Долгая дорога домой [Игорь Геннадьевич Конев] (fb2) читать постранично

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

Говорят, большие города злы и безжалостны. Говорят, население мегаполисов настолько атомизировано, что ему совершенно нет дела до отдельно взятой его единицы, особенно, когда эта "единица" хорошо "подшофе", сидит в сугробе и курит, подставив мокрое лицо падающим с ночного неба снежинкам. Может быть, так оно и есть…, и просто надо сказать большое спасибо своему Ангелу Хранителю? Кто знает….

***

Кладбище зачистили быстро. Оно давно уже мешало напирающим кварталам стремительно растущего города, сбивая бешеный темп тихим умиротворением потустороннего мира. И если городское собрание, перед самой революцией, кладбище просто законсервировало, возведя на его территории небольшую Церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, то новая власть, окончательно получив бразды правления в свои руки, пошла более радикальным путём. Под «Смело мы в бой пойдём…», под «Марш энтузиастов» и рычание мощных бульдозеров комсомольцы, вооружённые лопатами и ломами, выворачивали кресты, крушили памятники, лихо сносили оградки…, не обращая никакого внимания на слёзы стариков, завывания женщин и разноголосые проклятия в свой адрес тех, кто, по тем или иным причинам, не успел перезахоронить на новое место останки своих родственников. А большинство могил и переносить-то было некому: солдаты Первой мировой, умершие от ран в эвакуационных госпиталях Н-ска; скошенные тифом жители окрестных деревень, всходившие на погост целыми семьями; белогвардейцы, вцепившиеся в сибирскую землю в попытке сохранить хотя бы малую толику от развалин Российской Империи, да так в этой земле и оставшиеся. Некому о них было плакать, некому молиться, некому вспоминать….

Часть бывшего кладбища отвели под застройку, а на оставшейся территории со временем разбили парк, чтобы у уставших от строительства «нового» светлого будущего горожан, было место для отдыха. Насадили молодого березняка, проложили дорожки с незатейливыми деревянными скамейками по краям, огородили место для танцев с эстрадой для духового оркестра из ближайшей воинской части….

Однако добропорядочные граждане в «парке на костях» отдыхать не захотели: жива была ещё в их памяти оставшаяся от предков традиция священной неприкосновенности сакральных мест. Добропорядочные граждане парк стороной старались обходить, чем тут же воспользовались представители различных криминальных организаций, группировок и других бандформирований, которым было глубоко наплевать, где вершить свои тёмные дела и делишки и для которых жизнь человеческая, а тем более смерть, и гроша ломанного не стоила. Да и удобно, с другой-то стороны, закапывать жертвы жестоких междоусобных разборок, с поножовщиной и огнестрелом, тут же, что называется, не «отходя от кассы».

Шли годы, крепла новая власть, выжигая беспощадным огнём правосудия последние очаги распространения недобитых преступных элементов, и в парке стало безопасно…, но оттого не менее пустынно. Скамейки и эстрада, к тому времени, давно пошли на дрова, для жарких бандитских костров в холодные сибирские ночи, аллеи заросли бросовой зелёнкой и парк окончательно пришёл в запустение. Лишь местные алкоголики, неистребимые, как тараканы, нарушали, время от времени, торжественный покой старого кладбища чмоканием откупориваемых бутылок и треньканьем замусоленных стаканов, верша недолгую свою тризну по неудавшейся жизни под шуршание советских газет с завёрнутыми в них нехитрыми закусками.

И только тогда, когда рассеялось коммунистическое помрачение, рухнули идеологические запреты и вера в Бога перестала считаться психиатрическим диагнозом, про забытый погост снова вспомнили.

***

Средних размеров дом, со стенами из бежевого «сэндвича» и крышей, покрытой гофрированным листом кирпичного цвета, стоял в глубине заброшенного парка и с улицы практически не просматривался. Укрытый от праздного любопытства прохожих высоким, но уже кое-где покосившимся деревянным забором, да буйной растительностью различного толка, дом словно говорил всем своим видом: «Я в вашу жизнь не вмешиваюсь, ну так и вы мне без надобности не досаждайте». О том, что это не обычное строение, а какая-никакая, но Церковь, обитель Духа Святого, можно было догадаться лишь по двум маковкам с крестами, которые устремлялись в небо с покатой кровли и празднично золотились в солнечную погоду своими округлыми боками.

Под стать церквушке был и настоятель: невысокий, полноватый, начинающий лысеть священник, с редкой, неухоженной бородкой и тихим, невыразительным голосом. Службы вёл неразборчиво, проповеди читал неохотно, на требы, подтянув подол рясы повыше, отправлялся пешком – машины у него не было. Словом, так себе священнослужитель по нынешним-то временам….

Но паства его любила. За кроткий нрав, за улыбчивую приветливость и ласковое участие к каждому, кто бы ни обратился к нему за помощью или