Червь [Алина В. Крафт] (fb2) читать онлайн

Время подходило к часу ночи. Круглосуточный магазин недобродушно принимал своих посетителей, которые всякий раз норовили что-нибудь стащить, свалить или по-простому, так сказать, по-человечески нахамить продавцу. Николай всё это прекрасно понимал, потому старался вести себя прилично и более незаметно, дабы тем самым облегчить страдания женщины, заступившей в ночную смену.

– Паспорт предъявите, пожалуйста.

Женщина пристально смотрела на Николая, требовательно так и непреклонно. Мужчина усилием воли оторвал глаза от стеллажа с шоколадками и повернулся к кассирше. В полости рта уже собралась слюна, готовая обрушиться на молочную плитку с карамелью или изюмом, но кариозный зуб, уже месяц требующий лечения, протяжно изнывал, марая всю картину. Стряхнув с себя туман, последнее время появляющийся частенько в его голове, Николай проследил за движением накрашенных бледной фиолетовой помадой губ, с которых слезали последние слова, но смысла всё равно не понял. Нежный северный закат мог бы быть такого убаюкивающе-мёртвого цвета. Алый язык мелькал как раскалённое солнце перед своим уходом в колыбель земли.

– Что?

Кассирша вздохнула, набираясь терпения. Иисус, кажется, много говорил о терпении, но упоминал ли о том, где взять его? Где искать прощения для родных, когда ярости нет предела, а главное – где найти прощения для самого себя?

Уходя на работу, она вновь не застала своего старшего сына, который Бог весть где пропадает, а на вопросы матери неизменно повторяет выражение тайны и отдалённости, свойственное утомлённым гениям, не позволяя никаким способом допытываться до истины больше минуты. Ну почему она сидит здесь, в этом магазине, пропахшем пропавшей рыбой и крысами, снующими в темноте? Почему они сидит здесь уже семь лет, вместо того, чтобы искать, где её ребёнок? А не поздно ли ещё, искать? Люди приходят и расплачиваются, а потом уходят, и им абсолютно всё равно, кто их обслуживает за кассой.

А кому не всё равно, покажите мне. Стоит очередной неспящий, отвлечённый и неспокойный. И чего только нам всем дома не сидится, в тепле?

Третий день болят руки, словно переломаны пополам. Они связаны тугими верёвками до самых синяков, и имена этим верёвкам всё равно что демонам: рутина, заработки, нужда. И вроде бы дело благородное – семью обеспечивать, так почему же столько ненависти к этому, столько отвращения?

– Паспорт покажите.

Николай снова не понял. Он начал ощупывать карманы своей серой ветровки, но ничего, кроме мелочи и ключей не нашёл. Да и откуда чему там взяться? Хорошо хоть ключи от дома есть. Есть, куда ногам пойти. Хотя было и такое в воображении Николая, что включало маленький фильм. Вот он подходит к многоэтажке, а в ней пара чёрных окон, заполненных копотью и дымом. Люди стоят во дворе и слышен вой пожарной сирены, требующей уступить место на переполненной автомобилями дороге. Его квартира задыхается, огонь постепенно сжирает своей ненасытной глоткой вещи, доставшиеся когда-то с трудом. Каждую неделю, почти без выходных, а иногда и не почти, стирать зубы в пыль, чтобы купить, чтобы потратить. Жизнь в кредит, и если не в прямом смысле, то в переносном уж точно. Заработал – потратил, а потом снова так. Но как-то нерационально. Потратил целую жизнь, а заработал какие-то деньги. И всё пылает: мебель, одежда, диплом и, конечно же, паспорт. И в душе у Николая наряду с печалью и лёгким отчаянием витает невыносимая сладость освобождения. Гори оно всё, проклятое.

– Нету паспорта. А он, собственно, Вам к чему?

Кассирша даже не разозлилась, словно предугадав подобный вопрос. Она постучала указательным пальцем по красной табличке, висевшей на виду, рядом с кассой: «Продажа алкогольной и табачной продукции несовершеннолетним запрещена».

Вчера опять нашла в его сумке сигареты. Стоило ожидать, такая банальность. Я и сама курила, но как-то неприятно видеть, что и твои дети идут теми же пыльными дорогами. И стыдно было лезть в его сумку, будто я не доверяю своему сыну. Но ведь и впрямь не доверяю. А он мне, тоже?

Николай всмотрелся в чёрные жирные буквы, подумав, что весьма справедливо не позволять молодёжи беспрепятственно покупать сигареты и пиво, но его слегка глуповатый вид заставил женщину-продавца пояснить:

– Без паспорта продавать не положено. Я вижу, что Вы не мальчик, но извините, у нас камеры, а начальство требует, чтобы как по закону.

И тут Николай, прошарив глазами, обнаружил на конвейерной ленте бутылку водки. Закопошилось что-то чуть выше живота.

Снова червь запрыгал, значит. Неужели, здесь глазами просвечивают или у меня на лбу написано? Докатился, позорный.

– Вы что же, водку мне предлагаете купить? Ну и маркетинг у вас здесь. Позвольте, мне этого не надо!

Женщина за кассой прошлась по неловкому мужичку от головы до пят. Чисто выбритый и даже причёсанный, куртка разве что потёртая. На ногах брюки бежевые, аккуратные стрелки, и ботинки блестят.

Не похож на ненормального. Но кто ж наверняка знает, как эти ненормальные выглядят? Может, лунатик какой? Лунатик-алконавтик, за водкой в ночное время прибежал, сам себя не помнит.

Кассирша оставалась внешне невозмутимой:

– Надо значит, раз поставили.

Николай оторопел от такого напора и секунды две растерянно молчал. Он долго вспоминал, зачем здесь стоит. В руках его ничего не было.

Я не пью. Ты не пьёшь, Николай, слышишь? А давно? Не помню, но помню, что окончательно и бесповоротно от меня ушла жена. Странная женщина, терпела меня, любила, а как пить бросил, так устала и не вернулась больше. Видимо, алкоголик со статусом кандидата социологических наук ей нравился больше, чем безработный трезвенник. А почему же я пить начал? Не помню, но помню, что яро так начал и остановить себя не мог, пока не упал. Низко так, в самую яму, в которой копошился как безвольное пугало. Пьющая интеллигенция превратила меня в подобие поросёнка, валяющегося в отбросах. Да и что такое интеллигенция, когда она вдрызг развращена зелёным змием? Но я теперь не пью. Совсем не пью. Осталось только работу найти, потому что со старой я ушёл. Ушёл, а не выгнали, понятно? Снова.

Маленький лучик озарения мелькнул в мозгу Николая и немного прояснилось.

– Я, знаете ли, не ставил ничего. Мне семена нужны. Бархотка.

Женщина прищурилась и стала ещё более внимательно рассматривать Николая. Подозрительность его росла, и кассирша медленно выходила из себя. И как оригинально, казалось бы, предложить продать бархотку в такое время суток, а не какие-нибудь красные розы или огурцы!

Как могу я смотреть на эти рожи, когда лицо своё в зеркале уже не узнаю? Когда детей своих не вижу? За что, за гроши эти!

Она пожевала нижнюю губу и демонстративно оглядела пустой магазин.

– Нет никого, кто кроме Вас ещё поставит? А бархотки нет, только петунья осталась.

Нужна ли ему петунья? А водка? Неловко простаивая на кассе, Николай думал, стоит ли ему ради приличия взять хоть что-нибудь.

Может, конфет купить? Пригласить женщину и выпить с ней чаю или вина? Но кто ко мне придёт, я и не знаю толком никого. Тогда порошка стирального – уж он-то всегда в хозяйстве пригодится, рубашки стирать. Они мне чистыми нужны, когда я снова на работу устроюсь.

А вдруг и впрямь я сам поставил эту бутылку? Тогда меня расстрелять нужно за преступление против человека. Дожил до поры, когда и сам не понимаю, что руки делают отдельно от мозгов. Да я же болен, болен, словно лихорадкой!

И вдруг такая злость Николая одолела, что он стал решительным и громогласным.

– Не надо мне петуньи. И уж тем более водку вашу брать я не намерен!

Белая пелена накрыла голубые глаза продавщицы. Завтра же уволюсь. Какая же я мать, какая жена? Час ночи, а меня дома нет. Кто спасибо за такое скажет, этот, что ли?

Николай так резко хлопнул дверью, что даже не услышал брошенные вслед слова кассирши:

– Я всё равно Вам её не продам: у Вас паспорта нет.