Отпуск [A. D.] (fb2) читать постранично

Знаете то чувство, когда выглядишь потрясающе? Когда физически ощущаешь на себе восхищённые взгляды прохожих, в голове у тебя играет любимая песня, воплощающая твою неотразимость в ноты, а походка выносит на миланский подиум. Прекрасное чувство. Жаль правда, что оно пропадает, как только ты проходишь мимо кого-то посимпатичнее. Или мимо зеркала.

Алиса была жутко недовольна собой. Обычно это чувство в спешке притуплялось, но сегодня всё было как-то особенно заметно. Она уже дважды заехала себе в глаз кисточкой от туши и уже на тридцать процентов была готова к тому, чтобы выйти из дома не накрашенной. Но очередной взгляд в зеркало заставил снова взяться за тюбик и наконец, с грехом пополам, накрасить второй глаз. До звонка, как обычно, оставалось четыре минуты. «Чёрт, надеюсь, я не одна такая». Опаздывать на литературу не хотелось, во-первых, потому что за это точно прилетело бы от учительницы, и, во-вторых, потому что сегодня они наконец приступали к Маяковскому. Алиса схватила куртку и осторожно, чтобы не разбудить маму, прикрыв дверь, на цыпочках побежала к лифту. Как бы велика ни была её спешка, спуск по лестнице был выше человеческих сил.

Холодный апрельский воздух царапнул лёгкие, но переводить дыхание было некогда. Серые комья последнего снега всё ещё лежали на обочинах, сливаясь с асфальтом и создавая картину потрёпанной старой дороги, ведущей в никуда. Вообще такая картина была привычной для небольшого города, особенно весной: здесь можно было не ожидать буйства красок и прилива сил, такое редко случалось даже летом; но если вы искали что-то бесконечно серое, уводящее в прострацию и стирающее желание делать что-либо захватывающее, то место было самое подходящее. Алисе было некогда впадать в меланхолию, но включить подходящую песню она волшебным образом смогла.

Ввалившись в первую дверь, она перевела дыхание. Уповая на удачу, она осторожно вошла во вторую и, разумеется, наткнулась на завуча.

– Что первым? – голос казался строгим, но глаза, как всегда, посмеивались.

– Литература.

– Уж ради неё-то можно было бы и поторопиться, физмат!

Последние слова настигли Алису уже в раздевалке. Поздоровавшись ещё с тремя засонями, она быстро скинула сапоги, легко сунула ноги в старые кеды и опрометью бросилась на второй этаж.

Сбившись в стайку пугливых воробьёв, они стояли возле кабинета и честнейшим образом решали, кто должен постучать.

– У меня камень, я выиграл. – Славе, как обычно, повезло, и честь быть сожжённой на костре праведного гнева первой выпала Алисе. Звонок прозвенел с полминуты назад, но для Виктории Павловны что полминуты, что пол-урока – всё одно. Алиса подняла руку. Все четверо престали дышать.

Робко постучав, они медленно открыли дверь и замерли в ступоре. Вместо мечущего ледяные молнии взгляда Виктории они встретили горчично-насмешливый взгляд самого привлекательного мужчины, которого Алиса когда-либо могла вообразить. Он полулежал в её кресле, повернувшись к двери, при этом сохраняя собранность и животную грацию. Широко улыбнувшись, он рукой разрешил им войти и продолжал улыбаться, пока они со скрежетом выцарапывали книги из обветшалых портфелей. Как ни странно, под его взглядом не было неуютно, но откуда-то из глубины позвоночника к голове медленно подступал истеричный смех, исполненный понимания и сумасшествия.

Алиса пристыдила разбушевавшееся либидо и попыталась сосредоточиться на сути происходящего. Это оказалось не так-то просто: бессонная ночь за компом давала о себе знать. Но сериал сам себя не посмотрит, знаете ли. В конце концов выцепить главное Алисе удалось: Виктория уехала с олимпиадниками в белокаменную, а этот дядька пока не очень добросовестно исполнял её обязанности (слабо сокрушал словом хлипкую самооценку одиннадцатиклассников).

–Итак, начнём. Сегодня по программе у вас Маяковский, и я пока не буду отступать от плана. Но, на мой взгляд, знакомство с поэтом должно состоять из знакомства со стихами, а не с биографией. Так что я вам сейчас кое-что прочту.

Читал он «Люблю…». Неплохо читал. Алиса даже проснулась окончательно. Но в глазах её соседей было столько восхищения и обожания, что у неё заскрипели зубы. Здоровый детский эгоизм и плохо скрываемое желание быть в центре внимания начинали медленно бурлить в животе. На последних трёх строфах она уже плохо слушала, но пристально смотрела ему в глаза. И прочла в них то, что ей хотелось: чуть заметное самодовольство и вызов. Он беззастенчиво возомнил себя лучшим чтецом! Алиса не могла с этим смириться. Как только он закончил и затихли аплодисменты, её рука настойчиво взлетела вверх. Но этот литератор в снежно-белой рубашке под кроваво-красным жилетом и не думал замечать её выпад. Он медленно опустился обратно на стул, придвинулся к столу и, глядя прямо ей в глаза, заявил:

–Спасибо. Маяковский, по моему