Полутьма [Софья Эл] (fb2) читать онлайн

Книга 639805 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Софья Эл Полутьма

Пролог

Холодный блеск идеально круглой луны, пробиваясь сквозь незастекленное окно, серебряными волнами освещал два тесно переплетенных тела. Наспех кинутый на пол матрас заменял любовникам кровать, добавляя синяков на и так покрытой отметинами светлой коже. С громким стоном парень, чей пресс с легкостью мог украсить обложку любого журнала, откатился в сторону. Тяжело дыша, он облизнул губы.

— Ты чего так боишься? — укладываясь на бок, он положил голову на ладонь, рассматривая девушку. — Все будет в порядке, это же я.

Закусив губу, Сима быстрым движением накинула на себя валяющуюся рядом куртку. На это действительно нужно было решиться. В конце концов, она бок о бок с Сашей уже год. А чем дальше дело пойдет, тем заметнее будет становиться их разница. Ведь длинноногой брюнетке со скромным бюстом ни много ни мало, а двадцать пять лет. А он был совершенством.

Жадно окинув парня взглядом, девушка почувствовала, как краска заливает лицо. Везет ему, может говорить и делать все что хочет, а выглядеть будет идеально. Даже сейчас, после недавнего секса, он грациозно подошел к окну заброшенного здания, облокотившись на подоконник. Словно вылепленный скульптором. Пока она, промокнув насквозь, поспешно пытается убрать волосы со лба и принюхивается, не воняет ли от нее, он просто курит, изредка ухмыляясь.

Нет, он не настаивал. Ну, может быть, намекал. Когда указал на ее седой волос на виске, назвав это милым. Ведь они просто сидели, пили чай и смеялись. Саша нагнулся к ней, коснулся волос. А через секунду наматывал длинную волнистую прядь на палец, с улыбкой демонстрируя первые признаки старения. Чмокнув тогда расстроенную девушку в кончик носа, он убеждал, что будет любить ее любой. Даже когда она вся покроется сединой и тело потеряет форму.

Только ему самому не грозило постареть никогда. Даже сигареты. Они не испортят ему зубы и волосы, не ослабят здоровье. Потому что он уже мертв. «Не жив», поправился бы сейчас Саша, скажи ему это Сима вслух. Таким он был уже долго. Девушке даже сложно было представить сколько. Когда во время кормежки, что полагалась вампирам в виде свиной крови, запаянной в герметичном полиэтилене, она ловила его взгляд, по телу пробегал озноб. Все его зубы удлинялись, превращая красивую улыбку в звериный оскал. А ведь с ними это происходит не сразу. По две пары в сто лет.

Тряхнув головой, девушка позволила волнистым темным локонам пышными змейками расползтись по плечам. Она не боялась. Сима уже давно решила, что когда-нибудь сделает это. В Мире было всего три категории людей. Те, кто о вампирах ничего не знал и счастливо спал ночами, пока не встретит кого-нибудь из них в переулке. Другие, кто знал, но старался максимально оградиться от них. И такие, как Сима. Которые понимали, сочувствовали и любили. Девушка не видела большой разницы между ними, а сейчас так и вовсе — лишь одни преимущества. Особенно когда накачанные белые ягодицы напрягались в свете луны, демонстрируя, что ни одного следа от ее ногтей на них уже не осталось. Почему, если она может работать с вампиром, не может с ним жить? Почему не может стать такой же, как он? Пока девушка переводит дух, Саша бодр и весел, наслаждается своей «не жизнью». Шальная пуля, опять же, не тронет. Работодателям должно быть тоже выгодно.

Сколько психологических тестов она сдала, чтобы работать с ним? Полиграф проходить раз в месяц, анализы на наличие сыворотки 47* в крови. (хим. элемент Ag — серебро имеет атомный номер 47. Сыворотка — художественный вымысел автора) Регулярный осмотр у гинеколога — отдельный вид пыток. В самих врачах ничего плохого девушка не видела и поэтому была очень сильно удивлена, когда вместо стандартных «мазок сделаем» и жужжания узи аппарата ее чуть ли не потрошили, изучая каждый миллиметр внутренностей.

А ведь все зря. Они успешно обходили с Сашей все эти моменты. Наличие регулярной половой жизни, несмотря на очень плотный график, объяснялось не мифическим парнем, кстати, тоже Сашей, что по-дружески просто чудом согласился играть свою роль. Обычный презерватив, что, конечно, с отсутствием жизни в теле вампира, а следовательно, его неспособностью переносить венерические заболевания, уж тем более беременность, был не нужен, сейчас играл свою положенную роль. Ну а сыворотку 47 она успешно принимала. Правда, Саша злился. Он очень боялся, что если ее жизнь будет в опасности, не сможет принять решение за Симу. Обратить. Они давно договорились, что если девушка окажется на грани — он это сделает.

В целом Саша целиком был словно ее идеал. Девушка поправила куртку так, чтобы та больше показывала, чем скрывала. Накинула рукав на грудь, закрывая торчащие соски, другим прикрыла бедра с модной эпиляцией, на которую уходила внушительная часть скромного заработка. Выгнув спину, девушка закусила губу, рассматривая личный идеал под льющимся светом луны.

— Я боюсь за тебя, — Саша резко развернулся на пятках, отчего в груди Симы резко стало тесно, а внизу живота затянулся тугой узел, — Сим, они что-то задумали. Такое количество анализов. Вспомни последний раз. Да тебе разве только в задницу не залезли, — он тут же сжал подоконник, отчего и без того белые костяшки побелели, — хотя о чем это я, конечно, залезли. Я, — его голос сбился, а вампир тяжело вздохнул, словно отсутствие дыхания добавляло ему беспокойства, — я не настаиваю, Сим, но ты, кажется, доверяешь им больше, чем мне.

— Я согласна, Саш, — выдавив скромную улыбку, Сима пыталась не бояться, — давай это сделаем.

— Тогда тебе нужно прекратить пить эту гадость, — Саша вздохнул, — я же знаю, что продолжаешь.

— Нет, — прошептала я, — три дня как нет.

Слишком резкое движение, от которого Сима дернулась. Свет луны сыграл с ней злую шутку. Показалось, что взгляд Саши изменился. Стал каким-то холодным и отстраненным, но нет. Он мягко улыбался ей, медленно опускаясь коленями на матрас. Ее Саша. Добрый и заботливый, не сделает ей ничего плохого. Наклонившись ближе, парень приблизился ко рту девушки, языком слизывая капельку пота над верхней губой. От этого жеста она вновь расслабилась, приникая к нему ближе. Короткий металлический лязг железа по бетону вновь заставил ее вздрогнуть, крепче прижимая к груди куртку. Да что ж такое-то. Она сдавленно улыбнулась Саше. Опять показалось, видимо.

— Я быстро, ладно? — вдруг сказал парень, поднимаясь на ноги. — На секунду отойду и вернусь, хорошо?

Кивнув, Сима вновь завалилась на матрас. Саша исчез в дверях, посылая ей воздушный поцелуй. И куда его понесло сейчас? Тревога липкой волной расползлась по телу. Саша же так долго стоял у окна, вдруг он что-то заметил и пошел проверить? Точно, вновь не захотел подвергать ее опасности и бросился один. Ее личный рыцарь. Только он снова забыл, что она не принцесса и как минимум может прикрыть ему спину.

Рука привычно нащупала портупею. Перебирая кожаные ремешки, что валялись возле матраса, Сима с удивлением заметила, что ее кобура пуста. Ощущение, будто на голову резко вылили ведро ледяной воды. Быстро сев на матрасе, она судорожно перебирала немногочисленные предметы гардероба. Нет, пистолет точно был на своем месте. Но ни его, ни телефона не было. Паника билась в глотке, вырываясь сдавленным стоном наружу.

Шаги в коридоре были нарочито медленными.

Она знала, что им нравится, когда жертва боится.

Только она не жертва.

Глотая не выступившие слезы, она вывернула подкладку куртки. У каждой девочки должны быть свои секреты. Ее собственный объемом 0,35 литра, с маркировкой «концентрат 47», быстро сверкнул в свете луны. Осушив все одним глотком, она тут же откинула пузырек в сторону. Если она не умрет от этой зверской дозы, то ему точно не понравится.

Дверь скрипнула, впуская вампира внутрь.

Глава 1

Три года спустя

— Кузнечик, свежее, говорю! — Маринка наклонилась на прилавок, щедро сверкая ложбинкой между грудей. — Ты или бери давай, или очередь мне не задерживай.

Продавец поджала губы, густо накрашенные малиновой помадой. Обычно, когда при мне говорят слова «декольте» и «малиновая помада», я вспоминаю нулевые, чепцы, женщин за сорок и рынок, громкий такой, звучный. Пахнет мясом и кровью. Но Маринка была не такая. При всех аппетитных формах девчонке едва перевалило за двадцать. А малиновый очень шел ей. Она в принципе не красила ничего, кроме губ. Даже волосы, светло-русые, в косе толщиной с мою руку, были свои. А то, что вскрикивала на меня, ну так это ничего, я постоянно из реальности выпадаю. Профессия у нее такая, всех нас в этом захолустье строить.

— Давай уже сюда, — вздохнув, я кивнула на кусок порядком покусанной ветром говядины, — похороню хоть с достоинством.

— Дочка, а мне не отрежешь кусочек, — тягучий голос баб Клавы ударил по затылку не хуже гранаты, — Кузнечику что там надо-то? Грамм сто, винцо закусить.

Стерва. Нехорошо так про пожилых, знаю, всегда с уважением отношусь. Но эта. Знает же, что не пью давно уже, но нет. Как на лавочке где сидит, меня увидит, аж глаза бегать начинают и пальцы подрагивать. Тут же платочек поправит и ко мне с сочувствующим вздохом. «Как здоровье? Что-то лицо пожелтело, миланк, ты бы печень проверила». А лицо, божий одуван. Широкое заботливое сердце, непутевую с неверного пути на правильный наставить. Самым излюбленным методом — кости перемыть. Вдруг люди-то добрые помогут. Вспоминаю сразу и про типун, и про язык. И про молчание — золото, обязательно. Баб Клава — местный авторитет, ругаться с ней себе дороже. Ей еще и шестидесяти пяти нет, а ведет себя, будто девяносто и из ума выжила. Дети бросили? Как бы не так. Сын, как по расписанию, четыре раза в неделю. Внуки каждые выходные. Зато она мне лучший маркетолог. Правда, клиенты от нее приходят всегда с бутылкой. У кого гуся украли, кому муж изменяет. Кому по морде выпишет, с этим тоже. Все ко мне. До этого к участковому ходили, но как нового прислали из райцентра — Палыч мужик конкретный, отвадил по пустякам бегать. А мне вроде как и приработок, и развлечение. В засаде в огороде посидеть, слесарю Мишке самому морду начистить. А тракториста Ваську, местного красавца и сердцееда, кодировать возила на его же машине. Толку, правда. Раз в три месяца ко мне, как по расписанию. Пьяный и с ключами. Но мне хлеб.

— Пусть баб Клава бе-рет, — поморщилась, прикидывая, что денег все равно не хватит, — хоть свечку за мое здоровье поставит.

— Это я всегда, девонька, — тут же подхватывает моя благодетельница, — чтоб он-то тебя на путь истинный наставил.

Ага. Туда-туда. И вас тоже. Вздохнув, я пересчитываю мелочь и расплачиваюсь за хлеб и молоко. Маринка сгребает мелочь и кидает в кассу, тут же ловко перехватив мою ладонь.

— Подожди меня, — шепчет, — я там припасла тебе.

Я киваю и медленно выхожу на улицу. Торопиться не люблю, от этого хромаю сильнее. А чем больше это видно, тем бодрее баба Клава рассказывает про мою борьбу с зеленым змием. Прищурившись на солнце, огибаю магазинчик и прячусь в тени. Глаза режет. Кожу словно царапает, не могу долго под солнцем стоять. Маринка долго ждать не заставляет. Выбегает следом за появившейся из-за угла баб Клавой. По сторонам оглядывается, под мышкой сжимает что-то, обернутое в бумажный пакет. Ничего себе начало. Кидаю в урну так и не выкуренную сигарету, когда Маринка со вздохом опускается рядом на лавочку. Баб Клава делает вид, что ей очень интересна посадка берез, что стоят тут лет пятьдесят уже.

— Я тут это, — шепчет Маринка, протягивая мне пакет, — как обещала. Фиолетовые.

Нарочито громко срываю бумажный пакет, отправляя его в урну. Шея баб Клавы грозится поставить новый рекорд Гинесса и войти в историю. Как и острый взгляд, которому любой ястреб позавидует. Уверена, она прочла все, даже мелким шрифтом. Даже внутри блока. На самих стиках. Брови от удивления ползут вверх, а я улыбаюсь. У нас в поселке такие курит только Палыч да я. Местные блюстители правопорядка. Поэтому никто и не заказывает обычно. Палыч в районном центре берет, а я сигаретами давиться не могу больше. С недавнего времени у меня ЗОЖ. Почти. Лукавлю, конечно. Это больше похоже на голодовку и подмену понятий, чем на ЗОЖ.

— Ты же, как обещала, проверишь его, да? — Маринка теребит край летнего платья в горошек, а я почему-то вспоминаю, что в прошлой жизни любила такие. — Все-все мне расскажешь?

Я киваю, поднимаясь с лавки. Сегодня вечером у меня свидание запланировано. Маринкиного кавалера пригласила. Не знает, что я ее подруга. Удивительное явление для поселка с населением в тысячу человек. Но он приезжий, а это мне совсем не нравится.

Не люблю чужих.

Хотя сама тут всего ничего. Просто не доверяю тем, кого не знаю в лицо. Справедливости ради стоит отметить, что он очень сопротивлялся, но в итоге согласился. Как только я сказала, что будем считать это дружескими посиделками. Так что, можно сказать, первый этап Григорий Диденко прошел.

— Не волнуйся так, — отворачиваюсь от солнца, жмурясь, пытаюсь прогнать красные пятна, — он пока неплохо движется.

Маринка надула пухлые губы, сложив изящные руки на выдающейся груди.

— А на свидание с тобой идет!

— Ой, было бы с кем идти, — усмехаюсь я и шагаю под лучи.

Приводить себя в порядок особо и не стараюсь. Конечно, Маринка ждет, что я приду вся такая разодетая, превратившись из Кузнечика в Мерилин Монро. Но мой план несколько отличается от этого. Она рассказала мне про него абсолютно все, что знала, включая странные привычки. Педант, идеалист, перфекционист. Идола он себе уже нарисовал, это точно. На Маринку слюни пускает, глаз не сводит, дифирамбы поет. Нет, этот товарищ интересен мне совсем с другой стороны.

А конкретно — его рацион.

Странность номер один и она же самая напрягающая меня — она никогда не видела его днем. Ближе к вечеру, когда слабое солнце — пожалуйста. Но тут любого спасет крем от загара. Короткий опрос жителей поселка, включая моего благодетеля, маркетолога и информатора в одном лице, к сожалению, не успокоил. Григорий действительно всегда появлялся к вечеру, даже когда у него были выходные.

Кинув итоговый взгляд в зеркало, я все же решаю распустить волосы. Пойдет. Летнее платье в пол, легкие сандалии да курточка. Все вырисовывает тонкую серую мышь. Можно было надеть стандартные штаны с футболкой, только вот тогда он может заметить то, чего не должен. Выправку, несмотря на хромоту. Последний раз прошу у зеркала, чтобы я ошиблась.

Пусть мы просто прогуляемся по парку (это мы так редкую лесополосу называем, куда лавочек понатыкали), и завтра я Маринке весело подмигну, забегая с утра за маслом. Его-то и забыла купить. А ведь жить могла на хлебе с маслом да с вареньем. Палыч подкармливал, жена у него знатное варенье закрывала.

Перехватив пузырек с антисептиком, я кидаю его в сумочку, что одолжила сама же Маринка, и выхожу в прохладный вечер. Не беру с собой ничего лишнего. Моя цель — узнать. Защитить себя я могу и голыми руками. Что делать с этой информацией, я буду решать уже после. Ведь он может оказаться кем угодно, а пистолет под летней курткой вряд ли сможет расположить парня к общению.

Хотя, конечно, как использовать.


— А так, если бы не Марина, — он произносит ее имя с придыханием, мечтательно прикрывая глаза, — даже никогда такую красоту и не увидел бы.

Я киваю, оглядываясь вокруг. Как назло, ни одного палаточника с мороженым или сладкой ватой. Это я, конечно, опростоволосилась. Будний день, ребята не приторговывают. Вечером в пятницу — пожалуйста. Так как ходить у нас некуда, вся молодежь здесь. Прогулка продвигается скучно. Разговор не клеится, видно, что парень совсем не в своей тарелке. Григорий, кстати, очень даже симпатичный. Прослушала, но вроде зам какого-то важного зама. В принципе, по костюму видно, что при деньгах.

— Григорий, а не могли бы вы подержать? — и, не дожидаясь ответа, я тут же пихаю растерявшемуся парню в руки свою сумочку.

Грубо облокотившись на его локоть, шиплю, делая вид, что пытаюсь вытрясти из сандалии камень, пока как можно сильнее пачкаю пальцы о подошву. Педант, перфекционист. А еще ужасный мизофоб. Парень становится еще бледнее просто от того, что в руках держит посторонний предмет. Но чтобы наверняка, я выпрямляюсь и, подарив свою самую очаровательную улыбку, забираю из его намертво сведенных от страха пальцев сумочку.

— Спасибо вам, — вцепилась в его ладонь так, чтобы вся пыль от обуви тут же перекочевала на его руки, — ой, я вас, кажется, испачкала.

Мне уже кажется даже, что я ошиблась. Особенно когда Григорий с ужасом в глазах, пытаясь не касаться пальцами пиджака, судорожно ищет знакомый пузырек. Невинно хлопнув ресницами, я отпихиваю ногой вытащенный из его кармана антисептик. Кажется, что от страха парень уже даже не видит ничего толком. Да, такое лечить надо, а не поощрять.

— Ой, так у меня же антисептик есть! — вскрикиваю я. — Знаете, как удобно? Где-то испачкался и пожалуйста, выдавил на ладони, никаких микробов.

Заговариваю ему зубы, протягивая пузырек. Он даже не смотрит на этикетку. Вздыхаю, не понимая, как можно было вообще предположить, что этот втирающий с остервенением гель в руки парень, может иметь какое-то к ним отношение.

Шипение раздается не сразу.

— Ой, — он морщится, отступая спиной к дереву, наблюдая за краснеющей кожей, — ой, Сима, простите. У меня аллергия, редкая, — он пытается расстегнуть пуговицу на рубашке, словно ему нужен воздух.

Но я лишь по запаху его кожи знаю, что это не так. По движению челюстей.

— Ага, — я киваю, подходя ближе, — слушай, думала, соврали. А, нет, ионы серебра в нем все-таки есть. Полезная штука, — выдернув антисептик из ослабших пальцев, я кидаю его обратно в сумочку, — ну, а теперь скажи «а-а».

Достав фонарик, я не сомневаюсь, кто передо мной. Будь это кто-то из хищников, уже пришлось бы попотеть. Григорий послушно распахивает рот, демонстрируя четыре вставных керамических зуба. Выключаю фонарик, кивая парню, что может закрывать.

— Вегетарианец? — уточняю, обрабатывая руки антисептиком.

Приятный, кстати. Быстро испаряется, никакой липкости на руках. Испытан на вампирах. За эту мысль становится даже немного стыдно. Парень-то и правда неплохой оказался, с мозгами и веселый. Клыки вырваны.

— Да, — Григорий кивает, беря себя в руки, — есть даже справка с собой. Разрешение на жительство и направление в центр крови. Все могу показать.

— Не надо, — выпрямляюсь, понимая, что упорно заваливаюсь на один бок, — убивать я тебя не собираюсь, успокойся. Тебе меньше сотни, а такие красавцы после себя не кучку пепла оставляют, вопреки распространенному мнению. Но вот с Мариной тебе придется разойтись, — я похлопала парня по плечу, наблюдая за его реакцией.

Давай, рыцарь, я в тебя верю.

Он улыбается, растянув губы в улыбке. А я чувствую, что то место, где давно валяется булыжник, каменеет еще сильнее, поражая зону вокруг.

— Ой, да это, — усмехается, весело поправляя волосы, — считайте, я ее не знал.

Когда мой кулак встречается с его усмехающейся рожей, даже не замечаю.

— Идеалист чертов, — выплевываю я, глядя, как парень размазывает по лицу кровь, льющуюся из сломанного носа, поджимая под себя ноги, — Григорий, ты меня разочаровал.

— Что я не так сделал? — вампир хмурится, а от желание врезать ему еще раз чешутся даже пятки.

Даже на той ноге, что потеряла обычную для человека чувствительность. А Григорий смотрит на самом деле недоуменно. Возможно, люди слишком сложные. Неживым проще. Сказано — сделано. Девушку, что воспевал секунду назад и возносил к небесам, бросить? Легко. Наверное, так и правда проще.

Домой я хромаю быстро. Моя разведка уже давно спит, так что завтра не будет россказней про то, как Кузнечик глаза заливала и по лесу шлялась. Не замечая ничего вокруг, топаю к своей халупе. Домик у меня маленький, но мне хватает. Поставив ногу на первую ступеньку, останавливаюсь как вкопанная.

Моим гнилым доскам явно это не понравится.

Палыч, положив рядом с собой фуражку, дремлет на пороге, пристроив голову с густой бородой на перила. Нехороший червяк начинает грызть изнутри. Поправив волосы, я тряхнула участкового за плечо. Сон у него, конечно, богатырский, про это всем баб Клава рассказывает. Откуда что знает — непонятно. Надеюсь, что он такой же соня, как я — пьяница. Вот на кого он точно похож, так на канадского дровосека. Сравнение веселит, но вот то, что он не просыпается, тревожит. Пройти мимо и дома лечь спать? Завтра будут лишние вопросы.

А я никаких вопросов не люблю.

Оставаться здесь и ждать, когда проснется? Снова не отдохну, будет ныть все. Вздохнув, решаю, что если сейчас не проснется, то пойду к себе. И, мертвой хваткой вцепившись в стальное плечо, трясу изо всех сил. От удара еле успеваю отклониться, рефлекторно отпрыгнув на здоровую ногу и опершись на перила. Палыч тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. На лбу и висках выступил пот, а взгляд из под густых бровей беспокойный.

— Симка, — а вот обращение по имени заставляет меня вытянуться струной, насколько это теперь возможно, — ко мне снова проходили, — Палыч тяжело вздохнул, поднявшись на ноги и делая шаг вперед, отчего несчастные ступени заскрипели.

Как они вообще держат его вес?

— Сергея все ищут? — тяжело вздохнув, спрашиваю я.

Палыч морщится и кивает. Так, ну, в этом ничего страшного. Его уже лет десять ищут, из них я тут чуть больше пары лет живу. Что на этот-то раз так напугало участкового? Я внимательно смотрю на тревожно подергивающееся веко участкового. Вот это новости.

— Палыч, ты чего? Его уж сколько ищут? Каждый раз к нам с тобой ходят, ну а если мы не знаем, где он. Я так в глаза его не видела в жизни. Ты же знаешь, — Палыч кивает, но тяжелый взгляд и складка между бровями никуда не уходят.

— Симка, — его кадык, острый, несмотря на широкую шею, дергается вместе с веком, — это военные были сегодня, понимаешь?

Не понимаю. Неприятно, конечно, ну и что, что военные. У меня к ним иммунитет. Старший лейтенант запаса. Нет, так-то я на пенсии по инвалидности, но по сути… Вышвырнули и не посмотрели. Спасибо хоть на своих ногах. Хотя…

— Палыч, ты не дергайся так. Направляй всех ко мне, экскурсию по дому устрою, пусть лупы берут, собак, поисковый отряд вызывают. У меня домик хоть маленький, да уютный. Всем места хватит, — участковый просто кивает несколько раз, глядя перед собой в одну точку.

Посчитав разговор завершенным, машу рукой на прощанье и, приподняв длинный подол, опираясь на перила, карабкаюсь по лестнице. Надо хоть Ваську, что ли, попросить, пусть как-то ступени соберет. Навернусь — совсем калекой останусь. А так хоть прыгаю еще.

— Кузнечик, — голос Палыча заставляет обернуться, путаясь в платье, — если вдруг ты ув?? идишь его. Дай знать. Это очень важно. Сима. Ты, — он сглотнул слюну, — ты можешь представить, кто он, если за ним военные гоняются?

— Конечно, Палыч, — улыбнувшись, вру я, глядя на гусиные лапки в??

Кивнув, он отворачивается и, не оборачиваясь больше, твердой походкой уходит. Но я чувствую, как в воздухе так и остались висеть его подозрения. Чёрт.

Гул движения лопастей вентилятора становится первым, что доносится до моего слуха, стоит открыть дверь.

Глава 2

С раздражением заперев дверь, покосившуюся, судя по всему, еще задолго до рождения моей двоюродной бабушки, что, кстати, разговаривала ровно с таким же скрипом, я молча выругалась. Принято у нас так было. Материть друг друга про себя, если это не глаза в глаза. И сейчас, скидывая сандалии, я отдавалась этому занятию со всей душой. Будь в Мире учитель по нецензурной лексике, поставил бы мне отлично и выдал степень магистра. Я, когда отдаюсь делу, вообще всегда так, с чувством. Милая семейная традиция двух помешанных, насмешкой судьбы делящих одну территорию.

Взгляд сам наткнулся на низкий холодильник, что стоял прямо напротив входа. Издевательски перевязанный бантиком ПМ лежал на белой кружевной салфетке. Начищенный и явно только что смазанный пистолет блестел под светом принесенной из комнаты настольной лампы. Урод. Обойма покоилась рядом, уже без бантика, а вокруг россыпью валялись патроны. Ну один он, конечно, оставил. Чувствуя, что желваки пляшут по лицу, заходясь с бровями в грязном танце покруче, чем Патрик Суэйзи в любимом фильме моей мамы, я протянула руку, быстро вставляя обойму. Стянув уродливую красную ленту, бросила ее тут же в мусорное ведро, что завтра нужно не забыть вынести.

— А если бы я была не одна? — кричу я, мягко ступая вперед, прижимаясь спиной к стене коридора.

Конечно, хромота не добавляет мне грации в движениях, поэтому, покачнувшись, я все же задеваю эту чертову картину.

— Schatz, я тебя умоляю, ты в жизни не впустишь сюда никого, — смешки раздаются с кухни, — давай уже скорее сюда, я соскучился.

Все же машину времени и клонирование точно изобрели еще где-то году так в восьмидесятом. Иначе как объяснить, что передо мной, ухмыляясь и оперевшись накачанными руками на спинку стула, стоит практически копия Криса Хемсворта. Но белоснежная улыбка и насмешливо прищуренный взгляд, что создан для того, чтобы сжигать кислород в легких малолетних дурочек, ни за что не заставит меня опустить оружие. Он знает это, поэтому и рассматривает с таким любопытством, кивая на ствол ПМа.

— Раньше ты ни за что не отпустила бы эту игрушку от себя дольше, чем необходимо, чтобы намылить голову шампунем. Ох, schatz, каких-то пара недель, а ты сама беспечность.

Не выпуская из рук пистолет, я все же направляю дуло в пол, щелкнув предохранителем. От этого действия он улыбается еще шире, а мне хочется закопать его где-нибудь рядом с домом. Больше по привычке, чем из необходимости, кидаю ему антисептик. Как и всегда, он просто провожает летящий пузырек взглядом и удовлетворительно наблюдает, как тот, дважды подпрыгнув, стукнувшись о пол, ударяется в стену.

— Нет, Сим, ничего из твоих рук и никогда. Не знаю, сколько тел прибавилось на твоем личном кладбище, и не стремлюсь его пополнять.

Да, в очередной раз можно было считать это признанием. Если бы не обстоятельства нашего знакомства. Тогда, посреди ночи, как раз думая, что дом заброшен, настойчиво так закапывала тело свежего вампира. С чувством, естественно, куда без этого. Напевая что-то под нос и пританцовывая, не ожидая появления хозяина дома. А теперь представьте себя на его месте. Возвращается в свой дом, а там барышня насвистывает и прикапывает трупик. На вид-то тело было вполне себе человеческим. Так что упрекнуть его в лишней осторожности было сложно. Конечно, оставался вариант выстрелить в него той самой смоченной в сыворотке 47 пулей, но если он человек… Что тогда я буду делать? А в людях, как думаю и дураку понятно, я разбираюсь не так, как в изощренных ругательствах в голове.

— Ты привел за собой военных, — шиплю я, взглядом натыкаясь на кефир на столе, — это мне?

— Конечно, — кивает Сергей, медленно обходя стул и держа ладони на виду, — запечатан, герметичен, все, как мы любим. А у тебя какие-то проблемы с ними? — он щурится, отчего его голубые глаза становятся похожи на блестящую поверхность воды.

— Не я придумала правила, — притянув к себе коробку одной рукой, я внимательно осмотрела ее со всех сторон, — кину в воду, посмотрим, какой ты честный.

Подхватив коробку я попятилась в сторону ванной, что каким-то чудом была сделана в доме явно незадолго до моего появления.

— Кстати, оттуда я тоже вытащил, — усмехнулся змей, заставляя уголок губ образовать на щеке ямочку из разряда «это место для твоих поцелуев», — можешь не искать.

— Это на черный день, — шиплю сквозь зубы, чувствуя, что сейчас сотру эмаль, — какого черта?

— Сим, у тебя этот черный день не заканчивается, — сложил руки на груди Сергей, тут же становясь серьезным, — а последнее, что мне нужно — это чтобы твой язык вдруг потерял опору на мозги.

Оставив последнюю реплику без комментариев, я так же спиной вперёд прохожу в ванную и открываю кран, наполняя таз с водой. Кинув туда кефир, я тяжело вздохнула, убирая налипшие на лоб волосы. Спина ныла, болью отдаваясь по всей длине ноги. Опустив крышку унитаза, приземляюсь, устало вдыхая запах плесени, что имеет прав на этот дом уже больше, чем я сама. Нет, она не разъедала тут стены. Просто действительно все нуждалось в ремонте, а я со всей любовью к чистоте все равно не могла обеспечить должного ухода помещению. Удерживая пистолет, я закрыла кран, одной рукой мягко нажимая на коробку, пытаясь обнаружить повреждения. Глаза же при этом постоянно наблюдали за входом.

— И надолго ты? — кричу я, заранее зная, что он услышит.

Пальцы сжимают спасительный ПМ крепче. Он холодит кожу ладони, успокаивая и заставляя сознание держаться на поверхности. Конечно, никто бы не оставил мне табельное оружие. Этой прелестью я была обязана бывшему участковому, что упокоился где-то в лесу примерно на третий день после своего обращения. Серебряные пули стали для меня настоящим сюрпризом. То, что он знал о существовании монстров даже в этой глуши, наводило на нехорошие мысли и заставляло спать лишь урывками. Но все же, несмотря на постоянные подозрения, по назначению ПМ пока не применялся ни разу. Хотя испытать серебро в смеси с жидким убийцей вампиров хотелось. Но это разрушительное чувство, ненависть. Ему тоже нельзя было давать ход. Все было достаточно спокойно, а вампир Григорий стал третьим, встреченным мною за все время в этой глуши.

— Нет, — скрип половиц заставил пальцы сжать пистолет крепче, — я переночую сегодня.

— Могу я засчитать это как услугу? — особо не надеясь, говорю я, вытаскивая герметичную упаковку из таза.

— Schatz, если бы все было так легко, то проще было убить тебя, — появившись в дверном проеме, голубоглазая мечта женщин от двенадцати и до шестидесяти расплывается в улыбке.

А внутри все становится слишком паршиво для того, чтобы продолжать на него смотреть. Если бы я с самого начала знала, что его разыскивает полиция — никогда не согласилась. Все говорили про него исключительно, как «Сережа-а-а», мечтательно закатывая глаза и с придыханием. В мыслях даже не было, что он скрывается от правоохранительных органов. Вот не дура ли. Какой здравомыслящий адекватный человек предложит за смешную сумму вступить в долю на имущество и жить в свое удовольствие на смешных условиях. Всего-то пускать хозяина в дом, когда хочет, никому не говорить, что видела его, и не задавать вопросов. Единственный пункт тогда, что мне не понравился — это услуга, которую Сергей может попросить, а я должна выполнить.

Мне бы тогда трезвый разум и сытый желудок.

Но нет, мешать транквилизаторы с вином тогда входило в круг моих ежедневных занятий.

Я на его глазах закапывала труп. Кто, кроме другого преступника, мог это предложить в обмен на молчание? Застонав, я вцепилась пальцами в холодный бортик ванны. Когда из полиции пошли вопросы, я, конечно, не удивилась. Придумала тысячу и одно оправдание типа того, что «Сережу» оговорили. Ведь именно такие слухи ходят по поселку. Тем более, что передовик баба Клава лично била кулаком в грудь и заявляла, то Сережа не меньше, чем создание небес.

На меня же его флюиды не действовали. К огромному моему счастью, человек в состоянии клинической депрессии не способен испытывать светлые и сильные чувства к кому-то. Ну или это просто мой психотерапевт так мне говорил, не знаю. Каким-то чудом вояки решили не ставить меня на учет в психушке, поэтому специалист у меня был мирный, а не тот, после посещения которого нельзя устроиться на работу. Факт оставался фактом. Мужчина, которого все от мала до велика поливали слюнями при одном упоминании, а при встрече, похоже, были готовы облизать его от пяток и до тонкого шрама на виске, не вызывал во мне ничего, кроме высасывающего силы чувства собственной вины.

На радость мне, появлялся он крайне редко. Присутствие можно было заметить по отсутствующим алкозаначкам, продуктам и редким пересечениям в коридоре. Последний раз виделись две недели назад, когда я уже пришла в условную норму. Условную — это потому, что после пребывания в небытие нельзя за месяц превратиться в здорового человека.

— Чувствуй себя как дома, — махнув ПМом в сторону двери, пробурчала я, — и дрянь свою забери, я так найду, чем перекусить.

Не спуская взгляда со сжатого в моих пальцах пистолета, он проходит внутрь, а запах плесени настойчиво перемешивается с его парфюмом. Автоматически замечаю, что такой бы мне понравился. Раньше. Сейчас я лишь отодвигаюсь чуть плотнее к бочку унитаза, чтобы успеть среагировать при необходимости. Сегодня я снова не буду спать, а так не должно быть. Мне нужно спать. Я иногда даже действительно хочу этого — вновь беззаботно сомкнуть глаза и позволить сознанию перестать мучить меня. Алкоголь помогал забываться. Но он не дает отдыха, это обман. Яд. То, что разрушает меня окончательно.

Фиолетовая футболка задирается, когда Сергей наклоняется за кефиром, а я невольно взглядом прохожусь по оголенной пояснице. Бронзовая идеальная кожа. С таким загаром по крайней мере один грех с него можно снять. Подцепив кефир пальцами, он медленно выпрямляется. А я снова уговариваю себя, что у него было миллион шансов убить меня.

— Плохие новости, schatz, — растянув губы в улыбке и приподняв бровь, говорит это чудовище, — я и так дома.

В горле непроизвольно становится сухо. Сергей скрывается за дверью, а я не могу взять себя в руки и подняться с места. Пальцы мелко подрагивают, когда я подношу пистолет ближе к глазам. Уничтожающие изнутри мысли. Их больше не было, потому что я сильнее. Гораздо сильнее, чем все то, что так и не смогло меня сломить. Закусив губу, я медленно кладу ПМ на пол. Делая медленный вдох, смотрю в одну точку, крепко сжимая край ванны в том месте, где проступила ржавчина. Пятно жесткое, прохладное и покалывает палец. Дает ощущение того, что я нахожусь в здесь и сейчас. Медленный выдох не заканчивается паникой, и настроение быстро ползет вверх. Очень хорошо. Улыбнувшись самой себе в отражении плитки на стене, я снова вижу в своих глазах так редко появляющийся огонь. Про себя его называю — искра жизни. То состояние, когда ты просто понимаешь, что дышать полной грудью — высшее счастье на земле.

Он появляется ненадолго, но мне хватает этого заряда, чтобы быстро подняться с унитаза и, захлопнув дверь, открыть на полную холодную и горячую воду. Хочется пены. Повинуясь порыву, выдавливаю часть своего шампуня, позволяя воде тут же покрыться тонким белым слоем пузырьков. Вот и молодец, Сима. Ты просто умница.

— Я самая счастливая девушка на свете, — говорю я пенящейся воде и чувствую, как напряжение отпускает, — я жива.

— Что ты там бормочешь? — кричит с кухни Сергей, а я чертыхаюсь.

— Чайник, говорю, поставь! Вода под краном не отравлена, — перекрикиваю воду я и тут же усмехаюсь, — хотя тут не гарантирую.

Надо дойти завтра до Палыча и все ему рассказать. Хотя… Может быть, у меня остался номер кого-нибудь из ребят. Ведь через них пробить, кто разыскивает Сергея, и передать информацию гораздо лучше, чем втягивать в дела военных Палыча.

— Сахара побольше кину, — раздается смеющийся голос из кухни, — цианид, если что, на раз-два обезвреживает.

— Моветон, Сергей, — опускаюсь в еще не наполнившуюся водой ванну и смотрю на тонкую щель под дверью, — две тысячи двадцатый год на дворе, а ты — цианид. Фу, вульгарщина.

Вытянув из кармана скинутой на пол куртки старенький и трижды разбитый айфон 5С, я перевожу его на беззвучный режим. Пальцы быстро перебирают контакты. Сколько же здесь всякого мусора. Надо удалить все, да руки не доходят. Тем более, что некоторой части списка уже просто нет. Или мертвы, или в армии «не живых». Вспомнив загорелую полоску на спине Сергея, я задумчиво смотрю на дверь. Все же так рисковать нельзя.

Даже если он не вампир, никто не исключает, что его ухо не прижато к двери так, что не видно тени. А значит, нужно написать кому-то, причем так, чтобы здесь не появилась сразу армия. Для начала во всем стоит убедиться самой, но вот информация не помешала бы. Задумчиво постучав отрезанным под корень ногтем по экрану, я все же нахожу нужное имя. Излюбленный WA послушно грузит чаты, а я мысленно ставлю памятник Палычу и оператору сотовой связи, что решил усилить сигнал у нас в регионе. В принципе, раньше проблем не было, пока после пожаров вышка из строя не вышла. Глядя на открытый чат, понимаю, что мысли специально пытаются убежать в другую сторону.

Кинув быстрый взгляд на дверь, уверенно набиваю «я беременна, ждем в гости с пузожителем» и, прикрепив универсальное фото в зеркале — с гладким, но голым животом, сделанное года три с половиной назад, отправляю сообщение. Дашка сообразит. У нее есть мой адрес, а фразу «я беременна» мы кричали, когда появлялась какая-то безумная идея. Нервно пережевывая губу, смотрю, как за первой галочкой появляется вторая. Наконец «в сети». Пальцы вздрагивают на эмалированной поверхности ванны.

«Ура! Везу твои любимые вкусняшки! Заскочу на неделе».

На неделе. Значит, раньше, чем завтра с утра, не сможет. Медленно выдыхаю, сообразив, что все это время лежала не дыша. Направляю дежурные чмоки и смайлики, забив беседу какими-то глупостями типа — цвета пинеток и прочего. Осталось только продержаться до утра. Дашка не подведет.

— Schatz, хватит обниматься с пушкой, вымойся уже по-человечески и иди сюда, — кричит Сергей, а я замечаю, откуда доносится голос.

Он был ближе ко входу, чем в прошлый раз.

Акустику старого здания я выучила наизусть. А он нет. Так что преимущество по крайней мере в информации сейчас было у меня.

Глаза впиваются в чат, а ладони вдруг холодеют. Ну почему я такая непробиваемая дура? Я снова смотрю на фото, и хочется перестать дышать. Открываю и увеличиваю. С губ срывается отчаянный стон, а сердце пускает ледяные волны по крови, заставляя ту застыть в венах.

Тут нет шрама. В профиль отчетливо видно целую, неповрежденную еще тогда спину. Ровную.

— Сука, — шиплю я сквозь зубы, натирая пальцами виски, — твою мать.

Намочив голову, быстро намыливаю и тут же смываю, не позволяя себе раскисать долго. Разум старательно убеждает, что не будут они вглядываться в каждую букву. Фото есть, повод есть, до этого общались. В конце концов что, разве не могла я просто удачно встать? Они точно продолжают следить, в этом уверена, но не так настойчиво, как раньше. В конце концов я просто сломанная игрушка вампира. Даже мне понадобилось меньше времени, чтобы это понять.

Глава 3

Натянув свой неизменный махровый халат, с удовольствием вдыхаю аромат выстиранной ткани. Кажется, он тоже меня успокаивает. Словно погружаешься в детство, когда мама после купания отправляет тебя спать. Выстиранные и выглаженные простыни — залог того, что я хотя бы смогу закрыть глаза. Конечно, с напором воды у нас в доме бывают проблемы, но это не останавливает меня запускать стиральную машинку чуть ли не каждый день.

Может, я тоже мизофоб? Звучит поприятнее, чем алкоголик. Усмехнувшись, поднимаю ПМ и, немного подумав, опускаю его в карман халата. Пальцы неохотно расстаются с предметом устойчивой психики, поэтому нервно подрагивают, сжимая кончик пояса. Взглянув на себя в зеркало, растягиваю улыбку, чувствуя, как от старания сводит скулы. Я же красивая? Пальцы тянутся к лицу, подушечками разглаживая складку между бровей. Шоколадного цвета глаза в обрамлении черных коротких, но густых ресниц от искусственного освещения кажутся холоднее, чем обычно. Мокрые волосы совсем потемнели, рассыпавшись по плечам, но я точно помню, что они такие же. Струящиеся и темные. Веснушки от уха до уха широкой полосой, словно шоколадная крошка рассыпана по щекам.

Мое основное оружие. Вампиры любят таких, тонких, хрупких и беззащитных. С наивной улыбкой и мечтательным взглядом. Только с последним у меня определенно проблемы. Усмехнувшись, наблюдаю, как правая бровь, что изогнута сильнее левой, скептически изгибается. Вместо сломанной куклы вампира я снова вижу себя. Заледеневший взгляд, резкие черты лица и решительность.

Должны же когда-то эти метаморфозы закончиться? Слишком болезненный процесс рождения новой меня. Хорошо, что хотя бы больше не пытаюсь нырнуть обратно.

Вздыхаю и выхожу из ванной, заставляя себя насколько возможно держать спину прямо. Стараюсь идти медленно, чтобы не раскачиваться из стороны в сторону при каждом шаге. Правда — «кузнечик». Милое прозвище понравилось с первых дней и тут же приросло намертво. Окрестила им, конечно, баб Клава. И почему я удивляюсь, что репутация пьяницы от меня не отлипает? Видимо, обидела ее чем-то, надо хоть понять, чем.

Человек, чье прозвище явно было если не «оргазм на ножках», то «Тестостерон» с большой «Т» и протяжным «о-о-о» на выдохе, откинувшись на спинку стула, расслабленно сидел с закрытыми глазами. Широкая грудь мерно вздымалась под футболкой, а длинная шея выгнулась, из-за чего кадык проступал сильнее сквозь загорелую кожу. Сергей не спал. Пальцы крепко сжимали чашку, круговыми движениями полируя надпись «это вам не тру-ля-ля с 23-м февраля». Моя же кружка стояла на столе, а от ее поверхности не шел пар. Так уж вышло, что некоторые привычки друг друга мы выучили. Например, то, что чай я пью разбавленный. Ненавижу кипяток.

Территория, где действует негласный пакт о ненападении.

Но это я делала впервые. Медленно опустившись на стул и глядя на то, как дрожат ресницы Сергея, наблюдающего сквозь них за моими движениями, я сжала пальцы на чашке. От напряжения казалось, что она сейчас разлетится в руках. Мозг кричал, в панике подбирая самые интересные слова в мой адрес, когда, облизнув губы, поднесла керамический край к лицу. Кадык на шее мужчины, что выпирал почти сразу под нарочно небрежной щетиной, дернулся. Мужчина открыл глаза и нахмурился, сведя густые брови.

Да, детка, я собираюсь это сделать.

Потому что мне кое-что нужно вытащить из тебя.

— Будем считать это новым шагом в наших отношениях, — усмехнулась я, делая глоток.

— Как хочешь, но я из твоих рук все равно ничего не возьму, — уткнувшись в свою чашку, констатировал Сергей.

Но я уже знаю, что возьмет. Только сначала мне нужно не это. Голубые, словно небо в самый ясный день, глаза внимательно наблюдают, как я, сделав еще три жадных глотка, ставлю чашку на стол. Бровь удивленно приподнимается, когда Сергей замечает, что чая в кружке осталась половина. Даже мимические морщины ему к лицу.

Мозг грозится свернуться трубочкой и уползти в алкогольные пучины прошлого, прикрывшись одеялом из слез. Воздуха мало, а перед глазами бегут цветные пятна. Отвратительный мерзкий страх, что теперь охватывает каждый раз. Но, кажется, ясправляюсь с так и не накрывшим приступом. Потому что до сих пор сижу, положив ногу на ногу, и молча разглядываю оранжевый рисунок знака зодиака — лев — на своей кружке.

— Я знаю правила, — наконец говорю я, закусывая губу и чувствуя, как сердце стремится поставить новый рекорд по частоте ударов в минуту, — но военные, Сергей. Эти парни не заинтересуются каким-то мелким мошенником. Они в принципе не лезут в дела полиции. Я просто сравниваю наше с тобой положение, вот и все, — кивнув на окно, выдавливаю улыбку, — ты знаешь, почему я здесь.

— О да, schatz, незабываемый агрофитнес, — он усмехается.

Поставив руку на сиденье, отчего мышца на предплечье напрягаются, соблазнительно растягивая футболку, Сергей подается вперед. На лице больше нет выражения коварного соблазнителя, что питается женскими сердцами как семечками. Поправив волосы, я чувствую, как холод разливается по венам в том месте, где коснулся его взгляд. Давай, детка. Вот же я, вся такая тебе доверяющая. Это для блага нас обоих. Потому что какого-то черта я тебя до сих пор не заложила. То ли от придыхания баб Клавы, то ли от шестого чувства, что у меня атрофировано и работает избирательно. Чаще всего не туда.

— Ты здесь не потому что нужно переночевать, — поставив кружку, я подаюсь вперед, — за три года такой необходимости не возникало.

— Тогда почему? — сложив руки на груди, он наклоняется, словно с такого угла мои мысли видно лучше.

— Пытаешься спрятаться на виду.

Голова тут же отзывается тупой ноющей болью. Моргнув, трясу, пытаясь отогнать призраков, что так настойчиво разбирают когтистыми пальцами тонкую перегородку с моим прошлым. Знакомый голос, от которого кровь сворачивается прямо в венах, звучит в ушах, словно я слышу его прямо сейчас.

«Сим, ну а где еще я мог наслаждаться таким зрелищем? Важное, детка, всегда лучше прятать на виду».

Задержав дыхание, пытаюсь проглотить воздух. Обманка, которая помогает.

Ни одна мышца на лице Сергея не дергается. Ледяное спокойствие. Его и полиграф вместе с сывороткой правды не расколет. Только вот сейчас он думает, что перед ним убийца. И если пришел за помощью, у меня есть шанс узнать правду.

— А ты в этом спец, да?

Его вопрос я уже практически не слышу. Он доносится сквозь какой-то густой слой, как через кисель пробираются слова. Дернувшись, чувствую, что локтем зацепила что-то, но пальцы просто сжимают голову, пытаясь прогнать ядовитый голос из-под черепной коробки. Не сработало.

Острая боль пронзает насквозь, заставляя ногу зайтись в судороге. Твою мать. Вцепившись пальцами в край столешницы, стараюсь нащупать себя здесь и сейчас, но новая судорога с криком выбивает меня на пол. Все исчезает вокруг. Остается только боль и страх, что ядовитыми волнами пронзает все тело.

— Такое зрелище, — вздох сожаления, — ладно, где эта дрянь? — кто-то трясет меня за плечи, а я шиплю.

Удар по лицу. Понимаю, что не первый, но ничего не могу сделать.

— То, что ты колешь. Где оно? — пытаюсь разглядеть за пятнами что-то перед лицом, но не получается, меня трясут за плечи. — Я сейчас перестану играть в рыцаря и останешься одна. Лекарство где?!

Лекарство. Цепляюсь за это слово, сжимая пальцы на чем-то твердом и прохладном. Облизнув губы, пытаюсь вернуть себе дыхание. Медленный вдох. Я дома. Выдох. У меня есть голос.

— Коробка, — выдавливаю из себя, — на холодильнике.

Успокаивающая прохлада исчезает и возвращается через целую вечность. Пальцы сдирают ткань с плеча, вгоняя иглу в мышцу. Словно железная рука сжимает меня, прижимая к чему-то крепкому, а я лишь чувствую, как судороги замедляются под действием транквилизатора.

— А теперь спать, — чей-то голос раздается над ухом, но я чувствую лишь, как сознание ускользает.

Так странно. Я не слышу его сердца.


Три года назад

Жжет. Ощущение того, что кожа сейчас просто слезет от давящего жара. Я горю? Но тогда почему это только рука и лицо? Облизнув пересохшие губы, отворачиваюсь от источника. Пошевелить рукой нет сил. Чувствую, что дернулся лишь палец.

Какой-то отвратительный писк проникает в голову, а я пытаюсь открыть глаза.

— О, боже, Женя, закройте жалюзи! — кричит кто-то, а по помещению разносятся звуки шагов.

Одни — точно принадлежат мужчине, суетливые, торопливые. На полу плитка. Слышу, как стучат высокие каблуки девушки, что несмотря на показную спешку идет к окну медленно, старательно пытаясь изобразить модельную походку. Но вот жар исчезает, и с губ срывается невольный стон.

— Простите, это недоразумение, — бормочет мужчина, а я сглатываю слюну, — видимо, утром кто-то из уборщиц не закрыл.

Вернее, просто сглатываю, потому что слюны нет в помине. Пересохшее горло отзывается тупой болью.

— Пить, — выдавливаю из себя.

Мужчина осторожно усаживается рядом. Его движения слишком аккуратны, а в голосе сквозит какое-то сомнение. С тяжелым вздохом мне все же удается разодрать ресницы. От света морщусь, а перед глазами пляшут цветные пятна.

— Вы, — он кашляет, пока я пытаюсь рассмотреть все вокруг, — вам что-то конкретное хочется пить?

Боже, что за тупой вопрос. Отвратительный писк раздается где-то справа над моей головой, но я не могу выгнуться так. Поджав губы, щурюсь, рассматривая белое убранство помещения. Госпиталь. Это определенно палата. Голова трещит, а горло снова саднит.

— Воды, — перевожу взгляд на седого мужчину в очках, что удерживает пальцами диктофон, — доктор Альберт Госман?

— О, вы даже узнали меня, Сима, — он улыбается, косясь на диктофон, — Женя, принесите воды!

Торопливые каблучки цокают к выходу и останавливаются недалеко от входа. Слух улавливает шум воды. Кулер.

— Он сдох? — доктор дергается и хмурится.

Протянув руку к пищащей штуке, нажимает какие-то кнопки, и раздается гудение. Из щели выползает бумага с цифрами. Судя по тому, что ко мне подсоединена куча проводов, это мои показатели. Но все это мало меня сейчас волнует. Я жива, сердце бьется ровно, сама слышу это. Так же, как и чувствую ненависть, с каждым ударом она расползается по телу все сильнее.

— Он сдох, доктор? — повторяю свой вопрос, внимательно глядя на лицо Альберта.

Доктор хмурится. Устало вздохнув, проводит пальцами по лбу, разглаживая морщины. Его лицо какое-то осунувшееся, а под глазами залегли темные круги. А еще веко доктора дернулось, когда он взглянул на распечатку.

— Сима, — морщинистые пальцы сжимают мои, — вам сейчас нужно думать о себе. Поправляйтесь, полковник сам вам все расскажет.

Пытаюсь перечить, но “шустрые каблучки” наклоняются вперед, осторожно прислоняя пластиковый стаканчик к моим губам. Сообразительная девочка. Приоткрыв рот, чувствую, как спасительная влага проникает внутрь, успокаивая и наконец заглушая жажду. Не заметила даже, как осушила стакан полностью. Женя делает два шага назад и внимательно всматривается. Взгляд у них с доктором одинаковый. Нахмурившись, я сжимаю пальцы доктора.

— Что со мной?

Глаза Альберта бегают. Он переглядывается с медсестрой, думая, что я не замечу? Конечно, Сима напортачила и сильно. Но это не делает меня дегенератом. Кадык доктора дернулся, а пальцы потянусь к вороту рубашки, растягивая его.

— Сима, вы живы — это главное.

Вновь прислушиваюсь к своему сердцебиению. Точно, не показалось. Удар за ударом. Да и на этом чертовом экране, к которому повернуться стоило всех моих сил, светится показатель пульса. Значит, «жива» во всех смыслах.

— Свет, — нахожу в себе силы держать пальцы на ладони доктора, — почему он ранит меня?

— Вам показалось, — слишком поспешно говорит доктор, — просто уборщица не закрыла утром жалюзи и вы весь день пролежали на солнце, вот и все.

— Поэтому у меня слезла кожа? — киваю на покрасневшую левую руку.

— Сейчас правда лучше отдыхать, я расскажу после, — вновь кидая взгляд на медсестру, говорит доктор, а я сжимаю пальцы сильнее.

— Нет. Сейчас.

Доктор дергается, а я удивляюсь, как еще не выпустила его пальцы. Каблучки несутся к выходу, и я понимаю, что через пару минут меня вновь усыпят.

— Доктор, если вы заботитесь о том, как я отреагирую, то не переживайте — я помню все, что он делал со мной, — сглотнув слюну, быстро говорю я, ловя на себе бегающий взгляд Альберта, — хуже уже не будет. Просто хочу знать, как я осталась жива.

— Концентрат 47, — наклонившись вперед, шепчет он.

— Должен был убить меня и его.

— Обращение, — доктор обернулся и тут же нагнулся еще ниже, — оно началось раньше, чем концентрат отравил вас полностью. 47-я вступила в реакцию с кровью вампира. В итоге раны, смертельные, — он кивнул на туго перевязанный живот, — затянулись. Но у вас нет жажды, показатели близки к норме, только неприятная реакция на свет.

Облизнув губы, я прислушалась к приближающимся шагам.

— Реакция на 47-ю?

Доктор судорожно сглотнул слюну. Я дернула его руку, призывая поторопиться.

— Она в вас, — одними губами прошептал он, — ваша кровь теперь — яд для вампира.

— Он понял, что отравлен не сразу, — прошептала я, — поэтому, — поперхнулась, чувствуя, как воспоминания тугим комком встают в горле, затапливая все жжением в груди.

— Да, — кивнул доктор, — поэтому в бешенстве пытался разорвать вас.

Пытал. Долго и с садистким удовольствием выпуская кровь. Сыворотка не убила его сразу. Слишком стар и слишком силен. Все слишком. Пытал, пока не надоело играть. Пока я не перестала кричать и дергаться. Он должен был сдохнуть от выпитой крови. Должен был. Видимо, понял, что слабеет, и с пустым пузырьком догадался о причинах. Решил закончить. Не думаю, что он был в бешенстве. Просто ему было интересно поиграть. Сломать жизнь в буквальном смысле.

Пополам.

Не смог. Слишком ослаб.

Хруст собственных костей и влажный звук разрывающейся плоти оглушил меня, и я дернулась, заходясь в агонии снова. Пока спасительный укол не отправил сознание в бездну.

— Он сдох? — проваливаясь в темноту снова шептала я. — Сдох?


Кто-то решил устроить соревнование за титул «самый громкий сосед года». Сейчас в нем участвовали легионер, выращенный баб Клавой, ветеран разорванных перепонок и символ понедельников, петух Петя, газонокосилка, Васин трактор и стук по мотивам «Rammstein» в дверь. Этот квартет записать и отправить Тилю, равнодушным не останется. Со стоном открыв глаза, я медленно села на кровати, осматриваясь.

— Сейчас, я не одета! — кричу, поднимаясь на ноги.

Голова раскалывалась. Судя по всему, вчерашний вечер закончился воскресшим спустя месяц приступом. Откуда только он взялся? Порывшись в памяти, поняла, что последнее, что помню, как сползаю на пол. Судя по тому, что очнулась я на кровати с лежащим рядом ПМом и валяющимся шприцом с пустой ампулой, все же добралась до лекарства. Прислушалась. В доме не было ни звука. Черт. Ушел. От разочарования я поморщилась, прихрамывая к двери. На холодильнике валялась записка. Не читая, швырнула бумажку в карман. Еще не хватало саму себя выдать.

Удобнее перехватив ПМ, завела руку за спину. Ладонь немного вспотела, но скорее от жары, чем от волнения. На пороге кто-то нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Легкая поступь, каблук. Гнилые доски не скрипели. Вздохнув с облегчением, сунула ПМ в карман и распахнула дверь.

— Мать, ну ты даешь, — сжимая подругу в объятиях, я поморщилась от ударившего в глаза солнца, — шесть утра.

— Это не мешает кому-то заниматься участком, — поправив идеально гладкий «конский хвост» цвета ванильного зефира, Дашка шагнула внутрь.

— Да они все на тебя поглазеть вылезли, — усмехнувшись, указала рукой на единственную комнату, — проходи.

Не успела сделать и шага, как доски за дверью заскрипели и новый стук заставил меня закатить глаза. О, эту походку я точно знаю. Тем более, что трактор заглох минуту назад. Послав Даше взгляд «вот видишь», я вновь распахнула дверь, глядя на раскрасневшееся Васькино лицо.

— Эт, Кузнечик, — глаза тракториста косились так, что, подозреваю, в следующий раз придется везти его к офтальмологу, — тебе там вродь как крыльцо поправить над было? Так я это, я давай.

— Вечером, Вась, хорошо? У меня голова болит, — похлопав парня по плечу, ухватилась за нахмурившийся взгляд, — что?

— Так это, — он огляделся и тут же наклонился ниже, — давай опохмел принесу. Самогонка — во!

— Да не пила я! — заорала, выталкивая остолбеневшего Ваську дальше. — Просто болит голова.

Захлопнув дверь, сжала виски, растирая и разгоняя словно собравшуюся в них кровь.

— Я ж это, — шуршал Васька за дверью, — того. По-доброму, по-соседски.

— Да иди ты домой!

Тяжелый Дашкин вздох больно коснулся того места, где у меня, должно быть, умерла совесть. Обещала не пить. Еще первый раз, когда моя блонди все это безобразие увидела. Года так два назад. Но я же и не пью. Чуть подзадержалась с исполнением, ну и что. Тогда она смотрела на меня так же. Скрестив руки на груди пальчиками, перебирая кончики хвоста, что заканчивался как раз в районе накачанного предплечья. Дашку все называли «модель», и по-другому редко кто обращался. Было за что. Длинные стройные ноги, пухлые губы и блестящие белые волосы. Зеленые глаза девушки делали ее похожей на лисичку. Вот ими сейчас она меня и прожигала.

— Я не пью, — спокойно сказала я, отлипая от двери и направляясь в комнату, — честно.

Тайная дочь двойника Шарли́з Те́рон следовала по пятам четкой модельной походкой. Когда девушка скинула туфли, даже не заметила. Поморщилась, усаживаясь на кровать. Знает, что мне сложно будет полы мыть, вот и идет чуть ли не на цыпочках.

— Я по делу, Даш, — сцепив руки в замок, я наклонилась чуть вперед, уменьшая давление на нерв, — прости, что просто так не звоню.

— Могла бы спросить, как у меня дела, — надув губы, девушка осторожно присела на край стула, — для начала хоть.

— Конечно, ведь ради этого вопроса ты всю ночь гнала свою красотку к черту на рога, — усмехнулась я, — я и так вижу, что у тебя все хорошо. Ты шикарно выглядишь.

— Ты тоже, — бордо растянулась в улыбке Даша, тряхнув головой.

Врать она не умеет. Нос девушки предательски покраснел, а внутри у меня все сжалось. Что за дерьмо? Зашипев, я поднялась на ноги.

— Лейтенант Синицына, отставить сопли.

— Есть отставить сопли, — пробурчала она, часто моргая.

— Даш, мне неприятно, что, смотря на меня, человек рыдает. Это ломает мою неустойчивую психику и не способствует выздоровлению. Жалость — не то, что делает меня сильной, окэ?

— Ты правда хорошо выглядишь, — кивнула она, сжав пальцы на коленях, — просто все это.

— Прошло, — прервала ее я, — все хорошо.

— Ты совсем одна, — просто констатирует она, вытерев нос бумажным платком, что ловко вытащила из сумки, — как дела с поиском бойфренда?

— Тут каждый второй мой потенциальный бойфренд, не видишь, что ли, — положив руки на талию выгибаюсь, насколько могу, — кто ж перед такой красотой устоит? Выбираю, прицениваюсь, — она наконец смеется, а облегченно выдыхаю, — пока мне хорошо одной. Возможно, всегда будет именно так. Это не самая большая проблема в жизни, правда?

— Да, — согласно кивает она, убирая выбившуюся ванильную прядь за ухо, — если тебе так хорошо, то да.

— Отлично. Теперь можем к делу?

Даша согласно кивает, приготовившись внимательно слушать. Ее лицо тут же становится серьезным, в уголках глаз кожа покрывается складками. Она всегда прищуривается, говорит, что так слышно лучше. У каждого свои привычки.

— Хозяина этого дома разыскивает полиция уже много лет, — спокойно начинаю я, меряя шагами комнату, — почему — неизвестно. А вчера наши с тобой друзья навестили местного участкового. Такое впервые и почему-то произошло именно тогда, когда я наладила свою жизнь в поселке.

— Тебе это не понравилось, — не спрашивает, а утверждает Даша, кивнув головой.

— Именно. Я не понимаю, почему они не пришли ко мне. У меня из вероятных вариантов лишь один, и он меня тревожит.

— Думаешь, что хозяин этого дома связан с… — голос Д. аши надламывается, а я киваю, — но он мертв, Сим.

— Ты видела его тело? — сложив руки на груди, я наклоняюсь к ней — Или знаешь того, кто видел?

Даша нервно сглатывает слюну и отворачивается к двери. Почему-то молчание давит на меня. Хочется схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть, но девушка, закусив губу, поворачивается и внимательно вглядывается в мое лицо.

— Сим, — кончик ее языка мелькает между губ, — ты понимаешь, что нездорова?

— Началось, — закатив глаза, я отхожу к плотно занавешенному ок. ну.

— Ему было больше двух тысяч лет, Сим! От него не осталось бы и горсти праха, понимаешь?

— Тогда почему они просто не пришли ко мне? — прошипела. я. — Пошли к участковому. Зачем?

— Ты пьешь свои лекарства? — спокойно спрашивает Даша, а я, зашипев, вцепилась в подоконник. — Сим, успокойся. Я узнаю все, что смогу, но это правда кажется паранойей.

— Этот мудак жив, Даш, — скриплю сквозь зубы, чувствуя, как кровь загорается пламенем, — я его кишками чувствую, понимаешь?

Со вздохом Даша поднимается со стула и достает новенький 11-й айфон.

— Говори имя хозяина дома, запишу себе и пробью.

— Вагнер Сергей Дмитриевич, 1987 года рождения, — зажмурившись, вспоминаю строчку из домовой книги, куда вносили меня после получения «наследства», — место рождения город Дрезден, Германия. Но он русский, в этом сомнений нет.

Звук, что раздается каждый раз, когда ее палец касался экрана, прекратился еще на отчестве. Жду, когда Даша допишет данные, но лишь слышу, как она глубоко втягивает воздух. Повернувшись, разглядываю растерянное лицо подруги, что невидящим взглядом уставилась в телефон. Она не моргает.

— Даша?

— Сим, — девушка кашляет и поднимает глаза, в которых плещется боль, — это наш сотрудник.

— Чего, б… — сглатываю, вспоминая, что обещала себе не материться, — что?

Глава 4

Она молчит слишком громко для моего мозга. Смотрит вниз и ковыряет носком, обтянутым в тонкий чулок, пол. Я вижу Дашкины плотно сомкнутые губы. Внутри все сжимается. Желание выплеснуть огненный кусок пламени изнутри невыносимо. Сгорать заживо, снова и снова, долбясь в чертовой агонии. Я понимаю это выражение. Прекрасно, мать его, понимаю, почему она так себя ведет.

— Он — вампир? — шиплю я сквозь зубы, с трудом удерживаясь на месте.

— Никто не знает наверняка, Сим, — тихо шепчет она, вновь поджимая губы, — но работает он там же, где, — она замолкает, не поднимая взгляд.

— Работала я, — чувствую, как от злости сжимаются кулаки, — да?

Снова предали. Снова. Втянув воздух сквозь зубы, я еле нахожу опору. Сегодня это ненависть. К единственному оставшемуся родному мне человеку. К дяде, чью сестру вместе с мужем убил вампир. Мою мать. Сердце колотится в горле, а перед глазами пляшут пятна.

«Эти твари больше не заслуживают нашего доверия. Мы призваны уничтожать их отныне, Сим».

Полковник, что же ты так. У тебя никого нет кроме меня. Никого.

— Почему ты не сказала мне? — с трудом заставляю себя не кричать.

— Сим, это всего лишь слухи, — подняв на меня взгляд, Даша делает шаг вперед, — его напарник погиб пару месяцев назад при, — Даша закусывает губу, — схожих обстоятельствах.

— То есть напарник точно вампиром не был, — выдаю я, чувствуя, как желудок останавливается где-то в районе кишок и заставляет кожу покрываться липким потом, — анализы? Друзья? Хоть что-нибудь.

Даша нервно облизывает губы, но не отводит взгляд.

— Я сама делала ему этот паспорт, — тяжело вздохнув, Даша расправляет руки по швам и подается вперед, — ты тогда еще работала с нами.

— Значит, документов у него не было, — усмехнувшись, я плотно зажмуриваю глаза, прогоняя призраков прошлого.

— Ты сама говоришь, что его разыскивала полиция, — Даша пожимает плечами, — мы не можем ничего знать наверняка. Но если полковник посчитал нужным, — язык вновь пробегается по покусанным губам, — Сим, он не работает с вампирами.

— Ты сама в это веришь? — приподняв бровь чувствую, как камень внутри леденеет, стоит Даше опустить взгляд. — Ладно. Спасибо за помощь.

— Задание, — продолжает подруга, хотя я больше и не хочу слушать, — не знаю, что там случилось. Но после того, как его напарник погиб, сам он не взял последнее дело у полковника и скрылся. Говорят, что скандал был связан с заданием.

Кивнув, я тянусь к карману халата, выуживаю записку. Злая улыбка сама расползается по моему лицу. Вот и вскроем карты, детка.

— Я приведу его вам, — Даша делает шаг, но я поднимаю руку, продолжая взглядом скользить по листку бумаги, — прости, но тебе придется где-нибудь остановиться в другом месте.

Девушка дергается, словно ей только что влепили пощечину. Черт. Выдохнув, я вновь пытаюсь посмотреть на нее, как и прежде. Она ни в чем не виновата. Робкая улыбка касается ее губ.

— Так нужно, Даш. У меня есть знакомая, Марина. Думаю, она тебя приютит, — облизав губы, запихиваю бумагу в карман, — как думаешь, полковник успеет прислать нужных людей к ночи?

Еще три часа тянулись мучительно только для меня. Дашка рассказывала все подряд. Начиная от того, к кому теперь ходит делать маникюр, заканчивая новой любовницей полковника. Слушая ее вполуха, я поглаживала через карман жгущую пальцы записку.

«Вечером».

Значит, этот дезертир серьезно надумал временно укрываться в своем доме. Моя задача теперь не упустить момент. То и дело поглядывая на часы, я поддакивала Дашке, а та даже не обижалась. Понимала, что сейчас мне, чтобы сосредоточиться, нужно молчать. У нее это работало наоборот. Почесать язык, и мозги шевелятся быстрее. Долго пыталась понять, как мы в принципе смогли подружиться. В итоге сошлись на том, что для моей тишины мне нужно, чтобы кто-то, кому я могу доверять, создавал шум на заднем плане, а ей нужны свободные уши.

Выходить на улицу под восходящее солнце не очень хотелось, но выбираться из дома днем, когда пекло со всей его солнечной отдачей, тем более. Поэтому, быстро скинув халат, я облачилась в первую попавшуюся под руку футболку и, натянув джинсы, бодро похромала к двери. От приступов был один плюс. Мозги на следующий день после транквилизатора почему-то стремились работать быстро. Говорят, что это странно. Но у меня все не как у людей.

Прищурившись на солнце, я наспех закрыла дверь, мысленно перебирая, не успела ли чего-то выключить. Хорошо, что ничего не включала. Дошло до меня, что я с нечищенными зубами и лохматая, словно леший, именно в тот момент, когда, развернувшись на пятках, около ступеней застала сканирующий взгляд баб Клавы. На фоне своей подруги сейчас даже я окрестила бы себя алкашкой. Приложив ладонь ко рту, баб Клава мысленно перебрала первые десять молитв и пару раз прочла «Отче наш». Хотя в деревне говорили, что вообще-то наша святая урожденная католичка.

— Кузнечик, — с придыханием и горящими глазами бабуля схватила за руку мою сдерживающую смех подругу, — Васька сказал, что голова с похмелья мучает?

— Это все ваш самогон паленый, — не выдержав, гаркнула я, быстро преодолев расстояние до подруги, и подхватила Дашку под руку, — вот вам черти и мерещатся.

— Зря ты так! — кричит вслед бабуля, пока я хромаю под спасительную тень внутри автомобиля. — Я с информацией. Сереженьку твоего военные искали вчерась.

— Устарела информация, баб Клав, — поцокав языком, быстро нырнула в Дашкин «Солярис», облегченно вздыхая, — сдаете.

Даша уверенно выруливает по узкой улице, а я только сейчас понимаю, что подруга не спала всю ночь. Застонав, откидываюсь на спинку сиденья, потирая ладонями лицо. Когда-нибудь я перестану думать только о себе.

— Сейчас попросим у Марины ключи и отправишься спать, — спокойно говорю я, отворачиваясь к окну, — прости.

— Да я с ночными работами привыкла уже, — отмахивается Даша, втискивая авто на тесную стоянку около магазина.

А я, получается, отвыкла.

— Ты знакома с ним? — вкрадчивый голос Даши заставляет повернуться. — Поэтому так, — взгляд девушки снова ускользает, а я чувствую вновь возрастающую злость.

Она ещё не договорила, а ее пальчик с черным свежим маникюром осторожно опускает козырек и пляшет возле губ, поправляя несуществующие подтеки помады. Подхватив сумочку, она замечает мой взгляд. И подмигивает.

— Нет, я не осуждаю, он — секс.

А я пытаюсь подобрать челюсть с тщательно отмытого резинового коврика автомобиля.

— Ты сейчас серьезно? — пытаясь не прожевать эмаль, не знаю, который раз за эти полтора дня выдавливаю из себя я.

— Перестань психовать по любому поводу, — Даша резко дергает ручку своего железного коня и выходит, аккуратно закрыв дверь.

— Ты умеешь думать о чем-нибудь другом? — выбравшись под лучи солнца, пробурчала я. — Если бы я с ним спала, поверь, поняла бы, кто он.

— Ну, вдруг вы еще не дошли до этого этапа, — бросает Даша через плечо.

Бодро цокая вперед каблучками своих лакированных лодочек, Даша старательно делает вид, что не замечает, как я не говорю, знакома ли с ним. Втянув голову в плечи, бодро хромаю следом под палящим солнцем. Ветер терзает раздраженную кожу, сбивает с берез листья и заставляет волосы окончательно превратиться в гнездо. Глядя в блондинистый затылок, пытаюсь убедить себя, что она не спрашивает меня об этом. Какие-то неясные оттенки эмоций проскальзывают в ее голосе, стоит заговорить о Сергее в таком ключе. Давно забытые. Мысль, что проскользнула в голове, заставляет встать на мечте, а глаза округлиться от удивления.

— Подожди, — спрятавшись в тень под козырьком магазина, я хватаю Дашу за руку, вынуждая остановиться, — а ну-ка, посмотри на меня.

Так и есть. Рваными движениями губ Даша растирает помаду по губам, пытаясь скрыть свою обычную нервозность. Но я все равно вижу, что ее рот сейчас слегка перекошен вправо, а глаза прищурены больше, чем обычно. Поперхнувшись, наблюдаю, как наманикюренный пальчик вновь заправляет выбившуюся прядь.

— Значит, ты ревнуешь, — констатирую я, глядя на старательно отводимый взгляд поблескивающих зеленых глаз, — но если не знаешь наверняка, кто он, у вас ничего не было, так?

— Ой, все, — подруга вырывает руку и проникает внутрь охлаждаемого кондиционером тесного помещения магазинчика, — полиграфом к дяде просись, возьмет.

Тогда он точно здорово проколется. Так себе из меня детектор лжи. Прохлада успокаивает раздраженную кожу, и я с удовольствием прикрываю за собой дверь, вновь зацепив колокольчик. Привыкла я уже к таким тесным и каким-то домашним, что ли, помещениям. Тут нет московской суеты, толп народа, а каждого встречного знаешь в лицо. В наши два супермаркета не ходила, хотя они и сюда добрались. Не хватало мне людей, в окружении которых чувствуешь себя как дома. Ощущаешь за них ответственность и поэтому снова находишь силы. Чтобы жить. Бороться. И даже презрительный взгляд единственного посетителя сейчас, Мишки, не портит мне настроения.

— Кузнечик, — выдает он, кивая на Дашку, что тут же фыркает, — познакомишь?

— Как в гости к тебе регулярно бегать перестану, чтобы кулаки свои об жену не чесал, сразу, — усмехн-увшись, я подхожу к прилавку, разглядывая скромный ассортимент.

— Самато давно правильная такая стала? — шипит Мишка, но не приближается. — В дела мои семейные не лезь!

Опасливо оглядываясь, смешно выпятив грудь вперед, делает шаг в сторону, освобождая мне место в очереди, которой нет. Мельком кинув взгляд в окно и убедившись, что никто к магазину не приближается, делаю шаг вперед, одним движением сгребая подвыпившего мужика за грудки. Тельняшка натягивается на когда-то крепких, а сейчас обвисших мышцах, а Мишка, видимо, осмелев из-за присутствия Даши, с тяжелым выдохом замахивается, тут же зашипев от боли в пойманной и вывернутой руке.

— Значит так, рембо, — спокойно говорю я, продолжая кидать взгляд в окно, — еще один фингал у Машки — лес у нас большой, места всем хватит. Понял меня?

— Кузнечик, хорош тебе, — запал мужика пропал, а я с ужасом понимаю, что когда-нибудь могла стать такой же.

Если много пить и гробить себя, постепенно все твои боевые заслуги превратятся в вот это скулящее лицо и слабые дрожащие руки.

— Да не трогаю я ее больше! — видимо, приняв за недоверие мое молчание, скулит Мишка, продолжая морщить покрытое морщинами и пигментными пятнами лицо. — Вот те крест.

Меня парализует. Словно в замедленной съемке, задержав дыхание, вижу, как темные от сигарет пальцы левой свободной руки складываются и накрывают алкаша знаменем. Зашипев от боли, опалившей лицо и грудь, отталкиваю того к двери. Мишка врезается в стекло и проваливается за распахнутую дверь, снова зацепив колокольчик.

— Это тоже, — тихо шепчет Даша, пока я жмурясь, пытаюсь отогнать панику, — я не знала.

— Да, — облизнув губы и поворачиваясь на шум Маринкиных шагов, киваю я, — это тоже.

В такие моменты особенно хочется жаловаться на жизнь. Когда твоим любимым фильмом в детстве был «Блэйд», ты надеешься хотя бы на какие-то откаты за перенесенную боль. Сверхсила, скорость, внушение. Да что угодно. Хоть какой-то плюс. Даже чудо регенерации, проявив себя лишь один раз, больше никогда не появлялось. У меня не было жажды. Именно это док выносил в плюсы. Но… У меня и человеком ее не было, не правда ли? Не сказать, что когда-то я была сильно верующей, нет. Спокойно относилась к религиям и прочему. Но теперь у меня постоянно складывалось ощущение, что даже тот, в кого верят, покинул меня.

Без разницы, что это было. Православный или католический крест, мусульманские амулеты. Что угодно. Все предметы, в которых концентрируется веками людская вера. Иногда от этого, как сейчас, было трудно дышать.

Отвлечь от грустных мыслей меня смогли тихие шаркающие шаги. Недоуменно нахмурившись, я кинула взгляд туда, где из подсобки доносились приглушенные ругательства. Сухие и какие-то неживые. Обычно на звук колокольчика Маринка шла сразу. Конечно, с комментариями, но это из-за статуса. Облизнув губы, я перегнулась через прилавок.

— Марин? — просто шорох. — Эй, я масло забыла вчера взять. Захватишь?

Та серая тень, что, сгорбившись, выползла из подсобки, — с темными кругами под опухшими глазами, мало напоминала Маринку. Уголки губ дрожали, а русые волосы беспорядочно разметались по плечам. Такого она никогда не допускала. Нарушать правила просто была не способна. Но факт остается фактом — бледная копия улыбчивой девочки сейчас быстрым движением прижала синюю пачку масла к прилавку и не глядя на меня набила что-то на кассе.

— Восемьдесят девять рублей, — прошептали без привычной малиной помады кажущиеся обескровленными губы.

А я смотрю на пачку сливочного масла и ничего не могу понять.

— Марин, ты чего? — девчонка фыркает и тут же устремляет полный злости на меня взгляд.

— Да ничего, Кузнечик! А то ты не знаешь, краля московская! — от приступа гнева ее глаза снова наполнились слезами.

— Я последняя, кто на кралю похож, — легко улыбаюсь я, подав. аясь вперед, — скорее на Мишкуалкаша. И, если уж на то пошло, я не из Москвы. Прекрати реветь и объясни спокойно.

— Очередь не задерживай! — зло зыркает на пустой магазин и сосредотачивается на Дашке. — Вам чего?

— Поспать бы, — не растерявшись, выдает подруга, опираясь на прилавок, — и тебя в порядок привести. Есть кому подменить?

Маринка от растерянности глазами только хлопает и реветь забыла. Только смотрит то на меня, то на Дашку. Подхватив пачку сливочного и опершись на руки, я перепрыгиваю через прилавок, засыпая с громким звоном мелочь в открытую кассу. Нога отдает простреливающей болью от резкого движения, а мышцы спины зудят. Маринка молча наблюдает, пытаясь выйти из транса.

— Некому, — вдруг выдает она, глядя на Дашку, — Женька с детьми на море укатила, а начальница по Европе гуляет.

— Значит, сегодня у вас санитарный день, — безапелляционно произнесла подруга, — ну или учет, на твой выбор. Только вина прихвати. Пойдем к тебе, расскажешь, что эта стерва натворила.

— Ей нельзя, — вдруг шепчет Маринка, а я все же решаюсь похлопать ее по плечу.

— А это нам с тобой, у Симы другие дела.

Глядя на то, как Маринка поворачивается к винной полке и уверенными движениями пробивает бутылку красного, я впервые не испытываю этого уничтожающего желания снова выпить. Мысли слишком заняты другой жаждой. Мести. Сглотнув слюну, снова кладу Маринке руку на плечо и заставляю повернуться. План окончательно сложился.

— Мне тоже пробей, — спокойно говорю девушке, слыша, как беззвучно матерится Даша, — все нормально. Это для дела.

— Сима, — сквозь зубы шипит подруга, — ты обещала.

Марина боязливо переводит взгляд с меня на мою подругу и не решается двинуться с места. Лицо Даши выглядит угрожающе. Играют желваки, мышцы шеи напряжены. Подруга дышит тяжело, с надрывом.

— Можешь мне верить, — глядя в зеленые глаза, киваю на винную полку, — если хочешь видеть своего секси снова — просто не мешай.

Глава 5

Минутная стрелка вступила в сговор с кем-то из любителей останавливать время. То, насколько бестолково прошел весь день в ожидании, выбивало из колеи. Нервно облизнув губы, я еще раз запустила руки в давно провисший ящик со столовыми приборами. Есть-то две вилки, две ложки, пара ножей да всякой ереси. А нужного найти не могу. Ничего, скоро все закончится и я вернусь к своей нормальной размеренной жизни. Вернее, заново выстрою ее.

Только убедиться, что все в порядке. Даша просто обязана быть правой. Желудок сжался, подпрыгивая к горлу, а перед глазами потемнело, когда пальцы наконец сжали холодный металл. Это моя паранойя. От него действительно не осталось бы и горсти праха. Плюс учитывая, что вокруг все было залито кровью, вряд ли можно было найти фактическое подтверждение. Мысль о том, чья это была кровь, разжигала вены, но я тряхнула головой, прогоняя уничтожающее чувство. Мне просто нужно убедиться. Большего от Сергея и полковника мне не нужно.

«Знаешь, детка, думаю, что обидно тебе сейчас больше, чем страшно. Столько лет потратить — и привет, можно топить твою работу в унитазе. Обещаю, милая, через пару часов тебя точно не будет это волновать».

Я не ненавижу его. Для таких сильных чувств он должен быть человеком. Нет, он не заслуживает моей ненависти. Это его природа. Хищник. Я как никто знала, с кем связываюсь. Так что кроме меня самой виноватых нет. Но пальцы все равно сжимаются до побеления в костяшках, а пульс забегает за сто.

Он сдох.

Сжимающийся в районе груди ледяной кулак надавил сильнее, заставляя выплюнуть воздух. Опершись на столешницу, коленом закрыла торчащий ящик. Все в порядке, детка. Все в порядке. Ты умница, Сима.

— Я умница, — медленно втянув воздух через нос, с удовлетворением отметила, что пальцы не трясутся, — вот видишь, я сильная.

Язык быстро пробежался по эмали зубов. Просто легкое головокружение, надо поесть обязательно. После. Почему я не подумала об этом в течение дня? Решив, что с завтра составлю себе расписание приема пищи и забью напоминаниями телефон, словила подъем настроения.

Ноги стали ватными в секунду, когда пальцы коснулись охлажденного стекла. Слюна привычно наполнила рот. Закусив губу, не продлевая агонию, я вытащила все необходимое и быстрым движением руки откупорила бутылку. Сердце ударило в ребра, сильнее разгоняя кровь. Спокойствие, Сима. Это для дела. Отодвинув в раковине сетку и вытащив из слива измельчитель, стараясь не проронить мимо и капли, я наклонила бутылку, позволяя красной жидкости стекать в канализацию. Когда опустела на четверть, осторожно вытерла край одноразовой салфеткой и запихнула ту на дно мусорки.

Открыв кран на полную, оставила воду литься. Максимально пролить слив. Не должно быть и намека на то, что я сделала. Подхватив бутылку и кружку, быстро потопала в ванну, склоняясь над унитазом. Самая сложная часть. Пульс шумел в ушах, оглушительно накрывая волной предвкушения. Подрагивал, кажется, даже кончик языка. Все тело заныло в ту секунду, когда, зажмурившись, я наполнила красной жижей рот.

Твою мать.

Разум словно сносило лавиной, но я терпеливо полоскала его, заставляя достигать горла, оставить на трещинах губ красные пятна. Под глазами пекло, а в висках нагнеталась буря. Просто глоток. Один. Горло дернулось в секунду, когда я склонилась над унитазом, выплевывая все. Растерев кончиком языка красную жижу между губ, оперлась руками на раковину, наблюдая, чтобы оно осталось там.

От напряжения и того, что достигло крови через слюну, глаза тут же податливо заблестели. Усмехнувшись, я еще сильнее взлохматила гнездо на голове, что так и осталось нечесаным с утра. Прекрасно.

Плеснув вина в кружку, с особой тщательностью наблюдала, как капельки стекают по белым краям, оставляя разводы. Отлично. Сама бы себе поверила. Вылив лишнее, осторожно поставила кружку на пол, тщательно промывая руки и запихивая за пояс джинс ПМ. Пора.

Закончив последние приготовления, я повозила кружку по столу, наблюдая, как на клеенке проступают красные следы. Еще лучше. В таком состоянии же ты меня не боишься. Сколько придется сидеть в таком положении, я не знала. Но лучше быть готовой заранее, чем встречать зрителя с криками «погоди секундочку, я тут еще не готова». Спазм сковал желудок, а я старалась не смотреть на жидкость, что так заманчиво переливалась под светом тусклой лампочки у меня под носом. Стул скрипнул вместе с дверью, когда я послушно приложила кружку к губам и дернула горлом, имитируя глоток.

Боль не заставила себя ждать. Жесткая рука сгребла мои волосы, оттягивая голову назад. Я позволила себе пошатнуться и облизнуть покрасневшие губы. В таком положении мои глаза должны были сильнее блестеть, все же слезы вот-вот выступят. Пальцы сжали ПМ.

От его ладони не чувствовался холод, но и тепла не было. Сергей смотрел изучающе. Не верил в спектакль, искал зацепки. Но я хорошо подготовилась. Икнув, расплылась в довольной пьяной улыбке, а голубые глаза тут же потемнели. Он нахмурился, складка переломила лоб. Стиснув пальцами кружку, Сергей уже не смотрел на меня.

— Schatz, что ты меня так расстраиваешь? — прорычал он, отбирая бокал.

Зацепить его руку не удалось. Ладонь медленно разжала волосы, и он повернулся спиной, делая шаг к раковине. Подскочив на месте приложила дуло ПМа к затылку Сергея, стараясь не шипеть от резкого движения.

— Пей, — спокойно сказала я, глядя на гусиные лапки в уголках его глаз, — давай.

Он больше не скрывался. Расслабленная человеческая маска исчезала так стремительно, что я еле удержалась, чтобы не вздрогнуть. Нет, никаких физиологических изменений. Просто черты лица стали настолько острыми, что ими, кажется, можно резать металл. Но мне нужно быть уверенной на сто процентов. Наклонив голову и глядя в потолок, он беззвучно смеется, а я чувствую, как выстроенные стены сносит растворяющей все кислотной ненавистью. Ткнув ПМом сильнее, получаю удовлетворение даже от его «ау».

— Меня плохо слышно? — процедила сквозь зубы, кивая на кружку. — Вперед.

— Я просто жду, schatz, — поджав губы, спокойно говорит он, — когда ты займешь свое зрительское место. Спорим, из-за спины видно лишь половину моего лица?

Твою мать. Как же он прав. Я хочу это видеть. Это пугает меня. Такая ненависть не приведет ни к чему хорошему. Вздернув бровь, он ждет. Тряхнув головой, киваю на кружку.

— Пей так.

— Оу, Сима, кто-то противится своей сути, — усмехается он, прижимая кружку к губам, — и это точно не я.

Он не закрывает глаза. Максимально разворачивается ко мне и не отрывает взгляд от меня. Пьет с растяжкой, позволяя жидкости раскатываться внутри по его горлу, отравляя пищевод. Сергей гораздо моложе Самсона. Поэтому, когда капли стекают по коже из уголков рта, кожа дымится. Он смеется и морщится от боли одновременно, а мне хочется отступить назад. Но не могу. Оторваться. Просто невозможно оторваться. Я вижу совсем другое лицо. Глаза. Скулы с обуглившейся кожей, и пар идет не из его рта. Я вижу то, то хочу видеть, и это сводит меня с ума еще больше.

Когда язык нервно касается губ, в глазах Сергея, где-то в глубине, вспыхивает огонь. Отрезвляющий меня. Тут же возвращающий в сознание. Аккуратно поставив кружку на стол, он разворачивается ко мне полностью, поставив руки на талию.

— Теперь, по закону жанра, ты стреляешь, — подсказывает он, — давай, — его зубы лишь коротко мелькают, закусывая нижнюю губу и тут же отпуская ее.

— Смысл, — усмехнулась, перехватывая пистолет, — он же, — жму на спусковой крючок и раздается холостой щелчок, — не заряжен.

Брови красавчика летят вверх. Он довольно улыбается, складывая руки на груди. Кончик языка мелькает между острых клыков, а я не могу понять, сколько их. Хотя пыта-юсь. И он это видит.

— Интересно, schatz. Про ПМ сразу поняла? — он делает плавный шаг вправо, а я шаркаю к столу со всей своей не-грациозностью.

— Нет, — честно говорю, взглядом сканируя территорию, — когда ты пил. Специально не проверяла, интересно было в итоге, что ты сделал с пистолетом.

— То есть стреляла, не полностью уверенная, что он не заряжен, так? — я спокойно киваю, а он отклоняется назад, радуясь еще больше. — Что теперь будешь делать? Как убьешь вампира?

— Никак, — спокойно пожимаю я плечами, поворачиваясь к окну.

— Воу, это скучно, schatz. Мы только начали, мне рано тебя убивать.

— А ты меня тоже не собираешься убивать, — улыбаюсь я глядя в прищуренные голубые глаза, — я играю какую-то роль в твоей постановке. Не пакет с едой, не жертва. Ты что-то для меня приготовил, верно?

Он медленно кивает, прикусывая кончик языка, и тут же убирает его.

— Давай начнем с того, почему ты не убьешь меня?

— Я слабее тебя, — положив ПМ на подоконник, разворачиваюсь к нему и смело смотрю в глаза, — в моей форме было всего два шанса тебя убить. Первый — выстрел в упор. Но в доме патронов не осталось, времени на их добычу — тоже. Второй — 47-я. Но раз эта доза не взяла, значит, тебе больше сотни лет.

— Навела бы сильнее, в чем проблема, — пожал плечами он, разглядывая остатки в бутылке, — тем более, что у тебя не кровь, а практически сыворотка. Недостатка в ней точно нет.

— Если бы ты оказался человеком, — закусив губу, я первый раз опустила глаза, потирая лоб указательным пальцем в надежде прогнать туман, — большая доза убила тебя.

— Сейчас расплачусь, — запрыгнув на стол, продолжая по сути удерживать меня у окна, Сергей облокотился на колени, — из-за какого-то малейшего шанса на то, что я окажусь человеком, ты рискуешь жизнью? Какой бред. Неудивительно, что ваши жизни такие хрупкие, — подхватив бутылку в руки и внимательно глядя на то, как расширяются мои зрачки, делает быстрый глоток, втягивая носом тут жепоявившийся пар, — знаешь, это даже вкусно.

— Больной ублюдок, — сжав зубы, сглотнула подошедшую к горлу тошноту.

Поставив бутылку на место, Сергей отер губы ладонью, наблюдая, как кожа краснеет и местами сворачивается от соприкосновения с сывороткой. Скрипнув половицей, делаю шаг в сторону, кинув быстрый взгляд на часы. Интересно, сколько еще в обществе мертвеца придется провести?

— Вернемся теперь, schatz, почему же я тебя не убью? То, что ты не еда — факт. Почему думаешь, что мне не нравится видеть тебя в качестве жертвы?

— Сломанная уже кем-то игрушка неинтересна, — морщу я нос, глядя на растянувшуюся ухмылку вампира, — тем более, что, похоже, у тебя комплексы на фоне одного моего знакомого.

— Тогда логичнее было свернуть тебе шею, — ледяные пальцы тут же сомкнулись, касаясь горла, но не надавливая.

Вздохнула, всем видом демонстрируя, что мне скучно. Разум в шоке отделился от тела и бился в панике где-то за окном, за что я была предельна ему благодарна.

— И? Что это докажет? Он все равно останется тем, кто сломал, вот и все, — три острых зуба на верхней челюсти мелькнули под приподнятой губой справа, тут же исчезнув, — нет, все дело в той услуге, о которой ты говорил. Что-то подсказывает, что она связана с моим дядей-полковником.

— Который, к слову, стоит за дверью вместе с, примерно, — он поднес палец к губам, словно задумался, — пятеро слева, пятеро вокруг. М. Да, наверное, это все. Так откроешь дверь или я сам?

Голубые ледышки пронзали насквозь, помогая яду ненависти быстрее разливаться по телу. Все смешалось в этом сканирующем изнутри взгляде. Любопытство, так присущее тому, кто привык играть прежде, чем насладиться пищей. Разогнать в жертве страх. Интерес, так как встретился с нетипичным поведением ни для жертвы, ни для меня обычной. Прежде, чем я смогла рассмотреть что-то еще, он отпрянул, направляясь к двери, а я похромала следом, едва успевая за вампиром.

Минута, продлившаяся вечность. Он, повернулся ко мне спиной. Расслабленные плечи и волшебная уязвимая точка между лопаток. Где широкая и мягкая щель меж ребер. Кажется, я даже задержала дыхание, представляя, как серебряный клинок проникает в незащищенную плоть. Наверное, поэтому чуть не врезалась носом в вампира, когда он остановился. Вовремя спохватившись, прижалась к стене, позволяя вампиру самому открыть дверь.

— Полковник Шукшин, входите, — Сергей расслабленно оперся на ногу, протянув руку в сторону, приглашая дядю войти.

А я только заметила, что у него на кисти болтается какая-то побрякушка. Привязанность к вещам?

— Майор Вагнер, — дядя вошел внутрь, тут же оборачиваясь ко мне, — старший лейтенант Жарова. Рад, что успели познакомиться.

— Без обид, полковник, но твои головорезы постоят на улице, — спокойно выдал Сергей, захлопывая скрипнувшую дверь, — я тут не в самом безопасном обществе. Меня минут пять назад чуть не убили дважды, — усмехнулся, складывая руки на груди, вампир.

А у меня начинает складываться впечатление, что он не только издевается, но еще и красуется. Потому что именно в такой позе, кажется, он может укладывать девушек себе под ноги, просто опустив вниз взгляд. Все мышцы выглядели в более выгодном свете, вены выступали под загоревшей кожей, а острота черт лица придавала лишь таинственности. Господи, и я раньше велась на это дерьмо? Отвернувшись, вздохнув, выставила руку вперед, сжимая дядино плечо.

— Давно у нас кровососы майорами становятся, дядя? — я сделала шаг вперед, перегорождая Шукшину дорогу.

Крупный брюнет на добрую голову выше меня, с седыми висками и такой же щетиной, был мне за отца, мать, родину и свет в окне. Когда мама еще была жива, она всегда шутила, что я словно его дочь. Это правда. Я внешне похожа на дядю, характер у меня такой же. А после того, как родителей убили и он забрал меня к себе, сходство только усилилось. И вот сейчас внутри старательно цеплялось за жизнь вытягивающее соки чувство того, что меня предали.

— Сим, послушай, — полковник сжал пальцами мои плечи, глядя в глаза, — я не хотел говорить, чтобы не расстраивать.

— Ты обещал, — как-то по детски, но это все, что я смогла выдавить из себя в этот момент, — и ты не просто не хотел говорить. Ты в принципе ото всех засекретил нахождение зверя в рядах. Его напарники вообще были в курсе, какой опасности подвергаются ежедневно? Или наивно полагали, что у него хобби такое, днем дрыхнуть и свиную кровь жрать?

Полковник тяжело вздохнул, а в шоколадных глазах прорезалась боль. Он поморщился, отчего три борозды морщин отразились на лице. Не выдержав, я вырвалась и похромала в комнату.

— Schatz, я не пью свиную кровь, — прислонившись к стене подал голос Сергей, — по твоей же теории хищника может поймать только хищник. Или я не прав?

— Я была не права. Хищник не станет ловить хищника. Он найдет себе жертву там, где его кормят, — сглотнув слюну, я повернулась к двум старшим по званию, что застыли в коридоре, — дядя, дезертир перед тобой. Не задерживаю вас обоих.

То, как эти двое переглянулись, заставило даже самые тонкие волоски приподняться на спине. Твою мать. Дядя смотрел виновато, через боль, пытаясь явно подобрать слова, а вампир с вызовом. Чувствуя, что не могу пошевелиться, я лишь плотнее прижалась спиной к стене.

Почему они не пришли ко мне?

Погиб напарник.

Связано с заданием.

При схожих обстоятельствах.

— Нет, — не сводя взгляда с дяди, ответила я, — ты знаешь, что это для меня. Ты не сделаешь этого со мной, — хрип вырвался из легких, а голос сломался и перешел на крик, — твою мать, нет!

— Сима, ты с пятнадцати лет изучаешь их поведение, — как можно спокойнее старался сказать дядя, но его голос не слушался.

— И ничего в них не понимаю, — уже чувствуя, как слезы вырываются из глаз, плотнее прижимаюсь к стене, понимая, что земля уходит из-под ног, — я попалась в грубейшую ловушку.

— Нет, schatz. Ему действительно пришлось изрядно попотеть, чтобы сделать это с тобой. Поэтому это не отпускает не только тебя, но и его, — Сергей сделал шаг вперед, а перед глазами все поплыло.

— Заткни рот! — заорала я, сжимаясь калачиком и забиваясь в угол. — Закрой! Не хочу слышать, знать, что вы существуете, ублюдки! Закрой, закрой! Сдохни!

Закрывая трясущимися пальцами лицо, я пыталась спрятать глаза от света. Не видеть. Если нет, значит, не существует. Как тогда, в подвале. Закрыть глаза, и не больно. Просто закрыть глаза. Боль. Боль. Боль. Блядь. Стоп. Вдохнуть. Давай, детка. Сима, вдох. Тихо. Сердце так долбится. Адреналин плещется где-то под подкоркой мозга, заставляя тело заходиться судорогами. Но я здесь. Точно здесь. Прохладная стена. Это я. Жутко хочется пить. Но не потому что больно. Просто надо пить. Воду. Как человек. И подышать. Можно воздух. Кислородную маску бы, чтобы легко и хорошо. Да, точно. Маска. Это так смешно.

Размахнувшись, отвесила себе пощечину. Обжигающая боль вернула летающие мозги на место, а я наконец сделала спокойный вдох. Вот и умница, Сима. Умница.

— Услуга, — прошипело клыкастое лицо, схватив пальцами мой подбородок, а я не успела даже вздрогнуть, — помнишь ее? Так вот, я возьму в напарники только тебя. И или мы остановим этого урода, или я сам тебя убью.

Глава 6

Желудок сжимался интенсивнее, выбрасывая все свое скромное содержимое в пищевод. Стоя на коленях перед унитазом, я радовалась лишь тому, что последнее время ничего толком не ела. Горькая желчь стекала с губ, заставляя морщиться от отвратительного вкуса.

Но даже то, что по сути сейчас было прямо перед моими — с выступившими слезами — глазами, гораздо спокойнее принимало сознание. Потому что это естественно. Да, отвратительно, больно, плохо, но естественно.

Разорванные пополам люди — нет.

Новый спазм заставил закашляться, но, видимо, я провела и так слишком много времени в обнимку с белым другом в доме у Палыча. Единственный большой дом, где по крайней мере могли поместиться все, чтобы обсудить ситуацию. Вампир не церемонился. Не успели переступить порог, сунул под нос фотографии. Потому что я снова пыталась отказаться.

Трое. Кроме просто зверски убитых, тех, кому приписали «подобные обстоятельства», было трое. Пальцы сами судорожно проходили по глянцевой красной от крови поверхности, а перед глазами всплывали все они. Сашка. Молодой и улыбчивый парень, найден прямо у себя в съемной квартире. Часть солдата оставили смотреть телевизор, открыв глаза и зафиксировав пульт в руках, а часть посадили на кухне. Холодная вода приятно ударила в лицо, и, набрав побольше спасительной влаги в рот, я снова тщательно прополоскала.

Женя. Каблучки. Откуда девчонку знал этот ублюдок, непонятно. Но с ней он заморочился, причем сильно. Проник на охраняемую территорию и положил в ту палату, где отходила я сама. Переодел в одежду госпиталя, подключил к аппаратуре. Каждую часть — раздельно, разместив тело девушки на двух каталках. Руки затряслись. Не выдержав, перекинула волосы вперед и отправила голову целиком под струю воды. Пальцы дрожали мелко, периодически переходя на судороги, а ком в горле, несмотря на долгие спазмы, никуда не ушел. Зажмурившись, набрала воды в горсть и плеснула на грудь спереди. Домашняя майка на тонких лямках спокойно позволяла это сделать.

А вот третья жертва была мне незнакома. Парень, что, говорят, дорабатывал мою теорию. Раскачанный, видно по фотографии. Можно сказать, угрожающе приближен габаритами к Дуэйну Скале Джонсону. Напарник вампира. С ним он как раз-таки не устраивал спектакля. Просто. Усмехнувшись, я закрутила кран и, чувствуя, как ледяная вода ползет ниже с волос по позвоночнику и груди, уселась на кафель. Согнув ноги, широко их расставила, словно пыталась ощутить опору.

Все очень просто.

Тот же подвал. Я часами изучала каждый кирпич в нем в надежде найти спасение. Кажется, протяни вампир мне фото и не смотри я на него, все равно узнала. Потому что оно льдом выдолблено внутри моего позвоночника.

На те же крюки на потолке за руки подвешено тело. Мощное на этот раз. Огромные цепи опутывают запястья. А все, что ниже пояса, просто валяется на полу, позволяя еще цепляющимся за что-то внутренностям стекать вниз. Тварь. Запустив руки в волосы, собрала их назад и закашлялась, прочищая горло.

Вампир зашел не церемонясь, как и всегда. Просто рывком открыл дверь и, пробежавшись глазами, прислонился к косяку, сложив руки на груди. Да, он был очень крепким, но не дотягивал до своего напарника.

Которого все равно разорвали пополам.

— Он был помешан на тебе, — усмехнулся Сергей, отчего выступившая на щеках темно-русая щетина стала заметнее, — дня не проходило, чтобы я не услышал лекцию о том, какой гений живет у меня в доме.

Усмехнувшись, подняла взгляд на сосредоточенное жесткое лицо. Хорошо получается. Почти как у него. Только теперь я сама источник яда для вампира и больше никакое внушение и сглаживание на меня не действует.

— Не нужно говорить так, словно тебе жаль, — спокойно сказала я, видя, как блеснули голубые прищуренные глаза, — не нужно притворяться со мной человеком. Я понимаю, почему ты хочешь работать только со мной. Поступаешь рационально. Одна из сильных сторон вампиров.

— Мне действительно его жаль, — прищурился он, проводя языком по выступающим клыкам, — в конце концов, я даже его не попробовал.

Вздохнув, я уцепилась за бортик ванны и выпрямилась, позволяя мокрым спутанным волосам упасть на спину, пропитывая майку влагой насквозь. Почему-то сейчас, находясь в тесном помещении с вампиром, что разглядывает меня словно вчерашний пирог, простоявший всю ночь на жаре, вдруг ощутила себя собой. Нет, не спокойно. Просто я снова знала, чего хочу и что для этого нужно делать.

— Так гораздо лучше, — спокойно сказала я, проходя в узкую щель между ним и дверным косяком, отчего кожа тут же покрылась ледяными мурашками, — потому что как только мы закончим — я убью тебя.

Кулак врезался в жалких сантиметрах от моего лица. Когда-то давно я бы не дернулась, уверена. Но сейчас изъеденный терзающими призраками прошлого мозг тут же заставил закрыть лицо рукой. Слабость, которой не должно быть. Нельзя сражаться с чудовищем, когда страх всегда выходит на первое место перед логикой.

— Без пустых угроз, schatz, — его ледяные пальцы сомкнулись на моем запястье, отчего кожа тут же отозвалась ледяным покалыванием, — что мы оба знаем, как легко ты можешь передумать.

Жесткая линия скул, что сейчас была на расстоянии хорошей пощечины, так и напрашивалась на знакомство с моей ладонью. Задушив в себе первый порыв, я встретилась с ним взглядом. Потеря контроля над телом. Вампир ледяной и не дышит. Либо хочет испугать, либо я прошлась по болезненной для него территорией и контроль уходит на «режим» ненападения. Сейчас он изучал меня так же, как и я его, внимательно прожигая взглядом каждый миллиметр моего лица. Вдохнув поглубже, я примирительно подняла руки вверх.

— Слушай, — зубы сами захватили нижнюю губу, — я знаю, что тебе действительно может быть жаль. Просто ты чувствуешь это иначе, — брови сошлись на переносице, а я обреченно вздохнула, — не как все люди. Когда я говорю, что не нужно притворяться человеком со мной, это не значит, что отрицаю существование у вас чувств.

Рука рядом с моей головой дрогнула в сомнении, но не покинула своего места. Вампир не отрывая взгляда прищурился, словно так можно было рассмотреть меня.

— А ты чувствуешь, как люди? — верхняя губа вампира дрогнула, а в углах глаз застыли морщинки.

— Конечно.

— Ну и вампира, конечно, ты полюбила именно поэтому, так?

А вот это не его дело. Скрипнув зубами, я повернула голову, но пальцы тут же вцепились в подбородок, поворачивая обратно. Интерес. Вот что за блеск был в его глазах. Эмоциональные качели вампиров. Ни один человек сейчас бы не занимался прослушиванием теории психически неуравновешенной девушки. Потому что есть нечто важнее. Их модель поведения. Стало интересно — надо узнать здесь и сейчас.

— Я испытывала чувства не к вампиру, а к тому, что мне показывали.

— А какая разница? — он всерьез задумал не отпускать меня, пока не узнает все.

Кажется, что он забыл о трех разорванных телах и чудовище, что воскресло из мертвых. Хотя о чем это я. Ему же он не угрожает.

— Разве люди не пытаются казаться лучше, чем есть, чтобы понравиться кому-то? — пальцы на моем подбородке начали теплеть, а я облегченно вздохнула.

Знать, что рядом с тобой контролирующий себя вампир, гораздо легче.

— Люди не влезают для этого в голову и не поправляют внушением то, что их не устраивает.

— А ты думаешь, что если бы могли — не стали, schatz? Объясни тогда, как в двадцать первом веке существуют гадалки, шаманы и популярнее приворота в их списках услуг сложно что-то найти? — губы разъехались в улыбке, а взгляд непривычно потеплел.

Очень плохо. Ему нравится говорить со мной. От осознания того, что я снова становлюсь любопытна для кого-то зубастого, тут же запустило сердце в марафон. Ледяной пот выступил на шее, стекая каплями по напряженной до боли спине. Нужно держать рот как можно чаще закрытым. Захотелось прояснить ситуацию — себе на задницу, называется.

— Слушай, извини, если я как-то зацепила тебя. Вы агрессивнее, резче, но рациональнее. И ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Человек не сотворил бы того, что я увидела на фотографиях, — отведя взгляд, я нервно примерялась, как проскочить мимо практически вплотную прижатого ко мне вампира.

— Серьезно, schatz? — его дыхание коснулось щеки, а я снова дернулась. — По-моему, история насчитывает достаточно таких монстров и среди людей.

— Вы питаетесь человеческой кровью, — прошипела я сквозь зубы, поднимая глаза, — само ваше существование подразумевает, что вы — монстры. Да, со своими чувствами, но именно они. Поэтому прости, конечно. Но я действительно сделаю все возможное для того, чтобы таких, как ты, стало как можно меньше.

— Сима, — его язык скользнул по зубам и тут же исчез, а губы расплылись в широкой улыбке, — ты не права.

— Чего? — я замерла с широко открытыми от удивления глазами.

— Не сейчас, schatz, — пальцы покинули подбородок, но не успела я вздохнуть с облегчением, как прохладные подушечки очертили мое лицо, — сломать тебя будет очень интересно.

Нырнув под вытянутую около моей головы руку, я сделала несколько слишком поспешных шагов вперед. Напряжение не отпускало. То самое, когда чувствуешь, что даже легкие с желудком из мягких органов превратились в жестко собранные мышцы. Неприятная близость с вампиром не отпускала и сейчас. Чувство жжения между лопаток от его взгляда. Очень плохо, Сима. Желание убежать как можно дальше заставляло пальцы подрагивать, а спину ныть от ожидания физической нагрузки. Когда рядом с тобой монстр, у организма есть только один инстинкт. Бежать как можно скорее.

Сделав шаг в комнату, тут же встретилась с жестким взглядом Палыча. Он стоял, прислонившись к стене, и, видимо наблюдал за полковником до моего появления. Куда он дел жену с сыном, оставалось для меня загадкой, но спрашивать при всех было неудобно. Даже опасно. И, судя по буравящему меня взгляду Палыча, я правильно решила не делать этого. В воздухе витало напряжение, не позволяющее в должной мере насладиться ароматом домашних хлопот, которыми был обычно насквозь пропитан дом сурового участкового.

Полковник сидел на продавленном от времени диване, крепко сцепив руки в замок. Внешне казалось, что он просто расслабленно ожидает нас, но я хорошо знала, что это ошибочное впечатление. Он все еще ждет моего ответа. И упреков. Заменивший мне родителей, ему пришлось. Но эгоистичный ребенок Сима внутри меня кричал о том, что его вновь предали. Похлопав Палыча по плечу, я медленно приблизилась к дивану и, не заметив отрицания во взгляде полковника, с тихим скрипом приземлилась рядом.

— Я понимаю, — кивнув на старенький, но идеально отполированный журнальный столик, сказала я, не поворачиваясь к полковнику, — тебе пришлось.

— Знаешь, Сим, — голос полковника стал более низким, прорезались хриплые нотки, — ты — вся моя семья. Почти двадцать лет, — нервно облизнув губы, полковник отвернулся.

Он не скрывал эмоции только рядом со мной. Кивнув, откинулась на спинку дивана, разрешая мышцам расслабиться. Так странно, что оставаться сейчас с ними, на поверхности, в реальности, помогали именно снимки, способные свести с ума любого здравомыслящего человека.

— Я мечтал, что ты не станешь такой, — опустив голову, полковник перебирал пальцы с тонкой сетью шрамов, — не пойдешь по моим стопам.

Усмехнувшись, сжала жесткое и единственное удерживающее меня плечо.

— У тебя не было выбора, — усмехнувшись, я все же прижалась макушкой к его руке, — ты был моим кумиром, а им подражают.

— Иногда я представляю, как сложилась бы твоя жизнь при другом выборе, — горькая усмешка сжала кожу на щеке дяде множеством морщин, — ведь многие девочки мечтали стать актрисами, певицами. Тогда моей самой большой проблемой было бы тебя просто отговорить. А не собирать тебя, — он закашлялся, сильно зажмурившись, а я крепче сжала его руку, — по частям.

— Это не твоя вина, — тряхнув головой, почувствовала, как мокрые волосы врезались в лицо, обжигая, — нельзя было предугадать всего.

— В итоге снова толкаю тебя к монстру, — сухо констатировал дядя, а я невольно вздрогнула от его слов, — но жизни всех этих людей, Сим. Они заслуживают того, чтобы ты попробовала. Три года я пытался уберечь тебя от этого дерьма. Ведь только мысль о том, что он погиб, держала тебя как-то с нами. И от этого пострадали люди. Из-за моей ошибки.

С силой сжав зубы, я осторожно погладила дядю по руке. Горячий. Только сейчас заметила, что обычно собранное и жесткое лицо осунулось. Под глазами залегли черные тени, а на коже появились первые пигментные пятна. Серебро мелькало на висках, что так хорошо видно близко и при хорошем освещении. А ведь я действительно думала, что он когда-то специально «не видел», что происходит между мной и вампиром. Моя паранойя. Она зацепила даже единственного близкого мне человека. Просто, видимо, я не смогу больше доверять даже ему.

Зацепив зубами нижнюю губу и прокатив пару раз, я потянулась рукой к журнальному столику, сгребая одним движением фотографии. Веки ощутимо дрогнули, пытаясь инстинктивно уберечь сознание от того, что вновь неминуемо предстало перед глазами. Пожевывая губу, я сползла на пол, прислонившись спиной к мягкой обивке дивана.

— В каком порядке? — кивнула я дяде, не отрывая глаз от фото.

Заставляя себя смотреть и видеть. Окунуться туда разумом, но не сердцем. Мыслить как вампир.

— Он говорит с тобой. Я прав? — от двери раздался голос моего нового напарника.

Хищника поймать может только хищник. Поэтому держал меня под рукой, чтобы в нужный момент вытащить козырь. Вампир предвидел это. Откуда монстр узнал о том, что я жива, вопроса не стояло. Об этом печатали в газетах, журналах, на интернет-порталах и был целый инст-аккаунт в мою поддержку. Так рассказывала Даша. Я к этому дерьму, естественно, не прикасалась и упорно делала вид, что всего этого нет. Скрипнув зубами, кивнула, раскладывая снимки.

— В каком порядке? — прошипела я снова, не поворачиваясь.

— Ты разложила в правильном, — голос раздался ближе, а я мысленно материла себя за то, что отвлеклась и не услышала шаги.

Не испытывать эмоции, глядя на красный от крови на фотографиях пол, было невозможно. Особенно когда помнишь, что это такое. Чувствовать вампира так. Считать минуты и молиться о том, чтобы все скорее закончилось. Протолкнув поднявшийся по пищеводу ком, я внимательно разглядывала детали, невольно кинув взгляд назад.

— Как узнали о том, что он существует? — как можно спокойнее проговорила я, нахмурившись, ближе поднося первое фото Сашки к глазам.

— Прочесали место твоей казни, — вампир приземлился напротив, не поднимая взгляда от фотографий, — разобрали его по миллиметру. Если там была хотя бы пылинка его праха, мы бы нашли.

— Он начал работать сразу, как я попала в палату? — протянув руку с зажатой между пальцами фотографией, я повернулась к дяде.

— Майор Вагнер вызвался сам, когда узнал о распаде группы В, — плотно сжав губы, дядя не смотрел на меня, — они изначально были запасом для вас.

Еще одна группа из эксперта и вампира. Говорили, что она есть, но никто не знал, кто именно. Тяжело вздохнув, я опустила фото на пол, стараясь вглядеться в детали.

— Только засекреченная, — уже самой себе прошептала я, — даже от меня. Ты что-то подозревал?

— Вы слишком хорошо «сработались», — усмехнулся вампир, а я проигнорировала, что в очередной раз дядя позволяет ему отвечать на вопрос, — а армия монстров, за которой мы все охотились, внезапно стала более осведомленной.

Значит, Вагнер сам пришел к дяде со своими подозрениями. Только после. Потому что вампирам плевать на людей. Еще не понимала, почему он все же рассказал о своих подозрениях. Видимо, для Вагнера это было нечто вроде игры. Кто главный в стае. У вампиров похожее с волками распределение ролей. Похоже, кто-то таким образом хотел стать альфой. Вполне приемлемый вариант. Кивнув своим мыслям, я еще раз взглянула на фото.

— А есть полный кадр? — подняв в руке фото с фрагментом тела Саши, я встретилась взглядом с вампиром.

Он вопросительно смотрел, продолжая сканировать меня, а я тяжело вздохнула.

— Здесь детали. Вы искали именно в них. Но вампир выстраивал композицию, и она нужна мне целиком, — опустив взгляд, я вновь потрясла сжатым в руках фото, — что-то вроде фото того, что первым видит человек, приближаясь к месту преступления. Он думал, что я продолжаю этим заниматься.

— Так ты работаешь со мной? — спокойно уточнил вампир, сложив руки на груди.

Сжав губы с такой силой, что еще немного, и разодрать их можно будет только растворителем, отвела взгляд. Нет. Тысячу раз нет. Я работаю сама по себе, по несчастливой и отвратительной случайности рядом с ним. Не вместе. Сама. Я сама поймаю этого урода. Просто нужно перетерпеть вампира рядом. Старшего по званию вампира, провались он в ад. А после отправить и его туда.

— Да, — спокойно сказала я, поглаживая пальцем глянцевую поверхность, словно так могла успокоить боль того, кто навечно застыл на этом снимке, — он хочет быть пойманным, и мы окажем ему такую услугу.

Вампир кивнул, о чем-то задумавшись. Его взгляд блуждал по выложенным передо мной фотографиям. Он медленно оглядывал каждую, на секунду останавливаясь и переходя к следующей. Наконец смуглые пальцы ухватили пару снимков в ряду, что я молча про себя прозвала «Сашка». Не давать имен. Так легче, проще абстрагироваться. Но сейчас это помогало. Вцепиться в них. Словно его смерть сможет вернуть их к жизни. Исправить то, что случилось со всеми. Со мной.

— Вот это — первое, — вампир вытащил снимок из общего ряда и положил его отдельно, — а это — второе. Остальное сама понимаешь.

— И с этими, — кивнула я на ряд «Каблучки» и «Джонс».

Пульсация в ушах глушила, не давая пробиться мыслям наружу, когда пальцы вампира выдвинули еще шесть снимков.

«Куда нам торопиться, детка? Мы же можем наслаждаться обществом друг друга вечно, разве нет?»

Боль ослепляла. Меня, их всех. Глушила и отнимала чувство чего-либо. Забирала все желания, кроме одного. В самом конце, когда уже нет больше сил сопротивляться, когда не осталось ничего и ты не понимаешь, где верх, а где низ. Шумно сглотнув слюну, я закашлялась, сжав фото слишком сильно. Глянец тут же помялся в руках. Тяжело втянув воздух, я положила фото перед собой. Держись, детка. Они заслужили, чтобы ты немножко потерпела. В отличие от меня, их никто не спас. Никто не пришел и не прекратил агонию.

Ты это хочешь показать мне? Как мне повезло? Тряхнув головой, сжала сильнее виски. Думать как бессердечная двинутая тварь.

— Он подарил мне жизнь, — нервно облизав губы, зажала зубами истерзанную губу, — перерождение через страдание. Вот это, — подняла снимок разорванного тела Сашки, стараясь не смотреть на него, — напоминание о нашей связи.

— Оригинальное любовное сообщение, schatz, — усмехнулся вампир, сложив руки на груди, — не находишь?

Вздохнув, я подняла взгляд на вампира.

— Кажется, что ты должен был это понять раньше меня, нет, майор? — вампир медленно повернул голову в сторону так, что раздался хруст позвонков.

Отличное открытие. У мертвецов есть остеохондроз? Страдают от недостатка кислорода или от сидячей работы? Желание избавиться от него как можно скорее жгло язык, касаясь неба и проникая внутрь. Отравляя и без того ядовитую кровь.

— О, тебя цепляет мое звание, детка? — от шипящего голоса волоски по всему телу тут же поднялись дыбом, а слово ударной волной прошлось по внутренностям.

— Не называй меня так! — заорала я, подскочив на ноги. — Никогда так не называй меня!

Он специально. Вампир прекрасно знал, что говорит. Потому что сейчас ему явно доставляло удовольствие мое бешенство. Надменный взгляд, холодная улыбка. Он знал.

Теплые руки опустились на мои плечи, успокаивая. Мелкая дрожь противно бежала по телу, просачиваясь через кожу. Касаясь, казалось, самых костей. Раздавливая их вновь. Схватив воздух ртом, я сжала пальцы дяди, чувствуя, как сознание возвращается, не успев померкнуть.

— Сим, он просто спрашивает, из чего ты сделала такой вывод, вот и все, — вкрадчивый голос полковника был направлен меня привести в чувство, но действовал сейчас лишь как возбудитель.

— Я не следователь, дядя, — огрызнулась я, цепляя взглядом задумчиво стоявшего у стены Палыча, — вижу именно так. И не должна ничего объяснять одной мертвой твари.

— Почему этим не занимается полиция? — вопрос Палыча привлек внимание всех.

Участковый выпрямился под взглядами. Лишь кадык на шее дернулся, когда повисла тишина. Выдержал пронизывающий насквозь молчаливый вопрос вампира и посмотрел прямо на меня. В горле пересохло. Дядя убрал руку, напоследок сжав пальцы на плече сильнее. Моя территория. Моя ответственность. Он давал мне шанс самой все объяснить.

— Кузнечик действительно права. Она не следователь. Для этого есть соответствующие структуры, — не отрывая от меня взгляд, Палыч смотрел открыто и прямо.

Просто кивнула, неожиданно для себя цепляясь взглядом за вампира в поисках поддержки. Отлично. Вот так на меня работает слово «напарник». Кровососущая тварь вдруг стала предметом стабилизации. Не дожидаясь реакции майора, я вновь посмотрела на Палыча.

— Это наше расследование, Палыч. Полиция не лезет в дела военных. То, что совершило это, — облизнув губы, я кивнула на фотографию, нервно поправляя растрепанные мокрые волосы, — наш бывший сотрудник. И речь идет не о единичных случаях, а, — запнувшись, нахмурилась, прочищая горло.

— Это военный межвидовой конфликт, лейтенант, — спокойно продолжил за меня вампир, — который длится только официально больше двух сотен лет.

Стоп. От недоумения глаза округлились, и, кажется, я стояла с открытым ртом. Какого черта он делает? Это секретная информация. Но дядя не остановил его. Ужасная догадка заставила сердце сжаться, а внутри вновь все покрылось льдом. Часто заморгав, я поднесла фото ближе к глазам. Он не просто приглашает меня поиграть.

— Он здесь, — повернувшись к дяде, я обреченно смотрела на его реакцию.

Густые ресницы сомкнулись, а секунда показалась вечностью. Я слышала, как тихо ухнуло сердце. Один раз. Продалбливая то, что врачи назовут диафрагмой. На второй удар я была не готова. Не к тому, как медленно полковник наклонился вперед, касаясь подбородком шею.

Он сдох? Сдох?

Зажмурившись, я чувствовала, как ресницы переплетаются друг с другом в попытке спрятаться от этого мира. Боль горячей волной прошла по сосудам, высушивая изнутри. Отбирая крик. Вздох.

Потому что он здесь.

— Старший лейтенант, я все еще жду объяснений, как ты пришла к своим выводам, — не замечая ничего вокруг, спокойно проговорил вампир.

— Помолчи, майор, — осек его дядя, пока я медленно сползала на диван.

Глава 7

— То есть, когда светло, жители в безопасности? — голос Палыча вытащил меня из забытья.

Судя по всему, я все же вырубилась. Под головой мягкая подушка, пальцы ощущают теплую шерховатую обивку дивана, а мозги ломит от транквилизатора. Проморгавшись, прищурилась, стараясь собрать картинку целиком. Палыч сидел напротив вампира, внимательно вслушиваясь в каждое его слово. Полковника в комнате не было. Перевернувшись на спину, уставилась на потолок, разглядывая какой-то типичный рисунок на белых обоях. Такая доза меньше чем за сутки еще будет давать о себе знать. Поэтому использовать каждую секунду на отдых сейчас было рациональнее всего.

— Нет. Только дневное солнце, когда оно высоко, и ясное небо. Утром и вечером достаточно просто укрываться в тени. Солнцезащитные средства, опять же. Туман, дождь, высокая облачность — все это дает возможность вампиру его уровня передвигаться даже в светлое время суток, — на секунду показалось, что майор пытается говорить тише, но тут же странное ощущение исчезло.

Он разговаривает с человеком, а не со мной. Следовательно, работает элементарное чувство — подстройка. Палыч принижает голос из-за того, что я сплю, и вампир копирует его интонацию. Вздохнув, проследила взглядом, как очередная муха с громким жужжанием стремительно врезалась в клейкую ленту, каких навалом было в магазине у Маринки. Очевидная работа приманки.

— Тогда я уже не уверен и насчет дня, — прохрипел Палыч.

— Даже мне затруднительно передвигаться при дневном солнце, — ухватившись за спинку дивана, я медленно приподнялась, опершись на согнутый локоть, — майор прав. Днем, даже если он будет осуществлять передвижение, все, чем будет забита его голова — как скорее укрыться от солнца.

— Кузнечик, я не уверен, — уже тверже повторил Палыч, а я отрицательно покачала головой.

— Достаточно один раз ощутить самому, что такое солнце для вампира, чтобы понять. Я не чувствую и десятой доли их боли, но это ад. Он просто не в состоянии напасть в такое время, — судя по тому, что Палыча мое признание не удивило, в курс дела его ввели.

Немного подумав, он кивнул, вновь поворачиваясь к вампиру.

— Кресты, святая вода, серебро — это правда, — спокойно продолжил майор, — чеснок, зеркала — миф. Мертвое тело точно так же, как и живое, спокойно отражается, как и отбрасывает тень. Чеснок — то же самое. Вампиры едят и пьют, но не из необходимости, а для удовольствия, — словно меня не существует, Сергей говорил прямо, не поворачивая головы, — рассчитывать на то, что дом — ваша крепость, не стоит.

— Но вам же потребовалось приглашение? — приподнял бровь Палыч.

Не видя лица вампира, готова была поспорить, что в этот момент он грустно улыбнулся. Потому что так человечнее. От осознания того, что читаю его по спине, одновременно было и спокойно, и противно. Медленно потянувшись вперед еще немного, я скинула ноги на пол, отмечая, что тапочки остались на мне.

— У вас маленький поселок. Если он подойдет к двери, сжав за горло вот такого Кузнечика — вы не пустите? — вампир кивнул в мою сторону, а Палыч нахмурился, отведя взгляд. — Вот лично ты и пригласишь. Потому что на лбу написано, лейтенант, что защищать будешь каждую букашку здесь. Баб Клава пустит, Васька, тупица. Добрые и простые люди — находка для хищника.

— Его же кто-то должен укрывать? — врезалась в разговор я.

— К тебе у меня свои вопросы, schatz, отдыхай, пока можешь, — все так же не поворачиваясь прошипел вампир, а я закатила глаза, откинувшись на спинку дивана.

Наблюдала за разговором двоих, а руки сами потянулись к не отпускающим меня фото. Да, однозначно, он приглашал меня поиграть. Подарил жизнь. Это про «Сашку». Человек на кухне, он же у телевизора. Заурядность, которой я всегда страшилась. Застрять где-то между глазуньей и выпуском вечерних новостей. Разорваться в размеренном течении времени, пропустив жизнь мимо себя. Я точно поняла все правильно. Пальцы дрогнули, когда я положила фото рядом с собой изображением вниз. Не должен на это больше никто смотреть.

К руке словно приложили раскаленное железо, когда пальцы разгладили карточку «Каблучки». Дает знать, что он близко? Недоуменно поморщившись, я вытянула руку с фотографией, отдаляя ту от глаз. О чем я могла подумать, зайдя туда? На что посмотрела бы первым? На что тут в принципе можно смотреть, кроме крови?

Стоп.

Он не выпил ее?

Закусив кончик языка, я подняла взгляд, остановив его где-то на натянутой меж лопаток серой футболке вампира.

— В какой случае ты не пил кровь жертвы? — как можно спокойнее спросила я.

— Прости, что? — вопрос прозвучал от Палыча, что тут же медленно переходил взглядом с вампира на меня и обратно.

— А ты думаешь, его десять лет полиция за похищение плюшек разыскивала? — горько усмехнувшись, прокатила на языке странное чувство разочарования. — Майор, мне повторить вопрос?

Сергей медленно обернулся. Кажется, я начинаю понимать, почему у вампира хрустит шея.

— Ты не знаешь всего, schatz, потому что не хочешь знать, — спокойно сказал майор, но тут же поднял ладонь вверх, стоило мне открыть рот, — не нужно повторять вопрос. Ни один вампир не бросит полную крови жертву. Такой ответ принимается?

Кивнув, я развернула карточку в своей руке к Сергею. Нахмурившись, он нагнулся, разглядывая снимок снова.

— Да, я заметил. Он не взял и капли из них. Так что это для тебя?

— Он знает про мою кровь, — голос дрогнул, когда я вновь повернула фото к себе, — практически кричит об этом.

Сергей моргнул, отводя взгляд. Усмешка коснулась его губ.

— Он ей отравился, странно было бы, если не припомнил этого.

— Нет, он бы оставил это лишь в первом случае. Когда «подарил жизнь», понимаешь? А он тащит это через все жертвы.

Поджав губы, вампир все еще буравил взглядом снимок. Прищурившись, наклонился ближе, тут же выпрямляясь. Складывалось впечатление, будто он пытается прочитать мысли того, кто оставил это послание. Бровь дернулась. Дрогнув, я отвернулась, пожимая плечами. Стараясь убрать последнюю мысль подальше. Нет. Он не пытался понять его. Майор делал то, что и говорила моя теория. Вампир ставил себя на его место. Примерялся. Он ощущал все то, что происходило на снимке, пропускал через себя. От этого желудок тут же сжался двумя ощутимыми спазмами, вновь приглашая желчь обжигать глотку.

Бровь вампира сошлись на переносице, а жесткая четкая линия тут же прочертила вертикальную глубокую полоску на загоревшей коже. Смог. Кулак на свободной руке тут же сжался, приглашая зуд в пальцах танцевать под песнь предвкушения. И Дашке нравится эта тварь. Дернувшись от последней мысли, я тут же направила взгляд прожигать ощутимую точку на обивке потрепанного дивана.

Надо как-то с ней поговорить. Объяснить ей. Нет, это только кажется, что если твою подругу чуть не разодрал на части вампир, то ты в жизни к ним не приблизишься. Миф. Если бы это работало так, ничего со мной не случилось бы. Потому что моих родителей убил вампир. Я знала это. К сожалению, человек, наполненный чувствами, слаб. Несмотря на всю свою осторожность, поддалась. Позволила ему. Себе. Я прошла этот чертов путь.

Я любила вампира.

Не открывая рта, сильно закусила кончик языка, не позволяя вновь очутиться там, где ждали лишь боль и темнота. Да, Сима. Ты поверила ему. Пустила в свою жизнь. Можно сколько угодно оправдывать все внушением, но я знала правду.

Помнила боль настоящего предательства.

В ту секунду, когда пальцы не нашли привычно холодной и гладкой поверхности в кобуре. Взгляд невольно коснулся русых волос над складкой на лбу вампира. Человек способен на страшное чувство. Прощение. Вампиры умнее. Они никогда не поставят чувства на первое место. А я, дура, именно их и выдвинула, забыв обо всем остальном. Выкинув из головы, что со мной монстр. Жжение на обратной стороне век тут же осушило глаза, даже не дав им увлажниться. Слезы закончились давно. Я точно научусь жить заново. Но… Сглотнув слюну, я почему-то вновь отвела взгляд.

Смогу ли я довериться кому-нибудь?

Ведь это осложняло все. Даже работу. Нужно доверять напарнику. Тому, кто прикрывает твою спину. Иначе ты один. Всегда. Пальцы сильнее вцепились в мягкую коричневую поверхность, что скрипнула от моего напора. Это будет последнее мое дело. А дальше разберусь с домом, разменяем его, в конце концов. Не моя идея была впихнуть мое имя в собственники. Куплю что-то маленькое и продолжу работать здесь.

Усмехнувшись, отметила, как вампир выпрямился, оторвав взгляд от фото. Рот твари покосился на одну сторону, а короткий, выбившийся из челки волос дрогнул, когда майор вновь повернулся к скрестившему на груди руки Палычу.

Конечно, если я выживу после встречи с ним.

Ведь третье фото несло лишь одно послание мне.

Смерть.

— Ты права, schatz, — кивнул вампир, в я прошлась взглядом по излишне напряженным мышцам шеи, — про третье фото даже не буду спрашивать.

— Мы все сделаем, майор, — кивнула я, вновь закидывая ноги на диван и расслабляясь, когда ноющий затылок коснулся мягкой обивки, — и вы наконец оставите меня в покое.

Под спокойные голоса Палыча и вампира я продолжала разглядывать фото, пытаясь вызвать в себе еще какие-нибудь мысли. Спать хотелось нещадно, а мозг старательно отказывался работать. Словно заправская управляющая ЖЭК вместо дельного совета выдавала то «обед», то тыкала больно носом о дверь с табличкой о часах работы. Потерев виски, я невольно кинула взгляд на светлеющее за окном небо. Нет, оно все еще было ночным, но больше похожее на предрассветное, чем час назад.

Проследив за моим взглядом и со скрипом поднявшись со стула, вампир, хрустнув, размял шею. Может, пока он «не жив», подарить ему в качестве презента «не трогай меня» абонемент в массажный салон? Это действительно начинало раздражать. Словно прочитав мои мысли, вампир резко развернулся на сто восемьдесят градусов, с ног до головы окинув меня взглядом голубых озер. Стараясь не заледенеть, я резко развернулась. От такого движения мой постоянный жилец с 2017-го года тут же отозвался болью в спине.

— Schatz, нам пора домой.

Закатив глаза, я медленно подалась вперед, удерживаясь рукой за спинку дивана.

— Палыч, мой номер у тебя есть, — кивнула я участковому и, на минуту остановившись, убедилась, как он, хоть и с небольшой паузой, кивнул в ответ, — не вздумай пытаться вступить с ним в контакт, — пошарив в карманах, я вытянула вперед пузырек, — столовая ложка два раза в день. У меня немного, но этого хватит хотя бы для того, чтобы сопротивляться внушению.

Участковый вдруг как-то замешкался, нерешительно кладя руку на застеленный скатертью стол. Его взгляд скользнул по Сергею, но тут же опустился в пол. Майор не спешил прояснять ситуацию. Лишь усмехнулся, поднявшись на ноги и протянув мне руку. От неожиданности я открыла рот, глядя на распахнутую ладонь.

— Мы обеспечили жителей, Сим, не волнуйся, — спокойно сказал вампир, все еще в ожидании держа ладонь в районе моего лица, — пошли.

Проигнорировав протянутую ладонь, я оперлась руками о край дивана и медленно поднялась на ноги. На удивление, темные круги лишь на секунду затуманили зрение и тут же испарились, оставив после себя легкое головокружение. В целом мое состояние последние часы меня больше радовало, чем напрягало. Кивнув Палычу и не дожидаясь ответа, я развернулась к двери и тихонько похромала на улицу.

Не нужно было оборачиваться, чтобы слышать, как вампир идет следом. Стоило мне выйти за дверь, как майор слишком осторожно закрыл ее, остановившись. Щелчок замка. Второй. Третий. Палыч следовал указаниям. Удовлетворенно кивнув, я прибавила шаг, смотря на затянутое облаками светлеющее небо.

В такое время, предрассветные часы, поселок еще спал. Но часа в четыре утра здесь начинается жизнь. Несмело, с первых петухов, но люди пойдут на улицу, каждый по своим скромным делам. И если вампир здесь, то выучил уже каждого. Потому что отсутствие здесь трупов до сих пор, несмотря на его пребывание, говорит только о том, что он наблюдает. Ищет что-то интересное. Составляет свою только ему понятную картину, задает правила игры, в которой с огромным удовольствием я бы не принимала участия.

Вздохнув, кинула быстрый взгляд на виднеющийся на горизонте дом. Конечно, я понимала, что так рано вряд ли он начнет играть, недостаточно подготовлен еще, но волнение за некоторых отдельных беспокоило. Да и Палыч так и не сказал, куда дел свою семью, а это тревожило. Всех в свой маленький домик не запихнешь, а от мыслей, что кого-то не выйдет спасти, кишки сворачивались в тугой узел, которому позавидует любой матрос. Надопридумать, как.

47-я — хороший способ укрыть их от внушения. В конце концов, у него с ними не часы и дни, как было со мной, для поиска лазейки. А от первоначального внушения это убережет. Комендантский час тоже сократит риски, но я прекрасно понимала, что половина не будет его соблюдать. Лето, сейчас самые дела в огороде, а никому не хочется стоять в позе пикирующего орла, когда солнце жарит так, что спина обгорает еще на моменте переодевания. Запихнув ладони в карманы, я невольно посмотрела туда, где сейчас по всем предположениям тихо и мирно должны сопеть две совершенно не набожные, пьяные и из-за этого достаточно уязвимые девушки.

— Пойду проверить, как соседи, — спокойно сказала я, не поворачиваясь, а лишь ускоряя шаг, — а ты иди домой, майор. Кровать в твоем распоряжении, если под солнцем не сгоришь.

— Не стоит передвигаться в темное время одной, — я вздрогнула, когда шаги и голос вампира резко оказались на расстоянии вытянутой руки справа.

— Наоборот, — встав как вкопанная, я резко повернулась лицом к вампиру, — мы же хотим его поймать? Считай, что я — приманка.

Тяжело вздохнув (будто ему это было нужно, ага), вампир вдруг отвел взгляд куда-то в сторону. Густые брови пришли в движение, сходясь на переносице и покрывая вновь лоб морщинами. Как-то я и не задумывалась раньше, но сейчас очевидно, что Сергей был обращен в более взрослом возрасте. Любопытство, проявившееся так некстати, заставило закусить зудящую от не вылетевшего наружу вопроса губу.

— Если хочешь спросить — спрашивай, schatz. Правила изменились, — вампир остановился, внезапно робко улыбнувшись.

Тяжело вздохнув, я отвела взгляд в сторону. Поерзав на месте и убедившись, что прямо сейчас чувствую себя спокойно, медленно выдохнула.

— Майор, давай проясним кое-что, — четко выговаривая слова, нахмурилась, разглядывая линию горизонта, — я не набиваюсь тебе в друзья, ты — ко мне. Мы оба прекрасно знаем, что если бы не это дерьмо, то рядом сейчас нам не стоять. Да, я должна выполнять твои приказы, но серьезно, если бы он хотел просто меня убить — уже это сделал бы.

— За мной охотилась полиция, потому что меня подставили, — отчеканивая каждое слово, вампир сделал шаг и остановился.

— То есть хочешь сказать, что за двести или сколько тебе там лет ты людей не убивал? — усмехнулась я, а вампир дернулся, криво поморщившись. — Ну вот видишь. Мне неинтересно все остальное.

Вампир слушал меня внимательно, отчего я неуютно поежилась. Слишком много клыкастого внимания.

— Я привык доверять своему напарнику, schatz. Мы плохо начали, но я сделал шаг, — глядя на мое недоуменное лицо, вампир закатил глаза, — я не притворяюсь с тобой, если это помогает нам в деле. Я готов рассказать тебе что угодно о себе, если тебе так будет спокойнее.

Смех спазмом сжал горло и, не выдержав, я рассмеялась, прислонив руку к шее. Вампир недоуменно положил голову на плечо, от чего смуглая шея казалась еще длиннее. Приложив ладонь ко рту, я пыталась отдышаться.

— Мне это неинтересно. Отвыкнешь, — пожав плечами, я пробежала взглядом по горизонту, — в тебе слишком много «я» для того, чтобы кто-то смог поверить хотя бы во что-то из твоих слов.

— Schatz, — начал было вампир, но я тут же прервала его.

— Нет, майор. Вот тебе мое «я». Я, — положив ладонь себе на грудь, невольно наклонилась вперед, — не могу положиться на то, что ты прикроешь мне спину. Я никогда не смогу рассчитывать, что если тебе предложит что-то монстр — ты не согласишься. Я все равно буду надеяться только на себя. И тебе советую поступать так же, — сжав зубы до глухого скрежета, я встретилась взглядом с вампиром, — потому что я не стану прикрывать тебя и рисковать собой для спасения твоей задницы. Ты — мертвая клыкастая омерзительная тварь, созданная убивать. Поэтому давай, пожалуйста, сейчас сделаем, как я прошу. И как можно скорее разберемся со всем этим.

— Я тебя не оскорблял, — усмехнулся вампир, а я пожала плечами, разворачиваясь.

— А разве я сказала что-то кроме правды?

Не знаю, как отреагировал вампир на мои слова. Прислушиваясь к стрекотанию кузнечиков и глубже вдыхая ночной свеживй воздух, я бодро хромала в сторону дома Маринки. Первым порывом было там не появляться, но, с другой стороны, он точно уже знает, кто из жителей стал мне дорог. Страх притупился. Какая-то удушающая пустота внутри заняла его место.

— Ты с самого начала должна была работать со мной, — слова вампира донеслись в спину, задевая нервы, но я не дернулась.

Едкое «а вот если бы» стрелой пронзило висок, но я задавила его тут же, ускорив шаг. Тряхнув головой, бодро подтаскивая ногу, двигалась вперед, выдавливая обратно картины мира, где не было моего «до». Того дня. Если он был один. Нет. Ничего бы не изменилось. Просто другой палач, иной способ. Ничего бы не изменилось. Если рядом ходячий труп — то ты один. Всегда.

Медленно выдохнув, я наконец вышла на асфальтированную дорогу. Тут легче идти, не нужно напрягаться на каждой кочке. Облизнув губы, кинула взгляд на панельную трехэтажку, что стояла первой среди пяти домой. Вот так правильно. Есть они все, есть три изуродованных трупа и желание больше никогда не видеть такого.

«Детка, ты устала?»

Холодный металл, выписывающий узоры тупой стороной по щеке. Облегчение от передышки. Минута. Чтобы разлепить глаза. Но ресницы лишь дернулись, не в силах двинуться дальше.

«Ты что-то хочешь сказать, детка? Не слышу. У тебя слишком маленький рот. Точно, я придумал! Давай сделаем его шире. Тише, милая, ты чего. Я ни за что не испорчу твое милое личико. Хотя…»

Судорога, охватившая тело в секунду, когда металл у щеки стал жесче. И долгожданная темнота.

Повинуясь порыву, скинула мягкие тапки, касаясь голыми ступнями асфальтовой крошки. Что-то больно впилось в ступню, но я лишь улыбнулась, наступая сильнее. Я здесь.

Психотерапевт говорил, что наш мозг устроен так, что обычно самые травмирующие воспоминания скрывает от сознания, оберегая нас. Мой, видимо, был сложен иначе. Кажется, что иногда я не помнила ничего, кроме этого. Словно вся моя жизнь сосредоточилась в нескольких часах. Сегодня я наконец понимаю, почему у меня так. Чтобы были силы. Чтобы не дрогнула рука. Чтобы не только видеть части тела на фото. Сжав пальцы в кулак с такой силой, что ногти врезались в кожу ладоней, я заставила себя сделать еще вдох. Чтобы чувствовать их всех.

«А знаешь, что самое прекрасное, детка? Никто нам не помешает. Никто».

Я верю ему. Сейчас как никогда. Руки окончательно онемели в цепях, а все силы уходят лишь на то, чтобы сделать следующий вздох. Пронизывающая боль с каждым движением ребер, словно я вдыхаю не воздух, а яд. Я не слышу его. Только шум крови в ушах. И здесь приходит она. Единственная мысль. За которую цепляюсь, как за спасательный круг.

Все закончится. Я не буду ничего помнить. Просто ребра перестанут двигаться и дух покинет тело. Все закончится. И невольно от этой мысли чувствую, как дергается уголок губ в последней улыбке.

Потому что никто не придет.

Когда пальцы коснулись металлической двери, я вздрогнула, поняв, что улыбаюсь. Потянув дверь на себя с победным скрипом, вошла внутрь, привычно хромая на третий этаж. Домофон не работал здесь никогда, а сейчас уж очень хотелось, чтобы преград стало больше.

Потому что никто больше не должен испытывать эту безысходность. Никто.

Глава 8

Четыре года назад

От осознания собственной радости было стыдно и неуютно. Приходилось прикладывать усилие, чтобы не нестись по коридору вприпрыжку, весело насвистывая под нос и сбивая всех с ног. Вместо этого я четко чеканила шаг, крепче сжав в руке заветную папку с приказом. Звук соприкосновения набоек на скромных лодочках с керамической плиткой, что застала еще Советский Союз в лучшие его времена, отражался от стен, гулким эхом опережая мое появление в кабинете полковника.

Ночью здесь почти всегда было тихо. Перекинув косу обратно за спину, я обернула полы рубашки, провер яя свой внешний вид в зеркало в человеческий рост, что по какой-то нелепой случайности висело прямо у дверей с табличкой «Шукшин Владислав Валер полковник ПМВ к ПМВ РФ». Несколько раз быстро вздохнув, я согнала с лица так и норовившую наползти улыбку. Мне оказано большое доверие. Огромное. Совсем скоро эти стены оживут, ведь даже такой маленький штаб сможет функционировать круглосуточно.

Мы поймаем его.

Вампирское восстание длилось уже больше двух сотен лет с тех пор, как люди вновь заняли главенствующую позицию в мире. С появлением интернета все стало еще сложнее — кровопийцы вынуждены прятаться, ведь человечеству гораздо проще узнать о них все. Даже выкладываемая ими ложная информация в сеть не помогала. Но каких-то двадцать лет назад все изменилось. Дракула (тот самый) исчез с радаров, а вместо него на кровавый «трон» взобрался не менее возрастной преемник. Какие имена ему за это время ни приписывались. Кто-то утверждал, что он чуть ли не сам Тиберий. Другие шептались, что прямой потомок Александра Македонского. Ему приписывали то божественное, то дьявольское происхождение в попытках объяснить существование монстра хоть чем-то разумным.

Мне больше нравился вариант, что он просто чокнутый демон, сваливший из ада. В любом случае, кем бы он ни был, я планировала отправить его именно туда.

Шорох из-за двери донесся до сознания, заставляя тут же напрячь слух. Странно. Дядя был там не один. Перехватив заветный лист удобнее, одернула юбку. Эту форму я надевала лишь в случаях, которые подразумевают смену погон. Темно-зеленая юбка-карандаш облегала колени, ловко прикрывая поставленную впопыхах стрелку, а тонкий галстук покорно лежал на выглаженной белой рубашке. Сегодня, если честно, наконец-то хотелось получить капитанские. Засиделась я в старлеях.

Все еще мешкая прежде, чем зайти, я прислушалась. Давай же, ты должен себя выдать. Мне просто нужны твои шаги, пройдись куда-нибудь. Но «гость» не желал двигаться, а время уже требовало моего присутствия. Вдохнув поглубже, постучала три раза и, дождавшись «заходи», распахнула дверь.

— Здравия желаю, — вытянувшись по струнке, начала я.

— Вольно, — обрубил дядя, махнув рукой, — входи, Сим.

Настроение стремительно поползло вниз. Если беседа неофициальная (а только такой можно было ждать после «вольно» при постороннем), то долгожданной четвертой звездочки сегодня не видать. Быстрым движением расстегнув верхнюю пуговицу, еле заметно расправила галстук.

Делая вид, что внимательно изучает какие-то бумаги, дядя хмурился, из-под опущенных ресниц то и дело кидая взгляд то на меня, то в дальний угол комнаты. Все понятно. Никто и ничего не собирается мне объяснять, пока я сама ничего не пойму. Положив папку с приказом на стол, я с удивлением зацепилась взглядом за какую-то уж очень древнюю связку ключей. Металл блестел ярко и непривычно, но это точно было не железо. Отвернувшись, дядя моим же движением растегнул пуговицу, а я подавила улыбку. Слишком похожи.

— Полковник, — скрипучий хриплый голос, что еле вырывался из гортани, пустил в пляс ледяные мурашки, — от нее зависит? — и говорящий закашлялся, отворачиваясь от света.

Металлический лязг пронзил кожу до самых костей. Втянув воздух с силой так, что заскрипели ребра, я прищурилась, вглядываясь в темноту комнаты. Так вот почему гость особо не ходил. Цепь, опутывающая его руки, заставляла мужчину практически пригибаться к земле. Грязные запутанные волосы облепили лицо, и в тусклом свете я только сейчас поняла, почему так сложно его разглядеть. Кровь пятнами покрывала все тело, сочась из многочисленных ран мужчины. Которые… Тяжело выдохнув, я прищурилась, вглядываясь внимательнее в распахнутый ворот свободной льняной рубашки. Рана, что секунду назад выглядела как дыра размером с грецкий орех, сейчас точно стала меньше.

— Зачем? — одними губами прошептала я, резко повернувшись к дяде.

— Ты просила хищника, — не сводя взгляда с бумаг, полковник кивнул в сторону пленника, — а по-другому я не представляю, как их сдерживать.

Закатив глаза, я протянула руку к связке, что продолжала блестеть на столе. Но вместо этого пальцы ухватились за лист бумаги, тут же вскинутый вверх полковником.

— Между «ты просила» и «нам необходим» пропасть, — поднеся белый лист к глазам так, чтобы свет дал увидеть каждое слово, быстро пробежала по строчкам взглядом.

Со стоном еще раз прошлась по строке «возраст».

Нет, они точно нас убьют.

Положив бумаги на стол, я все же подхватила связку, подкидывая ее в воздухе.

— Сима, — в голосе полковника зазвенела сталь а его пальцы уже прижимались к кобуре, — не смей.

Вампир не подавал признаков жизни, но сейчас я точно знала, что он внимательно слушает и наблюдает за каждым движением. Поэтому, расстегнув портупею, демонстративно откинула ту в дальний угол. Разумное не ко времени сердце со всей его молодой силой и энтузиазмом рухнуло в живот, разливая по телу липкий страх. Вот бы сейчас забраться под одеяло и сделать вид, что ничего этого нет. Вдруг самый ожидаемый момент в жизни стал чем-то ужасным, вызывающим дикую первобытную дрожь в коленях.

Но назад пути не было. Нервно облизнув губы, я кивнула дяде.

— Полковник, уберите оружие, — и, не дожидаясь новой триады от дяди, быстро повернулась к вампиру, скользнув взглядом по блеску за нависающей челкой, — прошу прощения за все сравнения далее, — вампир громко хлюпнул, судя по всему, усмехнулся, — дядя, просто отложи пистолет, он бесполезен.

— Сима, а ты не рано принялась приказывать?

— Дядя, — медленно выдыхая и стараясь успокоить сердце, четко проговорила я, — мы сейчас с тобой как в клетке с тигром. Твоя ошибка в том, что ты думаешь, словно это он на нашей территории.

— Детка, — хриплый голос ударил в спину, вызывая желание залезть под стол и громко плакать, — а ты интереснее, чем кажешься.

Не дожидаясь реакции дяди, я потянулась вперед, крепко сжимая смуглые пальцы. Горький шоколад его глаз тут же вцепился в меня взглядом, и я снова кивнула.

— Ты сейчас все поймешь, правда. Просто убери пистолет.

— Если ты ошиблась — мы все мертвы, — спокойно говорит дядя и, не отрывая взгляда, вытаскивает табельный ПМ.

Проводив пистолет по полированной поверхности, я наконец почти готова. Хотя кому я вру. На лбу выступила испарина, отчего самый маленькие волоски плотно прилипли к коже, а рубашка вдруг стала совершенно маленькой, не способной спрятать ни горла, ни запястий от то и дело проблескивающего меж свисающих волос взгляда вампира. Сейчас не мешало бы выглядеть увереннее, но он все равно слышит мое нервное дыхание и пульс, что сейчас получил явно внеочередной допинг в виде кардионагрузки.

Звук моего первого шага бьет по ушам, но словно заставляет двигаться все тело. Всегда так. Главное начать. Вот и сейчас я уже не заметила, как присела на корточки (молодец, юбка-карандаш — самое то для такого положения) нечаянно звякнув ключами. Нервно облизнув губы, я отвела взгляд от пронзительных голубых глаз за волосами. Удивительно. Под всем этим слоем грязи, похоже, он был еще и красив. Вампир не шевелился, лениво наблюдая за моими движениями.

— Давайте поступим так, — спокойно проговорила я, касаясь практически ледяных рук, — пока я попробую вызволить вас, буду болтать, а вы меня поправите, если ошиблась, хорошо?

Усмешка вампира заставила меня дернуться и тут же завалиться на пятую точку от неожиданности. Делая вид, что ничего не произошло, я с раздражением скинула каблуки, вновь занимая прежнее положение.

— Давай попробуем, — обдавая меня льдом и не самым свежим дыханием (любит играть в человека), ответил вампир.

— Вы могли убить нас обоих за прошедшие пять минут несколько раз, — скрипя замком, с раздражением откинула не подошедший ключ, тут же сдув замаячившую перед глазами челку.

— Интересно, как, — ощутимо звякнув браслетами, нагнулся вампир, — это дерьмо достаточно увесистое.

С раздражением подняв взгляд и протянув вперед загнутый его движением ключ, я перекатилась с корточек на колени. В конце концов, в узкой юбке так удобнее. Угловатые линии лица тут же заострились его больше.

— Не для вас, — глядя в ледяные озера, я почувствовала, как страх липкой волной вновь окутал меня с головой, выбивая из легких воздух, — не в вашем возрасте. А насчет как, — кивнула на дверь, — когда я вошла, вы повернулись в мою сторону, оценивая расстояние прыжка. Так как полковник в тот момент полагался именно на то, что вы пленный, а сам был очень занят тем, что волновался за меня, вы могли сделать один быстрый шаг. Перекинуть цепи, на которые так положился дядя, мне через шею и, укрывшись моим телом, спокойно убить и его, — не отводя взгляда, все равно почувствовала, как горло дернулась от одобрительной усмешки в голубых глазах, — уверена, что дядя привел вас из подвала, а значит, вы уже прекрасно знаете, что здание практически пустое. С вашим слухом на фоне моего громкого цокания тишина должна быть оглушительной. Так что вот это, — глядя на то, как цепь послушно скользит на пол, с громких грохотом, — как и это, — я кивнула на валяющуюся портупею, — не способно нас защитить.

— Как же он тогда попался? — нервно засмеялся за моей спиной дядя.

Вампир с любопытством повернул голову в другую сторону, а я почему-то не торопилась подниматься с колен. Изучать настолько древнего хищника так близко было смесью восторга и страха. Этот коктейль эмоций пробегал по коже, оставляя за собой след мурашек не то ужаса, не то удовольствия. Да, прав был дядя, когда говорил, что я не от мира сего.

— Он не попадался, — наконец взяв себя в руки, я поднялась на ноги, — судя по тому, что вы сидите уже без цепей и спокойно продолжаете нас изучать, вам это все нужно точно так же, как и мне. Если честно, я на это и рассчитывала, понимая, что поймать настоящего опасного хищника нереально. Не знаю, как вы узнали обо всем, но рассчитываю, что вы мне расскажете.

Вампир спокойно встал на ноги, скинув всю маску мученика с лица, расслабленно опустив плечи. Спектакль окончен, он, кажется, получил именно то, зачем шел. Даже раны стали затягиваться быстрее. Облегченно выдохнув, я заставила себя бросить быстрый взгляд на дядю. Конечно, никакого одобрения и похвалы там мне ждать не приходилось. Он был против того, что я продолжаю начатое отцом. Но как еще можно было победить монстра?

— Раньше, — спокойно проговорил вампир, вытирая грязные руки о края рубашки, а я дернулась всем телом, едва ли не подпрыгивая на месте, — зеркало. Ты слишком громко дышала. Стена тонкая. Цепь как утяжелитель. А в целом да, я доволен.

— Но дядя, — неожиданно для себя скрестила руки на груди, кивая на полковника, — если бы вы проломили стену, он бы успел.

Вампир рассмеялся, оголяя полный рот выпущенных клыков. Ощущение, что меня только что заменили маленьким зайцем и поставили перед удавом. С силой сжав пальцы руки, вдруг заметила, что вампир почти незаметно отодвинулся назад. Дает мне пространство? От удивления брови поползли вверх.

— Кардиостимулятор твоего дяди давно пора менять, — вампир поднял взгляд, собирая грязные волосы с лица, — имейте в виду, полковник. Подведет в самый неподходящий момент. Например, от резкого скачка адреналина в крови. Ну и от пары пуль, что вряд ли в облаке пыли достанут цель, мне ничего не будет, — вампир напрямую смотрел на дядю, не опуская взгляда на меня, — я так понимаю, смертная казнь откладывается?

— Мы бы и не смогли, — дернула плечами я.

— Я не о своей говорю, — усмехнулся вампир, а новая волна пота заставила тут же крепко прилипнуть ткань к телу.

— У вас двоих неделя, — полковник притянул ПМ обратно, тут же отправляя тот обратно в кобуру, — если за этот срок вы наметите план действий, похожий на правду, и после всего друг друга не убьете, проект «группа А» будет запущен в текущем составе. О грифе «секретно» не напоминаю.

От радости я все же подпрыгнула, но тут же взяла себя в руки, косясь на приподнятую бровь вампира. Да, я была уверена, что это именно тот, кто нам нужен. Возрастной, мощный и опасный вампир, который по каким-то своим соображением хочет уничтожить нынешнего тирана. Нам это подходит. Он пришел сам, а такого хищника просто нереально взять силой. Да и как потом его держать? Не будешь же водить его на поводке. Нет, это должен быть полноценный напарник. Я не питала иллюзий. Передо мной стоял самый настоящий убийца. Конечно, нельзя довериться ему полностью, но все же впервые за последние несколько лет это был самый настоящий прорыв. Резко выдохнув, я протянула вперед руку, с облегчением отмечая, как ледяная ладонь повторяет мое движение. От холодной кожи по телу пронесся электрический разряд, а на щеки, кажется, все же лег румянец.

Почему я думаю о нем в ключе «мой вампир»?

Тряхнув головой, я твердо подняла взгляд, встречаясь с ледяными голубыми озерами, взглядом обводя острые загорелые скулы.

— Сработаемся, Сергей Дмитриевич?

— Только если в этом сарае есть нормальная еда, schatz.


Кто сказал, что храп — исключительно мужская проблема? Записать бы ему на диктофон эту симфонию, что вибрирующими волнами сейчас была способна сдвинуть стену. Как и всегда, у Маринки было не заперто, поэтому зайти в квартиру проблем не составило. Как и разглядывать сплетенных ногами девушек на разложенном диване.

Другой разговор, что я не понимала, что я тут делаю. Предупредить? А как им это поможет. Забрать к себе? У меня одна тесная кровать, занятая вампиром, и кухня метр на метр. Кажется, что просто шла сюда лишь затем, чтобы идти. В итоге, не придумав ничего лучше, шаркая, прохожу на кухню, щелкая кнопкой чайника.

Наверное, мне стоит остаться с ними. В конце концов, вдвоем с Дашкой мы хотя бы сможем удержать Марину от какой-нибудь глупости. Нам хватит нервов не открыть дверь. Не пригласить. От того, что только что сознательно решила, что могу пожертвовать жизнью какого-то человека ради своих близких, прихожу в ужас.

Я не размениваюсь жизнями.

Эмоциональные качели доводят до того, что от звука кипения воды я подпрыгиваю со стула, тяжело дыша. Щелчок. Уже прошло столько времени, что чайник вскипел? Оперевшись рукой на столешницу, тру переносицу. Так себе из меня теперь противник. Раньше тоже, но теперь особенно. Как я собираюсь ловить его? Хлебные крошки на столе двигаются от резкого порыва ветра, а до носа доносится запах вина.

Почему-то сегодня для меня оно пахнет кровью.

— На тебе лица нет, — тихо шепчет Дашка.

Подтянув к себе ноги, я кладу голову на колени и закрываю глаза. Не услышала ее. Не поняла, когда девушка проснулась и прошлепала на кухню. А может, она даже умылась. На место решительности вдруг темным облаком надвигалось отчаяние. Как сломанная марионетка поймает кукловода?

— Как там наш секс? — пританцовывая по вздувшемуся ленолиуму в тапочках цвета бешеного поросенка, моя блондинка встает на цыпочки, вытягивая с полки Маринки две кружки.

— В строю, — выдавливаю из себя, понимая, что во рту вновь Сахара и скоро, видимо, начнут срать верблюды.

Дашка кивает, напевая что-то про половины и черт знает что. Тонкие пальцы обхватывают чайник, а мне вдруг ее движение кажется резким. Сжав виски, часто моргаю, приглядываясь ближе. Нет, все та же Дашка с ее плавностью и грацией. И почему-то именно сейчас я решаю послать к чертям все «секретно».

— Он вампир, — слишком спокойно говорю я, — теперь я работаю с ним.

Чайник слишком резко касается поверхности стола. Кипяток вылетает из носика и лужей растекается в миллиметррах от пальцев подруги. Но она не видит этого. Сейчас она смотрит четко мне в глаза, пытаясь найти там что-то. Не знаю что. Но я вижу неприкрытое беспокойство.

— Мать, — тихо произносит она, а горло на тонкой шее дергается, — ты точно, — ровные белые зубы захватывают губу, а я неожиданно для себя усмехаюсь.

— Он жив, — хриплю я, теряя последние силы.

Чайник с грохотом летит на пол, а кипяток заливает Дашке ноги. А она словно не чувствует. Бешено расширенные глаза и рот, открытый в беззвучном крике. Она стоит в кипятке и смотрит на меня. Ее пальцы дрожат, а я вижу, как стремительно краснеет тонкая кожа подъема над тапочками. Рванув вперед, хватаю тонкую кисть и тяну на себя со всех сил.

Мы сидим в тишине. Просто слушаем секундную стрелку, наблюдая за тонкой полоской рассвета. Не знаю, о чем думает Дашка, но ее пальцы крепко сплетены с моими. Муха с завидным упорством берет амплитуду шире и с боевым жужжанием врезается в окно. Сто шестьдесят третий раз.

Подруга следит за моим взглядом недоуменно, с опаской, а я точно знаю.

Никакой мухи здесь нет.

— Мать, а давай к Леопольду, м? — выдавив из себя улыбку, смотрит из-под пушистых ресниц.

— От алкоголизма он меня не вылечил, из депрессии не достал, болезненные воспоминания пережить не помог, — сухо констатирую я работу своего психотерапевта, — только транквилизаторы выписал, от которых голова квадратная и сознание путается.

— Просто сейчас, — голос Дашки срывается на высокие ноты, и она отворачивается слишком быстро.

Кончик ее длинного хвоста практически достает до моего лица в движении. А я знаю, что она хочет сказать. Потому что сама говорила это тысячу раз. Постоянно. Только тогда с гордостью и уверенностью. А сейчас. Сейчас я точно знала, что Сима умерла в тех цепях, а ее душа попала в вечный ад с вампирами и противостоянием против них.

— Если я ошибусь снова, — киваю я, чувствуя, как смешок вырывается наружу, — да, Даш. Именно так. В руках вампира-убийцы и недобитой психички судьба почти человечества.

— Тогда давай поднимай свою задницу и шуруй к красавчику! — вдруг зло шипит подруга, подскакивая на ноги. — Ты слышишь меня? Поднимайся и иди!

— Даш, — тихо говорю я, но она не слышит.

Поддаюсь, опираясь свободной рукой на стол, и поднимаюсь, обретая свою ставшую привычной опору. Но Даша не унимается. Она тащит меня к зеркалу, чуть ли не лицом вбивая в него. А я вижу там лишь ее.

— Нет, туда смотри! — ее пальцы хватают мой подбородок и заставляют взглянуть на собственное отражение. — Вот! Ты видишь ее? — Ее мизинец ударяет в отражение, а я, тяжело вздохнув, киваю. — Нет, ни хрена не видишь. Смотри, говорю!

Закатив глаза, все же поддаюсь.

— Скажи мне, кого ты видишь? — говорит Даша голосом Тонни Роббинса местного разлива.

Почему я поддаюсь? Словно цепляясь в ее слова, я вдруг впиваюсь в изображение глазами. Словно я сама хочу найти там что-то. Достать. Выкопать из глубин себя. Ту, что не боялась. Умела побеждать. Слой за слоем я вбиваюсь вглубь отражения, раздирая его, вытрясая. Выбивая, будто старый ковер. Я ищу. Я действительно старательно ищу. Словно от этого зависит, буду ли я дышать в следующую секунду. И…

Я действительно не дышу.

Это становится игрой на выживание. Мозг стоит перед выбором. Найти лучшую версию себя. Нет, не стать старой. Просто. Вытащить искру и поджечь факел, чтобы осветить дорогу в новую жизнь. Прямо сейчас я слишком устала плутать во тьме. Кажется, мое лицо покраснело, когда я вцепилась пальцами в зеркало, оставляя жирные грязные пятна от кожи на его поверхности.

Я же есть там.

Новая я.

Которая в состоянии держать свое сознание в узде. Которая не испугается вновь. Нет, я снова пойду до конца. Буду выгрызать свою жизнь обратно. Если придется — вырывать пальцами. Зубами. Без разницы.

Сегодня это я.

И я сделаю это не только ради всех, но и ради себя. Потому что сейчас там на меня смотрит особенный человек. Несломленный. Выживший.

— Я хочу жить, — вдруг вслух говорю я, чувствуя, как легкие наполняют воздух, а из глаз внезапно потоками вырываются слезы, — я очень хочу жить.

Пальцы Дашки вжимаются в плечи, а я слышу, как она хлюпает носом, шумно втягивая воздух. Я вжимаюсь в нее, насколько это возможно. Потому что, кажется, я скучала по ней целую жизнь. Коже практически больно. Словно я действительно стащила слой. Ее щипет от слез, и я готова поклясться, что она краснеет. Но это не больно. Нет. Это как-то правильно. Необходимо, чтобы дышать.

И я улыбаюсь.

Отражение улыбается мне в ответ. Все еще робко, со следами прошлой безысходности. Но все же это я.

Та, что не сдается с самого начала.

Глава 9

Палец коснулся треснувшего экрана планшета, перелистывая на следующую страницу. Жадно поглощая информацию за время своего отсутствия, я приняла решение начать сначала, чтобы не упустить деталей. Спина затекла от долгого сидения на дощатом полу в позе лотоса, а глаза болели от непривычного напряжения. Сделав последний глоток кофе, отодвинула от себя кружку, приближая изображение отчета 2017-го года.

«Александр Мартинас, известный ранее как «Самсон». Свое имя получил в разработке ПМВ (противомертвые войска) за массовое убийство тридцати человек в 2010-м году. В качестве «трофея» забрал кожу истерзанных жертв. Возглавляет вампиров с конца 90-х. Под его началом совершены самые зверские нападения на людей известные истории с XV века. В 2016-м году внедрился под именем «Александр Мартинас» в проект «группа В». Получив необходимую информацию об имеющихся новых военных разработках, линчевал исследователя и создателя группы путем двенадцатичасовых пыток с последующим расчленением.

Цель: неизвестно (возм. обращение).

В ходе изучения полученных ранений жертвы, снятия показаний, анализа ситуации и оставшихся биологических материалов установлено следующее:

Раса: вампир рожденный

Возраст: > 2000

Челюсть: 32 видоизмененных конусообразных клыка с выдвигающимся вперед верхним мостом для захвата крупных частей тела

Регенерация: высокая

Устойчивость к сыворотке 47: максимально высокая

Устойчивость к свету: стандарт

Уровень внушения: максимально высокий

Мышечное развитие: высокое

Устойчивость к серебру: не выявлено, но из исследований по 47-й предполагается высокая.

Особые приметы: атлетичное телосложение, рост 185 см, цвет волос и глаз — не постоянный».

Могли просто написать, что нет у него никаких примет. Усмехнувшись, быстро дернула пальцем еще раз, на секунду замирая, вглядываясь в прищуренные глаза на экране. Громко втянув воздух, заставила уголки губ дернуться в улыбке.

— Ну привет, Саш, — положив голову на бок, хрипло произнесла я.

«Разве не здорово, детка? Мы хотели провести с тобой вечность. Это очень знаково, что последним, что ты увидишь, будет мое лицо».

Поморщившись, с силой провела пальцем, словно перечеркивая изображение. Приблизив открывшуюся карту местности, осторожно положила планшет перед собой, протягивая руку к уже вновь почти высаженному IQOS. Щелкнув кнопкой, быстро затолкала стик на автомате, не сводя глаз с карты.

— Рожденный или обращенный? — выпуская струю дыма, я потянулась к разложенным рядом фото.

— Обращенный, — твердый голос Сергея раздался от противоположной стены маленькой кухни, — эта дрянь все равно убивает тебя, ты же знаешь?

Черт. То, что Александр — рожденный, а майор — обращенный, несколько путало саму мою теорию. Ведь по сути более жестокими всегда считались именно обращенные. Все связано с тем, что родившийся хищником не знал чувств других, кроме как вампирских. В нем не было ненависти к человеческому роду, не было боли. Лишь голые инстинкты. Как люди убивают животных ради еды, а не для удовольствия. У обращенных все было несколько иначе. Они встречались гораздо чаще и именно из-за своего происхождения, как я полагала, из-за самого обряда инициации, проходя через боль, приобретали ту самую ненависть. Хотя, если задуматься, среди рожденных не было ни одного вегетарианца.

Чем бы это ни пахло, но рожденного должен ловить рожденный.

— Жаль, — задумчиво постучав кончиком стика о нижнюю губу, я вновь глянула на карту.

— Умирать расхотелось? — усмехнулся вампир, но я не обратила внимания.

Что-то упорно не сходилось. Нахмурившись, я вновь внимательно проследила за выложенным красным предполагаемым маршрутом Самсона на карте. В местах, где подразумевались его остановки, были мелко подписаны часы. Поджав губу, подхватила кружку и разочарованно выдохнула. Кофе закончился. Плотно задернутые занавески не пропускали свет, но мои биологические часы не ошибались так же, как и цифры на экране планшета. Почти полдень.

— Жаль, что обращенный, — все же пояснила я, разгибаясь и потягиваясь.

Без новой порции кофеина мои мозги сегодня точно откажутся работать. А учитывая теорию военных, время идет на какие-то часы. С хрустом размяв колени, быстро подняла чайник, запихнув тот под струю холодной воды.

— Сколько времени он здесь? — нечаянно задев плечом вампира, защелкнула крышку, проклиная ледяные мурашки, тут же покрывшие все руки.

— Schatz, если ты говоришь со мной, а не со своими глюками, будь добра, смотри на меня, — прошипел вампир, а я удивленно приподняла бровь, щелкая чайником и кидая сахар в чашку.

— Типичный вампир, — пожав плечами, отмерила ложку кофе поменьше, стряхивая лишнее в банку, — готов провалить дело из-за чувства своей гордости, — вздохнув, выжидающе уставилась на чайник, — все просто, майор. Я не смотрю на тебя в целях собственной безопасности.

— У тебя в крови концентрат 47 — и ты боишься внушения? — усмехнулся вампир.

— А как бы ты вел себя на моем месте? — нервно постукивая пальцами по столешнице, удержалась от того, чтобы сильнее втянуть приятный аромат туалетной воды, что на фоне айкоса пробивался вопреки всему еще четче.

— Того, что мне доверяет полковник, недостаточно?

Закатив глаза, я отвернулась к окну.

— С чего ты взял, что он тебе доверяет? — быстро кинула на него взгляд, отвлеклась на щелчок чайника, — Мы ходим по кругу, — вздохнув, опустила голову вниз, вновь опершись о столешницу, — просто ответь на вопрос и пойдем дальше. Пожалуйста.

Тихие шаги за моей спиной, и загоревшая рука прямо перед моим лицом. Чувствовать вампира так близко, стоять к нему спиной. Слышать, как трется о кожу его одежда. Человеческие инстинкты в такой момент сводили с ума, но я не двинулась с места, когда, касаясь грудью моей спины, майор подхватил чайник, сосредоточенно наливая кипяток в кружку. Полируя языком внутреннюю поверхность зубов, я наблюдала за ним, словно как за призраком давно забытого прошлого.

Слишком давно вампиры были для меня обыденностью.

Тем более красивые вампиры.

То, что я в принципе могла смотреть на него и получать какое-то мазохисткое эстетическое удовольствие, в очередной раз заставило сомневаться в своей адекватности. В конце концов, мне всегда нравились хищники. Да и не только мне. Змеи, акулы, крокодилы, кошачьи — все это с детства завораживало мой разум. Дядя частенько водил меня в зоопарк, потому что это было единственным местом, где я часами могла спокойно наблюдать. Он говорил, что мой отец был таким же. Любил опасность. Находил красоту там, где другие видели ужас.

Это его и убило.

Бровь вампира дернулась, когда футболка натянулась на напряженной руке от осторожного движения. Чайник был водружен на место, а я встала на шаг дальше. Что-то странное промелькнуло в голубых глазах, но тут же погасло. Возможно, удовлетворение хищника от того, что жертва боится. Хотя внутри что-то дергалось, когда я рассуждала про него так. Осторожно пододвинул ко мне кружку, вампир вновь занял свое место у стены.

— Самое большое — три дня, — отчеканил вампир, разглядывая проступившую на обоях в углах плесень, — нам бы дом с тобой поправить, как считаешь?

— Кто из нас выживет — тот и поправит, — сжимая кружку двумя руками, я уселась на колени, разворачивая планшет и фотографии к себе, — ты можешь сосредоточится на деле?

— Люди часто болтают о всякой ерунде во время дел, — усмехнулся вампир, дыханием задевая мои волосы.

На этот раз я не вздрогнула, наблюдая боковым зрением, как единым плавным движением майор опускается на пол рядом,

— Не когда перед ними три разорванных трупа, — сделав глоток кофе, я вновь задумчиво уставилась на карту, — и мы договорились, что ты не притворяешься человеком.

— Я сказал то, что хотел, schatz.

Выпрямив спину, удобнее устроилась на пятках, положив голову на бок. Закрыв глаза, медленно и очень глубоко вдохнула, пытаясь ощутить кислород каждой клеточкой тела. Пропуская его через себя. Направляя поток воздуха не внутрь, словно насквозь. Очистить сознание. Убрать все лишнее.

Только хищник может поймать хищника.

Еще один вдох дался легче, а по телу приятными иголочками заскользило тепло. Медленно, начиная от макушки, словно ласковые беглые прикосновения, спускаясь вниз, по шее и рукам, обхватывая грудь, к талии.

Где ледяной волной боли тут же прорезался шрам.

Распахнув глаза, я судорожно вздохнула, сжимая пальцами горло. Хватая воздух ртом, от злости ударила кулаком пол. Костяшки тут же неблагодарно заныли, напоминая, что могут еще послужить верой и правдой, если с ними хорошо обращаться. Поджав губы, постаралась вновь вдохнуть медленно, но одышка тут же сорвалась на выдохе.

Широко распахнутые залитые кровью глаза напарника майора смотрели на меня с фотографии разочарованно.

Хищник.

Закусив внутреннюю поверхность губы, я поморщилась, глядя на мертвый укоризненный взгляд с глянцевой поверхности. Да, и это я упрекаю вампира в его гордости? С силой сжав ресницы, я чувствую, как веки печет. Ничего. Мы напарники и мир не сгорит от его помощи прямо сейчас.

Наверное.

— Что. Ты. Видишь? — очень медленно сказала я, поднимаясь на ноги и делая шаг за спину сидящего на коленях вампира.

— То же, что и ты, — запрокинув голову, ответил майор.

Повинуясь порыву, быстро толкнула пальцами его макушку, заставляя вновь смотреть на фото. Сердце зашлось в ритме танго, оглушая и не оставляя места для посторонних мыслей. Вытесняя страх. Надавив пальцами сильнее, я наклонилась ближе к уху вампира.

— Нет, майор, — жестко прошипела я, — ты — убийца. Чертов мясник, понимаешь? И здесь ты видишь нечто особенное, — голова под пальцами дернулась, но он не убрал ее совсем, — что-то очень вкусное и знакомое. Оно зовет тебя и говорит что-то. Тебе.

— Schatz, — плечи под моим взглядом одеревенели, но остановиться сейчас было нельзя, — жаль тебя разочаровывать, но я уже давно. Не. Убийца, — смешок, — не такой, как этот, во всяком случае.

Разочарованно толкаю пальцы вперед делая шаг в сторону.

— Это — жертвы, — очень громко говорю я, наблюдая, как нос вампира судорожно дергается, — они воняют кровью. Нужной тебе кровью, вампир, — наклоняюсь вперед снова, не спуская взгляда с его лица, — твоя сущность, она просит. Нет, она умоляет ощутить эту прекрасную теплую кровь на губах. Прикоснуться. Пить, пока не опьянеешь от силы.

Голова майора дергается в бок, — а ноздри судорожно расширяются.

Есть.

Удача адреналином разносится по крови.

— Говори что видишь! — практически приказываю я.

Минута и… блеск, секунду назад подаривший надежду, исчезает из глаз вампира. Разочарованно застонав, вцепилась пальцами в волосы. Он сопротивляется или накидывает маску? Что? Я точно чувствую, что он хищник, но его жутко что-то тормозит.

Какой-то страх? Поставив руки на талию, внимательнее разглядываю заостренные черты лица. Он точно не «очеловечился». Это видно по лицу, словам, движениям. Нет. Но почему тогда он держит зверя на привязи?

Поджав губы, не даю себе передумать и резким движением ноги ударяб вампира по лицу. От неожиданности его голова тут же запрокидывается и, не долго думая, тут же прижимаю ногой его шею к полу, надавливая сильнее и наблюдая разгоревшуюся злость в голубых глазах.

— Знаешь, — обманчиво улыбаюсь я, чувствуя, что сердце сейчас вырвется наружу, — а если ты не хищник, то зачем ты мне?

Ледяная кисть обвивает мою лодыжку, и не успеваю я порадоваться и испугаться одновременно, с силой швыряет в бок. Встретившись лицом со стенкой, не успеваю и встать на корточки, как что-то хватает меня за шиворот, вновь запуская в полет. Обломки кухонного гарнитура впиваются в спинку и тут же осыпаются на меня, когда вопящее от боли тело встречается с полом. Рука вновь сгребает меня, прижимая лицом к стене.

— И как далеко ты готова зайти? — шипит голос, что бросает мозги в панику, но я все равно нахожу в себе силы рассмеяться.

— Ты ничто по сравнению с ним, — выдавливаю из себя, с хрустом поворачивая шею, — ноль.

Но он сдерживается. Снова. Боль пронзает спину, и я кашляю, сама прижимаясь к стене.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Ощущаешь, что слабак, — кашляя, смеюсь, пытаясь развернуться полностью, но рука держит, — ничтожество. Интересно, ты в постели такое же бревно, как и в бою?

— Сука, — шипит он.

Перед глазами мелькают пятна, когда я сношу дверной косяк. Застонав, уступаю своему страху. Позволяю себе цепляться за пол и ползти к выходу. Позволяю бояться. Опьянить его поражением жертвы. Рука вцепляется в мое плечо и разворачивает меня на спину. От резкого движения ударяюсь затылком и ловлю его взгляд.

Крик застревает в легких и глушит.

Убивает все существо, когда я вижу наполненную клыками пасть. Но я не позволяю себе отвернуться. Не прятать страх. Его грудь тяжело вздымается, а я резко задрала вверх свою футболку, тут же прислоняя его пальцы к огромному шраму, что даже лежа на спине охватывает бок. Уголок верхней губы вампира тянулся сильнее вверх, открывая обзору еще больше ужасных зубов.

— Это сделал ты, — сильнее прижимаю пальцы, — ты, — коротким движением касаюсь окровавленной ладонью его губ, видя, как вампир закрывает глаза, — я твоя жертва. Ты слышишь меня? Я твоя жертва. Они все.

Кажется, что все силы вампира сейчас уходят на то, чтобы не порвать меня на месте. Его бедра больно сжимают мои ноги, но он не опускается всем весом. Поморщившись от боли, достаю из-за края джинс фотографию и разворачиваю ее к нему. Наполненные бешеным блеском глаза проходятся по поверхности и загораются сильнее.

— Это твоя жертва, вампир. Твоя, — облизнув губы, стараюсь не двигаться, — ты пытал меня. Ты купался в их крови. Ты сделал это, — нос вампира дергается, и я боюсь то ли упустить момент, то ли того, что он не выдержит, — скажи мне, что ты чувствуешь?

Язык вампира скользит по выступившим клыкам, а я пытаюсь понять, все ли ребра уцелели. Голова ноет. С выдержкой у майора действительно полный порядок. Любой другой как минимум уже меня покалечил. Этот же не позволял себе задержаться около меня надолго, причинив серьезный вред. Поэтому и швырял в стены. Удерживал дистанцию. Он с самого начала понял, что я хочу сделать, только почему-то противился.

Сильнее не скрывающихся вампиров опаснее были лишь те, кто прятали монстра внутри.

— Боль, — поморщившись, он выдрал пальцы измоей хватки, освобождая зудящий шрам, — я хочу есть, но не должен. Это сжигает меня и приносит удовлетворение. Эйфорию на грани смерти.

Медленно вдохнув, я невзначай провожу окровавленной ладонью около лица напарника, заставляя того вновь поморщиться.

— Хорошо, но ты голоден, а предстоит долгий путь. И, — сглотнув слюну, я отвожу взгляд, — ты не питаешься там, где останавливаешься. Ты зверски устал от этой боли, хоть и наслаждаешься ею.

Вампир хмурится, откидывая фотографию в сторону и нависая надо мной. Поставив руки по обе стороны моей головы, он наклоняется все ближе, а я парализована страхом. Лишь могу наблюдать, как верная смерть медленно надвигается, жадно проходясь взглядом по лицу. Он даже не касается, а я уже не могу дышать. Кажется, я умерла секунду назад. Нос дергается, сильнее вбирая в себя запах моей крови. Зажмурившись, внутренне сжимаюсь. И дергаюсь, когда влажный язык оставляет мокрую дорожку от моего подбородка до виска. Слышу, как шипит вампир.

Слизал кровь.

Ужас приподнимает самые тонкие волоски по всему телу, а тяжелый лед давит на меня, уничтожая изнутри.

— Моя еда с собой, — вампир резко отстраняется.

Со стоном принимая сидячее положение, я сжимаю пальцами виски, подбирая к груди ноги. Тело ноет, но все могло быть хуже. Вампир сидит дальше, прижимаясь головой к стене и закрыв глаза. Его лицо все еще перепачкано в моей крови.

Он тоже тяжело дышит в попытках вернуть контроль над телом.

Его лицо перекошено в напряженной маске. На нем так и застыла та самая эйфорическая боль, о которой говорил майор.

— Я должна была догадаться, — прочищая горло, шепчу я, — с ним два-три человека. Он кормится ими. В его заботы входит лишь, чем кормить их.

Держась за стенку, выпрямляюсь, хромая обратно в сторону кухни. Свалившись на уцелевший стул, с разочарованием смотрю на разлившееся пятно кофе на полу. Сложив губы трубочкой, медленно выдыхаю, и по моему мнению быстрым до звезд в глазах движением вытягиваю планшет из-под обломков. Прикусив кончик языка, открываю обычную карту, сверяясь с картинкой, и максимально приближаю. Лес у нас огромен, но как минимум рядом с ними должна быть вода.

Это, конечно, в том случае, если он не живет ни у кого из наших в доме. Такой вариант не исключен. Ведь «еда с собой» также может обозначать, что он знал этого жителя раньше и передвигался с ним. Но я не помнила никого новых за последние три дня. Поставив мысленно галочку поговорить с баб Клавой, притянув планшет ближе, я вглядывалась чуть ли не в каждое возможное дерево, что так плохо было прорисовано из-за не самого лучшего качества связи.

— Лес же прочесывали?

— Этот нереально охватить полностью и быть уверенным, что посмотрели действительно все, — не открывая глаз, хрипло ответил майор.

Кивнув, тяжело сглотнула слюну. Видимо, завтра все же выступят синяки, но мне простительно.

— Schatz, — голос вампира больно прошелся по нервам, заставляя вздрогнуть, — ты в порядке?

— В полном, — игнорируя мелькающие перед глазами круги, выдавила из себя я под смешок вампира.

— Жаль, schatz, — прошипел майор, а я нервно облизала губы, — нужно было приложить тебя сильнее. Чтобы больше в голову такая дрянь не лезла.

— Ты — хищник, — делая скриншоты заинтересовавших меня мест, спокойно сказала я, — вот и делай свою работу.

Глава 10

Четыре года назад

Тусклый свет в аудитории не давал хорошо рассмотреть следующего человека, поднявшего руку. Моргая, вновь опустила взгляд на листы, лежащие на трибуне. От тяжелого освещения буквы плыли перед глазами, а смесь запахов пота, туалетной воды и всеобщего презрения, что так и сочилось с высокомерных рож передо мной, давила похуже пресса.

Сейчас мне казалось, что моих родителей убили не вампиры, а вот это тупоголовое общество староверов-индюков. Зависшее было молчание тут же прервалось шепотом, перерастающим в гам. Хваленая военная дисциплина. Стоило чинам повыше оказаться за закрытыми дверьми, как вся дрянь полезла наружу.

Может быть, действительно я сказала нечто такое, что людей старой закалки выбило из себя. Но оставить сейчас все как есть было нельзя.

— Это — прорыв, — крикнула я, сжимая пальцами деревянный бортик трибуны, отчего острый его край тут же врезался в кожу, — и я не понимаю, почему вы этого не видите.

Грохот свалившегося на пол стула принудил вжать голову в плечи, инстинктивно становясь меньше. Мелкая дрожь прошла по телу, лишая голоса.

— Я рисковал жизнью каждый божий день, лейтенант, — принижая мое звание, полковник ПВМ Урала, словно став шире и выше за одну секунду, гневно и абсолютно неприлично указывал на меня пальцем, — не для того, чтобы какая-то малолетка говорила о мире с вампирами.

Грудь мужчины вздымалась так сильно, что от каждого движения ордена высокомерно поблескивали. Медленно выдохнув, я отвела взгляд на стену.

— Вы не понимаете, — разочарование в моем голосе отравляло, — я говорю лишь о том, что по итогам наблюдений действительно можно сделать вывод о возможном совместном сосуществовании.

— Чтобы мои внуки ходили по улицам рядом с кровососущими монстрами, сопля? — сделав шаг вперед, мужчина наклонился ниже, повышая голос.

— Полковник, вы забываетесь, — скрипнув зубами чувствую, как злость обжигает горло, — если мы не решим вопрос в сторону сосуществования, а не порабощения, то ваши внуки будут ходить не по улице, а сидеть в амбаре какого-нибудь вампира в ожидании собственной казни.

В этом я была уверена на восемьдесят процентов. Да, двадцать оставались на то, что мы все же сможем устроить век контроля за вампирами, но две тысячи лет этого не происходило. Мы держались на плаву только потому, что клыкастых все устраивало. Плюс развитие технологий и вооружения, но на их стороне было самое главное. Инстинкт. Люди уходили все дальше в своем развитии, при этом теряя связь с тем, что я про себя прозвала матерью-природой. Жуткая правда, которую сложно принять. Это не отменяло того, что нынешнего лидера вампиров необходимо уничтожить, пока люди еще чудом остаются целы. Но саму цель ПВМ стоило изменить и работать в новом направлении.

— Я тоже рискую жизнью, — наконец смело встретилась взглядом с полковником, — на протяжении месяца я живу, сплю, ем и нахожусь в обществе трехсотлетнего вампира двадцать четыре часа в сутки. Он прикрывает мою спину, он уничтожает своих. Знаете, почему он с нами?

Полковник скептически приподняв бровь скрестил руки на груди. А я быстрым движением ослабила галстук, прочищая горло.

— Потому что мы проигрываем.

— Убицца пожалел нас? — усмехнулся полковник, а я отрицательно мотаю головой, чувствуя, как горло сводит судорогой.

— Нет. Просто мы вольные, сражающиеся, живущие, а не существующие в амбарах, к чему упорно движет вампиров новый лидер, гораздо вкуснее, — поджав губы, судорожно выдохнула, — вампиры стайные, поэтому большая часть не задает вопросов и идет за тем, кто по мнению нашего объекта делает ни что иное, как уничтожает их еду.

— Истощает запасы, — задумчиво проговорил сидевший в первом ряду генерал, почесывая подбородок, а я кивнула, чувствуя, что камень перекрыл горло.

Именно так. Человек — не животное. В неволе, в постоянном ожидании смерти, мы не будем вести себя так, как ожидает лидер вампиров. Если опустить все моменты, то эмоциональный фон напрямую влияет даже на вопрос производства потомства. Нас нельзя запереть и ждать, что людей станет больше, а с присущей ему жестокостью и вовсе стоит ожидать исчезновение человека как вида. Следствием будет являться постепенная гибель вампирской расы.

Поэтому хищник пришел. Поэтому я была уверена, что в день, когда все закончится, секунды будут решать, останусь ли я в живых.

— Вы или увидите очевидное, — хрипло проговорила я, собирая листы с трибуны, — или мы погибнем. Все. Доклад окончен.

Прижимая папку к груди, я заставила себя не бежать к выходу. Не вырвавшиеся наружу слезы жгли глаза, а я, глядя на побитую временем плитку под ногами, убеждала себя, что не заставляю сдаться. Хотя многие думают именно так. Нет. Я говорю о межвидовом существовании.

В котором каждый человек рискует оказаться в лапах убийцы. Осторожно прислонив за собой дверь на выходе из аудитории, прижалась лбом к шершавой выкрашенной белой краской, поверхности.

Уже сама не понимаю, что чувствую. Но другого пути для человечества сейчас просто не видно. Или мы решим вопрос глобально и будем трястись каждый раз, выходя за порог, или станем свиньями, выращенными на убой.

Только двадцать процентов на их правоту.

Телефон завибрировал в кармане брюк. Быстро потянув свой неизменный айфон пробежалась взглядом по всплывающему уведомлению. Дашка. Точно, мы же договорились встретиться в восемь, а время уже стремительно подбиралось к этой отметке.

Все не вовремя.

Как и расслабленные шаги за моей спиной.

— Как все прошло? — сквозь щелчки набираемого сообщения голос вампира казался чем-то обыденным.

Воздух предательски выскользнул из легких слишком громко. Сейчас весь расчет был на искусственное освещение, что делает меня бледнее и не сможет выдать пылающие краской лицо. Рядом с ним всегда было так. Неправильно. Радовало, что он все равно не поймет, что это, даже если заметит. Вампиров не интересовали чувства людей, если это не страх и ужас жертвы. Скорее всего, мое бешено колотящееся внутри сердце, что губительными волнами посылало по сосудам горькое желание, он воспринимает именно как страх. Закусив губу, вдохнула, вновь не отрываясь от экрана телефона. Тем не менее, не изменяя себе, я одобрительно кивнула, на секунду поднимая палец вверх и мысленно возвращаясь к Дашке.

— Если это вежливость, то у тебя отлично получается, — на секунду обернулась, встречаясь взглядом с голубыми глазами, блестящими под искусственным светом, — только мы договаривались.

— Не притворяться человеком, — уголок губ пополз вбок, оголяя края клыков, — я помню, schatz. Интересно было попробовать.

— Что чувствуешь? — быстро возвращая взгляд обратно на экран, заблокировала телефон, запихивая его в карман.

— Еще больший интерес, — усмехается вампир, оглядываясь на аудиторию, — скоро твои снобы наполнят коридор, так что если хотела скрыться, — кивает на мой оттопыренный карман, — вперед.

Почему я так смотрю на него? Опасное нечто. Богомерзкая тварь. Но взгляд непослушно скользит по смуглому лицу, облизывая острые скулы и подбородок, покрытый щетиной. А тело тут же отзывается предвкушением. Как можно быть настолько испорченной. Сморгнув наваждение, отворачиваюсь, бодро шагая вперед.

Он убийца, Сима. Он здесь не потому, что хочет быть здесь. Он не помогает людям. Его цель настолько же мерзкая, как и его скрытые высоким уровнем допуска поступки.

Самый неподходящий кандидат для человеческих чувств.

— Я не буду пить эту дрянь в холодильнике, Сим! — раздается мне вслед, и я замираю. — Твой дядя не прекращает попыток сделать из меня ручного песика на искусственном корме.

Понятно. Значит, вместо человеческой крови нам вновь поставили свиную. Все бы ничего. Если бы мы не ловили самого опасного хищника последних двадцати лет.

— Поговорю с ним, а ты не съешь никого до моего возвращения.

Он молчит. Нет, я знаю, что он не тронет людей здесь, а если что, матерясь сквозь зубы, высосет свиную кровь. Наш союз слишком хлипкий и он не будет рисковать так собственными целями. Он рационален. Даже сейчас вампир не испытывает злости. Просто констатирует факт — вновь не та кровь, нужна другая. Потому что только так он может достичь своей цели.

Если я когда-нибудь окажусь между ним и целью — мне крышка.

Идя вперед, слышу его шаги. Это вампир покидает коридор, чтобы не попадаться на глаза людям, выходящим из аудитории. Никто не знает, с каким вампиром я работаю. Большая часть даже не знает, кто из нового пополнения ПВМ — вампиры. Слухи ходят, но мы ведем себя аккуратно. Я знаю, что внедрено еще четверо на случай раскрытия личности Сергея. Это решение мы приняли совместно с дядей, когда по итогам первой тестовой недели рассказали полковнику о намеченных планах.

Мы лезли в самую жесть.

Каждый изуродованный труп, места массового погребения, районы с большим количеством пропавших без вести или те, где обнаружены тела, разорванные «животными». На каждый случай мы накидывали гипотезу, которую «проживал» Сергей. Не самый приятный момент, когда относительно человек, с которым утром ты пьешь кофе, вымазанный в крови, с безумным оскалом, говорит от лица монстра.

Но по крайней мере они отрезвляли меня.

Покинув здание, пожала плечами, ступая по узкой тропинке в сторону КПП. Хорошо, что маленький ресторанчик с мерзким названием «Жемчужина» находился практически у самого выхода. Оступившись на яме, всем весом оперлась на ногу, со стоном наклоняясь к пульсирующей конечности.

Вывиха нет. Повинуясь порыву, стянула туфли, ступая по теплому асфальту прямо ногами в капроновых носках. Противная горечь просочилась в рот, заставляя сердце больно сжиматься и печь глаза.

Лодыжка все еще была синей.

В последний раз он напал. Увлекся процессом, а я, напротив, потеряла всякую осторожность. Только больно от этого было почему-то не телу. Чувство плотно поселилось под ребрами. Полковник не знал об этом случае только из-за длинных рукавов и резкого отказа от юбок. Учитывая, что каждую ночь мы были где-то в любой точке России, подозрений это не вызвало.

«Ошибся, schatz. Без тебя это не вытянуть. Если расстроена, то утешься мыслью, что ты — вкусная».

Предательская мышка тут же заныла, а перед глазами почему-то поплыл туман. Хлюпнула носом и потупила взгляд, разглядывая каплю на совершенно сухом асфальте. Вот такие извинения. А что еще нужно пакету крови на ножках. Я же именно он для него. Просто оболочка для его еды.

— Старший лейтенант, что за внешний вид?! — возмущенный голос подруги тут же вытащил меня из размышлений.

Подняв голову, часто заморгала убирая пелену. Все не вовремя. Очень. А моя блондиночка в не по уставу обтягивающей ее форме уже сжимала мою руку, разглядывая потеки туши на щеках.

— Мать, это что такое на лице? Совсем кровопийцы довели?

Подруга с самого детства, Дашка была мне практически как сестра. Веселая и неугомонная всегда, она так же, как и я, потеряла родителей в раннем возрасте. С этим был связан и ее выбор.

— Знаешь, я ужасно хочу есть, — выдавливаю из себя улыбку, — ты же уже заказала что-то к нашему приходу?

В нелепой болтовне я наконец забываюсь. Атмосфера приятного вечера и пара бокалов шампанского приносят легкость и расслабленность. Конечно, в четыре часа утра я буду уже где-то на другом конце России, но прямо сейчас не существовало ничего, кроме хитрого прищура подруги и ненавязчивой тихой музыки из колонок в дальнем углу зала. Все же это место обладало каким-то лишь ему присущим уютом. Всегда свежие цветы благоухали, а открытая веранда создавала впечатление дома. Тихие голоса и расслабленные люди. Поднеся бокал к губам, я сделала глоток, тут же поняв, что он на сегодня последний. Ведь голова предательски закружилась.

— Так, ну а теперь давай ты, — улыбается Дашка, опираясь острыми локтями на край стола, — кто он?

— В смысле? — поставив пустой бокал на стол, недоуменно смотрю на подругу.

Даша посылает мне взгляд «я старая умудренная жизнью женщина, уставшая от твоего идиотизма», страдальчески закатив глаза.

— Вампир твой. Кто он?

Кашляю, чувствуя, что глаза вот-вот вылезут из орбит.

— Даш, это секретно.

Подруга смеется, а я откидываюсь на спинку стула, скептически приподняв бровь. Девушка мнет салфетку, осторожно вытирая губы, и откидывает смятый комок в сторону.

— Ты неисправима, Сим, — она улыбается, а я хмурюсь, — мне неинтересно, как его зовут, сколько лет и в принципе ничего из секретных сведений, — подруга наклоняется ниже к столу, переходя на шепот, а я повторяю ее движение, — он секс?

Вот тут дар речи окончательно покидает меня с тихим стоном, сорвавшимся из горла. Пальцы Даши обвивают мою руку, не давая укрыться от ее сканирующего мое лицо взгляда. Конечно же, в этот момент щеки предательски вспыхивают, делая и без того розовое от шампанского лицо похожим на спелый помидор.

— У-у, даже так, — улыбка сытого кота открывает красивые зубы девушки, — у вас что-то уже было?

— Ты прекратишь? — отведя взгляд возмущенно говорю я. — Он — секс. Ничего не было и не будет.

— Ты скучная, — откинувшись на спинку, Даша невзначай подмигивает официанту, — если он — секс, то в чем дело?

— В том, что он жестокий вампир, убийца, — шиплю я, с силой вырывая руку.

Видимо, в моем взгляде что-то меняется, потому что беззаботная секунду назад Даша вдруг сжимается, языком полируя зубы и рассматривая поверхность стола, выковыривая дерево под пальцами ногтем.

— Не злись, — тихо произносит подруга, а я отворачиваюсь, сгорбившись, — просто я же вижу, что он тебе нравится. Ты же изучаешь их, — сердце больно бьется о ребра, с другой стороны напоминая о своей глупости, — может быть, они, как и люди, могут исправиться?

А я ненавижу себя в этот момент. Потому что позволяю этим словам коснуться сердца. Влезть в разум. Туда, где есть четкое разделение между вампиром и человеком. Толкнуть грань, отодвигая стену и заставляя вдохнуть «он же пытается».

Судорожно сжимаю руку в кулак, чувствуя, как хрустят костяшки. Он пытается, чтобы понять нас. Я пытаюсь, чтобы понять их. Каждый перенимает схему и манеру от другого. Ход мыслей и действий, мотивы и чувства. Мы учим друг друга. Чувствовать как человек. Мыслить как вампир. Поэтому лопается грань. Потому что за рациональными действиями вдруг появляется вуаль мечтательности. Моей. Больно закусив щеку, я наконец набираюсь сил, чтобы выдавить из себя звук.

— Не могут, — голос звучит расстроено и хрипло, а лицо даже по ощущением стало похоже на мел, — рационализм всегда будет идти впереди чувств. Хочу — делаю все, для того, чтобы это получить. Извращенный рационализм. Может, менятся цель, средства достижения, но никакие чувства не сдвинут вампира от намеченной цели. Это сложно объяснить, Даш, — язык касается неба, а кровь вскипает где-то в районе горла, — у них нет понятия морали. В их обществе его не существует. Есть цель, есть средство. Чувства сейчас для него — инструмент. Станет не нужно или найдет другой способ. Или изменится цель — выкинет за ненадобностью. Сегодня ему может быть интересно наблюдать за мной, а завтра гораздо быстрее вдруг станет свернуть мне шею. И он сделает это, не испытав сожаления.

Даша молчит, барабаня пальцами по столу.

— Но все же ты ему интересна, — выдавливает она, а я резко подпрыгиваю на ноги, — все, все, я просто пыталась разрядить обстановку.

Но это я слышу уже на выходе. Напряжение не дает спокойно попрощаться или продолжить диалог. Я знаю, что она не обидится. Она знает, что завтра я отойду и все станет, как прежде.

На улице тихо идет дождь, но не тот, что ливнем сметает все на своем пути. Нет, это неприятные, но редкие капли, что лишь усиливают противное чувство внутри. Я не рассчитывала на такую погоду, поэтому, быстро проскользнув КПП, ватными ногами перебираю в сторону служебной квартиры. Вымокнуть совсем не хочется. Мстительно принимаю решение, что сегодня кто-то вполне перебьется и свиной кровью, а вопрос с его рационом решу завтра. Ничего, не разломится. Все равно нужную информацию для ночного дела мы уже получили, так что потерпит, хищник.

Полная решительности, переступаю порог своей тихой и холодной квартиры. Здесь все по-старому. Цветастые обои времен совка, такой же телевизор на огромном штативе и два жужжащих холодильника. Один — мой, второй — его. Огромные люстры и плотные шторы.

Я ничего не меняла здесь, оставив все, как было при родителях. Три комнаты, одна из которых всегда заперта. Ее ручка давно покрылась пылью, но именно сейчас мне необходимо попасть туда.

Чтобы перестало так разрываться внутри. Чтобы стена встала на место.

Не разуваюсь, толкаю от себя дверь, втягивая запах затхлого, давно не проветриваемого помещения. Моя личная камера пыток. Веки отказываются, и я прилагаю усилие, чтобы сделать шаг вперед и щелкнуть выключателем. Даже лампочки за столько лет не меняла здесь ни разу. Пыль вздымается в воздух от поступившего кислорода в комнату, и я громко чихаю, прикрыв рот рукой. Коснувшись пальцами шершавых обоев в широкую зеленую полосу, я улыбаюсь.

Помню, как они выбирали именно эти. Тогда таких не было ни у кого в военном городке. Зимой, под Новый год, когда людей больше, чем муравьев в муравейнике, мы все втроем на рынке, а мама грозится разрыдаться. Мне холодно, но я молчу, потому что сейчас важнее она. Продавец не идет на уступки, а денег у родителей не так много — это я понимаю уже сейчас. Впритык было.

Дядя помог. Вынырнув из толпы, отозвал в сторону продавца, а уже через пять минут мы довольные грузили в шестерку последние шесть рулонов. Ровно на эту маленькую комнату.

А после, пока я наряжаю елку, папа в смешной газете, сложенной шляпой на голове, с кистью на конце швабры наперевес, дает парад в одно лицо через всю квартиру в честь завершения оклейки. Мама, измазанная, раскрасневшаяся, но до жути счастливая, сидит рядом со мной, разглядывая игрушки, на которых я знаю каждую царапинку.

А я точно знаю, что мое новогоднее желание сбудется, глядя на сильно округлившийся мамин живот.

Делаю еще шаг вперед, цепляя рукой дырявый шарик на верхушке елки, что всегда мы вешали вместо звезды. Не было другой. Но я очень любила эту игрушку. В тот день папа, как и всегда, торжественно поднял меня на руках, позволяя завершить подготовку к празднику. Надеть на верхушку елки этот шар. Стекло почему-то согревает пальцы, и я вижу, как с моим движением загорается гирлянда.

Перебирая пальцами дождик, что тогда казался волшебным, а сейчас окончательно потускнел, я вновь чувствую запах мандаринов и клея для обоев. Взгляд касается той части комнаты, где должна была разместиться новомодная стенка, подарок дяди, поэтому туда обои не поклеены. Здесь я и стояла, когда в квартиру открылась дверь. Мы ждали дядю, поэтому просто продолжали веселиться.

По-моему, папа понял первым.

Почему ему не потребовалось приглашение? Глупый вопрос, ведь отец работал с вампирами так же, как и я.

Опустившись на пол, я уже не помещаюсь в обведенное мелом пространство. Мама была ниже меня. Маленькая и хрупкая. Кажется, что спустя почти двадцать лет я чувствую запах ее крови, что въелся в потертый временем линолеум. Уткнувшись лицом в пол, я пытаюсь заглушить рвущийся наружу крик. Прижимаю колени ближе, стараясь унять, спрятать боль.

Я ничего не помню с того злосчастного звука открывающейся двери. Папа поворачивает голову, и вот я уже сижу, держа их за руки. Мое платье в крови, но я не могу отпустить их.

Я очень хорошо помню, как они остывают прямо у меня в руках.

— Поешь, — от неожиданности, я подскакиваю на ноги, судорожно растирая слезы по лицу.

Вампир стоит в дверях, делая шаг в комнату, а я чувствую, как внутри разливается ненависть.

— Пошел вон, — шиплю я.

— Сим, тебе нужна еда, я не собираюсь таскать тебя полночи, — вампир делает следующий шаг, и я не выдерживаю.

Кидаюсь на него, бью, куда могу дотянуться. Молотя кулаками ледяную статую, я не вижу ничего из-за туманящих взгляд слез.

— Не. Смей. Входить. Сюда! — кричу я, в очередной раз цепляя его чем-то. — Ты хорошо слышишь меня? Не смей!

Вампир откидывает меня в сторону и, отряхнувшись, спокойно выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Я смотрю на летящую с табурета елку и больше не хочу ее поднимать. Прижав колени к груди, пальцами вновь обвожу меловой круг.

И мне кажется, что он теплый.

Наверное, он даже не понял, что случилось. Услышал, что я пришла, и зашел выдать указания. Поджав губу, отнимаю дрожащие пальцы от пола, находя в себе силы подняться на ноги. Конечно, не понял. Просто очередные глупые человеческие чувства.

Уже пережевывая давно остывшую овсянку на кухне, я думаю о том, что пора уничтожить алтарь своей скорби. Но пока все еще не готова. Они словно остались живы там, внутри этой наполненной пылью комнате.

Я не знаю, почему вампир оставил меня в живых. Как и того, почему Сергей не отвечал на мои удары полчаса назад.

Глава 11

Лето в нашем поселке как отдельный вид повышения активности. Дачный туризм, агрофитнес, дайвинг в колодце, сафари за грибами, лагерь «у бабушки». Тянутся старые-новые люди. Это те, кто «молочные» Москвичи. Причем к разряду «Москва» у наших относятся все поселения, что в радиусе трехсот километров от нее. На самом деле молодежь все любят. Вот и сейчас, когда я безнадежно стараюсь спрятать лицо от пылающего огненного шара в небе, хромая от одного дерева к другому и вознося молитвы SPF 50, шум с лавочки доносился до моего дома.

Обычно я не выхожу посреди дня из дома по понятным причинам. Но сейчас, пока три группы направляются прочесать выделенные мной участки, нужно было занять себя чем-нибудь полезным. Например, хотя я и не сильно верила в версию с жителями, проверить ее. Находиться все это время в замкнутом пространстве с вампиром было просто невыносимо.

Баб Клава заняла боевую позицию на лавочке. Ровно сгорбленная спина, вытянутая вперед шея — обманный маневр, внушает противнику слабость. Рука согнута в локте, с частотой две семечки в минуту через каждые тридцать секунд описывает идеальную прямую от кармана ко рту. Парадный платок отглажен, узелок выверен до миллиметра. Глаза прищурены, легкое напряжение выдает лишь то, как бабуля с каждым словом чуть подается вперед.

— Виталька, говорю, ну куда такая дорогая машина-то, это ж целую квартиру купить можно, — хук в исполнении баб Клавы, и кожура семечки точным движением летит в урну.

Любовь Васильевна, заслуженный завуч школы лет дцать назад, берет паузу на отражение удара, цокая языком и отправляя еще одну кожуру в урну. Фиолетовая седина переливается от мелких гипнотизирующих противника кив-ков.

Подумываю заснять видео и направить в НБА. Тут явно две мировые звезды.

— А почем брал-то? — вот тут Дудь может позавидовать невозмутимости лиц обоих.

Хук баб Клавы прошел мимо, встретившись с грамотным блоком. Баб Клава смеяет темп на три семечки в минуту. Любовь Васильна замедляется.

— Ой, да разве ж он скажет, — отступает баб Клава, — «мерседес»-то дешево стоить не будет.

— Ох, Виталька, — цокает Любовь Васильевна, — молодец он у тебя, конечно. Смелый парнишка. «Мерседес» да с ипотекой.

Две кожурки практически сталкиваются, прежде чем упасть в урну. Пар из ушей баб Клавы грозится разорвать платок надвое. Взгляд цепляется за предметы вокруг, пока Любовь Васильна победоносно цокает. Конечно, именно в этот момент я предательски икаю. Да, такое случается, когда ты, подгорая на солнце, идешь до страдальческой лавки, а до этого всю ночь пил только кофе. У меня обычное обезвоживание, и желудок сжимается, напоминая об этом.

Но два цербера уже выловили глазами новую жертву.

— Главное, что не пьет, — примирительно выдает Любовь Васильевна, а баб Клава в знак уважения цокает ей в ответ, — Кузнечик, здравствуй!

— Здравствуйте, — нервно облизнув губы, я быстро хромаю из под тени на лавку, щурясь на солнце и обрушиваюсь рядом с бабульками.

Сканеры запущены. Нос баб Клавы втягивает воздух, пропуская каждую молекулу на предмет наличия алкогольных паров. Любовь Васильевна рентгеновскими лучами отслеживает малейшие колебания воздуха на предмет дрожи в конечностях. А я очень плавным движением достаю из кармана семечки и, закинув ногу на ногу, копирую позу баб Клавы. Принимайте нового игрока, дамы.

— То, что не пьет — это правильно, — киваю я, скидывая кожуру обратно в пакет, — нам Мишки достаточно.

Уважительное цоканье и щелк баб Клавы. Вход на опасную территорию засчитан, я в игре.

— Ты уж не сильно его учи, Кузнечик, — качает головой Любовь Васильевна, — хоть какой, но все мужик Машке.

— Хомут он Машке, а не мужик, — щелкаю семечкой, запуская цепную реакцию, — лучше никакого, чем такой.

Приманку заглатывают целиком, но не успевает Любовь Васильевна открыть рот, как громкая мелодия раздается на всю улицу. Старенькая раскладушка завуча быстро скользит в дрожащие пальцы, а на ее лице отражается разочарование. Баб Клава торжествует. Сегодняшняя битва хоть и ушла в непредсказуемое направление, но явно закончилась ее победой. От разочарования Любовь Васильевна даже не прощается толком, лишь прикладывает телефон к уху и спешит к своему подъезду. Нельзя ей в жару долго на улице.

Мне — тем более.

Баб Клава смакует свою победу и совершенно забывает обо мне, а время идет. Поэтому я вновь щелкаю семечкой, но ближе не двигаюсь — тень.

— Вот я и говорю, — привлекаю внимание баб Клавы, — зачем Машке такой? Она умница, красавица, рукастая и хозяйственная. Мне вот одной хорошо.

Откровенная провокация мигом приводит баб Клаву в сознание. Она оглядывается, щурится и тут же наклоняется ниже, обдавая меня запахом корвалола. Опасливо кошусь на крестик, вылезший из ворота бабушки, но боюсь снова ее отвлечь.

— А Сережка? — она практически подмигивает мне. — Какая ж ты одна, мне-то можешь не врать, я все понимаю. По тебе вон видно. Пока проблемы, видно, были у него, пила по-черному, а сейчас вон какая, приободрилась. Видать, наладилось все, а?

— Баб Клав, — немного улыбаюсь, не давая ответа и позволяя той самой пофантазировать, скромно убираю глаза в пол, — с чего вы взяли, что мы с ним вообще знакомы?

Женщина оглядывается и быстро пододвигается ко мне. Крестик на ее шее опасно раскачивается, но я наклоняюсь ближе, чтобы не упустить и слова.

— Я ж по молодости отца его знала, — шепотом говорит баб Клава, — Вагнеры-то приезжие. Главное, мужики у них все как под копирку. Мать говорила, что до войны они тут обосновались. Дед его дом этот и поставил. Потом куда-то отозвали его и не возвращался больше. Я с Димкой-то, отцом его, общалась немного. Неразговорчивый парень был, нелюдимый какой-то. Говорят, прибили где-то.

Киваю, нервно облизывая губы. Значит, Вагнер здесь обитает последние сто лет. Убежище себе среди людей выстроил и таскается туда-сюда. Должно быть еще какое-то место, в которое переезжает вампир, когда время подходит. Не стареет же.

— Так при чем тут я и Сергей? — подталкиваю баб Клаву к сути.

— Да так Сережка-то десять лет назад в отцовский дом переехал. Мы еще все шептались, что женщин у Вагнеров не видать. А тут года четыре назад он тебя и привез посреди ночи.

Баб Клава щелкает семечкой, а у меня ощущение, что кожура застряла в глотке. Хочется закашляться, но каким-то усилием сдерживаю себя. Баб Клава хмурится. Опомнившись, вновь цепляю полугрустную улыбку, продолжая судорожно рыться в памяти.

— Его ж ищут, понимаю все. Он в открытую-то и не жил тут никогда, — ловлю каждое слово, крепко закусив кончик языка, — а тут, значит, давление у меня подскочило посреди ночи. Не спится. Я на балкон. Смотрю — Сережка с барышней идет. Быстро вы так шли, ближе туда, — баб Клава кивает в сторону леса, — только вот на зрение никогда я не жаловалась. А на следующий день, видно, и уехали. Ты потом, когда в поселке появилась, я и удивилась, что Сережка тебе ключи от дома не дал. Ну ничего, дело молодое, разобрались, видимо.

— Почему полиции не рассказываете? — сердце стучит в ушах, и я в шаге от того, чтобы судорожно не забежать в подъезд.

— Мать-покойница во сне явилась и велела не говорить никому, — баб Клава пожала плечами и выплюнула кожуру на асфальт, — но ты-то и так это все знаешь.

Я забываю обо всем, что хотела спросить. Наспех попрощавшись с баб Клавой, быстро хромаю в тень деревьев. Парк спасает. Вытащив из кармана антисептик и крем, быстро вытираю лицо и намазываю новый жирный слой. Да, все мои скромные пожитки большей частью уходят на то, чтобы не сгорать при каждом появлении на улице. Кожу печет, и я понимаю, что завтра буду красная.

Привалившись спиной к дереву, я сползаю на землю. В нос рвутся ароматы сочной зелени и далеких еще отсюда елей. Иногда кажется, что именно мое обоняние стало немного лучше, приблизившись к животному, но никакой практической пользы это не приносило. Просто все чуть острее.

Вытащив телефон из кармана, открываю заметки, быстро набивая текст разговора с баб Клавой. Мысленно ругаю себя, что не включила диктофон, но на это действие не уходит много времени. Ведь пока пальцы печатают текст, натянутая внутри до боли струна вытаскивает наружу воспоминания.

Почти четыре года назад я была здесь. Тогда группа В существовала, может быть, месяц — два, не больше, плохо помню. Но было тепло, точно. Мы прилетели среди ночи и прочесывали лес там, где произошло два случая растерзания человека медведем. Еще слегка болела голова, потому что вечером того дня после доклада по проекту перед высшими чинами мы сидели с Дашкой в ресторане. Это был очень неудачный вечер.

Как и ночь. Мы прочесали огромный кусок леса и ничего не нашли.

Проводя ладонью по траве, я почувствовала пальцами что-то липкое. Прищурившись, заметила, как блеснула тончайшая нить, цепляясь к дереву. Почему-то вид паутины сейчас тут же высушил все внутри, заставляя желудок сжаться. Медленно вдохнув, с силой приложилась затылком к дереву, но накатывающая паника не желала отступать. Выдох, Сима. Рваный, с всхлипом, он сорвался с моих губ, пока я крутила события того дня четыре года назад, как калейдоскоп.

Бабочка, сорвавшаяся с ближайшего дерева, стремительно врезалась в растянутую сеть. Трепыхая крыльями, она пыталась выбраться. Липкая тюрьма окутывала несчастное насекомое все больше, с каждым ее движением приближая конец.

«Мы вольные, сражающиеся живущие, а не существующие в амбарах, к чему упорно движет вампиров новый лидер, гораздо вкуснее».

Паутина блестит от собравшейся на ней и еще не высохшей росы. Я стараюсь не смотреть туда, где все еще борется за жизнь бабочка. Не могу смотреть. Ком стоит в горле, а я сильнее вжимаюсь спиной в дерево, подтянув колени к груди.

«Я хочу есть, но не должен. Это сжигает меня и приносит удовлетворение. Эйфорию на грани смерти».

Пальцы судорожно ищут номер телефона дяди. Я вижу иконку пришедшего сообщения, но не открываю его. Сейчас некогда. Перед глазами все плывет, и я готова выкинуть этот чертов телефон, но мозг упорно борется за преобладание разума над чувствами. Нужно действовать срочно. Как можно быстрее. Пока паук не дополз до бабочки. Сердце бьется о легкие, срывая с губ хриплые полутона. Я не ошибусь снова.

«Моя еда с собой».

Какая же я дура. В трубке раздаются гудки. Слишком медленно. От резкого движения крылья бабочки становятся почти прозрачными. Посбивала всю пыльцу.

«Того, что мне доверяет полковник, недостаточно?»

Звонок скидывается, и я готова вопить от отчаяния. Экран виснет, и я судорожно перезагружаю телефон. Пожалуйста. Ледяной пот стекает по вискам, а кора царапает кожу на спине от рваных движений.

«Это сделал ты».

Подпрыгиваю, тут же морщась, и опираюсь рукой на дерево. Голос дяди напряжен, но спокоен. Медленно выдохнув, нахожу глазами бабочку.

— Отмени приказ и верни группы назад, — паук медленно ползет в сторону насекомого.

— Сима, — интонация голоса не меняется, — Сергей спрашивает, что пошло не так.

Глушу нервный смешок, что сводит гортань до боли. Подойдя ближе к паутине, я делаю это. Хватаю маленькое черное тельце и откидываю в сторону. Вряд ли бабочка сможет вырваться. Но теперь все только в ее руках.

— Мы пойдем сами. «Моя еда с собой» — это не люди с ним.

В трубке на секунду раздается кашель.

— Это военные, — заканчивает дядя, а я киваю.

Разговор тут же прерывается, но я точно знаю, что эта версия ему понравится.

Ведь в лесу сейчас Самсона нет. Зато есть четкая строчка у меня перед глазами и яркое воспоминание того, как Мартинас смотрит себе под ноги, пока мы, расстроенные, идем по опушке этого леса.

«Уровень внушения: максимально высокий».


Четыре года назад.

Вечер в Подмосковье — наш с дядей любимый фон для выходных. Без разницы, какое на улице время года. Особенно когда последний раз по-человечески спали месяца четыре назад. На этот раз после очередной неудачной попытки выйти на Самсона дядя пришел ко мне в квартиру и молча забрал на дачу, объявив два дня полного спокойствия. Сначала хотела отказаться, но в итоге, раскинув мозгами, поняла, что еще чуть-чуть, и последние извилины высохнут. Поэтому, покидав вещи в сумку и оставив вампиру запас крови и ключи от квартиры, разрешила себе расслабиться.

А сейчас, кутаясь в плед и забравшись с ногами в кресло-качалку, я безумно радовалась, что успели застать пору теплой осени. Конечно, очень предсказуемо, привыкнув к ночной жизни, весь день я проспала. Но это не огорчало. За последнее время я полюбила вечера. Маленький дом дяди располагался на огромном участке, наполненным разными деревьями. Так уж вышло, что полковник был закоренелым холостяком, и заросший участок таким и остался. Что нам обоим безумно нравилось.

Горячая кружка с чаем согревала ладони, а я молчаливо наблюдала за движением скрывающегося за горизонтом солнца. Так спокойно. Тихие порывы ветра качают деревья и скидывают листья на землю, пряча ее под разноцветным ковром. Удивительно хорошо. Вытянув волосы из-под пледа, с удовольствием потянулась. Конечно, я соврала бы, если сказала, что люблю осень. Стоит на небе появиться тучке и закапать противному дождику, как поэт внутри меня заворачивается потеплее и сваливает в закат. Но сейчас, когда до носа доносится лишь приятный аромат остывающих углей, смешанных с влажностью леса, я тот еще ценитель золотой поры.

Тихий скрип половиц вызывает улыбку. Мне не нужно оглядываться, шаги дяди я помню очень хорошо. В дачной куртке и растянутых штанах он вдруг снова становится очень домашним. Потянув к себе стул, он устраивается рядом со мной под крышей веранды.

— Надо бы ее закрыть, — задумчиво говорит он, а я слышу, как в его руках мнется пачка сигарет, — дом маленький, а так места больше.

Неприлично громко сюпаю чаем. Знаю, что сейчас не будет ругаться. Шуршащая пачка ложится на стол, а слуха касается щелчок зажигалки. Секунда, и в аромат осени врывается табачный дым. Но от него сейчас мне не противно, даже наоборот. Я по-настоящему дома.

— Нет, — поежившись, утопаю в кресле сильнее, тихонько отталкиваясь ногой, чтобы не разлить чай, — нам с тобой хватает, а такую красоту я ни на что не променяю.

Дядя задумчиво качает головой. Его лицо слишком напряжено для такого спокойного диалога. Чувствую, что улыбка сползает и с моего лица. Он пытается растянуть губы, но не выходит. Уголки рта лишь дергаются, а щеки тут же разрезает борозда морщин. Мне совсем не нравится, как мелко дрожат его пальцы. Заметив мой взгляд, он меняется за секунду, но тревога уже червяком разъедает мое сердце. Кончик сигареты загорается и снова тухнет, когда дядя отводит руку в сторону.

— Бросай это, — наконец произносит он, а я чувствую, как деревенеют мышцы.

— Мы это уже обсуждали, — выговаривая каждое слово, я наклоняюсь вперед и оставляю кружку с чаем на столе.

Дядя выдыхает слишком громко. Тишина, повисшая в воздухе, оглушительна. Своим беззвучным топором она разрубает стоявшую пару минут назад здесь идиллию. Стул скрипит, когда дядя приподнимается, чтобы затушить сигарету. А я тяну плед сильнее, чувствуя, как сильно он натягивается на спине, грозясь лопнуть.

Но дядя не уходит. Ставит руки на колени и, немного согнув их в локтях, наклоняется вперед, разглядывая мыски своих тапок. Его челюсть гуляет взад-вперед, словно он примеряет слова. Пробует на вкус. И, судя но судорожно дернувшемуся кадыку, они горчат.

— Знаешь, почему мы приехали сюда? — он не смотрит на меня и не ждет ответа.

Дядя пытается заставить себя сказать то, что причиняет ему боль. Слишком громко глотаю слюну, чувствуя, как та обжигает. Горчит не только ему. От его выражения лица в глазах словно насыпали песка.

— Я проснулся сегодня с мыслью, что единственное, чего хочу — это быть мертвым в тот день, когда тебя убьют.

Слова попадают под ребра, связывая легкие в узел. Кажется, что только что меня парализовало, потому что я не вижу и не слышу ничего, кроме этих слов. Каждая буква разъедает меня. Я знаю, что он уже ушел. Потому что нам обоим нужно побыть в одиночестве. Первый всхлип вырывается наружу, судорогой охватывая глотку. Прислонив ладони к лицу, я складываю пополам, утыкаясь носом в колени. Плед сползает вниз, но мне все равно. Плечи вздрагивают с каждым новым позывом, а я не понимаю, почему не могу это остановить.

«Когда тебя убьют».

Закусив губу, чувствую солоноватый металлический привкус. Мне очень хочется сказать, что он неправ и у меня все под контролем. Кричать это в захлопнувшуюся дверь. Чтобы он забрал свое «когда» обратно. Чтобы из всей этой отравы вынул самый разрушающий элемент и заменил его хотя бы на «если».

Он был холостяком, верно. Но дядя никогда не был один. Сестра, мать и тетя, отец, муж сестры. Я знаю, что его бабушки и дедушки застали мое рождение. Их всегда было много. Нас. Большая и дружная семья, что всегда приходила друг другу на помощь. Семья военных.

А сегодня нас двое. Пока.

«Когда».

Он устал нас хоронить.

Из дома доносится музыка. Дядя поставил «Арию», а значит, сейчас лежит в своей комнате, разглядывая потолок. Последний раз я видела его в таком состоянии лет десять назад, когда умерла моя двоюродная бабушка. Тогда нас еще было трое.

Металлический лязг столкнувшейся с забором калитки тут же приводит натренированные мышцы в движение. Полковник этого точно не слышит. Медленно поднявшись на ноги, тихо скольжу к деревьям. Соседи заходят редко, когда мы на даче. А еще я очень не верю в случайности. ПМ плотно лежит в ладони, четко направленный на движущуюся по тропинке тень. В сумерках и за раскидистыми деревьями незваного гостя плохо видно. Прислушавшись, облегченно вздыхаю. Опустив руку с оружием, разворачиваюсь и усаживаюсь на свое место обратно, накидывая плед.

— Ты не думала, что из-за такой беспечности твоих родителей и убили? — вампир идет спокойно по тропинке, положив руки в карманы.

Давлюсь догадками, как напарник оказался в пятнадцати киллометрах от дома. То, как он нашел нас, вопросов не вызывает. Отследить по запаху для него пара пустяков. Несмотря на тепло, которое тут же разлилось по телу, хмурюсь, подхватив там и не начатую книгу со стола. Только не смотреть на него.

Но взгляд непослушно скользит по легкой распахнутой кожаной куртке, забираясь поднее, туда, где черная футболка плотно обтягивает рельефное тело. Отдохнула, называется. Кончики пальцев начинают зудеть от желания прикоснуться, забраться под ткань и ощутить его твердость. Слюна, словно скопленная за период разговора с дядей, с бешеной скоростью наполняет рот.

— Зачем убрала пистолет? — кажется, я даже слышу его не сразу. — Schatz?

С силой, практически отодрав взгляд, поднимаю глаза чуть выше его головы. Деревья. Прекрасный объект для любования. Вот туда и смотри, женщина. А самое главное, не вдыхай этот отравляющий тебя парфюм.

Потому что нет у меня сейчас никакого настроения говорить с вампиром. Противное тело, конечно, тут же пытается забить стресс симпатичным мужиком. Но я не хочу.

— Тебе знакомо значение слова «выходной»? — вернув своему лицу выражение самообладания, смело смотрю в голубые пронизывающие глаза.

Вампир усмехается и, вынув руки из карманов, идет ближе. Останавливается на ступенях и, отведя взгляд, усаживается прямо на них, повернувшись ко мне спиной. Отлично просто. Я в принципе собиралась на пару дней забыть, как ты выглядишь. В ту секунду, когда включаются мозги, я матерю себя за ощущение вылитого на голову ведра ледяной воды. Отрезвляет. Рациональный вампир преодолел пятнадцать километров, скорее всего, не просто так.

— Рассказывай, — быстро поднявшись на ноги, я откладываю книгу и вешаю на спинку кресла плед, — что случилось и куда мы едем? Хотя нет, — быстро проверяю обойму в ПМе, — я быстро переоденусь и по дороге все расскажешь.

— Schatz, — вампир все так же сидит без движения, а я буравлю взглядом его затылок.

— Подожди, полковник в курсе? — догадка останавливает меня на месте. — Поэтому он сегодня такой странный? О, все, забудь. Я сейчас.

— Сядь на место уже, — вдруг шипит вампир, а я столбенею.

То есть то, что случилось, уже нельзя предотвратить. На негнущихся ногах я подхожу к креслу и обрушиваюсь на него, вцепившись пальцами в волосы. Вампир молчит, а я чувствую, как кровь в жилах становится гуще, замедляя свой бег подобно затихающим ударам сердца. Кто на этот раз? Перед взглядом пробегают улыбающиеся лица, и я вздрагиваю, когда всплывает образ подруги. Вот сейчас, похоже, я точно перестану дышать.

— Сим, все хорошо, — ровным голосом произносит вампир, а я чувствую, как камень падает к моим ногам, открывая доступ к кислороду, — успокойся.

Подхватив плед, я снова закутываюсь в него, с облегчением откинувшись на спинку кресла, и отталкиваюсь ногой. Чай совсем остыл, и я в несколько глотков осушаю кружку. Порыв ветра бросает волосы мне в лицо. Голова вампира неожиданно дергается.

— Ты голодный? — осторожно спрашиваю я, понимая, что он мог отреагировать на запах. — Я оставляла пакеты с кровью.

— Не маленький, schatz. Еду я всегда достану, — он усмехается, а у меня лед скользит по коже.

Ничего не понимаю. Поджав пальцы в тонких носках, пытаюсь словно защититься. Закрыться. Потому что чем дальше мы идем с этим вампиром, тем меньше я их понимаю. Эксперимент вышел на новый неконтролируемый уровень. Это пугает до чертиков.

Потому что все это пахнет дядиным «когда».

— Несколько месяцев подряд человек находится со мной каждый день, — от дыхания вампира плечи лишь слегка приподнимаются, а у меня во рту до самых кишок вновь пустыня Сахара, — а сегодня человека нет.

Слова выходят из вампира сложно и скомкано, потому что они ему незнакомы. Киваю, словно затылком он может увидеть, и, сжав зубами нижнюю губу, прокручиваю все сказанное в голове. Найдя подходящее объяснение, улыбаюсь, чувствуя, что внутри становится немного теплее.

— Смотри. Ты всю «не жизнь» один. В отличие большинства, не держишься общей стаи — это секрет твоего выживания. Ты один из самых возрастных вампиров, известных человеку, кроме только что Мартинаса и, возможно, Самсона, — он медленно кивает, показывая, что понял, — многие одинокие люди заводят себе домашних любимцев.

Вампир поворачивается. Прищурившись, он словно подается немного вперед, разглядывая меня. Вздохнув, не могу сдержать улыбку.

— Животных, понимаешь? — он хмурится, а я тяжело вздыхаю. — Я что-то вроде твоего домашнего зверька, что ли.

Бровь вампира приподнимается, а я вдруг понимаю, что почему-то больше не испытываю сильного страха. Хотя какой страх, если он не сможет двинуться дальше лестницы, на которой сидит. Его никто не приглашал.

— Когда я был человеком, у меня был кот, — спокойно говорит вампир, — ты точно не он.

Медленно выдохнув, подхватываю кончик пледа, перебирая его в руках. Ну вот, пыталась объяснить проще, а придется усложнять.

— Во-первых, нельзя сравнить чувства человека и чувства вампира. Это разные амплитуды, понимаешь? — он морщится, а я нервно прохожусь языком по губам. — Ладно. Смысл моего сравнения заключался в том, что ты просто привык к моему присутствию рядом и все. Это знакомый природному миру феномен, когда представители даже враждующих видов, например, вырастают вместе и продолжают свое совместное существование.

— А ты не привыкла, раз уехала, так? — вампир садится на корточки, развернувшись уже полностью ко мне.

Закатив глаза, пытаюсь подобрать слова. Пальцы задумчиво перебирают плетенье кресла, а вампир все так же терпеливо ждет.

— Привыкла, — киваю я, проталкивая судорогу в горле, — просто для меня это не в новинку. Привыкать и куда-то ехать, например. У меня есть подруга, дядя. Я постоянно с ними вынуждена расставаться и все, поэтому это не выбивает меня из колеи, — он поджимает губы, а я сцепляю пальцы в замок, — ты попробуй объяснить, что подумал, когда сорвался сюда.

Взгляд вампира опускается к моим ногам, а мне вдруг становится холодно. Подхватив ткань пледа, судорожно закрываю поджатые пальцы. Опасная территория. Страх, об исчезновении которого я подумала, вдруг усиленной волной врезался в сердце, принуждая то увеличить свои удары раза в два минимум. Очень странное ощущение. Жарко и холодно одновременно. Прилип язык к небу, отвожу взгляд к пепельнице на столе. Хоть чем-нибудь отвлечься, чтобы не смотреть в ту сторону.

— Забудь, — не успеваю поймать его взгляд.

Вампир уже поднялся на ноги и, отвернувшись, вновь уселся на ступенях, оставляя меня с грохочущим сердцем за его спиной. Мне хочется спросить дальше, но я боюсь туда лезть. Если вампир не сказал, то это точно не то, что я должна знать. По крайнее мере, по его мнению, нашему делу это пользы не принесет.

А все остальное…

Тяжело вздохнув, все же открываю книгу.

Потому что, несмотря на дрожь во всем теле, эти мысли не имеют никакого значения.

Глава 12

Даже странно, что рука не дрожала. Кажется, что в последний раз такой собранной я была много лет назад. Одновременно расслабленной и сосредоточенной. Вампир шел строго рядом, и фокусы с развязанными шнурками или камнем в кроссовке не проходили. Каждый раз, когда останавливалась я — это делал и он. Наше молчаливое прочесывание леса все больше начинало походить на игру, кто кого подловит. Кожа на руках зудела и горела. Я уже точно знала, что последствием моей дневной прогулки станут облезающие руки. Ничего подозрительного, эффект как после пяти часов загара без защитных средств у обычного человека.

— Зачем пошла днем одна? — Сергей остановился, вынуждая повторить его движение, чтобы не оставлять вампира за спиной.

— Ты спал в доме, куда мне было деваться? — неопределенно пожав плечами, недовольно поморщилась, — Майор, может, не будем отвлекаться? Лес большой, вечер только начался, и где-то здесь голодный древний вампир.

Майор положил голову на бок, не двигаясь с места. Голубые глаза просвечивали меня насквозь и, не выдержав, я отвела взгляд. Страх обычной для него липкой пленкой обхватил внутренности, заставляя выдыхать раньше, чем в грудь поступит достаточно воздуха.

— Schatz, ты что-то задумала и снова мне не говоришь, — бровь Сергея приподнялась вверх, а я сжала крепче ПМ в кармане просторной ветровки, — это начинает раздражать.

— За что тебя разыскивает полиция? — повернувшись спиной к вампиру, делаю мучительно медленный шаг вперед.

Ну же, давай. Второй шаг, а он все так же остается за спиной. Колотящееся сердце приказывает бежать, но я лишь приподнимаю ногу для третьего шага. Очень простая и легкая обманка.

Конечно, если он вдруг не решил убить меня прямо сейчас.

Быстрый шорох травы, и облегчение вздохом срывается с моих губ. Майор вновь занял место рядом со мной, судя по всему, приняв оказанные жесты доверия. Тем не менее, быстрый взгляд на его поджатые губы точно дает понять, что вампир напряжен.

— Ты же не хотела знать? — усмешка касается его рта, а я утвердительно киваю, делая вид, что старательно осматриваю местность.

— Не хотела. Но сейчас думаю, что любая информация даже о тебе может нам помочь, — стараюсь делать голос как можно беззаботнее, но ощущение, что кто-то взглядом прожигает мое лицо, не пропадает.

Вампир отворачивается, и я наконец расслабленно прикрыла глаза. Принято, значит. Непринужденная болтовня всегда лучший способ отвлечь чье-то внимание. Пока человек говорит, как правило, он настолько увлечен собой, что может пропустить некоторые детали. Например, как я остановлюсь, наконец, за его спиной.

Только он не человек. Видимо, поэтому костлявая рука ужаса сжимает горло, заставляя тихо кашлянуть.

— Думал, что это получится быстрее, — тряхнув головой, Сергей направил взгляд на садящееся на горизонте солнце, что сейчас еле проглядывалось между деревьями, — скажем так. Все, что совершал Самсон на протяжении многих лет, вешали на меня. Под разными именами, но это всегда был я. А его внушения хватало на то, чтобы я этого не замечал.

От неожиданности я споткнулась по-настоящему. Неловко раскинув руки, так бы и встретилась с землей носом, если бы вампир, как кота, не схватил меня за шкирку, тут же поставив на ноги. В месте, где его пальцы коснулись шеи, кожа мгновенно запылала, посылая по телу множество искр.

— Оу, — выдавила из себя, пробежавшись языком по губам, — но как тогда ты оказался в ПВМ?

Вампир снова остановился. Прикрыв глаза, сложил руки на груди, а я сглотнула набежавшую из ниоткуда слюну. Тень, падавшая на его лицо, мешала разглядеть эмоции. Майор оперся о дерево и, подхватив пальцами ткань на коленях джинсов, присел.

— Мартинас был моим, — зубы мацора захватили нижнюю губу, но тут же отпустили, — соратником. Ты бы, скорее всего, назвала нас друзьями.

Переминаясь с ноги на ногу, я огляделась. То, что вампир остановил движение, мне абсолютно не нравится. Но, судя по всему, майор что-то заподозрил и сейчас выхода, кроме как действовать по его правилам, нет. Выдохнув, прислонилась к дереву напротив и, цепляясь ветровкой за кору, опустилась на траву, сложив руки на коленях. Вампир одобрительно кивнул.

— Он был тем, кто обратил меня много лет назад. Но с самого начала я не знал, что Мартинас и Самсон — один и тот же вампир. Вплоть до происшествия с тобой.

Нахмурившись, я постаралась поймать эмоции майора, но ничего не вышло. То, что вампир сейчас не давал разглядеть его, напрягало и ставило в тупик. Если он — Мартинас, то зачем рассказывает мне все это? Если нет — то почему прячется. Положив пальцы на виски, с силой сжала. Кратковременная боль не помогла. Скорее всего, транквилизатор еще полностью не вышел из крови.

— В ПВМ я попал задолго до него, — Сергей сорвал травинку и задумчиво покрутил ту между пальцами.

— Подожди, но как доказали, что все, в чем обвиняют тебя — это Самсон? И почему, раз доказательства есть, полиция все равно ищет тебя? — тряхнув головой, уперлась ладонями в землю.

Сергей плотно сжал губы. Он словно оценивал, готова ли я узнать то, что он скажет. А я, кажется, была совершенно не готова. Потому что кровь сейчас бурлила в венах, умоляя вернуться назад. Куда-нибудь подальше от вампира, который способен разобрать человека на части и, кажется, не поморщиться.

По крайней мере, в том, что у него хватит на это сил, у меня сомнений не было.

— Лет тридцать назад, — майор нахмурился, откидывая сорванную траву в сторону, — прости, точнее не скажу, с веками года стираются, я случайно, как тогда думал, познакомился с человеком, занимающимся исследованиями вампирской природы. Самсон тогда только набирал обороты, а за мной дружно гонялась добрая половина человечества.

— Ты не убил этого мужчину потому, что то, что он говорил, стало твоей целью, — медленно проговорила я, наблюдая за качающимися кронами деревьев.

— А я уж думал, ты растеряла последние мозги, решив, что я — Самсон, — растянулся в улыбке вампир, а я вздрогнула, прогоняя ледяные мурашки, — что, schatz, предполагала, я не замечу? Я знаю тебя лучше, чем любого человека когда-либо. По крайней мере, то, как ты мыслишь.

За три года жизни в его доме такое действительно могло произойти. С ним работал парень, помешанный на моих работах. А еще он дружил с Маринасом. И, судя по всему, работал с моим отцом. Но был ответ и проще.

Я была права, и он и есть Мартинас.

Но почему-то эта версия с каждым его словом вдруг становилась все менее правдоподобной. В конце концов, в темноте, на приличном расстоянии, баб Клава действительно могла перепутать Самсона с Сергеем. Тогда было очень темно, а на опушке нет ни одного фонаря. Да и уж вампир позаботился бы полностью уничтожить воспоминания у единственного свидетеля, а не делать слабое внушение на уровне умершего родственника.

— Я не исключаю это полностью, — выдержав взгляд Сергея, киваю, подтверждая его слова, — и не собираюсь за это извиняться. Это моя работа — найти и уничтожить Самсона. Но ты прав, с моими страхами нужно что-то делать. Они могут вмешаться в самый неподходящий момент, — вытянув ноги на траве, я с удовольствием прислонилась затылком к дереву, — продолжай, мне кажется это важным.

— Жаров тогда ухватился за мою историю и почему-то поверил мне, — вампир пожал плечами.

Похоже на отца. Толком не разбираясь, на уровне эмпатии проникнуться к человеку. Это была очень интересная история, и соблазн разгадать ее стал выше, чем страх перед вампиром. Хотя, учитывая что сыворотку 47 изобрели уже после его смерти, майор, скорее всего, просто применил к нему внушение.

— Факты, которые мы обнаруживали, доказывали мою невиновность. Но они были совсем не для полиции, если ты понимаешь, о чем я.

Рука сжалась в кулак, сгребая траву под ней.

— Ты питался в какие-то дни убийств и отец нашел этих людей, — прохрипела я, не желая смотреть на вампира.

— Примерно так, — даже по голосу было слышно, как вампир кивнул, подобно мне, вытягивая ноги, — только их нашел не твой отец, а полковник. Окончательно развеял сомнения в том, что я не Самсон, Жаров, гораздо позже, обеспечив мне своего рода алиби, — вампир вновь заерзал, — ну а после я вышел из ПВМ уже вплоть до появления твоих работ. Полковник же убедился во всем окончательно уже после происшествия с тобой, когда мы получили биоматериалы Самсона без его внушения внутри ПВМ.

— Почему я ничего не знала о тебе? — нахмурившись, я подняла взгляд, разглядывая вновь ставшее непроницаемым лицо Сергея. — Тебе же много лет. Тем более ты долго находился под подозрением. Такого вампира просто не могли привлечь без консультации со мной.

Майор пожал плечами, улыбнувшись. Его глаза на миг блеснули, но я ничего не успела уловить, кроме на миг дрогнувших уголков губ.

— Полковник знал меня. Видимо, решил, что твоего участия не требуется. Да и я уже говорил, он хотел иметь подстраховку на случай, если с группой В что-то пойдет не так.

Нервно потерла лоб, глаза, щеки. Зарылась пальцами в волосы, слегка оттягивая, чтобы увеличить приток кислорода. От солнца еще долго будет болеть и чесаться, но сейчас я это делала больше для того, чтобы прийти в себя. Дядя притащил опасного вампира и ничего мне не сказал?

— Вы сдружились? — с сомнением спросила я.

Вампир тихо засмеялся, запрокинув назад голову.

— Нет, schatz, и вряд ли когда-то сможем. Просто он точно знает, что я его не обманываю, вот и все. Он знает про меня все самое плохое и хорошее, знает, на что я способен, и понимает, как меня держать на привязи. У нас общая цель и некогда грызть друг другу глотки, — кадык на вытянутой шее дернулся, а я медленно проследила за пульсирующей жилкой под загоревшей кожей.

Удивительное явление. Контроль вампиров над собственным телом за счет разума всегда вызывал у меня множество вопросов. Имитация дыхания, сердцебиения и теплообмена. Даже потоотделения. Их элемент маскировки. Быть живым даже тогда, когда мертв.

— Ты привел Мартинаса в ПВМ, — где-то далеко от меня прозвучал собственный голос, — поэтому он когда-то и вывел тебя на моего отца. Поэтому всегда все подстраивал так, чтобы подозревали тебя. Чтобы однажды попасть туда, где будет построено противостояние ему.

Сергей медленно кивнул, поднимаясь на ноги.

— И я тоже не буду извиняться, schatz. Это моя работа, — копируя мою интонацию, вампир отряхивал джинсы, пока я старалась унять дрожь в пальцах, — предотвратить вымирание вампирской и человеческой расы. Так что держи свою игрушку наготове, но если она снова приблизится к моей голове — я убью тебя.

Не знаю почему, но в этот момент, когда его слова достигли мозга, я расправила пальцы и кивнула. Не знаю, видел ли это движение вампир. Прямо сейчас огонь, что спрятался под веками, полыхал в глазах, заставляя задуматься о глупости и поспешности своего поступка. Ведь действительно могла все разрушить. Сделать то, чего обещала никогда не делать. Ошибиться. Быть предвзятой.

Я заранее ненавидела его и, похоже, сама пыталась сознательно подставить факты так, чтобы избавиться от майора. Поэтому дядя умнее. Он позволил себе быть непредвзятым. А я почему-то, спустя три года, в упор не желаю мыслить рационально. Нужно думать фактами. А они мне не нравятся. Осторожно ступая за Сергеем, стараюсь окончательно не провалиться в собственные мысли.

Факты. Мартинас общается и с ним, и со мной в своих посланиях. Мы оба единственные, с кем тот контактировал из ПВМ, причем Сергей был под влиянием Самсона много лет. Майор знает мою теорию, дядю и отца. Он — настоящий древний хищник, способный общаться с людьми. Ну а я неуравновешенная и психически неустойчивая.

Буравя взглядом точку между лопатками Сергея, захватываю зубами щеку, больно сдавив ее. Нравится мне это или нет, но нужно действовать как он. Вряд ли майор в восторге от такого напарника. Но он рационален. Я тоже должна. Медленно вздохнув, неуверенно приподнимаю руку и останавливаюсь в миллиметре от его плеча. Майор уже давно не движется, просто стоит ко мне спиной. Чувствует. Судорожно выдохнув, чувствую, как спазмом сводит ребра.

Это слишком для меня. Но я должна.

Язык застревает где-то между зубов, когда я все же неловко прикладываю ладонь к его плечу. Не решаюсь сжать. Не могу, это слишком.

Холодный. Не ледяной, но и не слишком теплый. Медленно выпустив воздух сквозь губы, позволяю пальцам скользнуть ниже, где смуглая кожа не прикрыта футболкой. Руку пронизывает миллиард иголок, а я не могу найти силы поднять взгляд. Судорожно сглотнув слюну, вздыхаю еще раз. Даже закрыть глаза до конца не получается. Веки дрожат, собирая горячую влагу.

Это слишком тяжело для меня.

— Я все буду обсуждать с тобой, — тихо говорю я, не решаясь открыть глаза, — прости. Это было глупо.

Чувствую, как мышцы на его руке напрягаются, а у меня совсем заканчиваются слова. Не могу двинуться. Не отшатнуться, не приблизиться. Я снова ощущаю вампира. И опять попытаюсь работать с ним. Потому что по другому нельзя.

— Прощу, — хрипло говорит вампир, а я одергиваю пальцы, как только чувствую его легкое касание на своей кисти, — если расскажешь, что ты сейчас почувствовала. Раскаяние? Стыд? — он смеется, а я вдруг ощущаю, как лицо заливает краска. — Ну же, schatz.

— Ой, да иди ты, — отмахнувшись, высоко поднимаю голову и шагаю вперед.

— Schatz, — его смеющийся голос позади меня.

А я чувствую, что снова почему-то улыбаюсь.


Четыре года назад

Наши выходные с дядей непредсказуемо затянулись. Еще целых три дня мы провели вместе, словно ничего и не было. Это было достаточно забавно и легко. Когда великовозрастный мужчина и взрослая женщина катаются на аттракционах и едят тоннами сладкую вату, весь мир вокруг просто перестает существовать. Для нас. Что мы только ни делали. Кино, мультики, театр, аквапарк. Все, что могли успеть. Дядя словно оттащил за уши меня в детство и большими дозами выдавал все недополученное.

А вечерами все так же сидели на веранде и молчали, наслаждаясь таким лживо созданным спокойствием. Он знал, что я не отступлю. Я знала, что он никогда не уйдет на пенсию. Поэтому мы просто были. Друг с другом, по отдельности. Позволили себе быть. Вампир больше не появлялся, и за это теплое чувство благодарности поселилось в груди. Ему неправильно было приходить тогда. Не туда, где есть только дядя и я.

Наверное, дорога обратно стала самой длинной в моей жизни.

Мы дотянули до последнего, поэтому возвращались сразу на работу. В итоге после часа в полной тишине дядя еще минут пять не выходил из машины. Как и я. Тянулась звенящая в горле тишина. Она оставалась со мной и сейчас, когда после бесконечного дня в архиве, где накопилось дел, я наконец распахнула дверь своей квартиры. Со стоном скинув туфли, поежилась от стоящего в доме холода. Деревянный пол, покрытый линолеумом, неприятно холодил ступни. Нагнулась, вытащив из тумбочки давно не используемые мной тапки. По коридору гулял сквозняк. Видимо, вампир проветривал и давно, не потрудившись вовремя закрыть окна.

Ну зато в доме пахло свежестью и какой-то стерильной чистотой. По крайней мере, несмотря на холод, ощущения склепа не было. Потянувшись, ослабила галстук, тут же стянув его, и расстегнула верхние три пуговицы, растирая шею. Удавка, кто ее придумал. Стянув легкое пальто, нацепила на плечики и тут же поежилась. Холод быстро заполз под тонкую ткань рубашки, заставляя все волоски на теле приподняться. Быстро подхватив первую попавшуюся кофту, завернулась в нее. Чертов вампир.

Зубы стучали то ли от злости, то ли от холода. Быстро прошаркала тапками на кухню. Захлопнула окно, тут же включая все четыре конфорки на газу. От короткого щелчка поджига синее пламя послушно разгорелось, ударяя в лицо теплом. Подхватив хвост, заправила его за ворот, ближе наклоняясь к пламени и вытягивая вперед руки. Отопление, конечно, включили, но силы обогревателя явно не хватало справиться с бесконечным потоком воздуха.

И только сейчас я поняла, что натворил вампир.

Судорожно вздохнув, бросилась бежать по коридору в дальнюю комнату. Тапки скользили по начищенному до блеска линолеуму, а с каждым шагом во мне становилось все меньше воздуха. Нечем дышать. Судорожно раскрывая рот, я замерла перед дверью. В тусклом свете лампочки ручка блестела. Ни единой пылинки. Даже следа пальцев. Конечно, по дому же гулял сквозняк, а значит, чертов кровопийца открыл окно не только на кухне.

Запах чистящих средств и слабый поток воздуха ударил из дверной щели. Стук сердца заставлял тело вибрировать. Наверное, поэтому сейчас мои пальцы никак не могли сомкнуться на ручке. Нервно облизнув губы, я крепко зажмурилась, распахнув дверь одним движением.

Елка стояла на месте. Это первое, что заметила я, когда решилась все же открыть глаза. Пыль больше не витала в воздухе, а от потока ветра из широко распахнутого окна дождик, колыхаясь на ветках, переливался всеми цветами радуги. Нахмурившись, сделала шаг вперед. Отмытая люстра ярко освещала комнату. Тряхнув головой, непонимающе подошла ближе.

Все осталось так же, как и было. Два меловых полустертых круга, нераспакованные подарки, отодвинутое кресло. Просто…

Стало чисто.

Все, кроме маленького уголка, где теперь рядом с елью были полное ведро с водой, тряпки и чистящие средства.

Он не тронул ничего из моего алтаря.

Прямо сейчас я сама не понимала, что испытываю, глядя на это. Механическим движением захлопнула окно, поправив занавески. В горле пересохло, а желудок болезненно сжался, когда взгляд вновь захватил чистое ведро. Невольно подалась вперед, чувствуя, что сердце пропустило удар. Нет. Отпрыгнула назад, быстрыми шагами покинула комнату, захлопнув дверь за собой. Не сегодня. Пальцы мелко подрагивали на дверной ручке, но я как и всегда нашла в себе силы шагнуть вперед. Тряхнув головой, почувствовала, как больно резинка сжимает волосы.

Это потому, что после призраков прошлого всегда трудно дышать. Повинуясь порыву, стянула резинку, с наслаждением запустив руки в волосы. Горячие точки облегчения тут же мурашками поползли по коже. Тряхнув головой, решительно вернулась на кухню, щелкнув чайником. Шаги за спиной вызывали слишком противоречивые чувства, чтобы заговорить первой. Он был неправ, когда ступил на запретную для него территорию. Тем более, когда принял решение, что может там что-то менять. Даже если это просто пыль.

Скрип половиц, и он стоит на привычном расстоянии вытянутой руки. Чувствую спиной его взгляд. Всегда чувствую, как он скользит по мне, но не позволяю об этом думать. Сейчас я не боюсь его. Видимо, в какой-то момент страх просто атрофируется. Хотя я бы предпочла сейчас именно его, а не то сжимающее сердце и запускающее сердце в волнительный бег чувство.

Конечно, вампир не заговаривает первым. По звуку открывшейся дверцы слышу, как он достает две чашки и ставит их на стол. Да, привычки друг друга мы знаем. Он несколько медлит, прежде чем протянуть руку у меня над головой. Дыхание перехватывает, и я невольно скукожилась, пытаясь стать меньше. Хорошо, что это не длится долго. Вампир уже достал сахар и чай.

Вцепившись пальцами в столешницу, медленно выдыхаю. В конце концов, это нечестно. Он сделал то, что не должен, а не я. Но при этом ждет, что я заговорю первой. Нервная улыбка дергает кончик губ.

Конечно, Сима. Потому что ты снова позволяешь думать себе о нем, как о человеке. Ему глубоко плевать на твои чувства, что он только что тебе успешно и продемонстрировал, ворвавшись в комнату и наведя там свои порядки. Плевать. Чувствуя, как в глазах собираются слезы, резко отпрянула. Стон разочарования тут же сорвался с губ, когда спина столкнулась с грудью вампира.

Слишком резкий шаг в сторону. Внутренний смех сковал гортань, подталкивая слезы наружу. О, да, словно он мог хотеть тебя обнять. Нервно сморгнув набежавший туман, потерла глаза руками. Хорошо, что сегодня некогда было краситься, иначе стала бы похожа на панду. Чтобы хоть как-то оправдать резкость своего движения, распахнула дверцу холодильника.

— Если бы ты соизволила сказать, когда вернешься — там можно было что-то найти, — холод в голосе вампира режет слух, заставляя поморщиться.

— Я не голодна, — молча захлопываю дверцу и иду к закипевшему чайнику.

Вампир не меняет своего положения, оставаясь ровно там же, где из любой точки кухни о него можно споткнуться. Это раздражает еще сильнее, заставляя кожу ладоней чесаться. Меньше всего сейчас я хочу контактировать с кровопийцей.

Но кипяток по привычке разливаю на две чашки. У меня слабовольно не хватает сил эгоистично навести чай только себе одной. Это как-то мелко. А если быть с собой еще откровеннее, то по сути это единственное, что у нас есть кроме работы. Малодушно не хочу разрушать это. Поэтому, молча отставив чайник, подхватываю свою кружку и усаживаюсь за стол.

— Почему я зол на тебя, schatz? — слова из вампира выходят медленно, словно он достает их щипцами.

А я, приподняв брови, разглядываю его лицо. Уголок губ подрагивает, веки словно удерживает силой, чтобы не моргнуть, лоб идеально ровный, без единого залома. Кожа словно натянула на острые черты.

Он действительно зол.

Хмыкнув, медленно выдыхаю. Ну да, а чего я еще хотела от него. Понимания? Отрицательно помотав головой самой себе, поставила чашку на стол, вытягивая руки на гладкой поверхности.

— Я не должна перед тобой отчитываться, потому что не твоя собственность. А ты злишься, потому что считаешь именно так, — пожав плечами, позволяю себе улыбнуться, — ладно, я ушла спать. Сегодня ночью мы никуда не идем, так что можешь заниматься своими делами.

Сергей не двигается, продолжая буравить взглядом точку перед собой. Вот и отлично. Пора начинать уже этап, где мы умеем существовать по отдельности. Особенно мне пора. Потому что прямо сейчас я готова забыть его отвратительный поступок, а еще простить то, что он жестокий убийца. Желание прикоснуться к нему пляшет на кончиках пальцев, но за это время я, кажется, привыкла его сдерживать. Поэтому, просто сжав пальцы в кулак, заставляю себя принять серьезное выражение.

— Еще раз зайдешь в комнату — я заменю тебя на кого угодно. Может, даже на Мартинаса. Уверена, он обрадуется.

— О, да, работать с такой стервой сплошное удовольствие, — усмехается вампир, а я слышу, как от злости мои скрипят зубы.

Не удержавшись, делаю шаг вперед и рука тут же взлетает для пощечины. Ледяная кисть останавливает мою ладонь в сантиметре от лица, а я морщусь от боли. Вампир резко встает со стула, а я лишь крепче стискиваю зубы, кроша эмаль.

— Ты оставишь мне синяки, — шиплю сквозь зубы.

— Головой будешь думать замахиваясь на вампира, — больно потянув за руку, он практически вплотную прижимает меня к себе.

Вышибает воздух из легких. Перед глазами тут же летят звезды. Потому что быть прижатой к вампиру с этого дня новый вид моего наркотика. Не могу вдохнуть. Не понимаю, как пальцы сами приобретают жизнь и ложаться на его вздымающуюся под футболкой грудь. Он словно слеплен из мышц и затянут в гладкую смуглую кожу. Нервный выдох, и язык касается уголка губ, тут же исчезая. Я словно пытаюсь попробовать на вкус воздух рядом с ним.

— Schatz, — его голос хрипит, но, по-моему, я его не слышу.

Пальцы исследуют его плечи и шею, разглядывая и сминая каждый миллиметр кожи. Только сейчас замечаю, что его рука давно не держит меня. И почему-то сейчас это срывает с губ стон разочарования.

В следующую секунду стон вырывается снова. Потому что, запустив руку в мои волосы, вампир оттягивает мою голову назад. Смотреть в его глаза так близко не приходилось еще никогда. Пытаясь удержать равновесие, закидываю руки ему на шею. Почему, когда прикасаешься к прохладной коже, так горячо. Везде горячо.

Ладонь жадно сжимает мое бедро, прижимая так близко, что я словно прилипаю к нему. Всхлип вырывается изо рта, когда я чувствую, что он тоже хочет меня.

— Мы не, — пытаюсь задействовать остатки разума, но вампир тут же обрушивается на меня.

Его губы забирают окончание фразы, жадно вбирая каждое несказанное слово. Рука на бедре сжимается сильнее, и я снова всхлипываю, когда вампир углубляет поцелуй. Исследует меня. Не оставляет и единого места во рту, куда бы не проник его язык. Безумный голод обрушивается на меня, заставляя стонать и извиваться в его руках.

Пока, осмелев, мой язык не касается его клыков.

Задыхаясь от собственного решения, что есть сил отталкиваю его, пытаясь вывернуться, но вампир держит крепко. По-моему, мои трепыхания его мало волнуют. Мозг подает сигналы тревоги, а следы возбуждения сменяются выползшим из детских ран страхом. Решение приходит в тот момент, когду рука в попытке вырваться касается кобуры. С силой вдавив дуло ПМа в косточку под подбородком вампира, я наконец вновь могу дышать.

Его руки отпускают меня медленно и неохотно, тут же поднимаясь вверх. Стараюсь не смотреть на него в попытках восстановить дыхание. Перед глазами все еще пляшут звезды, но пальцы больше не дрожат.

Горькое разочарование поселилось где-то внизу живота, но я не слушаю его.

— Что не так, Сим? — взгляд скользит к лицу вампира, а он смотрит с непониманием, — Я хочу тебя, ты — меня.

Отрицательно мотаю головой, тут же сглатывая слюну. Вампир усмехается, словно его мозги не грозятся через секунду оказаться на стене.

— Хочешь, — констатирует он факт, — я — вампир, уж это я способен почувствовать.

Медленно выдохнув, наконец чувствую, что дыхание наладилось. Нахмурившись, Сергей разглядывает мое лицо, а я прижимаю руку с ПМ сильнее.

— Schatz, убери игрушку, я не трону тебя, — поморщившись, произносит он, но я не двигаюсь, — перестань, Сим. Если ты говоришь нет, даже если твое тело утверждает обратное — я не трону тебя.

— Несколько минут назад ты считал иначе, — приподняв бровь, я не двигаюсь.

Вампир медленно закрывает глаза и делает вдох, а мне почему-то в этот момент хочется испариться. Под легкими что-то скребется, царапая ребра. Язык вампира медленно касается губ, но тут же исчезает во рту.

— Не считал, — он снова вытягивает из себя слова, — ты физически гораздо слабее меня, я не понял твоего сопротивления, — выплевывает он конец фразы и тут же открывает глаза, — а теперь убери эту дрянь.

Холод от его слов заставляет поежится сильнее. Если прохладный воздух проникал под рубашку, то этот пробирается к сердцу, опутывая его и отравляя. В носу защипало. Вот так это будет, Сима. Не понял сопротивления. Потому что он — монстр, а не человек. Судорожно сглотнув набежавший ком, я резко отвожу руку с пистолетом, тут же пряча его в кобуру.

— Так ты объяснишь?

— Да, — неожиданно для себя я поднимаю взгляд, — все очень просто, вампир. Я влюблена в тебя. Ты этого испытать не можешь. Это мерзко и отвратительно, потому что ты — убийца. Поэтому ничего не будет. Конец истории.

Не дожидаясь реакции вампира, резко разворачиваюсь на пятках и решительно отправляюсь в свою комнату, позволяя так долго державшимся внутри слезам наконец выйти наружу.

Глава 13

Пенка Пантенола всхлипнула еще раз и сдалась. Из дозатора вырвались последние капли, и я расстроенно потрясла пустой флакон. Ни шороха. Опустившись на стул, с сожалением растерла все то, что удалось выжать, по самым пораженным поверхностям. Недооценила силу солнышка. Кожа на кистях покрылась волдырями, а лицо покраснело. Снова будет слезать кусками.

Глаза слипались, и очередная доза кофе оказалась бессильной. Несмотря на то, что время шло на часы, мне необходим сон. Хотя бы часа три. Но мысли о новом поражении не давали сомкнуть веки.

Обойдя вдоль и поперек каждую отмеченную мной точку, выделив еще несколько и приподняв там каждую травинку, мы не нашли ничего. Это при том, что провели в лесу больше восьми часов. Все тело к утру ломило, а спина намекала, что ближайшую неделю я рискую провести прикованной к кровати. В итоге было решено взять небольшую передышку.

Стянув полотенце с головы, развесила его на спинке стула. Конечно, вернувшись домой и не обнаружив там руины, я вздохнула с облегчением. Оказывается, мы не так уж и сильно разнесли все. Пострадала всего лишь пара шкафов, и то только дверцы. Ну и стол, конечно, стоял на соплях и добром слове.

Потянув к себе планшет, я сильнее запахнула полы халата. Одеваться снова не хотелось, а ходить перед вампиром практически в чем мать родила желания было еще меньше. Поэтому, поторговавшись с совестью, было решено, что эта ткань достаточно плотная. Ну и, конечно, ПМ прекрасно влезал в передний карман.

Разблокировав экран, быстро нашла свои скрины с отметками. Что мы упустили? Задумчиво постучав кончиком айкоса по столу, прикусила внутреннюю сторону губы. Пока мы были в лесу, военные прочесали все дома и строения в поселке, поэтому вариант, что он остается где-то в домах, пропадал. Но и его запах в лесу хищник не обнаружил.

Шум воды в ванной прекратился минут десять назад, а я все еще не отрываясь гипнотизировала экран планшета, словно тот может дать мне ответ, где мы заблудились. Присутствие вампира ощущалось кожей, но я не стала поднимать взгляд. Лишний контакт опасен, нужно постараться как можно больше избегать их.

— Ты уверен в том, что увидел? — закусив кончик языка, я еще раз пробежала взглядом по изображению.

— Ты уверена, что поняла все верно? — запах моего же шампуня внезапно глушит, вызывая улыбку.

Отлично, Сима. Тебя умиляет, что клыкастая тварь мылилась твоим шампунем. В верном направлении иду. Ровно на распятие снова. Вампир же, полностью игнорируя мой вопрос, щелкнул выключателем, добавляя бьющего по глазам света. Но и кто здесь, спрашивается, создание ночи? Сижу со слезящимися глазами и полным носом соплей в попытках спрятаться от раздражающей лампочки, а ему хоть бы что.

Мог хотя бы рубашку надеть. Вампир облокотился на стул, проверяя его целостность, и, видимо, довольный результатом, присел, рукой проводя по мокрым русым волосам. Даже сейчас невозможно было не заметить, насколько он привлекателен. Дело было даже не в том, что вампир сидел в одних джинсах. Аура вокруг него. Вот что, видимо, притягивало наивных дурочек вроде меня раньше.

— Нет, — честно отвечаю я, отводя взгляд, — нужно учитывать, что мой разум изменен.

Как бы ни хотелось признавать, но это правда. А сегодня я решилась на непредвзятость. Так что, как бы больно ни было, но алкоголь, антидепрессанты, транквилизаторы, последствия внушения, 47-я и посттравматическое состояние не могли оставить мозг без изменений. Я военный, но и ученый. Так что если этого не озвучу вслух я — никто не озвучит.

— Мы не можем сомневаться, schatz, — в голосе проскальзывает сожаление, но на этот раз я не одергиваю его в попытках казаться человеком.

Потому что он тоже устал. За последние двое суток вампир вряд ли нормально питался, а привычка подстраиваться под человека за один день не исчезнет. Это снова не значит, что я жалею его. Просто еще один факт.

— Если мы не будем уверены в собственных силах, — вампир неопределенно пожимает плечами, но я понимаю, что он хочет сказать.

— Мы его поймаем, — спокойно говорю я, блокируя экран, — в этом я не сомневаюсь. Просто это действительно нужно учитывать.

— Твое тело пыталось обратиться, — медленно произносит вампир, а я широко зеваю, не заботясь прикрыть рот рукой, — думаю, что самых страшных изменений тебе все же удалось избежать.

— Скажи это моему психотерапевту, — отложив планшет, медленно поднимаюсь со стула, зевая снова.

Глаза слипались окончательно. Сейчас мне было глубоко плевать, где собирается спать вампир. Добраться до кровати все же стоило первой. Поэтому, оперевшись на стол и послав подальше ноющую боль в спине, цепляясь за все твердо-стоящие поверхности, решительно похромала в комнату. Конечно, удалиться эффектно с высоко поднятой головой и боевым взглядом я была сейчас не способна. Надеюсь, мою решительность прекрасно видно и по шаркающей по полу ноге.

— Поймаем, — голос вампира звучал хрипло, но уверенно, — знаешь, почему?

Облокотившись на стену, остановилась, переводя дух. Взгляд вампира не ощущался, но он определенно обращался ко мне.-

— Потому что ты сможешь, — горло судорожно дернулось от долетевших до меня слов.

— Я знал твоего отца, — продолжал вампир, а я почему-то не могла найти в себе сил прервать его монолог, — ты сильнее. Не потому что тот был глуп, нет. Жаров умнейший из людей, я уверен в этом. Но он продолжал мыслить и чувствовать как человек. Ты рациональнее. Да, Жаров исследовал вампиров, но он никогда не обменивался с ними. Не давал обратной связи. А значит, не получал полной картины взамен. Он боялся этого. Ты же знаешь, как мы мыслим, понимаешь, как мы чувствуем. Потому что позволила себе сблизиться с такими, как я. Нашла в себе силы на это. Поэтому мы сможем, — в его голосе сквозил лед.

Если бы я не знала вампиров, то решила, что он пытается меня подбодрить. Это было практически так. Разница в том, что вампир это делает не для того, чтобы утешить меня, не затем, что пытается поддержать. Майор знал инструмент и использовал его для достижения цели. Кажется, что если итог одинаков, то какая разница в мотивах человека, что это делает? Но для меня она была. И от этого вновь внутри противно сжалось.

— Ему было что терять, — прервала я тишину, отталкиваясь от стены и вновь приобретая вертикальное положение, — моему отцу было что терять. Поэтому он не пускал вампиров ближе. Ты прав, мы сможем. Но не потому что я сильнее его. Наоборот. Мы сможем, потому что я оказалась слишком слепа и глупа, чтобы решить, что мне терять нечего.

— Сим, — начал было вампир, но я отрицательно покачала головой.

— Майор, я очень хочу спать.

Невысказанное вампиром так и осталось висеть в районе моего затылка. Почему-то, хромая в комнату, я все еще ждала, что его слова меня догонят. Словно это было важно. Могло быть.

Ведь он зачем-то притащил меня сюда три года назад. Вряд ли вампир не понимал, кого встретил на своем пороге с лопатой наперевес. Но тогда у него хватило мозгов не втягивать меня во все это. И к чему в итоге это привело.

Сил сменить постельное белье не было, поэтому, потянув покрывало на себя, я просто надеялась, что вампир здесь не спал. Как-то очень не хотелось мять простынь после мертвого тела. Откинув одеяло, решив остаться в халате, быстро свернулась калачиком на прикрытых тонким матрасом железных пружинах. За окном новый день вступал в свои права, просвечивая через плотные занавески. Зевнув еще раз, вытянула мокрые волосы из-под затылка, раскинув ставший прохладный от воды хвост по подушке. Последний раз я включала фен уже и не помню когда. Плотно сомкнув веки, подложила ладонь под щеку.

Какой могла быть моя жизнь при другом выборе? Уничтожающие мысли, но я не хотела врать самой себе. Я тоже думала об этом. Редко, когда, ворочаясь, не могла уснуть. Я же, черт возьми, была красивой. Ровную осанку подчеркивала военная выправка, мышцы, не перекачанные, а плотно натренированные, придавали фигуре подтянутости. На меня обращали внимание, а я сама утопала в деле, которое чуть меня и не убило. Что теперь осталось? Постакне, рытвинами покрывающее кожу? Жевательные зубы через одного? Волочащаяся, не чувствующая ничего конечность или покосившиеся плечи от перебитого позвоночника?

Чем я думала, когда, выбрав свой жизненный путь решила, что мне нечего терять?

Тихие шаги даже не вызвали желание напрячься, чтобы перехватить ПМ. Слишком устала. Как и вампир. Майор спокойно вошел в комнату и стянул скомканное у меня в ногах покрывало. Лицо вампира было непроницаемо, да и в темноте, сквозь опущенные ресницы, сложно было разглядеть лучше.

Кинув ткань на пол, вампир, не обращая на меня внимания, каким-то отточенным движением опустился следом, растягиваясь у кровати. Хотя почему это должно быть странно. Он приходил в дом раньше, а я многое время пребывала в небытие под транквилизаторами или алкоголем. Видимо, кровопийца так и «ночевал».

— Хороших снов, — тихо прошептал вампир, а я усмехнулась в подушку.

— Если это была вежливость, то у тебя неплохо получилось, —пробормотала я.

— Я не с тобой разговаривал, schatz, — буркнул вампир, а я рассмеялась.

— Вампир с нарциссизмом — горе в семье, — успела выдавить из себя прежде, чем окончательно провалиться в сон.


За два дня поселок превратился из тихого уютного места в городок военного назначения. Каждый дом, подъезд, улица, каждое чертово дерево находилось под наблюдением рассредоточенных по территории солдат. Комендантский час позволял жителям передвигаться по улице лишь с двенадцати до семнадцати часов. Режим работы магазинов, аптек и всего прочего был сокращен до минимума.

Штаб развернули прямо в соседних домах, заняв дачу баб Клавы, дом Палыча, Васькин и еще пару поблизости. Солдат же каждый приютил по мере возможности. ПВМ всегда были самыми миролюбивыми войсками, как ни удивительно. Ведь только мы не занимались войной людей против людей.

Естественно, о том, что все это богатство нужно чем-то кормить, те, кто сидели повыше, как обычно, забыли. Запрос дяди на выделение дополнительных бюджетных средств ввиду режима ЧС, а также перераспределение ресурсов из-за фактически массового переезда части, благополучно застыл где-то в подвешенном состоянии. Вампир оказался прав. Доброта этих людей действительно не знала границ.

Поэтому и вопросов, чем накормить и куда положить спать, у народа не было. Тем более, что с солдатом в доме людям как-то спалось спокойнее. Опасно и очень ошибочно. Но даже я купилась на это, решив, что в такой шабаш он точно не полезет.

Поэтому оказалась не готова.

Вопреки своим ожиданиям, проспала я целый день, проснувшись лишь от отчаянного стука в дверь. Лицо Васьки без единой кровинки с, кажется, даже посиневшими губами говорило лучше, чем его невнятное мычание. Поэтому, забыв накинуть хоть что-то от солнца, я вылетела не задумываясь под еще ощутимые лучи, успев лишь крикнуть вампиру, чтобы набрал полковнику.

Каждый шаг после многочасовой нагрузки давался с болью, но я ступала лишь быстрее, с силой прижимая ноги к асфальту. Дышать перестала еще дома. Мигалки скорой помощи были еще далеко, а оцепление только начали выставлять. Зато взволнованные жители очень быстро заполнили собой всю улицу.

Стоило дождаться майора. Ой как стоило. Но сейчас, чувствуя, что вся кровь ушла и из моего тела, я успела среагировать только на пошатнувшееся в толпе тело. Фиолетово-серебристый водопад прошелся по лицу, тут же обессиленно повиснув у меня в руках.

— Васька! — крикнула я, опуская жадно хватающую ртом воздух Любовь Васильевну на землю. — Твою мать, нитроглицерин есть?! — крепко сжимая руку завуча, зашипела от поразившей спину боли уже в толпу.

Любовь Васильевна рассеянно хлопала глазами, периодически морщась от переносимой боли. О ее стенокардических приступах конечно, знал весь поселок. Но почему она выбежала из дома без таблеток? Мысли рассеянно пробегали где-то в далекой части сознания, складывая картинки пазла.

Мишка — Васькин друг. Любовь Васильевна — их соседка. Тяжелый камень ударил в желудок, заставляя резко выплюнуть весь оставшийся внутри воздух, а перед глазами замелькали разноцветные пятна.

Спасительную таблетку под язык завуча тут же подсунули ловкие руки вездесущей баб Клавы. Нужно отдать ей должное. Она знала, когда появиться вовремя. Подоспевший Васька протянул руку, помогая мне подняться, обретая равновесие. Его взгляд был все такой же рассеянный. Резко схватив его за плечи, тряхнула что было сил.

— Останься с ними, — кивнула на лежащую на земле Любовь Васильевну, — я дальше сама.

Васька растерянно открыл рот, но тут же захлопнул, нахмурившись. Видимо, пытался сообразить, как мне сказать. Хорошо еще догадался, к кому бежать. Хотя мой дом к нему самый близкий, куда еще было, когда все, кроме меня, на дежурствах. Хлопнув парня по плечу, развернулась, расталкивая толпу своих и пробиваясь к входу.

Оказалось, что добраться до оцепления с каждой минутой становилось все сложнее. Кажется, что здесь собрался уже весь поселок. И почему-то каждый норовил схватить меня за конечность с какими-то вопросами. Все же мои силы уходили лишь на то, чтобы двигаться вперед, не обращая внимания на бесконечные крики «Кузнечик» и обледеневшие разом у всех руки.

— Жарова, сюда! — какой-то знакомый голос, но сейчас было бессмысленно напрягать память.

Просто благодарно юркнула в освободившийся проход, тут же остановившись уже внутри оцепления, чтобы перевести дыхание. Судя по всему, дело было очень скверно. Растерянные лица оказались не только за оцеплением, но и внутри него. Каждый старательно отводил от меня взгляд, а внутри все туже скатывался клубок из моих нервных клеток по всему телу. Хрипло выдохнув, я выпрямилась, облизнув губы. Вампира еще не было, а подниматься по лестнице одной сейчас было травмоопасно.

— Старший лейтенант, до вашего прибытия никто не входил, — робко прозвучало за спиной.

Обернувшись, вполне ожидаемо не смогла отличить говорившего. Да, теперь группа В снова работает, а значит, самое мясо — мне. То, кем сегодня могло оказаться это самое «мясо», резко ударило по ребрам, прожигая болью все задетые когда-то точки. Нет, так я не по лестнице, даже с места без помощи не сдвинусь.

— Майор будет позже, — сказала я, наблюдая за дрогнувшими лицами присутствующих, — мне понадобится помощь. Кто со мной?

— Я, Кузнечик, — жесткий голос Палыча прибил меня к земле, — я.

Посмотреть ему в глаза сил не было. Просто кивнув, согласно распахнула дверь подъезда. Медленно ступая по ступенькам на второй этаж панельного дома, я мечтала лишь испепелиться под прожигающем мою спину взглядом Палыча. Сосредоточившись на подъеме, опираясь всем телом на жесткие перила, пыталась не думать. Не вспоминать. Язык присох к небу, поселив в горле тупую сухую боль, что обжигала с каждой попыткой сглотнуть навалившееся напряжение. Хоть как-то протолкнуть чертов камень. Вопреки биологии, мое сердце замедляло свой бег с каждым шагом. Когда я коснулась дверной ручки, по-моему, оно ударило в последний раз. Кровавые пятна на полу в подъезде от ботинок солдат и липкая краснота на моих пальцах не говорили ни о чем хорошем.

— Дети у меня, — сипло сказал Палыч, а сердце ударило раз, снимая крохи облегчения, — вывел, жена забрала. Они не разрешали. Сказал, что твой приказ.

Палыч закашлялся, а я кивнула, крепко зажмуриваясь. Да. Все живые и мертвые должны находиться на месте до прибытия группы. Это мое распоряжение. Отвратительное, ужасное, но мое. Чтобы не упустить факты. Жесткое и рациональное. Сейчас я была рада, что, несмотря на приказ четырехлетней давности, Палыч смог их забрать.

— Дальше порога никто не проходил, — затихающим голосом доложил Палыч.

Снова кивнула. Пальцы сжались в кулак, а дрожащая рука потянула ручку.

— Не ходи туда, — тихо прошептала я, не оборачиваясь, — просто постой здесь. Мне нужна была помощь, только чтобы подняться.

Торопливые шаги по лестнице заставили обернуться. Перепрыгивая через две ступеньки, майор быстро приближался, а я невольно выдохнула с облегчением. Проходить все это одной не стоило. Слабое утешение — вампир, но сейчас я вдруг снова смогла вдохнуть. Растрепанный, в помятой футболке и раскрасневшимися от сна глазами, Сергей наспех протянул руку Палычу, рассеянно пожимая ее.

— Двое детей, — тихо прошептала я, кивая на Палыча, — у них в доме. Нужно посмотреть, что задето внушением. Сможешь?

— После, — отмахнулся вампир, облизывая губы, — а теперь отойди от двери, я зайду первым.

— Майор, — прошипела я, не желая отступать, но блеск в глазах вампира оглушил меня.

— Прямо сейчас, Сим, я чувствую хренову тучу крови по ту сторону. Уверена, что хочешь, чтобы я стоял здесь еще хотя бы секунду? — проскрипел сквозь удалившиеся клыки вампир и удовлетворенно кивнул, глядя, как я отпускаю ручку. — Отлично. Захлопни за мной дверь.

Растерянность на лице Палыча нужно было заметить до того, как Сергей практически со срывающимся рыком бросился в квартиру, а я прислонилась к двери спиной, облегченно выдыхая. И в эту секунду я и увидела округлившиеся глаза и побелевшее вмиг лицо.

— Что? — нахмурилась я, когда губы Палыча шевельнулись.

— Мишка, — расслышала, когда участковый кашлянул, — там Мишка. Живой.

— Твою, — прошипела я, тут же подавляя порыв рвануть следом.

Взгляд пробежал по фигуре Палыча. Разочарование и ужас оглушили, поселившись бьющим ожиданием крика в ушах. Он голоден. Вампир так и не ел ничего, вернувшись. Выбежав из дома, я не брала с собой пистолет. Вот так. Первый раз за три года, когда он действительно нужен, — его нет. Палыч, судя по всему, тоже выскочил безоружным.

Но оставить чертова алкаша наедине с голодным монстром я точно не могла.

Язык судорожно прошелся по губам. Хоть что-то. Какая-нибудь мелочь. Взгляд скользнул по шее участкового, проходя дальше, но внутри что-то болезненно стукнуло. Нахмурившись, быстро вернула взгляд. И тут же, быстрым движением подлетев к Палычу, сорвала веревку с его шеи. Визг застрял в горле, а из глаз покатились слезы.

— На тряпку! — быстро сориентировался Палыч. — в нем крестили просто вместе с веревкой этой.

Бормотал что-то Палыч, а я не слышала. Но многострадальной руке наконец стало легче. Распахнув дверь, крепче сжимая веревку, захлопнула ее за собой и резко обернулась. Конечно, тут же чуть не свалившись на пол от сжавшего мои колени Мишки.

— Кузнечик, не я, — разобрала сквозь бесконечные всхлипы, — не я, не я, клянусь чем хочешь, не я. Я бы никогда, Манька-а-а, — стоны начинающийся истерики не могли не привлечь внимание вампира.

Как он его вообще до сих пор пропустил.

— Да заткнись ты, — прорычала я, схватив его за трясущиеся плечи, — давай, соберись.

Голова Мишки безвольно повисла. От тряски тело лишь раскачивалось в руках. Можно было решить, что он потерял сознание, но нет. Гортанный смех и поток слез из глаз говорили лишь о начале продолжительной истерики. Из дальней комнаты до моих ушей донесся нечеловеческий рык.

Инстинктивно встав перед свалившимся на пол Мишкой, я подавила желание выбежать как можно скорее. Ледяной пот щедро стекал по спине, задевая приподнятые волоски. Натянутые до предела нервы реагировали на каждый шорох. Поэтому я тут же расслабилась, как до носа коснулся запах паленой плоти. Ударившаяся о стену икона разлетелась вдребезги, а в коридоре, тряся рукой, медленно появился вампир. Тяжелое дыхание и окровавленная ладонь говорили о том, что у дураков мысли схожи. С облегчением положив крестик на тумбочку, я опустилась на пол рядом с раскачивающимся Мишкой.

— Он, — прошипел вампир, поморщившись и разглядывая ладонь, — под внушением, но следов никого, кроме этих двоих и их детей, здесь нет.

— Как ты вошел без приглашения? — тут же в лоб спросила, разглядывая реакцию вампира.

Майор тяжело вздохнул, а я стыдливо потупила взгляд.

— Я был здесь много раз, schatz, — проскрипел вампир сквозь зубы, — ты снова начинаешь?

— Не заканчивала, — пожав плечами, я обернулась к Мишке.

— Это был он, — слишком громко объявил вампир.

От его слов Мишка вдруг напрягся всем телом, широко распахнув глаза. Жалость растолкла внутренности в кашу. Жадно хватанув воздуха ртом, он сжался в комок, как можно ближе прижимаясь к стене.

— Ты больной ублюдок, — прорычала я, поворачиваясь к вампиру, — еще громче не мог?

Но было поздно. Окровавленные пальцы Мишки потянули меня за руку. Захлебываясь в собственных рыданиях, он тряс меня сильнее, пытаясь заглянуть в глаза. Еле вырвавшись, схватила Мишку за голову, фиксируя ту в одном положении. Боль пронзила сердце, когда покрасневшие глаза взглянули на меня с надеждой.

— Не ты, слышишь? Майор просто ошибся, — как можно тверже произнесла я.

— Schatz, — прохрипел вампир.

— Заткнись, — зарычала я, обернувшись, — просто помолчи.

— Он бил ее. И рано или поздно мог убить именно он.

Подскочив на ноги, резко ударила вампира в грудь. От неожиданности тот отшатнулся, недоуменно хмурясь.

— Мы не палачи, майор. Мы здесь, чтобы помочь людям, а не уничтожить их. Или ты забыл это?

— Кузнечик, — слабый голос Мишки призвал развернуться.

Снова опустившись на колени, неловко погладила его по голове. Все это было ужасно неправильно, но сейчас я, наверное, слишком хорошо понимала, что он чувствует. Не могла я уничтожить еще то живое, что в нем осталось. Да, козел и мудак. Да, заслуживал наказания. Но не такого.

— Не ты, Миш. Я в этом уверена.

Он кивнул, обессиленно откинув голову на стену. Его пальцы все еще сжимали мои, а я только сейчас поняла, что картина максимально разрушена. Детей увели. Мишка прополз полквартиры, спасаясь от вампира. Сам хищник так только и не увидел картины, так как был вынужден прийти в себя. Смерть — это ужасно.

Еще более ужасно, что теперь смерть Маши ничего не могла нам сказать.

— Я могу, — внезапно всхлипнул Мишка, — я же служил, знаю. Я помню все, — ресницы мужика дрогнули, открывая потерянный взгляд, — кто где был, как сидели. Запомнил.

Глава 14

В горле собирается вязкий тугой комок, распирающий мягкие ткани, когда Мишка, вцепившись в здоровую руку вампира, обреченно опустив голову, шаркает ногами в сторону дальней комнаты. За то, как спокойно майор ступает по покрытому пятнами крови полу, хочется его убить.

Детская. От этой мысли кажется, что где-то в венах разгорается пожар.

Очень хорошо знаю это, ведь сама, кажется, тысячу и один раз была в этой квартире. Больше всего я надеюсь, что близнецы не будут помнить ничего. Что заботливые руки уничтожат алтарь, не дав ему родиться. Но к сожалению, я знаю самое главное.

Алтарь — не место. Вечная могила живет внутри. Дожидаюсь, когда за ними закрывается дверь, и, вновь глубоко вдохнув, на этот раз внимательно оглядываю просторный коридор. Представление начинается отсюда, а значит, не стоит торопиться. Кровавые следы на полу — не часть картины. Это решаю сразу же, как только изучаю их подробнее. Просто беспорядочные шаги, попытки Мишки выбежать из квартиры и Палыча — вытащить детей. Но чутье не может подвести.

Он отполировал ручку входной двери. А значит, как бы сейчас ни хотелось выбежать отсюда, что-то должно быть прямо здесь. Оттолкнувшись от стены, медленно прошла в середину помещения. Планировка как и у многих. Стандартная для поселка. Да и богатством Мишка с Машкой никогда не славились. Бывший собутыльник вечно половину зарплаты спускал далеко за пределами квартиры. Может, поэтому тумбочка с зеркалом была родом из постсоветского времени.

Из конца девяностых и начала двухтысячных.

Камень в желудке противно заворочался, забирая всю влагу. По-моему, от каждого вздоха сейчас мои губы трескались. Я наконец увидела. Замотанный в газету рулон обоев возле скромной железной двери стоял, прислоненный в угол. «Российская газета», номер от 31 декабря 2001 года. Мне не нужно было подходить ближе, чтобы знать, что под пожелтевшим краем рулон будет в крупную зеленую полоску.

Восемнадцать лет.

Здесь я точно увидела все, что должна была. И как-то цинично-отстраненно знала, что ждет меня в комнате. Наверное, поэтому шагнула быстро, привычно щелкнув выключателем.

Нет, обои на стенах были не такими, конечно. Но все остальное. Положив голову на бок, сложила на груди руки, откашливаясь.

— Миш, а как ты объяснял, зачем нужна елка? — кивнув на искусственное полунаряженное дерево с красным шаром наверху, медленно выдохнула.

Но, похоже, он меня не слышал. Почему мне сейчас настолько все равно? Сердце словно сковало льдом и я не чувствовала ничего, глядя на обескровленное тело Маши. Хрупкая и веселая когда-то девушка лежала, точно повторяя позу моей матери когда-то, а ее кровь щедро смывала неосторожный меловой круг.

Тем не менее, у него не удалось повторить все в точности.

— Миш, — сжав пальцы на плече, я тряхнула его, — иди вниз. Обещаю, тебе сделают укол и станет лучше.

— Она останется одна, — прохрипел он, смаргивая слезы, — я не могу. Не одна.

— Миш, — надавила сильнее, — я побуду с ней, хорошо? Она меня знает, не боится. Ты знаешь, я ничего плохого ей не сделаю. А твоя помощь нам еще понадобится. Ладно?

Он хмурится, направляя на меня невидящий взгляд. Отходит. Узнаю блеск и туманную муть возле зрачков. Если сейчас поднести фонарик, то можно увидеть песчинки, рассыпанные по глазным яблокам. Потому что это не алкоголь, а сильное и достаточно грубое внушение. Последствия тонкого искусства не так заметны. А вот эти следы говорят лишь о том, что кто-то очень хотел напомнить, с кем мы имеем дело.

Нет, не торопился. Специально насвинячил и побольше. Наконец Мишка разжал, казалось, закоченевшие на руке тела пальцы и кивнул каким-то своим мыслям.

— Да, — не продолжая кивать, Мишка облизал губы, — она тебя любит, Кузнечик. Ей так спокойнее будет, да. А мне к Петьке с Нинкой надо. Их Палыч увел. Я скоро, Мань, — удерживаясь за меня, Мишка все не отводил от тела взгляд, — ты с Кузнечиком, того. Я сейчас.

Кажется, что только когда дверь в квартиру за ним хлопает, я наконец позволяю себе видеть. Пока медленно опускаюсь на корточки рядом с телом, благодарю всех небесных созданий за то, что ничего не чувствую. Ни когда одним движением закрываю посиневшие веки Маши, ни когда убираю ее волосы с шеи, разглядывая тонкие шрамы, нанесенные валяющейся рядом опасной бритвой по сонной артерии.

— И? — хриплый голос вампира привлекает внимание.

— Вот это — угощение для тебя, — киваю вслед вышедшему Мише, — а все остальное ни о чем мне не говорит.

Вампир недоуменно приподнимает бровь. Внутри противно свербит, срывая смешок. Значит, угадала. Он тоже знает, что означает эта сцена.

— Слушай, майор. Эти предметы столько лет заставляли меня умирать заживо, что после того, как это чуть не случилось, не вызывают во мне ничего. Я даже не могу нормально прочувствовать смерть Маши. Прямо сейчас я напоминаю себе вампира больше, чем ты.

— Так, может, он об этом и говорит? — следующий шаг вперед вампир делает как-то слишком медленно.

Усмехнувшись, смотрю на елку. Нет, еще больше интересно, что он застыл посреди комнаты.

— Знаешь, я думаю, что сегодня он вообще не планировал разговаривать со мной. Зато что-то очень рьяно сообщает тебе. И мне сейчас крайне интересно что, — осторожно кладу руку Маши на пол и поднимаюсь на ноги, — ведь картину обнаружили ближе к вечеру, когда ты можешь ее посмотреть. В доме у людей, которых ты знаешь и куда приглашен. Так, может, расскажешь?

Сейчас при всем желании не могу отвлечься от заледеневших голубых глаз. Его взгляд то и дело срывается на тело на полу, а противный камень в желудке шевелится сильнее. Наконец, поджав губы, вампир делает еще шаг, уничтожая кислород вокруг меня.

— Я бы с радостью, schatz. Но тогда нарушу приказ и потеряю доверие полковника, — прищурившись, вампир кладет голову на бок.

— Чей приказ? — тут же вспыхиваю я. — Дяди? Я обсужу с ним и все, вопрос будет закрыт. Рассказывай, нам нельзя терять времени.

— Нет, Schatz, — горло вампира дергается.

Еще секунда, и от злости из моих ушей повалит пар. Да что же такое?! Все нужно тащить клещами. Сильно стиснув зубы, сжимаю руки в кулаки, пытаясь удержать непонятно откуда взявшееся бешенство.

— В ПМВ нет никого важнее и главнее дяди. Не знаю, кому ты служишь, майор, но это дерьмо сейчас может пустить все на тормозах. Дай мне имя, и мы все решим, — как можно медленнее говорю я.

Усмехнувшись, вампир направляет взгляд в стену.

— Майор! — уже практически кричу я.

— Твой, schatz, — с силой сжав глаза, выдает вампир, — это твой приказ.

— Но, — чувствую, что приходится соскребать челюсть с пола, — нет, стоп. Я младше тебя по званию и я не понимаю. Какое-то распоряжение я давала раньше? Что-то из устава ПМВ?

Сергей отрицательно мотает головой, а я не понимаю еще больше. Хмурюсь, пытаясь понять, о чем идет речь, но вампир ни капли не желает мне помочь.

— Давай просто остановимся на том, что это провокация направлена на меня. Его цель ясна — разрушить и без того хрупкое наше сотрудничество. Ты же не купишься на это дерьмо?

Нервно облизнув губы, вновь оглядываюсь на тело Маши. Майор прав. Если это было для него, то явно не несёт мне ничего хорошего. Но оставить информацию в руках только вампира… На такое я точно не могла решиться.

— Ты расскажешь все полковнику, — хрипло произношу я, наблюдая, как вампир кивает, — а заодно обсудишь с ним, как в это можно посвятить меня. И я хочу получить от полковника подтверждение, что он точно все понял.

Вампир вздыхает с каким-то облегчением, окончательно вбивая в мою голову сомнения. Зацепившись за быстро мелькнувшую мысль, действую быстро, пока майор, кажется, все еще в своих мыслях.

— Дай телефон, я свой где-то оставила, — заранее зная, что тот валяется в кармане ветровки на беззвучном режиме дома, демонстративно хлопаю по футболке.

Вампир молча протягивает Iphone 7. Судорожно пытаюсь вспомнить год их выпуска, пока пальцы вбивают номер. Нажав на кнопку вызова, стараюсь не дернуться, терпеливо дожидаясь окончания гудков. Его слух слишком острый, поэтому у меня будет только пара секунд.

— Похоже, дома в ветровке оставила, — разочарованно вздохнув, протягиваю аппарат, — нам сейчас к полковнику, да?

— Да, — кивает вампир, поворачиваясь ко мне спиной, — и по головке нас там не погладят.

Люблю свой организм за то, как он умеет подстраиваться под экстренные ситуации. Оказывается, это умение, несмотря ни на что, сохранилось и сейчас. Видимо, мне действительно становилось лучше. Потому что сейчас, ступая за вампиром, я четко контролировала удары своего сердца. Размеренное дыхание и просто сосредоточенность.

Никаких признаков того, что прямо сейчас хочется приколотить вампира к стене и выбить из него всю информацию.

Как ни странно, я очень хорошо помнила, когда мы обменялись номерами. Да, это был какой-то короткий и трезвый кусочек в моем сознании. Как он забивал мой мобильный, сидя на кухне и переспрашивая цифры. Как я сохраняла его номер.

Но его телефон говорил об обратном

«Жарова».

Не знаю, почему меня так это всполошило. Может быть, потому что он сам так никогда меня не называл? Schatz, Сима. Как угодно, только не «Жарова». На последних гудках я уже почти убедила себя в паранойе. Пока, скинув звонок, не открыла информацию о контакте, быстро переместившись на кнопку «сообщения».

Отказаться от соблазна и пролистать выше оказалось просто. Потому что мурашки, что тут же заскользили по всему телу, в панике умоляли избавиться от ставшего обжигающим телефона в руках.

Я шла вперед, но не видела ничего, кроме букв, приговором светящихся на экране.

«Я знаю».

31 декабря 2016 года. Сообщение.

От меня.


Четыре года назад

Конечно, я была гениальна в своей идее начать избегать вампира, с которым нахожусь каждые день и ночь. Когда у нас ванная одна на двоих, работа, дело, кухня. Когда в туалет не можешь фактически сходить без присутствия кого-то по ту сторону стены. Но в своем стремлении получить клочок собственной свободы я не знала границ. Ночь свободна и нет дела? Почему бы не разобрать архивы 63-го года. Там же как раз лавка такая удобная, под голову папку с делом помягче положишь — красота. День выдался пасмурным и вампиру не спится? Самое время встретиться с Дашкой, дядей, почитать личные дела погибших, перелистать историю вампирских восстаний и самых кровопролитных битв. Миссия окончилась в середине ночи, а мы за пару тысяч километров от Москвы? Осень — самое время под ливнем в темноте осмотреть все достопримечательности в городе. Даже если это единственный затянутый тиной пруд. В конце концов, тонна литературы, что теперь перемещалась со мной, и фонарик решали вопрос постоянно садящейся батарейки.

Вампир скрипел зубами, но устал играть в догонялки за две недели. Конечно, сначала он пытался вытащить меня куда-нибудь, пару раз это были кино, ресторан и даже прыжки с парашютом (последнее, кажется, предложил просто в качестве издевательства, прекрасно зная, что я боюсь высоты). В итоге, каждый раз получая от меня в ответ стандартное «ты не человек», успокоился и перестал строить из себя рыцаря. За что я, если честно, была ему благодарна.

В конце концов очень сложно каждый раз говорить «нет» мужчине, который давно украл твой сон. Даже если он кровопийца. Поэтому сейчас, в очередной раз чихнув то ли от пыли в архиве, то ли от вновь разгорающейся простуды, посильнее запахнув не спасающее от холода пальто, лениво переносила в ноутбук данные о ранних исследованиях вампиров начала XX века.

Вернее, старательно делала вид, что не вырубаюсь, прямо растянувшись на облупившейся плитке. Конечно, обычной мой сон вряд ли можно назвать полноценным, но то, сколько я спала последние две недели, им вообще считать не полагалось. Поэтому сейчас, зарылась между железных стеллажей, до самого потолка набитых бумагами, и меня так и клонило в сон, несмотря на отсутствие отопления и продувающий кирпичные стены ветер. Да, с этим нужно разобраться в ближайшее время. Архив очень быстро перетащили сюда, когда понадобилось больше места для новых групп, но как-то не подрасчитали, что в таком помещении очень быстро все покроется плесенью.

Экран ноутбука заморгал, предупреждая, что батарейка скоро сядет. Захлопнув крышку, нежно погладила исцарапанную серебристую поверхность. Совсем как я. Тоже энергия закончилась. Давящий гул в голове не утихал. Стащив ноутбук с колен, ближе двигаюсь к стеллажу. Завтра с утра забегу домой в душ, а сейчас что-то совсем нет сил.

— Schatz, — почему-то руки, что трясут меня за плечи, даже через пальто кажутся ледяными, — твою мать, Сима!

Почему так дерет горло? Словно кто-то знатно поработал наждачкой, забыв отполировать поверхность. В носу, глотке, во рту до боли сухо, а глаза жжет. В легких вдруг становится слишком мало места, и я кашляю, стараясь освободить его.

— Ты горячая, — ледяная рука ложится на лоб, — что с тобой?

— Позвони дяде, — голос не слушается, и, по-моему, изо рта вырывается только хрип, — я в порядке. Просто жар.

Холодная кожа не исчезает, и я инстинктивно прижимаюсь ближе. Как же хорошо. Разве может быть и жарко, и холодно одновременно? Новый приступ кашля обрушивается на меня, когда я пытаюсь присесть. Видимо, во сне сползла на пол, да так и осталась лежать. Надо же, отключилась на минуту.

— Идти можешь? — сипло спрашивает вампир.

Нервно облизнув губы, сглатываю отсутствующую слюну и морщусь, раздирая горло. Попробовав опереться на плечо вампира, дергаюсь вперед, но ничего не получается. Со стоном разочарования соскальзываю на пол.

Ненавижу свою беспомощность. Быть такой. Самое отвратительное — это немощь. Когда бабушку парализовало, я подумала, что никогда не хочу быть такой. Нуждающейся в чьей-то поддержке. Лучше сразу умереть, чем вот так. Самым большим моим страхом было стать такой или потерять единственное, что у меня есть. Разум. Кажется, что сойти с ума для меня равносильно смерти. Только дуло к виску — единственное лекарство для умалишенного.

— Успокойся, — быстрое касание ледяной ладони на моей спине, — горячий чай с медом в этом времени еще помогает?

— Парацетамол дома в аптечке, — почувствовав напряжение в ладони на спине, послушно закидываю руки за шею вампира, — аспирин с ношпой. И чай.

Сила вампиров увеличивалась с каждым годом их «не жизни». Но при этом, как и у человека, на развитие мускулатуры и интеллекта влияли также образ жизни хищника и внешние факторы. Да, можно было и в пятьсот лет оставаться на уровне новообращенного.

Сергей был не из числа последних. По-моему, вампир даже не особо заметил, что на его шее что-то висит. Кто-то. Одна маленькая и вредная, полная крови напарница. Нервно облизнув губы, сцепила руки, просто привалившись щекой к твердому телу вампира.

— Не считается, — тихо прошептала я, сжимая пальцами натянутую на гружи хищника водолазку, — я не слабая.

— Сегодня можно, schatz, — прохрипел вампир.

Возмущенно ударив его в грудь, чуть не упала от собственного толчка. Как в стену бьешь. Боль от отдачи тут же заставила ныть и без того скулящие кости.

— Не слабая, — настойчиво пробубнила я.

— Поставить на ноги? — перехватив слабо трепахающуюся ладонь, вампир остановился.

Что за надоедливый тип! Возмущение и решительность тут же вышли на передний план, и я забыла об обволакивающем тумане в голове. Найдя силы вскинуть голову, откашлялась, крепче упираясь в грудь вампира.

— Да, — кивнула головой, — не нужно было меня трогать.

То, что вампир так резко опустит меня на землю, было вполне ожидаемо. Тем не менее равновесие я потеряла сразу же, плюхнувшись с высоты полного роста в огромную ледяную лужу. Желание расплакаться жгло глотку, но я просто подобрала под себя ноги, делая вид, что сидеть в луже — любимое мое занятие.

Я не слабая.

— И? — сложив руки на груди, вампир внимательно смотрел на меня. — Продолжишь купаться?

Утвердительно кивнула головой, проводя ладонью по бензиновым кругам, переливающимся на поверхности лужи. Плевать на все. Почти утро. Найдут и заберут в госпиталь. По территории ходят только «свои» вампиры. Никто из них не осмелится причинить мне вред. Хотя насчет парочки я была не так чтобы очень уверена. Но верный ПМ добавлял убедительности аргументам.

— Я хочу помочь, Сим, — усевшись на корточки, вампир буравил меня взглядом.

Поморщившись, судорожно сглотнула слюну. От его взгляда становилось еще холоднее. Почему-то больше всего хотелось, чтобы он ушел. Но непослушные губы вдруг разлепились, выводя слова.

— Почему?

— Что? — не понял вампир.

А я вновь провела по разноцветным кругам в луже.

— Почему ты хочешь помочь?

Вампир нахмурился, положив голову на бок. Его язык нервно зацепил клыки. Человеческий запах в постоянной близости заставлял систему мутации сбоить.

— Ты — глава группы, — медленно начал вампир, а я почувствовала, как что-то, скрепляющее сердце с телом, резко натянулось, рискуя разорваться в любой момент, — исследователь феномена вампиризма и создатель проекта группа А. Без тебя достижение мирного существования и уничтожение Самсона невозможно. Это же просто, — нахмурился Сергей, заглядывая мне в лицо, — разве нет?

Очень. Звук, с которым мое сердце сейчас вылетело из груди и искупалось в луже собственной крови, растоптанной его ногами, оглушил меня, заставляя согнуться от поразившей внутренности боли. Хотя, может, это просто кашель? Мы, люди, часто любим гиперболизировать проблемы. Закрыв грязными ладонями лицо, я отвернулась, прижимая колени крепче к груди.

— Уходи, — онемевшими губами прошептала я, — пожалуйста.

— На твои истерики нет времени, — прошипел вампир, одним движением сгребая меня за шиворот.

Вялые попытки сопротивления были проигнорированы. Перекинув меня через плечо, словно я мешок с картошкой, вампир быстро шагал вперед. Довыеживалась, Сима. В итоге пальто висело чуть ли не на носу, рубашка скатилась к груди, и, промерзая до костей, я просто мечтала скорее оказаться дома.

Естественно, глупое сознание от плавного движения тут же поспешило покинуть меня. Поэтому когда с меня грубо сдернули пальто, я вновь чуть не повалилась на пол в попытках понять, где нахожусь. Вампир не оставлял шансов. Вытащив телефон из кармана брюк, кинул его на тумбочку, в обуви волоком затащив меня в ванную.

— Я сама, — попыталась высвободиться, но тут же была перехвачена жесткой рукой.

— Помолчи уже, — прорычал вампир, сдирая с меня блузку.

Конечно, за четыреста лет у него явно достаточно сноровки раздевать барышень. Потому что уже через несколько секунд, неловко прикрываясь руками, я сидела в ванной, заливаемая потоками воды из душа. Захлебываясь, закашлялась, но вампир, кажется, не заметил. Смыв с меня всю грязь, что я успела вытащить из лужи, оставив волосы спутанным комком так и мокнуть на моей спине, Сергей подхватил меня под мышки, быстро завернув полотенцем.

Кажется, я стала приходить в себя, лишь когда щека наконец коснулась подушки. Механически засунув в рот все протянутые вампиром таблетки, запила и тут же погрузилась в беспокойный болезненный сон.

Глава 15

Они помнили. Жидкое пламя ненависти вновь разливалось по венам, пока, прижав колени к груди, забравшись с ногами на скрипучий диван Палыча, я рассматривала две маленькие обнявшие друг друга фигурки. Обычно шустрые и вездесущие близнецы сейчас были похожи на маленькие тени самих себя. Почему-то все дружно решили, что оставить их ненадолго со мной — самый хороший вариант. Я же была согласна с врачами — детям как можно быстрее нужна помощь профессионала.

Но вампиру на это было плевать.

Куда же вытрясли весь мой рационализм? Стоило войти в дом и встретиться с двумя парами абсолютно сухих зеленых глаз, как лед, так удачно охраняющий меня от очередного помешательства, взорвался тысячей осколков. Они не плакали, не говорили. Просто сидели, боясь расстаться хотя бы на минуту. Кажется, что сейчас вся опора мира этих маленьких детей заключалась друг в друге. Медсестра успела поставить им успокоительное, но, по-моему, состояние шока у ребят еще не прошло.

Очень хотелось сейчас, чтобы все они оказались правы, решив оставить меня. Я-то была в такой ситуации. Я-то знаю. Только вот это ни черта не так.

Я помнила лишь их тела.

Мою мать на моих глазах не убил отец.

Медленно выдохнув, вытянула ноги, осторожно ступив на пол. Они же такие маленькие. Нервно облизнув губы, пытаясь не растерять решительность, осторожно прохромала в угол, где не моргая смотрели на меня близнецы. Мельком заметила, что их успели переодеть и умыть. Хоть что-то. Детям было лет двенадцать, я не могла вспомнить, сколько именно, но почему-то это не давало и капли облегчения. Опустившись на колени, я замерла, не понимая, что делать дальше.

Да, так бывает. Ты всю жизнь изучаешь поведение вампиров, природу их чувств. И вдруг сталкиваешься с маленьким ребенком, понятия не имея, о чем он сейчас думает. Еще эти морально-этические вопросы некстати лезут в голову. Что-то вроде того, а как гуманнее? Оставить им их воспоминания или убрать их с помощью вампира? Как правильно?

Почему-то очень хотелось поступить именно так. Правильно. Но я понятия не имела сейчас, что значит это слово. Что говорить? Продолжать молчать? Но это не подходит, ведь несмотря ни на что они смотрят на меня. Цепляются друг за друга, но умоляют меня сказать им что-то. Пульс стучался о пол, окончательно поселившись в пятках, а небо от сухости, кажется, уже покрылось трещинами.

— Кузнечик, — от тонкого Петькиного голоса я вздрогнула, а Нина отзеркалила мое движение, крепче прижимаясь к брату, — мамы нет?

Поджав губы, я медленно закрыла глаза, не в силах выдерживать блестящий выступившими слезами взгляд Петьки. В лицо сразу ударил жар, заставляя влагу проступать сквозь ресницы. Часто заморгав и вдохнув поглубже, я протянула руку, положив ладонь на белобрысую голову мальчика.

— Когда я была маленькой, — медленно прохрипела я, пытаясь удержать рвущийся наружу ком, — чуть младше вас, моих родителей убило нечто злое. Я, — закашлявшись, поморщилась, потрепав мальчика по голове, — я не могу обещать, что вы забудете ее или что когда-то будет легче. Но я точно знаю, что ваша жизнь продолжается. Потому что я вижу это, — сжав две маленькие ручки, крепко прижимаю к себе, пытаясь убедить саму себя в том, что говорю, — вы вырастете. Ты, Ниночка, как и хотела, уедешь в Москву и будешь шить самые красивые платья, а ты, Петь, станешь гонщиком. Я верю в это. Потому что этот день, каким бы ужасным ни был, несмотря ни на что, сделает вас сильнее, — моргнув набежавшие слезы, быстро прижала головы хныкающих детей к себе, — вы видели самое страшное, что может произойти в жизни. Поэтому больше никогда и ничего не будете бояться. Я знаю, что вы чувствуете. Но нужно потерпеть.

Облокотившись на стену, чувствуя, что сама уже сотрясаясь в сдерживаемых рыданиях, осторожно поцеловала две белые макушки. Конечно, сейчас стоило рассказать о том, что мама будет оберегать их с небес. Или о том, что жизнь вечна. Не знаю. Я не помню, какую бурду втирали мне взрослые. Прямо сейчас я хотела сказать правду. Потому что им нужна она. Правда. Не сказочные истории про небеса, на которые по непонятным причинам съехала мама, бросив их. И пусть меня забьют тапками все психологи. Прямо сейчас мне очень хотелось, чтобы эти дети поверили в себя.

— Ваш папа не виноват, — тихо прошептала я, — иногда глаза врут. Кое-что плохое управляло им.

Петька с непониманием отстранился, нахмурившись. Ну да, это фразу, скорее всего, они слышали часто. Зеленый змий, демоны и прочая чепуха, которой забивали голову детям. Тряхнув головой, нервно коснулась языком неба, не отрывая взгляд.

— Слушай, я знаю, как это звучит. Но с этим я сражаюсь столько, сколько себя помню. Оно реально. И оно заставила вашего папу не понимать, что он делает, — не зная, как объяснить, пробормотала я.

— Оно убило твоих родителей? — сжав мое плечо, Нина оторвала щеку от моего лица.

— Да, — кивнула я, — оно страшное, но мы его поймаем. Чтобы у всех были мамы и папы.

Диван скрипнул, привлекая наше внимание. Все три головы резко уставились на положившего на колени руки вампира. Черты лица майора стали мягче, а кожа приобрела здоровый румянец. Это для них. Прямо сейчас я была благодарна майору. В чистой одежде, немного растрепанный, он выглядел совсем по-домашнему. Пусть он делал это ради цели, но так за детей становилось спокойнее. Поймав его взгляд, медленно кивнула. Потянула Петьку за руку, отвлекая мальчика на себя.

— Ты знаешь, что такое гипноз? — ассоциация пришла в голову сама, а Петька тут же прищурился, заинтересованно вглядываясь в меня. — Сейчас майор Вагнер посмотрит, что вы помните. Это не больно, совсем.

— А ты? — Петька нахмурился.

— Посижу здесь, не бойся. Только, — кивнула на блестящую цепочку на его шее, — крестик надо снять.

Нина осторожно коснулась моих волос.

— Зачем, Кузнечик? — робко прошептала она, а я кинула взгляд на вампира, призывая того помочь.

Сергей выдал робкую улыбку, не двигаясь с места.

— А это как рентген, — спокойно сказал вампир, — вы же знаете, что это такое?

Дети переглянулись, а у меня во рту вновь стало сухо.

— Петька, когда ногу сломал, ему делали. Все просили снять, — серьезно ответила Нина, стягивая цепочку, а я сдержала вздох облегчения, — сначала кто идет?

Близнецы переглянулись, а вампир молча продолжал разглядывать меня. Медленно отрицательно покачала головой. Пусть решают сами. Я не собиралась в это вмешиваться, а тем более — дать вмешаться вампиру. Сейчас у этих ребят нет никого, кроме друг друга.

— Я, — решительно кивнул Петька, стащив цепочку и протянув ее Нине.

Одобрительно похлопав мальчика по плечу, удобнее устроилась с Ниной на полу, обнявшись. Высоко подняв голову, Петька смело сел на диван рядом с вампиром, лишь раз кинув на меня взгляд. Смелый парень. Настоящий защитник сестре. Нина чуть сильнее сжала свою руку, а я успокаивающе погладила девочку по голове. Сергей улыбнулся Петьке, быстро кивнув на Нину.

— Сим, может, девочке стоит отдохнуть? — как можно мягче спросил он.

Снова отрицательно помотала головой.

— Нина посмотрит, что ты не делаешь с ее братом ничего страшного, и не будет сама бояться, — с нажимом сказала я.

Вампир кивнул. Ничего страшного, заодно и я буду спокойна, что с мальчиком все в порядке. Рука вампира легко легла на плечо Петьки. Мальчик повернулся и, встретившись со взглядом вампира, замер. Видимо, меня Вагнер посвящать в свой мысленный диалог не собирался. Потому что абсолютно расслабленное лицо Петьки немигающим взглядом было направлено к вампиру уже пару минут, а никаких звуков, кроме моего колотящегося сердца, так и не прозвучало. Мышцы вампира напряглись на секунду, а лицо ожесточилось, заставляя пульс сбиться с ритма. Но секунда, и наваждение пропало. Петька уже активно тряс головой, а вампир задумчиво сверлил взглядом стену.

— Нину не надо, — прохрипел вампир, поднимаясь на ноги, — пошли.

Девчонка тут же клещами вцепилась мне в шею, а я в очередной раз раздраженно выдохнула.

— Палыч за дверью ждет, — не оборачиваясь, вампир направился к выходу.

Уговорив детей обратно надеть крестики и, повинуясь внутреннему голосу, объяснив, как серебряная цепочка может им помочь, в последний раз обняла близнецов за шеи. Дети притихли. Маленькие лица посерьезнели, но больше не выглядели потерянными. Да, наверное, это неправильно — вручать ответственность за свою жизнь в руки ребенка. Но у них не было выбора. У меня не было.

Теперь и они одни.


Погрузившись в мысли о детях, я очнулась лишь от толчка в плечо. Виновато опустив глаза, избегая взгляда полковника, вернула лицу максимально сосредоточенное выражение. В моем маленьком доме было слишком мало места для трех взрослых человек. Вернее, двух и вампира. Почему лезут вопросы о том, где я буду жить, когда все закончится?

Дом станет полностью моим после смерти майора.

Но, по-моему, это слишком амбициозно — рассчитывать, что смогу без посторонней помощи разобраться с ним. С другой стороны, почему бы просто не выбрать избегание? Закончим дело, и я снова постараюсь исчезнуть куда-нибудь подальше. Где нет вампиров, а самой большой проблемой будет являться дневное солнце, и пара тысяч на еду.

Оставить вампира в живых. Старого и мощного, что еще вдобавок знает о ПМВ так много. Нет, кажется, я повешу на себя табличку «самоубийца» и брошусь на него, как только расправимся с Самсоном.

Раздражающий «тик-так» на стене. Разве часы могут идти так громко? Это же долбаный отбойный молоток. А еще говорят, что время незаметно. Почему-то сейчас каждая секунда бьет болью по мозгам. Запоздало понимаю, что сегодня не принимала таблетки. Плохая Сима. А обещала снова быть хорошей.

— Сима, — голос дяди заставил вздрогнуть, надавав пощечин затуманенному разуму, — я хочу услышать что-то более вразумительное.

— Я тоже, — пожимаю плечами, но, завидев взгляд полковника, что врезался в мою переносицу, тут же заталкиваю слова обратно, — коротко. Послание было адресовано майору. Автор, скорее всего, не сам Самсон, — нахмурившись, киваю сама себе, — Миша пил, позавчера я видела его в магазине.

— Алкоголь нейтрализует действие 47-й, — сложив руки на груди, произносит вампир, а я вновь киваю, не оборачиваясь.

— Ослабевает, — поэтому кто-то очень любил поить меня шампанским, — внушение, на мой взгляд, выполнено грубо. Нечеткие линие, неточности, «песок» в глазах. Плюс Михаил пришел в сознание до того, как убил себя, —закончила я, нервно облизывая губы, — это мое заключение. Вампир, делавший это, действовал по приказу Самсона. Но это не он.

Полковник задумчиво посмотрел над моей головой. Гляделки с вампиром. Очень хорошо они придумали. Сима им все вываливай, а сама ходи и лишних вопросов не задавай. Скрипнув от злости зубами, прикрыла глаза.

— Точнее будет ясно после результата анализа Мишки. Но я уверена, что его образцы не совпадут с моими, — медленно продолжила я, — этому вампиру от силы лет десять. Я бы даже рискнула предположить, что он новообращенный, но тогда странно, что нет следов укусов.

Полковник вновь метнул взгляд поверх моей головы. Отлично просто. Теперь моим словам верят, если их подтверждает кровосос. Чувство обиды противно заворочалось внутри. Дожила, Сима. Родной дядя полагается на вампира больше, чем на тебя.

— Ты говорила, что Михаил — подарок мне, — спокойный голос раздался за спиной, а я нервно облизнула губы, поведя плечами.

Ледяной взгляд ударил между лопаток, старательно прожигая дырку на месте позвонков. Это он умеет. Решусь на ремонт, позову вместо перфоратора.

— Думаю, что подарок тебе — это Петя. Если восстанавливать картину в точности, то после того, как Миша убил Машу, он должен был убить себя. Второй меловой круг был уже нарисован, помнишь? Нина выполняла мою роль. А вот Петька, похоже, приготовлен тебе. Как в целом вся картина, — закончила пояснение я, — вы все от меня узнали? Могу идти, чтобы посекретничали?

Дядя теряется. Нет, выражение его лица нисколько не изменилось — все так же суров и собран. Это я научилась видеть по глазам. Ресницы дрогнули едва заметно. Словно нервный тик. Даже не моргнул. Судорожное движение, что тут же кидает тень на щеки. А следом — медленное движение кадыка над туго застегнутой рубашкой. Полковник мог прятать эмоции от кого угодно, но только не от меня. Маленькие бисеринки пота у самой кромки волос, и, не выдержав, я все же позволяю вырваться усмешке.

— Я с предельной осторожностью отношусь к своим распоряжениям, — прикусив кончик языка, тут же убрала его, радуясь кратковременной поясняющей боли, — но я уверена, что у вас есть что-то, что объяснит, не нарушая их, как я могла быть знакома с майором в 2016-м году.

А вот теперь, кажется, даже тик-так заткнулся. Потому что сейчас в ушах я слышала неровный ритм биения сердца дяди. Наверное, пару дней назад это меня испугало бы. Сейчас я была готова на все ради достижения цели. Тонкая струйка пота скатилась по виску мужчины, а я медленно выдохнула, ожидая его решения. Мне не было страшно. Вот смотреть в глаза близнецам, что из-за недомолвок и ошибок потеряли родителей — очень. А сейчас… мы потеряли всех. Глупо было пытаться уберечь друг друга, зная, что тогда мир будет разрушен.

— Полковник, — подал голос вампир, а дядя тут же напрягся, вытянув вперед руку.

Указав пальцем на вампира, полковник прищурился, положив голову на бок. Шагаю в сторону. Сейчас крайне неприятно находиться между ними. Бешено колотящееся и молчащее сердце. Это я должна была увидеть со стороны, если хотела действительно получить информацию.

— Я знал, что ты вытащишь это дерьмо, — прошипел дядя, а угол рта вампира дрогнул, — ты уверял, что все будет в порядке.

Класс. Стараясь не рассмеяться вслух, отошла еще дальше, привалившись головой к стене. Вот он, ящик Пандоры. Кручу ручку, он открывается, но вместо клоуна на пружинке выскакивают скелеты из шкафов остатков моей семьи.

— Все и так в порядке, — пожимает плечами Сергей, кивая в мою сторону, — Сима жива, выглядит лучше, чем обычно. А предполагать, что племянница не будет задавать вопросов — это лично твоя глупость, Шукшин. Schatz, — вампир поворачивается ко мне, — тебе достаточно будет своих слов для того, чтобы не копаться дальше?

Несмотря на все внешнее спокойствие и то, что активно демонстрирует вампир, я прекрасно понимаю, что это не так. Кончик его языка ходит по клыкам — это едва заметно, если не приглядываться специально. Дыхание почти отсутствует — контроль над телом временно потерян. Он слишком сильно сосредоточен. Но я делаю вид, что не замечаю этого. Лишь положив голову на бок хмурюсь, показываю недоумение.

— Моих?

Полковник матерится сквозь зубы и падает на кресло, стоящее возле кровати. Дом крошечный, но так как комната одна, позволяет нам немного передвигаться. Вампир даже не смотрит в его сторону. Если Шукшин не отрицает, значит, карт-бланш в руках майора. В руке. Той самой, что сейчас протягивает мне его телефон.

— В альбоме только одно видео и ничего больше нет, — облизнув губы, делаю шаг навстречу, смыкая пальцы на прохладной поверхности, — посмотри.

Вздохнув, разворачиваюсь и ухожу на кухню. Это явно не тот момент, когда я хочу, чтобы они видели мои эмоции. Пальцы разблокируют экран. И новый удар пронзает сознание. Я знаю код блокировки? От этой мысли становится слишком жарко, и я распахиваю на всю окно. Вечерний воздух холодит кожу и мягко поглаживает, успокаивая. Не церемонясь, запрыгиваю на подоконник, позволяя спине ощущать движение ветра.

Вампир не соврал. Ни одного фото. Ничего. Чистый лист. Только видео. От заставки сводит зубы. Трясущимся пальцем жму на плей. Первую минуту не могу сосредоточиться на голосе. Рассматриваю собственное лицо, чувствуя, как внутри взрывается комок боли. Красивая. Очень печальная — уголки губ опущены, не смотрю прямо в камеру, а ресницы подрагивают. Постоянно дергаю пальцами челку и скольжу языком по губам.

Снова перематываю видео в начало, стерев с экрана мокрую каплю. Так тают ледяные осколки, высыпающиеся из моих глаз. Вновь пытаюсь сосредоточится на голосе. Но куда там. Ровная осанка, уверенный взгляд. Немного потухший, но, несомненно, решительный. Не сомневаюсь ни в чем. Я точно знаю, что поступаю правильно. Ничего не боюсь.

Дура.

Новая попытка. На секунду задерживаю палец прежде, чем нажать плей. Нужно побольше кислорода. Разворачиваюсь на подоконнике, свесив ноги на улицу. Да. Ветер оглаживает щеки, высушивая набежавшие ледяные дорожки. Так точно лучше. Мне хватит сил. Поднеся телефон к уху ближе, наконец вновь нажимаю на плей, закрыв глаза.

«Привет, Сим», — голос хриплый, кашляющий. Да, я однозначно чем-то расстроена. «Я очень рассчитываю, что эта запись тебе никогда не понадобится. Что у меня, — запинаюсь, подбирая слова, — у тебя все получится. Но слишком хорошо знаю себя, чтобы не перестраховаться». Дальше шуршание, видимо, устраиваюсь удобнее, приготавливаясь к монологу. Мысленно киваю самой себе. Поведение типичное, слегка нервное, но никаких отличных от обычного состояния признаков.

«В связи с угрозой, нависшей над нашим проектом, я приняла решение изменить определенную сеть в своих воспоминаниях. На протяжении пяти дней мои показатели ежедневно будут сниматься специалистами для того, чтобы не было сомнений в моей разумности и непредвзятости. Данные материалы ты можешь получить у полковника. Ты не найдешь там следов воздействия. Также на протяжении этого времени с объектом, что будет производить внушение, будут обсуждены все опасно граничащие точки. Они так же задокументированы и переданы дяде для проведения тестирования после операции внушения. Сама сеть не представляет значения для исследований и является исключительно угрозой моральному и психическому состоянию исследователя. Все материалы исследований, включающие в себя стертые события, будут сохранены под грифом «секретно». Ты к ним иметь доступа не будешь. Поверь, другого варианта сохранить жизнь проекта и продолжить работать над ним просто нет. Я не могу поставить жизни людей под угрозу предвзятости», — злость высушивает слюну, не давая мыслить ясно.

Дура. Больная дура. Готова зарычать и разбить телефон вдребезги. Я не могла этого сделать. Кто угодно, но я точно не могла. Открываю глаза, а изображение беззаботно улыбается мне. Рык сам вылетает из горла. Мельком смотрю дату создания видео.

31 декабря 2016 года.

Просто отлично.

Подскакиваю с подоконника, быстро хромая обратно в комнату. Найти в себе сил передать телефон из рук в руки не могу — просто кидаю тот на кровать. Вампир все так же строит из себя ледяную статую, а дядя занимается его пародированием. Просто отлично. Крошащаяся эмаль скрипит на зубах, а я медленно выдыхаю, оперевшись на дверной косяк.

— Мне нужно все. Каждый мой чих, что был зафиксирован. Все контакты с тридцать первого декабря и до пятого января. Кто проводил исследования, с кем говорила, завтракала, в какую сторону смотрела, сколько раз ходила в туалет, — шиплю я, со злостью ударяя кулаком в стену.

— Все это подтверждает, что ты не была под внушением, schatz, — спокойно произносит вампир, а я хочу выдрать ему глотку.

Уходят все силы на то, чтобы до боли вцепиться в дверной косяк.

— А люди, что мне их делали? Или перевозчики анализов в лабораторию, м? Или тот, кто распечатывал результаты? — шиплю, чувствуя, как сворачиваются внутренности. — Вы не понимаете. Вы не знаете, что такое, когда тебя рвут на части, — чувствую, что срываюсь на крик, но не могу остановиться, — я сошла с ума. Двинулась. Это хуже смерти. Я помню каждую минуту проведенную там, как сраную вечность, — чувствую, как мокрые дорожки скользят по щекам, но не позволяю себе сорваться снова, — я столько раз подносила пистолет к своему виску. Но ни разу так и не смогла вышибить из себя эти воспоминания, дядя, — поджав губы, громко сглотнула слюну, — неужели ты думаешь, что что-то может быть страшнее разрывающегося на части тела?

Полковник, белый как мел, не смотрит в мою сторону. А я не могу смотреть на вампира. Никуда не могу. Только смаргиваю пелену перед глазами, возвращая себе спокойствие.

— Так вот, я знаю. Не может. А учитывая, что физически на видео я выгляжу полностью целой, я намерена доказать, что на момент записи находилась под внушением, — вампир напряженно поджимает губы, а я упираюсь лбом в дверной косяк.

— Мне нужны материалы, — тихо шепчу я, — знаю, что там я кажусь более адекватной, чем сейчас. Но я докажу. Я бы никогда не стерла и крупицы из своей памяти. Потому что важно все, — слюна уходит тяжело по глотке, а я морщусь, возвращаясь обратно, — я что-то нашла. Что-то слишком важное. Не поняла этого, но оно было у меня в руках.

— Я не смогу вернуть тебе память, — тихий голос вампира заставил подпрыгнуть на месте, задыхаясь.

— Уверена, что все, что мне нужно, есть в моих материалах под грифом «секретно», — ухватившись пальцами за шею, судорожно вздыхаю, — а пока я ищу доказательства внушения, мне придется попросить вас заняться копанием в моем грязном белье.

Глава 16

Четыре года назад

Торжественно вынесенный диагноз «правосторонняя пневмония», по-моему, даже обрадовал дядю. Серьезно. Мой старикан с удовольствием запер меня в госпитале, выписав пропуск на Дашку, и дважды в день торжественно начищал мандарины возле моей кровати. У него даже лицо порозовело. Не то чтобы в пятьдесят с хвостиком можно быть старым, но сейчас полковник больше походил на себя в молодости, чем последние пять лет. Запретив мне работать и таская книги исключительно художественного содержания, дядя упорно двигался к своей мечте — разрушить мой проект. Другие группы благополучно выполняли функции группы А, о чем каждый раз полковник не забывал упомянуть. Мол, его девочка могла бы и дома посидеть с бумажками, управляя всем этим процессом без «погружения».

Проблема в том, что даже сам человек за все время существования мира не был изучен окончательно. Что говорить о вампирах, которых больше препарировали как лягушек, не задумываясь о вопросах внутреннего устройства. Ведь это сложный, хоть и мертвый, но думающий организм. Да, мы назвали это «феноменом», но ведь были и рожденные вампиры. А если существо растет, дышит и питается — то оно живое. Конечно, считалось, что вампирам не свойственна смерть, но ведь если его разрушали солнечные лучи, то, вполне возможно, вампиры были не «бессмертными», а просто более долгоживущими? Но всю эту философию трогать как раз было опасно. Ведь в этом случае каждый раз начинаешь приравнивать их к людям.

Нужно было оставаться в полях. Продолжать взаимообучение, в этом я была уверена. А сидя в кабинете я сделаю лишь то же, что и мой отец — остановлю едва показавшиеся из-под земли листики, решив, что это финал растения, что на самом деле может принести большие и сочные плоды.

Тем более, что в отличие от вампиров, времени у нас было в обрез.

Поэтому два раза в день стабильно я пыталась отпроситься у врача домой. Но тот был непреклонен. Пятно в легких появилось давно и было достаточно запущенным, а вследствие постоянных простуд и случился такой рецидив. Поэтому пятый день единственным моим развлечением было невидящим взглядом перелистывать страницы романа, что я с удовольствием прочла бы на воле. Температура спала практически на нет вчера, и я считала себя достаточно здоровой до попыток подняться с кровати. В такие моменты я, покачиваясь, шла, удерживаясь за стенки, в уборную и проклинала собственную слабость.

Из плюсов лишь тишина и отдельная палата. Из минусов — все остальное. Исследования сейчас проходили ставшим стандартным ритуалом перед сном. Пересчитать, все ли трещины на потолке на месте. Если что, на посеревшей побелке их было тридцать пять маленьких и три размером больше ладони. По жужжанию определить биологический период мух на окне. Слушать шаги медсестры по коридору и прогнозировать остроту боли укола завтра утром. Ну и мое любимое, по утихшему запаху столовки угадать, чем кормили сегодня на обед, что я стабильно просыпаю.

Луна светила сегодня удивительно ярко, поэтому количество трещин сошлось с первого раза. Разочарованно вздохнув, сползла ниже, накрываясь кусачим одеялом по самое горло. Дурацкая привычка и в жару, и в холод спать под ватным добавляла остроты моей ночной бессоннице. Эхо знакомого, едва слышного касания мягкой подошвы о больничную плитку вызвало лишний удар сердца. Очень хочется по-детски притвориться спящей. Даже на секунду закрываю глаза, поддавшись слабости.

Но разве можно так просто обмануть вампира?

Поэтому, на всякий случай отхлебнув из верной бутылочки с надписью «концентрат 47» (моя новая разработка, сжиженная сыворотка), до хруста в кончиках пальцев вытягиваю ноги. Дверь открывается на секунду, позволяя искусственному свету из коридора проникнуть в палату, на мгновение очертив контуры вампира.

Не решаюсь заговорить первой. В последнее время мы общались лишь на заданиях, и то по делу. Наверное, только сейчас стала понимать, насколько много посторонних тем цепляли раньше. Конечно, они не мешали основной миссии, ведь именно в таких разговорах мы с вампиром лучше понимали логику мыслей и чувств друг друга.

Поэтому я это и прекратила.

Вампир никогда бы не пошел на это. Не поставил миссию под угрозу из-за какой-то внутренней слабости. Но я старательно уговаривала себя, что это временно. Надо признать, что достаточно успешно. Ведь сейчас продолжала смотреть в потолок, ощущая каждой клеточкой тела приближение хищника.

Мягкое движение стула. Почти неслышное, но достаточное для того, чтобы кровь прилила к лицу. Скрип подошвы и короткий стул ножек, когда вампир опустился на него. Шорох одежды. Движение ткани по его телу. Не смотрю, но прекрасно знаю, что вампир облокотился на колени, а футболка плотно обхватила мышцы на его руках. От этой картины в мозгу, подкрепленной ароматом его парфюма, кружится голова.

Я соскучилась.

Нервная дрожь касается кончиков пальцев, а тугой ком, что стоял в горле, превращается в жар и стремительно направляется в низ живота, цепляя все на своем пути. Огонь собственной глупости расползается по телу, вступая в вечную борьбу между чувствами и разумом. Звук его дыхания принуждает разум биться в панике, крича глупому телу, что он не человек.

Очередной удар сердца звуковой волной гудящей в венах крови глушит его.

— Что случилось? — разлепив наконец сросшиеся друг с другом губы, выжимаю из себя привычную фразу.

Именно так. Никаких приветствий, имен. Никаких лишних слов. Все это фальшь для хищника. Его флер, что он напускает на людей, заставляя считать себя человеком. Несмотря на гул крови в ушах и узел, что готов разорвать меня на части где-то в низу живота.

Нужно найти себе кого-то. Срочно. Кого-то живого. Задуматься о том, о чем мечтает дядя. Серьезные отношения, построение какой-то семьи. Я и не помню, что это такое. Но я все еще человек.

Тень на стуле продолжает молчать. В свете луны виден лишь блеск прищуренных глаз. А по горящей на лице коже точно знаю — он смотрит на меня. Хрип, вырвавшийся из его горла, отзывается волнительной дрожью. Что?

— Мало, — выдавливает из себя вампир, а я сажусь на кровати.

Недавно ярко освещавшая комнату луна явно встает на его сторону. Потому что сейчас в полной темноте я не вижу ничего. Чувствую приподнимающиеся на коже волоски и нервно сглатываю слюну. Тут же готова подпрыгнуть от нового звука — он тоже делает это. Слышу, как дергается его горло, прогоняя собравшуюся слюну. Почему-то сейчас мне кажется это откровением.

Разум в попытках найти ответ на вопрос, что происходит, перебирает тысячу и одну версию. Я сдаюсь на тысяче второй. В попытках и в контроле. Почему-то дрожат колени. По-моему, на третьем «почему-то» я откровенно себе лгу.

— Знаешь, schatz, — голос вампира тут же задевает натянутые внутри струны, что отдаются тихой болью где-то в самой глубине, — я завидую.

Нахмурившись, нервно касаюсь языком губ и тут же вздрагиваю. Слишком резкое движение в темноте. Вампир всего-лишь запустил пальцы в волосы. Но сделал это слишком… по человечески? Эмоционально? Как? Я уверена, что он не притворяется в этот момент. Слишком рваное и непродуманное. Резкое, на грани.

Мой разум своей грани точно достиг.

— Не понимаю, — как можно спокойнее говорю я.

Холодею. Он смеется, устраивая контрастный душ собственным потом моему лицу. Молча снова повторяю свои слова себе. Немая сцена затягивается, а я поджимаю пальцы ног. Дурацкая привычка. Ребенок внутри боится хищника перед собой.

Здравомыслящий взрослый — спит.

— Я тоже, schatz, — усмешка, а горячая дрожь возвращается по его приказу, — почему тебя хочется больше?

В горле мгновенно пересыхает, а пальцы медленно охватывают успокоительный ствол ПМа. Достаточно отрезвляющее чувство. Но он не двигается. Лишь медленно провожает мою руку взглядом. Я знаю это, потому что кожа горит. Сильнее в том месте, где он коснулся взглядом.

— Не так, schatz, — слышу, как слова царапают его горло, посылая нервные импульсы до самых кончиков волос, — глупая Сима. Хотя бы понимаешь, что с тобой происходит.

Кажется, что я больше никогда не смогу дышать. Его слова выбивают воздух из легких. При попытке вдохнуть я словно пропитываюсь им. Его запахом. Присутствием. Его словами, что горячими волнами растекаются по венам. Невыносимо горячо. Я знаю, что его тело несет спасительный холод. В ответ на эту мысль — судорога внутри. Боль, сладкая и отравляющая существо где-то в низу живота.

— Сергей, — медленно говорю я и запинаюсь.

Он слишком резко втягивает воздух. Первый раз. Во рту становится сухо, а язык судорожно не может найти себе места. Мне тесно в собственной коже. Не могу закончить фразу, потому что никогда не вспомню, что хотела сказать. Самое важное уже вылетело.

Его имя. Впервые с момента встречи я назвала его по имени. Ужасное одеяло колется еще больше, раздражая вмиг ставшую чувствительной кожу. Задыхаюсь, когда его пальцы обводят вытянутую из-под одеяла щиколотку. Он не дает и секунды опомниться. Посылая по телу миллиард микроразрядов, двигается выше, сбивая ненавистное одеяло. Прохладные пальцы останавливаются лишь на середине бедра, сжимая до дрожи в ресницах. Тело отказывается подчиняться разуму. Выгибаюсь ему навстречу, не в силах сдержать стон.

Скрип кровати, и он нависает надо мной. Тяну за ткань футболки к себе, но она не поддается. Вампир садится, но не успеваю я разочарованно вздохнуть, как его пальцы поддевают резинку свободных пижамных штанов, резко стаскивая. Ткань царапает кожу, и я ерзаю в попытке придвинуться ближе.

Подхватив меня под бедра, двигает на себя, разводя ноги в стороны. Голень касается толстой ткани джинсов, а я разочарованно хнычу. Не хочу так. Пытаюсь подняться, но его ладонь фиксирует голову, пока вторая сгибает ногу. Обжигающий язык касается кожи на впадинке рядом с коленом, выписывая безумный танец. Заставляя все мое существо тут же судорогой забиться внутри. Мне жарко. Безумно. До одурения хочется его кожи, но он управляет мной.

И впервые от потери контроля я получаю такое удовольствие.

Большой палец соскальзывает с моей щеки, надавливая на нижнюю губу. Открываю рот и тут же задыхаюсь снова, когда он проникает внутрь. Несмело касаясь пальца языком, слышу его выдох. Становлюсь резче. Обхватываю губами сильнее, посасывая. Схожу с ума. Я готова кончить. От чертова пальца. Во рту.

Я была права, решив, что дышать больше не смогу. Когда его рука проникает под тонкую ткань трусиков, ловлю искры, что тут же оглушают сознание. Палец надавливает на зудящий невыплеснутым удовольствием бугорок, а я прикусываю его палец от переполняющих тело взрывающихся нервных клеток. Хочу его. Там. Сейчас так правильно. Я готова убивать ту себя, что сознательно лишала себя этого удовольствия.

— Детка, ты всех разбудишь, — хрипит он, вынимая палец изо рта и тут же закрывая рот ладонью.

Вцепляюсь зубами в услужливо поданную руку, когда его палец скользит между влажных складок, с легкостью проникая внутрь. От моего беспорядочного метания верх пижамы сбивается, скатываясь на груди. Жалящие поцелуи прокладывают дорожку по моему животу, а я погружаю пальцы в его волосы. Безумие.

Пальцы вампира внутри, скользят, выбивая стоны, а я знаю, что соберется мокрое пятно. Плевать. Тяну его волосы, глажу, вымаливаю не останавливаться. Но я ничего не решаю.

— Сними, — хрипло произносит он, а я послушно стягиваю пижаму, позволяя прохладному воздуху коснуться стонущей кожи.

Его рот находит сосок, тут же втягивая. Касание клыков сводит с ума, натягивая напряжение до предела. Больше не выдержу. Не могу больше. Ткань на его теле слишком неправильная. Она колется, раздражает. Мешает не дышать. Ворочаюсь, пытаясь потянуть за края футболки, но его рука стягивает мои кисти вместе, фиксируя над головой.

Он оказывается слишком высоко. Его возбуждение упирается в мое бедро, а глаза блестят напротив моих. Тянусь, поцелуем касаясь острой скулы. Обвожу языком. Всем телом выгибаюсь навстречу, прижимаю, разочарованно опадая обратно. Гребаные барьеры. Хочу разорвать их. Но не могу отвести от него взгляд.

Его дыхание исчезло. Лунный свет обводит жесткость его черт, не давая и секунды сомневаться в том, кто передо мной. А он смотрит, не отводя взгляд. И, кажется, я только сейчас понимаю, в чем причина ненавистного тканевого барьера между нами. Облизнув опухшие от бесконечных стонов в его ладонь губы, поддаюсь вперед.

— Поцелуй меня, — медленно говорю я, глядя на вспыхнувший огонь в его глазах.

— Сим, — его палец внизу надавливает сильнее в попытках избежать, но я с силой сжимаю его плечо.

— Я хочу тебя, — сквозь стон, сама не могу разобрать своих слов, но знаю, что он слышит, — всего тебя.

Бесконечная секунда, за которую мне почему-то становится больно и стыдно. Она, кажется, длится вечность. Но тут же стирается жадным касанием рта моих губ. Языком раздвигая их, он проникает внутрь, а я слышу, как с треском его футболки рушатся выстроенные барьеры. Мои ладони касаются прохладной кожи, нажимая, поглаживая. Изучая каждый миллиметр, куда могут коснуться. Я упиваюсь его твердостью и силой, восхищаюсь им больше и больше с каждым движением.

Язык касается его клыков вместе со звоном пряжки ремня. А я балансирую на грани, чувствуя тупое давление между ног. Придвигаясь ближе, впиваясь пальцами в его плечи. Умоляя его. Задыхаясь в трехтысячный раз. Мне не нужен больше кислород. Ничто, кроме этого.

Он проникает резко, на всю длину, вместе с моим вскриком. Его пальцы поглаживают живот, играя на внутренних струнах, сочиняя собственную мелодию моих стонов. По вискам течет что-то мокрое, оседая в волосах. Боже, я плачу? Пока вампир быстрыми резкими движениями выколачивает из меня остатки разрушенных рамок, вспомнила о Господе? Нахожу зубами его плечо, вцепляюсь, слыша его стон. Эти звуки тут же отзываются внутри, натягивая мышцы до предела. Зализываю причиненную боль, прижимаясь ближе к спасительной прохладе. Я горю? Мне кажется, что прямо сейчас я воском растекусь по кровати, не в силах выдержать этого жара. Всхлипываю, когда пальцы вампира проникают между нашими телами, вновь возвращаясь к сосредоточенности всех нервных клеток.

— Пожалуйста, — шепчу я, хныча, — пожалуйста.

Он поглаживает, дразня. Убирая пальцы в момент пика и вновь возвращая их обратно. Схожу с ума от давления внутри, внизу. Ткань простыни прилипает к коже, причиняя боль.

— Что «пожалуйста»? — кончик его языка захватывает мочку, а клыки слегка сжимаются. — Не понимаю.

В его хрипе улыбка. Дразнится. Специально доводит меня до сумасшествия, разрывая фейверками и загоняя вновь в тесную упаковку.

— Хочу кончить, — стыдливые слова тут же добавляют жара лицу, — пожалуйста.

Давление внизу усиливается. Подхватив меня, переворачивает, тут же подтягивая вверх за живот. Понимаю, что мои колени долго не выдержат, как и сама я. Проникает снова, заставляя выгибаться сильнее. Ладонь на пояснице давит до хруста позвонков, но мне все равно. Он везде. Безумно и правильно выдалбливает ритм нашего удовольствия. Утыкаюсь лицом в подушку, сжимая наволочку пальцами. Слышу треск ткани на фоне своих сорванных стонов. Криков. Мир балансирует на грани, когда судорога проходит через все тело, заставляя мышцы бесперебойно сжиматься, отпуская безумное напряжение внутри. Жар, сжигающий меня, достигает своего пика, с немым криком взрываясь безумным фейверком. Его ладони удерживают, пока я умираю и воскресаю вновь.

— Твою мать, — шипит он, а пальцы сжимают мои ребра.

Вампир вколачивается меня с удвоенной силой, пока я пытаюсь вернуться на поверхность. Чувствую еще затихающие судороги, когда с глухим стоном он замирает, прислонившись грудью к моей спине. Стон, и, зарывшись лицом в мои волосы, до боли сжимает пальцы на бедре. Судороги внутри, и он взрывается, догоняя меня где-то на пике удовольствия.

Мы падаем на койку вместе. Я, тяжело дыша, и он, в попытках сделать вдох. Возвращение контроля над телом. Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я понимаю, что мой язык все еще может двигаться. Приподнявшись на локтях, снова устало падаю, но на этот раз щекой касаясь его груди.

Почему-то я точно знаю, что мы еще не закончили.

Глава 17

Мысли о том, что я сделала с собой, мешали сосредоточиться на главном. Больше всего в жизни меня бесило ходить по кругу. Когда уже что-то знаешь, но вынужден снова и снова повторять один и тот же путь. Потому что это потеря времени. Но другого выбора не было. То, что инициатором моего привлечения к делу стал вампир, не придавало уверенности полковнику в адекватности племянницы. А значит, и рассчитывать на быстрый доступ к материалам не приходилось.

Еще большее разочарование постигло на этапе просмотра всех материалов, что я собрала с 31-го декабря по 5-е января 2017-го. Каждая запятая стучала в мозг утверждением, что Сима Жарова самостоятельно приняла решение, без постороннего внушения. Старший лейтенант собрала не только свои анализы. Огромная папка с исследованием задела чуть ли не каждого в ПМВ, кто хотя бы проходил мимо за этот период.

Ничего.

Да, контакты с Мартинасом за этот период были замечены. Но все в присутствии третьих лиц. Плюс показатели этих людей и мои вновь твердили — Самсон не вмешивался в разум. И все равно я отказываюсь в это верить. Уж слишком сильно я заморочилась при сборе данных. Каждый чих зафиксировала. А ведь тогда никакой паранойи у меня в помине не было. Словно Сима заранее знала, что с ней случится через полгода. Я готовила ответы не для себя того времени, а для себя сегодняшней, а этого точно не могло быть.

В итоге решила отложить все и дать мозгам время остыть от эмоций, ведь именно они чаще всего замыливают разум. Сейчас больше беспокоил вопрос — почему вампир не почувствовал Самсона в лесу? Кто тот молодняк, что внедрился в разум Миши? И как уже выйти на след Самсона?

Гадко от ощущения, что он полностью контролирует ситуацию. Стрелки часов настырно перевалили за полночь. Издевательство. А перед глазами так некстати стояло побелевшее тело Маши. Еще елка эта, будь она проклята. В горле разгорался пожар, но я настырно отхлебнула воду. Трусливый разум хотел скрыться в знакомой эйфории, поэтому глоток получился жадный и громкий. Желудок радостно принял влагу, а вот в висках раздался протестующий стук. Приложив пальцы к пульсирующим венам, с силой сжала, массируя.

Если сегодня я не сдвинусь с места, завтра вновь кто-то умрет.

Мысль, от которой всегда старалась бежать раньше. Три года надежно пряталась, снимая с себя ответственность. Есть же другие. Более сильные, здоровые. Целые. Те, кто каждый день ведет войну за живых. Только вот оказалось, что все это время я просто обманывала себя.

Три разорванных тела на моем личном кладбище.

Эту могилу когда-нибудь удастся закопать?

Постучав пальцем по лбу, заерзала на месте, устраиваясь удобнее. Тазовые косточки ныли от долгого сидения на твердом полу, но, кажется, я уже научилась переключаться с боли. Стоило только взглянуть на фотографии. Пожевав губу, открыла пустой лист в заметках на планшете вампира. Попробуем так.

Первое сообщение. Сашка. Кухня и кресло у телевизора. Покусывая кончик стилуса, настырно вывела: «Я подарил тебе другую жизнь». Не видела я здесь другого смысла. Но ведь могла быть какая-то деталь? Стакан с водой с грохотом свалился на пол, когда я потянулась попить. Да что же за день. Со злости оттолкнула его дальше, продолжая вглядываться в фото. Мокрая лужа противно холодила ладонь. Зашипев, быстро отодвинулась, не отрывая взгляда. Но снова не видела ничего нового. Лишь разорванный Сашка.

Нахмурилась, ближе поднося фото к глазам. Мысль пролетела быстро, не давая шанса схватить ее за хвост. Но ведь что-то совсем близко. Оседает на языке, раздражая его, заставляя опухать. Отравляя кровь, превращая в густой коктейль, что с таким трудом перекачивает ухающее в груди сердце. В скрипе моих зубов утонул шум открывшейся двери. Ничто не отвлечет меня. Ни вампир, ни град пота между лопаток. Металлический вкус разнесся по пульсирующему небу. Все-таки прокусила губу. Но зубы настырно держали, пока глаза сканировали фото.

От внезапной мысли закашлялась, чуть не подавившись собственным языком. Спазм скрутил легкие, не давая вдохнуть, а я быстро перебивала фото. Так и есть. Пот тут же потек по вискам вниз, кажется, каплями собираясь на подбородке. Кислород закончился, заставляя сознание биться в панике. А я уже, подхватив планшет, со всех ног хромала по коридору к выходу.

Успеть. Только успеть и все. Взвизгнула, подпрыгнув на месте. Планшет полетел в воздух, но ладонь вампира, что секунду назад сжала мое плечо, тут же подхватила падающий «Самсунг». Прислонившись к стене, опустила ладонь на грудную клетку успокаивая биение сердца.

— Еще внезапнее не мог? — выплюнула я, вытирая выступивший на лбу пот. — У меня сердце слабое.

— Пить меньше надо было, — огрызнулся вампир, взглядом сканируя мое лицо, — сама расскажешь или пытать?

Удивленно приподняв бровь, быстро засунула ногу в мягкий тапочек. Майор, положив голову на бок, не иначе как снова собирался заподозрить меня в попытке скрыть улики. Ха. Будто это я его память стерла, а не наоборот. Закатив глаза, быстро раскинула фото на холодильнике, схватив майора за руку. Тот нахмурился, но послушно опустил взгляд на снимки. Я же облокотилась на холодильник, удерживая равновесие.

— Ты все понял верно, — быстро затараторила я, — инстинкты хищника не обманули. И моя догадка про военных, как и первый вывод, были правильными. Но, — я поставила палец на фото Сашки, — посмотри сюда. Что ты видишь?

— Schatz, — майор с выдохом сильно провел пальцами между бровями, одним движением выдавая свою усталость, — я не в настроении.

— Нет! — оборвала я вампира, тряся за руку. — Ты не понял, я не спрашиваю тебя как хищника.

Бровь вампира поползла вверх, а глубы плотно сжались, выдавая его недовольство. Черт! Но объяснить быстрее я просто не могла. Язык скользнул между зубов, а недавнюю ранку на губе тут же защипало. Ткнув пальцем в фото, я медленно выдохнула.

— «Я вижу то же, что и ты», помнишь? — вампир медленно кивнул, а я отзеркалила его движение. — Так вот, здесь разорванный человек. И его зовут Сашка, — вампир нахмурился, а я зарычала, откидывая голову назад, — да что ж такое, майор!

— Почему тебе просто не сказать? — прорычал майор, резко придвинувшись.

— Да потому что особенность вашего мышления состоит в том, что любой факт подвергается сомнению относительно достижения своей цели! Поэтому нужно, чтобы ты дошел до этой мысли сам, — утопая в его парфюме, отчеканила я.

Вампира вдруг стало слишком много. Его запах обволакивал, парализовывал. Высушивал изнутри, заставляя мышцы напрячься до предела. Кажется, что-то внутри заскрипело, натягивая нервы. Даже поворот шеи сейчас казался чем то сверх. Страх, надежно убранный подальше, тут же приоткрыл замок, липким потом обволакивая тело. Медленно положила пальцы на его грудь и надавила, ощущая твердость бессмертного тела под кожей.

— Отодвинься, пожалуйста. Мне так тяжело думать, — еле шевеля губами, попросила я.

Вампир на секунду закрыл глаза. Желваки резко пробежались по лицу, но майор тут же сделал шаг назад. Вдохнула поглубже, часто моргая и приходя в сознание. Сжав губы, выдохнула, свернув трубочкой. Так легче. Не стоит лишний раз вгонять разум в панику. Сведя пальцы на шее, растерла горло, скользя по венам под кожей. Почему-то казалось, что так кислород вернется к мозгам быстрее.

— Как каждый убийца, он хочет быть пойман, — медленно начала я, стрельнув взглядом на вампира, — поэтому кроме той картины, что он показывает осознанно, есть та, что выдает нам его подсознание.

Вампир прищурился, сжав пальцами фото Сашки. Оперевшись руками на холодильник, нетерпеливо застучала пальцами по поверхности. Но не глупый же он, на самом деле. Логика у вампиров развита хорошо, направление ему было задано. Ладонь майора мелькнула перед глазами, и я отшатнулась, освобождая тому место. Сейчас он, кажется, этого не заметил. Напряженные мышцы на спине перекатывались от быстрого движения рук, а русый затылок то и дело мелькал перед глазами, когда вампир переводил взгляд с одного фото на другое. С облегчением выдохнув, оперлась на стену, запихивая ногу во второй тапочек, я быстро проверила обойму ПМа и с удовлетворенным щелчком загнала ее обратно, тут же надевая на себя портупею с кобурой.

— Schatz, как ты раньше до этого не додумалась? — резко обернулся вампир, а я в недоумении открыла рот. — Столько времени потеряли.

Наблюдая, как вампир шагает к двери, нахмурилась.

— Если ты такой гений, почему сам не догадался, а?

— Я — хищник, ты — ученый. Вот и делай свою работу, — оскалился вампир, сжимая ладонью ручку входной двери, — он подсознательно ассоциирует себя с Сашкой. Он сломан после твоей крови, — медленно киваю, не забыв закрыть рот, — поэтому она повсюду. Его жизнь, к которой он привык, разрушена. Не ощущает себя прежним, словно разделился на до и после. Много времени ушло на восстановление, — снова киваю, вспоминая фото каблучков, — и в конечном итоге он хочет вернуть себе себя.

Закрыв глаза, вижу на обратной стороне век напарника майора. Так и есть. Он хочет вернуться. И знает лишь один способ. Убить меня. А это значит… Улыбка сама медленно расползается по моему лицу, когда вампир кладет голову на бок.

— Я был прав. Он ни черта не знает о твоей крови сейчас. Но это не отвечает на вопрос, куда ты собралась.

— Вода, — поджав губы, сдерживая рвущуюся наружу улыбку, сказала я, — в лесу река. Поэтому ты не почувствовал. На самом деле она местами совсем не глубокая. Особенно, если тебе не нужно дышать.

— Так почему туда не направить всех? — тяжело выдохнул вампир.

— Риск, что ошибаюсь, будет стоить жизни армии, майор. А так, если он там, то твоя задача будет смотаться подальше и убить его, как только он меня цапнет. Желательно до момента, когда я буду биться в конвульсиях, майор, — усмехнулась я, дергая ручку двери на себя, зацепив пальцы вампира, — но за это я спокойна. Моя жизнь — гарантия прекращения войны.


Конечно, можно было пойти днем. Скорее всего, он на это и рассчитывал. Ждал армию еды при свете дня, ведь это время мы считали полностью безопасным. Но ведь даже я не задумывалась, что если со мной произошли изменения — то и с ним могли. В конце концов, концентрат 47 не убил его, но мог что-то изменить в самой структуре. Как во мне.

Но он точно не ждал меня посреди ночи на пару с вампиром. Иначе бы не прятал так старательно запах. И не запускал провокацию, которая, видимо, должна была нас развести по углам. Скорее всего, он для этого нас и столкнул на пути. Чтобы мы как можно скорее перестали сотрудничать. Конечно, Самсон не сядет, терпеливо дожидаясь нас. Его игра еще не закончена. Не высказался вампирчик. Поэтому, почувствовав наше приближение, Самсон скроется, в этом я была уверена. А так как он в пять раз старше моего напарника, кто кого быстрее заметит, сомнений не возникало.

Но он точно не успеет уничтожить все улики. И мы наконец получим это. Зацепки о его состоянии. Самсон точно был уязвим теперь, в этом я не сомневалась. Что-то незнакомое ему, пугающее старого вампира. Что-то такое, из-за чего он три года не вызывал сломленного и побитого инвалида на дуэль. А ведь мог с легкостью уничтожить меня, пока я была не в состоянии себя даже как-то немного защитить.

С другой стороны, Мартинас определенно получит больше удовольствия, убивая более цельного человека, чем поломанную куклу без мозгов. Так что быть на сто процентов уверенной, что все это время ему самому требовалось восстановление, я не могла.

Приближаясь к отмеченной точке, мы, не сговариваясь замедлили шаг. Вампир остановился, поднимая голову выше. Ноздри хищника расширились. Три неглубоких вдоха. Принюхивается. Похожая система у собак. Когда нужно найти что-то. Медленно покачав головой, вампир повторил движение. На самом деле я особо и не надеялась, но тем не менее настолько сильно рисковать мы не могли. Вдруг Мартинас покидал убежище? Или мы ошиблись и на самом деле нас ждет ловушка? Поэтому, не отвлекая вампира, я просто опустилась на траву. Наблюдая за медленно поворачивающейся фигурой.

— Не пойму, — лицо вампира перекосилось, когда майор упал рядом на землю, не замечая, как я поежилась, сдвигаясь, — я не чувствую хищника. Совсем.

— Мы так и предполагали, — спокойно ответила я, пожимая плечами.

— Да, schatz, но, — вампир отвернулся, скрипнув зубами и сложив руки на коленях, — есть нечто постороннее. Пластик, металл.

— Мусор? — прищурившись, спросила я.

Вампир вздохнул, пожав плечами. Под светом луны хорошо было заметно, как под покрытой щетиной кожей выступили клыки. Бугры по всему лицу. Дрожь тут же прошла по телу, а взгляд зацепился за черные точки в уголках глаз вампира. Вены разбухали. Верная причина застывшей мертвой крови. А это значит, что ничего хорошего — ночью находиться с ним в лесу одной — не предвещало.

— Почему ты не поел, майор? — прошипела я. — Какого черта?

— Потому что, schatz, когда я пришел это сделать, ты собралась на встречу с самым опасным вампиром в истории, — прорычал хищник, а я, от неожиданности отпрянув, свалилась на траву.

— Супер, — раскинув руки, завалилась на спину, — то есть вместо маловероятной встречи с одним зверем ты устроил мне гарантированную встречу с другим монстром. Просто отлично.

Вампир усмехнулся, цокая языком. Любовь Васильевна обзавидовалась бы сейчас. Уголки губ дернулись в улыбке, оголяя клыки. Жутковатое зрелище.

— Если бы ты так считала, то сейчас не валялась незащищенными артериями наружу на траве, — кивнул в мою сторону вампир, а я усмехнулась, отворачиваясь, — schatz, ведь лучше меня знаешь, что до монстра еще час-два.

Медленно прикрыв глаза, мысленно кивнула его словам. Так и есть. И сейчас важны были эти час-два. Поэтому, несмотря на откровенно голодного монстра, я нашла в себе силы не бояться. Просто собрать улики. Тем более, что в состоянии хищника он эффективен. Не придется лишний раз служить ему боксерской грушей, он уже наготове. Конечно, подходить к нему близко сейчас точно не стоило. Поэтому, подтянув ноги к себе, медленно поднялась, опираясь на дерево.

Раз вампир чувствует металл и пластик, значит, где-то должна быть свалка. Вполне подходящее место для того, кто укрывается от людских глаз. Плюс обитающие там крысы или даже, может быть, люди вполне могли послужить ему перекусом.

— Стоп, — вампир поднял руку в воздух, а тело отреагировало само, словно делало так тысячу раз.

Вернее, так оно и было. Просто слишком давно и с другом вампиром. Видимо поэтому сейчас я так внимательно вглядывалась в лицо вампира, ожидая сигнала. Малейшее движение уголков губ, глаз, кончика носа или бровей могли стоить жизни, я точно это знала. Вампир отреагирует быстрее именно мышечно, чем словами. И, конечно, не стоило сейчас пытаться высмотреть что-то первее его. Без толку. Он почувствует запах гораздо быстрее.

От напряжения футболка прилипла к телу и я повела плечами, не сводя взгляда с напряженного лица напротив. Чувство тревоги увеличивалось, с каждой секундой заставляя сердце биться медленнее. Что-то не так. Вампир по-прежнему держал ладонь высоко поднятой, но не давал реакцию. Пальцы сами легли на ПМ.

Неужели ошиблись?

Но тогда все, мы оба покойники. Если Самсон хочет убить нас сейчас — он это сделает. Язык прилип к небу, ближе к горлу, останавливая подкатывающую к горлу тошноту. С другой стороны, если бы это было так, разве вампир до сих пор сидел так спокойно? Ему явно что-то не дает покоя, но это точно не Самсон.

Зубы схватили нижнюю губу, растерзав недавнюю болячку. Ну давай же.

Ледяной душ, заставляющий все мышцы собраться, ничто по сравнению с легким движением уголка правой брови вампира. В следующую секунду я не видела, где он, но точно знала, что я должна делать. Справа.

Уход вниз. Упав на землю, тут же перекатиться к дереву. За спиной овраг.В самый раз. Занять позицию. Все это происходит в голове за жалкую долю секунды, пока бровь еще совершает движение, а вампир только начинает свое.

И…

Команды, что помнит мозг, бессильны, когда ты сломан.

Истерзанное тело парализует, стоит мне резко опуститься на корточки. Волна боли тут же прокатывается по позвоночнику, парализуя слабую ногу, овладевая всеми конечностями. Повсюду боль. Пытаюсь вздохнуть, но в ноздри лезет пена. Твою мать, откуда это дерьмо? Кашляю, но ком застревает в горле, заставляя спазмировать желудок. Черт, черт, черт! Дерьмо! Я не вижу ничего, кроме красной пелены перед глазами. Не сейчас, пожалуйста, можно не сейчас.

Слышу, как ломается зуб. Боль от удара в живот не чувствуется, лишь отзывается в старой ране. Я почти благодарна за нее, потому что на секунду вижу свет. Но крик вновь застревает в горле, а волны облегчающего безумия, что заставляют заходиться тело в судорогах, наконец уносят измученный болью разум.

Глава 18

Новость номер один. Я жива. Это абсолютно точно, потому как молоток в голове саундтреком стучит пляшущими перед глазами пятнами. Даже неплохо. По крайней мере, с такой подтанцовкой скучные стены, выкрашенные наполовину в зеленый больничный цвет, становятся веселее. Потрескавшаяся отсыревшая побелка воняет плесенью, а я морщусь. Жжет носоглотку до одури. Как при простуде, когда сопли ручьем, а от каплей, протекающих в горло, тремор начинается. Видимо, дерьма какого-то надышаться дали, чтобы наверняка.

Цежу воздух сквозь зубы. Челюсть ноет, когда открываю рот, пытаясь размять. Хруст. На месте, хоть это хорошо. Волосы налипли на подсохшую на губах кровь и лезут в рот. Омерзительно. Единственная лампочка в помещении с низким потолком висит на тонком проводе. Ватт сорок, ни черта не видно. Или запылилась нахрен в этом гребанном бункере. Откуда он только у нас тут взялся? Но снаружи не слышно ничего, а запах затхлости и ржавчины выдает подсказки.

Ну или металлическая герметичная дверь с круглым механизмом посередине. Как в кино прям. Про подлодку «Курск», правда. Или это что-то другое про глубину было? Только малость подпорченная. Тонкая полоска света толщиной не больше моего пальца прямо посередине. Как они вырезали ее в этом дерьме? Хорошая была вещь, на века. Пережила бы зомбиапокалипсис и фестиваль «Нашествие» вместе взятые. Изверги. Да и почему бункер такой маленький. Частные владения? Треск радиоприемника удивляет лишь на секунду. Это всего лишь я приподняла голову. Что-то вновь лезет в нос, и я чихаю. Я в себя-то приду сегодня? Ау, Леопольдушка, что ты там говорил? Надо было, что ли, слушать тебя, а не только головой кивать.

Отдираю налипшие на лицо волосы. Не так-то просто, Сима. Язык налился свинцом, а кончик будто зацементировали. Песок на обратной стороне век царапает, не дает присмотреться лучше. Вся кожа ссохлась и потрескалась. Нет, я не вижу этого, но чувствую, как лопается на костяшках пальцев. Но стоп. Почему тогда мне не больно? Язык скользит по губам, но двигается, как по наждачке. Во рту тоже чертов песок?

Леопольд меня сохрани. Это как когда кажется, что черви под кожей, а у меня песок? Все, помяните за меня мою кукушку. Смешок срывается с губ вместе с хрипом. И они тоже трескаются. Безболезненно. Что за местная анестезия, мать вашу? Верните мне общую. Ну или хотя бы бутылочку дайте. Воды. Можно огненной. Трубы горят, клин клином вышибать будем.

В нос настырно рвется запах крови, перемешанный с чем-то знакомым. Тру плечом глаз, стараясь избавиться от вездесущего песка. Не зря мама моя отказывалась есть все эти куличики. Так себе на вкус. Шея затекла в одном положении. По опыту знаю, что резкий рывок в сторону будет иметь отвратительный эффект. Поэтому пальцами мну затекшие мышцы. Если это можно назвать так. Кожу что-то корябает, а я всерьез начинаю сомневаться в прошлом утверждении. Ну, про жива которое. А что? Вокруг какой-то песок, состояние — дерьмо, а внутри горит как в аду. Так, может, все, отмучилась, Жарова? Только никакого тебе нимба над головой. Конечно, таких туда не пустят, крови его не напасутся выкачивать. Эх, а еще говорят, что истина в вине.

Воспаленные веки зудят, а на зубах скрипит эта дрянь. Нет, ну не может же мне такое показаться? К горлу подкатывает тошнота, когда поворачиваю голову. Цветные пятна превращаются в сплошную пелену, что тут же душит, заставляя ртом хватать воздух.

«Детка».

Что там говорил Леопольд? В пакет подышать? Так не поможет же. Он вампир, не задохнется, мудак. Лучше мне. Эффективнее. Точно больше никаких противных голосов в звенящем сознании. Давай, Сима, держись здесь. Моргаю и шиплю одновременно. Пытаюсь вспомнить, не было ли таких пыток песком. А то мало ли, Самсон новинку испытывает.

Мышцы стонут от поворота головы, но что делать. Должна же я понять, что происходит. Пока эта гребаная пелена еще дает дышать. Запах кровь бьет в нос сильнее, а мне наконец понятно, почему повсюду песок.

Бетонная крошка. Штукатурка, шпаклевка. Вся та дрянь, которую вампир продолбил на добрых десять сантиметров вперед справа от двери. В образовавшуюся нишу не то что я спокойно могла встать — он сам. Только что-то, видимо, пошло не по плану. Потому что с разодраными в мясо руками вампир сидит на полу, медленно втягивая воздух. Кровь стекает с кончиков пальцев на пол, красной лужицей собираясь у его ног. Весь в пыли и грязи, майор не двигается, больше напоминая статую античности, присыпанную цементом.

Понимание накатывает обжигающей волной. Под слоем пыли чувствую, как приподнимаются волоски, словно я могу ощетиниться, как кошка. Язык окончательно застревает где-то в глотке, когда я отползаю в противоположный угол, со всех сил вжимаясь в стену. Мне не нужно видеть вампира, чтобы чувствовать это.

Из горла вырывается хрип вместе с накопившимся в желудке воздухом. Супер, Сима. Самое время блевануть от страха. А что, нет? И почему это так смешно сейчас? Глотаю воздух снова, пытаясь задушить пустоту, образовавшуюся внутри. Вытеснить противный скользкий комок. Но, видимо, мой инстинкт самосохранения в отпуске. С Леопольдом вместе.

Потому что ни хрена ничего не помогает.

Дерьмо.

Пальцы сами скребут стену за спиной, а я лишь с силой жмурюсь, пытаясь удержаться еще чуть-чуть. Да кто все ржет? Уберить эту тварь из эфира, она разрывает мне глотку. Выскребите ее кто-нибудь из меня. Стерва трясущаяся. Ноготь ломается, огоньком боли зажигаясь в пальце, а я умудряюсь глубоко вдохнуть и задержать внутри воздух.

Пятки скребут пол под собой и не желают подчиняться мне. Отдайте мне пульт от этого тела, мать вашу. Отдай, Самсон. Ни хрена ты не сделаешь со мной больше. Мысленный голос давно сорван, как и самый настоящий. Хрипы, перемешиваясь со смехом, где-то далеко. Там же, где громко втягивает воздух вампир. Словно высасывает кислород вокруг меня в тесном помещении бункера. Но это другой вампир. Его довольная улыбка режет глаза хуже пыли. Блестящим острым лезвием впивается в мозг, вырезая «детка». До основания разрушая. В тот самый отдел, где навечно сдох мой контроль. И я делаю то, чего лучше никогда не делать в присутствии голодного вампира.

Прижав плотно то и дело содрогающийся подбородок к груди, резко откидываю голову назад.

Звезды, высыпающиеся из глаз под треск внутри пульсирующей болью черепной коробки, почему-то заставляют комнату качаться. Тянусь дрожащими пальцами к затылку. Кровь. Кожа треснула, но кость должна быть цела. Сама себе вряд ли раздроблю. А вот вставать на ноги не стоит. Ком уже пляшет у горла от малейшего движения. Но…

Боль вытесняет страх. Меняет приоритеты импульсов и летит со всей дури в пульсирующий череп. Сейчас я одна в своей голове. Паника отступает, впуская разумную Симу, что, поправив откуда-то взявшиеся очки, чинно усаживается за дядин стол прямо посреди моего сознания. Закидывает ногу на ногу и вздыхает, сучка. Давай, работай.

— Сколько мы здесь? — осторожно приложившись ушибленным затылком к прохладной поверхности стены, неглубоко вдыхаю.

Кончики пальцев подрагивают, но паника отступила. Конечно, лучше быть разумным кроликом рядом с удавом. Так можно хоть пасть попытаться порвать. Вампир не поднимает взгляд, а я практически чувствую, как он дыханием ощупывает воздух. И что-то мне подсказывает, что никак не картошечку жареную он там унюхал.

— Дольше, — хрипит вампир, а я молча киваю.

Разумная Сима выше всяких похвал. Готова поклясться, что у нее во рту виднеются две пары острых клыков. Потому что никак иначе объяснить ее рационализм в секунду, когда слышится смертный приговор, нельзя. Вампир ведь и дышит поэтому так. Удерживает контроль.

Поэтому и стену проломил до того места, где это было возможно. Судя по всему, сначала раздалбливал одну точку, а дальше вширь пошел в поисках слабого места.

Клыкастому тоже, видимо, не очень подыхать хотелось.

— Предположения? — прикусив губу изнутри, кивнула на дверь, и тут же боль прострелила затылок.

— Не Самсон, — хрипит вампир, а окровавленные пальцы сжимаются в кулаки.

Мне кажется, что на моем горле, но разумная Сима молча кивает головой. Не сильно.

— Майор, а что так сплоховал, что тебя не Самсон схватил? — усмешка слетает с губ, а я закрываю глаза. — Зря звезду носишь, позорище.

Так можно сделать вид, что меня не хотят сожрать.

— Про честь мундира расскажи мне еще, — хрипит вампир, а я давлю нервный выдох.

Да я сейчас хоть про макраме разговаривать буду. Лишь бы вампир оставался в сознании. Надежда еще теплилась, что удастся продержать его дольше и придумать выход. Но не затягивающиеся вампирские раны напрягали. Как и то, что его лица совершенно не видно в тени. Ладно, пока оба в уме, нужно как-то выбираться. Только если вампир не смог проломить стену, остается только ждать, что кто-то заглянет.

Как, главное, он-то умудрился попасться? По всем законам жанра должен был раскидать нападавших. Хищник же. Вряд ли хоть приблизительно его возраста кто-то был.

— Провода, schatz, — словно прочитал мои мысли вампир, — обрыв линии.

Так вот почему воняло пластиком. Застонав, уперлась лбом в ладонь. Сегодня точно не наш день. Зато каким-то уродам повезло поджарить древнего вампира, а заодно устроить эксперимент по влиянию мутировавшей крови на его организм. Потому что как еще объяснить то, что тень, загородив лишь на секунду полоску света, тут же исчезла, услышав наши голоса.

— Четыре, — прохрипел вампир, а я еле сдержалась, чтобы не дернуться.

— Чего? — подалась вперед, пытаясь заглянуть в глаза вампира, но он по-прежнему надежно прятался в тени. — Нападавших?

Хриплый смех тут же запустил стадо мурашек, что с громким топотом пролетели по коже, эхом отдаваясь под черепом. Вампир с силой впечатал окровавленную руку в стену. Хруст заставил выпрямить спину, а все мышцы привести в боевую готовность.

— Часа, schatz.

Испарина мгновенно покрыла лицо, липкой пыльной смесью стекая по вискам вниз. Дыхание вампира замедлялось, а я обняла колени, не сводя с него глаз. Четыре часа. Сколько он уже не ел? Сутки? Двое? Понятно, почему прячет лицо. Потому что я испугаюсь еще больше. А страх хуже тех ароматических добавок, что распрыскивают владельцы кафе у своих помещений, чтобы привлечь людей. Нет, скорее это как кровь для акулы. Для любого хищника страх — сигнал к нападению.

Новость номер два. Я, определенно жива. Но скоро эта новость станет неактуальной.


Четыре года назад

— Старший лейтенант Жарова! — строгий, с хрипотцой голос дяди тут же согнал улыбку с моего лица, заставляя расправить руки по швам. — Поясните, что смешного в докладе руководства?

Ох, Сима. Не стоило реагировать на молчаливые комментарии вампира, что мимикой старательно пародировал зачитывающего скучную речь майора. Негласно этот ребенок-переросток числился моим начальником. Вернее, начальником моего начальника, но того убили еще года два назад. В принципе с кадрами в ПМВ всегда такой разброс был. Откуда занесло блондинистого зануду с острым и направленным немного вперед подбородком, даже и не вспомню. Да я и здесь-то зачем сижу, не особо понимала. Группа полностью подчиняется моим приказам. Все группы. Проект мой, а что он там лопочет — не моего ума дела.

Вампир это хорошо понимал, поэтому просто пришел со мной за компанию. Нет, можно было и не ходить (никто и не ходит на его тупые выступления), но все же прямой руководитель. Первый раз мы показались вместе. Состав группы А засекречен, поэтому дядя, завидев нас двоих в коридоре, сразу побагровел, жадно хватая ртом воздух. Ну, конечно, в чем-то он прав. Но все же — кто там ночью будет по коридорам разглядывать, что мы с Сергеем в один кабинет вошли? В коридорах сталкивались часто, может, ну вот получилось так, обоих вызвали к руководству. Ведь реалистично? Вполне. Если бы еще кто-то знал, что он вампир, было бы подозрительно. А так все вполне считают Вагнера человеком. Так что все это просто больше похоже на дядино недовольство тем, что наши отношения… потеплели.

Конечно, мы это не обсуждали. Как-то глупо было подходить к четырехсотлетнему вампиру с вопросом «а мы теперь кто?». Во-первых, вряд ли он сам что-то понимал. Чувства не самая сильная черта «не живых». Во-вторых, я сама не особо знала, что это значит. Ведь от того, что произошло, напарник не перестал быть кровожадным монстром. Если ты родился тигром, то вряд ли в середине жизни перестанешь мочить дичь и начнешь собирать гербарий, защищая права антилоп.

Да и мне не пять лет, сопли распускать. Я взрослая разумная девушка, а кроме того — военный и ученый. Конечно, мне не очень хотелось находиться в неизвестности, но я могла честно дать себе ответ на вопрос: «Готова ли я быть с вампиром?». Нет. Поэтому понимание его чувств по факту не изменит ничего. Если взаимны — повод пострадать и поплакать у окошка, так как мы словно Ромео и Джульетта не можем быть вместе. С той только разницей, что мой Ромео пьет людей на завтрак, обед и ужин. А Джульетта препарирует братьев-близнецов Ромео. Как в переносном, так и в самом прямом, анатомическом смысле.

Если невзаимны — можно было бы состроить из себя жертву и обвинить во всем его. В итоге уже даже дураку понятно, что желание что-либо выяснить о чувствах вампира лишь эгоистичный порыв перевесить ответственность за решение, которое я заранее приняла.

Мы не будем вместе. Но это не помешает нам приятно проводить время. Вряд ли вампир захочет уютный дом американской мечты и пятерых детей. Просто я разрешила себе дать слабину в угоду общему делу. Так я это записала в дневник наблюдений, что вела с самого момента создания группы А.

Но, несмотря на то, что я выбрала разум, внутри все равно все сжималось, когда вампир смотрел на меня. Смесь страха, внутренней боли, воспоминаний, желания, ненависти и первой влюбленности. Коктейль покруче Молотова. Взрывоопасно и вызывает привыкание одновременно. В такие моменты меня поражало, насколько же психика ребенка гибкая. Ведь по сути я даже спокойно смотреть на вампиров раньше не могла.

Хотя… и сейчас не могу.

От кашля за спиной вздрогнула, отгоняя посторонние мысли. И что это вампиру нужно меня от размышлений меня отвлекать?

Ой.

Поняв, что не реагирую на фразу полковника непозволительно долго, резко выдохнула.

— Ничего смешного, товарищ полковник.

Дядя дышит тяжело. Ворот рубашки врезается в его шею, а я заранее знаю, что там останется полоса. Но сейчас он ни за что не ослабит галстук. А очень зря. Такое передавливание вен ведет к недостатку поступающего кислорода. Не с его сердцем такую халатность проявлять.

— Тогда почему вы смеетесь, Жарова? — сквозь зубы, втянув щеки, скрипит дядя.

— Никак нет, товарищ полковник. Это кашель. Последствия пневмонии, остаточный эффект, — с абсолютно невинным взглядом, гордо вздернув подбородок, вру прямо дяде в глаза.

Запер меня в больничке почти на месяц. Теперь постоянно припоминать буду. К концу госпитализации на стены была готова лезть, как домой хотелось. На нормальную кровать, с нормальной едой, и дверью, в которую может войти только тот, кто получил приглашение. Конечно, все уверяли в безопасности, но мне лучше кого-либо было известно, как один знакомый вампир спокойно проникает в палату.

Боже, у меня теперь даже от мысленного «проникает» будут потеть ладони? Двадцать пять лет девушке, вроде не монашка, а щеки горят просто когда взгляд скользит по рукам вампира. Хорошо еще, что умею сдерживать эмоции. Недолго. Но нас учили, как иначе. В ПМВ по-другому не попадешь.

Даже если у тебя дядя полковник. Хотя нет. Особенно когда у тебя дядя полковник. Короче, статус «все сложно» в контакте придумали по мотивам истории моей жизни. Причем как в семейном положении, так и… в семейном положении. Ну, вы поняли.

— Вольно говорю, Жарова, ты где витаешь? — трясу головой и молча опускаюсь на стул, что тут же ножками скрипит по плитке в практически пустой аудитории. Если честно, мне даже жаль майора.

Судите сами. Всех до него или повысили, или убили. В основном — второе, первое — только мой дядя. Звание приличное, а по факту — канцелярская крыса. Даже данные проекта засекречены от него. Вот что за жизнь? Ведь он никто здесь, ширма. И судя по уставшим, не по годам блеклым карим глазам, майор это понимает. Совесть червяком растягивается по позвоночнику, заставляя выпрямить спину и внимательно слушать доклад. В конце концов мужик старался, архивы поднимал. Информацией делится.

На этот раз никакие тычки от вампира не отвлекают. Поняв это, напарник быстро успокоился и откинулся на спинку стула, вытягивая вперед ноги. Кажется, ему даже было интересно, что говорит майор. Внезапно. Вампир подстраивался до этого под меня? Или сейчас? В любом случае — он точно улавливал мое настроение и в какой-то момент зеркалил его. Нужно сказать, что достаточно умело. А тем временем майор активно перечислял вмешательство вампиров в историю России XVII века.

Надо сказать, что этот период я тоже успела достаточно хорошо изучить. Ведь характер всему веку задало его начало. «Смутное время», когда вампиры практически перехватили власть, отправив раньше времени на тот свет Ивана Васильевича, заодно и его наследника Дмитрия. Такие мелочи, что он — ребенок, не тормозят вампиров. Оставаясь в тени, рожденный успешно управлял империей тринадцать лет, пока Федор Блаженный «числился» у власти. А дальше еще интереснее. И этот царевич умирает неведомым образом, разговаривая с духами, невидимыми глазу, а его жена, царевна, сама просится в монахи и настоятельно «рекомендует» отдать трон своему брату.

Самое интересное, что против него позже идут опять же… вампиры. Там людей-то в этой куче мале до сорок пятого года сложно разглядеть. А где возможно, то лучше было бы нельзя.

На удивление, когда майор закончил, я почувствовала разочарование. Да, оказывается, когда не просто ты сидишь в архивах, перерывая документы, а кто-то параллельно исследует тот же период времени и показывает его с других сторон — это очень даже интересно. По-моему, понравилось и вампиру. Сергей задумчиво вглядывался в одну точку, скрестив руки на груди. Повернул голову, лишь когда я стала разглядывать его уже неприлично долго.

— Спасибо, майор, — поднялась со стула по стойке смирно, — но причастность Бориса Годунова к смертям Ивана Грозного, Федора Блаженного и Дмитрия Иоанновича не была доказана.

Майор улыбнулся, потирая глаза. Кажется, начальство довольно, что на этот раз я слушала внимательно. Да, я пришла к таким же выводам, как и он, но мне было интересно, как Кирилл Орлов, тайная любовь Дашки, смог догадаться.

— Исследование останков Ивана Грозного подтвердило повышенное содержание ртути, а позднее — и мышьяка, но это списали на лекарства того времени, — молча кивнула, соглашаясь с его словами, — однако же я считаю, что подобным образом люди раньше пытались защититься от воздействия вампира. Отравляя свою кровь.

Взгляд невольно метнулся в сторону Вагнера. Тот спокойно раскачивался на стуле, не давая и малейшего намека на правоту или опровержение слов майора. С другой стороны, логика была понятна. Тогда и от отравления защищались так же — принимали яд в малых дозах. Грозный так тем более, врагов хватало, жен тоже. Почему бы и не посчитать, что, отравив свою кровь, сможет защититься от кровопийцы?

Ведь по сути при создании сыворотки 47 мы руководствовались тем же принципом. Правда, пришлось столкнуться с массой трудностей, чтобы получить по факту не отравление, а временно циркулирующий и выводимый мочевыделительной системой препарат. Но смогли же. Уже совсем скоро будет готов более плотный и долгоиграющий состав — концентрат 47. Не будет необходимости принимать его огромными дозами постоянно, перенапрягая и изнашивая организм. Он будет словно прилепляться к клеткам крови и выводиться не сразу, а постепенно, но не причиняя вреда. Если 47-я сыворотка выводится из организма за шесть часов, а полностью — за двенадцать (где шесть последних она по факту не выполняет уже никакой роли), то концентрат сможет работать до семидесяти двух часов, а полное выведение за восемьдесят четыре часа.


— Это правда? — схватив вампира за локоть, потянула, заставляя повернуться.

Мы добрались до квартиры достаточно быстро, несмотря на то, что зима в этом году явно поспешила. Улицы были укрыты снегом, хотя прошла только неделя ноября. Вагнер явно был недоволен, что мы стоим на пороге, а с ботинок на пол натекают лужи из тающего снега. Всегда поражалась, что на лужи крови ему будет глубоко плевать, но вот такое… Что сказать, вампир был неравнодушен к пыли.

— Что именно, schatz? — Сергей скинул ботинки, с упреком глядя на меня.

— Про мышьяк со ртутью, — одернула руку, тут же заведя ее за спину, чувствуя, как краска вновь обжигает лицо, — так раньше люди пытались защититься? Отравить свою кровь?

— Нет. Но все остальное, скорее всего, правда.

Глава 19

Шесть часов. Способность чувствовать время на самом деле воспитывалась достаточно легко, когда живешь по графику и в дисциплине. С момента нашего попадания сюда прошло именно столько. Вампир прогнозировал два часа полдня назад.

Тень перекрывала полоску света стабильно, раз в час. Замирала на секунду, на достаточно далеком расстоянии, и вновь исчезала. Крики с просьбами «воды», «в туалет», «ой, мне плохо» — ничего не работало. В глотке воцарилась цементная пустыня, как и в разрывающихся от кашля легких. В таком положение не до стеснения с гигиеной, поэтому «любезно» оставленное ведро было использовано по назначению. Искрошить в пыль все стены до толстого металлического слоя — тоже. Вот и сейчас тень снова замерла и растворилась.

Все же я ошиблась. Семь.

— Слушай, — расчесывая в кровь зудящие руки, кивнула в сторону двери, — а вот тут разве не должно быть тоньше?

Полная чушь. Это в обычных домах около двери за наличником обычно пена. Это герметичный бункер. Здесь дверь — практически часть стены. Да, я знала до того, как спросила. Как и то, что прекрасно понимала, зачем раз в час появляется тень.

Кто-то там, на той стороне, приготовился совершить чудовищный опыт. Накачать вампира до отвала отравленной кровью и посмотреть, что будет. Судя по тому, что воды и еды никто не приносил, расчета на живую Симу после этого нет. А значит, вампир прав и это не Самсон. Мартинас хочет убить меня своими руками, а здесь какой-то зарвавшийся школьник-извращенец.

Которому удалось нас сюда затащить.

От тишины затошнило. Ни шороха ткани на растягивающейся на груди вампира футболки, ни легкого скрежета от движения пальцев по пыльному слою. Майор словно окаменел. Это слишком долго.

— Давай, — ком встал в горле, а я закашлялась, прислонив руки к двери, — давай ты попробуешь немного? У нас появится еще время и мы сможем что-то придумать, — максимально членораздельно проговорила я, облокотившись ладонями о железную дверь.

Ужас рвался наружу, барабаня липкими ручонками в сознание, но каким-то чудом мне удавалось удержать его. Тишина долбила по барабанным перепонкам, заставляя сердце ударить лишний раз. Нельзя позволить пульсу ускориться. Он не должен увидеть здесь жертву. Конечно, это не спасет надолго, но все равно.

Одна осечка — я труп сию секунду.

— Не выдержу, — рука дрогнула на двери, а я задержала воздух, — начну — не смогу.

Так, спокойнее, Сима. Он еще мыслит. Причем в сторону, как не сделать Симу обедом и не сдохнуть, так что нет причин паниковать прямо сейчас. Думай. Палец тут же скользнул в дверную щель, уйдя в нее полностью. Похоже, сантиметров пятнадцать, может, двадцать толщиной.

— Так, хорошо. А если я сама сцежу немного, — слово «кровь» не слетает с губ, оставаясь на кончике языка.

— Не имеет значения, — хрипит он.

Кулак сам врезается в металлическую поверхность, а я разворачиваюсь на пятках, уперев руки в бока. Злость сейчас — прекрасный выход не поддаться страху. И я позволяю ей раскрутиться на полную катушку, до дребезжания нервов. До колотуна на кончиках пальцев. Очень хорошо. Жертва так себя не ведет.

— Окей, майор. Я слушаю твои предложения. Кто тут главный, в конце концов?!

Стены больше не давят — они поглощают нас обоих. Я чувствую это. Как здесь растворяется в слоях пыли человек и вампир. Мы оба в отвратительном положении. Это только в фильмах жертва вампира умирает в эйфории. Знаете, в чем прикол? Во внушении. Которое на меня не действует. Когда в тебя вцепляется пасть, полная «конусообразных клыков», ты не бьешься в оргазме. Зубы вампира устроены таким образом, чтобы порвать как можно больше сосудов на своем пути. Поэтому каждый оснащен зазубринами, как на рыбацком крючке. Когда жертва пытается вырваться — он лишь сильнее застревает, попутно разрывая дополнительные ткани. Эффект скорее сравним с укусом собаки.

У которой сорок два зуба.

Что за бред. Ни с чем он не сравним.

Как, справедливости ради стоит отметить, и выпитые литры 47-й сыворотки. Хотя нет, тут есть достойное. Серная кислота. Вампир растворится изнутри в агонии, которую сложно себе представить. Его ткани будут медленно разлагаться, принося мучительную боль, цепляя другие, превращая внутренности в желе. Я точно знаю. Именно такими мыслями успокаивала себя считая, что Самсон погиб так. В агонии. Сгорая заживо изнутри.

— Моему предложению, schatz, ты предпочтешь смерть, — сквозь хрип выдает майор, запрокинув голову.

Жмурюсь, чтобы не видеть. не позволить картинке достичь сознания, но она уже мчится, раздражая нейроны. Проецируя в мозг то, что своими корявыми ручонками открывает дальний шкаф страхов. Просто показалось. Игра света, ничего больше. Тут же темно, как в склепе, а лампочка особо не помогает. Тень на лице вампира. Не было там никаких клыков, очертания которых проступают сквозь кожу, а кончики касались друг друга из-под растянувшихся губ. Почерневших вен, от самой шеи, по всему лицу и рукам, с застоявшейся кровью. Покрасневших радужек и приподнятых уголков верхней губы.

Показалось.

— Говори, — нервно облизнув губы, сжимаю руки в кулаки.

Сердце уже не удержать, оно срывается в истерике, стараясь вырваться из груди и убежать отсюда подальше. Рык вампира и грохот удара о стену, что тут же поднимает град пыли от оставшихся кусков отделки на потолке. Чувствую, как дрожит нижняя губа, и тут же закусываю ее. Все плохо. Очень плохо, мать его.

— Они должны убедиться, что получилось, — рычит вампир, а я втягиваю голову в плечи, чувствуя, как кровь застывает в венах, впиваясь ледяными осколками в кожу, — не знают, сколько, — его голос срывается на хрип, а я судорожно киваю головой.

— Да, все верно, они точно не знают, за сколько ты умрешь, если такое случится. Потому что даже мы не знаем, — голос предательски срывается в конце, — давай быстрее уже, что ты придумал.

— Я укушу тебя, schatz, и мы банально разляжемся на полу, оставив друг другу пару синяков, — скрипит вампир зубами, — но для этого мне нужно успокоиться.

О, да. Капитан очевидность. Я в курсе. Но язвить голодному вампиру не решаюсь, медленно киваю снова, восстанавливая дыхание.

— Пока мне все нравится. Только не понимаю, — остаток фразы теряется в моем возмущении.

Медленно же до меня доходило. Рот изумленно распахивается, а я все силы трачу на то, чтобы поднять челюсть. Черт, я же знала это с самого начала, но это… мерзко. Отвратительно. Это. Вдох застревает в глотке, вызывая кашель. Я просто не смогу. Глаза печет, а грудь разрывает страх, тут же пускающий щупальца по всему телу.

Дать другой выход желанию. Голоду. Вот о чем говорит вампир.

Они не люди. Их чувства работают по-другому. Многие представители человеческой расы после секса хотят есть. Потому что он сжигает калории, а после физической нагрузки всегда тянет что-нибудь заточить. У вампиров иначе. Секс дает выход инстинкту хищника, при этом притупляя голод, так как кровь вновь приходит в движение, насыщая тело кислородом. Да, через пару часов после необходимо получить новые клетки, но появляется время. Вампиры любители различных экспериментов, оргий в том числе, из-за этого. Это как допинг перед охотой. Забегом.

Все это проносится в голове сухим текстом собственных исследований. Набранным печатным текстом отца. Отдаленно в сознании. Потому что это не может быть со мной.

— Слушай, дело даже не в том, что я, — глотку режут слова.

Черт, я даже сказать этого не могу! Медленный выдох. Перед глазами пляшут пятна, и я благодарна им.

— Разве ты сможешь? — наконец выдавливаю из себя. — Я для тебя сейчас пыльный, грязный, вонючий пакет крови, — взгляд касается невозмутимого лица вампира а догадка сжимает желудок, — ты с самого начала это планировал?!

Вампир матерится сквозь зубы, закрывая глаза.

— Ты всегда будешь видеть только то, что хочешь, schatz, — хрип, сморщив нос, — да. Сейчас у тебя есть выбор. Или ты участвуешь в нашей спасательной операции, или через пару минут я заставлю тебя. Мне плевать на все эти ваши условности. Да, я не в восторге от грязи, но у нас есть миссия.

Просто жесть. Слова исчезают вместе с остатками слюны, верой в человечество и в себя. До мозга доносится лишь тупой стук сердца, измеряющего время. Как под гипнозом. В чертовом сне. Щипаю себя и не чувствую боли, может, и к лучшему? Сквозь корку пыли проступает кровь.

Какая грязь.

Но… Я знаю цену жизни. Пусть внутри что-то умирает, но я не готова уйти до конца. Может, слаба, что думаю о том, чтобы позволить… Хотя у меня же есть хорошее оправдание. Спасти мир.

А не собственную, покрытую потом ужаса, шкуру.

Противно. Хочется упасть в кипяток с хлоркой. А желательно — прополоскать им изнутри. Очистить. Залезть в каждый угол и смыть эту грязь. Отодрать приросшие к мясу коросты.

Я даже не знаю, откуда эти слезы. Оказывается, камень внутри еще мог что-то чувствовать. До этой секунды.

До моего осторожного движения вперед.

Я даже не нашла сил подняться на ноги. Просто ползу к нему. На четвереньках. Я знаю, что если попробую встать — упаду. Ноги ватные, далекие. Не мои. Чужие. Это все — не я. Когда его рука опускается на плечо, я вздрагиваю, а желудок ударяется в небо, выбивая из глаз новую волну слез. Неужели с меня было не достаточно.

— Я закрою глаза, ладно? — не знаю почему, вдруг спрашиваю я.

Голос позорно дрожит. Связки натянуты до предела, и я понимаю, что буду кричать. Хотя, наверное, так даже лучше. Они поверят. Что мы… боролись. Придут. Главное, чтобы не очень быстро.

Вампир должен успеть насытиться.

От омерзения и смеси запахов морщусь, замуриваясь. Пусть мой разум останется со мной после этого.

— Постарайся расслабиться, schatz, — хрипит он, а я дергаюсь, ощутив ледяные пальцы на щеке, — так точно не получится. Я, — голос срывается на рык, слышу, как скрипят зубы, — попробую помочь.

Не понимаю, о чем он. Как помочь? Внушение на меня не действует. В грязном пыльном бункере, в полной антисанитарии, я должна переспать с трупом. С тем, что я ненавижу всем существом.

Вздрагиваю, когда пальцы на щеке теплеют. Плотно сомкнутые веки и еле заметное движение на коже. Гладит, действительно пытается помочь. В конце концов, мы практически в одинаковом положении. Он бы с радостью сожрал меня, а не занимался сеансами эротического массажа в пыли. Медленно выдохнув, проглотив омерзение, я плотнее прислоняюсь щекой к руке вампира, предавая себя.


Бью вампира по лицу от души, пока тот смиренно сидит, давя ухмылку. Мудак. Мог бы хотя бы притвориться сочувствующим. Нет. На двести процентов уверена, что ему было так же хреново, как и мне. Но это выше вампирской сущности. Сочувствие.

В конце концов, он кончил.

Мысль обжигает глотку. Для верности замахиваюсь ногой, приземляя пятку на его щеку. Мягкие тапки не дают след как от тяжелых ботинок, но тем не менее сбить бровь в кровь удается. Хотя он и так весь в крови. Руки разорваны от многочасовых ударов в стену. Кожа зудит, а тело дрожит от каждого вздоха. Лицо окаменело, а внутренности словно опустили в чан с парализатором.

Просто ничего не чувствую.

Механические действия. Встать. Натянуть штаны, застегнуть. Ударить вампира. Лечь. Дождаться укуса.

Убить ту тварь, что заперла нас здесь. А после — Самсона.

Попробовать жить дальше.

По-моему, вампир что-то говорит, но я не слышу, опускаясь на пол, раскидывая ногами крошку. Словно так будет мягче. Или чище. За мочалку и воду готова убить. По-моему, это шок, не знаю. Просто ложусь, опускаясь головой на холодную поверхность и закрываю глаза. А ведь кто-то романтизирует это. Принуждение. Вынужденность. Находя красивое в полном омерзении. Больные ублюдки. Мне помогает держаться на поверхности лишь мысль, что могло быть хуже. Потому что знаю, как это.

— Скоро выберемся, — голос вампира у самого ухо, — потерпи.

Набрался тактичности все же. Хотелось бы не дрогнуть, когда зубы ворвались в мясо, но такое только в фильмах бывает. Дергаюсь вперед, тут же насаживаюсь на зубы глубже и ору от боли. Кажется, все мое терпение выпотрошили из тела две минуты назад.

Вытрахали.

Из глаз катятся слезы, когда вампир разжимает челюсти, оставляя кровоточащую рану. Точно знаю, что ничего важного не задел. Уж кому, как не четырехсот летнему вампиру, точно знать, как укусить. Следующий пункт. Сама тяну штанину вверх, оголяя бедро. Ни один молодняк не поверит, что он просто высосал меня через одну отметину. Нет, это так не работает. Его голова опускается ниже, а я вздрагиваю, когда губы касаются кожи.

Медлит. Ощупывает кожу языком. От желания свернуть его шею дрожат колени. Свести вместе и дернуть. Но это же не убьет вампира. Оторвать голову — другое дело. Руки сильно прижимают ноги к полу, а измученный желудок спазмирует. Не могу выдержать. Отвернув голову набок, позволяю нехитрому содержимому вырваться наружу от боли, когда зубы вновь впиваются в тело.

Ничего нет в этом приятного и романтичного. Хочется рассказать Дашке каждый момент. Чтобы та перестала пускать слюни в сторону хищников. Только грязь, кровь и животный хаос. Как этот бункер выглядит все существование вампира. Мерзость. Ничто мертвое не может быть привлекательным.

С силой жму на края раны над ключицей, заставляя их кровоточить сильнее. Вампир делает то же самое с моей ногой, повторив укус на изгибе локтя. Артерии не задеты, поэтому нужно просто выпустить больше. Он отплевывается, а я чувствую паленый запах плоти. Даже небольшое количество моей крови приносит ему боль. Я не должна этому радоваться, но почему-то немного облегчения достается внутренним демонам. Конечно, кровь не соответствует цвету, но в такой темноте и грязи даже Самсон не особо что разберет. Когда вампир растягивается поперек моего туловища, точно знаю, что на этот раз у меня точно все получится.

Тело не подведет.

— Не дыши так часто, — шипит вампир, а я представляю, как вгоняю пулю в его голову.

В концентрате. Или нет. Как вливаю концентрат через воронку ему в глотку. Это ненормально, хотеть этого. Но я хочу. Вспоминаю, как шел дым из его глотки, и чувствую, что отпускает. Становиться легче.

Прости, Вагнер. Ты спасал нас, я знаю. Но мне будет очень приятно тебя убить.

Назначенное время явно уже прошло. Конечности затекли, но тень так и не появляется. Что за бред? Открываю глаза и кошусь на вампира. Он хмурится. Что за? Но в его взгляде нет лжи, он тоже не понимает, что происходит. Мы не могли пропустить его появление. Все было рассчитано. Четко.

Как в порнофильме, точно знали, когда нужно закончить. Язык нервно проходится по губам, а я киваю в сторону двери. Что-то не так. Они забыли про нас. Вампир прислушивается и быстро поднимается на ноги. Судорожный вздох срывается с губ, когда его рука касается двери.

С тяжелым скрипом, герметичная двадцатисантиметровая дверь, открывается, выпуская нас на свободу.

Чувствую, что зубы стучат. Морщусь от яркого света, закрывая глаза рукой. Нет, я сама проверяла. Он проверял. Мы оба за шесть часов постоянно прорывались к этой двери и она была закрыта.

Ведь.

Мы не могли оба сойти с ума?

Я знаю, как это банально, но измученный разум больше не хочет знать. Да, в этом акте я вновь ухожуу кого-то на руках. Или волоком. Мне все равно. Спасительная тишина, прерываемая моим смехом и спазмом в ребрах от нехватки кислорода, уносит меня подальше из кошмара по имени жизнь.

Глава 20

От пара в ванной было нечем дышать. Измученные легкие раздирал кашель, а отходящая мокрота по цвету напоминала грязь. Кожа, покрасневшая в кипятке, зудела. Похоже, я стерла мочалку. Цементный слой, пропитанный кровью вампира, уже давно окрасил воду в грязно-коричневый цвет. Мало.

По-моему, закончилось мыло. Или упало в воду и я больше не смогла найти. Трясущиеся пальцы в мутной воде не самые надежные помощники. Я уже давно не открывала кран с синей отметкой, но вода все равно была недостаточно горячей. Пятна стертой до крови кожи щипало. На плече выступили бисеринки крови. Но я вновь подняла мочалку, с силой проводя по коже. До скрипа, шипя сквозь зубы.

Недостаточно.

Рваная рана над ключицей была ничем по сравнению с черной дырой внутри. Конечно, стоит принять антибиотики после всего этого дерьма. И все же поговорить с Леопольдом.

Меньше всего сейчас хотелось думать. Как добрались обратно, если на улице день? Чего добивался Самсон своей выходкой? А если все же не он, то что за клан молодняка?

Что сказал майор полковнику?

Лишь начало. Вершина огромного айсберга. Чем дальше забираешься под воду, тем меньше воздуха остается в легких. На голову давит, и кажется, что скоро достигнешь дна, но нет. А когда кислорода становится мало и ты жаждешь вернуться обратно, голова упирается в ледяную корку, собравшуюся на поверхности.

Ухватившись за скользкий бортик, опустила ноги на холодную плитку. Красные капли стекали, объединяясь друг с другом, заполняя желобки. Запоздало подумала, что, видимо, от горячей воды размокли края раны. Конечно, такие повреждения не стоит вымачивать. Инфекция и прочее.

Только у меня была своя инфекция. Она застряла где-то между бедер, тупой болью отдаваясь при движении, благополучно пуская свои корни дальше, в самое нутро. Внутри все болело, а меня почему-то это радовало. Видимо, то, что все произошедшее не принесло мне удовольствия, в какой-то степени говорило о моей нормальности. Тело не отзывалось вампиру, что значительно усложнило задачу и мое физическое состояние, зато сознание осталось им довольно.

Я нормальная. Меня не привлекают ублюдки, способные располовинить человека.

Больше не привлекают. Хотя, если вспомнить, что я явно под влиянием Мартинаса стерла себе память, скорее всего, никогда и не привлекали. От этой мысли стало легче.

Промокнув маленьким полотенцем раны, внимательно осмотрела их в зеркале. Достаточно осторожные, майор постарался. Протянув руку к аптечке, вытащила пузырек с перекисью. Такого в этом доме предостаточно. Открутив крышку, вытащила резиновую заглушку и щедро окатила шею. Почти и не щиплет, только сплошная пена. Повторив обработку руки и бедра, натянула дежурные чистые майку и шорты.

Я же не буду зацикливаться на том, что произошло? Сложив бинт четыре раза и щедро отмотав лейкопластырь, кое-как заклеила укусы вампира. Как новенькая. Почти могу дышать.

Хотя это было преувеличением. Ведь стоило открыть дверь, как тут же врезалась в вампира. Его раны затянулись, но запекшаяся кровь вперемешку с грязью потрескалась на руках, заставляя дернуться от ударившего в ребра страха. Резко выдохнув, шагнула в сторону, обходя вампира по дуге.

Что кровососущий делал возле нее, даже знать не хотелось. Глаза слипались, а я снова подумала, что паранойя не дает мне спокойно жить. Он просто ждал своей очереди в ванную, вот и все. Он же явно чистоплюй, вечно выглаженный, выстиранный, ни пылинки, ни складочки. Аж противно.

От присутствия дяди остался лишь скрип моих прогнивших ступеней по ту сторону входа. Полковник всегда так делал. Давал мне полную свободу, не забывая про чуткий контроль. Что бы это ни значило.

— Она была заперта, schatz, — зубы скрипнули от раздавшегося за спиной голоса.

Вампир исчез в ванной, а я завалилась на кровать, прижав к себе колени. Поплотнее укутавшись в ватное одеяло, уткнулась носом в подушку. На улице все еще стояла жара, но почему-то мне сегодня было особенно холодно. Кажется, из меня разом вытянули все силы, оставляя высушенный разум стонать где-то внутри черепной коробки. Дядя был прав. Я оказалась не готова ко всему этому. Столкнуться с призраками прошлого, пустить их. Позволить вампиру прикоснуться.

Пальцы судорожно сжали наволочку до треска несчастной застиранной ткани. Какие же мы эгоисты. День назад я была уверена во всем. Полдня назад могла думать, находясь в замкнутом пространстве с вампиром. Не бояться. Почти. Насколько это возможно.

Но какое-то нелепое физическое действие, от которого можно было отгородиться, отстроиться, выбило меня из и без того постоянно петляющей колеи. Думать о том, что это необходимость, вынужденная мера, не помогало. Даже воспоминания о людях на фотографиях были не способны стереть отпечаток прошедшего дня.

Самсон снова добился того, чего хотел. Думать о том, что это кто-то другой — обманывать себя. Ведь все просто. Он звал нас туда, в этом сомнений не было. Вода, отсутствие других жертв, обрыв высоковольтного кабеля. Нет, он точно знал, что мы придем. Бункер был готов для нас.

Так, может, он все же что-то говорил мне в квартире около трупа Маши?


Четыре года назад

Неловко размахивая руками, упала на землю, больно приложившись пятой точкой. От удара из глаз брызнули слезы, а мороз услужливо тут же обдал повлажневшие щеки. Зима пришла, когда не ждали, как обычно, в декабре. Вот тебе, старший лейтенант, иприятный вечер. Хотела погулять наедине с собой, проветрить мысли. Давно уже не была одна, вечно кто-то крутится рядом. С успехом группы А и запуском концентрата в массовое производство интерес ко мне и к проекту резко возрос. А все потому, что неделю назад мы с вампиром уничтожили гнездо приближенных Мартинаса. Теперь каждый считал своим долгом выведать, кто же тот хищник, что с таким хладнокровием убил своих.

Несмотря на все мои старания, до этого дня никто не верил, что стоит нам наткнуться на кого-то действительно серьезного, вампир останется на стороне людей. Сколько бы ни объясняла про цели и средства — без толку. А здесь такое.

Лучше бы они с таким остервенением занялись вопросом подготовки к морозам и снегопадам. Все дороги в городке засыпаны, а тротуары больше похожи на полосу препятствий. В лучших местах — на каток. А без пяти минут капитан сидит на заднице и чувствует, как мороз заползает под пуховик. Ладонь заледенели от соприкосновения со скользкой поверхностью. Будь ты хоть четырежды подготовлен, но подняться, когда распластался в толстой неудобной одежде, задравшейся уже на нос, не так просто.

Еще вампир этот. От одного воспоминания о Сергее к щекам тут же ринулся жар. С каждым днем отношения с клыкастым красавчиком запутывались все больше. Нет, вроде все предельно понятно — спим, едим, живем, убиваем вампиров — все вместе. Но разобраться в том, что твориться внутри, вампир не мог. А я последнее время абсолютно перестала понимать себя. Сплошной бразильский сериал. В самый интересный момент: «Что ты чувствуешь?». Да и я не отстаю: «Что ты думаешь?».

Глупо было полагать, что с вампиром в напарниках все будет просто. А уж пустить его к себе в кровать, в душу… Отряхиваясь от снега, с силой затрясла головой. Все слишком запуталось. Где в этом клубке искать развязку — уже и не понятно вовсе.

Хруст снега за спиной привел в чувство. Резко повернувшись на пятках, вновь потеряла равновесие, но от падения спасли чьи-то руки. Обхватив пальцами крепче предплечья, мышцы на которых ощущались сквозь тонкую кожаную ткань, мысленно выругалась, выпрямляясь.

И тут же отшатнулась назад.

Потому что предпоследний, кого захочет встретить девушка одна ночью, в моем списке будет Александр Мартинас.

Тяжесть его силы обрушилась на меня, хотя я и стояла уже на приличном расстоянии. Ее просто невозможно было не ощущать. Темная, разрушающая, гнетущая и давящая. Лишь от одного взгляда прищуренных глаз хотелось подхватить скользящую обувь и бежать как можно дальше. Сердце встало в горле, мешая сделать вдох. А вампир наблюдал с любопытством, наклонив голову. Казалось, что его кожа словно белый лист. Человек не может быть таким. Никто не может. Ни единого шевеления крови. Идеальный хищник. Расслаблен, ладони в карманах джинсов, а он даже не пытается маскироваться. На улице градусов пятнадцать мороза, а Мартинас в тонкой куртке улыбается, разглядывая меня.

И снег, что касается его лица, не тает.

Душу внутри пробирает страх. Ведь знаю, что ему нравится. Медленный выдох. Успокойся, Сима, раньше на тебя так же действовал и Сергей. Мартинаса привел он, и хотя нельзя сказать, что я доверяю вампиру, это же о чем-то говорило. Правда же?

Улыбка растянулась на лице Мартинаса, а я тут же мысленно перекрестила его напарника. Понятия не имею, кто он, но у этого парня точно железные нервы. Потому что умереть можно было просто от осознания того, что этот зверь находится рядом.

— Детка, ты слишком пуглива для той, что спит с вампиром, — пока я пытаюсь обрести дар речи обратно, вампир касается губы кончиком языка, медленно проводя по ней.

Гипнотизируя. Уверена, именно так выглядит кролик перед удавом. Умирает от страха, но при этом… Закрываю глаза, убирая взгляд. Нет, это не может быть красивым.

Конечно, Сима, поэтому ты с ума сходишь по древнему вампиру. Очнись, женщина, это просто еще один такой же. Просто с ним ты не провела почти полгода, вот и все.

— Брось, Сим, — зубы зажимают нижнюю губу, а я почему-то повторяю его движение, давя судорожный вздох, — я не могу понять, кто он, ты слишком внимательна к мелочам. Но точно ощущаю реакцию твоего тела, — проклятая немота не спадает, а вампир щурится, делая шаг вперед, заставляя отступать, — оно знает вампира.

— Это не твое дело, Мартинас, — сбрасывая оцепенение, забираюсь руками под пуховик, выправляя свалявшийся свитер, — я, конечно, рассматривала замену напарника на твою кандидатуру, но это было давно и неправда. Так что прекрати меня преследовать.

Заледеневшие пальцы поддаются плохо, поэтому ругаюсь про себя, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок. Погуляла, Сима. На тебе. Дальше своего вампира и шагу больше не сделаю. Сознание бьется в панике, но отгораживаюсь от него, даже когда Мартинас вновь нависает надо мной. Ничего он мне не сделает, не за этим здесь.

— Ты разве не хочешь поймать Самсона, детка? — дыхание Мартинаса опаляет слух, а я, несмотря на все бастионы внутри, тут же вжимаю голову в плечи.

Мартинас смеется, довольный моей реакцией.

— Да, да, очень смешно, — вампир скалится, а я возмущенно складываю руки на груди, — напугал человека слабее и младше тебя на несколько сотен лет. Есть чем гордиться, конечно.

— Ну чисто физиологически ты старше, — Мартинас вновь растягивается в улыбке, а я недоуменно хлопаю глазами, — мой возраст остановился в районе двадцати двух — двадцати пяти, — заметив мою растерянность, вампир цокает языком, а верхняя губа приподнимается, оголяя клыки, — или твой напарник об этом не рассказывал?

Вновь обретенный голос куда-то исчез, а неприятная липкость поползла по внутренностям. Глядя в прищуренные глаза, я судорожно выстраивала предположения. Нет, то, что вампир не развивается дальше и застревает в возрасте смерти, и так было понятно, но что-то сейчас подсказывало, что Мартинас говорит не об этом. Но если это не то, что он имеет в виду, то что? Хищник продолжил сканировать меня взглядом, а ощущение, что я путаюсь в его ловушке, все сильнее липким потом, несмотря на мороз, тут же выступило на спине.

Он не знает, кто мой напарник. Но сейчас пытается проверить, не Сергей ли это. Потому что то, как он построил вопрос, и должно натолкнуть меня на мысль, что именно Сергей мог мне это рассказать.

Но что?

То, что вампир утаил нечто важное, на что сейчас намекает Мартинас, неприятно кольнуло в груди. А Мартинас довольно улыбнулся. Гаденыш. Да, у этой ловушки нет выхода. Если бы я знала ответ, то он понял бы, что мой напарник — Сергей, и остался в выигрыше. А если я не знаю и мой напарник — Сергей, то это положит сомнения внутри меня насчет хрупкого установившегося доверия — и он снова в выигрыше. Стараясь не выдать эмоции, нахмурилась, недоуменно качая головой.

Получается, что если мой напарник не Сергей и я не знаю — у вампира должен быть вариант. В горле пересохло. Гипнотизируя ложащийся на волосы хищника снег, я облегченно выдохнула.

Может, у этой ловушки все же есть выход?

— О чем ты?

Вампир пожал плечами, медленно поворачивая голову, продолжая сканировать мое лицо.

— Ни о чем, детка, — вампир подхватил края моей шапки, поправляя ее, а я поежилась, тут же сдвигаясь, — не забивай свою хорошенькую голову.

Боже, из губ кого угодно это могло прозвучать мягко, интересно, оскорбительно. Как угодно. Из его рта это исключительно звучало как желание эту самую голову оторвать. Капли пота между лопаток сорвались вниз, исчезая где-то на пояснице, впитываясь в теплую ткань свитера.

— Детка? — его глаза сверкнули, а ледяные пальцы сомкнулись на моем запястье, посылая по телу миллиард сигналов, срывающих страх в свободное падение. — Дорогая?

— Да прекрати ты фамильярничать! — зарычала я, одергивая руку, пытаясь различить собственные слова за шумом биения сердца в голове. — У вас у всех мода такая?

Вампир засмеялся, а я расстегнула пуховик, чувствуя, как спасительный воздух расправляет легкие. Довольный оскал вампира рядом душил, а я растирала пальцами пересохшее горло.

— Не у всех, детка, — язык Мартинаса скользнул по клыкам, но тут же исчез, — привет Вагнеру.

Ноги тут же приросли к земле. Наблюдая за тем, как Мартинас не торопясь уходит за горизонт, весело напевая себе под нос какую-то старую песенку, я глотала воздух, пытаясь продавить внутрь распирающий страх. Кажется, что ком в горле провалился внутрь с громким стуком. Ловушка захлопнулась.

Глава 21

Сон не идет. Странно работают мозги, то отключаются, когда не нужно, то наоборот. Хотя, конечно, иногда все происходит весьма кстати. Думаю подняться и просушить голову феном, ведь на подушке собралось уже приличное мокрое пятно. От одной мысли вставать и куда-то плестись становится дурно. Звук льющейся воды в ванной не прекращается уже час. Конечно, пока этот не отмывается. Надо было хлорки, что ли, налить ему туда. Так, мелкая пакость, но отобьет ему обоняние.

Осознание накрывает волной, заставляя сердце ускорить темп. Резко сажусь на кровати, оглядываясь на дверь ванной. Что-то не так. Это же сейчас я… пошутила? «Подколоть» древнего вампира. В висках стучит, а измученное кашлем горло пересыхает. Ведь это происходит не первый раз. Когда я думаю о нем как о человеке. В измученном разуме картинка складывается очень плохо. Словно я держу в руках большую часть пазла, но никак не могу найти, какую куда приложить. Ладони чешутся от реальности ощущения. Поддавшись, раздираю пальцами кожу, взглядом прожигая дверь в ванную.

Почему Самсон знал, что я буду работать с ним? Я ни разу не задавалась этим вопросом. Просто как-то сразу приняла, что это Самсон пригласил меня в игру, поэтому майор был вынужден… но… Слюна застревает в горле, и я вновь кашляю, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Разве Самсон толкнул меня сюда?

Укусы зудят, и я понимаю, что чешусь уже вся. Кожа горит не то от ожогов, не то от смытого цемента. Желание содрать ее пробивается в беспорядочных мыслях, но тут же отгоняю его. Есть о чем думать и без этого. Накатывающее безумие, как ни странно, поддается, а я в очередной раз ставлю галочку в победе над собой. Видимо, столько времени мне нужно было именно это. Занять себя тем, что я думала, что умею делать.

Ловить хищника.

В голове картинкой вновь проносится текст моего сообщения. Слова баб Клавы. И…

«Я не смогу вернуть тебе память».

Вода в ванной перестает литься, но я чувствую, что он не выйдет сейчас. Просто знаю. Не понимаю, на каком уровне, но снова это ощущение.

Я думаю о нем как о человеке?

Лихорадочно кусаю губу, потирая переносицу. Нет, этого не могло случиться сейчас. То есть я никак не могла начать относится к вампиру как к человеку после всего. А значит… Горячая волна вновь проносится по телу, а мне кажется, что от моего взгляда в двери начинает появляться дырка.

Значит, раньше я относилась к нему, как к человеку.

Вывод пугает, но запихиваю паникующий голос куда подальше. Не до него. Не сейчас, когда кажется, что я прикоснулась к чему-то совершенно новому. Запретная территория. Жизнь до 31-го декабря 2016 года.

Ты же кусочек пазла, да, Вагнер?

Понимаю, что жутко торможу, от чего злюсь. Эмоции сейчас — мой враг. Скрипя зубами, сжимаю пальцы в кулаки, позволяя ногтям войти в кожу. Остатки зарождающегося сна испаряются, а я осторожно поднимаюсь с кровати, медленно скользя в коридор на цыпочках. Должна же я была оставить себе лазейку? Не могло быть, что, находясь под внушением, я не сопротивлялась хотя бы в начале. А значит, в самом видео есть что-то, способное открыть мне нечто, что от меня прячут.

Свой телефон вампир даже не пытался куда-то деть. Лежит на столе, поблескивая корпусом в просачивающемся сквозь плотные занавески свете солнца. Пальцы дрожат, когда жму на кнопку разблокировки. Естественно, шестизначный код. Язык нервно ходит по губам, пока пытаюсь найти зацепку.

«Я знаю».

Ладно, давай пробовать. Палец набирает «311216». Конечно, глупо было полагать, что это сработает. Айфон не поддается, предлагая попробовать снова, а я нервно барабаню пальцами по столу.

А ведь он, скорее всего, слышит.

Мысль отрезвляет, и я резко оглядываюсь на дверь ванной. Перестаю что-либо понимать. Да, он точно слышит. И мои бесшумные шаги, и то, как я взяла телефон. Но… он не появляется? Так выходит, что дядя прав и Вагнер что-то задумал? Специально приводит меня к этому, но не рассказывает напрямую. От злости на вампира хочется кричать, но я лишь падаю на стул, уже и не пытаясь скрываться. Ни шага вперед, ни назад. Не дает мне ни единой зацепки, но сам кладет свой телефон в руки.

У него очищены все файлы, кроме видео, но при этом сохранены сообщения 2016-го года? Сжимаю пальцами виски и массирую, словно насильно проталкивая кислород внутрь. Сомнений нет, Вагнер — важный элемент мозаики. При этом сам он считает, что я должна что-то понять, но не открывает занавес. Но он же уверен, что большей части мне знать не стоит.

Так о чем идет речь и почему Самсон говорит с нами обоими?

Понимаю, что не вижу чего-то слишком очевидного. Оно бьется откуда-то из прошлого, орет мне в ухо, отбивая ритм на барабанной перепонке, но с другой стороны. Я словно глухонемой, должна увидеть, чтобы понять.

«Что ты видишь?»

Прикусываю кончик языка, поглаживая острый край столешницы. Нажимаю с силой, задерживаю, позволяя подушечке налиться кровью. Словно прожать да самой кости. Примерно так себя ощущает моя голова. Налитая кровью, пульсирующая, не способная выпустить мысль из-за преграды, что установила сама себе. Но ведь мне подсказывают.

Два вампира.

Один с целью что-то показать и… разбить группу? То есть я изначально ошиблась, когда предположила, будто Самсон хочет, чтобы мы работали вместе. Наоборот, вампир что-то показывает, дабы мы развалились. И бункер тому подтверждение. Это должно было стать второй ступенью.

«Здесь для меня ничего нет».

Кислород в венах превращается в огонь. Пальцы трясутся, но я обхватываю телефон, занося палец над экраном. Звук открывающейся двери ванной. Но я точно знаю, что Вагнер не будет мешать.

Ведь он решил показать мне сам то, что должно развалить группу.

Рот наполняется кровью, посылая по рецепторам металлический вкус. От нее не тошнит. Желудок скручивает совсем не от этого.

У каждого свой алтарь. Он живет где-то глубоко внутри нас, но вечно вырывается наружу. Проявляется, показывает себя. Нарывом рано или поздно разрывая годами кипящую боль.

У людей. То, что такой алтарь есть у вампиров, я узнаю только сейчас. Когда айфон послушно принимает код разблокировки. Смешок сам срывается с губ, а я осторожно кладу телефон на столешницу, поднимая ноги на стул и прижимая колени к себе. Закрыв глаза, делаю медленный вдох, слыша осторожные шаги вампира.

Первые кусочки пазла послушно прилипают друг к другу, а я подбираю следующие, примеряя.

Эмоции сейчас главный враг. Но я все равно дышу слишком громко. По крайней мере, Вагнер оказался прав. Это действительно стоило знать. С трудом разлепляю ссохшиеся от крови губы. Еще одна частичка мозаики в моих руках готовится занять свое место.

— Из-за этого? — голос хрипит, но точно знаю, что вампир слышит ответ.

Щелчок чайника, а желание распахнуть шторы и впустить дневное солнце в дом становится навязчивой идеей. Но я трусиха. Мне достаточно боли. Сейчас я боюсь даже просто открыть глаза. А где-то за толстой пеленой перешитого сознания бьется боль. Для нее точно еще слишком рано, к этому пазлу я перейду позже.

— Да, — вздрагиваю от голоса вампира, передернув плечами, — полковник согласен, что…

— Мудак твой полковник, — шиплю, не веря в то, что это говорю.

Понимаю, что неправильно. Мой дядя, единственный родной человек. Внутри сжимается снова, подкатывает к горлу тошнота. Растираю лицо ладонями. Хорошо, что его здесь нет. Потому что я понимаю его. Это я дура, а он все сделал правильно. Смог засунуть чувства куда подальше для победы над общим врагом. И тогда, и сейчас.

— Почему просто не сказать, зачем ребусы? — голос дрожит, но я прокашливаюсь, возвращая жесткость. — Ты ставил под угрозу цель, я не понимаю.

— Не хотел причинить боль, — усмешка срывается с губ, пока слышу, как отщелкивает кнопка закипевшего чайника, но вампир не двигается, — это тоже ставит под угрозу цель.

Великая вампирская логика. А так получается, что вроде как бы я и сама дошла, но и он подсказывал. Маразм. Смех рвется наружу, но сдерживаюсь, прокусывая губу. Кажется, на сегодня достаточно. Третий кусочек пазла вложился в картинку, а за ним и четвертый. И правда, все же на поверхности.

— У меня есть вопросы, — пытаюсь сохранить голос спокойным, но тот то и дело срывается, — но сейчас я не готова говорить.

— Иди в комнату, schatz, — спокойно выдает вампир, а я молча киваю, поднимаясь, — я побуду здесь.

— Ненавижу тебя, — скриплю сквозь зубы, двигаясь к двери, — если бы ты знал, как.

— Достаточно было сказать «спасибо», — где-то за спиной выдает вампир.

А я бросаюсь в комнату, преодолевая внутреннее пламя. Голос, что шепчет распахнуть шторы. Взять нож и дать вампиру напиться отравленной крови сполна. Чтобы из ушей шло. Потому что больше я не хочу ничего знать. Даже вдаваться в подробности, что именно он стер. Оставить все там, заколоченное. Ведь явно не просто так я относилась к нему как к человеку, мне не пять лет. Мысли далеко. В том, что я помню в тот вечер. В искусственных воспоминаниях. Там я с Мартинасом наряжаю елку, смеюсь, развешивая дождик. Там пахнет мандаринами, шампанским и неловко порубленным оливье. Там нет алтаря, а только осторожные взгляды и прикосновения. Мы изучаем друг друга уже полгода.

В этот вечер Мартинас говорит, что любит меня.

Первый раз за всю мою жизнь с девяти лет в этом воспоминании почти четырехлетней давности, которого нет, я счастлива.

Глава 22

Четыре года назад

— Мартинас знает о тебе, — скинув шапку, которую сейчас больше хотелось сжечь, громко хлопнула дверью, стряхивая навалившийся на плечи снег.

Замечательно просто. Вампир от меня что-то скрывает, а второй теперь владеет секретной информацией. Молнию на пуховике заело и, немного подтянув, не выдержала, рванув со всей силы. Ушко собачки оторвалось, а сама металлическая часть еще крепче увязла, застряв в районе груди. Откинув от себя ногой ботинок, медленно выдохнула. И почему сейчас так хочется кричать и топать ножками, словно маленький ребенок. Глупая обида, будто мне что-то обещали. Прислонившись спиной к стене, медленно сползла вниз, закрыв лицо руками.

Почему я, несмотря на то, что большую часть жизни изучаю вампиров, вдруг верю ему? В висках стучит от коктейля из вины и разрушенных надежд. Горькое месиво. По телу все еще бегают ледяные мурашки после встречи с Мартинасом. Знобит и хочется закутаться во что-нибудь потеплее. Несмотря на то, что я все еще в пуховике.

Чертова тряпка.

По-хорошему, нечего тут было делать древнему вампиру. Иногда я совершенно не понимала, почему, несмотря на первобытный ужас, что пробирает до костей каждый раз, стоит ему появиться на горизонте, не избавилась от него. Нет, конечно, убить эту тварь задача не из легких, даже если все мы ополчимся против него. Но… Я же знала ответ. Пока Мартинас на нашей стороне — он не на стороне врага. А придумать нечто ужаснее, чем два древних вампира во главе мертвой армии, я не могла. Радоваться нужно, что он здесь. И, конечно, по-хорошему, он прав — именно я должна работать с древнейшим вампиром.

— И? — раздался смешок из кухни.

Стон сорвался с моих губ, пока пыталась сформулировать ответ. Не поймет. Ведь Мартинас точно никому не будет рассказывать. Но почему тогда такое ощущение, что что-то лопнуло где-то в будущем? Словно от моей оговорки изменилось нечто важное.

— Это секретная информация, — выдавливаю из себя, наблюдая за тем, как тающий снег с ботинок натекает в грязную лужицу, — что ты от меня скрываешь?

Едва слышные шаги, неторопливые и расслабленные, раздались в коридоре. Вампир посмотрел на разведенную мной грязь и медленно выдохнул. Расслабленные плечи и устало опрокинутая на бок голова не выдавали и капли напряжения. Вагнер не комментировал ничего, и это молчание раздражало еще сильнее. Вместо ответа напарник опустился на корточки и сжал пальцами непослушную собачку. Кислород закончился сразу, как только его аромат коснулся обоняния. Русая макушка возле самого моего лица заставляла вдыхать глубже, пока вампир возился с надоедливой молнией. Вся решительность испарилась, стоило запустить пальцы в короткие жесткие волосы.

— Ответь, — хрипло проговорила я, мягко перебирая пряди, — он говорил что-то про возраст и я не поняла.

— Мартинас — рожденный, — продолжая возиться с моим пуховиком сказал вампир, а я вздрогнула, — как Самсон.

— Ты серьезно?! — голос тут же перешел на крик, но я даже не заметила, вцепившись в волосы вампира. — И ты молчал об этом? Какое у Мартинаса алиби?

Резкое движение, звук рвущейся ткани, и мне в лицо летит пух. Так я и сама могла. Но почему-то сейчас воздух вокруг испарился и я не могу произнести лишнего слова. Лишь наблюдаю, как белый пух летает по комнате, словно разорвали подушку. А ведь не обманули, хорошая куртка. Обычно перьев натолкают, а тут нет.

— Сим, — я дергаюсь, когда ладонь вампира оказывается на моей щеке, фиксируя голову и не давая отвернуться, — это не он.

— По-моему, ты слишком веришь людям, — шиплю, а на лице вампира расползается усмешка.

— Людям — никогда.

От этих слов я дергаюсь, как от удара. Вампир хмурится, отчего на его лбу тут же появляются складки, а я каким-то чудом выбираюсь из испорченного пуховика. Но, дернувшись вперед, тут же оказываюсь в плотном кольце его рук. Та сила, что так пугала от Мартинаса, обволакивает, а я чувствую, как из глаз тут же вытекают слезы. Сумасшествие. Нельзя было переступать границы, не с ним.

— Schatz, ты — другое, — хрипит он, обдавая мою макушку дыханием, а я сильнее отталкиваюсь, пытаясь вырваться, — прекрати.

— Я не стану вампиром, — скриплю я, бесполезно упираясь в каменную грудь, — никогда, слышишь меня?

— Почему? — очередной удар отбирает голос, оставляя меня хватать ртом воздух. — Нет, я не прошу, Сим. Просто объясни. Неужели лучше смерть?

— Да, — рычу я, глядя в голубые озера, — для меня так.

— Из-за родителей, так? — морщится он, а глаза становятся темнее. — Но ты же решила быть со мной, почему быть вампиром для тебя неприемлемо?

— Я очень сильно ошиблась, когда влюбилась в тебя, — выдавила я, выскользнув из болезненных объятий.

Ведь это был не первый наш подобный разговор. Захлопнув дверь в свою комнату, упала лицом в подушку, крепко обхватив ту руками. Всегда так. Стоило сдвинуться с места, и тут же врезались в огромную стену между нами. Он никогда не сможет понять меня, а я его. Как бы мы ни старались. Да, я верю, что он тоже прикладывает усилия. Вижу это. Пытается, оставаясь вампиром, действовать по-другому. Но ничего не получается.

Мартинас рожденный. Он не рассказал мне. Это все, что имело сейчас значение. Остальное — лирика. Никогда вампир не поставит человека в приоритетах выше своего. Цель — средство. А я навсегда для всех них второе. Когда я свернула не туда? Когда вампиры вдруг перестали быть чем-то отвратительным и стали привлекать меня? Правду говорят, что от ненависти до любви? Вцепилась зубами в наволочку вместе с тихим скрипом двери. Прохладные руки тут же обхватили мои плечи, а у меня не осталось сил сопротивляться.

— Мне плевать на все, — прохрипел вампир, прижимая меня к себе, — я расскажу тебе что угодно. Хочешь — от момента рождения, что вспомню. Просто выкинь то дерьмо, что сейчас крутится в твоих мыслях.

— Почему, — я и не заметила, что уже цепляюсь за его плечи, словно через секунду он растворится, — ты не можешь этого чувствовать.

— Да, — ощущаю его пальцы в волосах, прижимаясь сильнее, — но разве не могу по-другому?

Время исчезает. Я просто сижу на коленях вампира, обхватив руками его шею, словно через секунду он растворится. Он что-то говорит, а я позволяю сознанию скользить где-то на грани со сном. Разве можно было подумать несколько лет назад, что гораздо спокойнее мне будет с хищником, чем одной? Короткий поцелуй касается волос, а я прижимаюсь крепче, чтобы удержаться, когда вампир опускает нас на кровать. Под тихий спокойный голос и осторожные поглаживания вдруг кажется, что дядя прав и пора все это бросать. Ведь мы же смогли бы попробовать? Тихо, где-то подальше от людей, вдвоем без всего остального ира.

Мы могли попытаться жить.

— Знаешь, — я не узнаю своего голоса, когда смотрю на расслабленно лежащего на моей подушке вампира, — в чем-то я похожа на вас. У меня тоже нет праздников уже много лет.

Он слишком пристально смотрит на меня, а я теряюсь. Кажется, зря это вырвалось. От прикосновения пальцев к щеке вздрагиваю, но тут же прижимаюсь сильнее, выпрашивая ласку. Вампир улыбается, а сердце вдруг подпрыгивает, выписывая круги в груди.

— Давай устроим, — холодное дыхание касается губ, а я тут же прикрываю глаза, мигом забывая про Мартинаса, — что там у нас по расписанию?

— Новый год, — шепчу я, тут же приоткрывая губы и подаваясь навстречу.


31.12.2016

— Точно все хорошо, — в очередной раз выдыхаю в трубку, закатив глаза, — просто у меня другие планы.

Запах гари подсказывает, что я все-таки что-то напортачила. Облизав пальцы, полностью покрытые майонезом, я хватаюсь за полотенце, прижимая трубку плечом. Вампиры едят ради удовольствия, а не чтобы отравиться. Мамины рецепты, которые та любовно записывала в тетрадку, выделяя фломастерами, что напитаны папиным одеколоном, явно не предполагали такого кощунственного исполнения.

— Сим, может, все же на дачу, — за голосом дяди слышен скрип снега, а я немного с сожалением выдыхаю, — скучно старику одному.

Всегда он так. Словно чувствует, что я решилась. Столько лет не трогал меня, а тут здравствуй, Сима, поехали отмечать. И даже хочется, но что-то подсказывает, что ну не одобрит мой старик появления меня с… вампиром. Да и не хотелось еще Вагнера пускать туда. Ведь тогда это будет нечто другое. Граница, которую пока я не готова перешагнуть. Дача наша с дядей. Возможно, после, потом. Вонь становится невыносимой, и я наугад отключаю все конфорки подряд, откидывая полотенце.

— Я люблю тебя, но давай в следующем году, хорошо? — торопливо говорю, поднимая крышку на сковородке.

— Ладно, беги уже, стрекоза, — усмехается дядя, скидывая звонок.

Тут же откидываю трубку, принюхиваюсь к тому, что по плану было котлетами. Черный цвет и вонь подсказывают, что все же руки растут у меня в плане кухни откуда-то из пятой точки. Аромат явно не напоминает то, что я помню из детства, и, чертыхнувшись, я швыряю все в раковину.

Опустившись на стул, открываю потрепанную книгу с рецептами, перечитывая заново, где ошиблась. Ну, с другой стороны, с салатами-то я точно справилась? Да и главное блюдо сегодня совсем не на плите. От последней мысли в горле встал ком, который я тут же поспешила сглотнуть. Новая ступень. Можно сказать, что я двинулось, но ведь это больше для меня, чем для него. Да, мне важно было понимать, что если вампир вдруг попробует мою кровь — я не останусь высушенным телом на земле. Нам не хватает доверия. Сегодня я хочу его создать.

Конечно, он ничего не знает о том, что я не пью концентрат. Создаю видимость, но на самом деле позволяю крови очиститься. Сумасшествие и необходимость одновременно. По-другому я никогда не смогу доверять ему.

Стук в дверь вырвал из размышлений, а я кинула взгляд на часы. Рано. Подхватив верный ПМ, быстро глянула в зеркало, убирая налипшие на лоб волосы. Проходя мимо комнаты родителей, я вдруг ощутила дрожь в пальцах. Ведь это было так же. Подготовка к празднику и стук в дверь. Тряхнув головой, отогнала от себя разрушающие мысли. Я предельно осторожна, и войти сюда может лишь один вампир. Который, как я надеюсь, не может причинить мне вреда.

Но все же, когда пальцы коснулись дверной ручки, ладони вспотели. Старые страхи, они так далеко под кожей, что, кажется, их не вытравить ничем. Но я не спрашиваю «кто там» и не смотрю в глазок. Я решила жить дальше. Без этих призраков, без алтаря. Это моя жизнь и она продолжается. Резко выдохнув, одним движением потянула дверь на себя.

Беспечно развалившийся на ступеньках вампир тут же повернул голову, а я вытянула руку с ПМ вперед. Палец подрагивал на спусковом крючке, но я знала, что не промахнусь. Леденящий кровь ужас сегодня отступил перед решительностью. Я точно знала, что выстрелю, стоит ему шелохнуться.

— И тебя с наступающим, детка, — кивнув на дуло, Мартинас осторожно поднялся на ноги, — ты всех гостей так встречаешь?

— Тебя не звали, — шиплю, наблюдая за тем, чтобы не переступить порог, — что надо?

Вампир смеется, запуская стаю мурашек по всему телу. Противный липкий страх тут же выскакивает из груди, охватывая все тело. Ледяной пот бежит между лопаток, но я не позволяю себе шелохнуться.

— Зря ты так, — вампир делает шаг вперед, а я отступаю, когда Мартинас облокачивается на косяк, — так, понимаю, просить приглашения без толку?

— Верно, — киваю, откашливаясь.

Хитрый прищур хищника мне совершенно не нравится. Папка в его руках, что тот постоянно крутит перед моими глазами, привлекает внимание. А я хмурюсь, переводя взгляд на него.

— Это подарочек тебе, детка, — усмешка разрезает лицо Мартинаса, — возьмешь?

— Я не выйду из квартиры, — рычу я, продолжая смотреть на папку.

Мартинас кивает, поглаживая пальцами дело. Он наклоняет голову и оглядывает меня с ног до головы. Становится холодно, и я ежусь, пытаясь спрятаться в тепле квартиры.

— Ты же умная девочка, да, Сим? — от его улыбки хочется провалиться на пару этажей ниже, но я как загипнотизированная смотрю на папку. — Ты же решила, что знаешь, кому можно доверять? Вагнеру?

— Я не доверяю ему, — шиплю я, усмехнувшись, — если это все…

— Полковнику, — еще шире улыбается вампир, а я дергаюсь, — что такое? Думаешь, что твой дядя предельно честен с тобой? — вампир смеется, а я хмурюсь, сглатывая несуществующую слюну. — Так что в тебе сильнее? Страх передо мной или желание узнать, что от тебя скрывают все вокруг, м?

Это глупо. Верить Мартинасу — это самое тупое, что можно придумать. Но он не проявляет агрессии. Да, он не нравится мне из-за исходящей от него ауры, но… что за дерьмо у него в руках? Облизнув губы, вновь смотрю на него.

— Дядя не стал бы обманывать меня, — готова убить себя за неуверенность в голосе, а вампир запрокидывает голову, громко смеясь.

— Да неужели? Даже если бы посчитал, что делает это для твоего блага?

А здесь вампир был прав. Не хотелось признавать, но ведь дядя действительно был способен спрятать от меня все, что способно ранить. Закусив губу, я поудобнее перехватила ПМ, наблюдая как глаза Мартинаса блеснули в тусклом свете подъездной лампочки.

— Давай быстрее, — вампир закатил глаза, — или я пошел. Сама подумай, зачем мне тебе врать? Хотел бы выпить — давно это мог сделать, тысячу раз. Я хочу работать с тобой в одной команде, все.

— Хорошо, — киваю я, делая шаг вперед.

Вампир не двинулся. Спокойно дождался, пока я переступлю порог. Мартинас был само дружелюбие, протягивая мне папку. Приземлившись на ступеньки, я открыла плотную обложку.

«Вагнер Сергей Дмитриевич».

— Я читала его дело, — разочарованно выдохнула я, собираясь закрыть папку, но пальцы вампира придержали обложку.

— То, что дал тебе дядя, правда? — усмехнулся Мартинас, а я ослабила хватку. — Давай дальше.

Знакомые слова, но почему-то я послушала вампира и не отрываясь следила за каждой строчкой. Особенно когда дело стало переплетаться с работой Вагнера и моего отца. Ледяные пальцы вцепились в мое плечо, когда я невидящим взглядом пыталась уловить суть строк, что видела в первый раз. В горле пересохло, а боль тут же вырвала из груди оставшийся воздух.

«Признание подозреваемого не оставляет сомнений…»

— А ты зря перестала принимать свою дрянь, детка, — сквозь пелену раздался голос Мартинаса, — хорошее изобретение. Очень хорошее…

Глава 23

Хрустящая мишура послушно сминалась в ладони, слабыми уколами касаясь кожи. Гладкая серебристая поверхность сияла разными красками в темной комнате от меняющей цвета огоньков гирлянды. Форточка вновь хлопнула, заставляя вздрогнуть. Заторможенно посмотрела на окно. На подоконнике собралась лужа из растаявшего снега. Медленно прикоснулась к своей щеке. Холодная. Видимо, сидеть на полу на сквозняке было не лучшей идеей.

Пальцы рефлекторно дотронулись до пола в том месте, где много лет я старательно возобновляла меловой круг. Сейчас — стерильная чистота. Даже удивительно, как мало времени потребовалось на то, чтобы уничтожить свой алтарь. Территорию мертвых в мире живых.

За три часа телефон ни разу не подал признаков жизни. Это так глупо. Даже найдя дело в дядином кабинете, узнав факты, я продолжала надеяться, что Вагнер все опровергнет. Какой черт меня дернул сегодня сунуться в штаб и копаться в столе полковника? Как же слабы люди. Мы кричим о том, что хотим знать правду, противимся лжи, умоляем о честности. Но стоит коснуться истины, как тут же пытаемся спрятаться от нее подальше. Вернуться в свой комфортный мир. Где не нужно принимать решений.

Делать выбор. Вступать в сделку с собственной совестью.

Дело не должно пострадать. Это единственное, в чем я была уверена сейчас. Нужно все сделать так, чтобы это не сказалось на группе А. Но как же сейчас хотелось выбрать не мир и его благополучие, а себя. Собственное спокойствие. Возможность двигаться дальше не останавливаясь, не притираясь ни с кем заново.

План простой. Наверное, поэтому, когда дверь открылась, я думала лишь о том, что нужно перестелить пол. Постоянный скрип шагов раздражает. А мой новый напарник все равно двигается бесшумно. Страшно ли мне? А чего мне терять? Сегодня, снова как и много лет назад, в канун Нового года, под сияние гирлянды и запах мандаринов, я осталась одна.

Тихий шорох одежды и движение воздуха справа от меня вынудили двинуться. Так странно. За какие-то часы монстры перестали быть детским кошмаром. Скрип двери, тихие шаги и щекочущий ноздри запах крови. То, почему я пошла на все это. Почему появилась группа А.

— У меня есть план, — голос дрогнул, а я мысленно прокляла свою несдержанность.

Могла лучше, Сима. Ты столько времени учишься у тех, у кого нет внутри ничего. Камень. Мертвый кусок плоти, что вопреки всем законам может возобновлять свое биение по велению разума. Наверное, в этом и был секрет. Их разум мог завести даже сердце. Поэтому первичнее были не чувства, а логика и цель. Ради того, чтобы жить хотя бы так, не по-настоящему, мозг воскрешал тело.

— Все просто, — заставила себя улыбнуться, чувствуя, как напряглись мышцы лица от искусственного движения, — я буду работать с Мартинасом.

— Как это поможет? — усмехнулся вампир, а я уставилась в одну точку перед собой.

Челюсти свело от звука его голоса. Меня даже не удивляло, почему я не узнала шаги, что слышала каждую ночь сквозь пелену воспоминаний, просыпаясь в холодном поту. Так и должно работать внушение на ребенке, чья психика мягкая и податливая. Помнить, но не иметь возможности узнать чудовище, что разрушило жизнь некогда счастливой семьи.

— Я не думаю, что это тебя касается, — пожав плечами, судорожно выдохнула, — я не знаю причин, почему дядя не убил тебя. Как и того, зачем столько лет ты оставался в заключении ПМВ, хотя спокойно мог вырваться.

— Не знаешь, потому что не хочешь знать.

— Хватит! — не выдержала я, двинувшись в сторону вампира. — Не надо говорить со мной так, словно ничего не случилось.

В горле клокотала злость. Непролитые слезы ужаса и бессилия душили, мешая подобрать слова. Да и что можно было сказать? Мир не развалился на части. Вагнер не изменился. Это было странно, но такова реальность. Вампир сидел рядом, все такой же красивый. У него не выросли рога, не образовалась зловещая аура. Вагнер не стал другим. А ведь это бы сделало все гораздо проще.

— Ничего и не случилось, — от голоса вампира я вздрогнула, — не говори, что сама не думала об этом, schatz.

Думала. Каждый раз, проходя мимо этой комнаты. Цепляясь за ручку двери, возвращаясь к меловому кругу, прислушиваясь к шагам. Не проходило и дня, чтобы я не думала об этом. Как это отвратительно эгоистично. Я готова была принять убийцу, пока его поступки не касались лично меня. Обманывала себя каждый раз, что это не имеет значения. Что даже если самое страшное сделал он — это в прошлом.

Легко говорить, пока не держишь в руках бумагу, где черным по белому написано, как ты предал себя. Свою семью. Как после этого обвинять дядю в предательстве, если здесь я главный злодей.

— Ты убил их, — не в силах больше смотреть туда, где еще пару часов назад был полустертый меловой контур, я закрыла глаза, — моих родителей. Но все же я благодарна тебе. Призраков прошлого больше нет. Мне просто нечего бояться, ведь я пустила в свою жизнь главный кошмар — тебя.

— Так что с Мартинасом, schatz? — Вагнер снова отмахнулся от моих слов, будто они ничего и не значили.

Жарова, как можно быть такой слепой? Тяжело вздохнув, сцепила пальцы в замок, собираясь с мыслями.

— Мартинас такое же чудовище, как и ты. Я позволю себе быть эгоистичной и малодушной сейчас. Заслужила за все годы мучений. Он убивал не меньше тебя, но их не трогал. Так что, Вагнер, — голос вновь не слушался, и я прокашлялась, глядя на вампира, — ты сотрешь себя из моей памяти. Изменишь структуру воспоминаний, заменишь свой образ на его. Уничтожишь существование группы А, если необходимо, чтобы исчезли якори. В общем, не мне тебя учить.

— Зачем, если я могу просто стереть твое знание правды? — пожал плечами вампир, а я рассмеялась.

Вот и все решение для вампира. Он не оправдывался, не извинялся. Похоже, даже и не раскаивался. Хотя о чем это я. Ему же все равно. Даже если он в чем-то слегка и разочарован, то лишь в том, что правду о смерти своих родителей узнала я.

— У меня и сейчас нет гарантий, что ты так не сделаешь, — я пожала плечами, — но все же я попробую перестраховаться. У меня будет пять дней, пока выводится концентрат. За это время я запишу все то, что важно уничтожить. Обо всех деталях будем знать только мы трое и частично Мартинас, — потерев виски, я вздохнула, — в общем, я расскажу все в процессе. Сейчас просто нужно записать видео.

— Ладно, — усмехнулся вампир, — как хочешь.

Ждала ли я, что он так просто не согласится? Судя по пропустившему удар сердцу — да.


Человек не может иметь большого значения для вампира. Ресурс, пища, интерес, инструмент, но не сама цель. Тогда почему Самсон с таким упорством пытается говорить со мной? Спина разнылась от долгого пребывания в одном положении. Потянувшись, я отложила ноут и планшет. Важно было понять мотив самого вампира, и тогда будет проще предугадывать его действия. Я разложила перед собой листы бумаги, уже полностью исписанные корявым нечитаемым почерком. Дядя любил шутить, что я должна была стать врачом.

— Когда человек может стать целью? — я посмотрела на стоящего в дверном проеме вампира.

Вагнер задумчиво разглядывал итог моих мучений.

— Нет, schatz, — вампир отрицательно мотнул головой, — это что-то другое.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — вздохнув, я упала на кровать, вытягиваясь в полный рост, — он пытается уязвить меня, задеть. С одной стороны, отводит от прошлого, но с другой — упорно в него тычет носом.

— В твоих стертых воспоминаниях не было ничего про него. Все, что изменено, не несло какой-то информации, — пожал плечами вампир.

— Тогда почему вы не даете мне их посмотреть?

— Потому что ты так сказала.

Снова по кругу. Застонав, я схватила подушку, уткнувшись в нее лицом.

— Я знаю, что ты убил моих родителей. Я знаю, что мои воспоминания про тебя и никакого Мартинаса полгода моей работы не было. Какая уже, к черту, разница? — прорычала я.

— Так раз ты теперь все знаешь, то зачем? — усмехнулся Вагнер, а я откинула подушку, наблюдая за тут же поднявшимся столбом пыли.

— Там могут быть детали, — проскрипела я, крепко стиснув зубы, — кстати, это ненормально, ставить на пароль дату совершенного преступления, ты в курсе? Или ты получаешь удовольствие, думая о том дне?

Запрокинув голову, я уставилась на вампира, так и замершего в проеме. Ничего нельзя понять по их лицам. Но сейчас Вагнер нахмурился, подавшись вперед.

— Не слишком ли ты спокойно об этом рассуждаешь?

— А мне нужно биться в истерике? — ответила я, закрывая глаза. — Майор, то, что я так реагирую, лишь в очередной раз показывает, что тогда я находилась под внушением.

Я тут же нахмурилась от своих слов, резко поднявшись на кровати. Ведь если предположить, что Вагнер прав и ничего важного он из моих воспоминаний не убирал, то, возможно, это убрал сам Самсон до. Кажется, вампир тоже что-то понял, потому что резко сделал шаг вперед, усаживаясь на корточки перед кроватью. Потерев переносицу, я схватила ближайший чистый лист бумаги, шаря вокруг в поисках ручки.

— Скажи, — стержень тут же заскользил по бумаге, — я же в принципе знала Мартинаса до того дня? — и тут же сама кивнула, отвечая на вопрос. — Конечно, иначе бы было странно, что я прошу заменить в воспоминаниях тебя на незнакомого вампира. Получается, что Самсон сам в какую-то нашу встречу что-то сказал мне. Или я что-то поняла. Заменив твое присутствие на его, он как бы…

— Замаскировал само воспоминание, сделав его чем-то естественным, — Вагнер кивнул, — да, такое возможно.

— Но почему просто не стер? — тут же остановилась, отбросив ручку. — Нет, это какой-то бред.

Глава 24

Сдался. Закусив губу и погромче прибавив музыку в наушниках, я жадно поглощаю ту альтернативную реальность, о которой ничего не помню. «Группа А» раскрыла для меня свои двери, а я с удивлением погружаюсь в знакомые картины. Палец тут же выделяет несостыковки, скидывая из в заметки. Каждое изменение. Сейчас мне плевать, что все действия про меня. Про них. Я останавливаюсь, лишь когда вижу изменения в карточках личных дел. Голова ноет, напоминая о необходимости отдыха, но я лишь снова закидываю в себя очередную порцию кофе, внимательно перечитывая третий раз последний отчет. Чтобы наверняка. Если мы хотя бы на миллиметр правы — Мартинас все же спрятал что-то в моей памяти.

Конечно, сначала это показалось бредом, но ведь если подумать. Он не мог сам внести сильных изменений. Иначе бы давно это сделал. При всей силе внушения есть части памяти, которые не подлежаткардинальным изменениям. Если это событие плотно связано с остальной цепью. Да, он вычислил цепь и внес изменения в нее руками Вагнера, но все еще было непонятно, почему именно я.

Кровать пружинит под весом вампира, но я лишь перекладываю выше сползший с подушки планшет. Присутствие Вагнера давит, но ведь ему не обязательно об этом знать? Дойдя до событий злополучного Нового года третий раз, я снова открываю заметки.

Майор был прав — всякий бред. Минимальные и какие-то пустяковые изменения. Даже смешно. Первая встреча с Вагнером — кроме личности вампира, изменен лист бумаги с делом в моих руках на обычную шариковую ручку. Набрав в рот воздуха так, что щеки раздулись, медленно выдыхаю.

Ладно, еще круг.

«Группа А — экспериментальный проект, цель которого — освоение рационального мышления вампира и внедрение его в ход стратегических операций».

Это и в «группе В» написано. Ничего нового. Буква в букву, видимо, я просто перепечатала. Свое дело на этот раз я просто пролистываю, так как успела перечитать его десять раз за сегодня. Пока мой неустойчивый разум не был готов снова погружаться в личность той Симы, что стала какой-то чужой и непонятной мне. Глупо и слабовольно. Это же очевидно — я где-то ошиблась, раз Самсон смог каким-то образом толкнуть меня к этой глупости.

«Вагнер Сергей Дмитриевич (Дмитрий Сергеевич)».

Быстро пробежавшись по «характеристикам» вампира, дальше я снова вчитываюсь в каждую букву.

«…находясь под внушением. Признание подозреваемого не оставляет сомнения, что…». Пролистываю ниже. Неинтересно. Должно быть ниже. Буквы мелькают перед глазами, а я вздрагиваю, когда холодные пальцы обжигают мое ухо, вытаскивая наушник. По лицу вампира пробегает тень, но я даже не хочу вдумываться в ее смысл. Констатирую факт.

«Ты просто привык».

Вагнер потирает шею, разглядывая буквы на экране планшета. Будто сам не видел свое дело. Его присутствие, что в наушниках еще можно было не замечать, сейчас давит и вызывает желание поскорее избавиться от общества вампира.

— Schatz, когда я согласился тебе все рассказать — я подразумевал диалог. Вопрос — ответ. А ты два часа перечитываешь одни и те же строчки, — вампир отворачивается, демонстрируя коротко стриженый затылок и еще не до конца затянувшиеся ожоги, — достаточно спросить.

— Так и сделаю, когда появятся вопросы.

Я двигаюсь на самый край кровати в миллиметре до падения. Перевернувшись на спину, со стоном обрушиваюсь на подушку. Держать планшет на груди не очень удобно, шея быстро затекает, но лежать, удерживаясь на локтях, уже тоже сил нет.

— Я был под внушением.

— Я умею читать, майор, не переживай, — отзываюсь я, уже привычно разблокировав потухший экран, — ты был под внушением, когда убивал мою семью, потом я была под внушением, когда попросила тебя стереть память. Где-то в промежутке между этими событиями Мартинас подсунул мне правду о первом событии, чтобы произошло второе. Вот видишь, я вполне себе умная девочка и не бьюсь головой об стену. Больше.

Дыхание Вагнера остановилось. Ну да, вампир еще пока не оправился после бункера, как, впрочем, и я. Неудивительно, что ему сложно поддерживать функционирование организма в привычном режиме.

— Я хотел рассказать тебе, — в голосе Вагнера сквозит хрипотца, — когда приходил к вам с Шукшиным в дом.

— Майор, это не имеет значения. Если ты не будешь меня отвлекать, то я скоро вернусь к тебе с вопросами, хорошо?

— Сим, — зажмурившись, я отворачиваюсь, — я спрошу один раз и больше не вернусь к этой теме.

Мне тут же становится жарко. На виски давит, а ладони покрываются липким потом. Я не хочу. Слышать, видеть, ощущать присутствие кого-либо из них. Я не понимаю, как могла влюбится в Вагнера тогда. Я абсолютно не знаю ту Симу, но…

Для него я один и тот же человек.

Это вообще нормально — ощущать чувство вины перед вампиром? Да какого черта я вообще должна его ощущать?

— То, что ты знаешь правду, что-то меняет?

Вопрос бьет по перепонкам, а я нервно облизываю губы. Нет, он как и всегда холоден и беспристрастен. Я не слышу в голосе не единой эмоции, но почему-то где-то глубоко внутри слова резонируют.

— Нет.

— Объяснишь?

Слова привычно рвутся наружу, но я останавливаю себя, отрицательно качая головой.

— Нет.

— Я не понимаю, — рычит Вагнер, а я тяжело вздыхаю, вновь уставившись в планшет.

— Тебе и не нужно. Сам по себе эксперимент был ошибкой. Мы — хорошее тому доказательство. Вампир и человек никогда не поймут друг друга, так что сколько я ни объясняй — ты все равно не поймешь.

— Ты ошибаешься, schatz, — Вагнер резко поднимается на ноги, а я снова вздрагиваю, — по-моему, цель достигнута на все сто процентов. И да, мое личное дело меняется так же, как и твое после нападения на тебя Самсона. Это тоже может быть важно.

Больше не отвлекаясь, я тут же погружаюсь в бесконечные строки. Еще полгода пролистываю быстро, они не изменены, тут нечего искать. Неожиданно для себя все отчеты про собственную казнь даже не задеваю взглядом. Слова не трогают — просто слова. Я уже практически готова говорить Самсону спасибо. Где же это?

«Вагнер Сергей…».

Оно.

«…приказал не продолжать преследование. Силы группы Вагнера были переориентированы на спасение жизни старшего лейтенанта Жаровой. Из-за большого количества концентрата 47 возобновить процесс обращения на месте не удалось. Процесс регенерации был возобновлен за счет крови Вагнера и продолжался семь дней путем внутривенного введения…»

Взгляд зацепился за строчки. Какая-то мысль плавала на поверхности, пока я снова перечитывала их.

«Ты просто привык».

Поэтому дядя верит ему. Он вытащил меня, хотя мог успешно достигнуть своей цели. Поступил как человек. Не бросил своего.

«Человек не может быть в приоритете у вампира».

Не то. Близкое, но не то.

«Он говорит с тобой. Я прав?»

Быстро сев на кровати, я спрыгиваю, меряя шагами комнату. Это несколько непривычно, но ведь… Черт, почему нет?

— Майор, я же правильно поняла, что ты мог поймать Самсона, но не стал? — кричу в проход коридора, где минуту назад исчез вампир.

— Ты же умеешь читать, schatz, — язвит майор, двигаясь обратно к комнате.

— Твою мать, Вагнер, я серьезно. Ты сказал задавать вопросы — я задаю.

— Так.

«Цель достигнута на все сто процентов».

Твою мать.

— Он не говорит со мной, — нервно облизнув пересохшие губы, я давлю смешок, уткнувшись лбом в дверной косяк, — я его, Вагнер, вообще мало интересую. Он издевается надо мной, уничтожает то, что мне дорого, только по одной причине. Я что-то значу для тебя. Он говорит с тобой.

Глава 25

И как мне раньше не пришло это в голову? Вот он, самый логичный ответ. Мартинасу зачем-то понадобился именно Вагнер. Вампиры не страдают привязанностью ни к людям, ни к молодым вампирам. Тем не менее после того, как Самсон обратил Вагнера, он не бросает его. Четыреста лет они неразлучны, и если понять привязанность Вагнера возможно — он обращенный, Мартинас его учитель, то что происходит с тем, кто старше Христа?

Ведь Вагнер придерживается строго противоположных Самсону взглядов, но тот не убивает его, а находит, как использовать. Привязывает к себе, подставляя в собственных убийствах.

Мне просто не повезло.

Как и моему отцу.

Ведь Самсон именно из-за склонности Вагнера привязываться к людям, внушает майору убить тех, кто начал ему доверять. Мы ошибались. Мартинасу плевать на наши исследования. Он жил две тысячи лет, а люди так и не смогли приблизиться к нему. Он может внушить что угодно и кому угодно, отмахиваясь от целой организации, как от кучки детей. Ему плевать на потери, ведь армия мертвых постоянно пополняется. Вампиры побеждают, а люди отходят на второй план. Мы вымираем. Мартинас и так побеждает. Но смерти моих родителей оказывается недостаточно.

Вместо того, чтобы принять свою сущность и перестать контактировать с людьми, Вагнер остается в ПМВ. Он ведет себя как человек больше, чем я думала. И как только я начинаю свои исследования, Вагнер, поглощенный идеей уничтожить Самсона, вызывается сам, по сути поставив дядю перед выбором без выбора. Отказать монстру, что добровольно сидит в подвалах ПМВ, только из-за мук чего-то напоминающего совесть, невозможно.

Когда Мартинас начал воспринимать меня как угрозу? Кажется, что дерево под моими пальцами сейчас расплавится. Возможно, я слышу именно его треск. Или это разрываются рамки, выстроенные в моей голове?

— Ты же сказал ему, что хочешь мне рассказать, да? — буравя взглядом дверной косяк, я практически не слышу своего голоса.

Но ответ звучит до боли громко.

— Да.

Я не знаю, почему мое сознание сейчас остается таким четким. Пальцы спокойно скользят но дереву, а в теле нет признака паники. А еще говорят, что женщины сплетницы. Хотя чему я удивляюсь. Мартинас — друг, наставник, единственный, кто, кажется, его понимает. Да, Вагнер не человек. Но и то, что он начал испытывать, несвойственно вампиру. Даже глупо было бы, не посоветовавшись с тем единственным, кто понимает в вампирах куда больше, чем Вагнер, идти к человеку. Что сделал Самсон? Внушил ему что-то тогда? Или просто Вагнер послушал его?

Сейчас это не выяснить.

Видимо, тогда Мартинас и решил, что я представляю какую-то угрозу. Почему не убил сразу? Мог же поступить так же, как с моими родителями. Но…

Он боялся, что это разрушит самого Вагнера?

Что он услышал такого в его словах, что решил взять всю грязную работу на себя?

Черт, да он же ведь просто хотел разбить нашу связку. Внушение, замена — все. Я не помнила ничего о Вагнере и благополучно ела всю лапшу Мартинаса. Он же мог ничего не делать со мной. Зачем все это?

— Почему он это сделал? — голос дрожит и не слушается, пока я сползаю по косяку на пол. — Почему?

Вагнер молчит, а я понимаю, что самым ужасным днем для меня был не тот, что навсегда пропах мандаринами и кровью.

— Что ты сказал ему? — скриплю сквозь зубы, с силой надавливая лбом на косяк. — Вагнер, что случилось, твою мать!

Вот поэтому я здесь. Под его вечным присмотром, в этом доме. Ему не нужно мое принятие. Он бы и не делал никаких попыток что-то восстановить, не так устроен. Вагнер спросил и то из-за того, что к слову пришлось. Майор не собирался все равно восстанавливать мне память.

А вот перестать себя винить он очень хотел.

Потому что он спровоцировал его.

Специально.

Когда начал что-то подозревать, он спровоцировал его.

— Что верну тебя.

Я не спрашиваю «зачем». Это не имеет смысла. Все остальное я в состоянии понять и без его ответов. Он сорвал Самсону крышу. Выдавив Вагнера из моих воспоминаний, Мартинас делал ставку на то, что человеческие чувства сильнее.

Странный вывод того, кто четыреста лет не может отпустить другого.

— Я должен был успеть, Сим.

Горячие слезы обжигают глаза и лицо. Чужая самонадеянность. Вампир никогда не поймет человека. Вот когда человек может стать целью. Господи, я так боялась вампирской ненависти.

А оказалось, что нужно бояться любви.

— Пока ты не знала — было проще, — говорит вампир, сверля взглядом стену над моей головой.

— Этим мы и отличаемся, — я киваю, не отвлекаясь от мыслей, — нормальный человек не смог бы спокойно жить с этим. У нас даже целая религия на этом основаны. Расскажи о грехах, облегчи душу. Видимо, у вампиров ее просто нет.

Вампир срывается с места слишком быстро. Я успеваю лишь дернуться в сторону, как ледяные пальцы впиваются в мое плечо, пригвождая к стене. Спина тут же отзывается острой болью, заставляя зашипеть. Вскинув руку вперед, я рефлекторно целюсь в глаз вампира, но удар тут же оказывается перехвачен. Вагнер блокирует каждое мое движение, вынуждая мозг биться в панике.

«Я не вступаю в бой, который проиграю».

— Какого черта, — хриплю я, вновь пытаясь вырваться, как замираю от ледяного прикосновения к лицу.

Вагнер прижимается лбом к моему виску. Я не чувствую его дыхания, а по коже расползается липкий противный страх.

— Сила — единственный выход? — хрипло шепчет Вагнер, а я вздрагиваю от нежного скольжения по коже шеи.

Лучше бы он меня ударил. Мамочки, неужели это случится снова. Колени подкашиваются, а я не сползаю вниз лишь из-за того, как крепко держит меня вампир. Почему мы снова наедине? Недавний ужас из бункера кадрами мелькает перед глазами, а меня передергивает. Ничего я не могу против него. Абсолютно ничего.

Если кто-то когда-то мне скажет, что ощущать полную беспомощность перед насильником возбуждает — я плюну ему в лицо. Нет, лучше сразу сверну шею. Потому что когда губы Вагнера скользят по скуле, я нахожусь на грани реальности.

— Если в тебе есть хоть что-то человеческое, что-то хорошее, — всхлипываю я и цепляюсь за удерживающую меня руку Вагнера, — хотя бы капля — ты отпустишь меня сейчас и исчезнешь, когда все закончится.

Озноб заставляет дрожать, и я не замечаю, что Вагнер держит уже не так крепко. По крайней мере, не причиняя боли. Только мне уже все равно. Я хочу расквитаться со всем этим как можно скорее и просто остаться одна. Жаль, что дядя ушел так быстро.

— Ты же хотела меня убить, schatz. Что изменилось?

Я не понимаю его интонаций. Мне тесно, горячо и холодно одновременно. Его вокруг так много, что, кажется, возле этой стены остался только он, полностью уничтожив меня. Тошнота подкатывает к горлу, а я судорожно хватаю ртом воздух. Он же видит это. Понимает, что делает мне хуже, но не перестает. Где были мои глаза раньше?

Внезапная мысль проскальзывает сквозь панику, а я хватаю вампира за руку, до хруста в пальцах сжимая ее.

— Подожди, — я хмурюсь, пытаясь понять, что секунду назад пришло мне в голову.

Останусь одна. Что не так в этой мысли? От догадки распахиваю глаза, невидящим взглядом уставившись в одну точку.

— Дай телефон, — не слыша собственного голоса, я пытаюсь не сойти с ума в эту секунду, — Вагнер, пожалуйста, быстрее.

Вагнер делает шаг назад и тут же протягивает аппарат. Сейчас мне не до него.

Самсон уничтожает все, что мне дорого. Всех. А… откуда он знает, кто это? Почему он понимает, кто из жителей окраины прикипел ко мне? Запал в душу. Пальцы трясутся, но первый вздох облегчения вырывается, когда я вижу надпись «в сети» напротив ника Дашки. Быстро набиваю сообщение и отправляю, не тратя больше времени.

«Только мы с тобой вдвоем остались».

Он не мог изучить все за три дня. Да и за неделю не мог.

«Уровень внушения: максимально высокий».

Третий гудок болью пронзает мозг, сжимая виски. Я облокачиваюсь на стенку в надежде не потерять опору.

Пожалуйста.

Самсона не было в лесу. Никогда не было.

«Моя еда с собой».

Три года он вместе со мной зализывал раны здесь.

Звонок срывается, а телефон выскальзывает из ослабевших пальцев. Я не буду перезванивать. Уже больше никогда на этот номер.

Дядя отвечает на телефон всегда, даже если сидит в туалете. Работа такая. Каждая секунда может решать чью-то жизнь.

Хотя, может, я больше чувствую, чем понимаю разумом.

Потому что Самсон здесь. Он тот, кому спокойно откроют двери и пригласят в дом. Его знает каждый прохожий и с улыбкой похлопывают по плечу. Он всегда был здесь.

«В твоей крови 47-я, и ты боишься внушения?»

«Алкоголь и наркотические вещества нейтрализуют действие концентрата 47, сводя его эффективность практически к нулю».

«Продукты распада наркотических веществ могут храниться в организме до 2-х лет».

— Внуши мне что-нибудь простое, — не двигающимися губами шепчу я, удерживаясь за стену.

— Schatz, что случилось?

— Господи, ты можешь просто сделать то, что я прошу! — рычу я, в упор глядя на вампира. — Просто внуши мне что-нибудь!

— Не плачь.

А я разве плакала? Но мокрые дорожки на щеках вдруг застывают, а глаза становятся болезненно сухими. Не понимаю. Трясу головой и тру их, а вампир хмурится, скрипя что-то сквозь зубы. В голове как-то странно пусто, в горле сухо и жутко хочется выпить. Я не помню, что хотела добавить секунду назад, но новый вывод вызвал злую усмешку.

— Я на протяжении трех лет нахожусь под внушением, — смешок срывается с губ, а Вагнер медленно закрывает глаза, — и, судя по твоей реакции ты не имеешь к этому отношения.

Все, чего сейчас хочется — выпить. За забытым ощущением прячется что-то важное, а я задумчиво ковыряю пальцем стену. Твою мать, я же до чего-то додумалась. Но виски сжимает тупая боль, а в голову стреляет, как при похмелье. Видимо, новое вторжение активировало старую установку.

— Мой дядя мертв, — шепчу я, разглядывая лежащий на полу аппарат.

Внушение держит крепко. Слезы не застилают взгляд, а я продолжаю пялиться на блестящий корпус.

— Было что-то еще важное, — зубы захватывают губу, а я прикрываю глаза, пряча вмиг ставшими чувствительными к свету глаза, — что-то еще.

Скрип прогнившей половицы разносится по дому за секунду до четкого стука в дверь. Вагнер вопросительно смотрит на меня, а я киваю. Это пришел кто-то рассказать о том, что дяди больше нет. Я не понимаю, почему сейчас я настолько атрофирована. То ли уже устала чувствовать, то ли внутри есть что-то, что блокирует. Как бы то ни было, я спокойно смотрю, как в дом под Вагнеровское «заходи», сняв фуражку, входит Палыч, с тяжелым вздохом глядя на меня с порога.

— Кузнечик, — Палыч переминается с ноги на ногу, а Вагнер потирает глаза, — там…

— Я знаю. Сейчас только переоденусь. Не идти же в халате на улицу, — Палыч кивает и прячет взгляд, пока Вагнер задумчиво его разглядывает.

Тоже мне, нашел время пялиться.

Мой взгляд лишь на секунду пересекается с взглядом Палыча, когда в мозг бьется недавняя мысль. Почему я не узнаю его шагов? Так странно, могу воспроизвести в памяти походку каждого, а Палыч… Я же знаю его… сколько?

Участковый, что по воле случая был обращен в вампира и благополучно закопан мной около дома. Тот самый, который работал здесь до моего появления.

«Входите».

Жена Палыча. Ее вкусное варенье. Какое оно? Я же ела его банками. Из чего оно сделано. Где, черт возьми, пустые банки. Я же точно помню, что брала их. И ее помню, но…

«Он имеет право зайти сюда».

…где она все это время? У кого-то в доме? Где она была, когда толпа собралась у дома Маши и Миши? Почему Палыч оказался там раньше всех нас?

«Тот, кто может войти в каждый дом».

Выражение его лица меняется лишь на секунду. Легкая дымка, кажется, ее замечаю лишь я. Я распахиваю рот в попытках выдать слово, но вырывается хрип. Хватаю пальцами шею, но руки трясутся, а разум утопает в панике. Ничего необычного, да? Симе просто снова стало плохо. В очередной раз.

Как все три года.

— Тебе плохо, Кузнечик? — хмурится Палыч, а я не могу вымолвить и слова, хватая ртом воздух и стекая вниз по стене под действием внушения вампира.

Глава 26

Треск в голове прерывается звуком шагов. Тело затекло, а спина ноет. Ощущение, что кто-то старательно вышагивает около самого уха, но… ведь нельзя ходить по воздуху? Я определенно стою. Руки онемели, но запястья плотно прилегают друг к другу где-то высоко над моей головой. Затхлый запах плесени и старых изъеденных молью вещей. Какой-то подвал? Во рту сухо и жутко хочется пить. Перед глазами темно. Какая-то грязная тряпка обмотана вокруг моего лица, мешая осмотреться вокруг.

А вот это странно.

Самсон любил представления, а это уже определенно что-то новенькое. Он не хочет посмотреть жертве в глаза? Или что? Шея хрустит, когда я поворачиваюсь на новый звук совсем рядом. Что-то металлическое. Я трясу головой, давая разуму еще один шанс провалиться в забытье. Но нет, сознание держится крепко и яснеет с каждой секундой.

— Саш, ты здесь? — скриплю я, заходясь в кашле.

— Куда же я денусь от тебя, детка, — я сдерживаю себя, чтобы не дернуться от знакомого до дрожи в коленях голоса.

— Дай посмотреть на тебя, что ли, — нервно облизывая губы, я осторожно двигаю запястьями, — соскучилась.

Узел крепкий, но не настолько, что невозможно развязать. Да сегодня день моего везения, что ли? Самсон совсем ослаб, что связать не смог меня по нормальному? Или это тоже часть игры?

— Нет, милая, — по шее скользит капля пота, а я думаю лишь о том, видит ли сейчас вампир мои манипуляции руками, — сегодня мы играем по-другому.

Движение воздуха и касание ледяного металла к моей щеке. Он не надавливает, просто скользит чем-то определенно острым и опасным по коже. Истерический смешок вырывается наружу, а вампир коротко смеется.

— Ты же сказал, что по-другому, а игрушки те же, — дрожащим голосом выдавливаю из себя, — дай выпить, что ли.

Металл исчезает, а в тишине слышен бешеный стук моего сердца. Где Вагнер? Как он вытащил меня из дома?

Но со всем этим я разберусь потом.

Сейчас нужно просто выбраться. Это же несложно сегодня? Он слабый. Слабый. Я справлюсь. Но паника все равно скользит где-то на самой поверхности, отбирая драгоценный воздух.

— Знаешь, — задумчиво растягивает он, пока я жмурюсь под повязкой, — думаю, можно. За встречу, да, детка?

— Точно, — киваю я, стараясь не напороться на лезвие, — именно так. Да и дядю помянуть надо, единственный родной человек.

Что-то в воздухе меняется. Он сбивается с шага? Не понимаю, но что-то не так. Лишь мгновение, а после короткого звука выдернутой пробки в ноздри врывается аромат вина. До слуха доносится мягкое скольжение жидкости по стенкам бокала, а внутренности тут же сжимаются в предвкушении.

Бокал. Это даже мило.

— Слушай, а почему именно красное? Мог бы подсадить меня на водку, не знаю. Наркота опять же. С учетом повреждений и коктейля из транквилизаторов вряд ли бы я протянула долго.

— В том и смысл, милая. Твое падение — лучшая из наград за все мучения. Да и, кажется, ты любила красное.

Голос вампира все еще звучит иначе. Звук отражается. Он все еще стоит спиной ко мне. Я дергаю запястье, но веревка удерживает меня. Кожу саднит, а вампир цокает языком.

— Это так мило, что ты помнишь.

— Не менее мило, чем твое сопротивления сейчас, детка. Мне приятно, спасибо, — смеется вампир, а я скалюсь в улыбке.

— О, обращайся. Это я умею.

Влажное стекло касается губ, а я жадно открываю губы, позволяя жидкости наполнить рот. Самсон не торопится, поэтому я пью не захлебываясь, спокойно глотая вино.

И это тоже странно. Вампир может не спешить во время игры, но сейчас она же еще не началась.

Или я чего-то не понимаю и мы уже играем?

Тепло тут же разливается по венам, а желудок на мгновение сжимается в сопротивлении, но тут же расслабляется, принимая вино. Алкоголь впитывается в кровь мгновенно, ударяя в голову. На самом деле скорее всего это не он. Просто психологическая привязка. Я пью, значит, мне хорошо. Не больно. Возможно, это еще даже не настоящее опьянение.

Но оно работает.

Паника, что душила минуту назад, начинает отступать.

Самсон делает шаг назад, а я по инерции тянусь вперед за ускользающим бокалом. Плевать, как сейчас это выглядит. Он и должен видеть, что я — жалкая. Он же этого хотел? Показать мою ничтожность и несовершенство. Чем дольше ему нравится то, что он сейчас видит, тем больше у меня времени что-то придумать, пока все руки и ноги на месте.

Боюсь, что второй раз фокус с регенерацией не пройдет. Но я не знаю, как отвлечь его еще.

— Знаешь, Шукшина даже жаль, — я практически слышу, как вампир пожимает плечами.

Что?

Еще один монстр очеловечился или как? Он тянет время сам, но… почему?

Или мы ждем зрителя?

Проглотив надвигающийся страх, я заставляю себя улыбнуться. Пара глубоких вздохов, и наружу рвётся неконтролируемый смех. Алкоголь справляется со своей задачей — запускает процесс, что был остановлен лекарствами. Голова кружится, а я продолжаю смеяться до боли в челюсти.

— Детка?

— Саш, ну это же смешно, — постанываю сквозь смех, — самый опасный вампир во все времена не поделил со мной мужика. Сказал бы мне сразу, что ну занят он, что мы, не разобрались, что ли.

Кулак вампира врезается в мою скулу, а рот тут же наполняет кровь из разбитой губы. От резкого движения головы простреливает спину, а я не могу сдержать стон. Второй удар не заставляет себя ждать. Выдрав из меня крик, вампир бьет в живот, задевая старые раны. Несмотря на то, что на глазах повязка, становится светло. Слезы капают на тряпку, когда я повисаю на руках, пытаясь перевести дух.

— Фух, — я кашляю, сплевывая на пол кровь, — нет, ну что ты сразу обижаешься. Я серьезно. Забирай Вагнера и проваливайте оба. Счастья, любви и морей крови вам где-нибудь подальше от меня, — закусив губу, я поворачиваюсь туда, где по звуку шагов был Самсон, — погоди, или он не хочет? Милый, так тебя отвергли?

Я не понимаю, зачем сейчас бешу его еще больше, но когда его нога врезается мне в лицо, а нос отвратительно хрустит, наконец-то проскальзывает мысль. Я хочу потерять сознание, чтобы не испытывать боль. Нет, не ту, что сейчас разливается по телу, призывая инстинкт самосохранения на помощь. Ту, что я помню.

Я знаю, зачем ему нож.

Вот, что делает со мной страх. Но он вновь бьет недостаточно сильно.

Голова ужасно кружится, а я уже плохо понимаю, где верх, а где низ в перевернувшемся мире. Может быть даже хорошо, что сейчас я не вижу ничего. Сильная рука сжимает мои волосы, а я цежу сквозь окровавленные зубы.

— Не верю, — выплевываю Самсону в лицо, — ты так просто меня не проведешь, Саш.

— Детка, а ты совсем двинулась, да?

— Должно быть что-то еще, — слизнув кровь с губ, я снова выплевываю слюну, — ты же не просто так обратил его, да, Саш? Что-то было. И про это что-то по своей глупости узнала я. Слишком много чести одной человечке, слишком.

Пальцы в моих волосах расслабляются и я обессиленно роняю голову, касаясь подбородком груди.

Сквозь пелену перед глазами пробивается свет. Стараясь дышать спокойнее, я часто моргаю, сбивая мешающую разглядеть хоть что-то вокруг влагу ресницами. Так и есть. От постоянных ударов повязка сбилась, открыв тонкие щели у пазух носа.

Хоть что-то.

Земляной пол. Вот почему шаги показались странными. Я стою на твердой земле. Землянка? Что за декорации вокруг на этот раз? Хочется задрать голову, чтобы рассмотреть все получше, но тогда Самсон сразу все поймет, а терять связь с миром очень не хотелось. Медленно поворачиваюсь всем телом вправо, пытаясь разглядеть, что позади. Там стена? Или пустое пространство? Ноги связаны, но удерживает их какой-то подвижный груз у меня за спиной.

К чему привязана веревка наверху?

Свет тусклый. Освещение явно не предназначено для каких-то кропотливых работ. Расслабив тело, я повисаю на одних руках, пробуя крепление на прочность.

Скрип.

Мгновенно вновь упираюсь на ноги. В ушах шумит, но даже так я различаю, что Самсон, переведя дух, вновь движется ко мне. Кажется, не понял, что я делала.

Очень интересно.

Новый удар по лицу вместо ответа на вопрос, кажется, уже не доставляет столько боли.

Я знаю, что крюк на потолке не предназначен для человеческого веса. Осталось лишь подобрать момент.

Глава 27

Через тонкую щель видно, как капли крови впитываются в жесткую землю. Я хрипло дышу ртом, прерываясь на кашель. Бока гудят, при каждом вздохе отзываясь болью. Будет удивительно, если ребра останутся целы. Слюна тонкой красной нитью тянется вниз, срываясь от кашля.

Оживший кошмар.

Я теряю связь с реальностью, рывками возвращаясь в сознание. Упрямый мозг цепляется, не позволяя передохнуть в небытии.

— Детка, как насчет выпить? — раздается над самым ухом, а я послушно киваю.

Кровавые пятна на земле кружатся, не позволяя сфокусироваться. И все же он не использовал нож.

Пока.

Вино льется мне на голову, а я пытаюсь языком собрать капли, стекающие по волосам и лицу. Попадая в раны, алкоголь щиплет, вынуждая тихо постанывать. Воспользовавшись моментом, я трусь лицом о плечо, сильнее стягивая повязку.

— Солнце и все эти религиозные атрибуты, — шепчу я, стараясь разглядеть хоть что-то еще, способное помочь.

— Твоя кровь, детка.

Понятно. 47-я не убила вампира, но, ослабив его, снизила и уровень влияния на него. Но даже учитывая то, что свою физическую силу Самсон растерялся, это никак не сказалось на его способности внушать. За три года я ни разу не заметила, что человек, которому я привыкла доверять, на самом деле был лишь маской моего давнего врага.

— Она хотя бы существовала? — осторожно двигая запястьем, я растягиваю веревку сильнее. — Жена Палыча?

— Детка, конечно, да. Первые года пол, наверное. А дальше достаточно было использовать ее маску в ваших воспоминаниях для устойчивой иллюзии. Но тебе же понравилось? Палыч, классный же получился мужик?

Я снова киваю, в очередной раз с силой оттягивая плечом ткань на лице.

— Что с детьми?

Самсон смеется, но как-то… неуверенно? Я замечаю перемену лишь мельком. Это больше похоже на нервный смешок, чем на полноценный смех. Ну или у меня уже глюки. Потому что в следующую секунду новый удар обжигает живот, выбивая воздух и орошая землю у моих ног новыми каплями крови. Запястья больно сжимает растянувшаяся веревка. Почти.

Это даже неплохо.

— Милая, а зачем нам дети? Я думаю, что это мы сможем обсудить уже после, — рычит он, а я часто моргаю, пытаясь понять, о чем говорит Самсон.

После?

Я приподнимаю голову, рассматривая спину Самсона уже в приличную щель, а Самсон будто с силой растерял последние мозги, потому что и этого не замечает.

— Бункер, — вновь шепчу я и дергаю рукой сильнее.

Веревка врезается в кожу, но наконец продвигается немного по кисти. От радости перехватывает дыхание, но я заставляю себя дышать ровно. Еще не хватало, провалиться на такой глупости. Древний вампир способен по дыханию понять, что идет не так. Даже если учитывать, что он растерял силы, так рисковать единственным шансом было нельзя. Методично двигая кистью, я продолжаю сверлить взглядом спину Самсона.

Видимо, что-то случилось с ним самим, раз древний старается не поворачиваться ко мне лицом. Внешность Александра Мартинаса скорее всего сильно изменилась из-за обжигающей постоянно изнутри 47-й. Вряд ли, раны затянулись полностью, как и мои. Поэтому он старается не поворачиваться и завязал глаза?

— Попытка показать, что я лишь пища? Что это? — выкашливаю я, снова прокручивая запястье.

Ворс уже не впивается в кожу. Веревка практически скользит по ней.

— А кто ты, детка? Просто еще один глупый маленький кролик, что почему-то решил, что способен понять то, что происходит в голове высшего существа. Ты никогда не поймешь этого, — смех Самсона отражается от стен, — наши инстинкты слишком далеки от твоих. Пища, плоть, красивая картинка — все, детка. Это все, что ты есть. А с этой отравой внутри, в грязном бункере, ты — только плоть.

Я не успеваю над этим подумать, потому что сейчас Мартинас вновь поворачивается ко мне спиной, а растянутая веревка послушно скользит по запястью. Осторожно освободив правую руку, я стягиваю повязку и, крепче перехватив жгут, из последних сил тяну за него. Крюк вырывается из потолка, обдавая меня пылью. Не удержавшись на ослабевших ногах, я падаю, врезаясь ноющим боком в землю, а вампир резко разворачивается, сжимая в руке нож. Я старательно прижимаю освобожденную руку к связанной, надеясь, что в тусклом свете лампочки и пятнах крови вампир сразу и не поймет, что мне удалось немного освободиться.

Боль сковывает ребра, вынуждая дышать медленно и неглубоко.

— А я все ждал, когда же крюк не выдержит.

— Мог бы подготовиться получше, — шепчу я, не уверенная, что он слышит, — твою мать.

И в этот момент Самсон делает это. Он садится на корточки, подаваясь всем телом вперед, на расстоянии вытянутой руки.

Похоже, молитвы баб Клавы все же работают, потому что иначе, как вмешательством высших сил, такую глупость древнего вампира просто нельзя было объяснить. Перехватив крюк и набрав побольше воздуха, я вскидываю руку вперед. Металлический острый конец послушно входит в глаз вампира, но я не вижу всего до конца. Измученное тело от внезапной нагрузки разливается болью, и я прижимаюсь к земле.

Все, что успеваю понять — недостаточно глубоко. Самсон успел отклониться и сейчас с криком пытается выдрать не достигший мозга крюк. Растянутая между нами веревка мешает ему, но я понимаю, что это ненадолго.

Только сейчас я замечаю, что ножа в руках у Самсона больше нет. Не сводя взгляд с вампира, я шарю рукой вокруг, пытаясь разглядеть блеск металлического лезвия. Боль наконец уступает инстинкту самосохранения, позволяя сосредоточиться на этом действии. Когда пальцы касаются металлу, мне кажется, что я сплю.

Моя ошибка. Нога Самсона прижимает мою руку к земле, заставляя пальцы разжаться. Я вскрикиваю, прикусывая язык. Вампир смотрит на меня торжествующе, а я тяну за веревку, перехватывая освободившийся крюк, и целюсь им в пах Самсона. Но движение не остается незамеченным, и вампир уворачивается. Силы удара недостаточно. Металл просто скользит по брючине Самсона, а моя рука вновь ослабевает и падает на землю.

— А теперь продолжим, — Самсон наклоняется ко мне, хватая за плечи, — неплохая разминка, детка. Ты, кажется, это хотела увидеть?

Удар лезвия пронзает бок, а из горла вырывается крик. Живот горит, распространяя жар по всему телу. Агония охватывает меня, и я падаю на землю, сжимаясь калачиком. Горячая кровь тут же пропитывает одежду, окрашивая ладони в новый, густой красный цвет.

— Сей… — хриплю я, уже сама не разбирая своих слов.

Что там делают главные герои во всех фильмах? Плюют в лицо? Смело могу заявить, что на то, чтобы собрать слюну во рту требуется слишком много сил — кровавая струйка мерзким липким ручейком просто вытекает изо рта, скользя вниз по подбородку. Буду считать, что плюнула.

— Сейчас день, да? — скриплю я, крепче сжимая рану. — Ты же ждешь его?

Неужели меня спасет вампирская самонадеянность? Самсон замирает, а у меня из груди вырывается смех.

— Да ты, я посмотрю, «глупая маленькая девочка» больше, чем я, — от тяжелого удара в спину я растягиваюсь на полу, — только я все равно не верю. Твоя попытка выдать все за ревность очень любопытна, — цепляя губами землю шепчу я, зная, что Самсон слышит, — очень. Но ты не убьешь меня, нет. Тебе зачем-то нужно, чтобы Вагнер снова встал на твою сторону. Только пока я не понимаю, как ты хочешь это провернуть.

Холодные пальцы ложатся мне на затылок, осторожно поглаживая. Я рада передышке, хотя бы такой. Сейчас у меня нет сил дергаться, и я позволяю себе просто расслабиться. Силы еще понадобятся. Самсон опускается на корточки рядом, а я чувствую спиной его пронзающий взгляд.

Значит, я все же права.

— Я не убью тебя, детка, — вампир растягивает слова, продолжая перебирать мои волосы, — конечно, нет. Это сделает он.

Глава 28

— Даже любопытно, с чего ты взял, что я это сделаю? — запах горелой кожи бьет в нос, а я прикрываю лицо рукой от ворвавшегося света.

Последнее, что успеваю заметить, это дым, что тянется от фигуры Вагнера, замершей дверном проеме, делая ее расплывчатой. Я не понимаю, как он терпит эту адскую боль, ведь даже сейчас лучи обжигают, прикасаясь к моей коже. Самсон резко поднимается на ноги, но Вагнер гораздо быстрее его сейчас.

Я успела только открыть рот, как Вагнер, молниеносно вытянув Самсона в тень, с громким хрустом отрывает вампиру голову.

Кажется, он не успел даже пискнуть.

Прах рассыпается между пальцев Вагнера, слабыми потоками воздуха планируя на землю, а я чихаю, пытаясь прийти в себя. Я не понимаю, что чувствую, не понимаю, о чем нужно думать, когда терроризирующий веками человечество вампир наконец-то мертв.

Где фанфары? Колокола, ощущение победы? Где все это дерьмо? Прямо сейчас мне просто больно и обидно. Я не чувствую никакого удовлетворения. Он просто мертв. Призраки прошлого не спешат упаковывать свои вещи по чемоданам, поспешно покидая мою черепную коробку. Нет, они все так же уютно сидят на тепленьких местах, вызывая лишь одну мысль.

— Идиот, — скрипя зубами, выжимаю из себя, со стоном принимая сидячее положение. — Вагнер, какой же ты кретин.

Слова даются нелегко, но злость придает сил. Я отползаю к стене, прислонившись к ней спиной, уйдя, подобно вампиру, с полоски света. В голове каша из мыслей, и мне не удается вылавливать нужное, отчего бешусь еще больше. Чертова боль окончательно захватывает сознание, а я лишь чувствую, как прохладная рука вампира касается моего лба.

— Schatz, за спасение жизни принято благодарить.

Злость рвется наружу, и я ударяю вампира кулаком в плечо. Вряд ли он что-то почувствовал даже с учетом того, что его лицо сейчас напоминает обжаренный шашлык больше, чем обычную кожу. Вонь невыносимая, если честно. Правда, и от меня сейчас вряд ли пахнет лучше.

— Боже, Вагнер, где твой мозг! Твою мать, мы ничего не узнали, ничего! — от собственного резкого движения я рычу, вытирая со лба пот и грязь. — Он бы рассказал тебе. Самсон не дурак. Он знал, что у него в рукаве есть какой-то козырь, из-за которого ты можешь меня убить! Он не просто так тебя ждал, — тяжело дыша, я прислоняюсь затылком к прохладной стене.

Мир настойчиво кружится перед глазами, а я ощущаю, как слабеют пальцы. Сколько крови я потеряла? Или это алкоголь и сотрясение мозга? Тошнота подкатывает к горлу, но я сглатываю противное жжение, засасывая воздух сквозь сжатые зубы.

— Знаешь ли, у меня не то чтобы было желание с ним поболтать, — рычит Вагнер, а я матерюсь сквозь зубы, — я в некотором роде горел.

Не хочу с ним говорить. Ни с кем не хочу. Я не понимаю, как это работает, но внутри как-то пусто. Настолько, что в ушах я слышу эхо собственного дыхания. Разве весь смысл моей жизни был вот в этом моменте? В несчастных секундах, когда он умер, на этот раз окончательно.

А что дальше?

Я злюсь на Вагнера, потому что слова Самсона давали этот смысл. Продолжать, копать, искать. Узнать нечто, что могло оправдать то, что произошло со мной. Придать смысл моим мучениям, смерти моих родителей. Потому что эти слова могли показать, что этот ад был не зря.

Я просто не могу принять того, что моя жизнь изуродована из-за какой-то глупости. Что-то мокрое сползает по щекам, а я крепче сжимаю бьющий по сознанию болью бок. В этом дело, да? Я просто не хочу верить, что я как несчастное животное, что, виляя хвостом, бежало через дорогу по своим звериным делам и было сбита летящим куда-то вперед автомобилем. Глупо, больно и случайно. Зацепило.

В этом все дело. Всхлип срывается с губ, а я отворачиваюсь. Не хочу видеть.

Я думала, что пытаюсь жить. А на самом деле просто бежала вдоль дороги, подтянув раненую лапу, с немым бесконечным вопросом.

За что?

Почему я?

Просто так получилось, Сим. Никакого смысла. Ноль.

— Моя кровь, — начинает вампир, а я отрицательно качаю головой, не оборачиваясь.

— Ничего важного не задето. Вызови, пожалуйста, мне скорую.

— Schatz, — начинает злиться вампир, а я безразлично смотрю в одну точку, не в силах выдавать эмоцию.

Все закончиось. Нужно радоваться. Больше ничто не будет сводить меня с ума. Если, конечно, я смогу справится.

— Пожалуйста, — выжимаю я из себя.

Сквозь какую-то пелену я слышу, как вампир достает телефон и спокойно диктует место нашего расположения. Я даже не удивлена, что это подвал в доме Палыча.

Это, наверное, ужасно, что сейчас я не могу даже думать о том, что стало с детьми. Все чувства атрофировались, оставив лишь зияющую дыру внутри. Пусто.

Вот что мы для них. Пустое место. Полиэтилен с подогревом для крови.

— Скоро будут, — говорит вампир, а я на автомате киваю, — schatz, а тебя знатно потрепали. Могла бы и хорошо себя вести, пока я героически прорывался, — Вагнер усмехается, забивая эфир бесполезной болтовней, а моя голова гудит просто от осознания того, что вампир все еще здесь, — когда ты упала…

— Мне неинтересно, — обрубаю я поток речи, — это не имеет значения, мы все равно ничего не узнали.

Я слышу, как дергается вампир. Чувствую резкую хватку на своей руке и не успеваю обернуться, как его глаза с расширенными до невозможного зрачками оказываются напротив моего лица.

— Вспомни.

Точно. У Вагнера сильный уровень внушения, он же знает, что сейчас я максимально ослаблена. Раны, алкоголь, потеря крови — все это сейчас делает возможным это. Возвращение моей жизни до.

Это достаточно странное чувство, когда одно лицо из твоих воспоминаний меняется на другое. Любопытное чувство. Твое восприятие, весь мир словно переворачивается с ног на голову. В прошлом. А самое интересное, что сейчас это отмена прошлого внушения, а значит, я так и буду помнить два варианта событий.

Это интересно. Может быть, когда-нибудь я это изучу.

Наверное, первое, что я понимаю сейчас, в воссоединившейся реальности — это то, что Вагнер не дышит. Он все так же сжимает мою руку. Вампир прищурился, разглядывая мое лицо, а я снова кашлянула, прочищая горло.

Когда уже приедет эта скорая?

— Спасибо, — говорю я, облизывая потрескавшиеся губы и высвобождая руку из хватки, — конечно, не стоило вмешиваться в мое сознание без разрешения, но тем не менее, это даже неплохо. По крайней мере, у меня есть достоверное понимание своего прошлого.

— Обращайся, schatz, — уголки губ вампира трогает улыбка, а я закрываю глаза, чувствуя облегчение от приближающегося воя сирен скорой, — я разберусь с похоронами полковника.

— Нет, — отрицательно мотаю головой, — я отвезу дядю в Москву сама, Дашка поможет. В конце концов, все мы там, и меня туда же закопают.

Вагнер продолжает смотреть на меня, а от его взгляда становится еще хуже. Если, конечно, выражение «неуютно» применимо к тому, кто каким-то чудом удерживается в сознании.

— Ладно, — отмирает вампир, а я облегченно вздыхаю, — чем я могу помочь, schatz?

— Исчезни, — шепчу я, наконец-то чувствуя, как разум проваливается в небытие, — навсегда.

Глава 29

Дядь Леша, он же главный врач нашей больнички, он же фельдшер, он же хирург, задумчиво затянулся сигаретой, выпуская в небо облачко дыма синего LD. В нос тут же ударил запах никотина, и я шмыгнула носом. Нахмурив морщинистый лоб, дядь Леша стучал пальцами по коленке. За эти два дня и без того седой врач, кажется, поседел еще больше. Лет семьдесят ему уже, не меньше, а все пыхтит потихоньку. Дядь Леша про людей. То, что у него золотые руки, сейчас легко могла подтвердить я, что только лишь морщилась от движения, да и все. Заштопал успешно, кровь перелил, поворчал да и отпустил с богом.

Баб Клава щелкнула семечкой и снова покосилась на меня. Мой рассказ с самого начала и до конца половина деревни слушала внимательно, не прерывая, а когда язамолчала… как-то странно начали переглядываться. Нет, ну а кто их всех просил собраться на лавочке у больницы? Хотя можно было что-то заподозрить, когда в палату после операции прорывалась сквозь редкий медперсонал баб Клава.

Провожать пришли. А я им тут байки травлю про вампирское общество и то, кто такой их любимый Сереженька.

— Тебе б полежать, — в очередной раз, уже больше по привычке, чем из надобности, выдал дядь Леша, а я тихонько сжала старческие пальцы, — нет, все ей, Кузнечику, прыгать куда-то надо.

Дашка прыснула в кулак, но тут же нацепила на себя невозмутимый вид. «Солярис» прогрелся уже раз двадцать, а подруга то и дело только бегала то запускать, то выключать двигатель. Это она зря. Я заранее предупреждала, что пока Ваську на труповозке дождемся, половину бензина сожжем. А ехать неблизко. До Москвы часов восемь, а со скоростью труповозки — все двенадцать.

— А ну и правильно, — махнула рукой баб Клава, а в ее взгялде блеснули искорки, — ты не бухти, Лешка. Кузнечик у нас вон какая, — баб Клава многозначительно закатила глаза, как бы демонстрируя, какая я, — все успеет. А дядьку по-человечески схоронить — это правильно. Ни одной ж души родной у него, окромя Симки-то.

— Швы же, — тяжело вздохнул дядь Леша, а баб Клава уперлась руками в бока.

— Вот заладил-то. Кузнечик вона, необычная у нас. Ей, может, швы твои вообще до места одного.

— Клавка, не гунди, — хрюкнул дядь Леша, подавившись табачным дымом, — девку-то свою отпускаем, не чужую какую. А раскроются? Ей вон, день в дороге ехать! А потом че?

— А потом Москва, — улыбнулась я старику, — залатают, если что, не переживайте.

И все снова замолчали. Нинка с Петькой, взяв Маринку за руку, ходили кругами, о чем-то тихо перешептываясь, а мне почему-то стало свободно. Они все, даже Мишка, что тихо наблюдал за своими детьми, дарили чувство какого-то спокойствия. Смотришь на них, и кажется, что все будет хорошо.

На тень вдалеке я стараюсь не обращать внимания.

— Вы не переживайте. Пока меня не будет, за вами Вагнер присмотрит. Он хоть и вампир, но дядя ему доверял. Вряд ли теперь кто-то сильнее его найдется. Древняя раса вымерла вместе с Самсоном, а все остальные сейчас не будут вступать в открытый конфликт. Они больше на политике сосредоточены. Получение донорской крови, легализация прав на жизнь, вегетарианство, — пожимаю плечами я, а баб Клава тяжело вздыхает, приобнимая меня за плечи.

— Ты возвращайся к нам, Кузнечик, — говорит Мишка, перебирая руками траву около себя, — нечего тебе в Москве той делать. Не хочешь в вампирском доме жить, вон к нам можешь переехать.

Не верят. То ли чувствуют, что не знаю я, что дальше будет, то ли на лице у меня это написано. А от этих слов вдруг становится тепло, будто в детстве, когда мама на ночь одеялом укутывает и края подтыкает.

— Или ко мне, — подхватывает баб Клава, а я улыбаюсь, — не, ну а что. Сын бывает, конечно, заедет, но ничего, у меня всем места хватит. Опять же, участкового дом, — она не называет имени Палыча, а я понимающе киваю, — найдем куда пристроить.

— Воздух тут, опять же, — протягивает дядь Леша, разглядывая горящий кончик сигареты, — твоему организму полезно. Опять же, кто Мишке вкатит, если за старое возьмется.

И мы все смеемся. Отпуская скопившееся напряжение, открыто, а некоторые до слез. Затихаем и снова продолжаем говорить. Вспоминаем смешное, договариваемся о будущем. Мишка бьет себя в грудь, что хоть десять вампиров отгонять его будут, а крыльцо на доме он все одно приладит. Баб Клава вспоминает молодость, а я улыбаюсь. Хорошо у нас в деревне. Очень хорошо.

Тарахтение двигателя старенькой «Газели», что здесь служит труповозкой, врывается в наш разговор, но уже не становится так грустно. Васька выпрыгивает из кабины, выкатив грудь колесом при виде закатывающей глаза Дашки, а я не могу сдержать смех. Подруга у меня пожирательница сердец. На мой смех Дашка, обидевшись, отворачивается.

— Да вернусь я, — потянувшись обнять дядь Лешу, я шиплю, тут же хватаясь за бок, — все хорошо будет.

— Ты помни, что у тебя еще и сотрясение, — серьезно говорит дядь Леша, а я тихонько киваю, — вот в жизни бы не отпустил тебя. Но с тобой же не поспоришь.

Это правда. Поэтому достаточно странно, что меня так быстро выпустили. Я даже думала, не приложил ли к этому внушение Вагнер. Баб Клава говорила, что он был в больнице, когда меня зашивали, но на глаза мне не попадался.

«В последний раз, когда я сделал все, как ты просила, все закончилась крахом».

Это последнее, что сказал Вагнер перед тем, как выполнить мою просьбу. Исчезнуть. Правда, это не помешало ему сегодня прийти сюда.

«Ты просто привык».

Я помню, как сказала это. Помню и какие чувства тогда испытывала.

«Поэтому ты полюбила вампира?»

Нет, Вагнер, не поэтому. А потому что почему-то позволила себе думать о тебе, как о человеке. Непонятно мне было, кто вы. Несмотря ни на что, до момента, сломавшего мою жизнь, я не оценивала вашу реальную суть. А теперь оцениваю.

И ничего не чувствую.

«Вспомни».

Из-за этих слов сейчас я терплю то, что ты разглядываешь меня издали. Это изначально моя ошибка — разрешить себе думать о тебе так. Все, что у меня есть сейчас — это стыд. Мне стыдно перед тобой, что я втянула тебя в это. Я не знаю, какое чувство живет теперь в тебе, но хочу быть эгоистом. Не хочу видеть тебя никогда. Поэтому смотри, Вагнер.

Обнявшись со всеми жителями деревни, я окидываю взглядом все еще раз. Да, мне не грустно. Я уже приняла решение, что вернусь. Васька, уловив сигнал, запрыгнул в газель, а мы с Дашкой синхронно закрыли двери «Соляриса». Послав поцелуй своему отражению, Дашка подняла козырек и, включив передачу, тронулась с места.

Разложив сиденье, я поерзала, ища более удобное положение. Смесь сотрясения, раны в боку, усталости и старых болячек делали эту процедуру необходимостью. Выдержать столько времени в дороге с таким коктейлем вряд ли будет легко, но я справлюсь.

Дядя сделал все для меня. Ради него можно немного и потерпеть.

Я разглядываю профиль подруги, наблюдая за ее сосредоточенными движениями. На улице сумерки. Самое неприятное время для поездки, по моему мнению. Солнечный свет уже так не освещает, а света слабеньких фар недостаточно для четкой картинки. Но основную часть пути мы должны успеть преодолеть ночью. Дашка специально спала с того самого момента, как меня привезли в больницу.

— Ты не жалеешь? — спрашивает Дашка а я хмурюсь, не понимая вопрос. — Ну, я о Сергее, — заметив мой недоуменный взгляд, Дашка вновь внимательно разглядывает дорогу, — нет, ну неужели ты думала, что баб Клава не рассказала всему свету о том, что Сергей нарезает круги у больницы, но почему-то к тебе не заходит. Не так сложно сложить дважды два.

«Газель» Васьки резво проносится мимо нас, обгоняя, а Дашка улыбается. Опачки, кажется, подруге пришелся по душе простой деревенский парень. Искала себе принца на белом коне, а нашла Ваську на синем тракторе. Ну, в данном случае, на «Газели».

— Мне не о чем жалеть, Даш, — я пожимаю плечами, осторожно поворачиваясь набок.

— Знаешь, мне кажется, ты правда его любила, — вздыхает Дашка, а я задумчиво смотрю вперед, — просто это как-то странно, что ли. До встречи с ним ты и слышать ничего не хотела об отношениях. Нет, все понятно, сколько вы там вместе провели? Год? Полгода? Я не знаю подробностей, но мне казалось, что это что-то настоящее.

— Думаю, так и было.

Дашка мельком смотрит на меня, но тут же возвращает взгляд на дорогу.

— Тогда в чем дело? Нет, хорошо, я понимаю все эти романтические метания. Он — вампир, ты — человек. Просто «Сумерки» какие-то, но…

— Ключевое слово «было», Даш. В том-то и дело, что я — человек. Мне свойственно разочаровываться, расстраиваться, забывать. Меня не тянет к нему больше, понимаешь? — Дашка закусывает губу и кивает. — У тебя тоже много чего было «настоящего». И? Мы не в сказке, а я, видимо, не из однолюбов, вот и все. И метания — вампир, не вампир, тут совсем не имеют значения.

— То есть будь он человеком, — хмурится Дашка, а я киваю.

— Да, Даш. Будь он человеком — я бы тоже попросила его уйти. Единственная причина — я его не люблю.

Дашка перебирает пальцами по рулю, а я разглядываю пейзаж за окном. Мой дом — самый красивый. Чувство тепла и наполненности не покидает на протяжении пути по узкой дороге среди леса. Я наконец-то испытываю это. Хочу куда-то вернуться.

— А он? — шепчет Дашка, а я моргаю, вспоминая, о чем она.

— Откуда мне знать наверняка? Я не могу залезть в его голову. Привязан ли он ко мне? Да. Для него самого лучше держаться подальше.

Я тоже в определенной степени зависима от него. Но этого вслух я не произношу. «Газель» Васьки вдруг начинает вилять, а Дашка резко бьет по тормозам. По инерции мое тело стремится вперед и от врезавшегося в тело ремня безопасности мозг простреливает болью. Твою же мать. Я моргаю часто, пытаясь восстановить картинку перед глазами, а Дашка съезжает на обочину, тяжело дыша.

— Мать, ты в порядке? — оборачивается ко мне подруга, а я хватаю ртом воздух и судорожно киваю.

Коже на боку становится тепло. Чертовы швы. Сжав зубы, я вытаскиваю водолазку из джинс, разглядывая, как белые бинты пропитываются кровью. Теперь придется возвращаться. А Дашка бьет ладонями по рулю, возмущенно глядя на припаркованную чуть впереди «Газель».

— Нет, он что там, совсем с ума сошел?

Я не успеваю толком ничего сообразить, как Дашка, отщелкнув ремень безопасности, хлопает дверью, стуча каблуками в сторону «Газели».

А я чувствую, как ледяной ужас сковывает мое горло, парализуя любое движение.

Глава 30

— Не подходи! — успеваю крикнуть я Дашке, прежде чем кубарем вываливаюсь в распахнутую дверь.

Он завязал мне глаза. Тот, кто мучил меня, до того, как я увидела его, успел достаточно влить в меня алкоголя и ослабить меня.

Какого черта я не подумала об этом раньше? Хотя как должна была, если в моем разуме изрядно покопались. Простая установка — отвезти тело дяди во чтобы то ни стало. А я еще удивлялась, почему дядя Леша выпустил меня безоговорочно.

Даша оборачивается ко мне и без лишних слов бежит к машине, а я сжимаю в руках ПМ.

Единственная родная душа. Человек, который почему-то словно выкинул меня из жизни после трагедии. Тот, кто ел со мной сахарную вату на колесе обозрения, вдруг, когда я загремела в психушку и уехала к черту на рога, оставил меня в покое. Тот, кто для меня казался всегда практически всесильным, не мог найти меня.

Он не хотел привлекать меня к расследованию.

«Я говорил, что это плохая идея!»

«Сим, ну а где еще я мог наслаждаться таким зрелищем? Важное, детка, всегда лучше прятать на виду».

Я вновь вижу, как Вагнер распахивает дверь дома, а я все еще отхожу от недавнего потрясения.

«Полковник Шукшин, входите».

Потому что Самсон был ближе, чем я могла себе представить.

Дашка вскрикивает, а ее ноги уже болтаются в воздухе. Самсон, сжав ее шею двумя пальцами, внимательно рассматривает лицо хватающей ртом воздух подруги, а я ничего не могу сделать. Ее тело полность прикрывает его. Я вижу страх, мелькнувший в глазах подруги, отчего тут же становится холодно.

Но он не торопится ее убивать.

Взъерошив светлые пряди, Самсон поворачивается ко мне, расплываясь в самой широкой из своих улыбок.

— Нет, а теперь только попробуй сказать, что тебе не понравилась игра, — Самсон сжимает пальцы сильнее, а Дашка охает, колотя ногами воздух, — успокойся, — выдает приказ Самсон, и тело Дашки безвольно обвисает в его руках, — нет, ну могла бы притвориться, что удивлена. Я старался, детка.

Я боюсь упускать его из вида. Сейчас нужно осмотреться, но я не могу перестать пялиться на него. Кажется, что если я хоть на секунду посмотрю в другую сторону — мне не выжить. А ведь я уже прекрасно понимаю, что после того, как он скажет все, что хочет, и вдоволь наиграется — это и так произойдет.

Передо мной стоит сама смерть. Древняя, беспощадная и бездушная. И прямо сейчас мы все игрушки в его руках.

— Я серьезно, детка, — шипит вампир, встряхивая Дашку, — скажи, что тебе понравилось.

— Да, — отмираю я, пытаясь контролировать дыхание, — ты все очень интересно придумал. Мне понравилось.

Самсон довольно щурится и медленно проводит носом по волосам Дашки. Лишь от этого прикосновения глаза подруги наполняются слезами, но она не может ничего сделать. Как и я. Руки не слушаются, а я не могу понять, нахожусь под внушением или со мной вновь играет мой организм. Это и должен ощущать каждый живой рядом с вампиром.

Безумный страх смерти.

— Слушай, Саш, я знаю, что ты ждешь, когда я начну умолять оставить ее в живых. Тебе нравится мое унижение, я понимаю это, — медленно произношу я, нервно облизывая губы и не решаясь двинуться хотя бы на миллиметр вперед, — я готова, правда. Просить и унижаться. Я даже буду называть тебя твоим любимым «Самсон». Но просто подумай — какой смысл причинять мне сейчас вот эту, кратковременную боль, если минут через десять максимум ты все равно меня убьешь. Сотри Дашке память и оставь в покое. Она же даже может пригодиться тебе. Пока ты внушал всем, что ты — Шукшин, все было в твоих руках — изготовление 47-й, управление ПМВ. Без тебя никто не мог даже чихнуть. А сейчас нужного человека у тебя нет. А Дашка, пусть и без высоких званий, знает все и вся и про всех.

Самсон обиженно надувает губы и стряхивает с формы невидимую глазу пыль, а я кошусь на потухший экран смартфона в траве. Нет сигнала. Вот что последним я видела там. Мой единственный шанс на спасение был мною же отвергнут.

Самсон не потерял силы. Да, возможно, какое-то время ему потребовалось на восстановление, но пауза скорее объяснялась не этим.

Мой дядя умер вместе со мной. Не знаю, убил ли его Самсон или просто не выдержало сердце, но пока все были заняты тем, чтобы откачать меня, Самсон надежно занял вакантное место и, внушив нужным людям необходимый образ, принялся за 47-ю. Именно этим легко можно было объяснить широту его влияния.

Главный враг ПМВ встал в начале производства единственного, способного от него обезопасить, оружия.

— Я его прогнала, правда, — шепчу я, зажмурившись и чувствуя, как мокрые дорожки ползут по лицу, — он для меня ничего не значит. Пожалуйста, — всхлипываю я, но…

Ответом мне служит хруст.

Отвратительный и громкий, что тут же звенит в образовавшейся внутри пустоте. Звук падающего на землю тела и короткий смешок.

А я просто не могу открыть глаза. Пальцы на бесполезном ПМ ослабевают, и пистолет выскальзывает из моих рук. Если честно, я его уже и не держу.

— Детка, ну, открой глазки, — ледяные пальцы скользят по моему затылку, а из горла вырывается первый всхлип, — она такая красивая, правда?

А я жмурюсь сильнее, не позволяя себе посмотреть.

— Страшно, да? Ведь теперь ты по-настоящему одна, детка. Смотри, — рычит он сгребая мои волосы, а я шиплю, распахивая глаза, — вот так выглядит одиночество, Сим. Ты, мир, который не принимает тебя, и смерть, что дышит в затылок. Таким ты оставила меня. Я не выбирал, каким быть. Больше двух тысяч лет я окружал себя последователями, но рано или поздно всегда оставался один. Поэтому я сделаю тебе этот подарок, да. Я расскажу тебе, что чувствует вампир, который даже не понимает, что он такое.

Я стараюсь дышать медленно, чтобы паника, подступающая с каждым движением ребер, не настигла сейчас. И только сейчас до меня доходит. Все эти танцы с бубнами, демонстрация сила, власть. Это все только об одном.

Мне оказывают честь. Я понимаю это больше на каком-то интуитивном уровне. Моя кровь почти убила его, а значит, он принимает меня как противника. Оказывает своего рода почести. Это все ужасно, но ведь это единственное, что дает мне самое главное — время. Поэтому я затихаю, стараясь рукой сильнее пережать многострадальную рану.

— Ты знаешь, как рождается вампир? — Самсон спрашивает, а я отрицательно мотаю головой. — Хотя откуда тебе. То, что сейчас вы называете генетикой. Я не знаю, как появился первый вампир, но точно знаю, что от моих родителей — людей — питались. Тогда так было принято у вампиров — метить свой скот. Так вот, оказывается, если люди, чьей кровью регулярно питается один и тот же вампир, вдруг решают завести ребенка, то начинается настоящая лотерея. Я вытянул счастливый билет. Слюна вампира оказала слишком большое влияние на моих родителей. Так на свет появился ребенок, который не мог посмотреть на солнце. Не знаю, по каким причинам они не окунули меня в святую воду, оставив мне жизнь, людскую сентиментальность я никогда не понимал, — Самсон заботливо убирает пряди мне за уши, а все тело охватывает дрожь, — но растили успешно на звериной крови. Пока в один день я не устал от их попыток «исправить» меня.

— Ты съел их, — шепчу я, краем глаза замечая, как засветился экран смартфона.

И тут же погас.

Благо Самсон, увлеченный своим рассказом, не понял этого.

— У меня некая слабость к семейным парам, — шепчет он мне на ухо, задумчиво водя пальцем по шее, — ну ты понимаешь, детка, несчастное детство и все такое. Посочувствуй мне, возможно, не так страшно будет умирать.

— И что потом? — я стараюсь не смотреть в сторону валяющегося на земле телефона.

Там не было сети, но ведь могло случиться чудо? Обязано было. Тем более, что при падении тело Даши скатилось вниз, задевая его. Ведь могло же что-то измениться от этого движения? Ну не просто так загорелся экран.

А если сеть нашлась, хотя бы на пару секунд, то…

«Этот абонент снова в сети».

«Этот абонент пытался до вас дозвониться».

Пожалуйста, пусть будет так.

Сколько мы проехали? Километров пятнадцать отсилы. Сколько ему потребуется времени? Если предположить, что он захочет прийти после всего. Не спишет на случайно кинутый вызов. Если он вообще поймет, что это значит.

Я цепляюсь за ускользающую нить надежды двумя руками. Я не хочу перестать надеяться сегодня.

Он успевал. Дважды.

Пожалуйста.

А Самсон все так же задумчиво перебирает мои волосы.

— А после полторы тысячи лет крови, интриг, захвата и потери власти, даже престол Российской Империи. Развлекал себя, как мог. Но все скоротечно, детка. Особенно человеческая жизнь, — пальцы вампира перемещаются на мой позвоночник, исследуя его.

Это могло быть даже приятно, но я точно знаю, что он делает. От ожидания боли все тело покрывается крупной частой дрожью, а Самсон вновь успокаивающе гладит по голове.

— Детка, а как ты поняла, что Палыч — подделка? Я был уверен, что сегодня ты меня не ждешь, а ты в боевой готовности? — видя, как я схожу с ума от ожидания, Самсон специально растягивает его.

А я ведусь на это, потому что пытаюсь как можно дальше отодвинуть момент.

— Он не знал, что делать с ножом, — Самсон заливается смехом, — маскировал это под растягивание времени, но ты бы не стал так делать. Если ты хочешь чем-то воспользоваться, то…

Вспышка боли туманит сознание, а я тону в своем крике. Пальцы вампира вошли в рану, обжигая разум цветной вспышкой безумия.

— То я этим пользуюсь, — мурлычет Самсон.

Что происходит в следующий момент, я просто не понимаю. Тяжесть тела Самсона исчезает со спины, а новая вспышка боли от резко вытянутых пальцев не дает пошевелиться. Скрежет металла, и газель летит куда-то вперед, в деревья, разлетаясь осколками и с громким скрипом огибаясь вокруг них.

— Для того, кого она не хочет видеть, ты слишком часто ее спасаешь, Вагнер, — сквозь шум различаю рычащий голос Самсона и приподнимаю голову, чтобы рассмотреть лучше, — ты уверен, что хочешь противостоять мне? Она этого стоит? Жалкая человечишка?

Не хочу думать об этом, но сейчас, замечая среди с бешеной скоростью перемещающихся фигур Вагнера, я испытываю облегчение.

— Для того, кто видит ее букашкой под своими ногами, ты слишком много с ней возишься, — рычит Вагнер, тут же бросаясь на Самсона.

Полторы тысячи лет. Он назвал именно эту цифру, потому что я и так знаю, что было дальше. Появился Вагнер. Память цепляется за что-то, но от мельтешащих фигур мутит. Или это сотрясение? Я не могу понять, что играет сейчас с моей памятью, но, кажется…

Кажется, что я почти уверена…

— Он знал тебя с детства, — кричу я куда-то вперед, рассчитывая, что Вагнер услышал, — ты был совсем ребенком, когда Самсон нашел тебя! Ты — рожденный, Вагнер!

— Молчи! — светлое пятно устремляется ко мне, но в него тут же влетает Вагнер, не давая Самсону настигнуть меня.

Я знаю, что это было внушение. Но почему-то сейчас мне удается ему противостоять. Поднявшись на корточки, я тихо ползу туда, где остался валяться пистолет. Вагнер не один.

— Он внушил тебе, что было какое-то обращение, чтобы привязать к себе, — продолжаю озвучивать мысли я, на этот раз не спеша проверяя обойму, — вложил ложные воспоминания про жизнь, которой у тебя на самом деле не было. Потому что ты, несмотря на то, что был еще совсем ребенком, имел какое-то большее значение для истории, чем он сам. Ты, Вагнер, сделал самое неправильно. Ты превзошел его, просто родившись.

Опустошив обойму, я прохожусь окровавленными пальцами по головкам патронов. Так надежнее. Перед глазами плывет, но я точно знаю, что смогу.

— Болезненный царевич Дмитрий, Вагнер. Ребенок, чьими родителями долгое время питался один вампир. Ты, Вагнер, в отличие от Самсона, тот, кто имел право взойти на трон, — шепчу я прекрасно зная, что меня услышат, — Самсон! Знаешь, в чем наша самая большая разница? — от крика горло царапает, но я уже целюсь в запутавшиеся в безумном танце тела, смешавшиеся одной неразборчивой кляксой. — Я не боюсь его убить!

Я прекрасно знаю, что другого шанса не будет. Самсон сильнее Вагнера, как бы тот сейчас ни держался. Вагнер знает это. Кровавая бойня рано или поздно закончится тем, что тот, кто на самом деле был рожден наследником трона, погибнет от руки Самсона. Поэтому, не колебаясь, я вытягиваю руку вперед и, прицелившись в центр замершего на одной небольшой траектории клубка, стреляю.

Я не знаю, как Вагнеру удается держать Самсона так долго, но после того, как вылетела первая пуля, вампиры не смещаются с места. Рычание и шипение — все, что доносится до меня. Я не знаю, попала ли я и в кого. Поэтому я просто с остервенением выпускаю всю обойму.

Вагнер знает меня. И если я все поняла верно, то выстрелы ослабят именно Самсона, а не Вагнера. Я старалась не думать о том, что будет, если сейчас Вагнер словит больше пуль, чем Самсон.

Но Самсон сам не допустит этого.

Если я хоть что-то поняла в вампирах.

Растянувшись на асфальте, я со стоном вытянула ноги. Смазанное рычание коснулось слуха, и тут же облако праха защекотало ноздри. Леденящее чувство, сковывающее движения, на этот раз ушло навсегда. Я закрыла глаза и облегченно вздохнула, когда губ коснулось окровавленное запястье. Он не спрашивал на этот раз. Приподняв мою голову, Вагнер сильнее надавил на мой рот, а я раскрыла губы сильнее, разрешая себе сделать глоток.

Не знаю, как долго я приходила в сознание, но когда взгляд вновь обрел способность фокусироваться, горизонт уже вновь засиял первыми рассветными лучами.

— Он не сопротивлялся, — усмехнулся Вагнер, а я осторожно села, ощупывая себя, — со стороны, конечно, так не казалось, но…

— Я знаю, — прокашлявшись, я несколько раз моргнула, — на это и был расчет. Он бы не дал тебе погибнуть.

— И, оказывается, это единственное, в чем я его понимаю, — опустив голову, Вагнер провел ладонью по асфальту рядом с собой, но я не двинулась с места.

— Спасибо, — поднявшись на ноги, я тут же опираюсь на капот Дашкиного «Соляриса».

Перед глазами плывут круги, но я точно знаю, что это больше от резкой смены положения тела. От раны в боку осталось лишь неприятное воспоминание. Железный конь совсем остыл, как и тело его хозяйки.

Совсем одна.

— Ты ждала меня? — доносится мне в затылок, а я отрицательно качаю головой, тихонько пробираясь в салон автомобиля.

— Нет, — пальцы безошибочно нащупывают в двери тонкие Дашкины «ESSE» и серебристую зажигалку, но сегодня я знаю, что это не мой новый алтарь, — я боялась, что ты не придешь.

Захватив ногтями сигарету, я тяну ее из пачки, задумчиво поднося к носу. Перед глазами стоит Дашка. Та, которой я ее помню. Улыбающаяся, с идеальным макияжем и огромным желанием жить. Закусив сигарету, я вижу спину дяди, сидящего на террасе, задумчиво раскачивающегося в своем кресле-качалке. Теплый плед словно снова опускается на мои плечи, и, чиркнув зажигалкой, я затягиваюсь своими воспоминаниями, позволяя тем отравить меня. Но только на длину одной сигареты.

— Это был его козырь, — хрипло говорит Вагнер, а я киваю, выдыхая табачный дым, — поэтому я должен был убить тебя. Выбрать власть.

— Да, так и есть. Ведь изначально это было твоей целью. Получить власть и изменить мир. А на пути к цели вампира…

— Нет разницы в средствах, — заканчивает Вагнер, а я снова затягиваюсь, — я бы не сделал этого, schatz.

— Я знаю, — тихо шепчу я, стряхивая пепел себе под ноги, — и он тоже это понял. Что твоя цель изменилась.

Во рту горчит от табака, а легкие раздирает кашель, но я каким-то усилием сдерживаю себя. Не хочу нарушать образовавшуюся тишину. Разглядывая светлеющую линию горизонта, я вдруг ловлю себя на мысли, что наконец-то действительно начался новый день.

— На этом и закончим, schatz, — вампир поднимается на ноги и, не глядя на меня, спускается с дороги туда, куда в тень деревьев он переместил тело Даши, — я передам ее военным, они знают, что делать.

Он не говорит, что всегда будет где-то рядом, но я понимаю это. Знаю по тому, как поступил Самсон. Это висит в воздухе и само бьется в разум.

А я не говорю, что настолько эгоистична, что не против, что за мной будет присматривать некто гораздо сильнее обычного человека.

Мы не прощаемся.

Но на этот раз я уверена, что больше не дам ему повода появиться.

Эпилог

Год спустя

Колесо обозрения на самом деле больше любят взрослые, чем дети. Разглядеть все вокруг, посмотреть на город, найти знакомые здания и погрузиться в то, что недоступно ребенку — созерцание. Детей больше интересуют аттракционы. Во всяком случае, именно так думала Сима, задумчиво перебирая пальцами по новенькой трости, что на самом деле была подарена сыном баб Клаве. Та умудрилась по зиме подвернуть лодыжку, но всячески отрицала, что теперь ей стало сложнее передвигаться.

А Сима приняла подарок с радостью. По совету врача разгружать поврежденные мышцы было гораздо полезнее, чем чрезмерные неоправданно нагружать при хромоте. С недавних пор Сима очень внимательно наблюдала за своим здоровьем. Да и деревенские не давали расслабиться, держали в тонусе. Так уж вышло, что, чтобы помочь Мише оставить детей, им пришлось провернуть целую махинацию с женитьбой того на Маринке, которая сама едва перевалила за детский возраст, продать квартиру Миши, якобы Симе, а детей и Мишу перепрописать в квартиру Маринки. В тонкости Сима не вникала, но юрист, присланный сыном баб Клавы, сказал, что из-за не очень хорошей истории Мишки детей могут отобрать. Долги опять же выползли.

Так что по сути Сима просто выплатила за Мишу его долги, предварительно напомнив, что будет, если тот вернется к старому. Мишка же в тот момент больше напоминал святого и безгрешного, нежели бывшего алкоголика. Так что Симе ничего не оставалось, кроме как помочь — в долг. Благо было чем, да и сумма на самом деле не такая большая.

Продав квартиру дяди в Москве, Сима окончательно перебралась в деревню, лишь изредка навещая столицу. Если быть до конца честным, делать она это планировала раз в год, в один строго определенный день, чтобы покататься на колесе обозрения и поесть сладкую вату.

— Кузнечик, — вскрикнул Петька, подпрыгивая на месте и часто махая ладонями, — смотри!

Палец ребенка, вымазанный в сладкой вате, прилип к стеклу, а следом уже и всем лицом Петька практически протирал грязную прозрачную поверхность. Нина тут же засуетилась, подползая к брату и уставившись туда, куда показывал брат.

Сима с любопытством проследила за взглядом детей и рассмеялась. Нет, ну а что еще с них взять? Во все глаза, распахнув их от восторга, дети разглядывали… радугу. Да, не весь тот пейзаж, что можно увидеть в большом городе, не здания, а ту радугу, что через день по лету можно наблюдать в деревне. Но почему-то в этот момент Симе было тепло и радостно.

— Очень красиво, — сказала Сима, ловким движением выуживая из сумочки влажные салфетки, — только руки вытираем, хрюшки.

Подхватив пачку, дети тут же принялись очищать не только пальчики, но и мордашки, а Сима уже поднялась с места, приготовившись к выходу.

За этот день она не знала, кого благодарить. До сих пор Сима не понимала, почему дети остались живы. Что такое было в Самсоне, что он не тронул их? Ни первый раз, ни второй.

Но, если честно, Сима старалась уже никогда об этом не думать.

Подхватив Петьку за руку и убедившись, что тот крепко держит Нину, Сима подтолкнула ребят вперед, сама выбираясь из кабины следом. Вечернее солнце почти не кусало щеки, но Сима поправила волосы и посильнее натянула кепку. Опираясь на трость, она шла вперед, внимательно разглядывая шумевшую ребятню.

Они провели в парке всего час, но Сима уже изрядно устала. Будь она одна, давно бы уже поехала в отель, чтобы, отдохнув, выехать домой, но сегодня ребята не давали этого сделать. Кто же будет отнимать веселье у этих озорников? Точно не Кузнечик, которого они так любят.

Поэтому, купив бутылочку минералки, Сима осторожно опустилась на лавочку и, жадно глотая воду с пузырьками газа, перевела дух. Момент, когда трость поехала вперед, увлеченная детьми Сима не заметила. А вот когда около ее ног практически растянулся мужчина, Сима охнула, невольно подпрыгивая с места.

— Простите, — наклонившись к мужчине, Сима растерялась, не понимая, как ему помочь, — я засмотрелась на детей, трость поехала. У меня есть влажные салфетки, — неловко улыбнувшись, Сима снова осмотрела взглядом толпу, находя детей, — Нина! Петя! Идите сюда. Пора сворачиваться, я уже людей калечу.

— Сима? — голос показался смутно знакомым и Сима снова посмотрела на потирающего ушибленное колено мужчину.

Да и лицо тоже. Как реагировать на появление старого знакомого, Сима не понимала, поэтому просто молча протянула пачку салфеток и бутылку минералки.

— Приятно видеть тебя такой, — улыбнулся мужчина, а Сима поднялась на ноги, отряхивая колени, — дети, я так понимаю, не твои.

— Не мои, — пожала плечами Сима, хватая за руку подбежавшего Петьку, — приятно было увидеться.

— А кто это? — хором спросили дети, а Симе лишь оставалось давить из себя улыбку.

Как бы так объяснить детям, кто такой психотерапевт.

— Я врач, а зовут меня, как кота из мультика, — подмигнул Леопольд, а Сима закатила глаза, вытирая щеку Нины от чего-то сладкого.

Будто дети могут вспомнить всех котов из мультиков и сопоставить с открытой улыбкой и мурчащими словами.

— Леопольд. Я старый друг Симы. Вот хочу предложить ей где-нибудь поужинать. Проголодались?

Конечно же, дети тут же хором завопили:

— Да!

А Симе только и оставалось, что кивнуть, про себя надеясь, что сегодняшний ужин не продлится долго.


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Эпилог