать такого, а вот тут как черт за язык дернул.

– Вот сюка! – коротко хихикнула Солнышко и тут же спросила: – А мне значит нужно это доказывать?

– Да вроде нет. Покажись-ка, – сделал приглашающий жест Аркадий, покрутив в воздухе пальцем.

Нурия улыбнулась, принимая игру, и покрутилась перед ним, демонстрируя фигуру. Да, первое впечатление не обмануло: фигурка была отменной! Крутые бедра, талия, подчеркнутая ремнем, грудь (см. выше). И не только фигура – девушка обладала очень недурственной грацией.

– Ну как? – поинтересовалась она, вернувшись на скамейку явно довольная собой.

– Восхитительно! И тем более непонятно, какая нужда заставляет тебя пыхтеть как паровоз?

– А ты куришь?

– Нет.

– А курящих девушек, похоже, тоже не любишь?

– Нет.

– Почему? В конце концов, они свое здоровье гробят, а не твое? – спросила Нурия, дистанцировавшись от курящих.

– Что касается здоровья, то кроме своего они еще и здоровье будущих детей гробят. Я же их не люблю потому, что целовать противно, тащит как от мужиков, а я все-таки традиционной ориентации. Мне девушек нравится целовать которые пахнут так, как полагается девушкам.

– И чем нам полагается пахнуть?

– Косметикой, парфюмерией, чем-то сладким, карамельно-шоколадным, нежно, тонко и заманчиво. А не как портовый грузчик, разящий табаком.

– Хм… Хорошо, я тоже не буду курить, – легко согласилась Нурия, как будто только и ждала, кто бы ей запретил.

Она выкинула и сигареты, и зажигалку в красную двадцатилитровую бочку со срезанным верхом, которая стояла рядом со скамейкой и довольно успешно изображала из себя урну. Тут вновь где-то далеко, но уже более отчетливо зазвучал свадебный марш, вгоняя Аркадия в тихую панику.

– Ладно, пошли. Я и не курила никогда всерьез, так, баловалась.

Солнышко соскочила со скамейки и потянула за руку Аркадия. Вставать тому, если честно, не очень хотелось, но куда денешься? Да и как ни крути, а шли они все же в сторону дома. А вот зачем Нурия садилась на скамейку, для него так и осталось загадкой. Просидела она не больше трех минут и вряд ли успела отдохнуть.

– А ты бросил или не курил вообще?

– Не курил, – ответил Аркадий и не дожидаясь дальнейших расспросов, пояснил: – Сначала спортом занимался, потом ранение, пуля легкое задела.

– В Чечне?

– Чуть пораньше, в Афгане.

– Да? А сколько тебе лет-то?

– Тридцать пять.

– А мне двадцать три. Ба, да мы с тобой две обезьяны по гороскопу.

– Мой дом, – проинформировал Аркадий, когда до подъезда осталось чуть больше десятка метров.

– А вон мой, – кивнула Солнышко в сторону девятиэтажки, стоящей с другой стороны эстакады.

– Пошли, я обещала тебя кофе угостить. Или ты хочешь меня врушкой выставить? – грозно спросила она.

– Ладно, пошли, – тяжело вздохнув, Аркадий смирился с неизбежностью. – Посмотрим, что за бурду ты там готовишь.

– Ах… Ты… – казалось, от возмущения Нурие не хватает воздуха.

– Мы знакомы с тобой всего пять минут, а ты меня уже, никак, в пятый раз оскорбляешь. Драки хочешь? – вдруг радостно догадалась «бедная и беззащитная».

– О нет! – горячо запротестовал «охальник». – Только не сегодня, сегодня я слишком устал. – И вообще, – добавил он иронично, окинув Нурию, мягко говоря, недвусмысленным взглядом, при этом задержавшись на груди несколько дольше, чем позволяли приличия. – Я с незнакомыми девушками не дерусь.

– Ой-ой! А мы уже познакомились, если что.

– А ты давно сюда переехала? – спросил Аркадий, когда они вошли в подъезд.

– Полгода. Мать с отцом долго работали на Оргсинтезе, получили акции, когда приватизации была. Мы их продали и поменяли мне бабушкину комнату.

Через десять минут они сидели на кухне, точнее, сидел Аркадий, а Нурия варила кофе, аромат которого наполнял воздух.

– Ремонт сама делала или купила уже отремонтированную? – спросил с профессиональным интересом Аркадий.

– Сама. Знаешь, сколько я в него вложила, в этот ремонт? Ой-ей-ей!

– В России нельзя вложить, в России можно только вбухать, – назидательно изрек он, пригладив краешек не очень хорошо приклеенных обоев. – Вот ты меня притащила к себе и даже не спросила, женат я или нет.

– А ты тоже не поинтересовался, может я замужем и сейчас ревнивый муж явится. С балкона прыгнешь? Тут невысоко, четвертый этаж, – ответила, скорчив рожицу, Нурия.

– Ага, сейчас, разбежался. Если хочет, пусть сам прыгает.

– Не боишься, значит. А я твоей жены тоже не боюсь. Отобью, не проблема. Жена это даже хорошо, как знак качества. Потому как хорошие мужья на дороге не валяются, – поделилась мудростью Нурия, подняв вверх пальчик.

– Ну, валялась-то как раз ты, – снова не удержался от укола Аркадий.

– Вот сюка, а? – бессильно опустила руки Нурия.

– А если дети есть, тогда как? – не дал ей долго расстраиваться Аркадий.

– Если дети – тогда плохо, детей сиротить нельзя. А у тебя есть дети? – всерьез обеспокоилась она.

– Да нет у меня ни жены, ни детей. Я же говорил, что все они ушли. Забыла? – откровенно ответил он.

– Ага, забыла. Вот и прекрасно! У меня тоже не жены ни детей. Ой! – махнула Нурия рукой, – ни мужа ни детей, я хотела сказать. А ты всегда такой?

– Какой?

– Подкалываешь постоянно, подтруниваешь над людьми.

– Нет, только с тобой что-то накатило, сам не пойму. Может мне нравится, как ты ругаешься?

– Сюка! – с готовностью ласково обругала его Нурия и посмотрела на него как-то не так. Хотя почему не так, именно ТАК и посмотрела.

– Только со мной, значит? – спросила она чуть изменившимся голосом.

– Только с тобой, – Аркадий встал и подошел к ней.

Она молча ждала его, а что говорить? Они были достаточно взрослыми, чтобы в таких ситуациях обходиться без лишних слов.

А на плите закипел кофе – ему было суждено не только выкипеть, но и основательно пригореть. Подхватив Солнышко на руки, Аркадий понес ее в спальню. Марш Мендельсона просто гремел в ушах, но это его уже не пугало.

– Не туда! – со смехом шепнула Нурия ему на ухо, когда вместо спальни он чуть не занес ее в темнушку.

– Туда, – кивком головы направила она его в нужном направлении.

Когда Нурия, наконец, смогла выбраться на кухню, дым там стоял столбом. Она выключила газ, открыла окно и проскользнула в душ. Вернувшись в спальню, она улеглась Аркадию на грудь и тихонько пробежала кончиками пальцев по шрамам.

– Расскажи, как ты поседел, – спросила она, погладив пальчиками седую прядь.

Аркадий долго не отвечал, молча уставившись в потолок.

– Если неприятно вспоминать, то не надо, – виновато пошла Нурия на попятную.

– Да нет. Ничего особенного. Я тогда только прибыл из учебки, дня три буквально. Наш взвод поставили в сопровождение. Мы на броне сидели, я сзади. Когда шли через кишлак, там поворот был. Из дома вышел старик с гранатометом. Видел его только я. Мы уже повернули, он сзади был, туда только я смотрел, а от тех, кто шел за нами, его дувал закрывал. Как мы потом узнали, первая машина ему часть дувала развалила. И вот я смотрю, как он гранатомет поднимает, понимаю, что сейчас по нам ударит – и все, хана. Всем хана, и мне, и ребятам. Надо или стрелять, или кричать на крайний случай, чтобы другие его завалили, а меня как парализовало. Вцепился в автомат и не могу ничего сделать. Он медленно так гранатомет поднял, как при замедленной съемке. Я всю-не всю жизнь вспомнил, но много это точно. Он выстрелил да промахнулся, старый видать, сил удержать не хватило. Граната совсем близко пролетела. Пацаны, естественно, старика завалили. Орут на меня, а я ничего не слышу, понимаю только – ЖИВОЙ! Сижу, улыбаюсь, а самого трясет всего, автомат мертвой хваткой держу. Только когда пару оплеух выписали да водой плеснули, немного пришел в себя.

Это была моя первая встреча со смертью, – закончил, чуть помолчав Аркадий.

– А у тебя награды есть?

– Были…

– ???

– Раздал.

– Зачем?

– Слишком много я там ребят оставил, чтобы ордена да медали носить.

«Да пацан тот, безрукий, не давал надевать», – добавил он уже про себя.

Нурия погладила еще раз его по волосам, потом поудобнее улеглась ему на плечо и спросила:

– Ты все еще жалеешь о знакомстве со мной?

– Уже меньше, – усмехнувшись, солгал чувствовавший себя почти счастливым Аркадий, уже с наслаждением вслушиваясь в тихо, даже как-то умиротворенно звучащий свадебный марш.

– Сюка, – тихо прокомментировала его ответ Солнышко.

Они еще долго проговорили той ночью, впрочем, как и в следующие. Уже перевалило далеко за полночь, когда Аркадий вспомнил про кофе.

– А кофе ты меня так и не угостила. Сейчас самое время, – с улыбкой упрекнул он, но ответа не последовала: Нурия спала.

Она потом еще не раз задавала этот вопрос, как правило, после бурных кувырканий в постели. Ответ, который она ждала, прозвучал месяца через полтора.

– Если честно, я со страхом думаю о том, что мог поехать в тот день с пересадкой. Эта драка… Даже если бы случайно встретились… В другой ситуации ты вряд ли бы обратила на меня внимание, – серьезно ответил он, глядя в такие любимые зеленые глаза.

– То-то же, – довольно заключила еще не успевшая перевести дыхание Солнышко. – А замуж возьмешь меня, Пастух? Ты будешь моим пастухом, а я буду твоей послушной козочкой.

– Прямо-таки послушной? – иронично спросил Аркадий.

– Очень послушной, – с готовностью ответила Нурия.

– Ну-ну… Что-то я не слышал про послушных козочек, это не овечки, – недоверчиво ответил Аркадий.

И почему он ей не поверил? То ли потому, что уж очень поспешно она пообещала, то ли потому, что уж очень лукаво сверкали у нее глаза?

– Что ты во мне нашла? Я намного старше тебя. У тебя должно быть и так полно кавалеров.

– Кавалеров-то полно. Да вот только обернешься, а сзади одни кобелиные следы. А что касается возраста, то это далеко не единственный твой недостаток. Ты эгоист как все мужики, лентяй, обжора и… – улыбнувшись, Нурия решила прервать перечень.

С мягкой улыбкой, которую уже успел так полюбить Аркадий, она добавила:

– В твоем возрасте меня больше пугает цифра, чем состояние твоего… здоровья, – запнувшись, нашла-таки подходящее слово Нурия.

А подраться они с ней все же однажды подрались – шутя, конечно. Примерявшая в зале около зеркала новую «водолазку», которая ей очень шла, впрочем, как и все, что она носила, Нурия спросила на свою голову:

– Правда, классная «водолазка»?

– Ага. Только не поможет.

– ???

– В твоем случае только пластическая операция может спасти положение, а так бесполезно! – прокомментировал Аркадий с кислой физиономией.

Но вместо ожидаемого «сюка», он чуть не схлопотал удар ногой в челюсть.

«Старею. Старею», – думал он, с трудом парируя удары: Солнышко была для него все же слишком быстрой.

Именно по этой причине все и закончилось плачевно. Аркадий хотел легким ударом в грудь (точнее, между оных) отправить Нурию на диван и там уже продолжить борьбу в партере, что, согласитесь, гораздо приятнее. Но не тут-то было. Девушка быстро перемещалась, и в результате он попал в левое плечо, отправив ее на трюмо с посудой. Звон разбитой стеклянной дверцы, упавшая полка, летящая на пол посуда, а самое неприятное – болезненный вскрик Нурии, всерьез распоровшей руку, так что пришлось зашивать. А вечером пришла матушка и чуть не грохнулась в обморок, узнав, что разбилась старинная ваза из чистого горного хрусталя, «которую передавали из поколения в поколение чуть ли не с тех времен, когда Моисей вывел евреев из пустыни». Мало того, что он прозевал все фамильное золото, так вот и еще последнюю память о бабушке разбил, непутевый! И его еще ждали непременные разборки с бабушкой на том свете. Матушка обиделась и дулась две недели, примерно столько же Нурия проносила повязку. Все это время Аркадий чувствовал себя величайшим из ослов. После этого он сделал для себя вывод, что драться с женой наверное все-таки не стоит. По крайней мере, дома.

Войдя в жизнь Аркадия, Нурия наполнила ее светом, надеждой и смыслом. Вдруг оказалось, что он не такой уж и старый, и у него может быть любимая молодая жена, а даст Бог и дети. Доживать, оказывается, еще рано. Как было сказано – «После сорока лет жизнь только начинается»? А ему ведь еще и сорока нет. Надо срочно готовиться к началу жизни. Наверное, как старый холостяк, он был уже не очень готов к семейным отношениям, но они старались. Точнее, он старался. Нурия, казалось, совершенно не замечала его мелких и крупных недостатков – возможно, это стоило ей определенных усилий, но внешне это ничем не проявлялось. Самым трудным было не сорваться в запой. Аркадий прекрасно понимал, что это, скорее всего, станет концом их отношений. Сколько женщин, строивших в его отношении серьезные планы (чему немало способствовала его с матушкой трехкомнатная квартира), уходили от него после одного-двух, максимум трех запоев. Об уходе некоторых он потом жалел, но ни одну из них не любил и завязать ради них не смог. Но потерять Солнышко он не хотел категорически и поэтому держался. Он мог выпить пару рюмок в гостях или по праздникам. У него вхолодильнике постоянно стояла бутылка водки на всякий случай – он не прочь был иногда после работы выпить рюмку-другую. Хватало этой «дежурной» бутылки обычно на месяц – полтора.

Несколько раз на него накатывало явно запойное настроение, но он держался, держался скрипя зубами. Месяцев через восемь стало легче. Когда прошел год, Аркадий уже решил было, что переборол в себе эту пагубную страсть.

Но наступило 1 сентября 2004 года, и над страной грозовым набатом прогремело: БЕСЛАН!

7

Третьего сентября он пришел домой рано, где-то в районе четырех часов. Работа не шла, и смысла торчать на объекте не было. Третий день, как захватили школу, Аркадий жил в постоянном нервом напряжении, порой до дрожи пальцев. Ни один из прокатившихся по России терактов не доводил его до такого состояния. Наверное, дело было в детях. В Бесланской школе их было много. Очень много. Слишком много, чтобы можно было спокойно ждать: а что дальше?

Едва войдя в квартиру, он первым делом включил телевизор и тут же обессиленно сел в кресло.

– Господи, неужели они пошли на штурм? Они что там, с ума посходили?! – выругался он вслух, хотя дома был один: Нурия приходила с работы в районе шести.

О том, что штурм был вынужденным, он, как и все, узнал позднее, а пока на экране бежали раздетые, с испуганными глазами дети Беслана. Голодные, измученные ЖАЖДОЙ бежали те, кому повезло. Тем, кого выносили на руках живыми, тоже повезло. Не повезло тем, кто остался навечно лежать в горящем спортзале и вокруг школы. Не повезло тем детям, кого расстреливали в спины «обдолбанные» дурью террористы. Повезло тем немногим из них, кого своими телами прикрывали бойцы спецподразделений, выскакивавшие под автоматные очереди и гибнувшие, платя за жизнь детей своими.

Но об этом тоже стало известно потом, а пока на экране бежали и бежали дети, спасшиеся и спасенные, испуганные и измученные дети Беслана.

Когда новости закончились, Аркадий прошел на кухню, открыл холодильник, взял почти полную, только вчера купленную «дежурную» бутылку водки и вернулся к «ящику». Кабельное телевидение, 30 каналов, он стал их щелкать, будучи уверенным: где-нибудь да идут новости. Долго искать не пришлось, и он вновь увидел раздетых, бегущих от смерти детей, практически те же кадры. Открутив крышку, Аркадий прямо из горлышка сделал большой глоток, потом еще. Закусывать он не стал, как всегда во время запоев, в который он безнадежно скатывался.

ЭТО началось наверное после четвертого или пятого просмотра новостей по разным каналам, он как раз почти допил бутылку водки. Сначала среди бегущих детей Беслана появился афганский мальчик – тот самый, что не давал ему спать столько лет, и только лет пять как оставивший его в покое. Аркадий закрыл глаза и замотал головой. Но ничего не изменилось. Среди раздетых, испуганных российских детей бежал, поддерживая уцелевшей рукой внутренности, афганский пацан, погибший много лет тому назад. И в его глазах был ужас – он, как и все дети, хотел жить!

Аркадий стал опять щелкать каналы, не помогло. Как только начиналась трансляция кадров из Беслана, среди бегущих детей появлялся безрукий афганский мальчишка с раздавленной гусеницей танка грудью. Сначала один, но очень быстро их стало десятка два – детей Афганистана, бегущих вместе с детьми России от смерти. А на заднем плане взбесившийся танк с дымящейся и повернутой на бок башней все давил и давил неведомо откуда взявшиеся афганские хижины.

А потом зазвучал голос депутата Мириновского, который, как и все политики, очень любил обещать и призывать. В начале своей политической карьеры он обещал каждому мужику вдоволь водки, каждой бабе по мужику – правда, не уточнил, что в каком порядке.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – с легкой истерией провозгласил голос Мириновского.

Это он говорил под конец первой чеченской компании, когда страна порядком устала от войны. Аркадий был с ним согласен. Картинка на экране сменилась. Аркадий уже прекрасно понимал, что видит не те кадры, которые транслируют по телевидению. Он видел кадры, которые ему транслировал его собственный взбунтовавшийся разум.

Тем временем на экране появилась картинка большого и довольно богатого чеченского аула. Была весна, цвели сады, на улице играли дети, много детей. Этот аул, как и тот, его афганский кишлак, лежал у подножья горы. Невдалеке проходила трасса, по которой шла колонна российских войск.

Несуществующая камера сместилась километра на три по трассе. В зеленке около трассы устроила засаду банда террористов человек в тридцать. Негры, арабы, чеченцев видно не было. Наверное они были – минимум один, проводник, должен был быть, но видно его не было. Показалась прошедшая через аул колонна. Под идущим первым БТРом и пятым грузовиком рванули фугасы. Солдат, сидевших на броне, раскидало как кегли. Тут же ударили пулеметы и гранатометы наемников. Солдаты выпрыгивали из прошиваемых пулями грузовиков и открывали ответный огонь, укрываясь за колесами и в придорожной канаве. Ударили пулеметы БТРов. Стрелял пулемет и из подорванного, объятого дымом передового БТРа. Ответный огонь нарастал, бородатый араб, снимавший нападение с первых секунд, прекратил съемку и пролаял команду на отход. Подобрав двоих убитых, банда скрылась в лесу.

Опять чеченский аул, некоторое время спустя – возможно, тот же день, но ближе к вечеру.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – вынес приговор Мириновский, и над аулом прошла пара российских штурмовиков.

И встали кусты взрывов, и рушились дома, и гибли дети. После первых взрывов дети побежали по улицам прочь из аула. Только дети, ни одного взрослого. Очень много детей, больше, чем их могло жить в ауле.

Тот же бородатый араб снимал на видеокамеру бомбежку села. Он вновь что-то пролаял стоявшему рядом наемнику, как и в кошмарных снах Аркадий понял смысл сказанного, не понимая языка:

– Хороший урок для тех, кто еще захочет сотрудничать с русскими! – сказал наемник стоящему рядом такому же бородачу и рассмеялся. После этого, посчитав, что сняли достаточно, они ушли.

А по улочкам аула бежали испуганные близкой смертью дети. Дети Чечни и невесть откуда взявшиеся дети Афганистана – и с ними тот, «его» безрукий мальчишка. Он бежал со всеми вместе, подхватив уцелевшей рукой волокущиеся кишки. Как и все, с испугом в глазах, он спасался от смерти, летящей с неба, хотя уже почти двадцать лет как был мертв. И вместе с ними бежали раздетые, измученные жаждой и голодом дети Беслана, а к ним вслед за чеченскими и афганскими детишками присоединились русские дети. Только одеты они были не так, как одевались их сверстники на рубеже столетий, а так, как одевали ребятню в русских деревнях в начале сороковых. Бежали русоголовые ребятишки в грубых холщевых штанишках и платьицах, бежали и как все пытались спастись от смерти, которую несли им русские самолеты. Не очень успешно.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – гнул свое Мириновский.

Его стал перекрывать другой голос, истерично орущий, куда там Мириновскому, на немецком. Голос, который Аркадий узнал без труда. Опять же не понимая слов, он прекрасно понимал смысл:

– Нужно уничтожить всех евреев, цыган, славян. Убивайте, я возьму на себя все ваши грехи!

На аул, истошно воя, зашла четверка немецких бомбардировщиков времен второй мировой, юнкерсы с крестами на крыльях. Заход, и на бегущих детей сыплются бомбы. Взрывы кидали детей как тряпичные куклы, разрывали на куски – это если повезет, невезучих взрывы калечили.

И полз мальчишка с оторванными ногами, плача, стараясь успеть со всеми. И бежали вместе со всеми немецкие дети, неизвестно откуда взявшиеся – как и русские, они были одеты по моде времен Второй мировой. У некоторых на рукавах были повязки со свастикой, впрочем, разница в одежде было единственное, чем они отличались от остальных. Бежали, спасаясь от смерти, кричали от страха они как все остальные – русские, чеченские дети и дети Беслана.

А сквозь вой падающих бомб, грохот взрывов, крики и визг детей доносилось:

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – вещал Мириновский.

– Нужно уничтожить всех евреев, цыган, славян. Убивайте, я возьму на себя все ваши грехи! – кричал «истинный ариец».

– Мы будем вести борьбу с террористами до полной победы! – возвестил третий голос на иврите, и к кружащим над аулом самолетам присоединились штурмовики со звездами Давида на крыльях.

Современные самолеты, современные «сверхточные бомбы», которые так часто бьют мимо. Неизвестно, куда они должны были бить на этот раз, но разрывались бомбы среди бегущих детей.

На увеличение самолетов аул ответил увеличением числа детей. Теперь среди российских, афганских, немецких детей бежали и ребятишки с желтыми звездами на спинах, обозначающими: «еврей». Дети из еврейских гетто сороковых годов прошедшего века.

Самолеты различных времен и народов в воздухе вели себя довольно организованно, устроив слаженную смертельную карусель над тем, что было еще недавно чеченским аулом. Раз за разом они заходили на него, чтобы сбросить очередную партию смертоносного груза. Бомбы и ракеты падали на детей, не разбирая своих и чужих. И русские дети гибли от российских бомб, и немецких детей разрывали в клочья немецкие бомбы, и еврейских детей швыряли бомбы, сброшенные с самолетов с шестиконечными звездами на крыльях.

И вот выскочивший из-за забора смертник-шахид с криком «Аллах Акбар!» взорвал себя в гуще арабский детей, успевших прибавиться к этому потоку спасающихся и гибнущих. В гуще чеченских ребят взорвала себя «черная вдова». Где-то погибла ее семья, дети, и она решила, что вправе забрать жизнь чужих детей – ей еще придется держать ответ за это. Там, после смерти.

Но слаженно действовали не только самолеты. Дети помогали друг другу, невзирая ни на национальную, ни на временную принадлежность. Немецкий подросток нес на руках еврейскую девочку с окровавленной головой. Еврейский мальчик помогал русскому, которому не хватало сил в одиночку нести свою сестру с оторванной ступней – они вместе тащили ее, схватив за руки, а за ними оставался кровавый след. Вот арабский юноша с трудом успел выхватить из-под падающей стены немецкую девочку.

– За каждого убитого российского солдата нужно уничтожать чеченские аулы, откуда или рядом с которым было произведено нападение! – вещал Мириновский.

– Нужно уничтожить всех евреев, цыган, славян. Убивайте, я возьму на себя все ваши грехи! – кричал «истинный ариец».

– Мы будем вести борьбу с террористами до полной победы! – настаивал голос на иврите.

– Мы будем вести борьбу с терроризмом по всему земному шару! – хором возвестили два голоса на английском: один на чистом, другой с американским, точнее даже с техасским акцентом. И в воздухе над бегущими и гибнущими детьми на свои первые заходы пошли самолеты США и Англии.

А дети разных времен и народов продолжали бежать и гибнуть, их становилось все меньше, самолеты явно одерживали верх в этой ужасающей игре. Дети разных времен и народов одинаково закрывали головки ладошками в безнадежной попытке спастись, а осколки одинаково пробивали насквозь и ладошки, и головки, не спрашивая, чьи это дети – свои или чужие. Дети разных времен и народов кричали совершенно одинаково, получая раны и умирая. Но дети не сдавались, бежали и прятались, борясь за жизнь с отчаянием обреченных.

Бежал афганский мальчишка, волоча кишки, упала еврейская девочка, которой осколком снесло полголовы, взрывом кинуло на стену русского и немецкого мальчишек, маленькая чеченская девочка закрыла с криком лицо руками… Не помогло.

– Нужно уничтожать!!!!

– Убивайте!!!!!

– Мы будем бороться по всему миру!!!

– Убивайте!!!!

– Уничтожить!!!

Заходились, перебивая друг друга, голоса. И летели ракеты, и падали бомбы, и гибли с криками дети, и вставали кусты взрывов, которым, казалось, нет конца – в отличие от детей, которых становилось все меньше и меньше…

Сумев, наконец, с большим трудом преодолеть охватившее тело оцепенение, Аркадий запустил в телевизор опустевшей бутылкой. Бутылка влетела в экран по самое горлышко и остановила явно затянувшийся кошмар. Телевизор обиженно ухнул и зачадил. Дыма было немного, но он был очень едкий и в горле сразу запершило. Аркадий распахнул настежь окно и высунулся на улицу, прокашлялся. Прошел в ванну и сунул гудящую голову под холодный душ. Продержав голову пару минут под струей воды, что принесло некоторое облегчение, он лишь слегка вытер ее. Вернулся в свою комнату, открыл трюмо, взял из вазы две пятисотенные купюры и небрежно причесался. Потом взял чадящий телевизор и вышел из квартиры. Открыл электрощит и включил выбитый «автомат». Лифт не работал, да он и не рискнул бы воспользоваться им с дымящим телевизором и стал спускаться по лестнице.

«Мириновский, Мириновский. Вообще-то дело не столько в нем, сколько в нас. Мириновский что? Он политик, он сказал только то, что от него хотели услышать избиратели, электорат, елки-палки. И я тоже, как и большинство этого самого электората, уставшего от войны и ежедневных потерь, под конец первой чеченской компании готов был голосовать за самые драконовские методы, лишь бы там больше не гибли наши парни. Мне, как и остальным, для кого Мириновский тогда и сделал это заявление, было совершенно наплевать, что такие методы наведения порядка мало чем отличались бы от методов нацистов. Или кто-то считает, что от бомб умирать легче, чем от автоматных очередей или виселицы? Слава богу, что до этого не дошло и Мириновский не стал президентом.

Но! Кто-нибудь может сказать, сколько детей, чеченских и русских, погибло во время обеих чеченских компаний? Наверное можно посчитать, и были посчитаны искалеченные дети, но по погибшим точной цифры нет и быть не может. А каждый народ, чья армия вольно или невольно убивает ЧУЖИХ детей, должен быть готов к тому, что рано или поздно придется хоронить СВОИХ. Именно поэтому там, в его персональном кошмаре, вслед за самолетами, бомбившими аул, тут же появлялись дети этой же страны, чьи пилоты сбрасывали бомбы на ЧУЖИХ детей, в конечном итоге убивая СВОИХ!!!

Вот только американских и английских детей не было. Но американцы, чья армия огнем и мечом несет «демократию» по всему миру, не считаясь ни со своими, ни тем более с чужими потерями, должны быть готовы к тому, что 11 сентября может повториться. За все придется платить», – думал Аркадий, спускаясь по лестнице.

Выйдя на улицу, он под пристальными взглядами старушек, извечно сидящих у подъезда, выкинул все еще чадящий телевизор в мусорный ящик. Давненько он не шокировал старушек, не то что после Афгана. Тогда он постоянно подкидывал им темы для сплетен.

Да, как ни тяжело было пошевелить рукой во время кошмара, как все-таки он легко его остановил: всех делов – запустить бутылкой, и все закончено, дети перестали погибать. Как остановить этот кошмар в жизни? Гибель детей на больших войнах, при локальных военных конфликтах, в террористических актах, КТО и КОГДА это сможет остановить?

Когда, наконец, политики, отдающие приказы, начнут понимать всю ответственность, которую они несут не только за жизнь солдат, но и за жизнь детей, и не только СВОИХ, но и ЧУЖИХ?! Свои, чужие… Пока мы будем делить детей на СВОИХ и ЧУЖИХ, войны на этой земле не кончатся.

Но даже после Беслана Аркадий, задавая себе вопрос (Бог его знает, какой по счету раз) – а как бы он повел себя сейчас, если бы вернуть тот момент, когда на него свалился Гасан? – он лишь иногда, кривя душой, отвечал: «Не знаю». Это была ложь, он прекрасно понимал: повторись все вновь, он опять бы раскатал танком ненавистный кишлак. Это было выше его. Потому что на войне за жизнь друзей надо забирать жизни врагов, иначе только и будешь делать, что хоронить! Да и Гасан повторил бы все так же. Деваться ему было некуда, он погиб в надежде спасти семью, и другого ему было не дано. В такие моменты эта неизбежность произошедшего заставляла Аркадия особенно остро жалеть о том, что он слишком рано вылез тогда из танка… Хотя, если трезво судить, то за все зверства, творимые на войне, должны отвечать политики, принимающие решения о смерти тысяч (а то и миллионов) людей сидя в удобных креслах своих больших и теплых кабинетов. А не солдат, нахлебавшийся лиха войны, выполняющий приказ или самолично вершащий страшные суды в стрессовых ситуациях.

Аркадий прошел к продуктовому магазину «Оазис», который спрятался за базарчиком, что на остановке Океан.

На углу какая-то бойкая женщина лет под пятьдесят зазывала:

– Подходим, мимо не проходим! Покупаем пирожки! Сосиски с картошкой, два в одном. Молодой-красивый, покупай не жмись, и все у тебя будет зашибись!

Запой был неизбежен «как победа мировой революции», и Аркадий взял три пирожка – закусить по дороге домой, а то потом будет не до еды. Взяв в магазине пять бутылок водки, он вернулся домой и скатился в свой первый и пока единственный запой с момента появления в его жизни Нурии.

Нурия… Она сначала пыталась его остановить. Когда водка кончилась, он стал просить ее купить еще. Она отказалась. Он пошел по проторенной дороге: стал названивать соседям-алкашам, которые в любое время дня и ночи готовы были «пилить» куда угодно за рюмку-другую «огненной воды». Тогда она пошла сама. Пыталась уговорить его хотя бы поесть, но как всегда во время запоев, он не ел ни крошки, только пил водку и воду. Потом, когда он стал приходить в себя и его три дня подряд выворачивало наизнанку, она безропотно выносила тазик с чем-то там. Это что-то там было жидким и резко пахнущим. Потом Нурия его лечила народными средствами. Сырое яйцо с добавлением нескольких капель уксуса, щепоткой соли и кетчупом. Ради рассола купила квашеную капусту. Заставила его принять контрастный душ. Аркадий стал понемногу поправляться.

Дождавшись, когда он придет в себя, она вынесла свой приговор:

– Честно говоря, ты меня удивил. Мне тоже очень жалко детей, но я никак не ожидала такой реакции от мужчины. Но!! Тем не менее, я должна тебе сказать одну вещь… Я очень люблю тебя, Пастух, и я не хочу смотреть, как ты себя убиваешь. Я боюсь, что Беслан стал только поводом. Я не хочу, чтобы отец моих детей был пьяницей. В общем, так: если ты еще раз запьешь, я уйду от тебя.

Сказала так, что он понял – уйдет, однозначно.

8

Аркадий остановился и вытер снегом лицо. После бесланских событий прошло уже полгода, но при воспоминании о них у него по-прежнему горело лицо и стучала кровь в висках. Вот уже полгода как афганский мальчик опять вернулся в его кошмары. Полгода как Нурия пригрозила уйти в случае запоя. Нет, первые четыре месяца обычного перерыва он прожил без труда, но последние два ему дались тяжело. Из-за постоянной внутренней борьбы он был в напряжении и часто срывался. Нурия прекрасно видела его состояние и, как догадывался Аркадий, уехала в деревню не столько ради бабушки, сколько ради него. Он был благодарен ей за это. Понимая, что вечно так продолжаться не может, не знал, как завязать с пагубной привычкой.

«Закодироваться попробовать что ли, действительно? – подумал Аркадий, входя в подъезд. – Блин, когда же этот чертов лифт сделают?» – выругался он и поплелся на восьмой этаж пешком.

Между третьим и четвертым стояло пять наркоманов: четыре парня и одна девушка. Живший на четвертом Кощей давно и практически открыто торговал дурью, а его не трогали. Похоже, он неплохо прикармливал местных ментов. Когда-то давно, лет пятнадцать назад его звали не Кощей, а Батон. Батон был авторитетом местного разлива, и у него даже была своя бригада. «Бригада, блин, ага, – усмехнулся про себя Аркадий. – Набрал типа "крутых" пацанов и бегал тут качал».

Он даже как-то захотел проверить свою крутость на Аркадии. В результате на асфальте у подъезда остался лежать и сам Батон, и четыре его «торпеды». Потом Батон требовал с него три штуки зелени или грозился привести уже не четверых, а десяток, или на край выстрелить в спину.

Аркадий тогда только-только вошел в бригаду Мамонта, и недолго думая подключил их к этой проблеме. В результате все закончилось полюбовно. Батону пришлось лишь «накрыть поляну» для бригады Мамонта – «за беспокойство». После этого он по отношению к Аркадию был сама любезность.

Кто знает, может Батон и выбился бы в люди, если бы не подсел на иглу. Когда с Батоном это случилось – Аркадий не знал, но по возращению из Железноводска он застал уже половину от крепкого еще недавно парня. Еще через пару лет тот совсем растаял, и его стали называть Кощей. Зарабатывал он на жизнь теперь только торговлей наркотиков. Среди его постоянных покупателей были и бывшие члены его бригады, которых он так же заботливо подсадил на иглу, как, впрочем, и свою жену, которая продолжала жить с ним. Две тени когда-то цветущих и пышущих здоровьем молодых людей, которые теперь практически не выходили из дома. Постоянная война местных бабушек привела к тому, что днем покупатели не задерживались в подъезде, сразу испаряясь с заветной дозой. Но каждое утро на лестничной площадке между этажами находили одноразовые шприцы. Аркадия, как и всех жильцов дома, это конечно раздражало, но не так чтобы очень, т.к. он обычно миновал это место на лифте.

Когда он проходил мимо клиентов Кощея, он не старался быть аккуратным и довольно сильно толкнул одного из парней плечом.

– Эй, поаккуратней! – возмутился парень и уже тише добавил: – Шляются тут алкаши разные.

По лицу Аркадия скользнула дьявольская усмешка.

– Что ты сказал, щенок? – спросил он обернувшись.

По возвращению из Железноводска Аркадий, даже устроившись на работу, далеко не сразу стал законопослушным гражданином. Он слишком привык распускать руки, срывая злость и раздражение на других. Кулаки чесались, и он регулярно выходил «на охоту». Это случалось только когда он был пьян. Совсем необязательно это был запой. Некоторое количество алкоголя и плохое настроение было достаточным поводом, чтобы начать искать жертву, а лучше несколько. Охотился он в кабаках, в рюмочных и просто на улице. Для полноценной разрядки противник должен был быть серьезным: пара-тройка крепких мужиков, а лучше всего «крутых парней», которых он всегда бил с особым удовольствием.

Последний раз он выходил «на охоту» лет пять назад. То ли стал успокаиваться, то ли просто было лень, впрочем, в данном случае это одно и то же. А тут – ОБИЖАЮТ!!!

И где? В собственном подъезде! И кто? Наркоманы, которых вкупе с Кощеем ненавидит весь дом. Ай спасибо, ребята, ай молодцы, вот уж услужили так услужили, приготовьтесь получать аплодисменты.

Но Аркадий не успел обернуться, как хорошо поставленный удар, пришедшийся в нос, выбил целый сноп искр из глаз.

«Черт, а ведь действительно старею», – в очередной раз мысленно посетовал Аркадий. Ну не должен он был пропускать такой удар, даже в пьяном состоянии: не так уж сильно он был пьян. И «сторож» не сработал, впрочем, это была не смертельная опасность. А «сторож», как правило, пустяками не занимался.

Кровь хлынула из разбитого носа. Впрочем, падать, как того очевидно ожидал ударивший его парень, Аркадий совсем не собирался. Удара левой в челюсть парень, похоже, тоже не ожидал. Лязгнув зубами, он отлетел к стене, громко треснувшись об нее затылком. Даже после тесного общения с хирургом он еще не скоро сможет есть твердую пищу. Парень упал молча, зато девица, стоявшая рядом, огласив подъезд боевым визгом бросилась на Аркадия, выставив ногти. И сумела-таки поцарапать ему щеку, чертовка!

«Все. Превращаюсь в мешок – бьют кому не лень», – опять проворчал про себя Аркадий. Впрочем, он сумел перехватить руку девицы при повторной попытке выцарапать ему глаза. Увел руку, изменив направление движения, и дав шлепок пониже спины, отправил ее пробежаться вниз по лестнице. Судя по тому, что девушка, сбежав вниз, упала и схватившись за лодыжку закричала уже от боли, спуск был не очень удачным. Пока Аркадий занимался девушкой, он пропустил еще пару ударов. Хорошо хоть, что из четверки парней только двое внушали уважение, и один из них уже лежал без движения у стены. Коротким ударом в живот и тут же в нос он вывел из строя второго. На оставшихся двоих, явно наркоманов со стажем, хватило по одному удару. Аркадий был даже несколько разочарован: слишком быстро все кончилось. Но как только он стал подниматься по лестнице, на него скатился еще один, из бывших Кощеевых парней. Похоже, это он привел сюда новых покупателей. Он попытался ударить Аркадия ножом, но разогретый пусть и короткой дракой Аркадий на этот раз среагировал безукоризненно. И оставив свой нож в его руках, парень через секунду присоединился к валяющимся на площадке клиентам. Но и это было еще не все. Из дверей Кощеевой квартиры на шум выскочил довольно солидный дядя лет под пятьдесят пять. Его можно было вполне принять за «нового русского». Дорогая одежда, холеное, хорошо откормленное лицо. Будь Аркадий чуть потрезвее, он бы на всякий случай обошелся бы с этим «дядей» более бережно.

Но «дядя» начал с хамства:

– Ты че, козел?! – зарычал он, махая кулаками.

Но едва успел закончить вопрос, как получил прямой снизу в свою массивную челюсть, которая как-то нехорошо хрустнула. Аркадий дернул его вниз за дубленку, и «дядя» присоединился к лежащей на лестничной площадке груде тел. Вслед за ним выскочило два «быка», судя по всему телохранители «дяди». По крайней мере, увидев его падение (впрочем, самый финал оного) они, взревев, бросились вперед. Тут у Аркадия впервые зашевелилось беспокойство, что не стоило, пожалуй, «дяде» челюсть-то ломать, но менять что-либо было поздно, и он мгновенно прогнал беспокойство прочь. С «быками» пришлось повозиться, и когда они наконец скатились в общую кучу, у Аркадия к разбитому носу прибавилась разбитая губа и ссадина у левого глаза.

Он уже успел подняться на этаж, когда из квартиры вышел-таки Кощей: «Уф, успел». Увидев Пастуха, а также кучу слабо копошащихся тел, он округлил глаза и собрался было прокомментировать сию картину. Не успел, так как, щелкнув зубами, влетел обратно в квартиру затылком вперед.

«Действительно Кощей, весу как в мальчишке», – подумал Аркадий, аккуратно прикрыв дверь в квартиру.

Потом повернулся назад и некоторое время молча смотрел на результат своих трудов, промакивая носовым платком кровь с лица.

– Куда катимся, а? Куда? Такой толпой одного алкаша завалить не могут! Падать! – Аркадий многозначительно поднял и затряс обвиняющим перстом: – Падать правильно и то не умеют! Поколение покемонов, блин! – проворчал он с горечью.

– Сам урод! – раздался снизу девичий голосок.

– Умолкни, поганка, а то ведь спущусь! – интеллигентно пригрозил ей.

– Нет, не понять… Не понять им всю тонкость и ранимость моей души художника и музыканта, – скорбно проворчал искренне расстроенный Аркадий.

Он подул на разбитые костяшки – сказывалось отсутствие практики, раньше такого не было – и тяжело вздохнув, продолжил путь наверх, домой.

Вернувшись домой, он разделся, бросил испачканную кровью одежду в стиральную машину и умылся. Потом затолкал вату в левую ноздрю, из нее продолжала сочиться кровь, и заклеил медицинским клеем губу.

Пройдя в спальню, оделся, выпил залпом стакан водки и запил водой. Но после прогулки по свежему морозному воздуху этого было мало. Минут через пять он добавил еще один, на этот раз просто привычно занюхав кулаком, и снова вернулся в Афган…

9

На работу он вышел уже в марте.

– Наконец-то его сиятельство соизволило появиться на работе! – приветствовал его Сергей, высокий худощавый парень, напоминавший Аркадию Лешего.

– Еще день и мы бы стали, да клиент уже и стал, беспокоиться: «Где Аркадий? Где Аркадий?». Давай вытаскивай его, бери деньги и закупай материал по-быстрому. Денег он даст только тебе. Вот, – протянул Сергей листок. – Я все посчитал.

Аркадий проверил расчеты Сергея, подготовил чеки на уже приобретенный ранее материал и связался с клиентом.

После встречи с ним произвел закупки необходимого, распланировал работу на ближайшие дни… В общем, день получился довольно хлопотный, и о странном звонке Анастасии он вспомнил уже только под вечер. И тут же ей позвонил:

– Добрый день, Настя.

– Здравствуй.

– Иван не появился?

– Нет еще.

– Я заскочу часа через два, покажешь, что там за записка, ладно?

– Конечно, заходи.

– До встречи.

– Пока.

«Хорошо жить на втором этаже, и лифт не нужен, а то сломается – и топай как проклятый на восьмой. А люди ведь и на шестнадцатых живут. Кошмар!» – в очередной раз позавидовал Аркадий тихой завистью Ивану, нажимая кнопку звонка квартиры четы Тихих.

– Вовремя пришел, проходи с нами ужинать, – скомандовала открывшая дверь Настя и тут же ушла на кухню.

– Да я сыт, – оказал символическое сопротивление Аркадий.

– Я уже наливаю, борщ свежий, только сварила. Мой руки и проходи, – последовал категоричный приказ.

Учуявший аромат борща Аркадий не стал больше ломаться и, помыв руки, прошел на небольшую и уютную кухню.

– Здравствуйте! – дуэтом поздоровались Маша с Оксаной, ужинавшие гречкой с гуляшом.

Настя поставила перед ним большую тарелку парящего борща. Только съев первую ложку, он понял, насколько проголодался, да и вообще соскучился по горячему.

– Нурия приехала? – спросила Анастасия, с улыбкой глядя на уплетавшего борщ Аркадия.

– Нет… Звонила… Послезавтра приедет.

– Как борщ? Что ломался-то? Голодный ведь, обедал хоть сегодня?

– Некогда было.

– Вот именно – некогда. Еще борща будешь или сразу второе положить?

– Нет, супа больше не надо, а то я прямо тут у вас на коврике и усну.

– С Барсиком? – простодушно спросила Оксана, вызвав заразительный смех старшей сестры.

– Дядя Аркадий пошутил, – пояснила Анастасия младшей дочери.

Поужинав, девочки чирикнули: «Спасибо!» – и убежали в свою комнату.

Когда Аркадий, наконец, разделался со вторым и допил чай, Анастасия принесла и протянула ему записку и стопку денег.

– Ты прочитай сначала, – ответила она на немой вопрос Аркадия.

Прочитав записку, он задумчиво взял деньги и, не считая, закинул в сумку.

– Спасибо. Месяца через три отдам.

– Хорошо. Можешь не спешить.

– Сумму, как я понимаю, он оставил солидную?

Анастасия замялась, а перехватив взгляд Аркадия и вообще смутилась.

– Три миллиона, – сказала она и смущенно стала убирать со стола посуду.

Аркадий присвистнул.

– Рублей? – уточнил он на всякий случай.

– Да.

– Он принес их в тот вечер, когда был у меня?

– Я не знаю, – ответила Настя присев на стул и взглянув, наконец, в глаза Аркадия. – С утра сумки в шкафу не было, это точно. А вечером прихожу с работы – записка и деньги в шкафу.

– Надеюсь, ты не держишь деньги дома?

– Дома. Не хочу трогать, пока он не вернется.

– Зря. Лучше в банк положи, или хотя бы кредит за квартиру погаси.

– Нет. Пока Иван не вернется, ни копейки тратить не буду.

– Как знаешь. А по его отъезду что думаешь? Может это с работой как-то связано?

– Нет. Я звонила. Сказали, что он позвонил и предупредил, что увольняется в связи со срочным отъездом. Сказал также, что уезжает надолго. Звонил он утром. Но о том, что он уедет, Иван знал еще с вечера.

– ???

– Всю ночь прощался, – пояснила Анастасия, слегка смутившись.

– Понятно. Но ко мне он приходил без всякой сумки. А во сколько он пришел, не помнишь?

– Я уснула. Слышала как пришел, но про время не скажу. Хотя, кажется, около одиннадцати. Но сумки с ним не было точно. Как думаешь, куда он уехал? Мне покоя не дает это его «Всякое может случиться».

– Ничего страшного! – уверенно ответил Аркадий. – Судя по всему, он просто не хотел пугать тебя долгой разлукой. Струхнул, что за год ты все истратишь, вот и припугнул тебя слегка, чтобы деньги зря не тратила. Так что зря не беспокойся! Жди его, и он вернется. Только вряд ли через два месяца, скорее всего через год, – закончил бодро Аркадий.

– Буду ждать. Куда ж деваться?

– Ладно, спасибо за обед и ужин, мне пора.

– Вы заходите с Нурией к нам, мы будем рады.

– Обязательно зайдем. Ты только держи хвост морковкой, и все будет пучком! – наставительно сказал Аркадий, выходя из квартиры.

– Есть, сэр, – улыбнулась Настя, только как-то не очень весело.

Выйдя из подъезда, он направился домой той же дорогой, по которой обычно к нему ходил Иван – через парк. Оптимизма, который он пытался продемонстрировать расстроенной и встревоженной Насте, он, конечно же, не испытывал. Всю дорогу до дома он ломал голову, куда так срочно укатил Иван и откуда он взял такую серьезную сумму. Мог бы хоть его предупредить.

Подался в наемники? Чушь! На Ивана вообще это не похоже, да и куда? В середине 90-х, когда у них были серьезные проблемы с работой, Аркадий, шутя, предложил Ивану податься в наемники. Иван шутки не понял и не поддержал.

«И что-то я не слышал, чтобы наемники получали такие авансы, – размышлял Аркадий, шагая по парку. – Нет, война категорически отпадает. Что тогда? Киллерский заказ? Тоже чушь собачья. Снайпером Иван не был, это точно. А серьезного клиента с близкого расстояния не возьмешь. Или возьмешь? Это как к вопросу подойти. А такой аванс могли дать только за серьезного клиента».

Да и не в клиентах дело, Иван не пойдет на это! В этом Аркадий был уверен.

«Черт! Да где же он тогда деньги-то взял? Выиграл и скрывал, а теперь укатил на море с любовницей, отдав жене только часть денег? – невольно повторил Аркадий предположение Анастасии. – Теоретически возможно, но вряд ли. Во-первых, в тот вечер он явно никуда не собирался, во-вторых, за два месяца, не говоря уже о годе, надоест самая хорошая любовница, да и семью Иван так просто надолго не бросит», – категорично отмел Аркадий и эту версию, точно зная, как сильно друг любил жену и детей.

«И что у нас остается? Случайный "шухер", свидетелем которого Иван стал и перехватил сумку с деньгами? Его могли увидеть, и он решил залечь на дно, пока все уляжется? Тоже, мягко говоря, не очень логично. Оно конечно, в стрессовой ситуации люди не всегда действуют логично, тем не менее в таком случае деньги тоже надо было прятать, а не жене оставлять, да еще взаймы раздавать. Конечно, Анастасия не болтушка, да и я никому не скажу, но не зря говорят: "Знают двое, знает свинья". Нет, это тоже нереально. Ладно! Хватит голову ломать, слишком мало информации. Будем надеяться, что Ванька вернется и сам все объяснит», – заключил Аркадий, заходя в подъезд. Не дойдя до лифта, он резко развернулся и вышел на улицу.

«Чушь не чушь, а с Чекушкой поговорить надо. Хотя бы для очистки совести», – решил он и направился к Оазису.

Напротив магазина Оазис, торцом к нему, стояла одна из многочисленных в этом районе панельных хрущевок. У ближнего к магазину конца дома лежало два фундаментных блока – место сбора местных алкоголиков. Одним из завсегдатаев был Чекушка, невысокий, сухонький и довольно шустрый мужичок, которому с легкостью можно было дать как сорок, так и шестьдесят лет. Аркадий познакомился с ним во время запоев, сразу после армии. Чекушка был весьма полезен для мелких поручений. Из собиравшейся на блоках компании с того времени в живых за эти пятнадцать лет остался, кажется, он один. Да и из более позднего пополнения уже были потери, и мужики более молодые и начавшие пить намного позже его уже уходили в могилу или ходили с палочками из-за увлечения всевозможными суррогатами. А Чекушку, которого Аркадий ни разу не видел трезвым, как впрочем и пьяным в стельку, пролетевшее время вроде как и не задело. Заспиртованный он, что ли? Хотя дело скорее всего в том, что он не пил, ничего кроме водки и самогона, а опохмелялся на крайний случай кефиром, а вот к суррогатам не притрагивался.

Была еще одна черта, выделявшая Чекушку из его компании: он всегда был в курсе всех местных новостей. Именно поэтому Аркадий и решил поговорить с ним. Если Иван действительно стал свидетелем какого-то происшествия, то Чекушка обязательно знал об этом «шухере».

Чекушка оказался на месте с парой «коллег», увидев Аркадия, просиял и произнес свою коронную фразу, давшую ему кличку:

– О, Викторыч! По чекушечке? Спонсируй, я сбегаю!

– Обязательно, если поможешь, – Аркадий кивнул головой, приглашая Чекушку отойти в сторону, что тот с готовностью и сделал.

– Слушай, Чекушка, ты не в курсе, дней десять назад в парке у Химиков никакого «шухера» не было?

– А что случилось? – спросил смотрящий преданным взглядом Чекушка. Похоже, у него подошло время очередного вливания – он очень хотел оказаться полезным и получить честно заработанную выпивку.

– Понимаешь, – сказал наконец после некоторого раздумья Аркадий, – один мой знакомый неожиданно и спешно уехал. Бросил работу, семью и уехал. Вот я и подумал, может он видел что-нибудь, чего не надо?

Чекушка задумчиво почесал подбородок.

– Да нет, ничего такого, ради чего стоило бы бежать сломя голову, не было в районе давно, а уж в парке-то тем более. Так, шпана подралась немного, нарики машины чуток потрясли, квартиру обокрали, – задумчиво перебрал Чекушка события последних дней, и сделал окончательный вывод: – Нет, ничего серьезного не было.

Чекушка был явно расстроен, так ведь выпивка могла и мимо пройти.

– А ты к Графине сходи, – внезапно осенило его.

– К кому?

– Она же ясновидящая. Экстрасенс. Если ты ей глянешься, она тебе все про пропавшего парня расскажет.

– Ясновидящая? – недоверчиво спросил Аркадий, – Что-то я про нее не слышал.

– Точно говорю! Она меня от смерти спасла! – разгорячился Чекушка. – Лет десять назад, я еще работал тогда. Мы у нее гуляли, она и говорит мне: «Чекушка, не ходи завтра на работу, ни в коем случае не ходи!» Я и не пошел, а что? Нам только повод дай, вообще можем не работать, – хохотнул Чекушка. – Так вот, в тот день моего напарника послали в бетономешалке лопасть заварить. И то ли из-за сварки что коротнуло, то ли мудак какой по ошибке включил. Короче бетономешалка включилась и все. Не мужик – мешок с переломанными костями остался. Вот так вот! И еще Рыжего тоже спасла. Только ему впрок не пошло, через месяц машина сбила… Так что ты сходи. Только вот капризная она, зараза. Понравишься – все скажет! Нет – бесполезно, ни деньги, ни уговоры не помогут. К ней и бизнесмены, и братва приезжали, много денег давали и ничего. Молчит как рыба об лед, не любит она эту богатую шушеру.

– Ну давай, попробуем сходим, – без энтузиазма ответил Аркадий. В наличии алкашки-ясновидящей он сильно сомневался.

– Пошли! – бодро сказал Чекушка и повел его мимо школы в глубину квартала.

– А она что, голубых кровей, Графиня твоя?

– Ага, мутно-самогонных, – оскалился Чекушка и пояснил: – Она в молодости буйная уж больно была, вот ей в одной драке графином по черепушке и съездили. С тех пор она Графиня. Вон ее окна. Ты только сначала у нее самогоночки возьми, а уж потом спрашивай, – наставлял Чекушка Аркадия, когда они дошли последнему подъезду одного из домов, что стояли за школой.

– Разберемся, – отрезал Аркадий, которого всегда немного раздражала излишняя суетливость Чекушки.

Он вошел в подъезд, оставив провожатого на улице. В подъезде было темно и воняло кошками и чем-то кислым. Аркадий постучал в обшарпанную дверь.

– Открыто, – донесся из-за двери скрипучий голос, и Аркадий распахнул дверь в квартиру.

Прихожая освещалась слабым светом, который падал из зала. Кислый запах резко усилился. «Бражка», – догадался Аркадий. Мало того, в давно и основательно прокуренной квартире стоял тошнотворный запах табака.

– Проходи, Пастух, что встал-то? – раздался снова тот же голос.

Аркадий почувствовал, как мурашки запрыгали по спине. Он вдруг отчетливо понял, что эта торгующая самогоном Графиня, живущая в провонявшей брагой и табаком квартире, знает о нем ВСЕ, хоть и в глаза его еще не видела. Настроение, с которым он входил в комнату, сильно отличалось от того, с которым он несколько секунд назад входил в подъезд. Самоуверенности сильно поубавилось.

Комната давно не видела ремонта, лет двадцать точно. Выцветшие, сальные обои, серый потолок, полы и оконные рамы с облупившейся краской, в углу на облезлом комоде беззвучно мерцал черно-белый телевизор. В тусклом свете дешевой люстры, на которой горела единственная лампочка, за овальным дубовым столом, помнящим сталинские времена, сидела полная женщина лет шестидесяти с гаком. В огромном халате, надетом поверх кучи другой одежды, в меховых чунях, она походила на вилок капусты. Из-под всклокоченных, с проседью волос на Аркадия уставились два серо-мутных глаза. Во рту самым кончиком, каким-то чудом держалась тонкая дамская сигарета.

«Ну и чучело», – брезгливо подумал Аркадий.

На столе стояла пластиковая полуторалитровая бутыль с мутной жидкостью, пара пластиковых стаканов, нарезанные куски сала да разрезанная на четыре части нечищенная луковица.

– Проходи, Пастух, проходи. Выпей со мной – с чучелом, не побрезгуй, – проскрипела с улыбкой старуха.

«Так ты еще и мысли читать умеешь, что ли», – подумал Аркадий и вздрогнул. То ли случайно, то ли отвечая на его мысленный вопрос Графиня, прикрыв глаза, кивнула головой.

Пить ему, только что вышедшему из запоя, совсем не хотелось, но отказаться, если честно, просто не хватило духу. Он налил себе полстакана. Графиня налила себе полный и, сделав приглашающий жест, залпом выпила, закусив луком.

Аркадий поднял стакан, но прежде чем выпить, спросил:

– Графиня, а ты вообще-то кто?

– А какая тебе разница, Пастух? Ты пришел за Ивана узнать? Узнаешь. Пей.

Самогон огнем обжег глотку.

«Вот уж действительно "огненная вода". Градусов 60, не меньше», – решил Аркадий, занюхав куском лука. Есть он все же побрезговал.

– Семьдесят пять градусов, – подтвердила его догадку Графиня. – У меня спиртометр есть, двойная перегонка. Это не на продажу, для себя гоню. Давай еще по стаканчику, а уж потом поговорим. Ты присаживайся давай. Что стал как статуй?

Аркадий выпил еще раз и обернулся в поисках стула. Около окна стояло два табурета и скамейка. Когда он взял наименее испачканный из них, у него вдруг, впервые за много лет, сработал «сторож». Он резко обернулся и на мгновение, на долю секунды перехватил взгляд Графини. Нет, не тот мутный, а как он понял – настоящий, не замаскированный взгляд. Перехватил и чуть не утонул в темной бездне не мутно-серых, а совершенно черных глаз, пронзающих его насквозь. Аркадия обдало прямо-таки арктическим холодом. Но бесконечное мгновение, наконец, прошло. Графиня прикрыла глаза, а когда через пару секунд опять открыла их, на Аркадия вновьсмотрели два мутно-серых глаза.

Придя в себя, Аркадий вновь спросил:

– Так кто ты все-таки, Графиня?

– Осторожней, Пастух, осторожней, – проворковала, откинувшись на спинку жалобно скрипнувшего стула, старуха. – Если ты спросишь меня в третий раз, я вынуждена буду ответить. Ты уверен, что хочешь знать правду? – спросила Графиня, уставившись на него вполне трезвым взглядом, навалившись грудью на стол.

«Кто ты?» – хотел было спросить ее Аркадий и в третий раз, но не тут-то было: челюсть не двигалась, несмотря на все его усилия.

Графиня с удовлетворенной улыбкой вновь откинулась на спинку стула, который в очередной раз жалобно заскрипел.

– Настырный, – сказала она почему то довольным голосом. – Ты не бойся, говорить ты можешь, только спросить в третий раз не сможешь. Ну не хочу я отвечать на этот вопрос, понимаешь? Не хо-чу! – кокетливо пояснила Графиня, разведя руки. – Можешь относиться к этому как к женскому капризу. Должна же быть во мне хоть какая-то загадка, – проскрипела она и затряслась в беззвучном смехе.

Аркадий смотрел на смеющуюся Графиню и с трудом сдерживал раздражение.

– Ты про Ивана обещала рассказать, – напомнил он.

– Не беспокойся. Вернется твой Иван в начале мая. Живой и здоровый. Ты даже удивишься, насколько здоровый. Поможет тебе с Крановщиком разобраться.

– Что еще за Крановщик?

– А помнишь, десять дней назад наркоманов в подъезде отоварил? Мужчина солидный, с телохранителями там был, помнишь?

Начавший догадываться Аркадий молча кивнул головой.

– Так вот это и был Крановщик. Бизнесмен, как сейчас говорят. Наркотики – одна из сторон его бизнеса. Хотя к Кощею он приходил не по наркотикам, они хотят… Впрочем, какая тебе разница до их дел, ты же не мент, – справедливо рассудила Графиня. – Так вот, ты ему челюсть сломал, он тебе счет предъявит. Солидный счет. Он свою челюсть любит. Иван поможет, но втянет тебя в историю, по сравнению с которой вся эта возня с наркоманами покажется тебе детским садом.

Графиня оценивающе посмотрела на Аркадия, и опять угадав его мысли добавила:

– Отказаться не сможешь, дело того стоит, поверь. Да… он денег тебе за помощь предложит – не стесняйся, бери сколько надо. Деньги для вас больше не будут проблемой. Но вот только воспользоваться ты ими не сможешь, – добавила Графиня после небольшой паузы.

«Почему?» – хотел, да так и не смог спросить Аркадий, впрочем, и так было понятно.

Графиня вновь наполнила стаканы. Выпив, Аркадий задал вопрос, который в свете последних новостей стал его волновать его особенно сильно:

– Слушай, Графиня, а у меня… дети будут?

– Будут. Та, которая любит, родит тебе троих. А теперь ступай, устала я, – взмахом руки Графиня остановила Аркадия, собравшегося задать очередной вопрос. – Ступай с Богом. Дай Чекушке денег, все восемь сотен, что у тебя в кошельке. Пусть сходит в магазин, принесет закуски: колбасы, сала, маринованных огурцов и еще чего-нибудь там, он знает… Самое главное, хлеба пусть возьмет, а то у меня вчера еще кончился.

Развернувшись, Аркадий двинулся к выходу из квартиры.

Когда он уже вышел в прихожую, Графиня окликнула его:

– Пастух! Не пытайся обмануть судьбу. Все предрешено в этом мире: и рождение, и смерть, и война… и любовь.

Аркадий молча вышел. Около подъезда его ждал Чекушка.

– Ну как, рассказала? – спросил он с надеждой.

Аркадий задумчиво посмотрел на него, кивнул, достал кошелек и пересчитал наличность. Восемь сотен, как и сказала Графиня. Он притянул деньги Чекушке, у которого радостно загорелись глаза.

– Графиня велела тебе в магазин сбегать. Возьми закуски: огурцов маринованных, колбасы, сала и еще чего-нибудь на твое усмотрение. Самое главное – хлеба не забудь.

– Ага, ага. Ну, я побежал? – спросил он нетерпеливо.

– Давай.

И счастливый Чекушка, хоть им было по пути, быстро засеменил вперед, в сторону Оазиса.

«Как немного нужно некоторым для счастья», – подумал Аркадий, провожая его взглядом и неторопливо отправляясь следом.

«Итак, что мы имеем? Если Графиня не врет, то Иван через пару месяцев вернется. Втянет меня в историю. Отказаться я не смогу, но заработаю кучу денег. Точнее, "сколько надо". Воспользоваться ими, впрочем, я опять же не смогу. Нерадостная перспективка. Похоже, Иван все-таки влез в криминал, а зря, не для него эти игры. Меня он, конечно же, не втянет. Это точно!»

Аркадий медленно шел домой, раздираемый противоречивыми чувствами. Он был рад, что с Иваном все в порядке и что он скоро вернется. Но совершенно не хотел встревать в какие-то истории со смертельным для себя исходом.

«А какая, скажите, еще причина кроме смерти может помешать мне воспользоваться деньгами? То-то и оно, что никакая. Ну уж нет, Ванюша, ни в какую авантюру ты меня не втянешь! Спасибо Графине, предупредила!»

Уже на походе к Оазису навстречу Аркадию попался спешащий из магазина Чекушка. Он радостно подмигнул Аркадию, не сбавляя шага, показал набитый пакет и засеменил в сторону дома Графини.

Тем временем в квартире, из которой только что вышел Аркадий, за столом в одежде Графини сидело существо, мало напоминавшее человека. Оно походило скорее на огромную жабу – так, если бы из нее попытались сделать человека. У существа был огромный рот, большие на выкате глаза, пупырчатая коричнево-желтая кожа и небольшие перепонки между пальцами.

Люстра и телевизор были выключены. На столе стояла свеча. Между свечой и существом, в совершенно белой тарелке – вещи явно чуждой для этого дома – стояла вещь еще более необычная. Это был шар размером с футбольный мяч из чистейшего горного хрусталя. Поверхность шара была покрыта тысячью маленьких граней. Свет свечи играл и переливался в кристалле, создавая там немыслимые узоры и сплетения. Графиня, ибо это все-таки была она, смотрела в глубину шара, сотрясаясь всем телом. Время от времени она издавала звуки, напоминающие одновременно тихое похрюкивание и кошачье мурлыкание. Графиня смеялась…

Когда через несколько минут в квартиру с покупками пришел Чекушка, в зале по-прежнему горела одна лампочка, а в углу безмолвно мерцал телевизор. На столе кроме самогона, стаканчиков и остатков сала ничего не было.

– Ты прямо как электровеник летаешь! – приветствовала его Графиня и жестом пригласила к столу.

– А то! – самодовольно ответил Чекушка и, поставив на стул пакет, протянул руку к бутылке с заветной жидкостью.

Часть вторая

Глава 1. Конюх

1

30 апреля 2005 года, США, штат Техас

Близилась полночь, для Вызова было почти все готово. В рукотворной пещере, в неверном пляшущем свете костерка сатанист в черной с красной каймой мантии напряженно обводил кровью пентаграмму – пятиконечную звезду в круге диаметром шесть метров. По концам звезды, уже за приделами круга, располагались пять замысловатых иероглифов. Пентаграмма была выложена в полу черным камнем явно не создателями пещеры, а много позже – может сотню, а может всего несколько десятков лет назад. На потолке, точно над пентаграммой, располагалась ее зеркальная копия – она также была выложена камнем. Много лет тому назад здесь уже явно кто-то пытался совершить Вызов. Обрывки шкур, кости, разбросанные по пещере, всевозможная утварь остались памятью тому. И поэтому вся немногочисленная сатанистская атрибутика смотрелась в этой пещере очень даже к месту. Впервые попав в эту пещеру, сатанист долго ломал голову: кто это был? Кто-то из индейских шаманов или же кто-то из первых переселенцев? Поразмыслив, он решил, что это определенно были переселенцы, привезшие на новый материк не только технологии и свою религию, но и свои пороки.

Сатанист очередной раз обводил пентаграмму кровью бродячего пса из темной бронзовой чаши.

Иероглифы он обвел отдельно, из другой плошки, сделанной из «небесного камня». Он купил ее в Египте за две тысячи долларов, ей было несколько сот лет. По крайней мере его убедил в этом продавец одной из лавчонок по продаже местного антиквариата. В этой чаше была кровь старого бродяги, убитого три дня назад. Обводил пентаграмму сатанист связанными воедино шестью перьями черного ворона. Все остальное было готово – точно согласно описанию в манускрипте, полученном при прошлом, впервые удачном Вызове.

Сатаниста звали Джо. Это был мужчина с европейской внешностью, пятидесяти с хвостиком лет, среднего телосложения и невысокого роста. Закончив обводить пентаграмму, он улыбнулся: как все оказалось просто. Не нужны оказались ни кровь девственниц, ни своя кровь, ни драгоценные камни, ни золото. Ничего сверхъестественного. Нужно было только: знать точное время и место, немного крови и самое главное, конечно, – заклинание. А сколько девушек было закопано в окрестностях пещеры, сколько он пролил своей и чужой крови, добиваясь Вызова! Об этом кроме него знал только Серж, его верный цепной пес. В молчании Сержа сатанист был абсолютно уверен, и не только потому, что хорошо оплачивал его услуги, но и потому, что всех этих девушек Серж и убил. Впрочем, не только их.

Пентаграмму Джо начал окружать числами и надписями, ежесекундно сверяясь с манускриптом. Закончив, он вновь напряженно посмотрел на часы: без пятнадцати двенадцать. Нет, стрелка определенно прилипла и не желала двигаться вперед! Он нервно потер ладонями и в сотый раз посмотрел на манускрипт с заклинанием. Лишь бы ничего не напутать! Да что же так долго тянется время!

Около туннеля, который вел из пещеры, на границе света и тьмы на камне сидел и наблюдал за суетящимся сатанистом крепкий мужчина. Это и был Серж. Он был также европейцем, почти на двадцать лет младше своего хозяина. Даже в слабом свете костра угадывался большой шрам на правой щеке. Шрам тянулся от глаза вниз, как след от причудливо сбежавшей слезы, и делал лицо похожим на маску Пьеро: мрачное выражение только усиливало сходство.

Серж уступил требованиям сатаниста и называл его хозяином. Привычка брала свое, и его уже перестало коробить от этого, как когда-то, когда он только стал работать на Джорджа…

…В ноябре 2001 года Малахофф Серж, бывший гражданин СССР, бывший старший лейтенант ВДВ, которому нелюбившие подчиненные дали когда-то давно кличку Конюх, сидел в баре. Он был пьяный в стельку и оплакивал свою пропащую жизнь. А ведь как все хорошо начиналось. Он – молодой лейтенант, отец – генерал, квартира в Москве, дача в Подмосковье, невеста также генеральская дочь и перспективы, перспективы… А три дня назад его, гражданина США, отсидевшего пять лет в тюрьме, выгнали даже с бензоколонки, где он работал то ли дворником, то ли уборщицей.

Первую мощную трещину судьба дала в проклятом Афганистане, в том единственном в его жизни бою. После ранения, полученного на высоте, военная карьера Конюха закончилась. Его оперативно переправили в Москву, где он попал в руки лучших военных хирургов. Они ювелирно зашили щеку, но не из-за нее он провел по госпиталям и санаториям почти два года. Два осколка, пролетевшие сквозь его желудок, и сейчас, пятнадцать лет спустя, нет-нет да напоминали о себе болями в животе.

Пока он лечился, закончился вывод войск из Афганистана, потом закончился, приказав долго жить, и сам Союз. Кто бы мог подумать?! Сергей не захотел возвращаться на службу, и отец устроил ему пенсию по инвалидности. Подумав и спокойно осмотревшись по сторонам, Конюх решил эмигрировать и уехал в США. Полтора миллиона долларов, которые отец заблаговременно, окольными путями перевел для него, значительно упростили как получение гражданства, так и жизнь вообще. Получая американский паспорт, он изменил в фамилии окончание с буквы «в» на «фф», также поменял имя на французский манер, став Сержем. Жизнь в стране бывшего вероятного противника с деньгами в кармане ему очень понравилась. Он поселился в Вашингтоне, где открыл небольшой магазинчик по продаже «русских сувениров». Интерес ко всему русскому был высок, дела шли неплохо.

Тем временем в России скоропостижно скончался отец, оказавшийся замешанным в скандал, возникший при выводе войск из Германии. Конюх подозревал, что в смерти отца не все чисто, но ехать в Россию разбираться в этом, подставляя свою шею под топор, ему совершенно не хотелось. Полученные незадолго до этого еще полмиллиона смягчили горечь утраты. На похороны он не поехал. Мать отказалась эмигрировать, и последний раз он ее видел семь лет назад, сразу после свадьбы. Тогда он женился на Мэри, на этой 100% американской стерве, о чем он тогда конечно еще не догадывался, и повез ее домой. Он хотел познакомить жену с матерью, показать Россию и попутно решить некоторые вопросы, связанные с бизнесом.

Прожили они с Мэри недолго, меньше двух лет. С точки зрения советского человека, пусть и генеральского сынка, она оказалась транжиркой, лентяйкой и довольно сварливой особой. Да, Наташка ей сто очков вперед дала бы.

Наташа, Наташа… Сначала, узнав о ее гибели, он, если честно, испытал горечь с примесью облегчения. Жениться он все-таки на ней не собирался, а тут еще эта история с Пастухом. А все-таки интересно, было у них что-то или нет? Он каждый раз задавался этим вопросом, когда вспоминал Наташу. В последнее время это происходило все чаще, особенно после пары бокалов виски, когда хотелось выть по-волчьи на луну, изливая горечь от обиды на судьбу-судьбинушку, так круто с ним обошедшуюся.

Лишь много лет спустя после гибели Наташи, уже в тюрьме, к нему пришло осознание того, что никто не любил и уже не полюбит его так беззаветно и преданно, как Наташа. Вместе с пониманием пришло и запоздалое чувство невосполнимой утраты. В такие моменты он жалел, что не дал ей родить ребенка и все гадал, кто бы у них родился – сын или дочь?

А в тюрьму его засадила Эдда, чтоб ее… Она очень плохо переносила, когда он, с ее точки зрения, пил лишнего. И вот однажды, когда он вернулся домой сильно навеселе, она закатила истерику. Он не сдержался и отвесил ей пару оплеух, чтобы заткнулась. И что вы думаете? Эта сука подала на него в суд. В Союзе многие мужики время от времени «учат уму-разуму» своих жен и не видят в этом ничего криминального. Как ни странно, большое количество жен разделяют эту точку зрения. А как же иначе объяснить тот факт, что тысячи заявлений, написанных сгоряча когда «суженые» совсем теряют границы дозволенного и приходится вызывать милицию, потом забираются обратно. Отец Конюха тоже частенько поколачивал мать, даже будучи генералом. И что? Мать любила отца до самой смерти! Но то в России, а тут была Америка.

Так что вызов в суд был для Конюха неприятным сюрпризом. Может ему попался не очень опытный адвокат, но скорее всего присяжных и суд против него настроил сам факт того, что он бывший СОВЕТСКИЙ десантник. Ему оказали честь, предоставив гражданство такой великой страны как США, а он, неблагодарный, воспользовался этим, чтобы регулярно и жестоко избивать гражданку США, имевшую неосторожность выйти за него замуж!

Короче, суд он проиграл по всем статьям: пять лет тюрьмы, все имущество как-то – магазин, квартира, обе машины и все деньги – отошло в пользу Эдды. Жизнь, давшая в Афганистане первую трещину, окончательно пошла прахом.

– Чтоб ей пусто было, суке! – скрипнул зубами Конюх и выпил очередную порцию виски. Прошло шесть лет, но его по-прежнему душила бешеная злоба при воспоминании о бывшей жене.

2

В тюрьме было тяжко. Пять лет от звонка до звонка. Воспитанный в Союзе, он не особо разделял людей по цвету кожи, но то было до тюрьмы. В тюрьме он был чужим для всех. Но если белые его просто игнорировали, то негры, пардон, афро-американцы, просто взъелись на него. А все потому, что он имел неосторожность одного из них назвать негром. Конечно, он уже знал, что надо говорить «афро-американцы» и что «негр» – это оскорбление. Он не хотел никого обижать, но вот вырвалось по привычке! В Союзе так учили, что человек с красной кожей – индеец, с черной – негр, а с желтой – азиат. Он пытался честно извиниться и объяснить недоразумение. Не получилось, его просто не стали слушать, а сразу начали бить. Численное преимущество как всегда увеличило обиду и уменьшило желание слушать. Пару раз он, сильно избитый, валялся в тюремном госпитале. Но сначала он попал в карцер, отправив в госпиталь несколько пациентов с черной кожей. В конце концов его все-таки отделали по полной программе, переломав несколько костей. Покинув стены госпиталя, Конюх решил, что с конфликтом надо завязывать. С большим трудом ему удалось устроить встречу со Старым Томом. Слово Старого Тома, сухонького мужчины лет семидесяти с лицом, изборожденным морщинами, имело большой вес среди черных братьев, по мнению некоторых – решающий. Надо ли упоминать, что он имел черный цвет кожи.

– Мне передали о твоем сильном желании поговорить со мной. Говори, белый, только коротко, – неприветливо встретил Старый Том Конюха.

Тот объяснил ему и про Союз, и про то, что не хотел никого обидеть, и о том, что уже пытался просить прощения.

– Мне не понравилось валяться в госпитале избитым железными прутьями. Если ваши парни еще раз на меня нападут, я начну убивать.

– Ты кого пугаешь, белый? – казалось, не только губы Старого Тома изогнулись в презрительной усмешке, а все его морщинистое лицо.

– Да нет, что мне тебя пугать? Ты старый, смерти не боишься, да и убивать я буду не тебя, а твоих молодых братьев. Как думаешь, сколько я успею отправить на тот свет ваших парней, прежде чем сам погибну – двоих-троих? Что вы выиграете от их и моей смерти? Мало чести забить толпой одного, а я, если надо, могу извиниться перед черными братьями еще раз, публично. Мне кажется, вам от этого будет больше пользы, чем от моей смерти.

Старый Том усмехнулся наивности Конюха. Он долго молчал, не сводя с него взгляд.

– Убить можно и ножом в спину. Пикнуть не успеешь, – ответил старик, продолжая рассматривать Конюха.

Конюх откровенно растерялся перед таким аргументом. Старый Том удовлетворенно ухмыльнулся.

– Хорошо, – выдал он наконец. – Иди, я подумаю над твоими словами.

Старый Том и сам бы не мог ответить, чем ему понравился этот белый из далекой страны. Официальные СМИ много лет ругали эту страну-врага. Старый Том уже давно не верил СМИ. Правда, последнее время эта страна вдруг стала другом – перед тем как перестала существовать. Вряд ли это было простым совпадением. И еще Старый Том помнил отзывы великого Мохаммеда Али о посещении СССР.

Ответа от него Конюх так и не получил, темная молодежь задирала его, но нападать перестали.

Тем не менее, до последней секунды своего пребывания в тюрьме он был в напряжении и почти все время проводил, занимаясь в спортзале – так, на всякий случай. Может, это напряженное ожидание нападения и было наказанием, выбранным Старым Томом за неосторожно брошенное слово? Кто знает.

После выхода из тюрьмы он сжег свой бывший магазин. Поступок глупый и бесполезный: во-первых, он знал, что экс-супруга давно продала его, а во-вторых, магазин, конечно же, был застрахован. Но глядя на пылающий магазинчик, он испытал «чувство глубокого удовлетворения», как говорил когда-то старый, а по большому счету и последний вождь Союза. Если честно, то в магазин он вломился ради 50 000 долларов, которые припрятал под кафелем в подвале «на черный день». Забрав деньги, он не стал задерживаться в Вашингтоне и быстро уехал в Техас. Почему именно туда? Да просто сел на первый попавшийся автобус и уехал.

3

Приехал он в город, название которого ему показалось забавным: Лаббок. Снял комнатенку и стал искать работу. С большим трудом, после трех недель поисков, он устроился на бензоколонку, где проработал год. «Всю жизнь мечтал о карьере дворника», – язвил он над собой. Но тем не менее, год он добросовестно отработал в надежде, что это будет замечено и он сможет устроиться на более приемлемую работу. Серж практически не пил, так, по выходным чуть расслаблялся в баре недалеко от дома.

И вот три дня назад его уволили, и все надежды пошли прахом. Третий день он заливал горе виски. Людей в баре сегодня было немного, и он сразу заметил, что пришедший минут пять назад и севший за столик в углу мужчина наблюдает за ним. Впрочем, это открытие не смутило Конюха – он уже стал вроде местной достопримечательности.

Некоторые посетители специально приходили посмотреть «как пьют по-русски», полными бокалами. Благодаря чему он получил неплохую скидку на выпивку.

Он довольно сильно успел набраться, когда в бар вошли пять негров. Тьфу ты, черт, опять – афро-американцев надо говорить, елы-палы. Надо все-таки завязывать с этой привычкой называть их неграми, мало что ли было неприятностей в тюряге, так и на бензоколонке все началось из-за этого…

…В тот день он мыл, как обычно, полы в магазинчике при бензоколонке, когда подъехали две фуры. Из кабин одновременно выскочили два черных парня, один пошел заправляться, а второй направился в магазин.

И как Конюха угораздило оставить ведро с водой около двери? И этот тоже хорош, как можно было не увидеть ведро через стеклянную дверь? Но что теперь поделаешь. Что случилось, то случилось.

Долговязый чернокожий парень резко распахнул дверь магазина, и полведра грязной воды оказалось на уже вымытом полу. Увидев это безобразие, Конюх, естественно, высказался в его адрес – высказался чисто по-русски. Неясно, понял ли тот насчет матери, но слово «негр» понял без сомнения.

– Кого ты негром назвал, белая обезьяна? – закричал он и размахивая кулаками бросился на Конюха.

Поняв, что объясняться и извиняться просто не осталось времени, тот, перехватив и вывернув руку, вытолкал долговязого из магазина. Конюх еще надеялся избежать драки. К сожалению, на этом все не кончилось – от грузовика на помощь долговязому уже заспешил второй водитель, с какой-то железкой.

Конюх с сожалением, проклиная язык, отключил коротким ударом долговязого и приготовился встретить его приятеля, когда заметил подъезжающего владельца бензоколонки. По взгляду Сэма он безошибочно прочитал приговор: уволен! От нахлынувшей обиды он с трудом сдержался, чтобы ни переломать негру кости. Поднырнув под руку с железякой, он сначала проверил на прочность пресс парня (так себе пресс оказался), а уж потом ударом в висок нокаутировал его.

Разговор с Сэмом ничего не дал.

– Тебя наняли мыть полы, а не избивать клиентов, – ответил тот категорично и рассчитал Конюха.

Все надежды найти приличную работу в Лаббоке пошли прахом. Конечно, это был не конец жизни, и пятьдесят тысяч «на черный день» были еще целы, сумма даже несколько увеличилась. Он уже решил, что поедет в Нью-Йорк, поселится на Брайтон-бич – среди своих выжить будет легче, верил он. Да, жизнь еще не кончилась, но было обидно, и он пил с горя, как всякий русский человек…

А негры, оказывается, обиделись на него не меньше, чем он на жизнь, и приехали разбираться впятером. Первым на него налетел все тот же долговязый парень, которого он первым отделал на бензоколонке – похоже, ему понравилось. Но и в этот раз из затеи набить морду Конюха у него ничего не получилось. Он с разбегу споткнулся об оживший вдруг стул, сам бросившийся ему в ноги, и трижды ударился о кулак Конюха, заботливо придерживающего его за грудки. Но бывшему десантнику пришлось отпустить долговязого, ввиду того, что лица и действия его дружков выражали явную агрессию. В результате чего лоб долговязого встретился с полом, ознаменовав сие событие радостным и звонким стуком. Схватив все тот же стул, Конюх опустил его на голову ближайшего противника, отправив обоих на пол. Третий парень попытался ударить его ногой в голову. Бил со знанием дела, похоже, его когда-то этому учили. Но то ли учили давно, то ли ученик попался никудышный. В общем, как сказал когда-то Куница – «На мешках получалось». Конюх пока еще не был мешком и, перехватив ногу, от всей души пнул парню между ног. Издав рев, подходящий скорее раненому носорогу, чем человеку, негр – точнее афро-американец – рухнул на пол, держась обоими руками за место, где бушевала боль.

Увернувшись от стула, которым в свою очередь попытался ударить его парень под четвертым номером, Конюх встретил ударом пятки в лоб пятого, и только после этого сломал нос четвертому. Одновременно с падением на пол последнего тела раздались радостные звуки сирен копов, которые стремительно приближались.

«Оперативно работают, черти», – невольно восхитился Конюх и вопросительно посмотрел на бармена, белого парня, между прочим. Тот, проявив расовую солидарность, молча кивнул на служебный выход, ведущий на соседнюю улицу. Да, как ни крути, а звание постоянного клиента все же дает определенные преимущества. Уже у выхода он перехватил взгляд посетителя, сидевшего за крайним столиком: тот был явно чем-то доволен.

Выбравшись на улицу, Конюх отправился домой, попутно купив литровую бутылку виски.

На следующее утро Конюх немало удивился, когда проснувшись от звука открываемой двери увидел вчерашнего наблюдателя, входящего в его комнату. Он совершенно точно помнил, что закрывал дверь на замок.

В свою очередь Джо, а это был именно он, тоже был сильно удивлен, увидев направленный ему в лоб Desert Eagle.

– А вы очень чутко спите, мистер Малахофф. Мне показалось, что я вошел почти бесшумно, и вы после вчерашних событий не проснетесь, – засмеялся он с небольшим смущением, попытавшись его спрятать за восхищением.

– Тюремная привычка. Зачем вы вообще пришли, если были уверены, что я сплю?

– Чтобы быть приятно удивленным в обратном. Это я вчера подсказал тем парням, где можно найти вас, мистер Малахофф, – сказал Джо, беззастенчиво рассматривая Конюха. Его фамилию он произносил медленно, как бы смакуя незнакомое слово. – Я даже подсказал им не нападать на вас сразу, а подождать, когда вы напьетесь. Эти водители так удачно появились, жалко было упускать такую возможность.

Конюх отреагировал на это только тем, что ствол пистолета, начавший было опускаться, вернулся в исходное положение.

– Вы не спросите, зачем я это сделал? – неискренне удивился Джо.

– Вы уже начали, рассказывайте дальше, – спокойно ответил Конюх, мельком взглянув на бутылку виски.

Там, как всегда в таких случаях, оставалось грамм сто «огненной воды» – на опохмелку. Если бы не незваный гость, то он с радостью и немедленно употребил бы их по назначению.

– Хотелось посмотреть, на что способен бывший лейтенант русского десанта в таком состоянии.

Говорил гость спокойно, совершенно, казалось, не обращая внимания на оружие.

– И вчерашний результат, и ваша сегодняшняя реакция меня вполне устраивают, мистер Малахофф. У меня к вам предложение. Вас, как я слышал, уволили с работы, которая, впрочем, явно не подходила для такого человека как вы.

– Что за работа? – мрачно спросил мучимый похмельем Конюх.

Кроме того, он уже давно перестал верить в подарки судьбы и сильно сомневался, что утренний гость предложит что-то стоящее.

– Я хочу предложить вам работу моего телохранителя. Пока… Ну, а дальше видно будет. Согласны?

– Сколько? – без энтузиазма спросил Конюх и, плюнув на все приличия, одним большим глотком осушил остатки виски прямо из горлышка. И чуть не поперхнулся, когда Джо назвал сумму, равную чуть ли не годовому заработку на бензоколонке.

– Это за сколько? – уточнил он осторожно.

– За месяц. Как я знаю, в России зарплату платят не раз в неделю, а раз в месяц, – ответил Джо, и по-своему растолковав недоверчивое выражение лица Конюха, добавил: – Это вначале, потом, если вы оправдаете мое доверие, то будет больше. Кроме того, у вас отпадет необходимость снимать жилье и тратить деньги на пропитание. Жить вы будете на моем ранчо. Итак, вы согласны?

Конюх поверил ему. И хотя предложение было явно «с душком», собрав все чувства в кулак, чтобы не закричать от восторга, он сдержанно ответил:

– Да.

– В таком случае собирайтесь. Вы немедленно переезжаете из этого клоповника ко мне, и сегодня же приступаете к работе.

Так он стал телохранителем Джона. Впрочем, это только так называлось – телохранитель, на деле «цепной пес» куда больше бы соответствовало действительности. Джо был главой секты сатанистов. Это не был филиал Церкви Сатаны, официально зарегистрированной в США. Джо не хотел ни с кем делить власть, и организовал свою секту. Странные порядки были в ней. На сборищах сектанты сначала курили легкие наркотики, потом пели песни о никчемности жизни и величии смерти и конечно же, напившись «Свободы», вызывали дьявола. Вызовы почти всегда были успешны, что не было удивительным, учитывая состояние вызывающих. Обряд завершался непременными танцами вокруг полуразвалившегося гроба. Многие танцевали голыми, а заканчивалось все неизбежной оргией.

Сектанты вносили в кассу секты довольно приличные деньги. Кроме того, рано или поздно «старые» члены секты переселялись на ранчо Джо, предварительно передавая ему все права на свое имущество и сбережения. Уже через месяц Конюх понял, что заставляло их так поступать.

Джо однажды поручил ему раздать членам секты стаканы с напитком. «Свободу» пили перед вызовом, для «единения свободных от оков условностей душ». Конюх без труда догадался, что в состав напитка входит сильный наркотик. Так вот, давая ему поднос, Джо поручил проследить, чтобы два крайних стакана попали именно тем членам секты, на которых он указал. Позже, когда сектанты с пением, больше похожим на вой, стали творить обряд вызова, они с Джо отвели двух безвольных сектантов в его кабинет, где те как куклы подписали все поданные им бумаги. И через день они присоединились к сектантам, жившим на ранчо Джо, расположенном в пятидесяти километрах от города.

«Ранчо» – говорил Джо. Да, наверное тут было когда-то ранчо. Но теперь, по мнению Конюха, больше подошло бы название «усадьба».

Жили сектанты в большом и уютном доме, похожем на санаторий, с хорошей обстановкой, парком и двумя бассейнами. Большой гостевой дом находился метрах в ста от дома, в котором проживал хозяин. Построен он был в виде квадрата с небольшим внутренним двориком. В центре же дворика располагался еще один маленький бассейн. Дом имел огромные окна и казалось, был построен только из стекла. Вообще сам дом и сад производили впечатление рая, что плохо вязалось с образом сатанисткой секты. И тем более самими сатанистами, что с утра до ночи бродили по ранчо, пели песни, медитировали или просто сидели, уставившись в одну точку, находясь под воздействием более слабого варианта «Свободы». Новым членам секты Джо любил показывать счастливых и беззаботных людей, сумевших, по его словам, «отречься от всего лишнего, сбросивших оковы условностей и освободивших свой разум». Освобождение от оков заключалось в первую очередь в освобождение от одежды и стыда. Сектанты беспорядочно занимались сексом, везде и всюду, не стесняясь ни друг друга, ни охранников, ни редких гостей.

О том, что сектанты, поселившиеся на ранчо, отправлялись на тот свет через три-четыре месяца, Джо новичкам, конечно, не говорил. Мужчины отправлялись на тот свет преимущественно от сердечных заболеваний – Джо подмешивал им в «Свободу» лошадиные дозы Виагры. От чего умирали женщины, Конюх так и не узнал. Впрочем, некоторые отправлялись на тот свет еще быстрей. Если вдруг у кого-то наступало просветление в голове, и он начинал задавать лишние вопросы, то в дело вступал Конюх. Сколько сгубленных душ на его совести, он старательно не считал после четвертого скоропостижно скончавшегося сектанта, закопанного, как и остальные, на кладбище рядом с ранчо.

Конюха некоторое время очень беспокоил вопрос: а не заинтересует ли полицию тот факт, что незадолго до смерти сектанты передавали свое имущество Джо? Когда он задал этот вопрос хозяину, тот рассмеялся и объяснил:

– Конечно заинтересовал бы, если бы шериф не получал от меня ежемесячно конверт с довольно приличной суммой!

Кроме Конюха у Джо было еще пять охранников-телохранителей. Уже через месяц он стал их начальником. Правда, на жаловании это мало отразилось, но если учитывать, что за каждое «специальное задание» шли хорошие премиальные, выходило очень неплохо. Эти же премиальные быстро заставили замолчать совесть. «В конце концов, я нахожусь в стране, так или иначе виновной в развале Союза. Будем считать это партизанской войной, маленькой местью за большие обиды!», – мрачно усмехнулся он.

Он ни разу не пробовал «Свободу», но, как и все охранники, был совсем не против попользоваться безотказностью одурманенных сектанток. Впрочем, и в нормальном состоянии сектантки без особых проблем соглашались на секс с охранниками.

За жилье и за питание платить не было нужды, сумма на счете быстро росла. Конюх уже стал подумывать о том, чтобы накопив солидную сумму, сделать Джо «ручкой» и уехать подальше от этого дурдома. В том, что рано или поздно его хозяин загремит на электрический стул, Конюх ничуть не сомневался. Важно было не попасть туда вместе с ним. Он решил покинуть Джо на следующий же день после смены шерифа, но никак не позже, чем года через три. Деньги он переводил на счет в Нью-Йорке, который открыл, воспользовавшись документами «скоропостижно скончавшегося» сектанта, очень похожего на него. Так что в случае чего – «ноги в руки» и ищи-свищи его. Откроет в каком-нибудь маленьком городке магазинчик, женится, заведет детей и все будет о'кей! Вот только жену надо будет брать не американку, хватит с него, а русскую. И не из тех, что живут в Америке, а из России. В чужой стране, без родных и знакомых, не знающая законов, а желательно и языка – любая девушка будет послушной женой. А уж если и попадет мужу под горячую руку, то жаловаться никуда не побежит, это точно, разве маме по телефону поплачется.

Сначала Конюх думал, что его хозяин просто авантюрист, зарабатывающий деньги на секте, и относился к этому совершенно спокойно – мало ли кто как деньги зарабатывает. Но уже через месяц Джо взял его с собой, и они вдвоем, ночью приехали в эту самую пещеру, вход в которую прятался в зарослях на дне небольшого оврага. И Джо уже сам, в одиночку стал совершать обряды Вызова. Надо ли говорить, что его обряды сильно отличались от тех, что совершались в секте. Совершал он обряды совершенно серьезно и раз за разом искренне расстраивался неудачам. Конюх в обрядах не участвовал, а сидел всегда в одном и том же месте, у выхода из пещеры. Как он понял, хозяин брал его только потому, что вдвоем не так страшно. Конюха забавляли попытки Джо вызвать Дьявола, и он стал воспринимать его как слегка умалишенного. Ему порой стоило немалых сил, чтобы хозяин об этом не догадался.

Конюх очень не любил эту пещеру, она давила на него. Он кожей чувствовал постоянное давление чужой, темной воли. Определенно это была очень старая, точнее древняя пещера. Сколько обрядов в ней было совершено, сколько жертв принесено?

И хотя Джо считал непременным атрибутом Вызова кровь, вначале все было довольно безобидно. Он использовал свою кровь, кровь всевозможной живности, как-то: черные коты, вороны, лягушки, собаки и так далее. Убивать их, конечно, приходилось Конюху. Противно, но куда денешься? Потом стало хуже. Джо вбил себе в голову, что ему просто необходима кровь девственниц. Вот тогда Конюх, что называется, встал на дыбы. Во-первых, ему совершенно не улыбалось сесть в тюрьму из-за причуд хозяина, слишком уж много трупов он вешал на свою шею, эдак запросто можно было спалиться. А во-вторых, он понятия не имел, где брать этих самых девственниц.

«Да они тут у вас трахаются чуть ли не с детского садика!», – закричал он тогда в сердцах на Джона.

На это тот резонно ответил, что в небольших городках все не так плохо, и что у него есть знакомый гинеколог, который даст адреса. Джо сказал, что за эту работу Конюх как всегда получит хорошие премиальные, а также намекнул, что он может запросто уволить строптивого охранника. О том, что «увольнение» будет на тот свет, было понятно и без пояснений. И хотя Конюх ему не очень-то поверил, последний довод оказался решающим, и он послушно закопал в окрестностях пещеры трупы двенадцати девушек с перерезанными глотками в возрасте от тринадцати до семнадцати лет.

Казалось, этим бесплодным попыткам вызвать дьявола не будет конца, но три месяца назад Джону удалось вызвать НЕЧТО. Сразу после того, как Джон начертил пентаграмму еще теплой кровью черного ворона и прочитал заклинание, раздался грохот и посреди пентаграммы заклубился черный дым, резко запахло серой. В дыму появился неясный, горящий огнем силуэт. Раздался звук, похожий на металлический скрежет. Пришелец что-то сказал Джону и с грохотом пропал. Когда дым развеялся, в центре пентаграммы остался лежать древний манускрипт. Сатанист нетерпеливо бросился к центру пентаграммы, несмотря на приступ удушающего кашля, и схватил манускрипт так, будто всю жизнь только этого и ждал.

– Написан кровью, как и полагается! – проговорил он, рассматривая манускрипт. И как он это определил? Наверное, просто верил в это.

– Дьявол! Ничего непонятно, нужен перевод, – выругался Джо и выбежал из пещеры. Когда Конюх, подобрав вещи хозяина, выбрался из пещеры, он не нашел ни Джо, ни машины.

– Мда… – прокомментировал он свое открытие и отправился на ранчо пешком. Сначала он шел шагом, а потом перешел на бег трусцой, благо до финиша было чуть больше восьми километров. Когда он наконец добрался до ранчо, то не нашел Джо и там. Заспанный Поль, один из охранников, передал Конюху, что хозяин срочно уехал и оставил его старшим.

– Прилетел как ошпаренный, схватил кейс и сразу уехал, – рассказал озадаченный Поль. – Я спросил, надолго ли уезжает, так он сказал, что не знает и что обязательно позвонит. Слушай, Серж, что произошло?

– Кажется, на него сошло озарение, – туманно и в тоже время отрезая дальнейшие расспросы ответил Конюх.

Джо не было два месяца. За это время он несколько раз позвонил, координируя в общем-то размеренный ритм жизни секты. Конюху пришлось взять на себя обязанности главы секты и проводить сборища, собирать деньги, руководить жизнью ранчо.

Вот только новых жильцов на ранчо за время отсутствия Джо не поступило. Впрочем, когда тот вернулся, он даже не обратил на это внимания.

Только взглянув на сияющее лицо вернувшегося хозяина, Конюх понял: Джо нашел то что искал. Он, конечно же, не ошибся. Едва выйдя из машины, Джо позвал его с собой. Он быстрым шагом прошел в свой кабинет, дверь в который запер едва Конюх вошел.

– Серж, я нашел, нашел!!! Перевод в моих руках. Мне пришлось немало потрудиться. Я слетал в Европу и в Азию. И вот он! – он расстегнул кейс и достал папку, в которую был уложен заботливо защищенный пластиком пергамент. Потом трясущимися от нетерпения руками вытащил из папки лист с напечатанным текстом и затряс им в воздухе.

– Вот он!!! Через три недели мы совершим обряд. Обряд Вызова, по всем правилам, и этот мир будет принадлежать мне!!! «Безграничная власть» – говорится в этом куске пергамента, и я верю в это!!!

Джо порывисто подошел к Конюху и затряс его за плечи.

– Моя власть будет безгранична, понимаешь?! Безгранична!!! Тебе тоже достанется кусочек власти, Серж, моя верная правая рука. Весь мир, все женщины – эти высокомерные стервы – будут у наших ног.

Не увидев в глазах Конюха энтузиазма, сатанист немного остыл и отошел к окну. Глядя вдаль, он продолжил уже гораздо спокойней, даже тихо, только с нескрываемой ненавистью:

– Ах, как я буду мстить всем этим людишкам, из зависти к моему таланту испортивших мне жизнь…

Он долго молчал и смотрел в окно, прежде чем закончил уже совершенно спокойно:

– Я немного отдохну, Серж, а ты иди, занимайся делами. Когда понадобишься, я позвоню.

– Хорошо, хозяин.

Выйдя из кабинета, Конюх прошел в свои двухкомнатные апартаменты. Он совсем не разделял оптимизма хозяина. Перспектива участвовать через три недели в «Вызове по всем правилам», повергла его в уныние. Он не верил в благополучный исход этой затеи. Хозяин брал его для охраны, но он был абсолютно уверен: вырвись то НЕЧТО, что они вызвали в прошлый раз, за границы пентаграммы – они оба были бы обречены на мгновенную и скорее всего мучительную смерть. Почему Джо так поверил написанному в манускрипте? Его могли запросто обмануть! Использовать для выполнения Обряда Вызова, а потом просто уничтожить. Власть не конфета, ее просто так не отдают.

Конюх смотрел невидящим взглядом на мерцающий телевизор и думал: а не стоит ли в срочном порядке покинуть сей гостеприимный дом? Но любопытство и возможность успеха со всеми возможными перспективами удержали его от этого шага. «А если действительно получится и он получит власть, остаться его правой рукой будет совсем недурственно, да и отомстить мне тоже есть кому».

Конюх весь вечер терзался сомнениями, так и не придя к окончательному решению. Спать он лег изрядно выпив. Но утро вечера мудренее, и встав с утра, он твердо решил участвовать в Вызове. Или пан – или пропал.

И вот наконец эти несчастные три недели закончились. Наступила ночь с тридцатого апреля на первое мая – день всемирной солидарности трудящихся, говорите, а Вальпургиеву ночь не хотите?!

Джон явно нервничал. Больше пяти лет назад он впервые увидел эту пещеру во сне. Сначала видения были неясными. Какие-то люди творили обряд Вызова. Сон повторялся снова и снова, с каждым разом все отчетливей, пока он не понял, что должен отыскать эту пещеру. И вот однажды, выйдя из дома, он закрыл глаза и покрутился вокруг себя, вытянув руку. Запомнив направление, куда указывала рука после остановки, он сел в машину и поехал. Он сам не особенно понимал, что делает, словно кто-то им руководил.

Холм, овраг и спрятавшийся в зарослях длинный полузасыпанный вход. И через каких-то десять минут езды он его увидел. Без труда отыскав пещеру и войдя в нее, он тотчас узнал то, что видел неоднократно во снах. И этот прокопченный, выложенный камнем, высокий – метров семь-восемь свод, и пентаграммы. Он нашел эту пещеру. Пещеру, которую обитавшие в округе во множестве койоты не только не использовали в качестве логова, но даже не оставили ни одного следа на толстом слое пыли, покрывавшей пол. Тогда, впервые глядя на пентаграмму, на разбросанные по полу людские кости и черепа, он понял, что он – Избранный. Его вызвали сюда неслучайно, и его неминуемо ждет успех! Кости он не тронул, да и вообще старался не тревожить что-либо в пещере без нужды, даже пыль и гирлянды паутины. Кто знает, что здесь валяется случайно, а что имеет непосредственное отношение к обряду. Среди всевозможного барахла в книжных магазинах, в библиотеках и даже интернете не было ни одного заклинания, ни одного обряда вызова, который он бы не испробовал. Ничего ни получалось. Он экспериментировал, сочетал элементы различных ритуалов и обрядов, придуманных в различное время и разными народами. И наконец ему повезло…

Сатанист взглянул на часы. Черт! Уже три минуты первого! Столько ждать и задуматься в самый ответственный момент. Хорошо хоть, что начинать ритуал вызова необязательно с точностью до секунды.

Джо подошел к пентаграмме и начал читать заклинание на языке, который давно уже не звучал на земле. Читая заклинание, он чертил перьями в воздухе иероглифы – такие же, какие были и на пентаграмме. Он действительно писал их, а не просто водил перьями в воздухе. Иероглифы проявлялись, словно написанные дымом, и уплывали, занимая свое место по кончикам звезды.

Кровь, которой была очерчена пентаграмма, вдруг стала светиться, и чем дольше читал Джо заклинание, тем ярче она светилась, пока не стала гореть ярче пламени костерка. Когда последний иероглиф был дописан, они все разом резко поднялись к самому потолку. На потолке огненными линиями запылала вторая пентаграмма, зеркальная копия написанной на полу. Поднявшиеся иероглифы заняли свои места, также запылав огнем. После этого пентаграмма, начертанная на полу, соединилась со своим отражением на потолке частоколом огненных столбцов. Столбы, исходящие из иероглифов, были значительно толще остальных и повторяли контуры иероглифов.

Пещера содрогнулась, с потолка посыпался какой-то мусор. Воздух пришел в движение, наполнившись жаром и вонью, которую Конюх определил для себя как смесь серы с конским потом, а может и мочой. Он начал сожалеть о своем решении присутствовать при Вызове, но бежать уже было поздно. В центре пентаграммы вновь появилось Нечто.

Появившаяся огненная фигура была ростом чуть больше метра, но стремительно росла в размерах. Волна тошнотворного УЖАСА и безмерной ТОСКИ охватила Конюха, сбив дыхание.

Джо уже заканчивал читать заклинание и надрывал глотку, буквально выкрикивал последние слова, когда произошло то, чего он явно не ожидал.

Дьявол, а это был именно он, почти уперся в свод пещеры, когда клетка, в которую превратились соединенные пентаграммы, ударила его своими огненными столбами. Дьявол взревел, почти в два раза уменьшившись, после чего метнул в Джо огненный шар. Тот превратился в живой факел, и страшно крича стал крутиться по полу, безуспешно пытаясь сбить пламя.

– ИДИОТ!!! Не ПОКОРИТЬ, а ПОКОРИТЬСЯ!!!! – проревел Дьявол, перекрывая вопли Джо.

Дьявол еще долго исторгал проклятия, громыхая на языке, рожденном задолго до появления людей.

Тем временем Джо перестал кричать и кататься, застыв обугленной дымящей статуей со скрюченными руками. Рот так и остался открытым в последнем крике. Источаемый трупом смрад выдавил, казалось, из пещеры остатки кислорода. Конюх с трудом остановил рвотные спазмы.

В наступившей тишине переведя взгляд с останков хозяина на пентаграмму, Конюх содрогнулся, почувствовав вдруг как волосы на голове заходили ходуном. Дьявол стоял и молча не мигая смотрел прямо на него.

– А ты, пожалуй, подойдешь мне. Может быть даже больше, чем твой хозяин, – задумчиво проговорил он. – Ты пришел сюда, что бы стать правой рукой моего наместника. Надеюсь, ты не откажешься сам стать наместником? – спросил Дьявол и не дожидаясь ответа продолжил как о давно решенном: – Можешь не отвечать, и так знаю, что хочешь, иначе тебя бы здесь не было. Тебе придется преодолеть некоторые трудности при выполнении моего задания, но награда по своей щедрости превзойдет все твои ожидания, – пообещал приободрившийся Дьявол.

Перехватив взгляд, брошенный поежившимся Конюхом на обугленного Джо, он терпеливо пояснил:

– Твой бывший хозяин сделал непростительную ошибку. Вместо «покориться» он произнес «покорить». Как сам понимаешь, покорить меня нельзя, мне можно только служить. О том, умышленно он ошибся или нет, у меня еще будет время с ним пообщаться. Что же касается тебя… Так вот, если ты согласишься служить мне, то будешь моим Наместником на Земле с неограниченной властью. Думай быстрей, у меня не так много времени. Итак, ты согласен служить мне?

У Конюха вдруг пересохло во рту так, что он не мог и языком пошевелить, не то что говорить. Он только молча, кивнул головой.

– Как я понимаю, ты согласен. Только ты должен непременно это произнести вслух. Должно прозвучать твое СЛОВО, – по-прежнему терпеливо пояснил Дьявол. – Итак, ты согласен служить мне? – повторил он свой вопрос.

Конюх ничего не мог сделать, рот явно не слушался его, а крестик, висевший на шее, стал ощутимо нагреваться.

– Постарайся, а то я сейчас сорвусь отсюда и все придется отложить на целый год.

– Да. Я согласен, – смог, наконец, хрипло выдавить из себя Конюх.

– Прекрасно! Теперь ты должен будешь заново прочитать заклинание. Мне приходится тратить слишком много сил, чтобы находиться здесь.

Кивнув головой, Конюх на ватных ногах пошел за заклинанием. Дьявол остановил его:

– Не нужно. Я помогу тебе, чтобы ты случайно не повторил досадной ошибки своего скоропостижно покинувшего нас хозяина.

Конюх почувствовал, что его рот, как у марионетки, зажил собственной жизнью и начал читать заклинание. Текста он, собственно, даже и не слышал из-за стучащей в ушах крови. Его било в легкой лихорадке, пот струился по лбу, заливая глаза, но он не мог пошевелить даже пальцем, чтобы смахнуть его. По мере того как он читал заклинание, висевший на груди крестик начал нагреваться все сильней и сильней, пока не стал обжигать кожу. Но пошевелиться чтобы снять его Конюх по-прежнему не мог.

На этот раз чем дальше звучало заклинание, тем слабей светились прутья клетки. Когда смолкло последнее слово, столбцы горели розоватым, чуть различимым даже в сумраке пещеры светом.

За спиной дьявола возник черный трон с высокой, почти до потолка спинкой. У трона были широкие, в полметра подлокотники, выступавшие далеко вперед.

Дьявол немедленно и вольготно расположился в нем. Конюх, наконец, овладел своим телом и, сорвав, выкинул прочь пылавший огнем крестик. Явственно запахло горелым мясом, но боли Конюх не почувствовал. Упав на пол пещеры, крестик рассыпался в прах.

Крестик. Серебряный крестик, подарок его бабушки. Тайком от зятя-коммуниста она крестила семилетнего внука и подарила ему на крещение этот серебряный крестик.

«Ты носи его, не снимай, я его намолила, он убережет твою душу!» – горячо прошептала она ему на ухо.

Сергей, конечно, не носил крестик. Пионеру, комсомольцу и курсанту было не к лицу носить церковную атрибутику. А офицеру уж тем более, так что в Афганистан крестика он тоже не взял, несмотря на слезные просьбы бабушки. Она привезла крестик ему в госпиталь и, одев, заставила поклясться, что тот больше не будет снят.

– Кабы крестик был с тобой, так пули, глядишь, и обошли бы тебя, – сетовала бабушка.

Конюх погладил рукой обожженную грудь, на которой отпечатался бабушкин крестик в безнадежной попытке спасти его душу. Вглядываясь в отблески пламени, играющего на спинке трона, он пытался, но никак не мог определить, из какого материала тот был сделан. Это мог быть как металл, так и хорошо отполированное, покрытое черным матовым лаком дерево. Впрочем, с тем же успехом это могла быть и кость, и мрамор. Никаких украшений, поверхность трона была абсолютно ровной.

– Итак, первый шаг на пути к безраздельной власти ты уже сделал, – не спеша проговорил явно довольный Дьявол. – Кстати, хочу сразу пояснить. Весь мир я тебе, конечно, не отдам. Преисподняя жаждет крови. Один материк, допустим Австралию, я оставлю неразрушенным. Но уж на нем-то твоя власть будет безраздельна. Почти… В остальной части ты тоже сможешь появляться, если захочешь, но там будет малоинтересно. Разруха, нищета… Дикость, мало людей… Австралия останется нетронутой. Это будет твое цивилизованное царство. Или королевство, как тебе больше нравится.

Тебе потребуется соблюдать некоторые… условия. Люди должны будут поклоняться мне и приносить мне жертвы. Поклоняться люди будут более охотно под лозунгом «Свобода личности превыше всего». Этот же лозунг поможет тебе обеспечить окончательное падение морали и нравственности.

– Подробнее можно? – спросил, сам удивленный своей смелостью, Конюх.

– Очень просто. Начнешь с уничтожения всех видов религии, разрушишь все храмы и перебьешь всех служителей, которые не захотят служить тебе. Точнее, все можно не разрушать, немного оставь, поставив своих людей. И пусть они, слегка изменив обряды и саму мораль религий, сделают все, чтобы они внушали отвращение. Пусть все будет строго, очень строго, утрированно строго по отношению к пастве и службе. А сами пусть живут ни в чем себе не отказывая – ни в плотских утехах, ни в разврате. Точнее, чем больше этого – тем лучше.

Само собой, уничтожишь всю религиозную литературу: Библии, Кораны и прочее. Далее – высмеивание института семьи. Свобода личности не должна иметь никаких ограничений, ни физических, ни моральных. Ни перед… (Дьявол ткнул пальцем в свод пещеры), ни перед людьми, ни перед родителями, ни перед детьми. Для нежелательных детей – аборты и приюты, для стариков богадельни. Абсолютная свобода, в том числе и сексуальная. Люди, ничем не сдерживаемые в своих самых низменных инстинктах и желаниях – вот что мне нужно! Да, никакого Закона. Закон ограничивает свободу личности. «Кто сильнее, тот и прав!» – вот единственный закон.

Все и так моими усилиями движется в этом направлении. НО, я устал ЖДАТЬ!!! А тут так вовремя проявился твой хозяин. Осталось только подкинуть ему подсказку… Он справился, и вот я здесь.

Кстати, чуть не забыл: будучи моим наместником, ты получишь бессмертие, – сказал Дьявол, многозначительно подняв палец, и добавил с усмешкой: – По крайней мере до тех пор, пока будешь справляться со своими обязанностями. Теперь же внимательно слушай, что ты должен будешь для меня сделать…

В течение нескольких минут Дьявол давал Конюху подробные инструкции, тот старательно запоминал. Застывший на полу черный труп наглядно показывала цену ошибки.

– Как сам видишь, ничего сложного. Присутствует определенный риск, не более. От тебя многое зависит, и я не хочу рисковать твоей жизнью понапрасну. Дай мне руку! – потребовал Дьявол, протянув лапу.

Вновь ставший марионеткой Конюх подошел вплотную к пентаграмме и просунул руку вовнутрь. Дьявол положил на его предплечье большого черного скорпиона с красными как рубины глазами. Как только скорпион очутился на руке, его глаза загорелись и он очень быстро стал закапываться в руку, словно это был песок. Конюх успел только вскрикнуть от вспышки боли, а на поверхности кожи остались уже только горящие пламенем глаза, через мгновение исчезли и они. Но скорпион не пропал бесследно. Он проявился в виде цветной, черно-красной татуировки.

– Он будет охранять тебя. Ночью можешь ничего не бояться, его защита практически безгранична. Но днем ты сможешь рассчитывать на его помощь не более чем в течение получаса, и то в весьма ограниченных рамках.

– А что, собственно, означает эта «практически абсолютная защита»? – уточнил Конюх, рассматривая пульсирующую болью руку.

– Это означает, что ты можешь не бояться ни ножа, ни пули, ни машины, ни паровоза. Это означает, что скорпион сможет спасти тебя при крушении самолета, вывести из пожара, поднять живым со дна океана и даже спасти при ядерном взрыве. Но учти, против серебра скорпион бессилен. Также тебе придется избегать храмов, в которых служат… Ему. Как и всей этой религиозной требухи. Особенно опасайся этих… так называемых священных книг. Не забывай об этом и не лезь понапрасну на рожон.

– Имеются в виду христианские храмы?

– Любые храмы, без разницы – христианские, мусульманские, иудейские. Сект, правда, можешь не бояться – эти ребята работают или на меня, или на себя, что в общем одно и то же, – усмехнулся Дьявол и предостерег: – Используй скорпиона только в крайнем случае. Не стоит привлекать к себе излишнее внимание, используя Силу. Но если деваться будет некуда, он будет все делать так, чтобы ты по возможности оставался вне подозрений.

– А как им командовать? – поинтересовался Конюх, вызвав очередную усмешку Дьявола.

– Командовать любишь, «товарищ офицер»?

Конюх невольно смутился.

– Это хорошо. Но привыкайте повелевать, – последовал покровительственный совет. – Повелевать, Господин Наместник. А чтобы повелевать скорпионом, достаточно позвать его, можно даже мысленно. Попробуй.

«Скорпион», – мысленно позвал Конюх и тут же услышал тонкий голосок, прозвучавший, казалось, под самым ухом: «Слушаю вас, господин».

– Да, я слышу его.

– Я знаю. Мое время заканчивается. Надеюсь, вы справитесь и ты действительно станешь Господином Наместником.

Дьявол еще не закончил полностью фразу, когда вместе с троном превратился в дым и еще через мгновение пропал. Последние слова прозвучали в пещере, где кроме Конюха уже не было никого. Хотя это как посмотреть. На полу лежал смердящий труп, еще недавно бывший его хозяином (ХА!!), а в самом Конюхе сидел демон – то ли охранник, то ли надзиратель. А скорее, и то и другое.

Тряхнув головой, разгоняя сомнения, будущий Господин Наместник направился к выходу из пещеры. В нем росло чувство восторга. Все сложилось как нельзя лучше, скоро Австралия будет принадлежать только ему, а что станет с остальным миром, его не интересовало.

Груз, постоянно давивший на него в пещере, пропал когда он сорвал крестик. Теперь же схлынули последние сомнения и страхи. Он знал, что теперь все будет так, как надо, и жизнь снова улыбнулась ему. Много пришлось вынести, но оно того стоило!

Он быстрым шагом, почти бегом направился к выходу из пещеры, не бросив в сторону останков Джо даже прощального взгляда.

Из пещеры Конюх вышел совершено другим человеком. Точнее, это был уже не совсем человек: метаморфоза началась.

Глава 2. Возвращение

1

12 мая 2005 года, Казань

Когда-то он назывался ДК Химиков, что означало – Дворец Культуры Химиков. Потом Культура кому-то помешала, и он стал называться коротко и несколько помпезно: Дворец Химиков, и никакой Культуры. И зачем она, действительно, нужна, эта культура? Ну какой с нее доход?

За Дворцом была площадка с аттракционами: горками, качелями, каруселями, тиром и т.д. Справа и сзади Дворец и площадку окаймлял небольшой парк. Часть парка располагалась на месте бывшего кладбища, но об этом мало кто задумывался. Зимой на площадке устанавливали елку, и жители близлежащих домов со своими гостями, посидев после боя курантов, в час-два ночи считали своим долгом посетить эту елку. Пройтись по свежему воздуху, попускать фейерверки, а также выпить и, естественно, закусить. В результате чего утром первого января и площадка, и парк напоминали одну большую свалку. Действительно, какая уж тут, к лешему, культура?

Впрочем, на дворе стояла середина мая и о новогодних праздниках ничего не напоминало. Парк благоухал и пьянил свежей зеленью. Днем его наполняли мамы с колясками и без, дети постарше и пенсионеры. Вечером парк переходил во власть подростков и влюбленных парочек. В дальнем углу парка, недалеко от бассейна «Оргсинтез», рядом со стоянкой автомобилей была небольшая полянка. Даже не полянка – так, пятачок, свободный от кустов и деревьев. На эту-то полянку планетарный катер, незамысловато называемый людьми «Летающая тарелка», и приземлился, с трудом втиснувшись между деревьями. Точнее, не приземлился, а завис примерно в полуметре от поверхности планеты.

«Тарелка» была, конечно же, в режиме «невидимости», и случайные наблюдатели, которых в половине двенадцатого ночи могло быть немало, ничего бы ни заметили. Опустившись, экипаж провел наблюдения – людей поблизости не было.

Ближайшая влюбленная парочка целовалась метрах в восьмидесяти на качелях и опасности, конечно, не представляла.

В воздухе вдруг возникло слабое фиолетовое свечение в виде буквы «П». Свечение стало расти вовнутрь, пока не превратилось в прямоугольник. Это беззвучно отошел трап. В свете возникли ноги спускающегося человека. Спускаться ему пришлось нагнувшись – край тарелки находился на высоте полутора метров и был низок даже для экипажа, не говоря уже об Иване Тихом, ибо это был он. Правда, за прошедшие два месяца он сбросил килограммов двадцать веса, что существенно изменило его облик. Да и вообще внешне он выглядел значительно моложе.

Спустившись на землю, Иван обернулся и негромко попрощался:

– Прощайте, чамране! Скатертью вам дорога!

Ответом была тишина.

– Хотя бы послали, что ли. Все по-людски, – огорченно проворчал Иван. – А то ни прощай, ни иди ты в баню. Зря я все-таки на Комара наорал, даже с ним не попрощались, – добавил он с сожалением, смотря на медленно закрывающийся трап.

Когда трап встал на место, присутствие «тарелки» вновь ничего не выдавало. Иван напряг Силу и без особой надежды попытался пробить защитное поле катера. И, о чудо, ему это удалось! Иван увидел «тарелку». Конечно, был включен третий, самый слабый уровень защиты, но тем не менее ему это удалось! Да, он действительно заметно прибавил за последние несколько дней. До девятого круга еще, конечно, очень далеко, и чем дальше, тем медленнее будет идти прогресс, но на первый круг он вернулся уже, можно сказать, твердо.

Закрыв глаза, Иван попробовал восстановить запасы Силы, но не тут-то было. Это можно было сравнить с попыткой напиться через слой ваты. Чувствуешь, что вода есть, где-то совсем рядом, вбираешь в себя влажный воздух, а вот напиться-таки не можешь.

«Похоже, об этом Комар и говорил – местные условия. Придется поработать над этой проблемой. Интересно, а каких-либо проблем с применением Силы я не почувствовал, или я так сильно прибавил, что не заметил препоны?» – отметил Иван.

Прощайте, чамране, – повторил он еще раз, с неожиданной грустью провожая взглядом быстро удаляющуюся «тарелку», и помахал рукой вслед.

Когда катер пропал из виду, он глубоко вздохнул воздухом промышленного города с фабриками, заводами и машинами, количество которых за последние годы резко увеличилось. Воздухом, от которого он, оказывается, уже успел отвыкнуть. В носу защекотало, и он чихнул.

– Да, это вам не сиреневый сад на Холме Влюбленных… Здравствуй, Казань!

Поздоровавшись, он огляделся. Высадили его точно на том же самом месте, откуда и забрали с Комаром два месяца назад.

«Но неужели на земле прошло только два месяца?» – в очередной раз спросил он, только теперь уже сам себя. И сам же ответил: – Придем домой, там разберемся.

Господи, а ведь через несколько минут он увидит наконец своих девчонок – Настену и Машку с Оксанкой! Это предчувствие близкой встречи после долгой разлуки впервые за две недели после пробуждения наполнило его сердце теплом.

«Что бы там ни говорили, а у меня полнейшее ощущение, что я не видел их десять долгих лет!»

Иван тряхнул головой, разгоняя сомнения, и пошел по аллее, выводящей его прямиком к Дому Обуви. Хотя одноименного магазина уже давно не было – и дом, где он когда-то находился, и рядом лежащую остановку люди упорно именовали Домом Обуви.

«В конце концов, все не так уж плохо, – стал подытоживать результаты Турнира Иван. – Я жив, это главное! С нервами, правда, пока еще не все в порядке, но дома в норму придут быстро. При этом я овладел Силой и надеюсь в ближайшее время развить эти способности до прежних размеров. Уже очень неплохо, наверное…».

– И что ты куксишься? – бодро, вслух спросил Иван сам себя, стараясь всеми силами прогнать из сердца безвыходную тоску, не отпускавшую его после пробуждения. На душе явно стало легче, может, это воздух родного города так подействовал?

«Сделаю Звездочке глубокую очистку – не сейчас, конечно, потом, когда все закончится. Состряпаем с ней мальчонку и заживет вчетвером припеваючи… Стоп!» – одернул себя Иван и даже остановился.

– Жрец я или нет? Жрец! Следовательно, не одного мальчонку, а двух. Или нет, нет – мальчишку и девчонку. Сына пусть Настена называет, а вот девочку назову я. И я уже знаю как – Златояра, очень хорошее имя для девочки. Для амазоночки. Да и Ощера для сына тоже вполне подходяще. Хотя возможно Настя будет возражать против таких имен. А может и не будет.

Иван улыбнулся и посмотрел на небо. Пусть и тысячу лет назад, но ведь чамране говорят, что они – Златояра и Ощера – действительно существовали.

Иван смотрел на небо и улыбался. И хотя звезды из-за отблесков фонарей были видны плохо, он знал: где-то там есть планета, на которой жила Златояра – королева амазонок.

– Златояра, – с грустной нежностью прошептал он.

– Нет, ну вы посмотрите на него! Скоморох он и есть Скоморох! – раздался вдруг рядом голос Комара. – Ему сообщают, что его планета в опасности, дорога каждая минута. А он стоит, смотрит на звезды и улыбается как полуумный! Правильно я все-таки сделал, что решил остаться. Без меня ты просто пропадешь, – закончил он категорично.

– Комарик, чертушка! Ты меня уж извини за то, что я наорал на тебя, – Иван порывисто и коротко обнял Комара. – Только правильно будет не полуумный, а полоумный. Стоп! Как остаешься? Твои же улетают?

– А я остаюсь, что бы помочь тебе.

– Но ведь ты тогда не сможешь вернуться домой!

– Да, не смогу, – грустно подтвердил Комар. – Ты ведь тоже, когда отказался покидать Ас'околок, думал, что остаешься там навсегда. А чем я хуже? – ответил смущенный чамранин и добавил: – Я уговорил Совет отложить отлет на сутки. За это время на орбиту выведут три спутника, способных фиксировать любые проявления Силы. А я слетаю к месту вероятного Вызова, возможно, там удастся что-нибудь выяснить. А ты не теряй время, разглядывая звезды, а начинай решить вопрос с оружием. У нас на корабле нет ничего подходящего, и времени на решение этой проблемы тоже нет. Все, мне пора, контакт будем поддерживать через сотовую связь, чтобы зря не тратить Силу. Номер твоего телефона я знаю. До встречи!

– До встречи!

Комар развернулся и направился в сторону поляны, с которой только что пришел Иван. Когда он скрылся за кустами, Иван развернулся и быстрым шагом отправился домой.

2

– Кто там? – раздался из-за двери настороженно-сонный голос жены.

– Это я, открывай, Звездочка, – едва успел ответить Иван. Дверь тут же открылась, и Настя в распахнувшемся халате бросилась ему на шею.

– Наконец-то! – прошептала она, крепко прижавшись к нему, а он обнимал ее, такую родную, теплую, желанную и впервые готов был поверить, что прошло действительно только два месяца.

«Хватит! – одернул себя Иван. – Сколько прошло, столько прошло. И хватит об этом, а то так и свихнуться недолго».

– Где?! Где ты был так долго? – сердито спросила Настя голосом обиженной девочки.

Как ответить на этот вполне простой и ожидаемый вопрос, Иван так и не придумал. Но отвечать, по крайней мере сейчас, не потребовалось: в прихожую с визгом, в одних пижамах влетели дочери и присоединились к матери, висящей на шее отца. Девчонки, его девчонки, такие заспанные, теплые, родные!

– Здравствуйте, мои хорошие, здравствуйте!

Когда взбудораженные и слегка разочарованные отсутствием подарков девочки угомонились, родители тоже легли в постель.

– Ну и где же ты все-таки шлялся? – повторила свой вопрос Настя.

– Давай завтра поговорим, ладно? Я устал как черт, – ответил, слегка симулируя, Иван.

– Признайся сразу, с бабой был? – спросила жена со всей строгостью, на которую была способна. Получилось неубедительно.

– Почему сразу с бабой-то? – почти искренне возмутился муж.

– Да посвежел ты больно, похудел… Как после хорошего санатория.

– Ну… чуточку помолодел, побочный эффект.

Анастасия резко привстала и включив ночник уставилась на Ивана.

– А ведь действительно, Тихий, тебе сейчас никак не дашь больше двадцати восьми. Это только внешний эффект или ты действительно стал моложе?

– Действительно, Звездочка, мне биологически сейчас примерно двадцать пять лет. Когда все закончится, постараюсь устроить тебе то же самое.

Настя, продолжая внимательно рассматривать мужа, провела рукой по его лицу.

– Ты стал волшебником?

– Чуть-чуть. Помнишь, как в сказке? «Я не волшебник, я только учусь, но любовь помогает мне делать настоящие чудеса».

– Вообще-то там была не любовь, а дружба… Это, конечно, хорошо, если так. Но если честно, то я ничего не понимаю. Может, объяснишь популярнее?

– Я обязательно все объясню тебе, Звездочка, но давай с утра, ладно? А что касается баб, солнце мое, я не такой сильный мачо, чтобы мне за два месяца столько платили.

– Ну, какой ты мачо, мы сейчас, конечно, проверим, – проворковала соскучившаяся и явно не в силах больше вести допрос Настя, и ее рука скользнула вниз по животу мужа.

– И попробуй не пройти проверку, уволю! – успела пригрозить она, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем.

Уже потом, восстановив дыхание, Иван сказал жене:

– В этом мире нет женщины прекраснее и желаннее тебя. С кем бы я мог тебе изменить? – чуть-чуть слукавил он.

Хотя, если все произошедшее на Ас'околоке было сном – значит и измены не было, да и мир там был другой.

Утром Иван с сожалением узнал, что у жены выходной и отложить до вечера объяснение не удастся. Отправив дочерей, она разбудила его завтракать.

– Итак, утро наступило. Рассказывай, где был и кем ты там стал? – вновь взялась Настя за свое, присев за стол напротив мужа.

– Понимаешь, Звездочка, я участвовал в строительстве секретного военного объекта. Короткие сроки, много денег. Даже вперед дали, лишь бы поехал, – нахально и в общем-то глупо, особенно после ночного разговора, соврал суженый.

– Ага, это тебя из Казани вытащили, чтобы ты им секретные двери на три «лимона» навставлял и помолодел от радиации? Мозги пудришь, дорогой?! – возмутилась Настя.

– Настенька, я все тебе объясню, только потом, когда будет можно. Пока нельзя, еще не все закончилось, – миролюбиво, но твердо ответил Иван.

– Что еще не закончилось? – встревожилась Настя. – Это очень опасно?

– Да нет. Просто нельзя рассказывать. Пока.

– А рассказать тебе, похоже есть о чем… – задумчиво проговорила Настя, смотря в глаза мужа. – У тебя взгляд… Очень сильно изменился. Похоже, ты многое увидел за это время.

Сказав, Настя почему-то быстро отвернулась и стала мыть посуду. Повисла неловкая пауза. Тут Ивану подойти бы да обнять жену, успокоить, а он словно прилип к стулу. Но через пару минут, взяв себя в руки, Настя обернулась и с улыбкой вынесла приговор, подводя черту под бесполезным допросом:

– Конечно, ты сейчас очень изменился, помолодел и запросто можешь найти себе новую, молодую жену. Но смотри, Тихий, узнаю, что изменяешь – убью!

– Не волнуйся, не узнаешь. Не нужна мне другая жена, Солнышко, я тебя молодой сделаю, – с улыбкой успокоил ее Иван. – Ты денег много потратила? – поинтересовался он, поцеловав жену.

– Ни копейки, только Аркадию дала, как ты велел. Больше не брала, решила, пока ты не вернешься – не трону. А то это твое «всякое может случиться» мне очень уж не понравилось.

По тону и взгляду жены Иван понял, что Насте не нравится неопределенность ситуации, но рассказывать правду не хотел. «Будет еще хуже», – решил он.

– И за квартиру не заплатила?

– Только текущие выплаты.

– А деньги где?

– Там, где ты и оставил, в шкафу.

– Я возьму, нужны будут. Не волнуйся, проблем с деньгами у нас больше не будет.

– А за деньги я вообще не волнуюсь. А ты что, наколдуешь, если понадобятся? – с улыбкой спросила Настя.

– Я обязательно потом тебе все объясню, – повторил Иван, вставая из-за стола.

Мимоходом чмокнул жену и пошел за телефоном. В спальне он набрал номер Аркадия. Из всех друзей и знакомых только он мог быть реальной помощью в предстоящей схватке. Трубка долго не отвечала. Иван хотел было перезвонить еще раз, когда, наконец, услышал ответ.

– Привет. Вернулся, значит? – холодно спросила трубка.

Тон Аркадия несколько озадачил Ивана. Конечно, он не ждал от друга щенячьего восторга по поводу своего возращения после двух месяцев отсутствия, но и такой холодный, почти враждебный тон явно ничем не заслужил.

– Да, еще вчера. А ты что такой? Проблемы? Могу помочь.

– Без помощников обойдусь, и вообще, Иван, ищи подельников в другом месте, – резко отрезал Аркадий.

– Какие подельники? – спросил озадаченно Иван, но ответом были только гудки.

Он некоторое время задумчиво смотрел на трубку.

«У Викторыча, похоже, серьезные проблемы», – заключил он и вернулся на кухню.

– Звездочка, ты не в курсе, что там за проблемы у Аркадия?

– Понятия не имею, – удивленно ответила жена. – Он как деньги взял, так больше и не появлялся. А в чем дело?

– Я позвонил ему, так он чуть ли не накричал на меня. Чушь какую-то нес про каких-то подельников, – все еще растерянно проинформировал Иван Настю и, приняв решение, закончил: – Я к нему. Надо разобраться, в чем дело.

Надев поношенный, но еще крепкий фирменный джинсовый костюм, Иван вышел из дома.

3

Аркадий был, мягко говоря, на взводе. Мало ему неприятностей, так еще и Иван появился именно сегодня, когда он решил поставить в деле с Крановщиком точку, чем бы это ни кончилось.

…Первые «быки» от Крановщика встретили Аркадия через три недели после подъездной драки. Молодые «бычки» были явно без большого опыта в делах. Они решили: раз их четверо против одного, то можно хамить. Хотя может им так и приказали, неважно. Важно то, что когда Аркадий продолжил путь домой, они остались лежать в подъезде. Дело на этом, конечно, не закончилось. Еще через неделю его опять встретили, теперь уже только двое. Увидев их около подъезда, Аркадий сразу понял: по его душу приехали. И еще он понял: начнись драка, ему придется тяжко. Ребята были серьезные, по тридцать с небольшим лет, крепкие, с жесткими взглядами. Аркадий не испытывал особенного желания «беседовать» с ними и тет-а-тет, и, уж тем более, с двумя сразу, – а в BMW за рулем сидел еще один такой же. Эти хамить не стали, а спокойно и обстоятельно обрисовали ему всю картину.

А она была такой. Крановщик полежал в больнице со сломанной челюстью, также от рук Аркадия пострадали и «братки». Дабы загладить свою вину, Аркадий должен был выплатить десять тысяч баксов Крановщику и пять братве.

– Посуди сам, братан, за твои дела это по-божески, сумма вполне реальная. Мы в курсе, что раньше ты был в серьезной бригаде и был там не из последних. Но это было давно, ты отошел от дел и соответственно отношение к тебе как к лоху. Значит ты должен заплатить. Сроку тебе неделя. Не отдашь – включим счетчик, – предупредил тот, которого, как позже узнал Аркадий, звали Мясником.

Отдавать Аркадий, конечно, не собирался, для этого пришлось бы продавать квартиру. Попытка задействовать старые связи провалилась. Даже Крот и Малыш – те, кому он в свое время оказал серьезные услуги, отошли в сторону, едва узнав суть дела. Прошло много времени, у каждого была своя жизнь. Единственным результатом было то, что Аркадий смог узнать, где находится офис Крановщика. Также Аркадий узнал, что кроме криминального бизнеса тот имел парочку ресторанов и большую строительную фирму.

Через неделю, когда Аркадий не отдал «пятнашку», его опять посетил Мясник с товарищами и объявил о включении счетчика. Вчера они же проинформировали Аркадия о том, что счетчик уже натикал до полтинника, и если он не собирается отдавать деньги, то пусть покупает три гроба: для себя, матери и Нурии.

Мысль обратиться в правоохранительные органы он прогнал сразу. «Не пристало волчаре помощи у гончих просить!» – рассудил он и решил действовать сам. Все должно было решиться сегодня.

Проснулся Аркадий рано. Помывшись и позавтракав, он прошел в туалет. Бирюзовую плитку в туалете он клеил сам, лет пять назад, когда только-только учился у Рахима этому ремеслу. В результате плитка через одну простукивалась пустотой. Впрочем, Аркадия это вполне устраивало: глубоко под ванной под одной из плиток у него был тайник. В тайнике, еще с «братковского» периода, лежал пистолет – старый и надежный ТТ. Однажды, естественно по пьяни, он из него устроил стрельбу по лампочкам в ресторане ЦУМа. Просто так, захотелось перед девчонкой порисоваться. «А то в Афгане не настрелялся, идиот!» – досадливо поморщился Аркадий, вспомнив давний эпизод.

Ему пришлось надеть старую куртку – тайник он делал, когда ванны не было, и немного не рассчитал. Он находился у стены, и открывать его надо было лежа на полу, очень неудобно. Хотя, подальше положишь – поближе возьмешь! В нише рядом с пистолетом лежали также пара запасных магазинов и две гранаты Ф-1. Боеприпасы уместились свободно, благо стяжка в этом месте была толстая. Аркадий достал все. Сегодня он решил посетить офис Крановщика: «счетчик» надо было выключить и обнулить; если понадобится – то вместе с «электриками», чего бы это ни стоило.

Аркадий как раз чистил разобранный пистолет от лишней смазки, когда позвонил Иван. Этот звонок еще больше ухудшил и без того мрачное настроение Аркадия. Может и не стоило так разговаривать с Иваном, но чем грубее дашь от ворот поворот, тем больше вероятность, что тебя оставят в покое, – это Аркадий усвоил уже давно. А то ведь действительно – Иван поможет, а потом сбудется предсказание Графини. Этого, естественно, очень не хотелось. Аркадий поймал себя на том, что заторопился и пистолет стал чистить немного суетливо. Он взял себя в руки и собирал пистолет нарочито медленно.

Закончив, он сунул пистолет за брючный ремень, а одну гранату положил в поясную сумку. Вторая граната в сумку не полезла. Сверху он надел свободную спортивную куртку. Попытка пристроить вторую гранату в кармане куртки также оказалась неудачной: она сильно оттягивала карман. Поразмыслив, Аркадий решил обойтись одной. «Не на войну ведь собрался, в конце концов», – заключил он, задумчиво подбрасывая гранату на ладони. Ненужную гранату вновь пришлось спрятать в ванной, только далеко лазить он не стал, а просто положил за банку с краской.

– Лоха нашли? Я вам, суки, сделаю лоха! Я вам, суки, сделаю! – ворчал он, выходя из квартиры.

Лифт по-прежнему не работал, но спускаться – это не подниматься.

Едва Аркадий дотронулся до перил, как над самым ухом раздался усмехающийся голос Графини:

– Пастух, не пытайся обмануть судьбу…

Аркадий вздрогнул от неожиданности, отчетливо поняв, что сейчас на лестнице он встретит Ивана и все, о чем его предупреждала старуха, сбудется. Он прислушался: в подъезде было тихо.

– А… будь что будет, – он решительно вздохнул и стал спускаться по лестнице как в прорубь.

В районе пятого этажа он услышал, как хлопнула входная дверь. Послышались шаги человека, быстро поднимающегося по лестнице. «Нет, это не Иван. У Ваньки шаг потяжелее будет», – решил Аркадий и был сильно удивлен, встретившись именно с ним на площадке между третьим и вторым этажами.

– Здорово! Я к тебе, поговорить хотел. Ты уходишь? Разговор у меня к тебе, серьезный и долгий, – сказал Иван.

– Потом, вечером поговорим, – попытался отделаться от него Аркадий.

«Мне бы только с Крановщиком без тебя разобраться, а там и все предсказание Графини полетит к черту».

– Так ты для Крановщика «пушку» взял? – неожиданно спросил Иван, повергнув Аркадия в легкий ступор.

Он автоматически проверил пистолет, не торчит ли? Пистолет сидел за ремнем как положено и не выпирал. И тут Аркадий понял всю глупость своей проверки.

«А Крановщик тоже где-то выпирает? – раздраженно одернул он сам себя и провел рукой по лбу, смахивая паутинку. – Черте что! Сначала Графиня, теперь этот… Или уже вслух разговариваю, не замечая?»

– Пойдем, я помогу тебе решить проблему с Крановщиком, а потом поговорим. Мне тоже понадобится твоя помощь. Да, а что ты там про подельников говорил?

– Не надо мне помогать, я сам разберусь, понял?! – опять резко ответил Аркадий, но Иван и в этот раз не смутился и не обиделся.

– Ага, гранату взял и думаешь, все будет «пучком»?

– Я сам разберусь со своими проблемами, а ты уж постарайся со своими тоже сам разобраться, ладно? – продолжил свою попытку отбиться Аркадий, впрочем, уже не так уверенно.

– Это не только моя проблема, но и твоя в том числе.

– ??? – Аркадий посмотрел на Ивана и понял: все его предположения о связи друга с криминалом – несусветная чушь, ни больше ни меньше.

И еще было что-то в глазах сильно изменившегося Ивана… Что-то такое… Что-то знакомое до боли… Аркадий никак не мог понять, что именно.

– Потом объясню, что за проблема у нас, пошли сначала с твоей разберемся, – невесело улыбнулся Иван и пошел вниз. Аркадию ничего не оставалось, как последовать за ним.

Офис Крановщика размещался на втором этаже ресторана «Шикарный стол», что расположился на Баумана. Оставив «десятку» почти в квартале от ресторана, друзья решительно двинулись вперед. Аркадий незаметно рассматривал Ивана: тот изменился не только внешне. Скупее и более плавными стали движения, немного грузная раньше походка стала упругой и энергичной.

«В каком же спортивном лагере тебя гоняли эти два месяца, интересно?» – мысленно спросил он друга и снова почувствовал легкое касание паутины.

Проведя рукой по голове, он, как и в первый раз, ничего не обнаружил.

– Это был не лагерь, а монастырь, – ответил Иван на его немой вопрос. – И не два месяца, а семь лет. Семь долгих лет меня гоняли самым нещадным образом, тренируя дух и плоть. А покинул стены монастыря я, между прочим, жрецом Девятого круга Солнца! – сказал он многозначительно. И с явным огорчением закончил: – А чамране говорят, что это все был сон.

– Кто?!

– Чамране. Ладно, потом объясню. А этот «бык», кажется, тебя знает.

Только после этих слов Аркадий заметил стоящего в тени около входа Мясника. Тот тоже обратил внимание на приближающегося Аркадия с Иваном и настороженно рассматривал друзей, стараясь понять, с чем пришли.

– Принес? – скупо спросил он, едва они приблизились.

– Конечно, вот! – бодро ответил Иван, опередив Аркадия, и тряхнул невесть откуда взявшимся дипломатом.

– Открой, – потребовал Мясник.

– Не на улице же, – продолжая улыбаться как лучшему другу возразил Иван.

– Хорошо, зайдите, – вынужден был согласиться Мясник.

– Открывай! – снова потребовал он, едва они переступили порог.

– Да пожалуйста, – все так же легко ответил Иван и выполнил требование.

В дипломате лежало несколько пачек рублей различного достоинства.

– Здесь все?

– Конечно. Деревянными по курсу, – ответил Иван, вновь не дав открыть Аркадию рта.

Впрочем, тот, не понимая, что, собственно, происходит, уже и не пытался отвечать.

– А что вдвоем?

– А я его одного с большими деньгами на улицу не отпускаю, а то знаете сколько хулиганов развелось, страсть!

– Пошли, – Мясник уголками рта обозначил улыбку и, сделав приглашающий жест, пошел вглубь ресторана.

Друзья последовали за ним. И снова Аркадий почувствовал, как легкая паутина словно проскользнула по волосам. Но очередная попытка убрать ее опять закончилась ничем. Он покачал головой и перехватил удивленный взгляд Ивана.

Они прошли через зал, в котором то ли обедали, то ли завтракали трое братков. Очевидно, Мясник подал какой-то знак: прекратив трапезу, братки встали из-за стола и конвоем стали сопровождать друзей.

Аркадию это не понравилось, но посмотрев на беспечно посвистывающего Ивана, он успокоился. Решительно не понимая, что происходит, он смирился с ролью статиста и с интересом стал ждать, что будет дальше.

Когда они подошли к кабинету Крановщика, Мясник осторожно постучался и сначала вошел один. Через минуту он открыл дверь и сделал приглашающий жест друзьям. Аркадий и Иван вошли в кабинет, обставленный с кричащей роскошью. Вслед за ними вошли Мясник с братками и расположились за спиной друзей.

– Ну что? Принес? – спросил хозяин кабинета.

Челюсть, очевидно, еще доставляла своему хозяину беспокойство, и потому он говорил медленно и как-то очень аккуратно.

– Конечно! – уверенно ответил Аркадий.

– Давай. И скажи спасибо, люди добрые за тебя слово сказали, а то бы так легко не отделался. Мясник!

Взяв у Ивана дипломат, Мясник, а с ним и остальные «быки», отправился к своему шефу. Тот факт, что их оставили без контроля, показался Аркадию немного странным. Но сбор всех «электриков – любителей счетчиков» в одном месте существенно облегчал задачу, и он полез уже было за гранатой, когда Иван шепотом остановил его:

– Подожди, не нужно этого.

Мясник тем временем дернул кресло с Крановщиком от стола и приставил ему пистолет к затылку. Остальные братки тут же присоединились к нему. Самоуверенность и вальяжность вмиг покинули лоснящуюся физиономию Крановщика, когда еще два пистолета уперлись ему в виски, а один в лоб.

Забытый всеми и упавший на пол дипломат с деньгами тем временем благополучно растаял в воздухе.

– Значится так, Крановщик. Вот сейчас, при свидетелях, ответь на простой вопрос: есть ли у тебя к моему другу какие-либо финансовые претензии? – спросил Иван. – Только не торопись, от твоего ответа многое зависит.

– Не-е-е… Нет! – ответил мгновенно вспотевший, не смотря на работающий кондиционер, хозяин кабинета.

– Вот и прекрасно. А если ты передумаешь, то твои же быки тебя и прикончат. Пошли, – позвал Иван Аркадия и направился было к выходу. – Хотя… – задумчиво проговорил он и развернулся обратно.

– Быков ведь можно поменять, верно? – спросил он весело бледного Крановщика.

Тот согласно кивнул головой и с широко раскрытыми от страха и удивления глазами полез в стол. Из стола он достал блестящий позолотой пистолет и приставил его снизу к своему горлу.

– Вот, другое дело, – удовлетворенно заключил Иван. – От себя тебе никуда не деться, правильно?

Бледный, трясущийся и обливающийся потом Крановщик вновь согласно кивнул.

– Правильно. Так вот, как только ты предпримешь какие-либо шаги против моего друга, то сам себе пустишь пулю в лоб, как бы тебе этого ни не хотелось. Вот из этого самого красивого пистолета. Прям как из кино. Мафиози, елки-палки. На заказ делали?

– Не… не знаю, подарили.

– Понятно. А чтобы ты проникся поглубже к моей просьбе, вы уж будьте добры, друзья мои, побудьте в этом положении… скажем, минут десять. Я думаю, этого будет достаточно. Пока! – закончил Иван и покинул кабинет.

Аркадию ничего не оставалось, как отправиться следом. Выходя, он дружески подмигнул мокрому как мышь Крановщику.

– Ну что, поговорить к тебе пойдем? – спросил как ни в чем не бывало Иван Аркадия, едва они вышли на улицу.

– Пошли, только у меня от твоих фокусов голова идет кругом, надо взять чего покрепче.

– Обязательно, – охотно согласился Иван.

4

– Вроде как и не было этих двух месяцев, – сказал Аркадий, разливая по рюмкам грамм по семьдесят пшеничной. Достал с полбуханки хлеба, кусок вареной колбасы, сыр, помидор, все тут же и порезал, разместив на двух тарелочках. Достал и опять же порезал горячего копчения леща.

– Ну давай, за встречу.

Выпив, друзья закусили. Убрав остатки водки в холодильник, Аркадий достал оттуда уже бутылки с пивом и вслед за другом стал чистить рыбу.

– Давай рассказывай, где пропадал, откуда деньги и что ты сейчас там изобразил с этими уродам? – выдал не спеша Аркадийсерию вопросов, при этом пытливо рассматривая Ивана.

– Так, ничего особенного, немного гипноза. Я же сказал тебе, еще совсем недавно я был жрецом Девятого круга Солнца, а для нас, то есть для них это пустяки. Конечно, сейчас я соответствую в лучшем случае второму кругу, ну да надеюсь восстановиться до девятого. Комар сказал, что из двадцати участников Турнира я единственный, у кого эти способности вообще остались.

– Что за Комар и о каком турнире речь?

– Не спеши, сейчас все по порядку расскажу.

Все началось в тот вечер, когда мы с тобой пили здесь последний раз. Домой я пошел как обычно через парк, там и встретил Комара. Что касается твоего вопроса «кто такой Комар?» – отвечаю: Комар инопланетянин, с Чамры. Чамра находится где-то очень далеко, на другом краю нашей галактики. Он рассказал, что их научно-разведывательный корабль путешествует по Вселенной. Ищут свободные планеты, годные для проживания. Когда они встречают разумную цивилизацию, они изучают ее. Если нравственные принципы существования цивилизации, по мнению экипажа, на планете были достаточно высоки, то они передавали им технологии, какие аборигены могли освоить. До Земли у них не было проблем с вопросом «достойны – недостойны». Наблюдая за Землей 10 лет вместо 4-5, как обычно, они так и не смогли прийти к единому мнению.

– Что так? – поинтересовался явно иронично настроенный Аркадий, обсасывая хвост леща.

– Нравственные устои у нас как у подростка нестабильны. И разрыв между высоконравственными поступками и безнравственными, по их мнению, – чудовищен. Притом и то, и другое не единичные случаи, а массовые. Это касается как отдельных личностей, так и государств в целом.

Кстати, по их мнению, самое большое зло на Земле творится как раз «во имя государственных интересов». Во имя этих самых интересов начинаются войны, уничтожаются народы, не говоря уж об отдельных людях, которых государственные машины перемалывают не задумываясь. Людям забивают голову лозунгами типа «Во имя государства», «Во благо людей». А на самом деле «государственными интересами» подчас прикрывают чью-то алчность или амбиции.

В общем, чамране никак не могли решить: передавать или не передавать? И через пять лет наблюдений они прикрепили к большинству стран по наблюдателю. Он изучал обычаи, историю, культуры этой страны и так далее. России достался Комар. Недавно, с полгода назад, подводили итоги. Никто из наблюдателей не смог доказать, что его страна достойна получить… скажем так, «Главный Приз». Более того, так и не был решен вопрос, передавать его вообще кому бы то ни было или нет. Тогда чамране и решили провести турнир и уже по его итогам принимать решение. К участию в турнире решили допустить 20 стран, набравших наибольшее количество голосов, в том числе и Россию. Кандидатов, мужчин от 30 до 40 лет, выбирали методом случайного отбора. За Россию выпало участвовать мне.

Смочив горло пивом, Иван не спешил продолжать рассказ. Он машинально чистил рыбу, уставившись в стол. Аркадий не торопил – спешить было некуда.

Через пару минут Иван продолжил:

– Мне сказали, что надо победить любой ценой и что «победитель получает все». Добудь как хочешь «Ключ мира» – и ты победитель. Это было не совсем так, как выяснилось позже. Много чего хлебнуть пришлось за десять лет-то, – посетовал Иван, отпив пива. – Побывал в рабстве, пиратом немного был, в монастыре Солнечного Братства семь лет провел, с нечистью повоевал. А под конец меч – Утреннюю Зарю – Дьяволу в сердце умудрился вогнать.

– Ты убил Дьявола? – подняв брови спросил, усмехнувшись, Аркадий с нескрываемым скептицизмом.

– Дьявола нельзя убить. Пробив ему сердце, я только лишил его Силы, и он вернулся в Преисподнюю. Выбраться оттуда он не сможет, пока снова не наберется Силы, – не обращая внимания на сарказм, пояснил Иван.

– И как долго он ее набирает?

– Это целиком и полностью зависит от людей.

– ??

– Видишь ли, Викторыч, людям свойственно грешить, но что гораздо страшнее, они еще и творят зло. А в то же время даже просто грехи дают Ему силу. Я уже не говорю об откровенном зле, – это для него просто-таки живительный эликсир.

– Но люди ведь еще молятся и каются.

– Молитвы… Что молитвы. Молитва – дело, конечно, хорошее. Искренняя молитва возвышает душу и очищает помыслы. Можно вымолить прощение за небольшие грехи. Но чтобы отнять у Дьявола Силу, полученную от совершенного греха, нужно сделать благое дело. То есть реальное добро. Клин клином вышибают, дела делами исправляют. А многие люди предпочитают лучше лбы при молитвах разбивать да колени стирать в кровь, чем накормить голодного или помочь немощному. И это кто вообще верует. А скольким наплевать?

Вот такой компот. Все добро и зло в этом мире от людей. Между ними идет борьба. Если говорить точнее, то не добро и зло, а Мрак и Свет ведут борьбу. И Свет, судя по всему, опять проигрывает, раз Он смог явиться на землю.

Тяжело вздохнув, Иван осушил одним большим глотком почти весь бокал и, собравшись с мыслями, продолжил:

– Жрецы на Ас'околоке верят, что когда-то на всех звездах, то есть хотя бы на одной планете около каждой звезды, была жизнь. Там, где Дьявол победил – жизни больше нет.

– Дьявол побеждает? Получается, что он сильней Бога?

– Ты не понял. Создатель не борется с Дьяволом. Он Созидатель! Он создает жизнь и дает людям защиту – пока Дьявол не наберет Силы, он не может выйти в Белый Свет. Дают Силу Дьяволу, вызывают его, служат и гибнут от него люди уже сами.

– И когда это происходит, люди погибают? Но люди не могут не грешить, да и злыдней предостаточно. Получается, что люди обречены?

– Нет, зачем же. У людей есть Вера. Добро людям тоже никто не мешает творить. Когда уж совсем плохо становится, Бог иногда посылает на помощь людям пророка, чтобы напомнил им как жить нужно.

А что касается турнира, – продолжил свой рассказ Иван, – то чамране солгали… Они просто усыпили нас и ввели в виртуальный мир, а основным критерием победы в турнире было не достижение цели, а то, как ты этого добьешься. Нас вели как в компьютерной игре, созданной по мотивам легенды, существующей на Ас'околоке. Если ты сам не мог выбраться из какой-либо передряги, то тебя выводили тем или иным способом, чтобы ты мог двигаться дальше. Все наши поступки расценивались с точки зрения морали и нравственности, за это и давали баллы, из которых и складывалась победа. Приз, напомню, состоял в технологиях, которые чамране обещали передать победителю. Не буду объяснять, что значит такой технологический прорыв для страны в целом, а также почет, слава и богатство для самого победителя в частности. Так вот, главным испытанием, как оказалось, был отказ от победы.

– В смысле? – спросил заинтригованный Аркадий.

– По объявленным условиям побеждал тот, кто первым добирался до Ключа Мира. Это такой камень, очень сильный артефакт, между прочим. Первым… Как понимаешь, каждый из участников в своем виртуальном мире так или иначе добрался до камня. Камень нужно было отдать консультантам, тем самым наблюдателям. То есть, передав Ключ Мира Комару, я вроде как становился победителем. Деньги, слава, фантастический подъем экономики в России – вот оно все, только руку протяни. Но когда я уже готов был передать камень Комару, как бы случайно выяснилось, что этот камень действительно ключ. Точнее, замок от Врат между Белым Светом и Преисподней. Когда я его взял, Врата открылись. Тогда я не знал об этом, они находились с другой стороны горы…

Так вот, главным тестом на вшивость было: сможешь ли ты после всех испытаний отказаться от приза или ради своего благополучия обречешь на гибель целую планету. Консультанты выступали в роли искусителей, вроде как им очень нужен был этот камень, обладающий огромной энергией, и они уговаривали не возвращать камень на место. «Подумаешь, – говорил Комар, – варварская планета, а тут на другой чаше весов благополучие твоей страны, твоей семьи»… И так далее. Сказал, что если я не отдам камень, то они улетят и оставят меня там навсегда…

– Ты, как я понимаю, отказался? – по-прежнему с сарказмом усмехнулся Аркадий.

– Да.

– Так тебя можно поздравить с победой?!

– Относительно. Турнир не решил вопрос о нашей нравственной зрелости. Многие чамране по-прежнему были против передачи нам технологий, потому что даже я, победитель, еле-еле выбрался из минуса.

– Что так? – удивился Аркадий.

– Да много чего. Вот тебе, например, два момента, связанных с необоснованными убийствами, – охранника на галере и трех стражников в Белом городе.

Того стражника я не должен был, видите ли, убивать, потому что это был совсем молодой парень, не сделавший никому зла, и в тот момент он не представлял для меня опасности! – горячо объяснил Иван. – Посуди сам, Викторыч. Ночная схватка на корабле; наши, рабы то есть, еще не все освободились от цепей, стражники навалились. У меня только обрывки цепей, а тут этот выскакивает, с мечем наготове. Ну, я и шарахнул его цепью по виску. Благо голова была незащищена, не успел, видно, в суматохе ничего надеть или забыл. Потом уж чамране показали мне запись, а на ней видно, что этот стражник даже меч не поднял. Я не помню этого, хоть убей. Чамране, конечно, в чем-то правы, только в той ситуации – когда или ты или тебя – нет время на раздумье да на анализ. Согласен?

– Я думаю, давненько они не воевали, эти твои чамране, – ответил Аркадий.

– Комар говорит, больше тысячи лет. Да и вообще они привыкли жить по закону, а меня учили жить по совести. А жрецы учили, что совесть – это божественное начало в человеке, и когда он начинает деградировать, первое, что он теряет, это совесть.

А что касается тех стражников… Я их вообще не убивал. Они погибли когда я помог Ощере и его людям избежать виселицы. Они были пиратами. Это мои товарищи по галере. После того, как нам удалось захватить галеру, мы подняли «Веселого Роджера». Это я предложил, и сам намалевал череп и кости, ребятам понравилось, – Иван улыбнулся воспоминаниям. – Я покинул корабль при первой же возможности, как ты понимаешь, у меня были другие планы. Ощера стал капитанам, и они всерьез занялись пиратством. И вот Ощера и еще пятеро попались после драки в портовом кабаке. Их должны были вздернуть, я не смог их бросить. Вышла небольшая заварушка, погибло несколько стражников. Не я их убил. Так вот, чамране говорят, что они выполняли свой долг, у них остались семьи, дети. По их мнению, я не должен заваривать эту кашу, спасая пиратов. Должен был предвидеть последствия.

Может они и правы, конечно, но потом, когда на Стене вместе с гарнизоном погибали три сотни жрецов, почти половина от всего братства, в Преисподнюю к ним со мной пошли только амазонки да пираты… Короли Запада и Восточные шейхи не нашли ничего лучшего, как схватиться между собой, – Иван замолчал, окунаясь в явно неприятные вспоминая.

Объединенные силы Востока и Запада должны были занять оборону на Стене, – пояснил Иван. – Если бы они это сделали, то смогли бы удерживать нечисть в пределах Зачарованных Гор очень долго, даже при открытых Вратах. На Стене не потребовалось бы столько жрецов, и большая часть братьев должна была отправиться со мной. Нам предстояло спуститься в Преисподнюю за Утреней Зарей, а потом закрыть Врата, вернув Ключ Мира на место. Если бы это все удалось, то люди на Ас'околоке по большому счету отделались бы легким испугом. Да, если бы…

– А какая разница, открыты ворота или закрыты?

– Не ворота, а Врата, – а разница огромная. Пока Врата открыты – армия нечисти практически бесконечна. Этой ночью ты их изгоняешь, они сгорают. Потом за день возрождаются в пекле Преисподней и следующей ночью снова выходят через Врата. Вот так вот. В пекле рождаются, умирая огнем становятся, в пекле же и возрождаются.

На чем я закончил? Ах, да… Две огромные армии схватились в грандиозной битве в трех днях пути от Стены. Очевидно, там не обошлось без дьявольских козней, сыгравшего на спеси этих тупоголовых шейхов и королей, которые так и не смогли переступить через старые обиды. Но какими же идиотами нужно было быть, чтобы купиться на это!

Они и так согласились выступить вместе на защиту Стены только под нажимом Солнечного Братства. По окончанию битвы остатки армий расползлись по домам, и речи об этом уже не было.

С тыла защитников стены атаковали продавшиеся Зверю племена. За злато продались. На что надеялись? Все равно потом всех их ждала гибель. Последние братья погибли на моих глазах, я не в силах был им помочь, только стоял и смотрел с горы… Они действительно были мне как братья, хотя некоторых из них я знал только в лицо. Там погибла половина братства. Лучшая половина – там не было никого слабее пятого круга.

Я тогда решил, что все… Финиш! Поторопился… Пираты и амазонки пришли ко мне на помощь. Из пять сотен пиратов осталось полтора десятка, из двухсот воительниц выжила только их предводительница – Златояра. Конечно, со мной пошли не все амазонки. Большой обоз с детьми и ранеными, под охраной, эвакуировали в Последний Оплот. Так назывался монастырь братства. Только тогда я понял, почему он носит это название. За это время один за другим пали все королевства и княжества, не оставив в память о себе ни одного города. Да вообще ничего по сути…

– А зачем они прятали этот меч? Не проще было сломать?

– Нет. По закону равновесия меч и ключ связаны меж собой. Уничтожив меч, они уничтожили бы и ключ. Если есть способ впустить Зверя в этот мир, должен быть способ изгнать его.

Потом была осада Последнего Оплота. Там собралось множество беженцев со всех сторон света. В общем, на последнюю битву вышли все, кто хоть как-то мог держать оружие. После закрытия Врат нечисть сильно потеряла в численности. Но на осаду Последнего Оплота собрались все, кого еще не успели отправить обратно в Преисподнюю. И людей продавшихся к тому времени было уже больше, чем нечисти. Самое главное – там был Он лично, а с ним демоны ближнего круга, все тринадцать. Очень неприятные ребята! Было сделано все, чтобы я смог добраться до Дьявола и согласно предсказанию пробить его сердце. Мне это удалось…

Достань-ка еще водки, Викторыч, – неожиданно попросил Иван и, получив бутылку, налил себе полный бокал.

Кивком головы предложил Аркадию, но тот так же молча отказался. Выпив водку, Иван, против обыкновения, не стал закусывать, а лишь занюхав кулаком, вновь погрузился в страшные воспоминания.

– Чамране две недели пытались внушить мне, что это был всего лишь виртуальный мир, сон. И я им почти поверил. Знаешь, мне очень хотелось поверить. Потому что трудно жить и помнить о том моменте, когда Дьявол рвет тебя пополам… – Иван запнулся и снова надолго замолчал.

– Это случилось между тем мгновением, когда я вогнал ему в сердце Утреннюю Зарю, и тем, когда он провалился в Преисподнюю. Я, конечно, этого уже не помню. Но я абсолютно точно могу показать тебе все десять точек, где в меня вошли его когти. Они до сих пор болят у меня по ночам, несмотря на все усилия чамран. Это сейчас, после двух недель активной психотерапии и коррекции, я почти нормальный человек. А когда я очнулся… Я не мог неделю заснуть без мощного снотворного. А засыпая, раз за разом чувствовал, как он рвет меня на части, как ломаются кости, трепещет и рвется плоть. Я понимал, что это сон, пытался проснуться и не мог из-за проклятого снотворного!

Я говорить-то спокойно не мог несколько дней, а они мне про турнир: виртуальное испытание… победил… но неоправданные убийства… и прочую ерунду. А я готов был весь их корабль необоснованно убитыми трупами завалить.

Ладно, не стоит об этом, – оборвал сам себя Иван и продолжил. – Турнир я выиграл, но чамране решили не вручить мне Приз. Не заслуживаем мы этого с их точки зрения. А главная проблема состоит в том, что первого мая, в Вальпургиеву ночь, на Земле был осуществлен удачный Вызов Дьявола. Чамране случайно зафиксировали мощный всплеск Силы в Америке. Время всплеска, характеристики ауры, мощность, а также еще некоторые побочные факты не оставили у них сомнений, что это был именно Он. А раз Он смог явиться на Землю, значит Он в Силе. Значит, в ближайшее время можно ждать открытие Врат. Скорее всего, его осуществит сатанист, совершивший Вызов. Если это случится – люди погибнут, как, согласно верованию жрецов, гибли другие цивилизации. Так что, Аркадий, ты должен мне помочь остановить сатаниста и спасти человечество. Всего делов-то! – мрачно улыбнулся Иван.

– Значит, мы все же не одни во вселенной? – спросил вдруг Аркадий невпопад, думая явно о чем то другом.

– Всевышнего иногда называют Создателем. Согласись, Вечность слишком большой срок, чтобы Создатель остановился только на одной планете. Но лично меня сейчас больше всего волнует судьба этой планеты. Ты поможешь мне спасти мир?

– Ага, сейчас все брошу… – раздраженно ответил Аркадий, разглядывая скатерть.

– Спасти мир! – с пафосом передразнил он друга. – Миру наплевать на меня, я ему отвечаю взаимностью. У меня есть Нурик, матушка, есть ты со своими девчонками да пара пацанов, что из Афгана живыми вернулись, вот и весь мой мир.

– Ты серьезно? – спросил опешивший Иван.

– Нет, Вань, шучу! Мне не двадцать лет, чтобы задрав хвост бежать за подвигами, славой и деньгами. А свою порцию дерьма за эту страну я с лопаты нажрался еще в Афгане! – резко встав, Аркадий подошел к окну и уставился на улицу. – Поищи пацанов жадных до подвигов. Романтиков сейчас, конечно, поменьше, чем было в Союзе, но все-таки есть. Они еще не знают, что воюем мы за Родину, а жить нам потом приходится в государстве, мать его!

– Дело не только в России. Если Врата откроют, погибнут все! Отсидеться не получится. А славы я тебе и не обещаю. Если у нас все сложится, то вряд ли кто что поймет. А если нет, то хвастаться подвигами будет некому и не перед кем. Или ты мне не веришь?

Раздражение схлынуло так же быстро, как и накатило. Аркадий наконец вспомнил, что ему напоминают глаза Ивана. Точно такие же глаза, такой же взгляд, – взгляд солдата, измученного болью потерь, солдата, каждую секунду готового убивать чтобы выжить, солдата, лишенного иллюзий про эту жизнь, – он видел в зеркале когда только-только вернулся из Афганистана.

Похоже, Ивану тоже пришлось хлебнуть по полной чаше. Вряд ли он врет, но вот так вот взять и поверить во все это?!

– Да как тебе сказать… – ответил Аркадий наконец. – Инопланетяне, жрецы, Дьявол… Ты уверен, что у тебя не белая горячка началась?

– Даже и не надейся так легко отделаться. Подойди-ка, кстати, потрогай лоб, – неожиданно предложил Иван.

Пожав плечами, Аркадий выполнил странную просьбу. Лоб был очень горячим.

– Слушай, да у тебя жар, и сильный! Тут и не такое привидится. Скорую вызвать? – всерьез обеспокоился Аркадий.

– Спасибо, не надо, – спокойно возразил «больной». – А у «быков» Крановщика тоже жар был? Потрогай лоб еще раз, не бойся, не обожжешься.

Аркадий вновь повторил процедуру, лоб был практически комнатной температуры.

– Что, может катафалк сразу вызовешь? Поверь, это не гипноз, жрецы действительно научили меня при желании менять температуру тела, в известном диапазоне, конечно. Достаточно тебе этого или нужны еще какие-то доказательства? – спросил Иван Аркадия, провожавшего взглядом бутылку, которая медленно вылезла из сумки и теперь плыла в воздухе мимо него к Ивану.

– То, что у тебя за время отсутствия появились необычные способности, я уже понял, – ответил он наконец, сделав резкий выдох. – Но! Одно дело гипноз, телепатия, телекинез и прочая хренотень, другое – инопланетяне, а Дьявол – это уже вообще… из третьей сказки! – не сразу подыскал нужное определение Аркадий. – Не вяжется у меня все это в одну кучу, хоть тресни. Вот если бы я предварительно пару бутылок водки скушал, то может быть… А так…

– Еще как вяжется! Маги-медиумы… Можешь все эти способности называть магией, так будет проще. Так вот, у чамран изучением всей этой «хренотени» занимаются физики. Не поверишь! У них это такой же раздел физики, как, например, механика. Вот только не помню, как называется, уж больно слово мудреное. Они конечно еще не все понимают, так как у них на планете магии тоже практически, как и у нас, нет, и впервые с ней они столкнулись при изучении вселенной не так уж давно. Есть планеты, где маги правят миром, есть – где технический прогресс и магия идут рука об руку. А у нас с магией трудно, большие проблемы с применением, а также пополнением Силы. Но кто знает, как пошел бы прогресс у нас, если бы не средневековая «охота на ведьм»? Чамране считают, что тогда на кострах инквизиции сгорели все сколь-нибудь заметные медиумы. Сложись все по-другому, может они и смогли бы развить свои способности владения Силой до серьезных размеров. Хотя, конечно, даже мне, пусть сейчас и не сильному магу, но все-таки опытному, и то очень трудно. Что говорить о тех, кого некому было учить, и кто даже не знает, как это делать?

– Может у нас законы магии другие? – усмехнулся Аркадий.

– Да нет, законы магии везде одинаковы, как и законы физики. Просто, как говорит Комар, «местные условия неподходящие».

– То есть?

– Вот например, ты сколько в высоту прыгнешь?

– С известной долей оптимизма допускаю, что сантиметров семьдесят прыгну.

– А на Луне?

– Больше, там сила тяготения в шесть раз меньше, если не ошибаюсь.

– Правильно, а законы гравитации едины. Просто масса Луны меньше массы Земли. Это и есть местные условия. По какой причине на Земле такие трудности с пополнением и применением Силы, чамране так и не смогли понять. Некоторые чамране смогли овладеть Силой не хуже жрецов на Ас'околоке, как Комар, например. Они также научились фиксировать и измерять ее. Потому они и смогли зафиксировать Вызов, что Сила Дьявола той же природы. Только он очень, очень силен.

Иван грустно усмехнулся:

– Я бы даже сказал – дьявольски силен!

Вот, вроде, в общих чертах и все. Чамране улетают. Знаешь, я их конечно плохо знаю, но мне показалось, что они испугались. Резко засобирались. Вроде как закрываются там какие-то коридоры, и если они сейчас не улетят, то в следующий раз смогут только через 70 лет. Комар решил остаться и помочь нам. Он сказал, что уговорил своих задержать отлет и оставить на орбите три спутника, которые будут фиксировать любые проявления Силы. И я все-таки надеюсь, что ты не откажешься помочь нам.

Аркадий давно уже понял, что помогать Ивану придется, но влезать куда бы то ни было очень не хотелось. Вдруг впервые за много лет заболели разом все шрамы, и Аркадий почувствовал себя очень больным и старым. Старым-старым евреем, которого никак не хотят оставить в покое.

– Согласись, трудно поверить в реальность твоего рассказа, – ответил он, чтобы просто потянуть время.

– Мне тоже не верилось, – сказал Иван, уставившись на бокал с пивом.

Продолжил он лишь после долгого молчания.

– Мы вошли в Белый Город через две недели после того, как он рухнул под напором Роя.

– Какого роя?

– Так на Ас'околоке называли армию нечисти. Мы вошли пешком, потому что кони не хотели идти из-за царившего там смрада, впрочем, возможно не только поэтому. Город продолжал испускать пусть и слабые, но весьма ощутимые волны ужаса, сопровождающего Рой. Белый Город был столицей одного из крупнейших западных королевств. Прекрасный и хорошо укрепленный город с тремя крепостными стенами и замком в центре. Сколько в нем было жителей – 40, 50 тысяч? Не знаю. Но к моменту прихода Роя там было минимум раза в три-четыре больше. Беженцы стекались, очевидно, со всей округи. К тому времени, когда мы там были, город уже покинули обожравшиеся падальщики. Разорванные и обглоданные тела людей висели везде, где только можно. Мертвые тела лежали на земле, торчали из окон, висели на деревьях и флюгерах. В большинстве, конечно, не тела, а отдельные куски да кости, хотя попадались и почти нетронутые. Сам понимаешь, что они представляли собой после двух недель лежания на солнце. И все черно кругом. Черные от дыма развалины, черные от крови мостовые… Белый Город… А еще там были мухи – их там, наверное, были миллионы. Огромные зеленые жирные твари и мошкара, лезущая в нос, в глаза, в рот. Они летали и копошились на обглоданных и разлагающихся трупах. А еще там были белые черви на лицах…

Иван опять замолчал. Через некоторое время он сделал пару глотков пива и продолжил:

– Выворачивать при виде таких картин меня к тому времени уже перестало. Идя вслед за Роем, мы много чего уже повидали, но в таком количестве – впервые! Осознание того, что я во всем этом виноват, просто сводило с ума. До этого мы проехали сотни верст по разоренной земле, и мне тоже не верилось. Не верилось в то, что где-то на Земле есть нормальная жизнь. Не верилось, что она вообще есть, эта жизнь. Мне стало уже казаться: вот он – мой Персональный Ад! И я буду вечно ехать и ехать по разоренной земле среди обглоданных, разлагающихся трупов людей, погибших по моей вине, и не смогу уже ничего изменить.

Иван в очередной раз замолчал, рассматривая край стола, потом осушил стакан и продолжил.

– Я готов опять полезть в преисподнюю и гореть там вечно, только чтобы мои дети, так же как и ты, никогда не поверили в реальность разоренного Белого Города, в реальность Роя, катящегося по Земле. А идти, Викторыч, придется – тебе и мне, потому что деваться некуда. Ну кого я возьму? Кто мне поверит и поможет, если даже ты – мой друг, мне не веришь? В конце концов, я ведь не бесплатно тебе предлагаю рисковать жизнью. Если у нас все получится, заботиться о хлебе насущном тебе больше не придется. Скажем так, три миллиона баксов тебе хватит? Хочешь, могу десять дать.

– А на том свете твои баксы мне по какому курсу поменяют? Не хочу я, Ваня, никуда влезать, ни в какие истории! Спасать мир! Не слишком ли много для больного и старого еврея? – последние слова Аркадий проговорил как-то устало, даже чуточку печально.

«Отказаться не сможешь, дело того стоит, поверь», – всплыли в голове в очередной раз слова старой ведьмы. И уже сдаваясь, он добавил:

– По-любому мне нужно время подумать. Кстати, почему мир должен спасть ты, а как же остальные участники турнира?

– Не знаю, – честно признался Иван, глядя на могучую фигуру «больного и старого». – Я как-то не задумывался. Скорее всего потому, что из всех участников турнира я единственный, кто после пробуждения сохранил способность владеть Силой. К тому же, какой-никакой, а победитель турнира – я. Короче, жребий пал на меня, а значит и на тебя, как самого моего близкого друга. Так что думай не думай, а идти все равно придется. Потому что даже за свой маленький мир, каким ты его видишь, – с матерью, Нурией и друзьями – все равно придется драться.

– И еще потому, что «Никто, кроме нас!», сержант, – сказал Иван, использовав девиз ВДВ как последний козырь.

Впрочем, в нем уже не было нужды. Аркадий понял, что «отбрыкаться» не удастся и снова придется лезть в пекло. Ради Нурии и будущих детей – дай Бог, чтобы они действительно появились на свет. Хотелось надеяться, что и в этом Графиня не ошиблась. Но насколько легче было бы ему согласиться на это без ее предсказания.

– Никто, кроме нас, рядовой, – ответил Аркадий, – Что ты там про деньги-то говорил?

– Даю три «лимона» баксов и живи не в чем себе не отказывая, – доложил Иван.

– Кому они нужны, эти баксы, – усмехнулся Аркадий, по-прежнему смотря в окно.

«Вот ведь ведьма старая, все точно предсказала», – мысленно, неизвестно за что, в очередной раз обругал он Графиню.

– Как патриоту могу дать в рублях, – с готовностью согласился враз повеселевший Иван.

– Ага, щас! Четыре миллиона евро, и я подумаю, зачем мне все это нужно, – ответил Аркадий. – Но учти, деньги мне нужны минимум за неделю до того, как придется рисковать головой.

– Оторваться хочешь? – улыбнулся Иван.

Вопрос был решен, и хмель вновь брал свое.

– Графиня предсказала, что у меня будет трое детей. Учитывая, что все остальное сбылось, надеюсь, сбудется и это. Три ребенка и Нурик – четыре человека, по «лимону» на каждого. У Нурии, как ты знаешь, проблемы – на операцию она ляжет только осенью и неделя мне нужна чтобы подготовить все необходимое для искусственного оплодотворения, на случай моей смерти.

– Зачем операция? У тебя, между прочим, друг! – Иван стукнул себя кулаком в грудь и поднял вверх указательный палец. – Жрец! Правда, не девятого круга пока, но надеюсь, на небольшое лечение Силы хватит. Насколько я помню, у нее какие-то проблемы с трубами. Она когда у тебя возвращается?

– Да должна уже подойти, – ответил Аркадий, взглянув на часы. – Но… может, в следующий раз?

– Ты мне не веришь?! – уже совсем пьяно обиделся Иван.

– Верю, верю, не переживай, – успокоил его Аркадий, обнял за плечи и с доверительной улыбкой сказал: – Но ты же пьян как сапожник, сволочь!

– Не бойся! – махнул успокаивающе Иван. – Если надо, протрезвею за полминуты, елы-палы, я же в конце концов жрец-чародей! Впрочем, ты уже знаешь…

– Слушай, Иван, все хочу спросить: ты случаем мои мысли не читал сегодня?

– Читал с утра. А ты молодец, почувствовал. Когда я появился в монастыре, я не чувствовал. Так что, друг мой Аркадий, ты потенциально более сильный жрец, чем я.

– Да не хрена я не почувствовал! Догадался просто, – раздраженно ответил Аркадий. – И я очень прошу тебя, жрец ты хренов, не копайся больше в моей голове!

– Нет, ты почувствовал! Каждый раз, когда я «читал» тебя, ты проводил рукой по волосам, словно смахивал паутину. Я больше не буду этого делать, обещаю. Да я вообще только чуть-чуть, чтобы в обстановке разобраться, ты же ничего не говорил. К тому же я читал только те мысли, которые крутились у тебя в голове непосредственно в тот момент. В твою память я не лез, и не собираюсь этого делать, пока ты меня не попросишь.

– Не дождешься!

– Как знать, как знать… Вдруг ты захочешь вспомнить что-нибудь или забыть? – многозначительно, как показалось Аркадию, улыбнулся Иван.

Но уточнить, что конкретно тот имеет в виду, он не успел, так как в этот момент раздался звонок в дверь.

– А вот и Солнышко, легка на помине. Сейчас начнется… – проворчал Аркадий и пошел открывать дверь. Трезвеющий на глазах Иван пошел следом.

– О-о, Ваня! Привет! – искренне обрадовалась Нурия и чмокнула мужа в щеку. – Где ты пропал? Тебя все обыскались. Есть буде… те, – запнулась она, учуяв запах алкоголя. И вмиг хорошее настроение как ветром сдуло.

– Та-ак! – только и успела сказать Нурия, но Иван не дал ей продолжить.

Поняв, что близится буря, он быстро провел у нее перед лицом ладонью и коротко приказал: – Спи!

Аркадий увидел, как жену словно выключили. Потухли и закрылись глаза, взметнувшаяся в жестикуляции рука опала, да и сама Нурия стала медленно оседать. Аркадий растерялся, но все-таки успел подхватить падающую женщину.

– А раньше не мог усыпить? Пока она меня не засекла, – проворчал Аркадий, скрывая растерянность.

– Отнеси ее в спальню, – скомандовал Иван, пропустив мимо ушей упрек.

– Сними с нее джинсы, – распорядился Иван, когда Нурия была на кровати.

Когда указание было выполнено, доморощенный (с точки зрения Аркадия) чародей стал делать какие-то подозрительные пассы в районе паха. Рядом стоял и пыхтел смущенный Аркадий. Конечно, он понимал, что время от времени Нурия раздевается перед врачами, но это происходило без него. А вот так, на глазах… Помочь раздеть жену и смотреть, как чужой мужик (ну ладно, друг) возится руками там… Хм…

«Хотя друг ли вообще? Это как посмотреть».

Когда Иван, взявшись за резинку трусов, чуть ее приспустил, открыв край интимной прически, Аркадий не выдержал:

– А что, раздевать обязательно? Сквозь одежду никак нельзя? – резко от непривычного смущения спросил он.

Иван впервые видел друга таким, и это основательно развеселило его.

– Можно и через одежду, конечно, но может мне поглядеть хочется, – усмехнулся жрец и уже серьезно добавил: – Я уже говорил, у меня пока есть некоторые проблемы с пополнением Силы, приходится беречь. Так что, дорогой муженек, не мешайся и не пыхти над ухом, а иди-ка лучше на кухню и свари кофе. Я закончу минут через десять. И еще: я тебе друг, без всяких там «посмотреть».

– Я же просил не копаться в моей голове! – вспыхнул Аркадий.

– А я и не копался, просто ты слишком громко думал. Все, не мешай, иди отсюда, – строго потребовал Иван.

Аркадию ничего не оставалось, как покинуть спальню. Он едва успел сварить кофе и разлить его по чашкам, когда на кухню вошел Иван.

– Все в порядке, – ответил он на немой вопрос и, взяв чашку кофе, добавил: – Давайте, размножайтесь!

После чего коротко и на взгляд Аркадия совершенно по-дурацки хохотнул.

– Кстати, сегодня и завтра наиболее благоприятные дни. Кофе дело хорошее, но там водка, кажется, оставалась, доставай! – приказал он весело и поставил на стол чашку, так и не сделав ни глотка кофе.

Только тут Аркадий заметил, что Иван опять пьян.

– Как ты это делаешь? – спросил он, достав бутылку и налив Ивану последние сто грамм.

– Что?

– То трезвеешь за пару секунд, то опять ни с чего опьянел?

– А… Пустяки, временная нейтрализация вредного влияния алкоголя, – ответил, выпив водки, Иван и шатаясь поднялся из-за стола.

Его порядком развезло, это немного раздражало Аркадия. Будучи трезвым, он всегда плохо «переваривал» пьяных. А сейчас, несмотря на выпитое спиртное, он себя пьяным совершенно не чувствовал, ну просто «ни в одном глазу».

– Я домой, а вы давайте тут, плодитесь. Правда, ты немного пьян, это нехорошо! – сказал Иван и хлопнул по плечу друга, открывавшего входную дверь.

– Обязательно, – ответил тот сухо, пропуская Ивана.

Но выйдя было на площадку, тот развернулся и облокотился на дверной косяк.

– Слушай, давно хотел тебя спросить. Почему говорят «мужчина овладел женщиной» или «она ему отдалась»? По-моему, это неправильно. Это все остаточные явления мужского шовинизма! Вот подумай сам. Даже во время процесса, так сказать, мужчина часть себя отдает женщине, пусть и временно. Не говоря уже об окончании, когда опять же мужское семя остается в женщине. И вообще, мужчина после близости – как выжатый лимон, а женщина полна энергии. То есть получается, мужчина отдает женщине еще и свою энергию. Как ни крути, мужчина отдается женщине! – сделал Иван категоричный вывод. – Ты согласен со мной, друг?

Аркадий с трудом подавил желание развернуть «философа» спиной и дать ему хорошего пинка под зад, чтобы он быстро-быстро по лестнице домой побежал.

– Все сказал? – спросил он вместо этого.

– Ага, – довольно доложил Иван.

– Теперь проваливай. Когда проспишься, приходи, поговорим о деле.

– К жене торопишься? Ну и хрен с тобой! – пьяно обиделся, было, Иван, но тут же засмеялся: – Давай, старайся! Пока!

Он в очередной раз хлопнул Аркадия по плечу и наконец-то отправился домой.

– Пока! – попрощался Аркадий и, закрыв дверь, прошел в спальню.

Нурия спала, укрытая покрывалом. Аркадий откинул его и тут же пожалел, что забыл спросить у Ивана, каким сильным и долгим будет у нее сон. Он нежно провел ладонью по ее щеке; обычно чутко спящая Нурия никак не отреагировала.

«Хм… В конце концов, можно и со Спящей Красавицей, даже интересно», – решил Аркадий и пошел в душ.

Через пять минут он вернулся. Его надеждам не суждено было сбыться – Нурия проснулась, и довольно быстро. Впрочем, Аркадий об этом не пожалел: когда в процессе активно участвуют двое, это все таки намного приятнее…

Глава 3. Лас-Вегас, Конюх

Пятница, 13 мая 2005 года, США, Лас-Вегас

Конюх приехал в Лас-Вегас в пятницу, после обеда. У него была новая одежда, купленная в лучшем магазине, какой он нашел в Лонг-Бич, где провел последние десять дней. Конечно, можно было одеться и подешевле. Но! Зачем экономить, если скоро этот мир (пусть только выжившая его часть, плевать!) станет его. К тому же ему чертовски нравилось тратить деньги. Нравилось, как все эти продавцы в бутиках лебезили перед ним. Скоро все перед ним будут ползать на коленях! Все!

После смерти Джо оставаться и ждать в Лаббоке «День Х» было чревато. Да и что ему там было делать? Оплакивать останки главы секты? Ага, сейчас! На следующее же утро Конюх сел в самолет и через несколько часов загорал на тихоокеанском побережье Калифорнии. Проблем с деньгами не было: перед отъездом с ранчо он почистил сейф бедолаги Джо, резонно решив, что деньги тому уже ни к чему. Где хранились ключи, он знал, да это и не было секретом. А код он подсмотрел уже давно, тогда же решил опустошить этот сейф перед расставанием с сектой. В сейфе оказалось почти пятьсот тысяч «американских денег». Учитывая открывшие перспективы, Конюх вообще не видел смысла экономить. Не то чтобы он был на сто процентов уверен в успехе. Просто игра пошла серьезная, и та пара процентов, которые он все-таки отводил на неудачу, могли означать только смерть. Эта самая пара немного портила ему настроение, и чтобы забыться, он пустился во все тяжкие. Он почти не просыхал эти дни и закрутил роман сразу с парой молодых мексиканок – Марией и Розой. Его шрам, отпугивающий порой чопорных американок, совершенно не смущал этих девчонок. О! Это были очень темпераментные девушки. Если честно, то двоих для него было даже многовато.

Десять дней отдыха промчались как один миг. Оставив девушкам на память о себе по десять тысяч долларов, – сверх тех, что они сами успели из него вытянуть, он направился в Лас-Вегас. Немного поразмыслив, Конюх решил не лететь туда прямиком на самолете. Долетев до Санта-Фе, он купил там себе Ягуар и уже на нем отправился в Лас-Вегас.

Было довольно жарко. Предстоящая ночь обещала быть очень хлопотной, нужно было хорошо выспаться. Он остановился в первом же большом отеле, попавшемся на его пути. При отеле, конечно же, было казино. Вернее, наоборот: это отель, как и все в этом городе, находился при КАЗИНО.

Отобедав в ресторане и оставив щедрые чаевые, Конюх отправился в номер, наказав портье разбудить себя в 11 ночи. Он также заказал на 23-10 ужин из телячьей отбивной, картошки с луком, салата и пары бутылок пива. Подумав, благоразумно заменил пиво на колу. Работа этой ночью предстояла напряженная, с возможными осложнениями. Так что голову надо было иметь ясную. Конюх лег в постель и быстро уснул без сновидений. Разбудили его, как он и просил, ровно в 11 ночи. Приняв в душ и перекусив, Конюх вышел из номера.

– Эй, малый, подойди-ка сюда, – обратился он к коридорному, щуплому прыщавому парню лет 15. – Расскажи-ка мне, какие самые крупные и богатые казино в вашем городе.

И достал блокнот, чтобы записать названия.

– Сэр, очевидно, решил не мелочиться и разорить только самые большие казино? Это правильно, вдруг в мелких казино не хватит денег, чтобы оплатить ваш выигрыш, – не пряча усмешку, сострил прыщавый.

– Может быть и так. А тебе, прыщавый, если ты хочешь получить на чай, надо не острословить, а быстро вспоминать и говорить.

– Извините, сэр. Насколько я знаю, самые крупные казино – это конечно наше и… – враз ставший серьезным подросток продиктовал с полтора десятка названий.

Конюх бросил ему пятьдесят баксов и отправился к выходу. Он решил не играть в казино, при котором был отель. После бурной ночи, вполне возможно, ему понадобится отдохнуть, так что незачем наживать здесь недругов.

– Удачи, сэр! – крикнул благодарно вслед прыщавый.

Выйдя из отеля, Конюх жестом подозвал одно из такси, стоящих рядом со входом.

Он протянул таксисту блокнот с названиями казано и спросил:

– Это действительно самые большие казино в этом городе?

Таксист, пожилой китаец, немного подумав, кивнул.

– Тогда давай к ближайшему. Если будешь со мной всю ночь, получишь тысячу баксов. Вот аванс. – Конюх протянул таксисту 300 долларов.

– Как прикажите, господин! – с готовностью свернуть горы ответил таксист.

Эта услужливость очень льстила Конюху. Если все пойдет как ему обещали, то его будут звать господином – все, и даже эта свинья Эдда, его бывшая жена. И он представил, как он ей отомстит, когда станет Господином для всех. Он не убьет ее, нет, для этой суки это будет слишком легко. Сначала он прикажет ей мыть ему ноги, нет, она их будет лизать, потом отдаст ее на пару недель роте солдат, потом…

– Казино, сэр, – прервал его мечтания таксист. Конюх слегка разозлился на него, но быстро успокоился.

Ему стало стыдно своих мыслей и даже на мгновение страшно. Во что он превращается? Но встряхнувшись, Конюх собрался и вошел в казино. На часах было 23-45. Чуть рановато, но не страшно. Он купил фишки на 66 долларов. Походив немного по казино и поглазев по сторонам, ровно в 24-00 он сел за рулетку. Поставил все фишки, как и было велено, на цифру 6 и замер в ожидании. Он все-таки боялся, а не приснилась ли ему та невероятная встреча в пещере. Он даже ни разу не общался со скорпионом, тот же сам никак не проявлял себя, и рисунок был, пожалуй, единственным доказательством реальности ТОЙ ночи. Тем временем, покружившись и попрыгав, шарик остановился на шестерке. Сердце сначала замерло, когда крупье объявил цифру, а когда он пододвинул Конюху стопку фишек, – готово было выпрыгнуть из груди.

– Оставляю все на шестерку! – объявил он, еще не веря до конца в происходящее.

– Ставки сделаны, ставок больше нет, – оповестил крупье и катнул шарик.

Тот, пробежав несколько кругов, вновь попал на шестерку. Выигрыш уже составлял больше восьмидесяти пяти тысяч долларов.

– Повтор, – вновь сказал Конюх. По залу прокатился шепот, и к столу стали подходить зрители. А Конюх все до конца не верил, все боялся и ждал свою «Пиковую Даму».

Крупье вновь запустил рулетку. Показалось, что попав в ячейку с номером шесть, шарик хотел было выскочить – но все же упал обратно. На лице крупье мелькнуло удивление. Впрочем, такое короткое, что никто ничего кроме приветливой улыбки не заметил. Зрители взревели и стали поздравлять победителя. Конюх даже слегка разочаровался: кучка дорогих фишек на подносе оказалась не такой уж большой.

«Впрочем, это даже хорошо, меньше времени на подсчет уйдет, – решил он. – А то вот уж действительно: Время – деньги!»

И только в этот момент Конюх окончательно поверил: будущее этого мира принадлежит ему.

– Продолжите, сэр? – предупредительно спросил крупье.

– Нет, пожалуй, не буду вас разорять! – самодовольно ответил победитель и, бросив крупье фишку с сотенным номиналов, взял поднос и отправился к кассе.

– Три миллиона семьдесят девять тысяч сто девяносто шесть долларов, сэр. Возьмете чек или наличные?

– Нет, я возьму чек, – твердо ответил Конюх. Получив желаемое, он немедленно покинул казино.

– Они пытались использовать какую-то аппаратуру, чтобы помешать тебе выиграть. Мне пришлось вмешаться, – неожиданно раздался голос у самого уха. Скорпион!

– А сломать эту аппаратуру ты можешь?

– Могу хоть все казино разнести, сейчас ночь, я в силе! – поступил быстрый ответ.

– В следующий раз – ломай! Аппаратуру я имею в виду, конечно, – приказал Конюх и сел в ожидавшее еготакси.

Вытащил записную книжку и напротив названия только что покинутого казино поставил галочку. И показав список таксисту, приказал: – Дальше!

Дальше оказалось буквально в нескольких сотнях метров.

В этом казино повторилось все один в один. Только мешать ему в этот раз не пытались. А вот в третьем казино при последней, третьей, ставке шарику опять пытались помешать остановиться под цифрой шесть. Когда Конюх отходил от стола, чувствовался несильный, но отчетливый запах дыма – что-то явно перегорело. Он знал что, и довольно улыбнулся. Пожалуй, с таким прикрытием никаких проблем у него не будет.

При входе в следующее казино дорогу Конюху перегородили две гориллы. Он мог бы, пожалуй, разделаться с ними и без скорпиона в случае надобности – зря что ли он проводил столько времени в спортзале тюрьмы? Он был совершенно спокоен и ждал, что будет дальше.

– Сэр, с вами хочет переговорить управляющий казино. Будьте добры, пройдите с нами, – вежливые речи «горилле» давались с трудом. Это был явно не его язык общения.

– О'кей! Хотя у меня и мало времени, пошли.

Они поднялись на второй этаж. Горилла открыла дверь в огромный кабинет, сделав приглашающий жест. Конюх не спеша вошел, гориллы остались снаружи. Из-за огромного стола навстречу ему поднялся мужчина лет сорока европейской внешности, с волевым и властным лицом, крепкой фигурой, облаченной в очень добротный и дорогой костюм светло-серого цвета. Костюм очень шел хозяину кабинета – и цветом, и покроем.

– Патрик О'Нейл, управляющий этого казино, – представился мужчина. – С кем имею честь?

– Можете называть меня Господин Наместник, – Конюх не нашел должным называть свое имя, да и к новому званию пора привыкать.

Вообще за последний час, он очень сильно изменился. Он шел к владычеству и точно знал, что придет. Все остальное было далеко и мелко. Все эти людишки…

О'Нейл сделал приглашающий жест в сторону кресла, стоявшего рядом с небольшим столиком из красного дерева. После того как гость несколько вальяжно устроился, он присел на соседнее.

– Выпьете что-нибудь – виски, пиво, вино?

– Банку колы, пожалуй.

– А я вина с вашего разрешения, – Патрик отдал распоряжение и через минуту появилась секретарша с тележкой. На тележке стояла бутылка французского вина, три банки колы и два фужера. Секретарша налила колу Конюху, своему боссу вино и удалилась.

– Вы умеете заставить людей говорить о себе, Господин Наместник, – внимательно глядя на пьющего колу собеседника начал управляющий.

Конюх почувствовал легкое жжение под языком. «Яд, мгновенный», – вновь услышал он голос у самого уха.

«Я его обезвредил», – доложил Скорпион.

«Ну-ну… Вся эта галантность и вежливость ради банального отравления. Посмотрим что будет дальше», – подумал Конюх, допивая фужер.

– Вы приехали в наш город с запада, после полудня, распорядились разбудить себя в одиннадцать ночи. Поужинали картошкой с отбивной и запили кока-колой, хотя сначала хотели заказать пиво. Теперь понятно, почему передумали. Вам предстояла трудная, но весьма доходная ночь.

Если Патрик хотел произвести на своего гостя впечатление оперативностью добычи информации, то он зря старался и быстро понял это. Тем не менее, продолжил:

– В 24-05 вы сели за стол.

Посмотрев на часы управляющий уточнил:

– То есть час с небольшим назад. И вот уже о вас гудит весь Лас-Вегас. Три казино по одной схеме. Первая ставка 66 долларов, выигрыш. Еще два повтора, и с чеком на три с лишним миллиона долларов вы покидаете казино. В двух из трех случаев при третьем, самом разорительном для казино повторе, вам пытались помешать. В первом случае аппаратура не сработала по неизвестной причине. Специалисты еще, очевидно, поломают голову при поиске неисправности, но мне почему-то кажется, что они ничего не найдут. В другом казино, после которого мы имеем честь вас принять, аппаратура вышла из строя. Извините за нескромный вопрос: вы решили разорить все казино этого города?

– Нет, не все, только десять наиболее крупных. Да не прибедняйтесь вы, три миллиона для казино ваших размеров – неприятность, но не разорение. Мне нужны тридцать миллионов, и я их добуду, хочет того кто-то или нет.

– Вы не моги бы сказать, чьи интересы представляете? Возможно, это уладило бы проблему сразу.

– Не все имена можно называть просто так, – ответил, многозначительно усмехнувшись, Конюх.

– Мы рады нашим клиентам, независимо, выигрывают они или проигрывают, – продолжил управляющий, старательно подыскивая слова. – Но так не везде. В каком-нибудь другом казино вас могут попытаться, например, не пустить, ведь это частное заведение и закон будет на их стороне. К тому же и своя служба безопасности имеется, как правило, хорошо вооруженная.

– Если у кого-то хватит глупости натравить на меня горилл, то им придется нанимать новую службу безопасности. И, что более печально, им придется искать хорошую строительную компанию для ремонта, а то и для строительства нового казино. Я думаю, на этом фоне потеря трех миллионов не покажется столь уж ужасной. Не стоит мне мешать, и травить ядом, кстати, тоже было глупо, – мягко упрекнул Конюх, с интересом наблюдая за реакцией управляющего.

Надо отдать должное Патрику: на его лице не отразилось ни страха, ни растерянности, разве легкое удивление промелькнуло и тут же пропало.

«Хорошо держится, возьму потом к себе, – решил Конюх. – Может быть».

– Я управляющий этого казино. Я обязан обеспечить постоянный доход. Три миллиона, конечно, не разорят казино. Но! Если бы я пустил человека, явно нечестно играющего, зная, что он вытащит из моего казино такую серьезную сумму, и не попытался бы помешать, то мне указали бы на дверь. Я обязан был как минимум помешать вам, и я это сделал. Теперь я понимаю, что дешевле дать вам забрать эти деньги. Что ж, – встав, Патрик сделал приглашающий жест. – Рулетка ждет вас, Господин Наместник.

– Я готов забыть инцидент с ядом при одном условии, – сказал надменно Конюх, встав с кресла и достав список. – Вы должны убедить других управляющих не мешать мне. Не хочется терять зря время, к тому же в следующий раз я не буду столь снисходителен. Вот список казино, которые я хочу посетить.

– Я сделаю все, что в моих силах. Но у них свои боссы, и я не знаю, как они себя поведут, – ответил управляющий, пробежав список глазами.

– А вы постарайтесь, я знаю, вы можете быть очень убедительным, – ответил Конюх и, развернувшись, отправился к выходу.

– Одну минутку, Господин Наместник! – Онейл подошел близко и спросил почти шепотом: – Сегодняшняя ночь – пятница тринадцатого. Начальная ставка 66 долларов, три ставки – 6, 6, 6. Имеет ли это отношение к вашему э-э-э… шефу?

Конюх ничего не ответил, только молча посмотрел в глаза управляющему. Потом, развернувшись, пошел в зал. Глаза сказали Патрику все, что он хотел услышать.

Посмотрев вслед уходящему Наместнику, Патрик зажмурил глаза и замотал головой. Ему вдруг показалось, что он видит не человека, а спину какого-то чудовища с толстым коротким хвостом, едва достающим до пола. Заканчивался омерзительный хвост стрелкой.

На рулетке все повторилось по знакомой уже схеме. Стартовая сумма 66 долларов. Выигрыш. Два повтора. Чек. При выходе Конюху не препятствовали. Выйдя из казино, он сел в ожидавшее такси, и поехал дальше – по списку.

Патрик О'Нейл стоял и смотрел в окно на сверкающий огнями город-казино. Он ждал докладов своих людей, ждал решения своей судьбы. Наконец рация ожила.

1-35 – Клиент вошел в казино «Чикаго».

1-38 – Клиент купил фишки.

1-45-Клиент делает ставку,66 долларов на 6......выигрыш!

1-47 – Весь выигрыш снова на шестерку… Выигрыш!

1-49 – Снова все на шестерку… Выигрыш!

1-57 – Клиент получает чек, покидает казино, садится в такси и уезжает. Продолжаем наблюдение.

«Чикаго» – пятое по списку казино. Если «Клиент» посетит десять крупнейших, то он вряд ли пропустит «Золотую корону», она была в списке. Там ему непременно попытаются помешать. От того, как дальше поведет себя «Клиент», напрямую зависела дальнейшая жизнь О'Нейла.

2-00 – Клиент вошел в «Эльдорадо».

2-03 – Клиент сделал ставку, 66 долларов на шестерку… Выигрыш.

2-06 – Снова все на шестерку… выигрыш!

2-08 – Повтор… выигрыш!

2-15 – Клиент получил чек, сел в такси и поехал дальше.

«Золотая корона» принадлежала тому же синдикату, что и «Золотая Подкова». Все казино, принадлежащие синдикату, были «золотыми»: «Золотая Корона», «Золотая Подкова», «Золотая Долина», «Золотой Каньон» и так далее.

При одинаковых размерах «Подкова» приносила больший доход, чем «Корона», поэтому управление «Золотой Подковой» было более престижно. Нынешний управляющий «Золотой Короной» – Джованни, 27 лет от роду, был племянником Леонардо, главы филиала синдиката в Лас-Вегасе. А это – более десятка казино с отелями, ресторанами и бассейнами, к тому же таксопарк, бензоколонки, аэродром с десятком самолетов, а также проститутки и наркотики.

2-22 – Клиент вошел в «Долину удачи».

2-26 – Первая ставка, 66 долларов на шестерку… выигрыш!

2-28 – Все на шестерку… Выигрыш!

2-31 – Третья ставка… выигрыш!

2-39 – Клиент получил чек, садится в такси, уезжает. Да кто это, черт возьми, шеф?!

– Продолжайте наблюдение! – рявкнул О'Нейл.

Леонардо за год протащил своего племянника по нарастающей через несколько казино, принадлежащих синдикату. На это смотрели сквозь пальцы. Ровно до тех пор, пока это не сказывалось на деле. Поэтому Джованни, возможно, по совету дяди, оставлял прежних управляющих своими заместителями, и они продолжали делать свою работу, а он у них учился. После его ухода они возвращались на свои места. Очень хороший ход, чтобы не наживать себе лишних врагов. Да и сопротивлялись управляющие меньше, зная, что понижение временное. Так что тупицей его назвать было трудно, но горяч и неосмотрителен. Слишком молод для серьезных дел. На эту его горячность Патрик и сделал ставку.

2-43 – Клиент вошел в «Техасского ковбоя».

2-48 – Первая ставка 66 долларов на шестерку… выигрыш.

2-51 – Все на шестерку… выигрыш!

2-55 – Третья ставка… выигрыш!

3-05 – Клиент получил чек и поехал дальше.

«Золотая Подкова» – потолок возможной протекции, которую Леонардо мог оказать своему племяннику. О'Нейла бесила мысль, что скоро в лучшем случае он попадет под руководство сопливого выскочки, причем неизвестно на какой срок. Ведь дальше дядя Джованни своему племяннику не помощник, и рассчитывать на быстрое возвращение на свое место О'Нейлу не приходилось. Ему было 42, и всего в этой жизни он добился сам – кулаками, кастетом, ножом, пистолетом и, самое главное, умом. Ему, ирландцу, это было непросто в итальянском синдикате. Не все его любили, но уважать он себя заставил. С его приходом доходы от «Золотой Подковы» выросли почти на четверть. Он сам обставил этот кабинет, очень его любил и представлять, как здесь хозяйничает Джованни, было омерзительно. Мысль о неизбежности этого просто бесила управляющего «Золотой Подковы». И вот неожиданно появился этот Господин Наместник, дав Патрику надежду изменить ситуацию в свою пользу. Поэтому когда «Наместник» покинул его казино, он приставил к нему людей, а несколько человек послал непосредственно в «Золотую Корону». Он должен был узнать новости о событиях в «Короне» первым.

3-01 – Клиент вошел в «Счастливую Рулетку».

3-05 – Первая ставка 66 долларов на шестерку… выигрыш.

3-08 – Вторая ставка как обычно… выигрыш.

3-11 – Последняя ставка… выигрыш.

3-17 – Клиент получил чек и уезжает на такси.

Следующим казино должна была стать «Золотая Корона». О'Нейл передал в довольно убедительной форме всем управляющим, и в первую очередь Джованни, что мешать «счастливчику» себе дороже может выйти. Его слово имело вес, ему поверили и нигде больше не мешали загадочному «Господину Наместнику». Нигде, но Джованни обязательно попытается. И не только потому, что молод, горяч и привык все проблемы решать кардинально, в основном с помощью кулаков и пули. Но и потому, что если у него все получится, место в «Золотой Подкове» станет его практически тут же. Да и чеки почти на двадцать восемь миллионов, которые лежат в кармане «Наместника» – неплохой куш. К тому же Джованни понадеется заработать очки на будущее тем, что обойдет его, Патрика О'Нейла, а он потеряет в лучшем случае только кабинет, про худший думать не хотелось. Но если он не ошибся в «Наместнике», то кресло его останется вне посягательств, как минимум.

– Что-то долго они молчат, неужели проехал мимо? Сколько там времени? 3-19. Долго! Ну же, быстрей, быстрей, – торопил время Патрик, нервно сжимая в карманах кулаки и смотря в окно на сверкающий огнями Лас-Вегас.

О'Нейл видел все как будто своими глазами. Встретили «Наместника», безусловно, Бык и Шрам – два бывших боксера-тяжеловеса, один, соответственно, со шрамом на и без того противной физиономии.

Повели в комнату для переговоров. В этой комнате иногда ломали руки и пальцы особенно надоедливым шулерам. Кувалда, очевидно, как всегда стоит за дверью. Кувалдой его прозвали за любовь сначала бить кувалдой человека по голове, а потом разговаривать.

Подобных людей в команде Джованни было несколько. Несомненно, такие головорезы бывают нужны. У Патрика тоже такие есть, но не в близком окружении. А у Джованни в близком, и не один, а точнее – только такие и были. Это не только довольно красноречиво характеризовало самого Джованни, но и давало надежду, что его никто даже не попытается остановить. Разве только Луи. Но кто его послушает?

Итак, клиента вводят в кабинет для переговоров, Кувалда сзади замахивается своим любимым инструментом… Скорее всего так и будет. «Господин Наместник» произвел впечатление в городе, и Джованни вряд ли будет терять время на разговоры.

Что же дальше? Что?!

Время тянулось целую вечность…

3-23 – Клиент вышел из кабинета.

3-25 – Клиент вышел из казино, сел в такси и уезжает.

«Дьявол!!! Я ошибся, Джованни выиграл! Ему удалось убедить Наместника не играть в его казино! – запаниковал Патрик. – Что делать, бежать пока не поздно? Хотя тогда все решат, что я был его соучастником. И тогда точно не скроешься! Да и так не спрячешься. Что делать?!»

Патрику с трудом удалось подавить панику.

– Сначала посмотрим. Посмотрим, что там будет дальше. Спокойно!

– Продолжайте наблюдения за «Золотой Короной». Проверить, все ли там живы, – отдал он указание.

Его надеждам суждено было сбыться через пару минут.

3-27 – В «Золотой Короне» пожар! Вспыхнуло сразу в нескольких местах, несколько очагов возгораний в казино.

3-28 – Пожар в отеле и его ресторане!

3-29 – Загорелся ресторан при казино, – посыпались один за другим как из рога изобилия доклады, наполняя сердце Патрика уверенностью и силой.

3-30 – Какой-то взрыв в подвале отеля, погас свет.

– Немедленно узнайте, что случилось в переговорной комнате! – отдал приказ оживший Патрик. «Наместник» не подвел его ожиданий, а Джованни, похоже, ошибся, – жестоко ошибся.

О'Нейл взял телефон и набрал номер начальника пожарной охраны города.

– Доброе утро, это Патрик! – поздоровался он.

Ему ответили в меру дружелюбно, лишь на полтона сбавив обычную теплоту в голосе, дабы напомнить, что на дворе вообще-то ночь.

– Извиняюсь за столь ранний звонок, но у нас «Корона» полыхает, очень сильный пожар. Поэтому и звоню тебе, немедленно присылай всех своих и вызывай подмогу от соседей. Вертолеты или что там еще…

– Да, я очень прошу, тебя лично! Ты знаешь, еще никто еще не жалел, что помогал мне, какими бы неприятностями это не заканчивалось. Я оплачиваю свои долги… Тем более, тут все по правилам.

– Да-да, обязательно поддержу. Хорошо, из Санта-Фе и откуда хочешь! Только давай, Смит, быстрей! – закончил Патрик и отключился.

Смит сделает все, что сможет. Но скорей всего «Корону» не удастся спасти. В этом Патрик был уверен. Просто выполнил свой долг перед синдикатом. Теперь Патрик перед ним был чист, а вот Леонардо нет. Джованни проиграл не один, он крепко подставил своего дядюшку. Последствия пожара будут возмещены страховкой. Но никакая страховка не покроет потери от простоя казино, огромные потери. И кто знает, что решат боссы, кто знает…

Рация вновь ожила в 3-36:

– Когда клиент вошел в комнату для переговоров, Кувалда попытался его ударить сзади. Молот отскочил от клиента как от резины, и треснул самого Кувалду в лоб – так, что мозги наружу. Клиент сказал: «Это была ошибка. Большая ошибка», – и ушел. Задержать его не пытались. Да, Луи был против нападения на клиента. Он говорил, что вы, босс, не ошибаетесь, и раз вы отпустили клиента, то и им надо. А «Короне», похоже, кранты – горит вся сверху донизу, пожарная система не справляется!

Патрик улыбнулся: все прошло как он и ожидал. Против нападения выступил только Луи – это бывший управляющий «Золотой Короны», хороший управляющий теперь уже бывшей «Золотой Короны». Ничего, О'Нейл обязательно скажет слово в его пользу. «Корону» отремонтируют или построят заново на деньги от страховки, и Луи вновь станет ее управляющим. Что ж, надо сказать спасибо «Господину Наместнику». О'Нейл еще не знал, насколько он выиграет от этой ситуации, но твердо знал, что выиграет. А вот насколько большим будет выигрыш, зависело от его умения вести игру и везения. Патрик довольно усмехнулся: что-что, а вести игру он умел. Тем временем рация вновь ожила:

3-39 – Клиент вошел в «Большой куш».

3-42 – Первая ставка 66 долларов на шестерку… выигрыш!

И хотя дальнейшее уже не касалось Патрика близко, ему было интересно, чем все кончится. И он снова слушал рацию.

3-45 – Вторая ставка… выигрыш.

3-48 – Третья ставка… выигрыш.

3– 59 – Клиент получил чек и сел в такси.

4-17 – Клиент вернулся в отель. Расплатился с такси и зашел внутрь. Велел себя с утра не беспокоить. Да, за ночь он заплатил таксисту 1300 долларов.

4-40 – У клиента в номере погас свет.

Итак, в этом «Господин Наместник» тоже сдержал слово. Десять казино за четыре часа. Почти тридцать один миллион долларов. Совсем неплохо поработал, дьявол. Хм… Точнее, «Господин Наместник»!

Утренний доклад был так же краток:

12-19 – Клиент на своей машине покидает Лас-Вегас. Он уезжает на восток. Продолжать наблюдение?

– Нет. Возвращайтесь, – коротко приказал Патрик О'Нейл.

Стоит ли говорить, что с обналичиванием чеков у Конюха не возникло никаких проблем? А что же Патрик О'Нейл? Уже через неделю он стал главой филиала в Лас-Вегасе. Он правильно провел свою игру, и Госпожа Удача была с ним, как обычно. Что до Джованни и его когда-то влиятельного родственника, они как-то оба пропали, быстро и навсегда.

Глава 4. Лас-Вегас, наши

1

14 мая 2005 года, Казань

Комар разбудил Ивана уже около полудня: «Скоморох, проснись! Да проснись же ты наконец!» – загремел он набатом у Ивана в голове, а голова между прочим была «после вчерашнего».

Вчера Ивана, что называется, «понесло». После Аркадия он зашел в рюмочную, потом еще взял бутылку домой и выпил ее всю, несмотря на слабые попытки Насти помешать этому. Она видела, как непросто далась Ивану эта «командировка», и понимала, что ему просто необходимо как-то разрядиться. У Ивана еще на корабле у чамран, после возращения, было сильное желание напиться, и несмотря на все тренинги и процедуры, это желание не пропало. И вчера он, наконец, смог отвести душу.

«Я тебя умоляю, не кричи. Проснулся уже!» – недовольно буркнул Иван, – «Что случилось? Что за спешка?»

«Ты дома?» – поинтересовался зачем то Комар, прекрасно зная ответ.

«Да».

«Я сейчас подойду, есть новости. Нам нужно срочно лететь в Америку».

«Хорошо, жду».

– В Америку, значит? Ну что ж, в Америку так в Америку, орать-то так зачем? – проворчал под нос Иван, отправляясь в ванную.

Помывшись, он достал из самодельной, аккуратно закрытой ниши под окном трехлитровую банку с квашеной капустой. Налил и с наслаждением выпил стакан рассола. Иван впервые в жизни испытал на себе последствия похмельного синдрома. По крайней мере, столь пакостного утра в его жизни еще не было, даже в армии.

– Очень не хотелось бы, Иван Андреевич, чтобы ваши несколько пошатнувшиеся нервы стали причиной вашего алкоголизма! – строго пожурил себя Иван и сам же себе клятвенно пообещал:

– Больше не буду! Чесслово!

После чего, несколько успокоенный искренней клятвой, он сел прямо на кухне на пол в позу лотоса и потратил немного Силы, чтобы окончательно преодолеть последствия похмелья.

Самочувствие после тренинга значительно улучшилось, вот только голова слегка побаливала. Несмотря на это, он вновь сосредоточился и попробовал пополнить запасы энергии. Вчера он сильно израсходовал ее резервы. Ивану стало стыдно перед Настей. Очистку для жены он отложил из-за экономии Силы, а вот вчера на решение проблем, связанных с Аркадием и Нурией, довольно сильно порастратился. Хорошо хоть Настя была не в курсе событий.

«Прости, родная, это не просто так, это для дела», – попросил он мысленно прощения для успокоения совести, и вновь погрузился в себя, стараясь преодолеть «вату», мешавшую пополнить энергию.

И у него получилось!

Конечно, «вдоволь напился» это не назовешь; образно говоря, он смог сделать только «пару глотков». Да и эта пара потребовала от него огромных усилий, но прогресс был на лицо.

– Если так пойдет дальше, то через две-три недели я научусь преодолевать эти «местные условия», – подытожил довольный собой Иван и отправился заправлять постель.

Едва он успел затолкать в шкаф последнюю подушку, как в его мысли вновь бесцеремонно ворвался Комар.

«Я здесь. Открывай».

Когда Иван открыл дверь, Комар только подходил к двери.

– Вообще-то у людей для этого существует дверной звонок. Так что совсем необязательно было стучаться в мою больную голову, – проворчал Иван, впустив его.

Комар сбросил иллюзию еще в подъезде и выглядел как всякий нормальный чамранин – в самом обычном темно-серебристом космокомбинезоне, так нелепо выглядевшим в обычной казанской квартире. В руках он держал небольшой рельефный, опять же серебристый, только более светлый чемоданчик, отдаленно напоминающий средних размеров «дипломат», как в Союзе называли деловые кейсы.

– И ждать около двери, когда вы соизволите открыть? Нет уж, увольте! А голова болеть не будет, если вы, сударь, не будете пить как сапожник, – парировал Комар и тут же без перехода попросил: – И… Скоморох, накорми меня, пожалуйста, а то наши так спешно улетели, что я даже не успел перекусить.

– Конечно, пошли на кухню. Яичница с колбасой тебя устроит?

– Буду весьма признателен.

– Значит твои уже улетели? – переспросил Иван, доставая сковородку.

– Да, улетели, – ответил трагическим голосом Комар, присев в скорбной позе на стул.

– И это все, что ты взял себе на память? – кивнул Иван на «дипломат».

– Да. Это пульт связи со спутниками. И так, кое-какие личные мелочи. Понимаешь, пространство и масса груза на корабле сильно ограничены, поэтому у нас практически нет, то есть не было, личных вещей, – ответил немного смутившись Комар и тут же сменил тему.

– А новости у меня вот такие. Место Вызова мы нашли с точностью до ста метров. Точнее не успели, потому что во время поисков мы случайно зафиксировали возмущение ауры Силой явно темной природы. Мы хотели отследить источник и бросили поиски места Вызова, – рассказал Комар, внимательно следя за Иваном, который бросил на сковородку два куска вареной колбасы.

– Чай, кофе или сок? – поинтересовался Иван.

– Сейчас стакан сока, если можно томатного, а потом кофе, – ответил Комар и продолжил.

– Так вот, источник нам определить не удалось. Он быстро отключился, но находился он определенно в Лас-Вегасе. Ты понимаешь, что это значит?

– Очевидно, сатанисту нужны деньги, чтобы добраться до Врат. Выиграть с помощью Силы деньги – что может быть проще? Но это значит, что он обладает Силой… Или у него есть помощник, демоненок какой-нибудь. Если этот помощник спрятан у него внутри, то черта с два мы его засечем, и никакие спутники не помогут, – предположил Иван, протягивая стакан с томатным соком Комару. – Помнишь графа Кряжа? Да, кстати, разве спутники не могли точно определить место?

– Спутники только выводили на заданные орбиты, когда это произошло. А ищет он там действительно скорее всего деньги. Возможно, Врата находятся в удаленном районе и ему придется организовать экспедицию, – ответил Комар, выпив сок, и добавил: – Нам тоже нужно будет посетить сей городок после того как найдем место вызова. Возможно, нам удастся выйти на след сатаниста.

– Заодно и деньжатами там разживемся, – практично добавил хозяин квартиры, раскладывая яичницу по тарелкам.

– Шесть! Шесть ложечек сахара, – попросил гость.

– А ты, оказывается, сластена.

– Мы все сластены, так уж мы устроены.

Иван нарезал булку, достал масло с сыром, и они приступили к завтраку.

– Как вы это едите? – проворчал Комар, уминая при этом угощение за обе щеки.

– Поедем сегодня? – не обратив внимания на ворчание, поинтересовался Иван.

– Не сегодня, а немедленно! В Америку!

– В Америку, в Америку! В страну, где умирает день… На планетарном катере полетим?

– На каком катере, Скоморох? Я же сказал: наши улетели. Так что как обычные люди – самолетом, поездом, потом три дня на оленях…

Иван удивленно поднял бровь. Комар шутит? Это что-то новенькое.

– Хорошо, на оленях так на оленях. Надо только позвонить Аркадию. Сказать, что уезжаем, озадачить насчет оружия и отдать деньги, – Иван набрал на мобильнике номер друга.

– Внимательно! – раздался голос чем-то недовольного Аркадия.

– Доброе утро! Давай ко мне, мы срочно улетаем, объясню, что тебе нужно будет сделать.

– Вообще-то я на работе! – ответил тот и тут же добавил: – Ладно, еду, буду минут через сорок.

И отключился.

Через 39 минут раздался звонок в дверь. Иван открыл дверь и впустил друга. Молча пожав руки, они прошли на кухню.

В кресле, с очередным стаканом сока в руке, сидел сухонький старичок небольшого роста, неопределенного возраста – где-то от пятидесяти до семидесяти лет – с живыми серыми глазами и лукавой, даже скорее ехидной улыбкой. На нем был светло-серый костюм-тройка с выглядывающей красной футболкой. На седой голове нелепо, но бойко сидела красная бейсболка, надетая козырьком назад. Рядом стояла бамбуковая трость, по мнению Аркадия сделанная из старой удочки. Дополняли костюм ярко-красные кроссовки и красный же уголок платочка, торчащий из кармана костюма. Увидев этот маскарад, Иван только покачал головой.

– Знакомьтесь, это Комар – тот самый чамранин, о котором я тебе говорил, а это Аркадий, – представил их друг другу Иван.

– Инопланетянин? Мне казалось, что инопланетяне должны выглядеть как-то по другому, – недоверчиво сказал Аркадий.

– И совершенно напрасно, молодой человек. В галактике очень много планет заселено людьми. Все остальные, кого мы встречали, существуют только на одной планете, в крайнем случае в пределах одной звездной системы. Даже мы, чамране, научившиеся летать между звезд много сот лет назад, так и не смогли обосноваться нигде кроме своей родной планеты, а вот людей во вселенной… хоть пруд пруди. И это при том, что подходят нам планеты примерно с одинаковыми параметрами. Но… Волей-неволей поверишь в услышанное на Ас'околоке: Люди – ЛЮбимые ДЕти Бога.

– Скорее всего так и есть. Бог создал человека по образу и подобию своему. А дети, похожие на родителей, наиболее любимы. Хотя нормальные родители это, конечно, скрывают. И возникновение нелюдских цивилизаций меня тоже не удивляет. Бог – творец, а не работник на конвейере, экспериментирует.

Иван выслушал Аркадия со смесью легкого удивления и иронии, а вот Комару эта речь явно не понравилась.

– Я, стало быть, результат эксперимента? Спасибо. Интересно узнать правду о себе. Что касается моего внешнего вида, то я выгляжу конечно несколько иначе, – сказал Комар, сбрасывая иллюзию.

Смена образа выглядела как смена канала на старых телевизорах. Был старичок – рябь – и вот уже перед Аркадием сидит темно-зеленый гуманоид в темно-серебристом комбинезоне. Роста он был полутора метров, руки пропорционально чуть длиннее, чем у людей. Плечи сильно покатые, в людском понимании они практически отсутствовали. Лицо чамранина напоминало мордочку грызуна. Челюсти немного выступали вперед. Большие круглые светло-карие глаза, по мнению Аркадия, несомненно украшали лик чамранина. Также имелись большие, торчащие как у овчарки уши, на кончиках которых красовались кисточки. Растительности на лице не было, только внутренняя часть ушей была покрыта легким пушком, а на голове красовался хохолок. В общем и целом Аркадий нашел внешний вид чамранина забавным и немного трогательным.

– Чмоа, – представился зеленый человечек и, встав с кресла, протянул Аркадию руку.

Пальцы также были длиннее, чем у людей, за счет небольшой дополнительной фаланги. Впрочем, их также было пять.

– Кто?! – не удержав улыбки, переспросил Аркадий.

– Да-да, именно Чмоа. Ваш друг, как уже вы слышали, зовет меня «Комар». Вы можете звать меня так же.

– Договорились! А меня, как вы уже слышали, зовут Аркадий, – представился вновь пришедший, пожав протянутую руку инопланетянина.

– А смена внешнего вида – это гипноз? – поинтересовался Аркадий, присаживаясь.

– Нет, – ответил Иван. – Это не внушение, утомишься внушать всем встречным-поперечным и все равно кого-нибудь да пропустишь.

– Это была иллюзия, – объяснил Комар. – Создается что-то вроде тонкой пленки энергии, облегающей объект, в данном случае тело. На эту пленку и накладывается нужный образ. Поддерживать иллюзию гораздо более экономично, чем гипнотизировать всех подряд, как правильно заметил Скоморох. А пропуск, как сам понимаешь, грозит разными осложнениями. «Зеленый человечек! Инопланетянин! Ох! Ах!» – обмороки и ненужная суета. Ни к чему все это.

– А просто невидимкой стать не проще?

– Вообще-то сложней, по крайней мере в движении. Постоянно нужно менять иллюзию, чтобы отражалось то, что вокруг тебя, да еще на противоположной стороне… Короче, очень хлопотно.

– Понятно. И еще вопрос, если можно. Летающие тарелки – почему вы их делаете круглыми? Всегда было интересно.

– Все очень просто. В центре планетарного катера стоит генератор, создаваемые им поля круглые по горизонту и немного приплюснутые по вертикали. Корпус тарелки совпадает с границами поля. Это наиболее рационально.

– Ясно, – улыбнулся утоливший любопытство Аркадий.

– Есть будешь? – спросил Иван вновь прибывшего.

– Неохота пока, если только кофе чашечку. Скоморох, значит? – с интересом посмотрев на друга, спросил вновь прибывший.

Иван набрал воды в опустевший было электрический чайник и поставил его кипятиться.

– Понимаешь, когда я отправлялся на Турнир, Комар сказал, что там на Ас'околоке правит магия. Я, вспомнив все, что читал о магии, решил не называть свое настоящее имя. Мало ли… А Скоморохом меня прозвали еще в пионерском лагере – мы там как-то сценку разыгрывали, я был скоморохом.

– А это действительно имеет значение, настоящее имя?

– Не такое сильное, как я думал.

– Но все-таки имеет, – задумчиво сделал вывод Аркадий. – В таком случае зовите меня Пастухом. А теперь давайте рассказывайте, что вы собираетесь делать вообще и какая задача стоит передо мной в частности?

– Добро, Пастух так Пастух. Значится так. Комар со товарищами сегодня ночью на планетарном катере, на летающей тарелке, значит, – пояснил зачем-то Иван Аркадию, – Искали место Вызова, чтобы обследовать его на предмет следов сатаниста. И случайно перехватили возмущение ауры. Кто-то использовал темный спектр Силы, судя по всему – в Лас-Вегасе.

– Кстати, была ночь с пятницы тринадцатого, – вставил Комар.

Иван кивнул в знак согласия и продолжил:

– Мы с Комаром предположили, что сатанисту нужны деньги. Возможно, Врата находятся в труднодоступном районе и ему придется организовать экспедицию. Впрочем, возможно это и не так… Перехватить сатаниста до открытия Врат мы вряд ли сможем. Хотя чамране и оставили на орбите три спутника, которые засекут малейшее проявление Силы. Сомневаюсь, что сатанист обладает ею, следовательно, не выделяется среди остальных людей. Скорее всего, в Лас-Вегасе ему помогли. Может быть удастся засечь помощника, может быть он даже будет с ним, кто знает? Но готовиться надо к худшему. К тому, что мы не сможем перехватить его до открытия Врат. Следовательно, чтобы пробиться к Вратам и закрыть их, нам нужно будет оружие. Автоматы, патроны с серебряными пулями – много, тысяч пять, я думаю не меньше. Также нужны будут серебряные мечи…

Так вот, оружием займешься ты… Пастух. У тебя, насколько я помню, есть определенные связи в криминальных кругах, тебе и карты в руки. А мы с Комаром полетим в Штаты, поищем следы. Кто знает, может нам повезет и мы все-таки перехватим сатаниста.

– Какие, к черту, связи? Я от дел уже больше десяти лет назад отошел! Ну ладно, автоматы, мечи – куда ни шло, но пять тысяч патронов с серебряными пулями я где возьму?! – возмутился Аркадий той легкостью, с которой Иван говорил о покупке оружия. – Это довольно специфический заказ, готового не купишь, много народу вовлекать придется, запросто спалиться можно. Да и денег немало надо.

– Лимона баксов на все про все хватит? – спросил спокойно Иван.

– Ну… лимона, конечно… наверное… – Аркадий задумался. – Ладно, попробую. Когда будут деньги?

– Деньгами мы разживемся в Лас-Вегасе, вернемся примерно через неделю. Сейчас я тебе дам на первичные расходы. Там было три лимона деревянных, мы возьмем немного на дорогу, тебе оставим примерно два семьсот.

Иван вышел с кухни. Вернувшись, он принес сумку с деньгами и поставил ее на пол рядом с Аркадием.

– Вот.

– Для начала хватит. Как быстро нужно будет оружие? – уточнил Пастух, беря сумку.

– Как можно быстрее. Думаю, недели две, максимум три – все, что у нас есть.

– Маловат срок, конечно… Ладно, разберемся. И вот что, давайте все-таки на полтора миллиона рассчитывайте.

– Хорошо, полтора так полтора, – равнодушно согласился Иван.

– Ну что, пора? – подал голос Комар, вставая с кресла.

– Пора. Ты на колесах? – спросил Иван Аркадия, тот молча кивнул головой.

– Подбросишь нас до вокзала?

– Без вопросов.

– Присядем на дорожку по русскому обычаю, – неожиданно предложил Комар, и они опять присели.

Посидев, они спустились и сели в машину. Через десять минут Аркадий высадил Ивана с Комаром на привокзальной площади.

– Ни пуха… – сказал он на прощание, пожав руки Комару и Скомороху.

– К черту, – услышал в ответ.

Транзитный поезд на Москву проходил через полчаса. Купив места в купе, друзья устроились в зале ожидания. Иван позвонил Насте.

– Настен, это я.

– Да, дорогой.

– Я уезжаю, приеду через неделю, может две.

– Опять? – голос жены был явно расстроен.

– Я же тебе все объяснил. Нужно, Звездочка.

– Да ничего ты мне толком не объяснил. Туману только напустил, – слегка раздраженно ответила жена, и уже с тревогой в голосе добавила: – Ты осторожней там. Мы ждем тебя.

– До встречи. Если будет возможность, обязательно позвоню. Целую.

– Я тебя тоже целую. Обязательно звони.

– Ты все рассказал жене? – смешно поморщившись, спросил Комар, когда Иван убрал телефон.

– Да ничего я не рассказал. Как тут расскажешь? Решит, что обманываю, а сам занимался Бог знает чем. Она и так все про баб спрашивает. Я ей ничего конкретного не рассказал, так, отбрехался. Надеюсь, что она не сильно обиделась.

Поезд не опоздал, и через 35 минут, едва они успели расположиться в купе, повез их в сторону столицы.

2

Оставив друзей на вокзале, Аркадий вернулся домой и, положив деньги на кресло, задумался. Связи в криминальном и околокриминальном мире у него кое-какие, конечно, остались. Но если с автоматами было более-менее ясно, то с патронами дело обстояло, мягко говоря, сложней.

– Ладно, под лежачий камень вода не течет, – напомнил он себе и вышел из дома.

Аркадий решил побеспокоить Петровича. Когда-то он был «оружейником» в бригаде Мамонта и вряд ли растерял связи – не из таких он был. Хитрый и расчетливый, он имел пару магазинов, и судя по всему, не отошел от дел. Если захочет, то оказать помощь в этом деле он определенно сможет. Аркадий очень надеялся, что один миллион долларов ожидаемой прибыли пробудит в нем это желание. Он специально назвал эту довольно завышенную сумму, чтобы без проблем договориться с посредником. Он отправился в «Жемчуг» – магазин дешевой и не очень парфюмерии, принадлежащий Петровичу.

– Где хозяин? – спросил он у продавщицы, рыжей симпатичной девчонки лет двадцати.

– Его сегодня не будет, может что-то передать? – спросила она вежливо тоненьким голоском.

– Мне бы номер его сотового, девушка.

– Ой! – девушка явно растерялась. – Извините, но я не могу без разрешения давать номер директора.

– А вы, девушка, сами позвоните и скажите: у Рембо дело есть.

– Одну минутку, – ответила рыжая и взяла трубку.

– Степан Петрович, это Света из «Жемчуга». Тут подошел мужчина и спрашивает номер вашего сотового. Говорит, что он Рембо и у него есть дело.

– …Хорошо, – с явным облегчением ответила рыжая.

– Возьмите трубочку, – сказала она, обращаясь к Аркадию, и протянула телефон.

– Привет, Петрович, встретиться надо бы.

– Привет! Сколько лет, сколько зим! И сразу дела-дела! Что за дела?! На миллион баксов или поменьше? – раздался густой бас Петровича, у которого было явно хорошее настроение.

– Может и на лимон, если справишься, конечно. Я, кстати, не шучу.

– Даже так… Давай приезжай, я в шашлычной у «Маяка», – голос Петровича стал серьезным.

Припарковавшись около ресторана «Маяк», Аркадий прошел к стоявшей в сквере шашлычной. Вошел внутрь и сразу увидел Петровича – тот ел шашлык, запивая его пивом.

Он сильно раздобрел за прошедшее время и отрастил солидный живот, хотя Аркадий видел и побольше.

– О, Рембо! Заходи, дорогой, заходи, – громко, как самого близкого друга приветствовал Аркадия Петрович, едва тот вошел в павильон. – Давно не виделись, как жизнь?

– Да так себе. Сексу мало и куража нету, – усмехнувшись, ответил Аркадий.

Петрович громко захохотал. Его большой живот затрясся так, что казалось, вот-вот опрокинет стол.

– Ты все такой же, как я гляжу, даже присказка та же, – сквозь хохот сказал довольный Петрович, помахав толстым пальцем. – И форму неплохую поддерживаешь, не то что я!

И он похлопал по своей объемной «трудовой мозоли».

– Зин, неси двойную порцию! – крикнул он в сторону стойки, за которой стояла грудастая деваха лет двадцати семи, и обращаясь к Аркадию, спросил: – тебе вино, пиво?

– Сок, я за рулем, – пояснил Аркадий, присев к столу.

– Миллионное дело предлагаешь, а сам гайцов боишься? – Петрович опять коротко хохотнул, при этом пристально рассматривая собеседника.

– Его еще заработать надо, этот «лимон». Да и моя долька там гораздо меньше, – спокойно ответил Аркадий, выдержав пристальный взгляд Петровича не мигая.

Зина тем временем разогрела в микроволновке и принесла двойную порцию шашлыков, посыпанных луком, зеленью, и обильно политых кетчупом.

– Ладно, ладно, шучу. Давай перекусим, потом расскажешь, что там у тебя за дело. Оно конечно шашлычки вчерашние, да где свежие в это время взять? Они только-только открылись, – как радушный хозяин извинился Петрович, разведя руками.

Когда шашлыки были благополучно съедены и остались только напитки в пластиковых стаканчиках, Аркадий стал излагать суть дела.

– Есть клиент. Странный клиент, но с большими бабками, это я знаю точно. Он иностранец. Ему нужны три «калаша» с глушителями. Точнее, АКСУ, в край просто АКСМ. Сам понимаешь, или то или другое, чтобы патроны под один калибр. К ним тридцать-сорок рожков и пять тысяч патронов. Но это еще не все. Самое главное – пули в патронах нужно поменять на серебряные.

Брови Петровича взлетели вверх. Усмехнувшись краями губ, Аркадий продолжил:

– И еще на каждой должен быть нарисован крест, и не просто крестик, а нормальный крест. На вертикальной линии две горизонтальных – поменьше сверху, потом побольше – и косая снизу.

– Также нужны три шашки и охотничьи ножи. Ножи с широким лезвием, сантиметров пять, длина сантиметров тридцать пять.

– Ножи? Это ж меч в натуре, – не выдержал Петрович.

– Если удобнее, можешь называть мечом. Клинки у мечей и шашек также серебряные и, соответственно, с ножнами. Три пары кожаных полуперчаток с шипами вот здесь и здесь, – Аркадий провел по костяшкам кулака и чуть ниже. – Шипы три, три с половиной сантиметра высотой, так же с крестами на внешней стороне. На шашках и ножах также кресты и надписи: «Господи, спаси и сохрани». Да, шипы и кресты на перчатках тоже, соответственно, из серебра. Перчатки две пары как на меня, одна на пацана, подростка лет пятнадцати-шестнадцати. Уточняю: все серебро, и для пуль и для оружия, должно быть высокой пробы.

Пока Аркадий излагал подробности заказа, Петрович смотрел на него если не как на сумасшедшего, то очень близкого к этому. Аркадий тем временем продолжал:

– Я прикинул, все накладные расходы должны уложиться в двести пятьдесят – триста тысяч баксов максимум. С учетом высокопробного серебра. Клиент дает «лям триста», все, что остается – тебе, если ты конечно возьмешься и сможешь все устроить. Моя доля отдельно, в эту сумму не входит. Как тебе такое предложение? Только учти, все будет жестко проверяться. Я сам буду принимать заказ.

Петрович молчал минуты три, крутя и щелкая беспрестанно зажигалкой, не сводя взгляд от Аркадия.

– Ты это все серьезно? – наконец выдал он.

– Абсолютно.

– Он что, с привидениями собрался воевать, этот твой клиент?

– Не знаю, мне на это абсолютно плевать! Я хочу заработать свою сотню тонн зелени, по-моему – это достаточная сумма, чтобы не задавать лишних вопросов. Как считаешь?

Петрович помолчал еще пару минут, по прежнему пристально рассматривая Рембо. Тот также хранил молчание.

– И хочется, и колется… и мама не велит… Любого другого с такой чушью выкинул бы сразу на улицу… – медленно проговорил Петрович и тут же, словно приняв решение, резко выдал: – Какие сроки исполнения?

– Две недели. За каждую неделю просрочки сверх этого – минус сто штук баксов. Если досрочно – каждый день плюс двадцать штук баксов. Берешься?

– Две недели? Смеешься? У меня в гараже патронный цех по-твоему? Полтора месяца или не о чем разговаривать, и аванс нужен будет, на материалы и организационные расходы. Если соглашусь, конечно, – поспешно добавил как всегда осторожный Петрович.

– Хорошо, месяц. Сто штук баксов, правда в рублях, могу дать хоть сегодня. Для начала хватит. Через неделю, самое позднее две – еще сто пятьдесят тысяч баксов. Остальное когда сделаешь все.

– Две недели много, полсрока без материала… С чем работать? Свои деньги в такую хрень я вкладывать не буду.Или деньги ищи, или срок прибавляй.

– Ладно, если денег не будет через неделю, то каждый день задержки прибавляется к сроку изготовления.

– Когда нужен ответ? – спросил явно заинтригованный Петрович.

– Время не ждет, сегодня до вечера.

– Хорошо, я подумаю до вечера. Давай номер сотового.

Они обменялись номерами. Выйдя из шашлычной, Аркадий поехал домой спать. С тех пор, как в его жизни появилась Нурия, он редкую ночь высыпался.

Тем временем Петрович несколько минут сидел неподвижно, уставившись в одну точку. Предстояло много дел. Нужно «пробить», чем теперь живет Рембо? Вроде не при делах был, и вдруг Крановщику за здорово живешь челюсть ломает. Оно, конечно, возможно просто по пьяни дров наломал, а возможно и поддержку почувствовал. А может и специально громко засветился – мол, вернулся, снова при делах. Для чего? Чем, кстати, эта история закончилась? Тоже надо узнать. И вообще, откуда мог прийти такой странный заказ? Не подстава ли это? Если нет, то где заказать шашки с ножами, где взять по дешевке столько серебра? Сколько его, кстати, нужно? Надо посчитать. И самое главное, где отливать серебряные пули и где взять спеца, который квалифицированно сможет поменять их в патронах?

Придется поднимать связи на пороховом заводе.

«Двести пятьдесят – триста тысяч, говоришь? Скромничаешь, Рембо», – Петрович надеялся провернуть этот заказ, потратив на него не более сотни, в крайнем случае – полторы сотни тысяч долларов.

«Что за дурацкий заказ!» – выругался мысленно Петрович, который все не мог решить, как к нему относиться. Лимон триста, стало быть, мне – и сотня тебе… А вот тут ты темнишь, Рембо, не круглое число получается. В таких делах не в бухгалтерии. Дают тебе, скорее всего, полтора ляма, и твои там две сотни…

– А что, его и правда зовут Рембо? – вывел Петровича из раздумья звонкий голос Зины, убиравшей со стола.

– Ага. Сначала его прозвали Седой, из-за… – Петрович провел по волосам, Зина понятливо кивнула головой. – Но потом он как-то по пьяни похвастался, что у него бицепсы на два сантиметра больше, чем у Сталлоне. Вот его и прозвали Рембо. Но дело даже не в бицухе. У него так же после войны «крыша поехала». Пил беспробудно и дрался постоянно. Чурок ненавидел как врагов советской власти, увидит – и чуть не трясется весь. Там ведь в Афгане среди душманов и таджики, и узбеки были. Сколько он их поломал… немерено! Как никого не убил? А может, и убил… Ладно! – оборвал Петрович свои воспоминая.

Он достал бумажник, кинул на стол пару пятисотенных купюр и, не дожидаясь сдачи, вышел из павильона. Впереди предстоял напряженный день.

Вечером Петрович позвонил и дал согласие на заказ. Аркадий выдохнул с облегчением: других вариантов у него по большому счету не было.

3

Поезд пришел в Москву уже поздним вечером. Иван с Комаром, выйдя на площадь трех вокзалов, взяли такси, которые тут были в большом количестве.

– В аэропорт.

– В какой? – спросил таксист, худощавый парень лет тридцати, ожесточенно пережевывающий резинку, как будто и в самом деле надеялся перемолоть ее.

– А откуда самолеты в Штаты летают? В тот и вези!

– Тогда в Шереметьево-2, что ли? Штука будет, – назвал свою цену любитель пожевать.

– В Шереметьево! – браво скомандовал, не торгуясь, Комар, и машина, ведомая жвачным таксистом, рванула по городу настолько быстро, насколько позволяли московские пробки. Но то ли парень попался опытный, хорошо знающий город, то ли было уже поздно, но в сколь-нибудь серьезные пробки они не попали.

Прибыв в аэропорт, они первым делом изучили расписание полетов. Ближайший вылет в США был в 12-00, в Нью-Йорк.

– Нам повезло, Комар, до самолета каких-то тринадцать часов. Пошли пока в ресторан, а там подумаем, где перекантоваться до отлета.

В ресторане подошедшему официанту друзья заказали по солянке, отбивные с гарниром и салат из свежих овощей.

Пить Иван взял по обыкновению сок, а вот Комар неожиданно заказал красного вина. Неспешная трапеза под приятную негромкую музыку заняла минут сорок. Решив, что торопиться некуда, они заказали еще и мороженое.

– Да, а почему мы не купили билетов? – спохватился вдруг Комар.

– Потому, что мы полетим без билетов, – как маленькому объяснил Иван.

– Но ведь это незаконно! – благодушие, в котором находился Комар после выпитого вина, как рукой сняло.

– У тебя есть паспорт или еще какие-нибудь документы? – поинтересовался Иван.

– Нет, – растерялся Комар.

– Так вот, получить визу в США дело очень хлопотное и долгое, даже для тех, у кого все в порядке с документами. А без них ты никогда не попадешь в эту страну, да и вообще за границу. Это тебе не на планетарном катере в режиме невидимости мотаться, куда и как хочешь. Хотя, конечно, можешь прогуляться пешком, потом совсем немного вплавь – и ты через каких-то год-полтора в Америке. Это если тебя пограничники не пристрелят, конечно.

– Какие пограничники?

– Наши или американские, тебя какие ближе? – Иван явно издевался над растерявшимся и загнанным в тупик Комаром.

А тому было совсем не до смеха – перед суровой действительностью рушились моральные принципы. Но законного пути попасть в США определенно не существовало.

«Что ж делать? – успокоил он себя. – Ради спасения людей можно немного нарушить закон. Совсем немного».

– А как же мы полетим? – задал он наконец неприятный вопрос.

– Найдем пару нехороших человек, летящих этим же самолетом, и полетим вместо них.

– А с ними как?

– Внушим вернуться домой и спать до завтрашнего утра. Когда они проснутся, мы уже будем в Штатах.

– Иван! – официальным тоном произнес Комар, строго смотря на спутника. – Ты подталкиваешь меня к нарушению не только ваших законов но и, что более неприятно, к нарушению моих морально-нравственных принципов. Ты ведь, надеюсь, понял, что значат для чамран морально-нравственные принципы, Иван?

Иван успел искренне привязаться к Комару и был рад, что тот остался на Земле. Но обида на чамран – за сам турнир и особенно «разбор полетов», который они ему устроили по окончании оного, сидела в сердце занозой.

С трудом сдерживающий улыбку Иван кивнул головой.

«Я тебя быстро перевоспитаю, крыса штабная!» – злорадно подумал он, —Посмотришь, как это – «работать в поле», это тебе не со стороны, сидя в мягком кресле, о морали и нравственности рассуждать!»

Комар тем временем продолжал с пафосом:

– Но ради спасения человечества я готов временно, на время борьбы, поступиться своими принципами!

«Вот он, первый шажок! – победно усмехнулся Иван. – Лиха беда начало, посмотрим что-то будет дальше!»

Вернувшись на стоянку, они опять наткнулись на любителя жевательной резины, который пообещал устроить им ночлег на частной квартире. Определившись в цене за ночлег и доставку до квартиры, они покинули территорию аэропорта.

Ночью не случилось никаких событий, если не брать во внимание тот факт, что мучимый сомнениями Комар плохо спал и всю ночь ворочался. Проснувшись в восемь, помывшись и позавтракав, друзья на том же такси в половине одиннадцатого прибыли в аэропорт. Некоторое время они бесцельно прогуливались по территории.

– Вылетающим рейсом в Нью-Йорк пройти к четвертому терминалу на регистрацию, – объявил наконец репродуктор.

– О, нас приглашают, пошли, – скомандовал Иван и, взяв Комара под локоть, поспешил в указанном направлении.

Подходящие объекты попались сразу же, как только они подошли к месту регистрации.

– Так-так, – проговорил Иван, разглядывая двух «новых русских». Типичных братков с бычьими шеями, килограмм по 130 весом, с золотыми цепями на необъятных шеях, да еще и в малиновых пиджаках.

– Я думал, они уже все вымерли, а нате вам – «братки» времен дикого капитализма в России конца двадцатого века. Люди очень плохие – убийцы, вымогатели и так далее. Да ты и сам наверное понял, загляни к ним в головки, там все написано, – обратился Иван к спутнику.

– Я уже заглянул, ужасные люди. Почему они до сих пор не в тюрьме? – проговорил Комар, но тут же встрепенулся. – Но никто не давал нам права вершить самосуд!

– Ошибаешься, мы не будет заниматься самосудом, просто воспользуемся их билетами «во имя спасения человечества», – ответил Иван Комару его же вчерашними словами.

– И никакого самосуда, – добавил Иван, уже направляясь к браткам.

Внушение Иван начал еще на подходе. Когда он заговорил, «братки» были уже «кроликами», готовыми выполнять любые приказы. Хоть в огонь прыгнуть.

– Господа, прошу передать мне ваши документы, билеты, визы, деньги, а также кредитные карточки, если они у вас есть, пароли и чемоданы. Быстро и тихо, без суеты!

Братки с застывшими, стеклянными глазами выполнили все беспрекословно. Силы, потраченной Иваном на внушение, хватило бы на недельное «программирование». Он не хотел рисковать и немного подстраховался.

– Теперь вы едете домой, ложитесь спать и спите до завтрашнего утра. Вы очень устали. Вот вам деньги на такси.

Иван великодушно отдал «браткам» по сотне долларов из их же кошельков. Получив деньги, они развернулись и послушно пошли на выход. Но около выхода их неожиданно нагнал Комар и несколько шагов прошел рядом с ними, выдавая какие-то указания.

– Что ты им там внушил? – спросил Иван, едва тот вернулся.

– Я велел им завтра же пойти в милицию и честно признаться во всех преступлениях, а потом честно и терпеливо понести наказание, которое им вынесет суд.

– Ты уверен, что они до живут до суда?

– А почему они могут не дожить? Они вполне здоровы, – удивился Комар.

– Да, но когда они будут давать признательные показания, они сдадут также много других людей, с которыми обделывали свои преступления. Такое не прощается, а главное – их соучастники не захотят садиться, ты же их не обработал. И они обязательно постараются убрать свидетелей. Так что ты подписал этим браткам смертный приговор. «Никто не давал нам права вершить самосуд!» – опять передразнил Иван Комара.

– А зачем ты у них взял чемоданы и деньги, – задал по инерции заготовленный вопрос вновь растерявшийся Комар.

– Слушай, хватит, а? Туристы без вещей вызывают подозрения. Это во-первых, а во-вторых, нам еще через половину Штатов пилить, а валюты нема. Где брать будем, грабить честных людей? По-моему, лучше уж этих бандитов. Да не переживай ты особо, в конце концов они действительно бандиты и убийцы, чем меньше таких – тем лучше. Да и вообще, Комар, что-то ты опять стал зудеть. Может, уже пора перестраиваться? Это не турнир, где ты наблюдал за всем из уютного кресла. А я выживал и дрался там всерьез. Настолько всерьез, что у меня одного из двадцати осталась Сила! – разразился гневной тирадой Иван.

– Ты же знаешь, Иван, я помогал тебе как мог, – слабо возразил растерявший всю свою важность Комар. – А перестроиться… Я постараюсь… Но принципы гуманизма… Их нельзя вот так просто отметать.

Ивану стало жалко его, растерявшегося и ставшего враз таким маленьким и несчастным.

– Никто и не отметает. Но ставить гуманизм выше справедливости тоже не стоит.

– Ладно, пошли в туалет, иллюзию накладывать, а то если мы начнем менять облик прямо здесь, боюсь, нас неправильно поймут. На, держи, маскируйся под этого, – примирительным тоном предложил Иван и протянул Комару документы одного из братков.

– А я под этого, ну и рожа!

Через пару минут из туалета вышли «новые русские», ничем не отличавшиеся от тех, которые покинули здание аэропорта за несколько минут до этого. Пройдя без помех регистрацию и таможню, друзья сели в самолет. В 12-10 самолет вырулил на взлетную полосу и взлетев, взял курс на Америку.

В самолете, по старой солдатской привычке использовать каждую свободную минуту для отдыха, Иван немного почитал журналы, а потом уснул. Комар же, терзаемый сомнениями, задремал беспокойным сном только незадолго до посадки, когда самолет уже пересек границу США.

4

В Лаббок друзья добрались на третий день после отъезда из Казани. Поселившись в приличном отеле, благо денег как в кошельках, так и на счетах карточек братков было достаточно, они взяли на прокат машину и отправились искать место Вызова. Комар с помощью спутников вывел машину точно в то место в каньоне, где располагалась пещера.

– -Стой. Это где-то здесь, – сообщил он.

Когда машина остановилась, он осмотрелся и добавил, ткнув пальцем:

– Я бы даже сказал, что вон в тех колючках.

И словно в воду смотрел. Обследовав заросли, они быстро нашли вход в пещеру. После первых же шагов вглубь человек и чамранин поняли, что это То Самое Место. Проклятое место давило на них, вселяя беспокойство и страх. У Ивана пробежали мурашки по спине. Он очень явственно вспомнил ощущения ужаса, которые пронизывали его при спуске в Преисподнюю. Он даже встряхнул головой, прогоняя неприятные воспоминания.

– Ты прав, Комар, это определенно было здесь, – тихо сказал он, включая фонарь.

– Ты тоже почувствовал? – так же тихо, почти шепотом спросил его Комар.

– Мягко сказано, «почувствовал», – скупо ответил Иван, осторожно продвигаясь вглубь пещеры.

Меньше чем через минуту они достигли зала.

– Вот и оно, место Вызова, – тоном, не терпящим возражений, констатировал Иван, разом остро почувствовавший все десять точек, где в него вошли когти Дьявола.

На него очень явственно обрушились воспоминания о пережитом в Аду. Парализующий волю, холодящий кровь и сводящий с ума ужас на короткий миг обрушился на него во всей своей мощи. «Во сне, говорите? Черта с два!» – теперь Иван опять был убежден, что все произошедшее с ним на Ас'околоке было наяву, что бы там ни говорили чамране. Иван даже замотал головой и ущипнул себя за руку, чтобы прогнать наваждение. Не помогло.

«Надо будет потолковать с Комаром "по душам" об этом – что было, чего не было, ну да не сейчас выяснять отношения, отложим на потом», —благоразумно решил он, справившись с чувствами.

– Да, несомненно, здесь, – подтвердил, освещая пентаграмму фонарем, Комар. – Тут все пропитано темной Силой, такой сильный след мог оставить только Он.

– А что у тебя голос дрожит, Комар, спужался, что ли? – усмехнулся Иван.

– Испугаешься тут. Какая мощь! До сих пор давит так, что бежать охота.

– Есть такое. Так, а это что? – спросил Иван, изучающий при помощи фонаря пещеру, когда его луч осветил останки Джо.

– Я бы даже сказал, кто. И этот «кто» совсем свеженький, воняет еще, – принюхался он, присев рядом с трупом.

– Определенно останки человека, испробовавшего адского огня. Похоже, не все у них тут гладко сложилось. Хотел бы я знать, что же здесь произошло? Может, его принесли в жертву? Да нет, на жертвоприношение не похоже, не на алтаре лежит, в сторонке. Может, его использовали в качестве светильника? Судя по следам на полу, светильник был крутящийся. Как думаешь, Комар? – спросил Иван спутника, который и так чувствовал себя явно не в своей тарелке.

– Я думаю, Скоморох, что ты стал циником, – печально констатировал тот.

– Точно, – легко согласился Иван, кивнув головой. – С тех пор как меня порвали пополам, я стал ко многим вещам относиться значительно проще. Особенно к смерти врагов.

– Ты все-таки думаешь, что это был сатанист? – ответил чамранин, несколько удивив Ивана.

Впервые после пробуждения он не стал доказывать, что все произошедшее на турнире было сном. Удивление было легким и, промелькнув, пропало почти без следа.

– Убежден. Да скажи ты ему, признайся – ты ведь сатанист? – обратился Иван к навеки застывшему Джо.

– На всю голову скоморох, – прокомментировал, сокрушенно покачав головой, явно не расположенный к шуткам Комар.

– А может, Вызов не состоялся в полном смысле этого слова, и мы зря всполошились? – в робкой надежде спросил он.

– Ну да, конечно… А в Лас-Вегасе, по-твоему, кто-то крупно проигрался и заорал так, что ваши приборы зафиксировали? К тому же, даже если бы этот вызов закончился неудачей, ничего не меняется. Ибо неизменно главное – Зверь был на Земле, следовательно, он в Силе, со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.

– Да… – вынужден был согласиться Комар. – Получается, их было двое.

– Минимум двое. Одному не повезло.

Иван отошел от останков Джо и продолжил осмотр пещеры. Осветил потолок и внимательно, насколько позволяло освещение, создаваемое фонарем, рассмотрел пентаграмму. Больше ничего интересного не было. Толстый слой пыли, покрывавший пол пещеры, был потревожен только в районе пентаграммы и выхода. Осматривать всю пещеру, где пыль не тревожили веками, смысла не было.

– Что ж, худшие опасения оправдались, это действительно был Зверь. Пойдем отсюда, да побыстрей, делать тут больше нечего, а находиться, признаюсь, тяжеловато, – сказал Иван, направляясь к выходу.

Комар не стал возражать и поспешил последовать его примеру. Выйдя из пещеры, они в унисон глубоко и с облегчением вздохнули, вдыхая свежий, жаль только не прохладный воздух.

– Теперь в Лас-Вегас? – коротко спросил Иван.

– В Лас-Вегас, – подтвердил Комар, и сев в машину, они вернулись в Лаббок.

5

На следующее утро они проспали почти до обеда. Приняв душ и позавтракав, они по предложению Ивана отправились в магазин.

– Мне надо шмотье полегче купить, а то жарковато тут у них. Ты как, так и будешь в этом дурацком комбинезоне ходить или купишь что-нибудь попроще?

– В этом «дурацком» комбинезоне, – обиженно ответил Комар, – я чувствую себя намного комфортабельнее, чем некоторые в своих тряпках. Комбинезон у меня, кроме всего прочего, терморегулирующийся.

– Да? Повезло тебе. А то я бы не отказался сейчас часок в холодильнике посидеть. И это еще нет двенадцати, а в два часа что будет?

В супермаркете Иван купил рубашку с короткими рукавами и широкие шорты с практически одинаковым рисунком: большими и яркими цветами. Что это были за цветы, он так и не понял, но выглядели они вполне весело – что, собственно, и хотелось. На голову он купил шикарное сомбреро. Комар тем временем занимался закупкой продуктов – в Лас-Вегас они решили ехать на машине. Не имеющий опыта в подобных делах, Комар закупил продуктов минимум на двухнедельное путешествие. Он все в той же иллюзии – костюм-тройка с красными аксессуарами – сгружал продукты в машину, когда из супермаркета наконец-то вернулся Иван. Увидев его, Комар опешил.

– На всю голову скоморох, – вновь тихо пробормотал он вчерашнюю фразу. – Я смотрю, ты решил полностью соответствовать своему прозвищу?

– Ага, – беспечно ответил Иван. – Ты мне лучше скажи, зачем столько еды накупил? Тут на каждом углу рестораны да фастфуды или, говоря по нашему, кафешки.

– И этот человек укоризненно качал головой, глядя на мой скромный наряд, – проворчал Комар, запихнув в переполненный багажник последний пакет.

Вопрос о продуктах он оставил без ответа. Они уже собрались сесть в машину, когда их, на свою головушку, окликнул полицейский:

– Господа, одну минутку.

Комар не успел отреагировать, когда Иван дернул его за рукав и быстро зашептал:

– Комар, подожди, не поворачивайся! Слушай, когда мы с тобой обернемся, ты, пожалуйста, иллюзию скинь, ладно?

– Зачем? – изумился Комар.

– Потом объясню, – с улыбкой ответил Иван.

Комар недоуменно пожал плечами, но просьбу решил выполнить.

– Давай! – скомандовал Иван и повернулся лицом к полицейскому. Обернулся и Комар, послушно сбросив иллюзию. Тут же дико заорал кот и ударил пулемет…

Чем не понравились эти двое сержанту Крису Гордону, он пожалуй не смог бы объяснить. То ли слишком несуразный наряд здоровяка, то ли та легкая суета, с которой старик, одетый, кстати, не менее странно, загружал в багажник многочисленные пакеты. Сержант чувствовал: что-то было не так, и его обязанностью было убедиться, что все происходящее соответствует букве закона. Преисполненный чувства долга, он направился к странной парочке, чтобы через пару секунд стремглав броситься от них прочь.

Когда эти двое, выполнив его приказ, обернулись, Крис лишился дара речи. Перед ним стоял темно-зеленый инопланетянин в серебристом комбинезоне и огромный, ростом с человека черный котище с шестиствольным пулеметом в лапах.

– Мя-а-а-у-у-у! – проорал диким голосом кот и открыл огонь по сержанту.

Крис, петляя, бросился к машине. Сзади сквозь рев пулемета доносился разудалый крик котяры. Пули цокали по асфальту, летели над головой, касаясь волос, рикошетили, – но каким-то чудом сержант был еще жив. Так быстро он в машину еще никогда не запрыгивал. Несмотря на «небольшое» волнение и трясущиеся руки, у него получилось с первой попытки вставить ключи, машина завелась и в ту же секунду рванула с места. Казалось, пули прошивали машину насквозь. С легкостью пробивали жестянку, впивались в сиденья, разбивали панельную доску. Но осыпаемый разбившимся стеклом сержант все-таки смог вызвать подкрепление.

– Вооруженное нападение на офицера полиции! Срочно нужно подкрепление! – орал он обезумевшим голосом в рацию, – Срочно!!! У преступников ПУЛЕМЕТ!!!

Пролетев два квартала, он врезался в угол дома. Когда сержант вылез из машины, лицо его было белым как мел.

Облокотившись на машину, сержант трясущимися руками достал сигареты и закурил. Сделав пару глубоких затяжек, он наконец обернулся, чтобы осмотреть останки своей машины. Сигарета выпала из безвольно открытого рта, когда Крис увидел ее. Помятая об дом, получившая массу царапин во время бегства из под мнимого обстрела, машина не имела других повреждений. Он осторожно нагнулся и заглянул вовнутрь. Ни одного отверстия от пуль не было ни в салоне, ни снаружи. Ошарашенный, ничего не понимающий сержант сел прямо на асфальт. На его лице застыла растерянно-кислая улыбка, а со всех сторон приближался, нарастая, вой десятка полицейских машин, спешащих на помощь.

– Скажи на милость, зачем ты это сделал, Скоморох? – строго спросил Комар Ивана, когда их машина, покинув Лаббок, неслась по шоссе на запад, в сторону Лас-Вегаса.

– А че он? – последовал логичный ответ.

– Теперь нас объявят в розыск! Ты этого добивался?

– И кого они объявят в розыск, по-твоему? Инопланетянина и кота-мутанта с пулеметом? – иронично ответил сидевший за рулем Иван.

– Хорошо, но почему кот-то?! – не унимался возмущенный Комар.

– Обожаю Бегемота! – последовал беспечный ответ, вновь поставивший Комара в тупик. Обдумывая его, он промолчал минут пять.

– Это кот из «Мастера и Маргариты», да?

– Точно. Читал?

– Но ведь кот Бегемот был, так сказать, с другой стороны баррикад. Тебя это не смущает? – спросил он наконец.

– Ничуть, – все так же беспечно ответил Иван, улыбнувшись и чуть покосившись на Комара.

А тот, задумавшись, замолчал уже надолго.

«Десять лет, долгих десять лет я изучал эту страну и ее людей. Мне казалось, я знаю и понял все. Как, скажите на милость, можно в такой сложный и ответственный момент рисковать всем ради чудачества?! Нет, судя по всему, как и многим другим исследователям мне не удалось постичь эту пресловутую тайну «русской души». Наверно так и не узнаю уже. Чужой я тут, чужой. И зачем я только остался? Что я вообще тут делаю? Нужно было улетать вместе со всеми», – грустно размышлял Комар, чья нервная система была изрядно измотана событиями последних дней.

Невольно «подслушавший» этот эмоциональный, а потому и «открытый» монолог Иван решил за лучшее промолчать.

Машина продолжала мчаться с предельной скоростью на запад. По сравнению с большинством российских дорог шоссе было просто прекрасным. Иван выжимал из мотора все, на что он был способен, наслаждаясь скоростью. Не хватало только раскрытого окно, но при 30 градусах на улице и работающем кондиционере внутри сделать это было бы глупо. Рядом, уткнувшись головой в плечо Ивана, забылся беспокойным сном Комар. Как только он уснул, иллюзия слетела. И любой посторонний наблюдатель мог лицезреть на переднем сиденье рядом с Иваном тревожно спящего маленького чамранина. Такого одинокого, на такой большой, такой чужой ему планете, которую он взялся спасать от Дьявола. В коего, к вашему сведению, совершено не верил не далее как три недели тому назад.

Первый раз история с «расстрелом» полицейского аукнулась примерно на полпути в Лас-Вегас. На шоссе был полицейский кордон, останавливающий и проверяющий все машины, идущие с восточного направления. Решив, что это все неспроста, Иван чуток сбавил скорость и разбудил чамранина, потрепав того по плечу.

– Комар, проснись. У нас кажется проблемы.

– Что случилось? – спросил тот, сонно озираясь.

– Впереди полиция, пощупай, кого ищут.

Комар погрузился в себя – до полиции было еще больше полукилометра, и для «пощупать» требовались определенные усилия.

– Кого-кого… – проворчал он наконец, – нас. И у них, между прочим, наши фото. НАШИ! А не зеленого человечка и кота с пулеметом.

– Наружные камеры наблюдения супермаркета. Про них-то я и не подумал, – пробормотал Иван.

Чувствуя свою вину, он даже не стал поправлять Комара, что он-то как раз и есть самый настоящий зеленый человечек. А фото у полиции скорее всего с камер наблюдения, вряд ли четкие. Но возможно, есть и изображения «братков», чьи документы они использовали, когда брали в прокат машину.

– Значит так, спокойно подъезжаем, внушаешь полицейскому, что мы не те, кого разыскивают, и мы спокойно едем дальше.

– Внушаешь полицейскому… Спокойно едем дальше… Как дурака валять, так ему Силы не жалко, а как для дела…

– Спокойно, на нас уже обращают внимание, – перебил Иван разгоряченно размахивающего руками Комара. Они уже были совсем близко от кордона и один коп действительно смотрел на их машину.

– Признаю, был не прав. Это действительно была глупая выходка. Но теперь уже ничего не исправишь. Если тебе трудно, я сам займусь полицейским, – постарался умаслить чамранина землянин.

– Нет уж, я сам, – ответил тот уже явно не так ворчливо.

Иван начал надеяться, что тот совсем вот-вот успокоился, но не тут-то было.

– Что бы мы делали, не обладай Силой? – вновь начал ворчать Комар, едва они миновали полицейский кордон.

Да, нужно ли уточнять, что никаких проблем с полицейскими у них не возникло? Комар без труда внушил обоим заглянувшим к ним копам, что они совсем не те, кого так старательно разыскивают, и машина не та.

– Если бы мы не обладали силой, я не смог бы проделать ту шутку, это во-первых, а во-вторых, мы вряд ли вообще смогли бы всерьез рассчитывать на победу в борьбе с… С Ним…

– Вот я и говорю… – попытался было продолжить брюзжание Комар, но Иван его тут же безапелляционно перебил:

– Значится так. Я уже извинился. Читать морали мне не надо! Не маленький! Проехали. Все!

Комар обиженно затих и молчал до самого Лас-Вегаса.

– О, Лас-Вегас, царство порока! – скорбно воскликнул он, едва они въехали в город-казино и, не скрывая восхищения, добавил: – Это надо же какой сверкающий город отстроили в пустыне слуги Зверя!

Вечерело, город стал отбиваться от наступающей тьмы, залпами разноцветных огней. Огнем горело, казалось, все: названия казино и отелей, изображения карт и рулетки, красивые девицы с рекламных щитов и игровые автоматы. Город сверкал, манил, чаровал возможностью осуществить тут свою мечту ВЫИГРАТЬ!! ВЫИГРАТЬ!!! ВЫИГРАТЬ!!!! Выиграть и купить все, о чем мечтал. ВСЕ! ВСЕ!! ВСЕ!!!

Море денег, неограниченный выигрыш, лишь бы хватило сил унести все эти деньги.

– Давай остановимся в этом отеле, – предложил восторженный Комар.

– Смотри какое забавное название: «Золотая Подкова».

– Золотая Подкова, она сулит нам удачу! – прочитал еще раз Комар понравившееся название, едва они вышли из машины и бодро направился вовнутрь. Сняв номер, они отправились в ресторан перекусить.

– С чего начнем, Скоморох? – поинтересовался Комар, с наслаждением уничтожая телячью отбивную.

– Со здорового и крепкого сна. В отличии от некоторых, я всю дорогу провел за рулем. А завтра на свежую голову займемся расследованием, что же здесь случилось в ночь с пятницы тринадцатого. При наличии денег, думаю, это будет нетрудно. И начнем не выходя из гостиницы. Расспросим коридорного – пацаны обычно все знают, и думаю, после беседы с парой из них мы будем знать, где искать истину.

– Хорошо, спать так спать, – ответил Комар, с интересом разглядывая симпатичную стриптизершу.

Вернувшись в номер, Иван принял душ и тут же уснул, в отличии от своего спутника, который до полуночи смотрел телевизор, беспрестанно переключая каналы – ну совсем как земляне.

– Эй, парень, подойди-ка сюда, – подозвал коридорного Иван, когда утром позавтракав они вышли из номера.

– Видишь? – спросил он, показав мальчишке лет пятнадцати стодолларовую купюру.

– Да, сэр.

– Мне нужны некоторые сведения.

– Я охотно расскажу все, что знаю, сэр.

– Тогда расскажи-ка мне, пожалуйста, что необычного произошло в городе за последнюю неделю? А точнее, в пятницу тринадцатого?

По реакции коридорного сразу стало ясно: ему есть что рассказать.

– Это очень странно, сэр, что вы спросили именно про этот день, – не скрывая страха, взволнованно ответил он.

– Это почему? – как можно равнодушнее спросил Иван.

– Так ведь в этот день город посетил сам Дьявол, – ответил коридорный, сделав круглыми глаза.

Реакция гостей его не разочаровала. Они явно были заинтригованы. Тот, что помоложе, достал еще две купюры по 100 баксов и нагнулся к юноше.

– А теперь очень подробно…

Из всей кучи слухов и небылиц, которых после вояжа Конюха родилось и гуляло по городу огромное количество, Иван и Комар уяснили для себя два основных момента. А именно: во-первых, сатанист определенно был в городе и сорвал большой куш, и во-вторых, Патрик О'Нейл, никто иной как управляющий казино в отеле, при котором они остановились, имел с сатанистом продолжительную беседу. В результате оной сделал предупредительные звонки в другие казино с предостережением не мешать сатанисту.

– Думаешь, он его напугал? – спросил Иван парня.

– А кто бы не испугался? Даже Патрик струхнул, хоть и зовут его Железным, и тот… Это же Дьявол был, говорю вам! Не шутка! Вон в «Золотой Короне» не послушали предупреждения Железного Патрика и осталась от Короны только черная бетонная коробка. Пожарные приехали быстро, да толку мало. Разве дьявольский огонь потушишь?

Поняв, что большего добиться не удастся, Иван узнал у мальчишки где искать управляющего и отдал обещанные деньги.

«А охрану, похоже, придется менять – если у меня еще будет такая возможность, конечно», – решил Патрик О'Нейл, разглядывая странную парочку, ввалившуюся в его апартаменты без доклада.

Патрик уже несколько пришел в себя после визита в Лас-Вегас Конюха. После того как «клиент» покинул город, Железный Патрик провел несколько часов в ожидании решения синдиката. Ожидая новостей о своей судьбе, он понимал, что его позиции сильны, но небезупречны. И хотя он не сомневался в правильности своих действий, эти несколько часов стоили ему пару лет жизни. Бывали моменты, когда ему казалось, что он совершил ошибку и смерти не миновать. Но все решилось в его пользу: Джованни и его дядюшка покинули сей бренный мир. Причем Патрику пришлось лично руководить акцией по устранению племянника и дяди, чьи трупы закопали в нескольких километрах от города. И хотя все вроде было «о'кей», сердце не отпускала какая-то тревога.

И вот в его кабинет по хозяйски, как себе домой, вошли двое: первый – здоровяк, то ли только что приехавший с Гавайских островов, то ли сбежавший из сумасшедшего дома; судя по идиотской улыбке, второе вернее, и второй – старик, явно ударившийся в детство.

В голове Патрика бился вопрос: как они без шума миновали охрану?! Ответ напрашивался сам собой: это люди синдиката и поэтому их пропустили тихо и без доклада. Этот старик уж не сам ли Старый Педро, киллер клана с безупречной репутацией, о котором ходят легенды одна мрачней другой? Но те же легенды утверждают, что старик всегда «работает» один. Кто в таком случае второй? Ученик? Скорее уж его, Патрика, преемник. В синдикате было принято, чтобы в акции по устранению «штрафников» порой участвовал его преемник. Железный Патрик давно уже не носил оружия, считая, что это не соответствует его статусу. Для этого есть гориллы из охраны. Но тем не менее, несколько пистолетов было разложено по тайникам дома, в машине и, соответственно, в офисе. На всякий случай, мало ли что? Когда жизни угрожает опасность, тут уж не до статуса. Один из пистолетов ждал своего часа в ящике письменного стола. Плевать, чьи это люди, умирать просто так Патрик не собирался.

– А вот только попробуй взять «пушку», так по мозгам врежу – ни одна психбольница не примет, – резко становил его Иван, ибо «здоровяком» был конечно же он.

– Мы не из синдиката, – постарался успокоить управляющего Комар.

– Нам нужно с вами поговорить, Патрик О'Нейл, – продолжил Комар. – Сегодня мы рассчитываем выиграть в этом городке несколько миллионов долларов. Если откровенно ответите на наши вопросы, не заставляя нас тратить на вас Силу, то играть в вашем казино мы не будем, и вы сэкономите немного денег.

– А также свое драгоценное здоровье, – беззаботно добавил Иван, развалившись в кресле напротив.

Но уже в следующую секунду от этой беззаботности не осталось и следа. Иван контролировал текущие мысли управляющего. Как правило, прежде чем приступить к действиям, люди обдумывают их. Это обдумывание занимает очень короткий промежуток времени. Размер этого промежутка зависит от обстоятельств и от личных качеств людей. В экстремальной ситуации у людей нерешительных или имеющих мало опыта в подобных делах на обдумывание своих действий уходит гораздо больше времени, чем у людей, ведущих экстремальный образ жизни. Но и у них мысль ощутимо опережает действие, по крайней мере настолько, чтобы Жрец девятого круга Солнца (каковым Иван иногда считал себя несмотря ни на что) без проблем мог остановить такого человека.

Но весь фокус в том, что Патрик не думал о том, что начал делать, – ни за миг, ни за полмига, он просто стал действовать. Бросившись резко плашмя на пол, он еще в полете самым непостижимым образом успел вытащить пистолет из открытого ящика. Через секунду он был на полу, с правой стороны стола, а его пистолет был нацелен точно в лоб здоровяка. Вот только палец, несмотря на все усилия, упорно не хотел жать на курок.

– Может наконец успокоитесь, а, господин управляющий? – остановил Патрика чуть насмешливый голос Ивана.

Встав с пола, Патрик увидел, что здоровяк несколько изменил позу и сидел гораздо скромнее. В его глазах, правда, еще ярче разгорелись веселые искорки, как будто произошедшее позабавило его. Что касается старика, то тот выглядел явно озабоченным, этим несколько утешив самолюбие Патрика.

– Заставили вы нас поволноваться, Патрик О'Нейл, – с упреком заметил Комар. – Реакция у вас отменная, да и действовали практически на одних инстинктах, потому так много и успели. Так что вы уж извините нас, но нам на время разговора придется лишить вас подвижности. Поэтому присаживайтесь сразу поудобнее.

Патрик сел в свое (интересно, надолго ли?) кресло.

– Уселись? Вот и славно. Теперь давайте без лишней суеты и шума пообщаемся, – продолжил довольный Комар.

У Патрика вдруг возникло непреодолимое желание почесать нос, но не тут-то было. Руки определенно отказались служить. Он посмотрел на них с удивление и испугом. «Здоровяк» засмеялся и нос тут же перестал беспокоить Патрика.

– Все в порядке, господин управляющий, – счел нужным проинформировать его старик. – Вы вновь сможете нормально владеть своим телом – сразу, как только ответите на все наши вопросы.

«Пора менять работу! – подумал Патрик раздраженно. – Вся эта чертовщина мне уже порядком надоела!»

– Работу вам действительно не мешало бы поменять, на более полезную для общества, господин Патрик О'Нейл, – назидательно произнес Комар и с легким пафосом добавил: – Что же касается «чертовщины», то все зависит от вас. Помогите нам, и все ваши неприятности закончатся. Мы вам обещаем.

Итак, нам известно, что несколько дней назад, а точнее 13 мая, ваш город и ваше казино в частности посетила одна неординарная личность и выиграла крупную сумму денег. Как мы узнали, в городе убеждены, что это был сам Дьявол. Также нам известно, что вы имели беседу с этой личностью. После той беседы вы настоятельно рекомендовали другим управляющим не препятствовать этому человеку в его желании почистить закрома казино. Так вот, мы вас нижайше просим посвятить нас в содержание этой беседы, а также в выводы, которые вы сделали на ее основании. Мы внимательно слушаем вас.

– С чего мне начать? Что вы вообще знаете о той ночи? – быстро приняв решение, спросил несколько успокоенный Патрик. Убивать его, похоже, не собирались.

– Начните с самого начала. Будем считать, что мы вообще ничего не знаем, тем более, что это недалеко от истины.

– Верните мне свободу движения, я обещаю больше не доставлять вам хлопот, – неожиданно попросил Патрик. Гости переглянулись, «здоровяк» пожал плечами.

– Хорошо, – принял решение старик. – Я вернул вам свободу движения, только не разочаровывайте нас, пожалуйста.

Попробовав вновь пошевелиться, Патрик понял, что тело послушно ему и медленно открыл стоящий на столе хьюмидор. Достал сигару, так же не спеша взял золотую гильотину и отрезал кончик. Иван с Комаром, понимая, что этой нарочитой медлительностью Патрик старается сохранить свое лицо, терпеливо ждали. Патрик так же медленно раскурил сигару и только сделав пару затяжек наконец начал рассказывать.

– Значит так. В ночь с пятницы тринадцатого, приблизительно в 0-35, мне доложили, что в казино «Эльдорадо» какой-то человек выиграл за несколько минут более трех миллионов. Я не особенно удивился этому: мало ли, всякое бывает – на то и казино, чтобы люди здесь играли, проигрывали и, если кому повезет, выигрывали. Но когда мне стали известны подробности, мне стало не по себе.

– Что за подробности? – поспешил спросить здоровяк.

Патрик вновь не спеша сделал затяжку, затем стряхнул пепел в пепельницу, задумчиво глядя на сигару покрутил ее между пальцев и явно смущенно продолжил:

– Понимаете, в ночь, когда нечисть правит бал, человек ставит 66 баксов на 6 и выигрывает. Трижды ставит шесть, шесть, шесть – и трижды выигрывает.

Гости переглянулись, но перебивать не стали.

– Это повод задуматься. Особенно после того, как в следующем казино он повторил тот же фокус. Едва он вышел из очередного казино, как мне доложили, что в третьем казино, где он играл, в «Лагуне», ему попытались помешать, используя специальную аппаратуру. По неизвестной причине аппаратура не сработала.

– У вас хорошо работает разведка, – уважительно вставил Иван.

– Я очень дорожу своей репутацией и местом… сэр. Все эти сообщения… несколько смутили меня. И когда мне доложили, что этот человек направляется в наше казино, я решил принять меры, дабы завершить его беспроигрышную серию. Его пригласили в мой кабинет, и я угостил его кока-колой… с сильнодействующим снотворным, – запнувшись самую малость, солгал Патрик. – К моему удивлению, он распознал препарат и судя по всему, ничуть не пострадал от его действия…

Когда через несколько минут Патрик О'Нейл закончил свой рассказ о событиях той незабываемой ночи, Иван сказал:

– Нам нужно найти этого человека. Судя потому, как у вас поставлено дело, у вас должна быть какая-никакая информация о нем. Хотя бы марка и номер машины. Нам очень нужно найти этого человека, – повторил Иван, пристально смотря на Патрика.

Управляющий казино встал и подошел к одной из стен. За небольшим пейзажем, открывающимся на петлях, банально прятался небольшой, но судя по толщине дверцы претендующий на звание «надежный» сейф. Автоматически пряча от посторонних шифр, Патрик открыл его и достал небольшую папку. Вынул из нее два листа, закрыл папку, положил ее на место и закрыл сейф. Вернув пейзаж на прежнее место, он также занял свое место.

– Признаюсь, меня заинтересовала эта… неординарная личность, и я частным порядком связался со своим старым другом, владельцем детективного агентства. Здесь информация, которую ему удалось собрать. Думаю, здесь вы найдете ответы если не на все, то на многие вопросы.

Иван взял листочки и стал бегло их просматривать.

– Спасибо. Но вы должны нам помочь еще кое в чем… – начал было Комар.

– Не уточните, когда я успел стать вашим должником, господа? – перебил его Патрик.

– Вы ведь догадались, – строгим тоном начал вещать чамранин, – чьим наместником является этот человек? Догадались. Просто боитесь поверить. Так вот, он и в самом деле тот, кем представился – Наместник Дьявола. И если он достигнет своей цели, то ваша жизнь не будет стоить сломанного цента. Я уже не говорю, что вам придется забыть об этом благополучии, достигнутом вами с таким трудом. Все пойдет прахом.

– Да? И чем я ему так насолил? Думаете, он будет мстить за отравленную кока-колу?

– Дело не в вас, сэр Патрик. Конец наступит всей жизни на Земле. Вот поэтому я и уверен, что вы не откажете нам в помощи. В этом заключается ваш долг как католика. В конце концов, нужно совершить в жизни что-то богоугодное, а не только то, чем вы занимались всю свою предыдущую жизнь – отбирали деньги у людей, пользуясь их пагубной страстью. А убийства – это вообще прямой путь в ад. А там жарковато, вот у него спросите – он знает! – назидательно пояснил чамранин, кивнув на Ивана.

Патрик всегда считал себя мастером читать по глазам, и обмануть его было трудно. Он пристально взглянул в глаза Ивану и долго не мог отвести взгляд. Уж очень не вязалось поведение и внешний вид этого разодетого как попугай клоуна с тем, что таилось в глубине глаз.

– Так и что же я там… должен? – спросил он наконец.

– Ваши детективы должны установить постоянное наблюдение за этим человеком. Как я понял, – Иван побарабанил пальцами по листам, лежащим на столе, – место жительства они установили?

– Да. Господин Малахофф приехал к нам из города Лаббок. Советский эмигрант, бывший офицер-десантник. Вы, очевидно, тоже русские? Впрочем, неважно. А почему вы сами не можете нанять детективов?

– Как вы уже поняли, наместник обладает определенными… скажем так, определенными способностями. Если он заметит слежку, то возможно сможет определить заказчика. То есть вас. Ваш интерес ему будет вполне понятен, и он не встревожится. Если он выйдет на нас и поймет кто мы, он скроется, и тогда беды не миновать.

– «Поймет кто мы», – процитировал Патрик. – А кто же вы такие, господа?

– Мы – воины Господни, посланные дабы противостоять силам зла на Земле, и… – пафосно начал было Комар, но кашель Ивана совсем некстати прервал его пламенную речь.

– Так вы поможете нам? – спросил Иван под испепеляющим взглядом Комара.

– А у меня есть выбор? – последовал вопрос.

– Пожалуй, что нет… – усмехнулся Иван и добавил: – Все расходы мы, естественно, берем насебя.

– Разумеется, я не занимаюсь благотворительностью. Итак, как я смогу поддерживать с вами связь?

– Зачем ты так бесцеремонно перебил меня, когда я сказал, что мы воины Господни? – гневно спросил Комар уже в машине.

– А тебя кто-то посылал? – невозмутимо ответил вопросом на вопрос Иван.

– А кто же мы, по-твоему? – растерялся чамранин.

– Не знаю, – ответил не сразу Иван, уставившись на дорогу. – На Ас'околоке казалось, что знаю. Там я был жрецом девятого круга Солнца. Вернуть Дьявола в преисподнюю было моим личным делом.

– «Моим личным делом», – передразнил его Комар. – Не много о себе думаете, молодой человек?

– По крайней мере, мне тогда казалось именно так, – задумчиво объяснил Иван.

– Хорошо, а зачем ты этих детективов нанял? Я посчитал нетактичным перебивать тебя там, – Комар одарил Ивана таким взглядом, что фраза «В отличии от тебя» была им практически услышана.

– У нас есть адрес сатаниста, – бодро продолжал между тем чамранин, – поехали, вразумим падшую душу, узнаем у него, где находятся Врата и возьмем их под охрану.

Смерив Комара устало-ироничным взглядом, Иван скептически покачал головой.

– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Ты действительно веришь в то, что говоришь?

– Конечно, в каждом человеке есть хорошее, нужно только найти и пробудить в нем эти ростки добра.

– Не буду спорить с тобой впустую, скажу только одно. Как ты помнишь, мы решили, что сатаниста скорее всего сопровождает демон. Может это и не так, конечно, но вероятность очень высока. Демон распознает нас сразу, и допрашивать ты будешь уже мертвого сатаниста. А вот отследим мы следующего или нет – большой вопрос.

– Спутники засекут и сразу подадут сигнал, как Врата будут открыты.

– А как быстро мы туда доберемся? Если, например, Врата будут где-нибудь в Австралии, в труднодоступном районе, сколько времени уйдет на дорогу? Я думаю, никак не меньше 30-50 часов даже при всех наших возможностях. А это две ночи. Сколько нечисти выйдет за это время? Да мы близко к Вратам не подойдем, не то чтобы закрыть их. А еще есть острова в океане, куда добираться еще дольше.

– Так что единственно правильное решение, на мой взгляд, – отслеживать с помощью детективов перемещение живого еще пока сатаниста и накрыть его, как только он доберется до Врат. Если мы сделаем это достаточно быстро, шансы есть. А если нам повезет, то на Земле, в отличии от Ас'околока, будет не камень-замок, а какой-нибудь ключ. И если нам повезет во второй раз, то возможно мы его возьмем с ключом до открытия Врат.

– Но детективы, они могут погибнуть, и Патрик тоже, кстати, – озабоченно возразил Комар.

– Что делать? Патрик сам выбрал себе образ жизни, полный опасности и риска. А детективы… в большой игре приходится жертвовать пешками.

– Интересно, что бы ты сказал, будь ты на их месте?

– Был и я пешкой… Пешки на то и пешки, чтобы молча выполнять приказы, – ответил Иван. – Ладно, потом разберемся кто да что. Пошли казино трясти, давно мечтал об этом, – бодро заявил он, резко изменив как тему разговора, так и настроение.

В казино по настоянию Комара они ставили на номер 21. Объяснять, почему именно на эту цифру, он не стал, а так как принципиального значения это не имело, то Иван не стал возражать. Действовали они, сами не задумываясь над этим, точно так же как и Конюх. Ставили на число и после очевидного выигрыша повторяли ставку два раза. Так как первоначальная ставка, опять же по настоянию Комара, равнялась двадцати одному доллару, то выигрыш составлял немногим меньше одного миллиона. Получив наличные, они покидали щедрое казино. Деньги складывались в две заблаговременно купленные спортивные сумки. Чтобы не выглядеть совсем уж нелепо, на сумки наложили иллюзию кейсов. В отличии от сатаниста они не имели ограничения во времени и играли неспеша. Иногда они меняли рулетку на покер, за карточными столами они «снимали» суммы более скромные. По настоянию Ивана выигрыш они чередовали с небольшими проигрышами, «чтобы излишне не светиться». Между четвертым и пятым казино они отобедали в ресторане, где Комар неожиданно стал рассуждать на тему, что он де и без использования Силы смог бы, пожалуй, выиграть. Иван не поддержал разговора, и Комар замолчал. Но уже в следующем заведении их дела пошли не так успешно, как хотелось бы. Иван оставил чамранина одного буквально на пять минут, отлучившись по естественной нужде, – этого хватило, чтобы рискнувший играть честно Комар проиграл почти три миллиона.

– Я отыграюсь… сейчас отыграюсь… Я везучий. Понимаешь? Я везучий. Сейчас на красное… Сейчас он упадет на красное, этот чертов шарик… Ну сколько можно попадать рядом?!

Схватив его буквально за шкирку, Иван выволок Комара на улицу и окунул с головой в фонтан.

– Ты что, лучшего времени для проверки своей удачи не нашел? А, Комар? Мы тут не ради удовольствия! Нам деньги нужны для дела! Напомнить для какого?

– Нет… Нет… Я все помню… Я в порядке…

– Тебя еще искупать или ты уже пришел в себя?

– Все нормально. Я сейчас все исправлю, – быстро, будто проснувшийся ответил чамранин и выскочив из фонтана, чуть не бегом вернулся в казино.

Когда Иван нагнал его, он сидел на своем месте абсолютно сухой и уже сделал первую ставку, которая, естественно, выиграла. Иван вздохнул с облегчением.

Всего к вечеру они посетили с десяток казино. То ли их выигрыши были не такими большими, то ли свежи еще были воспоминания о сгоревшей «Золотой Короне», но ни в одном казино им не мешали выигрывать.

– Как думаешь, пожалуй хватит? – спросил Иван, когда они покинули последнее казино. – Больше семи миллионов.

– Ты уверен? Может еще парочку посетим? Деньги они всегда пригодятся… – начал было Комар, но разглядевший в его глазах нездоровый блеск Иван твердо ответил:

– Хватит. Жадность – это порок, Комар, – добавил он, скрывая улыбку.

– Я же не для себя, я же для дела! – горячо возразил Комар, но настаивать, впрочем, не стал.

– А для дела, я думаю, хватит. Если что, еще вернемся, а сейчас домой!

Но не отправляться же в дорогу на ночь глядя? И они решили провести в городе порока еще одну ночь. Беззаботно забросив сумки с деньгами в номер, они отправились в ресторан.

– Так, дайте-ка нам хорошего… нет! Самого хорошего французского вина, которое у вас найдется, и накройте нам стол пошикарнее, – по-барски взмахнув рукой, распорядился Комар подошедшему официанту.

Иван усмехнулся, с интересом наблюдая за превращением такого, казалось бы, скромного и строгого чамранина. Впрочем, перебивать его не стал: гулять так гулять, в самом деле. Повод был, деньги, неправедным трудом нажитые, – тоже. Тот факт, что деньги были, как бы это сказать… изъяты у мафии, только усиливал чувство удовлетворения от проделанной работы. Единственное, чем дополнил заказ Иван, это графинчик водки.

Проведя в ресторане больше часа, отведав изрядное количество съестных деликатесов и довольно изрядно выпив, друзья вернулись в номер.

Вот тогда-то история с копом из Лаббока «аукнулась» второй раз.

Утомительный день, игра в казино, закономерный, но от этого не менее приятный выигрыш и, конечно же, плотный ужин с алкоголем привели к тому, что даже Иван перестал контролировать обстановку, что уж говорить о Комаре, которого прямо-таки развезло. Состояние друга забавляло Ивана. Все свои силы чамранин сконцентрировал, дабы не сбиться и не потерять нить в своих рассуждениях о госпоже Фортуне, той, что правит свой бал в казино.

– Нет, ты не прав. Фортуна любит меня… Как человека неорди… неорди… неординарного, симпатичного и с хорошим чувством юмора.

– Ну да, ну да. Три лимона спустить за пять минут… Я чуть не помер со смеху. Юморист, блин!

– Да!! Она очень капризная дама. Я играл по-честному, не применяя Силу. Ну, сколько? Скажи мне, сколько может быть черное, черное, черное?

– Пойми, Комар, на все это великолепие за одну тридцать седьмую долю от оборота честно не заработать. Ты разве не заметил магниты под лузами? Уверен, что они той же полярности, что и шарик. И когда нужно, он хоть тресни не попадет куда не нужно хозяину казино.

– Не-е-ет! Ты не прав… Я контролировал ситуацию, там все было по честному… Просто мне чуть-чуть не повезло… Но мне бы обязательно бы повезло бы, если бы… – продолжал бубнить Комар, вваливаясь в номер.

И вот тут разом из двух дверей – из той, что вела в спальню, и из туалета к ним под ноги вылетело две дымовые шашки…

6

Возвращаясь в Лаббок, Конюх очень надеялся найти там Хэнка. Когда он после казино принимал ванну, с наслаждением нежась в пене, ему в голову пришла мысль, что лучшего помощника для подбора наемников в состав экспедиции, чем Хэнк, ему не найти. Хэнк был огромным двухметровым негром из охраны Джо, черным как гуталин. Бывший морпех, он до появления Конюха в секте был старшим охранником. Тот факт, что Конюх сместил его с должности, конечно же сильно испортил их взаимоотношения. И Серж неоднократно ловил на себе косые, не сулившие ему ничего хорошего взгляды морпеха. Но Хэнк, судя по всему, очень дорожил работой и дальше взглядов дело не пошло – как-никак, а Конюх стал его непосредственным начальником. Он по-военному исправно и четко исполнял свои обязанности, вот только с воображением у него было туговато. Конюх считал, что именно по этой причине Джо его и заменил. Что же касается косых взглядов, то Конюху они (как он неоднократно сам себе внушал) были абсолютно безразличны.

На ранчо он вернулся 14 мая, к вечеру. Там царила непривычная тишина и запустенье, как он и опасался. Въехав во двор, Конюх огляделся и прислушался. Как в гостевом доме, так и в доме Джо было тихо, двери были закрыты. Судя по всему, людей на ранчо не было. И где теперь прикажете искать Хэнка? Хотя у Джо наверняка на каждого имелось досье, где и надо искать адрес бывшего морпеха. Конюх уже вышел из машины и направился было в дом покойного главы секты, когда оттуда вышел Хэнк собственной персоной с дробовиком наперевес. Ствол дробовика тут же уставился в грудь Конюха.

– Запасы «Свободы» кончились. Все разбежались. Хотели прихватить кое-что из вещей, я не дал, – проинформировал он, подозрительно рассматривая Конюха и не опуская карабина. – Где Джо, Серж? Что происходит?

– Джо мертв, Хэнк. Уже две недели как мертв, – ответил облокотившись на капот и скрестив руки на груди Конюх. – Если хочешь заработать, то я могу предложить одну работенку, – не обращая внимания на оружие, предложил он.

Хэнк молча смотрел на него, не меняя положения. Конюху ничего не оставалось, как продолжить:

– Нужно собрать команду в двенадцать человек для экспедиции в Ирак.

– Ты тоже будешь участвовать?

– Да, – усмехнувшись, ответил Конюх: он понял, куда клонит черный гигант.

В инструкции, данной ему Дьяволом, число людей в экспедиции конкретно не оговаривалось. Но Конюх решил, что людей должно быть непременно тринадцать, и отступать от своего не собирался.

– Двенадцать с тобой? – гнул свое Хэнк.

– Нет, со мной тринадцать.

– Плохое число. Трудно будет найти желающих, – хмуро заметил негр, не опуская дробовик.

– Не думаю, что кто-то откажется. После того как ты сообщишь им о том, что каждый получит по одному миллиону долларов. Ты, Хэнк, получишь полтора миллиона. Ты ведь был сержантом?

Бывший морпех ответил утвердительно, кивнув головой.

– Будешь командиром группы и должен будешь помочь мне с организацией. Нам понадобится оружие, хаммеры или другая военная техника, можно даже бронетранспортеры. Потом все это надо будет переправить в Ирак. Есть ли у тебя знакомые, которые смогут нам помочь?

– Есть, – не задумываясь ответил Хэнк. – Полковник Люк Квен за деньги мать родную продаст. Он мой дядя. Моя двоюродная тетка вышла за него замуж. Я не люблю его. Он сейчас служит в Ираке. Интендант.

– Прекрасно, Хэнк! – не сдерживая восторга, воскликнул Конюх.

Да и зачем его, собственно, сдерживать? Перед кем?! «А ты все-таки молодец, что вернулся за Хэнком, – похвалил сам себя Конюх. – Этот полковник может разом решить все проблемы, связанные с организацией экспедиции. И наплевать, кто кого там любит – не любит. Деньги сделают все!»

– Да… Я до экспедиции хочу получить половину, и остальные наверное тоже захотят, – неожиданно твердо заявил Хэнк. Назвав свои условия, он отпустил дробовик.

– О'кей, – без колебаний согласился Конюх. – Сегодня же постарайся связаться со своим двоюродным дядей, так это, кажется, называется? Мне надо с ним как можно скорее встретиться. А ты займешься подбором людей.

Через несколько минут Хэнк сообщил, что Люк Квен через пару недель будет в Штатах и обязательно свяжется с ними.

– Я намекнул, что можно неплохо заработать, так что обязательно позвонит, – уверил он Конюха.

На следующее утро, получив от Конюха деньги на дорогу и прочие расходы, Хэнк уехал набирать людей. Вернулся он через неделю.

– Я так понимаю, все они бывшие морские пехотинцы? – спросил его Конюх, рассматривая во дворе строй прибывших.

Десять крепких парней разных национальностей и рас и одна девушка, не сильно, впрочем, выделявшаяся на общем фоне.

– Да, сэр. Я лично знаю всех, сэр, – коротко ответил Хэнк.

– И эта девушка тоже?

– Да. Это Анже, Анжелина, мы вместе служили.

«Анжелина – маркиза ангелов!» – усмехнулся Конюх, рассматривая девушку. Это воздушное или даже небесное имя ей совершенно не подходило. Явно крашеная, с темными корнями волос, с короткой стрижкой блондинка. Она была долговяза, с грубыми, мужскими чертами лица. Еще она была белой – это было все, что мог сказать о ее национально-расовой принадлежности Конюх.

– Она очень опытный боец. Не каждый мужчина с ней справится, – добавил Хэнк, по-своему расценив молчание своего нового патрона.

Конюх посмотрел на него с легким удивлением. В тоне сержанта явно было нечто большее, чем просто уважение к хорошему бойцу.

– Сержант, встаньте в строй, – приказал Конюх, невольно вслед за Хэнком перейдя на военный лад, и дождавшись исполнения команды, начал речь.

– Добрый день, господа. Мне хотелось бы объяснить суть предстоящей миссии. То, что я должен вам сообщить, вас, очевидно, сильно удивит, но все это правда. Правда, скрытая от большей части людей.

– Так вот, я являюсь главой техасского звена Великой Цепи Белых Магов Америки. Да-да, не удивляйтесь. Секта была только прикрытием. Я думаю, Хэнк рассказал вам про секту?

Сержант коротко кивнул.

«Можешь превратить меня в Белого Мага?» – мысленно спросил Конюх Скорпиона.

«Без проблем, только не превратить, а внушить им. Готово, немного дыма и они уже видят в тебе Белого Мага со всеми атрибутами».

Последнее Скорпион мог и не говорить. По изумленным лицам наемников Конюх понял, что преобразился в их глазах.

– У нас, Белых Магов, как у верных защитников Америки много врагов. И они нас все-таки нашли. Бывший глава техасского звена Джо Белый, которого все знали как просто Джо, погиб в неравной схватке. Теперь техасское звено возглавляю я. Джо Белый пошел на смертельный риск ради того, чтобы раскрыть великую тайну – и ему это удалось! – пламенно возвестил довольный Конюх. Наемники внимали ему, чуть не раскрыв рты.

«Как дети, честное слово», – мысленно усмехнулся новоявленный маг и продолжил:

– Ему удалось узнать причину неудач нашей армии в Ираке. Нам мешают Черные Маги Востока! В этой стране спрятан великий артефакт – Камень Могущества, это он питает их черную силу!! Джону Белому удалось установить место, где спрятан этот артефакт. Вы поможете найти и овладеть этим великим камнем. И тогда с терроризмом в Ираке и во всем мире будет покончено. Зло потеряет силу. Мы сможем точно определять местоположение всех врагов нашей великой страны, в том числе и пресловутого Бен Ладена! С войной будет быстро покончено, и наша парни смогут вернуться домой. Могу ли я рассчитывать на вашу доблестную службу во имя Америки?!

– Да, сэр! – хором ответили наемники.

– Прекрасно! Пока у Америки есть такие воины, она непобедима. Да здравствует Америка!

– Да здравствует Америка! – хром рявкнули двенадцать глоток.

– Хэнк, размещай людей в гостином доме, – распорядился Конюх и зашел в дом.

– Что за чушь ты там нес? – неожиданно подал голос Скорпион.

– Политинформацию проводил. Солдаты, служащие не только ради денег, но и ради идеи, гораздо более полезны, – последовал ответ.

– Ты думаешь, тебе удалось их убедить?

– Судя по их глазам – подавляющее большинство, а уж они убедят остальных.

Чтобы морские пехотинцы не скучали в томительном ожидании, тем более неизвестно, насколько оно могло затянуться, Конюх по настоятельному совету Хэнка ввел жесткий армейский режим. Под руководством сержанта наемники соорудили полосу препятствий и тир. Грузовик нелегальных торговцев оружием прибыл уже на следующий день. Выбор был большой, и каждый имел возможность подобрать оружие по вкусу. Выбор среди автоматов пал в основном на «калаши», а вот пистолеты, пулеметы, ножи и амуниция в большинстве были выбраны американского производства. Также было закуплено солидное количество патронов. Конюх расплатился с оружейниками не торгуясь. И уже на следующий день в овраге за ранчо дважды в день звучали выстрелы. Так же Хэнк, который на сержантской должности чувствовал себя как рыба в воде, заставлял свое новоявленное отделение бегать кроссы и штурмовать полосу препятствий, на сооружение которой вкупе с тиром ушло три дня. Никто не роптал. Конюх решил, что его рассказ про магов приняли за чистую монету и так сказать «прониклись». А возможно, этому способствовал обещанный гонорар.

Сам же Конюх не утруждал себя какой-либо работой. Закрывшись в кабинете Джо, он целый день зависал в интернете с дежурной бутылкой пива под рукой. Он рассматривал шикарные виллы, яхты, дорогие ювелирные украшения. Еще немного – и все это будет у него. В придачу, само собой, пойдут хорошее вино и длинноногие «цыпочки». И власть, неограниченная власть! Конюх грезил и ждал. Ждал приезда Люка Квена, который, захочет того или нет, за деньги или даром, но все-таки решит все вопросы, связанные с доставкой наемников в Ирак. А заодно и обеспечит их соответствующей техникой. Но это еще почти через полторы недели, что остались до приезда полковника, плюс время на подготовку. Но способа поторопить события Конюх не видел, оставалось только ждать.

7

Вслед за дымовыми шашками из дверей выскочили одетые в противогазы полицейские. По крайней мере такую мысль внушал их внешний вид. Хмель, благо его было немного, мигом вылетел из головы.

«Что-то рановато вы, ребята, мы и дыма еще не наглотались», – подумал Иван, затаивший дыхание как только увидел шашки.

Он подпрыгнул и одновременным ударом двух ног опрокинул копа, выбежавшего из зала. От удара коп не только сам вернулся в зал, но и помог вернуться двум своим сослуживцам, находившимся сзади. От удара в челюсть другой коп вернулся в туалет. Растерянный Комар просто прижался к стене и с изумлением наблюдал за происходящим. В это время из коридора послышался топот множества ног, путь к отступлению был отрезан.

– В окно! – крикнул Иван Комару и, стараясь не вдыхать, бросился в зал.

Раскрытые сумки с деньгами стояли на столе. Иван схватил стул и запустил им в окно. Но то ли стул был слишком легким, то ли окно крепким, но на нем не появилось даже трещины. Запасы кислорода в легких были на исходе. Иван без колебания выбросил вперед раскрытую ладонь и Ударил. Он явно перестарался. Желая лишь разбить стекло, он вынес окно полностью с рамой.

«Нормально!» – усмехнулся Иван, ударом ноги опрокинув встающего полицейского. И вновь Ударил, теперь по полицейским, пытавшимся ворваться в комнату. После этого, подскочив к столу, он схватил сумки и накинув на ходу ремни на плечи, выпрыгнул в окно. Номер располагался на пятнадцатом этаже, в первое мгновение это не испугало. А вот пролетев пару этажей, Иван покрылся холодным потом, поняв, что не может затормозить падение. Он приложил максимум усилий, но замедление было ничтожным. Пролетая пятый этаж, он решил сбросить сумки, но не тут-то было: сумки резко ударили в подмышки и падение из критического перешло в просто быстрое. Это Комар догнал в полете прыгуна-неудачника и подхватил его за ремни сумок. Взявшись для удобства за ремни, Иван вдруг подумал: «Как на парашюте, елки-палки». И радостно удивился, что совершенно спокойно это принял. Ни тебе страха, ни озноба. «Если все закончится благополучно, нужно будет попробовать с парашютом», – решил он, когда они приземлились.

– Благополучно? Это вряд ли, если ты и дальше будешь действовать столь безрассудно, – набросился на него Комар.

– Не время сейчас, потом поворчишь, нужно ноги уносить! – прервал его Иван и под свист пуль, с вылетающей из сумок наличностью бросился к парковке.

С парковки они уехали на своей машине, но бросили ее через пару кварталов. Потом поменяли еще три машины, подсаживаясь в них на светофорах, используя легкий гипноз. Владельцы машин их даже не замечали. Но тем не менее, они каждый раз меняли образ иллюзии: то пара молодых негров, то пожилая чета белых, и под конец китайская семейная пара среднего возраста с чемоданами. Эта пара и сняла номер на неделю в отеле неподалеку от «Золотой Подковы», покинутой так спешно.

Иван подошел к окну. До «Золотой Подковы» было чуть больше полукилометра. Ивану пришлось потратить немного Силы, чтобы рассмотреть, что там творится. На это ушло несколько секунд. Результат был не самый блестящий, но достаточный, чтобы разобраться в происходящем около отеля. Там продолжалась полицейская суета.

– Это ваша национальная черта – из-за глупых выходок гробить дело? Мало тебе выходки с полицейским, так еще и выпрыгнул не дождавшись меня. А если бы я не успел? Ты ведь сам сказал, что твои возможности еще очень малы, – вновь завел свою шарманку Комар.

– Но ведь успел же. Честно говоря, я переоценил свои возможности – думал, сам смогу. Ждать было некогда, не хватало еще дыма наглотаться и вырубиться там. А ты явно растерялся. Это ведь не со стороны наблюдать, да, Комар? – уколол его Иван. – Хотя конечно ты прав. Что-то я расслабился. Спасибо тебе, не дал разбиться. Я твой должник. И хватит об этом.

Переночевав в гостинице, они утром отправились в аэропорт. Оттуда китайская пара, купив билеты, отправилась в Нью-Йорк. А еще через десять часов русская пара молодоженов вылетела в Москву.

Глава 5. Подготовка

1

– С прибытием! – поприветствовал Аркадий открывшего дверь Ивана и обменялся с ним рукопожатием.

– Как слетали? Есть новости? – спросил он, войдя в комнату.

Увидев Комара, сидящего в кресле с неизменным стаканом томатного сока, он коротко кивнул ему:

– Привет, Комар.

Тот ответил тем же.

– Нормально, – ответил Иван, кивнув на стоявшие в углу сумки. – Больше семи «лимонов» зелени. Четыре в евро твои, как и договаривались, курс сам посчитаешь.

– Хорошо. А по делу что удалось узнать?

– Худшие опасения подтвердились. Вызов действительно был совершен, – трагическим голосом возвестил Комар.

– Более того, сатанист действительно был в Лас-Вегасе, взял там больше тридцати «лимонов» и вернулся опять в Лаббок. Там он, судя по всему, будет готовиться к экспедиции. Знать бы еще, куда, – добавил Иван.

– Так может там его и накроем, чего ждать-то?

Иван с усмешкой переглянулся с Комаром.

– Что не так? – спросил Аркадий.

– Да вот Комар то же самое предлагал. Понимаешь, Ар… Пастух, сатаниста скорее всего сопровождает демон, или бесенок, без разницы как называть. Такой выигрыш не случаен. А возможно, он вообще вживлен в него. Я сталкивался с таким на Ас'околоке.

– И что? Вы с ним не справитесь?

– Да справимся, не в этом дело. Как только мы появимся на горизонте, демон нас распознает и скорее убьет сатаниста, чем даст нам узнать, где находятся Врата. А к этим Вратам еще и ключ может быть есть, тоже где-то в потаенном местечке лежит. Понимаешь?

– Понятно… Тут хоть какой-то след есть, в следующий раз может и не быть.

– Правильно. Зверь в силе, и потеря сатаниста для него будет лишь потерей времени, не более. В конце концов, контакт может быть осуществлен и во сне, тогда и спутники не помогут. А скорее всего так и будет, ибо если мы засветимся, Он будет осторожен. Нам обещал помочь один из управляющих казино. У него тесная связь с детективным агентством, он нанимал их для работы по сатанисту. Мы решили продлить этот заказ. В случае, если сатанист, или скорее всего демон, заметит слежку, они, возможно, захотят установить заказчика.

– И выйдут на управляющего казино, которое, как я понимаю, сатанист и обчистил? – догадался Аркадий.

– Точно. Его любопытство будет вполне понятно и дальше демон «копать», я думаю, не будет. Я конечно не доверяю Патрику целиком и полностью, но когда он давал нам обещание, он был вполне искренним. Да и выхода у нас другого нет. Так что пока готовимся и ждем: или сообщений от Патрика, или сигнала со спутника. Думаю, пара-тройка недель у нас есть. Как там насчет оружия?

– Договорился. Часть аванса отдал, остатки передам сегодня же. По идее, должны успеть за месяц, а возможно и раньше. Я сказал – за каждый день задержки вычеты, за каждый день раньше срока прибавка. За все про все пообещал «лимон» триста. Решил не жадничать, тут главное сроки, как я понял.

– Все правильно. Все правильно… Возможно, за месяц… Ладно, там видно будет. А теперь остается только ждать.

2

Иван сидел на полу в позе лотоса уже минут пятнадцать, результат был мизерным. За время американского турне он практически полностью истратил свои невеликие запасы Силы, а вот пополнить не получалось. Это грозило серьезными проблемами. Комар, конечно, достаточно силен – Иван смело ставил его вровень с жрецом пятого, а то и шестого круга, но что он сможет один?

– Ничего я в этой каменной коробке не высижу, нужно ехать на природу, – подвел он черту под своей неудачной попыткой и встал. В это время зазвонил телефон и высветил номер Аркадия.

– Да, слушаю.

– Дело есть. Если ты свободен, выходи, прокатимся, я буду через пять минут.

– Хорошо.

Иван вышел к подъезду, через пару минут подъехала УАЗ Хантер. На крыше были установлены две фары, впереди имелась лебедка. Дополнительные фары торчали по бокам, выходя за границы крыши. Это делало машину похожей на глазастого жука. За рулем машины, к удивлению Ивана, сидел Аркадий, пригласивший его садиться кивком головы. Едва он сел, машина тронулась в сторону вокзала.

– На рыбалку ездить себе прикупил?

– Не себе, а нам. Ты знаешь, где находятся эти Врата, ну или ключ? Вот то-то, не знаешь. А если где неподалеку, скажем, полторы-две тысячи километров? Тогда лучше всего на своей машине ехать, тем паче внедорожнике. И не просто внедорожник, а прошедший через руки Мастера с большой буквы. Движок форсирован, ограничения на обороты сняты, все что нужно и что ненужно усилено. Эту машину сначала один чудак готовил к гонкам на выживание, да что-то не срослось. У чудаков так часто бывает. Потом купил любитель экстремального туризма, да опять что-то не получилось, и продали уже мне. Короче, Зверь – опять же с большой буквы, – а не машина. Двести выжимает свободно, проверял. И еще я в ней тайничок сделаю, оружие прятать. На серьезный осмотр конечно не потянет, а так, от гаишников схоронить, пойдет. А если все кончится хорошо, тьфу-тьфу, то для рыбалки или на пикник в самый раз. Только деньги ты мне на эту машинку отдашь из тех сумок.

– Хорошо. Так что за дело? Куда едем?

– Нам база нужна. Оружие где хранить, дома? По оружию много людей будет привлечено, с патронами в первую очередь, конечно. Если кто засветится? На дно нужно будет залечь, а где? Там в Боровых коттедж срочно продают, относительно недорого, тем более там еще и ремонт не закончен, черновая отделка. Комару твоему, опять же, где-то жить нужно, заодно и за оружием присмотрит. Поехали, глянем. Думаю, нужно брать.

– В Боровых… Там же «шишки» одни обитают, стоит лезть? Да и «относительно недорого» там все же дорого.

– Как я понял, для тебя теперь деньги не проблема, а, маг-чародей? Что жмешься? А на счет «шишек»… Правильно. И это значит, что менты там ведут себя соответственно: скромнее, лишний раз досаждать не будут. Да и вообще понравился мне этот дом. Короче… Я его оформлю на Нурика. Мы пока не расписаны, на меня через нее не выйдут, если что. И коль суждено мне будет пережить эту заваруху, я тебе деньги за дом отдам. Если нет, ты же не обидишь бедную вдовушку, а, чародей?

– Не обижу. А кому что суждено… там видно будет.

До Борового Матюшино добрались быстро. Поселок расположился на берегу Волги в трех десятках километрах от города, а вокруг раскинулся преимущественно хвойный лес. Это сочетание реки и леса, а также близость города послужило тому, что в поселке, вытеснив местных жителей, жили преимущественно «хозяева жизни»: чиновники и бизнесмены. Также в округе были раскиданы дома и базы отдыха. На подъезде к поселку дорога поворачивала влево и шла вдоль берега Волги, на котором был расположен молодежный лагерь с одноименным названием. Въехав в поселок, проехав овраг, перед самым магазином Аркадий свернул опять налево.

– Это что, храм строят? – спросил Иван, увидев фасад, богато украшенный лепниной.

– Да нет, это архитектор какой-то фасад поставил несколько лет назад, да так и заглохло все. Один фасад и стоит. Я когда в первый раз издалека увидел, тоже подумал – церковь.

Миновав крайние дома, они около сотни метров проехали вдоль посадок елей. Показались железные ворота – может пионерского лагеря, а может и базы отдыха. Но Аркадий не собирался отдыхать и свернул в посадки, в этот раз направо, поехав между деревьями. Один ряд елей то ли был пропущен изначально, то ли был вырублен позднее. Машина шла по живому коридору, который создавали зрительно сливающиеся стволы елей, а их нижние лапы, почти соприкасаясь, образовывали крышу. Сказочный вид, который волей-неволей навеивал таинственно-романтическое настроение.

– Я тебя понимаю. Хорошая дорога, чтобы возвращаться домой. А в доме камин и шерстяной плед… И кресло-качалка, – усмехнулся Иван. – Жаль, что я не знал об этом доме раньше тебя.

Аркадий мягко улыбнулся, коротко взглянув на друга.

– Там три дома. Наколдуешь себе большую кучку денег и купишь у хозяина с переплатой, если он хороший человек. Если не очень… Ты же гипнотизер у нас, внушишь ему что-нибудь и купишь по себестоимости, а деньги заставишь детям пожертвовать… По обстоятельствам, короче.

– Тьфу, – сплюнул Иван. – Лучше б промолчал, такое настроение романтичное испортил.

– Батюшки, романтик, ядрена вошь. Ну извиняйте, батенька.

– Ладно, проехали. Точнее, как я понимаю, приехали.

Углубившись в лес метров на сто, накатанная грунтовка привела их к трем стоящим в ряд домам. Все коттеджи имели нежилой вид, более того, у двух первых были еще не достроены заборы. Машину Аркадий остановил возле третьего.

Двухэтажный дом с высокой зеленой крышей был отделал красным фасадным кирпичом. Проемы окон были отделаны желтым огнеупорным кирпичом, из него же были сделаны рисунки между окон. Забор также был сделан из красного кирпича с вкраплениями желтого. Открыв зеленую же калитку, Аркадий сделал приглашающий жест, пропуская друга. Войдя во двор, Иван увидел два гаража. Один – очевидно основной гараж на две машины – был пристроен слева от дома и имел ряд небольших окон примерно на двухметровой высоте. От въездных ворот к гаражу шел дугообразный навес. Второй гараж был в правом углу двора, напротив него имелся еще один выезд со двора.

– Ворота этого гаража, – пояснил Аркадий, подойдя к левому гаражу, – и центральные ворота открываются от пульта, причем вместе. Подъезжаешь к дому, нажал кнопочку и заезжай в гараж. Заехал, опять кнопочка, все закрыто.

– Удобно, особенно в дождь. Да… Буржуйская роскошь определенно имеет свое очарование.

В доме не было ничего особенно интересного. Внутри все было на стадии черновой отделки. Ввиду разной степени готовности стены имели где-то серый, где-то белый цвет.

Выйдя на улицу, они решили осмотреть отдельно стоящий гараж. Подходя к гаражу, Иван увидел, что у дома имелась вторая дверь – от нее шла бетонная дорожка к гаражу. В самом гараже имелась смотровая яма, закрытая крепким деревянным щитом. Под потолком шел мощный двутавровый швеллер, очевидно для крепежа подъемника. Еще вдоль задней стены стоял сваренный из листового железа верстак. Он занимал практически всю стенку – оставалось лишь небольшое пространство, чуть более полуметра. А вот ворот пока не было, как и двери.

– Гараж явно мужик с руками планировал. Автолюбитель советской закалки. В углу рядом с верстаком место под сверлильный станок оставили, не успели завести, – пояснил Пастух. – Это скорее не гараж, а мастерская, ну и как запасной гараж, мало ли. Ворот вот только нет с дверью: сделали неправильно, увезли переделывать – и все, контора закрылась. А потом хозяину не до них стало. Так и стоит. Нужно будет заказать.

– Хороший дом. И место замечательно. Бери! – подытожил Иван, закончив осмотр.

Пока Аркадий закрывал дом, он подошел к машине, снял и положил на капот футболку и куртку. Скинув кроссовки и носки, босиком пошел на небольшую поляну рядом с домом.

– Ты куда? – окликнул его Аркадий.

– Я сейчас. Подожди, только не отвлекай.

– Добро.

Выйдя на поляну, Иван повернулся к Солнцу, поднял и чуть раскинул руки ладонями к светилу. Приведя все чувства в порядок и сосредоточившись, он стал погружаться в тепло солнечных лучей, словно тая в них. Земля-Матушка, ее прохлада и трава под ногами… Он почувствовал, как его сознание начинает растворяться в окружающей его природе. Блаженство, восторг охватили его – и Сила… Энергия начала вливаться в него через распростертые ладони, через ноги и через темя. Неожиданно процесс стал сопровождаться болезненными ощущениями, но Иван решил не останавливаться, пока не пополнит запасы Силы в достаточном количестве. И он пил, упивался энергией, не смотря на усиливающуюся боль в руках, в ногах и на раскалывающую боль в голове. Впервые после возвращения он ощутил… нет, не уверенность, но твердую надежду, что у них все может получиться.

Ивана пришлось ждать около часа. Он стоял неподвижно, лишь немного покачиваясь. Аркадию ничего не оставалось кроме как набраться терпения и ждать.

– Судя по твоей довольной физиономии, все прошло удачно? – спросил он когда Иван, наконец, закончил.

– Не то слово. Конечно, это не сравнить с моими возможностями на Ас'околоке, но уже кое-что.

Сделав пару стремительных шагов в сторону машины, Иван вдруг подпрыгнул и, подогнув колени, завис над землей, расставив ладони так, словно на что-то опирался. Повисев несколько секунд, он спустился на землю.

– Ну, тогда ОЙ! – прокомментировал увиденное Аркадий. – Еще чудеса будут?

– Хватит на сегодня, поехали.

– Поехали.

– Знаешь, – сказал Иван, когда они уже покинули поселок. – Я ведь чуть не разбился там, в Штатах. Выпрыгнул с сумками с пятнадцатого этажа, а слевитировать-то и не смог. Выложился весь, до тошноты, а всего лишь чуть-чуть затормозил. Если бы Комар не успел подхватить, разбился бы к чертям. А сейчас легко, как два шага по земле сделал.

– А что там случилось?

– Да засветились чуток. Я расслабился, похулиганил малость. Коп докопался один. Я велел Комару сбросить иллюзию, сам накинул иллюзию кота. Под кота-Бегемота сработал и сымитировал расстрел копа из пулемета. Про видеонаблюдение не подумал, потому и машину не поменяли. В Лас-Вегасе после казино деньги закинули в номер, пошли в ресторан. Вернулись, а там засада. Дымовухи под ноги и копы в противогазах. Я деньги подхватил и в окно.

– Комар, он так же… силен, как ты?

– Пока существенно сильнее. Но я восстанавливаюсь, возможно, через пару-тройку месяцев догоню его. Если восстановлюсь полностью, буду гораздо сильнее. Да вот только тело мое вроде не в восторге от этих изменений. Голова побаливает. Вот я все говорю: восстановлюсь, восстановлюсь… А получается, я восстанавливаю то, что никогда не умел, то, чему научился во сне.

Иван помолчал некоторое время, приводя мысли в порядок.

– Хотя все правильно. Там, на Ас'околоке, – во сне ли, нет ли – прошел обучение мой дух. Теперь он обучает тело. Разрыв большой, и сокращается очень быстро, отсюда и боль. Но ничего, оно привыкнет, мое бренное тело.

– Куда ж ему деваться. Я все хотел спросить, а почему ты этого зеленого человечка Комаром прозвал?

– Да зудел вечно под ухом. Чамране по условиям турнира могли незримо сопровождать своих подопечных, немного помогать, консультировать. Кто какую страну изучал, понятно, да? Комар соответственно сопровождал меня. И зудел, постоянно зудел под ухом: то не так, да это не эдак.

– Понимаешь, – продолжил Иван после короткого молчания, – чамране очень строго следят за соблюдением норм морали. Слишком утрированно, как-то даже нежизненно.

– Ты говорил, что они давно не воевали.

– Да. И там, на своей планете, и этот долгий полет. Они оторвались от реальности, от настоящей борьбы за выживание, от войны.

– А может они потому и не воюют там, что чтят эти самые моральные устои?

– Может быть…

– Там, в отеле, – произнес Иван, когда они уже ехали по городу, – Комар так растерялся… Дымовые шашки, полиция, все так неожиданно… Да еще после ресторана. Похоже, это была для него первая мало-мальски серьезная передряга в жизни. Застыл у дверей с выпученными глазами. Даже иллюзию сбросил. Я подумал, придется его от копов отбивать. А когда полетел, решил: все! Вариант «писятсемь»! Про него даже и не вспомнил. А он молодец, успел. Так что не я его от копов спас, а он меня с того света по сути вытащил. Трудновато ему. Остался тут один, да я еще тираню его.

– Обвыкнется. А вот то, что он вообще остался… это момент, конечно, интересный.

3

Дядя Хэнка прибыл в Америку через три недели, уже в начале июня. Он позвонил Конюху и назначил встречу в Вашингтоне, куда прибыл по делам службы. Они встретились 5 июня, в 7 часов вечера, в небольшом ресторанчике на окраине города. Оставив наемников в железных руках Хэнка, Конюх отправился в столицу. Незнание города чуть не подвело, и когда такси, подвозившее Конюха, остановилось у входа, до встречи оставалось немногим более двух минут. Войдя в ресторан, Серж пробежал глазами зал, стараясь определить полковника по описанию, данному сержантом. Под описание подходил только мужчина в светло-коричневом костюме, сидящий в углу зала. В отличии от Хэнка, в котором, судя по всему, текла кровь только коренных представителей Африки, полковник Люк Квен был почти белым. Мулата в нем выдавала чуть смуглая кожа да нос с явно великоватыми для европейца ноздрями. Если бы не этот нос и хищный взгляд, элегантного полковника, пожалуй, можно было бы назвать даже красивым.

– Полковник? – спросил Конюх, подойдя к столику.

– Да. Вы Серж Малахофф, – констатировал полковник и посмотрев на часы добавил: – Люблю пунктуальность. Опоздай вы хоть на пару минут, я бы не стал вас ждать.

– Мне необходимо переправить в Ирак группу из тринадцати человек, – едва присев за столик, перешел к делу Конюх. – Стрелковое оружие у нас есть, но на месте мне понадобится транспорт, лучше всего хаммеры военного образца, 3-4 машины, и легкий грузовик, также рабочие и инструмент для земляных работ. Для перевозки рабочих также понадобится транспорт, что-нибудь на ваше усмотрение. Покупка палаток и прочих мелочей для устройства лагеря, я думаю, для вас не составит проблемы. Если вы сможете нас этим обеспечить, то можете назвать свою сумму.

– В какой район Ирака вы хотите попасть и сколько рабочих вам нужно? – спокойно спросил полковник, так, будто выполнял подобные просьбы если не каждый день, то уж раз в неделю точно.

– Меня интересует город Эр-рутба, что в районе Сирийской пустыни.

– Знаю такой, около четырехсот километров на запад от Багдада, – кивнул головой полковник, показав знание вопроса. – Там есть наша база, ее правда сворачивают, но пока еще функционирует. Что вам там нужно?

– Клад. Золото шумеров.

– А солдаты зачем, охрана?

– Да, там опасно.

– Да, опасно. Вам нужна будет помощь с возращением?

– Нет.

Полковник замолчал, задумчиво разглядывая свой кофе. Конюху вдруг показалось, что тот обязательно захочет попробовать получить свою долю от «клада», и неважно, по добру или нет.

– Значит так. Я обеспечиваю вашу доставку в Ирак. Конечно же без оружия. Что вы себе там навыдумывали? Какое оружие? С собой только личные вещи. Все оружие, а также технику получите на месте. Постараюсь обеспечить вам четыре хаммера, грузовик и все необходимые инструменты. Потом, когда вы достигнете своей цели, то вернете все назад. В случае необходимости я помогу вам вернуться в Америку. За дополнительную плату, разумеется. Если машины вернете в исправном состоянии, то часть суммы получите обратно. Если в неисправном, то в зависимости от ущерба. Подготовку я начну как только получу деньги. Всю сумму целиком, и это не обсуждается.

Полковник не спеша достал маленький блокнот, и вырвав страницу, быстро написал ряд цифр. Он развернул его к собеседнику, но не отдал, а продолжал прижимать пальцами к столу.

– Вот реквизиты моего номера в малазийском банке. После подтверждения о переводе денег мне нужна будет неделя.

– А о какой, собственно, сумме вы говорите? – не выдержал наконец Конюх.

– Вот об этой, – перевернув листочек, полковник написал сумму и передал листок.

«Совсем нескромный», – подумал Конюх, взглянув на цифру.

– Я завтра же переведу вам деньги. Надеюсь, вы понимаете, что это серьезная сумма, и не совершите ошибки… – многозначительно проговорил Конюх, ставая из-за стола, вцепившись взглядом в полковника.

Тот, не отводя глаз, лишь усмехнулся в ответ:

– Я все понимаю.

На том и расстались.

«Он обманывает тебя и хочет ограбить, когда ты вернешься с «кладом», – подал голос скорпион, едва Конюх вышел из кафе. – Про возврат денег за хаммеры он придумал на ходу, чтобы подловить тебя на жадности. Он хочет убить тебя. Зачем ты придумал этот «клад»?»

– Я догадался, – усмехнулся Конюх, – у него все на лице было написано. А про клад сказал потому, что это недалеко от истины. Как еще правдоподобно можно объяснить нашу экспедицию? Экскурсия по Востоку? Спецоперация за свой счет? Чушь. С детства знаю: если хочешь соврать и не попасться, ложь должна быть максимально приближенна к правде. Так легче верят и выкрутиться легче, если обман раскроют. А что касается желания полковника убить меня… Он представляет для тебя проблему?

– Нет.

– Так не лезь с глупыми вопросами. Твое дело защищать, а не советовать.

4

Петрович объявился за два дня до оговоренного срока.

– Все готово, – сообщил он Аркадию, разбудив ночью телефоннымзвонком. – Давай завтра в 12 подъезжай на Воровского, к новому вокзалу, там и примешь заказ.

– Хорошо.

«Новый вокзал» на самом деле был замороженным долгостроем. Пятиэтажная бетонная коробка, частично обшитая стеновыми панелями, стояла около оживленной улицы. Своим серым видом и запустелостью она сначала сильно портила настроение горожанам, но постепенно к ней привыкли и перестали обращать внимание. Стройка, как и положено, была огорожена бетонным забором, он же, как и положено, был разрисован – где-то граффити с разной долей таланта, где словами с разной долей грамотности. В бетонном заборе имелись железные ворота зеленого цвета, вот к ним без одной минуты двенадцать и подъехал Аркадий с друзьями на УАЗике. Номера на машине были чуток забрызганы невесть откуда взявшейся грязью. Совсем немного – но этого хватило, чтобы превратить «восьмерку» в «тройку», а «ноль» запросто мог сойти за «шестерку». Так уж получилось, что грязь на оба номера легла одинаково.

– Мы подъехали, – сообщил Аркадий, набрав номер Петровича.

– Сейчас, сторож откроет.

Через минуту ворота открыл мужичок в синей куртке с надписью «охрана».

– К зданию проезжай, там ждут, – сказал он, махнув рукой.

Около центрального входа стояло два человека. Это был Петрович, а во втором Аркадий не сразу, но все же узнал Лиса, также когда-то состоявшего в бригаде Мамонта. В отличие от Петровича, оставшегося немного ленивым и раздобревшим «братком», Лис – прежде ничем не примечательный боец, этакая «серая мышь» – изменился сильно. Подтянутый, с цепким взглядом он производил впечатление заматеревшего хищника.

Аркадий и Иван вышли из машины. Комар, как и было условлено, остался контролировать ситуацию около машины.

– День добрый! – поприветствовал Лис прибывших и окинул их взглядом с нескрываемым интересом. Мужчины обменялись рукопожатием.

– Бабки привезли? – не удержался Петрович.

– Конечно. В машине. Хотелось бы сначала взглянуть на товар, – ответил Аркадий.

– Идемте, – сказал Лис и кивнул в глубину здания.

«Пробивая» информацию про Аркадия, они наткнулись на один настораживающий момент. Вопрос с Крановщиком Рембо решил, да вот только денег не заплатил. А в рассказ одного из охранников о том, как все происходило, верилось с трудом. Судя по всему, на «стрелку» с Крановщиком Рембо привел довольно сильного гипнотизера. Крановщик теперь и заикаться о нем боится. Все это несколько затруднило и без того непростое решение – браться за столь странный заказ или нет? И если бы не горячее желание Петровича «срубить бабла», то Лис, возможно, и отказался бы. Месяц выдался хлопотным, к сроку удалось успеть с трудом. И вот теперь Рембо приехал за товаром с человеком, так похожим на описание, данное охранником. Да еще этот странный старик в красной бейсболке, который остался в машине.

«Чудны дела твои, Господи», – подумал Лис, с некоторых пор ставший регулярно посещать церковь и жертвовать денег.

– Как жизнь, Рембо?

– Нормально.

– Ты зачем Крановщику челюсть сломал? – с улыбкой спросил Лис.

– А нечего в моем доме притоны устраивать. Мешают.

– Ха-ха… Все никак не остепенишься? Чем все закончилось-то? Мы там замолвили слово, но сам понимаешь, многого сделать не могли. От дел ты отошел, а человека ломанул нехилого.

– Спасибо. Все нормально. Идти далеко еще?

– Ты ведь захочешь стволы опробовать. Тут будет подземный выход на перрон, вот в нем и постреляешь.

Углубившись в здание вокзала, они спустились в подземный переход. В глубине туннеля стояли два прожектора, направленные в противоположную от входа сторону. Там же стоял сбитый из досок длинный стол, на котором лежали автоматы АКС74У с глушителями, шашки и ножи в ножнах. Тут же стояло два цинка с патронами, рядом лежали полуперчатки с шипами. Подходя к столу, они прошли мимо трех человек, стоящих полукругом в тени.

«Подстраховался Лис. Все правильно», – подумал Аркадий.

«Не беспокойся, я контролирую ситуацию», – мысленно сообщил Иван.

«А я и не беспокоюсь».

Аркадий подошел к столу. Рядом со столом на бетоне стояло еще три цинка с патронами.

Аркадий взял автомат и отстегнул магазин. Он был пуст.

Аркадий стал быстро набивать магазин патронами, так, словно не было прошедших семнадцати лет. Набив магазин, он взял пару патронов и осмотрел. Внешне пули были вполне себе серебряными, и кресты нарисованы. Аркадий попробовал пошатать пули: они сидели плотно и отлиты были профессионально.

– Серебро? – не удержался он от вопроса.

– Серебро, девятьсот двадцать пятой пробы, – подтвердил Петрович.

«Он врет, семьсот пятидесятая проба», – сообщил Иван.

«А семьсот пятидесятая подойдет?»

«Подойдет».

– Мой друг говорит, что ты врешь и это семьсот пятидесятая проба. Только не дергайся, семьсот пятидесятая тоже подойдет, – не сдержался Аркадий.

– Насколько я понял, конкретно проба не оговаривалась? – спросил Лис, одарив Петровича недобрым взглядом.

– Точно, не оговаривалась. Мой косяк, не уточнил. Но семьсот пятидесятая подходит, вопрос закрыт.

За время разговора Аркадий успел набить второй магазин. Посмотрев в глубину туннеля, он увидел метрах в двадцати кучу строительного мусора. Взял два куска доски, валявшихся на полу, и плотно всадил их в мусор. Вернувшись к столу, он дал по куче сначала пару коротких очередей, потом три одиночных выстрела.

– Два попадания одиночными, очереди прошли рядом, – озвучил он результат, и поменял автомат.

Результат был почти таким же, только еще и очередью один раз попал. Наиболее удачной была предпоследняя очередь, почти все пули легли в цель. На серию из третьего автомата от досок мало что осталось, но это уже не имело значения.

– Годится, – вынес Аркадий вердикт, отстрелявшись. – И «глушаки» нормально. Боялся, будет громче. Самопальные? – спросил он Лиса, тот кивнул в ответ.

После чего Аркадий нагнулся, взял наугад по три патрона из стоявших на полу цинков и стал осматривать.

«Все сделано из серебра, семьсот пятидесятая проба, сделано на совесть – не сомневайся».

– Хорошо. В цинке, насколько я помню, тысяча восемьдесят патронов. Пять практически полных – примерно пять тысяч, как и договаривались, – произнес Аркадий и стал осматривать ножи. К нему присоединился Иван, взяв в руки шашку.

– Что ж, все нормально. Деньги в машине. Там возьмете или сюда принести? – спросил Аркадий Лиса пару минут спустя.

– Сюда несите.

– Я схожу, – сказал Иван, направившись к выходу.

Петрович вытащил пачку сигарет, закурил и пошел к Аркадию.

– Тебе не предлагаю, как помню, ты не куришь. Или закурил? Нет – ну и правильно. Лис вот тоже не курит. Интересный у тебя друг. Он у тебя случаем не гипнотизер-экстрасенс?

– Есть такое.

– Это не его, случаем, заказ?

– Не знаю.

– Понятно.

– Насчет гипнотизера это всерьез, кроме шуток? – спросил подошедший Лис.

– Где я и где шутки, Лис? – ответил Аркадий, усмехнувшись.

– Очень полезное знакомство. Слушай, иногда помощь такого человека бывает крайне необходима – при сделках там… и прочее. Ты понимаешь. Как думаешь, к твоему приятелю можно обратиться? Не бесплатно конечно.

– Нет, Лис. Он совсем другой жизнью живет.

– Жаль. Очень жаль. Давай цинки пока на пол поставим, чтобы не мешали.

Когда Иван вернулся со спортивной сумкой и открыв, поставил ее на стол, стало понятно, почему Лис решил осуществить передачу именно здесь. Откуда-то из темноты он принес удлинитель. Потом поставил на стол также спортивную сумку, только более скромных размеров. Из сумки он достал счетчик банкнот, детектор валют и подключил их. После этого он взял наугад десять пачек. Вытащил из них по пять банкнот и проверил их на детекторе. Оставшись доволен результатом, он пересчитал все эти десять пачек на счетчике банкнот.

– Порядок. Остальное проверять не будем. Забирайте заказ, и мы в расчете.

– Сумочку только нашу отдайте, а то нам складывать некуда.

– Конечно. Вот, – сказал Лис, пнув стоящий в тени стола большой рюкзак. – Тут магазины, три десятка, всего получается тридцать три, больше не нашли. Не успели.

– Нормально.

На столе появился кейс, в который и перекочевала оставшаяся часть оплаты. Когда сумка освободилась, Аркадий положил в нее автоматы, предварительно защелкнув приклады и сняв глушители. Ножи и перчатки последовали туда же. Накинув ремни сумки на плечо, он повернулся к Лису.

– С цинками поможете?

– Да без проблем.

Лис кивнул людям, что стояли в тени, они подошли и, взяв по одному цинку, направились к выходу. Еще один цинк взял Петрович. Последний, предварительно надев рюкзак с магазинами, взял Иван. Аркадий взял в охапку шашки и отправился следом.

Когда он вышел на улицу, цинки уже грузили в багажник УАЗика, туда же последовали сумка с рюкзаком и шашки. Сверху Аркадий закрыл все это покрывалом, захваченным из дома. Конечно, с друзьями «гипнотизерами-экстрасенсами», как сказал Петрович, неприятностей с гаишниками вряд ли стоит опасаться – да зачем зря рисковать? Укладывая покрывало, Аркадий заметил, что Комар и Иван о чем-то шепчутся, отойдя в сторонку. Захлопнув дверцу багажного отделения, он направился к ним.

– Пошли, – кивнул Иван головой и направился к Лису с Петровичем, стоящим на лестнице у входа в здание.

Аркадий так и не понял, на чем они приехали: машин видно не было. Также он автоматически отметил, что кейс с деньгами держит Лис.

– Значится так, небольшая проблема, ребята. Вы где-то засветились, – сообщил неприятную новость Иван. – Только спокойно. Тут в округе три десятка ментов. Двое писали все на камеры. Комар заставил их стереть то, что они успели записать, и выключить камеры. Он вычислил руководителя операции, и теперь у того в голове крутится только одна мысль: «Еще рано, еще рано». Товарищ трудновнушаемый попался, но Комар гарантирует, что минут пять у нас есть. Так что поспешите, и имейте в виду: вы под колпаком. Удачи!

Иван направился к машине. Аркадий хотел было тоже откланяться, но Лис опередил его:

– Завидую тебе белой завистью. Хорошо иметь таких друзей.

– Не завидуй. С ними и проблемы другие. Совсем не сахар.

– Понятно. Оружие, значит, для себя взяли? Трое вас как раз.

– Удачи, – попрощался Аркадий и пошел к машине.

– Значит для себя. Удачи, братан! – раздалось вслед Аркадию. В ответ Аркадий, не оборачиваясь, поднял сжатый кулак.

– Другие проблемы, и деньги другие… Ну да всех денег не заработаешь, – задумчиво пробормотал Лис.

– Если и впрямь менты, ноги нужно делать, что стоим? А их проблемы… ну их в баню, своих хватает! – засуетился Петрович.

– Пожалуй ты прав. Пошли.

Садясь в машину, Аркадий увидел, как они направились к кустам в противоположной от ворот стороне – похоже, там в заборе был лаз. Он помедлил, провожая их взглядом. Когда они скрылись в кустах, неожиданная ностальгия кольнула сердце. Нет, не по этим людям – он не был с ними настолько близок. Ностальгия по тому времени: беззаботному, лихому, жестокому и бесшабашному. А беззаботному потому, что думать не хотелось ни о чем, да и в хмельной голове мысли плохо держались. Все, что его тогда интересовало – это водка, драки и женщины, все это он имел тогда вдоволь, сколько хотел. И еще… он был тогда так молод.

– Поехали? – прервал его воспоминания Иван.

– Вопрос, куда? Если ментами запахло, значит прямая дорога в Боровые. Пусть оружие там лежит. Комар, присмотришь?

– Конечно, можете не беспокоиться, – ответил Комар. Он уже почти три недели жил в Боровых. «На природе так прекрасно, давно мечтал».

– Вот и ладушки. Хорошо, что покупку пока только у нотариуса заверили. В регистрационную документы пока не отдавали, думаю, с этой стороны на дом никак не выйдут.

Проехав несколько кварталов, Аркадий остановил машину и, намочив из бутылки тряпку, протер номера. После чего они продолжили путь. Через квартал он опять остановился.

– Так, а ведь менты на нас через них так и так выйдут. Хоть по распечатке звонков. И нас могут по трубкам отследить. На коттедж со старыми трубками больше ни ногой. А для связи нужно новые купить. Сможете оформить номера на Ивана Ивановича Иванова?

– Да без проблем. В принципе, мы вообще можем без трубок общаться, – ответил Иван.

– Да? А если вы мне понадобитесь, мне в форточку кричать?

– А что, не хочешь? Капризный ты. Тогда возьмем новые трубки. А с этими что, выключить пока?

– Нет уж, давай от греха подальше по домам развезем, все равно по пути.

– Давай ко мне пока закинем, потом заберешь. Что мотаться то? – возразил Иван.

– Хорошо.

Оставив у Ивана телефоны, они заехали в салон сотовой связи и взяли три новых, оформив сим-карты на Ивана Ивановича Иванова.

– Ребята, а давайте-ка в Раифу съездим, оружие освятим? – предложил Аркадий, выйдя из салона сотовой связи.

– Что такое Раифа? – спросил Комар.

– Раифский Богородицкий мужской монастырь.

– Это далеко?

– Километров тридцать. За полчаса доедем.

5

– Слушай, Иван, а ты крестик носишь? – поинтересовался вдруг Аркадий, когда они проезжали мимо озера Глубокое.

– Да, а что?

– Ну… ты же у нас жрец, чародей… Как это все… у тебя увязывается?

– Да никак. Бога никто не отменял. Понимаешь… времени разобраться в себе не было. На Ас'околоке я носил на груди Солнце, с крестиком внутри, кстати. Только крест был равносторонний. Что это значит, хоть убей, не помню. Если бы после пробуждения на мне был бы тот амулет, я бы его оставил. Но заснул и проснулся я с крестиком. Три месяца назад я уснул христианином, а месяц назад проснулся то ли жрецом Солнца, то ли нет. То ли было что-то со мной, то ли не было. По мировоззрению мало что помню – как после сна, действительно. Время нужно, все спокойно обдумать.

– А там жрецы поклонялись Солнцу как Богу?

– Не поклонялись, а чтили. Ты вот своим родителям поклоняешься или почитаешь их, что родили, воспитали? Вот и Солнце чтят, – продолжил Иван, не дожидаясь ответа. – За то, что без него невозможна жизнь на планете, а еще как проявление Света Божьего, коий заполняет нашу вселенную и сеет в ней жизнь. А что касается выбора… Маловато я с христианством знаком. А старообрядцы сказали, что мое крещение вообще не считается. Вот так то. Сначала христианство немного изучу, Библию почитаю, прежде чем окончательный выбор делать, снимать крест или нет.

– А где ты со старообрядцами общался?

– В Казани есть старообрядческая церковь на Островского. Зашел туда случайно, не знал. Пообщался немного, потом поработал денек на восстановлении храма. Так вот, они сказали, что мое крещение в Никольском соборе не в счет.

– Ясно. Я, конечно, монахам доверяю больше, ты уж извини, но мне просто интересно: а ты сам освятить оружие можешь?

– Оно, конечно, я жрец-воин, а не хранитель, но по идее должен был уметь… кажется. Говорю же, не помню многое.

– Слушай, а вот если там еще и воду освятить, как думаешь, стоит? – спросил Аркадий. Война научила его простой истине: чем больше оружия, тем лучше.

– Стоит.

– Тогда сейчас пару бочек полиэтиленовых возьмем в Залесном. А воду там же в Раифе наберем.

Так и поступили. В маленьком магазине, что разместился в гараже, Аркадий выбрал две белых по пятьдесят литров бочки. Поставив их в багажник, они отправились дальше.

Раифский монастырь находится в лесах Волжско-Камского заповедника, на берегу Сумского озера. Впрочем, теперь озеро чаще называют Раифским.

– А тут красиво! Я осмотрю пока монастырь, вы не против? – спросил Комар, когда они остановились на монастырской автостоянке и вышли из машины.

Не дожидаясь согласия, он с предметом, похожим на плоский фотоаппарат, удалился в сторону деревянного дома с надписью «Раифский сувенир». Остановившись около фигур трех медведей, вырезанных из дерева, восторженно поохав и поахав, он сделал несколько снимков и скрылся в лавке, украшенной витыми столбами и резьбой.

– Это он под чудаковатого интуриста играет или в самом деле так восторжен? – спросил Аркадий, когда Комар скрылся из вида.

– Ха! Вот не поверишь – сам не пойму. Ладно, пусть развлекается. Мы сначала воды наберем, а искать того, кто нам все освятит, уже потом будем?

– Да, пожалуй, пошли.

Взяв бочку, он пошли в монастырь. К монастырю вела асфальтированная дорожка, вокруг на газоне росли отдельные деревья – как взрослые, так и совсем недавно посаженные, цвели цветы. Все имело ухоженный и опрятный вид, тут же стояло несколько изваяний. Аркадий как-то сразу выделил среди них изваяние Божьей Матери. Входом в монастырь служили ворота, расположенные в колокольне. Все здания в монастыре были побелены. Купола, крыши и детали фасадов были раскрашены в светло-зеленые и синие цвета, конечно же имелись и золотые купола – куда же в России без них. Аркадий, конечно, не испытывал щенячьего восторга, продемонстрированного Комаром, но ему тут нравилось. И краски церквей, и зелень, и тишина. Точнее, нет, не тишина – покой, несуетность.

Раифский источник славится водой необыкновенно вкусной и считается святым. Вода из него может стоять долго и не портиться, как крещенская. За водой в монастырь приезжают не только жители ближайших сел, но и большое количество горожан. Над источником была возведена небольшая часовня. За набор воды велся сбор, но ни сборщика, ни кассира не присутствовало. Стоял короб с прорезью, куда прихожане и опускали пожертвования. Суммы того, за какое количество воды какое количество денег следовало пожертвовать, были расписаны тут же. Набрав бочку и опустив в коробку купюру, друзья унесли бочку и поставили ее в багажник. Через несколько минут вторая наполненная бочка заняла свое место рядом с ней.

– Если хочешь решить дело быстро, нужно его решать сразу с начальством. Дом настоятеля там, насколько я помню, – кивком головы показал Аркадий.

Они были уже около дома настоятеля, когда оттуда вышел мужчина лет пятидесяти с аккуратной бородкой.

– Извините, не подскажете, где мы можем найти настоятеля? – спросил Аркадий.

– Добрый день. Я настоятель.

– Добрый день. Нам нужно с вами поговорить.

– Я немного занят, но если недолго, я готов вас выслушать. Или подождите, я через полчаса освобожусь.

– У нас к вам несколько необычная просьба, нам нужно освятить оружие и ваше благословление.

– Что же необычного? Я так понимаю, командировка на Кавказ? Сколько вас человек?

– Нас двое, но не на Кавказ.

– А куда, и почему вы без формы? Кто вы?

– Даже не знаю, с чего начать…

– Начните с главного, так будет, очевидно короче, – посоветовал нетерпеливо настоятель.

– С главного – значит с главного. Недавно одному сатанисту удалось осуществить вызов Зверя. Мы предполагаем, что есть опасность того, что сатанист в ближайшее время может открыть Врата в преисподнюю.

– Что за…, что за ахинея? И когда, вы считаете, это произошло? – в голосе настоятеля сквозило и раздражение, и разочарование, и сарказм.

– Мы не считаем, мы твердо знаем: это произошло около месяца назад, в ночь на первое мая, – вступил в разговор Иван.

– В ночь на… – настоятель запнулся на полуслове и выдохнув, продолжил уже совершено другим тоном: – В ночь на первое, все правильно. В ночь на первое мая…

– Ждал я дурных вестей, но… – настоятель был явно растерян. – Точнее, и ждать уже перестал, все хлопоты, хлопоты… Идемте.

И настоятель пошел по дорожке, ведущий к выходу из монастыря.

– Это Собор Грузинской иконы Божьей Матери, главной святыни нашего монастыря, – кивнул он на храм, стоящий рядом с колокольней, служившей входом.

Собор Грузинской иконы Божьей Матери имел форму, близкую к квадрату. Из основного здания возвышалась короткая круглая башня с полусферическим куполом. Трижды перекрестившись у входа, настоятель вошел в храм, друзья последовали за ним.

В храме он прошел к стоящей чуть в глубине иконе Божьей Матери в богатом, сияющем золотом окладе.

– Вот она – Грузинская икона Божьей Матери. Если говорить точнее – это только список, оригинал, к сожалению, утрачен. Это самый старинный из всех ныне существующих списков. Но и эта икона Чудотворная, – рассказывал настоятель несколько отстраненно, он явно собирался с мыслями. – Итак… ночь на первое мая. Не знаю, что разбудило меня в ту ночь и повлекло сюда, к этому образу. Но когда я пришел, я увидел, что икона кровоточит. Это плохой, очень плохой знак. Тревога поселилась в сердце моем. Но каково же было мое удивление, когда придя на утреннее Богослужение, я не увидел следов от кровоточения. Я не стал никому говорить о произошедшем, но дурных вестей ждал. Прошло уже больше месяца, и в повседневных заботах я забыл о происшествии. И вот сегодня появились вы… Идемте.

И хотя я допускаю мысль, что это просто совпадение, я склонен пойти вам навстречу, уж не знаю почему… Ладно. Значит, вам нужно освятить оружие и благословить на борьбу с нечистым, – произнес настоятель, выйдя из храма.

– Мы там еще воду набрали из источника, хорошо бы и ее освятить.

– Воду? Да, воду это хорошо. Федор, подожди! – окликнул он проходящего монаха.

– Ты ведь в поселок сейчас поедешь? Вот и славно! Будь добр, пройди по домам, попроси у прихожан крещенской воды, если у кого есть. Пусть поделятся, кому не жалко. Скажи, я попросил, для дела богоугодного.

– Крещенская вода особую силу имеет. Много ее, конечно, он не наберет, ну да сколько будет, – пояснил он Аркадию.

Настоятель решил отложить все дела и сам освятить оружие. Машину переставили в угол стоянки и развернули так, чтобы случайный взгляд не попал на оружие. Бочки с водой вытащили.

– Серебро, – задумчиво проговорил настоятель, взяв в руки один патрон. – Мда…

Освятив оружие и воду, он благословил друзей вместе с подошедшим Комаром. Сняв бейсболку, тот смиренно встал рядом. Настоятель окинул его удивленным взглядом, но не стал отвлекаться. Закончив обряд, настоятель собрался было вернуться в стены монастыря, но тут увидел, как из подъехавшей старенькой Волги вышел монах Федор и направился к ним. В руках монах нес пластиковую пятилитровую бутыль, наполненную водой примерно на три четверти. Он молча протянул ее настоятелю, тот тут же передал ее друзьям.

– Вот, хоть что то, все в помощь. Только помните: оружие, серебро и святая вода – это, конечно, хорошо, но главное оружие – это Вера в ваших сердцах. Без нее не победите. Надеюсь, вы вернетесь и расскажете мне, как все у вас там сложится. С Богом!

И еще раз перекрестив их напоследок, настоятель с монахом скрылись в монастыре.

Друзья же, сев в машину, отправились в Боровое.

– Удивительное место. Тут так… так… Не знаю… И как я раньше не догадался посетить какой-нибудь монастырь? Когда все закончится, обязательно проеду по монастырям России. Впрочем, почему только в России? По всему миру прокачусь! – загадал Комар.

6

Но и в этот раз прямой дороги не получилось. Проехав вокзал, Аркадий свернул налево и поехал по улице Чернышевского.

– В военторг хочу заехать, тельников взять, – ответил он на молчаливый вопрос Ивана.

– Что за тельники?

– Тельник, Комар, это тельняшка.

– А зачем, зачем вам тельняшки, вы же не в армии?

Но ответа он не получил. Аркадий уже припарковался и молча переглянувшись с Иваном, вышел из машины. Иван последовал за ним.

– Маечки возьмем, штук по пять. А Комару брать?

– Давай на всякий случай.

Купив тельняшки, они отправились в Боровое, на этот раз уже никуда не сворачивая.

Комар поселился на просторной кухне, где до этого, судя по всему, жил сторож. Во всем доме кухня была единственным помещением, имеющим дверь. Старая, покрытая потемневшим лаком сосновая дверь перекочевала сюда из чьей-то квартиры. На кухне имелись вполне приличный диван и кресло. В дальнем от окна углу стоял кухонный шкаф с мойкой и навесным шкафчиком, также в довольно приличном состоянии. Посредине кухни стоял стол, сколоченный строителями из досок. Столешницей служила прикрученная поверх досок фанера, что делало стол достаточно удобным в эксплуатации. Стол имел приличные размеры, за ним могли вольготно уместиться восемь человек. Около стола стояла также сколоченная из досок скамейка и пара табуреток. На столе лежала новая клеенка, на кресле с диваном имелись покрывала. Новые компьютерный стол с кожаным офисным креслом и подставка под телевизор несколько выделялись из общего строя, так же как новые компьютер и большой японский телевизор, занимавшие соответствующие места. Спутниковая тарелка обеспечивала интернет и кучу телевизионных каналов. Ванне Комар предпочел душевую кабинку. На кухне, как и по всему первому этажу, постелили на время дешевый линолеум. В общем, с точки зрения Ивана – вполне комфортные условия для жизни. Аркадий не стал комментировать это мнение. Впрочем, Комар был вполне доволен.

«А вы слышали, как тут поют птицы? А воздух тут какой? Благодать! А лес, вы давно гуляли по лесу?»

Ворота во двор и в подвальный гараж имели дистанционное управление. Батарейки в пульте стояли новые, и ворота начали открываться, когда до дома было еще метров двадцать.

– Машину в гараже оставлю, пусть постоит, не мелькает пока – приметная машинка, и оформил я ее на себя, не сообразил.

– Хорошо. Домой на такси уедим.

– Я в душ. Как вы терпите эту пыль, невозможно, – проворчал Комар, едва машина заехала во двор, и тут же ушел в дом.

– Похоже, наш друг не очень любит физические упражнения, – усмехнулся Аркадий, провожая чамранина взглядом.

Машину он как всегда поставил в гараж, пристроенный к дому. Бочки с освященной водой выгрузили и оставили там же. Оружие перенесли в «темнушку» под лестницей. Только шашки и ножи Аркадий положил на кухонный стол, решив осмотреть их внимательней в спокойной обстановке. Вынув шашку, он сделал насколько рубящих движений.

– И коль еврей поет казачьи песни, то раки точно скоро свистнут на горе.

– Любишь казачий цикл Розенбаума? – спросил Иван, также вынимая шашку из ножен.

– И афганский тоже. Впрочем, не только их.

– Честно говоря, я как-то рассчитывал на мечи, – пробормотал Иван, тоже взяв шашку. – Там, на Ас'околоке, мечи в ходу. Ну да ладно.

Иван резко, со свистом рубанул шашкой воздух крест-накрест. Аркадий уважительно хмыкнул и попытался повторить: со свистом не получилось. После чего он продолжил рассматривать оружие.

– Давно хочу тебя спросить… – начал было Иван.

– Спрашивай, – обреченно ответил Аркадий, опустив шашку.

И по голосу, и по искрам в глазах друга он понял, что его ждет очередной «шедевр остроумия», и избежать этого все равно не удастся.

– Слушай, еврей, а, еврей, – а ты часом не казак?

– Казак, Вань, казак, – ответил Аркадий и попытался покрутить шашкой. Та послушно вылетела из руки и воткнулась в диван.

Иван на это весело «хрюкнул».

– Плохо сбалансированы шашечки, – проворчал Аркадий.

– Нормально. Так ты действительно казак, кроме шуток?

– В России я казак. Прадед мой, Краснов Петр Тимофеевич, из сибирских казаков был. Непримиримый враг Советской власти, последнюю весточку в двадцать четвертом прислал. Потом то ли сгинул где, то ли за кордон ушел. А с шашечками поработать нужно будет, потренироваться. Научишь, а, жрец-воин?

– Конечно. Мне бы только вспомнить все, да тело научить, а то со мной на Ас'околоке определенно было другое, – проворчал Иван, разминая кисть: похоже, упражнения с шашкой не прошли даром.

– А вот с ножами, я думаю, будет полегче.

Взяв нож, Аркадий проверил балансировку и метнул его в дверь. Тяжелый нож вошел точно в большой сучок, расколов его. От удара дверь открылась, а за дверью стоял зеленый человечек, Комар. Он, что вполне понятно, не носил в доме иллюзию. На нем был розовый халат, из под него проглядывали красные шорты.

– Развлекаетесь? – только и спросил он, кинув короткий взгляд на нож. А увидев торчащую из дивана шашку, лишь тяжело вздохнул и покачал головой.

Подойдя к дивану, он высыпал из пакета купленные тельняшки.

– Вы так и не ответили, зачем вам тельняшки?

– Ты знаешь, что такое тельняшка?

– Конечно. Это часть военной униформы, сначала ее ввели во флоте, потом в спецподразделениях.

– Правильно. Надевая тельник, ты приобщаешься к боевому братству, – объяснил Аркадий и выдернул шашку. – Мы не на прогулку собираемся, потому и купили. По мне, если бы пришлось выбирать перед боем – тельник или бронежилет – я бы выбрал тельник. Ванька, то есть Скоморох, я думаю, со мной согласен. Да и не только он – любой, у кого душа в тельняшке, со мной согласится.

– Хм… Тогда, если вы не возражаете, мне, наверное, тоже стоит купить тельняшку?

Иван молча протянул ему пакет. Скинув халат, Комар примерил тельняшку.

– Как влитая, – улыбнулся Комар.

– Ушить только самую малость и будет нормально, – оценил Пастух.

– А нам пора по домам, день выдался хлопотным, да и поздно уже, – засобирался Иван.

Когда, вернувшись домой, Иван проверил телефон, он обнаружил там пропущенный вызов и сообщение от Патрика О'Нейла. Сатанист с наемниками вылетел в Ирак.

Часть третья

Глава 1. Ирак

1

На базу в Эр-Рутба военно-транспортный самолет приземлился уже под вечер. Конюх, как и вся его команда, был одет в униформу песочного цвета без опознавательных знаков. Выйдя из самолета, Конюх увидел полковника, стоявшего метрах в тридцати рядом с хаммером. Тут же стоял армейский тентованный грузовик.

– Как добрались?

– Нормально.

– Садитесь со мной в машину, ваши люди пусть грузятся в грузовик.

Взглянув на стоящего рядом Хэнка, безусловно все слышавшего, Конюх лишь молча кивнул на грузовик и сел в хаммер, который тут же двинулся вперед. Грузовик их догнал уже у гостиницы, что расположилась рядом с базой. В гостинице были забронированы семь двухместных номеров. Конюху, соответственно, полагался отдельный номер. То факт, что Хэнк и Анже взяли ключи от одного номера, Конюха не удивил. Как и то, что Хэнк с дядей не обменялись даже словом.

– Завтра заеду за вами в семь утра, получите все как договаривались. Рабочие тоже будут ждать. Два десятка человек вам хватит? Если мало, наберу хоть пару сотен, это не проблема.

– Хватит и два десятка.

– В таком случае отдыхайте. Да, в какую сторону вы намерены направиться? – спросил, собравшись было уходить, полковник. – Технику вы получите за городом. Где ее лучше расположить?

– Мы направимся на юго-запад, в пустыню.

– О'кей, значит на южной окраине. До завтра. Я подъеду за вами в семь утра.

Проводив полковника взглядом, Конюх повернулся к наемникам:

– Всем отдыхать. Можете поужинать в ресторане, но ни капли спиртного или наркоты. Гостиницы не покидать, приключений не искать. Хэнк, проследи.

– Есть, Сэр!

– Подъем в шесть тридцать утра. В шесть пятьдесят пять встречаемся в холле. Я в номер, меня не беспокоить. Все свободны.

Когда утром без пяти семь Конюх спустился в холл гостиницы, все наемники были уже там. Судя по свежим лицам, нарушителей дисциплины не было, как и проблем с акклиматизацией. Поприветствовав их кивком головы, он не останавливаясь вышел на улицу. Наемники вышли следом. Без двух минут семь к гостинице, поднимая пыль и издавая смесь разнообразных скрипуче-фыркающих звуков, подъехал видавший виды желтый автобус. Двери раскрылись с омерзительным скрипом. Сидящий на переднем пассажирском сиденье полковник сделал приглашающий жест.

– Вы уверены, что эта развалюха не встанет через сто метров? – недовольно спросил Конюх, присев рядом с полковником.

– Не беспокойтесь. С вами пойдет два автобуса – на всякий случай, состояние второго намного лучше. Водители получат деньги только по возвращении, так что будут стараться изо всех сил. Но главное в том, что водитель этого автобуса довольно сносно владеет английским и будет полезен вам в качестве переводчика. Зовут его Мас, что означает «везение». Кто знает, возможно, он принесет вам удачу!

Услышав свое имя, водитель в клетчатом бело-черном головном платке с рисунком в стиле шахматной доски обернулся и показав в улыбке свои крупные, почти коричневые зубы помахал рукой.

– Привет.

– Он также знает русский. Вы ведь русский, господин Малахофф?

– Не нужно быть такими мрачными, джентльмены, это автобус для рабочих, ваше путешествие на нем закончится через десять минут, – весело сообщил полковник, видя недовольные лица входящих наемников.

Трасса Амман-Багдат пересекает Эр-Рутба практически с севера на юг. Выбравшись на трассу, скрипучий автобус неожиданно прибавил немного скорости и быстро добрался до окраины. Отъехав от города пару километров, он съехал с трассы и остановился метра в ста от нее, у стоящих в ряд хаммеров. Крайними справа стояли два новеньких как с иголочки М 1151 с комплексами бронирования для улучшения выживаемости, очевидно только-только поступившие в части. Компанию им составил видавший виды М 1025 и грузовой вариант М 1038 – в отличии от остальных без пулемета. Рядом стояли два армейских грузовика, также там присутствовал еще один автобус, кремового цвета. Из кузова одного из грузовиков, ближе к кабине виднелись сваленные в кучу ручные тачки. Чуть в стороне стояла пара бронетранспортеров. На бронетранспортерах и вокруг машин расположилось полтора десятка вооруженных солдат. Также как и люди Конюха, они не имели опознавательных знаков.

Когда Конюх с командой вышел из автобуса, тот развернулся и поехал обратно в город.

– Он привезет рабочих, примерно минут через десять. Там, в левом грузовике – оружие, другой грузовик пойдет с вами.

Наемники не спеша и основательно вооружились, подобрав оружие по вкусу – благо его было много, полковник не поскупился. Также присутствовали шлемы и бронежилеты 4 класса защиты, новые и явно бывшие в употреблении. Хэнк с трудом подобрал себе бронежилет по размеру. Осмотрев его, он нашел на нем несколько следов от попадания пуль, но пластины выдержали удар.

– Не сомневайся, Хэнк, надевай! Он уже спас чью-то жизнь, спасет и твою.

Одарив веселящегося родственника мрачным взглядом, Хэнк тем не менее надел жилет. Вооружившись, наемники перешли к осмотру хаммеров. Легко запрыгнув в кузов, Конюх также выбрал себе оружие: пистолет Desert Eagle. Закрепив кобуру на ремне, он вернулся к полковнику. Бросив взгляд в сторону трассы, он увидел возвращающийся желтый автобус.

– В каждой машине по паре бочек с бензином. Я думаю, пригодится. А вот и автобус с рабочими. Запасы воды и питания на неделю, как вы и заказывали, находятся во втором автобусе. В грузовике, как можете видеть, инструмент. Вроде бы все. Мой номер телефона у вас есть, если что-то понадобится – звоните. Удачи!

Распрощавшись, полковник сел в один из бронетранспортеров. Солдаты быстро заняли свои места, и они удалились, подняв облако пыли.

– Я и еще один хаммер пойдем впереди, потом автобус, грузовик и грузовой хаммер. Ты пойдешь замыкающим, – распорядился Конюх, подозвав Хэнка.

– Все, выдвигаемся! – скомандовал он, и через минуту колонна двинулась на юго-запад, в сторону Сирийской пустыни.

2

«Сирийская пустыня сложена преимущественно меловыми и палеогеновыми известняками, мергелями и кремнями, перекрытыми местами покровами базальта. Встречаются многочисленные замкнутые депрессии (часть карстового происхождения) с солончаками и такырами. Отдельные массивы песков, участки каменистой хамады. Климат субтропический, континентальный, сухой, с теплой зимой и жарким летом. Растительность скудная, разреженная – кустарники, полукустарники, травы-эфемеры и эфемероиды, пустынные лишайники на грубоскелетных почвах сероземного типа. Вдоль русел эпизодических водотоков – заросли тамариска. На засушливых участках полупустыни развито кочевое скотоводство (овцы, козы, верблюды)».

Так описывает Сирийскую пустыню географический атлас. У Конюха атласа под рукой не было. Зато представилась возможность увидеть все это лично: и скудную растительность, и коз с верблюдами, и пустыню – неожиданно без песка, по крайней мере там, где пролегал их путь. Лишь когда они углубились в пустыню примерно на сотню километров, он увидел те самые «отдельные массивы песков». Скрипучий автобус существенно тормозил движение; максимум, что мог выдавить из него Мас – это шестьдесят километров и то по относительно ровным участкам. Пейзаж откровенно не радовал. Впрочем, сатанист еще даже не осознал, что радость ушла из его души уже навсегда.

Сидящий в руке скорпион указывал путь просто и незатейливо. Рука пульсировала болью в том направлении, куда нужно было двигаться. Если ехали правильно, то болел кончик среднего пальца. Хотя боль и была вполне терпимой, раздражала Конюха она сильно. Да и не в боли дело было, если разобраться. Сейчас, когда желанная цель – Власть, Богатство, Роскошь, Женщины, да ВСЕ ЧТО ХОЧЕШЬ, была так близко – Конюх понял, что сил ждать уже нет.

Когда через пять с гаком часов пути караван въехал на невысокий и довольно обширный холм, боль прекратилась.

«Здесь», – прозвучало у Конюха в голове.

Выйдя из машины, он осмотрелся. На холме когда-то было поселение. Под небольшим слоем песка явственно просматривались прямоугольные контуры. Конюх расшвырял ногой песок и убедился в своей правоте. Под песком скрывалась кладка из сильно разрушенного коррозией известняка.

«Тебе нужно туда», – вновь подал голос скорпион, и рука вновь отозвалась болью. Конюх послушно двинулся по улочке шириной не более двух метров.

«Здесь. Здесь нужно копать. На глубине семи метров ты найдешь Ключ», – остановил его скорпион, когда пройдя улочкой он вышел на центральную площадь поселения. Конечно, название «площадь» было слишком громким для этого пятачка, но другого слова Конюх подобрать не смог.

«Площадь так площадь, какая разница», – раздраженно подумал он.

– Разгружайтесь! – скомандовал он, махнув рукой наемникам. – Пришлите ко мне Хэнка!

Тут Конюх остро пожалел, что среди заказанных вещей он не указал портативные рации. Во времена его службы в Советской Армии их не было, вот и не сообразил. С рациями было бы намного удобнее.

– Блин, и Хэнк не подсказал, тоже мне сержант, – проворчал Конюх. Впрочем, он возвел напраслину на морпеха: тот вообще был не в курсе, что там заказывалось.

Хэнк явился через минуту идя быстрым шагом, но так, чтобы это не походило на бег. Сержант явно заботился о своем авторитете.

– Мы прибыли на место. Вот на этой площадке и будем копать. Провозятся наши арабские друзья, я думаю, день-два. Лагерь, соответственно, разобьем здесь же на холме. Расставь машины по периметру, назначь смены караульных, установите палатки. Рации я не заказал, с ними было бы удобнее. Хотя холм небольшой, обойдемся и без них.

– В автобусе есть рации, два десятка, Сэр.

– Да? – немало удивился Конюх. Когда сержант успел все осмотреть, он не заметил. – Хорошо. Проверь аккумуляторы, раздай нашим и мне одну принеси. Все, выполняй и пришли ко мне этого водителя-переводчика, как там его… счастливый который.

– Мас. Его зовут Мас – везение, Сэр, – сказал сержант и развернувшись ушел к колонне.

«Мас – везение, Сэр», – беззлобно передразнил сержанта Конюх. Обращение «Сэр» неожиданно польстило ему и несколько сбавило градус раздражения.

«Пожалуй, этот Хэнк может пригодиться потом. Туповат, но исполнителен и дело свое знает. Ладно, там видно будет. Быстрей бы уже только. Хотя какого лешего я дергаюсь? Днем раньше, днем позже получу я Ключ, какая разница? Все равно потом ждать. Нужно успокоиться».

– Звали? – раздался голос неслышно подошедшего Маса.

– Да. Назначаю тебе главным среди этих вас. Копать нужно вот здесь.

– Да, я главный. Главным быть хорошо. Глубоко копать? – для общения Мас выбрал английский. Конюх вдруг подумал, что полковник пошутил по поводу его знания русского.

– Семь метров.

– О'кей, шеф. Выкопаем быстро, – протараторил Мас и зачем-то неловко козырнув, убежал.

Через пару минут пришли арабы, принесли инструменты: лопаты, кирки и тележки. Но сложив все это кучей на краю «площади», они развернулись и пошли обратно.

– Мас! – раздраженно крикнул Конюх.

– Сейчас, шеф, все будет о'кей, шеф. Время кушать, шеф. Потом быстро копаем, шеф, – протараторил подбежавший Мас, не дожидаясь вопроса. – Мы кушать, шеф, о'кей?

– О'кей, о'кей… Большая работа начинается с большого перекура, ну или с обеда.

Конюх есть не хотел и решил прогуляться по ожившему холму. Поселение когда то окружала стена, части ее остатков явственно просматривались. С северной стороны угадывалось русло небольшой речки, а может это был ров. В общем, ничего интересного. Пейзаж безрадостный – редкие колючки да песок лоскутами.

На холме тем временем царил ОБЕД. Три хаммера заняли места по периметру, с парой наемников в каждом. Расположившись в машинах, наемники что-то жевали.

Около скрипящего автобуса, разбившись на небольшие группы, обедали арабы, они расположились на песке. Ели они лепешки с финиками и фруктами, запивая это – кто-то, судя по запаху, чем-то кисломолочным, кто-то чаем. На проходящего рядом Конюха они никак не отреагировали.

Чуть в стороне сидели свободные от дежурства наемники. Расчистив кусок древней кладки, они использовали ее как скамейку. Низко, конечно, но все же удобнее, чем на песке. Они, так же как и арабы, решили перекусить, благо полковник снабдил их армейскими сухпайками в большом количестве.

Подумав, Конюх все же решил-таки поесть. Забравшись в автобус, он взял упаковку сухпая и устроившись тут же на сиденье, открыл ее. Наверное, на калории этот сухпай был богат, да вот на вкус не очень.

«Двадцать человек, в две смены… Если не сегодня к вечеру, то завтра точно должны будут закончить. Не хотелось бы дольше тут торчать – в этой пустыне, в этой компании, да еще и с этой с позволения сказать едой».

Но не тут-то было. Сначала все действительно пошло ходко. Уже к вечеру, непрерывно стуча кирками и махая лопатами, арабы углубились метра на три. Конюх уже начал надеяться, что покинет эту (Слава Богу, не успевшую надоесть) пустыню на следующий день, как арабы заволновались.

– Шеф, шеф! – крикнул Мас.

– Тут скала, шеф, копать дальше никак нельзя, – объяснил он подошедшему Конюху.

Спрыгнув в яму, Конюх взял кирку и ударил по открывшейся поверхности. Кирка отскочила, оставив лишь царапину.

«Скорпион, что это?»

«Помещение, где хранится Ключ – это куб из шести монолитных плит толщиной около двух локтей».

«Ну ни хрена себе. И что теперь делать? – выругался по-русски Конюх, вылезая из ямы. – Ты раньше сказать мог? Мне теперь эти плиты лопатами ковырять?»

«Раньше не было информации. Попробуй взорвать».

«Взорвать, – Конюх быстрым шагом двинулся по краю ямы. – Взорвать… Конечно взорвать, что еще остается делать».

Он вытащил из кармана разгрузки телефон, чтобы позвонить полковнику, но связи, конечно же, не было. Взмахом руки он подозвал Хэнка. Пока тот подходил, Конюх сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Я завтра съезжу в город, привезу взрывчатку и ломы. Арабы пусть копают, ищуткрай плиты. Когда найдут, пусть копают вниз, до стыка с другой плитой. Хотя нет… Пусть копают до угла и найдут стык трех плит. Надо раскопать так, чтобы ломами потом было удобно сделать отверстие для взрывчатки. Понял?

– Да, Сэр!

– Если не хочешь тут торчать лишнего, подгоняй их, чтобы хорошо работали. На сегодня все, всем кроме караульных отдыхать.

На следующий день, взяв два хаммера и пять наемников, Конюх отправился в город. Полковник без лишних слов обеспечил их и полудюжиной ломов, и необходимым количеством взрывчатки. К легкому удивлению Конюха он даже не заикнулся о доплате. Правда, пришлось подождать почти пять часов.

«Вы ведь понимаете, я не ношу все это с собой в кармане, придется подождать. Пластид я вам дать не смогу, а вот тротиловых шашек – пожалуйста».

Так что к холму вернулись уже поздним вечером, в кромешной темноте, только холм издалека освещал ночь фарами машин.

– Все в порядке, Сэр. Яму выкопали. – доложил Хэнк к немалому удивлению Конюха.

– Что, докопали до стыка? – переспросил он недоверчиво.

– Да, Сэр. Он был совсем рядом.

– Возьми фонарь, посветишь мне, – приказал ему Конюх.

Взяв один из ломов, он отправился к яме. Стык действительно оказался рядом, до него пришлось прокопать всего лишь пару метров в сторону.

– Удачно выбрали направление.

– Это я приказал копать в эту сторону.

– Молодец, Хэнк. Продолжай стараться и можешь надеяться на премиальные.

Спрыгнув вниз, Конюх под светом фонаря осмотрел стык плит. Толщиной они были чуть меньше метра. Взяв лом, он нанес два сильных удара: один чуть выше стыка, другой чуть ниже. От ударов треснули куски примерно с полкулака размером. Чтобы их окончательно выбить, пришлось приложить ломом еще раз пять.

– Для начала неплохо, – сказал он Хэнку, выбравшись наверх.

– Дальше, конечно, будет труднее, но я думаю, если не к обеду, то к вечеру точно справятся.

На следующий день арабы, сменяя друг друга каждые пять минут, крушили плиты. Но если вначале косыми ударами еще можно было что-то отколоть, то когда отверстие стали углублять практически прямыми ударами, дело явно застопорилось.

Конюх от нетерпения тоже несколько раз спускался помахать ломом. Плиты поддавались с большим трудом. После очередного захода, прежде чем вылезти из ямы, он захватил с собой пару осколков. Конюх имел самые слабые познания в геологии и тем не менее внимательно осмотрел их, но понять, что это за материал, так и не смог. Единственное, что он мог сказать, что этот материал был очень похож на бетон.

Лишь к семнадцати часам было пробито достаточно большое, а главное – глубокое отверстие. Конюх лично уложил в него шашки. Вставил капсюль – детонатор и отмотав полтора метра огнепроводного шнура, поджег его и неспеша выбрался из ямы.

Взрыв ощутимо всколыхнул холм. Дав несколько секунд улечься основной массе пыли, Конюх подошел к яме. Отверстие, пробитое взрывом, было недостаточно для того, чтобы он мог пролезть внутрь. Но плиты вокруг эпицентра растрескались, и несколько больших кусков явно можно было без особых проблем сбить ломами. Отыскав взглядом в толпе арабов Маса, он взмахом руки подозвал его. Тот подошел, прикрываясь от пыли краем головного платка.

– Расчистите отверстие, чтобы я мог пролезть внутрь.

– О'кей, шеф. Все почистим, шеф, – с готовностью ответил тот.

Конюх, нарочито не спеша, сдерживая нетерпение, пошел к грузовому хаммеру. В машине он взял трос с «кошкой» на конце. На нем он еще с вечера завязал узлы через каждые сорок сантиметров. Прихватив также фонарь и пустой солдатский мешок, он вернулся к яме. Арабы, выполнив его указание, уже выбрались наружу. Они так и не рискнули заглянуть в образовавшееся отверстие и теперь стоя со всеми вместе на краю ямы, с интересом смотрели за действиями Конюха.

– Хэнк, подстрахуешь, – распорядился он и спустился вниз.

Опять же нарочито неспеша надежно закрепил кошку и бросил трос в отверстие, туда же он отправил и мешок. Рядом спустился сержант. Мельком взглянув на него, Конюх полез в пыльную темноту. Оказавшись внутри, он включил фонарь и осмотрелся.

Внутреннее помещение, как и сказал Скорпион, имело форму куба с гранью в четыре метра. Не став долго рассматривать помещение, Конюх выбрался наружу, и полез уже ногами вперед. Без труда спустившись вниз, он еще раз огляделся. Хорошо обработанные каменные выступы шириной сантиметров тридцать и высотой около двадцати образовывали круг во всю плиту. Своими краями круг задевал стены. Внутри круга, сливаясь с ним расширяющимися лучами, находился равноконечный крест. На потолке и боковых плитах был такой же рисунок. Все шесть кругов соприкасались, так что лучи крестов словно соединялись.

На полу в центре креста, на площадке, стоял темный футляр. Он имел форму параллелепипеда с гранями в пятьдесят сантиметров у основания и высотой в тридцать. Его края идеально совпадали с краем площадки.

«Ключ внутри, забирай футляр. Что медлишь?» – раздался в голове голос скорпиона.

– Заткнись! – вслух по-русски ответил Конюх.

У него вдруг заболел, казалось уже полностью заживший, след от ожога, оставленный крестиком. Присев, Конюх не спеша стал рассматривать футляр, потирая саднящую грудь. На удивление на нем не было ни грамма пыли. Футляр отражал свет фонаря так, словно был покрыт лаком. Он явно был сделан из темного, почти черного дерева с красными прожилками. Футляр был абсолютно чист со всех сторон, и лишь едва заметная щель, проходящая ровно посередине, указывала место стыка. Достав нож, Конюх попытался поддеть крышку – неудачно. Попытался с другой стороны, и лишь с третьей попытки крышка поддалась. В это время снаружи послышались крики, потом раздались два пистолетных выстрела, им ответил автомат, второй, ударили пулеметы.

– Серж, тревога! – раздался крик Хэнка, забывшего о субординации.

– Какого… Что там происходит? Скорпион! Ты слышишь меня?

«Арабы, землекопы. Они тоже решили, что ты ищешь клад. Они считают, что раз это их земля, то и клад тоже принадлежит им. Они напали на твоих людей. Их сообщники атакуют вас с севера».

– Еще не хватало, – проворчал Конюх и открыл крышку.

Откинулась она легко и застыла в вертикальном положении. Внутри футляра, в идеально подогнанной нише, заполнив практически все внутреннее пространство, жил продолговатый камень. Именно ЖИЛ! Он, словно состоящий из куска магмы темно-красного цвета с черными пятнами и прожилками, явно пульсировал. Конюх поспешно закрыл футляр и выдохнул. Оказывается, он какое-то время не дышал и даже не заметил этого.

Наверху тем временем нарастал бой. Аккуратно положив футляр в солдатский мешок, он взял его за ремень и подойдя к тросу, привязал.

Быстро взобравшись наверх, Конюх вылез наружу. Тут же на него кто-то бросился сверху, полоснув его ножом по шее. Перебросив нападавшего через себя, сильно приложив его об стенку ямы, Конюх выпустил в него три пули. Он провел по шее рукой и посмотрел на ладонь: следов крови не было. Похоже, нож нападавшего не оставил даже царапины.

– Молодец, Скорпион.

Откинув ногой знакомый головной платок, он убедился, что его атаковал Мас.

– О'кей, шеф, все о'кей, шеф, – передразнил Конюх покойника, вздрогнув от близкого взрыва.

Быстро достав мешок и закинув его на плечо, Конюх выбрался наверх. Вокруг ямы и в ней лежало человек пятнадцать убитых арабов и трое наемников. Хэнка среди них видно не было.

У арабов были в основном ножи, пистолеты да пара автоматов. Окинув все это одним взглядом, Конюх подобрал из рук погибшего наемника автомат Калашникова, взял три магазина и побежал на звуки выстрелов.

Арабы атаковали широким фронтом. Их поддерживали два развернутых боком грузовика, из-за кузова которых виднелись мешки с песком, над ними торчали плюющие огнем автоматные и пулеметные стволы. Также имелось два джипа с пулеметами, поливавшие холм огнем. Ряды атакующих сдерживали и прореживали пулеметы с двух хаммеров и минимум три автомата с этой стороны, третий пулемет отзывался с противоположной стороны холма. Аккуратно положив рядом в углубление мешок, Конюх вступил в бой. Он успел разрядить короткими очередями первый магазин, как из грузовиков ударили гранатометы. Первым же выстрелом был уничтожен хаммер справа, второй, явно неудачный, вместо хаммера попал в кремовый автобус.

– Если дальше так пойдет, эти уроды оставят меня без транспорта. Скорпион! Можешь организовать песчаную бурю?

«Небольшую – сейчас день. Но холм окутать хватит».

– Так давай, давай!

Конюх отбросил автомат, сменил в пистолете обойму и схватил мешок. Он бросился было к грузовому хаммеру, но тут же упал на землю, прикрывая рот рукавом. Поднявшийся песок забил, казалось, все, во что смог проникнуть.

– Идиот, я сейчас задохнусь! – прохрипел Конюх, отплевываясь от забившего рот песка.

«Сейчас исправлю».

Вокруг Конюха образовалась полусфера двух метров в диаметре, защищающая его от бури. Конюх сначала отплевался от попавшего песка, затем достав флягу прополоскал рот.

– Ну ты и умник, мать твою скорпиониху, – выругался он, и подняв мешок, продолжил путь к хаммеру.

Без особых проблем найдя машину, он устроил мешок на полу перед передним сиденьем и тронулся в путь. Выехав из бури, которая действительно бушевала только на холме, он аккуратно объехал яму и собрался было прибавить газу, когда из бури выскочили Анже и Хэнк.

– Серж! – закричал морпех.

Конюх притормозил. Но тут он понял, что опять, как тогда в пещере, не владеет своим телом. Машина тронулась вперед.

– Какого черта? – прохрипел он.

«Тут опасно, нужно уходить. Днем мои возможности сильно ограничены. Дело сделано, они тебе больше не нужны», – раздался в голове голос скорпона.

И подвластная чужой воле нога надавила на педаль. Хаммер рванул прочь от холма.

– С-е-е-ерж!!

В зеркало Конюх увидел, как на Хэнка с Анже набросились выскакивающие из бури арабы.

– Пожалуй ты прав, они больше не нужны, – пробормотал Конюх и выбросил в окно рацию.

– Серж, ты мразь!!! – раздалось ему вслед, но Конюх этого уже не услышал.

3

– Скоморох, сигнал! – неожиданно вскрикнул Комар и дернул Ивана за спортивную сумку, в коей, между прочим, лежали два автомата, десяток набитых рожков и серебряные ножи.

– Ага, вот прямо тут сейчас и посмотрим, – проворчал Иван, схватив в свою очередь за рукав Комара, и потащил его на тротуар, так как находились они в этот момент аккурат посреди проезжей части.

– Вон чайхана, зайдем, там и посмотришь что за сигнал. Заодно и перекусим. А то мы сегодня без обеда с тобой, а дело к вечеру.

В Эр-Рутба они прибыли буквально час назад, на автобусе из Багдада, а до этого были еще Анкара и Москва. Летели, как и в прошлый раз, по чужим билетам и документам. Протаскивая сумки с оружием как ручную кладь. Пастуха решили не брать, проход через таможни с «балластом» намного усложнил бы задачу.

– А если эти Врата там и находятся, и все решится там? Вы там… А я тут останусь? – раздраженно спросил Пастух.

– А с тобой мы можем вообще не добраться. Если бы у тебя хоть загранпаспорт был. Самим по чужим документам лететь, под иллюзией, сумки с оружием через таможни протащить, да еще и тебя прикрывать. Слишком много заморочек, можем погореть. Нет, Пастух, ты остаешься и будешь держать за нас крестики, – усмехнулся Иван, примирительно хлопнув Аркадия по плечу. Тому ничего не оставалось делать, как смириться.

Единственной информацией, которую передало через Патрика детективное агентство, было то, что колонна, ведомая сатанистом, ушла в пустыню на юго-запад от Эр-Рутба. И в данный момент они искали машину напрокат, чтобы отправиться следом, но языковой барьер затруднял поиски.

Чайхана по сути была первосортным восточным рестораном с просторным светлым залом и ажурными решетками, разделяющими столы с полукруглыми диванами. Они присели за стол в углу зала. Комар раскрыл свой серебристый чемоданчик, выдвинул из ниши панель и застучал по клавишам. Тут же рядом с ними как из воздуха появился разносчик, сухой мужчина в возрасте около сорока лет.

– Очень рады вас видеть! – сообщил он на ломаном английском, расплывшись в радушной улыбке. Открывшаяся тарелка спутниковой связи на «чемоданчике» его, похоже, ничуть не удивила. – Что будете кушать?

– Все! С утра не ели, так что давай какой-нибудь супчик, салат или просто там овощи порезанные, ну и мясо с гарниром. Что предложишь?

– Ничего не предложит, у нас нет времени, – встрял Комар, естественно на русском, и развернул к Ивану экран. – В ста пятидесяти километрах на юго-восток всплеск Силы неопознанной природы. Нам нужно туда. Срочно!

– Что за силы? – неожиданно, с сильным акцентом, но тем не менее по-русски спросил разносчик.

– Темные, приятель, темные. Русский знаешь? – поинтересовался Иван.

– Так, мало-мало.

– Судя по карте, путь нам предстоит в пустыню, ты нам по-быстрому водички организуй литров пять, хорошо?

– Сейчас, – ответил разносчик и буквально убежал на кухню.

Вернулся он так же бегом, неся в одной руке пластиковую пятилитровую бутыль с водой, в другой увесистую сумку.

– Вот вода и еда. Тут тушеная курятина, шашлык из баранины, овощи и лепешки. Вы ведь хотели покушать, в пустыне негде покушать. Вместе с сумкой всего сто пятьдесят долларов.

– Ну и цены в вашей забегаловке, – усмехнулся Иван. Тем не менее, достал из кошелька две сотенные купюры и протянув разносчику, добавил: – Будем считать премией за сообразительность. Спасибо тебе и привет!

Разносчик расцвел в счастливой улыбке. Подхватив сумку с оружием и бутыль с водой, Иван направился к выходу. Забрав все остальное, Комар последовал за ним.

– Жаль, что вы не попробовали наш кофе. Лучший кофе в мире варим мы, арабы. А из арабов лучший кофе у нас, в Ираке, – тараторил довольный разносчик, провожая их к выходу.

– В следующий раз обязательно попробуем, – вежливо ответил Комар.

Выйдя на улицу, он буквально наткнулся на внезапно остановившегося Ивана.

– Что случилось?

– Смотри, – кивнул головой Иван в сторону остановившегося в пяти метрах от входа в чайхану серебристого Ленд Крузера. – Агрегат-то что надо.

Из машины вышел моложавый араб в ослепительно-белом костюме с кожаной папкой в руках. Он направился было в чайхану, но неожиданно застыл на месте. Медленно оглянувшись назад, он махнул рукой водителю, приглашая его с собой. Взглянув на Ивана, Комар понял, что он «ведет арабов». Тем временем, покинув машину, водитель присоединился к ее хозяину, и они вместе зашли в чайхану.

– Смотри, и дверцы не закрыли – явное приглашение воспользоваться такой хорошей машиной во временное пользование, для благого дела. Я к тому же уверен, что и ключи водитель любезно оставил в замке зажигания.

Балагуря, Иван деловито открыл заднюю дверцу, устроил там сумки и плюхнулся на водительское сидение.

– Ты хочешь просто так уехать? А компенсировать хозяину стоимость машины ты не хочешь? – гневно спросил подошедший Комар, явно не собираясь садиться в машину.

– Комар, время! Садись, по дороге все объясню! Или ты садишься, или я уезжаю один! – добавил Иван раздраженно, видя, что Комар даже не пошевелился.

Угроза подхлестнула чамранина, и он быстро сел в машину, которая тут же рванула с места. Иван вел машину на максимально возможной в городе скорости, пару раз едва не попав в аварию.

– И что ты хотел мне объяснить? – строго спросил Комар, поспешно пристегнув ремень.

– Комар, это ведь ты настоял, чтобы мы компенсировали пассажирам, чьи места заняли в самолетах, не только цены за билет, но и моральные издержки. Правильно?

– Правильно, – был вынужден подтвердить чамранин под визг тормозов и гудки машин.

– А ты ведь прекрасно видел, что люди эти, хоть и не откровенные бандиты, но как у нас говорят – «рыльце в пушку». Во-первых, они неоднократно нарушали закон, во-вторых, обманывали простых людей, и в-третьих, они все были людьми довольно состоятельными. А ты им по десять тысяч «баксов» компенсации с барского плеча. Так?

– Так. А к чему ты клонишь?

– А ты не понял? Мы взяли с собой пятьдесят тысяч. Четыре человека по десять, плюс стоимость билетов, плюс накладные расходы. Как ты думаешь, сколько у нас осталось? А?

– Наверное, около шести-семи тысяч, – неуверенно ответил Комар.

– Правильно, чуть больше. И ты считаешь, это достаточная сумма за такую машину? Я уже не говорю о том, что мы сами останемся без копейки. Блин! – выругался Иван, в очередной раз едва избежав столкновения.

Он опасно маневрировал, нередко выезжая на встречную полосу.

– Вот и получается: чтобы компенсировать деньги этому буржую, мы должны ограбить другого буржуя. Хрен редьки не слаще! Да и времени на перегонку из пустого в порожнее у нас, как я надеюсь ты понимаешь, нет!

– Ты не уважаешь частную собственность! – сделал горький вывод Комар.

– Видишь ли, Комар, я родился и вырос в Советском Союзе. Нас учили уважать народную, то есть государственную собственность. Да не расстраивайся ты так. Назад поедем – оставим машину там же где взяли, авось найдет она хозяина. Если он постоянный клиент, то проблем вообще не будет. Вот ты мне скажи лучше, ты на Земле на какие шиши жил?

– В каком смысле?

– Где ты деньги брал? И ваши остальные, которые в других странах жили, на какие шиши, я спрашиваю?

– У нас на корабле есть оборудование, на нем можно изготовить все что угодно, в известных размерах, разумеется. Очень удобно – детали на корабле иногда выходят из строя. Изготовить на нем банкноты, имеющие ход в той или иной стране, очень просто. Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать… Блин! – Иван в очередной раз едва избежал аварии с грузовиком, выскочившим на повороте.

– Я хочу сказать, что это преступление, и называется оно – фальшивомонетничество. Сурово карается во всех странах.

– Но мы тратили очень мало, только на самое необходимое. В ваших же интересах. Это просто не сопоставимо – то, сколько мы напечатали, с тем, что мы хотим вам дать. Не сопоставимо! – пафосно вскрикнул Комар, махая пальцем, забыв, что корабль улетел, а в призе Ивану было отказано.

– Говоря другими словами, вы ради нашего большого блага пошли на мелкое, с вашей точки зрения, преступление. И вот ответь мне, Комар, мы сейчас с тобой чем занимаемся?

Чамранин глубоко вздохнул, явно собираясь разразиться длинной тирадой, но вдруг словно сдулся и опал, молча уставившись перед собой. Бросив на него короткий ироничный взгляд, Иван вновь сосредоточился на дороге.

– Комар, открой-ка свой чемоданчик и поработай штурманом, – побеспокоил он его, когда они выехали за город. – А хорошая все-таки штука – кондиционер в машине, согласись, Комар.

– Да, – буркнул Комар. – Только это не чемоданчик, а переносной пульт связи и управления спутниками, и много еще что полезного в нем имеется. Впрочем, ты где-то прав – и чемоданчик тоже.

4

В пустыне Иван выжимал из машины все, на что она была способна. Они летели, оставляя пыльный хвост, пренебрегая риском порвать шины о попадающиеся камни.

– Как там обстановка? Нечисть еще не повылезала? – поинтересовался Иван через полчаса.

– Сбавь чуть-чуть скорость, а то я боюсь открывать антенну.

После того как Иван вынужденно сбавил скорость, он связался со спутниками.

– Ничего нет. Все чисто. Ни повторного сигнала, ни каких-либо других – нет. Дай чуть-чуть правее на пять градусов, мы немного сбились.

– Оно, конечно, еще ночь не наступила. В принципе, я вижу два варианта: первый – это себя проявил демон, допустим, взламывая вход, второй —сатанист доставал Ключ из саркофага, или где он там хранится. Определить природу сигнала более точно ты не можешь?

– Нет, спутники собирали в спешке, это очень упрощенный вариант.

– Обидно. Очень хочется надеяться, что сатанист просто полюбопытствовал и там был только Ключ. Дай Бог нам его перехватить. – Иван, выправив курс, вновь нажал на газ так, что Комар чуть удержал свой «чемоданчик».

Когда до цели оставалось около пяти километров, навстречу им попалась колонна арабов. Впереди колонны шел армейский хаммер.

– Комар, прощупай-ка эту колонну, странная компашка. Откуда у них военный хаммер? И направление совпадает. А вон там, прямо по курсу, явно дым поднимается, видишь?

Комару понадобилось несколько секунд.

– Они только что из боя. Один грузовик забит убитыми. Почти четыре десятка трупов, много раненых. Очень злы и разочарованы. Что хотели получить, не получили. Ого! Они решили напасть на нас!

От колоны на перехват Ленд Крузера ринулся хаммер и еще два внедорожника с пулеметами на крыше.

– Не паникуй, Комар, просто шугани их. Иллюзию какую-нибудь создай.

– Какую? – спросил явно запаниковавший Комар.

– Земляной голем например, метра три в высоту. Что тормозишь-то?

Уже через мгновение все три внедорожника, сделав резкий разворот, дали деру в сторону уходящей колонны. На ходу они хаотично поливали огнем из всех стволов поднявшийся с земли пятиметровый голем, явно горевший желанием затоптать их.

– Вот и славно. А то развоевались, успокоиться не могут. Так что они там хотели получить?

– Золото, сокровища – богатство одним словом.

– Совсем не получили или не получили что хотели? Это две большие разницы.

– Совсем не получили, единственный трофей – этот хаммер, – ответил после короткого раздумья Комар.

– Не получили, значит. Ладно, на месте попробуем разобраться кто что получил.

После встречи с арабами Иван вел машину уже ориентируясь по дыму, поднимающемуся впереди. До холма они добрались чуть более чем через полтора часа с момента поступления сигнала.

– Да, повоевали, – мрачно вздохнул Иван, рассматривая тела погибших наемников, – их арабы, конечно же, забирать не стали.

Земля и песок на холме и вокруг него изобиловали пятнами крови и стреляными гильзами, короткая буря не успела все засыпать. Продолжали коптить два из трех хаммеров и кремовый автобус, наполняя воздух запахами горелой резины, масла и чего-то еще. В воздухе витала копоть.

– Слушай, Комар, ты со своих спутников в интернет выйти можешь?

– Могу, а зачем?

– Сотовой связи тут, понятно, нет. Хочу убедиться, что среди погибших нет сатаниста. Хреновые из нас с тобой сыщики, Комар. Идем по следу и даже не знаем до сих пор за кем. Нужно связаться с Патриком и запросить у него фото, да и вообще всю информацию, какая есть на сатаниста.

Взяв из сумки автомат, Иван вставил магазин со свинцовыми патронами, передернул затвор и поставил на предохранитель. Проделав со вторым автоматом такую же операцию, он поставил его рядом с Комаром.

– На всякий случай по сторонам посматривай. Я пойду, осмотрюсь тут.

С автоматом наизготовку Иван стал осматривать холм и быстро наткнулся на место раскопки.

– Хм… А фонарика-то нет, – задумчиво почесал затылок Иван, спустившись в яму. – Зато есть телефон.

– Будешь фонариком, – объявил он «сотовому», достав из кармана, и полез в пролом, предварительно прислонив автомат к стене ямы.

Едва его голова пролезла внутрь, как он почувствовал на шее холодное лезвие.

– Если хочешь жить, не дергайся, – произнес прямо в ухо женский голос на английском языке.

– Это ж надо так лопухнуться-то, а? – проворчал Иван по-русски.

– Что? Ты понимаешь по-английски? – спросили с раздражением прямо в ухо.

Лезвие нажало на горло сильнее, и уже явно слегка разрезало кожу.

– Немного понимаю, но это неважно, – спокойно ответил Иван, взяв под контроль женщину с ножом.

Окинув мысленным взором помещение, он уже понял, что женщина стоит на плечах мужчины. Оба были вооружены, и не только ножами. Больше в помещении никого и ничего не было. А вот рисунок на стенах в темноте разглядеть ему было не суждено.

– Ты, красавица, давай нож отпусти аккуратно, а то мне моя шея дорога.

Нож убрался от шеи и через секунду, под удивленный женский вскрик, звякнул, упав на камень

– Прекрасно. Теперь я вылезу. Если не хотите до города добираться пешком, тоже выбирайтесь и побыстрее, долго ждать вас не будем.

Выбравшись из пролома, Иван взял автомат и прислушался. Внизу зашушукались. Потом из пролома вылетела кошка, удачно зацепившись за край. Снизу несколько раз дернули, проверяя надежность крепления, и в проломе появилась обмотанная кровавой повязкой голова негра. Если Иван уместился в проломе без особых проблем, то плечи негра в американской униформе протиснулись явно с трудом. Когда он выбрался наружу, первым делом наставив на Ивана автомат, в яме сразу стало тесно. Голова Хэнка – это был, конечно же, он – была обмотана кровавой тряпкой, в которой Конюх без труда бы узнал головной платок Маса. Бронежилет прекрасно справился со своей задачей: на нем были многочисленные следы не только от пуль, но и порезы, оставленные ножами. Он надежно сохранил тело, а вот рукам и ногам досталось. Левая рука чуть ниже плеча и правое бедро были тоже замотаны кусками платка. Имелись также и многочисленные мелкие раны и порезы. Практически вся униформа Хэнка была заляпана кровью – своей и судя по всему чужой. На лице также были, очевидно смазанные рукавом, следы крови. Вслед за Хэнком из пролома быстро вылезла Анже, выглядевшая ненамного лучше. На ней, правда, не имелось повязок – очевидно, раны были не столь серьезны. Поднявшись на поверхность, она встала позади морпеха и тоже в свою очередь наставила автомат на Ивана. Он же держал автомат опущенным вниз.

– Ты тоже маг? – спросил Хэнк настороженно.

– Почему ты так решил?

– Она не хотела выбрасывать нож, ты заставил.

– О'кей, я маг. А почему тоже? Где ты еще встречал магов?

– Серж, он белый маг.

– Это человек, который вас нанял?

– Да.

– Где он?

– Бежал, трусливый койот.

– О как! И как давно?

– Больше часа назад уже, он уехал на запад.

– Что он здесь нашел?

– Мы не видели. Он спустился туда с армейским мешком. Напали арабы. Рабочие и оттуда на машинах, много. Потом я видел его уже уезжающим на машине.

– Ладно, потом расскажешь поподробнее. Я наверх, догоняйте, – усмехнулся Иван, закинув свой автомат за плечо, и вылез из ямы.

– Видок у вас, ребята, – проворчал он по-русски, когда наемники также выбрались наверх, и по-английски добавил: – Там в машине нужно поискать аптечку.

– Не нужно. Есть аптечки, – ответил Хэнк и направился к чадящему автобусу с развороченным моторным отсеком.

Проходя мимо носовой части автобуса, Хэнк расстрелял и прикладом автомата разбил три стекла, давая дыму выход из салона. С задней стороны автобуса также имелась дверь. Расстреляв из автомата замок, морпех распахнул ее. Из автобуса посыпались упаковки сухпая. Подождав минуту, чтобы в салоне выветрился дым, он залез внутрь и вскоре выбрался с тремя полевыми аптечками морпехов.

– Нормально, – кивнул головой Иван. – Вам помочь?

– Не надо, мы сами.

– Как скажете.

Оставив наемников приводить себя в порядок, Иван вернулся к Комару.

– Кого это ты там нашел?

Иван оглянулся на наемников, благо их разделяло не больше двух десятков метров. Распаковав аптечки, они делали себе уколы.

– Это наемники, которых нанял сатанист, кстати, его зовут Серж. И уехал он на запад больше часа назад. И где его теперь искать, спрашивается?

– А Патрик, как помнится, говорил фамилию – Малахофф. Серж Малахофф – русский. Надо же, в Штатах русский сатанист. И не просто русский, а бывший офицер ВДВ.

– Врешь! – резко ответил Иван, – не может этого быть!

– Вот полюбуйся, – развернул Комар к нему экран «чемоданчика».

На экране Иван выделил среди прочих две фотографии. На одной, первой, Конюх был запечатлен сразу после окончания училища: молодой старший лейтенант ВДВ. На второй, уже последней, он же – но лет на десять-двенадцать старше.

– Да… Запоминающийся шрам. При встрече нужно будет добавить еще один, для симметрии. Передай Патрику, что он уехал на запад. Может детективам удастся напасть на след. И вообще, пусть ищут. Вопрос с оплатой не стоит, если нужно, еще переведем.

Кинув взгляд в сторону наемников, он увидел, что Анже собирается зашивать рану на плече гиганта.

– Слушай, давай пока они там штопаются перекусим, а то жрать охота, – предложил Иван и достал сумку из машины.

Положив сумку прямо на капот Ленд Крузера, он стал ее распаковывать. К немалому удивлению, в сумке оказался совершенно новый платок, явно призванный заменить скатерть.

– Молодец какой, позаботился. Нет, не зря я ему двести баксов отвалил, – проговорил Иван, расстилая платок на капот.

Мясо – как курятина, так и шашлык, было упаковано в пластиковую тару. Пара лепешек, а также финики, помидоры, перец и орехи были упакованы в пакеты и пакетики. Имелась даже пара простеньких глиняных кружек и вилки. Стол оказался несколько высоковат, и Комару пришлось принести камень под ноги, для удобства. После трапезы, запив ее водой, Иван взялся за финики. Комар предпочел миндаль. Тут к ним и подошли перебинтованные и умытые наемники.

– Комар, покажи им Малахова.

– Да, это Серж, – подтвердил Хэнк.

– Я там видел сухпайки, вам не мешало бы перекусить перед дорожкой, силы поможет восстановить. А то скоро стемнеет, быстро до города добраться не получится. А поговорить можно будет и в дороге.

– До какого города? Серж уехал на запад, нам нужно на восток.

– Эр-Рутба устроит?

– Да. Нам нужно в Эр-Рутба.

– Перекусите перед дорогой?

– Да. Нам нужно поесть, еда поможет восстановиться.

– О'кей, только недолго, – проводив взглядом возвращающихся к автобусу наемников, Иван закинул в рот очередной финик.

– Мертвые – что с ними? – спросил Хэнк, когда они вернулись.

– Хочешь похоронить их здесь?

– Нет. Они американцы, их нужно в Америку.

– Запоминай координаты, вернетесь – заберете. Это ваша забота, у нас своих хватает. Поехали.

Наемники сели на заднее сиденье, и машина тронулась в обратный путь.

«Комар, ребята на нервах. Контролируй их, чтобы я не отвлекался от дороги», – мысленно обратился Иван.

«Уже».

«Хорошо».

– Итак. Меня зовут Иван, моего друга можете звать Комар, – представившись, Иван выставил над плечом ладонь правой руки. Слово «комар» было произнесено по-русски.

– Хэнк, – последовал ответ, сопровождаемый шлепком ладони о ладонь, – Ее зовут Анже.

– Очень приятно. Так почему вы решили, что Серж маг?

– Он сам так сказал, и показал свой настоящий облик. Обманул – не настоящий, койот его настоящий облик.

– Ты зол на него, за что?

– Когда началась буря, мы не могли сдерживать арабов, они подошли вплотную, очень много. Мы стали отступать. Увидели Сержа в машине. Я кричал, но он не взял нас, уехал.

– Что за буря? Мы не видели никакой бури.

– Бурю сделал Серж, чтобы убежать. Она была только на холме, – вступила в разговор Анже.

Больше ничего существенного наемники не рассказали. Разве только то, что сатанист имел привычку разговаривать сам с собой.

«Ты понял, Комар, с кем он разговаривал?»

«Да. В него определенно кто-то вживлен. Это кто-то и творит чудеса, навроде бури».

До города доехали молча, за два с половиной часа. Гнать в темноте по пустыне Иван не рискнул, да и нужды не было. Высадив наемников рядом с американской базой, они вернулись к чайхане. Чайхана на удивление была открыта.

– К сожалению, мы уже закрываемся, – расстроено сообщил знакомый разносчик.

– Мы не хотим есть. Подскажи, где тут можно остановиться на ночь?

– У нас можно! – последовал радостный ответ – богатые клиенты не уплывали.

– Мы не гостиница, но у нас есть несколько комнат для клиентов. Кто-то бывает проездом, кто-то живет за городом, далеко, и если задерживаются допоздна, то ночуют у нас. Вам самый роскошный номер, господа?

– Сколько стоит остановиться там на ночь?

– Двести пятьдесят долларов, всего двести пятьдесят, – радостно сообщил разносчик.

– Слушай, дорогой, ты не понял меня. Я не собираюсь покупать все эту чайхану с тобой в придачу. Мне нужен всего лишь номер на ночь. Сто даю.

– Я понимаю, вы очевидно очень устали и несколько потратились, посетив пустыню. Поэтому так и быть, двести тридцать, – последовал вежливый ответ довольного разносчика.

– Так, позови хозяина этого заведения и сообщи ему, что я даю сто двадцать или он теряет клиента! – грозно сообщил Иван под изумленный взгляд Комара.

– Я хозяин этого, как вы выразились, заведения. Грех терять таких уважаемых клиентов. Двести десять и ни цента меньше, – последовал ответ от ставшего сразу важным и степенным разносчика.

– Я так понимаю, у тебя много детей и тебе нечем их кормить. Только из жалости к твоим детям – сто сорок!

– Ты так бережлив, что я понимаю: у тебя самого много детей. Я не менее великодушен, чем ты. Только из любви к детям – сто девяносто!

– Старый скупердяй, я вижу, ты не откладывал себе денег на старость уже в течении полугода, раз решился на откровенный грабеж! Сто шестьдесят!

– Только из уважения к вашему спутнику, который значительно старше меня, очень изможден, но никак не может отдохнуть из-за вашей скупости – сто семьдесят пять!

– По рукам, – сообщил улыбающийся Иван, протянув руку.

– По рукам, – ответил хозяин чайханы, довольно пожав протянутую руку. —Идемте, у нас есть комната специально для европейских гостей.

– Во сколько вас будить и какой завтрак вам приготовить? – спросил хозяин чайханы, проводив их до вполне приличного номера, выполненного в современном европейском стиле, с закрытыми жалюзи на окнах.

– Будить не надо, мы не торопимся. Как встанем, так встанем. А на завтрак что-нибудь на ваше усмотрение.

– Хорошо. Как проснетесь, сразу позвоните по внутреннему телефону, что стоит на столе. Номер ноль-ноль-один. И через двадцать минут можете спускаться в зал, завтрак будет готов. Я вас угощу настоящим арабским кофе. Вы такой никогда и нигде больше не попробуете, на всю жизнь запомните кофе от Азима. Спокойной ночи!

– Что ты там устроил, что за торговля из-за пятидесяти долларов? Утром отдал за обед двести, не торгуясь, а сейчас что? Как не стыдно, что с тобой случилось? – раздраженно поинтересовался Комар, едва закрылась дверь.

– Это Восток, Комар, здесь торговаться – это правило хорошего тона. Все цены тут очень завышены. Если ты покупаешь не торгуясь – мало того, что покупаешь дорого, так тебя еще будут считать человеком не уважительным и глупым. У нас просто не было времени торговаться с утра. А сейчас было. Видел, как был доволен хозяин чайханы? Мы неплохо позабавились и не смотря на это, он все равно хорошо заработал. Сто семьдесят пять баксов за пустующий номер – совсем неплохо. Согласен?

– Кажется. С глупыми понятно… Невежливыми-то почему считают тех, кто не торгуется?

– Потому что традиции и обычаи народа страны, где ты в гостях, нужно знать и уважать, – ответил Иван, заходя в ванную.

С утра, позавтракав и выпив действительно прекрасный кофе, друзья покинули гостеприимную чайхану. Чайхану от улицы отделял небольшой внутренний дворик. Пересекая его, друзья остановились, увидев, как со двора на улицу выезжает Ленд Крузер. Да-да, тот самый, что они брали «во временное пользование». На переднем пассажирском сиденье сидел не скрывающий своей радости хозяин машины, на этот раз в темно-сером костюме.

– И все-таки, они иногда возвращаются.

– Кто?

– Угнанные машины, Комар. Видишь, для этого хозяина машины все       закончилось хорошо. Твоя душенька теперь спокойна?

– Можешь иронизировать сколько угодно, но я действительно теперь спокоен.

– Прекрасно.

Закрыв ворота за машиной, хозяин чайханы подошел к ним.

– Вот какой необычный случай! Вчера ближе к вечеру у нашего постоянного клиента, уважаемого человека, угнали машину, когда он был у нас! Какая неприятность! Какой позор для меня! А ночью, когда уже я уже закрывался, я вдруг увидел машину около наших ворот. Стоит целехонькая И даже ключи на месте. Я загнал машину во двор и позвонил хозяину. Он с утра быстро приехал и забрал. Удивился: как так, угнали – сами вернули? Хотя чему удивляться? Азима тут все знают, все уважают! – Многозначительно потряс пальцем чайханщик, и еще раз распрощавшись с друзьями, убежал по своим делам.

– Ну что, домой? – зачем-то спросил Иван.

– Домой!

Глава 2. Лаббок

1

– Итак, снова в Штаты? – спросил Иван, небрежно положив на стол телефон.

– Может все-таки сначала чайку попьем? – невозмутимо спросил Комар, деловито разливая по кружкам душистый чай.

Он уже обзавелся знакомством с местными бабушками и покупал у них сборы трав для чая, благо лето было в разгаре. Впервые попробовав чай с травами еще в своих поездках по Сибири, Комар был от них в восторге.

– Это неописуемо, восхитительно. Я уже договорился, меня снабдят травами на всю зиму.

Только ранним утром они вернулись в Казань из Ирака. Иван с Комаром сразу из аэропорта приехали в Боровое, чуть позже подъехал и Аркадий. Он сам только вчера вернулся с Дона.

– Откуда? – изумленно переспросил его Иван.

– С Дона. Пожил там пару деньков у одного старого казака, ветерана войны. Он мне уроки фланкировки дал.

– Уроки чего? – удивился в свою очередь Комар.

– Фланкировки, искусства владения шашкой. Я записал на видео, там примерно около часа получилось. Нагайки привез три штуки, вам тоже на всякий взял, хотя тебе, Скоморох, как я понял, особенно не нужно. Впрочем, меч и шашка вещи все же разные, как я понимаю.

– А нагайки-то зачем, лошадей вроде не держим?

– На начальном этапе учатся на нагайках, чтобы не отрубить чего ненароком. И еще я «броники» прикупил на всякий случай, пригодятся.

– Да, не помешают. А что, казак этот прям-таки сразу и взялся тебя учить и не спросил зачем?

– Не прямо сразу. Сначала мы с ним посидели, душевно побеседовали за бутылочкой первача. Он воевал, я воевал, нашли общий язык. А зачем мне это нужно – спрашивал, конечно. Понял, что правду говорить не хочу, не стал настаивать. Нужно, значит нужно. А у вас что за новости? Как съездили?

И вот едва Иван успел поделиться итогами поездки, а Комар заварить чай, как пришла смс: «Сатанист вернулся в Лаббок».

– Заставь дурака… – поворчал Иван, отхлебнув чай.

– Что?

– Да ничего… Комар, ты в следующий раз травы, особенно мяты, клади чуток поменьше, ладно? Разов так в десять. А то такое впечатление, что концентрированный мятный холодок пьешь.

– Есть такое, – подтвердил усмехнувшийся Аркадий.

– Вы ничего не понимаете в чае! – категорично заявил зеленый человечек, возмущенно передернув кончиками ушей. – Это прекрасный и насыщенный вкус! Я пришел именно к такому сочетанию и насыщенности экспериментальным путем. Впрочем, если вам не нравится, в следующий раз буду вам разбавлять. Пейте воду и наслаждайтесь.

– Договорились. Значит, допиваем «холодок» и вперед, – задумчиво проговорил Иван.

– В чем загвоздка, Скоморох? Длинноватое ты себе прозвище придумал, блин, если какая заварушка, пока выговоришь – все уже закончится.

– Большую часть времени меня звали просто Ком. Это Комар меня упорно все Скоморохом зовет.

– Ком? Почему?

– Сначала сократили до Ском, потом как-то так получилось, что стали звать просто Ком.

– Сначала Иван хотел было выбрать псевдоним «Шатун», но почему-то передумал, – рассмеялся Комар. – А между тем, «ком» – это старорусское название медведя. Да-да! Я, изучая Россию, много поездил и пообщался даже со староверами в Сибири. Очень необщительные люди. Это они мне рассказали. Кстати, поговорку «первый блин комОм» правильно говорить «первый блин комАм». Так как имеется в виду не то, что первый блин неудачный, а то, что в масленицу первый блин уносили в лес. Отдавали на прокорм зверушкам и медведям, просыпающимся после зимней спячки и, соответственно, голодным. Я много что изучил из вашего наследия, даже то, о чем вы понятия не имеете. Вот так-то. Забавно получилось: хотел назваться медведем, передумал – а люди все одно медведем прозвали, – подытожил свое повествование Комар.

– Ком, значит? Годится! Так о чем задумался, Ком, есть проблемы? – вернулся к своему вопросу Пастух.

– Есть! Сейчас, с мыслями соберусь…

– Собирайся, собирайся… А Аркадий, между прочим, как я вчера прочитал, может означать не только пастух, но… – Комар выждал многозначительную паузу, – но и медведь! Вот так-то. Так что получается, что вы – два медведя! Только одного так назвали родители, другого люди.

– Да уж… В общем, так, – продолжил Иван после короткого раздумья. – Ключ, как я уже сказал, у сатаниста. В сатанисте сидит демон. При нашем приближении демон сатаниста убьет. Если ключ спрятан где то недалеко, и сатанист не использовал транспорт, я может быть смогу найти ключ по энергетическому следу, благо времени пройдет немного.

– Может быть, говоришь? – уточнил Пастух.

– Вот именно, это «может быть» меня и беспокоит. Есть, конечно, вариант. Если нам удастся подобраться достаточно близко, то я блокирую демона, пока Комар выудит сведения о Ключе. Тогда все будет пучком. Но как это сделать? Демон нас за три версты учует. Если Комар более-менее может закрыться, и то не очень плотно, то у меня вообще пока получается из рук вон плохо.

– Не учует, – самодовольно, с легким пафосом заявил Комар. – Сейчас! – махнул он рукой, остановив возможные вопросы, и открыл свой «чемоданчик».

Откинув и закрепив к верхней крышке панель управления, он открыл багажное отделение. Затем, открыв один из многочисленных карманов, он небрежно бросил на стол нечто, напоминающее кусок кольчуги круглой формы.

– Что это?

– Это блокираторы. В них демон нас и вплотную не распознает. По крайней мере, расчеты указывали на нечто подобное. Это экспериментальные модели. Попробуй, надень.

Взяв блокиратор, Иван внимательно рассмотрел его. Оказалось, что это не переплетенная проволока, как он решил сначала. Блокиратор состоял из множества маленьких, выпуклых сверху пластин, соединенных кольцами. Нужно ли говорить, что блокиратор имел серебряный цвет, так любимый чамранами?

– Надеть? – недоверчиво спросил Иван.

– Надень, – настоял Комар.

Блокиратор плотно лег на голову, и как показалось Ивану, немного поерзал, устраиваясь удобнее. Он прислушался к своим ощущениям, но кроме тяжести на голове ничего не почувствовал.

– Что смотришь? – улыбнулся Комар. – Давай, маг-чародей, попробуй сделать что-нибудь.

Иван протянул руку к стакану, но тот против ожидания не двинулся с места. По голове словно пробежало с десяток муравьев.

– Что, убедился? Он блокирует все твои способности – это конечно минус, но зато блокиратор и защищает тебя. Честно говоря, не знаю, способен ли он защитить тебя от атаки Зверя, но демон нас точно не учует.

– Тогда ой! Проблема, как я понимаю, решена? Поехали! – скомандовал Пастух. – Ты сказал, что при наличии загранпаспорта я с вами. Вот, утром получил, – пояснил он в ответ на удивленный взгляд Ивана.

– Когда успел сделать-то?

– А как с вами связался, так сразу на всякий случай подал документы. А когда вы без меня в заграничное турне укатили, яподсуетился и денежку подбросил, чтобы сделали побыстрей. Все просто. Так что, вперед, в Штаты?

– Поехали! – согласился Иван, вставая. – Комар, пока не сложился, покажи ему физиономию Малахова.

– Кто такой Малахов?

– Малахов Сергей, а точнее уже Малахофф Серж. Это тот самый сатанист, за которым мы гоняемся.

– Из наших?

– Ты еще не знаешь насколько из наших. Бывший офицер десанта. Вот так-то, брат.

– Вот он, любуйся, – развернул Комар «чемоданчик» экраном к Аркадию.

2

От тяжелого пьяного сна Конюха пробудил женский крик. Он почувствовал, как с его груди стремительно слетела женская рука, тут же раздался звук падающего тела. Очевидно, упала одно из двух девиц, с коими он вчера куролесил. Как их звали, он хоть убей не помнил. Раздался грубый мужской голос и вновь закричала женщина, уже другая, и вновь звук падающего тела. Конюх, разгоняя остатки сна, попытался сесть и открыть глаза.

«Что, черт возьми, происходит?» – попытался сказать он, издав мычание.

Приложив максимум усилий, он все-таки сел. Сел. И тут же был отброшен назад двумя автоматными очередями в упор.

«А счастье было так близко, так возможно», – промелькнуло в его голове…

…При наличии паспорта гражданина США и наличных долларов возвращение в Штаты не представляло проблемы. Вернувшись в Лаббок, той же ночью Конюх совершил Вызов.

– Будет лучше, если я сам произнесу заклинание за тебя. Ты согласен? – вслух против обычного мысленного общения спросил Скорпион, едва Конюх вошел в пещеру. – Согласен?

– Да, я согласен.

– Достань и возьми Ключ в левую руку.

– Готов? – задал Скорпион очередной вопрос, когда Конюх взял КЛЮЧ, ставший неожиданно тяжелым и едва ощутимо теплым.

– Да, – ответил Конюх и вновь потерял контроль над своим телом.

И вновь его тело, подвластное чужой воле, прочитало заклинание на незнакомом языке. И вновь в дыму и пламени, заполнив пещеру смрадом, явился Дьявол, тут же расположившийся на троне.

– Ключ, – властно произнес он, и наклонившись вперед, протянул лапу насколько позволяла граница пентаграммы.

Получив Ключ, он выпрямился и некоторое время рассматривал его. Потом, накрыв его второй лапой, он что-то прошептал, и как показалось Конюху, дунул на Ключ. Когда он через некоторое время убрал вторую лапу, открылся ярко-красный, горящий огнем Ключ. Дьявол молча нагнулся и протянул лапу, едва не коснувшись огненных столбов. Конюх опешил, боясь брать горящий камень.

«Ты что, окаменел? Бери!» – раздался в голове голос Скорпиона.

Конюх послушно протянул руку. Легший на ладонь Ключ сильно обжег ее. Он стал, казалось, еще тяжелее. Конюх поспешил избавиться от горячей ноши, суетливо положив ее в футляр. Когда он выпрямился – и пылающие столбы, и Дьявол, сидящий на троне, практически исчезли.

– Ты знаешь, что нужно делать дальше! – раздалось в уже опустевшей пещере.

Конюха охватило двоякое чувство. С одной стороны, он был несколько растерян тем, что не услышал похвалы за успешно выполненную первую часть задания. С другой стороны, он испытал немалое облегчение, когда его Господин наконец исчез.

«Ты знаешь, что нужно делать дальше». Конечно он знал, что делать. Осталось ждать чуть больше месяца и ВРАТА будут открыты. И тогда неограниченная власть, пусть и в границах самого маленького континента, будет его. А тут две автоматные очереди в упор – нате вам, распишитесь!!!

«Черт, как же больно!»

Но тут Конюх вдруг понял, что не так уж и больно, как должно было быть, и что самое главное – он еще ЖИВ! Конюх стремительно сел на кровати и провел рукой по груди. Ему на ноги посыпались расплющенные пули. Вновь раздались очереди, но на этот раз ему не было больно вообще.

– Скорпион, почему мне было больно? – спросил он вслух по-русски.

«Потому что напали на тебя обычные люди. Они не оставляют след в астрале, в физическом мире я ориентируюсь, опираясь на твои чувства. А вы, Господин Наместник, напились как сапожник, и потому я был абсолютно слеп и глух. И скажите спасибо нападавшим – они пожалели и сбросили на пол проституток, чтобы случайно не задеть, иначе ты был бы мертв», – выдал Скорпион под аккомпанемент автоматных очередей с нескрываемым сарказмом.

– Японский городовой… – проворчал Конюх и свесил с кровати ноги.

Стрельба прекратилась, и в темноте спальни воцарилась просто таки ЗВЕНЯЩАЯ тишина. Из холла падал слабый свет, явно недостаточный, чтобы разобраться в обстановке. Нагнувшись, Конюх пошарил в прикроватной тумбочке и достал пистолет. Попытался включить светильник, стоявший там же, что окончилось падением светильника на пол. Выругавшись, Конюх прошлепал босыми ногами к выходу, распиннывая горячие гильзы, и щелкнул выключателем.

В комнате царил бардак. Всюду были разбросаны предметы женского и мужского туалета, покрывало и одна из подушек валялись на полу – как и пара апельсинов и три бутылки шампанского, причем одна, судя по луже, не была допита до конца. На журнальном столике, принесенном из холла, стояли и лежали фужеры, еще одна бутылка, полупустая коробка конфет, фрукты, кожура от апельсинов и розовая туфелька на высоком каблуке.

Две проститутки зажались по углам комнаты. Причем если пышная блондинка пыталась ладонями и какой-то тряпкой спрятать свои силиконовые прелести весьма внушительных размеров, между прочим, то стройная брюнетка сжалась, закрывая руками голову. Посреди спальни стояли, растерянно опустив автоматы, двое нападавших.

– Да снимите вы маски, к чертям! – выругался Конюх, уже догадавшийся, кто пожаловал к нему в гости.

Конечно же, это были Хэнк и Анже. Пошатываясь, Конюх вернулся на кровать, его мучило жуткое похмелье. Подобрав с пола початую бутылку французского шампанского, он с жадностью припал к горлышку.

– Как хреново-то, хоть сдохни. Ха-ха! Хэнк, ты хотел помочь мне в этом, да?

– А все-таки, зачем ты хотел меня убить? – спросил он, выпив еще пару глотков шампанского.

– Ты предал нас и бросил умирать! – последовал гневный ответ.

– Хмм… Я не мог предать вас, Хэнк. Я не друг тебе и даже не сослуживец. Я нанял вас для работы; когда работа была выполнена, я уехал. А насчет бросил… Я не нанимался к вам в няньки. Если ты пришел за деньгами, я готов тебя рассчитать и предложить работать на меня дальше. Согласен?

В ответ морпех смачно плюнул Конюху под ноги.

– Как скажешь, это твой выбор, – констатировал Конюх и выпустил в наемников по две пули. После этого он перевел ствол на пытавшуюся вжаться в стену блондинку.

– Свидетелей нужно убирать, – сообщил он ей, и тут же перебил сам себя: – Какие к черту свидетели, кого я боюсь?! Слушай меня внимательно, девочка. Ты жить хочешь? Хочешь, прекрасно! Когда тебя вызовут в полицию, можешь все им рассказать, не бойся. Но сама в полицию о том, что здесь произошло, не сообщай. Понятно?

Блондинка, не в силах вымолвить хоть слово, так замотала головой, что казалось, она сейчас оторвется, и все ее пышное тело с силиконовыми прелестями тряслось в такт.

– Молодец!

– Эй ты, тебя это тоже касается, поняла? – повернулся Конюх к брюнетке.

– Вот и умницы, живите, – разрешил Конюх и бросил пистолет на кровать.

– Ох, как же мне все-таки хреново, тебе не понять, Хэнк. Скорпион, можешь сделать меня трезвым, только быстро?

«Могу».

– Так давай, что тянешь кота за все подробности?!

Конюх тут же пожалел о своих словах. Он вспотел так, что пот стал стекать с него ручейками, его охватил сильнейший озноб, зубы стали выбивать легкую дробь и еще его охватила ЖАЖДА. Такую жажду он не испытывал никогда в жизни, пересохший язык скреб по пересохшей гортани как по наждачной бумаге. Вдобавок ко всему появилась сильнейшая тошнота.

«Прекрати!» – хотел он было сказать Скорпиону, но издал лишь слабый стон.

С большим трудом встав, он сильно шатаясь добрел до ванны. Выделение пота уже прекратилось, Конюх резонно решил, что в нем просто кончилась вода.

Сделав пару глотков воды из крана, он быстро припал к унитазу, его вырвало. Еще две попытки напиться заканчивались тем же. Потом, прополоскав пересохший рот, он наконец жадно припал к крану, почувствовав, как пот вновь хлынул из него ручьями.

«В одну трубу вливается, из тысячи мелких выливается. Вопрос: что во мне останется?»

Когда же наконец он выпрямился, сумев удалить жажду, он был абсолютно трезв. Лишь легкая головная боль и тошнота остались в память о бурном вечере. Чтобы смыть липкий пот и окончательно прийти в себя, Конюх принял контрастный душ. После душа он вернулся в спальню, обмотанный полотенцем, там к его удивлению не было не только проституток, но и Хэнка с Анже.

– Вот идиотки, убежали, даже денег не взяли. А эти наемники, они что, были в бронежилетах?

«Да», – подтвердил его догадку Скорпион.

– Почему ты меня не предупредил?

«Ты, не спрашивал».

– Слушай, ты, тупая скотина! Если я в кого-то стреляю – значит, хочу убить, и меня нужно предупреждать о таких вещах, понял?!

«Слушаюсь, господин».

– То-то же, – успокоился Конюх так же быстро, как и вскипел. – Нужно убираться отсюда. Тут становится слишком людно.

Через полчаса он покинул ранчо уже навсегда. Не смотря на то, что он наорал на Скорпиона, в глубине души он не испытывал раздражения по поводу того, что наемники остались живы. Где-то он был даже рад этому. А на Скорпиона он сорвался за пережитое им «быстрое отрезвление».

Отъехав от ранчо метров на сто, он остановил машину и оглянулся назад.

– Скорпион, спали-ка ты этот вертеп на всякий случай. Мне еще больше месяца нужно где-то перекантоваться, не хотелось бы иметь проблем с полицией.

После этих слов он развернулся, и машина рванула вперед. Лишь однажды он бросил взгляд на зеркало заднего вида, в котором отражалось зарево разгорающегося пожара.

3

Если бы не шальной койот, бросившийся прямо под колеса взятого напрокат Pontiacа, то это Ком с друзьями застали бы спящего беспробудным пьяным сном Конюха. И при таком раскладе они бы без труда блокировали Скорпиона и завладели Ключом. И ищи потом ветра в поле. Но! Койот вылетел под колеса. Ком, пытаясь избежать столкновения, дернул рулем. Машина пошла юзом, выскочив задними колесами с трассы, и одно из них лопнуло, налетев на что-то. Запасного колеса не было и машину бросили, добравшись до города на попутке.

– А починить не можете, а, маги-чародеи? – поинтересовался на всякий случай Пастух.

– Чтобы выдать себя? Тогда лучше уж вообще пешком идти.

– Да уж, – вынужденно согласился Пастух.

Немногочисленные машины, проезжающие по ночной трассе, не горели желанием сажать троих мужчин. Кому пришлось с помощью гипноза останавливать очередную легковушку, когда простояв минут двадцать, они поняли, что брать их никто ни хочет. Раздобыв в Лаббоке другую машину, они продолжили путь на ранчо Джо.

И опять «бы». Если бы они не надели так рано блокираторы, едва выехав из города, они возможно смогли бы распознали демона, вживленного в Конюха. В отличии от графа Кряжа, он был вживлен весьма поверхностно. На Ас'околоке, где было много жрецов Солнца, демон был вживлен очень глубоко и вел себя весьма осторожно. На Земле же братство Солнца было уничтожено уже давно.

Если бы, если бы…

Но все случилось, как случилось. Койот выскочил под колеса, и машина Конюха, сверкнув светом фар, буквально через пару минут после того, как Комар с Комом надели блокираторы, промелькнула по встречной полосе и быстро пропала в ночи.

Уже на подъезде к пылающему ранчо Джо из темноты чуть не под колеса выскочили едва одетые проститутки. Они были обе в слезах и истерике. Единственное, что удалось понять с их рыданий – так это то, что все стреляли, но никто не умер. Что их тоже хотели убить, а они убежали, они не виноваты и ничего никому не расскажут.

Пришлось взять их с собой. Им дали напиться, умыться и усадили на заднее сиденье с Комаром. Чтобы не слушать их всхлипывания вперемежку с бормотаниями, он счел за лучшее их усыпить.

Приехав к пылающему ранчо, они покинули машину. Пока погрузившийся в легкий транс Комар осматривал местность в поисках возможных следов, Ком с Пастухом совершили визуальный осмотр местности. Ни то ни другое не дало результата.

– Везет же этой собаке сатанисту, опять из-под носа ушел, – проворчал Ком, садясь в машину. – Хотелось бы знать и сердечно отблагодарить тех веселых ребят, что его спугнули.

– Что будем теперь делать? – поинтересовался Аркадий.

– Ждать. Ждать сообщений от детективов или сигнала со спутников. Хочется надеяться, что детективы выведут нас на след раньше, чем будут открыты Врата, а то хлопот не оберешься.

– Да уж, – многозначительно подтвердил Комар.

Глава 3. Войска Дяди Васи

1

1 августа 2005 года

Выйдя из душа, Пастух налил чай, устроился в кресле и включил массаж. В пятницу, вернувшись из Америки, Ком вдруг загорелся идеей прикупить в Боровое кресла. Возражений не последовало, и они тут же заехали в магазин. Пастух и Ком выбрали себе черные офисные кресла с функциями массажа, Комар же выбрал широкое и мягкое светло-коричневое кожаное кресло, такое широкое, что при желании он мог на нем спать. Но для сна, конечно же, больше подходил диван, с коим кресло было в комплекте. После этого уже Аркадий предложил прикупить еще и тренажеров, что также было сделано. И кресла, и тренажеры привезли уже в субботу. Тренажеры установили в зале, туда же перекочевали старые диван с креслом. Новые кресла с диваном разместили на кухне, пока служившей и кухней, и спальней, и штабом.

Проведя воскресенье в семьях, сегодня с утра они были в Боровом. До обеда они все вместе уделили внимание физподготовке и фланкировке. После обеда Иван с Комаром занялись медитацией и ментальными поединками, для чего облюбовали ту самую небольшую поляну рядом с домом. Аркадий же, просмотрев еще раз кассету с Дона, вооружился нагайкой и махал ею до седьмого пота.

Теперь же он расположился на отдых в своем кресле и выпив с полчашки, стал слегка раскачиваться, не боясь расплескать чай. Ком с Комаром вернулись в дом.

– Ты довольно быстро прогрессируешь! – с нескрываемым удивлением похвалил Кома Комар.

– И что, есть надежда на полное восстановление? – поинтересовался Аркадий.

– Да нет, о возможностях девятого круга пока можно только мечтать, – усмехнулся Иван. – Да и волосы когда еще отрастут.

– А волосы тут при чем?

– Ты слово космы слышал?

– Слышал, конечно, в России вырос.

– Космы – космос, волосы это наши антенны, помогают ловить и усваивать силу и информацию, что вокруг нас.

– Да? То-то Комар зарос весь, глаз не видно.

– Мы по-другому устроены. Мне и самому интересно, насколько я был бы сильнее с космами, – ответил Комар, устроившийся на кресле с чашкой чая и пакетом печенья в шоколадной глазури.

– Понятно теперь, почему волшебников и магов обычно изображают бородатыми и длинноволосыми. А то я все думаю, почему ты бриться перестал. Далековато, конечно, тебе еще до бороды. Стричься, похоже, тоже не собираешься?

Иван молча кивнул и занял место на своем кресле, также с чашкой чая.

– Так, сегодня первое, завтра, соответственно, второе. Прогуляемся? – обратился Аркадий к Ивану.

– Ты же обычно не ходишь.

– Ты тоже не ходишь. А вот завтра давай сходим, юбилей как-никак, семьдесят пять лет Войскам Дяди Васи.

– Что за войска дяди Васи? – недоуменно застыл с надкусанным печеньем Комар.

– Маргелов Василий Филиппович, почти четверть века был Командующим ВДВ. При нем десант прошел становление и стал элитой советской армии. Он очень много сделал для становления ВДВ, хотя лично я очень ценю два момента: первое – это он ввел в десанте береты и тельники, второе – первое десантирование в технике произвел его сын. Из уважения к нему ВДВ – Воздушно Десантные Войска – в шутку расшифровывают как «Войска Дяди Васи», а в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Завтра второе августа, день ВДВ. Наши собираются в парке Горького.

Дав Комару исчерпывающие объяснения, Пастух вновь обратился к Ивану:

– Ну так что, Ком, пойдем? А то меня уже начало утомлять это затянувшееся ожидание боя. Глядишь, разомнемся чуток, – и он до хруста стиснул кулаки.

– Пошли, коль охота, прогуляемся.

– Я с вами! Присмотрю там, а то мне ваш настрой не нравится, – категорично и строго заявил Комар и невозмутимо, несмотря на два иронично-снисходительных взгляда, положил в рот очередное печенье. – Да-да, и не надо на меня так смотреть.

– А сигнал? Поедешь с нами, кто за сигналом будет следить?

– Я. Вот! – победно заявил Комар и достал из кармана прибор размером с его ладонь, тот самый, что был использован в качестве фотоаппарата в Раифе. – Связь и управление «чемоданчиком», дистанция до ста пятидесяти километров.

На следующий день Пастух, взяв такси, заехал за Комом. После чего, подобрав Комара на Эсперанто, куда тот приехал на автобусе, они поехали к парку Горького. Народ уже начал собираться. Покинув такси, друзья увидели две небольшие группы десантников. Подходя к ним, Аркадий заметил, что Комар явно вызывает повышенный интерес и взглянув на него, только покачал головой. На Комаре были камуфлированные штаны и куртка, тельняшка и лихо сидящий берет. Причем на куртке красовались ряды наград. Аркадию пришлось слегка нагнуться, дабы оценить, как они расположены: все было правильно. Комар явно где-то, скорее всего в интернете, видел фото ветерана с наградами и просто скопировал их. Десантники уважительно поприветствовали «ветерана».

Сослуживцев среди них не оказалось, и перекинувшись дежурными поздравлениями, они пошли в парк. Первым однополчан, служивших, правда, в разное с ним время, встретил Ком. Пастух, увидев в глубине парка еще одну группу, направился туда. Комар остался с Иваном. К своему удивлению Аркадий встретил не просто однополчан, а людей, служивших в его батальоне. Радик и Линар были призваны из одной деревни через полгода после его дембеля. Афганистан они уже не застали, но тем не менее нашлись общие знакомые, и через пару минут Радик достал из портфеля бутылку водки и незамысловатую закуску.

– За знакомство.

За разговорами время летело быстро, к ним присоединились несколько человек, выпили еще.

– Айда к Камалу, в фонтане искупаемся, – предложил Линар, найдя горячее одобрение окружающих, и они двинулись к выходу из парка.

– Айда с нами, в фонтанах у Камала купаться! – крикнул кто-то, когда они проходили мимо компании, в которой оставались Иван с Комаром.

Количество людей в ней тоже заметно выросло, и Аркадий не сразу увидел друзей, а увидев, был крайне удивлен. Явно пьяный Комар рвался куда-то, активно размахивая руками и пытаясь вырваться из объятий Ивана. На следующий день Иван рассказал Аркадию, что там произошло…

… – Сначала Комар вел себя вполне скромно, помалкивал. На вопросы отвечал скупо и неохотно, в духе «воевал как все, ничего особенного». Его быстро оставили в покое, но потом кто-то предложил выпить.

– Если бы я знал, во что это выльется, я бы его за уши оттуда утащил. Но кто ж знал! Выпил-то грамм семьдесят, не больше – хватило, блин. Через пару минут выяснилось, что Комар главный ветеран-десантник всея Руси, участвовавший во всех мало-мальски заметных сражениях с участием десанта. И где столько информации накопал, всю ночь, что ли, в инете проторчал? Ты про Можайский десант слышал? Я тоже не слышал, Комар слышал. Кстати, он у нас сибиряк оказывается.

Короче, в ноябре сорок первого в Подмосковье стали прибывать первые части сибирских дивизий, тех самых, что потом погонят немцев. В это время под Можайском немцы прорвали оборону и поперли по шоссе на Москву, а остановить некому. Тогда этих сибиряков по приказу Жукова попросили… ПОПРОСИЛИ, Пастух, это в сорок первом-то! Их попросили прыгать из самолетов на бреющем в снег без парашютов и ликвидировать прорыв. Ни один не отказался.

Десантировались на глазах у неприятно удивленных немцев. Полегли почти все, но разбили одну колонну, а потом и вторую. Сам Комар выжил только потому, что десантировался в последней партии. Лично он во время прыжка сломал ногу, но из боя не вышел, пока остатки немцев не бежали. Также он получил пару легких ранений. Я сегодня в интернет залез, проверил – был такой десант, правда документально неподтвержденный.

Про Вяземский десант слышал?

– Что-то слышал.

– В Вяземском десанте в феврале сорок второго он участвовал уже после госпиталя. Сначала его слушали внимательно, но когда он стал брехать про седьмое-восьмое эпохальное сражение с его участием, некоторые стали втихую посмеиваться. Стыдоба, хоть сквозь землю провались. Пытался под контроль его взять или хоть пообщаться мысленно, куда там! Пьянь-пьянью, а защиту поставил – поди пробей.

Апофеозом участия Комара в войне стало покушение на Гитлера. Да-да, ни больше ни меньше. Официальная версия о том, что Гитлера пытались грохнуть свои же – чушь собачья. Правительственный кортеж вблизи «Волчьего Логова» атаковала наша разведгруппа – Комар, разумеется, был в ее составе. Покушение было неудачным, из группы в живых остался, естественно, он один. Когда он вышел к своим, его за провал задания упекли в ГУЛАГ, где он и провел десять лет. Потом, конечно, выпустили, извинились, реабилитировали и вернули все награды. О покушении наши молчат, так как оно было неудачным – чем хвалиться? А немцам тем более не с руки было говорить правду, вот они и придумали покушение и под этим соусом зачистили неблагонадежный офицерский состав.

Тут уж некоторые стали откровенно смеяться, так этот в драку полез! Ладно вы появились, отвлекли внимание, а то ведь он запросто мог дров там наломать…

Но этот разговор состоится завтра, а сейчас Аркадий видел, как удерживая разбуянившегося чамранина, Иван уводил его в сторону от людей.

– Где он? Дайте его сюда! – услышал, подходя, Пастух гневный голос Комара.

– Вот я тебе сейчас дам, уши отклеятся! – зло ответил Ком.

– Фи, как вы дурно воспитаны, молодой человек! Пожилых людей бить нельзя, уважать нужно! – назидательно потряс пальцем «ветеран».

– Так то людей, а не пьяных в зюзю зеленых инопланетян.

– Если я зеленый, так что я, не человек что ли? – с обидой спросил враз успокоившийся Комар.

– Короче, Пастух, ты как хочешь, я с этим домой. А то как бы он чего тут не натворил.

– Я с вами, что мне тут без вас? Куда ты его, в Боровое?

– Да нет, домой к себе. Мои у тещи в саду все.

Они двинулись неспеша вслед за уходящими десантниками. Поникший и задумчивый Комар шел спокойно и хлопот не доставлял.

– Наша маршрутка, вперед! – скомандовал Ком.

– Йо-хо! – залихватски прокричал Комар, поджав ноги, когда Ком с Пастухом, подхватив его под мышки, побежали на остановку, едва успев на отходящий было ПАЗик.

– Что встали в проходе как нерусские?! Проходим вперед! – сверкнув золотыми зубами, зычно крикнула кондуктор – бойкая татарка лет сорока с хвостиком. – И за проезд сразу передаем, не тормозим!

Тронувшийся от остановки автобус объехал импровизированную колонну десантников, ненавязчиво сопровождаемую милицейскими УАЗиками. Они прошли в глубь салона, благо автобус был полупустой и, усадив Комара на свободное место, заплатили за проезд. К немалому изумлению Пастуха, когда они проезжали мимо памятника Воинам Интернационалистам – того самого, куда он ходил иногда ночами, – Комар встал и отдал честь. И хотя Пастуха немного покоробило, что он сделал это в образе мнимого «ветерана», им с Комом ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– На следующей выходим, – объявил Ком, похлопав Комара по плечу, едва автобус миновал остановку «Энергетический институт». Комар послушно встал и направился к выходу. Но на его пути стояла девушка с прической в виде рожек.

– Девушка с рожками, черт в юбке, вы выходите? – вежливо поинтересовался чамранин.

Девушка вполне ожидаемо фыркнула и стрельнув глазами, отвернулась.

– Комар! Чертом может быть теща или жена, если очень не повезет – то обе. Но девушка, Комар?! Девушка может быть только чертенком, – весело разъяснил Ком.

– А какая разница?

– Огромная, тем более что это не рожки, а кошачьи ушки, – улыбнувшись ответила девушка, с интересом рассматривая Комара. – А вас что, и в правду зовут Комар?

Судя по всему, Комар решил произвести на девушку впечатление. Что обычно делают инопланетяне, желая произвести на девушек впечатление? Правильно, показывают им свой истинный образ. Комар поступил так же. Образ был одет в белый смокинг, весьма гармонично смотревшийся в интерьере салона ПАЗика. На руках были белые перчатки, на голове белый же цилиндр, из которого кокетливо торчали зеленые уши, на левом глазу был монокль, в руках была черная трость с белым набалдашником.

– Крошка, хочешь провести незабываемую ночь с инопланетянином? – поинтересовался ловелас, хлопнув девушку ниже талии и попытавшись прижать ее к себе.

Не суждено было этому случиться. Отвесив наглецу звонкую оплеуху, девушка, увидев КОМУ она съездила по физиономии, охнув, села на колени рядом сидящего мужчины.

Тем временем автобус подъехал к остановке. Подхватив Комара, Ком выскочил с ним из автобуса. Из немногочисленных пассажиров только пятеро стали свидетелями произошедшего. Широкие спины Кома с Пастухом практически полностью закрыли обзор пассажирам из задней части салона. Очевидцы же произошедшего онемели с широко открытыми глазами.

– Ой! – только и смогла гортанно произнести кондуктор.

– Что, не заплатили? – агрессивно спросил обернувшийся водитель.

– Зап-платили, – выдавила кондуктор.

– Ну, а что тогда? – проворчал он в ответ и закрыл двери.

Автобус тронулся, Пастух увидел в проезжающем мимо окне крестящуюся старушку. Ком же, выскочив на улицу, затащил Комара в угол остановочного павильона, благо тот был обшит с трех сторон листами железа. К счастью, людей на остановке не было.

– Ты что творишь, галлюцинация ходячая? – услышал Пастух, встав рядом и стараясь максимально перекрыть возможный обзор.

– А что, я недостоин любви, по-твоему? Конечно, прими я образ Ди Каприо или какого-нибудь Брэда Питта, сразу бы закатила глазки и на край света. А я не хочу так! Не хочу обманывать! Я хочу, чтоб меня любили! Меня, таким как есть!

Пастуху показалось, что тут чамранин всхлипнул.

– Мне так одиноко на этой вашей планете, Пастух, – закончил Комар, понурив голову.

– Ты не один. Ты с нами, – приобнял его за плечи Пастух, отодвинув Кома. – Пойдем, возьмем пузырек, выпьем пару рюмочек чаю, поговорим по душам. Глядишь, полегчает. Только уговор: не буянить!

– Хорошо, пойдем, – внимательно посмотрев ему в глаза, ответил Комар.

Для Кома осталось загадкой, что он там хотел увидеть.

– И еще, Комар, фасончик смени.

– Да-да, конечно, – ответил чамранин уже в своем привычном образе.

– Две? – поинтересовался Иван, когда, закупив закуски, они подошли к винному отделу.

– Да, две пожалуй хватит.

– Бери три! – встрял Комар.

– Куда три, нам с Пастухом две за глаза, тебе пару рюмок хватит. В парке с одной развезло.

– Что за дрю… дискрю… Тьфу! Что за дискриминация по планетарному признаку?! Нас трое – бери три! Или мой номер тут десятый?

– Да бери три, – махнул рукой Пастух. – Какая разница? Мы выпьем сколько надо, он сколько сможет. А ты, Комар, не ори так, а то подумают – у старика маразм начался.

– Пусть думают. – милостиво разрешил тот. – Я их мысли читать не собираюсь.

2

Войдя в квартиру, Иван первым делом положил водку в морозилку.

Помыли руки, расселись, нарезали закуски, разложили по чашечкам маринад. Ком выставил рюмки. Комар, как всегда «не на людях», скинул иллюзию. Оказалось, что он действительно был в тельняшке, в камуфлированных штанах и куртке. Правда, наград на куртке не было, как и берета на голове.

– Ты же говорил, в комбинезоне комфортнее себя чувствуешь? – поинтересовался Ком.

– Я тельник надел, теперь я с вами и снимать его не собираюсь! – последовал категоричный ответ.

– Не остыла практически, – покачал головой Ком, достав первую бутылку. – Ладно, по паре рюмок отсюда, потом поменяю.

– Я из мелкой посуды не пью! – заявил вдруг Комар, презрительно посмотрев на рюмки.

– Где понабрался-то? – хмыкнув, Ком поменял рюмки на граненые стаканы и налил их наполовину.

– Краев не видишь? – прокомментировал это Комар.

Кому ничего не оставалось, как наполнить стаканы полностью.

– Не знаю как у вас, у меня третий, – проинформировал Пастух, взяв стакан.

– У меня второй, будем считать третьим, – ответил, взяв стакан, Ком.

– Что второй, что третий, о чем вы?

– В третий раз, Комар, принято пить, поминая тех, кого с нами больше нет, за умерших и погибших. Тебе есть кого помянуть?

– О, да! Мне есть кого помянуть. Очень даже есть КОГО! – Комар сразу поник, даже уши наполовину опустились, словно груз невосполнимой потери только что лег на его плечи.

Глядя на него, Ком вдруг понял, что ничего о нем не знает. Он лишь пожал плечами на вопросительный взгляд Пастуха.

– Будем считать, что у меня тоже третий, – встав, Комар протянул стакан.

– Третий – не чокаясь и молча, без тостов, – пояснил Пастух.

– Это правильно, – кивнул головой чамранин. – Молча – это правильно!

Выпив водки, Комар сел и предался явно горестным воспоминаниям.

– Комар, – обнял его за плечи Пастух, но взглянув в полные боли глаза, так и не решился спросить о прошлом. – Комар, скажи, ты долго жил в России – что ты изучал?

– Все. Историю, русские обычаи, забытые во многом в городах, искусство, живопись.

– Живопись? И как хорошо ты разбираешься в русской живописи?

– Как тебе сказать… Шишкина от Айвазовского отличу.

– Тоже неплохо. А почему ты изучал русскую культуру?

– ?

– В России много народов живет.

– А… Мы изучали наиболее многочисленные, государствообразующие или, как еще говорят, титульные народы. В России – русских, в Англии – англичан, в Польше – поляков…

– Понятно. В Америке – американцев, в Югославии – югославцев. – не удержался Ком.

– Да, наверное… я не помню. Налей-ка еще по стопочке.

Выпили еще. Комар вроде как успокоился, и подперев щеку рукой задумчиво сказал:

– А еще я изучал фольклор. Я изучал русские народные песни, застольные в том числе.

И Комар запел, и пел он хорошо. Его голос Пастух классифицировал как тенор-баритон.

По диким степям Забакалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах.

Бежал из тюрьмы поздней ночью, – вступил Пастух, —

В тюрьме он за правду страдал.

Иди дальше нет уже мочи —

Пред ним расстилался Байкал.

– А ты почему не поешь? – прервал песню Комар.

– Да я не знаю таких песен, у нас как-то не пели, не принято было, – пожал плечами Ком.

– Я был на празднике Великого дня – Масленицы у староверов в Сибири. Веселье, огонь и хоровод вокруг костра. Хоровод – это что-то, такое единение… – погрузившись в благие воспоминания, Комар не мог подобрать слова и активно жестикулировал, помогая себе руками высказать то, что когда-то так глубоко тронуло.

– А песни застольные?! На свадьбе был, осенью, стол длинный – человек на семьдесят, и песни все вместе поют. Это… я не знаю… Обычаи – это то, что цементирует народ, делает его непобедимым! А вы в городах все позабывали, обычаи все позабывали! Из единого народа в одиночек превратились, по норам бетонным забились! Вот какой ты, к чертям, русский, если русских песен не знаешь, обычаев не знаешь?! – ополчился на Кома Комар. – Вот – наш человек! А ты нет! – с вызовом сделал неожиданный вывод чамранин, хлопнув по плечу Пастуха.

Ком смотрел на разошедшегося Комара снисходительно-иронично, с трудом сдерживая смех. Пастух же чуток отодвинулся от Комара и осмотрел того с ног до головы колючим взглядом.

– Поешь ты, Комар, конечно хорошо. Душевно поешь. Только ты Ваньку-то не обижай, на Иванах Россия держится. Не наш он, говоришь? А ты сам-то кто такой? Ордена с утра нацепил, которых не заслужил, – я вот заслуженно получил и то не ношу. А ты сам-то наш, Комар?

Комар подскочил как ошпаренный, и сначала от возмущения даже ничего не смог сказать, только размахивал руками.

– Это я не наш?! – разгневанно выдал он наконец, ударив себя в грудь. – Да я люблю Россию больше, чем свою родную планету, где не был никогда и уже не буду! Я не наш! А кто наш? Те, кто с опухшими рожами под заборами валяются? Что они сделали для России? Да они ни родить детей здоровыми, ни вырастить даже их нормально не могут! Нет, я не наш, да?!

Облокотившись на стол, Комар склонился к Аркадию, сверля его гневным взглядом. Он был так напряжен, что казалось, вот-вот – и между ушей ударит молния.

– Я остался здесь, чтобы встать с вами рядом против ВАШЕГО Дьявола! Которого вы, люди, наделили силой своим беспутством, безнравственностью, алчностью! И сами же вызвали его на свою погибель. И я после этого не наш? Рожа твоя жидовская, противная, разговаривать с тобой больше не хочу!

Излив гнев, Комар устало плюхнулся на место.

– И пить вот с тобой больше не буду! – категорично закончил он.

Попытка отодвинуть в сторону стакан закончилась тем, что он выпал из непослушных пальцев и упал в чашку с помидорами. Вытаскивать его Комар не стал, а отвернулся в позе обиженной гордости, скрестив руки.

– Ну тогда – ой! – прокомментировал его выступление Пастух.

– Во-первых, я не жид, а еврей по матери, – пояснил он, достав аккуратно стакан и протерев его протянутой Иваном салфеткой, отдал ему. Затем он протер салфеткой стол от рассола.

– Какая разница?! – презрительно бросил Комар.

– Моя матушка, советская еврейка, говорит: Все, кто зарабатывает на жизнь честным трудом, – неважно, как и чем: головой ли, руками ли, талантом ли, неважно, главное, честно, – это евреи. Кто зарабатывает на жизнь, обманывая людей, паразитируя, манипулируя людьми, их пороками, наживаясь на людском горе, наплевав на совесть – это жиды.

Ком тем временем сполоснул стакан, вытер полотенцем и вернул Пастуху.

– Я на хлеб руками зарабатываю, где я и где жиды? И вообще, мы сейчас в России. А в России я по отцу казацкого роду буду. Так что тут ты, Комар, не прав.

Говоря, Пастух составил стаканы в ряд и кивнул на холодильник. Ком молча достал из морозилки заиндевелую бутылку и передал другу. Решив, что водка достаточно охладилась, он переставил последнюю бутылку из морозилки на дверцу верхнего отделения. Пастух тем временем разлил водку по стаканам.

– А во-вторых, я не говорил, что ты не наш. Я только спросил, считаешь ли ты себя нашим. Ты, как я понял, считаешь. Кроме того, ты убедительно обосновал, почему и мы должны считать тебя нашим. Не то чтобы я сомневался в этом, просто хотелось выслушать тебя. Так что давай выпьем – за нас, за наших, брат ты мой зеленый.

Пастух, а вслед за ним и Ком, взяли стаканы. Комар еще посидел некоторое время, явно с трудом усваивая сказанное, потом порывисто вскочил и поднял стакан.

– Давайте! Давайте выпьем за нас, за наших! За русских людей! За русских десантников!

– За нас, за русских! – присоединился к нему стакан Пастуха.

– За Войска Дяди Васи! – звякнул стакан Ивана.

Выпив, Комар рухнул на стул. Пастуху пришлось, подхватив, прижать его к себе, дабы тот не упал на пол.

– Представителям внеземных форм цивилизаций… – Начал было Ком, но прервался. – Что-то не то, да?

Пастух молча кивну головой.

– А выпили-то всего ничего, а язык уже того… Короче, инопланетянам больше не наливать!

– Это почему еще? – спросил шепотом открывший один глаз Комар. – Я что, не человек?

– Человек, Комар, человек. Более того, ты наш человек. – успокоил его Пастух.

–Ты не обиделся, что я назвал тебя еврейской мордой?

– Будучи по матери евреем, я не обижаюсь, когда меня называют евреем. А что касается морды… Ты себя в зеркало видел?

Глупо хихикнув, Комар перевел свой единственный открытый глаз на Кома.

– И ты тоже не обижайся на меня. Я не хотел тебя обидеть, просто что-то нашло…

– Бывает, хотя конечно следить за языком тебе нужно учиться.

Согласно кивнув головой, Комар закрыл глаз и окончательно уснул – уже до утра.

– Раз главный запевала уснул… – обернувшись, Ком включил стоявший на подоконнике музыкальный центр. Зазвучала песня в исполнении группы «Каскад».

– Ты посиди пока с ним, я пойду, расстелю.

Ком расстелил Комару, а Пастух принес его. Уложив Комара, они вернулись на кухню. Песня уже сменилась, и кто-то под гитару пел:

И сказал Господь:

Эй, ключари,

Отворите ворота в сад!

Даю команду —

От зари до зари

В рай пропускать десант.

Даю команду —

От зари до зари

В рай пропускать десант.

– Что за песня, что-то не слышал? – озадачился Пастух, присаживаясь.

– Да я сам недавно только записал, «Баллада о парашютах» называется.

И сказал Господь:

– Это ж Гошка летит,

Благушенский атаман.

Череп пробит,

Парашют пробит,

В крови его автомат.

Череп пробит,

Парашют пробит,

В крови его автомат.

– Хорошая песня, нужно будет записать.

– Да без вопросов.

Он врагам отомстил

И лег у реки,

Уронив на камни висок.

И звезды гасли,

Как угольки,

И падали на песок.

И звезды гасли,

Как угольки,

И падали на песок.

3

А поутру они проснулись. Точнее, проснулся Ком, Пастух еще вечером ушел домой. А проснулся он от жалобных стонов Комара.

– Умираю. Ща помру, совсем помру. Помогите… – жалобно стонал Комар, мучимый похмельем, свесив голову с дивана.

Он весь покрылся светло-зелеными пятнами, уши совсем повисли, взгляд был мутным и измученным.

– Иван, обещай мне! Обещай, когда я умру, развеять мой прах между звезд! А на надгробном камне напишите: «Чамранин, помни: водка – яд, медленный, но смертельный».

– Хорошо, – легко пообещал присевший рядом на корточки Ком. – А между какими звездами надгробный камень поставить?

– Что?

– Ты сказал, твой прах развеять меж звезд. Вот я и спрашиваю, меж каких звезд поставить надгробный камень?

– А-а-а, – простонал в ответ Комар, опять уронив голову.

– Умираю, – в очередной раз простонал он, когда к нему подошел Иван с двумя стаканами. – Что это? – выдавил страдалец.

– Лекарство, пей.

– Но это же водка! – слабо, ввиду отсутствия сил, возмутился чамранин.

– Водка и рассол, пей.

– Водка яд!

– Ядом тоже лечат. Хотя физиология у нас несколько отличается, но слушать твои стоны я больше не могу. Так что или – или.

– Что или – или?

– Или тебе полегчает, или ты умрешь, но стоны, я надеюсь, прекратятся в любом случае. Давай залпом. Долго мне тут стоять?

– И ты так равнодушно говоришь о моей смерти? – голосом актера-трагика из второсортного балагана спросил умирающий.

Не получив ни ответа, ни сочувствия, сморщившись как сушеное яблоко, Комар все-таки выпил и водку, и рассол. И после этого опять рухнул на диван.

Минут через десять Иван принес к дивану журнальный столик и поставил туда завтрак для больного.

– Что там? – поинтересовался умирающий, явно более бодрым голосом.

– Еще немного рассола, на всякий случай, чай с мятой, томатный сок, сыр, масло, варенные яйца и мармелад.

– Зачем мне еда? Зачем ты издеваешься над умирающим, дай мне спокойно расстаться с этим негостеприимным миром.

Минут через пятнадцать, позавтракав, Ком вернулся в зал. Умирающий не только съел и выпил все принесенное, но даже – о чудо! – встал с кровати.

– Пойду контрастный душ приму, может полегчает, – просипел он, и постанывая пошел в ванную.

Когда он после душа вошел на кухню, пятна почти пропали, а уши заняли привычное вертикальное положение. На столе его ждала еще одна чашка чая и вазочка с мармеладом и шоколадными конфетами. С благодарностью взглянув на хозяина квартиры, Комар тут же отправил в рот конфету.

– Кажется, больной передумал умирать?

– Мне было так плохо, Иван, так плохо, как никогда еще в жизни не было.

– Лиха беда начало. Постарайся хорошенько запомнить это состояние и вспоминай его каждый раз, когда на тебя нападет желание напиться.

– Нет, нет, больше никогда! Ни грамма спиртного! – последовал горячий ответ.

– Ню-ню, – скептически раздалось в ответ.

– Водку придумал Дьявол, чтобы русские не владели миром! – сделал вывод из всего произошедшего накануне Комар.

Глава 4. Обыск

1

Суд да дело, а на дворе стояла уже середина августа. От Патрика не было никаких вестей, молчали и спутники – господин Малахофф как в воду канул. Друзьям ничего не оставалось, как ждать и тренироваться.

Казань, между тем, готовилась отмечать тысячелетие со дня, призванного стать официальной датой основания города. Город обновлял фасад, его к празднику приводили в порядок и приукрашивали. Город старался произвести впечатление. Возводилось большое количество новых объектов, еще большее количество ремонтировалось. Ремонтировались ворота Города – вокзалы, и не только ремонтировались: в аэропорту был открыт ультрасовременный 2 Терминал. Рядом с обновленным старым зданием железнодорожного вокзала появился новый павильон пригородных поездов, привычный горожанам мозаичный рисунок татарской красавицы был бережно сохранен. Было отремонтировано и «окно в мир» – Главпочтамт. Приводились в порядок дороги, более того – готовилась к открытию третья транспортная дамба с новым вантовым мостом, названым в честь Юбилея «Миллениум»: пилон моста был выполнен соответственно в виде буквы «М». Готовился к открытию казанский метрополитен, вот уж действительно долгожданный подарок. Правда, совсем коротенькая линия обещала быть малопродуктивной, но как говорится – лиха беда начало.

Готовилось к открытию и новое здание Пенсионного Фонда России в Татарстане. Очевидно, это великолепное здание должно было будить у пока еще работающих татарстанцев жгучие желание побыстрей уйти на пенсию. Ибо ничего кроме зависти к пенсионерам (безусловно, живущим как минимум в полном благополучии) новое здание не пробуждало.

Общественная жизнь Города бурлила: соревнования, конкурсы, выставки и горячо любимые горожанами субботники не давали скучать. Девять миллионов цветов на клумбах и газонах украсили Город. Также были созданы и цветочные скульптуры в виде животных, в том числе в виде символа города – Дракона и Белого Барса, красующегося на гербе республики.

На карте Города появилась вторая пешеходная улица. Она поменяла заодно свое названия с улицы Свердлова в Петербургскую. Мастера из Петербурга создали на второй пешеходной улице в центре Казани архитектурно-художественный ансамбль, стилизованный под город на Неве. Также появилась и улица Московская, да вот только мастера из стольной так и не появились, и улица встречала юбилей в довольно плачевном состоянии.

В середине июня был открыт комплекс мечети Кул Шариф, которую называли крупнейшей в Европе. Амбиции, амбиции… К сожалению, это было неправдой, но белокаменная мечеть с бирюзовым куполом и минаретами, ставшая одной из главных достопримечательностей Города, не была от этого менеепрекрасной.

Причудливые переплетения судьбы и времени порой преподносит нам жизнь. Мечеть, которую вновь отстроили в память о разрушенной более четырехсот лет назад, выставляли на Мекку строго до сотой доли секунды, с помощью спутника

Во второй половине июля в Казань из Ватикана вернулся список Казанской иконы Божьей Матери.

И конечно же Город ждал гостей, в том числе и очень большое количество высокопоставленных. Спецслужбы, усиленные коллегами из других регионов, также вели активную работу. Очевидно, потому вдруг и аукнулась история с «засветом» при покупке оружия.

2

Сегодня перед отъездом из Борового Ком решил немного побегать на беговой дорожке. Пастух лупил грушу, Комар работал с нагайкой.

– Ты совсем не бегаешь, или я просто не вижу? – спросил Ком, когда они, приняв душ, собрались на кухне за ставшим уже традиционным чаем «на посошок».

– Не бегаю, в армии больше всего маршброски ненавидел. Странно для разведки, да? – усмехнулся Пастух.

– Я тоже не любил, но после Ас'околока он, – Ком постучал себя пальцем по голове, – кажется привык к бегу, теперь приходится приучать тело. В монастыре каждый день пробежка в пять километров, и не просто так, а с препятствиями. А раз в девятидневку десять и пятнадцать км. Да… А ты зря, конечно, не бегаешь. Да, Комар, напомни мне завтра – нужно будет одну штуку отработать. Тебя, Пастух, тоже касается.

– ??

– Назовем это «работай на раз». Это для совместной атаки на сильного противника. Раз – внимание, два – идет с названием или координатами атакуемого объекта, на три – совместная атака. Интервалы между «раз, два, три» должны быть одинаковые. Если с командой «раз» называется имя, то неназванный может не отвлекаться. Понятно? Завтра отработаем.

Распрощавшись с Комаром, друзья поехали домой. Ком тоже купил новую машину – взял пятидверную японскую машину Mazda, удобную для семейного человека, и теперь они возили в Боровое друг друга по очереди. Сегодня была его очередь, Пастух ехал пассажиром. В городе, когда они уже проехали танковое училище, он достал из сумки пакет с разобранным телефоном.

– Черт! – проворчал он, собирая телефон. – Третий день все забываю матушке позвонить, почти неделю не разговаривали.

– Мам, это я, как ты? Извини что пропал, замотался совсем с работой тут. Как ты там, как себя чувствуешь? Тетя Сара привет передает? Какая тетя Сара? Из Израиля? И что? В гости хочет приехать с подарками? Ладно, передай ей тоже привет. Пока, позвоню еще на днях.

Закончив разговор, Пастух быстро разобрал телефон, вытащив аккумулятор и «симку».

– Твою ж медь!

– Что случилось?

– Что-что! Тетя Сара из Израиля в гости собирается, с подарками.

– И? Что за семейный ужастик, скандальная тетка?

– Да нет никакой тети Сары. Я уж забыл совсем, а матушка, глядишь ты, помнит.

Перехватив недоуменный взгляд друга, Пастух понял, что нужно объясниться.

– В общем, так: я когда с братвой ошивался, пару раз под тюрьмой плотно ходил. Вот и придумал тетю Сару. Тетя Сара – это менты. Привет – соответственно звонок или повестка, если в гости собирается – значит, менты приходили, если с подарками – это обыск. Так что, Ком, обыск у меня дома, что делать будем?

– А когда был?

– Вань, дураком не прикидывайся. Если кодом говорит – значит сейчас, без ментов она бы в открытую сказала.

– Мало ли, может прослушки боится. Сейчас значит… Она знает адрес Нурии?

– Нет, не знает. Знает – где-то рядом, и все. Я ее приучил в мои дела особенно не лезть. Да и знала бы, не сказала, что за вопрос?

– Тогда можешь не дергаться и спокойно переночевать дома, то есть у Нурии. Потом нужно будет узнать, что скажут менты, и решать дальше.

– Что они скажут, повестку наверное оставят или засаду.

– У тебя дома все чисто?

– Чисто. Ствол с гранатами я в Боровое перевез. Деньги тоже уже там давно. Тайник раствором залил и плитку приклеил, так что чисто. Если сами не подбросят чего.

– Общак тоже нужно туда перевести, вдруг ко мне нагрянут еще. Ладно, утро вечера мудренее. Ты не суетись и матери больше не звони. Я с утра к тебе домой зайду, посмотрю. Если оставили повестку, схожу, побеседую со следователем.

– Как сходишь, по моей повестке?

– Как-как? А вот так!

Оглянувшись на друга, Пастух, его не увидел, а увидел себя сидящим за рулем.

– Я и забыл, что ты тоже как Комар можешь прикидываться кем угодно. Хорошо, сходишь и что?

– Поговорю со следователем, если не дай Бог есть какие-то следы, он их почистит или сделает очень сомнительными. А сам будет всех искренне убеждать, что ты чист как тот самый агнец, который белый и пуффыстый, как говорит моя дочь. Так что не переживай. Мама твоя вот только немножко поволновалась, но этого мы уже исправить не можем.

Насчет волнения матушки Аркадия Иван конечно же глубоко ошибался…

3

– Кто там? Милиция?! А что вы хотели? Войти? А удостоверение покажите, пожалуйста – в глазок, я посмотрю.

Так ничего не видно, сейчас я на цепочку открою, подождите, пожалуйста. Да, вот так, можно ваше удостоверение? Но так же ничего не видно, дайте мне его сюда, я посмотрю. Что? Только из ваших рук? Но так же не видно! Или вы даете мне удостоверение, или до свидания. Я не открою дверь незнакомым мужчинам только потому, что они сказали, что они якобы из милиции.

Что, Раиса Ивановна, они в форме и вы видели удостоверение? Вы так много видели этих удостоверений, что можете твердо отличить настоящее от ненастоящего? Вот и я про то же, что нет. А форму сейчас любой дурак может купить при желании.

Что? Ах, ваше удостоверение, давайте, конечно. Сейчас, подождите минутку, я схожу за очками.

Да нет, я совсем не долго, просто очки искала. И это я еще быстро нашла. Вы не поверите, на прошлой неделе я положила их на самый верх буфета, уж не знаю, что мне взбрело, так я не могла найти их…

Ах да, ваше удостоверение. Ого, целый майор МВД. Что ж, вполне похоже на настоящее. Сейчас открываю. Заходите, и вот возьмите.

Так вот, я искала их…

Где мой сын? Понятия не имею, возможно есть счастливые матери, знающие, где шляются их тридцатисемилетние сыновья, мой перестал докладывать мне уже в двенадцать лет. И вы думаете, это привело к чему-нибудь хорошему? Ха!

Так вот, очки я искала…

Что? Ордер на обыск? Пожалуйста, ищите. Раиса Ивановна и Марат Юнусович, понятые? Очень хорошо, будете чайку?

Ах, вы очень дурно воспитаны, молодой человек, постоянно меня перебиваете. Так вот, я искала эти очки целый день, и только Аркаша мне их вечером нашел. Сама бы я их там в жизни бы не нашла.

Есть ли в доме что-либо запрещенное? Понятия не имею, мне и самой очень интересно, ищите и мы вместе посмотрим.

Где сын да где сын, понятия не имею. Он живет у своей невесты, знаю, что ее зовут Нурия, и что ее дом где-то рядом. Нурия красивая девушка, молодая, темпераментная, жаль, конечно, не еврейка. И это все, что я знаю, больше ничего не знаю. Аркаша очень скрытный мальчик. Мне порой кажется, что если у меня появятся внуки, то я впервые увижу их в возрасте пяти-шести лет и то случайно встретив на улице.

Аркаша всегда был очень скрытным. Он рос просто гиперактивным ребенком. А главное, он очень рано перестал слушаться свою маму, как только я не билась. Характер! И в кого такой? И вы думаете, это хорошо кончилось? Его выгнали из школы со справкой в девятом классе, потом он доучивался в вечерней школе. Вот что значит не слушать свою маму.

А как хорошо все начиналось! Художественная школа. Да-да, Аркаша очень хорошо рисует. В моей комнате висят два морских пейзажа. Когда вы туда дойдете с вашим обыском, обратите внимание. Это он еще в художественной школе нарисовал, его очень хвалили. Жаль, что он так и не стал художником.

И разумеется, еще и музыкальная школа. Скрипка. Аркаша в конце концов был еврейским мальчиком, хотя тогда он этого еще не знал.

Но! Сначала скрипку сменила гитара, и уже потом он скатился до барабанов. Какой ужас! Барабаны! Стучал по ним как ненормальный. И вы думаете, это хорошо кончилось? Нет конечно, после армии он связался с бандитами.

Я ему сказала: Аркадий, ты хочешь в тюрьму? Я родилась в тюрьме, там нет ничего хорошего. Женись и веди себя хорошо.

И что вы думаете? Аркаша послушал меня, он всегда был очень послушным мальчиком. Он женился и уехал в другой город. И чем, вы думаете, это закончилось? Он таки не попал ни в какую тюрьму, вот что значит слушать свою маму.

Света была хорошей девочкой, жалко, конечно, не еврейка, наверное поэтому они и развелись, да где же сейчас еврейку найдешь, так много наших уехало. Да и в Казани мы живем относительно недавно, у меня так мало знакомых. В основном соседи. Спасибо помогают, вот Раиса Ивановна, например, а то у меня очень болят ноги, я почти никуда не хожу.

Я уверена, что это все последствия пыток в тюрьме моей мамы. Точнее, нас с мамой, она была беременна мной. Товарищей из НКВД это не остановило. Ее беременную подвешивали за руки к потолку и били, чтобы она подписала, что является германо-английско-японско-американской шпионкой, и еще кажется чьей-то, я забыла. И конечно она все подписала.

Если бы вас подвесили беременными под потолок и били, вы бы тоже все подписали. Кстати, майор, вы с вашим животом запросто можете сойти за беременного. Ох, не обижайтесь, я просто старая дура.

А вы очень аккуратно производите обыск, мама рассказывала, как делали обыск тогда, прямо небо и земля. Прогресс явно не стоит на месте.

Чайку не хотите? Я могу поставить! Нет? Что покрепче не предлагаю, понимаю – служба.

О, извините, телефон. Я могу взять трубку? Спасибо.

Слушаю. Здравствуй, Аркаша. Да все хорошо. Как чувствую – да как всегда, все болит. Голова просто раскалывается. Эта жара меня убьет.

Да, тут звонила тетя Сара, передает привет, собирается в гости, с подарками.

Как какая? Тетя Сара из Израиля! Вспомнил? Вот и хорошо.

Да, конечно звони, ты знаешь, я всегда жду.

Аркаша передает вам привет.

Откуда он про вас знает? Ах да, привет… Извините меня, старую, все я путаю, конечно же привет тете Саре из Израиля.

Как долго мой сын был связан с бандитами? Года два наверное, сразу после армии. Вы знаете, что он воевал? Аркаша вернулся оттуда совсем больным, он так кричал по ночам. Я понимаю, почему он тогда так много пил, практически постоянно.

Знаете, он до армии курице не мог голову отрубить, мы жили тогда в частном секторе. А в армии ему пришлось убивать людей. А что делать, их тоже убивали, это знаете ли война.

И поэтому мой мальчик после армии очень много пил. У меня прямо сердце разрывалось глядя на него. И еще женщины, о Боже, сколько же их было! Чуть не каждый день он таскал новых.

Я говорила ему: Аркаша, нельзя же каждый день таскать этих девиц из кабаков, каждый день разных, так можно и болячки нехорошие подцепить. Ну заведи себе одну-двух, пусть даже трех, но постоянных, раз жениться не хочешь. Вы думаете, он меня послушал?

Ха! Два раза ХА! Всегда был упрямым. А все из-за его отца.

Когда Аркаша болел, он никак не давал себе ставить горчичники, прямо хоть в цепи заковывай. Так что придумал его, с позволения сказать, отец? Он двенадцатилетнему мальчишке стал давать эти самые журналы с голыми девками. До Японии можно было доплюнуть с разбега, как у нас говорили, и этого барахла было навалом. И Аркаша терпел, разглядывая этот разврат, и естественно вырос бабником.

Это же нужно было додуматься – совать такие журналы мальчишке. Недаром у военных была в ходу шутка: «Как надену портупею, сразу чувствую – тупею». Судя по всему, процесс был настолько сильным, что снятие портупеи уже ничего не меняло.

Обыск. Знаете, у нас еще никогда не было обысков. Я имею в виду себя, не маму, конечно. Но что делать, они считают, что мы слишком хорошо живем и нас постоянно выгоняют отовсюду. Кто они? Сексоты, разумеется.

Нас отовсюду выгоняют. Хотя чему я удивляюсь, Софа пишет, что их собираются выгонять из Сектора Газа, его хотят отдать арабам. Они не хотят уезжать. Так она пишет, что их будет выселять полиции, а может и армия. Вы представляете? ЕВРЕИ БУДУТ ИЗГОНЯТЬ ЕВРЕЕВ!!!

А синагоги? Их ведь нельзя оставлять арабам на поругание. А кто будет их разрушать? Я вас спрашиваю – кто? Евреи? ЕВРЕИ БУДУТ РАЗРУШАТЬ СИНАГОГИ?!

Очевидно, Конец Света уже совсем рядом, раз мы докатились до такого.

Вы ничего о Конце Света не слышали? Нет? Конечно, откуда уж вам.

И все-таки я хотела бы уехать жить в Израиль. Но как я оставлю Аркашу здесь одного? А он категорически не хочет уезжать, разве он послушает свою маму? Упрямый, весь в отца! На экскурсию хочет, Стену Плача хочет посетить, а жить хочет тут.

Мой старший сын Борис уехал, живет там. Говорит, хорошо устроился. Но я не могу.

Борис у меня от первого мужа, он был из наших, еврей, такой зануда, не то что… Впрочем, не важно.

Вы знаете, я сказала сыновьям о том, что они евреи, когда им было одному семнадцать, другому пятнадцать лет. Борис воспринял это вполне спокойно, а вот для Аркадия это было такое потрясение…

Борис тоже отслужил в армии, к счастью, он не воевал. Правда, ему пришлось повоевать немного в Израиле – чтобы как-то устроиться, ему пришлось поступить там в армию. Но я не могу бросить Аркашу. К тому же Софочка пишет, что там у них очень жарко, а я, знаете ли, плохо переношу жару.

Вы закончили? Ничего не нашли? Жаль, я-то надеялась, вдруг вы найдете где-нибудь немного нашего золота, я бы отложила на черный день.

Что за золото? У меня было немного золота, можно было наполнить небольшую вазочку, фамильные, знаете ли, драгоценности. Достались мне по материнской линии.

Я уже говорила, когда Аркаша вернулся из армии, он много пил. Однажды я лежала в больнице, вернулась, а золота нет. Кто-то похозяйничал в моей       комнате. Меня чуть удар не хватил.

Я написала заявление, милиция искала-искала, да как вы сегодня ничего не нашла. Интересно, вы вообще когда-нибудь что-нибудь находите? Находите? А вот наше золото не нашли, и про нас забыли, а сегодня вдруг вспомнили.

Знаете, в этой стране про евреев вспоминают только тогда, когда нужно кого-то посадить или кого-то вылечить, а еще когда нужно воевать за эту страну. Верьте мне, я прожила в этой стране всю свою жизнь.

Сыну что-то нужно передать? Нет? Как скажете.

Приходите еще, буду рада поболтать, а то свежих новостей у меня мало, а про мою прошлую жизнь соседи уже все знают, так что заходите, не стесняйтесь. До свидания.

Раиса Ивановна, может все таки чайку? В магазин торопитесь? Мне булочки с маслом не возьмете заодно? Буду весьма признательна. Вот и хорошо! Я сейчас принесу деньги, одну минуту.

Глава 5. Ночь первая

1

27 августа 2005 года, Казань

Как ни ждали вестей, а пришли они все же неожиданно.

– Ребят, давайте сегодня короткий день устроим, суббота как-никак. А то как на службе шесть дней в неделю пашем. Вроде к соревнованиям готовиться не нужно, а форму мы более-менее восстановили, – предложил Пастух, поставив штангу на стойки.

За последний месяц он действительно сильно прибавил: сбросил лишний вес, благо его было немного, мышцы ощутимо налились былой силой, ежедневные растяжки и разминки также не прошли даром, и хоть суставы и жилы порой жаловались, подвижность явно возросла. В общем и целом, Пастух чувствовал себя помолодевшим лет на десять. И хотя Ком физподготовке уделял меньше времени, видимый результат был таким же.

– Можно, в принципе. Во сколько думаешь сниматься? – поинтересовался Ком, перестав махать шашкой, которые давно сменили нагайки.

– Время час, давай до двух поработаем, а потом домой, обедать.

– Хорошо, до двух так до двух.

– Надо будет еще в спорттовары заехать, перчатки купить и защиту для спаррингов. А то грушу лупить мне уже надоело, а с синяками на лице ходить вроде как уже не по возрасту.

Ком успел только улыбнуться, но не ответить. Раздался звонок, его сотовый телефон сообщал о приходе смс. Сказать, что Ком что-то почувствовал, услышав сигнал, это ничего не сказать. Его словно обдало холодом, и мурашки большой толпой кинулись вскачь по спине. Улыбка слетела. Оглянувшись на друзей, он, казалось, невольно передал им свои чувства. Взяв телефон, он прочитал сообщение.

– Домашний обед отменяется. Малахофф вылетел в Россию. Через час он будет в Москве. Оттуда еще через четыре вылетает в Магнитогорск. Далее на «кукурузнике» в Белорецк. Детективам удалось отследить перевод денег владельцу частного самолета. Комар, давай интернет, посмотрим карту. Сколько там до этого Белорецка, и как туда добираться.

Они так и продолжали говорить Малахофф, как он сам себя окрестил на американский лад. Они, не задумываясь, отчуждали его от себя с этим дурацки «офф», так же как он когда-то отвернулся от своей родины, а потом и от людей.

– Урал, стало быть, – задумчиво произнес Ком, посмотрев на карту. – Понятно. Уральские горы одни из самых древних на Земле, возможно даже самые древние, неудивительно, что он направился именно туда

– Урал, – ехидно улыбнулся Комар. – Рипейские горы настоящее название этого массива. В Рипейских горах растет Мировой Вяз, а в корнях оного живет Черный Змий.

– Все это очень интересно, только давай, Комар, по дороге расскажешь, ладно? Сейчас действовать нужно, а не разглагольствовать.

– Все ясно. Едем на машине. До Уфы по трассе «м7», потом по трассе «р240», до вот этой развязки около Булгаково, и оттуда вот по этой дороге, до Белорецка. Эта дорога на-зы-ва-ет-ся… если я правильно понял, это трасса «р316», – доложил Пастух, изучив карту.

– Хотя нет, это не она. Трасса «р316» от Белорецка вниз уходит, на Стерлитамак. Наша без названия здесь, надеюсь не сильно заброшена. Получается порядка восьмисот км. Часов за восемь-девять добраться реально, гаишников в случае чего шуганете. Кстати, может проще наложить на машину иллюзию, пусть выглядит как милицейская?

– Не проще, Силу по мелочам тратить… пригодится еще, – категорично ответил Ком.

– Поедем как есть. Итак, считаем: через час прилетит, через четыре вылетит, полет часа полтора, максимум два. До Белорецка… Если оплатил, то будут ждать, взлет, посадка, плюс полет – в лучшем случае минут сорок. Итого у нас восемь часов с копейками. А добираться минимум восемь, хотя не верю. Думаю, часов девять, и то если повезет, реально все-таки нужно ориентироваться на десять. Ладно. Что рассуждать, собираемся и алга! Доберемся до Белорецка, там и будем разбираться на месте.

Сборы были недолгими, собирались быстро, без суеты. Надели тельники, камуфлированные штаны и куртки, банданы положили в карманы, на ноги армейские облегченные летние берцы. В сумку побросали немного продуктов, бутылки с водой, из горячего, по обыкновению, чайника залили литровый термос. Оружие сложили в багажник УАЗика, сверху положили бронежилеты, застелив все это старым покрывалом, на всякий пожарный, от случайных взглядов. Рядом поставили бочку с освященной водой и бутыль с крещенской. Через пятнадцать минут после прихода смс они выехали из гаража.

– Так что ты там хотел про змея рассказать, Комар? Давай, сейчас самое время, – спросил Ком, когда они выбрались на трассу «м7» и потянулись в веренице машин, запоздало покидающих на выходные Казань.

– На самом деле я знаю не так много. Сейчас… В Рипейских горах, на горе Алатырь, растет Мировой Вяз, связующий мир.

– Что значит связующий мир? Он как бы связывает воедино этот мир или это связь с другими мирами? – перебил Ком.

– Не знаю, старинные понятия очень образны, их нужно уметь правильно толковать. Меня не учили, – недовольно буркнул Комар, пожав плечами. – Дальше рассказывать или опять потом?

– Все, все, молчу, продолжай.

– В корнях этого Вяза жил Черный Змий, а вокруг ствола прогуливался сам Царь Небесный Сварог с Ладой-Матушкой. А в основании горы Алатырь находится вход в подземное царство Нави.

– Куда? – перебил на этот раз Пастух.

– Навь – мир духов по преданиям славян. Явь – мир людей; явиться, например, значит проявить себя в яви, в явном, физическом мире. Тавтология получилась, но вы поняли, да? Есть еще Правь, мир Богов. Ком, ты что молчишь-то? На Ас'околоке все так же учили, разве нет?

– Да, там была еще Славь – мир высших, светлых духов, в отличии от Нави – мира низших, темных духов, – говорил Ком неуверенно, словно силясь что-то вспомнить, что-то понять. – И предки наши тоже Солнце славили… Точнее, Ярило-Солнце. Нет, не Ярило… нечто среднего рода. Правильно будет Яр-отец. Сейчас голова лопнет. Я так много успел забыть из того, что узнал на Ас'околоке. Комар, вы мне что там кололи?

– Понимаешь… – смутился Комар, – ты был просто неуправляем после пробуждения… И к тому же очень силен… Нам пришлось немного блокировать твои возможности и частично память… Ты же мог повредить нам корабль!

– Было такое желание.

– Понимаешь… мы не могли предвидеть, что здесь начнется то же самое… Мы бы не стали так делать… Я как мог пытался тебе помочь восстановить способности, но смог весьма немногое. Теперь это зависит только от твоего желания и воли. Ты восстановишься, я знаю.

– Чего-чего, а воли Кому не занимать. А вот гора, с этой змеиной норкой в другой мир, где она находится – может сразу туда и рванем? – загорелся идеей Пастух.

– К сожалению, на современных картах горы Алатырь нет. Скорее всего, ей сменили название, всему массиву название поменяли, что уж об одной горе говорить? Есть только город Алатырь, под Ульяновском. Сомневаюсь, что там есть гора. К тому же это в противоположной стороне от нашего курса.

– Жаль, это бы избавило нас от лишней беготни.

– Не факт, что он стремится именно на эту гору, называемую некогда Алатырь. Да и в преданиях информация могла быть зашифрованной, так что придется побегать, – усмехнулся Ком, хлопнув по плечу Пастуха.

– Бегать так бегать, там видно будет. Сейчас известно только одно: едем в Белорецк. Я вот только не пойму: там от Магнитогорска до Белорецка всего нечего, меньше сотни километров, зачем он самолет нанял?

– А это значит, что каждая минута дорога, и открывать Врата он будет непременно сегодня.

– А заранее он не мог прилететь?

– А че… а кто его знает. Я вот думаю, нам по-любому нужно будет на аэропорт заглянуть, вряд ли кукурузник в ночь назад полетит. А Малахоффа, скорее всего, будет ждать машина, и у летуна можно будет сотовый водилы узнать. Комар, по номеру месторасположение телефона определишь?

– Конечно.

– Понял вас, маги-чародеи, значит путь держим не в сам Белорецк, а в аэропорт. Комар, ты только о поворотах заранее предупреждать не забывай.

2

Ехали максимально быстро, но плотный поток машин не давал возможности разогнаться. Ехали молча. Ком то ли о чем то напряженно думал, то ли пытался вспомнить. Через три часа с копейками, когда они оставили позади Набережные Челны, он все-таки не выдержал.

– Знаешь, Комар, – произнес он, собравшись, наконец, с мыслями. – Я не знаю, какие причины заставляют тебя скрывать правду. Но я очень прошу тебя рассказать все, что связано с турниром. Все, что я не знаю или забыл. А то сегодняшняя ночь запросто может стать последней, не хотелось бы умереть в неведении.

– Типун тебе на язык, – буркнул Пастух.

– Хорошо, – сразу ответил Комар, словно ждал этого. – Я расскажу все что знаю, но не думай, что после этого у тебя будет меньше вопросов. Я сам остался на Земле отчасти для того, чтобы попытаться найти ответы хотя бы на некоторые из них.

Начать я бы хотел с того, что мы, чамране, не верим в какие бы то ни было потусторонние силы – в Бога, в Дьявола и прочее. Мы убеждены, что только с помощью разума мы познаем и совершенствуем окружающий нас мир. И даже те способности, которыми обладаем, например, мы с тобой – это ведь тоже сила разума и не более, просто такой дар есть не у всех. Кто-то обладает прекрасной памятью и способен практически мгновенно запоминать текст целых страниц, кто-то из своих математических способностей устраивает целое шоу. Возможности разума различны у людей. Ко всем преданиям, религиям или как у вас, былинам, мы относились или как к следам посещения более высокоразвитыми цивилизациями, или как к выдумкам в попытках объяснить непонятное. Я уверен, что в тех мирах, в которых мы уже были, аборигены считают нас богами – возможно, там возникли религиозные учения на этой основе. Тем более, что мы оставляли им моральные кодексы, скажем так. Но события, произошедшие в связи с турниром, показали нам, что возможно мы неправы. Тогда мы попали под власть неведомой нам силы.

Глядя на мелькающие за окном пейзажи, Комар не спеша достал бутылку воды и опять же не спеша сделал несколько глотков. Медленно убрав бутылку, он посидел молча, собираясь с мыслями.

– Как я уже объяснял тебе, по сути, турнир – это как компьютерная игра. Мы проводили вас через ситуации разной степени сложности и наблюдали, как вы выходите из них и какие моральные качества при этом проявляете. Если кто-то не мог разрешить ситуацию сам, мы устраняли трудности и переводили его к следующей ситуации, к следующему испытанию.

В основе сюжета лежала легенда с Ас'околока о человеке, пришедшем тысячу лет назад из другого мира. Этот человек по незнанию, будучи обманутым, впустил в мир нечисть, а потом изгнал, пробив особым мечом сердце Дьявола. Сам он при этом, соответственно, погиб. Все это ты знаешь, и Пастуху наверно тоже уже рассказал…

Аркадий кивнул головой, перехватив взгляд Комара в зеркале заднего вида.

– Так вот, первая новость для тебя. Этого человека звали… Ком.

Иван резко обернулся, посмотрев в глаза Комару. Но понять, врет тот или говорит правду он, конечно же, не мог – он слишком мало его знал для этого.

– Дальше, – вернувшись в исходное положение, выдавил он из себя.

– Странности с тобой возникли с самого начала. Ты порой выходил из создаваемых ситуаций теми способами, которые мы даже не предусматривали. Я не понимаю, как это вообще могло произойти. Вот представь себе. Ты написал компьютерную игру и сел в нее играть. Но мало того, что твои персонажи играют, а точнее живут совсем не так, как ты прописал. Так еще в игре появляется и живет своей жизнью еще куча персонажей, которых вообще не должно было быть. Понимаешь, в каком мы были состоянии?

И только когда твое прозвище, Скоморох, окончательно сменилось на Ком, я все понял! Ты шел по турниру один в один как это описывалось в легенде о Коме! Более того, я поднял материалы о пребывании на Ас'околоке. Там были изображения как самого Кома, так и его потомства. Я очень пожалел, что у нас не было генетического материала, для сравнения.

– Не тяни!

– Потомство Кома… Очевидно, у него был очень сильный генетический материал, и даже через тысячу лет мы видели пару потомков, очень сильно похожих на него. Похожих на тебя. Поскольку, если верить древним мастерам, у тебя с ним одно лицо. А я все думал, кого ты мне напоминаешь?

– Значит, сын Златояры – это… – Ком нервно потер подбородок. – Ну! Что молчишь?!

– Не зна-ю! Знаю только, что у Златояры был сын, Ком признал его своим. При поддержке жрецов и большей части уцелевших воинов Запада и даже части воинов Востока Златояра стала правительницей, когда Ком, погибнув, изгнал ЗВЕРЯ. Эта династия до сих пор правит на Ас'околоке. И в этой династии периодически появляются отпрыски один в один Ком… Я предупредил, что вопросов у тебя не убавится. Продолжать рассказ?

– Да.

– Но самые главные события, повергшие нас в шок, случились потом. И поверь мне, я нисколько не преувеличиваю.

Турнир должен был закончиться, когда участник добирался до Ключа Мира. Как вы понимаете, до него добирались все – кто-то быстрее, кто-то медленней. Мы доводили всех. И когда участник турнира делал свой ВЫБОР, турнир для него заканчивался. Состояние участника переходило в обычный сон, до полного окончания турнира. Так было со всеми. Как ты понимаешь, со всеми, кроме тебя.

Мы не смогли перевести тебя в обычный сон после того, как ты сделал ВЫБОР. Все, что происходило с тобой на Ас'околоке после этого, происходило против нашей воли. Ты полностью, один в один повторил путь Кома, и мы не смогли этому помешать.

Явно взволнованный Комар опять достал бутылку и выпил, только в этот раз уже немного суетливо.

– Сначала мы решили, что это сбой в работе оборудования. Компьютер, грубо говоря, завис. Все попытки взять его под контроль закончились ничем. Такое бывает, конечно, иногда, но крайне редко – там зависать нечему на этих модулях, простейшее оборудование. Лично я не припомню, когда такое случалось.

Тогда решили отключить твой модуль от питания. Рубильник вышел из строя. Попытка отключить весь блок также закончилась ничем. Попытки отключения через центральную рубку также закончились ничем! Все оборудование работало нормально, все отсеки работали в штатном режиме, мы просто не могли отключить твой модуль, никак!

Тогда было принято решение: не выключая энергетическую установку, на мгновение отключить от питания весь корабль. Это было очень рискованное решение, но к тому моменту мы все… были уже несколько взволнованы, скажем так.

Мы не смогли сделать и этого. Тогда, говоря дипломатическим языком, главный энергетик, после того как выслушал грубую критику капитана, взял из хранилища топор. Мы брали с собой некоторое количество образцов, в том числе и оружия. Почему он схватил топор, а не взял инструмент, ума не приложу. Так вот, он попытался топором перерубить провод твоего модуля. Там провод толщиной с палец, вместе с изоляцией.

Как сам понимаешь, у него не получилось. На топоре осталась зазубрина, словно он бил то ли по камню, то ли по железу. На проводе не осталось ни малейшего следа. И самое главное: ударив провод, главный энергетик тут же скончался. Медики не смогли его откачать. Вскрытие показало сердечный приступ с одновременным кровоизлиянием в мозг.

В это же время приборы зафиксировали, что корабль подвергся высокочастотному излучению, пронизывающим его насквозь. Когда ты, я или кто-то другой применяет Силу… От нас исходит такое же излучение, только очень слабое.

Больше никто не решался отключать твой модуль. Нам оставалось только наблюдать, благо такая возможность у нас сохранилась.

– Так вот почему ты пропал, после того как я сделал ВЫБОР.

– Я просто не знал, что делать. Да и не пробовал выходить на связь с тобой. Может быть у меня уже и не было такой возможности. Так что в том, что ты пережил такую ужасную смерть, находясь в гипносне, нашей вины нет.

Понимаешь, мы даже не ожидали, что смерть в гипносне так сильно на тебя повлияет. Ты же был просто безумным после пробуждения.

К тому времени я уже понял, что все рассказанное в легенде о Коме правда. И когда мы зафиксировали тот сильный сигнал из Америки, такой же сильный, как тот, под которым был наш корабль, только низкочастотный, я понял, что это был Дьявол.

А решил я так потому, что на тебя после пробуждения были зафиксированы следы такого же. Возможно, именно эта Сила, следы коей проявились на тебе неизвестно откуда, и была причиной твоего агрессивного состояния. Словно твой разум, из гипносна, перенес в реальность следы встречи с Дьяволом… Этого просто не могло быть!!! – практически прокричал Комар.

– Но другого объяснения я не вижу, тем более вкупе с событиями, произошедшими на корабле. – продолжил он почти спокойно. – Вот в принципе и все. Наши, конечно, испугались и решили срочно улетать. Мы не имеем права рисковать. Я решил остаться, слишком уж резко изменилось мое представление о том, как устроен этот мир.

Я могу добавить еще только одно. Мы, чамране, никогда не владели Силой. Все наши знания об этом базировались на изучении… На изучении меня. А я… Я не знаю, почему жрецы Солнечного Братства выбрали именно меня. Теперь ты знаешь все. Полегчало?

– Да уж.

– Я… Ты прозвал меня Комаром, за то что я постоянно зудел у тебя под ухом и учил как нужно себя высоконравственно вести… Ты не покинул Ас'околок в час опасности… Я не смог покинуть Землю.

– Это был только сон, Комар, только сон… – ответил уставившийся в окно Ком.

– Но ты ведь не знал тогда, что это сон. А что есть вся наша жизнь, Ком, если не сон? Знаешь, в Сибири мне рассказали поверье. Что в заповедной пуще, в своей берлоге спит древний Ком. И весь этот мир, все мы только снимся ему, – тихо промолвил Комар, не дождавшись ответа.

– Я остался… Я надеялся, что смогу помочь тебе, Ком.

Вновь повисло молчание.

– Ты уже помогаешь нам, куда бы мы без тебя, – мягко сказал Пастух.

Не от него ждал Комар этих слов, и бросив на друга укоризненный взгляд, Пастух вернулся к дороге. Но рассказ Комара явно произвел на Кома сильнейшее впечатление, и он был погружен в себя. Так и ехали молча. Через час Иван сменил Аркадия за рулем.

3

Они безнадежно опаздывали. Когда была возможность, они разгоняли машину под двести, но это не решало проблему, так как таких участков было мало. В девять вечера место за рулем вновь занял Аркадий.

– Малахофф, очевидно, вот-вот приземлится, а нам пилить примерно еще два часа. Ладно. Если Врата находятся неподалеку от Белорецка, и все действительно начнется сегодня ночью, мы сможем быстро добраться до места. Если нет… – Ком сплюнул в окно. – Если нет, то хреново.

А закончиться все могло легко и просто через час. Но до цели было еще чуть меньше часа пути, впереди маячила перспектива хлопотной ночи, позади девять часов пути, вот и расслабились. Комар, убаюканный дорогой, спал, Иван опять погрузился в свои мысли, все стараясь понять, что было, чего не было… И вот когда по правую руку, за деревьями промелькнул поселок Татлы, по встречной полосе, так же незамеченный, в нанятом жигуленке, пролетел Конюх. Небольшое усилие в нужный момент – и дальше все было бы гораздо проще. Но не сложилось.

Им оставалось еще километров двадцать до аэропорта, когда Конюх достиг своей цели.

– Все, приехали, вот Ямантау, – объявил водитель очевидное, когда дорога, практически уперевшись в основание горы, свернула к югу.

– Мне нужно дальше, вперед, ближе к северной стороне.

– Но дальше только грунтовка, моя пятерка не пролезет. Вы же сказали до горы, вот она – Ямантау, – зачастил явно струхнувший водитель.

Кум подсуетил этого клиента по весьма выгодной цене, и вдруг такая неприятность. А если не заплатит, тогда как?

– Вы же видите, дождь прошел, дорога размокла, да и кусты там – не проеду я, сяду. Может вас в Межгорье отвезти, а? До утра высохнет все, что вам ночью по грязи шастать?

– Я люблю рассвет в горах встречать, – раздраженно ответил Конюх.

Ему очень не хотелось топать по мокрому лесу, но «пятерка» действительно могла застрять не проехав и десяти метров. Конечно, это была не его проблема, но настаивать не было смысла. С недовольной, скорее даже брезгливой гримасой он достал из кармана приготовленные заранее купюры. По большому счету, он с трудом подавил в себе желание убить этого «водилу». Точнее, убить нужно было, конечно, летуна. Мало того, что «кукурузник» дышал на ладан и провонял топливом, так они еще и садились в сумерках на, как оказалось, неработающий аэродром. А ориентиром им служили огни фар этой самой «пятерки», будь она неладна, и костер. Других машин там не было. И ему пришлось всю дорогу слушать тарахтение явно нуждающегося в ремонте мотора. В результате стараниями летуна-авантюриста два последних часа долгого пути из Америки превратились в кошмар.

Водитель спешно схватил протянутые купюры и пересчитав, убедился, что все в порядке.

«Ничего, пусть этот летун молится, чтобы я отвлекся на что-то более интересное, чем эта мелкая месть. А этот водила, тьфу, так жалок, руки марать неохота. А вот Пастух и жена – да! Вот на чьи поиски не будет жаль никаких усилий».

– Вы скажите, если надо я приеду когда скажете, заберу, – прервал мысли Конюха водитель, по незнанию явно играющий со смертью. – Связи тут нет, в Межгорье только, так вы время назначьте, я приеду. Подожду в случае чего, – зачастил он.

– Я не знаю когда обратно. Прощай.

– Может, визиточку? Вот, визиточку на всякий случай возьмите.

Чтобы наконец отделаться от прилипалы, Конюх взял-таки небрежно сделанную черно-белую визитку и сунул ее в карман. Достал с заднего сиденья все тот же армейский мешок и надел на плечи. В мешке, обложенный для маскировки разным тряпьем, лежал футляр с Ключом. Водитель услужливо помог закинуть на плечо вторую лямку. За что не дождался даже легкого кивка. Затем Конюх, включив фонарик, двинулся в лес, но не на север по дороге, а прямиком к горе. Решив сократить путь по мокрому лесу до минимума. До горячо желаемой им встречи с Пастухом оставалось меньше двух часов, о чем Конюх, впрочем, не догадывался.

Низкорослый уральский лес закончился метров через двести пятьдесят, и Конюх двинулся на север. Еще метров через двести он остро пожалел, что так и не сумел найти вертолета вместо этого «кукурузника».

Когда он перепрыгнул на очередной валун, нога попала в небольшую выемку с водой и поехала, в результате он упал на спину. Точнее, на мешок. Тряпки и футляр приняли удар на себя и обошлось без травмы.

– Черт побери! – выругался вставая Конюх.

Поведя плечами, подвигав лопатками и сделав пару легких наклонов вправо-влево, он убедился, что все в порядке и продолжил путь. За Ключ он не беспокоился. Что с ним будет, в футляре, к тому же обложенном тряпками?

4

Они уже видели здание Белорецкого аэропорта, когда «чемоданчик» подал сигнал. Он стоял рядом с Комаром на заднем сиденье и конечно же был развернут в рабочем режиме с торчащей антенной.

Комар тут же защелкал клавиатурой.

– Комар, это тот сигнал?

Комар лишь коротко кивнул в ответ, разбираясь с картой.

– Так, давай быстро назад, мы проехали.

– Держи чемодан! – предупредил Пастух, тут же задав резкий разворот, как и полагается – с жалобным визгом шин.

Сделав разворот, машина рванула в обратном направлении. Пастух жаждал встречи с Конюхом не меньше его, и немилосердно жал на газ, торопя время. Чего ему стоило не показать виду, когда он увидел фото сатаниста. Ничего, ничего, скоро эта падаль за все ответит – и за Наташку, и за Чуму, и за предательство десанта, за все!

– Сигнал пришел от подножья горы, слабый, но устойчивый. Вот от этой. Она называется Ямантау. Рядом поселок Межгорье. Километров через пятьдесят будет поворот на север, я скажу где.

– Вот блин! – с досады Ком хлопнул по панели.

– Зачем машину бьешь, что случилось? – заступился за машину Аркадий.

– Да ничего… Получается, Малахофф навстречу нам попался. А я так был озабочен собой, что совсем не контролировал окружающую обстановку.

– Не понял, – бросил короткий взгляд Пастух.

– Если бы я так… не хлопал ушами, то возможно распознал бы сатаниста, и мы сейчас уже ехали бы домой, с Ключом в кармане.

– Возможно, распознал бы, возможно нет, я вообще дремал. Так что не казни себя, а готовься к схватке, – посоветовал Комар, продолжая всматриваться в экран.

– Так, гора, как я уже сказал, называется Ямантау, высшая точка Южного Урала. Высота тысяча шестьсот тридцать восемь метров. Имеет две вершины – Большой и Малый Ямантау. Кстати, Ямантау переводится с Башкирского как Плохая, Злая Гора. Есть также варианты Дурная Башка и еще Гора Злых Духов.

– Кто бы сомневался, – хмыкнул Ком.

Он с изумлением смотрел, как быстро мелькали пальцы Комара над клавиатурой. Но самое главное, как быстро мелькали картинки и текст на экране. Как Комар успевал считывать и обрабатывать с них информацию, было непостижимо.

– Комар, не иначе у тебя еще и в голове маленький компьютер есть, да? – усмехнулся Ком, но чамранин то ли не услышал его, то ли просто проигнорировал шутку.

– Башкирским не владею, какой из них правильный не знаю, скорее всего первый, встречается гораздо чаще. Но не суть, главное – у горы дурная слава. Это еще не все. Тут много информации о подземном городе, который якобы построен под этой горой, в некоторых источниках его называют «Бункером Путина» или «Подземным городом Путина». Хотя строить его начали еще в восьмидесятых или, возможно, еще даже в семьдесят девятом году прошлого века.

– Путин у власти сейчас, поэтому и «Бункер Путина». А вообще-то это плохо. Там запросто может быть закрытая зона, справитесь, маги-чародеи? Только чтобы без жертв.

– Пастух, что за вопросы, какие, к чертям собачьим, жертвы?

– Все, понял, Ком, молчу. А строители этого города… Может они там все пораскапывали-поломали и мы зря суетимся?

– Не думаю, что его отправили в холостое турне. Хотя… Че… Тьфу! – сплюнул раздраженно Ком. – Кто его знает. Опять чертыхаться начал.

– Вот именно, – укоризненно подтвердил Комар. – Кстати, Межгорье или, как еще тут пишут, город Солнечный – это закрытый город.

– Ладно, по месту разберемся.

– Обязательно разберемся, – охотно согласился Комар. – А сигнал то у нас, между прочим, двигается. Вдоль подножья горы, на север.

– И что это значит?

– Понятия не имею, сообщаю то, что вижу.

– Малахофф вытащил Ключ из фуляра заранее? Зачем, чтобы легче было идти? Футляр вполне мог быть и тяжелым. Впрочем, без разницы.

Это действительно было неважно, согласился с ним Пастух. Важным сейчас была скорость, и он выжимал из машины все, на что был способен ее форсированный двигатель, догоняя порой стрелку спидометра до упора.

– Так, сигнал пропал, – объявил Комар после того, как они возле того же поселка Татлы свернули на север.

– Очевидно, он вошел в пещеру. Ты точку зафиксировал?

– Разумеется, вот она. Он немного поднялся вверх, не доходя чуть больше километра до того места, где склон горы начинает уходить к югу, а на север от нее тянется то ли холм, то ли вал – не поймешь. Но назвать это горой уже никак нельзя.

Километров через десять они въехали в зону недавно прошедшего дождя. Пастуху волей-неволей пришлось сбросить скорость. Еще через пять километров они проехали мимо заброшенного КПП, зияющего пустыми оконными проемами.

– Так! Как я понимаю, скоро придется немного повоевать. Ком, ты мне ничего про вражеский контингент рассказать не хочешь?

– ??

– Валить этих тварей как? – есть какие-нибудь нюансы или просто с автомата поливать куда попало?

– Блин, извини, конечно. Значит так. Размеры нечисти в реальном мире напрямую зависят от их силы в нави. То есть чем сильней тварь, тем она больше. Это не касается только самого Зверя и архидемонов. Их размеры могут варьировать. Вся нечисть размерами по пояс – в независимости, летает она или бегает, – это мелочь. Боится по большому счету всего: и серебра, и холодного железа…

– Что значит «холодное железо»?

– Просто железо, без примесей серебра например. Термин с Ас'околока: там когда все началось, серебро сразу стало в жутком дефиците – на мечи добавляли серебряные полоски. А то и просто вкрапления. На стрелы вообще по капле добавляли.

Так вот, мелочь, повторяю, боится всего: серебра, железа, освященной воды и даже слова. Причем как молитв, так и бранных слов – важны силы, чувства, с которыми говорятся слова.

Остальные боятся только серебра, хотя и освященная вода на нихтакже действует как кипяток – обжигает, но для изгнания недостаточно. Мелочь бей куда попало – сгинут. Тем, кто ростом с человека или выше нужно или голову рубить, или в сердце поражать. Для этих уже только серебро, железа не боятся. То есть опять же: отсечь запчасти типа руки или ноги железом можно, изгнать нельзя.

Теперь архидемоны. Демоны ближнего круга, лорды-демоны, князья тьмы, чертова дюжина – разные названия есть у них. Или просто тринадцать, например – двое из тринадцати. Мне более правильным кажется наименование архидемоны. Серьезные и крайне неприятные ребята. Очень сильны. Как ты уже понял, их тринадцать. Надеюсь, что хотя бы один не успеет выбраться в этот мир до того, как мы успеем закрыть Врата.

– Чем это так важно, одним больше, одним меньше?

– Это очень важно. Я тебе уже говорил: при закрытых Вратах вся изгнанная нечисть не может больше появиться в этом мире. Это не касается Самого и архидемонов. Но для архидемонов есть один нюанс – чтобы иметь возможность проявляться здесь при закрытых Вратах, они ВСЕ должны пройти через них. И тогда только полное изгнание всех архидемонов в одну ночь может избавить от их повторного появления. Если изгонишь только двенадцать, оставив одного, на следующую ночь опять жди в гости всех. Мало того, когда «чертова дюжина» в полном составе – в этом мире я имею в виду – то они еще и на порядок сильнее. При желании могут быть до трех метров росту. Лично видел, как один такой швырнул рыцарского коня в доспехах метров на тридцать. На Ас'околоке утомились с ними. Столько раз изгоняли, а одна падла всегда в безопасном месте находилась.

– Ну хорошо, запугал, я весь боюсь. А валить-то их как?

– А как про вампиров пишут. Сначала голову отрубить, а потом или серебро, или священное дерево в сердце вогнать. Только имей в виду, они и без головы лапами машут как мельницы. А как голову найдет, или из младших кто подаст, он ее на место наденет, и «мыло-мочало, начинай сначала». Это же касается и остальных. Пока не изгонишь – любая тварь опасна, целиком она или по частям. Допустим, отсек руку или раскроил грудь, не жди, что он упадет без чувств истекая кровью. Даже отрубленная рука, или щупальце например, запросто могут в тебя вцепиться. Еще возможно будет нежить. Ребята медлительные, но не дай им себя задеть – крайне противопоказано. Трупный яд, та еще зараза. Хотя думаю, сегодня их не будет.

– Нежить… Мертвецы что ли?

– Да, трупы разной степени разложения, до скелетов включительно. Нет покоя душам, попавшим в ад.

В это время, пролетев за разговором по засыпающему Межгорью, они выбрались к горе там же, где Конюх покинул «пятерку».

– Так, теперь вот по этой дороге, – скомандовал Комар, и Пастух, включив дополнительные фары, без сомнений повел машину по лесной дороге, разбрызгивая лужи и давя кустарник с молодыми деревцами.

– Все, стоп! – в очередной раз скомандовал Комар километра через два с половиной и махнул рукой. – Там точка, где пропал сигнал, метров восемьсот, чуть больше.

– Пастух, машину сразу разверни, уходить будем быстро.

Комар с Комом надели блокираторы, оказавшиеся довольно эластичными. Блокиратор, легший на голову Комара, легко обогнул уши. Надели бронежилеты. Прямо на них друзьями были пришиты по четыре кармана. В эти карманы легко помещалась, а главное, свободно из них выходила связка из двух рожков. Еще по одному карману они пристроили к штанам, на левое бедро.

Несмотря на то, что самый маленький бронежилет, найденный ими, был максимально подогнан, он все равно был явно велик для Комара и висел на нем. В нем он напоминал новобранца, одетого во все не по размеру и кинутого в бой без подготовки. И так же как новобранец Комар сильно волновался, хоть и старался не подавать виду. Но заметно трясущиеся пальцы выдавали его с головой.

– Не волнуйся, Комар, все будет пучком, – подбодрил его Пастух.

– Понимаете, мы не воевали тысячу лет… я немного волнуюсь…

– Комар, – прервал его Ком, – ты тельник просил?

– Просил.

– Сам надел?

– Да, сам.

– Ну так не дрефь, не позорь его.

– Нет, вы не понял… Я боюсь, справлюсь ли… Отсутствие боевого опыта…

– Комар, – прервал его Пастух, – не волнуйся. Ты, когда драка начнется, главное действуй, и бояться будет некогда.

Комар только кивнул головой.

Брюки и куртки, заказанные в ателье, были сшиты на манер спортивных костюмов. Куртки на молниях, с липучкой по всей длине, закрывавшей замок. Рукава и штанины были свободными, и на концах прошиты резинками, также резинки было понизу куртки и на штанах. Рассовали по карманам рожки – получилось по пять связок на человека плюс одинарный. Одели шипованные полуперчатки, повязали камуфлированные банданы и, взяв автоматы, двинулись. Шашки остались лежать в багажнике.

– Машину на сигнализацию не ставь, – предупредил Ком.

– Да уж догадался.

– Пошли.

– Подождите. У нас в разведгруппе обычай был…

Пастух, сняв полуперчатку, молча выставил перед собой кулак. Кулак Кома присоединился с легким ударом, последним примкнул кулак Комара.

– Теперь три раза вверх, потом резко вниз.

Кулаки взлетели вверх.

– Прилетели! – сказал Пастух.

Кулаки опустились и вновь поднялись.

– Всех победили! – продолжил Пастух.

Кулаки опустились и опять поднялись.

– Все живыми улетели!

– Ну что, с Богом?! Веди, Комар! – скомандовал Ком, когда ритуал был выполнен.

Но им опять пришлось остановиться: «чемоданчик» подал сигнал и Комар кинулся к монитору.

– С южного склона расходится большое количество точек, очень много! Врата открыты!

– Все правильно, время первый час, – подтвердил Ком, взглянув на свои командирские часы.

– А сигнал точно пропал с этой стороны?

– Да.

– Похоже, Врата и замок от них находятся в разных пещерах как и на Ас'околоке. Это хорошо, если повезет – быстро по-тихому сработаем и сделаем ноги, – рассудил Ком.

– Так. Все! Каждую минуту сотни, а то и тысячи тварей проникают в наш мир и обретают плоть. Так что бегом!!

В это время Пастух ощутил необъяснимый ужас, по телу прошел озноб. Он явственно почувствовал, как на голове зашевелились волосы. У него появилось непреодолимое желание «пыхнуть». Он удивился, поймав себя на этом. После армии он не баловался «дурью». Впрочем, адреналин в крови, автомат в руках и предстоящая схватка – неудивительно, что захотелось «дури».

– Нам повезло, что мы с другой стороны горы. В первые минуты волна ужаса, исходящая из Врат, сводит с ума, – прокомментировал происходящее обернувшийся Ком.

– А потом?

– А потом все равно сходишь с ума. Но потихоньку, и успеваешь привыкнуть, – хохотнул Ком.

Комар, захлопнув «чемоданчик», побежал через лес к горе, следом за ним Ком, Пастух замыкающим. Бегать, как уже было сказано, Пастух, мягко говоря, не любил. Очень не любил. Но Комар сказал – восемьсот метров, чуть больше, и это не предвещало особых осложнений. Но неожиданно для себя Пастух «сдулся» метров через триста. К этому моменту они были уже мокрыми насквозь от задержавшихся на листьях капель дождя. Сначала отказала «дыхалка», но это еще полбеды. Вот когда ноги, налившись свинцом, просто-таки отказались бежать – вот это была уже ПРОБЛЕМА. Пастух просто не ожидал, что настолько разучился бегать. Конечно, он заставил себя двигаться вперед, наверное это можно было даже назвать бегом, да вот только отстал он порядком. Непривыкший быть последним, он теперь клял себя за то, что так тешил свою нелюбовь к бегу, вместо того чтобы загнать ее куда подальше и тренироваться, тренироваться…

Выйдя из леса, он увидел поднимающихся вверх друзей. Подъем был довольно пологим, и скалолазанием этот восхождение назвать было, конечно, нельзя, но и на бег это тоже не было похоже. Продолжая, не останавливаясь, мысленно себя ругать, где-то прыгая с камня на камень, где-то на четвереньках Пастух поднимался в гору, стараясь если уж не сократить, то хотя бы не увеличить отставание. Нагнал он их стоящими около большой норы. Скорее всего, вход был завален валунами, и как один человек убрал их, да еще за столь непродолжительное время, оставалось для них загадкой. Ком бросил короткий взгляд на подошедшего и тяжело переводящего дыхание Пастуха.

– Все, все! Закончится эта канитель, начну бегать по утрам, – торжественно пообещал Пастух в ответ на, как ему показалось укоризненный, взгляд Кома.

– И по вечерам тоже, – добавил он, перехватив взгляд Комара.

– Обязательно. Фонарь доставай, – распорядился Ком, явно взявший командование на себя.

Пастух был не против, в разборках с нечистью тот был явно опытнее. Только теперь Пастух заметил, что они с помощью изоленты закрепили на цевье автоматов фонари. Он достал и приставил свой, Ком быстро его примотал.

– Я впереди, Комар за мной, Пастух замыкающий. Вперед!

Включив фонари, они углубились в нору. Проход был довольно узким и низким, Пастуху с Комом приходилось протискиваться чуть согнувшись. Комар, впрочем, проходил вполне свободно. Метров через двадцать открылась небольшая, явно рукотворная пещера. Точнее даже будет сказать – комната высотой метра четыре. Лаз выходил рядом с одним из углов. Аркадий пробежал по комнате фонарем и оценил ее размеры как семь на семь метров. Пещера была пуста, в противоположной стене по диагонали, так же практически в углу, имелся проход прямоугольной формы с размерами, позволяющими свободно идти вдвоем.

– Комар, за мной, Пастух, остаешься здесь.

И они ушли – Ком впереди, Комар следом. Пастух занял место в углу с тем, чтобы его не было видно из лаза и в то же время он мог видеть передвижение друзей. Но наблюдать за ними он смог недолго: когда они прошли метров двадцать, свет стал спускаться вниз, а вскоре пропал даже отсвет фонарей. Едва присев в углу, Пастух сделал несколько глубоких вдохов, стараясь окончательно восстановить дыхание. Добившись этого, он выключил фонарь и превратился в слух. В пещере стояла абсолютная тьма, и время застыло. Но чему-чему, а ждать в разведке он научился. Когда он посмотрел на часы, было двадцать пять минут первого. Прошло чуть больше пятнадцати минут с момента как ушли Ком и Комар. Еще через пару минут он услышал, что по лазу кто-то движется. Прислушавшись, он понял, что это человек и что он один. Пастух, не включая фонаря, направил автомат на выход из лаза. Он был уверен, что это приближается Конюх. Покинув лаз, человек остановился.

– Да… А Скорпион оказался прав, – раздался в пещере довольный голос Конюха.

Он только что встречался со своим Хозяином и получил подтверждение, что все обещанное сбудется. И еще… его похвалили.

– «Слева от входа тебя ждет человек с автоматом по имени Пастух, он знает тебя» – сказал мне Скорпион. Я, честно говоря, не поверил – так не бывает! А теперь вижу – это действительно ты, да еще никак в тельняшке.

Осталось загадкой, как Конюх мог видеть его кромешной тьме, но факт оставался фактом, и Пастуху ничего не оставалось, как включить фонарь. Перед ним стоял Конюх. В его облике уже явственно проступили черты, делавшие его похожим на рептилию. Особенно неприятно было смотреть в большие желтые радужки с вертикальными зрачками, почти полностью заполнившие глаз.

– Судьба решила осыпать меня своей милостью. Не имею сил возражать ей. Ты кажется удивлен моим видом? Ха-ха! Да, во мне происходит масса полезных изменений. Видел валуны у входа? Это я их раскидал. И как ты уже догадался, я прекрасно вижу в темноте, даже там, где и кошка ничего не увидит. В кромешной тьме, как было здесь.

– Тебе очень идет этот шрам, Конюх. Когда я узнал, что ты продал душу Дьяволу, я не удивился. Ты всегда был мразью.

– Конюх? Хм… Значит, вы меня так называли? Почему? Хотя без разницы. Знаешь, Пастух, за то, что ты избавил меня от хлопот по твоему поиску, я не буду тебя мучить. Но ответь мне все же на один вопрос. У вас что-то было с Наташкой?

– Кажется, это волнует тебя больше, чем ее гибель по твоей вине.

– Это была не моя вина!! – вспыхнул Конюх.

Его лицо исказилось в нечеловеческой уже гримасе. В широко раскрытой пасти Пастух увидел и пока еще человеческий, но уже раздвоенный язык, и заостренные зубы.

– Это была твоя жена. Ты должен был отправить ее на базу!

– С кем я спорю? С трупом. – Конюх вновь был спокоен и благодушен и выглядел почти как человек. – Пришло время умирать, Пастух. Тебе нужно время на молитву? Я сегодня добрый. Нет? Как скажешь.

Конюх достал небольшой, слегка изогнутый нож-кастет с крупными шипами на дуге, закрывающей пальцы, и не спеша, с самодовольной улыбкой пошел на Пастуха. Тот не стал ждать и дал короткую очередь в грудь сатаниста. Сначала ничего не произошло. Пули не опрокинули Конюха, а прошли насквозь, оставив лишь темные пятна на светлой ветровке. Конюх сделал еще два шага, прежде чем улыбка слетела с его губ. Темные пятна от пуль стали стремительно расти, соединились, расширяя границы. И вот темный прах посыпался к ногам Конюха, оставляя в теле только стремительно растущую пустоту.

– Серебро… – то ли спросил, то ли констатировал Конюх, смотря на Пастуха испуганно-изумленным взглядом.

– Конечно серебро, – последовал ответ. – Как-никак на нечисть собирались.

Звякнул упавший нож, тело сатаниста поглотила пустота, и только полные боли и разочарования глаза продержались пару мгновений, но вот и они осыпались прахом. Выждав около десяти секунд, Пастух подошел к куче, желая осмотреть нож. В это мгновение из кучи праха на него бросился Скорпион размером с хорошую собаку. Единственное, что смог сделать Пастух – ударить Скорпиона кулаком. Скорпиону серебряные шипы тоже не понравились, но в отличии от Конюха, он не стал превращаться в прах, а сгорел в короткой вспышке. Но перед этим он успел ударить Пастуха хвостом, оставив неглубокую царапину на руке. Мелочь, не стоящая внимания, если бы это не был хвост скорпиона.

В это время послышались звуки из прохода, отвлекая Пастуха от раздумий «есть яд или нет?». Оглянувшись на него, Пастух увидел свет фонарей. Через пару секунд показался идущий быстрым шагом Ком с американским армейским мешком на левом плече. Следом показался Комар. Левая сторона его бронежилета была разорвана. Оторвалась плечевая лямка, пластина выпала. Были порваны и куртка, и тельник, на котором виднелись темно-синие пятна. Две светло-зеленых полоски на плече Комара были явно свежими шрамами.

– Бинт нужен? – на всякий случай спросил Пастух.

– Не надо, Комар уже «запаялся». Были гости? – спросил Ком, не останавливаясь, стремительно шагая к лазу.

– Да, сатанист. Погоди, – остановил Пастух его уже у самого лаза. – Когда я его убил, из него скорпион выскочил. Можешь определить, есть яд или нет? – Пастух протянул руку.

Ком подержал над царапиной раскрытую ладонь и твердо заявил:

– Нет, яда нет.

После этого он провел большим пальцем по царапине, и она пропала. Пастух понял, что его тоже «запаяли». Комар, не теряя времени, нырнул в лаз. Ком, снимая мешок, приглашающе кивнул головой, и Пастух полез следом.

– Были проблемы? – поинтересовался он.

– Да, два архидемона. Комар чуток зазевался, броник тяжеловат все-таки для него. Зря шашки не взяли. С этими ребятами ближний бой противопоказан. И еще у нас две новости, с какой начать?

– Давай с хорошей.

– Ключ у нас.

– Это не новость, это я и так понял. Что у нас плохого?

– Футляр, в котором хранится ключ, треснут.

– И что это значит? – спросил Пастух, уже выбравшись из лаза.

– А это значит… – начал было выбравшийся следом Ком, но тут из-за горы донесся вой, издаваемый тысячью глоток.

– О! – поднял он палец. – По наши души воют. А треснутый футляр… Это, грубо говоря, значит, что у нас в руках мощный радиомаяк. А у каждой из этих воющих тварей в голове пеленгатор. По-тихому не получилось. Так что ноги в руки и «Спаси, Боже, наши души!»

Дав пояснения, Ком устремился вниз с максимально возможной скоростью. Пастуху ничего не оставалась, как припуститься вдогонку.

– Господи, опять бегать, ну за что мне это, за что? – проворчал он, стараясь не сломать ноги в этом безумном скоростном спуске с горы по сырым камням.

Каким-то чудом они спустились, не поломав ноги. Тучи ушли и света убывающего месяца хватало рассмотреть, что же там лежит под ногами. Первые летающие бестии с диким хохотом и воем начали кружить над головами, едва они забежали в лес. Мельком взглянув наверх, Пастух увидел лишь мелькающие тени да горящие глаза. Весь этот вой неприятно бил по нервам.

– Уж лучше б стреляли, суки, – проворчал он.

В этот раз ему не дали отстать. Ком и Комар явно сбавили темп, чтобы не терять его из виду. Благодаря деревьям, нападений пока не было. Летающие бестии задевали кроны деревьев, окатывая и так мокрых насквозь беглецов новыми порциями не долетевшего до земли дождя.

– Комар, вперед! – скомандовал Ком, когда они выскочили на край большой поляны, усыпанной покрытыми мхом валунами.

Он рукой притормозил Пастуха и поднял автомат. Пробежать по открытому пространству нужно было всего метров двадцать. Едва Комар добежал до середины, его сверху атаковали сразу несколько тварей, размерами от небольшой кошки до большой собаки. Ком с Пастухом открыли огонь. Летучие твари, как и Скорпион, сгорали с короткими яркими вспышками. К вою и хохоту присоединились короткие, но громкие крики изгоняемых бестий. Перебежав поляну, Комар развернулся, спиной вжавшись в куст.

– Давай, – скомандовал Ком.

Пастух рванул через поляну. Нарастающий вой, хлопот крыльев, глухие выстрелы, вспышки, освещающие поляну, предсмертные вопли над головой. Добежав до края поляны, он также развернулся, вжавшись в куст. Через пару секунд побежал Ком. Пастух решил, что их, судя по всему, постепенно накрывают. Атакующих тварей стало значительно больше, чем когда перебегал Комар. Занятый отстрелом, он не сразу понял, что Ком явно задерживается. Бросив взгляд вниз, он увидел, что тот сидит на валуне и массирует ногу. Судя по всему, мокрый мох сыграл-таки свою роль.

– Помочь? – крикнул Пастух, отстреливая атакующих бестий.

– Нет! Я сейчас.

Свет сгорающих тварей позволил Пастуху рассмотреть их. Наибольшие хлопоты на данный момент доставляли скоростные и юркие твари, получившие от него название «пираньи». Особенного внешнего сходства конечно не наблюдалось, но летающие бестии разделать быка смогли бы побыстрей речных пираний. Они имели круглую голову с широкой пастью, утыканной зубами-иголками в два ряда. Неровно торчащие из пасти зубы не оставляли ей шансов полностью закрыться. Была тварь и с длинной мордой, напоминающей птеродактилей, тоже с торчащими зубами-иголками, и много еще разных бестий, внушающих своим видом как страх, так и отвращение.

Ком наконец выбрался с поляны и не останавливаясь, слегка прихрамывая, продолжил бег к машине. Остаток пути до машины преодолели без столкновений. Быстро расселись, Пастух, включив полный свет, рванул с места, разбрызгивая мелкие лужи.

Едва выбрались на бетонку, как нечисть взялась за машину. Сначала просто раздался скрежет когтей по крыше, но вот уже показалась пара когтей, прорвавших обшивку. Комар с Комом ответили выстрелами, предсмертные вопли и вспышки за окном показали, что стреляли они не зря. Но скрежет не прекращался, и то там, то тут когти летающих бестий рвали крышу машины. Пара тварей, попав в стекло, отлетела в сторону.

Когда они проезжали по Межгорью, клюв «птеродактиля» пробил крышу в аккурат над Пастухом. Клюв распорол тому плечо до локтя. Торчащие зубы оставили широкую рваную рану, рукав куртки моментально намок от крови. От резкой боли Пастух дернулся и едва не влетел в столб, но быстро выровнял машину.

Тем временем, убив мерзкую тварь, Ком стянул с головы блокиратор, быстро разорвал рукав до конца и «запаял» Пастуху руку. В этот раз рваная рана потребовала от него гораздо больше внимания, чем первая царапина.

– Нормально. Поболит только пару дней, – предупредил он, меняя магазин. После этого передав блокиратор Комару, вновь повязал бандану. Комар, также сняв блокиратор, спрятал их в «чемоданчике».

– Жаль, что тебя за рекой с нами не было, – промолвил Пастух, мельком взглянув на плечо, оценивая работу целителя. – Крышу бы отпилить на хрен, а то если по башке попадет, боюсь, даже вы не спасете.

– Чем? – развел руками Ком.

– Сейчас, – неожиданно заявил Комар, открыв багажное отделение своего «чемоданчика».

Он достал прибор, напоминающий миниатюрную углошлифовальную машину, прозванную в народе «болгаркой». Только в отличии от «болгарки» диск семи сантиметров в диаметре на нем размещался не сбоку, а посередине небольшой рукоятки. Комар включил прибор. Диск закрутился с тихим шелестом, засветившись по краю. Он быстро провел по периметру крыши в задней части машины и выключив, передал прибор Кому.

– Вот тут, нужно нажать.

– Понял, – ответил Ком.

Он быстро дорезал свой участок крыши, и она тут же улетела в когтях вцепившейся в нее твари. Бросив прибор Комару, Ком сбил выстрелами трех тварей, кинувшихся на сидящих в машине людей. Визг, вой, вспышки сгорающих бестий. Комар присоединился к нему, и дальше они продолжили путь под несмолкаемую трескотню автоматов.

Едва они выскочили из городка, Пастух заметил тварей, раскачивающих верхушки деревьев; другие внизу разрывали корни, быстро и высоко разбрасывая комья земли. У этих не было никаких шансов успеть перекрыть дорогу. Как и у следующих, попавшихся километров через семь, хотя они и успели повалить одно дерево. Он гнал машину, сбивая выскакивающих на дорогу бестий, еще несколько тварей разбились о стекло. После попадания особенно крупой твари угол стекла покрылся трещинами.

Глушители на автоматах и большой перерыв после Афганистана сыграли злую шутку. Сквозь вой, хохот, визг и крики атакующих машину демонов Аркадий не сразу разобрал, что Комар и Ком ведут огонь очередями. Причем понял он это когда Комар выдал длинную, чуть ли не в полмагазина очередь.

– Одиночными, вашу медь! Одиночными бейте! Патронов, что ли, немерено?! – заорал он перекрывая шум.

– Блин! – выругался Ком, меняя режим стрельбы.

Им оставалось до трассы примерно пять километров, когда после очередного поворота перед ними открылся преграждающий дорогу завал из пяти-шести деревьев.

– Держитесь, – крикнул Пастух, нажав на тормоза.

Скорость была большая, расстояние до деревьев слишком маленькое, и остановиться окончательно машина смогла лишь ударившись о ствол ели. Одна тварь, промахнувшись мимо резко остановившейся машины, врезалась слету в асфальт, другая в запасное колесо.

– Все из машины, – скомандовал Пастух, вновь почувствовавший себя сержантом.

Выскочив из машины, друзья встали вкруг, спина к спине. Позицию они заняли примерно метрах в трех от задней двери, чтобы не подвергаться неожиданным атакам тварей из ветвей поваленных деревьев. К летучим бестиям добавились демоны, атакующие с земли. Они также были весьма разнообразны и отвратительны. Благо не было времени их рассматривать. Свет сгорающих бестий и горящие глаза не давали шансов подобраться атакующим незаметно. Как и говорил Ком, тварям покрупнее недостаточно было просто получить порцию серебра, и Пастух быстро взял за правило стрелять в центр груди.

В общем и целом отстрел демонов не составлял особенных хлопот, лишь трем мелким летающим тварям удалось прорваться сквозь огненный заслон. Прежде чем умереть от контакта с серебряными шипами, они оставили по одной кровавой отметке на плечах у Пастуха и Кома. Раны были неглубокие и кровоточили несильно, а вот заниматься ими времени не было совсем. Дикий хохот, вой, скрежет то ли когтей, то ли зубов, хлопанье крыльев, вспышки и визг изгоняемых тварей, горящие глаза во мраке, какой-то говор, шепот, вздохи и придыхания, во все это еще и вплелся детский плач, выстрелы, – казалось, этому не будет конца! Но все имеет свой предел и боезапас тоже.

– Патроны! – возвестил о приближающихся проблемах Комар.

Пастух быстро вытащил и сунул в протянутую руку связку магазинов.

– Еще есть? – крикнул менее чем через минуту Ком.

– Последний, – ответил Пастух, отдавая одинарный рожок. Он сам только что перевернул последнюю связку.

– Пастух, давайте к машине, шашки приготовь! Мы прикроем, – скомандовал Ком.

Подскочив к машине, Пастух открыл заднюю дверь и достал шашки из ножен. Он разложил их с торчащими из кузова наружу рукоятками: когда возникнет нужда, схватить можно будет мгновенно. Обернувшись, он с трудом увернулся, от летящей в лицо «пираньи». Влетев в кузов, она врезалась в спинки сидений, отскочила и тут же с визгом вновь атаковала Пастуха. Изгнав бестию ударом кулака, Пастух вернулся на место.

Первым, закинув автомат в багажник, шашкой вооружился Комар, меньше чем через минуту Ком проделал то же самое. А вслед за ним и Пастух, выпустив последний патрон, последовал их примеру, взяв в одну руку шашку, в другую нож. И вот тогда стало жарко, причем как в прямом, так и в переносном смысле. Схватка перешла в ближний бой, бестии, как оказалось, сгорая выделяли тепло. Но самое главное – твари стали регулярно дотягиваться до троицы своими когтями, а иногда и зубами. Количество мелких и средних кровоточащих ран стремительно росло. Пастух взмок. Удар шашкой, вспышка, удар ножом, вспышка, еще шашкой – еще вспышка, удар кулаком, опять вспышка. Удар – вспышка, удар – вспышка. Если бы не льющийся ручьем пот, то мокрая от дождя одежда, наверное, высохла бы уже. Удар, отлетающая голова, вспышка, удар, упавшая лапа вцепилась в ногу, колющий в грудь, вспышка, удар, вспышка.

В глазах зарябило; сколько не тренировались, а плечо стало наливаться тяжестью. И вот, когда стало казаться, что сил продолжать бой уже нет, появились архидемоны.

Сзади раздался крик Комара. Сделав максимально широкий мах шашкой, чтобы отогнать нечисть, Пастух оглянулся. На месте, где должен был находиться Комар, стоял, как сразу понял Пастух, архидемон. Двухметровый скалящийся архидемон выглядел как безобразно накачанный культурист, с узлами мышц и причудливо выгнутыми рогами. Сам Комар тем временем, завершив полет, упал на асфальт метрах в семи. На него тут же с криками и воплями накинулась толпа нечисти. Последовавшая серия вспышек показала, что Комар жив и сдаваться не собирается. Но ему явно требовалась помощь. И помощь пришла. Ком присел на одно колено, быстро, но аккуратно положил шашку и выбросил вперед правую руку с распростертой ладонью. От Удара всю нечисть с Комара смело как метлой. Комар тут же вскочил, сбросил остатки вконец разорванного бронежилета и бросился за шашкой, потерянной в полете. Ком тем временем сделал рукой широкий мах, отбрасывая бросившихся на него бестий. После этого он в третий раз выбросил перед собой раскрытую ладонь. И третий Удар отбросил архидемона, собравшегося вновь повторить атаку на Комара.

Пастух просто зазевался. «Прохлопал ушами, как новобранец в первом бою», – ругал он потом себя. А засмотрелся он не на то, как Ком взмахом руки раскидывал нечисть, к этому он был уже готов. Потратить пару лишних секунд своего внимания заставил его сам Ком – то, как он преобразился. Внешне простоватый, зачастую с добродушной улыбкой, он подчас напоминал Аркадию деревенского увальня. Конечно, после возвращения с Турнира он заметно изменился, но теперь в момент наивысшего сосредоточения это был, казалось, совершенно другой человек. За этим человеком действительно можно было без сомнений пойти куда угодно, хоть в Пекло.

Вот на разглядывание этого человека Пастух и потерял пару драгоценных мгновений, за что незамедлительно и поплатился. Ошеломляющий удар, резкая боль в боку, треск рвущейся ткани бронежилета и полет во тьму. Только пролетел он не семь-восемь метров как Комар, а, очевидно в силу своего более значительного веса, чуть больше трех. Шашку и нож пришлось выпустить из рук, дабы не напороться. Упал, перекат, тут же вскочил на ноги и откинув ударом кулака налетевшую бестию, кинулся за оружием. На пути встал архидемон. Пастух увернулся от удара и от всей души вкатил крюка справа. Получив полыхнувшие огнем царапины на скуле, архидемон отшатнулся. Пастух, уклонившись от ответного удара, проскочил и схватил шашку. Тут же не останавливаясь удар шашкой с разворота, голова архидемона отлетела в сторону. А вот колющий удар на добивание помешал сделать другой архидемон. Удар – и его лапа покатилась по бетонке. Тем временем обезглавленному какая-то мелкая тварь подала голову. Еще пара мгновений – и как говорил Ком, «мыло-мочало, начинай сначала». Такая перспектива совсем не улыбалась. Пастух, презрев опасность, бросился на него, подставив спину второму архидемону. Мощным ударом он срубил голову вместе с лапами, что ставили ее на место. Не останавливаясь, обошел его слева и, всадив в спину нож, изгнал тварь в Пекло. И тут его достал «однолапый». Бронежилет затрещал от удара, вновь бросившего Пастуха на землю. Упав, он увидел метнувшуюся справа большую тень, собрался было уже ударить не вставая, но сдержался.

– Не трожь! – закричал несколько запоздало Ком. Запоздало потому, что если бы Пастух сам не остановился, он успел бы ударить.

– Не трожь медведей! – опять крикнул Ком.

Поднимавшийся с земли Пастух и сам видел, что промелькнувшей тенью был огромный черный медведь, схватившийся с «однолапым». Он был не один, Пастух видел минимум еще пять косолапых, вступивших в схватку на стороне людей. Тем временем «однолапый» от удара медвежьей лапы с длинными сизо-черными когтями отпрянул прямо на Пастуха. Он моментально этим воспользовался, срубив вслед за лапой и голову. Обернувшись, «однолапый» вслепую нанес удар, от которого Пастух без труда увернулся и с размаха, наискось, раскроив грудь до сердца изгнал и этого архидемона.

И снова все по кругу: удар – вспышка, удар – вспышка, только к какофонии звуков, издаваемых нечистью, добавилось рычание медведей. Наверное в другой ситуации грозный рев медведей в ночном лесу заставил бы кровь застыть в жилах. Но сейчас этот рев ЖИВЫХ медведей грел душу.

Закончилось все внезапно. Вдруг наступила тишина. Прекратились нападения, и десятки горящих во тьме глаз пропали, словно гирлянду выключили. Осмотревшись, Пастух увидел уходящих в лес медведей. Последним уходил тот самый огромный черный медведь; уже находясь между деревьев, он обернулся. Наверное, при неверном свете месяца, на фоне черной шерсти Пастух никак не должен был рассмотреть глаза зверя. Но он видел их! Огромные черные глаза с еще не потухшей яростью, полные мудрости и печали. Пастуха куда-то повлекло, вот показались звезды Какие глаза? Это космос! Космос, полный звезд и покоя. Его закрутило и повлекло все сильней, туда, в звездный хоровод, в манящую даль…

Сильная оплеуха вернула Пастуха в реальность.

– Ты что, ему в глаза посмотрел? – спросил Ком, разрывая на нем куртку и тельняшку; когда он успел снять «броник», Пастух не помнил.

– Обязательно со всей дури нужно было лупить? – потер он горящую огнем щеку.

– Да? А сколько раз я тебя ударил? – с ухмылкой взглянул на Пастуха Ком, начав исцелять его разорванный бок.

– Один… – неуверенно ответил Пастух, понявший, что и другая щека у него тоже горит, но не так сильно. – Два?

– Один, два… Три раза тебя лупить пришлось, пока очнулся. Никогда не смотри в глаза лешему, не любят они людей. Буратиной запросто сделать может, с деревянными мозгами! – оскалился Ком, ткнув его пальцем в лоб, и быстро «запаяв» пару кровоточащих царапин на руках, скомандовал: – Штаны снимай!

– Леший? – недоверчиво спросил, спустив штаны, Пастух.

– Леший, точнее трое леших, и две тройки настоящих медведей с собой привели, – ответил Комар, занимаясь спиной Кома, пока тот исцелял ноги Пастуха.

– А что, леший и оборотни – это одно и то же?

– Нет. Те, кого называют оборотнями, это люди. Они, как правило, могут принять облик только одного какого-либо зверя. Леший – это дух, хозяин и хранитель леса, может принять облик любого обитателя лесного. Хочешь зверя, хочешь птицы, но чаще растением прикидывается.

– А зачем они нам помогли, если не любят?

– Все, надевай штаны. Если нечисть придет в это мир, то все живое – и растения, и животные… Короче, вся флора и фауна будет уничтожаться так же, как и люди. Ибо все мы дети Божьи, все из плоти и крови. Люди об этом забыли. Забыли, как жить в ладу с природой, по ее законам. Нацепили на себя титул царя зверей и живут как захватчики на чужой территории. Забыв, что Земля наш общий дом с нашими братьями меньшими. А лешаки помнят и выбрали из двух зол меньшее. Комар, что там у тебя, помощь нужна?

– Нет, благодарю.

– Время семь минут четвертого, минут десять возимся – значит, твари убрались примерно в три, – рассудил Пастух, посмотрев на свои «командирские».

– Да, примерно так, – подтвердил Ком.

Пришедшие в негодность бронежилеты и куртки валялись на бетонке. Туда же полетели и тельняшки, что у всех троих были в запекшейся крови. Только у людей в темно-красной, у чамранина в темно-синей. Штаны также пострадали, но снимать их, не имея смены, как-то не хотелось.

– Да, много их выбралось.

– Нас мало, но мы в тельняшках, – воинственно прокомментировал Комар слова Пастуха.

– Для первого боя весьма достойно, Комар. Молодец! – догадался наконец Иван похвалить враз смутившегося чамранина.

Сначала они напились – вволю, с наслаждением, освященной водой. Потом помылись, смыв с себя кровь водой из пластиковых бутылок. Пастух тут же сполоснул бандану и, отжав, повесил сушиться сзади на сиденье, привязав за подголовник. Ком с Комаром последовали его примеру. Умывшись, они с помощью лебедки освободили дорогу от деревьев. Потом выгребли из машины гильзы и по настоянию Пастуха смели ветками все гильзы с дороги в небольшую яму на обочине и забросами щебнем. Бронежилеты, тельники и куртки также спрятали в яме, что нашлась ближе к лесу. Успокоив этим свою душу разведчика, Пастух, прежде чем отправляться в путь, пересчитал магазины.

– Ого, двух связок не хватает, ищем!

Одна связка нашлась через пару минут в машине под сиденьем.

– Айда, поехали, одной больше одной меньше, – предложил Ком после десяти минут безуспешных поисков последней связки.

– Ну уж нет. Куда торопимся? Мне без патронов воевать совсем не понравилось. Тяжеловато. Еще одна такая ночь – на третью крови может и не хватить.

– Полчаса не находим – уезжаем, хорошо?

– Хорошо, – без восторга согласился Пастух.

Это очевидно ель, когда они расчищали дорогу, своей лапой сначала утащила связку, а потом почти полностью присыпала ее. Но они нашли, через двадцать пять минут – но нашли.

– Давай сначала перекусим перед дорогой, потом в кафешке нужно будет конкретно поесть, мясного в первую очередь и чай сладкий. Пастух прав, потерю крови нужно восстанавливать.

Рассевшись в машине, достали сумку с нехитрым завтраком. Имелись бутерброды с ветчиной и сыром, термос с чаем.

– Слушайте, вояки, вы что там поливать стали как из пулемета? Ладно Комар, ты-то, Ком, воевал же вроде? – спросил Пастух, запивая чаем бутерброды с ветчиной.

– Я как воевал? С мечом, даже лук не освоил, так, из арбалета пару раз стрелял и все. Так что в основном мечом, а они не кончаются. Бывает, конечно, ломаются, но у меня такой беды не было, вот и не подумал. Спасибо ты крикнул, а то мы б за пару минут все патроны выпустили. Как тебе, кстати, первый контакт с нечистью?

– Живенько. Весело ты там время проводил. Мне этот хохот по ночам теперь будет сниться.

– Даже не надейся, обязательно будет.

– Может отжать магазины у гаишников по дороге? – предложил Пастух, когда они уже двинулись в путь. – Три-четыре экипажа попадется, глядишь штук десять магазинов. Автоматы и патроны нам не нужны, а за магазины сильно переживать не будут. Что скажете?

– Я против нападения на сотрудников правопорядка! – решительно высказался Комар.

– Я тоже против – на тебя они как вышли? Комар вроде все почистил. А машина на тебя оформлена. Камеру какую-нибудь не заметим, считай, еще один сигнал, как менты себя поведут? Нам сейчас еще с ментами проблем не хватает для полного счастья. Оно, конечно, десяток магазинов не помешало бы, но не с таким риском.

– Как скажете, мое дело предложить, – проворчал Пастух.

Возвращались в Казань быстро, но не гнали. Хотя едва начинало светать, и машин на трассе было мало.

Глава 6. Ночь вторая

1

28 августа 2005 года, Казань

Обнаженный по пояс Иван блаженствовал. Растянувшись на траве, закинув ладони под голову, он отдыхал после ночной схватки. Он заглушил боль в натруженных мышцах и боль от ран, чтобы не мешала отдыхать, но не полностью, дабы не потерять контроль над телом. Он грелся в лучах нежаркого солнца и с наслаждением вдыхал аромат цветущей сирени, словно медом дышал. Пение птиц и жужжание пчел дополняло прямо-таки идиллическую картину. Давненько он не бывал на Холме Влюбленных. Лежащая рядом Златояра баловалась, такой он ее еще не знал. Она щекотала его своими распущенными волосами, то закрывая солнце головой, то вновь убирая ее. Она тихо посмеивалась, когда он слегка жмурился от вновь открывшегося светила. Но этого ей показалось мало, и она стала щекотать его сорванным цветком.

– Златояра, ну хватит… – взмолился он.

– Конечно, конечно Златояра. Нас вот только ты зачем сюда притащил? – горько спросила Настя.

Дремота враз слетела. Иван сел с бешено бьющимся сердце. Перед ним стояла Настя с обнимающими ее дочками. Они смотрели на него так, словно ждали беды. От НЕГО ждали беды!!!

– Зачем мы тебе здесь нужны? Тебе хорошо с ней и без нас. Вот и сына она тебе родила. Это ведь ты из-за нее остался после того как сделал свой ВЫБОР.

– Нет! Нет! Все не так! – закричал, вскакивая на ноги, Иван.

И почему он решил, что вокруг весна? На небе висели хмурые осенние тучи, пожухшая трава под ногами и ветер гонял красно-желтые листья. И вместе с листьями он поднял и стал уносить в высокую даль Настю с дочками.

– Нет, Настя, не уходите! Люди, много людей стало погибать из-за меня! Я остался спасти хоть кого-нибудь!!

– Нужно выбирать, Иван, – проговорила Настя, так словно стояла рядом, но не слышала его. Их уносило все выше и выше, и вот они уже совсем пропали, остался только голос.

– Нужно выбирать, Иван. Или как она тебя там называла – Ком? Нужно выбирать, Ком…

– Нет!!! Не покидай меня, Звездочка!!! – кричал он, бесплодно силясь полететь за своей семьей.

– Ком… Ком… – раздался за спиной шепот Златояры.

– Ком! Ком, проснись уже! – тряс его за плечо Пастух. – Здоров же ты спать. Ни шум, ни холод не помеха.

Ком открыл глаза, с трудом возвращаясь в реальность. Опять этот сон, преследовавший его на Ас'околоке, теперь и сюда значит дотянулся.

Он лежал на переднем, откинутом до упора сидении УАЗика. Его укрывало видавшее виды лоскутное деревенское одеяло. Потерев лицо, он сел. Машина стояла на стоянке, рядом с придорожным кафе под вывеской «Узбекская кухня». На Пастухе он с удивлением увидел белый, старый, побитый молью, но чистый свитер крупной вязки.

– Вы что, пока я спал, на свалке прибарахлились? – с наслаждением потянулся Ком.

– Не май месяц. Холодно без крыши. Зря одежду выкинули, хоть и рваная, а все теплее было бы. Впереди еще терпимо, а Комара сзади продуло конкретно. Не хватало еще, чтоб простыл. Через деревню ехали, бабушка корову выгоняла. Вот и прикупили у нее. Мне свитер, Комару телогрейка нашлась. На тебя ничего не было, да и спал ты. Будить не хотели, вот и взяли одеяло. Ты бы видел, как она обрадовалась, когда мы ей за все это барахло «штуку» заплатили. Комар так расчувствовался, что еще пять отдал.

– Понятно. А чтобы заморозить Комара, нужно очень постараться. Впрочем, все правильно. Еще не хватало тратить Силу на такую ерунду.

– Блин… – сконфузился Ком, взглянув на часы, – время уже десять почти, раньше нужно было разбудить, сейчас сменю, поспишь тоже.

– Да я не из-за этого разбудил тебя. В Боровом будем около часа, до двенадцати на диване с комфортом, спи не хочу.

– С каким евреем ты там спать собрался? – съерничал Ком.

– С комфортом, – терпеливо пояснил Пастух. – Комар в «узбечку» вот уже почти семнадцать минут как вошел и не выходит. Кроме нас, как сам видишь, всего две машины стоит, очереди быть не должно. Оно, конечно, может там что-то не готово и он ждет. Но сходи на всякий случай, проверь. Мне в таком прикиде стремно.

– А… Сейчас глянем.

Из машины Ком вышел уже накинув иллюзию спортивного костюма. Войдя в кафе, он сразу увидел Комара и стоящих перед ним навытяжку четырех человек в фартуках разной степени свежести. Лица у работников кафе были испуганными, глаза удивленно-ошарашенными. И было от чего: Комар был перед ними в своем настоящем облике. Зеленый человечек, с кисточками на торчащих ушах, в заплатанной телогрейке с подвернутыми рукавами. В этой телогрейке, подвязанной между прочим куском веревки, можно было двоих таких укутать при желании. При этом Комар проповедовал:

– То, что вы укрываете часть дохода от налогов – это еще полбеды. То, что вы порой выдаете собачье мясо за баранину – тоже нехорошо, но нестрашно. Но же вы позволяете себе готовить порой и из испорченных продуктов, как вы можете? В погоне за наживой сознательно рисковать здоровьем людей?!

Иван только покачал головой, и подойдя к проповеднику, шепнул ему на ухо:

– Будь добр, накинь иллюзию. Очень прошу.

Комар посмотрел на него с укором, но просьбу выполнил. Мгновение – и он предстал в привычном облике старика в светло-сером костюме, с красной бейсболкой, надетой козырьком назад и неизменной тростью в руках. Увидев это превращение, женщина, что была среди работников кафе, едва не рухнула в обморок, ее вовремя поддержали и усадили на табурет.

Буквально метрах в трех от Комара за столиком сидели два посетителя. Судя по всему, они уже давно поели, но не уходили, с интересом следя за происходящим. Мало того, один из них снимал все камерой сотового телефона. Не подходя к ним, Иван сделал небольшое внушение и любитель долгих трапез удалил все записи, после чего выключил телефон и положил его на стол под удивленный взгляд своего спутника.

– Когда придет ваш час, вы не сможете ничего взять с собой на небеса. Что вы скажете Богу? Зачем обманывали людей и рисковали их здоровьем? Покайтесь! Вы обязательно должны все рассказать своему духовному наставнику. Все! И если он наложит на вас епитимью, строго ее выполнить.

– Комар, они скорее всего мусульмане, там все немного по-другому. Ты еды купил?

– Да, вот стоит, – кивнул Комар на стоящие на прилавке два пакета. – По другому… но совесть никто не отменял наверное?

– Конечно не отменяли. Берем продукты и пошли.

– Сколько мы вам должны? – обратился Комар к своим подопечным.

– Нет-нет, ничего не должны, это подарок, да. Да, подарок, да! – дружно затараторили они в ответ.

– Нет, мы должны заплатить.

– Комар, ты поставил людей на путь истинный, они тебе бесконечно благодарны. Все, пошли, не порть людям настроение.

Взявпакеты, Иван направился к выходу. Выходя на улицу, он оглянулся. Комар шел следом, поигрывая тростью, весьма довольный собой.

– Ты какого че… зачем ты его без иллюзии отпустил? – упрекнул Ком Пастуха, сев в машину. Пакеты с продуктами он предварительно поставил на заднее сиденье.

– В смысле? Он в таком виде и ушел? А что там было?

– В проповедника играл. Ты зачем иллюзию скинул, горе мое? – обернулся Иван к садившемуся в машину Комару.

– Дабы произвести наибольшее впечатление, усилив эффект наставления этих людей на путь истинный, – подняв палец, важно ответил тот.

– У тебя это получилось. Ну что, я сначала перекушу, потом поменяемся? – обратился Ком к Пастуху.

– Добро. Поем, глядишь, может тоже вздремну потом.

– Давай, Комар, передавай, что ты там взял?

Пастух, выехав со стоянки, не спеша повел машину по трассе. Кинув взгляд на зеркало заднего вида, он увидел лица людей, осторожно наблюдавших за их отъездом из-за занавесок.

– Я взял по двойной порции плова и еще по две порции люля-кебабов, никогда не ел, на котлеты похожи, только формой в виде колбасок. Еще я взял по двойной порции салатов из огурцов с помидорами и два литра чая. Чай в две пластиковые бутылки налили. Пришлось купить и освободить бутылки с колой, брр… гадость, пустых не было. Шесть небольших лепешек и еще стаканчики пластиковые, чай пить.

– Молодец, Комар, гони мою порции, – скомандовал Ком.

Комар передал ему два пластиковых контейнера с едой и бутылку чая. Не спеша и плотно перекусив, Ком сменил Пастуха за рулем. Отдав другу свитер, Аркадий тоже поел, после чего откинул кресло и укрывшись одеялом, уснул.

Не доезжая до Борового, Ком опять остановил машину у придорожного кафе. Здраво рассудив, что питаться им для восстановления сил нужно полноценно, а времени для готовки жалко, он решил запастись продуктами. Комар и Пастух спали, он аккуратно и максимально тихо закрыл дверь.

В этом кафе пластиковой тары не оказалось, и он купил с десяток порций борща вместе с семилитровой кастрюлей. Персонал кафе был не в восторге от такого предложения, но решительный вид Кома и готовность платить не торгуясь решили проблему. В другую кастрюлю, поменьше, положили несколько порций гречневой каши, укрыв ее сверху котлетами и кусками жареной курицы. Салат положили в пакет. Купил также две буханки черного хлеба и пакет сметаны, чая брать не стал. С чем-чем, а с чаем и сахаром у них в Боровом, благодаря Комару, проблем не было. Также он набрал пакет разнообразных сладких пирожков и булочек. Крышки кастрюль для страховки подвязали резинкой. Молодой парень с кухни помог донести продукты до машины. Поставив покупки в багажник, Ком продолжил путь и через полчаса они были в Боровом.

2

Заехав во двор, Иван разбудил друзей. Выгрузив продукты и оружие, они приняли душ, после чего надели новые тельняшки, а вот запасных штанов купить они не подумали.

– Сойдут и эти. Не в Казань же за новыми ехать? Авось не развалятся, – решил Ком, осмотрев свои штаны. Он несколько утрировал: штаны конечно пострадали за минувшую ночь, но разваливаться явно пока не собирались.

После этого сели пить чай. Комар поставил его кипятить, едва войдя в дом. Комар достал пирожок и протянул его Кому, тот взял, а вот Пастух отказался.

– Не буду аппетит портить, сейчас все приготовим. Я пообедаю и спать. Где гостей принимать будем? Я думаю, в гараже самая удобная позиция будет, – предложил он.

– В котором?

– Как думаешь, если гаражные ворота закрыть, это их надолго задержит? – вместо ответа спросил Пастух.

– И почему вы, евреи, всегда вопросом на вопрос отвечаете? – усмехнулся Ком.

– А вам это зачем? – с мимолетной улыбкой закончил анекдот Пастух. – Итак, на сколько?

– Не знаю. Архидемонов ты видел. Если вдвоем-втроем возьмутся, я думаю, минут за десять-пятнадцать ворота они снесут.

– Значит, минут пятнадцать… Предлагаю встречать в том гараже, что без ворот. В этом, – кивнул Пастух в сторону гаража пристроенного к дому, – окна.

– Они конечно небольшие, но эти «летающие пираньи» пролезут. Если будут постоянно то со спины, то с боков залетать, мало не покажется. Плюс дверной проем в дом в самом углу, и сам гараж пустой, если машину выгнать. Вот и получатся, что мы быстро в углу окажемся зажаты. Мне такая перспектива совсем не нравится. В том гараже ворот конечно нет, но нет и окон по стенам, дверной проем почти посередине. Предлагаю отодвинуть верстак на метр-полтора от стены, будет как заслон. Дверной проем останется впереди, со спины не нападут.

– С домом ясно, слишком много окон, дверей. А по подвалу что скажешь? – размышляя, спросил Ком.

Комар молча сидел в кресле и пил чай с пирожком, не встревая в разговор.

– Подвал… Оно конечно окон нет, вход один, три помещения – есть куда отступать. НО! Если вдруг припечет и нужно будет срочно менять дислокацию – хрен выберешься, как в ловушке. А вот в гараже дверной проем может и пригодиться в таком случае, два-три метра проскочил – и на улице.

– Айда по месту осмотримся, – предложил Ком, поставив на стол чашку.

– Идите, я тут посижу, – великодушно отпустил их Комар.

Они прошли по дому, осмотрели подвал, потом пристроенный гараж.

– А про каких ты там пираний говорил? – поинтересовался Ком, рассматривая гаражные окошки.

– Ну эти… мелочь летающая, у которых из пасти зубы торчат во все стороны.

– А… Эти пролезут конечно. Пошли тот глянем. Тебе нужно было им дать латинское название – тварикус-кусатикус например. – Иван явно решил помуссировать тему, пока они шли ко второму гаражу.

– Можно еще докторскую написать. Вот с доказательной базой, боюсь, будут проблемы. Мертвые твари сгорают, живые же кусаются, падлы.

Не отвечая, Пастух осмотрел гараж, потом осмотрелся вокруг.

– Что скажешь? Я думаю, лучше место мы вряд ли здесь найдем.

– Согласен.

– Давай верстак подвинуть попробуем, из какой мастерской его сюда приволокли? Явно не новый, покрасили просто. Только дверцы сначала снимем.

Они быстро сняли дверцы, но верстак оказался очень тяжелым даже при снятых дверцах.

– Тяжеленный, блин, – сообщил Пастух, едва оторвав один угол от пола. – Лист десятка никак, если не двенадцатый, в советские времена, что ли, сварен еще? Столько металла вбухали. Слушай, маг-чародей, а ты можешь его… как-нибудь, чтобы нам пупки не рвать?

– Могу. Только мышцы у нас до ночи отдохнут, а вот Силу, что я сегодня ночью потратил, я и без этого железного ящика полностью не восстановлю. Кто знает, что ночью будет?

– Тогда ой! Лом нужен и куски труб, – вынес вердикт Пастух. – В подвале были, сейчас принесу.

Через пять минут он вернулся с двумя ломами и Комаром, несшим куски труб разного диаметра и длины. Минут за десять они не только отодвинули верстак от стены на полтора метра, но и развернули его дверцами к стене. Впрочем, сами дверцы ставить на место не стали, а выставили их на улицу. Они придвинули верстак вплотную к правой стене, оставив свободным проход к дверному проему.

После этого вернулись в дом. Перенесли бочку с освященной водой из машины в гараж, поставив ее за верстак рядом с проходом. Рядом с бочкой на полку верстака поставили ковш и железную литровую кружку.

– Верх нужно срезать, черпать будет удобнее, – заметил Ком.

Сказано – сделано, Пастух срезал верхушку бочки ножом. Оружие, а самое главное рюкзак с футляром, оставили пока в доме, под присмотром – на всякий случай. Расположившись на кухне, набили магазины патронами.

– Время полтретьего уже, – сообщил Пастух, когда они закончили. – Вы как хотите, я пообедаю и спать.

– Не, я пока на полянку схожу, подзаряжусь. Комар, пойдешь?

– Нет. Есть я пока тоже не хочу, а вот спать, пожалуй, лягу.

– Как знаете.

Придя босиком на облюбованную полянку, Иван повернулся к Солнцу, простер к нему руки с открытыми ладонями и вскоре перестал воспринимать окружающий мир. Очнувшись, он посмотрел на часы: было почти полчетвертого. Он был озадачен – настолько глубоко, до потери связи с окружающим миром он в себя еще не погружался. Прислушавшись к ощущениям, он понял, что «подзарядился» довольно слабенько. Приняв это как неизбежное, он вернулся в дом, пообедал и тоже лег спать, раздвинув старое кресло в зале. Укрылся он все тем же лоскутным одеялом, взятым из машины. На всякий случай он завел будильник сотового телефона на одиннадцать часов. Через несколько минут вся троица спала, готовясь к ночной схватке. В этот раз Ком спал спокойно, без снов.

3

А вот разбудил Кома опять Пастух.

– Подъем! В ночную смену пора. Ты во сколько лег? В машине дрых-дрых, смотрю, тут опять дрыхнет. Так и охота было треснуть чем-нибудь.

– А сколько времени? – зевая, поинтересовался Ком.

Он достал сотовый телефон, на котором в это время прозвучал сигнал будильника.

– Понятно. Ты украл у меня пять секунд сна. Целых пять секунд блаженства похитил, гад.

– Сейчас зарыдаю.

– Крокодиловы слезы, – бросил Ком, вставая.

– В зеркало посмотри, красавец, парировал Пастух. – Чай будешь? У Комара как всегда горячий.

– Разомнусь сначала. А чай налей, пусть остынет, не хочу горячий.

Потратив на разминку около десяти минут, он вошел на кухню. Пастух лежал на кресле с закрытыми глазами и наслаждался массажем. Комар с неизменной чашкой чая сидел перед раскрытым «чемоданчиком».

– За спутниками следишь?

– Уже нет, новости в интернете смотрю. Пирожок будешь?

– Нет, я лучше котлету пожую, остались еще?

– Да, там в тарелке.

– И что новенького? – поинтересовался Ком, соорудив себе бутерброд с котлетой.

– По всему миру прокатилась, или точнее катится, волна катастроф. Упало полтора десятка самолетов, сошли с рельсов десяток составов, аварии на предприятиях, большое количество автомобильных аварий. Находят трупы людей, подвергшихся ночью нападению неизвестных зверей. Как ты сам понимаешь, эта волна идет по планете вслед за полночью. А началось все с Южного Урала, там упал транзитный самолет, летевший из Европы в Японию. Авария на металлургическом комбинате и так далее… Немногочисленные выжившие свидетели катастроф утверждают, что на них нападали вампиры, гарпии, зомби и прочая нечисть.

– Вот мы с Комаром и подумали. Это, наверное, все-таки хорошо, что футляр треснул. Нам есть чем встретить нечисть – в отличии от остальных людей. Подумать только, на Земле произвели горы оружия, чтобы люди могли убивать людей, а вот нечисть встретить нечем, – открыв глаза, произнес Пастух.

– Да, возможно. Вот только если мы не сможет отбиться, начнется такое, что все эти события вместе взятые будут не более чем статистической погрешностью.

– Да, Ком… умеешь ты настроение поднять.

– Лучше в облаках летать? – Ком поставил чашку на стол. – Все, переезжаем.

Взяв оружие, рюкзак с футляром и цинки с оставшимися патронами, они перебрались в гараж.

– Исходя из опыта прошедшей ночи, предлагаю действовать следующим образом. Мы с тобой тратим по четыре связки патронов. Потом выходим из-за верстака и рубим, Комар нас прикрывает. Один рубит впереди, встречая нападающих из ворот, второй держит дверь и прикрывает спину первому, если кто проскочит. Комар, соответственно, автоматным огнем прикрывает обоих. Впереди будет тяжело, поэтому будем периодически меняться. Что скажете?

– Годится, а это что за народное творчество? – кивнул Ком на две свежие вертикальные полоски, сделанные, очевидно, красным кирпичом в двух метрах от ворот.

– Это я для ориентира начертил, чтобы передний слишком сильно вглубь гаража не отступал. А то рядом будем, можно друг друга порубить невзначай.

– Понятно. Меняться будем по команде «смена». Команду подает стоящий впереди. Не больше двух-трех, максимум четыре минуты. Тянуть до состояния, когда рука уже едва двигается, не нужно. Тот, что у ворот, при смене отходит по левой, если смотреть от верстака, стене, и удары соответственно при этом только левые. Другой идет по правой и удары соответственно правые. Строго сверху вниз тоже можно бить. Давай отработаем! – скомандовал Ком.

Они несколько раз отработали смену позиций. После этого, подойдя к верстаку, Ком уселся на него.

– Комар, большая просьба к тебе: Пятачком не будь, ладно? – выдал он, беззаботно улыбнувшись.

– Каким еще пятачком?

– Ты что, мультик про Винни Пуха не смотрел?

– Нет. Мультфильмы не входили в список изучаемых материалов.

– А зря. Я тебе потом списочек нарисую, есть мультфильмы к обязательному просмотру… Значит так, в мультфильме про медвежонка Винни Пуха он попросил своего друга, поросенка Пятачка, из ружья лопнуть шарик, чтобы Винни Пух мог спастись от пчел. А эта маленькая свинья вместо шарика пальнула ему в зад. Так вот, я тебя убедительно прошу: Комар, не будь Пятачком! Ладно?

– Постараюсь.

– Это… – замялся слегка смущенный Пастух, – короче, я мел приготовил, круг чертить смысл есть или это все сказки?

– Не сказки, но в нашем случае напрасный труд, – снисходительно ухмыльнулся Ком.

– Ты мне зубы не скаль, толком объясни, почему?

– Помнишь, зачем Вия позвали?

– Поднимите мне веки… Вот он… И?

– Вот именно… Будучи обычным человеком, Хома спрятался от нечисти в обережном круге. Нас с Комаром они и так увидят, потому как встречать мы их будем без блокираторов. Но главное, они идут на Ключ. Честно говоря, не знаю, увидят они тебя или нет, если ты будешь из круга стрелять. Можешь попробовать.

– Нет уж, я как все.

– А зря.

– На Дону мне про казачий спас рассказали. Слышал что-нибудь про характерников? – Пастух подпрыгнул и сел на верстак рядом с Комом.

– Слышал. Есть еще такое название как оголтелые. Но мне кажется, более раннее и верное все таки характерники. На Ас'околоке в ходу было именно это название – характерники. Если я правильно понимаю, то скандинавские берсерки изначально из той же породы были, – Ком усмехнулся. – Пока отварами из мухоморов не увлеклись, или что они там пили…

– А вы с Комаром, что, не можете так? – спросил Пастух, достав из кармана бандану.

– Знаешь чем заканчивалась более-менее продолжительная битва для характерников? Нет. Так вот, если характерник не мог вовремя выйти из транса, он сжигал всю жизненную энергию и умирал. Сам умирал, без вражеского меча.

– А зачем это тогда вообще нужно? – удивился Пастух, повязав бандану.

– Во-первых, если смерть была неминуема, – то чтобы забрать с собой врагов поболее, внушая страх выжившим. Когда даже средний характерник перед неминуемой гибелью скашивает десятка два-три врагов, это впечатляет, и в следующий раз видя в дружине хотя бы десяток характерников, вороги могли просто развернуть и уйти.

Рассказывая, Ком тоже повязал бандану. Комар последовал их примеру.

– А как их узнавали, особые одежды?

– Точно, по одежке. Он без брони воевали, с голыми торсами, потому и оголтелые. Так вот, во-вторых… Допустим, опять же десяток сильных характерников перед битвой могли просто прорубиться сквозь вражеский строй, сначала в одну сторону, потом обратно, и уйдя за спины своей дружины, спокойно выходить из транса. Как думаешь, насколько падал боевой дух противника в результате такой прогулки? После такого, как правило, битвы уже не было. Даже если кто-то из характерников погибал, переоценив свои возможности… Сколько жизней он спасал? Конечно, на такие подвиги способны были очень немногие из характерников. Да и вообще, характерники – «товар штучный». Что касается нас с Комаром… Я думаю, на пару ночей меня хватит. А потом?

В ответ Пастух лишь пожал плечами.

– Вот именно… Так что это, – Ком показал свежий шрам на руке, – это все мелочи.

– Время без пяти, по местам, – скомандовал Пастух.

И они расположились за верстаком, приготовившись к бою. Комар занял позицию в углу, Пастух посередине, Ком с правого края верстака, рядом с проходом. Сразу разделив между собой обоймы, запасные положили поверх верстака. В гараже имелось три лампы – над верстаком, около ворот и посередине гаража. Щелкнув выключателем, Ком оставил гореть только одну лапу, рядом с воротами. Потянулось томительное ожидание в ночной тиши.

Кому вдруг неудержимо захотелось пить. Взяв автомат в левую руку, он нагнулся и пару раз, не снимая перчатки, зачерпнул ладонью воду из бочки. Он успел буквально только смочить горло.

– Ком! – успел выкрикнуть Пастух, прежде чем они с Комаром открыли огонь.

Тут же, как по команде, завыли и захохотали адские бестии. Еще не успев полностью выпрямиться, Ком открыл огонь, благо целиться практически не было нужды, твари надвигались, казалось, сплошной стеной. Короткие вспышки огня заполнили гараж.

И вновь, как и в предыдущую ночь, Ком опустошил обоймы раньше Пастуха. Бросив автомат в верстак, он взял шашку, выхватил нож и пошел вперед. Не останавливаясь, разрубая нападавшую нечисть, он выдвинулся на позицию около ворот, предоставив заботу о своей спине друзьям. Пастух положил автомат через пару минут. Вооружившись шашкой и ножом, он встал, как и было оговорено, рядом с дверью. Комар тем временем влез на верстак и продолжил огонь, встав на колено.

– Я здесь! – дал знать Кому Пастух о своем местоположении.

Ответа не последовало, да он и не ждал. И опять как в прошлую ночь: хохот, визг, скулеж, да нечастые выстрелы Комара. И опять удар – вспышка, удар – вспышка. За спиной у Кома работы было мало, в дверь тварей лезло и влетало немного, Пастух без труда изгонял их. Единственное, что его беспокоило, так это опасность попасть шашкой по углу дверного проема.

– Смена, – крикнул Ком.

Удар шашкой, шаг вперед, удар шипованным кулаком, тут же ножом, еще шаг. Еще удар, пара шагов, уклонился от летящей в лицо «пираньи» и вот он уже у ворот. Здесь было просторно, и опасности попасть шашкой по кирпичу не было. Пастух стал бить, широко рисуя шашкой перед собой восьмерку. Остановиться и перевести дух не было никакой возможности. Беспрерывное движение шашки, полыхающий беспрерывно огонь у самого лица и пот струйками. Температура внутри гаража стремительно поднималась.

– Смена, – крикнул Ком.

И хотя договаривались, что команду подает стоящий впереди, и усталости еще не было, возражать Пастух не стал: бой не лучшее время для дебатов. Они сменились, потом еще раз, и еще…

Пастух был у ворот в пятый раз, когда среди разнообразных, но уже несколько привычных бестий появились мертвецы. К этому времени в гараже стало сухо и жарко как в сауне. А вот пота уже не было.

«Похоже, потеть уже нечем» – мрачно подумал Пастух, пошевелив шершавым языком. Обезвоживание уже стало давать о себе знать накатывающей слабостью.

А из темноты медленно надвигались мертвецы. Впереди в измазанном землей, но вполне еще приличном костюме шел тучный мужчина с огромным раздувшимся животом. Очевидно, ему на момент смерти было лет пятьдесят. С остекленевшим взглядом он медленно надвигался на Пастуха. Когда оставалось меньше двух метров, он протянул руки. И только тут, среди общего гама, стало слышно его мычание. За ним двигались мертвецы в различных стадиях разложения, испачканные глиной, с висячими лохмотьями одежды и плоти, а на границе света и тьмы замелькали лысые черепа скелетов.

Пастух рубил не выкладываясь. Сквозь нечисть шашка проходила, не встречая сильного сопротивления. На демонов среднего и большого размера приходилось тратить порой два-три удара, но все равно это были удары вполсилы. Так же вполсилы он рубанул и надвигающегося мертвеца. Рубанул и уже переключил свое внимание на другого, но не тут-то было. Мертвец не стал сгорать, а шашка, раскроив плечо, увязла в теле. Упырь ударом руки достал и расцарапал Пастуху плечо безобразными ногтями.

Пастух ударил ногой ему в грудь, одновременно выдергивая оружие из мерзкой туши. Тотчас из темноты слева, словно абордажные крюки, вылетело два щупальца. Концы щупальцев венчали сильно изогнутые когти. Один такой коготь глубоко впился в вытянутую ногу Пастуха.

– Сука! – с досадой выкрикнул он, перерубив ножом щупальце.

Отскочив назад, он не жалея сил повторно рубанул мертвеца. Ему удалось почти полностью отделить голову с одним плечом. Удар рассек сердце, и мертвец осыпался прахом. Из темноты вновь вылетело два щупальца. От одного Пастух увернулся, второй отрубил ударом шашки. Он превратил в прах еще пару мертвецов, когда из темноты показалась наконец хозяйка щупалец – или хозяин, кто там разберет? Оно напоминало плывущую по воздуху кляксу, из которой торчало с десяток щупалец. Пастух раскроил мертвеца, послушно осыпавшегося в прах, увернулся от щупальца, в два удара изгнал полыхнувшего огнем демона и вновь с трудом увернулся от летящего в плечо щупальца. С плавающей по воздуху «кляксой», пора было кончать. Он бросился на нее. Навстречу выстрелили все оставшиеся щупальца. Пастух шашкой отсек три из них и подобравшись на расстояние удара, разрубил «кляксу». Она полыхнула огнем. Вместе с ней полыхнул, обжигая рану, и коготь, что с куском щупальца до сих пор торчал в ноге. Пастух скрипнул зубами, с трудом сдержав крик. Он отступил назад. Плохо слушавшаяся нога отозвалась резкой болью.

– Смена, – крикнул он, отступая к верстаку.

– Комар, прикрой! – прохрипел он, проковыляв за верстак.

На полке верстака лежала открытой припасенная им аптечка. Чародеи чародеями, но аптечку он на всякий случай припас, и как оказалось – не зря. Быстро, сквозь штаны сделал два укола: с обезболивающим и с антибиотиком. Обожженная рана практически не кровоточила, тем не менее Пастух разорвал штанину и обильно полив дыру перекисью водорода, быстро и надежно перебинтовал ногу.

Закончив перевязку, он взял шашку и, прихрамывая, двинулся на свое место прикрывать спину Кому. Он едва дошел до двери, как из нее на него бросился архидемон. Чтобы рога прошли в дверной проем, ему пришлось немного согнуться и могло показаться, что он стремится забодать Пастуха. Пастух среагировал моментально, сильным ударом отделив голову архидемона от тела. Да вот только угол двери оказался уж больно близко. Жалобно звякнув напоследок, шашка сломалась почти у самой рукоятки. Пастух отпрыгнул от слепо размахивающего лапами архидемона, в центре груди которого появилось три черных точки. Это были следы от пуль, которые всадил Комар. Архидемон вспыхнул.

– Пастух! – крикнул Комар, подтолкнув в его направлении свою шашку.

Пастух обернулся и сделал шаг к верстаку, но взяться за рукоять шашки не успел. Сзади, сквозь еще не успевшее рассеяться пламя, оставшееся от изгнанного архидемона, на Пастуха напал еще «один из тринадцати».

Удар в спину ошеломил Пастуха. Его бросило грудью на металлический угол верстака, так что перехватило дыхание и потемнело в глазах. Мало этого, когти демона оставили на спине четыре глубоких борозды, быстро наполнившихся кровью. Пастух схватил шашку левой рукой и, оттолкнувшись от верстака, рубанул. Удар оставил демона без левой же лапы, отрубив ее чуть ниже плеча. На движение спина отозвалась резкой болью и плохой подвижностью.

«Еще не хватало», – мысленно выругался Пастух.

Перехватив шашку правой рукой, он хотел, отступив на шаг, обезглавить архидемона, но не тут-то было. Раненая левая нога подвела, и он неловко упал на колено. Подскочивший архидемон ударил наискось, сверху вниз. Пастух отпрянул, но уйти полностью от удара не смог. Его достало совсем немного, буквально кончиками когтей. И все бы ничего – две неглубокие царапины на скуле и плече, но вот коготь среднего пальца, гораздо более длинного, зацепил и разорвал сонную артерию. Кровь ударила быстро слабеющим фонтаном.

«Ну вот и все», – отстраненно подумал Пастух, зажав левой рукой шею. Помогло слабо, кровь уходила сквозь пальцы, заливая тельняшку, а вместе с ней уходила и жизнь.

Архидемон попытался повторить атаку, но всаженная в грудь Комаром очередь откинула его назад. Грудь архидемона покрылась черными, быстро затягивающимися точками. Пастух встал – не так резво, как хотелось бы, но все же встал и вложив в удар остатки сил, отсек ненавистную, венчанную рогами голову. Перезарядивший магазин Комар всадил длинную, в полрожка очередь в грудь архидемона. Вспыхнув, тот вернулся в преисподнюю.

«Опять очередями лупит… Короткую… Три патрона… За глаза хватило бы», – посетовал мысленно Пастух.

Время растянулось. Его тело стало невесомым, выронив шашку, он попытался облокотиться о верстак. Но устоять на ногах не смог и сполз по верстаку. Опустился он боком, и попытка сесть также провалилась. Он сполз на пол. Он окинул прощальным взглядом гараж. Стены и деревянный потолок, лежащий на брусе, сильно закоптились от горящих бестий. Он увидел Кома в разорванной, закопченной и залитой кровью тельняшке. Ком бился с тремя архидемонами. Вполне успешно. Один из них был без головы, у двоих отсутствовало по лапе.

«А я с двумя не смог справиться», – устало подумал Пастух.

О, как же он устал! Ему нужно немного полежать, отдохнуть.

Он увидел, как Ком оглянулся, словно его окликнули, как изменился в лице. Пастух вдруг увидел, как кожа Кома словно слегка замерцала, засветилась. Он даже не удивился этому. Жрец – с него станется, он вон и летать умеет. Ком в два удара изгнал одного из нападавших, ответный удар не принес ему ни малейшего вреда…

В это время сквозь заградительный огонь Комара к Пастуху прорвалась тварь, отдаленно напоминающая шестилапую ящерицу. Свой кулак, влетающий в зубастую пасть, и вспышку – последнее, что увидел он закрывая глаза.

«Права ведьма была, права… не тратить мне деньги», – вспомнил он Графиню.

Но он ни о чем не жалел. Вскоре Солнышко обязательно найдет его записку. В записке, кроме прощального признания в любви, он подробно расписал ей, где она сможет сделать искусственное оплодотворение, чтобы родить его детей. Графиня говорила о трех, и в своей прощальной записке он попросил Нурию о трех детях. Единственное, о чем он остро жалел в этот момент – что не сможет увидеть Солнышко с его ребенком на руках…

Аркадия закачало на волнах и куда-то повлекло…

«Держись, Пастух, держись», – шептал ему кто-то из ребят их караванной группы, когда его несли к вертолету. Сколько ни силился потом, он так и не смог вспомнить, чей же это был голос…

«Держись, солдатик, держись», – шептал ему женский голос сквозь шум вертушки, после боя на высоте. Он тогда еще подумал, что это Наташа, и удивился, как она смогла выжить…

– Держись, Пастух, держись! – раздался над ухом требовательный голос Ивана.

Иван? Откуда он тут? Он же не был «за рекой» – или был? Они где-то воевали вместе с ним. Его тогда еще звали Комом…

«Держись, Пастух, держись!»

А он не хотел держаться, он устал, устал от этой бесконечной войны – с людьми, с самим собой…

Ком с трудом отбивался от трех демонов Ближнего Круга. Его уже несколько раз серьезно достали. Мокрые от крови тельняшка и многострадальные штаны недвусмысленно намекали, что хватит жалеть Силу, а то так можно и до утра не дотянуть. Но Ком все не решался использовать последний резерв. Не далее как пару часов назад он сказал Пастуху, что его хватит на две ночи. Если быть честным, то он сильно сомневался в этом. И тут на удивление его мысленно окликнул Комар: «Ком, Пастух!»

Он коротко обернулся, зная, что ничего хорошего его там не ждет. Увидев лежащего на полу в луже крови Пастуха, он понял: Все! Вот она, черта!

Ком мгновенно погрузился в себя – и вовремя. Удар архидемона не принес ни малейшего вреда. «Каменная кожа» называлось это упражнение в монастыре, последние два месяца Ком уделял ему особое внимание. Теперь не было нужды уворачиваться, и Ком быстро, по два удара на каждого, разделался с демонами Ближнего Круга. Покончив с ними, он бросился к Пастуху, надеясь, что еще не слишком поздно.

– Комар, Щит! – скомандовал он, опускаясь рядом с безжизненно лежащим другом.

Комар, отложив автомат, спрыгнул с верстака, закрывая их собой. Он чуть присел, и потерев ладони, выставил перед собой раздвинутые руки с раскрытыми кистями. Их накрыло невидимой для человеческого глаза энергетической сферой. Прекрасная и надежная защита. Вот только потребляла колоссальное количество Силы. Нужно было поспешать, или, истратив запасы Силы, Комар начнет тратить уже свои Жизненные Силы.

Кровь из разорванной артерии вытекала уже тонкой пульсирующей струйкой. Но и эта струйка мешала. Поэтому первым делом Ком перекрыл артерию тромбом чуть ниже раны.

– Держись, Пастух, держись!

На сращивание разорванной артерии, общее заживление раны на шее и очищение артерии от тромба ушло около двух минут. Ком быстро осмотрел Пастуха. Несколько мелких ран со спекшейся кровью, как и забинтованная нога, опасения не внушали, а вот рваные раны на спине еще кровоточили. С учетом катастрофической потерей крови Пастухом их требовалось заживить. Все вместе это заняло еще около полутора минут.

– Поторопись, Ком! – тихо сказал Комар.

Закончив со спиной, он уже хотел было перетащить друга, но проверив царапну на плече, понял, что в ней трупный яд. Он вывел яд с кровью, и вытер снятой с головы Пастуха банданой. Царапины на всякий случай тоже пришлось заживить. На все про все еще полторы минуты.

– Извини, я все, – прошептал Комар.

Ком подхватил Пастуха подмышки и потащил под защиту верстака. Он увидел, как ставший светло-зеленым, с обвисшими ушами Комар зашатался – ему дорого обошлись эти пять минут. Беснующиеся твари стали продавливать Щит. В их хохоте и визге прибавились истеричные нотки. Ком едва затащил Пастуха за верстак, как Комар стал заваливаться. Быстро положив друга на пол, Ком пинком опрокинул бочку с водой и тут же ее подхватил. В бочке осталось чуть больше четверти воды. То что нужно! Ком подхватил бочку, окатил освященной водой тварей, что бросились на упавшего Комара, и запустил бочку следом. К визгам тварей добавилось шипение воды, а пространство около верстака заволокло паром. Ком подхватил обе шашки и, подскочив к стоящему на четвереньках Комару, прикрыл чамранина.

– Давай за верстак!

Комар, не отвечая, все так же на четвереньках, пополз. Из ушей и носа у него шла кровь. Падая на пол, капли его темно-синей крови смешивались с ало-красной кровью Пастуха. Он еще не полностью спрятался за верстаком, когда маленькая юркая тварь, выскочив из двери, прошмыгнула следом. Ком бросился за ней, но попав на лужу освященной воды, тварь, напоследок взвизгнув, вспыхнула.

«Вот и хорошо, – подумал Ком. – Значит прикрывать нужно только верх».

Но и «только верх» в одиночку, даже с «каменной кожей», прикрывать было трудно. Скользкий от крови пол усложнял задачу. А демоны меж тем лезли и лезли, и шашки мелькали без остановки. Руки стали уставать. Ком вдруг подумал о том, как завтра у него, очевидно, будут болеть мышцы и суставы на руках. Ну и черт с ним! Лишь бы дотянуть до этого завтра и ощутить эту боль. Желательно только эту.

Ком остро пожалел, что схватил вторую шашку – с ножом было бы сподручнее. Но времени на смену оружия не было, и он рубил, а твари, сумевшие добраться до него, ломали когти и зубы о его «каменную кожу». А он снова рубил, рубил, рубил…

Закончилось все, как и прошедшей ночью, враз. Бестии словно по команде замолчали и убрались из гаража в мгновение ока. Ком осмотрелся в пустом гараже. Подойдя к верстаку, положил шашки. В наступившей тишине неожиданно громко зачавкала под ногами кровь. Чувствуя неприятное опустошение, он устало облокотился на угол верстака.

«Еще одну ночь пережили. Дальше будет хуже. Что делать с Пастухом? Без переливания крови не обойтись. Оно, конечно, если разогнать ему метаболизм, то при хорошем питании дней за семь-восемь он восстановится. Семь-восемь дней – где их взять? Похоже, без Настюхи не обойтись».

Стук в калитку прервал размышления Кома.

– Кого там еще нелегкая принесла? – проворчал он, выходя из гаража. Он уже преодолел половину расстояния до калитки, когда раздался повторный стук.

– Иду! – обозначил Ком свое присутствие.

Он уже знал, что за калиткой находится наряд милиции, вызванный какими-то бабушками. Их обеспокоили крики и выстрелы – услышали все-таки. План действий сложился быстро…

– Старший сержант Юсупов! – представился Марат, с удивлением рассматривая представший перед ним экспонат.

А посмотреть было на что. Перед ним стоял типичный браток из 90-х. Накачанный, с золотой цепочкой в палец толщиной на бычьей шее. Мало того, еще и в малиновом пиджаке нараспашку.

Не мудрствуя лукаво, Ком накинул иллюзию одного из «братков», чьими билетами они воспользовались для поездки в Штаты. Вот только мятая рубашка вином облита, да угол из брюк вылез.

– О! Заходи, командир, гостем будешь! – пригласил он заплетающимся языком и, неловко отступив во двор, сделал приглашающий жест. – Выпьем… за знакомство. Я вот домишко прикупил… Отмечаем…

Марат вошел во двор и окинул его взглядом. Веселье явно подходило к концу. Под соединенными тентами в ряд стояло четыре пластиковых стола, еще пара столов стояло чуть ближе к воротам. Двор освещали декоративные фонарики и цветные прожектора. Везде к месту и не к месту висели воздушные шары. Под тихую музыку танцевали две пары. За ближним столиком не слишком одетая девица так страстно целовалась, что им с партнером уже явно нужно было в постель. Об этом явно мечтало и пластмассовое кресло, что каким-то чудом еще не сломалось под горячей парочкой. Из-под тента, где сидело пять-шесть человек, послышался пьяный женский смех.

– Проходи, командир, и напарника позови. Водочки за знакомство вмажем или вина, вино хорошее… и коньяк хороший. Я бурду не пью. И закуси… —«браток» провел ладонью выше головы, – закуси навалом. Шашлык там, осетрина, икра… Ну, всякое такое… Давай, заходите!

– Поступил звонок. Шумно у вас тут. Крики, визги дикие, нечеловеческие просто. Стрельба, – Марат не смог отказать себе в удовольствии еще раз с ног до головы осмотреть «братка». Вот чудо-то – оживший динозавр!

– Стрельба? – «браток» наморщил лоб. – А, так салют наверное, да петардами баловались ребята. Так… А крики… Командир, если девчонкам охота повизжать, их разве уймешь?

– Время позднее. Давайте потише. Чтоб без жалоб больше. Не будем портить отношения.

– Так выходной завтра… Да… Сам видишь, тихо у нас уже.

– Всего хорошего, – козырнув, старший сержант направился к машине.

– Так может, зайдете все-таки?

– Не можем, служба.

– Так с утра, после службы?

Марат молча сел в милицейский УАЗик, который тут же тронулся.

– Ну как скажешь, – расстроено развел руками «браток» и закрыл калитку.

– Что там? – спросил сидящий за рулем сержант.

– Новоселье там. Видал «братка»? Прям как в заморозке десять лет провел. Заходите, говорит, выпьем. Бегу и падаю объедками с барского стола угоститься.

– Блин! – произнес Марат, потирая лоб, когда они уже подъезжали к отделению.

– Что такое?

– Музыка.

– Что музыка?

– Это ведь не квартира с сейфовой дверью. Я должен был на подходе музыку услышать. Она конечно не громко играла, все равно должен был… И свет… Свет тоже должно было быть видно… И музыка прекратилась, когда он калитку закрыл.

– Вернемся, посмотрим?

– Да ладно, – махнул рукой Марат, – мотаться еще. Показалось наверное.

– Как скажешь, – облегченно сказал сержант, останавливая машину у крыльца отделения.

Закрыв калитку, Ком пошел к гаражу. Вдруг он услышал непонятный глухой стук. Понадобилось пару секунд, пока он понял, что стук – это результат удара его головы об землю, на которой он теперь и лежал. Он еще успел очень этому удивиться, прежде чем потерять сознание.

Глава 7. Ночь третья

Делай, что должно, и будь что будет!

1

29 августа 2005 года, Казань

Что разбудило Кома – то ли луч Солнца, пробившись сквозь тучи, то ли легкие шаги подошедшего Комара – это было неважно. Главное, что заботило Кома в тот момент, это раскалывающаяся голова. Ком аккуратно потрогал ее. Шишку при падении он набил порядочную.

– Что там у тебя? – спросил Комар. – Упал?

– Да… скоропостижно вырубился, – Ком посмотрел на часы. – Ого, уже почти семь.

– Давай подлечу, – Комар встал над сидящим Комом и стал делать пассы руками над его головой.

– Ты спешил и неаккуратно заживил раны Пастуху. Я поправил.

– Как он?

– С ногой пришлось повозиться. Большая рана, да еще и с ожогом. Но в целом… Я думал, будет хуже, столько крови там… А он ничего, держится. Если разогнать метаболизм, то дней через десять будет вполне здоров. Но для начала хотя бы литра два крови перелить нужно.

– Я думаю, и пяти дней хватит, в край семь. Вопрос, где их взять. Нужно его в дом перенести – не дело на бетоне лежать. Спасибо, Комар, уже почти не болит.

– Тут у тебя спину сильно порвали, кровь запеклась. Смоешь – подлечу. Остальное сам.

– Конечно. Ты сам-то как? – Встав, Ком направился к гаражу.

– В физическом плане почти нормально.

– С Силой, я так понимаю, проблемы? Сколько на восстановление, недели две-три?

– Как и тебе, очевидно, – грустно ответил Комар.

– Точно. Ты быстрей восстанавливаешься, я менее измотан. Я также меньше пострадал, чем Пастух. Хотя чуток крови перелить и мне не помешало бы. Плюс, если разгонять обмен веществ, нам необходимо полноценное питание. А с продуктами у нас негусто, и времени на готовку нет. В виду вышесказанного делаю вывод, что без женской ласки нам явно не обойтись.

Войдя в гараж, Ком пробежался по нему свежим взглядом. Усыпанный гильзами и залитый почерневшей кровью пол, закопченные стены и потолок. Потолок местами еще и подгорел.

– Зря все-таки я сюда ментов не пустил, им бы тут было интересно, – оценил увиденное Ком.

Комар помог ему закинуть на спину Пастуха, и он, морщась от боли в разорванной спине, отнес его в дом. Далось это нелегко. Положив друга на кожаный диван, стоящий в кухне, он едва устоял на ногах. Пришлось тут же и присесть.

– Голова закружилась, – ответил он на немой вопрос Комара, наливающего воду из чайника.

– Сейчас нужно помыться, поесть, разогнать метаболизм и спать. Ночка будет… та еще…

Комар не стал сам пить, а подал чашку с водой Кому, тот жестом показал, что чайник убирать не нужно. По ощущениям, за ночь воды в организме почти не осталось.

– Но первым делом нужно позвонить, – осушив третью чашку, Ком поставил ее на стол. Взяв свой сотовый, он набрал номер жены.

– Доброе утро! Еще на работе?

– Да-да, до девяти еще далеко. Но это неважно…

– Слушай меня внимательно и не перебивай. Все очень серьезно. Нам срочно нужна твоя помощь. У Пастуха… А? У Аркадия большая потеря крови, я думаю не меньше двух-двух с половиной литров потерял. Группа крови у него… Сейчас.

Он подошел к дивану и, воспользовавшись небольшой прорехой, разорвал на груди Пастуха тельняшку. Чуть выше правого соска у него еще с Афганистана была татуировка с группой крови.

– Третья положительная. Мою группу ты знаешь, тоже немного прихвати.

– Нет, нет… Не так много, миллилитров триста-четыреста я думаю хватит.

– Мы на коттедже в Боровом. Созвонись с Нурией, она знает где. Возьми все необходимо для переливания.

– Нет, в больницу нельзя. Не сейчас… потом объясню. Настен, не трать зря время, я сегодня уже один раз вырубился.

– Как-как… Думал, что иду, а оказалось, что упал.

– Не знаю как. Как получится – договорись, купи, укради, все равно. На работу плевать, потом разберемся. Еще захвати продуктов для полноценного питания и штаны спортивные.

– Штаны спортивные! Три пары. Мне с Аркадием и на подростка одни. Все, поспеши, у нас мало времени. Целую, жду.

Отключившись, он положил телефон на стол. Оно, конечно, про обморок можно было и не говорить, но Настю нужно было слегка подхлестнуть, чтобы прервать излишние вопросы и настроить на максимально серьезное отношение к порученному делу.

– Все правильно, все правильно, – прошептал Ком, с легким удивлением глядя на чистюлю Комара, принесшего ему тапочки.

Ком вновь присел на диван и переобулся. Комар взял кончиками пальцев его берцы и унес в прихожую.

– Домовенок, блин, – усмехнулся вслед ему Ком.

Встав наконец с дивана, он снял разорванную тельняшку и сунул ее в пакет для мусора, что стоял в углу рядом с дверью. Туда же последовали и многострадальные штаны.

В душе, смыв кровь, он «запаял» все раны, которые смог, и позвал Комара подлечить ему спину, после чего он домылся. Выйдя из душа, уже даже слегка взбодрившимся, он пришел на кухню в одних трусах.

– Смысл надевать тельник, если штанов нет? – ответил он на недоуменный взгляд Комара. – Тем более все равно спать ложиться.

– У нас продуктов мало осталось, – сообщил Комар. – Так что ты давай доедай, я просто чай попью. Мне обмен веществ разгонять не нужно.

Взяв полотенце, Комар тоже ушел мыться. Его штаны мало пострадали и, приняв душ, он постирал и развесил их на тренажер в зале. Оделся же Комар в свой серебристый комбинезон.

– Спать пора, – произнес Ком, перекусив.

Погрузившись в себя, он за минуту разогнал обмен веществ. Тут же выступил пот, и прежде чем лечь спать, Ком выпил еще три чашки воды, чтобы не просыпаться из-за жажды.

– Девчонки часа через два, я думаю не раньше, приедут. К этому времени уже чуток отдохну. Кровь Пастуху перельют, разгоним метаболизм и ему. Все, отбой.

2

Иван немного ошибся: встревоженные женщины были в Боровом менее чем через полтора часа после того, как он сомкнул глаза. Нурия остановила «десятку» напротив ворот. Одетая в джинсы и легкую кофточку, как обычно в черно-белом сочетании, она сразу открыла багажник и, подойдя к калитке, постучала.

– Настя, оставь ты сумки. Сейчас мужики подойдут, помогут. – попыталась она остановить выгружавшую из машины сумки подругу.

– Не думаю. – возразила Настя, подходя к калитке.

На ней был расстегнутый больничный халат, надетый поверх цветастого сарафана. Она несла на плече сумку-холодильник, в руках сумку и пакет с медикаментами.

Настя запаслась основательно. Она взяла упаковки с кровью и кровезаменителями, системы для переливания крови и противошоковые препараты, перевязочный материал и антибиотики – и т.д. и т.п.

– У твоего большая потеря крови, я бы даже сказала катастрофическая. Он явно без сознания. На моего, судя по голосу, тоже особенно не стоит надеяться.

Нурия еще раз громко постучала в калитку, но открывать им явно никто не собирался.

– А у тебя ключей-то нет что ли? – забеспокоилась Настя.

– Да есть конечно, сейчас достану.

Открыв дверцу машины, она достала из сумочки ключи и открыла калитку. После этого она забрала у подруги сумку и они поспешили в дом.

Первое, что они увидели войдя на кухню, был спящий Комар с разбросанными во сне руками. Он устроился спать на своем любимом кресле. Иллюзии на нем, конечно же, не было.

– Что за дурацкая игрушка? – прокомментировала Настя увиденное.

– Да ничего, довольно прикольная мордашка, цвет только неудачный, – вступилась за Комара Нурия, и хихикнув добавила: – Говорила я ему, допьешься до зеленых человечков, вот – пожалуйста.

Сделавеще шаг, Нурия увидела Аркадия. Он так и лежал в неудобном положении, как его положили, в залитой кровью одежде. Кровь, запекшаяся на волосах, образовала корку. Редкие непокрытые кровью участки кожи были серовато-синими. Нурия чуть было не выронила сумку. И лишь молнией промелькнувшая мысль, что там медикаменты для него, заставила стиснуть ослабевшую было ладонь.

– Он там… вообще живой? – спросила она, переведя дыхание.

Поставив сумку на стол, она стояла, не решаясь подойти к нему.

– Мертвым кровь не заказывают, – спокойно рассудила Настя.

Поставив на пол сумку-холодильник, она деловито подошла к дивану и проверила пульс.

– Живой. Только пульс очень слабый и неровный.

– Хорошенький ремонт они тут делают, ничего не скажешь, – Нурия наконец смогла подойти к своему окровавленному мужчине, боясь прикоснуться к нему.

Настя быстро и осторожно пробежала пальцами по местам возможных ранений. Осмотр явно ее озадачил.

– Ничего не понимаю. Он вообще куда ранен-то? Давай, Нурия, найди что-нибудь тут и помой его. Нужно осмотреть, может зашивать придется. Я пока своего найду.

Увидев Ивана – чистого, без следов крови безмятежно спящим под лоскутным одеялом на диване в зале, Настя перевела дух. Только сейчас она поняла, что последние полтора часа, прошедшие после звонка супруга, провела в сильном нервном напряжении. В сравнении с Аркадием обгорелая, клочками торчащая бородка казалась забавным пустяком. Нагнувшись над мужем, она обратила также внимание на опаленные практически до основания брови и ресницы.

– Это в какой же ты костер лицом лазил, дорогой?

– Ваня, проснись! Иван! – требовательно затрясла она его за плечо.

– Настена, – пролепетал с трудом открывший глаза Иван. – Кровь привезла?

– Привезла.

– Ага. Пастуху, Аркадию то есть, сначала, мне потом. Когда закончишь, разбуди… Мне ему еще нужно… до вечера времени мало… И за обед позаботься… – закончил Иван уже шепотом и, закрыв глаза, снова уснул.

– Иван! – вновь затрясла его Настя, но он уже явно не собирался просыпаться.

И тут она заметила у него на руке свежие шрамы. Шрамам было явно никак не менее двух недель. Но когда она виделась с мужем два дня назад, там абсолютно точно не было никаких шрамов. Настя отдернула одеяло. На груди и сбоку красовалось еще несколько. Она взяла мужа за плечо и, подтянув на себя, взглянула на спину. На открывшейся части спины красовались еще три больших шрама и несколько поменьше. Вернув мужа в исходное положение, она укрыла его одеялом. Поднявшись, она задумчиво посмотрела на мужа. Ей стало понятно, почему она не смогла найти раны на теле Аркадия: очевидно, их там уже нет. Судя по Аркадию, точнее по его одежде, раны получены прошедшей ночью. Вопрос – КАК они так быстро зажили? Резонно решив отложить выяснение этой загадки до пробуждения мужа, Настя направилась на кухню.

Нурия протирала Аркадия полотенцем, рядом стоял таз, вода в нем была уже алой.

– Ну, что там?

– Не знаю, только начала. Как твой?

– Спит, не добудишься. Я пока за стойкой схожу. Нужно побыстрей сделать переливание. Дай ключи от машины.

– Я не закрывала. Раны до твоего прихода не трогать?

– Ран, судя по всему, там нет, – сказала Настя, немало озадачив Нурию, и вышла.

Взяв из багажника стойку и один из пакетов с продуктами, Настя закрыла машину. Когда она вернулась на кухню, Нурия уже успела помыть Аркадия до пояса.

– Ран действительно нет, только шрамы. На вид им уже по месяцу, а два дня назад не было… – Нурия явно ждала объяснений.

– Я сама ничего не понимаю, – пожала Настя плечами. – У моего так же. Куча шрамов, хотя два дня назад их не было и в помине. Им, конечно, не месяц, но выглядят они как двухнедельные, минимум.

Подойдя к дивану, она повторно осмотрела Аркадия.

– Судя по шраму, у него была порвана сонная артерия. Отсюда и большая кровопотеря… – Настя присела на диван.

– О питании что-то сильно беспокоится… Времени, говорит, мало – для чего? Твоего почему-то пастухом называет… – Она явно была растеряна.

– Я тоже иногда его Пастухом называю. Аркадий с греческого – пастух. У него еще в Афгане такая погремуха была.

– Что у него было?

– Погремуха… Погоняло… Ну, кличка, понимаешь?

– О да, «ну, кличка, понимаешь»… – растерянно пробормотала Настя.

– Может все-таки разбудим Ивана? Пусть объяснит во что они вляпались-то? – раздраженно предложила Нурия.

– Не буди, есть попросит – а у нас не готово.

– Ладно, – пожала плечами Нурия. – Тебе с переливанием крови помощь нужна? Нет? Тогда я готовкой займусь. Сейчас остальные пакеты только принесу. – Взяв со стола ключи от машины, она вышла.

– На клички значит перешли. Ох, как мне все это не нравится, Тихий. Вот только проснись – с живого не слезу, пока не объяснишь, что тут происходит и… И во что вы там вляпались! – пригрозила Настя, застегнув халат, и открыла сумку-холодильник.

Нурия кроме еще двух пакетов с продуктами принесла также и пакет со спортивными штанами, положив его на край дивана. После этого подвязала платком свои роскошные волосы и загремела посудой. Комар обычно ревностно следил за порядком в доме, но вчера, разумеется, было недосуг.

– Готовить она собралась, чистой посуды прямо завались, – проворчала она, выкладывая из раковины грязную посуду, и уже обращаясь к Насте добавила: – Судя по посуде, баб у них тут не было давно. А вот кастрюля эта… Из-под борща… Они ее из столовой приволокли, что ли?

Она подозрительно осмотрела кастрюлю и осторожно понюхала. Решив, что та неопасна, она быстро ее помыла и, набрав воды, поставила на плиту. После чего решила провести небольшую ревизию.

– Слушай, это твой такой любитель чая с травами? – поинтересовалась Нурия, заглянув в буфет. – Тут запасов – женскому общежитию на год хватит.

– Да нет вроде, особо не замечала.

– Вот и я не замечала… А кто тогда устроил эти запасы? Кстати, что у них там в холодильнике?

– Так… Джентльменский наборчик: недоеденная килька в томате, водка, кусок колбасы, – прокомментировала Нурия, открыв холодильник.

– А пиво? – спросила, Анастасия, вогнав Аркадию в вену иглу медицинской системы.

– Что это я, и пиво конечно же! На дверце стоит, не заметила. Все ясно, дикари, блин! – закрыв холодильник, несколько успокоенная Нурия отправилась мыть посуду.

– С одной стороны, баба тут давно не хозяйничала, с другой – игрушка эта, да еще не пойми кто траву для чая заготовил… – она явно так и не смогла найти ответа на мучивший ее вопрос.

Нурия взялась готовить куриную лапшу и азу – блюдо из традиционной татарской кухни, очень любимое Аркадием, благо, сковорода также нашлась. Нашлась и маленькая кастрюлька под компот. Примерно через полчаса, когда аромат мясного бульона наполнил воздух, проснулся Комар. Нурия поджаривала мясо для азу, Настя чуть в сторонке чистила картошку. Тихо встав с кресла, Комар взял супную чашку из темного стекла и подошел к плите.

– Мадам, будьте добры, налейте мне чашечку мясного бульона, – обратился он к Нурие.

Конечно же Нурия испугалась, увидев у себя за спиной – мало бесшумно подошедшую, так еще и заговорившую «игрушку». Реакция была вполне предсказуема. Комару только осталось благодарить судьбу, что на ногах у «мадам» были легкие кроссовки (как обычно, белые), а не туфли со шпильками. Удар пятки в далеко не могучую грудь Комара вновь отправил его на кресло, с которого он поднялся менее минуты назад.

Очнулся Комар от того, что его активно и бесцеремонно щипали за лицо и грудь.

– И как только комбинезон умудрились расстегнуть? – удивлялся он потом.

– Методом «научного тыка», – объяснила Настя.

Это потом, а сейчас Комара безжалостно щипали в четыре руки.

– Да кожа это, я тебе говорю, – настаивала Нурия.

– Это не может быть кожей, он что, настоящий инопланетянин по-твоему? – горячо возразила Настя.

– Дамы, перестаньте меня щипать! – запротестовал Комар, отпихивая от себя беспардонные женские ручки.

На него уставились две пары крайне заинтригованных женских глаз.

– А вы, собственно говоря, кто такой? – спросила Настя.

3

– Все готово, проснутся – голодными не останутся, – объявила Нурия, выключив газ под глубокой сковородой с азу.

К этому времени кастрюля с лапшой уже стояла на столе, рядом стояла большая эмалированная миска с летним салатом и две расписные пиалы с нарезанной зеленью и сметаной. Дополняла картину тарелка с хлебом.

За последние полчаса Комар вкратце ознакомил женщин с обстановкой. Для пущей убедительности ему пришлось устроить краткую экскурсию в оба гаража. Если осмотр машины не произвел на женщин сильного эффекта, то следы ночного боя во втором и пол, залитый кровью, явно произвели впечатление, особенно на Нурию.

– Это что… Это все его кровь? – спросила она, заметно побледнев.

– Да, в основном, – подтвердил Комар.

После этого они вернулись в дом. И сейчас вполне довольный жизнью Комар, которому весьма льстило женское внимание, с удовольствием уплетал лапшу, щедро сдобренную зеленью и сметаной. Настя закончила процедуру переливания крови Аркадию и поставила систему Ивану. После этого вернулась и измерила Аркадию давление.

– Уже почти нормально, правда чуть пониженное пока, – сообщила она, покачав головой.

– Ком сам скоро проснется, а вот Пастуха нужно будить. Время не терпит. Ком себе метаболизм уже разогнал, а Пастуху я разгоню, чтобы к ночи он успел максимально восстановиться. Сейчас поем только и разгоню, – проинформировал Комар.

– Разгонишь метаболизм… – задумчиво проговорила уже ничуть не удивившаяся Настя. – Вот почему Иван о питании так беспокоился. Как много и часто они будут есть?

– Они будут просыпаться каждые два-три часа, плотно есть и опять ложиться спать.

Женщины озабоченно переглянулись.

– Ты давай лечи их тут, а я за продуктами, – быстро приняла решение Нурия.

Сняв платок, она повесила его на спинку стула.

– Мяса, овощей и зелени побольше возьми! – крикнула Настя вслед стремительно выходящей из комнаты Нурие. – И фруктов!

– Да-да, конечно! – донеслось из прихожей.

Хлопнула калитка, завелась и уехала машина. Комар тем временем доел лапшу и протянул тарелку Насте.

– Положите мне пожалуйста этого.... из сковородки, очень хочется попробовать.

– Это называется азу. И давай на «ты», Комар, хорошо?

– Хорошо. И чай налей сразу, я пока Пастуха разбужу.

Подойдя к Пастуху, Комар откинул одеяло и перевернул его так, чтобы он лежал ровно на спине. После чего потер ладони, положил их на живот чуть ниже пупка и застыл. Настя лишь смутно догадывалась, что происходит, но результат видела наглядно. Все еще бледное, даже после переливания крови, и изможденное лицо Аркадия порозовело и посвежело. Затрепетали ресницы, и Аркадий открыл глаза. Сев, он первым дело сначала осторожно, потом смелее потер шрам на шее.

– Как самочувствие, Аркаша? – мягко спросила Настя.

– Думал, будет хуже, – Пастух ладонью стер пот со лба. – Знобит чуток, температура что ли, не пойму.

– Это я тебе метаболизм разогнал. Чтобы ты максимально смог восстановиться к ночи, – пояснил Комар. Он уже вернулся за стол и успел отведать азу.

– Кушать будешь? – поинтересовалась Настя.

– Да… Наверное… – Аркадий потер ладонями лицо. – Сполоснусь сначала.

Только встав, Пастух понял, что он в одних трусах.

– А кто меня помыл, ты?

– Нурия. Она за продуктами уехала, – пояснила Настя, не дожидаясь вопроса.

– Понятно. А штаны она куда положила, не видела?

– Выкинула. Вон в пакете новые, спортивные.

– Хорошо.

Пастух взял пакет со штанами, достал из шкафа тельняшку, носки и отправился в душ. Вернувшись, он сел за стол.

– А есть я, оказывается, не наверное, а очень хочу. Накладывай, Настя. Что там, лапша?

– Да, в сковороде азу. Все еще горячее, чай тоже горячий. Если хочешь, в кастрюльке компот, но он тоже еще горячий, не остыл. Вот держи. Приятного аппетита. Я пойду посмотрю, что там у Ивана.

Подойдя к мужу, Настя перекрыла и отсоединила систему. Закрыв место укола кусочком бинта, она зафиксировала его лейкопластырем. Подержав руку мужа в согнутом состоянии около минуты, она осторожно отпустила ее. Погладив мужа по щеке, она не решилась разбудить его.

– Вкусно пахнет! Пора вставать, а то ведь так можно и голодным остаться, – раздался у нее за спиной голос мужа, когда она встала, чтобы вернуться на кухню. – А пожрать я люблю, меня хлебом не корми – дай пожрать. Звездочка, ты штанишки привезла?

– Да, привезли, на кухне лежат. Принести?

– Не надо, я сейчас рожу лица помою, приду.

– И побрей ее заодно, а то твоя паленая бороденка не эстетично смотрится, – первый раз за утро улыбнулась Настя .

– С добрым утром! – поприветствовал свежевыбритый Ком друзей, войдя на кухню после душа.

– Как ты? – хлопнул он по плечу Пастуха, присаживаясь за стол.

– Нормально, – последовал скупой ответ.

Тарелка с лапшой уже ждала Кома. В ожидании возможных вопросов мужчины были несколько скованны. Но Настя с расспросами не лезла, и трапеза прошла без лишних слов.

– Я все, спасибо! – поблагодарил Пастух, выпив компот. – Только встал, а глаза прямо закрываются.

– Все правильно. Задача на сегодня: есть, спать, копить силы, – прокомментировал Комар.

– Чего-чего, а поесть и поспать это мы всегда пожалуйста.

Этим они весь день и занимались. Нурия догадалась привезти еще пару кастрюль, так что работа на кухне шла без остановки. Ввиду ускоренного обмена веществ мужчинам было жарко. Спали они раздетыми, но все равно сильно потели, поэтому после каждого пробуждения в первую очередь принимали душ. Комар спал дважды – часа по три, с утра и ближе к вечеру, остальное время он провел, отвечая на казалось бесконечные расспросы женщин, которые немедленно прекращались, когда мужчины просыпались. Трижды он выходил на поляну. Два раза к нему присоединялся Ком. В отличии от Кома, Комар любил заряжаться Силой в позе лотоса. Проснувшись в полдевятого вечера, Ком замедлил до нормы обмен веществ себе и Пастуху.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Что-то среднее между похмельем и противными тридцать семь и две на градуснике.

– Это нормально. Сейчас еще раз вздремнем и все будет пучком… Почти. – добавил с улыбкой Ком, наткнувшись на недоверчивый взгляд Пастуха.

4

Ложась в очередной раз спать, Ком установил будильник в телефоне на одиннадцать часов, но разбудил его вновь Пастух.

– Подъем! – крикнул он, для верности пнув по дивану и добавил свое оригинальное: – В ночную пора.

Ком с наслаждением потянулся – чувствовал он себя вполне бодро. В этот момент раздался звонок будильника.

– Опять пять секунд, ты что, по секундомеру замеряешь?

– По атомному, – буркнул начавший разминку Пастух.

Ком присоединился к другу. Когда после разминки они вошли на кухню, то нашли там горячий чай и бутерброды.

– А где все, интересно? – присаживаясь, поинтересовался Ком.

– В гараже свет горит, – коротко ответил Пастух, разливая чай. – Я вот все думаю, архидемонов этих сколько было? Ты сказал – двое в пещере, вчера пять, если я правильно понял, а на дороге позавчера сколько было?

– Тоже пять, и того двенадцать. Думаю, сегодня их ждать не стоит.

– Уверен?

– Почти. По сравнению с тем, что было на Ас'околоке, эти явно работают не в полную силу. Не думаю, что это результат лени.

– В рот-те мед за такие слова. Будем надеяться, что ты прав.

Не спеша допили чай, стали обуваться.

– Тельники, дешевые спортивные штаны и берцы. Видок у нас конечно тот еще, – проворчал Пастух заправляя спортивные штаны в берцы.

– Покатит. Чужие не увидят, девчонки поймут, – ответил Ком.

– Домой пора девчонкам, детское время закончилось, – заявил Пастух, решительно направившись к выходу.

В гараже горел полный свет. На видавшей виды скамейке, сколоченной строителями из неокромленных досок, мирно сидели и вполголоса беседовали женщины с Комаром, сидящим между ними. Комар был без иллюзии, одет он был в камуфлированные штаны и тельняшку. А вот бандану в эту ночь он решил не надевать.

Впервые увидев его в таком виде, женщины как по команде улыбнулись.

– Что-то не так? – смутился Комар.

– Все так, Комарик, все так. Просто очень необычно, – успокоила его Настя.

Скамейку они подняли из подвала и поставили за верстак вдоль стены. На верстаке в ряд лежали снаряженные магазины. Также поверх верстака лежало все оружие: автоматы, ножи, две уцелевшие шашки. С краю, на верхней полке верстака, лежал черен сломанной шашки. Полы в гараже были чисто вымыты. Старое, брошенное строителями ведро с аккуратно собранными гильзами было выставлено на улицу к стене гаража.

– А где он теперь, этот Ключ? – спросила Нурия.

– Да вот же, – ткнул Комар в солдатский мешок, с прошлой ночи не покидавший полку верстака.

– А посмотреть можно? – со смесью любопытства и легкого страха спросила Нурия.

«Девчонка еще совсем», – снисходительно подумала Настя. Впрочем, ей тоже было любопытно, и если уж честно, немного жутковато.

– Конечно, – просто ответил Комар.

Он подвинул мешок к себе, развязал и вытащив футляр, открыл его. Завороженная видом мерцающего камня, Нурия протянула к нему руку. Комар закрыл футляр, резко хлопнув. Обе женщины от неожиданности вздрогнули.

– А вот трогать его не нужно, – сказал Комар строго.

– Он что, радиоактивный что ли? – чуть сконфужено спросила Нурия, во время хлопка испуганно отдернувшая руку.

– Нет. Это другой вид энергии, но прикосновение к нему так же вредно для людей. Особенно для вас, носящих в себе новую жизнь.

Женщины переглянулись с радостным удивлением.

– Ты тоже? – спросили он в один голос, синхронно кивнули в ответ и счастливые улыбки озарили их лица.

– Тоже, тоже. И сроки у вас примерно одинаковые. И поэтому я думаю, милые барышни, не пора ли вам домой собираться? – осторожно поинтересовался Комар.

– Нет, не пора, – спокойно ответила Нурия.

– Здесь будет очень жарко, во всех смыслах этого слова, как сами видите, – кивнул Комар на закопченный потолок. – И еще очень страшно, – признался он, чуть смутившись.

– Ничего, мы не из пугливых, – последовал несколько самоуверенный ответ Нурии.

– Точно, не из пугливых, – подтвердил вошедший в гараж Пастух.

Нурия сидела на скамейке со стороны входа, рядом с ней оставалось свободное место, на него Пастух и присел. Обняв любимую, с которой не далее как сегодня ночью прощался, он поцеловал ее в щеку.

– Не из пугливых, но давайте, девчонки, собирайтесь-ка домой. Нам так будет спокойнее.

– Нет, – ответила Нурия, повернувшись и посмотрев в глаза Аркадия. Сказала спокойно, как о принятом окончательно решении. – Комар сказал, что у вас тут проблема с недостатком магазинов, вот мы вам и будем их набивать.

– Комар у нас вообще очень разговорчивый, – проворчал вошедший Ком.

– Да? А как бы ты все происходящее объяснил? Украшения вот эти как бы объяснил? – кивнула Настя на свежие шрамы мужа. – Опять юлить бы стал, не надоело? Или до вранья бы опустился? – строго спросила Настя.

– Надоело. Я это… пугать не хотел, – смутился Ком.

– Молодец, Тихий! Это ты хорошо придумал – не пугать! Не пугал, не пугал и раз – шокотерапия сегодня поутру. Вместо доброго утра – «нужна твоя помощь, умираем»! Вот уж честное слово, лучше бы попугал маленько, подготовил.

– Я не говорил «умираем», – слабо возразил Ком.

– Да? А потеря двух с половиной литров крови далеко от умираем по-твоему?! И что я должна вообще была по этому поводу думать? Шел, шел наш… Пастух, упал и носик себе разбил, пару капель крови вытекло, дело-то житейское. Что беспокоиться, правда?

Получив от жены выговор, Ком решил зайти с другого бока. Сегодня он второй раз после возращения на Землю увидел Нурию и конечно же сразу проверил, насколько было успешным его врачевание. Поняв, что она беременна, он решил, что пора сообщить об этом Пастуху, пребывающему, судя по всему, в неведении.

– Девчонки, давайте домой, а? Тут скоро ад начнется. Нурия, тебе в твоем положении тут уж точно не место. Да еще и с двойней.

– С двойней? – улыбнулась Нурия, положив руку на живот.

– Я не понял, ты беременна?! – одновременно с ней спросил, встрепенувшись, Пастух. – А что молчала-то?

Одновременно с ними громко фыркнул Комар.

– Маг-чародей, блин… Все-то он про чужую жену знает! – по-стариковски проворчал зеленый человечек.

Ком сначала недоуменно посмотрел на него и лишь затем перевел взгляд на жену. Настя, едва сдерживая улыбку, встретила его взглядом, полным иронии. Ком почувствовал, как его лицо прямо-таки вытянулось от растерянности, когда он понял что она тоже «в положении».

– Ох и глупая у тебя рожа, Ком, когда ты растерян! – опять фыркнул Комар.

– Что молчала, что молчала? – проворчала тем временем Нурия. – Носится весь из себя загадочный, до меня и дела нет. У тебя секреты? У меня тоже могут быть секреты!

– Комар, а вот коричневое пятно у тебя на скуле – это гематома? – спросила в свою очередь Настя, не сводя с мужа смеющихся глаз.

– Да, – недоуменно ответил Комар.

– Так вот, Комар, предупреждаю: ты у меня весь коричневым станешь, если будешь обижать моего мужа, – не выдержав, Настя засмеялась. – А физиономия у тебя, Тихий, действительно глупая.

– Но как? Ты же пила эти… таблетки, – растерянно спросил Ком.

– Пила, – подтвердила Настя. – А как ты исчез, перестала. Решила, пора мальчишку тебе рожать.

Ком, стоявший с другой стороны верстака, лег на него и протянул руку к животу жены.

– Мальчик, – сказал он через пару мгновений.

– А я и так знаю, что мальчик. Я тебе и про девчонок сразу, без всякого УЗИ сказала, кто будет.

– А что молчала-то?

– Тебе повторить? – показала Настя пальчиком на Нурию.

– Сговорились? – сделал вывод Ком.

– Нет, дорогой, это вы заговор молчания устроили, а мы действовали интуитивно и индивидуально. – с улыбкой ответила Настя.

Пастух хмуро посмотрел на Кома. Смех смехом, а женщин, да еще и беременных, оставлять нельзя было ни в коем случае.

– Извини, Солнышко, за молчание, – произнес он, поцеловав Нурию в щеку. – Но коли так, вам тем более не стоит здесь оставаться.

– Нет. Мы не уедем.

– Но почему? – Пастух явно начал заводиться.

– Вы эту ночь еле выстояли. Что будет с нами, если вы сегодня не выстоите, ты подумал? Сидеть и оплакивать ваши смерти – это вы нам оставляете? Да еще жизнь в страхе и ужасе, в ожидании гибели для себя и детей, не в силах хоть что-то изменить?! Нет уж, дорогой! Здесь мы реально сможем вам помочь, патроны набивать да водой плескать много ума не надо. А если перевязать вас понадобится? В пиковом случае из автомата стрелять и шашкой рубить тоже сможем, похуже вас, конечно, но сможем.

– Ты себе вообще как это представляешь, а? Как я буду драться, зная, что ты брюхатая сидишь у меня за спиной, а?!

– Смело и отважно – как ты умеешь, любимый, – в отличие от уже не сдерживающегося Аркадия, Нурия говорила пока совершенно спокойно.

– Да и беременны мы пока совсем чуть-чуть, а чуть-чуть не считается.

Пастух взглянул на Кома в поисках поддержи, но тот лишь пожал плечами, и это еще сильней его подхлестнуло. «Баб нужно отправлять домой, а этот сидит ушами хлопает!»

– Ты сейчас же встанешь и отправишься домой! Я сказал! – резко выдал он приказным тоном.

Окинув его презрительным взглядом, Нурия повернулась к Насте:

– Смотри-ка, как утренний покойничек заговорил.

– А ты выгляни за ворота – там пыль столбом стоит, это я в Казань бегу! – предложила она, обернувшись к Аркадию.

– Бежать не надо, машина есть, – вставил он, но Нурия пропустила его слова мимо ушей.

– Ты, кажется, здоровым себя почувствовал, пока сидишь? Я же тут лужи крови за тобой вымыла! – резко бросила переставшая сдерживаться Нурия, – А спарринг трехминутный со мной выдержишь?

Она откровенно насмехалась над Пастухом, словно плеткой хлестала по его самолюбию и тоном, и уничижительным взглядом. Отвернувшись от нее, он сидел, играя желваками. А она тем временем не унималась.

– Хотя, что я говорю, три минуты, – с презрением сказала она. – Ты и двух не выдержишь. Давай! – Ткнула она его локтем в бок.

– Давай! Выдержишь две минуты, не свалишься – без разговоров уеду!

Пастух не в первый раз приходил в себя после тяжелого ранения и прекрасно понимал, насколько может быть обманчивым это казалось бы хорошее самочувствие. Конечно, Ком сказал, что он будет к вечеру в норме. Но Пастух боялся, что Нурия скорее всего права. Трехминутный поединок он с ней действительно вряд ли выдержал бы. А вот две минуты…

Но драться со своей беременной женой?! Ладно, у нее на фоне беременности всякие причуды в голову лезут, он-то с ума еще не сошел. Тем не менее, он уже готов был согласиться на это, чтобы максимально быстро и аккуратно «отключив» ее, отправить с Настей домой. А еще лучше – прямо вот тут, на скамейке, и сидит она удобно… Чуть-чуть развернуться и…

Ну не место беременным женам в том пекле, что творилось в гараже прошедшей ночью! Один удар – и ненаглядная в «отключке» уезжает с Настей домой.

Так думал Пастух, да вот беда – Настя домой тоже не собиралась! Она встала со скамейки, и оперевшись на верстак, ткнулась своим лбом в лоб мужа.

– Так что никуда вы, наши дорогие, нас не отправите. Мы поможем вам, а вы сбережете нас, – прошептала она, улыбнувшись.

Увидев, как Ком только улыбнулся в ответ, Пастух сплюнул с досады и опять отвернулся к стене.

– А уж если не суждено нам будет пережить эту беду, будем с вами до конца, как и полагается женам.

– Будет тяжко, – счел нужным проинформировать Ком.

– Я знаю, – ответила Настя. – Но мы будем вместе.

Она повернулась и, наступив на скамейку, села на верстак. Через секунду, перемахнув через верстак, рядом сел Ком. Он обнял жену, положившую ему голову на плечо.

А у Пастуха тем временем сработал «сторож», предупреждая о надвигающейся опасности. Он не сразу понял, что опасность исходит от Нурии, судя по всему пристально смотрящей на него. А вот ему смотреть на нее не хотелось совсем.

– Как полагается НАСТОЯЩИМ женам, да, дорогой? – не выдержав, спросила она наконец.

И столько льда было в ее голосе, что желание оборачиваться пропало окончательно. Но куда ж деваться? Обернувшись, он нарвался на такой колючий взгляд своего Солнышка, что весь воинственный пыл у него разом сдуло.

– Договорились же – осенью распишемся. Хочешь, так давай завтра пойдем, – примирительно предложил он.

– Издеваешься?! – прошипела ненаглядная. – Завтра день города, праздник, все отдыхают!

Так с Аркадием его женщины еще не разговаривали. При малейшем намеке на подобный тон «действующая» подруга получала шлепок пониже поясницы. Если это не помогало, то «действующая» подруга переходила в разряд «бывших». Однако он прекрасно понимал, что подобное обращение с Нурией было неприемлемо. И еще он очень не хотел, чтобы она стала вдруг для него «бывшей», да еще с двумя его детьми под сердцем. Аркадий занервничал, не зная как себя вести. Он вдруг почувствовал себя матерым, покрытым шрамами волком, на которого набросилась разгневанная волчица. А отвечать нельзя! И вот он, давно отвыкший уступать, вынужден смиренно подставлять плечи да надеяться, что подруга быстро выдохнется и сменит гнев на милость.

– Ну хорошо, хорошо! В первый же рабочий день, как скажешь, пойдем в ЗАГС, – пробормотал растерявшийся Пастух, совершив фатальную ошибку.

– Я должна сказать?! Это ведь мне только нужно, да?! Может, мне тебя еще силой туда тащить?! Не нужно мне ничего, не переживай! – Нурия отвернулась, применив древнейший женский прием в обуздании мужчин под названием «я обиделась, ты меня не любишь».

– Нужно, нужно, и мне очень нужно, успокойся, – враз осипшим голосом затараторил вконец растерянный Пастух, выставив, словно защищаясь, перед собой ладони.

– В эту же среду подадим заявление и купим кольца. Я этого очень хочу! Все?!

Обнимающиеся Иван с Настей отчетливо увидели лукавую улыбку, промелькнувшую на лице Нурии прежде чем она обернулась к Аркадию. Она конечно же не него не сердилась… почти. А «зубки показала», дабы у ее «без пяти минут мужа» не появилось дурной привычки говорить с ней командирским тоном.

– Да не волнуйся ты так, – заворковала она, прильнув к нему. – Кто же меня замуж возьмет, да еще и с двумя детьми, если я тебя съем?

– Мда… – прервал установившуюся было в гараже тишину Комар. И поочередно окинув взглядом обнимающиеся парочки, добавил: – Забавные вы все-таки существа, люди.

Его слова остались без комментария и в гараже стало тихо. Легкий ветер гулял меж деревьев, тихо пел сверчок. Люди сидели и думали каждый о своем и о ночи, что их ожидала. Нарушил тишину вновь Комар.

Ой, то не вечер, то не вечер,

Мне малым-мало спалось, – запел он негромко.

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось… – присоединились к чамранину люди.

Пастух бросил на поющую со всеми Нурию удивленный взгляд.

Мне во сне привиделось,

Будто конь мой вороной

Разыгрался, расплясался,

Ой, да разрезвился подо мной…

Песня тихо лилась, наполняя собой пространство гаража, потом вышла за порог и устремилась в лес.

– А ты что, знаешь русские застольные песни? – спросил Пастух Нурию, едва закончилась песня.

– Да, а вот ты татарских не знаешь, – уверенно ответила она.

– Нет, не знаю, – подтвердил он.

– Придется учить, – объявила она.

– Конечно! – ответил он.

И в этом его «конечно» вполне определенно слышалось, что учить он, конечно же, ничего не собирается, что бы она там себе ни думала.

– Конечно, – подтвердила она.

И в ее «конечно» не менее определенно слышалось, что он, конечно же, обязательно выучит три-четыре татарские песни, что бы он там себе ни думал.

Глядя на них, Настя с супругом, не скрывая улыбок, переглянулись. Укрощение строптивого шло своим чередом. Явно желая сменить тему, Пастух взял с верстака черен сломанной шашки.

– Шашечка-то перекаленная оказалась. Петрович, падла… убью!

– Не Петрович же ее делал, – вступился Ком. – Настоящего кузнеца-оружейника найти еще нужно. Кто сейчас всерьез рубится, да еще серебряными шашками? Их скорее всего как сувенир ковали, на стену повесить, любоваться.

– Возможно, – Пастух посмотрел на часы. – Время подходит. А вы какой водой брызгаться-то собрались? – поинтересовался он, пнув пустую бочку со срезанным верхом.

– Так это… Комар сказал, еще где-то бочка есть. – чуток растерялась Нурия.

– Вот именно, где-то. Ком, – кивнул он головой другу и вышел из гаража.

Они принесли и перелили воду из целой бочки в срезанную. После чего пустую бочку выставили на улицу.

– Значит так. Предлагаю: Комару занять позицию на верстаке как и прошлой ночью. Будешь держать дверь. И забери сразу к себе три одинарных магазина, на НЗ. Ком, встанешь рядом с ним, с этой стороны – за верстаком нам будет тесно. За тобой ворота. Я останусь с этого края, буду дублировать и ворота, и дверь.

– В проход станешь, – кивнул Ком на проход между верстаком и стеной. – А то так слишком близко к двери.

– Добро, – согласно кивнул головой Пастух.

– Что касается вас, матуремки… – произнес он, повернувшись к притихшим женщинам.

Пастух выдержал короткую паузу, одарив их грустно-встревоженным взглядом.

– Если будет страшно, можете кричать, визжать – не стесняйтесь, вы не будете сильно выделяться на общем фоне. Но дело чтобы делали! Раз уж остались… Главное запомните: на столе должны лежать только снаряженные магазины, пустые сразу же убираете вовнутрь верстака. Понятно?

Женщины лишь молча кивнули в ответ.

– Вы наверное не будете успевать за нами. Поэтому когда останется меньше трех снаряженных магазинов – шашки на верстак, черенками к нам. И чтобы отсчет вслух, сколько на верстаке магазинов не считая тех, что будут у Комара. У него, кстати, не меньше двух связок должно быть. Понятно?

Женщины вновь молча кивнули головами. Пастух взял нож и сунул его в левую берцу, Ком последовал его примеру.

– Я рубить не буду, возьмите на всякий случай, – произнес Комар, протягивая свой нож женщинам.

– Нож и посуду положите так, чтобы было удобно брать без задержи. Задержка может стоить жизни. Поставили? Теперь раза три сымитируйте, как будете обливать нечисть водой, – скомандовал сержант Пастух.

Женщины, не пряча снисходительные улыбки, переглянулись, но тем не менее трижды старательно воспроизвели требуемые действия.

– Хорошо. А теперь еще три раза, только быстро. Крупных тварей мы к вам не пропустим… по крайней мере пока живы будем, а мелочь очень шустрая. Будете двигаться как сонные мухи – рискуете превратиться в мертвых. Давайте.

Переглянувшись в очередной раз, женщины не выдержали и коротко хихикнули.

– Отставить смех. Скоро не до смеха будет. Повторить.

Женщины вновь сымитировали необходимые движения, прибавив скорости.

– Уже лучше, – недовольно буркнул Пастух. – Ладно. Будем надеяться, адреналин придаст вам необходимое ускорение.

– Осталось меньше двух минут. Заканчивай с тренировками. Ждем! – скомандовал Ком.

Передернув затворы, они заняли свои места и приготовились к стрельбе. В этот раз в гараже оставили гореть полный свет, с освещением женщинам будет легче и магазины набивать, и отбиваться если придется.

– Ком, четыре минуты уже… Что думаешь? – подал голос Пастух, когда томительное ожидание явно стало затягиваться.

– Понятия не имею. Ждем.

5

Ждать оставалось недолго: примерно через минуту в гараж молча влетели первые бестии. Послышались первые выстрелы и гараж наполнили хохот, визг, вспышки и т.д. В общем, все, что за прошедшие две ночи стало уже несколько привычным. Непривычным был только заметно ослабевший напор атакующих. Мужчины без проблем отстреливали поредевшие ряды тварей. Женщины, несмотря на разрешение без криков и визгов, ломая ногти и царапая пальцы, набивали магазины. Не визжали они даже тогда, когда в атаке происходили всплески активности, и им пришлось пару раз схватиться за кружку с ковшом, изгоняя прорвавшихся к ним тварей. Они все же немного не успевали набивать магазины. И запасы набитых магазинов медленно, но таяли. И вот начался обратный отсчет.

– Три!

И шашки легли на стол.

– Два! Один! Все! – выкрикнула Нурия.

Последнюю связку взял Пастух. Но едва он передернул затвор, как все прекратилось

Выждав с полминуты, он взглянул на часы.

– Без двадцати три только еще, рановато… Что скажешь, Ком?

– Может, все? – со слабой надеждой предположила Настя.

– Сомневаюсь, – коротко ответил Ком.

– Не спим, – бросил Пастух застывшим женщинам.

Женщины послушно стали опять набивать магазины, а Ком, не опуская автомата, сделал пару шагов вперед, старательно прислушиваясь. Впрочем, он понимал, что после стоящего минуту назад в гараже шума на слух было мало надежды. Он собрался сделать третий шаг, но остановился и оглянулся назад, словно что-то почувствовав.

В это мгновение гараж содрогнулся от удара. Полетели кирпичи разных размеров, от целого до крошки, полетели щепки, гараж наполнился пылью. Кто-то из женщин болезненно охнул. Ком поднял голову и увидел небо. А на фоне звездного неба он увидел Дьявола! Воплощенный в фигуре высотой около семи метров, он с удивлением смотрел на людей. Дальнейшие события развивались очень стремительно.

– Комар, раз! – скомандовал Ком, отбросив автомат.

– В дом! – крикнул одновременно с ним, обращаясь к женщинам, Пастух, перепрыгивая через верстак.

– Два! – быстро продолжил счет Ком.

Комар тем временем, спрыгнув с верстака, уже встал рядом с ним.

Женщины, не ожидая повторного приглашения, взвизгнув, бросились прочь из гаража. Подхватив, солдатский мешок с Ключом, Пастух кинулся за ними.

– Три!

Ком с Комаром, как и было условлено, ударили одновременно, выкинув вперед распростертые ладони. Дьявол отпрянул.

– Бегом! – подтолкнул Ком Комара к выходу.

Комар пулей выскочил из гаража. Ком бросился следом – и вовремя. В гараж влетел огненный шар размером со средний телевизор. Он горящим маслом разлился по полу и стенам, заполнив пространство бушующим огнем. В доме не укрыться, это было ясно. Ком надеялся, что Пастух не бросится с женщинами в подвал, а направится сразу в гараж.

– В гараж! – успел он крикнуть скрывающемуся в доме Комару.

Заскочив в дом, Ком едва успел миновать дверь, ведущую из прихожей черного хода, когда второй огненный шар влетел в нее. Спину Кома обдало жаром.

– А -а-а, сука! – зло и весело выругался он и сделал казалось уже невозможное: прибавил прыти.

Влетев в гараж, он увидел открывающиеся ворота и Комара запрыгивающего на заднее сидение прямо через верх, и еще открытую, явно для него, переднюю дверцу УАЗика. Едва он запрыгнул на сидение, по спине и голове захлопали женские ладошки.

– Ванька, горишь!

– Где автомат, вояка? – сердито бросил Пастух.

Машина рванула с места, чиркнув крышей по не успевшим полностью открыться воротам.

– А нету, – с улыбкой развел руками Ком.

– И спину обжег, и волосы, – зачем то сообщила Настя.

– Волосы не мозги, новые вырастут! – последовал бесшабашный ответ Ивана. Он снял и выбросил обгоревшую бандану.

Машина тем времена мало того, что ударилась об открывающуюся створку уличных ворот, так еще и протаранила заднее крыло «десятки», стоящей за ними. Пастух, несмотря на всю критичность ситуации, болезненно поморщился, вынужденно тараня одной своей машиной другую. Да-да… УАЗик он давно уже считал своим.

– А теперь гони, Пастух, и очень быстро! – весело скомандовал Ком.

– Аллегро ди мольто, – буркнув в ответ Пастух, отдавая Кому автомат.

Они пролетели по хвойному коридору и свернули на асфальт.

– Чаво это? – дурашливо поинтересовался Ком.

– Аллегро ди мольто – «очень быстро и весело», – недовольно перевел музыкальный термин Пастух, недоуменно посмотрев на друга. Огонь все же явно поджарил тому мозг: что веселого он нашел в происходящем, спрашивается?!

– Точно, можно с песней! – продолжал, куражиться Ком.

Взвизгнув шинами и чудом не опрокинувшись, они свернули на Садовую улицу. Сзади было пусто, Пастух периодически убеждался в этом, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Тем не менее он давил на газ; лишь перед поворотом на дорогу, соединяющую Боровое Матюшино с Оренбургским трактом, чуть сбросил скорость. Но едва миновав его, Пастух вновь стал выжимать из машины максимальную скорость. Благо качество покрытия дороги позволяло – сказывалось наличие в Боровом загородных домов чиновников высокого ранга.

Они недалеко удалились от поворота, когда у них за спиной в просвет между деревьями на дорогу вылетел Дьявол. Он летел стоя, расправив крылья, поправ принципы аэродинамики. К тому же расправленные крылья порой задевали деревья, но и это, казалось, не беспокоило их хозяина. Это игнорирование законов физики только усиливало внушаемый им ужас.

– Какой огромный, помоги нам Аллах… – выдохнула Нурия, растерянно посмотрев на мужчин.

– Чем больше шкаф, тем громче падает! – вспомнил Пастух любимую присказку Перца, с ободряющей улыбкой подмигнув любимой.

– Что будем с ним делать? – спросил он негромко, повернувшись к Кому.

– Понятия не имею, – ответил Ком, повергнув Пастуха в легкий шок.

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать всю убийственность услышанного.

– Не понял. Ты же говорил, что там… на осколке, ты…

– На Ас'околоке, – поправил его Ком. – На Ас'околоке я был жрецом девятого круга, с кучей жреческих прибамбасов. Но главное, я тебе говорил – у меня был Меч и помощь уцелевших братьев. Сто сорок четыре нас оставалось… Здесь ничего этого у меня нет. А до девятого круга мне как до Китая на карачках, разов эдак пятьдесят туда и обратно. Так что дави на газ, иначе вариант «писятсемь» обеспечен… без вариантов.

Дорога нырнула в низину, бывшую очевидно старым разросшимся оврагом.

– Нагнись-ка, – попросил Кома Пастух. – Я тебе поутру зубы через один оставлю, чтобы информация не застревала! – прорычал он в подставленное ухо. – Если доживем, конечно!

– Какого черта ты разрешил им остаться, – кивнул Пастух в сторону женщин, – если не знаешь, что с ним делать?!

– Во-первых, они были правы. А во-вторых, почему им? Перед Богом я только за свою жену отвечаю, – последовал насмешливый ответ.

Пастух с досады сплюнул и ударил по рулю. Только позавчера он упрекнул Конюха, что тот виновен в смерти Наташи, не отправив ее с высоты. А сегодня сам хорош – не смог отправить домой беременную Нурию.

Машина меж тем выскочила из низины наверх, и Пастух моментально покрылся противным липким потом. Время застыло. Дорогу переходили дети. Много детей. Колонна школьников начальных классов. Они явно возвращались с праздничного мероприятия. Вся нарядно одетая ребятня, идущая под лучами ласкового солнца, весело щебетала и смеялась. В оглушительной тишине Пастух отчетливо слышал их звонкие голоса. Они несли в руках сладкую вату, разноцветные пакетики со сладостями и еще воздушные шары – много шаров всевозможных ярких расцветок и всевозможных форм, и банты, банты, банты…

Объехать детей не было никакой возможности: колонна выходила из леса и скрывалась в лесу с другой стороны. В безнадежной попытке избежать столкновения Пастух нажал на тормоз, молясь, чтобы машину не повело юзом – тогда количество детишек, рискующих быть сбитыми машиной как кегли, неизбежно возрастет. Машина надвигалась на колонну, прямо на мальчишку лет восьми. Непослушные светлые кудряшки вились над головкой легким облаком, сквозь которое прибивались яркие лучи солнца. «Солнышонок» – пронеслось у Пастуха в голове.

– Пастух! Пастух!!! Комар, он одержим! Аркадий, ты что творишь?! – издалека, словно из другого мира раздались глухие мужской и женские голоса.

Машина медленно, но неумолимо надвигалась на детей. Осталось метра полтора-два, не больше. Солнышонок повернулся к машине, беззаботно улыбаясь. А Пастух уже видел, как дети словно тряпичные куклы разлетаются в разные стороны от удара жестокого железа и в бессилии заскрипел зубами.

В этот момент кто-то столкнул его вбок, прижав к дверце. Потом этот кто-то сбил его ногу с педали тормоза и нажал на его ногу на педали газа. Он не сопротивлялся – зачем, что это изменит? Почувствовав внезапно на голове непонятную тяжесть и легкие покалывания как от слабого тока, он понял, что ему надели блокиратор. Дети пропали, да и откуда им было взяться тут – ночью, переходящими дорогу из леса в лес, да еще освещенными солнцем? Он бросил взгляд на зеркало заднего вида. Его торможение дорого им обошлось: Дьявол уже буквально нависал над едва набирающей скорость машиной.

– Я в порядке, – сообщил он, отталкивая на место Кома.

– Точно?

– Да, да! – зло бросил Пастух. Как же он был на себя зол, как никогда в жизни, пожалуй, – так всех подставить… Но что это было?!

– Комар, раз! – крикнул, разворачиваясь на сидение, Ком и тут же быстро, почти безпаузы: – Два!

Комар едва успел развернуться, когда прозвучало: – Три!

Они Ударили, отбросив Дьявола и выиграв пару десятков метров. Сработавший «сторож» заставил Пастуха бросить машину влево. И вовремя: мимо пролетел и разлился пожаром по асфальту огненный шар. Женщины вскрикнули.

– Что ты такого совершил в своей жизни, Пастух, что он так легко овладел тобой? – строго спросил Комар.

– Тебе прямо сейчас исповедаться? – огрызнулся Пастух, кидая машину вправо.

И вновь он успел – шар пролетел мимо.

– Нет, – меж тем не унимался Комар. – Не сейчас и не мне, но нужно обязательно! Ты слишком уязвим, пока не восстановишь душевное равновесие и не искупишь вину!

Дорога вильнула влево. Пастух не стал сбрасывать скорости и прошел поворот по «встречке», что едва не стоило им жизни. Он каким-то чудом не столкнулся лоб в лоб с Мерседесом, ведомым, судя по всему, лихачом, также не сбросившим скорость перед поворотом. Визг шин, вскрики женщин… Едва не слетев с дороги, Пастух сумел-таки разминуться с «мерсом».

Короткими сигналами, не слышным никому кроме него матом и маханием рук водитель Мерседеса выразил свое возмущение. Ругаясь, он не смотрел на дорогу и влетел прямо под ноги Дьяволу. Мерседес содрогнулся от удара, и сработавшая подушка безопасности, закрыв обзор водителю, навсегда оставила для него тайной, с чем же он столкнулся. Дьявол, остановившись на мгновение, брезгливым движение ноги сбросил машину с дороги и продолжил погоню. Эта задержка позволила выиграть еще около тридцати метров.

Потрескивающий блокиратор ясно указывал, что Дьявол не оставил попыток взять Пастуха под контроль.

«Только бы выдержал. Не подвел!» – молил Пастух.

Он в очередной раз сменил полосу, уходя от огненного шара, но в этот раз их оказалось два. Второй летел чуть-чуть сзади и неминуемо должен был попасть в машину, но Ком успел Ударить. Шар отскочил от машины и взорвался. Дьявол пролетел сквозь огненное облако без малейшего для себя вреда.

– Я не знаю, что ты такого совершил, но уверен: тебе совершенно необходимо научиться управлять своими чувствами и не поддаваться гневу как сейчас. Когда ты находишься во власти гнева, в твоей душе правят бесы! – вновь было завел свою шарманку Комар.

– Комар, не сейчас! – перебил его Ком так же, как много раз до этого перебивал его на Ас'околоке.

Тот обиженно замолк и не слышал, как Пастух едва слышно ответил ему:

– Я знаю, Комар… Я знаю…

Пастух вновь вильнул, очередной шар залил огнем дорогу справа от машины. Ком отбил второй шар. Он так же летел сразу вслед за первым, и увернуться не было никакой возможности.

– Комар, следующий твой!

Взяв автомат, Ком стал короткими очередями бить по Дьяволу, стараясь попасть по глазам, результата не было.

– Мажешь? – не удержался от вопроса Пастух.

– Нет. Просто ему по барабану, – ответил Ком. Он сметил магазин и, поставив автомат на предохранитель, разместил его около дверцы машины.

– Так не трать зря патроны, может пригодятся еще, – раздраженно скомандовал Пастух.

Ком с усмешкой покосился на него. Ничто не помешает сержанту дать ценное указание – даже такие мелочи, как то, что дело уже делается или даже сделано.

Еще дважды повторялись атаки с огненными шарами, после чего прекратились. Медленно, но неумолимо Дьявол догонял машину.

– Слушай, Комар, а почему он не сигает, как думаешь? – спросил Ком.

Одарив его удивленным взглядом, Комар раскрыл свой «чемоданчик» и защелкал клавиатурой.

– Что значит «не сигает»? – задал вопрос Пастух.

– Говоря современным языком, сигать – значит телепортироваться.

– Еще не хватало, – проворчал Пастух. – Чем дальше в лес, тем толще партизаны.

– Я уже говорил, – начал сбивчиво Комар, – спутники собирали в спешке… в общем, я не могу сказать в цифрах… Но я посмотрел запись, когда были открыты Врата. Как помните, мы упустили сам момент открывания Врат…

– Комар, давай короче, а? – поторопил его Ком.

– В общем, Он, – кивнул Комар головой назад, – судя по всему сильно изможден. Когда он прошел Врата, он горел на мониторе очень яркой точкой, сопоставимой со светом солнца. А сегодня он едва мерцает.

– Хотел бы я знать, где он так поистаскался за эти три ночи? – с интересом обернулся на преследователя Ком.

– Да уж, – буркнул Комар, обменявшись с ним понимающим взглядом. Закрыв, он положил «чемоданчик» в ноги.

Перед Оренбургским трактом Пастух повел машину по встречной полосе. Спускаться на свою полосу через эстакаду значило потерять несколько драгоценных секунд, а их уже просто не было. Преследователь сократил расстояние до машины уже менее чем до пятнадцати метров. Спустившись на тракт, Пастух включил дальний свет и дополнительные прожектора.

– Зачем? – поинтересовался Ком.

– Чтобы вспомнили правила трех «Д».

– Что за правила?

Пастух с удивление посмотрел на Кома: вроде сам водитель, а правила трех «Д» не знает.

– Дай Дорогу Дураку, как-никак по встречке прем.

Действительно, на тракте машины стали попадаться чаще. Одна, слишком поздно поняв, что происходит, слетела в кювет, две заблаговременно развернулись и бросились наутек.

Бросив в очередной раз взгляд на зеркало, Пастух заметил, что женщины молятся – каждая по своему. Настя с шепотом осеняла себя крестами, Нурия же шептала молитву в сложенные перед лицом ладони.

Дьявол догонял. Пастух свернул с Оренбургского тракта на Оренбургский проезд, чтобы выскочить на проспект Победы и проехав под эстакадой, попытаться выиграть хоть пару секунд.

– Комар раз! – услышал Пастух команду развернувшегося Кома. Особого энтузиазма в голосе не наблюдалось, похоже, его силы подходили к концу.

– Два!

– Ком! – перебил его Пастух.

Когда Ком обернулся, Пастух просто кивнул головой вперед. На перекрестке Оренбургского проезда и проспекта Победы, к которому они неслись «на всех парах», стояла мечеть Гадель. Так вот, вокруг этой мечети клубился туман, стремительно густея и разрастаясь. На вопросительный взгляд Пастуха Ком лишь пожал плечами. Туман уже легким облаком лег на дорогу, но выхода не было, и машина нырнула в него. В отличии от обычного тумана, внутри этого не чувствовалось повышенной влажности. Зато была высокая концентрация озона – у Пастуха даже слегка закружилась голова, больше никаких отличий не было, как и проблем. Видимость была вполне достаточной, чтобы Пастух лишь едва снизив скорость на повороте, свернул на проспект Победы.

А вот к Дьяволу туман не был столь благосклонен. Он уплотнился вокруг исполинской фигуры и заметно сковал движения. Дьявол прекратил свой полет и пробирался сквозь туман как сквозь вязкий кисель. Машина стремительно стала наращивать расстояние между ними.

– Что скажешь? – спросил Пастух Кома.

– Давай шпарь на Фучика, – скомандовал Ком, откинувшись на спинку.

– Принято, – Пастух согласно кивнул головой.

На улице Юлиуса Фучика, в районе пересечения с улицей Кул Гали, на расстоянии в триста метров друг от друга, находились Храм преподобного Серафима Саровского и мечеть Хузейфа.

Впрочем, долго наслаждаться удобным положением на кресле Кому не пришлось. Они не успели свернуть на Фучика, когда вновь увидели стремительно настигающего их Дьявола. Он все же сложил крылья и принял горизонтальное положение, в результате чего его скорость существенно возросла. Расстояние стремительно сокращалось. Они едва успели миновать перекресток с улицей Рихарда Зорге, когда Кому с Комаром пришлось в очередной раз Ударить, чтобы выиграть несколько мгновений. До Храма оставалось проехать меньше квартала, и впереди уже было видно туман, клубившийся на дороге.

Дьявол сократил отставание от машин до метра, казалось, он вот-вот достанет ее, когда та нырнула в спасительный туман, а Зверю вновь было суждено увязнуть. Едва выскочив из тумана, окутывающего церковь, машина быстро нырнула в туман, клубящийся вокруг мечети.

В этот раз они выиграли больше времени, но уже в районе улицы Ломжинская Дьявол догнал их. После Минской расстояние сократилось до двух метров. Женщины в страхе вжались между сидениями.

– Держитесь! – предупредил Пастух, круто сворачивая на Закиева в сторону проспекта Победы.

А законы физики все-таки на Дьявола действовали и его чуть-чуть занесло. Он замешкался, и они смогли выиграть пару десятков метров.

Вернувшись на проспект Победы, Пастух повел машину в сторону кварталов. Дьявол наседал. Перед Мамадышским трактом, когда расстояние сократилось до критического, Ком с Комаром, Ударив, смогли выиграть лишь пару метров. Бросив взгляд на Кома, Комар лишь пожал растерянно плечами. Через минуту вытянутая лапа Дьявола уже почти касалась машины. И тут Кома осенило.

– Комар, выставляем щит! – скомандовал он.

Щит требовал гораздо большего расхода Силы, а ее и так было мало, результат был сомнительным. Тем не менее, бросив на него непонимающий взгляд, Комар выполнил команду.

– Настя, там в багажнике лежит бутыль с водой. Достань ее и срежь верхушку! Быстро! – выдал новую команду Ком.

Тем временем Дьявол без особого труда продавливал щит, выставленный Комаром с Комом, его лапа находилась уже практически над машиной. Опасливо косясь на нее, Настя достала бутыль.

– Чем резать-то? – спросила было Нурия, но Пастух уже протянул ей нож.

Она быстро срезала верхушку с бутыли в руках Насти и вернула нож.

– На два мы с Комаром убираем щит, а ты плеснешь ему воду в глаза. Все понятно?

– Да! – ответили в один голос Настя и Комар.

Рогатая голова Дьявола уже буквально нависала над машиной, его согнутая лапа, казалось, вот-вот коснется ее.

– Раз!

Настя приподнялась, встав одной ногой на кресло.

– Два!

Щит пропал. Лапа Дьявола ухватилась за запасное колесо. Машина едва не встала на дыбы, но получив в глаза порцию крещенской воды, Дьявол отпустил машину и передние колеса рухнули на дорогу. Настя чудом не вылетела из машины. Но Комар, Нурия и Ком, сами вынужденные хвататься, дабы не вылететь, удержали ее. В это время машина находилась под железнодорожным мостом. Отпрянув от машины, Дьявол ударился об него головой, сорвав ближний край с опоры. Раздался ужасающий рев. Волна леденящего ужаса прокатилась по городу. Многие жители проснулись в холодном поту от всепоглощающего страха, тех же, кто не проснулся, до утра мучили кошмары.

А глубоко под землей, в пещере под Зилантовой горой, ход в которую был давно надежно засыпан и не менее надежно забыт, очнулся от летаргического сна Последний Дракон. Это в его честь была названа гора, в недрах которой он спал.

Гора. Горцы часто посмеиваются над любовью жителей равнин называть сколь-нибудь заметные холмы горами.

Дракон был очень древним, даже по меркам жизни драконов. Уже несколько сот лет он спал не двигаясь. А о днях, когда он в последний раз покидал свою нору, рассказывали только полузабытые легенды. Он с трудом разомкнул глаза и с недоумением постарался понять, что же его разбудило. Не отошедший от сновидений мозг не желал работать, и он смог окинуть мысленным взором лишь небольшую часть местности, что когда-то считал своей. Но этого было достаточно, чтобы понять, что же его потревожило.

«Людишки противостоят Дьяволу?» – с ленивым удивлением подумал он.

Дракон решил было встать, встряхнуться. Встать, чтобы более четко разобраться в ситуации, и может быть даже предъявить свои права. Это была его земля! Но все, что смог умирающий дракон – лишь на мгновение поднять голову. Мозг его вновь затуманился. И он закрыл глаза, чтобы уже никогда не открыть их. И время драконов окончательно кануло в лету.

Тем временем дорога нырнула вниз – к мосту через Казанку, и Дьявол пропал из виду. И только теперь женщины смогли отвести от него испуганно-завороженные взгляды.

– Вот уж не думала, что простая вода так на него подействует, – устраиваясь на сидении, проговорила Настя, с растерянной улыбкой потирая ушибленную руку.

– Это была не простая вода, а крещенская, – пояснил Ком.

Он взял в руки автомат.

– Я все. Комар, похоже, тоже, – негромко сообщил он Пастуху.

Пастух бросил на него короткий взгляд. В свете фонарей определить цвет лица Кома было трудно, но и без этого было понятно, что тот крайне изможден.

– Водицы тоже больше нет. Серебро на него не действует. Может, в Раифу? —предложил Ком вдруг.

– Можно было бы попробовать, да вот только боюсь, бензина не хватит, – Пастух щелкнул пальцем по мигающей лампочке. – Последний раз еще в Башкирии заправлялись.

– А может, в Кремль? – предложила, наклонившись к ним, Настя.

– Туда Казанскую икону Божьей Матери из Ватикана привезли. Может она поможет нам?

– И еще там Кул Шариф открыли, – добавила Нурия.

Пастух взглянул на Кома, тот лишь пожал плечами. Они уже почти проехали перекресток Ямашева-Амирхана.

– Держитесь, – бросил Пастух, резко крутанув руль влево.

Машину сильно затрясло на поребрике, потом на трамвайных рельсах и снова на поребрике. За эту встряску Пастух был наказан ударом мстительного кулачка по плечу.

– Беременных женщин, между прочим, везешь, а не дрова! – возмутилась Нурия.

– Сами сказали, что чуть-чуть не считается! – парировал Пастух, бросив взгляд вдоль проспекта Ямашева: погони пока видно не было.

Ко дню Города торжественно сдали новый мост, связывающий спальный район, именуемый в народе «квартала», с центром. Сдать-то сдали, да не весь, а только одну сторону движения. Временный понтонный мост, ведущий на улицу Толстого, тоже пока функционировал – на него-то и хотел было направить машину Пастух. Они уже подъезжали к развязке, когда перед машиной, метрах в пятнадцати, из воздуха материализовался Дьявол. Благодаря тому, что ему понадобилась пара мгновений определить свое место в пространстве, Пастух смог объехать его слева. Теперь оставалась только одна дорога по новому мосту.

– Сиганул-таки изможденный! – выругался Пастух.

– Это он со злости. Вряд ли еще сможет. Но чем быстрей доберемся до домов, тем лучше. Там поди определи, куда ты свернешь, да и проявиться в доме даже ему вряд ли понравится.

Бросившийся за ними в погоню Дьявол быстро сокращал расстояние. Машину в очередной раз тряхнуло, когда Пастух повел ее по газону, едва миновав стелу с Вечным Огнем. Около строящегося торгово-развлекательного комплекса Дьявол почти догнал их. Спасительный туман, окутавший Храм святой великомученицы Варвары, позволил им выиграть несколько мгновений, но не больше, так как в этот раз Дьявол просто облетел туман сверху. Расстояние вновь стало стремительно сокращаться до критического.

– Прощайте, – неожиданно сказал Комар, хлопнув Кома по плечу.

Он поднялся и, оттолкнувшись от спинки сиденья, шагнул из машины на встречу Дьяволу.

– Остановись! – крикнул он, выставив вперед правую ладонь.

Дьявол не притормозил ни на мгновение, а просто отбросил Комара ударом лапы. В это время машина выскочила на площадь Свободы. Комар был готов к удару. Он сгруппировался и, пролетев чуть меньше сорока метров по улице Пушкина в сторону Кольца, приземлился на ноги. Он тут же выбросил вперед руку и, схватив Дьявола за ногу энергетической удавкой, дернул его на себя. И хотя Комар выложился полностью, истратив без остатка всю свою жизненную энергию, у него вряд ли бы что получилось, ожидай Дьявол нападения. Но он не ожидал, он уже почти зацепил ненавистную машину своей лапой, когда неведомая сила вдруг увлекла его назад. Он развернулся в воздухе и проворно приземлился на ноги. Увидев перед собой маленького зеленого человечка в тельняшке, посмевшего помешать его планам, Дьявол взревел. Комар поджал уши, словно испуганный кот. Удар огромного кулака обрушился на него, потом еще раз, и еще …

– Остановись, Комар выпал! – закричала Нурия.

– Он не выпал, он пытается купить нам жизнь, – возразил ее Ком.

– Но он же погибнет!

– А дешевле не купишь, – последовал ответ.

Машина меж тем, свернув сначала на улицу Лобачевского, затем на Большую Красную, продолжила путь к Казанскому Кремлю.

6

– А как же я буду молиться? Я молюсь перед ней два раза в день… – чуть растерянно ответил папа Иоанн Павел II, когда делегация из Татарстана впервые обратилась к нему с просьбой о возвращении чудотворной Казанской иконы Божьей Матери в Россию.

Тогда он отказал, но просьбы из России о возвращении образа на родину продолжались. И вот в августе 2004 года папа Иоанн Павел II принял решение передать в дар Русской Православной церкви чудотворную Казанскую икону Божьей Матери. 28 августа, на праздник Успения Божьей Матери, в Москве, в Кремлевском соборе делегация из Ватикана во главе с кардиналом Вальтером Каспером передала Казанскую икону Божьей Матери Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию Второму. Но на этом путь образа еще не был окончен.

21 июля 2005 года, в год 450-летия Казанской епархии, Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексей II посетил Казань. 21 июня по окончании Божественной Литургии в Благовещенском соборе Казанского Кремля Святейший Патриарх передал святыню верующим.

И хотя это была не сама чудотворная икона, обретенная в далеком 1579 году, а только список ее, эта икона тоже была без сомнения чудотворной. Вкупе с Тихвинской, Смоленской и Владимирскими иконами она возродила сакральный крест, по преданию оберегающий Россию.

«Да… Много людей приложило свои усилия, чтобы Святыня возвратилась на родину. Множество судеб переплелось с ее судьбой – судьбы католиков, православных и даже мусульман… Не так уж глубоки противоречия между нами, как хотят представить некоторые, ведущие за собой слепцов. Как открыть им глаза? Вот вопрос вопросов. А то, что список вернулся в Россию в праздник Успения Божьей Матери – это неспроста, ох неспроста. Божья Матерь сама выбрала время и путь возвращения своего образа в Россию», – так рассуждал сам с собой Отец Сергий, который вот уже третью ночь молился в Благовещенском соборе перед Казанской иконой Божьей Матери.

Отец Сергий был стар, очень стар. Если быть более точным, Отец Сергий был старцем. Четыре ночи назад ему приснился сон, содержание которого он как ни силился, не мог вспомнить. Но проснулся он в твердой уверенности, что ближайшие несколько ночей он должен провести в молитвах перед святым образом. Требовательный стук в двери собора заставил вздрогнуть задумавшегося старца.

– Кто это там? – спросил он сам себя, посмотрев на двери.

– Петр – так вроде рано еще? Да и не стал бы он так стучать. Нужно сходить посмотреть.

Петр был дежурным охранником, отвечающим за сохранность священного образа. Но воспользовавшись присутствием Отца Сергия он «ненадолго отошел». У него невеста работала медсестрой, буквально в сотне метров – в больнице, что под Кремлем. Старец снисходительно отпустил парня, не особо осуждая, как говорится «дело молодое».

Легко сказать «сходить, посмотреть», для начало нужно с колен встать, а в 85, да с больными коленями – это уже задача. Но деваться некуда, и Отец Сергий кряхтя стал подниматься с пола. Стук повторил, стучал уже не один человек, а два или даже три.

– Откройте! – потребовал встревоженный женский голос.

– Сейчас, сейчас! Иду! Не барабаньте так! – прокряхтел он, понимая, впрочем, что за дверью его вряд ли слышат.

И стучали громко, да и он изрядно ослаб голосом за последние годы. Отец не прошел и половины пути до дверей, когда раздавшийся невдалеке трубный рев заставил его перекреститься. Сердце старца стало биться в груди тревожной птицей, в глазах потемнело. Отец Сергий был вынужден остановится и прислониться к стене. Спешить, впрочем, было уже некуда – в дверь храма уже никто не стучал…

В мечети Кул-Шариф этой ночью также были люди помимо охраны. Это был сотрудник музея исламской культуры, историк по образованию Абдулов Айрат Альбертович с сыном Джалилем. Это имя отец выбрал для сына в честь татарского поэта, героически погибшего в нацистских застенках. В свои четырнадцать лет худощавый и невысокий Джалиль выглядел максимум на пару лет младше. Он учился в девятом классе и мечтал после его окончания пойти учиться в медресе. Но к горькому сожалению Джалиля, у него был математический склад ума. Он с легкостью решал задачи, даже участвовал в олимпиадах по математике и физике, также имел прекрасные оценки по геометрии и черчению, а вот тексты запоминал плохо. Не давались ему суры из Корана. Поэтому отец с осторожностью относился к его выбору.

– Раз Аллах наградил тебя математическим складом ума, так может стоит идти в университет, а не в медресе? – говорил он. – Посуди сам, какой из тебя получится имам, если ты даже аяты запоминаешь только самые небольшие? Давай школу сначала закончи, а там посмотрим, хорошо?

Но Джалиль был упорен в своем выборе, он день и ночь не расставался с Кораном. Отец не мешал ему, хотя боялся разочарования, что могло постичь его сына при неудачном поступлении.

Айрат Альбертович и сам не знал, зачем остался эту ночь в музее. В отличии от уже больше месяца действующей мечети, до открытия музея было еще очень далеко. Часть экспонатов, макетов и шамаилей уже заняли свои места, часть еще нет, а что-то вообще еще было в процессе производства. Но высокие гости могли высказать пожелание посетить музей, и сотрудники получили распоряжение быть готовыми к такому развитию событий. И Айрат Альбертович остался – поправить то, что в этом не нуждалось, протереть то, что и так сверкало, да и не его это были обязанности, но… если хочешь быть уверен, что все будет сделано как надо, сделай сам. И он делал, а Джалиль, в своей любимой белой тюбетейке, ему помогал.

Точнее, в данный момент Джалиль рассматривал старинный Коран, что так притягивал его всегда. Коран лежал под стеклом во временном музейном столике. Его установили специально на случай посещения высокими гостями. Старый обгоревший Коран нашли, когда копали фундамент под Кул-Шариф. Сначала решили было, что он обгорел при пожаре во время штурма Казани войсками Ивана Грозного. Но позже специалисты определили, что он был изготовлен как минимум на полсотню лет после падения Казанского ханства. Но Джалиль был уверен, что они ошибались, и даже верил, что это был Коран самого Кул Шарифа. Он смотрел на Коран и видел пожар, и слышал грохот битвы, и видел Кул Шарифа, сквозь дым и пламя ведущего людей в битву…

Почувствовав на себе взгляд отца, Джалиль обернулся.

– Мусульмане, иудеи, христиане – мы ведь все верим в одного Единого Бога, так?

Отец молча кивнул и присел, поняв, что сын хочет поговорить.

– Получается, что мы в какой-то степени единоверцы, так?

– В какой-то степени…

– Тогда почему люди убивают друг друга за веру, если у них Единый Бог?

Отец тяжело вздохнул и, собравшись с мыслями, ответил:

– Я думаю, тут две главных причины: лень людская и жадность. Мухаммед говорил: «О народ мой, творите по вашей возможности! Я творю, и вы узнаете». Человек в трудах и поисках должен добывать хлеб свой и другие милости, ниспосланные ему Аллахом. Если же он не будет прилагать усилий, то свернет с правильного пути и будет недостоин почета и уважения, оказанных ему Господом! И это Истина!»

А ты вот посмотри, сколько посредников-паразитов развелось! Куда ни глянь – посредник! Сидят, ничего не делают в своих конторах, как их там… в офисах. Туда-сюда товар гоняют и сладко живут. Я понимаю, купцы, или как их сейчас… предприниматели. В одной стране товар закупил, в другую привез, продал, получил доход. Тут тебе и труд, и поиски, и риски – заслужил. А вот селянин не может на базаре продукты свои продать, а рынок колхозный называется – это как? А сидят там жадные паразиты, мафия базарная – и все, нет селянам туда хода. За копейки товар у них скупают и перепродают. Это угодно Аллаху? А ведь тоже наверное в мечеть или в церковь ходят.

Но это паразиты-посредники на деньгах. Деньги только люди теряют, я хочу сказать. Это полбеды, а вот когда такие паразиты лезут между людьми и Аллахом – это гораздо хуже. Если человек идет в ислам не Аллаху служить, не людям помогать, что помощь в мечети ищут, а деньги поганые на этом зарабатывать – это уже малый ширк. А малый ширк совершил – считай, Шайтана в душу впустил. Да не будет упомянуто его имя в этом священном месте. АстагфируЛлах.

И с каждым неправедно полученным рублем Он все большую власть над человеком берет. Сначала человеку нужны деньги, все больше и больше денег, а потом и денег мало, ему власть подавай. Вот такие слуги Шайтана – в исламе ли, в христианстве ли – и разжигают межрелигиозную ненависть, дабы зарабатывать на ней. Нигде они не получают столько дохода, как с войн, с горя людского.

– А при чем тут лень? – подал голос Джалиль.

– Лень… А вот не ленились бы люди, читали бы священные писания Веры своей – Библию ли, Коран ли, то не управляли бы ими как баранами, не гнали бы на убой как скот! Вот при чем тут лень! – зло ответил отец. – Вот скажи мне, что такое джихад? Убить неверного – что означает?

– Джихад это «Усердие на пути Аллаха». А убить неверного – значит убить неверного в себе. Это, а также борьба с несправедливостью, и есть джихад.

– Правильно, а как люди сейчас эти слова воспринимают? Вот то-то… СМИ постарались, да тупые бараны, убивающие налево и направо с именем Аллаха, что сами Корана в руках не держали. А что в Коране сказано об убийстве невиновного?

– Я дословно не помню, но по смыслу – убийство невинного равно убийству всего человечества.

– Правильно. А убивать за веру… Ты правильно сказал: мусульмане, иудеи, христиане – все мы в какой-то степени единоверцы. Пророчества Мухаммеда являются логическим завершением… Хотя, кто знает, на все воля Аллаха, может только продолжением цепи пророчеств в истории человечества, начиная с Адама.

Человек, я имею в виду человечество, растет, развиваются его умственные способности и моральные устои. И когда Человек достигает определенной ступени в своем развитии, необходимой для осмысления и принятия нового божественного откровения, приходит новый пророк. Как вот Иса, или Мухаммед. Но христиане не приняли Мухаммеда и не пошли дальше по пути, намеченному Аллахом для их развития, сами себе навредили. Так что же, убивать их за это? Надо быть снисходительными и милосердным. Недаром Мухаммед написал охранную грамоту монахам… забыл какого там греческого монастыря… Это неважно, а важно то, что в их лице эта охранная грамота распространяется для всех христиан.

Не мусульмане начали вражду. Крестоносцы первыми пролили кровь невинных мусульман. Но это не значит, что слова Мухаммеда перестали иметь силу.

– А как же тогда нам с ними… – Джалиль запнулся, не зная как продолжить, – Ведь они неправы…

Айрат одарил его недовольным взглядом и замолчал, задумавшись. А он-то уже было решил, что сын его понял. Погруженный в раздумье, он достал и включил ноутбук.

– Вот смотри, – возобновил он разговор, пока система готовилась к работе. – Допустим, в семье два сына. Старший сын уважаем всеми, живет праведной жизнью, окончил институт, ну или простым рабочим трудится, неважно… – махнул рукой отец, – растит детей, помогает родителям, посещает мечеть, – в общем радость и гордость родителей. Второй, младший сын – шалопай, не работает, учиться бросил, жену бил, потом с детьми бросил, опустился, у родителей деньги на бутылку клянчит. Нет, скажем даже так: отнимает у своих стариков пенсии на водку, есть и такие, к сожалению. Так вот, старший сын терпел-терпел да и убил младшего, защищая родителей. Правильно он сделал? Доставил ли он радость своим родителям таким поступком?

– Нет, – отчего-то смутившись, ответил Джалиль.

– А какого поступка ждали от него родители, чему они бы обрадовались?

– Ну… Они обрадовались бы… Если бы старший смог вразумить младшего и поставить его на путь истинный.

– Вот ты и ответил на свой вопрос, – завершая разговор, сказал Абдулов-старший и углубился в ноутбук. – Этот путь труден, но только на нем обретешь ты настоящую победу.

– Так, а где диск? Каталог где? – через минуту изумленно спросил он то ли у себя, то ли у сына.

– Может в компьютере оставил? – предположил Джалиль.

– Да, пожалуй, – после короткого раздумья согласился отец. – Он мне нужен, домой надо съездить. Поедешь со мной?

– Ты ведь вернешься, можно я тогда останусь?

– Хорошо, – ответил Айрат Альбертович, закрыл ноутбук и направился к выходу.

Когда отец ушел, Джалиль вернулся к Корану, что так манил его. Открыв стеклянную крышку, он осторожно погладил обугленные края обложки. После этого он сделал то, на что не решился бы при отце: он аккуратно взял Коран. Постояв с минуту, стараясь проникнуть в его прошлое, он вдруг стремительно покинул помещение музея и поднялся на второй этаж, в молитвенный зал.

Молитвенный зал! Джалиль вспомнил, с каким трепетом он впервые вошел в него. Это случилось около двух месяцев назад. Светлый и высокий, он рождал в груди юноши чувство возвышенной торжественности. Тогда Джалиль загадал, что обязательно постарается стать имамом Кул-Шариф.

Войдя в молитвенный зал, Джалиль на мгновение остановился, потом легким шагом подошел к минбару. Постоял пару мгновений в сомнении и осторожно поднялся на одну ступень. Это было достаточно, чтобы представить себя имамом, читающим хутбу. Джалиль задумался: а что бы он мог сказать людям уже сейчас?

Из раздумий вздрогнувшего Джамиля вывел звук, который он ошибочно принял за громкий гудок локомотива. Конечно, вокзал был недалеко и ночью звуки разносится лучше, чем днем, но все равно звук был слишком громким. А удивился Джалиль не этому, а тому чувству необъяснимого страха, что овладело им вдруг. Через несколько мгновений, услышав какой-то шум внизу, он поспешил на первый этаж.

7

– Бежим в мечеть! – крикнула Нурия, решив, что открывать двери им никто не собирается.

Она стремительно спустилась вниз по ступеням высокого крыльца Благовещенского собора. Ком с Настей бросились за ней. Внизу они поняли, что спустились лишь втроем и остановились, обернувшись на застывшего Пастуха.

А он стоял, сжав до судороги автомат и с кривой усмешкой смотрел на полумесяцы Кул Шариф. Ему прятаться в мечети?!

Конечно, он уже не был тем сумасшедшим «дембелем», как почти семнадцать лет тому назад, сразу после Афганистана. Тогда, впервые услышав голос муэдзина с минарета мечети Нурулла, он почувствовал, как у него зашевелились волосы и всерьез задумался о покупке гранатомета или на крайний случай взрывчатки. И кто знает, чем бы это все закончилось, если бы не его беспробудные пьянки. Сейчас он был уже другим, и голоса муэдзинов уже не вгоняли его в ступор и почти не раздражали. Он спокойно воспринимал то, что Нурия считала себя мусульманкой. Рожденная в СССР, она была такой же номинальной мусульманкой, как Аркадий христианином, посещая мечеть раз в год, а то и реже. Это она окончательно примирила его с исламом.

Да, теперь он был уже совсем другим, но ЕМУ ПРЯТАТЬСЯ В МЕЧЕТИ?! Да пусть даже от самого Дьявола, черт его побери!

«Интересно, – подумал Пастух, – когда с Чумы живьем кожу снимали, тоже наверное "Аллаху Акбар" кричали?»

– Пастух, ты что там? – окликнул его Ком.

Нурия не стала кричать, не стала ждать и размышлять. Просто встревоженной птицей взлетев вверх по лестнице, она схватила Аркадия за руку и потянула за собой, не давая выбора и не оставляя места сомнениям. Они бросились к мечети, огибая здание бывшего Юнкерского училища. В этот момент раздался победный рев Дьявола, настигающего беглецов. Стоя, с расправленными крыльями, он перелетел через стену Казанского Кремля.

В Кул-Шариф тоже был пост охраны. Радик вышел из мечети покурить. На всякий случай он отошел подальше, грех все-таки, и курил в углу под самой стеной Юнкерского училища. Он слышал, как кто-то стучится в Благовещенский собор. Решив проверить в чем дело, он уже затушил и выкинул окурок, когда услышал рев, который заставил его потянуться к оружию. Он постоял, прислушиваясь, и решил не покидать поста, тем более что шум у собора прекратился. Он направился к мечети и в этот момент из-за угла училища показались люди, бегущие к Кул-Шариф. Радик решительно двинулся им наперерез.

– Остановитесь! – скомандовал он, перехватывая автомат. И тут же увидел ствол автомата, направленного ему в лицо.

Как оказалось, бежавший последним мужчина в тельняшке со странной металлической сеткой, надетой поверх банданы, был вооружен.

– Уйди парень, не до тебя! – прокричал он Радику, и налетчики скрылись в открытых дверях мечети.

Опешивший Радик хотел было броситься следом, но увидел спускавшегося около мечети Дьявола.

– Шайтан… – пробормотал он пораженно и тут же дал по Дьяволу длинную и абсолютно бесполезную очередь.

Даже не оглянувшись на него, Дьявол махнул лапой, бросив огненный шар. Радика охватило поистине адское пламя. Коротко, но ужасно вскрикнув, он умер. А пламя разлилось по зданию, охватило окна, добралось до крыши. Тем временем Дьявол наклонился и заглянул в мечеть. Он стремительно уменьшался в размере, явно собираясь войти внутрь. Начавшийся сгущаться вокруг мечети туман пока несильно ему мешал.

Когда Отец Сергий добрался на конец до входа и открыл дверь, раздался рев, заставивший его вздрогнуть. Но тем не менее, он вышел на улицу – разобраться в происходящем. В этот момент Дьявол перелетал над зданием бывшего Юнкерского училища.

– Пресвятая Богородица… Бес! – прошептал он отшатнувшись, затем трижды перекрестился. После этого кинулся было к мечети, но, охнув, развернулся и бросился в собор.

– Ох, беда, беда! – прошептал старец на ходу.

Он подбежал к иконе Казанской Божьей Матери, трижды перекрестился, прочитал молитву и бережно взяв ее, поспешил обратно.

Спустившись на первый этаж, Джалиль увидел людей, гурьбой ввалившихся в мечеть. Их было четверо – двое мужчин в тельняшках с одним автоматом и две женщины. Женщины были без платков!

– О, Аллах! Куда без платков? Без платков нельзя! – кинулся к ним Джалиль, не обращая внимания на автомат, который, впрочем, был быстро опущен вниз.

В это время с улицы раздалась автоматная очередь и следом парализующий крик умирающего охранника. Через пару мгновений в мечеть, ломая косяки дверей, стал продираться Дьявол, в котором к тому моменту было чуть меньше трех метров роста. При виде этого Джалиль остолбенел, время для него застыло. Он стоял, беззвучно шевеля губами. Ком с Пастухом кинулись было к нему, чтобы всем вместе попытаться укрыться на цокольном этаже. Но вот, выставив перед собой Коран, Джалиль стал молиться:

– Бисмиллях ир-Рахман, ир-Рахим!

Потрепанную огнем и истертую временем кожаную обложку Корана когда-то покрывала арабская вязь, нанесенная позолотой. Время не только осыпало позолоту, но и стерло все следы вязи. Но едва в мечети зазвучали слова молитвы, проявилась исчезнувшая вязь, полыхнула огнем золота и ярким светом резанула по глазам Дьявола, с очередным ревом покинувшего мечеть. Мужчины остановились в метре от бледного юноши. Он еще пытался осознать произошедшее, когда на мечеть обрушился первый удар и со второго этажа донеслись звуки бьющегося стекла. Воодушевленный первой победой, Джалиль решительно бросился на второй этаж. Едва он поднялся в молельный зал, последовал новый удар, и зал наполнился звоном бьющихся витражей. Направляя Коран на мелькающего в разбитых витражах Дьявола, он читал молитвы. Читал аят за аятом, суру за сурой, и не только те, которые учил или читал, а даже те, что хотя бы однажды видел.

Тем временем Отец Сергий выбежал на крыльцо собора с иконой Казанской Божьей Матери и понял, что совершил ошибку. Он отчетливо слышал звуки ударов, что Дьявол раз за разом обрушивал на мечеть, но из-за Юнкерского училища его самого практически не видел.

– Господи, дай мне сил! – прошептал Отец Сергий осипшим голосом и бросился к лестнице, ведущей на крышу.

И вот наконец ему удалось взобраться на крышу Благовещенского собора. Старцу тут же пришлось присесть, иначе сердце грозило просто выскочить из груди. Да и в глазах потемнело так, что он не враз обнаружил туман, окутавший собор. Старец даже не удивился его появлению, хотя всего несколько минут назад того не было и в помине. Едва переведя дыхание, он поднялся на ноги и тут же увидел Дьявола, витающего над куполом Кул Шариф. Он опять значительно увеличился в размере.

– Пресвятая Богородица, о помощи взываю тебя! – прошептал старец и перекрестил иконой Дьявола.

В воздухе вслед за движением иконы загорелся крест, и тут же устремился к мечети. Когда крест достиг цели, он ударил по Дьяволу, отбросив его от мечети, и отпечатался на его теле темным пятном. Увидев это, Отец Сергий стал неистово крестить Дьявола. Силы стремительно покидали его, и он успел проделать это еще всего лишь трижды. Взревев, Дьявол швырнул в сторону собора огненный шар. От следующих летящих в него крестов он без труда увернулся.

Огненный шар пролетел над головой старца и, разлившись, охватил огнем малый, синий купол-луковицу собора. Отшатнувшись от него, Отец Сергий неловко увернулся и упал, крепко прижимая к себе икону. Упал, чтобы уже никогда не подняться. Прежде чем испустить дух, он успел блаженно улыбнуться.

А Джалиль продолжал свой бой с Шайтаном. Удар за ударом обрушивался на мечеть. Уже не осталось целых витражей, уже стали отлетать куски мрамора и декоративной отделки, украшавшей стены и купол, уже охрип из-за пересохшего горла голос. Но Джалиль продолжать читать Коран.

– Бедный мальчик. Так долго продолжаться не может, – прошептала Нурия.

Поднявшись в молельный зал, они просто стояли и смотрели на разворачивающийся поединок, не видя возможности вмешаться и помочь.

– Храмы, очевидно, как иконы набирают силу с годами. Эта мечеть еще новая, ненамоленная, а пацан еще очень юн. Своей искренней верой и молитвой он укрепляет стены мечети. Он укрепляет ее, она в свою очередь поддерживает его силы. Но ты права, нужно уходить, иначе Он разрушит мечеть, – ответил Ком и стремительно стал спускаться вниз, крепко держа за руку жену. Пастух с Нурией незамедлительно последовали следом.

Мечеть меж тем явно стала уступать натиску Дьявола – на куполе появилась быстро растущая трещина. Огромная цветная люстра из знаменитого чешского стекла, устав выплясывать под куполом мечети, рухнула на Мин Бар, разлетевшись на миллион осколков. Погруженный в борьбу Джалиль то ли не заметил, то ли не обратил внимания на эту мелочь, его голос даже не дрогнул. И ни один осколок стекла не задел его.

Спустившись вниз, друзья выбрались на улицу через окно и бросились по дорожке в сторону Спасской башни Казанского кремля.

Дьявол обнаружил их бегство, едва они добрались до центрального проезда, ведущего к башне. В очередной раз взревев, он почти спустился на землю и двинулся за беглецами прямо сквозь здание Юнкерского училища, разрушая его, словно оно было сложено из детских кубиков.

Тем временем туманы, окружавшие мечеть и собор, быстро поднялись вверх и заклубились в основании центрального полумесяца и центрального креста, при этом стремительно темнея. Разгоравшийся было на куполе собора пожар прекратился, едва туман коснулся его.

Услышав рев, люди остановились. Дьявол шел на них сквозь белое здание как сквозь сугроб, раскидывая снег. Рассвет вступал в свои права, заметно лишая Дьявола его власти и силы, но он уже предвкушал победу и не желал уходить.

Пастух поднял автомат и опустил предохранитель. Ком опустил на брусчатку мешок с Ключом и Ударил, вычерпал все резервы, расплатившись за этот Удар годами жизни. Эффект был ничтожным. Дьявол лишь на мгновение остановился и впервые Ударил в ответ, коротко махнув лапой. Отброшенный Ком упал без движения.

– Иван! – бросилась к нему Настя, – Иван! Ванька!!!

Судя по надрыву, с которым Настя выкрикнула имя мужа в третий раз, дела у Кома были совсем плохи. Пастух краем глаза увидел, как Нурия подхватила мешок.

«Зачем? – подумал он. – Бесполезно. Картина маслом – Приплыли!»

Он стал короткими очередями в три патрона быть по глазам Демона. За прошедшую ночь им изрядно досталось, и они существенно потемнели, но толка от стрельбы не было. Пастух видел, как серебряные пули проходили через глаза как сквозь воду, и следы от них тут же затягивались. Дьявол медленно и неумолимо приближался. Когда патроны закончились, Пастух бросил перед собой автомат и достал нож. Он понимал всю бесполезность сопротивления. Мгновение, если повезет – два, больше он вряд ли выиграет. НО ПОКА ОН ЖИВ, Дьявол не доберется ни до его друзей, ни до его любимой!

«Самое время помолиться», – усмехнулся Пастух. Да вот только выступив против Дьявола, он так и не удосужился выучить хотя бы одну молитву.

В серо-черных тучах, клубившихся над мечетью и собором, стали сверкать молнии.

Дьявол остановился и, нагнувшись, протянул лапу. Судя по звукам, Настя не сдавалась, делая мужу искусственное дыхание, чередуя его с массажем сердца.

– Давай, давай! – с надрывом просила она.

Раздался звук быстро удаляющихся легких шагов.

«Молодец девочка! Беги, Солнышко мое, беги! Может хоть ты спасешься!» – подумал Пастух и с вызовом усмехнулся, глядя в глаза Дьявола.

– Остановись, не трогай их! Здесь, здесь твой камень! – вдруг раздался из-за спины срывающийся голос Нурии. – Не трожь их, я сказала!!!

– Нурик, зачем? – бессильно простонал Пастух.

Дьявол замер и перевел взгляд за спину Пастуха, туда, откуда долетал голос Нурии. Он стал выпрямляться и даже поднял ногу, когда его время кончилось.

Ударил гром и одновременно из черных туч, клубившихся в основании креста и полумесяца, ударили две молнии. Обвив Дьявола за туловище, они отдернули его назад от людей так, что он оказался точно в центре между мечетью и собором. Попытки сорвать молнии ни к чему не привели. Дьявол заметался. Он ревел и крушил все, до чего мог дотянуться. Разлетелся угол, а потом и объятая огнем крыша Юнкерского училища. Разлетелись кусты и ограда сквера, в котором находился памятник зодчим, потом и сам памятник отлетел и впился в архиерейский дом, застряв в окном проеме. Но молнии змеями вились по телу Дьявола, все плотнее связывая его члены, и амплитуда его движений стала уменьшаться. Еще две молнии ударили с церкви и мечети, впереди и сзади Дьявола, разверзнув землю.

Пастух вздрогнул, когда подошедшая сзади Нурия положила подбородок ему на плечо. Обняв и мимолетно поцеловав ее в висок, он взял у нее мешок и продолжил завороженно следить за происходящим.

А молнии, раскрывшие землю, также стали пеленать Зверя. И вот плотно укутанный искрящимися лентами, он стал уходить в пышащую огнем бездну. Он уходил все глубже и вот уже скрылся из глаз. Раздался прощальный, полный бессильной ярости рев, и края пропасти резко захлопнулись, не оставив на брусчатке и следа. Молнии пропали. Грозовые тучи посветлели и спустились вниз, расстелившись туманом перед людьми.

– Вам нужно пройти через этот туман, – неожиданно раздался сзади голосКомара.

Пастух резко обернулся. За спиной у них, как ни в чем не бывало, стоял добродушно улыбающийся Комар – зеленый человечек в тельняшке. И еще Пастух увидел Кома – бледного как полотно, еле стоящего на ногах и бережно поддерживаемого женой. Его тельняшка была испачкана кровью: результат закончившегося кровотечения из носа и ушей.

– Комарик! – закричали в унисон женщины, бросившись к нему. Пастух был вынужден поддержать Кома, переданного ему женой.

– Комарик! А мы думали, что ты погиб! А ты живой, живехонек! – восторженно щебетали женщины обнимая и целуя явно смущенного чамранина.

– А я погиб, – просто ответил он, «заморозив» женщин. – Но меня вернули, потому что…

– Потому что Комар очень хороший человек! – беспардонно прервал его сиплым голосом Ком.

– Вам нужно пройти через туман, – напомнил Комар, одарив Кома мягким взглядом, в котором не было ни упрека, ни раздражения. – Поторопитесь!

Закинув на правое плечо и подобранный автомат, и мешок с Ключом, Пастух крепко взял за руку Нурию и пошел с ней к туману.

– Держаться за руки не нужно, – настиг их на самой кромке тумана голос Комара. – Каждый там найдет свое.

Переглянувшись, мужчины отпустили женские руки и первыми шагнули в туман.

Мурашки пробежали по спине замершего Пастуха. Сделав два шага, он остановился перед аулом. Он сразу узнал его, хотя видел только дважды. Первый раз мельком, когда ехал с базы на высоту, и второй раз в тумане контузии, когда равнял его с землей.

Перед аулом стоял мальчишка – тот самый. Чуть сзади стоял старик с клюкой, за ним еще семь человек. Старик и женщины, одна держала на руках ребенка, еще одна девочка лет четырех стола рядом с матерью. Пастух понял, что это были люди, не успевшие спастись от управляемого им танка.

Мальчишка радостно протянул навстречу руки, показывая, что их у него опять ДВЕ, две целые руки.

– Мама больше не будет ругать! – сказал он, широко улыбнувшись, и погладил новую рубашку на груди, которая явно не бывала под гусеницами танка.

Остальные люди смотрели на Пастуха без улыбок, но и ненависти в их глазах не было.

Вот и мальчишка перестал улыбаться и сделал то, зачем его прислали.

– Иди с миром, солдат! – торжественно сказал он.

– Иди с миром, солдат! – хрипло сказал старик с клюкой.

– Иди с миром, солдат! – сказали они все вместе.

Где найти слова, как описать то, что почувствовал в этот момент Пастух? Груз, давивший на него многие годы, ставший за это время привычным, но от этого не менее тяжелым, вдруг пропал. Пастух зажмурился и глубоко, до головокружения вздохнул. Казалось, подпрыгни и полетишь! И не как Ком, что парил в метре от земли, а туда, ввысь, в космос. У него родилось такое чувство, что теперь вся вселенная открыта и доступна для него.

Когда Пастух открыл глаза, аула перед ним уже не было. Он удивленно осмотрелся. Войдя в туман не доходя Юнкерского училища и сделав в нем лишь два шага, он с друзьями оказался у Пушечного двора, более чем в двухстах метрах от того места, рядом с крыльцом Благовещенского собора. Туман исчез, а вместе с ним исчезли и все следы разрушений и пожаров, все вновь было целым и заняло свои места. Кроме Казанской иконы Божьей Матери, что так и не выпустил из рук умерший старец, выполнивший все, что ему было предназначено.

Пастух посмотрел на друзей. Он не знал, что нашли в тумане женщины, но догадаться было не трудно. В легкой задумчивости, с мягкими улыбками на лицах они как по команде погладили правыми руками свои чуть-чуть беременные животы.

Ком же выглядел вполне здоровым и бодрым. Следы кровотечений исчезли. В общем, все было хорошо. Вот только мимолетный взгляд, что бросил на него друг, Аркадию не понравился. Слишком уж он напоминал взгляды, которыми одаривают смертельно больных родственников, не знающих об этом. Впрочем, возможно ему это просто показалось. Он скинул и передал Кому мешок.

– Вот, кажется все и закончилось, дорогая, – подвел итог бурной ночи Иван и поцеловал жену.

Аркадий последовал его примеру. Он обнял Нурию, и они стали спускаться вниз, к машине, оставленной рядом с Тайницкой башней.

«Зачем ты перебил меня? – мысленно обратился Комар к Кому. – Ты ведь знаешь, Он вернется. Женщинам нужно сказать».

«Скажем, Комар, конечно скажем, – последовал ответ. – Не сейчас… Не сегодня… Потом».

«Кто вернется? Дьявол?» – неожиданно вмешался в их мысленный диалог Пастух.

«Да, – ответил ему казалось нимало не удивившийся Ком. – Он прошел через Врата. Человек его впустил в этот мир, человек и должен изгнать. И давно ты нас слышишь?»

«Да вот только начал. Вы, получается, тоже меня слышите – интересно. А когда он вернется?»

«Думаю, минимум два-три года у нас есть. Так что…»

– Так, мужики, – прервала их мысленный разговор Настя, – После такого стресса вы просто обязаны устроить нам первоклассную релаксацию!

– Точно! – поддержала ее Нурия. – Хотим на море! – заявила она, бросив вопросительный взгляд на подругу, та, с улыбкой прикрыв глаза, кивнула в знак согласия.

– А это ты к своему… женишку все вопросы направляй. Как-то так получилось, что еврей прибрал к рукам весь «общак».

Посмотрев на Пастуха, Нурия нетерпеливо ткнула его локтем, требуя ответа.

– А деньги-то тю-тю, – с улыбкой ответил он. И вдруг громко рассмеялся.

«Ай да Графиня, ай да старая ведьма!»

Так вот почему он не сможет воспользоваться деньгами. Он-то был абсолютно уверен в своей неминуемой гибели. Он и предположить не мог, что просто проворонит деньги. «Ох и позабавилась, видать, старая карга! Нужно будет обязательно зайти к ней на рюмочку чая. Мда… Золото проворонил, деньги проворонил, ну и какой из меня еврей после этого, спрашивается? Никудышный!»

– Я их позавчера, пока все спали, на крышу гаража перенес, чтобы под контролем были, – стал он объяснять в ответ на вопросительные взгляды. – Все – и свои, и «общак». Вот они вместе с крышей и улетели. Но вы, девчонки, не расстраивайтесь. Ком у нас маг-чародей, еще наколдует сколько надо.

– Наколдуешь? – спросила мужа Настя.

– Наколдую, – ответил тот, кивнув головой.

– Та-а-ак… – задумчиво проговорила Настя с озорным блеском в глазах. – Ты знаешь, муж, что мне срочно нужно… Без чего я, оказывается, просто-таки жить не могу? Я тебе дома список напишу. В тетрадке… в толстой! – прыснула, не выдержав, Настя.

– А ты? Ты у меня маг-чародей? – ревниво обратилась к «своему» Нурия.

– Нет, но тетрадочку тоже можешь заполнять. Ванька добрый, не откажет, наколдует сколько надо.

– А я прослежу, чтобы все эти ваши «наколдуешь» были в рамках закона! – строго произнес Комар.

Не сдерживая широкой улыбки, Ком переглянулся с Пастухом, Нурия же откровенно прыснула от смеха.

– Ладно, ладно, – сдался наконец Комар. – Я прослежу, чтобы все было по совести!

– А вот в этом, Комар, можешь быть уверен, – пообещал Ком.

Когда Айрат Альбертович вернулся, он был немало удивлен, обнаружив охранника спящим прямо на брусчатке, у стены Юнкерского училища. Айрат осуждающе покачал головой и стал его будить. Радик проснулся не сразу, а проснувшись, сразу вскочил на ноги. Тяжело дыша и дико озираясь, он водил из стороны в сторону автоматом и несколько раз недоверчиво похлопал себя по телу. Айрат осторожно отвел от себя ствол автомата и принюхался. Однако запаха алкоголя от охранника не исходило. Недоуменно пожав плечами, Айрат зашел в мечеть.

Сына он нашел в молитвенном зале. Свернувшись клубком, абсолютно седой Джалиль спал на молитвенном коврике. Рядом лежал обгоревший Коран, без всяких следов золотой вязи на обложке. Айдар осторожно разбудил сына.

– әти! – проснулся с улыбкой повзрослевший за ночь Джалиль и поведал отцу о событиях прошедшей ночи.

Айрат не знал, как отнестись к рассказу сына. Сначала он решил, что это был просто страшный сон. Но поведение охранника, седая голова Джалиля и открывшийся у него дар заставили его серьезно усомниться в этом.

А спустя чуть больше двух десятков лет в Кул-Шариф вошел новый молодой имам с седой головой. Он прославился не только доскональным знанием Корана и исламской литературы, что запоминал с одного прочтения, не только непобедимостью в вопросах, касаемых веры, благодаря аналитическому уму и острому языку, но и удивительной способностью исцелять души человеческие.

Пройдя через решетчатые ворота Тайницкой башни, друзья стали рассаживаться в машине. Пастух с нежностью ее погладил.

«Не подвела, родная. Досталось тебе, ну ничего, ничего, мы тебя подремонтируем, не волнуйся, будешь как новенькая», – пообещал он мысленно ей, усаживаясь за руль.

– Держи! – Пастух снял блокиратор и протянул Комару. – По-моему, эксперимент удался.

– Спасибо, я тоже так думаю, – подтвердил довольный Комар, убирая блокиратор в свой «чемоданчик».

Едва они выехали на Ленинскую дамбу, Комар, взявший на себя обязанность штатного запевалы, запел:

Ой мороз, моро-о-оз,

Не морозь меня-а-а!

Не морозь меня-а-а,

Моего коня-а-а! – подхватили все сидящие в машине люди.

Моего коня-а-а,

Белогривого-о…

У меня жена-а-а,

Ох, ревнивая-а-а!

В отличие от Комара люди не пели, а просто-таки орали песню, давая выход накопившимся за долгую ночь чувствам. Но Комар все понимал и не обижался на то, что они несколько испортили песню. Он лишь снисходительно покачал головой.

У меня меня-а-а жена-а-а,

Ох, красавица-а-а!

Ждет меня домо-о-ой,

Ждет печалится-а-а!

Я вернусь домо-о-ой

На закате дня!

Обниму жену-у-у,

Напою коня-а-а!

Они возвращались домой, а над городом вставал новый день. День, в котором Казань собиралась праздновать свой 1000-летний юбилей. А это вам не шулай-булай, между прочим.

Послесловие. Бабки

– Ну и долго ты там! Вечно тебя ждать приходится! – услышала тучная Матвеевна раздраженный голос соседки Розы, еще не доходя до калитки.

– Так не договаривались же, – слабо возразила Матвеевна.

– А что тут договариваться? – опять набросилась худосочная Роза. – Глухая что ли?

– Опять всю ночь «салюты пускали», – передразнила кого-то Роза, – а под конец не то взрыв, не то незнай что, я прямо испугалась незнай как.

– Да и я испугалась, аж перекрестилась три раза. А этой милиции говори не говори, толку никакого. Что делать-то теперь? С такими соседями и спать страшно, взорвут еще.

– Идти надо, посмотреть, что там. А потом как разузнаем, сообщить куда следует.

– Куда, к ним, через кусты? Боязно что-то, не стрельнули бы? – запричитала Матвеевна.

– Ну и не ходи! Жди, когда тебя взорвут. А я пошла, – заявила Роза и решительно направилась к кустам, чтобы напрямки выйди к дому шумных соседей.

Тяжело вздохнув, Матвеевна обреченно отправилась вслед за соседкой, впрочем, как всегда. Уже подходя к дому, на границе зарослей и посадки, Роза вдруг стремительно нагнулась у куста.

– Смотри-ка сумки! – зашептала Роза, ткнув соседку локтем и включила фонарик сотового телефона. – Новые совсем. Набитые чем-то.

Она расстегнула спортивную сумку и достала пачку долларов.

– Бумажки какие-то, – разочаровано пробормотала Роза.

– Бумажки, – так же шепотом передразнила ее Матвеевна. – Это ж «долАры», деньги американские. Валюта! Каждая такая «бумажка» пятьсот рублей стоит.

– Да ну?

– Вот тебе и да ну! Помнишь, я в том году буржуям полы мыла, когда их домработница заболела? Так вот мне такую бумажку дали. Я внуку дала, он в городе на рубли поменял, пятьсот рублей дали. Так я ему их и отдала, на эти… как их… диски что ли… для «копьЮтера». Так он брать не хотел, у тебя, говорит, и так пенсия маленькая, ели уговорила. Заботливый! – смахнула набежавшую слезу Матвеевна.

И откуда ей было знать, что за эту бумажку ее внук в городе получил почти три тысячи рублей.

– Пятьсот рублей, говоришь, каждая бумажка, а в пачке их сто штук наверное, как и рублей. А тут этих пачек вона сколько! Это сколько же здесь пенсий? – задалась вопросом Роза и тут же быстро подсчитала: – Много, нам столько не прожить! Помоги-ка.

Роза с помощью подруги надела спортивную сумку как рюкзак, накинув ее ручки на плечи.

Метрах в семи от копошащихся старух в кустах появилась маска.

– Что, и на козу хватит? Как думаешь? – спросила Матвеевна.

– Хватит. Давай помогу.

– И на корову? – восторженно-недоверчиво спросила Матвеевна, закидывая ремни.

– Хватит. А зачем тебе корова-то?

– Так буржуи хорошо молочко-то деревенское берут, это не покупное.

– Так корову кормить нужно, а у тебя коза и та с голодухи сдохла.

– Болела она!! – возмутилась Матвеевна, резко повернувшись. – Манька у меня была всем козам коза. И молоко, и шерсть, и умница послушная. Любила я ее и кормила сколько надо! Кто только сплетни распустил, что она с голоду околела? Не ты ли, соседушка?! У самой-то вон никто не уживается, вот и завидуешь!

– Ладно-ладно, пошутила я. Хоть на стадо коров хватит. Пошли уже.

В кустах к первой маске присоединилась вторая.

– Что встал? – едва слышно спросила вторая маска.

– Да бабки странные. Что они тут делают в это время? И сумки, смотри, явно не их «фасончика».

Зоркая Роза вдруг проворно скинула сумку и, нагнувшись, достала из-под куста две пивные бутылки.

– Господи! – проворчала все так же шепотом Матвеевна. Близость шумного дома все же внушала опасения. – Вот жадность-то, у нее полна сумка валюты, а она бутылки собирает.

– Валюта, валюта… не знаю я никакой валюты. Семьдесят лет прожила, ни разу не видела, чтобы деньги в сумках по лесу валялись!

– А это, – победно затрясла Роза бутылками, вытряхивая из них остатки жидкости, – Всем валютам валюта.

«Семьдесят», – не удержавшись, передразнила Матвеевна, что была на три года моложе подруги. – Кокетка старая, самой уж через неделю семьдесят шесть стукнет.

Раздраженно отмахнувшись, Роза открыла сумку, в коей между прочим лежало почти два с половиной миллиона долларов, и бросила туда пустые бутылки.

– Бутылки бабки собирают, – сказала вторая маска первой. – пошли, и так отстали.

Маски бесшумно пропали. Кольцо спецназа вокруг более чем подозрительного дома стягивалось.

Меж тем Матвеевна помогла закинуть соседке сумку на плечи, и две подруги, привычно переругиваясь и кряхтя, припустились к дому со всей скоростью, на которую были способны их старческие ноги.

Оглавление

Вступление. Кухня, рюмка, разговоры

Часть первая

  Глава 1. Афган

    1

    2

    3

    4

  Глава 2. Анастасия

    1

    2

    3

  Глава 3. Аркадий

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

Часть вторая

  Глава 1. Конюх

    1

    2

    3

  Глава 2. Возвращение

    1

    2

    3

    4

  Глава 3. Лас-Вегас, Конюх

  Глава 4. Лас-Вегас, наши

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

  Глава 5. Подготовка

    1

    2

    3

    4

    5

    6

Часть третья

  Глава 1. Ирак

    1

    2

    3

    4

  Глава 2. Лаббок

    1

    2

    3

  Глава 3. Войска Дяди Васи

  Глава 4. Обыск

    1

    2

    3

  Глава 5. Ночь первая

    1

    2

    3

    4

  Глава 6. Ночь вторая

    1

    2

    3

  Глава 7. Ночь третья

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

Послесловие. Бабки