Когда твой герой – монстр [Нолан Росс] (fb2) читать онлайн

Нолан Росс Когда твой герой — монстр

1

Я не одиночка, как люди иногда любят говорить о себе, считая, что это прибавляет им в глазах окружающих какого-то веса, делает их интереснее. Одиночкам не нужны зрители. А мне же никогда не были нужны соратники, друзья, и больше всего я ненавидел те виды деятельности, которые требовали от меня становиться тем, кем я не являлся — кажется, это называется "компанейский человек".

— Ну же, давайте, разбейтесь на команды, мы отлично проведём время!

Вот только мистер Кёрч был не прав: нельзя хорошо провести время, если ты не желаешь контактировать с каждым из присутствующих. Разве того, что человек вынужден находиться со своими одноклассниками столько лет бок о бок, было недостаточно, чтобы остаток урока посвятить новой теме или отпустить всех пораньше, а не устраивать весёлые настольные игры?

— Так, что у нас тут? Берсерки? Есть! Так, вы с Брайаном и Эдди — Хилеры! Отлично! Начинайте сразу писать себе уставы, ориентируясь на выбранную ситуацию игры! Мародёры? О, почему-то я знал, что именно вы четверо и выберете их, только не усердствуйте, ведь эти мародёры добывают еду и ведут разведку, а не ведут себя так, как вы на день Всех Святых!

— Мистер Эванс? К какой команде решили присоединиться вы?

Страх. Мне удаётся уловить нотки этого отвратительного чувства. И я рад, что оно принадлежит не мне, но мне противно, что оно возникло из-за меня. Чужой страх ещё более неприятен, нежели собственный.

— Маги, мистер Кёрч.

— Это, конечно, замечательно, но ты же знаешь, что не можешь быть единственным участником команды, тебе надо примкнуть к кому-то из ребят…

— Я уже написал свой кодекс, но спасибо за предложение.

— Но Кристофер…

— Тук-тук! Я не помешал Вам, мистер Кёрч? Я занёс книги…

Бывают люди, которые одним своим появлением приносят свет. Уничтожают жуткие ночные тени, в которых обычно в разных страшилках, кошмарах и фильмах ужасов прячутся монстры. Именно таким человеком был наш учитель литературы.

— Да-да, здравствуйте, мистер Тейлор, можете положить их на стол.

— Сделано! И извините, что помешал вашей игре.

— О, мы ещё не начинали: мистер Эванс никак не может определиться с выбором команды…

— Могу. Я выбрал магов.

— Да, вот только больше никто не выбрал, поэтому…

— А, знаете, у меня как раз сейчас "окно", и я могу составить вам компанию, например, могу присоединиться к магам. Если, конечно, Кристофер не против.

— Я не против.

— Вот и отлично!

Я видел, как лицо мистера Кёрча снова стало расслабленным, будто только что на его глазах сапёр обезвредил бомбу.

Многие воспринимают меня так, будто я катастрофа. Но это неверно. Я просто старшеклассник, которого не интересует целый ряд того, что нравится большинству. И я не боюсь заявлять об этом. Хотя мне бы и не пришлось этого делать, если бы меня снова и снова не ставили в ситуации, в которых мне совершенно не хочется принимать участие.

— Ну, что тут у тебя с уставом, показывай!..

— Я не знаю, что ещё добавить в связи с выпавшей локацией, — я пододвинул исписанный листок поближе к усевшемуся рядом со мной мистеру Тейлору. От него пахло вербеной. Я был не против.

— Ну, одно ты указал точно: "постараться не умереть"…

— Я хотел сказать иначе.

— И как же?

— Ничто не истина — всё дозволено. Это значит, что в выпавшем мире можно быть монстром.

— Но ты изменил формулировку, я вижу — ты зачеркнул.

— Это потому что теперь я не один, теперь со мной Вы, и мне больше почему-то не хочется быть монстром.

— Как насчёт храбрости? Смелости? И чу-у-уть чуть безжалостности, но с условием, что мы будем убивать противника только в крайнем случае, идёт?

— А ещё можно убивать свои чувства. Так же — безжалостно. Чтобы не бояться.

— Можно. Главное при этом, Крис, не убить самое главное.

— И что же это?

— Человечность.

2

«— Ганнибал! Я прощаю тебя, Ганнибал. Я прощаю…»

— Но почему…

— Что почему, Крис?

— Почему… Почему Уилл дал ему уйти? Почему простил Ганнибала?

Наверное, стоило упомянуть ещё в самом начале. У меня есть проблемы. Да, они есть у всех, но вот только мои мешают мне взаимодействовать с людьми.

Говорят, есть люди, которые словно «открытые книги» (не я придумал это странное сравнение). Так вот, если передо мной положить одну из таких книг, я не смогу её прочесть. Даже если в ней будет шрифт, как в детском букваре — огромный.

Точно таким же — огромным — было и моё непонимание людских душ, их поступков, мотивов, взглядов, намёков. Особенно трудно мне давались именно намёки. А ещё юмор. И переносный смысл. И множество других вещей.

Но я совершенно не страдал от этого, если вы успели обо мне так подумать. Страдали другие.

— Ну… Сейчас попробую тебе объяснить. Уилл Грэм… он особенный…

Все, кроме мистера Тейлора. Он знал, что у меня проблемы, и старался говорить со мной так, чтобы я понял. Ведь это так важно на его уроках. Литературные герои слишком часто представляют собой далеко не открытые книги. Наверное, именно поэтому я и люблю уроки литературы. Они не приближают меня к чему-то прекрасному, вроде искусства писательства — они учат меня понимать людей.

— И Ганнибал тоже особенный, хоть и монстр? Даже если он каннибал?

— Как много на самом деле ты знаешь о каннибализме, Крис?

Каннибализм — это когда одни люди едят других людей. Но мистер Тейлор ждал от меня явно не этого определения.

— Не достаточно, — я пожал плечами, глядя на то, как на экране в режиме «паузы» застыло лицо одного из самых известных монстров в мире.

— И это не твоя вина. Всё дело в том, что общество не хочет об этом говорить. Хотя такой феномен, как людоедство, в истории встречается очень часто, и особенно в виде части культуры того или иного народа.

— То есть, люди не хотят признавать целые культуры только потому, что им это не нравится?

— Можно сказать и так. Как, например, мало кто из историков в учебных заведениях говорит о гомосексуализме в разных культурах, который считался тогда абсолютно естественным.

К слову. Я не умею понимать и самого себя. Но, услышав последние слова своего учителя, я ощутил нечто новое. Чему не было названия, но я уже тогда отчего-то понял — это чувство было запретным.

— Люди в большинстве своём лицемеры, Крис: они презирают те или иные вещи в истории, но аплодируют им стоя, видя их на платных каналах, в театрах или где-либо ещё — там, где эти вещи можно в итоге назвать лишь вымыслом.

Несколько раз в неделю после уроков мы встречались в кабинете мистера Тейлора и смотрели разные фильмы или его любимые сериалы: своих у меня не было, потому что я зачастую не понимаю героев, помните, да?

— Получается, если бы события «Ганнибала» происходили в реальном мире, Уилл бы просто застрелил его? Или Ганнибал съел бы его ещё при первой встрече?

— Почему ты так думаешь?

— Потому что в реальном мире они оба странные. Они фрики. Потому что в реальном мире они не особенные. И потому что в реальном мире монстров никто никогда не простит и, тем более, не полюбит.

Я не заметил, как начал раскачиваться на стуле взад-вперед. Как начал дышать часто-часто. Со мной так бывает, когда я осознаю нечто такое, что мне неприятно осознавать. Но в этот момент я был не один. Мистер Тейлор обнял меня за плечи, а не смотрел испуганным взглядом.

— Всё зависит от человека, Крис. Иногда даже в реальном мире у самого «отпетого» каннибала может быть самый настоящий кодекс чести. А у другого человека может быть огромное сердце, способное понять и простить, что угодно. Способное полюбить монстра.

Наверное, тогда я это и почувствовал. Почувствовал, как мои проблемы постепенно становятся менее весомыми, и другие люди, быть может, будут теперь не так страдать от моего «недуга». Да, в тот день я почувствовал себя особенным. Вот только тогда я ещё не знал, какая роль мне отведена в грядущем фильме ужасов: Уилла Грэма или Ганнибала Лектера.

3

— Хей, Эванс!

— Эванс, ты оглох? Клод к тебе обращается!

У меня всегда был хороший слух. Но даже если бы это было не так, я способен различать самые разные интонации, с которыми люди обращаются к друг другу. И те ноты, которые я слышал в голосе у Клода Митчелла, говорили мне лишь две вещи: опасность и потеря времени.

Я был занят взятой дополнительно лабораторной, и мне не хотелось ни первого, ни второго.

— Ты тут что, лекарство от бессмертия изобретаешь? Но, разочарую тебя, Эванс, даже проживи ты ещё пару жизней, они будут такими же унылыми, как и эта, а ты так и останешься чёртовым фриком!

4

Говорят, конец света не так страшен, если он уже произошёл в твоей жизни ранее.

— Быть смелее, быть храбрее, быть безжалостным, — в тишине пустого кабинета мои слова звучали слишком гулко, отдавались от стен эхом, но я не чувствовал страха. Не делал этого даже, когда слышал грохот этажом ниже, в кабинете истории.

Той самой, которой совершенно точно пришёл конец, как только несколько дней назад мёртвые восстали из могил, а живые ничего не смогли сделать. Теперь это их мир, их история. И я уверен, обязательно найдется тот самый выживший, который её напишет. Но я не любил уроки истории, моим любимым предметом всегда была литература, а ещё бейсбол.

За окном кто-то кричит. Теперь всегда кто-то кричит. Наверное, так будет до тех пор, пока каждый из ещё живых не примкнёт к стаду мертвецов.

Но я буду смелее, буду храбрее, буду безжалостнее. Это три из пяти вещей, которые нужно иметь, выходя из укрытия в их мир, мир мёртвых.

«Пропал учитель», — я снова бросил взгляд на стопку одинаковых листов с одной и той же фотографией. На ней мистер Тейлор в своём любимом свитере. Я смотрел на него и ко мне снова возвращалось осознание пятой вещи, без которой вам ни за что не одержать победу. Да, победу. Потому что мы теперь на чёртовой войне, и всякий, кто думает иначе, — чёртов труп.

Смысл. Вот, что нужно, когда решаешься выйти наружу. Цель, которая поможет одолеть страх, боль, усталость и снова — страх. Это оружие в новом мире. И у меня было самое лучшее.

Я знал, где искать мистера Тейлора, знал, как его спасти, вот только жаль, что мертвецы захватили этот мир раньше, чем я смог передать свои сведения полиции. Теперь у моего учителя был лишь я. Наверное, это и придало мне сил и смелости без происшествий добраться сейчас до школы, до его кабинета.

Прежде, чем пропасть, ещё до апокалипсиса, мистер Тейлор сказал нам всем быть героями. И, как бы жутко не было снаружи, я снова выйду в мир, которому пришёл конец, ведь я буду не один: смысл и цель будут вести меня.

— Я буду смелее, храбрее, безжалостнее.

Да, наверное, я уже им был, ведь, как я сказал ранее: мой мир полетел к чертям несколько раньше своего официального полёта. Я уже был на дне. Возможно, это и есть одна из пяти вещей, которые тоже вам понадобится в путешествии по миру мёртвых: вам должно быть нечего терять.

— Да, Петти? Ко мне, девочка! — огромная чёрная собака мистера Тейлора была тем, что и привело меня сперва сюда. Не знаю, сколько она прождала его здесь, и почему её никто не выгнал.

Я не был рад такой компании: животные не входят в число тех вещей, которые вам следует брать с собой с наступлением конца света. Но я был точно уверен: мистер Тейлор будет рад видеть Петти. Если он ещё жив. Если мы с Петти сможем выжить, сможем быть смелее, храбрее, безжалостнее — если сможем быть героями в этом новом мире самых настоящих монстров.

5

Моя мать никогда меня не любила. Я видел это — полное отсутствие чувства, хотя бы отдалённо напоминающее любовь — в её серых, тусклых глазах до самого её последнего вздоха. И я никогда не был особенно сентиментальным: я говорю это не для того, чтобы вызвать сочувствие, более того, я никогда не понимал этого чувства. Просто иногда какие-то вещи заставляют против воли вспоминать те или иные события, но это вовсе не означает, что они вас трогают.

Вот и сейчас, осторожно пробираясь вместе с собакой мистера Тейлора, по школьным коридорам, мне довелось увидеть, как Лиззи Доуэсен склонилась над Майком по кличке «Гора» из нашей команды по плаванью, а когда она приподняла свою окроваленную морду — половины лица у «Горы» как не бывало.

Но вместо того, чтобы вызвать у меня чувство страха или тошноты, эта картина вызвала лишь острое чувство иронии. А знаете почему? Потому что жизнь действительно занимательная штука: Лиззи была влюблена в «Гору» ещё с младшей школы, все это знали. Но смогла его заполучить лишь сейчас, но зато, вероятно, полностью.

И лишь теперь, представив, как хрупкая умница класса Лиззи Доуэсен набивает желудок внутренностями Майка; как её тонкие пальцы вожделенно отрывают от «возлюбленного» кусок за куском, ломая собственные ногти, разрывая рот, а после желудок от невозможности съесть больше… Я упёрся ладонью в стену, ощущая, как земля уходит из под ног. И именно в этот момент я вспомнил свою мать.

Вспомнил, как хотел даже если не быть любимым, то хотя бы тем, кого замечают, кем интересуются. Не знаю почему, но меня затошнило от мысли, что получить всё это я мог, лишь превратившись в одну из этих тварей. О, да, тогда я бы смог забрать всю положенную мне любовь до капли. Вот только и тут ирония: я не успел.

Я всё ещё это помню. Как впервые в жизни мама смотрела на меня и хотела провести со мной время; в её глазах впервые я видел интерес, она тянула ко мне свои руки в желании заключить в объятия и никогда не отпускать, будто желая загладить все грехи передо мной. Ей нужен был лишь один я, и это в какую-то секунду было для меня почти бесценно. Правда, в этот момент она уже была мертва и просто хотела разорвать меня на куски.

6

— Эванс? Эванс, сюда, я здесь!

Мы с Пэтти уже почти добрались до пожарного выхода, когда из кабинета геометрии раздался знакомый голос Клода Митчелла. На который мне не хотелось откликаться ещё больше, чем раньше. Но я всё же остановился и зашёл в класс.

— Чёрт, как я рад, что ты услышал, я сорвал голос и…

— Лекарство от глухоты.

— Чего?..

— На лабораторной в среду. Я сделал лекарство от глухоты. Тебе повезло.

Я всегда был предметом для насмешек Клода и его дружков, поэтому странно было видеть на его лице сейчас облегчение и слышать то, как он смеётся.

— А ты, оказывается, умеешь шутить! А ещё выживать, чёрт возьми! Никак, ты всё-таки сделал зелье бессмертия, иначе ни за что не поверю, что тебя не сожрали в первой десятке счастливчиков!

Помните, что я говорил про потерю времени? Такие разговоры, даже если они не направлены на то, чтобы вас оскорбить, отнимают время. А моё время принадлежало теперь не только мне. Я делил его с мистером Тейлором.

Видимо, Клод заметил моё нетерпение, потому что следующее, что я увидел в его глазах, был испуг. Что я исчезну. Сделаю это так же быстро, как и исчезал Клод сам со своими дружками: быстро и незаметно. Чтобы никто не успел увидеть, что это именно они избили меня и оставили лежать за школой. Или в парке. Или за супермаркетом.

— Эванс, ты должен мне помочь… Моя нога… Мне кажется, я сломал её, мне кажется… Эванс, я хочу жить.

У меня было два пути. И они казались мне словно двумя жизнями, в каждой из которых я поступил бы по-разному. И я решил выбрать ту, которую ни разу «не пробовал».

— Давай, я посмотрю твою ногу, Клод.

Уже через пять минут Клод снова мог передвигаться, лишь едва хромая: у него был простой вывих. И хруст, с которым я его вправил, равно как и хриплый вскрик Клода, был по какой-то причине для меня чем-то, вроде сигнала — пропуска в ту самую жизнь, которой у меня никогда не было. А мой одноклассник впервые стал казаться подобием напарника. Ведь одному теперь сложнее выжить. И, видимо, Клод считал точно так же.

Потому что в следующее мгновение он с силой толкнул меня, выхватив поводок с Пэтти. Затем он выбежал в коридор, и я слышал, как он подпёр чем-то дверь.

— Мне жаль, Эванс, но у лестницы внизу этих тварей штук пять, не меньше! Но, пока они будут жрать эту псину, я смогу дойти до парковки! Мне правда жаль, чувак, но фрикам в новой жизни не место!.. Прощай!

* * *

Я его действительно нашёл: лекарство от укуса этих тварей. Это кровь. Да, кровь. Если вы и сами не заметили, то в любых ритуалах, культурах, религиях используется именно она. Потому что это всегда кровь. Это источник жизни. А мёртвые твари именно это и ищут, у них нет такого слуха, как у меня, но они чувствуют запах жизни.

Поэтому кровь мёртвого Клода Митчелла на моей одежде и лице заставит тварей считать меня одним из своих. А мой новый друг, обретя свою вторую жизнь, поможет нам добраться до места. Я крепче перехватил поводок в руке, позаимствованный у бегущей чуть поодаль Пэтти, и посмотрел на мертвеца, шаркающего рядом. Без рук и нижней челюсти Клод уже не был похож на себя прежнего. Но вполне походил на того, кем всегда и являлся. На монстра.

7

На улицах всегда было опасно. Но вы вряд-ли это заметите, если вы обычный человек. Если сливаться с толпой людей и быть её частью, играть по её правилам было частью вашей повседневной жизни. Я же всегда знал, насколько опасен мир вне стен комнаты, вне стен некоторых школьных кабинетов. Наверное, именно поэтому, выйти за пределы школы, на улицы, не вызывало во мне ужаса. Не больше, чем обычно. Ведь все, кто мог причинить мне вред, скорее всего были мертвы. Один из них — точно. Я дёрнул за поводок, призывая тело Клода идти быстрее.

Ещё одна ирония: человек, который столько лет унижал меня, теперь вынужден был защищать. Хотя, признаться честно, я не был до конца уверен в своей теории: в том, что можно спастись от ходячих мертвецов, наполонивших улицы, просто притворившись одним из них. Особенно с животным.

Я посмотрел на Пэтти, идущую рядом со мной в «накидке», пропитанной кровью мертвецов, и сомнения одно за другим, закрадывались в мою голову: что, если ничего не выйдет? Что, если мертвецы точно знают, кто мёртв, а кто ещё нет — кто ещё в тайне мечтает стать таковым?

А потом послышались разрывающие хрипящую тишину крики. Я подошёл ближе к школьным воротам и замер. «Мы никогда не сможем победить эту напасть, не в этот раз», — пронеслось у меня в голове внезапное осознание всей катастрофы. Я видел, как на перекрестке мертвецы разрывают на части женщину с ребёнком, и впервые четко осознал: этот мир больше нам не принадлежит. А населившие его монстры не знают ни усталости, ни пощады, с ними невозможно договориться.

Но у мертвецов тоже есть цели. Те самые, что определяют их направления. И у меня была такая цель. Мой учитель был в опасности ещё до конца света, и лишь я мог спасти его. Эта мысль, словно озарение, придала мне сил открыть ворота и отправиться в путь.

Я шагал среди них. Шагал по главной улице среди мертвецов, в какой-то момент перестав переживать, что Пэтти нас выдаст. Она словно точно знала, чего я от нее хочу. Мы с ней словно были единым организмом, с шаркающим позади Клодом. Сомнения исчезли, а им на смену пришла лишь одна пульсирующая мысль:

— Мы выживем, потому что мы такие же, как они. Мы и есть ходячие мертвецы. Мы уже давно ходячие мертвецы.

8

Говорят, от убийств сходят с ума. Так вот, я не согласен. Уверен, если когда-нибудь кто-то возьмётся создавать такую статистику, то общий знаменатель у всех, сошедших с ума при конце света, будет один: отсутствие цели. Помните, да? Одна из пяти вещей, которые вы берёте с собой с наступлением апокалипсиса и ни за что не теряете — цель.

Мне нужно было спасти мистера Тейлора, и ни одно убийство на моих глазах, ни одна смерть от моих рук не смогла бы свести меня с ума — свести с нужного направления. Начать сходить с ума равно потере времени. А для тех, кто в опасности, время в новом мире — слишком ценный ресурс.

И, добравшись до места, где держали в плену моего учителя, я лишь мог надеяться, что этого ресурса ему хватило. Как хватило еды и воды.

9

«Наступили тёмные времена. И я призываю вас всех быть смелыми, храбрыми, безжалостно истребляйте свои страхи перед тем, что грядёт, будьте героями».

Наверное, именно таким был бы последний твитт мистера Тейлора. Если бы он застал наступление конца света, именуемого «рассветом мертвецов». Вот только с ним эта беда приключилась раньше, и последнее, что этот человек успел сказать на своём единственном аккаунте в соцсетях:

«Последняя серия #theflash жутко расстроила! Но я не унываю, ведь дружище бармен Терри нальёт мне ещё!»

Да, мистер Тейлор любил фильмы про супергероев, и он действительно никогда не унывал. Просто на следующий день не вышел на работу, а через трое суток начал считаться пропавшим без вести. Но уныние — это не про него, да.

Был ли он храбрым? Были ли смелым? Наверное, недостаточно, раз не смог за себя постоять. И раз теперь единственным, кто мог его спасти, был я — подросток, который настоятельно советует безжалостно редактировать свои публичные посты. Неизвестно, какой из них станет последним. Неизвестно, кто может следить за ними. За вами.

10

Пэтти начала скрести в дверь, рваться в дом, на пороге которого мы с ней оказались. А, попав внутрь, — в следующую дверь. Такие обычно ведут в подвал.

Я не люблю подвалы. Не люблю когда темно и затхло. И когда нужно думать над своим паршивым или недостойным поведением. А ещё я не люблю, когда крадут моё. Можете добавить это в арсенал знаний по выживанию: никакого воровства.

Но Лай Пэтти загнал неприятные воспоминания обратно, и я отворил наконец исцарапанную изнутри дверь. Я достал из кармана нож. Ведь с каждой ступенью, ведущей вниз, и с каждым вздохом, наполняющим мои лёгкие запахом смерти, я нехотя чувствовал, что, быть может, мне придётся не спасать мистера Тейлора, а защищаться от того, кем он мог стать. После того, как умер. Так случается, если помощь не приходит вовремя.

Наверное, то, во что люди теперь превращаются после смерти — тоже форма безумия под названием ходячие мертвецы. Не знаю. Мне становится сложно мыслить, когда в сознании появляется слишком много неизвестных переменных. И слишком много всплывает старых. Мной забытых. Например, Пэтти. Я только сейчас вспомнил, что её не существует.

Да, у меня бывают проблемы, я вам уже говорил.

— Мистер Тейлор!.. — я достаю из кармана связку ключей — ещё одна забытая, заблокированная моим разумом переменная. Я не люблю помнить то, что меня расстраивает. То, что делает моё поведение паршивым или недостойным, — Мистер Тейлор, нам надо уходить отсюда…

Ещё одно правило: никогда не бросайте своё оружие где попало. Особенно, если оно, в отличие от многих вещей, вполне реальное.

— Я же вас спасаю… Я герой… Я вас спасаю…

Потому что оно вполне реально может нанести вам урон, несопоставимый с вашей жизнью.

11

Это моя вина. Это не Кристофер Эванс возомнил себя героем, а я. Я слишком много лет проработал с такими, как он. Я знал, во что однажды превращаются эти дети.

Поздней ночью ещё до восстания мертвецов, о которых мне рассказала мама Криса, прежде чем он её убил, когда она пыталась меня высвободить… Боже… Да, я возвращался из бара домой, когда мой любимый ученик напал на меня. Но я просидел взаперти в подвале Криса Эванса столько времени лишь по той причине, что возомнил себя тем, кто сможет приручить монстра. Я возомнил себя героем, любовь и забота которого способны…

Да, всё это я определенно это заслужил.

Наверное, как и весь мир — заслужил наказание в виде конца света: те, кто мнит себя богами, героями, изобретая опасные вирусы, заслуживают настигших их и весь мир последствий.

И теперь, не вынимая из груди этого ребёнка нож, я ощущал слёзы. Удерживая этого мальчишку в своих руках, я прижимал его к себе так сильно, будто желая хотя бы этим уничтожающим, смертельным для него объятием подарить ему ту любовь, которую он никогда ни от кого не получал. Которую мог заполучить лишь, заставив кого-то любить себя. Пусть даже этот кто-то и будет мёртв.

Я посмотрел на привязанную в углу, хрипящую мать Кристофера. Она тянула к нему свои разлагающиеся руки — лишь после смерти желала наградить сына своим вниманием.

— Прости меня, Кристофер, прости, прости, прости…

Я осторожно опустил тело этого ребёнка на пол и поднялся наверх. Я смотрел на новый вывернутый наизнанку мир, но понимал, что даже в нём, таким, как Кристофер Эванс, не место.

— Сказки и легенды врут. В любом из миров никто не готов в тому, что твой герой — монстр. И конец света этого не изменит. Конец Света этого не изменит… — снова и снова я бормотал себе эти слова под нос, совершенно не желая принимать тот факт, что новый мир уже это сделал. Может, он и не был способен превратить монстра в героя. Но этот мир мог наоборот.