Призраки Черного моря [Юлия Владимировна Медведовская] (fb2) читать онлайн

Анвар Иргашев

Юлия Медведовская

Призраки Черного моря

роман

Глава 1

Май 1941 года, г. Балаклава

Безымянный грот, где тихо и таинственно плескалось море, был всего-то в получасе ходьбы. Если пуститься сразу вниз, почти бегом, по левому берегу Балаклавской бухты, то добраться получилось бы минут и за пятнадцать.

Айдер, прикрыв глаза, буквально слышал шуршание волн по гальке. И видел зеленовато-голубые отсветы на влажных стенах грота, внутри. Тут вода уже не шуршала, а весело облизывала замысловатые изгибы стен. Отдельные, самые упорные волны достигали и потолка, падая затем россыпью солёных брызг.

– Меметов! – оторвал Айдера от чудесных видений сухой голос Карла Ивановича. – Вы где там мечтаете?

Ответить было, собственно, нечего.

Все споры о нужности или ненужности немецкого языка будущему советскому радиотехнику давно отгремели, оставив всех и каждого при прежнем мнении. Только на руках у Карла Ивановича был убедительный козырь – предстоящие совсем скоро выпускные экзамены.

Айдер лишь виновато улыбнулся и пожал широкими крепкими плечами.

– Итак, все читаем вслух то, что я сейчас напишу на доске. А вы, товарищ Меметов, нам это переведёте.

Айдер поднялся из-за парты.

«Gibst du einem Menschen einen Fisch, isst er ihn auf. Lehrst du ihn angeln, ernährter sich das ganze Leben», – вывела тонкая рука Карла Ивановича на чёрной доске.

– Читаем вслух!

Вслед за преподавателем слова повторили и все двенадцать учеников.

– Итак, молодой человек, переводите, пожалуйста!

– Если человек… кушает… рыбу, то она… жизнь. – Айдер пытался найти знакомые слова, но они никак не складывались у него в голове в осмысленные сочетания. Он сделал паузу.

– Если ты дашь человеку… – шёпотом подсказал друг и сосед по парте Николай Тризубцев.

– …дашь человеку, – повторил Айдер.

– Поживей, пожалуйста! – поторопил его Карл Иванович. – А вы, Тризубцев, не подсказывайте, пусть он сам разберётся в этом не слишком сложном грамматически предложении!

Николай послушно замолчал, и теперь Айдеру оставалось только задумчиво чесать затылок. Подождав пару секунд, Карл Иванович обратился к Николаю:

– Тризубцев, процитируйте нам, пожалуйста, как звучит эта фраза на русском.

Николай поднялся из-за парты и теперь стоял рядом с Айдером. Ростом он был повыше друга, но чуть уже в плечах.

– Если ты дашь человеку рыбу, он её съест. Если ты научишь его ловить рыбу, он будет кормить себя всю жизнь, – бегло проговорил Николай. – Мудрая мысль, – добавил он уже от себя. – Вы согласны, Карл Иванович?

– Садитесь оба. А согласен я сейчас только с тем, – кивнул, улыбаясь, Карл Иванович, – что на экзамене всем придётся остаться один на один с комиссией, так что рассчитывайте только на свои силы. И готовьтесь, готовьтесь, пока ещё есть немного времени. К вам, Тризубцев, это не относится, вы уже вполне готовы к отличной отметке на экзамене. Всем бы стоило брать с вас пример.

Ученики не без зависти следили за триумфом товарища. И лишь одному Айдеру Меметову было не до немецкого – во все глаза он глядел за окно, откуда только что помахала ему ручкой стройная Асие. Потеребив кончик густой косы, переброшенной на грудь через хрупкое плечо, она изобразила рукой фигурку, похожую на головку голубка. Айдер сделал тот же жест, который был понятен только им двоим, но настолько увлёкся, что даже привстал со своего места.

Николай тоже увидел Асие, но она смотрела только на Айдера. И Николаю больше всего сейчас хотелось оказаться на его месте.

– Меметов! Теперь вы уже всем решили помешать!

Спасительный звонок мгновенно разрядил ситуацию.

– Тризуб, ты видел, Асие пришла! – выходя из класса, восторженно проговорил Николаю Айдер.

– Ну, видел, и что?! – Губы Николая скривились то ли в улыбке, то ли в усмешке. Но весь сияющий Айдер ничего особенного не заметил.

– Так что сегодня точно идём, как и договорились, к Безымянному гроту.

Николай молча кивнул.

Почти бегом все трое спустились в сторону моря, к скалам. Путь к маленькой бухте, откуда открывался вход в Безымянный грот, знал только Айдер. Ну, ещё его отец, конечно. Отец вообще всё тут в Балаклаве и вокруг знал.

Айдер и Тризуб первыми забрались на уступ треугольной скалы и почти одновременно протянули свои руки Асие. Девушка улыбнулась и, ухватившись за крепкие руки ребят, поднялась к ним. По уступу они обогнули скалу, затем прошли по узкой тропинке у самого подножия острого камня и оказались вдруг словно в маленькой прихожей каменного дворца, откуда вниз вели ступени, образованные самой природой.

– Как тут чудесно! – воскликнула Асие.

– Это только начало! – отозвался польщённый Айдер.

– Камни как камни, – пробормотал Николай.

Внизу ступени рассыпались мелкой галькой, которую облизывали ленивые медленные волны, оставляя сухим небольшой участок пляжа. Над ним, слева, возвышалась остроконечная скала. У её подножия простиралась довольно узкая щель, в которую едва-едва мог бы протиснуться человек.

– Вот это он и есть – Безымянный грот, – сообщил с видом первооткрывателя Айдер, – точнее, вход в него. Отец говорит, что его охраняют духи. Если в него войти, то обратно можно не вернуться.

– Какие духи! Ерунда всё это, – усмехнулся Николай.

– Не веришь? Пойдём проверим.

И друзья уверенным шагом направились к входу в грот. Асие ничего не оставалось, как последовать за ними.

Ребятам удалось поочерёдно лишь просунуть головы в узкую щель. Видно было немного только то, что где-то дальше в глубине плескалась вода. Темно и никакой красоты!

– С вами говорит дух Безымянного грота-рота-та! – Голос Айдера звучал незнакомо и пугающе, эхом отражаясь от невидимых скал.

– Тра-та-та-та-та-та-та! – раскатилось вслед за возгласом Николая, будто стреляли из пулемёта.

Пока друг пытался разглядеть, что же там внутри, Айдер, присев на мгновенье, быстро просунул руку в узкую щель и, что-то нащупав внутри, также быстро опустил это «что-то» в карман своих брюк.

– Мне страшно! – Асие и впрямь уже едва не паниковала. Её большие миндалевидные карие глаза казались почти чёрными, а зрачки сузились, как у испуганного котёнка.

Пришлось выбираться вспять, так, по сути, и не заглянув в глубину Безымянного грота, о котором им Айдер так много рассказывал.

– А почему он Безымянный? – Асие первой уселась на гальку, поджав под себя ноги.

– Название никто придумать не смог, духи всех распугали, – отшутился Тризуб.

– Внутри грот очень большой и глубокий. – Айдер сел рядом с Асие. – Если поднырнуть, там есть всякие подземные ходы. От времён кочевников остались…

– Тоже скажешь! Ты что, там был? – Николай опустился на камни последним.

– Был… Вернее, я хотел бы туда попасть…

– Вот то-то же, – с уверенностью резюмировал Тризуб.

Айдер как никто другой знал, что подземные ходы кочевников внутри были чистой правдой. Ему так хотелось рассказать об этом лучшему другу, но этот грот был их с отцом тайным местом, и юноша, хотя и с трудом, всё же промолчал.

– Эх, искупаться бы сейчас! – прервала диалог ребят Асие. – Только вода ещё ужасно холодная. Прямо брр!

– Точно – брр, – согласился Айдер. – А хочешь, я тебе на ладони погадаю?

– Погадай!

Айдер взял Асие за руку и, ведя указательным пальцем по её ладошке, со знанием дела начал рассказывать:

– Твоя длинная-длинная линия жизни вот тут очень близко пересекается с линией другого человека. – Айдер сделал короткую паузу и посмотрел на девушку, которая слушала его с неподдельным интересом. – Мужа, наверное… И ты родишь ему сына.

– Глупости эти твои гадания, Айдер, – перебил его Николай, резко поднимаясь.

Айдер тем временем вынул из кармана брюк ракушку рапана и положил в ладошку девушки. Внутренняя сторона ракушки была сточена и напоминала по форме сердечко.

Асие чуть смутилась, а затем посмотрела на Айдера и улыбнулась ему в ответ.

– Спасибо. – Она прикрыла сердечко второй ладошкой, будто скрывая от посторонних глаз.

– Может, кому-то и слабо, а я – купаться! – Светлые волосы Николая трепал ветер, а голубые глаза выражали решимость. Он быстро скинул с себя одежду и обувь и с разбегу бросился в море.

– Тризуб, ты что! – прокричала ему вслед Асие, и он спиной почувствовал наконец-то направленный прямо на него взгляд девушки.

Проплыв туда-сюда вдоль видимого пространства и пару раз нырнув, так, что его долго не было видно, он победителем выбрался на берег.

– И совсем не холодно. – Хотя и видно было, что зубы его постукивают друг о друга. Впрочем, солнце быстро его отогрело, и по его хитрому взгляду было явно видно, что он опять что-то задумал.

Он поднял сначала один камень, потом второй, побольше, и с ним в руках несколько раз попрыгал. Айдер с Асие не без любопытства за ним наблюдали, весело переглядываясь.

– Значит так, Айдер, – сказал Тризуб, наконец, тоном старшего по званию. – Предлагаю самое честное соревнование.

– А давай! – подзадорил его друг.

– Мы ныряем с тобой в море. И кто пробудет под водой дольше – тот и выиграл. Идёт?

– Не надо, мальчики, холодно же! – Асие просительно посмотрела сначала на Николая, потом на Айдера. Но по загоревшимся их глазам тут же поняла, что отговаривать их бесполезно.

– Прыгаем с камнями в руках, вот с этой невысокой скалы, – продолжал диктовать свои условия Тризуб, – я проверил, там сразу глубоко.

Ребята поднялись на скалу.

Николай подошёл к самому краю и осторожно посмотрел вниз.

– И вода прозрачная. Асие, ты будешь судьёй!

– Ребята…

Айдер уже снимал рубашку. Асие, поняв, что спорить бесполезно, тоже загорелась соревновательным азартом и вместе с мальчиками выбирала сначала камни, которые они будут держать в руках, потом место, откуда она будет наблюдать за происходящим.

– Раз-два-три! Пошли! – скомандовала Асие.

Айдер с Николаем одновременно прыгнули в воду.

– Раз-два-три-четыре… тридцать пять – тридцать шесть. – Асие поспешила вниз, к берегу, чтобы там встретить ребят.

– …Пятьдесят один – пятьдесят два – пятьдесят три… – продолжала считать вслух Асие.

С камнями в руках, глядя друг другу глаза в глаза, ребята стояли под водой как античные статуи. Хотя даже старались улыбаться.

– Девяносто восемь – девяносто девять – сто… Сто десять… – считала Асие, уже заметно волнуясь.

При счёте «сто тридцать пять» Тризуба вдруг качнуло, и взгляд его стал терять осмысленное выражение. Но вместо того, чтобы отпустить камень и вырываться наружу, на поверхность, он ещё сильнее прижал камень к груди. И стал заваливаться набок.

Айдер, больше не раздумывая, отпустил свой камень, подплыл к другу, разжал его руки, выпустившие, наконец, предательский камень, и, подхватив сзади под мышку, как учил отец, вынырнул вместе с ним на поверхность.

– Помоги! – крикнул Айдер Асие, и они вместе вытащили Николая на прибрежную гальку, куда уже не могла захлестнуть волна.

Айдер быстро стал разводить руки Тризуба и сводить их вместе. В горле того что-то хрипнуло, губы разжались, и изо рта выплеснулось немного воды.

– Не успел наглотаться! – радостно проговорил Айдер и увидел такой восхищённый взгляд Асие, за который он отдал бы… Всё бы отдал!

Взгляд этот увидел и почувствовал не только он, но и Николай, как раз в это мгновение открывший глаза.

Николай, собрав все силы, оттолкнул руки Айдера и сел.

– Ну и напугал же ты меня, Тризуб!! – улыбнулся Айдер.

– И меня! – добавила Асие.

– Кто тебя просил? – взорвался Николай. – Я бы и сам справился!

Асие с Айдером лишь переглянулись. Асие ещё едва заметно пожала плечами, так, чтобы Николай не видел.

Тризуб так и не решился признаться друзьям, что, втайне от них, он много тренировался в надежде научиться подолгу находиться под водой, задерживая дыхание. Но Айдер всё равно оказался выносливее, что его ужасно разозлило.

Бабушка Николая, к счастью, ничего не заметила, да и он уже почти пришёл в себя – только что тёмные круги под глазами немного ещё вырисовывались.

– Заходите, заходите, я как раз пирожки испекла. Попробуете мою стряпню! Сейчас на стол накрою, – запричитала она, любовно посматривая на внука и его друзей.

– Давайте я вам помогу, – вызвалась Асие.

– Вот спасибо, дочка, сразу видно, хорошей хозяйкой в доме будешь, – улыбнулась бабушка.

Эти слова бабушки заставили Николая улыбнуться. Он выпрямился и важно сел, как и полагается главе семьи. И пока Асие накрывала на стол, он не отрывал от неё глаз. В воздухе повисла неловкая тишина.

– А почему радио у вас молчит? – нарушил паузу Айдер. – Оно ж вроде всегда работало.

– Сломалось радио. Уж сколько дней прошу внучка непутёвого, – бабушка бросила любящий, но строгий взгляд на Николая, – приёмник починить. Да никак не допрошусь! И зачем только в этом радиотехникуме учится? Только и знает, что на чужом языке болтать!

Бабушка и Асие сели за стол.

– На не-мец-ком, бабуль, говорил же уже. De-utsch, – ухмыльнулся Николай.

– Вот – опять! – всплеснула руками бабушка.

– А может, я посмотрю? – бросив осуждающий взгляд на друга, спросил Айдер.

Он умудрялся одновременно разбираться в приёмнике и откусывать от пирожка, который держала в руках Асие, подкармливая работягу.

– Вот оно! – наконец воскликнул не без пафоса Айдер. – Тут контакты разошлись. Вы его роняли, что ли?

– Роняла, – потупив глаза, призналась бабушка. – Немного задела, он и упал. И ничего не разбилось вроде. Но работать перестал.

– Паяльник есть? – спросил Айдер, обращаясь уже к Николаю.

– Перегорел. С паяльником я бы и сам давно починил, – заявил Тризуб.

– Ладно, и так справимся! – уверенно сказал Айдер.

Он взял сначала один провод и зачистил его от изоляции, затем повторил это же действие со вторым. Потом – ещё с двумя тонкими проводками.

Асие и Николай с любопытством наблюдали за его умелыми и ловкими манипуляциями.

Айдер сначала загнул каждый из проводов в виде рыболовного крючка, вдел один в другой и закрутил их концы вокруг провода – причём один конец он закручивал по часовой, другой – против часовой стрелки. Потом ещё и скрутил их вместе, в точке соединения. Получилась фигура, похожая на восьмёрку, перекрученную по «талии». После чего распрямил сильными пальцами «восьмёрки», ещё немного покрутил провод по оси в противоположные стороны и победно продемонстрировал результат: соединение получилось практически идеальным, только было чуть толще, чем остальной провод. То же самое, но намного быстрее он проделал и с другими проводками.

– Ну ты даёшь! И прямо без пайки будет держаться? – удивился Николай.

– Ага. Сам придумал – меметовская скрутка! – Он весело рассмеялся. Асие залилась смехом вслед за ним. Николай поддержал смех друзей натянутой улыбкой и внимательно рассматривал узел Айдера – действительно, таких узлов им на занятиях в радиотехникуме не показывали. – Всё, – сообщил Айдер, закрепляя заднюю крышку приёмника и включая его в розетку.

Приёмник, будто ошпаренный, сразу же заорал: «Нас утро встречает прохладой…» – но Айдер тут же убавил ему громкость.

На ещё светлом небе уже стали появляться первые звёзды.

– Мне пора, – сказала Асие. – У нас вахтёрша в общежитии строгая, ругается, если мы поздно возвращаемся.

– Я тебя провожу, – вызвался Айдер.

– И я. – Николай резко вскочил со стула, но его тут же повело, и он шмякнулся обратно. Бабушка было запричитала, но Тризуб сослался на то, что перегрелся на солнце.

Уходящих он проводил совсем не ласковым взглядом.

До общежития педагогического техникума, где жила Асие, от дома Николая было всего-то десять минут хода, хотя Айдер предпочёл бы, чтоб идти туда надо было много-много часов, а лучше – всю жизнь.

Путь шёл мимо окраинных домов с просторными садами, и воздух был напоён запахами цветущих плодовых деревьев. Небо потемнело, и вышла полная луна.

Незадолго до общежития узкая крутая улочка расступалась вправо. Там росла большая одичалая яблоня, сейчас, даже в полутьме, казавшаяся белой от осыпавших её ветви мелких цветков.

Ребята остановились, и Айдер повернулся к Асие. Её глаза смотрели на него в упор, не мигая:

– Я не поблагодарила тебя за сердечко из ракушки. Оно очень красивое.

– Я это… – замялся Айдер. – Я давно хотел тебе сказать, ну… что люблю тебя. Всем сердцем. Не этим, из ракушки… а моим, настоящим. – Он несколько раз постучал себя рукой в области груди.

Айдер так волновался и запинался, что Асие рассмеялась. Да так звонко и заразительно, что юноша невольно рассмеялся следом.

– Я глупо выгляжу, да?

– Нисколько. Ты самый умный и хороший. И ты мне очень нравишься.

Айдер улыбнулся и стал заметно смелее. Он коснулся кончиков пальцев Асие своими пальцами.

– Ты будешь моей женой?

– Да, – прошептала девушка.

Какое-то короткое бесконечное время они смотрели друг другу в глаза, а потом Айдер нежно привлёк девушку к себе и поцеловал. Это был их первый поцелуй – неловкий, но искренний.

Подул лёгкий ветерок, и яблоня, будто благословляя влюблённых, осыпала их своими белоснежными цветами.

Асие осторожно освободилась от объятий Айдера:

– Мне пора. Дальше я сама.

Айдер проводил её взглядом, пока она не вошла в дверь общежития, над которой покачивался одинокий фонарь.

На обратном пути, окрылённый до сумасшествия, он почти бежал и замедлил шаги лишь на развилке улицы – домой было направо и вниз, ближе к бухте. А если повернуть налево, то через двести шагов будет дом Тризуба. Как же Айдеру хотелось сейчас поделиться своей невероятной радостью с лучшим другом! И он свернул налево, в горку.

На веранде в доме Николая горел свет. Заглянув сквозь стекло, Айдер увидел, что друг читает какую-то книгу, при этом он шевелил губами и словно дирижировал самому себе правой рукой. Айдер постучался.

Николай, увидев его, махнул рукой уже призывно.

– Что читаешь? – приличия ради поинтересовался Айдер, ведь сейчас это было ему совсем неважно – иные чувства и слова переполняли его.

Николай показал ему книжку, старую, немного потрёпанную:

– Это Гёте, «Фауст». Карл Иванович подарил. А ты что такой взъерошенный? За тобой гнались? – улыбнулся

Николай.

Айдер помотал головой и улыбнулся. Он сел рядом с другом.

– Тризуб, я поцеловал её. И сказал, что люблю.

– Кого? – Николай сделал вид, что не понимает, о ком речь.

– Асие. А ещё мы поженимся. Вот! – выдохнул Айдер.

– Поженитесь?! Ну ты даёшь, она же наш друг, – усмехнулся Тризуб. – И что ты в ней нашёл?

– Асие не просто друг, она… – возразил Айдер.

– Она обычная девчонка, таких полно! Вон на пляж городской сходи, там таки-ие, о-хо-хо! – перебил Николай и изобразил руками пышные округлости женского тела. – А ты вцепился в неё как клещ, ещё и жениться надумал. Я б на твоём месте ещё погулял…

– А ты гуляй на своём месте… с этими, – и Айдер обиженно повторил жест Николая по поводу округлостей. – Кажется, ты сегодня не в духе, – и Айдер ловко выскользнул с веранды, тыльной стороной ладони откинув марлевую занавеску, невесомо прикрывавшую путь на улицу, туда, где со всего неба Айдеру подмигивали звёзды.

Николай оторвался от книги и громко её захлопнул. Он злился на себя за то, что не пошёл провожать Асие. Ведь, может, тогда Николаю не пришлось бы слушать эти дурацкие разговоры о женитьбе Айдера. Долгим прищуренным взглядом он смотрел вслед уходящему другу.

Подходя к своему дому, Айдер увидел одинокий огонёк папиросы.

Энвер сидел на скамеечке рядом с калиткой и словно ждал его.

– Отец, мне надо кое-что вам сказать.

– Присаживайся. Судя по твоим счастливым глазам, кажется, я догадываюсь о чём, вернее о ком. Ты её любишь? – Энвер хитро улыбнулся сыну.

– Очень. Я хочу жениться на ней. Вы не будете против?

– Ты знаешь, сынок, что я всегда поддержу тебя. Асие мне очень нравится. Но надо, чтобы всё было по-людски. Окончишь техникум, отслужишь в армии и тогда…

– Отец, я хочу, чтобы из армии меня ждала жена.

– Вот оно что, – сказал Энвер после небольшой паузы. – Раз всё так серьёзно, тогда надо засылать сватов. Что скажешь? – Энвер по-отцовски ласково приобнял сына.

– Спасибо, отец.

Энвер протянул сыну небольшую коробочку.

– Это тебе, открой.

В коробочке лежали новенькие наручные часы, которые Энвер получил когда-то в награду, но так ни разу и не надел, бережно храня. На обратной стороне была выгравирована надпись: «Водолазу Э. Меметову за отличную службу в ЭПРОН». Часовая и минутная стрелки в темноте зеленовато светились, а в центре циферблата сияла маленькая рубиновая звезда. Широкий ремешок слабо пах настоящей кожей.

Айдер знал и гордился тем, что его отец был одним из первых в СССР военных водолазов, окончивших курс ЭПРОНа – Экспедиции подводных работ особого назначения, в городе Одессе. Но при одном из погружений он повредил сухожилие на ноге и вынужден был расстаться с любимым делом. С тех пор отец немного хромал. Ни сыну, ни его другу он не желал военной карьеры водолаза, поэтому и отговорил их в своё время от повторения собственного пути. Радиомехаником – тоже правильно.

– Отец, но часы ведь ваши!

– Это мой тебе подарок на окончание техникума, ну и… – Энвер сделал небольшую паузу, – к свадьбе. Тебе теперь они нужнее.

Айдер, недолго думая, надел их на руку.

– Спасибо, отец.

Глава 2

Июнь 1941 года

День получения дипломов совпал и в радиотехникуме у Айдера с Николаем, и в педагогическом у Асие. Учёба была позади, и ребята решили отметить это событие прогулкой по набережной, с мороженым. Кроме того, Айдеру не терпелось сообщить лучшему другу, что он собирается засылать сватов к Асие. Но печальная новость о смерти родной сестры бабушки Николая изменила их планы. Тризуб этим же вечером уехал в Чернигов.

Айдер с головой окунулся в предсвадебные хлопоты. Жаль, что Тризуба не было рядом. Кто, как не самый близкий друг, был бы сейчас главным помощником, советчиком и опорой.

Через две недели с небольшим Тризуб с бабушкой вернулись домой, и Айдер торопился на встречу с другом. Ему, конечно, хотелось похвастаться перед Николаем новыми часами, правда было как-то неловко. Но цепкий взгляд Тризуба и сам всё сразу углядел, когда Айдер после долгих колебаний – ведь наручных часов практически ни у кого из их сверстников не было – всё-таки надел их, выходя из дома.

– Откуда такое богатство? – вроде как невзначай поинтересовался Николай.

– Отец подарил. Наградные. И стрелки светятся. И звезда, смотри, какая! И даже надпись есть. – Айдер снял часы и показал обратную сторону, протягивая часы другу.

– Ценная вещь, – стараясь скрыть зависть, похвалил Николай. – Мне вот некому такие подарить. А в честь чего тебе такой подарок? – Часы он возвращал с явным сожалением.

– Ну… В честь окончания техникума и… – Айдер замялся.

– Ну, договаривай!

– В честь свадьбы. Через два дня мы с Асие поженимся.

Николай кивнул, но ничего не сказал.

– Ты совсем не рад за меня, Тризуб? – спросил Айдер после небольшой паузы. – Мне никто кроме Асие не нужен, понимаешь?

– Понимаю… Но мне ведь…

– Извини, друг, мне пора, – перебил Айдер и, посмотрев на часы, заторопился уходить. – Меня Асие ждёт.

Свадьба Айдера и Асие была назначена на двадцатое июня.

Гуляла, по щедрому крымскотатарскому обычаю, вся улица. И даже случайный прохожий не мог пройти мимо без угощения – ворота и калитка были распахнуты настежь.

Разнокалиберные столы, вынесенные из дома и летней кухни и принесённые соседями, накрыли белыми скатертями. И они буквально ломились от еды – каждая соседка внесла свой вклад, вдобавок к тому, что весь вчерашний день, полночи и утро готовили Асие, её мама, пышная тётя из Евпатории и приехавшие из Бахчисарая родственницы Меметовых, часть из которых Айдер видел впервые в жизни.

Энвер с отцом Асие обходили столы и угощали гостей, с радостью поглядывая на своих детей. Уже были сказаны все важные слова и пожелания, поднесены подарки молодым, тамада веселил гостей то длинными, то короткими тостами. Иногда прерывались и на танцы – то под баян, то под патефон.

Только Тризуб всё не шёл и не шёл. Айдер время от времени поглядывал в правую сторону улицы, откуда он должен был прийти.

Улучив минуту, когда отец вышел покурить на любимую лавочку, Айдер присоединился к нему.

– Отец, я так счастлив! Жаль, что мама не дожила до этого дня.

Энвер кивнул, затягиваясь папиросой, и посмотрел на сына.

– А где Николай?

– Не знаю, отец. Сам переживаю, может случилось что. – Айдер посмотрел туда, откуда уже давно должен был прийти Тризуб.

Но увидел не друга. К ним, медленно передвигая ноги, шла его бабушка. В руках она несла холщовую сумку. Айдер и Энвер встали, ожидая её.

На лице её отражалось сразу несколько чувств – и радость, и смущение, и даже грусть.

– Я тут пирожков напекла для молодых и гостей, – приложила она руку к сердцу. – Примите, не побрезгуйте. И поздравления наши молодым!

– Спасибо, – ответил Айдер, забирая из её рук сумку, ещё тёплую на ощупь. – А где Николай?

В этот момент из калитки выскользнула и Асие, кивнула бабушке Николая и молча встала рядом с мужем.

– Да прямо стыд говорить, – всплеснула руками бабушка. – Напился он. Никогда не пил, а тут… Решил с утра за друга пару рюмочек пропустить, да, видать, сил не рассчитал. Добудиться не смогла, вы уж простите его! – Она приложила руку к сердцу.

Айдер нахмурился, пытался переварить услышанное.

– Всё бывает, – подвёл итог Энвер. – Дело молодое. Вы проходите, уважаемая, к столу – Асие вам место поудобнее найдёт. Веселье в самом разгаре. А Николай проспится и придёт.

Но даже поздним вечером, когда за столом остались лишь самые близкие и самые крепкие к выпивке, а молодых уже провожали в их комнату, Николай так и не появился.

Ночью, словно специально дождавшись окончания застолья, с моря задул ветер и хлынул проливной дождь. К утру дождь поутих, но ветер всё налетал порывами, гоня в сторону моря разорванные сизые облака.

Асие проснулась от тёплого дыхания, щекотавшего ей нос.

– Доброе утро, жена! – улыбнулся Айдер, сделав акцент на слове жена.

– Доброе утро, муж! – в той же манере ответила девушка, теребя волнистые и слегка выгоревшие на кончиках волосы Айдера.

– Му-у-уж, – важно протянул Айдер.

Он нежно убрал прядь волос с прекрасного лица Асие и поцеловал её поочерёдно в обе соблазнительные ямочки на щеках.

Асие прижалась к новоиспечённому мужу:

– Я буду любить тебя вечно.

– И я вечно.

Резкий порыв ветра распахнул окно, и с улицы повеяло прохладой. Айдер поспешил закрыть его, но почти десять минут так и простоял у открытого окна, глядя на дорогу, пока Асие не окликнула его.

– Николаю, наверное, стыдно за вчерашнее, поэтому он и не идёт.

И хотя Айдер был немного обижен на друга, Асие всё же убедила мужа, что им самим надо его проведать, а то мало ли что.

К Тризубу решено было идти сразу, после проводов родителей и тётушки Асие домой. И пока новая хозяйка семьи Меметовых накрывала стол к завтраку, Айдер ждал, что друг всё же вот-вот придёт.

Распрощавшись с родителями и тётей, Асие собрала в холщовую сумку, в которой бабушка Николая принесла пирожки, всяких вкусностей. Энвер добавил ещё и бутылку лёгкого красного вина:

– Пусть похмелится со свадебного стола. От головной боли точно помогает! – улыбнулся он.

Айдер с Асие уже подходили к калитке, когда прямо на них выскочил взъерошенный сосед дядя Леонидас:

– Где отец?

– В доме, а что случилось? – Вид обычно спокойного дяди Леонидаса кого хочешь мог напугать.

– Иван, ну тот, что недавно тоже дочь замуж выдавал, утром в море ушёл. И вот лодку его прибило к бухте, а Ивана нет! Искать мужики зовут, на двух баркасах выйдем.

Энвер, в сапогах и прорезиненном плаще, прихрамывая на больную правую ногу, уже выходил из дома. Айдер посмотрел на отца, на дядю Леонидаса и на Асие. Та всё поняла:

– Иди, ты там нужнее. Я сама Николая с бабушкой проведаю.

Подходя к дому Николая, Асие почувствовала, что сердце её словно не на месте. Почему, она и сама не могла понять. Она даже остановилась перед калиткой, поправила платок на плечах, но потом решительно подошла к двери веранды и постучала.

– Входите! – раздался громкий и не слишком приятный голос.

Асие открыла дверь и вошла.

На неприбранном столе, за которым в расстёгнутой рубашке сидел Николай, валялась бутылка из-под водки. Бабушки дома явно не было, а Тризуб, опершись локтями о стол, смотрел на Асие красными сумасшедшими глазами.

– Ты?! Зачем пришла?

– Это гостинцы со свадьбы. – Асие обеими руками протянула сумку и поставила её на стул рядом с Тризубом. А сама тут же сделала шаг назад.

– А где твой муж?

– Они в море с отцом пошли… там Иван пропал… рыбак… – зачем-то стала объяснять она, чувствуя, что Николай её не очень понимает. – Жаль, что ты на свадьбу не пришёл. Айдер очень расстроился. Я, наверное, пойду.

– Не хотел и не пришёл, – неожиданно трезво проговорил Николай и громко икнул.

– Но почему?

– Потому, что это должна была быть не его свадьба, а моя! Ты должна была стать моей женой!

– Что ты такое говоришь, Николай?

– Я люблю тебя! Разве ты этого не видела? Я отговаривал Айдера от этой дурацкой свадьбы! Надеялся, что он передумает!

Асие замерла, опешив от слов Николая. Он же, опираясь на спинку стула, где стояла сумка со свадебными гостинцами, встал из-за стола. Сумка грузно упала на пол, что-то хрустнуло, и на её сером холщовом боку стало проступать красное пятно, словно кровь от раны.

– Скажи, почему ты выбрала его?! Чем он лучше меня? – Довольно быстро для пьяного человека, не обращая внимания на упавшую сумку, Тризуб приблизился к Асие и перегородил ей дорогу к выходу. Она с ужасом смотрела на него округлившимися глазами, отступая и вытягивая вперёд руки для защиты. Он подошёл почти вплотную и стал заламывать ей руки, пытаясь перегарным противным ртом дотянуться до её лица. Его мокрые губы были отвратительны.

– Пусти! – вскрикнула Асие, стараясь вырваться из его объятий.

– Давай уедем, ты забудешь Айдера. – Николай наступал ещё упорнее, всей своей массой, почти прижав девушку к стене. – Ты же сама ко мне пришла!

– Отпусти меня! Не смей! Не смей! – кричала Асие.

Тут распахнулась дверь, ведущая из дома на веранду. На пороге стояла бабушка Николая.

– А ну не смей! – повторила она слова Асие так, что внук тут же отпрянул от девушки.

Такой разъярённой милую тихую бабушку Николая Асие никогда не видела. Похоже, что не видел её такой и сам Николай.

– Не смей, подлец! – Бабушка отвесила внуку звонкую оплеуху. – Ступай в комнату!

Внук молча, ни на кого не глядя, послушно исчез в доме.

– Прости, родненькая! Ты только мужу не говори. Я на колени встану, – и бабушка и впрямь начала опускаться на колени, придерживаясь рукой за стол. Асие едва успела её остановить. – А то ведь поубивают друг друга! – заплакала бабушка.

Асие едва заметно кивнула и кинулась вон из негостеприимного дома.

«Умная, она ничего не скажет», – с надеждой подумала бабушка и несколько раз перекрестилась, глядя сквозь окно веранды в серое плачущее небо.

Рыбака Ивана так и не нашли. И все посчитали это дурным предзнаменованием.

Мужу Асие сказала, что Николая не было дома и она передала гостинцы бабушке.

После вчерашней бури, взявшей в жертву Ивана-рыбака, природа словно опомнилась и в двадцать второй июньский день отдавала тепло и солнце с переизбытком.

Айдер был в прекрасном настроении – любимая жена рядом, будущее распланировано. Вот только мысли о друге не давали покоя. Асие, обеспокоенная и возмущённая вчерашней выходкой Николая, не переставала думать о том, как ей поступить. Скрывать произошедшее от мужа ей совсем не хотелось, он должен знать правду. Но как рассказать обо всём, она пока не знала, ведь Айдер считал Тризуба лучшим другом, да и бабушке она обещала молчать. Девушка решила всё хорошенько обдумать. Поток её мыслей прервала просьба Айдера приготовить беляши и его решение вместе проведать Николая. Асие лишь вздохнула и взялась за дело. Через некоторое время запах любимого блюда уже так нещадно щекотал ноздри, что Айдер не сдержался и схватил горяченный беляш. Перекидывая его из одной руки в другую, он пытался откусить хоть кусочек, но каждый раз обжигался и охал. Наблюдая за мужем, девушка не выдержала и рассмеялась. Мысли о Николае на какое-то время оставили её в покое.

Николай с утра уже успел пропустить почти стакан водки и принялся за второй, но вошедшая бабушка вырвала из его рук недопитый стакан.

– Ты что творишь? Уж третьи сутки пьёшь! Как ты в глаза другу теперь-то посмотришь?

Слова бабушки только ещё больше разозлили пьяного Николая.

– А я прямо в глаза ему скажу, что люблю Асие! Вот сейчас пойду и скажу! Всё равно она будет моей!

Николай встал из-за стола и решительно направился к выходу.

– Ты что это удумал?! Не пущу! – перегородила ему дорогу бабушка.

Но Николай так посмотрел на неё, что та поняла – лучше ей отступить. Не в силах остановить внука, она опустилась на крылечко и разрыдалась.

Почти к часу дня в доме Меметовых уже всё было готово, да в таких количествах, что беляшей хватило бы на целый взвод голодных солдат. Терпеть уже не было мочи – так хотелось есть, что Айдер поглядывал в окно в надежде на скорое возвращение отца. Он увидел, что к дому кто-то приближается – кажется, это был Тризуб. Но его походка была какой-то странной. Айдер поспешил на улицу.

Николай уже успел войти во двор. Айдер бросился к другу и обнял его:

– Тризуб! Как я рад тебя видеть! Ты как раз к обеду. Пойдём! Расскажешь, что с тобой случилось. Асие таких беляшей нажарила! М-м-м…

Николай стоял, чуть пошатываясь, и тяжело дышал. От него разило спиртным, под глазами были тёмные круги.

– Да что с тобой, друг?

– Я вот что тебе хотел сказать, – заговорил, наконец, Николай, но снова замолчал, когда увидел вышедшую на крыльцо Асие, – давно хотел, но не решался, – и он пристально посмотрел на девушку, от чего ей стало совсем не по себе, и она опустила глаза.

Айдер начинал нервничать. Он крепко взял Николая за предплечья.

– Что происходит, ты мне объяснишь, наконец?

Но в этот момент хлопнула калитка, и во двор вошёл отец. По его растерянному и одновременно взволнованному выражению лица Айдер сразу понял – произошло что-то страшное.

– Отец, что случилось?

Энвер сел на лавку.

– Беда, сын, беда… Война началась…

– Какая война?

– С немцами…

Глава 3

Июль 1941 года, г. Смоленск,

правый берег реки Днепра

Айдеру с Николаем, можно сказать, повезло. Они попали не только в одну роту, но даже в один взвод связистов. Друг рядом – всё же как-то надёжней. Да и не так страшно.

На фронт ехали в теплушках с песнями и победным настроением. Хотя и вышло, что воевать придётся на своей, а не на чужой территории, но все были уверенны, что удастся быстро остановить врага.

На деле оказалось всё совсем иначе. Начало войны выдалось не просто тяжёлым, а напоминало паническое бегство. Красноармейцы и командиры, оказавшиеся на западных рубежах, тысячами попадали в плен, самолёты уничтожались немецкой авиацией прямо на аэродромах, управление войсками было практически потеряно.

Немцы уверенно рвались к Москве, сметая на пути почти всякое сопротивление.

Комплекс оборонительных и наступательных мер, предпринимаемый командованием Западного фронта, не привёл к ожидаемым результатам. Сломив сопротивление 19-й армии в районе Витебска, 13-й армии в районе Могилёва, а также героическую стойкость бойцов Первой Московской Пролетарской дивизии полковника Якова Крейзера в районе г. Орши, танковые и моторизированные немецкие части армий «Центр» и «Север» вышли к Смоленску.

Свежие части, брошенные против наступающих немцев, делали всё возможное и даже невозможное, чтобы хоть на время задержать врага. Но немецкая огневая подготовка была настолько мощна, что отвечать на неё практически было нечем. Командиры советских рот, батарей и батальонов зачастую не знали, что творится у соседей и кто на самом деле находится рядом – справа или слева – свои или уже немцы?

Айдер с Николаем, как и остальные бойцы их батальона, ничего о стратегической ситуации не знали. Они видели, что в небе господствовали истребители и бомбардировщики исключительно с крестами на крыльях. Нещадная бомбёжка в который раз заставляла советских бойцов залечь и прекратить очередную атаку.

Единственным, хотя и ненадёжным укрытием оказалась свежая воронка от снаряда.

– Говорят, что снаряд в одно и то же место дважды не попадает, – перекрикивая грохот разрывов падающих со всех сторон бомб, прокричал Тризуб и сполз в воронку.

– Хотелось бы верить! – прикрывая руками голову и сползая следом, вторил другу Айдер.

И вдруг тишина… Нет, бомбёжка не прекратилась, немецкие самолёты пошли на следующий заход. У выживших бойцов было несколько минут, чтобы перевести дыхание.

Айдер привалился спиной к стенке воронки и вытянул онемевшие ноги:

– Вот уж точно не хотелось бы помереть, особенно сейчас.

– Вчера тоже не хотелось, – буркнул Николай. – Вот только с трудом верится, что выживем. Посмотри, силища-то какая немецкая против нас. Не устоит Красная Армия.

– Да брось ты, Тризуб, защитим родину нашу, не отдадим гадам. Не успел тебе сказать… Я тут письмо от Асие

получил…

– И что пишет?

– Что они там на нас надеются, верят, что не пустим фашистов в Крым. И что живыми вернёмся…

– Да уж хотелось бы…

– Я сейчас никак не имею право погибнуть. Я просто обязан вернуться живым! Обязан!!! Представляешь, Тризуб, я скоро стану отцом!

– Что?! – от неожиданности вскрикнул Николай.

– Да, брат, Асие написала, что ждёт ребёнка.

Эта новость для Тризуба оказалась сокрушительной. Он не только не поздравил друга, не только не улыбнулся, но и помрачнел так, будто ему сообщили о смерти самого близкого человека. Весь мир рухнул для него в одночасье. Если ещё несколько минут назад он верил в судьбу и понимал, что на войне всякое возможно, любой может погибнуть, и Айдер тоже. А значит, если он, Николай, выживет, то Асие может достаться ему. Теперь же, после новости о ребёнке, она никогда не станет его!

Но Айдер, казалось, даже не заметил такой реакции друга. Он схватил Николая за руку и, крепко сжав её, сказал:

– Если я погибну, позаботься о моей семье! Обещай!

Николай кивнул.

– Спасибо.

Айдер отодвинулся от друга и выглянул из воронки. Его зелёные глаза сейчас по-особенному выделялись на насквозь пропылившемся и покрытом гарью лице.

Вокруг лежали десятки трупов советских солдат, некоторых из них он ещё пару минут назад видел живыми.

Николай же ничего этого не замечал. На какое-то мгновенье его сознание отключилось, и в голове пульсировала только одна мысль: «Это Айдер виноват, что Асие никогда не будет моя!!! Это Айдер виноват!» Глаза его налились кровью, он приподнялся и со всего размаху ударил друга прикладом по голове.

Голова Айдера дёрнулась в сторону, кровь стала заливать затылок. Обмякшее тело сползло на дно воронки и не подавало признаков жизни.

Через мгновенье от содеянного Николай вдруг прозрел и схватился за голову.

– Айдер… Что же я натворил, – он упал на колени и стал трясти друга за плечи, – вставай, вставай… да что же это я. – Но голова Айдера качнулась из стороны в сторону так, как это бывает только у мёртвых.

– Ты что делаешь, гад! – Николай не сразу понял, откуда слышится крик. Лишь резко обернувшись, он увидел, как из соседней воронки, целясь из винтовки ему прямо в голову, высунулся солдат с восточной внешностью.

От возможного выстрела Тризуба спасла очередная бомбёжка вернувшихся немецких самолётов, прячась от которой солдат сполз обратно вглубь воронки.

Николай посмотрел на лежащее рядом тело убитого им Айдера. Решение,что делать дальше, пришло ему мгновенно: «Лучше немецкий плен, чем советский трибунал».

Он в два прыжка выскочил из воронки. Быстрыми перебежками, уворачиваясь и пригибаясь от пуль и взрывов, понёсся в сторону немцев. С поднятыми вверх руками он громко кричал на немецком:

– Не стреляйте, я свой!

Глава 4

Советским войскам было необходимо хоть на какое-то время остановить армаду немецких танков и бронетехники, движущихся на Москву. Для того чтобы выиграть время на передислокацию и возможность получения подкрепления из тыла, комендант Смоленска отдал приказ взорвать мосты через Днепр. Только так можно остановить врага…

На самом деле задача была поставлена предельно кратко и жёстко: задержать немцев любой ценой!

Командир танкового батальона майор Матвеев вызвал к себе командира танка Дроздова.

– Товарищ майор, лейтенант Дроздов по вашему…

– Да ты садись, Паша, – перебил Дроздова майор. – Сразу к делу. Ситуацию знаешь, немец близко. На пятки нам наступает, сволочь. Так вот, есть приказ взорвать мосты через Днепр. Один мост, главный, вот здесь, – майор ткнул карандашом в карту, – по нашей информации, именно по нему пойдёт основная колонна. Мост этот решили не взрывать до тех пор, пока танки их на него не заедут… Твоя задача сидеть в засаде вот здесь и ждать, – майор опять ткнул в карту, – там лес, спрячьтесь получше. А как только головная машина на мост заберётся, надо подбить её, чтобы вызвать затор на мосту. Дальше стреляешь по ним что есть мочи, отвлекаешь немчуру, чтобы сапёры успели взорвать этот мост к чёртовой бабушке вместе с танками… Короче, Данилыч, надо шухер навести… Да что я тебя учу…

– Это я умею, майор, – усмехнулся Дроздов. И по возрасту, и по манере держать себя он мало походил на командира танка, которыми обычно были мальчишки, только что прибывшие на передовую. Да и отношение командира танкового батальона говорило в пользу того, что Дроздов тут на каком-то особом положении.

– Знаю, Паша! Поэтому и прошу тебя, дружище. Главное, надо выиграть время для наших войск.

Пал Данилыч встал и, как принято по уставу, отрапортовал:

– Задача понятна. Разрешите взять побольше боеприпасов, мы там им такой фейерверк устроим!

– Берите, лейтенант Дроздов.

– Разрешите идти!

– Иди, Паша, иди… Только будь осторожен. Задача сложная… и опасная… ты же понимаешь, этих гадов там много будет… всякая ситуация может сложиться…

– Будет ситуация, будет и решение. Прорвёмся, Ваня!

Майор и лейтенант крепко обнялись.

Комбат смотрел на удаляющуюся фигуру друга и понимал: не умирать идёт, а побеждать! Что скажешь – Воин!

Солдатом с восточной внешностью оказался узбек Рустам из далёкого Самарканда. Он перетащил неподвижное тело Айдера в лес, и когда бомбёжка, наконец, прекратилась, он смог как следует рассмотреть рану Айдера. Удар был сильным, но приклад пришёлся по касательной и череп не раздробил. Ссадина была, конечно, жутковатая, и кровищи море, но точно не смертельная. Рустам голову товарищу перебинтовал и, легко перевесив его через плечо – благо силы и габариты ему позволяли, – углубился в лес. Через некоторое время раненый пришёл в себя.

Второй день они брели по лесу, пробираясь к своим. И уже в который раз Айдер, остановившись, буквально набрасывался на Рустама:

– Не верю! Не мог он! Тризуб мне не просто друг, он как брат! Мы выросли вместе!

– Мог не мог, достал ты уже! Не хочешь – не верь. Только я тебе рассказал, как было.

– Да путаешь ты всё! Сам же видел, что там творилось! Немцы дыхнуть не давали!

– Раз так, где тогда этот твой Тризуб, а? Среди мёртвых его точно не было!

– Раз среди мёртвых не было, значит, жив он. Может, ранен или контужен, как я! И, как мы, к своим, наверное, пробирается. Понятно?

– Ну хорошо, понятно! – решил согласиться, наконец, Рустам. – Смотри, кажется, танки!

Точно, рык мотора и лязг гусениц приближался с востока – это должны были быть наши!

И тут воздух сотрясло так, что показалось, будто небо раскололось надвое. Уши заложило настолько, что друг друга они уже не слышали. Да и не до споров было сейчас!

Глава 5

«Красавица Вера», как Пал Данилыч ласково называл свой танк КВ, остановилась в трёхстах метрах от назначенного места, спрятавшись среди деревьев на окраине леса, накрытая ветками для большей конспирации.

Дуло танка было повёрнуто в сторону моста через Днепр, готовое в любой момент открыть огонь. Теперь экипажу оставалось только ждать.

Рёв моторов приближающихся немецких танков становился всё громче и чётче. Колонна 29-й моторизированной и частично 17-й танковой дивизий двигалась ровным строем, как на параде.

– А вот и наши «долгожданные» гости, – сказал Пал Данилыч. – Ну что, ребята, устроим им жаркий приём с фейерверком!

– Устроим, Батя! – почти хором ответил экипаж Дроздова.

– Заряжай! Бронебойным! По головному огонь! – скомандовал Дроздов, как только немецкий танк добрался до выезда с моста на наш берег.

Головная машина была подбита! И вся колонна встала как вкопанная.

И снова:

– Огонь!

Используя фактор неожиданности, наша «Красавица» выстрелила вновь и подбила второй танк, едва только заползавший на мост. Затем запылали третий, четвёртый, пятый. Им так не повезло оказаться между первым и последним, которые буквально заперли своими бронированными телами мост с обеих сторон.

– Батя, шикарный фейерверк, – сквозь рёв мотора и шум выстрелов кричал механик-водитель Яша.

– А то как же! Огонь! Ай да молодец, наводчик!

– Будем живы – не помрём! – орал наводчик.

Немцы запаниковали, запертые на мосту с обеих сторон. Задымил уже и шестой немецкий танк, только подбиравшийся к мосту.

– Командир, нас засекли! – крикнул Яша.

– Яша, выходим из укрытия! Дай скорость! Жми, Моцарт, дорогой! Прямо давай!!!

КВ, набирая скорость, начал теперь бодро и почти весело удирать от немцев.

Всё внимание и силы немцев были теперь направлены на непонятно «гарцующий» русский танк, который, как в школьном тире, нагло, бесстрашно и как-то запросто обездвижил уже полдюжины немецких танков.

Придя в себя после внезапного шока от русской наглости, немцы, наконец, задвигали башнями, нацеливая орудия в едином направлении. Сейчас как шмальнут залпом!

– Сворачивай вправо, за холм! Там укроемся!

– Ну, товарищи сапёры, теперь ваш выход, – пошутил Пал Данилыч. – Вовремя!

Тут воздух сотрясло так, будто небо раскололось надвое. Мост вместе с подбитыми танками взлетел на воздух.

Нутром чуя, что немцам сейчас не до них, Дроздов скомандовал:

– Моцарт, заводи. Давай выходи из-за холма и пальнём по ним ещё пару раз с другой стороны. Потом уйдём обратно в лес. Вперёд!

КВ, снова неожиданно для немцев, выскочил теперь с другой стороны холма.

– Огонь!

Ещё четыре выстрела… и ещё три танка запылали!

– Ладно, раз промазали, твою мать! Всё, ребята, уходим. На сегодня хватит! – скомандовал Пал Данилыч.

Выезжая из-за укрытия, Дроздов увидел выползающую сквозь дым «очнувшуюся» немецкую машину. Это был танк генерал-майора Карла фон Вебера, командира 17-й танковой дивизии, который, словно рассвирепевшая змея с высунутым языком, набирал скорость и был готов в любой момент выстрелить. На принятие решения были секунды.

– Давайте его поджарим! Заряжай! Огонь!

И запылал как свеча десятый на сегодня немецкий танк, да ещё генеральский.

– А теперь в лес, в лес!!! – крикнул Яше командир.

Крик его прервал сильный удар, грохот, скрежет металла, дым… Похоже, теперь и в них неплохо попали!

Очнувшись, Дроздов хотел поправить шлем, но левая рука не шевелилась, она была намертво зажата на полозках искорёженными затвором лотка и другими металлическими деталями откатного механизма ствола орудия. Из-под рваной мышцы белела раздробленная кость и струйкой текла кровь.

– Есть кто живой? Ребята!

– Батя… Похоже, только мы живые, – отозвался Яша.

– Ты как?

– Оглушило. Сейчас пройдёт… А вы?

– Рука, – прохрипел Пал Данилыч и, пытаясь пошевелить плечом, застонал от боли.

В кабине так яростно воняло порохом и дымом, что было ясно – сейчас рванёт!

– Батя, я пытаюсь завести машину, но она не хочет! Видать, двигатель разворотило.

– Уходи, сынок. Сейчас рванёт, – повторил он уже громко, а не про себя.

«Надо спасать пацана. Молодой ведь совсем», – мгновенно мелькнуло в голове.

– Командир, я не оставлю вас!

– Времени мало. – Дроздов понял, что просто так боец не уйдёт. – Возьми мой планшет и передай его в штаб. В нём важные документы…

– Какие документы, командир? Не держите меня за идиота!

– Боец Шварц! Отставить разговоры! Это приказ!

– Батя, но мы вместе…

– Ты иди, я за тобой. Обещаю…

Яша перекинул планшет через плечо.

Совсем близко слышались звуки моторов и крики немцев.

Глава 6

А за несколько минут до того, как танк Дроздова был подбит, Айдер и Рустам, после оглушившего их взрыва, скатились в ближайшую воронку. И вовремя, потому как едва не попали под гусеницы своего же танка, промчавшегося буквально в нескольких метрах от них. Он двигался в сторону наших позиций, но в какой-то момент остановился и резко развернулся.

– Вон там немец от перелеска ползёт, – крикнул Рустам.

Айдер тоже увидел немецкий танк, выезжающий на позицию прямой наводки. Но наш танк немецкий опередил. И вот уже немецкий полыхал, а из башни его выскочили немцы – сначала один, потом второй.

И в этот же момент второй немецкий танк выкатился на простор поля и дважды подряд выстрелил по нашему КВ. Первый снаряд взорвался у танка на пути, с корнем вырвав из земли крепкую сосну. Другой же попал, видимо, в двигатель, так как наш КВ сначала остановился, а потом чёрный дым окутал его корпус и башню.

Некоторое время танк стоял молча и неподвижно. Но вот откинулась крышка люка и из башни показалась голова в шлемофоне. Танкист, пользуясь тем, что дымовая завеса пока скрывает его от немцев, быстро скатился с брони и помчался в сторону леса.

– Давай за ним! – скомандовал Айдер, и они с Рустамом перебежками последовали за уже добежавшим до опушки танкистом.

Лейтенант Дроздов был человеком с крепкими нервами. Он расстегнул рукав комбинезона и задрал его выше локтя. Предплечье в районе запястья было перебито, а кисть болталась на сухожилиях.

Дроздов попытался вытащить зажатую и сдавленную левую руку, но нестерпимая боль бросила его едва ли не в обморок. Только неимоверным усилием воли он смог сохранить сознание.

И понял, что его рука, столь верно служившая ему, теперь стала главной помехой и препятствием к спасению.

Собрав всю волю в кулак, он достал из ножен финку и, отвернувшись и дико заорав, резанул лезвием финки по сухожилиям. Перевязать культю было нечем, да и не об этом сейчас нужно было думать. А только о том, как выбраться из горящего танка.

Оттолкнувшись от горячей брони правой рукой, а ногами от пола так, будто он выныривал с огромной морской глубины, Дроздов, ещё раз издав рычащий крик, смог ухватиться за край люка…

Яша бежал, держа пистолет наготове. Едва проскочив открытое пространство и оказавшись на опушке леса под прикрытием густого кустарника, он упал на землю и первым делом открыл планшет командира, чтобы посмотреть, что там за важные документы. Но в планшете он обнаружил лишь два фото и ни одной бумаги или карты!

Обманул его командир, провёл как кутёнка, чтоб он спасал свою шкуру!

– Ну уж нет! – под нос себе пробормотал Яша и глянул в сторону открытого поля, на краю которого сейчас дымилась их славная, но теперь обездвиженная «Красавица Вера».

И тут, словно из-под земли, перед ним выросли два бойца, направив на Яшу свои винтовки.

– Кто такие?! – испугавшись от неожиданности, крикнул он и, не успев подняться, целился пистолетом поочерёдно то в одного, то в другого.

– Свои мы! – ответил Айдер, опуская винтовку. – Из окружения выходим.

– Поможете командира вытащить? Он в танке остался, раненый! А то рванёт!

И, не дожидаясь их ответа, помчался в обратном направлении, через поле к своему танку. Рустам и Айдер, не раздумывая, бросились вслед за ним.

Глава 7

Дроздов нечеловеческим усилием подтянулся на одной руке и, упираясь ногами в спинку командирского сиденья, высунулся из люка почти до пояса. Тут силы окончательно оставили командира, и его тело в чёрном комбинезоне беспомощно повисло на башне.

– Батя! – Яша был уже в нескольких шагах от танка.

Он вскочил на броню:

– Давай сюда! – крикнул он Айдеру, подхватывая командира под здоровую руку.

Айдер тоже забрался на броню, они вдвоём осторожно вытащили Дроздова из люка и опустили его тело прямо в крепкие руки Рустама.

Спрыгнув с брони, Яша лишь мельком глянул в лицо командира, а краем глаза увидел, что на противоположной стороне поля показалось несколько фигур в чёрном. Немцы! Но, похоже, не пехота, а всего лишь спасшиеся танкисты. Правда, они имели явное намерение подобраться сюда, к подбитому советскому танку.

Под прикрытием своего КВ и дыма, всё ещё валившего от двигателя, бойцы подхватили командира на руки и, пригибаясь, бросились в лес. Едва они его достигли, как позади раздался взрыв – КВ взорвался, отбросив башню в сторону. Немцев-танкистов этот взрыв, похоже, привёл в чувство, и они быстро ретировались обратно, к своей стороне поля.

Но в любом случае надо было как можно быстрее уходить глубже в лес и продвигаться к своим.

Носилки соорудили из двух перекрещенных берёзок и лапника. Менялись примерно раз в час-два или уж когда совсем выбивались из сил. Двое тащили носилки, третий выбирал путь. Пришлось и пробираться через густой сухостой, и пересекать овраги, а то и небольшие ручьи. Хорошо, что настоящей речки не встретилось, а то как бы они – вплавь?

Уже четвёртый день они шли строго на восток – только там, как им казалось, и можно было встретить наших. Но линия фронта стала словно невидимой. И ребята ориентировались только по орудийному гулу с севера и юга, стараясь держаться от него подальше – а то слишком легко было попасть под шквальный обстрел с немецкой или, что было бы во сто крат обидней, с нашей стороны.

Питались подножным кормом и сухарями, которые размачивали в воде. Огня не разводили. Привалы делали, лишь когда совсем выбивались из сил и надо было хоть ненадолго забыться коротким сном.

Дроздов все эти дни практически не приходил в сознание – даже когда он открывал глаза, то ясно было, что он ничего не видит вокруг, а остаётся живым только одной силой духа. Его почерневшие губы едва шевелились, пытаясь что-то сказать. Культя, перемотанная разорванным наподобие бинтов исподним, сначала обильно кровоточила, но потом даже кровить перестала, будто из Дроздова вышла вся кровь.

Впереди послышалось журчание воды и показался небольшой ручей – похоже, где-то невдалеке бил родник, и вода не успевала пересохнуть в узком извилистом русле.

– Всё, привал, – проговорил Айдер. И они с Рустамом дружно опустили носилки.

Яша намочил кусок уже почти почерневшей и пропитанной кровью ткани и протёр лицо командира. И тот вдруг впервые осмысленно открыл глаза и даже попробовал глянуть по сторонам.

– Пить… – простонал он.

Яша приподнял голову командиру и поднёс к его губам котелок с холодной водой. Тот сначала намочил губы, а потом сделал несколько глотков.

– Спирту бы… – прошептал Дроздов.

Айдер снял с пояса фляжку, отвинтил крышку и поднёс её к губам Дроздова. Но из фляжки лишь капнуло чуть-чуть на запёкшиеся губы лейтенанта.

– Всё на рану ушло, – извиняющимся тоном проговорил Айдер.

– А у меня ещё есть, – радостно сказал Яша и, увидев удивлённые глаза ребят, ответил: – Мне шо, объяснять или давать? На самый крайний случай немного оставил, – и протянул фляжку.

Дроздов сделал несколько глотков.

– Командир, как вы?

– Лучше. Доложи ситуацию.

– Нам удалось оторваться от немцев. Ребята помогли вас вытащить. Теперь пытаемся пробраться к своим.

– Кто такие?

– Рядовой Рустам Шадиев. Мы бойцы 680-го стрелкового полка, 169-й стрелковой дивизии, выходим из окружения.

– Рядовой Айдер Меметов!

– Ясно. А почему вы, рядовой Шварц, приказа ослушались? За нарушение полагается… – и Дроздов закашлялся.

Яша сначала хотел доложить как положено, но тут такая обида подступила к горлу, что он чуть не сорвался на крик:

– Не было там никаких документов в планшете, товарищ командир! Вы просто спасти меня хотели.

– Отставить разговоры! – Дроздов мрачно глянул на свою забинтованную культю и, собрав последние силы, прохрипел: – Со мной идти будете медленно. Вы идите, а меня оставьте… и гранату рядом положите.

Дроздов застонал и потерял сознание.

Ещё день и ещё ночь они шли, стараясь как можно реже останавливаться. И не рисковали приближаться к редким деревням, которые попадались на пути. Там легче всего было нарваться на немцев. А в том, что фронт уже давно переместился к востоку, сомнений не оставалось – канонада раздавалась теперь исключительно оттуда, а не с севера или юга.

Дроздов всё больше был в забытьи, а когда приходил ненадолго в себя, то громко стонал.

– Привал, ребята! – предложил Айдер.

Они опустили носилки на землю.

Айдер приподнял голову командира и поднёс к его губам фляжку с водой. Но Дроздов не смог сделать и глотка.

– Он весь горит. – Айдер дотронулся ладонью до лба Дроздова.

– Чёрт, спирта нет, чтоб рану обработать. – Яша потряс в руках пустую фляжку. – Да и без жратвы мы долго не протянем! Давай так! – продолжил Яша. – Ты, Айдер, останешься с командиром, а мы с Рустамом попробуем к деревне подобраться.

Едва бойцы миновали метров двести сквозь невысокий подлесок, как внизу под холмом показались деревенские крыши. Огороды крайних домов начинались уже недалеко от опушки.

– Дальше я один, – обернулся Яша к Рустаму. – Огородами. А ты отсюда, если что, меня прикроешь. Если не вернусь, уходи…

Рустам кивнул и пристроился с винтовкой под разлапистой ёлкой, удобно скрывавшей его огневую позицию.

Пригибаясь к земле, Яша добрался до ближайшего огорода и обогнул его слева, где начинался неширокий проулок, по которому вилась едва заметная тропинка, по обеим сторонам заросшая густой высокой крапивой.

Не обращая внимания на жгучую крапиву, Яша смог подобраться буквально к самой улице, пересекавшей деревню. И едва не столкнулся с немецким солдатом, прямо на забор справлявшим малую нужду. По тому спокойствию, с которым немец себя тут вёл, по гортанным немецким крикам и рычанию мотоциклов можно было не сомневаться, что немец тут не в одиночестве. Стало быть, в деревню путь был заказан.

Чертыхнувшись про себя и дождавшись, пока немец уберётся подальше, Яша двинулся обратно. Тропинку он совсем потерял, так что пришлось ползти уже прямо сквозь крапиву. И едва ли не лбом он уткнулся в дощатую стену. Поднимаясь на ноги, Яша понял, что это небольшой сарайчик, в каких обыкновенно хранят всякий мелкий хозяйственный скарб, а иногда летом приспосабливают и для мелкой живности, хоть для тех же овечек или молоденьких поросят. И за стенкой определённо кто-то то ли хрюкал, то ли блеял! Эта была несказанная удача!

Перехватив винтовку так, чтобы удобно было работать прикладом, Яша, пригнувшись, стал обходить сарайчик. Дощатая дверь оказалась распахнутой, а внутри он увидел двух людей, возившихся в углу на соломе. У того, что восседал сейчас сверху, были приспущены мышиного цвета штаны и сверкала розовая задница. Тут голая рука второго, что снизу, нащупала тяжёлую глиняную крынку и, размахнувшись, жахнула ею по виску подмявшего его верхнего. Верхний застонал и схватился руками за голову.

Девушка, а это была именно хрупкая, невысокого роста, светловолосая девушка, оттолкнула немца в сторону и резво вскочила, инстинктивно поправляя юбку. Но немец уже успел прийти в себя и схватил автомат, направив его на девушку. Та замерла, словно в столбняке. Немец тем временем уже поднимался на ноги, одной рукой продолжая направлять на нее автомат, а другой подтягивая штаны. Всё происходило в полной тишине.

Девушка, не отрывая взгляда от автоматного дула, пятилась назад, к выходу. Она уже вышла на улицу, но немец, отвратительно улыбаясь, теперь манил её рукой обратно. Девушка мотала из стороны в сторону головой, а немец неуклонно к ней приближался.

Но едва он вышел из сарайчика, как получил по башке прикладом Яшиной винтовки. И упал как подкошенный.

Появление Яши, кажется, ещё больше испугало девушку. Она едва не вскрикнула, но в последнее мгновение прикрыла рот ладошкой, увидев, что перед ней – красноармеец.

Яша приложил ещё на всякий случай и палец к губам, приказывая ей молчать. И махнул рукой в сторону леса. Девушка кивнула и беспрекословно последовала за ним сквозь жгучие заросли крапивы.

Глава 8

Ель, под которой должен был ждать Рустам, была хорошим ориентиром – к ней и бежали под прикрытием кустов ракиты, поднимавшихся из низины.

– Эй, рыжий, – девушка на ходу окликнула Яшу, – тебя как звать-то?

– Моцарт. В смысле, Яша.

– Ты вот что, Моцарт-Яша, не болтай об этом, ладно?

– Да о чём, об этом?

– Про немца поганого… Он уж два дня за мной ходил, приставал. А тут увидел, что я к сарайке пошла, ну и… Ничего ему не обломилось, но противно же…

– А ты здорово его крынкой по башке… – засмеялся Яша.

Девушка глянула на него так, что он тут же осёкся…

– Ничего не видел, ничего не слышал… А тебя как звать?

– Тася…

Они как раз достигли опушки леса и увидели поднимающегося им навстречу Рустама. Тася насторожилась:

– Вас тут много?

– Достаточно, – ответил Яша. – Это Рустам.

Рустам согласно кивнул. Казалось, что появление Таси он воспринял как должное – будто она всего лишь вернулась из деревни, куда только что отправлялась вместе с Яшей.

Айдер с Дроздовым ждали их в тревожной тишине.

– Тася, – представил девушку Яша. – Она от немцев сбежала. А это Айдер и Батя, командир наш. Уходить надо, командир, а то немцы засекут убитого солдата, облаву устроят. Показывай дорогу, Тася.

– Уходить надо в сторону болот, там всегда можно на каком-нибудь островке спрятаться-переждать, – махнула рукой в глубину леса Тася. – Дорогу я знаю. А немцы туда если даже сунутся, то утопнут в болоте.

Тася посмотрела на вымотанного лихорадкой и болью Дроздова:

– Дайте-ка я гляну…

Тася потрогала пылающий лоб командира, уже почти беспрерывно стонущего, и, размотав «бинты», осмотрела рану:

– Он так долго не протянет. Надо срочно обработать рану. Заражение крови может начаться…

– Надо, но нечем, – вздохнул Яша.

– Вы идите вперёд по солнцу ровно, не заблудитесь.

– А ты? – удивился Яша.

– Я трав целебных для командира вашего наберу и догоню… – и Тася как тень скрылась в густом подлеске.

Яша, обернувшись на друзей, бросился вслед за ней.

Айдер и Рустам между тем подняли носилки и двинулись в направлении, указанном Тасей. Почему-то они ей тоже доверились с первого взгляда. А с другой стороны, разве у них был другой выход?

Яша нагнал девушку через сотню шагов, но почему-то не решился подойти ближе. Несколько секунд он с удивлением наблюдал, как она, нежно гладя стволы и ветви деревьев, что-то нашёптывала им.

– Она шо, с лесом разговаривает? – удивился Яша.

Затем Тася вышла на опушку, запрокинула голову и посмотрела в небо. Так она простояла секунд 5–6, окутанная лучами солнца, пока лес не ответил ей лёгким шёпотом листвы своих могучих деревьев.

Яша осмотрелся. Он поймал себя на мысли, что ему, бойцу, который не раз видел смерть, даже немного жутковато:

– Таки лесная Фея.

А Тася, уже опустившись на корточки, собирала цветочки и травки в букет, вдыхая их аромат.

– Эй, Фея! – окликнул он девушку.

Тася, конечно, заметила, что Яша наблюдает за ней. И совсем не удивилась, что он назвал её Феей. Это прозвище ещё в деревне привязалось к девушке за её отношение к лесу – он был для неё живым, и она черпала из него невероятную энергию и силу. Она любила лес, и он отвечал ей взаимностью.

– Эти травы целебные. Надо вашему командиру рану обработать и отвар ему сделать, а то он и до ночи не дотянет… Ну что, пойдём?

– Ага. А ты шо, лечить умеешь?

– Чуть-чуть… Матушка моя травницей была, меня всегда с собой в лес брала, учила отличать травы. Какие – кровь остановить, какие от головы или от живота… К ней даже из других деревень приходили, пока её немцы не убили…

– А отец?

– Отца я не помню, меня матушка одна вырастила…

В лесу было так тихо, будто и не было войны – только пели птицы и поскрипывали вершины деревьев.

– Я буду называть тебя Феей, – сказал Яша.

Девушка лишь улыбнулась в ответ.

Примерно через час бойцы наблюдали, как Яша с огромной охапкой трав и цветов послушно следовал за Тасей.

Остановившись на высоком краю оврага, по дну которого протекал ручей, Тася распорядилась:

– Надо воды вскипятить.

– Так, Рустам, тащи воды, а ты, Айдер, дрова собери, – не растерялся Яша. – Я пока место для костра организую.

– Есть, – взяв под козырёк, подыграли Айдер с Рустамом и отправились выполнять «приказ» боевого товарища.

Тася тем временем принялась раскладывать собранные травки в разные, более мелкие букеты. Губы её шевелились беззвучно, будто она молилась или колдовала что-то себе под нос.

Яша же, с важным видом, пытаясь привлечь внимание девушки, выкладывал из веток ели и сосны основу для костра.

– Для костра нужны только сухие дрова, вот такие, – тихо проговорил подошедший с сухими ветками в руках Айдер, чтобы не ставить Яшу в неловкое положение перед Тасей. – А ель и сосна много дыма дают.

Яша едва заметно кивнул, мол, благодарен он товарищу, что не опозорил тот его перед девушкой. Но свою роль командира доиграл до конца:

– Шо вдвоём с костром возиться. Ты, Айдер, давай сам тут разберись.

– Понял, – отрапортовал Айдер.

– Только ты это… убери ель и сосну, а то дыму-у-у будет…

– Ладно, – процедил Айдер.

Место для костра Айдер определил под елью, низко склонившей ветви над землёй. Он вырыл две круглые и довольно глубокие ямки, между ними прорыл что-то вроде канавки, которую накрыл сверху куском дёрна.

Огонь от бересты, подсунутой под сушняк, занялся весело и быстро. Костёр разгорелся бодро и жарко, словно в горне кузницы, практически совсем не давая дыма.

Костёр уже тихо гудел, давая сильный жар, а Рустама всё не было.

– Его только за смертью посылать, – усмехнулся Яша.

Айдер прислушался. Со стороны оврага слышались странные громкие звуки – будто хрюкала огромная свинья. Айдер с Яшей, стараясь не наступать на сухие ветки, подобрались к краю оврага, где и залегли.

На дне оврага, возле ручья, на корточках сидел Рустам, держа фляжки в обеих руках. А с другого берега на него глядел огромный кабан с загнутыми клыками. Один клык был, правда, сломан почти у самого основания. Кабан рыл копытом землю, хрипло похрюкивал и явно был готов броситься на человека.

– Рустам! – тихо крикнул Айдер.

Рустам в ответ поднял правую руку с фляжкой и тихонько помахал ею в ответ, словно говоря: не мешайте. Кабан же, услышав человеческий голос, ещё больше ощетинился и уже готов был одним прыжком перемахнуть через ручей и броситься на Рустама.

Но тут что-то случилось. Совершенно необъяснимое. Рустам пристально смотрел прямо в маленькие, налитые кровью глазки кабана и ни на секунду не отводил взгляда. Кабан замер на месте и даже сделал шаг назад, а потом тяжело, грузно осел на задние ноги, будто они у него мгновенно подломились.

Рустам продолжал смотреть в его глаза, от которых сначала отхлынула кровь, а потом они и вовсе прикрылись тяжёлыми серыми веками. Кабан припал уже и на передние ноги, но вдруг… завалился набок, словно его подстрелили…

…Горло ему перерезали финкой Дроздова – кабан даже не всхрипнул.

Наверх тушу решили не тащить, уж слишком кабан был тяжёл. Рустам лишь освежевал его и отрезал несколько кусков филе от задних ног и с толстых боков.

Тася, пока ребята возились с кабаном, сделала в котелках два отвара – один для питья, другой – для обработки раны. В этом же втором котелке она прокипятила чёрные, пропитанные кровью тряпки, которыми была перебинтована культя Дроздова. И, отжав их, несколько раз сильно стряхнула и подсушила над костром.

Пока она промывала рану, Дроздов то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Приложив к ране вымытые в ручье листья, Тася заново перебинтовала культю. А потом, приподняв голову Дроздова, ладонью смочила его губы приготовленным отваром для питья. Дроздов несколько раз облизнул губы языком и открыл глаза. И даже смог сделать несколько глотков из фляжки, куда для удобства перелили отвар из котелка. Под голову его положили тяжёлые ветви лапника, чтобы он мог хоть на время сменить позу: в благодарность он несколько раз кивнул и снова прикрыл глаза, но уже не от боли, – видно было, что ему немного полегчало.

Айдер, соорудив из ивовых веток подобие решётки, поджаривал на ней мясо. Аромат от него шёл такой, что у всех буквально шевелились ноздри, – прямо как недавно у кабана, учуявшего рядом человека.

– Вот я интересуюсь знать, ты шо, кабанищу этого, прям взглядом усыпил? – сделав смешное изумлённое лицо, поинтересовался Яша. – Наши в Одессе говорили, шо есть один человек, с фамилией Мессинг вроде, так он такие представления давал, шо на сцене мог человека усыпить… И ещё вроде как будущее предсказывал… Так вот я думаю, может, тебе после войны в цирк пойти работать? – и Яша залился весёлым смехом.

– В цирке лучше тебе работать, – беззлобно ухмыльнулся Рустам, – клоуном…

– А правда, как ты его так? – тоже не сдержав улыбку, спросила Тася.

– У меня не было выбора – или он меня, или я его. Если честно, сначала я испугался, но потом вспомнил, что ещё мальчишкой усыпил отца, потом сестру друга своего, Эркина. Подумал, а вдруг и с кабаном сработает.

– Отца, говоришь, усыпил? Это как? – вполне уже серьёзно поинтересовался Яша.

Рустам задумался, отхлебнул Тасиного отвара и начал свой рассказ:

– Дело было дома, в Самарканде. Мне как раз тогда недавно исполнилось одиннадцать лет…

…На улице стояла полуденная августовская жара. Укрыться от неё было практически невозможно, даже в тени. И природу, и жителей она вгоняла в спячку.

Так и отец Рустама, каждый день приходивший с работы на обед, закончив трапезу, задремал.

Как и в других узбекских дворах, в тени высокого виноградника во дворе дома Рустама стояла большая квадратная деревянная тахта, застеленная курпачой – мягкими узкими национальными одеялами. На курпаче были разложены небольшие мягкие подушки.

Посередине тахты стоял невысокий деревянный столик, на который Рустам уже успел поставить небольшой фарфоровый чайник и две фарфоровые пиалы – одну для отца, другую для себя.

На одной из подушек, подперев голову рукой, дремал отец Рустама. Буквально за мгновение перед тем, как задремать, он говорил сыну, что надо было бы сегодня собрать виноград и положить его в тени сушиться на кишмиш. Но договорить он не успел: жара сделала своё дело и разморила его. Пару раз голова отца соскальзывала с руки, когда он пытался ещё что-то проговорить, но, в конце концов, оказалась на подушке.

Рустам поднял пиалу, чтобы налить отцу чаю, и взглянул в сторону забора. Там на улице слышны были голоса его друзей, которые, несмотря на жару, с азартом гоняли в футбол. Рустам тяжело вздохнул, уж очень ему хотелось туда к пацанам, но отец ещё некрепко уснул и в любой миг мог проснуться. Налив из чайника в пиалу зелёного чая, Рустам поставил её около отца. Через полчаса отец должен был с обеда снова уйти на работу.

В это время в проём даричи, небольшой деревянной двери, с улицы просунулась голова друга Эркина. Рустам приложил палец к губам, но было поздно – раздался знакомый эркиновский свист, который не только спящего, но и мёртвого разбудит!

Отец приоткрыл глаза. А в глазах Рустама застыли реальный страх и ужас. Не в силах отвести взгляд, он в упор таращился на отца. В голове, словно команда, звучала только одна мысль:

– Спите, отец! Спите!

Отец еле-еле улыбнулся Рустаму уголками губ и, толком не успев проснуться, снова мгновенно заснул. Рустам показал кулак Эркину, мол, молчи! Друг кивнул и прикрыл дверь.

Услышав, что отец захрапел, Рустам вскочил и побежал к ребятам на улицу. Легенда для отца уже созрела в его голове – он скажет, что заходил к соседям, а когда вернулся, то его уже не застал.

Не без гордости Рустам хвастался перед ребятами тем, как ему удалось выбраться из дома. Другое дело, что ему почти никто не поверил, даже, кажется, и Эркин.

– Вот бы и мою сестру кто-нибудь усыпил, а то она меня на улицу не пускает!

Но особо рассуждать и доказывать что-либо было некогда, да и нечего. Футбольная команда «противника» уже начала атаку на их ворота, которые привычно занял Рустам.

Команда Рустама и Эркина выиграла со счётом 5:1. Но, заиг-

равшись, ребята и не заметили, что прошло уже почти три часа.

Отец Рустама должен был скоро вернуться с работы. А это значило, что он устроит нагоняй сыну за то, что тот ушёл из дома, не выполнив отцовское поручение. И Эркин, как настоящий друг, вызвался помочь Рустаму в сборе винограда – оба надеялись, что справятся до прихода отца. Каково же было удивление мальчишек, когда они увидели, что тот до сих пор спит, даже не поменяв за всё это время положения своего тела.

Рустам испугался, что из-за его невинной шутки отцу могло стать плохо, и он почти шёпотом на ухо произнёс:

– Отец, просыпайтесь, уже вечер! Просыпайтесь! – Отец Рустама резко открыл глаза, словно и не спал вовсе. – Как вы, отец? Почти три часа проспали!

Отец посмотрел на часы, резко вскочил и побежал на работу, бурча себе под нос:

– Как же так получилось?! – Ругать Рустама вроде как было не за что, да и некогда.

– Слушай, Эркин? А может, и правда это я отца усыпил?

– Не знаю, может и ты, а может от жары уснул.

К приходу отца друзья виноград всё же собрали и даже сушиться его в тени положили, как тот и велел.

А на следующий день они решили проверить способности Рустама ещё на ком-нибудь. В качестве «подопытного» выбрали хозяина небольшой лавки хозяйственных товаров деда Якуба. Это был ворчливый старик с длинными усами в стиле Будённого. Он при каждом удобном и неудобном случае гонял мальчишек и вообще был довольно сердитым.

Друзья пришли в лавку, где продавалось всё, начиная от гвоздей, мыла и заканчивая керосином. В народе это место так и прозвали «керосинка». Дед Якуб сидел на невысокой скамеечке возле своей лавки в тени раскинувшихся широко стволов столетнего дерева тутовника. Мальчишки поздоровались со стариком. Оглянувшись вокруг, они отметили, что кроме них и деда Якуба никого поблизости не было.

– Что надо? – строго спросил дед Якуб.

Мальчишки замялись, а дед смотрел на них со всё большим подозрением.

Эркин, стоя за спиной Рустама, подталкивал его, чтобы тот не тянул и уже начал свой эксперимент. Рустам одёрнул друга, но тот никак не мог угомониться.

Наконец, вздохнув, Рустам, не моргая, уставился на деда Якуба.

Дед Якуб удивился:

– Ты чего это?

Рустам, молча, не отрывая взгляда от глаз деда, наклонил голову в одну сторону. Дед Якуб последовал его примеру. Рустам склонил голову в другую сторону. То же движение повторил и дед. Эркин с замиранием сердца следил за обоими.

Рустам вытянул шею и приблизился к лицу деда. Горячее дыхание мальчика обожгло лицо старика, и тот громко чихнул. Рустам отпрянул от него, а дед, ничего не понимая, схватил метлу и замахнулся на мальчишек:

– Ну я вам покажу!

От разъярившегося не на шутку деда Якуба они тогда еле унесли ноги.

А потом ещё с сестрой Эркина поэкспериментировали. Можно сказать, случайно, когда эркиновская старшая сестра Лола не отпускала брата поиграть в футбол, предполагая его использовать на каких-то важных и срочных домашних работах:

– Не пойдёшь, я сказала! Сначала дело сделай.

– А я сказал, пойдёт, – медленно проговорил Рустам и уставился на Лолу, прищурив свои большие карие глаза. На удивление им обоим, она застыла как вкопанная, и мальчишки благополучно сбежали. Самое удивительное, что Лола потом их даже не отругала, а о том, что произошло, и не вспомнила.

Ещё не раз потом Рустам проводил свои опыты, но с переменным успехом. Коня вот зато, почти дикого, и вправду удалось приручить. С возрастом появились всякие другие интересы, и о своём «таланте» Рустам почти подзабыл.

А вот когда он кабана в лесу увидел, то от страха не мог глаз от него отвести. Пристально и сосредоточенно смотрел – это и сработало. Рустам сам был удивлён, что его странные способности заново и враз открылись.

– А как именно, я и сам объяснить не могу, – закончил Рустам, удивлённо пожимая плечами.

– Страшно представить, если б с кабаном не сработало… – вздохнула Тася.

– И на твоей могиле мы бы написали: «Его сожрал кабан», – снова сумничал Яша и залился таким смехом, который заразил всех остальных – и Рустама, и даже едва пришедшего в себя Дроздова.

– Да уж, кабану не повезло, молодец Рустам, – проговорил командир, – а костёр разведчика кто развёл?

Айдер смущённо пожал плечами:

– Я. Отец научил. Он меня с детства и на рыбалку в море брал, и в лес, и в горы на охоту. Чтоб зверя не спугнуть, мы именно такие костры разводили. Он не дымит, а жару много даёт. Возле него можно даже осенней ночью спать… Ну всё, мясо, кажется, готово.

Айдер, нанизав на прут кусок мяса, протянул его Дроздову, а второй кусок Тасе. Те, не раздумывая, тут же впились в сочное мясо зубами. Яков тоже взял свой кусок, но есть почему-то не торопился. Не присоединились к общей трапезе и Айдер с Рустамом. Они, потупив взгляды, сидели чуть в стороне и лишь пили понемногу, передавая друг другу Тасин отвар из котелка.

– А вы чего, ребята? – Лишь сейчас Тася заметила, что мясо пришлось по вкусу только ей и Дроздову.

– Так… – развёл руками Яша. – Кабан – это кто? Свинья! А евреи и мусульмане свинью не едят. Вера запрещает! И шо ты, Рустам, кроме свиньи в лесу никого больше встретить не мог? Эх, сейчас бы мамин фиш.

И увидев непонимание в глазах товарищей, Яша тут же пояснил:

– Фиш – это ж фаршированная рыба.

Дроздов, облизнув пальцы, резко приподнялся на локте здоровой руки.

– Вот закончим войну и все на фиш к твоей маме поедем. А пока, братья басурмане, жуйте за обе щеки! Это приказ! Уже несколько дней ничего почти не жрали, откуда силы возьмутся до своих добраться? За невыполнение отдам вас под суд военного трибунала! – Хотя Дроздов говорил вполне строго, видно было, что глаза его смеются.

Яша, Айдер и Рустам переглянулись.

Яша, притворно вздохнув, первым взял ароматный кусок мяса и почувствовал на себе взгляды Рустама и Айдера:

– А шо? Приказ есть приказ, так шо жрите давайте, – смиренно произнёс он, вгрызаясь зубами в сочную мякоть, и, набив полный рот, добавил: – Господи, ты мне свидетель, после войны ни куска свиньи.

Айдер и Рустам уже без особых раздумий последовали его примеру, уплетая мясо именно что за обе щеки. Доев свой кусок, Яша потянулся за вторым, что-то негромко насвистывая себе под нос.

– Отставить, Моцарт, не на концерте. Пусть лучше птицы пока одни посвистят.

Яша приложил палец к губам, сообщив тем самым, что понял командира. Уже спускались сумерки, и Дроздов принял решение сделать здесь привал до утра.

– Товарищ командир! А можно вопрос? – вежливо поинтересовался Рустам.

– Задавай, боец! – разрешил Дроздов.

– Извините, но почему вы до сих пор лейтенант, вроде бы и возраст у вас, и опыт…

– Да жизнь так сложилась, – усмехнулся Дроздов и после небольшой паузы добавил: – Ладно. Нечего мне тут, перед вами скрывать. Дело было ещё на финской, на той, предыдущей войне…

…Разбор полётов проходил в кабинете следователя управления госбезопасности НКВД майора Головачёва.

Майор Головачёв уже в который раз спрашивал об одном и том же, только разными словами:

– И почему ты, майор, выполнял преступный приказ? Хотя твой командир тебя и выгораживает. Вот. –Головачёв поднял ближе к подслеповатым глазам рапорт полковника Ремизова и зачитал: – «Командир танкового батальона майор Дроздов в бою с противником первым вышел на одну из возвышенностей линии Маннергейма. Но советским танкам дорогу перекрыли противотанковые надолбы противника. Недостаточная броневая защита и малая мощность двигателя Т-26 не позволили танкам продвинуться дальше. Батальон Дроздова оказался под прямым прицелом вражеской артиллерии. Советские танки горели как свечи…»

– Я солдат, гражданин следователь, – в десятый раз повторял Дроздов. – И привык выполнять приказы беспрекословно.

– Но это же был приказ врага народа! – вскинулся следователь. – И его обвинили в некомпетентности и халатности. Как же так, майор?

– Товарищ Ремизов не был врагом народа. И сам выполнял приказ вышестоящего командования…

– Значит, вы с полковником – ангелы во плоти, а во всём виноваты другие? Может, и фамилии назовёте?

– Вы их сами лучше меня знаете.

– Знаю, знаю, тоже враги народа…

Головачёв, казалось, устал больше Дроздова. Он, наконец, склонился над столом и поставил быстрый росчерк под какой-то важной, окончательной бумагой:

– Всё, Дроздов, некогда мне с тобой больше валандаться. Передаю твоё дело на усмотрение военного трибунала!..

– …Вот так я и стал лейтенантом. Меня просто разжаловали и отправили командовать танком. А полковника Ремизова расстреляли. Так что мне, считай, просто очень повезло.

Глава 9

Тася весь их маленький отряд провела по краешку болот, куда немцы пока благоразумно не пытались даже соваться. Местность тут она знала как свои пять пальцев, и деревни, в которых могли уже быть немцы, они заблаговременно обходили стороной. Приходилось давать крюк, но бережёного, оно известно, бог бережёт.

Дроздов уже настолько пришёл в себя, что приказал бросить носилки и шёл сам. Труднее всего ему давались спуски в овраги и подъёмы на их крутые гребни. Сначала он отказывался от помощи ребят, справляясь сам, опираясь на здоровую руку. Но когда однажды оступился и покатился по откосу вниз, прижимая к груди свою культю, то больше не сопротивлялся. Двое из ребят брали его под локти и помогали спуститься и подняться. Но вскоре Дроздов снова отказался от их помощи. Балансируя здоровой рукой и культёй, он так намастрячился преодолевать самые сложные препятствия с подъёмами и спусками, что уже обгонял своих молоденьких подчинённых.

Иногда подступало отчаяние. И казалось, что они будут вечно брести по этому бесконечному лесу. Канонада то отступала дальше на восток, то порой волной возвращалась обратно. Опытное ухо командира определяло, что линия фронта чрезвычайно подвижна и извилиста. Как извилист был и их путь, путь маленького отряда, пробиравшегося к своим.

Огонь больше не рисковали разжигать. Питались кабанятиной, провяленной сразу на первом и единственном костре. Да ещё ягодами, которые умело собирала Тася во время коротких привалов. В помощники к ней сразу заделался Яша, и Айдер с Рустамом восприняли это спокойно, как должное.

Дважды шёл проливной дождь, промочивший их до нитки. Но странное дело – никто не только не заболел, но даже элементарного насморка не подхватил. Однажды чуть не ухнули в трясину, слишком глубоко взяв в сторону болота.

И всё же на рассвете четырнадцатого дня, если считать с момента танкового боя, удивительным образом обойдя как немецкие, так и свои посты, они вышли в расположение пятьдесят пятого стрелкового корпуса Красной Армии. Что называется, свалились к своим будто снег на голову!

Особо тёплого приёма им, однако, не оказали и даже посадили под арест в бывший амбар, который охраняла пара солдатиков. И уже трижды каждого по очереди допросили. Требовали от них одного: признаться, что они засланные в расположение советских войск немецкие шпионы. Каждый раз грозили расстрелом по закону военного времени.

– Ну да, Батя таки специально себе руку отрезал для достоверности, – мрачно пошутил Яша.

Шутку никто не поддержал.

Дроздова допрашивали с особым пристрастием. Резвого капитана-особиста почему-то интересовали не подробности боя у переправы, а то, почему разжалованный за воинское преступление танкист Дроздов вновь оказался в танковых войсках.

– Наверное, танк доверить было больше некому, – огрызнулся Дроздов.

– А ты тут истерик не закатывай, а отвечай на поставленные вопросы, лейтенант! – рявкнул особист и тут же вытянулся по стойке смирно, приветствуя вошедшего начальника. Дроздов его не видел, так как дверь находилась аккурат за его спиной. Вошедший лишь бросил с порога:

– Капитан Окулов, доложите по ситуации… – и, оставшись невидимым, грузно присел на лавку в углу комнаты. Голос его показался Дроздову откуда-то знакомым.

– Лейтенант Дроздов был задержан ещё с тремя бойцами и деревенской девушкой при переходе линии фронта…

– Не при переходе линии фронта, а уже непосредственно в расположении штаба корпуса, – не дал капитану соврать Дроздов.

– Молчать!

– Пусть ещё раз расскажет, как всё было. А мы послушаем… – раздался голос. – Сидите, сидите, – бросил он Дроздову, увидев, что левую руку Дроздова поддерживает бинт, перекинутый через плечо.

Дроздов, глядя в глаза особиста, но обращаясь на самом деле к невидимому его начальнику, кратко изложил события последних двух недель, начиная с момента танкового боя у переправы под Смоленском.

– Документы у бойцов и лейтенанта в порядке?

– Так точно, документы при них, – отрапортовал Окулов.

– Оружие?

– Так точно! При них.

– Так что же ты тут мозги вправляешь, Окулов? – резко поднимаясь и подходя к столу, проговорил человек с полковничьими лычками. – Люди вышли из окружения, а ты их мурыжишь!

– Согласно инструкции…

– Согла-асно, согла-асно… Ну здравствуй, Пал Данилыч! Давно не виделись. Полковник Артёмов, начальник разведотдела армии.

Пал Данилыч при всей своей выдержке чуть не ахнул: перед ним во всей красе стоял Серёга Артёмов. С которым они ещё на испанской бились, а потом и с белофиннами сражались.

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Окулов! Лейтенанта Дроздова немедленно освободить из-под стражи и вернуть личное оружие!

– Спасибо, товарищ полковник. Ещё бы…

– Что ещё?

– Моих ребят освободить?! Они герои, можно сказать. Меня не только из танка горящего вытащили, но потом на носилках через чащобу тащили. За каждого ручаюсь, и за девчонку тоже!

– Ну, раз ты ручаешься, то доверять можно. Окулов, распорядись!

Глава 10

– Ну давай, Данилыч, за встречу!

Молча чокнулись и выпили. Им было что вспомнить. И бои под Мадридом, и позорное поражение на финской, правда, до воспоминаний ли сейчас было?

– Товарищ полковник… – но увидев суровый взгляд Артёмова, Пал Данилыч хмыкнул и продолжил: – Сергей Петрович, как всё у нас сейчас? А то я пока по лесам шастал, понятие про оперативную обстановку напрочь утратил…

– Да не очень, Данилыч. Отступаем. Немец рвётся к Москве. Честно говоря, хреновая совсем обстановка… оперативная. Да и прочая. Немец захватил узловую станцию Ярцево. И гонит, и гонит через неё напрямик составы с живой силой и техникой. По нашим сведениям, там сейчас скопилось несколько составов с топливом.

– Вот бы рвануть!

– Рвануть-то хорошо, только как? Хотел диверсионную группу свою проверенную отправить туда, да они застряли где-то в окружении. Придётся искать людей здесь, прямо на месте. Хотя там, конечно, опыт нужен – станцию немцы охраняют, как зверь своё логово! Хоть бы пару-тройку опытных бойцов найти…

Дроздов долго смотрел в стол, а потом резко поднял глаза на Артёмова:

– А давай, Сергей Петрович, я со своими ребятами…

– С какими своими ребятами, Паша? Они ж молодые-необстрелянные, какая из них диверсионная команда?

– Верно, молодые, но надёжные, каких поискать надо. А в этом деле, Серёжа, надёжность главная сила! – и Дроздов с силой сжал кулак так, что даже костяшки побелели, и вновь его разжал, демонстрируя Артёмову свою крупную пятерню. – Яша со мной в одном экипаже воевал, его давно знаю. Это раз, – и он загнул мизинец. – Айдер – толковый, крепкий парень, рыбак и охотник, так что премудростям всяким охотничьим обучен. Это два, – и он загнул следующий палец. – А узбек наш, Рустам, без единого выстрела кабана завалил…

– Как это завалил?

– Вот в глаза ему посмотрел, и тот наземь грохнулся нам на съеденье! Это три, – и он загнул палец средний. – Тася, местная, каждую дорожку-тропинку здесь знает, без неё мы бы не выбрались, – и Дроздов загнул указательный палец. – Это четыре.

Артёмов пожал плечами:

– По твоим рассказам, ребята у тебя прямо богатыри былинные!

– Былинные не былинные, а должны справиться. Ну а в моих навыках, надеюсь, у тебя не было повода сомневаться. Это пять! – и Пал Данилыч накрыл своим мощным большим пальцем четыре остальных, так, что рука вновь сложилась в мощный кулак. – Так что скажете, товарищ полковник?

Поймав взгляд Артёмова на своей перебинтованной культе, Дроздов вскинулся:

– Ты на это не смотри, раненый не убитый! Голова цела, ею будем думать. А рук у меня, кроме своей одной, ещё аж четыре пары.

– Что скажу, что скажу. Всё равно послать сейчас больше некого. Давай-ка над картой поколдуем. Наметим план операции. Станция хорошо охраняется, как я говорил. С другой стороны, немцы чувствуют себя там как дома.

– Это они – зря, – ответил Дроздов.

И офицеры склонились над картой. Спорили они почти всю ночь. Но к утру план действий диверсионной группы был готов.

Выход группы на задание назначили на двадцать два часа. Линию фронта перешли в полночь по дну узкого оврага, плотно заросшего по склонам орешником. То есть по тому самому оврагу, по которому их маленький отряд ещё накануне незаметно для своих «просочился» непосредственно в расположение.

Тася уверенно, даже в ненадолго опустившейся темноте, вела группу по едва угадываемым звериным тропкам и вдоль ручьёв и небольших речушек.

Под утро вышли на заброшенную лесную дорогу, которая под уклон скатывалась прямо к узловой станции. Тасю оставили здесь, в схроне, для прикрытия отхода группы, если понадобится.

Пал Данилыч, Яша, Айдер и Рустам взяли левее, поближе к станции. По-пластунски они пробрались сквозь густой ольшаник, покрывавший вершину холма, возвышавшегося метрах в трёхстах от станции.

– Остаёмся тут до вечера, – приказал Дроздов. – Сидим тихо как мыши. И оцениваем обстановку.

На станции буквально всё кипело, но так, по-немецки, аккуратно. Прибывали и отбывали поезда, вагоны ставили под разгрузку. К ним, а также к складам один за другим подъезжали грузовики, в которые солдаты перекладывали тяжёлые ящики. Прибывали и ждали своей очереди для отправки платформы с танками, орудиями и бронетранспортёрами.

Меткий Яшин взгляд насчитал сто двадцать цистерн с нефтепродуктами, пятьдесят два вагона с разнообразным военным скарбом и около полусотни единиц бронетехники и орудий, в основном противотанковых.

Пал Данилыч назначил дозорных с тем, чтобы каждые два часа ребята могли меняться. Остальным была дана команда высыпаться.

Уставшие, после длительного перехода, бойцы сразу заснули.

К вечеру с ближнего пути ушёл на другой путь состав с бронетехникой, а его место занял длинный ряд цистерн.

– Будто по заказу, – прошептал Дроздов.

Правда, и автоматчики стояли вокруг станции не далее чем метрах в пятидесяти друг от друга, практически на расстоянии прямой видимости. Иногда они не только «переговаривались» жестами, но и перекрикивались друг с другом. Хотя каждый из участников диверсионной группы наизусть знал, что он должен делать, ближе к вечеру Пал Данилыч ещё раз всех проинструктировал.

Группа № 1, в состав которой входили сам Дроздов и Яша, под покровом ночи должна была спуститься к станции, миновать посты и заложить взрывчатку под рельсы и заминировать эшелон с нефтепродуктами. После чего выдвинуться к лесной дороге, где в схроне ожидала подхода группы Тася.

В задачу группы № 2, а именно Айдера с Рустамом, входило незадолго до взрыва захватить один из немецких автомобилей и продвигаться на нём вверх, к той же лесной дороге, где вся группа и должна была соединиться.

Далее предполагалось в полном составе выехать в сторону линии фронта и через лес опять вернуться к своим, в расположение штаба пятьдесят пятого стрелкового корпуса. «Это если, конечно, получится», – про себя подумал Пал Данилыч, но вслух ничего не сказал.

Начало операции запланировали на двадцать четыре ноль-ноль. Как раз в это время, судя по вычисленному графику, часовые должны были меняться. В любом случае, это сопровождалось дополнительными звуками, возгласами и случайными шумами, под прикрытием которых легче было проскользнуть непосредственно к путям и составу.

Рустам и Айдер подползли на расстояние метров пятидесяти к складу, где разгружались грузовые машины.

Всё сначала пошло вполне по плану. Немцы меняли часовых, обмениваясь позывными и шурша сапогами по насыпи.

Дроздов с Яшей, бесшумно спустившись вниз с холма, перескочили с ходу дренажную канаву и быстро оказались между рельсами, прямо под жирным брюхом одной из цистерн. Сделав подкоп под рельсом, Яша заложил туда первый заряд. Вторую, магнитную мину они «приклеили» к пузу цистерны. Таймер, как и планировалось, установили на пятнадцать минут.

Пал Данилыч и Яша, проследив за только что сменившимися часовыми, вновь миновали дренажную канаву и, быстро взобравшись на холм, двинулись к лесной дороге, где их ожидала Тася.

А вот у Айдера с Рустамом вышла заминка. Нет, машина была близко, и даже со включённым мотором. И водитель куда-то как раз отлучился. И даже ближняя к ним пассажирская дверь была распахнута, а на сиденье лежал беспечно забытый автомат. Только… Один из немцев, кажется именно водитель «их» машины, вдруг выскочил из-за угла склада, таща за собой упирающегося невысокого чумазого мальчишку лет пятнадцати. Немец громко кричал, выкручивая мальчишке руку, а тот извивался, словно уж!

Айдер с Рустамом быстро переглянулись. Мальчишка же, извернувшись, умудрился укусить немца за руку. Тот, заорав ещё громче, мальчишку отпустил. Парень, недолго думая, одним прыжком подскочил к машине, схватил автомат и, выпустив в немца весь магазин длинной очередью, помчался по дороге, ведущей от склада.

Айдеру с Рустамом уже не оставалось ничего другого, как броситься к машине и рвануть вперёд. Мальчишку они нагнали через сотню метров.

– Давай сюда, свои! – крикнул Рустам, а Айдер немного притормозил.

Мальчишка сначала совсем ошалел и направил автомат на Рустама, но, увидев мужика в маскхалате, орущего ему по-русски, не заставил себя ждать и запрыгнул в кабину.

Вой тревожной сирены рвал перепонки, лучи прожекторов шарили по сторонам, выхватывая то куски леса, то неподвижные облака. Но машина уже неслась по лесной дороге, уходя от погони, в сторону своих.

Глава 11

Полковник Артёмов и капитан Окулов тоже не спали этой ночью. Они стояли на пригорке, откуда был виден далеко простиравшийся лес, курили и ждали, по очереди посматривая на часы.

Ровно в 00:15 тишину взорвало грохотом далёкого взрыва, а небо залило яркое малиново-жёлтое зарево.

– Молодцы ребята! Только б живы остались! А ты, – усмехнулся Артёмов, – в них ещё сомневался.

– Да не сомневался я, товарищ полковник! Действовал по инструкции, как положено.

Но только через несколько часов, уже в предрассветном тумане один за одним стали возникать силуэты человеческих фигур.

– Похоже, наши бойцы, – проговорил Артёмов, узнав тяжёлую, но уверенную походку Дроздова. – Один, два, три, четыре, пять, шесть, – считал он почему-то шёпотом. – Прямо как призраки. А шестой-то откуда? Языка, что ли, ещё взяли?

Приблизившись к Артёмову, Дроздов взял под козырёк:

– Товарищ полковник, ваше задание выполнено!

– Да видели, видели! – бросился обнимать его Артёмов. А вслед за ним и других, выходящих по очереди из тумана.

С выскочившим на голоса капитаном Окуловым «Призраки» почему-то обниматься не стали.

– А это ещё что за мелюзга тут с вами?

– Сами вы мелюзга! – огрызнулся парнишка, с шеи которого свисал немецкий автомат.

– Егор, – представил его Дроздов. – Настоящий боец, фашиста убил и оружие себе в бою добыл, – добавил он, совсем «забыв» о том, что благодаря Егору чуть было не сорвалась вся операция.

– Какой серьёзный! – отшутился полковник, для порядка прижав крепко к груди и упирающегося подростка с взъерошенными русыми волосами.

– Потери есть? – почему-то у Артёмова поинтересовался Окулов.

– Потерь нет, – ответил Дроздов. – Все целы. Ни одной царапины!

– Ну и замечательно! – отозвался капитан. – Сейчас будем ужинать!

– А ты понимаю, что устал, но останься ненадолго. Разговор есть, – остановил Дроздова Артёмов. – Давай-ка присядем, – и он увлёк Дроздова к скамейке, вкопанной чуть в стороне от крыльца.

– Слушаю, товарищ полковник.

– Данилыч, мы с тобой знакомы много лет. Не одну войну прошли вместе, а сейчас, сам видишь, ситуация какая…

– Да не темни, Сергей Петрович…

– Тогда, значит, так. Я прибыл сюда ещё с одним заданием – подобрать толковых ребят для создания диверсионно-разведывательных групп. Сейчас такие группы формируются по всем фронтам. Ожидается, – Артёмов сделал паузу, – что война не скоро закончится и даже, возможно, затянется надолго. Придётся бить немца и в прямом сражении, и партизан подключать, и с помощью диверсионных групп. Непосредственно в тылу врага. А надёжных людей, проверенных, профессионалов, сам знаешь, не хватает. А у тебя, считай, уже группа готова, боевая. В деле себя проявившая. Давай со своими переходи к нам?

– Куда это к вам?

– В Пятое управление при Генеральном штабе Красной Армии! В разведку!

– Да я ж прирождённый танкист, Сергей Петрович!

– Но танка же у тебя сейчас нет? – На эти слова Пал Данилычу возразить было решительно нечего. – Да ты и без танка хорошо справился. Ну а диверсантам, сам понимаешь, – полковник положил руку на плечо Дроздову, – вообще-то, всё надо уметь делать – и на танке ездить, и стрелять, – «с двух рук» – хотел добавить Артёмов, но вовремя осёкся, – и плавать, как рыбам в воде. Ну а уж твой опыт боевой и знания нам очень пригодятся. Так как, лейтенант Дроздов?

Дроздов молча кивнул.

– Другого от тебя и не ожидал. Спасибо за службу. И пойдём-ка, наконец, выпьем с твоими ребятами. Заслужили!

Глава 12

После утреннего «ужина» Артёмов дал команду отсыпаться. И, глянув на часы, добавил:

– Лейтенант Дроздов! В полдень соберите своих бойцов у меня. И введите в курс дела.

– Есть, товарищ полковник! – резко поднимаясь из-за стола, кивнул Дроздов.

Под ночлег им отвели сеновал в том же доме, где располагался и временный «кабинет» полковника Артёмова.

– Батя, – вкрадчиво окликнул Дроздова Яша, когда все улеглись на мягкое пахучее сено. – Шо-то спать совсем не хочется. Может, сразу в курс дела?

– Согласен, – добавил Айдер.

– Отставить! Всем спать! – грозно остановил их Дроздов. – Приказы не обсуждаются!

Ровно в полдень вся команда была уже в сборе и расселась вокруг того же стола, за которым накануне отмечали возращение из-за линии фронта. Теперь стол был девственно чист. А тот взгляд, который, уходя, бросил на них полковник Артёмов, предполагал, что дело они будут обсуждать и впрямь серьёзное.

Оглядев своих, Батя заметил и Егора, притулившегося с самого края скамейки так, что его было едва видно:

– А ты, Малой, – сделав ударение на «о», бросил ему Батя, – иди-ка пока…

Егор нехотя поднялся и с обидой глянул на Дроздова.

– И нечего на меня волчонком смотреть! Твоя задача стоять на часах в сенях и никого сюда не пускать!

– Даже полковника?

– Даже полковника, – едва сдерживая улыбку, распорядился Батя.

Егор скрылся в сенях, но Батя заметил, что дверь тот прикрыл совсем не плотно.

– Буду краток, – обратился он ко всем оставшимся. – Проведённая нами вчера операция в тылу врага признана командованием успешной! В связи с этим мне предложено создать постоянно действующий разведывательно-диверсионный отряд. Я своё согласие дал. Хотел и вам предложить служить дальше со мной! Обязан предупредить, дело это опасное. Но добровольное. Поэтому должен спросить каждого. По часовой стрелке.

Первым по часовой стрелке от Дроздова сидел Айдер.

– Согласен, – кивнул он.

– Согласен, – следующим повторил Рустам.

– И я согласна, – добавила Тася.

– Батя, вы говорите обидно, а я шо, был не с вами? – заявил Яша.

– Другого я и не… – начал Дроздов, но тут распахнулась дверь из сеней и на пороге показался Егор. С таким разъярённым лицом, будто он сейчас всех тут покусает.

– Так вот вы как, значит! – едва переводя дыхание, всхлипывал Егор. – А я куда? Не нужен вам, да?

– А ты никуда! – ударив кулаком по столу, проговорил Дроздов. – Тебе было приказано стоять на часах, а не подслушивать!

– Так я и стоял, – ещё больше набычившись, ответил Егор. – Просто вы тут так громко… соглашались.

Хотя ситуация складывалась довольно напряжённой, команда не смогла сдержать улыбок.

– Так, Егор, – прервал веселье Дроздов. – Есть распоряжение командования отправить тебя в тыл. А я, как ты знаешь, приказы не обсуждаю. Подождём пару лет, доучишься, ну и вернёшься к нам. Вот так! Всё ясно?

– А вы мне пока не командир, чтобы приказывать! – гневно сверкнул глазами Егор. – Ни в какой тыл я не поеду! Не возьмёте, один буду фрицев бить! Уже одного положил, а вы меня в мальчишки!

– Успеешь ещё повоевать, – перебил его Дроздов.

– Врёте вы всё! – закричал Егор. – Я не хуже других могу воевать! Только…

– Что только? – Дроздов постарался переспросить как можно спокойнее.

– Только… – Егор оглядел всех, будто забыл, что хотел сказать. – Только… – его голос едва не сорвался на визг, – потому не берёте меня, что я сын врага народа! И вы тоже считаете меня предателем! А я и без вас обойдусь! – Егор выскочил в сени, и тут же его шаги прогрохотали по крыльцу.

– Командир, разрешите выйти? – вскочил Рустам.

– Давай! – кивнул Батя.

И Рустам бросился вслед за Егором.

Нашёл он его недалеко, в самом начале ореховых зарослей, начинавшихся сразу за околицей деревни. Егор лежал на земле лицом вниз и яростно всхлипывал, пальцами царапая сухую землю. Услышав шаги, он прекратил плач и обернулся к Рустаму:

– Зачем пришёл? Уходи! – Егор оттолкнулся от земли, развернулся и сел, подтянув колени к подбородку и обхватив их правой рукой.

– За тобой пришёл, – улыбнулся Рустам, присаживаясь рядом и приобнимая Егора за плечи. Тот резко дёрнул плечами, сбрасывая руку Рустама, и даже чуть отодвинулся в сторону.

– Да ты не кипятись и не злись на Батю. Ему приказали тебя отправить в тыл. А приказы не обсуждают.

– Даже если отправят, я всё равно сбегу обратно на фронт. Куда бы ни отправили. Я в детдом не пойду. Зря, что ли, я оттуда сбегал?

– Так, давай-ка теперь поподробнее…

– А тебе что, интересно, что ли? – всё ещё злился Егор.

– Очень. Рассказывай, – и Рустам придвинулся ближе.

Егор исподлобья глянул на него, растёр кулаками остатки слёз по щекам и, едва разжимая губы, проговорил:

– Отца забрали осенью сорокового. Мне уже четырнадцать было…

Глава 13

…Семья Ивановых жила в Наро-Фоминске, недалеко от Москвы. Отец был военным и, как только Егор немного подрос, брал его с собой на стрельбище. Иногда ему разрешали и пострелять. Мама преподавала немецкий. И с самого детства говорила с Егором дома то по-русски, то по-немецки. Сказки она ему читала и Пушкина, и братьев Гримм – и те и другие на языке оригинала.

Жили дружно и счастливо. Мама была очень красивой и всегда улыбалась. Отец всё время дарил маме цветы. Ещё мама очень хорошо готовила.

Однажды она приготовила особенно вкусный ужин. На ней было красивое красное платье, и она вся буквально светилась. Отец пришёл с цветами. Глядя на родителей, можно было подумать, что они только познакомились. И Егор тогда подумал, что когда вырастет, то обязательно женится на девушке, похожей на маму, и, как отец, тоже будет дарить ей цветы.

Рано утром, перед тем как уйти на работу, отец, как обычно, зашёл в комнату к Егору.

– Доброе утро, сынок, – сказал он, присаживаясь на кровать.

– Доброе утро, отец. Ты чего так рано сегодня? – Егор коснулся пальцами отцовской кобуры и почувствовал запах свежего одеколона и кожи портупеи.

– Много дел. Больше, чем обычно, – развёл руками отец.

– А хочешь, я тебе помогу? – Егор сел. – Ты мне объясни, я быстро учусь.

– Вот вырастешь и обязательно поможешь, – улыбнулся отец.

– Я уже вырос. Мне скоро пятнадцать.

– Да, Егор. Ты вырос хорошим парнем, и я горжусь тобой. И ты уже можешь позаботиться о маме.

– Конечно, отец. Только я не понимаю… – Егор смотрел в глаза отца, которые почему-то были грустными.

– Сынок, скоро у тебя будет сестрёнка, ну или братишка.

– Это правда? Вот почему я должен теперь заботиться о маме?

– Ты всё правильно понял, Егор. И помни, что я очень люблю тебя и твою маму. Что бы ни случилось, помни об этом.

– Я тоже тебя очень люблю. А что может случиться?

– Ничего, сынок. Это я так, к слову. Мне надо идти.

– До вечера, отец.

– До вечера.

Отец вышел из комнаты, а Егор выскочил вслед за ним. Отец склонился к маме и поцеловал её.

– До вечера, любимый, – сказала мама.

– До вечера, Любаша. Береги себя.

Вечером отец не вернулся.

Егор с мамой не понимали, что происходит. Мама звонила отцу на работу, но там никто ничего не мог объяснить. И только через три дня им объявили, что отец арестован как враг народа. И ему не положено ни свиданий, ни передач.

Мама плакала, долго плакала. Из школы её уволили, и они жили только благодаря урокам, которые она давала дома немногим оставшимся ученикам. Егор взял на себя все мужские обязанности по хозяйству.

А по вечерам, сидя за круглым обеденным столом, они читали вслух стихи Генриха Гейне – «последнего немецкого романтика», как любила его называть мама Егора. Это была одна из её любимых книг – маленький красный том величиной с ладонь, изданный в Берлине ещё до революции.

Именно таким тихим вечером накануне Нового года к ним и пришли. Трое из НКВД. Они перерыли весь дом, но ничего не нашли. И всё равно приказали собираться.

Маму увезли неизвестно куда, а Егора определили в Нарофоминский детский дом. Единственное, что ему осталось на память, – это красная книжечка стихов Гейне, которую он успел спрятать на груди под рубашкой.

В детском доме поначалу было не так уж плохо. Даже, как и в школе у Егора, был стрелковый кружок. Свой значок «Юный ворошиловский стрелок» он получил ещё в тринадцать лет, не раз участвовал в соревнованиях и даже пару раз занимал первое место. Здесь он тоже оказался в числе первых – и по стрельбе, и по немецкому языку. И за свои знания в немецком получил обидную кличку Немчура.

После очередных занятий тренер по стрельбе подозвал к себе Егора и одноклассника Сашку, тоже делавшего немалые успехи:

– Молодцы, ребята. Оба молодцы. Через месяц будут проводиться городские соревнования. Один из вас будет участвовать. Лучший из вас. С этого дня тренировки каждый день. Потом выберем победителя. Это всё.

Ребята стали расходиться, но учитель окликнул Егора:

– Егор, в последнее время ты стал слишком вспыльчивым. А это нехорошо. Надо быть чуть сдержаннее. Вспыльчивость и несдержанность мешают человеку добиваться своей цели. Сейчас есть две кандидатуры – ты и Саша. Соберись, Егор. Иначе проиграешь.

«Ты точно проиграешь, а я выиграю», – решил Сашка, который слышал разговор учителя и Егора.

Догнав Егора во дворе, Сашка почти вплотную подошёл к нему и, с ненавистью глядя Егору прямо в глаза, твёрдо проговорил:

– Ты сын врага народа, а значит, тоже враг. Втихую ещё немца своего читаешь. Я видел, видел! Тебе нельзя доверять оружие. И ты никогда меня не победишь!

– Мой отец не враг, он герой! Не смей! – почти кричал Егор. – А Генрих Гейне великий романтик! Его портрет у нас в классе висит!

Но Сашка не прекращал задираться, будто с цепи сорвался:

– Немчура, Немчура! Кукиш с маслом!

И тогда разъярённый Егор набросился на него, и завязалась драка. Не первая и явно не последняя.

– Атас! – крикнул кто-то из наблюдавших за дракой ребят, и толпа стала разбегаться. Но Егор так разозлился, что бил обидчика не прерываясь, хотя у того уже и не было сил защищаться. Подбежавшие тренер по стрельбе и воспитатель с трудом оттащили Егора от Сашки. Того сразу же отправили в медпункт, а Егора к директору.

Директор Пётр Васильевич, носивший полувоенную гимнастёрку с орденом Красной Звезды на груди, был человеком строгим, но справедливым. Но тут, кажется, и у него сдали нервы:

– Егор, это уже не в первый раз. Ты совершенно не можешь ужиться в коллективе. Как ты собираешься жить дальше?

– Нормально… и честно, – глядя прямо в глаза директору, ответил Егор.

– Тогда скажи, что происходит? Почему где ты, там конфликт. Тебя кто-то обижает?

– Нет.

– Может быть, скажешь правду?

– Я говорю правду.

– Тогда я вынужден тебя отстранить от занятий стрельбой. Ты агрессивный. То, как ты дерёшься с товарищами, говорит о том, что ты не можешь себя контролировать.

– Пётр Васильевич, я могу… Только не отстраняйте меня, пожалуйста.

Директор походил туда-сюда по кабинету. Наконец, остановился прямо напротив Егора:

– Ты, Егор, самый старший из всех. И должен быть примером для ребят, которые потеряли родителей.

– Но я тоже потерял родителей.

– Да, но твой отец, он…

– Что мой отец? – резко прервал директора Егор.

– Пойми, Иванов, тебе всю жизнь надо будет доказывать, что ты не такой. Что ты лучше своего отца и достоин быть советским гражданином!

– Вы не имеете права! Мой отец герой! А вы! Вы злой и несправедливый! – кричал сквозь плач Егор.

Он выскочил из кабинета директора и помчался по коридору, не оглядываясь и уже решив, что сегодня ночью сбежит отсюда и больше никогда не вернётся.

Несколько дней он слонялся по улицам. Страшно хотелось есть, кружилась голова. Егор присел в подворотне дома, совсем выбившись из сил. Вдруг к нему подошёл пацан лет четырнадцати и протянул кусок хлеба. Егор с жадностью хлеб съел.

Подняв глаза, он увидел и второго парня, постарше.

– Откуда? – спросил парень.

– Ниоткуда. Я сам по себе, – огрызнулся Егор.

– Давно не ел?

– Почти три дня.

– Держись меня. Будет и еда, и ночлег. Только надо делать, что я говорю.

– А что надо делать? – Егор немного пришёл в себя. – Вагоны разгружать?

– Ага, щас. Пошли. Сначала постоишь на стрёме. Понаблюдаешь. Потом сам пойдёшь.

– Куда?

– На работу! – И парень с пацаном рассмеялись.

Пока они шли к городскому рынку, к ним присоединились ещё двое. Какое-то время ребята крутились на рынке, как будто что-то искали. Потом один из них, проходя мимо мясной лавки, стащил колбасу, быстро передал её «напарнику» и побежал со всех ног. На рынке началась суматоха.

– Держи вора! – кричал колбасник.

Остальные продавцы накрыли своими телами прилавки, защищая товар, покупательницы крепче стали прижимать к себе сумки, а некоторые, открыв рот, просто наблюдали за происходящим.

Егор уже понял, что к чему, и пытался в толпе найти своих новых знакомых. Он увидел того самого пацана, который дал ему хлеба. Пацан крутился рядом с бабушкой, которая подошла к хлебному магазину.

– Не смей! – Егор схватил пацана за руку, когда тот уже успел вытащить кошелёк из сумки бабушки, и выхватил его у воришки. – Я сказал, не смей!

Пацан вырвался и убежал. Егор вернул кошелёк охающей бабушке и уже собрался уходить, как к нему подошёл мужчина в военной форме и крепко схватил за руку.

– Это не он, другой, тот! – запричитала бабушка.

– Разберёмся! – бросил военный.

Так Егор снова оказался в детдоме. А на следующий день началась война.

Егору от Сашки и от других пацанов совсем житья не стало.

– Немчура – предатель! Немчура – предатель! – только и слышал он вслед и даже прямо в глаза. Драться со всеми даже ему было не под силу.

Сбежав во второй раз, он уже не остался в городе. Спрятался под одним из вагонов воинского эшелона, отправлявшегося в сторону фронта. Эшелон разбомбили. Где свои, где немцы – было непонятно. Да ещё Егор и заплутал в лесу. И однажды вечером вышел к железнодорожной станции, занятой немцами.

Совсем оголодавший Егор возле вокзала стоял с протянутой рукой и просил подаяния по-немецки. Ещё и стихи читал. Немцы ржали и давали жратву, а Егор смотрел вокруг, наблюдал и всё запоминал.

Решил добыть во что бы то ни стало оружие, потому как немцы на него уже почти не обращали внимания. И ему это почти удалось!

– Да уж, эти твои подвиги я сам видел! – усмехнулся Рустам и задумался ненадолго. – Значит, ты хорошо говоришь по-немецки?

– Не веришь?! – и Егор достал из-за пазухи красную книжку со стихами Гейне. – Хочешь, наизусть?

– Верю-верю. Только давай потом, будет ещё время! – остановил его Рустам.

– У меня ещё и память отличная!

– Ну, совсем расхвастался, Малой! – засмеялся Рустам.

– Снова не веришь? Вот! – Опять же из-за пазухи Егор выудил несколько листов с карандашными схемами и записями. – Сам смотри. Я ж не просто так милостыню у немцев клянчил. Всё запомнил, срисовал и записал. Где у них что и какие посты, сколько эшелонов и с каким оружием. Эх, а вы меня…

Рустам рассмотрел внимательно бумаги, сунул их в карман и поднялся:

– Ну-ка, пойдём!

– Никуда я не пойду. Я один буду!

– Слушай, Малой, ты, конечно, герой. Но и совесть надо иметь. Да-да. Что говорит Батя? Главное в войсках – дисциплина! А ты – «сам буду, никуда не пойду»! Точно как ребёнок. Если хочешь стать настоящим бойцом, то должен научиться управлять своими эмоциями! Ладно, как знаешь! Хочешь – сиди тут один! – Рустам развернулся и быстро зашагал в сторону деревни.

Егор для приличия посидел ещё с полминуты, а потом вскочил и бросился догонять Рустама.

– А Малой наш и впрямь толковый! – проговорил Артёмов, внимательно рассмотрев листки Егора. – Пацан прям в самое сердце к фашистам залез. Будто сфотографировал. Представляешь, Пал Данилыч? Его сведения полностью совпадают с данными нашей разведки.

– Так может, мы его – того? – Дроздов от слов Артёмова испытал неожиданную гордость за парнишку.

– Чего того?

– Сдаётся мне, что такой парень нам пригодится в группе. И что ж, что малой? На войне, сам знаешь, быстро взрослеют. А военным премудростям мы его обучим. Главное, что у парня есть дух!

– Взрослеют, говоришь? Обучим, говоришь? Ну, под твою ответственность!

– К ответственности нам не привыкать! – не стал спорить Дроздов.

– Тогда так. На сборы всей группе полчаса. И полный вперёд!

– Точнее, назад, – хмыкнул Дроздов.

Он-то уже знал, что отправляют их не на передовую, а в тыл. Но приказ есть приказ!

Глава 14

Осень 1941 года,

Московская область,

тренировочный лагерь «Окраина»

Пятого управления при Генштабе РККА

Тренировочный центр под кодовым названием «Окраина» находился где-то на востоке Московской области. Здесь готовились разведывательно-диверсионные формирования, сокращённо РДФ, для выполнения особых заданий за линией фронта.

Располагался центр в сосновом бору на берегу реки. Он состоял из нескольких отдельно стоящих строений, каждое из которых было предназначено для проживания и занятий одного разведывательно-диверсионного формирования. Любые контакты между курсантами разных «подразделений» были строжайше запрещены. Всё было организовано так, что даже занятия на открытом воздухе у каждой группы проходили отдельно – по сложному графику. Инструкторы школы носили военную форму без знаков различия и явно вымышленные имена. Куратором группы Дроздова из шести человек в составе самого Пал Данилыча, Айдера, Рустама, Якова, Таси и Егора был назначен инструктор Соловей. Он отвечал за жизнеобеспечение группы и единственный был в курсе расписания занятий на день.

Первое вводное занятие провёл сам полковник Артёмов:

– Должен сразу сказать, что наша задача – создать максимально боеспособную группу, умеющую действовать в самых непредсказуемых условиях, как в составе отряда, так и по необходимости индивидуально. Вы должны обладать всеми навыками для ведения разведки и диверсионной работы. Конечно, мы учитываем уже приобретённые вами умения и ваши особенности. – Артёмов бросил взгляд на Тасю. – Однако в условиях выполнения задания на вражеской территории вы должны быть максимально взаимозаменяемы. Занятия будут состоять из теоретических и практических курсов, хотя естественно перетекание одного в другое. Вы должны знать методы ведения разведки и проведения диверсий на транспортных коммуникациях, военных объектах, приёмы боевого обеспечения. То есть суметь замаскироваться так, что и птичка, пролетая, не заметит, и выжить в таких условиях, в которых обычный человек не протянет и суток. Помните – никакого ура-геройства. – Артёмов посмотрел на Егора. – Ваша задача в любом случае выполнить задание, именно то, которое перед вами поставлено. Тактика ваших действий будет самой разнообразной. При этом способы подразделяются на два типа. Первый. Когда задачи решаются непосредственно при боестолкновении с противником – это засады и налёты. Второй – когда задача решается скрытно. То есть собственно диверсии. Опять же эти методы зачастую комбинируются. Мы не знаем, в каких условиях вам придётся проводить боевую работу, поэтому должны предусмотреть любые. И запомните, экзамены буду принимать лично. Безо всякого учёта былых заслуг. Всё ясно?

– Так точно! – хором ответили курсанты.

– Инструктор Соловей, полный вперёд!

– Есть, товарищ полковник!

На занятиях по минно-взрывному делу изучали штатные взрывные устройства как свои, так и противника и способы их применения. Учились также создавать их своими руками из подручных средств, хотя бы из тех же артиллерийских снарядов, обвязав их гранатами и присоединив к ним часовой механизм из будильника, а за неимением будильника – бикфордов шнур, скрученный тут же из сухой травы, пропитанной бензином.

Осваивали радиопередатчики и все виды стрелкового оружия – как в классе, так и на стрельбище, куда выдвигались через день и патронов не жалели. Холодное оружие тоже учились не только держать в руках, но и применять на поражение противника – как при непосредственном контакте, так и методом метания в цель.

Егору и Тасе больше всего нравилось вождение. В прошлой жизни у них и велосипедов-то не было, а тут – ещё и мотоциклы, машины легковые и грузовые, бронетранспортёры и танки. А вот учиться управлять паровозом и трамваем пришлось всем – для этого выезжали на ближайшую железнодорожную станцию и в московское трамвайное депо. До поездов метрополитена дело не дошло. Но инструктор успокоил тем, что это нечто среднее между управлением поездом и трамваем.

Городок для физподготовки был оборудован турниками, брусьями, кольцами и прочими немудрёными снарядами, но тут приходилось тоже немало попотеть. Здесь же проходили занятия по рукопашному бою.

На «тропе разведчика» преодолевали минные поля и инженерные заграждения вроде колючей проволоки и ограждений, находящихся под током. В незнакомом лесу изучали методы ориентации на местности. В заброшенном карьере, глубиной метров в тридцать, отрабатывали курс альпинизма и скалолазания.

Парашютно-десантные навыки отточили сначала на земле, потом прыгая с вышки. Настоящих прыжков совершили по три на брата… и сестру.

На уроках немецкого всем фору давал, конечно, Егор. Особенно почему-то ему хотелось дождаться похвалы от Рустама. И тот хвалил. Мало того, Егор даже взял шефство над ним, благодаря чему Рустам довольно быстро вполне себе освоил необходимые военные термины, а также слова и выражения, которые могли бы пригодиться в тылу врага. Параллельно «Призраки» оттачивали друг на друге методы экспресс-допроса.

Гипнотическими способностямиРустама заинтересовались не только в Разведуправлении, но и в НКВД. Пару раз приезжала специальная комиссия, состоявшая из врачей, психологов и суровых молчаливых военных. Сначала его нематериалистического толка умения старались самыми разными способами испытать. Вплоть до того, что пытались заставить его прочитать скрученную бумажку с надписью, спрятанную в кармане гимнастёрки одного из проверяющих. У Рустама ничего не вышло. Зато проверяющий, строго взиравший на попытки Рустама, вдруг прикрыл глаза и нечаянно задремал. Когда такое случилось и с другими врачами, а психолог и военный вдруг поднялись из-за стола и пустились в пляс, изучать способности Рустама бросили, поверив прежде рассказанным историям и увиденным собственными глазами фактам. После этого приезжал лишь один человек с большой шевелюрой и острым крючковатым носом. То, как проходили их тренировки и кто кого на самом деле тренировал, так и осталось тайной – они уединялись в комнате один на один обычно на час-два. А то, что они не просто беседовали там «за жизнь», доказывал всякий раз тот факт, что выходили они словно два до основания выжатых лимона – похоже, мозгами и глазами своими они там «боролись» по полной программе.

Все остальные занятия тоже проходили с полной отдачей и, в целом, успешно. Батя совершенно неожиданно для всех увлёкся фотографией, о чём, как оказалось, мечтал с самого детства. Моцарт стал его учителем, чем очень гордился! На занятия с Батей по фотоделу Яша приходил «павлином» и давал советы в манере своего старого знакомого фотографа дяди Фимы из Одессы.

Правда, загвоздка случилась на первом же занятии плаванием. Оказалось, Егор плавать не умеет. Совсем. Даже как топор. Вода у этого бесшабашного мальчишки вызывала просто психический ступор – он ее элементарно боялся. Мог зайти в воду едва по колено, а потом его начинала бить реальная дрожь.

– Может, ты просто бешеный? – заржал Яша.

– П-п-по-чему? – едва проговорил дрожащими губами Егор.

– Собаки, когда бешенством болеют, их в воду не затащишь, водобоязнь называется! – продолжал умничать Яша.

– Сам ты б-б-бешеный! – огрызнулся Егор.

– Товарищ Седой, – обратился Айдер к инструктору по плаванию, довольно молодому парню, стриженному наголо. – Разрешите мне с бойцом отдельно позаниматься?

– Разрешаю. Только в рамках наших занятий. На другое у меня нет полномочий.

– Есть в рамках занятий! – отрапортовал Айдер.

С этого момента Айдер с Егором занимались отдельно, чуть в стороне от остальных.

Сначала Айдер просто показывал то, что сам умел с детства: плавать, лежать на воде, хотя в пресной реке это потруднее давалось, чем в море, нырять глубоко и далеко, задерживая дыхание почти на две минуты. Особенно красиво Айдер плавал брассом, за что Яша, в свойственной ему манере, сразу же нашёл для Айдера прозвище – Дельфин.

Егор через пару дней уже смог зайти в воду по пояс, а ещё через день и по самую шею. Первые попытки плавать он делал, что называется, на месте. Айдер его поддерживал и заставлял хорошенько работать руками и ногами:

– Главное, ты ими вместе шевели, – объяснял он, – а то ты колотишь вразнобой! Так далеко не уплывёшь!

День на пятый Егор поплыл. Сначала с глубины в сторону берега. Но вскоре уже вполне себе спокойно, хотя и осторожно, рассекал речку от берега до берега, вдоль и наискосок. Нырять у него тоже уже потихоньку получалось. Конечно, до Айдера ему ещё было нырять и нырять, но он уже готов был азартно биться об заклад, что научится не хуже.

– Точно, – соглашался довольный Айдер. – Ты у нас парень способный!

– И всё-таки немного бешеный, – сообщила рыжеволосая голова Яши, вынырнувшая рядышком. И если б Айдер не схватил Егора в охапку, то Яша точно бы получил неплохой подзатыльник.

Особенно Егор оценил помощь Айдера, когда на занятия плаванием приехал ещё один незнакомый инструктор и привёз специальный костюм для подводного плавания. Костюм был целиком из резины. Маска к нему прилагалась наподобие той, что у противогазов. Только трубка шла в специальный, тоже резиновый мешок, расположенный на груди. Под ним горизонтально крепились два баллона с кислородом. Не совладай Егор со своей водобоязнью, ему бы этот волшебный костюм даже померить не дали!

Свободного времени как такового не было, если не считать те полчаса, которые не каждый день, но иногда случались перед ужином. Тогда можно было просто посидеть на крыльце или даже пройтись до ближайшей опушки. Чем всё чаще пользовались теперь Яша с Тасей, на что остальные во главе с Батей вполне себе благосклонно поглядывали.

Они сидели на тёплой земле на некоторой дистанции, но так, что в тишине слышали даже дыхание друг друга.

– А почему Батя называет тебя Моцартом? – улыбнулась Тася. – Потому что ты всё время какие-то песенки насвистываешь?

– Ну, это длинная история, – заулыбался Яша, срывая одуванчик. – И насвистываю я, должен заметить, не какие-то песенки, а арии из великих опер!! Ладно. Дело было, конечно, в Одессе… – начал он и впрямь издалека.

Глава 15

…Той весной сорокового года Якова Шварца разрывало три страсти. Увлечённость фотографией, интерес к соседке Иде, дочери Фимы-фотографа, и музыка. Фотография завораживала таинством проявления на бумаге, опущенной в раствор, человеческих лиц, знакомых улиц и цветущих каштанов. К Иде притягивали её розовые щёчки и, опять же, её согласие позировать Яше для портретов. В музыке же ему нравилось всё. Вот только на всё вкупе времени не хватало.

Яша с мамой Цилей Владимировной, женщиной властной и крупной, и дедушкой Семёном Аркадьевичем, который отличался тем, что всё про всех знал, но умел, до поры до времени, держать язык за зубами, жили в большом густонаселённом доме недалеко от Дерибасовской – главной одесской улицы.

Яша с детства умел напеть или просто насвистеть любую, даже только что услышанную мелодию. Поэтому тот факт, что у него обнаружился абсолютный музыкальный слух, никого не удивил.

– Наш мальчик будет большим музыкантом, – изрекла однажды Циля Владимировна. И опять же никто не посмел ей возразить.

Яша занимался усердно и с удовольствием – его домашние упражнения на скрипке соседей не раздражали, а напротив, со временем только прибавляли ему благодарных слушателей и поклонников. А так как скрипка давалась ему легко, то он порой позволял себе манкировать занятиями в музыкальном училище, что до времени сходило ему с рук. Однако приближались выпускные экзамены и, главное, выпускной концерт, на котором Яша должен был играть сонаты Моцарта. А тут – фотография и Ида! Так что приходилось всячески изворачиваться, чтобы и маму не расстроить, и всего интересного не упустить!

Выходя со скрипкой со двора, Яша быстро оглядывался – нет ли, случайно, поблизости мамы – и частенько сворачивал не налево, куда вела дорога в училище, а вовсе даже направо, где располагалась фотография соседа дяди Фимы Вайцмана.

Фима был мастером своего дела. Вообще-то, по большей части он делал фото на документы, но если надо было изобразить портрет или семейное фото, то клиенты-таки шли к нему. Знали – выйдет даже лучше, чем в жизни.

Как и все во дворе, он немного побаивался громкой суровой Цили, но и Яше не мог отказать, видя его увлечённость. И даже приговаривал себе в оправдание:

– Великих музыкантов по пальцам можно пересчитать, а фотография, она всегда прокормит, если шо. А на скрипке можешь уже и так на свадьбе любой играть! С твоим-то талантом!

В тёмной комнате, освещённой лишь красным фонарём, он позволял Яше скрываться часами, посвящая его в секреты своего ремесла.

– А вот вам здрасьте, дядя Фима. Как дела? – это было их обычным приветствием.

– Лучше всех, – не глядя на Яшу, ответил дядя Фима. – Но это пока… Я вот шо скажу тебе, Яша, если Циля узнает, плохо будет всем. Будет такой балаган, шо я боюсь дажепредставить…

– Дядя Фима, та не узнает мама. Она ж ещё на работе, – говорил Яша практически шёпотом, пытаясь сосредоточиться.

– На работе… Я, вообще-то, тоже на работе, не забыл? А ежели кто увидит тебя здесь и скажет Циле? Я вот тебя и от своей Белки скрываю. А то бы за раз нас с тобой раскрыли!

– Не увидит. Я осторожно хожу. А если надо, то и прячусь хорошо, – рассмеялся Яша.

– Осторожно. Вот где ты сейчас должен быть, Моцарт?

– Та не Моцарт я.

– Моцарт не Моцарт. Какая разница! А шо, если мать твоя надумает тебя встретить?

– А я маленький? Чего меня встречать? Смеётесь?

– Да тут не смеяться, а плакать надо. А как она тебя со школы встречала, забыл?

– Дядя Фима, то школа. Я уже взрослый.

– Ша! Взрослый он. А с Идочкой моей за ручку гуляешь только там, где твоя мать не видит!

Яша испуганно посмотрел на дядю Фиму, поправляя рукой непослушные волосы.

– Ты шо думал, я не в курсе? И не видел, как ты её портрэты тут у меня проявляешь? Вот чую я, Яша, скорую катастрофу.

– Дядя Фима, скажете тоже! Ну какая катастрофа может получиться с наших с вами фотографий? Одна красота!

– Красота-та, она да. А катастрофа, Яша, – это твоя мать.

– Дядя Фима, давайте уже начинать…

Придя домой, Циля Владимировна была вне себя от злости, ибо до этого не поленилась зайти в училище, чтобы ещё раз услышать об успехах сына. Но услышала отнюдь другое.

– Знаете, Циля Владимировна, – склонившись к её уху, тихо проговорила Яшина преподавательница, – а Яков в последнее время часто пропускает уроки. У мальчика талант. Но ему не стать серьёзным музыкантом при таком отношении к музыке и занятиям. Более того, если это будет продолжаться, его не допустят к экзаменам. И он не будет играть на выпускном концерте.

Циля Владимировна и представить себе не могла такого поворота. И более того, она не могла даже в страшном сне предположить, что её талантливейший ребёнок, её сокровище, не будет играть Моцарта на этом их концерте. Но больше всего её волновал вопрос: «А где же тогда Яша, если не в училище?» И тут же в голове её созрел ответ: «С Идкой, где же ещё?»

Циля знала, что Ида Вайцман, дочка Фимы, очень нравилась её сыну. Она тоже училась в музыкальном училище, на флейте. И Циля Владимировна не раз видела, стоило Яше с Идой выйти со двора, как тот тут же забирал у девушки её футляр с флейтой и нотную папку. Циля, как опытная женщина, понимала – неспроста это!

– И где твой внук, папа? – набросилась Циля Владимировна на отца.

– А я знаю? – невозмутимо ответил дед Семён. Прищурив правый глаз и не отрываясь от радиоприёмника, он пытался поймать нужную частоту. – Утром с Идкой ушли в свою эту консерваторию.

Выйдя на балкон, Циля Владимировна принялась кричать:

– И-ида! И-ида!

На балконе напротив появилась женщина, Белла Петровна, мать Иды.

– Шо за шум? Не иначе как мама нашего Моцарта!

– Я интересуюсь знать, а где Идка?!

– А шо такое?! Моя дочь дома!

– Тетя Циля, что случилось? – Рядом с матерью появилась Ида.

– Говори, где Яков!

– Не видела я сегодня вашего Яшу. У нас занятия раньше начинались. Репетиция с оркестром.

– Как вам это нравится? Не видела она, – пробурчала Циля Владимировна. – Я вам устрою репетицию с оркэстром!

– От твоего Моцарта всё равно толку не будет! – опять вмешалась мать Иды.

– Это мы ещё посмотрим! Мой Яков переплюнет самого Па-га-ни-ни!

– Я вас умоляю. Переплюнет! А шо это ты такая нервная?

– Яшка пропал, – тревожно оглядываясь, проговорила Циля Владимировна. – В училище даже не появлялся!

– И ничего Яшка не пропал. Придумаешь тоже, – показался на балконе дед Семён. – Он у Фимы, в его фотозаведении.

– Шо за глупости, Семён Аркадьевич? – вмешалась Белла Петровна. – Шо за интерес вашему Моцарту до фотографии?

– Значит, имеет интерес, раз он каждый день до Фимы ходит! – заступился за внука дед Семён. – Ты, Циля, надоела парню своей этой музыкой па-га-нининой! А у молодого человека могут быть ещё и другие интересы!

– Ида! Ты знала? – громогласно разнеслось по всему двору.

– Знала, тётя Циля. Только обещала Яше никому не рассказывать.

– Фима-а-а! – заорала Циля Владимировна. – Я тебе сейчас устрою!

– Я тебе устрою! Вот только попробуй! Фима, держись, я иду! – встала на защиту своего мужа Белла Петровна.

Женщины, отталкивая друг друга, вошли в фотомастерскую. В комнате никого не было.

– Яков Шварц! Выходи! Немедленно! – Голос Цили Владимировны звучал как приказ главнокомандующего.

– Фима, Фимочка! Не бойся, я здесь! – пыталась перекричать Цилю Владимировну Белла Петровна.

– Яша, ты это слышишь? – испуганно прошептал дядя Фима.

– Шо это?

– Это, Яша, катастрофа. Это, Яша, твоя мать. И, кажется, моя Беллочка с ней.

– Яков Шварц!

– Фимочка!

И уже через несколько секунд дверь в тёмную комнатушку, где Яша и дядя Фима проявляли фотографии, была распахнута и, толкая друг друга, появились два женских силуэта. И вместе с ними хлынул свет. Недопроявленные фотографии оказались совершенно загубленными.

Положение спас приковылявший только что дед Семён. Он убедил дочь и внука пойти на компромисс: Яша больше не пропускает занятий и усердно готовится к выпускному концерту, а Циля Владимировна разрешает сыну в свободное время заниматься фотографией. На том и порешили.

Выпускной концерт Яша-Моцарт отыграл так, что зал аплодировал стоя. В благодарность Циля Владимировна позволила Яше себя сфотографировать. Увидев свой забранный в рамку портрет, она молча покачала головой, но портрет поместила в комнате на самом почётном месте – прямо над пианино.

Яша начал готовиться к экзаменам в консерваторию. Но тут ему пришла повестка в армию. Его определили в оркестр Одесского гарнизона.

– Не служба, а малина, – говорили во дворе. – Ночуй дома да играй на похоронах и парадах!

Однако не на того напали.

– Служить, так служить по-настоящему, – сказал Яша военкому. Тот пожал плечами и определил его в танковые войска.

Война для них с Батей, в экипаж которого попал Яша, наступила так стремительно и беспощадно, что по-настоящему они очухались лишь под Смоленском…

Тася слушала его рассказ, почему-то опустив свои глаза. И как-то погрустнела. Хотя Яше его рассказ казался чрезвычайно весёлым.

– А шо это ты скисла? – удивился он.

– А она… эта девушка… Ида… она красивая?

Яша улыбнулся:

– То всё в прошлом. Ты самая красивая! – выпалил Яша на одном дыхании.

– Ладно, Моцарт, давай свой цветочек! – она улыбнулась и забрала у Яши чуть помятый и подвявший одуванчик, который тот так и не выпускал из рук. А затем придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Яша сидел улыбаясь и не шевелясь, будто боялся спугнуть своё счастье.

– Вот вы где! – раздался голос Рустама. – Через пять минут ужин, пойдёмте.

– Мы вас потеряли, – деловито добавил и Егор, который теперь ни на шаг не отставал от Рустама и старался во всём на него походить. Даже походка у них стала похожая. Словно они теперь всегда шагали в ногу, как бойцы одного отряда, как братья.

Выпускные экзамены в специальной разведывательно-диверсионной школе пришлись на конец сентября. Дроздов был горд, что ребята и тут не подкачали.

Полковник Артёмов собрал группу Дроздова, коротко поздравил.

– Теперь вы, ребята, настоящие бойцы невидимого фронта. Ваша группа официально получила оперативное название «Призраки». И на всё время войны вы лишаетесь своих настоящих имён. Только прозвища, они же позывные. Даже между собой вы должны будете общаться только так. В ознаменование ваших былых заслуг разрешаю вам самим выбрать новые боевые имена.

После недолгого совещания решение было принято.

Пал Данилыч Дроздов из Москвы остался Батей, Яша Шварц из Одессы – Моцартом, Айдер Меметов из Балаклавы стал Дельфином, Рустам Шадиев из Самарканда – Узбеком, Таисия Тихонович из белорусской деревни Кощино – Феей, а к Егору Иванову из Наро-Фоминска уже и так пристало прозвище Малой. Он и не возражал.

– И когда теперь в бой? – спросил Артёмова Дельфин.

– По приказу! – ответил без улыбки Артёмов.

Глава 16

Октябрь 1941 года, Калужская область

Подъём был объявлен в половине пятого утра.

Через несколько минут группа «Призраки» во главе с Батей была построена и готова к выполнению любого задания.

Полковник Артёмов не заставил себя ждать.

– Оперативная ситуация такова, – начал он с ходу. – Немцы, совершив бросок, неожиданно для наших войск вошли в город Юхнов. И пытаются прорваться дальше. А это всего двести километров до Москвы. По нашим сведениям, по Варшавскому шоссе двигается головная колонна 10-й танковой дивизии 57-го моторизованного корпуса вермахта. Наши десантники заняли оборону за Юхновым перед рекой Угрой. Ими получен приказ командования любыми способами остановить колонну. Хотя бы на время. Пока они держатся, не давая немцам подступиться к единственному там мосту. Ваша группа должна десантироваться в расположение подразделения капитана Старчака. Немцы хоть и ошалели от успехов, но хитрят – на Москву движется сразу несколько бронетанковых колонн по разным направлениям. Необходимо определить, откуда пойдёт главное направление удара. Поэтому ваша главная задача – пробраться в расположение немецких войск, к их штабу в Юхнове, и взять серьёзного языка. Об этом знает только лично Старчак и при необходимости постарается прикрыть вас при отходе. Остальное – собственными силами. Всё понятно?

Десантирование проводили чуть ли не на бреющем полёте уже под вечер. Зато – отдельное спасибо лётчикам: «выбросили» буквально на голову десантникам. А то ведь могли и не рассчитать – объясняйся тогда с соседями Старчака, которые и знать не знали ни о каких «Призраках». Могли бы и покромсать, приняв за вражеских диверсантов.

Капитан Старчак оказался толковым мужиком. Так что окончательный план операции разработали быстро и обязанности распределили.

– Немцы сосредоточены здесь, на подходе к Угре, штаб их где-то тут, на окраине города, прямо у шоссе, – показал Старчак на карте. – Точнее сказать не могу, придётся вам на месте разбираться. Прямого ходу туда – часа три. Ну а обратно уж как получится! Хотя всего времени на выполнение задачи и возвращение у вас – до четырёх утра. Не позже этого срока я должен взорвать мост, по которому немцы утром надеются дисциплинированно, с удобствами, двинуть на Москву. Сразу после взрыва у нас приказ передислоцироваться. Так что постарайтесь не опаздывать. – Старчак улыбнулся в усы, довольный своей шуткой. – А чтоб вас опознать… Ну, чтоб бойцы мои вас не пулями, а объятиями встретили, – Старчак озорно покосился на Фею, – мы с вами простой опознавательный знак используем. Вот этот флаг. Извиняйте, белый. Его лучше в сумраке утреннем видно. Прицепите, будто сдаётесь, мы вас и опознаем. Идёт?

– Идёт, – ответил Батя. А Малой уже засовывал в вещмешок белую тряпку.

– А если шо пойдёт не так? – поинтересовался дотошный Моцарт.

– Будет ситуация, будет и решение! – привычно бросил Батя.

До окраины Юхнова добрались за два с половиной часа.

– Дай-ка сюда, – проговорил Батя, забирая у Феи снайперскую винтовку. – Так, так, так, – приговаривал он, осматривая окрестности сквозь окуляр оптического прицела.

Немецкой техники – танков, машин с горючим и боеприпасами – тут сосредоточилось немеряно, и это было в их случае на руку: у каждой единицы техники часового не поставишь.

Надо было определиться с немецким штабом. Дабы рвануло так, чтоб мало не показалось, но чтоб и не поубивало немецких начальников намертво. Мёртвого языка даже в генеральских погонах ни лаской, ни угрозами уже не разговоришь.

– Похоже, оно! Ну-ка, Моцарт, глянь! На тот двухэтажный домик.

Моцарт, перехватив винтовку из рук Бати, приложился глазом к прицелу.

Возле крыльца двухэтажного дома под двускатной крышей стояли двое немецких солдат в касках и с автоматами наперевес.

– Во гады, – процедил Моцарт, – оборзели, даже флаг повесили! Прям как дома.

– А ты им лучше спасибо скажи, сразу видно, что штаб, – буркнул в ответ Батя. – Что ещё видишь?

– Метрах в пятидесяти от дома – бензовоз. Прямо перед домом – танк. «Панцер-три». Боевая масса – около двадцати двух тонн. Орудие калибра пятьдесят миллиметров. Экипаж – пять человек. Но если потесниться, то места на всех хватит! – усмехнулся Моцарт.

– Отставить разговоры, – скомандовал Батя. – За мной!

Батя с Узбеком залегли метрах в тридцати от немецкого штаба, чтобы иметь максимальный обзор. Из глубины кустарника их прикрывала Фея, держа на прицеле штабное крыльцо.

Моцарт, Дельфин и Малой по-пластунски выдвинулись к ближнему бензовозу и аккуратно прилепили к нему мину. Часовой механизм поставили на пять минут. Заминировали ещё пару бензовозов из тех, что были подальше от штаба. Второй должен был взлететь на воздух через минуту после первого, а третий – ещё через минуту. Прямо один за другим.

И поползли к «Панцеру». Юркий Дельфин взобрался на броню с тыльной стороны башни и проскользнул внутрь. Моцарт и Малой схоронились за танком.

Тут как раз и рвануло!

Дельфин под шумок вырубил спавшего немецкого танкиста и выпихнул его тело наружу. Тело ударилось сначала о броню, потом шмякнулось на землю.

От взрыва бензовоза сдетонировала и соседняя машина, видимо под завязку гружённая боеприпасами.

В свете огненных сполохов было видно, что часовых взрывом разбросало в стороны. Из штаба, истошно крича, выскакивали немецкие офицеры, мягко говоря, не слишком одетые. И тут же падали на землю, прикрывая головы руками.

Воспользовавшись паникой, Батя с Узбеком подползли ближе.

– А вот, кажется, и наш! – ткнул пальцем Батя в седовласого, на плечах которого были генеральские серебристые погоны. Правда, «низ» у него был не слишком форменным, если, конечно, не считать парадным дополнением к кителю белые подштанники.

Немец как раз поднял глаза. Батя направил на него дуло автомата. А Узбек буквально вперился немцу глаза в глаза. Немец открыл рот, словно пытался что-то сказать, потом закивал и, не отводя взгляда от гипнотизирующих глаз Узбека, послушно пополз в их сторону. Узбек его ещё и торопил, призывно маня ладонью.

«Панцер» сдал от здания штаба назад – как раз туда, где его дожидались Батя, Узбек и полуживой немец. Подбежавший Моцарт с Узбеком легко вскинули немца на броню и быстренько запихнули в танковый люк. За ними следом юркнула и Фея.

– Где Малой? – огляделся Батя, уже наполовину скрывшись в чреве танка.

А Малой, невесть откуда раздобывший гранаты, решил напоследок «добавить огонька фейерверку» и бросил их одну за другой в сторону штабного крыльца. Кстати, как раз вовремя – немцы едва ли не начали очухиваться, а несколько автоматчиков даже бежали теперь в сторону танка. Взрывы гранат охладили их боевой пыл. Как раз настолько, чтобы Малой мог нырнуть в танковый люк. «Панцер» рванул вперёд.

Большая часть дороги назад была уже пройдена, когда Батя поглядел на часы – они показывали 03:26.

– Сбавь ходу, – скомандовал он Дельфину, управлявшему танком. – Давайте без суеты, чтоб внимания лишнего не привлекать.

«Панцер» внешне спокойно, хотя вокруг всё громыхало и пылало, двигался по шоссе в сторону Москвы. Передовые немецкие части, пытавшиеся отбросить десантников Старчака, чтобы захватить мост, похоже, принимали его за своего. Может, даже прибывшего им на подмогу.

– Малой! Давай флаг! – крикнул Батя. – А то ведь прямой наводкой свои пальнут. Хотя… – и он в упор и с хитрой улыбкой посмотрел на захваченного ими немца.

Прямо на позиции десантников нёсся немецкий танк.

– Сдаются, что ли? – переглянулись бойцы.

– Не стрелять! Это свои! – скомандовал Старчак.

Над башней танка и впрямь развевался белый флаг, точнее – белые подштанники немецкого генерала.

– Успели ребята!

Глава 17

1 августа 1942 года, г. Москва

Ранним утром в кабинете генерала Артёмова было сизо от дыма. Этой душной августовской ночью ни сам генерал, ни его заместитель полковник Шмелёв, ни начальник оперативного отдела Центрального штаба партизанского движения полковник Ипатов ни на минуту не сомкнули глаз.

Артёмов отодвинул тяжёлую светомаскировочную штору и распахнул окно, откуда хлынул свежий и по-утреннему чуть прохладный воздух.

– Товарищ генерал, – услышал он знакомый голос и обернулся, – группа…

– Вижу, Батя, что прибыли, – остановил Артёмов Дроздова.

Группа «Призраки» уже выстроилась в полном составе. Не изменяя собственному приказу, Артёмов даже полковнику Ипатову представил бойцов не по фамилиям, а по оперативным кличкам. Со стороны звучало несколько забавно, но что поделаешь, секретность есть секретность:

– Бойцы нашей диверсионно-разведывательной группы под названием «Призраки» – Дельфин, Узбек, Моцарт, Малой, Фея и командир их Батя. – Полковник Ипатов в ответ понимающе кивнул. – За их плечами уже немало выполненных заданий чрезвычайной сложности. Уверен, и на этот раз не подведут! Так, Батя?

– Так точно, товарищ генерал, – отрапортовал Дроздов.

Полковник Ипатов всем «Призракам» по очереди пожал руки, обратив внимание, что у их командира левая рука оканчивается не кистью, а рукавом гимнастёрки.

Капитан Дроздов заметил его быстрый взгляд на свой рукав, но привычно виду не подал, тем более что Ипатов тут же перевёл взгляд на два ордена Красной Звезды и орден Боевого Красного Знамени на груди у Бати. Остальные тоже выглядели достойно – у каждого по Красной Звезде и медали «За отвагу». Дельфин, Узбек и Моцарт были в звании старшин, а Фея и Малой – сержантами.

– Прошу, товарищи, – Артёмов указал на стол, на котором были разложены карты, – садиться.

Сам же подошёл к окну и, закрыв его, обернулся к присутствующим:

– Если совсем коротко сказать по поводу общей оперативной обстановки в оккупированной врагом Белоруссии, то партизаны немцев кусают, те в ответ лютуют. В окрестностях Витебска создаются концлагеря для военнопленных и гражданских. В городе истребляется местное население, особенно большим репрессиям подвергаются евреи. – Он посмотрел на Моцарта, чьё лицо мертвенно застыло, и чуть заметно понимающе ему кивнул. – По нашим сведениям, на октябрь у немцев намечена крупная операция против партизан и подпольщиков. Начнётся она с Витебска. В связи с предстоящей операцией подходы к городу укрепляются, устанавливается дополнительная внешняя линия стационарных блокпостов, усиливается пропускная система, введён комендантский час. Руководить операцией будет начальник штаба тылового района армии и охранных войск, отвечающих за восточное направление, генерал Максимилиан Штейнберг. На помощь ему для участия в предстоящей операции в скором времени должны быть переброшены специальные подразделения войск СС, специализирующихся на борьбе с партизанами. Товарищ полковник, – обратился он к своему заместителю Шмелёву, – добавьте конкретики.

Шмелёв открыл папку и разложил на столе несколько фотографий. С них самодовольно и холодно смотрел среднего роста, чуть за пятьдесят, худощавый человек в форме немецкого генерала.

– В народе его за особую лютость прозвали «Витебским Палачом». Отличается нечеловеческой жестокостью, презирает всех представителей неарийской расы, особенно ненавидит коммунистов и евреев. Женат, двое детей. Вместе с тем известно, что он большой любитель красивых женщин. И в другом отличается изысканными вкусами. Собирает антиквариат, особое пристрастие имея к старинному фарфору. Поклонник классической музыки, прежде всего скрипичной. И сам неплохо играет…

– Вот такие вводные, – продолжил Артёмов. – Не так много пока, остальное будете узнавать на месте. Но по всему выходит, что генерал Штейнберг – ключевая фигура готовящейся немцами операции против партизан и витебского подполья. Наша цель, – он оглядел «Призраков», – не допустить проведения карательной операции. Это идеальный вариант, вряд ли в полной мере возможный. Но вот заставить немцев её отложить – наша непосредственная обязанность! До зимы чтоб не раскачались. Зимой проводить такую масштабную акцию немцы не решатся – научены горьким опытом под Москвой. Значит, отложат до весны. А там и у Красной Армии сил прибавится! В связи с этим главная цель «Призраков», – Артёмов понизил голос, – во что бы то ни стало уничтожить генерала Штейнберга. Гибель такой важной фигуры вызовет дестабилизацию и панику в немецких войсках в Белоруссии и в то же время усилит активность партизан и подполья в белорусских городах. Задание ясно?

– Так точно, – за всех ответил Батя.

– В Витебске подпольщики и партизаны будут помогать в проведении нашей операции. Не подведут? – подначил Артёмов полковника Ипатова.

– Не имеют права, – уверенно ответил Ипатов.

Глава 18

Август 1942 года, г. Витебск

Землянка командира партизанского отряда Зенкевича была устроена вполне основательно. Снаружи она вообще выглядела как небольшой естественный холмик, заросший травой. Вход, замаскированный деревянным люком, сверху покрытым дёрном, располагался под ветвями разлапистой ели. Внутри же землянка представляла собой довольно просторное помещение из двух «комнат». Та, что в глубине, была жилой. Центральную часть первой занимал большой крепко сбитый стол с лавками вокруг него.

Зенкевич был человеком небольшого роста, с глубокими залысинами и гладко выбритым. Перехватив взгляд Бати, Зенкевич большим и указательным пальцем коснулся подбородка:

– А вы думали, мы тут все щетиной заросли? – усмехнулся он. – Вот уж нет, у нас дисциплина не хуже, чем в войсках – утренняя поверка каждое утро. Так что не забалуешь!

– Это хорошо, что поверка, – согласился Дроздов. – А вот в полиции витебской много наших служит?

– Есть и наши, есть и не наши, но это больше к Владимиру Петровичу, – указал он на второго человека из местных, сидевшего за столом и похожего на бухгалтера, недавно вышедшего на пенсию. – Он у нас отвечает за работу городского подполья.

Владимир Петрович внимательно посмотрел на Дроздова.

– Нам человека своего туда устроить надо, – ответил тот.

– Ну, в немецкую полицию с ходу не обещаю, но во вспомогательную, которая состоит из местных, устроим. Кого именно?

– Вот его. – Батя кивнул на Айдера.

– Документы надёжные, настоящие немецкие, – добавил Айдер. – По легенде я уже служил в гродненской полиции. Даже рекомендации есть.

– Это хорошо, – улыбнулся Владимир Петрович, – но всё равно потребуется время.

– Понимаю, – ответил Батя. – Небольшое время на этот случай у нас в запасе есть. Это необходимо для реализации запасного плана «Б». Хотя какой из них окажется основным, а какой запасным, жизнь покажет. Тем не менее к плану «А» приступаем сегодня. Все готовы?

– Готовы! – за обоих, то есть за себя и Яшу, ответила Тася. Яша тоже согласно закивал – в этот момент он как раз распаковывал футляр со скрипкой.

– Эту группу надо сопроводить до города, без приключений, одним путём, – пояснил Дроздов. – А товарища «полицая» – другим.

– Сопроводим, – без тени сомнения подтвердил Владимир Петрович.

Про остальные группы и планы Дроздов пока распространяться не стал. Группа № 1, состоящая из Яши и Таси, начинала работу первой. Группа № 2 из одного Айдера направлялась в город со своим особым заданием. Группа № 3 из Рустама, Егора и самого Дроздова пока оставалась у партизан в ожидании развития первоначальных событий.

Штаб тылового района группы армий «Центр» и фельдкомендатуру немцы расположили в одном из самых красивых зданий города – бывшем банке, где до войны учились студенты Ветеринарного института. Все другие дома, сохранившиеся после бомбёжек, нещадно обрушившихся на Витебск в июне и начале июля сорок первого, были заняты немецкими военными, полицейскими и оккупационными службами, а также учреждениями городской управы и вспомогательной полиции, где в основном служили местные. Евреев почти сразу переселили в правобережную часть города, где чуть позже организовали гетто. Остальные жители по большей части ютились в полуразрушенных домах на окраинах. О тюрьме СД, которая находилась в подвалах старого здания гимназии, говорили исключительно шёпотом.

Стены и заборы были обклеены плакатами на русском и белорусском языках:

«Кто укроет у себя красноармейца или партизана, или снабдит его продуктами, или чем-либо ему поможет – тот карается смертной казнью через повешение. Это постановление имеет силу и для женщин.

В случае, если будет произведено нападение, взрыв или иное повреждение каких-нибудь сооружений германских войск, как-то: полотна железной дороги, проводов и т. д., то виновные будут в назидание другим повешены на месте преступления. В случае же, если виновных не удастся немедленно обнаружить, то из населения будут взяты заложники. Заложников этих повесим. Если преступное деяние повторится на том же месте или вблизи его, то будет взято двойное число заложников и тоже повешено».

В подтверждение слов возле здания Исторического музея было установлено несколько виселиц, регулярно и публично использовавшихся по прямому назначению.

Жизнь как-то ещё теплилась на Смоленской базарной площади, где немцы разрешали по утрам торговлю. Но реальных денег у населения было мало, так что более распространён был натуральный обмен. Самой ходовой валютой было мыло – его приезжавшие на рынок крестьяне охотно обменивали на лук и картошку. Особенно оголодавшие городские жители, кого ещё не успели угнать на работы в Германию, просили милостыню, стараясь не попадаться на глаза немецким патрулям и особенно «своим», из вспомогательной полиции.

В последние дни незамысловатую торговлю скрашивало ещё и неожиданное развлечение. Паренёк со скрипкой и девушка в платке и с холщовой сумой ходили вдоль рядов и веселили публику разнообразными бойкими мелодиями. Сердобольные поселяне в награду им давали то пару картошин, то луковицу, то немного хлеба, иногда и небольшой кусок сала перепадал.

Даже полицаи, дежурившие на рынке, и немецкие офицеры, проходившие изредка мимо, останавливались их послушать. Полицаи сначала придирались, но документы у музыкальной парочки оказались в полном порядке, да и парень вызывал жалость – он, как объяснила девушка, был немым от рождения и с самого детства зарабатывал себе на хлеб игрой на скрипке. На самом деле немым Моцарта «сделал» Батя («таки» не смог Яша избавиться от своего одесского говорка: хорош был бы он тут рядышком с белорусской сестрёнкой со своим неизбывным «шо»). В остальном ничего особо ярко еврейского в его внешности не наблюдалось, тем более что стригся он совсем коротко – пойди разбери, какого цвета и насколько курчавые у этого немого волосы!

Немецкие офицеры не довольствовались простонародными мелодиями, а требовали чего-нибудь посерьёзнее, на что Моцарт легко выдавал им то отрывок из скрипичной сонаты своего «однофамильца», то пассаж из Брамса или виртуозные рулады из Вивальди. Яша с Тасей отметили для себя, что некоторые немецкие офицеры теперь приходили едва ли не каждый день, чтобы послушать скрипача, и подавали в руки Тасе монетки, а иногда даже не самые мелкие купюры.

Одним прекрасным утром неподалёку от играющего музыканта остановился зелёный «хорьх» самого помощника генерала Штейнберга гауптштурмфюрера Пауля Мюллера.

Мгновенно оценив ситуацию, Яша заиграл так, будто выступал не на базарной площади, а как минимум на сцене Одесской филармонии: наконец-то, похоже, клюнула рыба покрупнее, чем обычные строевые офицеры, приходившие его послушать исключительно в пешем порядке.

Да и Пауль Мюллер понял, что сможет изрядно порадовать шефа, в последнее время ставшего слишком раздражительным, что, естественно, не могло не сказываться и на самом Пауле: шеф придирался буквально ко всему.

Проверить благонадёжность парочки он поручил людям из полиции безопасности.

Генерал Штейнберг ежедневно в четырнадцать ноль-ноль обедал в ресторане для высших офицеров, под который отвели особняк бывшего купеческого собрания, где при большевиках был клуб.

Настроение генерала и в самом деле находилось не в лучшей форме. Уж сколько их перевешали, а ничего толком не помогало! Партизаны буквально у него под носом, в нескольких километрах от города чувствовали себя совершенно безнаказанно, осуществляя вылазки на хорошо охраняемые узловые станции и склады с боеприпасами и взрывая их словно по графику! Этих бандитов можно выжечь только калёным железом! Со дня на день Штейнберг ждал подключения спецподразделений СС. С их помощью и опытом он надеялся победить эту партизанскую гидру.

После закусок и рюмки хорошей водки – за обедом Штейнберг «употреблял» не более одной-двух рюмок – к нему склонился гауптштурмфюрер Мюллер:

– Разрешите, господин генерал?

– Что такое? – вскинулся Штейнберг, не любивший, когда его отрывают от размышлений, тем более за обедом.

– Я позволил себе позвать местного музыканта. Надеюсь, вам понравится. Прямо настоящий виртуоз.

Генерал мрачно кивнул в ответ.

Яша, уже занявший место в углу на небольшом возвышении, уловив сигнал Мюллера, опустил смычок на струны. Он заранее выбрал лучшую вещь для поднятия настроения – «Венгерский танец» Брамса.

И если при первых тактах генерал ещё продолжал пребывать в мрачном расположении духа, то к середине произведения лицо его разгладилось, а под конец в глазах даже появилось подобие улыбки.

– Пусть тогда ещё что-нибудь из Листа сыграет… если сможет, – проговорил он Мюллеру, демонстративно, хотя и бесшумно музыканту поаплодировав.

Яша смог. Он сыграл волшебный ноктюрн «Грёзы любви», который тронет любое, даже самое жестокое сердце. Играя, он невольно вспомнил маму, Цилю Владимировну, ведь это было её любимое произведение в исполнении сына. Но усилием воли Моцарт быстро заставил себя отвлечься от мыслей о родных, долгая разлука с которыми могла сейчас вызвать совсем ненужные эмоции.

Сердце генерала «Грёзы любви» тронули до того, что в этот раз он за обедом выпил невиданное количество – целых четыре рюмки водки.

И с этого дня Яша, а по документам белорус Алесь Тарасевич, получил ангажемент в ресторане для высших офицерских чинов. Чистоплотная Тася, по паспорту Таисия Тарасевич, помогала немому брату общаться с публикой – немецкими офицерами.

День проведения операции по варианту «А» назначили на пятницу. После тщательной проработки деталей.

Генерал Штейнберг приходил на обед пунктуально, минута в минуту. Поэтому стол заранее сервировали закусками. Первое тоже подавали сразу, в любимой супнице генерала из екатерининского сервиза, «заимствованного» для офицерского ресторана из Исторического музея. А вот горячее подвозили к генеральскому столу по требованию, на металлической тележке с колёсиками. Только к нему и можно было снизу незаметно прикрепить магнитное взрывное устройство, компактное, но мощное.

Итак, первый и, пожалуй, один из важных пунктов задания Яшей и Тасей был выполнен. А именно, доверие генерала было завоёвано и осматривать всякий раз перед входом в ресторан его любимого музыканта с сестрой никто и не думал. Так что взрывное устройство Тася пронесла в ресторан под широкой юбкой.

Обед обычно занимал минут сорок, если генерал Штейнберг обедал в одиночестве. Яшин репертуар день ото дня менялся, только, по требованию генерала, «Венгерский танец» и «Грёзы любви» были неизменны: танец в начале, ноктюрн в конце.

Шла уже двадцать пятая минута обеда, и скоро наступала пора подавать горячее. И Тася была в полной боевой готовности, на установку взрывного устройства у неё было примерно тридцать секунд, когда тележка уже стояла на самом пороге кухни. К появлению Таси здесь все уже давно привыкли, она с самого первого дня работы в ресторане приучила всех, включая шеф-повара, что часто заходит на кухню то за чистой посудой для брата, то за едой, то вернуть использованную посуду.

Немецкий повар Ганс в этот момент, считая, что всё уже наготове, отвлекался, чтобы сделать последние распоряжения по поводу кофе и десерта. Тележку с горячим он потом вывозил в обеденный зал сам, чтобы возле стола ловко снять серебристые крышки и продемонстрировать свой очередной кулинарный шедевр.

Яша как раз заиграл ноктюрн, а Тася медленно наклонилась, чтобы достать из-под юбки взрывное устройство, когда парадные двери в обеденный зал вдруг распахнулись и в них показался генерал СС. За ним вошли четверо эсэсовцев, двое из которых тут же проследовали на кухню. Один скользнул взглядом по Тасе, которая успела среагировать на опасность и, не вытащив бомбу, выпрямилась и вжалась в стенку. Двое других встали в обеденном зале так, что их взгляды просматривали каждыйугол. Об установке взрывного устройства при таком раскладе, конечно, не могло быть и речи.

Не могло быть об этом речи и на следующий день, и через день.

Эсэсовский генерал теперь ежедневно обедал вместе с генералом Штейнбергом. Четверо его охранников следили за каждым движением персонала. И даже на музыканта поглядывали чрезвычайно строго – а вдруг он из дважды проверенного футляра для скрипки выхватит… Ну, что-нибудь взрывоопасное!

План «А» мчался под откос – как немецкий эшелон, подорванный партизанами.

Канал связи на этот случай был предусмотрен. Связным был дед Архип, торговавший на базарной площади всяким мелким скобяным товаром.

Следующим утром Тася подошла к нему как давняя покупательница:

– Эх, деда, не подошёл ваш ключик к нашему замочку!

– Ну прости, дочка, я ж тебе и сразу говорил, что на каждый замочек свой ключик подавай! А ты не верила, – улыбался дед сквозь густую бороду, а сам уже неторопливо собирал свой товар в сумку.

Он знал, кому должен передать эти слова девочки. А те уже передадут дальше – куда надо.

О том, что пора переходить к плану «Б», Айдер узнал уже через час.

«Служба» в гродненской полиции сыграла Айдеру на руку. Ему выдали новенькую форму и приписали ко взводу, нёсшему охрану здания полиции. Эта работа среди полицаев считалась непыльной. Ему так сразу и сказал напарник Михей:

– Повезло тебе, парень! Это не по лесам за партизанами шастать. Стой себе у входа, высматривай подозрительных и если что другое не так. Харчи – вовремя, пусть и нежирные. Начальник полиции герр Хандке не злой, он больше своих немцев гоняет. А нас так – за людей особо не считает, жирный боров. – И было не понять, чего больше в последних словах Михея – уважения к герру Хандке или зависти от того, что тот кушает сытнее? Наверное, было и то и другое.

Фриц Хандке и впрямь был человеком крупным, и с ним, если уж Айдер попал едва ли не в личную его охрану, следовало познакомиться как-то поближе.

И случай не замедлил представиться. Подпольщики из гаража, расположенного метрах в трёхстах от здания полиции, подсобили. Заправить-то они автомобиль герра Хандке заправили, под завязку. Но вот жгутик тряпичный в бензонасосе тоже незаметно успели в нужную трубку вставить. Потому и проехал автомобиль только эти злосчастные триста метров, на что и было рассчитано, и заглох бесповоротно.

Бедный немецкий водитель-ефрейтор уж и не знал за что хвататься – то ли за голову, то ли бить себя по ляжкам и нестись обратно к этим механикам, не умеющим машину по-человечески наладить! Но делать любые телодвижения было поздно! Герр Хандке уже вышел из дверей здания полиции и солидно направился в сторону ожидавшего его автомобиля. Правда, сколько водитель ни прилагал усилий, нажимая на стартёр, толку не наблюдалось.

– Ну что у тебя опять? – гаркнул герр Хандке.

– Не заводится, – беспомощно развёл руками тощий высокий ефрейтор. И тут же под суровым взглядом начальника бросился доставать из багажника заводную ручку. Он несколько раз с видимым усилием ручку провернул, но машина лишь ухала, тяжело вздыхала, но не заводилась. Глаза герра Хандке не предвещали ничего хорошего.

И тут к ним неспешным шагом приблизился Айдер:

– Позвольте мне, господин начальник, – проговорил он. – Я хороший автомеханик.

– Давай, – не стал спорить герр Хандке.

Айдер ловко откинул капот, поковырялся в двигателе для проформы, отсоединил трубку бензонасоса и вынул оттуда жгутик, который тут же незаметно уронил.

– Кажется, бензонасос засорился, – сказал он, – можно попробую?

– Давай выходи! – скомандовал начальник полиции ефрейтору, уже устроившемуся на водительском месте, но не решавшемуся жать на стартёр.

Айдер занял его место, стартёр выжал аккуратно, чуть газанул, и – о чудо! Двигатель завёлся и заработал, как хорошие швейцарские часы – не чих-чих, а тик-так, тик-так.

Участь немецкого ефрейтора и русского полицая была решена в это мгновение. Ефрейтор с хлебного местечка отправился в строевую роту, а водителем герра Хандке стал Айдер по прозвищу Дельфин. Правда, здесь его все знали и звали как Саню, Саню Глуховского из Гродно.

Больше всего на свете герр Хандке любил вкусно поесть. У Айдера было ощущение, что ест тот всегда, по крайней мере в каждый момент, свободный от служебных дел и, наверное, сна. Так что дальнейший путь к душе и дружелюбию со стороны нового начальника явно лежал через его желудок.

И однажды утром Саня-Айдер смог его порадовать, притащив с рынка крендель отличной домашней колбасы «специально для господина начальника».

– Очень хорошо, очень хорошо, – откусывая и пережёвывая, констатировал герр Хандке.

– Моя знакомая сама делает. На рынке продаёт. Могу хоть каждый день вам такую приносить! – заискивающе проговорил Айдер. – Вам колбасу, ей постоянный надёжный покупатель. С большой скидкой. Да, герр Хандке?

– Да-да, очень, очень хорошо, – согласился герр Хандке.

Конечно, жаль было жирному немцу скармливать столь отменную колбасу, но откуда было бы найти другой повод каждое утро бывать на рынке? А бывать там нужно было обязательно. Потому что там каждое утро появляется пышногрудая латышка Эльза, экономка генерала Штейнберга и, по непроверенным пока сведениям, его любовница.

Теперь поле для манёвров с Эльзой было расчищено.

Подбивать клинья к блондинке Эльзе «Саня» начал издалека, но с каждым днём приближаясь. Да и она зеленоглазого красавца-полицая, залихватски носившего форменную кепку, уже давно заприметила. И в одно прекрасное утро они оказались так рядом, что невзначай соприкоснулись локтями.

– Простите, фрау!

– Ничего-ничего, молодой человек. – Фрау Эльза была, конечно, несколько старше красавца, но «молодым человеком» она назвала его, скорее, из кокетства.

– Позвольте вам помочь, фрау…

– Эльза, – представилась она.

Молодой человек любезно помог ей отобрать лучшие яблоки, груши и самые сочные персики и проводил до дома – красивого купеческого особняка.

– О, фрау живёт в таком красивом богатом доме.

– Эх, – вздохнула Эльза, потупив глазки. – Фрау всего лишь экономка в доме господина генерала.

С тех пор ритуал совместного выбора фруктов «для господина генерала» вошёл в ежедневную стадию. И к моменту получения от связного команды на то, что пришёл час переходить к реализации плана «Б», фрау Эльза таяла уже от одного «Саниного» взгляда.

В то утро «Саня» выглядел непривычно озабоченным, а в руках держал нечто округло-продолговатое, завёрнутое в бумагу.

– Почему у нашего Сани глаза не на месте? – игриво поинтересовалась Эльза.

– В карты проигрался, – грустно признался Саня. – Деньги срочно нужны.

– Эх, дурачок, – пожурила она его. – Что у тебя там?

Саня развернул край бумаги и показал горло очень красивой старинной вазы:

– Можешь помочь продать? Ты же говорила, что твой генерал любит всякие старинные вещи? А я тут ещё в одном месте присмотрел золотое кольцо с рубином. Для милой Эльзы.

– Красивая ваза! – Эльза зарделась больше по поводу обещания колечка от «милого Сани».

– Я готов её хоть завтра принести в особняк генерала. Чтоб ты её показала.

– Я сегодня вечером поговорю с ним. Думаю, такая ваза ему должна понравиться. Он любит фарфор, у него целая коллекция. Я его уговорю. Ты знаешь, что…

Саня послушно склонил голову, весь превратившись в слух.

– Генерал каждый день обедает ровно в два часа и в это время никогда дома не бывает. Ты приходи к дому тоже ровно в два. Я предупрежу охрану на входе, чтобы тебя пропустили. Может, и у нас, наконец, что выгорит! – игриво добавила она, намекая на то, что не хочет больше ждать.

«Должно выгореть», – не скрывая радости, подумал Айдер. Взрывное устройство, которое планировалось установить в спальне генерала, уже давно было наготове и только ждало своего часа и минуты.

Вечером, даже ближе к ночи, Эльза, выбрав самый расслабленный момент, в ярких и превосходных красках описала «своему генералу» совершенно уникальную вазу, которую сегодня ей показали на рынке. Генерал так загорелся, что, кажется, готов был бы увидеть эту вещь прямо немедленно. Но согласился на то, что её принесут завтра и он сможет её разглядывать и щупать сколько угодно.

– А пока пощупайте меня, мой генерал…

Глава 19

Через две недели после заброски в Витебск Моцарта, Феи и Дельфина в сторону города выдвинулись и остальные бойцы группы – Узбек, Малой и Батя.

Шли сами, без проводника, потому как за время вынужденного ожидания довольно неплохо изучили окрестности. Надо было хорошенько подготовиться к отходу группы после выполнения задания. Через партизанских связных уже было известно, что в связи с приездом эсэсовского генерала охрана ресторана была усилена, всё контролировали немецкие охранники и посему план «А» оказался невыполненным. В запасе оставался план «Б», осуществить который должен был Айдер. На него пока и была вся надежда. Сам Дроздов, Рустам и Егор не собирались без крайней надобности проникать непосредственно в город. В случае удачи плана «Б» необходимо было выйти на место встречи группы и ждать как можно более скорого присоединения остальных. Потому как в случае ликвидации генерала Штейнберга любая их задержка в городе равнялась смерти.

Идти решили ориентируясь на юго-западное предместье города – так легче потом было выйти к берегу Западной Двины и вдоль него продвигаться к конечной точке сбора.

Лес уже заметно редел, так что пришлось пеший порядок сменить на дальнейшее передвижение по-пластунски. Сквозь поредевшие верхушки сосен ясно просматривалось небо.

– Тихо! – поднял руку Дроздов.

И в тишине послышались какие-то голоса и другие звуки, похожие на плач. Всё это перемежалось истерическим лаем собак.

Продвинулись ещё чуть ближе, чтобы была видна опушка леса и начинавшаяся за ней обширная поляна.

Рота немецких солдат, направо-налево используя автоматы, выстраивала в шеренгу полураздетых людей. Их было несколько десятков. Судя по возрасту некоторых мужчин, можно было понять, что это советские пленные солдаты и офицеры. Но множество было и стариков, и женщин, и детей – даже грудничков. У некоторых на груди были нашиты жёлтые звёзды – видимо, это были евреи из ещё не до конца уничтоженного витебского гетто.

Позади шеренги проглядывал свежий глубокий ров, который, понятное дело, военнопленные и заложники копали сами.

Дети плакали, то громко, то почти совсем затихая.

Напротив шеренги пленных и заложников выстроилась и шеренга немецких солдат – на каждого приходилось примерно по три-четыре приговорённых. А в том, что это были уже приговорённые, сомнений не оставалось, хотя немцы, как обычно, и делали вид, что казнь не есть неотвратима.

Командовал солдатами майор Крюгер, комендант Витебска. Когда обе шеренги выстроились друг напротив друга, он, уже, видимо, не первый раз, проговорил:

– Ваш единственный шанс остаться в живых – немедленно выдать бандитов – партизан и подпольщиков, которые наносят ущерб победоносной немецкой армии. В противном случае через несколько минут вас всех расстреляют.

Переводил на русский эти слова высокий худощавый человек в унтер-офицерской форме – помощник коменданта.

Молча наблюдал за происходящим и генерал Штейнберг.

Когда слова были в очередной раз произнесены, а из шеренги приговорённых никто не откликнулся на призыв «выдать бандитов», генерал раз-другой прошёлся вдоль стоящих перед ним людей, разглядывая их с несколько брезгливым интересом. В руках он держал коробочку с монпансье.

Батя передал бинокль Узбеку. Тот долго рассматривал происходящее сквозь окуляры. Он не верил своим глазам, но оптика настолько приблизила лицо помощника коменданта, что обознаться было невозможно. Это был не кто иной, как Тризуб, «лучший друг» Айдера.

«Эх, была бы снайперская винтовка», – за всех сразу подумал Батя. И впрямь, их главная цель, Витебский Палач, генерал Максимилиан Штейнберг, можно сказать, сам вышел им практически навстречу. Но ближе было не подобраться – собаки сразу учуют, а из автомата с такого расстояния не попасть. Так что от такого «незапланированного» плана приходилось отказываться в самом зародыше.

– Батя, взгляните, – перебил его мысли Рустам, передавая командиру бинокль. – Я знаю этого человека в унтер-офицерской форме.

– И что это за гнида? – Батя внимательно разглядывал лицо унтер-офицера.

– Это друг, то есть бывший друг Дельфина Тризуб. Точнее, Николай Тризубцев. Он тоже из Балаклавы. Я был свидетелем, как он исподтишка пытался убить Дельфина, ударил его прикладом по голове, а потом к немцам перебежал. Дельфин мне так и не поверил, что это он его…

– Так и есть – гнида, – процедил Батя. – Стоп! Так он, похоже, при немецкой комендатуре ошивается. А Дельфин у нас во вспомогательной полиции. И они в любую минуту могут столкнуться. План «Б» отменяем. Иначе… Надо срочно предупредить Дельфина об этом, как, говоришь, его, Тризуб?

– Так точно.

– Думай, думай, как? – самому себе проговорил Батя. – Дельфин или в казарме, или рядом с начальником полиции. Просто так к нему не подойдёшь. Придётся выходить на него через связных подполья.

Он услышал слишком громкое сопение Егора у себя под ухом.

– Малой?

– Мы что, – злобно зашипел Егор, – просто будем смотреть, как эти гады наших людей мучают и убивают? Давайте шмальнём по немецким гадам из трёх стволов!

– Цыц, Малой. – Батя здоровой рукой крепко придавил голову Егора к земле. – Думаешь, я не хочу?! Да я бы, мать твою! Слушай, Малой. – Он старался придать своему голосу хотя бы видимость уверенности и спокойствия. – Я знаю, что это ужасно и тяжело понимать, что ты ничего не можешь сделать в этой ситуации, но нам нельзя себя выдать. Не имеем права. У нас есть задача и приказ, а приказы не обсуждаются. Ты всё понял, Малой?!

Тот, не поднимая глаз от земли, не сразу, но кивнул. И только тыльной стороной ладони размазывал по лицу брызнувшие из глаз слёзы.

Женщины пытались прикрыть плачущих детей собой, но по приказу майора Крюгера солдаты, наоборот, отрывали детей от матерей и вытаскивали вперёд.

– Много на этот раз, – радостно заявил Николай, кивая в сторону пленных и заложников с детьми.

Генерал ещё раз удостоил его взглядом:

– Это лишь малая часть. Шаг за шагом, и мы освободим мир от такой нечисти, как коммунисты и евреи. – Он сделал небольшую паузу и уже пристально глянул на Николая. – А вы откуда так хорошо знаете немецкий?

– Я вырос в Крыму, господин генерал! – проговорил Тризуб, весь в восторге от того, что вот так, почти запросто общается с настоящим немецким генералом. – Немецкий я изучал ещё в школе, а потом в техникуме. Меня очень хвалил наш немецкий учитель…

– О да, немецкий учитель – это хорошо, – кивнул

Штейнберг.

– А за два года, – с заметным пафосом в голосе продолжил Николай, – что я служу великой Германии, я постарался улучшить свой немецкий язык, на котором говорят самые великие люди мира. Например, такие, как вы, господин генерал.

– Похвально, похвально, – закивал Штейнберг. Хотя он и понимал, что это обычная лесть, но сейчас она была ему приятна.

Пока этот разговор отвлёк внимание немцев, одна из женщин схватила на руки своего ребёнка. Мальчик это или девочка, понять было трудно.

К женщине бросился один из солдат, но генерал беспрекословным жестом остановил его и сам, улыбаясь, подошёл к женщине с ребёнком.

Двумя пальцами он погладил ребёнка по голове, открыл коробочку с монпансье и протянул женщине. Та испуганно и недоверчиво отпрянула. Но генерал, улыбаясь, снова протянул ей коробочку.

Женщина трясущейся рукой взяла один леденец. Штейнберг уже сам достал леденец из коробочки и протянул ребёнку и двумя ладонями поманил его к себе. Тот спокойно пошёл на руки к «сладкому дяде».

Николай с большим недоумением наблюдал за этой сценой. И, наконец, решился спросить:

– Господин генерал хочет спасти жизнь этому ребёнку?

– Нет. Этот ребёнок хотя и пока маленький, но тоже будущий враг! А врага надо уничтожать. – Он пристально посмотрел в глаза не понимающей ни слова женщины. – Это как игра. В её глазах надежда на спасение и страх одновременно. Изумительное зрелище.

Женщина выдержала его взгляд, глотая слёзы и дрожа всем телом.

Генерал же с ребёнком на руках прошёл вдоль строя приговорённых и, остановившись на мгновение на краю выкопанного рва, безразлично бросил ребёнка вниз. Будто это был и не человек вовсе, а так, бесполезный кусок дерева.

Обезумевшая мать кинулась за своим ребёнком, всё ещё с безумной надеждой его спасти. Штейнберг хладнокровно позволил женщине добежать до ямы и, вынув из кобуры пистолет, выстрелил ей в спину. Она упала в яму вслед за ребёнком. Шеренга приговорённых замерла в совершенном ужасе. Наступила абсолютная тишина. Даже собаки примолкли.

Убрав пистолет, Штейнберг достал золотые карманные часы:

– Полдень уже. Давайте, наконец, покончим с этим.

– Приготовиться! – скомандовал комендант. – Огонь!

Жертвы падали в ров, а тех, кто оказывался на краю, спихивали в яму сапогами.

Несколько секунд сквозь стук автоматных очередей раздавались истошные крики и детский плач. Потом снова стало почти совсем тихо, только слышались стоны раненых. Их, ещё живых, немцы забрасывали землёй вместе с мёртвыми.

Егор рыдал, закрывая рукой рот. Батя, по-прежнему прижимая его за плечи к земле, сам, чтобы не заорать и не броситься в бой, до крови кусал свою култышку. Рустам выглядел внешне спокойно, но изнутри его била то мелкая, то крупная дрожь, а зрачки наливались ненавистью. Он так крепко сжал свой автомат, что его рука тряслась от напряжения.

Через полчаса всё было кончено. Не осталось и следа от того, что здесь произошло. Разве что небольшая возвышенность надо рвом с убитыми напоминала о страшной расправе да звук автоматной очереди вперемешку с криками людей, которые до сих пор звучали в ушах «Призраков».

– А вот теперь, Малой, слушай мой приказ, – проговорил Батя.

Егор оторвал заплаканное лицо от земли и вытер рукавом остатки слёз.

– Твоя задача выдвинуться в город и предупредить Дельфина об отмене плана «Б». Скажешь ему, что в городе Тризуб, он поймёт. И что он теперь служит немцам. Через известного тебе связного на рынке также передашь, чтобы Моцарт и Фея со скоростью пули покидали город. И выдвигайтесь все в условленное место сбора – к дому бакенщика. Тебе вести себя согласно легенде. Приступаем немедленно. Всё понял?

– Так точно!

С этого момента их пути разошлись. Малой, скинув хэбэ, переоделся в заранее приготовленные обноски и двинулся, стараясь подальше обойти расстрельную поляну, в сторону города.

Батя и Узбек остались дожидаться темноты, чтобы ночью вдоль реки пробраться к дому бакенщика, надёжного человека из витебского подполья. Там планировался и сбор всей группы.

Глава 20

Кого только не видела Смоленская базарная площадь в Витебске – и нищих погорельцев, и музыкантов, даже фокусник один недавно фокусы свои показывал. Довольно простые, но и такому развлечению неизбалованный народ был рад.

На самом деле любое происшествие, случавшееся на рынке, и привлекало внимание, и могло стать источником опасности – причём сразу для всех. Немцы, если что не по ним – шум, гам, неразбериха, спор между торгующими, – могли начать палить не только в воздух или поверх голов, но и прямо в людей. Такое не раз бывало, потому как немцы знали – им за это ничего не будет. «Свои», то есть полицаи из вспомогательной полиции, были, с одной стороны, даже опаснее, так как знали многих и многое, с другой – всё-таки побаивались мести, которая могла прийти буквально ниоткуда – хоть из леса, хоть из какого-нибудь подвала. Поэтому каждый новый человек, кто начинал появляться на базаре регулярно, привлекал их особое внимание – уж не партизанский ли он лазутчик?

Но этого явно слабоумного парнишку даже полицаи не шпыняли. Уж больно он был жалок со своим перекошенным лицом, бегающими глазками и несуразными движениями рук и ног – будто он был не живым человеком из плоти и крови, а случайно ожившей деревянной куклой. При этом был очень забавным. Похоже, что головой он повредился не с детства, а попав где-то в заваруху войны – под бомбёжку ли, под обстрел или ещё в какие военные перипетии. Потому что он – больной-то на всю голову – читал и пел почти безостановочно стишки и песенки. И самое удивительное – на чистом немецком! На заказ, правда, не умел – у него был какой-то свой, только ему известный репертуар и порядок, точнее, беспорядок его исполнения. Сердобольные селяне не из жадных его подкармливали. Немцы бросали, похохатывая, ему мелкие монеты прямо на землю – в руки давать брезговали, уж больно паренёк был грязен и неопрятен. По-русски он говорил короткими фразами и не очень связно.

Парнишка, шастая по рынку и близлежащим улицам, вокруг паперти собора, как-то быстро прибился к деду Архипу, торговавшему своим мелочным скобяным товаром. Дед Архип и увёл его к себе – в подвальную каморку, где и жил, и мастерил.

Едва они спустились по лесенке вниз и дед запалил лучину, как в свете её увидел мгновенное преображение слабоумного парнишки. Движения его и лицо обрели обычные человеческие очертания, глаза перестали бегать по сторонам, а оказались умными, серьёзными и небесно-голубыми.

Пароль «Тятька салом отравился» он пару раз произнёс ещё на базаре, когда приближался к прилавку деда Архипа. Тот всё понял – вот и забрал парнишку к себе.

– В общем, так, – шёпотом заговорил Егор, сменивший личину слабоумного на свою обычную, – ситуация осложнилась. Надо передать Моцарту и Фее, что нужно срочно покидать город. Встречаемся все в доме бакенщика, что за железнодорожным мостом, недалеко от Успенской горы. И главное, надо предупредить нашего человека, устроенного в полицию, ну, Дельфина, что всё отменяется.

– Ох ты, господи, – схватился за голову дед, – парня-то уже не предупредишь! Он сегодня к двум часам должен быть в особняке генерала. Я сам ему утром бомбу под видом куска мыла передавал!

Егор выудил из глубин своих лохмотьев часы на цепочке – они показывали 13:40.

– Беги, малец, к дому генерала – только так ты сможешь нашего парня предупредить! А я тем двоим найду способ передать про бакенщика. Дорогу-то найдёшь короткую? Сразу мимо собора в горку чуть поднимешься, там по правую руку и будет третий дом – богатый, с каменными наличниками. Только осторожнее, бегом не беги – немцы в бегущего могут запросто и пальнуть.

– Всё понял. Спасибо, дед!

Герр Хандке сегодня был в ударе. Во всех смыслах. Не только угощался колбасой, которую ему в очередной раз притащил с рынка Айдер, но даже самого «Сашу» угостил, да ещё и чаем потчевал. И ещё говорил безостановочно, словно его прорвало:

– Моя Марта пирожки такие печёт… А дочки у меня на загляденье… После войны вернусь в свой милый Кёльн… Тебя к себе водителем возьму…

Айдер послушно благодарил герра Хандке, но сам был уже на взводе. Он глянул на часы. Они показывали 13:45. И он катастрофически опаздывал. В холщовой сумке, стоявшей у его ноги, была та самая ваза, что должна была открыть ему путь в спальню генерала, а за пазухой – взрывное устройство, которое он собирался прикрепить под генеральской кроватью – чтоб тому спать помягче было.

Айдер уже готов был в буквальном смысле придушить столь разговорчивого начальника полиции, но его выручил важный, по всей видимости, звонок – потому как, отвечая на него, герр Хандке вскочил едва ли не по стойке смирно и замахал рукой на Айдера – типа «пошёл вон немедленно».

Айдер и пошёл немедленно, едва-едва сдерживая шаг, чтобы не перейти на бег.

Егор возле дома генерала оказался за пять минут до назначенного времени. Близко он подойти не решился, чтобы не привлекать внимания. Въезд во двор охраняло два автоматчика, а из окна то и дело и очень озабоченно выглядывала пышногрудая блондинка. Её беспокойство немного успокоило Егора – она явно ждала Айдера. А Егор успеет его перехватить. Эх, знать бы точно, с какой он стороны пойдёт! Но этого Егор как раз и не знал. К дому генерала можно было пройти с любого конца улицы, да ещё и со стороны переулка, почти напротив дома с основной улицей пересекавшегося. Так что Егору пришлось выбрать такую точку наблюдения, чтобы он мог видеть сразу все три подхода. И он, опять вернувшись в образ сумасшедшего парнишки, уселся на ступеньку крыльца дома, выходившего сразу и на улицу, и на переулок. Охранники от ворот его не видели, а прохожие тут были редки. И если кто-то показывался, то Егор опускал долу глаза и протягивал перед собой за милостыней дрожащую ручку.

Часы он доставать здесь не решался, но часы внутренние явно били в набат – Айдер сильно, невообразимо опаздывал. Что-то случилось? Или Айдера всё-таки успели предупредить связные подполья?

К особняку генерала медленно и почти бесшумно подъехала черная длинная машина с хромированными колёсами. Из машины вышел сам генерал Штейнберг, комендант города и Тризуб. Ровно те, за кем с такой ненавистью недавно наблюдал Егор во время расстрела. Но сейчас было даже не до ненависти. Если Айдер всё-таки идёт сюда?! Белокурая женщина выглянула из окна ещё раз и, увидев прибывших «гостей», тут же спряталась за занавеской.

Генеральская машина сдала назад и въехала во двор особняка. А генерал, майор и Николай, стоя у парадного входа в дом, что-то оживлённо обсуждали.

И тут Егор увидел Айдера, быстрыми шагами идущего к генеральскому дому с нижней стороны улицы. Он был уже так близко, что просто подбежать к нему на глазах генерала, майора и Николая, да ещё и двух охранников у ворот особняка, Егор никак не успевал. А Айдеру, чтобы встретиться лицом к лицу с Тризубом, оставалось пройти чуть больше сотни шагов. Пока его видел только Егор, но через пятьдесят метров улица делает резкий поворот – и Айдер окажется беззащитен перед чужими взглядами.

И эти взгляды надо было немедленно перевести на себя.

Егор вскочил и вихляющейся походкой двинулся к троице. Он вращал глазами, строил смешные гримасы, размахивал как мельница руками и при этом напевал старую австро-немецкую песенку «Ah, du lieber Augustin».

Генерал и майор не без брезгливости, но всё же и с интересом поглядывали на странного, но забавного мальчишку, который с таким чистым произношением напевал всеми любимую песенку. А вот Николаю всё это совсем не нравилось – явный непорядок. Коснувшись мальчишкиного плеча, он попробовал отвести того в сторону. Причём получалось, что как раз в ту, откуда должен был вот-вот появиться Айдер.

Егор дёрнул плечом, освобождаясь от руки Тризуба, и продолжил петь и приплясывать перед генералом, которого это всё немного забавляло – благо, он был как раз после сытного обеда. Генерал жестом приказал оставить мальчишку в покое. И даже достал из кармана леденцы и протянул их Николаю:

– Угостите нашего артиста! – При этом его лицо вновь брезгливо сморщилось.

Николай сразу всё понял – генерал не хочет даже пальцем дотрагиваться до мальчишки, потому и перепоручил всё ему. Что ж, он-то не такой брезгливый. И Николай, открыв баночку монпансье, достал пару леденцов и протянул их вертлявому мальчишке. Который, между прочим, мгновенно узнал ту самую баночку, которую доставал генерал и во время расстрела. Но сейчас важнее было заставить Николая встать так, чтобы он не видел той стороны улицы, откуда шёл Айдер, но при этом так, чтобы Айдер успел увидеть его в профиль и узнать!

Айдер уже издалека понял, что опоздал с визитом – перед домом стояли трое: сам генерал, комендант города и ещё кто-то третий, стоящий к Айдеру спиной. А вокруг них плясал какой-то юродивый парнишка, одетый в лохмотья. Присмотревшись, Айдер узнал Малого. Появление Егора у дома генерала запланировано не было. Айдер понял, что парень здесь, чтобы предупредить его о чём-то важном.

Айдер собирался сойти с тротуара на проезжую часть и, проходя мимо офицеров, спокойно отдать честь. Но Малому удалось «развернуть» вполоборота третьего человека. Сомнений быть не могло! Айдер отчётливо видел, что перед ним в пятидесяти шагах стоял выряженный в немецкую унтер-офицерскую форму Николай Тризубцев! Его лучший друг!

В долю секунды вспомнились рассказы Рустама, в которые он так упорно не верил! А тут сама действительность заставляла поверить в самое худшее! Но всё же! Не может! – твердил ему мозг. Но от горькой правды предательства кольнуло в груди. Тризуб! Николай Тризубцев! Предатель!

Айдер до боли прикусил губу, чтобы не поддаться первому чувству и не броситься на Николая. Мгновенно вспотела спина, а лоб покрыла липкая испарина. Лишь опыт учения в разведшколе и реальных операций, когда он уже бывал буквально на волосок от гибели, сработал и сейчас.

Тризубу, предателю и врагу, точно нельзя было попадаться на глаза. И Айдер спокойно замедлил шаг. Охранникам у ворот он был пока не виден, а трое у парадного входа смотрели на гримасничающего Егора. Айдер развернулся, сделал пару шагов назад и скрылся за поворотом улицы.

Ровно три-четыре секунды отделяло его от абсолютного провала. Молодец Малой!

Но в дом генерала теперь уже точно не попасть.

Так что план «Б» тоже трещал по всем швам, а точнее, тоже катился под откос, как подорванный всё теми же партизанами поезд. Только партизаны-то были на нашей стороне, а вот обстоятельства складывались в пользу врага. Пока. Временно, конечно.

Глава 21

Егор нагнал Айдера уже почти в самом конце улицы, идущей вниз от дома генерала Штейнберга. До здания полиции оставалось каких-то метров двести, а навстречу как раз шёл немецкий патруль. Егор, разбрасывая в стороны руки, забежал вперёд и, пританцовывая, протягивал руку за подаянием:

– Дай, дяденька, дай хлебушка! – Полицейский, сосредоточенно идущий по улице, лишь отмахивался от маленького сумасшедшего приставалы.

Патрульные солдаты заржали, а полицейский для острастки схватил полоумного мальчишку за шкирку:

– В полицию захотел?

Мальчишка испуганно успокоился и дальше, лишь немного извиваясь, схваченный крепкой рукой Айдера, пошёл рядом с ним. Увидев, что немцы прошли уже достаточно далеко, Егор, делая вид, будто что-то бормочет себе под нос, быстро заговорил:

– Здорово, Дельфин, слава богу, успел тебя предупредить. Батя приказал тебе срочно исчезнуть из города. Если Тризуб тебя увидит, то всё к чертям собачьим полетит!

Айдер ослабил хватку, отпуская мальчишку, и едва заметно кивнул. Лицо его со стороны казалось совершенно спокойным и невозмутимым, только зелёные глаза блестели от накатывающихся слёз.

Малой опять забормотал себе под нос, но так, чтобы его хорошенько слышал Айдер:

– Батя всех ждёт в доме бакенщика за железнодорожным мостом, по эту сторону реки, возле Успенской горы. Он там один такой дом, с красной трубой, на самом берегу.

Айдер одновременно кивнул и вроде как отмахнулся от надоевшего мальчишки:

– Да отстань ты! – и тише продолжил: – Не могу я так исчезнуть. Иначе это вызовет большие подозрения. Поэтому ты давай чуть спокойнее, и мы пойдём к полиции, где стоит машина шефа. Ты там покрутись чуть в стороне, подстрахуешь, если вдруг этот… Тризуб появится поблизости. Всё понял?

– Понял, – подтвердил Малой.

Айдер же опять схватил его за шкирку и втащил во двор полуразрушенного дома. Он быстро достал взрывное устройство из-за пазухи и передал Егору, который тут же его спрятал на груди. Вазу, завёрнутую в газету, он тоже сунул в руки Егора:

– Прижимай к себе покрепче, – он надорвал газету сверху, чтобы было видно, что в руках парнишки именно ваза, – в крайнем случае, подумают, что ты её где-то украл. Близко к зданию полиции не подходи, там охрана.

– Буду в стороне болтаться незаметно. Если всё в порядке, то двинусь к дому бакенщика. Моцарту и Фее дед должен передать, где все встречаемся!

– Давай! – ответил Айдер и, выглянув из двора, уже один спокойно направился в сторону здания полиции.

Возле входа стояла машина герра Хандке. Айдер обычно оставлял её здесь, чуть правее крыльца, чтобы никому не мешала, но и чтоб в любую минуту можно было подать «к подъезду».

Он помахал рукой знакомому охраннику и направился к машине. Поднял капот, засучил рукава и стал копаться в моторе. Охранник на это никак не отреагировал, действия шофёра герра Хандке были привычные. Шофёр каждый день проверял исправность машины, а та у него просто сверкала – всегда чисто вымытая и на ходу.

Айдер же, внимательно разглядывая бензонасос, думал, что предпринять, как исчезнуть и не вызвать подозрений шефа. Это «что-то» должно было привлечь внимание и не оставить сомнения в том, что шофёр герра Хандке вынужден срочно отлучиться, и не так, чтобы на несколько минут, а на гораздо дольше.

Он оторвался от созерцания бензонасоса и направился к охраннику.

– Одолжи на пару минут, – сказал он ему, рукой указывая на штык-нож, висевший у того на ремне. – Надо! – и он показал пальцем в сторону открытого капота.

Охранник достал штык-нож из ножен и протянул шофёру. Айдер вновь скрылся под капотом.

Для вида ещё немного покопавшись в двигателе, он быстро глянул на охранника и в обе стороны улицы. На улице никого поблизости не наблюдалось, а охранник как раз заговорил с напарником.

Айдер растёр ладонью место на левой руке немного выше внутренней части запястья. На тренировках в разведшколе их учили, как можно быстро и относительно безопасно изобразить неожиданное случайное ранение. Держа нож под углом в сорок пять градусов, он немного придавил кожу руки, чтобы захватить побольше капиллярных сосудов, и резким движением сделал тонкий надрез сантиметра в три-четыре. Немного неприятно, но в целом безопасно – крупные сосуды задеты не будут. А вот крови будет немало! Айдер для особого эффекта ещё и активно поработал кулаком, сжимая и разжимая его. Рука у запястья и ладонь были уже все в крови.

– Мать твою! – выругался Айдер, вздымая руки вверх.

Охранник, увидев, что стряслось с шофёром, подскочил к нему и первым делом забрал у него нож:

– Ты чего? Вот неловкий! Надо перевязку. Тут госпиталь – рядом.

– Знаю! Я должен герра Хандке предупредить! – ответил Айдер, уже обходя охранника.

Он вошёл в здание и быстро поднялся по лестнице к кабинету начальника. Тот, увидев своего окровавленного шофёра, всплеснул руками:

– Что случилось?

– Случайно поранился, – бросил Айдер, изображая на лице максимальное страдание. – Когда машину осматривал.

– Давай в госпиталь! Бегом! – приказал он. – Ты много работаешь, тебе надо пару дней отдохнуть. Пусть кто-нибудь тебя проводит. Эй!

– Спасибо, герр Хандке, я сам доберусь! – отмахнулся Айдер.

Сбежав по ступенькам вниз, он подошёл к машине и заглянул в салон, где из-под сиденья быстро достал фляжку со спиртом и сунул её за пазуху. После чего, сопровождаемый сочувственными взглядами охранников, быстрыми шагами отправился в сторону госпиталя, который и впрямь находился метрах в трёхстах на соседней улице.

Отойдя на порядочное расстояние, Айдер достал фляжку и обильно полил спиртом рану, чтобы не было заражения. Егор неотступно следовал за ним, внимательно оглядываясь, чтобы невзначай не появился Николай.

Егор «довёл» Айдера до госпиталя и, увидев, что тот благополучно миновал вход в здание, резко свернул в сторону.

Теперь каждый из них должен был добраться к дому бакенщика своим путём.

Глава 22

Поздно ночью возле одного из блокпостов, охранявших подход к железнодорожному мосту, появился высокий человек в гражданской одежде.

Часовой Гельмут направил на него автомат и резко крикнул:

– Стоять! Предъявить документы!

Рустам, а это был именно он, послушно остановился и медленно поднял вверх руки, демонстрируя полное миролюбие. И лишь потом стал доставать из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги.

Гельмут направился к человеку. Двое других солдат за его спиной тоже держали того под прицелом своих автоматов.

Приблизившись, Гельмут взял у человека бумагу и посмотрел тому в глаза. Тёмный пронзительный взгляд в ответ заставил его поёжиться. Гельмут, развернув бумагу, увидел, что это всего лишь газетный листок. Он с недоумением вновь глянул на человека. Глаза того буквально просверлили Гельмута насквозь.

И он медленно вернул «документы». Человек, кивнув, столь же медленно спрятал свою бумагу во внутренний карман пиджака.

– Ну как, Гельмут? Всё в порядке? – крикнул один из солдат со стороны блокпоста.

– Всё в порядке, Ганс! – ответил Гельмут.

Вместе с ночным гостем Гельмут двинулся к блокпосту.

Подойдя к двум солдатам, всё ещё державшим автоматы наизготовку, Рустам спокойно и пристально посмотрел, не моргая, сначала на одного, потом на другого. Они послушно опустили автоматы и застыли на месте, словно каменные изваяния. Гельмут же, удостоившись ещё одного взгляда Рустама, потупил взор и даже опустился прямо на землю.

Пройдя мимо застывшей троицы, Рустам спокойно двинулся дальше по дороге и вскоре скрылся среди домов витебского предместья.

Лишь минут через пятнадцать немцы, словно по команде, пришли в себя. Но не совсем. Они посмотрели друг на друга осоловелыми глазами. Будто что-то напрочь забыли.

– Гельмут! – сказал один из них. – Кажется, пора перекусить!

Гельмут кивнул. Перекусить он точно был не против.

Рустам же тёмными переулками вдоль реки минут через сорок благополучно добрался до дома бакенщика. Там его уже ждали Батя и Айдер с Егором. Бакенщик Василий молча заварил чай. Настроение у всех была никудышное.

Моцарт с Феей ещё не подтянулись. И это всех беспокоило: может, связной не смог им передать о времени и месте сбора? Да и, главное, планы, что «А», что «Б», казалось вполне себе подготовленные, сорвались один за другим. И пока без вариантов.

Рустам, видя всеобщее подавленное состояние, рассказал, как проходил через немецкий блокпост и взглядом «околдовал» немецких часовых.

– Один даже присел… Прямо задом на землю, – рассмеялся Рустам. И порадовался тому, что и губы остальных бойцов и даже командира растянули чуть заметные улыбки.

– Вот если бы всех фашистов поганых разом загипнотизировать и разделаться с ними. Чтобы наших людей советских не убивали, как там, на поляне, утром, – процедил Егор.

– Если бы это было возможно, Малой. – Рустам по-братски похлопал Егора по плечу.

– А научи меня, Узбек. Я тоже так хочу, как ты. Я тогда этой немчуре задам жару, – и Егор со всей силы стукнул кулаком по столу.

Было видно, что парень ещё долго будет под впечатлением утреннего расстрела и вряд ли смирится с тем, что так и не смог этому помешать.

– Ну, будет, Малой, будет, – вмешался Батя, – рано или поздно мы победим. Обязательно победим.

В воздухе повисла тишина, и следующие почти два часа «Призраки» провели молча. Каждый думал о своём, вспоминал родных и близких и мечтал о скорой встрече с ними. Вздремнуть ни у Бати, ни у Узбека так и не получилось. И лишь Егор, свернувшись калачиком, спал рядом с Рустамом, который краем рукава заботливо вытер со лба сопящего Малого выступившие капельки пота.

Глава 23

К пяти утра в доме бакенщика «Призраки» собрались уже в полном составе.

– Все живы, это хорошо! – сказал Батя. – А вот то, что Штейнберг всё ещё живой, – плохо. Хуже некуда. Оба плана пошли псу под хвост! А операция немцев против партизан и витебского подполья, как нам стало известно, начнётся через пять дней. Докладывай, Моцарт, что известно на данный момент! Вы с Феей самые приближённые к немецкому начальству, – усмехнулся он.

– Таки да, – мрачно ответил Яков. – Ситуация в целом такова. Ресторан наш теперь практически полон эсэсовских офицеров. И за обедом, и особенно за ужином. Это косвенно подтверждает тот факт, шо операция немцами должна быть и впрямь осуществлена буквально со дня на день. А позавчера подвыпивший Мюллер позвал нас с Феей за стол. Предложил выпить. Ну мы выпили. Вино-о – прямо-таки шикардос, я вам скажу.

– Короче, Моцарт, ближе к делу, – одёрнул Якова Батя.

– Так слушайте дальше сюда. Этот поц Мюллер сообщил, шо через два дня, то бишь уже послезавтра, Штейнберг празднует свой юбилей. Специально к городской пристани уже подогнали теплоход для того торжества. Пригласили всё военное начальство, до кучи ещё и несколько старших офицеров СС, как раз из тех, шо недавно прибыли в Витебск, руководство города и прочие «сливки общества». Бикицер, Мюллер сказал, шо генерал хочет устроить очень-таки весёлый праздник. Даже оркестр какой-то специально пригласили. И нас с Феей генерал приказал взять, сказал, шо музыка моя ему уж крепко сильно нравится…

– Хорошо,что ты у нас немой, Яша, – выслушав весь рассказ, констатировал Батя.

– Ага, – согласился Яша, но тут же опомнился. – Не понял, командир, шо хорошо?

– Шо-шо, нишо, – передразнил Дроздов. – Хорошо, что вас на корабль позвали. И что через два дня – тоже хорошо. Тебя, Дельфин, твой Хандке спохватиться не успеет. Итак, бойцы! – Взгляд Бати посуровел. – Мы взорвём теплоход. Это наша последняя возможность уничтожить генерала. А заодно и… всякую прочую нечисть. Дельфин, Малой, вы установите две мины на корпусе теплохода, справа и слева. Ещё одну, Моцарт и Фея, вы заложите непосредственно под столом генерала. Работать будем наверняка! Больше никаких случайностей допустить нельзя. Таймер всех трёх мин устанавливаем на 13:00. Ты, Узбек, вместе с партизанами обеспечиваешь отход группы. Ждёте нас на том берегу реки, в полукилометре от железнодорожного моста и дома бакенщика, ниже по течению. Или как получится. Ясно? Моцарт, Фея, вы должны покинуть теплоход до взрыва. Но если что… Сами понимаете.

Все всё понимали. Генерал должен быть уничтожен, даже если ради этого придётся пожертвовать собственной жизнью. Этот вариант никогда не обсуждался – он просто всегда имелся в виду.

Глава 24

На причале многочисленных гостей встречал джазовый оркестр, выписанный по поводу праздника в честь генерала Штейнберга из самого Берлина.

У трапа, на носу и корме теплохода охрану несли эсэсовцы. Два патрульных катера на медленном ходу передвигались по фарватеру туда-сюда, навстречу друг другу, потом разворачивались, всё время находясь поблизости от теплохода. Они ощетинились серьёзными станковыми пулемётами. На каждом также было по взводу охраны с автоматами.

Два водолазных костюма на партизанский лесной аэродром доставили накануне специальным рейсом на маленьком тихом биплане. Дельфин и Малой встретились с партизанами Зенкевича непосредственно у реки, возле тихой заводи, глубоко вдававшейся в правую часть дикого, необжитого берега Двины. Отсюда до причала, где стоял теплоход, по прямой выходило метров триста. Вода была мутной, что способствовало маскировке и возможности подплыть к теплоходу незаметно. Но течение, особенно по фарватеру, довольно быстрое. Поэтому, чтоб не потерять друг друга, Айдер с Егором связались трёхметровой верёвкой. Мины привязали за спины.

Главное – не потерять направления. Тут, при отвратительной видимости, можно было полагаться, в основном, на чутьё, ну, если не как у собак, то как у дельфинов. И ещё надо было постараться не попасть под винты фланирующих по реке патрульных катеров.

Старались держаться как можно глубже.

Примерно через полчаса они, наконец, достигли подводной части теплохода.

Одну мину установили по правому, вторую – по левому борту, чтобы, когда они взорвутся, теплоход раскололся пополам. Часовой механизм взвели на 13:00.

На обратном пути и впрямь едва не попали под винт одного из патрульных катеров. Но благополучно миновали и эту «засаду».

Батя с бакенщиком Василием свою моторную лодку снарядили по полной. В фальшполе они спрятали пару автоматов и фаустпатрон. Люк прикрыли сетью и куском брезента.

Отчалили от берега и взяли курс на ближайший бакен. Но их быстро заметили с ближайшего на тот момент патрульного катера.

– Всё спокойно, – проговорил Василий. – Я тут каждый день своё хозяйство объезжаю, они ко мне привыкли.

И всё-таки немецкий катер подошёл к ним и сбавил ход.

Молоденький капитан патрульного катера в лихо сдвинутой на затылок пилотке пристально рассматривал этих двоих в лодке. Что с них взять? Два старика, а один так и вовсе инвалид. Но сегодня столько начальства на реке, что надо было быть особо внимательным. И чрезвычайно бдительным.

Он жестом потребовал приподнять брезент. Бакенщик повиновался. Под брезентом виднелись рыболовные сети. Что ещё? Два весла. Их вряд ли можно было считать опасным оружием. И он махнул бакенщику: мол, можно продолжать путь.

Немецкий бронетранспортёр «одолжили» партизаны. Его с ночи подогнали к самой кромке леса на противоположном берегу. Вместе с партизанами Рустам его хорошенько закамуфлировал маскировочной сетью. Сверху ещё и накидали свежих веток.

Для наблюдения за рекой и теплоходом Рустам выбрал небольшую ложбину, окружённую кустами ракиты – сквозь окуляры бинокля всё происходящее было перед ним как на ладони.

…Моцарта и Фею к причалу доставили с полным комфортом, на машине самого Пауля Мюллера, которую тот прислал специально за ними. Точнее, как догадывался Яша, специально ради Таси, на которую Пауль, к жуткому недовольству Моцарта, явно положил глаз. Сам Мюллер ещё с утра отбыл на теплоход, готовить всё к празднеству и встречать гостей.

Берлинский джазовый оркестр уже передислоцировался на палубу теплохода, где прогуливались гости. Официанты на подносах разносили шампанское в высоких фужерах.

По трапу поднимались, видимо, последние приглашённые – немецкие офицеры с празднично разодетыми немногочисленными дамами и даже кое-кто из начальников вспомогательной полиции, которых на сей раз решили допустить до настоящего немецкого праздника.

Несколько немецких солдат досматривали приглашённых, не рискуя, впрочем, трогать немецких офицеров и их дам, зато полицейских «начальников» проверяли старательно, обхлопывая ладонями.

У трапа с важным видом за всем процессом наблюдал помощник коменданта Николай Тризубцев. Особое внимание Тризуба привлекли немой брат-музыкант с сестрой. Он, конечно, уже был наслышан о чудесной игре Моцарта, но не много ли чести для них прибыть на машине помощника самого генерала Штейнберга?

Моцарт с Феей оказались в очереди проверяемых последними.

Плоская круглая мина была запрятана под бархатную подкладку скрипичного футляра.

Тризуб что-то шепнул на ухо одному из солдат, и тот грубо остановил их обоих, перегородив дорогу рукой:

– Стоять! Кто такие?

Яша стал разводить руки в стороны и показывать щепоткой пальцев на свои губы, как бы объясняя, что не может

говорить.

– Господин Мюллер, герр Мюллер нас пригласил, – залепетала Тася.

Солдат закивал и взглянул на помощника коменданта. Николай подозрительно посмотрел на скрипичный футляр, который Яша бережно прижимал к груди, и в ответ кивнул солдату: мол, делай своё дело. Тот потянулся руками к девушке, одетой в лёгкое платье.

Яша будто случайно неуклюже споткнулся о ступеньку трапа и чуть не упал. Скрипичный футляр раскрылся. Тася бросилась поддержать брата и, главное, футляр с драгоценной скрипкой. Скользнув по скрипке взглядом, солдат, неприятно улыбаясь, снова протянул руки, чтобы поосновательнее пощупать девушку.

Стоящий рядом Тризуб с довольной ухмылкой наблюдал, как Тася с негодованием посмотрела на солдата своими огромными голубыми, как море, глазами. Он успел заметить, что девушка в воздушном платье и с аккуратно уложенными волосами сегодня особенно хороша. «Понятно, почему Мюллер положил на неё глаз», – подумал Николай – хотя и он сам не прочь был бы развлечься с ней, чтобы снять накопившееся за последние месяцы напряжение.

Моцарт, конечно, себя сдерживал, чтобы не наброситься на солдата, и даже улыбался. Но внутри него бушевала буря.

Другие солдаты-охранники наблюдали за происходящим с интересом.

– Эти русские такие неуклюжие! – бросил один.

– Он ходить-то нормально не может! – подтвердил другой. – Представляю, как он играть на своей скрипке будет!

– Хорошо, что ему петь не надо, а то бы он мычал, как корова, – заржал в ответ на их реплики третий солдат.

От ручищ солдата Тасю спас вовремя появившийся Пауль Мюллер. Моцарт, конечно, ненавидел его всеми фибрами души, но в данный момент был ему даже благодарен. Мюллер мановением руки отогнал солдата в сторону:

– Пропустить! Эти музыканты приглашены лично генералом Штейнбергом!

Охрана безропотно повиновалась.

Николай видел, как Мюллер осмотрел Тасю сзади похотливым взглядом. Этот взгляд заметил и Яша. И сжал зубы от злости. Но лицо его изображало самую дружелюбную и даже отчасти подобострастную улыбку.

– Фройлен, генерал хочет, чтобы обед проходил под скрипичную музыку, – бросил Тасе Мюллер. – Так что можете пройти в салон, чтобы приготовиться.

Тасю, в отличие от её брата, он отпустил от себя явно неохотно, но были пока дела и поважнее.

– Могу поспорить, Пауль, – Николай подошел ближе, – что сегодня ты не упустишь возможности затащить её в постель.

Мюллер никак не отреагировал, но не отрывал взгляда от удаляющейся Таси.

– Мне пора. Ты идёшь? – сухо спросил Мюллер.

– Нет. Я жду майора Крюгера. Он закончит осматривать катер, и мы отправимся в город. Должен же кто-то обеспечивать порядок, пока вы будете развлекаться, – съехидничал Тризуб.

Даже слепой мог заметить, что у Николая и Мюллера были совсем не дружеские отношения. Пауль с такой же ехидной улыбкой повернулся к собеседнику и приготовился ответить, но не успел. По трапу к берегу громко и быстро спускался комендант города. Николай, не попрощавшись с Мюллером, спешно последовал за ним.

Трап сразу же подняли. За бортом забурлила вода, и теплоход под звуки бравурной весёлой музыки отчалил.

Столы в застеклённом светлом салоне уже были полностью сервированы. Только время от времени появлялись официанты и устанавливали бутылки с напитками да расставляли последние тарелки для закусок. Они выходили из небольшого коридора, который вёл на кухню. Именно через него в салон Яшу с Тасей провёл Мюллер. Двери, ведущие в салон с палубы, были пока закрыты.

Стол, за которым должно было сидеть начальство во главе со Штейнбергом, легко было определить – по особо отменной сервировке и хрустальным бутылкам с дорогим коньяком. Да и стоял он отдельно от других – в самой светлой части салона, остальные столы «разбежались» по краям, оставляя центр свободным. Оглядевшись, Яша понял, что именно здесь, в центре салона, он и должен будет играть.

Он присел на корточки и открыл скрипичный футляр. Достал скрипку и прижал её к плечу подбородком. Правой рукой взял смычок, а левой нащупал мину, скрытую под ласковым красным бархатом.

Краем глаза он успевал наблюдать за ситуацией. Уже пару раз он готов был быстрым движением достать мину и установить её под столом генерала, но всякий раз что-то мешало. То очередной официант появлялся с новой порцией бутылок или тарелок, то сам Мюллер заглядывал в салон проверить, всё ли в порядке. Настенные часы показывали уже 12:18. Надо было что-то срочно предпринимать!

Наконец салон ненадолго опустел. Яша выхватил мину из-под бархатной подкладки.

Тася в это же мгновение увидела, что через проход из кухни движется официант с очередной порцией тарелок. Тася, «засмотревшись» на Яшу, пробующего струны смычком, «не заметила», что мешает официанту. И, спохватившись, когда его наконец увидела, сделала какое-то испуганное неловкое движение. Поднос с тарелками выпал из рук официанта и с грохотом обрушился на пол.

На грохот прибежал Мюллер.

– Простите, простите, – прижимая руки к груди, извинялась Тася, стараясь помочь официанту собрать осколки. Сама она при этом стояла так, чтобы всем перегородить путь в салон.

– Что вы, что вы! – галантно стал поднимать её Пауль. – Официанты сами подберут!

– Но как же так…

– Не беспокойтесь…

– Ещё раз простите…

За эти несколько выигранных секунд, пока Яша оставался в салоне один и в полной невидимости, он успел быстро прикрепить мину под генеральским столом.

И уже посреди зала деловито настраивал скрипку.

«Всё в порядке», – поняла Тася.

Глава 25

Теплоход тем временем медленным ходом двигался по реке.

С палубы доносилась весёлая музыка, смех и громкие голоса. Шампанское лилось рекой – праздник начался уже по-настоящему.

Впереди и с правого борта теплоход сопровождали патрульные катера.

Вдалеке за кормой маячила лодка бакенщика.

Пора было уже и закусить. И генерал пригласил гостей в салон. Двое вышколенных официантов распахнули стеклянные двери, ведущие с палубы в салон.

Когда генерал с остальным начальством заняли главный стол, Мюллер ловко и умело рассадил всех прочих гостей по предназначенным им местам. Тасю, приобнимая её за талию, он чуть ли не силой усадил за стол рядом с собой.

Эсэсовский генерал, занявший место по правую руку от генерала, встал с рюмкой в руке:

– Господа! Без лишних слов, по-военному, предлагаю поднять бокалы за нашего славного генерала Штейнберга! За силу великого немецкого духа, который он олицетворяет!

Гости дружно поднялись со своих мест и, чокаясь между собой, бурно поддержали тост. Генерал скромно кивнул в ответ и опрокинул рюмку коньяка, залихватски, одним глотком, за что удостоился аплодисментов. Но аплодисменты он прервал, призывая всех садиться:

– А теперь – музыка! Чарующая скрипка! И только весёлое! Сегодня будем веселиться!

Яша дождался, пока все усядутся. Поднёс смычок к струнам и заиграл самую знаменитую польку Штрауса.

Музыка эта и так весёлая и задорная, но Яша начал её в гораздо более быстром темпе, чем обычно. И это привело гостей буквально в полный восторг. Хотя употреблять вкусную еду и напитки им это ни в коем разе не помешало.

Волшебная скрипка творила в руках Моцарта что-то невообразимое! После каждой пьесы ему нещадно аплодировали и снова выпивали и закусывали.

Он играл, стоя в центре зала перед генералом, но сам, с каждой минутой всё более волнуясь, украдкой бросал взгляд то на часы, стрелки которых всё быстрее приближались к 13:00, то за столик, где сидел Мюллер с Тасей.

Некоторые гости вокруг него уже пустились в пляс.

Тася тоже не забывала на часы поглядывать, но старалась не показать своего беспокойства, вежливо отстраняясь от наседавшего на неё уже солидно подвыпившего Пауля.

– Господин Мюллер…

– Просто Пауль…

– Пауль, не пора ли дать музыканту передохнуть? Мне кажется, он уже совсем без сил?

– Этого я не могу решить сам. Только по приказу генерала! – проговорил уже с некоторым трудом Мюллер. – А пока фройлен должна выпить с Паулем на брудершафт! Непременно, фройлен Таисия, непременно!

Мюллер наполнил бокал Таси шампанским, а себе налил полную рюмку коньяка. И потянулся с рюмкой к ней, смешно гримасничая и вытягивая губы трубочкой для поцелуя.

Яша уже не обращал внимания на генерала, благо вокруг уже, кажется, все пошли в пляс. Он играл так яростно, что гости ревели от восторга, но всё-таки сторонились и пропускали скрипача, решившего обойти весь салон по кругу. На самом деле Яша любым способом хотел протиснуться ближе к Тасе, которую совсем уж откровенно пытался облапать Мюллер.

Наконец, он пробился к самому столику, за которым сидели Тася и Мюллер.

«Венгерский танец» он заиграл так, что тут и безногий бы бросился в пляс. Лицо его раскраснелось, глаза налились бешенством – ещё чуть-чуть, и он бросился бы на Мюллера, забыв обо всём на свете. И тут встретился с неожиданно холодным взглядом Таси, которая глазами показала ему на часы: до взрыва оставалось пять минут!

В финал «Венгерского танца» он вложил все оставшиеся силы и чувства и закончил на таком взлёте, что когда он отнял смычок от скрипки, в салоне возникла практически полная тишина.

В которой раздался голос генерала Штейнберга:

– Всё, господа, будем иметь совесть. Надо и музыканту дать отдохнуть. У нас ещё долгий вечер впереди! – и он, наконец, зааплодировал. Его бурно поддержали.

Тася одними губами, чтобы видел Мюллер, «перевела» Яше слова генерала. И обернулась к Мюллеру:

– Вот видите… Пауль! Генерал приказал отдыхать. И мне что-то нехорошо. Я не привыкла к вину. Мне нужно хотя бы немного свежего воздуха.

Так и не подарив Мюллеру поцелуя, она резво вскочила из-за стола и подхватила Моцарта под локоток.

Их вежливо пропустили музыканты джазового оркестра, как раз вливавшиеся в салон, чтобы сменить «заигравшегося» коллегу. Они кивали и улыбались музыканту, оценив его игру, а некоторые в знак особого поощрения поднимали большие пальцы вверх: молодец, скрипач, знаешь дело!

На палубе было пусто, если не считать того, что вслед за ними из дверей салона протискивался Мюллер. Делая вид, что его не видят, Тася с Яшей, внешне не торопясь, постарались как можно дальше отойти от салона, ближе к корме.

Мюллер их всё-таки нагнал. Не обращая внимания на немого «брата», будто тот был совсем пустым местом, Мюллер грубо схватил Тасю за руку:

– Фройлен пойдёт с Паулем, в каюту… с Паулем!

И тут немой заговорил. Свистящим шёпотом:

– Я тебе, мразь, таки покажу каюту! Кровью умоешься, жлоб! Ухажёр нашёлся, мать твою!

Ошарашенный Мюллер от неожиданности выпустил руку Таси. И тут же получил хлёсткий удар ребром ладони по горлу. Закатив глаза, он грузно осел на палубу.

Не обращая больше на него внимания, Тася с Яшей одним махом перескочили через невысокое ограждение и прыгнули в воду.

Теплоход двигался вперёд неторопливо, словно «прогулочным шагом».

Лодка бакенщика от него не только не отставала, но даже порядочно сократила расстояние и была от кормы примерно метрах в ста.

Батя вглядывался и вслушивался. До взрыва оставалось уже буквально несколько секунд. Наконец, он увидел, как с левого борта в воду прыгнули две фигуры.

«Ух!» – сказал про себя Батя.

И вслед за этим его внутренним «ух» всё так ухнуло, что река, казалось, раскололась надвое.

На самом деле взрыв, как и было задумано, буквально разломил не реку, а теплоход! Ударная волна откинула в стороны и патрульные катера. Ошмётки палубных надстроек, куски тел, взлетев в воздух, падали в краснеющую вокруг воду.

Из воды показались, наконец, и две живые головы. Моторная лодка бакенщика в считаные секунды приблизились к ним. Ухватившись за борт лодки, Тася с Яшей мгновенно оказались внутри.

Немецкие катера, развернувшись, устремились в сторону лодки, паля из автоматов и пулемёта.

Бакенщик управлял лодкой, а Батя отвалил в сторону брезент и сети, рывком открыл люк и выхватил оттуда один за другим два автомата и фаустпатрон.

Один автомат схватила Тася и прицельно начала палить по немецкому катеру, на носу которого сгрудились автоматчики. Батя из второго автомата старался «снять» пулемётчика.

Моцарт водрузил на плечо трофейный фаустпатрон и нажал на спуск:

– Ловите, гады!

Снаряд лёг очень хорошо, чуть выше ватерлинии. Он пробил борт и через долю секунды разорвался где-то в трюме катера. Тот буквально выскочил из воды, как оглушённая рыба, и, резко накренившись на левый борт, стал быстро уходить под воду.

Второй немецкий катер, чуть сбавив обороты и обходя тонущего «двойника», всё же приближался! Оттуда палили по лодке, в которой уже оказалось немало пробоин. Она стала заметно оседать на правый борт, а на дне появилась вода.

Бакенщик Василий, дёрнувшись всем телом, упал навзничь назад, очередь пробила ему грудь.

Но Рустам уже успел подогнать ближе к берегу бронетранспортёр и теперь из крупнокалиберного пулемёта расстреливал катер, первым делом «выкосив» с его палубы немецких автоматчиков. Беззащитный катер по инерции ещё двигался вдоль берега, пока очередная пулемётная очередь не прошила моторный отсек. Катер вспыхнул по корме пламенем и, спустя ещё несколько секунд, взорвался и ушёл под воду.

Но и лодка «Призраков» уже торопилась вслед за ним.

Так что Бате с Феей и Моцартом пришлось до недалёкого уже берега добираться вплавь. Тут ждал их на своём немецком бронетранспортёре Рустам, точнее, он уже разворачивался к лесу.

Почти на ходу бойцы запрыгнули в открытый железный кузов.

И бронетранспортёр помчался вперёд. К своим, к партизанам, где уже должны их были ждать пловцы-минёры, Малой с Дельфином!

Глава 26

Ноябрь 1943 года, г. Москва

Кабинет нового замначальника Разведуправления Генерального штаба генерала Артёмова был размером, кажется, с половину футбольного поля.

– Ладно, не в половину, но в треть-то точно, – весело согласился подполковник Дроздов, когда генерал стал возражать по поводу «футбольных» размеров своего кабинета. – В любом случае, поздравляю тебя, Сергей Петрович, с новым назначением.

– Спасибо, Данилыч!

Кабинет же и впрямь поражал своими размерами, особой солидностью и вместе с тем хорошо продуманной функциональностью. Правую стену занимало целых шесть окон, но их быстро и одновременно можно было закрыть тяжёлыми шторами нажатием одной кнопки. Противоположная стена была занята многочисленными картами, их тоже можно было менять в автоматическом режиме. Вдоль этой же стены тянулся длинный стол для заседаний, за которым одновременно могли собраться все начальники отделов Разведуправления даже вместе со своими заместителями.

Рабочий стол под зелёным сукном располагался в углу кабинета у крайнего окна. К нему был пристроен ещё один, как палочка в букве Т. По бокам «палочки» стояло по два кресла. Именно за этим столом в креслах друг напротив друга и расположились Артёмов и Дроздов.

По центру стола стояла ополовиненная бутылка водки, тарелка с бутербродами и пара рюмок. Судя по пепельнице, в отличие от бутылки, как раз наполовину полной, Артёмов и Батя сидели уже довольно давно. А то, что водка и даже бутерброды пока не кончились, говорило о том, что были дела и поважнее отмечания нового назначения Артёмова. Опять вспоминали былые дни.

Однако время уже перевалило далеко за полночь, и, судя по всему, пора было переходить к делу.

– Да, положение моё новое ко многому обязывает, – сказал Артёмов, когда выпили ещё по рюмке и закусили. – После приказа наркома обороны от девятнадцатого апреля сорок третьего в ведение Разведуправления Генштаба передали ко всему прочему управление всей агентурной работой и диверсионной деятельностью на оккупированных врагом территориях. И я, как заместитель начальника управления, обязан теперь присутствовать на совещаниях у Верховного главнокомандующего, самого товарища Сталина.

Батя понятливо и со значением кивнул.

– Ну это я тебе, Данилыч, – продолжил Артёмов, – говорю не для того, чтобы похвастаться нынешним своим положением, а чтоб ясно было, какой уровень ответственности теперь на нас всех возлагается при выполнении заданий Ставки.

– Понимаю, Сергей Петрович.

– Так вот. Несколько дней назад в Ставке состоялось совещание, которым руководил сам Хозяин. На нём присутствовали также мой непосредственный начальник генерал-лейтенант Кузнецов, начальник Генерального штаба маршал Василевский, который координирует действия Третьего и Четвёртого Украинских фронтов, и маршал Жуков, координирующий, соответственно, действия Первого и Второго Украинских фронтов.

Голос Артёмова стал не то чтобы громче, но звучал далее как-то особо значительно:

– Товарищ Сталин сказал, что мы уже не та армия, которую фашисты встретили в сорок первом году. За эти годы у нас промышленность встала на ноги, военные кадры значительно выросли, мы обогатились стратегическим и оперативно-тактическим опытом. Ты знаешь, Данилыч, что мы, начиная с контрнаступления под Сталинградом, полностью уничтожили пятьдесят шесть фашистских дивизий и ещё полутора сотням их дивизий нанесли огромный урон? – Артёмов при упоминании фашистских дивизий крепко стучал кулаком по столу, так, что рюмки позвякивали. – Что же касается нас, – Артёмов поднял теперь кулак и уверенно, сильно сжимал его перед собой, – то за сорок третий год мы создали семьдесят восемь новых дивизий, на фронте больше шести миллионов наших солдат и офицеров, более девяноста тысяч орудий и миномётов, почти пять тысяч танков и самоходок, восемь с половиной тысяч самолётов. И ещё есть большой резерв Ставки.

В глазах Пал Данилыча, смотрящего на уверенный кулак генерала, называемые тем цифры вызывали восторг и гордость за страну.

– А почему я тебе всё это говорю, Данилыч?

Дроздов не стал угадывать дальнейшее направление мыслей Артёмова и просто заинтересованно промолчал.

– Дело в том, – продолжил Артёмов, – что на сорок четвёртый год Ставкой определены большие задачи. Верховный назвал это «Десять ударов по врагу». Первые три я тебе назову! – Артёмов выбросил перед собой три пальца на левой руке. – Поставлена задача завершить операцию по полному освобождению Ленинграда – это «первый удар»! – Артёмов ладонью правой руки загнул первый палец. – Освобождение правобережья Украины – это «второй удар», – он загнул второй палец, – и наконец, освобождение Крыма – это «третий удар»! – Он загнул и третий палец. – Вот для третьего удара ты и твои ребята мне и нужны!

– Мы всегда готовы, товарищ генерал!

Артёмов с Дроздовым поднялись из-за стола и подошли к карте Крыма на стене.

– Ты же понимаешь, Пал Данилыч, Крым имеет для нас важное стратегическое значение. Это один из путей к нефтеносным районам Кавказа, туда через Керченский пролив и Тамань рукой падать. Кроме того, он нам важен как база для авиации, чтоб бомбить те же румынские нефтепромыслы. Наше наступление на Крым уже началось, передовые части девятнадцатого танкового корпуса захватили плацдарм южнее Турецкого вала на Перекопском перешейке, а десятый стрелковый корпус пятьдесят первой армии – на южном берегу Сиваша. – Артёмов длинной указкой на карте демонстрировал передислокацию и действия боевых частей и соединений. – Десантный отряд восемнадцатой армии высадился в районе Эльтигена на Керченском полуострове. Всё это идёт, конечно, хорошо, но это капля в море. – Артёмов отвернулся от карты и посмотрел в глаза Дроздову. – Крым до сих пор немецкий. Мы несём в боях за подступы к полуострову большие потери. Он очень хорошо защищён. Фашисты выстроили мощную оборонительную систему. За эти годы они возвели фортификационные сооружения, за которыми чувствуют себя как за каменной стеной. На полуострове находится семнадцатая немецкая армия, которой командует генерал-полковник Эрвин Йенеке. Она укреплена несколькими дивизиями румын и венгров, плюс специальные подразделения СС, полиции, военно-морские силы и многое прочее. Общая группировка немцев на полуострове насчитывает больше двухсот двадцати тысяч человек, много танков, орудий, самолётов, кораблей. Если идти на них в лоб, не имея карты защитных сооружений, то это приведёт к гибели сотни тысяч наших солдат и офицеров. И вот тут-то я и приближаюсь к самому главному… – Артёмов сделал небольшую паузу. – Для обеспечения успешного наступления на оккупированный Крым Ставкой поставлена задача добыть карту фортификационных оборонительных сооружений Крыма! Мы посылали туда уже три группы диверсантов-разведчиков. – Взгляд Артёмова помрачнел. – Несмотря на помощь партизан и подполья, никто из наших ребят не вернулся.

Артёмов жестом предложил Дроздову снова занять кресла за столом. Налил по рюмке. Выпили, не чокаясь и залпом.

Приказав адъютанту принести крепкого чая, Артёмов перешёл, наконец, непосредственно к делу, ради которого и вызвал к себе посреди ночи подполковника Дроздова.

– Данилыч, у тебя Дельфин же из Балаклавы?

– Так точно! Семья у него там была.

– Знаю, знаю… Значит, парень должен хорошо знать тамошние места. Ведь вы как раз туда и направляетесь!

– Слушаюсь, мой генерал! – в шутку взяв под козырёк, ответил Дроздов.

– У нас, Данилыч, разрабатывается план по проведению этой операции. Послезавтра я и ещё несколько товарищей из нашего Управления, а также представитель крымских партизан из Центрального штаба партизанского движения посетим вас в тренировочном лагере, вместе обсудим уже детали. А пока изложу тебе всё в общих чертах.

– Товарищ генерал, а партизан много на полуострове? – мягко перебил его Дроздов.

– Около двенадцати тысяч, и очень неплохо воюют. Больше семидесяти эшелонов пустили под откос, порядка тридцати тысяч фашистов уже уничтожили, не говоря о танках, орудиях и так далее. В общем, активные. И это несмотря на то, что СС там лютует. Кстати, – Артёмов поднял палец, – буквально на днях подразделения СС и полиции возглавил личный друг рейхсфюрера Гиммлера, группенфюрер СС Людольф фон Альвенслебен. Это лишний раз показывает, какое значение немцы придают Крыму. – Артёмов вновь стукнул кулаком по столу. – Эсэсовцы террор сплошной на полуострове устроили, чтобы запугать народ. Десятки тысяч мирных людей уже расстреляли и в газовых камерах загубили, гады. Никого не щадят. Ни русских, ни татар, ни украинцев – никого. Просто звери!

Невидящий взгляд Артёмова упёрся на мгновение в стол, и он нервно, хотя и беззвучно побарабанил по нему пальцами.

– Ладно, вернёмся, Данилыч, к заданию! – Генерал поднял взгляд на Дроздова. – Нам удалось узнать главное, а именно, что единой карты оборонных сооружений Крыма не существует. Немцы, опасаясь, что мы будем охотиться за ней, ещё в сорок втором разделили её на четыре отдельные карты – Южную, Северную, Восточную и Западную. Каждая хранится у соответствующих руководителей военно-административных территорий.

– Товарищ генерал, надо добыть все четыре карты? – иронично поинтересовался Батя.

– Не торопись, Паша. Мы с тобой хорошо понимаем, что эта задача практически невыполнимая. Буквально несколько дней назад от нашего источника в немецком штабе мы узнали, что двадцатого декабря генерал Йенеке должен вылететь в Берлин и доложить фюреру о ситуации в Крыму.

– Понимают, что мы зажали их там «в котёл»! Помощи, наверное, едет просить!

– Именно. Фюреру, естественно, он должен показать не четыре отдельные, а одну общую карту. Опасаясь диверсий с нашей стороны, немцы буквально за несколько часов до вылета генерала Йенеке хотят успеть скопировать с четырёх карт одну общую. Вот этим моментом мы и должны воспользоваться! Таким образом, Пал Данилыч, у нас есть один день, одно место и один шанс!

Подполковник Дроздов, сидя с закрытыми глазами на заднем сиденье автомобиля, ехал на восток от Москвы, в специальный тренировочный лагерь разведчиков-диверсантов «Окраина». Уже занимался поздний и бледный ноябрьский рассвет.

В голове он ещё раз прокручивал разговор с Артёмовым по поводу предстоящей в Крыму операции «Карта», имевшей высшую степень секретности.

О её проведении было известно лишь нескольким избранным в Разведуправлении и представителю крымских партизан при Центральном штабе партизанского движения, а также подполковнику Дроздову, который сегодня проинформирует по её поводу группу «Призраки».

Кроме того, как сообщил Артёмов, в курсе предстоящей операции были советский разведчик по кличке Туз, который много лет уже как внедрён в структуры рейха, а последние два года служит в штабе семнадцатой армии генерала Йенеке, и проверенный связной из партизанского отряда «Балаклава», который и будет осуществлять непосредственные контакты с «Призраками».

Детали же операции, как они и договорились с Артёмовым, обсудят послезавтра в «Окраине», куда прибудут представители Разведуправления и крымских партизан.

Глава 27

Ноябрь – декабрь 1943 года, Крым

Подводная лодка типа «Щука», серии «Щ-208» под командованием капитан-лейтенанта Панова прибыла в заданный квадрат в 05:30. Подвсплыв на глубину пятнадцать метров, лодка заглушила двигатели. Акустик доложил, что поблизости движения вражеских надводных и подводных кораблей не прослушивается.

– Готовность носовых торпедных аппаратов номер один! – приказал капитан-лейтенант.

– Наша лодка находится восточнее входа в Балаклавскую бухту на расстоянии десяти кабельтовых от берега, – доложил Панов Бате. – Ближе подходить рискованно, у немцев тут плотная система минных и противолодочных заграждений. Курс держите строго на север, как раз и мины оставите левее, и к скалистому берегу точно выйдете.

– Спасибо, каплей, – ответил Батя. – Доберёмся.

Диверсионная группа «Призраки» в полном составе уже была облачена в водолазные костюмы. Снаряжение, оружие и боеприпасы заранее упаковали в длинные водонепроницаемые мешки. Каждый из мешков был сцеплен тонким тросом с поясом одного из бойцов.

Для скорости выхода группы решили использовать сразу оба носовых торпедных аппарата.

– Первый пошёл! Второй пошёл!

В открытые полые цилиндры торпедных аппаратов матросы помогли забраться Дельфину и Малому. Когда те проползли достаточно вглубь, вслед им запихнули и мешки со снаряжением. Задраив люки, услышали стук Малого и Дельфина, означающий готовность к выходу, после чего открыли передние крышки торпедных аппаратов. Ещё один стук сигнализировал, что всё прошло успешно.

Следующей парой покинули лодку Моцарт и Фея.

Последним, Узбеку и самому Бате, пришлось сложнее всего по причине довольно солидной комплекции – внутри торпедного аппарата не очень-то развернёшься. Но и эти проскочили.

Высадив диверсантов, «Щ-208» самым малым и тихим ходом, чтоб не привлечь лишнего внимания вражеских акустиков, двинулась прочь.

В подводной темноте единственным ориентиром служила светящаяся стрелка компаса, а освещением единственный фонарь, который рискнули зажечь. И не зря рискнули, потому как несколько раз пришлось лавировать между тросами минных заграждений. Здесь, правее Балаклавской бухты, мин было, конечно, меньше, но, по большому счёту, на всех «Призраков» и одной бы хватило.

Наконец уткнулись в скальный берег, казавшийся совершенно сплошным, едва ли не монолитным. И на сам берег здесь было бы совершенно невозможно подняться – скалы от самой глубины вздымались вверх вертикально и неприступно.

Дельфин поднял руку, призывая всех остановиться и взять паузу. А сам проплыл сначала направо, а потом налево. И, уже возвращаясь, махнул всем призывно. Группа двинулась вдоль подножия скал вслед за ведущим-Дельфином.

Метрах в пятидесяти от того места, где они уткнулись в скалы, и на глубине в четыре-пять метров, между двух гладких скал зиял тёмный проём.

Нырнув в него, вся группа вскоре поднялась на поверхность внутри пещерного скального образования. Это и был тот секретный грот, о котором никто в Балаклаве, кроме Айдера и его отца, не знал. Именно о нём Айдер рассказал Бате при подготовке операции. Изначально решили через грот и выходить на берег.

Но то, что нашли его так быстро, всё равно можно было считать почти чудом. Ну, или всё-таки точным расчётом, который произвели вместе с моряками, обеспечивавшими их высадку: Дельфин заранее и с большой точностью описал им, на каком расстоянии восточнее правого берега Балаклавской бухты диверсанты должны оказаться после того, как покинут подводную лодку.

Лишь выбравшись на твёрдую землю, включили и остальные фонарики.

Пространство вокруг представляло собой довольно просторный пещерный грот, видимо за несчётное количество столетий вымытый в скалах волнами.

– Ничего себе, прям дворец! – восхищённо проговорил Яша, едва стянув с лица маску.

Подземно-надводный грот и впрямь оказался весьма обширным – метров тридцать в длину и двадцать в ширину, а высотой метров до пяти по краям и до восьми в центре, где образовывалось нечто вроде купола. Вода в округлом зеве, через который они сюда проникли, была почти совсем неподвижной, только тихо-тихо облизывала замшелые камни.

При более внимательном рассмотрении оказалось, что в стенах виднелись ещё и три арки, обложенные камнями, через которые куда-то вглубь скал вели ходы-коридоры, явно сделанные уже не природой, а человеческими руками.

Первым делом освободились от водолазных костюмов. Их сложили в одном из углов грота, внимательно проверив, перекрыты ли вентили подачи кислорода.

– Всем отдыхать и подкрепиться, – приказал Батя.

Распаковали и один из резиновых мешков, где хранились запасы съестного – тушёнка, галеты, шоколад.

Бойцы расселись кружком на сухих камнях, а Рустам ножом уже вскрывал вторую банку тушёнки. Только Айдер всё никак не мог успокоиться. Глаза его горели, и он, так и не присев, осматривался по сторонам. Казалось, что он и впрямь попал в знакомое с детства место и от нахлынувших воспоминаний не может сразу прийти в себя.

– Дельфин, давай сюда, – позвал его Батя.

– Подождите, Батя, буквально минуту. Я сейчас, – ответил Айдер и, светя перед собой фонариком, отправился к одной из стен грота. – Есть! Я так и знал! – воскликнул он.

В дальнем углу слева он обнаружил нишу. И там лежали аккуратные сухие поленья.

– Это мы ещё с отцом запасали, – проговорил он, доставая несколько поленьев.

Под изумлёнными взорами бойцов он соорудил из поленьев шалашик костра. Отбежал снова к стенной нише и вернулся с медным чайником и коробком спичек. Чайник он нёс в левой руке, а спички на ладони, словно настоящее сокровище.

– И откуда всё это богатство? – поинтересовался Рустам, принимая из рук Айдера чайник и спички.

Айдер торопливо, чуть глотая слова, рассказывал:

– Всё это мы когда-то прятали здесь с отцом. Он меня один воспитал, мама умерла, когда мне было три года. С самого детства он всюду брал меня с собой. А здесь, по скалам, – Айдер показал рукой вверх, над собой, – мы спускались к морю. Это отец научил меня хорошо плавать и нырять. Потом он показал мне этот подземный грот. Мы ныряли со скалы прямо в одежде. Отец это в шутку называл «постираться». – Айдер невольно улыбнулся. – Подныривали под скалу и выбирались уже в гроте. Здесь жарили рыбку, которую сами же и поймали, пили чай… Фея, подожди, – сказал он, увидев, что Тася достала из мешка резиновую канистру с пресной водой. – Здесь должен быть родник!

Он подошёл к стене рядом с одной из арок, присел и зачерпнул ладонью воду из небольшой продолговатой лунки:

– Есть, никуда не ушла! – заулыбался он. – Вода чистая, холодная и такая вкусная! Вы только попробуйте!

Яша с Тасей подошли к роднику. Яша зачерпнул ладонями пригоршню воды и дал сначала Тасе напиться, а потом и сам сделал пару больших глотков.

Рустам с Малым уже разводили костёр.

Тася помыла чайник, и они с Яшей ладонями наполнили его родниковой водой.

Тушёнка в банках уже вкусно шкворчала, чайник закипал. Айдер же, так и не присев, продолжал:

– А вот через эту центральную арку, если идти по длинному коридору вверх метров пятьсот, можно выбраться на поверхность. Прямо среди скал. Вход этот снаружи ни за что не найти, если не знать о нём. Он в густых зарослях можжевельника, хотя и расположен совсем недалеко от дороги, почти у въезда в Балаклаву. Там и до нашего дома недалеко. – Айдер едва заметно вздохнул, чтобы уж совсем не выдать своего волнения. – Этот грот был нашей с отцом тайной. Никто другой о нём не знал, только… Один раз я приводил ко входу в грот жену и Тризуба. Я тогда сказал, что грот охраняют духи…

Айдер чуть заметно улыбнулся и на мгновенье вспомнил счастливые, беззаботные дни, в которых Николай был его самым лучшим другом.

– Но внутрь мы так и не зашли. – Айдер бросил быстрый взгляд на Батю, тот понятливо кивнул.

– Дельфин, а дрова тоже вы с отцом принесли? – спросил Рустам.

– Это, Узбек, совсем давнишняя история, – ответил Айдер. – Отец рассказывал, что лет сто назад, где-то в пятидесятых годах прошлого века англичане строили в Балаклаве железную дорогу. Видимо, они знали об этом гроте и использовали его как склад. Там ближе к выходу до сих пор много шпал старых лежит. Мы с отцом их на дрова пилили-рубили, а потом вглубь грота перетаскивали про запас. А вот эти ходы, – он показал на две другие арки, – как рассказывал отец, ведут в разные места прямо под городом. Это кяризы, специальная система каменных коридоров для снабжения города водой. Сначала их прорубали для добычи камня, который шёл на строительство крепостей. А потом их приспособили для снабжения города водой, которая идёт сверху, с гор, по подземным рекам и ручьям. Но эта система уже несколько веков не используется. Так что все давно забыли про кяризы или просто о них и не знали никогда. А отец мой увлекался темой подземной Балаклавы. Коридоры эти исследовал. Даже, насколько я помню, схему какую-то делал. Но меня с собой туда не брал. Говорил, что там бывает опасно. Многие штольни и коридоры частично обвалились…

– Всё, бойцы, – прервал его Батя. – Поели-попили, истории интересные послушали. Теперь – спать. Завтра у нас трудный день!

Батя по-отцовски похлопал Айдера по плечу и, прислонившись спиной к стене грота, почти мгновенно отключился, как, впрочем, и все остальные «Призраки». И только Айдер ещё долго не мог заснуть, и от нахлынувших воспоминаний, и от осознания того, что, находясь совсем рядом, ему вряд ли удастся увидеть отца, Асие и сына. Сердце готово было вырваться наружу…

Глава 28

Рано утром – хотя утро сейчас, день или ночь, можно было определить только по часам – Дельфин, Моцарт, Узбек и Малой уже были наготове, вновь натянув на себя водолазные костюмы.К поясам Узбека и Моцарта тросами крепились прорезиненные мешки.

– Дельфин и Малой! – давал последние наставления Батя. – Вы под днище катера устанавливаете мины. Узбек и Моцарт раскидывают осколки торпеды под катером в радиусе до двадцати пяти метров. Взрыв должен быть ровно в 8:45. Всем отход не позже, чем в 8:35. Всем всё понятно? Ну, с Богом!

Бойцы один за другим скрылись в морском зеве подземного грота.

В сторону бухты шли на глубине примерно в три метра, стараясь держаться ближе к берегу. Так легче было не зацепить трос очередной мины, немцы ставили их всё же подальше в море, чтоб их не сорвал прибой и они ненароком не взорвались сами собой, ударившись о скалы.

Немецкий самолёт-разведчик Focke-Wulf Fw189, как обычно, с утра облетал акваторию крымского полуострова в районе Севастополь-Балаклава.

В 08:40 экипаж разведчика зафиксировал в двадцати километрах на юг от входа в Балаклавскую бухту всплытие русской подводной лодки.

– Обнаружена русская подводная лодка серии «Щ-210», – начал передавать по радио немецкий пилот.

В 08:43 русская подлодка произвела торпедный залп в сторону Балаклавской бухты. Об этом факте немецкий пилот также доложил незамедлительно.

На входе в бухту, ближе к восточному берегу нёс сторожевую вахту торпедный катер Schnellboot S-100. Видимо, именно он был целью торпеды, нагло, из надводного положения выпущенной русской подлодкой.

Немецкий пилот, усмехаясь, повертел пальцем у виска. В ответ заулыбались и второй пилот со штурманом. Ведь все прекрасно понимали, что русские палят в пустоту: дальность поражения их торпед максимум десять километров, да и то на излёте! А тут все двадцать! И чего ж тогда палят?

В удовольствии порасстреливать лодку из пулемётов немцы себе всё же отказали, тем более что она уже начала быстро погружаться.

Торпеда же, обозначая за собой белую дорожку, резво неслась в сторону бухты. И вдруг исчезла – видимо, как и предполагалось, ходу ей не хватило.

Но ещё через несколько мгновений раздался мощнейший взрыв, и торпедный катер надломился. Над ним вспыхнуло чёрно-красное пламя, и он на глазах лётного экипажа разлетелся вдребезги!

Ничего не понимая, немецкий пилот, едва не заикаясь, стал докладывать о невероятном происшествии. Хотя и сам не верил своим глазам! Ну не бывает такого, просто не бывает!

Глава 29

– Ну что, первый ход сделан! – довольно потёр руки Батя. – Пусть теперь немцы почешут репу! Что это за русская торпеда такой невиданной мощности к ним прилетела?!

Мощь взрыва, казалось, ощущалась даже здесь, в подземелье – с потолка посыпались мелкие камешки, а вода в морском зеве грота даже выплеснулась с силой на камни. Минут через двадцать из него благополучно вынырнули и все четверо диверсантов.

Оставалось дождаться партизанского связного, для которого взрыв немецкого торпедного катера должен был послужить сигналом для контакта с «Призраками».

Чтобы не терять времени, занялись исследованием центрального коридора. Он представлял собой достаточно вместительный тоннель, высота которого достигала трёх-четырёх метров, а диаметр был больше пяти метров. Ближе к поверхности разведчики обнаружили пару просторных ниш, где и впрямь был складирован значительный запас шпал.

Поднявшись всего метров на пятьсот или шестьсот, обнаружили просвет, видимо ведущий на поверхность. Но высовываться наружу Батя запретил, да и вообще приказал прекратить самодеятельность и вернуться всем в грот:

– Ждём связного, – сообщил Батя.

«Призраки» сидели вокруг едва тлеющего костра. В полной тишине. Наконец, в глубине центрального коридора послышались тихие, осторожные шаги. Угли накрыли чайником и, сжав в руках личное оружие, рассредоточились по углам грота.

Луч фонарика показался сначала на выходе из коридора, потом крест-накрест скользнул по сводам. Это был первый условный сигнал. Чтоб уж и вовсе сомнений не возникало, человек в плащ-палатке с капюшоном, надвинутым по самые глаза, отчётливо произнёс позывной:

– Скат!

Айдер, стоявший справа от входа, едва не вздрогнул от этого голоса, показавшегося ему до боли знакомым.

– Акула! – отозвался Батя, первым из бойцов отделился от стены и включил фонарик. – Свои! Давайте-ка там костёр, – бросил он в темноту. И протянул связному руку.

Малой, сняв чайник с углей, принялся их раздувать. Остальные расселись вокруг занимающегося костра. Связной, всё ещё не откинувший капюшон, опустился на камень напротив Айдера.

Сердце Айдера стучало так, будто хотело просто выскочить из груди. Оно подсказывало Айдеру, что он прав! Прав! Но здравый смысл всё же сдерживал эмоции, готовые перехлестнуть через край – не может же этого быть, такого неожиданного счастья!

А тут и костёр вспыхнул. Батя подсветил лучом лицо связного, и тот сам откинул капюшон.

– Отец! – выдохнул Айдер. – Отец!

И, уже не в силах совладать с собой, он вскочил и кинулся к мужчине. Связной тоже вскочил, пристально вгляделся в лицо Айдера и протянул к нему руки:

– Айдер! Мой мальчик! Ты жив! – Ни Энвер, ни Айдер уже не скрывали слёз. Наконец, они крепко обнялись. И ещё несколько минут просто не могли расцепить объятия.

Батя жестом приказал всем сохранять спокойствие и не мешать сыну и отцу, чтобы те могли, не стесняясь слёз, почувствовать друг друга рядом.

«Эх, закурить бы…» – мелькнуло в голове Бати, и он молча отвернулся в сторону, чтобы смахнуть и свою невзначай набежавшую слезу. Остальные тоже молчали, веря и не веря в счастье друга. У каждого перед внутренним взором буквально за одно мгновение промелькнули родные лица близких. Ведь никто толком не знал, что с ними, особенно с теми, кто воюет или в оккупации. Явление отца Айдера было для всех каким-то знаком из давно утраченного мирного времени. И всем, хоть ненадолго, давало надежду на будущее!

В конце концов все немного успокоились и расселись вокруг костра, на котором закипал чайник.

– Товарищ командир! Это мой отец! Я вам о нём рассказывал!

– Знаю, Дельфин, знаю, с самого начала подготовки операции. Ты ж понимаешь, раньше тебе сказать не мог, кто связной. Ты уж представь нас, как положено! – улыбнулся Батя. Энвер же достал из кармана плаща-палатки пачку папирос и протянул всем по кругу. Бойцы отказались, и только Батя взял папиросу и с видимым удовольствием прикурил от уголька из костра.

– Это Батя, – представил он отцу командира. – А это мой отец, – добавил он.

«Батя» и «отец» по отношению к двум разным людям прозвучало бы, наверное, смешно, если б кто-то в тот момент обратил на это внимание.

– Моцарт, – представил он Яшу. – А это – мой отец, – добавил он в сторону Энвера.

Так, по кличкам-позывным, каждый раз добавляя: «А это – мой отец», он и представил отцу всех бойцов.

Выпив чаю, перешли и к делу.

– От нашего источника, приближённого к генералу Йенеке, – сообщил Энвер, – получено подтверждение, что совещание с руководством всех четырёх укрепрайонов Крыма накануне визита в Берлин генерал Йенеке намерен проводить в Балаклаве. Двадцатого декабря. Совещание будет проходить у него в доме. Он это место называет «скромным рыбацким домиком», хотя на самом деле это бывшая дача графа Шумовского. И самое главное, – Энвер обвёл взглядом всех «Призраков», – из этого грота мы сможем через кяризы попасть под этот самый генеральский домик. Я вас туда выведу…

– Это хорошо, – сказал Батя, – а как обстоит дело со вторым вариантом? Если вдруг не удастся через кяризы и подкоп попасть в дом генерала?

– Продумали и это, – ответил Энвер. – Как только получили информацию из центра.

Он снял плащ-палатку, вытащил из кармана небольшой перочинный ножичек и стал аккуратно отрезать по шву подкладку своего старенького пиджака.

Того самого, в котором был на свадьбе, – про себя отметил сын.

Энвер вытащил какие-то бумаги и начал по одной передавать их Бате:

– У немцев строго с документами. Это ваше разрешение на проживание в Балаклаве из местной ортскомендатуры на имя Ивана Бирюкова и его дочери Екатерины Бирюковой, беженцев из-под Смоленска. А вот это, – он развернул бумагу с немецким орлом и печатью, – как и заказывали, патент на двести рейхсмарок для открытия собственного дела – фотографии. С такими документами вы сможете совершенно легально передвигаться практически по всей территории Крыма. Всё надёжное и настоящее. Жить и работать будете вот по этому адресу, – и он передал Бате очередной, сложенный вчетверо небольшой листок. – Это прямо на набережной, недалеко находится дом генерала Йенеке, комендатура города, «Гранд-отель» – в общем, всё то, что позволит иметь дополнительную информацию, полезную для нашей операции.

– Спасибо, Энвер, – сказал Батя, пряча документы в карман пиджака, в который тоже успел уже переодеться. – А резервный вариант у нас такой, если не выйдет с первым. Он шумный, со стрельбой и более рискованный, – усмехнулся он. – Когда генерал Йенеке выедет из Балаклавы к Симферопольскому аэродрому, мы устраиваем засаду и минируем дорогу. Взрываем его машину и забираем карту. Кому повезёт остаться в живых, тот должен будет передать карту партизанам.

– Будем надеяться, что с первым вариантом всё получится, – отозвался Энвер.

– А как вам удалось так приблизиться к самому генералу? – не скрывал своего восхищения отцом Айдер.

– Генерал страстный рыбак. Да и я рыбак не хуже, если ты помнишь. Так вот, сначала подпольщики посодействовали, чтобы я пару раз организовал ему отличную рыбалку, потом генерал сам ко мне обращался. Ему понравилось. Вот так потихоньку вошёл в его доверие, и он сделал меня капитаном своего личного катера. Это даже не катер, а приличных размеров моторная яхта. Её пригнали генералу из Европы по Дунаю. В доме графа Шумовского, где живёт генерал, есть свой причал, у которого яхта как раз и швартуется. Так вот, почти полгода уже, с самого назначения генерала сюда, каждую неделю мы с ним рыбачим.

– Энвер, а как вы общаетесь с генералом? – спросил Батя.

– Отец в немецкой слободе жил, здесь недалеко, в Карасане, и учился ещё до революции в центральной немецкой школе! – ответил за отца Айдер.

– Верно, сынок. В Карасане у нас целая колония немцев-меннонитов была, это тех, кто против оружия и насилия. Жили мы дружно, почти все дети и на немецком, и на русском, и на татарском говорили! Но генерал даже не догадывается, что я немецкий знаю. Потому не боится при мне обсуждать серьёзные темы. Ну а для нашего с ним общения хватает того русского, что он за время войны нахватался, – усмехнулся Энвер.

– Теперь понятно, откуда в Разведуправлении столь важная и подробная информация по генералу Йенеке, – улыбнулся Батя.

– Вчера, по приглашению генерала Йенеке, в Балаклаву на несколько дней прибыл новый руководитель подразделения СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе группенфюрер СС Людольф фон Альвенслебен. А завтра прибывает экспертная комиссия для расследования обстоятельств дела, как прозвали его немцы, «Русская торпеда». К утру мне поручено подготовить яхту, господа хотят порыбачить. Завтра же вечером генерал с группенфюрером выезжают обратно в Симферополь, в штаб армии. Так что на связь я выйду тоже не раньше, чем к вечеру.

– Ясно. Энвер, вы, пока есть время, поговорите с сыном, мы мешать не будем. – Батя жестом приказал своим бойцам оставить Энвера и Айдера наедине.

Энвер прекрасно понимал, о чём прежде всего хотелось бы узнать Айдеру:

– С Асие всё в порядке. И с сыном твоим тоже.

– Сын, – с гордостью произнёс Айдер.

– Ему уже два с половиной года. Асие назвала его Сервером, в честь отца. Ведь родители её погибли, попали под бомбёжку. Малыш твой растёт крепким и здоровым. Я научил его плавать. Живём все вместе, в нашем доме. Асие несколько часов в день работает в кассе бывшего кинотеатра «Родина». Сын всегда при ней. Она хорошая мать и честный человек. С первого дня оккупации, партизанам помогает. Соседи, правда, с нами почти не общаются, считают нас предателями, думают, что мы фашистам служим.

– Представляю, отец, как это тяжело, – с сочувствием произнёс Айдер. – Время всё расставит на свои места…

– А ещё, сынок, Асие не верит, что ты погиб. Говорит, чувствует, что жив…

– Эх! Только никак нельзя мне сейчас с ними встретиться, – с сожалением в голосе проговорил Айдер.

– Я понимаю, сынок…

– А про Николая что-нибудь слышно? – Айдер поймал себя на мысли, что с большим трудом произнёс это имя.

– Ничего с тех самых пор, как вы с ним ушли на фронт. Бабушке его мы помогали. Но она умерла в прошлом году. Наверное, от тоски и одиночества. Не пережила разлуки с любимым внуком…

– Хорошо, что она так и не узнала правду… – проговорил Айдер.

– Какую правду, сынок?

Айдер рассказал отцу и о том, как Тризуб едва не убил его в самом начале войны и перебежал к немцам, и о том, как долго сам во всё это не верил. И как потом тот появился в Витебске и вместе с немцами участвовал в расстреле наших…

– Какой же подлец оказался, – отозвался, наконец, отец. И больше не сказал про Николая ни слова.

– Отец, я вот что подумал, раз уж Батя с Феей теперь у нас фотографы, приведите к ним Асие с сыном, пусть их сфотографируют. На память. А фото вы мне при случае передадите.

– Сделаем, сын, – ответил Энвер.

Глава 30

Рано утром Батя с Феей, они же отец и дочь Бирюковы, выбрались по центральному коридору из грота. И отправились по адресу своего балаклавского местожительства и фотоателье.

Здание оказалось одноэтажным и состояло из трёх небольших, но чистых комнат и маленькой кухни. В одной комнате решено было оборудовать саму фотостудию, во второй фотолабораторию для проявки фотографий, а третья стала спальней для разведчиков.

В платяном шкафу они, как и предполагалось, обнаружили самое ценное, приготовленное для них партизанами. То самое, при помощи чего они могли теперь зарабатывать себе на жизнь в собственном фотоателье.

Это был фотоаппарат марки «Фотокор», выпущенный ещё, естественно, до войны. Он вполне годился как для съёмок на документы, так и для портретных и семейных фото. Прилагалась к нему коробка фотопластин и вся другая мелкая атрибутика, которая могла бы понадобиться для нормальной работы фотоателье.

Остальные «Призраки» остались в гроте. Они ждали Энвера, который по кяризам должен был сегодня вывести их к «рыбацкому домику» генерала Йенеке. Точнее, под «домик», откуда и предполагалось осуществить операцию по захвату фортификационной карты Крыма.

Этим же утром яхта «Гертруда» вышла из Балаклавы под охраной торпедного катера, следующего за яхтой генерала чуть правее параллельным курсом.

Для декабря море было удивительно спокойным. Волнения почти не наблюдалось, и вовсю светило солнце. Но даже по такой погоде уходить далеко не имело смысла, рыба зимой всё больше жмётся к берегам. Поэтому Энвер, выведя яхту из Балаклавской бухты, взял чуть восточнее и бросил якорь напротив крепости.

Конечно, Балаклава издавна считалась самым рыбным местом всего Крыма. И весной-летом-осенью тут изобильно ловились султанка, морская лисица, камбала и знаменитая черноморская кефаль. Сейчас же можно было рассчитывать разве что на ставриду и морского окуня. Зато уж этой рыбы должно было быть вдоволь.

Снасти для генерала Йенеке и его гостя, группенфюрера СС Людольфа фон Альвенслебена, Энвер приготовил заранее. И плетёную корзинку для улова.

Молча передав удочки гостям, Энвер указал им рукой на правый борт, откуда ловить было всего удобнее, а сам отправился ближе к корме, чтобы своим присутствием не мешать высокопоставленным рыбакам.

Как он и предполагал, серебристая узкая ставрида пошла одна за одной, сильно подняв рыбакам настроение. Более крупный, с характерными синими полосками по бокам морской окунь попадался реже. И в основном генералу, как рыбаку более опытному и, видимо, более удачливому.

В плетёной корзине било хвостами уже с дюжину рыбин. Таким образом, утолив первоначальную рыбацкую страсть, генерал и группенфюрер смогли перейти и к обсуждению наболевших служебных вопросов.

Вытащив очередного окуня, генерал с торжествующим видом повернулся к группенфюреру:

– Надеюсь, вы не разочарованы, Людольф, этой русской рыбалкой? – Тон и поведение генерала Йенеке говорили о том, что он очень хотел бы подружиться с личным другом рейхсфюрера Гиммлера. Хотя вёл он себя достаточно осторожно, как бы прощупывая своего собеседника.

– Вовсе нет, хотя вам, генерал, конечно, везёт и в этом деле! – улыбнулся фон Альвенслебен.

– А как у нас с вами, – генерал несколько двусмысленный комплимент пропустил мимо, – обстоит дело с русской торпедой? Так нечаянно к нам залетевшей?

На лице группенфюрера обозначилась резкая озабоченность:

– Пока у нас больше вопросов, чем ответов. Надеюсь, экспертная комиссия во всём разберётся.

Тихо подошёл Энвер и молча высыпал в корзину ещё с десяток пойманных им рыбин. Взяв весь улов, он жестом указал в сторону каюты и камбуза, а рыбакам оставил свою пустую корзину.

Проводив капитана взглядом, Людольф продолжил:

– Водолазы обшарили здесь всё дно и нашли фрагменты торпеды. На одном из них указана модель «53-75». Такой торпеды у русских не было. Но повторюсь. По данным нашей разведки и уверениям военно-морских экспертов, на сегодняшний день они используют, в основном, парогазовые торпеды типа «53-38» и «53-39». И редко экспериментальную электроторпеду ЭТ-80. Если мы имеем дело не с диверсантами, а с реальной торпедой, то могу заверить, что она по своей мощности и дальности во много раз превосходит всё, что до этого имели русские. Причём и акустики, и лётчики, наблюдавшие её пуск и движение, утверждают, что ещё за десять километров до цели торпеда скрылась под водой, откуда и нанесла удар.

– Но факт остаётся фактом, она уничтожила наш торпедный катер, – констатировал генерал Йенеке.

– И вот ещё что тоже очень странно. Самолёт зафиксировал и успел заснять в надводном положении выпустившую торпеду лодку, относящуюся к типу «Щука». И на её рубке эксперты при последующем просмотре фотографий обнаружили обозначение «Щ-210». Но этого просто не может быть. Лодку под таким номером мы уничтожили ещё в сорок втором году!

– Пока, группенфюрер, много мистики и сплошные вопросы. Но я надеюсь, что скоро мы получим на них ответы. – Генерал строго покачал головой.

Ветерок со стороны камбуза донёс вкуснейший запах свежепожаренной рыбы, которую отец Айдера приготовил по старым крымскотатарским рецептам.

– Теперь – о самом важном, – продолжил генерал. – Я бы хотел попросить вас, группенфюрер, двадцатого декабря обеспечить охрану всех комендантов по пути их следования в Балаклаву и обратно, а также охрану моего охотничьего дома, на всё время, пока будут копироваться карты укрепрайонов.

– Обеспечим, господин генерал, – уверенно пообещал группенфюрер.

– А чтобы объединить необходимое с приятным, то приглашаю вас накануне, девятнадцатого декабря, прибыть сюда в Балаклаву. Вы же не против повторить столь замечательную рыбалку с хорошим молодым вином? – Группенфюрер был явно не против. – На следующий день вместе проведём совещание, а потом вместе же отправимся на аэродром. Мне так будет спокойнее, а вы не будете переживать за то, чтобы карты были мной вовремя и без происшествий доставлены в Фатерланд. И да, в Берлин к фюреру я полечу не с Симферопольского, как предполагалось ранее, а с Херсонесского аэродрома. Ну а вы со спокойной душой направитесь обратно в Симферополь, – улыбаясь, предложил генерал.

– Яволь, мой генерал, – по-военному ответил группенфюрер.

Капитан Энвер появился на палубе и пригласил рыбаков в каюту – отобедать.

Николай Тризубцев, унтерштурмфюрер СС, проснулся от стука в дверь. Его комната располагалась на втором этаже здания «Централь-отеля» в городе Николаеве. Часы на прикроватной тумбочке показывали шесть утра. Он резко вскочил и всё же успел сунуть ноги в тапочки, прежде чем открыть дверь номера.

На пороге стоял посыльный. В предписании значилось, что унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев должен немедленно явиться в штаб региональной группировки СС.

В Николаев он прибыл два дня назад, его перевели сюда из Белоруссии непосредственно в аппарат руководителя штаба региональной группировки СС с присвоением нового звания унтерштурмфюрер. Наконец-то его заметили!

Для Николая это было очень солидное назначение, так как он попал в штаб, руководство которого контролировало и координировало все подразделения СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе. На первое же совещание, которое проводил лично руководитель всех подразделений СС и полиции в Таврии, Крыму и Севастополе группенфюрер Людольф фон Альвенслебен, где присутствовал и Николай, срочно прибыл из Балаклавы с докладом гауптштурмфюрер СС Отто Бланк.

Оказалось, что накануне на входе в Балаклавскую бухту русской торпедой, выпущенной из подводной лодки, был подорван немецкий торпедный катер. Особый статус происшествию придавал тот факт, что торпеда была выпущена с расстояния в двадцать километров. В то время как все специалисты сходились на том, что известные русские торпеды обладают реальным поражающим действием лишь на расстоянии до десяти километров. Таким образом, речь могла идти об использовании русскими нового вида сверхмощных торпед.

Для расследования всех обстоятельств в Балаклаву было приказано отбыть команде экспертов во главе с гауптштурмфюрером СС Бланком. В команду включили и унтерштурмфюрера СС Николая Тризубцева, как уроженца тамошних мест.

Николай был изрядно польщён этим назначением. Конечно, он понимал, что в городе детства многие удивятся, увидев его в немецкой форме. Но он не боялся косых взглядов. Они были – никто, а он, Николай Тризубцев, представлял теперь победоносную армию Третьего рейха! Но больше всего он надеялся, что Асие всё ещё в Балаклаве, и он жаждал встречи с ней. Теперь-то уж точно никто и ничто не встанет у него на пути. С Айдером он разделался, остальные ему не помеха. Он, Николай, теперь власть и сила. Он – победитель. И ему обязательно достанется та, которая когда-то отвергла его.

Вечером, добравшись до грота, Энвер развернул самодельную схему подземных лабиринтов:

– Конечно, за абсолютную точность не ручаюсь, – сказал он «Призракам». – Но, думаю, дойдём куда надо. Я в своё время тут всё излазил. И под домом графа Шумовского сам был.

И всё-таки схема, пусть и несколько корявая, им помогла. Потому как несколько раз в подземном ходе обнаруживались ответвления вправо и влево, и если бы им пришлось выбирать дальнейший путь по наитию, то они потеряли бы массу времени.

Пару раз пришлось разгребать и настоящие завалы, преграждавшие дорогу. И всё же через час они выбрались к широкому колодцу, уходившему вертикально вверх, и осветили его фонариками.

– Это – оно, то, что нам надо! – уверенно сказал Энвер. – Мы с вами сейчас буквально под первым этажом генеральского дома. Вот только работа предстоит трудная. Видите, колодец там, выше, довольно сильно разрушен. Долго придётся разгребать. И самое главное, не известно, есть ли под домом подвал. Когда-то поговаривали, что был.

– Ладно, отец, по ходу дела разберёмся, – ответил Айдер.

Во всяком случае, первоначальная цель была достигнута. И это уже было немало.

Глава 31

Транспортный самолёт Люфтваффе Junkers Ju 52, взлетев из Николаева, взял курс в сторону Севастополя, Херсонесского аэродрома.

На борту находилась группа военно-морских экспертов, в задачу которых входило расследовать все обстоятельства по поводу использования русскими новой сверхмощной торпеды, и несколько офицеров СС.

Унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев пребывал в самом лучшем расположении духа. В отличие от всех остальных, он летел домой. Он с интересом смотрел в прямоугольное окно-иллюминатор на землю, быстро проносящуюся под крылом – самолёт шёл на небольшой высоте. От греха подальше. Русские истребители пока редко залетали сюда, не имея поблизости надёжных аэродромов, но всё же опасаться их стоило. Никогда не знаешь, что от русских ждать. А почти бреющий полёт создавал ощущение безопасности и даже невидимости самолёта с больших высот, так как Junkers сверху был выкрашен в чёрно-зелёно-жёлтые маскировочные цвета и практически сливался с зимней землёй.

Совсем другое настроение было у полноватого соседа Николая оберштурмфюрера СС Рихарда Шмита. Он, наоборот, старался не смотреть в иллюминатор, но нет-нет а переводил взгляд на него, словно вид за ним его завораживал. Тогда он резко откидывался в неудобном кресле и прикрывал глаза ладонью. Ещё его и подташнивало, а лицо приобрело желтовато-зелёный оттенок.

Николай посматривал на него с сочувствием:

– Рихард, скоро будем на месте. Уже близко.

– Да-да, – пробормотал Шмит и, потерев кончиками пальцев виски, постарался прийти в себя. – Поверишь, на земле я готов хоть в пекло. А летать боюсь. Да ещё когда самолёт твой могут в любую секунду подбить!

– Не подобьют, успокойся, – улыбнулся Николай. – Русским сюда далеко. Хотя все мы, как говорится, под Богом ходим. И летаем тоже, – попытался успокоить он пугливого оберштурмфюрера СС.

Хотя Рихард, конечно, вызывал у него особую симпатию. Во-первых, они были практически ровесниками. Во-вторых, и это было самое главное, Шмит, в отличие от многих немцев, не кичился перед Николаем своим арийским происхождением, а воспринимал его почти как равного. И это Николаю особо импонировало. По сути дела, Рихард оказался едва ли не первым среди немцев, кто не смотрел на него косо и относился к нему, в общем, по-приятельски. Поэтому Николаю так хотелось, чтобы Шмит перестал бросать панические взгляды в иллюминатор и чем-нибудь отвлёкся. Лучшим способом было бы выпить коньяка. И коньяк-то в запасе был, но в присутствии старших по званию офицеров СС Николай не решился предложить Рихарду выпить. Стало быть, следовало его отвлечь чем-нибудь другим.

– У меня совсем недавно была такая история. Как ты знаешь, я сюда переведён из Витебска, где был помощником коменданта города майора Крюгера. Так вот, у генерала Штейнберга, начальника штаба тылового района, как раз случился юбилей. Праздновать должны были на теплоходе, весело и с размахом, – вспоминал Николай.

Рихард, похоже, на эту тему отвлёкся от своих страхов. И даже лицо его начало приобретать почти человеческий цвет.

– В городе находилось много гостей и генерала, и из нашего ведомства, и из вермахта. Но, несмотря на усиленную охрану, генерал Штейнберг поручил майору Крюгеру лично проверить блокпосты на въездах в Витебск. Короче, мы должны были обеспечить порядок в городе, пока почти всё руководство будет на банкете. Не скрою, я тогда расстроился, очень уж праздника хотелось. Но мы с майором покинули теплоход и занялись делом.

– Всегда хочется праздника, – подтвердил Шмит. – Особенно когда война.

– Вот именно, – согласился Николай. – А через пару часов мы узнали, что теплоход с генералом Штейнбергом и всеми его гостями подорвали русские диверсанты. Никто не выжил, а я вот сижу перед тобой живой и вполне здоровый, – и Николай невольно вспомнил Пауля Мюллера, который всё-таки оказался куда менее везучим, чем сам он. И ту глазастую бедняжку сестру немого музыканта, на которую Мюллер так запал.

История Николая, кажется, совсем не успокоила Рихарда:

– Русским сюда далеко, говоришь? Уверен, на том теплоходе не было посторонних. А если даже и были, то охрана их хорошо проверила. Диверсантов нашли?

Николаю на это ответить было нечего. Русских диверсантов не нашли. Версий произошедшего тогда было две: первая – «заминировали теплоход заранее», вторая – «диверсанты были на теплоходе среди гостей, а значит, тоже погибли».

Тем временем Junkers стал набирать высоту – под крылом как раз раскинулась гряда Крымских гор. Рихард потряс головой и снова прикрыл глаза ладонью.

– Зато в Балаклаве, – коснулся его плеча Николай, – я тебе такой праздник устрою. Я ж отсюда родом! И это мой город! Тебе он понравится, Рихард.

Вскоре самолёт уже был над морем. Николай успел увидеть мелькнувшую левее взлётно-посадочную полосу Херсонесского аэродрома. Самолёт широко развернулся и, наконец, пошёл на посадку.

Новое фотоателье на набережной представляло собой небольшую комнату со множеством фотографий в застеклённой витрине и на стенах. В глубине стояло кресло и кожаный диванчик, на который была накинута настоящая бурка. Сфотографироваться можно было и в этой бурке, обернув ею залихватски плечи, а на голову нацепив набекрень папаху, и с почти настоящей шашкой или с настоящей уж совсем нагайкой, какие использовались всадниками и для наказания непокорных.

Несмотря на выгодное расположение фотоателье, посетителей было не так уж много. Иногда заглядывали прогуливающиеся по набережной немецкие или румынские офицеры и солдаты, чтобы запечатлеться в какой-нибудь кавказской бурке или просто так, на память о завоёванном морском городе. Местные, в основном, фотографировались на немецкие документы. Ну, ещё и детей снимали, куда ж без этого?

Как раз вчера Энвер приводил в фотоателье Асие и внука Сервера.

Едва увидев на пороге Энвера с Асие и внуком, Тася, она же Екатерина Бирюкова, и Батя, он же хозяин ателье Иван Бирюков, расплылись в улыбках, что было, конечно, совершенно естественно. Женщина была хороша собой, а крепкий, весёлый и улыбчивый ребёнок оказался маленькой копией Айдера. Знала бы Асие, что фотограф и его ассистентка ещё буквально на днях общались с её любимым мужем, который и сам сейчас здесь, в Балаклаве, совсем неподалёку. Но сообщить об этом ей никто не имел права.

Глава 32

Прилетевшие после обеда члены комиссии разместились в гостинице «Гранд-отель». Николай с Рихардом Шмитом знатно отобедали. Ресторан «Гранд-отеля» порадовал их отменными закусками, свежей ухой и приличными свиными отбивными. Коньяк тоже оказался вполне себе ничего. Правда, Рихард несколько перебрал. Пора было выйти на воздух и проветриться.

Набережная была, конечно, не такой оживлённой, как в прежние времена – оно и понятно, военное положение. И всё же жизнь какая-то текла. Навстречу попадались и гражданские, но их было значительно меньше, чем немецких офицеров, солдат и патрулей. Причём патрули были, в основном, не немецкие, а румынские.

Но зато уж сама Балаклавская бухта и город, взбегающий по обе её стороны на возвышенности, оставались прекрасными и неповторимыми. И Николая переполняла понятная гордость за свой родной город:

– Балаклава существует уже множество столетий, – говорил он, поддерживая чуть нетвёрдо стоящего на ногах Рихарда. – О Балаклавской бухте писал ещё Гомер. Именно здесь Одиссей со своими товарищами спасался от великанов-людоедов. А в средние века генуэзцы построили здесь крепость. Она частично сохранилась, я тебе её покажу. Потом это место захватили турки, русские потом её отбили. – В голосе Николая прозвучала такая гордость за русских, что Шмит, хоть и спьяну, но посмотрел на него с подозрением. Николай опомнился: – А потом Балаклава снова пала. Во время Крымской войны тут была база английского флота…

– А теперь база немецкого, – чуть заплетаясь языком, проговорил Шмит. – И так теперь будет всегда! – Он поднял указательный палец и потряс им перед носом Николая. – Всегда!

– Конечно, всегда! – послушно согласился Николай. – И Балаклава станет жемчужиной новых немецких земель на востоке!

К вечеру Энвер пришёл за готовым снимком. Даже при общении с ним соблюдались необходимые правила конспирации.

– Здравствуйте, господин хороший! – приветствовал Энвера хозяин ателье. – Всё готово. Отличный у нас с вами снимок вышел. Ну-ка, дочка, принеси. Мы к нему и рамочку особую подобрали. Вы только посмотрите.

Рамочку из толстой проволоки накануне сделал Айдер. Каждый отдельный кусок проволоки представлял собой «восьмёрку», аккуратно перекрученную по «талии», причём один конец проволоки был закручен по часовой, а другой против часовой стрелки. «Восьмёрки» наподобие цепи соединялись одна с другой, образуя как раз симпатичную рамочку для овальной формы фото. В таких рамочках и у них в доме висели на стенах некоторые семейные фотографии.

– Спасибо, – принимая рамочку с фото и расплачиваясь, сказал Энвер.

Тася заняла место у входа, чтобы предупредить, если вдруг появится очередной клиент. Батя и Энвер скрылись в фотолаборатории.

– Что с нашим подкопом? – Батю этот вопрос сейчас волновал больше всего.

– Я передал ребятам схему. Точно известно, что копирование будет проходить в охотничьем доме генерала Йенеке. Только вот в какой именно комнате, пока не ясно.

– Тогда где копать? Не подо всем же домом?

– Наш человек из штаба генерала ближе к делу обещал сообщить.

– Надо подумать, как отвлечь прислугу и охрану, пока мы будем делать лаз в комнату.

– С этим проблем не будет. Генерал очень любит цветы. Неважно, дома он или нет, но каждый день во всех комнатах должны стоять свежие цветы.

– Я не совсем понимаю, при чём здесь цветы? – не скрывая своего удивления, спросил Батя.

– А при том, что как-то одна из прислуг, посчитав, что и старые ещё ничего, не поменяла в комнатах цветы. А генерал внезапно вернулся. Ну и выгнал бедняжку. С тех пор это важное задание поручено мне, – усмехнулся Энвер. – Так что допуск в дом у меня есть. Как только будет ясность с комнатой, я проконтролирую, чтобы там ни прислуги, ни охраны не было.

– Хорошо, значит, пока копаем тот колодец под домом генерала, который вы указали на схеме.

– Думаю, ребята уже приступили. И кстати, на случай второго варианта, ну, если вдруг первый сорвётся, имейте в виду, что генерал Йенеке будет вылетать в Берлин не с Симферопольского аэродрома, а с Херсонесского.

Батя молча кивнул.

– А пока до свидания, господа, – ответил Энвер, направляясь к выходу.

– Уж больно хорошо получилось, – улыбнулась Тася.

– Спасибо, дочка, пойду порадую внука!

В это самое время Узбек, Дельфин, Моцарт и Малой разложили схему, переданную им Энвером, прямо на земле. Дельфин достал компас и совместил схему, ориентированную по сторонам света, с показаниями компаса.

Всё посмотрели наверх, где над ними находился охотничий домик генерала Йенеке. Но толку от схемы пока особо не было, потому как наверх вёл только один ход, представлявший собой древний полузасыпанный колодец. И куда он в конце концов выведет, тоже было сущей загадкой. Но все взяли в руки лопаты и принялись за работу.

Николай и Рихард совсем недалеко отошли от «Гранд-отеля», потому как походка Шмита была не слишком твёрдой, и наткнулись на вывеску фотоателье.

– Рихард, давай зайдём сфотографируемся на память!

Николай открыл дверь и любезно пропустил Рихарда вперёд. Сам зашёл следом. И столкнулся с посетителем, которого никак не думал здесь увидеть. Энвер уже собирался выходить, и эта встреча была для него не просто нежданной, но и совсем неприятной.

– Проходите, господа хорошие, – поприветствовал новых посетителей однорукий фотограф. Николай взглянул на фотографа, а затем посмотрел на стоявшую рядом худенькую девушку. Но та тут же опустила глаза и скрылась в фотолаборатории. Николай, конечно же, узнал эти огромные выразительные голубые глаза сестры немого скрипача из Витебска. Но виду, естественно, не подал.

Батя, хотя и видел этого человека в форме унтерштурмфюрера СС всего раз и на далёком расстоянии, на расстреле под Витебском, признал его сразу, всё-таки память у него была во всех смыслах фотографическая. «И как его сюда занесло?! – мгновенно мелькнула мысль. – Будто его специально к нам кто-то подсылает, чтоб помешать нашему делу!»

Рихард уселся на диван.

– Пару минут, Рихард. – Николай перевёл свой взгляд на Энвера. – Я тут старого знакомого встретил.

Рихард одобрительно кивнул и икнул.

– Ну здравствуй, дядя Энвер.

– Здравствуй, Николай. – Энвер натянул на лицо улыбку. – Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Отчего ж? Я дома. И как видишь, теперь я власть. Ну а ты?

– До власти мне далеко, но я тоже свой выбор сделал.

– Надеюсь, правильный?

– Правильный, Николай, как и ты. Капитаном на генеральской яхте работаю.

– Ну-ну. – Николай опустил глаза и заметил в руках у Энвера фотографию в рамке. – А сюда чего приходил?

– Внука приводил на днях фотографировать, вот за фотографией пришёл.

– Дай-ка взглянуть на внука. – Николай потянулся к фотографии.

В это время Батя показывал Рихарду всё, с чем только можно было сфотографироваться. Рихард уже примерил даже бурку с папахой.

С фотографии на Николая смотрела Асие с сыном на руках.

– Значит, у них сын.

Энвер молча кивнул.

– А Айдер?

– Погиб Айдер. Ещё в самом начале войны похоронку

получил.

Николай не отрывал глаз от Асие. И на него словно нахлынуло – и ревность, и злоба, и надежда – ведь теперь-то он хозяин положения. Он нервно усмехнулся, но всё никак не мог оторвать взгляда от фото. И что-то ещё его к нему привлекало помимо лица любимой и прежде недоступной женщины. Ну конечно же, рамка! Она была выполнена чьей-то искусной рукой в виде овальной цепочки из проволочных восьмёрок. И скручена проволока была так, как это делал только один человек! Но в сочетании с фото Асие всё указывало на то, что рамку эту мог сделать только Айдер. Меметовская скрутка. «Неужели он жив?» – мелькнуло в голове. Нет, этого не может быть, уж Николай-то это точно знает. Наверное, он ещё до войны успел её сделать.

Коротко распрощавшись с Энвером, Николай присоединился к Рихарду. Сначала они сфотографировались просто так – два бравых офицера на отдыхе. Потом Рихард надел бурку с папахой. Скрестив руки на груди, он потребовал себя фотографировать так. Что и было незамедлительно исполнено. С нагайкой в правой и с шашкой в левой руке Рихард смотрелся смешно, но никто не решился ему это сказать.

Пока Батя любезничал с немецкими офицерами, из фотолаборатории за всей троицей наблюдала Тася. Она-то сразу узнала этого немецкого офицера, что не раз приходил в ресторан и приказал их тщательно осмотреть перед банкетом на теплоходе в Витебске. Девушка надеялась, что Николай её не узнал, и посмотрелась в зеркало. На всякий случай, она положила в карман чёрного халата, надетого поверх её ситцевого платья, пистолет.

– Плохо дело, – прошептала Фея.

Закончив экзотические съёмки, Николай с Рихардом уже направлялись к выходу.

– А что же ваша… – и Николай кивнул в сторону двери, куда ещё совсем недавно зашла Тася.

– Дочка, – уточнил Батя.

– …Дочка вам не помогает?

– У неё полно дел по хозяйству, мне ж самому со всем не справиться, – и Батя с сожалением показал на покалеченную руку.

Фотограф пообещал, что фото «господ офицеров» будут готовы завтра к обеду. На том и распрощались. Шмита же, кажется, совсем развезло.

Батя в окно видел, как Николай, держа под руку своего приятеля, медленно и вальяжно шёл по набережной.

Скрывшись из поля зрения Бати, Тризуб усадил на первую попавшуюся скамейку Шмита, остановил румынский патруль и приказал этим двум солдатикам охранять офицера, пока он не вернётся. А сам, почти бегом, отправился в комендатуру, которая, благо, находилась недалеко, в паре домов отсюда, за «Гранд-отелем».

Батя закрыл дверь на засов и, предварительно повесив табличку с надписью: «Закрыто», скрылся в фотолаборатории, где его нетерпеливо дожидалась Фея.

– Как его сюда занесло, мать твою!!! Нам надо срочно уходить!

– Думаете, он меня узнал?

– Не знаю, Фея. Но мне показалось, он что-то заподозрил. Энвера расспрашивал про Дельфина, фото его жены с сыном так долго и пристально рассматривал! Надо ж им было здесь встретиться!

Однако уйти разведчикам не удалось. Сначала они услышали топот сапог немецких солдат, которые оцепили здание. Затем дверь вышибли, и через пару мгновений всё небольшое помещение фотоателье уже заполнилось десятком немецких солдат во главе с офицером, которых всё-таки успел привести Николай.

Паническими словами «русские диверсанты» Николай, не вдаваясь в разъяснения, заставил офицера и солдат из комендантской роты бегом промчаться по набережной от комендатуры до фотоателье.

Теперь, разглядев внимательно девушку, выведенную на свет из фотолаборатории, он с восторгом подумал о своём чутье.

– Ну, сестрица Алёнушка, или как там тебя? Не расскажешь, как выжила при взрыве на теплоходе в Витебске? – ёрнически проговорил он, разглядывая Тасю. – Где твой немой брат-музыкант? Или кто он там? И кто этот однорукий? Догадываюсь, что не отец. – И Николай, подойдя к Тасе вплотную, грубо приподнял её лицо за подбородок. – Ну, ничего, скоро вы все заговорите, даже если кто-то отрождения немой! Лейтенант! – Он повернулся в сторону офицера. – Доставьте этих русских преступников в комендатуру. А я… – Он посмотрел на часы. – Сейчас я сам лично позвоню группенфюреру фон Альвенслебену и доложу о русских диверсантах. А затем сам лично проведу допрос.

– Вы? Лично группенфюреру? Но…

Николай не ответил, а лишь посмотрел взглядом победителя, не требующим объяснений, и молча удалился.

Энвер, после того как покинул фотоателье, поспешил на яхту, пришвартованную к пирсу рядом с охотничьим домиком генерала Йенеке. С палубы хорошо просматривалась вся ближняя часть набережной. Надо было заняться привычными каждодневными делами, чтобы не вызвать подозрения теперь уже у Николая и не подставить под удар Батю и Фею.

Но уже через несколько минут он увидел, как из дверей комендатуры выбежала группа вооружённых солдат. Когда они уже мчались мимо «Гранд-отеля», Энвер, почувствовав неладное, бросил швабру и схватил яхтенный бинокль. Интуиция его, к сожалению, не подвела.

Сквозь окуляры он слишком хорошо видел, как немцы ворвались в фотоателье, а через несколько минут вывели оттуда Батю и Фею.

Спрятавшись за рубкой, Энвер наблюдал, как их под охраной провели мимо «Гранд-отеля». Всё ясно, их ведут в комендатуру. Так и оказалось. Об истинной причине ареста Бати и Феи он, конечно, не догадывался.

Солнце как раз скрылось за крепостью, погрузив город и бухту в прозрачные пока ещё сумерки.

Энвер, покинув яхту и убедившись, что за ним нет слежки, двинулся самым коротким путём в сторону грота, где пока пребывали в полном неведении остальные участники диверсионной группы.

Остатки «Призраков», а именно Узбек, Дельфин и Малой, встретили его сообщение мрачным молчанием. Малой поглядывал на Дельфина, который, слушая отца, сжимал кулаки и явно уже что-то обдумывал.

– Чёртов Тризуб! – вскочил Моцарт. – И шо он на теплоходе со всеми остальными гадами тогда не взорвался! Во живучий поц!

– Отец, вы должны быть осторожны. Он может следить за вами.

– Не переживай, сынок. Я верно служу генералу, – с усмешкой произнёс Энвер. – Тризуб не посмеет. А вот Батю и Фею он…

– Успокойтесь, пожалуйста, мы их вытащим, – спокойным и твёрдым голосом произнёс Узбек.

Энвер кивнул.

«Призраки» направились к выходу.

– Не хотел я тебе говорить, сынок, – остановил Айдера Энвер, – но Асие мне призналась, что как-то Николай домогался её. Помнишь, после свадьбы она проведать его пошла? В общем, хорошо, что тогда бабушка вовремя подоспела. А то неизвестно, на что бы он решился. Асие тебе сразу не решилась сказать, не знала как. А мне вот рассказала…

– Вот сволочь! – Айдер сжал кулаки. – Отец, я должен увидеть жену и сына. Кто знает, встретимся ли ещё когда? Как только вытащим Батю и Фею, я постараюсь прийти. А утром Асие и Сервера надо вывезти из города. Тризуб теперь от неё ни за что не отстанет.

– Ты не переживай, я всё организую. Ночью буду ждать тебя у сарая.

Глава 33

– Главное, шума побольше, – распорядился Айдер, когда они залегли неподалёку от ближайшего к выходу из грота блокпоста.

Для создания шума они были хорошо подготовлены. Ещё в гроте Энвер показал им свой давний схрон, где партизаны складировали добытые у немцев трофеи. Тут были пулемёты, и автоматы, и гранаты, и даже с десяток фаустпатронов.

– Вы давайте сразу в комендатуру, – бросил Энвер Дельфину и Узбеку. – Мы с Моцартом и Малым сами справимся! Только будьте осторожны!

Оставив им все заготовленные боеприпасы, Дельфин и Узбек скрылись в темноте. Дельфин тут, в родном городе, мог бы ориентироваться хоть с закрытыми глазами. Так что по невидимой почти тропинке они спустились к ближайшей от бухты части города буквально за несколько минут.

Тут как раз со стороны блокпоста и послышалось громкое уханье разрывов гранат, пулемётные и автоматные очереди. Оборонявшиеся защитники блокпоста тоже добавили судорожного шума. Всполохи от разрывов гранат и грохот перестрелки создавали ощущение, что там, на холмах, идёт настоящее сражение.

Комендант Балаклавы штурмбаннфюрер Хоффман срочно поднял всех в ружьё.

Под общие крики: «Партизаны! Партизаны!» два бронетранспортёра и пара грузовиков с почти всем личным составом выдвинулись от комендатуры в сторону блокпоста.

Дельфин же и Узбек двинулись как раз к комендатуре, прижимаясь к стенам и прячась в тени домов.

Навстречу им, выставив перед собой автоматы, двигался румынский патруль. Пропустив патрульных мимо себя, Дельфин и Узбек взглядами «поделили» их между собой. Дельфину достался правый, Узбеку – левый. Даже вскрикнуть бедные румыны не успели. Их обмякшие тела оттащили в ближайший двор.

Из двора вскоре вновь появились двое патрульных с автоматами и как ни в чём не бывало продолжили свою патрульную уличную работу, неторопливо, но неотвратимо приближаясь к набережной и зданию комендатуры.

Возле здания комендатуры, метрах в тридцати от входа, стоял бронетранспортёр.

– Ты давай в машину, – прошептал Узбек. – Мотор заводи сразу, как выйдем. А я тут дальше один.

Дельфин забрался в бронетранспортёр, а Узбек уверенно отправился ко входу в здание. Он долгим взглядом посмотрел на часового у входа и спокойно прошёл мимо него.

За стойкой сидело два дежурных офицера. Один что-то быстро говорил в телефонную трубку. Узбек посмотрел сначала на первого. Тот стал подниматься. Потом глянул на второго. Тот тут же положил трубку и последовал примеру первого.

Узбек протянул первому нечто воздушно-невидимое, но, судя по всему, изображающее лист бумаги с распоряжением.

Первый дежурный взял воображаемый лист и быстро, хотя и внимательно его прочитал. И тут же достал ключи и проследовал в коридор, идущий к камерам.

Часовой, охранявший вход в коридор, при взгляде на него Узбека встал по стойке смирно. Дежурный открыл камеру.

Батя и Фея, увидев перед собой дежурного по комендатуре с остекленевшими глазами и маячившего у него за плечом сосредоточенного Узбека, манившего их рукой, тут же последовали за ним.

Дежурный проводил их до выхода из комендатуры. И он, и часовой у входа стояли, словно застывшие восковые фигуры, пока Батя, Фея и сопровождающий их Узбек в румынской форме садились в бронетранспортёр.

Когда бронетранспортёр отъехал, дежурный офицер вернулся в помещение и вновь прошёл за стойку на своё место. Второй офицер опять поднял телефонную трубку и принялся кому-то названивать. Но лица обоих явно свидетельствовали о том, что всего только что случившегося с ними и рядом как будто бы и не было вовсе. Разве что разрывы от дальнего блокпоста напоминали о том, что в городе не всё в порядке.

Фаустпатроны очень пригодились! Из первого Малой подбил головной бронетранспортёр, из второго Энвер в куски раздолбал автомашину с солдатами. Это ещё добавило шума и много яркого света. Третий Моцарт всадил в блокпост и, видимо, попал в ящики с боеприпасами. Ещё пару минут там всё взрывалось, горело и взлетало на воздух.

В этом свете Энвер с Малым увидели, что со стороны города к блокпосту мчится ещё один бронетранспортёр. Моцарт в это время всё продолжал стрелять и уничтожать фашистов, цедя себе под нос: «Это вам за Тасю! А это за Батю! А это за Одессу!..» Бронетранспортёр у блокпоста не притормозил, а, стреляя на ходу по немецкому блокпосту, проскочил дальше, из чего можно было понять, что это свои.

Энвер с Моцартом и Малым переглянулись и стали быстро отползать назад, в кромешную темноту, подальше от места «боя».

Комендант сквозь всполохи разрывов, выстрелы и крики раненых тоже взглядом этот третий бронетранспортёр не упустил:

– Партизаны! Диверсанты! Догнать! Уничтожить! – истошно орал он.

– Так, кажется, пока оторвались! – оглядываясь, крикнул Батя. – Надо бросать машину, пока не проскочили слишком далеко от входа в грот!

– Понял, командир! – ответил Узбек.

Взгляд его упёрся в сапёрную лопатку, прикреплённую к внутреннему борту бронетранспортёра. Выхватив из пазов, он передал лопатку Дельфину, сидевшему за рулём.

Тот вполне автоматическим движением, как учили, острие лопатки установил на педаль газа, а черенком её зафиксировал руль:

– Метров через семьсот тут резкий поворот дороги, а прямо обрыв. Так что у нас лишь несколько секунд.

Тася с Узбеком быстро опрокинули канистру с бензином и подожгли вытекающую струю. И тут же «Призраки» с правого борта спрыгнули с бронетранспортёра. Сгруппировавшись, чуть прокатились по краю дороги и тут же скрылись в кювете.

И вовремя! А то могли бы попасть под колёса мчавшегося в погоню немецкого бронетранспортёра или грузовика с солдатами.

Рядом с водителем комендантского бронетранспортёра сидели Николай и комендант города. Они уже почти нагнали машину диверсантов. И тут Николая словно дёрнуло за все внутренности.

– Жми на тормоз! – заорал он, увидев впереди неотвратимо приближающийся обрыв.

Водитель затормозил так, что грузовик с солдатами со всего ходу врезался в его корму.

Выскочив из бронемашины, Николай и комендант увидели, как горящий бронетранспортёр диверсантов, не замедляя хода, выскочил прямо на обрыв и рухнул вниз, в море. В охваченной огнём машине ещё что-то взорвалось, она последний раз вспыхнула и начала погружаться в воду. Только её горящие фары ещё какое-то недолгое время обозначали место, где машина ушла под воду.

Николай развёл руками:

– Думаю, на сей раз диверсантам конец. А с каким они заданием к нам прибыли, узнаем у тех двух, что у нас в комендатуре.

– Да-да, – согласился комендант, но всё-таки приказал солдатам прочесать ближайшие окрестности. – Вдруг кто где ещё окопался?

Энвер, распрощавшись с Моцартом и Малым, по той же тропинке, по которой недавно спускались к городу Айдер и Узбек, поспешил домой. Немцы после «битвы» на блокпосте вполне могли запаниковать и начать устраивать повальные обыски по всему городу. И в этом случае лучше было быть дома.

Ещё через час Дельфин, благополучно обойдя по горной тропе над морем прочёсывающих окрестности немцев, вывел Батю, Узбека и Фею к гроту.

Когда уселись вокруг быстро разведённого Малым костра, Батя достал фляжку со спиртом. Сам разлил в пустые банки из-под тушёнки, приспособленные под стаканы.

– Батя, что-то мало мне плеснули? Можно долить? – попросил Узбек и потёр руками уставшие глаза.

– Батя, долей, всё равно ведь заставит. – Моцарт вылупил глаза, пытаясь изобразить Рустама «в деле».

Рустам отвесил Яше безобидный подзатыльник и рассмеялся. Уставшие «Призраки» дружно расхохотались вслед за ним.

Когда все успокоились, Батя поднял кружку:

– Спасибо, ребятки, быстро сработали. Но операция была на грани срыва. Этот Тризуб прям чёрт из табакерки. Ну, давайте!

Все чокнулись и выпили. И только Айдер остановившимся взглядом смотрел внутрь банки на так и не выпитый спирт.

– Батя, – сказал он, поднимая глаза на командира. – Я знаю, куда Тризуб придёт.

– Да и я догадываюсь.

– Завтра утром Асие с сыном вывезут из города, отец всё организует. Я знаю, что не положено, но, может, я никогда их больше не увижу…

Айдер таким взглядом смотрел на командира, что тот лишь вздохнул, но добавил, уже привычным тоном приказа:

– Иди!

Глава 34

Энвер поцеловал сопящего Сервера и вышел во двор, к сараю. Он очень надеялся, что Айдер придёт. А если так, то ему нужно будет прежде подготовить невестку ко встрече с мужем. Он посмотрел в сторону дома и увидел, как Асие подошла к стене, где рядом с фотографией Айдера теперь висела и её фотография с сыном в рамке. Энвер любил и бесконечно уважал эту хрупкую на вид, но сильную духом молодую женщину. Ни единого дня она не сомневалась в том, что Айдер жив. Она ждала его и верила, что он вернётся. «Если бы ты знала, как права, дочка», – подумал Энвер. Он закурил папиросу.

Негромкий шорох заставил его отвлечься от своих

мыслей.

– Отец.

– Пришёл, – с облегчением выдохнул Энвер и обнял Айдера. – Послушай, сынок, я рано утром уйду. Мне надо перегнать яхту в Севастополь для небольшого профилактического ремонта и замены на ней мебели. Так что пару дней меня не будет. В восемь утра за Асие и Сервером приедет Андрей Кравченко, соседский парень, ты должен его помнить, шебутной такой был. По заданию партизан Балаклавы он работает водителем при комендатуре. И ежедневно привозит из Севастополя, из центрального продовольственного склада Вермахта, провизию для немецких солдат. Он вывезет твою семью к партизанам. Соседям скажу, что отправил невестку с внуком к тётке в Бахчисарай.

– Спасибо, отец. Я пойду в дом.

– Погоди, сынок. Я должен подготовить Асие, что ты здесь.

Айдеру оставалось снова ждать, пусть даже несколько минут, которые сейчас казались ему вечностью. Его сердце бешено колотилось и было готово выскочить из груди. Он осторожно подошёл ближе к дому и, пригнувшись, посмотрел в окно. И как только увидел рядом с отцом Асие, не раздумывая сорвался с места.

Он застал жену у порога, и они сразу бросились друг другу в объятья.

– Асие, родная моя. Как же я соскучился. – Айдер целовал её снова и снова, гладил волосы и плечи.

– Я знала, что ты жив, я это чувствовала, чувствовала!

Они не могли оторваться друг от друга и, казалось, забыли, что рядом стоял отец.

Глядя на влюблённых, Энвер улыбнулся. Он вспомнил, как Айдер хотел, чтобы из армии его ждала жена. И она ждала. Только судьба распорядилась так, что их разлучила не армия, а война. Чёртова война. «Дети, только бы вы остались живы», – подумал Энвер и тихо вышел из комнаты.

То, что немцы с утра пораньше не начали устраивать повальные обыски по всему городу, говорило о том, что они пребывают в растерянности и им пока не до этого. Можно было надеяться, что и дальше как-то с этим пронесёт. Энвер собрался рано и тихо, чтобы никого не будить. И всё-таки уходил он из дома с неспокойным сердцем.

Рассказ Айдера про предательство Тризуба Асие совсем не удивил. Она считала, что Николай давно предал друга, и жалела, что так и не решилась рассказать мужу о случившемся тогда, сразу после свадьбы. Но главное, что Айдер жив.

Он сидел возле кровати сына, держа в своей крепкой ладони его маленькую ручку. Малыш крепко спал, будить его не стали. Лучше, чтобы пока Сервер не видел своего отца. Вот вывезут их с Асие к партизанам, тогда и свидятся.

После ночного боя с партизанами комендантская рота понесла значительные потери. Двадцать человек были убиты, и двенадцать ранены. Утраченными оказались два бронетранспортёра, один из которых был угнан прямо от здания комендатуры и при погоне за ним сверзился в пропасть, и один грузовик.

Всю ночь солдаты под командованием коменданта города штурмбаннфюрера Хоффмана и унтерштурмфюрера Николая Тризубцева прочёсывали окрестности в районе злополучного блокпоста. Лишь к семи утра уставшие и замёрзшие солдаты, никаких признаков партизан или диверсантов не обнаружившие, вернулись в расположение.

Николаю не терпелось допросить тех двоих, что были им задержаны вчера в фотоателье. Первым делом комендант, едва они прибыли, приказал открыть камеру и привести арестованных. Один из дежурных офицеров отправился исполнять приказание. Но уже через минуту вбежал в кабинет коменданта с совершенно белым лицом:

– Там никого нет! – испуганно доложил он.

После наскоро произведённого допроса обоих офицеров и часовых, нёсших службу на входе в комендатуру и возле камер для арестованных, выяснилось, что ничего подозрительного ночью не происходило.

– Может, там вообще никого не было?! – возмутился было комендант, бросив колкий взгляд на Николая. Но тут же понял, что сморозил глупость. Как двое диверсантов исчезли из запертой камеры, осталось неразрешимой загадкой.

– Мистика какая-то! – подвёл предварительный итог комендант. И итог ему этот совсем не понравился – тут попахивало самыми серьёзными дисциплинарными взысканиями, в том числе и в его личный адрес.

Он сильно нервничал, но всё равно понимал, что скрыть ничего не удастся и обо всех таинственных ночных происшествиях придётся докладывать начальству. Чтобы немного успокоиться и сгладить обстановку, он достал бутылку коньяка и предложил Николаю выпить.

Николай, который собственными глазами видел, как бронетранспортёр, за которым они гнались от блокпоста, рухнул в море, теперь совсем не был уверен, что он вместе с собой похоронил на дне моря и русских диверсантов, до этого загадочным образом выбравшихся из запертой и охраняемой камеры и угнавших под носом немцев бронетранспортёр, непосредственно от здания комендатуры, расположенной в самом центе города, на набережной.

Тризуб пытался найти хоть какое-то объяснение случившемуся, как-то увязать Энвера с русской диверсанткой из Витебска, его встречу с ней и её одноруким «отцом» в фотоателье, меметовскую рамку, наконец. Почему-то именно сейчас он вспомнил о взрывах русских торпед. И о том, что отец Айдера бывший водолаз, хорошо знающий здешние места. И, несмотря на то, что Энвер работал у самого генерала Йенеке, Николай твёрдо решил действовать.

– Позвольте мне взять десяток солдат! Есть у меня одна версия случившегося, хочу проверить, – обратился он, наконец, к коменданту.

– Берите! – согласился комендант. – Надеюсь, эта версия подтвердится.

На родной дом, где он провёл столько счастливых лет и где, как ему уже сообщили, умерла бабушка, Николай едва глянул из окна машины – ещё успеется. Пока его гнала вперёд, к дому Энвера одна судорожная, но и сладостная мысль – сейчас он наконец-то увидит Асие!

Казалось, он уже и забыл, что главной целью его визита в дом Меметовых были многочисленные подозрения и вопросы к Энверу. Не думал Тризуб и о том, что он мчится к Асие в сопровождении десятка немецких солдат. Он и впрямь хотел её просто увидеть. Николай и не думал, что его любовь к жене бывшего лучшего друга в нём так сильна и неизбывна. У него в последние годы было немало женщин, всё-таки он, офицер СС, был достаточно хорош собой, да и женщины всегда очень падки на красивую военную форму. Но это всё было не то.

Асие! Асие! Теперь-то она обязательно будет его. Он сила и власть, он победитель. Он заставит её полюбить и уважать себя.

И он, словно маньяк, одурманенный одной навязчивой идеей, смотрел только вперёд, в сторону её дома.

Глава 35

Вещи к отъезду были собраны, Асие оставалось только разбудить и одеть Сервера. Больше всего на свете Айдеру сейчас хотелось взять сына на руки, сказать ему, что он его отец, прижать к себе и никуда не отпускать ни его, ни Асие. Но время неумолимо бежало. Скоро должен был приехать Андрей, и Айдеру надо было спрятаться. Нельзя допустить, чтобы хоть кто-то его увидел.

Айдер потянулся к столу за своими часами, чтобы проверить, который час. Но тут в главную дверь со стороны улицы забарабанили так, что стало ясно – это не Андрей и не соседи, а новые хозяева жизни требовали отворить им немедленно.

Айдер, увидев, как за окном мелькнули тени немецких солдат, понял, что дом окружён и уйти не получится.

– Родная! Сделай вид, что просто собираешься на работу. Будто всё как обычно! Они тебя не тронут!

Айдер бросился к стене гостиной, отделявшей её от кухни. Опустившись на колени, он быстро, едва не ломая ногти, вынул сначала крайнюю, а потом и вторую доску из пола. Образовалось узкое, но довольно глубокое отверстие. Айдер спрыгнул в открывшуюся яму, прижимая к груди автомат. Аккуратно лёг лицом вверх, словно в гроб. А потом одну за одной, уже изнутри, придерживая кончиками пальцев, вернул обе доски на место. Они аккуратно встали в привычные пазы, скрыв Айдера в его убежище.

Всё произошло так мгновенно, что даже Асие не могла поверить самой себе, что Айдер ещё мгновение назад был тут вместе с нею и сыном! Она взяла Сервера на руки. Следуя наставлениям мужа, женщина старалась сохранять спокойное выражение лица, когда открывала дверь.

На пороге спиной к двери стоял немецкий офицер в довольно помятом и даже местами грязном мундире, что делало его вид совсем не бравым. Но зато за его плечами маячили два автоматчика, придавая ему начальственной солидности и беспрекословности.

Офицер повернулся. Асие ещё долю секунды сомневалась. Но его взгляд, прямо глаза в глаза, заставил её попятиться.

Так, с сыном на руках, она отступала, пока, наконец, спиной не почувствовала стену. Николай, нехорошо улыбаясь и остановив жестом автоматчиков, неотступно следовал за ней.

– Вижу, что узнала! Как поживаешь, Асие? – Он, чуть нагнувшись вперёд, опёрся одной рукой о стену прямо возле Асие и не отводил от неё глаз. – Ну что же ты молчишь? Или совсем не рада видеть старого друга?

– Ты мне не друг, – строго ответила Асие, глядя Николаю в глаза, и ещё крепче прижала к себе сына.

Николай нагнулся ещё ближе, почти вплотную, и, не обращая внимания на ребёнка, попытался взять её руку.

– Зачем ты так, я теперь сила и власть! Не правильный ты выбор тогда сделала, не того себе в мужья выбрала.

– Не прикасайся ко мне! Ты предатель! Ты и ногтя Айдера не стоишь!

– Предатель?! А разве отец твоего мужа не предатель?! Разве он не работает на немецкого генерала?! – ёрническим тоном поинтересовался Николай, изобразив на своём лице удивление, смешанное с подозрением.

Асие не нашла, что ответить на это, и отвела взгляд. Николай обвёл глазами комнату. На стене, среди прочих фотографий в знакомых фоторамках, висело и фото Айдера, который, как казалось Тризубу, наблюдает за происходящим.

– Что тебе надо? Мне пора на работу.

– Я до сих пор люблю тебя, Асие, – смягчился Николай. – И готов всё простить! Будь моей, ты не пожалеешь, я обещаю. А он станет мне сыном.

Николай погладил Сервера по голове.

– Этого никогда не будет! Я всегда буду любить Айдера!

– Айдера больше нет! А я здесь, живой! Ты будешь моей, не захочешь по-хорошему – силой возьму! – Николай схватил девушку за предплечье и сильно сжал.

– Нет! – сказала она, глядя прямо в ненавистные глаза. – Лучше я умру, чем изменю памяти мужа! Тем более с тобой! – Её презрительный сарказм и плевок в лицо совсем вывел Николая из себя.

От крика Тризуба Сервер расплакался. Николай вырвал из рук Асие ребёнка и передал автоматчикам.

Женщина накинулась на Тризуба с кулаками и криками, требуя отдать ей Сервера. Но он с размаху ударил её по лицу, разбив в кровь, и отшвырнул к стене. Асие вскрикнула и упала на пол.

Айдер уже готов был выскочить из своего укрытия и сорвать предстоящую операцию, лишь бы спасти жену. Но его остановил крик Николая:

– Откуда здесь эти часы?!

Николай взял со стола наручные часы с рубиновой звёздочкой на циферблате и надписью на обороте: «Водолазу Э. Меметову за отличную службу в ЭПРОН». Сомнений не было, это были часы Айдера. Они были на его руке в тот день, когда Николай его убил… Или не убил? И он жив и где-то рядом? Мысли путались в голове Тризуба. Ком подкатил к горлу, и какое-то странное неприятное волнение овладело им. Он подошёл к Асие и грубо схватил её за волосы:

– Где Айдер?!

– Погиб.

Но Николай чувствовал, что она ему врёт. Асие это тоже поняла, но решила, что уж лучше погибнуть, чем выдать мужа.

– Ты врёшь мне! Обыскать здесь всё! – бросил он солдатам. И те, оставив Сервера, принялись выполнять команду офицера.

Николай разжал руку и выпустил волосы Асие, к которой подбежал заплаканный ребёнок. Только сейчас Тризуб заметил, что малыш очень похож на своего отца. Николая стало мутить, он тяжело дышал и растирал рукой грудь.

Через некоторое время солдаты доложили Николаю, что в доме никого нет.

– Забрать её! По машинам! – приказал он солдатам.

Солдаты грубо оторвали Асие от ребёнка и вывели из дома.

Уже из отъезжавшей машины обессилевшая Асие видела, как к её дому, где Николай приказал оставить Сервера, осторожно подходили её соседи. Тётя Наиле с мужем Февзи предпочитали не общаться ни с Энвером, ни с Асие, считая их, как и многие другие, немецкими пособниками. Но увидев, как немцы выволокли и затолкали в машину женщину, не смогли остаться равнодушными.

Сервер плакал, забившись в угол. Айдер понимал, что в доме, видимо, никого из немцев не осталось, но они вполне могли сообразить оставить засаду в саду или где-то поблизости! Надо было ещё хотя бы немного подождать! Скоро должен был приехать Андрей, он заберёт Сервера. Ждать! Ждать! Ждать! Как он ненавидел это «ждать», но это единственное, что оставалось ему сейчас делать.

С улицы послышались голоса, и Айдер замер, чтобы не выдать своего присутствия даже дыханием или неловким движением – ведь всё тело его уже затекло от долгой неудобной позы. Голоса мужчины и женщины показались ему знакомыми.

– Что же такое творится-то! – запричитала Наиле и подошла к Серверу. – Иди ко мне, маленький.

– Тихо, – проговорил в ответ Февзи. – Хорошо, что ребёнка не забрали. Бери Сервера и пошли отсюда. А то вдруг эти опять вернутся!

Наиле даже не стала одевать ребёнка, а лишь наспех завернула его в одеяло, и они с мужем быстро ушли. По крайней мере, теперь хотя бы Сервер был в относительной безопасности!

«Убежище», в котором сейчас находился Айдер, он обнаружил ещё в детстве. Наверное, оно образовалось при строительстве дома. Однажды между досками закатилась монетка. Айдер проволочкой стал её выковыривать из щели, но монетка всё никак не зацеплялась. Тогда он попробовал немного приподнять крайнюю доску, и она вдруг довольно легко поддалась. Вторая тоже держалась едва-едва, на одном гвозде. Монетку он обнаружил тогда на самом дне ямы, в которую легко могли поместиться двое таких, как он. В этом своём тайнике он прятал вещи, которые имели для него особую ценность, например обломок английского штыка, найденного в Безымянном гроте, а ещё несколько проржавевших гильз от старых патронов и перочинный ножик. Отец об этом «схроне» сына не знал.

За окном послышался звук двигателя грузовика, подъехавшего к дому. В дверь, а потом и в окно веранды тихо постучали. Наконец, Айдер услышал над собой скрип половиц и негромкий голос:

– Дядя Энвер! Асие!

Человек прошёлся по гостиной, заглянул на кухню, в комнату Энвера и спальню Асие:

– Асие! Дядя Энвер! – повторил он.

Человек точно был один, и его голос Айдер узнал. Это был Андрей. Айдер видел сквозь щель, что парень, на котором была полицейская форма, остановился в нерешительности посреди гостиной, сделал два шага к двери и даже взялся за дверную ручку.

Окончательно убедившись, что парнишка один, Айдер стал затёкшими руками аккуратно приподнимать и отодвигать доски.

Андрей, услышав в тишине шорох, резко обернулся.

– Андрей! – сдавленным голосом окликнул его Айдер. – Это я – Айдер, не бойся! Сейчас я отсюда выберусь!

Увидев приподнимающиеся доски пола и вылезающего из-под них человека с автоматом, Андрей снова было дёрнулся к двери. Но в последний момент узнал Айдера.

Тут было уже не до страха. Как только Айдер полностью оказался на поверхности, ребята обнялись. Доски аккуратно установил на место – немцы всё равно ведь могли вернуться, и им уж точно не надо было давать лишних поводов для подозрений.

– А где Асие с Сервером? – шёпотом спросил Андрей.

– Сервер в безопасности. А Асие забрали немцы. Ты помнишь Николая Тризубцева, моего давнего друга?

Андрей кивнул.

– Так вот, Тризуб теперь с немцами. И он только что был здесь. – Айдер машинально посмотрел на руку, но часов на ней не было. – Тризуб понял, что я жив.

– Что будем делать?

– Мне надо выбраться из города…

– После ночного нападения партизан немцы усилили все блокпосты и патрули в городе. Тебе самому не выбраться. Я вывезу тебя…

– Отлично! Но прежде необходимо узнать, что с Асие.

– Обычно всех, кого немцы «берут», они первым делом отправляют именно в комендатуру. Мне как раз туда надо за накладными для сегодняшней поездки в Севастополь, – сообщил Андрей. – Давай так, ты спрячешься под брезентом в кузове и мы поедем к комендатуре.

– Идёт, – кивнул Айдер.

…Асие бросили на бетонный пол в одной из камер комендатуры. Оставшись одна, женщина заплакала.

Через некоторое время железная дверь камеры лязгнула, и внутрь вошёл Николай. Асие встала с бетонного пола, вытерла слёзы и отошла к стене, прикрывая руками разорванное сверху платье.

Тризуб приблизился к женщине и стал нежно гладить её волосы, лицо. На его руке были часы Айдера. Асие вздрогнула.

– Ну что ты, не бойся меня. Ты же знаешь, что всю свою жизнь я любил только тебя. Скажи мне, где Айдер, и я спасу тебя.

– Он погиб.

– Не надо мне врать! – Николай грубо схватил Асие за подбородок. – Разве ты не понимаешь, что сама можешь погибнуть?! Ради чего?! А я могу дать тебе всё! Я буду любить тебя!

Николай потянулся к губам Асие. Женщина посмотрела на него с презрением и рассмеялась ему в лицо.

– Как же ты жалок, Николай Тризубцев. Ты даже мёртвого Айдера боишься.

– Замолчи, Асие!

– Говоришь, ты спасёшь меня?! Я предпочту смерть жизни с тобой, я не хочу, чтобы твои грязные, омытые кровью руки прикасались ко мне!

– Замолчи! Я приказываю! – Николай замахнулся, но Асие даже не вздрогнула. Она уже не боялась. Главное, что жив Айдер и Сервер в безопасности.

– Я ненавижу тебя, Тризуб! Будь ты проклят!!!

И тут Николай окончательно потерял самообладание и контроль над собой.

Он бил любимую женщину по лицу и телу с такой яростью, будто вымещал на ней все обиды своей жизни. Бил, уже не разбирая, куда бьёт, и не размеряя сил, бил в ужасе и отчаянии, впадая в окончательную истерику:

– Чем он лучше меня?! Почему ему всё, а мне – ничего?! Ты – моя! Моя! Моя!

Он то обнимал её, то вновь бил и бил, пока она не упала на пол.

Как раз в этот момент в камеру вошёл комендант города штурмбаннфюрер Хоффман и несколько секунд наблюдал у дверей за происходящим.

Схватив ведро, стоявшее в углу камеры, Николай выплеснул воду в лицо Асие. Она чуть пришла в себя.

– Тварь! Ты его выбрала! – Николай дрожащей рукой прикрыл на мгновение глаза. – Нет, ты не его выбрала! Ты судьбу свою выбрала! Говори, где он, сволочь советская!

– Господин Три-зупцеф, – заговорил наконец Хоффман, подойдя ближе и разглядывая окровавленное лицо лежащей на полу женщины. – Кажется, это невестка господина Энвера, личного капитана яхты генерала Йенеке?

– Так и есть, – подтвердил Николай.

– Что она здесь делает?

– Я предполагаю, что она может быть как-то связана с русскими диверсантами, как, впрочем, и сам Энвер.

– Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях?! У вас есть доказательства?!

– Некоторые. Например, рамки на фотографиях в доме Энвера. Их мог сделать только один человек. Тот же самый, кому принадлежат вот эти часы. Их я тоже нашёл в доме.

Николай снял часы и передал их коменданту. Тот покрутил их в руках.

– Что здесь написано?

– «Водолазу Э. Меметову за отличную службу в ЭПРОН», – Тризуб перевёл надпись на немецкий.

– Часы принадлежат господину Энверу?

– Да, но…

– Мне показалось, что у вас личные счёты с этой женщиной, – перебил Николая комендант, с недоверием посмотрев на него. – И если это так, у вас будут большие проблемы. К тому же генерал очень хорошо относится к капитану Энверу. Так что советую вам хорошо подумать, прежде чем выдвигать такие серьёзные обвинения. Тем более без доказательств.

Тризубу и правда пока особо нечего было предъявить в качестве доказательств, кроме своих предположений и чутья. Но он знал одно, если Айдер жив, он обязательно объявится. Да и Энвер не будет сидеть сложа руки. Вот тогда-то он, Николай Тризубцев, сам лично приведёт обоих генералу. Он заставит всех уважать себя. Даже этого коменданта. Наконец-то он покончит с прошлым. А Асие… Асие либо достанется ему, либо отправится на эшафот вслед за своим мужем.

Глава 36

Тризуб был зол, как бешеная грязная собака. Бессонная ночь, проведённая в поисках диверсантов, визит в дом Асие, все последующие безрезультатные «разговоры» с ней и полное отсутствие каких-либо доказательств его догадок вымотали Николая напрочь. К тому же мундир его был в грязи и крови. Надо было привести себя в порядок и хотя бы немного поспать. Предстоял ещё один тяжёлый день.

Хорошенько умывшись и вытерев насухо лицо и руки полотенцем, Николай решил на минуту заглянуть в комнату к Рихарду, про которого вчера, оставив его на скамейке набережной под охраной патрульных, совершенно забыл.

Оберштурмфюрер СС Рихард Шмит прямо в одежде лежал на кровати и мирно посапывал. К груди он прижимал раскрытый портфель, а рядом с ним на полу валялась пустая бутылка. Николай вспомнил, что именно эту бутылку Рихард прихватил ещё в ресторане и засунул в свой портфель с документами.

«Ариец!» – усмехнулся Николай. Тут со вчерашнего вечера и за ночь столько всего случилось, весь гарнизон стоял на ушах, а этому хоть бы хны! Видно, вчера он, как добрался до номера, выжрал целую бутылку да и заснул. Русская водка оказалась ему не по зубам и конкретно свалила «крепыша» Рихарда. Так и спит, прямо сном пьяного младенца! Чертыхнувшись про себя, Николай вернулся в свой номер, поставил будильник и провалился в настороженный сон.

Будильник надсадно зазвенел ровно через три часа.

И уже через пятнадцать минут от комендатуры отъехал чёрный «опель-кадет». Впереди двигался мотоцикл с двумя солдатами и пулемётом, установленным на коляске.

Теперь, когда Николай был совсем уверен в том, что Айдер где-то рядом, он потребовал усилить охрану машины – как-никак он вёз Асие и Рихарда Шмита с важными штабными документами.

Злость просто распирала Николая изнутри. Но примешивался к ней и настоящий страх. Николай мгновениями буквально, с замиранием сердца, чувствовал, что Айдер где-то рядом, совсем близко. Вместе со своими бандитами-диверсантами!

За рулём был немецкий солдат. Рядом с ним сидел Рихард Шмит, всё так же прижимая к груди свой драгоценный портфель. Утром Николай с трудом привёл его в чувство и дотащил до машины. Но теперь Рихард снова дремал, лишь голова его мерно покачивалась на поворотах. Сам Николай расположился справа на заднем сиденье, а рядом с ним лежала едва живая Асие. Руки её были связаны. Николай старался не смотреть на обезображенные ссадинами и кровоподтёками лицо и тело женщины, только гладил её волосы.

Путь предстоял неблизкий – до самого Симферополя, где находился штаб 17-й армии и подразделений СС. Как раз проехали последний блокпост на выезде из Балаклавы. Ехали быстро, резко виляя на поворотах, что пока не давало и самому Николаю задремать. Зимний пейзаж вокруг был пустынен и однообразен…

…Через два часа навстречу друг другу со стороны Севастополя и от Балаклавы к месту на повороте дороги, указанному водителем-полицаем Андреем Кравченко, водителем грузовика, выдвинулись две колонны. Балаклавскую колонну возглавлял комендант города штурмбаннфюрер Хоффман, а севастопольскую группу – заместитель начальника 7-го отдела штаба оберштурмбаннфюрер Гёрцен, он же отвечал и за борьбу с партизанами.

Картина, которая предстала их глазам, была жуткая и отчасти нелепая. Солдаты-мотоциклисты были убиты выстрелами в спину из пистолета. У водителя чёрного «опель-кадета» было перерезано горло, а оберштурмфюрер Шмит был застрелен выстрелом из пистолета в затылок. При этом у Шмита на коленях лежал портфель с ценными документами, касающимися отправки советских военнопленных из лагерей в Крыму в концлагеря Польши и Германии.

Если это было нападение партизан, то почему ничего не тронуто? И прежде всего – документы из портфеля Шмита? Исчезли только унтерштурмфюрер СС Николай Тризубцев, который ещё накануне убеждал коменданта, что ему совершенно необходимо доставить в штаб «русскую шпионку», сама женщина да чемодан унтерштурмфюрера. Как-то всё совсем не складывалось в ясную картину.

Помощник коменданта обер-лейтенант Хейнце всё же попробовал внести ясность, но, кажется, всё ещё больше запутал:

– Три-зупцеф и во время задержания, и потом, во время допроса, много раз повторял этой арестованной женщине, что она должна была выбрать его, а не своего мужа… И что она всё равно ему достанется, несмотря ни на что!

– Я всегда говорил, что нельзя доверять русским, даже тем, кто встал под наши знамёна, – огрызнулся оберштурмбаннфюрер Гёрцен. – Этот, как его…

– Три-зупцеф, – уточнил Хоффман. – Он был местный, поэтому его сюда и прислали. Он и вправду был странный, будто не в себе. Всё время твердил о каком-то русском диверсанте, который сделал какие-то особые фоторамки, и о часах капитана Энвера. Кстати, я тоже думаю, что дело тут в личном. Его что-то связывало с этой женщиной. Ещё говорил, что арестовал двух русских диверсантов и посадил их в камеру комендатуры. Но в комендатуре никто из дежурных их не видел. А солдаты, которые якобы с ним участвовали в задержании диверсантов в фотоателье, все как один погибли при прямом попадании фаустпатрона в грузовую машину при вчерашнем нападении партизан на Балаклаву. Так что теперь сам чёрт тут ничего не разберёт!

Оберштурмбаннфюрер Гёрцен задумался. А потом многозначительно изрёк:

– Я думаю, что этот русский… Три-зубцеф впал в состояние аффекта и, будучи психически неадекватным, сам здесь всех и убил. Из своего табельного пистолета. А потом со своей женщиной скрылся в горах. Надо срочно прочесать всю прилегающую территорию. Может, нам удастся ещё их нагнать! Да-а, господа, что с человеком иногда делает любовь! – закончил он, глядя куда-то в серое небо, где мрачные тучи быстро бежали в сторону моря…

…«Призраки» тем временем двигались цепочкой по узкой горной тропе над Чёрным морем, шумевшим внизу.

Малой прикладом автомата подгонял связанного Николая, который ещё не совсем оправился от шока. Тризуб, конечно, понимал, что Айдер когда-то придёт, но что так скоро… он совсем не ожидал!

Он понимал, что опять проиграл Айдеру, и на сей раз окончательно. Тризуб безысходно ухмыльнулся и посмотрел на бывшего друга, который нёс практически безжизненное тело Асие. Как же эти гады профессионально сработали! Николай понимал, что всё выглядело именно так, будто он сам убил и Шмита, и охрану, а затем сбежал вместе с Асие. Они даже документы из портфеля Рихарда не забрали, а только перефотографировали.

Николай снова посмотрел на Айдера. Как же он изменился. Тризуб почему-то именно сейчас вспомнил, как они впервые увидели Асие. Как он влюбился и хотел понравиться ей. Но девушка выбрала Айдера, а он так и не смирился с этим. Николай понимал, что умрёт. Но сейчас жажда мести и ненависть к бывшему другу были настолько велики, что он желал смерти Асие, женщине, которую любил и ненавидел одновременно.

Айдер же, наоборот, ни разу не взглянул на бывшего друга и даже, казалось, не думал о нём. Он мечтал лишь о том, чтобы Асие пришла в себя. И был благодарен судьбе, что они вовремя успели подъехать к комендатуре, где Андрей узнал, что Тризуб собирался увезти Асие в штаб СС в Симферополь.

Минут через пятнадцать диверсанты дошли до той самой скалы, откуда Айдер с Николаем когда-то вместе ныряли с камнями в руках.

Айдер остановился и обернулся на Батю, шедшего сразу за ним. И молча указал глазами на Николая. Батя тоже молча и согласно кивнул.

Айдер передал Асие в крепкие руки Узбека. А сам подошёл к Тризубу.

Тот с ненавистной ухмылкой посмотрел на Айдера и увидел его налитые гневом и кровью глаза.

– Не думаю, что Асие выживет. Слишком сильно я её бил, – сквозь зубы процедил Николай.

Айдер молча сворачивал комок из тряпок, которые протянул ему Малой. Сделав кляп, он глубоко засунул его в пасть Николаю. Затем снял с его руки свои наручные часы и надел на свою руку.

Малой прикладом подтолкнул Николая в сторону скалы. Кажется, Тризуб понял, что задумал Айдер, и почувствовал, что ноги его сделались ватными. Он остановился. Айдер схватил его за ремень портупеи и силой потащил к краю скалы.

Дельфин принялся поднимать с земли камни и запихивать их за пазуху Николая, в карманы его кителя и форменных немецких брюк. А Малой ещё крепче связал верёвками руки и ноги Тризуба.

Запихнув под китель, на грудь Николая особенно крупный, тяжёлый камень, Айдер, наконец, нарушил молчание:

– Помнишь наш спор, здесь, на этой скале?! Считай, что ты его выиграл! Когда Асие придёт в себя, я расскажу ей об этом!

Глядя в обезумевшие глаза Николая, Айдер хладнокровно толкнул его со скалы. Тризуб в полной тишине полетел вниз. С громким плеском он рухнул в воду…

Глава 37

В Симферополе, в штабе 17-й армии генерал Эрвин Йенеке проводил закрытое совещание, в котором участвовали лишьвысокопоставленные лица, имеющие непосредственное отношение к вопросам, связанным с инцидентом «новой русской торпеды» и предстоящей операцией «Карта». А именно: руководитель СС и полиции группенфюрер СС Людольф фон Альвенслебен, коменданты всех четырёх специальных округов Крыма, оберштурмбаннфюреры СС: «Севера» – Фритц Краузе, «Юга» – Пауль Манн, «Запада» – Вильгельм Хартманн и «Востока» – Герхард Кляйн. Также присутствовали командир особой роты штаба обер-лейтенант Генрих Бердгольц, начальник отдела секретного документооборота гауптштурмфюрер СС Берта Вагнер, начальник 7-го отдела штаба штандартенфюрер Зигфрид Кох и комендант Балаклавы штурмбаннфюрер Ральф Хоффман.

Генерал Йенеке начал с оперативной ситуации на полуострове:

– С учётом побед русских под Сталинградом и на Курской дуге, заметно активизировались и местные партизаны, – размеренно говорил он, стоя возле большой карты Крыма. – Только за последнюю неделю мы потеряли более ста человек, пущен под откос железнодорожный эшелон в районе Симферополя, осуществлены нападения на наши блокпосты в Балаклаве и Ялте. Господа, сейчас мы переживаем трудный период. Наш генеральный штаб считает, что с началом весны следующего года русские начнут массированное наступление на Крым. В связи с чем двадцатого декабря фюрер вызывает меня в Берлин. Надеюсь вернуться не только с его поддержкой, но и добиться получения нового вооружения и дополнительных немецких дивизий сюда в Крым. Я не доверяю всем этим нашим союзникам, мадьярам и всем прочим румынам-полуцыганам! Они в самый сложный момент могут предать нас. В связи с этим мы должны аргументированно показать фюреру наши слабые места. Для чего я должен повезти в Берлин единую карту оборонительных сооружений Крыма.

– Герр генерал, но вы же понимаете, что без специального разрешения рейхсфюрера Гиммлера мы не имеем права передавать кому-либо карты, хранящиеся у нас. Простите, герр генерал, и даже вам, – заявил комендант «Юга» Пауль Манн.

– Группенфюрер, мы имеем такое разрешение? – обратился генерал к фон Альвенслебену.

– Да, господин генерал, – ответил и подтвердил кивком группенфюрер. – Я лично вчера доложил рейхсфюреру, и он утвердил наш план действий.

– Отлично. Гауптштурмфюрер Вагнер, сколько времени нам понадобится для копирования четырёх карт в одну?

– Ровно три часа, герр генерал! – отрапортовала невысокого роста красивая женщина лет тридцати пяти Берта Вагнер.

Удовлетворённый понимающим молчанием комендантов, генерал продолжил:

– В связи с этим приказываю двадцатого декабря комендантам всех специальных округов, присутствующим здесь, прибыть к десяти часам утра в Балаклаву, в мой дом, находящийся на Балаклавской набережной. Группенфюреру СС Людольфу фон Альвенслебену обеспечить охрану доставки всех четырёх карт от места постоянного хранения до Балаклавы, а затем и обратно. Количество непосредственной охраны каждой карты должно быть не менее двух рот автоматчиков, пяти бронетранспортёров с пулемётами. Кроме того, на маршрутах по ходу всего движения необходимо выставить мобильные блокпосты в зонах пятнадцатиминутной оперативной досягаемости между ними. Комендант Балаклавы должен обеспечить встречу на блокпосте при въезде в город и сопровождение до точки назначения всех четырёх групп, а также обеспечить усиление патрулирования на улицах города и усиление охраны наиболее важных объектов. Необходимо обеспечить дополнительную охрану входа в акваторию Балаклавской бухты торпедными катерами… Обер-лейтенант Бердгольц! – перевёл он взгляд на молодого высокого, статного офицера. – Ваша особая рота должна полностью обеспечить усиленную охрану внешнего и внутреннего периметра моего дома. Особого внимания требую к помещениям, где будет производиться копирование карт… Гауптштурмфюрер Вагнер, ваша задача подготовить необходимые помещения для проведения совещания и копирования карт и согласовать их с обер-лейтенантом Бердгольцем. Вы двое и ваши люди должны быть на объекте с утра восемнадцатого декабря.

– Яволь, герр генерал, – ответили те едва ли не хором.

– Всё необходимо сделать оперативно, в строго оговорённые сроки. Двадцатого декабря в пятнадцать ноль-ноль с готовой картой я должен быть на Херсонесском аэродроме, где меня будет ждать самолёт и группа истребителей сопровождения. Этот вопрос уже согласован с адъютантом фюрера от Люфтваффе оберстом Беловым.

Повисла короткая пауза, во время которой генерал, наверное, ждал возможных вопросов, но их не последовало.

– Хорошо, господа, – ещё раз обвёл всех взглядом генерал Йенеке, – если по этому пункту мы всё обговорили, то я бы хотел перейти к следующему. Группенфюрер, – он вновь повернулся к фон Альвенслебену, – как у нас обстоит дело с этой русской торпедой? Что говорят прибывшие эксперты?

– Господин генерал, – начал тот доклад, – эксперты тщательнейшим образом обследовали дно в том месте, где произошёл взрыв нашего торпедного катера, проанализировали время пуска торпеды, данные акустиков, отчёт лётчика о визуальном наблюдении за подводной лодкой-призраком, уничтоженной, судя по серийному номеру, ещё в сорок втором году, изучили найденные на дне фрагменты торпеды. На настоящий момент мнения экспертов разделились. Первые, которых большинство, говорят, что совокупность имеющихся данных позволяет всё-таки предположить, что русские обладают новой сверхмощной торпедой. Вторые же утверждают, что это были русские диверсанты, которые и организовали весь этот спектакль с торпедой, которой на самом деле не было…

– Опять диверсанты, русские шпионы, – поморщился генерал. – Все о них говорят, но никто даже следов их не видел…

– Как бы то ни было, – дослушав язвительную реплику генерала, продолжил фон Альвенслебен, – всё равно возникает вопрос. После торпедной атаки русской подводной лодки, если это была именно торпедная атака, или даже после действий диверсантов прошло уже достаточно времени, и русские не провели ни одной операции, для которой имелся бы резон нести такие большие затраты материальных и людских сил. Для чего это нужно было? Ответа пока нет! Таким образом, предварительно заключаю, что сегодня мы больше склонны думать не о диверсантах, а о новом оружии, которое продемонстрировали русские, чтобы вывести нас из психологического равновесия. Окончательное же решение экспертной комиссии мы озвучим двадцатого декабря в Балаклаве.

– Господа, – подытожил генерал Йенеке, – если нет больше вопросов, совещание закончено. Все свободны. Господин группенфюрер, вас попрошу остаться.

Оставшись вдвоём с фон Альвенслебеном, генерал достал бутылку дорогого французского коньяка и коробку с хорошими кубинскими сигарами. Они расположились в глубоких мягких креслах за журнальным столиком.

Генерал, глотнув коньяк и затянувшись сигарой, перевёл неморгающий взгляд на группенфюрера и мягко начал говорить:

– Дорогой Людольф, позвольте мне вас так называть. Надеюсь, вы поняли мою мысль по поводу проведения совещания именно в Балаклаве.

– Думаю, что да, господин генерал.

– Называйте меня просто Эрвин.

– Так вот, продолжу свою мысль, дорогой Эрвин. У вас должно быть что ответить фюреру, когда он спросит, какие меры мы принимаем, чтобы более не допустить похожего инцидента с русской торпедой. А что может быть лучше и нагляднее, чем привести всех комендантов специальных округов на место случившегося и там же принять программу конкретных действий, – неоднозначно улыбнулся группенфюрер.

– И вам будет что ответить рейхсфюреру Гиммлеру. – Генерал поднял бокал и хитро улыбнулся в ответ. – Мне приятно, что мы говорим с вами на одном языке…

Глава 38

Асие, за которой бережно ухаживала Фея, постепенно приходила в себя. Правда, ещё мучали частые головные боли и периодически ныло избитое тело. Лечебных трав, ищи не ищи, зимой было не найти ни под землёй, ни на поверхности, но спирт для обработки ран в наличии имелся. Да ещё Айдер через день плавал к дальним скалам и приносил по несколько фляжек «живой» воды. Место, где бил прямо в море её источник, называлось «шпиталь», что-то вроде госпиталя для рыб. Его ему тоже когда-то показал отец. По рассказам старых рыбаков выходило, что рыба больная или раненая приплывала туда «на лечение», потому как подводные источники были там обогащены разными минералами и прочими важными для оздоровления веществами.

На этой же воде Асие готовили уху из крупной донной кефали, которую по ночам ловили Айдер с Узбеком. Несколько раз им даже удалось поймать калкана – жирную черноморскую камбалу, очень полезную для восстановления сил ослабленного организма.

Днём «Призраки» сменяющимися группами продолжали расчищать колодец в кяризах, который, по всем прикидкам, должен был выходить под домом генерала Йенеке, бывшей дачей графа Шумовского.

Работа было трудной и однообразной и, самое главное, с непонятным пока итогом.

Гидротехническая система, созданная в средние века крымскими татарами, как уже убедились «Призраки», по большей части сохранилась, и по ней можно было передвигаться едва ли не по всему городу, точнее, под городом. Колодцы прежде подводили воду к самым разным частям города – к фонтанам, общественным баням и даже к частным домам. И если во многих городах Крыма эта система работала ещё долго и о ней помнили местные жители, то в Балаклаве довольно рано появились более удобные для этой местности гидротехнические системы, и о кяризах балаклавские жители благополучно забыли, поэтому и немцы о них даже не догадывались. Это было, конечно, тоже на руку «Призракам».

Загвоздка же заключалась в другом. Если колодец под домом генерала, который они с таким трудом буквально по сантиметрам расчищали, просто упрётся в фундамент дома, то толку от него не будет – сквозь основательный фундамент уж точно не пробиться! Не взрывать же его. Шума понаделают, конечно, но без толку. Вот если колодец всё же выведет в подвал под домом, то это совсем будет другое дело – прямо-таки оперативный простор откроется. Но вот есть этот подвал или его нет, пока оставалось вопросом.

Люди поговаривали, что граф, когда началась революция, на всякий случай, чтобы никому не достались его вещи, вынес их в подвал и все входы туда замуровал. Другие же «очевидцы» говорили, что у графа никогда не было подвала. Из-за того, что дом слишком близко стоял к морю.

Таким образом, если окажется, что подвала под домом нет, то «Призраки» должны будут перейти к плану «Б», смысл которого в деталях никому не был известен, только самому Бате.

Слой за слоем они расчищали колодец по направлению снизу вверх. Их древним предшественникам было, конечно, полегче – они двигались, как и всякие нормальные люди, сверху вниз, роя колодец по-человечески, вынимая землю и породу и выбрасывая её на поверхность. «Призракам» же, в свою очередь, приходилось долбиться изнутри, словно кротам. Сложность была ещё и в том, что работать приходилось упираясь ногами в незначительные ниши, выдолбленные по бокам колодца самими бойцами. Да и земля, прослоённая известковыми породами, хотя и поддавалась в час по чайной ложке, но в любой момент могла рухнуть вниз и насмерть раздавить копателей. Но пока бог миловал, хотя работа, конечно, была адова.

Через неделю Асие уже практически поправилась и всеми силами помогала Фее вести их нехитрое подземное хозяйство. О том, что сын в безопасности, она тоже знала. И самое главное – каждый день могла теперь быть с любимым. Батя разделил бойцов-мужчин на две «бригады»: в первой были Малой и Моцарт, во второй – Узбек и Дельфин. Работали посменно – по двенадцать часов.

И когда Айдер заканчивал свою смену земляных работ, то они скрывались ото всех в подземных лабиринтах и оставались там наедине со своей любовью, которой им всё равно было мало, да и разлука подступала с каждой счастливой минутой. Ведь было ясно – ещё день-два, ну три – и за Асие придёт Энвер, и она вместе с Сервером будет переправлена к партизанам. А там уж совсем неясно, когда снова придётся встретиться! Впереди – ещё война, которая их разлучила и вдруг временно снова соединила. Поэтому они берегли каждое мгновение, когда могли побыть вместе.

В штабе 17-й армии между тем также шла подготовка к предстоящему совещанию в Балаклаве. Генерал Йенеке пригласил к себе обер-лейтенанта Генриха Бердгольца, гауптштурмфюрера СС Берту Вагнер, начальника 7-го отдела штаба Зигфрида Коха и коменданта Балаклавы штурмбаннфюрера Ральфа Хоффмана.

– Господин генерал, – начала гауптштурмфюрер СС Берта Вагнер, – кандидатуры двух картографов, основного и резервного, мы вчера согласовали с группенфюрером СС Людольфом фон Альвенслебеном. – Зигфрид Кох подтвердил её слова кивком. – Оба профессионалы, – продолжала Вагнер. – И оба подтвердили, что три часа абсолютно достаточное время. В качестве помещения для копирования карты предлагаем вашу библиотеку. Она изолирована, в ней нет окон, вдоль стен стеллажи с книгами, в центре большой круглый стол, достаточный для работы картографов, и прекрасное освещение.

– Согласен, – довольно кивнул генерал.

– В этом помещении постоянно будет находиться только один картограф, чтобы его ничто не отвлекало от процесса. Второго картографа предлагаем поместить в охраняемую комнату отдыха на втором этаже, чтобы минимизировать его контакты с другими людьми. Он будет в резерве на всякий случай. Предлагаемый размер карты сто на сто пятьдесят сантиметров. Я буду находиться в вашей оружейной комнате, то есть через стену. Она тоже изолирована и не имеет окон. Сюда же мы поместим все четыре карты, полученные от комендантов округов, и готовую карту, когда над ней закончит работать картограф. Все карты будут находиться со мной в оружейной комнате, пока вы не отдадите приказа о выдаче. Готовую карту, которую вы заберёте с собой в Берлин, мы поместим вот в этот металлический тубус-контейнер, – Берта Вагнер продемонстрировала футляр наглядно, – он защитит карту от влаги, огня и механических повреждений. Он на цепочке, которая позволяет прикрепить тубус к руке для дополнительной надёжности транспортировки.

– Хорошо, принимается, – отозвался генерал Йенеке. – Что у вас по поводу охраны объекта, обер-лейтенант?

– Герр генерал! – вытянулся явный служака Бердгольц. – На каждом этаже будет выставлена охрана из восьми автоматчиков. Плюс по двое: у комнаты, где будет копироваться карта, и перед оружейной комнатой гауптштурмфюрера Вагнер. Также и на втором этаже у зала, где будет проходить совещание с комендантами округов. Внешний периметр дома будет взят в полное кольцо, это ещё два взвода автоматчиков. Другие солдаты будут размещены в пяти минутах ходьбы в здании офицерской гостиницы, это мы уже согласовали с господином комендантом. – Штурмбаннфюрер Ральф Хоффман согласно кивнул. – Смена автоматчиков внутри здания будет проводиться каждые четыре часа, на внешнем периметре – каждые два часа.

– Хорошо, господа, все свободны. – Генерал Йенеке любил, когда совещания не затягивались.

Глава 39

Последняя неделя вконец измотала «Призраков». Работа по долблению и соскрёбыванию слоёв верхнего свода колодца оказалась тяжёлой не только физически, но ещё и морально утомляла своей монотонностью. Всё чаще в головах появлялись уже почти коллективные мысли о бессмысленности этой работы и о том, не пора ли поискать иных путей в дом генерала?

Как раз когда на смене были Малой с Моцартом, закончился очередной известковый слой и в который раз снова показалась не менее тяжёлая для долбления ссохшаяся глина. Батя теперь тоже присутствовал на сменах, потому как только он мог дать команду продолжать работы или прекратить совсем.

Наверху в колодце стоял Моцарт и медленно продвигался вперёд, то есть вверх. На сей раз глиняный слой оказался неожиданно тонким. Как только появилась земля, Моцарт крикнул, чтобы все отошли подальше, потому что резко возрастал риск, если подвала всё-таки нет, что вся земляная масса может обрушиться вниз и тогда своей сыпучей массой погребёт всех, кто в тот момент окажется непосредственно в колодце. Батя едва не силой выпихнул Малого из колодца в боковой ход, а сам остался прямо под Моцартом.

– Не спеши, Моцарт, не спеши, – тихим, спокойным голосом командовал он. – Потихоньку копай, как ребёнок в песочнице!

Голос командира успокаивал, и, хотя Моцарт уже весь вспотел от напряжения и ожидания, он и впрямь действовал спокойно и осмотрительно, прямо как настоящий минёр, аккуратно снимая над собой один за одним тонкие слои земли.

Вдруг, прямо по центру колодца, его скребок почти не почувствовал напряжения и словно прорвался в пустоту. Земля сыпалась прямо в глаза, и Моцарт, зажмурившись, ткнул скребком чуть в стороне и опять попал в пустоту.

– Батя, похоже, есть подвал! – радостно крикнул он вниз.

– Молодец, Моцарт! Всё равно не торопись! Аккуратно давай там, сынок! – отозвался Батя.

Наконец, отверстие в подвал было очищено по всему кругу колодца.

– Ну шо, Батя, я пошёл? – «громко» прошептал Яша.

– Давай!

Малого, рвавшегося Моцарту на помощь, Батя тоже больше не удерживал. И тот, как обезьянка, быстро полез наверх, чтобы подстраховать товарища.

Моцарт вылез из колодца и, ступив в сторону, почувствовал под ногами твёрдый пол. Он включил фонарь. В его свете стало окончательно ясно, что они выбрались в обширный подвал. По углам его стояли какие-то вещи, накрытые рогожей. Даже мебель. Не иначе как вещи графа Шумовского.

Обойдя все основательные каменные стены и убедившись, что помещение не имеет ни дверей, ни окон, Моцарт и Малой спустились к Бате и доложили ему всё по порядку.

– Теперь нам осталось только точно узнать, в какое именно помещение мы должны проникнуть.

Это им мог сообщить только Энвер. Но он появится в гроте не раньше чем часов через десять.

– Всем срочно на базу и отдыхать, – приказал Батя.

Шестнадцатого декабря Энвер вместе с двумя солдатами, присланными комендантом, до блеска надраивал генеральскую яхту. Через три дня генерал прибудет в Балаклаву, и «Гертруда» должна просто сиять, иного генерал не признавал. Всё у него и вокруг должно быть идеальным.

Привычная работа радовала руки, не занимая голову. А мыслей у Энвера тоже сейчас хватало. Потому что впереди предстояло главное. Может быть, именно то значимое и судьбоносное, ради чего ему пришлось не воевать против немцев вместе с партизанами, а пойти к ним в «услужение». Вспоминалось, с немалым удовлетворением, и всё то, что удалось сделать в последнее время. Наконец, ребята докопались до замурованного графского подвала. Схему дома с указанием комнаты, где будет проходить копирование карт, он взял в условленном тайнике, оставленную русским разведчиком с позывным Туз из штаба генерала Йенеке и передал «Призракам». Оставалось провести последнюю часть подготовительных работ и дождаться дня начала операции.

Асие и Сервера наконец-то удалось переправить к партизанам отряда «Балаклава». За них теперь можно было быть спокойными.

Работая исключительно ночами, «Призраки» вырезали в полу комнаты генеральского дома круглое отверстие-люк, в которое уже вполне легко мог пролезть взрослый человек. Оно выходило непосредственно под большой круглый стол, сверху освещавшийся массивной хрустальной люстрой. Это тоже было хорошо, таким образом под столом образовывалась солидная тень, скрывавшая следы проникновения. Тем более что паркетный «люк», который никак не выдавал себя внутри помещения, они поместили на крепкую деревянную распорку, упиравшуюся в подвальный пол и надёжно фиксировавшую вырезанный кусок паркета.

Восемнадцатого декабря в Балаклаву весь день прибывали немецкие солдаты. Все блокпосты вокруг города были усилены техникой и личным составом, большим раза в три-четыре, чем полагалось по обычному штатному расписанию. На входе в Балаклавскую бухту встали два торпедных катера.

Командир особой роты охраны обер-лейтенант Генрих Бердгольц и начальник отдела секретного документооборота гауптштурмфюрер СС Берта Вагнер приступили к выполнению своих плановых задач: подготовке помещений для совещания, копирования и хранения карт. К восемнадцати ноль-ноль и внутренние помещения дома, и периметр были взяты под полную охрану.

Ближе к полуночи в дом прибыли сам генерал Йенеке и группенфюрер Людольф фон Альвенслебен.

Рано утром девятнадцатого декабря яхта «Гертруда» с генералом и группенфюрером на борту и под прикрытием двух торпедных катеров вышла в море.

Рыба вновь ловилась отменно, столь же хороша она была и пожаренной умелыми руками молчаливого капитана Энвера, да ещё под красное крымское вино. Между рыбной ловлей, вином и закуской не забывали генералы и о деле, прекрасно понимая, что от встречи Йенеке с фюрером и убедительности его доводов по части усиления Крыма свежими частями и вооружением зависела ближайшая судьба полуострова.

К вечеру немного уставшие от отдыха, но довольные генералы вернулись в дом Эрвина Йенеке.

Глава 40

Двадцатого декабря точно к десяти утра под усиленной охраной к дому генерала Йенеке прибыли коменданты всех четырёх специальных округов Крыма. К правой руке каждого из них цепочкой был прикреплён тубус-футляр с его частью карты.

Генерал Йенеке чувствовал себя вполне спокойно и уверенно – безопасность мероприятия была обеспечена на высшем уровне и всё шло по плану. Надёжные проверенные люди, которым он не зря доверял, лично контролировали процесс.

На втором этаже, в зале для совещаний, в присутствии генерала Йенеке и группенфюрера фон Альвенслебена, гауптштурмфюрер Берта Вагнер собрала у комендантов укрепрайонов все четыре футляра с картами. В сопровождении обер-лейтенанта Генриха Бердгольца и его четырёх автоматчиков они спустились на первый этаж, где охрану несли ещё восемь солдат. Комнату, где их ожидал военный топограф, охраняли ещё двое. Передав карты топографу, Бердгольц и Вагнер вместе вышли из комнаты, оставив специалиста наедине с его срочной и важной работой.

Совещание на втором этаже, благодаря уверенности и выдержке генерала Йенеке, проходило в деловом, спокойном ключе. Он по очереди заслушал всех комендантов, которые в свою очередь кратко озвучили проблемы своих округов и обозначили ту поддержку, которую хотели бы получить от фюрера.

Во время доклада коменданта укрепрайона «Юг» в зал тихо вошёл помощник генерала и что-то быстро прошептал тому на ухо. Лицо генерала Йенеке мгновенно вытянулось, и он резко прервал доклад:

– Господа! Мне только что доложили, что в двадцати километрах от Балаклавской бухты наш самолёт-разведчик вновь обнаружил всплывшую русскую подводную лодку-призрак «Щ-210»! Думаю…

Но генерал не успел договорить, как дом и всё вокруг сотряс мощнейший взрыв, через несколько секунд за ним последовал второй, а потом, как показалось, уж совсем рядом, и третий!

– Что это?! Что это?! Группенфюрер, я вас спрашиваю?! – орал генерал.

Не дожидаясь ответа, он крикнул, выбегая из зала:

– За мной!

Все офицеры мигом бросились за ним.

Когда все участники совещания оказались на набережной рядом с домом, навстречу им уже бежал дежурный офицер:

– Господин генерал! Русская подводная лодка произвела три торпедных залпа и уничтожила внутри бухты пришвартованные у причала два торпедных катера и эсминец!

Генерал увидел метрах в трёхстах от себя горящие в воде и на причале обломки взорванных кораблей.

Со всех сторон к месту взрыва бежали немецкие солдаты и офицеры. Через несколько секунд завыла оглушительная сирена.

– Да что такое! – заорал генерал. – Опять эти русские! – И тут его взгляд упал на Берту Вагнер и Генриха Бердгольца:

– А вас кто сюда звал?! Немедленно возвращайтесь в дом и ни при каких условиях его не покидайте! Вы мне за карту головой отвечаете!

Сам же с остальными офицерами направился к месту взрывов. Если б он знал, что всего двадцать минут назад от этого причала в сторону Безымянного грота проплывали под водой Узбек, Дельфин и Малой, прикрепившие к бортам немецких судов магнитные мины и разбросавшие по дну фрагменты «новой сверхмощной русской торпеды»!

Берта Вагнер и Генрих Бердгольц незамедлительно вернулись в дом. Вдруг из-за закрытой двери комнаты, где велось копирование карты, раздался громкий шум, выстрелы и крик картографа:

– Помогите!

В сопровождении автоматчиков обер-лейтенант и гауптштурмфюрер ворвались в комнату. На круглом столе лежал, прикрыв своим телом карты, раненный в ногу картограф, а в зияющем под столом чёрном отверстии скрылась чья-то голова.

Берта Вагнер сделала три выстрела в отверстие. Через несколько мгновений комната наполнилась автоматчиками.

– Бердгольц, вы отвечали за охрану! – крикнула Берта, хватая со стола карты и гневно глянув на обер-лейтенанта.

Генрих Бердгольц с автоматчиками бросились в чрево лаза в погоню за наглыми диверсантами.

– Срочно резервного картографа ко мне! Я не допущу, чтобы генерал Йенеке краснел перед фюрером! – приказала Вагнер. – Вы двое, за мной!

Забрав карты, она в сопровождении охраны быстро проследовала в безопасную оружейную комнату. Оставив солдат охранять снаружи, она закрылась изнутри.

Уже менее чем через минуту картограф в сопровождении двух автоматчиков входил в оружейную комнату, где в присутствии Берты Вагнер и охраны приступил к работе.

Генерал Йенеке вернулся в дом минут через тридцать и рявкнул толпившимся на первом этаже военным:

– Хоть из-под земли достать мне русских диверсантов! – Несколько человек бросились выполнять приказание генерала.

Генерал уже не сомневался, что это были никакие не призраки, а именно хорошо обученные спецы, которые как детей развели хвалёную службу группенфюрера фон Альвенслебена! Но это его проблема. Пусть сам отвечает перед Берлином. Он же, генерал Йенеке, несмотря на чужие преступные промахи, смог сохранить карты укрепрайонов. А диверсанты пусть останутся головной болью группенфюрера.

Через полтора часа генералу Йенеке доложили, что отряд преследования обнаружил в подземелье под домом семь трупов немецких солдат, которые бросились в погоню за русскими диверсантами вместе с обер-лейтенантом Бердгольцем. Тело самого Генриха Бердгольца обнаружено не было.

«Конечно, в это было совершенно невозможно поверить, – рассуждал генерал Йенеке, – но факты говорили за себя. Командир специальной роты охраны штаба, обер-лейтенант Генрих Бердгольц оказался русским шпионом, который, видимо, параллельно руководил не только организацией охраны, но и действиями русских диверсантов. Без своего человека в штабе такую операцию было бы организовать просто невозможно. Но и это – проблема группенфюрера Альвенслебена. Фактически рота охраны штаба подчинялась тоже ему. И именно он сам назначил командиром роты обер-лейтенанта Бердгольца!

В конечном итоге, всё произошедшее никак не бросало тень на генерала и его подчинённых. И даже в каком-то смысле давало дополнительные козыри для предстоящего с фюрером разговора. Теперь смело можно было просить у фюрера новую технику и свежие дивизии для обороны Крыма, где русские столь однозначно активизировались.

Так что можно было чувствовать себя вполне на коне. Хотя, положа руку на сердце, следовало признать, что крах всей ситуации предотвратила женщина, гауптштурмфюрер Берта Вагнер. Она не только спасла карты от похищения русскими диверсантами, буквально вырвав их из-под носа предателя-лейтенанта, но и организовала в обозначенные сроки завершение их копирования. Герой, а не женщина! Генерал Йенеке твёрдо решил, что сразу после возвращения от фюрера первым делом представит гауптштурмфюрера Берту Вагнер к награде Железным Крестом».

Единая карта укрепрайонов Крыма, вложенная в металлический тубус-футляр, вовремя и более без происшествий улетела в Берлин!

22 декабря 1943 года, г. Москва,

Разведуправление Красной Армии

В кабинет начальника Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенанта Кузнецова его заместитель генерал-майор Артёмов вошёл буквально сияющим.

– Ну вижу, вижу, всё получилось. Давай выкладывай, Сергей Петрович!

– Товарищ генерал, ещё не успели распечатать в большом формате, мне только на скорую руку стандартные отпечатки пока сделали.

Из папки он выложил на стол четыре фотографии размером с обычную почтовую открытку. И, чуть покрутив их, собрал все четыре в одну картинку, на которой чётко прорисовался такой знакомый силуэт Крымского полуострова. Со всеми линиями секретной немецкой обороны.

И победно поднял глаза:

– Товарищ генерал! Задание выполнено! Группа «Призраки» вернулась без потерь! Резидент нашей разведки Туз не рассекречен и даже представлен к очередному Железному Кресту за героическую службу рейху!

Генерал Кузнецов, взяв небольшую паузу, добавил:

– Ну что Серега, поздравляю! Большое дело сделали! Скажу тебе честно – не верил, что справятся эти твои «Призраки… Готовь представления к очередным наградам!

Эпилог

«Призракам» пришло время уходить.

Добраться до села Эльтиген, что на берегу Керченского пролива, было задачей совсем не из лёгких. Идти придётся пешком, а иногда, несмотря на холод, и вплавь по Чёрному морю более трёхсот километров по территории, напичканной немцами.

Разведчики поочерёдно попрощались с Энвером. Рустам по-свойски назвал его «амаки», что по-узбекски означало «дядя», и взял обещание после войны приехать в гости в Самарканд. Куда с ним вместе собирался уехать жить и Малой, братья как-никак.

А Яша даже не сомневался, что будет первой скрипкой в Одесском театре оперы и балета. И уже заранее пригласил Энвера, а заодно и всех «Призраков» на свой концерт с местами в первом ряду, где он непременно сыграет свой любимый скрипичный концерт Моцарта. А Тася? Тася будет его женой и конферансье, и это не обсуждалось! Она и не возражала.

Когда настала очередь прощаться Бате, мужики просто обнялись. И Дроздов шепнул Энверу:

– Береги себя, брат. Дай Бог свидимся.

Последним к отцу подошёл Айдер. «Призраки», как и при первой встрече, оставили их наедине. После всех сказанных друг другу слов прощания, Айдер снял наручные часы и положил их в мозолистую ладонь Энвера:

– Пусть они переходят от отца к сыну. Передайте их внуку. И скажите Асие, что я очень люблю её.

Энвер лишь молча кивнул в ответ и, не сдерживая слёз, крепко обнял сына…

…Он смотрел вслед удаляющимся «Призракам».

– Только бы вы выжили, ребятки, – прошептал Энвер.

Но никто из разведчиков, как, впрочем, и раньше, не знал, что уготовано им судьбой, с какими испытаниями, трудностями и потерями им придётся столкнуться по дороге к своим. Поэтому уже много лет не только их девизом, но и главным принципом были привычные слова Бати: «Будет ситуация, будет и решение!»

Конец