Turning against the self [БОНХОЛ] (fb2) читать онлайн

- Turning against the self 633 Кб, 90с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - БОНХОЛ

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Когда я был хорошим?

Па сидит в ванной, вода льётся на него сверху, он не заткнул сливное отверстие пробкой и ванна не наполняется. В правой руке у него топорик fiskars, в прошлом году легко украденный из леруа мерлен.

Кожа на пальцах сморщилась от горячей воды. Па вспоминает пизду своей жены — тогда, лет 10 назад, первые несколько раз, когда она ещё гладко выбривалась перед встречей с ним, мурашки от выщипанных волос, краснота, раздражение на молодой коже. Две небольших булавки в клиторе, его окровавленный язык, размазывающий кровь по тёмным соскАм.

Она всасывала его язык и кусала, чтобы кровь не останавливалась. Всасывала и плевала ему в лицо этими кровяными сгустками, и размазывала, и снова слизывала. <А однажды она вытащила одну из двух булавок и скрепила свои губы, чтобы я не смог целовать её. Она и сейчас ненавидит мои поцелуи.>

Теперь так не поиграешь, теперь у Па и Ма есть Анни, дочь, уже подросток. Сейчас нельзя, а пять-шесть лет назад ещё было можно, Анни, скорее всего, не понимала, что там у Па и Ма и как, и зачем; и сколько простыней было застирано и потом выкинуто (потому что не отстирать или застирать до дыр) после попыток возбуждения болью, унижениями и кровью. <Мы использовали её вместо собственной смазки>.

Сейчас Па не возбуждается, вспоминая это. Он распарен, откинулся на спинку ванной и часто моргает от пота, который залил глаза.

Из-за двери приглушенно (соседи, как всегда, дома) звучит очередной баттл или подобие, истеричка в мужском теле отчаянно верещит,

_

Да лучше ебани мне кривой разрез до хрустящей корочки -

Это лучше, чем твоё рождение, школа с первого по девятый, ебля, деградация, работа твоей мамкой в "Пятёрочке".

_

<Работа твоей мамкой в "Пятёрочке", хорошо, когда заточены ножички и иголочки> — Па по инерции продолжает глупые рифмы, протирая ногой запотевшее зеркало.

_

Я разложу твои тексты на части и внутри не окажется смысла,

Уберу все палочки, оставив нули — это и есть твои настоящие числа,

блядь.

(unnamed song playing)

_

<Это и есть глубокая чистка..>.

Па кладёт правую руку на бортик ванной, подумав, загибает все пальцы, кроме безымянного. Резко опускает топорик fiskars на этот палец. Кость не перебивается с первого раза, со второго удара фаланга отлетает в стену, а топорик fiskars, неудержанный, теперь уже неудержимый, падает на ляжку Па. Порез неглубокий.

Па заранее приготовил бинты, перекись водорода, вату и прочую медицинскую херню для любителей. Па крутит кран, чтобы потекла ледяная вода. Засовывает под струю обрубок с обручальным кольцом. Па бьётся в судорогах и в спазмах, одной рукой не прикрыть две раны одновременно, не хватает сил, чтобы подняться и холодить только обрубок и ступни ног, <так холодно, что я сейчас обоссусь >, и Па ссыт под себя, вода вбирает кровь и мочу, лезвие топорика fiskars бликует, солнечные зайчики скачут по стенам, отсвечивая красноватым мехом. Рука немеет от холода, моча согревает — ненадолго — замёрзшие пятки.

Дома никого, Па не торопится, укутывая обрубок с кольцом и ища на полу второй, с ногтем. Ма придёт не раньше восьми, Анни вообще хуй знает где и Па всё равно, где это хуй знает где находится. Обрубок с ногтем не удаётся поднять с первого раза, он выскальзывает и падает в ванну, отвратительно перекатываясь с одного бока на другой. Па злится, приседает на одно колено и всё-таки вылавливает омертвевшую фалангу, как <да что ж это, блядь, такое, сука> тут же повязка так сильно пережимает рану на ляжке, что практически остановившаяся кровь начинает снова протекать сквозь серый бинт. Стуча кулаком в стену, выложенную голубой плиткой, Па трясёт раненой ногой. Положив фалангу без кольца в раковину, он заново перевязывает рану. Закончив, надевает трусы, выкидывает полпальца в форточку и убирает топорик fiskars к остальным инструментам. Ненужной тряпочкой оттирает брызги в ванной, расстилает на полу коврик, который предварительно убрал, и идёт выкидывать мусор. В пакете только ненужная тряпочка.

Позже Па встретит Ма и расскажет, как резал рыбу, чтобы приготовить роллы, рыба красная — форель или сёмга — как она любит, и нож соскочил, <скользкая рыбка попалась>, и вот — теперь он урод без половины пальца. Ма вскрикнет, <да не надо скорую, успокойся, успокойся же ты>, её стошнит на большое черно-белое блюдо, полное роллов (и нет на них никакой крови, ни капельки, нет на этих роллах и правды от Па, ну так теперь они и в рот Ма не полезут, весь труд котам на улице) и она завалится на пол, пачкая платье, газовую плиту, свои ожидания от вечера дома после работы.

Па её поднимет, уложит на их диван (а есть ещё кровать Анни и другие спальные места), а Ма разревётся, <сейчас я принесу тебе плед>, не пойдёт в душ и уснёт в испачканном платье. Через два часа придёт Анни, но ужинать ей будет нечем.

Па полубезработный — в основном его содержит Ма. Его и Анни. Ма говорит, что это ничего, что не это главное, Па себя накручивает и угнетает и иногда обстановка накаляется до прохладной прорезиненной ручки того самого топорика fiskars. Па отрубает боль, разрезает её и так она меньше чувствуется или уходит совсем. Хватит ли Па своих частей тела?

Сможет ли Па научиться не вредить себе, а заодно и — косвенно — Ма, которая уже не верит, что мёртвая рыба или хлеб, который точно не может сопротивляться, рубят и кромсают её мужа с определённой периодичностью, которую она пока что до конца не просчитала. Ма любит свою работу, но вообще хотела бы чего-то другого, где отдача от выполнения действий больше, а результат — нагляднее. Когда польза от нескольких часов, проведённых в офисном кресле, перекрывает усталость и голова приятно гудит от мыслей и идей, и пора спать, потому что день закончился и нужно отдохнуть, чтобы завтра не сделать глупых ошибок. Анни и Па далеки от того, что делает Ма, но ей приятно, что они у неё есть. Покалеченный, неразговорчивая и одна жизнь на всех.

Па не ревнует Ма ни к кому, а у неё есть какая-то фантомная ревность к девушкам Па из его прошлого, каких-то она даже знает лично, потому что Па поддерживает с ними отношения, точнее, они с ним, пробиваясь иногда через его инертность и безразличие. И может быть им — этим девушкам из прошлого — это нужно, и может быть — что вероятнее всего — это лишь инерция. Инертность и инерция. И Ма верит, что однажды кто-нибудь из них всех всё-таки сделает шажок вперёд и невысказанные вслух договорённости потеряют силу. Ма не боится, она просто хочет не знать, если что-то случится, хочет оставаться в неведении насчёт совместных планов Па и девушек из прошлого. Счастливая семья не строится на домыслах и подозрениях, а Ма, Па и Анни счастливы. Только каждый по-своему.

Ма думает о других мужчинах, может фантазировать, сидя в ванной и направляя струю в пизду (преимущество многорежимной насадки), но при мысли о том, что её рука будет направлять в пизду не безобидную струю, а другой член, который точно не член Па, она, как обычно бывает в любых стрессовых для неё ситуациях, закрывает рот рукой и бежит в туалет (часто не успевает добежать). Мужчины в её фантазиях не имеют членов.

Скорее всего, теперь Па бесплоден. И он, и Ма хотели и второго ребёнка, хотят и сейчас, прикладывают усилия, любые, кроме медицинских. Ма не любит больницы и у неё нет времени, чтобы тестироваться, Па смотрит на цены в прайсе какой-нибудь клиники и уверенность в том, что эти тесты ему не нужны, резко усиливается. Па три года говорит о спермограмме, но результатов её нет, нет трактовки теста и последующих назначений. Па кончает в унитаз и очередная порция биоматериала попадает в канализацию. Зато не нужно тратиться на презервативы.

Па и Ма — молодые родители. Оба выглядят хорошо и моложе своих лет. В выходной Ма они едут в парк или в торговый центр. Па в пальто, волосы зачёсаны назад, недельная щетина (Па бреется раз в две недели); Ма, когда не работает, надевает то, в чём удобно, пусть даже вещи не сочетаются между собой, Ма больше ценит гармонию внутри. Если Па и Ма в парке, то обычно они быстро мёрзнут (даже летом), идут в магазин за продуктами и едут обратно домой. Если Па и Ма в торговом центре, то времени они там проводят больше, чем в парке, только вот вход в парк бесплатный, а в магазинах всё время остаются их деньги, её деньги, хоть она и получает взамен вещи, косметику или пятый уже плед из икеи. Ма легко тратит — потому что не считает, сколько осталось, домашнюю бухгалтерию ведёт Па, каждый месяц получается немного откладывать, если Анни не ворует. Анни ворует не только деньги.

Анни ворует их секс. Анни ворует эти 5–7 актов в месяц (когда у Ма есть время, она не устала и не начались месячные), оставляя жалкие 2–3. Это не вина Анни — Ма мнительна, Ма считает, что Анни подглядывает и подслушивает.

Ма считает, что секс и ребёнок в доме, ребёнок любого возраста, которого ОНА родила, несовместимы. Ма крупно заблуждается.

Анни не любит школу, любит время, проведённое среди умственных огрызков. Но сама она не такая, не такая и не другая — сама по себе. Анни тяготит жизнь с Па и Ма, но возможности жить отдельно у неё сейчас нет. И не будет в течение долгого (никаких сомнений) неопределённого периода. У Анни светлые волосы, которые она красит то в голубой, то в фиолетовый, то смешивает цвета — под настроение, которое у подростков меняется часто, резко и без особой причины. Анни, конечно же, протестует.

Ма скучает по маленькой Анни — по тому периоду с трёх до восьми лет — когда о любви не нужно было спрашивать, как сейчас; когда Анни сама приходила и целовала Ма в щёчку, и обнимала, залезала на диван, устраивалась рядом и смотрела те же сериалы, что Ма и Па, не понимая (Ма в этом ошибается) смысла. Ма, наверное, думает что Анни была интересна картинка, что Анни — кот или собачка, слова не имеют значения, а картинка постоянно меняется — тут движение рукой, там поворот головы, открываются холодильники и умирают больные в дорогих халатах. Картинка меняется и меняются детали на экране, Анни вот-вот прыгнет на этот экран, уронив вазочку с глупым цветком, и проходит минута или полчаса, но Анни не прыгает и не разбивает вазочку. Анни — человек. Когда ей становится скучно, она закрывает вкладку в браузере. Вазочка остаётся на месте.

Ма и Па пропустили взросление Анни. Ма работала, Па тоже в то время работал постоянно. Анни не нуждалась в круглосуточном наблюдении, не было ничего такого, чего она не умела бы. Умела, но не хотела — это уже другой вопрос. Не хотела быть контролируемой, подвластной, управляемой. И всё время держала дистанцию между собой и родителями. Вот Ма и грустит и вздыхает в обеденный перерыв, доедая невкусный бизнес-ланч, Ма чувствует себя максимально далёкой и от бизнеса, и от тех стран, откуда заимствовано второе слово. Ма отказывается понимать, что от неё дистанцировались осознанно.

Ма и сама знает, как держать дистанцию. Сначала задать длину, удерживать её, увеличивать или укорачивать — Ма так делает с Па, когда считает, что он слишком назойлив. У Ма стекленеют глаза, взгляд направлен в одну точку, она просит оставить её одну, ложится на диван, укрывается пледом или одеялом. Иногда Ма плачет и предлагает развестись.

Па не представляет, как это вообще возможно. Па идёт на кухню, садится за стол, прокручивает ленты соцсетей, прокручивает в голове картинки: вот он снова один, такой же, как десять лет назад — у него ещё много волос на голове (сейчас Па лысеет, но проблемы из этого не делает), у него есть низкооплачиваемая работа, есть девушки, которые платят за него и за транспорт, когда Па нужно после ночи, проведённой у одной из них, ехать домой. Па ненадолго покоряется сонной эйфории, идёт в туалет и дрочит на прошедшее время. Эйфория уходит с последней каплей спермы.

Потом Ма оттаивает, приходит к Па и они молча обнимаются. Па боится развода, потому что только сейчас прошлое было, а теперь его снова нет; Ма тоже боится развода, но других аргументов для успокоения Па у неё нет (не считать же аргументом обычный разговор). У Ма нет сил, <какие нападки? Я хочу поговорить с тобой, ты меня отсекаешь>, Па грубеет и злится, она считает, когда хочет "поговорить" с ней. Па нападает, а она отбивается. Па — агрессор, Ма — жертва. Па нужно учиться говорить тише, Ма не повышает голос — её ведь и так прекрасно слышно. Ма говорит тихо-тихо и в сторону, когда не хочет говорить. Ма удивлена, когда Анни поступает с ней так же. Ма переживает, что дочь такая. Анни считает, что у Ма отсутствует логика.

Анни сидит в удобном мягком кресле у себя в комнате. В стене два окна, они выходят на юго-запад, родители специально отдали ей эту комнату, чтобы ребёнок получал больше света. Анни использует светопроницаемые рулонные шторы — этаж у них высокий, окна соседних домов далеко, но даже с тенями в тех других окнах Анни не хочет иметь ничего общего. Ни света, ни воздуха, ни щелей между шторами. Интерес к своей щели у неё никак не пробуждается.

К Анни не ходят парни — ни те, что старше её, ни ровесники. Па и Ма не против, чтобы эти парни ходили, они ничего Анни не запрещают, они не пили и не курили при ней до её пятнадцати, и сейчас стараются этого не делать, стараются не ссориться и не хуепиздить (не ругаться матом). Анни старшеклассница, ей шестнадцать с половиной, она девственница, но Па и Ма об знать необязательно. Когда держишь людей на расстоянии, о таких вещах с ними не говорят.

Ещё одно утро, Ма пропускает два первых сигнала будильника и ждёт третьего. Па не слышит ни одного, спит, поскрипывая во сне зубами и укрывшись с головой. Ма не просыпается, механически встаёт с дивана, идёт на кухню, нажимает кнопку на электрическом чайнике, уровень воды сейчас её не беспокоит, она умывается холодной, ледяной водой и теперь доливает воду в чайник из пятилитровой бутылки. Нужно сделать несколько дел одновременно, чтобы успеть выйти вовремя. Ни одно дело из-за спешки не завершено, о качестве и говорить нечего. Единственное, что удаётся Ма — одеться, обуться, поцеловать сквозь одеяло спящего Па и выйти в подъезд. Замок входной двери закрывается на два оборота, Ма дёргает ручку, проверяя, закрыта ли дверь — вдруг ей всё это снится, она уйдёт, а дверь останется открытой и к Па с Анни придут воры или убийцы-из-принципа и они не убегут и не дадут отпор, потому что спят. Ма спать некогда, Ма зарабатывает.

Следующей должна проснуться и уйти Анни. Ничего она никому не должна, конечно же. Убить время с утра и до вечера. Время, проведённое с Па — если она решит не идти в школу — зря потраченное время. Впустую растраченные десять часов жизни Анни, кто бы знал, считает она, сколько уже прожила и сколько ещё проживёт.

Последним просыпается Па. 10 или 11. Па резко встаёт с дивана, будильники не звонят и ни о чём ему не напоминают, идти ему никуда не надо — так считает Ма (и другие их родственники тоже; вот же не повезло бедной Ма — безработный муж, она всё равно когда-нибудь уйдёт от него, программируют себя и Ма эти родственники, она найдёт поинтереснее и поумнее, умеющего зарабатывать и содержать семью; где-то на заднем плане этих обсуждений Ма трясёт от рвотных спазмов — гипотетические новые члены). Па сначала проверяет соцсети, пьёт холодный кофе пармалат с печеньем, занимается самокопанием и самоуничижением, после кофе — сигарета, потом делает домашние дела до обеда (может пропылесосить, смахнуть пыль, лучше всего, когда нужно что-нибудь приготовить), скудно перекусывает, снова залипает в соцсетях, чистит зубы, одевается и обувается и выходит из дома.

Па параноик — весь процесс выхода из квартиры он снимает на видео: закрыв замок входной двери на два оборота, Па несколько раз дёргает ручку, чтобы убедиться, что дверь точно-точно-насовсем закрыта. Па нажимает стоп — видеонапоминание готово, убирает телефон в карман и ещё секунд двадцать насилует ручку двери — <закрыл, закрыл, закрыл, закрыл>, выходит на улицу и закуривает, так и не уверенный окончательно, закрыта ли дверь.

Ма не курит. И никогда не пробовала — ей не хочется. Не хочется пробовать ей и многие другие вещи — она знает, что такое существует и практикуется, но это не для неё. Слишком открытые платья, обильный макияж, секс во время месячных, крупнонарезанная еда. Продукты "каждый день". Ма не отстаивает своё право не делать того, чего ей не хочется — с ней никто не борется.

Па когда-то успешно боролся со своими зависимостями и пристрастиями, не раз бросал курить, пить по-настоящему ни разу не начинал (от крепкого алкоголя ему плохо и никакого удовольствия), а вот не есть жирное, жареное, держать себя в форме у Па получается отлично. Па тренируется дома, жир — ещё одна его паранойя, если он много съел (по его меркам), то ему ничего не стоит вывалить это обратно. Па ест совсем чуть-чуть, Па считает калории и искренне радуется, что дочь худая. Худая как анорексик.

Анни роется в рюкзаке Па — она знает, где он хранит повседневные деньги. Па знает, Ма знает, что Анни подворовывает. Па и Ма намеренно не прячут деньги, надеясь на осознание дочерью её неправоты. <Клептомания>, диагностирует с лёгкостью Па, который сечёт схему, который меряет по себе — мелкому воришке из супермаркетов и открытых лотков на улице. Анни ворует, чтобы быть независимой. И чем сильнее она ощущает, что зависит от родителей, тем больше денег берёт. Её время, проведённое с ними, должно хоть чего-то стоить.

Ма, стоя в метро по пути на работу, слушает музыку. Успокаивающую, ободряющую, дающую надежду или насколько грустную, что ей вдруг становится жаль каждого в этом вагоне, кроме, конечно, жирнозадой тётки, упёршей ей в живот острый край поддельной сумки майкл корс. Ма корит себя, что думает плохо о некоторых людях. Ма хочет быть всегда хорошей и внимательной к другим, вежливой и отзывчивой. Ма не злится на тётку, ей её жаль — тупая сука (ну вот опять), бедненькая, тяжело жить, когда нет ума. Когда мозги заплыли жиром, нет, нет, всё-всё-всё, бедная глупая женщина, когда ж ты выйдешь уже. <Пусть спрячет эту сумку в своих складках> — Ма в голову залез Па. Галантный и небритый. Вот и остановка, на которой Ма выходить. Тётка несколькими уверенными рывками выносит Ма из вагона. Музыка в наушниках становится тише.

Анни не останавливается и не притормаживает, убирает руки в карманы, клоуны с листовками окружили её, у них нюх на людей с руками — возьми и тут же выкинь, только возьми. Анни выходит из метро и идёт в сторону школы. В атриуме она встретится с подругой, сначала они выпьют кофе, потом пойдут в кино. В понедельник с утра в зале тихо и мало людей, что подругам только на руку. Анни не интересует своя пизда, а пизда Лиззи (подруги) поглощает и заставляет думать, что рабство — это не так плохо. Белья на них нет и пальцам свободно, пальцам уверенно и легко, пальцы всё-всё помнят, внутрь пока нельзя (это их совместное решение), а тут и снаружи хорошо. Хорошо, когда вместо смазки не нужно использовать кровь.

У Анни в клиторе маленькая штанга, Лиззи обращается с клитором бережно, Анни просит, чтобы Лиззи ласкала сильнее, вверх, вниз, по кругу. Анни выбривает лобок перевёрнутой V, две узкие полоски волос расходятся над штангой. Лиззи оставляет одну широкую полосу, стрелку, ориентир для пальцев и языка Анни.

Па облизывает губы и усердно дрочит. Получается не очень — те, от которых он раньше фонтанировал, уже не включают этот фонтан. Па перебирает в памяти одну, всех сразу, член едва заметно напрягается и снова обмякает. <блядь, давай, давай!>. Вот он видит чей-то сосок, <да, сосок, я, аааа, сосок-сосок-сосок-сосок-сосок, бля, бля> и теперь Па не упустит момент, переминается с ноги на ногу, левой рукой упёрся в стену, <сосок, волоски на соске, о сука, о сука>, сначала резко набирает скорость дрочки, потом постепенно сбавляет, ослабляет захват и сперма слабой струёй капает в ванну. Па улыбается и подставляет лицо под душ.

Анни и Лиззи всегда носят с собой влажные салфетки — в кинотеатре или в парке нет возможности принять душ. Анни совсем забылась, она сосёт пальцы Лиззи, гладит ласкающую её руку, она не контролирует силу оргазма, и не хотела бы контролировать, и не знать и не верить, что это делает с ней Лиззи. Анни зажимает ногами руку Лиззи, в глазах Анни стоят слёзы, она сползает с кресла и становится на колени, подтаскивает Лиззи к себе, её пизду к себе, кусает клитор и плачет, вылизывает всё, что вытекло из Лиззи.

Лиззи кусает свой палец, чтобы не выть и не кричать.

Ма выходит на обед и водит пальцем по меню в соседнем с офисом кафе. На самом деле кушать ей не очень хочется, осталась привычка из детства или типа того, что в обед нужно кушать. У Ма короткие ногти — так легче набирать текст и строить графики. Чёртовы таблицы отнимают много времени, меню тоже сплошная таблица, выбора, наверное, нет. Ма отвлекается от работы, читая глупые новости и истории и комментарии к ним. Ма тоже есть что сказать, Ма про себя и говорит, никто её не слышит, у неё нет необходимости быть прочитанной и услышанной. Она читает, чтобы освободить голову. Освободить и заполнить снова.

Анни освобождает Лиззи.

Па помылся, включил блэк-метал и встал напротив зеркала — игра на воображаемой гитаре.

_

..Желая трахнуть мать и отца..

(song <Счастье некрофила> playing)

_

<Эти желания грели его> — продолжает Па, дальше слов не разобрать и Па мычит, соблюдая интонацию вокалиста. Когда начинается проигрыш, Па отбрасывает воображаемую гитару в сторону и плюёт в зеркало.

Использованные влажные салфетки отброшены в сторону, на три кресла вправо. Анни и Лиззи отдыхают, взявшись за руки и застав титры на тёмном экране. Анни хочет пить, у Анни пересохло во рту от Лиззи, перехватило дыхание от Лиззи, Анни сама уже Лиззи, можно не шептать — когда этот шёпот приводил к хорошему — что хочется ещё и вообще постоянно, Лиззи всё знает, Лиззи чувствует так же. Анни достаёт айдроид, задирает юбку Лиззи и делает фото её пизды, этих фото уже не сосчитать, после каждого секса пизда разная, после каждого секса Анни фотографирует. Лиззи снова течёт.

Слюна Па стекает по зеркалу, Па плюёт ещё и ещё, слюна у него кончается всё-таки, её, конечно, больше, чем спермы, но не настолько же.

_

..И время предстать перед от-цоооом!..

(song <Счастье некрофила> playing)

_

Па легко зажимает воображаемые аккорды, рычит на оплёванное зеркало, хуярит ногами по деревянной межкомнатной двери. Дохуярив до конца трека, вскидывает руки вверх и прыгает на диван. Па не разбил зеркало и Ма не будет блевать и плакать вечером.

Ма задумалась и смахнула со стола вместе с крошками чашку с чаем. Официант уверял её, что ничего страшного и платить за разбитую чашку не нужно, ведь она не специально, с каждым может случиться. И с каждым же его новым уверением и заверением Ма краснела ещё гуще, Ма улыбалась и хотела, чтобы он заткнулся, а она быстро расплатилась по счёту и ушла. Официант скакал с веником и совком вокруг Ма, он был один, но Ма казалось, что её окружили. Крутит живот, ещё хотя бы полминуты — и обед полезет наружу, Ма роется в деньгах, а где деньги, где карты,

Анни и Лиззи выходят из торгового центра, Анни крутит брелок с ключами на пальце, Лиззи прячет глаза за солнцезащитными очками. Анни плюёт в шапку бомжу, зарабатывающему отвратительным пением (лучше б молча стоял, а так вонь сильнее расходится) на боярышник, и ей не стыдно.

как стыдно! Ма феерично блюёт, лучше любого фейерверка, и отключается. Сюда она больше не придёт. Официант вызывает скорую и идёт переодеваться.

Па напяливает кроссовки с дыркой в пятке и переодевается для улицы. У Па есть и хорошие кроссовки, без дырок в подошве, но они не подходят к одежде. Или одежда к кроссовкам. И надо истоптать обувь до дырки побольше — и тогда не жалко выкинуть, а пока Па залил дыру герметиком для заполнения межплиточных швов в ванной <до вечера хватит> и удаляет в айдроиде вчерашнее видео о том, как он закрывал квартиру. Па с ключом в руке — значит, сейчас будет новая съёмка.

Анни и Лиззи здесь ещё не были, это новое для них место — бетонный причал на Костомаровской набережной. Лиззи жуёт жвачку, надувает и лопает пузыри и растягивает её, специально громко чавкает и слюни скапливаются в уголках её рта. Они сидят на бортике причала, до воды ноги не достают, Анни целует Лиззи, Анни снимает с неё очки, Лиззи рукой вытирает рот, смущённо смеётся, выплёвывает жвачку в воду — теперь она готова, играет резко очерченными скулами и закрывает глаза. У Анни кружится голова, она снова целует Лиззи, она всё это будто спиздила в счёт чего-то другого — эти моменты с Лиззи, украденные деньги стоят больше своего номинала, больше доверия Ма и Па, Анни не может прекратить думать и портит кадр. Анни целуется с открытыми глазами.

Ма открывает глаза, когда скорая подъезжает к больнице. Она очнулась раньше, чем её могли бы отвезти в какую-нибудь палату, Ма терпеть не может больницы — иглы, кровь, обязательно каждый больной — умирающий, пусть и ходит сам, и кругом грязь и разложение, глаза не обманывают Ма. Ма говорит, что уже всё в порядке и просит отпустить её домой. Фельдшер не согласен и тащит её на хуй пойми какой-то там контрольный осмотр. Ма ревёт, что сейчас она опять упадёт в обморок и испортит чистые простыночки и тряпочки, а ей ох как не хочется доставлять неудобства ещё и больнице, ещё и врачам, и медсёстрам. Фельдшер глух и падок на обессиленных женщин. Ма не успевает зажмуриться и первая попавшаяся игла затыкает ей рот. Ма хватает кого-то за воротник рубашки, потолочная плитка грязная и криво приклеена.

Па спотыкается о криво уложенную тротуарную плитку, сильно кренится вперёд, но не падает, из боковых карманов рюкзака вылетает мелочь, второй айдроид (первый лежит в кармане штанов) и ключ от квартиры. Па наклоняется, сильно покрасневший, и собирает разлетевшуюся по тротуару собственность. Стрессовая ситуация, Па закуривает и идёт в Калитники. Сразу подъезжает электричка, Па заходит в вагон и быстро ловит бинго — кто-то слушает музыку без наушников. Не так громко, электричка в движении перекрывает покрякивание из динамиков. Па достаёт книгу и пытается читать. Никак не сосредоточиться — Па стал таким чувствительным,

_

..магазин гуччи в..*

_

Следующая остановка — Люблино, осторожно..

_

..как бургер..*

_

не может отстраниться, а если он отстранится, то не поймёт смысла книги, а

_

..бургер, бургер, бургер..*

*Face — <Бургер> is playing.

_

зачем тогда читать? Бессмысленной читки Па хватило на экзаменах, Па читал, но не понимал, и зачем повторять плохой опыт и

Следующая остановка — депо, осто..

позволять мудаку плевать на всех. Па устанавливает источник звука, встаёт со своего места и идёт к нему. Спрашивает у пидора в пидорке, нет ли у него наушников, пидор спрашивает с издёвкой, сильно ли он мешает Па, <да>, пидор отвечает, что сделает потише. Па ввязывается в драку без победителя, выходит в Царицыно, переходит на другую платформу и едет домой. Па не покупает билеты на электричку.

Анни заворачивает безвкусную уже жвачку в билет из кинотеатра и бросает мимо урны, если бы урна вообще была в этом месте. Сейчас вечер, около семи, Анни и Лиззи весь день провели вместе, совсем не хочется идти домой, у Анни полно причин на это, у Лиззи всё не так драматично и беспросветно. А как, а что будет завтра, когда это — завтра, будет ли там Анни, будет ли там Лиззи, если будут, как им найти секундочки, чтобы побыть вдвоём — завтра школу пропускать нельзя, Анни никак не решается отпустить Лиззи и спуститься в метро. Лиззи в метро ни к чему, она ходит домой пешком, Анни тоже так могла бы, только сегодня она на каблуках, каблуки она возьмёт в завтра, пяточки болят, Анни засовывает руки под блузку Лиззи и напитывается теплом. СоскИ Лиззи твердеют, она кусает мочку уха Анни и прощается. До завтра — хочет сказать Анни. Я тебя люблю, говорит Анни.

<Я тебя люблю> — Ма заканчивает разговор с Па по айдроиду. Па редко это говорит, ему страшно произносить добрые и тёплые слова. Она выжила, она может идти своими ногами и отказать Па, который хочет её забрать. Ма вернётся домой во столько же, во сколько обычно возвращается после работы, только она почти не работала, за это ей очень стыдно, она обещает себе отработать проведённые в больнице часы. Ма снова и снова проверяет, на месте ли тройка, Ма боится, что если случится приступ в метро, то её там просто затопчут и никто не сможет ей помочь. Надо было разрешить Па встретить. Ма зажимает тройку в руке и глубоко дышит. Ма входит в вестибюль и вместе с часпиковой толпой медленно подходит к турникетам. Турникет не открывается, высвечивая ноль поездок.

У Па кончились сигареты.

Анни выходит из метро — час пик никак не кончается — и, прихрамывая на одну ногу, идёт в сторону дома.

У Ма перехватывает дыхание и подкашиваются ноги. Людей становится слишком много, люди начинают гудеть и нервничать.

Па нервничает и ищет магазин. Он мог бы и не курить, он вполне может выкуривать не пачку в день, а штук пять. Па сильно привык ощущать контуры сигаретной пачки в кармане.

Ма теряет свои контуры, контуры себя самой, контуры тоннеля и эскалаторов расплываются, тройка Ма падает на пол, она не будет рисковать, не будет наклоняться, не будет, не будет, не будет. В ушах гудит, чья-то рука справа прислоняет неопознанную карточку к турникету, ворота открываются и Ма просачивается к эскалатору. Ма ещё соображает, Ма координируется и отползает в сторону. Закидывает в себя два чёрных холлса и опирается о стену. Ей неловко, что приходится просить помощи у полицейского, а иначе к поездам ей не попасть. Полицейский предлагает Ма обхватить его за руку, Ма подчиняется, они осторожно заходят на эскалатор и спускаются вниз. На платформе полицейский спрашивает, не вызвать ли скорую, Ма быстро-быстро вращает головой из стороны в сторону, поджимает губы и хрипит спасибо. Полицейского она не убедила, он мнётся, но уходит, часто оборачиваясь в сторону Ма. Вот и поезд. Хорошо, что в метро нет расстояния между платформой и поездом, Ма заносит себя в вагон, кто-то подскакивает, заметив её бледность, и уговаривает присесть. Ма отказывается, всего три остановки, Ма теребит молнию на рюкзаке и ждёт.

Анни внутренне говнится — дома её точно ждёт Па, и ни он, ни Ма — не Лиззи, тогда Анни шла бы домой быстрее, и не пропускала школу, если бы только Лиззи так захотела. Анни звонит, Па открывает, <привет. Уверен, что сегодня в школе ты не появлялась>, Лиззи хочет послать его, вместо этого молча разувается, притворно улыбается и прячется в ванной. Анни промывает больную пяточку и заклеивает пластырем. Анни садится на унитаз и долго разглядывает последнее фото на своём айдроиде. Когда струя иссякает, Анни целует экран.

Ма выходит из метро, достаёт бутылочку воды, льёт себе на голову, струя течёт по спине, провоцируя мурашки. Ещё пятнадцать минут, Ма может поехать на автобусе, там духота и люди, Ма идёт пешком, бабка крошит жёсткий крекер голубям, приговаривая что-то о засушливой манде. Ма не принимает это на свой счёт — мало ли о чём или о ком эта бабка, может, она о себе, а может о дочке или внучке, которая забила на неё и не навещает, не звонит хотя бы раз в неделю. Ма заходит в магазин и не покупает ничего — на кассе до Ма доходит, что с обеда денег у неё не прибавилось. Она оставляет кассиру эту крохотную бутылочку, как раз хватило бы, чтобы дойти до дома и не засохнуть. Ма останавливается, расчёсывает влажные волосы, убирает расчёску в рюкзак, молнию заедает, Ма с ней не борется и продолжает движение.

Па заело этим бургером из электрички, Па смотрит на костяшки пальцев в ссадинах; звонит Ма, он берёт сигарету и идёт встречать её.

Анни не выйдет их встретить.

Па пользуется лифтом тогда, когда ему нужно вверх. Вниз он почти бежит, перепрыгивая по три-пять ступенек за шаг.

Шаг у Ма короткий, она так сильно хочет домой, а ускориться не может. Вот она у подъезда, обнимается с Па, хочет его поцеловать в губы — крепко-крепко, резко отшатывается в сторону и картинно морщится — Па курил. Они садятся на лавку на детской площадке, Ма рассказывает долгий день, долгую часть дня, Па сочувствует, Па проникается и грустит, переживания заставляют стиснуть зубы и он увядает, ему завтра не просыпаться с утра пораньше, а Ма нужно, она не возьмёт выходной посреди недели, она так не может, Па знает это своё выражение лица — коровьи глазки, когда невозможно терпеть и хочется встать на металлическую решётку под напряжением.

Пока родителей нет, Анни возится на кухне, варит кофе, решётки на газовой плите прогорели — такая она старая, такая она печальная, если сильно ударить сковородкой или кастрюлей, решётка осыпается чёрными и чёрно-рыжими хлопьями. Анни спешит и торопится, Анни смахивает пену и наливает кофе в чашку. Чашка белая, но налёт от напитков на внутренних стенках уже плохо отмывается.

Ма и Па наконец-то наговорились и заходят в подъезд, Па вызывает лифт, они грузятся и ползут наверх. Ма кладёт голову на плечо Па, <тебе опять плохо?>, лифт добирается до нужного этажа.

Анни гладит плечо — будто кто-то её укусил — и готовится молчать, когда с ней попытаются заговорить. Хочется в туалет.

Ма и Па заходят домой, Па хочет в туалет, но Ма говорит, что сначала нужно вымыть руки. <Да я сейчас обоссу всю квартиру>. Ма мотает головой — ничего не знает, ей нужно, чтобы Па терзал свой хуй исключительно чистыми руками — он же суёт его в неё, а не в какую-нибудь другую Ма, она надеется. Па бежит в ванную, видит унитаз, но ещё так долго, открывает кран, Па топчется на месте, как и все мы здесь, выдавливает жидкое мыло — опасная первая капля уже впиталась трусами, намыливает руки, ополаскивает и поворачивается к унитазу. Пластиковый звук неподнятой крышки.

Анни прислушивается к звукам из-за двери. Цели нет, её не попросят открыть дверь или выйти. Когда шум становится ровнее, Анни раздевается.

Ма идёт в душ, Па сидит на кухне и, слушая шум воды, играет в маджонг. Ма отмывается, желает спокойной ночи Па и двери в комнату Анни, ложится и вырубается. Па ищет айдроид Ма — тот, что с ежедневным будильником — и кладёт на столик рядом с диваном, второй её айдроид он ставит на зарядку.

Анни вытягивается на диване и включает бесшумный — как сказать — вибратор.

Па заходит на ютуб и вытягивается на кухонном полу, головой на батарее.

Ма спит.

Анни конвульсивно оргазмирует.

Па дрочит на видео из раздела public, где актёры разыгрывают сценки съёма обычных сучек, прохожих, за деньги. Па переключается с одного видео на другое — не может кончить, финал видео никак не удаётся авторам, он считает. Фальшивые деньги, фальшивые актёры, когда очередной сучаре заливают пизду спермой, Па удовлетворяется. Па не смотрит видео, где видно лица мужчин.

Ма спит.

Анни засыпает с рукой между ног.

Па моет измождённый хуй. Идёт на кухню за салфетками и вытирает пол. Обновляет твиттер, листает и идёт на диван к Ма.

Ма и Па спят.

Анни спит.

В субботу, в выходной Ма, первый семейный день за долгое время. Семья идёт в музей или галерею, Ма не помнит точно. <Галерея>, подаёт голос Па, <сначала Герман Нитч, потом — флюксус>. Ма до ебени жопы что первое имя, что второе (это имя? Название? Место?), Па разбирается в этом намного лучше, он успел заинтересовать этим и Анни — сегодня, в принципе, её день, для неё этот выход и траты. Анни может это оценить, на что очень рассчитывают родители.

Анни взволнована и рассержена, просчитывает и оценивает ситуацию. Отказывается от завтрака, торопится выйти. Венские акционисты против Лиззи. Флюксус против Лиззи. Анни заранее ворует деньги для серьёзных мероприятий, для мероприятий, уводящих её от дома как минимум на две-три станции метро. Лиззи увидит Нитча завтра — с помощью Анни. Лиззи удивится, Лиззи взмокнет — с участием Анни. Лиззи будет водить пальцами по пояснительным табличкам и проговаривать текст — имена, года, предустановленный смысл, экспозиция оборвётся лестничным переходом, Анни и Лиззи уверены, что хотят продолжить. Сегодня Анни надела нижнее бельё, поэтому ей срочно нужно поменять трусы.

И как бы Па и Анни не убеждали Ма, поменять её отношение к этим художникам и акционистам им не удалось. Ма ни капельки не поняла, разглядывая "картинки" и объекты, видео не зашло ни с первого, ни со второго раза. Ма хочет в Третьяковку — мишек в лесу и понимать не надо, смотри и наслаждайся, а плексиглас — ну, это как-то тупо. <Плексиглас? А может, это были сексус, плексус и нексус?>. Ох как Па не любит, когда Ма ничего не запоминает. Когда путает такие простые вещи, такие очевидности для базово образованного культурного человека. <Почему для тебя это тупо?>. А Ма ох как не любит вопрос почему от Па. Да просто так, тупо и всё. <А что НЕ тупо? Что, по ТВОЕМУ мнению, не тупо?>. Ма давно уже знает, что не надо вступать в эту игру Па, не надо отвечать ему, провоцируя на ещё большие расспросы, но и молчать нельзя — тогда Па заебёт её каким-нибудь одним единственным вопросом, формулировку которого он забудет, повторив его несколько раз вслух. Стоит Ма слегка переформулировать вопрос, как Па теряется, вспоминает и не может вспомнить, ЧТО он хотел узнать у Ма. Сейчас Ма делает робкий заход — наверное, опрометчиво — и вступает в игру тупо-не тупо, называя

Анни играет дочь.

Айвазовского, Куинджи, ээ, Ма вспоминает, вспоминает, Лукас Кранах. <Какой из всех?>. Ма дёргает свои пальчики, она недавно видела эти имя и фамилию под какой-то картиной в непонятном паблике, вспоминает, вспоминает — были ли там ещё какие-то подписи, этих Кранахов сколько вообще? Может, это название группы художников — как плексиглас, как венские акционеры. Ма огрызается — в том смысле, чего Па пристал к ней, она не претендует на должность искусствоведа или критика, она хочет смотреть — композиция, построение кадра. <А в каком стиле писал Айвазовский?>. Па не слышит последней реплики Ма. Ма не слышит Па, зря она поддалась и сыграла, такой хороший день, а Кранахи и Па сейчас испортят его, сольют, как

Анни сливается со своим айдроидом.

будто у Ма слишком много хороших дней в будущем и надо бы уменьшить их количество, чтобы и другим хватило. Ма не хочет делиться.

После галереи семья идёт в кафе, у Па сильно перекошено лицо ещё и из-за этих трат, хотя он и говорит, что плевать ему, он не зарабатывает и это не его деньги, Ма знает лучше него, как ей распорядиться своими деньгами. Ма думала, что они сходят в кафе и выпьют кофе или сидра, поговорят о чём угодно, только не о её работе, да и покушать стоит, культура очень энергозатратна. Ма избегает неудобств и раздражённого Па любыми способами, которые знает, которые уже использовала, только вот результат обычно сильно её расстраивает. Ма стала такой обидчивой.

Ма останавливается и говорит Па, что в кафе идти необязательно, они зайдут в магазин и купят хорошие чесночные багеты или чиабатту с оливками, а кофе возьмут в кофикс — Ма там ещё не всё попробовала. <Нет-нет, пошли-ка в кафе. Я согласен. Возьму тёмного вязкого пива, а вы выпьете и съедите, что запланировали>. Ма передумала, Ма теперь вообще домой хочет. <Пошли в кафе! Есть, пить, тратить бабки! Пойдём!>. Ма домой хочет. <Что не так-то опять?!>. Ма стоит на месте, Ма наполнена слезами. Па трогает её за плечо, Ма резко поворачивается, чтобы сбросить руку.<Начинается, блядь..>. Ма достаёт бумажные платочки и быстро уходит от Па.

Анни украдкой пересчитывает украденные деньги — мелкие бумажки — и посылает всех в задницу.

У Па кончились слова. Злой, он бежит за Ма, хватает её, она вырывается и изменившимся голосом требует отпустить её. <К чему эти представления на улице? Мы можем поговорить нормально?>. Конечно же Ма не будет говорить, Па неуклюже обнимает её, Ма дрожит и всхлипывает, держит руки за спиной. Па отпускает Ма, смотрит ей в глаза. Ма разворачивается и уходит.

Анни ушла уже далеко, если бы это было кому-то интересно.

Кто-то задевает Па плечом, когда он идёт по улице за Ма, <дороги мало что ли?>, перед Па извиняются, он не прекращает метать хуи. Па не догоняет Ма, не сокращает расстояние. На пешеходном переходе красный человек будет ещё 65 секунд, Па подходит к Ма, <прости, что я был так резок. Я борюсь со своими вспышками раздражения и злости>, Ма не смотрит на него, спрашивает, давно ли он стал таким добреньким, что повлияло на такое резкое изменение в его настроении — оп — какой хороший Па, как замечательно Па умеет притворяться, будто ничего не случилось. Молчание на пять секунд красного человека. <Ну хватит уже, мне очень стыдно за себя>. Ма посылает Па без указания места и говорит как сплёвывает, что хочет побыть одна. <А мне что делать? Куда мне идти?>. Па мог бы уже и выучить ответы, сколько раз слышал — что хочешь и куда хочешь — а до сих пор надеется на новые слова. Он потерял Ма из виду. Её обида — или что это такое — пройдёт, ей нужно время до завтра, до обеда или ужина, зависит от глубины переживаний. Па привык к выходу таких эмоций Ма, а всё равно растерян, отходит в сторону от потока, <сука, сука, сука> — ни о ком он сейчас не думает, ни от кого он сейчас не отказывается. Докурит, пойдёт по набережным — только не домой.

Лиззи нет дома. У неё такой же семейный выход — на юбилей к бабушке. Юбилеи легко испортить. Анни затеряется в Сокольниках, понятно же — только не домой.

Ма не делает ничего нового — идёт в парк или сквер успокаиваться, как бы ей ни хотелось домой, там будет хуже, нельзя, переждать и осмыслить, пусть и думать по большому счёту не о чем. На деревянной скамеечке выцарапаны слова и символы, так одиноко — и это так хорошо, что именно сейчас лучше быть не может. Ма закрывает глаза и вытягивает ноги. Щенок хаски испуганно гадит под скамеечкой.

Па дошёл до Преображенки и теперь идёт обратно, перейдя на другую сторону набережной, под мостами и на два метра выше уровня воды. На Сыромятнических шлюзах смотрит на вонючий водопад и шлюпки, собирающие мусор из воды.

Анни вместе с какими-то детьми гуляет в фонтане и собирает мелочь, обманывает и ворует их добычу, дети злят её, она обещает утопить их по одному и бьёт рукой по воде. Девочки смеются, мальчики бросают в воду ботинки Анни, которые она оставила на бортике.

Ма заснула на скамеечке, её разбудил чей-то нечаянный удар по мыску ботинка. Рюкзак на месте, всё остальное тоже. Какая рассеянная, какая безответственная Ма. Она смотрит на экран айдроида — пусто, наверное, можно возвращаться домой.

Па идёт по пустынной набережной, за высоткой в Котельниках сворачивает во дворы — ещё немного потянуть время, ещё немного размышлений о прекрасном топорике fiskars с удобной ручкой. <Как под меня сделана>, накручивается Па,

_

Своею рукой мать зарубил —

Теперь ему спокойнооооааа.

(song <Счастье некрофила> playing)

_

всплывает эта строчка из "сотворения грязи", конечно, никого рубить Па не собирается, если только себя немного, да ине порубить, а тонко настрогать. Ничего нового: апатия — боль — кратковременная эйфория, время можно не засекать — до первого слоя бинта или шва капроновой нитки.

Зря Анни связалась с детьми — их много, они её превзошли, не оставив ни одной сухой ниточки, ни одного сухого волоска. Анни не носит лифчика, а дети не в курсе, чем могут заинтересовать их её сиськи размера 1.5. Анни ищет освещённые солнцем места — высохнуть, снять с себя нечего, но хочется. Одежда прохладная и мерзко липнет к коже.

Ма заходит домой, идёт к зеркалу и разглядывает родинке на груди, кожа светлых оттенков с красными пятнами — признак сильнейшего стресса. Ма включает чайник и идёт в душ.

Подойдя к подъезду, Па включает музыку, чтобы войти в нужное состояние — немного агрессивное, но не злое; паранойя предлагает свой расклад — нужна защита,

_

Wind on the street, wind in the heart,

I see the edges and I'm ready to start.

_

придётся оправдываться, допрос, обвинения, защита, защита,

_

I close my eyes — I want to be blind,

One more step and one more line.

_

одно и то же, одна и та же инсценировка, блядь. <Они будут молчать как минимум до завтра. Когда дерево гордости падает, я

_

One more line in the plane of the roofs,

When it's scary around, you go into groups.

_

сажаю его снова, отпиливаю плохие ветки и укрепляю корни, чтобы в следующий раз оно выстояло>.

_

Hiding in the crowd, you shout about moral.

I'm still alive, and you're finally mortal.

*(unnamed song playing)

_

Па не дожидается лифта и поднимается наверх пешком.

Анни хочет пойти домой пешком. Ссадина на пяточке корректирует её планы, Анни заползает в метро, через кольцо получится быстрее, Анни едет через центр, только чтобы не запачкаться даже воздухом Комсомольской — гниющим и смуглым. Обувь высохла и выглядит ужасно.

Ма высохла после душа, выпила кофе и спит. Или притворяется.

Закрыв дверь на ключ — Анни выходит из себя, когда приходится звонить и ждать, пока откроют — Па разувается в коридоре, сомневается, что сейчас сделать — пойти к Ма или в ванную. Он проходит мимо комнаты, где лежит Ма — спит. <Избегает>. Па лезет в инструменты за топориком fiskars.

Анни пролезает под оградительной лентой — мудаки не спускаются в переход, им нравится перебегать через восемь полос и скрывать свою поломанную личность под чёрными пакетами. Ниже тротуара здесь не упадёшь, люди пялятся на труп и обсуждают, и цокают языками, и едят, и молятся, и принимают мигалки скорой за праздничный салют. Анни кидает в сторону чёрного пакета две железных десятки из фонтана.

Ма во сне долго ворочается, пока не перекатывается на другую половину дивана.

Па размышляет над утоплением в ванной, в одной руке удерживая топорик fiskars, а в другой — яйца.

Возможно, в другой раз Анни домой не пойдёт. Игра в допущения ей не нравится, но альтернативы для себя она пока что не видит. Анни проворачивает ключ в замке два раза, её никто не встречает.

Ма спит, некому её беспокоить.

Утопление не состоялось, Па выныривает, сопли стекают по его губам, он умывается остывшей водой, не надо никому грубить, ни с кем выяснять отношения, успокоиться, а завтра всё будет как раньше, Па будет прощён и все обвинения будут сняты.

Анни снимает с себя вещи, пропитанные фонтанной водой. Лиззи уже вернулась, Лиззи дала знать об этом Анни, Лиззи хотела бы встретиться — субботний вечер, она провоцирует Анни на поздний выход, понимая, что встретиться они не смогут. Лиззи не представляет, как ей дождаться завтра. Анни садится на подоконник и звонит Лиззи. Они обмениваются "как я по тебе скучала", пересказывают каждая свой день, Анни волнует действительно важная вещь — мокрая ли сейчас Лиззи. Лиззи переключает на видео.

Ма чувствует, что уже не одна, включает айдроид (отключала, когда спала, чтобы не достали), идёт на кухню и наливает воды. Листает ленты соцсетей, пьёт кофе, заедая его берлинским пирожным.

Укрывшийся в плед с головой Па не может уснуть, перед закрытыми глазами текут ленты слов и предложений, призывающие подумать о них, записать, осуществить или хотя бы понять содержание. О сне там ни слова.

Анни и Лиззи ни слова не говорят друг другу.

Когда читать становится нечего, а внутреннее молчание напрягает, Ма пробирается к шкафу, который полностью занят книгами Па, смотрит на названия, тут же их гуглит и в итоге ничего не выбирает. У Ма и Па разные вкусы. Они даже не могут выбрать фильм, который устраивает их обоих. Обычно Па согласен смотреть то, что выбрала Ма — чтобы потом обосрать фильм, соответственно, обосрать её выбор и её интересы. Её интеллектуальный уровень.

Уровень заряда близок к нулю и Па откладывает айдроид в сторону, ищет шнур питания (он у Ма на кухне), прекращает искать, прячется в плед.

Анни ищет салфетки.

Ма смотрит сериал и пьёт красное вино.

Па смотрит на часы, <бля>, бьёт кулаком по дивану, меняет руку под головой, уснуть не удаётся.

Анни выбрасывает салфетку в окно, закрывает его и прислоняется головой к стеклу. Продолжаются оргазмы, уже не такие сильные, Анни плотно сдвигает ноги и упирается руками в подоконник.

Сдвинув грязную посуду на столе в кучу, Ма ставит айдроид на зарядку, чистит зубы, моет пизду, тщательно вытирается, натягивает пижаму — и спать.

В голове Па звучат грустные скрипки и голос, напоминающий голос ебучего пастора или проповедника, призывает разъебать алтарь и сжечь старух, продающих свечки. Наверное, Па уже крепко спит.

Анни хорошо спит после оргазмов.

Ма быстро засыпает.

Па просыпается первым,

_

Бывает, что хочется разрушить всё, что есть*

_

выполняет комплекс упражнений для рук и пресса (нельзя толстеть, нельзя жиреть),

_

И оставить только руины.*

_

находит пятничный "коммерсант weekend" и уходит с ним в ванную,

_

И нет ни желания, ни сил*

_

обычно Па набирает ванну и плещется там раз в неделю — в субботу, вчера он не успел из-за галереи — всем была нужна ванная, чтобы прихорошиться перед выходом. Сегодня конкурентов нет, Па

_

Что-то новое делать.*

_

*Ноги Винни-Пуха — <Радуга> is playing.

включает водичку погорячее, ложится и открывает журнал.

Дома душно, Ма заставляет проснуться пересушенное горло, она открывает окно и ищет бутылочки с водой — их у неё много.

Анни спросонья ищет айдроид, чтобы посмотреть время. Раньше двенадцати ей вставать ни к чему.

Ванна наполнилась раньше, чем Па успел дочитать журнал. Он вынимает пробку, успевает дочитать, пока вода сливается. Поднимается, откладывает журнал, закрывает шторку, готовый вздрочнуть.

Ма открывает все доступные ей шторы и садится завтракать.

Когда нужно просыпаться и куда-то идти, Анни не сидит на кровати, медленно выходя из сна, а одёргивает одеяло и резко встаёт. Сейчас она спит.

У Па снова проблемы с дрочкой — он вспомнил всех девушек, с которыми трахался в своей жизни, восстанавливал по памяти какие-то трахи, а до финиша так и не дошёл — хуй просто падал, когда Па был готов кончить. <Бля, да что ж такое-то> — вот и всё, что говорил Па. Через полчаса струя всё-таки вылилась на фоне очень слабого оргазма, Па смыл с себя пот и сперму, прилипшую к волосам на ляжке, и отправился завтракать.

Ма гладила свои, волосы, о чём-то задумавшись, когда в кухню вошёл Па. <Доброе утро> он сказал, а больше ничего. С виноватым видом достал свой холодный кофе и сел напротив, залипнув в айдроид. Ма не ответила на утро, взяла чашку с недопитым чаем и ушла в комнату.

Анни спит в своей комнате.

Взяв овсяное печенье, Па запихивал его в себя так, будто опаздывает. А всё дело в игноре, а всё дело в том, что Па надеялся решить проблему молчания уже утром. Па ёрзает на стуле, какие, на хуй, соцсети. Па идёт к Ма. <Долго ты меня будешь игнорить?>. Очень-очень тихо — Па сейчас ёбнется на пол в конвульсиях от напряжённого вслушивания — он слышит, что Ма просит его ещё громче поорать, тогда, может, ей сразу станет лучше. Она всегда так говорит, когда тон Па ей неприятен.

Ма неприятно и не хочется разговаривать. Ма думает — а не уйти ли ей на улицу, не побыть ли ей одной. Но для начала она говорит Па, тихо и спокойно, чтобы оставил её одну на время. <А мне что делать? Куда идти, чтобы не попадаться на пути твоего уединения?>. Все знают ответ: любимый, что хочешь и куда хочешь.

Анни отвечает на сообщение от Лиззи.

<Может, мне приносить тебе текст или писать на почту, чтобы ты не считала, что я ору? Или, может, мне просто постоянно молчать и подавать голос, когда ТЫ разрешишь? А?>. Нет, Па не остановится. <Почему тебе трудно поговорить со мной?>.

Почему ей трудно поговорить с ним? Ма продолжает игнор, упрекает Па, что не может кушать, когда он выясняет с ней отношения, <это не выяснение отношений>, когда он кричит на неё, <я спокоен>, когда рядом с ней в таком <да каком?!> настроении. Ма выбирает момент и ускользает в ванную, ёбнув дверью.

Анни подходит к двери своей комнаты, блякает, достаёт из тумбочки пластиковую бутылку и наполняет мочой — она слышит, что происходит, она терпела и не вытерпела. Не закручивая бутылку крышкой, она швыряет её в открытое окно, накидывает длинную — до колена — футболку и выходит к Па.

<Доброе утро> — Па приветствует дочь, закрывая окно на кухне. <Уходишь?>. Анни кивает, открывает холодильник и берёт холодный кофе пармалат, смотря в глаза Па, поднимая брови и и покачивая рукой с напитком. Па кивает ей в ответ. Когда молчать надоедает, Па уходит курить, Анни — одеваться для Лиззи.

Ма говорила бы реже, но как молчать на работе? Да множество ситуаций, где без озвучивания не обойтись. Ма пенит правую ногу, сбривает полоску волос и опускает бритву в воду. Волоски всплывают и липнут к коже.

Анни выщипывает ненужные волоски на лобке и вокруг пизды — из-за Ма, занявшей ванную (и туалет заодно), никакого соблюдения гигиены не получается. Анни нервничает, Анни заранее чувствует себя неуверенно.

Па возвращается с перекура, ложится читать.

Ма полулёжа добривает вторую ногу и намыливает пизду.

Анни не успевает выкинуть выщипанные волосы, одевается и выходит на улицу. В рюкзаке у неё флакон жидкого мыла для интимной гигиены и бутылка негазированной воды. У метро Анни заходит в мак, очередь в туалет на четыре кабинки — семь человек. Анни симулирует тошноту, рыгает, одной рукой держится за живот, другой прикрывает рот, складывается пополам и протискивается к кабинкам. Дожидается щелчка защёлки на двери — когда кто-нибудь просрётся — не переставая кривляться.

Дома ничего не происходит — Па читает, Ма кривит губы, заметив ранку на ноге.

Анни закрывает дверь в кабинку ногой, локтем поднимает запирающую хуйню — или как она там называется. Предыдущая посирушница предсказуемо не смыла за собой, Анни бьёт кулаком в кнопку смыва в стене, достаёт салфетки, мыло и воду, расстилает салфетки на ободке унитаза, садится. Моет руки, потом увлажняет и вспенивает пизду. Смывает мыло, вытирается, плюёт в унитаз и так же кулаком запускает смыв.

Ма выбритая и увлажнённая кремом, с одним полотенцем на голове, а с другим на теле заваривает барбарисовый чай.

Анни расталкивает жиреющие тела и бежит к метро. Лиззи на месте, пишет, что сиськи мёрзнут на ветру.

Сиськи подруг Генри Миллера Па не возбуждают — их здесь вообще нет.

Ма чирикает с подругами. Многое обсудили, кроме проблем Ма — ну кому об этом нужно знать, кроме неё самой.

Анни сама не своя, бежит вверх по эскалатору на Кузнецком, находит на выходе Лиззи и обнимает её сиськи, ткань тонкая, Анни гладит соски и целует Лиззи в шею. Потом Анни обнимает Лиззи целиком — держит руками за спину, пока руки не сползают к заднице.

Начинает болеть спина, Па потягивается и решает, что хочет кушать.

Кровь приливает к лицу Ма — конечно, столько сидеть, наклонившись к айдроиду, Ма потягивается и делает несколько разминочных упражнений, размахивает руками и ногами.

Анни гладит Лиззи по голой ноге, когда они сидят напротив большого коллажа, и рассказывает о том, что это может значить (по её мнению, ага, которое она услышала от Па). Анни очень хочет быть интересной. Лиззи не воспринимает её рассуждения, но продолжает изучать коллаж. Восприятию мешает рука Анни между ног.

Дома как между полок с алкоголем в магазине ночью — тихо и грустно.

В галерее шумно — громкая английская речь, максимальная эмоция — fuck и производные. Анни и Лиззи с радостью подфакивают (фак фак, фак, фак, фак), они закончили с флюксусом, чтобы смотреть Нитча, нужно переместиться в другую галерею с женским именем. Подруги идут пешком, самое главное — не заходить на Красную площадь, тошнотное место для имбецилов с манией величия. Они доходят до Скарятинского, стеклянные двери раздвигаются перед ними, образуя тёмную щель, в которую Анни и Лиззи по очереди проникают (пассаж можно переделать, но нам же нужен ещё какой-то намёк на сексуальность — как в дешёвых плохих книгах).

Ма дочитывает скучную книгу. Па с отношением к своей книге не определился.

Осмотрев объектную часть экспозиции, Анни и Лиззи садятся в крошечном затемнённом зальчике с экраном во всю стену, где на репите воспроизводятся документальные съёмки акций Нитча и других художников, не определяемых Анни без пояснительных титров. Лиззи расстёгивает бежевую блузку (раз, два, три, четыре пуговицы) и кладёт руку Анни себе на грудь, которая не сильно больше, чем 1.5 подруги. На коленях у Лиззи рюкзак. Анни закусывает губу, но на Лиззи не смотрит и рукой не двигает — не гладит грудь, не мнёт её, не водит пальцем по ореоле. Лиззи убирает руку Анни со своей груди, задирает юбку, зажимает в кулаке два пальца анниной руки и засовывает себе в пизду, совсем неглубоко. Увлажняет их, вынимает и вкладывает в приоткрытый рот Анни. Анни смотрит, как мужики на экране машут серыми тряпками друг перед другом и сосёт.

Тряпка — это Па. <Да, конечно>.

Рюкзак Лиззи падает на пол, пока Анни застёгивает две из четырёх пуговиц у неё на блузке — это только для того, чтобы прилично выйти, как знать, сколько раз они сюда придут в будущем. Подруги идут в сторону Большой Бронной — там магазин, там вкусные чесночные багеты, а потом вверх по Тверской до Белки, где можно легко выйти к железной дороге. На перегоне от Беговой до Тестовской можно хорошо спрятаться, Лиззи захватила с собой покрывало, которое расстилает на склоне. Шум третьего кольца. Анни откусывает от багета и пьёт лимончелло из горлышка.

Ма спит с айдроидом в руке, Па мечется по квартире и пьёт холодный кофе пармалат.

Анни и Лиззи отдыхают, держась за руки, лежат на склоне и смотрят на небо, на проезжающие поезда, Анни смотрит на Лиззи, а Лиззи — на Анни, они снова признавались друг другу в любви и тут же занимались ей, и Лиззи было всё равно, сколько лишних волосков Анни просмотрела и поэтому не выщипала, кого это ебёт. Когда все слегка пьяненькие, тела становится гибче, а намерения — твёрже.

Ма выспалась, Ма ищет Па, находит, они стоят лицом к лицу, пока Па крепко не обнимает Ма, зафиксировав прощение. Ма ещё обижена, поэтому объятия не взаимные. Па выслушивает, что он никогда не должен повторять подобного поведения, Па соглашается, <мне трудно себя контролировать, я борюсь с этим>, положив руки на плечи Ма и смотря на её правое ухо. Ма говорит, что она очень сильно устаёт после таких ссор и становится непродуктивна, ни к одному из запланированных дел она так и не приступила в течение дня. <Прости меня, пожалуйста>. И Па, и Ма знают, что ничего от этих слов не поменяется.

Лиззи лежит на Анни и, смотря ей в глаза, беззвучно шевелит губами и покачивает головой из стороны в сторону, будто поёт. Ничего не слышно — по первому пути тащится товарный состав.

Родители Анни выходят в магазин за парой бутылочек пива и какими-нибудь сладостями. Они уже выбрали фильм, чтобы убить вечер, а на улице так хорошо, что Ма не хочет домой, зовёт Па прогуляться к набережной.

Анни так нравится ощущать кожу Лиззи своим телом, так нравится, так приятно и волнительно, она целует лиззин нос, расстёгивает её блузку и задирает свою футболку до подбородка. Анни гладит волосы Лиззи и хочет спросить, и хочет узнать, стесняется и слёзы появляются у Анни в глазах.

Па спрашивает у Ма, не замёрзла ли она здесь на ветру у воды. Ма отпивает из бутылки Па и кивает в сторону уточек.

Анни улыбается и плачет, Лиззи гладит её по щекам и голове — что такое, моя любимая, ты чего — Лиззи смотрит по сторонам и снова на Анни, прижимается щекой к её груди, слушает её всхлипы.

Па о чём-то рассказывает — его обычно прорывает после игнора — а Ма и не слушает его, бросает хлеб в грязную воду, облокотившись на ограждение набережной. Па умолкает и тогда Ма просит сфотографировать её с уточками. Хлеб кончился, уточкам здесь уже неинтересно.

Анни трёт глаза до красноты — Лиззи всё ещё здесь, с ней, тёплая и расслабленная. Анни сглатывает, а потом говорит сквозь улыбку, что так сильно хочет трахнуть Лиззи по-настоящему, что так сильно хочет, что Лиззи, Лиззи. Лиззи, что скажешь?

Теперь Ма холодно — до мурашек — и она зовёт Па домой, и теперь она ему рассказывает, а Па вслушивается, напрягается, но понять ничего не может. Переспрашивает, а Ма говорит — вспоминай.

Лиззи молчит, Анни представляет, как она нелепо выглядит сейчас — с распахнутыми красными глазами и выжидающей улыбкой, Анни нужен поцелуй, Анни нужен чувственный поцелуй, чёрт побери, а Лиззи застыла, окаменела, о чём она там размышляет, ну же, пожалуйста. Сквозь непрекращающиеся гудки электрички Анни слышит обещание — Лиззи трахнет её первой.

Надо опять идти в магазин — две бутылки пива выпиты на набережной, Ма подождёт Па на улице, ей только шоколадку, Ма разглядывает кассиров сквозь мутную витрину — она не любит сама тратить деньги.

Лиззи смеётся, Лиззи облизывает губы — она знала, что ожидания сходятся, что желания сходятся, два года с первой встречи — зря потраченное время или нет, но как же хорошо было, а сейчас ещё лучше, моя Анни, ещё то и это — Анни как на глубине, звуков не слышно и движения замедлились. Люблю тебя.

<Вот, киткат для тебя> — Па выползает из магазина, отдаёт Ма шоколадку и они возвращаются домой, чтобы наконец-то посмотреть кино.

Анни проводит Лиззи — ещё немножко побыть вместе, а потом пойдёт к себе, спать совсем не хочется, будет кино или книга. Лиззи поддаётся эйфории, завтра понедельник, в школу они не пойдут, пойдут в кино часов в 12, Анни, Анни, моя любимая. Лиззи смеётся и задирает юбку — поцелуй на ночь.

Па и Ма лежат в постели, и вроде как уже был поцелуй формата спокойной ночи, но никто не спит. Слышно, как открывается и закрывается дверь — Анни дома. Ма не хочет секса, Ма лениво дрочит Па правой рукой. Па вялый, Ма смотрит в потолок, а он — в сторону. Па думает о том, что Пеликан уже мёртв, интересно, его так и похоронили со шприцем, застрявшим в мошонке? Сколько гноя из него вытекло на вскрытии — хватило, чтобы залить всю прозекторскую или только её часть? Па думает об Анни — сколько ей уже лет,

Анни запирается в ванной и дрочит на сегодняшнее фото лиззиной послеоргазменной пизды.

почему она не близка ни с ним, ни с Ма, а с другой стороны и хорошо — она такая самостоятельная, она, конечно, уже не ребёнок, подросток, девушка с сиськами и пиздой, привлекательная, хоть к чему-то Па вызвал у неё интерес — искусство — и нравятся им часто одни и те же вещи,

Анни потеет, вытирает пот с лица вещами из ведра для стирки.

воспоминания притупляются со временем или стираются совсем, какая она была и с кем будет? Па не видел её с парнем ни разу, неужели она ещё не начала, как бы узнать, спросить напрямую? Она ложится на чью-нибудь кровать, наговорили ей комплиментов — вот и легла, хорошо, если расслабилась,

Анни лежит на полу в ванной, такая же послеоргазменная, как пизда на фото в айдроиде.

да какие там оргазмы… Следующая мысль вполне реальна и отогнать её сейчас не получается — вот она сначала легла, а потом в неё тыкать будут. Лишать девственности. <Дефлорировать> — Па неразборчиво произносит это вслух, косится на Ма, она устала, целует Па — прости — и отворачивается к стенке.

Анни встаёт с пола, опираясь на стену, и жалеет, что в доме нет биде. Она прикрывает пизду рукой, чтобы не накапать на коврик, включает душ.

Па уже не несёт, а разносит — за дефлоратором придут другие и каждый её выебет, она же не будет к этому готова, она же

Анни готовится спать — всё-таки на фильм сил не осталось.

не останется безразличной и будет переживать. <На будущую боль я повлиять не могу>. Нет, так нельзя. <Она всё сделает сама>. Па трогает Ма за плечо — <Когда я был хорошим?>.

Когда я хороший?

Ма тяжело просыпается — она так и не отдохнула за выходные, так и не постирала трусы и лифчики — она ищет, роется в шкафу и не находит чистого белья. Ма не матерится — это для неё неприемлемо — и поэтому злится молча, берёт первые попавшиеся трусы Па и пишет ему записку — постирать её трусики и пижаму, крупными буквами поясняет, чтобы не вздумал стирать это со своими носками (и правильно — Па не сортирует вещи перед стиркой). Ма опаздывает, пока нагревается чайник, она успевает одеться и кинуть в рюкзак рабочие бумаги, насыпает в тамблер кофе и сахар, заливает кипятком, ставит на полочку в коридоре, ботинки, айдроид, деньги — и выходит из дома. О тамблере она вспоминает уже на работе.

Па просыпается в десять или около того — когда Ма, сев за рабочий комп, не находит тамблер. Па умывается, достаёт холодный кофе пармалат, ходит по квартире, читает записку от Ма, закидывает вещи в стиральную машину, выбирает режим и запускает стирку. Он заходит в коридор и видит обувь Анни. Па ищет штаны и футболку — по дому он вообще-то любит ходить в трусах — и в предвкушении разговора убивает время на ютубе.

Анни разбужена сообщением Лиззи — фото утренней пизды, ровная тёмная полоска волос. Анни потягивается и разглядывает в зеркале свою грудь. Анни натягивает пижамные штаны, а сверху надевает халат. Ей нравится быть голой не только в пределах своей комнаты, но когда она была одна дома? На ходу завязывая пояс халата, Анни входит в кухню.

<Доброе утро, Анни> — Па откладывает айдроид в сторону.

Только этого не хватало, только этого Анни сейчас не хватало. Она молча наливает воду в чайник и включает его. Ей хочется уйти, Анни остаётся.

<Ты девственница?>.

На лице Анни не разглядеть ни одной эмоции, она опирается руками о стол и молча смотрит на Па.

Молчание угнетает, Па кажется, что он видит, как меняется выражение лица дочери — от брезгливого отвращения до жалости что ли, кажется, что глаза у неё такие грустные — ей грустно, что Па вот такой. <Ты девственница, Анни? Это всего лишь вопрос>, никаких репрессий не последует — эту часть предложения Па вслух почему-то не говорит.

Анни не торопится отвечать, но и выжидать нечего. Такими темпами она с Лиззи сегодня не встретится. Пусть Па ведёт — она подстроится.

<А куришь? Выпиваешь?> — Па выдаёт весь набор вопросов плохого родителя, который не предотвратил проблему и теперь валит всё на ребёнка.

Вода в чайнике закипает, Анни отворачивается от Па и заваривает себе кофе.

<Ты как Ма сейчас. Скажи, например, что не хочешь со МНОЙ говорить об этом>.

Па звучит спокойно, Анни садится напротив него и макает в кофе овсяное печенье. Слабый порыв ответить ему пропадает с первым глотком кофе — на то он и слабый. Анни игнорит Па в стиле Ма, самом ненавистном для него — тут он прав. Анни не уходит — вот она, рядом, потрогать можно, но слов от неё не добьёшься. Она ещё не решила, как поведёт себя.

Па неотрывно смотрит на дочь — как она пьёт кофе, как откусывает и жуёт мокрое печенье, как откидывает волосы, чтобы <Как дела в школе?> не испачкать. Па тупеет в реальном времени — ну как он может быть таким же родителем, каких высмеивает на школьных собраниях и блядских посиделках-огоньках, где скучающие и скучные мамаши-домохозяйки запросто раздвигают ноги и носят с собой гондоны (если деньги на них есть), что они вообще видят в жизни, если вызвавшись следить за детьми, не могут уследить за своей пиздой, только и думают, как бы поебаться,

Die bastard die

как бы смахнуть пыль с кудрявого лобка и подержанной дырки.

Разговор не получается.

Die fucker die. (1)

1 — Ancient — <God love the dead> is playing.

Анни улыбается с полным ртом печенья и поднимает большой палец вверх, Па улыбается ей в ответ (или своей тупости он улыбается) и опускает голову, не видит, как дочь меняет палец на средний. По версии Анни, такой обратной связи ему должно хватить.

Па встаёт и уходит. <Хорошего дня>.

Анни опускает в кружку недоеденное печенье, плюёт туда и оставляет стоять на столе.

Ма без разницы, понедельник сегодня или любой другой день недели — у бумаг нет выходных — усталость всегда одна и та же, хорошо, если получится вырваться из офиса, пройтись по центру, даже если это поездка по работе. Ма собирает отчёт, пронумеровывая каждый лист, только не о листах она думает и не об итогах чьей-то работы. Ма очень-очень голодна.

Па возвращается на кухню, Анни нет, открывает холодильник и сразу закрывает — нервничает, наверное, берёт кружку Анни и выливает коктейль с печеньем в раковину, небрежно ополаскивает и ставит в сушилку. Он ничего не узнал — предсказуемо — но порядок действий у него есть. И менять в нём он ничего не будет.

Анни меняет лезвия в станке и выбривает свою перевёрнутую v, выщипывает то, что сбрить не получилось, проводит рукой вверх и вниз, подносит к пизде зеркало с увеличением — чисто — и включает душ. Лиззи уже ждёт, она живёт всего в полутора километрах от Анни и у неё хотя бы по будням свободно. Лиззи ещё вчера сказала, что всё приготовит — Анни нужно только прийти к ней.

И готовить сегодня Па не будет — через 15 минут он выйдет из дома и не знает, как долго будет отсутствовать. Па что-то решил, он сомневается ещё, а если только раздумывать и рисовать графики вероятностей, то

_

..А у кого-то денег много, но жизнь говно,

А я счастлив, что ни день — то праздник..

_

времени, чтобы действовать, не останется. Па и говорить может долго и чаще всего нудно, и от этого даже польза бывает — иногда. Па сделает, и он уверен, что


_

..Я понял — мы такие разные,

Бухая с одноклассниками… (2)

2 — Триагрутрика — <Биг сити лайф> is playing.

_


<Ну и стены, блядь, эй, мудила, потише сделай!> сделает правильно. А кто устанавливает границы нормы, а?

Салфетки, мыло для интимной гигиены, только как Анни не старается, нужного настроя нет, Анни переводит взгляд со стены на потолок, крепко зажмуривается, берёт сумку и звонит Лиззи — сказать, что выходит. Па засел в туалете, Анни инспектирует его рюкзак, хватает первые попавшиеся купюры, на номинал не смотрит, злится на себя за то, что не может определиться с обувью. Выбирает балетки и скрывается.

Па прячет топорик fiskars под ванную — Па сейчас так накрыло, что лучшим решением казалось разрубить себе горло. <А зачем под ванную?> — Па наклоняется, достаёт топорик fiskars и кидает его к инструментам. Завязывает шнурки на кроссовках, включает видео на айдроиде, закрывает дверь, стопит видео. Раз двадцать дёргает ручку, достаёт солнцезащитные очки и спускается по лестнице. Дойдя до первого этажа, он бежит обратно — всплыла картинка, что ключ остался в замке. Ключа там нет, Па проверяет карманы рюкзака, находит ключ и слегка успокаивается.

На десятой отчётной таблице у Ма начинает громко урчать живот, она инстинктивно сползает под стол, прячась за большим монитором, и оглядывается по сторонам — слышал ли кто-то, как неудобно, беспокойство нарастает, Ма снимает очки, проверяет деньги — не раз и не два — и идёт обедать.

Домофон мерзко пищит, Анни приподнимает очки и вглядывается в номер квартиры — вдруг ошиблась. Звук соединения — Лиззи глупо шутит, не ошиблась ли Анни квартирой, лишение девственности происходит по предварительной записи. Анни говорит, что записывалась заранее, но толком подыграть подруге у неё не получается. Дверь открывается, Анни вызывает лифт.

Па идёт по улице, ноги у него уже успели загореть на весеннем солнце, попрошайки у этой ёбаной матроны хватают за карманы, ёбнутый на голову подросток, аАа-аАа весь день распевает под контролем ещё более ёбнутой мамаши — раз додумалась притащить его сюда и зарабатывать на нём. Они кидаются (мать просто волочёт сыночка по асфальту) к проходящему мимо святому, блядь, отцу, он ладонью бьёт подростка по лбу, хорошо так приложился, звонко — благословил типа. Мать рада, целует святому, блядь, отцу руки, а ему мерзко и он не скрывает этого. Подросток начинает биться в эпилептическом припадке, отче ваш исчезает за воротами — наверное, очень торопится, наверное, теперь он надеется встретиться с ними всеми только в раю.

Лиззи открывает дверь, на ней ничего, кроме прямой полоски волос на лобке, она широко улыбается и сверкает брекетами, Анни видит отражение своего лица в зеркале напротив — тухленько она выглядит. Лиззи моментально это считывает — моя любимая — забирает у Анни рюкзак, обнимает и ведёт в комнату.

Как обычно, все проходят мимо, искоса глядя на подростка в припадке и причитающую мать, она стоит на коленях и лупит сына руками в грудь, а он весь в пенной слюне, <да придержи ты голову, корова!>, Па подбегает, разжимает подростку челюсти — язык он уже прикусил — и <скорую вызывай!> фиксирует голову. Мать-корова ревёт, что не местная и ничего не знает, <хули ты тогда здесь делаешь?>, Па не может достать айдроид, обе руки заняты, <правый карман рюкзака>, корова телится — или просто такая жирная — <ёб твою мать, да там один единственный айдроид, больше нет ничего!> и тратит много времени на поиски. Справившись, тянет айдроид Па. <Ну ты пиздец, конечно>.

Лиззи выслушала Анни, но как-то ей стало ещё веселее, она ржёт и прекратить не может, Анни заражается её смехом и теперь утро не кажется ей пиздецом, и правда — тупая шутка какая-то, не стоило заморачиваться, чуть не испортила хороший день. Пока Лиззи отсмеивается, Анни стягивает с себя футболку и юбку, встаёт напротив Лиззи и сцепляет руки за спиной — ну как будто смущается.

Как только Па взял под контроль подростка и корову-мать, вокруг него, за ним, спереди, сзади и по бокам столпились люди, <где ж вы раньше были?>, все такие умные, все такие образованные, а как пальцы в рот совать подростку с отклонениями — очереди нет. Один мутант догадался, что корова не может вызвать скорую, взял у неё айдроид и вызвал сам, вернув его Па — липкий после копыт мамаши. Подростку уже легче, ага, Алёшенька, он более-менее оклемался и снова начал блеять аАа, чередуя с Ааа. <Заткнись> — по-доброму просит Па. Алёшенька, наоборот, только ускоряется и сбивается с ритма, но ааакать не прекращает. Мать-корова теперь причитает радостно, славит господа своего, блядь, триединого и сипит что-то про смерть отступникам от веры.

Лиззи упирается ладонями в кровать и слегка отклоняется назад — бегает взглядом по телу Анни, что она там не видела, рот приоткрыт, Лиззи тянется большим пальчиком своей ноги к ноге Анни, проводит линию от бедра до колена, замирает на секунду и — моя любимая — улыбается и склоняет голову набок. Анни покрывается мурашками.

<Да, да, конечно, богу твоему спасибо, так бы и сидела над ним, пока он тут голову себе об тротуар не разъебал и не покрылся соплями твоих молитв> — Па добрый, <пизда неблагодарная> — в сторону. Приезжает скорая, Алёшеньку осматривают, фельдшер даёт ему леща и две пощёчины — в чувство привести, а не потому, что заебал голосить. Мать-корова в толпе не растерялась, её главное умение — протянутая ладошка. Фельдшер спрашивает её, едет ли она в больницу вместе с сыном. Она не слышит. <В больницу едешь?>. Какая больница, суетится она, мы не местные, ничего не знаем, обманут и обкрадут, господи помилуй, тьфу-тьфу-тьфу, ёбаная Москва, ничего толком не заработаешь, прости господи. Она замолкает, поняла, сука, что много лишнего сказала.

Лиззи ставит ноги на кровать и раздвигает их, сводит колени и снова раздвигает, явно дразня Анни. Анни подносит палец к губам,

..Un beau jour c'est l'amour et le c;ur bat plus vite

облизывает его, подходит к кровати и нависает над Лиззи, кусает и целует её, одной рукой упирается в кровать, а другой накрывает её пизду, блестящую от смазки, ощущение клитора — горячего — руки у Анни обычно холодные в любое время года, Лиззи отрывается от губ Анни и ложится на спину,

Car la vie suit son cours

и двигается выше, освободив место для Анни, и раскидывает руки в стороны. Анни забирается на кровать, ползёт на коленях к лицу Лиззи — кто кого там обещал трахнуть первой? Лиззи сосёт клитор вместе со штангой — моя любимая — и разворачивает Анни для 69, и

Et l'on est tout heureux d';tre amoureux.

Лиззи потряхивает от возбуждения, когда Анни касается языком лиззиной пизды.

Фельдшер и водитель скорой вступают в дискуссию с мать-коровой — она никуда ехать не хочет — размахивают руками и трясут бланками у неё перед носом, Па

C'est le temps de l'amour,

Le temps des copains et de l'aventure,

не может уйти — он взбешён таким отношением матери к ребёнку. Ну каким отношением — как к инструменту для стрижки бабла с людей. <А эти жертвователи чем думают? Подавальщики хуевы>. Пусть приносит бабки, а лечить его не нужно, ага. Корова обхватила Алёшеньку вокруг талии и пытается вынести из окружения, Алёшенька сучит ножками и машет ручками как педик на празднике. Ему можно — <я бы тоже с такой жить не смог>.

Quand le temps va et vient,

On ne pense; rien malgr; ses blessures,

Почувствовав первый лиззин оргазм, Анни отрывается от пизды и садится на сверху на бёдра Лиззи, поправляя волосы, моя любимая, такая быстрая, я так не могу. Лиззи приподнимается и обнимает Анни, смотрит на неё снизу вверх. И гладит её, и ощупывает — щёки, грудь, подтянутый живот — как слепая, да она такая и есть сейчас, дотягивается до бутылки с водой, пьёт и обливает себя и Анни, и целует, и целует, и

Car le temps de l'amour

C'est long et c'est court,

сильно сжимает бёдра и ляжки, чтобы резко остановиться, закрыть глаза и пропустить сквозь себя ещё один сильный оргазм.

<Да иди ты на хуй!> — Па уходит, пропуская мимо ушей какие-то упрёки "верующих", какие-то их замечания, <и ты иди на хуй! Давай, цветочки неси — куда ты их там нёс — а то завянут и подсос не будет засчитан, хахаха> внимание переходит к корове, её жалеют и утешает, суют деньги, а она и рада истерить и плакать, Па достаёт солнцезащитные очки и

;a dure toujours, on s'en souvient. (3)

3 — Francoise Hardy — <Le temps de l'amour> is playing.

машет им всем рукой с отчётливо различимым факом. Па закуривает, промокает салфеткой вспотевший лоб, <прощаю вас> вытирает руки, поправляет рюкзак и крепко затягивается.

Лиззи просит Анни на минутку слезть с неё, спускается с кровати и выходит из комнаты, Анни вытирает капельки пота со лба и немножко дрочит. Лиззи возвращается с дилдо в руках — моя любимая — видит, где сейчас рука Анни (Анни теперь дрочит как бы с сексуальными ужимками — напоказ, тоже дразнит), помогает ей языком, помогает прекрасно — до оргазма. Лиззи водит языком по пизде Анни и аккуратно вставляет дилдо.

Ма не не идёт в кафе или ресторан — последний ланч закончился ужасно — а идёт в магазин и покупает готовую еду, в сквере есть свободные лавочки и Ма занимает одну из них, открывает пакетик с сэндвичем и слизывает капающий с булочки кетчуп. Ма не взяла с собой салфетки, а та, что прилагалась к сэндвичу, промокла от соусов. Так, чтобы никто не заметил, Ма вытирает рот рукой — не забыть помыть потом. Она вспоминает, как Па делал так же, а потом засовывал руку в карман и вытирал её о внутреннюю ткань, делая вид, что что-то ищет. Ма так делать не будет, как бы не было неприятно ещё какое-то время не иметь возможности вымыть руки — она воспитанная женщина, только бывает очень забывчивой. Ма достаёт айдроид и набирает Па.

<Да ничего, иду по улице. Да, видел её утром. Нет, не пошла. А у тебя какие новости?> — Па сворачивает в переулок, иначе не расслышать, что говорит Ма. <Я прикуриваю> — Па убирает айдроид от уха, Ма жалуется, что слышно какие-то громкие звуки. <Моя попытка выглядела неуклюже, она как ты — даже на обычный добрыйдень не отвечает. Откуда я знаю, куда она… Да, да. Приятного аппетита! До вечера>. Па <бля> убирает айдроид, <не курю> — какому-то гопнику, который эйбратан. <Ты слышал> — на его недоумение. Па ищет урну, чтобы выкинуть окурок, несёт его метров двести — нет урн. Бычок летит в ближайший водосток.

Лиззи пользуется тампонами, но там же не такие размеры и объёмы, там бумага и верёвочки, ни один тампон не разбухал у неё до размеров этого дилдо. Лиззи купила его сегодня утром, обработала заводскую резину от бактерий и всего такого, она могла проткнуть Анни и своими пальцами, конечно, только Лиззи подстраховалась — вдруг пальцы у неё коротковаты для неизвестных размеров. Пальцами можно потом, и Лиззи многое придумала, распланировала, а это первый раз — моя любимая — первый с проникновением, и я тебя люблю и не хочу грубо, хочу твоих впечатлений — чтоб запомнила, ну, например, до завтра, ведь мы только начинаем — моя любимая Анни — впечатлений станет больше и где взять столько памяти, куда же их все вместить. Анни вскрикивает и впивается ногтями в простыню.

Ма откусывает очередной кусочек сэндвича, тщательно разжёвывает его и запивает водичкой, как-то некомфортно — что-то прилипло к зубам, Ма смотрит в зеркало (на крышке — звезда давида и скелет в женском парике, зеркало — подарок Па) и на одном из верхних передних зубов видит жирный такой чёрный волос, он обмотался вокруг зуба и кончиков не видно. Ма подташнивает. Она набирает в рот воды, полощет и полощет рот, сплёвывая на газон позади лавочки. После каждого полоскания Ма смотрит в зеркало, легче вытащить волос руками, а руки грязные, можно помыть их водой, но и мыла нет. Хочется заплакать от бессилия, Ма снова подносит зеркало к лицу — волос повис у неё на нижней губе, она хватает его и выбрасывает под лавку, пьёт и сплевывает. Остатки сэндвича поклёвывают парковые птички.

Па заходит в первый попавшийся тц и ищет указатель wc, по дороге попадались скверы и кусты, но тогда не очень-то и хотелось. Туалет на втором этаже, он платный. <Спасибо, бля>. Па поднимается на этаж выше — фудкорт, ага, какой-то ресторан, <там должен быть>, Па сдвигает шторки, которые тут вместо входной двери, хостес ему добрыйдень, Па <one minute, please> выставляет ладонь перед её лицом, обходит и скрывается в туалете. Одна кабинка на всех, Па ссыт, моет руки, дрочит на хостес и спускает в раковину, брызгает на хуй водой, вытирает его бумажным полотенцем и открывает замок. Хостес сложила руки на пизде, в руках — меню, ждёт. <I lost all my money, sorry>. Па жмёт ей руку, она невозмутимо говорит, что туалетом у них может воспользоваться любой человек — заказывать еду необязательно и в иностранца играть тоже. <I'm so sorry> — Па уже за шторками, <покеда> скользит на выход.

Лиззи усердная и нежная, дилдо так приятно проскальзывает внутрь Анни, Лиззи так приятно водить языком по штанге и клитору Анни — моя любимая — сгусточек крови, и ещё один, и капля, и две, Лиззи больше не считает, Лиззи лижет и слизывает — моя любимая, держит ритм — ох как сейчас это сложно — так хорошо — и гладит свой клитор,

Where is my fear?

Where is my voice?

I'm so near

To you,

This is my finally choice.

и смазка липнет к пальцам, густая и тёплая. Лиззи ни на секунду не прекращает смотреть на Анни — она закрыла глаза, но мимику не контролирует, не контролирует звуки и реакции тела, стоп-слово — сучка — так себе, здесь ведь страсть и остальное горячее и увлажнённое, негативные оттенки могут такими и не быть, слова подстёгивают и распаляют — моя любимая — и выход лавы из вулкана как ассоциация ничего не объясняет. Анни ловит вагинальные оргазмы — первые и такие. такие… Она читала, что в первый раз она может совсем-совсем ничего не почувствовать, дискомфорт и желание поссать — как максимум, а ещё, а ещё — моя любимая — нет-нет, прости, я не хочу сейчас думать, я не буду, я

With you i'm brave

And always knew -

I want to be enslaved

By you.

[the woman/girl sings — unnamed song playing]

доверяю тебе, а кому ещё, а зачем — моя любимая… Анни гладит Лиззи по голове и высовывает язык. Ещё момент — и лиззина пизда нависает над ней, выделения капают на язык Анни, а сколько ещё внутри, Анни сосёт и покусывает, и бьёт Лиззи по заднице, сжимает ляжки до красно-белых отпечатков, когда Лиззи выдыхает что-то про охуительно вкусную. Аннины переживания растворяются в накатывающем оргазме.

Чтобы загуглить нужные магазины, Па отошёл в сторонку — какой-то бц, вот место для курения с табличкой и пепельницей, тётки выходят и накуриваются с таким видом, будто множественно кончили. А вдруг? Па снимает очки, прикуривает. Рядом встаёт какое-то пузатое в галстуке, тоже закуривает и прикладывает айдроид к уху, пока ждёт ответа, собирает сопли в горле, крхкрххх, и плюёт почти под ноги Па. <Ну ты мудак> — Па не отрывается от поиска и не смотрит в сторону пуза. Пузатое говорит не наговорится, всё-таки заканчивает и повторяет свою сопливую историю. <Обязательно так делать?> — не выдерживает Па, <там внутри и рот рукавом до сих пор вытирают?>. Пузо тебечокает, <если вам приятно в этом говне стоять..>, нуичо, нуичо, <..вы же не один..>, ещё один, теперь демонстративный плевок, пузатое зажимает ноздри пальцами и размахивает остатками соплей, пока они не отлетают куда-то на газон. <Ну и мудак же ты> — повторяет Па и хочет уйти, а пузатое уже не может успокоиться, Па не спеша достаёт баллончик струйной перцовки <тебе это надо? Веди себя культурно>, когда пузо пытается замахнуться на него дряблой рукой. Человек (?) разъяряется и прыгает на месте, <я предупредил>, а теперь падает и чешет глаза, кричит, исходит на говно — ну так хоть немного калорий сожжёт. <Скорую ему вызовите> — Па прощается с множественными тётками. <Ебучий день>. Не у тебя одного.

Лиззи и Анни смотрят на кровь на дилдо — её не так много, Анни предлагает салфетки, а Лиззи не дожидается, она и не хотела дожидаться — она, конечно же, сосёт и лижет начисто — моя любимая — и передаёт безжизненный хуй Анни, подбадривает её и смешит и хватает за соскИ, ложится на спину и зовёт Анни к себе. Анни незаметно нюхает дилдо — ничего — и на четвереньках подползает к Лиззи, лиззины губы, а как же — Анни нужны поцелуи, когда Лиззи закрывает глаза во время поцелуев — что там, что в ней и какие сказки она воображает? Анни так смотрит, так вглядывается, что Лиззи открывает глаза и кадр снова испорчен — второй раз.

На Бауманской пробка на входе в метро, люди делают охуевшие круглые глаза, решают — толкаться или пройтись до трёх вокзалов или до Красносельской, трамваи тоже забиты, Па поправляет очки, проверяет деньги (привычка), уворачивается от офисных рабочих на узком тротуаре — они идут в линию по двое, по трое, в обнимку, размахивают сигами и сумками. <И плохимиманерами>. Па любит ходить. Обычно 15–20 километров в день, даже если нет никакой цели. Баночка ред булла и сигареты — этого всегда хватает, а ещё холодный кофе пармалат — вечером, чтобы запить слойку там или сосиску в тесте. Чесночный багет. Па идёт против основного потока, таких, как он — ну, ещё двое-трое, люди идут по трамвайным путям, жаль, что у всех встреченных трамваев тормоза работают, звоночек никого не пугает, сколько ни звони. Па подходит к Красносельской, ему тоже нужно на другую сторону, к метро, как и всей офисной толпе, оккупировавшей тротуар,


_


У меня нет денег, потому что нет денег,

_


на входе в метро давка, но чуть меньше, чем на Бауманской,


_


У меня нет денег, потому что нет денег.

_


таджики в оранжевых рабочих жилетах танцуют около нелегальных маршруток, из которых доносится хуй пойми какая айнанэнанэ, безжилеточные водители маршруток бьют себя ладонями по ляжкам и


_


Деньги — это придуманный способ обмана,

_


завлекают людей на короткую поездку. <Пятьсот метров пройти не в состоянии, н

у да>. Дворники и водители целуют деньги и рассовывают по карманам,

_

Для растамана деньги — марихуана. (4)

4 — Jah Republic — <Деньги — это придуманный способ обмана> is playing.

_


из карманов выпадают пакетики с насваем. Их затаптывают и зелёная пыль вылетает из-под ног танцующих. Па огибает вход в метро, из больницы вываливается толпа пожилых тёток с густо подведёнными глазами, они хотят жрать.

Так себе был обед и пора уже возвращаться на работу, Ма, чтобы отвлечься, выстраивает в голове таблички или примеривает платья, когда таблички заканчиваются. Вряд ли Ма в скором времени притронется к готовой еде, а что тогда кушать, надо самой контролировать процесс приготовления или доверить это Па, он всегда готовит что-нибудь вкусное, особенно если рецепт ему даёт Ма.

<Купи рис и сладостей> — Па проговаривает смс от Ма.

У неё есть свои предпочтения, да и все равно кушать будет она одна — ни Па, ни Анни почти не едят домашнюю еду, но у Ма столько работы, что о правильном питании (или не очень вредном) она и сама вспоминает очень редко. Наверное, потому что еду не обнимешь и не скажешь ей, что у тебя был тяжёлый день. Никому не скажешь, потому им невозможно тебя понять.

Анни нежная и старательная, она долго решается засунуть дилдо внутрь Лиззи, и когда Лиззи обхватывает её руку — моя любимая — и направляет, и не бойся, и Анни наконец входит, Лиззи задаёт темп, сильнее, увереннее, теперь Анни её чувствует, Анни садится на колени перед лиззиной пиздой, и трахает, и вылизывает, Лиззи помогает себе рукой, язычок Анни на пальцах, Лиззи хватает Анни за руку — стоп — стискивает ноги, Анни теряется, смотрит поверх лиззиных колен на её лицо, пытается уловить и оценить — моя любимая — своих реакций она не помнит и тем более не видела себя со стороны. Лиззи выгибает спину, часто дышит ртом, разжимает ноги и вытаскивает из себя окровавленный дилдо. Анни смотрит вниз, Анни должна бы сейчас вылизать подругу и ей хочется — не из взаимности, а из-за любви, и Лиззи водит дилдо по анниному телу — от лобка до шеи — оставляя нечёткие красноватые полоски, если Анни не хочет ёё вылизывать, пусть вберёт в себя через кожу, пусть впитывает — моя любимая — так тоже хорошо. Анни всё же наклоняется и обхватывает Лиззи за обе ноги, не лижет — высасывает из неё и пачкает губы и нос кровью, поднимает глаза, чтобы видеть лиззины реакции — она ебёт себя дилдо в рот, сильно сдавливая грудь свободной рукой. (она ооо и ааа, ммм, дадада — ну прям как обычные люди во время секса, не фригидные и не скованные) Анни включает айдроид, садится на лицо Лиззи и забирает у неё дилдо.

Па в пункте выдачи заказов, ему предлагают присесть и подождать, пока сотрудники заняты другими клиентами, Па отказывается — <спасибо> и прислоняется к стене. Вот Па называет номер заказа, вскрывает коробку, проверяет на соответствие и убирает в рюкзак. Подмигивает девушке, которая больше всех пялилась на содержимое коробки — невозмутимая — и уходит. В ашане Па ограничивает покупки списком от Ма, и столько людей в уёбищной жд форме, покупают игрушки и колбасу, удивляются тележкам за 10 рублей, а своей грязной речи не удивляются, сколько раз надо проблякать и нахуйкать, чтобы собеседник понял, что ты имеешь в виду? Па давно не ездил в поездах — а там они так же себя ведут? Обратно Па пойдёт пешком, только не через три вокзала, Па удлинит путь и выйдет на набережные — шумно, но на людей он сегодня уже насмотрелся.

Ма перед выходом с работы забегает в туалет, пока сидит на унитазе, пролистывает ленты соцсетей, потом смотрится в зеркало, пытается улыбнуться сама себе, подтягивая вверх уголки губ. Несомненно, она делает это тщательно вымытыми с мылом руками. Ма возвращается в кабинет — рюкзак, деньги, бумаги на завтра — и вяло плетётся к метро.

По брекетам Лиззи бегают электрические разряды, они уже сходили в душ, одеваться пока не стали, сидят на кухне и кушают пасту с морепродуктами, запивая сладким лимончелло. Анни смотрит не в тарелку, не на бокал,

Boy, look into my eyes —

Tell me you're for real.

Don't tell me you're surprised:

I can see the way you feel.

она не может насмотреться на Лиззи — моя любимая — и подливает ей, и касается волос, столько чувств, а слов нет, именно у Анни нет, она всё высказала там, на кровати,

You try to play it cool,

I'm your fantasy.

Stop acting like a fool —

Everyone can see.

скоро придётся идти домой, а завтра уж точно в школу и увидятся они только там, вторник — загруженный день. Анни двигает стул к Лиззи, садится рядом и гладит её по плечам, по ногам, на бёдрах такие маленькие светлые волоски, Лиззи щекотно, она

I can see through your disguise,

I can see it in your eyes. (5)

5 — DMX Krew — <You can’t hide your love> is playing.

останавливает Анни, люблю тебя, и поднимает бокал. Всё ещё не верится, всё ещё не воспринимается обстановка вокруг и Лиззи в этой обстановке, наверное, с этого дня что-то должно быть по-другому — мысль из книг и фильмов — а сейчас всё то же самое, большое ли это событие — перестать быть девственницей? Что обычно испытывают по этому поводу? Анни делится этим с Лиззи — посткоитальные разговорчики — и Лиззи не знает, не придаёт значения, по крайней мере сегодня она не ощущает изменений, ну, кроме физических, и ещё гинеколог будет спрашивать — а давно, а предохраняетесь, хихихи, уверены ли вы в своём партнёре. В пизде можно поковыряться и без лишних вопросов. Анни согласна. Кивает и пережёвывает кальмара.

Па не воображает море, когда идёт вдоль Яузы. Ему вообще без разницы — солёная вода или пресная. В Серебряном бору волны гонят гидроциклы и катеры, баржи с песком, ветер, да и не важно, есть ли волны в принципе.

Ма зря впирается в это метро на две остановки — на своей она не выходит, просто не может растолкать людей, она тонет в запахах пота разной насыщенности, выходит на следующей и не едет обратно — бежит на улицу.

Анни пора уходить, Лиззи ведёт её в комнату, где лежат их вещи, где бельё на кровати пахнет ими. Лиззи подводит Анни к зеркалу — большому, от пола до потолка — и одевает. Сначала они долго целуются, потом Лиззи просит Анни поднять поочерёдно обе ноги, чтобы юбка вернулась на своё место. Теперь Анни поднимает вверх руки и зачем-то закрывает глаза — всё, она готова идти. Она готова снова отъебать Лиззи, она готова быть выебанной Лиззи — так её завело возвращение одежды. Анни направляет руку Лиззи к своей пизде, Лиззи снова сверкает брекетами и берёт дилдо с кровати. Ещё пять минут, ещё пять оргазмов, ещё

На Па накатывает — почти год назад он убил свою собаку, их общую собаку, но убивал он её один. Па покадрово воспроизводит, как в один день собака стала медленнее ходить и больше пить, кушала по-прежнему отлично, и Па не насторожился, а день спустя собака еле-еле вышла на улицу, села на траву около подъезда и больше никуда не пошла — тогда появились сомнения, собака любила гулять долго. В воскресенье — хуй забудешь — Па повёз её к ветеринару, предыдущие сутки собака не спала, а только пила воду и блевала и к еде не подходила. Собака любила путешествовать и даже в том хуёвом состоянии смотрела по сторонам и тянулась к незнакомым людям. Па приехал в девять утра, звонит, открывает заспанная ветеринар — ночью у неё была тяжёлая операция, на плитке в холле клиники до сих пор видны плохо оттёртые капли крови,

побыть с Лиззи, да, дилдо уже в Анни, Лиззи ногтями царапает задницу, Анни надеется, что не до серьёзных ран, необычно будет идти по улице с кровоточащей жопой, нет-нет, я не думаю — моя любимая — я, я, я

Па ставит собаку на кушетку — беглый осмотр ничего не выявляет, собака машет хвостом и лезет к ветеринару своим мокрым языком в лицо. Глаза, температура — всё в норме. Ветеринар включает узи, просит Па положить собаку на бок и намазывает ей живот прозрачным гелем, ощупывает его и начинает исследование. Добавляет ещё геля и вглядывается в монитор. Па тоже вглядывается в монитор, но что он там понимает, он опускает глаза и вглядывается в вырез халата ветеринара — она без белья, маленькая грудь с торчащими соскАми, ветеринар наклоняется ниже, Па не меняет направление взгляда, ветеринар говорит, что пока что не видит патологий, но вот есть одна точка, у собаки сильное газообразование, которое мешает разглядеть хоть что-то. <Мне-то не мешает>. Ветеринар выпрямляется, зелёная ткань халата очерчивает твёрдые соскИ, она предлагает взять кровь на анализы, анализы будут готовы завтра утром. Па придерживает собаку, ветеринар наклоняется и вставляет иглу собаке

здесь, я всё чувствую. Анни задирает футболку и прячет в ней своё лицо, только звуки не спрячешь, только дрожь не прекратишь тонкой тканью, Лиззи смотрит на Анни, им обеим нравится, им обеим

в правую лапу, снова мелькают тёмные соскИ, в отражении очков ветеринара Па видит себя и куда он смотрит. Кровь разливается по двум пробиркам — разные анализы — и Па получает листок с рекомендациями для собаки. Завтра утром ему позвонят, расскажут о результатах анализов и обсудят дальнейшие шаги. Па выводит собаку на улицу, покупает ей воды и везёт домой. Вечером и ночью состояние собаки не меняется, она не может запрыгнуть на диван, с чем ещё три дня назад легко справлялась, Па стелит ей на полу одеяло, наливает воды в миску и так она лежит, язык постоянно высунут, пьёт и тут же выливает всё обратно. Па спит с ней ночью — рядом, на полу — вдруг ей что-то понадобится, а собака не спит совсем, она смотрит на Па. Утром позвонили из клиники и попросили приехать. Собака сама не ходит, Па ищет сумку, в которую она могла бы поместиться, находит, сажает её туда — у собаки после двух суток без еды нет сил сопротивляться, нет сил сходить в туалет, Па наливает воду в ладонь и смачивает ей собакин рот и нос, гладит её и говорит с ней,

Odpywam w nieznane w zapomnienie,

Wszystkim zmar;ym pal; ogie.

успокаивает. Они приезжают в клинику, сегодня работает другая ветеринар — ей передали всю информацию о собаке Па, сегодня есть и ассистент. Всё повторяется — собаку просят положить на кушетку, измеряют температуру тела, ветеринар интерпретирует результаты анализов, которые

не хочется расставаться, Анни сейчас уйдёт — не насовсем же, Лиззи оставляет дилдо в пизде Анни и поцелуями поднимается к её лицу, Лиззи

Wszystkim konaj;cym pal; ogi;,

Wszystkim kt;rzy odeszli w zapomnienie pal; ogie.

нужно проверить прямо сейчас. И снова узи, но теперь внутренности собаки можно разглядеть — ничего не мешает — и ветеринар загрустила, ассистент непроницаем. У собаки сахарный диабет, опухоли в животе и практически отказавшая печень, шансы на дальнейшую жизнь есть — тридцать наименований лекарств, капельницы, диета… Ветеринар надавливает на собакину печень — собака начинает скулить. Ветеринар предлагает Па решать,

Tym wszystkim pal; ogie; dzi. (6)

6 — Besatt — <Swiete ognie> is playing.

что делать. Па ещё раз переспрашивает насчёт шансов, отворачивается в сторону, слёзы текут — неконтролируемо — он смотрит на ветеринара, собака по-прежнему скулит и тяжело дышит. Па не смотрит на собаку — а вчера всё было не так плохо, оказывается, у собаки неправильный прикус, на хуй этот прикус, кому он мешал, блядь, Па выдавливает — <давайте усыпим>. Ветеринар уточняет, окончательное ли это решение — Па кивает и достаёт бумажные платочки. Ветеринар обращается к ассистенту, чтобы он приготовил необходимые препараты и шприцы, а у Па спрашивает что-то и говорит, что можно терапию попробовать, начать прямо сейчас, Па <на хуй мучать собаку?> сипит. Стоит посреди кабинета и плачет. Ветеринар рассказывает, как всё произойдёт: сначала собаке пустят по вене что-то типа сильного успокоительного, а потом

добирается до губ и рывком вытаскивает дилдо из её пизды и подносит ко рту. Водит им по скулам Анни, по подбородку, Анни приоткрывает рот и

последует финальный укол яда. Ассистент вкалывает первый шприц и засекает время, обращается к Па — прощайтесь, у вас около минуты. Па гладит собаку, смотрит ей в глаза, слёзы скатываются по гладкой шерсти на пластик кушетки, <прости>, целует её в нос. Ветеринар говорит, что теперь Па может уйти в коридор и подождать, когда ему вынесут тело. <Да, хорошо> — и Па никуда не уходит. Глаза у собаки слипаются — так и раньше было, когда она хотела спать, но происходило что-то интересное и ей необходимо было быть рядом — и закрываются совсем. Она подёргивает носом и ресницами. Па спрашивает, нормально ли это — ветеринар рассказывает про рефлексы и про что-то ещё. Ассистент берёт жгут и перетягивает собаке лапу. Выступает вена, Па кладёт руку собаке на голову, всё, игла на месте, контроль, шприц быстро пустеет. Ассистент снова засекает время. Па перемещает руку на собакино сердце. Ветеринар приготовила стетоскоп и бумаги о том, что Па даёт согласие на убийство, сердце ещё работает, сердце

сосёт. Лиззи довольна, Лиззи прижимается к Анни, поправляет её блузку и показывает на часы. Анни круглит глаза, вынимает дилдо изо рта — прости — и идёт в коридор. Лиззи — моя любимая — собирает волосы в хвост и

работает, Па нужны платочки, когда он снова смотрит на собаку, ветеринар, снимая стетоскоп, констатирует смерть. Предлагает кремацию — <нет>, тогда просить закопать так, чтобы никто не видел. Ассистент приносит большой чёрный пакет для мусора, расстилает на плиточном полу, ещё раз прослушивает собаку, берёт её за передние и задние лапы, несёт на пакет и упаковывает. Па прячет пакет в сумку, в которой привёз живую собаку, расплачивается и уходит, а

ищет резиночку, чтобы зафиксировать. Они прощаются ещё минут пятнадцать,

сколько ещё собак ждут этой кушетки.

договариваются связаться позже этим же вечером. Моя любимая. Моя любимая.

<Собака мне доверяла и, лёжа на железном столе для осмотра, вряд ли думала, что сейчас я подпишу бумагу, что согласен её убить. Да блядь. Я не хочу вернуться назад, я просто скучаю>.

Я не хочу вернуться назад, я просто скучаю, моя любимая — Анни вдыхает и не хочет выдыхать все эти полтора километра до дома, все эти

_

Стой где стоишь, милая -

В сумерках даже лучше видны эти линии,

Их не ты начертила и не я начертила их,

По-хорошему счастливая от бессилия.

_

гранулы пыли, оседающие на лице и волосах, всё это вечернее спокойствие, оседающее на деревьях и пустых детских площадках, шаг за шагом стаптываются подошвы и стираются рисунки и узоры на них, следы становятся неразличимы. Анни ещё тёплая, Анни обнимает себя за плечи и скользит взглядом по силуэтам,

_

Отпечатки ладоней на платье -

Твои руки испачканы мелом,

Расстегну, помогу тебе снять его.

Я всё что могла сделала.

(women/girl recites).

_

останавливается, чтобы поиграть с чьим-то щенком, Анни приседает и гладит его, держит за лапки и совсем забывает, что белья на ней нет.

Па спускается к воде, чтобы с дороги его не было видно, держит рюкзак на весу, из маленького кармашка достаёт канцелярский нож и ставит рюкзак на мрамор,

After everything.. It still doesn’t matter..

After all of my sacrifices.. It still doesn’t change..

Time just repeats itself..

Or at least it feels like it..

примеривается, как наркоман. С размаху втыкает нож в руку между локтем и кистью.

You can try to make things perfect..

But you’re better off climbing the endless staircase..

Things that are meant to be broken..can never be fixed..

The more time you waste..the more it hurts..

Дешёвый какой-то нож — лезвие ломается. Па удаляет обломки и со второго раза всё получается.

But instead you keep going..

The indenial stage can be very powerful..

As powerful as any drug that causes conflict to the mind..

It's finally over..

Па не перерезает вены, режет вдоль, сжимает и разжимает кулак, кровь льётся быстрее, рана пять сантиметров, семь, десять —

Nothing left to live for..

Staring at the pool of razorblades..

As it invites you more and more towards it..

Па вынимает нож и выкидывает в Яузу, держит руку над водой и подальше от себя.

The Suffering has only just begun..

Разрез глубокий и края разошлись далековато — травмпункт.

The Suffering has only just begun! (7)

7 — Happy days — <Drowning in razorblades> is playing.

Ма в наушниках сидит на кухне, пьёт чай и режет рыбу для бутерброда.

Анни в ярости — дверь не закрыта на ключ и на звонок никто не реагирует, она слушает, что там дома, кто там, бьёт кулаком по двери, когда спокойная Ма соизволила всё-таки расслышать дочь и впустить её в квартиру.

Па так и шёл с открытой раной до травмпункта — сегодня ему нечем было остановить кровь, в очереди спросил, кто последний, и стал ждать. Шесть человек перед ним и ещё один внутри на операции. Через час Па внутри, ассистентка хирурга расспрашивает, а что, а как, суицид, хахаха, сколько времени прошло. Хирург готов, Па просят лечь на операционный стол и приготовиться. <Зашивайте, пожалуйста, без анестезии>. Ассистентка кудахтает, грозится вызвать спецперевозку для ебанутых и что-то пишет в журнале регистрации поступивших пациентов. Хирург не реагирует на неё, опустошает шприц в железную ванночку и — как скажешь — берётся за иглу.

Ма перемещается в комнату, кладёт под голову подушку и продолжает — первый сезон, восьмая серия.

Анни закрылась в своей комнате.

Рана постепенно закрывается, края плотно подогнаны друг к другу и стянуты ниткой, нервы и волнения ушли, и картинки с мёртвой улыбающейся собакой, и чёрный пакет под слоем кирпичей в лесу. Хирург заканчивает, спрашивает, как состояние Па — не кружится ли голова, не сильно ли болит порез. <Я в порядке>, ассистентка помогает Па с рюкзаком, он спасибодосвидания закрывает дверь и выходит на улицу.

Ма в ванной бреет подмышки, ноги и пизду под музыку — сегодня ей действительно хочется секса.

Анни смотрит в перископе, как Лиззи моется.

Па звонит и звонит, стучит в дверь, но он живёт с очень занятыми женщинами.

Ма только на середине процесса.

Лиззи вообще только начала намыливаться, а до этого, наверное, просто пропитывалась водой. Увлажняла Анни.

Па звонит по айдроиду одной и второй.

Айдроид Ма на кухне, а музыка — в плеере.

Анни свайпит в сторону красной трубки и бесится.

<Ну спасибо> — Па со злостью запихивает айдроид в карман.

Ма смывает с себя срезанные волосы и зависает около зеркала — нос, брови, уши, верхняя губа.

Лиззи помыла голову и теперь выдавливает кондиционер-ополаскиватель.

Па заскучал и спускается на улицу <иду на хуй> покурить.

Ма оборачивает одним полотенцем голову, а другим — тело, смотрит на чистое бельё, но вспоминает про секс. Оставляет открытой дверь в ванную, чтобы влага ушла, садится на стул в комнате и смазывает ноги джонсонсбэби.

Лиззи пенит пизду, широко расставив ноги.

Па выкидывает окурок и поднимается к квартире. Звонит, побивает дверь ногами.

Ма готова залипнуть в айдроиде, а тут пропущенные от Па, привет,

<Да откройте уже кто-нибудь ёбаную дверь мне>.

мы не слышали,

Анни двумя пальцами в пизде.

прости, любимый, сейчас.

Щелчок, Па молча заходит в квартиру, ставит на пол рюкзак, он уже успел подготовиться к расспросам о забинтованной руке, Ма его целует и обнимает, опять, да? <Зачем спрашиваешь, если и так всё знаешь?>. Какая сегодня причина, чем резал, зашили, был ли в травмпункте, ДЕЗИНФИЦИРОВАЛ рану? <Конечно>. Ма резко отходит, нюхает костяшки пальцев — ей нехорошо — <прости. Не смотри, забудь> ищет, куда присесть. Не может она ходить с закрытыми глазами, а когда повязки не будет, а там швы — Ма обмахивает лицо руками — зачем это делать, ну что же происходит, психолог, психиатр, <патологоанатом> лечение… Па успокаивает как может — и держит Ма за руки, и гладит мокрые волосы, а бинты всё равно на виду и тот самый медицинский запах, который Ма не переносит. Конечно, остаётся только потрахаться.

Лиззи и Анни дрочат на камеру.

<Остаётся только потрахаться> — Па берёт Ма на руки и несёт в комнату. Как только он опускает её на диван, Ма что-то там пожалуйста, что-то там не сегодня, воды и трусики и лифчик. Па всё приносит, целует Ма в лоб и закрывает дверь в комнату.

Анни и Лиззи прощаются до завтра, завершая прямую трансляцию.

Па вытаскивает из рюкзака покупки, наливает воду в кастрюлю и варит рис для Ма, в сковородку насыпает замороженные овощи из пакета и тушит их — не есть же ей пустой рис. Лопаткой ворошит овощи,

What if you stay alone,

When comes tomorrow or next month?

And all your thoughts are wrong,

Who cares that time is runs.

горошек оттаивает первым, какие-то стручки, Па достаёт из мусорного ведра пакетик, читает состав и выкидывает пакетик второй раз. Обеими руками он мешает и перемешивает, овощи не должны пригореть, а рис не должен прилипнуть. Порез не болит, только ощущения такие, что кожа так сильно натянута, что лопнет при малейшем перенапряжении. Па придумывает и планирует завтрашний (уже сегодняшний) день. Собрание в школе у Анни, на которое ему вроде как нужно сходить, но он ещё не определился. Па отходит от плиты и

Nobody seeks your map

And any past has no taste,

It will make you a wrap

And turn you into waste.

проверяет рюкзак — посылочка на месте, дома после собрания или когда Анни вернётся, он отдаст подарок ей. Наверное, что-то скажет (если бы ещё Анни его слушала) — коротко, как пожелание, как

Say me, how it feels,

Say me, how it works,

When you happy, alone and dismiss

From your favorite nonexistent calls.

совет что ли, любовь и забота — можно же попытаться. В кухне жарко, Па открывает форточку, судя по звукам с улицы, с понедельника на вторник многие и не думают спать. И что изменится, должно ли вообще измениться сегодня, чувства и внутренние предостережения, обрыв связи как разрыв мягких тканей, если что-то пойдёт не так, то потом обязательно заживёт. Па выключает газ под кастрюлей с рисом и укутывает его кухонным полотенцем. Может, и Ма должна поучаствовать, может, Ма с самого начала должна была начинать. Должна кому? Ну, себе. а зачем ей это? Значит никому. Па садится на стул и разглядывает бинты, всё-таки дискомфорт, лёгкая тревога и ожидание, и

You will be hard to admit

That you miss their smell.

You always lie and from mouth falls shit,

Instead of pleasant words,

ожидание, и ожидание. Па выключает газ под сковородой с овощами, накрывает крышкой и идёт выкурить предпостельную сигарету. Никотин заостряет мысли, пора спать, пора

Which you did not say.*

*(unnamed song playing).

отключить голову. <Когда я хороший? Когда молчу и ничего не делаю?>. Па укрывается пледом и закрывает глаза.

Ма снятся сны.

Анни внешне безмятежна.

Па, наверное, спит.

Когда я буду хорошим?

Па просыпается от звонка с непонятного номера. Просыпается, как обычно, последним. <Да>. Па спускает трусы до колена, решая, сначала потренироваться, а потом в душ, или сначала в душ, чтобы попробовать проснуться, а потом тренировка и ещё раз в душ. <Что? Какие инвестиции?> — Па сдерживается, не грубит, слушает этого, ну, человека, а ему и хорошо — хоть кто-то слушает — и он пиздит без остановки. <Могу инвестировать только свой хуй в твою жопу, дружок. Откуда номер?>. Человек не бросает трубку, объясняет про какие-то агентства, про друзей, которые номер дали, <так что там с МОЕЙ инвестицией?>, запинается, переспрашивает, молчит (где-то на заднем фоне ещё несколько таких же обзвонщиков ждут инвестиций, перекрикивая друг друга) и всегодоброго. <Да иди ты на хуй!> — кричит Па в экран айдроида на цифровые часы.

Ма проспала, но вышла вовремя — проспала кружку утреннего кофе и пару минут душа. И рис с овощами тоже. А так хотела пройтись пешком до работы, только чтобы не вкручиваться в метро, в наземном транспорте не так плотно, но пробки, а посёрфить по сайтам, глядя на реку, можно и на работе. Ма выставляет рюкзак перед собой и использует как щит, пробивается вперёд и вбок и делает недовольное лицо, пристыжает взглядом — если б ещё на неё кто-то смотрел. Эскалатор как освобождение.

Анни тесно под одеялом, без него — непривычно, засыпает она голой и сдвигает одеяло к ногам, просыпается — как сегодня — будто в спальном мешке, плотно обёрнутая тканью. Анни выпутывается, знает, что Ма уже отвалила, а Па ещё спит, и, протирая глаза, идёт в ванную.

Па включает холодную воду, плещет себе в лицо, убирает волосы со лба, встаёт в ванну и дрочит на случайно всплывшую в памяти девушку из электрички, быстро кончает, смывает сгустки спермы, трусы кидает в ведро для грязного белья, включает музыку на айдроиде,

_

..красными свечами горит мой путь в окнах подъездов,

Я кричал о помощи, обращаясь к живым и небесным,

_

<ну конечно>, запускает приложение,

_

Я говорил шёпотом, надеясь в тишине быть услышанным,

Во что я верил, если всё это оказалось огромной пустышкой?

_

пробегает глазами по списку упражнений на сегодня, два раза закрывает баннерную рекламу,

_

Какие друзья и где эти совместные пьянки?

Друзья кончаются там, где в твоей жизни начинается отдых без банки,

_

<мы панки>, Па принимает упор лёжа,

_

Друзья остаются там, вдыхая и выдыхая дым,

_

36 раз — сгибание и разгибание рук в этом упоре, заканчивает упражнение,

_

Я тоже хочу быть простым, простым, простым!..*

*(unnamed song playing).

_

выкручивает звук в колонках на полную, чтобы перекрыть эти вопли под бит из соседней квартиры. Па сосредотачивается на качественном выполнении упражнений, думает, что это тело ещё может ему пригодиться.

Как только Ма усаживается в рабочее кресло и с недовольной, но вот сейчас ещё свежей головой понимает, как решить какую-то проблему, которой не один день, ей приносят стопку папок с объяснениями, куда и что отвезти. Ма про курьера, а ей про его болезнь. Ма про полчаса подождать, а ей про срочность. Ма даконечнохорошо, ждёт, пока останется одна, торопливо записывает последовательность цифр, команд и символов, которые видит на воображаемом экране перед собой, яркость падает — как страсть Ма к работе.

Анни перед выходом из дома проверяет все рюкзаки, кроме своего, карман за карманом — схема давно не меняется. Рюкзак Ма она досматривает вечером, а у Па этих рюкзаков два. По дороге в школу Анни покупает кофе и заедает его чем-нибудь шоколадным — напополам с Лиззи. Хрен его знает, становится ли их день от этого лучше.

После тренировки прошло так мало времени, а кушать хочется всё сильнее, Па выжидает, хорошее состояние нарастающего голода и расслабляющей усталости, он просматривает электронный дневник Анни — по диагонали — и ни на чём конкретном не фиксируется, эти цифры вряд ли что-то значат для будущего, его-то будущего уж точно. Па вспоминает про собрание в школе и решает не портить себе настроение, не портить вечер другим — тупым и соглашающимся на всё — родителям, пишет Анни, что не пойдёт, что она и сама может не оставаться, что школьные поборы незаконны (пусть так и скажет этой своей), а. Па замечает, что его понесло, и стирает две трети текста. <До встречи дома> — говорит Па вслух и отправляет сообщение.

Первую половину дня Ма бегает, избавляясь от документов, её сильно отвлекают звонки из офиса, каждый такой звонок только прибавляет работы — там отдала, здесь забрала — вес рюкзака не меняется, тяжело. Пора бы перекусить, а тогда Ма не успеет ни разъездную работу закончить, ни офисную, а важность не градируется — всё и сразу, пусть работа в основном коллективная, командная, Ма ощущает себя мальчиком/девочкой, вытаскивающим теннисные мячи, вылетевшие за пределы корта, из собачьего говна. Тоже нужная работа, но всё же это говно.

Анни читает сообщение от Па, никак не реагирует — вот дерьмо, Лиззи всё равно сегодня занята — и кладёт айдроид экраном вниз. В классе идёт вялое обсуждение скучной русской классики. Анни под партой гладит Лиззи по ноге — моя любимая — и делает вид, что внимательно слушает учителя.

Па берёт с полки тоник швепс и большой ред булл, подходит к кассе, нужных сигарет нет, просит ненужные, <да, есть, нет, спасибо> убирает их в карман, на выходе отказывает бомжу в его просьбе о мелочи, <только крупные> отказывает, прикуривая, не бомжу в его просьбе о сигарете, <не курю> стряхивает пепел с плеча (ветер), поправляет очки (слабое солнце в дымке) и ред булл охлаждает подмышку, а тоник швепс висит в свободной руке. Покачивая тоником швепс, Па добирается до своего двора, садится на лавочку, смотрит в экран айдроида, что-то пишет и стирает, оглядывается вокруг, открывает ред булл, дворники поднимают в воздух пыль,

Ма чихает, чихает иии ещё раз чихает — ну и чем же она надышалась?

Анни закрывает нос рукой — кого-то ещё веселит тихий пердёж в закрытом помещении. Лиззи тоже посмеивается, наверное, смех — побочное явление вони.

пахнет сыростью, готовящейся едой и подвалами. Па высчитывает, сколько осталось денег, хватит ли этого до зарплаты Ма, удастся ли им отложить хоть что-то, что-то, до чего не доберётся Анни, Па быстро уходит на глубину от этих расчётов, звучат предпохоронные колокольчики, депрессивные гитарные переборы, Па размазывается по лавочке, строит проекции и предположения, топорик fiskars, Па не знает, что делать, чтобы быть таким же, как вот эти люди, им хватает малого — что есть то есть — и о большем они не думают. Не способны думать, не хотят, не считают нужным, канцелярский нож, спокойствие и работа, мелочи жизни, уебанские поговорки, не оставляющие вариантов. Не вписываешься — сдохнешь от голода. Пойдёшь попрошайничать. Па допивает ред булл,

Ма смачивает бумажную салфетку водой и протирает лоб, высмаркивается, смотрится в зеркало и снова рискует, отправляясь обедать в кафе.

Анни и Лиззи на перемене идут в мак, в маке — в туалет (неудобно и тесно вдвоём в этой кабинке), они целуются, Лиззи наматывает себе на руку туалетную бумагу, Лиззи извиняется — очень хочется ссать, протирает седло, полосками укладывает на него сверху бумагу, задирает юбку и усаживается. Анни так интересно, так интригующе, она приподнимает юбку, чтобы видеть струю, Лиззи сдерживается, чтобы не засмеяться на весь этот тесный туалет,

..If you can come to me,

I give you a lot. I just give you a lot.

Анни закрывает ей рот рукой, смотреть не прекращает, Лиззи задирает юбку Анни, а Анни уже течёт, клей любви на ляжках, Лиззи вытирает пизду, разглядывая влажную бумагу — месячные вдруг или что там ещё случается, встаёт,

You will get on your knees

And you'll lick me until I'm hot.

Until I'm hot.*

*(unnamed song playing).

(странно, что композиции с такими словами крутят в маке. Или это только для туалета?) опускает крышку унитаза, дразнит Анни (времени у них нет), скользя пальцами по полоске лобковых волос и клитору, отматывает ещё бумаги и вытирает аннину слипшуюся пизду. Поцелуй в щёчку — и они выходят, офисным тёткам, наверное, насрать на них, хорошо, что кабинка освободилась.

закуривает и обходит вокруг дома, растягивая сигарету — слишком крупный мусор вместо подобия табака внутри, банка энергетика выпита, а губы ссохлись, Па отрывает половину сиги и прикуривает остаток. Время липнет к рукам, у него запах тоника швепс.

Ма выбирает столик подальше от входа и от стойки, сразу отсчитывает триста рублей и отдаёт их подошедшему официанту, пока готовится заказ, Ма успевает вымыть липкие от документального пота руки и вернуться за столик, достать айдроид, набрать Па,

<приятного аппетита! До встречи>

разговор короткий — еду приносят, когда Ма какделакает в микрофон, она не разговаривает, когда кушает. В супе плавает половинка луковицы, Ма её вылавливает и заворачивает в салфетку, театрально — двумя оскорбившимися пальцами. Остальное вкусное, придраться не к чему, Ма, уходя, кидает на стол десять рублей — на новую луковицу.

Анни и Лиззи забирают пакет с "едой" и идут в какие-то кусты, названные парком или сквером, а в очереди на кассу Лиззи доебалась до какой-то пиздюшки (минус год-полгода от лиззиных шестнадцати) — водила ей пальцами по заднице и говорила, что она ей нравится, может, она хочет пирожок с вишней, может, она хочет лиззин пирожок, правда, тогда придётся его помыть — чуть-чуть — и начинка из него сама по себе не вытекает, а, как предложение? Что скажешь? Лиззи крутилась и скакала вокруг неё, когда очередь стала плотнее, взяла её руку и прислонила к своей безлифчиковой груди, а стоило, наверное, к пирожку — пиздюшка не дрогнула и не вырвалась, так же молча взяла свои большие с двумя котлетами — и Лиззи ведь тоже рассчитывала на сэндвич — и ушла. Голодный стресс, а? Теперь Анни и Лиззи стоят в листве и кушают эти самые пирожки вперемешку с картошкой фри, конечно, клишированно поедают один ломтик на двоих, сразу же встречаясь жирными губами — ломтик такой короткий, вишня капает из пирожка, вишня

Па разогревает в микроволновке бычьи яйца со спагетти, сверху всё посыпано твёрдым сыром и приправами, зелень и разные виды перцев, Па накрывает тарелку с едой специальной крышкой, чтобы бычьи яйца на разметало по печке от нагрева. Па садится за стол в комнате, перед ним солёное, сладкое, холодный кофе пармалат и монитор — Па обедает под ленты, новости и твиты. Покушав, Па выкуривает сигарету, обновляет и скроллит, потом выключает ноут и — цели не будет — выходит прогуляться (видео, насилие над ручкой, ключ).

Списки дел и финальные суммы и даты контрактов, календари висят повсюду, но чисел никто не помнит без подсказки и дни недели проходят неназванными, может, за исключением пятницы или понедельника, Ма спешит к своему столу, забивает нужные данные, поправляет то, от чего её отвлекли с утра, схема рабочая, Ма типа презрительно усмехается, перепроверяет ещё пару раз с реальными данными — великолепно — и паролит свой труд.

течёт по картонной упаковке, ягодки и сладкое слипнисьжопа-желе, Анни и Лиззи весело, ну конечно они не один раз обсудили эту — мой пирожок — с нюансами и подробностями, вишнёвая начинка удаляется с губ и щёк пальцами, Анни и Лиззи сосут пальцы друг друга глаза в глаза. Анни вскрывает влажные салфетки.

В Калитниках под третьим кольцом база рабочих, убирающих дороги, у них перерыв, они сидят как птички на проводах на заборчике, голые по пояс, курят, матерятся, обливаются водой, гыгыгы — плоские шуточки, чего не скажешь об их животах, все привычки и образ мыслей оттуда, привезённые с собой через триста, пятьсот, тысячу сто километров. В Москве можно быть мудаком. Не, ну а чё? Гыгыгы, бля. Па переходит на другую сторону Нижегородской, по Подъёмной к Шоссе энтузиастов. Покупает в ашане холодный кофе пармалат, доходит до Лефортовского парка, ищет безлюдный кусок травы около пруда, расстилает пакет и садится, прилечь бы, Па проверяет траву на стёкла и пробки, снимает футболку и ложится. Солнце пропадает — сверху на него смотрит потрёпанная женщина в белом платье, она снимает с Па очки и примеряет на себя. <Привет. ээ. вы ошиблись, по ходу> — Па снова садится, женщина садится рядом и берёт Па под руку.

Срочные дела кончились, Ма наводит порядок в файлах под ненавязчивую музыку, сортирует и фильтрует, радуясь внезапно накатившему перфекционизму, и кажется, что даже сил прикладывать не нужно, всё получается само собой, руки лёгкие, а пальчики — одно целое с клавиатурой. Порядка становится больше, сколько же тут вообще документов, нужных и ненужных, такой разброс по дискам, но Ма справится, только бы не отвлекали, только бы не отключили электричество.

Анни отскакивает от Лиззи — а всего-то хотела взять за руку — синтетическая блузка или снова токопроводящие брекеты, Анни уауб*я, искорки, осматривает раненые пальчики, Лиззи предлагает засунуть их сама знаешь куда, но можно и в рот для разнообразия, неужели так больно, вфуу, вфуу — дует на руку, размахивает ей, неужели во мне столько всего, ух. Анни немножко козлит, местами выёбывается, ну да, Лиззи же искрит осознанно, чтобы побольнее ужалить. Анни уже слов не находит, какая у Лиззи отвратная искусственная одежда, красивая, охуенная, и так ей идёт, только сделана из хуеты, Лиззи подмигивает — моя любимая — так это же твой подарок. Анни пузырится — ага, говна подарила на спизженные деньги и забыла, Лиззи хватает её за щеки обеими руками, гладит скулы большими пальцами, утешает и подлизывается — прекрати, хватит, моя любимая — Анни бывает такой истеричной.

Начинается монолог повидавшей женщины, и если Па рассчитывал побыть один или, если так сложилось, поучаствовать в разговоре, то..<не-не, вы точно что-то путаете, мы не знакомы>, <уймись, ёб твою мать, закройся> — слуховые галлюцинации, женщина не отрицает, что не знакомы, разворачивает Па лицом к себе, оценивающе приглядывается — вот была б я моложе, я б тебя выебла так, так, огого — ухоженным ногтем полосует Па от брови до губы, <а сейчас что, не можете?> этот же ноготь прислоняет к своим губам, хмм — да ты на сиськи посмотри, кого ж они теперь привлекут (оттопыривает платье, демонстрирует), Па видит не самые плохие и ужасные сиськи в своей карьере и практике, пообвисли, да, но форму держат, соскИ некрупные — как они тебе, а, ну не встанет же. Па смотрит на пруд, пока женщина вслух что-то там о его потенции.

Ма отвлекается, прохаживается по офису, вода за окном, заваривает кофе, добавляет бумаги в принтер, читает заметки в своей ленте, только смысл прочитанного — был ли в тексте смысл? — или Ма отвыкла сосредотачиваться, пролистывая бесконечные ленты?

Лиззи собирает волосы в хвост и просит Анни завязать их оранжевой ленточкой, которую она сняла с какого-то стенда в школе — очередные поздравления или, может, стопнаркотикантитеррор, кто смотрит, что там пишут. Сейчас Лиззи вполне может поменяться местами с учительницей — хвост и строгая белая блузка, кто знает, Лиззи и её может чему-нибудь научить, чему-нибудь такому, ну ты поняла. Пару уроков там, пару уроков здесь, школа орального мастерства Лиззи. Анни смотрит на приоткрытые губы Лиззи — суховаты — и ставит перед ней гигиеническую помаду, яблоко с корицей.

Женщина вещает тише, помадится, чмокает на весь парк — ну, красавчик, что скажешь? — <по поводу?> — да ты без повода скажи, комплимент, заметка о том, как я выгляжу, тебе же не трудно, ну, меня один козззёл привёз сюда типа на природу и бросил, а знаешь почему… Па осматривается. Что она хочет? Эй, эй, какие у тебя руки, ты меня слушаешь, ты меня не слушаешь (противно растягивает слова, играя в обиженную девочку), ТЫ меня не слушаешь, <почему вас бросили здесь?>, подыграл, да, повторил мои последние слова, <вас привёз в парк типа..> да знаю я сама, кто меня привёз, сейчас бы шампанского — внук у меня вчера появился, родился… Па прикуривает, протягивает пачку женщине, она неуверенно вынимает сигарету, ждёт зажигалки — дожидается — только продолжает и продолжает стелить ковры слов, плотные,

Lead to the river

Midsummer, I waved

A "V" of black swans

On with hope to the grave.

обманчиво мягкие, женщина грузит, считая, что заигрывает и кокетничает, шампанского она уже явно влила в себя,

And though Red September

With skies fire-paved

I begged you appear

Like a thorn for the holy ones.

Па не против, что она говорит с ним — выговаривается — она даже может быть интересной, когда протрезвеет, когда. ты меня не слушаешь, родился, три с половиной,

Cold was my soul

Untold was the pain

I faced when you left me

A rose in the rain..

здоровый, румяный — мы все были такими — рост не помню, и вот я со своим, ээ, другом праздновала весь вечер и полночи, потом поспала, на работу не пошла — праздник же у меня, я риэлтор, кстати — этот, мм, друг привёз меня сюда, этот, сссууука, кобель,

So I swore to the razor

That never, enchained

Would your dark nails of faith

Be pushed through my veins again. (1)

1 — Cradle of filth — <Nymphetamine> is playing.

и знешь, остановились мы на парковке, тут недалеко… Показывает, где недалеко, Па только кивать успевает, <ну да, а вы что?> слушает и подбешивается. <Сидите вы в машине — и что дальше?> — ага, красавчик, умеешь слушать женщин! хорошо подстраиваешься, ух как бы я под тебя подстроилась, как бы

Ма угнездилась в кресле, надеясь поработать, а как-то расхотелось.

Анни и Лиззи смотрят вниз, уткнулись в промежности друг друга, держа в руках учебники.

ты меня. в общем, поворачивается он ко мне — взгляд колючий и похотливый — соси, говорит, достаёт свою хуину и голову мою наклонить пытается, но я тоже сильная, сопротивляюсь, не хочу, говорю, твой хуй, а он сразу вспенился — а чей хочешь, кто он, пиздюлей навешаю… Па снова осматривается, <какой он у вас..> поправляет обувь — да вот в том и дело, что никакой, <ну а что вы тогда с ним это. трахаетесь?> — да мы, да мы, слушай, вот ни разу не потрахались, он бабки мне отваливает, как бы помогает, хотя этих денег у меня. сыну вот квартиру купила и ещё осталось. да, не стоит у него, или стоит, но я на такую вечеринку ещё не попадала, я… Женщина бросает окурок в пруд, сжимает запястье Па и засовывает его руку в декольте, водит по сиськам — сожми, ну, как, а — видок у неё кончающий, экстатический (запрокидывание головы, открытый рот, ааа, закрытые глаза), Па не сопротивляется, а женщина распаляется — почему ж я такая старая, а — отпускает руку Па, вокруг запястья толстое красное кольцо, хорошо так пережала, Па наблюдает за ней — ну и как, а, как сиськи мои тебе, трахнул бы — <трахнуть сиськи?> Па подавляет смешок — а что, никогда так не делал — ну размер второй у неё, у Ма побольше — я так зажму, так… Пора отваливать, Па скромный, не может встать и уйти, она ещё побежит следом, размахивая сиськами, размахивая

Ма крутит резинки для волос на пальце и проверяет код.

Анни болтает ногами под партой.

стремительно меняющимися желаниями, сколько у неё историй для меня осталось… Па не успевает додумать, сколько историй осталось — женщина оголяет ноги до бедра и стягивает трусы. На чёрных трусах белые кляксы. Па

I have a dream and you be a miner,

отводит глаза, в пруду вальяжные утки, на берегах — вальяжные стареющие и постаревшие тётки, шлёп-шлёп отвисшим жиром по коленкам, ну так главное — шляпку надеть, а то солнышко припекает, а то

To quickly drill into my vagina.*

*(unnamed part of unnamed song playing).

парик выгорит, такие траты. Женщина сдвигает и раздвигает ноги, выпятив губы, мечтательно всматривается в профиль Па — ну загляни (растягивает слово), ну хоть одним глазком, а, красавчик, мурмурмур — Па резко поворачивается и так же резко отворачивается — ты ничего не видел, котик, ползи под платье, я тебя спрячу, никто и не заметит. Пазакуривает, <ваш друг, наверное, где-нибудь уже ждёт вас, заждался и нервничает>, даёт сигарету женщине — ну что ты как маленький, я не буду здесь тебя трахать. Па ложится на живот. Женщина раздвигает ноги, прижимая стопу к стопе (туфли она принесла с собой в руках), откидывает голову назад,

Ма трёт вискИ — начала уставать от долгого зрительного контакта с монитором.

Лиззи протяжно зевает, прикрыв рот анниной рукой.

что-то говорит вверх — Па не расслышал — и еле заметно вращает задницей, перекатывает её по платью, которое осталось под ней. <Я насладился> — Па комплиментирует женщину и поднимается с травы, она не унимается, ставя ноги ему на плечи — давай ближе, котик, ну, я совсем не пахну — Па сбрасывает её ноги, <зачем, если трахаться не собираетесь?> сидит перед ней на одном колене — мне нравится, когда на меня смотрят, а слушай, дай-ка айдроид позвонить… <Конечно> — Па протягивает ей разблокированный айдроид, особо не прислушивается — ой, красавчик, сейчас меня отвезут домой, мой, ээ, ещё один друг, проводишь? <Помочь с туфлями?> — и в нос — <ну неужели эта ебатура закончилась?>, Па застёгивает ей туфли, берётся за одну из верёвочек, которые держат трусы, и натягивает её, чтобы она заметила и прикрыла пизду — можешь оставить себе — снимает их, трусы застревают в застёжке туфли, дёргает с силой и стразы и жемчужины разлетаются по траве. Па помогает ей подняться,

Ма опускает трубочку в стаканчик с соком, помешивает его, задумавшись, промахивается трубочкой мимо рта.

Анни вгрызается в колпачок ручки, оставляя отметины от зубов, и отдаёт её Лиззи.

предлагает руку, чтобы она оперлась на неё — странновато она ходит на каблуках, ножки подворачиваются, ещё шампанского? — женщина обнимает Па за шею и манерно машет рукой с сигаретой, растягивая слова и восклицания — оооо, ну я сразу поняла, что ты коллекционируешь трусики, мои-то не самые плохие будут, только не стирай, какой ты, а! Па пластиково улыбается. Они доходят до выхода из парка на Красноказарменную, женщина держит Па за уши и показательно засасывает, Па передаёт женщину какому-то мужику, он сажает её в машину, женщина открывает окно — до встречи, котик! — и Па разворачивается в сторону набережной. Домой.

Маета давит, работа закончилась — удивительно — Ма скучает и хочет домой, но ещё рановато, Ма заходит в соседний кабинет и спрашивает, чем она может помочь. В силу своих знаний, конечно.

Анни проводит Лиззи до места, куда она ходит на курсы — нужно много знать, не хочется быть скучной — чтобы поступить в институт (литературный). Это не лиззино желание — курсы. Она так ненапряжно (для неё самой) угождает родителям, ведь они не против выбора дочери — полумёртвые специальности и специализации, "профессии" с непросматривающимся будущим, наверное, вообще без будущего, обычное явление — конфликт поколений, располюсованность интересов и ориентиров, конечно, если в принципе есть то или другое. Лиззи беспринципна, Анни рядом с ней (да или сама по себе) становится такой же. Цыгане на рояле не играют — Лиззи и не собирается делать сверх, делать то, что не нравится, Лиззи уверена в своих силах, а пределов не существует. Опаздывать нежелательно, Анни отлипнуть сама не может, они стоят перед входом в здание, спрятавшись за колонну (стереотип из Парижа или Рима), у Лиззи три этажа — около двух минут, если пешком и не торопясь,

Изменять Па не собирался — не то чтобы не то тело или не тот возраст — ему было интересно, как глубоко нырнёт женщина, один слой шампанского — и спешить уже некуда, второй слой — похоть — всё-таки заставляет двигаться, густо смазанные дырки тоже состариваются, ебут их или нет, ну да, разговор и эксгибиционизм лучше секса, лучше послеобеденного отсоса в машине, ты такая красивая, ты такая сексуальная, сначала ебёшь словами, тихонько подрачивая сквозь ткань штанов, а потом расстёгиваешь ширинку в общественном туалете — сука, сука, блядь, пизда голимая — упираешь кулак в плитку с написанным на ней номером и пометкой "отсос парням", яростно дрочишь на её отказ, спускаешь прямо в бачок без крышки, бумаги нет, суёшь склизкий хуй в трусы и застёгиваешься. В парке над общественным туалетом много причин для яростной дрочки. Па не изменяет — ни разу этого не делал и начинать не будет. Это не о нём и не для него, Ма как-то высказывала идею о второй девушке, но в реальности ничего не произошло — только в её протекающих снах.

Ма нашла себе работу, буквально выпросила — ой как не по себе, когда кто-то работает, а Ма такая беспечная, такая бесцветная зимой и летом восседает своей небольшой задницей в уютном глубоком кресле, попивая кофе или простую воду без газа, подбивает столбцы и строчки — это же так легко, что там, работой и не кажется — так, слабое увлечение, проходящее со сменой дня. Ма обесценивает свою работу, только иногда, когда усталость блестит жирной кожей на лбу и голове, она может себе признаться, что чего-то стоит, что она не лишняя в команде. Ненужность убивает людей и покрепче Ма.

лифта нет, ступени широкие и слегка покатые от прошедшегося по ним времени, как бы Лиззи не хотела уйти уже, у неё есть потребность тоже быть нужной, как она нужна Анни. Лиззи проявляет это не так открыто, не так явно — Анни для понимания хватает деталей. Всего-то — до завтра, но значит это, что вечер пройдёт впустую, как будто раньше не было таких одиноких вечеров — у обеих. Анни удерживает коленку Лиззи между ног, трётся об неё сухой пиздой, волосами по грубоватой коже, Лиззи нравится, ох как нравится, время теперь поджимает, зажимает покрепче анниных ног, Лиззи вырывается, шшшш и ччшш, целует Анни в клитор, в ухо, в губы, до вечера и до ночи — моя любимая — будем прилежными девочками, хихихи, девочками. Анни поправляет рюкзак, смущаясь и улыбаясь, у неё есть лиззины фото — где всей Лиззи не видно — до вечера достаточно, до ночи — моя любимая.

Яуза течёт как обычно, руки в карманах, так шаги медленнее, а быстрее и не нужно на набережной, из-под грязи сочится вода — какой-то видимый её слой, Па сгорбился, вытягивает нитки из швов, комкает, скатывает в шарики, выбрасывает и снова засовывает руку в карман. Пыль и выхлопы — Па не ощущает, но видит в воздухе, бегуны и велосипедисты дышат активнее, заниматься спортом в маске —? Одрябшее тело женщины из парка, два валика на животе, обвисшие бицепсы, ей идёт её возраст — Па придирается, она была надоедлива — вот и всё, в другой жизни она ищет партнёров младше или консервативно отказывается от отсоса в машине? А от отсоса дома, после намайонезненных салатов, после вина из картонной упаковки, губы напомажены, жёсткий вечерний макияж, туфли со стеклянными украшениями — да всё как у многих других — платье с вырезом, она стирает с губ помаду, он расстёгивает брюки и достаёт немытый хуй, она знает, что делать, бьётся затылком об стол, опрокидывая бокалы с вином на скатерть, он отвлекается, отодвигает стол и эрекция пропадает. Он держит её голову и пытается выебать в рот, ей нечего сосать — как мокрой бумаги в рот положили, она вырывается, он даёт ей подзатыльник и идёт в туалет, громко матерясь и обвиняя её во всём. Она поправляет волосы и наливает ещё вина, растерянно осматривая комнату. Па сам себе кивает головой, именно так эту женщину и представляя.

Помогла и тем и этим, успела съездить на две станции метро от офиса и вернуться обратно — с новой работой, новой на сегодня — проект длится давно, согласования и взаимные вылизывания, увеличение сумм, уменьшение сумм, Ма занимается бумагами, не участвуя в переговорах и встречах, закатывание глаз и последующее запрокидывание головы с неизменным возвратом в прежнее положение, односторонняя дискредитация и уличение в чем-нибудь не очень явном. Ма не прослеживает связи в интригах — отслеживает испорченные репутации.

Анни покупает кофе и просит к нему трубочку, на ходу легко облиться, останавливаться каждый раз, когда хочешь сделать глоток, тоже опасно — тогда будешь и в кофе, и в крови, даже от лёгкого пинка можно оступиться и упасть, обе руки заняты — айдроид и кофе — нечем будет прикрыть лицо, останется только осматривать повреждения. Лиззи на связи — несерьёзно относится к занятиям, где нельзя сделать личных открытий, транслирует аудиторию в перископ — показывает подпартовое пространство, преподаватель не требует тишины и комментирующий голос Лиззи сливается с фоном других голосов. Анни всасывает картон, покусывая трубочку.

Па поднимается по лестнице, всё так же не вынимая рук из карманов, медленно, тягуче, как если было бы, о чём подумать, может, он и думает, открывает дверь, снимает рюкзак,

_

Она берёт меня за руку, гладит от плеча до ладони,

Говорит, что этим летом успела съездить в Японию.

_

<на улицу выходите вообще?> — Па разговаривает со стеной, надеясь быть услышанным в соседней квартире, моет руки и лицо, выдавливает свежие прыщи, пачкая зеркало,

_

Говорит — жаль, что не увидела цветущую сакуру,

Я молчу, слушаю и тоже беру её за руку.

_

подключается к вайфаю, садится на стул на кухне и подвисает на трещине в окне. Неопределённое время бездействия — ноги на полу, руки сцеплены и лежат на коленях, перспектива открывает город в дЫмке, айдроид уведомляет, накапливает в себе внимание и вибрирует, подскакивая на столе, оцепенение заканчивается,

_

Мы сидим, она плетёт байки, шутки, рассказики,

Я чё-то устал и местами не улавливаю связи.

_

Па запивает холодным кофе пармалат размороженные в микроволновке наггетсы, делится смешной (он уверен, что смешно — точно так же, как уверена Ма в своём чувстве юмора) шуткой с Ма, кусает овсяное печенье,

_

Она такая типа — успокойся и расслабься,

Прижимает мою руку к столу и ножом ебашит по пальцам!*

*(unnamed hip-hop song playing).

_

<хорошо, что не по яйцам> — обновляет Па строчку, распёрдывая крошки печенья по кухне. Скоро должна появиться Анни, Па скажет всё так, как получится, подготовив разговор заранее, теряешь вариативность, легко сбиться и вообще перенервничать до события, злиться, когда не следуют сценарию, существующему в твоей голове.

Ма не вникает, что за праздник — ей говорят, чтобы бросала работу и подходила на кухню, Ма мысленно крутит табличку дней рождения и возможных профессиональных дней, подставляет и сопоставляет, собирали деньги на подарки или нет и где она могла быть, неожиданно. Ма ищет холлс, разговаривая с бардаком на столе.

Анни набирает код на домофоне,

F. U. C. K. I'm going to the U. K.

домофон противно булькает, размыкая магниты,

F. U. C. K. M. E. I'll do it with you for free. (2)

2 — Coockoo — <F.U.C.K.> is playing.

Анни накручивает наушники на айдроид и давит коленом в кнопку вызова лифта. Дверь закрыта на ключ, Анни лепит жвачку на звонок соседей и заходит домой. Сбрасывает обувь, спотыкается о кроссовки Па — ожидаемо, что он может быть дома в это время, но всё равно неприятно — и шумно падает на кровать в своей комнате, лежит и от нарастающей злости размахивает ногами. Во внешней квартире открывают и закрывают молнии на рюкзаке и шуршат пакетами. К Анни стучатся.

<Анни, можно к тебе?> — Па не стал откладывать, подходящее время никогда не наступит, нет других возможностей, чтобы за них цепляться, Анни молчит,

Анни притихла, пальцами ног гладит ворс ковра, молчание всегда работало, она молчала и к ней не приставали или отставали, если она случайно вступала в диалог. Анни молчит.

Па повторяет вопрос, <пожалуйста> слушает дверь, <Анни> надавливает пальцами — закрылась, <хочешь, зайду потом, когда освободишься> смотрит на ноги, подрагивает от предчувствия неудачи,

Анни сжимает кулаки — блядь, это что, весь оставшийся день продлится — и скалится, и поправляет волосы, смотрит в окно, пытаясь двигаться бесшумно, открывает замок,

<Анни, я..> — Па слышит щелчок, Па тошнит от страха, он уже хотел уйти, ну давай, открывай, входи, Па ждёт,

Анни ждёт — давай уже — сев на кровати и подложив под себя ноги. На подламывающихся ногах входит Па,

решается, заходит, спрятав руки за спину. <Привет. Как день проходит?> — плохой родитель, плохой! — <Анни, это тебе. Лишаться девственности больно и неприятно, ты лучше знаешь своё тело и свои желания, лучше, чем кто-либо другой, когда сама. это всё. проделаешь (голос Па срывается), потом будет легче и во многом проще… Я за тебя переживаю> — Па кладёт перед Анни дилдо телесного цвета.

и тыжемоядочь как гарсон бутылку вина подаёт из-за спины дилдо, пронервничав сопроводительную речь. Анни подкатывает дилдо поближе и берёт в руку. Реалистичный — ну, почти такой же, как у Лиззи (Анни сравнивает один дилдо с другим — больше ей сравнивать не с чем, хуй в пизде и хуй на нудистском пляже — это не одно и то же). Что на него смотреть — Анни откидывает дилдо на край кровати.

<Считаешь, это лишнее?>

Анни давит смех, а теперь им давится. Взрывается, и Па видится ей облитым голубиным дерьмом — вот себе и засунь, вот о себе и беспокойся — зачем он это сделал, он же умнее этого поступка, ну что ж, придётся быть последовательным.

Анни смеётся над ним. Забота — это стать посмешищем, забота — это осмеяние, забота и беспокойство — это унижение. Па слушает, что говорит Анни, Анни не прекращает смеяться, смеяться над ним — и засунь себе, и хочет ли он, чтобы она начала прямо сейчас или подождала Ма и устроила бесплатный перформанс, и есть ли у него ещё, только другого цвета, и есть ли у него хуй в трусах — настоящий, а не резиновый, хахаха, гыгыгы. Па растерян, плечи опущены, только растерянность быстро превращается в злость.

Анни улавливает перемену в настроении Па и ещё громче кричит — а хуй в трусах, а — и кричит ещё много обидных для Па слов. Анни восстанавливает дыхание, держит руками пальцы ног и констатирующим тоном в сторону Па — если он мужчина, то пусть использует свой хуй.

Па как током ёбнуло. Он уже не злой и не рассерженный, он где-то выше этих состояний, так разъярён, что снаружи этого не видно. <Абсолютная отцовская любовь. Исключительная отцовская любовь> — Па проговаривает в голове, <никакого насилия> — это уже Анни.

Анни так обидно, Анни так презирает себя сейчас, у Анни нет опыта секса с мужчинами, Анни первое пришедшее в голову выплёвывает — а чё так, не мужик что ли?

<Никакого насилия> — ломающимся голосом повторяет Па. Анни рывками раздевается — сначала верх,

Then you throw a glass in my leg,

This glass is shattered and disgustingly rings.

You shout at me and make me step back,

That I stumbled and fell on sharp memories.

следующей летит на пол юбка, больше снимать нечего, Анни опирается спиной о спинку кровати, подкладывает подушку, чтобы стало мягче,

I lie in shards and deceive myself,

That you are not you and someone will save me.

I'm stupid and trusting — so often I fell,

Every time I hoped it would finally.

рассуждает вслух, нравятся ли Па её сиськи, как ему форма, нет ли у Анни лишнего веса, как она ему вообще — типаж подходящий? — или есть предложения, есть, милый папа, условия, а как пизда тебе — Анни раскрывается — аккуратная, а,

Did I endure so much time then,

To now be humiliated by you in the blood.

You will play enough quickly and you will regret,

When you cannot cope with your fucking mood.

или любишь бритых налысо, как там у Ма? Па не уходит и не отворачивается, Анни встаёт раком и смотрит на него из-за спины — где дилдо, пап, вставляй уже, поебём меня сейчас, чтобы другим потом легче было, придут к тебе с благодарностями за подготовленную дочь, а я буду тобой гордиться, буду знать, что ты меня любишь, что

How many more will you look,

How do the fragments merge with infinity?

I could fight and resist, but I'm on the hook,

I will not be the other and hide the naivety.*

*(unnamed song playing).

ты самый лучший родитель и самый нежный дефлоратор, мой папа. Анни снова прислоняется к спинке кровати — ну и чего ты ждёшь, пап — и кидает ему дилдо. Па даже пытаться ловить не стал — делай что хотел или уёбывай, пап, если это проблема, могу уйти я.

Тортики и шампанское, и просекко, и пицца с суши — Ма щипает всего по чуть-чуть, переесть она не хочет, как приятно заканчивается рабочий день, особенно сейчас, когда все поздравления вымучены и можно покушать и пообщаться с тем, с кем тебе хочется. Люди вокруг расслабились и подобрели, о завтра думать рано.

Па лёгким (тяжёлым — дрожь не проходит) шагом подходит к кровати, хватает Анни за обе руки и валит на спину. Одна рука ему нужна, он держит руки Анни одной, а другой трогает её пизду. Она сухая. Па плюёт на пальцы и размазывает слюну по пизде, спускает шорты до колен, плюёт ещё раз и увлажняет свой хуй и внутренности Анни. Двигается ближе к дочери, приподнимает бёдра и вставляет, и отпускает её руки, чувствуя, что она не вырывается.

Анни не будет сопротивляться. Анни не больно, Анни противно и отвратительно. Она смотрит только в глаза Па или в ту точку, где они должны быть — он не фокусируется на лице дочери. Анни не верила, не верила, что Па сможет такое, не верила и тогда, когда он трогал её пизду. Заплачешь — сделаешь только хуже, слёзы заново разожгут злость, а побитой Анни быть не хочет, пусть будет похоть и доказывание непонятной правоты, правоты сильного, наверное, но Анни тоже сильная, Анни

Кто-то включил музыку через портативную колонку, Ма не знает слов, Ма уууаааммм в такт, она обычно такое не слушает, она

_

Я прижмусь к тебе в вагоне метро,

Я прошепчу — ты такая секси,

_

просто под общим хорошим настроением, поймала эту волну, можно и повеселиться, Ма заслужила, а

_

Обнявшись будем разглядывать кровь

На той платформе, где мы выйдем вместе,

Вместе, оооууууооооооо..*

*(unnamed part of unnamed song playing).

_

сомнения всё равно есть и будут — и это хорошо, так результат будет лучше и ошибок меньше, Ма всё так же в работе, как ни старается выключиться.

запоминает ощущения, нет, нет, не надо, Лиззи — моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая — Па сдавливает Анни грудь, ещё сильнее — моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая моя любимая — амплитуда падает, Анни понимает, что Па кончил в неё — моя любимая моя любимая Лиззи моя любимая моя любимая моя любимая — <извини, не хотел в тебя..> — моя любимая — он вытаскивает хуй и садится на колени, уперев руки в бёдра.

Па кончил в Анни, просто не смог остановиться в этой узкой пизде, сидит напротив и готовит слова, <ну, блядь, именно этого ты хотела?> хотя готовить нечего, сперма липко вытекает из влагалища на покрывало, Анни осталась в точно такой же позе, как и четыре минуты назад, когда всё началось. <Ты ЭТОГО ждала? Ты ЭТОГО хотела, крутив передо мной. да просто крутившись голой здесь?>. Хватит. <Довольна? Так ты и не девственница уже. Могла бы и сказать, предотвратив это всё… Наслаждайся теперь>. Па хлопает дверью, идёт сначала к холодильнику, отпивает тоника швепс, берёт журнал и закрывается в ванной.

Ма ещё тортика, Ма ещё суши, музыка и вкусная еда, хвастливые истории и показная преданность, проскакивают вымученные шутки и баяны, гыгыгы, ну так атмосферу создают люди, а не папки с отчётами.

Анни не идёт к воде, чтобы вымыть себя. Анни пробует сперму на вкус, дотянувшись пальцем до влагалища, Анни водит рукой по покрывалу и останавливается на каждой складочке, прощупывает её и расправляет, выплакаться — ну и что дальше? Всё равно слёз нет, всё равно эмоций нет, подушка скомкалась и голове неудобно, сперма затекла под задницу, остыла и застыла — всё равно, ноги затекли, губы пересохли — всё равно. Только Лиззи осталась, только — моя любимая — Лиззи, только Лиззи даже в воображении сейчас не помещается, Лиззи выталкивает пустота, Лиззи вытесняет пустота, Анни не может заместить пустоту лиззиной улыбкой или головой целиком — фрагменты не складываются, исчезают, голод по Лиззи, стремительный отказ от мысленного напряжения, иначе пиздец. Анни закрывает глаза, удерживает их закрытыми усилием, только не открывать, предметы, обстановка, она сама, запахи и потоки воздуха, направление движения. На веках вспыхивают белые пятна, появляются белые вспышки — как бенгальские огоньки, как напрасная хуйня, мешающая видеть темноту. Анни засыпает.

Па, зайдя в ванную и закрывшись, рвёт на кусочки журнал, глянец плохо поддаётся, пальцы скользят, Па рвёт журнал и его страницы уже в крови, топорик fiskars, нет, Па кидает в ведро с бельём обрывки и ошмётки, включает воду,

_

Никогда не подходи ко мне, если я занята,

Никогда не раздевай, если вне дома называешь своей тёлкой,

Своей сучкой, шкурой, если я для тебя всего лишь пизда,

Всё остальное вокруг — наёбка наёбка наёбка наёбка наёбка.

_

раздевается и ложится в ещё прохладную ванну.

Ма выходит в коридор, чтобы принять звонок — работа не отстаёт от неё, она не одинока в этом, а стоит закончить разговор и шарики и запах шампанского приведут обратно к камерному веселью для своих. Ма улыбается, пусть и стесняется своей улыбки, и подходит к столу.

Анни спит. Живот, измазанный спермой, руки, раскинутые по сторонам ладонями вверх, мелкая нерегулярная дрожь, пот испарился с кожи — воздух в комнате сухой, губы сомкнуты, на полу

_

Какого цвета сейчас твои страхи и сожаления,

Выбьешь окно или выбьешь меня из кровати как пробку

Из бутылки сухого красного, правда — самосожжение,

Всё остальное вокруг — наёбка наёбка наёбка наёбка наёбка.

_

лежат вещи, на полу капли спермы и отпечатки ступней.

Па с топориком fiskars в руке лежит в ненаполняющейся ванной, уперев ноги в бортик, душ включен на полную, поливает его живот.

Ма не любит надолго задерживаться, прощается со всеми, забирает вещи — рюкзак, деньги, карты — и пойдёт домой пешком, растягивая по улицам хорошее настроение.

Анни спит. Живот, измазанный спермой,

_

Подсыхает и заветривается рассечение на одной из морщинок лба,

Ты сбежишь раньше, чем появится твёрдая корка,

Я не подбираю одежду, ты, блядь, не подбираешь слова,

Они, как и всё остальное вокруг, — наёбка наёбка наёбка наёбка наёбка.

_

руки, раскинутые по сторонам ладонями вверх. У Анни нет опыта секса через силу.

Па ищет айдроид, листает контакты в телеграме — ищет дилера, есть ли он у него в контактах — последний раз они встречались три года назад, ещё вместе с Пеликаном, находит, пишет ему 4, в ответном сообщении видит ценник, переводит деньги сразу на карту (из общей копилки) — это проверенный поставщик.

Ма в солнцезащитных очках выглядит нездешней — улыбка в конце рабочего дня и размеренный прогулочный шаг.

Анни спит. Голова, повёрнутая набок, практически незаметные белые волоски над верхней губой, битые колени,

_

Ты отыгрался на мне, наверное, я кого-то спасла

Ещё одной грубой ссадиной на носовой перегородке —

На память, чтобы только ебалась с тобой, а не спала,

Но меня больше не будет

И всё остальное вокруг — наёбка наёбка наёбка наёбка наёбка.*

*(women/girl recites).

_

синячки на груди от страстных пальцев Па, трещинки на грубой коже ступней. Анни моргает во сне — или дрожь никак не проходит. Или белые вспышки мешают рассмотреть темноту.

<Да когда ж, блядь, я для вас всех буду хорошим?!> — вода шумит громче голоса. Здесь слышно только воду.

Никогда

Ма стоит на мосту и щурится в сторону жопы Дербенёвской набережной — кластер офисов и шоурумов с плохой транспортной доступностью, на садовом пробка, сухой воздух смешивается с выхлопами и пылью, Ма чихает, выпитое в офисе подсушивает, значит магазин и водичка без газа, может, что-то солёное. И сладкого, и солёного — для подпитки будущих сожалений и воспоминаний, что сегодня можно было обойтись и без тяжёлой еды, сейчас вспоминать не о чем — это потом, завтра или летом — на пляже. Ма финиширует мост, ожидая зелёного на пешеходном переходе, проверяет деньги, проверяет айдроид, здания заслоняют солнце и Ма трёт руки, загоняя мурашки обратно под кожу.

Отлепляя от тела прилипшие обрывки журнала, Па путается ногами в трусах, бьёт головой дверь и валится на пол из дешёвой коричневатой плитки, ничего страшного, шишка на лбу, плохая координация в сверхтесных санузлах, затёкшие ноги и последствия секса, Па задницей на бортике, уже отрусован, его ждут у подъезда, шорты, футболка, сиги. Па бежит вниз по лестнице (навстречу приключениям).

Анни спит. Шорохи уведомлений, сопение.

Лиззи не знает, чем себя занять — всё так нудно, липкая речь преподавателя — слова-паразиты, ааа, эээ, должны понять, должны сделать выводы, анализируйте и тщательно исследуйте, онанизируйте и оргазмируйте — добавила бы Лиззи, какая тупость — этот деревянный язык преподавателя. Одну руку Лиззи (шагая указательным и средним пальцами) заводит под стол.

Около магазина Ма замедляется, пытается что-то увидеть на бликующем экране айдроида,

_

Зая, зая! Купи мне бентли!

Тогда я буду рили джентли

С тобой,

_

недовольно смотрит вокруг — из какой машины, из какого, может, окна окружающих её домов,

_

Тогда я буду suckать рили слоули,

Да заебал, ну чё те, жалко что ли?!

_

Ма заходит в магазин, ищет полки с водичкой и шоколадками, в отделе свежей выпечки пальпирует чесночные багеты — ей нужен хрустящий, сталкивается в узком проходе с какой-то губастой коровой, извиняется и получает за это корзинкой по заднице,

_

Зая, зая, купи мне бентли!

Тогда я буду рили ваджайна френдли

С тобой

_

Ма, оказывается, колхозница и кто-то ещё, ничего не понятно из-за нереально растянутых гласных, ну и ладно, ещё одну жвачку, ещё один чупа-чупс,

_

Тогда я буду от нашего фак-фак рили crawly!

Да пошёл ты! Заааай! Ну чё те, жалко что ли?*

*(unnamed stupid r'n'b song with tearful female vocals playing).

_

пива для Па, только вот какое он пьёт, корова тут же, берёт, ёб её мать, жигули барное, Ма вызывает картинки в памяти, этикетки, буквы, гоблин. аа, вроде было такое… Ма берёт две и тащит корзинку на кассу. Ма ненавидит ходить в магазины одна — её накрывает потребительский ступор.

Па спрятал икеевский зиплок под резинку трусов, дилера как-то пропёрло пообщаться, дилер ежедневно общается с тяжёлыми параноиками и ему, ну, вроде как приятно пообщаться с параноиком лёгким, ненапряжным и из более-менее хорошего прошлого, там — в прошлом — не без трупов, а как же, но это часть работы (хахаха, гыгыгы, кхм). Па докуривает, прощается, считает мелочь и идёт в аптеку.

Анни спит. Айдроид сползает со стула от долгой вибрации и падает на пол.

Лиззи съезжает со стула от сильного оргазма и сбрасывает исходящий вызов. До окончания лекции недолго, покажу тебе себя вечером — моя любимая — и ночью, Лиззи пишет и пишет Анни в телеграме, рассказывает, что интересно ей здесь не бывает.

Ма заходит на детскую площадку, ставит пакет с покупками на лавочку, пьёт водичку, кискискис котику, таптаптап айдроиду, вот теперь Ма устала и хочет домой.

Сейчас Па наполняет ванну, икеевский зиплок в рюкзаке, шприцы там же, Па закрывает глаза, нет, как-то не по себе, а где же Ма, какая хуйня вообще-то происходит, и зачем пакетики, что они мне, зачем, зачем, зачем, ну, затем, короче. <Да блядь> — Па никак не может отрегулировать температуру воды, крутит рычаг смесителя, приходится сидеть или стоять, а хочется отдохнуть, полежать и расслабиться, хорошо, что вода громко шумит — не будет слышно ни Ма, ни Анни. Па вздрагивает и неприятно бьётся коленом об ванну.

Анни, заспанная, трёт глаза — около неё всё такое же, как и несколько часов назад, Анни бьёт подушку затылком и сжимает кулаки, оборачивая их в простыню.

Лиззи от скуки снова свайпит клитор.

Ма входит в квартиру, слышит шум воды в ванной, приглушённую (неужели) музыку — слов не разобрать — у соседей, ставит пакет и рюкзак на пол, разувается,

Senses dissolve into soliloquies,

Flooding ascent in synchronicity,

стучится к Па — нужно помыть руки, она не помешает, разве что посмотрит на обнажённого Па,

<Заходи> — щёлк.

Ма улыбчивая и заигрывает,

Па подыгрывает как-то натужно. <Зайди к Анни, она что-то. ей как-то..> — Па вкручивает обеими руками воображаемые лампочки и подключает активную мимику. <..женские проблемы..> — вот Па ещё выдавливает.

ой, ты так говоришь, будто что-то серьёзное, Ма вешает полотенце и выходит,

Па закрывается и накрывает хуй руками как защитной ракушкой, выключает воду и слушает.

туктук Анни, туктук, можно к тебе, Па сказал..

Анни молчит.

Ма видит голую дочь и, может, я позже, может, сама выйдешь и поговорим,

Forever just one more tie then never,

This is the last string to sever.

я подожду тебя..

Анни резко становится плаксиво, сейчас ещё утешать её будут, на хуй надо, Анни взвешивает — рассказать или нет, плаксивая злость,

Ма не уходит, разрывается — подойти или уйти, Анни — сложный ребёнок,

Анни не выдерживает, твой муж — ублюдок,

Ма закрывает дверь и садится на край кровати,

On and on,

On and goes on and on.

Лиззи раздвигает ноги, спрашивает, глотает ли она, когда сосёт, и не хочет ли высосать из неё сперму Па.

Stay.. I could stay wherever,

I would last.. I would last forever. (1)

1 — Siouxsie and the Banshees — <Forever> is playing.

Ма смотрит на аннину пизду, хотя совсем не хочет на неё смотреть, сотрясается, протягивает свою руку к анниной руке — а там фак — мне нехорошо, встаёт и, трясущаяся, убирается из комнаты, прикрыв дверь. В коридоре падает без сознания, успев оставить пятно переваренной пищи на полу.

Па слышит глухой стук, Па всё ещё крепко держит съёжившийся хуй.

Анни остаётся одна, проверяет, хорошо ли закрыта дверь, поднимает айдроид, читает — моя любимая — и пишет сообщение с заданным временем отправки, Анни колеблется, время, время, ну, через полчаса. Выключает айдроид и вынимает аккумулятор.

Па никак не решается выйти.

Лиззи с рюкзаком на одной лямке гыгыгы с наименее противными знакомыми за воротами здания — на сегодня скука окончена.

Анни открывает окно и шагает вниз. К ебеням — моя любимая.

Па выдёргивает пробку, вытирается, пока вода сходит, дверь только слегка приоткрывается, <кто там?> голова с трудом пролазит — Ма. Па прилагает усилие, <эй, эй..> пульс есть, <да что там, блядь> толкает и пихает Ма, но без толку, переворачивает её на спину, шлёп-шлёп, <блядь> шлёп-шлёп. Па поправляет и поправляет волосы, толкает дверь в аннину комнату, <этого ещё не хватало. Анни!> толкает, <Анни!> ну <сука>, хуярит ногой в кроксах, хуярит ногой без кроксов, есть. Па подходит к окнам и чуть-чуть перегибается через подоконник, какая-то возня внизу, аккуратно прикрывает створку окна. Бежит к рюкзаку, икеевский зиплок, ложка, газ,

Ма..ничего.

ни разу этого не делал сам. Готовит весь вес, который у него есть. Это занимает время, периодически Па прощупывает Ма, пинает её и суёт прямые под рёбра — чтобы уж точно быть уверенным. Набирает, садится на колени, вена, ну давай же, перетягивает ремнём руку Ма, так, ага,

_

Кем бы ты ни был, я разрешаю — входи, не снимая обуви,

Кем бы ты ни был, я знаю, что врал и раскаивался — не передо мной.

Как ты прошлое не выпиливай, никогда нам не стать новыми,

Как ты руки свои протягивал, безразличный — отвергнутый — злой.

_

контроль, героин растекается по отключившейся Ма, наверное, ей и не надо много, нет, нужно быть уверенным,

_

Это я: когда верю — слабею и подпускаю к оружию,

Оно нужно мне, я его давно пристреляла и уже не боюсь ствола,

А ты заряди и попробуй направить на ещё какую-нибудь, не хуже,

Не лучше меня — на обычную, когда она не будет очарована и слаба.

Когда это буду не я.*

*(women/girl recites).

_

нужен только передоз. Па просто выкидывает стафф в мусорное ведро, наличка, карты, очки, рюкзак, дверь он не закрывает, Анни лежит не со стороны подъездов, а по-другому не выйти — только через свой подъезд, чердак закрыт наглухо, ууууххх бля, нет, всё-таки закрывает дверь, ноги подкашиваются, этаж за этажом, пока никого, никого, домофон противно булькает, вот они где..

Лиззи поднимается домой.

Па выпучивает глаза — а больше и ничего не надо, он трясётся и бледный — <где. а что..> и не может связать слова в предложения, когда у подъезда его окружают знакомые и незнакомые, знакомые аааа, там, она, что, как, незнакомые просто создают толпу, Па обходит дом, какие-то люди впереди — отец, пропустите — расчищают дорогу. Анни больше нет. Па прикуривает, <я. это. скорую вызвали?> кто-то принёс простыню и накрыл ей Анни, откинул, когда пришёл Па, и теперь снова накрывает кожу и мясо, простыня насквозь кровавая, Па сглатывает и пятится, <можно. пропустите. я сейчас> пьёт воду, которую ему подсунули — тёплую и с газом, <ссспасибо..> пятится, <я не могу. мне. хуёво..я..не> слышит сирены скорой — сюда, нет? — и голова кружится, нет, нет, Па делает вид, что сейчас блеванёт и утешающие отходят, показывают на кусты, <мммм> Па сквозь кусты попадает в соседний двор и уходит подальше от кусков Анни и нагероиненной Ма.

Лиззи читает отсроченное сообщение.

Па в Калитниках, слабо соображает, пейзаж плывёт и смазывается, электрички, ттк, Па оступается, падает — да всем насрать, мало бухих что ли — и ранит ногу, лежит в судорогах и никак не может прийти в себя, он потерял контроль, потерял связь, а закрываешь глаза — и ещё хуже, как падать вниз с большой высоты.

Падать вниз с большой высоты — Лиззи дочитывает до P. S.

Теперь и Ма больше нет — лёгкая смерть.

Па не чувствует левой руки, но встаёт, цепляясь за кусты оставшейся работающей, сейчас бы зеркало, сейчас бы..

Лиззи не может не верить. И к дому Анни она не пойдёт. Руки на коленях, смотреть некуда.

Па затаскивается в электричку, относительно свободно, а что делать дальше, про то, что его будут искать, он сейчас не додумается, он сейчас не сообразит, в электричке ему становится хуже, он выходит в Текстильщиках,

When night falls,

She cloaks the world

In impenetrable darkness,

A chill rises,

Лиззи не двигается. За окном мужской голос орёт на кого-то — как же хорошо, что ты тупая! Какая же ты тупая!

прислоняется спиной к железному забору решётчатому забору и сползает вниз, пока жопой не чувствует пятки.

Лиззи, сидя на кровати, валится набок, волосы падают на её лицо.

Па спрашивает у прохожих, во сколько следующая электричка, смотрит время на айдроиде, прикуривает и ползёт к краю платформы. <Значит точно моя>.

From the soil

And contaminates the air.

Suddenly..

Life has new meaning. (2)

2 — Burzum — <Dunkelheit> is playing.

Лиззи открывает окно и кричит — я всё равно тебя люблю.


Оглавление

  • Когда я был хорошим?
  • Когда я хороший?
  • Когда я буду хорошим?
  • Никогда