Золото Каралона [Александр Цуканов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (138) »
Александр Цуканов Золото Каралона
«Был у меня род Комитета по китайским делам. Горчаков, Сухозанет, Путятин и Ковалевский. Решили идти дальше и занимать на основании Тяньцзинского и Айгуньского трактатов Уссури и Приморский край до Кореи, несмотря на китайцев». Дневник великого князя Константина Николаевича 7.09. 1859 глава 1. Алонин Забайкалье, станция Верхнеудинск
Горный инженер Алонин легко и непринужденно шагал по перрону. Издали приметил здоровенного мужика, поймал его пристальный взгляд. Насторожился, замедлил ход. Разглядел, что одет он не по сезону: сапоги в гармошку, шаровары, при этом кургузый армейский френч, снятый, похоже, с военнопленного чеха. Странный мужик стоит, подпирая деревянную стену вокзала, глазами цыганскими маслянистыми жжет в упор, на лице нагловатая ухмылка. – Уважаемый, вы не с Каралона будете? Мужик пытается изобразить на лице улыбку, что плохо у него получается. Алонин остановился. Руку к нагану в карман сунул. – Что нужно-то, любезный? – Работал у вашего тестя Якова Давидыча, и вас там приметил… Одолжите двугривенный. Алонина рассмешило наигранное подобострастие, оно не вязалось с бандитской рожей и маскарадным обличьем. – А что же сбежал? Лучший прииск в Забайкалье… – Бес попутал. Напарник подбил идти на Гилюй, где золото гребут лопатой. Намеревался привычно сказать «Бог подаст», но слова о Гилюе привели в замешательство. Осенью с тестем начали готовить маршрут и поисковую экспедицию на Гилюй, где недавно в среднем течении реки появился прииск Миллионный. В станционном неряшливом буфете Алонин заказал водку, чай, шанежки. Копач – это без труда угадывалось по его огромным багрово-красным ладоням, назвался Ипатием. Рост почти в три сажени он гнулся над столом, граненый стакан в руке казался стопкой. После выпитой водки Ипатий преобразился. Исчезло наигранное подобострастие, голос стал хрипло-басистым. – Почитай десять фунтов с Гилюя нес. Хотел в Долгое под Нерчинск уехать, хозяйство отладить. До железки верст сорок оставалось. Неожиданно тяжкий вздох. Пауза. – На Ларинском тракте перехватили под вечер хунхузы. Товарища срубили наповал. Меня по боку жигануло. Кинулся на стрелка, сшиб вместе с лошадью. Сзади двое накинулись. Пошла возня. По спине ножом полоснули. Вырвался без поклажи, без армяка, запетлял по лесу. Едва ушел от погони. Алонин слушает, усмехается. Про хунхузов и бандитов рассказывает почти каждый копач пропившийся вдрызг. – Не веришь, ваше благородь. Да? Ипатий голову вскинул, глаз сердитый сверкнул из-под мохнатых бровей. Отодвинулся от стола. Алонин попятился, выдернул из кармана наган, которым пользовался однажды, когда налетела стая одичавших собак во главе с маленькой сучкой. А Ипатий неожиданно распахнул френч, приподнял рубаху… – Видал? И на лопатке такой же. Вдоль ребер коричневела подсохшая рана, словно раскаленным прутом провели. – Ладно. Спорить мне недосуг. Груз прибыл на станцию для нашего прииска. – Так мож, я пособлю? Алонин еще раз оглядел здоровенного копача. – Допивай и пошли. Не прогадал. Возчики вдвоем тащат, а Ипатий в одного вскидывает шестипудовый мешок на плечо и несет к саням. Поблагодарил сдержанно, рублем одарил. Когда разместили и увязали груз, Алонин сдернул с седушки старый тулупчик, кинул старателю. – Приоденься. Пимы купим. Дорога дальняя. В Каралоне расплачусь. А там уж смотри… – Спасай Бог, ваше благородь. Отслужу. – Да не благородь меня. Из купцов – Алонины мы. Слыхал про таких? – А то, прииски на Лене…
Якутия, Джелтулакский район, 1938 год. Петр Алонин приостанавливается, сверяет азимут. Темневшие слева отроги Станового хребта заволокло туманом. Ориентиры утрачены. Дождь идет беспрерывно третьи сутки подряд. Одежда и обувь промокли насквозь. Ипатий уходит далеко вперед, снова и снова ищет приметы нартовой тропы, набитой эвенками в давние времена. Он задирает голову вверх, высматривает затесы на стволах деревьев. Находит срубленную поросль. Показывает. У Алонина сил не осталось на мимолетную радость. Привал. Ипатий сбрасывает тяжелый рюкзак, ружье, усаживается на валежину и она отзывается противным протяжным стоном. – По прикидке верст семь до ручья, а там рукой подать до Зимнояха. Чудно, почему свежих следов нет… – Погоди. Пять минут. Водички хлебну и пойдем. Алонин едва прислонился спиной к дереву – тут же проваливается в обморочный сон. – Вставай, Мироныч! Кабы не заплутать. Надо засветло выйти к Зимнояху. В чуме отогреемся. В сумерках выходят к эвенкийскому стану князя Эйнаха. Но ни оленей, ни чумов, только голые жерди топорщатся в небо, отмытые до белизны дождями и снегом. Рядом возвышается на опорах уцелевший лабаз. Тишина. Внизу, как и двадцать лет назад шумит безымянная речушка, взбухшая от дождей. Верх по реке среди необжитой тайги темный остров, там стоят дома староверов, обнесенные высокой огорожей, словно казачья
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (138) »
Последние комментарии
27 минут 39 секунд назад
16 часов 31 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
3 дней 7 часов назад
3 дней 12 часов назад