Сосуд с розыгрышем [Николай Ободников] (fb2) читать онлайн

Николай Ободников Сосуд с розыгрышем

1

Роб с опаской протиснулся под обрушившейся балкой, покрытой черными бляшками, напоминавшими струпья. Тронь такие – и обсыплешься с головы до ног. К счастью, Роб, как и любой пятнадцатилетний подросток, бывавший дома не больше сорока минут в течение дня, был довольно худосочен. Правда, костлявость не служила оберегом от вони, въедавшейся в одежду, а значит, не гарантировала защиту от воплей матери, имевшей все повадки таможенной собаки.

Комната с ее почерневшими стенами являла безотрадный ландшафт, каждый шаг по которому сопровождался мыслями о стакане воды и легким хрустом. Хрум-хряп-хрясь. Хрустит и хрустит – что с того? Курица на завтрак тоже хрустела и тоже требовала, чтобы ее запили, и Роб с удовольствием отдался первому и проделал второе. Да и вообще он чувствовал себя прекрасно. По-другому и быть не могло, ведь впереди маячил такой великолепный розыгрыш.

Раньше в этих местах простирался бродячий цирк – с шатрами, визгами, бегающими вагончиками, таскавшими красные физиономии, и запеченными яблоками в сахарной пудре, одуряюще пахшими в вечернем воздухе каспийского побережья. Монеты и любовь публики завоевывались легче легкого, а потом пришел огонь, и власть над кошельками и улыбками была низвергнута дымным бичом.

Тем пятничным вечером хлопало так, словно на берег вытащили исполинскую жаровню, на которой раскрывались сушеные зёрна кукурузы, выклеванные из початка размером с улицу. А возможно, то был звук взрывавшихся человеческих легких, а не треск пузырящихся в огне шатров. Роб не кривил душой и ставил на легкие.

Он размышлял об этом, когда наблюдал с гребня холма за Великим Вечерним Пожаром. Огонь удалось усмирить лишь к двум пополуночи. Уцелевшие циркачи, опасаясь вопросов о неприличной горючести использованных материалов, подались куда-то на Запад, где, как слышал Роб, собирали деньги на новое шоу. Или же на адвоката и новый зрелищный пожар.

Роб хихикнул. Он не так уж отличался от этого жаркого, прокуренного синевой лета. Конечно же, поджог устроил кто-то другой, но это вполне мог быть и Роб. А почему нет? Лето на побережье – это же такая скука! Никто не понимает розыгрышей, щипков, желания повалять дурака. Все только и делают, что думают о мороженом, волнах и розовом лимонаде, который-то и вкусным назвать сложно.

Но этот розыгрыш обязательно войдет в историю. Возможно, его даже внесут в учебники по инфарктологии. Роб не был уверен, что такой раздел медицины существует, но верил, что его обязательно изобретут. Как раз для подобного случая.

Комната, куда он забрался, была частью кафе «Перлит», арендованного циркачами. Бывшую одноэтажную забегаловку, травившую посетителей густым бульоном из креветочного хитина, планировали превратить в музей, или в лабиринт страха, или во что-то такое, отчего у людей обострились бы хронические болезни. И не только желудочные. Словом, здесь было бы ужасно весело.

Сейчас от цирковой мечты перепугать как можно больше народу осталась всего одна банка. Огромная, одинокая, наполненная не то супом, не то водой из аквариума, в котором сдохли все рыбки, она стояла на каминной полке. По неведомой жизненной прихоти, пламя не тронуло ни камин, набитый пыльными пластмассовыми поленьями, ни саму банку. Гравировка, сделанная ближе к баночному основанию, гласила: «СОСУД С ГОЛОВОЙ». Или же не гласила, а нагло врала, потому что никакой головой и не пахло.

Чтобы ржака получилась, требовалось всего ничего: доброволец, разгадавший секрет банки, и парочка ротозеев, способных потешно орать. К своей гордости, Роб знал и секрет, и парочку разинь.

Вчерашний день он посвятил изучению цирковых пепелищ. Совершал паломничество от одного пожарища до другого, ища хоть что-нибудь, что могло бы его развлечь. Но всё либо уже растащили, либо сгорело дотла. Единственной интересной находкой была странная кость, которая на поверку оказалась обломанной боковой стойкой какого-то шатра. Она получила плевок и вернулась к прочему праху.

Когда начало казаться, что копоть осела даже на языке, Роб забрел в «Перлит». Здесь-то он и обнаружил комнату счастья. Глухая, без единого окна, прореженная лучами солнца, бившими сквозь сожранную огнем кровлю, эта комната кое-что предлагала.

Банку.

В первые минуты банка немало озадачила Роба: она не двигалась, не давала оторвать себя от каминной полки и вообще вела себя как заправский столб, вкопанный в землю. Чтобы разобраться с загадкой, Робу пришлось перебрать пустотелые дрова и даже заглянуть за саму банку. В итоге он набил себе шишку и по гулкому звуку, с которым ее заработал, определил, что за камином что-то есть.

Скрытый проход обнаружился справа – замаскированный под книжный шкаф самого что ни на есть болезненного вида. Книжки, надо признать, тоже намекали, что их лучше не трогать. Один только иллюстрированный справочник паразитов чего стоил.

Роб сдвинул шкаф в сторону, какое-то время глазел на открывшуюся темноту, а потом нырнул в нее. Опаленные полки, притянутые пружинами, вернулись на место. Силясь что-либо разглядеть, Роб потянулся к мутному источнику света. И бог всех розыгрышей явил чудо.

Голова Роба волшебным образом попала в ту самую банку.

Здесь же, во тьме, находился крошечный стульчик, на котором шутник, прячась за бутафорским камином, с противным хихиканьем дожидался своих жертв. Свободное пространство внутри банки позволяло вертеть головой и гримасничать, не боясь прилипнуть носом или щеками к стеклу. Жидкость, что якобы наполняла банку, на деле находилась внутри ее стенок, создавая для стороннего наблюдателя иллюзию заполненности.

Хохотнув, Роб торопливо полез в секретный проход, напрочь позабыв о том, что ему влетит, если он опять испачкает футболку или шорты. Перевел смартфон в беззвучный режим и нырнул головой в банку. Захихикал. С минуты на минуту должны были подойти Данила и Вэл.

– Это месть, детки, – прошептал Роб, едва не захлебываясь от смеха, бившего прямо в нос. – Нет-нет, это розыгрыш, простите. Или месть? – Он рассмеялся, наслаждаясь крошечной властью шутника.

Разумеется, Роб не планировал мстить друзьям. Да и за что? За то, что вчера отказались шляться с ним по почерневшему берегу? Отказались – и ладно. Тем хуже для них. А насколько хуже – они и сами узнают.

Роб так размечтался о предстоящем розыгрыше, что не заметил, как в кафе раздались голоса. Чтобы не зайтись в булькающем хохоте раньше времени, пришлось вспомнить скучнейший фильм про венгерского почтальона-астронома, посмотренный с отцом прошлым месяцем. Когда смех наконец прекратил щекотать лицо, Роб чуть вывалил язык и уставился перед собой ничего не выражающим взглядом.

Однако зашли в комнату отнюдь не приятели.

2

Первым ввалился крупный обладатель гавайки в узорах из ананасов. В складках его шеи чернела мошка, а мышцы лица словно пытались стянуться к ямочке верхней губы. Взглянув сквозь дыру в кровле на небо, неизвестный с мычанием откинул балку, решив не выискивать по карманам такую мелочь, как гибкость.

– Готово, – оповестил он. – Тащи его.

В комнату проник еще один здоровяк – и тоже в гавайке, но уже с хаотичным рисунком бананов. Тот же бритый череп. То же мясистое лицо, покрытое каплями пота, будто сиропом. Даже белые брюки были точной копией тех, что обтягивали толстые ноги первого субъекта.

«Охохонюшки, близнецы-мутанты», – подумал Роб, напрочь позабыв о том, в каком положении находится.

Затаив дыхание, он смотрел, как братья вталкивают в комнату кого-то тщедушного и хрупкого, будто наспех склеенную вазу. Глядя на дешевые штаны, рубашку с галстуком и бегающий кадык, Роб решил, что этот третий – второсортный клерк, вроде разносчика офисной почты. Стекло банки было чуть помутневшим, а жидкость всё округляла, однако это не мешало вести наблюдение.

– Ну что, Максимка, уверен, что хочешь этого? – спросил первый здоровяк, которого Роб окрестил про себя Ананасовой Рубашкой.

Клерк торопливо закивал:

– Один раз – минус двадцать тысяч, верно?

– Илюня, может, пусть будут все тридцать? – Банановая Рубашка взглянул на брата.

«"Илюня"? – Роб внутренне поморщился. – Господи, что за тупое имя».

– А пусть будут все тридцать. – Илюня почесал живот. Гавайка с ананасами задралась, показав черную рукоять пистолета, небрежно воткнутого за пояс брюк. – Чего нет-то? Мы ж добрые. Матерь божья, а это что?

Взгляды троицы сошлись на банке и ее «экспонате».

Роб моментально взмок, боясь пошевелиться. Страшное осознание прострочило каждую клеточку тела: он не мог вспомнить гримасу, с которой встретил эту странную компашку. Он даже не был уверен, что в эту самую секунду не улыбался от страха.

– Гляди-ка, голова! – воскликнул Илюня. – Вроде как испуганная, да? Что там написано, Иваха?

Иваха, распрощавшись с огульным прозвищем Банановая Рубашка, полученным от Роба, приблизился к банке. Глаза здоровяка, такие же здоровенные, как и всё остальное, расширились от восторга.

– «Сосуд с головой». Нет, ну ты подумай: со-суд! Да не абы какой, а с целой головой! Головищей! Вот так вещица, мать ее в душу! Интересно, башка – настоящая? Такую штуку не грех и дома поставить.

– Поставишь-поставишь. Но потом барахло, чур, выбираю я. И приносим по одной вещи за раз, а не как с теми кроличьими головами.

– Само собой, брат. – Иваха отвернулся от каминной полки. – Ну что, Максимка, продолжим? Два раза. Один – тридцать тысяч. Оба – ровно шестьдесят. И, считай, части долга как не бывало.

– А это не опасно? – проблеял клерк.

– Отвесим как раз на обозначенную сумму, – заверил Илюня, и в его горле заклокотал смех. – Ну так что, господин хороший, товар – на весы?

– Ладно, ладно, боже мой, давайте.

Роб три раза моргнул и размял лицо. Ему не хотелось гадать, о каком именно действии шла речь, которое бы покрыло такую сумму. Явно что-то похабное. Возможно, стоило вылезти и извиниться, пока еще не слишком поздно. Но внутренний голос подсказывал, что сами близнецы – те еще шутники. И как минимум один из «шутников» вооружен. Так что Роб счел за лучшее и дальше оставаться экспонатом обгоревшей комнаты.

Братья неспешно развернулись спиной к камину. Судя по всему, условия происходящего были обговорены заранее, потому что клерк, вздохнув, покорно замер перед своими кредиторами.

К недоумению Роба, близнецы отвели по одной руке в разные стороны, примеряя их к лицу зажмурившегося клерка. Выглядело всё так, словно вот-вот должна была грянуть двойная пощечина.

И Роб не ошибся.

Отведенные ручищи, больше походившие на загорелых анаконд, рванули вперед. Ладони вмялись в щеки, скулы и уши клерка, породив чмокающий звук. В сознании опешившего Роба возник образ двух сброшенных с крыши кирпичей, что, набрав скорость, плашмя врезались в теплую глину.

Изо рта и носа клерка хлынула кровь, залив подбородок и голубенький галстук. Левый глаз чуть увеличился в размерах, словно его изнутри ударили кием.

Клерк заорал и грохнулся на куски обгоревших досок. Не прекращая подвывать, он принялся ощупывать лицо. Его пальцы попадали в кровь и залезали в рот, говоря о том, что он ничего не чувствует. По крайней мере, сейчас.

Братья исторгли порцию гомерического смеха.

Роб затрясся. Мгновением позже обнаружил, что видит синие точки, похожие на отпечатки пальцев, оставленные страхом прямо на глазах. Близнецы явно были мастерами своего дела.

Илюня бережно поставил стенавшего клерка на ноги:

– Ну, Максимка, как тебе первый раз? Ты хоть слышишь меня? Да? Нет? Кивни, если понимаешь, кто ты и на какой планете находишься.

Клерк, со стоном держась за голову, закивал. На потемневшую от пота рубашку упало несколько капель крови. Получившийся узор напоминал памятный цветок гвоздики.

– Ха. Всё-таки слышит. Так и думал, что промажем. – Иваха выглядел разочарованным.

– У него просто уши не там выросли, брат.

– И то верно.

– Я отказываюсь! – взвизгнул клерк, замер, а потом снова завизжал: – Я больше не буду в этом участвовать! Отказываюсь, ясно вам?! Ясно?!

– Ну что ты! Что ты! – Илюня взглянул на брата, и тот добродушно кивнул. Снова посмотрел на клерка. – Ай, ладно, простим тебе весь долг. Всего один раз остался, сам подумай. Ерунда, как по мне. Ну, что скажешь, дружище? Ты в деле, а?

Клерк притих, пытаясь придать телу устойчивое положение, но его всё равно шатало так, словно он очутился в эпицентре урагана.

– Вот и молодец, – заметил Иваха. – Думаешь – уже хорошо.

Но клерк не думал. Он таращился на Роба, чьи неосторожные движения заметил секундами ранее. Вспухшее лицо клерка недвусмысленно сигнализировало: «Голова в банке – ЖИВАЯ!» Его правая рука, выставив указательный палец, начала подъём.

«Нет-нет, пожалуйста!» – мысленно завопил Роб. Для пущей убедительности попытался впихнуть в банку кисти, чтобы сложить их в каком-никаком молитвенном жесте. Влезли только половинки пальцев.

Клерк никак не отреагировал на это. Он определенно планировал погасить долг перед близнецами, подарив им новое развлечение – шутника в банке. Даже от усердия надул на губах несколько красных пузырей.

Однако братья по-своему истолковали внезапную решимость клерка.

Они развели руки и со звериной силой соединили их на красной и влажной голове жертвы.

Левый глаз клерка всё-таки покинул глазницу – выскочил, будто кровоточащая пробка из бутылки шампанского. Пролетев расстояние до камина, глаз стукнулся о банку и шмякнулся в пепел. Роб тихо вскрикнул, не отрывая взгляда от клерка. Точнее, от его головы. Теперь она напоминала сплюснутый экзотический фрукт – перезревший, липкий и никому не нужный.

Клерк рухнул на обгоревший пол, подняв серое облачко, и близнецы расхохотались. Солнце безразлично прожаривало эту сценку и дальний угол комнаты.

– Нет, ну ты видал! – воскликнул Илюня, разевая огромный рот, в котором, будто розовый слизень, трепыхался толстый язык. – Как мы его, а!

– Видал-видал, – кивнул Иваха. – Но это что? Так, солома. Вот банка – это вещь.

Здоровяки посмотрели на Роба. Убийцы таращились на свидетеля и даже не подозревали об этом.

Роб чувствовал себя обезумевшей статуей: лицо – литая маска с выпученными глазами, а всё, что ниже, – дрожащий попрыгунчик. Ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы собраться с духом и нырнуть в потайную нишу. А вдруг бы это сработало? Братья не выглядели особо смышлеными, так что вполне могли заключить, что голова им померещилась. Для таких букварь, как говорится, состоял из одних только тумаков и затрещин.

К ужасу и облегчению Роба, снаружи заслышались голоса.

К «Перлиту» приближались Данила и Вэл.

3

Роб не знал, радоваться ему или нет. Во-первых, этим дурням грозила участь клерка – а она, как ни смотри, незавидная. А во-вторых, эту самую участь они могли навлечь и на его разнесчастную голову. И что тогда?

– Кто-то идет, – глубокомысленно изрек Илюня.

Брат поддержал его медленным, мучительным кивком:

– Ага, идет.

«Идет-идет, тупые вы боровы!» – в отчаянии подумал Роб.

Неожиданно он понял, что нужно делать. Идея была светлой, хоть и порядком опоздавшей на экспресс сообразительности. Роб нащупал в кармане шорт смартфон и поднес его чуть ли не к подбородку. Ничего толком не видя, попытался отправить приятелям весточку.

Выходило плохо. До того плохо, что Роб не был уверен, не включает ли он в эту самую секунду звук. В таком случае хватило бы и рекламной рассылки, чтобы каминная полка, обычно молчаливая как гробовая доска, вдруг разразилась кудахтаньем. О чём он вообще думал, когда ставил такой глупый рингтон?

Но раньше, чем камин закудахтал, или запел, или зашелся колокольчиком, прозвучал голос Вэла. Как всегда, переполненный раздражающим энтузиазмом.

– Вэл-ком! Вэл-ком! – Его крик пролетел по недрам почерневшего кафе и, как показалось Робу, расколол где-то плафон светильника. Собственно, за подобные вопли Вэл и получил свою кличку. – Роби, Роби, дружочек! Ну где же ты? Мы идем тебя искать! Вэл-ком! Алло, Роб! Чего молчишь?

– Это недоумок где-то спрятался. Роберт, придурок! Если ты нас опять напугаешь, мы тебе все зубы пересчитаем! Учти это!

«Данила, – подумал Роб, лихорадочно пытаясь совладать со смартфоном методом слепого тыка. – Не ходите сюда! Дайте хоть пару секунд, балбесы! Всего парочку! Ну!»

Однако приятели, судя по всему, не планировали покидать «Перлит». Как минимум до тех пор, пока не разыщут того, кто их позвал ради какой-то невероятной ржаки.

– Мы будем бить Роба? – с удивлением уточнил Вэл.

– Пару тумаков точно получит.

«Вот же идиоты! Вот идиоты!» Роб безуспешно елозил пальцами по экрану смартфона, чувствуя, как тот становится мокрым от касаний.

Близнецы затолкали клерка под остов сгоревшего письменного стола. Голову накрыли почерневшей фанерой. Тело присыпали головешками. Не хватило времени лишь на стопы в пыльных сандалиях. Они так и остались торчать немым вызовом наблюдательности.

В комнату влетел Вэл.

– Вэл-ком! Вэл-ком! Ага, Робик-бобик! – проорал он.

Азарт охотника буквально смыло с его лица, когда он увидел близнецов. Руки братьев покрывала сажа. Гавайки и брюки посерели от пота и пепла. Лица были сальными и откровенно скучающими. Глядя на этих здоровяков, можно было предположить, что они сочли пожарище подходящим местом для предобеденной борьбы.

– Простите, а вы мальчика не видели? – выдавил Вэл, совершенно сбитый с толку.

Его пихнул напиравший сзади Данила, и они сделали несколько шагов в глубь комнаты. Вэл, полноватый, в футболке с голубыми и черными полосами, всё еще пребывал в растерянности. Челюсть Данилы тоже отвисла. Немногим выше друга, худой, он напоминал манекена из магазина спортивных товаров, пойманного солнечным лучом.

Близнецы обступили смущенных подростков.

– Какого еще мальчика? – уточнил Илюня. – Не видели мы никакого мальчика.

– Зато прекрасно видим сразу двух, – сказал Иваха.

– Ага, сразу двух.

«Вляпались, – с тоской подумал Роб. – Как пить дать – вляпались». Он не заметил, как несколько раз всхлипнул и мотнул головой.

Этих простеньких действий хватило, чтобы Вэл и Данила побледнели.

– Что вы с ним сделали? – спросил Вэл глухим голосом.

Близнецы напряглись. По их красным, залитым летним сиропом лицам было видно, что они подумали о клерке. Однако самообладание этих двоих определенно имело ту же массу, что и их тела. Илюня безразлично скосил глаза на торчавшие из-под хлама ноги. Убедился, что эту деталь комнаты покамест никто не заметил.

– Чего говорите? – переспросил Иваха. Он ковырнул мизинцем в ухе, смахнул другим пальцем добычу. – С кем мы, говорите, что-то там сделали?

Вэл указал трясущейся рукой на каминную полку:

– Ну как же! Как же! С ним!

Роб едва не съежился, когда банка попала под обстрел сразу четырех пар глаз.

Внезапно всё стало еще сложнее. Роб ощутил, что вот-вот чихнет. Нос задергался, как у собаки, в глаза будто сыпанули перца, а рот начал крошечными рывками втягивать воздух. «Господи, нет! Пожалуйста! Это будет глупейшим разоблачением в мире!» Ему вдруг привиделось, что внутри его носовых пазух ползает жучок – разносчик чумы спонтанного чихания. И на пути к своей неведомой цели жучок царапался и кашлял на всё подряд.

– Что вы несете, мелюзга? – наконец прорычал Иваха, поворачивая голову к подросткам. – Эта штука была здесь, когда мы пришли. И эта дрянь моя, ясно вам?

Данила двинул Вэлу коленом под зад, чтобы тот прикусил язык, и поспешно ответил:

– Конечно, ясно. Вы абсолютно правы: нам эта дрянь совершенно ни к чему.

– Но это же Роберт! – возмутился Вэл. – Что вы с ним сотворили?

Илюня сделал крошечный шажок по направлению к подросткам – крошечный для комнаты, но сокрушительный для психики. Данил и Вэл как по команде уставились на ананасы, изображенные на гавайке здоровяка.

Одну из тропических шишек покрывала кровь.

Это было видно даже Робу с его насеста, хотя сами близнецы не замечали досадного прокола. Пользуясь тем, что все отвернулись, Роб наполовину вылез из банки и быстрыми, невероятно быстрыми движениями почесал нос. Зуд отступил, а жучок издох, не успев заказать отходную.

– Хочешь сказать, мы что-то сделали с каким-то там Робертом? – спросил Илюня у остолбеневшего Вэла.

– Да он просто придурок, не обращайте внимания, – быстро ввернул Данила.

– Придурок? – Иваха задумался, а потом хохотнул. – Ладно уж, забирай своего «придурка». И валите отсюда поживее, пока мы не передумали.

Данила молниеносно выпихнул Вэла из комнаты и выскочил следом, но перед этим посмотрел на банку. Роб перехватил его испуганный взгляд и страшно вытаращил глаза, показывая, что ему нужна помощь, что он застрял и что жизнь вообще не похожа на розыгрыш. Но был ли от этого толк? Никакого. Данила лишь вздрогнул и еще больше побледнел.

«Господи, этот идиот подумал, что у меня предсмертная конвульсия или что-то в этом роде! – мысленно простонал Роб, когда приятели исчезли в почерневшем коридоре. – И пусть. Пусть так думает. Мне-то что? Меня убили, а голову отрезали и засолили. Вот и вызовите полицию, болваны!»

Это немного успокоило Роба. Его узнали, а значит, скоро всё закончится. Надо лишь немного подождать. Он не сомневался, что Данила позвонит куда следует. Но эта уверенность не прожила и десяти секунд.

В развалинах кафе заслышалась короткая перебранка.

– Пусти!

– Ты из ума выжил?! Нам туда нельзя!

– Какой же ты балбес, Даня! Там же Роб! Мы должны забрать его!

– Стой! Да стой же!

Близнецы переглянулись. Илюня опустил руки к паховой области, будто терпеливый прихожанин, ожидающий причастия. Иваха же расплылся в мечтательной, китовьей улыбке.

Первым опять выскочил Вэл, и Роб с тоской подумал, что тому никогда не хватало мозгов вовремя остановиться.

– Вэл-ком! Вэл-ком! – Вэл едва не подпрыгивал от возмущения. – Почему у вас на камине пылится аквариум с головой нашего друга, а? Разве не понимаете, что его нужно вернуть родителями, чтобы они не убивались? Разве боль родителей для вас ничего не значит?!

Илюня внимательно посмотрел на Вэла:

– А ты сумасшедший мальчик, знаешь об этом? Звучит так, будто какой-то другой мальчик пострадал из-за нас. Как обидно. – Подтверждая безбрежность обиды, поцокал языком.

На пороге комнаты показался взволнованный Данила. Он вытянул руку и не глядя попытался нащупать загривок Вэла.

– Не слушайте его, пожалуйста! Ну, пожалуйста! Он – придурок, я же говорю!

– Придурок или нет – вы никуда не пойдете, – заявил Иваха. Улыбка канула в массивы его лица. Он толкнул Данилу в комнату. – Нельзя же оскорбить кого-то и просто уйти. В какой стране мы, по-вашему, живем, а? Мы не дикари.

Не сговариваясь, близнецы полезли под гавайки. Высвобожденные пистолеты с неохотой поймали лучи солнца.

Вэл мигом растерял весь запал:

– Я ничего такого не имел в виду, дяди! Я… ну… Родители Роберта… они же, ну, будут волноваться и всё такое… Вы же понимаете, правда?

– Твои обвинения ранили нас прямо вот сюда. – Илюня положил ладонь себе на грудь и смял гавайку. – Ай. Ужасно неприятно. Даже больно. Но мы знаем, как унять эту злую-злющую боль.

– Как? – шепотом спросил Данила и сбивчиво закончил: – Мы с мужчинами не… того.

– Ну вот, еще одно оскорбление. И за что? Унять боль – это очень и очень просто, – с размеренностью маятника сказал Иваха. – Вы стукнитесь лбами, мальчики. И если ударитесь от души – так и быть, уйдете. Мы забудем ваши обидные слова. Даже в полицию не сообщим о них.

– Да и дело-то пустячное, – поддакнул Илюня, – поцеловаться вот этими потными штуковинами, что сидят у вас на плечах.

Роб уже догадывался, что произойдет дальше. Вероятно, клерк своим «злым-злющим» невыплаченным долгом тоже оскорбил близнецов до глубины души. И они тоже проявили к нему снисхождение, предложив смыть обиду и сам долг незамысловатым развлечением. Что ж, смыли так смыли. Робу оставалось лишь беспомощно надеяться, что лбы приятелей покажут свое лучшее качество, за которое всю троицу частенько ругала Антони́на, их учительница по химии.

Вэл в нерешительности подошел к Даниле. По их опустошенным лицам было видно, что они и сами не до конца понимают, что делают.

– Вот так, молодцы. – Иваха убрал пистолет под «банановую» гавайку. – А теперь положите руки друг другу на плечи. Да, отлично. И вцепитесь покрепче. О, и головы не забудьте откинуть.

Данила и Вэл послушно выполнили всё, что им велели. С откинутыми головами и разинутыми ртами, они выглядели перепуганными насмерть танцорами, замершими в начальной позиции некоего опасного танца. Робу на ум пришла мысль, что такой танец мог исполняться только на могилах и только свежими, ледяными телами.

– А если… а если мы откажемся? – спросил Вэл, страшно кося глаза в сторону братьев.

– Заткнись, тупица! – прошипел Данила, соображавший куда быстрее партнера.

– Не откажетесь, – заверил их Илюня. Со скучающим видом взглянул на гарант своих слов – пистолет, который так и не убрал. Наконец посмотрел на подростков. – Ну что, попробуем? На счёт три. И не халтурьте нам. Ну? Раз… два… три!

Роб обмер, почему-то ожидая слабого треска, как от столкнувшихся вафельных рожков, из которых вынули шарики мороженого. Однако Данила и Вэл всё-таки схалтурили. Да, они бахнулись лбами, но звук удара вышел тихим и скорбным, как больничный поцелуй. Оба заскулили от боли, а Данила даже присел. На его лбу вздувалась желтоватая шишка.

– Нет, нет и нет. Халтура как она есть. – Иваха с неодобрением покачал головой. – Мы покажем, как это делается. Поможем, так сказать. Вы же не возражаете, а, мальчики?

Его плотной улыбке не смог бы противостоять и мясник с ножом. Приятели испуганно закивали. Они не возражали. Закивал и Роб, предвидя чудовищный итог.

– Вот и славно, – подытожил Иваха. – Ну что, Илюня, тебе какого?

– Возьму-ка я, пожалуй, придурка. Он мне сразу понравился.

– После этого вы нас отпустите? – Данила распрямился, потирая шишку.

– Конечно. Если ноги вынесут отсюда – свобода ваша.

Вэл внезапно расхныкался. Но кого волновала такая мелочь? Иногда идет дождь, иногда летит грязь из луж, а иногда вот такие сосунки дают слабину. Словом, слёзы не тронули здоровяков. Они встали позади подростков и обхватили их затылки ладонями. Затем подались вперед, словно намереваясь толкнуть «снаряды», способные сломать само пространство.

Но сломаться, как понимал перепуганный Роб, могли разве что черепа его незадачливых дружков.

И «ядра», будто пущенные из пушек, устремились друг к другу.

КРРАК.

Вэл взвизгнул, а Данила заплясал на цыпочках, когда их головы, толкаемые поршнями чужих рук, столкнулись. Это уложилось в одно мгновение. И если слух утверждал, что лопнули два не особо прочных горшка, заполненных чем-то вязким и определенно глупым, то глаза не врали. Роб видел, как лбы и лица приятелей смялись.

Тела подростков, сцепившись разбитыми черепами, будто машины – бамперами, упали.

Мертвы.

Роб ощутил себя безвольной субстанцией, что будет дрожать дни, годы и вечности, если прямо сейчас ее коснуться. Судьба клерка, безусловно, намекала на серьезность положения, в котором очутился Роб, но участь приятелей – она зараженным копьем била куда-то в глубь сознания. Разрывала в клочья по-детски наивную убежденность в собственном бессмертии, если угодно.

– Чёрт, как мы их, а! – заухал Илюня и наконец убрал пистолет, который до этого держал в свободной руке.

Иваха лишь отмахнулся:

– Не до того. Берем «сосуд» и сматываемся отсюда.

– А с этими что?

– А ничего. Пускай себе лежат. Ноги-то их уже не держат.

Братья подошли к каминной полке и замерли, разглядывая банку и ее фальшивое содержимое. Роб неожиданно осознал всю комичность ситуации. Он не мог покинуть нишу за камином, как и не мог бесконечно долго не моргать. Мочевой пузырь, будто предвестник идиотской смерти, опорожнился, но Роб едва заметил это. Не заметил он и как выронил смартфон, и тот тихо скатился по ноге.

– Мне кажется, я вижу небольшое запотевание, – наконец проговорил Илюня. Он чуть наклонился. – Вот тут – у рта и носа. Голова как будто… дышит!

– Тем лучше – правдоподобнее, – отозвался Иваха. – Ну что, головушка, собирай манатки – и в путь, домой.

«Он сейчас коснется банки и поймет, что она не двигается, – с ужасом понял Роб. – А потом он дернет ее со всей дури – и она, вместе с полкой, слетит с моей головы. И прости-прощай – вот вам новая игрушка».

Однако Иваха не спешил прикладывать силу. Казалось, застывшее в растворе лицо зачаровало его. Здоровяк выглядел спокойным и задумчивым. Он словно пытался рассмотреть мысли, все до одной, что навеки застыли в водах загадочного сосуда.

– Дома полюбуешься, Иваха. Я жрать хочу. И пить, если уж на то пошло. – Илюня попытался взять банку. – Ага, загвоздка.

Роб ощутил легкую вибрацию. Здоровенные ручищи, заслонявшие мир, исчезли.

– Ты что, сломал ее? – Иваха раздраженно засопел.

– Не говори ерунды. Банка прилипла. Видать, подтек раствор, вот она и приклеилась.

Больше ждать было нельзя, и Роб решился. В конце концов, он забрался сюда ради розыгрыша, разве нет? Так почему бы не довести дело до конца?

И Роб подмигнул правым глазом.

А потом левым.

Наконец он распахнул рот во всю ширь, вывалил язык и глухо заорал, изображая оживший экспонат.

И случилось то, что обычно происходит, когда разыгрывают очень и очень плохих людей.

Иваха оттолкнул брата и без раздумий расстрелял банку с сумасшедшей головой.

4

Смерть настигла Роба в момент его величайшего розыгрыша, и после этого мало что изменилось.

Распрощавшись с телом, Роб переехал к братьям и занял центральное место в гостиной. Там он находился среди акульих челюстей, осколков черепов, оружия самоубийц, сушеных кроличьих голов и прочих диковинных и отталкивающих вещей. Разбитое пулями стекло банки заменили, дно подлатали, а гравировку «СОСУД С ГОЛОВОЙ» закрыли аккуратной полоской латуни с буквами «РОБЕРТ». Вдобавок теперь Роба окружала настоящая смесь из формалина и спирта, в которой он без усилий держал глаза открытыми.

И порой, когда желание подурачиться было особенно сильным, ему даже удавалось дернуть веком.

Гости близнецов были в восторге.