Игры виновных: сезон первый [Р. С. Кириченко] (fb2) читать онлайн

Я написал этот роман, чтобы вы были добрее.

Господь увидел, что люди на земле развратились, и все их мысли постоянно склоняются к злу. Господь пожалел, что создал человека на земле, и сердце Его наполнилось болью. И сказал Господь:

— Я сотру с лица земли человеческий род, который Я сотворил. Я уничтожу и людей, и животных, и пресмыкающихся, и птиц небесных, потому что Я сожалею, что создал их^[1].

Пролог

— Всё началось в тот момент, когда люди перестали контролировать свой гнев, — медленно, с задумчивым взглядом проговорил пожилой человек. Он был настолько худой, что даже пожелтевшая, заношенная смирительная рубашка не могла этого скрыть. В голубых глазах отчётливо просматривалась жизнь, печаль, возможно, и мудрость — но не безумие, пусть врачи и думают об обратном. Он почесывал свою взъерошенную неухоженную бороду, которая, в свою очередь, была под стать самому Деду Морозу, а лёгкий ветер качал седую копну его волос, словно дворники на лобовом стекле, перед глазами.

— О-о-о-о, — в ответ махнул мальчик рукой, — опять старика понесло!

Ребята, находившиеся рядом, поддержали своего товарища одобрительным смехом. Но старик, словно не замечая этих слов, продолжал:

— Точнее, не… не перестали, а не могли, — выдержав короткую паузу, продолжил: — Хм… да, именно так, не могли…

Несмотря на негодование своего друга, школьники все же расселись на металлическом заборе, окрашенном в темно-бордовый цвет, сосредоточив внимание на голосе пожилого мужчины. Тот сидел на скамейке, держа карандаш в руках. Эта сцена разворачивалась всегда в одном и том же месте, в одно и то же время.

На площадке для прогулок при психиатрической больнице.

В полдень.

И какой бы ни был день, всё повторялось — ребята усаживались на забор, как воробьи на провода, а старик — на скамейку, с карандашом в руках и с избитой историей на устах.

Зачем ему карандаш?

Этот вопрос был снят с обсуждения, когда старик впервые рассказал им эту историю. Чуть ли не каждое сказанное предложение, каждое совершенное в те дни действие он выписывал карандашом в воздухе, словно рисовал картину перед лицом. Он визуализировал не просто так. Не ради того, чтобы привлечь их внимание, и не ради сгущения красок. Он это делал потому, что помнил всё: каждую мелочь, каждую деталь, каждую каплю кров… в общем, всё, что происходило.

Так и сейчас: несмотря на то что эту историю ребятишки слышали уже сотни раз, несмотря на их возражения и шуточки, они все равно усаживались и слушали.

— Ладно, раз уж начал, то рассказывай до конца, нам все равно делать нечего, — снова подал голос этот мальчик. Видимо, их лидер.

— Да… люди больше не могли контролировать свой гнев, тем более все эти видеотрансляции только подкидывали дров в костёр. — Старик зашелся в кашле. А закончив, отхаркнулся. И, ещё раз прочистив горло кашлем, продолжил:

— Очищение мира, так я это называю, началось сорок лет назад, когда…

Короткий мальчишеский крик прервал монолог старика. Вся компания обернулась к парнишке в зелёно-белой футболке. Его руки задрожали так, словно он пытался управлять буром, а глаза лезли на лоб, но далеко не от удивления.

Это был страх.

Страх исказил его голос, добавив хрипотцы и отчаяния. Указывая ребятам на экран своего телефон, он вскрикнул:

— Почему на экране я?!

Все вокруг начали оглядываться и открывать рты.

Все, кроме старика.

Мальчик продолжил:

— Нас же никто не снимает? Как такое может быть?!

— Покажи мне телефон, — тихо проговорил старик.

Мальчик не раздумывая повернул экран к старику, и от увиденного тот тяжело вздохнул и прохрипел:

— Беги… — он округлил глаза и добавил, но уже с яростью в голосе: — Беги, чёрт тебя возьми! Оно не должно до тебя добраться! Слышишь! Уходи отс…

Глава 1

1

Последние на сегодня лучи уходящего в закат солнца слабо отсвечивали в витринах старенького кафе, словно пытались своим тёплым светом притронуться к зданиям, людям и животным перед сном.

Это было антикафе, название которого можно прочитать с трудом, так как буквы вышли из строя сами или были специально вырваны местными хулиганами. В итоге вывеска выглядела следующим образом — «Н Р В А А». Старый кондиционер, пожелтевший в силу своего возраста (если так можно называть срок годности оборудования), с трудом обдувал вспотевшие шеи отдыхающих в заведении гостей. Спокойную обстановку взбудоражил один из парней, выбросивший на диван джойстик от приставки и с удивлением смотревший то в экран телефона, то на лицо рядом сидящего молодого человека.

— Что я только что посмотрел? Это что, пранк? — удивлённо спросил Саша.

— Нет, дружище, это чистая правда. Настоящий треш! — восхищённо ответил Паша.

Саша не был удивлен восхищению друга, так как уже привык к его ненормальным склонностям, просмотру разного рода насилия. Это вроде бы и пугало его, и в то же время радовало. Собственно, на этом и строилась их дружба. Страх перед радостью или радость перед страхом. Под страхом имеется в виду адреналин во всяких его проявлениях. В основном это касалось фильмов, сериалов или клипов в таких жанровых направлениях, как триллер, мистика и тому подобное.

Каждый, кому доводилось знакомиться с этими чудными парнями, после нескольких дней знакомства говорил: «Вы как огонь и вода, вроде несовместимы, а друг без друга вас не представить».

И ведь не поспоришь! Паша — парень буйный, вспыльчивый, при этом с очаровательным чувством юмора. Избалованный, постоянно желающий веселья, развлечений, тусовок и прочих юношеских утех.

А вот с Сашей дела обстоят немного иначе. Он более спокойный, не как в поговорке про слона, но всё-таки. Иногда Паше кажется, что рассудительность, взвешенность ситуации — это второе «я» его товарища. Местами, как облачность в гидрометцентре, стеснительный, но обаятельный молодой человек.

Саша продолжил разговор:

— И что стало с этим парнем? Увидев бы его на улице, ни за что не сказал бы, что он способен на такое.

— Твоя правда, дружище, — согласился с ним Паша. — Его задержала полиция. Да и, судя по всему, он и не стремился куда-то убегать или начинать скрываться.

Саша вопросительно поднял брови. Паша продолжил:

— Он просто пошел домой. Прикинь? — Паша вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Потом уже вели расследование, и что оно из себя представляло, я, конечно, не знаю. Но знаю точно — его отправили в психушку. И это не самое интересное.

Саша обратил на своего друга взгляд, до краёв наполненный удивлением и непониманием, как бы говоря ему — а что же ещё может быть интересного дальше? Да и вообще, что интересного в том, что сделал этот поехавший парнишка?

— Да-да! — оживлённо продолжил Паша. — Дамы и господа! — Он запрыгнул на стол и расставил руки в стороны, словно ведущий юмористического шоу на популярном телевизионном канале. — Включайте все свое внимание, ведь всё не так просто. Впрочем, как и во всех делах наших обыденных.

Саша заулыбался и принялся дёргать Пашу за штанину, намекая, чтобы тот слез со стола. Паша так и сделал, при этом он быстро потёр руки, словно размалывал между ладонями таблетку анальгина, превращая её в порошок.

— Кто-то из полицейских, конечно же ради следствия… — Паша резко придвинул голову к уху друга и прошептал: — Думаю, ты понимаешь, о чём я, — отодвинулся на место и продолжил нормальным голосом: — Снял его на видео, и, естественно, файл попал в Интернет, — и указал на свой смартфон, который находился в руках у друга.

— Да ладно! — теперь Саша хлопнул в ладоши и начал тереть их друг об дружку. — Мне действительно становится интересно, — он облокотился на спинку дивана, будто тот принадлежал только ему, сложив ноги одну на другую.

— Этот парень сидел с таким невозмутимо-спокойным лицом, как у школьника, который знает, что ему ничего не будет, — сказал Паша.

— И?

— И он повторял одну фразу, — ответил Паша, опуская свой голос до баритона.

— Какую?

— Вот такую, — и начал копировать интонацию задержанного: — «Он виноват в этом, они так сказали, он виноват в этом, они так сказали, это он виноват, они так сказали…»

На секунду между друзьями воцарилось молчание.

— Мрачновато, не находишь? — по-прежнему восхищённо спрашивал Паша. — Этот тип повторял эту фразу как мантру, но так ни черта и не понятно, кто такой он и кто такие они.

— Я думаю, парень всё-таки слетел с катушек, — развёл в стороны руки Саша и добавил: — Жаль, но так бывает.

Паша согласно покивал головой.

Последний кадр из просмотренного видео на время стал основной мыслью в голове Саши. Равно как и вопросы о том, кто виноват. О ком говорил этот парень? Чёрт, да это не то что можно назвать странным поведением — это чрезвычайно ненормальное поведение! Ну серьёзно, не мог же человек ехать себе спокойно, никого не трогать и — пуф-ф-ф! — резко сойти с ума и сделать то, что сделал этот парень.

Саша решил поделиться вслух своими размышлениями по этому поводу со своим другом, на что тот пожал плечами, сказав:

— Эту тему мы можем мусолить очень долго, а вот тусовка должна начаться через десять минут, и тянуть время из-за нашего отсутствия там точно никто не будет, а я хочу попасть на сегодняшнее шоу!

Он ушёл занимать очередь в этот самый бар, где намечалась вечеринка. Хорошо, что он находился всего в квартале отсюда, иначе Паша испарился бы, как джинн, с того места, где они сейчас находились.

Саша остался наедине с самим собой. Он не хотел отпускать из мыслей увиденное, услышанное. Ему требовалось время, чтобы как следует всё обдумать, взвесить и понять, выделять ли этим мыслям отдельную полочку или избавиться от них раз и навсегда. Саша выбрал первое и не спеша двинулся следом за другом.

Подойдя к месту назначения, он был приятно удивлён. Посмотрел на часы, убедился, что сегодня только четверг, а желающих повеселиться, как ни странно, предостаточно. «А, ну да, — подумал он, — сегодня же какое-то очередное стриптиз-шоу».

Саша может понять много вещей, может принять странные события, но он не понимает одного — какой интерес в стриптизе? Да, красивая девушка с приятной фигурой (не всегда) танцует у шеста или с другим аксессуаром. И на этом всё. Получается, что ты отдаёшь деньги, лишний раз возбуждаешься, при этом нет возможности довести дело до конца. И снова отдаёшь деньги, потому что возможность повыделываться перед теми, кто не может себе этого позволить, кто стоит в сторонке и наблюдает за происходящим со стекающей на подбородок слюной, нехило так тешит эго.

Так себе развлечение.

Внутри заведения было слишком много людей. И бар, и танцпол оказались заполнены практически под завязку. Светодиодные приборы расположились в нескольких углах на потолке, и парочка у диджейской стойки. Их лучи безболезненно ударялись о лица отдыхающих и исчезали. И так по кругу. Вот только что красный и синий сменились зелёным и фиолетовым, теперь на их место выскочил ослепительно-белый и розовый. Такое чувство, что сама радуга закинулась таблетками экстази, запила всё это дело водкой и ворвалась на вечеринку.

Саша снова уткнулся в свой телефон. Паша, как назло, не отвечает ни на звонки, ни на эсэмэс. Он начал слегка нервничать, потому что не особо рассчитывал оставаться один в этом месте, пока не увидел кое-что, что его насторожило.

Он ещё раз пристально поглядел по сторонам, чтобы убедиться в своей догадке. Да, людей действительно много, и вместе с тем большее число присутствующих не являлись симпатичными девушками., как обещал его лучший друг.

Они вообще не девушки.

Кругом были мужчины: упитанные мужчины с бородой, тощие лысые мужчины, лысые бородатые мужчины среднего телосложения, подкачанные мужчины с сединой, и все они — мужчины со странными, хитрыми улыбками и не менее странными, хитрыми подмигиваниями.

«Кажется, Паша не стал уточнять, какой именно сегодня стриптиз в программе», — проговорил про себя Саша, издавая короткие смешки. Он начал смеяться, понимая, что это не было подставой со стороны его друга. Видимо, Паша так сильно хотел потанцевать и напиться, что не стал вдаваться в подробности программы вечеринки.

Растянув свой стакан виски примерно на полчаса и не выловив друга взглядом, Саша почувствовал, что в этом месте становится слишком душно и пора бы уже на выход. Да и от греха подальше.

Он не был неравнодушен к людям нетрадиционной ориентации. Старался придерживаться толерантности и всё такое, но он мог себя контролировать до тех пор, пока к нему кто-то из выходцев подобных сообществ не проявит «дружеский» интерес.

Саше стало душно не из-за царящей температуры, а в основном из-за стоящего в воздухе запаха перегара. Создавалось впечатление, что кто-то нарочно выливал содержимое бокалов и бутылок на пол. Запах пота и постоянные случайные прикосновения чужих мужских задниц поставили жирную точку на провождении времени в этом баре.

На улице было прекрасно. Прохладный ночной ветер приятно обдувал лицо. Вдохнув свежего воздуха, Саша снова достал телефон и написал Паше о том, что поехал домой, пожелав другу удачи и поставив в конце смайлик в виде поцелуя. Обычно такими шутками они не увлекались, но сегодняшний вечер — это идеальный повод для подобного.

«Надеюсь, завтра ты проснешься не от щекотки чьей-то намасленной бороды, братишка. Лол. Удачи» — это сообщение последовало вслед за первым.

Затем потратил минуту на приложение «Яндекс. Такси», чтобы вызвать машину. Когда машина подъехала, Саша опустился на заднее сиденье. Ему не хотелось надевать наушники и не хотелось разговаривать. Поэтому он попросил водителя не торопиться, не включать громко музыку, не разговаривать. На удивление, водитель просто кивнул головой. Видимо, мужчина уже привык к подобным заявлениям, потому и не стал пререкаться. Саше даже стало неловко. Он поблагодарил водителя и решил вернуться к этому видео, к этому парню.

Мерзко. Неприятно. Возможно, оправданно. Вот к какому итогу он пришёл за эту поездку. Он оставил хорошие чаевые водителю, извинился и поблагодарил ещё раз. Остановившись перед калиткой дома, он стал копошиться в карманах в поиске ключа. Но первой ему под руку попалась пачка сигарет. Курил он нечасто, в основном в стрессовых ситуациях (наивно полагая, что сигареты успокаивают) или когда нужно было о чем-то хорошенько подумать. И вместе с тем пачка была всегда с собой.

«Не сегодня», — сказал себе Саша, убрав пачку обратно в карман. Нашедшийся ключ уже пощёлкивал в замочной скважине, пропуская своего хозяина в дом.

Саша не спеша прошел общий коридор, чтобы не разбудить родителей, в особенности он заботился о чутком сне своего отца. Он хотел сделать две вещи — пересмотреть ещё раз видео и выпить кофе. Пока закипал чайник, Саша занялся одной из самых часто возникающих мелких проблем — распутывал свои наушники. Да, как идеально их ни сложишь, сколько раз ни проверишь, всё ли с ними в порядке, они один чёрт запутаются. И так всегда. Всегда!

Добившись наконец-то успеха в решении проблемы с наушниками, Саша налил себе кофе. Настроив яркость на максимум на своем телефоне, он загрузил «Ютуб». Ему нужна была вкладка «в тренде». Но, пролистав её полностью, искомого не нашёл.

«Хм, — подумал он, — странно, нигде его нет». Хотя он чётко знал, что Паша нашёл видео в этой вкладке. «Скорее всего, разработчики удалили», — другого варианта не нашлось.

Решив посмотреть что-нибудь интересное перед сном, Саша продолжил юзать «Ютуб». И, случайно нажав на вкладку «Понравившееся», он обнаружил то самое видео.

«Какого хрена?» — с удивлением пробубнил он. Саша протёр слегка вспотевший лоб ладонью.

«Даже если Паша и решил так приколоться, оставив мне этот ужас в понравившихся, то каким образом оно исчезло из трендов?»

Оставив этот вопрос на обсуждение с Пашей, он начал загружать видео. Саша отодвинул кружку в сторону, и первый кадр показался на экране…

2

«Какой чёрт учил тебя водить тачку?!» — раздался писклявый женский голос.

В кадре показан перекрёсток с широкими полосами во все четыре стороны.

(Саша узнал этот перекрёсток — он находился на выезде из южной стороны города.)

В месте, где пересекались дороги, оказалось всего две машины. Они стояли друг около друга, только капоты, как стрелки, указывали направление их движения.

Первая из машин блистала знаменитым логотипом. Это был «Мерседес», скорее всего класса люкс (Саша не был силён в моделях).

Из красивого, переливающегося тёмно-красными красками авто показалась рука. Ладонь трансформировалась в жест, который рекомендовал идти далеко и даже подальше человеку напротив.

(«Не слишком приветливо для пострадавшего и не слишком этично для виновного», — проговорил Саша.)

Тот, кому был адресован этот жест, сидел в водительском кресле бюджетного отечественного продукта автопрома — белой «Приоры» (уж её-то наш герой узнал сразу).

Не спеша, медленно приоткрывая дверь, из автомобиля вышел молодой человек. На вид он был лет двадцати пяти, с идеально выбритыми висками, капитанской бородой и небольшой копной светлых волос, аккуратно зачесанных назад. Несмотря на то что глаза этого парня выглядели до такой степени неважно, что складывалось впечатление, будто они буквально пропитаны усталостью, в них чувствовалась и ненависть. Парень был довольно худощав, это было видно по серому худи — на его теле оно болталось как мешок. Казалось бы, ничего необычного — просто парень, просто выходит из машины, просто попал в небольшую передрягу, конечно, он будет злой и всё такое. Таких примеров тысячи. Вот только одно «но» закралось в общую картину, и этим «но» было удобно устроившееся в его руках мачете.

Тихий тоненький голос парня ответил: «Что ты сказала о моем отце?»

(И снова, как и при первом просмотре, Саша еле сдержал смех.)

Какой же тембр у этого парня. Черт, он настолько высокий, настолько звонкий (поневоле вспоминается фраза, неоднократно сказанная отцом Саши: «О, я знаю этого парня, он без яиц», — и за этим звучит громкий смех).

Дальше видеозапись прерывает заставка — разноцветные полосы, как профилактика на экранах телевизоров 2000-х годов, — и сопровождающий её мерзкий, неприятный звук. Точнее, гул.

(Но Саша помнит, что видео на этом не заканчивается.)

После недолгой паузы следует продолжение.

(Как и при первом просмотре, весь тот всплеск смеха, что готов был гейзером вылететь из души Саши, резко прекратил свое существование.)

В продолжении ролика крупный план показывал лицо. Лицо, на котором оставил свой автограф парень с невероятным звонким голосом и… и с мачете.

Лицо одно — автографа два.

(Саша поставил видео на паузу, чтобы умыться и немного перевести дух. Затем он просто смотрел на застывший экран и колебался — выключить или продолжить. Он сделал выбор.)

Далее на экран выведено красивое, исполненное вмешательства пластического хирурга личико девушки. Оно оказалось поделено на части двумя неидеальными линиями: между лбом и глазами, между краешком нижней губы и кончиком подбородка.

(«А ведь ей в какой-то степени повезло, — размышлял Саша, — что её подбородок имел вытянутую форму. Иначе неизвестно, где бы пролегла вторая линия».)

* * *

Тем временем желание закрыть глаза переставало быть просто желанием и было приведено в действие. Саша стал ощущать, как его руки ослабевают. Голова опускается ниже, ниже и ниже. Глаза начинают моргать всё реже, реже и реже…

Напоминает остановку сердца, только в этом случае перестает работать только сознание. И если бы желание уснуть в данный момент сравнивали с эрекцией, то Саша изрядно начал бы мучиться от желания приступить к делу.

Всё же он попытался бороться со сном, словно знал, что этой ночью его не ждёт ничего хорошего. И, поклёвывая стол носом, безоговорочно сдался. Подложил под голову руки, нажал на кнопку блокировки в телефоне и отодвинул его к середине стола. И Саша уснул. Он уснул, погружаясь в первый, по-настоящему кошмарный сон.

3

Три коротких, но очень громких стука — как будто куском железной трубы тарабанили по металлическому предмету — заставили его очнуться. В первые несколько секунд перед глазами стоял туман. Обычно так происходит после бурной ночи, когда будильник отрывает от и без того короткого сна и приходится резко открывать глаза. Не самое приятное чувство. Можно даже представить, что в данный момент его глаза — это видеокамера, фокус которой оператор настраивать не спешит. Саша помахал головой в разные стороны, да так отчаянно, что его повело вбок. Однако он успел выставить опору в виде локтя и не повалился на задницу. Инстинкт самосохранения в деле.

Вернувшись в исходное положение, он сделал глубокий вдох и выдох. Поднял ладони и, приложив их к лицу, начал быстро тереть всю его поверхность, как это делают, когда намыливают физиономию мылом или гелем для душа. Спустя минуту зрение вернулось в норму. Это заставило его снова присесть на пол. Брови от удивления поползли вверх, а глаза от испуга становились всё шире.

«Что за?.. Какого чёрта я здесь делаю?» — вопросы посыпались к нему в голову как пули. Решив всё-таки подняться с холодного сырого бетона, он проделал несколько шагов, внимательно осматриваясь по сторонам.

«Нет ничего лучше моей кровати, это всё сон… нет ничего лучше моей кровати, это всё сон… всё хренов сон», — бормотал про себя Саша, продолжая осматриваться.

Он отметил, что его окружают толстые бетонные колонны, стоящие параллельно друг другу на одинаковом расстоянии и от пола до середины раскрашенные в чёрно-жёлтую зебру. Кажется, они были метками. И помечены они порядковыми номерами и нарисованными под ними стрелочками — влево и вправо. Скорее всего, для того чтобы водители знали, где место их авто, и не занимали чужого, избежав возникновения проблем.

«Да это же парковка! Обычный подземный паркинг! — радостно прокричал про себя Саша и, сложив руки на груди, добавил: — Но делать мне здесь всё равно нехрен».

Он побродил ещё пару минут, и тут вдруг в его голову прилетела элементарная догадка — а что если здесь есть контрольно-пропускной пункт, ведь он наверняка должен быть. Этот вопрос в силу его очевидности заставил Сашу улыбнуться. И бонусом к этой улыбке явился свет.

Тёплый свет, который излучают только дешёвые лампочки, исходил от источника метрах в пятидесяти от Саши. С каждым шагом, с каждой секундой он становился всё ближе и ближе к цели… до тех пор пока позади Саши не появилась тень.

— Дед, на какой улице мы находимся? — прищурив глаза, Саша пытался разглядеть человека, сидящего в своей каморке. Он прикинул, что это, вероятнее всего, охранник. Вот только Саша не обратил внимания, что помещение пустовало. Оно не было заставлено мебелью, там не стоял телевизор, транслирующий положение дел с видеокамер. Не было даже дешёвого пластмассового электрочайника и не стояла рядом с ним лапша быстрого приготовления. Да и о чём разговор: ни бутылки водки, ни ржаного хлеба, ни ломтиков колбасы тоже не было. И если бы Саша понял, что это не похоже на каморку охранника, возможно, всё бы обошлось. Но Саша не заметил этих мелочей — его занимал другой вопрос.

— Как я попал сюда? — продолжал Саша. — Вы не подумайте, я не алкоголик и не наркоман, по ходу, у меня случился провал в памяти или что-то в этом роде, — и, немного подождав и нервно вертя головой по сторонам, добавил: — Короче, я ничего не могу понять.

Ответа так и не последовало. Человек продолжал сидеть на стуле спиной к нему и молчал. Его голова была покрыта густым слоем седых волос. На первый взгляд Саше показалось, что кепка с надписью «Охрана», повёрнутая козырьком к затылку, — единственное, что могло придать этому человеку молодости.

Саша коротко и негромко откашлялся, прикрыв рот кулаком. Этим жестом он попытался как бы ненавязчиво привлечь внимание этого человека. Но тот всё так же продолжал пугающе молчать.

— Хорошо, ты и дальше можешь играть в молчанку, но хотя бы скажи — сколько сейчас времени? — раздражённо и с капелькой язвительности спросил Саша.

— Время, говоришь, — сухо проговорил старик. Сидушка его кресла заскрипела, оттого что её заставили изменить своё положение. — Самое время лишиться коленей!

Саша замешкался, увидев глаза старика. Они были такого же серо-белёсого цвета, как и чёлка, спадающая на брови, морщины начали расходиться в хитрой улыбке. Лицо старого стало похоже на лисий оскал.

Но краем глаза Саша сумел засечь движение рук «охранника». И уже через пару секунд в его колено упрямо уставилось дуло чёрного револьвера.

— Ах ты с… — успел выдавить из себя Саша.

Раздались выстрелы.

Первый.

(Грохот начал заполнять всё пространство.)

Второй.

(Эхо пронеслось по всей территории паркинга.)

Если бы здесь были коты, собаки или птицы, они бы точно в одну секунду удрали из этого места. Саша успел отпрыгнуть в сторону, но приземлиться на ноги не удалось. Боль в голове начала пульсировать, сердце заколотилось так, словно он провёл бешеную кардиотренировку с самым эффективным тренером страны.

Оглушённый, он схватился за уши и беззвучно, как рыба, открывая рот, пытался хватать воздух, которого, как ему казалось в этот момент, не хватало. Покачиваясь из стороны в сторону, он пытался твёрдо встать на ноги. И как только ему это удалось — пусть и не полностью, зато на обе ноги, — принялся бежать.

— Стой, сопляк! — раздался гневный голос старика. — Ты виновен и должен быть наказан!

Такой вердикт Саша услышал позади.

Раздался ещё один выстрел.

Грохот продолжал заполнять собой пространство. Безысходность и звуки соприкосновения гильз с бетонным полом лишали голову Саши всяких здравых идей. Пытаясь подсчитать, сколько (три или четыре?) оставалось патронов у преследователя, он продолжал бежать. Только вот бежать с простреленной ногой становилось всё тяжелее. Второй пуле удалось исполнить сказанное стариком, пусть и не в точности.

Саша начал кричать о помощи. Вот только кому…

Ещё один выстрел разбавил и слегка перекрыл его крик. От всё нарастающий паники у Саши создалось ощущение, что патроны у старика бесконечны, как в какой-нибудь игре.

Но это было не так.

Нужно быть внимательнее даже в такой ситуации, верно?

Вздрагивая от грохота, он постоянно хватался за голову — чисто инстинктивно. Паника заставила его мысли кричать о безвыходности. Бежать, не опираясь руками на стены, становилось всё сложнее.

Ещё выстрел.

Только теперь его правая рука не успела прикрыть голову. Ей пришлось прижаться к левой. Жгучая боль заполнила каждую клетку его тела. Даже шок не действовал как обезболивающее.

Саша упал и повернулся на спину. И увидел не только выходное отверстие дула револьвера. На него пристально смотрели серые, с проблеском белизны глаза старика. Они были наполнены безразличием, безрассудством и, самое главное, ненавистью. Этот жестокий взгляд прицелился в испуганные глаза Саши, словно хотел заставить выйти его душу — не дать ей убежать в пятки, как это обычно говорится, а исчезнуть и оставить тело.

— Ты виновен в этом, сосунок, — прохрипел дед. — Ты должен извиниться… извиниться и умереть, — добавил он.

— Я не понимаю, о чём ты! — всхлипывал Саша. Но про себя пытался подвести счёт его выстрелам. Пять или шесть, пять или шесть…

Это не имело значения.

На это намекнула кривая ухмылка старика и палец, который медленно нажимал на курок.

— Нет, нет, нет, НЕТ! — начал кричать Саша, прикрываясь от пистолета ладонью. — Не…

Выстрел. Шестой.

4

Саша продолжал жадно хватать воздух. Тяжёлое неровное дыхание с короткими вдохами и выдохами. Словно на его шее стягивали ремень. И, как будто это было на самом деле, машинально бросил руки к шее. Естественно, на ней никакого ремня не было, и Саша попытался выровнять дыхание.

Холодный пот стекал маленькими ручейками со лба. Стирая их тыльной стороной ладони, Саша неохотно встал, чтобы принять душ. В ванной он увидел, что ручейки пота не ограничились лишь его лицом, но захватили и шею, грудь и спину. Да и футболку можно смело закидывать в стирку.

Взбодрившись под тёплым душем, он принялся вытирать себя полотенцем. Саша чувствовал, что страх, прочно закрепившийся в его сердце, не спешил уходить. Страх заставлял память, как ленту, прокручивать обрывки сна в голове.

«Что это было? — раздумывал он. — Все выглядело настолько реалистично…»

Выйдя из ванной комнаты, Саша обратил внимание на настенные часы, большая стрелка которых остановилась на цифре четыре, а маленькая — на двенадцати.

«Ладно, это всего лишь дурной сон, и мне нужно выспаться. Просто выспаться», — сказал он себе.

Он знал, что утром ему обязательно позвонит Паша и к тому моменту он должен быть уже собран — светлая, чистая голова и готовность провести отличный вечер в хорошей компании. Вернувшись на кухню, чтобы выпить немного воды, Саша двинулся в свою комнату. Мысли о прошедшем сне не оставляли в покое. Он никак не мог вспомнить ещё одну деталь — перед пробуждением он увидел чьё-то лицо, точнее его черты. Покопавшись ещё минуту в памяти и ничего не обнаружив, Саша воткнул наушники в уши и впервые за долгое время включил классическую музыку.

Пока Вагнер заполнял его голову своим талантом, каждой нотой оправдывая свою популярность, Саша успел устроиться поудобнее и уснуть.

Глава 2

1

Из динамика телефона раздался восхищенный крик:

— Тебе сегодня двадцатка, дружище! — затем последовала короткая пауза, видимо, хозяину голоса было необходимо перевести дыхание. — Это же почти «очко», врубаешься, о чём я? — радостно продолжал сообщать голос. — Мы обязаны отметить твоё почти «очко», братик!

— Паш, я не уверен, что сейчас самое время так выражаться, — ответил Саша, торопливо выключая громкий режим. Он всегда его активировал, когда было лень подносить трубку к уху. — Иначе родители меня неправильно поймут, — и бросил извиняющийся взгляд в сторону своих создателей.

Мама, слегка покраснев, предпочла переступить порог кухни, вместо того чтобы зайти к своему сыну. Отец же принялся саркастически хихикать, удаляясь вслед за женщиной его мечты.

— Ну извини, братишка, я не экстрасенс. И не ведаю, что творится в твоей комнатушке, — обиженным тоном ответил Паша. — Итак, мой драгоценный человек, какие планы у тебя на вечер? — уже более оживлённо спросил он.

Саша уже догадывался, что Паша приготовил ему что-то незабываемое. Так он делал на каждый день рождения своего друга. У них было вроде что-то неофициального соревнования. Чем безумнее подарок, тем он круче. Им только не хватало ввести балльную систему оценок, чтобы было проще выявить победителя.

— Раз уж ты позвонил, то на сегодняшний вечер мой план — это ты, — тяжело вздохнув, ответил Саша. Выдержал короткую паузу и продолжил, прибавляя к словам оттенок сарказма: — Не могу сказать, что это лучший вариант в моей жизни. Но, учитывая, что других вариантов не предвидится, мне придется согласиться.

— И-и-и-и это правильный ответ! — воскликнул Паша. — Мои поздравления! Ты только что выиграл самый сумасшедший вечер в жизни! — Саша услышал, как он хлопает в ладоши. — К семнадцати ноль-ноль и ни минутой позже я заеду за тобой, Золушка. Иначе так и останешься оборванцем. До связи, дружище! — на этом Паша прервал разговор.

Нехотя Саша встал с кровати, накинул на себя шорты и банный халат. «Время омовения, господин», — произнес он голосом гоголевского Вия и начал злобно хихикать. На самом деле Саша всегда пытался пробудить себя нелепыми и зачастую несмешными шутками. Иногда получалось.

Когда Саша окончательно убедился в том, что от него не воняет, он отправился на кухню. Он решил пройтись медленно, держа правую руку перед лицом, в то время как левая нога, словно бесполезный деревянный брусок, тащилась по ковру. Его рот жутко-хрипловатым голосом произносил слово «жрать», при этом как следует протягивая букву «а».

— Малыш, хватит нас запугивать. Иначе в следующий раз поверю в то, что ты «ходячий», и посажу на цепь, как в том сериале.

Мама сказала это с таким серьёзным видом, что Саша уже призадумался о прохладе оков, накрепко закрепившихся на шее.

— Вот уж извини, — ответил он. — Я не виноват в том, что запах твоих, а впоследствии моих любимых пирожков так дурно влияет на мой мозг.

— М-да, вроде взрослый, а в то же время такой тупенький, — сдерживая смешок, сказал отец. Но не прошло и секунды, как он решил добавить: — Вот я, например, закрываю нос нашим котом, чтобы хоть как-то держать себя в руках при входе на кухню, — и издал короткий, но очень громкий смешок. Мама, прищурив глаза, с укором посмотрела на мужа, но всё-таки улыбнулась краем губ. Саше это не показалось таким уж смешным, но в этом что-то было.

Он всегда считал, что его семья — это восьмое чудо света. В это мало кто верит, но они вместе смотрели мультсериал «Симпсоны», когда Саше было около десяти лет. Вместе смотрели мультсериал «Южный парк», когда ему шел шестнадцатый год. Вместе начали смотреть мультсериал «Гриффины», когда ему исполнилось восемнадцать.

Потом Саша исчез.

* * *

Паша приехал, как и обещал, ровно в семнадцать ноль-ноль. Саша собрался уже выходить во двор, как вдруг вспомнил, что не сказал родителям о своих планах на вечер. И, зайдя в гостиную, он увидел на их лицах всё нарастающее беспокойство. Словно они только что услышали в новостях, что бешеный ураган вот-вот обрушится на их дом и дом соседей и весь район полетит к чертям (таким способом этот каприз природы намекнул бы, что кое-кому пора бы сделать ремонт в доме). Слава богу, в наших краях ураганов не было, а если бы и были, Паша наверняка предложил бы открыть свое шоу на «Ютубе», назвав его «Ремонт с нуля после урагана», и смог бы зарабатывать на этом деньги.

— Будь осторожен, — сказала мама. Она сжала руки перед своим нежным, слегка заостренным подбородком, два кулачка соединились в один — и без слов было понятно, какое слово подразумевал этот жест.

— Конечно, мам. Что может случиться? — ответил Саша настолько уверенным голосом, насколько мог изобразить таковой. — Я ведь буду не один, со мной будет Паша. Всё в порядке, не переживай.

— Переживать будешь ты, когда проснешься наутро с очаровательной девушкой, — тут папа выдержал паузу и добавил: — Если повезёт. — Далее сквозь смех произнёс: — И если не воспользуешься презервативами.

Сказать, что Саша любил смех отца, — ничего не сказать. Он обожал его. Твёрдый голос, звонкий громкий смех. Иногда казалось, что ещё минута, и от его смеха поедет крыша. И не только их дома.

— Всё будет в порядке, обещаю, — Саша прошел в прихожую, чтобы ещё раз посмотреть на себя в зеркало. В отражении на него смотрел человек с красивыми карими глазами. Его мягкие русые волосы спадали на глаза. Он был довольно худым и, пусть на это были причины, все равно старался надевать что-то поверх футболок, маек или рубашек. Вот и в этот раз на его плечах устроился чёрный пиджак, из-под которого выглядывала белоснежная футболка. Джинсы по моде порваны на коленях, а новые чёрные кожаные кроссовки блестят от чистоты. Он попрощался с родителями ещё раз и закрыл за собой дверь.

На улице его встретил высокий парень. Казалось, его голубые глаза нельзя было бы скрыть и плотной повязкой чёрного цвета. Его торс (он был таким же худым, как и Саша, но выглядел чуть стройнее) был облачён в белоснежную, аккуратно выглаженную рубашку с длинным рукавом. На поясе крепился чёрный кожаный ремень, удерживающий на месте тёмно-синего цвета брюки. На ногах сверкали отполированные туфли. Молодой человек стоял, облокотившись на капот машины, и медленно выдыхал дым.

— И на хрена я начал курить, не понимаю. Никакого вкуса, никаких расслабляющих ощущений. Всё, что я получаю, — это зависимость и вонь изо рта, — пробурчал он.

— Слабак, — ответил Саша и, закатив глаза, сел на переднее пассажирское сидение.

— Слабак? — возмущённо ответил ему друг. — Это я слабак?! Между прочим, дружище, это всё из-за тебя. Ты изрядно потрепал тогда всем нам нервы.

— Я пошутил, Паша, и не поднимай эту тему. Хватило родителей, — резко оборвал его Саша.

— Понял. Забудь. Расслабься и забудь, впереди нас ждёт увлекательный вечер, — ответил Паша, представив взору друга свою белоснежную широкую улыбку.

Наверно, за это Саша его и любил. Человек-счастье, человек-стенд-ап, человек, с которым все нелёгкое становится лёгким, а его улыбка настолько обаятельна, что однажды привлекла внимание парочки гомосексуалистов. Давно они так сильно не смеялись, как в тот вечер.

— Слушай, а куда ты вчера пропал?

— В смысле?

— В прямом. Когда я зашёл в бар, тебя там не нашел, как будто ты растворился.

— А-а-а, — хмыкнул Паша, — ну так я там познакомился с одной очаровашкой, братик, и не мог её упустить.

— Ну-ну, учитывая, что за шоу там происходило, сомневаюсь, что очаровашкой была девушка, а не парень, — подколол Саша.

— Да блин! Мужик, я серьёзно! Это прям теперь больная тема для меня, — бросил Паша извиняющийся или оправдывающийся взгляд. — Я реально не знал, и эта девушка была единственной девушкой там, вот я сразу и к ней!

— Да ладно, ладно, у всех свои предпочтения, — продолжал высмеивать друга Саша.

— Ну хватит! Ну я же серьёзно, ну! — теперь во взгляде Паши отчётливо читалась паника.

— Да я угораю же, придурок. Верю я тебе, — Саша хлопнул друга по плечу и спросил: — Так, и куда мы едем?

— Сейчас мы с тобой заедем в бар, он называется «Переулок». Я его недавно открыл для себя и скажу, что там довольно неплохо, — и, потирая живот ладонью, продолжил: — Я очень хочу есть, а там готовят самые вкусные бургеры на всей планете, — Паша поднял глаза вверх, мечтательно вздохнув: — Ты пробовал с ягнёнком?

— Нет.

— Значит, тебя ждёт чудо, дружище! — воскликнул Паша и подбавил газу.

Через пятнадцать минут они заехали в тихий, ничем не примечательный переулок. На улице не было ни машин, ни людей. Никаких окон, все здания повернуты задом к этому месту. Вода, которая собиралась на крышах, вся стекала вниз по водосточным трубам. Как будто они оказались на дне сельского туалета, того, что стоит в самом дальнем углу земельного участка. Неприятное ощущение.

Всё, что здесь было, — это сырость, лужи и пара дверей. Да и чего-то похожего на вывеску Саша тоже не заметил.

— Сейчас должна открыться какая-нибудь потайная дверь? — иронично спросил он. — Если нет, тогда я не понимаю, что мы делаем в этом сортире.

— Одну секунду, мсье, — ответил Паша, подняв кулак кверху и оттопырив указательный палец. Затем он подходит к ближайшей от них зелёной двери. Открывает ее, делает поклон и плавным движением руки приглашает Сашу войти. Тот как кот, который пробует температуру воды, сначала одной ногой, медленно и аккуратно, переступает через порог, и…

— Воу, — брови поднялись чуть ли не до линии роста волос, — неожиданно.

Это было действительно неожиданно. Саша рассчитывал увидеть типичную забегаловку типа «Шаверма 24 часа», а увидел очень даже неплохой бар. Примерно сто квадратов площади уюта, довольных гостей (это читалось по их лицам) и приятного аромата, витающего в воздухе. Стены из красного кирпича, не замаскированные никакой отделкой, лишь кое-где подкрашенные белой краской; вдоль стен расположены красные диваны, перед которыми стоят столики, сделанные из дерева, рассчитанные на компанию от четырех до шести человек, плюс перед каждым столиком стояло под два стула с закрученными ножками и на первый взгляд очень удобными сиденьями. В центре зала (это имениннику понравилось больше всего) стоял длинный стол, на вид сделанный из мрамора. Нет, он действительно был сделан из мрамора и вмещал вокруг себя около десяти — двенадцати человек.

В правом углу находилась барная стойка. Бармен, высокий юноша, о чём-то беседовал с девушкой. Она или рассказывала ему о своих проблемах, или влюблялась в его глаза. Их трудно было не заметить. Кристально-голубые, настолько яркие, что страшно было смотреть в них. Над штатной одеждой местный креативный директор явно не задумывался: белая рубашка с придающей молодость бабочкой на воротнике и чёрные брюки, плавно переходящие в такого же цвета туфли. Саша поднял голову вверх и не удивился, увидев голые трубы. Натяжной потолок явно сюда не вписывался. Он обратил внимание на большие настенные часы: классика, никакого электронного циферблата, стрелка, римские цифры и успокаивающий звук — тик-так, тик-так.

— Это отличное место, Паш. Мне нравится, — присаживаясь за стол, сказал он.

— О, дружище, ты убедишься в этом окончательно, когда попробуешь бургер с ягнёнком, — улыбаясь, ответил Паша и, поймав взглядом официанта, призвал того к их столику.

После того как им принесли заказ, между ними на полчаса воцарилась тишина. Саше и не требовалось говорить о хвалёном ягненке, всё было видно по выражению его лица. Он то закрывал глаза, то вскидывал брови вверх, а иногда и не сдерживал лёгкую улыбку — всё было так, словно они находились на съёмочной площадке, где снимали рекламный ролик про этот самый бургер. Заказав им по бокалу вишневого пива, Паша позволил себе нарушить тишину:

— Отличное место, надо бы сюда почаще заглядывать вместе.

Саша в ответ утвердительно покивал головой.

2

— Ладно, нам пора идти, — сказал Паша, указывая на настенные часы. Они показывали семь часов вечера.

— Во-первых, ты мне так и не сказал куда, а во-вторых, этот сочный, идеально прожаренный ягнёнок, которого я съел, требует ещё как минимум пятнадцати минут неподвижности, — ответил ему Саша, поглаживая живот.

— Пойдём-пойдём, нас уже ждут! — повышая голос и размахивая руками, произнёс Паша.

— Да блин, кто ждёт-то?! — недоумевающе переспросил Саша, но ответа так и не дождался, потому что его друг уже покидал бар.

Первым делом, когда они вышли на улицу, Паша закурил, не обращая внимания на укоризненный взгляд своего друга. Он уселся в машину. Зелёный двухдверный «Фольксваген Гольф». Паша любил это произведение немцев, и если под капотом что-то издавало лишний, не очень приятный звук, то он сразу отправлялся прямиком на СТО и ремонтировал необходимое.

Они объехали большую часть города, а Сашатак и не оторвал глаз от окна. Он любил свой город, и по вечерам эта любовь разом усиливалась. Незагруженные дороги, освещаемые тусклым светом фонарей, проезжающие мимо автомобили и сидящие в них люди. Он любил подсматривать за ними. Будь то влюблённые пары, где она мирно посапывала на плече молодого человека, пока тот крутил руль. Будь то уставший, с затравленным, или угрюмым, или злым взглядом водитель такси. Будь то веселая компания из девушек, или парней, или и тех и других, что-то кричащих из открытых окон, или машущих бутылками с алкоголем. Ему нравилось ловить взглядом частичку чужих жизней, проезжающих мимо него.

После того, что случилось, он старался ловить каждый момент, каждое яркое впечатление, не жалея времени. Он часто брал такси, указывал неизвестный ему адрес и ехал туда, чтобы просто погулять. Он любил свой город, он восхищался им.

Тем временем Паша направлял автомобиль к окраине каменных джунглей, то сбавляя, то набирая скорость.

— Помнишь рассказы про старика, который слетел с катушек из-за того, что он стал стариком? — неожиданно спросил он.

— Припоминаю, ты хочешь меня с ним познакомить?

— Ха-ха-ха, боюсь, ты ему не понравишься, дружище! — хлопнув по плечу соседа, ответил Паша. — Я и куча моих знакомых и знакомых их знакомых сняли дом, точнее коттедж. И так вышло, что он находится рядом с его домом. Я говорю это к тому, что если ты его вдруг увидишь и услышишь, как он ругается матом, брызжа слюной вокруг себя в радиусе парочки метров, то не обращай внимания.

— Спасибо, что предупредил, — Саша облегчённо вздохнул, и они вместе посмеялись.

Частный сектор находился за городом, и дорога там была далеко не из лучших. Ямы вперемежку с грязью, кочками и кусками асфальта заставили Пашу сбавить скорость.

Чем ближе они подъезжали, тем больше Сашу сковывала тревога. Какая-то паника внутри — и он понимал, отчего это. Слова и взгляд его мамы, взгляд, наполненный страхом, переживаниями за него. И для этого был повод. Серьёзный повод.

Больше не пришлось спрашивать у Паши, как долго им ещё ехать. Пункт назначения выдал себя сам, не успели они свернуть на нужную улицу. Музыка играла так громко, что Саша удивился тому, как ещё не вызвали полицию и не прикрыли этот незаконный рейв.

Так же отчетливо были слышны и голоса, и он навскидку предположил, что там не меньше сорока, а то и пятидесяти человек. И был прав.

Подъезжая к дому, Паша сбавил скорость до десяти километров в час и, высунув руку в окно, сжав кулак, начал выкрикивать разные победные кличи, словно он супергерой, спасший мир, а все они — толпа, которая его ждала и восхваляла. Он то и дело поворачивался к Саше, толкал его в плечо — и снова в окно. Знаете, если бы до встречи с ним Саша был самым грустным человек в мире, то Паша бы с лёгкостью в один миг обернул своего друга в противоположную грусти обертку. Если для пиратов золотой жилой было торговое судно, наполненное драгоценностями, то для Саши этой сокровенной жилой был он. Настоящий друг. Спасибо, Паша.

Он не сказал ему этого вслух, при этом принялся повторять всё, что делает его друг. И ведь действительно — в нём проснулся такой заряд энергии, что на секунду он заволновался о том, что не успеет потратить её за этот вечер!

Друзья остановились в нескольких метрах от дома, чтобы припарковать машину. Саша не спешил выходить, решив осмотреться из салона.

Дом был построен из дерева. О таких ещё говорят «без единого гвоздя». Этакая избушка из старорусских сказок, только устроенная в современном стиле. Высокий каменный забор вперемежку с коваными ограждениями и нанесёнными на них невероятно красивыми узорами. Только глядя на этот забор, можно отметить, что у хозяев этого особняка достаточно средств, чтобы удивлять как минимум прохожих.

— Ты чё уселся? Пойдём! — прикрикнул Паша, заставив друга очнуться. Саша кивнул головой и вышел. И без всякого удивления отреагировал на то, что Паша снова с сигаретой в зубах.

— Даже не думай говорить об этом, — укоризненно сказал Паша, словно прочитав мысли друга.

— Без проблем, братишка.

Они вошли во двор. Первым их встретил смех, доносящийся слева. В беседке находилось человек семь, они что-то оживлённо обсуждали и в буквальном смысле ржали.

«Видимо, это курилка, — подумал Саша и улыбнулся, поглядывая на Пашу, — если он снова потеряется, то, кажется, я знаю, где его искать».

По правую руку находился небольшой фонтан в форме медведя, усевшегося на камень и пытающегося поймать рыбу, в то время как основной поток воды пробивался между лапой и выпрыгивающей из воды рыбой. «У здешних хозяев есть вкус, — отметил для себя Саша и, посмотрев на кусты, выстриженные в форме ёжиков (хотелось верить, что это ёжики, а не отсутствие креативности), добавил: — А вот садовник не очень».

Всё происходящее здесь напоминало ему американские студенческие тусовки из молодежных фильмов, когда местная команда футболистов вместе с их чирлидершами устраивает вечеринки дома у капитана команды, когда они все напиваются, тусуются, громко играет музыка, всё это снимают на видео, когда кого-то из перебравших алкоголя девочек несут в комнату на второй этаж, когда осмелевшие неудачники пытаются попасть на эту тусовку, чтобы казаться крутыми, но их не пускают на порог — или, что хуже, если им удается всё-таки попасть в помещение, они оказываются пойманными членами команды, которые, в свою очередь, уже знают, как унизить таких, как они.

Саша смотрел на всё это, не сдерживая улыбки, и тихим голосом произнёс:

— Лишь бы всё не закончилось как в фильме «Проект Х».

— Что ты сказал? Я не расслышал, дружище, — осматриваясь по сторонам, спросил Паша.

— Я говорю, лишь бы всё не закончилось как в фильме «Проект Х», помнишь такой? — ответил Саша уже чуть громче.

— Конечно помню, дружище! — Паша хлопнул его по полечу. — Твою мать, так ведь будет даже ещё круче. Запомнишь свой день рожденья! — Паша широко улыбнулся.

— Братишка, понимая, какое влияние имеют хозяева этого особняка, мне бы не хотелось, чтобы это был мой последний день рождения, — копируя его улыбку, ответил Саша.

— Ладно, зайдем-ка мы поглубже, — подытожил Паша, взяв друга за плечо и потащив в помещение.

Они шли не спеша по не очень широкому коридору, что-то типа удлинённой прихожей. Паша то и дело с кем-то здоровался, интересовался их настроением и делами в целом, некоторым девушками целовал руку — видимо, им нравился этот высокий коротко стриженный парнишка с синими, как глубины океана, глазами, шикарным (пусть иногда неуместным) чувством юмора и отличным вкусом в одежде. Видимо, да, нравился, раз уж они так охотно подсовывали ему ручку для поцелуя, словно они банковские работники, пытающиеся всунуть страховку неначитанному клиенту.

Некоторым он представлял и Сашу. И конечно же, в своём стиле. Паша запрыгнул на небольшой столик, вытянувшись во весь рост, прочистил горло и встал в стойку, как истинный и неповторимый оратор:

— Эй, вы все, послушайте! — начал он. — Многие находящиеся в этом месте знают меня, а я знаю их. Я запрыгнул сюда не просто так. Если честно, мне просто осточертело говорить одно и то же. Для начала вы все должны взять в руки вот такие стаканчики, — он поднял вверх руку и показал всем бумажный стаканчик красного цвета. Выждал пару минут, убеждаясь, что большая часть стоявших повторили за ним.

Саша нервно потрепал его за брюки, как бы намекая, что всё это ни к чему. Но его друг, конечно же, не обратил на это никакого внимания.

— Итак! — продолжил Паша. — Сегодня у моего друга, брата, товарища, воспринимайте как хотите, очень важный день! Нет, он не лишился девственности, — подчеркнул он, когда в зале кто-то что-то прокричал. — Тем более сзади! Молодой человек, кажется, вам нужно выйти, — сквозь смех ответил Паша на тот очень неэтичный вопрос и продолжил: — Так вот, очень важный день. У него сегодня день рождения! Сегодня ему исполнилось двадцать лет!

В зале поднялся шум, начали аплодировать и выкрикивать поздравления. Саша, кажется, немного покраснел от смущения, а Паша продолжал:

— Так давайте же поднимем и осушим бокалы! За тебя, братик, за Сашку! —

Договорив речь, он запрокинул голову и влил в себя всё, что находилось в бумажном стаканчике.

Кто по одному, кто по двое подходили и поздравляли именинника: хлопали по плечу, лезли обниматься, дергали за уши и растягивали щёки. «Я как будто к бабуле приехал», — подумал он.

Паша спрыгнул со стола и пошёл общаться с кем-то из своих знакомых. Тем временем Саша, закончив получать поздравления, отправился искать уборную. На первом этаже поиски не дали результатов — не потому что там не было этой специально отведённой комнаты, а потому что не хотелось пролезать и расталкивать людей. Он поднялся на второй этаж, повернул направо и, наткнувшись на пару дверей, выбрал верную. Припарковав свой бумажный стаканчик на углу раковины рядом с тюбиком жидкого мыла, он взглянул на себя в зеркало и тяжело выдохнул. Его по-прежнему что-то тревожило, он не мог расслабиться, даже несмотря на представление Паши.

«Брось, это всего лишь сон», — нервно прошептал он. Затем снял свой лёгкий, тоненький черный пиджак, осмотрел со всех сторон белую майку на предмет смятости, или пота, или каких-нибудь других грязных точек. Всё чисто. Он посмотрел в свои тёмные карие глаза, чуть пригладил волосы (хорошо, что он носит короткую причёску, меньше возни) и, взяв напиток, вышел из уборной.

На этаже в паре метров от него послышался смех. Он доносился из-за двери угловой комнаты. Девичий, тоненький, заигрывающий с его слухом смех. Саша замешкался — желание и совесть начали борьбу между собой. Вдруг она там не одна… хотя навряд ли она смеялась бы в одиночестве. Или же одна, но не желает никого видеть, или она, может быть, со своим парнем общается по Facetime или «Скайпу» и врёт ему, что она дома, а тут он. Возможно, она с подругой, и они того… топят за нетрадиционные связи.

Шквал мыслей обрушился на него, мешая определиться с тем, что делать. Поколебавшись ещё минуту, он выпил залпом почти всё, что у него было налито, — Саша решил, что надо всё-таки оставить немного напитка на тот случай, если у него завяжется разговор, чтобы в определённый момент молчания (а такие случаются часто) было чем занять себя.

Он подошел к той двери, откуда доносился смех, пригнулся и попытался всмотреться внутрь сквозь замочную скважину. «Ну ты и извращенец», — сказала совесть. «Давай же, мужик, открывай, не томи», — подсказало желание. Как назло, скважина была прикрыта с той стороны. «Была не была» — и, решившись, резко ворвался вовнутрь.

Оказалось, настолько резко, что в первые пять секунд на него никто не обратил внимания. Никто из этих двух. Пяти секунд хватило, чтобы Саша впал в ступор с приоткрытым ртом.

Первое, что он увидел, точнее кого, — рыжеволосая девушка. Она стояла перед открытым окном, задрав по самую шею чёрную футболку. Она кому-то махала в окно и что-то выкрикивала. её спина была обнаженной, что говорило об отсутствии лифчика, джинсы сползли вниз, открывая взгляду то, какой формы и цвета трусики.

Она махала руками, что-то выкрикивала и показывала кому-то грудь. Чертовски красивую и большую грудь. На неё Саша обратил внимание сразу же, когда она повернулась к нему. И только через секунду, только через одну секунду после того, как осознала его присутствие, опустила кофту — этого было достаточно, чтобы Саша оценил то, как повезло тому, кому она подарила возможность любоваться ею.

Вторая девушка стояла рядом и снимала всё происходящее на телефон. При взгляде на неё у Саши закралось подозрение, что она была полной противоположностью рыженькой подруге, но, оценив прикол, решила составить компанию. Она была ростом где-то под сто семьдесят сантиметров, темноволосая, худенькая. Азиатская внешность — так говорят про тех, кто имеет подобный разрез глаз. Она была потрясающая — это был первый Сашин вывод о ней. Что-то вроде влюблённости с первого взгляда. В этих блестящих, притягивающих карих глазах было столько уверенности и мужественности, что доброму количеству парней следовало бы брать с неё пример. На ней надето зелёное удлинённое платье, и в дополнение к этой красоте на шее висела золотая цепочка с именем, которое Саше не удалось разглядеть, но удалось услышать.

— А ну, пошёл к чертям отсюда! — опомнившись, крикнула рыженькая. — Ты кто, на фиг, такой?

— Извращенец какой-то, — примкнула чёрненькая к возмущению своей подруги. — Ты, козлина, решил, что тебе перепадёт здесь? — крикнула она вдобавок и принялась оглядываться по сторонам.

— Да я случ… — не успев начать оправдываться, Саша принялся уворачиваться. Та, что потемнее, решила кинуть в него то, что попалось под руку первым. Жаль, что это оказалась бутылка из-под шампанского.

И если от первой ему удалось увернуться, то, решив, что она единственная, он ошибся. Вторая бутылка полетела сразу же следом, и как только Саша начал поворачивать голову обратно — все ещё думая, что может оправдаться, — он получил донышком прямо в середочку между виском и правой бровью.

— Вали отсюда! Терпеть не могу таких задротов, как ты! — все не могла уняться чёрненькая, — отсюда и слухи всякие начинают появляться!

Что-то она совсем умом поехавшая, подумал Саша и резко шагнул за дверь.

— Блин, Румина, а не слишком ты его? — слегка испуганно сказала рыженькая. — Он вроде симпатичный такой.

Это последнее, что услышал от них Саша. «Румина. Сумасшедшая девочка Румина. Сложное и одновременно красивое имя, впрочем, как и она сама», — улыбался и бурчал про себя Саша.

Как ни странно, он был доволен собой. Скорее всего, тем, что всё-таки не струсил и был вознаграждён за это видом шикарной груди, ударом бутылкой из-под шампанского и лёгкой влюблённостью во взгляд Румины. Всё остальное, как обычно, не имело значения.

Подходя к лестнице, он не заметил, что она вышла за ним. Он и не мог этого заметить. Только ступив ногой на первую ступень, Саша почувствовал, как левая сторона челюсти начинает неметь и онемение плавно переходит к языку. Он поднял руку и слегка потрогал эти места. Затем онемение перешло и на руку, которая начала становиться ватной. В его глазах появился испуг. Саша начал осознавать, что не может ни крикнуть, не сказать ни слова, только издаёт какое-то мычание. Он почувствовал, что в голове что-то щёлкнуло, как будто кто-то передёрнул затвор. Если бы стоящие снизу люди обратили внимание на него, они бы увидели, как от страха у него округлились глаза. Ещё щелчок. Он уронил стаканчик и схватился ладонями за глаза, никто из стоящих ниже по-прежнему не обращал на него внимания. Если бы Паша был рядом. Если бы Паша сейчас был в его теле, он бы ничего не смог увидеть, так как перед глазами стояла белая пелена и какой-то отдалённый яркий свет. Если бы Паша был рядом, он бы понял, что нужна помощь, что он не может говорить, что он начинает слепнуть. Саша попытался присесть, но потом решил всё-таки встать, чтобы попробовать вернуться в уборную и… Щелчок. Он упал.

Глава 3

1

— Какого хрена у вас произошло, Румина?! — кричал Паша.

— Я не знаю! Не знаю! — кричала она в ответ.

— Ты не можешь не знать, ведь это ты засадила ему по голове бутылкой! — Паша продолжал разговор в том же духе.

— Да, засадила! Но он был в порядке и сваливал из нашей комнаты! Я не знаю, что произошло! — Румина закрыла глаза и сомкнула на переносице большой и указательный пальцы.

— Не дай бог, с ним повторится то, что уже было, клянусь, я придушу тебя. Это всё будет на твоей совести! — ещё яростней крикнул Паша, ударив кулаком по приборной панели. Он давил на газ со всей силы, не обращая внимания на ямки, грязь, куски асфальта. Он злился. Он боялся.

Он нашел своего друга лежащим на диване. Никто даже и не сообразил, что он в отключке.

Знакомые Паши говорили, что нашли Сашу на лестничной площадке. Они думали, что он напился и уснул, при этом никто даже не подумал проверить пульс или проверить дыхание. Только спустя десяток пощёчин Паша понял, что его близкий друг без сознания. Он взял его на руки и, не привлекая внимания, отнёс к машине. За ним выбежала Румина. Её слегка пошатывало, всё-таки парочка выпитых ею бокалов вина давали о себе знать, но она смогла рассказать о произошедшей ситуации. Паша приказал ей садиться в машину, и они поехали.

2

Саша почувствовал, что его трясёт. Голова раскалывалась от резкой боли. Между тем он начал слышать отдалённые голоса, один из которых казался очень близким, другой просто знакомым — новым, но довольно знакомым. Они кричали, может быть ругались, Саша пока ещё не мог этого понять. Между ними был ещё чей-то, такой томный, приятный, но абсолютной чужой. Этот голос что-то пробормотал, затем издал короткий смешок и исчез.

Сашу начало тошнить, его ослабшее тело бросало по сторонам. И вместе с тем он всё-таки нашёл в себе силы открыть глаза и обнаружил, что лежит на заднем сиденье. Сфокусировав свой взгляд, он увидел, как Паша раздражённо ударяет кулаком по приборной панели. А рядом с ним сидела девушка… рядом с ним сидела Румина. Под бровью начало щипать и пульсировать. Он рефлекторно приложил ладонь и почувствовал что-то липкое. Это была кровь.

Постепенно в воспоминаниях начали всплывать произошедшие события. Он очень громко выдохнул, привлекая к себе внимание, и сказал:

— Очень даже неплохой метод отшивания от нового знакомства, Румина.

Она слегка вскрикнула от неожиданности.

Паша резко вдавил в пол педаль тормоза. От резкой остановки все они подались вперёд, чуть не вылетев в лобовое стекло. Ещё пара толчков, и машина остановилась. Несмотря на злость, бушующую в Паше, он с лёгкостью справился с управлением.

— Тише, тише, братишка, ты же нас поубиваешь, — откашливаясь, сказал Саша.

— Слава богу, ты в порядке, — не скрывая радости и улыбки, ответил тот. — Слава богу! Я думал, ты снова потеряешься, козлина, я так испугался за тебя! — продолжал он и, резко повернув голову к Румине, озлобленно сказал: — А ты радуйся, сучка, потому что я готов был тебя пришить!

Она хотела было возразить ему из-за оскорбления, но всё же решила молча опустить голову.

— Паша, Паша, Паша! Тише! Остынь! — удивленно крикнул Саша, схватив друга за воротник его пиджака. — Никогда не говори ей так больше. Тем более что она тут ни при чём!

И рассказал ему, как всё произошло.

Выслушав описание ситуации, Паша вышел из машины. Саша последовал за ним. Они закурили по сигарете.

Пусть Саша и не особо одобрял курение, сам иногда мог себе позволить выкурить одну. А сейчас и случай подходящий. В этот раз выдалась слишком стрессовая ситуация, чтобы вдыхать в себя чистый воздух.

Румина по-прежнему молчала. В этот момент они все молчали. Все пережёвывали это событие в головах, и хорошо, что никто не проронил ни слова в этот момент.

Докурив, Саша повернулся к Румине.

— Ну что, пора бы познакомиться поближе, — предложил он. — Меня зовут Саша, — и, улыбнувшись, протянул ей руку.

— Румина, — ответила она, не удосужившись посмотреть ему в глаза и оставив его руку без взаимного пожатия. Саша не увидел в этом жесте ничего плохого. Он понимал, как сильно она напугана, даже учитывая её мужественный (по первому впечатлению), смелый и чересчур уверенный взгляд.

— Что ж, вот и познакомились. Я предлагаю разойтись по домам. Нам всем нужно выспаться, и, если честно, после всего этого жрать захотелось сильнее обычного, — сказал Паша, обезоружив ребят своей восхитительной улыбкой.

Все согласно кивнули.

3

На следующее утро Сашу разбудил не будильник, не его домашнее животное, не даже звонок Паши. Его разбудил взволнованный голос мамы и каких-то мужчин на пороге. И голос этот ничего хорошего не внушал.

— Саша! Сашенька! Просыпайся, сынок. К тебе пришли из полиции. Боже, божечки, — она обхватила ладонями свои щеки, — не зря я переживала! Что ты наворотил? Я ведь знала, что не нужно было тебя отпускать, — не унимаясь, она бегала по комнате, проговаривая эти слова шаг за шагом.

— Мам, честно, я без понятия, по какому они вопросу. Вчера всё прошло очень круто и весело. Нет никаких причин для паники, — спокойным, ровным голосом ответил ей сын.

— Если бы всё так и было, эти бы не приехали, — укоризненно сказала она.

— Не переживай, мама. Я съезжу с этими, как ты выражаешься, и приеду тоже с этими. Хотя нет, лучше Паше позвоню, — ухмылка не спадала с его лица. Саша принялся собираться, не отвлекая маму от повторения вслух мыслей, наполненных паникой и трагедией.

Сашу погрузили в «бобик» и отвезли в участок. Всю дорогу полицейские, усевшиеся рядом, молчали. Даже не разговаривали между собой. Даже не включили радио.

Интересный момент.

Подъезжая к участку, Саша слегка удивился, когда увидел там Пашу. Курящего Пашу, конечно же.

НО!

Ещё больше он удивился, увидев рядом с его другом Румину. И у Саши возник другой интересный вопрос: почему у этих двух людей одинаковое выражение лица?

«Какого же хрена вчера произошло?» Саша почувствовал, как его окатывает небольшая волна паники. Он успел поздороваться с каждым из них, прежде чем их завели внутрь здания и рассадили по разным комнатам.

— Александр, вы в курсе, что вчера произошло? — спросил большой дядя. В прямом смысле слова большой: его рост был где-то около двух метров, налысо бритая голова, где-то пятидневная щетина, а тяжелый томный взгляд карих глаз заставлял комок в горле превращаться в валун. В общем, все указывало на то, что он похож на очередного суперкрутого полицейского из русских сериалов, транслирующихся на второсортных каналах. По идее, внешний вид и низкий тембр его голоса должны были заставить Сашу слегка наложить в штаны, но вместо этого он произнес: «Судя по звёздочкам, вы так себе офицер». Конечно же, произнес не вслух.

— Смотря о чём вы, товарищ, — съязвил Саша, пытаясь скопировать голос Сталина.

— А, так ты шутник, ещё и незнайка, — офицер тяжело вздохнул. — А произошло, сынок, то, от чего смеяться совсем не хочется.

И, судя по выражению лица полицейского — точнее, товарища старшего лейтенанта, — сложилась действительно паршивая ситуация.

Офицер поднялся со стула и начал хлопать руками по брюкам, затем по джинсовой жилетке, надетой поверх футболки. Найдя то, что ему нужно, выдохнул (это было похоже на то, когда ты как будто теряешь свой паспорт, а потом находишь его на самом дне рюкзака). Через минуту его телефон оказался на столе прямо перед Сашиным носом. Офицер разблокировал телефон и зашёл на «Ютуб». Открыл раздел «В тренде» и, указывая на экран, сказал:

— Смотри.

И если взгляд офицера не смог это сделать, то видео, которое посмотрел Саша, заставило комок в его горле превратиться в огромную глыбу страха и отчаяния…

4

Кадр.

На экране появился загородный участок.

(Саша слегка удивился — он почти такой же, как тот, где они вчера отдыхали. Почти такой же каменный забор с красивыми металлическими узорами. Почти такой же дом, построенный из дерева и без единого гвоздя, как в старорусских сказках, только в современном стиле.)

Вот только коттедж был не точно такой же, а именно тот, где они вчера отдыхали.

Самое интересное, что сьёмка велась со стороны соседнего дома. Дома, о котором говорил Паша, когда они ехали на вечеринку.

Седой старик сидел на своей кушетке, кряхтел, качался легонько взад-вперёд, что-то бормотал. В такой позе ему не хватало только смирительной рубашки и белков, заполонивших всю видимую часть его глазных яблок. Обычно так изображали больных либо людей, в чьи тела забрался призрак.

Глаза.

(Саша взглянул в его глаза. Они показались ему знакомыми, словно он их уже видел, и видел совсем недавно. «Сон», — сказал он про себя. Этот старик похож на того охранника, который приснился ему позапрошлой ночью. Холодок пробежал по его телу, превратившись в мурашки. Саша пристально продолжал смотреть ему в глаза — они в прямом смысле слова наливались ненавистью, злобой, кровью.)

Старик томно смотрел в окно. Раскачивался на кушетке то сильнее, то чуть притормаживая, но не отрывая взгляда от окна. Но потом он резко спрыгнул и подбежал к окну.

В уголке его рта образовался маленький шарик, состоящий из нескольких пузырьков, которые то сужались, то расширялись в зависимости от его дыхания. Такое бывает у псов, которые подхватывают бешенство.

Смена кадра.

Его холодный взгляд устремился вверх. Застывший, как статуя, он не отрывал глаз от девушки, стоящей практически обнажённой, смеющейся и кричащей что-то в его сторону. Она бессовестно задрала свою чёрную футболку и махала ему рукой, желая, чтобы он обращал внимание только на неё.

— Они думают, это весело, — сухо пробормотал старик, — они думают, они молоды и им все дозволено. Думают, что, имея красивые молодые тела, можно делать всё что угодно. Думают, что их года позволяют издеваться над такими стариками, как я. Думают, что набивают себе популярность, выставляя напоказ своё обнажённое тело. Но они не думают, что это всё временно, что всё заканчивается, — его рот расплылся в ухмылке. — Да, рано или поздно всё заканчивается. Бессовестные малолетние отпрыски, вас нужно наказать, нужно научить хорошим манерам. Ха-ха-ха, — старик зашелся кашлем, — вы станете отличным примером другим молодым невоспитанным уродам…

Он продолжал бормотать что-то и дальше, но уже то, что было трудно разобрать.

(Офицер, давший Саше телефон, отвернулся от него, скорее всего непроизвольно, о чём-то задумавшись. Обычно ведь они смотрят подозреваемому прямо в лицо, не оставляя проявления его эмоций ни на секунду. Но в этом случае полицейский не увидел, как лицо Саши слегка побледнело. Он узнал эту девочку. Это ведь она была там. Она находилась в комнате с Руминой.)

Она продолжала смотреть на старика, махать одной рукой, как бы показывая ему, чтобы он поднимался к ней. Она продолжала смеяться и уже другой рукой сжимала по очереди каждую грудь, не забывая покрутить соски, словно накручивала звук на магнитоле.

Старик пристально смотрел на неё. Он продолжал что-то бормотать, при этом облизывал губы.

(И тут Саша заметил, что тот своей дрожащей, покрытой венами рукой трогал себя между ног, всё так же что-то бормоча. Отвратительное, мерзкое зрелище.)

Смена кадра.

Рыжеволосая девочка отвернулась от старика и опустила футболку. Последовали какие-то неразборчивые движения, словно она с кем-то разговаривала, жестикулируя руками. Это скорее было похоже на возмущение. Видимо, к ней в комнату зашёл кто-то ещё. Кто-то, кого она совсем не ожидала увидеть. Спустя какое-то время ситуация в её пространстве разрешилась, и она повернулась обратно, совершенно не удивившись, увидев старика на том же месте.

Он стоял уже со спущенными штанами. Девушка не смогла скрыть своё удивление, прикрыв рукой рот. Её брови поднялись вверх, глаза округлились, и она продолжала смеяться. Снова повторила трюк с задиранием до шеи футболки, но только теперь вместо приглашения она сжала ладонь в кулак и начала имитировать жест, означающий мастурбацию.

Голова старика слегка дёргалась из стороны в сторону, рука все энергичнее двигалась на уровне его паха, пузырьки в уголке его рта превратились в пену — и с другой стороны тоже. Ещё немного, и он начал дёргаться, приоткрыв рот и слегка рыча. Затем он посмотрел вниз, вытер тыльной частью ладони пену у краёв губ, приложил руку к сердцу и выдохнул. Затем он начал всматриваться в подоконник, видимо запоминая те места, которые нужно будет вымыть тряпкой или губкой.

Смена кадра.

Старик, слегка пошатываясь, вышел во двор. На нём был чёрный махровый халат, чёрные трусы-парашюты и… и всё. Ноги он решил оставить босыми.

(Раньше от увиденного Саша готов был провалиться сквозь землю. Теперь ему стало страшно так, как никогда прежде.)

Камера следовала за взглядом старика. И первое, что тот увидел, — проезжающий метрах в тридцати от него зелёный «Фольксваген», за рулем которого сидел юноша, что-то кричащий рядом сидевшей брюнетке.

Смена кадра.

— Вы все здесь ляжете! — громко крикнул старик, доставая из-под халата пистолет. Первым делом он направил его на рыжеволосую героиню, которая по иронии судьбы отвернула голову. Может быть, ей захотелось посмотреть, не осталось ли чего выпить, может быть, к ней снова кто-то зашёл. Это уже не имело значения.

Бах.

Надо признать, глаз у старика был здорово намётан. Грохот от выстрела, всколыхнувшего бы весь коттедж, если бы там не играла музыка, мог спасти много людей, но этого не произошло.

Объектив камеры устремился в окно, продолжая следовать за взглядом старика. Саша нехотя последовал за взглядом старого безумца. Он увидел, что теперь из окна торчала только рука, а потолок и небольшой кусочек стены были заляпаны кровью.

Смена кадра.

Старик с невообразимой (можно сказать, похвальной, но это будет неправильно) для его возраста скоростью вбежал в дом.

Смена кадра.

— Вы все в этом виновны, черти! — кричал он, не переставая палить по всем, кто там находился. — Вы за это ответите, мелкие бессовестные говнюки! — Он продолжал гневно кричать и смотреть, как рядом разлетаются головы. Как красные капли передаются воздушным путём от одного тела к другому. Почти как болезнь, только хуже.

Выбросив один пистолет, он достал из внутреннего кармана второй — это был шестизарядный серебристый револьвер.

(Саша закрыл лицо уже трясущимися руками.)

Все находящиеся в доме на этот момент молодые люди стали лёгкой мишенью, наверное, даже для подростка. Паника, прочно повисшая в воздухе, сбивала всех с толку и мешала думать. Мешала остаться в живых. Каждый пытался куда-то убежать. Все пинали друг друга, прятались за чужие спины. Каждому стала дорога только своя жизнь, несмотря на то что некоторые входили в дом обнявшись или за руку. В конечном итоге для большинства крайним шагом была пуля либо лоб другого человека.

Раздалось ещё пять выстрелов, ещё пять молодых, красивых тел лежат на полу, смешивая между собой кровь.

Смена кадра.

— Он виновен больше всех, — чуть понизив голос, проговорил старик. Он остался стоять один, но в окружении тех, кто не смог спрятаться или убежать. — Они так сказали, да… это они, ОНИ ТАК СКАЗАЛИ! — От ярости его лицо начало трястись. И, выкрикнув последнюю фразу, старик направил горячее дуло к виску. Там остался ещё один патрон. Для него. Раздался последний выстрел.

Смена кадра.

Сначала чёрный фон. Затем, спустя мгновение, на чёрном фоне образовались белые буквы:

Продолжение следует…

5

— Тебе всё так же смешно? — спросил офицер.

— Нет, — ответил Саша. Голос стал хриплым, сухим и словно доносился откуда-то издалека. Саша не пребывал в этот момент в шоке — он пребывал в ужасе.

— Ты что-то знаешь об этом?

— Нет! — он замотал головой из стороны в сторону, но не отрывал взгляда от экрана и не спешил возвращать телефон владельцу. Потому что он увидел ещё один кадр. Длина видео резко увеличилась на три секунды, проявляя следующую картинку, как будто кадр после титров:

НЕ ВРИ — ТЫ ВСЁ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ.

ЗДРАВСТВУЙ, САША.

Он швырнул телефон офицеру:

— Какого хрена? Что за подстава?

— Эй! Эй! — офицер схватил его за плечи. — Ты чё творишь?

— Мы же уехали оттуда раньше! Зачем здесь моё имя?! — Саша начал заикаться, сердце колотилось в бешеном ритме.

— Какое имя? Ты о чём?

— Мы ведь уехали раньше, вы же знаете!

— Ладно-ладно, верю. По какой причине вы уехали?

На этот вопрос Саша начал отвечать мгновенно, заикаясь на словах. Он рассказал о том, как случайно зашёл в комнату к девушкам, как Румина запустила в него бутылкой, как он оказался в отключке.

Видимо, остальные рассказали то же самое, потому что офицер после всего рассказа уныло опустил голову. Он приказал каждому из них не выезжать из города, на случай если они понадобятся следствию, и распустил по домам.

Все втроем они сели в машину к Паше. Но никто так и не сказал ни слова.

Глава 4

1

Только проснувшись, Саша почувствовал себя измотавшимся, раздражённым, сонливым. Если бы из двух последних факторов можно было произвести вакцину, то создалось бы чувство, что ему поставили пять, а то и все шесть капельниц во время его сна. Который, кстати говоря, был коротким, всего каких-то шесть часов.

Прошла неделя с того момента, с того кошмарного случая в особняке, где они и те, другие выжившие, получили травмы — кто морально, а кто физически. Остальные же оставили всех, кто им дорог. С одной стороны, они оставили себя в красивом месте с отличной музыкой, красивыми и не очень красивыми людьми. С другой — таковым это место не являлось.

Он понял, что спал в одной позе, когда попробовал потянуться — тело застонало, местами затекло, а спина отдавала короткими порывами боли. Такое впечатление, будто он таскал тяжелые предметы по десять часов в день, с перерывом в полчаса на обед за всё рабочее время, в течение двух недель. Ужасное состояние.

После всех упражнений по физической зарядке, давшихся ему очень и очень тяжело, он подобрал с пола свой телефон, чтобы проверить на уведомления. Саша повторял этот жест по сто раз за день в течение прошедшей недели.

И на этот раз по-прежнему не было ни пропущенного звонка, ни эсэмэс — ни от Паши, ни от офицера полиции, ни от (с чего бы это!) Румины, чьи глаза пробивались у него в памяти каждую свободную минуту. Он положил телефон в то место, откуда его и поднял.

Каждый раз, когда Саша просыпался, у него болела голова. То ли от удара крепкой бутылкой из-под шампанского, то ли от того, что его отключило на тусовке.

Это не имело значения.

Он всё равно выпивал таблетку анальгина или найза, смотря что первым попадалось под руку.

Саша не стал умываться и пошёл прямиком на кухню. В доме царила тишина, но он знал, что не один здесь. Отец ещё рано утром уехал на работу. Да уж, Саша ему не завидовал: постоянный подъём по противному звуку будильника в пять утра, быстрые сборы, лёгкий и не менее быстрый завтрак, странное, постоянно втирающее какую-то ахинею и засоряющее бессмысленной информацией шоу на радио.

И всё это ради того, чтобы в пять сорок утра быть на остановке и ждать автобус — специально отведенный от организации, в которой он работал. Автобус, разводящий рабочих из дома на работу и обратно. Конечно же, если копнуть глубже, то не только ради этого. В первую очередь ради мамы, ради Саши, ради себя — ради семьи, если хотите. Многие позавидовали бы его упорству, физической силе, силе духа, выносливости, в числе многих был и сам Саша.

У Саши смешивались разные чувства — он был горд тем, что у него такой отец, в то же время ему было жаль его. Время и работа (в особенности работа!) не щадили отца. В молодости он был высокий, широкоплечий, с широченной улыбкой и отличным чувством юмора. Длинные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Яркие, полные амбиций и уверенности карие глаза. Видимо, всё это одни из причин, почему его полюбила мама. Сейчас же всё иначе, конечно. Осунувшийся, ворчливый, задумчивый. Волосы стали значительно короче, а седина охватила практически всю голову. Взгляд выглядел потускневшим, иногда грустным. Он заметно похудел — очень заметно, — и создавалось впечатление, что с каждым годом становится все худее и худее.

Но вы знаете, всё это отходит на второй план. Именно так и есть. Если просто посмотреть на него — он в какой-то степени остается прежним. Его улыбка — пусть уже и с меньшим количеством зубов — остаётся ослепительно-заразительной. Потому что великолепное чувство юмора осталось при нём. Потому что всё та же уверенность, что всё будет хорошо, не исчезает из его головы, и он делится ею со своей семьёй в каждый удобный момент. И это прекрасно. Это вдохновляет. Это заставляет не опускать руки.

* * *

Саша не удивился, когда застал маму на кухне. Она сидела, сложив руки и скрестив пальцы между собой, образовав замочек. Будто бы ждала, когда в стоящей рядом с её замочком кружечке остынет чай. Его мама молча смотрела в окно, выходящее на задний двор, где лёгкий, тёплый майский ветер колыхал бельё, которое она вывесила сушиться.

Она не обратила внимания на Сашу — не то чтобы не поздоровалась, даже не взглянула. Он, конечно, попробовал утешить себя той мыслью, что она просто хочет одиночества, побыть наедине со своими мыслями. Она же всё-таки женщина, такое у них периодически бывает, и к этому нужно относиться с уважением.

Однако он прекрасно понимал, в чём настоящая причина такого поведения. Нет, ей не всё равно, она любит его. Дело в том кошмаре, дело в том, что он был там, дело в том, что там убили людей, дело в том, что он снова отключился (об этом ей сказал Паша, чёрт бы его побрал). Дело было в её страхе — в страхе снова потерять на неопределённое время сына. Саша всё это понимал.

Он смотрел на мать, и с каждым взглядом в её сторону он убеждался в том, насколько она красива. Невысокая, с длинными, спускающимися ниже плеч, роскошными волосами темно-каштанового цвета. Да, пусть сейчас она их красит, скрывая те редкие пряди седины, что начали появляться, но они продолжают оставаться роскошными. Её улыбка настолько белоснежна, что с трудом верится в то, что она не искусственная. А её длинные, ухоженные и нежные пальцы словно созданы для игры на фортепиано, чем она, собственно, и занимается. Она преподаватель в музыкальной школе.

Всё его детство и иногда до сих пор с утра пораньше она наигрывает «Собачий вальс» Шопена. А иногда, если уж прямо хочется задать мотивационную планку на весь день, она играет главный саундтрек из фильма «Пираты Карибского моря». Либо же, перед сном, она с удовольствием — и всегда со спокойной лёгкой улыбкой — играет «Лунную сонату» Бетховена.

И сколько бы раз семья ни просила маму написать своё собственное произведение, она всегда отказывалась, аргументируя это тем, что не пришло подходящее время. А на вопрос, который витает за обеденными разговорами уже около шестнадцати лет, — а когда же наступит это подходящее время, — она отвечает, что не знает. Очаровательная женщина.

Саша покрутился на кухне около пятнадцати минут. Разогрел бутерброды с колбасой и сыром, налил себе кофе, поставил всё на поднос и ушёл к себе в комнату, чтобы не беспокоить маму, но перед этим всё равно спросил:

— Мам, всё хорошо?

В ответ она наградила его тишиной, всё так же не обращая и взгляда на сына. Саша ушёл.

Почему он не стал вытягивать из неё слова? Хоть какие-нибудь. Не потому что ему безразлично, а потому что он знал причину, знал, что в этот момент ему лучше её не беспокоить, знал, что этот разговор через силу может окончиться ссорой, руганью и самое страшное — слезами. Это имело большое значение. Саша не мог этого допустить.

Теперь он был погружен в эти мысли. Он был раздражён ещё пуще, чем утром, и, кажется, становился запредельно зол.

Саша не мог найти объяснение — не тому, что случилось в особняке, а этому видео, который показал ему офицер. Видео, которое находилось во вкладке «В тренде» на «Ютубе», предназначенное всем, кто его увидит, и в то же время видео, посвящённое конкретно ему. Это пугало, это настораживало, это злило, это сводило с ума, в конце концов.

Вопросы слетелись к нему в голову, как воробьи на голые стволы деревьев в позднюю осень: видел ли послание только он? Видели ли другие? Видел ли офицер? Видела ли его семья? Видел ли Паша? Видела ли Румина? Если да, то почему он ещё не печально известен? Почему никто не названивает ему, не пишет бесконечные эсэмэс? Или, может быть, мама, папа, Паша, Румина как раз-таки и молчат, потому что видели? Бред какой-то. Всё это начинает сильно нервировать.

Резко зазвонил телефон, и Саша от неожиданности дернул рукой так, что кружка с недопитым кофе слетела со стола. На экране высвечивались буквы, соединенные в имя очень знакомого ему человека. Человека, о котором он думал больше всего, от которого ждал, но нисколько не ожидал звонка.

Это была Румина.

— Алло? — голос Саши прозвучал сухо.

2

— Такое чувство, будто ты выкурил блок сигарет за один заход и не умер, а только потерял свой голос! — выкрикнул в трубку мужской голос. — Что с твоим голосом, дружище?

Паша. Это был Паша.

Но в большей степени его удивил не его звонок, а возникший вопрос. Откуда у Саши в контактах появился номер Румины? Он не мог припомнить, чтобы спрашивал у неё номер. Разве что, когда в его голову летела бутылка и на этикетке были цифры, он каким-то образом запомнил их. Навряд ли.

— Братишка, а где вы? И вообще, откуда её номер у меня в телефоне? — всё так же сухо пробурчал Саша.

— Вот я не ожидал, что после почти недельного затишья в нашем общении первое, что ты спросишь, — откуда её номер! Вот так и проявляется дружба! — саркастически подметил его друг.

— Ой, только давай без этого, бедолага обманутый, — чуть оживившись, с той же ноткой сарказма ответил Саша.

— Ладно, слушай. На данный момент мы в «Переулке», и я надеюсь, что ты помнишь это очаровательное место, — Паша тяжело вздохнул. — Так вот… — Он замешкался, отвлекшись на разговор с кем-то другим. Саша ничего не расслышал, и его друг продолжил диалог: — Так вот, номер. Я изначально знал, что твоя стеснительная, медлительная и боязливая натура не додумается до этого сама. И решил, так, чисто по-дружески, пока ты был в отключке, вписать её номер.

— Ну ты… мудак, конечно. Но в хорошем смысле слова, — Саше не удалось скрыть своё восхищение. — А она не против? Не верится, что она спокойно на это отреагировала.

— Во-первых, главное, что я хороший! — заметил Паша. — Во-вторых, как видишь, я звоню с её номера, значит, не против. В общем, так: сегодня в шесть вечера общий сбор в «Переулке».

— Общий сбор? Мы что, в армии? Вы там собираетесь сидеть до шести? Ты же обожрёшься!

— Тормозни с вопросами, дружище! Нет, не в армии, просто мы решили организовать своё место сбора, так как творится что-то совсем хреновое, паршивое, ужасное и так далее, — начал отчитываться Паша. — И кажется, у нас есть кое-какие мысли, точнее у Румины. И нет, мы не будем тут торчать до шести. Всё, нам надо уходить, не забудь и не проспи — в шесть вечера в «Переулке»!

— Договорились, — ответил Саша. Он ещё раз посмотрел на экран, на котором уже отображалась надпись «звонок завершён». Чуть выше надписи другая надпись — «Румина». Конечно, Саша был приятноудивлён и в то же время зол на Пашу. Хотя первый факт всё-таки перевешивал. Он поднял кружку с пола и поставил обратно на стол. Затем взял первую попавшуюся книгу из его скромной библиотеки и улегся поуютнее обратно на кровать.

3

Саша понимал, что уедет раньше, чем вернётся с работы отец, и он не сможет с ним поговорить. И это его расстраивало, потому что его папа всегда рассказывал какую-нибудь весёлую историю о том, что произошло за сегодняшний день на работе. Ну или парочку классных анекдотов.

И вместе с тем мысль о том, что Паша позвонил и был в хорошем расположении духа, оправдывала все надежды на то, что никто ту надпись, адресованную ему, не видел. А мама, как он и хотел думать, просто переживала. Пусть за весь день они так и не поговорили. Возможно, потому что он боялся, а она действительно не хотела. Бывают и такие моменты в семьях.

Саша не стал ужинать, обойдясь только чаем, так как понимал, что Паша не зря выбрал их пунктом сбора именно «Переулок». Конечно же, из-за ягнёнка — кажется, он ни одну девушку так не полюбит, как этого ягнёнка, — и хорошего разливного пива вдобавок. Ну и самое главное, конечно же, — там есть несколько отдельных комнат, рассчитанных на две или четыре персоны. Закрытых и с отличной вытяжкой. Саша не удивится, если друг забронировал одну из таких. Когда-нибудь изображения на пачках из-под сигарет дадут знать о себе.

Он не стал вызванивать Пашу с просьбой заехать за ним и решил вызвать такси. Надел простенькую чёрную майку, синие, специально потрепанные джинсы и чёрные кроссовки. Подровнял триммером длину растительности на своем лице (хотя это нужно делать до того, как наденешь чистую одежду) и вызвал машину через приложение, так как не особо любил разговаривать с операторами.

Его мама по-прежнему сидела на кухне.

— Мам, я поеду увижусь с Пашей. Посидим в баре, поговорим, отдохнём, а то давно не виделись, — проговорил Саша безо всякой надежды на ответ.

Он стоял и смотрел на неё. Даже несмотря на то, что она не произнесла ни слова, не улыбнулась ни разу в течение дня, она оставалась восхитительной женщиной.

Сдавшись и отвернув голову, он снял ключи с гвоздика, вбитого под полочкой для головных уборов, и, только начав было открывать дверь, услышал:

— Хорошо, только будь осторожен… пожалуйста.

Саша повернул голову и улыбнулся ей — той, чьей жизнью дорожил как и своей. Так улыбаются любящие своих матерей дети. Да, это был её ангельский голос. Она ответила. Значит, она не видела то послание.

Как ни странно, машина не заставила себя ждать. Белый «Хёндай Солярис» доставил Сашу в нужную точку довольно быстро, так как на удивление в это время дорога оказалась практически без пробок.

Глава 5

1

Вступив за порог бара, он обнаружил, что приехал на десять минут раньше, чем они договорились. Время подсмотрел случайно, когда выключал плеер в своем телефоне. Саша не спеша осмотрелся и не удивился тому, кого встретил первым.

И встретил он, конечно же, себя! Только в отражении в зеркале, находившемся за спиной у барменов. Зеркало, в котором он видел только половину своего лица, потому что прикрученные по горизонтали полки со стоящими на них бутылками с алкоголем уходили и вверх по вертикали на равном друг от друга расстоянии.

«И почему я не удивлён», — иронично подумал Саша. Конечно же, это был обман или злая шутка и ребята сейчас находятся в другом месте. Ну спасибо тебе, человек-розыгрыш по имени Паша.

И не успев начать проклинать друга самыми хорошими словами, почувствовал лёгкие хлопки по плечу.

— Ты не потерялся, мальчик? — спросил его добрый девичий голос. — Наша встреча не у барной стойки.

Саша повернул голову и увидел Румину. Он замешкался и выдал глупую и кривую улыбку. «Придурок, скажи что-нибудь», — занервничал Саша. Она рассмеялась, будто бы услышала его мысли. Но в ответ он лишь открыл рот, потом закрыл и что-то промычал.

— Хватить тут стоять, иди за мной, — сказала она, и Саша последовал за ней, почесывая затылок. Словно он глупый школьник, который стоит у доски и пытается ответить учительнице что-нибудь такое, что ей понравится.

Они зашли в комнату. Конечно же, отделённую от основного зала комнату. «Мой дорогой Паша, ты становишься предсказуемым». Саша расплылся в усмешке.

Он поприветствовал Пашу таким крепким рукопожатием, плавно перешедшим в крепкие объятия, словно они сослуживцы, которые, потерявшись после службы, не могли найти друг друга несколько лет.

К ним подошел официант спустя пять минут после того, как они погрузили свои тела в кресла.

— О да, эти мягкие, уютные, удобные кресла, — с явным облегчением сказал Паша.

Ответом на его замечание стала расслабленная и не менее удовлетворённая улыбка Саши — так улыбаются парни, которые хотели по-маленькому, но перед осуществлением желаемого простоявшие в очереди в туалет около тридцати минут. Эту улыбку оценила ответным смешком Румина, как будто она опять поняла, о чем думает Саша.

Заказ не заставил себя ждать. Паша позволил себе крафтовое немецкое пиво («обязательно с горчинкой!» — так он всегда говорил официантам, даже если они знали состав его заказа), Румина решила обойтись чайничком зелёного чая безо всяких добавок и пирожным «Наполеон» к чаю. А Саша составил компанию своему другу, заказав то же самое.

— Ладно. Не будем тратить время зря, начнём, — скомандовал Паша. — Всё, что начало происходить сейчас, — это, мягко выражаясь, полный абзац. За время моего молчания, под ним я имею в виду отсутствие моих звонков и эсэмэс, я перерыл кучу новостных лент на различных ресурсах в Интернете, я заходил в парочку полицейских участков, чтобы посмотреть, есть ли какая информация обо всём. Знаете, что я нашёл?

Ребята молча переглянулись и помотали головами, мол, нет, ты что, не видишь по нашим лицам?

— Вот именно! НИ-ЧЕ-ГО!! — начал возмущаться Паша. — Я глазам своим не мог поверить. Все эти ситуации пролетают мимо ушей, нигде и слова нет о них, даже тот офицер, что нас задержал, молчит, разводит руками, мол, не понимает, о чём я. Они скрывают правду от нас. От всех!

Официант принёс напитки и расставил их на столе.

— Но! — Паша поднял указательный палец перед лицом. — Я решил не впадать в панику и продолжил мини-расследование. Обшарил весь «Ютуб», но ни одного видео, нужного нам, не нашлось. Они удалены. Какие-то одноразовые ролики.

— Странно, что никто из IT-отдела ФСБ не занялся этим, — вставила своё Румина. — Сейчас такие технологии, что просто по репосту людей находят, а тут видео, и ещё такое кошмарное, опять-таки и не одно.

— Да, ты права, — включился в диалог Саша. — Но ещё более странно то, что ты, Паша, сказал, что у Румины есть парочка мыслей по этому поводу, но сейчас говоришь только ты.

Паша скорчил ему кривую рожу, но не отпустил едкий комментарий по поводу замечания Саши, а кивнул головой Румине:

— Она решила предоставить мне полное право воспользоваться её мыслями, — он пожал плечами. — Скорее всего, распространители этого контента слишком умные люди. Я начал искать дальше и… наткнулся на кое-что интересное. — Он выждал паузу, смотря, как загораются от любопытства глаза этих двоих, но игра его не увенчалась успехом, так как каждый из ребят уже привык к тому, что Паша пытается разыграть представление. Румина даже специально закатила глаза и отвела взгляд в сторону.

— Ну чего вы? — нарочито обиженным голосом спросил Паша. — Тут я уже точно не прикалываюсь. Я хочу сказать, что все те, кто умер на видео, каким-то образом связаны с нами.

После этих слов Саша напрягся, а Румина чуть не поперхнулась чаем.

— Что ты имеешь в виду? — слегка охрипшим голосом спросила она.

— Воу, полегче, мисс Джигурда, — рассмеялся Паша, но в ответ получил только укоризненные взгляды. — Понял-понял, не до шуток. Я имею в виду, что я выписал на листок имена всех погибших на этом видео. Вот, смотрите, — он протянул им листок и продолжил: — Здесь либо твои знакомые, Саша, либо твои, Румина, либо мои. Во всех случаях есть кто-то знакомый.

И ведь действительно было так. Саша внимательно смотрел на имена, фамилии и фотографии. Та девушка из первого видео — она оказалась его соседкой по подъезду, а юноша работал IT-специалистом в компании, где работал его отец. Далее по списку ребята из особняка. К сожалению, здесь их много, некоторых лиц он даже не знал. Но это всё не имело значения. Они были связаны с Пашей и Руминой.

— Как будто кто-то заключил сделку с бесом, чтобы собирать лайки под этими видео, — заговорил вполголоса Саша. — Реалити-шоу «Как удивить и понравиться дьяволу».

— Сатанинский хайп, — неуверенно поддержала его Румина.

Попытавшись разбавить ситуацию не очень смешными шутками, они решили посидеть пару минут молча. Каждый ушёл в свои мысли, каждый понимал, что сейчас нет нужных слов. Может, они и прокручивали какие-то мысли в голове, но сказать их вслух никто не решался. Потому что бессмысленно, именно так и подумал Саша. Да, в этом списке много их знакомых, да, эти случаи произошли там, где они находились, либо где-то поблизости — но какой в этом толк? Никто не предугадает того, что будет дальше, равно как и никто из них не сможет предупредить знакомых о том, что им грозит беда. А даже если и предупредит, кто им поверит?

Этот поток нескончаемых мыслей и вопросов прервал голос официанта:

— Будете заказывать что-нибудь ещё?

Все трое покачали головами, и Паша попросил счёт. Они скинулись наличкой с Сашей, само собой, расплатившись за Румину. Ту сдачу, которую принес официант в обложке, оставили ему на чай.

— Ладно, друзья, посмотрим, что будет дальше, — сказал Паша и одарил ребят своей широченной улыбкой.

— Как-то подозрительно быстро стемнело, — заметила Румина, выйдя из бара.

Парни только покачали головами, и Паша, прикурив сигарету, приступил к заманиваю ребят в машину, убеждая тем, что ему будет скучно ехать одному домой. Да и пока он будет их развозить по домам, послушают парочку новых хитов на одной из популярных радиостанций.

— Тебе ещё не хватает чёрных шашек, шофёрской кепки и усов, дружище, — съязвил Саша.

Во время дороги Саша хотел узнать о том, почему никто не связывался с ним всю неделю, но не решался. И вопрос решился сам по себе. На радио заиграл какой-то трек из восьмидесятых, и Паша выкрутил звук на минимум. Посмотрел на Сашу в зеркало заднего вида и сказал:

— Слушай, дружище. Не обижайся, что мы играли в молчанку всю прошлую неделю. Просто, когда ты тогда вышел из комнаты допросов, на тебе лица не было. Ты стоял весь бледный и испуганный как никогда. Я не хотел докучать тебе звонками с простым «как дела», я хотел сначала разузнать что-нибудь, чтобы подарить тебе хорошие новости. И вроде как это сработало.

— Да, ты прав, братишка, ты прав. Всё отлично, я нисколько не в обиде, — и Саша похлопал Пашу по плечу.

* * *

Саша уселся на порожке у входа в дом. Так как веранда только-только подходила к началу своего строительства, ему пришлось опуститься на холодный бетон. И как только он приземлил свою пятую точку, в голову прилетела фраза отца, которую тот ему неустанно повторял в такие моменты: «Если будешь сидеть на сыром бетоне, то прыщи на всей заднице поселятся, подложи что-нибудь».

Он слегка улыбнулся, подняв свой взгляд на небо. Шикарное ночное майское небо, усыпанное миллионами звёзд. Лёгкий тёплый ветер обдувал лицо, которое Саша, как кот, учуявший прохладу в жаркий день, с удовольствием подставлял порывам ветра. Если бы он так же часто курил, как и Паша, то сейчас было самое идеальное время затянуться разок другой. Но Саша наполнил свои лёгкие этим прекрасным, славным воздухом и медленно выдохнул через нос.

Зайдя в дом, он постарался вести себя как можно тише, разулся, приоткрыл дверь в свою комнату, попутно включил свет. Тихонько прошел на кухню, налил холодной воды. Взяв с собой стакан, он вернулся в свою комнату и улегся на кровать. Сделал пару глотков, отставил стакан в сторону и принялся копаться в телефоне.

Саша зашел на страницу «ВКонтакте» к Румине. Он смотрел на её фото, пристально разглядывая глаза. Какие же они невероятные. Сколько в них романтичности и вместе с тем уверенности, твердости. Её взгляд невозможно было прочитать: то он разрешал чуточку заглянуть в её душу, то он становился хитрым, как у лисы, то он показывал, что она всё может сама, при этом в тот же миг он становился игривым, нежным, требующим заботы и ласки. «Сколько же всего скрыто в них, — размечтался Саша, — как же хочется разгадать их тайну, увидеть её настоящую». Он замялся на секунду от той мысли, что, кажется, он влюбляется в неё.

Первая десятка фото на странице была с её котом, точнее с кошкой. Этот вывод он сделал, прочитав описание к фотоальбому, которое гласило: «Я и моя лапочка — Веснушка». Так она называла свою кошку. Милое маленькое создание, судя по мордочке, ей было всего месяца два-три. Гладкая, рыжего цвета шерсть, спокойный уверенный взгляд зелёных глаз — даже в таком юном возрасте, — со всей очевидностью показывающий, кто хозяин этого человека.

Саша пролистывал фото, их было немного (по меркам завсегдатаев соцсети), около семидесяти. На них он увидел её подруг, родителей, увидел страны, где она побывала. Он всё листал и листал в надежде, чего греха таить, увидеть её в купальнике. Это может показаться странным, но дело в мужской природе — ничего с этим не поделаешь. И, не найдя того, чего хотелось бы, Саша решил снова посмотреть её фото с кошкой, уж больно невыносимо милые они были.

Саша продолжал листать всё медленнее и медленнее, не осознавая, как его глаза закрываются… но чуть позже он очнулся…

2

…очнулся во дворе старой школы, где когда-то учился. Оглядевшись по сторонам, он расплылся в улыбке ребёнка, которому подарили такой же конструктор «Лего», как и у других ребят выпускной группы в садике, только лучше.

«Прекрасное место для ностальгии», — решил Саша. Он стоял на баскетбольной площадке около линии, попадая от которой в корзину команда зарабатывала три очка. Это было одно из любимых его мест. В школьной команде по баскетболу он занимал позицию разыгрывающего: ему нравилось разрабатывать различные тактики игры, видеть свободных игроков своей команды, отдавать эффективные пасы, не забегать за трёхочковую линию, стараясь забрасывать мяч в корзину, находясь за чертой.

Он продолжал идти, но не смотрел себе под ноги. Он смотрел по сторонам. Ностальгия так сильно захватила его, что он осматривал чуть ли не каждый уголок, находящийся на территории школы.

Вот здесь в кустах, под окнами кабинета биологии, он втихую покуривал на пару с Пашей сигареты. А вот здесь он поцеловал на спор самую толстую (но очень миленькую на личико) на тот момент девочку. Он прогуливался дальше, продолжая растягивать рот до ушей. Какое замечательное было время. Здесь все были искренние, никаких хлопот, кроме решения домашних заданий и забот, появлявшихся после родительского собрания. Прекрасное место. Прекрасное время.

Он решил идти дальше. Проводил пальцами по стене здания, словно протирал пыль. Спустя несколько шагов он оказался во дворе школы. Так как само строение имело форму буквы «Н», Саша угодил как раз в середину нижней части буквы.

По левой стороне стояли всё так же три лавочки, на которых во время перемены они играли в карты на чипсы или на копейки или боролись, сталкивая друг друга со скамейки, пытаясь доказать, кто тут царь. Во время летних каникул, будучи старшеклассниками, распивали пиво, убегали с ним же от патрульных и зажимались с девчонками. А по правой стороне стояла всего одна лавочка, как будто служащая опорой березе, которая росла в паре сантиметрах от нее. Там он впервые настроил мессенджер ICQ на своем первом, кнопочном телефоне от компании «Сони Эрикссон».

Саша продолжал блаженно улыбаться. Именно такие эмоции чаще всего заставляет проявлять ностальгия.

Пусть вокруг всё было мрачноватым и в серых тонах — главным образом из-за того, что небо над головой было затянуто тучами, плюс к тому слегка стемнело, — он всё равно был счастлив вернуться сюда. Усевшись на лавочку, Саша закрыл глаза, поднял своё лицо к небу и позволил себе максимально расслабиться.

Пара капель приятно ударилась ему об лоб. Он подумал, что начался дождь, и тут рядом с ним резко разлетелось с грохотом стекло. Саша успел закрыть руками голову и отскочить. Сердце заколотилось в бешеном ритме, его глаза округлись от того, что он увидел. Он хотел было закричать, но не смог, словно ему перекрыли подачу кислорода. Беспорядочно, то открывая, то закрывая рот, как заика, пытающийся сказать трудновыговариваемое слово, он попятился назад.

Приложив руку к лицу, он нащупал те первые капли, что недавно попали ему на лоб. Сперва они казались тёплыми, но сейчас слегка леденили кожу. Дрожащей рукой он стёр их и… и увидел кровь. Саша тут же повернул голову в ту сторону, где разлетелось стекло, и увидел, что перед ним лежала лицом вниз женщина, удобрявшая берёзу… сочившейся из живота или горла (а может, того и другого, он так и не разобрал) кровью.

Откуда-то сверху раздался хохот. Мерзкий, хрипловатый хохот. И последовавший за ним крик женщины или девушки. Голоса доносились с разных сторон. То справа, то слева, и каждый раз мерзкий голос был один, а женские разные.

«Как такое возможно…» — Саша похлопал ладонями себя по щекам. Затем повернулся в надежде убежать, но уткнулся лицом в стену. Кирпичную холодную стену. «С какого хрена! Откуда ты взялась?!» — закричал он. Его всего трясло от страха, в груди будто бы всё сжималось, он чувствовал, как его горло становится сухим. И снова резко, словно ему на шею накинули петлю, его отшвырнуло ближе к порогу входа в школу.

Саша так больно ударился, что почувствовал, как непроизвольно покатились слёзы. Чтобы убедиться в том, расшиб ли он себе колени и локти, не нужно было смотреть на них — он это и так уже знал, чувствуя, как тёплая жидкость начала стекать по коже. Крики не переставали волновать его ушные перепонки.

ТРЕСК!

Ещё одно стекло наполовину вылетело из окна, окатив осколками его правую ногу. Саша вскрикнул. Но не от боли, а от того, что увидел, как большие руки, окутанные чёрной одеждой, насаживают ещё одну девушку на оставшиеся в раме осколки.

— Хватит! — закричал Саша. — Остановись! Что ты творишь?!

Но в ответ раздавался всё тот же смех.

Саша попытался встать на ноги и забежать в школу, чтобы не видеть происходящего, но ему не пришлось напрягаться. Всё та же невидимая петля, обмотанная вокруг шеи, протащила его медленно во внутрь здания, считая Сашиной головой чуть ли не каждую ступеньку.

Он оказался на полу слабо освещённого коридора, в котором не было никаких голосов. Только всхлипывание и шмыганье носом где-то в темноте. Его кадык то и дело двигался то вверх то вниз. Он осмотрелся по сторонам и попытался встать.

— Что такое, мой мальчик? — проговорил всё тот же мерзкий голос. — Не ври себе, не обманывай своих друзей. Ты всё знаешь…

— Я не понимаю, о чём ты! — прокричал в ответ Саша.

— Ты всё знаешь, милый… ты знаешь, кто виноват во всём этом… — в этот раз голос был приятным, ласковым и… девичьим.

На минуту воцарилась тишина. Саша продолжал вглядываться в темноту, откуда ранее доносился голос. Он пытался рассмотреть того, кто за скрывается за происходящим безумием.

И тут тишину разорвал истеричный хохот. Мерзкий, писклявый истеричный хохот. Из темноты начала медленно выползать девушка. Её спортивная одежда жёлтого цвета была заляпана красными пятнами, как и её лицо, которое он не мог рассмотреть. «Почему я не могу рассмотреть её лицо?» Саша задержал дыхание, чтобы попытаться сфокусировать взгляд на девушке, но ничего не вышло. Лицо вроде бы было, но в то же время он не мог его увидеть. Он попытался подбежать к ней, но резко остановился. За девушкой так же медленно вышел человек. Высокий человек в чёрной мантии. Даже несмотря на мешковатую одежду, можно было понять, что физически он очень сильный. Он (она? оно?) рычал при ходьбе.

В руке человека блеснул нож.

— Помоги мне, Саша! — жалобно просила девушка. — Пожалуйста…

Но Саша застыл, не понимая, что ему делать. Он просто стоял и смотрел.

Человек в чёрной мантии резко схватил девушку за волосы, нагнул на себя, обнажив нежную шею, и сказал:

— Что встал, Саша? Неужели ты ничего не сделаешь?

Саша по-прежнему стоял как вкопанный, мотая головой из стороны в сторону, безмолвно говоря этому человеку, или кто он там есть, что не нужно этого делать, не нужно продолжать. Но этого было недостаточно, чтобы все это прекратить.

— Как ты думаешь, мальчик мой, ты не можешь помочь ей из-за страха, трусости или от безвыходности ситуации? — с усмешкой спросил он.

В ответ молчание.

— Ответь мне! Отвечай, ублюдок! Отвечай мне! Ну же! — сорвавшись на рык, человек пронзительно начал кричать. Но самым страшным было то, что после каждого его «отвечай» он с дикой силой «знакомил» нож с горлом девушки.

И не одной.

Из темноты к нему выползали другие несчастные. Как будто бы сами, по собственному желанию хотели лишиться жизни. С ними он продолжал ту же процедуру, что и с первой девушкой.

Отвечай!

(И тело с всхлипывающими, исходящими изо рта звуками падает на пол.)

Отвечай!

(Лужица с тёмно-красной краской постепенно превращается в маленький ручеёк.)

— Ты знаешь, кто виноват! — кричал человек в чёрной мантии и смеялся. Это был истерический смех, которому подпевали крики беспомощных девушек. Он убивал каждую, и каждая глядела на Сашу, заставляя его смотреть, как навсегда гаснет надежда в их глазах. Каждая, в чьих глазах умирала надежда, каждая, из чьего рта просачивалась кровь, каждая, чью одежду уже было не отстирать от впитавшихся пятен, похожих на пролитое красное вино, смотрела ему в глаза.

— Хватит! Оставь их! Оставь их! — слёзы медленно проступали из глаз Саши.

— Так это не я, мой мальчик. Посмотри на свои руки, — громко ответил голос.

Саша медленно опустил взгляд. Вокруг было слышно всё больше криков о помощи, воплей и просьб не делать больно. Он остановил движение своих глаз, и в этот же момент вокруг воцарилась тишина. Эхом раздался гулкий щелчок — это он так сглотнул слюну.

Саша увидел у себя в руке нож, крепко зажатый в кулаке. Его руки были покрыты красным и липким, словно он их опустил в бочку, наполненную до краёв тёмно-красной краской.

Он смотрел на свои руки, нож и их мёртвые взгляды. Снова на свои руки, нож и их мёртвые взгляды. Его грудь начала резко подниматься и опускаться, всё быстрее и быстрее, ускоряясь так, как ускоряются санки в бобслее. Изнутри вырывался голос, а омерзительный смех продолжал заполнять все пространство. Он становился всё громче и злее, громче и злее. Саша не выдержал такого натиска и оглушительно закричал.

3

Широко открыв глаза, он увидел стоящего рядом отца. Тот тряс Сашу за плечи и призывал проснуться.

— Сын, сына! Мальчик мой! Очнись! — кричал отец.

Рядом с ним стояла мама, одной рукой прикрыв рот, а другой держала стакан с водой.

Увидев, что парень открыл глаза, отец прислонился губами к его лбу.

— Слава богу, — шептал он. — Слава богу.

— Все хорошо, семья, — отдышавшись, ответил он. — Просто плохой сон приснился. Кошмар, как наяву. Извините меня. Извините.

Отец облегченно выдохнул, а мама, дождавшись, пока сын выпьет всю воду, взяла стакан и, чмокнув Сашу в щёку, ушла к себе в спальню.

Холодный пот не оставлял его в покое, капли медленно скатывались на глаза, на нос, но он и не стремился их вытирать.

Руки тряслись так, словно он алкоголик с большим стажем и сегодня как раз-таки то утро, когда ему очень плохо. Нервно посмеявшись, он обратил внимание, что свет в родительской комнате не собирается выключаться.

Их можно понять. Их нужно понять.

Встав с кровати и подойдя к шкафу, Саша достал чистое полотенце и стёр с себя эту водяную маску из холодного пота. Затем сходил на кухню и выпил ещё один стакан прохладной воды. Вода его успокаивала.

Саша чувствовал, что оставшийся страх мешает ему снова уснуть. Он не хочет возвращаться в сон. Ему страшно возвращаться в то место, ему страшно слышать этот грёбаный ненормальный смех.

Каждый раз, пробуя закрыть глаза, он видит всех этих девушек. Он мёртвые, лежат в разных позах, но в одной лужице. В одном ручейке, как кучка тушек после удачной охоты.

Пытаясь отвлечься, он принялся думать о хорошем, о смешном, о красивом. О красивом… Перед глазами появилась Румина. Её взгляд, её улыбка, её губы, к которым ему так и хочется прикоснуться.

Но мысли о ней работали в обратную сторону, то есть он начал чувствовать прилив сил, эмоций, но никак не сонливость.

В итоге он решил применить детский способ укладывания самого себя спать — он начал считать барашков. И, досчитав до двух сотен, почувствовал, что организм начал давать слабину, погружаясь в сон.

4

Погода на следующее утро выдалась довольно пасмурной. Голубое небо уступило серым тонам и тучам, решившим, что сегодня их очередь смотреть сверху на людей. Где-то неподалёку раздавались раскаты грома, солнце оставалось тусклым жёлтым пятном, на которое можно было смотреть без солнцезащитных очков. Воздух был наполнен свежестью, свойственной преддождевому периоду, а пыль была прибита к земле влагой.

Поэтому Саша решил окончательно проснуться ближе к полудню. И, открыв глаза, не без удивления обнаружил, что его голова раскалывается, как камень. Снова. Первым делом он заглянул в аптечку, чтобы взять для себя пару таблеток анальгина. Боль прошла спустя минут пятнадцать после того, как он их принял.

Дома никого не было, и его это обрадовало. Не хотелось смотреть на взволнованные лица родителей и тем более отвечать на вопросы о том, что ему снилось. Не сегодня.

Саша разогрел себе на завтрак картошку с куриными котлетами, нарезал простой салат из помидоров и огурцов, налил чаю, добавив парочку ломтиков лимона, и молча уселся есть. Он старался ни о чем не думать, не включал музыку и вообще не создавал никаких шумов. Сегодняшний завтрак он решил провести в полной тишине.

Саша взглянул в окно, увидел такое же, как с утра, когда он вставал в уборную, затянутое тучами серое небо, и обрывки сна, как пули, стали врезаться в его мысли. Он отвёл взгляд от окна, покидал в раковину всю посуду и не спеша вышел на крыльцо дома.

Саша опустил себя в кресло, стоящее под навесом, разблокировал телефон и включил одну из любимых его песен — The Art of Letting Go группы под названием Stone Temple Pilots. Под эту расслабляющую мелодию он позволил двум мыслям пробраться в голову.

Первая была о том, что значит весь этот кошмар, происходивший с ним ночью. Но эти мимолетные мысли испарились, уступив место другим. Более приятным, более расслабляющим и успокаивающим.

Он спросил себя: «Интересно, а что снится ей? Где она гуляет в своих снах? Что она видит?» Улыбка сама по себе скользнула по губам.

— Чтобы это узнать, трусливая ты задница, нужно всего лишь пригласить её на свидание, — обратился он к пустоте. И, удивляясь самому себе, безо всяких промедлений набрал её номер.

Когда прозвучал седьмой гудок (он не нарочно, без определённой цели начал их считать), Саша хотел положить трубку, и в этот момент (прямо как в кино) он услышал заветное «алло».

— Привет, Румина.

— Привет, Саша.

— Тебе удобно говорить? Я не отвлекаю?

— Удобно. Нет, не отвлекаешь. Мы как раз с Веснушкой развлекаемся. Это моя кошка, — смеясь, сказала Румина.

«Я знаю», — подумал Саша, но произносить вслух не стал.

— Ты выспался, дружок? — спросила она. — Голос у тебя слишком подавленный или уставший.

«Дружок — это она так меня записала в друзья или это уменьшительно-ласкательное обращение? — он глубоко вздохнул. — Господи, Саша, какая тебе, к чёрту, разница?»

— И да и нет. Не хочу об этом говорить сейчас, — ответил он. — Слушай, Румин, чем ты занята сегодня вечером?

— Воу, воу, к чему ты клонишь, стеснительный друг Паши? — подстегнула она. — Неужели пытаешься позвать на свидание, а?

— Что-то вроде того, — Саша замешкался. — Так что, ты свободна вечером?

— А это твоя идея или Паша надоумил?

— Моя, — твёрдо ответил Саша.

— Раз твоя, значит, я свободна, — хихикнув, ответила Румина. — А куда пойдём?

— Я пока ещё не решил. Но я заеду за тобой в семь вечера, — протараторил Саша.

— Хорошо, жду тебя, стесняшка, — на этом она закончила разговор.

Саша тяжело и вместе с тем облегчённо выдохнул.

Глава 6

1

Люди, шедшие по своим делам, невольно оборачивались, смотря на этих двух. Мужчины, женщины, дети — в особенности девочки — улыбались, смотря им вслед. Показывали пальцем в их сторону и о чем-то потом оживленно шептались. И это неудивительно, учитывая, как красиво выделялось на фоне толпы платье Румины: ослепительно-жёлтый цвет естественным образом бросался в глаза, длиной чуть выше колена, оно было однотонным, а талию обнимал чёрный пояс, завязанный в бантик, расположившийся сбоку.

На лице Румины практически не было макияжа. Стрелки на глазах, аккуратно выведенные лайнером, подчеркивали красоту её карих глаз. А невероятно притягательная улыбка и вовсе заставляла рассыпаться на мелкие, наполненные влюблённостью кусочки. Румина несла небольшой букет роз, и все прохожие (судя по их заинтересованным взглядам), наверное, считали, что он расцвел в её руках.

«В этих глазах сегодня можно прочитать доброту и спокойствие», — это первое, о чём подумал Саша при встрече. На нём была белая футболка с вырезом в виде треугольника вместо обычного сплошного воротника. Ноги прикрывали джоггеры болотного цвета, ну а землю топтали белые кроссовки, на каждом из которых присутствовало по три зелёных полоски.

Пусть солнце сегодня прикрыто тучами и не может светить в полную силу, он всё равно нацепил солнцезащитные очки в виде капель. Не потому, что солнце всё же казалось ему ярким, а потому, что не хотел, чтобы Румина видела его бегающие и не знающие, куда бы скрыться, глаза.

Со стороны они выглядели идеальной парой: Саша что-то рассказывал, оживлённо жестикулируя, а Румина смеялась. Неудивительно, что прохожие с восторгом реагировали на них. Яркие. Красивые. Счастливые люди.

Саша не заметил, как их прогулка перенеслась в его старой район, где прошло его детство. Сначала он не придал этому никакого значения. Но потом Румина спросила его:

— Саш, ты пригласил меня на свидание, потому что очень этого хотел или чтобы от чего-то, волнующего тебя, отвлечься?

Он на секунду замер на месте. Замер, потому что они проходили как раз мимо его школы. В тот же миг на него посыпались фрагменты из сегодняшнего сна. Саша посмотрел на неё, потом снова на школу. Перед ним возник вопрос, который он не решался озвучить некоторое время. На его лице возникла нелепая улыбка, и, пытаясь выкрутиться из ситуации, он начал мотать головой — сначала в стороны, потом вверх и вниз.

Румина, смотря на эту картину, выжидала, когда он закончит хвастаться своими зубами. И, дождавшись, вопросительно подняла правую бровь.

— Почему ты спросила об этом сейчас? — голос Саши прозвучал слегка встревоженно.

— Мне ещё вчера показалось, что тебя что-то волнует, вот и решила узнать, — словно извиняясь, ответила Румина. — Я что-то не то спросила?

— Нет, всё хорошо. Извини, — виновато ответил он. — Просто сегодня мне приснился кошмарный сон, и весь сегодняшний день его обрывки навещают мои мысли.

Румина молча кивнула. Не желая комментировать его ответ словами, она взяла его за руку. Паша, увидев его перепуганное лицо, точно оборжался бы. Саша засиял, словно подросток, которые впервые потрогал грудь одноклассницы, зажав её в подсобке аккурат в тот момент, когда остальные уже разошлись по домам.

Их неловкое молчание прервалось, когда Румина заметила какое-то движение около школы и показала пальцем в сторону учебного заведения. Во дворе толпились люди, стояла пара машин скорой помощи, одна «Газель» местного телевидения и несколько полицейских нарядов.

Кто-то из людей что-то выкрикивал. Медики выкладывали носилки, кто-то стоял около полицейских, размахивал руками и что-то рассказывал. Вся эта суматоха начала вызывать панику у Саши, и Румина это заметила.

— О, — сказала она, — я сегодня читала в одном паблике, что требуются актёры массовки, — и, чуть помедлив, добавила: — Для съёмок фильма или сериала. В общем, очередную нудятину, наверное, снимают.

Саша, задрав голову кверху, резко выдохнул. «Как камень с сердца», — подумал он. Сняв очки, он протёр свои глаза и посмотрел в её и именно в этот момент (сам того не понимая) выдал свою влюблённость. Уж она-то это увидела, будьте уверены.

Саша увидел знакомый ресторан японской кухни и предложил перекусить. Румина согласилась, сказав, что уже тысячу лет не кушала роллы. Взяв друг друга за руки (это произошло как-то машинально), они отправились в кафе. Они оставили без комментариев этот жест, потому что довольная улыбка Румины и сжимающееся от волнения сердце Саши говорили сами за себя.

2

Прошло часа полтора-два, прежде чем они открыли дверь и вышли на улицу. Оба наглаживали свои животы, словно натирали лампу, желая вызвать джинна, и, смеясь, отправились дальше лёгким и неспешным шагом.

Румина предложила прогуляться в парк, который находился неподалеку и который славился своей тишиной и растительностью. Конечно же, Саша даже и не думал возражать. Куда там, ещё несколько десятков дней назад он и представить не мог, что рядом с ним будет идти настолько очаровательная девушка.

В основном они шли молча, взявшись за руки и иногда поглядывая друг на друга. Казалось, молчание было только на руку, слова бы только портили идиллию, так спонтанно возникшую между ними. Но ведь всё время молчать тоже не выход, и иногда нужно говорить, пусть даже это и будет какой-нибудь глупостью.

— Официантка, конечно, нам попалась та ещё, — весело подметила Румина.

— Согласен, — засмеялся Саша. А потом добавил монотонным, полным уныния голосом, пародируя сотрудницу ресторана: — Добрый вечер, меня зовут Любовь, и, кажется, я только что наложила в штаны.

Ромина рассмеялась во весь голос:

— Чёрт, если бы я тебя не знала, то решила бы, что вы родственники!

Он смотрел на неё, как ребенок смотрит на заветный подарок. Уже в этот момент он знал, что готов на всё ради того, чтобы слышать этот искренний звонкий смех как можно чаще.

Румина указала ему на свободную лавочку. Та привлекла её внимание тем, что была волнообразной формы, яркого жёлтого цвета и в окружении нескольких высоких и пышных кустов сирени. Саша поддержал её выбор — не только потому, что она ему нравилась, но и потому, что его действительно привлекло это место.

Присев, они начали болтать о всяком, только не о том, что их действительно волновало. И каждый из них знал, что именно. С одной стороны, они делали правильно, ведь это было свидание, которое никто из них не хотел омрачить. А с другой стороны, клубочек ведь покатился, и ниточка развязалась…

Они ворковали минут двадцать перед тем, как настал тот самый момент. О да, один из самых волнующих и интригующих моментов на первом свидании. Первый поцелуй. Точнее, не просто первый поцелуй, а первый поцелуй с тем, кто тебе действительно становится дорог.

Саша гладил её волосы, слегка касаясь ладонью её правой щеки. Румина обхватила его руку своими, всем видом показывая, что ей нравится это и что ей хочется немножко больше. При этом она чувствовала себя неловко, всё-таки он был первый парень за её двадцать лет, к кому она с такой лёгкостью стала питать тёплые чувства. Ведь с момента их первой встречи, пусть даже и немного экстремальной, прошло всего ничего. Хотя иногда она говорила себе, что даже в тот момент поняла, что хочет познакомиться с этим странным парнем поближе.

Саша хватило ума, чтобы понять, чего хочет его спутница. Ему хватило смелости, чтобы медленно приблизиться к её губам… и вот он, очаровательный момент…

3

…очаровательный момент, который накрылся тем, что вибрация, проходящая по лавочке, мешала этому романтическому событию. Румина нервно что-то пробурчала, и скорее всего, это была парочка отборных матерных выражений. Вибрация исходила из её сумочки. Она начала копаться в ней, пока не наткнулась на свой телефон.

— Кто там так не вовремя? — разочарованно поинтересовался Саша.

— Блин, это Паша! — сорвавшись на крик, ответила Румина, всё так же не решаясь поднимать трубку.

Странно, подумал Саша. И, нащупав свой телефон, достал, чтобы разблокировать и увидеть аж тринадцать пропущенных звонков от своего друга.

— Что-то случилось, Румина, — сказал он. — Возьми трубку и включи громкую связь, у меня тринадцать пропущенных от него.

Она кивнула и провела пальцем по экрану.

— Вы где?! — закричал Паша. В его голосе были панические ноты, — Алло!

— Паша, Паша, Паша, — в ответ крикнул Саша. — Ты чё орешь? Что за паника?

— Вы где, я вас спрашиваю? — друг словно игнорировал вопросы. — Можете просто ответить?!

— Да в парке мы! — не выдержала Румина. — На шестой лавочке слева от входа.

— Сейчас буду, не уходите никуда, — ответил Паша и сбросил вызов.

— Вот козёл, — недовольно сказала Румина.

Саша, разведя руками, молчаливо покачал головой.

И действительно, не прошло и десяти минут, как Паша уже бежал сломя голову в их сторону.

— Ты что, следил за нами, бегун? — язвительно спросила Румина.

— Одну секунду, — сказал Паша, переводя дух, — вы, наверное, удивитесь тому, что я скажу, но сейчас не время шутить. — Он сглотнул, упёрся руками в колени, пытаясь отдышаться. Под мышкой у него был зажат айпад. — Сейчас время, чтобы это увидеть, — сказал он, передавая айпад своему лучшему другу. — Кажется, что всё происходящее безумие — не дело рук людей. Точнее, рук людей — но не голов. То есть неосознанное.

Не нужно было напрягаться и закидывать вопросами Пашу, чтобы понять, зачем он отдал айпад и для чего там открыта страничка на «Ютубе».

— Господи, что на этот раз? — выдохнул Саша. Пусть у него и были догадки о том, что он сейчас увидит, но вслух их озвучивать юноша не стал. Он боялся, что это может быть правдой, а впоследствии боялся реакции ребят. Они ведь могут неправильно всё понять. Но и держать это в себе тоже неправильно…

— Дружище, на этот раз все ещё хуже, — ответил Паша и, переведя дыхание, продолжил: — Это видео появилось буквально два часа назад, а уже набрало тридцать миллионов просмотров. И знаешь, у меня создалось впечатление, что люди любят смотреть, как умирают другие люди, больше, чем как какой-нибудь котик пытается говорить человеческим голосом.

Саша глубоко вздохнул, обратив внимание, что Румина прикрыла лицо ладонями. Она пыталась прикрыть своё удивление, свой испуг. Она прикрывала глаза перед страхом. И на секунду Саша захотел разбить чёртов планшет о тротуарную плитку, лишь бы не смотреть это видео. Лишь бы вообще не было таких видео. Но его «лишь бы» так и осталось ничего не значащим «лишь бы». Другими словами, это слово так и осталось беспомощной мыслью, безнадежной мольбой о спасении.

Паша достал сигарету, затянулся, медленно выдохнул и продолжил:

— Сегодня у одного из учеников школы, где мы учились, поехала крыша. Пацана оставили на дополнительное вечернее собрание с учителями и несколькими ученицами. Как говорят, он постоянно над ними издевался, прикалывался, и они его сдали директрисе. Господи, дружище, у него реально поехала крыша, — сделав ещё одну затяжку, он замолчал.

— Откуда ты так быстро узнаёшь о происходящем? — Саша поинтересовался не только ради шутки. Этот интерес подтолкнул также задаться вопросом, а не связан ли Паша со всей этой хренью, как и он сам. Да нет, бред какой-то.

В это время, не дожидаясь полного описания ситуации, Румина взяла в руки айпад, но нажимать на кнопку проигрывания не решалась. Она смотрела на Пашу, который в миг замолчал, и смотрела на Сашу, у которого начал дёргаться глаз. Она поняла, что он начал нервничать, злиться. Он сжимал кулаки, щёлкал пальцами, сжимал зубы — всё это было видно со стороны.

Саша попросил у друга сигарету, и тот положил пачку на скамейку, не промолвив и слова. Саша взял одну, зажал её между губами, но прикуривать не стал.

— Включай.

4

(Саша отметил, что в этот раз экран поделен на две части горизонтальной линией. В верхней съёмка шла от третьего лица, в нижней — от первого. Ни одно из них он не хотел смотреть.)

Тишину разбавил тихий подростковый голос парня:

— Суки, вы за всё заплатите, вы в этом виновны.

(Дальше на экране появлялись сцены точно из его сна: выбитое стекло, кровь, кричащие девушки. Они все были заперты в одном кабинете, выхода из которого не оказалось. Точнее, была дверь, но в данной ситуации в её роль входило только впускать людей, но никак не наоборот. И то, что ни одна живая душа так и не дотронулась до неё, подтверждало этот факт.)

Треск.

Верхняя часть оконного стекла звонко посыпалась в кабинет, оставив половину в виде острых холмов в раме. Мальчик со звериной силой насадил на эти холмики — так в древние времена сажали на кол пленных — девочку. Раздался короткий, но очень пронзительный женский писк, и прозрачные холмы быстро сменили цвет на тёмно-красный.

(Румина, не в силах смотреть на этот ужас, трясущимися руками перекинула айпад в руки Саше. Паша бросился прикуривать вторую сигарету, как вдруг на планшете пропал звук и вмиг всё потемнело.)

Экран погас.

Смена кадра.

(Ребята заметили — разделения экрана на части больше не было.)

— Я не заслуживал такого отношения к себе ни от кого из них, — из динамиков раздался всё тот же подростковый голос. На экране перед ними предстал юноша. Его ледяной взгляд упал на сидящих у ног девушку и девочку, по всей видимости учительницу и школьницу. — И кто им сможет теперь помочь?

Лезвие прошлось по шее первой, оставив её захлебываться в своей же жидкости и пачкая левую штанину брюк парнишки.

— Почему никто из вас не может сейчас ничего сделать? Взрослые люди…

Раздался очень короткий девичий крик, больше похожий на визг, и возле правой ноги сложилось другое тело, беспомощно прикрывающее ладонями свою испорченную шею.

Всё происходило так резко, так безжалостно,словно этот маленький безумец планировал все свои действия задолго до этого момента. И, судя по крайней жестокости, специально мучил себя, вынашивая в душе возрастающую боль, причинённую этими людьми.

— Взрослые люди… которые так любят тыкать детям, имея лишь статус учителя или психолога… — На его лице образовалась ухмылка, затем она резко сменилась озлобленным оскалом: — Да нам насрать на ваши заслуги! Особенно в те моменты, когда вы пытаетесь унижать нас прилюдно, — он медленно подходил к третьей жертве, выкрикивая оправдания своим действиям. Этой девушке даже не удалось вскрикнуть. Всю боль можно было прочесть по широко открывшимся глазам и слезе, успевшей добраться до краешка её тоненьких губ. — В своих затхлых… вонючих… тошнотворных кабинетах. — Он медленно разжал пальцы, до этого крепко держащие волосы, и аккуратно опустил практически мёртвое тело на пол.

Смена кадра.

Подросток молча стоял и смотрел перед собой. Его взгляд был направлен на всех тех, кто смотрит это видео. По лицу раскинуты красные крапинки, словно он заболел жуткой ветрянкой. Он стоял… этот маленький псих стоял и улыбался, устремив свои холодные голубые глаза прямо в камеру, и проговаривал одну фразу:

— Они во всём виноваты… да-да… они так и сказали мне… — и начал смеяться так громко, что закладывало уши. Мерзкий, ненормальный, истерический, хриплый смех.

БАХ!

Мозги школьника разлетелись по всей стенке, и он упал замертво. Мёртвая ухмылка застыла на его лице.

5

Как стало ясно позже, одна из учительниц успела сообщить своему мужу о происходящем, до того как её насильно затолкали в этот кабинет, тот и вызвал наряды скорой и полиции.

Лицо Саши выказывало ненависть ко всему происходящему в его городе, происходящему с теми людьми, кого он хоть малость, но знал. Ему становилось страшно за свою семью, за Пашу и за Румину.

Даже после просмотра видео сигарета в его зубах оставалась неприкуренной. Он смотрел на экран молча, в то время как Паша продолжал курить уже третью, а может быть, и четвертую сигарету, а Румина ходила взад-вперёд и что-то бубнила себе под нос.

Снова смена кадра.

Сашины глаза округлились, он живо поднял их, чтобы посмотреть на ребят, но никто из них не обращал на него внимания, никто не слышал звука и не видел того, что картинка на экране снова начала меняться. Либо они не хотели видеть продолжения, либо оно существовало только для него…

Чёрный квадрат, в котором появилась надпись белого цвета и жирным шрифтом кричала:

ТЫ ВСЁ ЗНАЕШЬ, САША. ТЫ ВИНОВАТ В ЭТОМ, А ОНИ ОТВЕТЯТ ЗА ВСЁ.

Он отбросил айпад, который случайно попал Паше прямо в голову. Поднял колени к подбородку и начал раскачиваться из стороны в сторону, как умалишённый. Возможно, это был приступ, только в этом случае не эпилепсии, а легкой потери рассудка. Румина, которая ещё на середине видео закрыла лицо руками и стала бродить из стороны в сторону, резко повернулась к нему. Паша встал в полный рост, прижимая руку к голове, и, положив айпад на землю, подбежал к нему:

— Что с тобой, дружище?!

— Я не виноват! — в испуге закричал Саша. — Это не я! Я не знаю, что тебе нужно! Я не виноват! Не виноват!

Тело ходило ходуном из стороны в сторону, мотая головой, он повторял эти фразы, его губы начали дрожать — так происходит перед тем, как человек начинает рыдать.

Но Паша как будто бы успел вовремя, крепко обняв своего друга. Саша прекратил качаться на скамейке, но продолжил бормотать себе под нос всё те же фразы, что выкрикивал секундами ранее. Румина застыла в ступоре и совершенно не понимала, что ей делать. Они смотрели другу другу в глаза, Румина и Паша, не понимая, в чём дело. Но их взгляды говорили одно — кажется, их друг сходит с ума.

Только Паша с надеждой предполагал, что это не так, что этот приступ неспроста, он отчётливо помнил, что случилось с Сашей больше года назад. И ему, как бы страшно это ни прозвучало, хотелось, чтобы произошло именно это, а не то, что они увидели сейчас.

Глава 7

1

— Сладенький, ты ещё долго? — чуть ли не фальцетом обратился Паша к своему лучшему другу. — Мои ножки уже заждались и хотят вечеринки.

«И задница, видимо, тоже», — тихонько прошептала женщина-кассир, скривив свои тоненькие губы. Такой жест означал что-то типа «фу, что за мерзость, ещё немного, и меня стошнит». Она повернула голову к коллеге напротив, выискивая у той в глазах поддержку, и, увидев взаимность, ещё раз (теперь явно напоказ) скривила свои противные, похожие на расплющенных червяков губы.

Они обе выглядели как государственные служащие, которые прибегли к старой методике по допросу потенциального преступника — хороший и плохой коп.

Та, что скривила своих «червячков» первой, была худощавой, невысокой девушкой с незасаленными (судя по всему, временно) волосами, собранными в пучок на макушке, — скорее всего, она хороший коп, то есть стажёр. Плюс к тому её ожирение (в ближайшем будущем) проявлялось пока только в боках, а недовольство во взгляде просматривалось лишь изредка.

Что же касается её напарницы, та была абсолютной противоположностью: жирные, грязные волосы, взгляд, подсказывающий покупателям, куда бы им сходить подальше и в какой части ада им бы сгореть. Сто процентов, она плохой коп. Тут даже не стоит и описывать. Бр-р-р, мерзость.

— Ещё немножко, Павлуша, — подыграл Саша, — и я устрою нам двоим ух какую заварушку.

Видели бы вы лица кассирш, когда он принёс им продукты на расчёт.

— Педики, — сказала «плохой коп» и, поняв, что не рассчитала громкость, попыталась это скрыть извиняющейся улыбкой. Но, видимо, осознав, что слова услышаны адресатом, гордо расправила плечи, доказывая, что толерантность — это не её.

— Что ты сказала, мисс Не-становись-на-весы-а-то-сломаешь? — ответил Паша и громко заржал вместе со своим другом.

Плечи кассирши ушли в шею.

«Возможно, это и чересчур, но, с другой стороны, кто они такие, чтобы так смело отзываться об этих двух замечательных парнях?» — именно так подумал про себя Паша, прежде чем выставить на посмешище единицу обслуживающего персонала. Опять же, это было сарказмом.

Друзья вышли из магазина, оставив наедине с собой парочку ошеломлённо открытых ртов. Ртов одной, за чьи губы таких называют «губошлёпами», и другой, губы которой похожи на приплюснутых червяков. Всё-таки в них было что-то общее — они обе были очень противные и вызывающие отвращение люди. Плюс к тому со стопроцентной уверенностью можно заявить, что они до конца рабочей смены вспоминали ребят с красноречием, присущим их контингенту.

— Надо будет зайти сюда ещё раз, — весело подметил Паша.

— Согласен, — отбив ладонью «пять», согласился Саша.

Наслаждаясь своей выходкой, они запрыгнули в кабину зелёного «Фольксвагена», оставив за собой визг колёс и натюрморт из грязевых капель на двери магазина. Паша подключился по Bluetooth к магнитоле, включил заранее подобранный плейлист из их общих любимых треков, выкрутил погромче звук и как следует дал газу.

О, как они любили эти моменты, словно они были актёрами франшизы «Форсаж». Ну или «Такси» — Саша часто шутил над тем, что его другу не хватает усов, кепки-фуражки «ровного пацана» и радио «Шансон», а также багажа записей «интереснейших» историй в голове, чтобы ими делиться с пассажирами/клиентами. На что Паша почти пинками выгонял друга из машины, выкрикивая вдогонку: «У тебя не было, нет и не будет прав, ты навсегда сопляк. Хотя бы поэтому тебе не стоит практиковать свой сарказм со мной!»

«Ученик всегда мечтает превзойти своего мастера», — отвечал ему Саша. После подобных пикировок они жали друг другу руки и прощались.

Лучшие друзья, что поделать.

В этот день они направлялись в соседний город, чтобы попасть на какую-то вечеринку. Ребята часто так срывались, если это имело ценность: крутой диджей, или в пункте назначения находились открытые бассейны с вечно горячей водой, или, может быть, какой-нибудь знакомый (из богатой семьи, конечно же) приглашал на закрытые вечеринки, на которых устраивались различные фестивали типа трэп-музыки, или сходка бэндов, играющих рок-н-ролл или поп-панк. И конечно же, десятки красивых и, возможно, легкодоступных девушек.

Вообще имело смысл приезжать в случае, если есть уверенность в том, что будет весело, незатратно и, опять же, будет много красивых девочек. Так, наверно, мыслят все парни, будучи молодыми и холостыми (не с медицинской точки зрения).

Когда у них случались такие вылазки, друзья всегда на свой страх и риск (особенно Паша, будучи за рулём) выпивали пол-литра их любимого ирландского виски «Джемесон» — якобы на удачу. Звучит это очень по-идиотски — поездка по межгороду и выпить на удачу.

И в этот раз они не стали изменять традициям.

Колёса уже несли друзей на выезд из города, оставалось только преодолеть их любимый поворот. Дорога шириной примерно в двенадцать метров, разделяющая частные дома и, как ни странно, кладбище. Иногда кажется, что люди, живущие в домах, напротив которых находится кладбище, ни разу не смотрели фильмов ужасов, а если и смотрели, значит, у них стальные яйца и абсолютно не развита фантазия. Либо же эта картина служила им мотивацией, мол, не упускай шансы, не трать своё время попусту, ведь ты не знаешь, в какой момент можешь оказаться в месте напротив.

Они с лёгкостью преодолели это расстояние. Естественно! Поскольку лишь на этом повороте можно было разогнаться до скорости ста километров в час и не улететь в кювет, или не вписаться в дерево, или, что ещё хуже, влететь к кому-нибудь в окно дома (в таком случае им останется только начать чирикать — вдруг прокатит).

— Кстати, Сань, как у тебя дела с работой? — Паша убавил звук в динамиках.

— Неплохо, ты знаешь, спустя полгода оказалось, что мне нравится копаться в технике. Особенно если это продукция сам знаешь кого.

— Хах, знаю-знаю. Я думал, ты сбежишь из этого проклятого места через пару месяцев.

— Нет, я пока об этом не думал. Тем более, братишка, я выдвинул свою кандидатуру на должность директора офиса, и её, скорее всего, одобрят.

— Воу, воу, мои поздравления! — отпустив руль, Паша начал хлопать в ладоши.

— Согласен. Через пару дней должны прислать ответ на почту.

— Это обязательно нужно отметить!

— Только не в дороге, дружище, — Саша направил указательный палец в лицо другу.

— Нет проблем, дружище. Нет проблем.

2

Разъяснять, как круто было на этой вечеринке, не требовалось. Они никогда не принимали странные, на их взгляд, приглашения от малознакомых людей. Вот и в этот раз всё было так, как они и хотели.

В первый час после прибытия в дом, где царила вписка, Паша безуспешно пытался склеить понравившуюся девушку. Но спустя несколько бокалов пива список номинанток значительно увеличился, а шансы на успех и вовсе сошли на нет. «Это ведь как в маленьком городке, — говорил ему Саша, — в одном месте шепнул, в другом сказали, что разорался». В общем, одна из девушек передала другой, что какой-то чудик пытался соблазнить сначала её, а потом её подругу. Выслушав всё внимательно, уже другая девушка рассказала своим знакомым, и так далее. В итоге всё женское сообщество тогдашнего вечера сказало Паше «нет».

Саша же преследовал другие цели. Ему хотелось спокойно выпивать, танцевать, что он и делал. А потом и вовсе нашёл комнату, где уставшие от шума гости играли в приставку, разрывая мертвяков в каком-то зомбошутере. Тут он и провёл остаток ночи.

В конечном счёте они, довольные, улыбающиеся, заспанные, с помутневшим взглядом в будущее, то есть на дорогу обратно, но безусловно счастливые, поехали домой.

— Это было неплохо, — Саша протёр глаза.

Паша обернулся к другу и вопросительно вскинул брови.

— Я про вечер и ночь. Весёлое окружение, хорошая музыка, недешёвые напитки. И, что самое интересное, — приставка. Я ещё ни разу не рубился на вписках в приставку. Чувствовал себя немного старым.

— Уж лучше старым, чем несчастным и отвергнутым, — Паша иронично всхлипнул.

— Да брось, дружище. Сам же виноват. Чё ты, как баран, начал во все ворота стучаться?

— Это не я, — Паша расплылся в умиротворённой улыбке, — это молодость.

— Ха-ха-ха, — Саша хлопнул его по плечу, — есть в этом своя правда.

3

На рассвете дорога выглядела совсем иначе, нежели в другое время суток (равно как и в другое время суток, не похожее на рассвет). Пустая, спокойная заасфальтированная (пусть и не везде) дорога, на которой встречных машин практически не было.

Солнце, имевшее в это время розовые оттенки, только-только пробуждалось, медленно выплывая из-за горизонта, занимая место напарницы-Луны.

И кажется, что иногда оно неохотно заступает на пост смотрителя за земным. Отсюда напрашивается вопрос — даже у этого тёплого радостного шарика имеется свой личный будильник?

Ответ — да.

Им были птицы, напевавшие свои популярные (в их местном чарте) хиты — какой-то из видов пернатых только начинал распеваться, а какой-то уже пел во всё горло. И самое обидное/прекрасное, что такой будильник хочешь не хочешь — выключить не удастся, хоть ты тресни.

— Как-то всё это неправильно, — уставившись в боковое зеркало, сказал Саша.

— Что ты имеешь в виду?

— Слишком гладко течёт время, без всяких проблем, хреновых ситуаций. Это напрягает или настораживает, я ещё не решил. Но почему-то хочется готовиться к худшему.

— А разве это плохо? — удивился Паша. — Плохо, что вокруг всё строится так, словно фортуна старательно хочет исцеловать наши задницы?

— Да, я думаю, что да. Не хватает адреналина, что ли. — Саша проворачивал ключ в бардачке, то открывая его, то закрывая, затем поднял глаза на Пашу. — Вспомни, как было в детстве, когда мы ходили, например, к старому зданию: сразу появлялись мысли, что здесь кого-то убили или, может, обитают призраки. В ту же секунду это здание становилось нашим личным секретным местом, а мы — агентами, которые должны понять, в чём его секрет! — немного помолчав, добавил: — Вспомни, дружище! Как это было круто! Пусть кроме местных бомжей, воняющих мочой вперемешку со спиртом, спящих плотно друг к друг, якобы чтобы греться, мы ничего там не обнаруживали, это всё равно было весело и нескучно.

— Без вопросов, я соглашусь с тем, что это было круто. Но есть одно но, Саша, — он приоткрыл окно и прикурил сигарету, — нам уже не по десять лет, и ты должен это понимать. — Паша перевёл на него свой взгляд. — А если тебе так хочется адреналина, пойди скажи нашему участковому, что ты и ещё полрайона спали с его дочкой.

— Ну ты и мудак, конечно, — Саша улыбнулся, — я же серьёзно, а ты опять за своё.

— Не обижайся, дружище, просто я думаю, что ты устал, и нам нужно сменить наши выездына что-нибудь другое. Отвлечься, разбавив картину прекрасно плывущей по течению жизни, — Паша хлопнул в ладоши, мол, отличный совет. — Вот жалко, что мы с собой не прихватили бутылочку чего-нибудь вкусного.

— Я думаю, что сейчас она не нужна, и без того глаза закрываются, — Саша зевнул и чуть опустил своё сиденье, нажав на специально отведенную для этого кнопку, находящуюся под креслом. — Это, конечно, наша особая традиция, но иногда её можно перенести на некоторое время вперёд.

Паша ничего не ответил и сделал чуть громче звук. Через несколько минут появится табличка с приветствием въезда в город.

Трасса по-прежнему пустовала. Редким исключением были проезжающие мимо фуры. За всё время езды, будучи за рулём (после того как получил права, он старался как можно чаще выезжать в другие города в целях изучения своего края), Паша заметил, что ночное время, равно как и часы на заре, — любимое время для поездок водителей дальнего следования. Потому что в эти часы встречается малое количество встречного транспорта, что облегчает им дорогу и помогает в том, чтобы доставить груз вовремя. Днём же дальнобойщики заезжают в какой-нибудь придорожный мотель, чтобы вкусно поесть, принять душ и выспаться, а позже, ближе к закату, вновь берутся за руль, давят на газ и мчатся к поставленной цели.

Саша искоса взглянул на друга, чтобы убедиться, что его глаза не закрываются так же, как его собственные.

Дорога постепенно начала казаться расплывчатой — так бывает, когда сознание уводит тебя в сон, а ты, в свою очередь, пытаешься с этим бороться. Но это так же бесполезно, как лизать мороженое через стекло.

Паша заметил, что его лучший друг начал бороться с тем, чтобы его подбородок не упал на грудь. Он ухмыльнулся, решил убавить звук на магнитоле и прибавил газу, чтобы доставить их домой как можно быстрее.

Вокруг не было ни души, и ему захотелось плавно влететь в тот самый поворот, что разделял частные дома и кладбище. Он всегда так делал. И в этот раз тоже. Безо всяких мыслей о возможных последствиях. Да и какие могут быть последствия, когда вокруг никого, кроме утомлённого друга.

Саша всё же пытался не закрывать глаза. Хоть спички между веками вставляй, думал он. Чувствуя, как машина набирает обороты, он было дёрнулся, потом увидел, что у Паши вполне себе бодрое и уверенное выражение лица, и успокоился. Он решил опустить свои веки в этой неравной борьбе с сонливостью. Он думал, что ничего не мешает ему это сделать, а когда они подъедут к дому, Паша его разбудит. Впрочем, как и всегда.

Саша прислонился плечом к дверце, сложил руки на груди, глубоко вздохнул и напоследок, перед тем как уснуть, метнул взгляд на Пашу, который с удовлетворённой улыбкой обернулся к заднему окну. «Видимо, он снова влетел в этот поворот», — подумал Саша. И, улыбнувшись, спокойно закрыл глаза. Но громкий, очень громкий волнующий крик заставил открыть их снова.

Открыть всего на секунду.

— Сука!..

Глава 8

1

…я заорал так, как никогда раньше. — Произнесённые слова казались сухими и выжатыми. Паша угрюмо смотрел в стол и продолжал монолог: — Говорят, в таких случаях у большинства людей вся жизнь перед глазами пролетает — по ходу, я не вхожу в это большинство, — он уныло улыбнулся, — я пытался сделать всё, что казалось возможным, чтобы избежать того жуткого последствия.

Румина сидела молча, лишь изредка бросая взгляды на Пашу. Она медленно и практически бесшумно отпивала чай, стараясь не издать ни звука, чтобы не перебивать говорившего.

— Дорога была пустая, я был уверен в этом, но стоило мне только на пару секунд обернуться, чтобы посмотреть на этот грёбаный поворот… — он отодвинул от себя чашку и уставился в потолок. — Как же резко он выскочил. Причём не на встречной полосе. Он вылетел с дорожки, ведущей к гаражу, построенному около частного дома. — Паша перевёл дыхание и уставился на Румину. — Парень сидел на мотоцикле, точнее, я думал, что это взрослый парень, — Паша потёр ладонями лицо, — потом уже, — выдержал короткую паузу, — после всего, обнаружилось, что ему было четырнадцать лет. Мальчик стащил без разрешения матери мотоцикл.

Румина, не переставая слушать и не задавая лишних вопросов, наполнила из чайничка его чашку.

— Я пытался выкрутить руль в нужном направления, но ничего не вышло. На такой скорости приходится надеяться только на чудо, — его взгляд остановился на входной двери бара на несколько секунд. Он продолжил: — Чуда не произошло, и мы столкнулись лоб в лоб. Пацан вылетел из сиденья, как воробушек из гнезда. Только у воробушка есть преимущества — это крылья. — Паша показал жестами рук взмах крыльев и резко опустил ладони на стол.

Шмяк!

— У малого же их не было, и единственное, что его остановило, это дерево, о которое он разнёс голову. — Паша сделал глоток чая и погрузился в молчание.

Румина не решалась как бы то ни было комментировать услышанное. Со стороны было видно, что она еле сдерживает слёзы. Её нижняя губка сотрясалась чуть ли не после каждого произнесенного им слова, и она то и дело нервно перебирала подол платья.

— Смотря в тот момент на Сашу, я пожалел, что отказался от подушек безопасности, но обрадовался, что заставил натянуть ремень, что сделал и сам. Вот только он ослабил его, перед тем как начал засыпать. Именно это его не уберегло. Нашу машину начало раскручивать в стороны, я ничего с этим не мог поделать, вокруг был лязг, шум, противный скрип… а потом я уже смотрел в треснутое лобовое окно — треснутое из-за головы Саши.

Румина прикрыла лицо руками, на виду остались лишь испуганные глаза. Паша продолжил:

— Когда машина остановилась, точнее, мы боком въехали в дерево около обочины, я крепко ударился о боковое стекло головой, но, слава богу, не потерял сознание.

Паша нервно сглотнул слюну, в его глазах как будто отражалось отчаяние вперемешку со злобой и грустью. Он не умолкал:

— Я сидел и смотрел на окровавленное лобовое стекло, покрывшееся трещинами, напоминавшими паутину. Я сидел и смотрел на окровавленное лицо Саши и, кажется, не дышал. Я не мог дышать, словно мне раз и навсегда перекрыли кислород. Я вообще ничего не мог делать. Просто сидел и смотрел.

Румина заметила, что глаза Паши наполняются влагой, и подумала, что они вот-вот разрыдаются вдвоём, но он сдержался и продолжил рассказ:

— Позже стало понятно, что скорую и полицию помогла вызвать одна пожилая дама, которая развозила молоко в это время. Она стала громко звать на помощь, и из некоторых домов выбегали люди. Я не помню лиц большинства, потому что молчал и смотрел на своего друга. — Он пристально посмотрел в глаза собеседнице и прошептал: — Румина, мне впервые стало по-настоящему страшно.

Она не могла больше сдерживаться. Из её глаз тоненькими ручейками покатились слёзы. Она настолько внимательно слушала, что даже не обратила на это внимания. Паша вытащил платок из нагрудного кармана рубашки и помог ей и дальше не обращать внимание на них.

— Помню только суету. Помню, как нас вытащили из машины, как громко рыдала мать того мальчика. Помню, как медики забрали нас и как раскидали по разным палатам.

Паша сжал кулаки так, что они хрустнули. Затем начал монотонно тыкать указательным пальцем в стол и снова направил взгляд на входную дверь.

Он продолжил:

— Всё время, что мы находились в разлуке со другом, я ненавидел себя. Ведь по сути это я был виноват. Я допустил всё это. Я не знал, как буду смотреть в глаза его замечательным родителям. При этом поймал себя на мысли, что я обязан это сделать. Я должен впитать всю их ненависть ко мне. Я был готов ко всему, лишь бы хоть на минуту увидеть Сашу или чтобы кто-нибудь сказал, что он жив. Ты понимаешь меня?

Румина покачала из стороны в сторону головой, показывая, что не понимает. У неё никогда не было лучшей подруги, и она никого никогда не теряла. После такого ответа он облегчённо выдохнул.

— И хорошо, что не понимаешь. Терять своих близких — это словно одно из самых жестоких наказаний в аду. Боль, пусть и выносимая, но боль, — Паша указывал на сердце. — Вот здесь. Через несколько дней ко мне зашла его семья. Я был готов ко всему. Но его мама меня обняла. Без лишних слов — просто обняла.

Румина увидела, что глаза Паши снова становятся мокрыми, но он всё равно продолжал:

— Она сказала мне спасибо, что уберёг от смерти её сына. После этих слов во мне закипела кровь, но не от злости, а от радости. За эту фразу я полюбил её как родную. Понимаешь? Она дала понять мне, что они меня любят и что, самое главное, Саша жив! — Он искренне улыбнулся. — Чуть позже я узнал, что мой лучший друг впал в кому. Врачи не отходили от него. Семья от него не отходила, я от него не отходил. Мы дежурили по очереди, я старался брать больше смен. И не переставал чувствовать за собой вину.

Паша опустил голову, потёр ладонью затылок. Посмотрел по сторонам, наткнулся взглядом на пачку сигарет, но за столиком, где они сейчас сидели, курить было запрещено. Отвёл взгляд от пачки и продолжил:

— И так прошло около десяти месяцев. Его поддерживали искусственным питанием, ставили кучу всяких уколов и капельниц. Но всё было бесполезно. В один день они предложили отключить его от препаратов. Я даже не хочу говорить о реакции его семьи, не то что о своей. Естественно, мы были против, так как верили в чудо, верили в Сашу. — Он расположил сигарету в пепельнице и, сделав пару глотков чая, продолжил: — Но это длилось ещё месяц. И родители пришли к решению. Если ещё через месяц ничего не изменится, то нужно отключать и прекращать все эти мучения. — Паша выставил перед лицом девушки свои руки: — Мы все опустили руки, Румина. Все.

Она не отрывала взгляд от его рук — они дрожали, как дрожали её губы. Румина взяла их в свои и попросила его продолжить. Попросила не словами, достаточно было её сочувствующего и полного внимания взгляда.

— И тогда, в самый последний момент, и произошло чудо. Саша открыл глаза. Мне не передать то счастье, что чувствовали мы все. Я даже не знаю, с чем сравнить это чувство, — и он снова улыбнулся.

Румина тоже улыбнулась, и снова потекли слёзы, только теперь не от горя. Она вытерла их рукой и произнесла:

— Как же хорошо, что всё так вышло. Боже, как же это прекрасно.

— Ты права. Спустя какое-то время мы забрали его домой. И каждый из нас был его учителем. Мы подсказывали забытое им, иногда это были простые жесты или названия продуктов, а иногда серьёзные вещи. Мы были настолько продуктивны, что позавидовал бы любой тренер. Поэтому, Румина, я испугался, когда он впал в отключку после того, как ты запульнула в него бутылкой, поэтому я грозился придушить тебя, если бы был такой же исход.

Румина хохотнула. Паша поддержал её смешком, кажется, уже было можно это делать.

— Поэтому он иногда медлительный в действиях и уж тем более по отношению к тебе. Я думаю, — Паша прочистил горло, — он влюблён в тебя.

— Я догадывалась. Его взгляды обо всех чувствах рассказывают, — она засмеялась, но её щёки покраснели. — И это прекрасно, Паша, потому что наши чувства взаимны.

Он одобрительно кивнул и предложил стукнуться чашечками чая.

— Знаешь, я так испугалась за него. Там, в парке. В его глазах было столько ненависти — и столько же страха. Даже несмотря на то, что он кричал, я чувствовала все эти эмоции, как будто он считал, что все эти обвинения адресованы ему, как будто он увидел что-то ещё.

— Ты права, всё так и было. Я тоже боюсь. Боюсь, что это может повториться снова.

— Но это же не повторится?

— Этого я не могу обещать — даже в знак утешения, но… надеюсь, что нет.

2

Они вышли из «Переулка». Если для других это был просто отличный бар, то для ребят это место взяло на себя роль общей кухни коммунальной квартиры, где они могли собираться и обсуждать свои планы. Паша, как обычно, закурил сигарету и жестом предложил Румине сесть в машину. Он не любил курить в салоне и не любил, когда кто-то другой курил в его автомобиле. И, не затягивая с отравлением своих легких, Паша затушил окурок, уселся за руль и отвез Румину домой.

Проводив её взглядом и убедившись, что она дома, уезжать все равно не спешил. Ещё какое-то время он молча сидел и не торопился действовать по своему плану. Задумчиво смотрел на дом, где живет Румина, без какой-то определённой цели. Вспомнить и тем более рассказать о том страшном случае было для него крайне тяжело, и он верил, что она понимала, каких усилий это стоило, потому и не задавала лишних вопросов.

Немного переведя дух, он повернул ключи зажигания и позвонил маме Саши, чтобы сообщить ей, что они решили отдохнуть у него на даче. Так сказать, взять небольшой отпуск. А на её вопрос, почему Саша сам не позвонил, Паша ответил, что это их идея — отключить телефоны, дабы никто их не доставал. На удивление, она не стала задавать никаких других вопросов, лишь уточнив, как поживают родители Паши. Он ответил, что с ними всё в порядке, что так же и продолжают путешествовать по миру.

Он мысленно поблагодарил маму друга за то, что она не задала лишних вопросов, потому что ему не хотелось и дальше обманывать эту замечательную женщину. И после того, как они попрощались, Паша не спеша поехал за город.

* * *

Друзья обожали этот дачный кооператив ещё с самого детства. Уютный поселочек, который находился около лесополосы. Чистый, прекрасный воздух и, самое главное, пруды. Их было множество, и находились они в нескольких десятках метров от крайнего домика. Очень успокаивающее место. Они любили брать удочки, заведомо накопав червей, чтобы рвануть в любое время суток на рыбалку. Будучи юношами, собирались небольшой компанией, мариновали мясо, закупались слабым алкоголем в другом конце города (чтобы родители не просекли) и проводили выходные на даче. Блаженное время, как говорил Саша.

Вот и в этот раз Паша решил отвезти друга именно в это место. Он посчитал нужным сделать так, чтобы Сашу не тревожили и ни одна мысль не посещала его голову. Ему нужно было спокойствие, которое Паша ему предоставил.

Подъезжая к своему домику, Паша застал его сидящим на крыльце.

— Ну как ты, дружище?

— Неплохо, — ответил Саша. — Здесь хорошо, как и всегда, да братишка?

— Конечно, иначе здесь быть не может, — Паша открыл багажник, — я привёз ящик пива и семь пицц с разными начинками.

— Да ты издеваешься, зачем так много? — Саша улыбался.

— Ничего не знаю. Наша цель — отдохнуть, а всё это, — он указал на ящик и картонные коробки, — средства для достижения цели.

Они оба посмеялись.

Дача была обустроена очень хорошо для того, чтобы называться дачей. Здесь был холодильник, телевизор, вай-фай, игровая приставка, несколько пуфиков, диван и спальня на втором этаже. Всё располагало к тому, что нет необходимости в ближайшее время возвращаться в город. И это не могла их не радовать.

Паша сообщил Саше, о чём он разговаривал с Руминой. Сначала Саша начал возражать и ругаться, но в ответ Паша объяснил, что она переживает:

— Она напугана, дружище, ей страшно. И она очень волнуется за тебя, — и чуть погодя с улыбкой добавил: — И жалеет, что огрела тебя бутылкой.

Они снова посмеялись. Саша открыл бутылки.

Таким образом они провели несколько часов — общались на разные темы, выпивали, ели пиццу, снова выпивали, играли в карты, рассказывали анекдоты, играли в приставку. В общем, делали все то, что нужно было делать, не думая ни о чём. Вот только каждого из них не отпускали мысли о произошедшем. И эти мысли были единственными, что не воспроизводились вслух.

На улице темнело, постепенно звёзды по одной, или по десятку, а может, и по сотне за раз начали поглядывать на мир сверху. Луна, практически полная, стала заливать мир сиянием, освещая дороги и дорожки, по которым ходили люди, ездили машины. Луна — тот самый спутник, что умудрялся заставлять людей признаваться в любви, волков выть, а поэтов — писать свои стихи. Тот самый спутник, на который уставились двое друзей, сидящих на крыше, покуривая сигареты.

— Паш, может, тому, кто всё это делает, нужно что-то или кто-то взамен? — начал Саша. Он не хотел говорить или думать об этом, так как обстановка его только расслабила, но понимал, что не говорить об этом не получится, рано или поздно случится что-то ещё, так почему бы не начать именно сейчас.

— Без понятия, всё может быть.

— Знаешь, как бывает. Может, этот человек — или не человек — представил, будто бы наш мир — это рынок, а он из санэпидстанции.

— Это ты к чему? — Паша удивлённо поднял бровь.

— К тому, что весь брак или гнилой товар подлежит утилизации.

— Ты же сейчас про людей говоришь…

— Я знаю, — твёрдо ответил Саша, — и не возьму своих слов назад хотя бы потому, что во всех этих грёбаных видео умирают именно люди, а не собачки, кошечки, медведи.

Паша поспешно кивнул головой, соглашаясь с другом. Без вопросов, Саша был прав, пусть и высказался в такой жёсткой форме, но он прав.

— Слушай, дружище, тут Румина кое-что приметила…

Саша напрягся и встревоженно посмотрел в глаза собеседнику.

— Она сказала, что у неё такое чувство было там, в парке, что ты якобы увидел что-то ещё… что-то, что, возможно, упустили мы… — Паша судорожно перебирал пальцами, он не хотел говорить это, но так было нужно, чтобы понять, что его друг не съехал с катушек.

— Например?

— Я не знаю, дружище, не знаю. Наверное, это всё бред, но ты слишком уж загнался и очень странно себя начал вести, говоря, что ты ни в чём не виновен. Понимаешь… — Паша помолчал пару секунд и неуверенно продолжил: — Всё это похоже на то, что ты немного сходишь с ума.

— Ты можешь говорить об этом увереннее, — усмехнулся Саша, — потому что я понимаю, как это выглядит. Скорее всего, я слишком пристально смотрел в глаза этому мелкому психу и поэтому так всё воспринял. Извини, если я вас так напугал, со мной всё в порядке.

Паша по-дружески приобнял своего приятеля, чокнувшись своей бутылкой о его. Ответ успокоил его, и расслабленный взгляд только усилил спокойствие.

Когда на улице стало прохладно, ребята спустились вниз. Время и состояние организма подсказывали, что пора готовиться ко сну. Нужно как следует выспаться, несмотря на то что никаких важных дел на следующий день не запланировано.

Саша расстелил кровать, выключил свет, включил телевизор, для того чтобы что-то играло на фоне, как оказалось, в такой обстановке ему легче засыпать.

Опустив голову на подушку, он попросил свой мозг не дарить никаких снов, чтобы всё было чисто, безо всяких картинок.

3

Проснувшись и посмотрев в окно, он решил, что встал позже положенного времени. Обрадовавшись, что Паша не стал его будить, Саша зашёл на кухню и нажал на кнопку включения электрического чайника в надежде выпить кружечку кофе. Спустя минуту он обнаружил, что тот не подает никаких признаков жизни, и, клацнув кнопкой ещё с десяток раз, прикинул, что дни чайника сочтены.

Чуть позже он изменил своё мнение, так как телевизор тоже не работал, не заряжался его телефон и имелись другие признаки того, что электричества в доме нет.

— Паша! — крикнул он. — Паш, у нас тут ЧП, ты в курсе?

Но ответа не последовало. Саша хмыкнул, предположив, что его товарищ ещё лежит в постели и видит прекрасные сны, и пожал плечами, мол, ну и хрен с тобой.

На улице было так ярко, что, даже находясь в доме, он был вынужден прищуривать глаза, когда проходил мимо окон.

Оценив всю прелесть погоды, Саша решил, что и без кофе ему хорошо удастся посидеть на крыльце дома.

Даже когда он вышел за порог, он всё так же не мог ничего разглядеть из-за яркого света, так похожего на солнечные лучи. Только какие-то неестественно яркие, словно по всему небу понавтыкали энергосберегающие лампы дневного света. Саша сформировал подручный «козырёк» с помощью ладони, чтобы хоть как-то укрыться от лучей, и уловил какое-то движение в нескольких метрах.

— Паш, что ты делаешь? В доме нет света, а ты, присев на корточки, решил по участку побегать?

Ответа не последовало.

Вместо него вокруг резко всё потемнело: участок, небо, стены дома — всё вокруг стало чёрного цвета.

— Саша, — раздался детский голос.

«Неужели это чёртов сон?» — подумал он.

— Ты прав, это сон, — донёсся всё тот же голос, — временно.

Саша по-прежнему не мог разглядеть того, кто с ним говорит. Всё, что ему удавалось увидеть, — это какое-то маленькое белое свечение, издали смахивающее на силуэт ребёнка. — Ведь сны имеют свойства заканчиваться, так же как и дни, время и прочее.

— О чём ты? — Сашин голос подрагивал. — Кто ты?

— Я твоё спасение, Саша, — раздался детский смешок, сопровождающийся топаньем маленьких башмачков, — спасение для многих. — Раздался щелчок пальцами, и сквозь смех прозвучало то, что окончательно поселило страх в душе Саши: — Но, может быть, и наоборот. Наверняка.

— И чего ты хочешь?

— О, это просто. — Игривые нотки в голосе «ребёнка» продолжали держать в оцепенении Сашу. Голос продолжил: — Я хочу, чтобы ты рассказал обо мне людям… хочу, чтобы они приняли меня, изменив себя во благо обществу и Земле.

— Но при чём здесь я? Почему ты выбрал меня?

— Донеси обо мне людям, Саша, и ты сам всё поймёшь.

— Я даже не понимаю, кто ты или что ты! Как я могу донести это людям?!

Оставив после себя добрую порцию заливистого смеха, силуэт начал убегать.

— Эй! Стой! — Саша прокричал в пустоту, окутанную тьмой: — Это ты тот, кто начал весь этот кошмар?!

Его вопрос так и остался без ответа. Вместо этого Саша начал чувствовать странное жжение на своей щеке, словно кто-то держал рядом раскалённый камень.

4

Паша, шлёпая друга ладонями по щекам, пытался привести того в чувство.

— Это что, такой план пробуждения?! — злобно прикрикнул Саша. — Остановись!

— Ну слава богу, — Паша тяжело выдохнул, — ты нёс какой-то бред, дружище. А потом начал просить кого-то остановиться. Спрашивал об убийствах, и так громко, что, наверное, все соседи услышали это.

— Извини, — Саша протёр глаза, — приснился какой-то кошмар.

Паша помог подняться лучшему другу, а сам удалился на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Сидя за столом, друзья большую часть времени проводили в тишине, которую разбавлял популярный музыкальный канал. Лишь изредка они посмеивались над смешными сюжетами в клипах и перекидывались парой фраз.

Паша неожиданно спросил:

— Слушай, а ты помнишь, что тебе приснилось сегодня?

Саша понимал, что нужно рассказать всё, что он видел, потому что это имело большое значение для того, что происходит. Но страх, что Паша может его не понять, все ещё сидел в душе.

— Да так, всякая фигня, — соврал Саша. — Повторы всех ситуаций из видео. Ты же знаешь, как это на меня влияет.

Паша покивал головой, как бы поддерживая друга. И вместе с тем ему на секунду показалось, что Саша что-то недоговаривает. Их дружба была близкой на протяжении уже стольких лет, что обман раскалывается на девяносто процентов из ста. Но если и так, зачем его другу что-то скрывать? Паша прикурил сигарету, разлил обоим напиток покрепче. Они чокнулись за хороший день, и Паша решил, что необходимо задать ещё один вопрос:

— Как думаешь, дружище, всё будет в порядке?

— Я думаю, д… — Саша не успел закончиться свою мысль, потому что её прервал рингтон, установленный на телефон, лежавший в комнате. Он, взяв телефон, подошёл и удивлённо посмотрел на Пашу: — Это Румина.

Паша кивнул головой, и такой жест означал что-то типа «ну чего ты ждёшь, бери уже».

— Алло?

— Саша! — раздался крик. — Пожалуйста, я прошу вас!

Он услышал, как она плачет в трубку, слова обрывались, захлебнувшись. Саша поставил разговор на громкую связь.

— Пожалуйста! — сквозь плач кричала Румина. — Мой отец… — снова всхлип и истерика в голосе. — Он, кажется, сошёл с ума! Прошу вас, приезжайте! Заберите меня отсюда!

Дальше друзья услышали только короткие гудки.

Она бросила трубку, не дождавшись обратной связи. Но слова здесь не требовались — их решение не заставило себя ждать.

Накинув верхнюю одежду и прихватив с собой бейсбольную биту, ребята через несколько секунд оказались в машине, а уже спустя минут дачный кооператив, в котором они отдыхали, остался далеко позади.

Глава 9

1

Сразу после того, как Паша подвез её к подъезду, Румина забежала в дом. Но, поднявшись к себе на этаж, решила вернуться и прогуляться до продуктового магазинчика, чтобы купить фруктов. Как правило, они её успокаивали, если происходила какая-то нервная или неприятная ситуация. Что как раз и случилось в этот раз.

Бродя между прилавками, она несколько раз набирала номер матери, чтобы узнать, какие продукты нужно купить домой. Но никто из родных трубку не брал. Её это не удивило, так как подобное часто случалось из-за их работы.

Направляясь обратно, она думала только о Саше. Лишь бы с ним всё было в порядке — главное её желание до того момента, пока оно не исполнится. Она также обратила внимание на то, что машина Паши так и осталась на месте. Румина видела, как он задумчиво куда-то смотрел, и решила, что не будет его отвлекать. Вместо этого она рысцой забежала в квартиру, разложила по полкам продукты. Включила музыку погромче сразу после того, как поняла, что дома она одна.

День был очень насыщенным, как хорошими моментами — благодаря Саше, так и плохими — опять же благодаря Саше. Румина так сильно переживала за него, так сильно разнервничалась, что не заметила того, как утомилась, и, стоило только опустить голову на подушку, уснула, так и не выключив музыку.

Она увидела родителей только следующим утром. И их поведение ей не понравилось. Отец вроде улыбался, но в глазах читалась легкая раздражённость, и она успокоила себя мыслью о том, что он просто устал, а вот мама была искренне чем-то недовольна.

Румина не стала расспрашивать их, чтобы не подливать масла в огонь и не раздувать то, что между ними произошло. Ей не хотелось снова слушать взрослый бред и уж тем более видеть в их глазах ожидание того, чью же всё-таки сторону она выберет. Вместо этого она с улыбкой предложила сходить всем вместе в кинотеатр на какой-нибудь смешной фильм или мультик, ведь они давненько не выходили никуда всей семьей. Родители, конечно, поддержали эту идею. Но вот потом… потом что-то пошло не так…

И самое ужасное произошло после того, что она услышала. Но вскоре, когда она увидела это, то без раздумий начала названивать ребятам в надежде, что они помогут ей.

И вот спустя время, тянущееся крайне медленно для неё время, Румина услышала дверной звонок, заполонивший прихожую. Затем раздались тяжёлые удары в дверь, казалось, она вот-вот слетит с петель. И это было бы лучшим исходом в эту минуту. Но везение в эту минуту отвернулось от неё.

Румина заперлась в шкафу у себя в комнате, предварительно перекатив комод под дверную ручку двери, чтобы заблокировать вход (по крайней мере, хотя бы ненадолго). Это был способ для того, чтобы выиграть время. Драгоценное время, за которое, она надеялась, ребята приедут на помощь.

2

Паша пытался открыть дверь с ноги. Брал небольшой разгон на лестничной площадке и со всей дури наносил удар в часть, которая находилась чуть ниже замочной скважины. Саша в то же время без остановки нажимал на звонок.

Всё это бесполезно, и они оба это понимали, хотя бы потому, что дверь была металлическая. Но ясность их ума на время исчезла, после того как они услышали мольбу о помощи. Румина кричала в трубку так, что у обоих замирало сердце. Оно словно отказывалось биться до тех пор, пока они не доставят свою подругу в безопасноеместо. Подальше из того пекла, в котором она сейчас находится.

Испуганные соседи не решались заходить дальше собственных порогов, всё, что они делали, — это, открыв двери, глазели на происходящее. И это на секунду вызвало у Саши отвращение вперемешку с грустью. Потому что никто из них даже не удосужился выйти и предложить помощь. Они боялись — или же… это происходило не в первый раз.

Капли пота спокойным извилистым ручьём падали на глаза Паши, словно заставляя его остыть. Он стирал их ладонью и продолжал безуспешно лупить по двери. Саша положил ему руку на плечо.

— Прекрати, дружище, — его голос звучал твёрдо, — сейчас я вызову наряд, и пока они едут, мы будем думать, как нам обойти эту чёртову дверь.

Паша кивнул, соглашаясь со своим другом, и присел на корточки, машинально закурив сигарету.

— Вы знаете, у нас тут не курят, — пропыхтел какой-то мужичок в очках, стоящий в дверном проёме, который находился в пролёте между этажами.

— Скорее, у вас тут ни у одного из мужчин яиц нет! — прорычал в ответ Паша. — Пошёл на хрен отсюда! — Он подпрыгнул на двух ногах и прокричал: — Засунься туда, откуда ты вылез, и закрой за собой вонючую дверь, пока я не поднялся и не сделал это сам!

Человек в дверном проёме спорить не стал и поспешно сделал всё так, как сказал взбешённый парнишка.

Саша присел на ступени и попытался дозвониться до Румины, но та не брала трубку. Он продолжил нервно подбрасывать телефон из руки в руку, не переставая звонить.

3

Тем временем Румина спряталась в шкафу. Отец ещё не начал ломиться в её комнату, и она подумала, что он, возможно, вышел на балкон или в подъезд. Или, ещё хуже, искал в кладовой, находящейся около входа в её комнату, топор, чтобы вышибить им дверь — и возможно, не только дверь. Румина слышала шорохи, доносящиеся снаружи, и сердитое, очень сердитое бухтение отца. Голос матери не мог заставить его успокоиться.

Та кричала на него, раздавался глухой стук, похожий на шлепки. Возможно, думала Румина, она била его полотенцем. Но её мать не плакала.

Румина не слышала даже нотки истерики. Мама словно всю жизнь живёт рядом с человеком, у которого поехала крыша, и всё, что сейчас происходит, в порядке вещей. В её голосе слышался только гнев и желание заткнуть этого мужчину, не раз и навсегда, конечно, но хотя бы на некоторое время.

Впервые в жизни Румина видела отца в таком состоянии. Конечно, есть предположение, что, когда она была маленькая, подобное уже происходило, но волей судьбы она этого не помнит.

Она сидела сложа руки, телефон разрывался от вибрации. Румина видела, что Саша пытается дозвониться, но боялась ответить на звонок. Она боялась, что отец услышит и начнёт разносить дверь ко всем чертям. Мало ли что у него на уме. Она решила написать эсэмэс, в котором указала, что ребятам лучше бы вызвать полицию и не пытаться безуспешно выламывать дверь, иначе это может плачевно закончиться.

4

Саша не отрывал глаз от телефона, продолжая раз за разом звонить ей. Он присел, локтями уперся в колени. В руках оставался зажатым в кулак телефон, который стал опорой для подбородка. «Хреновая, очень хреновая ситуация», — подумал он. Затем поднялся и уставился на свет, наблюдая за лучами солнца, проникающими сквозь окно, которое находилось в пролёте между этажами.

Саша был и растерян, и напуган одновременно, плюс к тому истеричный крик Румины всё звучал в голове и по-прежнему мешал здраво мыслить. Он посмотрел на Пашу и снова направил взгляд к лучам.

Из каждой ситуации есть выход, иногда нужно просто успокоиться и обождать какое-то время. Считай, это похоже на то, когда артист выпускает песню, очень крутую, по его мнению, но для того, чтобы она стала хитом, нужно время, при этом неважно, какой рейтинг у артиста, важен исход, а он есть всегда.

Саша настолько увлекся своими мыслями, что не почувствовал, как у него завибрировал мобильник, более того, он даже не услышал звукового уведомления.

Его одёрнул Паша:

— Ты чего застыл, дружище? Посмотри на экран!

Сашу мотнул головой, разблокировал телефон и прочитал эсэмэс. Ни секунды не медля, он передал послание Паше, но тот, точно как баран, снова уставился на дверь и перестал замечать происходящее вокруг. Желание выломать её пересиливало любое другое желание. Саша понимал, что сейчас его лучшему другу нужна поддержка, ему нужен контроль, ведь тот обезумел от злости. Лицо Паши побагровело, словно в него вкачали литр краски. «Пашу нужно успокоить, и неважно, каким способом, иначе одной проблемой тут не обойдётся», — отдал самому себе приказ Саша.

— Я не люблю, когда моих близких людей обижают, — сквозь зубы прошипел Паша. — Я не люблю, когда мужчины избивают девушек, — он посмотрел Саше в глаза. — Мы должны сейчас же… выломать эту железную херню и вытащить сюда, в безопасность, твою возлюбленную девушку и по совместительству мою полюбившуюся подругу! И мне абсолютно неважно, кем ей приходится этот человек! Не дай бог, он хотя бы пальцем прикоснулся к ней… — Бейсбольная бита, которую он прихватил с собой, утонула в его крепких объятиях.

— Паш, Паша, дружище! — Саша отвесил ему пару лёгких пощёчин. — Я с тобой согласен, но сейчас нужно действовать по уму, а не давать волю эмоциям!

И тут они услышали щелчок.

5

Написав ответное эсэмэс, Румина решила попробовать сама пробраться через двери, воспользовавшись диалогом отца с матерью. Что её удивляло, так это то, что никто из её старших не обращал внимание ни на удары по двери, ни на звонки, точно они были глухими.

Приоткрыв дверцу, она тихонько — сначала одной ножкой, потом другой — выбралась на пол и приблизилась к комнатной двери. Двигать комод на место она не решалась. Румина обернулась, устремив взгляд на лоджию, и на секунду задумалась о том, можно ли вылезти и спуститься, но трезвая мысль, что она живёт на девятом этаже, убедила в обратном.

Румина вернулась к своему первому желанию — послушать, что там происходит, убедиться, что с мамой всё в порядке. Слёзы продолжали тоненьким ручейком проливаться из её глаз, руки тряслись от страха, можно сказать, даже приобрели слегка бледный оттенок. А сердце колотилось так, словно она пережила самый бешеный и самый высокий прыжок головой вниз в бурлящую реку — естественно, используя канатные тросы. Тот ещё адреналин.

Девушка приложила ухо к двери, и её глаза начали округляться, постепенно становясь размером с нашу планету. Румина не могла поверить в то, что сейчас слышит, при этом понимая, что вера в этой ситуации не имеет значения. Встряхнув голову, пошлёпав себя по щекам, как бы приводя себя в порядок, она приложила ухо ещё раз. Может быть, ей послышалось, и… она была не права. Её отец действительно съехал с катушек, и похоже, что и мать… раз она в таком спокойном тоне выясняет отношения…

Голоса родителей отдалялись, но не становились тише. Она поняла, что они уходят, когда громко стукнула дверь в самую дальнюю комнату — в ванную. Воспользовавшись этим моментом, они тихонько сдвинула с места комод (повезло, что он на колёсиках, подумала она) и приоткрыла дверь.

Бинго!

Никто не обратил на неё внимания, и она проворно добежала до прихожей. Ей снова повезло, ключ от первой входной двери был вставлен в замочную скважину, и этот момент заставил её улыбнуться — впервые за весь этот чёртов вечер. Ключ не заело, и Румина с лёгкостью открыла дверь, её руки потянулись ко второй, металлической. К двери, которая впервые за всё время проживания в этой квартире стала её спасением. Но тут раздался грубый мужской крик:

— Ах ты дрянь!

Женский короткий писк, похожий на «ах». Затем последовал громкий удар, что-то посыпалось с треском.

6

Услышав щелчок, Паша резко вскочил на ноги, оставив биту в одной руке, а другой схватился за дверную ручку. Саша бросил в карман телефон, зашел с правой стороны от друга, встал ближе к первым ступенькам, чтобы им было удобно вместе заскочить внутрь. Но его остановил растерянный взгляд Паши. В чём проблема, спрашивать не пришлось, так как он понял, что дверь не откроется. Щёлкнул замок во второй двери.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Паша тарабанил кулаком по двери.

— Румина! — кричал Саша. — Мы заберём тебя, слышишь? Румина!

Паша не переставал тарабанить по железной преграде.

7.

Комок в её нежном горле постепенно превращался в валун. Треск заставил её застыть на месте. Даже при всем понимании, что отец сейчас выйдет и причинит ей боль, Румина не могла сделать и шагу. Ей оставалось только дождаться его. Голоса Паши и Саши раздавались из-за двери вместе с грохотом от ударов. Даже в такой стрессовой ситуации она начала гадать, кто из них не жалеет своих рук, и когда остановилась на выбранном имени — улыбнулась краем губ.

— Грёбаные малолетки! Я вам ваши руки переломаю! — Её отец, тяжело дыша, обращался к двери. — Что встала, паршивка?! Что ты вылупилась на меня?

— Папа, пожалуйста, не надо… — выдавила Румина сквозь слёзы.

— Папа, пожалуйста, не надо, — передразнил отец. — Ты и твои, такие же как ты, друзья-уроды виноваты в этом! Вы в ответе за это!

Шлепок.

Румина ударилась спиной и осела на пол. Из краешка рта просочилась капелька крови. Затем её согнуло пополам от удара ногой в живот. Слёзы приобретали форму тоненького ручейка, но она не могла и всхлипнуть, потому что у неё перехватило дыхание от удара.

Румина жадно хватала воздух и голосом, ставшим хриплым и шипящим, просила отца остановиться. В ответ ей пришлось прикрывать то тело, то голову руками, спасаясь от отцовских ударов.

— Ты такая же тупая, как и твоя мать! С таким же ублюдским характером! Вы обе сдохнете, а затем я открою дверь твоим друзьям и проломлю им головы!

— Зачем? За что… папа… — Вопрос сопровождала струйка крови, тянущаяся от верхней губы к подбородку.

Глаза постепенно закрывались, боли Румина уже практически не чувствовала. Каждый удар не казался новым, за это короткое время отцовского безумия она словно привыкла к этой боли, смирившись с ней. Руки опустились перед лицом, на раскрытых ладонях пальцы приобрели форму бутончиков роз. Её ровные, тоненькие, красивые мизинцы и безымянные опустились вниз, как опавшие лепестки. В глазах всё медленно расплывалось, она видела лишь помутневшие очертания человека, переставшего её бить и снующего из стороны в стороны. Румина опускала веки, точнее они сами опускались, медленно, как движется часовая стрелка… и перед тем, как подумать о смерти, она подумала о нём…

8

Саша дёрнул за руку своего друга, чтобы тот прекратил тарабанить. Взгляд Паши не сулил ничего хорошего, но Саша приложил указательный палец к губам, предложив создать тишину. Пусть и против своей воли, но Паша послушался. Им не нужно было прислонять голову к двери, чтобы понять, что происходит. Они слышали крики отца, глухие удары, грохот. Всё это перемешивалось с всхлипами Румины.

— Мы стоим здесь, — начал Паша, — стоим и ничего не можем сделать. Он же убьёт её, Саша, убьёт…

— Не убьёт, — твердо ответил Саша, — соберись, дружище. Мы же с тобой как Бэтмен и Робин, помнишь? Мы как герои, в фильмах про которых всегда положительный исход.

— Ты меня удивляешь, Саша… — Паша смотрит ему в глаза. — Удивляешь тем, что мы находимся в крайне паршивой ситуации, а ты вспоминаешь Бэтмена и Роб…

Саша прикрыл его рот рукой. Звуки из-за двери прекратились, слышалось только какое-то шорканье.

— Приготовься, — сказал Саша, и Паша прижал основную часть биты к плечу.

9

Примерно через минуту после того, как шорканье прекратилось, ребята услышали, как щеколда медленно сдвигается с мёртвой точки. В воцарившейся на это мгновение тишине они услышали нервное, тяжёлое дыхание — как у баскетболиста, отыгравшего на площадке все четыре четверти, — и какое-то бормотание. Ситуация набирала все больше и больше оборотов. С обеих сторон в воздухе витала ненависть, злоба и желание переломать кости друг другу.

В особенности это исходило от Паши. Саша же в первую очередь думал о том, как он схватит Румину в охапку и вынесет из создавшегося там филиала ада.

Они стояли настолько близко к двери, что не сразу поняли, что она резко открылась.

— Здрасте-здра… а-а-ах ты… сучара! — схватившись за нос, мужчина попятился назад.

В момент, когда дверь открылась и появилось лицо отца Румины, Паша на секунду растерялся и наобум махнул в его сторону битой.

И это было отличным ходом.

Ударная сторона биты пришлась мужчине прямо в переносицу, сломав её ко всем чертям — и это сто процентов, учитывая хруст и обилие крови, выливавшейся, как водопад, и пачкающей ламинат, постеленный в прихожей.

Но одного удара было мало. Как оказалось, отец у Румины крепкий, и не только физически, но и духом. Высокий лысеющий мужчина стоял перед ними, прикрыв ладонями лицо, и что-то выкрикивал — отборные матерные слова. Недолго думая, но уже осознанно Паша собрал свои силы и нанёс второй удар, вырубивший этого мужика вконец. Он упал, и больше его никто не слышал.

В это время Саша, вернув Румину в чувство, поднял её на руки и направился к выходу, но в аккурат перед тем, как выйти, увидел то, что творилось в ванной.

От увиденного он застыл и машинально, сам того не осознавая, прошептал:

— Нет, нет, так не должно было случиться.

Паша, заметивший его взгляд, двинулся к двери ванной и встал, тупо уставившись на картину, которая царила в этом маленьком помещении.

— Нам надо идти, — сказал он, подталкивая в бок Сашу. — Скоро приедет полиция, а я не готов в данный момент рассказывать о случившемся. Мы и так уже у них на слуху, уже один раз мы там побывали. И этот раз был недавно, не думаю, что у нас получится так же легко выкрутиться.

Саша согласно кивнул и последовал за ним, оставив входную дверь незапертой, даже не прикрыв — это уже не имело значения.

Глава 10

1

Конечно, избежать допроса ребятам было не суждено. Всю неделю они — все, кроме Румины, — то и дело катались в полицейский участок давать показания, объяснять всё тому же суровому офицеру одно и то же. Дознавателя можно было понять: те же лица, те же самые ребята оказались свидетелями тяжких преступлений, может, и участниками — именно это он и хотел узнать. Он перестал их допрашивать и мучить постоянными выездами к нему только после того, как Румину выписали из больницы. Перестал, потому что она подтвердила каждое слово своих друзей.

Естественно, в квартиру она не собиралась возвращаться. Она не могла забыть и уже не забудет никогда всего того, что там произошло. Три, три самые ужасные картины, которые она видела за всю свою жизнь, она увидела дома.

В одном месте, в одно время.

Боль сковывала её тело, и это была не только физическая боль, напоминавшая бесконечные удары. Это была боль от отцовского взгляда, равнодушия матери и того, что было прибито к полу.

Румина согласилась пожить какое-то время у Саши. Согласилась неохотно, но у неё и не было других вариантов. Да и после того, как его родители узнали о произошедшем, они сами упорно заставляли остаться девушку у них дома.

— Даже не смей отнекиваться! — сердито говорила ей мама Саши. — Это не обсуждается! У тебя будет своя комната, ты можешь чувствовать себя как дома.

Вот только ясное дело, что как дома она не будет себя чувствовать — потому что не хочет. Потому что ей страшно и невыносимо больно. Потому что она боится выходить на кухню. Потому что она больше не сможет прижать к себе малышку Веснушку.

Первую ночь после того, как её выписали из больницы, после последнего допроса у офицера, после того, как ребята привезли её вещи, она провела в Сашиной постели. Он же расположился рядом, постелив матрас на полу.

Саша старался лежать молча и не закрывать глаза. Он болезненно переживал за её здоровье и решил, что таким образом сможет охранять её сон. Он почувствовал, как его руку резко накрыло чем-то тёплым, чем-то нежным. Повернув голову, он увидел, что Румина смотрит на него усталым взглядом, и накрыл её ладонь своей ладонью.

— Спасибо, — прошептала она.

— Не нужно, Румина, — он приподнялся на локте, — я бы не хотел, чтобы ты говорила спасибо за такую помощь, — Саша тяжело выдохнул, — мне очень жаль, что всё так вышло.

В ответ она промолчала, только лишь сжала его ладонь крепче. Саша услышал тихие всхлипывания. Он не стал забрасывать её утешающими словами, потому что решил, что ей необходимо выплакаться. Он поцеловал каждый пальчик на её руке и закрыл глаза. А когда её рука начала расслабляться, Саша открыл глаза, но увидел перед собой темноту, и…

…снова этот детский смех.

— Тебе действительно жаль, что всё так вышло? — обратился к нему светящийся детский силуэт. — А может, ты это сказал только потому, что так надо?

— Опять ты… это ведь ты всё делаешь?!

— Может быть, да, — раздался короткий смешок, — а может быть, и нет.

— Ты убил её близких, господи, что ты такое? Что тебе нужно от меня?

— Нет-нет, — силуэт помахал руками в стороны, — пусть я и одобряю то, что тот злой мужчина отправился в ад, но ведь это не я расколол ему голову битой.

— Да если бы не ты, — Саша почувствовал, что его руки начали трястись, — вообще бы ничего не произошло! Слышишь! Оставь нас всех в покое!

Ребёнок (если это был ребёнок) будто бы пропустил мимо ушей эти реплики и продолжил так, словно это был разговор двух давних друзей:

— Ты должен рассказать всем обо мне.

— Я даже не знаю, кто или что ты! Мелкий урод!

Тишина.

Саша пытался разглядеть сквозь силуэт хоть какие-нибудь очертания лица, но ничего не выходило. Только ослепительно-белый, светящийся сгусток среди кромешной темноты, создающий силуэт мальчишки.

— Видишь ли, — продолжил разговор силуэт, — я поделюсь с тобой кое-чем. Может, ты и поймёшь, почему должен рассказать обо мне.

Саша хмыкнул и плюнул в сторону свечения.

— Её отец, — силуэт мальчишки подпрыгнул, завис в воздухе, оставив расстояние между своими ногами (ногами ли?) и поверхностью где-то сантиметров тридцать, и продолжил: — Её отец устал от работы, на которой то и дело изрядно трепали нервы. Но никто из его семьи так ни разу не спросил об этом, не поинтересовался, как у него обстоят дела на работе.

Саша нахмурил брови.

Яркий огонёк медленно парил из стороны в сторону и продолжал рассказывать:

— Её мать, словно специально подливая масла в огонь, пилила его своими упрёками, капризами, нытьём, мольбой о лучшей жизни, скандалами, по окончании которых она грозилась уйти к другому. — Силуэт резко остановился, повернулся «лицом» к Саше и проговорил: — Но самое главное, Саша, — его с фанатичным интересом стали волновать лишь деньги. Деньги, которых он захотел больше, больше и больше! Но, — образовалась короткая пауза, — он не мог их заработать. У него просто не получалось, как бы он ни старался. И это угнетало его. Саша, эта проблема с каждым днём увеличивалась в его голове. Увеличивалась до тех пор, пока его нервные окончания разом не издали звук, напоминающий взрыв — бах! — Руки силуэта сымитировали взрыв. — И этот огромный шарик, состоящий из проблем, в центре которых деньги, лопнул.

— Откуда тебе знать, что так всё и было? — с отвращением спросил Саша, но ответа на этот вопрос он не получил.

— Как ты думаешь, Саша, почему он оставил свою дочь напоследок?

Вместо ответа Саша показал в сторону свечения два средних пальца и снова плюнул тому под ноги (ноги?..).

— Потому что она единственная, кого он любил и кем дорожил, но… — Голос ненадолго пропал. Саша занервничал ещё сильнее, но вокруг начал раздаваться оглушительный детский хриплый смех: — Ты в этом виноват, ты за это ответишь. Расскажи им обо мне, расскажи им всем.

— Пошёл к чёрту! — Саша, удивляясь самому себе, кинулся с кулаками на свечение. — Не смей меня обвинять в этом! Не смей! Не смей! Не смей!

* * *

Саша проснулся от того, что Румина щипала его за бока. В её глазах он увидел толику страха и растерянности, но, несмотря на это, она прижала его к себе, погладила по голове и ласково поцеловала в щёку.

— Всё хорошо, милый, — прошептала она, — ты ни в чём не виноват.

Но Саша не смог ничего на это ответить. Растерянно покивал головой, поцеловал её ладони и попытался уснуть.

2

Следующие несколько дней выдались очень тёплыми, но дальше, чем веранда, ни Саша, ни Румина выходить не хотели. По вечерам к ним на пару часов присоединялся Паша. Стараясь отвлечься от всего, что произошло в последние недели, друзья пили вино, играли в карты, разбирали новости из мира музыки, кино, сериалов и иногда баскетбола.

Как оказалось, у всех троих есть пара общих любимчиков: вокалисты из двух рок-групп и один рэпер. Но вот с фаворитами из мира баскетбола пошли разногласия. И это нормально, должны же они о чём-то или о ком-то спорить. К слову, это были отличные вечера.

— Кстати, о птичках, — перед очередным уходом домой начал Паша, — Лето уже на подходе, и я предлагаю смотаться ко мне на дачу. Пожарим мясо с грибами, салатик нарежем. Возьмём с собой вина, фотоаппарат и проведём ещё несколько самых лучших дней в компании самых близких людей.

— Боже, Паша, как тебе это удаётся? — обняла его Румина. — Ты только заговорил, а я уже представила, как валяюсь на травке и глажу свой живот, похожий на шарик из-за переизбытка в нем мяса, салатов и вина.

Они рассмеялись, и этот смех означал согласие. Обнявшись с Сашей, Паша уехал домой, оставив друзей мечтать о предстоящей поездке.

— Он душка, — пожал плечами Саша и обнял Румину.

Она согласно кивнула головой, чмокнула Сашу в щеку и предложила пойти готовиться ко сну.

3

Ветер забирался в раскрытые окна, заглушая разговоры пассажиров. Он заставлял ощущать запахи, доносящиеся с улиц, мимо которых сейчас проезжал зелёный автомобиль. Запах зависел от района: сладковатый и в тоже время терпкий, очень схожий с запахом пшёнки, был первым, который ребята уловили, проезжая мимо пивоваренного завода, дальше их преследовал несколько минут запах навоза и грязи — это они проезжали по частному сектору. Самое неприятное их ожидало дальше, когда они проезжали мимо школы, школы, около которой всегда (всегда!) воняло канализацией, точнее, говном, набитым в трубы под завязку. Очищение этих труб, к сожалению, производилось лишь на словесном уровне (то есть это с тем смыслом, что в этой школе лучше не учиться).

«Фольксваген» стоял на перекрёстке, дожидаясь, когда на светофоре появится зелёный кружок. Из окон машины звучала музыка, напоминавшая инди-рок. И как обычно, из окон машины не выходил дым, так как Паша, хоть и курящий, никому, в том числе и себе, не позволял курить внутри. Саша всегда ему говорил, что это правильная мысль.

Ребята закупились по полной, то есть всем тем, о чём говорил Паша, и в отличном настроении поехали за город. В тот самый дачный кооператив, в котором проходило детство и юношество Саши и Паши.

А вот Румина по этой дороге ехала впервые, потому и не могла оторвать взгляда от представшей во всей красе природы. Мелькающие перед глазами пейзажи наводили её на размышления о том, как же прекрасен этот город. Странно, но она никогда обращала на это внимания. Хотя ответ вроде бы очевиден: каждый день Румина хотела ухать куда-нибудь подальше, в столицу или, может быть, за границу. И это желание сбежать словно ослепляло. Её буквально тошнило от всего происходящего, от большинства людей, которых она встречала в городе. Ей стало жаль, что только печальные, трагические события заставили её обратить внимание на то, где она живёт.

Румина вспомнила особняк, вспомнила, как жила до того, как несчастный случай свел её с этими двумя парнями. Случай, который мог не произойти, и тогда она даже не заговорила бы ни с одним из них — вот насколько ей были противны местные люди. И конечно, вспомнила недавнее событие… после которого она убедилась, что вокруг полно как плохих, так и хороших людей. Просто она не замечала этого — или, скорее всего, не хотела замечать.

А что теперь… теперь она осталась одна, но не одинока. Те двое, что на данный момент сидели спереди, — они становились для неё семьей. Один из них приносил оптимизм, всегда свежий взгляд на все вещи, как брат, а другой… в другого она влюблена, и в то же время она помнит, что рассказывал ей Паша, и от этого её влюбленность смешивалась с чувством повышенной заботы, что в совокупности только усиливало желание быть рядом с ним… быть с Сашей.

Паша неторопливо жал на педаль газа, подпевал песням, которые воспроизводил проигрыватель, пальцами отбивал ритм на руле. Он улыбался, он был счастлив. Было видно, что он изо всех сил старается, чтобы это счастье передалось его друзьям. Помимо того что Паша едет в одно из своих любимых мест, он едет с теми, с кем готов проводить хоть каждую минуту. Как-то ему пришла в голову идея, звучащая… по-детски, что ли, скорее она даже смахивала на счастливую концовку какого-нибудь фильма, где несколько друзей, обзаведшихся семьями, покупают огромный коттедж и все вместе заселяются в него.

Паша поглядывал на своего лучшего друга — больше чем просто друга. Он любил Сашу за его чувство юмора. Если быть откровенным, то скорее за то, что Саша понимает его юмор и смеётся, даже если не очень смешно (об этом Саша ему говорит после того, как посмеётся). Он любил его за то, что тот всегда рядом, в любых ситуациях, с которыми бы Паша ни столкнулся — его друг был рядом. И это прекрасно. Это то, что нужно мужчине, — чтобы рядом всегда был верный человек, тот, которому можно доверять, в кого можно верить, тот, кто верит и доверяет тебе.

В зеркало заднего вида он посматривал на Румину. Замечательную девушку с твёрдым характером, словно он был вылит из титана. И она это доказала, пусть и в самой печальной ситуации. Она также с удовольствием принимала его чувство юмора. Румина ему нравилась, и нравилась безумно, но не как девушка, а как друг, вроде Саши, только красивее (именно так он ей говорил, когда того не было рядом). Она не была просто девочкой, она была сильной, знающей, что ей нужно. Румина не была ленивой — не в физическом плане, а в плане реализации своих возможностей. Грубо говоря, за что бы она ни бралась, она всё доводила до конца. Паше нравился такой подход к жизни. И пока спереди не замелькали первые домики, он думал, что им повезло, что они трое встретились, словно им было предначертано судьбой стать командой, стать одним целым.

Саша ехал только с одной мыслью: чтобы никто — или ничто, он пока не мог понять, с кем они имеют дело, — в эти дни отдыха не помешал им. И самое главное — он не хочет видеть сны, о которых рано или поздно придётся рассказать ребятам.

— Вот мы и приехали! — прокричал Паша. — Поднимайте свои толстенные задки и дуйте в дом! — Он припарковал машину перед воротами участка. — Дружище, с тебя мангал, дрова, шампуры и все остальные прелести для шашлыка, — обратился он к Саше и перевёл взгляд на девушку, — а с тебя, душа моя, салатики и прочие женские обязанности.

Румина отмахнулась, подняла руки к небу, вдохнула, развела их в стороны, медленно выдохнула.

4

Как назло, погода под вечер сыграла не в их пользу, дав им возможность выпить всего по паре бокалов и съесть первые порции отменно (именно так сказал Паша) приготовленного шашлыка — ливень накрыл их в одну минуту. Пока Паша отвечал небу гневными ругательствами, выражая всё свое недовольство, Саша перенёс стол, мангал и прочее под арку, крытую брезентом. А Румина, схватив за ухо, привела туда слегка промокшего Пашу.

Их смех и музыка будоражили ближайшие пустовавшие дома до глубокой ночи. Перебрав с алкоголем, Паша прикинул, что пора бы уже и воздержаться от продолжения. Он отвесил низкий поклон и поднялся на второй этаж дома, чтобы забраться в мягкую постель и погрузиться в сон. Саша и Румина, просидев на свежем воздухе ещё около десяти минут, последовали его примеру.

В этом доме лишнего матраса не было, поэтому Румина сказала, что хочет уснуть рядом с Сашей. Совсем рядом, а не отдельно на полу. Саша даже не стал заикаться о другом, потому что хотел того же самого.

— Почему мир становится таким жестоким? — Румина устало смотрела в окно.

Дождь барабанил по стеклу, словно кто-то гребёт щебень лопатой и пытается закидать им окно. Прежде чем лечь, ребята отключили электрический свет и зажгли керосиновую лампу. Девушке показалось, что в такой обстановке особенно приятно смотреть на капли, некоторые из которых, точно река, что спускается с гор, текут вдоль окна, а некоторые просто разбиваются о стекло, оставляя разводы в виде клякс. Романтическая обстановка и привела их к разговору о неприятном. Разговору, который поставит точку в произошедшем. По крайней мере, они на это надеялись. Но… даже надежда умирает, пусть и последней.

— Не становится… — Саша взял её за руку. — Он и был таким. Только мы этого не замечали, никто из нас. А тех, кто замечал, общество выставляло дураками или безумцами, тем самым заставляя засовывать своё мнение куда подальше.

Румина начала медленно водить пальцем по его руке. Саша продолжил:

— А сейчас — ты посмотри, нам словно кто-то говорит об этом. Эти видео — не простая работа, имеющая основания для публикации в сети. Это делает команда — или люди, которые хотят показать, что мы стали заблуждаться, что мы становимся дикарями в своём существовании, не имея нравственных ценностей, озлобленных и погруженных в тренды современности, не имеющих уважения ни к чему, кроме своего «я».

Саша замолчал. В его мысли снова полезли обрывки из сна. Этот ребенок, этот светящийся силуэт, требующий, чтобы Саша рассказал о нём. Он помотал головой, прижал к себе Румину и продолжил:

— Все эти убийства… я думаю, это наказание. И оно будет продолжаться, потому что, как мне кажется, никто этого не остановит. И самым лучшим исходом для нас остаётся ожидание. Ждать, когда произойдёт то, что для этих убийц будет считаться концом.

— Звучит очень страшно.

— Мне жаль, что всё так произошло с твоими родителями, Румина.

— Мне тоже… — Её взгляд переместился от окна к старому комоду, приставленному к стене. — Все было спокойно в то утро, мы даже договаривались сходить вместе в кинотеатр, как вдруг отец начал кричать, что его всё достало, что ему осточертело так жить. Что его бесит кошка, бесит мама, бесит работа.

И аккурат в тот момент, когда она не сказала, что отца бесила и она, в голове Саши проплыли, как облака, слова ребёнка — «он оставил её напоследок, так как она была единственным человеком, кого он любил, кем дорожил».

— Я услышала, как он пнул мою Веснушку, а та звонко мяукнула и начала шипеть, а ведь она никогда не шипела, Саша, никогда. Потом я услышала, как он сказал: «Эта тварь нассала прямо посередине кухни! Значит, здесь и останется». Он был в такой ярости… я никогда прежде не видела его таким, я боялась выйти из комнаты.

Саша молчал. Он слушал и смотрел в потолок, представляя себя на её месте. Он попытался увидеть всё то, о чём она говорила, своими глазами.

— Но потом, — продолжила она, — я услышала, как он роется в кладовой, там, где лежали все его инструменты, он рылся и что-то бормотал. Он был очень злым. Когда шорох и звуки стихли, я поняла, что он ушёл обратно на кухню. — Румина тяжело выдохнула, свободной рукой протёрла щёки, по которым медленно скатывались слёзы. — А потом я услышала грохот. Раздался очередной писк Веснушки, за которым последовало несколько глухих ударов, словно баскетбольный мячик били об пол в квартире.

Румина легонько стукнула пальцем несколько раз по плечу Саши:

— Бум… бум… бум… Затем последовали щелчки, последовательно, один за другим, щёлк… щёлк… щёлк… и только потом я поняла, что вместе с этими щелчками переставал доноситься голосок Веснушки.

Саша, уже закрыв глаза, продолжал находиться в молчании. Он слышал, как она шмыгает носом, чувствовал, что она плачет, и машинально его ладонь прикоснулась к её щекам, чтобы стереть слёзы. Там их руки вновь соприкоснулись, и он сжал её пальчики крепче. Румина продолжила:

— Когда всё прекратилось и на кухне воцарилось молчание, я решила выйти. Мои мысли были заполнены одним, и это одно я и боялась увидеть. Медленно открыв дверь, я вышла, но оставила дверь открытой — на всякий случай. Даже помню, как тяжело я дышала в тот момент. И когда оказалась на кухне… — На этом её слова оборвались.

Румина, прикрыв лицо ладонями, начала плакать. Саша чувствовал, как содрогается её тело, слышал, как она громко всхлипывает, но ничего не говорил. Просто прижимал к себе.

Румина вспомнила, как вошла в кухню, как она прикрыла свой рот ладонью. Помнит выражение лица её отца, стоявшего над Веснушкой, — на нём отражалась улыбка, нет, ухмылка. Он был доволен собой.

Она медленно опускала взгляд на его руки, в которых находился гвоздомёт, окроплённый красными каплями. Её кошка лежала у его ног без движения — не только потому, что была мертва.

Её маленькая тушка плавала в собственной лужице мочи, прибитая гвоздями. Вот почему писк перерастал в очень громкий крик от щелчка к щелчку. Её обезумевший отец начал прибивать котёнка с хвоста, подбираясь к лапкам. Далее он прошёлся по её животику, добавив парочку гвоздей к шее и закончив на её маленькой головке.

Саша всего этого не услышал, но слово «ублюдок» в его голове звучало как самое отчётливое и самое подходящее определение для человека, которого Румина называла отцом.

В этот миг он сожалел о том, что не попросил Пашу приложить битой по голове это чудовище ещё пару раз — или с десяток, чтобы окончательно убедиться в том, что тот не встанет.

Саша не стал говорить и о том, в каком состоянии увидел её мать, лежащую на полу в ванной. С пробитой головой, окруженной кусочками кафеля от вдребезги разлетевшейся раковины. Тем более что похоронами, присутствовать на которых Румина отказалась, занимались её родственники. Саша твёрдо решил, что Румина не должна больше страдать. Она увидела достаточно, чтобы попробовать жить без бед, обид, горечи и страданий. И он должен помочь ей в этом.

Румина, словно прочитав его мысли, осторожно потянулась к нему. Саша почувствовал привкус соли на её губах. Его рука медленно потянулась к её волосам, пронизывая ладонью пряди, сжимая и разжимая кулак. Саша хотел было подвинуть её поближе, но она улеглась на него сверху, не отрываясь от губ. Она чувствовала, как внутри, там, чуть ближе к низу, поднимается температура, приятный жар, тепло заставляет хотеть его всем телом.

Румина стала покрывать поцелуями его шею, грудь, опускаясь всё ниже и ниже… непреодолимое, дикое желание пульсировало внизу живота. Несмотря на то что это был её первый раз, она, на удивление себе, действовала уверенно. Но это и не волновало, всё, чего ей хотелось, — это забыть весь ужас, который она пережила. Она хотела забыться именно таким способом и именно с этим человеком. Спустя несколько минут Саша потянул её к себе, освобождая от нижнего белья. Осторожно, с особой нежностью он уложил её на спину. Одной рукой гладил её волосы, сжимал шею, другую бережно опустил между ног, где пальцами почувствовал тёпло.

Саша начал ласкать её — сдержанно, аккуратно. Наблюдал за тем, как Румина непроизвольно приподнимала бедра, прикусывая указательный палец. Она начало тихо постанывать, пыталась приглушить вздохи ладонью. Саша поцеловал её в губы, но поцелуй был недолгим, потому что она не могла больше сдерживаться. Румина хотела, чтобы он слышал, чувствовал и понимал, как она ждала этого момента.

Сейчас она хотела признаться в чувствах Саше не словами, а жестами. Обняла его за шею и медленно стеснительно развела ноги в стороны. Саша посмотрел ей в глаза и сжал её бёдра.

Прикусив губу, Румина вцепилась ноготками в его шею, стараясь двигаться в такт. Стоны становились громче, темп ускорялся. Им уже было всё равно, что Паша мог их услышать. В этот момент им было безразлично абсолютно всё. Сашу и Румину волновали только их чувства, их жар, их страсть, их желание.

Все происходит так, как хотела Румина, — чтобы он был рядом. Совсем рядом.

Саша поймал себя на мысли, что ни с кем, кроме неё, не чувствовал себя таким уверенным, нужным. Он не чувствовал усталости, и главным желанием в этот момент было не останавливаться.

Никто из них даже не заметил, сколько прошло времени. Покрасневшие, удовлетворённые, счастливые, они поцеловались. Пожелали друг другу спокойной ночи, но без сладких, красивых, чудных или смешных снов. Румина была права — они совершенно ни к чему.

Но это сработало только по отношению к ней, Сашу же сны в покое не оставили.

Глава 11

1

— Как спалось?

— Вроде бы неплохо, — Саша подмигнул Румине, — только сон странный снился.

Этим утром воздух был напоен свежестью, чистотой, ровно так, как и должно быть после ночного дождя. Ребята уселись на веранде, чтобы позавтракать. Паша всё ещё спал.

— Видимо, сильно перепил вчера, — Румина указала на пустой стул, — я к нему так и не достучалась. — Она сделала глоток чая и спросила: — А что снилось? Снова кошмары?

— Не то чтобы кошмары, — он отмахнулся, — скорее набор картинок, бессмыслица, в общем. — Саша не хотел ей рассказывать о том, что он видел сегодняшней ночью. Не хотел пугать её или настораживать. Конечно, Румина всё равно скажет, что это просто сон и нечего переживать по этому поводу, в общем, будет всячески успокаивать. Но Саша знал, что это не так. Это не просто сны.

— Да ладно тебе, рассказывай, начнем это прекрасное утро с твоего непрекрасного сна.

Саша сделал глоток горячего кофе, собрал мысли в одну кучку и начал с того, что рассказал ей о том, что в своих снах, как правило, он всегда главный герой, то есть все действия от первого лица, все ощущения, эмоции и так далее. Но в этот раз Саша был наблюдателем.

— Интересно, продолжай, — сказала Румина.

— Ты действительно хочешь услышать?

— На самом деле пока не уверена. Но ты попробуй, и если я не начну посапывать, значит, всё идет как надо, — улыбнулась Румина.

— Хорошо, — сказал Саша и принялся за пересказ увиденного.

* * *

Саша открыл глаза, осмотрелся по сторонам и понял, что находится на складе. Было сыро и на удивление приятно от прохлады, царящей там. Первичного осмотра хватило, чтобы понять, что это склад какого-то огромного супермаркета. Сашу окружали высокие стеллажи, на полках которых стояли запечатанные палеты, разнообразные продукты, бытовые товары, утюги, пылесосы, корма для животных, консервы, пачки с макаронами и прочее.

В помещении было довольно светло и солнечно, свет пробивался через большие окна, находящиеся ближе к потолку. Видимо, они служили только для того, чтобы экономить электричество днём, так как были закрыты. Саша отметил, что вокруг пусто и тихо — ни единой души, что казалось странным для такого помещения. Минут десять-пятнадцать он бродил по коридорам между стеллажами, осматривался, и всё, что он слышал, — собственное напряжённое дыхание. Саша засмотрелся на какую-то простенькую картину, которые так часто встречаются на отдельных полочках с дешёвыми товарами. И пока он любовался водопадом, изображённым на картине, сзади, метрах в десяти от него, образовался силуэт.

От картины Сашу отвлёк шорох за спиной. Поворачивая голову, он ожидал, что снова увидит того, о ком ему нужно всем рассказать, но нет. Его взгляд наткнулся на мужской силуэт. Это был невысокий, упитанный и явно лысеющий мужчина. На переносице расположились очки, а в руках он держал планшет, в который что-то записывал. Скорее всего, сверял количество единиц, указанных в таблице, и количество по факту. Почёсывал голову и снова записывал.

Саша решил подойти поближе, но этот человек его всё равно не замечал. Он продолжал осматривать стеллажи и записывать. Саша подумал, что в этом нет ничего необычного, но что-то всё же показалось ему странным. Хотя бы потому, что он привык к тому ужасу, что в последнее время бывал у него в снах. Он отвернулся от мужчины. Но стоило ему только снова начать любоваться водопадом, сзади раздался грохот.

Снова медленно повернув голову обратно, Саша увидел, что этот мужчина разнёс об пол свой планшет. Его яростный взгляд был уставлен прямо на Сашу. Точнее, Саша так думал. На самом же деле мужичок смотрел в пустоту, возможно, на ту же картину, может быть, он решил, что она поможет ему успокоиться. Но этого не произошло.

В эту же секунду он приставил по два пальца к своим вискам и начал кричать что-то похожее на «Оставьте меня! Уходите отсюда! Я устал видеть вас! Я устал говорить с вами!» — и яростно мотал головой в разные стороны, и рассеянно осматривался по сторонам.

Саша сначала не понял, в чём дело. Он смотрел в злобный и в то же время испуганный взгляд, пытаясь уловить, к кому обращался этот работник. И ничего не улавливал, но потом… потом он и сам стал их слышать.

Голоса раздавались со всех сторон — «Ты в этом виноват… ты задерживаешь нас… ты должен ответить за это» — и всё усиливались и усиливались. Мужские, женские, детские: «Ты виноват! Ты должен ответить за это!» Сотни, тысячи голосов обрушились на мужчину. Саше хотелось просто взять и вытащить человека из этого места, но он не мог. Он наблюдал.

Упитанный, лысеющий, ни в чём не повинный мужчина начал бегать из стороны в сторону, словно надеялся, что сможет убежать подальше от этих голосов. Но потом его взгляд остановился на том, что находилось под стеллажом. Саша, проследив за его взором, увидел пластмассовую канистру красного цвета. Человек, хватая себя за голову, как ужаленный побежал в её сторону. Всё происходит быстро — вот уже слетает крышка, вот он, размахивая канистрой по сторонам, выливает жидкость. Все свои действия он сопровождает просьбами оставить его в покое: «Просто отвалите от меня! От-ва-ли-те!»

Использовав почти весь запас и прикинув, что его просьбы так и останутся неуслышанными, мужичок в неконтролируемой истерике принялся обливать самого себя. Его крики перемешивались с голосами, и это начало сводить с ума даже просто наблюдавшего за всем Сашу.

«Хватит! — кричал несчастный сквозь полившиеся из глаз слёзы, — с меня довольно! Вы все сдохнете!» Это были последние крики. Точнее, это были последние слова. Крики продолжались и после того. После того как он поджёг все вокруг. После того как он поджег и себя. Крик до тех пор, пока он не упал замертво. И самое интересное, заметил Саша, что голосаначали постепенно растворяться в тишине.

* * *

— Господи, страсти какие, — сочувственно произнесла Румина. — А ты говоришь, что ничего особенного.

— Так и есть, милая, — ответил Саша, умолчав о том, что это был не конец.

Он не рассказал ей о том, что было дальше. Как появился этот чёртов детский силуэт, который сказал ему только одну фразу: «Чтобы что-то обрести или понять, нужно отказаться… или потерять что-то очень близкое, что-нибудь дорогое, да, Саша?»

А потом сразу же исчез, оставив мерзкий смех.

Только вот Саша не мог понять, что это было — нравоучение или предупреждение. И продолжил, чтобы не нагнетать обстановку:

— В прежних снах я был участником, а не наблюдателем. Так что, я думаю, это хороший знак, — он взял Румину за руку и поцеловал. Затем произошло то, что заставило их хорошенько посмеяться.

— Воды-ы-ы-ы! — эхом разлетелось по дому. — Молю, принесите воды, изверги!

Да-да, это проснулся Паша.

2

Позже ребята навели порядок в доме и на участке. Собрали и загрузили все вещи в машину, им предстояла поездка домой. По дороге они обсуждали вчерашний вечер, не всё, конечно, коё о чём Румина и Саша промолчали, но Паша заметил их флиртующие взгляды и сразу сообразил, что он пропустил. Но всё же давать комментарии по этому поводу он не стал. Включил парочку любимых всеми песен, чтобы не образовывалось молчания, и заставил всех подпевать. Паша неторопливо нажимал на педаль газа, и правильно — спешить им было некуда.

Слишком хорошее утро, слишком тёплый день, чтобы куда-то торопиться. После того как ребята обсудили планы на будущие выезды, Румина толкнула локтем Сашу в бок, намекая на то, чтобы он рассказал другу про сон. Неохотно Саша согласился, но сократил пересказ.

— Да уж, — Паша барабанил пальцами по рулю, — не так мрачно, как прошлые, но всё равно настораживает. — Он захотел поговорить о Сашинном сне, который, как теперь казалось Паше, отчасти является видениям. Ему не терпелось поделиться этим замечанием с друзьями, но останавливала мысль, что они посчитают его дураком или психом. Конечно, он потом сможет обратить всё в шутку, но… И вместе с тем Паша начинал допускать мысль о том, что всё это начало происходить не случайно, и сегодняшний Сашин сон был тому подтверждением.

Позже, уже проезжая по улицам города, Румина вдруг попросила высадить её у парка:

— Мне захотелось прогуляться одной. Вы же не обидитесь?

Ребята одновременно помотали головами, мол, как скажешь.

— Только если что, сразу звони нам, — приказал Саша.

— Договорились.

Румина захлопнула дверцу и проводила уезжающий «Фольксваген» взглядом. Паша помог Саше разобраться со своими вещами и, пожелав всего хорошего, отправился к себе домой.

После того как Саша принял душ, он решил, что нужно написать Румине — убедиться, что с ней всё в порядке. В ответном эсэмэс он прочёл, что у неё всё под контролем, она кормит уточек. И в следующем сообщении подтвердила свои слова фотографией.

Спустя несколько часов Румина снова уведомила его, что с ней всё в порядке, что сейчас она зайдёт в магазин, купит что-нибудь к чаю и, может быть, удивит кое-каким подарочком Сашу, — в конце предложения красовался смайлик с хитрым взглядом. Это заставило парня улыбнуться, он отправил ей смайлы-поцелуи и попрощался до вечера.

Чуть позже без предупредительных звонков и сообщений к нему приехал Паша. Первое, что он сказал, — это что он очень сильно хочет бургер с ягненком и что он абсолютно уверен, что лучший друг составит ему компанию.

— Завидую твоей уверенности, дружище, — ответил в тот момент ему Саша, и они отправились в «Переулок».

— Боже, спасибо этому месту за то, что оно есть. Храни повара и ягнят. Пусть они размножаются как кролики и никогда не попадут в Красную книгу, — подытожил Паша, съев то, чего так сильно хотел.

Саша искренне рассмеялся его мольбе.

— Слушай, дружище, мне бы хотелось кое-что обсудить с тобой, — начал было Паша, но его прервал рингтон, звучащий из кармана Саши. — Румина услышала меня и решила присоединиться? — улыбаясь, спросил Паша. Но через секунду блаженная улыбка исчезла с его лица.

— Это не она, Паш, — Саша протянул телефон другу, — это новое видео.

Паша присел около друга и нажал на Play.

3

Кадр.

Вид сверху.

На экране транслируется торговое помещение, окрашенное в ярко-оранжевые и белые цвета. Внутри, между стеллажами с продуктами, хлебом, бытовыми средствами, между холодильниками, наполненными то мороженым, то мясом, то пельменями, варениками, блинчиками и прочим, лениво расхаживают посетители. Они бродят между этими стеллажами с наполненными корзинами, полупустыми или пустыми, заставляя охранника торгового зала не сидеть на месте, а стойко переносить на ногах всю тяжесть его обязанностей.

Люди расталкивают друг друга, ругаются между собой. Пожилые дамы, держа за ручки корзины на колесиках, стояли в проходе и спорили, кто кому должен уступить дорогу. Один смелый, но, судя по всему, неосторожный ребёнок попытался стащить творожный сырок — мать шлёпнула его по рукам.

Если даже просто посмотреть через экран на грязные полы, на тусклый свет, на всех этих людей, то сразу можно вспомнить царящий там едкий запах.

Смена кадра.

Женщина-кассир в оранжевой жилетке хватается руками за сердце. Тяжело дыша, она встаёт из-за кассы и просит стоящую к ней дорожку из посетителей занять очередь к другому кассиру. По идее, не требовалось объяснять им, что ей стало плохо, что немедленно нужно выйти на воздух, но, кажется, люди этого не заметили. Они стали кидать в её сторону озлобленные взгляды. Затем раздался крик: «Сука, у вас, как всегда, одно и то же!» — и крикнувший человек медленно ретировался в очередь к другой кассе. Сотрудница супермаркета ничего не ответила ему, лишь безнадёжно посмотрела вслед. Такое чувство, что она уже привыкла к подобному обращению. К такому бессердечному отношению людей, к их околоживотному поведению.

Другой кассир, сидевший напротив неё, кивнул головой, как бы говоря — мол, иди, конечно, я справлюсь. Она поблагодарила взаимным кивком и удалилась из кассовой зоны. Тем временем очередь к кассиру постепенно начинала удваиваться. И, судя по увиденному на экране, это была раздражённая очередь.

Смена кадра.

Кассир, который отправил напарницу на свежий воздух, выглядел как среднестатистический менеджер. Его голову украшали большие залысины, на глазах висели очки. Он также сидел в оранжевой жилетке, на которой был изображен логотип компании, в которой он работал. Лицо украшала улыбка, которая говорила: «Я не рад видеть вас, но мне нужно это делать».

Людей становилось всё больше и больше.

Мужчина-кассир постарался уверенно заявить: «Извините, заменить некому, пожалуйста, потерпите, я буду стараться рассчитывать каждого из вас как можно быстрее». И вместе с тем в ответ он услышал только угрозы, крики, в которых отчётливо читалось желание некоторых из очереди разнести ему лицо, и тому подобное. Но никак не понимание.

(Саша протёр глаза, тяжело выдохнул, они с Пашей посмотрели друг на друга, и, кажется, каждый из них понял, что произойдёт дальше.)

Смена кадра.

Очередь даже и не думала уменьшаться, мужчина в оранжевой жилетке продолжал пробивать покупки и нервно улыбаться.

Пик.

Три пшеничных хлеба, колбаса, сыр.

(Оставленная мелочь от сдачи полетела ему в лицо.)

Пик.

Две бутылки водки, сетка с картошкой.

(Покупатель отрыгнул ему в лицо.)

Пик.

«Доширак», бутылка «Кока-колы», дешёвые сосиски.

(«Неудачник грёбаный, ты трахаешь свою ручонку так же медленно?»)

Пик…

Улыбка исчезла с лица кассира.

* * *

(— Паша, неужели так и проходит рабочий день у этих бедолаг?

— Я думаю, да, дружище…

— Кажется, я начинаю понимать, что происходит…

— Кажется, я тоже.)

* * *

Смена кадра.

Мужчина-кассир прекратил обслуживание. Поднял голову и пристально начал смотреть в глаза каждому, кто стоял в ожидании. Каждому, кто остался в этой длинной очереди, кто стоял и потел. Каждому, кому не повезло остаться в этом душном месте с витающей в воздухе вонью.

* * *

(Вслед за его глазами поворачивалась и камера, предоставляя возможность Саше и Паше увидеть лица тех, кто стоял:

— Сука! — крикнул Саша.

— Ты чё?!

— А ты не видишь?! Ты ослеп?!

Паша пристально начал бегать глазами по экрану, выискивая то, что так взбудоражило его друга. А когда нашёл, закрыл лицо руками и начал быстро махать головой из стороны в сторону, бормоча себе под нос: «Нет, нет, нет, нет, так не должно быть».

— Там в очереди, Румина, Паша… там Румина… — слова выскакивали с дрожью в голосе.)

* * *

Смена кадра.

— Чё ты вылупился на меня? — крикнул, выплевывая слюну, пожилой человек.

Мужчина-кассир, почёсывая затылок, продолжал смотреть, не убирая со своего лица улыбку, которая, как ни странно, стала искренней.

Но в голос сотрудника магазина просачивались капельки злости.

— Вы, — он обвёл пальцем всю очередь. — Каждый из вас приходит сюда каждый день. Каждый день вы своими ногами, грязными подошвами топчете пол, не обращая внимания на тряпку, а потом жалуетесь, что здесь воняет. Вы, чьи дети, пытаясь что-то своровать, роняют на пол продукты, жалуетесь, что обёртка этих продуктов грязная. Вы — такие же люди, как и моя напарница, которой стало плохо, — начали тыкать в неё взглядами и острыми фразами, даже не представляя, что её, может быть, уже увезли на скорой. — Он встал, выпрямил спину и продолжил речь: — Вы, грязные, неблагодарные свиньи, виноваты в этом! Вы все! Да-да! Каждый из вас должен за это ответить!

— Пошел к чёрту, урод поехавший! — крикнула тучная женщина средних лет.

— Будь уверена, скоро мы все увидимся у него за столом, — бросил он, расстёгивая жилет.

Толпа замерла.

Пик.

Пояс, взрывчатка, зажигалка.

(«Ну, что притихли, свиньи?»)

Смена кадра.

Раздался хлопок. Первым разорвало кассира — ошмётки разлетелись во все стороны, словно его и не существовало. Те, кто стоял ближе, лишились голов — они слетели с шей, будто несколько баскетбольных мячиков подкинули вверх.

За спиной у кассира-самоубийцы разлетелись к чертям все стойки. Взрывная волна пошла гулять дальше.

Дым. Паника. Крики.

Взрывная волна — мячик для боулинга.

Люди, можно представить, превратившись в кегли, так и ложились то по двое, то по трое. Кому-то повезло, что кассир не выбил страйк.

Кучу трупов — безногих, безруких, половин — сложило как стог стена в зоне выхода.

Те, кому посчастливилось остаться в живых, будучи оглушёнными, начали топтать друг друга. Паника сменила здравый смыл. Кажется, что даже те, кто встретился в магазине и поздоровался крепким рукопожатием, вряд ли теперь протянут руку во второй раз — чтобы помочь встать.

Толпа снова проявляла околоживотный инстинкт, трусливая толпа. Всё происходит так, словно они плевать хотели друг на друга, лишь бы самим вылезти, убежать подальше. И если повезёт, потом рассказывать по телевидению, как он, «бедный-несчастный», пытался спастись.

* * *

(У Саши текли слёзы, а Пашу трясло: руки, голова, подёргивался глаз. Это видео принесло им самую невыносимую боль. Боль, которая окутывает в тот момент, когда смотришь, как толпа, разделившаяся на невредимых и искалеченных, бежит по ногам, по рукам, по лицу твоего близкого, любимого человека — и ты не можешь ничем помочь. Совсем не можешь.

Они смотрели на неподвижное лицо Румины. На её груди неподвижно лежал мальчик, а всё остальное тело было придавлено довольно пышной женщиной. Глаза Румины были закрыты, а щёки, скулы, шея оставались в пятнах грязи и крови. Она лежала, и никто не мог (не хотел) помочь ей.

И в этот самый момент Саша вспомнил последние слова ребёнка из его сна: «Чтобы что-то обрести, нужно потерять нечто ценное, нечто дорогое, близкое…»)

* * *

Смена кадра.

Тридцать секунд экран копировал знаменитую картину Малевича. Ни картинки, ни звукового сопровождения. Паша сжимал телефон по краям с такой силой, что можно было удивляться тому, каким прочным оказался корпус.

Стоило только перевести дыхание, как ему в уши с неожиданностью врезался до боли знакомый звук.

Пик.

Экран выдал послание.

Саша этот звук не услышал.

Паша посмотрел на экран, медленно положил телефон на стол и легонько, касаясь того одними подушечками пальцев правой руки, передвинул в сторону друга.

Саша повернул экран под удобным для него углом и не удивился, прочитав то, что там было написано:

ВРЕМЯ ПРИШЛО, САША. СКОРО УВИДИМСЯ. ЖДИ.

Паша внимательно проследил за реакцией друга. И очень сильно расстроился, когда тот никак не прокомментировал то, что они увидели оба.

Глава 12

1

— Нам нужно ехать, — на выходе из бара произнёс Паша.

Но какой конкретно магазин им был нужен, они не знали. Таких были десятки, и располагались они в разных частях района, всё-таки это была продуктовая сеть. Паша хотел ещё раз пересмотреть видео, чтобы хоть по каким-нибудь мелочам определить местоположение супермаркета. Но видео было удалено.

Даже не обговаривая возможные варианты, ребята решили, что первым делом поедут в тот район, в котором они её оставили. Где-то в душе у обоих теплилась надежда.

Но об этом позже.

Переступив порог бара, Паша на удивление не закурил, а глубоко вдохнул свежий и чистый воздух — так медленно и протяжно, словно наполнял до самого отказа свои лёгкие паром, покуривая вейп, чтобы потом попускать кораблики или ещё какие фигурки.

И что самое интересное, его волновала не совсем пропажа (ну, не то чтобы не волновала, скорее находилась на втором месте в списке волнений), а кое-что другое — то, во что он не хотел верить.

«Неужели Саша не увидел?» — да, именно этот вопрос. Хотя где один, там и второй: «А если он видел это послание, значит, были и другие? Значит… друг что-то знает?

(А друг ли?..)

А если так, то это необходимо проверить…»

— Ты думаешь о том же, о чём и я? — голос Саши дрожал, но он и не пытался скрыть свой испуг, не пытался показаться сильным перед другом.

— А… о чём ты? — Паша замешкался. Где-то в подсознании на миг показалось, что его мысли были прочитаны, но следующий вопрос не имел никакого отношения к ним.

— Ну, я имею в виду, что она там, там, где мы её оставили?

— Не знаю, возможно, твои мысли будут оправданны. По крайней мере, я на это надеюсь… дружище.

Паша всё ещё не закурил. И если бы его спросили почему, он бы, скорее всего, и сам не ответил. История начала набирать обороты, и у него в руках впервые появилась стоящая зацепка, возможно, единственная и самая нужная. Теперь помимо надежды в душе занял своё место и страх.

— Иногда надежда и страх как брат и сестра… — произнёс он негромко.

— Ты о чём, Паша?

— Да так, рассуждаю о надежде и страхе как о самых близких чувствах в отношении друг друга.

— Странное рассуждение.

— Ничего странного, дружище. Там, где страх, есть надежда, там, где надежда, есть и страх.

— Сложная философия у тебя.

— А что сложного? — Паша посмотрел на Сашу и, не дождавшись ответа, продолжил: — На мой взгляд, всё просто. Когда чувствуешь, что задница сейчас загорится, начинаешь надеяться, что рядом будет человек с огнетушителем. — Паша взял короткую паузу и добавил: — Но когда ты видишь этого человека, то начинаешь бояться — а затушит ли он? Пойдёт ли всё по плану? — он снова повернулся к своему другу. — Понимаешь?

— Теперь понимаю, — Саша кивал головой.

«Вот и сейчас я еду и думаю, а тот ли человек находится рядом? Умеет ли он пользоваться огнетушителем? Точнее, воспользуется ли?» Паша оставил эти мысли неозвученными.

Когда он увидел на экране эту проклятую надпись, когда увидел, кому это послание было адресовано, ярость, копившаяся у него внутри, словно на невидимом термометре, поднялась по шкале до предела. В самый верх.

Если бы Саша в этот момент посмотрел лучшему другу в глаза, он бы понял, что тот всё знает. Теперь всё знает, и скрывать нечего.

Но он не посмотрел.

2

Только на территории, прилегающей к огромному парку, функционировало шесть магазинов этой продуктовой сети. Два из которых оказались у них прямо на пути. К сожалению, ни около одного, ни около другого не стояла толпа зевак, снимающих происходящее на телефон и бурно обсуждающих между собой событие. Не стояли машины скорой помощи, не стояли полицейские наряды. Конечно, они оба чуть ли не хором облегчённо выдохнули — но ведь оставалось ещё четыре.

Паша продолжал неторопливо нажимать на педаль газа, стараясь осмотреть лицо каждого прохожего, идущего по тротуару. Также и Саша пытался найти взглядом красивую темноволосую девушку — девушку, которая стала для него многим.

Саша нервно постукивал по бардачку и, не останавливаясь, с жадностью вцеплялся взглядом в лица прохожих. Но результат отсутствовал.

Всякий, кто встречался на пути, не имел ничего общего с их подругой.

Саша не мог определиться, радует его отсутствие Румины среди этой людской реки или нет.

В то же время мысли Паши не совсем соответствовали поставленной глазам задаче. Минут через пятнадцать он бросил это занятие, заострив своё внимание на друге. Неужели он и правда в этом замешан? Но как? Как такое возможно, если он находился всё время с ними? Вопросы не отлипали от него, как от осы от мёда, как мухи от свежего навоза. Он напряжённо поглядывал на Сашу, ведя борьбу с самим собой, пытаясь не дать собственному языку расплестись и начать задавать вопросы прямо в эту минуту. Скорее всего, надеялся на то, что его друг начнёт выкладывать карты первым.

— Паш, если ты надеешься найти в моих глазах Румину, то у тебя ничего не выйдет, — сделал замечание Саша, заметив, как друг пристально смотрит на него.

— Извини, я просто задумался.

— Да к чёрту извинения.

«А ведь ты прав, не мне надо извиняться, судя по всему», — пронеслась мысль у Паши.

— Мы проехали ещё один, — Саша указал пальцем, — но там так же тихо, а значит, осталось три.

Ребята проехали ещё несколько километров, но их надежда, теплящаяся небольшим костром внутри сердец, превращалась в искорку.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Паша молотил двумя руками по рулю, иногда попадая на клаксон. Его начало потихоньку выворачивать наизнанку, но не от тошноты, а от выходящих изнутри порывов гнева из-за незнания дальнейших их действий. Паша чувствовал, что ещё немного, ещё немного, и он начнёт задавать вопросы своему другу, если тот не начнёт первым. Но самую малость — именно столько было на весах — он отдавал той мысли, что Саша не при делах. Что всё это просто совпадение. Снова надежда, снова страх, снова эти чувства вместе.

— Остановись, я хочу кое-что проверить. — Саша достал телефон и начал что-то искать.

— Не самое лучшее время, чтобы залипнуть во «ВКонтакте», — строго отозвался Паша.

— Нашёл! — радостно продолжал Саша. — «ВКонтакте» тут ни при чем. Я смотрел, во сколько она прислала мне эсэмэс, когда была в парке, и в какое время она находилась в магазине. Разница ведь в несколько часов, Паша! Поехали к её дому!

Искорка надежды вновь превращается в костёр?

3

Зеленый «Фольксваген» на полном ходу преодолел несколько километров по дороге, прорезал десятки районов и ещё больше кварталов, прежде чем остановиться. И, как бы это странно ни звучало, но находящиеся внутри машины увидели то, что они хотели увидеть то, что надеялись увидеть.

Метрах в трёх от входа всё было огорожено белыми в красный квадрат лентами. Люди в разных формах ходили туда-сюда: вот пара людей в белых халатах неслись внутрь магазина, держа пустые носилки, и тут же другие, держа такие же носилки, на которых находилось тело, прикрытое белым полотном, не спеша шли обратно. Мигалки на машинах скорой помощи и реанимации, как новогодние фонарики, безостановочно кружили по кругу, как маяки, отдавая синим светом.

Около семи-восьми сотрудников полиции, соорудив серьёзное выражение лица и держа папки в руках, что-то записывали. На первый взгляд это могло показаться уроком русского языка с заданием написать диктант. Только в роли учителей выступают очевидцы, которые без умолку и, вероятнее всего, в красках описывают ученикам, то есть сотрудникам полиции, что они видели. И тут, как пить дать, каждый третий готов говорить, что они находились в этот момент в самом магазине или в него входили.

Но это всё не имело значения. Им всё равно поверят.

Паша, притормозив метров за пятьдесят от магазина, пулей вылетел из машины. Саша последовал его примеру. Добежав до входа, они, перепрыгнув ограждающие вход ленты и миновав всех сотрудников, вломились вовнутрь магазина.

Их не остановил даже ужас представшей перед глазами картины. И если не знать, зачем они здесь, то можно было бы подумать, что они извращенцы или полнейшие безумцы, раз так равнодушно начали растаскивать, раскидывать тела, рассматривая останки каждого.

Спустя примерно минуту кто-то из людей, носивших белый халат, начал кричать им, чтобы те немедленно покинули помещение. Никакого внимания ребята на него не обратили. Одурманенные своей целью, они позабыли, в какой именно части зала они видели Румину. И начали перебирать тела и остатки тел, попадающиеся им на глаза.

Сашу вынесли первым. И вынесли в буквальном смысле слова: двое сотрудников полиции схватили его за руки, заломив их за спину, и силой вытащили из помещения. Паша не сразу это заметил, продолжая рыться в гуще потерпевших, как в сумке с вещами.

Позади него слышались крики: «Идиот! Какого хрена ты делаешь?» — и в любой другой день Паша с удовольствием съязвил бы в ответ, но не сегодня. Сегодня он просто посмотрел диким взглядом в сторону кричащих и повернулся обратно.

Но его скрутили точно так же, как и Сашу.

— Оставьте меня! Я должен найти её! — кричал Паша, не надеясь ни на какой ответ. Он и не нужен был ему. Нужно было действие, о котором он просил.

Сковавшие его запястья наручники немного охладили пыл и заставили прийти в себя. Оглядевшись, он увидел Сашу — его руки и лицо были в крови. Но, осмотрев своего друга внимательнее, он понял, что это чужая кровь.

— Вы не понимаете, — начал снова Паша, но уже более спокойным тоном, — где-то там наша подруга! Нам нужно её найти.

Но никто даже бровью не повёл. Сотрудники разных госучреждений продолжали заниматься своими делами. Их спокойствие и игнорирование молодого человека, скорее всего, аргументировались опытом их работы — бог знает сколько таких «умников» было во время подобных случаев.

— Вы не понимаете… — чуть ли не всхлипывая продолжал Паша. Он опустил голову на грудь, пытаясь восстановить разбушевавшееся дыхание.

Вдох.

Глазами он пытался найти оправдание сновавшим из магазина в машину и обратно санитарам.

Выдох.

Он пытался найти оправдание Саше, который молча следит за всем, что происходит.

Вдох.

Он умоляюще смотрит на сотрудника полиции, который надел него эти холодные браслеты.

Выдох.

Паша с понемногу возрастающей ненавистью смотрит на лучшего друга, не понимая и не разделяя его спокойствие.

Ещё вдох.

Ещё один выдох.

— И как вы поняли, что ваша подруга там? — раздался голос из-за спины ребят.

Голос показался Саше довольно знакомым: не родным, не близким, но знакомым. И когда он повернулся, чтобы увидеть человека, задающего этот вопрос, то нисколько не удивился. Как же так, они участники происшествия — и ещё не встретились с ним?

— Мы катались по городу, устроили себе прогулку, — начал отвечать Саша, — она попросила оставить её тут неподалеку, сказала, что хочет прогуляться и зайти в магазин. Мы успели проехать только пару кварталов, как вдруг обнаружили, что она забыла свою сумочку, и, вернувшись, увидели это, — он указал рукой на магазин.

«Ах ты ж… червь… — пролетело в голове Паши, — как ты можешь так нагло врать? Давай же… расскажи ему о себе, расскажи, что тебе снилось, про то послание, которое было адресовано тебе. Расскажи, что ты как-то замешан в этом». Кажется, что ярость на шкале, встроенной в Пашу, начинает подниматься вверх — и с каждой минутой всё выше и выше.

Естественно, Саша ничего подобного не стал рассказывать, он молча сидел и ждал реакции от офицера. Здоровый, лысый, всё с той же лёгкой щетиной мужчина кивком приказал сотруднику освободить ребят. Саша расслабленно потёр руки, а вот Паша еле сдержался, чтобы не броситься на своего друга.

(«Друга ли?»)

— Сидите здесь и ждите, я пойду уточню. Как её зовут?

Саша назвал только имя, так как ни разу не поинтересовался у Румины её фамилией, но на всякий случай описал её внешность.

Паша закурил сигарету.

4

Офицер отсутствовал около пятнадцати-двадцати минут, и за это время парни не обменялись ни словом. Паша пытался себя успокоить, скурив одну от другой две с половиной сигареты, а Саша просто смотрел по сторонам и иногда на своего друга. Он хотел было сказать ему какие-то слова, подбодрить как-то, но понимал, что ничто не поможет. Слишком безысходная ситуация, чтобы пытаться утешать словами. Поэтому он просто сидел молча и ждал новостей, вспоминая философские выводы Паши о надежде и страхе. И сейчас он действительно понял, о чём говорил его друг. По крайней мере, Саша думал, что понял.

Офицер поговорил с сотрудниками и отправился в сторону друзей. Он шёл и смотрел в глаза каждому из них по очереди. Возможно, он пытался этим дать им понять, что хочет узнать от них что-нибудь ещё, а возможно, нёс дурные вести и этим взглядом старался донести, что нужно приготовиться.

— Здесь, с нами, её уже нет, — ровным голосом произнес он.

«Сука!» — первое, что услышал офицер в ответ, перед тем как увидел, как крепко сжатый кулак влетел в челюсть Саше.

Паша ждал ответа офицера, ждал, но не хотел услышать именно эту фразу, при этом был готов. Шкала заполнилась почти до предела. И как только офицер оповестил их, вся злость, вся ненависть, вся безысходность была собрана в кулак. Если бы Саша увидел, как пульсировали скулы на лице Паши, если бы он придал этому значение, то смог бы увернуться.

Паша молниеносным ударом снёс друга с ног. Тот упал, широко раскрыв глаза, скорее от удивления, нежели от боли. Паша подскочил, встал над ним и, тяжело дыша и брызгая слюной, сверлил взглядом человека, лежащего у его ног.

— Это ты виноват! — последовал удар ногой в живот, — говори всё как есть, или я убью тебя здесь! — Во второй раз Паша успел лишь замахнуться ногой. Офицер скрутил его и отшвырнул.

— Какого чёрта ты делаешь? — с нескрываемым удивлением офицер смотрел на Пашу.

— Это всё нервы, не трогайте его, — обратился к следователю Саша, — пожалуйста.

Офицер отстранился от Паши на пару шагов и, смахивая невидимую пыль со своей лысой макушки, сказал:

— Она в больнице, идиот. Её увезли в крайне тяжелом состоянии.

На лицах обоих просияла улыбка. Они оба лежали на земле. Саша держался за разбитую губу, то и дело вытирая кровь ладонью, а Паша просто потирал руки — но они оба улыбались.

После того как офицер назвал им точный адрес, куда увезли Румину, Паша встал на ноги, но не подал руку Саше, наградив его только взглядом. Взглядом, наполненным отвращением, презрением и безразличием. Впервые он смотрел так на своего друга. Смотрел и не жалел.

Паша молча побрёл к своей машине, закурил очередную сигарету и облегчённо выдохнул. Без лишних слов, только сопровождая Сашу пристальным взглядом, он медленно стал отдаляться, оставляя позади трупы, людей в белых халатах, сотрудников полиции, офицера, своего «лучшего друга», свой первый осознанный удар по лицу этого человека.

Саша же по-прежнему лежал на том месте, куда его повалил Паша. Он не злился, не радовался, на его лице не было никаких эмоций. Только типичное для него спокойствие. Кажется, его друг увидел послание, увидел то, что, по идее, предназначалось только для глаз Саши. «Надо было им всё рассказать», — подумал он. Всё рассказать с самого начала, и может быть, тогда всё было бы по-другому. Но время назад не повернуть, и теперь всё так, как есть. Нужно как-то выпутываться из этой ситуации.

Но как? Он не имел понятия. Паша уже вряд ли его послушает, ему только дай повод второй раз дать по лицу, хотя здесь и повода веского не потребуется, стоит только показаться ему на глаза. И вместе с тем сидеть сложа руки, как последний трус, тоже не в характере Саши. Нужно что-то предпринять, нужно рассказать ему всё, что было до этого дня, может, что-то из этого выйдет. Нужно рассказать Паше о ребёнке, об этом светящемся силуэте, который и есть причина всего происходящего.

Но поверит ли теперь ему Паша?

— Всегда есть выход, — тихо произнёс Саша. Спросив ещё раз адрес у офицера, он поблагодарил его за помощь и вызвал такси.

Пока он ехал до больницы, его мысли были сосредоточены только на одном — скоро все действительно закончится.

Он чувствовал сердцем.

Это предпоследняя дорога, по которой он идёт.

Глава 13

1

Выскакивая из такси, Саша первым делом осмотрелся на предмет автомобиля его друга (бывшего друга? Или всё-таки есть шанс?).

Увидев машину Паши, он решил подойти к ней — может, его друг всё ещё сидит за рулём и это был бы удобный момент, чтобы завести разговор. Но, к сожалению или к счастью, его там не оказалось. Саша посмотрел на своё лицо в боковом зеркале, убедился, что кровь уже не идёт, и зашагал в больницу.

На стойке регистратуры его встретила упитанная женщина, на вид лет сорока, с причёской в форме гнезда. Она, запустив одну руку в свои густые светло-коричневые волосы, что-то записывала другой в лежащий перед ней журнал (ну или делала вид, что что-то записывает, как это часто бывает). Таких Саша обычно называл «регистрационная милочка».

Оторвав взгляд от своих записей и переведя его на молодого человека, она выдала медленное, раздробленное на слоги слово своим низким, слегла хрипловатым голосом, свидетельствующее, что она вся внимание. Выглядело это примерно так: «Слу-ша-ю». При этом она не забыла скривить губы, как бы невзначай показывая свое недовольство.

Саша сделал вид, что ничего не заметил. Обычно в таких ситуациях он старался делать комплименты, пусть и неохотно, но, как правило, это всегда помогало сглаживать ситуацию. В этот раз всё иначе, и комплимента он ждал от неё. Только этим комплиментом должна была стать информация о том, на каком этаже сейчас находится его возлюбленная.

— Что, тоже родственник по линии её двоюродной мамы? — с ухмылкой спросила дама.

Саша непроизвольно улыбнулся, узнав в этих словах Пашу. Он даже представил картину, как Паша, озлобленный и с бешеным, диким взглядом, врывается в регистратуру (ни «привет тебе», ни «как настроение»), подбегает к этой упитанной «милочке», уточняет, где находится его родственница, так как он сам такой-то и такой-то, и, услышав ответ, резко летит пулей на нужный ему этаж. При этом тут никакой шуткой и не пахло, учитывая его состояние.

— Нет, я её жених, — гордо ответил Саша.

В ответ послышался хохоток «милочки», и она окинула его оценивающим взглядом, словно пыталась найти бирку с указанием дорогого бренда на его обуви, джинсах или футболки.

— Слишком громкое заявление для вас, молодой че-ло-век, — женщина ухмыльнулась, мотнула по сторонам головой и опустила взгляд на свои записи.

«Что за чёрт?» — не мог понять Саша. Он явно понял, на что она намекает, но не понял, какого хрена она это делает. Она так с каждым, кто приходит к ней «в гости»? То есть даже когда Румину в тяжёлом состоянии завезли сюда, она первым делом обратила внимание на бренды её одежды? На её часы, браслеты — или что там ещё было? Да кто ты такая, чтобы так себя вести?

— Ты не милочка, — проговорил Саша, — ты сука!

Он сначала и не заметил, что сказал это вслух, лишь спустя секунду обратил внимание, что кожа этой милочки приобретает багровый оттенок, что она, то открывая, то закрывая рот, пытается поймать воздух. Он наблюдал, как её возмущение отражается в немом выражении лица, с какой частотой оно меняется и во что превращается. Кто-то сказал бы, что из этого можно сделать крутой коллаж, который можно было бы назвать «Мем-коллаж “Коллекция милочки”».

— А ну, пошёл к чёрту отсюда! — взревела она. — Мелкий засранец, проваливай отсюда!

После такого оглушительного и уверенного «ты не пройдёшь» Саша насчитал шесть ручек и два карандаша, лежавших у нее на столе. Сделал он это, конечно, неосознанно, во время уворачивания от летящих в него канцелярских принадлежностей. И вместе с тем эта ситуация не была смешной, как могло кому-то показаться. Саша тоже уже был на взводе, и ему необходимо было подняться на нужный ему этаж. Он не мог сдерживать свои эмоции. Его спокойствие и трезвая оценка ситуации сходили на нет.

Увернувшись от последнего карандаша, он вышел за дверь. Как назло, у него не было в кармане сигарет. Он ведь не был заядлым курильщиком, в отличие от Паши, но парочка сигарет сейчас пригодилась бы. Ему нужен был план, и, постояв ещё минут десять, прикинув, что взбешённая «милочка» уже должна была успокоиться и начать обзванивать своих подруг, чтобы рассказать о том, какой мудак сейчас к ней заходил, он вошёл обратно.

Но не один. Дождавшись, когда войдёт группа медиков, он поплёлся за ними, скрываясь за их спинами. Не доходя до окна регистратуры, присел — якобы завязать шнурок. Затем, убедившись, что медики скрылись из виду, медленно прополз под окном, держа курс на лестницу, ведущую верх. «Что ж, — подумал Саша, — если «милочка» не идёт ко мне, то я пройду под ней».

2

Паша устроился на мягком стуле около входа в операционную палату, томимый безжалостным ожиданием. Он нашёл взглядом маленький кусочек бумажки на полу и сфокусировался на нём. Не отрывая глаз, он смотрел и размышлял. Со стороны могло показаться, что он смотрит в пустоту, но это не так. Это маленький обрывок был единственным светлым предметом на тёмно-коричневом, видавшем десятки тысяч грязных подошв полу. Вот и Паша надеялся, что в этой истории тоже будет что-то светлое, белое, что будет являться их… спасением? Правильно он подобрал слово или нет, смысл понятен.

«Слишком напряжённый момент, слишком», — искал себе оправдание Паша. Но не слишком для того, чтобы бить своего друга. Бить по-настоящему, а не «по-братски». Паша потирал кулак, вспоминая, как его рука влетела в лицо Саше, и толика жалости начала играть свою роль. И вместе с тем он вспоминал лицо Румины во время происходящего в магазине. Вспоминал её, как казалось, бездыханное тело — и жалость испарялась сама по себе. «Опять эта неопределённость», — думал он. И сделал вывод, что, возможно, нужно дать Саше шанс рассказать всё.

Из транса его вывела с грохотом открывшаяся дверь, ведущая на лестничный пролёт. Из нее вывалился Саша, рассеянно смотревший по сторонам — до того момента, как его взгляд остановился на Паше. С минуту оба молчали.

— Я думал, ты струсишь и не придёшь, — равнодушно кинул Паша.

Саша оставил этот упрёк без ответа. Спокойно закрыв за собой дверь, он прошёл к скамье, стоящей напротив сиденья Паши, сел, тяжело выдохнул и расставил в стороны руки.

— Как видишь, нет.

Паша лишь ухмыльнулся, устремив взгляд на всё тот же белый клочок бумаги.

— Как она? — спросил Саша.

— Не знаю, меня туда не впустили.

— Странно, а я думал, родственников по линии её двоюродной мамы впускают без очереди. — Саша попытался изобразить саркастическую улыбку.

Паша слегка покачал головой из стороны в сторону:

— Не надо, сейчас не до шуток.

— Ты прав, извини.

Паша удивлённо поднял брови и, устремив взгляд на друга, завис в ожидании встречи с глазами Саши.

— Извини? Это всё, что ты можешь сказать, дружище? — Он чувствовал, что снова начинает закипать, но трезвая мысль о том, что из-за этого их могут выгнать из помещения, останавливала его. — Столько всего произошло, ты о стольком промолчал, и вот что вышло в итоге! Я давненько начал подозревать, что всё это не случайно, что у тебя не просто сны, что они как-то связаны с происходящим. Но каким образом, я не понимал, — до сегодняшнего дня.

— Паша! Я хотел всё рассказать вам! Клянусь тебе! — Саша спрыгнул со скамьи, но остановился, потому что подойти ближе пока не решался. — Но я боялся, боялся, что вы посчитаете меня идиотом!

— Не ори, — ровным тоном ответил Паша.

— Тем более что у вас, в особенности у тебя, были основания так полагать, — Саша сбавил тон. — Из-за той аварии.

Паша слушал. И слушал очень внимательно, не задавая вопросов. Он не задавал их, чтобы его друг сам подошёл к нужной теме и рассказал всё. И его желание перешло в действие.

Саша, преодолев свои барьеры, начал рассказ. Он говорил о всех снах во всех подробностях. Как он впервые увидел послание в видео, как догадался, что видео исчезают аккурат в тот момент, когда он их посмотрел. Рассказал про школу, про то, что он во сне чувствует боль. И самое главное — он рассказал про ребёнка. Про этот чёртов силуэт, который является главной причиной всего происходящего.

Рассказал про каждое его слово. С особой охотой Саша рассказал о том, что этот силуэт поведал ему об отце Румины, а конкретно о том, почему он так поступил. Рассказал о том, что хотел поделиться с ней этим той ночью, когда они все вместе собрались на даче. Он рассказал всё, но ему не стало легче, потому что никакого решения после этого не нашлось.

— Это безвыходная ситуация, — сказал Паша, — это игра, в которой мы пешки, и всё, что нам остаётся, — это ждать. Ждать, когда выиграют те, кто играет нами, либо те, кто играет против нас.

Саша не смог ничего ответить, потому что был того же мнения. Между ними повисла тишина. Снова.

3

Скрип двери заставил их головы повернуться в одну сторону. Дверь операционной открылась, и оттуда вышли врач и медсестра. Паша подлетел к ним и задал сразу тысячу вопросов, но доктор остановил его ладонью, поднятой вверх, добавив:

— Ей нужен покой, молодые люди.

— Мы можем хотя бы посидеть около неё в палате в тишине? — с надеждой уточнил Саша.

— Пожалуйста, нам это очень нужно, — добавил Паша.

Врач смотрел на их лица, полные отчаяния и надежды. За его спиной санитары вывозили Румину на каталке, направляясь к лифту, чтобы перевезти её в палату. Её плечо было забинтовано, а на лицо водрузили кислородную маску. Ужасная картина — и в то же время успокаивающая. «Главное, что она жива», — подумал Саша. Паша, словно прочитав его мысли, молча покачал головой вверх-вниз.

— Один шорох, и вы попадёте к ней снова только через несколько недель, — монотонно произнес врач.

— Спасибо! — в голос сказали ребята и, уточнив этаж и номер палаты, в которой её оставят, удалились.

* * *

Это была одиночная палата, в которой находилось трое. Два парня, которые сидели по разные стороны от кушетки. И девушка, которая лежала между ними на этой кушетке.

Они оба молча смотрели на её глаза, на её тихо вздымающуюся грудь, на пальцы рук, которые иногда подрагивали. Саша гладил её по волосам и просил прощения, не переставая, молил, чтобы все обошлось. И одновременно в его голове раздавался этот злосчастный мерзкий детский смех. Он резко мотал головой, словно взбалтывал свои мысли, и снова просил у нее прощения.

Лицо Паши оставалось безэмоциональным. Он держал её руку и, что греха таить, еле сдерживал слёзы. Напрасно они оставили её в этом парке, напрасно он не надавил на Сашу в тот момент, когда впервые почувствовал связь между ним и всем, что происходило. Он начал корить себя за всё происходящее, поглаживая каждый пальчик Румины. Он любил эту девушку искренне, по-родственному. Безо всяких пошлых мыслей или каких-то романтических картин — именно по-родственному.

Паша посмотрел в сторону Саши, когда тот поднялся и поцеловал в щёку Румину. Поглаживая её по волосам и что-то тихо бормоча, он давал понять, что прощается. Саша же заметил, что друг смотрит на него так, словно видит его в последний раз.

Саша попросил прощения ещё раз, погладил волосы Румины и попрощался с ней до завтра. Но Паша продолжал сверлить его взглядом, словно бы хотел убедить Сашу в обратном, в том, что, скорее всего, этого «завтра» уже не будет.

Паша отпустил её руки, встал, подошёл к Саше и сказал:

— Хорошо, что ты всё рассказал, — обнял его и добавил: — Жаль, что так поздно.

Саша сжал как можно крепче своего друга в объятиях, словно они прощались, уходя на войну.

— До завтра, дружище! — И Саша ушёл, закрыв за собой дверь. Оставил тех, кого он так сильно полюбил в этой жизни. И тех, кого предал.

Глава 14

1

Следующие пять дней Саша провел в полном одиночестве. Даже игнорировал позывы своего сведённого, скулящего желудка. Единственными вылазками были походы в супермаркет, где он бродил с осторожностью между стеллажами и слепо смотрел на заполненные витрины. Иногда он покупал себе всякие дешёвые шоколадные рулеты с черничным или клубничным вкусом либо пачку копеечных кексов. Эти покупки были неосознанными. Руки сами тянулись к прилавку, автоматически.

Саша был один, потому что родители куда-то уехали, и, видимо, надолго, так как они оставили кучу еды в холодильнике, к которой он так и не притронулся. Их любимой кошки в доме тоже не обнаружилось, это объяснялось тем, что на улице стояла тёплая погода — что днём, что вечером, поэтому пушистая не составляла ему компанию.

К Румине, как бы сильно он ни хотел, было нельзя — строго запретили посещения как минимум на ближайшие семь — десять дней. Каждый день он звонил в регистратуру и пытался добиться того, чтобы увидеть её.

Да, пожалуй, это было единственное, чего он хотел сейчас — хотел больше всего. Подойти, посмотреть на неё, её глаза, взять её тёплую, нежную руку, поцеловать в щёки, в губы. Это было самое нужное и единственное утешение для него. Но ежедневно он получал отказ.

Он также остался и без поддержки Паши. Как ни пытался Саша ему дозвониться, он всегда натыкался на автоответчик, сообщающий ему, что абонент находится вне зоны действия сети. Либо его друг просто сбрасывал трубку. Саша отправил ему сотни сообщений, которые также остались безответными.

Первые три дня он регулярно звонил, писал, пытаясь узнать,как дела у его друга. Конечно, в большей степени Саша хотел удостовериться, что их дружбе не пришёл конец, что Паша его понял и готов помогать, поддерживать, как это было раньше. Но, судя по бесконечному (как казалось Саше) игнорированию, он заставил себя замолчать. На четвёртый день Саша похоронил свою настойчивость, пусть и с трудом, оставив своего друга в покое.

Эти вопросы — единственная тема, на которую он вёл разговор с самим собой: чувствовал ли он при всем этом отчаяние? Чувствовал ли депрессию? Упадок сил? И неважно, было ли рядом зеркало или он смотрел в потолок, Саша продолжал говорить вслух.

На первый он с уверенностью отвечал — нет. Потому что незачем было отчаиваться. В этом уже не было необходимости, всё, что случилось плохого, прошло. Этот вывод он сделал, опираясь на то, что помимо запрета на посещение Румины или загадочной пропажи Паши исчезли сны. Эти проклятые, предшествующие плохому событию сны. Они исчезли, как исчез и чёртов силуэт, дав ему спокойно и крепко спать. Он считал — хотя нет, с уверенностью твердил себе, — что это уже маленькая победа. И скорее всего, победа ценой здоровья Румины и их дружбы с Пашей. Ну и пусть, говорил он себе, зато теперь больше ничего не случится.

Что касается депрессии, то какая, к хренам, депрессия, когда всё уже закончилось. От того, что он даст волю соплям и истязанию своего оптимистичного настроения плетьми из нытья, лучше не станет. Скорее наоборот, а там с таким отношением к жизни и повеситься ведь можно. Нет, никакой депрессии, тем более, ему перестали сниться сны, так что он смирился со всем. Всё, что ему нужно, — жить и ждать, когда объявится Паша и они вместе навестят Румину.

Ну а от третьего вопроса Саша практически постоянно отмахивался, особо не вникая, учитывая, что все три несут почти такую же моральную нагрузку. Может, и был этот упадок сил, но только в то время, когда происходили события, когда он просыпался от собственного крика в отсыревшей от его пота постели. А сейчас? Сейчас он… свободен? Да! Он свободен, это самое подходящее слово для описания его состояния на данный момент. Свободен от всего, от шуток и постоянной опеки Паши, любви Румины (не конкретно любви к ней, а из-за того, что наложенный запрет врача не даёт ему увидеть её) и, самое главное, от снов. Нет-нет! Сил, кажется, у него, наоборот, прибавилось!

Но почему такие мысли по поводу его друга и возлюбленной? Он не понимает и не особо парится на этот счёт. Всё разрешилось ведь, правда?

Это последний вопрос, которым Саша озадачивал себя и, с опаской улыбаясь, словно боялся, что кто-то, заприметив эту улыбку, предпримет всё, чтобы она исчезла с его лица, — продолжал заниматься своими делами.

2

Утро шестого дня молчания было великолепным, невероятно солнечным. На небе не было ни облачка (ну и большим плюсом было то, что он снова выспался). Взбодрив себя лёгкой пробежкой в пределах нескольких кварталов, вернувшись домой и приняв душ, он решился наконец-таки приготовить себе нормальный завтрак, который состоял из еды, а не из дешёвых сладостей.

Сегодня в очередной раз, но уже с полной верой в то, что звонок в больницу окажется успешным, он набрал номер.

И был прав.

В полдень он мог навестить свою любимую девушку. Машинально следующим звонком был звонок его другу. Он хотел поделиться этой счастливой новостью, но абонент был снова недоступен. Как ни странно, Саша не расстроился. Утешил себя тем, что Паша всё-таки в глубокой депрессии. Для себя он решил, что эсэмэс, в котором он написал своему лучшему другу время и место встречи, где будет ожидать, будет последним.

* * *

Полдень. Мост. Тишина.

Изредка лишь проезжали навстречу друг другу машины, где-то виднелись группы молодых людей, активно ищущих, в какой бы переулок заскочить, чтобы скрыться от начинающего моросить дождя. В будний день в этом месте было практически безлюдно даже в солнечную погоду, так как в округе нет ни баров, ни учебных заведений, ни бизнес-центров.

Только один молодой человек не сходил с моста и не пытался укрыться от маленьких капель, падающих из серой тучи. Держа в руках небольшой букет цветов, облокотившись на бетонный невысокий бортик, он смотрел вниз. Туда, где текла, широко раскинувшись, река. Он манила не только своей широтой, но и тёмно-синим оттенком, который говорил о том, что вода настолько холодна, что даже самым горячим летом не стоит в неё окунаться.

Саша пристально смотрел вниз, и у иногда проезжающих мимо водителей могло создаться впечатление, что парень хочет прыгнуть вниз (и даже если бы это было правдой, всё равно никто не останавливался).

Конечно, это было не так. Саша стоял и мирно улыбался, он знал, что всё уже в порядке, каким-то внутренним чувством он осознавал, что сейчас подъедет его друг, и они вместе поедут к Румине. Он ещё раз достал свой телефон, чтобы проверить, был ли звонок от Паши или, может быть, эсэмэс, оповещения о которых он мог и не услышать. Но он только посмотрел на время.

Пора выдвигаться.

3

Забраковав все те оправдывающие домыслы, касающиеся поведения его друга, Саша медленно двинулся в сторону остановки. Не желая больше забивать голову мучающими вопросами, он встряхнулся, как птенец, и приободрился, представив, как снова целует Румину.

Сзади послышался гул. Знакомый гул, который заставил Сашу с радостью повернуть голову, чтобы увидеть уже знакомую машину.

Зеленый «Фольксваген» нёсся по трассе с огромной скоростью. Саше не удалось разглядеть лицо Паши с такого большого расстояния, поэтому он встал около бордюра и начал размахивать руками в воздухе, показывая, что он всё ещё ждет друга. Улыбка на его теперь по-настоящему счастливом лице становилась шире, словно хотела быть копией реки, что пролегала снизу.

Саша продолжал махать даже в тот момент, когда до Паши было рукой подать.

Только его друг не сбавлял скорость.

И это не насторожило Сашу, он знал, что Паша над ним подшучивает, как это бывает у друзей: сейчас такой проедет мимо, типа не знает, а потом вернётся, и они обнимут друг друга. Вот только мнение изменилось, когда он увидел выражение лица своего друга (спятившего друга?).

То, что увидел Саша, заставило его опустить руки, опустить букетик цветов, предназначавшийся Румине. Он опускал их медленно, и у него было время, чтобы отпрыгнуть или пробежать и влететь в магазин, но ничего подобного Саша не сделал.

Он увидел, что в глазах Паши пылает всё та же ненависть, всё та же злость. Всё тот же обвинительный взгляд, всё та же уверенность в том, что всё происходило из-за Саши.

Месть.

Последняя мысль, которая пролетела в голове Саши, не была популярной мыслью, о которой говорят «как будто жизнь перед глазами». Это мысль была воспоминанием о том, что Паша сказал там, возле магазина, когда ударил Сашу: «Это ты во всем виноват!»

(Знакомые слова, да?)

Зелёный «Фольксваген» влетел в молодого парня, держащего букет роз и не перестающего с доброй улыбкой смотреть перед собой. Его отбросило ударом с моста прямиком в воду.

Как говорили потом люди, водитель сразу же выбежал из машины, он как будто бы хотел проводить взглядом летящий труп, но, как оказалось потом, водитель, тоже молодой парень, стоял и плакал, словно, садясь за руль, уже сожалел о том, что делает, — а потом он уехал, оставив чёрные полосы от резины на асфальте.

Глава 15

1

Тьма. Пустота. Спокойствие.

Наверное, именно это должен ощущать человек, который отошёл в мир иной: никаких проблем, никаких забот, никакой скорби о смерти близких людей, никакого страха и прочего.

— Ничто так не остужает пыл горячего молодого сердца, как леденящие тёмно-синие воды реки, правда, Саша? — казалось, голос доносился отовсюду.

Обретя сознание, он увидел вокруг сплошную тьму, даже не стоило прикладывать силы, чтобы протереть глаза и прозреть. Кажется, он умер. Всё, баста.

— Какие ощущения? — раздался хихикающий детский голос.

Повернув голову влево, Саша увидел всё то же белое свечение, изображающее силуэт ребёнка.

— Теперь ты доволен? — спокойно спросил Саша.

— А почему я должен быть доволен?

— Ну, я умер.

— Разве я хотел твоей смерти? Нет. Я говорил тебе, что мы скоро увидимся, — снова смеясь, ответил ребёнок.

— А это не одно и то же? — со злостью ответил Саша.

— Нет, Саша. Требовалось, чтобы ты рассказал им всем обо мне.

— Ладно, хрен с ним, всё это уже не имеет значения.

— Имеет, — ответил силуэт и приложил к его голове свои ладони, — я сам расскажу им о себе, а ты сейчас это увидишь.

После того как силуэт дотронулся до головы Саши, тот увидел картину, словно какой-то большой экран перемещался в зависимости от направления взгляда.

— Это не месть, Саша, — раздался издали мальчишеский голосок, — это справедливость.

2

Взгляд ловит первую картинку: зелёный «Фольксваген» с приличной вмятиной на капоте и сильно потрескавшимся лобовым стеклом, напоминающим паутину, припаркован возле входа в знакомый Саше бар. В «Переулке» за барной стойкой, да и вообще в помещении, что очень странно, находились лишь бармен и сидящий напротив Паша.

С первого взгляда было понятно, что между ними висит напряженная пауза.

(«Хочешь услышать, о чём они говорят?»)

Тут бармен решил не томить и задал вопрос:

— Что с машиной, Паш?

— Всё кончено, бармен. Возможно, я сяду, но всё кончено. Ценой чужой жизни я спас тебя, и себя, и других! — Паша смотрел только в содержимое бокала.

— Кажется, тебе на сегодня хватит, — бармен смекнул, что постоянный гость явно перебрал и начал нести чушь.

— Заткнись, козлина! Много ты знаешь! И своё «кажется» засунь себе куда подальше! — свирепо, но не отрывая взгляда от бокала, ответил ему Паша.

(«А теперь смотри — твой друг недостоин такой жизни».)

После высказанных оскорблений Паша даже не извинился. Он и не подозревает, что на бармена орёт чуть ли не каждый третий гость заведения. Причём вины сотрудника в этом нет. Это происходит лишь потому, что он работает здесь, за барной стойкой, а значит, гость всегда прав. Но взгляд этого бармена начинает меняться.

— Вы постоянно ноете мне, — начал он, — приходите и как грёбаные девочки плачетесь о своих проблемах, а мне приходится вас выслушивать и выслушивать, кивать головой, как идиот, и продолжать разговаривать, даже когда я не хочу.

— Тогда какого хрена ты тут работаешь?! — отвечал Паша, яростно ударив по столу. — Пошел нахр… — Договорить последнее слово он не успел.

Удар пришёлся ему по виску. Бутылка ирландского виски разлетелась после удара об голову, превратившись в острые осколки. Которые впоследствии оказались воткнуты Паше в язык и шею.

Спятивший от накопившейся злости и обиды бармен, притаранив откуда-то канистру, начал обливать Пашу, барную стойку, двери и себя. И, не дожидаясь никаких последних взглядов или слов, чиркнул зажигалкой.

3

— Паша! Па-а-аша! Нет! — Саша пытался освободиться от рук.

— Даже после того, что он сделал с тобой, ты будешь его оплакивать? — удивлённо заговорил ребенок.

Саша не мог ничего ответить на этот вопрос.

Далее этот силуэт развил монолог, в котором рассказывал, почему он так поступает. С кем именно так поступает и как он называет всё своё «благое», по его мнению, дело.

Вы испорченные, говорил он. Легкомыслие, бессмысленная мотивация, желание стать лучше, хороня свое личное «я», — вот условия, в которых вы, люди, начали жить, а может, жили и раньше, только это не распространялось с такой скоростью. Позволяете себе оскорблять других, зная, что они не могут ответить, хотя бы потому, что лишатся из-за этого работы. Оскорбляете, только зная, что вам ничего за это не будет, либо из-за того, что на другой работе кто-то оскорбляет вас, и вы передаете эту кучу «словесного мусора».

— Ты понимаешь, к чему я веду, Саша? — чуть ли не после каждого предложения интересовался силуэт.

Саша молча смотрел в одну точку и слушал, слушал, слушал.

— Продолжим, — сказал белый силуэт и начал заливисто смеяться всё тем же детским смехом, — помни, Саша, это не месть, это справедливость.

4

Вид от первого лица, снова взгляд Саши устремлён на дверь, ведущую вовнутрь больницы. Мимо идут врачи, пациенты, но его никто не замечает. Картинка меняется, и он уже стоит у регистратуры. Всё та же «милочка» всё так же что-то увлечённо пытается записывать ручкой в журнале.

Смена кадра.

Перед глазами уже знакомая палата, знакомая больничная койка и до боли знакомая пациентка в ней. Румина лежит так же неподвижно, скрывая очаровательный цвет своих глаз за закрытыми веками. К её телу по-прежнему подключен аппарат, кислородная маска на лице поддерживает жизнь в этой прекрасной девушке.

(«Ой, а что же будет дальше, Саша? Сейчас узнаешь, не буду томить».)

Медленно открывается дверь, в которую проскальзывает (лестно сказано) силуэт. Это медсестра. Довольно плотная, слегка вспотевшая (это видно по её лбу и большим темным пятнам под мышками) медсестра. Её визит, видимо, служил для того, чтобы удостовериться, что с девочкой всё в порядке.

Её тяжелое дыхание слышно более чем отчётливо: сухое, прерывистое, словно воздух пытается пробиться через заложенный нос. Держа что-то в одной руке, другой она постоянно поглаживала свои сальные кудрявые волосы, кружилась вокруг своей оси, пытаясь увидеть, куда можно присесть. Чтобы съесть тот бургер, что она держала в руках.

(«Твоя любимая, Саша, возможно, умрёт, а эта жирная тётенька пришла к ней, чтобы сожрать бургер».)

Медсестра остановилась возле экрана, посмотрела на цифры и другие данные. Она убедилась, что с девушкой всё в порядке, и только приноровилась откусить самый первый, самый сладкий кусочек — резко отбросила его, схватившись за сердце.

«Как же так? Ей же только всего тридцать было…» — позже будут говорить о ней коллеги.

Держась за сердце и чувствуя, что огромный кусок пшеничной булочки вперемешку с куском говядины застревает в её глотке, она начинает задыхаться. И делает это так, словно снимается в кино. Из-за того что её прихватило внезапно, у нее началась паника (и это понятно, не каждый день одновременно останавливается сердце и говядина застревает в горле), и, размахивая руками в разные стороны, она случайно отцепила жизненно важные трубки от тела Румины.

И тут Саша увидел, как у его девушки открылись глаза. Она с испугом смотрела то в потолок, то на то, как задыхается толстая медсестра. Взгляд метался в попытке сфокусироваться на чём-то одном.

Присмотревшись повнимательнее, Саша заметил в её глазах не только панику, но и страх и надежду. То, о чём говорил Паша, Саша увидел сейчас и по-настоящему понял, что ему хотел сказать лучший друг.

Румина пыталась позвать на помощь, но, кроме шёпота, ничего не выходило. Мотая головой из стороны в сторону и смотря, как кожа медсестры на лице приобретает багровый, свекольный оттенок, она молила о помощи. И её молитвы были услышаны, только не тем, кем нужно. Толстая, жирная туша бездыханно всем своим весом навалилась на Румину.

Картинка в глазах Саши помутнела и отдалилась, оставив только писк машины. Звук, означающий остановку пульса.

5

— Как думаешь, Саша, что ты сейчас увидел? — с подлинным интересом уточнил детский голосок.

— То, что ты самое конченое, что мне доводилось видеть.

Смех стал чуть твёрже и звонче.

— А если отбросить личную обиду?

Саша молчал. Он не понимал, почему он настолько спокойно себя ведёт. Черт возьми, его убил лучший друг, который впоследствии умер у него «на глазах», так же как и его любимая девушка. Он сидит в какой-то чернейшей пустоте и разговаривает с каким-то безумным, непонятным и жадным до крови свечением. А может быть, где-то внутри он отдавал себе отчёт в том, что он всё-таки умер, что нужно смириться и ждать, что будет дальше.

— Я скажу это за тебя, Саша.

И он снова продолжил свой монолог, рассказывая о том, что даже в медицине, в столько уважаемой профессии, люди стали безалаберны. Вместо того чтобы заняться собой, медсестра в самом расцвете сил убивала себя фастфудом, ленью, рассеянностью. В последствии чего эта ленивая, глупая, толстая женщина навсегда отняла у ни в чём не повинной девушки боль, панику, любовь, чувства, эмоции — жизнь.

— И знаешь, что они сделают, Саша? — игриво интересовался детский голосок. — Они спишут это на остановку сердца. Только сначала перенесут тело медсестры в другое помещение. Ваше поколение проклято, Саша. И мир ваш проклят. Ему нужна хорошая порка, поверь мне.

Сашу немного рассмешила сказанная фраза. Он даже представил себе, как всю Землю кто-то отменно шлёпает кожаным ремнем.

— И я предоставлю это самому себе, — продолжал он, — я называю это «новый потоп», — и неожиданно, громко загоготав, он сжал крепче ладони у Сашиных висков.

И перед его глазами вновь возникла картинка.

Он увидел своих родителей, беззаботно лежавших в шезлонгах и смакующих какие-то коктейли.

— Нет! — начал было кричать Саша. — Нет! Стой! Ст…

Глава 16

Саша очнулся от жгучей боли в щеках. Перед глазами всё плывёт, и единственное, что его окружает, — это какие-то силуэты. Кто-то что-то выкрикивает.

Саша не мог пошевелиться, тело было словно камень. Он пытался что-то разглядеть, но кроме обращённых на него мобильных устройств ничего не увидел.

«Кажется, я на Земле», — подумал Саша. Но улыбнуться не смог — острая боль парализовала лицо.

Саша услышал какой-то звук, похожий на вой сирен. Он повернул голову и увидел, как к ним мчит «Газель» с красным крестом.

(«Мы скоро увидимся, Саша, ха-ха-ха-ха!»)

Это было последнее, что он услышал, перед тем как закрыть глаза…

Примечания

1

Бытие 6:5–22.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

  1

  2

  3

  4

Глава 2

  1

  2

Глава 3

  1

  2

  3

  4

  5

Глава 4

  1

  2

  3

Глава 5

  1

  2

  3

  4

Глава 6

  1

  2

  3

  4

  5

Глава 7

  1

  2

  3

Глава 8

  1

  2

  3

  4

Глава 9

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  8

  9

Глава 10

  1

  2

  3

  4

Глава 11

  1

  2

  3

Глава 12

  1

  2

  3

  4

Глава 13

  1

  2

  3

Глава 14

  1

  2

  3

Глава 15

  1

  2

  3

  4

  5

Глава 16

*** Примечания ***