Владислав Ключевой
Случаи из моей жизни
Степаныч
В 1977 году я работал в ЦРБ п. Гайны Коми-Пермяцкого автономного округа. У мужчин этой больницы был заведён обычай: в предпоследнюю субботу и воскресенье перед Новым годом выезжать на охоту. Об одной такой охоте я и расскажу. В этот раз на охоту отправились два терапевта Саша, Миша и патологоанатом Володя. Прихватив с собой три литра спирта и удобно устроившись в машине, скомандовали шоферу: «Поехали».
Перемахнув через Каму и проехав по зимнику двенадцать километров, машина проскочила посёлок Кебраты и остановилась у крыльца знакомого нашим охотникам лесника. Хозяин дома встретил их с упрёком:
— Чего припозднились?
— Да ты что, Степаныч, ведь ещё только девять часов, — возразил Саша.
— Да, а ты посчитай. До берлоги десять километров, это два часа ходу, назад тоже два, да с медведем час провозимся. Так во сколько вернёмся, а?
— Примерно в четырнадцать часов.
— А темнеет у нас когда?
Все промолчали, он ответил сам:
— Ага, вот то-то. Сейчас давайте ваши ружья, проверю.
Возвращая ружьё Мише, сказал:
— Возьми ещё рогатину, вон она.
— Это зачем? — удивился Миша.
— Так ведь, помню, ты баял, что горазд на медведя с рогатиной идти, вот и попробуй. Володя, а ты прихвати шест, будешь косолапого подымать. Да по дороге не шуметь! Ну, всё, надевайте лыжи, и айда.
Пройдя десять километров, Степаныч притормозил. Саша рванулся было вперёд, но тот его остановил:
— Осади, медведя потопчешь.
— Так ведь нет же его?
— Взгляни-ка туда, бугор видишь?
— Ну.
— Вот он там и зимует, а ружьишко-то с плеча сними, сейчас пригодится. Миша, рогатину приготовь да помни, что я тебе говорил. Володя, когда всё будет готово, я махну тебе рукой, тогда и шуруй. Всё, пошли, ребятки.
Как только все встали, куда указал Степаныч, Володя ткнул шестом в снежный бугор и тут же бросился бежать.
Вверх взметнулся снежный столб и направился в сторону Мишки. То был медведь. Метров за пять до Мишки зверь, прорычав, вдруг изменил направление и исчез в лесной чаще. Правда, охотник тоже куда-то исчез. И тут прозвучало два запоздалых выстрела.
— Не трать патроны, — крикнул Степаныч Саше, — лучше скажи, куда подевались наши бесстрашные медвежатники.
— Нет где-то, — озираясь по сторонам, ответил тот.
— Ну как же нет, а там разве не они?
Метрах в двадцати на огромной ёлке, прижавшись к стволу, сидели оба отважных охотника.
— Жаль.
— Кого жаль? — переспросил Cтепаныч.
— Жаль, нет фотоаппарата, шикарный был бы снимок.
— Оно, конечно, может, и так. А вот почему ты не стрелял?
— Как же стрелять, Степаныч, когда на меня Володька с Мишкой пёрли, как скорый экспресс, да и стрелял я.
— Ага, когда медведя и след простыл. Эх, охотнички. Значит так, на этом охота закончилась. Эй, вы там, — обратился он к сидевшим на дереве, — долго ещё сидеть будете? Смотрите, через час стемнеет, а нам ещё назад топать.
Как только те спустились, бригада отправилась домой. Шли молча, понурив головы.
— Ну, чего приуныли? Да похлеще вас охотники и на дереве сидели, и зверя упускали, и ничего, — на ходу подбадривал своих друзей Степаныч. — Выше голову, ребятки. Сейчас придём домой, в баньку сходим, посидим за столом, поговорим о жизни. А насчёт трофеев не беспокойтесь, я давно их для вас приготовил.
До дому добрались уже в полной темноте. После бани хозяйка пригласила к столу.
— Может, спиртику? — предложил Володя.
— Нет, ребята, — возразил Степаныч, — если не против, спирт я у вас конфискую, он для меня, охотника, в тайге первое лекарство, вместо него предлагаю вот эту водочку. Согласны?
— Согласны.
— Ну, тогда выпьем за благополучную охоту.
Ребятки сильно смутились.
— Именно за благополучную, — подымая рюмку, повторил хозяин.
После третьей рюмки завязался интересный разговор.
— Ну, Степаныч, удивил! Да где ж ты её достал? — спросил Саша.
— Что, хороша?
— Не то слово, такой ещё не пивал.
— И не попьёшь боле. Если только что у меня.
— Сам что ли гонишь?
— Чего скрывать, гоню, но не эту. Коль интерес имеешь, взгляни на этикетку повнимательней.
— Мать честная! — с изумлением воскликнул Саша. — Он хочет сказать, что мы довоенную водку пьём.
— Именно так, — подтвердил хозяин.
— Степаныч, мы знаем, что ты приврать горазд, но не до такой же степени, — с укором заметил Мишка.
— Зря не верите, — отвечал хозяин, доставая из ящика ещё две пол-литровки. — Глядите, головка под сургучом, и этикетка соответствует.
— Ага, Степаныч — мужик прикольный, ради хохмы он тебе ещё и не то придумает.
— Ай, Сашок, и ты не веришь, знай, придётся тебе штрафную пить, коль буду прав.
— Да хоть ковш, при условии, если такая же.
— Ах, Сашок, Сашок, язык твой — враг твой, но коль ковш, пусть будет ковш. Идём, Фома неверующий, за доказательством, и вы тоже — свидетелями будете.
Выйдя во двор и подойдя к возвышавшемуся над землёй невысокому строению, включив свет, спустились по лестнице и вошли внутрь.
Сооружение изнутри напоминало блиндаж, от пола до потолка заставленный ящиками с водкой.
— Вот вам доказательство, — указал на ящики хозяин, — проверяйте.
— И что, всё довоенная?!
— Да не, есть и послевоенная.
— Зачем же тебе столько?
— Ну не пить же нынешнюю сивуху, кроме того, она у нас ещё и валюта. Кстати, вот и ковшик, Сашенька, пора обещание выполнять.
— Да ты чё, Степаныч! — взмолился Саша. — Это же бадейка, а не ковшик.
— Ладно, впредь будешь осторожнее словами бросаться.
При этом он заменил ковш на кружку, наполнил её водкой и подал Сашке.
— Обещание у нас всё же принято исполнять.
— Я же с этого сковырнусь.
— Глупости, по моему разумению, ты ещё две таких осилишь. Не тяни, пей, и айда домой, хозяйка ждёт.
Возвратившись в дом, гости были вновь удивлены, на этот раз расторопностью хозяйки. За время их отсутствия она вновь успела накрыть стол. Чего только тут не было: тарелки с мясом лосятины, медвежатины, с груздями, рыжиками, морошкой, мочёной брусникой, блюдо с шаньгами. Графинчики с настойкой, самогоном и коми-пермяцким квасом. В центре лежал свежеиспечённый хлеб. У гостей разбежались глаза, а хозяйка продолжала ставить на стол тарелки с горячим бульоном.
— Вот это кстати, — разливая самогон, говорил Степаныч. — Самогончик под этот бульончик, ой, как пойдёт, а там смотришь, и до настоечки дело дойдёт.
— Начав с самогона, до настоечки мы, глядишь, и не дотянем, — заметил Саша. — В области пития я профессионал, так что не перечь.
— Ну, погнали, ребятки, не то бульончик остынет. Выпили, сейчас закусите, чем Бог послал.
— Степаныч, а Бог-то тебя любит.
— Так ведь и я его очень люблю.
— При таком достатке ты, Степаныч, больше смахиваешь на кулака, чем на лесника. Небось, лошадка и коровка есть?
— Коровку имею, а лошадки нет, зато есть снегоход, мотоцикл и лодка с мотором. А насчёт кулака ты, Мишенька, в точку попал. Я ведь и есть настоящий кулак, только в прошлом. В 1937 году жил я в Белоруссии, на хуторе, в километре от селения Видзы. Это почти на границе с Литвой. Хотя не всё ли равно, где я жил. Имел свой дом, корову, лошадку, поросят, десяток овец и свой клочок земли. Наёмных рабочих не держал, своих рук хватало. От Советов, то есть от новой власти, откупался: кому овечку, кому поросёночка. Но всему бывает конец. За богатство сие был раскулачен и со всем семейством сослан. Много нас тогда сюда пригнали. Правда, мы потом кто куда по тайге разбрелись. Ну да ладно, чего вспоминать старое. Скажи-ка мне, Володя, не родственник ли ты Сергею Уткину, уж больно похож на Савву.
— Сын я Сергею, а Савва — мой дед, — отвечал Володя.
— Значит, не ошибся. Нас ведь с твоим дедом в одно время сюда пригнали. Жив ли он?
— Помер, вот уже как пять лет.
— Вот как, а я и не знал. Налей, Миша, помянем раба Божия Савву.
Выпив и помолчав, Степаныч круто повернул разговор на другую тему.
— Саша, видный ты парень, а во рту зубов маловато. Ты ж доктор. Почему коронки не поставишь?
— Золота не имею, а железо ставить нет желания, — ответил тот.
— Вона как, ну этому горю я помогу.
Порывшись в комоде, он достал золотую десятирублёвую монету и, бросив её перед Сашей, сказал:
— Этого, думаю, хватит, и чтоб через неделю твои коронки были в полном порядке.
— Зачем, Степаныч? — отодвигая монету, смутился Саша. — Я же пошутил, отдай её сыну.
— Ты, Саш, не робей, бери, у сына и так полный короб, я помру, всё ему достанется.
Помолчав немного, с горечью добавил:
— Эх, ребята! Ну какой я был кулак! Смолоду работал от зари до зари, и вдруг — кулак и враг народа. Да если б я им был, стал бы я пахать всю войну за этот народ! Обидно.
В это время к столу подошла хозяйка.
— Старик, — сказала она, — что-то ты разболтался, а гости устали, носом уже клюют, не пора ли спать?
— Правда, Мария, пора спать.
— Ребята, я вам постелила на полатях, если ещё что-то понадобится, скажите.
Добравшись до постели, наши охотники тут же заснули богатырским сном. На следующее утро, в девять часов, хозяйка разбудила Мишу и Володю. Сашку они будили сами и довольно долго. Пришлось даже применить холодный душ, после которого соня ругнулся, но проснулся. Выскочив на улицу, они растёрли тело снегом, а затем, немного подурачившись, вернулись в дом. Степаныч, закончив утреннюю молитву и перекрестившись на образа, пригласил гостей к столу. Позавтракав, вышли на улицу. К этому времени за охотниками подошла скорая.
— Идёмте за трофеями, которые я обещал, — позвал хозяин.
На складе он указал на мясо лося и медведя.
— По тридцать килограммов хватит?
— Хватит с лихвой.
— Ну, тогда грузите. Если ещё что-то нужно, говорите.
— Наш новый рентгенолог просил купить ему на шапку шкурки белок, — сказал Саша. — Продашь?
— Почему белку, а не бобра?
— На бобра денег ещё не заработал.
— Хорошо, идёмте, заодно покажу моё настоящее богатство.
Пройдя двор и подойдя к амбару, хозяин открыл дверь. У ребят от увиденного перехватило дыхание. Помещение полностью было заполнено выделанными шкурками: волка, лисицы, рыси, медведя, соболя, бобра, выдры, белки и ещё шкурками каких-то неведомых им зверей.
— Ух ты, вот это да! — вырвалось у Саши.
Тем временем Степаныч, встав на подставку, снял пять связок беличьих шкурок и бросил их сверху Саше.
— Передай рентгенологу, это мой подарок ему на Новый год. И не тряси деньгами, убери, видишь, от этого я не обеднею. А когда заработает на бобра, пусть приезжает.
Вернувшись к машине, загрузив охотничьи трофеи и попрощавшись с хозяевами, наши коллеги вернулись в Гайны. В Новый год мы не раз вспоминали добрым словом гостеприимного и щедрого Степаныча.
Ирригоскопия
Ирригоскопия теоретически означает орошение кишечника, а практически это исследование петель толстого кишечника с помощью жидкого мела через посредство клизмы. Клизма же бывает самотёком и под давлением. Мы выбираем под давлением, ибо же сие изобретение ускоряет процесс обследования, правда, порой приводит к побочным действиям, кои, в свою очередь, могут создать экстремальную ситуацию, аналогичную той, о которой я сейчас расскажу.
Итак, лет пять назад проходил я интернатуру по рентгенологии в одной МСЧ одного крупного уральского города.
Шеф мой любила говорить, что всё познаётся с практикой, поэтому мы чаще вначале познавали практику, а уж потом добирались до теории.
И вот однажды мой шеф предложила помочь ей в одном исследовании. Естественно, я согласился, имея при этом смутное представление о том, чем будем заниматься. Рентген-лаборантка наполнила жидким мелом стеклянную колбу, от которой шло два резиновых шланга. Один из них она вставила в задний проход больного, второй, с резиновым баллончиком, сунула мне в руку, предварительно поставив по одну сторону рентгеновского стола, ибо по другую стояла мой шеф. Выключили свет, и в тишине я услышал: «Качай».
Качал от души, при этом думал, что вот и я при деле, помогаю людям. Погрузившись в эти мысли, я не услышал, как шеф сказала: «Хватит», а посему продолжал качать.
— Ты что, обалдел, чай, не колесо, и лопнуть может, — прикрикнула на меня шеф. Но, кажется, уже было поздно, больная начала на столе ёрзать и кряхтеть.
— Повернись на бок, — приказала шеф. Лучше б она этого не просила.
В тот момент, как бабка начала поворот, она издала вопль:
— Ой, ребятушки, мочи нетути, упущу, щас упущу.
— Не сметь, — приказала шеф и попросила включить свет, после чего предложила бабуле убираться со стола.
Та слишком поспешно начала покидать свою лежанку, и в тот самый момент, когда она развернулась ко мне своим кафедроном, я услышал подозрительное шипение и тут же ощутил что-то жидкое и упругое, ударившее мне в грудь. Машинально присев за край стола, понял, что поспешил. Мне бы отскочить в сторону, а не лезть под стол. Но, сожалеть было поздно, да и некогда, ибо более серьёзные огорчения ждали меня впереди. Пока я соображал, что бы это могло быть, это самое добралось до меня и здесь. То была та самая жидкость, которую я только что закачал в бабулю, это она сейчас, рыча, свистя и пенясь, вырывалась из этого дряхлого кафедрона. А так как расстояние до стены было так мало, а сила струи была так велика, то и эффект отражения превзошёл все мои ожидания. За доли секунд я превратился в сплошное белое пятно. Естественно, зело осерчав, я заорал:
— Да уберите же вы эту колоду к… — закончить фразу я побоялся, так как сей коктейль свободно мог достичь моих голосовых связок. Положение, в котором я оказался, прямо скажем, было хреновым. Посему, встав на четвереньки, я довольно быстро преодолел расстояние от стола до спасительной ширмы, где, скорчившись и держась за живот, то ли смеялась, то ли рыдала рентген-лаборантка. Когда я появился за ширмой, она вообще свалилась на пульт управления. Я же, оказавшись в безопасности, задыхаясь, вымолвил:
— У, злодейка!
Но на этом наши приключения не закончились. Пока я удирал из опасной зоны, бабуля развернула свой кафедрон на 180 градусов и, прочно зафиксировавшись на четырёх точках, направила его в сторону малой ширмы, где укрылся мой шеф. Заняв новую позицию, она произвела залп. О, какой это был залп! Первый снаряд точно угодил в белый колпак моего шефа, на что оттуда раздался вопль восторга:
— Ах ты, старая перхоть… — ну и так далее.
Продолжая отпускать любезности, шеф пыталась выйти из зоны обстрела, но её отступление было приостановлено очередным, теперь уже навесным артналётом. Из-за ширмы вновь раздался вопль:
— Ах, чтоб тебя, тудыт твою…
Можно было не сомневаться, что цель вновь поражена. Не на шутку осерчав, шеф угрожающе выдохнула:
— Слушай, Божия коровка, какого хрена там застряла, тебя что, страх высоты одолел, а ну, порхай оттуда, иначе я разнесу твой кафедрон вдребезги.
Последняя угроза подействовала, бабуля наконец-то покинула свою позицию и, спустившись на грешную землю, накинула чехол на свою скорострельную пушку, после чего гордо удалилась из рентген-кабинета. Я сразу бросился к крану и стал смывать макияж, нанесённый мне сей пациенткой. Шеф, подойдя ко мне и не скрывая улыбку, произнесла:
— Поздравляю вас, коллега, с первым боевым крещением. Вы были бесподобны, особенно, когда покидали поле брани.
Так закончилось моё первое рентгенологическое исследование.
Грибная охота
Гришунька, десятилетний пацан, за свой чёрный чуб, тёмно-коричневый загар и чрезмерные проказы прозванный в деревне цыганёнком, сидел в огороде, жевал горох и напряжённо думал.
Как это так получается, что в грибном соперничестве со своим соседом, старичком Сироткой, он сегодня в очередной раз проиграл. Хотя его корзина была также наполнена подберёзовиками, подосиновиками и даже тремя белыми грибами. Но у Сиротки-то в корзине были одни белые, и все как на подбор красавцы. Гришунька уже несколько дней пытается отыскать грибное место Сиротки, но всё безуспешно. Эти неудачи его огорчали, но он уверен, что вскоре что-нибудь придумает и возьмёт реванш над соперником.
— Непременно, и завтра же, — вставая, сказал он себе и пошёл в дом. Встретив бабушку, спросил:
— Бабушка, ты ведь рано встаёшь?
— Да, — ответила та.
— А зачем?
— Ты что, не знаешь, что отец твой на работу рано уходит, да и ты, мой голубок, проснувшись, есть просишь. Вот и встаю я пораньше, чтобы хлеб испечь и похлёбку сварить.
— Бабуш, а Сиротка тоже рано встаёт?
— Да, наш соседушка — ранняя птаха, ещё солнце не поднялось, а он с корзиной уже в лес спешит.
— Чего ж так рано-то?
— Э, милок, в то время гриб из земли лезет и сам в корзинку прыгает.
— Ладно, баб, сказки-то рассказывать.
— Может, и сказки, да только в народе говорят, кто рано встаёт, тому Бог подаёт.
— Бабуш, разбуди меня завтра сразу, как встанешь.
— Да тебе, милок, можно ещё и понежиться.
— Нет, бабуш, ты разбуди.
— Хорошо, коль просишь, разбужу.
На следующее утро, встав с помощью бабушки, Гришунька первым делом спросил:
— Бабуш, а Сиротка уже проходил?
— Нет, но, думаю, сосед скоро появится.
Проглотив две лепёшки и выпив пол-литра молока, мальчуган, схватив корзину и выскочив в огород, стал поджидать Сиротку. Тот долго ждать себя не заставил. Пропустив своего соперника вперёд, Гришунька, крадучись, стал следовать за ним. Туман в низинах порой скрывал Сиротку, и это затрудняло преследование. Но хуже было, когда попутчик останавливался. В этот момент Гришутке приходилось падать в траву и замирать, отчего вскоре его одежда намокла от утренней росы, и ему стало холодно. Наконец, грибники вошли в лес. На глазах у Гришутки соперник исчез. Несколько минут мальчик безуспешно метался по лесу, пытаясь отыскать старика. И только после того, как тот громко закашлял, он смог подобраться к нему почти вплотную. Дедушка сидел на корточках под сосной, резал белые грибы и не спеша укладывал их в корзинку, Гришутка заметил, что и перед ним стоит целая тьма белых грибов-красавцев. Он стал очень тихо собирать их, чтобы не выдать себя. Удивительно быстро корзина наполнилась грибами, но ещё удивительнее было то, что к этому моменту мальчуган вновь оказался на опушке леса, откуда и увидел, что его соперник уже возвращается домой тоже с полной корзиной грибов.
Когда Гришутка отдал бабушке грибы, та очень удивилась:
— Как так быстро ты сумел набрать?
— Бабуш, ты же сама говорила, кто рано встаёт, тому Бог подаёт.
— Ну-ну, — ответила бабушка и больше не задавала вопросов.
Так продолжалось два дня. Гришутка был очень доволен собой. Он тешил себя сладкой мыслью, как ловко раскрыл Сироткино место, и теперь только он будет первым грибником в своей деревне. Но на следующий день произошло непредвиденное. Рано утром Сиротка, подойдя к их дому, постучал в окно и крикнул:
— Парасковья, поторопи-ка Гришутку, пусть догоняет. Сегодня я на новое место иду, боюсь, как бы он там не заплутал, да и хватит ему по росе ползать, небось, мокрый домой-то приходит.
— А чего торопить, когда он тебя в ограде поджидает, — отвечает бабушка.
И Гришутке ничего не оставалось, как выйти и сказать:
— Я здесь, дедушка.
— Ну, так идём.
Пройдя молча с километр, Гришутка спросил:
— Деда, вам бабушка сказала, что я на вашем месте грибы собираю?
— Зачем, ты всё сам рассказал.
— Как это?
— Да очень просто, ты ж в лесу, как слон, ходишь. В одном месте на сухую ветку наступишь, в другом месте птичку спугнёшь. А в лесу, дружок, это азбука. Если её выучишь, сумеешь определить, кто в чаще леса прячется, что делает и куда направляется.
— Деда, а почему вы меня не прогнали со своего места, разве вам не жалко грибов?
— Лес и всё, что в нем, — Божие, так же, как и солнце, а ведь оно и греет, и светит всем одинаково. Так?
— Так.
— А коль так, то и грибы общие.
— Но ведь многие и не пускают на свои места.
— Ну, это, наверно, из жадности.
Гришунька, покраснев от стыда, замолчал, но, пересилив себя, сказал:
— Я, наверно, жадный, деда, ведь всё это время я завидовал вам, поэтому решил выследить ваше место и первым собрать грибы для того, чтобы прослыть лучшим грибником деревни.
— Вижу, дружок, ты хотел славы, но твоя слава больше походит на тщеславие, а тщеславие — это зависть, грех перед Богом. Но потому, как ты признался в этом, Бог тебя уже простил, а я и подавно.
— Я больше никогда не буду этого делать.
— Ну вот и хорошо. А сейчас давай соберём эту чернику, вона её сколько.
— А как же грибы?
— Грибы от нас не уйдут.
В полдень старый и малый вернулись в деревню с полными корзинами белых грибов и целым лукошком черники. Бабушка, встретившая грибников, позвала их в дом и накормила молоком и свежим хлебом.
До конца лета продолжались их грибные походы, в которых Гришутка познал всю азбуку леса. Но больше всего ему понравились дедушкины рассказы о дивном мире, созданном Богом.
— Дедушка, — спрашивал он, — а почему нам об этом не говорят в школе?
— Видишь ли, дружок, — отвечал тот, — есть люди, которые не любят Бога, вот они и запрещают рассказывать о нём.
— Но почему, ведь Господь так нас любит?
— Наверное, на свой вопрос ты получишь ответ, когда подрастёшь. Думаю, к этому времени многое изменится, возможно, то, что я рассказал о Боге, будет преподаваться и в школе. Пока же, дружок, Господа носи в сердце своём, а роток закрой на замок. Ты меня понял?
— Понял, — ответил Гришунька. Да и как не понять, когда бабушка постоянно напоминала ему об этом же.
Летние дни подошли к концу, и грибные походы закончились. Гришуньку отправили в школу, а Сиротка уехал к сыну и больше в деревню не возвратился. Очень скучал Гришунька по другу, поэтому всякий раз, проходя около заброшенного соседского дома, он останавливался и подолгу мысленно разговаривал с Сироткой. А перед тем как уйти, обязательно просил Господа, если друг его жив, дать ему здоровия духовного, а если мёртв — Царствия Небесного.
Порыбачили
В ординаторской хирургии слушаем патологоанатома Володю про весеннюю рыбалку.
— После того как мы с тобой расстались, — обращается он ко мне, — я, поужинав, направился к реке, где меня ждал наш электрик Михей. По дороге встретил участкового Селезнёва.
— Ты куда? — спрашивает.
— На тот берег.
— Зачем?
— Дело есть.
— Какое?
— Рыбное.
— Сеть проверять поехал?
— Да.
— Значит, мне повезло, я ведь тоже туда собрался. Ты один?
— Нет, Михей у реки ждёт, а ты что, так и поедешь с чемоданом?
— Вы ненадолго?
— Сеть проверим и назад.
— Значит, так и поеду.
Подходим к реке, видим: Михей драпать собрался. Его взаимоотношения с законом, мягко скажем, сложные.
— И не думай даже, — кричит Селезень, — стрелять буду.
Михей от такого приветствия встал как вкопанный, а Селезень, смеясь, говорит:
— Ладно, отомри, я ж пошутил.
— Ну и шутки у тебя, — ворчит Михей.
— Он едет с нами, — объясняю. — Лишняя пара рук не помешает.
Противоположный берег Камы низкий, поэтому река далеко разлилась вглубь леса. Углубившись на два километра, останавливаемся и начинаем выбирать сеть. Улов оказался небольшой, но на троих хватило бы. Забросив вновь сеть, собираемся возвращаться, но Селезень останавливает.
— Сейчас я устрою вам сюрприз, — говорит и достаёт из чемодана два кубика динамита.
Пытаюсь его остановить:
— Не надо, услышат — наряд пришлют.
А он:
— Не дрейфь, прикрою.
Поджёг запал, кинул кубики и крикнул:
— Ложись!
Упали на дно лодки, лежим, ждём — один бабахнул, а второй молчит. Выглянул наш браконьер из лодки и заорал:
— Мужики, спасайся, он под нами!
Дальше всё произошло быстро. Этот хрен скаканул на борт лодки и опрокинул её. Мы и опомниться не успели, как оказались в воде. Когда я вынырнул, вижу — рядом Михей барахтается, а Селезень, как торпеда, прёт к ближайшей ёлке. Кричу Михею:
— Плыви к берёзе!
— Я плавать не умею, — отвечает.
— Это ж надо, человек вырос у реки и не умеет плавать. Ладно, греби, как можешь, я подмогу.
А в голове мелькает мысль, взрыва-то нет, значит, запал потух. Селезень тем временем уже сидит на ёлке и раздаёт советы.
— Михей, ты, как собачка, под себя, под себя греби, Володь, а ты его под брюхо, под брюхо поддерживай.
Доплыли мы кое-как до берёзы.
— Лезь, — приказываю Михею.
— Не могу, устал, — отвечает.
Чувствую, одежда на дно тянет, озлился я тут на Михея, закричал:
— Ну и хрен с тобой, хочешь тонуть — тони, но без меня.
Подействовало, вмиг на сук взобрался.
— Подымись выше, — кричу, — мне тоже где-то сидеть надо.
— Ага, — отвечает и продолжает сидеть.
— Ты что, зараза, оглох, лезь выше.
Только после этого он поднялся выше.
Взобрался и я на берёзу, сидим, молчим и дрожим.
— А лодка утопла, — заметил Михей, — это ж моя лодка, Селезень, за нанесённый ущерб придётся платить.
— Ага, щас, — смеётся тот, — спешу и падаю.
— Мужики, вы о чём, нам бы до утра дотянуть, — обрываю их перепалку. Замолчали, поняли, что всю ночь придётся сидеть на дереве.
Первым прервал молчание Селезень:
— Ребята, плывите ко мне.
— Плыви сам.
— А у вас места хватит?
— Таких дураков целый взвод разместить можем, — ехидничает Михей.
— Ладно, плыву.
Наступила ночь, мёрзнем. Чтобы хоть как-то согреться прижимаемся друг к другу, а чтобы не заснуть разговариваем и подталкиваем друг друга в бок. Но, несмотря на холод, сон берёт верх. В результате Селезень заснул и свалился в воду. Помогаем ему взобраться на дерево.
Михей, сдерживая смех, предлагает:
— Селезень, оставайся там, это ж твоя естественная среда, вона как она тебя к себе тянет.
Взобравшись на дерево и усевшись, он выдал нам пару ласковых:
— Стервецы, сволочи, сукины дети, столкнули и ржёте.
— Никто тебя не толкал, заснул, вот и выпал из гнезда, — возражает Михей.
Огромный огненный круг медленно начинает выползать из-за горизонта, окрашивая небосвод в ярко-розовый цвет.
— Жрать хочу, — подаёт голос Селезень, — если нас сейчас никто отсюда не снимет, помру с голоду.
— Не скули, — обрывает Михей, — такие, как ты, с голоду не дохнут.
— Потерпите, — прошу их, — вчера Степан ставил здесь сети, утром собирался проверить.
На время успокоились, сидим, созерцаем восход, но это продолжается недолго. Селезень вновь заёрзал и потянулся к ветке.
— Селезень, если решил свалиться вновь, могу помочь, — предлагает Михей.
— Типун тебе на язык, я жрать хочу.
— Так еды ж нет.
— Есть.
Михей, медленно отодвигаясь, шепчет:
— Ты что ж, гад, сожрать меня решил.
— Не, ты воняешь, листьями утолю голод.
— А-а-а, тогда готов вам услужить, жрите, ваше благородие.
Уговариваю Селезня потерпеть, но он уже целую пригоршню засунул в рот, а Михей, ухмыляясь, подсовывает ему очередную порцию. Как только это плотоядное существо закончило свою трапезу, мы услышали звуки моторных лодок. Дружно кричим:
— Помогите, спасите!
Из подплывшей лодки нам крикнули:
— Хватит орать, небось, не глухие!
Это был Степан. Спрашиваю:
— Сети приехал проверять?
— Нет, вас ищем, слышь, сколько моторок в лесу.
Действительно, вскоре к нам подплыло ещё несколько лодок. После того как нас доставили домой, для меня с Михеем приключение закончилось.
— А для твоего Селезня продолжатся в инфекционном отделении, — закончил за Володю дежурный врач.
Оглавление
Степаныч
Ирригоскопия
Грибная охота
Порыбачили
Последние комментарии
13 часов 32 минут назад
22 часов 24 минут назад
22 часов 27 минут назад
3 дней 4 часов назад
3 дней 9 часов назад
3 дней 10 часов назад