Лотерея [Алёна Анатольевна Гмызина] (fb2) читать онлайн

ЛОТЕРЕЯ

Памяти Павла Дементьева

«Привет, я –Ваня, у меня рак», – знакомился я на ступени для продвинутых. Даже нравилось ловить ужас в их глазах. Им было страшно и жалко, мне – только страшно. А ей…  Сначала она протянула свою холодную руку и посмотрела на меня как на инопланетное существо, потом нырнула взглядом куда-то глубоко внутрь, словно видела меня насквозь, и тут же бережно обняла, прижала к себе: “Привет, я– Ника, капитан твоей команды”.

Тогда еще только начались тренинги личностного роста, брат меня затащил, специально в Москву привез. «Самое время всерьез в себе разобраться, – говорил, – я тебя поддержу».

Я не сразу понял, что с ним, моим Сашкой, уже всё это было: рыданья вместе с сотней людей – вскрывали нарывы на душе. Люди за несколько дней менялись на глазах, внутренние пружины разжимались, глаза становились ярче, лица – мягче.  Мне впервые за год болезни хотелось  ежеминутной радости по венам, мурашек по телу, чувствовать себя живым до кончиков пальцев.

Этап был жестким, сильнее химии. Я буквально выворачивал свое нутро на глазах у людей. Было похоже на чистку, казалось,  опухоль из кишечника выйдет наружу. Так было с каждым.

Руководила процессом – тренер из Прибалтики, курировала Ника  – моя капитанша – красивая до головокружения. За пять дней такого тремора мы стали почти прозрачными, без кожи, и очень близкими, как в пионерском лагере после смены.

Я примагничивался к ней – смотрел в рот, когда она говорила,  впитывал каждое слово, ловил движение губ. Зубы её тончайшего фарфора, когда она стискивала их в гневе, казалось, вот-вот откроет рот, а там –  осколки.

Мои часы тикали с удвоенной скоростью, ненавистная кукушка отсчитывала каждый час. Цель была одна – жать на гашетку и гнать на всей скорости, сквозь открытые окна паровоза под названием “жизнь” глубокой осенью вдруг замаячила весна.

Без промедлений я двигался к цели, которой стала Ника. Несмотря на отсутствие шансов на жизнь, я чувствовал, что Вселенная протянула мне лотерейный билет «5 из 36».

В предпоследний вечер я уткнулся на прощанье носом в ее плечо и обхватил узкое запястье в кольцо своих боксерских пальцев. Она дернула кисть, не смогла ее вытащить и заливисто засмеялась: «Да ты сильный, Ванечка» – закокетничала. И я почувствовал – первый шар совпал с номером на билете, шанс!

– Я провожу тебя, Ника – безапелляционно заявил я.

– Ты что? Ты же рядом у ребят живешь, зачем ночами болтаться по незнакомому городу?

– Ник, я решил.

– Ну хорошо, – выдохнула она. – Как хочешь.

Второй шанс, еще чуть-чуть  – и в дамки.

Мы вместе долго ехали на метро, потом на троллейбусе в противоположный конец Москвы, я хотел так ехать бесконечно. Она смеялась над моими шутками, щебетала весело, словно совсем недавно мы не плакали в унисон. У подъезда я решил еще раз крутануть лототрон.

– Ника, у нас там, – я махнул головой в противоположную сторону, – концентрат жизни, я совсем не хочу его разбавлять. Мы писали про цели, ставили сроки. Моего завтра может не быть. И всё, что я хочу сейчас  – жить подольше. И только с тобой.

Шар подпрыгивал на выходе из барабана, никак не мог выпасть, а я все еще не мог понять числа на нем.

– Ванечка, – задыхаясь от застрявших вдруг слез в глазах, прошептала она. – Да что ж ты такое говоришь…

Пока она зависла в растерянности, я стал целовать ее рассмотренные долгожданные губы, теплые и пухлые. На вкус – персиковый компот из детства. Она отозвалась на поцелуй, еще одно совпадение! Я дрожал – от восторга, ноябрьской промозглости, страсти, волнения, не мог от нее оторваться. Остановилась она. Обхватила ладонями мое лицо и погладила щеки – заботливо, нежно.

– Ванечка, из меня сейчас не самый хороший партнер, я никак не могу расстаться с мужчиной, ты же знаешь.

Внутри разрывался многочисленными залпами салют.

– Ты уже с ним рассталась. Только что.  Если что-то почувствовала, сдавайся. Мне правда тебя послали, бросили спасательный круг.

Она глубоко вздохнула и попросила подождать у подъезда. Полчаса я нервно мерил шагами поребрик, ветер свистел в ушах, а внутри подпрыгивали шары.  Когда она спустилась с тяжелой сумкой, четвертый шар с нужным номером бухнулся в желоб. Я подскочил от радости, подхватил её вместе с сумкой, закружил, мы чуть не свалились прямо на асфальт у подъезда.

– Спасибо, – она прикоснулась к моей отрастающей после химии шевелюре. – Без тебя я бы вряд ли так быстро решилась.

Я почувствовал себя самолетом, на борт которого попал ценный внушительный груз, на сверхзвуковой скорости, вспарывая облака, я парил до дома её родителей. В третьем за вечер конце бесконечной Москвы она благодарно поцеловала меня сама. Коротко оставила сладкий след на  губах.

Малая вероятность, пошаговый алгоритм и абсолютное чистое везение – это был первый серьезный выигрыш, обычно новичкам везет. Или это химиотерапия, застрявшая в венах, сработала? Любовь ведь всегда немного химия.

С того момента мы стали дуэтом – везде вдвоём, взявшись за руки. После работы «она любила летать по ночам» – в темном парке, на каруселях, которые не останавливались той теплой зимой.

Я ждал её возвращения внизу и влюблялся всё больше. Ее душа была изувечена мужчинами, под одеждой она тоже прятала шрамы.

В парке я играл в кегельбан, её радовали трофеи из мягкого плюша. В глазах после карусельной круговерти подпрыгивали чертята, в сущности она была совсем девчонкой. В далеком углу мы облюбовали  фастфуд, с картошкой, почти как из костра. Я рассказывал ей про школьные экспедиции, она слушала, уронив голову на ладонь. Когда говорила о работе, волновалась, поправляла рукой струящиеся каскадом волосы,  закрывающие высокую грудь, за которой пульсировало такое большое сердце.

Она была немного фантазеркой, верила, что я здоров и по-настоящему жив. Как только мы встретились, я перестал себя жалеть. Мне хотелось расправить крылья и быть сильным – найти деньги и жить вместе с Никой.

Дома в Питере, на последней химии, родители насобирали мне денег на месяц аренды квартиры. Новые друзья помогли нам угнездиться в маленькой московской хрущевке. Для меня был старт чего-то серьезного. На новоселье я достал из пакетика и надел нам колечки «Спаси и сохрани» из Лавры. Внутри каждого гравировка с именами.

– Никуля, здесь всё написано. Я верю, потому что ты со мной.

Она не надела кольцо на палец, продела сквозь него тонкую длинную цепочку и повесила на шею.

– Так оно будет ближе к сердцу, – сказала она.

Каждый раз потом, в минуты интимной близости, когда подушки и одеяла нестерпимо сковывали движения, я выискивал глазами кольцо на ее груди. Оно будило во мне страсть и нежность. Я сильнее прижимал ее к себе, с трепетом целовал ее грудь, ощущая на губах бархат кожи, чувствуя прерывистое горячее дыхание на своем лице. Иногда она откидывала его назад, чтобы лишние движения не нарушали ритм и такт, выбранный нашими телами.

После ей нравилось сидеть у меня на коленях, я обнимал её за талию, гладил и украдкой целовал шрамы на руке и шее. Да, я был счастлив!

Насытиться друг другом никогда не хватало времени, да и не будет никогда столько времени в человеческих часах. Нас разлучала ее работа.  Пока ждал -представлял Крым весной: взлететь вместе на Ай-Петри, парить над соснами, на закате спуститься к морю, довериться ночным волнам.

Целям нужны были средства. В “Чайхоне” рядом с домом требовались официанты. Моё русское лицо и крепкая комплекция, хоть и сдувшаяся в последнее время, устроили руководство, нравились клиентам.  Зарплаты “с чаем” впритык хватало на оплату однушки. Кормила нас Ника.

Каждый день звонила мама, напоминая о необходимости показаться врачу. Я жил какую-то новую жизнь – она совсем не пересекалась с предыдущей, в которой мой финал уже должен был состояться. На дворе тем временем полыхала солнцем весна.

Мы бродили с Никой по парку, наблюдая за обновлением: почки на деревьях взрывались быстро, вокруг было много жизни. А в кегельбане я впервые проиграл. На следующий же день я упал с подносом в середине смены. Силы неожиданно покинули меня, процесс пошел бесконтрольно.

Ничего больше не хотелось, только спать, обнимая Нику, сцепившись руками и ногами.

Первого мая нам пришлось перебраться в Питер лечиться, сдали гнездо друзьям до сентября. Я стал заложником собственной молодости, в свои двадцать два я еще рос, а вместе со мной – неоперабельная она.

Почти сразу положили маяться в больницу. После майских Ника взяла отпуск за свой счет и поселилась в моей палате. Держала за руку долгие часы под капельницей, читала книги вслух, пела колыбельные – я плохо засыпал.

Из боксера я резко превратился в узника Освенцима, с огромными провалившимися глазами. Ходить сил не было. Иногда Ника вывозила меня на коляске в больничный парк, в буйство майской зелени. Над окном палаты свили гнездо разноцветные сойки, сквозь стекло мы наблюдали за планированием новой жизни.

Пока я еще соображал, я поклялся себе и Богу, что в любом случае буду оберегать её от всего.

Накануне ухода уговорил ее поехать домой. И умер, как и родился, рядом с мамой. Знал – Ника этого не вынесет.

На мне произошёл какой-то сбой, а может снова повезло в лотерею, я помню всё: как упаковали в черный пакет, отвезли тело в морг – вскрыли, я ужаснулся – она вросла в меня, была размером с младенца в моем животе.

Помню, как мазали гримом из чёрной коробки, везли в катафалке, трясли кадилом над лицом. Пришло неожиданно много народу. На отпевании Ника стояла на коленях возле моего тела. Мама рыдала в голос, когда опускали гроб в семейную могилу, под березкой. Я наблюдал сверху. А потом – снова тренинг на сорок дней. И цель одна – вернуться к Нике. Меня допустили. Так мы снова встретились.Я почти не узнал её в бледной девушке с короткой стрижкой. Она вернулась к родителям, спала с мамой, обнимая плюшевого мишку.

Я прилепился к ней, теперь просто берегу. И выпросил у Бога для нее сына. С мужчинами ей как-то не везет. Вот уже десять лет мы безразлучно вместе: днем, ночью, без отпусков и перерывов на обед.  Никуда ей без меня.

Декабрь, 2017