Впусти ветер [Катрин Бенкендорф] (fb2) читать онлайн

Катрин Бенкендорф Впусти ветер

***

Был обычный сентябрьский день. Я успел выполнить все дела по работе еще до полудня, поэтому в половине первого уже валялся в обнимку с «Большими надеждами» Диккенса на своем диване в полудреме. Внезапно раздался звонок в дверь. Это было очень странно, ведь никто не мог знать наверняка, что я уже дома. «Наверное, опять что-то продают», – подумал я и нехотя побрел к двери.

Но это была Она. Что ж, очень в её стиле. Я открыл дверь. Она стояла с каменным лицом и отсутствующим взглядом. Прошло пару минут, прежде чем она вошла.

Что-то случилось. Я знал это. Она всегда приходила ко мне в такие моменты. Я уже давно привык к роли ее личного психотерапевта и всегда был готов ее выслушать. Наверное, если бы тогда я не был так одержим желанием вернуть её любовь, я бы понял, как много я значу для нее на самом деле.

Несмотря на то, что я часто видел её в подавленном состоянии, в этот раз произошло что-то действительно серьезное. Порой она специально нагоняла страстей, добавляя лишнего драматизма ситуации. В том заключалась особенность ее мироощущения: все, что ни происходило, она воспринимала словно через увеличительное стекло. Я знал это и всегда делил на десять то, что она рассказывала. Однако в тот день делить было не за чем.

Она молча, не разуваясь, прошла на кухню и села. Я проводил её взглядом и отправился следом.

– Чай, кофе? – поинтересовался я, зная, что самому начинать расспрашивать о случившемся бессмысленно. Сама заговорит, когда сочтет нужным.

Тишина. Что ж, вполне предсказуемо.

Я вскипятил воду в чайнике и налил две чашки растворимого кофе. Чай было лень заваривать, к тому же она все равно бы к нему не притронулась. Поставил кружку на стол. Закручивающиеся струи пара от кофе, казалось, создавали единственное движение в напряженно-натянутом пространстве кухни.

Я сел напротив. Как ни в чем не бывало, стал отхлебывать кофе.

– Погодка сегодня конечно… благоволит делам. Я с утра успел выполнить три заказа на установку и разобраться со всей бумажной волокитой. В другой бы день только к вечеру управился… а сегодня…

– Моя сестра – шлюха, – монотонно выпалила она.

Я не сразу понял, что она имела ввиду. Ну мало ли, увела у кого парня или слишком откровенно кокетничала с кем-то, а иногда и вовсе без прямого повода можно броситься подобным оскорблением.

– В смысле? – решил уточнить я.

В ответ я был удостоен лишь уничтожающего взгляда.

Дело было серьёзным. Похоже, смысл имелся в виду самый что ни на есть прямой.

Сестру Мэри, Энн, я видел только однажды. Милая, улыбчивая девочка, не обладающая излишней привлекательностью, но вызывающая искреннюю симпатию. Во всяком случае, таково было мое первое и на тот момент единственное впечатление о ней, посему мне было сложно представить, что она имеет хоть какое-то отношение к древнейшей профессии. Образ вульгарной девицы с прокуренным нижним бельем и изрядно поношенным лицом никак не желал состыковываться с тем сияющим выражением глаз и доброй улыбкой на молочно-глянцевом лице с розовым румянцем.

Ошарашенный, я не мог прийти в себя несколько минут.

– Ты уверена? Может, ты просто что-то не так поняла?

Все тот же испепеляющий взгляд, отрезающий любые сомнения. Однако она все же решила снизойти до ответа и, уставившись в прежнюю точку на стене, отчеканила:

– Я встретила её в отеле «Монреаль», она как раз уходила с клиентом.

– А ты-то что там делала? – не удержался я.

Посмотрела на меня, недоумевающе, как на идиота, но все же ответила:

– Ходила обговаривать вопросы по рекламе.

– А… Ну, а с чего ты взяла, что это был клиент? Может, парень просто её.

– Девочка на ресепшне сказала. Мол, давно у них «сотрудничество с этим элитным агентством по эскорт-услугам»…

Тишина. Натянутая, до дребезжания в ушах.

– Ты с ней говорила?

Помотала в стороны головой.

– А с родителями?

Знаю, глупый вопрос, но отчего-то сорвался сам с языка.

Опять отрицательно помотала.

– Я как узнала, сразу к тебе. Даже про дела забыла.

– Ну ладно, что из этого трагедию делать, в конце концов. Жива-здорова же! Может, ей вообще нравится эта работа!

Я, признаться, на самом деле так не считал. Просто ляпнул первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.

Взгляд – «Ты это вообще серьёзно?»

Я скривил извиняющуюся мину.

Мы давно уже научились общаться просто глазами, понимая друг друга без слов. В этом нам бы позавидовала ни одна семейная пара. Только, к сожалению, одного понимания не хватает, чтобы быть этой самой парой.

Я не знал, что еще сказать. Она тоже больше не обмолвилась ни словом. В полной тишине мы просидели около получаса. Потом она вдруг отвернулась и тихо заревела, я понял это по характерным всхлипываниям и содроганию хрупких плеч. Я подошел и обнял её. Она не противилась. В минуты горя мы всегда становились близки, как никогда: я стирал теплые слезы с любимых щек, ощущал её прерывистое горячее дыхание на своей груди, золотисто-пшеничные волосы нежно щекотали мне нос.

Потом она встала, небрежно смахнула последние слезы с глаз, одернула юбку и глотнула давно остывшее кофе:

– Я пойду. Прости, – смягчившимся голосом сказала она и, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла, оставив меня, как обычно, одного переваривать произошедшее.

__________

Мэри встретилась с сестрой через неделю. Все это время я не видел и не слышал её, на звонки она не отвечала, и дома, по-видимому, тоже не появлялась.

– Почему ты там работаешь? – было первым её вопросом, когда она увиделась с Энн.

Энн улыбнулась своей широкой лучезарно улыбкой.

– Ну если хочешь, могу в другое агентство податься! – попыталась пошутить она, однако на лице Мэри ни одна мускула не дрогнула: шутить было бессмысленно и даже опасно. Поняв, что от серьёзного разговора не отвертеться, Энн продолжила: – Послушай, сестренка, мне просто нравится эта работа. Секс сам по себе достаточно приятная штука. А когда за это еще и платят не плохо!.. – на секунду она замолчала, – К тому же у нас элитное агентство, они имеют дело только с серьёзными и уважаемыми персонами…

– Да хоть с самим папой римским, потаскухой ты от этого становишься не меньшей! – впервые за прошедшую неделю Мэри не смогла больше сдерживать себя. – Какого черта, Энн? Что тебе не хватало в жизни?! Мы с родителями из кожи вон лезли, чтобы ты ни в чем не нуждалась!

– Значит зря старались, сестренка! Ничего хорошего из меня все равно бы не вышло, вы и сами это прекрасно знаете.

В мгновение между сестрами выросла бездонная пропасть. Мэри может и хотела бы понять сестру, только сил на это совсем не осталось. А Энн, хоть всегда и мечтала быть похожей на Мэри, не могла не быть собой.

– Родителям я ничего не скажу, можешь спать спокойно, – это были последние слова Мэри. Затем она, по привычке не дожидаясь ответа, развернулась и ушла. С тех пор они с сестрой не виделись.

__________

Я встретился с Мэри спустя пару дней.

– Я уезжаю.

– Как, опять? Куда?

– Не знаю.

– Я так и думал.

Молчание.

– Меня с собой возьмешь? – глупо, но я надеялся каждый раз, что она скажет «Да».

– Ты же знаешь. Это путешествие для одного.

– Знаю. Просто все жду, когда же в этом путешествие найдется место для второго.

Она улыбнулась. «Не грусти, все будет хорошо».

«Да, я знаю».

Она обняла меня так, что я почувствовал, как бьется её сердце. «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» – прокричал бы я, если бы находился на месте Фауста. Но мы были, увы, не в поэме Гете, и то мгновенье ускользнуло от меня безвозвратно.

И вот – я снова без Мэри.

Я устал жить без неё, и это мое постоянное состояние.

***

Я рухнул обратно на диван и погрузился в мысли. Моя память стала нещадно прокручивать в голове один и тот же злополучный день, с которого-то и началось мое падение.

__________

Воскресный вечер. Январь. За окном тихо падает снег.

– Знаешь, последний месяц мне снится все один и тот же сон, – за чашкой чая после ужина заговорила она, мы тогда жили вместе и встречались уже больше года, – Как будто я бегу и попадаю в жуткий лабиринт из комнат. Везде, куда бы я не побежала – тупик. В безумном отчаянии я разбиваю стекла, прыгаю, когда со второго, когда с третьего этажа и бегу, что есть мочи. Перелезаю через высокий железный забор и оказываюсь снова в тупике. Очередное помещение, тупик. Я снова разбиваю стекла. И так, пока не проснусь…

– Что, каждый день снится?

– Почти.

– А чего раньше не говорила?

– Думала, пройдет.

– А от кого бежишь?

Она пожала плечами.

– Не знаю, что-то ищу как будто.

Я догадывался, к чему она ведет. Уже давно у нас не ладились отношения. И что делать не знала ни она, ни я. Единственное, чего я боялся, это того, что она меня разлюбила.

А на следующее утро, пока я был на работе, она собрала все свои вещи и уехала.

– Прости, я так больше не могу, – сухо говорил какой-то совершенно незнакомый мне голос в трубке телефона.

– Скажи хотя бы – любишь?

– Уже не знаю, – все так же беспристрастно выпалила она.

– А любила?

– Любила.

__________

После этого я не видел Мэри больше полугода. А когда она объявилась, я предложил ей остаться просто хорошими друзьями. Тогда это вовсе не казалось мне банальным. Это был мой последний шанс остаться на плаву. Она согласилась, чуть помешкав. И я тому был рад несказанно. Лишь бы видеть ее, хоть изредка, дышать ей, чувствовать ее тепло…

***

Город снова опустел.

Хотя люди по-прежнему каждый день вставали и шли на работу, заполняя своими телами пространство мертвого города, бессмысленность происходящего порождала во мне ощущение иллюзорности, будто я всего лишь прохаживаюсь по длинным рядам выставки какого-то малоизвестного художника, просматривая картины из несуществующего настоящего.

Без Мэри город был пустым.

Без Мэри я был пустым.

День сменяла ночь, за ночью приходил день. Из дома я шел на работу, с работы – домой. Говорят, самое темное время бывает перед рассветом. Но мой рассвет, похоже, просто засосала затянувшаяся ночь.

__________

Наша жизнь находится только в наших руках. Но когда из неё пропадает смысл, она теряет всякую ценность, и мы просто выбрасываем её, как ненужный хлам, отдаваясь всецело на волю случая. А потом кто-то, прогуливаясь, находит эту выброшенную жизнь, подбирает и разгребает скопившейся внутри мусор. Часами рассматривает её, оценивая ущерб, нанесенный временем, будто продавец антиквариата, и, в конце концов, решает забрать себе. Надо понимать, что подобрать осиротевшую жизнь может кто угодно: большинство захочет её использовать в своих корыстных целях, и только единицы попробуют вернуть жизнь своему хозяину.

Я до сих пор толком не разобрался, какие цели по-настоящему преследовала Энн, позвонив мне тем субботним вечером. Я, как обычно, отлеживался после пятничного кутежа. Пьянки к тому времени стали моим обычным ритуалом, позволявшим хоть ненадолго забыться и не думать о Мэри. Похмелье с каждым разом было все сильнее, но, несмотря на это, пить я не переставал и даже не убавлял дозы. Мне было все равно: на себя, на свою жизнь.

И вот, когда я был уже в пограничном состоянии между сном и реальностью, раздался телефонный звонок, будто дрелью сверливший мою голову.

– Макс, это Энн, сестра Мэри, помнишь такую?

С трудом разобрав смысл слов и выдержав многозначительную паузу, в течении которой Энн могло показаться, что я вспоминаю, кто же она такая (хотя все, что касалось даже косвенно Мэри, я знал отлично), я ответил:

– Да, Энн, привет, конечно помню. Как дела?

– Ты прости, что тебе звоню. Я не помешала? – полностью проигнорировав мой вопрос, выпалила она, как будто полдня готовила эту речь и теперь просто читала её с бумажки.

– Нет, я не занят.

– Тут такое дело… В общем, лучше не по телефону. Можно я к тебе приеду сейчас?

Я глянул на часы. Шел десятый час. Не лучшее время для посещения холостого мужчины приличной девушкой. Но я тут же вспомнил последний инцидент, связаный с её работой, и понятие «приличной» потеряло былую важность.

– Ну приезжай, а что… – «случилось», хотел я поинтересоваться, но Энн меня перебила.

– Спасибо тебе большое, я уже еду! Все объясню при встрече.

__________

Пока Энн добиралась до меня, я привел себя и квартиру в порядок: почистил зубы, умылся, причесался, оделся поприличнее, вымыл накопившуюся грязную посуду, убрал раскиданные вещи в стиральную машину, выбросил пустые жестяные банки из-под пива и с чистой совестью лег опять на диван. Энн все не было. Стрелки часов показывала уже четверть одиннадцатого. «Откуда она едет интересно», – подумал я и стал вспоминать, где живут родители Мэри, хотя вряд ли Энн жила с ними, мне просто надо было чем-то занять свои мысли, чтобы не уснуть.

Я совершенно не представлял, что могло случиться у Энн, с которой мы виделись-то всего раз, чтобы она вдруг выразила намерение приехать ко мне, да еще и так поздно. Наконец, где-то в половине одиннадцатого, прервав мои бессмысленные блуждания мыслей, в дверь раздался звонок.

__________

Энн оказалась, как мне и помнилось, очень миловидной девушкой, правда, напрочь лишенной сходства с сестрой. Я бы даже сказал, она была полным антиподом Мэри: небольшой рост, темные волосы, карие глаза.

– Привет, еще раз прости, что так поздно. – тихо и по-свойски поздоровалась она, как будто мы были давними приятелями, и начала стягивать с себя пальто. Тут-то я только и заметил, что она была подвыпившая. «Только этого не хватало!» – подумал я, не понаслышке зная о сложностях совладения с пьяными женщинами, но выгонять её в таком состоянии среди ночи тоже было нельзя.

Сняв пальто, она прямиком направилась на кухню. На ней были джинсы и кофта с непозволительно откровенным декольте, наполовину оголявшим её красивую грудь. Я молча пошел за ней.

– Как ты узнала, где я живу? – спросил я, заваривая чай.

– У нас есть все твои контакты. – ответила удивительно четко она, так, что по голосу вряд ли можно было догадаться, что она пьяна.

«У нас, это, наверное, у всех членов семьи», – домыслил я и поставил кружку черного чая с лимоном перед ней. Энн не обратила на это внимания.

– Знаешь, я тут просто весь вечер думала о Мэри… Мы с ней так нехорошо расстались, – её глаза стали наполняться соленой водой, – А она же моя сестра! Я очень её люблю.

Я слушал, не перебивая. Энн тем временем заплакала, но через минуту собралась и продолжила:

– Я очень хочу помириться! Поговорить с ней… Но даже не знаю, где она.

Опять слезы.

– Я… в общем-то потому и приехала… Ты случайно не знаешь хотя бы её телефон? – умоляющим голосом спросила она.

«Ага, и для этого нужно было обязательно приезжать среди ночи».

– Я сам бы хотел знать.

Она опять разревелась. Я подсел к ней, пододвинув ближе чай:

– Выпей. Успокойся. Все образуется.

Энн подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня с такой преданностью, будто я чуть ли не спас ей жизнь. Затем взяла чашку обеими руками и стала отхлебывать мелкими глотками чай, уставившись в темное пространство за окном.

– Знаешь, когда мы были маленькими, она все время меня выгораживала перед родителями, – успокоившись, стала рассказывать Энн, – Всегда брала вину на себя. Я долго не могла понять, зачем. И буквально недавно только поняла – она старалась меня защитить. Туго я соображаю, да? – Энн посмотрела на меня, будто действительно хотела знать мое мнение.

Поняв, что вопрос не риторический, я ответил:

– Да нет, это беда всех младших. Мы просто мыслим по-другому.

– Ты тоже в семье младший?

– Да, у меня старшие сестра и брат.

Мне показалось, что этот факт нас как будто сблизил. Она тем временем продолжала исповедоваться:

– Я принимала её опеку как должное, даже не подозревая, что может быть иначе, – Энн ухмыльнулась. – Я её никогда не ценила, но всегда ею восхищалась. Она была моим идеалом, недосягаемым. Я всегда хотела быть на неё похожей. А однажды проснулась и поняла – никогда я не стану ей. Я – другая, совсем другая. И мне почему-то стало так обидно…

Энн замолчала, полностью погрузившись в воспоминания. Но через пару минут снова продолжила:

– А потом вдруг захотелось показать всему миру, что вот она – я. ДРУ-ГА-Я! Да, я другая! Я не Мэри! Я – не идеальная Мэри! Ну и что с того? Что мне теперь, повеситься? Все имеют право на счастье.

Я слушал рассказ о Мэри, как будто о другом человеке. Конечно, для меня она была идеальной, но её идеальность заключалась в той гармоничной совокупности достоинств с недостатками, присущей только ей. Если смотреть со стороны, характер Мэри едва ли можно было назвать хотя бы терпимым. Она была совершенно несносной, строптивой, необузданной и жизнь свою строила под стать: у её историй не было как таковых начала и конца, и все её существование – словно одеяло из лоскутков, вырезанных из разных тканей. Хотя я допускаю, что с сестрой она вела себя иначе, все же для меня оставалось загадкой, почему Энн так стремилась стать похожей на Мэри.

Энн замолчала. Тишину нарушало лишь тиканье часов, неумолимо идущих куда-то вперед. Я посмотрел на Энн. Она спрятала лицо руками, а её плечи слегка подергивались, выдавая немые всхлипывания. Странно, но тогда я во второй раз ощутил близость с ней, как с товарищем по несчастью. Себя жалеть я не имел права, и мне захотелось пожалеть Энн за нас обоих. Я подвинулся к ней вплотную и обнял.

__________

Я сам толком не понял, как все произошло и кто первый начал: то ли Энн меня поцеловала, то ли я её. Всю ночь мы занимались любовью, и заснули лишь под самое утро.

***

Меня разбудил запах кофе. Я посмотрел на часы – был полдень. Сознание медленно возвращалось из пропасти сна, и я с ужасом вспомнил о случившемся ночью.

Энн.

Как я мог?

Я судорожно стал искать, чем бы прикрыть свою наготу. Тогда впервые в жизни она мне показалась непростительно постыдной. Надев первые попавшиеся штаны, я собрал волю в кулак и пошел на кухню.

Энн, в одних только трусиках, раскладывала тосты по тарелкам. Увидев меня, улыбнулась и продолжила приготовления к трапезе.

– А я как раз хотела идти тебя будить.

Даже со спины можно было заметить, что она счастлива. Мне стало жутко неудобно за свое отвращение к содеянному.

Не в силах начать говорить, я молча сел за стол. Она расставила тарелки с тостами и чашки с кофе и села напротив.

– Энн, нам надо поговорить, – наконец выдавил я. Сердце не билось, а скрежетало внутри. Я с трудом мог моргать.

Она бесшумно отодвинула чашку кофе, которую только что взяла в руки.

Её кофе пах безумием.

– Это из-за того, что я шлюха, да?!

Я не успел вставить ни слова.

– Мэри же тебе все рассказала. Конечно! Она к тебе первому бежит советоваться!

– Дело не в… «этом», – хотел возразить я, но Энн мне не дала. С каждой секундой она все больше выходила из себя.

– Конечно! Куда мне, какой-то потаскухе, тягаться с «мисс идеальность»!

Энн одним взмахом сбросила со стола все, что попалось под руку, и заревела.

– Энн, пожалуйста, послушай, – я решил воспользоваться паузой, – Дело же совсем не в этом! Просто… мы не можем. Я люблю Мэри.

– Конечно, все любят Мэри! Я вот меня… что со мной-то не так? – сквозь всхлипывания и рыдания бормотала Энн. – Скажи, что со мной не так? Я не красивая?

– Ну конечно же ты красива, и даже очень!

– Тогда в чем дело, почему мы не можем быть вместе?

– Энн, ну я же говорю – я люблю Мэри!

– Но Мэри нет тут! – прокричала Энн, совсем обезумев, – Она бросила тебя, ты забыл? И уехала черт знает куда, где наверняка спит с кем-то другим! А может даже и не с одним.

– Моих чувств это не меняет,  – попытался как можно спокойнее сказать я.

Энн, в приступе ярости, ничего мне не ответив, скинула со стола оставшуюся посуду и ушла в спальню, а уже через пару минут входная дверь стукнула под пронзительное «Ненавижу», адресованное то ли мне, то ли Мэри, и болезненно-резкая тишина воцарилась в моей квартире.

__________

Я закрыл глаза и просидел без движения около часа.

Думать совсем не хотелось, я просто наслаждался тишиной.

Потом встал и принялся разгребать погром, учиненный Энн.

***

Спустя два месяца, ответив на звонок с незнакомого номера, я услышан в трубке знакомый до боли голос Мэри.

– Угадай кто-о-о? – она казалась веселой и … счастливой.

Я посмотрел внимательней на номер. Он был местным. Значит, Мэри в городе.

– Даже и не знаю, кто это мог удостоить меня своим звонком!

Я был рад её слышать. Внутри меня будто прошелся бразильский карнавал. Я ликовал, но старался не выдавать своих чувств.

– Ну прости меня, я знаю, что ты очень переживал. Но так было нужно. Только так и никак по-другому.

– Как обычно.

– Ты же меня знаешь…

– Да, и поэтому не обижаюсь.

Вся эта беседа была скорее формальностью, ведь я знал Мэри лучше её самой и прекрасно понимал, что по-другому она просто не умеет жить. А Мэри, в свою очередь, давно привыкла, что я прощаю ей все выходки.

– Так, где и когда встречаемся, мне надо с тобой очень серьёзно поговорить, – в голосе Мэри чувствовалась взволнованность.

Прилив радости сменился во мне ужасом перед неизбежным разговором о том, что случилось между мной и Энн. Все эти месяцы я запрещал себе думать о той злополучной ночи. Глупо, но мне казалось, если не вспоминать, то можно было жить, как будто ничего не произошло. А теперь Мэри здесь, и нужно было как-то ей все рассказать. Но как? Не находя ответа на этот вопрос, я решил, что отложу признание до завтра. А пока, уже порядком натренировавшись, я просто запретил себе думать об Энн.

И мы с Мэри договорились о встрече на семь часов в парке.

__________

Еще издалека я различил её сияющее и до безумия мною любимое лицо. Она стояла вполоборота и пока не успела меня заметить, поэтому я мог себе позволить открыто любоваться ей.

Она где-то загорела. Ей очень шел золотистый оттенок кожи. Волосы стали совсем светлыми, и ветер играл ими, как ему вздумается, на что она даже не обращала внимания и ни разу не поправила их. Я аккуратно подошел к ней из-за спины. Дотронулся до её хрупкого плеча.

«Привет».

Она повернулась, на секунду приняв испуганный вид, и тут же засияла своей животворящей улыбкой. Её глаза окончательно утратили возможность измерить их глубину, и я падал в их небытие, добровольно отдавшись забвению.

– Я так соскучилась, если бы ты знал! – тихо сказал она и бросилась мне на шею.

«А вот как я тоскую по тебе, лучше не знать никому», – подумал я, и, забыв о существовании мира вокруг, прижал её к себе, как если бы боялся, что внизу пропасть и она вот-вот сорвется.

__________

Мы шли по аллее, и она без перебоя рассказывала мне о том, где была, как жила, что прочитала, с кем познакомилась, какие фильмы произвели на неё самое сильное впечатление, какие катаклизмы ожидаются в конце года и вообще в какие тартарары катится этот мир.

– На самом деле, я хотела поговорить о другом, – сменив тон, сказала она, когда мы устроились в укромном месте на лавочке.

– Да? И о чем же? – с замиранием сердца спросил я, боясь, что разговор может пойти об Энни, и тогда мне волей-неволей придется сознаться в случившемся между нами.

– Знаешь, я долго думала… о нас с тобой.

Я успокоился, поняв, что речь не об Энн. Теперь можно было расслабиться.

– И что же ты поняла? – задорно спросил я в противоположность её размеренному полушепоту.

Она посмотрела мне в глаза. Я думал, что она сейчас обидится за то, что я перебил ее, но она сказала то, чего я совсем никак не ожидал:

– Поняла, что люблю тебя и хочу быть с тобой.

Удар. Резкая боль.

Если бы эти слова я услышал два месяца назад – я стал бы самым счастливым человеком во всех существующих и несуществующих мирах. Я мечтал об этом пять лет, пять бесконечно долгих лет! И вот сейчас – я слышу вожделенное «Люблю», но нет ни радости, ни счастья, лишь разрывающая душу на атомы нестерпимая боль.

Я почувствовал себя героем паршивого кино с изъеденным мыльным сюжетом: «Мэри любила Макса, Макс любил Мэри, но по пьяни переспал с её сестрой. Сможет ли Мэри простить Макса? Будут ли они вместе? Смотрите в следующей серии». Как мне хотелось тогда встретиться с Творцом и спросить у него, отчего Он выбрал для моей жизни именно этот затасканный киношниками сценарий? Почему так, Господи, почему?..

Не смея пошевелиться, я смотрел в самые бесподобные на свете глаза, в то время как в моих одна за другой наворачивались слезы. Мэри, должно быть, подумала, что это слезы счастья, и поцеловала меня. Я не мог противиться. Я целовал её с той страстью, какая только могла родиться в человеке, я целовал её так, будто через секунду меня расстреляют, я целовал её с тем отчаянным безумием безнадежно влюбленного парня, знавшего, что больше никогда не случится этого момента. Я целовал её, и соль на моих губах не давала оторваться от её губ.

__________

Когда стемнело, мы поехали ко мне и всю ночь, как одержимые, занимались любовью.

Это было подло с мой стороны, но я ни разу не пожалел о том, что умолчал тогда об Энн. Ради одной только той ночи с Мэри и полжизни отдать было не жалко.

***

Когда Мэри заснула, я вышел на улицу.

Рассвет вот-вот должен был задаться, а до тех пор землю окутывала непроглядная тьма, которую прорезал лишь слабый тусклый свет от фонарей.

Я шел по дорогам пустой, пропуская в себя леденящий холод.

Холод во мне испугался.

Мысли, словно стервятники, кружились над моей раненой любовью, и лишь последний тлеющий огонек надежды на прощение Мэри пытался разогнать эту свору.

Я мысленно разыгрывал раз за разом сценарий нашего грядущего разговора. Что сказать? Как сказать? Какой будет её реакция? Первый раз в жизни я хотел, чтобы Мэри оказалась другой, чтобы на секунду она перестала быть собой и смогла меня простить.

Наивный. Отчаянно влюбленный глупец. Та Мэри, которую я знал и любил – не простила бы меня никогда.

__________

Я подождал, пока стрелки часов покажут обеденное время и с букетом белых роз и завтраком пошел будить Мэри. Сам я не сомкнул глаз ни на минуту.

Я нежно поцеловал Мэри в губы:

– С добрым утром, любимая! Хотя уже давно не утро.

Мэри распахнула глаза и улыбнулась.

– Завтрак в постель, еще и с цветами! Надеюсь, ты не предложение мне собрался делать? А то ведь я могу и согласиться, – она игриво улыбнулась.

Видит Бог, как сильно мне хотелось промолчать, и не ранить сердца своей любимой. Но тянуть дальше было уже нельзя:

– Мэри, прежде чем сделать тебе предложение руки и сердца, я должен тебе кое в чем признаться.

– Уж не в том ли, что у тебя были другие женщины за эти пять лет? – Мэри была счастлива. Я давно не видел ее такой сияющей.

– Отчасти в этом, – я перевел дыхание, – Дело в том, что мы с Энн… – у меня язык не поворачивался сказать это, настолько мне было противно от себя самого.

Но Мэри все поняла и без завершения фразы. По моим глазам. Её улыбка моментально исчезла.

– Ты переспал с Энн? – её взгляд убивал.

– Я не знаю, как все вышло! Господи, Мэри, она сама заявилась ко мне…

– Вот только не сваливай теперь все на Энн. За себя ответь.

Она была права.

– Да что тут отвечать… Я – беспутный пьяница. И уже ничего не изменить, не исправить. Я люблю тебя больше жизни, всегда любил и буду любить, несмотря ни на что. Как бы банально это не звучало, ты знаешь не хуже меня, что это не пустые слова. И я до сих пор сам не могу понять, что произошло в тот вечер. Господи, Мэри, как мне не хочется говорить этих замыленных фраз!

– Так не говори, в чем проблема!

Мы замолчали. Слова действительно сейчас были лишни. Мэри вела себя на удивление спокойно. Она задумчиво разглядывала облака, проплывающие по небу.

– Так значит, ты переспал с моей сестрой… – как бы про себя рассуждала она. – С моей сестрой, которая работает в эскорте.

Она опять замолчала на какое-то время, хотя весь её вид говорил о том, что процесс рассуждения в ней продолжается, только теперь в беззвучном режиме. Я замер, как подсудимый перед оглашением приговора. Дадут ли мне пожизненный срок или лишь условный, теперь оставалось только ждать вердикта Мэри.

– Что ж, – не торопясь, начала она, – Я думаю, тут и решать-то нечего. Ты и сам все прекрасно знаешь и понимаешь. Прощай, Макс! И спасибо, что не сказал об этом вчера.

Она встала, оделась и совсем бесшумно вышла из квартиры.

Я её не останавливал. Она была права: я все знал, хоть и не желал себе в этом признаваться. Я знал, что она не простит, знал, что нет способа её остановить, знал, что любая попытка проявить настойчивость лишь усугубит дело. Поэтому я просто сидел и смотрел, как от меня уходит женщина, которую я буду любить до конца своих дней, и в том была моя плата за содеянное.

Я закрыл глаза и провалился в небытие.

***

Меня разбудил запах кофе. Я открыл глаза и посмотрел на часы – полдень.

Оглянулся. По спальне были разбросаны вещи, мои и женские.

Ощущение дежа вю.

Я осторожно поднялся с кровати, забыв даже что-нибудь накинуть на себя и, стараясь ступать бесшумно, направился к кухне.

Это была Мэри. Она сидела за столом и пила кофе с каким-то пирожным. Увидев меня, игриво подмигнула:

– Проснулся, герой! Ты так крепко спал, что я думала, очнешься только к вечеру!

– Ты тут? – ошеломленный, только и смог сказать я.

– Ну конечно тут. Я теперь никуда от тебя не денусь.

Она встала и поцеловала меня.

– Ты будешь чай или кофе?

Я не понимал, что происходит. Неужели это был сон? Или, может, сейчас я сплю? Я ущипнул себя. Больно.

– Кофе.

Я сел. Мэри посмотрела на меня, слегка прищурясь. Должно быть мой растерянный вид сам говорил за себя.

– Что, дурной сон? – Мэри как будто видела меня насквозь.

– Ага.

– Что, как будто я ушла?

– Ага.

– И как – больно было?

Я посмотрел на неё. Она издевается или мне все и правда только приснилось? Ключи же у неё есть от моей квартиры. Она вполне могла вернуться, пока я сплю, и просто разыграть спектакль. Вот только зачем? Отомстить? Нет, на неё это не похоже.

– Очень, – наконец ответил я.

Она загадочно улыбнулась:

– Ничего, это всего лишь сон! В этой реальности я не собираюсь от тебя уходить. Во всяком случае, по своей воле.

Нет, Мэри не играла. А у меня похоже начиналась паранойя.

– Да что ты так подозрительно на меня смотришь! Я, конечно, понимаю, спустя пять лет ожиданий тяжело поверить, что я наконец одумалась… Но это правда.

Ни один живой человек не смог бы так быстро отойти от потрясения и так безупречно сыграть счастье. Но сон был настолько реалистичным, что мне было проще поверить в игру Мэри.

– Пойдем лучше погуляем? – предложил я. Мне было просто необходимо проветриться.

__________

Мы гуляли по парку молча. Мэри наслаждалась пением птиц, а я был погружен в размышления.

Стоит ли повторять события сна? Я слишком отчетливо помнил ту боль и не хотел испытать её еще раз. Я не мог снова потерять Мэри. Да, однажды я оступился, с кем не бывает? Но зачем из-за одного неверного шага ломать и свою жизнь, и жизнь любимой женщины?

– Мэри, а давай уедем куда-нибудь подальше? Оставим прошлое? – как бы невзначай предложил я. – Поженимся, нарожаем детишек, построим новую счастливую жизнь на новом месте, чтобы ничего не напоминало о былом?

Она рассмеялась.

– Забавно, но я хотела предложить тебе тоже самое!

Я обнял её. Я не сомневался, мы с Мэри – части единого целого. Как же хорошо, что я увидел тот сон, который стал словно предостережением. Скоро мы уедем из этого чертова города, и прошлое тоже станет просто дурным сном.

__________

Вечером, когда мы собирали вещи, раздался телефонный звонок. Я ответил. Это была Энн. Только её сейчас не хватало. Для разговора с ней я вышел на балкон.

– Макс, нам надо срочно увидеться, – вместо приветствия пролепетала Энн.

– Так, послушай меня внимательно, – я говорил, как можно более убедительнее, не допуская в своей интонации ни намека на компромисс. – Я не собираюсь с тобой больше встречаться и вообще видеться. Никогда. Забудь о моем существовании!

– Макс, но это очень важно!

– Знаю я твоё «важно», проходили.

– На этот раз действительно важно….

– Да, и что же опять? Стало одиноко? Не с кем поговорить?

– Я… жду ребенка. От тебя.

Вот так поворот. Девочка, видно, пересмотрела мексиканских сериалов. Я был на девяносто процентов уверен в том, что она просто блефует.

– Неужели? От меня? Ты так в этом уверена? Со сколькими ты спишь в день? Энн? А залетела именно от меня? Всё, хватит с меня твоих выходок! Забудь этот номер или я буду вынужден рассказать твоим родителям, чем зарабатывает на жизнь их милая дочурка, – я опустился до шантажа.

Она разревелась и бросила трубку.

Да, возможно я был груб. Но я не мог позволить Энн опять влезть в мою жизнь и все испортить! Конечно, она могла сама рассказать Мэри о случившемся между нами. Но вряд ли бы, во-первых, ей удалось связаться с Мэри, а во-вторых, вряд ли бы Мэри захотела её вообще слушать и уж тем более верить в эту историю. Так что на этот счет я был спокоен и, сделав три глубоких вдоха, вернулся опять в квартиру готовиться к переезду.

Когда все вещи были собраны, мы с Мэри занялись любовью. Часа в три ночи, только собравшись погрузиться в сон, я беспощадно был выкинут из полудрема настойчивым телефонным звонком. Мне пришлось ответить.

Это были родители Мэри.

Энн повесилась.

По заключению врача, она была на втором месяце беременности.

Я положил трубку телефона, ничего не ответив. Говорить об этом Мэри сейчас я не стал: она уже спала, тихо посапывая. Я лег рядом и уставился в потолок, окутанный ночной мглой.

Она повесилась из-за меня. Она действительно ждала ребенка. Я убил одним выстрелом двоих.

Только под самое утро я смог на минуту забыться, а когда очнулся – стоял на балконе с телефоном в руке.

***

– Макс, нам надо срочно увидеться! – послышался в трубке голос Энн.

– Энн? Ты? Ты жива?

Опять сон? Что происходит? Я ущипнул себя – больно.

– Ну конечно я жива. Когда тебе удобно?

Земля уходила из-под ног. Сон смешался с реальностью. Я не понимал, где кончается первое и начинается второе.

– Давай через час в кафе «Мопассан», – как-то рефлекторно сказал я и положил трубку.

Мэри собирала вещи. Все было в точности, как вчера.

– Мне нужно ненадолго отойти по делам. Я скоро вернусь.

Она лишь пожала плечами и продолжила как ни в чем ни бывало складывать вещи в чемодан.

__________

Пока я шел на встречу с Энн, в моей голове была пустота. То есть я бы, конечно, с удовольствием подумал над происходящим, если бы знал, что думать. Если первый раз все можно было списать просто на дурной сон, то сейчас объяснить, как я вдруг оказался на балконе во «вчера», я просто не мог.

Я пришел раньше Энн и сел за свободный столик, заказав кофе, к которому не притронулся ни разу. Когда она пришла, я даже не повернулся в её сторону.

– Дай угадаю, ты ждешь от меня ребенка? – начал разговор я, по-прежнему не смотря на неё.

Боковым зрением я заметил, что на лице Энн изобразилось удивление.

– Откуда ты знаешь? – изумленно спросила она.

– Да так, интуиция.

– Ну и что скажешь? – выдержав паузу, спросила Энн. Видимо, она ожидала, что я разрожусь длинным монологом.

– Нет, это что ТЫ скажешь? Что ты от меня хочешь? – я едва сдерживал гнев и раздражение.

Энн на меня посмотрела, как на идиота. Для неё казалось очевидным, как должен поступить мужчина, если женщина от него ждет ребенка.

– Я люблю Мэри. Ты знаешь это. Мы не можем быть вместе, и ребенок ничего не изменит, – подытожил я, внимательно наблюдая за реакцией Энн. Но она была спокойна.

– Так что ты мне предлагаешь – делать аборт? Убийство?

– Ну, а почему бы и нет. Срок же маленький.

Энн не отвечала. Она повернула голову в сторону и уставилась в одну точку. Лишь уголки её губ слегка подергивались.

– Врачи мне давно поставили диагноз бесплодия, – не меняя положения, стала рассказывать Энн. – Я долго и безуспешно лечилась. Чего только не перепробовала… Без толку. Я, может, именно из-за этого на панель подалась. С горя знаешь ли….

Я не был уверен в том, что Энн говорит правду. Сейчас я вообще не был уверен ни в чем. Что мне оставалось? Лишь плыть по теченью.

– Допустим, я тебе поверил, – наконец сказал я. – Так чего ты хочешь? Чтобы мы поженились?

– Ну не расти же ребенку без отца!

– Я почему бы не найти другого отца, более подходящего?

– Более подходящего, чем родной, нету.

– Я люблю Мэри. И так будет всегда. Каково будет ребенку видеть, что отец любит другую? Я мог бы помогать вам, навещать.

На глаза Энн наворачивались слезы. Стало очевидным, что её устроит только один вариант разрешения этой ситуации. Любой другой, похоже, неминуемо привел бы Энн к суициду.

Я запутался. Я не мог понять, происходит все по-настоящему или нет. А главное, я не мог для себя решить, готов ли я снова принять на себя ответственность за смерть Энн и жить с этим. С другой стороны, я точно знал, не зависимо от того, сон это или реальность, что провести всю жизнь с Энн только из-за страха, что она покончит с собой, я не смогу. Лучше уж самому сразу повеситься. Да и, в конце концов, что я ей – нянька? Она – взрослый давно совершеннолетний человек, который сам делает выбор. Что, на панель пойти её тоже кто-то подтолкнул? Нести ответственность за чужие решения, к тому же не очень адекватные – нет уж, увольте. Мне бы со своей жизнью разобраться.

– Знаешь, Энн. А делай, что хочешь. Ты уже давно взрослая баба. От помощи я не отказываюсь, но жениться на тебе – точно не собираюсь.

И, заплатив по счету, я вышел из кафе.

Придя домой, я сразу лег спать, уже готовый к тому, что среди ночи буду разбужен звонком от родителей Энн с известием о её гибели.

Но ночью никто не звонил.

__________

Проснувшись по утру, я с облегчением вздохнул: значит, что-то поменялось в прежнем сценарии, и Энн осталась жить.

Утро оказалось приветливым. Довольный, я побрел на кухню за своим кофе. На столе лежала записка от Мэри. «Наверное, ушла за пирожными», – подумал я, но содержание оказалось весьма отличным от моих ожиданий.

Мэри ушла не в магазин, а от меня, навсегда.

Энн каким-то образом связалась с ней за ночь и все рассказала. Каким я был дураком, подумав, будто Мэри не поверит своей сестре! К тому ж, вполне возможно, что Энн записала нашу последнюю беседу, решив перестраховаться.

Недолго длилось счастье. Что ж, тем лучше. Энн – жива. Мэри – знает о нас с Энн. Все на своих местах, все так, как оно и должно быть. Хотя, откуда бы мне знать, как все должно быть на самом деле?

Странно, но в этот раз было не так больно от ухода Мэри.

Я набрал в супермаркете побольше пива с чипсами и увалился на диван перед телевизором.

Снова – привычное состояние безразличия к жизни.

Один за одним я пропускал через свое сознание фильмы, лишь бы заполнить болезненную пустоту пусть даже мусором. Я боялся оглянуться назад, ведь тогда бы мне пришлось разбираться с абсолютно необъяснимыми явлениями, а сейчас я был не готов к этому. Нет, только не сейчас. Энн жива, Мэри – все знает. Точка.

Ближе к семи часам раздался телефонный звонок. «Черт, кому я еще понадобился! Неужели так сложно оставить человека в покое хотя бы на день!»

Звонили родители Мэри и Энн.

«Неужели Энн все же повесилась?» – подумал я, и сердце предательски начало барабанить.

Что ж, почти.

Мэри спрыгнула с 16 этажа. Разумеется, насмерть.

Что происходит, черт возьми?!.

Голова закружилась. Я с трудом мог дышать.

В дверь позвонили. Звонок доносился как будто из параллельной реальности. Я порывался встать, но тело отказывалось меня слушаться. Через какое-то время я увидел перед собой лицо Энн, как в тумане. Она что-то говорила, но я не мог разобрать, что именно. Затем она снова ушла и вернулась со стаканом воды. Напоила меня. Вкус был дрянной, однако минут через пятнадцать ко мне вернулся контроль над телом.

– Тебе лучше?

– Ага, – кивнул я и немного приподнялся с дивана.

– Видимо, родители тебе уже позвонили…

Я снова кивнул.

– Прости, я не хотела. Я не думала, что так получится… Боже, что я натворила…

Энн, уже по традиции, зарыдала. Последние наши встречи она только это и делала.

– Вот, это тебе, – не отвлекаясь от рыданий, она протянула мне письмо. Почерк Мэри.

Я открыл, не мешкая. Руки тряслись и пришлось положить письмо на стол, чтобы суметь прочесть.

«Дорогой, Макс!

Я могла бы принять тот факт, что ты переспал с Энн. Простить, не знаю, а принять – могла. Но ведь ты мне не собирался этого говорить, правда? Для этого же тебе вдруг захотелось уехать?

Я тебе верила, ты же знаешь, больше, чем себе. Ты был для меня самым близким и родным человеком на Земле. Скорее, мир пошатнулся бы, чем моя вера тебе. И тут – такое.

Не вини себя. В конечном счете, дело не в тебе, а во мне. Я сама виновата в том, что так построила свой мир, и теперь у меня просто нет иного выхода.

Люди бы обязательно попытались меня переубедить, мол, пройдет, всякое бывает.

Но как бы объяснить… Это как если бы я всю жизнь посвятила служению Богу, жила бы в церкви, постриглась бы в монахини, а потом в один момент узнала, что Бога – нет.

Это конец. И только я в этом виновата.

Прости.

Люблю тебя, и даже оттуда – буду любить.

Прощай.

Твоя Мэри».

Нет, это я был виноват. Я знал, что поступаю подло по отношению к любимой женщине. Знал, и все же предал её, из-за своих эгоистических побуждений.

Я пошел на кухню за виски. И пил, пока не отрубился.

***

Проснулся я в своей кровати.

Только открыв глаза, я бросился на кухню.

Мэри готовила кофе.

– Проснулся, герой! Ты так крепко спал, что я думала, проснешься только к вечеру, – весело сказала она.

Мэри. Живая. Бесподобная. Любимая.

Я, обезумев от радости, заключил её в свои объятия.

– Что с тобой, Макс? Сейчас сломаешь меня! – она вырвалась. Я не противился. Уже достаточно было того, что она жива.

***

Я не понимал, почему раз за разом все переигрывается. Видимо, какая-то неведомая сила давала мне шанс сделать правильный выбор. Но жизнь – это не игра, и за гейм овером не бывает второй или третьей попытки. Хотя, много ли я знал о жизни? В сущности, то, в чем я непоколебимо был уверен еще неделю назад – рушилось.

Я оставил Мэри и пошел прогуляться в одиночестве.

Те же улицы, те же беспокойно снующие люди, то же небо над головой. Мэри жива и так же прекрасна, я – живу и все так же люблю её. Я невольно вспомнил, как впервые повстречал ее.

__________

Стоял прекрасный октябрьский день. Листья уже пестрили своей желтизной на голубом небе. Как обычно, я просиживал перерывы между лекциями в кафе напротив универа. Это заведение было моим третьи домом (вторым, разумеется, была работа). Все официанты знали меня по имени и всегда с улыбкой, дружелюбно растянутой до самых ушей, провожали за привычное место у окна, и вместо меню сразу приносили – двойное экспрессо с ванильным чизкейком. Привычкам я изменял редко, поэтому только новые официанты обычно интересовались заказом.

В тот день она села за столик рядом. Легкая, свежая, она словно принесла с собой морской бриз.

– Что, окно? – поинтересовался я, вспомнив её лицо, неоднократно мелькавшее у нас на факультете. Вообще память на лица уменя отличная, так что я был абсолютно уверен в том, что она учится в том же университете.

– Ага. У Вас, я так понимаю, тоже? – её вежливость меня повеселила. Я слегка улыбнулся, так, чтобы она не смогла заметить

– Ага. И у меня тоже. Может, присоединитесь, чего два стола занимать? – не знаю, зачем я это предложил тогда, вышло как-то автоматически. Она сразу же без ужимок согласилась, как соглашаются, наверное, только первокурсницы.

– Меня Мэри зовут, а Вас?

Ох уж это её «ВЫ»!.. Даже сейчас, вспоминая, сложно не улыбнуться.

– Макс. И давай на «ты», договорились?

– Окей. Без проблем, – она слегка улыбнулась и посмотрела мне прямо в глаза. Я даже смутился, признаться, как школьник, настолько открытым и дерзким был её взгляд. – А ты на каком курсе?

– На последнем.

– На экономическом?

– Да.

– Здорово! Будешь помогать? Советом там, еще чем… – она кокетливо улыбнулась.

– Да без проблем. А ты чего кстати одна, без своих?

– Знаешь, могу у тебя спросить тоже самое.

– Ну я все же на последнем курсе, у нас все давно работают, в универе лишний раз не появляются. А ты как-никак только поступила, у вас вся группа должна быть в полном составе и пионерской готовности.

– Да ну их… Какие-то они… Скучно в общем мне с ними. Не интересно совсем. Лучше уж одной побыть.

– А с кем интересно?

– Честно?

– Ну конечно честно! Не стоит начинать общение со вранья.

– Если честно, то мало с кем, – сказав это, она как-то заметно сникла и впилась взглядом в пейзаж за окном.

Пользуясь моментом, я решил получше её рассмотреть. Золотистая копна волос цвета только скошенной пшеницы, правильные черты лица со слегка опущенными уголками глаз, хороший загар, приобретенный скорее в нашей полосе, чем на средиземноморском берегу, простое черное платье и плащ цвета того неба, что тогда было у нас над головой. В общем, ничего особенного, и в то же время, меня не покидало стойкое ощущение, будто я что-то в ней упустил. Она застала меня врасплох, когда я пытался обнаружить это «что-то»:

– И как тебе?

– Что "как"?

– Ну я – как тебе? Ты же сейчас меня разглядывал? Или ты умеешь смотреть сквозь предметы и любовался картиной, что за мной?

– Прости, я не хотел тебя смутить.

– Что ты, вовсе ты меня не смутил! Мне может даже понравилось, как ты меня разглядывал. Как-то по-особенному…

– Хм… По-особенному? Это как?

– Ну обычно мужчина рассматривает женщину, прикидывая, что у неё под одеждой. А ты смотрел, как будто прикидывал, что у меня под кожей, в душе в смысле, – она широко улыбнулась, видимо, представив, насколько интересно было бы её анатомическое содержание.

– Может, и так, – ответил я.

– Тогда, боюсь, тебе потребуются годы, чтобы разобрать, что у меня там, – сказала она и была права.

Годы потребовались мне для того, чтобы понять: там, под кожей, у нее находилась целая Вселенная. Моя Вселенная.

__________

Опустошенный, я шагал по дороге, вспоминая о нас. Нет, я слишком люблю Мэри и не допущу, чтобы с ней что-то случилось, тем более из-за меня! Теперь я точно знал, что нужно делать, и, зажмурив глаза посильнее, шагнул на проезжую часть.

Удар. Резкая боль.

Я рухнул в небытие. Последнее, что от меня оставалось еще какое-то время – мои мысли. Но постепенно и они затухли.

Наконец, я кончился.

Покой.

***

Сколько длилось мое небытие, я не могу сказать точно: времени там нет.

Только в одно мгновенье свет стал просачиваться через кромешную тьму, и я услышал биение своего сердца.

Открыв глаза, я увидел перед собой парк. Мой любимый парк, в котором я знаю каждое дерево. Я сидел на лавочке в нашем любимом с Мэри месте. Я обернулся в сторону, но её рядом не было, вместо неё сидел какой-то старик. Раздосадованный, я окончательно поник. Что же получается, я не могу даже умереть? Раньше я считал, что высшее наказание для меня – жить без любви Мэри. Что ж, я слишком мелко брал.

– Что, не понимаешь, что происходит? – вдруг спросил старик.

– Простите, Вы это со мной говорите? – решил уточнить я, хотя и без того прекрасно знал, что старик обращается ко мне.

– А ты здесь видишь кого-то еще? – старик повернулся ко мне лицом. Его глаза были слишком бледного голубого цвета, который, казалось, вот-вот совсем сотрется.

– Что Вы знаете? – решил, немедля, разузнать я. Впервые появился кто-то, дающий надежду на возможность разобраться в происходящем.

– Я знаю достаточно., – с усмешкой пробормотал старик.

Так, нужно было срочно собраться и задать правильный вопрос:

– Что творится с моей жизнью?

– Что? Что творишь, то и происходит.

Ну вот, начинаются загадки. Кто бы сомневался!..

– Что Вы имеете ввиду? Не могли бы Вы выражаться более доходчиво… Эти Ваши загадки сейчас, знаете ли, совсем ни к месту. Я устал. Я потерян. Мне не до того. А Вы, похоже, что-то знаете.

Старик рассмеялся. Это меня взбесило:

– Что смешного я говорю? Я на грани того, чтобы сойти с ума! А Вам – смешно!

– Так давно пора.

– Что давно пора?

– Сойти с ума., – старик лукаво посмотрел на меня.

Я сделал три глубоких вздоха. Надо было успокоиться. Со стариком ругаться было совсем ни к чему: он мог помочь.

– Зачем мне сходить с ума?

– Чтобы не задавать все эти вопросы мне.

Та-а-ак, надо было найти другую отправную точку.

– Ладно. Давайте сначала. Что происходит с моей жизнью?

– То, что ты хочешь.

– В смысле?

– В прямом. Свою жизнь ты лепишь сам.

Господи, как же я устал. У меня кончились силы даже для того, что рассердиться на него.

– Что со мной не так… Почему вся эта чертовщина происходит именно со мной!.. – воскликнул я в исступлении.

– С тобой не так лишь то, что ты способен помнить все разыгранные тобой сценарии.

Я оживился.

– А вот с этого момента можно поподробнее?

– Отчего же нельзя, можно, – старик достал из кармана носовой платок, аккуратно высморкался и продолжил. – Каждый человек сам строит свою жизнь. В определенные моменты, когда им одолевают бури сомнений, он начинает метаться и рождает несколько возможных поворотов событий. Как это было у тебя. Каждый вариант, разыгрываясь, уходит в другую плоскость реальности, где благополучно продолжает существовать и развиваться дальше. Только обычно игрок – активная часть человека – не помнит предыдущие или последующие варианты событий. Ты же, так случилось, помнишь все.

– То есть я – всего лишь игрок?

– И да, и нет. Ты игрок – да, но ты – лишь часть себя.

Я отказывался принимать услышанное, но выбора у меня особо не было. Если я хотел разобраться во всем, надо было идти до конца.

– А с «собой» я вообще могу увидеться? – скривив подобие улыбки, спросил я.

Старик молча встал. И пошел куда-то вглубь леса. Я направился за ним.

Через какое-то время перед нами появилась дверь, в которую старик вошел и исчез. Не мешкая, я отправился следом. И, переступив дверной порог, очутился в длинном белом коридоре. Старик сидел в холе на кресле.

– Вот, это ты, – сказал он, когда я подошел ближе.

Я внимательно огляделся. Кроме нас со стариком вокруг никого не было.

– Что, я – коридор? – попытался пошутить я.

Он улыбнулся:

– Этот дом – квинтэссенция уровней человека, что творят реальности.

– Уровней говоришь… И на каком же уровне находимся мы сейчас?

– На самом низшем. Тут находятся линии твоей жизни. Это – уровень игрока, активной части человека.

Я посмотрел вглубь коридора. Конца его я не видел. Стены по обе стороны были усеяны дверями.

– А что за дверями?

– А как ты думаешь? – ответил вопросом на вопрос старик.

Что ж, я уже начинал догадываться и сам.

– Линии жизни, да?

– Верно, – старик одобрительно кивнул головой.

Я задумался.

– То есть за этими дверями есть жизнь, в которой повесилась Энн, жизнь, в которой покончила с собой Мэри и та, в которой бросился под машину я сам?

– Все, кроме последней. Ты же самоуничтожился. Эта ветвь реальности продолжает разыгрываться, но не в твоем доме.

Чушь какая-то. То ли все слишком сложно, то ли я очень недалекий игрок.

– Так, ладно. С этим более-менее ясно. А что на других этажах?

– Другие уровни.

– А мне туда можно?

– Можно, а куда ты хочешь?

– Ну если бы знал, что на них, я бы сказал.

– Давай так. Подумай, что именно тебя интересует. Не спеши. Времени тут нет.

Меня интересовало слишком много, чтобы понять, с чего вообще лучше начать.

–Ты говоришь – я лишь активная часть человека. А что из себя представляет пассивная часть? Ну та, что придумывает, как повернуть сюжет?

Старик встал и направился к лифту, которого я даже не успел заметить. Я последовал за ним. Когда мы зашли, он нажал на вторую копку сверху. Всего кнопок было не так много, как я ожидал. Через какую-то долю секунды мы оказались уже на месте.

Предпоследний этаж выглядел, как и первый, только коридор был в разы короче, а именно – упирался в одну единственную дверь. Старик взглядом показал на неё, приглашая там побывать.

Открыв дверь, я очутился в небольшом белом зале. С потолка свисала до самого пола огромная хрустальная люстра. В углах стояли расписные вазы с цветами. Больше внутри ничего не было. Разочарованный, я оправился к старику.

– Но тут же никого нет!

– Конечно там нет никого, потому что я здесь.

– Что – Ты? Это Ты моя пассивная часть?

– Точнее будет сказать, что я – та часть твоего сознания, которую ты не осознаешь.

– Хочешь сказать, что нету никого, кто придумывает эти дурацкие сюжетные линии? Что это я сам делаю?

– Именно это я тебе и говорил еще в начале нашего знакомства.

– То есть… – я переваривал информацию, – Мы с тобой одно, просто обычно я тебя не осознаю?

– В целом, да.

– Но почему ты – старик?

– Для того, чтобы тебе было проще со мной общаться.

– А с чего ты решил, что мне так будет проще?

– Это особенность любой активной части. То, как вы воспринимаете информацию, получаемую от собеседника, во многом зависит не от самой информации, а от того, как этот собеседник выглядит. Я – старик, потому что именно он ассоциируется у вас с мудростью. Бог, к примеру, в подавляющем большинстве умов рисуется именно стариком.

– Ну а как же ты выглядишь в действительности?

– Это, кстати, тоже одна из ваших особенностей, позволяющая с такой легкостью манипулировать игроками: вам всегда надо знать, как выглядит то или иное существо, объект, явление, да что угодно. Посредством зрения вы получаете до девяноста процентов информации о внешнем мире. Но при этом даже не научились пользоваться до конца своими глазами.

– Спасибо за лекцию конечно, но все же хотелось бы получить ответ на вопрос.

Старик улыбнулся.

– Видишь вазу за мной?

Я оглянулся. За спиной старика стояла белоснежная ваза с белыми орхидеями.

– Ну вижу.

– Существовала ли она в твоем мире до тех пор, пока я не обратил твое внимание на неё?

– Не понимаю, как это связано с тем, как ты выглядишь в действительности.

– Ответь, скоро поймешь.

– Ну допустим, что нет. Раньше же я её не видел.

– А теперь полностью перенеси свое внимание на эту вазу. Абсолютно. Тотально. Задействуй все органы чувств, чтобы как можно больше информации получить о ней. Забудь обо всем другом.

Я попытался сделать то, чего хотел от меня старик. Я не понимал, зачем это нужно, но терять мне все равно было нечего. Впервые, наверное, за всю свою жизнь я так всецело отдался выполнению задания.

Первое время все было прежним. Но чем больше я всматривался в эту вазу, в цветы, тем больше стал замечать деталей: сначала небольших, затем все более мелких, и наконец – совсем микроскопичных. До меня стал доноситься едва уловимый запах цветов, я вдруг даже услышал, как вода движется по стеблям, слегка поскрипывая. Я так увлекся, что потерял счет времени и забыл обо всем на свете. А когда вдруг вспомнил о том, что надо сообщить о своих впечатлениях, понял, что вокруг нет ничего кроме этой вазы и цветов. Испугавшись, я стал озираться по сторонам, и прежние очертания былого окружения постепенно стали проявляться, пока наконец окончательно все не стало прежним.

– Что это было? – ошеломленно выпалил я.

– Это был мир. Так, как он выглядит в действительности.

– Что? Но там же не было ничего, кроме вазы?

– Все верно. Ничего в действительности – и нет. А ваза была лишь потому, что ты направил на неё все свое внимание, тотально. Лишь внимание наблюдателя способно проявить тот или иной объект, как бы выхватив его из безбрежного океана непроявленного неизменного вечного НИЧТО.

– Ну, а почему же тогда подобного не случается в обычной жизни? Не скажу, что всегда, но бывало, что я также всецело отдавался чему-то одному.

– Этому есть два объяснения. Во-первых, в обычной жизни внимание игрока слишком распылено, даже когда он чем-то всепоглощающе увлечен. Но общая тенденция все же наблюдается – частично теряются детали, которые при прочих условиях были бы им ухвачены. А во-вторых, слои, в которых разворачиваются линии жизни, твои во всяком случае, имеют очень низкую частоту вибраций. То есть на все нужно больше времени. Из-за чего эти слои и кажутся застывшими, неизменными.

Я по привычке хотел возразить, слишком иррациональным и диким мне казалось то, что говорил старик. Но какой-то своей частью (очевидно той, которую представлял этот старик) я чувствовал, что это правда.

– Скажи, а что находится на остальных этажах дома?

– Другие твои уровни.

– Например какие?

– Уровень эмоционального тела, уровень ментального тела, другие твои проявления в мирах с большей частотой вибраций, уровень сердца, уровень…

– Ну все, хватит!

Мне надоел этот чертов дом. Какой в нем прок? Удивительно, но мне вдруг дико захотелось обратно, в свою квартирку, поваляться на диване, выпить холодного пива, прогуляться по лесу. Пребывать в мире, в котором ничего нет, где всепоглощающе НИЧТО лишает важности радость, печаль, смех, слезы – на редкость скучно. Я вдруг понял наконец, в чем смысл жизни, в чем смысл разыгрывания бесконечных переплетающихся паутин судеб…

– Я хочу домой… – мои слова прозвучали скорее как мольба, чем как желание.

– Ну так иди.

– Что, и дверь можно выбрать любую?

Старик лишь кивнул.

Я не сомневался. Я точно знал, куда хочу вернуться.

– Скажи, а другие параллельные мои жизни – будут существовать?

– Разумеется.

– А в каждой я буду все помнить?

– Это уж как пожелаешь.

Странно, но только одну жизнь я хотел прожить осознанно.

***

Открыв глаза, я увидел свою квартиру. В воздухе еще пахло духами Мэри.

Рядом на кровати лежал её телефон.

В дверь позвонили. Я захватил забытый Мэри телефон и пошел открывать.

Она стояла на пороге с распухшими от слез глазами.

– Я …

– Вот, – я протянул ей телефон. – Позволь еще на прощанье обнять тебя?..

Мэри промолчала. Я знал, что никогда ее больше не увижу, и что есть мочи обнял ее. Она не противилась.

__________

Когда шаги Мэри перестали слышаться, я вернулся в квартиру.

Я отпустил её, ведь для того, чтобы любить человека, не обязательно просыпаться с ним в одной кровати.

Сев на то самое место, где она сидела перед уходом, я посмотрел в окно. По небу безмятежно плыли облака. Они-то уж точно знали цену настоящего.

Я подошел к окну и распахнул его настежь, впервые за много лет, и тут же ворвался ветер.

Вот, чего мне действительно так не хватало – ветра.

Ветра, который бы внес свежесть в мою затхлую квартиру, ветра, который бы внес свежесть в мою затхлую жизнь.

Он трепал мои волосы, и я чувствовал его прикосновения не только на своей коже, но и на своей душе: он сдувал пыль былого с настоящего, обнажая всю его прелесть. Что и говорить, под пеплом прошлого сложно различить красоту настоящего.

Удивительно, но меня больше не беспокоила вся та метафизическая муть, что приключилась со мной. Сон ли это или я правда побывал там, за чертой – мне было совершенно не важно. Я знал наверняка: настоящий я – вот тут, сейчас, а не где-то там. И с жизнью может происходить только одно – она продолжается, несмотря ни на что. Вопрос лишь в том, пойдешь ли ты за ней или похоронишь себя под горами пепла.

Ветер трепал мне волосы, а большего я и не желал.

Я обрел долгожданный покой.