Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы [Денис Владимирович Пилипишин] (fb2) читать онлайн

Об авторе

Денис Пилипишин – член Союза писателей России, кандидат философских наук, автор ряда книг в различных жанрах: практической психологии и философии – «Как жить в обществе и быть свободным от общества» (Феникс, 2004), «Мужской взгляд на стратегию совместной жизни» (Феникс, 2005); поэзии – «Туманная дорога» (Академия поэзии, 2006); эзотерической психологии – «Программируем счастье» (Амрита-Русь, 2010), а также художественной прозы – «Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы» и «Откупоривая тайну. Приключения со смыслом» (Авторская книга, 2012 и 2014 гг.). Кроме этого Д. Пилипишин является соавтором первого и второго изданий учебников «Философия в системе культуры: Учебное пособие для вузов. Под ред. проф. Ильина В.В.» («Полиграф-Информ», 2004 и 2005 гг.) Последней работой автора стал психологический роман «Постигающий тайну».

Тайна сновидения

Горячий ветер стремительно гнал по африканскому небу яркие белые облака. Небо было ослепительно, пронзающее голубым, и вместе с облаками складывалась на удивление четкая и контрастная картина, которую невозможно увидеть в России – только в Африке. А внизу, где тот же ветер поднимал сухую пыль и песок, свирепо сопели двое русских. Матерясь, Михаил продирался через какие-то неизвестные ему и ужасно колючие кусты. Одетый в красивую камуфляжную форму, в руках он сжимал охотничий карабин. Колючки были досадной помехой, но сейчас он их почти не замечал. Все его внимание сконцентрировалось на другом: впервые в жизни он охотился на слонов!

Убить слона – давняя мечта Михаила – опытного охотника, для которого охота являлась центральным хобби в жизни. «Надо только выследить слоняру, не слишком углубляясь в джунгли! А там уж не промахнемся! Поди промахнись мимо такой задницы!!!» – в охотничьем азарте думал он.

– Попрятались, суки! – обратился Михаил к продиравшемуся рядом товарищу, – учуяли, что русские идут, затаились!

Продолжить он не успел, так как заросли внезапно кончились и они оказались на какой-то поляне с грязной лужей посередине, вокруг которой столпилось семейство слонов. У Михаила разбежались глаза!

– Серега!!! – восторженно крикнул он, – ну выбирай теперь, кого мочить будем!!!

– Сначала взрослых валить надо, а потом и с детенышами ихними разделаемся! – хриплым голосом ответил Серега и хотел добавить еще что-то, но произошло непредвиденное.

Слоны вовсе не испугались людей. Напротив, будто поняв их слова, самый большой слон, видно, глава семейства, прекратил потягивать водичку из лужи, развернулся и стремглав бросился на них, демонстрируя неожиданную для такой массы динамику. За ним устремились и остальные. А поскольку нашим охотникам случайно удалось приблизиться к слонам почти вплотную, стрелять оказалось уже поздно.

– Давай через кусты обратно, эти твари в них запутаются! – крикнул Михаил и нырнул в месиво колючих веток.

Однако слоновью прыть он недооценил. Через несколько мгновений сзади послышался страшный треск сзади, сопровождаемый тяжелым дыханием и какими-то разъяренными гудящими звуками. Снимая карабин с предохранителя, Михаил повернулся назад и увидел, как приотставшего Серегу слон сначала поднял на бивни, подбросив вверх, а когда тот упал, принялся топтать своими противными, тумбообразными ногами. Невольно сделав шаг назад, Михаил обо что-то споткнулся и свалился на ветки. Ситуация развивалась с катастрофической скоростью. Слон буквально расплющил белобрысую голову Сереги, и продолжал топтать его безжизненное тело, хотя в этом уже не было необходимости, а в это время до самого Михаила добралась слониха. Встать он не успел, поэтому поднял карабин и выстрелил ей в голову, но то ли со страха, то ли потому, что лежал на колючих ветках, сплоховал и лишь прострелил насквозь гигантское ухо. Это еще больше разозлило огромное животное, и через долю секунды она принялась топтать Михаила. Хруст его ломающихся костей смешался с хрустом веток…

Михаил в ужасе подскочил на кровати – весь потный, с бешено стучащим сердцем. Жена тоже проснулась. «Что, опять слон приснился?» – обеспокоено спросила она. «Ага, он самый! – тяжело дыша ответил Михаил. Черт бы его побрал!!! Нет, все-таки однозначно, когда-то в своей жизни я должен застрелить слона!»

Сон про слонов давно преследовал Михаила. Вероятно, по причине его честолюбия. Он очень хотел быть известным и уважаемым охотником, его тяготило, что о его подвигах знают не все. Михаил гордился, что за свою охотничью карьеру убил несчетное количество животных, но что это были за животные – так себе, лоси, косули, максимум кабаны с медведями. При случае он не брезговал даже собаками и кошками, если подворачивалась возможность безнаказанно пристрелить четвероногое.

Настоящие же мужчины, которых Михаил видел в американских фильмах, охотились на львов и слонов, ну тигров в конце концов. Но где же ему взять тигра, не говоря уж о слоне, в лесах Тульской области? Может быть, поэтому ему и снились регулярно сны, в которых он становился суперменом и охотился на слонов. Правда сны эти, хотя и разнообразные по сюжету, всегда заканчивались неудачей. Либо Михаила затаптывал слон, как этой ночью, либо, убегая от слона, он срывался с обрыва, либо его кусали ядовитые змеи и т.п. В самом лучшем случае слон просто скрывался в джунглях, а Михаил стоял в бессильной ярости, проклиная заклинившее ружье. Михаил подспудно чувствовал, что эти сны имеют какое-то значение, что жизнь его существенно изменилась бы, если хотя бы раз во сне он увидел, как слон падает на землю, заливаясь кровью из простреленной головы… Но такой исход почему-то оставался недосягаемым.

Надо сказать, что по жизни Михаил не был человеком высокого полета, судьба не избаловала его славой и успехом. Правда ничем сверх меры и не обделила. Он родился и вырос в довольно большой деревне, в традиционной крестьянской семье. Отец его работал механизатором, а мать – скотницей. Окончив с грехом пополам восемь классов, Михаил поступил в ПТУ в райцентре, где выучился на водителя. Потом его забрали в армию, и ему так там понравилось, что он остался на сверхсрочную службу, став прапорщиком. В 45 лет его отправили в отставку и, вернувшись в родную деревню, он устроился работать егерем в охотничье хозяйство. Женился и завел детей Михаил рано, поэтому к моменту выхода в отставку оба его сына уже зажили самостоятельной жизнью: старший уехал в Москву, где работал сварщиком и снимал улучшенную комнату в общаге, младший – в Питер, где ему удалось жениться на местной сотруднице химчистки, у которой он и поселился. Работать он устроился на строительный комбинат, водителем КАМАЗа.

Михаил был доволен, что вырастил детей и, как ему казалось, вывел их в люди. В какой-то степени его гордость имела основания – ведь у одного его соседа сын в 20 лет уже стал хроническим алкоголиком, у другого – мотал срок за убийство в пьяной драке. На их фоне дети Михаила выросли достойным рабочим поколением.

Теперь появилась возможность расслабиться. Михаил стал больше времени посвящать своему любимому занятию – охоте. Его новая, гражданская должность оказалась в этом хорошим подспорьем – он имел возможность безнаказанно браконьерствовать в заповеднике. А тут еще на его ноющее, неудовлетворенное чувство собственной значимости внезапно пролился бальзам, когда его пригласили баллотироваться в Совет управляющих Союза охотников России. Об этом ему сообщил друг из Москвы – у них ввели обязательную разнарядку на членов из регионов, и друг справил ему приглашение.

Незадолго до отъезда у Михаила произошла необычная встреча. Он патрулировал заповедник, как вдруг заметил человека. Приблизившись, он увидел, что это была пожилая женщина, которая что-то собирала.

– А…, а я думал браконьеры! – сказал Михаил. – А что мать, ты тут делаешь?

– Да я травки тут собираю…– ответила женщина. – Дача у меня здесь.

– Куришь их что ли?

– Да нет, целительница я, от недугов всяких людей исцеляю. И разные травки волшебные мне помогают!

– А травки здесь тоже нельзя собирать! Это ведь заповедник! – строго сказал Михаил, – здесь редкие травы растут!

– Да ладно тебе Мишка, – сказала женщина, все же знают, что ты тут первый браконьер. И еще тебе совести хватает про редкие травы рассуждать, когда сам редких животных отстреливаешь! А ты ведь заповедник от браконьеров должен охранять!

– Так я и охраняю! Знаешь, сколько я браконьеров переловил! – обиделся Михаил.

– Знаю. И сколько сам набраконьерствовал – тоже прикидываю. Тебе не стыдно? Как же так – с виду охраняешь, а сам и воруешь? Вон на Западе, я по телевизору видела – нарушил полицейский правила – его из полиции увольняют, потому что он в первую очередь правила соблюдать обязан, пример подавать! Там люди понимают, что такое честь, честность!

– Что мне Запад? – возмутился Михаил. – На Западе все прогнило! Пусть у них законы, порядок и изобилие – зато души у них нет! Настоящие люди только у нас остались! И в России никогда не будет, чтобы от других охранял, а для себя – не украл! Это ж не честный, это дурак какой-то получается!

– Ну ладно, сказала целительница, понимая, что его не переубедить. Ты вот, я вижу, в дорогу собираешься. Поездка-то важная для тебя будет. Может даже, мечта твоя в ней исполнится!

– Откуда ты знаешь, мать, что я в Москву собираюсь? – оторопел Михаил.

– Да вижу я! Я ж ведунья во многих и многих поколениях!

– И что, говоришь меня хорошее что-то ждет?

– Как тебе сказать, чтобы ты понял… Непростая поездка это… Я вижу в ней некое зерно реализации, сокрытый потенциал будущего…

– Э… Какое зерно? – лицо Михаила подернулось тенью тупого напряжения.

– Реализации. То есть, существует нечто, что может, и даже должно реализоваться. Обычное зерно ведь несет в себе весь запас питательных веществ, чтобы прорасти. Аналогично и здесь, я чувствую, в поездке твоей нечто важное, это нечто уже зарождается, и тебе будет дано достаточно сил, чтобы реализовать его. А как именно оно реализуется – от тебя зависит! Очисти душу свою, и сбудется мечта твоя!

– Интересно ты рассказываешь, мать! – сказал Михаил. Только про душу зря говоришь. Это все сопливые рассуждения. «Душу, очисти…» Так обычно интеллигентишки всякие говорят. Рассуждать они готовы день и ночь, и про душу, и про чистоту, и про культуру там всякую, а до дела дойдет – ничего сделать не могут! И вообще, патриарх конкретно намекнул, что интеллигенты – это готовая пятая колонна! А мечта – мечта, это, конечно, хорошо!

– Ну и ты бы порассуждал! Кстати, а что у тебя за мечта?

Михаил подумал, если он сейчас скажет, что главная его мечта – это убить слона, то ответ прозвучит как-то несолидно. Другой же мечты он не имел. Все и так сбылось – детей вырастил, в отставку вышел, на хорошую работу устроился. К тому же, дураку понятно, что в поездке мечта его не сбудется – где ж в Москве можно застрелить слона! Другое дело, что, если повезет, посодействует друг, да и ему самому удастся наладить отношения, можно будет куда-нибудь продвинутся в Союзе охотников. Поэтому, после паузы, Михаил сказал:

– Мечтаю великим охотником стать! Чтобы все меня знали, обсуждали, завидовали, говорили: вот идет настоящий крутой мужик! Михаил увлекся и едва не добавил: «…крутой мужик, который с нескольких выстрелов завалил огромного слона!»

– Что же, может так оно и случится, – ответила целительница. Но еще раз говорю тебе: очисти душу свою. Свет судьбы пронзает душу, и если грязна душа, то загрязняется и свет, и линия судьбы идет вкривь. То есть, в итоге получается не то, чего ты хотел бы! – добавила она, видя его непонимающее лицо.

На том и расстались. По дороге домой Михаил думал: «Очисти душу, очисти душу! А как ее очистить? Это ж не рубаха, которую снял и постирал! Любят они побрехать, целители чертовы! Нет бы по-людски сказать, конкретно: сходи, например, в церковь, поставь свечку к такой-то иконе, столько-то раз прочитай такую-то молитву, и дело с концом!» Тем не менее, в Москву он поехал с надеждой – все же прогноз ведуньи в целом обещал успех.

В Москве он остановился у своего друга-охотника, который жил в районе Красной Пресни, в старом доме, построенном где-то в 30-х годах – тогда здесь возводили рабочие кварталы. На дворе стояло лето, жена друга вместе с детьми отдыхали в Анапе, поэтому им никто не мешал. Сам друг работал в банке охранником. В прошлом он был милиционером, но однажды ему не повезло. Будучи в плохом настроении, он решил сорвать злобу и поглумиться над стариком, стоявшим в очереди в сберкассу и казавшимся ему вполне беззащитным. Однако позже выяснилось, что старик в прошлом занимал крупные должности в прокуратуре СССР, и друга уволили из МВД, причем по статье. Впрочем, он радовался, что хотя бы не посадили. Правда, работу не получалось найти долго – в голове полторы извилины, из рук все валится – куда такого возьмут? Лишь через год знакомые пристроили его в охрану банка, и теперь он радовался весьма. Его тупая наглая морда целыми днями краснела у дверей солидного офиса.

Но для бывшего прапорщика Михаила он являлся отличным собеседником. Они с удовольствием бухали, хвастались своими охотничьими подвигами, обсуждали разные виды оружия. Поэтому те несколько дней, что Михаил собирался провести в Москве, обещали стать приятными. Днем он ходил по магазинам, покупал разные охотничьи принадлежности, а вечером, основательно затарившись, они садились с другом за стол на кухне, и откупоривали пузыри. Начиналась беседа…

Правда, гостя настораживала одна странность, связанная с квартирой соседа. Михаил обратил внимание, что там происходит что-то необычное. Вечерами к соседу часто приходило много народу, человек до двадцати, из-под двери и из вентиляции потягивало благовониями, слышались необычные песнопения и звуки какой-то странной музыки. «Подозрительно все это, – думал Михаил. Как-то все у них не по-русски!» Поэтому при случае он спросил своего друга:

– Слушай, а что это у тебя за придурок там живет – в соседней квартире? Чем он занимается?

– А, да это Кейнс!

– Кто?

– Кейнс. Кликуха такая. На западный манер. В миру – Сергей Васильевич Крянев, известный также как Серега-Кряка. Всю жизнь сидел в каком-то военном НИИ, штаны протирал. Кандидат наук, типа. Потом как-то раз куда-то там пошел, где что-то ему вроде как открылось, и он ударился в духовные материи. Какие-то методики пишет, лекции читает, клиентов принимает. Жена от него ушла. Он все баб водил, прямо домой, говорил, что его земная миссия требует реализации магических сексуальных энергий. Ну, его жене это, в конце концов, надоело, она с младшей дочкой к матери своей переехала. А сын его институт уже окончил, менеджером работает. Вечерами же Кейнс какие-то занятия проводит, ученики у него, медитируют они там что ли или еще чего делают… Ты знаешь, я в этой фигне не разбираюсь. Шизик, короче! – рассказал всю известную ему правду друг.

Но Михаила это не успокоило. Внезапно к нему в голову пришла идея, как испытать подозрительного соседа. Идею он почерпнул у Н.В. Гоголя. Самого Гоголя он, естественно, не читал, но от кого-то слышал, будто один из героев Гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» заподозрил своего тестя в том, что тот не православный, а колдун, когда увидел, что тесть не пьет водку. Причем оказался совершенно прав – все подтвердилось в точности. Этими соображениями он и поделился со своим другом.

Друг заинтересовался. Хотя он не особенно верил в разные эзотерические штучки, но иметь соседом колдуна, да к тому же неправославного, на всякий случай не хотелось. И они решили зазвать соседа выпить с ними водочки.

Кейнс всюду ездил на машине, поэтому выследить его не составило труда. Дождавшись, когда его серебристая Шкода Октавия припарковалась у тротуара, с трудом втиснувшись между двумя другими автомобилями, друг Михаила приоткрыл входную дверь, как будто собирался вынести мусорное ведро, и, при появлении соседа, с притворной радостью сказал:

– Здорово, Кейнс! И добавил с ехидцей: что это у тебя так звякает в пакетах?

Кейнс поднимался по лестнице, держа в каждой руке по два ашановских пакета, битком набитых всякой снедью и позвякивающих бутылками.

– Да вот, затариться немножко решил. У меня сегодня день свободный, и завтра еще полдня, так что займусь готовкой.

– Ну а звенит-то у тебя что?

– Ну это… Взял немного для расслабления, там, наливочки, пивка, бальзамчика целебного…

– Так давай к нам! У нас тут много чего есть! Жена в Анапе, а ко мне друг из тульской области приехал! Охотник!!!

– Давай. А когда?

– Да мы прямо сейчас начинаем! Ты как, готов?

– Готов! – бодро ответил Кейнс, – сейчас только к себе зайду на минуту и к вам!

«Жидoвская морда! – подумал Михаил, который подглядывал за разговором из прихожей. Нет бы сразу к нам! А сейчас ведь выложит большую часть жрaтвы к себе в холодильник, а к нам принесет от воблы хвост!»

Через несколько минут в дверь постучали. На пороге стоял Кейнс. Опасения Михаила подтвердились – большая часть содержимого пакетов осталась у Кейнса в холодильнике. Правда, меньшая часть тоже оказалась неплохой – пяток бутылок пива, клюквенная наливка, четвертушка коньяку, плавленый сыр, колбаса, селедка, холодец, какие-то импортные сыры, похожие на веревки…

Представившись Михаилу, Кейнс прошел на кухню и сел на предложенное ему место. Выглядел он весьма опрятно. Сухощавый мужчина лет пятидесяти, аккуратно подстриженный, с симпатичной бородкой, которая, как и голова, была наполовину седая. Одет он был в безупречно выглаженную красную летнюю рубашку с разбросанными по ней мелкими темными узорчиками. Михаил обратил внимание на его ухоженные руки и подумал: «Собака! Стопудово никогда в жизни не работал, а все по библиотекам слонялся да бумаги со стола на стол перекладывал!» Но Кейнс, казалось, не замечал этой подспудной неприязни и добродушно смотрел на Михаила сквозь дорогие очки с тонкими пластиковыми линзами.

– Начнем, пожалуй? – призывно спросил друг Михаила и радостно потер руки.

– Ты что будешь? – спросил Михаил у Кейнса.

– Да я наливочки для начала! Смотри, какая бутылка! Словно светится изнутри!

– А что же водочки?

– Да водочку я особо не пью… – мягко сказал Кейнс. – Энергетика у нее тяжелая…

Михаил со своим другом многозначительно переглянулись. Похоже, их проверочный план начинал действовать. «Надо еще на него поддавить! – подумал Михаил. Если не поддастся, то значит точно – неправославный колдун, а если уговорим – то значит, все в порядке, может просто здоровьем слаб или еще чего!» Он открыл рот, чтобы сказать агитирующую фразу, как тут его неожиданно опередил друг:

– Ты знаешь, Мишка, а ведь и я водку не буду! Сейчас начнем, потом не остановимся, а мне завтра на работу с утра, и с запахом у нас нельзя приходить! Хватит уже того, что меня из мусарни выгнали!

Михаил осекся. Неожиданный демарш друга показался ему предательским:

– А как же я?! – возмутился он. – Что же, я один водку буду пить?

– А вот Кейнс с тобой выпьет! – предложил друг и добавил, уже обращаясь к Кейнсу:

– Тебе ведь завтра не на работу, так?

– С утра нет. У меня завтра вечером занятия с группой.

– Ну вот! – обрадовался друг. – Налить тебе?

– Ладно, Бог с вами, – неохотно согласился Кейнс. – Наливай, но только немного!

– Другой разговор! – обрадовался Михаил, наливая Кейнсу из холодной, запотевшей бутылки. «Посмотрим, думал он, может и вправду не колдун! Поглядим, как он дальше пить будет!»

Дальше пошло веселее. Вначале разговор шел на общие темы, что позволило лучше познакомиться – обсуждали автомобили, женщин, политику. В охоте Кейнс, правда, ничего не понимал и компетентной беседы поддержать не мог, зато Михаил бессовестно хвастался, не опасаясь, что его уличат в передергивании. При этом он вместе с другом внимательно наблюдал за тем, как Кейнс пьет водку.

Водку Кейнс пил, и, если верить Гоголю, выходило, что в неправославных колдунах он не состоит, однако пил как-то аккуратно, каждый раз настаивая, чтобы ему наливали меньше половины рюмки. Это настораживало. «Может он неправильный только наполовину? – задумался Михаил. – Скажем, на самом деле – православный. Но при этом все-таки колдун?» Сомнения начали развеиваться после того, как с какого-то момента Кейнс откупорил бутылку пива и им принялся запивать водку. «Не, все-таки на нашего похож! – расслабился Михаил. Ничего, сейчас посмотрим как интеллигентишко под стол падает!»

Друг Михаила пил исключительно принесенную Кейнсом клюквенную наливку, и когда бутылка закончилась, удалился спать, объяснив, что завтра на целые сутки заступает на дежурство. «Ну вот, остался я один с этим Кейнсом! – посетовал про себя Михаил. А ведь неизвестно, кто он такой! Бухает, как русский мужик, и ничего ему не делается! Тут скорее сам под стол упадешь! А может, все-таки он колдун?» Последняя мысль насторожила Михаила, и он решил, что настало время деликатно поинтересоваться, чем же все-таки Кейнс занимается. Крякнув, он наклонился к Кейнсу, доверительно хлопнул его рукой по плечу и, дыша перегаром, громко сказал:

– Кейнс, cyка!!! Так ты чем все же занимаешься?! Я что-то ни фигa не пойму!

Кейнс ничуть не обиделся на такое панибратское обращение.

– Ни в каких структурах я больше не работаю. Теперь я полностью посвящаю себя духовным практикам! – елейным голосом объявил Кейнс.

– Ну а делаешь-то ты что? – не унимался Михаил.

– Делаю? Разное. Изучаю эзотерические учения, развиваю свои паранормальные способности, учу этому других. Понимаешь, фишка тут в том, что, меняя свой духовный облик, можно менять свою жизнь, свое окружение. Словом – судьбу! Творить свой мир, иными словами!

– А что такое духовный облик? – спросил Михаил. – Как его увидеть? Каков он, например, у меня?

Кейнс не ожидал такого вопроса и крепко задумался. Глядя на раскрасневшуюся морду склонившегося над ним Михаила, сложно было думать о духовном облике последнего. Поняв, что благозвучная идея навряд ли придет к нему в голову, он решил попытаться направить разговор в другое русло.

– Да, а еще мы снами занимаемся! Практикуем Западную Концепцию управления осознанным сновидением! – сказал Кейнс и с детским восторгом посмотрел на Михаила. Михаил отшатнулся.

– Чем занимаетесь? – испуганно переспросил он.

– Управлением осознанными сновидениями! – повторил Кейнс, и подумал: «Интересно, теперь он спросит, какие у него сновидения, что ли?»

– То есть, это… Во сне чем-то там управляете? Или самими снами?

– Да, Миша, именно. И даже больше. Суть в том, что, исполненная вдохновения работа над сюжетами сновидения позволяет корректировать сюжетную линию судьбы сновидящего! – высказался Кейнс и улыбнулся ангельской улыбкой. Он был очень рад интересу к его занятиям и считал своим долгом просветить Михаила, однако увидев, как его красной роже выпучились глаза, осознал, что сформулировал свою мысль не лучшим образом.

– Короче, есть способ изменять сон так, что будет меняться и твоя реальная жизнь! – поправился он.

– В натуре?! – усомнился Михаил. Был затронут вопрос, который очень его беспокоил, но он сомневался, стоит ли раскрывать свою тайну перед малознакомым человеком, которого, к тому же, он распознал как еврея.

– Да. Видишь ли, мы живем одновременно в двух мирах – мире бодрствования и мире сновидения. В первом чуть больше – примерно две трети своей жизни, во втором – одну треть. Но эта треть не менее важна. Оба мира тесно связаны между собой. Есть такая история про китайского мудреца Чжуан-Цзы, который во сне увидел себя бабочкой, но не мог понять, то ли это Чжуан-Цзы снится, что он бабочка, то ли бабочке снится, что она – мудрец Чжуан-Цзы. Сегодня все знают, что происходящее с тобой наяву, отражается в твоих снах. Но не все знают, о том, что происходящее с тобою во сне, отражается наяву! Отсюда и появляется возможность влиять на одно через другое. С практической точки зрения нас, в первую очередь, интересует переход от сна к реальности, хотя и обратная дорога интересна – ведь приобретя определенные навыки, можно смотреть сны по заказу, встречаться во снах с интересными людьми! Я, например, с Лениным по набережной гулял! Пиво пили! А при движении от сна к реальности, происходит примерно следующее. Если у тебя есть проблемная ситуация в жизни, то значит, есть и соответствующая ей проблемная ситуация во сне. Обнаружив эту вторую ситуацию и проработав ее, ты разрешишь и первую. Улавливаешь?

Михаил улавливал. Может, он и не понимал сказанное в деталях, но явно ощущал, что они приблизились к самой сути его проблемы. Решившись ничего не утаивать и воспользоваться вдруг открывшемся ему шансом, он спросил:

– А что делать, если во сне проблема есть, а наяву – нет?

– Это любопытно! – ответил Кейнс, – а какая у тебя проблема?

– Сейчас расскажу. Только ты мне ответь по-честному: ты не колдун?

– Я? Какой же я колдун? Я – экстрасенс, парапсихолог, член международной Академии Энергоинформационных наук!

– Ну ладно! – махнул рукой Михаил и начал рассказывать Кейнсу свою историю про охоту на слонов. Кейнс внимательно его слушал, поглатывая пиво прямо из горлышка.

Михаил закончил как раз к тому моменту, когда пиво иссякло и Кейнс, отставив в сторону пустую бутылку, потянулся за следующей.

– Интересная история… – задумчиво сказал он. – Слушай, а ведь видно не зря мы встретились! Это тебя Господь ко мне направил!

«Главное, чтобы не дьявол!» – подумал Михаил и спросил:

– Ты можешь посоветовать, что мне с этим делать?

– Могу!

– А когда?

– Да хоть сейчас! И не просто посоветовать! Мы можем провести с тобой ритуал тонкой магической настройки на твое сновидение! Потом ты пойдешь спать, вызовешь это сновидение и замочишь, наконец, проклятого слона! Все, больше такие сны не будут тебя беспокоить! А одновременно в твоей жизни тоже решится какая-то важная проблема, произойдут заметные изменения! Не беспокойся, это проверено, я уже десяткам людей помог! Мы раскроем тайну твоего сновидения!

– Давай! – согласился Михаил.

– Ну тогда пойдем ко мне!

Они встали, потянулись и пошли к выходу. Кейнс попутно прихватил со стола несколько бутылок сказав, что они им еще пригодятся.

В квартире у Кейнса был идеальный порядок. Разувшись, они прошли, но не на кухню, как ожидал Михаил, а в большую комнату. Сразу бросалось в глаза, что эта комната предназначена не для проживания, а для чего-то другого. Мебель практически отсутствовала, пол и стены укрывали ковры с изысканными рисунками, по всему периметру стояли огромные аудиоколонки, на стенах висели подсвечники и еще какие-то непонятные штуки.

– Ты тут дискотеки что ли устраиваешь? – спросил Михаил.

– Какие дискотеки?! – отозвался Кейнс. – Это специальное помещение для духовной работы! Я тут и занятия провожу, и медитации. Сейчас я предлагаю заняться динамической медитацией. Слушай меня внимательно! Для начала попробуй дышать особым образом. Вот на этом папирусе – он протянул Михаилу покоцанную бумагу – написан ритм. Когда видишь вот этот знак – плавно вдыхай, когда – этот резко выдыхай, при той паре знаков, соответственно, наоборот, вдыхаешь резко, а выдыхаешь плавно! Где нет знаков – задерживай дыхание. Будешь делать это под музыку, но сначала потренируйся под этот ритм – он нажал несколько кнопок на пульте и из колонок раздались неравномерные щелчки.

– При каждом щелчке переходи к следующему знаку, выдыхай и вдыхай, как я тебе сказал! – продолжил Кейнс и стал наблюдать за действиями Михаила.

– У-у-у-у-х… Ху!!! У-у-у-у-х… Ху!!! Ух!!! Ш-ш-ш-…-ха…! – старался Михаил.

– А хорошо у тебя получается! – обрадовался Кейнс. – Видимо потому, что поперед водочки накернил! Она помогает отключить стандартные шаблоны. Кстати, в перерывах можешь прикладываться! – он показал рукой на стоявшие у стены бутылки, которые они принесли с собой. – Это не повредит!

Михаил потянулся к пузырю.

– А я пока благовония воскурю и объясню тебе, что будем делать дальше!

– Давай, воскуривай свою благовонию! – прокряхтел Михаил, садясь на пол и отхлебывая пива.

– Не свою, а Тибетскую! – поправил его Кейнс, назидательно подняв в верх палец.

Он поджигал какие-то ароматные палочки, задувал на них пламя, а они источали дым, продолжая тлеть. Палочки он рассовывал в некоторое подобие стаканчиков, закрепленных на стенах вместе с подсвечниками. Теперь Михаил понял, для чего нужны эти штуки.

Закончив с благовониями, Кейнс зажег свечи и, выключив электрический свет, подошел к Михаилу. Мерцающий свет свечей делал его лицо возвышенным и торжественным. Михаил ожидал, что сейчас последуют дальнейшие магические инструкции, но Кейнс вдруг сказал:

– А дай-ка мне бутылочку портвешку! Накачу стаканчик!

Удивленный Михаил передал ему бутылку портвейна и стакан, и спросил:

– И не боишься ты столько всего в одном брюхе мешать? Башка с утра трещать не будет?

– Да нет, мне это не мешает, – благодушно ответил Кейнс, наливая в стакан красную жидкость. – Теперь слушай. Как будешь готов, я включу специальную психотронную музыку. Ты начнешь дышать, как только что пробовал – стараясь следовать неравномерному ритму и делать вдохи-выдохи с различной интенсивностью. При этом ты должен двигаться – а именно, совершать любые движения, которые тебе захочется. Слушай свое тело! Конечно, биться головой о стену не надо, но и заботиться о том, как ты двигаешься, как ты выглядишь, тоже. Делай свободные движения, которые доставляют тебе удовольствие. Усек?

– Вроде да… – не очень уверенно ответил Михаил.

– Тогда начинаем! – торжественно сказал Кейнс. – Да, дышать и двигаться нужно не менее 20 минут. Можно больше, если тело потребует. О времени не беспокойся, я слежу. Целиком сосредоточься на выполнении упражнения! И самое главное: скорее всего, в процессе ты увидишь какие-то образы. Не пугайся их, просто наблюдай. Приучи себя спокойно быть рядом. Это пригодится тебе для управления сновидением. Ну, поехали!

Михаил вышел в центр комнаты и приготовился дышать. Кейнс нажал кнопку на пульте ДУ. Потянулись секунды волнительного ожидания. Кнопка была нажата, но музыка все не звучала. Вместо этого Михаил почувствовал почти беззвучное движение воздуха. Казалось, пространство сдвинулось и завибрировало, и только после появились первые звуки. Какой-то явной мелодии не улавливалось, шел именно набор звуков, гармонирующих между собой, в которые периодически вторгался то шум морской волны, то отдаленный удар грома, то каркающие голоса птиц. Постоянным фоном присутствовало какое-то космическое гудение…

У Михаила возникло чувство, что вибрирующий звук проник вовнутрь, полностью поглотил его тело и завладел им. Казалось, магическая музыка звучит изнутри него, заставляя дрожать каждую клетку. Он был поражен.

– Что, прет?! – закричал радостный Кейнс, видя его реакцию. – А хули ты хотел – одних сабвуферов восемь штук! И специальная звукоизоляция, чтобы соседям не мешать! А то ведь ночь уже!

Михаил хотел возразить, что соседям все равно слышно, хотя конечно следовало признать – большую часть изоляция отсекала, иначе другим жильцам просто пришел бы конец.

– И против тараканов помогает! – неожиданно добавил Кейнс. Они от звука в щелях лопаются и до квартиры не доползают! Ну ладно, давай, дуй!

И Михаил пришел в движение. Сначала он двигался плавно, даже робко, но постепенно увеличивал амплитуду. Одновременно возрастала и динамичность психотронной музыки. В такт ей он расплясывался все сильнее. Через некоторое время он уже перемещался по всей комнате, размахивая руками и чудно закидывая ноги, будто купаясь в волнах, истекающих из колонок.

«Вышел на режим!» – подумал Кейнс. И ошибся. Михаил продолжил разгон. Скоро он скакал просто как сайгак, причем по хитрой траектории – вероятно, ему начали видеться образы, и он менял направление, чтобы не столкнуться со своим видением, абсолютно реальным для него. И при этом старательно продолжал выполнять неравномерное дыхание, хотя вероятно, уже не осознавал этого.

«Как бы он в азарте копыта не отбросил!» – скоро подумал Кейнс и решил, что по первому разу можно «разбудить» Михаила и не дожидаясь истечения 20 минут. «Разбудить» требовалось мягко, но сделать это было непросто, так как двигался Михаил с большой скоростью и по хаотичной траектории. Потерпев неудачу в первой попытке, Кейнс отошел к стене и стал подскакивать на месте, пытаясь встроиться в ритм Михаила, поймать его такт. Когда это более или менее удалось, он, подобно второму сайгаку, помчался за ним и через два-три круга уже скакал рядом. Затем он попробовал мягко взять Михаила за плечо и начал процедуру пробуждения.

Пробуждение прошло без происшествий. Михаил стал сбавлял темп и скоро остановился вовсе, а остановившись, повалился без сил на пол. Кейнс подтащил его к стене и прислонил к свободному месту.

– Ну как ты? – спросил он.

– Уффф! Уффф! – ежом сопел Михаил в ответ. Казалось, он смотрел сквозь Кейнса.

Тогда Кейнс дотянулся до бутылки с пивом, открыл ее и дал Михаилу. Тот не понял, что это такое, но вероятно, подчинившись моторным рефлексам, схватил и выпил залпом почти до дна. Посидев еще пару минут в прострации, он начал постепенно приходить в себя. Но на лице его читалось все большее беспокойство, он напряженно оглядывался.

– Кто это? Кто это? – он нервно затряс Кейнса за руку.

– Где?

– Здесь! Вокруг! Ты видишь! Какие-то духи, скелеты в капюшонах, а еще жирафы!!!

– Жирафы – это очень хорошо. Это в тему! – совершенно серьезно ответил Кейнс. – Не бойся. Видишь ли, мой друг, эти образы порождаются твоим сознанием. А раз сознание твое, то значит, ты имеешь полную власть над ними. Попробуй поуправлять ими – это тебе очень пригодится в осознанном сновидении.

Какое-то время Михаил молчал, а после обиженно сказал:

– Я велю духам уйти, а они и жирафов за собой уводят!

– А если ты велишь жирафам остаться?

– Тогда и духи тоже остаются!

– Ладно, не переживай! У тебя и так прекрасные результаты для начинающего! Отпусти их всех, пусть идут! Нам пора завершать динамическую медитацию! – и Кейнс потряс его за плечи.

– Да…, нехило мне вставило! – через несколько минут сказал Михаил, окончательно вернувшись в привычное состояние сознания. А что я весь мокрый? Что я делал-то?

– Ты двигался, танцевал энергетический танец!

– И как? Я ведь танцевать-то не умею.

– Здесь уметь не обязательно – тут вступают в права тайные знания! Короче, сплясано было нефигово – я тебя еле догнал! Выпить хочешь? Коньяк еще нетронутым остался!

Михаил молча протянул руку к коньяку. Кейнс помог ему открыть четвертушку и разлил ее напополам в два стакана. При этом Кейнс еще подтянул к себе бутылку пива.

– Ты что, армянский коньяк пивом запивать собираешься? – изумился Михаил.

– А что? Вот, смотри! За твой успех на эзотерическом фронте!

Он протянул стакан, чекнулся с Михаилом и, хлебнув коньяку, присосался к пивной бутылке.

«Ну вы, блин, даете! Гоголь явно чего-то не догонял!» – подумал про себя Михаил.

– А теперь пора спать! – сказал Кейнс, посмотрев на часы. – Наступает следующий этап – важнейшая часть работы! Когда ляжешь в кровать, попытайся прокручивать в своем воображении желаемую сцену: как ты приезжаешь в Африку, начинаешь охотиться на слонов. Это привлечет к тебе нужный сон. Еще лучше, если ты начнешь засыпать в процессе визуализации. Это не так сложно. Ты увидишь, как в твоей воображаемой картине появляются все новые и новые образы, которые ты не воображал, как действие закручивается само по себе. Ты уже понимаешь, о чем я говорю, после того, как видел образы в динамической медитации. Главное – не провалиться в обычный сон. Если утратишь осознание, тебя увлечет поток, как это бывает в хаотичных снах, и ты не удержишь тему. Только что охотился на слонов – а вот уже бухаешь в военной части! Так что попробуй! Не расстраивайся, если не получится с первого раза. Очень важно не корить себя и не раздражаться. Что получится – то и получится. Просто продолжай прокручивать в голове сценку. Кстати, сейчас уже глубокая ночь, скоро утро. А ближе к утру легче войти в осознанное сновидение.

Если у тебя получится, – продолжил Кейнс, и в своем сновидении ты попадешь на слоновью охоту, то помни, что сновидение твое и хозяин в нем ты. Поэтому ты можешь всем управлять по своему желанию. Например, приказать убегающему слону остановиться, замереть и т.д. Или представить, что у тебя в руках вместо охотничьего ружья – мощный гранатомет, и оно моментально превратится в него!

– Нет, – прервал Кейнса Михаил. – Это будет не круто. Скажут – придурок, завалил слона из гранатомета. Надо из ружья, чтобы как у всех было!

– Хорошо, дело твое. Хоть шилом его заколи! Тут открывается поразительный простор для творчества! Сегодня ты сделал шаг в направлении чудесного мира!

Кейнс радостно похлопал Михаила по плечу, как хлопают победителя соревнований. Они вышли на лестничную площадку, Кейнс подождал пока Михаил справится с дверью соседа, и лишь убедившись, что тот зашел в квартиру, закрыл свою дверь.

Спотыкаясь о расставленные в коридоре ботинки, так как не нашел выключателя, и матюгаясь по этому поводу, Михаил продвигался к своей комнате. Экстаз динамической медитации и азарт открытия нового постепенно испарялись, и на Михаила стремительно наваливалась усталость. «Сейчас упаду на кровать и сразу провалюсь в сон! – подумал он. – И осознать себя во сне не получится!» «Нет! Я не поддамся! Я настоящий крутой мужик, а значит, должен убить слона!» – возразил он сам себе, садясь на кровать.

Однако, несмотря на усталость, Михаилу не спалось. Он лежал, укрывшись пододеяльником без одеяла, и пытался войти в свое сновидение, как учил его Кейнс. Получалось не очень, а когда процесс уже начинался, что-то его обязательно прерывало. Вот Михаил тщательно вообразил себе, как он, собрав денег, покупает путевку в Африку на сафари, как летит в самолете, прибывает на место… – и тут под окном срабатывает чья-то сигнализация и его опять выбрасывает в реальность! В следующий раз под окном проезжала рычащая машина, водитель которой сдуру думал, что он спортсмен, и потому поставил прямоточный глушитель, и т.д., и т.п. Либо наоборот, Михаил замечал, что он сваливается в неуправляемый сон, когда вдруг вместо Африки обнаруживал себя удящим карасей на поросшем камышами пруду…

В общем, пришлось ему нелегко. За окном уже рассвело, а он все пытался войти в осознанный сон про слонов, но не получалось никак. К тому же, начинала болеть голова. Михаил встал, выглянул на улицу, где уже оживало утреннее московское движение, отпил с полбутылки пива и вернулся на кровать. Почувствовав на своем лице прохладный ветерок из открытого окна, он немного расслабился и, наконец, провалился в сон.

Сон оказался что надо. Во сне тоже было утро. Вчера Михаил прилетел в Намибию и разместился в гостинице. На сегодня намечена первая охота. На душе светло и радостно – наставал кульминационный момент его охотничьей жизни. Михаил быстро оделся, умылся и стал искать свой карабин. Но найти его не удавалось. «Что за черт! Куда же я его дел!» – сокрушался он. Наверное, мне все это снится! И опять срабатывают какие-то мои заморочки, вот и возникает препятствие! А ну-ка, велю карабину немедленно найтись!» И действительно, как только он дал такую команду, в одном из шкафов обнаружил зачехленный карабин и патроны к нему.

Тщательно убрав карабин в сумку – по приезде их предупредили, что не надо ходить по городу, размахивая оружием – Михаил двинулся к выходу. Вопреки обещанному, внизу отеля его никто не встречал, и он решил найти самостоятельно дорогу к заповеднику, где они должны охотиться. Некоторое время побродив по улицам, он заметил указатель с какой-то надписью и нарисованным жирафом, и пошел в сторону стрелки. Действительно, скоро показался заповедник. Однако сходу пройти не получилось. Охрана возмущалась и требовала предъявить охотничью лицензию, которую они на местный манер называли билетом. Михаил тоже возмутился – ведь он и так отвалил кучу денег за тур, так неужели нельзя включить лицензию в стоимость! Правда, лицензии продавали тут же, на месте, в специальной кассе, так что делать нечего – пришлось купить. Покупая, Михаил строго спросил кассира, есть ли у них слон, и расплатился только получив утвердительный ответ.

Войдя в заповедник, он понял, что купил лицензию не зря. Столько животных в одном месте он никогда еще не видел! Просто рай для охотника! Обезьяны, жирафы, павлины… Будто специально они собраны в одном месте, что не могло не радовать душу стрелка. «Эх, сейчас бы прицелиться в павлина и – бабах! Только перья летят! Или вот обезьяна крутится на дереве со своим семейством – сейчас бы как врубить ей прямо в грудак!» – предавался Михаил охотничьим мечтам, представляя как убитая им обезьяна, под вопли ужаса ее детенышей, падает с дерева. Но даже азарт не смог сбить его с пути – сегодня он пришел за слоном, так что обезьяны пусть подождут своей очереди.

Искать слона пришлось довольно долго, несмотря на то, что в заповеднике висели указатели с картинками, в каком направлении можно встретить какое животное. «Здорово это они сделали! – думал Михаил. – Под Москвой так же рыбаков развлекают – платишь деньги, и рыбачишь на специальном пруду, а рыба там буквально кишит! Но здесь покруче будет!»

Наконец он достиг своей цели. В отдалении, среди зелени, он увидел слона. Слон никуда не спешил и спокойно пожевывал какие-то листья. Михаил аккуратно подкрался поближе. Тут он заметил, что слон отделен от него решеткой. Сначала это его возмутило, но вспомнив, чем закончился предыдущий сон с охотой на слонов, Михаил даже обрадовался: «Не иначе, это мое подсознание меня подстраховало!»

Медлить нельзя – надо пользоваться представившимся случаем. «Все-таки не обманул меня Кейнс!» – думал Михаил, доставая из огромной спортивной сумки карабин. Расчехлив его и проверив зарядку магазина, Михаил прицелился сквозь решетку. Слон и ухом не повел. «То ли не видит меня, то ли людей не боится! – решил Михаил. Ну ничего, сейчас ты узнаешь, что такое русский охотник!». Слон стоял к нему боком и продолжал спокойно жевать. Промахнуться было сложно.

Бах! Бах! Бах! Бах! – грянули первые выстрелы. Михаил боялся, что, как это случалось раньше, сейчас что-то изменится, и слон вдруг растворится, исчезнет. Но слон не исчезал. Напротив, в его боку появилось четыре дыры, из которых вниз заструилась кровь. Он повернул голову в сторону Михаила. На его морде, казалось, проступили удивление и растерянность. «За что?» – будто спрашивал он.

Но Михаил был настоящим охотником. Он снова поднял ружье и, раз уж слон повернулся к нему, всадил две пули прямо в лоб, чуть выше хобота. Слон начал медленно оседать, а после рухнул на землю. «Есть!!! Я сделал это!!!» –заорал Михаил так, что на деревьях задрожали листья. Восторг переполнял его. Мечта охотника сбылась!

«Дядя, зачем ты сделал это?!» – послышался вдруг плачущий детский голос. «Cyка!!!» – рявкнул где-то голос мужской. Михаил хотел обернуться на голоса, но не успел. Какой-то парень в гражданской одежде набросился на него сзади и повалил на землю, в это время другой парень вырвал из рук карабин и выбросил за решетку. «Хватит, пора просыпаться!» – подумал Михаил. Однако проснуться не получалось. Кто-то из нападавших въехал ему по морде, причем ощущения вышли невероятно реалистичными. «Сон, прочь!» – дал себе приказ Михаил и все-таки проснулся.

К его изумлению, он обнаружил себя не в кровати, а на асфальтовой дорожке, лежащим лицом вниз. Сверху его оседлали двое и скручивали ему руки за спиной. Вокруг стояли женщины и плачущие дети. Кто-то из сидящих на нем мужиков громко крикнул: «Звоните в милицию! И охрану зоопарка позовите!» Несколько женщин схватились за телефоны. Михаил подумал, что он проснулся как-то неправильно, закрыл глаза и попытался снова уснуть. Похоже в его охоте на слонов снова что-то не заладилось…

В отличие от него, Кейнс проснулся поздно, практически в середине дня, причем бодрым и полностью протрезвевшим. Он сладко потянулся и улыбнулся солнечному лучу, пробивающемуся через занавеску. Срочных дел у него не было, группа учеников собиралась прийти только вечером, поэтому он сел в машину и поехал в МакДоналдс, а оттуда – на пляж, где и провел остаток дня, купаясь и загорая. Домой Кейнс вернулся вполне отдохнувшим и зарядившимся энергией. Уделив немного времени подготовке к предстоящему занятию, он включил телевизор и расслабился на диване. «Как, интересно, там Мишка поживает?» – подумалось ему, «сумел ли он свое намерение реализовать?»

Ответ пришел неожиданно быстро. По первому каналу как раз начинались шестичасовые новости, и с первых же слов диктора расслабленное состояние Кейнса развеялось и он припал к экрану.

«В московском зоопарке сегодня произошло вопиющее событие, – озабоченным голосом сказал диктор. – Утром в зоопарк проник неизвестный мужчина, подошел к вольеру со слонами, вытащил многозарядный карабин и расстрелял в упор слона по кличке Бонифаций. Несмотря на героические усилия ветеринаров, от полученных ранений слон скончался.

Кровавая сцена шокировала посетителей зоопарка, большинство из которых было с детьми. Стрелявшего обезвредили возмущенные родители и передали наряду милиции. Сейчас он дает показания.

Показания эти сбивчивы. Пока удалось установить лишь то, что негодяя зовут Михаил Васильевич Постов, он работает егерем в охотничьем хозяйстве Ухлопшино Тульской области. Мотивы агрессии до сих пор не ясны. Задержанный то утверждает, что спал, то говорит, что считал, будто находится в Африке, на сафари, куда специально купил путевку с целью поохотиться на слонов. По третьей версии оказывается, что лег спать, увидел сон про охоту в Африке, а как оказался в московском зоопарке, не имеет представления.

Факт нахождения в нетрезвом состоянии задержанный отрицает, утверждая, что на самом деле находился в измененном состоянии сознания, возникшем у него в результате погружения в динамическую медитацию. На вопрос, зачем ему понадобилось стрелять в слона, Постов ответил, что является охотником, а значит, убивать животных – его любимое развлечение, и тяга к убийству сохраняется в нем независимо от состояния сознания. Проверка документов подтвердила, что он действительно является членом Союза охотников России с двадцатилетним стажем.

Задержанному предстоит пройти психиатрическую экспертизу, а родители, чьи дети стали свидетелями убийства, по распоряжению мэрии могут бесплатно обратиться к детскому психологу Московского Центра медицины катастроф».

– У-у-хх!!! – выдохнул Кейнс, когда сюжет закончился. – Ё!!! Во дает герой-охотник!!! Cyка!!! Теперь ведь скажет, что я его динамической медитации обучил! Похоже, надо мне залечь на дно недельки на три! А после узнаю через своих людей в спецслужбах, как там дело развивается!

Кейнс созвонился с одной своей знакомой, которая жила на даче в Калужской области, и она согласилась приютить его. Быстро собравшись, он сел в машину и набрал номер старосты группы. «Ты знаешь, мой друг попал в беду, поэтому я должен срочно уехать! – сказал он. В ближайшие три недели занятий не будет, а после будем собираться в другом месте, у меня еще одна квартира есть!»

Уже выезжая из двора, Кейнс подумал: «А ведь действительно сбылась Мишкина мечта – стал самым известным охотником России! Нет более известного, чем он, и надолго запомнится! Но сбылась как-то кривовато, он ведь наверняка не так хотел… Может правильно говорят – не работают в России западные технологии, не та у нас ментальность?»

Битва чародеев

– Ё!!!

– Ё!!!

– Ё!!!

– Ё!!! – громко кричал, прыгая по сцене, тощий парень в синей футболке и c волосами до плеч. В такт ударам барабана он подпрыгивал, смешно задирая вперед ноги, и в этот момент с силой хлопал себя руками по джинсам, одновременно выкрикивая «Ё!». Михаил Игоревич посмотрел на своего коллегу из Москвы. Похоже, концерт в сельском клубе тому не нравился, значит пора уводить его отсюда.

Они вышли на улицу. Было прохладно – лето еще не вступило в свои права.

«Мы с приятелем вдвоем

Весело живем!

Нас недавно поместили

В сумасшедший дом!!!»

– доносились им вслед перепевки из известной группы «Сектор газа». Приехавший из Москвы товарищ Михаила Игоревича, Иван Арнольдович Жобоц с неудовольствием поежился и оглянулся.

Совхозный клуб построили в 1935 году, о чем возвещала белая каменная надпись на фасаде. Может быть поэтому он единственный среди окружающих зданий выглядел более-менее претенциозно и внешне напоминал скорее исторический памятник – с колоннами, лепниной и прочим. Желтые облупленные стены только усиливали ощущение древности и казалось, будто это не сельский клуб, насквозь пропитанный прениями на партсобраниях, а особняк какого-нибудь аристократа, в стенах которого читали Данте и играли на рояле.

Вокруг лавочек около клуба кучковалась сельская молодежь. Отовсюду слышался пьяный гогот, на земле валялись пустые бутылки, кучи окурков, какие-то бумаги, пачки из-под сигарет. Внезапно над головами пролетела пустая пивная бутылка и с грохотом разбилась обо что-то в темноте. «Здесь, пожалуй, небезопасно! – отметил про себя Иван Арнольдович. – Легко или морду набьют, или бутылкой по чайнику заедут!»

Его местный коллега беспокоился в меньшей степени. Во-первых, его тут хорошо знали и побаивались. Во-вторых, обладая кое-каким гипнотическим даром он, в случае необходимости, мог остановить, по меньшей мере, одну пьяную компанию на расстоянии. Случайное же попадание по голове сравнительно маловероятно, к тому же, летящую бутылку можно услышать по свисту, который она издает при полете. Тем не менее, они решили удалиться.

Правда, в этом районе жил и другой человек, менее известный, чем Михаил Игоревич, но побаиваться которого имелось куда больше оснований. Именно из-за него все и началось. Как звали этого человека никто точно не знал. Он был известен под именем Зелигер, но почти наверняка это было не настоящее имя, а псевдоним, который он себе взял, обратившись в язычество. При этом отчество Зелигера звучало вполне традиционно – Петрович, и, казалось бы, по деревенской традиции, его и должны все знать как Петровича. Но большинство почему-то боялось к нему обращаться столь панибратски.

Зелигер был высоким человеком лет шестидесяти, худощавым, но очень крепким, носил длинную седую бороду и длинные же седые волосы, опускавшиеся ниже плеч. Он активно и с удовольствием занимался сельским хозяйством: держал свиней, кур, овец, индюков и даже корову. А еще брал бычков на откорм. Кроме того, Зелигер выращивал огурцы, помидоры, кабачки, патиссоны, тыкву и самое главное – картошку. Из-за нее и разыгралась история, легшая в основу данного рассказа.

По странному совпадению, коих так много в нашей жизни, его соседом как раз и был Михаил Игоревич – местный целитель и экстрасенс. Михаил Игоревич весьма расходился с Зелигером на идеологическом поле. Зелигер считал, что язычество – древнейшая русская религия, в которой заключены духовные основы русского народа, и отвергал христианство. На его взгляд, христианство импортировали в Россию всего тысячу лет назад и с исторической точки зрения оно представляет собой лишь временную, пришлую прослойку, которая так и не смогла пустить духовных корней. Кроме того, он не любил евреев, а христианство рассматривал как всецело еврейскую религию, одну из модификаций иудаизма. Таким образом, обращение России в православие означало для него захват родины сионистами.

Иной точки зрения придерживался Михаил Игоревич. Он отстаивал христианство и уж тем более не признавал обвинений в сионизме, т.к. сам наполовину являлся евреем. Поэтому они порой подолгу спорили вечерами, подойдя к разделявшему их участки забору каждый со своей стороны. Михаил Игоревич доказывал, что православие есть оплот мудрости и добра, а Зелигер крушил и высмеивал его доводы. «Посмотри на ваших иерархов!» – говорил он. «Стоят, как на подбор! С огромными брюхами, будто беременные все! Не иначе, это от строгого поста и праведной жизни бывает!» Иное дело язычники! Мы сохраняем истинную связь с природой, с родной землей, нашей матерью и кормилицей! Мы знаем подлинную жизнь! Нас не обманешь жидовскими мифами!

Спор с Зелигером всегда оказывался нелегким делом. В течение каких-то сорока минут он успевал вспомнить историю Руси с момента ее зарождения, привести кучу доводов насчет русского характера, рассказать о всемирном сионистском заговоре, многократно задать риторический вопрос «Почему русский человек должен поклоняться еврейскому Богу?» и т.д. и т.п. Когда аргументы метафизического плана исчерпывались, Зелигер переходил на бытовую тематику, рассказывая про огромные коттеджи и шикарные автомобили православного духовенства, которые он знал наперечет, будто лично следил за каждым иерархом.

Михаил Игоревич старался не остаться в долгу и как мог контраргументировал, но не всегда успешно. Ему это было объективно сложнее. Если Зелигер в прошлом – учитель истории, то Михаил – инженер по газовому оборудованию, и его профессиональное образование никак не помогало ведению культурной дискуссии. Так, в прошлый раз Зелигер победоносно завершил спор словами: «Вот ты – целитель, экстрасенс! Как же ты можешь быть православным? Как можешь ты призывать ко Христу? Ведь твоя церковь таких как ты анафематствует! Послушай ваших вещателей – товарища Дворкина, например! Им дай волю – они не только все ваши книги сожгут, но и тебя на костре поджарят! Если ты хоть немного понимаешь православную церковь, то знаешь, что быть экстрасенсом, астрологом, целителем и т.п. и одновременно православным – совершенно и решительно невозможно!!! Это тебе любой священник подтвердит!»

Однако настоящий конфликт возник у них вовсе не на идеологическом поле, как можно было бы ожидать, а на поле картофельном. Их дома стояли на окраине села и земли имелось в достатке. За большими яблоневыми садами, соток по 30 в каждом, они нарезали себе продолговатые участки, где и сажали картошку. Выращивать картошку было очень выгодно – посадка, окучивание и уборка осуществлялись автоматически, совхозной техникой и совхозными же механизаторами, которых они недорого нанимали «слева». Продажа тоже не отнимала много времени – сдача урожая происходила оптом в магазин. Таким образом, без чрезмерных усилий и накладных расходов, каждую осень они клали в карман кругленькую сумму.

Но возникла проблема в разграничении полей. Этой весной тракторист, спьяну, распахал небольшую межу, их разделяющую, и с тех пор Зелигер и Михаил Игоревич вовсю чесали репы, размышляя, где же проходит граница. Каждый из них подозревал другого в стремлении залезть на полметра на его территорию.

Надо отметить, что большого смысла в этой дискуссии не было, так как позади их участков все равно простиралась ничейная земля, которую можно распахивать сколь угодно далеко. Но спор, тем не менее, разгорался все сильнее. Теперь вечерами, проходя мимо их домов, соседи могли слышать не непонятные для них дискуссии на религиозные темы, а вполне ясную аргументацию.

– Видишь ли, Зелигер, распахивая твое поле, тракторист выбрал неправильный угол, в результате, если мы посмотрим с крайней точки около сада, то увидим, что линия твоей пашни постепенно, сантиметр за сантиметром, уходит на мое поле, и к концу уже вливается в него почти на два метра! – убеждал соседа Михаил Игоревич.

– Нет, Михаил, ты не прав, – возражал Зелигер. Смотри, все как раз наоборот. Тракторист действительно немного ошибся, но если смотреть вот с этой точки в направлении вон того дерева, ты ясно увидишь, что крайняя линия постепенно уходит влево, на мое поле. В результате это часть моего поля остается невспаханной, а на твою территорию вообще никто не залезал!

Они могли ходить по участку и спорить подолгу, порой до темноты и до хрипоты, причем к концу спора их изначальная корректность порой исчезала и с полей доносились крики «Ты, cyка, охренел!»; «Не колeбёт!!!»; «Tyли ты понимаешь, мyдозвон!» и т.д.

После того, как вспахали и второе поле, и оба их обработали боронами и культиваторами, разобраться стало совсем сложно. Перед соседями лежал неровный четырехугольник мягкой земли размером порядка 100 х 200 метров. И его требовалось поделить поровну. Но взаимное доверие утратилось, отступать никто не хотел и, для страховки, старался приписать себе лишнюю землю… А сажать картошку уже наставал срок.

Вот тогда Михаилу Игоревичу и пришла в голову мысль пригласить к себе Ивана Арнольдовича – целителя и экстрасенса из Москвы. «Я все равно обещал пригласить его в гости, – думал Михаил Игоревич, заодно выполню свое обещание, а вместе мы проведем какой-нибудь ритуальчик, объединим свою силу и заставим эту патлатую сволочь подвинуться с моего поля!» Так Иван Арнольдович оказался у Михаила Игоревича.

Ивану Арнольдовичу слегка перевалило за пятьдесят. Он был невысокого роста, с брюшком, лысоват. Бывший работник одного из министерств, большую часть своей жизни он провел в конторских трудах, ничего не зная о колдовстве, магии, экстрасенсорике и тому подобных вещах. Однако когда, в разгар перестройки, в России появилось огромное количество эзотерической литературы, Иван Арнольдович заинтересовался, стал читать разные книжки, посещать кружки и курсы, и в конечном итоге ему открылась новая жизнь: он получил диплом целителя, стал выступать с лекциями и принимать больных, обретя, таким образом, достаточный кусок хлеба.

Иван Арнольдович привык поступать осторожно и, услышав красочную историю о Зелигере, задумался. Вероятнее всего, насторожился и Зелигер, который, со своим природно-звериным чутьем, не мог не распознать в московском госте человека, владеющего кое-какими парапсихологическими инструментами. И хотя, посмотрев сквозь щель в заборе на Ивана Арнольдовича, Зелигер охарактеризовал его как «мешок соплей», он как будто бы затаился – близко к забору не подходил, а домашние дела организовывал таким образом, чтобы не оказываться на улице одновременно с соседями. В результате те его почти не видели.

Со своей стороны, Иван Арнольдович, предложил своему другу пригласить еще какую-нибудь ясновидящую. Силы ясновидения самого Ивана Арнольдовича хватало только на диагностику ауры и энергетического тела конкретного человека, видеть потенциальное развитие событий у него получалось плохо. Михаил Игоревич немного подумал и предложил съездить в большое село Боголюбово, где жила наследственная ясновидящая Мария Пожарская. Она славилась своей силой и беспринципной готовностью за деньги решать любую задачу. Следующим утром они сели в старый уазик Михаила и поехали.

Ясновидящая была очень толстой женщиной за сорок, с гигантским бюстом и черными волосами. Она тепло поздоровалась со своими гостями, так как знала обоих и, выслушав проблему, вызвалась попробовать помочь. Но не напрямую, а косвенно.

– Смотреть непосредственно на Зелигера очень тяжело, сказала она. – Такое ощущение, что продираешься сквозь напрочь заросший чем-то колючим дикий лес. Ни черта не видно и только кажется, вот-вот на тебя обрушится что-то хищное и свирепое. Поэтому лучше спросим у Оракула – есть у меня и такая штука. Оракул почти никогда не ошибается, но свои советы он дает в образной форме, их придется расшифровывать самостоятельно. При этом для сеанса хорошо бы иметь какую-нибудь вещь, принадлежащую Зелигеру, на худой конец – кусочек его забора. Если сможете достать до завтра, то давайте вечером все и организуем.

На том и порешили. Они вернулись домой, по пути размышляя, что бы такое привезти ясновидящей от Зелигера. Это казалось им непростой задачей, но по приезде она легко разрешилась. Увидев издали, что Зелигер пошел к лесу, чтобы отвязать и загнать в хлев овец, Иван Арнольдович неожиданно ловко пролез в щель в заборе и попятил стоявшую у сарая метлу. «Подметать двор сегодня и завтра днем он не будет, так как собирается дождь, – объяснил он своему другу. А после вернем метлу на место».

Вечером они приехали к ясновидящей вместе с метлой. Михаил Игоревич захватил еще бутылку хорошего коньяка, так как ясновидящая отказалась брать с него деньги, сказав, что при случае тоже к нему обратиться. «Коньяк придется кстати! – объяснил он Ивану, – выпить она любит!»

После довольно долгих приготовлений они вошли в специальную комнату с весьма необычным интерьером. Задрапированные черным бархатом стены, различные магические предметы и фигурки вдоль них, маленький столик в самом центре под огромным красным абажуром, похожим на перевернутый таз… И подсвечники, подсвечники…

Мария погасила электрические лампы и минут пятнадцать читала заклинания, водила руками, обращалась к различным стихиям и силам… В полутьме играл свет свечей, преломляясь во вращающихся хрустальных магических кристаллах и давая причудливые отблики. Дым от воскуренных благовоний струился замысловатыми извилинами и отбрасывал еще более замысловатые тени. Все это, вкупе с тихой, но очень качественной медитативной музыкой, произвело на гостей сильное впечатление, практически вогнало их в транс. В их головах уже не крутились мысли типа «а сабвуфер у нее неплохой», они просто сидели и созерцали завораживающую игру. Наконец, вращение световых лучей остановилось и колдунья торжественно произнесла:

– Иван, подойди и посмотри!

Иван Арнольдович подошел и увидел, что луч света, пройдя через один из магических кристаллов, упал на некую небольшую скатерть, на которой повсюду были вышиты какие-то номера.

– Вижу, – сказал он. – И что?

– Читай! – приказала колдунья.

– Сто семьдесят два – сто двенадцать, – прочитал Иван Арнольдович, ожидая объяснений.

– Хорошо, ответила колдунья и встала из-за стола.

– Это ключ к ответу Оракула, – объяснила она. У меня есть несколько Оракулов, этот – зодиакальный. Цифры – это специальный код!

Она подошла к какому-то хитрому предмету у стены, напоминавшему колесо обозрения в миниатюре. В центре колеса располагалась довольно большая голова какого-то ужасного вепря с распахнутой клыкастой пастью. Вместо кабинок на колесе висели фигурки, изображавшие все знаки зодиака. Мария без опасений сунула руку в пасть к вепрю, вытащила оттуда небольшую карточку и, взглянув еще раз на номер на скатерти, изрекла: «Сто семьдесят два соответствует знаку «Стрелец», сто двенадцать – восемнадцати градусам!»

Далее она протянула руку к фигурке, изображающей Стрельца. Оказалось, что та сделана как шкатулка и в ней тоже лежат карточки. Взяв карточку за номером 18, ясновидящая вернулась к столу и торжественно прочитала:

О, сколько в мире разных сил!

О, как всеведущ был Господь,

Сколь чудный мир он сотворил!

Сколь многим душу дал и плоть!

Но и из тьмы явился Дух,

Он сеял смуту и раздор,

Он одного делил на двух,

И возжигал меж ними спор.

И так продлится сквозь века,

И до скончания времен,

И битва вот уже близка,

И будет кто-то побежден!

Луна осветит мир в ночи

И демон демона узрит,

Они скрестят свои мечи

И злоба глупость сокрушит…

Мария закончила читать и торжествующе посмотрела на слушателей.

– Э-э-э… И как же это понимать? – спросил растерянный Иван Арнольдович.

– Подумай, ответила она. Ты ведь не с улицы человек, сам специалист. Я говорила, ответы Оракул дает неоднозначные, чаще всего расплывчатые. Но зато каждый может найти в ответе свой собственный смысл, предназначенный исключительно для него. Во всяком случае, ты видишь, что ответ Оракула посвящен конфликту, а значит, мы попали в цель.

– Да, там явно говорится, что схлестнутся сволочь и дурак, причем сволочь победит! – вставил фразу Михаил Игоревич.

– В первую очередь там говорится о Боге и Диаволе, о вечной борьбе добра со злом! – возразила ясновидящая. – А концовка действительно необычная – но иначе и не могло быть. Как же ты станешь расшифровывать примитивные тексты, где все написано по шаблону? Где ты в них найдешь послание, адресованное только тебе?

Приехав домой, Михаил Игоревич и Иван Арнольдович долго думали над тем, что значит высказывание Оракула именно для них. Наконец, обсудив с десятка два версий и вылакав по пузырю портвейна каждый, они пришли к выводу, что правильным пониманием будет следующее: дурак и язычник Зелигер, кое-как разбирающийся в истории, но мало смыслящий в геометрии, не сумел правильно поделить поле, чем разозлил двух вполне достойных людей. И вот теперь они, разозлившись, решили выступить против него и должны победить.

Сойдясь на этой версии, товарищи приняли решение действовать. Отправление ритуала назначили на полночь пятницы. Ритуал был сложен. Они поставили энергетическую защиту на дом, сад, огород и поле Михаила Игоревича, создали мощный энергетический клин, сдвигающий границы Зелигерова поля подальше, отправили последнему массу внушений и т.д. и т.п. Под конец, Иван Арнольдович, истово ненавидевший всех неправославных, решил дать Зелигеру по третьему глазу и дал. Но даже и этим не ограничился. Сосредоточившись, он взмахнул как будто волшебной шашкой, нанеся удар по астральному образу Зелигера, и почти сразу почувствовал, что весь негатив, все раздражение и напряжение ушли из него. И в теле, и на душе он ощутил такую божественную легкость, что стал буквально пританцовывать. Уже не оставалось никаких сомнений – ритуал завершился успешно, а вся гадость ушла к Зелигеру. «Ну вот, теперь будет знать, cyка, как православие отвергать!» – злорадствовал Иван Арнольдович.

Они тихо, старясь не издать ни звука, вошли в дом, убрали магические причиндалы и немедленно пошли спать, не попив даже чаю. «Праздновать завтра будем, посмотрим сначала, что получилось!» – сказал Михаил Игоревич.

Следующее утро оказалось совершенно обычным и даже приятным. Весеннее солнце протянуло лучи к свежим, недавно распустившимся листьям, небо радовало чистой голубизнной, небольшой ветерок создавал комфортную прохладу. Зелигер не показывался. Михаил Игоревич и Иван Арнольдович удовлетворенно переглядывались.

Зелигера не было видно в течение всего дня.

– Уж не преставился ли? – забеспокоился Михаил Игоревич.

– А хорошо бы! – сказал Иван Арнольдович. Всегда приятно, когда антихристианская сволочь сдохнет, особенно, не без твоего участия.

– Ну что ты! – попытался урезонить его Михаил Игоревич. Христианин не должен так говорить! Это же грех. Христианин должен быть гуманным, нести в мир добро и любовь!

– Это на сытом западе о добре и любви говорят! – возразил ему товарищ. А у нас, в России – всегда борьба! Сволочь нужно бить! Чем сильнее, тем лучше! Если не будешь сражаться за веру, то и от веры ничего не останется. Истинно верующий всегда в бою! А книжки всякие про добро и грехи пусть богословы читают!

Михаил Игоревич не стал спорить и занялся своими делами. Зелигер появился только к вечеру. Оказалось, он с раннего утра ездил на дальнее пастбище, где и пробыл весь день. Поставив трактор около хлева, он налил своей живности воды в поилки и ушел в дом, откуда этим вечером уже не выходил. «Чувствую, сработало!» – радовался Михаил Игоревич.

Он предложил своему товарищу следующим утром поехать в райцентр, посетить воскресную службу в главном православном храме города, возблагодарить Господа, а затем, прогулявшись по рынкам и магазинам, отметить свою победу над Зелигером. Михаил Игоревич еще не знал, как именно отступит с его поля Зелигер, но не сомневался, что чары подействовали и развязка близка. Необычно скромное поведение соседа свидетельствовало именно об этом, иначе и быть не могло.

Так и сделали. Честно отстояв всю службу, и даже исповедавшись и причастившись, они пошли по магазинам.

– Ты на исповеди про Зелигера-то говорил? – спросил Михаил Игоревич Ивана Арнольдовича.

– Говорил конечно, но не напрямую, а так, в образной форме. А то ведь эти черти проклянут и мигом из храма выставят! Не понимают пока они нас!

– Ничего, скоро будут понимать. Истина свое возьмет, – успокоил товарища Михаил Игоревич и перекрестился, обернувшись на храм.

– А пока будем пользоваться тем, что есть! Если мы и согрешили, то теперь грехи наши отпущены, и мы чисты, яко агнцы! – заключил Иван Арнольдович.

Прослонявшись большую часть дня по торговым заведениям и основательно загрузив уазик покупками, они приехали к одной старушке, что жила на центральной улице исторической части города. Михаил обещал провести с ней сеанс исцеления, что и сделал почти сразу, как выпрыгнул из уазика на землю.

Маленькую терраску бабки от улицы отделял дощатый забор двухметровой высоты, так что происходящего на улице не было видно. А вот слышно было хорошо. Когда по улице ехал грузовик, в серванте звенела посуда, а в разговоре приходилось делать краткую паузу. Впрочем, наших героев это нисколько не беспокоило.

Часы показывали пять вечера. Михаил Игоревич и Иван Арнольдович сидели на террасе и глушили вискарь, купленный первым в честь праздничного случая. Виски им нравился и на душе становилось все легче и веселее. Хозяйка дома – шустрая старушка, сетовала, что ей нечего подать на стол уважаемым гостям, но тем не менее, организовала и целое блюдо вареной, рассыпчатой картошки, и банку отличных соленых огурцов, и квашенную капусту, и черный хлеб, и маринованные грибы. Мясного, правда, у нее не оказалось, но гостей это не опечалило.

Бабушка была одной из давних клиенток Михаила Игоревича. Он исцелял ее от многих старческих болезней и на какое-то время ей становилось легче. Правда, скоро болезни опять возвращались и вновь требовался сеанс. Сын, работавший в речном пароходстве, жил у жены, в силу выездной работы навещать мать часто не мог, и у нее не всегда имелись деньги, чтобы рассчитаться с Михаилом Игоревичем. Поэтому периодически он помогал ей бесплатно либо с очень большой скидкой, принимая в качестве оплаты ту же банку грибов, например. Искренне благодарная бабушка расхваливала доброго экстрасенса всем вокруг, в результате чего к нему прибывала и более платежеспособная клиентура.

И вот сегодня Михаил Игоревич снова заехал к ней, заодно используя ее дом для краткого отдыха. Правда, отдых кратким не получился. Они с товарищем легко уговорили на двоих пол-литра виски и вдруг поняли, что только после этого им по настоящему захотелось выпить. Бабка была тут как тут – она вытащила из какого-то укромного места еще пол-литра неплохого самогона и застолье продолжилось. Когда и эта бутылка кончилась, Михаил Игоревич сказал, что пора возвращаться в деревню.

Однако открыв калитку и выглянув на улицу, он увидел, что на перекрестке, через который им предстояло проехать, стоит ГАИ. Вернувшийся в это время сосед бабки сказал, что ГАИ стоит и на объездной дороге – типа, облаву устроили, и выехать из города минуя их невозможно. Услышав это, бабка предложила переночевать у нее, а отправиться в обратную дорогу когда ГАИ уедет. Конечно, можно было попросить того же соседа, чтобы сел за руль и провез их через пост – за пузырь он легко согласился бы, но Михаил Игоревич решил остаться. В отличие от Зелигера, он не имел большого количества требующей постоянного ухода живности.

– Тогда надо еще что ли накатить! – бодрым голосом предложил он Ивану Арнольдовичу.

– У меня для вас и еще есть! – вставила бабка.

– Да нет, что ты! И так по пузырю на рыло уж выпили! Куда еще! – изумленно возразил Иван Арнольдович. – Хотя… Кто его знает. Давай так. Водку, самогонку и прочее пить больше не будем. Лучше я сейчас схожу за пивком, шлифанем немного – и пойдем спать.

– Пивком шлифануть? Что, хорошая идея. Это я люблю! Ураган! – удовлетворенно отозвался Михаил Игоревич. Ну сходишь тогда? А я пока пойду, помогу «матери» постель стелить.

– А где магазин-то? – спросил Иван.

– Знаешь, те магазины, что тут рядом, в воскресенье почему-то только до семи работают. Но там – он показал рукой в сторону темнеющих деревьев – около парка, есть круглосуточный. Местные всегда там бухлом затариваются.

– Ну ладно, я пошел, – сказал Иван Арнольдович и, скрипнув калиткой, сделал шаг на улицу.

Свернуть с шумной улицы на аллею, ведущую к парку и магазину, оказалось приятно. Свежая прохлада деревьев ласково окутывала разгоряченное тело, и Иван Арнольдович от удовольствия начал насвистывать нехитрую мелодию. Свистеть у него получалось очень противно. Если бы вокруг были прохожие, им наверняка захотелось бы заткнуть уши. Но вокруг никого не было.

Скоро аллея закончилась и Иван Арнольдович повернул направо, за деревья. Его взору открылся ярко освещенный, просто сверкающий магазин, у которого стояло несколько автомобилей.

Вдруг его окликнул рахитичный подросток лет шестнадцати.

– Отец, поди на минуту! – жалобно попросил он.

– Иван Арнольдович взглянул на него, попробовав разобрать выражение лица, но против света не смог этого сделать. Тогда он подошел к пацану поближе.

– Нет, лучше вот сюда, здесь удобнее! – тонким голосом проговорил тот и, мягко взяв Ивана Арнольдовича под руку, отвел еще чуть в сторону с дороги, к деревьям.

– Что им надо? – подумал Иван Арнольдович, но спросить об этом не успел, ибо в ту же секунду из-за деревьев выскочил здоровенный амбал и со всей силы врубил Арнольдовичу в челюсть свинцовым кастетом.

Иван Арнольдович ощутил удар страшной, неописуемой силы. Все захрустело, казалось, голова сейчас развалится, как яичная скорлупка. Сразу после этого сознание его отключилось, и он рухнул на землю, заплеванную окурками и усыпанную битым бутылочным стеклом зеленого цвета.

– И – га – га! – радостно заржал появившийся из-за деревьев еще один парень, но его грубо оборвали.

– Ржать потом будешь! – рявкнул громила. – Давай, обшаривай карманы, быстро, я в пиджаке ищу, ты в брюках!

Легко избавив тяжело дышащего Ивана Арнольдовича от всех материальных ценностей, криминальная троица исчезла за деревьями с тем, чтобы через некоторое время появиться около ночного магазина.

Ивана Арнольдовича нашли довольно скоро, минут через сорок. Один местный житель пошел за пивом, а заодно решил выгулять свою псину. Она-то и наткнулась в кустах на распластанного экстрасенса и начала его обрехивать. Вид, надо сказать, он имел удручающий. Разбитая в лепешку и разрезанная в лоскуты об зубы губа, несколько выбитых зубов, валяющихся вокруг, неестественно свернутая челюсть…

В общем, оказался Иван Арнольдович в больнице. После срочных медицинских мероприятий он отрубился под действием снотворного, и всю ночь спал спокойно, еще не зная о том, как тяжело лечить столь серьезно сломанную челюсть, как много времени на это уйдет. Не знал он также, что ограбившие его ребята с ним совсем рядом – только не в больнице, а во дворе одного из частных домов, которыми была застроена другая сторона улицы. Всю ночь напротив корпуса разносились их веселые крики, слышался задорный молодой мат и песни группы Сектор газа.

Дело в том, что две подруги учащихся ПТУ при механическом заводе окончили медучилище, и ПТУ-шники решили отпраздновать это событие. Денег у них не было, поэтому они задумали грабануть кого-нибудь в парке. Им подвернулся Иван Арнольдович, денег у которого оказалось намного больше, чем у среднестатистического местного, поэтому и пиршество они закатили грандиозное.

В это время Михаил Игоревич сладко спал. Ожидая пиво и своего товарища, он прилег на кровать, его сморило и раскрыл глаза он только утром. Задремала и принимавшая их бабка, так что Ивана Арнольдовича до утра никто не хватился.

На следующий день, узнав о случившемся, Михаил Игоревич навестил своего товарища, но тот ничего ему не объяснил, так как не умел говорить не двигая челюстью. Возвращаясь домой, Михаил думал: «Может, подойти к Зелигеру и прямо обвинить его, что он специально подослал жлобов, чтобы они разбили рыло моему другу? Хотя нет, нельзя. Обвинив его в этом, я сразу раскрою все свои планы. Ибо если я не собирался с помощью Ивана наехать на Зелигера, то какие основания у того иметь что-то против моего товарища, а у меня, соответственно, его в этом подозревать? Да и вообще, логично было бы дать кастетом по рылу мне, а не ему. Кроме того, Зелигер и видел-то его мельком один раз, он что-то не появляется последние дни. Если я ему брошу в лицо такие слова, он наверняка очень удивится, а потом будет смеяться надо мной». И Михаил Игоревич решил не обвинять Зелигера.

Тем не менее, вечером, заметив соседа, он поздоровался с ним через забор. Зелигер ответил и между ними завязалась аккуратная беседа. Проблемные темы никто не затрагивал. В какой-то момент Зелигер спросил:

– А где твой друг-то? Уехал? Ты его на вокзал возил?

В ответ Михаил Игоревич рассказал Зелигеру всю историю. Выслушав его, Зелигер вдруг расхохотался, причем так весело, добродушно и заразительно, что стало смешно и Михаилу Игоревичу. Поначалу он пытался сдерживаться, но после прекратил попытки и тоже стал хохотать. Проходившие мимо деревенские увидели, как весело и по-доброму смеются два проклятых колдуна и решили, что они помирились. Впрочем, это было недалеко от истины.

Отсмеявшись, Зелигер сплюнул и сказал: «Мешок соплей!» Михаил Игоревич промолчал. «Слушай, добавил Зелигер, а мне ведь этот твой друг приснился в пятницу. Будто бы он все ходил по моему огороду, а потом как бросит в меня каким-то очень колючим шариком, типа теннисного мяча с иголками. Ну я представил на себе брезентовые рукавицы, аккуратно шарик поймал, сдвинув руку назад, чтобы принять его помягче, да запустил ему обратно. Тот исчез и больше мне не снился».

«Ого! – подумал про себя Михаил Игоревич. Стало быть, Зелигер почувствовал и отразил атаку Арнольдовича, но сам об этом не догадывается. Все-таки у природных людей невероятное чутье! Звери!». Но тут Зелигер прервал его мысль.

– Слушай, сосед, но картошку-то пора уже сажать. Давай как-нибудь договариваться. Например, видишь те два дерева в самом конце поля? Вот если между ними вбить кол и от него провести прямую линию, то как раз получится середина.

– Вообще, может быть, – задумался Михаил Игоревич. Давай попробуем.

– Давай попробуем сейчас! – сказал Зелигер.

Они пошли на конец поля, вставили между деревьями какую-то палку и воткнули палки по прямой линии. Полюбовавшись на свою работу, они посмотрели и так, и сяк – каждый остался доволен. Во всяком случае, примерно поле было поделено поровну, а если где-то и остались небольшие неровности, то при таких размерах это все мелочи. Михаил Игоревич и Зелигер радостно пожали друг другу руки – они сумели разрешить проблему.

– Может, завтра вместе съездим на моем тракторе в лес, срубим кольев да вобьем их посередине? И будет граница, чтобы впредь не путаться? – предложил Зелигер.

– Давай!

– Кстати, тебе я вижу, поправиться бы надо! – умехнулся Зелигер. – Ну, после вчерашнего! Проблему мы закрыли, давай это обмоем!

– Согласен!

– Только это. Я вот тут вчера книжку про НЛО читал. Интересная! Но еще такая мысль есть. НЛО можно и иначе расшифровывать, например, так: НЛО – надо литром ограничиться!

Они опять весело захохотали.

– Ну что-ж, литром и ограничимся. У тебя поллитра есть? – спросил Михаил.

– Есть!!!

– И я свою сейчас принесу!

Так Михаил Игоревич помирился с Зелигером. В дальнейшем они вновь спорили только на релегиозные темы. Деревенские ворчали: «Стоят, мол, паразиты, о православии трепятся. Нет бы лоб перекрестить, да пойти в огород, поработать!» Но увлеченные дискуссией соседи не обращали на них внимания.

Об Иване Арнольдовиче тоже быстро забыли, будто его и не было. Ему же эта история запомнилась надолго. Даже через полгода, уже совершенно вылечив челюсть, но еще не вставив зубы, Иван Арнольдович не уставал удивляться, подходя к зеркалу: странным казалось ему собственное лицо без четырех нижних зубов и с половинкой пятого. «Нет, ну ничего себе за пивком сходил!» – говорил тогда он себе. Михаил Игоревич несколько раз звал его опять в гости, но тот так и не приехал.

Дажьбог и сексуальная магия

В лучшей школе района царила тишина – наступили весенние каникулы. Но расслабиться удалось не всем. В этой школе был собственный мини-театр, которым учителя очень гордились. А через месяц их ждало волнующее мероприятие – предстояло дать представление на праздновании дня города. Очень хотелось выступить блестяще – не так часто выдавался случай показать себя во всей красе перед местной властью и населением. Поэтому симпатичная молодая завуч – блондинка лет тридцати, курировавшая этот проект, целиком погрузилась в подготовку к выступлению. Репетиции были еще впереди, а о технических средствах приходилось думать уже сейчас – ведь хорошие декорации и качественное музыкальное сопровождение надо готовить заранее.

Последним она как раз и собиралась заняться. Хотели поставить Бременских музыкантов – вещь весьма музыкальную, поэтому директор выхлопотала помощь у группы местных, не бременских, музыкантов, которые вечерами исполняли в ресторанах разные шансонообразные песни. Господа артисты понимали, что со школы много денег не возьмешь, да к тому же учитывали, что лучшая школа района пользуется бесспорным расположением городских властей, поэтому согласились подготовить альбом бесплатно – ну разве что, по традиции, каждого вознаградили пузырем. Предполагалось, что дети сами будут петь не все «арии» – это для них слишком сложно, а только некоторые. Остальное же споют артисты, а дети своей игрой проиллюстрируют, о чем поется.

Завуч прошла в актовый зал, где стояла аппаратура, в сопровождении тощего как жердь школьного хозяйственного инженера. Он взял диск, который в воскресенье записала группа в местном ДК, и пустил воспроизведение. В компании с еще несколькими учителями, завуч расположилась в кресле и приготовилась слушать. Грянула музыка. Ребята играли здорово. Но когда они запели, среди учителей начали раздаваться смешки, а лицо завуча стало таким бледным, что сидевший рядом учитель химии – высокий мужчина в очках и с аккуратной бородкой – не переставая смеяться, спросил: «Ольга Александровна! Что с Вами?!»

– Но это же ужас! – с неподдельным ужасом ответила она.

– Да, молодцы, дали под штангу! – подавив смешок, но все еще улыбаясь, вступила в разговор другая учительница.

А дело было вот в чем. С точки зрения вокального искусства, исполнение являлось безупречным. Но пели артисты такими пьяными и прокуренными голосами, что и в обычной ситуации это привлекло бы внимание, а уж когда таким образом исполнялись детские песни, то это просто вызывающе резало слух.

«Почетна и завидна наша роль!

Да наша роль!

Да наша роль!

Да наша роль!

Не может без охранников король!

Когда идем – дрожит кругом земля!

Всегда мы подле, подле короля! Ик!!!»

– Что-то ритм они взяли слишком убыстренный! – пытаясь отвлечь внимание Ольги Александровны, сказала молодая учительница биологии.

– Да, и с бас-гитарой переборщили! Какой-то «металл» получился! – добавил учитель химии.

– Нет, что вы! Это решительно, решительно не подходит! – наконец придя в себя, вскрикнула молодая завуч. – Это вообще детям показывать нельзя, а уж о том, чтобы включать в публичное представление, и речи быть не может!!!

– Ну давайте другие композиции послушаем! – предложил инженер и нажал на кнопку. – Может, они лучше будут!

Но другие композиции оказались хуже. Причем с каждой следующей эффект усиливался. Как мудро предположил учитель химии, артисты пришли в студию уже поддатые, а обнаружив презентованный им коньяк, приступили к его употреблению и продолжали кирять на протяжении всей работы. Эту версию косвенно подтверждало и то, что в конце последней песни на заднем фоне слышался звук падающего тела, сопровождаемый звоном пустых бутылок и бранными словами.

– Боюсь, затея с музыкальной пьесой у нас не пройдет! – грустно констатировала завуч.

– Так не беда, давайте другую подберем! Устроим праздник весны! – послышались утешительные возгласы.

– Действительно! – обратился к завучу пожилой учитель истории. Вот, например, 6 мая – день Дажьбога. Древнейший русский праздник!

– Так что повод есть! – поддержал его подполковник – преподаватель военной подготовки, который тащил на себе все материальные заботы детского театра и был уверен, что слово «праздник» является синонимом слова «повод».

– А кто такой этот ваш Дажьбог? – осторожно спросила Ольга Александровна, стесняясь своего невежества. – Что и кому он дает? Учитель истории оживился.

– Дажьбог, он же Сварожич – это бог плодородия и солнечного света, живительной силы. Первопредок всех нас! – воодушевленно произнес он. Согласно Слову о Полку Игореве, славяне – дажьбожьи внуки! По славянским преданиям, Дажьбог вместе с Живой возродили мир после Всемирного Потопа. А Солнце, которое древние славяне звали Ярило, почитается как лик Дажьбога. Так что предлагаю вместо заезженных Бременских музыкантов поставить какое-нибудь историческое действо из жизни древних славян-язычников! Таким образом мы не только сыграем пьесу, но и познакомим народ с историей нашего отечества!

Поскольку других предложений не последовало, идею историка приняли. Народ потянулся к выходу.

– Но нужно ведь срочно писать сценарий! – крикнула завуч.

– Хорошо, мы подумаем! – откликнулись учителя. – А вы бы пока общий план накидали, а мы его тогда разовьем!

Ольга Александровна хотела спросить у историка какую-нибудь книжку на эту тему, но тот уже исчез.

– Анатолий Иванович! – обратилась она к подполковнику. – Вы на машине?

– Конечно!

– Может быть, Вы меняподвезете до большого книжного, что на улице Ленина – надо бы про языческих богов и их праздники что-то посмотреть!

– С удовольствием! – согласился подполковник, неравнодушный к молодому завучу. – Давайте вместе чего-нибудь подберем! Только я сейчас в компьютерный класс на минутку загляну – мы с Серегой – он показал на учителя химии – копии снимем с этого диска, классно ребята поют!

Дальше дело закрутилось довольно быстро. Более или менее разобравшись в языческой системе, обозначили общую схему выступления. Предполагалось организовать его в виде исторической зарисовки о том, как наши предки-славяне приветствовали Дажьбога, призывая, таким образом, весну и Солнце. Подполковник, будучи знаком с неким Зелигером – известным в районе язычником, личностью сильной и таинственной, привез от него несколько настоящих идолов, которые тот согласился одолжить на время проведения представления («Ну и свирепые у них рожицы!» – удивилась Ольга Александровна).

Отрепетировать представление оказалось проще, чем Бременских музыкантов. Правда, поначалу дети путались в непривычных именах славянских богов, но когда число последних сократили до минимума, эту трудность преодолели. К тому же не надо было петь, а только водить хороводы да восславлять богов-защитников.

Правда, возникло еще одно осложнение. Отец Аркадий, входивший в оргкомитет празднования дня города как представитель РПЦ, увидев в программе празднования запись «Из истории России. Праздник Дажьбога. Постановка детского театра Школы-Гимназии № 1» возмутился и изрыгнул с десяток непечатных слов. Программа еще не была утверждена, но уже была согласована, и cходу взять и вычеркнуть из нее запись он не имел права. Поэтому священник решил срочно поговорить с директором школы. Почти бегом он спустился из здания городской администрации, запрыгнул в свою новую Тойоту и, смело игнорируя правила дорожного движения, помчался к школе.

Но опоздал. Директор уже ушла, а Ольга Александровна испугалась беседовать с разъяренным батюшкой. В результате главный удар принял на себя подполковник. Он, не снимая военной формы, гордо воссел за стол в учительской, а завуч вместе с другими организаторами представления, спряталась в смежной комнате и слушала, что будет.

Между подполковником и «отцом» завязалась непростая дискуссия.

– Православие – единственная истинная религия! – доказывал батюшка. – А остальные – все до единой – ложные!!! Мы должны с младенчества нацеливать детей на православие и воспитывать нетерпимость к чужим культурам! Нам толерастия не нужна! А уж язычество – наш смертельный враг!

Подполковник сначала пробовал выстроить дискуссию мирно:

– Нетерпимость к чужим культурам – ладно. Хотите – воспитывайте. Но ведь это – культура своя! Это наша история! Не американская и не китайская! Это история славянского народа!

– Да, это так, – нехотя согласился батюшка. Но, поскольку мы теперь православные, я считаю, что рассматривая историю, надо делать вид, будто никакого язычества не было, а когда не удается избежать упоминания, то описывать его в уничижительном свете, дабы вызывать отвращение. Вспомни, как при социализме попов описывали! Ведь в образовании главное – воспитать человека, а не дать ему истину! Вы же собираетесь показать язычество в хорошем свете!

– Причем тут хорошо-плохо? Мы собираемся показать максимально похоже на то, что действительно было у наших предков.

– Похоже не надо! Говорю тебе, народу истина не нужна! Народ нужно воспитывать в православном духе, а не учить истине! И ложь будет во спасение!

– Послушай, но ведь обсирать язычество – значит глумиться над историей Руси! – не соглашался патриотически настроенный Анатолий Иванович. – Да и к тому же, мы светское образовательное учреждение, а не церковный департамент! И почему ты делаешь вывод, что «воспитать человека» можно только таким путем, какой указывает церковь? Разве церковь, в лице своих служителей, является образцом? Разве глядя на них мы видим образцы гуманности, человечности и терпимости? Своим примером не пробовали воспитывать? – возразил подполковник.

– Очень жаль, что вы «светское учреждение»! – батюшка снова начал выходить из себя. – Но, если дела в государстве пойдут так, как сегодня, то скоро мы с вашей светскостью разделаемся! Все будет построено по церковному образцу, а любые другие верования, кроме православия, запретят! Одна страна – одна религия! Чё тут думать!

– Что-то тебя понесло! – осторожно высказался Анатолий Иванович.

– Понесло?! Хорошо, скажу коротко – категорически протестую!!! Требую отменить историческую постановку!!! Вместо нее можете, например, спеть пару псалмов!

– Знаешь, это мне Огурцова напоминает!

– Какого Огурцова?

– А фильм такой был – Карнавальная ночь называется. Там тоже повестку вечера редактировать пытались!

– Глумишься надо мной? – взвизгнул отец Аркадий. – Еще раз повторяю: требую отменить постановку, а сценарий порвать немедленно! Отвечай!!!

– Я тебе отвечу коротко, по-военному, невозмутимо изрек подполковник, и хорошо поставленным командирским голосом адресовал попа на три известные буквы.

Батюшка, встал со стула, взмахнул руками, как будто хотел заехать подполковнику по морде, но, воздержавшись и от рукоприкладства, и даже от матерной тирады, сказал:

– Бесовское отродье! Многогрешная гнида! Гореть тебе в геене огненной! Там будет плач и скрежет зубовный!!!

И удалился, хлопнув дверью.

Анатолий Иванович продолжал спокойно сидеть за столом. «И откуда это у души – зубы?» – процитировал он вслух мысль Пелевина. Но тут дверь снова открылась и из-за нее показалось перекошенное от злобы брадатое лицо батюшки.

Анатолий Иванович подумал, что «отец», вероятно услышавший его последнюю фразу, призвав превеликое благомудрие свое, сейчас как-то разъяснит этот казус с зубами, но тот что было сил рявкнул:

– CУКА!!!

И еще сильнее захлопнул за собой дверь. Послышался конский топот по лестнице – батюшка стремительно спускался вниз.

– Ушел, можно выходить! – сказал Анатолий Иванович испуганным коллегам.

В конечном итоге, в назначенный час представление состоялось. Идолы славянских богов полукругом расставили по сцене. Самое почетное место, как бы в президиуме, занял главный бог – Перун. По обе стороны от него стояли богиня вечной жизни Джива и богиня плодородия Макошь, далее «заместитель» Дажьбога – тоже бог солнца Хорс, а также бог свирепого ветра и плохой погоды Поздвизд. Зачем Зелигер дал им последнего, никто не понял, но раз есть – надо использовать.

Сам Дажьбог находился в центре полукруга и ему воздавались различные почести. В какой-то момент все затихли, а одна из девочек вышла вперед и с чувством продекламировала:

«Славим Дажьбога! Да будет он нашим покровителем и заступником! И покровителем плодов на полях! Он траву дает скоту нашему во все дни! И коровы умножаются, и умножаются зерна в житницах! И меду он не дает забродить! Он бог Света! Славьте Сварожича, отрекающегося от Зимы и текущего к Лету! И ему мы славу поем, поскольку он – отец наш!»

Услышав эти слова, наблюдавший за лицедейством отец Аркадий стал пунцовым от злости. Если бы он был собакой, то ощетинился бы с ног до головы и зарычал. Но поскольку собакой, по меньшей мере, в прямом смысле он не был, ему оставалось лишь скрежетать зубами. Даже матом выругаться он не мог, так его окружал народ, немалая часть которого полагала, что православному священнику материться не подобает.

Впрочем, присутствующие не обращали на батюшку никакого внимания. Гораздо более заметным оказалось резкое изменение погоды, которое произошло за время детского выступления, длившегося не более 15 минут. Изначально погода была пасмурной, однако поднялся ветер, облака на небе раздвинулись, и, точно откликаясь на наивные просьбы детей, выглянуло яркое солнце. Полированный Дажьбог на сцене торжественно засверкал деревянной лысиной.

Народ обрадовался, однако греться ему предстояло отсилы с полчаса. Затем небо снова затянулось тучами, пошел дождь, а дальше разразилась мощная весенняя гроза, что осложнило проведение праздника. До вечера погода продолжала меняться с калейдоскопической быстротой, совершенно нехарактерной для этих мест. А поскольку накануне прогноз погоды обещал «без осадков», в конечном итоге большинство народу пришло домой основательно промокшим, так как зонтов с собой никто не взял.

Стихия не успокоилась и ночью, и когда следующим утром, в понедельник учителя пришли на работу, они увидели, что огромное древнее дерево обрушилось на провода, в результате чего школа оказалась обесточенной. Занятия пришлось отменить, вызвали ремонтную бригаду. Когда бригада приехала и уже занималась восстановлением линии, на третьем этаже откуда-то потянуло дымом. Оказалось, загорелся электрический обогреватель. Вызвали пожарных, пожар удалось быстро потушить. Угол комнаты довольно сильно обгорел, но книги не пострадали. Командир пожарного расчета, сидя в кабинете у директора школы, доложил, что пожар произошел из-за короткого замыкания в цепи электронагревателя.

– Но ведь он же был выключен! – удивилась директор. – Сейчас тепло!

– Выключен был, а из розетки не вынут! – разъяснил пожарный. – Хотя и редко, но бывает, что происходит замыкание в режиме “standby”, поэтому на всякий случай следует отключать электроприборы из сети, когда ими не пользуются! – назидательно продолжил он.

– Но ведь электричества в школе не было! Там же дерево упало, и столб завалило! – всплеснула руками директор.

– Не было бы электричества – не было бы и пожара! – ответил командир расчета таким тоном, чтобы дать понять о своем нежелании продолжать дискуссию о невероятных вещах. – Во всяком деле главное – простота, прозрачность и порядок! Подпишите вот здесь! – он протянул какую-то бумагу.

Директор взяла у него документ, чтобы расписаться, и в это время в воздухе раздался чуть слышный шелест, завершившийся громким «Бенц!». Это икона, привешенная в кабинете директора почти под самым потолком, почему-то сорвалась с крепления и спланировала точно на голову пожарного. Но он был в каске.

– Ой!!! – вскрикнула директор.

– Ничего-ничего, – ответил пожарный, снял каску и протер рукой стриженную ежиком голову. – Видите, как полезно носить каску даже в, казалось бы, безопасных помещениях! – сказал он, и директор так и не поняла, шутил ли он или действительно считал, что изрекает весьма ценную мысль.

Больше ничего страшного в школе в тот день не происходило, однако эти события стали лишь первыми звеньями в цепи таинственных происшествий, начавшихся после представления. Сильнее всего досталось организаторам.

В театральную творческую группу входило пять человек – сама Ольга Александровна, учитель химии Сергей Игоревич, учительница литературы Светлана Сергеевна, учительница биологии Нина Викторовна и, естественно, подполковник Анатолий Иванович. Нина была самой младшей в группе, ей едва исполнилось 25. Самым старшим оказался подполковник, которому перевалило за 50, Сергею было в районе 40, а Светлане и Ольге – около 30. Но различия в возрасте им не мешали – всех их объединяла любовь к театру, за исключением, может быть, Анатолия Ивановича, который более тяготел к Ольге Александровне. Она же первая и столкнулась с неведомым. События развивались так.

В качестве поощрения школе за выступление театрального кружка на празднике города, администрация презентовала билеты на представление театра, приехавшего на гастроли из Питера. Билеты достались всем учителям, кто хотел пойти, но в первую очередь, естественно, организаторам кружка.

Представление закончилось довольно поздно и незамужней Ольге Александровне пришлось возвращаться одной. «Волга» Анатолия Ивановича находилась в ремонте, проводить же Ольгу Александровну до дома пешком подполковник не мог, т.к. такие маневры вызвали бы подозрения его жены. Нельзя сказать, что ходить по ночному городу было очень уж опасно, но периодически случалось всякое. Например, еще в студенческие годы, под праздник ее подруга возвращалась в город пешком с дачного участка. Дорога проходила через несколько деревень, в каждой из которой подругу изнасиловали. «Очень уж простой народ у нас живет! – думала Ольга Александровна. – Ну все просто! Сказал – сделал, выпить есть – выпил, бабу захотел – набросился. Никакой саморефлексии! Да при том еще и гордятся своей простотой!»

С такими невеселыми мыслями она свернула на дорогу, ведущую мимо гаражей. Внезапно с лаем к ней побежали собаки. Собак она не боялась, т.к считала, что любит животных и те это ценят. Они и вправду ценили но, вероятно, лишь днем, а не ночью. Ольга обернулась и увидела, что спрятаться некуда: с одной стороны – забор, с другой – стена гаражей, а бежать назад бесполезно – четвероногое бегает куда скорее. Ситуация становилась угрожающей. В районе уже происходили случаи, когда собаки загрызали людей насмерть. Бороться же с ними было сложно. Не так давно около школы стая собак покусала девочку, а когда ее отец пришел с ружьем и перестрелял всю стаю, защитники животных подняли такой скандал!

Ольга попыталась ласково заговорить с псами, но те только больше от этого возбудились. Распределившись полукругом, рыча и сверкая в лунном свете зубами, они подступали все ближе. Ольге хотелось разрыдаться от чувства беспомощности и беззащитности. И в этот момент она увидела еще более ужасающую вещь. Точно напротив нее, из кирпичной стены гаражей вышла еще одна собака – абсолютно черная, с желтыми, как будто светящимися в темноте глазами. Глаза эти не предвещали ничего хорошего. Собака медленно, по кошачьи мягкими шагами, двинулась к Ольге, которая не могла оторвать от нее взгляда.

Другие псы также повернулись к гостье. Судя по всему, черная собака к этой команде не принадлежала и являлась чужаком – стая разразилась лаям и рычанием с новой силой, будто кто-то на некоем управляющем пульте резко перещелкнул тумблер, увеличив уровень собачьей агрессии. Однако черный пес продолжал спокойно двигаться в сторону Ольги, не обращая никакого внимание на обрехивающих его собратьев. Те уже перешли практически на визг, и в какой-то момент, вожак, не выдержав, бросился на пришельца, пытаясь вцепиться ему в горло.

Завязалась драка. Черного пса завалили на землю. Он отбивался отчаянно, но казалось, конец его был близок. Ольга хотела побежать, но подумала, что расправившись с этим псом, собаки в азарте также разорвут и ее, а убегая, она только раззадорит их. Больше ничего подумать она не успела, потому что увидела, как из кирпичной стены выходят еще три собаки, точь в точь похожие на первую и, соответственно, друг на друга. Они спокойно двинулись к грызущейся своре и через секунду вступили в собачий бой. Что интересно, черные псы дрались совершенно беззвучно, но хладнокровно и яростно. «Пожалуй, теперь самое время бежать! – решила Ольга. – Это быстро не закончится!»

Когда она уже оказалась далеко, до нее все еще доносился визг разгромленной гаражной стаи. Больше она там не ходила, и так никогда и не узнала, что в тот вечер гаражная стая навсегда прекратила свое существование.

Этот случай произвел на нее большое, прямо-таки неизгладимое впечатление. Ольга Александровна никогда не предполагала, что ей придется умереть в подворотне, в тщетном сопротивлении отбиваясь от собак, один за другим отрывающих куски ее плоти. И хотя смерть не состоялась, сама возможность ее, едва не реализовавшаяся, продолжала ужасать. Несколько утешало то, что ее спасли какие-то неведомые защитники, но облик этих защитников был, пожалуй, еще более угрожающ, чем самих агрессоров. Душевное состояние усугублялось и тем, что она не могла ни с кем поделиться пережитым. Мать испугается, соседи сочтут за ненормальную. Однако и молчать становилось невмоготу, поэтому, имея в виду и другие странные события, время от времени случающиеся в школе после городского праздника, Ольга Александровна предложила театральной группе собраться после уроков и обсудить происходящее без посторонних. Благо, такой сбор не привлек бы к себе особого внимания, они и так часто собирались в отдельной комнате при актовом зале для творческих дискуссий.

Уговаривать никого не пришлось и часа в четыре все пятеро участников сидели за столом. Взглянув на их лица, Ольга Александровна догадалась, что им тоже будет, что рассказать, хотя начать первыми они не решаются. Тогда, после краткого обсуждения школьных происшествий, она рассказала свою историю с собаками. Народ оживился. Выяснилось, что и в правду у каждого произошло минимум одно мистическое событие, чаще всего, нехорошее.

– А у нас перед домом за ночь вырос дуб – метра три высотой! – сказала Светлана, которая жила в красной кирпичной пятиэтажке. – Бабки с утра собрались, очень удивились. Хотели даже в газету позвонить, но потом подумали – как докажешь, что за одну ночь вырос-то – на нем же не написано.

– А теперь он как? – спросила биолог.

– Полдня простоял, потом засох. А на следующее утро смотрим – уже одни сухие ветки на земле валяются, как не было никакого дуба.

– А у нас свинью током убило! – вставила слово Нина, которая жила в частном доме.

– Как это? – удивился технически продвинутый Анатолий Иванович.

– Сама удивляюсь. В хлеву розетка была. Всю жизнь она там, и никаких проблем. Да и от пола почти в метре. Как хавронья умудрилась пятачком в розетку ткнуть – представить себе не могу! Но мать с утра приходит, свинья наша мертвая валяется, как будто в рыло молнией ударило!

– ХА-ХА-ХА!!! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!! – расхохотался подполковник, запрокинувшись назад на стуле так, что захрустело дерево.

– Анатолий Иванович! – укоризненно сказала Ольга. – Ну что тут смешного?!

– ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!!!!!

– Вы бы лучше про себя рассказали! Или у Вас ничего не произошло?

Подполковник посуровел.

– Произошло, – сказал он. – В пятницу поехал я на дачу, а жена в субботу собиралась прибыть, на автобусе, – издалека начал Анатолий Иванович. – Ну взял, как положено, пивка литра три-четыре, вечерком хорошо посидел сам с собой. А ночью потребовалось мне на двор выйти. Вышел я в сад, стою, и вдруг вижу – ходит между яблонь огромный человек. Лица я его не разобрал – черная такая фигура. Но ростом метра три или даже больше. Рукой запросто до верхушки яблони достанет! А ходит так – туда-сюда, словно что-то обронил и теперь ищет. Или как будто заняться совсем нечем. Признаться, испугался я. Чувствую, нечеловеческий это какой-то человек. А он меня заметил и в мою сторону повернулся. Я бежать со всех сил, а сам думаю – вход в дом с другой стороны, и если он за мной бросится, успеет ли догнать? Но не успел, а может и не гнался. Я в дом спрятался, ружье достал, сижу, курю… Так вот до рассвета и просидел.

Все молчали. Чтобы разбить напряженную тишину, подполковник спросил учителя химии:

– А у тебя что было? Рассказывай!

Чувствовалось, что рассказывать Сергею Игоревичу не хочется но, не выдержав на себе вопросительных взглядов, он все-таки начал:

– Пошел я с другом бухать….

– В пятницу? – уточнил подполковник.

– Ну почему только в пятницу? – обиженно возразил Сергей Игоревич. Мы в среду пошли. Дома жена ругается, поэтому выдвинулись на пустырь, туда, где завод арматуры, там через болото мостки перекинуты, мы на одном из островков себе местечко и облюбовали. Ну, хряпнули основательно, за жизнь поговорили. Чувствуем – холодает уже, да и стемнело. Короче, пошли домой, но другой дорогой. Там уже не мостки, а мостик подвесной из досок через ручей. Вышли мы на этот мостик, и тут друг мне говорит: «Дай зажигалку, моя делась куда-то!» Я про себя думаю, нашел ты место, придурок, мостик качается, доски на нем разъезжаются, того и гляди вниз полетишь. Но все же сунул руку в карман, нашел зажигалку, поворачиваюсь – а друга нет! Думаю – свалился, cyка! Но лететь там метра четыре-пять до воды, так что плюх должен быть солидным… Да и мост тряхнуло бы от мгновенной разгрузки! Ничего этого не было, а друг исчез! Я уж искал его, искал – все бестолку! Пришел домой, страшно стало. Я же знаю, как менты работают – теперь стопудово скажут, ты друга замочил, и будут избивать, пока не сознаешься!

– А он так и не нашелся? – со страхом в голосе спросила Светлана.

– Слава Богу, нашелся! На следующее утро он проснулся в поселке Бычково, что километрах в двадцати от города. Спал прямо на центральной площади, у магазина. Честной народ, что в магазин шел, его полностью обчистил – мобилу украли, деньги, часы сняли. Так что билет он купить не мог и пешкодралом двадцать верст назад шкандыбал! К следующему вечеру появился только, слава Богу, живой!

– А вот интересно, какому именно Богу слава? – спросил Анатолий Иванович. – Зелигер ведь говорит, будто их много. Стало быть, если благодаришь, надо указать, кого именно. А всех скопом благодарить как-то беспонтово, не прокатит боюсь…

– Между прочим, – вмешалась Нина, меняя тему, – директору уже доложили, и мне известно кто, что все проблемы происходят оттого, что мы, якобы, устраивали тут мистические оргии, плюс в последний момент придумали заменить всем известных Бременских музыкантов на какое-то языческое действо, причем последнее произошло исключительно по Вашей – она показала на Ольгу Александровну – инициативе!

– Так! – угрожающе сказал Анатолий Иванович.

– Правда, директор не поверила и прогнала доносчицу, потому что является закоренелым материалистом и верит только в то, что может реально пощупать руками, – добавила Нина.

– Хоть это хорошо, – вздохнул подполковник. – Но доносчице мы все равно при случае отомстим! А вот интересно, если директор, к примеру, не может руками атомы пощупать, или электромагнитные волны, она в них тоже не верит? – спросил он, снова переводя разговор в философское русло.

– А как же она может быть материалистом? – удивилась Светлана. – У нее же столько образов в кабинете висит! Одним даже пожарному, как я слышала, по кумполу заехало!

– Образа у нее висят потому, что мода сейчас такая! А сама она ни во что не верит! – пояснила Ольга Александровна, более посвященная в дела руководства.

– Да пёс с ней! – громко сказал Сергей Игоревич. – И хорошо, что не верит! Нам еще проблем по административной линии недоставало! Имеющиеся бы разрулить!

– Ага! – согласилась Светлана. – Вот батюшка-агрессор, что к нам в школу приходил ругаться, наверное, сейчас радуется.

– Сейчас уже, наверное, не очень, – сказал всеведущий подполковник. – Я тут на днях был в пожарной части, пил там с ее командиром. Так он мне рассказывал, что с отцом Аркадием что-то приключилось, и он в больнице лежит, в травматологии.

– Небось напился да с колокольни дрепнулся! – предположила Нина и все рассмеялись.

По странному стечению обстоятельств она почти угадала. В тот день в храме события развивались так:

– А где отец Аркадий? – спросила пожилая прихожанка у злобного вида бабки, слонявшейся туда-сюда без дела.

– Вон он, спускается, сапогами гремит! – недовольным тоном ответила бабка указывая на дверь, за которой располагалась лестница, ведущая на колокольню.

Однако секунду спустя раздался вскрик и, судя по последовавшим звукам, стало ясно, что отец Аркадий гремит по лестнице уже не только сапогами, а всем своим телом, буквально не щадя живота своего. Прихожанка и бабка замерли и с испугом глядели на приоткрытую дверь, из-за которой стремительно приближался звук.

Их оцепенение прервал страшный удар, чуть было не сорвавший дверь с петель. Примчался отец Аркадий. В растрепанной рясе, с окровавленным лицом, он пролетел еще метра два и, охая, распластался на полу. Заметив на себе изумленные взгляды, он произнес: «Поскользнулся, cyка!!!» и потерял сознание.

– А ведь вроде тверезый! – растерянно сказала прихожанка.

– Да, сегодня с утра он практически не пил! Ну разве кагору, что от утреннего причастия остался! – подтвердила бабка.

Пришлось вызывать скорую. В больнице врачи определили, что батюшка сломал ногу, получил вывих плеча и сотрясение мозга. «Да, тебе, перелетный мой друг, теперь месяца два на колокольню не вскарабкаться!» – сказал склонный к ехидству доктор, вводя отцу Аркадию обезболивающее.

Но вернемся к совещанию в подсобке.

– Думаю, надо обратиться к Зелигеру! В конце концов, это ведь он нам идолов своих давал! Пусть объяснит, что происходит! – сказал подполковник. – Поехали прямо сейчас! Сейчас вечер, он должен быть дома!

Не прошло и получаса, как бежевая Волга подполковника остановилась напротив ворот Зелигера. Тот действительно был дома. Приветливо улыбаясь, он вышел к своим гостям. Но взгляд его таил лукавство – видимо, он догадывался о причине их визита.

– Что-то у нас из-за твоих идолов проблемы начались! – строго сказал подполковник, оказавшись во дворе.

– Ага! – ответил Зелигер. – Ты еще скажи, что и идея все это организовать моя была!

– Да ладно вам! – вмешалась Ольга Александровна. – Проблемы действительны возникли, и думаю, лучше Зелигера никто не может нам помочь!

– Помочь – помогу! – отозвался Зелигер. – А вот собак на меня навешивать не надо!

При слове «собака» Ольга вздрогнула. Зелигер пригласил их пройти, но не в дом, а в сад, где стоял деревянный стол с лавочками.

– На природе оно всегда лучше! – сказал он. – Сейчас я за чаем схожу!

– Ой! Мы ведь второпях даже к чаю ничего не захватили! – огорчилась Светлана.

– Ну, у меня вообще-то пузырек в багажнике лежит! – отозвался Анатолий Иванович.

– Пузырек – это хорошо! Но после! – сказал Зелигер. – Сначала о деле поговорим – ведь оно действительно серьезное!

Когда чай поспел, он выслушал истории гостей и начал свой рассказ:

– Вы, я вижу, испуганы. Думаете, что чуть ли не дьявола в свою жизнь впустили.

– А похоже на то! – отреагировала Ольга Александровна.

– Пугаться не стоит, – успокоил Зелигер. Дело тут в следующем. В языческом культе сокрыта могущественная сила, гораздо более могущественная, чем в православии. Ведь именно в языческий период произошло формирование славянских народов как таковых. И по сравнению с эпохой язычества на Руси, тысяча последних лет христианства – это не срок! Это – миг, и значение его невелико!

Зелигер сделал паузу, чтобы отхлебнуть из чашки душистого чаю, и продолжил:

– Вы же действительно сумели прикоснуться к древней силе! И произошло это по нескольким причинам. Во-первых, ваша группа глубоко прониклась идеей, во-вторых, дети, исполнявшие зрелище, играли с чистой душой, максимально искренне, а это много значит. Ну и в-третьих, идолы действительно настоящие.

Последнюю фразу Зелигер произнес потише, чтобы не акцентировать на ней внимание.

– Смотрите! Идея тут такая! – не сделав паузы и не позволив, таким образом, задать вопросы, продолжил он. – Вообразите себе: где-то под нами текут великие воды – мощный поток. Но мы его не чувствуем, потому что поток укрыт толстым слоем слежавшегося мусора, наслоениями эпохи, превратившимися в прочную корку. А вы, образно говоря, взяли лом и пробили эту корку насквозь. Великие воды хлынули в образовавшееся отверстие, подобно гейзеру, и облили тех, кто находился поблизости. Кому-то это не понравилось. Но произошло это не потому, что древние силы плохие, а потому, что они – могучие. Но их можно приручить, войти с ними в ритм, наладить контакт.

– Ну контакт, похоже, мы уже наладили. Каждый день в контакте! – сыронизировал подполковник.

– А вот в ритм, видно, не вошли… – грустно добавила Ольга Александровна.

– В ритм входят совершая ритуалы! С проникновением! – торжественно сказал Зелигер.

– С проникновением – куда? – не поняла Нина.

– С проникновением – в смысле, проникнувшись действом, впустив в себя его дух! – разъяснил Зелигер. Если все вместе устроите искренний ритуал – а в язычестве ритуал очень важен – вы замиритесь с силой и даже отчасти возьмете ее себе. Сила мечется, ибо нескоординирована. Как в анекдоте: в его голову пришла мысль и уже неделю ищет там мозг! Так и сила – вы ее выпустили, приоткрыли отверстие, а она не знает, куда приткнуться, и в своих метаниях наводит безобразие. Если же вы примете эту силу, то и безобразия прекратятся, а вы обретете гармонию и у вас откроются новые способности! Однако современного человека трудно пробить, поэтому ритуал нужен яркий, необычный!

– А какие у вас есть ритуалы? – спросила Нина.

– Ритуалы есть самые разнообразные. Хотя более важным является наше отношение. Понимаешь, ритуал – это просто способ войти в особое состояние и, если нужно, заявить миру о своем намерении. Тогда мир ответит и желание твое сбудется. Погоду на ближайшие дни обещали теплую, так что в нашем случае можно организовать выездной ритуал и задействовать все стихии!

Увидев, что все ждут дальнейших пояснений, Зелигер продолжил:

– Всего существуют четыре стихии: огонь, вода, воздух и земля. Мы можем поехать в какой-нибудь глухой уголок, где есть пруд или речка, разжечь огромный костер, совершить вокруг него танец, потом ритуальное омовение, ну и так далее, возможны варианты. Для достижения единства с природой, ритуал совершается в обнаженном виде.

Описание ритуала вызвало оживление у театральной группы.

– А свальным грехом это не закончится? – спросила Светлана.

– А раздеваться обязательно? – с подозрением в голосе задала вопрос Ольга Александровна.

– Обязательно! – ответил Зелигер, уклоняясь от ответа на вопрос Светланы. – Дело в следующем. События происходят серьезные. Уж кто-кто, а ты лично в этом убедилась! И чтобы совладать с ними, нужен такой же серьезный ответ! В действительности, работают духовные силы, поэтому для серьезного ответа нам не требуется производить переворота в материальном мире – сворачивать горы, строить пирамиды до небес и пр. Нужно только, чтобы лично для вас событие стало неординарным. Тогда магия сработает.

Ольга Александровна вспомнила, как порой они развлекались в общежитии московского пединститута, и пришла к выводу, что по сравнению с этим предлагаемый ритуал достаточно невинен.

– Ты нам поможешь с ритуалом? – спросил подполковник. – А то сами мы не справимся!

– С радостью помогу, – ответил Зелигер, который действительно искренне радовался, когда ему удавалось кого-то обратить в свою веру. – У меня есть специальное место. Очень глухое. Я там купил дом за шесть тысяч рублей. Он стоит на берегу старого пруда, достаточно чистого. Народу вокруг – никого! Специально выбирал. Для меня это – место силы, там же я провожу духовные обряды.

– «Место силы» – это ведь термин из другой оперы, – сказала начитанная Ольга Александровна, но Зелигер с ней не согласился.

– Не вполне, – ответил он. – Мир изменился, и на смену древнему язычеству пришло неоязычество – а оно учитывает все современные веяния. Понимаешь, вера, религия не могут стоять на месте. Иначе они умирают. Человеку не дана истина в чистом виде, у него есть только представления. А представления преходящи. То, что было верным тысячу лет назад, сегодня может оказаться нелепостью. Поэтому надо постоянно развиваться, обновляться, двигаться вперед. И если церковь этого не делает, она тянет людей назад!

Они еще поговорили на различные таинственные темы. Зелигер был силен в мистике и произвел на всех очень положительное впечатление. Ритуал решили провести не затягивая – пока еще чего-нибудь не произошло. Договорились поехать в ближайшую субботу, с ночевкой, чтобы не создавать суеты.

Женская часть группы немного волновалась, или же делала вид, что волнуется. Но, как это часто бывает, хозяйственные заботы оттеснили на второй план размышления о необычном ритуале. Шесть человек требовалось чем-то кормить, то есть, надо было закупаться продуктами, потом собирать личные вещи и постельные принадлежности. Так что Ольга Александровна вспомнила об особенностях предстоящего действа только в субботу утром, когда собиралась.

Это несколько замедлило ее сборы. Ведь раздеться перед коллегами – это не просто сделать некий шаг, к нему нужно еще и подготовиться, в частности – подобрать красивое белье, в котором не стыдно. Тщательно помывшись, она долго примеряла различные варианты исподнего перед зеркалом, в который раз убедившись, что ее внешние данные очень даже неплохи. Жаль, что в их провинциальном городке по делу ими никто не пользовался. То есть, для коротких встреч найти мужика большой проблемы не представляло, а вот замуж выходить было решительно не за кого. Попадалась либо пьянь, либо придурки, либо решительное сочетание и того, и другого. Немногие приличные мужики, подходящие для создания семьи, либо уже переженились, либо уехали в Москву.

От невеселых мыслей Ольгу Александровну пробудит звук сигнала, прозвучавшего за окном. Это приехал Анатолий Иванович, в этот раз на УАЗике-буханке, в котором уже сидела остальная часть группы. Пришлось быстро одеваться и бежать вниз.

Они заехали за Зелигером, у которого, как ни странно, уазика не было – по грунтовкам он ездил на тракторе, а по шоссе – на Жигулях. Путь до таинственного места занял больше часа – такой плохой оказалась дорога. «А в распутицу сюда вообще не проедешь!» – успокаивал Зелигер до потолка подскакивающих на кочках пассажиров.

На место они прибыли только к половине второго. Одинокая избушка, бывшая когда-то то ли домиком лесника, то ли егеря, утопала в яркой весенней зелени. Общими усилиями они разгрузили машину, проветрили и прибрали избу, стали собирать дрова и хворост для большого костра. Заодно подошло время обеда, который предстояло организовать из привезенных продуктов. Но наконец с делами управились. Во дворе постепенно разгорался костер, рядом накрытый белой клеенкой стол ломился от разнообразной закуски. Зелигер достал прохладную бутылку коньяка и разлил, кому в граненый стакан, кому в алюминиевую или эмалированную кружку – бокалов, естественно, в этом месте не водилось.

– Разумное в меру возлияние раскрепощает душу и открывает сознание всемирному разуму! – торжественно произнес он первый тост.

– Только мера у всех разная! – сказала Нина, проглотив коньяк и поежившись.

– У нас в полку говорили так, – отозвался Анатолий Иванович, с хрустом закусывая свежим огурцом, – настоящий офицер свою норму знает: упал – значит хватит!

Ольга Александровна настороженно посмотрела на учителя химии Сергея Игоревича. Судя по прошлому опыту, он хоть в чем-то пытался походить на настоящего офицера.

– В этот раз придется норму понизить! – предупредил Зелигер. – Надо помнить, зачем мы тут собрались!

– ДА! Чтобы ритуал провести! – откликнулась Нина.

– Нет, не так! Ритуал – это лишь форма! – мягко поправил ее Зелигер. – А мы должны возжечь в себе искру вселенской любви, настроиться на гармонию с миром! Это главное!

Ольге Александровне вспомнилось, чем каждый раз заканчивались для нее мероприятия, начинавшиеся со слов о вселенской любви. Но говорить об этом вслух она не стала.

Ко времени, когда две бутылки коньяка опустели, костер уже пылал вовсю. Дров навалили много и пламя достигало высоты человеческого роста. Зелигер сказал, что настало время сделать шаг навстречу единству с природой и полностью разоблачиться. Он встал из-за стола, подошел поближе к костру и, ловко сняв с себя одежду, посмотрел на остальных. Нина, вполне очарованная его мудростью и силой, последовала за ним и без колебаний тоже разделась до нага. Подполковник подумал, что на фоне Зелигера, который в свои шестьдесят подтянут и мускулист, он со своим пивным животом выглядит не слишком здорово, но деваться было некуда. Вслед на ними, с некоторыми колебаниями, из-за стола встали остальные – Сергей Игоревич, Ольга Александровна и Светлана, и начали раздеваться. В последний момент Ольге ситуация показалась необычайно абсурдной – вот они, образованные люди, приехали в какую-то глушь с подозрительным местным колдуном, и собираются устроить неизвестно что, для чего ей, пользующейся заслуженным уважением завучу, нужно раздеться до гола перед коллегами, и в том числе – подчиненными. Однако, поскольку рассуждать на эти темы следовало раньше, а не сейчас, она отбросила эту мысль и элегантным движением сняла трусики.

Зелигер повел всех хороводом вокруг костра. Он ритмично выкрикивал какую-то речевку, а все остальные, держась за руки, следовали за ним, стараясь двигаться в такт задаваемому ритму. Сначала получалось не очень здорово, но потом дело пошло на лад. Через некоторое время, распевая различные магические рифмовки, они уже вполне непринужденно смогли синхронно совершать свой танец, как будто всю жизнь этим занимались. И в этот момент Ольга Александровна почувствовала необычайное. Как в детстве ей одной удавалось раскачать тяжелые железные качели, совершая ритмичные движения ногами, так и здесь, похоже, им удалось раскачать какую-то неведомую силу. Казалось, огонь не только снаружи, но и изнутри, причем тот, что изнутри, гораздо сильнее пылающего костра. Пот катился градом, а через весь их живой круг проходили явно ощущаемые энергетические импульсы, точно некий вихрь, рожденный в их кольце, теперь стремительно нарезал круги, переходя от участника к участнику через сомкнутые руки и с каждым оборотом увеличивая свою мощь.

Взглянув на других, Ольга Александровна поняла, что и они испытывали нечто подобное. Перед ней, сверкая бледной задницей, решительно сопел подполковник, увлекая Ольгу вперед, и сам, в свою очередь, будучи увлекаемым Ниной, которая, естественно, оказалась рядом с Зелигером. Где-то позади хрипло дышал Сергей Игоревич.

Зелигер, лучше всех понимавший, что происходит, крикнул: «А теперь – отдохнем, предадимся омовению! Вода чистая, все проверено, прыгать безопасно!» Он показал в сторону пруда и они все вместе побежали по утоптанной траве и с разбегу плюхнулись в прохладную воду.

– Твою мать!!! – не смог воздержаться от восторженного возгласа подполковник.

– Анатолий Иванович! – обратилась к нему плескавшаяся рядом учительница литературы. – Вы своими бранными словами нам всю волшебную силу распугаете!

Вместо подполковника ответил Зелигер:

– Ну силу-то он, конечно, не распугает. Что это за сила, которую бранным словом можно напугать! Но заземлять возвышенность и пафос действительно не стоит. Скажи лучше чего-нибудь другое! Уууххх!!! – показал он пример и с головой нырнул под воду.

Когда народ достаточно охладился, Зелигер подал знак вылезать на берег. Теперь на берегу показалось не жарко.

– А сейчас, – серьезно сказал Зелигер, – следующий этап. Есть такой закон мироздания: что ты даешь, то и получаешь. Войти в резонанс со вселенской любовью можно только когда сам транслируешь эту любовь. Вы уже приблизились к подобному состоянию, поэтому давайте закрепим его. Для этого достаточно любого нехитрого действия, главное, чтобы оно выполнялось проникновенно. Сейчас давайте пройдем к костру, потому что там теплее, подбросим дров и не спеша, с любовью и нежностию, оботрем друг друга полотенцами!

Бросив в костер несколько здоровенных бревен, группа распределилась по парам. Рядом с Зелигером оказалась Нина, не отходившая от него ни на шаг, подполковник не упустил возможности оказаться рядом с Ольгой Александровной, а Светлана – с Сергеем Игоревичем. Нельзя сказать, что она питала к нему особо теплые чувства, но Зелигера она боялась, а Анатолий Иванович привлекал ее еще меньше, потому что был пузат, лыс, небольшого роста, курил, бухал и все время матерился. Впрочем, отправляя ритуал, следовало излучать любовь, а не потакать своим пристрастиям. В этом плане легче всего было восхищавшейся Зелигером Нине.

Обтирание длилось достаточно долго, а когда оно закончилось, Зелигер предложил еще немного выпить для поднятия тонуса. Все прошли к столу. Выудив откуда-то еще одну бутылку коньяка, Зелигер откупорил ее и разлил каждому в соответствии с личными запросами. Малопьющие Светлана и Нина попросили лишь несколько капель, Ольга Александровна и подполковник – по 50 грамм, а Сергей Игоревич хотел и все сто, но Зелигер отказал, сославшись на то, что ритуал еще не закончен и пьянствовать не время.

Закусив, Зелигер изрек: «Продолжим!» и повел всех по другую сторону костра. Там он объяснил, что сейчас следует восславить мир, вселенную и богов. Для этого нужно максимально искренне проникнуться восхищением и благодарностью. Сила действа увеличиться, если они образуют фигуру, синхронизирующую и объединяющую их энергетику. Одной из таких фигур является пентаграмма.

Взяв за руки Светлану и Сергея, он поставил их на место нижних лучей пентаграммы, затем расположил Ольгу и подполковника на средних лучах, в верхний же луч отправил Нину.

– А ты куда встанешь? – спросила та.

– А я встану в центр, – ответил Зелигер и шагнул внутрь пентаграммы, которая, не будучи прорисована на земле, со стороны напоминала простой круг.

Оказавшись в середине, Зелигер повернулся лицом на север – это направление как раз совпадало с верхним лучом – и обратился с инструкцией:

– Повторяйте что я буду говорить! При этом, когда я обращаюсь к миру, надо развести руки в стороны, когда ко вселенной – протянуть их к небу, а когда к земле – направить вниз!

Выдержав небольшую паузу, чтобы все сосредоточились, Зелигер с пафосом произнес:

– Воздаю хвалу миру, что сверкает пред нами тысячами красок, что согревает нас огнем, кормит плодами своими, поит прозрачную водою!

– Воздаю хвалу вселенной, что даровала нам искру разума, тепло души и истину безусловной любви!

– Воздаю хвалу земле, матери всех людей, и всем богам земным! Да будут они к нам милостивы и щедры!

Далее Зелигер подробно восславил все основные стихии. Закончив, он торжественно обратился к участникам:

– Теперь вы готовы воспринять Эликсир Силы!

– Его пьют? – спросила Нина.

– Нет, – ответил Зелигер, – им натираются. Он принес из дома замысловатую бутылку с какой-то жидкостью, вывинтил фигурную пробку и протянул, чтобы люди могли посмотреть и убедиться в безопасности эликсира. В бутылке плескалось что-то похожее на воду с запахом хвои и еловых шишек.

– Это природный настой! – пояснил Зелигер. – Хотя из чего он сделан, не важно. Сила Эликсира не в химическом составе, который вполне нейтрален, а в той могучей энергетике, которую он несет. Сейчас нам надо будет, разбившись по парам, тщательно и с любовью натереть друг друга Эликсиром. Это очень важный этап, после чего каждый из вас восстановит естественный контакт с силами природы, который мы почти утратили в современной цивилизации! Вам откроется неисчерпаемый источник, откуда вы сможете пополнять свою энергию!

Зелигер взял наиболее ровный пенек, поставил на него бутыль и жестом пригласил к себе Нину. Подполковник протянул руку к Ольге Александровне. Вдохновленные зажигательной речью своего лидера, участникидейства принялись поочередно отливать волшебного Эликсира из бутыли на ладони и мягко натирать друг друга. Зелигер пояснил, что натереть нужно обязательно все тело.

Данный процесс увлек участников. Анатолий Иванович мягкими, ласкающими движениями втирал Эликсир в бархатистую кожу Ольги Александровны, начав сверху вниз. Пройдя плечи и шею, он спустился до грудей, где несколько задержался, потом стал продвигаться дальше. Ольга никогда не рассматривала подполковника в качестве сексуального партнера, однако, в свою очередь, и у нее появился интерес, когда в процессе обтирания она убедилась, что Анатолий Иванович выделяется не только пузом, но и весьма, весьма незаурядным мужским достоинством.

По сути, натирание эликсиром превратилось в особого рода прелюдию, к концу которой пробудить в друг друге страсть удалось всем участникам ритуала. Эликсир уже закончился, а народ все еще предавался «обтиранию».

Заметив это, Зелигер, на время оторвавшись от Нины, выступил с новым тезисом:

– Мы приблизились к силам природы! И одновременно ко вселенской любви! Эти два направления поддаются симбиозу – наилучшим образом он выражается в любви телесной! Предавшись ей, мы декларируем намерение окружающему миру, на которое он обязательно откликнется! Особенно сильной получается декларация, если предаться любви, непосредственно на земле! Это настоящее единство с природой!

– А полотенце хотя бы постелить можно? – спросила Ольга Александровна, косясь на замусоренную землю.

– А как насчет предохранения? Презервативы? – обеспокоилась Светлана.

– Полотенце можно! Это единства не нарушит, – ответил Зелигер. – А вот с презервативами сложнее. В сеансах со знакомыми, приличными людьми мы их не используем. Заразных среди нас нет, а излить семя мужчинам лучше в землю – это тоже сильный и древний магический ритуал!

У подполковника уже не было сил слушать. Он мгновенно расстелил полотенце на земле и, деликатно подхватив Ольгу Александровну на руки, расположил на нем, после чего пристроился сверху и аккуратно вошел в нее. Другие пары последовали их примеру и на следующие 15 минут поляна у костра превратилась в импровизированный храм любви.

Через какое-то время по завершении, расслабленно лежащий на полотенце Зелигер, вновь выдвинул тезис:

– У нас прекрасно получается отправлять ритуалы! Вы даже не представляете себе, какую революцию мы произвели на тонком плане! Вырываясь за удушающие стереотипы обыденной жизни мы даруем себе свободу! А там, где свобода – там и сила, и здоровье, и удача! Вы убедитесь в этом в самое ближайшее время!

– А та сила, что мы растревожили, теперь успокоится? – спросила Ольга Александровна.

– Должна успокоиться! – ответил Зелигер. – Хотя считать, что мы вот так, на раз, сможем ей управлять, было бы гордыней. Ибо никто из живущих не постиг тайну мира сего! Во всяком случае, сила наверняка станет теперь более дружелюбной.

– Как бы в этом убедиться… – вступила в разговор Нина.

– А у тебя еще одна свинья есть? – спросил подполковник.

– Да, есть хряк.

– Так вот ты его в тот же сарай помести и посмотри, если огонь небесный в рыло его не поразит, значит, сила стала более дружелюбной! ХА-ХА-ХА!!! – подполковник не выдержал и расхохотался.

Непонятно, почему трагическая гибель свиньи его так веселила, но смеялся он столь заразительно, что все участники присоединились к нему. Легкость и веселье вдруг захватили их, и причиной тому явились вовсе не свиные проблемы, а новое, необычайное состояние, распустившееся у каждого внутри. Груз повседневных забот, прессинг рутинных дел, какие-то обиды, огорчения, разочарование, наконец, просто усталость, подспудно довлевшие над ними, внезапно улетучились, даровав необычайную легкость и ощущение безграничной свободы. Каждый почувствовал себя подобно человеку, который долго сидел в скрюченной позе и наконец, получил возможность распрямиться и потянуться. Ольга больше не спрашивала Зелигера, успокоится ли сила. Пришедшее к ней ощущение гармонии с миром подсказывало, что и с силой налажена гармония. Она чувствовала, что сила, еще недавно казавшаяся ей чуждой, на самом деле вовсе не противостоит ей, а является как бы продолжением ее самой, доказывая единство мира и человека. Проблема оказалась не в силе, а в уровне ее собственного осознания. Теперь он изменился и мир вокруг тоже стал меняться. И даже показалось странным: как это раньше она могла жить без энергетических практик?

Полуночные врата

Это был уголок практически нетронутой природы, какие с годами встречаются все реже. Единственная рукотворная вещь – пруд – нисколько не нарушала натуральности картины, и даже напротив, придавала ей законченность и полноту. У горизонта садилось солнце и ярко-красный закат освещал замершие невдалеке деревья, спокойную воду пруда и заросли камышей вдоль берегов.

Стоял абсолютный штиль. Про такие вечера говорят: «в воздухе звенела тишина». И действительно, в данном случае недостаточно определить тишину просто как отсутствие звуков – в буквальном смысле ощущалось ее физическое присутствие. Наверное, нечто аналогичное можно почувствовать, если бы некий бесплотный дух вдруг материализовался и предстал во всей своей телесной полноте.

Казалось, власть тишины абсолютна и никто не в силах ее нарушить – она сковала все предметы, растения, заперла ветер в невидимой клетке, и даже рыбы не смели выпрыгивать из воды, охотясь за мошками. Но вдруг тишину прорезал смачный хлопок – это сидящий на берегу со своим товарищем психоаналитик из Москвы ловко открыл зажигалкой пивную бутылку, и пробка с шелестом отлетела в густую траву. Он передал открытую бутылку другу и через секунду раздался второй смачный хлопок. Психоаналитика звали Анатолий.

– Ну-с, начнем пожалуй! – торжественно сказал он и они чокнулись зелеными бутылками. На их лицах было написано радостное предвкушение последующего перехода к более крепкому зеленому змию.

Аналитик сделал несколько глотков и поставил бутылку на землю, с удивлением глядя на своего товарища, который, запрокинув голову, продолжал хлебать до тех пор, пока содержимое полностью не иссякло. Затем он швырнул пустую бутылку далеко в сторону, удовлетворенно крякнул и вытер рот рукавом.

Товарищ психоаналитика психоаналитиком не был. Не был он и просто аналитиком, и это становилось совершенно очевидно после первого же взгляда. Старая, местами рваная, местами потертая телогрейка, которую он носил почему-то и летом, угрожающего вида кирзовые сапоги, толстые темно-синие тренировочные штаны с отвисшим задом и пузырями на коленях, а также совсем уж неожиданная в августе покоцанная ушанка, местами с настолько засаленным мехом, что он не только блестел и лоснился, но и слипался в колтуны, не позволяли опознать в нем ни представителя гуманитарной интеллигенции, ни интеллигенции технической. Все перечисленное, вкупе с седой щетиной на испещренном красными прожилками лице, к коему более подходило слово «харя», выдавало в нем мужика, который в деревне родился, в деревне вырос, прожил всю жизнь и там же умрет. Мужика звали Михаил.

Впрочем, даже если кто-то решил бы одеть Михаила в хороший костюм-тройку, отмыть, побрить, повязать модный галстук и категорически велел бы не произносить ни слова, все равно окружающие навряд ли бы обманулись – в лице Михаила таилось что-то настолько простое, грубоватое и в то же время, наивное, что любой сразу же узнал бы в нем переодетого крестьянина. Взгляд Михаила напоминал взгляд ребенка. Казалось, он видел вокруг себя много необычного, но мало что из него понимал.

Возможно предположить, что Михаил поехал с психоаналитиком на рыбалку, чтобы получить сеанс психологической помощи, максимально приблизившись к природе. Но это было не так. К психоаналитику Михаил не обращался. Не потому, что не имел денег для оплаты столь дорогостоящих услуг, и не потому, что не осознавал в себе наличие проблем, решение которых требовало задействования такого рода специалистов. Михаил просто не знал, что такое психоаналитик, и уже поэтому не смог бы к нему обратиться.

Насколько странным это ни казалось, но Анатолий и Михаил принадлежали к одному роду. Точка, откуда проистекали столь различные направления жизни двух родственников, отстояла от текущего момента более, чем на столетие. Когда-то бабка Анатолия уехала в город, где вышла замуж за аспиранта, а он, спустя двадцать лет, стал профессором в университете. У них родились дети, также сделавшие академическую карьеру. Примерно то же произошло и с внуками – Анатолий стал психоаналитиком, защитил диссертацию, работал на кафедре и в коммерческой клинике, успел попрактиковаться в различных культах, даже в Тибете, а параллельно имел весьма успешную частную практику. Его брат служил в МИДе дипломатом.

В свою очередь, у бабки была сестра, которая из деревни отказалась уезжать наотрез – в ее понимании, это противоречило русскому православному духу и традиционному укладу жизни. Она вышла замуж за колхозника, у них родились двое детей. Однако старшая дочка умерла во младенчестве от какой-то не понятой сельским фельдшером болезни, а младшего сына убили в драке, когда ему исполнился 21 год – он пошел в другой поселок, где его по ошибке приняли за неместного. Муж умер сразу же после своего пятидесятилетия от цирроза печени. А вот сама бабка никак не умирала и в результате оказалась в трудной ситуации – сил нет, денег нет, помочь некому, здоровье никакое. Жизнь ее превратилась в выживание – даже принести ведро воды от колодца уже стало тяжело. Деревенские помогать отказывались, ссылаясь на свои проблемы. Хотя и могли наносить воды за бутыль самогона – но где ж с таким здоровьем нагнать самогонки на все случаи жизни.

Единственное, что ее выручало – это двоюродный племянник Михаил, который недорого купил у нее половину дома и поселился там вместе с женой, освободив, таким образом, свой дом для выросших детей и маленьких внуков. Михаил в меру сил помогал бабушке по хозяйству. Но медицинской помощи он оказать, естественно, не мог. Тут то они и вспомнили о городских родственниках и решили, отставив гордость в сторону, обратиться к ним. Родственники откликнулись и, благодаря своим многочисленным связям и прочному материальному положению, показали бабушку врачам, а после устроили в хороший дом престарелых, где она была обеспечена должной заботой и обслуживанием, подкрепляемым визитами родственников и соответствующими доплатами.

Поскольку компенсировать такую заботу бабушка ничем не могла, она решила подарить свою часть уже не нужного ей дома Анатолию и его брату. Хотя оба они имели дачи, но теперь появилась прекрасная возможность иногда отдохнуть и от дачи, и от семьи, порыбачить, пособирать грибы и попариться в бане. Михаил тоже радовался, т.к. очень не хотел, чтобы вторую половину дома купили бы чужие люди. Вот так столь разные родственники, которые при других условиях вряд ли стали бы общаться друг с другом, оказались рядом. Надо отметить, что они довольно быстро нашли взаимопонимание.

Анатолий любил рыбалку, хотя рыбу ловить толком не умел. Его привлекала не возможность бесплатно покушать рыбки. Рыбалку он рассматривал как способ вырваться из полутемного кабинета, на время забыть о клиентах, вечно грузящих его своими проблемами, отдохнуть, посидеть у воды, погреться у костра и хорошенько выпить. В отличие от него, Михаил умел ловить рыбу и практически всегда приносил жене хороший улов – для него это действительно являлось одной из важных целей рыбалки. Кроме того, здорово поддать он любил не меньше, а может быть и больше Анатолия.

В тот раз и был один из таких выездов на природу. Анатолий приехал на только что приобретенном Нисане-Иск-Трэйл, который в городе почитали за джип. И хотя специалисты называют такие джипы «паркетниками», намекая на покрытие, по которому они способны успешно передвигаться, родственнички решились поехать на этой машине на самые дальние пруды, почему-то получившие в народе прозвище «Чертовы». С чисто географической точки зрения «Четровы пруды» располагались сравнительно близко – всего в 30 километрах. Но вследствие того, что 20-25 километров из них приходились исключительно на грунтовые дороги, а местность была испещрена оврагами, в этом районе осталось всего несколько жилых домов и отсутствовали дачники, что создавало атмосферу уединения.

В пути Михаил, последние 30 лет работавший водителем молоковоза в совхозе, внимательно осмотрел машину и попробовал ее на ходу. По сравнению с ГАЗ-53, Ниссан выглядел просто чудом техники, хотя казался Михаилу излишне роскошным.

Приехав, родственники-друзья удобно расположились у самого берега и, закинув садки, решили пока подкрепиться покупной закусью. Первое время погода стояла отличная. Но скоро начал собираться дождь.

Собирался он долго, а пошел, как всегда, внезапно. Обрушивавшаяся с неба вода, превращалась на земле в бурлящие грязные потоки, которые, хотя и не грозили смыть все на своем пути, но, пенясь и хлюпая, решительно пролагали себе дорогу в низину. Костер залило и уголья погасли. Анатолий и Михаил полагали, что такие дожди долгими не бывают, поэтому ждали, спрятавшись в машину и, на всякий случай, поднявшись от берега на пригорок. Но дождь прекращаться не собирался. Анатолий сидел за рулем и смотрел на уходящую вдаль грунтовую дорогу – ее колеи превратились в стремительно бегущие ручьи, и на поле, засеянное кормовыми травами, на которое косыми струями лил дождь, от чего трава клонилась к земле. Скоро поле начало казаться пятнистым, так как местами трава полегла полностью, а местами осталась стоять.

Капли грохотали по крыше и капоту, стекали по стеклам и навевали на Анатолия невеселые мысли. «Дорогу все больше размывает, – думал он. Овраги сейчас затопить может… И даже если проехать в принципе удастся, продвигаться мы будем очень медленно. При средней скорости в 4 км/ч 22 километра до ближайшего грейдера мы одолеем за 5,5 часов. Хотя с другой стороны, если дождь сейчас кончится, то к утру, глядишь, просохнет».

Они прождали 40 минут, но дождь не только не прекратился, но даже не ослабел. Подумав немного, друзья решили отменить мероприятие и двинуться в обратный путь, надеясь, что дорога не успела промокнуть очень глубоко, а на следующий день съездить на озеро поближе. Но двинуться оказалось непросто. Преодолев метров 300, сверкающий Ниссан остановился, беспомощно меся колесами грязную жижу. Пересевшему за руль Михаилу, используя особые приемы, которыми он, как деревенский водитель, хорошо владел, удалось продвинуть машину еще метров на сто, но дальше дело не пошло. К тому же выяснилось, что большая часть этих приемов не может быть использована с автоматической коробкой передач.

Не будем подробно вспоминать всех дальнейших перипетий и всех грозных слов, прозвучавших над залитыми водой колеями, всех свирепых мыслей, умчавшихся в ментальное поле. Намучившись и перемазавшись с ног до головы, Анатолий пришел в отчаяние. У него буквально опускались руки. Михаил же был от отчаяния далек. «Ничего, – успокаивал он своего родственника. Еды у нас много, бухла – и того больше. Какая разница, где бухать – на дороге или на берегу. Мотор работает, в машине тепло. К утру немного просохнет, мы ее откопаем, пойдем еще порыбачим, а к вечеру совсем уж высохнет, тогда и поедем домой. А может – и еще на одну ночь останемся. Тебе ведь в этот понедельник не на работу?»

На том и порешили. Когда друзья совсем уже приготовились к трапезе и ночлегу, они внезапно услышали шум. Это по размытой колее пробиралась старая красная Нива местного жителя – хорошего знакомого Михаила. Местный работал трактористом на гусеничном ДТ-75, который хранил возле дома. После недолгого разговора он уехал, вернулся на тракторе и отбуксировал Ниссан к своей избушке.

Но возникла новая проблема. Ночевать у местного оказалось негде, так как к нему на выходные приехала дочь с двумя детьми. В сарае тоже приличного места не нашлось. Оставалось только вернуться к прежнему варианту – ночевке в машине – но после внезапного поворота событий он уже перестал казаться привлекательным. И тут хозяин, ощущая благодарность за подаренный ему литр водки и сто рублей, предложил:

– У меня там еще один дом есть, пустой. Недалеко, километров 5 отсюда. Я вам ключи дам, за час дойдете. К тому же дождь уже кончился!

– Ты бы нас на тракторе отвез! – предложил Михаил.

– А на тракторе не смогу! Там в кабине только одно свободное место, вдвоем вы не поместитесь. Да и не быстрее это будет! Гусеницами грязь месить! Что тут идти-то! По прямой короче выйдет!

Друзья подумали и согласились. Действительно, пройти какие-то пять километров, зато ночевать в полноценном доме.

– Там все у нас есть, сказала хозяйка. Разве что лишней посуды нету, не держим, чтобы не украли. Вот, возьмите эту кастрюлю – она протянула Анатолию огромный ковш с длинной ручкой – пригодится. Только назад не забудьте принести, как за машиной придете. И друзья, сложив самое необходимое – т.е. бухло и закуску в рюкзаки, двинулись в путь, который тогда казался им коротким.

– А откуда у тебя еще один литр водки был? – спросил Михаил Анатолия. Неужели ты думал, что мы столько осилить сможем?

– Да нет, просто когда я выезжаю в сельскую местность, я всегда кладу в багажник две бутылки самой дешевой водки, чтобы если что, рассчитаться с деревенскими, ответил Анатолий.

– Да, это точно, мы любую водку выпьем! – сказал Михаил и почему-то радостно рассмеялся хриплым голосом.

Они шли напрямую через поле. Так получилось, что хозяин долго и подробно объяснял им, как найти именно его дом деревне – домов там штук десять, но ни в одном никто не живет. На этом фоне объяснения, как найти саму деревню, вышли весьма лаконичными. Впрочем, Михаил знал дорогу. Изначально он выбрал правильный и наиболее короткий путь, но придерживаться его оказалось непросто. Многочисленные овраги после ливня затопило водой, и она еще не успела стечь в низины. Отдельные овражки удалось бы перейти лишь в болотных сапогах, а иные – только переплыть. Были и такие, что вполне могли засосать в трясину неосторожно ступившего в них человека. В результате маршрут у друзей оказался далеко не прямым, и через два с половиной часа ходьбы до цели им все равно оставалось чуть меньше половины пути.

– Давай отдохнем что ли! – предложил Анатолий. Смотри, вон там, на краю поля, древние дубы! Под ними можно расположиться и перекусить.

– Правильно! – поддержал его Михаил. Выпить и перекусить! И они направились к деревьям.

Огромный, в несколько обхватов, ствол дуба рос немного наклонно и на небольшом возвышении, поэтому земля под ним намокла не настолько, как в других местах. Там они и расположились, расстелив на земле плащи.

Ох, как хорошо, наконец, опустить тело и расслабиться, после того, как намучались, толкая машину из грязи, как больше двух часов шли в неудобных сапогах по мокрой траве! А если еще при этом можно сразу же достать из рюкзака купленные заранее чебуреки, да бутылочку коньячка, да еще несколько банок пива…

После двух первых 50 грамм, одного чебурека и одной банки пива Анатолию совершенно расхотелось куда-то идти. Наоборот, хотелось лечь прямо здесь и заснуть крепким сном. Но место, конечно, не для сна, хотя отдохнуть часок-другой Михаил согласился. И друзья принялись есть чебуреки, пить коньяк и запивать его пивом.

Полевое застолье располагало к оживленной беседе и скоро Анатолия перестало клонить в сон. Временный отдых затянулся. Когда бутылка коньяка иссякла, вкупе с шестью банками пива, Анатолий встал и, покачиваясь, потянулся, затем выбрался из под дерева и прошелся туда-сюда. Оказавшись на открытом пространстве, он смог осмотреться и испугался: мало того, что на улице довольно быстро темнело, так еще откуда ни возьмись, начал подниматься туман. Понаблюдав за природой, Анатолий осознал, что туман сгущается гораздо быстрее, чем темнеет на улице. Он позвал Михаила и, когда тот вылез из под дуба, спросил его, предварив свою речь замысловатой матерной комбинацией:

– Смотри! Ну что делать-то будем? До темноты успеть трудно, а если сейчас туманом все заволочет, то глядишь, заблудимся, либо деревню не найдем, либо дом в ней!

– Ну если уж мы найдем деревню, то и дом в ней найдем. Да и с деревней особых проблем быть не должно, я все же тут вырос. Но вот свалиться в болото можно, – ответил Михаил, в глубине души также опасавшийся заблудиться.

– А если мы здесь прямо переночуем? Вон сена натаскаем из стога, наверняка оно в середине сухое? Как думаешь, насколько здесь безопасно?

– Ну переночевать-то можно. Ходят, конечно, тут и кабаны стаями, и волки. Рысей мало, перебили их в основном, хотя иногда попадаются, но они людей не трогают. А других хищников вроде и нет. Давай рискнем! Сложно только будет костер развести, сухого хвороста не найдешь, а одно сено жечь не будешь, да и стог это чужой.

В результате, они решили рискнуть и переночевать под дубом, а чтобы не замерзнуть без костра, продолжили бухать, тем более, что бухла оставалось еще много и выпить его хотелось.

Через какое-то время на землю спустился полумрак, насквозь пронизанный туманом. Теперь Анатолий, сидя под деревом, периодически бросал взгляды вдаль, и хотя там ничего не было видно, в нем пробудилось и начало расти подозрение. Дело в том, что ему стали чудиться странные вещи. Казалось, местами туман сгущался и в нем будто бы находились какие-то темные фигуры, издалека похожие на людей. Вкупе с поскрипыванием старых деревьев, слышавшимся в абсолютной тишине, картина выглядела весьма зловеще. Когда Анатолий пробовал вставать и подходить ближе, фигуры рассеивались, и он просто оказывался в плотном тумане. Михаил с непонимающим видом наблюдал за перемещениями своего родственника. Он не мог разглядеть в тумане ничего странного и подозревал, что его друг просто перебрал и прохаживается, пытаясь отогнать дурноту.

Анатолий же действительно выпил лишнего, но проблем со здоровьем не ощущал. Проблемы для него скорее были в таинственных фигурах, которые появлялись все ближе и во все больших количествах. Ему казалось, что они с товарищем попали на зловещий бал теней, где тени двигаются в каком-то своем странном танце, не обращая пока внимания на незваных гостей. Вдруг одна из теней отделилась от хоровода и стала довольно быстро приближаться к ним. В отличие от остальных, тощих, эта тень имела несколько другую форму – пониже и потолще. Она двигалась странными, танцующими кругами. Когда тень приблизилась еще, Анатолий разглядел темную фигуру с коротким туловищем, которое венчала немалых размеров голова как бы без лица. Тут тень оставила свои танцующие движения и напрямую направилась к Анатолию. Он очень испугался, вскочил на ноги, и, схватив огромный ковш, что вручила им хозяйка, со всей силы двинул по пришельцу. В глубине души он ожидал, что ковш провалится в туманное облако, однако тот, попав тени в голову, явно врезался во что-то тяжелое и прочное, едва не вырвавшись из рук.

«БООМММ!!!» – тишина взорвалась от мощного звука, словно ударили в колокол, а тень моментально растворилась. Растерянный Анатолий стоял неподвижно, а ковш в его руке продолжал гудеть, медленно затихая. Изумленный Михаил, который в этот раз вполне разглядел тень, беспомощно открыл рот, пытаясь вымолвить матерное слово, но оно будто застряло в горле и никак не выходило на свет божий.

И тут оба они увидели, что в середине поля туман как будто стал подсвечиваться изнутри. На открытом пространстве он и раньше был немного светлее, но теперь казалось внутри него постепенно разгорается холодный, серо-голубой неоновый свет. Его интенсивность быстро увеличивалась и скоро он стал ослепительно ярким. Образно выражаясь, в поле перед ними возникла как будто стена света. Когда их глаза адаптировались после темноты, они увидели, что перед ними и впрямь восстала стена, сделанная из неизвестного материала, который сверкал и светился сам по себе. Стена была высокая – в высоту метров восемь. Присмотревшись, друзья увидели, что ее поверхность неоднородна – примерно в середине из стены выступали два мощнейших квадратных столба, не менее метра в поперечнике. Часть между ними напоминала закрытые створки.

Остатки тумана теперь будто отталкивались от стены, освобождая близлежащее пространство, в результате скоро друзья смогли увидеть ее достаточно четко. Зато все прочее исчезло из виду напрочь, потому что отторгнутый стеной туман собрался на периферии, плотно отгородив их от остального мира. По завершении материализации стены, земля будто вздрогнула и створки начали медленно и бесшумно растворяться.

– Врата!!! – изумленно прошептал Анатолий.

– Ворота! – вторил ему Михаил.

Когда врата открылись, из-за них хлынул совсем уж ослепительный свет и друзьям пришлось зажмурить глаза. Тем не менее, Анатолий успел обратить внимание, что этот свет имел скорее холодный оттенок – белый, но слегка отдававший в голубизну. Еще больше его удивило другое. Логично было бы ожидать, что при такой интенсивности свечения они скоро начнут поджариваться, однако жарко не было. Холодно тоже не было, скорее, свет мягко ласкал их, нежно и в то же время быстро просушивая пропитавшуюся влагой одежду.

Прищуриваясь, Анатолий начал открывать глаза – ему очень хотелось рассмотреть происходящее. Постепенно это удалось и он увидел, что за открывшимися вратами простирается бесконечное белое пространство, а прямо в центре, недалеко от врат, располагается белая же лестница, похожая на мраморную. На вершине этой лестницы в десяток-полтора ступеней – аккуратная площадка, а на ней – большой трон из неизвестного белого материала, украшенный искусной резьбой. Возле трона стояла молодая высокая женщина в сияющих одеяниях, простиравшихся до самого пола. Аккуратно расчесанные каштановые волосы женщины волнами спадали на плечи, а лоб и голову охватывало белое кольцо, по всей видимости, украшенное драгоценными камнями. Женщина взглянула на Анатолия и сделала пару шагов вперед, спустившись на две ступеньки.

Первым позывом Анатолия было отпрянуть и скорее бежать назад – туда, где за туманом должны были быть кусты, дуб, остатки выпивки и закуски. Но он поборол это желание и, подумав, что с его стороны требуется какой-то ответный жест, сделал один шаг вперед. Михаил при этом остался стоять на месте. Он только сейчас попытался открыть глаза.

Анатолий был ошеломлен и не знал, что делать. Женщина же не давала ему никаких намеков на возможные варианты. Она просто стояла и внимательно рассматривала Анатолия и его спутника. Лицо ее по-прежнему оставалось совершенно спокойно, но казалось, глаза смеются, созерцая их незамысловатый внешний вид.

Анатолий обвел себя взглядом. Видок у него еще тот! Помятый, весь в грязи, местами уже высохшей и превратившейся в ошметки, он отличался от Михаила не столь радикально, как утром.

Тем временем, пауза затянулась. Надо было что-то делать, и Анатолий решил первым пойти на контакт. Ему пришло в голову, что обратиться к женщине нужно максимально торжественно.

– Скажи мне, кто Ты? – изрек он с торжественным пафосом, но к ужасу своему в конце фразы не смог сдержать предательскую пивную отрыжку, причем рыгнул так громко, что откуда-то ему откликнулось эхо.

– Я – Лунная Богиня! – спокойно ответила женщина приятным голосом.

Анатолий хотел задать следующий вопрос, но его неожиданно опередил очухавшийся Михаил.

– Лунная? Богиня? – изумленно спросил он. – Такого не бывает! Бог – он обязательно мужиком должен быть, и обязательно с бородой! Вот у нас, у православных – Бог с бородой, он в церкви на каждой стене намалеван! И у мусульманов Аллах ихний тоже с бородой! А вот Папа Римский – без бороды, я по телеку видел. Неистинная, значит, у них и вера!

Анатолий повернулся и изумленно посмотрел на Михаила. Он никак не ожидал от того таких умозаключений. Но Лунную Богиню они не рассердили.

«Бог один, провайдеры разные!» – подумал Анатолий про себя.

– Это верно, – спокойно сказала Богиня, глядя на Анатолия. Она прочитала его мысли, но не стала их повторять, т.к. третий собеседник все равно не знал слова «провайдер».

– Бог один, – продолжила она. – Но путей к нему много. Каждый человек идет своей дорогой, она зависит от его предпочтений и индивидуальных качеств души. Но это не означает, что все пути равноценны. Среди них есть и такие, что очень длинны и тернисты!

Анатолий опять хотел что-то сказать, но его вновь опередил Михаил, проявлявший неожиданную смелость, которая, вероятно, явилась следствием испуга и изрядного опьянения.

– Как это много путей? Дорога к Богу одна – идешь прямо в село Габудищево, там у колбасного магазина развилка, поворачиваешь налево и аккурат попадаешь в православный храм! А там уж все как положено: вошел – шапку сыми, перекрестись, говори шепотом, свечку поставь, денег положи… А ежели креста нет – то разве это Бог?

– Так в Бога ли ты веришь или в идолов? – спросила в ответ Лунная Богиня. – Кому поклоняешься ты – кресту, иконе деревянной или Господу? И если ты поклоняешься Господу, то зачем тебе раскрашенная деревяшка? Или блестящая железка? А если они нужны не тебе, а твоему Богу, то что это за Бог? Не мелковат ли он, если его беспокоят такие пустяки? Думаешь Богу важно, как ты перекрестился, где стоял, снял ли шапку? Истинно ли верующий тот, кто подменяет общение с Богом общением с подобной мишурой?

На эти вопросы Михаил ответов не имел и, наконец, заткнулся, дав возможность сказать Анатолию.

– Так все же – кто Ты? И почему беседуешь с нами? – спросил он.

– Я – одно из проявлений Великого, Вездесущего, Совершенного Единого Бога, один из Путей к Нему. Если ты пойдешь за мной то, поверь, тебя ожидает не самая длинная и не самая трудная дорога. Как и другим Проявлениям, мне поклоняются люди на земле, но их намного меньше, чем христиан или мусульман, да и живут они в других краях. Впрочем, я не призываю тебя идти за мной. Выбор всегда остается за тобой.

– А почему ты пришла ко мне? Или, точнее, к нам? – сказал Анатолий, показав рукой на своего товарища.

– Видишь ли, это самый сложный вопрос. В жизни есть немало того, что ты в состоянии заметить, но не в состоянии понять. Ведь твое земное сознание ограничено, оно сложилось в определенных условиях и в определенную эпоху. Сознание оперирует характерными для этой эпохи ценностями, представлениями и даже более того – твоя рациональность и системное мышление тоже не являются универсальными – они всего лишь плод сегодняшнего времени и меняются от эпохи к эпохе. Поэтому не спрашивай об этом, у меня нет такого ответа, который ты мог бы сейчас воспринять. Просто ты видишь чудо. И в этом твой шанс. Цени чудеса, ибо они направляются перстом Божьим и являют свет на твоем пути, но не возгордись, получая их! А что касается ближнего твоего – сам он не заслужил встречи со мной, но так как общается с тобой, то перепадает и ему. Ведь на наших ближних отражается и наша тьма, и наш свет.

– Ну хорошо, – ответил Анатолий, который уже начал успокаиваться и к нему стала возвращаться отточенная годами интеллектуальной работы способность четко мыслить и рассуждать. Допустим, Ты – это проявление Бога, который по благоволию Своему, или по каким другим причинам, решил дать знак. Но почему именно в такой форме, в смысле, в виде Тебя?

– Это объяснить просто. Помнишь, не так давно, в этом году, ты был на очередном Всемирном Психотерапевтическом Конгрессе в США?

– Да, помню.

– Ты остановился в большом отеле недалеко от центра, а этажом выше жили немецкие участники Конгресса?

– Ну да.

– И вот однажды, когда ты возвращался из пивной, на лестнице упал пьяный профессор из Германии?

– Что-то такое припоминаю.

– Профессор уронил книгу, ты поднял и подал ему. Эта книга была про Лунную Богиню, т.е. про меня. Вот адресок и прописался в подсознании.

– А, теперь понятно…

– Понятно, конечно, – улыбнулась Лунная Богиня. Хотя как психолог, ты должен бы задать вопрос, почему именно ты оказался рядом, когда немецкий профессор уронил именно эту книгу? Не думаешь ли ты, что это случайность?

– Нет, я чувствую, что это неспроста. Видимо, есть во мне тайная связь с Тобой.

Лунная Богиня ничего не ответила, но улыбнулась.

– Хорошо, а почему мы именно сейчас смогли тебя увидеть? – задал новый вопрос Анатолий.

– Это как раз несложно, – отозвалась Богиня. Во-первых, место подходящее: никто не мешает, не отвлекает, нет ненужных раздражителей, таинственная атмосфера. Попробовал бы ты настроиться на общение с Божеством, когда едешь с работы по Садовому кольцу! Во-вторых, вы с Михаилом, говоря вашим языком, нажрались, «глядь», как свиньи, контроль вашего обыденного разума ослабел и восприятие стало подвижнее.

Анатолий, услышав последнюю фразу из уст Богини, оторопел, зато Михаил встрепенулся в ответ на знакомое слово и влез в разговор.

– А как ты можешь доказать, что ты – Богиня, а не привидениё? – задал он бестактный вопрос.

– Доказать ничего нельзя. В обыденном разуме нет места для чудес. Истину ты можешь почувствовать «сердцем». Обратись к своей душе, спроси ее, и ты получишь верный ответ. Ну, что ты чувствуешь?

Михаил задумался и сказал:

– В брюхе бурлит…

– Ну ладно, улыбнулась Лунная Богиня. У нас мало времени. Скоро к тебе в руки совершенно случайно снова попадет книжка про меня – обратилась она к Анатолию. В этот раз возьми и обязательно ее прочитай. Если проникнешься и признаешь меня – сможешь при случае обращаться ко Мне с просьбами. Если же обратишь ко мне других людей – то за каждого будет тебе награда. А если отступишься от меня – то не будет тебе за это наказания, ибо твоя воля жить как ты хочешь и выбирать путь свой. А сейчас я хочу преподнести вам свой дар. Голос Лунной Богини стал строже:

– Сейчас вы оба можете пройти сквозь врата, задумав при этом какие-нибудь желания. Они исполнятся.

– А сколько желаний можно загадать, три? – оживился Михаил.

– Почему три? С истинным Божеством не торгуются. Загадывай, сколько хочешь.

– И все сбудутся? – недоверчиво переспросил Михаил.

– Все. С абсолютной точностью. Стоит тебе пройти через врата, как задуманное тобой бесповоротно свершится. И поэтому будь предельно аккуратен: если неправильно загадаешь, то желание неправильно сбудется. Бывало даже, что неправильно загадавшего разрывало буквально в ошметки! – сказал Лунная Богиня и слегка рассмеялась. Было неясно, что ее развеселило – то ли воспоминания о том, как круто когда-то разнесло незадачливых претендентов, то ли мысль о том, что Михаил очень хорошо подходит для производства ошметок – из него они вышли бы очень натуральными. Услышав это предостережение, Михаил стушевался и в разговор вступил Анатолий.

– Такая постановка вопроса не может не настораживать… – мягко сказал он и снова громко рыгнул. – Как бы дело выглядит весьма рискованным, чем смущает нас.

– А ты не смущайся, – приободрила его Лунная Богиня. Есть несколько простых правил. Главное – загадывай только то, что ты сейчас можешь почувствовать и явно представить себе, ощутить, что желаемое уже исполнилось. Не загадывай желание, если у тебя есть только мысленное представление, а почувствовать его реализацию ты не можешь. И не загадывай слишком глобального, так как ты не можешь знать всех последствий. А то говорят, мужик один загадал, мол, «хочу быть молодым, богатым и ничего не делать» и сидит теперь в одиночной камере, так как в Ходорковского превратился! Впрочем, у тебя есть еще несколько секунд, чтобы подумать!

– Я готов! – ответил Анатолий и сделал шаг вперед.

– И я! – встал рядом Михаил.

– Слишком много не загадывай! – посоветовала Богиня Михаилу и продолжила:

– Ну что ж, если готовы – так входите. Одновременно с ее словами негромко зазвучала торжественная органная музыка и друзья двинулись по направлению к вратам.

Анатолий не мог внимательно следить за тем, что происходит вокруг. Он всецело старался сконцентрироваться на своих желаниях. Как назло, когда потребовалось срочно вспомнить несколько основных, они стали путаться в его голове. Казалось, все закрутилось одновременно. Место доцента на кафедре, публикация его новой книги, всеобщее признание, руководящая должность в частной клинике, здоровье родных и близких… В конце концов, он выбрал те желания, на которых мог ясно сосредоточиться и отбросил остальные.

Как он миновал врата, он не помнил, потому что пришел в себя лишь споткнувшись о первую ступень лестницы, ведущую к трону Богини. Тогда Анатолий испуганно посмотрел вверх на нее, затем обернулся на Михаила, который остановился поодаль. В этот момент он заметил, что врата за ними медленно закрывались. Заметил и Михаил. Они оба, как завороженные, наблюдали за плавным движением створок, пока те не закрылись полностью.

– Что пугаетесь? – рассмеялась Лунная Богиня. – Думаете, в западню попали? – она опять засмеялась. – Все в порядке! Ваши желания уже исполнились, хотя сейчас вам в это и не верится. Однако, чтобы у вас не поехала крыша, в вашем мире крупные желания материализуются не сию секунду, а через некоторое время – не раньше, чем через неделю. Мелкие сбудутся сразу.

Воцарилась пауза. Анатолий опять стоял и не знал, что делать. Надо было как-то поблагодарить Богиню, но обычные слова благодарности казались слишком банальными. Он мысленно попросил ее позволить ему поцеловать подол ее одеяний и, ощутив согласие, сделал пару шагов вверх по лестнице и приложился к подолу. «Удивительная ткань, – успел подумать он. Почти невесомая, мягкая, и запах весенний!» Склонив голову, он отступил и встал у подножия лестницы.

Неожиданно, Лунная Богиня сделала несколько шагов вслед за ним и остановилась, немного не доходя до конца.

– Принимаешь ли ты меня, Анатолий? – решительно сказала она, впервые назвав его по имени.

– Принимаю! – сходу ответил он. Да и как можно было не принимать, когда вот она – стояла прямо перед тобой, а возражать-то страшновато.

– Тогда возьми еще вот это, – она протянула ему какой-то маленький предмет. Взяв его, Анатолий увидел, что это серебряный перстень с небольшим светло-голубым камнем. Он вопросительно посмотрел на нее.

– Это мой небольшой презент на случай, если ты, обдумав все еще раз в своем мире, действительно решишь принять меня. Тогда он превратится в чудодейственный талисман, который принесет тебе удачу, охранит, согреет и накормит тебя. Если же решишь отступиться от меня, он утратит свою силу. Тогда продай и пропей его, ибо все равно в скором времени потеряешь.

«А если я напьюсь и потеряю его не отступаясь?» – испугался Анатолий. Лунная Богиня, прочитав его мысли, ответила:

– Не отступившись, ты не сможешь его потерять. Даже если это случится, он вернется к тебе в той или иной форме. Ибо сам по себе перстень – всего лишь кусок серебра с камушком. Важно другое. Он представляет собой знак, указующий на связь со мной – Явленным Воплощением Единого Совершенного Бога, для которого нет невозможного, и нет ограничений. Так что идите и подумайте! – сказала она, обращаясь уже и к Михаилу. – На сегодня достаточно. Сейчас возвращайтесь под свое дерево и ложитесь спать, и никто – ни зверь, ни человек вас не тронет.

В этот момент ослепительно белое пространство под ними стало сворачиваться, подобно ковру, вовлекая и стены, и врата. Анатолий и Михаил еще раз взглянули на Лунную Богиню, она улыбнулась в ответ и внезапно, вместе со своим троном, оказалась метрах в пяти над землей. Белые рулоны исчезли под троном и лестницей, после чего они, вместе с Богиней, как будто превратились в белый светящийся шар, который стремительно взмыл в небо и, прорезав небосвод острой чертой, как будто бы рухнул за горизонт.

– Как внутрь земли ушла, – сказал Михаил, почесывая подбородок.

– Да нет, это она за горизонт закатилась, – возразил Анатолий. – Ну что, велено было спать, так пошли что-ли…

Что удивительно, свет над полем еще оставался, хотя и слабел с каждой секундой. Неофиты добрели до своего дуба и, почувствовав смертельную усталость, рухнули на плащи, моментально провалившись в глубокий сон.

Они проспали до 10 часов утра и оба проснулись абсолютно бодрыми и здоровыми. Этот факт удивил друзей, поскольку, по предыдущему опыту стоило ожидать дурного самочувствия. Анатолий недоверчиво встал. Ему казалось, он не до конца еще проснулся и сейчас ощущение легкости пройдет и голову стиснет тупая боль, а тело охватит слабость. Но ничего этого не происходило. Он походил туда-сюда, потянулся и так, и эдак – нет, все в порядке. Разминаясь, случайным движением руки он провел по карману и понял, что там что-то лежит. Он сунул руку в карман и вытащил оттуда серебряный перстень с маленьким синим камушком. Перстень выглядел как очень качественный и весьма дорогой.

Внутри у Анатолия похолодело. Он был уверен, что этой ночью видел необычно яркий сон, который помнил достаточно хорошо, как тут, вдруг, предметы из сна появляются в реальности! Отвернувшись от Михаила, Анатолий рассмотрел перстень и еще раз вспомнил «сон». Теперь он склонялся к мысли, что возможно, это случилось и наяву, по меньшей мере, в пограничном состоянии сознания. Во всяком случае, вполне осязаемый перстень служил весомым тому доказательством.

Михаил тоже ничего не говорил о произошедшем вчера. Сложилась занятная ситуация – им обоим было интересно мнение другого, но они оба делали вид, что ничего не произошло, так как боялись выставить себя в глупом положении. Разговаривая о житейском, они к середине дня вернулись домой, так и не затронув основной темы.

Лишь только они вышли из машины, к ним подбежала жена Михаила – толстая баба Маша.

– Ты знаешь, Мишка, ваша автоколонна заняла первое место по итогам перевозок в прошлом году, итоги только сейчас подвели! В результате совхоз назначил награды. Нам досталось два теленка – бычок и телочка. Они даже сами их привезли, я за тебя расписалась! Так что теперь у нас, почитай, три коровы! А грамоты будут на следующей неделе вручать, в клубе!

Михаил и Анатолий замерли в удивлении. Баба Маша не догадывалась, что удивляются они совсем не щедрости совхоза, а чему-то другому. «Похоже, сон начинает подтверждаться!» – подумал про себя Михаил. «Этот дурак, естественно попросил корову, даже сразу двух!» – подумал Анатолий.

Когда вечером того же дня Анатолию позвонили из издательства и сообщили о своем согласии опубликовать его книгу, он понял, что сон срабатывает и для него. Поэтому когда в понедельник у него опять зазвонил телефон и ему предложили новую должность, он уже не так удивился, но обрадовался.

Нервно походив из угла в угол по избе, он лег на свою кровать и стал рассматривать, как в углу потолка паук ткет большую, удивительно красивую паутину. «Так все же это был не сон! Илидаже если сон, то реальный!» – думал он. «Ну уж нет, никуда я не отступлюсь, раз это так вознаграждается! Напротив, найду и изучу книжку, разберусь кто она такая, эта Лунная Богиня, обращусь к ней и буду обращать людей! В том числе, пользуясь своим служебным положением! Во время психоаналитических сеансов мне будет легче это делать! К черту православие, они только на народные деньги жировать умеют!» – решил он. В этот момент у него снова зазвонил телефон. «Что там еще?» – подумал он.

– Анатолий Константинович? – спросил вежливый женский голос.

– Да, это я, – ответил Анатолий.

– Вас беспокоят из игры «Теле-лото». Помните, в прошлом месяце вы направляли нам свою комбинацию цифр?

– Да что-то не припомню, честно говоря! Я вроде не играл…

– Ну как же, Анатолий Константинович! Ведь Ваша комбинация оказалась выигрышной! По итогам розыгрыша Вам полагается 50 тыс. долларов! И я звоню, чтобы сообщить Вам об этом! Мы ждем Вас в студии!

Негр Мамбуда и магия Вуду

Скрипнув тормозами, рядом с ссутилившимся седым человеком резко остановилась ярко-синяя блестящая Шевроле-Нива с наглухо затонированными стеклами. Через мгновение ее догнал поднятый ею же шлейф пыли от сельской дороги, укрыв и человека, и машину. Подождав пару секунд, чтобы пыль хоть немного развеялась, человек открыл дверь и замер в изумлении: за рулем вальяжно восседал огромный негр, в черной футболке с нарисованным на ней ярко-оранжевым дьяволом. Вероятно, чтобы никто не усомнился, внизу картинки размещалась подпись: “The Devil”.

Изумление человека можно понять: даже в столице-то негры попадались нечасто, а уж чернокожего на пустынной дороге Тульской области он не встречал ни разу в жизни. Негр, привыкший к такой реакции, широко улыбнулся в ответ, сверкнув белыми зубами.

– А Вы меня до санатория не подвезете? – наконец выдавил человек.

– Да санатории? Это та, что на реке? – спросил негр с африканским акцентом. Человек кивнул.

– Ващще-то не по пути мне, – ответил негр, но увидев в руках человека помятую купюру приемлемого достоинства, согласился:

– Ладно, отэц, садьись, но побыстрее – мне надо ехать директора из ресторана забирать.

Человек сел в машину и ШНива помчалась по грунтовке. Рядом, на небольшой насыпи, шла асфальтовая дорога, но настолько разбитая, что в сухую погоду все водители ездили параллельно с ней по полю, т.к. накатанная грунтовка позволяла держать довольно большую скорость, а по так называемому асфальту приходилось ехать на первой-второй передаче, беспрестанно уворачиваясь от огромных ям.

Кем же был этот случайный пассажир в этой странной машине? Звали его Алексей Ильич Осипов. Он работал главным редактором журнала «Оккультизм и магия» и направлялся отдохнуть и поправить здоровье в санаторий на Оке, куда приезжал каждое лето. В этот раз ему пришлось задержаться на работе, разгребая предотпускные дела, в результате он приехал на день позже, чем указывалось в путевке. Соответственно, на санаторный автобус, встречающий заезд отдыхающих на вокзале, он не успел, и пришлось добираться самостоятельно. А это непросто, поскольку рейсовый автобус ходил в поселок лишь трижды в сутки – рано утром, в обед и в семь вечера. Причем дневной автобус не пошел, вот и пришлось Алексею Ильичу двигать на своих двоих. После шести километров он выдохся, и теперь с наслаждением расслаблялся на сидении, хотя и побаивался немного высокой скорости передвижения автомобиля.

А откуда мог появиться негр в Тульской области? Действительно, сами по себе негры не появляются. Значит, за этим что-то стоит. Звали негра Адетокумбо, а история его такова. Адетокумбо родился в Намибии, в большой семье – кроме него было еще восемь детей. В отличие от многих других африканских семей, все дети выжили, т.к. отец Адетокумбы холопствовал где-то в обслуге правительственных структур и через это имел и жратву, и жилье, и даже машину. Более того, нескольких сыновей он сумел пристроить в институты. В их число попал и Адетокумба, но в отличие от старшего брата, окончившего университет в Претории, нашему герою не повезло. Его направили учиться в Москву, в рамках образовательной программы Правительства Намибии. Однако в конце второго курса финансирование иссякло, и Адетокумбо был отчислен, а вскоре и вовсе оказался на улице, т.к. за неуплату его выселили из общаги. Возвращаться домой он не хотел, поэтому какое-то время бомжевал по паркам, мечтая как-нибудь перебраться в Западную Европу. Но зимой стало совсем холодно, и он, узнав от случайных знакомых, что в Тульской области много заброшенных деревень, а в совхозах не хватает рабочих рук, двинул туда.

И правда, ему удалось пристроиться в совхоз, где он за смешную сумму купил старый дом, оформил временную прописку и начал работать на ферме. Впрочем, скоро от ухода за коровами его избавили, так как руководство выяснило, что он неплохо умеет водить машину и директор взял его напарником к своему водителю. Устроиться водителем в совхозе было очень нелегко – имевшихся автомобилей не хватало на всех кандидатов, но тут уже Адетокумбо повезло: имея водителем негра, тщеславный директор совхоза прославился на весь район. В результате о нем говорили больше, чем даже если бы он купил какой-нибудь крутой джип.

Работать водителем Адетокумбо нравилось – он любил кататься. Правда, директор не разрешал «бомбить» на служебной машине, поэтому попутчиков он брал редко, и только опрятно одетых, чтобы не пачкали чистый салон. Распрощавшись с Алексеем Ильичем, Адетокумбо развернулся и помчался в райцентр, в ресторан за директором. И тот момент никто не мог догадаться, что именно эта встреча и положит начало данной истории.

Местные жители наградили Адетокумбо кличкой Мамбуда. Его так прозвали потому, что деревенским оказалось непросто произнести и даже запомнить его красивое африканское имя, а Мамбудами звали всех негров в песнях группы «Красная плесень». При этом многие были абсолютно уверены, что это и есть его настоящее имя. Действительно, как же еще могут звать негра, если не Мамбуда?

Социализация Адетокумбо в новом для него обществе проходила довольно успешно, потому что он много курил и любил выпить. Он быстро нашел себе дружков, с которыми бухал вечерами. Летом они выезжали на природу, куда-нибудь к воде, зимой собирались у Адетокумбо дома или ходили в баню. От возлияния к возлиянию дружеские связи с местными укреплялись и он быстро стал своим.

В баню можно было ходить в райцентре, можно было в центральной усадьбе совхоза, но проще всего ходить в собственную баню. По примеру местных и с их помощью, Адетокумбо построил себе баньку – добротную, но небольшую, чтобы вышло подешевле. Не обременный ни женой, ни детьми, он мог часто приглашать к себе друзей.

Бывало, накатят, закусят, попарятся, потом плюхнутся в крошечный прудик, что совсем рядом, и снова сидят, бухают. В предбаннике накурено так, что не видно другой конец стола. Глаза выедает, а им хорошо. На столе – водка, пиво, объедки копченой рыбы, огурцы, помидорчики, а если повезет – то и мясо.

Адетокумбо сидит в семейных трусах, расслабленно улыбаясь, а тощий Серега хлопает его по плечу, немного покачиваясь от выпитого, и говорит, дыша крепким перегаром:

– Вот за что я тебя люблю, Мамбуда, так за то, что ты простой, нормальный парень! Понимаешь, душа у тебя есть! Ты с виду черный, а в душе – русский! Нет у тебя этих западных штучек – все рассчитать, распланировать, продумать, как жидовская морда! У тебя все просто, как у нас: сказал – сделал, если нельзя, но очень хочется, значит – можно! Захотел выпить – и выпил! От души, без всякого там расчета! На широкую ногу! Пусть завтра жрать нечего будет, но зато сегодня погулял! Все честно! Скажи, ну какой жид может себе это позволить! Они ведь все считают, все время деньги экономят! Да, денег у них полно, но души-то нет! А у нас с тобой – есть. И души наши – родственные!

Адетокумбо слушал и улыбался своей белоснежной, обаятельной улыбкой. Ему действительно была близка такая философия. Он не любил думать о будущем, считал, что жить нужно сегодняшним днем, полагаясь на судьбу. Ведь что будет завтра все равно никому не известно – так и нечего тогда думать. А радоваться нужно сегодня.

Тем более, что особых проблем он не испытывал – как ни странно, в консервативной деревне его приняли гораздо лучше, чем в Москве. Расистские эпизоды случались редко. Да и то, чаще всего не с местными. Так, однажды, когда они спрятавшись от дождя, бухали в сарае машинного двора, к Адетокумбо пристал гасторбайтер Микола с Украины (дело было еще задолго до российско-украинского конфликта).

Микола всегда становился агрессивным, когда выпьет, и тот раз не стал исключением. Все настойчивее он доматывался к чернокожему собутыльнику, что тот зря приехал в Россию – типа, тут и для местных работы нету, и что такие, как он, уже достали.

Адетокумбо долго молчал, стараясь не провоцировать конфликт, хотя мог бы возразить, что и сам Микола приехал с Украины и значит, принципиально ничем от него не отличается. Но Микола расходился и без возражений. Его критика становилась все более хамской.

– А у нас на Украине негров вообще за людей не считають! – с вызовом сказал он и открыл рот для следующего обвинения, но выдать его не успел – сарай содрогнулся от звука мощнейшей плюхи, и Микола полетел с бочки. Падая, он неудачно ударился виском о срез бревна, валявшегося на полу, и в результате остался лежать без сознания.

– Мамбуда, ты ж гарного хлопца замочил! – с притворным возмущением сказал Юра, выпуская изо рта густое облако дыма.

– Да все с ним в порядке, – примирительным тоном ответил Адекотумбо, подойдя к Миколе и для проверки несколько раз несильно пнув его в живот. – Очухается! Тогда еще врежу!

– Правильно! Так с ними надо! – поддержал Адетокумбо пожилой Петрович. – А то мигом на шею сядут!

Но подобные эпизоды представляли собой скорее исключение из правил. В остальном же все шло нормально. Однако с некоторых пор в их веселой компании начал появляться диакон Троекопытов. Притусовался раз, притусовался два, а после и вовсе зачастил. Диакону было лет 45. Худой, седой, с тощей длинной бороденкой, он оказался хорошим собеседником, выпить любил здорово, поэтому в их тусовку вписался вполне. Приходит, бухло с собой приносит, веселится от души. Единственный момент – деревенские мужики напрочь отказывались верить в искренность диакона, поэтому их напрягал вопрос, что ему нужно. Ясно же, что не просто так появляется. Возникло беспокойство – сбрехнешь по пьяни что-нибудь лишнее, а он возьмет и настучит куда… Но скоро замысел диакона раскрылся. Точнее, замысел принадлежал настоятелю местной церкви – Отцу Николаю, а диакон только исполнял поставленную задачу. Дело обстояло так.

Отца Николая Господь призвал к себе на службу особым образом – по так называемой «комсомольской путевке». Как говорил известный православный миссионер диакон Кураев, таких «комсомольцев» насчитывалось больше 30 %. В духовные семинарии их направляла советская власть для контроля над церковью и слежения за верующими. Потом многие из них покинули церковь, но многие и остались. Остался и отец Николай, хотя карьеру церковного иерарха ему сделать не удалось. Он не раскатывал по Москве, спрятавшись за темными стеклами блестящего БМВ, не носил часов за 30 тысяч евро, а был лишь рядовым настоятелем рядового прихода в захудалом провинциальном районе. Покровители из особых государственных инстанций успокаивали его, говоря, что он очень нужен в провинции: если все будут сидеть в Москве, то кто же тогда станет следить за жизнью простого народа, выведывать на исповеди их помыслы и грехи, и сообщать в компетентные органы? Отцу Николаю приходилось соглашаться, к тому же звездочки на погоны в, так сказать, его «параллельной жизни», ему исправно добавляли.

С учетом специфики его работы, совсем не удивительно, что он заинтересовался внезапно появившимся в их районе чернокожим гражданином Намибии. Хорошо было бы его как-то прицепить к приходу. Это, с одной стороны, позволило бы держать его на контроле и выведывать информацию, а с другой – создало бы приходу рекламу: все же не в каждой провинциальной церкви есть негры-прихожане. Эту задачу и решал диакон Троекопытов.

Троекопытов двигался не спеша, понимая, что форсируя события легко испортить дело. Сначала он сблизился с Адетокумбо и стал для него неплохим собутыльником. Затем разузнал о его взаимоотношениях с религией. Троекопытов больше всего боялся, что Адетокумбо уже успели покрестить в одну из ветвей христианства, присущих колонизаторской Африке – католичество или протестантизм, обе из которых диакон считал ложными, хотя и не мог толково объяснить, почему. Оттуда перетащить его в православие было бы существенно сложнее, чем из какой-нибудь местечковой веры. Но к счастью Адетокумбо оказался некрещеным.

В процессе общения Троекопытов поставил себя как человека полезного, имеющего разнообразные связи, могущего ввести Адетокумбо в тот или иной круг, а кроме того, доучивал его русскому языку. Наш негр и так неплохо говорил по-русски, правда, с заметным акцентом. Усилиями же диакона он вполне осваивал специфические особенности русской речи. Ну кто еще мог бы разъяснить ему такие нюансы, что про выпитый стакан говорят «Накатил!», а не «Накатал!»? Это дополняло его занятия с местной учительницей-пенсионеркой, которой он, в качестве оплаты за науку, помогал с тяжелыми работами по хозяйству. Интересно, что ей также приходилось не только разъяснять основы грамматики, но и поправлять Адетокумбо в вопросах, не входящих в школьную программу, учить правильному произношению. Занятно было наблюдать, как, обсуждая посещение сельской дискотеки, она втолковывает ему: «Говорить надо не “даль в хли-ибaль-о!”, а “дал в х-л-е-бaло!”. Повтори: в хле-бa-ло! А лучше так вообще не говорить, и в хлебaло кому попало не давать – мало ли на кого нарвешься!» Но, конечно, превзойти деревенского диакона в идиоматических вопросах она не могла, поэтому его наука оказалась для Адетокумбо очень кстати. Так начался путь Адетокумбо к православной вере.

Троекопытов со своей задачей справился. Помогла ему и добрая воля Адетокумбо, который, найдя прибежище в российской глубинке, старался максимально вжиться в русскую культуру и поэтому сам был рад принять православие.

Прагматичный Отец Николай решил сделать из крещения шоу, чтобы привлечь побольше народу, поэтому его приурочили к церковному празднику. Настоятель заранее распустил слухи о предстоящем мероприятии, в результате количество народу увеличилось – многие просто хотели посмотреть на нигера, которого никогда не видели живьем. А уж нигер в купели – разве можно такое пропустить!

Правда, имелось одно но, которое могло превратить шоу из торжественного в комическое. Адетокумбо матерился нещадно. При этом отучить его материться не удавалось. Русский язык ему был не родным, поэтому он не чувствовал никакого отличия матерных слов от обычных, они для него не имели того значения, как для русского. Соответственно, Адетокумбо было очень тяжело их отслеживать. Отец Николай это понимал, и процедуру крещения решили отрепетировать заранее. Репетировали до тех пор, пока Адетокумбо ни научился делать все идеально.

Некоторая загвоздка вышла с купелью – погружаясь, он каждый раз вскрикивал «Ух, «глядь»!!!» – уж очень холодной казалась ему вода. С остальным получилось проще. Разучили необходимые ритуалы – где встать, когда что сказать и сделать. Оставалось еще выбрать русское имя, которое будет дано при крещении. Чтобы облегчить Адетокумбо задачу, Отец Николай предложил ему выбрать имя, как-то созвучное с имеющимся. Например, Александр. Однако Адетокумбо решил оттолкнуться от имени Мамбуда, тем более, что и сам Николай чаще всего называл его именно так. В результате сошлись на имени Михаил, а на вопрос, почему, Адетокумбо сослался на диакона Троекопытова, который рассказывал ему об Архангеле Михаиле, что тот «типа, крутой чувак, всем звезды наваляль!» Отец Николай был уверен, что диакон описывал архангела иначе, но не стал спорить.

В конечном итоге, все прошло хорошо. Адетокумбо правильно выполнил все необходимые ритуалы, без лишних восклицаний погрузился в купель, правда, явив присутствующим ярко алые, буквально сверкающие трусы, которые надел, видимо, по случаю праздника. Его лицо светилось неподдельной радостью. Идея Отца Николая сработала, оставалось приучить негра регулярно исповедоваться. Шанс у священника был.

Естественно, исповедовал Адетокумбо сам Отец Николай. Он расспрашивал неофита о его грехах – злоупотреблял ли спиртным, курил ли траву, прелюбодействовал ли и т.п. Адетокумбо на все вопросы отвечал утвердительно. Казалось, он искренне раскаивался в содеянном. Когда очередь дошла до убийства, Адетокумбо тоже кивнул. Отец Николай обрадовался, но не подал виду. «Нет, не зря мы его обрабатывали!!! – подумал он. – Будет, что доложить центру!». Покровительственно прикоснувшись к плечу новообращенного, Отец Николай спросил:

– Сын мой! Ты отвечаешь «да»? Правда ли, что ты убил кого-то?

– Да отьец, да! Замочиль, cyка!!! – говорил Адетокумбо, чуть не плача. – Точнее не я, а может и я, не знаю, кто-то из нас!

– Так расскажи же мне подробнее, кто пал от руки твоей! Ну или не твоей, – потребовал священник.

– Дьело в Африке было. Шатались мы с братом по окраинам Виндхука, а там в один поселок, где богатые живут, колдун Вуду приезжал. Мы случайно его заметили. Он к кому-то приезжаль, чтобы магией помочь. И задержалься там, домой уже вечьером ехаль. А мы пешком шли. А колдун случайно шину прокололь, и остановилься, меняль. А у нас с братом по железному пруту быльо, на всьякий слючай, от разной шпаны отбиваться. Грабить-то мы никого не собирались, а тут подумали: едет от клиента, значит, дьеньги есть! Подскочили, и давай прутьями дубасить, весь кочан раскроили! Забрали деньги, часы, мобилу, ну и еще кое-что! Кто из нас убиль – не знаю, неизвестно, от чьего удара он подох! – трясясь, рассказывал Адетокумбо.

– Деньги пропили? – спросил священник.

– Коньечно, отец!

– Раскаиваешься ли ты в содеянном?

– Раскаиваюсь, отец! – ответил Адетокумбо, всхлипывая.

– Тебе жалко колдуна?

– Ньет, колдуна мне не жалко, их у нас много! Мне жалко, что я его убиль! В этом раскаиваюсь!

Адетокумбо не мог больше говорить и зашелся в рыданиях. Наблюдавший со стороны народ начал перешептываться: «Э, как черномазого-то проняло! Небось, много грехов за ним водится! Они ж там в Африке своей совсем дикие!» А Диакон Троекопытов подумал: «Прав был Колян! Этож какой пример суперский! Вот оно – искреннее христианское раскаяние! При всем народе! Прямо-таки живой образец!»

Отец Николай постарался побыстрее закончить исповедь, решив, что для первого раза хватит. Адетокумбо поднялся с колен и отошел к образам, где, утирая слезы, трясущимися руками ставил свечи, крестился и прикладывался к иконам. Но несмотря на это, душа его до краев наполнилась радостью. Еще ни разу в жизни он не ощущал такого колоссального облегчения, как когда священник сказал, что отпускает все его грехи. Адетокумбо буквально ликовал и плакал уже не от сокрушения в грехах, но от счастья.

Тот день действительно стал для него значимым, и не только из-за исповеди. Адетокумбо испытывал искреннюю благодарность к стране, которая приняла его, и очень гордился тем, что теперь его приняли и в господствующую в этой стране религию. После первой исповеди он почувствовал, что действительно стал православным, а значит – и немножечко русским. Такое дело грешно не отметить. На обратном пути, бережно неся свежекупленный молитвенник, Адетокумбо зашел к торговке самогоном и приобрел сразу трехлитровую банку свирепого пойла. Однако звать друзей не хотелось. Адетокумбо чувствовал, что они не поймут его, не разделят его искренней радости, хотя с удовольствием разделят с ним самогон. Поэтому он заранее предупредил их, что сегодняшний вечер проведет в молитвенном уединении и просил к нему не заходить.

И правда, придя домой, Адетокумбо расставил на столе несколько икон, зажег свечи и лампадку перед распятием, положил рядом библию, встал на колени и, махнув для храбрости 50 грамм, открыл молитвенник, принявшись на ломаном русском, вслух, читать молитвы, восхваляя Господа. После каждой молитвы он истово крестился, а после нескольких – накатывал еще по 50 грамм. Позже он стал молиться собственными словами, отложив книгу в сторону, а когда дошел до кондиции, сплясал вокруг импровизированного алтаря ритуальный африканский танец с громкими криками – ему показалось, что без этого его обращение к Богу все-таки останется не полным. В конечном итоге Адетокумбо налакался просто в нулину, так, что даже не смог взобраться на кровать, и полночи проспал на полу, сопя и похрюкивая, но тем не менее, обнимая своими черными руками молитвенник.

С тех пор Адетокумбо довольно регулярно ходил на церковные службы и исповедовался. Правда, ничего интересного Отец Николай от него больше не узнал. Грехи черного прихожанина были обычными. Адетокумбо курил, ругался матом, злоупотреблял спиртным, частенько участвовал в драках, из которых, благодаря своей природной силе всегда выходил победителем. Необычной была только искренность, с которой каялся Адетокумбо. В отличие от подавляющего большинства прихожан, эмоциональный негр всегда сокрушался от души, до слез. Его детская наивность, непосредственность и неподкупность не могли оставить равнодушным даже неверующего Отца Николая. Правда, после исповеди поведение Адетокумбо никак не менялось – очистившись от греха, он сразу же обо всем забывал и точно также продолжал грешить до следующей исповеди, нисколько не мучаясь совестью.

Но Отец Николай не сдавался и то так, то эдак пытался спровоцировать Адетокумбо на какое-нибудь признание. В конце концов, надо же что-то писать в докладах центру. Но наркотой тот не торговал, убивать больше никого не собирался, а что воровал при случае – так все деревенские воровали. Правда, однажды он сознался в том, что у убитого им колдуна они изъяли не только материальные ценности, но и специальные магические причиндалы.

– А ты ими пользовался? – строго спросил Отец Николай.

– Редко. Несколько раз всего! Они помогают! Но только я их и сам боюсь! Это магия Вуду! Самая могущественная магия!

– Так, значит ты еще и колдовством занимаешься… В христианстве колдовство считается тяжким грехом! Ты должен навсегда прекратить колдовать! Православным это строжайше запрещено! А эту пакость богомерзкую принеси мне посмотреть!

И Адетокумбо принес. Правда, не все, а только одну магическую фигурку. Отец Николай внимательно осмотрел ее и конфисковал, а остальные повелел сжечь в поганом костре. Адетокумбо ушел, а Отец Николай все сидел в своей каморке за алтарем, цедил оставшийся от причастия кагор, и смотрел на фигурку, расположив ее на стопке священных книг. Развитая интуиция агента подсказывала ему, что дело тут нечисто, и фигурка эта непростая, но понять причину своего беспокойства он так и не смог. В конце концов, кагор кончился и Отец Николай пошел домой, но дал себе слово разобраться в проблеме до конца.

Адетокумбо тоже находился в раздумьях. Избавляться от магических предметов не хотелось. Видать не до конца проникся духом христианства. «То же мне, придумали, – рассуждал он, – не воруй, к бабам не ходи, много не пей, да еще и колдовские причиндалы выбрось! А спрашиваешь, как же проблемы решать – говорят, все молитвой и постом одолеешь! А попробуй одолей! Неравноценная партия-то получается! Забирать, выходит, забирают, а взамен ничего не дают! Молитвой и постом, для! А у самих хари лоснятся! От молитвы и от поста что ли?!» Но и ослушаться батюшку он боялся. Поэтому Адетокумбо придумал компромисс – он решил не сжечь магические предметы, а продать их.

Правда, кому продать их в Тульской области он не знал. Практически никто из местных крестьян ничего не понимал в магии Вуду и, соответственно, не видел ценности в этих предметах. Ехать же в Москву было некогда, да и там потребовалось бы время, чтобы найти покупателя. И тут Адетокумбо вспомнил своего случайного пассажира, которого подвозил до санатория. Тот, вроде бы, представился как главный редактор магического журнала, и следовательно, мог заинтересоваться. Адетокумбо обрадовался своей мысли, но следовало торопиться, пока у редактора не кончилась путевка, поэтому тем же вечером, после смены, он отправился в санаторий.

Алексея Ильича Адетокумбо нашел на пляже, где тот прогуливался под руку с какой-то женщиной по имени Наталья, которую подцепил на время отпуска. Улыбнувшись своей ослепительной улыбкой, Адетокумбо направился к нему.

Извинившись, что прерывает беседу, Адетокумбо кратко описал историю своего крещения и вытекающую из него проблему.

– Неужели священник велел продать магические вещи? – удивился Алексей Ильич.

– Ну не совсем продать… – смутился Адетокумбо. – Он велел сжечь. Но деньга-то ведь нужна…

– Ну хорошо, давай отойдем в сторонку, вон к той лавочке, что в кустах, да посмотрим.

Адетокубмо запросил большую цену, мотивируя тем, что вещи эти подлинные, а потому уникальные. Алексей Ильич же торговался, апеллируя к тому, что подлинность их неустановленна, а если они ненастоящие, то красная цена им сто рублей. Как мог доказать свою правоту Адетокумбо? Не скажешь же, что лично убил настоящего колдуна Вуду и забрал у него эти вещи…

Признаться, внешне магические предметы действительно выглядели как б/у. Десятка полтола потертых фигурок, половина диска, похожего на шестерню, какие-то палочки с узорами, четыре черные свечи, замысловато разрисованная пластина… Не зная их истинного происхождения, легко было подумать, что это какая-то бижутерия с вьетнамского рынка. Но мысль о том, что это инструменты самого настоящего, африканского колдуна Вуду, приводили Алексея Ильича в трепет. Достать такие в Москве – дело почти нереальное, поэтому он решил рискнуть. В конечном итоге сторговались за 100 долларов.

– А это действительно серьезная штука? – спросила спутница у Алексея Ильича, когда довольный Адетокумбо ушел. – Не зря ты ему столько денег отдал?

Алексей Ильич не хотел посвящать свою временную подругу в данный вопрос, поскольку в отношении магии Вуду у него имелись свои, совершенно определенные планы. Поэтому он слукавил:

– Ну понимаешь, если эти предметы настоящие, то они имеют историческую ценность: ведь найти подлинные магические инструменты Вуду в Москве практически невозможно, одни подделки.

– А как проверить, не подделка ли и эти? Мало ли, может этот черножoпый где-то магазин обокрал, где китайцы всякой мишурой торгуют? – продолжила сомневаться Наталья.

– Давай попробуем. Одним из традиционных применений этой магии является воздействие на погоду. Вот и испытаем. Помнится, завтра у нас экскурсия в Ясную поляну, а обещали дождь. Я возьму эти штуки и поработаю над тем, чтобы дождя не было! – ответил Алексей Ильич.

– Но ведь наверное грешно вмешиваться в природу по любому пустяку? А вдруг дождь кому-то нужен?

– А мы не будем его совсем отменять. Пусть прольется после экскурсии!

Тем же вечером Алексей Ильич заперся в номере, объяснив Наталье, что ритуал – дело серьезное, и без специальной подготовки принимать в нем участие ни в коем случае нельзя, и чего-то наколдовал, используя известные ему технологии. В это время его подруга смотрела в холле телевизор, объявлявший о штормовом предупреждении на завтра, и думала, что скорее всего, ничего не получится, и завтрашняя экскурсия окажется испорченной.

Честно сказать, Алексей Ильич и сам сомневался в успехе своего предприятия. Уже с вечера, ломая ветки деревьев, подул сильный ветер, а небо затянуло свинцовыми тучами. Глядя на все это, никак не верилось, что завтрашний день будет светлым и солнечным.

Однако именно таким он оказался. Непогода рассеялось без следа. Экскурсия удалась. И только когда Алексей Ильич с Натальей сидели в столовой и потягивали кефирчик, на землю обрушился ураганный ливень. Причем настолько внезапно, что многие люди промокли, так как не ожидали такой резкой перемены погоды и не взяли с собой зонтов. Впрочем, те, кто зонты имел, промокли тоже. Ветер поворачивал холодные струи воды почти горизонтально и укрыться от них не было никакой возможности. Досталось даже Адетокумбо. Пока директор разглагольствовал на совещании в райцентре, Адетокумбо решил быстренько смотаться в одну деревню по своему личному делу. Дождь его застал на полпути назад и так размыл грунтовую дорогу, что ШНива, несмотря на свою повышенную проходимость, едва выехала.

Наталья обратила внимание на погодные метаморфозы, Алексей Ильич согласился, но перевел все в шутку. Теперь он поверил, что предметы настоящие. Будучи профессионалом, он и раньше это чувствовал, но теперь смог убедиться на опыте. А раз так, значит надо соблюдать тайну. Тем более, что дело предстояло существенное – Алексея Ильича терзала одна проблема, которую он хотел решить с помощью магии Вуду.

Проблема, к сожалению, была типичной для российского бизнеса. Алексей Ильич являлся соучредителем и главным редактором эзотерического журнала. В момент своего основания журналу удалось получить небольшое помещение в центре Москвы. Помог в этом высокопоставленный чиновник, состоявший в одном оккультном обществе. Однако с той поры прошло много времени, чиновника давно сняли и он, на украденные из закромов родины деньги, обустроился жить в Европе, а помещение осталось. До самого последнего времени все шло спокойно, а недавно возникли проблемы, причем серьезные.

Большую часть здания, где располагалось помещение журнала, скупила компания «Брат-М», что видимо переводилось как «Брат мента», т.к. ею владели бывшие сотрудники милиции. Компания хотела заполучить в собственность все здание. Сначала к Алексею Ильичу подошли и предложили продать комнаты. Он отверг предложение, поскольку цена была много ниже рыночной. Затем начались наезды. Руководители «Брата-М» грозились убить Алексея Ильича, если он не согласится, организовать его пропажу без вести и т.п. Сулили неприятности и членам семьи – в частности, используя связи в «правоохранительных» органах, обещали сфабриковать уголовное дело, по которому будет задержан его сын, которого станут избивать до полусмерти на допросах. С учетом того, что соседку-предпринимательницу, также отказавшуюся продавать помещения, зарезали в парке какие-то хулиганы, а уголовное дело после развалилось, Алексей Ильич беспокоился не зря. Но теперь он имел решение.

Алексей Ильич понимал, что, как это часто бывает в российском бизнесе, компания «Брат-М» существует не потому, что ее люди умеют работать, а вследствие того, что ее хозяева имеют связи, с использованием которых они, через систему откатов, получают выгодные контракты. Соответственно, устранение нескольких ключевых фигур, вхожих в высокие кабинеты, позволит полностью развалить бизнес и фирме станет не до силового выкупа помещений. Поэтому четырех черных свечей, которые Алексей Ильич собирался использовать в ритуалах на смерть, было вполне достаточно. И он не заставил себя ждать.

И действительно, скоро в топ-менеджменте «Брата-М» одна за другой стали появляться прорехи. Первым пал ключевой заместитель генерального директора. Его черный джип с гордым номером 002 несся по загородной дороге, как вдруг, на одном из поворотов, где трактора натаскали на асфальт грязи, он поскользнулся и вылетел в кювет, несколько раз перевернулся и врезался в деревья, застряв меж них. Зам генерального остался жив, но его накрепко зажало в салоне. Вокруг никого не было, за исключением идущих по дороге двух деревенских мужиков, у которых не хватило денег на подорожавший автобус. Они подошли и с любопытством заглянули в салон, где обнаружили перекошенную от боли бычачью харю бизнесмена. Увидев их, он оживился.

– А ну-ка, мужики, быстро вытащили меня отсюда! – скомандовал он. Мужики вздрогнули, подчиняясь приказу, но, сделав шаг, остановились. Один из них какое-то время подозрительно всматривался внутрь салона, после чего сказал своему товарищу:

– А похоже, буржуя здорово запечатало! Никак ему не выбраться!

Услышав эту фразу, второй мужик осмелел, подошел вплотную и даже засунул голову в разбитое окно, после чего сокрушенно поцокал языком и сказал, обращаясь к водителю:

– Да ты, братан, разве в таком положении находишься, чтобы мужиками командовать?

Зам. генерального снова хотел сказать что-то резкое, но тут все трое почувствовали сильный запах бензина – видимо, он стал испаряться, выливаясь из поврежденного бака. Это остудило пыл бизнесмена и он, полностью сменив тон, вполне любезно начал упрашивать крестьян освободить его из железного плена. Но те не стали его слушать, а отошли и о чем-то шептались.

Наконец, они вернулись. Бизнесмен предложил щедро заплатить за свое освобождение.

– А ты деньги-то покажи! – лукаво спросил один из мужиков.

– Вот, в барсетке возьми! – ответил буржуй, т.к. сам не мог до нее дотянуться.

Мужики взяли барсетку и пересчитали все, что там было. По местным меркам, было весьма немало – в тех краях не каждый рабочий столько зарабатывал за год.

– Мужики, вытащите меня! Помогите освободиться! Я в долгу не останусь! – снова взмолился бизнесмен, увидев, что мужики увлеклись изучением содержимого барсетки.

– Да, не останешься, не беспокойся! – откликнулся мужик, подходя. – Сейчас мы тебя полностью и от всего освободим! И душу твою освободим!

И оба мужика, будто переключившись на другую скорость, стали обшаривать машину и карманы водителя на предмет поиска чего-нибудь ценного. Вытащив, все, что им понравилось, они стали оглядываться, не появилась ли другая машина или прохожий. Но дорога оставалась пустынной.

– Мужики, вы со мной не шутите! – начал злиться бизнесмен. Я в ментовке всю жизнь проработал, у меня все друзья там, так что со мной шутки плохи!

– Да мы и не шутим! – ответил второй мужик. – Вань, отходи в подветренную сторону! – обратился он к своему товарищу.

Зайдя с подветренной стороны, один из мужиков достал из кармана спички, зажег одну и бросил в лужу разлитого бензина. Разбитая машина моментально вспыхнула и превратилась в гигантский факел, а мужики двинули в лес. Им вслед доносились крики проклятий бизнесмена, а потом и просто его крики.

– А скажи, Вань, он ведь и без нас сгорел бы, да? – обратился один мужик к другому.

– А то! Конечно сгорел! Ща как только испарилось бы, так все и вспыхнуло. Мы только его мучения чуток сократили! – ответил его спутник.

– Ну и слава Богу! – ответил первый и перекрестился.

С одним бандитом было покончено.

Генерального директора застрелили в ресторане. Он с коллегами бухал в летнем саду, а когда пошел в сортир, по пути у него случился конфликт с легковозбудимым лицом кавказской национальности. Что у них там вышло, никто уже не знает, но в итоге генеральный остался лежать на дорожке с простреленной грудью. Почуяв неладное, к нему поспешил начальник службы безопасности, который кутил там же, но оказалось поздно – шеф лежал в окровавленной рубашке и хрипел. Рядом покачивались кусты – видимо, через них удрал носатый гордец. Начальник бросился бежать к основному зданию ресторана, чтобы призвать на помощь, но совершенно случайно наткнулся на милицейский патруль, который и задержал бегущего, а после обвинил его в убийстве.

В принципе, этого уже хватало для спасения редакции. Два основных фигуранта «отбросили копыта», третий сидел в тюрьме. И возможность выйти оттуда была невелика. Не потому, конечно, что органы дознания строги и справедливы, хотя и ошибаются иногда, а потому, что давний недоброжелатель начальника службы безопасности и его главный конкурент в компании, решил воспользоваться удачным развитием событий. Связи в милиции у него тоже имелись приличные, он щедро отстегнул кому нужно, и в результате важный экс-начальник надежно сидел в СИЗО, будучи зверски избиваем своими бывшими коллегами. В дальнейшем ему светило по какой-нибудь случайной причине скончаться в камере, и дело бы закрылось.

А как в это время поживал Адетокумбо? Он тоже чуть не погиб. Правда, магия Вуду здесь была ни причем. Однажды, поднакопив деньжат, он с товарищами решил съездить в Москву на дискотеку. Ну затарились они дешевым тульским пивом, да и поехали. Отколбасились классно. На дискотеке Адетокумбо оказался в центре внимания. Атлетически сложенный черный парень, обладающий к тому же врожденным чувством ритма, не мог остаться в тени. Он и его друзья познакомились с девчонками из общаги экономического техникума, и все клонилось к тому, чтобы пробраться в эту общагу и тусить там до утра. Но закончилось все по-другому. Когда уже собирались уходить, Адетокумбо, сказав девчонкам, что сейчас придет, вместе с друзьями отлучился в туалет, находившийся в полуподвале. Однако в танцевальный зал он уже не вернулся.

На выходе из туалета дорогу Адетокумбо преградили два скинхеда. Рахитичные подростки с бритыми затылками по сравнению со своим черным оппонентом выглядели заморышами, но вели себя нагло и уверенно – ведь за дверями, готовые к атаке, их поджидали штук семь товарищей из военно-патриотического союза молодежи.

– Ну что, черная обезьяна, приплыли? – злорадно спросил один из скинхедов.

– Ребята, да что вы! Не надо! – попытался заступиться за негра Андрей.

– А ты что лезешь! – грубо огрызнулся скинхед. – Твое какое дело?

– Это мой друг!

– Пидoр!!! Сам русский, а с черножoпыми дружишь! Откуда ты взялся?!

– Из Тульской области мы, на дискотеку приехали… – Андрей старался держаться бодро, но духом пал. Он понимал, в сколь серьезную ситуацию они попали и уже не рассчитывал выйти из нее без потерь. Да и Серега стоял рядом бледный.

– Ну вот сейчас мы твоего черного друга кончать будем! – радостно заявил скинхед. – А вы, уроды, бегите пока не поздно, а то и вам наваляем!

С этими словами скинхеды почти синхронно выхватили откуда-то по железному пруту, один из них заорал: «ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ!», другой гаркнул: «РОССИЯ – ДЛЯ РУССКИХ!» и они бросились в атаку. Будь Адетокумбо один, или хотя бы на открытом пространстве, проломили бы они ему череп и всего делов. Но в тесном туалете их преимущество нивелировалось. Андрей вцепился в руку ближайшему к нему скинхеду, Сергей бросился под ноги к другому, и в результате Адетокумбо успел увернуться от удара прута. Отскочив назад, он принял боксерскую стойку и поистине с лошадиной силой врезал прямым ударом в нос тому скину, что дрался с Андреем. Затем резко повернулся к Сергею, который уже повалил своего соперника на пол и сражался с ним лежа, и, выбрав момент, врубил бритоголовому ногой прямо в харю. От удара голова скнихеда откинулась назад и треснулась об стену так, что сверху посыпалась штукатурка.

– Эти двое больше не бойцы! – радостно крикнул Серега, вскакивая на ноги.

Но этими двумя фашистская дружина не исчерпывалась. С яростными криками, среди которых удалось разобрать лишь «Мочить в сортире!», в дверь уже ломились остальные. Зато и в руках Адетокумбо появился железный прут, выхваченный у поверженного врага. По бокам от него заняли позиции Андрей с Сергеем, правда их помощь особо не потребовалась. Адетокумбо бросился вперед и стал буквально разить прутом нападавших, нанося точные и молниеносные удары. Он демонстрировал такой профессионализм, будто бы с самого детства дрался железными прутьями.

Дело облегчалось малой шириной помещения. В результате, хотя из-за двери и рвались в бой семь скинов, входить им надо было по очереди, и каждого ждал сокрушительный удар по чайнику. Правда, один из них попытался пырнуть Адетокумбо ножом, но ударом прута по руке тот пресек эту попытку, и пока занимался следующим, Сергей с Андреем сбили скина с ног и основательно заслали ему ногами.

В общем, развязка наступила быстро. Друзья выскочили из туалета и бросились наутек, оставив после себя забрызганные скиновой кровью белые кафельные стены, поверженных врагов и рассыпанные по полу свастики, распятия и т.п. На всякий случай, каждый из них прихватил по пруту, но они им не понадобились.

Серега с Андрюхой после боялись, не подох ли кто-нибудь из нападавших, получив от Адетокумбо прутом по башке. Что интересно, самого Адетокубмо это нисколько не волновало. Но в прессе сообщений не попадалось, так что они успокоились – если что, наверняка где-то мелькнул бы заголовок типа «Негр убил скинхеда!». Все-таки редкое это событие, чаще бывает наоборот. С тех пор Адетокумбо старался без нужны не ездить в Москву. Ему вообще казалось, что в Москве живут очень злобные люди, гораздо злее, чем в Африке, но он об этом никогда не говорил вслух, т.к. понял, что сами русские считают себя добрыми и гостеприимными вне зависимости от реальных фактов.

У Адетокумбо все было бы совсем хорошо, но на очередной исповеди Отец Николай спросил его:

– Избавился ли ты от магических предметов?

– Да, Отьец! – ответил Адетокумбо и напрягся.

– Ты их сжег?

– Ньет, Отьец! Продаль, сyка!!! Ох, черный я гoвноль!!! Ложная тварь! Рaспротруби меня бог!!! – Адетокумбо разнервничался и от этого забыл, что на исповеди материться нельзя.

«Твое счастье, что бога нет! – подумал Отец Николай, – а то что б с тобой было, вздумай бог тебя рaспротрубать!», а вслух строго спросил:

– Кому ты их продал?!

В ответ он услышал историю про главного редактора.

С этой исповеди Адетокумбо, как всегда, уходил счастливым, а Отец Николай – опечаленным. Его изыскания в области магии Вуду привели его к убеждению, что вещь эта очень серьезная и в неправедных руках может наделать много зла. А будучи чекистом, Отец Николай являлся патриотом и считал своим долгом защищать родину. Поэтому магические причиндалы у редактора следовало изъять. К моменту, когда все выяснилось, он, конечно, уже уехал из санатория, но найти адресок Отцу Николаю проблемы не составило. И он вызвал к себе диакона Троекопытова.

Кратко объяснив тому ситуацию, Отец Николай предложил эффективный, по его мнению, план действий. Нужно найти главного редактора и предложить тому продать предметы, а если он не согласится – заставить продать силой, или даже отобрать. Впрочем, последний вариант представлялся более уязвимым, а потому не рассматривался как приоритетный.

Диакон Троекопытов не поддержал идеи своего начальника. Чекистом он не был, а, являясь рядовым церковнослужителем, склонялся к канонической точке зрения. Согласно же последней, главное дело церкви – забота о спасении души, а не разрешение мирских проблем. Даже добрые дела не являются самоцелью, а полезны лишь потому, что очищают душу. Кроме того, христианин не может верить в магию – он верит в господа Иисуса. Тому, кто праведно живет, никакаяВуду не страшна. Если же кто-то, имеющий прегрешения, и пострадает, то у него всегда есть шанс прийти в храм и покаяться, и милостивый Господь отпустит грехи его. Так аргументировал свою позицию диакон Троекопытов. Но Отцу Николаю была необходима помощь диакона, поэтому он настаивал.

– Видишь ли, – мягким тоном начал он, – магия Вуду – одна из древнейших и сильнейших магических систем на земле. Зародилась она в Африке. Посвященному Вуду дает реальное могущество. Однако непросто получить посвящение. Кстати, посвященному магические предметы не нужны, потому что он и так имеет постоянный контакт с магической системой, в каком-то смысле един с ней. А вот непосвященному они необходимы. У непосвященного такого контакта нет, а эти предметы как раз и устанавливают его, являются своеобразным мостком между системой и человеком, практикующим магию Вуду. Иными словами, телепату не нужен телефон, а обычному человеку – нужен. В магии эти предметы исполняют сходную роль. Конечно, искусственная связь работает хуже естественной, но все же работает. И вот теперь этот инструмент оказался в руках оккультиста, и не в Африке, а в России. Наш долг – исправить ситуацию. Давай соберем деньжат, сколько сможем, да потрясем церковную кассу, и на той неделе выдвинемся в Москву.

Диакон Троекопытов не был убежден данной теоретической аргументацией, но, соблюдая субординацию, согласился. И они начали готовиться к предстоящей операции.

Надо отметить, что при поверхностном взгляде задача казалась абсурдной. Кто мог бы отобрать у мага Вуду его ритуальные вещи? Наверное для этого нужно быть не менее могущественным магом. «Молитвой и постом», как любил говаривать Отец Николай, здесь явно не обойдешься. Смешно даже думать об этом. Но дело серьезно облегчалось тем, что Алексей Ильич не был магом Вуду, он был обычным эзотериком.

Хотя Алексей Ильич и использовал приобретенные предметы, как мы видели, вполне эффективно, он не ощущал их в полной мере своими, не чувствовал в себе право иметь их, в глубине души не мог поверить, что владеет ими. Алексей Ильич работал с этой ситуацией, старался присвоить предметы не только физически, но и энергетически, прописать их в слой своего мира. Но до конца это не получалось. В таких условиях владение предметами причиняло ему беспокойство. Он понимал, что штука это небезопасная и обоюдоострая. К тому же, теоретически, другой колдун мог установить, что именно Осипов нанес магические удары, завалив буржуёв. Впрочем, последнее было маловероятно, т.к. среди руководства компании «Брат-М» никто не верил в духовные сферы. Но тем не менее, Алексей Ильич предчувствовал, что не овладев полностью этими предметами, он не сможет и удержать их. Все-таки это предметы силы.

Поэтому он не удивился, когда к нему поступил первый звонок. Удивился он другому. Во-первых, тому, что звонок поступил от представителя официальной церкви, представившегося диаконом. Во-вторых, той брехне, которую диакон беспрерывно нес почти полчаса, рассуждая о богопротивности магии, чистоте своего района, роли церкви в спасении заблудших душ и т.п. Алексей Ильич едва догадался, что его просят уничтожить магические предметы. Но в целом речь диакона вышла настолько абсурдной и путанной, что главный редактор решил никак не реагировать.

Следующий звонок оказался более внятным. Звонивший представился настоятелем церкви и категорически потребовал сжечь магические предметы, купленные у негра в Тульской области. Батюшка был суров, отчаянно матерился, а не получив согласия, перешел к угрозам. Причем угрозы апеллировали не к гневу Господнему и геенне огненной, а к вполне земным вещам. Ссылаясь на обширные связи в спецслужбах, батюшка сулил Алексею Ильичу различные неприятности: внезапные проверки в редакции, отъем лицензии на издательскую деятельность, возбуждение заказного уголовного дела в отношении Алексея Ильича или членов его семьи и т.д. Подобный разворот событий показал, что дело довольно серьезное и само по себе не закончится.

Для себя Алексей Ильич отметил, что изначально он все же думал в верном направлении. Если в жизни появилась какая-то проблема, то решать ее надо, работая над собой. Ибо именно ты притянул ее в свою жизнь. Если же просто воздействуешь на окружающий мир, то меняются лишь декорации, а проблема остается с тобой. Так было и сейчас. Буржуевины разгромлены, но фактически те же угрозы теперь поступали от священника. В принципе, у Алексея Ильича оставалась одна черная свеча, и можно попробовать раздобыть еще, чтобы врезать и по настоятелю, и по диакону, но делать так он не стал. Если со смертью его «крутых» соперников в мире стало больше добра, или хотя бы уменьшилось количество зла, то убивать священнослужителей как-то не пристало. Ведь он и сам считал себя христианином. Поэтому Алексей Ильич отступил, но потребовал скомпенсировать свои затраты на приобретение магических предметов, которые оценил в полторы тысячи долларов.

Отец Николай потирал руки. Но и почесывал бороду. Дорого запросил проклятый колдун, наверняка купил у негра намного дешевле. В принципе, такой суммой они располагали, и даже большей, но отдавать ее всю не хотелось. Отец Николай раскаивался, что не спросил у Адетокумбо на исповеди, за сколько именно он продал магические причендалы главному редактору. Тогда это казалось малосущественной деталью, но теперь могло бы послужить хорошим аргументом для торга – а то чертов редактор уперся и никак не хотел отступать.

В конце концов, сошлись на трехстах долларах. Имея привычку к конфиденциальности, Отец Николай не пошел на встречу сам, а направил диакона Троекопытова, тщательно проинструктировав, что там должно быть. О составе ритуальных предметов настоятель имел представление, т.к. расспрашивал об этом Адетокумбо еще в первый раз.

Пришедший на встречу диакон Троекопытов по началу чувствовал себя неловко и неуверенно, хотя это и не помешало ему сторговать 50 баксов за отсутствие трех черных свечей, вместо которых, в качестве доказательства, Алексей Ильич представил два огарка, объяснив, что третий – не сохранился. Забрав предметы, диакон спрятал оставшиеся деньги поглубже, считая справедливым оставить их себе – в качестве компенсации за работу и моральные страдания, вызванные участием в бессмысленном с его точки зрения мероприятии.

Но вот теперь дело практически готово. Отец Николай ликовал. Возвращаясь из Москвы, за руль он посадил диакона, а сам, вальяжно развалившись на сидении, пил пиво бутылку за бутылкой. Чем очень нервировал пристрастно относившегося к зеленому змию Троекопытова. Поначалу они хотели сжечь бесовские предметы прямо у дороги, но решили, что это можно сделать и по приезде, т.к. хотелось побыстрее домой. В итоге, диакон Троекопытов и получил это задание: сжечь и развеять пепел.

Сжигать колдовские штуки в собственной печке ему не хотелось, поэтому для исполнения задания он выдвинулся в лес, решив: «разведу костерок в глухом местечке, подле кладбища, да и спалю эту погань!». И после вечерней службы, намеренно оставшись в церковном облачении, отправился по намеченному маршруту.

Поначалу проходило все спокойно. Уже потрескивал сухими сучьями костерок, магические фигурки, готовясь войти в «геенну огненную» прямо на земле, поблескивали рядом в раскрытом пакете, как вдруг все планы Троекопытова оказались спутанными.

Из кустов, двигаясь по направлению к кладбищу, внезапно появилось около десятка фигур. Издалека ничего странного в них не наблюдалось, но диакон ощутил недоброе предчувствие, даже под ложечкой засосало. Когда они приблизились, он опознал в них сатанистов, по всей видимости, готовившихся провести на кладбище свой диавольский ритуал. Сатанисты, в основном московские, периодически выезжали для этого в глухие места. Убегать было поздно.

– Ба, какая встреча! – ехидным тоном начал самый толстый из компании. – Кого я вижу! Никак представитель Тела Христова! Так сказать, полноправный его член! А что это, батюшка, у тебя в пакете? Никак ты магией занимаешься?

Содержимое пакета привлекло внимание группы и диакон схватил пакет и прижал его к себе.

– Оба-на! – воскликнул другой сатанист. – Стало быть, попы подколдовывают? Так может, ты наш? Чего тут делаешь, рассказывай!

– Я собираюсь предать огню ритуальные предметы мага Вуду! – постарался максимально спокойно ответить диакон. – Во исполнение воли Отца моего небесного следую духу праведности!

– Вообще, предметы Вуду нам бы пригодились! Дай-ка их сюда!

– Не дам! Отвали! – проявил неожиданную смелость диакон, который был очень исполнительным человеком, и даже не согласный с заданием, стремился во чтобы то ни стало довести его до конца.

– У какой ты борзый! – с некоторым удивлением сказал толстый сатанист. – А если мы тебя сейчас на твоем же костерке вместо Вуду поджарим? Как запоешь?

– Не советую! – строго сказал диакон. – Это вам не негра в сортире замочить! Православие сейчас в моде, убийство духовного лица такой шум поднимет, что от вашей шайки ничего не останется! А сюда сейчас еще монахи наши подойдут, так что посмотрим, кто кого!

– Да ладно тебе отец, мы пошутили! – вступил в разговор третий сатанист, не считавший целесообразным допустить развитие событий по кровавому сценарию. – А зачем ты их сжигаешь?

– Настоятель повелел уничтожить!

– Где ж вы их нашли, в Тульской-то области?

– Черножoпый один из Африки привез! Мамбуда, блин!

– Т.е. они настоящие?

– А то!

– Так может, ты их нам продашь?

– За кого ты меня считаешь?! – возмутился диакон. – Я господу честно служу! Велено сжечь, так уж сожгу! Но не при вас теперь! – и с этими словами он встал и пошел прочь, гордо тряхнув бородатой головой.

Вслед ему доносились ехидные смешки и оскорбительные шутки. Побоявшись расправиться с ним физически, сатанисты хотели хоть как-то задеть его. Молчал лишь руководитель их группы. В первую очередь, его беспокоило то, что место черной мессы теперь раскрыто, и мероприятие запросто могло быть обломано – приведет этот святоша ночью сюда с десяток монахов, да и наваляют всем по первое число. Во вторых, если поп не врал – а с чего ему врать – выходило, что от них утекали подлинные ритуальные вещи Вуду, привезенные из Африки каким-то негром. А это – большая редкость. Так думал он, и решив, что нужно обязательно что-то предпринять уже открыл рот, собираясь окликнуть попа, но тот, словно почуяв спиной намерение, вдруг обернулся сам.

На самом деле, намерения он не почуял. А рассуждения его были таковы: «Вот Колян, гад, втравил меня в историю, cука! Чуть не прибили! Да и сейчас иду и не знаю, даст ли Бог уйти! А ну как в спину выстрелят, или догонят! Я ведь их замысел раскрыл – черную мессу на кладбище собирались проводить! И на черта мне все это надо! Может и правда, мне с ними договориться?» На этом он остановился и повернулся, встретившись глазами с лидером сатанистов.

– А вообще, поговорить можно! – сказал Троекопытов. – Но штука это дорогая, ибо подлинная! Мы за триста баксов с настоятелем их у колдуна перекупили!

Завязался торг. Сатанисты разглядывали фигурки, раздавались одобрительные возгласы, но получить с них триста баксов оказалось нереальным. Они утверждали, что столько у них вообще не наберется. Диакон не сомневался, что деньгами компания располагала – уж больно недешево они были одеты, да и заниматься сатанизмом бедному человеку некогда. Но в итоге сошлись на двух тысячах рублей.

– Только давай, отец, чтобы все по честному. Мы тебя не видели, и ты нас не видел! И дальше не мешай нам нашими делами заниматься!

– А какие это у вас дела? – возразил диакон. – Опять на кладбище черную мессу устраивать? Это кладбище нашего прихода!!!

– Так может, ты нам в аренду его сдашь на одну ночь? – спросила одна из девушек. – Вот у нас еще тут тысчонка осталась…

Диакон посмотрел на девушку, на зеленевшую новую тысячу и подумал: «Все равно ведь их не победить, эту силу диаволию! Так хоть денежкой разживусь!», и, помявшись для вида, согласился.

– Но смотри, отец: тут все серьезно! Обманешь, расскажешь кому про нас – пеняй на себя!

– Да за кого ты меня считаешь! – снова обиделся диакон. – Мое слово – закон! Если я сказал – все будет сделано! Так что не сомневайся!

– Ну хорошо, хорошо! – они пожали друг другу руки и диакон быстрым шагом пошел по направлению к дороге. Скоро он удалился на приличное расстояние и исчез из виду.

Дойдя через некоторое время до дороги, диакон понял, что все-таки благополучно вырвался из лап сатанистов. Он остановился и с чувством перекрестился. Причем благополучно в прямом смысле: получив благо в размере трех тысяч рублей. Под его церковным облачением хрустели денежки, и это пробуждало к жизни придушенный голос совести. Диакон чувствовал, что все-таки поступил нехорошо. Но до дома оставалось еще полчаса пути, и этого было достаточно, чтобы осмыслить происшедшее.

«Ну хорошо, обманул я Отца Николая! И против совести христианской пошел, разрешив сатанистам провести черную мессу на православном кладбище. А что тут такого? В магию православному верить не положено, так что эти ритуальные предметы – чушь собачья. Получается, я даже лучше сделал, что сатанистов нагрел – меньше денег у них останется. А насчет мессы – так как им запретишь? Прогонишь отсюда – они на другое кладбище уйдут, так что ничего не изменится. Тем более, что ни один волос с головы не упадет без воли Отца нашего небесного! Значит, и на то была воля Его! К тому же, в России всегда взятки брали. Издревле. Тем и живем. Это всякая прозападная срань говорит, будто бы Россия на 160-м месте по коррупции в мире. Брехня все это. Везде все одинаково! А что касается греха – так это покаюсь, и простит всемилостивый Господь прегрешения мои!»

На этом месте он призадумался и даже остановился. Исповедоватся Отцу Николаю в содеянном никак нельзя. И не исповедаться нельзя – иначе не простится грех. Что же делать?!

Но тут диакон вспомнил, что через три недели он поедет на конференцию во Владимир. «Там и исповедаюсь! – решил он. – Найду какого-нибудь незнакомого батюшку, и ему исповедаюсь! И отпустит Господь грехи мои, и снова буду чист, яко агнец!» Эта мысль вернула в душу диакона радость и спокойствие, и он бодро зашагал по дороге к дому. На лице его проступила легкая улыбка…

Хрустальное око

На землю спустилась ночь. Деревня утонула в безлунном мраке. Ветер утих. В маленьком домике на окраине уже погас свет. Двор окутала тишина, и только из хлева время от времени слышались печальные вздохи коровы – словно это большое животное с добрыми глазами было погружено в размышления о чем-то благородном и возвышенном. Но ни во что подобное оно погружено не было. Корова стояла в стойле и пережевывала жвачку, тупо пялясь в темноту. В ее голове вовсе отсутствовали мысли, как и обычно.

Стоявшая рядом лошадь грязно-белого цвета по части мысли находилась впереди коровы, однако и у нее не нашлось бы, чем похвастаться. Теоретически, в лошадиной голове могли бы возникнуть какие-то размышления, но на практике возникали они редко. Вот и сейчас лошадь вдыхала влажными ноздрями теплый и немного затхлый воздух хлева и по ее могучему конскому телу растекалась нега ночного отдохновения, которая только усиливалась абсолютным штилем, царившем в ее сознании.

Вообще, окажись на этом дворе кто-нибудь с прибором для чтения мыслей, он застал бы почти полную тишину. Пожалуй, этой ночью в радиусе ста метров от дома мыслил только кобель по кличке Пират, но мысли его на поверку оказывались малоинтересными и весьма приземленными. За лавры мыслителя мог еще побороться огромный полосатый кот Бакс, но в это время он спал, выбрав одно из самых безопасных для кошки мест – перекрестие балок под потолком хлева. Бакс любил лежать там и наблюдать за коровой, мечтая внезапно обрушиться сверху, перегрызть ей горло и пожрать ее плоть, насладившись свежей говядиной. Однако, понимая, что не родился пумой, обычно он, помечтав так некоторое время, встряхивал ушами и шел ловить мышей и птиц. Сегодня же кот никуда не пошел, потому что получил от хозяев пайку сверх обычного и просто спал, растянувшись вдоль теплой деревянной балки.

В доме тоже стояла ментальная тишина. Там спали люди – два мертвецки пьяных человека. Им обоим было по 35 лет, их обоих звали Иванами. Первый Иван, хозяин дома, был субтильным мужичком небольшого роста. Второй – его друг – повыше и значительно потолще. Он обладал черными усами. На полу валялись четыре пустых поллитровых водочных бутылки и десятка полтора пивных, а люди спали на кроватях. Запах пота, нестиранных носков, табака и перегара смешивался с резким, словно лезвие ножа, запахом рыбы, которой они закусывали и объедки которой теперь валялись повсюду, что делало дух в комнате потяжелее, чем в хлеву.

В эту ночь жена Ивана ушла на ночное дежурство на ферму, где она работала скотницей, а дети остались у бабушки с дедушкой, поэтому друзьям никто не мог помешать отпраздновать удачное приобретение. Точнее, праздновали они не само приобретение, а удачную его продажу. А дело вот в чем.

Иван – хозяин дома, работал в совхозе трактористом. Надо сказать, способностей у него не было никаких и никогда. Образования тоже. Он окончил всего пять классов сельской школы и не смог поступить в сельскохозяйственный техникум, т.к. классов для этого требовалось хотя бы восемь. Тем не менее, каким-то образом сдав квалификационный минимум, он устроился работать на трактор. Но поскольку не имел способностей не только к наукам, но и вообще к любому делу сложнее, чем перекидывать вилами навоз или кормить свинью в сарае, то освоить управление непростой сельскохозяйственной техникой у него толком не получилось. Руководство совхоза, понимая, что пахаря из него не выйдет, отрядило его для перевозки различных грузов. Этот процесс получался у Ивана лучше. Он ездил на тракторе по всему району, перевозя в прицепе то одно, то другое – в чем случалась нужда. Работа проходила без происшествий, если не считать мелких инцидентов. Например, однажды, ближе к вечеру, бабка Маня упустила на дорогу годовалого быка, а как раз в это время Иван спешил домой, двигаясь на максимально возможной скорости. Будучи пьян более, чем в обычный день, он не сразу осознал, что перед ним фланирует бык. Бык тоже не сразу осознал, что на него несется трактор, а осознание возможных последствий у него вообще наступило гораздо позже. Зато, правда, засело накрепко.

Короче говоря, как это иногда бывает, они несколько раз метнулись туда-сюда, но каждый раз получалось так, что сворачивали в одну сторону. Расстояние сократилось за доли мгновения. В последний момент пьяный Иван сумел отвернуть от быка трактор, но болтающийся сзади прицеп, словно не желая упускать добычу, сильно вильнул и со всего хода деревянным бортом врубился в бычачье рыло, буквально сокрушив последнее. Никак не предполагавший такого поворота событий, бык рухнул на асфальт, в дополнение ободрав себе бок. В конечном итоге обошлось без жертв – в сухом остатке у Ивана оказались поломанные доски на переднем углу бортов прицепа, а бык лишился левого глаза и приобрел боевые шрамы вполовину хари. После этого он всю жизнь – пока его в двухлетнем возрасте не забили на колбасу, очень боялся тракторов. Иван же потом подумал: «надо было тормозить – да как-то в голову не пришло…»

Так вот, а в тот день, в вечер которого мы с вами уже погрузились, Иван вывозил стройматериалы с дальней фермы, расположенной почти в двадцати километрах от центральной усадьбы совхоза. Второго Ивана ему дали в помощь в качестве грузчика. Коллеги рассчитывали украсть часть стройматериалов по дороге и пропить их, но эта идея не увенчалась успехом, поскольку материалов оказалось не так много и перед погрузкой их пересчитали, так что незаметно отделить свою долю возможным не представилось. Зато им открылась другая перспектива. По дороге в райцентр они прознали, что местная ведьма – толстая баба лет сорока пяти, слывшая очень сильной целительницей – уезжает отдохнуть в Сочи. А так как жила она как раз недалеко от старой фермы, откуда друзья возили материалы, открывалась прекрасная возможность залезть в ее дом, что-нибудь стащить и в тот же день продать в райцентре на рынке или на вокзале, почти сразу избавившись, таким образом, от улик.

План сработал. Во время второго рейса на ферму, они загрузили прицеп стройматериалами, после чего работник фермы подписал им накладную и ушел обедать. Пользуясь отсутствием свидетелей, Иваны рванули по кустам к дому ведьмы, выбили стекла и влезли внутрь. Денег они не нашли, но похватали какие-то предметы старины да магические причиндалы и благополучно с ними скрылись.

С продажей тоже повезло. Буквально тридцать минут пошастав по райцентру они нашли какого-то сведущего в антиквариате отпускника из Питера, по виду похожего на университетского профессора, который с удовольствием купил старинные рамы, фигуры и все остальное барахло, заплатив почти пять тысяч рублей. Вот только большой хрустальный глаз на позолоченной цепочке почему-то покупать отказался наотрез. Тем не менее, все остались очень довольны – профессор тем, что за пять тысяч купил то, что стоило все восемьдесят, Иваны – тем, что получили такую сумму, хотя изначально рассчитывали рублей на пятьсот. Вообще-то оба Ивана терпеть не могли интеллигентов, но теперь они с удовольствием вспоминали этого седого мужчика. Хрустальный глаз они решили дальше не светить и продать позже, при случае. Затарившись в городе бухлом и закусью, они поехали к Ивану, в известный уже нам дом, отметить невероятно удачный день.

Приступая к трапезе, тот Иван, что с усами, сказал:

– Можно пить пиво по-японски – с суши, можно по-немецки – с колбасками. А я люблю по-русски – с водкой!

Процесс, что называется, пошел и, в конечном итоге друзья, выпив по литру водки и литра по четыре пива на рыло, устав от пьяных разговоров, прямо в одежде рухнули на кровати и блаженно восхрапели.

В эту ночь Ивану – хозяину дома, приснился странный сон. Точнее, снов снилось множество, но через все как будто проходила одна связующая нить. Сколько его ни носило по различным мирам сновидений, в итоге он рано или поздно оказывался рядом с лошадью, причем сзади. Далее следовал удар копытом невероятной силы. Эта ситуация повторялась за ночь неоднократно, но всякий раз после удара, куда бы тот не попадал – в нос, в челюсть, в солнечное сплетение, в грудь – Иван буквально физически ощущал, как испускает дух.

Вообще, первый Иван пребывал в уверенности, что ему сны не снятся. На самом деле они снились, но он никогда их не помнил. А вот сюжет с копытом ему почему-то запомнился. Проснувшись утром, часов в 10, Иван поделился этой информацией с другом. Но второй Иван только посмеялся и предложил скорее опохмелиться. Друзья незамедлительно налили по 50 грамм и запили остававшимся пивом. И телу, и душе сразу стало легче.

По мере того, как Иван вливался в состояние бодрствования, сон начинал казаться ему чем-то далеким, нереальным, будто нарисованным. А тут еще вернулась с работы жена и хотела начать ругаться по поводу устроенного бардака. Но хитрый Иван дал ей тысячу рублей из своего внезапного приработка и она, обрадовавшись, успокоилась.

Далее дни потекли своим чередом, с той лишь разницей, что вечерняя выпивка и закуска у Иванов стала куда щедрее. Но случайный барыш быстро иссяк и друзьям пришлось переходить на обычный режим возлияний. А хотелось продолжить в прежнем. Поэтому встал вопрос о том, чтобы продать хрустальный глаз и пробухать последнюю часть добычи.

Несмотря на то, что Иваны вместе квасили, они не доверяли друг другу, совершенно справедливо полагая, что если продавать хрустальный глаз пойдет только один из них, то он обязательно обманет своего товарища. Поэтому они решили вместе пойти и попытать счастья на базаре. Усатому Ивану пришла в голову здравая мысль попробовать продать глаз приезжим – либо цыганам, либо еще кому. Собственно, местным предлагать такую штуковину слишком опасно – племянник ведьмы обнаружил кражу на следующий день, т.к. она попросила его последить за домом, и сообщил в милицию. А в руководстве местной милиции работали большие друзья ведьмы, не раз получавшие помощь от ее чародейства. Потому на этот раз поиск воров велся не формально.

Правда, с ворами разобраться было сложно. Соседи ведьмы, заметив, что окно в ее доме разбито, тем же вечером влезли внутрь по следам Иванов и попятили из дому немалую часть того, что пролезало в окно. Если бы племянник хозяйки приехал несколько дней спустя, там бы вообще мало чего осталось. Так что ведьме еще, в каком-то смысле, повезло.

А наши Иваны, наконец, собрались и отправились на базар. Поехали они туда на телеге, запряженной уже упомянутой белой лошадью. Вообще-то у первого Ивана в гараже стоял мотоцикл с коляской, однако у него в очередной раз отобрали права за вождение в нетрезвом виде и срок наказания еще не истек. На лошадь же права не требовались, к тому же она обладала еще одним, поистине неоценимым преимуществом. Хотя великий русский баснописец Крылов и полагал, что на свете не существует животного глупее лошади, лошадь кое-чего соображала и из любого места находила дорогу домой сама. На практике это означало, что Иван спокойно мог напиться до любого состояния и рухнуть в отключке, распластавшись на полу телеги. Итог был всегда один – рано или поздно он открывал глаза и обнаруживал себя в собственном дворе.

Но в тот день Иван чувствовал себя не очень уютно. Подскакивая в тряской телеге на колдобинах, он смотрел перед собой на переваливающуюся лошадиную задницу и в его памяти как бы сами по себе всплывали эпизоды сна, в которых мышцы на точно такой же по форме части тела внезапно напрягались, после чего нога вздымалась и следовал сокрушительный удар копытом. А лошадь Ивана только что заново подковали… Снедаемый внутренним беспокойством, он ругался на свою лошадь и несколько раз бил ее, но она, дура, не понимала за что.

Несмотря на неприятные ощущения Ивана, до базара они добрались вполне благополучно. В субботний день там кишел народ. Толпы слонялись от прилавка к прилавку в поисках выгодных покупок. В воздухе перемешались тысячи всевозможных запахов, стоял возбужденный гул. Иван, положив хрустальный глаз в карман, каждую минуту проверял рукой его наличие, опасаясь воров-карманников. Вместе со своим другом он перемещался по базару, делая вид, что выбирает товары, а на самом деле, высматривал потенциальных покупателей.

В одном месте базар оказался особенно запружен. Здесь продавали дешевое свежее мясо. Народ толкался и Иван еще больше напрягся по поводу содержимого своего кармана. Он положил руку на карман и тут поток людей увлек его. В результате его вытеснили в заднюю часть рядов. Там какой-то бородатый мужик распрягал здоровенного мерина из фургона. В рядах было тесно, мерин нервничал и путался в сбруе. К тому же ветер приносил интенсивный запах свежего мяса, который привлекал ворон, но раздражал лошадь. Перетекавшие между рядами люди подтолкнули Ивана совсем близко к мерину. Увидев прямо перед собой здоровенную коричневую конскую задницу, Иван снова почувствовал себя неуютно. Он собрался поскорее отойти, но в этот момент мышцы на конской заднице напряглись и копыто с железной подковой со свистом понеслось в воздухе. Это раздраженный мерин решил со злости и в знак протеста что есть силы врубить по деревянному лотку, стоящему сзади.

Однако по лотку он не попал. Но, говоря словами Винни-пуха, не то, чтобы совсем не попал. Железное копыто с глухим ударом вошло в человеческую голову. Послышался звук падающего тела. Иван даже подумать ничего не успел – мимо него, буквально задевая его щетиной, стремительно пронеслась мышцатая лошадиная нога, поражая своей мощью. Отскочив, Иван машинально пощупал карман и похолодел – хрустанного глаза не было! «Украли!!! Сволочи!!!» – пронеслось у него в голове. Он стал оглядываться, пытаясь вычислить вора, и только тут заметил, что стоявший с ним рядом человек лежит на земле, его лицо разбито в хлам, а из ушей течет кровь. «А что это у него блестит?» – спросил кто-то из толпы, и Иван увидел свой хрустальный глаз, который, по всей видимости, только что стащил погибший и даже не успел спрятать в карман. Повинуясь первому импульсу, Иван едва не выхватил принадлежащее ему добро, но вовремя остановился – момент уже был упущен.

Ситуация раскручивалась стремительно. Откуда ни возьмись, распихивая зевак, появился майор милиции, являвшийся одним из руководителей местного РОВД. Быстро оценив произошедшее, он уловил взглядом блестящий хрустальный глаз и загребущей пятерней моментально сцапал его. «Наконец-то!» – выдавил майор, – «мы нашли его! Вот кто ограбил дом целительницы!». Несмотря на грозные слова, лицо милиционера светилось такой радостью, что казалось, он готов расцеловать покойного. «А что это такое? Что случилось? Кого нашли?» – посыпались вопросы из толпы.

Счастливый майор расщедрился на объяснения. «Недавно кто-то ограбил дом одного уважаемого человека, – начал он. – Украли разные вещи, но самой ценной из них был хрустальный глаз на позолоченной цепочке. Причем ценность его заключалась не столько в финансовой стоимости, сколько в духовной силе!». Услышав из уст майора нехарактерное для этого типа людей словосочетание «духовная сила» окружающие буквально затаили дыхание. В свою очередь, увидев, с какой жаждой народ слушает его слова, майор ощутил прилив чувства собственной значимости и гордо продолжил рассказ. «В древние времена, у одного из Библейских героев, царя Навуходоносора жили волшебные кони. Они обладали редкой выносливостью, но не это являлось их главным козырем. Лошади приносили удачу своим всадникам и, кроме того, имели колоссальное чутье. Они сами выбирали дорогу, которая всегда оказывалась верной. Всадники, предоставив свободу своим коням, могли пройти сквозь болото и не утонуть, могли обойти засады врага и найти самый безопасный путь домой. Все, связанное с этими лошадьми, хранилось в строжайшей тайне, поэтому даже в Библии про них ничего не написано. Однако сложилось так, что через пару столетий волшебные кони постепенно вымерли. А некоторых сожрали дикие народы, хавающие конину! Отдельные потомки этих дикарей живут и в нашей стране, – отвлекся майор, исподлобья посмотрев на стоявшего у лотка татарина. – Но, по преданию, жрецам удалось частично сохранить волшебную силу коней, переведя ее в специальные магические предметы. Эти предметы тоже приносили удачу, помогали выбрать наилучший путь, принять правильное решение, способствовали ясновидению. В числе таких предметов находился и хрустальный лошадиный глаз», – майор поднял хрустальный глаз на цепочке и показал толпе.

При внимательном рассмотрении стало ясно, что глаз действительно лошадиный, а не человеческий – об этом говорили и увеличенные размеры, и особенности формы. «Конечно, этот глаз не с библейских времен, но тоже старый. Это очень ценная вещь, которая до сих пор приносит пользу людям» – гордо подытожил майор.

Иваны стояли рядом в растерянности. С одной стороны, конечно хорошо, что теперь обвинения в краже из дома ведьмы будут повешены на этого парня, с другой – как жалко, что буквально из рук уплыла такая ценная вещь. Да еще это копыто… «Вот ведь как бывает, – подумал Иван. Приснится какая-нибудь фигня, а потом и наяву случается. Совпадение». Подумав так, Иван навсегда забыл об этом совпадении, так как с его точки зрения, более думать о нем не имело смысла. Он подошел к своему другу и они, понурив плечи, пошли прочь, испуганные произошедшим, а также расстроенные и возмущенные поведением вора, все-таки умудрившегося спионерить волшебный глаз.

Шедшие рядом люди говорили каждый о своем. «Да, сегодня наш поселок уменьшился на одного человека» – грустно сказала пожилая учительница истории, шедшая позади. А с другой стороны послышался возбужденный и радостный голос: «Слышишь Вань, свинья-то моя разрешилась наконец! Шесть поросят! Я уж думал, подохнет, старая она! Ан нет!» «Вот так, – в свою очередь подумал Иван. В чем-то население поселка уменьшилось, а в чем-то – и увеличилось…» – сделал он философское заключение и повернул к пивному ларьку.

Григориан Подмосковный

Летнее утро было солнечным и приветливым. Оторвав голову от подушки, Григорий Евгеньевич услышал звуки, которые очень ценил – специфические, сельские звуки. Они встречались только в деревне. Вот вдалеке прокукарекал петух, замычала корова, где-то совсем рядом, с блеянием, прошло стадо овец, которых соседка гнала на пастбище, направляя громкими окриками и длинной хворостиной. Вот, завывая изношенной трансмиссией, проехал куда-то древний уазик главного агронома. А вот, в углу избы, содрогнувшись всем телом, включился холодильник, изготовленный в 60-х годах ХХ столетия, но все еще исправно несущий свою службу.

Григорий Евгеньевич обожал этот звуковой фон, и с тех пор, как переехал жить в деревню, с удовольствием вслушивался в него каждое утро. Но это утро отличалось от других. В худшую сторону. Голова болела, очень хотелось спать, однако уснуть тоже не удавалось. «Что ж, надо вставать!» – подумал он и, привстав на кровати, огляделся.

Особого беспорядка в комнате не было. По крайне мере, по сравнению с обычным ее состоянием. На полу, среди сброшенной второпях одежды, валялось несколько пустых бутылок из под водки и пива, объедки воблы, обертки от плавленого сыра… Вдоль стен стояли холсты с незаконченными картинами, на столе лежало огромное количество маленьких баночек с красками, палитр, кистей и прочих принадлежностей художника.

Григорий Евгеньевич писал не только светские картины, но и иконы. Иконы он полюбил еще в раннем детстве. Когда бабушка впервые привела его в храм на службу, маленький Гриша был до глубины души поражен богатством и красотой церковного убранства, потрескивающим мерцанием горящих свечей, строгостью таинственных образов, внимательно взирающих на прихожан из полумрака… Тогда он решил, что когда вырастет, обязательно станет священником и будет работать в храме, будет своим в этом прекрасном «доме Бога». Но детские мечты так и остались мечтами. В отрочестве идея принять духовный сан отошла на второй план, а вот художественные способности продолжали напоминать о себе. Гриша любил рисовать, это получалось у него лучше всех в классе. В результате, окончив школу, он с первого раза прошел вступительные испытания и, несмотря на огромный конкурс, без всяких взяток поступил в Суриковское училище.

Однако тяга к церкви сохранилась, и став профессиональным художником, Григорий часто откладывал в сторону полотна, над которыми работал на продажу, и писал иконы. Так сказать, для души. Через некоторое время это увлечение тоже стало прибыльным – когда рухнула советская власть, в Россию пришла мода на христианство, стали открываться храмы, некоторые люди начали обустраивать иконостасы у себя дома. В результате спрос на иконы скачкообразно возрос. Естественно, не каждый мог позволить себе купить качественную икону, написанную профессионалом высокого класса – большинство народа приобретало репринты, но, тем не менее, клиентуры у Григория Евгеньевича имелось достаточно – ведь буржуазно-криминальное сословие тоже не миновала мода на православие. Деньги лились рекой, поэтому через некоторое время он даже мог позволить себе бесплатно расписывать отдельные бедные приходы.

Кроме этого, Григорий Евгеньевич любил выездную работу в восстанавливающихся русских монастырях. Как правило, монастыри располагались на природе и появлялась отличная возможность отдохнуть от городского шума и суеты, семьи и детей, от хамоватых богатых клиентов… Правда в монастырях не шибко с развлечениями, но Григорий Евгеньевич никогда не тяготел к тому, чтобы, как говорится, «отжигать» по полной. Для отдыха ему было достаточно бутылки и граненого стакана, а еще – хорошего собеседника. Впрочем, зачастую он легко обходился и без последнего.

Пить Григорий Евгеньевич приучился еще в общежитии Суриковского училища, где творческая молодежь весьма раскованно проводила время. Эта привычка сопровождала его всю жизнь, однако в последние годы приобрела настолько большие масштабы, что сказалась на семейном благополучии. Жена реагировала на его пьянство очень нервно, хотя ничего плохого он не делал – ни к кому не приставал, тем более не дрался и не скандалил, а, напившись, обычно просто шел спать. Тем не менее, ей казалось, что жить надо по другому и она сама устраивала скандалы, по глупости своей полагая, что таким образом сумеет отвратить мужа от пристрастия к зеленому змию. В конце концов, это надоело им обоим и в какой-то момент супруге Григория Евгеньевича пришло в голову, что лучше его отселить в сельскую местность – подальше от друзей и коллег. Писать картины все равно где, но может быть, свежий воздух и близость к природе сподвигнут мужа к здоровому образу жизни. В результате глава семьи купил дом в деревне и перевез туда свою мастерскую, а семья приезжала к нему на выходные, хотя и не каждый раз.

Григорий потянулся, встал с кровати и включил огромный электрический титан чтобы подогреть воды и помыться. Его плохое самочувствие отодвинулось куда-то в сторону, когда он вспомнил, что недавно жизнь его началась будто сызнова, и теперь он не просто хороший художник, а духовный лидер, пришедший на землю с миссией спасения человечества. Нет, даже более того. Спасать человечество любили многие – даже Джеймс Бонд приложил к этому свою волосатую руку, сражаясь против организаций, грозящих уничтожить мир. Но миссия Григория Евгеньевича куда выше – он пришел спасать не от ядерной бомбы, не от экологической катастрофы, а от Страшного Суда. И уполномочен на то самого верха – лично Богородица объявила ему о доле избранника. После этого он принял новое имя – Григориан и возглавил созданную им организацию «Истинно православный русский институт трубящих спасение», или сокращенно, ИПРИТС.

А началось все так. Однажды Григорий Евгеньевич отмечал с друзьями-художниками открытие одной престижной выставки картин, на которой его творчеству отвели целый зал. Будучи чужды гламуру, они не пошли в ресторан, а воспользовались доступом в подсобное помещение выставки, куда притащили водки, всякой дорогой закуси типа икры и белой рыбы, и там злоупотребили. По дороге домой это дело еще отшлифовали пивком, так что в свою квартиру Григорий Евгеньевич добрался уже в порядком измененном состоянии сознания.

Дома не было ничего необычного. Дочь уже спала, сын ушел в Интернет, а жена опять принялась возмущаться его поздним приходом и основательным возлиянием, говорить, что от него прет перегаром и прочую тому подобную ерунду. В таких ситуациях Григорий обычно ложился спать в своей мастерской, располагавшейся в самой большой комнате их четырехкомнатной квартиры. Вот и в этот раз он, умывшись, направился в мастерскую, однако в коридоре, вероятно о чем-то задумавшись, не рассчитал траекторию и задел плечом стеллажи с книгами. Одна из них упала, да так хитро, что умудрилась отлететь ему под ногу, в результате он споткнулся об нее и тоже чуть не упал. Возмутившись, Григорий пнул вредоносную книгу, послав ей вслед внушительную матерную тираду этажей из пяти. Из спальни высунулась жена и прошипела, чтобы не орал, сцуко, на весь дом, а то дочку разбудит.

Григорий Евгеньевич согласился и потянулся, чтобы поднять книгу – в конце концов, такие вещи нужно беречь. Подняв, он увидел, что это Библия – маленький подарочный томик в красивом переплете, который как-то презентовал ему настоятель одного из крупных российских соборов, когда они вместе обмывали в ризнице завершение росписи этого храма.

Григорию Евгеньевичу стало стыдно за такое обхождение со святой книгой, он нежно взял ее двумя руками, обдул пыль, протер обложку, проведя ей по рубашке на пузе, и взял с собой в мастерскую. «Почитаю минут пять перед сном», – подумал он, открывая Библию наугад.

«И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить, – возвестила случайно открывшаяся страница, -

Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.

Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла.

Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Имя сей звезде "полынь"; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.

Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была так, как и ночи.

И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!»

Григорий Евгеньевич отложил книгу, лицо его опечалилась. Зародившись где-то внутри, его вдруг охватило странное беспокойство. Неизбежность гибели всего мира, природы, людей, искусства, картин великих мастеров, что хранятся уже столетиями, на этот раз как-то по-особому поразила Григория, хотя он задумывался над ней и раньше. «В чем же тогда смысл нашей жизни? Жить и ждать, пока не подохнем?!» – возмутился он. Нет, надо было что-то срочно делать. Но прямо сейчас сделать что-либо не представлялось возможным, поэтому Григорий Евгеньевич решил хотя бы выпить. Обходя расставленные повсюду полотна, часть из которых уже была почти закончена, а часть – только начиналась, он подошел к бару и резко распахнул дверцы. К его удивлению, все спиртное из бара куда-то подевалось, остались только пустые бутылки из-под вина, сложенные обратно в бар, видимо, чтобы не валялись где попало. «Кто-то уже все выпил…» – разочарованно констатировал Григорий Евгеньевич, и тут взгляд его упал на початую бутылку дорогущего коньяка, которую ему подарил какой-то новый русский бандитского вида, расплачиваясь за шикарную икону в рамке с натуральной позолотой, написанную Григорием Евгеньевичем по специальному заказу.

Григорий Евгеньевич молча взял бутылку, ловким движением руки извлек стакан из-за одного из холстов, дунул в него, чтобы очистить от пыли, поставил на стол и наполнил коньяком. Коньяка хватило почти как раз, разве что немножко не доставало до краев. Григорий Евгеньевич внимательно посмотрел на стакан, сосредоточился, после чего поднес его к губам и залпом осушил.

– А..а…а…а…а…х!!! – разгорячено выдохнул он, похлопав себя погруди. «Наверное, такие коньяки пьют не махом, а смакуя, побалтывая в широком бокале», – подумалось ему. «Но мне ведь только стресс снять», – сказал он уже вслух в свое оправдание и приподнялся со стула.

Григорий стал ходить туда-сюда по мастерской, в ожидании благотворного эффекта от принятого, но эффект где-то задерживался. «Ну вот, и тут ничего не получается!» – с горечью махнул он рукой и направился к кровати.

Разбросав в разные стороны джинсы, рубашку, носки и тапочки Григорий Евгеньевич рухнул на кровать. Но по его ощущениям он рухнул куда-то в глубину, будто кровать провалилась, явив вместо себя люк в отчаянную бездну. Он летел куда-то в пустоту, а вокруг него, словно в невидимом кинотеатре, начинали разворачиваться какие-то странные, пугающие сцены. Григорий Евгеньевич смотрел на эти психоделические картины и ему становилось страшно. В какой-то момент он понял, что видит сон, только очень необычный, невиданный ранее, но проснуться был не в силах и продолжал смотреть. Наконец во сне что-то изменилось. Григория будто схватили за шкирку и потянули вверх. Теперь он двигался в обратном направлении, правда, с не меньшим ускорением. Будто в самолете, набирающем скорость по полосе, Григорий поднимался из бездны, в которую оказался низринут, пока, наконец, не очутился на поверхности. В роли таковой выступала его кровать, над которой, он не сомневался, по инерции тело подскочило сантиметров на двадцать, а может даже на тридцать, не в силах умерить ход стремительного подъема.

Он сел на кровати и огляделся. Вроде все в комнате осталось по-прежнему – разбросанная одежда, множество холстов, кисти, краски. Немного посидев и придя в себя, он уж было собрался аккуратно лечь на другой бок и продолжить спать, как вдруг услышал под кроватью какой– то шорох. «Кошка что ли спряталась?» – мелькнула у него мысль, но в тот же момент Григорий понял, что это не кошка.

Из-за края кровати высунулась лохматая черная голова с черным морщинистым лицом, крупными желто-коричневыми глазами, которые светились в темноте, будто подсвечиваемые лампочками изнутри, и острыми коричневыми рогами сантиметров по 15 в длину.

– Ч-ч-ёрт!!! – сдавленно вскрикнул Григорий и увидел, как в ответ лицо необычного гостя расплылось в радостной негритянской улыбке.

Черт потянулся к Григорию своими морщинистыми когтистыми руками, то ли для того, чтобы обняться за встречу, то ли чтобы заграбастать его, но великий художник, не согласный ни на первое, ни на второе, шустро сдвинулся всем телом назад, вытянув при этом руки и схватив черта за рога. Черт замер от неожиданности.

Григорий Евгеньевич ощущал своими ладонями прохладную и шероховатую поверхность рогов, слышал бешеное биение своего сердца, ощущал, как по лицу стекают несколько капель пота и не мог их смахнуть. Что делать дальше он не знал, но тут откуда-то услышал ласковый, но твердый и уверенный женский голос: «Отпусти его!».

Григорий поднял глаза и увидел перед собой странно одетую женщину, как будто сошедшую с очередной иконы Богородицы, работу над которой он как раз заканчивал. Отпускать черта не хотелось, а держать становилось все сложнее, так как черт тоже хотел повернуться на голос и стал вырываться.

– Отпусти говорю, не бойся! – повторила женщина. Мои ребята за ним присмотрят.

Григорий Евгеньевич оглядел мастерскую повнимательнее и узрел, что около каждой иконы теперь стояли люди. Именно такие, каких он рисовал. «Сошли с полотен! – мелькнула у него мысль. – Воплотились!!! Моя комната наполнилась святыми!!!»

Последняя мысль шокировала Григория Евгеньевича даже больше, чем встреча с чертом. Он считал себя человеком глубоко верующим, и такое внимание к его скромной обители выглядело чем-то невероятным. Тут же он вспомнил, что в дальнем конце мастерской стоит картина с африканским пейзажем, которую он писал для гостиной одного высокопоставленного чиновника. В числе прочего на ней были изображены десятка два крокодилов. «А не попрут ли вслед за святыми крокодилы?» – задумался Григорий но голос женщины прервал ход его мысли.

– Да отпусти ты черта наконец! – в третий раз сказала она. – Что ты в него вцепился!

Черт задергался еще сильнее. Растерявшийся Григорий ослабил хватку, рога выскользнули из рук, черт метнулся куда-то в сторону, но это его не спасло – сошедшие с холстов святые уже успели приблизиться к кровати и теперь окружали ее полукругом.

– Стоять! – крикнул один из них черту и попробовал схватить его. Черт развернулся и бросился в противоположную сторону, но там, мощным ударом в поддых, его встретил другой святой – здоровенный бородатый дядька сурового вида. Святые навалились на черта и потащили куда-то за большой мольберт, а женщина, опознанная Григорием как Богородица, подошла к кровати и продолжила разговор.

– Тебе неспроста напомнили о конце света, – сказала она. Ибо конец сей близок. Но Господь призрел на тебя и даровал тебе святую миссию: ты должен повести за собой людей и спасти мир. У тебя есть шанс!

– Но почему я? – искренне удивился Григорий. – Ведь я не праведен и не добр. Скорее наоборот – я грешен и пьющ. И на иконах делаю бабло…

– На самом деле, в глубине души, ты добр и праведен! – ответила женщина.

– Да-да, где-то в глубине, где-то очень глубоко – поддержал ее из-за спины какой-то святой из числа тех, что не занимались чертом. Его голос показался Григорию Евгеньевичу ехидным, а фраза – знакомой, будто он ее уже где-то слышал, может быть, в старом фильме. Григорий попытался рассмотреть его, но в темноте не смог. Зато хорошо расслышал, как за большим мольбертом святые от души дубасили черта. «Ногами бьют, и возможно, по лицу! – подумал Григорий. Прямо как менты!»

– Не отвлекайся! – строго сказала ему женщина. Ребята немного разомнутся и успокоятся!

– Но что же я могу сделать? Как я поведу людей, как спасу мир? – с отчаянием в голосе спросил Григорий Евгеньевич, вернувшись к основной теме.

– Ты сможешь, ибо ты избранный. Тебе будет указан путь! – ответила ему женщина.

Григорий хотел спросить еще что-то, но внезапно в глазах у него все помутилось. Впрочем, он не был точно уверен – может, это помутилось в комнате, во всяком случае, фигуры святых стали какими-то расплывчатыми, их будто заволокло туманом, и они как бы стали растворяться. Звук ударов, которые продолжали со всех сторон сыпаться на черта, тоже зазвучал будто издалека и Григорий Евгеньевич почувствовал страшную усталость. Он непроизвольно опустился на кровать и сразу же крепко заснул.

Проснулся он утром, часов в десять, с сильной головной болью. С трудом встав с кровати, он подошел к бару и поискал там что-нибудь опохмелиться. Однако со вчерашнего вечера ничего не изменилось, разве что исчезла початая бутылка коньяка – теперь она стояла на столе совершенно пустой. Рядом пустел стакан со следами коньяка. «Это я что ли вчера его допил?! – сокрушенно подумал Григорий. – Не стоило этого делать! Тогда и голова бы так не болела, и на утро чуток осталось бы!»

Он решил одеться и направился к окну, так как именно около него на полу валялись штаны, но на полпути резко остановился и вздрогнул, будто от удара током. В его сознании во всех деталях всплыл вчерашний, как ему казалось, сон. Сны он помнил очень редко, практически никогда, а вот этот – помнил, причем так ясно, будто все это произошло минуту назад наяву. Реалистичность ощущений пронзила его настолько сильно, что, позабыв про штаны, прямо в трусах, Григорий Евгеньевич стал хватать недописанные иконы и проверять, все ли святые на месте, не слинял ли кто вчера ночью, но все было в порядке. Закончив со святыми, он подошел к африканской картине и тщательно пересчитал всех крокодилов на ней. Крокодилов не убавилось.

Ночное происшествие произвело на Григория Евгеньевича основательное впечатление. С этих пор в его творчестве появилась новая нотка. Он стал писать угрожающие, апокалиптические картины, исполненные невиданных монстров, странных сцен гибели мира, причудливых образов страшного суда и т.п. Объединенная общей тематикой и элементами художественного исполнения, эта серия его картин, тем не менее, представляла целый спектр разнообразных сюжетов, которые приходили к Григорию сами, неизвестно откуда. И хотя на этом поприще Иеронима Босха он не превзошел, полотна такого рода активно раскупались народом, причем по высоким ценам, что сделало его и без того безбедное существование еще более обеспеченным.

Но деньги, и раньше находившиеся в его жизни не на первом месте, теперь интересовали его еще меньше. Григорий Евгеньевич целыми днями думал о том, как же он может выполнить миссию, возложенную на него Господом, как поведет за собой народ и спасет мир от конца света. Ему обещали указать путь, но время шло, а пути он так и не знал. Что делать? А может, ему сообщали, а он не заметил? Подобные мысли все чаще тревожили художника. Но вскоре ситуация изменилась.

К этому моменту он уже жил в деревне, однако в тот день оказался в Москве. Семья собиралась на отдых в теплые страны, а он приехал их проводить. Когда все убыли, Григорий позвал друзей и, пользуясь полной свободой, устроил застолье на кухне. Поскольку из трех приглашенных двое не пришли, а бухла купили на всех, Григорию с его гостем пришлось нелегко. К ночи их здорово раскумарило.

Товарищ решил пойти домой и покинул кухню, но ушел ли он, или затерялся где-то в просторах огромной квартиры, заснув на полпути, Григорий не знал. Сам он собирался немного покурить на кухне и пойти спать, но удалось только первое. После того, как он выкурил сигарету, его сморило, он начал крениться вперед и, в конце концов, уперся лбом в клеенку на столе. В таком положении он и восхрапел.

Проснулся Григорий Евгеньевич уже ближе к утру. Спалось плохо, голова трещала, руки затекли, в груди было жарко, а в пояснице – холодно, так как она оголилась и в нее дуло из окна. Но больше всего раздражало не это. Кухню наполнял пренеприятнейший звук – где-то за стеной, совсем рядом, надсадно гудела труба. Гудела громко и беспрерывно. И судя по всему, давно. Григорий попробовал отогнать этот звук, но он навязчиво захватил все его внимание. Что-то притягивало в этом звуке, а может и не в нем самом, а в какой-то серии ассоциаций, с ним связанной.

«Труба, звук…» – растерянно прошептал Григорий и тут в сознании у него произошла как будто вспышка, его словно озарило изнутри и он понял, что проблема, так мучившая его в последнее время, разрешена.

Что нужно делать, чтобы ангелы не вострубили и конец света не настал? Как умаслить Господа, ублажить его, заставить сменить гнев на милость? Нужно вострубить самим!!! В древние времена, как написано в Библии, в жертву ежедневно приносили животных, ибо запах горящего мяса был «приятен Господу». Затем от этой практики отказались и в храмах стали жечь лампады и свечи. Однако теперь и эти средства устарели. Вместо вечной лампады сегодня нужен вечный трубный звук. Лампада свое отработала. Трубный же звук, исполненный с благоговением, вознесется ко Господу, и увидит Он в звуке этом знак преданности и послушания. Господь воспримет отправляемое таким образом славословие и отсрочит конец света, а то и вовсе отменит его. Кроме того, в голове Григория Евгеньевича рисовалась странная, необычная картина, которую он затруднялся выразить словами, но как бы видел, что трубные звуки с земли наполняют вибрацией тонкоэнергетическую сферу, по которой уносятся в космос, где воздействуют на ось судьбы человечества, отклоняя ее в благую сторону.

Вслед за этим к Григорию стали приходить более четкие мысли, как будто кто-то надиктовывал ему прямо в голову. «Звук вышибают звуком. Если люди будут трубить долго и слаженно, то ангелы, возможно, и не вострубят. Трубление – это форма молитвы. Трубить, как и молиться, нужно минимум два раза в день. По выходным необходимо устраивать особые трубления, по праздникам – еще более особые, торжественные и продолжительные. Подобно молитвенным собраниям следует организовывать трубящие собрания и т.п. В отдельные даты необходимо всенощное трубление…» В общем, вырисовывалась целая программа. Позабыв про больную голову, Григорий схватил бумагу и все записал, после чего, с чувством огромного облегчения, лег на кровать и блаженно заснул.

Проснулся он во вполне здоровом и бодром состоянии, чего не стоило ожидать, учитывая вчерашнее. Бережно убрав свои ночные записи, Григорий навел порядок на кухне и отправился в деревню. Главный вопрос он разрешил, но остался другой, тоже непонятный вопрос: как трубить? На настоящей трубе он играть не умеет. Получится малоприятная какофония, которая вряд ли станет популярной. К тому же трубы у него нет. Если рассматривать массовое распространение нового учения, то дело еще хуже. Григорий Евгеньевич стал вспоминать, у кого из знакомых крестьян дома есть труба, или какой-нибудь иной духовой инструмент, и не вспомнил ни одного. Один пастух, правда, играл на баяне, но баян здесь не подходил. «Значит, нужно искать другой способ трубления, общедоступный, не требующий особых навыков. Для этого нужно найти какой-то простой предмет, в который можно трубить и который каждый человек легко может достать!» – сделал конструктивное заключение Григорий. Но что это за предмет, оставалось загадкой.

Григорий думал над этим всю дорогу, не смог остановиться и по прибытии. Погруженный в размышления, он стал ходить по комнате, беря в руки то одно, то другое и пытаясь дуть в найденное. Однако трубный звук не шел – ни один предмет не звучал. Ничего не получалось.

В процессе своих поисков Григорий Евгеньевич наткнулся на бутылку пива и обрадовался ей. Недавно к нему в деревню приезжали друзья-художники. Они привезли с собой пару ящиков. Бутылки запрятали в сервант, чтобы не пришлось угощать соседей, если те вдруг зайдут, а когда доставали, одну, видимо, не заметили. Теперь она пришлась весьма кстати. «Господь послал мне отдохновение!» – подумал Григорий и сделал несколько больших глотков. Держа бутылку в руках, он, уже скорее автоматически стал дуть в нее. Этот процесс оказался увлекательным. К тому же, несколько раз дунув, можно было запить, увлажняя горло. И настойчивость Григория оказалась возблагодарена. Через некоторое время, когда бутылка почти опустела, в ответ на свое дуновение он услышал мощный трубный звук. Оказалось, бутылка вполне может гудеть, если дуть в нее особым образом.

– Вот оно!!! – крикнул Григорий Евгеньевич. – Нашел!!!

Его переполнял восторг. Чтобы должным образом испытать находку, он стремглав помчался в сельский продмаг, купил с десяток бутылок пива и, расставив их по полу в виде магического круга, принялся экспериментировать. Получилось неплохо. В частности, выяснилось, что трубить в бутылку 0,33 проще, чем в 0,5. «Значит, их можно использовать для обучения новообращенных!» – заключил Григорий Евгеньевич. До глубокой ночи из-за двери его комнаты раздавалось странное гудение, смолкшее лишь тогда, когда иссякли последние капли пива. Григорий ощутил, как вместе с ними иссякли и остатки его сил, и повалился на кровать. Он был счастлив. Проблема побеждена. Завтра же он приступит к реализации наказа «Богородицы»!

Дело закрутилось. Имея деньги, разнообразные связи и будучи вдохновленным высокой миссией, возложенной на него, как он думал, самой «Святой Марией», Григорий Евгеньевич действовал активно. Во время бизнес-возлияния он посвятил в свои планы одного из своих деловых партнеров – пиарщика из официальных структур, который за комиссию подгонял Григорию высокопоставленных покупателей картин. Пиарщик вдохновился идеей. Впрочем, вряд ли самой идеей – ведь к нему не приходили святые, но проект показался ему перспективным. Вернувшись в Москву, пиарщик стал разрабатывать бизнес-план. В это время, в деревне, Григорий Евгеньевич накропал краткий манифест «Трубящих спасение».

В числе прочих, манифест включал следующие положения:

«Каждый мужчина обязан вострубить господу хотя бы единожды в день. В пятницу следует практиковать особое трубление, знаменующее благополучное завершение трудовой недели. В субботу трубление также должно быть особым, ибо оно, кроме прочего, воздает хвалу Всевышнему за ниспосланное время досуга и душевное отдохновение. Особость трубления заключается в большей его продолжительности, а также в глубокой проникновенности процессом. Неделя завершается торжественным воскресным трублением.

Трубить можно не только в бутылки, но и в другие предметы общего пользования. При этом важно не привлекать к себе ненужного внимания. Мы не навязываем свою веру, мы ее практикуем. Поэтому, если приходится трубить на людях, то можно делать это беззвучно. Беззвучное трубление взывает к Господу не менее сильно, ибо самое главное – суть, отношение к процессу в душе, нежели формальные наружные проявления.

Избегая ненужного внимания, не следует скрывать тайну веры от заинтересовавшихся – надлежит передавать им истину, ибо таким образом они получают величайший дар – возможность собственного спасения и участия в спасении мира». И далее в том же духе. Текст завершался подписью – Григориан Подмосковный.

Через неделю из Москвы вернулся пиарщик, вполне плодотворно поработав. В ответ на манифест Григориана, который тот гордо положил перед ним на стол, он открыл свой кейс и достал оттуда вполне профессионально сделанный бизнес-план.

– Ты что, и деньги предполагаешь на этом зарабатывать? – настороженно спросил Григориан, ознакомившись с документом.

– Зарабатывать – не совсем правильно сказано, – деликатно ответил пиарщик. – Видишь ли, чтобы продвигать веру твою, нам понадобятся средства – ведь надо печатать наши брошюры, арендовать помещения, подкупать продажных чиновников и т.п. А на первых порах и инструменты для трубления раздавать придется! Поэтому мой план предусматривает такую конструкцию бизнес-процессов, которая обеспечит нам некоторый приток средств. Что тут удивляться? Ты, когда в храм Христовый идешь, бабло в ящик со щелью суешь?

– Сую! То есть, в смысле, приношу церкви свою скромную жертву! – ответил Григориан.

– Ну вот! Значит, у нас вырисовывается вполне церковная организация. Так что ты тут окучивай народ, а я пока в Москве прощупаю возможность регистрации нашего сообщества как некоммерческого религиозного объединения!

– Окучивают тут картошку! – строго поправил пиарщика Григориан. – А я, подобно светочу, иду в народ со спасительной истиной, дабы даровать ему свободу! Истина сия вдохнет в него силы, подобно глотку воды страждущему в пустыне!

– Ну ладно, ладно. Иди, значит, в народ, вдувай в него истину. А я пока этой истине юридическое оформление организую, – примирительно сказал пиарщик. На том и порешили.

Поход Григориана в народ принес неожиданно внятный успех. Казалось, судьба благоволит новоиспеченному духовному наставнику. Первая половина лета была очень засушливой и жаркой. Крестьяне обоснованно беспокоились за судьбу грядущего урожая. Григориан решил прийти на помощь и однажды, собрав с десяток своих сторонников, отправился вечером в поле. Там они на видном месте разожгли большой костер и расположились вокруг него, изготовившись трубить. Дело происходило в пятницу, поэтому трубление осуществлялось по особой, насыщенной церемонии. Деревенские жители с интересом посматривали в сторону поля.

Сначала оттуда доносились лишь негромкие трубные звуки, либо продолжительные – когда использовалась пивные бутылки, либо отрывистые – когда водочные. Через какое-то время звуки стали громче, начали раздаваться трубные возгласы. Еще чуть позже жители увидели, как вокруг костра, в необычной пляске, движется вереница фигур, возглавляемая Григорианом. Громкие выкрики доносились с поля до глубокой ночи. Чем конкретно закончилось действо, никто уже не видел, однако на следующее утро дождь действительно пошел. Простое ли это совпадение или нет никто точно не знал, но молва быстро разнесла весть о чудотворных способностях истинно православного художника.

В другой раз, на празднике в райцентре, когда на городской площади собралось много народу, состоялась дискуссия между Григорианом и настоятелем главного городского храма. Так случилось, что дискуссия оказалась публичной. По странной для светского государства традиции, в числе выступающих на торжественной части, помимо градоначальника, должен был толкнуть речугу один из православных иерархов. Однако он не приехал, альтернативные варианты также оказались недоступны, в результате пришлось выступать упомянутому настоятелю.

Не успев толком подготовиться, тот не сумел в течение всего отведенного времени говорить о глобальных вещах, поэтому скатился на вещи локальные. Обличая районные пороки, он коснулся и детища Григориана – общества «Трубящих спасение». Обозвав их новоявленной псевдоправославной сектой, настоятель перешел на личности – в частности, стал резко критиковать Григориана, обвинять его в ереси, шарлатанстве, пьянстве и отступничестве, высмеивать идею спасительного трубления и убеждать народ в том, что трубление – прерогатива ангелов, а человеку что труби, что не труби – ничего не изменится.

Григориан тоже пришел на городской праздник. Он стоял в стороне и потихоньку поттрубливал, спрятавшись за угол ларька Роспечати, чтобы менты не помешали божественному процессу, по неразумию своему, перепутав его с употреблением пива в общественном месте. Речь настоятеля задела Григориана. Дело даже не столько в обидных словах, прозвучавших публично. Это можно было легко пропустить мимо ушей. В конце-концов, он-то знал, что есть истина, и великодушно прощал заблудших. Задело Григориана другое. Он стяжал известность не только в художественных кругах, но и в церковных, как иконописец. И вот, стоило ему лишь призвать народ помолиться Господу особым способом, как тут же все его предыдущие заслуги забылись и он мигом оказался причисленным ко врагам церкви.

Григориан в несколько глотков осушил бутылку, отставил ее в сторону и прошел к трибуне. Глядя на настоятеля снизу вверх, он представился и предложил побеседовать подробнее на тему спасения и тех, кто его трубит. Сидящие в президиуме удивленно посмотрели на него, а настоятель, не ожидавший такой встречи – еще и испуганно. Впрочем, испуг его быстро улетучился.

Просто одетый – в дешевых черных джинсах и красно-серой рубахе с коротким рукавом, с брюшком, свисающим над ремнем, и добрым, открытым лицом, Григориан не внушал угрозы. Скорее он представлялся легкой добычей, над которой можно безнаказанно поглумится. Лоснящиеся, холеные хари городского начальства ехидно заулыбались. Предвкушая потеху, Григориана пригласили к микрофону, рассчитывая, что тот публично осрамится, а мудрый брадатый настоятель даст отступнику достойный ответ.

Завидев такое незапланированное развитие событий толпа притихла, сосредоточив внимание на Григориане. Хотя из числа слушателей почти никто не интересовался ни традиционным православием, ни его необычными модификациями, всем было интересно, кто же это такой – лидер «Трубящих спасение» и сможет ли он одолеть сурового настоятеля.

По сравнению с последним Григориан действительно смотрелся бледновато. На фоне сверкающего парадного облачения, украшенной всевозможными прибамбасами поповской шапки, Григориан в своей простецкой рубашке и джинсах выглядел совершенно по-народному. Однако, вдохновленный троекратным трублением, он не спасовал и гордо изрек:

– Неколебим я в вере своей, ибо истинно верую в Бога Отца и Сына Его – Иисуса Христа, и в пресвятую матерь – Деву Марию!

По толпе прокатился одобрительный гул.

– Законен путь мой. Ибо на протяжении веков избирал Господь пороков своих, которым говорилось: иди и глаголь! Так и мне явилась Богородица и наставила меня на путь мой. И я глаголю не по воле моей, но по воле пославшего меня! – торжественно продолжал Григориан, с пафосом подняв вверх указательный палец.

– И горе тому, кто пришел повергнуть мое учение! Ибо великая сила стоит за мной! Если Бог с нами, то кто против нас?! – его голос, многократно усиленный мощными динамиками, гремел над площадью. Народ притих.

– Повергнуть? – проблеял в образовавшейся тишине настоятель, – да кому ты нужен, ё, связывать с тобой! Другие дела есть! Я только хочу, чтобы правда восторжествовала!

– Правды хочешь?! – гаркнул Григориан в ответ. – Быть тому! Восторжествует!!! Приидет в твою жизнь правда!

На этом диалог и закончился, потому как градоначальник, увидев, что смешной сценки не получается, согнал обоих с трибуны. Но скоро выяснилось, что закончился только диалог, а история с настоятелем – еще нет.

По прошествии нескольких дней, одна из монахинь поздно вечером пошла в храм, где этот настоятель служил. То ли она там что-то забыла, то ли еще для чего – сейчас уже никто не вспомнит. Храм был закрыт, однако из подсобного помещения до нее донеслись странные, неподобающие звуки. Монахиня испугалась и решила, что в храм проникли грабители или богохульники – ведь в районе уже ограбили несколько церквей. Поэтому она позвонила в милицию.

Милиционеры прибыли по вызову быстро, однако вместо грабителей обнаружили в подсобке самого настоятеля в обществе проститутки. Дальнейшее выяснение обстоятельств показало, что проститутке еще не исполнилось и 15 лет.

Это событие моментально растиражировали местные газеты. Не забыли и про Григориана, напророчившего настоятелю, кстати, отцу троих детей, торжество правды. Тот факт, что в итоге настоятель, за счет поддержки со стороны властных структур, наказания по закону не понес, ценности пророчества не умалял.

Благодаря случаям такого рода, авторитет Григориана усиливался, популярность секты роста. Скоро, с помощью пиарщика ему удалось официально оформить свое некоммерческое религиозное сообщество – упоминавшийся выше ИПРИТС – «Истинно православный русский институт трубящих спасение» и получить все необходимые разрешительные документы. Помимо написания картин жизнь Григориана наполнилась духовными беседами с народом, которые он проводил воодушевленно и весьма качественно, так как являлся довольно начитанным человеком. Вечерами они все вместе шли куда-нибудь трубить. Хотя, как отмечалось выше, для этого процесса подходили любые предметы, все, кроме детей, почему-то пользовались исключительно бутылками. То ли потому, что пока бутылка непуста, ей можно смочить уставшее от трубления горло, то ли еще почему… Количество трубящих росло с каждым днем.

Тогда пиарщик, давно ставший правой рукой Григориана, предложил провести Всероссийский Конгресс Трубящих Спасение.

– Какой же он всероссийский? – удивился Григориан. – Нас ведь только в одном районе знают.

– Правильно. Но это до Конгресса. А после – будут знать по всей стране! Смотри, как народ к тебе тянется!

И Григориан дал свое согласие. Среди членов «Трубящих спасение» нашлось достаточно активистов, вызвавшихся помочь. Из них организовали Инициативный комитет. Но на пути к проведению пришлось преодолеть немало трудностей.

Во-первых, вопреки воле Григориана, трубящие довольно быстро сумели заработать неоднозначную репутацию. То есть, в целом, они ничего плохого не делали, наоборот, вели богобоязненный образ жизни: старались следовать заповедям Господним, а вечерами – трубили и взывали к Богу. Некоторые мужчины трубили и по утрам. Неоднозначность же репутации вносили эпизоды, значение которых, по сравнению с масштабом всего духовного движения, представлялось ничтожным, однако именно они обрели известность и подпортили имидж.

Например, Трубящих обвиняли во враждебном отношении к православной церкви. Григориан, всю жизнь считавший себя истинно православным, очень возмущался. Он выступал перед народом, яростно доказывая, что Трубящие есть передовой фронт православия, пролагающий путь к спасению и стремящийся объединить всех христианских братьев. Это помогало, но слухи все равно ходили – а виной пара мелких, незначительных конфликтов, подобных тому, что произошел между диаконом главного городского собора и одним из активистов Трубящих – Стасом.

Хотя была обычная среда, а вовсе не пятница, Стас решил вострубить с особой торжественностью. Он тщательно подготовился. В тот день он гостил у своего брата в городе. Купив две бутылки пива, он откупорил обе и отпил из каждой примерно по трети. Далее достал бутылку водки объемом 0,33 и разлил ее в пивные бутылки, скомпенсировав таким образом освободившийся объем. Спрятав одну из них в карман джинсовой куртки, он взял другую, вышел на улицу и стал трубить около автобусной остановки. Прохожие удивленно косились на него, как на ненормального, когда отхлебнув, он принимался дуть в горлышко. «Не понимают! Им еще не была открыта истина!» – снисходительно думал Стас. Полностью вытрубив первый сосуд, Стас ощутил прилив вдохновения и ему захотелось чего-то особенного, яркого. В это время до него донеслись звуки церковного колокола, звонившего в честь какого-то праздника – и он решил направиться к храму, чтобы вострубить там.

Понимая, что в храм, да еще во время службы, с бутылкой его не пустят, он встал напротив и начал трубить, попеременно то задирая голову и созерцая блистающий купол, то глядя перед собой на происходящее в храме, когда входные двери приоткрывались. Его религиозный экстаз нарастал.

Но через некоторое время рядом нарисовался толстый очкастый диакон, от которого благоухало кагором, и в довольно развязной форме потребовал прекратить бухать перед храмом. Попытка прервать благоговейное трубление и самоуверенное поведение брюхатого возмутили Стаса и его душевное равновесие поколебалось. «Поповская рожа! Отступник!» – рявкнул он и с размаху обрушил на голову диакона бутылку, предварительно убедившись, что там осталось немного жидкости и потерять ее ради достойного ответа не жалко. Осколки стекла разлетелись во все стороны. В голове у диакона помутилось, он покачнулся и навалился на Стаса, обхватив его руками. Однако Стас не намеревался мириться. Гнев его еще не утих. Прорычав что-то невнятное, он ударил диакона коленом в поддых, после чего сорвал с него очки, сломал их пополам и шмякнул о землю, и лишь затем убежал.

«Ну, проявил человек свою мелкую человеческую слабость, а его теперь обвиняют в религиозных распрях! – сокрушался Григориан по этому поводу. – Нет бы вспомнить о христианском человеколюбии и всепрощении!» Но о человеколюбии никто так и не вспомнил – вспоминали, в основном, Трубящих, причем нехорошими словами.

В другой раз, по наущению пиарщика, нескольких активистов сообщества послали в Москву, дабы торжественно вострубить у памятника Пушкину на одноименной площади. Поручение было выполнено блестяще. Активисты не только трубили, но и раздавали листовки, содержащие истину о новой вере, предлагали вострубить вместе с ними, учили заинтересовавшихся получать нужный звук, дуя в горлышко. Когда вокруг них собралось уже человек десять-пятнадцать, наиболее грамотный из активистов выступил с краткой, зажигательной речью. Это привлекло еще большее внимание, начала собираться толпа. В конце концов, с площади их согнали менты, обвинив в несанкционированном митинге, и Трубящие, вместе с присоединившимся к ним народом, двинулись на бульвар, оглашая окрестности трубными звуками.

Спонтанное собрание, распространяя благовестие, продолжалось до позднего вечера, но после ситуация вышла из-под контроля. Основательно натрубленная толпа, которая к тому времени состояла, в основном, из присоединившихся на бульваре молодых людей, кипела энергией, требовавшей выхода. Неофиты демонстрировали готовность не только вострубить за веру, но и сразиться за нее. С чего уж все началось теперь выяснить сложно, но встретившиеся вскоре на их пути лица кавказской национальности были опознаны как враги православия, в результате чего патриотичная молодежь принялась крушить им рыла и пинать ногами. Дальше – больше. Из остановившегося на светофоре Мерседеса вытащить черного не удалось, но на машину обрушился град бутылок, основательно ее покоцав. Затем пошли громить ларьки и витрины, а после всех повязал приехавший ОМОН, при этом нескольких русских сильно избили.

Сообщение о данном инциденте появилось не только в газетах, но и на телевидении, причем Трубящих назвали новоявленной ксенофобской псевдоправославной сектой, представители которой, якобы, и организовали дебош. Сколько ни писали Григориан со своим пиарщиком писем в прессу о том, что Трубящие не виноваты, что на самом деле группа агрессивно настроенных кавказцев сама пыталась помешать православному молитвенному собранию, что дебош устроили не члены Трубящих, а какие-то совсем неизвестные люди, которые по собственной инициативе присоединились к Торжественному Трублению на бульваре – убедить никого не удалось. Правда, обвинения в ксенофобии скорее прибавили популярности ИПРИТСу, чем уменьшили ее. Даже неприсоединившиеся к ним люди одобрительно говорили: «Может, хоть эти ребята порядок в России наведут?»

Но, как бы ни затягивался процесс, ничто не могло остановить подготовку к Конгрессу. Например, разрешительные документы прибыли из райцентра с запозданием. Когда пиарщик сообщил Григориану, что все формальные проблемы решены, и проведение Всероссийского Конгресса Трубящих Спасение санкционировано, Григориан послал одного из членов Инициативного комитета в город в качестве курьера, чтобы забрать необходимый пакет. Однако путь документов в деревню занял почти два дня. Курьер, которого звали Андрей, объяснял это чистой случайностью.

Пока он добрался до города, пока ходил по официальным инстанциям, прошел весь день. Вечерело. Автобус, на котором планировал убыть Андрей, не пошел, а до следующего оставалось еще полтора часа. Пришлось ждать. Стоя на остановке, чтобы не терять зря времени и памятуя о своей великой миссии – исполнить поручение Григориана, Андрей непрерывно трубил. По странной, без сомнения, диавольской игре, это сыграло роковую роль. Когда трубление завершилось и настал момент разобраться с «издержками производства», Андрей удалился в кусты, так как на остановке собралось много народу, а в это время подошел автобус, на который Андрей уже не успел. Дело осложнялось тем, что автобус был последним, а денег на такси не хватало. Правда, какие-то деньги еще оставались, поэтому Андрей протрубил всю ночь на автовокзале, а в деревню прибыл с первым же автобусом рано утром, однако в таком состоянии, что не смог доложить Григориану по форме. «Слава Всевышнему, что хотя бы документы не потерял!» – с облегчением вздохнул Григориан.

Но, наконец, все перипетии оказались преодолены и подготовка Всероссийского конгресса завершилась. Власти так и не позволили провести его на городском стадионе, в результате пришлось выбирать другое место – лесной массив на берегу заброшенного карьера, который давно превратился в огромное озеро, весьма богатое рыбой. «Так даже лучше! – сказал по этому поводу Григориан. Как истинные христиане мы должны быть ближе к природе! А после торжественных мероприятий народ сможет культурно отдохнуть!»

Конгресс проходил в выходные. К его организации основательно приложил руку московский пиарщик, похоже, вошедший во вкус. Без него, несмотря на все таланты Григориана, организовать такое мероприятие не удалось бы. Лес аккуратно был разделен на секторы белыми ленточками, была построена деревянная трибуна, установлены отхожие места, протянуты шланги с чистой питьевой водой и т.п. Предполагалось, что участники приедут со своими палатками либо возьмут палатку в аренду прямо там. Снабжение лагеря Трубящих приняли на себя местные бизнесмены, открыв несколько передвижных лавок, где, по умеренным ценам (что заранее оговорили), можно было приобрести как питание, так и предметы для трубления. Приглашение на конгресс являлось платным и представляло собой красивый, отпечатанный в хорошей типографии, пригласительный билет ярко-оранжевого цвета. В итоге, собралось несколько сотен человек и немало прессы.

И вот Конгресс начался. На трибуну поднялся Григориан и, поднеся бутылку к микрофону, торжественно вструбил. Трубный звук ударил из мощных динамиков и разнесся по лесу. После этого Григориан обратился к собравшимся с пафосной речью. Он еще раз повторил идеологическую доктрину Трубящих, воззвал к Господу, припомнил несколько красивых цитат из Библии. В завершение своей речи, он сказал, что для обеспечения их деятельности и роста, необходимо всем вместе согласовать ряд формальных вещей: принять эмблему организации, одобрить устав и т.п. Народ отозвался одобрительным гулом и можно было не сомневаться, что все эти вещи будут приняты и одобрены. После Григориана на трибуну стали восходить разные выступающие, как мужчины, так и женщины, которые рассказывали о чудесах, сотворенных Григорианом, или от его имени, или же в результате трубления. Восторг нарастал. Журналисты с интересом наблюдали за происходящим.

Один учитель литературы даже прочитал стихи, славословящие Григориана, в которых содержались такие строки:

Его Богоматерь наставила в путь,

Он смело отринул судьбы произвол,

За Веру свою и Священную Русь

Пошел он, и нас за собою повел!

Вот профиль багровый свирепо трубит,

Пронзая пространство, взывает к Творцу,

Наш вождь всенародный воистину бдит,

Хвалу воздадим живописцу-трубцу!

Услышав это, Григориан смутился, но пиарщик заметил его смущение и сказал: «Привыкай! Тебе придется принимать славословия! Русский народ без вождя не может! Нам нужен свой Туркмен-баши, иначе никакое дело не заладится!»

Действо продолжалось. Когда эмоциональный накал дошел до максимума, выступления приостановили. Григориан вновь взошел на трибуну и объявил о всеобщем трублении.

– Необходимо вострубить от всего сердца, от всего своего существа! Воззовем же, браться, ко Господу, воззовем всем бескорыстным помыслом своим! И да услышит нас Всемогущий Бог! – он поднес горлышко бутылки к губам и изготовился трубить.

Лес содрогнулся от мощного трубного звука, что родили к жизни сотни последователей Григориана. Столь сильный звук оказался неожиданностью. Он пронизывал все вокруг, заставляя трепетать листья на деревьях, распугивая птиц и вызывая у непосвященных томительное сосание под ложечкой. Казалось, что даже рябь на поверхности озера вызвана не ветром, а именно этим звуком. Случайные прохожие, водители телевизионных машин, продавцы лавок и все остальные, кто не трубил, замерли, обернувшись в сторону трубящих. Бродячие собаки перестали чесаться и повернули головы. Вороны, собравшиеся было «во все воронье горло…», поперхнулись и так и не каркнули. Воцарилось странное равновесие – трубный звук и тишина. Звук в тишине. Они подчеркивали друг друга, и это сочетание затягивало, будто волшебный водоворот.

Молодая журналистка местной газеты тихо сказала: «Да-а…!» Женская интуиция подсказывала ей, что скоро эта христианская секта станет самой популярной в России…

Июльский WEEK-END

В деревне Кутяпкино вечерело. Теплый июльский ветерок чуть слышно шелестел кронами деревьев, притомившееся за день солнце откатилось поближе к горизонту и, как будто расслабившись, стихло, умерив свой жар. В тени уже начала потихоньку собираться прохлада. Субботний вечер обещал быть прекрасным. Хотя и не для всех. В частности, двое местных жителей – Иван и Александр никак не могли насладиться великолепием природы, ибо их снедали проблемы социального, духовного, а местами – и чисто физиологического порядка.

Суть в том, что вчера, возвратившись с работы, они начали вдохновенно отмечать пятницу, а в субботу – с энтузиазмом продолжили. И все бы ничего, но запасы спиртного у них иссякли, а источник его поступления внезапно оказался недоступен. Кутяпкино – деревня маленькая, магазинов в ней не было отродясь, а бабка Марфа, известная тем, что варит самогон качественно и с прилежанием, внезапно убыла в райцентр, в больницу, чтобы ухаживать за своим сыном, Петькой. С Петькой произошла неприятная история.

Вкусив сверх меры маминого самогона, он восхотел весьма женщину. Ближайшая замеченная им женщина оказалась женой соседа, к которой он и приблизился, будучи неколебим в своем намерении. Никто не знает, в каком ключе развивалась бы ситуация, если бы внезапно с поля не возвратился домой сосед. Увидев Петьку, пристающего к его жене, он разъярился и стал прогонять сластолюбца. Петька испугался и поспешил удалиться. Сосед же, по излишней горячности, сразу успокоиться не смог, да и упускать удачный момент для атаки со спины оказалось противно его природе. И он двинул удаляющегося Петьку по затылку чем под руку подвернулось. Поскольку под руку подвернулась штыковая лопата, затылок несколько повредился и Петьку пришлось госпитализировать. Из-за этой дурацкой истории и страдали наши друзья.

Они уже вошли в ритм и выпить хотелось неимоверно. Тогда Иван предложил: давай пойдем в Бочково, там завсегда затариться можно. Александр подумал и согласился – хотя идти девять километров, но надо – значит надо. Без малейшего промедления друзья двинулись в путь. И преодолели его неожиданно быстро, даже не почувствовав. Видимо, благодаря столь весомому стимулу. Место, где вершилось самогоноварение, также нашлось будто само собой и они отоварились. По пути друзья еще зашли в колхозный ДК, где взяли пива, хлеба и консервов из рыбных фрикаделек, после чего стали искать место, где можно приткнуться, дабы без посторонних предаться возлиянию и передохнуть после дороги. Им не хотелось, чтобы кто-то вклинивался в их приватную беседу, и еще меньше хотелось делиться самогоном с каким-нибудь безденежным алкашом. А таковой обязательно бы обнаружился и начал бы ходить вокруг них причитая: «Ребята, ну налейте 50 грамм, помираю!» Поэтому они вышли из деревни и двинулись к местному кладбищу. Там, около крайних могил, притулился куст сирени с аккуратной впадиной посередине, будто призывающей усталого путника остановиться, присесть и расслабиться, закутавшись в покрывало ветвей.

«Эх!!!» – радостно потер руки Иван, расположившись внутри куста. Ивану недавно исполнилось сорок, хотя выглядел он больше, чем на сорок пять. Его крепкое, мускулистое тело увенчивалось угловатой головой, широкое, испещренное оспинами лицо, укрывалось в окладистой черной бороде. Волосы разметались черными вихрами, в которых местами уже белела седина. Работал Иван кузнецом в совхозной кузнице, имел шесть классов образования, но традицию чтил, иногда ходил в церковь, из 10 заповедей помнил не менее семи, и даже специально, чтобы выглядеть в православном стиле, отпустил бороду. Друг его Александр, тоже лет сорока, выглядел еще старше Ивана. Он был на полголовы повыше, имел рыхлое тело с небольшим, нонадежно оформившимся брюшком, короткие светлые волосы, круглую голову и большие мешки под глазами. Его серые глаза большую часть времени ничего не выражали, являя собеседнику такую пустоту, что у городских, впервые встретивших Александра, порой по спине бежали мурашки. Впрочем, этот недостаток легко исправлялся, когда Александр принимал на грудь граммов 200-250. Тогда его глаза загорались, оживали, и он делался даже симпатичным, но ровно до того момента, как действие 250 кончалось, либо пока не начинался отходняк. Впрочем, последнее бывало только если принять «по 250» удавалось несколько раз кряду, а так везло не всегда. По местным меркам Александр был очень образованным человеком, так как закончил сельскохозяйственный техникум и работал электриком.

Сейчас они оба находились в приятном возбуждении. Иван открыл зажигалкой бутылку пива, опрокинул ее себе в рот и выпил залпом, не отрываясь, по завершении смачно утерев рот рукавом. Пустую бутылку он аккуратно убрал в свой рюкзак, намереваясь после сдать. Тем временем Александр нарезал хлеб и откупорил консервы. К пиву он не потянулся, так как первую бутылку выпил еще по дороге, а время следующей пока не пришло. К тому же пиво они брали не чтобы его пить, а чтобы запивать самогон. Друзья давно подметили, что так он идет веселее.

– Ну, понеслась! – строго сказал Александр и торжественно поднял свою кружку с отбитой в разных местах эмалью.

Пойло было отвратительным. Невероятно отвратительным. Даже столь профессионально подготовленным мужам с трудом удавалось проглотить эту едкую жижу. Они аж вздрагивали. А запах от нее исходил такой, что облачко комаров, кружившее над ними, быстро рассеялось. «Эх, где ж ты бабка Марфа… – грустно подумал Иван. – Надо ж было Ваське схватить именно лопату, ну звезданул бы хотя бы граблями…»

Тем не менее, процесс шел и, коротая время за нехитрыми разговорами, ребята довольно скоро допили весь самогон и большую часть пива. Бухло не дремало. Казалось, самогон пытается скомпенсировать свой непотребный вкус максимально мощным действием. А может, так оно и было. У Александра с необычной интенсивностью загорелись глаза, а Иван ощутил внутри себя недюжинную силу. Ему захотелось сделать что-то яркое, значительное, разгуляться и телом, и душой. Он встал, оглянулся, прошелся туда-сюда, и вдруг его взгляд упал на одну могилу.

На ней стоял довольно высокий черный мраморный памятник, завершавшийся крестом, с фотографией молодого парня, скорее всего, корейской национальности.

– Эй, Саня! Поди-ка сюда! – крикнул Иван.

Александр подошел.

– Смотри, эта узкоглазая сволочь православными крестами прикрывается! Ни хрена себе!!! Как тебе это? Мы, русские, этих монголо-татар мочили-мочили, а он тут, как ни в чем ни бывало, лежит себе на нашем кладбище и в ус не дует!

Иван свирипел на глазах.

– Сейчас я тебе покажу! – зарычал он, и, бросившись к своему рюкзаку, вытащил из него пустую бутылку и метнул ее в памятник. Бутылка разбилась вдребезги, расколов наискось и овальную фотографию, в которую он случайно попал.

– Ты что делаешь! – возмутился Александр. – Опyпeл!? Бутылка денег стоит, ее сдать можно!

Но Иван уже взял вторую и через долю секунды она повторила судьбу предыдущей, с грохотом разлетевшись на сотни осколков. Александр хотел решительно остановить его, и уже открыл рот и сделал по направлению к Ивану шаг, чтобы прекратить безобразие, но глядя на задор друга не смог устоять и сам потянулся за бутылкой.

Метать стеклотару у друзей получалось метко, тем более, что с полутора метров промахнуться нелегко, поэтому через несколько минут вся могила покрылась осколками, а на памятнике остался висеть лишь маленький кусочек фотографии. В остальном же памятник пострадал несильно. Это еще больше разозлило друзей.

Поняв, что пустые бутылки кончились, и остались только полные, друзья не сговариваясь метнулись к соседним могилам и каждый выломал себе калитку из ограды, сваренную из железных прутьев. Довольно заржав, весело размахивая добытым оружием, они подскакали к могиле корейца и стали что есть силы дубасить памятник. Это оказалось результативней, чем метание бутылок, и скоро памятник был буквально снесен волной патриотизма.

Александр вернулся к сирени, сел на землю и, вытерев пот со лба, открыл бутылку пива. Отхлебнув он посмотрел на часы. «Ни чего себе! Надо домой поторапливаться!» И, напоследок помочившись на могилу корейца, друзья двинулись в направлении дома.

Правда, скоро они почувствовали, что идти стало невмоготу. Навалилась усталость, слабость, хотелось все бросить и лечь спать прямо на дороге. Посовещавшись, они решили не мучить себя и поискать ночлега в одной из деревень по пути.

Войдя в деревню, умудренный житейским опытом Иван наметанным глазом придирчиво осмотрел окрестности. Проситься переночевать в богатые дома – бессмысленно, там не пустят даже за ограду. В том, что все богатые – сволочи, Ивану приходилось убеждаться не раз. Стучаться в бедные хаты тоже было чревато – эти, скорее всего, не откажут, но попросят выпить, а все ценное уже выпито ими самими, осталась лишь пара литров пива, дальновидно припасенная на утро. Поэтому Иван выбрал неприметный средненький, но опрятный и ухоженный домик, который скромно, будто бы стесняясь встать в общий ряд, отодвинулся немного назад и прижался к перелеску.

В этом домике жила бабка со своим сыном, которая, из-за нехватки пенсии, помогала цыганам торговать наркотой. К ней-то и обратились наши друзья. Выслушав просьбу, бабка согласилась пустить их в сарай, где хранилось сено. Сделала она это потому, что боялась их бурных протестов в случае отказа, а также, поскольку думала, что в будущем они могут влиться в число ее клиентов. Впрочем, все эти соображения промелькнули в ее голове подспудно, не попав в луч сознания. На сознательном уровне она была абсолютно уверена, что пустила людей переночевать по душевной доброте и русскому гостеприимству.

– Только в сарае не курить! – строго сказала она напоследок. – Тут сено сухое, чуть что – мигом вспыхнет!

– Ну что ты, мать, конечно! – примирительно ответил Иван, – мы же соображаем, сами себе-то чай не враги!

Бабка удалилась, а друзья стали устраиваться на ночлег. В сарае было жарко, пахло кроликами, сухое сено хрустело и кололось, от прокаленной за день на солнце рубероидной крыши горячими волнами исходил запах битума, и по этим волнам, мерзко жужжа, плавали комары и мухи. Однако сосредотачиваться на подобного рода мелочах у наших друзей уже не осталось сил. Они забрались на верхушку и уснули не снимая сапог.

Александру спалось хорошо. Обычно его сны бывали такими же пустыми, как и его глаза, так что ночами его ничто не беспокоило. С Иваном дело обстояло иначе. Ивану снился неприятный и даже угрожающий сон. Будто бы в пасмурную погоду он ходил по кладбищу, когда вокруг стала сгущаться тьма. Она сгущалась до тех пор, пока предметы стали едва различимы на расстоянии вытянутой руки. И тут во тьме появилось свечение. Свечение исходило из какой-то точки, возможно располагавшейся где-то за кустами, похожими на сирень, и эта точка начала медленно приближаться к Ивану. Когда же она приблизилась, Иван увидел, что на самом деле это висящее над землей облако, подсвеченное неярким серым цветом. Внутри облака стоял старец в длинных одеждах и пристально смотрел на Ивана исключительно строгим, орлиным взглядом, в котором чувствовалась отнюдь не старческая сила. За спиной у старца мелькали какие-то тени, и в одной из них Иван узнал того самого корейца в форме солдата российской армии, на чьей могиле они так весело покуражились.

Наконец старец что-то сказал. Слова его прозвучали пафосно, величественно и осуждающе. Иван их никак не мог разобрать, но на уровне интуиции ощутил, что старец говорит нечто, требующее ответа. «Ты че, cука?!» – послышалось Ивану, хотя старец изрек какую-то иную, более красивую фразу, но с тем же самым смыслом. Ивану стало не по себе. «Сгинь, сгинь!» – принялся повторять он, интенсивно осеняя облако крестным знамением. Однако оно, будучи по всей видимости, исполнено сатанинской силы, продолжало на него наступать. Тогда Иван хотел было въехать строгому старцу кулаком в рыло, но ужас объял его, и он, завизжав как поросенок, отскочил назад и почувствовал, что падает в пропасть. В этот момент он проснулся.

Ивана все еще трясло от страха, но оглядевшись, он стал постепенно приходить в себя. Он понял, что находится в сарае, и довольно скоро сообразил, что это чужой сарай. Тишина июльского лета немного успокоила его. Для дальнейшего успокоения Иван решил немного покурить и спустился на пол. Достав папиросу, он зажег спичку, и в этот момент, осветив сарай бледным светом, пред ним явилось то же облако и вновь начало надвигаться на него. Глядя Ивану прямо в глаза, старец опять что-то строго сказал. «Ты че, cука?!» – еще раз послышалось ему. «Твою мать, так это был не сон!» – ужаснулся Иван. От страха его ноги подкосились и он сел задницей в сено, уронив горящую спичку. Сено вспыхнуло.

Собрав последнюю волю в кулак, Иван что есть силы заорал: «Изыди, пaдла!!!» и бросился на старца, стараясь со всего размаху врубить ему кулаком в седобородую челюсть. Однако облако моментально рассеялось, и Иван, пролетев через его остатки, больно ударился обо что-то твердое у противоположной стены. Оглянувшись, он увидел, что стог вспыхнул и огонь стремительно разрастается.

Надо было срочно спасаться. Выхватив из огня свой рюкзак, Иван моментально выскочил на улицу. Тем временем, в сарае раздались крики Александра, который проснулся, потому что начал гореть. Спрыгнув с пылающего стога, он выскочил из сарая в дымящейся одежде и что есть силы заорал на Ивана: «Ты чё, cyка?!!!» Иван пытался что-то ответить, но вышло невразумительно.

А сарай уже пылал. От криков проснулись хозяева и выбежали во двор. «Говорила я, не кури в сарае!!!» – заорала бабка, а ее сын, взъярившись подобно дикому зверю, схватил вилы и бросился на Ивана, так как именно тот первый оказался в поле его зрения. Иван, все еще будучи в шоке, не смог должным образом отреагировать. Отступив на пару шагов назад, он остановился, на что-то наткнувшись, и с ужасом наблюдал, как прямо на него, замахнувшись для удара вилами, несется разъяренный бородатый мужик. «Вот и все!» – подумал он. Ивану вдруг вспомнилось, как год назад, он, точно такими же коваными вилами, убил соседскую собаку, с размаху вогнав их ей в грудь за то, что она слишком противно, на его взгляд лаяла, играя с детьми на лужайке напротив его дома.

Но вдруг мужик исчез, будто провалившись сквозь землю. Точнее, именно туда он и провалился, поскольку во дворе строился колодец, о котором мужик в пылу гнева забыл и низвергся. Иван же об этом не знал, и продолжал стоять, как парализованный, ожидая, что сейчас внезапно исчезнувший мужик появится вновь и таки припорет его вилами. Но мужик не появлялся. Видимо, приземление в довольно глубокий колодец прошло не слишком удачно. Из под земли раздавались звуки, с трудом поддающиеся описанию. Наверное, что-то подобное мы могли бы услышать от медведя, которого научили хрюкать.

Из ступора Ивана вывел Александр:

– Tули встал?! Валить пора! Сейчас и дом загорится! А то скажут, будто бы мы подожгли!

И он, сунув в руки Ивану его рюкзак, потащил друга прочь. Когда они вышли со двора, Иван, наконец, осознал происходящее в должной мере и они стремительно побежали. Александр считал, что нужно уйти так далеко, чтобы не было видно пожара. Но даже с нескольких километров было заметно, как пожарище освещает черное июльское небо. Поэтому друзья бежали и бежали неведомо куда, пока совсем не обессилели.

Им казалось, что они попали в совсем уж пустынное место и здесь их никто не найдет, даже если очень захочет. Настал момент останавливаться на ночлег вторично. Теперь это оказалось проще. Найдя на поле копну соломы, друзья разлеглись на ней. В отличие от сена в негостеприимном сарае, солома оказалась мягкой, кроликами не пахло. Над головой мерцали звезды, а приятный ночной ветерок охлаждал их разгоряченные тела. Расслабившись, они моментально погрузились в сон и разбудило их только ласковое утреннее солнце.

На землю приходило утро, воздух прогревался. Чувствовалось, что день обещает быть жарким, даруя то тепло, которого так порой не хватает осенней и зимней порой. Однако прелести погоды вновь не могли порадовать друзей. Куда большую важность для них имела погода внутренняя, которая в данном случае характеризовалась словосочетанием «с бодуна». Поэтому, едва проснувшись, друзья запустили руки в свои рюкзаки, которые они не бросили даже в столь чрезвычайных обстоятельствах и вытащили оттуда по бутылке пива. Осушив их, они ощутили, что жизнь все-таки продолжается. Иван встал, закурил и оглянулся. К его удивлению, место, показавшееся им вчера пустынным, было окраиной большого поселка. Друзья быстро поняли, где они находятся, попутно осознав, что убежать им вчера удалось довольно далеко, а значит, и возвращаться домой тоже придется не близко. Но делать нечего, надо идти.

Они встали, зашли в поселок, где купили в дорогу по несколько бутылок пива, и уже собирались повернуть в сторону родной деревни, когда внимание Ивана привлек местный храм. Его только что отреставрированный купол ослепительно сверкал на солнце, контрастируя с ярко-голубым небом и редкими кудрями белых облаков. Картина завораживала и Иван несколько секунд не мог оторвать от нее взгляда. Наконец он восхищенно сказал: «Слава Богу, что мы русские и православные, а не урюки какие-нибудь!», перекрестился и поклонился храму в пояс. После этого по удобнее перехватил сумку с пивом и друзья неспешно зашагали в направлении к дому.

Вася-прострели-рыло

Тот, кто бывал в сельской глубинке, легко может вообразить себе эту картину: прохладным июньским вечером огромная луна на чистом небе светит так ярко, что кажется, будто настала белая ночь. Мягкий лунный свет падает на темнеющие крыши сельских домов и верхушки деревьев, светлой змеистой ленточкой по земле тянется узкая дорога… Жизнь в деревне уже успокоилась, воздух наполнился тишиной, нарушаемой только звучащим в удалении собачьим лаем. Лай, то хриплый и басовитый, то звонкий и визгливый, подобно звуковым всполохам, возникает то тут, то там, как своего рода перекличка между брехливыми друзьями человека. Они далеки от созерцания красоты ночного пейзажа, в их носастых головах вертится совсем другая картина… Да что там картина – целый мир со своими желаниями, ролями, границами, кланами, стаями и многим другим. Псы, днем сидящие на цепи, ночью целиком погружались в свою песью жизнь. В целом, она была у них неплоха и, казалось, будет так продолжаться и дальше – откуда, в конце концов, в деревне, пусть и крупной, могут взяться революционные изменения? Но однажды в тульской губернии появились люди искусства.

Без них эта история никогда бы и не произошла. А случилось вот что. В тех местах снимали экранизацию романа Льва Толстого «Война и мир», а точнее – сцену охоты. Для этой цели пейзаж подходил весьма: удивительной красоты холмы, поля и перелески позволили воссоздать неповторимую картину барских развлечений 19-го века. В съемках участвовало много собак – породистых, мощных, откормленных. Однако когда съемки закончились, собаки стали не нужны, и прагматичные, но жестокосердые режиссеры подсчитав, что довольно длительная процедура реализации собак не окупится, просто выбросили их и уехали. Голодные стаи наводнили близлежащую деревню… Мало никому не показалось.

Алчные до жратвы хищники сразу поняли, что поймать в поле зайца куда сложнее, нежели украсть у крестьянина курицу. Поэтому подворья стали подвергаться массированным атакам и понесли большие потери. Пропадали не только куры, но и свиньи, бараны, козы, а о тихоходных утках, гусях и индюках и говорить нечего. Псы даже умудрялись каким-то образом открывать кроличьи клетки и вытаскивать оттуда их пушистых обитателей. Понятное дело, что крестьяне, в отсутствие духовных ценностей весьма привязанные к материальным, от этого очень страдали, и к тому имелись основания: кто прокормит крестьянина, кроме него самого? Защита в виде отрядов дворняг не помогала. Крайне озлобленные длительным сидением на цепи деревенские псы, по той же самой причине были весьма слабо развиты физически, и поутру хозяева часто находили их с перерезанными глотками и выпущенными кишками. В такой ситуации требовалось что-то срочно предпринимать. Жители собрались на сходку и, обдумав различные варианты, ополчились.

Война двуногих с четвероногими продолжалась относительно недолго и стала победоносной. Всего через пару месяцев часть киношных собак деревенские жители перебили, а часть – приручили. Особых потерь крестьянское воинство при этом не понесло, но в одном из ночных рейдов 25-летний плотник Вася случайно застрелил сухонького 65-летнего пенсионера по кличке Киссоныч, буквально с пятнадцати метров влупив тому заряд двенадцатого калибра в пунцовую харю. В произошедшем Киссоныч был виноват исключительно сам, поскольку вопреки договоренности, вместо того, чтобы стоять на фланге и загонять собак на стрелков, зачем-то полез в зону обстрела. Однако Вася получил 3 года колонии-поселения за убийство по неосторожности, так как районные официальные лица решили, что «в России во всем должен быть порядок» и нехорошо, когда труп есть, а наказанных – нет. Вдогонку от односельчан он получил еще кличку «Вася – прострели-рыло», которая затем привязалась к нему на всю жизнь и даже серьезно изменила последнюю.

Этот эпизод быстро стал новостью номер один, породив множество обсуждений – ведь в однообразной крестьянской жизни так не хватало острых новостей, которые бы могли развлечь народ. Но вскоре он также быстро и забылся, и деревенская жизнь продолжилась в прежнем, размеренном ритме, как будто и не было в ней никогда ни Васи, ни Киссоныча. О следах роковой ошибки напоминал только бережно подвязанный ствол молодого побега яблони, который, падая, сломал своим телом подстреленный Киссоныч, и который, как только тело убрали, был тут же вновь возвращен к жизни заботливыми руками хозяина участка по прозвищу Тихон.

Но сказать, что в деревне совсем не произошло никаких изменений, неправильно. Изменения произошли, да еще какие. По сравнению с ними простреленный колган Киссоныча выглядел сущим пустяком. В деревне полностью обновился кадровый состав собак. Предыдущее собачье сообщество практически иссякло. Его убыль началась еще во времена набегов на скотные дворы, а продолжилась во время противостояния и после него, так как новые псы, уже будучи прирученными и одомашненными, постепенно загрызли практически всех своих бывших оппонентов, когда и тех и других спускали ночью с цепи на прогулку. Отдельных друзей человека застрелили сами хозяева, если хотели сменить своих ординарных дворняг на лохматых собак-артистов из съемочной группы.

Жители старались не зря – уж больно хороши оказались пришлые собаки. Их отличал не только превосходный экстерьер и отменные физические данные, но и исключительная злобность. Постепенно таким собакам нашлось место на каждом дворе, а в большинстве случаев – даже нескольким. Собака в деревне являлась вовсе не роскошью, но острой необходимостью, так как процветало тотальное воровство и надо было от него защищаться. Воровали все – и те, кто занимался этим на постоянной основе, и случайные прохожие и проезжие, да сами жители не упускали случая попятить что-нибудь у соседа. Соответственно, чтобы заранее припугнуть потенциального вора, на заборах развешивали таблички с предупреждениями. Многие при этом старались выделиться, сделать табличку запоминающейся. В основном оригинальность касалась формы табличек, их размера и цвета. Содержательная же часть надписей не сумела воспринять печати творческого поиска. Но встречались и исключения.

Это мог наблюдать Вася-прострели-рыло, когда направлялся к своему другу Павлу по кличке «Додон». Васю освободили досрочно, так как родственники смогли собрать денег на взятку, и теперь, спустя полтора года, он снова шел по родной деревне, на каждом заборе читая ярко оформленные надписи: «Осторожно! Злая собака!». Или: «Злая собака! Осторожно!». Только в одном месте он прочитал: «Если пес тебя укусит, я скажу ему спасибо!». Конкурировать с этой надписью могла лишь другая, неподалеку: «Если пес тебя укусит, над тобой заржу как лошадь!». Она располагалась на калитке Павла-Додона.

Павел радостно встретил Васю, всем своим видом показав, что заржать он готов еще до того, как гостя укусил пес. Надо отметить, Додон сам чем-то напоминал лошадь – высокий, тощий, с длиннющей рыжей гривой. Глядя на него, многим приходила на ум фраза «конь в пальто». С Васей они дружили с детства и Додон был первым, к кому пришел Вася после освобождения из заключения.

Додон поставил на стол полуторалитровую бутыль самогона, приготовленного его матерью, Вася достал поллитровую бутылку, наполненную под самую пробку самогоном, который, соответственно, приготовила Васина мать. Началось застолье, Додон рассказывал Васе все деревенские новости за полтора года его отсутствия, а Вася описывал особенности жизни в колонии-поселении.

Одной из таких особенностей являлся запрет на употребление спиртного, в случае нарушения которого имелся риск загреметь в настоящую зону, поэтому пить следовало очень аккуратно. Несмотря на то, что Вася не страдал алкоголизмом, от этого запрета он очень страдал. Поэтому теперь, в гостях у Додона Вася, образно выражаясь, с наслаждением опрокидывал рюмку за рюмкой. Образно – потому что пили они из стаканов, похищенных в свое время Додоновой матерью из столовой детского сада. Во время культурных возлияний стакан считали рюмкой, если его наполняли не более чем на четверть.

Когда друзья садились за стол, им казалось, что говорить они могут вечно – столько нового накопилось с момента вынужденного Васькиного отъезда. Однако спустя всего пару часов за столом образовалась какая-то пустота, срочно требовавшая заполнения и еще более натягивавшаяся оттого, что не находилось чем ее заполнить. И тут с улицы раздался тонкий блеющий голос: «Будьте здоровы!». Додон выглянул в окошко. Во дворе стоял сухощавый пожилой человек с седой бородой, в очках с толстой оправой и довольно длинными седыми волосами, заплетенными сзади в косичку. «О! – обрадовался этому явлению Додон, – сейчас, Васька я тебе прикольного чувака покажу. Приехал один придурок из Москвы, я ему комнату сдаю. Какой-то он там экстрасенс, духовный лидер, член Общества истинных православных, почетный старец, специалист по карме и т.д. – черт его разберет! Рассказывает интересно, только не понятно ни хрена!»

Старец оказался за столом и Додон наложил ему полную тарелку картошки с луком, а еще отрезал толстенный кусок черного хлеба и щедро посолил его. Дедушка вежливо поблагодарил, отказавшись от мяса, так как, по его словам, употребление мясного забивает энергетические каналы.

– А может по стопарю накатим, отец? – бодро предложил Вася, но Додон замахал на него руками:

– Что ты! Они не пьют!

– Да-да, – поддержал его старец. Духовный человек употреблять спиртное не может. Это ведь страшный яд! Кроме того, он портит ауру! А еще духовный человек не курит и не пьет кофе!

«Нелегко быть духовным человеком! – подумал про себя Вася, – и нафига это надо!»

– А что ж тогда духовный человек делает? – спросил он вслух старика.

– О! Многое! Духовный человек постигает духовность, исследует волю Бога, дабы принять ее, нести слово Божие в массы и вести за собой заблудшую паству, учить ее правильно жить и правильно обращаться со своей энергетикой!

– Ну энергетика, это, конечно, хорошо. А вот если о чем, о жизненном – вот ты, например, дедушка, дрова колоть умеешь?

– А то! – запальчиво ответил духовный старик. И получше вас с Пашей!

На лице у Васи отразилось искреннее сомнение. Однако старец, казалось, обрадовался такой реакции. Он вскочил из-за стола и потащил всю компанию во двор, как будто ему не терпелось продемонстрировать свое мастерство.

И правда, старик оказался весьма ловким. Профессиональным ударом расколов несколько чурок, он обошел по кругу весь двор, в процессе чего продемонстрировал, что вполне сведущ в вопросах приусадебной агрономии, выращивания сельскохозяйственных животных, плотницком и скобяном деле и тому подобных вещах, а также немного разбирается в кроликах. Теперь на лице Васи отражалось неподдельное уважение.

– Да, у такого человека, ясен пень, можно учиться духовности! – заключил он.

Закончив презентацию собственного мастерства, удовлетворенный старец вернулся за стол, ведя за собой двух друзей, где начал свою душеспасительную беседу. Обстановка за столом уже изменилась: со стороны Васи и Додона исчезло прежнее пренебрежение к старику. Напротив, они слушали его с благоговейным вниманием, лишь изредка, как будто украдкой, потягиваясь к бутылкам, чтобы обновить дозу самогона в стакане.

А старик как будто ожил. Он говорил с таким напором и силой, будто проходя по саду, умудрился сыскать и тайком сожрать молодильное яблоко. Он говорил о бренности и ничтожности жизни, которую ведут все люди, особенно Вася и Павел, о том, что нужно верить в Бога и следовать его заповедям, иначе тот разозлится и свирепо покарает, доказывал, что православие есть единственная истинная религия, а все остальные идут от сатаны, а католики, кроме этого, еще и предатели Христа, и т.д., и т.п. После этого старик перешел на энергетику, вполне убедительно увязав разговор об обязанностях христианина с особенностями эксплуатации чакр, видами тонких тел и энергий, вредными и полезными продуктами, влияющим на энергетику, учению Рерихов и Блаватской… Казалось, его невозможно остановить.

Но через некоторое время от общетеоретических вопросов он перешел к конкретике, а именно – к судьбам Паши и Васи. Основательно раскритиковав образ жизни, мышления и мироощущения первого, он приступил ко второму.

– Тут ситуация гораздо серьезнее! – сказал он побледневшему Васе. Ты задумывался, как ты здесь оказался? Почему ты здесь сидишь? Почему киряешь самогон?

– Ну это, типа к другу пришел… А самогон киряю потому, что он у нас есть… – неуверенно ответил Вася.

– А почему ты именно сейчас к нему пришел?

– Ну давно его не видел…

– А почему ты давно его не видел?

– Ну в тюрьму посадили ни за что… Ну не совсем в тюрьму, а в колонию-поселение…

– А почему тебя посадили?

– Ну я был не виноват…

– Нет, если это с тобой случилось, значит, оно не случайно! Все, что с тобой происходит, это не случайно, и здесь ни причем обыденные категории «виноват – не виноват». Кстати, в чем тебя обвинили?

– Ну, в убийстве по неосторожности. Завалил случайно одного мужика из нашей деревни.

– Завалил? По неосторожности? Как это произошло?

– Ну охотились мы на собак. Я стрелять хорошо умею, поэтому был среди основных стрелков. Мы заняли позицию у дома Тихона, сзади, возле хлева притаились, а мужики с боков должны были собак загонять. Там у Тихона молодой сад насажен, деревья совсем маленькие пока, просторно, вот мы и решили, что если мужики с двух сторон туда собак загонят, собаки вперед на нас побегут, и мы их перекокаем с полпинка. А Киссоныч, муdак, полез зачем-то в сад, что ему там надо было – черт его знает, очень видно старался помочь. И вроде вылез-то он всего метра на два, но там же темно, ни пса не видно, я смотрю – мелькнуло что-то, ну, думаю, как близко уже собаки оказались, и шмальнул скорее с верхнего ствола. Тут и другие стрелять начали, в общем, шум-гам, туда сюда, а когда все стихло, пошли собак собирать, да начали с другого конца. Нескольких собрали, а потом смотрим – валяется еще что-то, подошли поближе – а это Киссоныч лежит, рылом в землю уткнулся. Мы его повернули, а у него в полрыла дыра прострелена. Короче, туда сюда, расследование, ментовка, экспертизы… Оказалось, это я ему рыло прострелил. За это мне деревенские погоняло придумали – «Вася-прострели-рыло», а в райцентре три года поселения вкатили… – закончил свое невеселое повествование Вася. Он ожидал, что сейчас старец с новой силой начнет рассуждения о православном долге, добре и зле, но тот неожиданно спросил:

– А что это вы на собак охотились? Охотятся обычно на кабанов, на копытных там всяких, ну на худой конец – на медведей. Но на собак – первый раз в жизни слышу. Вы что их, едите? Или шкуры на шапки используете? И где вы собак в таком количестве берете?

В ответ Вася от начала до конца рассказал историю появления киношников, съемки фильма с последующим сбросом собак и начавшейся вследствие этого войны. Свой рассказ он закончил словами:

– А собак мы не едим. Их люди не едят. Хотя свиньям можно скормить, те сожрут. И на шапки тоже редко получается. Ведь для этого точно в башку надо бить – а попробуй попади собаке в башку! Она ведь шустрая, башкой туда-сюда вертит! А калибр у нас большой, и пули разрывные. Вот шкуры и портятся. Хотя иногда, конечно, если выскочит перед тобой, так и уложишь ее прямо в рыло!

– В рыло! В рыло!!! – вдруг закричал старец, от возбуждения даже вскочив со стула. В этом-то все и дело! Вот где собака зарыта!!! Это самое главное! Здесь ключевой момент! Это твоя кара, что ниспослал тебе Господь! Неспроста у тебя появилась такая кличка! Это знак свыше! Ты много грешил, пренебрегал заповедями Христовыми, не следил за своими чакрами, за чистотой своей ауры и тем самым навлек на себя Божье наказание! Случай с Киссонычем – совсем не случайность! Это Бог послал слугу своего – ангела, и тот направил твою руку так, что ты выстрелил Киссонычу в лицо! Или, как у вас выражаются, в рыло! Теперь это твой крест, и ты будешь нести его, пока не искупишь многогрешия своего, особенно возлияния, блуда и сквернословия! Признавайся, ругаешься матом?

– Ну, – ответил смущенный Вася.

– Матерящийся да не войдет в Царствие Небесное! – громко и торжественно произнес старец, гордо подняв вверх указательный палец правой руки, испачканный в сливочном масле.

– А как же Киссоныч? – вмешался в разговор логически последовательный Додон. Его что, тоже ангел специально под пули вытолкнул, чтобы Ваську наказать? Или он случайно под руку подвернулся?

– Ничто не случайно! Киссоныч был еще более греховен, чем Вася! Ведь он же и старше. Именно поэтому он погиб, а Вася – только пострадал. Будь на тебе, Вася, греха побольше, ты тоже погиб бы! И помни – с того самого случая висит на тебе проблема, и пока не осознаешь свои грехи, пока не очистишься, будет она преследовать тебя, и ты будешь попадать в подобные ситуации! – в голосе старца угадывались не только гордость и торжество, но и радость – как своим открытиям, так и тому, что Господь дал ему шанс наставить раба Божьего на путь истинный.

– И первое, что ты должен сделать, это пойти на кладбище и на коленях попросить прощения у человека, которого ты убил, а потом пойти исповедоваться! Если сделаешь это, то начнется отпущение грехов твоих. Ты почувствуешь облегчение уже на обратном пути с кладбища. Но чтобы полностью искупить твои грехи этого мало. Тебе нужно ступить на путь праведный, ходить в храм и обязательно прекратить есть мясо, употреблять спиртное, курить и материться!

Закончив вразумлять Васю, старец снова принялся за Додона, наобещав тому тоже кучу неприятностей, хотя и помельче. Однако Додона это не слишком проняло. Он слушал старца с нескрываемым интересом, но впускал его слова в себя лишь до какого-то предела, не очень глубоко, подобно тому, как котенок, не отрываясь наблюдает за вращающимся барабаном стиральной машины, но мигом забывает про это удивительное вращение, стоит лишь позвать его к блюдцу с молоком.

На Васю же слова старца произвели колоссальное впечатление. Ему казалось, что перед ним разверзлась бездна и он, оглушенный, стремительно падал в чернеющую пустоту. Его жизнь, которая до этого была веселой и бессмысленной, вдруг обрела смысл, но смысл этот оказался весьма зловещим. После беседы со старцем Вася увидел свое прошлое в новых, ужасающих тонах: как он, дурак, жил, игнорируя божественные знаки, не понимая ситуаций, которые специально организовывали ему ангелы для его исправления, зашлаковывая ауру и совсем не думая о чакрах. Чтобы хоть как-то снять напряжение, когда старец ушел спать, Вася попросил Додона налить ему стакан самогонки и залпом жахнул его. Додон посмотрел на Васю с ироничным уважением.

В конечном итоге они выпили еще по стакану, и только после этого Вася смог отвлечься от раздирающе-гнетущего чувства обилия совершенных им ошибок и страха от неприятностей, ожидавших его в будущем. Они несомненно произойдут, ибо будто печатью, скреплены тем случайным выстрелом, когда Киссоныч сунул свою красную рожу под Васькину пулю.

Основательно набравшись, Василий двинулся к своему дому. По деревне ему предстояло пройти больше километра, и на всем пути его сопровождали собаки, которых хозяева на ночь спускали с цепи. Риск нападения со стороны четвероногих друзей человека был велик, однако Василию удалось благополучно миновать почти весь путь. Но недалеко от его дома, две собаки, с лаем сопровождавшие его с середины деревни, вдруг активизировались. Осознав, что вот сейчас этот парень уйдет неукушенным, они перешли к решительным действиям.

Он уже почти входил в свою калитку, как вдруг почувствовал, что кто-то держит его за ногу. Попытавшись вырвать ногу, Вася понял, что в нее на полном серьезе вцепилась собака. Сильной боли он не ощутил, так как был очень пьян. Высвободив ногу, он сделал шаг в другую сторону, как раз навстречу второй собаке, которая от души кусанула его за эту же ногу. Отбившись от второй твари, Вася собрал силы для последнего прыжка и нырнул в калитку. Оказавшись в безопасности он пришел в бешенство: почему он не может спокойно пройти по родной деревне?! С какой стати около самого дома его кусают собаки?! Желая отомстить, он вбежал в дом, схватил ружье, которое всегда держал заряженным, и вновь побежал к калитке, на ходу снимая ружье с предохранителя. «Ну че, суки!» – заорал он, распахнув калитку. В ответ из темноты послышался грозный рык. Не особо рассчитывая попасть в невидимую рычащую цель, а скорее, чтобы разрядиться самому, Вася выстрелил в направлении звука. Визга не последовало, но рык прекратился. «Испугалась!» – подумал Вася и, услышав, что с другой стороны, гавкнув, к нему приближается вторая собака, выстрелил и туда. Собака завизжала и, судя по звуку, остановилась. «То-то же, суки!» – сказал Вася и побрел домой. Внезапно на него навалилась такая усталость, что хотелось лечь спать прямо на дорожке, но он все же дополз до кровати.

Наутро около Васиной калитки прохожие обнаружили два собачьих трупа. Одной собаке пуля попала прямо между глаз, ну или может быть, чуть выше, полностью уничтожив голову, а другой влетела в открытую оскаленную пасть и, пробив шею, вышла с обратной стороны наружу. Завизжать успела именно эта собака. Позже пришел хозяин и стал орать на Васю и грозиться снова засадить его в тюрьму, но стоящий на распухшей ноге Вася, будучи злым с бодуна, ответил хозяину в таком духе и такими словами, что тот, даже не увидев в Васиных руках ружья, счел за лучшее побыстрее отвалить к себе домой.

С этого времени прошло уже несколько дней. Вася помнил о наказе старца, однако ему очень не хотелось идти на могилу каяться перед Киссонычем. Но строгость старца, боязнь кары и желание получить отпущение грехов сделали свое дело. И вот однажды, одетый в чисто постиранное белье, Василий прибыл на кладбище. Проникнувшись важностью момента, он не стал подъезжать на мотоцикле прямо к самой могиле, а оставил его у входа и пешком приблизился к последнему пристанищу Киссоныча. Собравшись с духом, Вася перешагнул через ограду и встал на колени напротив памятника. «Иван Вадимович Киссонов, 1928-1993 гг.» – прочитал он.

Вася не готовил заранее покаянной речи – ему казалось, что в нужный момент простые слова найдутся сами собой. В конце концов, что тут сложного – попросить у человека прощения? Однако он стоял, а слова все не находились. Так продолжалось минуту, две, три… Как будто что-то заблокировалось внутри Васи и он не мог выдавить из себя ни звука.

Наконец, напрягшись изо всех сил, он прошептал: «Гнида ты, Киссоныч!!! Ну какого кляпа полез ты тогда в загон! Тебе полагалось стоять с краю и загонять собак в нужном направлении, а вместо этого ты сам туда сунулся, раcпрoбиби твою мaть!!! На хрена нужна такая помощь! Вот и вышло, что я, случайно, прострелил твою пустую башку, а мне потом за это вкатили три года! Хотя я ни в чем не виноват! Да еще баба твоя проклятая теперь меня достает, лишил, я ее, видите ли, кормильца, выплачивай, мол, теперь компенсацию! Ну какой из тебя кормилец, жoпа?! Все, что ты мог, так это ротанов из пруда таскать, да у магазина бутылки собирать!» – речь Васи явно пошла не в том направлении, в каком задумывалась. Но Вася заводился все больше. Ему вдруг стало очень жалко себя – из-за какого-то никчемного человека он провел полтора года в зоне, получил судимость. «А бабла сколько пришлось мусорью отвалить, чтобы меня досрочно отпустили?! И все из-за тебя, сукa!!!» – сказал Вася уже громко и смачно плюнул в памятник. «Лежишь тут псина, а я страдаю!!!»

Вася встал, несильно, чтобы не сломать ногу, пнул мраморную плиту на могиле и пошел прочь. Как ни странно, он чувствовал колоссальное облегчение, и не просто облегчение, но искреннюю радость, наполнившую его до краев. Вася вдруг осознал, что вот он идет по кладбищу, молодой и здоровый, а ненавистный ему Киссоныч, из-за которого случилось столько неприятностей, лежит в гробу, причем застрелил Киссоныча не кто-нибудь, а он, Вася, вот этими самыми руками! Получалось, что Вася убил своего врага и восторжествовал над его трупом! От этих мыслей он чувствовал себя победителем.

«И старец был в какой-то степени прав! – подумал Вася. Он обещал мне, что если я искренне попрошу прощения, то на обратном пути с кладбища почувствую облегчение, ибо начнет отпускаться грех мой. И хотя прощения, в общем-то, попросить не получилось, но поговорили мы искренне, и облегчение пришло!» За этими мыслями Вася добрался до мотоцикла, завел его и не спеша поехал домой. Спешить никуда не хотелось – хотелось просто смотреть вокруг и радоваться жизни.

Далее какой-то период дни протекали в своем обычном русле. Днем Вася работал на пилораме, вечерами немного выпивал с друзьями (пьющим он не был), в свободные дни занимался хозяйством и охотой.

Надо отметить, что Вася любил охоту. Во всяком случае, стрелять по живым существам ему определенно нравилось. Еще в детстве, отец, также падкий до охоты, обучил его обращению с оружием и отдал свое старое одноствольное ружье 16-го калибра. С тех пор не каждая птица, бродячая собака или кошка могла миновать окрестности их дома, не получив заряд свинца. Стрелком Вася был довольно хорошим.

А через некоторое время после разговора со старцем, у Васи обнаружилась одна, довольно странная тенденция: он не просто стал стрелять как будто еще лучше, чем раньше, но и начал попадать своим жертвам преимущественно в голову. Поначалу он объяснял это явление случайностью, как с покусавшими его собаками, потом – ростом своего мастерства. Спустя же некоторое время в сознании у Васи начали зарождаться сомнения. Дело в том, что он стал попадать в голову даже тогда, когда не стремился к этому, причем попадать все точнее и точнее. Иногда происходили совсем неожиданные случаи. Однажды Вася, вместе с другими охотниками, верхом на лошади преследовал косулю. Догнать испуганное животное посчастливилось именно ему. Он скакал сзади, пытаясь изловчиться и выстрелить, что долго не удавалось. Наконец он прицелился и нажал на курок. Как назло, именно в этот момент косуля решила обернуться и пуля попала ей аккурат промеж больших испуганных влажных глаз. Благодаря таким случаям репутация Васьки как хорошего стрелка все время упрочнялась, но и кличка «прострели-рыло» прирастала к нему все больше.

В остальном же дела шли хорошо, можно даже сказать – по нарастающей. Успехи в охоте позволяли приторговывать браконьерски подстреленными животными и Вася накопил достаточную сумму денег. Ему не пришлось долго думать, куда их потратить – естественно, он купил новое, дорогое ружье, о котором давно мечтал. Вася радовался своей покупке как ребенок. Находясь в выходные дома, он каждый час доставал свое приобретение, осматривая его вновь и вновь, после чего опять бережно убирал в футляр.

В такой момент, когда он показывал свое новое ружье Додону, к нему зачем-то зашла его бывшая школьная учительница, Ефросинья Петровна. Увидев, что Вася поглаживает в руках вороненый ствол с такой нежностью, какой до сих пор от него не удостаивалась ни одна девушка, учительница взглянула на него с грустью.

– Зачем тебе ружье, Вася? – спросила она. – Опасная эта игрушка.

– Известно зачем – животных стрелять.

– Что же хорошего в том, чтобы убивать животных?

– Так ведь охота – мужской инстинкт. Каждый мужчина должен охотиться. Это у нас природное.

– Зачем же тебе охотиться? Ты что, в магазине кусок мяса купить не можешь? – не унималась Ефросинья.

– Предки наши так жили, а значит, и мы должны так жить! – уверенно сказал Вася и добавил: к тому же, охотиться мне в кайф. Бывает, ходишь два часа по лесу, присматриваешься, принюхиваешься, наконец, выследишь косулю, подберешься к ней, прицелишься и…

– И бабах прямо в рыло!!! – вмешался в разговор ехидный Додон. Но Вася, не обращая на него внимания, продолжил.

– А вот взять, к примеру, ружье! Это ведь просто чудо. Ты чуть-чуть нажимаешь на курок, а из ствола вырывается такая сила, что легко способна размозжить голову кабану! Да что там кабану! Льву! Слону! О человеческой башке я и не говорю! Поразительно! Вот какую штуку мужики сделали!

– Так в том-то все и дело, что размозжить! – опять возразила Евросинья Петровна. Размозжить-то несложно. А в жизни создавать нужно!

– Создавать, оно, конечно, нужно. Я вот погуляю еще годик а там, глядишь, и детишек создам. А другие вот – ружье создали.

За сим диалог и закончился. Учительница пошла дальше по своим делам, а Вася начал готовиться к следующей необходимой процедуре. Ружье, естественно, требовалось обмыть, причем обмыть как следует. С учетом важности события, Вася даже решил обмыть ружье дважды: первый раз сразу, чтобы охота складывалась, а второй – после того, как из этого ружья убьют первую живность. Началу ничто не препятствовало, поэтому Вася пригласил к себе своего друга Додона и еще пару человек из охотников. Заодно к нему навязался капитан-пехотинец из воинской части, расположенной недалеко от деревни, который уже неделю праздновал окончание больших учений. Капитан был полезен тем, что украл (или, как ему казалось, унес) ссолдатской кухни много еды и вопрос с закуской разрешился. А с самогоном в деревне вообще проблем не существовало, поэтому к вечеру в субботу все было готово.

Но неожиданно подвел человеческий фактор. Хозяйственному Додону срочно потребовалось ехать ворошить сено, пока стояла теплая, сухая погода, и он соглашался пить только после того, как свое сено переворошит. Таким образом, Додон уехал до вечера. Двое же охотников тем утром тоже воспользовались сухой погодой, но иным образом. Погрузившись в старый «ИЖ-Комби», они поехали за 10 километров по грунтовой дороге, чтобы порыбачить на одном из прудов. Вследствие своей отдаленности от транспортных путей там было мало народу и водилось много рыбы. Нарыбачившись вдоволь, они стали варить на костре уху и пить купленную по такому случаю водку. Так случилось, что в магазине, где они ее покупали, закончились поллитровые бутылки, и они взяли по 0,75 л на брата. Однако 750 грамм вкупе с двумя с половиной тысячами грамм пива, оказавшись в охотничьих брюхах, проявили свою недюжинную силу.

В результате всего этого, по пути домой, охотники уронили свой ижевский Москвич в одну из немногих не успевших высохнуть канав с жидкой грязью, где он так увяз, что вытащить его без посторонней помощи оказалось невозможно. Поскольку посторонних в тех краях не наблюдалось, охотники куковали возле канавы и прибыть на праздник к Васе никак не могли.

Вовремя прибыл только капитан. Он так спешил, что не успел снять военной формы и возвышался над столом в кителе и в фуражке. Увидев запотевшую литровую бутыль самогона, друзья решили, что будет неправильно дожидаться опоздавших. Ружье разместили во главе стола, Вася с капитаном расположились по бокам, напротив друг друга, налили и чокнулись, громко звякнув гранеными стаканами. Процесс пошел.

Несмотря на отсутствие товарищей, застолье проходило веселее, чем обычно. И немудрено: обожавший оружие Вася ликовал появлению ружья, а его новый друг, хотя и спокойно относился к оружию, очень любил выпить и от души радовался домашнему самогону, который отсутствовал в военной части, где он служил.

После того, как приняли по 300 грамм, друзья решили сделать короткую паузу. Воспользовавшись ей, Вася снял ружье с «постамента» и снова стал показывать его капитану. Капитан с видом профессионала еще раз осмотрел ружье и сказал: «Ты знаешь, Вася, мне тут вдруг анекдот детский вспомнился. Нашли Вини-Пух с Пятачком ружье, стали его рассматривать. Пятачок заглянул внутрь ствола, а Вини-Пух в этот момент случайно нажал на курок. Пятачок, получив пулю в лобешник, падает и корчится в агонии. А Вини-Пух смотрит на него и с укоризной говорит: “Меня оглушило, а ты смеешься!”»

Друзья громко захохотали и капитан вежливо, прикладом вперед, передал Васе ружье через стол. Вася потянулся к ружью и схватил его уже нетвердой рукой. В тот же момент он почувствовал, как какая-то мощная неведомая сила внезапно так ударила его в плечо, что под ним опрокинулся стул и он полетел назад и вниз, по приземлении здорово шарахнувшись башкой об обитую досками стену. Оглушенный Вася остался в этом положении, пытаясь прийти в себя и с удивлением наблюдая, как над столом кружится подброшенная в воздух фуражка капитана. Покружившись, фуражка зацепилась за ручку открытого окна, у которого стоял стол, и повисла на ней, залихватски раскачиваясь туда-сюда и как будто говоря: «Эх!!! Вот как мы можем!».

Тут Вася сообразил, что оглушен он не только оттого, что стукнулся головой о стену, но и от сильного грохота. Поднимавшиеся к потолку струйки сизого порохового дыма не оставляли сомнений: прозвучал выстрел, и скорее всего, двойной. «Видимо, капитан, рассматривая ружье, снял его с предохранителя и забыл поставить обратно, а я, когда я брал ружье, схватил его так, что нажал оба курка, – подумал Вася. Уж не прострелил ли я ему фуражку? Очень бодро она летала!»

Кряхтя, Вася поднялся из под стола и внутри у него начало холодеть. Фуражка как раз была цела. Она все еще продолжала весело раскачиваться на ручке форточки. А вот с головой капитана дела обстояли не здорово. Две пули 12-го калибра попали ему в морду на уровне глаз и полностью снесли верхнюю часть черепа. За спиной капитана располагался небольшой иконостас с лампадкой, организованный матерью Васи, который теперь основательно забрызгало капитановыми мозгами с кровью. Особенно досталось иконе Божьей матери с Иисусом на руках. Казалось, в них кинули огромным клубличным тортом со сливками и теперь только маленький Иисус испуганно выглядывал одним глазом из под облепившей их красно-серой массы, а лица Богоматери так и вовсе не было видно. Лампадка, поймав фитилем красно-серую каплю, с шипением потухла.

Васю как будто ударило током. Он открыл рот и стоял, тупо оглядываясь. Почему-то ему хотелось найти верхнюю часть головы, но ее нигде не было видно. Наконец он ее обнаружил – она отлетела в сторону, где стояло ведро со свежими кочанами капусты, и оседлала верхний кочан. Он оказался как бы в головном уборе – типа, коротко стриженной кожаной кепке, а вниз по кочану мелкими струйками стекала кровь. Капитан все еще сидел на стуле, как будто раздумывая, склониться ему вперед или назад, а затем постепенно начал двигаться вперед, все ускоряясь, и рухнул лицом в собственную тарелку с остатками украденной у солдат еды.

Васька заорал и бросился прочь. Он еще не мог поверить в произошедшее и своим криком пытался как будто разорвать ужасную реальность, сбросить этот сон, это наваждение. Ему казалось, что вот сейчас выскочит на улицу, а после заглянет в кухню и вновь увидит перед собой веселого капитана в военном кителе и фуражке, рассказывающего о перипетиях незадачливого пятачка. Однако в кухню он не вернулся, а продолжал мчаться по улице и орать во всю глотку. На его крик стал подтягиваться народ.

Дальнейшая процедура была Ваське уже известна: приехали менты, врачи, «опись-протокол» и т.д. Как и в прошлый раз, он не чувствовал себя виноватым – в конце концов, капитан ведь сам спустил предохранитель. Но перед капитаном вышло как-то неудобно – пригласил человека, а получилась фигня какая-то. «Ничего себе, ружьишко обмыли!» – думал Васька, куря одну сигарету за другой.

Правда, юридическая ситуация в этот раз развивалась для Васи еще хуже, чем в прошлый. Толстый майор-следователь обвинил Васю в преднамеренном убийстве. Хотя сам следователь в это не верил, но, во-первых, он любил нарушать закон для собственного удовольствия – дескать, как захочу, так и будет, а во-вторых, требовалось выполнять план по раскрытию умышленных убийств. В конечном итоге, садисты в погонах выбили из Васьки на допросах нужные показания – он сознался, что застрелил капитана в порыве внезапно возникшей неприязни. В результате суд приговорил его к 12 годам лишения свободы. Отбывать их он отправился уже в настоящую зону.

Тяготы зековской жизни Вася переносил стойко. Ему, привыкшему жить по-скотски и в обычных условиях, было намного легче, чем какому-нибудь проворовавшемуся бухгалтеру, привыкшему к горячей воде, ванне, центральному отоплению… Тем не менее, порой и Васе приходилось весьма тяжело. Но однажды с ним произошел эпизод после которого Вася обрел внутреннюю силу и, несмотря на все трудности, благополучно просидел свои десять лет, выйдя на свободу на два года раньше срока.

Однажды отряд зеков, составе которого находился и Вася, этапировали к новому месту отбывания наказания. Стоял морозный зимний вечер, уже начало темнеть. Васю вывели на платформу для осуществления пересадки, где они пересеклись с отрядом зеков, перевозимых в каком-то другом направлении. И тут один из них окликнул Васю. Вася обернулся, но не сразу узнал окликавшего. В его лице было что-то очень знакомое, но опознать человека он не мог. Какой-то пожилой, высохший старик. Наконец, поймав взгляд чрезвычайно волевых глаз старика, Вася сообразил, что это – тот самый старец, православный экстрасенс, что наставлял его на ужине у Додона. Действительно, его трудно было узнать, обритого на лысо, в ушанке, без бороды. В таком облике он утратил немалую долю солидности и видом своим походил скорее на бомжа, роющегося в помойке в поисках пустых бутылок.

– Как же Вы здесь оказались? – вскрикнул Вася. – Вас тоже посадили? Как такое может быть?!

– Я пострадал за Веру Свою, сынок! – ответил старец. Ибо не отрекся от Господа моего пред лицом врагов моих! А ты, я вижу, претерпеваешь за прегрешения свои!

– Претерпеваю, отец! – грустно ответил Вася. Пришили мне дело, якобы я капитана ухлопал во время попойки. А на самом деле все не так было. То есть, капитана завалил действительно я, но случайно. Он ружье с предохранителя снял, а я курки задел. Обвинили же меня, что специально…

– Ну ничего, сын мой! – покровительственно сказал старец. Тем самым ты искупишь грехи свои, и как отсидишь, выйдешь на свободу чистым, яко агнец.

Больше им поговорить не удалось, т.к. их распихали по вагонам и поезда двинулись в разные стороны.

Вася уверовал в пророчество старца и пророчество это сбылось. Когда, отсидев, он вернулся в свою деревню, с ним больше не происходило никаких серьезных неприятностей. Вася вновь устроился на пилораму, женился на женщине немного старше себя. Правда охотничьего билета и разрешения на оружие его лишили, но он продолжал нелегально держать ружье, надеясь, в случае обнаружения последнего, сказать ментам, что это не его ружье. Зато больше он не прострелил ни одного рыла, и даже во время браконьерских вылазок никогда не попадал несчастным зверям в голову.

В минуты досуга, коротая время за стаканом самогона, Вася часто задумывался, за что же посадили мудрого старца и, вспоминая его ответ «За Веру Свою!», преисполнялся уважением. «Как такое могло быть?! Что это за православная страна, где самих православных сажают за веру?!» – с надрывом спрашивал он в такие моменты Додона. Ощущая высоту Васькиного порыва, Додон никогда так и не решился ему сказать, что на самом деле старца арестовали за совращение малолетних и незаконное предпринимательство, когда тот открыл нелегальную фирму, назвав ее «Центр духовного и телесного исцеления». После ареста провели ряд экспертиз, в процессе которых выяснилось, что никаких паранормальных способностей у него не было, как и духовного прошлого. Зато установили, что звали старца Александр Сидоров, в прошлом он окончил педагогический техникум и работал учителем. Будучи педофилом, он совращал детей, за что и получил свой первый срок. Выйдя на волю, он не смог снова устроиться в школу и работал слесарем. Через некоторое время он уехал в другую область, где сумел скрыть свое прошлое и снова стать учителем в сельской школе. Однако история повторилась, он вновь попался на совращении и был осужден. Выйдя во второй раз из зоны, он мотался по свету в поисках случайных приработков, освоил много рабочих специальностей, довольно долго работал в монастыре. На протяжении всей своей истории Сидоров весьма сильно пил, порой напиваясь до такой степени, что с ним случались видения. В одном из таких видений, к нему явился ангел в зеленой чешуе и сказал, что господь назначил Сидорова проповедовать истину Его, и с тех пор он стал проповедником, предварительно, для собственной подготовки, прочитав с десяток книжек и посетив с несколько эзотерических курсов. Проповеди и попытки целительства позволяли ему сносно кормиться, тем более, что он и сам уверовал в то, что делает. Однако эта благая полоса прервалась, когда в милицию стали поступать жалобы, что руководитель «Центра исцеления» вместо исполнения своей духовной миссии занимается с детьми сексуальными практиками. Позже врачи обнаружили у Сидорова шизофрению, хотя от приговора это его не спасло.

Но, как мы сказали, Васька всего этого так и не узнал. Летними ночами ему порой снился старец – строгий, седовласый. Старец говорил Ваське слова ободрения, сообщал, что прошлые грехи ему прощены, после чего благословлял его, складывая свои перста и осеняя крестным знамением. В такие моменты Васька всегда просыпался, приходил в блаженное возбуждение и, чтобы как-то успокоиться и дальше заснуть, выходил во двор, где долго курил, наблюдая, как в лунном свете медленно качаются верхушки деревьев и слушая, как в ночной тишине перебрехиваются собаки…

Полосатый фейс

¹

Август выдался теплым. По сельской дороге, не спеша, ехал велосипедист, с удовольствием поглядывая по сторонам и потягивая носом. Воздух в полях был необычайно богат запахами. Приятный теплый ветерок доносил до велосипедиста то запах полевых цветов, то недавно скошенной травы, то уже подсохшего сена. Проезжая мимо убранного поля пшеницы, он чувствовал тепло и запах свежей соломы, там, где поле уже успели перепахать – запах теплой от солнца земли. Поля разделялись небольшими перелесками для того, чтобы зимой с них не выдувало снег, и когда велосипедист двигался вдоль них, его обдавало приятной прохладой.

Велосипедист работал почтальоном. Обычную почту развозили на машине, а он отвечал за сверхурочные дела, когда возникала потребность отвезти телеграмму или бандероль. Машины для этих целей в районе выделить не могли, зато ему выдали велосипед. В этот раз ехать пришлось довольно далеко. «Что ж, ничего не поделаешь», – успокаивал он себя.

Почтальон был не местным. Когда-то, в советские времена он уехал на Север, но после перестройки их северный поселок обанкротился, стало буквально нечего есть и он, с большим трудом сумел переехать с семьей в этот маленький провинциальный городок. Здесь тоже было немного работы, но на почту устроиться удалось, чему он радовался весьма. И вот теперь понадобилось срочно отвезти заказное письмо с телевидения какому-то Алеше Киваеву в деревню Прохорово, почти в двадцати километрах от райцентра. В итоге, после полутора часов пути, почтальон прибыл в деревню, нашел нужный дом и, прислонив велосипед к забору, вошел во двор.

Через полчаса Алеша Киваев, стоя у ворот, захлебываясь от восторга рассказывал своему соседу: «И вот почтальон вошел, короче, в дверь стучится. А тут из под террасы выскакивает пес – Сигнал – и цап его за ногу!!! Мужик офигел, отскочил назад, а там – Мухтар, цап за другую! Мужик заметался, куда деться не знает, решил от Мухтара подальше, к вишням поближе. А там к вишне я Шарика привязал на время, чтобы он на солнце не пекся. Ну тут его и Шарик цапанул!!! Все ноги попрокусали! А ему еще двадцать километров до города педали крутить! Ха-ха-ха!!!» Алеша радовался произошедшему настолько естественно, искренне, что как-то даже и язык не повернулся бы осудить его за удовольствие от чужих неприятностей. Впрочем, такая мысль в голову собеседнику Алеши и не приходила.

– А что почтальон-то приезжал? – спросил сосед, когда как следует отсмеялся. – Что-то срочное?

Сосед Алеши был зоотехником, ухаживал на ферме за телятами. Он только что вернулся с работы, но домой не шел, так как жена заставила бы его делать домашние дела.

– Не знаю. Какое-то письмо с телевидения, – ответил Алеша, все еще не отошедший от смеха.

– С телевидения? – оживился сосед, которого звали Сашей. Так это не из лотереи ли? Может мы там чего выиграли? – Саша обладал неплохой чуйкой по части халявы.

– А черт его знает. Я его еще не распечатал, – задумался Алеша. Он вспомнил. В какой-то передаче периодически проводились викторины на разные темы. Как-то раз, в жару, они с Сашей и еще одним зоотехником – Серегой, смотрели телевизор. В той передаче викторину посвятили сельскому хозяйству, вопросы подобрались понятные, и им пришла в голову идея попытать счастья. Втроем они быстро сочинили ответы о том, что, как и когда нужно сажать, как правильно ухаживать за свиньями и т.п., написали письмо и отдали его знакомому водителю, который на следующее утро опустил его в почтовый ящик в райцентре. И вот теперь с передачи пришел какой-то ответ.

– Так тащи сюда, распечатаем! – оживился Саша.

Алеша повернулся и пошел в дом за письмом, ругая себя, что на радостях не удержался и рассказал Саше как почтальона покусали собаки. Не сделай он этого – и можно было бы зажилить выигрыш, а теперь его точно придется делить с друзьями. Он принес письмо и они вместе его распечатали.

Действительно, Саша оказался прав. Лучше них никто не смог ответить на вопросы, а вкупе с тем, что в тот раз вообще ответов пришло мало, им достался главный приз – десять тысяч рублей (что в те годы составляло почти 400 долларов) и лампа со специальным дезинфицирующим светом, которую предлагалось вешать в свинарнике.

– Что делать будем? – спросил Алеша и посмотрел на Сашу.

– Известно что! Надо звать Серегу и ехать в Москву, получать приз. На том и порешили.

Через некоторое время они, вместе с семьями, приехали по указанному в письме адресу, где им действительно вручили десять тысяч рублей, выдали лампу и каждому подарили по бейсболке с крупной надписью «БЕЛАРУСЬ» и картинкой одноименного трактора. По две тысячи у них сразу же отобрали жены, мотивируя это хозяйственными нуждами, а по тысяче триста на рыло им удалось отстоять.

– Мы тоже имеем право позволить себе праздник жизни! – строго сказал Алеша своей жене, худощавой блондинке с несвойственно интеллигентным для крестьянской женщины лицом. Глядя на него, остальные мужики грозно насупились, и жены решили не рисковать, в конце концов, две тысячи – тоже деньги, и немалые для деревни, а что мужья нажрутся – так это и без выигрыша случится. Еще встал вопрос, куда девать дезинфицирующую лампу. Сергей раскритиковал хитрый прибор: «Совершенно бесполезная вещь! Свинье дезинфекция не нужна, нам – не нужна дезинфекция свиньи!» Поэтому лампу решили продать по объявлению. Но это уже мелкие детали.

Главное, что скоро настал долгожданный «праздник жизни». В ближайшую субботу друзья погрузились на мотоцикл Сергея – ярко-красный ИЖ-Юпитер-5 с коляской, и поехали затариваться. Они решили позволить себе оттянуться по полной, без экономии, которая так донимала их в обыденной жизни. Поэтому приехали в райцентр, зашли в дорогой и единственный на тот момент в городе супермаркет, где набрали столько бухла и закуси, что едва смогли все это увезти. Чего только у них не было! Ящика два пива, колбасная нарезка нескольких видов, копченые сыры, с виду похожие на веревки, и т.д. и т.п. И, естественно, водка, селедка, хлеб.

Из магазина они отправились прямо на пруд. Будучи местными, они знали, на какой именно надо ехать, где есть укромные уголки и можно спокойно отдохнуть. Берег пруда частично зарос камышами, которые шелестели в такт ветерку, недалеко от воды возвышался огромный дуб невероятной толщины, берег порос мягким, приятным клевером, в котором валялись падающие с дуба желуди. Друзья выгрузили свое богатство, расположились поудобнее… «Отрываться так отрываться!!!» – подумали все трое одновременно. «Пусть завтра будет плохо, зато со всей широтой души оттянемся сегодня!». И – ну хлестать!

Пиво лилось рекой, водка стаканами. Не отставала и закуска. Казалось бы, нормальный человек не только не может столько выпить, но и съесть, однако это только казалось… Реальность же была иной. Горы снеди исчезали на глазах. Нельзя сказать, будто они накинулись на еду. Нет, просто в процессе веселого разговора о бабах, злом начальстве и других приземленных вещах, решительно заливаемого водкой и пивом, в их глотки, как на конвейере, проваливались куски хлеба, селедки, колбасы, сыра, вяленого мяса, а также пирожки, соленые огурцы, обрезки куриного рулета, красная рыба и т.п. Этот процесс выглядел естественно, но шел безостановочно. Если бы кто-то просто взглянул на них, он не заметил бы ничего экстраординарного. Но если бы этот кто-то набрался терпения и решился понаблюдать за компанией подольше, то он поразился бы устойчивости ритма: не переставая трепаться, мужики едят, потом бодро накатывают, потом снова едят, потом накатывают, и опять едят, запивая проглоченное доброй порцией спиртного. Выпили водки, закусили, поели, запивая пивом, снова выпили водки… И так продолжалось несколько часов. Друзья не занимались едой или выпивкой только в те моменты, когда курили. А трепаться так и вообще не переставали.

К вечеру искомое состояние оказалось достигнуто, апофеоз праздника жизни наступил. И даже более того. Окружающий мир поплыл у всех троих. Ходить стало тяжело, земля казалась подвижной и неустойчивой. Даже сиделось как-то криво.

– Нам это, надо того… – неуверенно обратился Сергей к товарищам.

– 

Чего? – не поняли те.

– Ну это, в смысле того… Ну домой надо ехать. Моя дура опять орать будет, если на ночь не приду.

– Ага… – ответил Саша. – Давай подождем чуток, – после паузы добавил он, неохота сейчас все это собирать, – и показал нетвердой рукой на остатки еды и бухла.

На этом диалог и завершился. После столь обильных трапезы и возлияния всех троих стало сильно клонить в сон. Алеша тоже откинулся назад и прилег. Голова кружилась, но пока было хорошо. «Не упасть бы с мотоцикла на обратном пути!» – предусмотрительно подумал он. Но райдер мотоцикла, только что призывавший всех поехать, уже храпел на земле, и чувствовалось, что его примеру сейчас последует и Саша. «Это правильно, – подумал Алеша. Надо немного соснуть, тады и ехать». И он закрыл глаза. Алеша знал, что заснуть нужно раньше, чем начнется отходняк.

С закрытыми глазами Алеше казалось, что его бросили в гигантскую стиральную машину. Земля больше не притягивала его вниз, но крутила во все стороны. Временами ему чудилось, будто он, бешено вращаясь, летит через какую-то черную трубу, проваливаясь вниз, но, так и не достигая дна, будто она бесконечная. Наконец, сознание его отключилось и он забылся в беспамятстве.

Очнулся он только когда рассвело, но не сам, а от того, что кто-то ткнул его чем-то мокрым и холодным прямо в нос. Приподнявшись на локтях, Алеша посмотрел, что же это могло быть, но понять не смог. Красными, заплывшими глазами он напряженно всматривался вперед, и ему никак не удавалось разглядеть, что же находится перед ним. В его глазах маячил неясный силуэт какого-то странного, необычного лица. Лицо казалось ему оранжевым, но зная, что оранжевых лиц не бывает, он стал часто моргать, надеясь, что сейчас оно станет обычным, красным. Глаза тоже были необычными – на красной харе логично увидеть красные же глаза, а эти казались ярко-зелеными. Наконец, лицо выглядело как будто небритым и местами грязным, а усы – так и совсем чудно – тонкие, длинные и, к тому же, они непрерывно пошевеливались.

Наконец, Алеша извернулся, сел, высвободив таким образом локти, и протер глаза. Лицо перед ним не походило на человеческое. Никак. Тут надо отметить, что Алеша, по русской традиции, считал себя православным, хотя в Бога особо не верил и в церковь не ходил. Существование дьявола тоже было для него сомнительным, хотя и более вероятным, чем Господа. Зато, выросши в деревне, он вполне допускал существование различных духов – леших, водяных и т.п. Их он боялся и считал за нечисть. «Наверное кто-то из них!» – подумал он и на его лице отразился страх. Заметив это, лицо произнесло хриплым басом: «Да не бойся меня, я к тебе по дружбе пришел, ничего плохого тебе я не сделаю!» Тут Алеша еще раз протер глаза, встряхнул головой (ох, как больно это отозвалось внутри!) и созерцаемый образ стал отчетливее. Перед ним сидел тигр. Не сказать, чтобы огромный, но и немаленький. Оранжевый, полосатый. «Так это он своим носом что ли мне в морду ткнул!!!» – мелькнула мысль у Алеши, но тут же вытеснилась более сильной мыслью: «А кто же это говорит?». Он трусливо оглянулся вокруг, но никого, кроме валяющихся в отрубе друзей не заметил.

– Т-т-т-ы к-к-то? – заикаясь спросил Алеша у тигра.

– Я – посланник из мира! – гордо ответил тот.

– С того света что ли? – спросил Алеша. – Ты уже умер?

– Не с того света, а из иного мира! Тебе не приходило в голову, что миров много, что существует иерархия миров? Что Господь дал жизнь не только людям, но и духам, и энергетическим сущностям? Что высшие силы могут опекать живущих на земле? – разродился вопросами тигр.

– Э-э-э… – единственное, что он услышал в ответ. Правда вслед за этим раздался встречный вопрос:

– Но ты меня не съешь?

– Не бойся, не съем. Ну а что изменилось бы, если бы и съел?

– Как что?! Типа… ну… ну это… Тогда ты бы меня сожрал!!!

– Ну сожрал бы, ну и что? Что изменилось бы от этого? Вот представь, что тебя уже нет, а мир – все еще есть. Что с того? Думаешь, мир что-то потерял бы в твоем лице?

– «Мир», «в лице»! – со страху возмутился Алеша. Непонятно ты говоришь! Что мне до мира! Меня бы не было и я бы больше не жил!

– А что, тебе очень хорошо живется, раз ты так за жизнь свою держишься? – не отставал тигр.

В отличие от предыдущих, этот вопрос показался Алеше понятен. Поэтому он надолго задумался, прежде чем ответить:

– Нет, живу я хуево… Денег нет, работа тяжелая, жена дура и надоела невозможно, выпить охота, а не каждый день удается…

– Слушай, так тебе легче будет, если я тебя съем! – оживился тигр.

– Нет, я уж как-нибудь потерплю! – поспешно возразил Алеша. – Ты ведь сказал, что не причинишь мне зла!

– Да ладно, не собираюсь я тебя есть! Я к тебе с миссией послан!

– А миссия – это что? – робко спросил Алеша.

– Короче, помочь тебе хочу! Но не деньгами, а духовно.

– ???

– Проще говоря, помочь советом.

– А почему тигр?

– А это чтобы ты меня послушал. Я специально такой облик принял. Ведь если бы я к тебе с твоими дружками в виде седобородого старца подошел и стал бы на путь праведный наставлять, вы бы меня далеко послали!

«Еще как послали бы! – подумал про себя Алеша. И послали, и по морде надавали! И еще ногами бы добавили!!!» Он представил, как они втроем дубасят старца, и на душе стало теплее. Но вслух ничего не сказал. А тигр тем временем продолжал.

– Понимаешь, я из Духов Света, что служат Высшему Божеству, несущему добро и спасение. Но дух я начинающий. Облик тигра я принял, но, глядя на тебя, все равно затрудняюсь начать. Ты спросил бы, ну вот что тебя, например, интересует, что ты обычным путем узнать не можешь? – тигр навострил уши, чтобы слушать вопрос.

– Я? Ну это… Ну вот второй месяц голову ломаю, спит крановщик Володька с Наташкой из деревни «Злобино» или нет?

Тигр поморщился так, будто случайно разжевал лимон. Отметив недовольное выражение тигриного лица, Алеша решил переменить тему.

– Слушай, а ты может быть выпить хочешь? Я сразу-то не предложил, офигел, как тебя увидел. А то у нас тут много есть!

– Выпить нет, это я не пью. А вот съесть чего-нибудь можно, – ответил тигр и повернул голову к следам вчерашнего застолья. Он был не голоден, но его явно привлекал запах еды, доносившийся оттуда.

Заметив это движение Алеша обрадовался, что тигр собирается съесть не его, и стал что-то говорить ему про колбасу, которая не иначе где-то здесь валяется. Тигр сделал шаг и стал обнюхивать их полевой стол, с виду напоминавший обширную гору мусора, состоявшего из различных оберток и упаковок, пустых бутылок, сигаретных пачек и прочего. Алеша видел, как слегка пошевеливается большой коричневый нос, колеблются тигриные усы, безошибочно выявляя местоположение мясного. Наконец тигр сунул лапу в какое-то место кучи, вытянул оттуда недоеденный пакет с колбасной нарезкой и, аккуратно придерживая его лапой за край, подцепил колбасу широким шершавым языком и отправил в рот. Исследовав дальнейшее пространство он нашел еще несколько колбасных пакетов. Наибольшие затруднения доставил ему тот, который не успели распечатать. Алеша хотел было ему помочь, но боялся, поэтому тигру пришлось, покрутив пакет во все стороны, выпустить когти и прижать один конец к земле лапой, а с другой стороны разорвать упаковку зубами. Доев колбасу, тигр поискал еще что-нибудь вкусное, но более не нашел, и только фыркнул, наткнувшись на сигаретный бычок.

– Ладно, пошли я тебе покажу кое-что, – сказал он, повернувшись к Алеше и махнув головой куда-то в сторону.

– А эти как же? – спросил Алеша, показав на храпевших друзей.

– Пусть здесь валяются, не время им еще.

И они двинулись к пруду. Подойдя к воде в том месте, где была протоптана дорожка, тигр аккуратно поставил передние лапы на край берега и стал пить воду. При этом Алеше показалось, что в первый момент его четвероногий гость сам вздрогнул, увидев в воде свое полосатое отражение.

– Соленая колбаса у вас! – объяснил он, когда напился. – Не понимаю, зачем мясо солить! А теперь пошли туда! – тигр показал на заросли камышей.

Но когда они подошли к камышам, откуда-то из-за бугра выскочила желтая дворняжка и принялась визгливо обрехивать тигра. Тигр остановился. Судя по всему, он не ожидал, что в пять часов утра, на берегу пруда кто-то помешает их разговору. Алеша заметил, как он стал нервно дергать хвостом, забрасывая его в разные стороны. Шерсть на мощном загривке вздыбилась, а зеленые глаза сделались злыми. Он догадался, что это собака какого-то рыбака, приехавшего на ночную рыбалку. Собака же, в свою очередь, расценив остановку тигра как проявление нерешительности, почувствовала себя гораздо увереннее. Прыгая на пружинящих лапах, она стала приближаться к тигру, лая еще громче. Ее нос сморщился, противная желтая морда исказилась оскалом, обнажив полную пасть кривых зубов. Это означало, что она вполне готова пустить их в ход. «Собака – грозный зверь, – подумал Алеша, а по сравнению с тигриными ее зубы просто иголками кажутся!»

Алеша не беспокоился – собака бросалась не на него, да и идти куда-то с тигром он хотел не особо. А вот тигр беспокоился все больше. К тому же громкий, визгливый лай скоро привлек бы внимание людей, а как раз этого следовало избежать. В какой-то момент тигр не выдержал и прыгнул. Казалось, сейчас он схватил это беспардонное животное и перекусит пополам, но вместо этого, когда собака уже почти оказалась в его пасти, он отскочил в сторону, пригнулся к земле, заходя сбоку, и с размаху врезал ей по желтой заднице лапой. Псина взмыла в воздух метра на два и, словно брошенная из катапульты, умчалась за тот же бугор, откуда и выскочила. Послышался шум плюхнувшегося тела и затем звуки, как будто что-то катилось по земле. После раздалось повизгивание. Вероятно, сукина дочь при падении получила телесные повреждения. «Ничего себе силища! – удивился Алеша. Собака-то хоть и не особо здоровая, но килограмм десять весит! А улетела как пушинка!» Тигр, подергивая усами, подошел к Алеше. Чувствовалось, ему нужно успокоиться. Некоторое время он молчал.

– Не во всяком образе легко работать, – посетовал наконец тигр. Принимая тот или иной облик, ты сживаешься формой, которую принял, и у тебя появляются соответствующие повадки и желания. Я вот, колбасы вашей поганой нажрался, а теперь – и собаку чуть не загрыз. А хотелось – прямо внутри все взыграло! Бегает тут, лает! Думаю – сейчас увидишь у меня, чем большая кошка отличается от маленькой!

– Впрочем ладно, о чем это я… Я тебе о другом хотел сказать. Дух я начинающий, Школу Света окончил недавно, но помочь тебе могу. Духовно.

– Духовно – это ты непонятно говоришь. Что такое – духовно? Русскому человеку все эти западные штуки не нужны. Это разврат. Русскому человеку что нужно – чтобы дом был, чтобы что поесть было, чтобы семья была… Ну выпить иногда. А для этого деньги нужны. Вот было бы у меня много денег – и все сразу изменилось бы. Все по другому стало бы! Я бы сразу как человек зажил!

– Ты уверен?

– В чем? – не понял Алеша.

– Ну в том, что если в твою жизнь придут деньги, то тут же все станет хорошо? – пояснил тигр.

Алеша даже не сразу нашелся, что ответить на такой глупый вопрос. «Тупая полосатая кошка!» – возмущенно подумал он. Ему захотелось выругать тигра матом, но он сдержался и сказал:

– А то! Тогда все изменилось бы, и зажили бы мы с женой как люди! Не то, что теперь – как скоты живем! Деньги нам нужны, де-нь-ги!!! А не духовность! Духовность пусть всякие интеллигенты в жoпу себе засунут! А то книжки всякие читают, потом пишут разную фигню! А ты вон пойди, возьми лопату, да огород вскопай!!! – Алеша начал расходиться.

Тигр печально вздохнул.

– Ты знаешь, что такое альтернативное будущее? – спросил он.

– Чё?!

Тигр еще раз вздохнул и сказал:

– Ну смотри.

Алеше показалось, что внезапно налетел ураган, захватил его и унес куда-то ввысь. Пруда, камышей и тигра рядом уже не было. Зато перед его глазами поплыли удивительно реалистичные картины, будто он вспоминал свое прошлое. Но только совсем другое прошлое.

Алеша отчетливо видел, как он выиграл в лотерею не десять тысяч рублей, а миллион долларов, и не втроем, а один, видел, как офигел от счастья, получая деньги. Как радовался, что наконец-то заживет по-человечески. Он видел, как заказал огромный дом, который быстро построили, как уволился с работы, как стал праздно жить в свое удовольствие… Видел, как сразу зауважали его друзья, как стали к нему ходить каждый вечер, и как он угощал их водкой. Видел и как друзья ему завидуют, как внешне демонстрируют свою радость, а внутри ненавидят его и обманывают, тайком воруя то одну, то другую вещь. Видел, как купил много новых нарядов жене, и как после этого она, стащив у него больше трети всех денег, убежала в Москву к какому-то городскому мужику. Видел, как пьяный разбил об самосвал свою новую машину, покалечив при этом одного из своих товарищей, и как отвалил следователю приличную сумму за прекращение уголовного дела… Видел, как через какое-то время пришло к нему беспокойство, что казавшийся бесконечно большим миллион уже иссякает, растраченный на загулы, машины, мотоциклы и всякое барахло, которым теперь был полностью забит его огромный дом, и которое утаскивали потихоньку его друзья… Последнее, что он увидел, это очередное застолье с Сашей и Серегой, когда они в хорошую погоду расположились бухать не в доме Алеши, а во дворе, в специально построенной для этих целей беседке. Праздник жизни продолжался до утра. Когда же, наконец, Алеша пошел в свою спальню, то на полпути обо что-то споткнулся, упал на траву и встать уже не смог, так и заснул на улице лицом вниз…

Проснулся Алеша оттого, что кто-то толкал его сапогом в плечо.

– Лёха, вставай, твою мать! – услышал он грубый голос и понял, что это был Саша. Сознание стало возвращаться к Алеше и он ощутил, что лежит на земле, уткнувшись лицом в клевер. Алеша перевернулся на бок и огляделся. Светило солнце. Вокруг все тот же берег пруда, запах воды и чуть слышный шелест камышей, которые колыхал прохладный утренний ветерок.

– Домой ехать пора! А то бабы нас порвут! – сказал Саша. Мы с Серегой уже все собрали почти. У нас тут осталось кое-что еще на сегодняшний вечер! Особенно водки много! А вот колбасу кто-то сожрал ночью всю! Собаки, видимо, бегали!

Умывшись в пруду, друзья погрузились на мотоцикл, и тот, рыча двухтактным двигателем и выпуская сизый дым, повез их по сельской дороге в направлении деревни. На этот раз Алешу посадили в коляску, чтобы он, как самый сонный из них, не свалился на ухабе, и вручили ему бутылку пива, чтобы быстрее пришел в себя. Он и действительно был немного не в себе. Голова гудела, в ней носились обрывки каких-то странных снов, которые он никак не мог вспомнить полностью. Ему казалось, что этой ночью с ним произошло что-то важное, но в то же время и бесполезное. Ему вспоминалось, что вроде бы ему снился какой-то говорящий тигр. Это был не очень приятный сон. Следующий сон оказался намного приятнее – как он, наконец, стал богатым человеком. Но к сожалению, этот сон Алеша помнил хуже, если сравнивать с первым. В какой-то момент он даже хотел поискать тигриные следы у пруда – вдруг тигр ему не приснился – но сделать это не представилось возможным. Мотоцикл уже выехал на шоссе и уносил Алешу все дальше от пруда, и упаковка с колбасной нарезкой, разорванная мощными тигриными когтями, так и осталась лежать незамеченной в огромной куче мусора, которую друзья бросили на берегу…

Учитель и Старец

Как бы вы себя чувствовали в морозную ночь, находясь в одинокой избушке у леса, в десятках километров от цивилизации, без электричества, дороги и телефона? Саша чувствовал себя одиноко.

Закутавшись в древний, но все еще лохматый полушубок, найденный в свое время на чердаке, он стоял на крыльце и курил, рассматривая звездную россыпь на иссиня-черном небе. В загазованном городе он никогда не видел столько звезд сразу, а здесь, в лесах Тульской области, ничто не препятствовало ночному созерцанию. Он вполне мог проверить данные учебника по астрономии, который помнил почти наизусть. Сама по себе картина завораживала, но долго ее созерцать вряд ли вышло бы – мороз на улице перевалил за 25 градусов, хотя в то же самое время в Москве термометры показывали не больше пятнадцати.

Саша бросил окурок в снег и оглянулся вокруг. Приближалось полнолуние, и на улице, несмотря на ночное время, было вполне светло. Сашин дом стоял на склоне пологого оврага, внизу которого протекала маленькая речка, летом больше напоминавшая болото. Видимо, когда-то деревню так построили специально, чтобы меньше продувалась ветрами. Сзади вплотную к склону подступал густой, темный лес, а на другой стороне оврага, которая лежала значительно ниже первой, простиралось ровное поле, в некоторых местах рассекаемое искусственными лесополосами, удерживающими снег. Ярко-белое поле хорошо отражало лунный свет, а потому на фоне его казалось, что середина оврага заполнена какой-то мрачной темнотой. Огромная луна, будто фонарь, освещала двор с покосившимся сараем, хилую изгородь, едва торчащую из огромных сугробов, контуры других домов, в которых не светилось ни огонька. Ветра не было, и ни один звук не нарушал тишину. Казалось, звуки замерзли, как вода в болоте, и оживут только во время оттепели.

В тот вечер в деревне не осталось никого, кроме Саши. Когда-то в ней насчитывалось сорок дворов, но усилиями коммунистов, строивших поселки городского типа, их число уменьшилось до пятнадцати, а на постоянной основе жило всего две семьи да одинокая бабка. Бабке посчастливилось устроиться в больницу почти на всю зиму, а крестьянские семьи временно разъехались по родственникам, возложив на Сашу обязанность периодически кормить их собак.

У Саши никак не получалось разогнать свое тоскливое настроение, и оттого он еще больше огорчался. Настроение усугублялось подспудным мистическим страхом, иногда посещавшим его. В немалой степени страх этот навевали рассказы местных о встречах с нечистой силой и тому подобными вещами – лешими, водяными, другими странными существами и духами. Например, прошлой зимой два пьяных тракториста на гусеничном тракторе возвращались домой с бухловья. Когда они проезжали мимо леса, рядом с которым и стоял Сашин дом, на боковой подножке вдруг появилась какая-то старуха. В обычных условиях ее вид показался бы слишком картинным, чтобы напугать: острый, крючковатый нос, растрепанные волосы, злобный оскал, кривые зубы… Но в той ситуации она воспринималась иначе. Старуха принялась дергать за ручку двери. Сопротивляясь, парни держали дверь изо всех сил, но чувствовали, что старуха одолевает. Тогда один из них схватил подвернувшийся под руку большой ключ, и просунул его под ручку так, чтобы зафиксировать дверь. Однако ведьма, судя по всему, обладала нечеловеческой силой. Трактористы поняли, что сейчас дверь не устоит. Ключ погнулся, вот-вот была готова оторваться ручка. Но когда, следуя изгибу дороги, трактор стал поворачивать, старуха исчезла также внезапно, как и появилась.

В то время Саша тут еще не жил, но погнутый ключ ему показывали. Учитывая подобные вещи, несложно понять, почему в одинокой, будто вымершей деревне, залитой холодным лунным светом, ему было так неуютно. Стоя на крыльце, он смотрел в сторону чернеющего соседнего дома и ему упорно казалось, что возле него шевелятся какие-то тени. Конечно, Саша мог пойти и проверить, но вместо этого он повернулся и запер за собой дверь.

Комната освещалась лишь одной керосиновой лампой с порядком закопченным стеклом. Электричества не подавали уже четвертый день. Саша, подкинул в печь полено потолще, залез в холодную постель и в очередной раз подумал: «Так может все-таки лучше было бы пойти в армию? Отмучиться раз и навсегда, а здесь неизвестно когда все это кончится!»

А история вышла у него такая. Совсем недавно Саша окончил педагогический институт и нашел неординарный откос – устроился сельским учителем, преподавать физику и астрономию. А заодно, по необходимости, и все остальное. Сельским учителям тогда давали бронь, так как их катастрофически не хватало. В армию же Саше идти не хотелось. То есть, если бы надо было послужить родине, он был бы и не против, но под флагом служения отчизне строить генеральские дачи, жрать баланду, терпеть издевательства дебилов, которые никогда не простят ему высшего образования, полученного в ленинском пединституте, он не хотел. Конечно, так как он хорошо учился, то мог бы поступить в аспирантуру, но в аспирантуре на их кафедре осталось всего два бюджетных места, и на одно из них приняли студента, который учился плохо, но дал взятку, а на другое – сынка московского чиновника. А Саша оказался в деревне.

В бывшем колхозе ему бесплатно выделили дом, правда, старый, оставшийся от одной престарелой колхозницы, не имевшей наследников. Впрочем, с домами тут проблем не было – проблемы были с жителями. Уж больно место непривлекательное – до ближайшей щебенчатой дороги километров десять грунтовки, так что проехать можно только летом в сухую погоду, а весной и осенью дорога становилась почти непроходимой.

Школа располагалась в большом селе, и детей туда возили на армейском Урале-кунге – единственной технике, способной с переменным успехом форсировать местные трассы. Вместе с детьми ездил и Саша. После сильных снегопадов дорогу чистили трактором. Как раз недавно прошел сильный снегопад.

В полной темноте Саша поворочался на скрипучей кровати, приготовляясь ко сну. Однако расслабиться никак не удавалось. Какое-то смутное, мистическое беспокойство по-прежнему тревожило его. Но в чем дело, он не понимал. Все вроде в порядке, ну или, по крайней мере, не хуже, чем обычно. Он силился уснуть примерно полчаса, когда ему послышались какие-то странные звуки. Саша приподнял голову над подушкой. Вроде бы тишина. Он лег и закутался в одеяло. Но только начал засыпать, шорохи послышались снова. Саша опять приподнялся над кроватью. На этот раз звуки никуда не пропали, а стали еще отчетливее. Вот что-то захрустело под окном, потом сместилось к террасе, а после вновь вернулось под его окно. Наконец кто-то басовито мяукнул, и Саша понял, что звуки проистекали от кошачьих когтей, цепляющихся за деревянный наличник. «Барс, cyка, ты меня напугал!» – сказал Саша, поднимаясь с постели.

Накинув на голое тело шубу, он прошел к двери и впустил в дом кота. Это был настоящий,деревенский кот. Вдвое больше городского, полосатый, с густой шерстью и весьма грозного вида. Именно поэтому Саша называл его не Барсиком, а Барсом – кличка Барсик к такой свирепой морде совершенно не подходила.

Зверем Барс был полудиким, умел успешно охотиться и в целом, обеспечивал себя сам. Но зимой с едой приходилось тяжело, а иногда еще и доставал мороз, как сегодня. Поэтому он и попросился погреться, раз уж с Сашей у него сложились хорошие отношения. Мурлыкнув, Барс потерся об ноги и с надеждой посмотрел на холодильник. Саша подошел к холодильнику, достал оттуда две котлеты из школьной столовой и положил прямо на пол. Кот с удовольствием принялся их уплетать. «Совсем оголодал! – подумал Саша. – Ведь эти котлеты не только на мясо, даже на еду не похожи! Ни одна кошка есть не станет!»

Теперь можно было снова ложиться спать. Тревога оказалась ложной. Полежав еще с полчаса, Саша уже начинал видеть сон, когда с веранды раздался страшный грохот. Он привстал на кровати. На мгновение все стихло, а после послышался звон летящих на пол кастрюль, которые Саша сложил на лавке, намереваясь после помыть. Видимо, впуская кота, он забыл запереть дверь на террасу, и теперь туда кто-то вломился, и натыкается на разные предметы, потому как там много чего навалено. «По крайней мере, на пришельца из мира духов это не похоже!» – успокаивал себя Саша, пытаясь найти на ощупь тапочки.

– Кто там?! – спросил он, подойдя к двери и держа в руках зажженную керосиновую лампу.

С веранды донеслось поскуливание.

– Полкан, ты что ли?!

– ВАУ! – ответил Полкан и Саша открыл дверь.

На пороге стоял большой серо-черный пес лохматого и неопрятного вида, вилял Саше хвостом, но зайти не решался. В деревне было не принято пускать собак в дом, и собаки это хорошо знали. Но уж очень силен был мороз!

– Что стоишь, паразит, тепло выпускаем! Заходи давай! – строго сказал Саша, и Полкан шагнул внутрь, а Саша вышел на веранду и запер наружную дверь.

Пес ждал его в сенях, так как боялся без дополнительного приглашения пройти дальше. Вместе они вошли в комнату и приблизились к холодильнику. Саша достал еще две котлеты и большую кастрюлю манной каши, оставшейся со школьных завтраков, и стал накладывать в тарелку, чтобы покормить пса. С печи это заметил кот и тоже приблизился, рассчитывая на добавку.

«И тебе тоже?» – спросил Саша, взглянув на Барса. Кошачьи глаза выразили абсолютную уверенность. Ведь если кормят собаку, то должны кормить и его, в конце концов, кот стоит намного выше собаки на лестнице биологической эволюции! «Придется еще блюдце испачкать! – подумал Саша, а то не дай Бог передерутся!» – и, положив коту котлету и манной каши, поставил тарелку и блюдце на пол.

Полкану полагалась намного большая порция, но он съел ее быстрее, и теперь смотрел, как Барс расправлялся с кашей. Хотя эти звери были знакомы, и относились друг к другу терпимо, помочь Барсу Полкан не решался и ждал, вдруг тот немного не доест. Кот уже наелся, но, словно назло псу, из последних сил пытался съесть всю кашу. Саша не гасил лампу и наблюдал за этой сценой с кровати. Наконец, Барс облизнулся и не спеша пошел прочь, к печке. На блюдце осталось немножко каши и Полкан разом проглотил ее.

Все, теперь спать! В звериной компании Саша меньше боялся нечисти и чувствовал себя намного спокойнее. Он снова забрался под одеяло и в доме на какое-то время воцарилась тишина. Третья попытка уснуть оказалась сложнее, поскольку он разгулялся. Саша ворочался туда сюда, но сон все не приходил. Кровать отчаянно скрипела. В какой-то момент Саше опять показалось, что кроме скрипа кровати, он слышит какие-то звуки. Он стал прислушиваться. Со двора явно доносилось какое-то шебуршение. Саша нащупал коробок спичек, чтобы зажечь керосиновую лампу. Там оставалась только одна спичка, и, стараясь обращаться с ней как можно аккуратнее, чтобы не сломать, Саша ее сломал. В его лампе стекло приподнималось вверх нажатием специального рычажка, так что образовывалась узкая щель, и просунуть туда зажигалку не удавалось. Да и зажигалка осталась в шубе. Теперь предстояло вслепую найти спички в серванте.

Держа в одной руке лампу, а другую протянув перед собой, Саша медленно пошел вперед. В этот момент во дворе что-то еще сильнее захрустело и раздался резкий стук в стекло. Стучали чем-то металлическим, возможно ножом. Вслед за стуком за окном что-то грохнуло и раздался возглас: «Твою мать!». Услышав знакомое слово, Саша понял, что там не кошка и не собака, а непосредственно человек. А когда кто-то откликнулся на этот возглас словами «Ни хрена себе!» Саша понял, что людей там как минимум двое.

Это настораживало. В районной газете недавно писали, как двое пьяных рабочих хотели выпить еще, но у них не было денег. Тогда они влезли в дом, стоящий на отшибе, зарезали семью из трех человек, и забрали пятьсот рублей, наручные часы и портативный радиоприемник. Все это они пропили в поселке, а на следующий день их задержали. В другой раз, в аналогичной ситуации, хозяин дома оказал сопротивление, застрелив грабителя из ружья, но честные и справедливые судьи его посадили в тюрьму за превышение пределов необходимой обороны.

Ружье у Саши имелось, и даже, в отличие от деревенских, зарегистрированное. Но его долго доставать. Топор гораздо ближе – прямо около печки. В такое маленькое окно с крестообразным перекрестием рам быстро не пролезешь, так что топором отбиваться даже сподручнее. Привыкший к частому отсутствию электричества Саша быстро нашел в серванте спички и зажег лампу. Полкан стоял в середине комнаты ощетинившись и злобно лаял в сторону непрошенных гостей. Из-за печной трубы озабоченно выглядывал Барс.

– Хозяин, открой! – послышался хриплый голос с улицы.

– Чего надо? – намеренно грубовато ответил Саша.

– Выпить надо, выручай брат! – прозвучал второй голос, более доброжелательный.

Говорить через закрытое окно удавалось плохо, к тому же лай Полкана в закрытом помещении звучал просто оглушительно. «Похоже, придется открыть дверь. Здорово, что сегодня пришел Полкан!» – подумал Саша.

Полкан однажды уже спас его, если не от гибели, то от жестокого избиения. Когда Саша только появился в деревне, несмотря на его тактичное и дружелюбное поведение, не все жители отнеслись к нему доброжелательно. Неприязнь местных напоминала инстинкт животного, стерегущего свою территорию и атакующего любого чужака, вторгшегося в ее пределы. И вот однажды летом, когда Саша, окончив дополнительные занятия с учениками, пешком возвращался домой, двое подвыпивших крестьян решили его подкараулить. «Сейчас посмотрим, чего стоит этот физик-астроном на самом деле!» – ехидно потирали они руки. И пришлось бы Саше плохо, не наладь он к этому времени отношения с Полканом.

Полкан – типичный деревенский пес – больше десяти лет жил в одной семье, но после семья уехала в город и его выбросили на улицу. Тяжелые настали для него времена. В отличие от кота, прокормиться самостоятельно он почти не мог. Так бы и подох с голоду, или задрали бы его другие псы, да тут появился Саша, к которому тот и пристроился. Кличка Полкан Саше не нравилась, но переименовывать взрослую собаку он не стал. Полкан был очень благодарен Саше за то, что тот «взял его на службу», и исключительно ценил оказанное ему доверие. К тому же Саша обращался с ним ласково и, в отличие от деревенских, никогда не бил не только ногами, но даже и рукой не замахивался.

Так вот, в тот день до дома Саше оставалось всего метров двести-триста, как внезапно из-за копны сена появились два здоровых мужика и преградили ему путь.

– В чем дело? – спросил Саша.

– Узнаешь сейчас! – ответил один из них, и его ответ не предвещал ничего хорошего.

– Разговор к тебе есть! – сказал второй. – Серьезный. Мужик надвинулся на Сашу, как бульдозер, и продолжил, дыша перегаром:

– Знаешь, почему Россия погибает? Потому что такие как ты по институтам всяким шастают, на земле работать не хотят! Сидят там в Москве, на деньги народные жируют! А ты знаешь, что такое русский народ?! Ты там в Москве русских не видел! Там уже русских не осталось! Вы все Западу жoпу лижете, а потому все выродились! Настоящие русские – они только здесь живут! А кулак у русских тяжелый! На-ка, отведай, студент! – крестьянин закончил речь и внезапно ударил Сашу под дых.

Вскрикнув, Саша упал, скорчившись на земле, а мужики принялись избивать его ногами. Но они успели нанести всего несколько ударов. Откуда ни возьмись, на них вихрем налетел Полкан. Сбив сходу одного нападавшего с ног, он бросился на другого. Саше показалось, что огромный бородач сейчас просто задушит пса, или свернет ему шею, но не тут-то было. Не позволяя себя схватить, пес рвал крестьян зубами с отчаянной свирепостью, как говорится, что было сил. А сил, несмотря на возраст, оставалось в нем еще немало.

Полкан родился и вырос в деревне, но крестьян не любил. Сколько раз его ни за что ни про что, просто срывая злость, били сапогами, а он, привязанный к забору, не мог убежать, сколько раз его бросали в будке на морозе, забывая покормить несколько дней подряд, сколько других обид и оскорблений пришлось ему снести от своих хозяев… Но наиболее сильным впечатлением стал случай, когда хозяин забил насмерть железным прутом подругу Полкана, которая, по молодости своей, никак не могла удержаться от того, чтобы погонять кур. Полкан, задыхаясь, рвался с цепи, но ничего не смог сделать, и только в бессильной ярости наблюдал предсмертную агонию своей «жены».

А вот с Сашей ему повезло. Саша животных любил и никогда не обижал. К тому же Сашу Полкан не воспринимал как крестьянина, поскольку, как и все собаки, в основном ориентировался по запаху, а от Саши пахло иначе, чем от деревенских мужиков.

В общем, сражался пес яростно, будто пытаясь отомстить за все свои прежние страдания. Саша с трудом пытался подняться, чтобы помочь своему четвероногому другу, но после полученных ударов это оказалось непросто. Когда же он, наконец, встал, то понял, что спасать нужно не Полкана, а своих обидчиков. Пес рвал их нещадно. К счастью, не будучи специально тренированным, он не догадался сходу перегрызть горло, но и без этого досталось им здорово, из многочисленных ран хлестала кровь… С трудом оттащив рассвирепевшую собаку, Саша добрался до дома, где отдал Полкану свой недельный запас мяса.

Надолго оказавшиеся после этого случая в больнице, мужики пытались привлечь Сашу к ответственности, но им это не удалось, так как, по своему «происхождению» Саша был вхож в круги местной «интеллигенции», был лично знаком и имел хорошие отношения со многими влиятельными людьми района.

Вот почему теперь, когда к нему ночью в дом ломились неизвестные пьяные, Саша порадовался, что с ним оказался Полкан. Он крепко взял пса за ошейник и вышел на веранду.

На улице стояли два мужика, один бородатый, другой нет, судя по всему, местные. Бородатый обматерил Полкана, призывая того успокоиться. Присмотревшись, Саша узнал в них двух зоотехников из соседнего села примерно в 5 километрах отсюда. «Мы это, того…, – начал речь безбородый мужик, за самогонкой пришли. У наших что-то закончилась вся…»

Это были, как говорится, издержки производства. Приехав в деревню, Саша быстро научился гнать самогонку, причем хорошую, что его здорово выручало. Скоро он понял, что в здешних краях это универсальная валюта. Поначалу, листая учебник по маркетингу, он разрабатывал различные стратегии сбыта, намереваясь с минимумом риска продавать побольше и подороже, но потом понял, что американские методики в российской глубинке неэффективны. Гораздо выгоднее оказалось менять самогон напрямую на вещи или услуги, чем продавать его, а потом те же вещи или услуги покупать за деньги. При прямом обмене цена самогона возрастала в несколько раз. Таким образом, когда у Саши появился продвинутый самогонный аппарат, в его руках фактически оказалась собственная валютная фабрика. Вот она, валюта, булькает в сенях, распространяя сивушный запах… Исходные вложения окупились моментально, тем более, что некоторую часть Саша все-таки продавал.

Но сейчас он напрягся. Он привык, что к нему иногда приходили ночью страждущие, хотя и не ожидал визитеров в столь трескучий мороз. К сожалению, часто у страждущих не было денег, и они либо просили выпивку в долг, либо предлагали в счет нее какие-нибудь вещи. Но долги практически никогда не отдавали, а вещи, по большей части, оказывались бесполезными. И Саша боялся, что сейчас начнется подобный разговор: сначала его начнут упрашивать, потом взывать к его жалости, потом стыдить, а после – оскорблять и угрожать. Но ничего этого не последовало. «Налей грамм 700! – сказал мужик. – Есть у тебя? А то мы по 300 врезали, да маловато выходит! Вот, у нас все с собой!» И мужик протянул Саше пустую бутылку из под вина и крупную купюру.

Не рассчитывавший на столь цивилизованный исход разговора, Саша вздохнул с облегчением. Он наполнил бутылку до краев, сколько вошло, отсчитал сдачу, исходя из установленной цены, и передал все это мужикам через окошко веранды. К этому времени Полкан, увидев, что нападения не происходит, перестал яростно брехать, но, порядка ради, потихоньку порыкивал.

Мужики обрадовались, так как, направляясь к Саше, боялись его не застать, или же что у него тоже не окажется самогона. Они пожелали ему удачи и отправились в обратный путь, «для сугрева» сразу же приложившись к пузырю. «Эдак они выпьют ее на обратном пути! – подумал Саша. – Не приперлись бы снова через пару часов. Ведь деньги у них еще остались!» С этими мыслями он вернулся в теплую комнату, снова подкинул полено в печку, и лег в кровать, теперь уже твердо рассчитывая проспать до утра. «Все, пусть это будет последний раз!» –сказал себе Саша, забираясь под одеяло. Он имел в виду, что последний раз встает, чтобы встретить незваного визитера. Но вышло по-другому. Оказалось, он последний раз ложился спать за эту ночь.

Скоро послышался негромкий, но уверенный стук в окно. «Твою мать!» – подумал Саша, снова вставая с кровати. Он нащупал ногами тапочки и привычным движением зажег керосиновую лампу. К его удивлению, Полкан не лаял, а просто смотрел в сторону двери, навострив уши. «Опять кто-то за самогонкой приперся! Может эти же! – подумал Саша. – Оттого и пес не лает, выбрехался уже на них!» Взяв пса за ошейник, Саша вышел на террасу, открыл дверь и обомлел. Перед ним стоял старец – высокий, худощавый, с длинными седыми волосами и бородой, которые, казалось, особым образом светились в лунном свете. В одной руке старец держал шапку, а в другой – посох, которым, вероятно, он и постучал в окно.

– Мир тебе, добрый хозяин! – сказал старец. Пусти божьего человека погреться, очень уж силен мороз этой ночью!

Пускать неизвестно кого совсем не хотелось. Хотелось спать. К тому же, пришелец вызвал подозрение. Вдруг это грабитель? Или, хуже того, кто-то из нечистой силы, явившийся под видом старца? Саша задумался, как отмазаться.

– Так это, отец, у меня собака злая! Съест она тебя! – он посмотрел на Полкана, который, однако, есть никого не собирался, а испуганно пятился назад, приседая на лапах.

– Да не съест, пес твой чует божий свет во мне! – успокаивающее сказал старец. – А мне деваться некуда, я ведь совсем могу замерзнуть! Путник я, путь держу долгий! Ты меня не бойся, я тебя не обременю. Напротив, воздастся тебе от безграничных щедрот всеблагого Господа нашего! Как учил Иисус, «кто принимает Меня, тот принимает Пославшего Меня, кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника!» – старец говорил не торопясь, размеренно и очень уверенно. Казалось, его слова в буквальном смысле имеют материальный вес.

Саша удивился еще больше. Встретить человека, свободно цитирующего Библию, в этих краях и летом было непросто. Небезосновательно Саша подозревал, что в десятке километров вокруг, кроме него Библию полностью прочитал только местный поп.

– Ну что ж, заходи, отец! – согласился Саша, не найдя, как его отшить. Только честно скажу – боюсь я тебя! Да и пес мой тебя боится!

– Пес твой не боится, а благоговеет! Что меня бояться-то? – ехидно улыбнувшись ответил старец.

Саша посмотрел на поджавшего хвост Полкана, тщетно пытаясь вообразить, как должна себя вести деревенская собака, когда начинает благоговеть.

– Как что бояться?! Здесь знаешь сколько нечисти всякой водится? Я уж таких историй наслушался, что теперь на все необычное смотрю настороженно! – сказал он старику. – А уж после того, как Гоголя вчера на ночь почитал…

– С каких это пор в русской деревне Гоголя читать стали? – удивился незваный гость. – Впрочем, что-то ты на деревенского не слишком похож! Зажги-ка свет!

– Какой свет, отец! Четвертый день электричества нет!

– Но ты все-таки попробуй! Вдруг, Божию милостию…

Слова старца были прерваны затарахтевшим компрессором холодильника.

– Да свет давно уже дали, а ты все керосин жжешь! – сказал старец и рассмеялся.

Саша включил свет и пристально посмотрел на старца. Тот факт, что с его приходом вдруг появилось электричество, хотя среди ночи линию обычно не чинят, показался ему подозрительным.

– А ты точно не нечистая сила? – строго спросил он.

– Вот у тебя проблема! – развел руками старец. – С чего это вдруг?

– А почему внезапно свет дали, как ты пришел?

– Ну я же говорю, милостию Божию!

– Что-то не верится!

– Значит, что нечистый свет даст, тебе верится, а что милостию Божию настанет свет – никак?

Саша задумался. Именно так оно и было, но сознаваться в этом не хотелось. Тем временем, старец продолжил:

– Послушай меня, мил человек! Создатель наделил нас свободной волей, как у него самого. И даже сам Бог не может навязать нам ничего против нашей воли. Он даже спасти нас не может без нашего согласия! И воссоединиться с нами! Так неужели ты думаешь, что какая-то нечистая сила сможет превзойти Господа и покорить тебя?! Никогда такого не будет, пока теплится вера в душе твоей! Так что некого тебе бояться!

– Ну ладно, звучит разумно, – отступил Саша. А как Вас зовут-то?

– Меня – Старец Даосий! А тебя?

– А я Саша! – ответил Саша и они пожали друг другу руки.

– Странствую я, – предвосхищая вопрос, заговорил старец. – С Архангельская пешком в Израиль иду!

– Пешком?!!!

– Да, пешком. Хочу своими ногами через святые места к земле Господней прийти! Так что приюти ты меня на ночь, не бойся, не пожалеешь об этом!

Саша жестом пригласил гостя в комнату. Старец снял свой балахон и попросил Сашу поставить на печку несколько ведер со снегом, чтобы растопить его и помыться. Саша все исполнил и присел в ожидании.

– Ты знаешь, отец Даосий, угощать тебя мне особо нечем. В подполе есть картошка, можно сейчас пожарить, а вот мяса нету. Были котлеты школьные, но эти друзья сожрали! – он показал на кота и пса.

– А, хорошие у тебя друзья! – старец протянул руку и кот запрыгнул к нему на колени.

Запустив пальцы в его густую шерсть, Даосий поглаживал мурлыкавшего кота и говорил:

– Лапа беспокоит? Прокусил в свое время пес тебе лапу! Вижу, сражался ты отчаянно, и близка была твоя смерть кошачья. Но ты сдюжил и вынул псу когтем глаз. Только вот раненая лапа с тех пор так и болит, сколько лет уже прошло. Но больше не будет болеть, ибо уже исцелена она…

В этот момент кот привстал, потянулся, соскочил на пол и сделал пару быстрых кругов по комнате, чем весьма удивил пса, после чего вновь запрыгнул старцу на колени, теранулся мордой о его бороду, мяукнул и вскочил на печку. Старец чуть слышно рассмеялся.

– Ну иди и ты сюда, друг! – позвал он пса, и пес подошел.

Даосий ласково погладил пса и сказал: «Вот и твои хвори ушли!», и пес, вильнув хвостом, удалился.

– Ты обладаешь даром исцеления? – спросил Саша, глядя на старца широко открытыми глазами.

– Да, есть немного. Не то, чтобы лично я обладаю, но настроившись душою своею на Господа, становлюсь проводником Его благодати, а она исцеляет все живое.

– И меня можешь исцелить?

– Тебя пока не от чего исцелять. Телом ты здоров, а душа еще опыта набирается, ей надо иногда шишки набивать.

– А родителей моих можешь? Они сейчас в Москве, далеко отсюда.

– Расстояние значения не имеет.

Старец на несколько секунд замолчал, глядя куда-то в угол потолка, после чего сказал:

– Все в порядке. Завтра позвонишь, убедишься.

– Завтра телефон заработает?

– Заработает. Ты пока аппарат на зарядку поставь, потому что завтра еще со светом могут перебои быть. Но с сотовой связью уже не будет!

Саша становился все больше заинтригован. На нечистую силу старец похож не был, но и обычным человеком явно не являлся. Хотелось скорее его подробнее обо всем расспросить. Но старец перехватил инициативу.

– На самом деле, все очень просто! Каждый из нас изначально наделен удивительными способностями! И только незнание, гордыня, важность и страх мешают людям быть творцами своей реальности! Тысячи духовных учителей говорили об этом! Говорят и сейчас – сегодня их особенно много!

– Господь создал тебя по образу и подобию своему, и наделил столь же весомой творческой силой, что он обладает и сам! – продолжил старец. Это важнейшая составляющая нашего с ним подобия! Ты действительно можешь сотворить все, что хочешь! Твоя жизнь полностью принадлежит тебе! И сотворить не только в духовной сфере, как это делают великие люди, но и в материальной! И прямо сейчас! – горячо сказал Старец.

– Эх, если бы все было так просто! Теоретически-то оно понятно, но вот как на практике это реализовать… – робко возразил Саша.

– Давай покажу! – бодро откликнулся Старец. – Нам чего сейчас не хватает? Правильно, у нас мяса нет. А вот ты теперь представь, что мясо у нас есть!

– И что? – спросил Саша.

– Если ты ясно себе представишь, как вот перед тобой лежит на столе мясо, почувствуешь его запах, мысленно прикоснешься к нему рукой, и при этом ощутишь себя как хозяина этого мяса, то оно тут незамедлительно появится! – торжественно произнес Старец.

– Но каким образом? – не соглашался Саша. – С неба упадет что ли?

– Каким образом – не твое дело! Разве тебе доступна тайна мироздания, чтобы ты мог знать, что откуда берется в природе? Но это и не помеха! Посмотри на кота – он указал на полосатую морду Барса. – Тайны мироздания не знает, а мясо ест!

– Но он же охотник! Он сам его добывает! – упорствовал Саша.

– А ты творец! И ты сам можешь творить! Причем призван ты творить разумное, доброе, вечное! Но для начала начнем с мяса, а то больно уж жрать хочется! Давай, твори мясо, не греби мозги! – тон старца становился непреклонным.

Деваться было некуда, и Саша представил, что на их столе лежит огромный кусок красного, свежего мяса, а пес и кот завистливо поводят носами. Старец пристально смотрел на Сашу. Внезапно он сказал:

– А ты знаешь, твоя проблема в том, что ты еще не готов получить что-то бесплатно. Ты не чувствуешь, что имеешь такое право! Скорее наоборот.

– И что теперь делать?

– Что делать? Вообще – заниматься духовной работой. А в частности, сейчас найди для себя то, что готов отдать за полученное мясо. Я чувствую, что, хотя ты и не готов взять мясо бесплатно, но готов взять его недорого. Сколько бы ты заплатил за стакан мяса?

– За стакан мяса? – удивился Саша.

– В смысле, за кусок мяса. Это я оговорился, – поправился старец.

– Ну смотря за какой кусок. За хороший литр самогонки налил бы, – подумав, ответил Саша. У меня ее много.

– А сколько? – с любопытством уточнил Старец.

– Ну литров сто еще есть, – прикинул Саша.

– О!!! – уважительно воскликнул Даосий. – Да ты богат!!! А теперь давай, настраивайся на мясо, а я буду рядом, соответственно, мой энергетический поток захватит тебя, и все легко получится, – резюмировал Старец и они погрузились в тишину.

Когда Саша понял, что он сделал все, что мог, он вопросительно посмотрел на старца.

– Молодец! – похвалил тот. – Зря только так напрягаешься! Это надо расслабленно делать, с удовольствием! Но будешь тренироваться – научишься! А теперь забудь о мясе и пошли чистить картошку. Только я сперва помоюсь – вода, кажись, уже нагрелась!

– А как же мясо? – спросил Саша.

– Не думай о мясе, тебе говорю! – строго ответил Старец. Если все сделал правильно, то оно появится. А если будешь все время возвращаться к нему в мыслях, то обломаешь процесс!

Когда довольный помывшийся старец сидел вместе с Сашей за столом и чистил картошку, за окном раздалось урчание УАЗика. К изумлению Саши, это оказались деревенские из соседнего села. Они зарезали свинью, стали праздновать это дело, но у них закончилась выпивка. И вот теперь они предлагали обменять здоровенный кусок свинины на полторы-две поллитровки. Саша, не раздумывая, отдал им литр. Когда мужики уехали, он гордо положил мясо на стол и стал смотреть на него, не веря в то, что ему, пусть и при помощи старца, это удалось.

– Такое себе представлял? – осведомился Старец.

– Не совсем такое, но это не хуже, – ответил Саша.

– Ну и ладно. А зачем ты сырое мясо заказывал? Не мог готовое представить?

– Об этом я не подумал! – сказал Саша и опять удивился. Такая мысль совершенно не приходила ему в голову. – А что, и готовое можно было бы?

– Конечно! Какая разница! – пожал плечами старец. – Ну ладно, за то мы его на свой вкус теперь пожарим!

И они занялись готовкой. Разумеется, после таких событий Саша думал не столько о стряпне, сколько о тайне мироздания, и попутно пытался повыспросить старца.

– Так значит ты, отец, говоришь, что ты – человек божий? Значит, ты из какого-то православного монастыря?

– Вот тут ты промахнулся. Как ты себе это представляешь: быть божьим человеком, служить Господу и при этом замкнуться в рамках всего одной конфессии, тем более такой закоснелой? Разве Бог создал не весь мир? Разве он любит не всех людей? И разве обязаны все люди быть одинаковыми?

– Но наш местный батюшка говорит, что спасутся только те, кто принадлежат к православной к церкви. А кто не принадлежит – хоть сто раз праведником будь, не спасешься! Ибо истина – она одна! И только у нас!

– А другие думают, что истина – только у них. Это, по-твоему, справедливо?

– По-моему, нет. Но батюшка говорит, что это так. Только православный может войти в Царствие Небесное!

– А как ты думаешь, в других странах – например, где-нибудь в Индии, есть праведные, добрые люди, достойные Царствия Небесного, или ни одного нет?

– Наверняка есть. Мир не без добрых людей.

– Так почему же Господь оставляет их без спасения? Разве Иисус обещал спасти не всех праведников, а лишь избранных из них? Причем избранных по критериям, не имеющим отношения к праведности? А что делать с невинными младенцами? Если младенец умер, и его не успели прежде окрестить? Ему тоже не видать Царствия Небесного? Ты батюшку об этом спрашивал?

– Спрашивал. Батюшка говорит, что не видать. Таков Закон. А еще батюшка говорит, что эти вопросы – от диавола. Если они возникают – значит, зародилось в душе сомнение. А Сомнение – тяжкий грех!

– И что он предлагает?

– Предлагает пойти покаяться, и еще говорит, что надо меньше думать. Верующий не должен думать. Верующий должен верить. И неукоснительно слушаться слова Духовных настоятелей своих, что уполномочены Святой Церковью быть пастырями народа. А еще батюшка говорит, что русские – это Богом избранный народ. Русских Бог больше всех любит.

– Странно. В Священном писании вообще о русских речь не идет, там написано, что избранный народ – это евреи. Хотя и это тоже неверно. Бог любит всех одинаково…

За такими вот разговорами, обсуждая Священное писание и различия между Богом и религией, они сготовили пусть не изысканный, но очень вкусный ужин. На печке, на огромной сковородке шкворчала картошка, пожаренная с луком, а рядом, на сковородке чуть поменьше, жарилось свежее мясо. И тут старец сказал:

– Вижу я, Волею Божию нам предстоит бдение. К нему надлежит особо подготовиться. Бдение более исполнено смыслом, когда сопровождаемо возлиянием. Ибо расширяя сознание – ты расширяешь и свое бытие, а своевременно возданная хвала Бахусу освобождает сознание от обыденной скованности, открывает новые горизонты, позволяет воспарить духом!

Саша вопросительно посмотрел на Даосия:

– Это ты что-то совсем философское сказал!

– Могу и попроще, – отозвался Даосий. – Короче, не врубить ли нам по паре стаканчиков?

– По паре стаканчиков? – удивился Саша. – Это ведь будь здоров! У меня самогонка покрепче водки будет!

– Правильно. Не зря ее все хвалят! Так что тащи литр!

– Нет, ты не думай, мне не жалко, – стал оправдываться Саша, но литр – не многовато ли нам?

– Многовато – это когда на одного. А у нас ведь на двоих получается – в самый раз!

Саша пожал плечами и полез в подпол. В подполе он хранил запас особо чистой самогонки, специального приготовления. Ее было не стыдно подать к любому столу.

– А огурчика соленого нет у тебя? – крикнул старец ему вдогонку.

– Есть! – глухо донеслось из погреба.

Разложив дымящуюся картошку и мясо по тарелкам, старец собственноручно откупорил запотевшую литровую бутыль и налил по 50 грамм: Саше в граненый стакан, себе – в белую эмалированную кружку с черными щербинами.

– За тебя, о щедрый хозяин! Да воздаст тебе всемеро всевидящий Бог за доброту твою!

Они чокнулись и старец, добавив: «Ну – понеслась!», опрокинул кружку в рот. Одним махом заглонув содержимое, он поставил кружку на стол, наколол на вилку самый маленький огурец, закусил и с чувством сказал: «Эх, хорошо!!!»

«Когда пол-России прошел пешком, видимо, научаешься высоко ценить маленькие радости…» – подумал Саша.

– Скажи, а какими ритуалами ты пользуешься, чтобы творить чудеса?

– Ритуалами?! Ты меня за колдуна что ли считаешь?

– Ну почему обязательно за колдуна? Вот, например, в церкви тоже все строго расписано. Меня бабки учили, как и что нужно делать: где стоять, когда креститься и кланяться, какому святому при какой проблеме ставить свечку. Очень все четко. Вот например: однажды отстоял я всю воскресную службу, и вдруг заметил, что у меня развязался шнурок. Присел на лавочку, чтобы его завязать, а какая-то женщина мне и говорит: «Все теперь! Раз ты до конца службы присел, значит, вся служба псу под хвост пошла, не засчитывается, как будто ее и не было! Ибо ты нарушил важное правило!»

– И ты считаешь, что это по-христиански?

– Точно я не знаю, но чувствую, что не очень…

– И правильно чувствуешь. Скурпулезное выполнение ритуалов, обеспечивающее помощь неких высших сил, – это чистой воды магия! Я уж не говорю о том, что вычислять, какого святого о чем просить, как любят делать некоторые церковные люди – это прямой языческий ритуал – какому богу жертвовать барана! Один за эти вопросы отвечает, другой – за те…

– Но ведь почти все в церкви так делают! Что же получается, большинство православных – не христиане?!

– Не буду тебя навязывать свое мнение. Ты умный, смотри сам, думай… Но запомни: Истина не нуждается в ритуалах. А тем более – Бог. Единственное, что имеет значение – это состояние твоей души. Ритуалы всего лишь помогают сосредоточиться тебе самому. Чем отличается язычник от христианина? Язычник обращается к идолу. Христианин же – к Богу. Он понимает, что икона – только кусок дерева, не более. Она нужна для того, чтобы напомнить ему о Боге, чтобы было легче создать внутри себя должное состояние, сосредоточиться, очистить душу перед беседой со Всевышним! Ладно, наливай давай! – подытожил старец.

Саша разлил следующую порцию, поднял тост «За встречу!» и они выпили.

– Эх, хорошо! – снова крякнул Даосий, закусывая, и возвращаясь к предыдущему разговору, продолжил:

– А чудеса можно творить просто так, безо всяких ритуалов!

– Но ведь в Библии написано, что творить чудеса нельзя! Типа, грех!

– Верно, написано. В Ветхом Завете. Но там много чего написано. Например, Ветхий Завет устанавливает многоженство, и кроме этого, наделяет мужчину правом ходить еще и к наложницам! Почему же мы выбираем одно, а другое – оставляем? Знаешь, если так выдергивать цитаты, что угодно можно обосновать. Это как при социализме философские диссертации защищали. Сам видел: два соискателя отстаивают кардинально противоположные идеи, но ссылаются при этом на одну и ту же работу Ленина. И ничего, прокатывало!

– Знаешь, но все-таки страшно! – ответил Саша. – В Библии столько ужасных вещей написано. На ночь лучше не читать, пострашнее Гоголя будет! Вот, смотри.

Саша встал из-за стола, подошел к книжной полке, вытащил Библию и начал наугад ее перелистывать.

– Сколько хожу по деревенским домам, ни разу не видел столько книг. Чаще всего вообще ни одной книги в доме нет! – уважительно отозвался старец, глядя на Сашину библиотеку.

Саша остановился на какой-то странице и сказал:

– Например, вот этот фрагмент: небольшая часть речи Всевышнего, из в Пятикнижия Моисея, книги Левит, главы 26. Господь говорит, что если люди ослушаются Его, «то Я в ярости пойду против вас и накажу вас всемеро за грехи ваши, и будете есть плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть; разорю высоты ваши и разрушу столбы ваши, и повергну трупы ваши на обломки идолов ваших, и возгнушается душа Моя вами; города ваши сделаю пустынею, и опустошу святилища ваши, и не буду обонять приятного благоухания жертв ваших; опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней; а вас рассею между народами и обнажу вслед вас меч, и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены». И таких фрагментов тут множество. Знаешь, на этом фоне фраза, что Бог есть любовь, выглядит как-то абстрактно и неощутимо! Поэтому и боязно отступать от канона. Вдруг Бог рассвирипеет и начнет мстить?

– Как это Бог может рассвирипеть? Он что, собака что ли? – отозвался старец, разливая следующую порцию по стаканам. – Ладно, иди сюда, накатим, а после я тебе разъясню.

Саша вернулся за стол и они выпили за торжество вселенской любви.

– Так вот, начал старец, закусив очередным огурцом. – Логика официального учения такова. Бог хочет, чтобы люди любили Его, поклонялись Ему, слушались Его и боялись. При этом Он установил для нас набор определенных правил и строго следит за их исполнением. Нарушивших Он жестоко покарает. А соблюдающих – вознаградит. Своего рода система «ты – мне, я – тебе». Зачем-то ему очень нужно, чтобы люди вели себя определенным образом.

Старец прервался, чтобы прожевать кусок жаренного мяса и продолжил:

– Но задумайся вот о чем. Если Бог – это Альфа и Омега, Начало и Конец, Всемогущий, Вездесущий и Всеведущий – чего же Он может еще хотеть?! Зачем ему поклонение, послушание и славословия человека? Может ли он нуждаться в чем-то? Может ли он чувствовать себя несчастным, если чего-то не получит? Тебе не кажется, что представления о Боге, которому не чужды потребности и желания, упрямство и страх, тревоги и эмоциональные колебания, свойственные людям, выглядят не только абсурдными, но и более того – богохульными? Что это за Бог? Разве такой Бог совершенен и всемогущ? Наделение Бога человеческими страстями принижает Его, лишает совершенства, низводит до уровня обычного человека!!!

– Скорее получается, что не Бог создал человека по образу и подобию Своему, а человек нарисовал Бога похожего на себя! Как выразился один мудрец, если бы у кошек был свой бог, то он ловил бы мышей! – вставил Саша где-то услышанную идею.

– Интересная мысль! Ну-ка, Барс, – обратился старец к коту, наблюдавшему за философской беседой с печки, расскажи нам, ловит твой бог мышей?

Барс бросил в ответ дружелюбный взгляд и широко зевнул, распахнув пасть, наполненную большими и острыми зубами. Как будто хотел сказать, что если уж он, Барс, ловит, то кошачий бог – всенепременно!

– Ты знаешь, продолжил старец, но с людьми все-таки иначе. Бог действительно создал человека по образу и подобию своему, это правда. Просто образ Его весьма далек от привычных представлений. Истинный Бог вправду есть Любовь. Он – Свободный Творец! И мы такие же!

– Вдохновляюще звучит! – восхитился Саша! – Хочется в это верить!

– Именно! Как же еще может звучать божественная истина?!

– Как вот только батюшке это объяснить?

– А что он?

– Он против всего современного, против Запада, считает, что нужно ограничить культуру и вернуться к истокам, к прежнему духовному состоянию, которое было в России до революции, и тогда все пойдет как надо.

– Да, талибы в Афганистане нечто подобное и делали. А он не задумывался о том, что церковь в России находилась в таком духовном состоянии, что допустила революцию?! И народ, который еще недавно истово крестился и клал в храмах поклоны, пошел эти храмы громить и грабить? И священников на вилы насаживать? Была «Святая Русь», и куда-то сразу подевалась! Разве случилось бы такое, если бы народ действительно был православным? Ведь за веру люди на смерть шли, а тут – пришла кучка большевиков, и почти все легко отреклись! Он уверен, что нужно возвращаться именно к такому состоянию, к таким истокам?

– Ну этого ему не объяснить…

– Кстати, а тебе не кажется, что наш вечер проходит несколько суховато? – спросил старец и улыбнулся.

Саша почувствовал, что он прикалывается, но не сразу понял в чем шутка. Только когда Даосий показал глазами на бутыль, он сообразил, что имелась в виду следующая порция. Они хлопнули еще по 50 и старец продолжил:

– А зачем тебе вообще что-то объяснять батюшке? На черта он тебе сдался? Ну скажи, кто он такой? Он что – просветленный мастер? Он истину, думаешь, знает? Он человек сильно образованный?

– Да нет, – ответил Саша. – Но все-таки это официальное духовное лицо, уполномоченное церковью, своего рода, посредник между мной и Богом…

– Вот именно! А тебе посредник нужен? И главное: посредником можно быть только тогда, когда наладил контакт с обеими сторонами! А батюшка твой Бога видел? У него есть с Богом связь на тонком плане? Он хоть раз в жизни ощущал Его присутствие? Замирал в благоговении, когда пред ним открывалась вся бездна Божественного Великолепия? Подумай! Или же все иначе: связь у него есть только бюрократическая и только с православными иерархами, а представления о Боге согласуются с документами, одобренными Священным синодом? Что в бумаге написано, то и истина? Ты ведь знаешь, какой ответ правильный. Вообще, что твой батюшка делает?

– В принципе, он довольно много всего делает, – прожевывая картошку, сказал Саша. Во-первых, он является настоятелем храма, следит за всем хозяйством, поддерживает храм, чтобы деревенским было куда пойти молиться. Во-вторых, он отправляет необходимые ритуалы: исповедует, причащает, венчает, ну и прочее, там машину освятить или мотоцикл. В-третьих, он наставляет народ, говорит, что можно делать, что нельзя, – объяснил Саша.

– Хорошо. Но обрати внимание: батюшка твой скорее социальный менеджер, а не духовный учитель. В роли духовного учителя он выступать не может, ибо сам не достиг еще духовных высот. И что печально, и не движется в этом направлении!

– Откуда ты знаешь?

– Это я своим духовным зрением вижу!

– То есть, ты, типа, еще и ясновидящий?

– В некотором роде да.

– А ты можешь сказать, каков мой путь к Богу? – сменил тему Саша и, положив вилку на тарелку, пристально посмотрел на Даосия.

Старец задумался, взглянул куда-то в потолок, выждал паузу, после чего сказал:

– Твой путь к Богу еще не сформировался. Пока ты находишься в поиске. Но помни, что ты можешь идти к Богу своим, уникальным путем. Ибо нет единого истинного пути. Существуют тысячи путей к Богу! И буддист, и индуист тоже придут к Богу. Их путь не лучше и не хуже, он просто иной! Но твой личный путь будет самым быстрым для тебя!

«Слышал бы тебя наш батюшка! – подумал Саша, не иначе, кадилом бы огрел!» Но свою мысль он не стал произносить вслух а вместо этого спросил:

– Но как я узнаю, какой путь мой?

– Слушай свою душу. Верь ей. Ибо Бог – внутри тебя. Разум может заблуждаться, но душа знает истину. Прислушайся к тому, что ты чувствуешь. Тогда тебя никто не сможет обмануть. И иди дорогой Свободы, Любви и Добра. Ибо это есть путь Бога. Это мерило и это критерий. Запомни: там, где нет любви, там нет и Бога! И мы нередко видим, что служители церкви на самом деле не служат Богу!

– Это точно! – согласился Саша.

Ему уже стало непросто сидеть на стуле, так как сказывалась непривычно большая доза выпитого. Старец же, казалось, только входил во вкус. Вести беседу было очень интересно, напрягало только то, что не удавалось отказаться от своих 50 грамм: старец настаивал, чтобы пили поровну. Но Саша держался мужественно. Так что продолжили.

За эту ночь Саша узнал много нового для себя. О чем-то он подспудно догадывался, что-то просто принял к сведению, а что-то выступило для него революционным знанием, вынуждающим пересмотреть свое мировоззрение. Но наконец литр самогона иссяк. Старец поднял бутылку, аккуратно стряхнул последние капли себе в рот и сказал:

– Похоже, бдение пора заканчивать! Завтра мне снова в путь!

– А может, поживешь немного у меня, передохнешь? – с надежной спросил Саша.

– Нет, завтра надо мне отправляться в дорогу. Что касается тебя – ты и так сегодня получил больше мудрости, чем пока можешь переварить. Читай, осознавай, тренируйся – и в нужный момент ты встретишь следующего учителя! Ищущий всегда находит! – подытожил старец.

Саша предложил постелить ему на соседней кровати, но он предпочел спать на печке, где имелась специальная лежанка – обычно на ней Саша сушил дрова.

– Но там ведь кот по тебе шастать будет! Он там привык спать! – предупредил Саша.

– Кот мудрецу не помеха! Кот мудрецу – друг, товарищ и брат! – весело отозвался Даосий.

Старец ловко взобрался на печку и восхрапел. Саше же было нелегко. Поллтитра самогонки давали о себе знать решительно и неукротимо. Казалось, он не лежит на кровати, а кувыркается внутри огромного ящика, который катится с самой вершины горы Эверест. Нет, даже с какой-то другой, бесконечно высокой горы. С Эвереста он уже давно бы докатился. А Даосий, с Барсом на плече, спокойно посапывал на печке.

Часов в 12 Саша проснулся. В окно врывался луч солнечного света, по-весеннему яркий и игривый. Старец был уже вовсю в движении: он умылся, затопил печку, выпустил пса на улицу и сейчас сооружал что-то на завтрак.

– Доброе утро! – бодро сказал он.

– Доброе! – выдавил из себя Саша. Если для кого оно и доброе, то явно не для него: состояние сонное, голова при каждом движении отзывается острой болью, в животе дискомфорт. Старец подумал предложить ему опохмелиться, но не стал.

– Сейчас позавтракаем и я отправлюсь в путь свой! А ты ложись дальше спать! Все равно для тебя этот день пропащий! Но не сожалей о нем: ведь иной день стоит вечности! – вместо этого сказал он.

Они позавтракали и старец, тепло попрощавшись, ушел, а Саша лег спать. Несмотря на яркое солнце, ему удалось, наконец, уснутькрепким, здоровым сном. Возле подушки примостился Барс, которому, после ухода старца, стало одиноко на печке.

В жизни Саши уже начался новый, гораздо более захватывающий этап, только он об этом еще не знал…

Примечания

1

от английского face – лицо

(обратно)

Оглавление

Об авторе

Тайна сновидения

Битва чародеев

Дажьбог и сексуальная магия

Полуночные врата

Негр Мамбуда и магия Вуду

Хрустальное око

Григориан Подмосковный

Июльский WEEK-END

Вася-прострели-рыло

Полосатый фейс

Учитель и Старец

*** Примечания ***