Эсхато. Бешеные [Даниил Корнаков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Даниил Корнаков Эсхато. Бешеные

Пролог

Вокруг было много пыли. Разбитое стекло, клочки старых газет, пустые полки и тьма – хоть глаз выколи. Внутри крохотного магазинчика у автозаправки было невообразимо грязно.

Первым зашёл отец, держа наготове самодельное копьё: он вырезал его на днях из крепкой ветви ясеня. Нож, как всегда, был рядом – на поясе, в нужный момент можно было легко выхватить и пустить в дело. Чёрная краска с лезвия давно сползла как кора с умершего дерева. Ей хотелось получить такой же, с деревянной рукояткой, с блестящим на солнце лезвием, но…

Еще настанет время, Саш.

Он сделал несколько шагов вперёд, оставив отпечатки подошв на пыльном полу. Пальцы крепко сжимали копьё, это было заметно по выступившим венам на исхудалых кистях. Он посмотрел сначала влево, потом вправо, напоминая крысу, покидающую свою нору для вылазки.

Просто слушай, что я буду говорить, и ни в коем случае не отдаляйся от меня ни на шаг, всегда повторял он ей.

Уже не первый раз они выбирались из деревни на разведку, но отец неустанно продолжал давать ей наставления. Когда он говорил одно и то же раз за разом, она чувствовала себя неуютно. Думала, что ее присутствие и не нужно вовсе и она отыгрывала роль призрака, следовавшего по пятам отца – паршивое ощущение.

Отец осмотрелся, сделал несколько более уверенных шагов вперед, по-прежнему оставаясь начеку.

– Пап, а можно… – сказала она.

– Нет. Жди возле входа, – прервал он ее.

И так всегда, подумала она.

Она даже не знала, что это за здание. Что такое «дорожный магазин»? Он мог передвигаться по дороге? И кто такой Алекс? Почему это место названо в его честь? Интересно, жив ли этот Алекс сейчас? Странные вывески, прикрепленные к потолку и гласящие «Говядина по цене 250!», еще больше вводили в заблуждение. Что означали эти цифры?

– Пап…

– Следи за входом, – перебил он.

– Ладно…

Находясь в пути почти весь день она порядком устала. Зной, стоящий на улице, заставлял частенько протягивать руку за пластиковой бутылкой, хранившейся в боковом кармане рюкзака. Сегодня она уже дважды прикладывала к губам горлышко, в то время как отец – ни разу. Как ему это удается? По пути она постоянно предлагала ему сделать глоток, но он отказывался. Сколько она себя помнила, папа всегда пил только из собственной фляги и строго-настрого запрещал к ней даже прикасаться. Она не помнит и дня, чтобы он пил из чего-то другого, все время у него была эта ненавистная металлическая с множеством царапин на корпусе, фляга.

Саша посмотрела на отца. Его губы, спрятавшиеся в зарослях полуседой бороды, давно высохли и казались чересчур тонкими. Взгляд грустный, но в то же время такой добрый и пронзительный. Голубые глаза всегда успокаивали ее, словно говоря: «Ты в надежных руках, я тебя не брошу».

– Саша. – Голос отца отвлек ее от мыслей. – Заходи, но оставайся начеку.

Еще раз оглядевшись и убедившись, что на шоссе никого нет, она зашла внутрь – медленно, боясь нарушить тишину этого давно заброшенного места.

– Приметишь что-нибудь – дай знать. Только сама не трогай, – велел отец.

Она кивнула и все тем же настороженным шагом принялась ходить возле полок. В глаза бросилась стойка кассира, где стояла пустая подставка для журналов, похожая на елку без зелени и иголок. Она подошла, чтобы разглядеть ее поближе, и услышала, как под ногами раздался хруст, словно бы она наступила на сухой лист. Ногой она смахнула слой пыли и увидела выцветшую фотографию на обложке с изображением океана и странными деревьями с длинными стволами и забавными листьями на конце. Никогда в жизни она не видела ничего подобного.

Саша опустилась на корточки и взяла в руки журнал, пара листов которого тут же упали на пол. На одной из страниц красовалась улыбающаяся парочка. Глаза у них закрыты солнцезащитными очками, а позади – синее без единого облачка небо. Эти двое заставили Сашу впервые за долгое время улыбнуться. Она хотела полистать журнал, но тут подошел отец.

– Нашла что-то? – Он посмотрел на находку Саши и улыбнулся. – Вот так да, где же ты это нашла?

Глаза отца радостно расцвели. Она давно научилась только по ним определять, что чувствовал ее отец, поскольку остальная часть его лица была скрыта бородой. Иногда ей сильно хотелось, чтобы он наконец сбрил ее, но боялась увидеть другого человека, не своего папу. Саша уже давно привыкла к этой темной полуседой бороде, поэтому желание от нее избавиться было скорее любопытством.

– Вот здесь. – Саша указала на пол, где минуту назад был толстый слой пыли.

– Позволишь? – спросил отец.

Саша протянула отцу журнал, и тот бережно взял его в руки. Улыбка не сходила с его лица, когда он не спеша перелистывал грязные, ветхие страницы. Он переводил взгляд с одной фотографии на другую, тщательно их разглядывая.

– Что это, пап? – спросила Саша.

– Это прошлое, замечательное прошлое.

Когда речь заходила о прошлом, отец всегда чувствовал себя неважно. Он то плакал, то улыбался, вспоминая «ту самую» жизнь, «жизнь до того, как все полетело в тартарары», как он любил говорить. Саша не понимала, как можно, вспоминая что-то, улыбаться и плакать одновременно.

Отец протянул ей открытую страницу, на которой были изображены пляж и голубой океан.

– А что это такое черное? – спросила Саша.

Он посмотрел на место на фотографии, куда ткнула пальцем Саша.

– Это океан, и он вовсе не черный, он… – Отец попытался пальцем стереть пыль с листа, но бумага была слишком старой и испорченной временем.

– Он синий.

– Как небо? – спросила она.

– Не совсем, чуть темнее. – Он указал на песок. – А вот это пляж. Здесь люди отдыхали и купались.

– Купались? Чтобы помыться?

– Не обязательно, – улыбнувшись, ответил отец. – Купались, потому что это было весело и приятно.Он заметил, как она рассматривает картинку: без сомнений она представляла себя там, лежащей в этом песке. Отец продолжил рассказ.

– Мы с твоей мамой были на одном таком пляже, он назывался «Красная Жемчужина». – Он улыбнулся и на секунду прикрыл глаза, отдавшись воспоминаниям.

– Папа…? – Саша недоумевающе посмотрела на отца, из глаз которого вытекли, а затем спрятались в зарослях бороды, несколько слезинок.

– Прости, Саш, я просто…

Раздался шум, и отец тут же схватил копье, вытянув его вперед. Жестом он приказал девочке стоять на месте.

– Кажется, это возле той двери. – Саша указала на кладовую, где она успела краем глаза заметить небольшую тень. Она крепко сжала журнал в руке, думая, что его отберут

Отец сделал несколько осторожных шагов и приблизился к кладовой. Концом копья он приоткрыл дверь и немедленно ударил копьем в темноту. Мгновение спустя послышался жалобный писк.

– Что там, пап? – взволнованно поинтересовалась Саша.

– Ужин, – после небольшой паузы отозвался отец.

Он опустился на корточки, а затем поднялся, держа за глотку кролика: худой, серая шерстка грязная и пыльная. Из его брюшка текла кровь, испачкав парой капель плащ отца. Лапы еще дергались, он был живой.

– Саш, ты должна… – сказал отец.

– Нет, – тут же перебила его она, – я не хочу, не буду…

– Ты должна это сделать.

– Нет, я не буду, – настойчиво повторила девочка.

Он с досадой вздохнул, и не стал переубеждать ее.

Саша закрыла глаза ладонями. Воображение вырисовывало как отец сворачивает шею бедному кролику. Как она прикончит его собственными руками, если даже сама мысль об убийстве зверька вгоняла в дрожь?

Послышался хруст и тело Саши на секунду дернулось.

– Нам повезло, – сказал отец.

– Уже можно смотреть? – спросила Саша, игнорируя слова отца.

– Да, можно.

Повернувшись, она успела заметить, как он прячет тушку в рюкзак. Затем он поднял копье, конец которого был испачкан кровью.

– Давай поищем здесь еще чего-нибудь полезное и будем возвращаться в деревню, – сказал он. – Уже темнеет.

Но она словно не слышала его слов. Перед глазами до сих пор стоял кролик, чьи лапы дергаются в предсмертных конвульсиях. Она подумала о маленьких крольчатах, которые теперь остались сиротами.

– Саша… – Он приблизился к ней и положил руку на плечо. – Рано или поздно тебе придется это сделать. Ты должна быть готова.

– К убийству?

– К выживанию, – сказал отец. – Ты моя дочь, и я буду заботиться о тебе до самой смерти, но когда-нибудь меня не станет, и тебе придется заботиться о себе самой. Мир уже не такой, как был тогда, теперь все иначе. Ты понимаешь? Либо ты их, либо они тебя.

Она опустила взгляд. В сердце крылась нелепая обида на отца за то, что он лишил жизни невинное животное. Но она знала, что ее отец говорит правду, знала это всегда.

Она кивнула.

Он поцеловал ее в лоб, пощекотав нос своей бородой.

– Давай продолжим.


Они всегда ходили только по лесу, стараясь избегать открытых участков. Приближалась зима, и деревья понемногу избавлялись от своих желтых одеяний, сбрасывая их на землю. Иногда где-то раздавался хруст упавшей ветки, и отец сию же секунду останавливался и настораживался.

– Будь внимательнее и смотри под ноги. Лишний шум нам ни к чему.

Каждый раз когда он произносил эти слова, его лицо выглядело серьезным. Саше казалось, что он накричит на нее, наорет и бросит.

Может, я все же обуза для тебя, папа? Не будь меня, тебе было бы гораздо проще.

Она задавала себе этот вопрос каждый раз, когда видела этот взгляд. Каждый раз коленки ее начинали подкашиваться, когда он делал ей подобные замечания. Наверное, только в эти секунды она боялась своего отца, самого близкого на свете человека. Он никогда не поднимал на нее руку, никогда не бил, но этот взгляд, в котором так и читалось: «Если ты будешь все делать неправильно, я тебя живьем закопаю», заставлял ее нервничать.

– Прости. – Сашин голос немного задрожал.

Ответа не последовало. Он посмотрел на небо, а затем вокруг.

– Стоит поторопиться, скоро начнет темнеть, а нам еще часа так два идти до деревни.

Саша покачала головой. Он заметил это.

– Чего такое? Все хорошо?

Она приоткрыла рот, намереваясь сказать кое-что, но не смогла.

– Ну ты чего? – Отец подошел к ней вплотную.

– Ты меня любишь? – Она произнесла эти слова так быстро, словно прочла по бумажке.

Отец сначала улыбнулся, а потом обнял ее.

– Конечно, люблю. Только тебя одну и больше никого на свете.

– Ты же меня не бросишь никогда?

– Никогда.

– И не обидишь?

– Что ты! Нет, ни за что.

Они стояли, крепко обнявшись, еще несколько секунд, пока отец не сказал:

– Надо идти, темнеет.


Океан.

Она никогда не видела так много воды в одном месте и даже не подозревала, что нечто подобное существует. По пути она постоянно доставала журнал из-за пазухи и рассматривала картинки. Она попыталась представить себя там, среди этих людей с широкими улыбками и счастливыми лицами.

Казалось, что у океана нет ни конца, ни края. В ее воображении он был бесконечно длинным и терялся где-то в неизвестности. Ей хотелось верить, что однажды она вместе с папой окажется там. Он научит ее плавать, и они уплывут так далеко, как только смогут.

Впервые в ее жизни у нее образовалась первая настоящая мечта – оказаться у океана и увидеть его своими собственными глазами.

Отец заметил, что она рассматривает картинки.

– Когда мама была беременна тобой двенадцать лет назад, мы отдыхали на одном из таких пляжей, – начал он.

– Красная жемчужина? Ты говорил утром.

– Да, Красная жемчужина. Он так назывался из-за солнца. Как только оно опускалось за горизонт, песок становился ярко-красным, отчего пляж и получил такое название.

Саша попыталась представить себе это мгновение. Яркий и теплый красный свет ложится на все вокруг: на море, деревья, песок, камни, людей. Неужели такое чудо и вправду существует?

Они ускорили шаг.

С неба посыпались крохотные хлопья снега, самого первого в этом году. Саша на секунду остановилась и взглянула на солнце, которое уже готовилось спрятаться за горизонтом.

Отец словно бы и не заметил снега, продолжая медленно идти вперед, озираясь по сторонам и продолжая рассказывать.

– Нам так понравился этот пляж, что мы пообещали себе во что бы то ни стало туда вернуться, но перед этим мы проделали одно дельце…

Отец вдруг остановился и принюхался. Он вытянул копье вперед – что-то его смутило. Саша уже давно досконально выучила все движения отца и тут же поняла, что настало время быть особенно внимательной. Она не произносила ни звука и задержала дыхание, хоть в этом и не было необходимости.

– Чуешь? – шепотом спросил он.

В ее ноздри ударил резкий влажный запах. Запах тухлого, мертвого, сырого. Рядом была опасность. Нечто приближалось, и оно было явно не с добрыми намерениями. И кажется, Саша догадывалась кто это…

– Это они. Приготовься, – сказал отец, не сводя глаз с края леса.

Тьма понемногу окутывала лес, видимость ухудшилась.

Хруст ветки послышался за спиной.

Быстрый разворот. Никого. Копье в руках отца задрожало. Новый хруст, на этот раз ближе, совсем рядом. Из-за деревьев невозможно было увидеть, откуда приближается опасность. Саша вдруг захотела оказаться на шоссе, куда было строго-настрого запрещено выходить. На открытой местности она хотя бы увидела их, и смогла бы что-нибудь предпринять, но здесь чувствовала себя абсолютно беззащитной.

Рычание. Затем хруст листьев.

– Папа, слева!

Зверь выпрыгнул из темноты. Стволы деревьев и сумерки послужили ему надежным укрытием для внезапной атаки. Отцовское копье почти настигло зверя, но не хватило скорости. Оружие упало и улетело в сторону, к корням толстого дуба. Среди деревьев слышалось только рычание зверя и яростные крики отца, которого волк повалил на землю. Шерсть зверя вздыблена, морда в шрамах, а сам он был истощен до такой степени, что его ребра могли в любую секунду проткнуть шерсть и показаться наружу. В голове не укладывалось, как такой хилый зверь сбил с ног взрослого человека. Еще секунда промедления – и острые зубы вцепятся в лицо… в лицо ее папы.

– Папа!

Ему пришлось подставить правую руку, чтобы защититься от морды зверя. Он закричал из-за невыносимой боли: волк прогрыз ткань куртки и впился клыками в плоть.

Саша была потрясена и напугана. Все, что она делала – это стояла и смотрела, как ее отца заживо пожирает дикое животное. Из шокового состояние ее вывел вопль отца:

– Саша, помоги!

Она метнулась в сторону, где упало копье, но не успела к нему даже прикоснуться. Еще один зверь появился из-за своего укрытия и побежал в сторону девочки. Он был точной копией своего соплеменника: исхудалый и озлобленный, и готовый убить. Слюни из пасти текли вязкой массой, падая на мокрые от снега листья. Серая шерсть торчала дыбом.

Зверь зарычал и бросился на беззащитную девочку.

Часть I. Прошлое и настоящее

"Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!" (с) Алиса в стране чудес.

"И пошлет ангелов Своих с трубой громогласной, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их." (Библия, Евангелие от Матфея 24:31)


2019 год. Конец сентября.

За 12 лет до событий в прологе.

День 1.

По телевизору сообщали следующее:

«…ученые и медики до сих пор не установили причины появления инфекции. Напоминаем, что впервые вспышка болезни зафиксирована на западе страны месяца назад, где из-за нее скончалось как минимум двести человек, и еще пятьсот госпитализированы в критическом состоянии. В центральной части страны вирус не обнаружен. Гражданам рекомендуется обращаться в ближайший медицинский центр при появлениях следующих перечисленных симптомов: сухой кашель, высокая температура, быстрая утомляемость, боли в мышцах, повышенная раздражительность и, самое главное, – обильное кровотечение из глазных яблок…»

– Лёшка, ты дома?

Голос жены вернул его в реальный мир. Телевизор словно невидимыми щупальцами обхватил его тело, не намереваясь выпускать. Но теплый голос жены заставил их отпустить его, ненадолго…

Как только она зашла в комнату – повеяло приятной прохладой: на улице стояла морозная осень, и она принесла ее частичку в их дом.

– Привет, – сказал он и поцеловал ее в розовые прохладные щеки. Парфюм, не резкий и не едкий, смешался с домашним запахом комнаты. На ее глазах – яркая черная подводка, из-за которой казалось, будто ее глаза наполнены слезами, однако милая усмешка говорила об обратном. Он любил ее улыбку и думал, что милее и добрее этой улыбки нет ничего на свете.

Алексей вновь позволил зловещим телевизионным щупальцам захватить его разум. Репортаж о загадочном вирусе по необъяснимым причинам настораживал его.

– Сашку покормил? – спросила она.

Ей пришлось подождать несколько секунд, прежде чем невидимая сила телевизора отпустила ее мужа на пару секунд, позволив ему ответить.

– Да, да, она в кроватке – спешно ответил он, не отрывая взгляда от людей на экране. В телевизоре, как раз в эту минуту в студию вошел маленький лысенький старичок. На переносице у него были большие очки с толстой черной оправой, удерживающие круглый нос, похожий на красную картофелину. Несмотря на свое комичное лицо, выглядел старик в своем дорогом синем пиджаке и сером галстуке довольно солидно. Алексей даже представил на мгновение, как утром вокруг него металась его жена, подбирая тому костюм и завязывая галстук. «Телевидение! Поверить не могу, что увижу тебя в телевизоре!» – наверное, бормотала она.

Старичок удобно уселся в кожаное кресло напротив ведущей. Камера взяла его лицо крупным планом. «Григорий Бернштайн, вирусолог» – гласила телевизионная сноска внизу экрана.

– Уважаемые телезрители, у нас в гостях доктор наук, профессор института имени Скрижаковского, Григорий Бернштайн.

Старичок быстро поклонился в сторону камеру, поправил очки. При первом взгляде на него, можно было предположить, что он куда то торопится.

Миловидная ведущая, с модной стрижкой в виде выбритого веска и длинной челки, улыбнулась ему в ответ, обнажив белоснежные зубы. Она выглядела моложе своих лет, – как-то раз Алексей ради интереса даже набрал ее в гугле и с удивлением обнаружил, что ей аж сорок пять, – и была одета по последнему писку моды.

Ведущая положила ногу на ногу, выставив напоказ свои ноги. На ней была серая юбка известного бренда и белая рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Она начала беседу с гостем:

– Григорий, наша страна встревожена происходящими событиями в ее западной части. Граница стала охраняться более тщательно, количество проверок допускаемых военными превысили разумные меры: военные чуть ли не лезут в трусы к каждому, кто приезжает в город. Многие наши телезрители переживают на счет этой новой болезни и не понимают, что думать. Скажите пожалуйста, доктор Бернштайн, разрабатывается ли лекарство? Предпринимается хоть что-нибудь для борьбы с этой напастью? В конце-концов у нас уже имеется двести жертв, а подобное количество заставляет насторожиться…

Почти на каждое слово ведущей доктор утвердительно кивал. На вопрос он ответил сразу же, без запинок.

– Безусловно я так считаю. Происходящее на западе пугает, но я бы посоветовал гражданам не паниковать. Вскоре лекарство, ровным счетом, как и причина возникновения болезни, будут найдены.

– Как я понимаю, вы являетесь одним из участников программы по созданию лекарства?

– Да. Я и моя команда, лучшие ученые, биологи и вирусологи Скрижаковского университета, изучаем этот вопрос в сотрудничестве с другими инстанциями.

На последнем слове доктор Бернштайн поперхнулся и сделал глоток воды. Разумеется телеведущая тут же заметила эту осечку со стороны гостя.

– Какими инстанциями? – поинтересовалась она.

– Извините, этого я не могу сообщить.

Телеведущая не сдавалась.

– Григорий, наши телезрители просто хотят понять…

– Я понимаю, но сейчас это неважно, уверяю вас.

Григорий сделал еще глоток, после чего натянуто улыбнулся телеведущей, которая продолжила.

– Есть ли у вас предположения касательно причин возникновения вируса? Какие-нибудь зацепки? Факты? Ходят слухи, что это сверхсекретное оружие, созданное спецслужбами, которые вышло из под контроля.

Григорий натянуто улыбнулся.

– Про оружие – чушь, сразу вам говорю. В остальном, к сожалению, предполагать я ничего не могу. Однако у нас есть догадки, что это вирус так называемый «брат», свиного гриппа, застигшего нас в 2008 году. Но в отличие от своего предка, этот более необычный.

– И что же необычного в этом вирусе помимо симптомов?

– Простите, но я не хочу грузить ваших телезрителей всеми тонкими и непонятными нюансами нашей науки, – ответил доктор и натянуто улыбнулся.

Что-то ты не договариваешь, пухляш подумал Алексей.

– М-м-м, хорошо… – явно не удовлетворившись ответом, сказала ведущая, – а что скажете на счет сроков? Когда стоит ждать вакцину?

– Не буду ничего обещать, но велика вероятность, что уже на следующей неделе мы получим первые результаты.Алексей дернулся от испуга, когда жена коснулась его волос. Он настолько погрузился в диалог на экране, что вновь понадобилась магия его любимой для возвращения обратно.

– Ты какой-то встревоженный, все в порядке?

Он нежно коснулся губами ее кисти, которая все еще была прохладной после улицы.

– Да все нормально. Просто этот вирус…

Она обошла диван, села рядом с мужем и легла головой к нему на плечо. Он почувствовал кисло-сладкий запах ее лака для волос.

– Не думаю, что тебе стоит переживать на счет этого. Мы далеко от места, где все началось. К тому же современная медицина творит чудеса. Справятся, им не впервой.

– Да, справятся… – неуверенно произнес Алексей, а затем добавил, – Просто тревожусь за нас.

Яблочки ее щек приподнялись, она улыбнулась.

– Не парься, Лёш. Все будет хорошо.

– Ты так думаешь?

– Да чего тут думать то, просто знаю.

Он приобнял ее крепче, лицом окунувшись в ее густые волосы. Она взяла пульт от телевизора и отключила его. Последнее, что он услышал, были слова Григория: «…оставаться дома и реже выходить на улицу».

– Думаю, хватит на сегодня телевизора, – сказала она. – Твоя дочь скоро проснется и потребует очередную порцию молочка, а я так устала после работы…

– Ни слова больше, милая. Как только эта пигалица проснется, я займусь ее пищевым вопросом.

– Вот и славненько, – сказала она голосом, пародируя героя любимого мультфильма. – Я пойду вздремну, а потом сварганю чего-нибудь на ужин.

– Идет.

Она легла на кровать, вытянула руки и ноги. Делала она это как-то по-детски: перебирала кончиками пальцев рук по одеялу и двигала ногами влево и вправо. Лёшу забавляло ее ребячество, и, наверное, это была одна из многих ее особенностей, за которые он ее полюбил.

Наблюдая, как она ложится спать, он почему-то захотел сказать ей слова, по неведомой причине рвавшиеся у него наружу с тех пор как она зашла домой.

– Диана.

– А?

– Я тебя люблю.

– И я тебя, – сказала она и улыбнулась.


День 5.

Телевизор приковал взгляд обоих родителей. Со стороны это выглядело так, словно мифическая Горгона появилась в центре их кухни и одним лишь взглядом превратила в статуи. Алексей держал в руке ложку, наполненную молоком, которая так и не достигла ротика маленькой Саши. Диана перестала покачивать малышку и нашептывать ей "волшебные успокоительные заклинания", как называл их Алексей.

–…пациент был доставлен сегодня утром в центральную больницу. Имеются сведения о наличии у больного симптомов нового гриппа, прозванными учеными как «Мортем». Как сообщают врачи, пациент полностью изолирован от основного медперсонала и находится в зоне карантина.

– Пациент поступил в больницу около шести тридцати утра, – заявил доктор на экране. На нем была помятая лицевая маска. Судя по каплям пота на лбу, гроздями сползающим вниз, он был сильно взволнован. Причины для волнения были как минимум две: либо это первое интервью в его жизни на телевидение, либо новый пациент, зараженный смертельной болезнью. Подтвердилось худшее.

– Коллеги сразу заметили симптомы Мортема. – Доктор вздохнул, снял очки и протер их краешком халата.

– О каких конкретно симптомах идет речь? – поинтересовался репортер.

– Вздутые вены возле глазных яблок, обильное кровотечение из глаз, сухой кашель.

– Что вы скажете о дальнейшей судьбе пациента?

– Ничего не скажу. Сейчас он находится в изоляционном боксе до приезда экспертов, и я не имею к нему доступа. Там работают ученые в защитных костюмах, вот к ним и все вопросы.

Доктор надел обратно свои очки и добавил:

– А сейчас простите, мне нужно идти. У меня много работы.

На экране снова появилась телеведущая, подводя итог.

– Напоминаем, что сегодня утром в центральную больницу был доставлен и помещен в зону карантина на неопределенный срок пациент с симптомами неизвестного до сих пор гриппа. Нам удалось установить его личность…

На экране в углу появилось фото молодого светловолосого парня с улыбкой до ушей. Одного лишь взгляда на его лицо хватало, чтобы понять, каким он был наверняка: добрый и жизнерадостный парень. Смерть частенько выбирает кого помоложе, как будто оберегая их от суеты взрослой жизни.

–…что находится на Западе, где он навещал своих родных, – продолжала телеведущая. – В связи с этим происшествием президент объявил о начале карантина в большей части городов и поселков на западе страны. Все рейсы, как воздушные, так и наземные, отменены. Гражданам категорически не рекомендуется покидать дома и уезжать из города без крайней на то необходимости, пока не будет иных указаний…

Алексей убавил звук и посмотрел на жену, она посмотрела на него, и они поняли друг друга без слов.

– Пожалуй, сегодня не пойдем на прогулку, – сказала Диана и продолжила укачивать дочку на руках.

– Да, согласен. Лучше как можно меньше появляться на улице, – добавил Алексей.

Диана кивнула. Она взяла бутылочку молока из кастрюли с теплой водой и поднесла к маленькому ротику Саши. В такие моменты ее ребячество куда-то исчезало, делая ее серьезной матерью. Когда речь шла об их дочери, а точнее о ее безопасности, она всегда была впереди планеты всей. Казалось, для нее не было сокровища дороже, и иногда Алексей даже немного ревновал жену к собственной дочери.

С Сашкой им повезло – им досталась необыкновенная девочка, про таких обычно говорят «золотой ребенок». Он и не думал, что дети, подобные Саше, вообще существуют. Когда он готовился стать отцом полтора года назад, он уже мысленно готовился к бессонным ночам и к увеличенным дозам кофеина по утрам, однако вышло все с точностью до наоборот. Саша поднимала родителей ночью не чаще пары раз, – с Дианой они ходили успокаивать малышку по очереди —.кушала охотно, да плакала не часто. О чем еще можно мечтать? Разве что об еще одном таком милом ангелочке, только мальчике.

И он мечтал.

Сын…

Иногда он шепотом произносил это слово, смакуя его словно дорогое виски. Маленькая его часть, плоть от плоти. Он хотел научить сына всему, что знает сам. Передать ему каждую частичку своих знаний, отдать часть своей души как жертвоприношение. У него были грандиозные планы на сына. Видит Бог, он любит Сашу и не представлял на ее месте никого, но грезы о сынишке не давали ему покоя…

Сын…

Как то раз Диана узнала о его желании и, ни секунды не сомневаясь, отдалась ему в ту же минуту. Тогда стояла прохладная и тихая ночь, часы показывали половину второго, и чтобы согреться они прижались друг к другу плотнее. Время словно замерло, не давая ему уснуть.

Он почувствовал, как ее острые ноготки щекочут его по спине.

Ты чего не спишь? – спросила она тогда.

Он сознался ей во всем, сознался в желании завести Сашке брата. Она залезла прямиком на него, заставив на мгновение почувствовать себя беспомощным. Сказать, что он не обожал такие моменты, было бы сущей ложью. В ту ночь он отдался ей, испытывая невероятное блаженство, которое

Увы!

длилось только пять минут…

Зато каких пять минут!

Утром, закусывая яичницей с тостами, они обсуждали бурную ночную пятиминутку. Она – ехидно улыбалась и можно было без слов понять ее реакцию на прошедшую ночь. Он в ответ нежно ей улыбался и подыгрывал. Подумаешь, пять минут! Зато все другие разы были о-го-го!

Та ночь, к сожалению, не дала никаких результатов. Затем они занимались незащищенным сексом чуть ли не каждый день, словно чувствовали, что им как можно быстрее нужен сын, но тест по-прежнему показывал одну полоску. Это длилось полгода, пока Диана не стала волноваться за состояние своего здоровья.

На днях подходит ее запись к врачу, и если доктор скажет…

– Мортем? – спросила Диана. – Это, случаем, не латынь?

Алексей не сразу услышал ее, все еще блуждая в воспоминаниях прошедших месяцев.

– Это латынь, она самая, – сухо произнес Алексей, взял в руки пустую тарелку с остатками яичницей и понес ее к раковине.

Латынь была не только частью его жизни, то как же одним из средств их финансового содержания. Он ощущал на себе огромную ответственность, обучая людей читать, писать и говорить на почти мертвом языке, на языке, носителями которого сегодня была маленькая часть людей на всей планете. Отец Алексея, Николай Леонов, гордился делом сына и, будучи глубоко верующим человеком, частенько любил поговаривать свою любимую фразу:

Учи латынь, сын мой, ибо в аду и в раю говорят исключительно на ней.

Алексей частенько любил цитировать слова отца, обращаясь к студентам. Забавно, но некоторые даже стали усерднее трудиться над изучением древнего языка. Иногда он подшучивал над такими студентами, спрашивая: «Что, боитесь неправильно спросить дорогу до собственных покоев у ангела?»

…или к собственной сковороде – у черта?

Эта безобидная шутка иногда казалась ему слишком жестокой, но он все равно предпочитал ее рассказывать из года в год новым студентом своего предмета.

В тот момент, когда Диана задала ему вопрос насчет значения этого слова, он поколебался, словно не поверил в правильность собственного перевода. Ох уж эти журналисты, напридумывают всякой чуши! Но на этот раз название подходило весьма кстати – невидимая болезнь, не дающая себя поймать и обезвредить, медленно обустраивалась в их городе, начиная забирать жизни. Первая жертва – тот молодой парень, а кто следующий? Может быть, ты, Лёш? Или…

Он посмотрел на Диану.

Выбрось из головы эту чушь. Ученые не сидят сложа руки, и тот больной – в карантинной зоне. Все будет хорошо. Не суйся слишком часто на улицу, и Дину не заставляй выходить без крайней нужды. Мы живем в двадцать первом веке, в конце-концов! Веке высоких технологий и научных открытий, происходящих чуть ли не каждый час! Вряд ли какой-то вшивый грипп может сильно навредить человечеству…

– Так как переводится слово? Ты не сказал.

Разве не сказал? Да, ей не сказал, но про себя уже успел сказать перевод тысячу раз.

– Смерть, Mortem переводится как смерть.


День 6

– Кто самая красивая девочка на всем белом свете? – Алексей поднял указательный палец руки вверх и поводил им из стороны в сторону, привлекая внимание дочери. Саша заметила колыхающийся палец отца, на мгновение прижала крохотные ручонки к ротику, пытаясь спрятать улыбку, но, как и каждый раз до этого – устоять перед заманчиво «танцующим» пальцем было невозможно. О, а потом раздался и сопутствующий на подняла крохотные ладошки, звонко засмеялась. Алексей медленно опустил свой палец, имитируя пикирующий самолет, который тут же захватили пальчики дочери.

– Вот она! – играючи произнес Алексей.

Диана, как и каждое утро, металась по кухне, делая на завтрак свою фирменную яичницу с беконом и заваривая кофе.

Несмотря на бессонницу этой ночью, Алексей чувствовал себя бодро, но все же предчувствовал, что ближе к обеду будет мечтать исключительно о мягкой подушке и теплом одеяле, с теплой женой. Чему быть, того не миновать! Несколько чашек дрянного университетского кофе обязательно сделают свое дело – оттянут его тягу ко сну как минимум на пару часов. Но сначала – вкусный кофе, который Диана как раз поставила перед ним в большущей чашке.

– Сейчас наложу покушать, – впопыхах, сказала она.

– Не спеши.

Диана спешила, даже когда спешить было некуда. Приходилось нажимать на невидимую педаль тормоза под названием «Диана, не спеши» или «Не спеши, дорогая», чтобы утихомирить ее стремление опередить неизвестно что.

– Мы сегодня умудрились проснуться на полчаса раньше, поэтому спешка ни к чему, – не сводя глаз с Саши, подметил Алексей.

– Да, – сказала Диана, посмотрев на мужа с дочерью. – Да, ты прав, спешить некуда.

Она разложила яичницу по тарелкам и поставила на стол. Алексей положил уже полусонную дочь в переноску, стоящую рядом, и подошел к жене. Она как раз запивала кусок яичницы глотком кофе, когда он принялся массировать ее плечи.

– Ты чего? – кокетливо спросила Диана.

– А ты догадайся. У нас еще полчасика в запасе, думаю, мы могли бы провести это время с пользой…

Раздался телефонный звонок, заставивший молодых родителей вздрогнуть от неожиданности, а маленькую Сашу – заплакать. Диана, следуя излюбленной привычке «делать все как можно скорее», встала из-за стола и взяла трубку.

– Да, слушаю?

Алексей начал успокаивать дочь, используя проверенный трюк с указательным пальцем и милой гримасой. Он не прислушивался к словам Дианы, однако улавливал ее постоянный вопросительный тон, обращенный в сторону собеседника. Прошло полминуты прежде чем она положила трубку, сказав перед этим собеседнику:

–…да, я вас поняла. Передайте ей, чтобы выздоравливала… Нет-нет, не стоит, все хорошо… До встречи.

Диана положила трубку.

– Кто это был? – спросил Алексей.

– Мать Риты.

– Нашей няни?

– Да. Говорит, что Рита не сможет сегодня посидеть с Сашкой, приболела.

Алексей продолжал успокаивать дочь, которая уже сменила слезы на радость, а точнее – гнев на милость, в представлении всех родителей.

– А что с ее здоровьем?

Диана уже успела сесть за стол, доедая кусок яичницы.

– Говорит, с головой что-то мол, болит сильно. Я не стала спрашивала конкретно, да и не хотела, она сама еле языком шевелила, как будто сама в бреду была.

– Голова, значит…

Диана пристально посмотрела на мужа.

– Думаешь…? – спросила она.

– Ничего не думаю. Лекции мне сегодня нужно однозначно посетить, иначе меня уволят к едрени фени. Поеду на машине, чтобы поменьше с людьми контактировать. Ты сможешь дома посидеть?

– Смогу, звякну жабе этой…надеюсь войдет в ситуацию.

Алексей не доев яичницу направился в сторону коридора. Его взгляд был задумчивый и обеспокоенный, Диана это подметила.

Задуматься было над чем, ведь еще вчера он видел по телевизору описание похожих симптомов у молодого человека, доставленного в местный госпиталь. Симптомы той самой болезни, пришедшей с запада страны. Он надеялся, что это лишь совпадение, нелепая случайность. Мало ли бывает болезней, связанных с головой? Множество их! Этой мыслью Алексей успокоил себя, и начал размышлять по поводу предстоящей лекции.

– Лёша.

– А?

– Надень маску на всякий случай, когда будешь общаться со студентами. Мало ли…

Алексей кивнул, поцеловал супругу и вышел из дома, не успев допить свой кофе. Он надеялся не опоздать на лекцию на этот раз: декану, у которого нет детей, тяжело пытаться объяснять о проблемах сна, который нарушает годовалый малыш. Но на этот раз он не опоздал, и прибыл в лекционный зал с точностью до минуты.

К великому сожалению, эта лекция стала для него последней.

1. Алексей Леонов

2 октября, 2019 год.

Все произошло именно так, как он и предсказывал утром…

Алексей читал лекцию студентам, борясь с подступающим сном. Марлевая маска, которую выдавали всем студентам и преподавателям у входа в университет, помогла скрыть пару смачных зевков.

Сегодня Алексей позволил себе нелюбимый ему вид преподавания: диктовать с бумажки. Он ненавидел это и предпочитал преподавал интуитивно, лишь иногда опираясь на книги. Он любил и знал свой предмет, и предпочитал преподавать его от чистого сердца. Он получал истинное удовольствие от своей работы и вскоре стал любимцем студентов. Но…

…сегодня он невыносимо устал.

Слова Алексея были вялыми, а речь несвязной из-за чего студентам приходилось переспрашивать, прерывая монолог преподавателя. Некоторым учащимся, сидящим на самом верху аудитории, приходилось громким голосом предупреждать Алексея, что они не успевают записать предложения. И ученики, находящиеся в этой аудитории количеством в пятьдесят человек, понимали это и не задавали лишних вопросов. Тишину нарушали только скрежет ручек о бумагу, насморк из под масок некоторых студентов и редкий чих.

– Записали? – спросил Алексей.

– Да, – отвечали некоторые.

– Тогда продолжим…

Он уткнулся в наскоро напечатанную лекцию, которую в другой день он мог бы рассказать в тысячу раз интереснее. Ему было плевать, что Станислав Фаррум, местный заводила, без конца вертелся из стороны в сторону, перешептываясь с приятелями, рассевшихся вокруг него, как мухи вокруг навоза. Такой тип людей как Фаррум присутствует везде, будь то детский сад, школа или университет. У таких словно батарейка «Энерджайзер» в заднице, и единственный способ унять его на время, как можно громче сказать – «Захлопни свою пасть!». Алексей хотел сказать эти слова Станиславу в более мягкой (хотя и не теряющей при этом выразительности) форме – «Закрой свой рот!», но чувствовал себя настолько вялым, что даже это было выше его сил. Он чувствовал себя так, словно его закинули внутрь барабан стиральной машины, покрутили там часок-другой, а потом вынули и бросили в эту аудиторию, на этот стул, к этому столу.

Невыносимо.

Станислав обсуждал шепотом – хотя шепотом это было только в понятии самого Станислава – горячую новость последних дней: вирус «Мортем». До Алексея доносились только отдельные слова, глупые, на уровне школьников средних классов и уж никак не студентов медицинского института: «Военные… Чума… Мор… Апокалипсис…». Фаррум настолько осмелел, что даже перестал писать конспект и сидел спиной к преподавателю, выстраивая собственные теории на счет болезни своим дружками. На него начали посматривать и другие присутствующие в аудитории, прислушиваясь к его словам и отвлекаясь от лекции. Это стало последней каплей для Алексея Леонова.

– Станислав Фаррум, будь так добр закрыть свой рот! – крикнул Алексей и тут же замер, осознав, что натворил. Никогда прежде он не позволял себе такого лишь только в своем воображении. Аудитория замерла, студенты безмолвно смотрели на преподавателя.

Причина, что вывела Алексея из себя, была даже не столько в наглости этого рыжего юнца, сколько в теме, которую он обсуждал. Алексей боялся этой темы, боялся неизвестной болезни. Он боялся представлять, что будет, если она доберется до него, а затем и до Дианы, до Саши… Все эти мысли, разговоры о Мортеме вызывали у него страшные депрессивные образы, которые он старался прятать как можно глубже в своем подсознании.

– Прошу прощения, аудитория, – произнес он, поперхнувшись.

Затем он повернулся к Станиславу:

– Прости, Фаррум, я погорячился.

Станислав, с полуоткрытым ртом, молча смотрел на преподавателя. Он, будучи авторитетом среди сверстников, этот самый авторитет терять не захотел и тут же пошёл в грубейшую нелепую атаку:

– Да пошли вы.

Алексей был ошеломлен. Он всегда славился своей лояльностью к ученикам, за что эти же ученики его и полюбили. У него даже не нашлось слов, чтобы ответить Станиславу, кроме:

– Что ты сказал?

– Да. Пошли. Вы. – отчеканил Станислав.

Студенты смотрели то на Станислава, то на Алексея, словно зрители в кинотеатре. Для пущего сходства им не хватало только попкорна и стаканов с «колой».

– Выйди отсюда, – спокойно сказал Алексей.

– Ну выйду, и смысл? Это как-то остановит тот кабздец, который в любой момент может обрушиться на наши головы?

– Я сказал – выйди, и не неси чушь/

– Не неси чушь…

– Чушь? Этот вирус уже здесь, в городе! Его вчера принес тот чертов придурок. Какого хрена на границе его не задержали, а? А я скажу вам – он сынок какого-то там полковника, вот и проехал по блату! Все доказательства в сети! Вы знаете, сколько он встретил людей ПРЕЖДЕ, чем его закинули в больничку? Сотни, если не тысячи! А лекарства от этой хрени до сих пор не нашли! А то, что он мутирует, этот вирус, слышали? Утром говорили!

Станислав гордо стоял, напоминая вождя, который своими речами пытается убедить народ в собственной правоте. И, самое страшное, на часть аудитории эти слова подействовали: их глаза были устремлены на него.Из него бы вышел замечательный политик, если бы не этот раздражающий «Энерджайзер» в заднице, который больше вредит, чем помогает, подумал Алексей.

– Слушай, я понимаю твое негодование на счет этого вируса и разделяю твою позицию, частично. Однако это не повод грубить мне и пугать всю аудиторию необоснованными речами. Поэтому будь так добр покинь аудиторию и дай мне закончить лекцию.

Станислав с ненавистью посмотрел на преподавателя, снял свой портфель со спинки стула и направился к выходу.

– Вам просто все равно, – настаивал Стас. – Сидите тут, как ни в чем ни бывало…

– Продолжим, – сказал Алексей, игнорируя слова студента. Одновременно с чтением лекции он мысленно дал оценку происходящему, к сожалению – не утешительную. Стас – дурак, в этом нет сомнений, но даже дуракам нет смысла попусту пугать окружающих. Новости о вирусе настораживали всех, каждый надеялся, что зараза обойдет их стороной, и проблема решится сама собой, как это было всегда. Надев на себя очки под названием «Ну уж это точно меня не коснется», линзы которых были темными как черные дыры в космосе, прямо сейчас сидят в офисах, ходят по улицам и спускаются в метро, теша себя надеждой:

Все будет нормально

И Алексей вдруг понял, почуял нутром, что он один из таких людей.

Но что же остается делать? думал он. Паника может привести к куда более серьезным проблемам, чем этот загадочный вирус. Как же неуместно и глупо смотрятся люди, делая вид, что ничего не происходит; однако это до первого толчка, до первого удара, который заставит их очнуться ото сна и начать действовать: паниковать, разрушать и даже убивать…

В голову Алексея врезались слова, произнесенные Станиславом сегодня: А то, что он мутирует, вы не слышали? Нет, он не слышал. Интернетом он пользовался редко, а по телевизору этого не сообщали. Неужели он пропустил что-то?Он устал от этой суматохи, от ужасных новостей, которые приносил ему каждый новый день. Хотелось отдохнуть и не думать об этом кошмаре.

И вообще, может, все, что сказал Стас, – это чушь? Нет никакой «мутации», и все это он придумал для того, чтобы напугатьаудиторию? В интернете бывают напишут такого… Иногда одно обаятельное лживое словцо прирожденного лжеца – именно таким и был Фаррум, Алексей отчетливо для себя это уяснил на последнем экзамене, когда тот убедительно соврал ему про умирающего брата, чтобы заполучить желанную тройку – способно повлиять на умы многих людей. Возможно, Алексей снова поддался искусной лжи Фаррума?

Не стоит паниковать, все будет нормально. Ты придешь домой, обсудишь это с Дианой, и вы решите, как....

Мысли Алексея прервал крик. Оглушительный женский визг заставил студентов повернуть головы к угловому месту у окна. Алексей знал, что там всегда сидела так называемая "тихоня" этого потока, серая мышка, прилежно посещающая все занятия – Катя Маршова. Она редко издавала вообще какие-либо звуки, что уж говорить о крике. Входила она в аудиторию всегда первая и выходила последней, придерживая свой крохотный портфель за лямку. Прилежная тихоня, твердая «хорошистка» – у нее была отличная грамматическая часть, но вот разговорный прихрамывал. О такой ученице мечтает каждый преподаватель.

Из-за крика Алексей привстал со места. Он был напуган. Еще бы не быть напуганным после всей той чертовщины, что ты накрутил у себя в голове. студентов были обращены к месту, где сидела Катя. Они не двигались, не шевелились и, казалось, даже не дышали. Все были напуганы, и даже храбрец Стас стеклянным взглядом застывший у входной двери в аудитории, смотрел туда же, куда смотрели все. Алексей понимал, что он, как преподаватель, должен действовать.Он встал с места и подошел к ступеням в центре аудитории. Рядом с Катей и даже на ближайших местах никто не сидел. Она, пряча лицо в ладонях, плакала: видны только ее светлые волосы, собранные в пучок.

– Маршова? – обратился к ней Алексей, но ответа не последовало. Только плач, и пучок движущийся то вверх, то вниз из-за рыдания. Студенты, находящиеся к Кате ближе всего, принялись спускаться вниз аудитории, словно она была бомбой, готовой в любую секунду взорваться.

Алексей начал медленно подниматься по ступеням. Медлил он не из-за того, что ему было все равно, вовсе нет. Он боялся, и не мог понять причины этого страха.Тихий плач сменился отрывистыми рыданиями. Девушка то и дело всхлипывала, затем сухо кашляла, а потом снова рыдала.

– Маршова, что с тобой? – Алексей подошел к ней почти вплотную, дотронулся до ее плеча, но ответа так же не последовало. Только рыдания, только кашель.

Алексей коснулся ее плеча, размером с половину его ладони (настолько хрупкой и маленькой она была), и потянул в сторону. Когда лицо Кати открылось аудитории, все шарахнулись в сторону, а девушки – взвизгнули.Ее лицо было красным: кровь сочилась из ее глаз вместе со слезами, глаза были налиты алым цветом, а вокруг них, напоминая ветви деревьев, вздулись вены. Тетрадь, ручка, парта и ее марлевая повязка – все было испачкано в крови. Милое бледное личико Кати Маршовой превратилось в нечто дьявольское и ужасное.

Алексей отпрянул. Он ожидал увидеть все, что угодно, но только не это.

– Она заражена! – раздался голос одного из студентов.

Студенты тут же бросились к выходу. Они толпились в проходе, проходя мимо Алексея и стараясь не смотреть на бедняжку Катю. Алексей понял, что все это время стоял недалеко от нее и не сделал ничего, а сейчас выступает в роли «живого столба», который отталкивают и пихают, чтобы продвинуться к выходу. Он не спускал глаз с Кати, находясь в шоке и не принимая до сих пор факт того, что видел. Наконец звон в его ушах затих.

– Есть у кого салфетка или платок? Дайте мне салфетку!

Проходящая мимо девушка достала из сумки влажные салфетки и протянула их Алексею. Он пробормотал слова благодарности и направился прямо к Кате, которая до сих пор плакала, сидя за своей партой, пряча лицо в ладонях. Несколько студентов остановились возле выхода, достали мобильные телефоны и начали снимать происходящее на камеру, не забывая брать в фокус своего преподавателя, приближающегося к зараженной девочке. Алексей отчетливо слышал, как несколько голосов из выходящей толпы сказали – «Надеюсь, все обойдется. Не зря с ней никто не общается…».

Самая большая человеческая слабость – надежда, что тебя все обойдет стороной – подумал Алексей.

– Катя. – Алексей дотронулся до светлых волос своей любимой ученицы и аккуратно их погладил, пытаясь успокоить ее. – Все будет хорошо. Я отведу тебя к врачу, ладно? – сказал он через маску, на которую сильно полагался прямо сейчас.

Она никак не отреагировала на его слова и продолжала рыдать, уткнувшись в парту. Под ее руками начали появляться красные пятна, которые постепенно расползались по белым листам бумаги, смешиваясь с чернилами и искажая латинские буквы, которые она аккуратно выводила в течение семестра. Кровь лилась из ее глаз водопадом, что пугало Алексея еще больше.

– Катя, у меня здесь есть салфетки… Мне надо… Ты не могла бы…

Его голос дрожал. Он понимал, что рискует заразиться, но не мог просто так стоять и смотреть.

Неужели этот чудак Фаррум был прав? подумал Алексей. Неужели Катя оказалась в том же месте и в то же время, где и тот гость с запада? Или это действует по принципу домино: упала одна костяшка, вторая, третья… тысячная, и так продолжается до сих пор? Что там говорили по телевизору про способы распространение вируса? Ни слова. Они вообще понятия не имеют, что это за штамм и даже как он распространяется. Кроме симптомов и символичного названия по телевизору не было ни слова. А вдруг и я уже болен? Может, и я уже через пару часов (дней, минут, секунд?) будет рыдать кровью?

Он понимал, что рискует, но видеть, как одна из его учениц, находится в подобном состоянии – не мог.

Надеюсь, маска поможет, подумал он.

Алексей решил применить физическую силу: он взял ее за плечо и потянул на себя.

– Кать, ты должна…

Но Екатерины Маршовой больше не было. На замену ей пришла ярость, поселившаяся где-то глубоко в хрупком теле. Молниеносным движением она подняла голову, вновь продемонстрировав окровавленное лицо. Девушка расставила руки в стороны, оскалила зубы и бросилась на Алексея. Нечеловеческая сила повалила преподавателя по латыни на спину к ногам убегающих из аудитории студентов. Катя превратилась в зверя, и человеческого в ней осталось разве что хрупкое тело, которое вдруг стало неимоверно сильным.

Из ее рта, в вперемешку с кровью, текла вязкая, словно у бешеного пса, слюна. Катя пыталась дотянуться своими зубами до Алексея, с трудом удерживающий ее худые руки.

Она издала хриплый звук, напоминающий одновременно волчье рычание и душераздирающий женский крик. Алексей отчетливо услышал, как переплетаются два этих «голоса» – эта безумная мысль, рождённая воображением Алексея в неподходящий момент, вдруг вонзилась в его черепную коробку словно гвоздь, который вбили одним ударом молотка. Он чувствовал металлический запах крови и мяты, исходивший из ее рта. Еще мгновение и окровавленные зубы дотянутся до него…

Несколько студентов, по понятным причинам не желающих выручать своего преподавателя от хватки зараженной однокурсницы, пробегали мимо. Один из студентов случайно ударил Алексея ногой в висок, отчего у того в ушах зазвенело. Алексей мысленно поблагодарил Бога за то, что удары были от легких кроссовок и кед, а не от утяжеленных берц, наверняка бы вырубивших его с одного подобного удара.

Вдруг сопротивление ослабло, и Алексей почувствовал, как озверевшая студентка отлетела в сторону, словно тряпичная кукла. Он заметил промелькнувшую ногу, обтянутую синими джинсами и обутую в сине-белые спортивные кроссовки. Вся эта ситуация нарисовала абсурдную картину в голове Алексея, будто он – подставкой для мячика в игре в гольф, а Катя Маршова – мячик, улетевший в дальнюю часть аудитории от удара "ноги-клюшки". Волшебное исчезновение Кати, тем не менее, не прошло бесследно: она успела разодрать ему руки, оставив ярко-красные полосы.

– Принимайте извинения, Алексей Иванович, – услышал он голос и повернул голову в сторону своего спасителя. Станислав Фаррум, смотрел на него сверху-вниз, самодовольное выражение лица слишком отчетливо говорило нечто вроде "Я же говорил". По габаритам Стаса – рост его был почти два метра, не говоря уже о внушительных мышцах – не удивительно, что Катя Маршова отлетела на целых три ряда вниз.

Алексей протянул руку в надежде, что Станислав поможет ему встать, но тот отпрянул в сторону.

– Вот уж нет, она могла вас заразить, поэтому притрагиваться я к вам не буду, и не надейтесь.

Алексея бросило в дрожь. Сама мысль, что он мог бы стать чем-то похожим на Маршову, не укладывалась в голове. Он не может вот так потерять контроль над собой, не может накинуться на человека без причины, не может…В том месте, куда только что упала Катя, раздалась новая порция звуков: глухие сильные удары по полу, а затем нарастающий женский крик, сливающийся с рычанием. Тонкая, испачканная кровью рука, показалась из-под парты. С глухим стуком она ударила ладонью о тетрадь, забытую кем-то из студентов. Пролетев несколько рядов вниз и наверняка не раз ударившись головой и шеей, она по-прежнему была жива.

– Не может быть, – ахнув, сказал Алексей. Все что происходило с ним прямо сейчас напоминало какой-то жестокий и ужасный кинофильм.

– Ну, omnium optimi* – сказал Стас и убежал из аудитории.

Из-под парты показалась макушка Кати; на светлых волосах был отчетливо виден кровавый овал, и, приглядевшись, можно было заметить куски плоти. Каждое движение давалось ей с трудом. По телу девушки проходила дрожь, из-за чего она напоминала человека, страдающего тремором.

Она посмотрела на Алексея злобным взглядом, зубы ее вновь оскалились. Она залезла на вышестоящую парту, не сводя с него взгляда. Рычание Кати вывело Алексея из ступора, заставив вскочить на ноги. Как только он встал, то ощутил резкую боль в области спины: падение на пол дало свои неблагоприятные результаты, но эта боль была сущим пустяком при виде человека… нет, при виде существа в образе человека, приближающегося к нему.

Она ползла по партам на четвереньках, взбираясь на них словно по небольшую гору. Алексей подумал, будто она ползет к нему только ради того, чтобы тот помог ей. На последнем издыхании она приползет к нему, упадет в ноги и будет трясти за штанину, говоря про себя: Помогите мне, Алексей Иванович, помогите!

Но эти мысли исчезли из головы Алексея сразу, как только она оказалась почти в метре от него. Он взглянул в ее кровоточащие глаза и понял, что кроме ненависти и желания убить они не выражают ничего. Он бросился в сторону выхода из аудитории, захлопнул за собой двери и дрожащей от страха рукой начал копаться в карманах в поисках ключа. К счастью, спасительный инструмент оказался в руке быстро, и он успел сделать последний поворот в замке прежде, чем на дверь обрушился град ударов.

Пот ручьями тек с Алексея, оставляя влажные дорожки на лбу и щеках. Он обернулся в сторону коридора, где стояли почти все студенты, вышедшие из аудитории во время всего этого ужаса. Они разом отпрянули от него, словно от коровьей лепешки, вонь которой разлетелась на несколько метров. Они принялись спешно расходиться; одни прикрывали свои лица ладонями, другие же пользовались полами одежды. Алексей понадеялся на то, что, быть может, он действительно наделал в штаны или описался от увиденного.

Нет, дружище, ты не описался и не наложил в штаны! – издевательски сказал Алексею его внутренний голос, – Все намного хуже. Они думают, что ты теперь заражен. Они думают, что ты теперь станешь таким же, как Катя Маршова.

Он стоял как вкопанный еще несколько минут, прежде чем сделать первый шаг. Он осознал, что Госпожа Смерть либо уже дотронулась до него, и через несколько часов его жизнь прекратится в адской агонии, либо ему все же удалось увернуться от этой суки.

В коридорах университета вдруг раздался крик.

Затем еще один, и еще…

Нечто ужасное приближалось.

___________

* всего хорошего! (лат.).

2. Диана Леонова

Отпроситься с работы на второй день подряд оказалось довольно проблематично. Выдумывать про заболевшую голову или ноющий живот она не стала, а правдиво, лишь, возможно, совсем немного приукрасив, сказала, что няня, следящая за ее ребенком, заболела чем-то очень серьезным и не сможет присмотреть за ее маленькой дочерью. Ко всему этому она не забыла добавить и россыпь извинений в адрес своей начальнице.

– Простите меня еще раз, если бы я могла…

– Ты сейчас меня очень подводишь. Как мой первый помощник, ты обязана болеть только тогда, когда болею я. Отдыхать тогда, когда отдыхаю я. Ты же понимаешь, что наши обязанности требуют от нас координированных и совместных усилий?

Да что ты о себе возомнила, жирная и уродливая жаба? – почти сорвалось с губ у Дианы, но она вовремя представила все печальные последствия, которые не минули бы ее, сказав она эти слова прямо в трубку. К тому же, если бы она и решилась сказать нечто подобное, о чем она мечтала уже не первый год, то сделала бы это непременно, стоя лицом к лицу с начальницей, только для того, чтобы увидеть ее удивленную физиономию. Она бы очень хотела сделать это, но, к ее глубокому сожалению, пока что делать это было нежелательно. Причина была проста и довольно банальна – деньги, которых в семье Леоновых всегда было недостаточно.

Старший бухгалтер невзлюбила свою молодую помощницу почти сразу, вынеся ей окончательный вердикт под названием «сучка-шалашовка» и опираясь при этом исключительно на внешность Дианы, но никак не на ее профессиональные качества в области бухгалтерии. Несмотря на то, что Диана прекрасно справлялась со всеми поручениями и схватывала все на лету, Евгения всегда придиралась к ней по пустякам.

Диана уже давно для себя сделала несколько выводов касательно своей начальницы и ее скверного характера. Самый первый и главный вывод касался ее внешности, а если быть точнее – ее огромной задницы и жирного брюха: эта особа любит во всем мире только две вещи – саму себя и шоколадные печенья, что она уплетала при Диане по шесть, а то и по восемь штук в день. Благодаря такой «диете» и ее внушительным размерами в виде ста с лишнем килограмм – по предположению Дианы – напрашивался второй, заключительный вывод под названием «недотрах». Грубо, вульгарно, однако, как еще объяснить такую неприязнь к молодой девушке, у которой этого самого «недотраха» нет? Диана решила, что это просто зависть, потому что у нее в сексуальной жизни все отлично, фигура у нее что надо, и карьерный рост дает о себе знать. Как бы ни хотела эта мымра увольнения Дианы, ей все же приходилось смириться с ее присутствием, поскольку вышестоящее начальство было вполне удовлетворено работой девушки. Совсем скоро – на что она очень и очень надеется – она перешагнет через позицию «высококвалифицированного бухгалтера», после чего Евгения будет звонить ей, чтобы просить отгул. Эта мысль грела Диану и заставляла с каждым днем быть более старательной.

– Я все понимаю.... – очнулась от мыслей Диана после того, как услышала в трубке свою фамилию несколько раз. – Но я не могу оставить дочь одну.

– Тогда будь так любезна найти новую сиделку для ребенка, – голосом в стиле «меня это не волнует», сказала мымра. – Я жду тебя завтра, ровно в девять утра. Отчет должен лежать у меня на столе к вечеру.

– Да, я поняла, но…

– Я тебя предупредила.

Диана не успела договорить, как услышала телефонные гудки. Мымра решила оставить последнее слово за собой и демонстративно положила трубку.

– Тварь, – выругалась Диана

Она лишь хотела добавить, что не имеет представления, как она сможет найти новую сиделку за такой маленький срок.

Вся эта суматоха с работой шла параллельно с волнением, которое поселилось внутри Дианы еще утром, после звонка матери их няни Риты. Волнение это не было большим, но время от времени давало о себе знать, покалывая невидимыми иголками возле сердца. В отличие от мужа она не любила накручивать себе в голове множество предположений и догадок, и предпочитала объективность, ее позиция была достаточно проста: «Если я вижу, что что-то происходит, я верю в это, но, если мои глаза этого не видели, несмотря на доводы других людей, мое доверие никогда не будет сто процентным. Ее несокрушимая уверенность иногда давала осечки, но иногда – а точнее, в большинстве случаев – сильно помогала ей.

Взять хотя бы тот же «СтартСтрой», где она благодаря упорству и трудолюбию за каких-то пару лет смогла попасть туда, куда другие пытаются добраться годами. Для нее не существовало слов «невозможно» и «нельзя», ведь именно они относились прямиком к ее убеждению «Пока я не увижу своими глазами – не поверю». Диана, несмотря на умеренные издевки со стороны своей начальницы, не видела перед собой препятствий. Для нее все было «возможно» и «реально», и никаких «невозможно» наряду с «нельзя». Само собой, успеху Дианы способствовала и ее миловидная внешность, которая заставляла противоположный пол сдаваться без боя. Большинство мужчин мечтали видеть ее в своей постели, некоторые женщины и девушки придавались щекотливым фантазиям, где Диана играла особую роль, однако всем им было известно, что это так и останется только их фантазиями. Диана была верна и души не чаяла в муже. Ее обручальное кольцо всегда было на безымянном пальце, а на предложения «пойти вместе поужинать» она без церемоний отвечала, что ужинает исключительно со своим мужем.

Диана подошла к кроватке своей дочери сразу после телефонного разговора, чтобы хоть как-то сгладить наплывшие негативные эмоции видом своей годовалой малютки. Саша тихо сопела, делая еле слышимые вдохи и выдохи, отчего ее животик поднимался и опускался напоминая маленький воздушный шар. Разноцветные динозаврики, нарисованные на распашонке, казалось, пританцовывали в такт ее дыханию. Не было сомнений, что спящая дочка, годовалый отпрыск семейства Леоновых, являлась самым прекрасным созданием на всем белом свете…

…до тех пор, пока не проснется, подняв на ноги своим яростным криком обоих родителей, как, например, сегодня утром.

Смотря на плоть от своей плоти, маленькое чудо, которое было ей дорого больше всего на свете, Диану снова кольнула в сердце та невидимая иголочка, постепенно переходящее в паранойю.

Эта болезнь, этот вирус… – думала она. – Вдруг он доберется до тебя? Вдруг он доберется до Лешки? До меня…?

Прочь эти бредовые выдумки, Дин! – Проговорила она про себя – Обычный грипп, их десятки! Они появляются каждый год и благополучно убираются прочь. Не в средневековье живем же! Все наладится!

Вдруг она почувствовала внезапную тошноту, что подступила к горлу, сопровождаясь кислым привкусом. Прошли секунды, прежде чем Диана поняла, что еще мгновение – и содержимое ее желудка грозит оказаться возле кроватки ее дочери. Не теряя времени, она побежала в сторону туалета и выблевала свой завтрак, состоящий из яичницы и бекона. Она просидела еще пару минут в обнимку с холодным унитазом, проклиная кусочки не переваренной ветчины, плавающие в туалетной воде, а затем направилась к раковине умыть лицо.

Она подошла к зеркалу. Ее светло-рыжие волосы казались слишком яркими на фоне ее побелевшего как лист бумаги лица. Она выглядела болезненно, и не нужно было быть специалистом в области медицины, чтобы это увидеть. Она чувствовала, как ее лоб постепенно становится горячим после «поцелуев» с унитазом. Неужели что-то было не так с яичницей? – подумала она и с этой мыслью окунула свои ладони в холодный поток воды из под крана. Она умыла лицо и мысленно прокрутила события сегодняшнего утра. Яйца определенно были свежими, как и бекон. Она всегда относилась к выбору продуктов питания довольно скрупулезно, высматривая все ярлычки и даты, за что Леша ее порой изрядно ругал, поскольку это отнимало львиную долю времени. Да, Диана обладала некой старушечьей дотошностью в этом плане, что кардинально не вписывалось в ее образ, но это еще никому не повредило! Ни разу в их семье не было отравлений.

Но что эта за хрень тогда? И отчего вдруг у меня голова такая горячая?

Одно небольшое предположение, словно копье, вонзилось в ее сердце. Предположение, состоящее всего лишь из одного слова, которое переплелось с ее предыдущим волнением и вновь пробудило его от недолгого сна – «Мортем». Неужели…?

– Нет, Дин, это просто отравление. Просто ты не заметила срок хранения яиц или бекона, с кем не бывает. Все хорошо! В конце концов, просто глянь! Это же не составит никакого труда!

Волнение наряду с безумным – как она считала – предположением сплелись в один клубок, размотать который сразу было невозможно. Она направилась в сторону кухни, стараясь держаться от кроватки с маленькой Сашей подальше, что-то внутри подсказывало, что лучше не подходить к малышке близко. Дверцу холодильника она открыла медленно, словно она была вовсе не хозяйкой этой квартиры, а вором, решившим стащить пару пакетов молока, филе и еще всякой всячины, что хранилось внутри. Рука ее потянулась к упаковке яиц, взгляд упал на срок хранения – первое октября, вчерашняя дата. Затем рука потянулась к ветчине – первое октября, снова вчерашняя дата. Она захлопнула холодильник, чувствуя, как жар подступает медленно, но верно. Тошнота тоже давала о себе знать.

Все хорошо, все в порядке. Тебе просто нужно вызвать врача. Ты же никуда не выходила эти дни, ведь так? Два дня ты сидела дома и даже на порог не ступала. Расслабься, иди к телефону, вызови врача, и он…

Она вздрогнула, когда за окном послышался глухой хлопок, а за ним второй и третий. Хлопки раздались с разницей в секунду, и было понятно, что идут они со стороны улицы.

Но еще больше она испугалась, когда услышала женский крик, отчего ее сердце, казалось, сжалось до крохотных размеров. Диана повернулась в сторону окна, закрытого плотными шторами, через которые проглядывал лишь крошечный луч света. На улице явно что-то происходило, и отнюдь не что-то хорошее.

Любопытство одолело ее и заставило сделать несколько шагов в сторону окна. Мысли о тошноте и болезни, бушевавшие в ее голове несколько минут назад, исчезли. Босыми ногами она осторожно шла по махровому ковру, затем перешла на линолеум и коснулась коленками теплой батареи под окном. Диана слегка приоткрыла занавеску и начала разглядывать происходящее.

Несколько полицейских машин с работающими красно-синими проблесковыми маячками быстро проехали по дороге. Их сирены заставили Диану закрыть уши ладонями, чтобы не оглохнуть, – настолько громкими они были. На дверце одного из полицейских автомобилей, прямо на том месте, где обычна было написано слово "Полиция" отчетливо виднелось красное пятно; оно спрятало под собой большую часть букв, отчего привычное слово читалось как – «П…иц…я». Диана успела прочесть эти несколько букв прежде, чем машина, вместе с другими, скрылась за поворотом. Но не это удивило ее так сильно: зрелище через дорогу заставило ее зрачки расшириться в несколько раз.

На тротуаре, возле магазинчика «Хлебобулочные изделия», собралось несколько человек. Все они смотрели на тело молодого парня, лет шестнадцати-семнадцати, лежащее на тротуаре. Его рука свисала с бордюра, а легкая замшевая куртка синего цвета стала черной и блестящей от его собственной крови, которая текла прямиком в водосток.

– Он набросился на меня! Что я еще должен был сделать? Он укусил меня! – сказал мужчина, стоящий напротив этой небольшой толпы. Он был одет в кожаную куртку и коротко острижен. На его ногах были кожаные берцы и штаны цвета хаки. Около его ног Диана увидела автомата Калашникова, дуло которого сверкало на солнце. Должно быть, он бросил его после того, как осознал, что натворил.

Но прохожие были не так озабочены присутствием стрелка, как тем фактом, что полицейские машины, почти заставшие выстрелы и уж точно заметившие труп на краю тротуара, проехали мимо, не обратив на происходящее никакого внимания. Это могло значить только одно – в городе происходит нечто намного серьезней, чем труп посреди улицы.

Был единственный способ узнать, что происходит. Диана взяла пульт и включила телевизор.

– Мы советуем гражданам Столицы не покидать своих домов и запереть двери и окна, – вещал диктор центрального телевидения; он был явно взволнован, это слышалось в его дрожащем голосе. – Ситуация под контролем. Повторяю, всем гражданам крайне рекомендуется запереть окна и двери и не покидать своих домов и квартир. В скором времени ситуация нормализуется.

Послышались новые крики и новые хлопки. Диана не могла поверить в происходящее, в её голове жило ясное убеждение, что это всего лишь ужасный сон. Надо только проснуться, обнять Лешку, покормить дочку и…

Раздался грохот, словно кто-то взял огромный ящик с инструментами и как следует его встряхнул.

Большое окно, из которого она только что выглядывала, разбилось вдребезги, разнося тысячи мелких осколков по всей комнате. Диана взвизгнула и инстинктивно бросилась на пол, спрятавшись за диван и прикрыв голову руками. За окном вновь раздались сирены полицейских машин, гул и крики прохожих. Прогремела очередь выстрелов, перемешиваясь с остальной какофонией звуков; это происходит совсем рядом с ней, совсем рядом с… ее дочерью.

Малышка проснулась и заплакала, заставив Диану подняться на ноги и побежать в сторону кроватки, возле которой лежали осколки стекла. Сердце ушло в пятки, когда она на мгновение представила, как десятки таких же осколков упали на маленькое личико ее дочери. Взволнованная мать подбежала к кроватке и заплакала от счастья. Младенец лишь протяжно кричал, покраснев. Никогда еще плач ее малышки не был там приятен ее ушам. Диана взяла Сашу на руки и начала ее укачивать, пытаясь успокоить нежными словами вперемешку с рыданием.

– Все хорошо, моя дорогая, все хорошо, мамочка тут, с тобой. – Слезы градом текли из ее глаз, никогда она еще не была напугана так, как сейчас.

Телевизор продолжал вещать, но Диана не слышала, что говорил диктор. Она была в шоке, который за несколько секунд парализовал ее тело и разум, заставив не шевелиться и стоять в центре комнаты.

Когда оцепенение отпустило ее, она зашла в соседнюю комнату, где аккуратно положила дочку на кровать. Малышка по-прежнему продолжала плакать, но уже чуть тише, и это немного успокоило Диану.

– Полежи здесь, солнышко. – Она гладила дочь тыльной стороной ладони, пытаясь успокоить. – Мамочке нужно узнать, что здесь происходит.

Как только Саша почти перестала плакать, Диана вышла из комнаты, и первой мыслью, посетившей ее, было набрать номер полицейских. Она взяла трубку телефона, начала набирать номер, пару раз промахнулась от волнения, но все же справилась.

– Все наши операторы заняты. – Услышала монотонный голос Диана. – Пожалуйста, дождитесь ответа оператора или…

Диана сбросила вызов, вновь набрала номер – тот же голос, те же слова.

Послышались новые выстрелы, новые неразборчивые крики людей. Диана стояла прямо напротив разбитого окна, закрытого темными шторами, и боялась даже представить, что там происходит. Она чувствовала себя беспомощной и злилась на свою трусость. Она обратила внимание, что в телевизоре, где несколько минут назад ведущий делал объявление, – пустота. Виднелась спинка стула на синем фоне с логотипом телеканала; край стола, возле которого раньше сидели ведущие, и хаотично разбросанные бумаги на нем. Должно быть, пока она успокаивала малышку, что-то произошло в прямом эфире, что-то, заставившее телеведущего покинуть свой пост; камеры по-прежнему были включены, показывая синий задник.

Но почему же операторы не отключили камеры?

Леша. Ей срочно нужен был ее муж.

Вдруг сейчас он в беде? Почему он до сих пор не позвонил? С ним все в порядке…?

Она нашла мобильный на журнальном столике, нашла его в списке контактов, попыталась позвонить, но в очередной раз ей ответили:

– Все линии перегружены…

Она набрала номер еще раз, и еще раз, и еще…

– Все линии перегружены…

Она подбежала к дверям, убедилась, что они заперты. На всякий случай подставила тумбочку для обуви, хоть и сама осознавала, – это не поможет, если дверь проломят и ворвется… что ворвется? Она даже не понимала, с чем может иметь дело. Боялась представить. Единственная ее мысль была о Саше и о ее безопасности, забота о которой целиком и полностью сейчас лежала только на ее плечах.

Двери заперты, окна закрыты за исключением одного, которое теперь было разбито вдребезги. Диана направилась прямо к нему, надеясь придвинуть хотя бы книжную полку в попытке отгородиться от невидимой угрозы, но дойдя до книжной полки, стоящей совсем рядом с окном, она почувствовала, как любопытство заиграло в ней, словно в маленьком мальчишке, увидевшем загадочную пещеру. Она вытянула руку, слегка отодвинула штору и…

Словно по мановению волшебной палочки увиденное ею за окно минут пять назад изменилось почти до неузнаваемости за исключением одного – труп молодого парня все еще лежал на тротуаре, свесив свою правую руку с бордюра, будто прося милостыню. Теперь к нему добавилось еще четыре тела, лежащие в разных позах кто на дороге, кто на бордюре. Под ними лужи крови, блестящие на ярком солнце. В булочной через дорогу виднелись языки пламени, и не было слышно ни сирен пожарных, ни воя скорой помощи. Прямо возле дома Дианы в фонарный столб врезался полицейский автомобиль, капот которого выглядел словно мятый платок. Из радиатора шел дым, ясно давая понять, что авария случилась совсем недавно. На треснувшем лобовом стекле Диана заметила несколько дыр от пуль. Ох, если бы не этот фонарный столб, – думала она, – машина влетела бы прямо в наш дом…

Если на нашей маленькой улице на окраине происходит такой кошмар, то что сейчас происходит с городом? С нашим ОГРОМНЫМ городом?

Диана заметила, как из окна полицейской машины высунулась дрожащая рука, испачканная в крови до самого локтя. Пальцы согнулись, словно держа невидимый мячик для тенниса. Тяжелые вдохи, кряхтение, звон стекла.

– П-п-помогите, – раздался хрипловатый голос из машины.

Диана ощутила прикосновение тысячи маленьких иголок, парализовавшие ее на короткий срок. Она заставила себя сдвинуться с места и аккуратно перелезть через подоконник, стараясь не задеть заостренные куски стекла, торчащие как копья из нижней рамы. На ней был светло-синий домашний махровый халат с фиолетовой лентой на поясе. Подойдя к машине, она потеряла дар речи: подобное зрелище она видела раньше разве что в кино.

Человек на месте водителя был все еще жив. Его окровавленные пальцы почти касались ее халата. Один его глаз закрыл огромный синяк, отчего он, наверное, мало что видел: рот был полуоткрыт, а язык внутри делал короткие движения вверх-вниз, словно пытаясь что-то сказать. Полицейская форма на человеке была почти незаметна, потому что тело его придавило к сиденью так, что была видна лишь голова и половина груди. Диана не сразу заметила второго пассажира на переднем сиденье, чья голова была откинута назад. На его лбу виднелось огромное красное пятно, и, присмотревшись внимательно, она разглядела куски плоти – он был явно мертв.

– П-помогите, п-пожалуйста… – почти шепотом произнес водитель.

От увиденного Диану вновь чуть не стошнило, однако она постаралась держать себя в руках, так как от ее действий сейчас зависела жизнь человека. Она уже развернулась в сторону дома с мыслью набрать номер полиции или скорой, но вспомнила, чем закончились последние несколько попыток. Она оглянулась по сторонам, в надежде найти хоть кого-нибудь, но увидела только парочку пробегающих вдали фигур. Улица словно вымерла вместе со всеми ее жителями, оставив лишь несколько трупов на дороге. Кто убил этих людей, для Дианы до сих пор оставалось загадкой.

Водитель продолжал всхлипывать, из его глаз текли слезы, смешиваясь с кровью на его щеках. Он по-прежнему пытался коснуться ее махрового халата.

– Да, да, я сейчас, сейчас вытащу… – сказала Диана и взялась за ручку дверцы. Она потянула ее изо всех сил, но что-то не дало ей открыться. Она пробовала еще и еще, каждый раз напрягая мышцы все сильнее и сильнее, но результат оставался один – дверца отказывалась поддаваться.

Лёшенька, дорогой, где ты, когда ты так нужен?!

Поняв, что дверцу ей не открыть, Диана просунулась в окошко, взяв полицейского за подмышки. Он судорожно касался пальцами ее халата, пачкая его кровью и сжимая в кулаке махровую ткань ее халата. Диана потянула изо всех сил тело на себя, но все, чего она добилась – это болезненный крик, раздавшийся на всю улицу.

– Я… я… – бормотал полицейский.

– Я попробую еще раз, держитесь крепче, – сказала она и предприняла вторую попытку, но в тот самый момент другой человек, сидевший на месте пассажира, чья голова была проломлена чуть ли не до самого мозга, – повернул голову в ее сторону. Из его глаз сочилась кровь, зубы были оскалены.

Диана почувствовала, как полицейский крепче ухватился за ее халат. Пальцы вцепились как тиски, глаза его стали стеклянными, расширились и выражали какой-то первобытный страх. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но у него выходили лишь бессвязные звуки.

Человек на пассажирском сиденье всхлипнул, затем зарычал; заметив Диану и водителя, он издал странный звук, похожий на безумный крик. Его глаза, залитые кровью, напоминали очки нелепой формы без оправы. Он кинулся прямо на водителя, вцепившись своими зубами в его правое плечо. Раздался крик, и слюна вперемешку с кровью брызнула на остатки лобового стекла.

– Отпустите меня! – кричала Диана водителю, который по-прежнему не ослаблял хватку своей левой руки, продолжая кричать, пока его, в буквальном смысле, ел его напарник. Капли крови оросили обивку сиденья, руль, стекло, весь салон. Человек продолжало жрать полицейского, постепенно передвигаясь к шее. Диана принялась бить кулаками по крепкой руке, но для полицейского, который уже впал в предсмертную агонию, эти удары были как удары маленького ребенка по сравнению с тем, что с ним делал его уже бывший напарник – хватка оставалась стальной и обладала той самый ужасной силой, когда человек, чувствуя, что смерть неизбежна, теряет голову и пытается сделать все, чтобы отсрочить неизбежное.

К несчастью Дианы, позади нее раздался еще один «вопль-крик», который она услышала, продолжая колотить по руке. В центре у дороги она краем глаза заметила фигуру молодой девушки и узнала в ней дочь своих соседей, семьи Медведевых. Девушка стояла, не шевелясь, и смотрела на сопротивляющуюся Диану.

– Лиза, помоги мне! – крикнула Диана.

Лиза услышала мольбу о помощи и побежала вперед, но только не для того, чтобы помочь: чтобы убить. Диана поняла это сразу, как только луч солнца осветил лицо юной девушки, залитое кровью. И глаза, Господи, ее глаза были такими же, как и у этого человека, что медленно убивал сейчас ее пленителя. Теперь времени не оставалось вовсе; смерть подбиралась к ней с двух сторон, и Диана Леонова, натерпевшись за эти полчаса столько ужаса, сколько не происходило с ней за всю ее жизнь, начала понимать, что это ее конец. Но вдруг раздался плач. Это была ее дочь Саша. Крики исходил из ее детской комнаты. Диана была в таком шоке все это время, что совсем забыла о своей малютке, которая лежала эти минуты совсем одна. Материнский инстинкт пробудился в матери подобно второму дыханию у спортсменов. Она заметила жетон на груди полицейского, резким движением сорвала его с рубахи, оставив большую дырку, из-под которого виднелся белый островок майки, и острием жетона начала бить по руке полицейского, пачкая свои руки новой порцией крови. Брызги разлетались по рукам, по шее и почти доставали лица, пока хватка полицейского наконец на ослабла, и Диане удалось отскочить от машины, все еще крепко держа окровавленный треугольный жетон в руке.

Быстро приближающиеся шаги слышались все отчетливее и отчетливее: Лиза, дочь ее соседей, была уже совсем рядом, их разделяли считанные метры. Диана забежала в дом через окно, поранила правую ногу о стекло, но даже не почувствовала боли, потому что плач ее ребенка, что она вынашивала девять месяцев внутри себя, придавал ей огромную силу.

Диана уже была в гостиной своего дома аккурат в тот момент, когда соседская девочка ворвалась туда же, выбив остатки стекла, уцелевшие на нижней раме. Она всхлипывала и рычала, смотрела бешеными красными глазами на беззащитную Диану, двадцатипятилетнюю девушку, чья жизнь еще только-только началась.

Рывком Диана бросилась в сторону комнаты, где плакала ее малютка, надеясь на то, что успеет закрыть дверь комнаты до того, как хотя бы одна часть тела Лизы, будь то рука или что-то еще, окажется внутри.

Диана уже забежала внутрь комнаты, увидела маленькое розовое личико, синюю распашонку с зелеными динозавриками и двигающиеся из стороны в сторону маленькие ручонки. Диана схватилась за ручку двери, потянула ее на себя, но сил не хватило. Хрупкая, как это казалось Диане раньше, девушка набросилась на нее сзади, уложив на живот с такой силой, что позвоночник хрустнул. Диана уже чувствовала горячее дыхание на своей шее, когда раздался оглушительный хлопок, отразившийся звонким эхом от стен комнаты.

Диана ощутила, как хрупкое тело Лизы упало на ее спину, а затем скатилось в сторону, словно мешок с картошкой. Ее голова, а точнее то что от нее осталось, превратилось в месиво из плоти и мозгов, разлетевшееся по всей комнате, попавшее и на нее, и на маленькую Сашу.

Алексей подошел к жене, посмотрел на ее лицо и судорожно принялся вытирать его влажной салфеткой, вытянутого из кармана. Диана смотрела на него стеклянными глазами, в ее голове было тысяча вопросов, но она не могла выдавить из себя ни словечка.

– Кровь не попала в рот? – спросил Алексей. Было заметно как к его глазам подступают слезы. Диана не ответила, она лишь смотрела на мужа, не отводя взгляда.

– Дина! – более настойчиво крикнул Алексей, встряхнув ее.

– Нет, не думаю, не попала…

– Так попала или нет? Говори!

– Не попала, правда не попала.

Он закончил вытирать ей лицо и крепко обнял, буквально на несколько секунд, а затем бросился к Саше, которая так и не перестала плакать и кричать. Он посмотрел на свою дочь, и слезы градом полились по его щекам, и не было понятно – то были слезы горя или радости.

3. Саша Леонова

2031 год.

Снег крупными хлопьями падал на землю и быстро исчезал среди желтых листьев, покрывавших словно ковер всю лесную чащу. Солнце уже постепенно опускалось за горизонт, и синее небо с каждым мгновением становилось все темнее и совсем скоро грозилось почернеть как уголь, оставив светиться лишь звезды. Но пока небо еще было синим. Солнце, словно заботливая мать, нежно прощалось со всеми своими «детьми» в виде лесов, полей, лужаек и гор, поглаживая их на ночь своими лучами. Один такой луч почти добрался до маленькой лесной чащи, где раздавался мужской крик и волчье рычание. Близилась тьма.

Саша увернулась от прыжка волка аккурат в тот момент, когда одичалый волк почти вонзился своими клыками в ее грудь. Прыжок получился не совсем удачным, и она упала прямо на что-то твердое, ушибив ребра. Волк скользнул несколько сантиметров по сырым листьям, развернул морду в сторону девочки, а затем что есть силы рванул, готовясь для новой атаки. Саша понимала, что на этот раз увернуться ей не удастся; она лежала на земле, и времени на маневр просто не оставалось. Краем глаза она заметила, как отец все еще сопротивлялся натиску другого волка, разрывающего его правую руку, которой он защищался. Крики отца становились громче, и именно они дали Саше необъяснимую уверенность и желание не сдаваться и предпринять хоть что-нибудь, для того, чтобы отец перестал кричать от боли. Она подобрала копье, лежащее под ней, нащупала деревянную рукоятку и выставила его вперед, прищурив глаза. Она почувствовала, как тупой конец палки больно ударил ее по животу. Раздался собачий визг и булькающие звуки. Саша открыла глаза и увидела, как острие отцовского копья, поднятого ею, вонзилось прямо в глотку волка. В прыжке зверь упал прямо на конец копья. Морда была по-прежнему оскалена, пасть еще дергалась, пытаясь добраться до девочки, не обращая внимания на смертельное увечье. Черно-красная кровь лилась по древку копья, капая на одежду и землю. Волк взвизгнул, густая слюна потекла из его пасти, и он рухнул замертво на мокрые листья, продолжая судорожно сучить лапами.

– Сашка! Дочка!

Голос отца вывел ее из транса, овладевший ею на несколько секунд. Она посмотрела на отца, затем на убитого волка. Ее светло-голубые глаза бегали из стороны в сторону, в голове все звенело.

– Саша!

Звуки раздираемой плоти, крики. Зверь пожирал ее отца.

Чавк, чмявк, чавк

Она поставила правую ногу на морду убитого ею волка, крепко взялась за рукоять копья и потянула его на себя, тужась изо всех сил. Саша так сильно надавила на шерстяную шею своей ногой, что под ней захрустела кость животного. Она обхватила рукоять копья сильнее, стиснула зубы и потянула еще.

– Вытаскивайся! Давай!

Копье с каждым рывком выходило, казалось, на какие-то полсантиметра. Крики отца заставляли ее панически дергать и дергать копье, но оно словно бы приросло к убитому ей животному.

Я не могу… не могу это сделать… не могу говорила она себе.

Еще раз взглянув на измученного отца, Саша бросила попытку вытащить копье и с криком побежала прямо на зверя. Всем своим телом она толкнула его в сторону, заставив наконец отстать от отца. Волк заскулил, почти упал, но все еще продолжал стоять на лапах. Он попятился и затем вновь бросился на отца.

Отец взревел яростным криком, и перехватил волка в прыжке; он перевернул его, оказавшись сверху, и здоровой рукой принялся наносить удары ножом прямо по морде и глотке волка. Он успел достать лезвие из-за пояса, где он всегда хранил его, в момент, когда волк попятился от него после удара Саши. Для нее действия отца были столь неожиданными, что она встала как вкопанная, шокированная происходящим. Никогда прежде она не видела отца столь яростным и злобным. Струйки крови летели во все стороны, пачкая лицо Алексея. Он наносил удар за ударом, издавая крик после каждого их них. Казалось, что это никогда не кончится, пока Саша не вмешалась.

– Пап!

Но он продолжал наносить удары в зверя, лезвие обагрилось черной кровью до самой рукоятки.

– Он мертв, хватит!

Рука Алексея застыла в воздухе, вцепившись в рукоятку ножа изо всех сил, – это было видно по побелевшим костяшкам пальцев. Вязкая кровь смешались с шерстью и медленно сползала с лезвия, словно змея. В ее отца будто вселилось абсолютное зло, которое, к счастью, покинуло его так же быстро и вошло внутрь него.

Нож выпал из его руки. Алексей из-за плеча посмотрел на свою дочь, его губы зашевелились, пытаясь что-то произнести. Он тяжело упал на мокрую от снегаземлю. Из его прокушенной руки лилась кровь, от рукава черной куртки остались лишь клочья, части которых все еще виднелись на зубах только что поверженного им волка.

Саша бросилась к отцу, упала на колени перед его лежащим телом, и коснулась ладонями его щек. Из глаз девушки текли слезы, капли которых падали на белое, как лист бумаги, лицо отца. Губы его дрожали. Саша взяла фляжку с водой из своего левого кармана, откупорила и поднесла горлышко к его рту. Кадык мужчины зашевелился, глаза вглядывались в темнеющее небо.

– Папочка, не умирай. Я с тобой, я рядом, – не переставая плакать, утешала она отца. Фляжка опустела спустя долю секунд.

Взвизгнула молния рюкзака. В сторону полетели ржавые консервные банки, из которых получалась отличная «сигнализация»; стеклянная бутылка с потертой красно-белой этикеткой; парочка ржавых гвоздей; журнал, что она нашла в магазине. Наконец в ее руках оказался небольшой моток потрепанной альпинистской веревки, которую они всегда брали с собой в походы. Саша успела мысленно отругать себя за то, что умудрилась положить ее на самое дно рюкзака и потратила несколько драгоценных секунд на ее поиски.

Она сняла с себя куртку, а затем – светло-сиреневую кофту, разорвала ее на части и принялась аккуратно обматывать раненную до костей руку. Отец не раз показывал ей, как нужно делать перевязку, но сейчас все эти знания исчезли словно по щелчку пальца. Она была в ужасе, в панике. Ее отец, единственный родной и близкий человек, с которым она прожила все эти тринадцать лет, лежит перед ней в собственной луже крови, с глубокой раной, и она не может помочь ему как следует.

Закончив с обрывками своей светло-сиреневой кофты, она взяла веревку и принялась обматывать подмышку отца, закончив крепким узлом. Те же движения она проделала чуть ниже, у самого запястья.

Удивительно было то, что отец не кричал, вообще не издавал ни звука. Он просто лежал на земле и смотрел на ветви деревьев, перекрывающих серое небо. На его глаза и губы падали крохотные снежинки, которых он даже не замечал. Он словно видел призрак где-то там, наверху, и Саше вдруг, совсем на мгновение, показалось, что так оно и есть. Она проследила за взглядом отца – пусто. Только небо и голые ветви деревьев.

– Это я виновата, пап. Мне следовало убить его, следовало не бросать копье.

– Ты ни в чем не виновата, милая, ни в чем.

Но Саша понимала, что виновата именно она. Она могла бы выиграть для отца несколько секунд, спасти его раньше. А что если бы именно в те секунды, пока она мешкала, зверь вонзился бы в его в лицо? Саша даже не могла и помыслить об этом.

– Я перевязала тебе руку как смогла. Нам нужно в деревню, пап, слышишь меня? Дядя Денис тебе поможет.

Он повернул голову в ее сторону. Его глаза были все такими же – мертвыми, безжизненными. Из них текли слезы.

– Дочка? – прошептал он.

– Нам нужно возвращаться, слышишь меня? Твоя рука, она…

Саша посмотрела на свою кофту, служащую жгутом, на которой уже образовалось большое темное-красное пятно.

– Ты сможешь идти, пап? Пожалуйста, нужно торопиться…

Он поднял голову, посмотрел на перевязанную руку, затем на труп волка, возле которого он лежал, и словно только сейчас понял, что с ним произошло. Будто бы он очнулся от ужасного сна, настигнувшего его внезапно, как гром среди ясного неба. Он посмотрел на Сашу, глаза его расширились от ужаса.

– Ты цела? – Спросил он. – Тебя не ранили?

– Со мной все хорошо, я смогла убить одного из них, случайно.

Алексей заметил, как дочь оглянулась на еще один труп волка.

– Если бы только я была чуть быстрее, – начала Саша, не сводя взгляда с отца, – если бы не испугалась как дура сразу…

Алексей посмотрел на дочь и увидел в ней собственное разочарование. Возможно так оно и было бы, как говорит Саша, перестав он ограждать ее от всех сложностей современного мира. Эта рана – его ошибка, и только его.

– Дочка, ты молодец, ты просто…

Он стиснул зубы и сощурил глаза. Внезапная боль пронзила его правую руку. Он попытался схватиться за рану другой рукой, но Саша остановила его.

– Не надо.

Алексей покивал головой, не сводя глаз с дочери. Его лицо покрылось потом, и крупные капли текли со лба, собираясь возле губ.

– Да, да, ты права.

Он попытался встать, кряхтя и постанывая. Только сейчас он начал чувствовать всю невыносимую боль раны. Саша помогла отцу встать, придерживая его за плечо. Она молилась только об одном – как можно скорее добраться до деревни, где есть человек, способный помочь. Первый раз в жизни она ощутила это невыносимое и ужасное чувство – возможность потерять своего отца. Кровь уже просачивалась из под самодельного жгута и тяжелыми каплями падала на листву.

Саша помогла отцу прислониться к дереву, чтобы тот не упал, пока она наскоро собирала вещи, выброшенные ею несколько минут назад. Тяжелое дыхание Алексея, его шипение сквозь зубы заставили ее панически ускорится.

– Вернемся за ними потом, пошли, – сказала она Алексею.

На улице тем временем постепенно сгущалась тьма. Лучи солнца исчезали за горизонтом, покидая эти леса до завтрашнего утра. Снег прекратился, ему на смену пришел легкий и прохладный ветер, который слегка шевелил листву у них под ногами. До деревни было полчаса пути, и Саше казалось, что эти полчаса будут неимоверно долгими, самыми долгими в ее жизни.

– Пап, говори со мной.

Молчание.

Он снова впал в забытье. Повис на ней почти всем телом и бормотал что-то неразборчивое. Он был почти с Сашу ростом и достаточно легок из-за своего маленького веса.

– Папочка, держись, пожалуйста, держись.

Они уходили вглубь леса, туда, где находилась маленькая тайная деревушка – их дом.

Солнце скрылось за горизонтом, передавая свое дежурство луне, которая осветила все вокруг. Бледный свет падал на ветви, освещая небольшие хлопья падающего снега. Он падал на небольшие прогалины и лужайки; падал на трупы двух серых волков, лежавших в луже собственной крови; падал на старый глянцевый журнал с фотографиями океана, забытый на мокрой листве.


До деревни удалось добраться только глубокой ночью; предполагаемые полчаса похода растянулись почти на два, и тому были причины: отец шел медленно, иногда терял сознание, падал на землю и приходил в себя только через несколько минут. Всю дорогу он бредил, лишь изредка осознавая, что ему помогает идти его дочь. Он махал правой, уцелевшей, рукой из стороны в сторону, словно отгонял невидимых призраков, приговаривал шепотом что-то не членораздельное. Холодной пот по уже сине-серому лицу тек ручьем, капая на поддерживающую его руку Саши. Кровь же… Ее сочилось из-под повязки бессовестно много, и каждый их шаг оставлял за собой темно-красные пятна на земле, словно они, как Гензель и Гретель из сказки, пытались пометить свой путь.

– Помогите! Кто-нибудь! – закричала Саша.

Она заметила ярко-оранжевые отсветы догорающего костра в вырытой яме – единственный способ согреваться и готовить пищу, оставляющий деревню незаметной для посторонних глаз.

– Денис Валерьевич! – крикнула Саша еще раз.

Послышался скрипение самодельной двери, в темноте было трудно разглядеть, где именно она открылась. Почти наощупь она шла вперед, пока ее лицо не осветило теплым мерцанием керосиновой лампы.

– Сашка, ты что ли? – Денис прищурил глаза, рассматривая лицо девушки, словно видел его в первый раз. Его седая борода была неопрятна и потрепана, густые брови почти закрывали глаза.

– На нас напали…

Саша, лишившись последних сил, рухнула на землю. Денис успел подхватить Алексея.

Не произнося ни слова, врач понес его в свою хибару, передав керосиновую лампу девочке.

– Посвети мне, и пошли внутрь, расскажешь подробнее, что случилось.

Крик Саши разбудил и остальных жителей деревни, поскольку маленькие самодельные хибарки стояли почти вплотную друг к другу. Всего их было двадцать две штуки, и сделаны они в основном из дерева и металла. Размеры жилищ были небольшими, высота – не больше пары метров, но этого хватало вполне достаточно, чтобы комфортно передвигаться внутри. Некоторые из жильцов даже умудрялись сделать некое подобие крыльца: они размещали на нем самодельные стулья и иногда сидели молча, рассматривая все вокруг, – в основном это были старики, коих, впрочем, осталось в деревни совсем мало.

Всего жителей в деревушке было тридцать пять человек: два младенца, четыре ребёнка постарше, два подростка (одним из которых была Саша), двадцать четыре взрослых и три старика. Каждый, за исключением младенцев, вносил свой вклад в жизнь деревни и старался поддерживать ее существование всеми силами. Денис, был единственным врачом. Другие готовили пищу, которую приносили охотники. На долю Саши с отцом выпала роль «стервятников» и разведчиков одновременно – они исследовали местность вокруг, с каждым разом заходя все дальше и дальше в поисках чего-либо ценного.

Позади Саши появился Адам, тринадцатилетний юноша с короткой стрижкой и удивительно яркими серыми глазами. Он выглядел куда старше своего возраста, чем очень гордился.

– Саш, что произошло? – взволнованно спросил Адам, но ответа не последовало. Бедная девушка была так испугана, что не отрывала взгляда от отца, который, казалось, уже был мертв. Она опасалась худшего, сердце ныло, а ладони невольно сжались в кулаки и дрожали, словно от лютого холода.

Денис положил раненого на свою кровать, которая представляла собой большой мешок с травой, листьями и соломой внутри. Алексей тяжело вздыхал и смотрел вверх, что-то бормоча. Капли крови стекали на деревянный пол, образуя лужицу.

Доктор направился в сторону шкафчика, открыл его: послышался лязг чего-то металлического.

– Сашка, посвети мне, – обратился доктор к девочке, но Саша словно окаменела, не сводя глаз с отца, борющегося за жизнь.

– Саша! – более громко и настойчиво крикнул доктор, обернувшись к девушке, но инициативу взял на себя Адам; он перехватил лампу из рук девушки и осветил руки доктора.

В открытой двери показалось еще несколько лиц, с тревожным любопытством рассматривающих, что происходит внутри. Один из них, староста деревни по имени Виктор, шагнул в хибару отчего внутри стало еще теснее. Виктор был высоким мужчиной сорока пяти лет с густой черной бородой, в которой уже начала появляться редкая седина. Глаза этого человека выглядели постоянно усталыми и измученными, а излишняя худоба делала его похожим на старика, и, лишь только поговорив с ним хоть немного, можно было понять, что мыслит он и говорит вовсе не как старик.

Виктор Гордон был местным вожаком и основателем этого поселения. Именно ему удалось организовать здешнюю жизнь, все ее правила и обычаи, которые, к сожалению, в последнее время слишком часто нарушались по причине того, что он, если можно так выразиться, потерял хватку, а вместе с ней – и безоговорочное доверие жителей, которое было у него на этапе основания деревни. Когда к дому Дениса начала подступать любопытная толпа из десятка людей, сон которых был нарушен криками Сашы, Виктор вежливо попросил их уйти, поймав на себе несколько откровенно недовольных взглядов.

Но жители все же разошлись по своим домам, а Виктор еще раз понял для себя, что уже недолго ему быть здесь старостой.

Наконец металлический перезвон прекратился, доктор достал нужный инструмент – ножницы. Жестом он велел Адаму светить на раненого, взял самодельный стул и сел возле тела.

– Расскажи, что произошло, – сказал Денис и аккуратно начал разрезать жгут, наложенный Сашей. Девушка почувствовала, что хочет остановить его: она боялась, что, как только жгут слетит, кровь хлынет потоком, разольется по всей комнате, и тогда ее отцу точно придет конец. Рука Виктора мягко сжала ее плечо и заставила наконец оторвать взгляд от отца.

– Что случилось? – повторил вопрос Виктор.

– Волки, двое. – голос Саши дрожал, она почти плакала. – Один набросился на папу, но он закрыл лицо рукой и… Я пыталась помочь ему, но другой кинулся на меня, мне пришлось отбиваться, пока…

Наконец Саша не выдержала и расплакалась на виду у всех, упав на колени. Она спрятала лицо в ладонях и плакала так горько, что даже и не помнила, плакала ли она так вообще когда-нибудь. Адам дернулся было в ее сторону, но вспомнил, что в его руке была керосиновая лампа – единственный источник света в этой крохотной хибаре.

– Волки, значит… – со вздохом произнес доктор и отложил ножницы в сторону, разделавшись с перевязкой. Он посмотрел в глаза Виктора, а Виктор – прямо на него, и они без слов поняли, что хотели бы сказать друг другу в данную секунду. Веревку, служившую жгутом, Денис разрезал на несколько частей и положил на соседний стол, а вот куски светло-сиреневой окровавленной кофты полетели в мусор.

– Снова они, – голос Виктора дрожал от гнева. – Когда же они все передохнут.

Виктор нежно взял Сашу за плечи, поднял ее и прижал к груди.

– Саша, все будет хорошо. Денис Валерьевич поставит твоего отца на ноги, моргнуть не успеешь, – сказал Виктор, а затем перевел взгляд на доктора.

Никакого ответа он не получил. Самым красноречивым ответом была рука Алексея, что показалось из-под бинтов. Саша хотела повернуться к отцу, но Виктор ладонью прижал ее голову плотнее к себе. Кисть руки, – если ее еще можно было так называть, – приобрела черно-синий оттенок и своим цветом напоминала спелую сливу. Отчетливо была заметна кость, выпирающая вперед. Адам стоял возле доктора с лампой в поднятой руке, прикрывая рот и нос от ужасного, смрадного запаха гнили.

– Саша, Саш, я не должен был, не должен, – шептал отец еле слышно.

– Папа? – Саша освободилась от дружеских объятий Виктора и бросилась к отцу. Буквально на секунду она обратила свой взгляд на страшную рану, но тут же перевела его на лицо отца, который тяжело дышал и смотрел в потолок. Саша вынула красный платок из своего кармана и вытерла ему вспотевший лоб.

– Дина, Дина, Саша… Я виноват, не надо было, я виноват.

– Он бредит, – заключил доктор.

Слеза вытекла из его левого глаза, словно он видел какой-то грустный сон. Ее отец сейчас и вправду был словно во сне, разговаривая сам с собой и не понимая, что происходит вокруг.

– Папочка, я здесь, я с тобой, – говорила Саша, вытирая пот с лица своего отца.

– Саша, я хочу, чтобы вы с Адамом вышли отсюда, – настойчиво сказал доктор, – пока я и с Виктором Михайловичем занимаемся твоим отцом.

Саша посмотрела на доктора и согласно кивнула, несколько слезинок упали с её подбородка на кровать. Адам подошел к ней, взял за руку и попытался увести, но Саша словно не заметила прикосновений юноши и по-прежнему, не сводя глаз, смотрела на отца.

– Пойдем Саш, пойдем, – сказал Адам.

Как только дверь хибары закрылась, доктор тут же обратился к Виктору.

– Не к добру это, Вить. Нападение перед самым твоим завтрашним выступлением

Виктор глубоко вздохнул, струйки пота оставили на его лбу влажные дорожки. Он наблюдал как Денис осматривает руку Алексея, словно ищет что-то.

– Этот случай их явно взбаламутит, и они припомнят, что было полгода назад, – продолжал Денис.

– Еще как припомнят, – сказал Виктор. – Но другого пути у меня нет: зима на носу, им нужна надежда.

Доктор закончил осмотр и перевел взгляд на Виктора, лицо которого вспотело.

– Надо ампутировать.

– Господь с тобой, иначе никак? – Виктор дернулся.

– Никак. Тут первые признаки гангрены и, возможно, заражение крови. Я даже не уверен, что ампутация поможет, однако…

– Однако стоит попробовать? – закончил Виктор.

– Да, стоит, и как можно скорее.

Виктор стоял в растерянности.

– Что мне делать?

– Для начала нужно остановить кровь.

Виктор смотрел на Алексея так, словно бы видел его последний раз.

– Хорошо, что мне нужно делать?


Тем временем маленькая деревушка, спрятанная в ночи, очнулась от сна. Проснувшиеся жители с любопытством рассматривали Сашу, сидевшую на лавочке возле дома, внутри которого решалась судьба ее отца. Некоторые из них подходили и говорили слова утешения. Рядом сидел Адам, он не говорил ни слова, а лишь ласково поглаживал Сашу по спине, пытаясь хоть как-то утешить. Наконец он осмелился приобнять ее, чему девушка охотно поддалась и упала лицом прямо ему на грудь. Она плакала, и слезы испачкали его и без того грязную майку, на которой была потертая надпись с названием какого-то футбольного клуба.

Саша еще крепче прижалась к Адаму, когда почти на всю деревню раздался душераздирающий крик – крик ее отца.

4. Виктор Гордон

Из личного дневника Виктора Гордона.

«Сегодня 2024 год от Рождества Христова. Точный месяц, а уж тем более число, назвать не смогу, уже давно сбился со счета. Судя по зеленой траве и теплому солнцу, которое освещает эти листы бумаги, посмею предположить, что сейчас лето. Где-то между июлем и августом.

Не имею понятия, с чего начать этот и без того короткий дневник, часть листов которого оставались пустыми на протяжении трех лет с момента, как я нашел его в одном из брошенных домов. Другие листы по неведомой для меня причине были вырваны прежним владельцем. Дневник слегка испачканный, но пригодный для письма. Наверное, причиной, по которой я пишу эти слова, является то, что я, моя жена Юлия и сын Адам наконец-то закончили свои скитания, после почти пяти лет, проведенных в надежде на «чудо», которое, быть может, наконец произошло.

Родник, что мы нашли месяц назад, располагается на небольшом лесном участке, а всего в десятке шагов от него – пустырь, почти со всех сторон окруженный деревьями. Земля здесь хорошая, не болотистая, самое то для постройки небольшого жилища. Для начала я решил остановиться на возведении маленькой хижины к которой буду постепенно достраивать все новые и новые помещения. Ниже я приблизительно изобразил, как этот самый домик должен выглядеть после окончании постройки.


Небольшой многофункциональный топорик, что я захватил с собой во время побега из дома, сейчас придется очень кстати, поскольку бревен мне нужно нарубить достаточно много, не говоря уже о том, что и перетаскивать их придется в одиночку.

Так же чуть ниже изображаю приблизительный фундамент будущей хижины. Решил воспользоваться деревом осины, оно самое подходящее и крепкое.


Лопаты, увы, у меня нет, посему придется выкручиваться все тем же лезвием топора и, в буквальном смысле, рубить землю.

К постройке приступаю завтра. Ну и, чтобы читатель не терялся в дальнейших числах, я буду предполагать, что сегодня двадцать первое июля две тысячи двадцать первого года. Отмечать дни буду в конце этого дневника.


3 августа, 2024 года.

Наконец удалось заложить фундамент. Понимаю, что вы, наверное, сейчас думаете – «Почему так долго?» Но попробовали бы вы сами перетаскивать эти тяжеленные бревна в одиночку, помогать-то некому. Сын еще мал, ему только шестой год стукнет скоро, физически он не справится с такой ношей, что логично. Однако, коротко опишу его энтузиазм, который он во всю проявляет, как только я начинаю ровнять бревна. Он так и просит у меня топор со словами:

«Я хочу помочь!»

Но пока я не разрешаю. Он слишком мал. Боюсь, что ненароком поранится. Но ничего, сынок, совсем скоро ты вполне сможешь мне помогать, без сомнений.

Юля же в основном занимается сбором ягод в лесу, да и в целом поиском чего-либо съестного. Думаю, соорудить копье и пойти поискать местную дичь, уж очень хочется нормального мяса…

Но спасибо тебе Господи, теперь мы хотя бы не испытываем проблем с водой. Ручей, найденный нами, утоляет нашу жажду как только она даст о себе знать.


12 августа, 2024 года.

Итак, проблема.

Охотник из меня никудышный, все же. Поймать белок на самодельную ловушку было куда проще, чем убить косулю копьем. Думается мне, что либо метатель копья из меня совершенно никакой, либо я как-то не так соорудил это самое копье. Хотя что в его конструкции может быть не так? Прямая палка с острым наконечником. Тьфу ты! Все же склоняюсь к первому варианту.


14 августа 2024 год.

День сегодня явно непростой и кажется, словно бы сам Бог сделал так, чтобы произошло то, что произошло.

Во время очередной попытки охотиться с копьем, я, спрятавшись в кустах, наблюдал за косулей, в ожидании подходящего момента для броска. Но вдруг животное взвыло, дернулось и упало, продолжая шевелить ногами. Только тогда я увидел стрелу, что торчала в бедре зверя. Я насторожился, сжал копье крепче и принялся наблюдать, что же будет дальше, попутно вспоминая весь опыт общения с людьми за все те несколько лет, что мы бродили с женой и сыном по нынешнему, мертвому миру. Если коротко, то опыт этот был в девяноста процентах случаев негативным, в остальных же десяти процентах – никаким. Те люди, что попадали в девяносто процентов, либо пытались нас убить, либо украсть все то, что нам удалось найти раньше них. Как-то раз мы повстречали мужчину, который угрожал нам игрушечным пистолетом, и если бы тот случайно не выпал из его руки, разбившись на две одинаковые части, мы бы скорее всего отдали наши и без того скудные запасы. Бог знает, что бы с нами было сейчас.

После нескольких подобных случаев мы с Юлей решили просто избегать всех людей, лишний раз не попадаться на глаза, боясь, что в следующий раз пистолет может оказаться настоящим.

Что же касается остальных десяти процентов, то это были люди, чем-то схожие с нами. Они просто не хотели проблем и шли мимо, не проронив ни слова. Возможно, они видели в нас угрозу, а, возможно, их сердца еще недостаточно зачерствели, чтобы воровать в наглую под открытом небом.

Все эти мысли прервались, когда я увидел фигуру идущего человека сквозь тонкие ветви кустарника. Шел он уверенно, по пути вынимая большой охотничий нож из-за пояса. Почему-то я был уверен, что если бы я дал ему свое копье, то он бы попал в косулю без каких-либо проблем и с куда большего расстояния. Он явно был знатоком дела. Под капюшоном я разглядел наполовину седую бороду, желтоватые зубы и морщинистые щеки. Человек ускорил шаг, встал на колени возле косули и одним резким движением перерезал еще живому зверю горло. Секунда, другая, и голова, как и ноги животного, перестала дергаться – косуля была мертва.—Все эти мысли прервались, когда я увидел фигуру идущего человека сквозь тонкие ветви кустарника. Шел он уверенно, по пути вынимая большой охотничий нож из-за пояса. Почему-то я был уверен, что если бы я дал ему свое копье, то он бы попал в косулю без каких-либо проблем и с куда большего расстояния. Он явно был знатоком дела. Под капюшоном я разглядел наполовину седую бороду, желтоватые зубы и морщинистые щеки. Человек ускорил шаг, встал на колени возле косули и одним резким движением перерезал еще живому зверю горло. Секунда, другая, и голова, как и ноги животного, перестала дергаться – косуля была мертва.

Охотник погладил косулю по шерсти, глубоко втянул воздух носом, словно бы принюхиваясь к своей жертве. Затем он потянулся к своему рюкзаку, достал оттуда флягу и приложил ее ко рту. Но, судя по паре капель, что вытекли из горлышка, воды у него оставалось немного. Он громко выругался и грубым движением затолкал флягу обратно в рюкзак. Именно в этот момент я понял, что нужно делать.

Встав в полный рост и отложив копье в сторону, я достал бутылку с водой и пошел в сторону незнакомца. Реакция на мое приближение последовала незамедлительно, и уже через пару секунд стрела, что торчала в теле косули, была выдернута, наложена на тетиву и направлена в мою сторону.

– Я не хочу проблем, – сказал я. – Только хочу поделиться с вами водой в обмен на мясо.

Незнакомец не отрывал от меня взгляда.

– Ты следил за мной? – услышал я хриплый голос и тетива, удерживающая стрелу, натянулась еще сильнее.

– Следил, но не за вами, а за животным. Я хожу за ней уже почти час, ищу момент для броска, но, как видите, вы меня опередили.

– Обернись, – произнес незнакомец. Я подчинился. Когда после я снова посмотрел на него, то приметил, что лук он слегка опустил – добрый знак.– Обернись, – произнес незнакомец. Я подчинился. Когда после я снова посмотрел на него, то приметил, что лук он слегка опустил – добрый знак.

– Ты один? – последовал еще один вопрос.

– Да.

– Врешь, – сказал незнакомец и снова натянул тетиву.– сказал незнакомец и снова натянул тетиву.

– На данный момент – да. На охоту я выхожу один.

– А кто еще есть?

– Моя семья: жена и сын.

Незнакомец призадумался.

– Семья, значит, – сказал он. – А откуда вода?

– У меня много воды. Я дам вам, сколько захотите, если поделитесь со мной мясом, что вам удалось добыть. Вот. – Я бросил вперед пластиковую бутылку с водой. Незнакомец поднял ее, открутил крышку, понюхал горлышко и залпом осушил почти полбутылки. Он вытер мокрую бороду от воды, что не попала в рот.

– По рукам, – сказал он.

Я боялся вести его к своей семье, видит Бог, очень боялся и всю дорогу был начеку, в особенности, когда мы подошли к моей наполовину построенной хибаре. Хоть он и был старше меня, физически он смотрелся куда сильнее, и тягаться с ним мне было бы крайне тяжело.

Однако все прошло очень хорошо, даже нет, все прошло просто замечательно. Петр, так его звали, отобедал с нами и оказался очень галантным и добродушным мужчиной. Знаете, он оказался одним из тех людей, которых называют «душой компании». Мы болтали без умолку, рассказывая о своих последних годах скитаний. Давно у меня не было такого приятного общения с другим человеком и по взгляду Юли я понял, что она была солидарна со мной: Петя ей тоже понравился. Ну а что касается Адама… Ох, сколько же было вопросов про стрельбу из лука.

И, пожалуй, самое главное, что я упомяну здесь и наконец пойду спать: Петя, узнав о моей идее осесть на этом пустыре, решил присоединиться ко мне, поскольку нашел мою цель очень привлекательной. Так же он мотивировал тем, что ему надоело без толку ходить от места к месту. Я охотно согласился, лишняя пара взрослых мужских рук явно не помешает в моем трудном деле.

Но я стараюсь по-прежнему быть осторожным, все выглядит слишком уж оптимистично, а где начинает белая полоса, там и до черной недалеко…


3 сентября 2024 год.

Наша хижина построена. С Петром Васильевичем дело ускорилась в разы, и теперь я сижу не под открытом небом, а под деревянным потолком. Очень сильно бьет в ноздри запах смолы и древесины, но за время постройки к этому запаху я уже успел изрядно привыкнуть. Адам ждет, когда я буду делать ему отдельную комнату, клянется, что будет мне помогать ничуть не хуже «дяди Пети», как он его теперь называет. Кажется, теперь у нас есть «строительный план» на ближайший месяц, до тех пор, пока не наступила зима.

В этом дневнике осталось пустыми лишь несколько страниц, посему я сохраню их для чего-нибудь более важного. К тому же моя ручка совсем скоро закончится, нужно искать новую.

Только вот вопрос: где? Нужно проводить разведку местности, наверняка здесь неподалеку есть заброшенные деревушки, или нечто подобное.


15 июня 2026 год.

Даже не верится, что я нашел этот дневник снова, я совсем забыл про него, как только наступила зима 2026 года. Всего лишь три чистых листа – крайне мало для того, чтобы рассказать про то, что случилось с нами за эти два года, но я постараюсь описать все максимально подробно и в тоже время кратко.

К нам присоединилось еще девять человек: шестеро мужчин и четверо женщин, двое из них супруги как и мы с Юлей. Одних нам удалось найти во время разведки, другие же сами набрели на нашу крохотную деревушку, в которой уже, к слову, пять небольших хижин.

Вот список новоприбывших:


Женщины:

Фролова Екатерина, 31 год. Журналистка.

Пастухова Лиля, 34 года. Домохозяйка.

Меркушина Анна, 39 лет. Агроном.

Королева Лиана, 42 года. Бухгалтер.


Мужчины:

Доброделов Вячеслав, 33 года. Писатель.

Денис Коновалов, 47 лет. Доктор.

Королев Михаил, 35 лет. Слесарь.

Миллер Федор, 33 год. Плотник.

Калягин Михаил, 37 лет. Инженер.


Все эти люди внесли свой вклад в развитие нашей деревни. Коновалов Денис Валерьевич в особенности, мы с ним стали очень хорошими приятелями. Его навыки в области хирургии и опыт врача позволили мне вздохнуть спокойно и не волноваться за здоровье всех этих людей, которые мне стали почти родными.

А благодаря Анне нам удалось посадить немного томатов, огурцов и лука – все семена, что были найдены благодаря вылазкам. Теперь помимо мяса, что добывает наш главный охотник, Петр Васильевич, мы можем побаловать себя и свежими овощами. Вот все надеюсь, быть может, и хмель скоро начнем выращивать? :)

Пока что дела идут хорошо. Нас тринадцать человек, и я уверен, что будет еще больше. Но мое сердце все еще тревожится из-за этой затянувшейся белой полосы. Явно что-то грядет, но что…?

У меня осталось еще два чистых листа. Я сохраню их чистыми для следующего года.


25 мая, 2029 года.

Забавно, но я снова совсем забыл про этот дневник, пока его случайно не нашел Адам и не вручил мне вчера. Он совсем повзрослел, пытается во всем помогать мне и матери.

Как описать все дальнейшее на этих клочках бумаги? Уму непостижимо…

К нам присоединилось еще двадцать человек, имена и фамилии которых я перечислять не буду, по экономлю страницы. Только упомяну, что среди новичков оказалось девочка, которая очень понравилась Адаму. Она пришла к нам с отцом, и, кажется, ее зовут Саша, фамилию, увы, еще не запомнил. Пока что они вдвоем держаться в стороне от всех. Ее отец… Его взгляд… Этот человек словно бы пережил нечто ужасное, непередаваемое. Хотя, кто из нас не пережил нечто подобное, когда все это началось?

Завтра я познакомлюсь с ними поближе и буду решать вопрос с их жильем, а заодно буду думать над их дальнейшим обустройством. Думаю, что из них выйдут отличные разведчики.

Хижин у нас теперь около десяти, все стоят друг напротив друга. У нас даже появились молодые мамаши и папаши, пока что в единственном экземпляре! Это семейство Королевых, Миша и Линана, у них родился здоровый мальчишка. Удивительно и приятно наблюдать, как зарождается жизнь в этом крохотном и маленьком поселении. Не знаю, что бы мы делали, не найдя источника воды – символа жизни и процветания нашей деревни.


29 мая, 2030 года.

Печальный день, который я должен записать в этот дневник.

Кажется, это и есть та самая черная полоса, о которой я ранее беспокоился. Сегодня мы впервые лишились двух жителей нашей деревни, Кати Фроловой и Доброделова Вячеслава, которых разорвали волки в паре километров от деревни. Они вышли на прогулку и не ожидали, что наткнутся на стаю бродячих хищников. От них не осталось ничего, лишь рваные клочки одежды и обглоданные кости – ужасное зрелище. Я пишу все это, и у меня наворачиваются слезы, поскольку я себя чувствую виноватым. Я – глава этой деревни, я должен был как-то понять, предупредить, сделать хоть что-то… Никогда у нас не было проблем с волками до сих самых пор. Причину их одичалости и наглости мне поведал Петя, сказав, что мы лишаем их пищи в округе, убивая почти всю дичь. Голод заставил их потерять чувство страха и лишил разума. Неудивительно будет, если эти твари атакуют деревню, поэтому я принял меры.– Кажется, это и есть та самая черная полоса, о которой я ранее беспокоился. Сегодня мы впервые лишились двух жителей нашей деревни, Кати Фроловой и Доброделова Вячеслава, которых разорвали волки в паре километров от деревни. Они вышли на прогулку и не ожидали, что наткнутся на стаю бродячих хищников. От них не осталось ничего, лишь рваные клочки одежды и обглоданные кости – ужасное зрелище. Я пишу все это, и у меня наворачиваются слезы, поскольку я себя чувствую виноватым. Я – глава этой деревни, я должен был как-то понять, предупредить, сделать хоть что-то… Никогда у нас не было проблем с волками до сих самых пор. Причину их одичалости и наглости мне поведал Петя, сказав, что мы лишаем их пищи в округе, убивая почти всю дичь. Голод заставил их потерять чувство страха и лишил разума. Неудивительно будет, если эти твари атакуют деревню, поэтому я принял меры.

Теперь каждую ночь у нас будет караул, всем выдадут деревянные копья. Огонь всегда будет гореть рядом с часовыми, чтобы отпугнуть зверей.

Не знаю, поможет ли это, но попытаться стоит.

А сейчас я должен идти, поскольку через несколько минут у нас в деревне состоятся первые похороны.


3 июля, 2030 года.

Прошел месяц с момента нападения волков. Зверей наблюдали пару раз, рыскающих на холме неподалеку от деревни. Они так и не решились напасть, а, может, нашли какой-нибудь другой источник пищи. Вариантов множество.

Отправляя каждый раз своих разведчиков и охотников на вылазку, я очень сильно рискую, но делать нечего – чтобы выжить нам нужны любые припасы. Выдаю им оружие, заставляю ходить по три-четыре человека, группами. Это серьезно замедляет поиск вещей и охоту, но сердце хотя бы более спокойно за их жизни.– чтобы выжить нам нужны любые припасыОтправляя каждый раз своих разведчиков и охотников на вылазку, я очень сильно рискую, но делать нечего – чтобы выжить нам нужны любые припасы. Выдаю им оружие, заставляю ходить по три-четыре человека, группами. Это серьезно замедляет поиск вещей и охоту, но сердце хотя бы более спокойно за их жизни.

Чувствую себя нехорошо, кажется, я заболел.

Надеюсь, все будет хорошо.


6 сентября, 2030 года.

Это все-таки произошло. Еще одна жертва волков, и еще одна моя роковая ошибка – я позволил людям перестать ходить группами, поскольку за последние несколько месяц мы более не видели следов зверей, а зоны поисков продовольствия нужно было расширить, поскольку близиться зима и нам нужны припасы. Я стоял меж двух огней – либо ускорить добычу мяса, заставив охотников перестать ходить группами, и добывать мяса в два раза больше, либо добывать мяса меньше, но с большей безопасностью.

Я выбрал первое.

Жена покойного, Аня Меркушина, сегодня колотила меня в грудь при всех, обвиняя в том, что, если бы не мой приказ перестать ходить группами, он бы был жив. Я понимаю ее, понимаю все ее горе, но я также понимаю, что у меня не было другого выхода. Я чувствую себя отвратительно, никогда ранее не чувствовал себя так, как сейчас. Люди начинают косится на меня с подозрением. В некоторых я даже вижу крупицы ненависти. Они думают, что именно по моей вине умер человек. Управлять деревней оказалось не так просто, как я думал. Не существует правильных решений, всегда ты нарвешься на возмущение.

Руки дрожат, не знаю, что мне написать.


8 сентября, 2030 года.

Анна вскрыла себе вены ,не выдержала горя. Со своим мужем она была с самого начала катастрофы и пережила с ним многое. Я могу ее понять.

Господь, за что ты меня наказываешь?


Февраль, 2031 года.

Зима забрала двух человек. Они замерзли прямо в своих домах. Сказалась нехватка пищи и болезнь. Еще пара могил прибавилась к трем остальным.

И снова винят меня. Говорят, что «настоящий лидер» решил бы подобный вопрос. Но что я могу сделать?! Они хотят невозможного! Когда в прошлом году по их просьбам я снова сделал охоту группами по 3-4 человека мяса на зиму пришло значительно меньше, соответственно пришлось очень сильно сокращать рацион.

Меня не любят, я это вижу. Теперь мы перестали быть одной семьей. Все оставшиеся тридцать пять человек, что живут здесь, ненавидят меня, но пока что не говорят это вслух. Я не параноик, не фантазер. Я вижу это в их взглядах…

Нам не удалось спасти урожай, поскольку Анна была нашим агрономом и специалистом по выращиванию в тяжелых условиях как у нас. Нам просто не удалось их вырастить, понятия не имею почему. Должно быть, дело в земле или в неправильном уходе. Все силы я бросил на охоту. Охотники, не жалея сил, заходят все дальше и дальше в леса, чтобы найти хоть какую-нибудь дичь. Люди голодают, я это вижу. Они становятся нервными и агрессивными. Я боюсь, что они могут причинить вред моей семье, виня меня во всем.

Мои руки опускаются, я не знаю, что делать.

У меня есть еще пара месяцев, чтобы придумать план по спасению людей от голода и холода. Я должен доказать им, что могу управлять подобающим образом, и не упасть в грязь лицом.

Последняя строка в этом дневнике и последняя мольба к Господу моему: «Прошу тебя, помоги мне.»

5. Саша Леонова

На утро следующего дня Саша проснулась в двенадцать часов, и все прошедшие события вчерашнего казались дурным сном до тех пор, пока она не увидела в кресле, в котором всегда сидел и дремал ее отец – Адама, рассматривающего потрепанную книгу.

– Адам? – сонным голосом сказала Саша.

Парень подбежал к ней, словно от скорости его действий зависела ее жизнь. Он сел на пол возле матраса, на котором лежала девушка. Матрас уже долгое время провел на этом полу и успел обзавестись множеством дырок и пятен, но все еще отлично служил спальным местом. Вместо подушек использовалась одежда, в которой ходили днем, а одеялом была древняя простынь с выцветшим узором.

– Сашка, ты как? – спросил он. – Ты вчера то ли сознание потеряла, то ли что… Я отнес тебя сюда, всю ночь смотрел за тобой и…

– Папа! Где он?! – крикнула Саша и хотела встать. Она лежала одетой, во вчерашней одежде, испачканной отцовской кровью и кровью волков. Под головой у нее был свитер Адама.

– У Дениса Валерьевича, – сказал Адам и попытался ее успокоить, положив руку на ее плечо.

– Он…? – еле выговорила Саша, смотря Адаму прямо в глаза. Слезы невольно наворачивались, когда, после долгого сна, картина вчерашнего ужасного вечера начала постепенно проясняться.

– Я не знаю, я был здесь, с тобой, и не выходил наружу всю ночь.

Саша встала с матраса и пошла в сторону двери, Адам побежал за ней.

Доктор сидел у входа в свою хибару, наклонившись над тазиком с водой и отмывая свою единственную рубаху. Он заметил девочку, бросил рубаху в таз и перегородил ей путь.

– Тише дорогая, упадешь ненароком.

Саша положила ладони на грудь доктора и посмотрела на него умоляющим взглядом.

– Что с ним? Я хочу увидеть его!

Люди, сидевшие неподалеку, принялись с любопытством следить за ситуацией. Всего их было около двадцати человек, почти половина населения деревни. Остальные уже ушли на охоту или в разведку.

Доктор снял очки, и вытащил из-за пояса нож Алексея. Он протянул Саше нож рукояткой вперед и девочка, словно нечто хрупкое, взяла его в руку.

– Отмыл его от крови. – Денис положил руку на плечо Сары и нежно похлопал. – Положи его на видное место в вашей хибарке, когда отец вернется домой.

Лицо девочки внезапно преобразилось. Еще несколько секунд она смотрела доктору в глаза: усталые, измученные и добрые старческие глаза. Доктор протер очки платком, хранящемся у него в левом кармане, надел их на переносицу, и в этот же миг Саша, ни произнеся ни слова, крепко обняла его.

– Спасибо. Спасибо большое…

Она плакала, слезы падали на рубаху старика. Она почувствовала, что он пахнет спиртом и чем-то похожим на хлорку.

Позади Адама появился Виктор, он положил руку на плечо сына:

– Ну вот, хоть что-то приятное на фоне того, что нас ожидает.

– А что нас ожидает? – спросил Адам.

– Вечером, все узнаешь вечером.


Он делал это каждый год в середине ноября. Возле его дома собиралась толпа жителей, а он выходил на высокое крыльцо, вставал на виду у всех и говорил о дальнейших планах.

Все началось вечером, часов в восемь, когда люди уже были свободны от ежедневного труда и могли собраться все вместе. Виктор скромно стоял на крыльце и старался говорить, как можно громче.

– Друзья, соблюдая традицию нашего маленького поселка, я объявляю ежегодную итоговую речь, в которой я выскажу свое мнение, а затем, разумеется, выслушаю мнения ваши. Времени у нас немного, но, надеюсь, этого будет предостаточно, чтобы разобраться с возникшими у нас проблемами: обсудить их и попытаться решить совместными усилиями. Итак, первым я представляю слово главе нашего отряда охотников, Петру Васильевичу.

Петр за десяток лет успел отрастить еще более густую бороду. Вообще многие представители мужского пола в деревне предпочитали не бриться, смирившись с растительностью на их лице, однако были и такие, кто настойчиво срезал бороду ножами и тупыми ножницами (нормальные, не ржавые, ножницы найти было крайне трудно), отчего вид они имели довольно несуразный. На Петре Васильевиче была его любимая коричневая кожаная куртка, с которой он не расставался в любой сезон, а за плечами виднелся лук, успевший уже немало потрепаться за десяток лет.

– Я буду краток, – начал он в своей обычной манере, в его голосе отчетливо слышались нотки безразличия, хотя это было вовсе не так. Он снял с себя лук, прислонил его к стене дома и взял в руки кожаный мешок, лежавший у него все это время под ногами. Открыв его и запустив руку внутрь, он извлек мертвое животное, шкуру которого уже ободрали. Саша, стоящая в толпе в первом ряду, сразу поняла, что животное было кроликом, которого отец убил вчера днем.

– Это все, что удалось раздобыть из мясного за последнюю неделю, – сказал Пётр, превратив тем самым шепот толпы в гул. – И его убили не мы, а Леша Леонов, наш разведчик. Если коротко, то остатки сушеного мяса в подвале, что мы добыли ранее, – единственное, что у нас осталось. И еще немного овощей, что удалось спасти от пожара.

Петр говорил о пожаре, который случился на огороде в один из жарких дней. После самоубийства Анны, ухаживать за посадками толком стало некому.

– Но там же всего ничего! – возразил мужчина из толпы. – Как мы переживем зиму?

Тут Виктор взял слово.

– Пётр Васильевич немного преувеличил, Федь, – обратился Виктор к мужчине. – Запасов мяса, собственно, как и других запасов, собранных разведчиками, хватит. Все, что нам потребуется, это значительно сократить рацион, чтобы пережить зиму и…

– Еще больше сократить рацион?! – почти крикнула женщина из середины толпы. Ее звали Лиза. Она была так называемым «гласом слабого пола», и всегда говорила за всех женщин их небольшой общины. Саша, конечно же, с ее мнением не считалась и вообще ее недолюбливала. – Мой мальчик и так не доедает из-за вашего «пониженного рациона» этим летом, а вы собираетесь понизить его еще больше, и это в зиму?!

Виктор выглядел немного растерянным. Он ожидал негативной реакции, но чтобы настолько…

– Лиза Игоревна, я понимаю ваши опасения, у меня у самого есть сын, но иначе поступить нельзя.

– А с чего это животные вдруг пропали? – снова вмешался Федор словно, не обращая внимания на слова Виктора. – Ни с того ни с сего пропали себе и все?

Пётр Васильевич чесал бороду, не спуская презрительного взгляда с Федора.

– Я уже рассказал вам одну из теорий, почему животных в окрестностях нет, – сказал Пётр.

– А давайте-ка я предположу еще однутеорию, в которой вы загребли себе часть припасов, сговорившись с охотниками, и сейчас пытаетесь втереть нам басни про исчезновение животных в округе, чтобы выкрутиться, – сказала Лиза.

Виктор так и обомлел, стоя на крыльце в растерянности от сказанных слов. Глаза его не моргали, а рот остался полуоткрытым. Пётр Васильевич приподнял брови от удивления и начал впиваться злым взглядом в Лизу, которая в свою очередь продолжила:

– Вы же с ним с самого начала закадычные друзья. – Она показал пальцем на Петра Васильевича. – Уж вам-то договориться труда не составит.

Тут уж не вытерпел и сам Пётр, встав рядом со все еще парализованным Виктором, человеком, который первый раз за существование деревни столкнулся с подобным обвинением в свой адрес.

– Как ты смеешь говорить подобное, когда именно этот человек создал эту деревню, и именно он все эти годы заботился о пропитании ее жителей? Как ты, сука, можешь обвинять его в подобном?! – Пётр был в ярости и, должно быть, даже не замечал, как брызгал слюной при каждом слове.

– Петь, хватит! – сказал Виктор и положил руку на плечо давнего товарища.

Виктор и Пётр Васильевич действительно хорошо сдружились на протяжении этих лет, и дружба эта была выкована в недрах огромного совместного труда для достижения целей, что Виктор себе воздвиг. Старик охотно ему помогал просто потому, что ненавидел сидеть без дела, да и сама идея Виктора Гордона «Начать все с чистого листа» выглядела перспективной.

– А она права! – крикнул еще один из жителей, указывая на Лизу. – Что вам мешает припрятать себе кусок другой? Лично я сырого мяса, что охотники приносят, не видел еще ни разу, только высушенное!

Виктор молча выслушал претензию жителя и ответил:

– Потому что охотники обычно возвращаются поздно ночью, когда многие из вас уже спят. Это происходит из-за того, что теперь они уходят намного дальше. – Виктор старался говорить громко и четко, хотя у него это выходило с большим трудом из-за предъявленных ему обвинений и слов. – Да, добытое охотниками мясо сначала приносят в мою хижину, где я с ночи и до самого утра виду расчет, делю мясо поровну на всех вас, чтобы утром вы уже получили свою часть.

– Как знать, как вы там его разделяете, – сказала Лиза, скрестив руки на груди.

– Ей богу, еще слово, гниль поганая, и я Богом клянусь… – Пётр Васильевича уже было потянулся за луком, но Виктор тут же его остановил. На старость лет старик и вправду стал немного вспыльчивым.

– Не надо. Успокойся, прошу тебя.

Пётр посмотрел Виктору прямо в глаза, кивнул головой и молча сел на стул, стоящий позади.

– Товарищи, а в особенности Елизавета Игоревна и Федор Миллер – начал Виктор, оглядывая каждого из них. Они удивленно на него посмотрели, но их удивление тут же сдуло как газету, брошенную на асфальте, осенним вечером.

– Вы, наверное, удивлены, что я знаю ваши имена и фамилии? – продолжил Виктор. – Я больше вам скажу: мне известным имена и фамилии каждого из вас, всех тридцати пяти человек, включая маленьких детишек.

Он сделал шаг влево и указал на Федора в потертой кожаной куртке. Тот стоял, не двигаясь и не отрывая взгляда от Виктора.

– Вот ты, Федь, наш плотник. Большинство стульев, на которых вы сидите, сделаны его руками. Стул, на котором сейчас сидит Пётр Васильевич, – Виктор указал пальцем на главного охотника, – сделан тобой. Я знаю, что ты пришел к нам около двух лет назад и буквально спас от постоянных сидений на пнях и земле, что уж говорить о хибарах, благодаря тебе заживших новой жизнью. Но несмотря на талант Феди, все его труды были бы невозможны без нужных инструментов, которые постепенно находили наши собиратели и разведчики, такие как Паша Трулов, Андрей Соколов, Саша Леонова с ее отцом Алексеем Леоновым, который, напомню, сейчас лежит в хижине доктора без правой руки, которую я лично помогал ампутировать.

Виктор увидел в первом ряду Сашу, побледневшую как снег. Она явно не знала до этого момента, что у ее отца больше нет правой руки, хоть и догадывалась об этом. Застывшим взглядом она смотрела на Виктора, который слегка кивнул ей. Затем он, напоминая дирижера держащего невидимую палочку перед оркестром, принялся поочередно указывать на людей в толпе.

– Калягин Михаил – инженер, Дарья Самойлова – повар, Надежда Колесник – учитель. Я могу назвать любого из вас и ваш род деятельности, но, думаю, тратить на это время нет никакого смысла. Своими словами я лишь хочу показать, что вы для меня – большая семья. А теперь ответьте мне: как я, человек верующий в Господа Бога и чтящий Его законы, чтящий честь и достоинство, смог бы поступить так с вами? – Виктор смотрел на Федора, затем на Лизу, после чего на всех жителей по очереди. Его веки вздрогнули, взгляд скользил по толпе, словно в поисках ответа на свой вопрос.

Никто не произнес ни слова.

На крыльцо поднялась жена Виктора, Юля, и взяла его за руку.

– Я верю тебе, – сказала она. – Потому что ты мой муж, а я знаю тебя не один год.

– Я никогда ни дня не сомневался в нашем старосте, – сказал Пётр, поднявшись со стула и положив руку на плечо Виктору.

– Я верю, – отозвался Федор.

– И я! – кто-то откликнулся из толпы.

– Я тоже.

– Тоже верю!

Около дюжины голосов и поднятых рук. Что же касается остальных…

Лиза протиснулась сквозь толпу, задев при этом Сашу. Она встала на крыльцо дома Виктора и обратилась к жителям.

– Что толку от вашей веры, когда у нас пусто в желудках! – крикнула она. – Что вы будете говорить своим детям, когда придут жгучие морозы, и они будут просить поесть, а у вас будет только сто грамм мяса на каждый день? И это еще что! вы забыли про волков? Этот так называемый "староста" так и не предпринял ничего толкового по отношению к ним! Вера в этого человека не накормит вас! Вы забыли, что случилось прошлой зимой и как от голода и холода умерло двое малышей? Так этой зимой будет еще больше, я уверяю вас! И что самое главное, мой мальчик рискует погибнуть из-за халатности этого человека! – Лиза указала тонким пальцем на Виктора, который не моргал и с виду напоминал статую. – Да, ты создал деревню, Виктор. Да, ты дал людям надежду начать все сначала после конца света, но сейчас ты выдохся и не справляешься со своими обязанностями, либо просто вешаешь нам лапшу на уши, сговорившись с этим проходимцем, – Лиза кивнула головой в сторону Петра Васильевича, и тот снова взревел и поднялся со стула, в манере мужа за обеденным столом, который собирается дать своей жене оплеуху за то, что та недосолила суп. Но одного взгляда Виктора в его сторону хватило, чтобы он сел на стул снова.

– Лично я склоняюсь больше ко второму, – закончила Лиза и презрительно посмотрела на Виктора. – Исчезновение животных в округе и вправду похоже на какую-то небылицу, как тут уже отметили. Мой отец был охотником и всегда приносил в дом дичь в течении сорока лет.

– Какая же ты… – пробормотал себе под нос Пётр Васильевич.

Лиза не обратила внимание на него и посмотрела на Виктора взглядом, явно жаждущим объяснений. Виктор это сразу понял и продолжил то, что начал несколько минут назад.

– На счет животных я придерживаюсь теории Петра Васильевича, Лиза, – сохраняя вежливый тон, начал Виктор. – Он опытный охотник, и ему хочется верить больше, чем твоим домыслам. Почти десять лет мы уже охотимся здесь, и, разумеется, животные не трава и не растут из-под земли. Некоторые просто мигрировали из-за того, что окрестности населены людьми, а некоторых наши охотники убили, тем самым предотвратив рождение новых особей. Именно поэтому с каждым годом еды становилось все меньше. Это логично.

В то же время, пока Виктор объяснял возможную причину исчезновения живности в округе, Лиза, выставив локти в стороны и напоминая курицу, и пристальным, пожирающим взглядом, смотрела на старосту деревушки под названием «Надежда», слушая каждое его слово.

Неблагодарная, наглая сука, думал про себя Пётр, смотря на ее профиль. Если бы не я и мои парни, и уж тем более Виктор, ты бы сейчас гнила в какой-нибудь канаве, умершая от голода. И этой стерве достается такой же ежедневный рацион мяса, как и мне, лишь за то, что она таскает воду из родника, тратя на это полчаса в сутки?.

– Если оно даже и так, то что же ты предлагаешь, Витя? – возразила Лиза. – Если животных в округе больше нет и, возможно, никогда не будет, как нам жить дальше?

Виктор опустил взгляд на половицы под ногами, затем осмотрел толпу и погладил свою бороду. Он готовился сказать эти слова всю неделю, однако сейчас вся подготовка пошла прахом, а слова бумажными комками застряли в горле.

– Я боюсь, что некоторым из нас придется покинуть деревню.

Тут же поднялся осуждающий гул, который постепенно переходил в возмущенный крик. Саша была в недоумении и не могла поверить в слова Виктора.

– Постойте, постойте, я еще не договорил! – крикнул Виктор, вскинув руки.

Гул не прекращался. Лиза стояла все там же, но на этот раз правая ее ладонь упала на грудь с показным, театральным драматизмом. Она приоткрыла рот, глаза ее широко открылись от слов Виктора.

– А ну-ка заткнулись все! – крикнул Пётр, встав со стула. Крикнул он так, что рядом стоящие Виктор, Юлия и Лиза от испуга прищурились и слегка пригнулись. Громогласный крик Петра Васильевича подействовал, и толпа заметно присмирела.

– Спасибо, Петь, – сказал Виктор и слегка наклонил голову в знак благодарности.

– Пустяки, продолжай, – отмахнулся он.

Виктор вновь посмотрел на толпу, ожидая, когда шум окончательно затихнет. Полностью он не затих. Федор крикнул:

– То есть как это некоторым придется покинуть деревню?! – крикнул он.

Виктор глубоко вдохнул, затем посмотрел на Сашу, которая смотрела на него точно так же, как и все остальные сорок три (не считая Петра и его собственной жены) жителя деревни, – с недоумением.

– Друзья, не торопитесь с выводами! Должно быть, я начал с неправильных слов, однако поспешу исправиться. С вашего позволения, я продолжу, и, прошу, выслушайте меня внимательно. Это решение далось нелегко, как и эти слова, отчего я не хотел бы их повторять вновь. Однако, к сожалению, правда в моих предыдущих словах есть – некоторым придется уйти, и я сейчас объясню почему. Так как живности теперь в округе нет или осталось довольно мало, часть из нас, в основном охотники и разведчики, должны будут найти новое место для создания второй деревни, которая станет источником пищи. Что-то вроде этого места, с чистой питьевой водой под боком, найти будет сложно, поэтому основной упор будет именно на живность вокруг будущей деревни.

У Виктора пересохло в горле, и на несколько секунд он сделал паузу, надеясь, что его никто не прервет, а затем продолжил.

– Мы создадим некое подобие товарного пути, где ответственные люди будут доставлять провизию из деревни в деревню. Сюда будут приносить мясо, в то время как отсюда будет перевозиться вода. Таким образом, люди в обеих точках не будут нуждаться ни в еде, ни в воде. Мы также попробуем вырастить пшеницу из семян, найденных нашими разведчиками: если земля будет плодородна, мы начнем печь хлеб. Создание новой деревни позволит нам расширяться и созывать большее количество людей, дабы они тоже смогли начать все сначала. Это и есть то самое возрождение человечества, о котором я всегда вам говорил, это и есть та самая Надежда.

Лиза так и ахнула. Демонстративно поднося свою ладонь к груди, она вновь перебила Виктора.

– Еще людей? Ты в своем уме? На кой черт нам еще люди, когда ртов с каждым годом и так прибавляется, а запасов еды все меньше и меньше? Построить новую деревню? И ты думаешь кто-то пойдет с тобой, покинет свой дом и оставит нажитое непосильным трудом имущество?

Пётр Васильевич встал со стула словно солдат, по стойке смирно.

– Я пойду, – кивнул он Виктору, а затем грозно, уже не в первый раз за последние несколько минут, посмотрел на Лизу.

– Прежде, чем я закончу, – начал Виктор, – я хотел бы сказать вот что. Когда я пришел вместе с маленьким сыном и своей женой на это самое место десять лет назад, после блужданий с места на место в надежде, что следующий день не станет последним, я поклялся себе, что больше не испытаю подобного чувства; что с этой самой минуты, как мною был найден источник, я буду жить, а не выживать. Меня вели надежда и вера в нашего Господа Бога, который привел меня к этому месту и позволил мне, не без вашей помощи, создать то, что мы имеем сейчас. Но работа еще не закончена, друзья. Позвольте мне продолжить дело, начатое мною, а затем и всеми нами; позвольте получить ваше доверие, и я обещаю, что ваши дети и внуки не будут знать два таких ужасных слова как «голод» и «выживание».

Виктор закончил. Он облизнул пересохшие губы. Чувствовал, что горло словно сжимается в тоненькую трубочку от волнения и одновременно от жажды. Ему очень сильно хотелось пить, однако он не мог двинуться, или хотя бы попросить жену принести ему стакан с водой: сильное волнение парализовало его.

Пётр заметил волнение старого друга, перенял эстафету и сделал шаг вперед.

– Добровольцев, решивших пойти со мной и несколькими охотниками на поиск нового места, я прошу поднять руки. Я хотел бы видеть в рядах пару разведчиков.

Тишина нависла во дворе. Люди словно онемели или были парализованы. Саша стояла среди них и все еще не могла свыкнуться с мыслью, что ее отец теперь навсегда останется калекой. Она хотела прямо сейчас рвануть к дому доктора, пока он тут, проникнуть в его хибару через крохотное окно и увидеть отца. Ей казалось, что она не видела и не слышала его тысячи лет, потому что время с самого утра начало играть с ней какую-то злобную игру и идти в десятки раз медленнее. Однако все эти мысли перекрывали голоса разума: один – в образе доктора, велевшего ей пока не беспокоить отца, а другой – в виде этого собрания: она должна обязательно все услышать и позже передать отцу.

За три минуты, что прошли в могильной тишине, ни один человек ничего не сделал. Каждый смотрел, кто в землю, кто на небо, будто надеясь найти там ответ.

– Я пойду. – Послышался голос. Им оказался Федор, тот самый человек, который десятью минутами ранее клеветал на Виктора. – Не ручаюсь за твой план, Вить, но жутко уж надоело сидеть на одном месте.

– Спасибо, Федь, – сказал Виктор и склонил голову в качестве благодарности.

– Еще кто-нибудь? – спросил Пётр.

В итоге поднялось еще три руки. По итогу из двадцати семи взрослых жителей деревни идти согласилось только четверо.

– И это все? – Петр был в недоумении. Виктор чувствовал тоже самое, но ничего не комментировал.

– Я не могу покинуть это место, слишком уж привык к нему. Да и к тому же у меня здесь много вещей, и жена… – отозвался кто-то в толпе.

– У меня тоже самое!

– И у меня!

– Это поход в неизвестность! И что мы будем есть?

Лиза, воспользовалась волнением толпы, вышла вперед, заслоняя Петра Васильевича собой почти полностью.

– Вопрос в том, – начала Лиза, – выживут ли этой зимой хотя бы те четверо, что подняли руки?

Она указала пальцем в толпу, а затем повернулась к Виктору:

– Твой план хорош, Витя, хорош для какого-нибудь романа или приключенческой книги, но воплотить его в жизнь… – Лиза сделала демонстративную паузу. – Не думаю.

Лиза вновь повернулась к толпе.

– Мы не должны бежать, как крысы с тонущего корабля. Мы должны решать проблемы здесь, на этом самом месте. Если мы убежим, то многие из нас потеряют абсолютно все, что они приобрели за эти годы. Следуя плану этого человека, – Лиза указала на Виктора дрожащим указательным пальцем, – некоторые из нас рискуют вообще не вернуться, не говоря уже о том, чтобы найти участок земли. Мы должны бросить все силы не на поиски «Эльдорадо», а не поиски дополнительной пищи для нас и наших детей, пока зима не наступила. Помилуйте, у нас есть еще целых пятнадцать дней до зимы.

Пётр Васильевич стоял все это время за спиной Лизы. От ее слов его на секунду передернуло словно от удара током. Он сказал:

– Животных здесь нет, все съестное в округе уже давно съедено, все нужное уже употреблено. Нам надо двигаться вперед, черт тебя дери.

– Довольно! – изо всех сил крикнул Виктор, заставив замолчать обоих и обратив внимание толпы целиком и полностью на себя. – Эту зиму будет тяжело пережить, но я верю, что мы справимся. Я верю в мой план и верю, что он сработает, если вы окажете мне помощь…

– Но нам не хватит пищи, чтобы дожить до конца зимы! – крикнул человек в толпе, после чего многие его поддержали одобрительными возгласами. – Как мы пойдем в этот поход, зная, что придется идти на пустой желудок?

– Мы умрем, наши дети умрут, если не предпринять что-нибудь сейчас!

Возгласы превратились в крики, крики перешли в гвалт, и толпа принялась выкрикивать что-то разом, но ничего невозможно было разобрать. Каждый смотрел на Виктора, вскидывал руки и пытался что-то сказать, но среди всего этого звукового беспорядка он мог расслышать только несколько слов.

– Тише! – он постарался всех перекричать. – Я прошу вас успокоиться! Еды хватит, я обязательно…

– Этих жалких кусочков не хватит и на месяц!

– О чем ты думал, когда еда заканчивалась? Ты снова нас подводишь, как тогда, с волками!

– Вчерашний случай это только подтверждает!

Лиза, почувствовав, что ей удалось захватить больше внимания толпы, выступила вперед и принялась говорить. Ее голос, дрожащий, как у старухи, но в меру громкий, заставил всех замолчать.

– Я предлагаю простой и радикальный метод. – начала она. – Если Виктор Гордон, человек именующий себя старостой этого места, не решит проблему с пропитанием на зиму в течение трех дней, то он должен снять с себя все полномочия и передать их более мудрому человеку. Что скажете?

Толпа, ни секунды не раздумывая, хором крикнула: «Да! Мы согласны! Отличное предложение!». Однако кричали не все, прозвучало чуть менее десятка человек. Саша Леонова, как и многие, не произнесли ни слова, молча наблюдая за поникшим Виктором, для которого этот день стал катастрофой.

Когда наконец толпа перестала скандировать, Лиза повернулась к Виктору и язвительным тоном произнесла:

– Вот мы и проверим, насколько ты дорожишь своими людьми и своим будущим планом.

Она сошла с крыльца и направилась в сторону своего дома. Все остальные жители, бросив последние вызывающие взгляды на старосту, тоже разошлись по своим делам, перешептываясь между собой.

Виктор оцепенел, не зная, что и сказать. Петр подошел к нему, положил ему руку на плечо.

– Погляди на них: раньше толпой управляла идея, а теперь жратва, – сказал Пётр Васильевич, – скоты неблагодарные.

Виктор посмотрел на своего друга охотника взглядом, выражающими полное недоумение.

– Но ведь пищи на зиму хватит, Петь! – говорил он шепотом, но громко. – Ее мало, не спорю, многие будут недоедать в сравнении с прошлыми годами, но ее хватит! Почему они отказываются слушать меня?

Охотник ухмыльнулся, погладил свою бороду.

– Они привыкли к комфорту за эти годы, вот и бесятся. А твой план, хоть он хорош, и я это признаю, подсыпал еще больше перца в их без того сильно переперченную рыбу. Тьфу ты, никогда у меня не получались эти метафоры.

Оба они сопровождали взглядом расходившихся по хибарам людей.

– Я так понимаю, у тебя три дня, дружище, иначе эти люди, которые здесь обосновались благодаря тебе, совсем скоро могут тебя отсюда выгнать. Что будем делать?

– Я не знаю.

Виктор почувствовал прикосновение холодной ладони жены. Она взяла его руку и крепко сжала. Он и не заметил, что все это время она стояла рядом с ним.

6. Алексей Леонов

Он очнулся через сутки после собрания у крыльца Виктора.

Кожа Алексея немного порозовела, что сильно обрадовало Сашу. Воспоминания о той ужасной бледности, —превратившей ее отца в подобие призрака – бросали в дрожь. Но вот он здесь – смотрит на нее усталым взглядом. Доктор позаботился о том, чтобы укрыть пациента всем, чем только можно, чтобы сохранить тепло его тела. На отце лежала его собственная потрепанная куртка, теперь уже без правого рукава, плащ самого доктора Дениса, и еще всякое разномастное тряпье. Культя была тщательно спрятана под всем этим ворохом, чтобы Саша ее не увидела. Однако она, даже не спросив отца, стянула часть одеяла, чему Алексей не сопротивлялся. Рука до сгиба локтя отсутствовала полностью, конец ее был перевязан бинтами. Саша с сочувствием посмотрела на отца, на что он лишь слегка улыбнулся.

– Хорошо, что хоть не голова, – сказал он.

Девушка попыталась улыбнуться, но получилось сильно натужно. Она погладила отца по голове, мокрой и липкой от пота.

– Спасибо тебе, – сказал Алексей. – Если бы не ты, я…

Дочь обняла лежащего отца, крепко и нежно, стараясь не плакать.


Алексей выслушал пересказ событий от лица своей дочери касательно плана Виктора, затем улыбнулся и почесал затылок.

– Да уж, выдал старина план, – сказал Алексей, – однако план вполне пригодный и может решить проблему с едой, хоть со стороны и выглядит немного чудным. Виктор никогда не был отличным старостой, скажу я тебе, и случаи с волками это показали. Он отличный человек, но как управленец… И эта реакция жителей не к добру… И Лизавета… не нравится мне что происходит.

Алексей указал взглядом на свою фляжку с водой, лежащую на столе в другом конце комнаты. Саша дотянулась до фляжки, взяла ее и, обернувшись, увидела, как ее отец пытается приподняться, чтобы прислониться к стене.

– Пап, доктор велел тебе не вставать!

– Я и не встаю, – ответил он. – Просто хочу приподняться. Надоело уже почти двое суток находиться в горизонтальном положении.

Саша открыла фляжку и поднесла к губам отца, но тот покачал головой.

– Сам, – сказал он и протянул культю из-под одеяла. – Ой, не та рука.

На этот раз Саша заулыбалась искреннее, хоть и чувствовала себя скованно, зная, что смеется над серьезным увечьем отца. Но Алексея, как видно, это ни капельки не смущало, наоборот, он даже подхватил ее легким смешком.

– Теперь придется стать левшой, чтоб его, – буркнул он и потянулся левой рукой к бутылке с водой. Пока он осушал пол-литра одним залпом, Саша задала ему вопрос:

– Что мы будем делать, пап?

Отец оторвался от воды.

– Имеешь ввиду плана Виктора?

Саша кивнула.

Он закончил пить и положил бутылку на подушку.

– А что бы ты хотела?

Настала тишина. Девочка остановила взгляд на куче тряпья, укрывающее ее отца. Она пробегала глазами по одежде: кнопкам, пуговицам, пятнам грязи на них – словно искала более подходящие слова.

– Дядя Витя спас нас с тобой, приютил здесь. Я думаю, с нашей стороны будет правильно, если я помогу ему в поисках. – Саша взглянула на отца. – Мы поможем.

Улыбку Алексея сквозь его бороду было трудно заметит, но Саша все же заметила некоторые ее черты, доброжелательные и любящие.

– Как же ты похожа на свою мать, когда так говоришь.

Саша улыбнулась в ответ, но улыбка была частично фальшивая. Она никогда не видела маму, у нее даже не было ее фото, чтобы хоть раз взглянуть на ее волосы, глаза, уши, лицо… На все. Алексей редко говорил о Диане, но теперь вдруг, ни с того ни с сего…

– Я соглашусь с тобой, – сказал Алексей. – Мы должны помочь Виктору, однако разведчик теперь из меня никакой. – Как бы в доказательство своих слов отец снова показал свою культю из-под одеяла и поспешил ее спрятать, словно хотел видеть ее как можно реже.

– Я уже подумала над этим! – успела возразить Саша. – Ты будешь преподавать тот самый язык, которому обучал до катастрофы. Ну этот, как его…

– Латинский?

– Да!

– Вот уж не знаю, кому в наше время может понадобиться этот язык. – Выдохнул Алексей.

– Мне понадобится! – смело заявила Саша. – Ты будешь учить меня в свободное время, а я буду учить следующее поколение, и там, в будущем, он обязательно когда-нибудь понадобится!

– Развитие образования, хочешь сказать? Задумка интересная, молодец. – Похвалил отец дочь. – Обязательно переговорю об этом с Виктором. Учиться никогда не поздно.

Саша даже заерзала на стуле от чувства гордости, потоком нахлынувшее на нее. Ей было приятно, что отец поддержал идею.

– Я читал твоей маме Шекспира на латыни. Был такой драматург давным-давно. – сказал Алексей.

– А сможешь прочесть?

– Ну… – засомневался Алексей. – Попробую.

Отец поднес кулак ко рту, кашлянул, напоминая важную особу на сцене, и запел:


Non oculis aequat, fateor, mea Cynthia solem,

curaliis impar eius in ore rubor;

pectora prae nivibus prope dixi gilva, comaeque

si sunt fila, eius fert nigra fila caput


Перевод:


(Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч, открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь.)


В голосе отца отчетливо слышались две эмоции: скорбь и любовь, придающие этому достаточно черствому по звучанию языку, как показалось Саше, мягкий и теплый оттенок. Саша ничего не поняла из пропетых ее отцом слов, но и без перевода эта песня тронула ее до глубины души хотя бы потому, что пелась она голосом ее отца.

Как только отец закончил, лицо его переменилось, стало бледным и немного грустным.

– Вот уже несколько лет не говорил ни слова на этом языке, – сказал он, а затем горько заплакал, напугав Сашу. Дочь немедленно кинулась к отцу, обнимая его и утешая, шепча нежные слова на ухо. Никогда прежде она не видела его таким беспомощным и слабым.

– Папочка, ты чего?

Алексей шмыгнул носом, посмотрел на дочь и дотронулся кончиками пальцев до ее щек, по которым уже успели пройтись слезы.

– Все хорошо. Просто я вспомнил твою маму, вспомнил, как сильно ее любил. Я читал ей этот стих, когда мы лежали на пляже «Красная жемчужина», и именно там мы зарыли в землю у самого песка нечто ценное, дорогое мне. Как бы я хотел сейчас оказаться на этом пляже, выкопать это и…

– А что там, пап?

– Любовь, Сашка, – недолго думая, ответил Алексей.

Он будто говорил сам с собой, тупо уставившись на одеяло, что заставило Сашу волноваться.

– Доченька, запомни: северный пляж «Красной жемчужины», там, где грунт граничит с песком, есть высокое дерево, прямо напротив домика для проката серфинга, который уже наверняка разрушен. Так вот, на этом дереве есть инициалы, вырезанные ножом, – Л, Д и С. Это я, ты и твоя мама. Если ты когда-нибудь окажешься на берегу «Жемчужины», то обязательно отыщи это дерево. Хорошо?

– Мы туда доберемся вместе, – сказала Саша. – Вместе дойдем после того, как найдем новую землю.

Он словно не обратил внимание на слова дочери и сказал следующее:

– Саш, пришло время рассказать тебе нечто важное. Ты уже совсем взрослая, и мне надоело держать в себе все то, что годами накапливалось в моем сердце.

Девушка не сводила глаз с отца и догадывалась, о чем сейчас пойдет речь. Ей всегда хотелось услышать это, но именно сейчас она бы лучше выбежала прочь. Однако, было уже поздно – отец начал говорить.

– Настало время рассказать, что случилось с твоей мамой.

7. Семья Леоновых

2019 год. Конец сентября.

День 6.

Диана не сводила взгляда с трупа молодой девушки, лежащей возле ее ног. Трупа той самой молодой девушки, что пыталась убить ее несколько минут назад. Теперь она лежит тут, мертвая, лишь с половиной головы. Маленькие кусочки черепа и мозгов девушки после выстрела разлетелись по всей комнате.

Наконец она собралась духом и перевела взгляд с трупа на своего мужа.

– Что происходит?!

Леша взял маленький, завернутый в одеяло комок – свою дочь, и принялся ее покачивать, резкими и быстрыми движениями. Но малышка не переставала плакать, оглушая обоих родителей.

– Нам нужно уезжать отсюда, сейчас же, – сказал он, словно не услышав вопроса; он передал Сашу в дрожащие руки жены. – Я быстро соберу все необходимое и поедем в охотничий домик моего отца.

Диана прижала дочь к груди и нежно принялась ей что-то нашептывать, отчего крик маленькой Саши постепенно начал сходить на нет. Пока Диана совершала магию материнства, Алексей как ошпаренный бегал по квартире и бросал в чемодан, найденный им под кроватью, все, что он считал нужным и необходимым. В чемодан полетели без разбору: несколько футболок, куртки, носки. Затем он взял рюкзаки, с которыми они обычно ходили летом в лес на пикник, и сложил туда всю еду из холодильника. Внутри рюкзаков оказались яйца (наверняка уже раздавленные впопыхах), колбасы, пара банок консервов, сыр, молоко. Туда же пошло детское питание, почти все его запасы, хранившиеся на кухне. Через пару минут рюкзаки располнели настолько, что своим видом напоминал валун с торчащими во все стороны острыми и тупыми концами.

Леша подошел к разбитому окну, вынул пистолет из кармана, снял с предохранителя. Он отодвинул штору и впустил внутрь бледный дневной свет: снаружи слышались звуки рычания и возни, словно какая-то собака грызла свою кость. Затем последовали звуки разрываемой плоти, и Диана успела заметить, как муж сморщился, видя то, чего не видела сейчас она.

И слава Богу, подумала она.

Леша задвинул штору, сунул пистолет за пояс, предварительно поставив его на предохранитель, а потом побежал к рюкзакам, поочередно закидывая их себе за плечи. Он посмотрел на жену, все еще находившейся в полном недоумении. Он подошел к ней, поцеловал ее в лоб, приложил свои ладони к ее щекам.

– Милая, я понимаю, что сейчас тебе хочется понять, какого хера здесь творится, но скажу тебе честно: я и сам не понимаю. Но одно я знаю точно – в городе сейчас опасно, и нам нужно убираться отсюда к едрени фени.

Диана закивала, и слезы, появившиеся из её глаза ранее, полетели в разные стороны от быстрых движений.

– Нужно взять переноску для Сашки, – сказала она. – Еще подгузники и пару ее игрушек.

Леша кивнул головой, еще раз поцеловал свою жену, но на этот раз во взъерошенные рыжие волосы. Он достал из шкафа холщовую сумку, с которой обычно они ходили за продуктами в соседние лавки, и положил внутрь около десятка распашонок с нарисованными мультяшными героями; большую упаковку подгузников, на которых было изображено лицо улыбающегося младенца, и парочку пустых бутылочек.

– Пошли, – сказал Леша протягивая ладонь жене, держащей на руках Сашу. Малышка уже успело задремать, прислонившись к маминой груди.

– Мне нужно хотя бы переодеться, – возразила Диана, указывая на свой светло-синий махровый халат с пятнами крови.

– Придется переодеться в машине, милая. Времени нет совсем. Они могут нагрянуть в любой момент.

Он вновь подошел к шторам, отодвинул краешек занавески, осмотрелся по сторонам.

– Откуда у тебя оружие? – спросила Диана

Леша, не отводя взгляда от двора за окном, ответил:

– Расскажу все по пути.

Он отодвинул штору, подошел к жене, держащей их годовалую дочь, и взял ее за плечи.

– Дин, машина стоит возле гаража. Мы выйдем отсюда, и прежде, чем мы это сделаем, пообещай мне, что ты побежишь так быстро, как только сможешь, хорошо?

Она кивнула, не спуская глаз со своего мужа.

– Возьми Сашку, – продолжил он, – запрыгивай на водительское, заводи машину и, если получится так, что один из них появится…

– Нет, даже не думай, – оборвала он мужа.

Но Алексей словно и не услышал слов жены. Он продолжал как ни в чем не бывало.

– Если кто-то из них появится и нападет на меня, пока я буду укладывать вещи в багажник, ты нажмешь на педаль газа и поедешь на север, в домик моего отца. Ключ от двери ты найдешь под старым ведром на крыльце…

Но Диана и слушать не хотела своего мужа и на все сказанные слова лишь отрицательно качала головой, борясь с очередным приступом слез. Алексей положил ладони на хрупкие плечи своей жены, затем на ее побледневшие щеки.

– Ради Саши, прошу тебя

Она только еле заметно кивнула вместо слов.

– Выбегаем на счет «три», хорошо? Беги сразу на водительское место и заводи машину, вот ключи.

Леша положил в свободную ладонь жены связку ключей с пушистым брелком, напоминающим хвост енота. Сжал ее ладонь в кулак и принялся считать.

– Раз…

Тяжелое дыхание.

– Два…

Сердца стучат словно барабанная дробь.

– Три!

Отбросив с пути плотные шторы, они вместе побежали в сторону гаража, возле которого стоял их «Форд Гэлакси» темно-синего цвета. Гараж стоял отдельно, всего в нескольких метрах от дома, но эти метры казались сейчас для двух старших членов семьи Леоновых нескончаемо долгими. Диана чувствовала сопение дочери на груди и молилась, чтобы она не проснулась и не начала плакать. Шум сейчас был их самым страшным врагом.

Наконец, через несколько секунд, которые показались вечностью, они достигли автомобиля. Диана все время сжимала ключи от зажигания так сильно, что на ладонях остались заметные зубчатые отпечатки. Она ослабила хватку только тогда, когда села на водительское сиденье и повернула ключ, по-прежнему держа свою дочь одной рукой. Машина завелась, шум двигателя был наслаждением для ушей, которое, однако, длилось недолго. Знакомые всхлипывания и страдальческие крики раздались в неизвестном направлении, а затем топот ног послышался на соседней улице.

– Леша! Леша! – закричала Диана, заметив около десятка людей с окровавленными лицами, несущихся прямо на их авто. Она увидела в стекле заднего вида, как ее муж бросил взгляд на эту толпу, затем небрежно бросил последний рюкзак с продовольствием и с грохотом закрыл багажник, тем самым разбудив Сашу, которая тут же заплакала. Он постучал по стеклу, дав понять Диане, чтобы та пересела на пассажирское сиденье, открыл дверь и сел за руль.

Один из зараженных, самый быстрый из всей толпы, прыгнул прямо на капот и принялся ползти к лобовому стеклу. Глаза Алексея так расширились, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит, но он нажал на педаль газа. Голова зараженного ударилось о стекло, оставив небольшую трещину. Диана взвизгнула, но неприятель слетел с капота так же быстро, как и забрался на него. Другие больные подбежали прямо к дверце и принялись нещадно колотить ладонями и кулаками, оставляя кровавые отпечатки и трещины. Среди них были не только взрослые люди, но и старики, и даже дети, мальчишки лет двенадцати или чуть старше, лица которых выглядели столь зловеще в сгустках их же собственной крови, что у Дианы закололо сердце. И все это сопровождалось невыносимым для уха криком, который человек просто не в состоянии воспроизвести.

Семейству Леоновых удалось оторваться от зараженных. Толпа, оставленная позади, по-прежнему бежала за ними. «Минивен» мчался с максимально возможной скоростью, пока наконец вопли зараженных не стихли.

Диана не выдержала. Эмоции, скопившиеся за этот жалкий час, длившийся невыносимо долго, были на пределе.

– Что с ними?! – завопила Диана, не в силах справиться со своими слезами. – Они так кричат! Люди разве могут так кричать?!

Истерика Дины и звук ее кричащего голоса смешивался с плачем вновь проснувшейся Саши. В женщине проснулся материнский инстинкт, и она попыталась взять себя в руки как можно скорее, чтобы успокоить свою дочь, чье красное личико виднелась в ворохе пеленок.

– Хорошо, что мы живем на окраине, – сказал Леша, не сводя глаз с дороги. – В городе происходит настоящий ад.

– Это все этот вирус, да? – спросила Диана, укачивая дочь.

– Думаю, что да, это он.

– Но ведь по телевизору говорили…

– Да что там! – громко прервал жену Алексей, но потом, краем глаза завидев дочь, принялся говорить тише. – По ящику говорили совсем о других симптомах, но это…

Леша задумался, глаза его словно остекленели.

– Я слышал, что этот вирус мутирует, – сказал он наконец. – И передается непосредственно через контакт с зараженным, укус, например, я сам видел! Господи, все происходило так быстро: один за другим они превращались в этих… У них что-то в крови, какая-то хрень.

– А что же правительство? Полиция? – с надеждой в голосе спросила Диана, продолжая укачивать дочь.

– Я не знаю, – ответил он. – Я ничего не знаю, кроме одного – в городе сейчас опасно, и возвращаться туда нельзя ни при каких обстоятельствах. Они появляются там как на дрожжах, убивают других или превращают в себе подобных… Все как в гребаном кино.

На тротуарах, которые они проезжали, начали появляться люди. Некоторые из них бежали, другие же стояли группами как вкопанные, строя догадки, что вообще происходит. Впереди, после долгого пустынного участка дороги, стали встречаться автомобили. Алексей встал позади одного из фургонов и громко посигналил. Фургон еле полз вперед, и Диана смогла заметить надпись на его боку «Spicy Juice – укроти свою жажду!». Водителю фургона словно и дела не было до происходящей вокруг суматохи. Он подергивал усами и покачивал головой в такт мелодии, играющей в кабине.

Алексей принялся рассказывать жене про события на лекции, как Катя Маршова превратилась в одну из этих тварей и накинулась на него, перепугав всю аудиторию.

– Когда я запер ее там, то хотел вызвать полицию, – продолжал он, – но все линии были заняты. Тогда я направился в деканат, чтобы сообщить о случившемся, и вот тут-то оно и началось. Студенты начали блевать собственной кровью, затем кровь начала сочиться у них из глаз, а уж потом… Они набрасывались друг на друга, кусались, царапались, выдавливали глаза. Сколько же криков там было… Я еле ноги унес, но отчетливо запомнил одну деталь.

Алексей на мгновение убрал правую руку с руля и вытянул указательный палец вверх.

– Если зараженный кусал кого то, то покусанный становился таким же. Должно быть, вирус передается непосредственно при контакте, через кровь или слюну, черт его знает. Охранник института пытался покинуть территорию вместе со мной, но одна из студенток успела укусить его, а я только и успел, что выхватить пистолет из его кобуры. Мгновение спустя я уже бежал от этого охранника, потому что он пытался меня убить.

– О Господи… – только и сказала Диана, прижав ладони к губам.

– Я успел сесть в машину и поехал домой как можно скорее.

Он затих, но по его полуоткрытому рту было видно, что он не все сказал.

– Знаешь, когда я ехал к тебе, то словно чувствовал, как обгоняю смерть, буквально на несколько метров. Стоило мне посмотреть в окно, я видел, как люди набрасываются друг на друга, в то же время люди, живущие чуть дальше, еще не столкнулись с предстоящим кошмаром. Вот как сейчас, посмотри вокруг. Долбанная волна еще не накрыла эту часть.

И действительно люди на обочинах дороги и в машинах были более-менее в порядке, хотя и сильно встревожены. Это читалось в их громких разговорах по телефону и быстрой ходьбе.

– Значит, все началось в центре города? До окраин эта зараза еще только идет? – спросила Диана.

– Да, и не идет, милая: она бежит, несется.

Рука жены потянулась к радиоприемнику. Первая же попавшаяся станция вещала четким и громким мужским голосом:

– Жителям не рекомендуется покидать свои дома и квартиры. Закройте все двери, по возможности забаррикадируйте окна и ждите дальнейших указаний. Повторяю: в связи с эпидемией жителям не рекомендуется…

Диана переключила на следующую радиостанцию.

– Канал Сток-ФМ приостановил вещание по техническим причинам. Просим всех слушателей нашего канала переключиться на волну…

– Радиовышка этого канала находится в центре города, да? – спросила Диана. – Мы ездили туда на экскурсию год назад.

Лёша еле заметно кивнул и на мгновение посмотрел на ошарашенную Диану, которая всем своим видом давала понять, что она отказывается верить в происходящее. Она продолжала переключать радиостанции.

Они повернули направо, прямиком на шоссе, где машин было совсем немного.

– Мое мнение таково – нужно держаться подальше от городов и от людей, по крайне-мере пока все не утихнет. Охотничий домик – самое подходящее для этого место. Нам понадобится чуть меньше суток, чтобы туда добраться, а там уже и решим, что дальше делать.

Саша наконец снова крепко заснула, тяжело дыша в грудь матери. Диана посмотрела на мужа, еле заметно кивнула. Вдруг она почувствовала кислый привкус во рту, внутри ее горла что-то сжалось.

– Леш, останови машину, – сказала она.

– Что?

– Останови машину! – настойчиво, но не громко, чтобы не разбудить малышку, сказала Диана.

Машина остановилась возле кювета. Диана открыла дверцу. В спешке, но аккуратно и нежно, она уложила дочку на переднее сиденье и исчезла среди кустов лесополосы, идущей почти вплотную вдоль шоссе. Алексей вышел из машины и недоумевающе посмотрел на светло-синей халат, видневшийся за пожелтевшей листвой. Из кустов послышались громкие вздохи, а затем булькающие звуки, напоминающие кипящую воду.

Волосы Алексея встали дыбом, как только он сообразил, что делает его жена. Ее тошнит, вне всяких сомнений, тошнит точно так же, как тех студентов утром, прежде чем они…

О Боже, нет, пожалуйста, нет… молился про себя Алексей.

Он посмотрел на переднее сиденье, на котором лежала его дочь, шевеля маленькими ручонками во сне, затем снова на кусты, где светло-синий халат раскачивался то назад, то вперед. Из-за листвы нельзя было точно понять, что происходит сейчас с его женой.

Он закрыл дверцу авто и зашагал в сторону Дианы, осторожно, неторопливо. Он положил ладонь на рукоятку пистолета, лежащего у него в большом кармане куртки. Диана была всего в нескольких шагах, и он уже отчетливо слышал ее тяжелое дыхание, всхлипывание и плач, однако ее лицо все еще было скрыто наполовину пожелтевшими кустами.

– Милая… – сказал он, но его голос заглушил мотоцикл, с ревом пронесшийся по шоссе. Он осмелился подойти ближе и увидел, как Диана стоит на коленях, громко шмыгая носом и отплевываясь.

– Ты в порядке? – сказал Алексей, не убирая руку с рукоятки пистолета.

Наконец она повернула голову, и его рука, – крепко сжимающая рукоять пистолета – дернулась…

Лицо Дины было красным, но не от крови, как на мгновение показалась Алексею. Глаза ее блестели от слез, а изо рта тонкой ниточкой свисала слюна. Прямо возле Дианы была лужа желтоватая лужица, по всей видимости состоящей из сегодняшнего завтрака.

– Все хорошо, – отозвалась она. – Меня с самого утра тошнило, к тому же вся та хрень, что происходит…

Алексей достал носовой платок из кармана куртки, прямо оттуда, где лежал пистолет. Он сел на корточки возле своей жены и нежно обтер ее губы.

– В машине есть вода, – сказал он. – Нужно ехать.

– Лёш, – отозвалась она совсем тихо. – Я боюсь.

Он приобнял ее, а затем вместе они встали и зашагали к авто. Пока они шли, он шепнул ей на ухо.

– Я вас ни за что не дам в обиду, ни тебя, ни Сашку.

Девочка, на удивление, продолжала спать, даже не смотря на пролетевший ранее мотоцикл. Диана взяла ее на руки, крепко сжала, словно делала это в последний раз.

Вскоре они двинулись дальше по шоссе, где автомобилей становилось все больше и больше.

7.1 Семья Леоновых

Вечерело.

Буквально несколько минут назад небо было совсем синее, но теперь оно становилось серым, а позже и вовсе потемнело. Лучи солнца просачивались сквозь стволы деревьев, слабо освещая асфальтовую дорогу, где на средней скорости ехал «ФордГэлакси». Пожелтевшие листья вылетали из-под колес машин, обгоняющих друг друга и спешащих кто куда. На крышах многих машин были закреплены увесистые сумки и чемоданы, у некоторых из приоткрытых багажников выглядывали белые и коричневые коробки, упакованные в спешке. Были и те авто, чей груз состоял исключительно из пассажиров. Алексей успевал замечать либо одиноких путников у руля, либо целые семьи, сидящие аж по четыре человека на заднем сиденье.

Алексей на мгновение обернулся назад, чтобы посмотреть на Диану с Сарой, которые мирно спали в объятиях друг друга. Леша оглядывался часто, почти каждые пять минут, словно боясь, что они вот-вот исчезнут. Прошло уже несколько часов, как они выехали из города, и Диана отключилась сразу, как только ее стошнило в кювете. Видит Бог,Леша в тот момент испугался так, что внутри его живота все сжалось. Сейчас все его мысли были заняты только семьей и охотничьим домиком, что находится отсюда в полудне пути. Там они должны быть в безопасности, по крайне-мере какое-то время.

Но что дальше, дружище?

В голове нарисовалась картина, как они втроем живут в домике, питаются большим запасом консервов и других продуктов с длительным сроком хранения, что всегда были в подвале его отца. Все это хорошо, это их убережет, но…

…как вернуться к прежней жизни? Что будет происходить? Как будут бороться с вирусом? И самый главный вопрос – когда возвращаться обратно? Все это чертовски плохо, приятель.

Он чувствовал себя беспомощным. Чувствовал себя человеком, у которого нет сил уберечь свою семью и дать им веру в завтрашний день.

К черту, все будет хорошо, твердил он себе. Я справлюсь, все мы справимся.

Справа появился указатель, гласящий: «Костров – 70 километров». Прочитав название городка вслух, Алексей попытался представить, что же это за «Костров» такой. Наверняка маленький город, коих в стране тысячи. С населением, должно быть, тысяч в десять. Интересно, безопасно ли там сейчас? Вряд ли вирус успел добраться туда.

А солнце тем временем оставило над горизонтом только край своей верхушки, пока и вовсе не скрылось, забрав с собой последние оранжевые лучи. Леша включил фары и на всякий случай сбавил скорость. Он вновь на мгновение обернулся назад и окинул взглядом Дину, глаза которой уже были открыты. Она разглядывала пейзаж впереди – идущую вперед, казалось бы, бесконечную серую дорогу, освещенную двумя фарами, и черные силуэты деревьев на фоне темно-серого неба.

– Где мы? – спросила она.

– В семидесяти километрах от Кострова. Я думаю, нам следует добраться туда и заночевать.

– Заночевать там? Ты уверен, что там сейчас не происходит того же, отчего мы бежим?

– Не думаю, – ответил он. – Мы уехали достаточно далеко от эпицентра.

– А я думаю, что мысль о переночевать там не слишком хороша.

– Почему? – поинтересовался Лёша.

– Да потому что такая же мысль посетила тысячи людей, которые уже успели нас обогнать.

Вот за что он любил свою жену, так это за ее ясную голову. Ведь она совершенно права. Сколько людей проехали мимо них? Сколько из них уже там, пытаются снять номера в мотелях и гостиницах, которых наверняка не наберется и десяток? Даже если сейчас они и въедут в Костров, то там будет творится сущий хаос, который сопоставим с хаосом, от которого они убегают.

– Да, ты права, – согласился Лёша.

– Я предлагаю съехать с дороги и заночевать в машине. Еда у нас есть, как и вода. К тому же тебе надо отдохнуть, ты уже весь день за рулем.


Часы на приборной панели показывали половину второго ночи, когда раздались звуки, словно бы тысячи гвоздиков разом падали на крышу «форда». Начался дождь, а если быть точнее – ливень, который, само собой, разбудил малютку Сашу. Громкий детский плач разнесся по всему салону, но тем не менее не перебил громыхающие звуки капель о металл и стекло. Сверкнула молния, и Алексей увидел бледное лицо своей жены, которая укачивала дочь.

– Испугалась… – сказала Диана, как можно крепче прижимая к себе кричащую малютку.

– Мне включить свет? – спросил Леша.

– Не стоит.

Послышался гром, после которого капли дождя с новой силой принялись долбить по стеклу машины, словно бы назло сидящим внутри. Леша потянулся к радио и включил его, поочередно нажимая на кнопки, пролистывая все доступные радиостанции, что вещали еще несколько часов назад. Только белый шум, и ничего более. В надежде, что всему виной лишь плохая связь или хотя бы элементарное отсутствие эфира ночью, он легонько вздохнул, отгоняя от себя неприятные мысли.

Вновь сверкнула молния, и в ее ярком белом отблеске он заметил большой плакат, оповещающий об осторожности в поведении с огнем в лесу. От шоссе они отъехали на пару километров, свернув на пустырь. Вокруг кроме нескольких лавочек и этого плаката ничего не было. Должно быть, здесь организовывают какие-нибудь турпоходы.

На мгновение он почувствовал себя маленьким ребенком, боящимся темноты и грозы. Вот-вот, казалось, из чащи леса, где виделась только чернота, выскочит какое-нибудь существо, оборотень или вампир. Оно накинется на их машину, он не успеет нажать педаль газа, и тогда они…

Но он отогнал эти глупые, как он про себя сказал, глупые мысли буквально сразу. Однако чуть позже его сердце все-таки екнуло. Смотря в неимоверно черную гущу леса через мокрое стекло, где едва можно было различить стволы деревьев, он увидел фигуру молодой девушки, стоявшую с опущенными руками. Ноги ее были тонкими, ростом она была совсем невысока. На её плече явно была какая-то сумка, чей силуэт виднелся возле бедра. Молния сверкнула вновь, и он заметил окровавленное лицо, закрытое прядями длинных светлых волос, и разинутый рот, из которого хлестала кровь. Это девушка была ему знакома как никто другой – Маршова Катя. Леша дернулся, протер глаза рукой и вновь посмотрел туда, где пару секунд назад стояла девушка, – никого. Алексей облегченно выдохнул.

Просто показалось…

Ее лицо не выходило из его головы. Оно пугало, заставляло все тело дрожать. Ну вот как, как обычный тихий человек может стать таким зверем из-за какого то вируса? Из-за каких-то крохотных бактерий?

Дождь не переставал барабанить по автомобилю. Казалось, он будет идти всю ночь и никогда не прекратится. Вспышки молнии под дрожащий аккомпанемент грома вдруг стали не так заметны, когда на заднем сиденье он услышал тихий шепот жены.

– Тсс, тише, моя дорогая, – обратилась мать к дочери. – Ты здесь, и я тут. Пока дышу я – дышишь и ты. Ничто и никто не заберет тебя у меня, никто и ничто.

Несколько жутко, но в то же время и очень любовно звучал ее голос. Словно бы не замечая Лешу, Дина читала заклинания на ушко малышке, где магическими были ни слова, вовсе нет, магическим был голос.

Тем временем Сашка замолчала и лишь только смотрела своими темными выразительными глазками прямо на свою мать.

– Я рядом, рядом. Никто и ничто, слышишь?

Сверкнула молния, раздался шелест листвы. Поднимался ветер.

Ничто и никто не заберет тебя у меня, никто и ничто.


Их разбудило утреннее солнце.

Муж с женой не обмолвились и словечком, когда завтракали вчерашними бутербродами. Неожиданно для Алексея, Диана даже съела парочку лишних сэндвичей, чего раньше никогда себе не позволяла. Обычно эта юная особа следила за своим рационом, но вот сегодня…

Алексей свел все это к стрессу, которого его дорогая женушка испытала за последние двадцать четыре часа предостаточно.

Вокруг все так же пусто, как и поздней ночью, когда они сюда прибыли. Исключение составляли разве что большие лужи и месиво из грязи. Ночка выдалась и впрямь неспокойной.

Малышку Сашу Диана решила покормить грудью, не воспользовавшись детским питанием. Начиная с ночного дождя и того пугающего шепота, что она говорил Саше, Алексей начал за нее беспокоиться. Некогда веселая и энергичная Диана, которую он знал всю свою жизнь, – погасла как свеча. Никогда прежде он не видел ее такой потерянной и, что самое главное, – задумчивой. Было видно по ее сдвигающимся время от времени бровям, что она что-то обдумывает, о чем-то размышляет.

– Дин?

Не услышала. Снимает с малышки подгузник. Глаза затуманенные, словно смотрят в пустоту.

– Диан, – отчетливее проговорил Алексей.

– Да?

– Все хорошо?

– Да.

– А как малышка?

– Все хорошо, Лёш. Не стоит переживать.

Он явно мешал ей о чем-то размышлять.

Как только они поели, а подгузник Саши был заменен на чистый, Алексей повернул ключ зажигания.

На шоссе было пусто, совершенно пусто. За тридцать километров, что они проехали, им не встретился ни один человек, управляющий хоть каким-нибудь средством передвижения. Скрашивали скучный пейзаж бесконечного шоссе только синие указатели, где белыми буквами все так же было написано «Костров», а рядом – постепенно убывающее число километров.

– Десять километров до Кострова, – сказал Алексей. – Нужно будет купить еды для нас и Сашки.

Алексей, вот уже в третий раз за полчаса езды, включил радио и принялся нажимать на кнопки, перебирая волны. Как и ночью – только белый шум.

– А заодно узнаем, какого черта в мире вообще творится, – сказал он и нервным ударом выключил приемник.

Послышался смех Сашы, которая крохотными ручонками попыталась дотянуться до маминого носа. Так как дорога была совершенно пуста, и никаких автомобилей впереди не предвещалось, Алексей позволил себе повернуть голову в сторону пассажирского места. Первым, что конечно же бросилось в глаза, это безразличие Дианы к игривому настроению дочери.

– Эй, малышка, скажи: «Папа», а? «Папа!»

– Не отвлекайся от дороги, – настойчиво проговорила Диана.

Так он и поступил.


До Кострова оставалось несколько километров, когда они постепенно начали замечать автомобили, одиноко стоящие на шоссе. Не было ни людей, ни каких-либо признаков их присутствия. На асфальте валялись чемоданы, сумки и множество брошенных вещей. С каждым километром, приближающих их к городу, машин становилось все больше.

Саша лежала в своей переноске слева от Дианы и тихо посапывала во сне.

– Вот бы сейчас оказаться на ее месте, – подумал Алексей. – лежать себе, не знать никаких забот…

Наконец на горизонте начал появляться и сам город, а точнее – крыши его самых высоких зданий. Машин на дороге стало еще больше, но на этот раз им открылось куда более чудовищное зрелище.

– Господи, – прошептала Диана сквозь собственные ладони, – посмотри на дорогу.

Трупы начали появляться все чаще и чаще, лежащими прямо в собственной, еще свежей, крови. Некоторые лежали друг на друге, другие возле багажа, брошенного ими, должно быть, в спешке. Были среди них старики, взрослые и даже дети. На осколках автомобильного стекла, что заметил Алексей справа от них, лежало тело ребенка пяти или шести лет, а рядом – труп женщины. Завидев мертвое лицо мальчика, Алексей тут же сощурился, ибо ужасная мысль предстала перед ним.

Что если бы на его месте была Саша?

– Что здесь вообще произошло? – спросил Алексей, словно ожидая получить ответа.

Одно он уже понял точно – идея не приезжать сюда вчера ночью была крайне разумной. Иначе их «форд» сейчас стоял бы среди этой жуткой мешанины мертвых тел и брошенных автомобилей.

– Поехали скорее отсюда, Леш, слышишь? – вдруг занервничала Диана. Голос ее был напуганным. Она перестала смотреть в окно, теперь ее взгляд был поглощен только затылком мужа. – Я хочу убраться отсюда.

Он отрицательно помотал головой.

– Самый короткий путь через город, иначе придется делать большой крюк.

– И плевать, – неузнаваемым голосом сказала Диана. – Я хочу, чтобы ты развернул машину и…

Но следующим звуком, который произнесла Диана, был ее собственный крик в ответ на очередь оглушительных ударов по авто. Через стекло заднего сиденья на нее смотрел мужчина. Слюни и кровь текли из его рта, где отчетливо виднелись пожелтевшие зубы. На левой стороне лба была глубокая рана, по всей видимости и послужившая причиной смерти.

Все остальное происходило быстро. Алексей действовал на автомате, не говоря ни слова. Незнакомец принялся бить по стеклу, которое под его кулаками грозило разлететься на мелкие кусочки в любую секунду. Безостановочно он кричал, издавал какие-то гортанные звуки, в которых будто даже слышались какие-то слова. Диана, поддавшись самому простому инстинкту самосохранения, прижалась к противоположной дверце авто, стиснув как можно крепче уже успевшую проснуться Сашу. Девочка, само собой, принялась плакать.

Раздался новый металлический удар, который на этот раз пришелся на капот «форда». Алексей, крепко держа вспотевшими ладонями руль, обомлел, когда увидел ползущего к лобовому стеклу мальчика лет десяти. Его «рычание» и крик были слабее, но его глаза… Одержимость в его глазах была такой же, как и у всех тех, что он видел прежде. Светлые волосы мальчика слиплись из-за крови, из его маленького рта то и дело вытекали ручейки крови.

На секунду представилось, будто бы он был не одним из них, а всего лишь обычным ребенком, затерявшимся среди всего этого хаоса. От испуга он прыгнул на капот и вытягивал свои маленькие ручонки вперед не с целью убить, а, чтобы попросить помощи, попросить защитить его. Разве Алексей не сделал бы этого для своего сына, о котором так мечтал? Разве бы он не помог ему?

Но его глаза… Господи, его глаза!

– Алексей! Леша! – крикнула Диана, приведя своего мужа в чувства.

Он нажал на педаль газа. Мальчик ударился головой о лобовое стекло, оставив на нем полоски трещин, напоминающих паутину, а затем схватил маленькими ручонками воздух, словно пытаясь дотянуться до невидимого противника, пока не упал прямо под колеса.

Хрясь

Машина на секунду словно бы подпрыгнула, но продолжила ехать как ни в чем ни бывало. Алексей жал на педаль газа. Он выехал на встречную полосу, где машин не было вовсе. Саша плакала, но не слишком громко.

Мертвецы, лежащие мирно еще несколько минут назад, постепенно начали подниматься, но не все. Алексей отчетливо видел на дороге впереди, как некоторые тела шевелили то ногой, то руками, пытаясь приподняться. Некоторые из них уже бежали прямо на встречу машине, без всякого страха.

Свернуть в сторону не представлялось возможным – кювет с левой стороны слишком крутой, и риск перевернуть авто был слишком велик. Впереди кювет постепенно сходил на нет, а, следовательно, съехать с дороги там было вполне возможно, однако этого места еще метров шестьдесят, а они, бегущие ему на встречу, были куда как ближе.

– Диан, держись крепко, слышишь меня?! Держись крепко!

Диана ничего не ответила, она была в глубоком шоке, но шок не помешал ей как можно крепче прижать к себе дочь и схватиться за поручень. Погладив правой рукой ремень у себя на груди, чтобы убедиться, что он пристегнут, Алексей вцепился в руль.

Оставались считанные метры между ним и восставшими мертвецами.

Звук удара о металл, затем еще один и еще. Кто-то прыгнул на капот, где только недавно был маленький мальчик, но тут же сполз с него, не удержавшись. Еще один угодил прямо под колеса, отчего машина подпрыгнула выше обычного. Все это происходило под аккомпанемент плача Сашы и тех ужасных воплей, издаваемых этими людьми. Один за другим они прыгали под колеса «минивэна», несущегося со скоростью восемьдесят километров в час. Алексей уже не замечал, кто именно прыгал на верную смерть, он лишь смотрел вперед, надеясь, что этот кошмар закончится как можно скорее. Темно-синий капот машины обзавелся красными пятнами и внушительными вмятинами.

Наконец крутой склон начал выравниваться, и Алексей повернул руль влево. Машина помчалась прямо по траве и неровной почве, навстречу лесополосе, при этом безумно трясясь, словно в каком-нибудь аттракционе. Сейчас он молился только об одном: что бы под колесами не оказалось какой-нибудь большой кочки, способной перевернуть их автомобиль. Он позволил себе сбавить скорость и посмотреть в окно заднего вида. Лишь несколько из них все еще продолжали бежать, но расстояние между ними и машиной увеличивалось с каждой секундой.

Алексей заметил небольшую заезженную тропу, ведущую сквозь лесополосу. Он съехал на нее, и машину наконец перестало трясти. Вокруг были только полуголые деревья с пожелтевшими листьями, через которые блекло светило солнце. Они проехали еще немного, не произнося ни слова, пока Алексей наконец не остановился, уронив голову на руль, и громко заплакал, впервые за долгие годы.

– Лёш? – прошептала Диана, обеспокоенная внезапным поступком мужа. На ее глазах тоже наворачивались слезы при одном виде мужа в таком состоянии.

– Я слышал, как хрустнул его череп под колесами, Дин, – начал он, почти задыхаясь; слова давались ему с трудом. – Он же мальчишка, обычный мальчишка. Господи…

Диана крепко обняла мужа. Слезы из ее глаз медленно начали скатываться по щекам. Казалось, что все горе его жизни наконец вылилось разом с этим плачем.

Прошло несколько минут, прежде чем Алексей перестал рыдать. Тыльной стороной руки он вытер свое красное лицо и воспаленные мокрые глаза.

– Нужно ехать. Надеюсь, эта дорога выведет к нужному шоссе.

Диана поджала губы, кивнула ему, не отрывая от него взгляда, а потом поцеловала в лоб. Вернувшись к Саше она обнаружила, что девочка вновь крепко спит.

Он повернул ключ зажигания и машина медленно поехала дальше.

7.2 Семья Леоновых

Пришлось сделать большой крюк, чтобы вновь выехать на нужное шоссе. По пути все так же – ни души, ни единого автомобиля за весь день. Алексей надеялся увидеть хоть одного живого человека, нормального человека, остановить его, спросить: «Дружище, какого хрена вообще происходит?!» И плевать, если он даже не знает ответа. Человек, мужчина, женщина, ребенок, да кто угодно! Хоть кто-нибудь.

Но шоссе по-прежнему было пустым.

Диана что-то нашептывала уже заснувшей Саше, еле касаясь губами ее уха.

Алексей включил радио, покрутил рычажок влево-вправо.

– Ничего? – спросила Диана.

– Тишина.

– Долго еще? – поинтересовалась Диана.

– Несколько часов, – сухо ответил он.

Она не ответила ничего, ее взгляд не отрывался от ребенка. Он оглянулся, и лишь один ее озабоченный вид дал понять, что беседы не будет.

А там и впрямь красиво подумал он. Вместе с отцом они уезжали жить туда каждое лето, охотиться и просто отдыхать от городской суеты. Славный одноэтажный домик на опушке леса. Выходишь из него, – и впереди лишь поле зеленой травы, а чуть дальше, приблизительно в километре, виднеются стройные ряды деревьев. Позади же домика – густой лес. Наверное сейчас большая часть листьев уже опала и лежит вокруг домика и на двускатной крыше домика.

Он вспомнил, как сидел на крыльце вместе с отцом и пил пиво, расположившись на скрипучих стульях, вынесенных из дома. С холма, на котором стоял домик, открывался чудесный вид на поле, напоминающие огромный зеленый ковер. Они разговаривали или просто сидели молча, не произнося ни слова, и любовались постепенно заходящим за горизонт солнцем. В один из таких тихих и прохладных вечеров он и рассказал отцу про Диану и про его серьезные намерения жениться на ней.

– Я счастлив за тебя, сынок, – сказал отец, хлопая его по плечу. – Дианка хорошая, она станет отличной женой.

Тогда Алексей заметил, как глаза отца блеснули в вечерних лучах солнца.

– Жаль, твоя мать не дожила до этого момента.

Алексей кивнул головой, вспоминая как ухаживал последние дни за матерью, которую постепенно пожирал рак.

– Ну, выпьем. За тебя с Дианкой.

Они ударили друг о дружку бутылками пива и сделали по паре глотков. Отчетливо ему запомнился забавный последующий диалог о планах его и Дианы на будущее, где отец, с присущий его энергией, давал свои советы. Все это сопровождалось одобрительным смехом, легкими хлопками по плечу и щебетанием кузнечиков в траве подле ног.

Отец погиб через три месяца после того, как он с Дианой сыграл свадьбу. Проблемы с сердцем дали о себе знать, и Николай Леонов скончался от инфаркта, который сбил его с ног, повалил на ковер, а затем и на Тот свет. Никакие таблетки не помогли справится с недугом сердца, и Алексей после его смерти какое-то время постоянно винил себя.

– Я же его сын! – говорил он себе. – Я не смог быть с ним как можно дольше. Если бы я хотя бы немного больше уделял ему времени, то, возможно…

Он начал пить. Стать завсегдатаем местного бара стало простым делом. Водка, виски, разные коктейли… Все это выпивалось по нескольку литров в неделю. Он пытался забыть, стереть все горестные воспоминания о покойном отце, переполняющие его сердце. Алкоголь почти доконал его, пока не вмешалась Диана. Она вытянула его со дна, дала ему хорошую «пощечину» одной лишь фразой, которой он до сих пор помнит и вспоминает постоянно, как только видит алкоголь на прилавках магазина.

– Либо я, либо очередная стопка. Выбор за тобой.

C тех пор алкоголь был только в виде пива, и то в небольших объемах. Ее слова так врезались в голову Алексея, что он, порой, идя по улице повторял их про себя.

Потом появилась Саша, и алкогольные похождения Алексея были напрочь стерты из воспоминаний обоих. Маленький живой розовый комочек смог еще больше сблизить его с женой и оставить отца как приятное воспоминание.

Машина съехала с шоссе на тропу, густо заросшую травой. Здесь ездили редко, домиков в округе было не больше десятка, и стояли они на относительно большом расстоянии друг от друга. Они проезжали повороты, ведущие в разные стороны, заезжая в самую глубь леса по проселочной дороге.

Минут двадцать спустя Алексей съехал налево, где дорожка стала более щедра на кочки и ямы: пришлось значительно сбавить скорость. Диана по-прежнему молча смотрела в окно, Саша тихо посапывала во сне, сжимая маленькие кулачки.

Спустя несколько минут, они оказались на месте и въехали на небольшой холмик, ярко освещенный дневным солнцем.

– Приехали, – сказал Алексей, повернув ключ зажигания. Он обернулся к Диане, которая осматривала домик через стекло.

– Надеюсь, ключ там где ему и место… – сказал Алексей не отрывая взгляда от домика.

Он вышел из машины, тихо запер дверь, стараясь не разбудить ребенка. Он окинул взглядом местность, где слева виднелось поле, а за ним – линия деревьев, напоминающая живую изгородь. Ведро стояло на крыльце днищем вверх прямо там же, где и всегда: под стулом, на котором любил сидеть его отец. Алексей поднял его и с облегчением обнаружил старенькую связку ключей. Он сунул ключ в замочную скважину, повернул два раза влево, и дверь открылась.

Диана, держа на руках спящую Сашу, пошла за мужем, который уже распахнул дверь.

«Щелк» – раздался звук, и окна одноэтажного домика засветились бледно-желтым светом.

– Слава Богу, генератор работает, – выдохнув, сказал Алексей, – осталось выяснить еще кое-что…

Он зашел внутрь, а затем скрылся в соседней комнате, а Диана начала осматривать скудный интерьер: простенький камин и стандартная оленья голова над ним, стол, стулья, какие-то ящики и… телевизор. Да, в углу комнаты прямо напротив дивана стоял телевизор.

Единственный шанс узнать, что сейчас происходит в мире, – пролетела мысль у Дианы в голове. В этот момент из соседней комнаты показался Алексей, на его лице была торжествующая улыбка.

– Вода тоже есть, – сказал он, но лицо его тут же переменилось, когда он увидел Диану, смотрящую на телевизор. У него засосало под ложечкой, и, должно быть, это самое чувство испытывала сейчас и его жена.

Они ожидали худшего, особенно после Кострова, но, может быть, все же…

Может, все не так плохо? подумал он.

Взгляд жены дал понять все без слов. Он медленно подошел к старенькому телевизору «Сони», в котором работало от силы пару каналов, когда он включал его последний раз. Он вспомнил, как они с отцом включали его изредка – если на улице совсем было холодно или снаружи лил дождь, не давая им выйти на улицу. Иногда он так же скрашивал их оторванность от цивилизации парочкой вечерних телешоу или футбольным матчем.

Алексей подключил телевизор к питанию и нажал кнопку включения. Экран вспыхнул, послышался белый шум и бело-серый шум отразился в их глазах. Он нажимал на кнопки рядом, и в правом верхнем углу экрана появлялись зеленые цифры: один, два, три, четыре: экран по-прежнему показывал белый шум. Наконец Алексей остановился на одиннадцатом канале, где появились разноцветные вертикальные полосы. Среди них была и горизонтальная черная полоса в центре, на которой белыми буквами было написано «Нет сигнала». Он продолжал переключать каналы, но ситуация с цветным экраном либо повторялась, либо вновь появлялся белый шум.

Худшие опасения подтвердились.


До наступления вечера Алексей практически не заходил в хижину, решив обойти ее со всех сторон и проверить все ли в порядке. Деревянный домик как всегда показал себя на славу, не выдав никаких изъянов. Остальную часть дня он решил посвятить решению проблемы с водой.

Вода поступала из колодца за домом и очищалась при помощи фильтров, установленных в подвале. Проверить фильтры не составило проблем, те были еще в пригодном состоянии, но вот насос, встроенный в колодец, давал слабый напор, из-за чего вода текла из крана тоненькой струйкой. Он понял, что хочет отложить это дело на потом. Сейчас он чувствовал себя неимоверно усталым. Перед глазами все еще был тот мальчишка, прыгнувший на капот и…

Он старался отогнать эти мысли прочь и сосредоточиться на реальных проблемах. Сарай, у края леса позади дома, вызвал у Алексея любопытство. Он попытался открыть его, но ключ сломался прямо у него в руках. Дверь пришлось выломать ногой.

Внутри, кроме старых и ржавых инструментов, он не нашел абсолютно ничего полезного, по крайне мере ничего полезного для них сейчас. Молотки, пилы, дрель и дуло старого охотничьего ружья. Он вспомнил, как отец пытался исправить искривление дула этого самого ружья, но так и не успел закончить начатое – сезон закрылся, и им нужно было отправляться домой. Позже, перед очередной вылазкой на недельку в лес, Алексей подарил отцу новенькое ружье марки «Беретта», которым тот успел попользоваться всего один раз. Сейчас он горько жалел о том, что забыл оружие дома. В хижине они ружья никогда не оставляли, всегда забирали с собой. Несмотря на отдаленность от цивилизации, внутрь домика все же могли пробраться нежеланные гости и прихватить с собой парочку хороших и дорогостоящих «Беретт».

Если б я знал, думал про себя Алексей. Если бы он хотя бы лежал на видном месте, я обязательно прихватил бы его с собой.

Ружье в их доме лежало в коробке в разобранном виде на самом дне. Диана на дух не переносила оружие и совсем не желала видеть его где-то на открытом месте в доме, поэтому пришлось спрятать его так глубоко.

Но хотя бы есть Макаров и немного патронов…

Рядом с дулом Алексей приметил охотничий нож с длинным лезвием, который часто носил с собой отец. Видимо, тот забыл его, когда в прошлом году они вместе покинули хижину. Алексей взял нож в руки, стряхнул с него пыль и увидел на кожаной рукоятке фамилию «Леонов». На лезвии он заметил свое отражение: на подбородке начала выступать щетина, под глазами были мешки. Его собственное лицо, казалось, говорило ему: «Тебе бы надо поспать, дружище. Эти два дня были самыми безумными в твоей жизни, ты заслужил отдых и крепкий сон.» Он спрятал нож в карман и вышел из сарая, прикрыв сломанную дверь.

Когда солнце уже опускалось за горизонт, и Алексей проверил все, что нужно было проверить, он зашел в дом. Диана уложила Сашу в переноску, которую положила на кровать, где им предстояло спать в эту ночь. Диана была одета в рубашку его отца, которая не покидала шкафа несколько лет и пахло затхлым запахом, но, по всей видимости, Диану это никак не смущало. Она стала заметно спокойнее ближе к окончанию дня. Вообще Алексей легко мог понять настроение жены, лишь взглянув в ее глаза.

– Надо найти свечи, – сказал он, – Неизвестно, на сколько хватит энергии генератора, лучше использовать его как можно реже и по возможности пользоваться свечами. Я еще завтра осмотрю его, но думаю, что с ним все в порядке.

Он сел возле Дианы, дотронулся до ее щеки и погладил указательным пальцем.

– Ты думаешь, мы здесь надолго? – спросила она, и глаза ее заблестели.

– Я не знаю, – честно сказал он. – Сейчас лучше не высовываться и сидеть тут. Здесь мы в безопасности. В погребе полно сухпайка и разных консервов, нам хватит их надолго. Отец сюда всегда навозил лишнего, складировал, на всякий похожий вот случай. Надеюсь мыши не пожрали там ничего, проверить надо будет потом.

– Я боюсь, Леш, – прервала она мужа и щекой прислонилась к его груди. Он обнял ее и почувствовал тот самый, слегка кислый из-за лака, запах ее волос.

– Я тоже, Дин, – сказал он.

– Все случилось так внезапно, так быстро. Я до сих пор не могу поверить.

– Ну… зато теперь не надо лизать задницу своей начальнице, о которой ты мне так любишь рассказывать каждый вечер.

Она улыбнулась. Наконец Алексей увидел ее улыбку, которая успокоила его и согрела. Иногда ему казалось, что его с Дианой связывают не просто узы брака, но и нечто такое, что не опишешь двумя словами. Это волшебное чувство, которое одновременно и прекрасное, и ужасное: когда твоя вторая половина ощущает радость – и ты ее ощущаешь, ощущает злость – и ты тоже. Прекрасное он чувствовал и сейчас, когда Диана улыбнулась, и ему взаправду стало легче.

Господи, как же я люблю ее…

– Да, во всем плохом ищи хоть бы щепотку хорошего, – сказала она. – Но, знаешь, я бы сейчас с удовольствием повидалась даже с моей начальницей, хотя ненавижу ее всеми фибрами души. Посмотрела бы на нее, спросила: «Эй ты, карга, жива еще, да? А что насчет остальных? Как там Михаил Семёныч, наш охранник? Димка, маркетолог? Витька из отдела кадров? Они живы, а?»

Диана подняла голову с груди мужа и посмотрела ему прямо в глаза, которые по-прежнему продолжали блестеть, словно он вот-вот заплачет.

– Неужели это конец? – спросила она.

– Да брось, что за мысли! А ну отставить! – ответил он без промедления, но в его голосе отчетливо слышалась дрожь. – Нормально все будет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что Бог не допустит этого. Это будет в учебниках истории, в какой-нибудь там Википедии, где это событие озаглавят как «Ужасные дни человечества», но все придет в норму. Ведь была же Вторая Мировая, были события куда ужаснее, но «конец»? Нет, это не конец, я не думаю, что это он.

– Мне хочется верить в это, Лёш, – сказала она. – Но у меня такое чувство, знаешь…не знаю, как его описать.

Он ничего не ответил. Иногда лучше промолчать, говорил он себе частенько.

– Я принесу нам что-нибудь из погреба на ужин. Пойдешь со мной? – предложил Алексей.

– Нет, я с Сашкой посижу.

Он кивнул ей, прошел в соседнюю комнату, где стоял обеденный стол с пустой вазой. Рядом со столом был ковер, некогда красный, он совсем потерял со временем свой цвет, превратившись в розово-черный. Ногой он сдвинул ковер, и в деревянному полу увидел дверцу погреба, закрытую на замок. Он перебрал ключи, вспомнил который использовал, когда уже спускался туда сегодня для проверки, и открыл дверь. Внутри было черным-черно, и нужно было на ощупь спуститься вниз, чтобы найти выключатель. Этот подвал уж очень сильно напомнил ему один ужастик начала 80-х.

Осторожно ступая по достаточно старым ступеням, через несколько секунд он достиг пола и вытянул левую руку, пытаясь отыскать рычажок включателя.

Бледный желтый свет разлился в небольшом подвале. На стенах были полки, где в ряд стояло множество консервных банок и круп, начиная от риса и заканчивая самыми обычными макаронами. Упаковок и банок с консервами было больше сотни, включая десяток полиэтиленовых упаковок с вяленым мясом, которые, должно быть, еще не испортились. В подвале было достаточно прохладно – идеальные условия для хранения.

– На случай непредвиденных обстоятельств, – всегда говорил отец, занося еще одну коробку долго хранящихся продуктов в подвал. Это он делал каждый раз, когда они с сыном приезжали сюда в течении трех последних лет. Словно бы отец знал, что произойдет.

Вот уж спасибо, пап.

Он подошел к полке, взял первые попавшиеся консервы и прочел: «Зеленый дядюшка Борис» – консервированный горох с изображением мультяшного фермера-монстра с гороховой зеленой головой. Прекрасно, Дина как раз любит горошек.

Убедившись, что срок годности в норме, он взял две банки и поднялся наверх, предварительно потушив свет.

Воспользовавшись охотничьим ножом, который нашел в сарае, он открыл банки и подал одну Дине.

– Завтра надо будет рассортировать там все по срокам хранения, – сказал он, залезая пластиковой вилкой внутрь банки. В отличие от своей жены он не слишком жаловал бобовые, однако не принимая пищу в течении всего дня, с удовольствием съел всю банку. Диана поедала свою порцию совсем без охоты, словно и не была голодна вовсе. По истечении тех нескольких минут пока они ужинали, оба не обмолвились и словечком. Диана не сводила глаз со спящей Саши.

– Она такая беспомощная, – вдруг сказала она. – Я боюсь за нее.

– Мы рядом, Дин, – сказал Алексей положив свою ладонь на ее плечо. – Пока мы с ней, ей ничего не грозит.

Она еле заметно кивнула головой, а затем не с того ни с сего опрокинула банку с горохом на пол и бросилась к входной двери.

– Дин?! – испугался Алексей.

Ее вновь тошнило. Он поспешил набрать воды в стакан и подошел к ней. Было уже темно, и чем именно ее тошнило рассмотреть было сложно. Он нежно погладил ее по спине, а затем поднес ей стакан воды. На секунду вернулось то самое чувство, что было в нем, когда Диана точно так же блевала в кювете, когда они уезжали из города. Однако он не отошел от нее и уж тем более не подумал о пистолете, по-прежнему лежащему в машине.

Она вытерла губы тыльной стороной ладони, повернулась к мужу и… все хорошо. Ее глаза такие же прекрасные, как и всегда, только теперь из них текли слезы. Она взяла стакан, залпом выпила воду, а затем они обнялись.

– Ты заболела? Что с тобой?

Она отпрянула от его груди. Ладони ее остались на его плечах.

– Я так надеялась, что это не то что я думала, но кажется это оно. Боже, только не сейчас

Он обнял ее, прижав к себе как можно крепче.

– О чем ты? Что еще за оно?

– Я узнала это буквально вчера, сначала была не уверена, но теперь…

– В чем уверена? – нетерпеливо спросил Алексей.

Диана ответила не сразу, ее рот то открывался, то закрывался, словно боясь произносить слова. Несколько раз шмыгнув носом и немного успокоившись, она все же сказала:

– Я беременна.

7.3 Семья Леоновых

Он не мог поверить своим ушам.

– Но… – только и удалось выдавить Алексею. Рот словно был набит камнями.

– Это все же произошло, Лёш, после стольких попыток… – сказала Диана, утирая тыльной стороной руки слезы. – Но почему сейчас? Почему именно сейчас?

Несколько месяцев после рождения Саши они провели в тщетных попытках завести второго малыша. Несколько дней в календаре, значимых как «самые благоприятные дни для зачатия», неуклонно и обязательно использовались супругами, однако результатом их деяний из раза в раз была лишь одна полоска на тесте. Инициатором, само собой, являлся Алексей, жаждущий появления на свет сына, о котором он так сильно мечтал, как только они поженились.

– Что нам делать? – с отчаянием в глазах спросила Диана своего мужа.

Он некоторое время колебался, однако ответил решительно.

– Все будет хорошо, слышишь? Все это скоро закончится, и мы сможем вернуться домой.

– Когда закончится?! – словно не слушая слов мужа, воскликнула она.

Ступни Алексея как будто прилипли к земле. Глаза его беспорядочно блуждали по лицу жены, рот был полуоткрыт, пытаясь подобрать нужные слова, но Диана опередила его.

– Ты и сам не знаешь, когда. Никто не знает, закончится ли это вообще. По телевизору – ни слова, по радио – ни звука, даже нормальных людей мы не видели уже более суток. Не обманывай себя и меня, Лёш. Ты понятия не имеешь, когда эта чертовщина прекратится.

И она оказалась права. Он и вправду не имел ни малейшего представления о происходящем. Знания о вирусе ограничивались только его распространением и побочным эффектом.

Что сейчас делает правительство? Ученые? Разве тот вирусолог по телевизору, которого он видел неделю назад, не говорил, что сыворотка находится в разработке? Выходит, они не успели? Выходит, все пропало? А что на счет военных? Бункеров? Убежищ? Ничего этого не было, за исключением короткого предупреждения о том, что нужно оставаться дома, заперев все окна и двери.

И медленно умирать, подумал он.

– Мы сможем жить здесь, – сказал Алексей, пытаясь хоть как-то утешить свою жену. Никогда он не видел ее такой подавленной и измученной. Она изменилась до неузнаваемости.

– Еды у нас много, хватит на полгода, если есть умеренно, – продолжал он.

– Полгода? Умеренно?! – не веря своим ушам, повторила Диана слова мужа.

Ляпнул сдуру, подумал Алексей и уже горько пожалел о сказанных словах. Где-то в глубине души он осознавал, что здесь им предстоит провести очень долгое время, отнюдь не полгода.

– Ну… да. Я хочу сказать, что еды у нас много, и мы не пропадем.

– А что потом? Как же Саша и будущий малыш? Ты о них подумал? – Диана еле заметно погладила себя по животу.

– Все будет хорошо. Ты родишь малыша здесь, если…

– О Господи… – она приложила ладонь к лицу, сжав губы.

– …если это не закончится. Но я уверен, что все это прекратиться, – закончил он.

В доме раздался детский плач. По всей видимости Саша проснулась и обнаружила, что она совсем одна. Диана окинула взглядом мужа и, ничего не говоря, пошла в сторону дома.

Он сел на кресло, в котором всегда располагался, когда отец был рядом.

Сейчас мне как никогда понадобился бы твой совет, пап.


Друг с другом они почти не разговаривали.

Диана ушла глубоко в себя, находя время только для того, чтобы заниматься бедняжкой Сашей.

Использованные подгузники стирались несколько раз в небольшом медном тазике с холодной водой. Когда наконец все гигиенические принадлежности ребенка пришли в непригодность, из старой одежды было сделано некоторое подобие набедренной повязки.

Алексей пытался помочь жене хоть в чем-нибудь, когда у него находилась свободная минутка, но она все время отмахивалась, давая ему понять, что справится одна. Так и получалось, что Алексей в течение всего месяца, что прошел у них со дня приезда занимался делами для их более комфортабельного проживания в охотничьем домике. С насосом в колодце пришлось немало повозиться, однако результат превзошел все ожидания – вода лилась толстой и сильной струей. Генератор работал исправно, хоть иногда и издавал странный, гудящий звук. Телевизор и радио по-прежнему молчали. Каждый день Алексей включал их по очереди и каждый раз, отчаявшись, склонял голову, когда в эфире было видно или слышно белые шумы. Все это наводило на невыносимые мысли о том, что все действительно очень плохо. Мысли о чудесном спасение таяли день ото дня.

Не выходила из головы задумка, что нужно съездить в Костров и все увидеть своими глазами, но только одному. Возможно, все уже пришло в норму, но просто не удается вернуть радио и телевещание? Может, те кто выжил, уже понемногу восстанавливают потерянное? Но это были только предположения.

Ехать туда рискованно, тем более рискованно оставлять здесь Дину одну, она сам не своя, думал Алексей после каждой мысли о вылазке.

Все, что он позволял себе – это прогулка по окрестностям, более тщательное изучение территории, чем это было в те дни, когда он отдыхал здесь с отцом, которого начал вспоминать все чаще и чаще. Алексей гулял и думал лишь об одном – о будущем. Что ему делать, когда запасы еды и воды кончатся? Что ему делать, когда родится ребенок? В голове не укладывается, но ведь у них и в самом деле будут два крохотных человечка. Уход за ними, а в особенности за тем, который родится, требует много всего того, что у них осталось там, в городе. А если они подрастут (ох уж это «если»)? Начнется столько вопросов и столько проблем. Где брать еду, чтобы их прокормить? Напоить? И вообще, правильно ли он поступает, находясь здесь с семьей? Быть может, стоит идти дальше? Идти куда-то, где, возможно, будет спасение. Но куда? И безопасно ли это? Риск – коварный спутник, он может как наградить, так и воткнуть нож в спину. Стоит ли оно того? Но с другой стороны, находясь здесь, он лишь оттягивает неизбежное – окончание запасов еды и воды.

Пап, что мне делать? задавал он себе вопрос каждый день, глядя на небо.

Но отец не отвечал.

Дурак, сказал себе он, проходя вдоль лесопосадки. Сегодня он зашел дальше обычного. Теперь, чтобы разглядеть их хижину, нужно было как минимум прищуриться.

Нужно остаться, сказал он себе. Да, иного пути нет.

Куда идти с крохотным ребенком и беременной женой? О чем ты вообще думаешь? Может, все же поделиться своими раздумьями с Диной? Она мудрая женщина и обязательно даст хороший совет.

Нет, решительно сказал себе он. Все решено. Мы остаемся здесь, и точка. А там – будь что будет, я их в обиду не дам.

Он повернул обратно, в сторону хижины. Перед глазами, словно фотографии из альбома, показались картинки предполагаемого будущего: вот он стоит с Диной, а вот и подросшая Сашка и (Господи, как он надеется) Дениска. Они будут жить тут, так долго, как только смогут. Он научит парня охотиться (когда сам этому более менее научится без ружья в руках), вместе они будут добывать пищу в окрестных лесах. Диана со временем свыкнется с окружением, на ее лице вновь появится улыбка, та самая прекрасная теплая улыбка, что была там постоянно до появления вируса. Она и Саша станут лучшими подругами и будут делать все вместе, начиная от приготовления пищи и заканчивая уборкой в доме. Они будут ругаться, смеяться, капризничать и…

Все это лишь твоя фантазия, Лёш.

7.4 Семья Леоновых

Пришла зима.

Давно он не видел таких плотных сугробов, окруживших их маленький домик. В городе он привык к почти полному отсутствию снега, который расчищали ранним утром снегоуборочными машинами и дворниками, оставляя лишь небольшие грязно-белые островки.

Возле хижины вырос большой сугроб, и лишь краешек красной фары, торчащий сквозь него, мог дать понять, что под ним похоронено. Машину он откапывать не стал по двум простым причинам: она ему была сейчас без надобности, и к следующему же утру ее снова укутают новые волны снега. Не забыла «белая напасть» и про хижину: к концу декабря сугробы добрались уже до их окон.

Из дома Алексей теперь практически не выбирался, стараясь находиться с Диной в доме как можно больше времени. Да и куда там идти, когда за окном такое? Сугробы почти по пояс. Приходилось только время от времени выбираться в лес и рубить пару дров. Единственным источником тепла в хижине был камин, который грел насовесть. Пришлось передвинуть кровати из соседней комнаты и поставить прямо напротив огня, чтобы попросту на замерзнуть. Оно и понятно, что отопления в хижине не было, – домик этот принимал жильцов исключительно в летнее время, и камин служил больше декорацией и редко когда использовался. Так и спали все втроем – а если быть точным, вчетвером – в паре метрах от камина.

Диана успела обзавестись заметным животом, в то время как у Алексея совсем наоборот – живот исчез. Он старался есть без излишка, экономя запасы провизии, которые иссякали еще быстрее, чем он предполагал. Диана ела совсем неохотно, несмотря на ее положение, и по-прежнему была не похожа на себя. Она постоянно сидела возле камина, тупо уставившись на языки пламени, погруженная в свои мысли. При вопросе мужа «О чем думаешь?», она либо предпочитала промолчать, либо просто кивала головой, показывая что "все ок". Она по-прежнему не могла принять произошедшее. Алексей чувствовал, как его жена постепенно отдаляется от него, почти не разговаривая с ним и больше уделяя внимание самой себе.

Иногда она забывала покормить Сашу, ссылаясь на забывчивость, и так же забывала о каких-либо просьбах мужа. Все, что ее волновало, – это ежедневный ритуал включения телевизора по три раза: утром, днем и вечером, но результат всегда оставался прежним. Диана застряла глубоко в себе и напрочь отказывалась возвращаться в реальный мир, чему Алексей был не рад, но и поделать ничего не мог. Все попытки контактировать с женой сводились к тому, что она говорила: «Все в порядке.» Или же: «Не о чем говорить». Алексей настаивал, пытался образумить жену, тем более учитывая ее положение, но та ни в какую ни шла на встречу.

– Милая? – начал Алексей в канун нового года. Он нашел свечи в подвале, поставил столик возле камина и достал любимую консервированную ветчину Дианы, которую специально хранил для этого случая.

Она лишь издала тихий звук, давая понять Алексею, что слышит его.

– Не окажешь ли мне честь выпить этот бархатистый и сладкий стакан воды в честь нового, 2020-го, года?

Старая Диана обязательно бы засмеялась, или хотя бы ехидно раскритиковала его глупую шутку, однако та женщина, что сейчас сидела перед ним, не выдала никаких эмоций. Он поднял граненый стакан, Диана чокнулась с ним своим, сделала крохотный глоток и отставила стакан в сторону, не сводя глаз со стола.

– Твоя любимая ветчина же, – сказал Алексей, взглядом указав на прямоугольную консервную банку, стоявшую возле Дианы. – Специально приберег для тебя.

– Я не хочу есть, – тут же отрезала она.

– Но, Дин, тебе надо есть…

– Я сказала, что не хочу есть.

Голос жены напугал его. Никогда прежде он не слышал от нее такого злого тона. Она отодвинула ветчину в сторону, встала из-за стола и направилась к своему любимому месту – креслу возле камина.

Алексей, не сказав ни слова, принялся медленно открывать ветчину Дианы. Он взял банку на ладонь, положил вилку внутрь и подошел к жене.

– Дин, ты не ела ничего с самого утра. Тебе нужно…

И тут произошло неожиданное. Она вскочила и ударила ладонью по руке мужа, заставив кусочки ветчины улететь в другой конец комнаты. Лицо Алексея застыло в ужасе.

– Я что на попугая похожа? Почему я должна повторять в сотый раз, что я не хочу есть?! – закричала она. Ее волосы растрепались, нос тяжело дышал и на мгновение покраснел. Она смотрела на него с ненавистью, с незаслуженной по отношению к нему, как ему казалось, ненавистью.

– Ты чего вытворяешь? – только и смог спросить он.

– Я вытворяю? – звонко переспросила Диана, – Это ты что вытворяешь? Прикидываешься, будто бы все хорошо, будто бы нихера не было!

– Что ты вообще несешь? – спросил он, хоть и понимал прекрасно, о чем она говорит.

– Не притворяйся идиотом. Какой смысл делать вид, будто бы все хорошо, когда все на самом деле ужаснее некуда? Мы торчим здесь уже четвертый месяц, ЧЕТВЕРТЫЙ. А по телевизору и по радио до сих пор ни слова, ни весточки, НИЧЕГО. Ты понимаешь, что это вообще значит, а?!

– Не говори так, – возразил он так громко, что разбудил малышку Сашу. Та закричала, и Диана сразу же пошла к ней. Она взяла ее на руки и принялась укачивать. Алексей продолжил.

– Ты не знаешь, что сейчас происходит. Ты ничего не можешь об этом знать.

– Так же, как и ты, – отрезала Диана не сводя с него глаз.

Он отмахнулся, не сказав больше ни слова, и принялся убирать кусочки ветчины с пола, разбросанные Диной. Та же тихо шептала Саше свои «заклинания», убаюкивающие девочку буквально за нескольких минут.

– Не я виноват, что все это произошло, – глядя в пол сказал он. Эти слова словно вылетели из его рта непреднамеренно, как бы сами по себе. – Я просто стараюсь для тебя, для Сашки и для будущего малыша.

Диана приоткрыла рот в попытке что-то возразить. Она молча стояла, покачивая Сашу, и не сводила глаз с мужа, который направился в сторону выхода. Волна холода прокатилась по дому, когда Алексей открыл дверь и вышел наружу, в зимнюю ночь. Он тихо прикрыл за собой скрипучую дверь, лишь бы снова не разбудить маленькую дочь, и удалился куда-то во тьму.

Диана стояла на ковре возле камина и с виду напоминала еле дышавшую статую. Глаза ее, некогда бывшие столь яркими и выразительными, потускнели и не выражали ничего кроме боли. Кожа побледнела и цветом почти ничем не отличалась от снежных ковров за дверью. Руки и ноги ее исхудали до самых костей, и единственным признаком жизни в ней был ее округлый выпуклый живот, низ которого уже почти показывался из-под теплого свитера. Она его погладила своей старушечьей с виду рукой, и глаза ее наполнились слезами.

Она подошла к окну и увидела, как муж расчищает снег, укрывающий их «форд». Делал он это скорее не для результата, а для отвлечения от грядущей ссоры.

Он не услышал как она открыла дверь. Его ладони в перчатках расчистили стекло боковой дверцы, и он уже хотел было открыть ее, но услышал скрип снега позади. Она, не снявшая домашние тапочки, смотрела на него со слезами на глазах. На ней был тот самый халат, в котором она была, когда они выбрались из города, едва прикрывавший обнаженные ноги.

– Прости меня, – сказала она.

– Господи.

Алексей, увидев, в чем вышла его жена, тут же взял ее за руку и отвел внутрь дома. Внутри, прямо возле порога, он принялся ладонями растирать ее кожу, хоть и понимал, что она не успела сильно замерзнуть, пробыв снаружи не больше минуты.

– Не делай так больше, хорошо?

– Я такая дура, Лёш, – сказала она сквозь слезы, – Ты прав, твоей вины здесь нет, и ничего с этим не поделать. Нужно продолжать жить, ради наших детей.

Он крепко обнял ее, стараясь не дотрагиваться до живота. Он нежно гладил ее волосы ладонью, целовал ее в лоб и успокаивал.

– Все хорошо, лап, все хорошо.

– Ты простишь меня?

– Мне на за что тебя прощать.

Она еще немного поплакала, после чего Алексей все же уговорил ее поесть. Они сидели друг напротив друга, и он успел заметить, как в глазах его жены буквально на секунду промелькнуло то самое тепло, что было в ней до всех этих происшествий. Он решил воспользоваться моментом и сказал Диане то, что хотел сказать уже несколько недель, но не решался.

– Весной, как только растает первый снег, я хочу поехать в Костров и узнать, что там к чему.

– Ты… ты уверен в этом?

– Нам нужно знать, что происходит. Нельзя слепо сидеть здесь и надеется на чудо. Костров это конечно не весь мир, но однозначно его часть. Бензина осталось мало, но туда и обратно должно хватить. Кто знает, может, все не так уж плохо, и мы зря здесь прячемся. Может военные прямо сейчас расчищают города и вот-вот наладят связь с миром, все может быть. К тому же нам не помешает какая-нибудь провизия, если вдруг город окажется пуст…

Диана взяла руки мужа в свои, потерла их и сказала:

– Если ты считаешь это нужным – сделай. Но видит Бог, если ты не вернешься оттуда живым…

– Все будет хорошо.

– Я надеюсь.


Наступил апрель.

Синенький «форд» гордо красовался на вершине холма рядом с хижиной, дверь которой распахнулась и оттуда выбежала Саша Леонова, немного косолапо передвигая своими крохотными ножками. Руки ее были подняты кверху, а с лица не сходила ребяческая улыбка. На ней была надета светлая отцовская рубашка, которая стараниями Дианы превратилась в маленькую курточку с широкими рукавами. Кудрявые волосы девочки были не расчесаны и невооруженным глазом было видно, что они довольно грязные.

– Сашка, а ну домой давай! Иди покушай!?

Но девочка словно бы и не слышала маму, когда побежала прямо к колесу форда.

– Перестань! – велела Диана, подойдя к своей дочери. Она оттянула ее от колеса, поставила ножками на капот и принялась отряхивать.

– Вся вымазалась, поросенок. Мне бы столько энергии.

Как только грязь была очищена с рубашки Саши, Диана поставила дочь на землю. Та уже было хотела побежать в сторону съезда с холма, но мать развернула ее в сторону дома, дав шлепка по заднице.

– Живо домой, тебе нужно покушать Потом папа придет и откроет для тебя машину, не раньше, а если будешь себя снова так вести и не поешь, я ему все расскажу про твое плохое поведение.

Девочка несколько раз кивнула и улыбнулась маме. Диана протянула ей руку, и они вместе зашли в дом.


В сарае было достаточно инструментов для изготовления наземного капкана. Алексею удалось смастерить четыре штуки и разложить их по периметру в надежде, что хоть какая-нибудь живность умудрится залезть мордочкой в леску и испугано побежит вперед, пока не затянет петлю на своей шее. За месяц практики подобным методом охоты ему удалось поймать только двух кроликов, но и это уже было успехом: лишний повод не прикасаться к еде в подвале, которая расходовалась намного быстрее, чем он предполагал ранее. К тому же много еды было испорчено старым добрым временем: одна четвертая всех припасов была непригодна к употреблению, если тебе конечно не хотелось ходить со скрюченным животом какое-то время. Болеть сейчас было совсем некстати: помимо парочки антибиотиков, лекарств в хижине не было совсем, и любой чих в доме тут же заставлял старших Леоновых мысленно молить Бога, что это не начало болезни. Пока все шло хорошо, но это пока…

Алексей подходил к третьей ловушке за сегодня, поставленной пару дней назад. Он специально делал обходы ранним утром, чтобы успеть забрать добычу – если она, конечно, попадалась в капкан – раньше, чем это сделают другие звери. Он узнал дерево, на котором сделал отметину ножом в виде креста. Как раз это дерево он и обмотал леской с петлей на конце.

– Сволочь такая… – выругался он, когда обнаружил ловушку пустой, – Явно стоит придумать что-нибудь еще.

Подобные силки его научил делать отец, когда они бывали тут вдвоем. Эх, как же не хватало старого доброго ружья, чтобы добывать мяса побольше.

Рассчитывай только на то, что имеешь.

У него, конечно, еще был тот самый пистолет, что удалось выхватить у охранника во время побега из института, но тратить оставшиеся пять патронов, которые с большой вероятностью могут уйти в «молоко», не слишком хорошая затея. В планах у него было еще несколько ухищрений для поимки зверья, однако он не решался ими воспользоваться, пока не съездит в Костров, дабы окончательно убедиться, нужны ли они будут вообще или нет. Костров в ста с лишнем километров отсюда, снег уже почти полностью растаял и лишь где-то, совсем в тени деревьев, виднелись маленькие грязные белые холмики. Именно в похожую пору он хотел выбраться в город и узнать наконец, что же происходит.

Четвертая ловушка была совсем неподалеку, и, когда Алексей наконец добрался до нее, его лицо озарила довольная улыбка. На самом конце лески был еще живой серый кролик с длинными ушами и большими черными глазами-бусинами. Зверь метался из стороны в сторону в тщетных попытках выбраться из туго затянутой петли, затянувшей его шею. Следы его стараний виднелись в виде окровавленных полосок возле холки. Заметив человека, зверек принялся более усердно дергать леску, пытаясь освободиться, пока Алексей не притронулся к нему. Он погладил его по голове, затем по ушам. Невероятно жаль было убивать беззащитного зверька голыми руками, но инстинкт самосохранения брал вверх над жалостью. Ведь если он этого не сделает, то лишь приблизит день, ВОЗМОЖНЫЙ день, когда Саша, Диана и он сам будут голодать. С этой мыслью он не мог смириться.

– Прости, братец, – сказал Алексей и резким движением свернул кролику шею. Раздался хруст костей, и маленькие лапы, вздрогнув еще пару раз, сникли.

Он снял со зверя леску, положил ее в сумку вместе с дичью и направился в сторону хижины.

По пути он проговаривал вслух важные слова, которые должен сегодня сказать жене.


Мяса кролика оказалось совсем мало, но и его было приятно поесть вместо уже изрядно поднадоевших консервов. Диана отварила мясо, предварительно положив в воду несколько приправ, которых, как оказалось, в подвале было изрядное количество. Так что при всяком удобном случае пища теперь хорошенько переправлялась разнообразными смесями из трав и сухих овощей. Только вот, несмотря на все роскошество в виде специй, не хватало самого главного – соли. Она закончилась уже спустя два месяца их проживания здесь, и привыкать к несоленой пище было достаточно непросто.

Сашка, несмотря на свой маленький рост и возраст, несоленое (но приправленное!) мясо кролика уплетала только с большой охотой. Конечно, половина мяса, бывало, оказывалась на полу, половина – на столе, но это не мешало их подбирать и снова класть в рот.

– Саша, фу! Сколько раз я тебе говорила – не подбирай с пола! – воскликнула Диана, вытерев губы малышки полотенцем.

Девочка лишь смеялась и продолжала кушать, неуклюже держа вилку.

– Сбрей эту ужасную бороду, – сказала Диана, обращаясь к мужу, – еще немного, и она доползет тебе до груди.

– А почему бы ей и не доползти? – играючи сказал Алексей и повернулся к Саше. – Сашке вон нравится моя борода, да?

Малышка подняла кверху маленькие ручонки стискивая в них что-то невидимое. Она продолжала смеяться и улыбаться. Казалось, ее энергии хватило бы на обеспечение работы целой атомной электростанции.

– Мне не нравится, – отрезала Диана, кладя в рот еще один кусок мяса.

От темы отошли, медленно поедая кусочки вареного мяса.

– Дин, – почти шепотом сказал Алексей, глядя на жену.

– А?

– Я думаю, время пришло.

Конечно же, она знала, о каком времени идет речь.

Ну же, дорогой, прошу тебя, не говори этого, только не сейчас.

– Я отправлюсь завтра утром, залью остатки бензина, прихвачу пару банок с консервами и поеду.

Она смотрела прямо в его глаза с той самой надеждой, что промелькнула на ее лице пару секунд назад и моментально растаяла. Саша резво колотила деревянной ложкой по мясу, разбрызгивая водянистую жижу по столу.

Вот бы сейчас оказаться на ее месте и просто не понимать, что вообще происходит, подумала Диана.

– Ты уверен? – сказала она, стараясь сохранить спокойствие. Эмоции бурлили внутри, давая о себе знать где-то в районе груди и потихоньку взбираясь к ее горлу невидимыми волнами. Хотелось сказать ему: «Брось это дело! Ведь там наверняка никого нет, все погибло к чертовой матери, и только мы одни остались!» Но она не осмелилась произносить этого вслух, и не потому, что ей было страшно, вовсе нет, – просто она еще надеялась, что эти слова не стали реальностью. Возможно, есть еще надежда.

– Да, я уверен. Я не буду подходить близко, если увижу там что-нибудь… – Алексей замешкался в попытке подобрать слово, —…что-нибудь плохое. Я сразу вернусь сюда. К тому же нам нужны какие-нибудь лекарства, сама знаешь для чего. У тебя роды вот-вот…

Алексей посмотрел на живот жены.

– К тому же не помешает пару игрушек, – улыбнулся он, в попытке хоть как-то смягчить новость, и это помогло.

Диана улыбнулась, но улыбка тут же растаяла на ее лице, и на смену ей пришла тревога. Легкое дрожание губ, беспорядочно бегающий по мужу взгляд, словно в попытке запомнить каждую его черточку.

– Не забудь про Сашу, ей бы тоже что-нибудь привезти, – с натянутой улыбкой сказала она.

– Как же мне забыть про моего маленького вредного монстрика, – сказал Алексей, встав из-за стола и подойдя к дочери. Он сел на корточки возле ее стула, на котором друг на друге лежали старые подушки, чтобы она могла дотягиваться до стола, и вытер ей рот концом салфетки. Девочка тут же принялась щупать бороду отца, нежно подергивая ее и гладя.

Он посмотрел прямо в глаза дочери, которая от смущения перестала улыбаться и взяла свой маленький кулачок в рот.

– Папочка уедет завтра ненадолго, малышка. Он привезет тебе чего-нибудь, чтобы ты тут не скучала до появления своего младшего братика. Веди себя хорошо, не заставляй маму волноваться, ладно? – он погладил дочь по светлым пушистым волосам, и девочка кивнула ему в ответ.

– Умница, – сказал он и поцеловал ее в лоб.

Диана по-прежнему не сводила глаз со своего мужа. Ей казалось, что завтра она посмотрит на него в последний раз. Что если он не вернется? Что если он… погибнет? Нет, все будет хорошо, тебе просто нужно успокоиться и взять себя в руки. Он четко дал понять, что если увидит нечто «плохое», то непременно вернется обратно. Он не будет совершать опрометчивых поступков, ведь здесь я, Саша и ребенок, возможно будущий сын, о котором он так мечтал. Он ни за что не будет рисковать собой, я в этом уверена.

Весь следующий день, словно назло Дианы, пролетел в мгновение ока. Всю ночь она не спала, моля Бога только об одном:

Пожалуйста, пусть с моим мужем все будет хорошо.

7.5 Семья Леоновых

Мотор форда зарычал напоминая чудовище, чей долгий сон наконец окончился. Алексей сел в машину, взялся за руль и в голову вдруг ударила мысль: А я водить-то не разучился? Казалась, с момента когда он садился за руль последний раз прошла целая вечность, а не полгода.

Да нет, разучиться водить машину – это как разучиться ходить в туалет.

Лицо Дианы было бледным, под глазами показались мешки, означающие лишь одно – она не спала всю ночь. Она села на переднее сиденье и закрыла за собой дверцу как можно осторожнее и тише: Саша еще спала. Сначала она огляделась вокруг, словно вспоминая каково это – снова сидеть в их «форде», а затем поглядела на мужа.

– Принесла? – спросил он.

Диана кивнула, опустила руку в карман халата, в который была одета, и достала оттуда пистолет. Алексей взял оружие, проверил наличие патронов в магазине: пять штук ровно.

– Надеюсь, повода пустить его в дело не будет, – сказал он, положив пистолет на бардачок. Диана смотрела на него, не отрывая взгляда. На ее лице все было написано, и Алексей прекрасно понимал, чего она хочет.

– Дин…

– Я знаю, ты должен, – тут же ответила она, со всей своей силой сдерживая подступающие слезы. – И я понимаю, что ты делаешь это ради нас. Но прошу тебя, нет, я умоляю тебя, если ты почувствуешь что-то нехорошее – возвращайся обратно.

– Я так и сделаю.

– Поклянись мне, что ты вернешься.

– Я клянусь, – сказал он почти шепотом, а затем повторил еще громче, чтобы окончательно убедиться, что она услышала его слова, – Клянусь.

Она кивнула, поцеловала его в лоб и уже направилась было к хижине, но он нежно удержал ее за руку и жестом попросил сесть обратно.

Он поцеловал ее, так крепко как не делала этого уже очень давно. На губах он ощутил привкус ее соленых слез, но продолжал целоваться, словно внутри себя понимая, что это может быть последний поцелуй с ней.

Он повернул ключ зажигания снова, мотор машины загрохотал.

– Поцелуй за меня Сашку и передай ей, что я скоро вернусь.

Диана вышла из машины и наблюдала, как ее муж отдаляется от нее на «форде» вниз по холму. Она до последнего надеялась, что он повернет обратно, но машина вскоре скрылась за деревьями.


Указатель: «Костров, 10 километров».

Еще каких-то жалких десять километров, подумал Алексей и, еще не преодолев их, понял, что впереди не будет ничего хорошего. За весь тот час, что он ехал по шоссе, он так и не встретил ни одной живой души.

Он посмотрел на пистолет, вспомнил, как использовал его два последних раза. Первая пуля угодила прямо в ухо одному из зараженных, напавших на его студента, Станислава Фаррума, когда он ехал домой к Диане. Интересно, жив ли этот здоровяк сейчас? А если да, то где он? Хоть Алексей и недолюбливал своего ученика, который умудрился нахамить ему на его последнем занятии, но он бы сейчас все отдал, чтобы увидеть его физиономию.

Вторая пуля попала в затылок их соседки, их няни.

Интересно, как она заразилась?

Эта мысль потянула за собой еще одну, похожую, но более масштабную.

Как они все заразились? Неужели, лишь от одного человека, у которого были обнаружены симптомы? Того самого, что за пару дней до начала эпидемии положили в городской изолятор? Принцип домино? Костяшки (люди) падали (превращались в зараженных) один за другим, лишь благодаря одному человеку? В мыслях не укладывалось нечто подобное. А что правительство? Почему оно не предприняло хоть какие-то меры? Неужели и оно стало жертвой Мортема?

Алексей покрутил рычажок радиоприемника в надежде, что, возможно, на шоссе поймает сигнал, но услышал лишь белый шум. Внутренности подступили к горлу, очертания чего-то ужасного виднелись все более и более четко.

Город показался вдали. Алексей проехал пару пригородных домиков, спрятанных за лесопосадкой, успел разглядеть выбитые стекла окон. Справа, в нескольких метрах от шоссе, – бензозаправка, пришлось остановится и проверить, не осталось ли чего там. Из шланга не вытекло ни капли: должно быть, уже кто-то позаботился об опустошение бака. На всякий случай Алексей решил проверить крохотный магазинчик возле бензозаправки, но внутри, кроме пустых полок и сырости, не оказалось ничего. На полу валялись уже поблекшие упаковки от картофельных чипсов, шоколадок «Марс», «Сникерс» и прочих закусок.

Пришлось вернуться в машину, худшие опасения подтверждались с каждой минутой приближения к городу.

Неужели… конец?

Последние километры пути он ехал словно на автопилоте, и голова его была опустошена, как и надежда на что-нибудь хорошее. Он хотел увидеть людей, хотя бы маленькую группу, хотя бы одного…

Может, стоит повернуть обратно?

Нет… ты должен узнать, что произошло.

И вот он въехал в город.

И он увидел людей.

На главной улице Кострова, по улицам которые некогда пестрели разнообразными продуктовыми магазины, кафешками и закусочными, лежали уже почерневшие, окоченевшие тела, которым не было числа. Среди брошенных машин, чемоданов и фонарных столбов – всюду были еще не разложившиеся до конца трупы, лежащие в разных позах. Было тяжело определить, кто из них мужчина, а кто женщина, и лишь кусочки сохранившейся на телах одежды давали хоть какое-то представление о погибшем. Не обошлось и без животных, Алексею удалось увидеть несколько трупов кошек и собак, чья шерсть едва заметно подергивались на ветру. Руки Алексея сжали руль, и не было сил даже шелохнуться, сделать хотя бы малейшее движение, столь ужасная картина перед ним открылась.

Их сотни… тысячи…

Вороны и голуби летали среди трупов, деловито расхаживали по остаткам их животов и рук, как по полу, не сомневаясь в своей безопасности. Только и было слышно карканье ворон и урчание голубей.

Алексей вышел из машины, затем посигналил, словно бы надеясь, что среди трупов лежит кто-нибудь живой. Вот сейчас он подаст знак, и кто-нибудь придет сюда и объяснит, какого черта вообще произошло. Но ответом ему было лишь карканье ворона, перелетевшего с тела на фонарный столб.

Дальше, ближе к центру города на машине нельзя, не ехать же мне по ним…

И он пошел пешком, стараясь аккуратно ступать на островки тротуарной плитки, свободной от тел. С виду он напоминал человека, идущего по минному полю. Самым отвратительным оказалось смотреть вниз, чего он старался не делать, но не в силах был противостоять любопытству. Их лица уже не были похожи на лица, это была словно бы безликая маска с прорезями для глаз. Они пролежали здесь всю зиму, укутанные снежным одеялом, словно сама природа спрятал их, чтобы не видеть этого кошмара. Но снег растаял, и они показались…

Синяки на телах, яркие красные пятна на лицах, открытые рты.

Голова у Алексея закружилась, и он чуть не упал.

Дети, сколько же среди них детей! Он и не заметил этого сразу.

Нужно идти быстрее, еще быстрее. Еще!

Алексей зашел в ближайший магазинчик и закрыл за собой двери. Здесь тоже были трупы, но всего пара: две женщины, около одной лежала белая полуоткрытая сумка, из которой торчал краешек зеркальца.

Алексей положил голову на прилавок, сделал глубокий вдох, затем еще один и еще.

Спокойнее, нужно успокоиться. Возьми себя в руки.

Со всей силы он ударил кулаком о прилавок, а затем закричал, что есть мочи. Теперь он окончательно понял, что все его страшные догадки подтвердились.

Он достал пистолет из кармана, и у него промелькнула мысль покончить со всем этим. В нем происходила борьба:

Одно лишь нажатие на спусковой крючок, и все. Ты будешь спать среди них, станешь одним из них.

Но как же Диана? А Саша? Оставить их?

Нет, можно сделать проще: явится домой, сказать, что мы обречены. Ты посадишь их на диван, скажешь, как сильно ты их обеих любишь, и пристрелишь – сначала Сашу, затем Диану, а затем…

Что ты такое несешь? Мать твою, о чем ты думаешь?

Но ведь это конец, понимаешь? Это гребанный апокалипсис, ты, как и Диана, как и Саша, как и будущий малыш, – сдохните от голода! От одиночества, в конце концов!

Но ведь еще кто-то должен был выжить, хоть кто-то? Не может быть чтобы погибли все!

Ты не знаешь этого наверняка.

Он сжал свои волосы, и у него возникло желание выдрать их с корнем.

Мир мертв, дружище, и ты знаешь, что тебе нужно делать.

– Да, – сказал себе Алексей, – я знаю, что мне делать.

Он положил в карман пистолет и вышел на улицу.


Все продукты либо сгнили, либо пропали, либо были украдены, а, возможно, даже и куплены до того, как все началось. Алексей обыскал несколько магазинов, но ни в одном не нашел ничего, кроме пустых полок и упаковок. Бродя среди трупов, он пытался воссоздать в голове события, повлекшие за собой столько смертей. Вырисовывалась паника, огромная давка, где люди бегут и бегут, не замечая, что у них под ногами, лишь бы спасти свои жизни.

Это сделали «они»? Зараженные убили их? А, может быть, это они и есть?

В любом случае, это уже не имеет значения: они мертвы, все мертвы, и пролежат здесь до тех пор, пока, спустя годы, их тела не превратятся в голые кости, а затем и вовсе исчезнут. Даже если кто-то еще и остался в живых, они-то уж точно не будут заниматься раскопками огромной братской могилы.

Тишина мертвого вгоняла в панику, заставляя Алексея дергаться от любого шороха. Фигуры манекенов, стоящих в витринах магазинов одежды пугали: чудилось, будто они ожили и машут в его сторону.

Не найдя ничего полезного – он вернулся к машине, повернул ключ зажигания и тут ему в глаза бросился шпиль церкви с крестом на верхушке, выглядывавший из-за крон голых деревьев. Храм божий словно отделился от городских зданий, магазинов и бутиков, уютно расположившись в небольшой лесной посадке, огороженной высоким забором.

Рука сама повернула ключи в зажигании и вернула их обратно в карман. Что-то внутри Алексея сжалось, и ему захотелось непременно войти внутрь этой церкви. До конца не осознавая своих действий, он вышел из машины, захлопнул дверцу и, перешагивая через тела, направился к высокому ограждению.

Ворота были приоткрыты, и Алексею в глаза бросилась цепочка тел, мирно лежащих на каменной дорожке, ведущей к деревянным дверям храма. Среди трупов не было багажа, разве что самая маленькая ручная кладь, такая как сумки и портфели. Не обращая на тела внимания, Алексей шел вперед и, словно зачарованный, смотрел на большие двустворчатые двери с кольцами вместо ручек. Когда он вплотную приблизился к двери, то заметил несколько экземпляров Библии, переплет которой испортился от влаги и недавнего снега. Теперь в позолоченном слове «Библия» виднелись лишь первые четыре буквы. Алексей поднял одну книгу, открыл ее на середине и принялся листать. Страницы были жесткие, волнистые, но слова еще можно было прочесть, что он и сделал, пальцем проведя по совершенно случайному стиху.

И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные…

Внутри церкви раздался звонкий удар: что-то металлическое с грохотом упало на пол.

Он взялся одной рукой за большое дверное кольцо и потянул на себя. Яркая полоска солнечного света постепенно расширялась, освещая внутренний зал и две половинки доски, лежащие прямо у него под ногами вместе с телом священника, чья ряса была легко различима среди десятка других тел, лежащих вдоль скамей. Костлявые руки священника были вытянуты вперед, где лежали очки-половинки, чудом не разбитые. Алексей открыл вторую створку двери, и солнечный свет упал на другую половину храму, где стояли скамьи и виднелись головы мертвых прихожан.

– Есть тут кто? – сказал Алексей, и внутри его живота все перекосилось одновременно от возможного предстоящего волнения или ужаса.

Молчание.

Алексей зашел внутрь и на всякий случай подпер дверь только что найденным экземпляром Библии. Он зашагал вперед, вдоль скамей, на которых лежали и даже сидели трупы людей, и представил, как они пришли сюда, отчаявшиеся и не понимающие, что происходит. Он прекрасно видел, что бывает, когда один зараженный оказывался в толпе, после чего их уже становилось несколько десятков, а еще позже – несколько сотен.

Алексей обратил внимание на огромное распятие, висевшее прямо над алтарем, там, где обычно стоит священник. Фигура Иисуса выглядела так реалистично во всем этом полумраке, что у Алексея засосало под ложечкой от образа, возникшего у него в голове: большие гвозди, словно черви, выползают из его ладоней и ступней, со звоном падают на алтарь, и он воскреснет во второй раз. В какой-то момент Алексей подумал, что так и произойдет прямо сейчас, когда он вновь услышал шорох, и один из гвоздей как будто повернулся…

Когда, если не сейчас?

Звуки, напоминающие возню, слышались позади алтаря. Лучи солнца не доставали туда, и разглядеть что именно там находилось было затруднительно. Алексей опустил руку в карман и крепко сжал рукоять пистолета, готовясь большим пальцем снять его с предохранителя.

– Кто там? Выходи! – не слишком громко крикнул Алексей. Ответа не последовало.

Он поставил ногу на одну из пяти ступенек, отделяющих его от алтаря, и четко услышал всхлипывания и частые вздохи. Затем что-то невнятное, отдаленно напоминающее слова. Алексей поднялся на еще одну ступень, а затем на еще: ничего не видно. Лишь крохотный луч света доходит до края алтаря.

– Эй, – более настороженно прошептал Алексей.

Он посмотрел за алтарь и, благодаря тому, что глаза успели немного привыкнуть к полутьме, смог разглядеть человеческую фигуру – совсем маленькую человеческую фигуру. Это был ребенок, маленький мальчик. Алексей дернулся, сделав шаг назад. Он вспомнил, когда в последний раз слышал подобное бормотание и всхлипы, вспомнил, что среди них могут быть и дети. А еще он вспомнил, как собственноручно сбил одного подобного мальца по дороге в хижину, совсем недалеко отсюда. Все это время он пытался гнать прочь те картинки, что мучили его по ночам, но сейчас они всплыли еще более отчетливо, чем прежде.

Нужно убираться отсюда.

Рядом он заметил пустые банки из-под консервов, внутри которых еще виднелись свежие кусочки мяса.

Алексей уже опустил ногу на ступень, когда раздался громкий скрип деревянной двери, и мрак окутал его. Одна створка, та, что не удерживалась Библией, закрылась, заставив сердце Алексея сжаться так, словно его взяли в кулак и выжали как мокрую половую тряпку. Не успел он понять, какую глупость совершил, забыв подпереть и ее, как почувствовал сильную острую боль в своей левой кисти. Он повернул голову в сторону алтаря и увидел невероятно исхудалое детское лицо с темными волосами. Все лицо покрывала засохшая кровь, глаза мальчика бешено бегали из стороны в сторону. Он вцепился зубами в кисть Алексея так крепко, что тому пришлось ударить его по голове со всей силы, чтобы освободиться. Ошарашенный, он спустился вниз, поглядывая то на свою окровавленную руку, то на мальчика, медленно сползающего по ступеням. Крохотный скелет, на который натянули тонкий слой кожи, полз в сторону Алексея, вытягивая маленькие пальцы вперед. На его маленькой ножке была затянута веревка, которая не давала продвинуться ему дальше полутора метров.

Первые пару шагов в сторону выхода Алексей пятился не сводя глаз с постепенно приближающегося зараженного мальчишки, а затем развернулся и побежал прочь из церкви.

На лик распятого Иисуса Христа вновь упал мрак, и слышно было лишь всхлипывание и рычание маленького мальчика, должно быть, впервые за несколько месяцев вкусившего человеческой плоти.


Алексей не помнил, как дошел до машины, потому что голова его была занята ужасающим предположением.

Я стану одним из них?

Он поглядел на свою кисть, где отчетливо виднелись следы от зубов в виде крохотных дырочек, словно кто-то воткнул туда несколько зубочисток. Небольшие капельки крови падали то на землю, то на его джинсы. Тут же вспомнились герои фильмов ужасов: когда одного из героев кусали зомби, он, чтобы вирус не добрался до мозга, отрезал себе руку или ногу. В какой-то момент Алексей был серьезно настроен провернуть этот трюк, но понял, что делать это, ориентируясь на кинофильмы, было бы глупо: к тому же поблизости не было никаких инструментов, чтобы сделать подобное. Да и времени для поиска инструмента у него не было, вирус продвигался к его голове с каждой минутой.

Ему послышался чей-то голос, который он счел за галлюцинацию.

Он принялся бить кулаками по рулю, ругая себя за то, как неосторожен он был. Наконец, после десятка ударов, он спрятал голову ладонях и принялся думать, что же ему делать дальше, пока он нормальный, пока он еще способен мыслить как человек. Он нащупал пистолет в кармане, убедился, что тот еще снят с предохранителя, и засунул дуло себе в рот. Прищурил глаза, на языке почувствовал вкус металла, от которого сводило зубы. Перед глазами Диана, та самая, что была до катастрофы, улыбается и берет его за руку.

Любишь меня?

Люблю.

Саша. Он никогда не увидит, как растет его дочь, как рождается его будущий сын. Он никогда не сможет ответить ему, когда тот подрастет, что произошло и почему мир погиб.

Может, оно и к лучшему.

Указательный палец почти надавил на курок, и тут в голову врезались последние слова Дианы, сказанные ему вчера. Он дал ей слово, что вернется, дал слово, что расскажет о случившемся тут. Новости ее не порадуют, но он выполнит свое обещание. Нужно действовать прямо сейчас, пока есть время, только вот, сколько его? Час? Два? Несколько минут? Нет времени думать, нужно действовать.

В ушах зазвенело, кто-то кричит, зовет его.

Или нет?

Он не понимает.

В глазах мутнеет, все кружится.

Из последних сил он убирает ствол пистолета изо рта, кладет его в бардачок и заводит машину. Мотор авто загудел, усилилась решимость добраться до дома как можно скорее, чтобы предупредить Диану, сказать ей все, что успеется, а затем…

Снова чей-то голос. Словно бы «эй», или что-то в этом роде.

Он посмотрел в зеркало заднего вида и побледнел от страха. Не переставая вытирать глаза, сосуды которых уже набухли от крови, он увидел человеческие фигуры, неподвижные и неуклонно смотревшие прямо в его сторону. Их лица, они черные как ночь, как и их тела. Они машут, бегут в его сторону.

Это они… думает Алексей.

Он нажимает на педаль, задевает колесами пару тел на асфальте, но не придает этому никакого значения. Он должен убраться отсюда сейчас же, иначе они доберутся до него и окончательно уничтожат.

7.6 Семья Леоновых

В первый раз его стошнило собственной кровью когда он проезжал мимо бензозаправки, возле которой останавливался этим утром. Сиденье и руль были испачканы черно-красной вязкой жижей. Это произошло так внезапно, что Алексей еле успел нажать на тормоз, прежде чем машина почти не въехала в антенную опору. Из глотки словно шел огонь; глаза слезились, лицо вспотело: крупные капли стекали вниз и смешивались с исторгнутой кровью. Он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел свое неимоверно красное лицо, расширенные зрачки и пот, много пота. Времени, как он предполагал, не оставалось совсем. Он нажал на газ, не обращая внимания на индикатор скорости и наличия бензина, который приблизился к отметке Empty (пусто).

Он постоянно отрывал руку от руля, вытирая лицо. Глаза не моргали, сосредоточившись на дороге впереди. Он надеялся, что не пропустит тропинку, ведущую вглубь леса, за которым его ждет жена и маленькая дочка. Он повторял вслух все, что хотел сказать Диане, если доберется, только самое важное и необходимое, а затем даст ей пистолет и попросит ее об услуге… Если она откажется, он сделает это сам, уйдет в глубь леса и пустит себе пулю в лоб.

В очередной раз протирая лицо тыльной стороной ладони от пота он с ужасом обнаружил на ней кровь. Вновь посмотрев в зеркало заднего вида, он увидел, как красная дорожка крови начала свой путь от левого глаза и шла к уголку рта. Он нервно протер ладонью свое лицо, хотя знал, что в этом нет никакого проку: кровь по-прежнему продолжала выступать из-под глазниц. Затем подступил тяжелый и сухой кашель, заставлявший постоянно подставлять кулак ко рту. До хижины оставалось чуть меньше часа, но солнце вот-вот опустится за горизонт и оставит его во мраке, и тогда он точно не увидит съезд в лес.

Ты успеешь, успеешь.

И он успел. Спустя час появился съезд, ведущий прямо к хижине его отца. Он крутанул руль влево и заехал в голый лес, листья которого еще не успели расцвести. Во истину этот лес прекрасен летом, особенно, когда они сюда приехали первый раз и особенно тогда, когда он, вместе с отцом, ездил сюда охотиться.

Еще немного, немного…

Сейчас это были голые стволы и ветви деревьев с кучей грязи вокруг. Несмотря на отсутствие какого-либо намека на живописность, Алексей понимал, что видит он все это последний день и в последний раз. Больше никогда ему не почувствовать запаха елей, не услышать щебетание птиц утром, не ощутить прохладного вечернего ветерка.

Из-за грязи добираться до хижины было еще труднее. Машину то и дело покачивало то влево, то вправо. Благодаря такому веселому «аттракциону» его тошнота усилилась, и его стошнило красной жижей еще пару раз. Он переставал ощущать руль в руках, сиденье под ягодицами, и в конце концов в глазах его начало мутнеть. Он почувствовал подступающий постепенно необъяснимый гнев, ярость и что-то дикое, словно бы он становился животным, которое ничего не хочет, кроме как убивать. Изо всех сил он боролся с этим подступающим, необъяснимым чувством, крепко сжимая зубы и стараясь равномерно дышать.

Вдруг машина заглохла и медленно остановилась в вязкой грязи. Алексей посмотрел в сторону приборной панели, где значок бензоколонки мигал красным. Он нажал на педаль газа в надежде, что мерцающий значок ему мерещится, но машина не сдвинулась ни на миллиметр, а двигатель не издал привычного кряхтения.

Все вокруг расплывалось, глаза постоянно приходилось вытирать, уж очень они чесались. Он вышел из машины, забыв закрыв за собой дверцу, и пошел вперед, покачиваясь как пьяница из стороны в сторону. Он то и дело падал в грязь, лежал несколько минут в ней с мыслью не предпринимать более никаких усилий, но перед глазами вставало ее лицо и лицо его дочери. Они заставляли его вставать и идти дальше.

Сумерки понемногу опускались, делая комки грязи под ногами еле заметными. Идти было тяжело, а думать о предстоящем «преображении» совсем невыносимо. Коричнево-желтые стволы деревьев окрасились в ярко-оранжево от света заходящего солнца. Вечерний ветерок вышел на свое предстоящее ночное дежурство и принялся легонько раскачивать ветви.

Алексей продолжал идти, то и дело приговаривая.

– Еще немного, немного…


Диана оторвала взгляд от окна, когда услышала настойчивый топот маленьких ножек позади себя. Саша, по всей видимости уставшая сидеть на диване без дела, хотела обратить на себя внимание.

– Сашка, давай спать, поздно уже, – сказала мама. Она подошла к малышке, взяла ее на руки и понесла в сторону дивана. Она уложила ее в кровать и нежно погладила по голове.

– Тебе нужно выспаться, чтобы завтра у тебя было больше энергии донимать меня с отцом. – При этих словах она улыбнулась уголком рта. – Ты обещаешь мне, что не встанешь больше с кровати?

Ярко-голубые глаза девочки внимательно смотрели на мать, словно одобряя ее просьбу.

– Я люблю тебя, солнышко, – сказала Диана и поцеловала дочку в лоб.

Она укутала ее как следует, позаботившись, чтобы ножки и ручки были под одеялом, и направилась в сторону двери.

– Спокойной ночи, – сказала Диана.

Комната погрузилась в полумрак, когда она вышла из комнаты и вновь отправилась к окну.

Она волновалась, и явным показателем этого были ее ногти на руках, постоянно находящиеся во рту. На улице уже было так темно, что лес впереди виднелся одной огромной черной кляксой на фоне темно-синего неба. Она то и дело напрягала слух в надежде услышать звук приближающейся машины; вглядывалась в тропинку, ведущую в лес, в надежде увидеть там два желтых огонька от фар, но ничего этого не было.

Из окна потянуло сквозняком, и Диане пришлось накинуть на себя запасную куртку мужа. Она была готова к любым новостям, что он принесет, к хорошим или плохим, лишь бы он вернулся обратно. Она почувствовала запах от его куртки, и волнение заиграло в ее сердце еще сильнее. Она зависима от него, зависима от его присутствия рядом как героиновая наркоманка.

Она даже и не заметила, как задремала, сидя в кресле возле окна, пока ее не разбудили громкие удары в дверь. Диана открыла глаза и вначале подумала, что это продолжение сна, который ей снился, пока не раздался еще один шквал ударов, на этот раз заставивший ее вскочить с кресла.

– Лёша? – спросила она.

Нет ответа. Слышны были булькающие вздохи и какое-то бормотание.

Она решилась открыть дверь…

…и увиденное заставило ее ужаснуться.

Алексей, чья борода, глаза и вся куртка были в свежей крови вперемешку с грязью, стоял перед ней на коленях и тупым взглядом смотрел прямо на нее. Он покачивался, напоминая маятник, и со стороны это выглядело, будто пьяный муж вернулся поздней ночью после хорошо проведенного вечера в компании с крепким алкоголем.

– Г-господи, – еле выдавила из себя Диана.

Алексей упал лицом к ее ногам. Он тяжело дышал и не сводил глаз с потолка.

Диана не обратила внимания на его бормотание, но вот кровь на его лицезаставила ее прийти в ужас. Она взяла его за руки и затащила внутрь дома, предварительно заперев дверь, после чего налила стакан воды, намочила тряпку, прихватила с собой пару антибиотиков – единственные таблетки, чтоб были в хижине – и вернулась к Алексею, мучающемуся на полу от неизвестной ей боли. Аккуратными движениями она вытирала смесь грязи, пота и крови с его лба, а потом одной рукой приподняла его голову на уровень своей вытянутой руки, в которой лежало две таблетки.

– Лёшенька, миленький, выпей слышишь?

Она вглядывалась в его глаза и надеялась, что они не превратятся в те самые, черные и бездонные, что она видела у соседки, которая чуть не убила ее полгода назад. Алексей лихорадочно кивнул ей в ответ и приоткрыл рот, в который она положила таблетки и вылила полстакана воды. Алексей закашлял, несколько розовых каплей вылетели из его рта вместе с кашлем.

Диана взяла его под руки, кое-как дотащила до дивана, аккуратно уложила его голову на подушку и принялась раздевать. Ей казалось, что его ранили и где-то там на теле она найдет глубокую рану и тогда пиши пропало… Медицинского училища она не заканчивала, а даже если бы и закончила, то помочь ему вряд ли чем-нибудь смогла: антибиотики и пары бинтов – это все, что было в доме. Раздев мужа полностью, она не обнаружила ничего, кроме небольшой ранки на левой руке. Она обработала ее спиртом и перебинтовала как смогла.

Скрипнула дверь, и из другой комнаты показалось личико Саши.

– Иди в постель! – крикнула Диана, перевязывая бинтами левую руку.

Девочка так и сделала, но не сразу. Дверь она закрывала медленно, надеясь увидеть, как можно больше, что же вообще происходит.

Диана увидела пистолет, выпавший из куртки на пол. Она взяла его и положила на тумбочку. В ее голове были подозрения на счет состояния мужа, поэтому пистолет она положила на расстоянии вытянутой руки, и в любой момент была готова схватить его.

Постепенно Алексей задышал все тише и тише, глаза его постепенно закрывались, и он…

Умер?

К глазам ее начали подступать слезы, но она тут же взяла себя в руки, пытаясь изгнать из головы все эти предположения. Ладонью она прикоснулась к его груди, а затем приложила туда ухо, и услышала отчетливое биение сердца и тихое дыхание.

Может, таблетки подействовали, и он попросту уснул? подумала Диана.

Алексей действительно спал, и выглядел так, словно бы испытал на себе в один день все муки человечества. Диана вытерла кровь и грязь с его тела, попутно гадая, что произошло с ее мужем.

Он точно не заражен, ведь, если бы это был вирус, он бы уже превратился в одного из них.


Утро.

Диана спустилась в подвал и нашла консервированные груши, которые очень любил Алексей. Осталось всего две банки, которые он берег для особых случаев. Она огляделась по сторонам, осматривая пару пустых полок, которые совсем недавно украшали стоящие друг на друге разнообразные припасы. Еда пропадала словно в предновогоднюю ночь, и ей пришла мысль снизить рацион еще сильнее. Как только Лёша очнется, она обязательно с ним это обсудит.

Диана прихватила с собой и пару бумажных полотенец, которых, хватило бы лет на десять. Огромная пачка размером со стол лежала в самом углу подвала, занимая большое пространство. Ей бы очень хотелось, чтобы вместо этой кучи ненужных полотенец лежала соизмеримая куча еды.

Она поднялась по ступеням, но дверь подвала закрывать не стала: вот-вот проснется Саша и попросит ее накормить. Сейчас Диана как никогда была благодарна судьбе за то, что ее дочь еще слишком маленькая для вопросов, которые посыпались бы из нее при виде отца, будь она чуть старше.

Диана придвинула стул к дивану на котором Алексей по-прежнему спал, тяжело дыша. Она провела ладонью по его волосам, мокрым от пота, и почувствовала, как горит его лоб. Она была в растерянности, не понимая, что ей предпринять, когда вокруг нет ничего, кроме проклятых бумажных полотенец и аспирина, которого осталось пару таблеток. Все, что ей оставалось, это сидеть рядом с ним, сжать его руку как можно крепче, и надеяться, нет, молить Бога, что он сжалился над ее мужем.

Она открыла банку с грушами, понюхала содержимое, посмотрела на мужа, веки которого дергались, а рот, порой, открывался, словно что-то бормоча во сне.

– Милый, – сказала Диана, придвинувшись к нему как можно ближе, – очнись, прошу тебя. Я принесла твои любимые груши. Давай их вместе съедим?

Она поднесла банку к его носу, надеясь, что хотя бы сладковатый запах фрукта заставит его открыть глаза.

– Вернись ко мне, прошу тебя, – говорила она чуть ли не шепотом. На ее глаза наворачивались слезы. Она отложила груши в сторону, а затем поцеловала его в лоб. Именно в этот момент Алексей открыл глаза и начал судорожно кашлять кровью, капли которой угодили Диане прямо на лицо. Ее горло вдруг защипало и его словно бы начали скрести изнутри. Она потянулась к своим губам и увидела на подушечках пальцев кровь своего мужа.

Диана и не подозревала, что крохотная капля угодила прямо в её рот.

Алексей очнулся, осмотрел все вокруг, словно бы видел интерьер хижины в первый раз, а затем посмотрел на жену прислонившуюся к противоположной стене.

– Дин? – сказал он, не отрывая взгляда от нее.

Диана упала на пол, скрючившись от неизвестной боли. Она стиснула зубы, и было слышно, как сквозь них со свистом выходит ее дыхание. Она закричала.

– Дина, что с тобой?!

Алексей подошел к ней, нежно взял ее за плечи и посмотрел в лицо, которое покраснело от слез.

– Тошнит, – с усилием сказала она, – горло горит, словно огонь внутри…

– Это все из-за ребенка, да? Схватки?

Но Алексей тут же понял, что он ошибся, ВОЗМОЖНО, ошибся, ведь у Дианы шел только седьмой месяц беременности, и до схваток еще далеко, разве что они преждевременные. Однако, посмотрев на отрицательные кивки своей жены, он понял, что это никак не связано с ребенком.

– Господи, как больно. – Глаза ее были прищурены, и она покачивалась так, словно бы была некой колдуньей, исполняющий загадочный ритуал, сидя на коленях. Она начала кричать так сильно, что испугала Алексея. Впервые он видел её в таком состоянии.

И именно тогда, когда из ее рта потекли первые капли крови, он понял, какой именно недуг охватил его жену.

– Нет, нет, нет, – лихорадочно проговорил Алексей. Он вспомнил, как сам меньше суток назад испытывал такую же ужасную, нестерпимую боль. – Диана борись, слышишь меня? Борись!

Поток крови извергся на деревянный пол, испачкав их колени. Она рыдала и кричала так громко, что все же разбудила Сашу, которая снова стояла возле приоткрытой двери и с любопытством смотрела на происходящее. Алексей это заметил, он подошел к ней и как можно нежнее сказал:

– Саша, милая, маме плохо, пока вернись в постель, я к тебе зайду, ладно?

Девочка послушно закивала головой и направилась в сторону кровати.

Закрыв дверь, Алексей снова вернулся к жене, вгляделся в ее лицо и на этот раз увидел, как капли крови вместе со слезами падали на ее грудь.

– Дианочка, милая. – Глаза Алексея засверкали от слез. Он взял ее за руки, пытаясь дать ей понять, что он рядом.

– Борись, – твердо сказал он. – Выгони это из себя, борись!

Он ничего больше не мог сделать. Диана упала на пол, и ее одолела судорога. Она блевала кровью, из ее горла слышались булькающие звуки, а все лицо покрыла кровь, вытекающая из глаз. Алексей стоял на коленях возле нее в растерянности, не зная, что предпринять. Чувство шока обездвижило его. Казалось, в этом мире ничего больше не осталось: только он и его жена, переносящая неимоверную боль. Но он надеялся, что она выкарабкается, надеялся до последнего, что ей удастся побороть в себе этот проклятый вирус, который он смог одолеть каким-то чудом.

Но как, черт возьми, он добрался до нее? Из-за меня?

Он успел понять причину за секунду до того, как Диана Леонова, его верная жена и самый дорогой ему человек, набросилась на него, оскалив свои зубы.

Ее руки взметнулись вверх, готовясь схватить мужа, но он успел среагировать и поймать ее тонкие кисти, крепко сжав их в ладонях. Зубы ее оскалились, сквозь них текла густая слюна и кровь. Вместо ее прекрасных голубых глаз теперь виднелись кроваво-красные глазницы. Алексей почувствовал, что его хрупкая жена стала в несколько раз сильнее, отчего удерживать ее с каждой секундой становилось все тяжелее и тяжелее. Из последних сил он налег на нее всем телом и принялся отодвигать от себя, пока она, вдруг, не упала. Алексей успел вовремя отпустить ее руку, прежде чем она кубарем скатилась по лестнице вниз, в открытый подвал. Однако даже после такого серьезного падения – после которого нормальный человек с большой вероятностью сломал бы себе шею – она и не думала останавливаться. Минуло несколько секунд, после которых она встала на четвереньки и неуклюже, покачиваясь, принялась подниматься по лестнице.

– Диан, хватит!

Но она словно бы и не слышала его слов, по-прежнему продолжая карабкаться по лестнице, издавая странные звуки, похожие на крики десятков человек одновременно.

Алексей схватился за край квадратного люка, захлопнул его, задвинул засов, и в эту же секунду раздались удары по ту сторону и яростные всхлипы вперемешку со звоном металлической защелки. Алексею показалось, что еще чуть-чуть – и защелка, и без того старая, отлетит от двери. Он передвинул одну из тумбочек, стоящих неподалеку, прямо на дверцу подвала. Звуки ударов не прекращались.

Не отрывая взгляда от дверцы, он попятился назад и рухнул на диван. В голове все перемешалось, и было только одно желание – исчезнуть, провалиться, умереть. Осознание того, что его жена теперь одна из «них», одна из тех, что стали причиной гибели этого мира за столько короткий срок, никак не укладывалось в его голове.

Этого не может быть, не может быть, нет, нет, только не Дина, нет…

На глаза начали наворачиваться слезы от понимания того, какой кошмар только что произошел. Понадобилось всего пару минут, чтобы разрушить самое любимое, что у него есть, и не только разрушить, а еще и предательски изуродовать это.

Это я виноват, я виноват.

Алексей не услышал, как дверь соседней комнаты открылась, и оттуда вышла маленькая девочка. Она медленно, с интересом, подошла к отцу, чей взгляд был прикован к подвалу, где звенела защелка. Саша подошла к отцу, обняла его за ногу и наконец обратила на себя его внимание.

Алексей смотрел на нее, затем на подвал. Он тут же отпрянул от дочери, словно бы боясь, что она обожжется, прикоснувшись к нему. Он прижался к стене возле камина, прикрыл рот ладонью и с горечью в глазах смотрел на свою маленькую дочь, с любопытство осматривающего своего отца. Затем на ее лице появилась улыбка, должно быть, она приняла действия отца за какую-то игру, что они практиковали неоднократно, когда она научилась ходить. Она вытянула руки, чтобы подбежать к отцу, но Алексей крикнул так, что она остановилась на месте, как солдат по приказу.

– Не подходи, слышишь? Не прикасайся ко мне!

Громкий голос испугал девочку, и ее улыбающееся личико тотчас же изменилась на грустное, по которому постепенно полились слезы. Саша сделала еще один шаг вперед, к отцу, но тот еще раз настоятельно, но чуть менее громко, сказал ей.

– Не подходи.

Алексей понимал, как это выглядело со стороны, и ненавидел себя так сильно, как никогда в жизни. Его дочь, любимая дочь, стоит в метре от него и плачет, потому что он кричит на нее, чего не делал еще никогда.

Зачем ты это сделал? Зачем ты отправился в этот проклятый город, и зачем ты ВООБЩЕ ВЕРНУЛСЯ СЮДА, ЗНАЯ, ЧТО ТЕБЯ УКУСИЛИ?

Хотелось убить себя, пустить себе пулю в лоб, как он это задумал еще вчера вечером, когда его укусил тот мальчонка. Но тогда он еще не мог себе это позволить, зная, что его дочь и жена живы, что у них есть хотя бы шанс на дальнейшее существование, пускай и призрачный, но шанс.

Маленькая девочка одиноко стояла прямо напротив отца. Глаза ее сверкали, губы дрожали, а пальцы левой руки держали в кулаке большой палец правой руки. На секунду Алексей представил, как вирус добирается и до этого маленького создания. Все, что для этого потребуется, это укус или…

…моя кровь.

Вдруг он осознал – именно так заразилась Диана. Это как заболеть гриппом: очень просто и незаметно для себя. Именно в таких ситуациях люди соблюдают правила осторожности при совместном проживании с больным, они пьют из отдельных стаканов, едят из отдельной посуды, стараются не контактировать с больным.

Если соблюдать все эти правила…

Алексей медленно подошел к своей дочери, присел на корточки и посмотрел в ее большие голубые глаза.

Мамины глаза…

Он положил ладони на ее крохотные плечи и затем прижал к себе как можно сильнее. Девочка засмеялась из-за щекочущей отцовской бороды. Удивительные создания эти дети, из горя в радость они переходят за считанные секунды.

Новая волна ударов прокатилась по дверце подвала, на этот раз более громких и звучных. Саша испугалась и прижалась к отцу сильнее.

– Пойдем. – Он взял ее за ручку и захватил открытую банку консервированных груш.

Он вывел Сашу на крыльцо и принялся кормить с ложечки, заранее отмечая про себя, что эту ложку он не использует. Взгляд упал на нарисованные груши, а потом и на окно, из которого виднелся стул. Вся еда, что была у них, находится там, вместе с его женой, и, если он не хочет заморить свою маленькую дочку голодом, нужно как можно скорее решить проблему с женой.

Худшее было еще впереди…

7.7 Семья Леоновых

Алексей отвел Сашу во двор и посадил на стул.

– Если ты не сдвинешься с места, то я принесу кушать, хорошо?

Саша закивала, ее маленькие косички болтались из стороны в сторону, лицо по-прежнему было радостным, словно бы она воспринимала происходящее как игру. Алексей зацепился за эту идею, сказав малышке, что они с мамой играли в прятки и мама спряталась так тщательно, что он до сих пор не может ее найти.

Когда нибудь настанет время, когда он расскажет ей как все было на самом деле.

Он зашел в дом, закрыл за собой дверь и посмотрел в окно, из которого виднелись две заплетенные косички, болтающиеся из стороны в сторону. Был уже вечер, и Диана перестала стучать в дверь несколько часов назад, словно бы она поняла что от ее ударов нет никакого прока. Алексею пришла мысль о том, что каким то чудом вирус ушел из нее, и она лежит в холодном подвале, совсем одна, в кромешной тьме…

Алексей взялся за тумбочку, стоящую на подвальном люке и сдвинул ее с громким грохотом, который наверняка бы разбудил Диану, если, конечно, «они» могли спать. Но из подвала не издалось и звука. Алексей опустился на колени и прислонил к полу ухо – тишина.

– Диан, – сказал он, вплотную прислонив губы к деревянной дверце. – Ты слышишь меня?

Ответа не последовало.

Еще одно предположение пришло в голову Алексея: быть может, она притаилась и ждет, когда он спустится к ней, застанет его врасплох и…

– Но ведь «они» не отличаются каким то интеллектом, верно? – подумал Алексей. – Вряд ли ей теперь известно, что такое засада или ловушка.

– Дорогая, я спускаюсь к тебе, – сказал Алексей, взяв с тумбочки пистолет.

Дрожащими пальцами он отодвинул засов, а затем потянул дверь на себя.Он держал пистолет наготове.В кромешной тьме подвала послышались тихие всхлипывания…

– Диан?Очередное всхлипывание и низкий звук, похожий на рык и плач одновременно. Алексей аккуратно поставил ногу на ступень, по-прежнему держа пистолет наготове. Он преодолел первую половину лестницы и начал нащупывать выключатель: думалось что на его поиски ушла вечность. Как только свет осветил подвал ярко-белым светом, Алексей словно врос в пол, а пистолет упал на на разбросанные по полу порванные бумажные полотенца.

В дальнем конце подвала, прижавшись к стенке сидела Диана. Вокруг нее лежало с десяток бумажных полотенец, измазанных в крови. Ее руки были раскинуты в стороны, изо рта текли струйки крови. Она тяжело дышала и выглядела так, словно скоро испустит последний вздох и умрет.

Между ее ног, в груде бумажных полотенец, что-то зашевелилось…

– Милая, – выдавил он из себя. Диана, тяжело вздыхая и всхлипывая, немедленно среагировала на звук и бросила на него звериный взгляд. Она потянула левую руку вперед и полотенца, лежавшие возле ее ног, обнажило крохотное, красное тельце. Новорожденный вытягивал крохотные ручки вперед, и махал ими напоминая кошку скребущую обои.Алексей прислонил руку ко рту, отказываясь верить своим глазам. Он протер лицо, надеясь, что это всего лишь галлюцинация…

…но маленький младенец, лица которого он не мог разглядеть, по-прежнему был там, прямо возле его жены.Диана с трудом встала на четвереньки, упала на живот и упорно поползла в сторону мужа, с открытым ртом и брызжущей оттуда кровью.

Алексей подобрал с пола пистолет, взял двумя руками и прицелился. Руку словно бы охватила болезнь Паркинсона, губы сжались, и он почувствовал соленый вкус собственных слез на уголках рта.

– Не надо, прошу тебя, – полушепотом произнес Алексей.

Но она ползла, не замечая ни пистолета, ни просьбы мужа. В ее озлобленных глазах без сомнений читалось одно – желание убить.

– Дин…

Она подобралась ближе и уже почти дотронулась до его ноги, как вдруг раздался оглушительный выстрел, отдавшийся в ушах невыносимым звоном. Алексей скрючился и упал, сжимая собственную голову в руках. Он посмотрел на Диану, которая лежала лицом вниз с по-прежнему открытыми глазами в луже собственной крови. Его губы затряслись, руки все с той же неодолимой дрожью потянулись в сторону жены и прикоснулись к ее рыжим волосам. Алексей всхлипывал, его глаза покраснели и распухли. Рыдая, он упал в ее волосы, в которых еще частично уловил тот самый сладкий запах…

…ее запах.

Стиснув зубы, он плакал над телом своей жены. В мыслях словно снимки в фотоальбоме, пролетала вся их жизнь…Странное «рычание» новорожденного, лежавшего среди бумажных полотенец, отвлекло от тела Дианы, и он на четвереньках приблизился к крохотному окровавленному комочку, пуповина которого тянулась прямо к телу матери. Ребенок лежал боком, лица его по прежнему не было видно. Алексей аккуратно дотронулся до животика малыша и перевернул его. Маленькие глазки, из которых текла кровь, смотрели на него со злобой, несвойственной новорожденному ребенку. Руки младенца тянулись к нему с теми же намерениями, что и его матери. Ребенок не плакал, как это делают дети в таком возрасте, он вообще не был похож ни на одного новорожденного, что видел Алексей. Маленькое существо оскалило беззубый рот и злостно рычало…

– Дениска… – шепнул отец, – сынок.

Алексей коснулся пальцем маленького животика, но крохотные ручки тут же схватили его палец и потянули ко рту.

– Врьььу…врррииияу…врррр… – издавал звуки малыш.

Эмоции Алексея был истощен: у него не было больше сил плакать даже при виде сына, о котором он так мечтал все эти годы и которого наконец получил, только немного «другим». Он в растерянности смотрел на барахтающегося малыша и пришел к мысли, что смерть в сравнении с сегодняшним днем – это великое благо.

Через несколько минут в подвале раздался еще один выстрел.


В подвале он нашел вместительные мешки для мусора. В один из них он засунул жену и новорожденного сына. На случай, если пакет прохудится, он воспользовался еще одним. Чтобы не напугать случайно Сашку, беззаботно сидящую на стуле и покачивающую свисающими ножками, он решил все сделать как можно тише.

Тяжелее всего было поднять мешок по крутой лестнице. Как только Алексей оказался наверху с черным большим мусорным пакетом на плечах, он тяжело вздохнул и вытер лоб тыльной стороной руки. Он думал только о том, что сделает в следующий час, независимо от того, хватит у него сил или нет. Он сделает это прямо сейчас, ни минутой позже.

Он вытащил из кармана банку с маринованными персиками, открыл ее и вывалил содержимое на тарелку, после чего взялся за конец пакета, придвинул его к двери, и позвал дочь к себе.

Девочка подбежала к отцу и обняла его за ногу. Алексей погладил ее по косичкам, которые еще утром заплела ей Диана. При этой мысли пальцы его задрожали, словно он дотрагивался до чего-то хрупкого, чего-то такого, что разрушится от одного прикосновения. Он опустился на корточки и посмотрел дочери в глаза.

– Проголодалась, да? Там ужин на столе, сбегай покушай, а я буду за домом, папе надо сделать еще одно дело.

Саша сразу же запротестовала, но отец поспешил успокоить ее.

– Ну что ты, что ты, я буду прямо за домом и сразу же приду к тебе, обещаю.

Но Саша не переставала. Личико ее постепенно покраснело, и она крепче сжала куртку отца.

– Понимаешь, твоя мама… спряталась, – начал Алексей, – мы с ней играем в прятки, и она спряталась так хорошо, что я весь дом обыскал и не смог ее найти. Наверное, она спряталась где-то за домом, и я попробую ее поискать. Может, ты поможешь мне и попробуешь ее еще раз поискать в доме? Ты же знаешь своего папу, я мог и не заметить ее, но от твоего зоркого взгляда она никуда не денется. Так что, поможешь мне найти маму в доме?

Саша закивала головой, при слове «прятки» ее лицо начало постепенно приобретать свойственный ей хулиганский вид.

– Хорошо, тогда я буду искать ее за домом, а ты в доме, но только правила такие: пока я не приду к тебе, из дома не выходи. Покушай, и затем ищи маму. И да, в подвале не ищи ее, я там уже все обыскал…


Когда Саша вбежала в дом и начала искать маму по всей комнате, она даже не обратила внимание на увесистый мусорный пакет слева от двери. Воспользовавшись отвлеченным вниманием дочери, Алексей вытащил мешок из дома и отнес на задний двор, где положил на землю. Черный мешок отсвечивал красными оттенками заходящего солнца и тихо шуршал под вечерним ветром.

Он копал без остановки и отдыха. Капли пота текли с него ручьем, руки тряслись и дыхание было тяжелым, а каждый удар лопаты по земле становился слабее и слабее, но он поклялся себе что не прервется ни на минуту, пока дело не будет сделано. Наконец, когда солнце уже зашло и показывало верхушку последние минуты в этот день, Алексей открыл мусорный мешок и посмотрел на бледное лицо Дианы. Он поцеловал ее лоб и попытался представить словно бы последних дней не было вовсе, словно она умерла не от вируса, а от чего-нибудь другого, от чего угодно, только не от этой проклятой болезни!

Он посмотрел на нее последний раз, закрыл мешок и положил в яму. Когда солнечные лучи скрылись, и на смену им пришел бледный свет луны, Алексей воткнул лопату в свежий грунт и размышлял о том, что он скажет своей полуторагодовалой дочери.

Часть II. Перемены

«Вы называли меня богом – я хмурился. Вы обвенчали меня с сатаной – я смеялся. Попробуйте назвать меня человеком… И я, может быть, поверю.»© Тилль Линдеманн


2031 год.

Конец ноября.

– Мне так жаль. – Адам положил ладонь на плечо Саши, пытаясь ее утешить . – Этот рассказ, он… у меня нет слов.

По вечерам Адам и Саша любили сидеть возле родника, слушая журчание воды. Они обсуждали все, что только первым приходило в голову, а иногда сидели и наслаждались безмолвием. Но сегодня Саша рассказала Адаму все то, что пару дней назад рассказал ей папа, все до последней детали. Адам слушал ее, не говоря ни слова, не задавая ни единого вопроса, потому что был сильно поглощен ее рассказом. Он словно влез в шкуру Алексея Леонова, ее отца, испытавшего все те ужасы заражения.

Саша холодной ладонью дотронулась до его теплой руки и стиснула ее.

– А что было потом? – поинтересовался Адам.

– Отцу становилось хуже, когда он заканчивал рассказ. Он успел только рассказать, как через три года нам пришлось покинуть хижину, забрать с собой крохотные остатки провизии, а спустя годы мы встретили твоего отца. Это заражение, оно у него в крови, понимаешь? Он точно не уверен, есть ли оно еще внутри него, или давно исчезло, но он по-прежнему остерегается.

Саша глубоко вздохнула и продолжила:

– Странно, я практически ничего не помню из того дня, но вот слова, сказанные папой в тот день я помню до сих пор. «Твоя мама ушла и больше никогда не вернется», сказал он тогда.

Саша прижалась к плечу Адама и принялась тихо плакать и всхлипывать. Адам нежно гладил ее по руке.

– Уверен, что она была очень красивой, – сказал Адам. – И что она любит тебя по-прежнему.

– Пообещай, что никому не расскажешь про болезнь папы. Если люди узнают…

– Ни за что, – Адам поспешил утешить ее. – Я же твой лучший друг, а лучшие друзья держат секреты своих лучших друзей.

Саша медленно отпрянула от плеча Адама и посмотрела в его темно-карие глаза. Отчего то возникло желание утонуть в них, раствориться. Она знала уже давно, что Адам был в нее влюблен и что сейчас его любящей взгляд был искренен. Медленно она стала приближаться к нему, прикрыв глаза. Адам не растерялся, поймал момент и тоже начал медленно наклоняться к ней, но вдруг…

– Адам! – раздался знакомый голос.Оба они разом повернули головы и увидели Петра Васильевича, чье красное, вспотевшее лицо отчетливо виднелось в оранжевом свете солнца.

– О, Сашка, и ты тут… – заметив девочку добавил Пётр, а затем вновь обратился к Адаму. – Твой папка, он просил позвать тебя.

– Что-то случилось? – Голос Адама был встревожен.

– Нет, пока что. Ты нужен отцу, давай поживее. А ты Саш… – Петр посмотрел на девочку, – …возвращайся к отцу, ему, вроде, лучше.

Втроем они побежали в сторону деревни.

8. Адам Гордон

Толпа жителей гневно вскидывала кулаки в сторону его дома и кричала: «Где наша обещанная еда? Мы голодны, наши дети голодные!» – и все в таком духе. Петр Васильевич взял Адама за плечо и повел к задней стороны хижины, ко второму входу.

– Но ведь три дня еще не прошло! – возмутился Адам. – У отца в запасе еще один день, чтобы решить эту проблему.

– Да не решит он ее, сынок, разве ты не понимаешь? Где ему найти сотни килограммов мяса за эти вшивые три дня?

– Папа найдет выход, ведь так? Он всегда находил выход.

Они остановились возле двери. Петр постучал условным знаком: три быстрых стука и один сильный удар.

– Он уже его нашел и уже рассказал его тогда, на собрании, – сказал Пётр, – но этих болванов подстрекает Гончарова, пользуясь их главной слабостью – голодом. У твоего отца еще осталось в запасе около двухсот килограммов оленины и свинины, но, если они заберут ее сейчас и сожрут всю за один присест, – зиму деревне не пережить.

Дверь открылась, и Адам увидел свою мать Юлию.

– Где ты был, я переживала за тебя! Быстро в дом.

– Я просто…

– Быстро!

Адам зашел в дом.

– Спасибо, что разыскал его, Петь.

– Нет проблем, Юль. Витьке скажи, что я попробую угомонить толпу, прежде чем он выйдет к ним.

Юлия кивнула.

– Береги себя.

Главный охотник закрыл дверь и направился на крыльцо, где несмолкаемый шум и гам нарушил привычную для деревни в это время суток тишину.


Виктор стоял возле стола, облокотившись на него обеими ладонями. Адам успел заметить, как морщинки на лбу отца собрались вместе, а глаза были полузакрыты. Пришлось позвать его по имени несколько раз, прежде чем тот обратил на него внимание.

– Сынок, где ты был?

– Гулял с Сашей, мы всегда гуляем с ней по вечерам, пап, ты же знаешь.

– Да, да, точно

Он отмахнулся. Дураку было понятно, что Виктор Гордон был взволнован, и не находил себе места, ходя взад-вперед и периодически поглаживая бороду.

Возникла тишина, которая Адаму показалась какой-то неловкой и неуместной для событий, происходящих за стеной. Тишину нарушила Юлия.

– Петя пошел успокаивать толпу, Вить…

Виктор только кивнул головой, а затем, словно одержимый, метнулся к кровати, сел возле нее на колени и вытянул руку. В ладони он держал маленький револьвер с коротким дулом. Адам видел оружие впервые и не имел понятия, что это вообще такое.

Виктор подошел к Юлии и силой всучил револьвер в ее руку.

– Я не буду ничего скрывать от вас, – на последнем слово он посмотрел на обоих членов семьи, – и скажу честно – видит Господь Бог, я не имею представления, как сегодня закончится этот день. Полчаса назад я как и всегда молился: за вас; за тех людей, собравшихся снаружи; за остатки добра в этом мире. Я не знаю, услышал ли Господь хоть одно слово из моей молитвы, но я верю и надеюсь, что сегодняшний день не окажется для нас последним.

Юля ахнула.

– Что ты такое говоришь? Они не посмеют причинить тебе вред!.

– Я не собираюсь рассказывать вам обоим утешительных сказок, Юль! – голос его стал громче, и Адам впервые за долгое время услышал, как его постоянно спокойный отец кричит. – Эти люди за стеной хотят невозможного. Будь у меня даже месяц в запасе, я бы и малости не сделал того, чего они хотят. Если я выйду к ним на крыльцо и скажу, что у меня в подвале лежат только двести килограмм мяса плюс несколько десятков консервов и овощей на всю зиму и тридцать два человека, не включая детей, они могут отреагировать совершенно непредсказуемо. Ты знаешь, на что способны люди, Юль. На что способны голодные люди.

– Но ведь твое предложение делить еду поровну и…

– Им плевать, милая, плевать. Когда человек голоден, он думает только о том, чтобы набить как можно скорее свой желудок. О последствиях думать они начнут уже после, когда еды не останется. И что будет? Каннибализм? Нет, я не собираюсь этого допустить.

Виктор отошел обратно к столу, снова положил на него ладони и уставился в стену. Крики становились все громче и громче, и среди них отчетливо выделялся голос Петра Васильевича, просивший «закрыть рты».

Юля стояла в растерянности, крохотный револьвер в ее руке казался невыносимо тяжелым.

– Я надеюсь, ты еще помнишь, как им пользоваться? – спросил Виктор, не отводя взгляда от стены.

Она молчала, слова застряли у нее в горле.

– Юля?

– Да, я помню.

– Через минуту я выйду к ним, попытаюсь еще раз вразумить их, а вы – сидите здесь. Если помимо меня или Пети кто-то войдет сюда и направится в сторону погреба, бегите через черный ход со всех ног, вам понятно?

Тишина.

– Я спрашиваю, вам понятно?!

– Да, – одновременно и тихо произнесли мать и сын.

Он отошел от стола и поглядел на них так, словно бы видела в последний раз. Затем подошел, и крепко обнял обоих.

– Пап, дай пойти с тобой… – сказал Адам.

Виктор положил руку на плечо сына.

– Ты уже взрослый, такой взрослый. – Обратился он к сыну. – Я бы взял тебя, но это мое бремя, и ты нужен маме.

Виктор достал из-за пояса нож и вручил его Адаму. Мальчик аккуратно взял его, осматривая блестящее лезвие.

– Да поможет нам Бог.

9. Саша Леонова

Войдя в хижину, Саша увидела, как отец с трудом пытается встать с кровати. Поспешив на помощь, она подхватила его за плечи и помогла поднять на ноги.

– Саш, чего там происходит? Что за крики?

– Жители, они собрались у дома Гордонов и…

– …требуют еды? – закончил Алексей.

Она кивнула.

– Понятно. Подай-ка мне мою флягу. Пить хочется.

Девочка взяла ту самую флягу, предназначение которой стало для нее наконец понятным за все эти минувшие годы.

– Почему ты не рассказал мне всего этого раньше? – спросила Саша, заставив отца перестать пить.

Алексей дотронулся до ее щеки, нежно погладил.

– Мне тошно было скрывать это от тебя, правда. Я каждый день хотел тебя посадить рядом и наконец рассказать все то, что накопилось за эти годы, но предпочел ждать.Я должен был рассказать тебе в нужный момент, пойми…

– Нет, дело не в ожидании. – Саша улыбнулась, – Всего то нужно было, чтобы тебя покусал волк.

Отец подхватил ее улыбку.

– Нам нужно пойти к толпе, – сказал Алексей.

– Не надо, Денис Валерьевич сказал соблюдать постельный режим…

– Надоело лежать. Я должен быть там и, если что-то начнется, – вмешаться.

– Вмешаться? Ты встать без помощи не можешь.

– Сашка, дядя Витя нам очень когда помог, и не знаю как другие, но я благодарен ему за это и хочу вступиться за него не зависимо от того, в каком я состоянии.

Саша поджала губы. Волнение за папу вдруг накатило на, словно снежная лавина.

– Ладно, – шепотом произнесла она.

– Но прежде, чем мы пойдем, залезь, пожалуйста, в шкаф и с нижней полки возьми черный пакет.

Из шкафа она достала черный пакет, содержимое которого для нее было загадкой.

– А что там внутри? – спросила она.

– Если все пройдет хорошо – не узнаешь, ну а если же плохо, то мне придется пустить эту вещь в ход. Ладно, пойдем.


Саша с отцом устроилась возле крыльца дома, держась как можно дальше от толпы. Люди кричали, сжатые кулаки взмывали вверх, и казалось, что перед домом Виктора Гордона собралось не тридцать человек, а сотня.

Стоя возле хижины, Петр Васильевич пытался угомонить возмущенную толпу, повышая голос с после каждого слова.

– Закройте рты, закройте, я вам говорю! Он скоро выйдет! Выйдет!

Саша всегда видела в Петре Васильевиче храброго и сильного мужчину, несмотря на преклонный возраст. Но сейчас она подметила, как его рука постоянно тянется к поясу, где висел нож. Он был напуган. Происходящее пугало и саму Сашу, он крепче сжала единственную ладонь отца.

– Не могу поверить, что все это происходит, – сказала Саша, не отрывая взгляда от толпы.

– Они заложники сложившийся ситуации, – сказал Алексей. – Голод помутил их рассудок, и теперь они пойдут на все, лишь бы они и их дети были сытыми. – Алексей обратил внимание дочери на себя,слегка дернув ее за руку.

– Запомни, Сашк. – Он посмотрел ей в глаза, – нет человека на свете хуже, чем тот что голоден.

Дверь хижины Виктора открылась, и из нее вышел ее хозяин: высокий брюнет с сутулыми плечами. Его голубые глаза пробежались по сошедшей с ума толпе.

– Где обещанная еда!? Мы хотим есть! – раздался голос.

Раздался одобрительный гвалт, под который под пристально-зловещим взглядом Петра Васильевича поднялась Елизавета Гончарова. За руку женщина держала своего маленького сына лет трех от роду. Испуганными глазами мальчик смотрел на толпу, держа во рту указательный палец.

– Этот человек, – начала свою речь Елизавета, – не ранее как позавчера пообещали решить проблему с пищей. И, думается мне, проблема это так и осталось не решенной.

Мальчишка у ее ног вдруг расплакался. Она взяла его на руки и указала на Виктора.

– Смотри, сынок, смотрите все, – начала она. – Этот человек, называющий себя здесь главным, самый обыкновенный лжец. Он дал всем нам слово, что решит проблему, но вместо этого стоит здесь и…

– Я еще ничего не сказал, Лиза, а вы уже меня преждевременно обвиняете во лжи, – перебил ее Виктор. – Подаете плохой пример своему сыну.

Женщина в ответ натужно улыбнулась, словно давая понять, что эти слова для нее ничего не значат.

– Не вам учить меня воспитывать моего сына… – сказала она.

– И не вам учить меня делать то, что я делаю вот уже несколько лет. А теперь будьте добры сойти с МОЕГО крыльца.

Лиза подчинилась не сразу. Она с ненавистью в глазах посмотрела на Виктора и, не промолвив ни слова, вместе с сыном сошла вниз ко всем остальным.

– Спасибо, – бросил ей вслед Виктор.

Как только Лиза оказалась внизу, в первом ряду толпы, Виктор откашлялся и принялся говорить.

– Я никогда не врал вам, никогда ничего не утаивал и сейчас врать не стану. Того мяса, что сейчас лежит у меня, а точнее – его жалких остатков, будет недостаточно, чтобы вы на протяжении всей зимы ходили с сытыми желудками. Чтобы выжить, мы обязаны использовать эти остатки с умом прежде чем растает снег.

– А затем что, Следовать твоему безумному плану?! – раздался крик в толпе.

– Да! – подхватила Гончарова. – Искать новое место? И это все, что ты придумал Виктор? Бежать, вместо того, чтобы бороться с проблемой?

Она повернулась лицом к гражданам.

– Знаете, что думаю я? Те остатки мяса, которыми он собирается «кормить» нас эту зиму, уже давно разделены на две части: пятьдесят процентов нам, а другие пятьдесят – своей семье и немногим дружкам, как вот этот, например.

Она указала на Петра Васильевича тонким пальцем, заставив его уже не в первый раз презрительно на нее посмотреть. Было заметно, что Пётр Васильевич сдерживается из последних сил, чтобы не встать и не всыпать ей как следует. Саша предположила, что Виктор, скорее всего, провел с ним разъяснительную беседу касательно его вспыльчивых сцен с прошлого сбора жителей.

– Я бы никогда такого не сделал! – закричал Виктор так, что его голос громким эхом разнесся среди людей.

– Никаких доказательств этому нет, – подхватила Лиза.

– Но и нет никаких доказательств того, что он крал мясо! – заступился Пётр за Виктора, сделав шаг вперед в сторону Лизы и, скорее всего, нарушив оговоренное правило молчать.

– Уверены? – самодовольная улыбка появилась на лице Лизы. – Димочка, подойди сюда.

Толпа начала разделяться в стороны, давай пройти маленькому мальчику, лет восьми. Он вышел из гущи людей и встал рядом с Лизой.

Лиза присела на корточки, погладила его по светлым волосам и ласковым голосом спросила.

– Димочка, ты можешь повторить сейчас то, что говорил несколько часов назад?

Мальчик, стесняясь опустил голову, оглядывая землю под ногами. Внимание окружающих было обращено на светловолосого мальчишку, сыну Миши Калягина. еще одного из жителей деревни. Его отец и Мать, стоят в стороне, внимательно наблюдали за своим отроком, кивая головой.

– Ну же, Дим, скажи мне, – настаивала Лиза. – Ты же хочешь кушать, так?

Мальчик покивал головой.

– Ты обязательно покушаешь, как только расскажешь мне еще раз, то, что рассказывал сегодня утром.

Мальчик покивал головой еще раз, и не поднимая головы, сказал:

– Он говорил про какую-то долю. Про пятьдесят про… про… про…

– Процентов, да? – закончила Лиза.

Мальчик кивнул.

– И еще говорил, что эти пятьдесят пойдут нам, а эти жителям.

Петр Васильевич словно бы врос в деревянное крыльцо. Он смотрел на мальчика с таким ужасом, словно тот намеревался его убить.

Как только Дима закончил, по толпе хлынула противоречивая волна негодования.

– Что за бред! – послышался голос Феди, – мальчишка явно врет!

– Мой сын не будет врать! – крикнул в защиту сына его отец, Михаил. – Я ему верю!

– Чушь! – Пётр сделал шаг вперед и посмотрел на Мишу. – Я никогда не занимался никакой дележкой! В жизни куска лишнего не утаскивал к себе.

– Кончай гнать, Пётр Васильевич, – выступил вперед один из молодых охотников выступил вперед. – Ты всегда утаскивал в дом все мяса якобы для "дележки" на всех жителей. Кусок-другой прихватил бы…

– Что?! Ах ты щенок…

– Да, ты всегда говорил про какое-то деление. После каждой охоты всегда уносил часть добычи неизвестно куда, а нам оставлял другую, чтобы мы распределяли ее жителям.

Петр покраснел от злости.

– Эта часть мяса была про запас, болван! Та самая часть, которая сейчас предназначена всем вам на зиму!Лицо охотника побледнело, и он не сказал больше ни слова. Лиза Гончарова не желала заканчивать.

– Тем не менее мальчик сказал нам то, что слышал. А пренебрегать его словами нельзя ни в коем случае. Гордон вместе со своим дружком что-то скрывают от нас, и они должны сознаться нам здесь и сейчас, не утаивая ни малейшего факта. иначе… – Лиза выдохнула, намеренно сделав паузу. – Вас ожидают печальные последствия.

Виктор немедля ни секунды и не задумываясь, тут же дал ответ.

– Вы что, угрожаете? – Виктор не сводил взгляда с Лизы.

– Скорее предупреждаю Вас, Виктор. Поверьте, я меньше всего хочу насилия.

Виктор не мог поверить своим ушам. Он ожидал плохих последствий, но подобного.

– Я не лжец! Я сказал вам всю правду, и мне нечего добавить.

– Ложь! – тут же парировала Лиза. – Ты лжец, который хранит у себя НАШЕ мясо. Мы хотим есть, наши дети хотят есть!

– Лжец! – подхватила ее слова толпа.

– Мальчик все сказал, он слышал все ваши разговорчики. Возомнили себя богом, а Гордон? Но Бог он один, и он говорит, чтобы мы немедленно взяли то, что принадлежит нам.

– Да! – вновь подхватила толпа.

– Вперед! – крикнула Лиза.

Но тут произошло внезапное.

– Стоп!

Раздался громкий хлопок. Люди инстинктивно закричали и пригнулись, сын Лизы заплакал, прислонив ладошки к ушам. После небольшого замешательства, все повернули головы в сторону Алексея Леонова, стоящего с вытянутой вверх рукой, в которой был зажат пистолет; из дула вилась тонкая, еле заметная, струйка дыма. Саша, стоявшая рядом с отцом, убрала руки от ушей и посмотрела на пистолет – неведомую прежде штуку.

– Остановите это безумие! – сказал Алексей, опустив пистолет.

Хромая, он пошел в сторону крыльца, где стоял Виктор. Обошел Лизу Гончарову, словно не замечая ее и встал возле своего друга.

– Посмотрите на себя, все вы! – провел он быстро уцелевшей рукой по толпе. – Посмотрите на себя со стороны, как я видел вас сейчас. Чем вы лучше животных в данный момент? Вы готовы растерзать человека, подарившего вам все то, что вы имеете сейчас? – Алексей указал на многочисленные домики в округе. – Все то, что им было сотворено и творится до сих пор все эти годы, само собой НЕ БЕЗ ВАШЕГО участия? Я вас прекрасно понимаю, всех вас, меня тоже терзает голод каждый день, и я уже не набиваю себе брюхо так, как делал это десятки лет назад, но вы, кажется, забыли, в какое время мы теперь живем? Забыли, что произошло много лет назад? Людей по всему миру осталось так мало, а вы готовы убивать друг друга, чтобы и вовсе стереть с лица земли свой вид?

Алексей откашлялся, а затем продолжил.

– Этот человек, – он указал на Виктора. – Он спас мне жизнь, когда я со своей дочерью был на волосок от смерти. Он спас меня, дал мне кров и накормил… – далее Алексей принялся кричать, – …а прежде, чем он сделал это, я был голоден в сто раз сильнее, чем все вы вместе взятые, ВСЕ! Этот человек дал мне надежду на новую жизнь, дал ее всем нам, а вы обвиняете его во лжи? Вам должно быть стыдно, всем вам. Сама мысль ворваться в его дом и уничтожить за пару дней все запасы – абсурдна! Вы погибнете!

Алексей буквально на секунду поглядел на Лизу, прежде чем вернуть свой взгляд в сторону толпы.

– Подумайте сто раз, чего вы лишитесь, прежде чем сделаете то, что сделать намереваетесь. Но если вы решитесь на этот безумный поступок, я буду защищать Витю Гордона до последнего. – Алексей еще раз вытащил пистолет, продемонстрировав его толпе.

Послышался шепот, в толпе переговаривались. Лиза не сводила взгляда с Алексея, глядящего на свою дочь. Саша стояла, опираясь на столб. Она не могла поверить своим ушам.

Интересно, слышал ли Адам?

Внезапно толпа начала расходится, и каждый, не сказав ни слова, пошел в свой дом. Удивленный Виктор смотрел на людей и не мог поверить своим глазам.

– Куда вы? – крикнула Лиза. – Вы что, забыли зачем здесь собрались? Эй!

Но ее никто не слушал, предпочитая как можно скорее покинуть площадь возле крыльца и добраться до своих постелей.

Лиза посмотрела на Алексея и сказала.

– Ты совершил большую ошибку, Леонов.

На этих словах онавзяла своего сына за руку и ушла прочь, прямиком в свою хибару.

Сам Алексей не мог поверить в происходящее. Ему казалось, что подобное происходило только в фильмах, которые он видел последний раз так давно. Однако он не подавал виду и смиренно стоял на месте, разглядывая людей. Виктор сделал несколько шагов в сторону Алексея и смотрел на него не моргая.

– Леш, я… Я не знаю, как благодарить тебя.

– Тебе не нужно благодарить. – он повернулся в сторону Виктора, – Каждое мое слово было искренним. Ты спас мне с дочерью жизнь, подарил кров и пищу с водой, больше мне ничего не надо.

Саша подошла к отцу, взяв его за руку. Она поздоровалась с Виктором, но тот лишь слегка кивнул в ответ.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Алексей. – Док велел мне соблюдать постельный режим. Еще свидимся. Передавай Юльке привет.

– Передам.

– Пойдем, Сашк.

Хоть Алексей Леонов и был с виду спокоен, внутри у него будто тысячи мелких невидимых существ устроили радостный пир. В груди приятно жгло и щипало от счастья, и не без утайки его охватила гордость. Но это чувство продлилось только до вечера, когда жечь уже начало не в груди, а в культе, там, где всего несколько дней назад была его целая рука. Именно в этот вечер он осознал, насколько сильна его потеря.

10. Адам Гордон

Адам сидел за столом. Позади него Петр Васильевич, по привычке поглаживающий свою бороду, размышлял о чем-то.

Виктор, будучи уже на взводе после вечерних событий, нервно барабанил пальцами по столу, пока внутрь не зашла его жена.

– Он придет, – сказала Юлия и села за стол, не отрывая взгляда от мужа. Заметив его напряженность, она положила холодную ладонь на его руку. От прикосновение любимой женщины, он на мгновение выдавил из себя улыбку, словно давая понять жене, что все в порядке.

Адам встал с места и начал расхаживать из стороны в сторону, пытаясь скоротать ожидание. Он достал из кармана нож, что дал отец, и принялся жонглировать оружием одной рукой: выходило ловко, словно у циркача, выступающего перед публикой. Адам давно приноровился к такому трюку, еще когда при нем был его старый, с уродливой деревянной рукояткой нож.

– Адам, перестань, – велела сыну мать.

Юноша вернул нож обратно в карман, продолжая большим пальцем касаться холодного лезвия. Ему нравился ощущать холод металла, успокаивавший нервы.

Дверь хижины открылась, и внутрь зашел Алексей. Позади него стояла Саша. В глазах обоих виднелись остатки сна, сопровождающиеся зевотой.

Адам улыбнулся Саше – она улыбнулась в ответ, и вроде бы (по крайне мере так подумали оба подростка) никто из присутствующих этого не заметил.

– Лёш, я безумно прошу у тебя прощения, – начал Виктор. Он отодвинул стул, приглашая гостя сесть. – Я понимаю, Денис велел соблюдать постельный режим, но дело серьезное, а в вашей хибаре мало места для всех нас.

Виктор окинул взглядом свою жену Юлию, Петра Васильевича и Адама.

– Ничего страшного, – сказал Алексей. – Мне уже значительно лучше, чем на днях. Хотя бы ходить могу.

Он обернулся в сторону дочери, севшей рядом с Адамом.

– Ничего, что я Сашку привел?

– Разумеется, нет проблем, – ответил Виктор и сел напротив Алексея.

Виктор развернул карту размером во весь стол. Карта была помятая: углы загнуты, края местами оборваны, но в целом она выглядела прилично. По крайне мере разглядеть название мест было возможно.

– Принесли разведчики где-то год назад, – сказал Виктор, заметив любопытный взгляд сына и Саши. Он ткнул пальцем в зеленую местность.

– Вот здесь находимся мы, как раз вдоль реки неподалеку. А вот здесь…

Палец Виктора начал удаляться все дальше на юг, пока не коснулся синего кружочка с названием Брон.

–…то самое место, о котором я говорил. Самое что ни на есть подходящее, чтобы основать там еще одно поселение, Вторую Надежду…

Виктор ухмыльнулся.

– До этого места почти триста километров, около недели пути с учетом привала, по моим и Петром Васильевичем прикидкам. Разве…

Виктор вдруг замолчал, и перешел на чуть более возвышенный тон.

– Я не буду задерживать тебя, и просто скажу сразу то, что хотел. Я хочу, чтобы ты возглавил тот поселок у озера. Чтобы ты стал тамошним мэром.

Алексей молчал, Виктор, не дожидаясь ответа от Алексея, продолжил.

– Ты хороший человек, Лёш, я вижу это. Из тебя получится замечательный управленец. То что ты сделал сегодня, то как все они слушали тебя…

В интонации Виктора Алексей услышал нотки зависти, но отнюдь не черной.

– Ты преувеличиваешь, – начал спорить Алексей. – Мне просто повезло.

– Нет, не повезло.

Виктор встал с места и подошел к Саше. Он положил руку на ее плечо.

– Твоя дочь – пример того, какой ты человек и отец. Я уверен, ты станешь превосходным отцом и для будущих жителей «Второй Надежды». Знаешь, я бы направил туда Петьку, но с его характером…

– Я бы скорее поубивал всех, ага, – закончил за Виктора Пётр Васильевич и ухмыльнулся. – Нет во мне управленческой жилки. Я простой охотник.

Саша смотрела на отца, он на нее. Оба они уже давно научились понимать друг друга без слов, и сейчас Алексей понимал, чего хочет от него дочь.

– Я подумаю, Вить. Это сложное решение.

– Разумеется. Думай, сколько тебе нужно.

Алексей встал с места и пожал Виктору руку. Вместе с Сашей они направились к выходу.

– Пока, – шепотом сказала Саша Адаму.

– Пока, – ответил он.

Как только отец с дочерью покинули хижину, Юлия подошла к мужу.

– Думаешь, на него можно положиться?

Виктор кивнул головой.

– Да, без сомнений.

11. Виктор Гордон

Они явились на следующий день ранним утром.

Солнце едва успело показаться, как Алексея разбудил звук, который он не слышал много лет: звук работающего мотора. Вместе с этим он расслышал разговоры и смех. Люди переговаривались между собой, что-то громко обсуждая. Мотор вдруг утих, послышались удары о металл.

Алексей встал с постели и увидел, что его дочь уже стоит в дверях и наблюдает через щель за тем, что происходило снаружи. Он заметил ее настороженный взгляд и встал рядом с ней.

Чужаки сидели на трех стоящих в ряд грузовиках. Алексей заметил около десяти человек в одежде цвета хаки, вооруженных автоматами и пулеметами. Лица их были гладко выбриты, на ногах – блестящие, словно новенькие берцы. Чужаки с интересом осматривали деревню и прыскали смешками, словно увидели нечто смешное.

Жители Надежды открывали двери, наблюдая за незваными гостями так, словно те были пришельцами с другой планеты.

У Алексея заныло под ложечкой – он так хотел видеть людей в военной форме в те годы, когда Диана еще была жива. Он надеялся, что они спасут их тогда, и все вернется на круги своя…

Но эти ребята вызывали у него тревогу. У него было предчувствие, что здесь что-то не так.

– Папа, кто это? – тихо спросила Саша, боясь, что их услышат.

– Пока не знаю, надо Витю позвать.

Но звать его не пришлось. Саша заметила Виктора, идущего вдоль хижин на встречу одному из грузовиков. Чужаки, сидящие в кузовах, не спускали с него глаз, пока он не приблизился вплотную к капоту.

– Достаточно, – сказал худой мужчина, сидевший на крыше грузовика. Его ноги, обутые в черные берцы ребячески болтались над лобовым стеклом. На худом лице, помимо морщин виднелись следы шрамов. Подбородок украшала аккуратно подстриженная бородка темного цвета, с седым кончиком. Но самым примечательным во внешности этого довольно зрелого мужчины были черные как гематит глаза: пугающие и притягивающие.

– Кто вы? – спросил Виктор.

Незнакомец, не утруждая себя ответом, осматривал местность.

– Я спрашиваю – кто вы? – повторил Виктор.

Незнакомец спрыгнул с грузовика, оказавшись с Виктором лицом к лицу. Саша смогла лучше рассмотреть его: худой. сутулый, левую руку постоянно не вынимает из кармана потрепанной кожаной куртки.

– Мое имя Гордей, – обратился он ко всем поселенцам, не обращая внимание на стоящего рядом Виктора. – Несколько дней назад я увидел это место во сне.

Глаза-гематиты оглядели толпу ничего не понимающих жителей.

– Я увидел пустырь в лесу, – продолжил Гордей, – спрятанный от чужих глаз, окруженный стволами дуба и ясеня. Увидел я в этом лесу людей страждущих, голодных и отчаянных, людей которых ввели в замешательство…

Гордей оглянулся на Виктора и вонзился в него взглядом, а затем продолжил, возвысив свой тон:

– Я послал моих подчиненных туда, и они нашли это поселение. Как оказалось, Господь подарил мне вещий сон, не первый и не последний.

– Все, хватит.

Пётр вышел вперед и натянул держа свой лук под рукой.

– Довольно трепать языком, говори зачем пришел или проваливай к чертовой матери, – сказал Пётр.

– Петь, – вмешался Виктор, – уйди прочь.

– Вить, да он…

– Уйди! – настойчиво произнес Виктор.

Пётр, что-то бормоча себе под нос, ушел к своему крыльцу.

Виктор обернулся к незнакомцу.

– Я не хочу никаких проблем. Если вы пришли сюда за едой – сразу предупреждаю, у нас ее нет…

Гордей вдруг разразился смехом. Жители Надежды недоумевающе перешептывались друг с другом не понимая, как реагировать на слова и поведения странного чужака. Вооруженные бойцы же напротив – молча сидели, никак не реагируя на поведение своего командира, к которому, по всей видимости, уже привыкли.

Вдруг Гордей поднял руки к верху, и закричал.

– Воистину, Господь, все как ты и показывал мне в моем сне!

Виктор счел его сумасшедшим. Но разве пойдут все эти люди, стоящие позади него, за сумасшедшим? Тут что-то не так…

– Я повторюсь – что вам нужно?

– А что нужно было Моисею, когда он скитался сорок лет вместе с народом еврейским после исхода египетского? Что он хотел для своего народа, когда кончился хлеб у них?

Гордей подал знак одному из своих людей, сидящих за рулем грузовика. Водитель развернул грузовик кузовом к Гордею. Все молча наблюдали за происходящим, не произнося и звука.

Гордей дернул щеколду вверх и открыл дверцы.

– Узрите, дети мои манну небесную!

Все то что было внутри грузовика, заставило жителей Надежды ахнуть от восторга. Внутри было мясо, ОЧЕНЬ много мяса и сырой форели в перемешку с овощами. Настоящий рог изобилия.

– Все остальные грузовики забиты под завязку так же, как и этот, и они ваши, потому что на то Воля Божья. Господь дал мне знак, – Гордей вытянул палец вверх еще раз, – привел меня к вам и дал эти дары. Я – Его посланник, я – мессия, и я хочу от вас лишь одного – примите меня как близкого к Богу, как равного Сыну Божьему и ваши животы всегда будут сыты, кров всегда будет над головой, и вы не будете знать нужды ни в чем!

Громогласные одобрительные отклики жителей Надежды разнеслись по деревне подобно ветру, и те, кто еще пару минут назад про себя насмехался над нелепым поведением чужака, теперь ему скандировали: «Да!», «Да!». Кричал почти все, кроме Алексея, с подозрением рассматривающего чужака. Он понимал, что-то здесь не чисто. Это же понимал и Виктор.

– Стойте! – крикнул Виктор. – Подождите же! Не делайте поспешных выводов!

Все лица обернулись к нему, в том числе и сам Гордей. Виктор оглядел всех жителей, прежде чем взглянуть на чужака, предлагающего щедрые дары.

– Я так понимаю, ты здесь главный, – сказал Гордея направился в сторону Виктора. – И зовут тебя…?

– Виктор…

– Виктор, – не думая с ответом, начал Гордей, – Тебя что-то смущает?

– Да, смущает, к сожалению меня одного.

Виктор обратился ко всем жителем Надежды.

– Вы что, забыли, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке? Это все не просто так, очнитесь же! Этот человек явно что-то задумал!

– Я всего лишь выполняю свой христианский долг, – сказал Гордей, и вновь перешел на более высокий голос, – кормлю детей своих, голодных и изнемождённых! Господь выбрал меня мессией!

– Гордон, иди к чертовой матери! – крикнул Михаил Калягин. – Дай нам сделать выбор!

– Да, проваливай! Надоело! – раздался поддерживающий Михаила гвалт.

У Виктора опустились руки. Он чувствовал себя беспомощным, но продолжил настаивать на своем:

– Все это представление напоминает мне одни слова, четко прописанные в Библии, – Виктор повернулся к Гордею, чье лицо расплылось в довольной ухмылке. – «Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою.»

Лицо Гордея покраснело. Он стиснул зубы от подступающей злобы.

– Кем ты себя возомнил!? Знаешь ли ты, кому говоришь подобное? Посмотри на меня и на себя! Что имеют мои люди, и что имеют все твои? Господь дал мне все это, и Он наставляет меня!

– Он прав! – раздался до боли знакомый голос.

К грузовикам поспешила Лиза Гончарова, и остановилась возле Гордея. Она слегка ему поклонилась, а затем указала пальцем на Виктора.

– Он вор, грязный вор и мошенник! Он прячет у себя в погребе почти тонну мяса, и лишь малую часть отдает народу, пока другую пожирают его приспешники. Мы здесь голодаем, мой сын голодает, наши сыновья и дочери голодают, а вы все еще сомневаетесь в выборе между этими двумя людьми?

Пётр Васильевич, должно быть уже всеми фибрами своей души ненавидевший этот голос, инстинктивно сжал кулаки. Саше оставалось только гадать, какие мысли сейчас у близкого друга Виктора в голове.

– Вот как, – почти мелодично произнес Гордей. – Неужели настолько хороша твоя забота о всех этих людях, что они стоя за твоей спиной обвиняют тебя в таком преступлении?

– Она все лжет, эта тварь давно…

– Петь… – Взмахнул Виктор рукой. – Я просил тебя…

– Мы ведь вчера так и не посмотрели, что у него в подвале, а? – вдруг раздался голос Михаил, презренно смотрящего на Виктора. – Решили доверится, ага. Хватит! Я прямо сейчас хочу знать, именно сейчас и не минутой позже, что лежит в твоем подвале, Гордон!

Михаила поддержали одобрительные выкрики, и тут Саша почувствовала, что надвигается, что-то ужасное и неотвратимое. Она крепче сжала руку отца, но тот, должно быть, даже этого и не почувствовал, полностью поглотивший в уличный разговор.

Гордей вознес руки к небу и закрыл глаза, в движениях его чувствовалась какая-то театральность, словно бы он играл роль в спектакле. Люди, увидевшие его движения замолкли и затихли.

– Тихо, тихо, – еле слышно проговорил Гордей. – Не нужно этого шума, этой… возни. – Последнее слово Гордей сказал с особым отвращением на лице. Он открыл глаза, опустил руки и посмотрел на Виктора сверху вниз.

– Если ты и впрямь говоришь, что не обманываешь свой народ – докажи, – начал Гордей. Покажи им остатки запасов, попробуй переубедить их в обратном. Я не думаю, что сделать это составит больших трудов.

Виктор оглядел вокруг стоящих жителей, потом взглянул на Петра Васильевича, который еле заметно кивнул.

– Хорошо, – сказал он, а затем повторил, но в разы громче, – Если вы так хотите увидеть все это – я покажу.

Виктор пошел в сторону своего дома, где на крыльце его ждали сын и жена. Юлия явно волновалась, прикусывая нижнюю губу, но в глазах читалось и спокойствие. Она знала, что ее муж – святой и набожный человек ни за что не обманет людей, ради которых он был готов умереть. Адам смотрел на отца с видом защитника, чья правая рука уже нащупала рукоятку ножа в кармане. Виктору хватило момента, чтобы понять о содержимом кармане сына.

– Это не понадобится, – сказал он сыну. Виктор был спокоен и уверен.

Адам кивнул, и вытащил руку из кармана. Без какого-либо приглашения, жители поочередно входили в хижину, словно не обращая внимание на ее хозяина, стоявшего прямо у них перед носом.

– Оставайся здесь с мамой, – сказал Виктор и протиснулся в собственный дом сам, где уже скопилось почти две дюжины человек во главе с Лизой Гончаровой, стоявшей в центре комнаты. Петр Васильевич с Виктором зашли последними.

– Ну и, – издевательски произнесла Лиза. – Открывай погреб.

Виктор посмотрел на нее, лицо его было спокойным, а голос мягким.

– За что ты так со мной, Лиз? – произнес он.

На секунду на лице Лизы Гончаровой словно бы появилось некое сожаление вперемешку с отчаянием, но это было такое мимолетное мгновение, заметить который смог не каждый, однако Виктор смог.

– Сейчас не время, Витя, – сказал Михаил. – Открывай погреб, и покончим с этим.

– Так сойди с него, и я его открою.

Михаил сошел со шкуры оленя, служившего в доме ковром. Все расступились, и Виктор нагнулся, чтобы сдвинуть шкуру.

Черные прорези дверцы подвала сразу бросились в глаза, очерчивая небольшой квадрат. Небольшие дырки для захвата дверцы заменили ручку. Виктор засунул указательный и безымянный пальцы в дырки деревянной дверцы, словно в шар для боулинга и потянул их вверх. Дверь подвала со скрипом отворилась, обдав окружающих прохладой. Виктор начал спускаться вниз, а за ним Лиза, Михаил и остальные несколько десятков человек.

– Не советую сюда спускаться всей толпой, места тут очень мало, к тому же очень темно, – сказал Виктор.

Преодолев последнюю лестницу он принялся нащупывать спички и свечи, стоявшие на подвесной полке. Лиза выругалась, протирая свои рваные джинсы от грязи.

– Ну что там, как зажечь свет?

Послышалось чирканье спичек, и на пару мгновений темнота подвала освещалась слабым светом, недостаточным для того, чтобы разглядеть хоть что-то. Наконец, спустя две спички Виктору удалось зажечь несколько свечей и одну из них взять в руки.

– Как я вам говорил ранее, тут лежит около двухсот килограмм высушенного мяса, добытого нами за последние два месяца. Вот здесь…

Виктор поднес свечу к месту, где еще вчера лежало несколько сотен тонких полосок нарезанного мяса, несколько банок консервированного мяса и фруктов. Но сейчас ему предстала совершенно иная картина.

Если бы не желтоватое свечение от огня, его лицо можно было бы спокойно принять за лицо покойника – белое и бледное. На месте тех жалких кусочков, оставленных им на зиму, горкой лежало вяленое и сушеного мясо, покрытого огромным брезентом.

Не прошло и пары секунд, как Виктор почувствовал удар по затылку. Голова закружилась, свеча упала из рук, и он рухнул прямо на впереди лежащее мясо.

Он не успел даже ощутить боль, прежде чем его взор окутала тьма.

12. Виктор Гордон

Виктор почувствовал невыносимую, пульсирующую боль в затылке, когда очнулся. Перед ним маячили расплывчатые, разноцветные фигуры. Невыносимое гудение в ушах постепенно утихало и превращалось в хаотичные слова, перемешавшиеся в его голове.

Он попытался встать. Бросилась в глаза испачканная в грязи ладонь, на безымянном пальце которого сверкнуло, золотое обручальное кольцо. Он так к этому привык, что не замечал в повседневной жизни, но сейчас в голове словно бы открылся портал в прошлое, в момент. когда они впервые с Юлей обменялись кольцами.

Мысли прервал внезапный поток боли в рёбрах, заставивший его перевернуться на бок и сжаться в позе эмбриона. Правая сторона лица была испачкана в грязи, во рту ощущался привкус меди и слюны.

– Тварь! – смог наконец Виктор расслышать слово, и вновь ощутил резкую боль, но на этот раз в правой ноге.Жители деревни сомкнули старосту Надежды в кольцо, выкрикивая проклятия и ругательства. Некоторые предпочитали бить беспомощное тело ногами, без жалости вкладывая в удар ноги или руки большую силу.

– Обманщик! Вор!

– Мы доверяли тебе!

– Будь ты проклят, скотина! Сволочь такая!

Порции ударов учащались, вопли начали напоминать рычание животных. Избиение кончилось только тогда, когда раздался грохот.

Выстрел заставил Сашу дернуться, и на мгновение зажмурить глаза.

– Папа!Алексей застыл на месте, держа в руках револьвер. Саше подумала, что отец выстрелил из окна, чтобы разогнать толпу, но отсутствие струйки дыма, говорило об обратном. Ее папу кто-то опередил…

– Кто стрелял? – Саша инстинктивно прижалась к стене.

Алексей ничего не ответил, и открыл дверь, держа пистолет наготове. Саша схватила его за рукав, и хотела сказать «стой», но этого не понадобилось. Алексей встал возле входа и наблюдал как толпа расступается перед Петром Васильевичем, держащим на весу пистолет в правой руке, из дула которого, как раз, и шла струйка дыма. Прямо за ним с красным от слез глаз шла Юлия, и Адам.

– Отошли от него, быстро! – сказал Пётр. – Перестреляю мразей, богом клянусь!Саша заметила Гордея, молча сидевшего на крыше грузовика словно на троне и молча наблюдавшим за происходящим, как зритель спектакля. Люди Гордея были наготове: ружья и автоматы были нацелены в сторону толпы.Адам подошел к отцу, у мальчика навернулись слезы от увиденного: борода Виктора испачкана в грязи, слюне и крови; правый глаз не открывался полностью, изрта шли вязкие сгустки крови.

– Адам… – тихо произнес Виктор.

Рядом с Адамом появилась Юлия, чье лицо уже было все красным от слез. Она держала пластиковую бутылку воды и тряпку.

– Я не утаивал… ничего не врал – так же тихо произнес Виктор.

– Грязный обманщик! – вскрикнула Лиза, стоявшая прямо напротив Петра Васильевича, который по-прежнему держал револьвер наготове, – Он обманул нас всех, он вор!

Петр Васильевич нацелился на нее и нажал на спусковой крючок. Раздался еще один выстрел, заставивший все шарахнуться, а Лизу Гончарову вскрикнуть от боли и схватиться за свою правую ногу, из которой начала хлестать кровь. Пуля угодила прямо в коленную чашечку, заставив многих окружающих зажмуриться, но только не Петра Васильевича.

– Закрой свою пасть, поганая сука, – сказал Петр. – Если бы не твой маленький сын, клянусь я бы выстрелил тебе прямо в башку.

Лиза кричала от боли, покачиваясь из стороны в сторону и рыдая. Все на что ей хватило сил так это крикнуть «ты за это ответишь, ответишь!». Несколько людей взяли ее под руки и уволокли в ее хижину Давида, который стоял все это время у двери и наблюдал за всем хаосом, что происходил. Болезненные крики Лизы постепенно смолкли.

Послышались одиночные, ленивые аплодисменты. Гордей слез с крыши грузовика, отряхнул свой кожаный плащ и улыбнулся. Петр смотрел на него с ненавистью в глазах, но не смел подниматься револьвера в его сторону, зная, что за этим может последовать.

Раздался кашель Виктора. Он выплюнул сгустки крови изо рта на влажную землю, а затем попытался опереться на одно колено. Адам без слов понял, что его отец собирается встать, и помог ему это сделать, придерживая за правое плечо. Виктор стиснул зубы, зашипел, но смог перетерпеть боль и встать в полный рост. Он взялся за ладонь сына, аккуратно отпрянул его от себя, давая знать, что сам справится. Юлия стояла позади и продолжала тихо плакать, поглядывая на затылок мужа, где кровь смешалась с черными волосами.

– Вор, – сказал кто-то из толпы.

Виктор осмотрел людей, которые сомкнули его в кольцо. Тех самых людей, которых он знал каждого по имени, тех самых людей, которых он спас, предлагая им начать все с начала.

– Я не вор, – тихо произнес он, потому что иначе не мог, – и вы все это прекрасно знаете. Вы знаете меня уже слишком долго, слишком долго…

Люди в толпе вдруг словно призадумались. Это заметил Гордей.

– Тогда как же объяснить все то мясо, что лежит у тебя сейчас в подвале? – сказал он. – Каждый спустился в подвал и каждый убедился в твоей лжи. Как ты объяснишь свое предательство по отношению к своим же людям?

– Мне не известно, откуда это мясо. Я понятие не имею, как оно там оказалось. Все что было у нас это…

– Довольно! – крикнул Гордей.

– Но это правда! – крикнул Адам, и вступил вперед. – Мой отец никогда бы не сделал такого подлого поступка. – Адам обернулся и начал осматривать всех жителей, глаза его дрожали и готовы были вот-вот наполниться ручьем слез. – Каждый вечер он только и говорил о всех вас, обсуждал как улучшить вашу жизнь. Я ненавидел его за эти разговоры, потому что они были постоянно, и постоянно! А вы…

– А мы лишь признаем факты, – сказал Гордей. – Мясо там есть, а это значит, что он обманул всех.

Гордей вытащил пистолет из-за пазухи, и никто даже не успел ничего понять, когда раздался выстрел и Петр Васильевич, даже не успевший поднять револьвер, рухнул на землю с кровавым следом на боку.

– Нет! НЕТ! – крикнул Виктор и попытался было побежать в сторону тела старого друга, который еще дышал, но Гордей его остановил.

– Стоять!

Виктор так и сделал, как и Адам, который бросился вслед за отцом.


Как только Петр упал на землю, Алексей дернулся вперед, но Саша его остановила, всеми силами держа за куртку.

– Папа, не надо! – сказала она. – Они убьют тебя, слышишь? Убьют!

– Саша я должен…

– Папа, прошу, не надо. Ради меня. Я не хочу тебя потерять!

Алексей кивнул дочери и обнял ее. Действительно, лезть сейчас туда это равносильно самоубийству, особенно после того как тот тип на грузовике пристрелил Петра Васильевича.

– Все равно, надо что-то делать.


Виктор не отрывал взгляда от Петра Васильевича, держащегося за рану в пояснице.

– Помогите же ему! – крикнул Виктор, обращаясь к жителям деревни. Но никто не сдвинулся с места.

– В Библии сказано, – начал Гордей, размахивая пистолетом как дирижерской палочкой, – что каждый вор имеет право на покаяние. И поэтому я, от лица всех твоих людей, спрашиваю тебя, Виктор Гордон. Готов ли ты покаяться перед этими людьми, и служить им до конца своей жизни, чтобы искупить свой тяжкий грех? Готов ли ты, называющий себя истинным служителем Бога и исполнить волю посланника Господа нашего?

Виктор стоял, не отрывая взгляда от Петра. Он повернул голову в сторону Гордея, стоявшего в чистой, кожаной куртке. Его черная борода с белой полоской седины покачивалась от ветра.

– Ну? Что ты ответишь?

Виктор посмотрел на жену, затем на сына и на всех жителей, продолжавших с презрением смотреть на него. Юлия бросилась вперед, крепко вцепившись в куртку мужа.

– Витенька, скажи что он хочет, слышишь? Они убьют тебя!

По щекам Юлии начали литься слезы. Он прикоснулся ладонью к щеке жены, нежно провел пальцем по ее скулам.

– Подумай о нас с Адамом.

Виктор посмотрел на сына, который стоял с заплаканным лицом возле еле дышащего тела Петра Васильевича.

Он повернулся к Гордею, и сказал:

– Да, я готов… – язык словно онемел, произносить это было невыносимым, – что я должен делать?

На лице Гордея образовалась довольная ухмылка.

– Такова твоя воля, – сказал Гордей, после чего вновь залез на крышу грузовика и начал обращаться к жителям.

– Как господь дал плоть народу своему, так и ты ее отдашь. Возомнил себя Богом, Виктор Гордон? Тогда испытай на себе его боль…

Гордей повернулся в сторону жителей Надежды.

– Хотите получить всю эту пищу? Хотите, чтобы вы и ваши дети были сытыми? Тогда докажите мне свою преданность – убейте его! Я посчитаю это за клятву в служении мне.

Никто не сдвинулся с места, и на мгновение зависла тишина. Адам загородил отца своим телом, Юлия крепко мужа за руку.

– Не смейте подходить к нему, – сказала Юлия толпе.

Федор, плотник деревни, вышел вперед.

– Вы что, с ума сошли? – сказал он и подошел к Виктору чуть ближе. – Забыли о чем вчера говорил Лёша Леонов?Федор оглядел толпу пытаясь найти хоть один симпатизирующий взгляд, но таковых не нашлось.

– Очнитесь наконец! Вы и знать не знаете кто этот тип! – Федор указал на Гордея, – а уже готовы ему в ноги кланяться за подачку! Где ваша гордость? Где самоуважение? Вы возьмете и просто так убьете человека за жратву? Очнитесь!

Федор развел руками и осмотрел окружающую его толпу. Гордей наблюдал за происходящим с наслаждением. Тишина в толпе была до тех пор, пока вперед не вышел Михаил Королев. Он подошел к Федору и похлопал его по спине.

– Посмотрите, ребят. Вот он человек, который не побоялся сказать нам правду в лицо. Он не трус, в отличии от нас, но знаешь что Федь…

Нож из-за пояса Михаил выхватил так же быстро, как и вонзил его в живот Федору, который даже не успел понять, что произошло. Гордей ухмыльнулся.

–… лучше я буду сытым и живым трусом, чем голодным но с правдой.Михаил рывком вытащил нож из живота Федора и тот упал на сырую землю. Кровь плотника Надежды смешалась с грязью и лужами, пока хватался за последние минуты жизни.

Виктор опустил взгляд, его последняя надежда на спасение окончательно испарилась.Вся толпа смотрела на Михаила. Без сожаления он вытирал кровь с лезвия о свою штанину, а потом посмотрел на окружающих.

– Чего вы стоите? – сказал он. – Хотите сдохнуть с голода этой зимой? Хватайте Гордона! И любого того, кто не согласен со словами этого святого человека. – Михаил указал лезвием ножа в сторону Гордея и слегка поклонился. Гордей улыбнулся в ответ.

– Вообщем то да, господа, – начал Гордей. – Те, кто попытаются защищать этого человека еще раз, ждет участь того вот, кто корчится сейчас в грязи как свинья. Поэтому, у вас нет выбора!

Толпа посмотрела на Гордея, а затем начала медленно смыкать кольцо.

– Нет! – крикнули Юля и Адам разом, но их словно и не слышали. Ее схватили за плечо, и силой отбросили от мужа. Она упала на землю, встала и вновь пыталась пробраться к Виктору, но толпа не давала ей пройти. Руки Адама схватили двое мужчин, и принялись волочь его, словно заключенного, в сторону матери.

– Остановитесь! – кричала Юлия, – Что вы творите, остановитесь же!Ее лицо покрылось слезами, оно стало красным от истерики. Юля колотила по спинам, словно в двери, но все было без толку. Адама, наблюдавшего за отчаянными попытками матери, озарило. Он залез в карман, чтобы достать револьвер отца, который тот ему дал, но вспомнил как Пётр Васильевич пять минут назад взял его у него. Теперь Пётр, вместе с этим самым револьвером лежал под ногами жителей, словно мешок с мусором. Он не подавал никаких признаков жизни.

– Остановитесь! – услышал Виктор голос жены, который звучал, казалось, далеко-далеко отсюда. В груди все сжалось, органы словно бы сомкнулись в один ком. Он попытался сопротивляться, отталкивая от себя руки с ножами, но сил не было, к тому же их было так много, почти сотня пар рук, каждая с намерением вонзить лезвие в тело.Виктор почувствовал острую боль в правом плече, и увидел, как лезвие ножа по рукоять вошло в его плоть.Гордей принялся громко цитировать Библию.

– Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его…Виктор увидел Родиона Самсонова, вонзающего нож из раза в раз в его живот. Еще молодой, каких-то только двадцать пять лет. Виктор помнил, как разведчики притащили его исхудалого, находящегося на волосок от гибели. Он лично приютил его у себя, пока плотник строил ему маленькую хижину.

–…глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы…А вот и Дима Суворов, который вытаскивает лезвие из его плеча, а потом, с ненавистью в глазах смотрит на тело Виктора. И Диму он помнит, которого приютили около пяти лет назад, когда тот был ранен от укусов местных волков. Денис тогда быстро поставил его на ноги.

–…ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями!Он помнил их всех, каждого. Помнил и знал, их имена и как они впервые оказались здесь, как впервые он пожал руку каждого из них.

Мысли затуманились, в глазах начало темнеть и дышать становилось все тяжелее и тяжелее. На его теле не было живого места, темная куртка была измазана и запачкана кровью, из десяток ран сочилась кровь, как из дуршлага. Среди лиц всех этих людей он разглядел кусочек неба, синего, совсем безоблачного.

Глаза Виктора Гордона оставались открытыми, когда он издал последний вздох в своей жизни.

13. Алексей Леонов

Она пыталась удержать отца изо всех сил. Саша понимала, что если отец попытается выстрелить в незнакомца, то его громилы убьют их здесь обоих, особенно после слов Гордея. К тому же с такого расстояния пуля вполне могла не попасть в цель.

– Папа, не делай этого! Они прикончат нас!

Алексей опустил пистолет, который еще мгновение назад был нацелен на цитирующего Библию Гордея. Саша взяла пистолет из рук отца, словно нечто хрупкое, и положила на столик.

– Какое-то безумие, безумие! —

Алексей не сводил глаз с жестокой картиной расправы, что происходила за окном. По выступившим жилкам на его шее, сжатым кулакам и злобному взгляду было понятно, что он хотел выйти туда и поубивать всех этих людей. Но в его пистолете было всего три пули…

– Что нам делать? – по щекам Саши бежали слезы, а перед глазами до сих пор стояла картина минутной давности. Толпа людей, тех самых людей, с которыми она ходила бок о бок все эти года, превратились в зверей, марионеток.Алексей стоял не шевелясь, смотря на толпу окружающую Виктора. Страшно было представить, что сейчас происходит в центре этого кольца.

– Папа!

Саша стукнула отца в плечо, что наконец вывело его из ступора.

– Я… я не знаю. Ублюдки.Алексей со всей силой ударил о деревянную стену, оставив на костяшках красные следы. Он посмотрел в окно, где толпа начала растягиваться, делая круг шире. Гордей слегка приподнялся, чтобы увидеть результат своих деяний. Алексей был готов поклясться, что хоть и издали, но увидел ухмылку на лице этого человека. Гордей подал знак одному из своих людей, что-то сказал и те направились в сторону леса, где находился водяной источник.

– Здесь нельзя оставаться, – сказал Алексей, не отрывая взгляда от окна. – После того, как я вчера заступился за Виктора, мне это обязательно припомнят.

Саша не смогла выдавить из себя и слова. В голове сразу же появилось куча вопросов: "Как?". "А наши вещи?" и, в конце-концов "Куда бежать?!".

– Бежать отсюда как можно быстрее, – добавил Алексей, как только увидел выходящего из хижины Дениса человека с автоматом. Тот направлялся быстрым шагом в сторону своего босса, не отрывая взгляда от хижины Леоновых. Толпа уже тем временем рассосалась, и словно стая голодных волков накинулись на кузова с мясным продовольствием, и только благодаря этому случаю он увидел тело Виктора, к которому медленно, и словно бы опасливо, держа руку у лица подходила его жена – Юля. Было понятно, что она пытается скрыть горькие слезы, и своей ладонью словно бы не давала выйти необузданной истерике, которая стремилась покинуть ее с каждым приближением к окровавленному телу мужа. Саша увидела Адама, сидящего на коленях, лицо мальчика было белое как снег, а глаза не моргали. Ей немедленно захотелось подбежать к нему, обнять и сделать хоть что-то, а не стоять здесь и не пялиться как дура.

– А как же Адам? И тетя Юля?

– Я не знаю, чем мы можем им помочь, Саша.

– Но ведь их могут убить!

– Могут! – крикнул Алексей, и положил руку Саше на плечо. Она никогда не видела отца настолько серьезным, каким он был сейчас. – Но если мы пойдем туда и нас могут убить, а я не хочу этого, понятно?Саша кивнула, хоть и с неохотой.

– А теперь быстро собери в рюкзак самое необходимое, и бежим, через задний ход.

– Я поняла.

Саша посмотрела на Адама, застывшего словно монах во время медитации. Ей вдруг стало наплевать на просьбу отца, и она решила во что бы то ни стало позвать друга к ним и предложить бежать отсюда как можно дальше. Перво наперво она тихо открыла дверь, стараясь это делать как можно тише, чтобы не услышал отец. Она взяла в руки камень, лежавший под ногами, приоткрыла дверь но тут же ее закрыла, заметив приближение одного из людей Гордея, идущего к их хижине. Это был здоровый, крепкий мужчина с короткими рыжими волосами, казавшийся Саше каким-то огромным гигантом.

– Пап, сюда идут! Папа!

Алексей надел на плечи рюкзак, взял пистолет в руки и начал пятится в сторону запасного входа.

– Открывай дверь, – сказал Алексей.

Саша так и сделала, но стоило ей отодвинуть щеколду, как передняя дверь тут же отворилась, и внутрь хижины, держа ружье на прицеле зашел тот самый здоровяк. Именно тогда Саша подумала, какой же было глупостью открывать дверь чтобы привлечь Адама тем самым потеряв драгоценную для них секунду. Мысль испарилась из головы, когда она увидела как ее отец и этот самый здоровяк молча опустили оружия.

– Алексей Иванович? – сказал здоровяк.

Алексей замер на месте, и словно бы язык проглотил.

– Фаррум? – вопросом на вопрос отозвался Алексей.

И действительно, перед ним стоял его некогда бывший студент, который даже перед катастрофой умудрился насолить в самом конце занятия. Да что уж там, он ему и жизнь спас, хоть толком и не успел поблагодарить, поскольку тот сразу же умчался по направлении к выходу.

– Да, это я. Глазам не верится, вы живы? Ёшкин крот… – Стас заметил отсутствующую правую руку у Алексея, и не сводил с нее глаз несколько секунд.

Все в том же окне Алексей, за спиной у Стаса увидел еще двоих парней, идущих в сторону хижины.

– Та дамочка которой ногу пристрелили, сказала, что вы заодно с тем типом, – Стас указал в сторону мертвого Виктора. – Мне приказано вас…

– Но ты этого делать не будешь, – продолжил за него Алексей. – И дашь мне и моей дочке уйти отсюда, прямо сейчас.

– Алексей Иванович, не забывайте, мы уже в расчете.

– Ну тогда я буду снова у тебя в долгу.

Алексей снова взглянул в окно, где те двое были почти у их порога.

– Дай нам уйти, – настаивал Алексей.

Стас поглядел на Сашу, и открыл было рот, чтобы что-то спросить, однако воздержался. Он посмотрел на учителя, на этот раз с серьезным взглядом.

– Когда я сюда пришел, вас уже не было, – сказал Стас. – У вас есть несколько минут форы, прежде чем за вами устроят погоню, но, если вы убежите достаточно далеко, они вряд ли продолжат преследование.

– Я понял.

Стас кивнул в ответ.

Алексей и Саша тут же выбежал из хижины, но Алексей еще на секунду задержался у порога, взглянув на Стаса, который за эти двенадцать лет почти не изменился, разве что обзавелся густой рыжей бородой на лице. Стаса всегда легко можно было узнать благодаря внушительным габаритам и яркими, голубыми глазами.

– Не убивайте его сына и жену. Сделай все что хочешь, Стас, но не допусти этого, прошу тебя.Кивком в сторону окна Алексей дал знать, о ком идет речь. Стас оглянулся в сторону Адама, который подошел к матери и крепко ее обнял.

– У Гордея свои планы на них, он их не убьет. А вот вас с дочерью, Алексей Иванович, запросто, поэтому не советую терять времени и бежать отсюда по добру поздорову, пока я не передумал.

Алексей выбежал вслед за своей дочерью, которая уже скрылась среди осеннего леса.

14. Саша Леонова

Как бы сейчас пригодились листья, которые смогли бы спрятать нас, думала Саша, на секунду посмотрев вверх, где голые стволы деревьев словно вены расползались в разные стороны на фоне голубого неба.

Тревожные мысли до сих пор не выходили из головы, да что уж там, она вообще не могла поверить в произошедшие события этого утра. Еще вчера все было иначе, и у нее внутри теплилась надежда на положительный исход для дяди Вити, и что жители Надежды опомнятся.

Неужели люди способны на такое, после всего что сделал для них дядя Витя? Конечно, когда ты голодный, в тебя словно демон вселился, и вокруг начинает все бесить. Но разве можно так?

– Пригнись! – крикнул отец, и навалился на Сашу, повалив ее на землю.

Раздался громкий хлопок.

Вот уже который раз за эти дни… подумала Саша.

Выстрелы прогремели еще раз пять, прежде чем послышался чей то крики.

– Где они?! Видишь их?

– Да не вижу ни хера!

Искоса Саша посмотрела на преследователей: трое, вооружены невиданным ей никогда оружием. Они приближались к ним медленно и настороженно, напоминая охотников подкрадывающихся к добыче.

Алексей вскочил на ноги, здоровой рукой схватил дочь за плечо и надавил вниз.

– Беги пригнувшись на счет три, – приказал Алексей, – эти ребята настроены серьезно. Готова?

Саша кивнула, крепко взявшись за руку отца. Она всегда брала его за рукав куртки, когда их жизни угрожала опасность.

– На счет три. Один…

Мне страшно, папочка, мне страшно…

– Два…

Я не хочу, не хочу…

Он не успел сказать три. Пуля просвистела прямо над его головой, заставив вскочить с места, словно марафонца, готового к дальнему забегу. Он схватил Сашу за руку и побежал что есть мощи совершенно не обращая внимания на внезапно нахлынувшую боль в культе.

Листья под ногами были мокрыми, то ли от дождя то ли от снега, и Саше чудилось, словно она скользит по льду: одно неверное движение…

Еще один выстрел, но на этот раз Алексей не стал падать, только зажмурился на мгновенье, словно ударился ногой об дверной косяк, но продолжал бежать. Голоса, следовавшие за ними, становились громче и ближе.

– Папа, впереди! – крикнула Саша, заметив обрыв впереди.

– Сука, – выругался Алексей.

Они остановились у самого оврага с резким обрывом, чья глубина была не меньше двадцати метров. Алексей осмотрел стороны оврага – убедился, что он еще и длинный: подъемы виднелись только в ста метрах.

– Бежим? – спросила Саша, поймав взгляд отца на конце оврага.

Снова выстрелы, на этот раз совсем близко. Отец вскрикнул и зашипел, зажав ладонью правое плечо, из которого начала сочиться кровь.

– Папа! – крикнула Саша.

– Прыгай!

– Что?

– Прыгай говорю!

Девочка так и сделала, а за ней и Алексей. Кубарем оба покатились вниз, сбивая телами выглядывающие из земли ветки и вороша желтый ковер листьев. Саше показалось, что падала она вечность, прежде чем этот безумный аттракцион завершился, и она достигла дна оврага. Вставать не хотелось, все это было словно дурной сон, и настало время как раз проснуться, прямо сейчас после этого падения. Она всегда просыпалась в похожие моменты, когда падала с какой-нибудь большой отвесной скалы или же в глубокую яму. И сейчас она проснется, и все будет по старому. Только она и папа вместе в их маленькой хибарке…

Но открыв глаза она увидела перед глазами ворох сырой земли, и желтые, мокрые листья, а впереди на спине лежал отец, который не двигался…

– Папа, папа! – крикнула Саша, и поднялась с таким трудом, что казалось, будто сама земля схватила ее и отказывалась отпускать. Стоило ей встать, как она тут же почувствовала острую боль ниже груди, заставившую ее на секунду остановиться, прежде чем подойти к отцу. Он лежал не двигаясь, но как только Саша подошла к нему, то он вдруг открыл глаза, рукой оттолкнул девочку в сторону и, достав пистолет из кармана, произвел выстрел. Пуля угодила в лоб одного из преследователей, и он кубарем покатился вниз оврага. Саша отчетливо слышала как хрустнула его сломанная при падении шея.

– Прижмись к тому валуну, – велел отец.Не задавая лишних вопросов, девочка прижалась к большому камню, лежавшему в той стороне, с который они скатились сюда вниз. В голове тут же пролетела картинка, где она головой падает на этот камень и ломает себе шею. Слава Богу этого удалось избежать.

Алексей начал подниматься на ноги, скрепя зубами, нацеливая пистолет на уступ где предположительно мог появится неприятель. Из плеча сочилась кровь, большими каплями падая на листву. Саша хотела помочь ему, но Алексей тут же этопресек, помахав ей культей.

Раздался озлобленный крик.

– Ааааа!

А за ним выстрел.

Пистолет из руки Алексея выпал, упав рядом с Сашей. Пуля прошла насквозь Алексея Леонова в районе живота.

– Нет! – крикнула девочка.Она, плюнув на распоряжение отца, тут же бросилась к нему. Внутри появилось тоже самое жгущее изнутри ощущение, что присутствовало в ней несколько дней назад, когда папа был на волосок от смерти. Саша обхватила руки отца и потащила его за камень. Снова выстрел, на этот раз угодивший Алексею в нижнюю часть правой ноги, но он его не ощутил. С большим трудом девочке удалось спрятать тело отца за камнем.

– Ну сука, я до тебя доберусь. Красавчика завалил, ублюдок, – в ярости крикнул стрелявший и принялся осторожно скатывать на дно оврага.

Глаза Алексея были открыты, и застыли на лице дочери. Они так же наполнились слезами как и глаза дочери. Испачканной в крови левой рукой он дотронулся до ее щеки, оставив красную полосу.

– Дина, прости меня…

Саша покачала головой, несколько слезинок разлетелись в разные стороны.

– Папочка, держись, держись, ради бога. Я дотащила тебя тогда, и сейчас дотащу, просто держись.

Саша сняла рюкзак и начала что-нибудь, что могла сгодиться для перевязки.

– Саша.

– Молчи, прошу тебя, молчи.

– Я так тебя люблю, Сашка.

Она продолжала копошиться в рюкзаке. Ничего.

Тварь!

– Я… я люблю тебя…

Он издал хриплый вздох, глаза его замерли…

– Пап…?

Прошу тебя нет, нет, нет…

– Папочка!

Саша положила свою голову на грудь отца, и начала горько плакать.

– Не уходи, прошу тебя, не уходи. Я не смогу, не смогу…

Рядом зашуршали листья, а затем раздался звук вынимаемого из ножен лезвия. Убийца ее отца уже был возле нее, злобно посмеиваясь. Лицо было треугольной формы, глаза большими и словно выпирающими из глазниц. Он схватил девочку за руку, и отбросил в сторону как тряпичную куклу.

– Ох, сегодня таким прямо мой счастливый день! Какую куколку он мне преподнес! Люблю маленьких, беззащитных куколок… – сказал он, облизнув губы.

Саша оглядывалась по сторонам в поисках пистолета, который выронил ее отец.

– Выебу так, что живого места не останется, сладенькая. – Конец лезвия его ножа направился в сторону девочки.

Он набросился на нее, повалив на спину. Его руки, словно кандалы, обхватили ее запястья. Он крепко прижал Сашу к земле, из его рта донеслось зловонное дыхание.

– Отвали от меня! – крикнула Саша.

– Лежи смирно, сучка!

Он ударил ее по щеке с такой силой, что она отключилась.

– Тебе понравится, гарантирую. Еще никто не жаловался…

Но вдруг на лицо Саши хлестнула кровь. Убийца словно бы и не заметил, как пуля вошла ему в спину. Каким-то неведомым образом он умудрился встать с четверенек и обернуться в сторону стреляющего. Стас стоял с вытянутой вперед рукой, в которой крепко сжимал револьвер.

– Стася, ты это чего, а? – от неожиданности произнес лупоглазый.

Еще один выстрел, но на этот раз в голову. Убийца упал на Алексея, распластав руки в стороны.

Тело Саши дрожало от холода и страха. Как только она заметила Стаса, то зажмурилась и приготовилась к смерти, но…

– Беги.

Она открыла один глаз, затем второй. Тот самый здоровяк, что дал им уйти из хижины, стоял в паре шагов от нее.

– Давай, поднимай жопу и беги, быстро! – сказал он.

Но девочка не шелохнулась. Ее парализовал шок. Слишком много всего произошло сегодня утром, а еще больше прямо сейчас. Мозги отказывались думать.

Стас подошел к девочке, грубо взял ее за руку и поднял на ноги.

– Я что, непонятно объясняюсь? Беги отсюда, чтоб тебя, пока я не передумал! Живо!

Именно это "живо!" и привело ее в чувство. Она вскочила с места, схватила свой рюкзак и побежала к концу оврага, даже не думая о том, чтобы оглядеться.

– И что бы я тебя здесь не видел, никогда! Слышишь? Если жизнь дорога, тебя здесь быть никогда не должно! – крикнул Стас, прежде чем девочка скрылась из виду.


На бегу она постоянно вытирала холодные от осеннего утра слезы, и шмыгала носом. Ноги словно существовали сами по себе, и бежали, иногда сталкиваясь то с выпирающем корнем дерева, то с камнем, одним только краешком, выглядывающим из под желтого ковра листьев. Каким-то чудом ей удавалось оставаться на твердой земле, и продолжать побег. Рюкзак на плечах начал казаться таким тяжелым, что хотелось его бросить у ближайшего дерева, и продолжать бежать неведомо куда, только бы подальше от того места, где убили ее отца.

Она боялась оборачиваться, и все думала, что если сделает это, то снова увидит несколько фигур среди стволов деревьев.

Вдруг этот здоровяк все же передумает, и побежит вслед за мной?

Спустя десять минут боль в ногах начала давать о себе, дышать становилось тяжелее и тяжелее. В горле ощущался вкус собственной крови, и она поняла, что если она пробежит еще хотя бы пару метров – ее стошнит.

При мысли об отце голова пошла кругом. Она позволила себе остановиться, перевести дыхание и сесть под ближайшим деревом.

Еще какой-то час назад он был жив…

…Жив!

Ей просто хотелось раствориться, исчезнуть. Внутренности сворачивало клубком, словно кто-то затягивал ее органы все вместе одним тугим узлом. Она ударила кулаком по земле, потом еще и еще, пока на пальцах не появились ссадины.Она сжала свои темные волосы, и покачиваясь у дерева продолжала плакать.

Ее отца больше никогда не будет рядом…

15. Станислав Фаррум

Стас постучал в хижину местного врача, с которым уже успел перекинуться парой слов. Зайдя внутрь он увидел Лизу Гончарову, лежащую с окровавленной ногой, рядом с ней на кровати сидел Гордей, нашептывающий женщине успокаивающие слова.

– Все будет хорошо. Господь с тобой. Он тебя не оставит.

Лицо доктора было растерянным, но он неукоснительно выполнял свою клятву Гиппократа, бегая то к столу с инструментами, то к раненной.

– Станислав? – сказал Гордей не повернув головы. Он словно бы почувствовал его запах. – Удалось поймать сторонников нашего покойного грешника?

– Почти, босс…

В комнате повисла жуткая тишина, которую Лиза нарушила своим громким шипением, когда Денис начал перебинтовывать ногу. Доктор прислушался к словам чужаков, прикрываясь перевязкой ноги.

– То есть как это "почти"?

– Мужика завалили, но девчонки удалось бежать, ну и кроме того… ему удалось завалить Красавчика и Дикого, у него был пистолет, о котором мы не знали.

Гордей встал, и медленно подошел к Стасу. На фоне Стаса, Гордей смотрелся как маленький мальчик перед двухметровым шкафом, но разница в росте не помешала Стасу сделать шаг назад, словно нашкодившему ребенке, которому вот-вот влетит оплеуха за его провинность.

– Ты убил его?

– Да, – незамедлительно ответил Стас.

Незаметно для всех кулак доктора Дениса сжался. Он тяжело выдохнул и продолжил играть свою роль.

– Но девчонку я не нашел, ее с ним не было, – продолжил Стас. – Она успела убежать.

Гордей положил руки на плечи Стаса. Прикосновение заставило здоровяка слегка дернуться.

– Значит сегодня Господь на ее стороне, и решил уберечь.

Гордей развернулся и вальяжно пошел сторону Лизы, после чего продолжил.

– А раз Господь это допустил, то мы не вправе нарушить его волю.

Стас кивнул, соглашаясь с боссом, и пришел к выводу, что играть роль Господа Бога у него получалось пока что неплохо.

– К тому же, что может сделать четырнадцатилетняя девочка одна в холодном осеннем лесу перед в такой жуткий холод?

– Двенадцать, – вдруг подал голос Денис Валерьевич, обратив на себя внимание Гордея и Стаса. – Ей двенадцать, а не четырнадцать, – чуть тише закончил он и снова начал перебинтовывать ногу Лизы, не спуская с собственных рук глаз.

– В любом случае значения это не имеет, – не отрывая взгляда от Дениса, сказал Гордей. – Зима будет холодной, и девочка вернется сюда из-за голода и холода, а я, возможно, прощу ее за то. что она якшалась с людьми, неугодными Богу. – Гордей оторвал взгляд от доктора и снова посмотрел на Стаса.

– Возьми пару человек, сходи на то место и забери тела, нам нужно похоронить их достойно, по-христиански, даже этого, как его…

– Леонова, – сказал Стас, и тут же понял, какую ошибку он совершил, однако вовремя сообразил, и не стал показывать этого.

– Ты знаешь его фамилию? – спросил Гордей.

Стас замялся, изо всех сил пытаясь сохранять прежнее хладнокровное спокойствие.

– Услышал краем уха от местных.

– Местных значит… – Гордей пристально посмотрел в глаза Стаса, словно пытаясь разглядеть истинную правду в них. – Когда это у тебя было время, чтобы болтать с местными?

Стас молчал, не зная каких слов ему подобрать.

– Ладно, обсудим это позже. Делай что велено.

16. Саша Леонова

Раздалось пение соловья.

Саша по-прежнему сидела возле большого дуба, пряча лицо в коленях. Слезы на щеках уже давно высохли, и сил плакать больше не хватало.

Она подняла голову и увидела того самого соловья, прыгающего с ветки на ветку. Крохотные черные глазки птицы отражали дневное солнце, а головка беспорядочно вертелась из стороны в сторону. Саша не сводила с него глаз, воображая насколько сейчас было бы хорошо превратиться в такое же крохотное существо и улететь прочь, куда глаза глядят. Птица издала последний писк и взмыла в небо, присоединяясь к своим соплеменникам, летевшим на юг.

Было одно место, которое она бы очень хотела посетить, и которое видела лишь однажды на картинке того журнала, который она потеряла в лесу, когда на нее с отцом напали волки. Речь, конечно же, шла об океане. Она не могла себе представить каково это, когда такое количество воды скоплено в одном месте и ее настолько много, что не видно ни конца, ни края. В голове не укладывалось. Да, если бы удалось превратиться в соловья, то она определенно полетела к океану.

Совсем не то, что наш маленький ручеек в лесу…

При мысли о воде захотелось пить. Саша пошарила рукой в рюкзаке, нащупала пластиковую бутылку, а потом пила много и долго, и все из-за какой-то необъяснимой жажды, вдруг вселившуюся в нее. Когда она осушила почти половину полутора литровой бутылки, то поняла, какую глупость совершает.

Родника, из которого ты пила все эти годы рядом больше недоступен.

Саша нащупала в рюкзаке еще точно такую же бутылку в полтора литра и одну маленькую, обе были заполненные до краев.

Саша внезапно почувствовала внутри себя огромную пустоту: никогда в своей жизни она не чувствовала себя так одиноко как сейчас. Рядом всегда был папа, подсказывающий, что нужно делать. А теперь только она и рюкзак с незначительным запасом пищи, воды.

Может вернуться? мелькнула мысль. Неужто они способны и меня убить? Не хватило ли им сегодня крови?

Но лишь при одной только мысли о том, что она приблизится близко к этим людям, ко всем тем, кто безжалостно убивали дядю Виктора, Петра Васильевича, и папу…

Нет.

А как же Адам? А тетя Юля? Вдруг я смогу им как-то помочь?

Брось, тебе всего-навсего двенадцать. Что ты сделаешь против людей, стреляющих из настоящих ружей? Адам не маленький, он храбрый парень и сможет постоять за себя и за свою маму.

Да, он такой…

Саша нащупала в кармане нож, тот самый, что так хотела получить от папы. Из памяти совсем вылетело, что получила она его несколько дней назад прямо из рук Дениса, когда тот поставил на ноги папу. Кожаная рукоятка была приятна на ощупь, лезвие чистое и острое. Нож, словно влитой, удобно сидел в ее руке.

Она взглянула на небо, где стая перелетных птиц летела клином в сторону гор. Саша припомнила, как отец в своё время рассказывал ей, что все птицы осенью улетают зимовать на юг.

Почему-то ей захотелось идти туда, куда летела эта стая…


Ближе к вечеру пошел снег.

Не к добру, подумала Саша.

Когда первые снежинки коснулись ее лица, она находилась в центре большого пустыря, где ветки маленьких кустарников давно освободились от листвы и выглядели как длинные, когти неведомого монстра, торчавшие прямо из земли.

Она шла целый день, ноги уже невыносимо устали. Саша преодолевала куда более длинные расстояния, чем сегодня, когда выбиралась на вылазки при этом не уставая, но нынешний день вкупе с пережитыми эмоциями высосал из нее все прежние силы. Озябшие руки она давно спрятала в рукавах куртки, пытаясь хоть как-то спастись от холода.

Пока солнце не опустилось, надо отыскать место где переночевать.

Дойдя до опушки леса, она обернулась, чтобы окинуть взглядом пустырь, который она перешла: застывший, словно гигантский великан наступил на часть леса, оставив в качестве следа ничего кроме жалких кустиков и пустыря состоящей из массы пожелтевших листьев и грязи.

Вдалеке в небе снова показался клин птиц, летящих вдоль ее маршрута.

Значит, я по-прежнему на верном пути.

Захотелось увидеть то самое озеро, о котором рассказывал дядя Виктор в прошлую ночь, когда выкладывал ей с отцом свой план. По словам Виктора, до озера было идти еще очень далеко, почти несколько дней. Саша пораздумала, хватит ли ее скудных запасов, чтобы добраться до туда живой? Все это казалось каким-то нереальным, невыполнимым.

Прежде всего надо решить, где я заночую.


Удалось развести огонь с помощью можжевельника, как они это часто делали с папой вовремя разведки. Провозиться пришлось дольше обычного, и только к вечеру пламя удалось раздуть до махонького костра, способного согреть разве что ладони. Сухих веток в округе было слишком мало из-за по-прежнему падающего снега, так что пришлось немного повозиться и отыскать всего с десяток за почти целый час.

Стало холоднее обычного, но еще терпимо. Огонь с горем пополам спасал, но надежды согреть все тело не было никакой, пришлось укутаться как можно глубже в одежду и накинуть на себя старый плащ, что она успела прихватить еще в хижине.

К несчастью для Саши в рюкзаке она нашла только шесть полосок вяленого мяса и ту самую консервированную ветчину, что так хотела съесть. Она бы так и сделала прямо сейчас, но здравый смысл подсказал, что эту банку лучше поберечь до финишной прямой…

…если она вообще будет…

Пришлось обойтись одной полоской мяса, которую она подогрела на огне, и тремя глотками воды. При таком скудном запасе пищи ей вдруг вспомнилось все то мясо, что привез в грузовиках убийца Виктора. Она представила, как все сейчас набивают себе брюхо олениной и рыбой, радуются и смеются оттого, что вероятность пережить эту зиму выросла в разы.

Но какой ценой…

Ненависть, злоба, гнев, все эти чувства скопились внутри Саши, и совсем немного согрели. Она хотела, чтобы они все разом подавились, схватились за горло пытаясь вдохнуть капельку уже привычного им воздуха, а затем упасть замертво, с выпученными глазами и синими лицами мордой в землю. Да, это было бы прекрасно. В особенности этот чужак Гордей, и Лиза Гончарова. Этим двоим она мечтала не только подавиться, но еще и в это время упасть на что-нибудь острое прямо головой.

Саша, погрузившись в свои мысли, не заметила, как наступила ночь. Стало еще холоднее, чем обычно, а единственным клочком света был ее маленький костер, который становился все меньше и меньше.

Недалеко послышалось шуршание листьев, словно кто-то шел совсем рядом.

– Кто здесь? – Саша приподнялась и вытащила нож.

Позади же раздалось волчий вой, заставивший Сашу развернуться в другую сторону.

Одна лишь темнота вокруг, да и только. Свечение костра едва доставало до деревьев в округе. Внутри у Саши все перекосилось, руки начали трястись от холода и страха одновременно.

Может это кто-то из деревни? По-прежнему меня преследуют?!

– У меня нож, не подходи!

Тишина.

Вновь зашуршали листья, на этот раз совсем в другом месте. Пламя костра покачнулось, едва не погасло. Саша дергалась то в одну сторону, то в другую, словно ожидая что из-за темноты леса вот-вот выйдет кто-то или что-то, хорошее или плохое.

Скорее плохое…

Она отступила на шаг, пока не почувствовала позади дерева к которому прижалась и села, держа нож наготове.

Звуки все не прекращались и не прекращались, пока не затихли через несколько минут.

Возможно, это был только ветер.


Наступило утро.

Костер давно погас, и его остатки замело тонкой пеленой снега, которая становилась толще с каждым часом. Именно идущий с неба снег заставил Сашу проснуться. Её куртка, волосы и плащ успели покрыться белоснежным слоем. Стоило ей очнуться, как она сразу почувствовала непробиваемый холод, заставляющий дрожать ее тело. Отцовский нож лежал прямо между ее ног и, по всей видимости, выпал из ее рук, когда после ночного шума она умудрилась заснуть.

Она попыталась встать и снова развести костер, чтобы подогреть полоски мяса, но руки отказывались ее слушаться, словно бы они уже были не частью ее, а кого-то другого. Пришлось есть пищу холодной, украдкой смотря на консервную банку с ветчиной, которая так и манила ее открыть прямо сейчас.

Нет, нет, даже думать не смей. Только в крайнем случае.

После завтрака она снова отправилась в путь, держа курс на юг. Впереди были лишь сплошные, голые стволы деревьев, которым казалось никогда не будет ни конца, ни края. Очень хотелось поскорее выбраться из их плена в какой-нибудь очередной пустырь, для того чтобы хотя бы увидеть, где она, не сбилась ли с пути. Одно только яркое и белое солнце виднелось среди верхушек деревьев, и заставляло верить в лучшее.

Тело не пробивало холод, из-за чего идти приходилось все медленнее и медленнее. Удивительно, как за одну только ночь снега нападало так много, что я даже и не почувствовала.

Она прекрасно была знакома с холодом и не раз видела, как некоторые люди в деревне умирали из-за него, просто не просыпаясь в своих постелях. Она и сама как-то замерзла так, что почти целый день папа лежал рядом с ней, согревал ее, предварительно укутав во все, что было в доме. Так делали все люди в деревни, спасаясь от холода. Правда не всех это спасало.

Саша иногда оглядывалась назад, думая, что увидит кого-нибудь позади, например, того самого здоровяка, что позволил ей бежать. Ведь папа знал его! Это было большим удивлением для нее. Она с удовольствием хотела бы узнать кто он такой, откуда знаком с папой, и почему он один из этих негодяев? В ее голове родилось сотни теорий на этот счет, но все это были лишь пустые размышления, однако, они хоть как-то заставляли не думать о морозе, и продолжать идти. Глубоко в душе Саша хотела, чтобы позади нее сейчас появился тот самый здоровяк (имя она никак не могла вспомнить), да чего греха таить, любой другой человек, способный дать ей тепло и нормальную, горячую пищу. Видит Бог, ей хотелось сдаться прямо сейчас, и побежать обратно, но слова отца, его последние слова останавливали ее, и она продолжала идти с мыслью…

Не сдамся, не дождетесь…

Она шла несколько часов, прежде чем нашла труп косули, чье брюхо было вспорото, а внутренности уже успели промерзнуть. Глубокие рваные раны на шее и уже едва видимые отпечатки лап на снегу убедили в причастности к содеянному волков – большой проблемы этих лесов. Вспомнив свою последнюю встречу с двумя такими, исхудалыми и голодными до безумия, умудрившиеся завалить ее достаточно сильного отца на лопатки, у нее засосало под ложечкой. Волки всегда были опухолью для жителей деревни, они калечили охотников во время их походов в лес, умудрялись покусать, а иногда и убить далеко зашедших от деревни людей, а бывало и вовсе внаглую совершали набеги на деревню, которые, к счастью, никаких успехов до сих пор для них не принесли. Дядя Виктор не раз говорил, что столь агрессивные волки – это их рук дело, покуда охотой мы отнимали у них добычу, нарушая некую пищевую цепь всех этих лесов (Саша тогда еще долго не могла понять, что это за цепь такая), но иного пути добывания пищи у них не оставалось. Не одними овощами будешь сытым! Были созданы правила, отдельно для охотников и отдельно для жителей, но все равно эти правила рано или поздно нарушались либо случайно, либо нарочно, один из которых произошел два года назад.

Вместе с отцом они пошли на разведку местной деревушки, находившейся в в двух днях пути. Они уже не раз были там, и казалось, что все полезное и нужное оттуда было собрано, однако папа всегда любил поговаривать: «Что не обнаружили в первый раз, обнаружим во второй». Так оно и получалось в большинстве случаев, когда, например, моток веревки был найдет в шкафу одного из домиков. Тогда они шли на север, и не успело пройти и получаса, как Саша впервые в своей жизни увидела два трупа, лежавшие среди зеленых кустов, растерзанных в клочья так, что тяжело было сразу определить, что перед тобой лежит тело человека, а не просто кусок мяса. Позже выяснилось, что это были тела Фроловой Кати и Доброделова Вячеслава, молодая любовная парочка, решившая погулять чуть вдали от деревни. Саша плохо мало чего знала про них, поскольку те в основном держались особняком от всех. Они нарвались на стаю волков, которая превратила их в обглоданные кости. С того самого случая правила были ужесточены, и теперь, и вовсе запрещалось покидать деревню в радиусе одной мили.

Все эти воспоминания заставили Сашу похлопать по карману, для убеждения, что отцовский нож на месте. Она как можно скорее вытащила его из кармана, попыталась представить себе ситуацию, в которой зверь бросается на нее прямо сейчас, но все это она сделала медленно и неуклюже. Ладони все еще дрожали, и она почти не ощущала кожаную рукоять ножа.

Конечно, нож против нескольких волков это не дело, учитывая мое состояние, подумала Саша, но все лучше, чем ничего.

Она сильно пожалела, что до сих пор так и не научилась у своего лучшего друга Адама управляться с холодным оружием. Он умел мастерски вынимать нож из-за пояса, метко бросать в деревья так, что они в большинстве случаев всегда входили лезвием в дерево. Он делал это так легко и не напрягаясь, что Саша иногда думала, что он уже родился с таким талантом, но как только Саша говорила ему это он лишь смеялся.

– "Практика, Саш, сплошная практика. Не нужно здесь никакого таланта", – отвечал он всегда.

Прямо сейчас она чувствовала себя совершенно беспомощной без отцовского плеча рядом. Он всегда все делал сам, даже когда Саша проявляла какую-то инициативу, старался как можно реже подпускать ее к вещам которые так или иначе связаны с насилием или убийством.

Саше вспомнился тот самый кролик, которого отец прикончил несколько дней назад, а она стояла отвернувшись от этого как последняя трусиха.

Глупая, тупая идиотка.

Теперь отца рядом и при необходимости (а точнее, при желании выжить, детка) именно она должна будет «свернуть кролику шею». Но разве она сможет это сделать? Поднимутся ли руки? Она ненавидела себя за эту нерешительность и мягкотелость. Ненавидела себя за то, что в свои года она по-прежнему была маленьким ребенком, не способным взглянуть в глаза смерти.

В какой-то момент она даже хотела поругать покойного отца, за то что он так и не научил ее справляться с подобными трудностями. Она наверное так и сделала, если бы он не рассказал историю про ее маму и то как он дорожил единственным и теперь уже окончательно последним отпрыском семьи Леоновых. Алексей всегда был добрым человеком и не принимал насилие. Должно быть, его желание оттягивать момент, когда его единственная дочь прикончит своего первого зверя был вполне уместен. Он не хотел, чтобы Саша познала ужасы насилия так, как их познал он.

Она двинулась дальше, и по пути молила Бога, чтобы тот не столкнул ее с серыми, озлобленными монстрами, для встречи с которыми она была не слишком готова. Если Бог и существовал для Саши, то он ее услышал, и волки ей так и не встретились.

На протяжении всего дня за исключением утра, она не обедала, а лишь сделала пару глотков воды. Все это время она обдумывала свои мысли об отце, вспоминая его слова и наставления.

Разведение костра чтобы согреться, потребовало от нее невероятных усилий и выдержки. Нож, которым она обрезала можжевельник, не чувствовался; кресало при попытке ударить его о кремень, постоянно выскальзывало из-под пальцев. Понадобился почти час, чтобы наконец ощутить тепло костра на своих ладонях, которые побелели и словно бы Саше уже не принадлежали.

Той ночью ей приснился сон, где она совершенно голая стоит посреди ночного леса. Вокруг были только белоснежные сугробы, освещенные бледным светом луны. Затем сверху начали падать трупы, множество тел словно капли дождя падали вокруг нее и в каждом она узнавала знакомое лицо. Все они были жители ее деревни, и все они были мертвы. Это отчетливо виднелось в их безжизненных глазах, по их бледным трупам. Они напоминали мешки с камнями, с характерным звуком они падали в сугробы. Затем это прекратилось, и одно из тел вдруг ожило и встало.

Это был ее отец, и он держал в руках теплую одежду и медленно подходил к ней. Как только он подошел ближе, она отчетливо разглядела дорожки из крови под его глазами, которые становились все длиннее и длиннее.

– Саша, возьми это, – сказал он, протянув ей одежду.

Она взяла, ничего не ответив. Она не отрывала глаз от отца.

– Это согреет.

– Папа, у тебя кровь…

– Я знаю.

Пауза.

– Почему мы здесь? – спросила Саша.

– Так надо.

– Пошли со мной?

– Я не могу, они вот-вот очнутся.

– Кто очнется?

Алексей подошел к дочери и обнял ее.

– Я люблю тебя доченька, как же сильно я тебя люблю.

За спиной Алексея, в тех местах где падали тела Саша начала замечать движения. Тела прежних трупов начали двигаться, поднимая руки и головы, словно пробуждаясь от долгого сна.

– Не смей останавливаться, слышишь? Беги, что есть сил.

– Папа…

– Беги!

Саша видела, как у всех приближающихся лица были не живые, а мертвые, из глаз и ртов сочилась вязкая кровь. Медленно, покачиваясь они приближались, пока не оказались настолько близко, что Саша почти почувствовала их холодное дыхание. Именно тогда она проснулась, снова чувствуя, как утренний мороз пробирает ее до костей.

17. Станислав Фаррум

– Как же, сука холодно, – возмутился Лис, идя между Стасом и Ваней, пряча ладони в рукавах куртки. – Скорее бы домой от этих проклятых дикарей подальше. Видели, как они живут?

– Никто не виноват, что ты не взял перчатки, когда выезжали из Назарета, – игнорируя вопрос Лиса пробормотал Иван, осматриваясь по сторонам и вглядываясь на каждую ветку дерева, словно выжидая какой-то опасности. Стас это заметил.

– Вань, разожми булки, – сказал Стас. – Это обычный лес, здесь кроме грязи и деревьев ничего нет.

– Ага, как же, – снова пробормотал Иван. – Тут, говорят, волчье оголодавшее шныряет.

Стас усмехнулся.

– Не думаю, что волки будут проблемой для трёх вооружённых мужиков.

Слова Стаса чуток угомонили паранойю Ивана, но не полностью: он по-прежнему поглядывал по сторонам, как только подворачивалась причина, например, шуршание листьев из-за ветра, или нечто подобное.

– Мда… – начал Лис, – Жаль Красавчика с Диким, славные ребята были. Особенно Дикого, хороший ведь малый. Как его там на самом деле звали?

– Не помню, – буркнул Стас.

– В башке не укладывается: как эта шваль завалила их двоих…

Лис бросил взгляд на Стаса.

–…а тебя даже не тронул.

Стас, не сводя глаз с гущи окружающего леса, ответил.

– Просто я был осторожнее их, вот и всё.

– Ага, – не удовлетворившись ответом буркнул Лис.

Воцарилась тишина, нарушаемая только дыханием и редким откашливанием трёх мужчин, идущих по сырой, покрытой листьями, земле. Ветер усиливался, и Лис ещё глубже спрятал руки в рукава, с трудом удерживая винтовку сквозь полотнище ткани.

– Кстати, а чего с подкинутым мясом босс будет делать? – нарушил безмолвие Лис. – Хочу понять, придётся опять его таскать, как сегодня утром, пока разыгрывался весь этот концерт, или…

– Ты совсем идиот? – спросил Иван. – Тебе что говорили насчёт этого? Держи рот на замке! Это мясо того мужика, что тут был главным, и всё. Смотри кому ни ляпни из местных…

– Да чего ты разошёлся, нет тут никого, кроме долбанных деревьев, – сказал Лис, поправляя ружье, – Да и вообще, если ты не заметил, им насрать. Они этого мужика как свинью порезали, дикари…

– Да какая разница? Велено молчать – значит молчи.

– Заткнулись оба, – рявкнул Стас, окинув взором на своих малорослых спутников. Лис что-то пробормотал в ответ, Иван не обратил внимание на замечание Стаса, по-прежнему не выходя из своей паранойи.

– А та барышня, которая светленькая, это его жена, да? Которого сегодня зарезали? – спросил Лис.

– Не твоего ума дела, чья это жена, – сказал Стас.

– Чего ты такой нервный то, я просто поинтересовался!

Стас не обращал внимания на возмущения Лиса и шёл вперёд, изредка шмыгая носом. Лис смачно харкнул на листву и сказал:

– Хороша просто она, зараза, ух я бы я с ней провернул…

– Пришли, – кивнул в сторону оврага Стас, пропуская мимо ушей слова Лиса. – Вон Дикий лежит, на краю, а Красавчик внизу вместе с тем мужиком.

– Эх, бедняги… – сочувствующие произнёс Иван.

Стас положил свою винтовку на землю. Из рюкзака он достал большой брезент, чёрного цвета и направился в сторону трупа. Лис и Иван пошли за ним. Дойдя до тела, Иван сморщился от увиденного зрелища. Глаза Дикого были открыты, лицо уже успело потемнеть и замёрзнуть. Стас ногой перевернул тело на живот, и всем трём открылась широкая дыра в затылке трупа. Рядом лежали осколки черепа и кусочки мозгов. Ваня прислонил рукав куртки к губам, готовясь вот-вот исторгнуть содержимое желудка. Лис, – совершенно не поморщившись и не отрывая взгляда – прокомментировал увиденное.

– Меткий выстрел. – Лис достал из-за уха самокрутку и закурил.

– Ладно, покончим с этим поскорее. Вань, бери за ноги, я за плечи, – Стас глянул на Лиса, – а ты вынимай пока оставшиеся два брезента.

Но Лис будто бы и не услышал приказ. Он подошёл к краю оврага и посмотрел вниз. Его маленькие глазёнки забегали по сторонам.

– Блядь, Лис ты слышишь меня?! – укладывая труп в брезент, крикнул Стас.

– Да не надо орать, я все итак слышал.

– Так, а какого хера ты тогда стоишь там?

Лис затянулся самокруткой и присел на корточки у самого края обрыва.

– А где второй? – не отрывая взгляда от дна оврага спросил Лис.

Стас выругался, положил брезент на землю и подошёл к Лису, внимательно осматривающего овраг.

– Ей-богу, у тебя глаза что ли на жопе. Вон там…

Стас подошёл к напарнику и посмотрел вниз. На дне оврага среди грязи и жёлтых листьев лежал только один труп. На всякий случай Стас протёр лицо ладонью, надеясь, что глаза его обманывают, но нет, труп по-прежнему был один.

– Вон Красавчик, – сказал Лис показывая пальцем на тело внизу, – а второй то где? Ты говорил они друг на дружке лежат.

– Странно, – сказал Стас. – Спустимся, проверим, может был жив ещё, отполз куда.

Стас вместе с Лисом начали осторожно соскальзывать вниз.

– Вань, упакуй Дикого пока, мы сейчас, – велел Стас напарнику.

– Ага, – отозвался Иван и с омерзением на лице принялся упаковывать тело.

Оказавшись на дне, Стас и Лис принялись обыскивать всю территорию, но не нашли даже намёка на тело Алексея Леонова.

– Ну и где? – спросил Лис. – Ты же говорил, что прикончил его.

– Я и прикончил, – сказал Стас, – прямо тут, когда он выстрелил в Красавчика. Он был мёртв.

– Ну и где тогда он?

Стас осматривался в надежде увидеть своего бывшего преподавателя. Может он успел каким-то чудом уцелеть? Отполз куда-нибудь? Но вокруг не было ничего, ни следа, за исключением трупа Красавчика, которого он застрелил в спину.

– Может, девчонка утащила, – предположил Стас.

– Девчонка, здорового мужика? И поклажу оставила?

Лис указал дулом винтовки на рюкзак Алексея, лежавший возле большого камня.

– Ты чего-то не договариваешь, дружище, – не спуская глаз со Стаса сказал Лис. – Я ещё это в лесу почуял.

– То, что ты почувствовал в лесу – запах собственной немытой задницы.

Лис направил винтовку на Стаса, но тот успел ухватить её за ствол, и отшвырнуть в сторону. Двумя руками он взял за шиворот куртки Лиса, и повалил его на землю, крепко прижав к земле, но через мгновение в районе его паха раздался щелчок. Лезвие ножа-бабочки – излюбленного оружия Лиса, – острым концом проткнуло куртку Стаса и коснулось его плоти, оставив небольшую ранку. Лис не просто так получил свою прозвище, этот малый, несмотря на свой небольшой рост, был одним из самых ловких сукиных сынов с которым Стасу приходилось встречаться. А ещё этот маленький проныра любил всё вынюхивать своим длинным, словно у лиса, носом.

Вдруг пошёл снег не тот что утром или несколькими днями ранее. Большие хлопья, явные предвестники скорой зимы, падали на лица двух мужчин.

– Резкое движение и твои яйца будут висеть на ноже как ёлочные игрушки, – сказал Лис, не отрывая презрительного взгляда от громилы.

– Повторяю тебе, я не имею понятия, где труп. Он был мёртв, я видел это своими глазами! – Лицо Стаса покраснело. Холодное лезвие вызывало неприятные образы. Он знал Лиса и знал, на что тот был способен…

– Может так, а может и нет. Мне-то откуда знать.

– Сам поразмысли, кретин, какой смысл мне врать? Я его что – знаю? Он мне родня? Да я вообще здесь ни одной рожи не знаю.

Лис продолжал смотреть на Стаса. читая его лицо словно книгу.

– Слушай, я бы ещё хотел пожить с яйцами. Давай-ка, я сейчас ослабляю хватку, – начал Стас, – а затем отпускаю. От тебя бы я хотел подобных действий. Я не собираюсь цапаться тут из-за ерунды. У нас итак сегодня двое парней полегло, хватит…

Лис улыбнулся.

– Не убедил.

Стас закивал головой, улыбнулся. Но вдруг улыбка сползла с его лица.

– Хорошо. Попробую иначе… если ты, сучёныш, хоть на миллиметр вонзишь свою иголочку в меня, мне хватит ровно трёх секунд, чтобы сломать твою хрупкую, вздроченную шейку. Поверь, я этими руками шеи сворачивал и покрупнее, на их фоне твоя смотрится как у трёхлетнего ребёнка. Ну и, конечно же, учти, что моя сила возрастёт в разы, как только я почувствую хоть какую-то боль в районе того места, куда ты пристроил свою игрушку.

Они смотрели друг другу в глаза. Ненависть, злоба, всё это легко читалось в их взглядах.

– Ну, что скажешь? – спросил Стас.

– Добро… – сказал он.

– Добро… – повторил Стас.

Стас ослабил хватку, развёл в сторону руки и встал со своего напарника, предлагая ему руку. Но Лис не принял её. Он поправил шиворот куртки, отряхнулся от прилипшей, мокрой листвы и спрятал нож-бабочку у себя в рукаве.

– Эй, девчонки, у вас там всё нормально? – крикнул сверху Иван. – Нашли второго?

– Ещё нет! – ответил Стас, и посмотрел на Лиса.

– Я предполагаю, что он каким-то чудом очнулся и смог двигаться, но при такой ране далеко ему не уйти. Мы сейчас упакуем Красавчика, а потом прочешем местность и обязательно его найдём, лады?

Лис ничего не ответил, по-прежнему отряхивая свою куртку.

– Лады? – более настойчиво спросил Стас.

– Лады, – буркнул в ответ Лис.

После чего оба начали укладывать тело Красавчика в брезент.


– Что значит не нашли тело? – Гордей сидел на стуле, ещё недавно принадлежавший Виктору Гордону. В его руках была библия, с чёрной, потёртой обложкой.

Он положил книгу на соседний столик и посмотрел на Лиса, словно ожидая ответа именно от него, однако тот, в свою очередь, перевёл взгляд прямиком на Стаса.

– Я не знаю, как это объяснить, – начал здоровяк, – я лично подстрелил его в живот, и видел, как он помер и перестал дышать.

– Тогда изволь мне объяснить, почему же он и не остался там лежать до сих пор? А?

– Мы подумали, что он каким-нибудь чудом уцелел, отполз куда, но… – У Стаса словно образовался комок в горле. – Ничего не нашли, никаких следов. Слушайте, я могу собрать пару ребят, и мы…

Гордей поднял руку вверх и сморщил лицо так словно съел что-то чересчур кислое.

– Довольно, – сказал он, не глядя на троицу. – Я не собираюсь дёргать ребят ради будущего мертвеца, если уже не нынешнего. Он не пожелал помереть с достоинством и быть похороненным по-христиански – его право. Однако, Стас, впредь, пожалуйста, если ты хочешь убить неугодных Богу и лично нам людей – стреляй в голову.

– Да, я понял вас. – Стас еле заметно поклонился. – Этого больше не повторится.

– Теперь идите, подготовьте тела, выройте могилы и как закончите позовите меня, я провожу наших ребят в последний путь, как они того заслуживают.

Все трое направились к выходу, но у порога столкнулись с женщиной: миловидной блондинкой с грустным, скорбящим взглядом. Последние слова, сказанные Алексеем, сразу всплыли в голове у Стаса, прежде чем тот побежал в лес.

Не убивайте его сына и жену. Сделай всё что хочешь, Стас, но не допусти этого, прошу тебя.

Стас заметил, как безразлично прошёл мимо женщины Иван, и как совершенно иначе это сделал Лис. Он не сводил с неё глаз, а ноздри его на секунду расширились, вдыхая её запах. Юля Гордон не обратила никакого внимания, словно бы их и вовсе не было. Бледное как снег лицо женщины, вызывало тоскливое чувство, глаза блестели от остатка слёз, выплаканных в течение этого дня. Стас почувствовал, как от неё веет скорбным холодом.

– А вот и хозяйка этой прелестной хижины? Стас, останься-ка тут, пока мы беседуем с…?

Юля не ответила на вопрос Гордея. Ее пустые глаза смотрели на деревяную полку. Стас сел на одно из свободных сидений. Он знал, что жена, только что потерявшая своего мужа, была способна на что угодно, и поэтому на всякий случай положил свою винтовку на расстоянии вытянутой руки.

– Я пришла попросить позволить похоронить моего мужа, – тихо произнесла она. На её глазах начала появляться новая порция слёз. – Он до сих пор лежит на улице, а ваши люди не дают к нему подойти. Я просто хочу похоронить своего мужа…

– Ну-ну, милая, присядьте, – Гордей встал с места, указывая на стул Юлии, – в конце концов, я только ваш гость.

– Я не хочу сидеть. Я хочу похоронить свою мужа.

Гордей встал с кресла и прогулочным шагом принялся расхаживать по хижине.

– Милое местечко, он сам построил? В одиночку?

Юлия молчала.

– Почему молчите?

Гордей приблизился к ней и встал у неё за спиной. Юля почувствовала его дыхание, его специфический запах, напоминающий запах железа. Рука Стаса коснулась дула винтовки.

– Вы красивая женщина, очень красивая…

Гордей положил руки на её плечи, но Юлия тут же дёрнулась, отойдя на несколько шагов назад, в сторону стула где до этого сидел Гордей.

– Как вы смеете здесь находиться. – Её голос вдруг стал грозным, губы дрожали. – Кто дал вам право ходить по моему дому, сидеть в кресле моего мужа? – Юля бросила взгляд на обоих «гостей» её хижины. Никогда ещё Стас не видел столько злобы и ненависти в глазах человека. Он почувствовал себя как-то неуютно, захотелось встать и больше никогда не заходить в этот дом.

– Кто вы вообще такие, чтобы решать, кого можно убивать, а кого нет? – продолжала Юлия.

Гордей улыбнулся. Стас заметил полное безразличие в глазах босса на сказанные слова убиенной горем женщины. Седые полосы на его густой чёрной бороде отчётливо выделялись при свете свечей, что придавало его внешности нечто дьявольское.

– Я служитель Бога, его слуга и его исполнитель. Я тот, кто несёт Слово Божье в этот грешный мир. Я тот, о ком говорят – «Он второе пришествие!». Я – предвестник Эсхато – перерождения всего живого.

На лице Юлии появилась еле заметная улыбка, которая тут же исчезла.

– Да вы просто больной. Псих. – Юлия повернулась в сторону Стаса. – Все вы, до единого – кучка шизофреников.

Гордей приблизился вплотную к женщине, почти прижав ее к стене.

– Разве психопат и шизофреник способен сделать то, что было сделано мною? И ещё будет сделано? Вы многого не знаете, моя дорогая, вы не были там, откуда я прибыл и где люди живут, а не выживают как вы всё здесь. Вы не знаете того, чего знаю я, а знаю я о нынешнем мире куда больше, чем кто-либо другой из всех тех немногочисленных людей, что пережили Эсхато. Так что благодарите Господа и меня за то, что-то мясо не осталось в Назарете, и что мы дали вам манну небесную, вместо мора умерщвляющего.

Он взял в руки библию, сунул её под руку, а затем подошёл к двери.

– Забирайте тела своего мужа, Стас поможет вам с похоронами. – Гордей кивнул в сторону Стаса. – Но прежде чем вы это сделаете, я хочу сделать вам предложение.

– Мне не нужно ничего от такого человека, как вы.

– Однако, я всё же его вам сделаю, и принять это предложение или нет, решите сами. Назарет – это название нового города, из которого мы прибыли, оплотом возрождения человечества. Там есть пища, вода, тёплая одежда и крыша над головой, вы получите это лишь потому, что я вижу в вас человека настойчивого, а такие очень ценится в Назарете. Те люди здесь, поедающие сейчас мясо в своих хибарках лишь скот, дурные головы, у них только одна цель – пожрать да напиться. Но вот вы, вы совсем другая, я это вижу. Позвольте мне взять вас с собой, и вы получите все, чтобы достойно прожить до конца свою жизнь.

Юлия молчала, не сводя глаз с Гордея.

– И вы смеете мне предлагать подобное, после того как убили моего…? – Юлия не смогла договорить. Все мысли о Викторе заставляли ее дрожать от горя.

Гордей усмехнулся.

– Моя дорогая, не я убил вашего мужа. Он убил себя сам.

Он встал и направился к выходу. У самой двери он остановился, осматривая женщину с головы до ног.

– У вас есть два дня, чтобы подумать, прежде чем грузовики уедут. Как надумаете, дайте знать. И кстати, этот ваш местный доктор, он тоже едет с нами. Его навыки, продемонстрированные на примере одной из ваших жительниц, прекрасно подойдут для нашего города.

Гордей вышел из хижины. Стас встал с кресла, но Юлия тут же его остановила.

– Мне не нужна ваша помощь. Я всё сделаю сама, вместе с сыном. И прошу, выйдите из моего дома.

Стас, даже не пытаясь спорить с женщиной, легонько кивнул. Когда он закрыл входную дверь хибары, то почувствовал себя невероятно неловко.

Ну и денёк у тебя, дружище.


После того как Гордей зачитал получасовую молитву за упокой в присутствии почти всех жителей деревни, тела двух мужчин погрузили в могилы и засыпали землёй. После этого Стас подумал, как по-глупому смотрятся большинство этих людей не знающих, как звали этих двоих. Они усиленно делали скорбящий вид, которому мог позавидовать профессиональный актёр. Разумеется, эти люди хотели угодить своему новому вождю, новой мессии. Почему-то у Стаса при одной такой мысли засосало под ложечкой.

Ямы заранее выкопали в лесу, где уже было несколько покойников – прежних жителей деревни. Могилы были не слишком старые, выкопанные не так давно. Возле некоторых стояли пластиковые бутылки и коробки из-под обуви, в которых Стас, проходя мимо, заметил всякую мелочь, от обычных ключей до клочка бумаги.

Гордей не сводил взгляда с лиц покойников, прежде чем тех засыпали грунтом, затем он бросил взгляд на самодельное распятие – две толстые ветви дерева, связанные друг с другом небольшимузлом. Не бог весть что, но эти кресты смогут простоять какое-то время, прежде чем их унесёт порыв ветра, и проходящим мимо людям даже не будет неизвестно, что под ними лежит несколько покойников.

– Эй, – сказал Стас на ухо Лису, стараясь не нарушать тишину.

Лис, не сводя глаз с могил, промямлил.

– Чего тебе?

– Я видел, как ты пялился на неё, – продолжал Стас, – и знаю, о чём ты думаешь…

– Не твоего ума дела, что я думаю, понятно? – громким шёпотом сказал Лис и втиснулся в толпу, чтобы уйти. Гордей это заметил.

– Че это он? – спросил Иван Стаса, приблизившись к тому на шаг.

– Пытаюсь заставить его не сотворить очередную хрень.

Иван улыбнулся, словно вспоминая что-то забавное.

– Ты же знаешь прохвоста – этот сукин сын только и умеет, что искать приключения на свою жопу. – Иван взглянул на вечернее, смуглое небо.

– Забавно, мы уже втроем работаем почти год, а вы до сих пор никак не найдете общий язык. Надо бы вам поговорить обоим, разъяснить, что к чему и перестать цапаться.

Стас не ответил, лишь кивнул. С Лисом у них и правда были напряжённые отношения, поскольку этот тип, по мнению Стаса, страдал «биполярочкой»: день он мог быть паинькой, а на другой превращаться вовсе в другого человека, способного выкинуть чёрт-те что. Стас отчётливо запомнил один из таких дней, когда Лис прикончил одного мужика с улыбкой и радостью на лице, а на следующий день чуть ли не рыдал, сожалея о содеянном. Подобных примеров его поведения наберётся как минимум с десяток за тот год, что Стас был с ним вместе. К сожалению, таков был Лис, и будь он тем, кто есть сейчас до того, как мир настигла эпидемия…его бы уже давно упрятали в психушку.

Прошло минут десять, тела были закопаны, и два креста вонзённые в почву стали знаком для окружающих об освобождении с этого спектакля.

– Пожалуй, я так и сделаю, но не сегодня, – сказал Стас, обращаясь к напарнику.

– Ты справишься.

Вдвоём они пошли к грузовику, в котором им предстояло провести сегодняшнюю ночь.

– Скорее бы домой, к жене, к нормальной кровати… – Иван мечтательно посмотрел на небо, а затем продолжил: – Вот отвечаю, как только будем дома, я угощаю вас двоих, даю слово. Может хотя бы пара стаканчиков холодного пива вас помирит окончательно.

Если бы все было так просто, подумал Стас.

18. Адам Гордон

Пока все жители Надежды готовились ко сну, Адам тащил тело своего отца, с бледным, – как постепенно появляющаяся луна за его спиной, – лицом. Рядом, держа мужа за ноги, шла Юлия, стараясь уводить взгляд от колотых ран на теле.

Среди ночной, осенней тишины послышалось плескание воды, они приближались к ручью – сердцу и легким их крошечной деревушки. Место. с которого все началось.

…и где все закончилось, по крайней мере для ее мужа…

Рядом с источником она заметила яму, заранее выкопанная Адамом при помощи лопаты, которую удалось стащить у чужаков. Мать и сын положили тело своего отца и мужа около края могилы и сели на колени. Юлия погладила волосы мертвеца, освещаемое бледным светом луны.

– Не сыщется никаких слов, чтобы описать все то, что ты сделал для нас, – начала Юлия, еле сдерживая слезы. – Я всегда буду любить тебя, мой дорогой, и никого более.

Юлия еще раз погладила лицо мужа, и полминуты молчания дали знать Адаму. что настала его очередь обратится к отцу.

– Я горжусь тобой, пап – твердо сказал Адам. – На свете нет и не было человека, способного сделать столь многого. – Мальчик не секунду замолчал, губы его задрожали, глаза заблестели. – Я клянусь, что отомщу, клянусь, что каждый причастный к твоей смерти умрет, не сегодня так завтра. Я заставлю их пожалеть о содеянном, всех.

– Адам… – сказала мать, но не успела договорить.

– Я клянусь тебе в этом, – не сводя с отца взгляда, сказал Адам, а затем опустил голову и поцеловал его в лоб.

Ничего более не сказав, они положили тело на дно ямы и Адам начал неспешно, словно надеясь, что отец вот-вот очнется, засыпать яму землёй. Но Виктор не пошевелился, не дернулся, и, в конце концов, его тело было полностью захоронено. Не было ни креста, ни табличек, что здесь лежит покойник, и основание тому было: оставшаяся чета Гордон не хотела, чтобы местные жители узнали кто здесь лежит и не раскопали тело, а сделать это они вполне смогли бы, после всего что произошло, и бог знает где бы оказались останки Виктора Гордона, основателя этой маленькой деревушки.

– А что насчет дяди Пети? – спросил Адам, крепко сжимая лопату.

– Я не знаю, его тела рядом не было. Должно быть уже закопали чужаки.

Адам, как и его мама, стоял и молча смотрели на могилу. Настали минуты безмолвия, и оба они погрузились в свои мысли.

– Сынок, мне нужно тебе кое-что сказать, и ты должен выслушать меня внимательно не перебивая.

Адам посмотрел на маму с любопытством, выражение его лица давало знать, что он готов заинтересован и готов выслушать.

– Здесь находиться опасно, нас теперь считают за врагов, и неизвестно что они могут сделать…

– Я не позволю им даже пальцем тебя тронуть, мама.

– Я знаю это, – сказала Юлия. – Но будь благоразумным, тебе только тринадцать, и ты один, а их три десятка человек. Ты пойми, мы могли бы куда-нибудь уйти хоть сейчас бросив все это, но зима уже на носу и нам не выжить в лесу, как и не выжить здесь, среди этих…Даже при сильном старании Юлия не смогла выдавить из себя слова «люди». Полнейшим безумием было бы называть этих животных людьми…

– И что ты предлагаешь?

– Тот самый человек, – осторожно начала говорить Юлия, словно от каждого ее слова зависела чья-то жизнь, – которые главный среди этих чужаков предложил мне с тобой уехать с ними в какой-то город, где мы получим кров, пищу и…

– Ты с ума сошла?! – тут же возразил Адам и бросил лопату в сторону, но попытался взять себя в руки при виде грустного выражения лица матери и перешел на спокойный тон. – Мама, из-за него папа сейчас здесь! – Мальчик указал на свежую могилу.

– Я просила тебя не перебивать…

–…и если бы не он…

– Адам, я это прекрасно понимаю, не держи меня за дуру!

Мальчик дернулся от громкого тона матери, и замолчал. Юлия встала с колен и подошла к сыну, она попыталась обнять его, но тот сделал шаг назад.

– Ты должен понять, что если мы не проживем эту зиму, то в будущем от нас проку будет мало.

– О чем ты?

Юлия убрала прядь волос со лба сына и любящим взглядом посмотрела ему в глаза.

– Ты знаешь, о чем я, о твоих словах. Ты думаешь, что один хочешь отомстить за своего отца? Считаешь, я просто так прощу этим людям смерть нашего папы? Хрена собачьего, вот что я тебе скажу. Хочу, чтобы они горели в аду, и умерли в страшных муках, один за другим, все те, кто так или иначе, повинен в его смерти, но для этого нам нужно быть очень осторожными и действовать с умом.

Глаза Адама стали большими, рот приоткрылся, не успев произнести ни слова. Впервые в жизни он увидел, как мама говорит подобные вещи.

– Где как ни в самом их осином гнезде мы сможем нанести ответный удар? – продолжала Юлия. – Мы должны объединиться, сынок, и разрушить созданный ими мир так же жестоко, как они это сделали с нашим.

Она смотрела на сына каким-то гипнотизирующим взглядом. Адам шмыгнул носом, кинул взор еще раз на могилу отца, и медленно кивнул. Его ребяческая решимость, с которой он так лихо говорил слова о мщении еще несколько минут назад куда-то исчезли.

Она улыбнулась и крепко обняла его.

– Мы еще им покажем, сынок, всем. Они поплатятся за содеянное.

Без сомнений, Адама очень пугала его мама. Ее вечный спокойный и целомудренный характер словно ветром сдуло, но не разделить ее стремление к мести и крови он не мог. Почему-то именно в тот момент, когда она сжала его как можно крепче, а потом поцеловала в щеку, пришла мысль о Саше, про которую он совсем забыл из-за всех происшествий, что свалились сегодня на голову как гром с неба.

Куда подевалась Сашка?

19. Саша Леонова

Кончиком пальца она прикоснулась к дереву и попыталась ощутить шероховатость коры – ничего. Пальцы с трудом сгибались, цвет ладоней был схож с цветом окружающего снега.

Нехорошо… – подумала она.

Думать становилось все тяжелее, голова будто бы превратилась в один пустой, но в то же время тяжелый камень, с трудом удерживаемый шеей. Единственным утешением было отсутствие падающего снега, успевший за три дня создать могучие и плотные сугробы, которым не было ни конца, ни края.

Утренняя тишина пугала и настораживала. Скрип снега под обувью сводил с ума. Белая смерть, нередко косившая ряды жителей «Надежды», пришла непростительно рано и, по всей видимости. уходить не собиралась до следующего потепления.

Саша понятия не имела. как долго еще идти, и сколько она прошла за эти три дня дни, но одно она знала наверняка – путь ее лежит на Юг. Каждую ночь прежде чем заснуть смотрела на ночное небо и, как учил ее папа, ориентировалась по созвездиям Большой и Малой Медведицы.

«Напоминает ковш, из которого мы пьем похлебку», говорил часто он проводя пальцем по небу, «…мысленно соединяешь вот эти звезды Большой и Малой медведицы одной вертикальной линией, и самая крайняя будет Полярной, всегда показывающей на Север».

Теперь эти воспоминания казались чем-то далеким и нереальным, словно их и не было вовсе. Она стала думать о Небесах, про которые так любил рассказывать дядя Виктор: Там люди обретают покой после смерти, и там ты будешь с теми любимыми, кого потеряла на земле. Мысли о встрече с папой на Небе не давали покоя, они въелись в голову как паразит, пожирая ее изнутри. Этот же самый паразит уже нашептал ей, как расстаться с жизнью почти безболезненно, но она не сдавалась. Огонь внутри нее еще горел, но с каждым часом становился все слабее. К тому же вспомнились слова дяди Виктора, рассказывавшего о том, что люди, убившие сами себя не попадают на Небеса.

Интересно, думала Саша, если я сейчас сдамся и просто лягу, это будет считаться как если бы я убила себя?

Из рюкзака она вынула последнюю бутылку воды и сделала крохотный глоток. Пальцы не ощущали пластика, и было чувство, что ее помогли напоить чьи-то чужие руки.

Она оглянулась, в надежде найти хоть какое-нибудь похожее на укрытие для последующей ночи но, кроме обнажённый стволов деревьев, вокруг нее не было ничего. Никакого укромного местечка где можно развести костер и согреть руки, всю себя, в конце концов! В голову даже явилась абсурдная мысль: будь сейчас она с настоящим огнем, окунулась бы в него всем телом словно в речку.

Встать было тяжело, но лелея надежду найти укрытие, пришлось встать и отправиться дальше. Впереди был целый день. Лучи утреннего солнца просочились через голые ветви, напоминающие огромное сплетение паутины.


Ей повезло.

Полуразрушенный деревянный домик стоял в гуще леса и своими квадратными глазами-окнами напоминал таинственного зверя из детских сказок. Для зверя, правда, он выглядел совсем крохотным: в крыше была огромная дыра, как и на северной части стены, дверца была полуоткрыта и тихо скрипела от тревожившего ее ветра. Судя по всему, этот домишко давно заброшен, покуда никаких следов в округе или хотя бы признаков жизни Саша не заметила. Будучи в разведке с отцом несколько лет назад, они натыкались на подобный домик, очень схожий по малому размеру с этим. «Хижина лесника» сказал тогда отец, не добавив больше ничего.

Саша поспешила зайти внутрь, надеясь на призрачное чудо, что, хотя бы удастся отыскать что-нибудь полезное внутри. Дверь отворилась с жутким скрипом, и почти сошла с петель. Внутри Саша почуяла, как жгучий, и уже порядком поднадоевший холод, ослабил свою хватку. Внутри было чуточку теплее, но многочисленные дыры в крыше и стенах все же давали морозу и снегу просачиваться внутрь, делая убежище не настолько безопасным, как хотелось бы. Под отверстием в крыше успела образоваться куча снега, и будь дыра чуть больше, он бы обязательно завалил все помещение. Да и все эти балки и бревна, из которых был построена хижина так и скрипели, словно говоря: мы тут можем упасть в любую секунду на голову, так что ты это, поаккуратнее.

В любом случае Саша была довольна находкой, найти в ее положении хотя бы такое укрытие – большая удача. Осмотревшись вокруг, она не приметила ничего полезного, лишь остатки старой, мебели да камин с голыми стенами.

Отсюда ушли очень и очень давно…

Саша подошла к камину, заметила внутри маленькие, замерзшие бревна, которые, наверное, так и не использовали. Она бросила рюкзак с плеч и принялась доставать все необходимое для разжигания костра, мимоходом думая, чем можно заменить замерзшие поленья. Но к своему ужасу приметила, что не нашла одну важную вещь…

Кресало… где ты?

Она обыскивала весь портфель, запихивая промерзшие руки во внутренние карманы. Вспомнив, что руки ничего не ощущают от холода и она попросту могла не нащупать металлических «усиков» (уж очень это устройство было похоже на усы), вывалила все содержимое на деревянный пол, и руками раздвигала разнообразный хлам, но столь жизненно необходимого инструмента среди все это не нашлось.

Саша не сдавалась.

Еще раз проверив рюкзак более тщательно и удостоверившись, что «усиков» там точно нет, она начала обыскивать карманы куртки – пусто. Вышла наружу, в надежде увидеть его в снегу, или на крыльце дома, но и там ничего. И только возвратившись обратно внутрь, она поняла, что, скорее всего, он сейчас лежит далеко от нее. Дно бокового кармана рюкзака, куда она положила кресало в последний раз, имело большую, непонятно откуда взявшуюся дыру. Она отчетливо вспомнила, как вчера вечером положила кусочек металла именно туда, и, должно быть, не заметила, как он тут же выпал из кармашка. Идти обратно не было смысла – это почти весь день пути, а вечерняя тьма совсем скоро окутает ее ненадежное убежище.

Успокойся, Саш, поищи что-нибудь внутри.

Но поиск не увенчался успехом Ни одной вещи, способный помочь развести костер вокруг не было. Отчаявшись, она взяла старые ключи от машины, что принадлежали синему «форду» отца, которые он ей подарил в качестве талисмана, и принялась бить ими о кремень, но никакой искры, даже намека на нее так и не последовало. Саша отбросила ключи в сторону, громко выругавшись.

– Дура, тупая дура! – выругалась она.

Снова она начала чувствовать холод, который словно хищный зверь тихо подкрался к ней сзади и уже не в первый раз за эти несколько дней вонзил в нее свои ледяные зубы. Дрожь охватила ее. Она укуталась в плащ и не сводила глаз со старого камина. Затем взгляд упал на ключи форда, что она бросила в приступе гнева. Поняв, какую глупость совершила, – один из немногих подарков папы, она подобрала связку и крепко сжала в ладонях, до сих пор не ощущая их металлического прикосновения.


Когда наступил поздний вечер, она укуталась во все, что только было возможно и устроилась в углу домика, подальше от дыры в крыше, откуда не прекращаясь сыпались хлопья снега. На бровях и ресницах появился иней, челюсть и зубы, дергались, словно в бешеном неизвестной Саше танце. Ладони были как можно глубже спрятаны в рукава, но до сих пор казалось, словно она лежит совсем голая, без единой одежки – настолько было холодно. Воображение вырисовывало жуткие картины собственной смерти, одна из которых ей запомнилась отчетливее всех, поскольку казалось самой страшной: на следующее утро она проснется и не почувствует своего туловища. Веки не смогут шевелиться, замерзнув окончательно, застывшие глаза не смогут моргнуть и ей придется наблюдать, как холодная смерть, не торопясь, пожирает ее. Она уже видела мертвецов, погибших от холода в их деревне, лицезрела их мертвые, мученические лица, с застывшими открытыми ртами. Страшно было представить. что ее труп будет лежать в этом богом забытом месте и примерзать к полу до тех пор, пока не наступит лето и начнется процесс гниения.

От всех этих мыслей разболелась голова, и она попыталась думать о чем-нибудь другом, более хорошем, то, что сможет разжечь внутренний огонь и сделать его чуточку ярче. Но сделать было почти невозможно, окружающая действительность заставляла думать только о неминуемой смерти.

Саша попыталась заснуть, однако в глаза бросилось нечто такое, чего она не успела заметить за все пребывание в хижине. В деревянном полу, совсем рядом с кучей снега, что навалил из дыры крыши виднелась черная, тонкая полоска щели. Саша встала, удерживая на себе все одежды, как можно крепче, и подошла рассмотреть щель ближе. Ровная черная полоса показалась на секунду, а затем снова исчезла под тонкой пеленой снега. Девушка упала на колени и начала расчищать рукой это место, и через несколько секунд поняла что это дверца, ведущая в подвал. Она взялась за плетённую веревку, закрепленную в самом центре, и потянула ее на себя, моля Бога, чтобы та открылась.

И Бог ее услышал.

Внизу стояла кромешная тьма. Виднелась только первая пара ступеней, освещаемая звездным небом и луной. Саше сразу вспомнился рассказ отца, как тот запер маму в похожем подвале, а затем убил ее, и своего только что рожденного сына. Еще припомнилось как несколько дней назад, Виктор Гордон, хранивший в подобном подвале остатки мяса, там же получил по голове чем-то тяжелым, а через час его хладнокровно убили. Подвалы явно не сулили ничего хорошего, но другого пути у нее не было.

Под землей, пускай и в кромешной тьме должно быть куда теплее, чем здесь.

Потянув за собой рюкзак, она начала осторожно спускаться по скрипучим доскам, снова обращаясь к Богу с молитвой, чтобы они ни прогнили и выдержали ее.

И Бог вновь оказался милостив.

Преодолев все ступеньки, она ступила на сухой грунт, дно подвала. В ноздри тут же ударил невыносимый запах, от которого Саша попыталась тут же спрятаться, зажав нос рукавом куртки. Наличие запаха насторожило, и она еще раз пожалела, что у нее нет чего-нибудь, чем можно осветить этот загадочный, мрачный подвал.

– Есть здесь кто? – спросила она, но тут же поняла, какую глупость совершила. Разве будет здесь кто-то находится в такой кромешной тьме и среди этого невыносимого запаха? Она облокотилась к стене и медленно пошла вдоль нее, нащупывая пространство впереди. Ладонь уперлась об острый край, Саша не сразу это почувствовала, ладони еще не успели согреться окончательно. Вытянув руку вперед, она пришла к выводу что перед ней стоит стол, или что-то вроде того. Она принялась ощупывать столешницу, и ладонь нащупала маленькую коробочку.

Неужели…

Саша крепко сжала в руке коробок спичек. словно от него зависела ее жизнь (собственно, так оно и было) и вышла к выходу из подвала, где ночное небо холодным светом освещало ступени. Аккуратно открыв коробку спичек, она насчитала не более дюжины штук: нет так много как хотелось бы, но на определенное время хватит.

Мысль подниматься и растапливать камин сразу отпала – это дело могло закончиться горсткой без толку растраченных драгоценных спичек. К тому же в подвале было намного теплее, чем там, снаружи.

Она решила осмотреться и продолжила свой путь вдоль стены, добралась вновь до стола, еще раз ощупала его поверхность, но ничего, кроме целлофановых пакетов и гвоздей, не смогла разыскать. Обогнув стол пошла дальше, и на этот раз нащупала необычный, по крайней мере для подвала, предмет. Холодная цепь с толстыми кольцами висела откуда-то с потолка. Саша опустила руку и почувствовала, как основание цепи переплелось в единое целое с острым, загибающимся концом.

Крюк? мысленно предположила она.

Она сделала еще один шаг, под ногой что-то треснуло, словно она наступила на хрупкую, глиняную тарелку. Еще один шаг, и снова этот хруст, но Саша шла не останавливаясь, и предпочитая не поднимать с земли то, на что она наступала. Этот подвал начинал ей не нравиться с каждой секундой пребывания в нем. Наконец, она добралась до маленькой, деревянной тумбочки, о которую чуть не споткнулась. Она присела на корточки, открыла нижнюю дверцу – пусто, открыла верхнюю дверцу – бинго, там что-то лежало, продолговатое, и липкое. Она поднесла к носу загадочный предмет, понюхала его и почувствовала запах воска.

Достав из кармана коробок, она чиркнула одной из спичек, на секунду осветив маленькую область тепло-желтым светом, но к сожалению сломала ее, так и не успев зажечь свечу.

– Гадина.

Она взяла еще одну спичку, чиркнула о коробок – успех! Поднесла к найденной свече, одной из нескольких что были в тумбочке, и фитиль загорелся. Крохотный огонек отражался в глазах Саши, и она тут же без колебаний положила ладонь под язычок пламени. Возвращающиеся ощущение тепла заставило ее улыбнуться, но улыбка оставалась на лице недолго, до тех самых пор пока она не посмотрела на пол. Там лежал самый настоящий человеческий череп, чьи пустые глазницы смотрели прямо на нее. Вокруг страшной находки, словно обычный мусор, было разбросано много других костей. Она прижала ладонь ко рту, стараясь не выпускать остатки крика наружу. Понадобилось немного времени, чтобы успокоиться, осознав, что от мертвеца, лежащего здесь так долго, вреда не будет. Она сделала шаг назад, не сводя взгляда с черных глазниц, пока макушкой вновь не задела цепь, которую обнаружила ранее. Она навела на цепь свечу, и в самом деле обнаружила крюк на конце которого висел кусок ткани. Понемногу Саша начинала понимать, куда она попала и для чего нужны все эти крюки. Она двинулась в центр подвала, гнилостный запах стал еще более острым чем прежде. Под ноги то и дело попадался разный мусор: пластиковые бутылки, пакеты, газетная бумага и прочее. Еще несколько шагов и пламя осветило человеческий труп на полу, вернее то, что от него осталось. Саша, зажав нос как можно крепче от невыносимого запаха, приблизила свечу к покойнику. Синяя, изодранная рубашка, джинсы с кучей дыр и заплат. Лицо мертвеца еще не успело полностью сгнить: сухие остатки кожи виднелись на его лице, постепенно сползая с черепа как змеиная чешуя. Она навела свет свечи правее и увидела еще два тела, одно было большим, а другое совсем крохотным…

Ребенок… сразу же догадалась она.

Рядом с телом ребенка она заметила револьвер, очень похожий на тот, из которого стрелял Петр Васильевич. Саша осторожно, двумя пальцами, словно боясь, что один из трупов вот-вот оживет и схватит ее, взяла оружие за рукоять и сделала пару шагов назад. Она не смогла найти «основание магазина», как называл папа часть пистолета, чтобы проверить наличие патронов, однако, приметила штуку цилиндрической формы, внутри которой были емкости подходящие по размеру патрона. Спустя пары манипуляций все же удалось раскрыть барабан, покрутить его и убедиться в том, что внутри было пусто. В надежде найти патроны, или хоть что-нибудь полезное, Саша, превозмогая неприязнь, принялась обыскивать труп мужчины, но смогла найти лишь свернутый пополам клочок пожелтевшей бумаги, хранившейся в переднем кармане его синей рубахи. Любопытство взяло вверх, она развернула лист, стараясь не разорвать его. В блеклом свете свечи появились слова с опрятным, ровным почерком, написанные карандашом.


Да простит меня и мою семью Господь за грех, что мы

совершили и грех, который совершить намерены. Я надеюсь,

Он примет мою жену и сына. Мне же суждено вечно гореть

в аду. Этот мир мертв, и ничто его уже не спасет. Этот

подвал станет нашей вечной могилой.


На этих словах записка заканчивалась, и Саша начала смекать, что здесь произошло. Чтобы убедиться в своей версии, она навела свечу на два других трупа, и действительно, в их черепах была заметная дырка от некогда поразившей пули.

Интересно, что с подвигло их на это? Неужели одно лишь отчаяние?

Что же касается главы семейства…

Саша подняла свечу вверх и увидела, как петля, сотканная из кусков ткани, по-прежнему висела, закрепившись на одной из толстых балок сверху. На секунду пришла мысль воспользоваться этой штукой, она не раз видела, как люди висели на них, таким способом прощаясь с жизнью. Но это мысль была настолько мимолетной, что тут же забылась, когда Саша вновь начала осматриваться в подвале, обыскивая его на предмет чего-нибудь полезного. Однако, кроме кучи бумаг, целлофановых пакетов и старых, пожелтевших и пыльных газет найти ничего не удалось, пока она не наткнулась на еле заметную, деревянную дверцу в стенах подвала, закрытую на железную задвижку. По телу пробежали мурашки, почему-то эту дверь совсем не хотелось открывать, даже дотрагиваться до нее. Но самая обыкновенная нужда в полезных вещах для ее похода заставила поднять задвижку вверх.

Первым делом послышалось капание воды, падающие на что-то металлическое. Возможно, снег таял и каким-то образом попадал внутрь.

Дзынь, дзынь, дзынь

Коридор был узкий, чуть больше метра в ширину. Внутри стенок прохода, идущего куда-то вперед, Саша увидела выбитые отверстия, напоминающие книжные полки, в которых по несколько пар лежали сапоги разных размеров, от взрослых до детских. Она шла все дальше, и насчитала более десятка пар обуви, покрытых пылью и паутиной. Одни были уже изношены до дыр, другие выглядели достаточно недурно. Возле некоторых из них лежали часы, ключи и еще много всякой всячины. Саша продолжала идти, пока не увидела еще одну дверь, похожую на предыдущую, с железной задвижкой. Она вновь дотронулась до задвижки…

Желтоватый свет упал на крохотное помещение, где в одной куче лежали кости и черепа людей. Одни из них были прислонены к стене, другие просто лежали на полу. Саша отчетливо увидела несколько детских скелетов, лежащих вперемешку со всеми. Она не выдержала, тут же закрыла дверь и оперлась на стену. Ее дыхание участилось, сердце застучало со взбесившейся скоростью, словно она пробежала одним махом десятки километров. Ей было страшно. Она поспешила обратно, держа в дрожащих руках свечу, которая грозилась выпасть из ее ладоней с каждым шагом. Обувь и прочая утварь, напоминали безмолвных и неодушевленных зрителей, наблюдавших за ее побегом. Через секунду узкий коридор вновь погрузился во тьму, в которой он уже обитал долгие годы.


Саша устроилась в углу, укрыв себя плащом. Свет свечи не дотягивался до трупов в центре подвала, она четко знала, где именно они лежат и не спускала с них глаз. Она вспоминала рассказ отца, с чего началась Катастрофа, вспомнила про вирус, оживляющий мертвецов, чья цель была только одна – убить тебя. Также папа говорил, что так называемые «зараженные», давно погибли и вирус умер вместе с ними. Но сейчас Саша так боялась, что они вдруг зашевелятся, встанут и пойдут… Но выхода не было: либо сидеть здесь, бояться трупов в тепле, либо снаружи, где бушевала ночная снежная буря, сметающая все на своем пути. Саша осознала, что, если бы не этот маленький домик с его жуткими секретами в подвале, сегодняшнюю ночь она бы не пережила.

Она размышляла о завтрашнем дне, думала, как будет пробираться дальше к югу, к той самой реке, о которой говорил дядя Виктор. Неизвестно было, сколько еще предстояло идти, но ощущение, что она совсем рядом с этим местом не покидали ее.

При мыслях о заветном месте глаза Саши постепенно закрывались, и она медленно погрузилась в сон.

20. Станислав Фаррум

Еще несколько дней назад Леонов Алексей был одной из частичек воспоминаний жизни, которую он потерял уже давным-давно. Когда Стас увидел своего бывшего педагога в той хижине впервые за двенадцать лет, ему показалось. что он увидел призрака. Стас, в отличие от своего босса, не верил во всю эту чушь с дядей, который присматривает сверху за родом человеческим, ибо как объяснить, что много лет назад назад этот самый Бог, наверное, решил сходить на свою райскую кухню, заварить кофе и за это время прозевал проклятый конец света.

Хорошо, что Гордей мыслей не читает, иначе уже давно бы лежал под землей вместе с теми двумя…

Стас подошел к грузовику – его сегодняшней «ночной усыпальнице», как любил подшучивать последние несколько часов Ваня, когда узнал, где тот будет сегодня спать. Кроватей, – так они называли кучу тряпья и хлама собранных в одном месте – у местных было недостаточно для размещения дюжины человек, приехавших сегодня утром, Стас оказался как раз одним из тех, кому выпало провести ночь в грузовике, ну и мимоходом побыть в роли охранника содержимого груза. Он забрался на место водителя, положил ноги на приборную панель, а кожаную куртку под голову. В кабине было прохладно, но, благо, куча теплой одежды согревали на ура, но вот наличием свободного пространства похвастаться было нельзя: его два метра роста, как никак, давали о себе знать. С горем пополам Стас умудрился втиснуться на два передние сиденья, поджав ноги. Он пытался заснуть, но поток мыслей, словно марш протеста не давал покоя: он размышлял о загадочном исчезновении трупа Алексея Ивановича и той самой девчушки, которую отпустил в лес, совсем одну.

Надо было взять ее с собой. На кой хрен отпустил? Может Гордей и не тронул бы ее…хотя зная его уже не первый год…он способен на что угодно.

И действительно, за вот уже почти пять лет с Гордеем, Стас так и не понял его натуру, и кем он на самом деле является – психопатом, помешавшийся на библии, или гением, с сильной верой в Бога? В любом случае, одного у него было не отнять – он чертовски умен, но порой поступки, совершаемые им, были чересчур зверскими и беспощадными, нехарактерные человеку со здравым смыслом. Взять хотя бы сегодняшнее утреннее шоу, которое он устроил…

Размышления прервал громкий стук в дверцу грузовика, от которого Стас вздрогнул и выругался. Подняв голову, снаружи он увидел Ивана, все с тем же вечно настороженным и перепуганным лицом. Стас не стал выходить из грузовика, не желая холоду в очередной раз цапать его без причины, и предпочел открыть окно.

– Чего тебе? Только быстрее давай, дует.

– Ты рано улегся, там еще начальник речь собирается толкать местным.

– А мне какое дело? Я его речи заранее все знаю. Будто там новое чего будет.

– Ну, дело такое, что он попросил тебя лично присутствовать.

– Это еще зачем?

– Мне почем знать? Сказал тащить тебя в хижину, вот я и тащу. Так что давай, вставай уже, я тебя там подожду. Сука, холодно как.

Скрипя зубами от недовольства покидать теплую и уютную кабину грузовика, Стас открыл дверцу грузовика и почувствовал ледяной мороз, обжигающий щеки.

– Черт бы его побрал. Ладно, двинули.


Гордей стоял там же где и Виктор каких-то несколько дней назад, на крыльце дома. Рядом с ним были вооруженные охранники, осматривающие постепенно прибывающую кучку людей – жителей деревни. На лице каждого читалось удовлетворение: их желудки сыты, дети радовались, прыгали и бегали, поскольку избавились от неприятных ноющих ощущений в животах. Как только Стас попал в поле зрения Гордея, тот жестом велел ему подняться на крыльцо.

– Жители деревни, сегодня для вас начинается новый этап! – начал Гордей, – С сегодняшнего дня начнется ваше возвращение к прежней жизни и процветанию, что была до прихода кары, сошедшей на наши души. Многие из вас хотят снова вернуть то, что было утеряно. Восстановить каждый кусочек, собрать каждую деталь прошлого? Ведь так?

– Да! – хором крикнули люди.

– Все пошедшие за Антихристом, уже лежат в земле. Те, кто восставал из мертвых – теперь всего лишь жуткое воспоминание. Тот, кто возомнил себя Богом – больше не молвит и слова. Только вы – избранный истинным Богом народ, выживший после Конца, достойны жизни! Молитвы к нему были услышаны и он оставил вас в живых, чтобы вы и только вы построили новую цивилизацию, которая не допустит вновь совершения грехов среди человеческого рода! Вы дети Божьи, уверяю вас, истинно это так! И вы, будучи детьми его, должны продолжать молиться и делать все то, что он скажет, а я буду его словом! Слава господу Нашему!

– Слава!

– Слава! Слава!

Стас повторял за толпой, но лишь для виду, в присутствии Гордея. Он чувствовал себя очень глупо и к тому же до сих пор оставалось загадкой на кой черт он понадобился Гордею именно сейчас на виду у всех этих людей.

– Как я уже говорил, Господь говорит со мной, каждый день… – продолжал Гордей, – …и он нашептал мне про это место, поведал про самозванца и его единомышленников, лгущим вам во имя собственного блага – я убил их, и они теперь в земле. Рассказал Господь и про источник, чья вода способна напоить тысячи избранных – я нашел его, благодаря Богу. Вода – Божий дар, и этот дар поручено охранять вам, дети мои и настанет час, когда все вы окажетесь в стенах Назарета, Великого города, построенного мною с помощью советов Господа. И для того, чтобы вы ни сбились с пути, я оставлю двух своих помощников. Чтите их, слушайтесь их советов и уверяю вас…

Гордей сделал паузу, смотря в одухотворенные взгляды людей. Из глаз некоторых шли слезы, словно они увидели нечто чудесное. Гордей сделал свое дело – эти люди стали боготворить его…по крайней мере до тех пор, пока их желудки не пусты.

–…что вам воздастся. – закончил он.

Стас заметил, как из толпы вышел Лис и направился в сторону крыльца, встав рядом с ним. И тут Стас понял, что дела совсем плохи.

– Это – верные мне люди. Какое-то время они будут следить за порядком в вашей деревне и докладывать мне о ее состоянии. Не бойтесь их, они ваши братья, ваши менторы. Те, кто будет достойно соблюдать заповеди Божьи и не нарушать законы Божьи, будет жить в стенах Назарета, но тот же кто осмелится пойти против Него и меня… их ждет изгнание или смерть.


– Гордей, я… – Стас был напуган, и каждое слово он старался подбирать тщательнее обычного, —…я не понимаю, ведь у меня и в Назарете полно работы.

Все они втроем, включая Лиса, расположились в одной из хижин. Лису стоял безучастно и за все время их пребывания в этой хижине он еще ни разу не промолвил слова возражения. По всей видимости, он был только рад новому назначению, чего нельзя сказать про Стаса.

Гордей ходил кругами, держа руки за спиной и разглядывая примитивный интерьер хибары. Когда он заговорил, взгляд его был обращен на маленькую, старую шкатулку.

– Это продлится только эту зиму, после чего приедут другие ребята, – не отрывая взгляда от шкатулки, почти шепотом произнес Гордей. – Мне нужно, чтобы вы следили за родником, пока люди из города будут приезжать сюда раз в неделю для пополнения запасов. Мы можем приводить одну цистерну, не больше. – Гордей повернулся лицом к Стасу.

– Я доверяю тебе, ты член нашей общины уже долгое время, и такое ответственное поручение я могу дать только тебе. Однако странно… – тон Гордея стал громче, теперь он говорил на манер прорицателя, которого талантливо изображал на крыльце полчаса назад, —…я думал для тебя будет честью исполнить мой приказ. Видимо ты забыл, кто ты и кто я.

– Нет, – сказал Стас, уставившись глазами в пол.

– Вот и прекрасно. Бери пример со своего товарища, – сказал Гордей и кивнул в сторону Лиса. – Он вызвался добровольцем, а такие вещи, как ты знаешь. очень угодны Богу.

Это Лис то вызвался добровольцем? Что-то тут нечисто… подумал Стас.

– Так же надо будет отправлять в Назарет послания с местными, так сказать, успехами. Можете называть это отчетом, как вам угодно. Ты еще не разучился писать, Стас?

– Нет.

Гордей ухмыльнулся.

– Вода для Назарета сейчас очень нужна, и вы оба должны понимать, как важно нам получать воду из всех точек. Пока что обойдемся одной цистерной в неделю, затем, как только добудем еще бензина, поездки будут чаще. Я воздвиг этот город, и не допущу, чтобы он разрушился из-за недостатка воды.

– Тогда прошу прощения за дерзость, но зачем надо было убивать того человека? – Стас перешел на шепот: – Зачем все это представление с едой в подвале? Мы просто могли бы использовать его…

– Молчать! – крикнул Гордей и заставил присутствующих вздрогнуть от неожиданности. Быстрым шагом он приблизился к опешившему Стасу, остановился и озлобленно оглянул его с ног до головы.

– Ты посмел усомниться в моем решении? – спросил Гордей.

Стас даже не пытался сопротивляться и со стороны выглядел как школьник, которого задирают старшеклассники. Он знал, что если сейчас попытается показать зубы, то может лишиться жизни через несколько минут, уж очень много поклонников Гордея, – в том числе и новоиспеченных, – стояли снаружи. К тому же он заметил руку Лиса, которая уже потянулась к ружью…

– Никто, слышишь? Никто не будет управлять ими, кроме меня, – начал Гордей. – Здесь я единственный, кто говорит с Богом, Я единственный, и больше не одно живое существо на земле. Этот грешник заслужил смерти, и сейчас находится там, где ему уже давно пора было быть.

Стас не сводил глаз с босса, чье лицо покрылось красной краской, словно после его очередной, короткой речи о собственном всемогуществе. Стас понимал, что никакой он не избранный, или как там он еще называет себя. Этот человек просто талантливый чревовещатель, а куклы, которыми он управляет, прекрасно реализовывают данную ими роль. Одна из таких куколок как раз сидела позади Стаса, крепко сжимая дуло ружья, и по одному лишь сигналу своего чревовещателя готова была выстрелить в спину, причем после утреннего инцидента – с превеликими удовольствием. К такой кончине Стас был не готов.

– Я понял вас, – сказал Стас. – Простите, этого больше не повторится.

Гордей словно впитывал каждое слово Стаса своими пронзительными, черными глазами. Он медленно закивал и сказал:

– Вот и прекрасно. Будь на твоем месте кто-нибудь другой, он бы уже лежал мертвым у моих ног за такой выпад, но ты…ты особенный…

Гордей отвернулся и продолжил изучать предметы интерьера хижины. Рука Лиса, с большой неохотой вернулась в карман куртки.

– Иди, – сказал Гордей. – Вы оба. Я хочу побыть один.

Прежде чем выйти, у Стаса возникло желание хлопнуть и без того хлипкой, деревянной дверью, но он сдержал эмоции. Давать еще хотя бы маленький повод для рождения злобы у Гордея никак не хотелось. Стас понимал, что без своего начальника он – никто. Этот психованный сукин сын обеспечивал его существование. Да что там греха таить – он спас его от смерти, записав в ряды личных ищеек, которые искали выживших все эти годы.

Солнце уже давно спряталось за горизонтом, и во дворе среди домов горели факелы, воткнутые в землю. Однако один из домиков выглядел совсем брошенным, среди всех. Внутри него не горел свет и не было видно фигур в окнах. Стас вдруг вспомнил, что это та самая хибара, внутри которой он застал сегодня «призрака прошлого».

Стас взял в руки факел, вонзенный возле него в землю, и ноги сами по себе пошли в сторону хижины впереди. Он осмотрелся вокруг – никого, все люди готовились ко сну. прячась от жгучего холода, внезапно настигшего их в ноябре. Приблизившись к двери домика, он открыл ее и вошел внутрь. Факел Стас поместил в специальную подставку в стене, и интерьер хибарки окрасился в светло-оранжевый цвет. Первое, что бросилось в глаза это зеркало, висящее напротив. По краям оно было грязным, но в центре хорошо виделось собственное отражение.

Эх дружище, когда это ты успел так постареть? подумал про себя Стас, взглянув в маленький кружочек зеркала. Некогда пышные. рыжие волосы на голове стали жиденькими, а возле глаз образовались тонкие полосы морщин.

Стас пошел дальше, в глубину комнаты, и увидел две самодельные кровати, стоящие рядом друг с другом. Возле одной из них лежала картонная коробка, внутри которой оказалось куча всякого мелкого барахла из прошлой, повседневной жизни. Он из любопытства принялся перебирать безделушки, пока не наткнулся на маленькую книжонку, чья обложка уже успела давно испортиться, а время бесследно стерло выпуклые буквы. Открыв первую страницу и прочитав заголовок он улыбнулся.

– Уильям Шекспир, Макбет, – прочитал он вслух.

Этот сукин сын до сих пор читает эту муть?

При одной только мысли о драматурге Стас окунулся в воспоминания про уроки латинского, и как Алексей Леонов, на примере Шекспира любил показывать «всю красоту этого утонченного языка». Это красота Стасу особенно запоминалась, когда нужно было выучить наизусть пару его творений, запоминалась, само собой, не в лучшем образе. Стас вспомнил свой последний урок латинского языка, когда он в очередной раз не выучил злосчастные строчки. поскольку всю ночь не вылезал из ютуба, где блогеры строили свои теории касательно наступающей эпидемии. Чего там только не было, и почти все оказалось ложью. Правда, увы, была более печальной, и он, как никто другой, смог ощутить на себе все ее прелести. Он вспомнил как спас жизнь своему преподавателю, а затем бежал прочь, зная, что Алексей Леонов, скорее всего, заражен из-за Кати Маршовой.

Но вышло все иначе. Он увидел своего преподавателя еще раз много лет назад… Тогда он спас ему жизнь…

Мысли Стаса в очередной раз за сегодня прервали. Позади раздался скрип открываемой двери…

21. Адам Гордон

Адам сидел на крыльце хижины и размышлял о последних днях: он никогда больше не увидит отца, не услышит его голос и очередное наставление, которые он так любил ему преподносить. Хоть на улице и была уже почти ночь, Адам совсем не думал о том, чтобы пойти спать, голова была слишком сильно забита всевозможными мыслями об отце, мести, и о невозможности происходящего. Он ненавидел себя за то, что попросту сидит на месте и ничего не может сделать. Все, кто вонзали по очереди ножи в его отца, мирно спят с полными желудками в хижинах напротив него, совсем рядом… Кулаки сжимались от накопленной злобы, пальцы постоянно тянулись к рукоятке ножа. В своих грёзах он видел, как перерезает глотку каждому из них. Они молят о пощаде, но его не дрожит, и уверенно вонзается в плоть…

Свиньи, поганые твари, предатели…

Он представил, как схватил один из факелов, что были рядом, и бросил его в хижину напротив. Бесшумное пламя медленно расползается по дому, переходя из комнаты в комнату. Хозяева проснутся не сразу. Как только жар прикоснётся к их телам, и запах гари донесется до ноздрей, они вскочат с собственных постелей, но будет уже поздно. Дверь «случайно» окажется закрытой. А потом они сгорят заживо, и их дом обратится в грандиозное кострище…

…и я буду смеяться, и вопить от радости, смеяться и кричать. И пускай убьют, пускай не заберу всех с собой, но буду знать, что отстоял честь отца, и не только его, но и дела, которому он отдал годы в угоду этим неблагодарным ублюдкам.

Однако все эти зловещие, и в то же время приятные ему мысли оставались в голове по наставлению матери. Он понимал, что все жители деревни хоть и убили его отца, но все же являлись лишь только оружием в руках настоящего убийцы, чужака с его горсткой приспешников, пришедшего из ниоткуда и разрушившего их мир и его жизнь. К тому же шансы на то, что он убьет всех виновных обитателей деревни куда больше, если он поедет вместе с матерью в какой-то загадочный город, который лично предложил им посетить убийца его отца.

Предложение выглядело очень странным, он этопонимал. Но и оставаться в этом месте не имело тоже никакого смысла. Но он еще вернется сюда и непременно поквитается с каждым.

Адам заметил, как в хижине Леоновых загорелся еле заметный свет от огня. Внутри кто-то был.

– Сашка…

Адам побежал к хижине и через полминуты с грохотом открыл дверь. Внутри хибары был один из чужаков, он разглядывал какую-то старую книжку. При виде мальчика Стас даже не вздрогнул.

– Чего вам здесь надо? – сказал Адам и рука инстинктивно потянулась к рукоятке ножа, что лежал в кармане.

– Тебя стучать не учили, прежде чем входить? – отложив книгу в сторону, сказал Стас.Стас захлопнул книгу и положил ее на место.

– Учили, но только в случаях, когда в жилище хозяева, а не вор.

– Я не вор, – сказал Стас и поднял руки вверх. – Я ничего не украл, просто осматриваюсь.

– Вы не имеете права здесь находиться. – Лицо Адама было серьезным, губы сжались, а глаза пристально рассматривали чужака.

– Неужели? Это где-то написано? Извини, я в вашей деревушке несколько дней, не всех правил знаю. Но зато мне известно, что у тебя в кармане лежит какое-то оружие, возможно, нож или что-то похожее. У тебя предплечье слишком напряжено, это сильно заметно. Будет плохо, если подобное заметит тот, кто будет представлять для тебя угрозу.

Адам бросил взгляд на свое предплечье, которое действительно сводила нервная судорога. Он постарался унять руку, спрятав за спиной.

– Впредь, если хочешь застать кого-то врасплох своей внезапностью, не делай это так очевидно, – сказал Стас и продолжил оглядываться.

Лицо Адама стало еще злее.

–Ты знал тех, кто жил в этом месте? – поинтересовался Стас.

– Какое ваше дело знал я их или нет?

– Ты прав, никакого. Но, тем не менее возвращаясь к моему вопросу, ты их знал?

– Я ничего вам не скажу. Убирайтесь отсюда, или я…

Рука Адама снова потянулась в сторону кармана, но Стас неспешно снял со своего плеча ружье и продемонстрировал его Адаму.

– Слушай, – начал Стас, – не хочу неприятностей, особенно с пацаном. Я задал всего лишь задал простой вопрос. Если не желаешь отвечать на него – твое право, но угрожать мне не следует.

Но Адаму было все равно. Желание мести и презрения к чужакам взяли верх над разумом, и он достал нож из кармана и направил лезвие в сторону Стаса.

– Вы убили моего отца, закололи его как животное! – крикнул Адам, потирая свободной рукой постепенно появляющиеся слезы. – Зачем вы это сделали?!

– Я твоего отца не убивал.

– Но заставили их убить его! Какого хрена вы вообще сюда пришли?!

– Не я решаю, куда нам приходить и когда. Я только выполняю приказы и не обязан отчитываться перед тобой, шкет.

– Каких приказов, убивать ни в чем не повинных людей? Я запомнил тебя, дылда – ты побежал за Сашей и ее папой, а потом убил их, я успел заметить. Я видел две свежих могилы в лесу, где мы закапывали до этого наших, их могилы!

– Ты заблуждаешься. – Стаса по-прежнему сохранял спокойствие даже при наставленном в его сторону клинке.

– Ага, как же.

– Это могилы наших парней, которых хозяин этой хижины успел забрать с собой, прежде чем… – Стас поколебался, он хотел сказать правду, однако, решил все же соврать юнцу в целях собственной же безопасности, —…уйти в мир иной. Его успел ранить один из тех двоих. Не веришь, что там в земле лежат наши ребята, можешь спросить соплеменников, они были сегодня на похоронах. Ну а если язык не повернется заговорить с ними, можешь выкопать могилы и сам в этом убедиться, лично мне насрать, те двое были еще теми мерзавцами. Правда, могу точно сказать, что это кое-кому не понравится.

Адам слегка опустил нож, уставился в пол, задумавшись о словах Стаса, но затем снова его поднял…

– А девочка… с ним была девочка, Сашей зовут.

– Она смылась, – проронил Стас. – И наверняка уже мертва. Глянь, что происходит на улице. А если и жива, то думаю ей хватит мозгов вернуться сюда, ежели жизнь дорога.

– Она…жива? – спросил Адам, опуская нож, – и сейчас в лесу?

– Ты что, шкет, оглох? Сказано тебе, что она наверняка где-нибудь промерзает в лесу.

Адам быстро покинул хижину и, не пробежав и нескольких метров, услышал, как Стас последовал за ним.

– Эй, ты куда собрался?

Но Адам не обращал внимания на него, и шел прямо в гущу леса, где был беспросветный мрак и высокие сугробы, успевшие утопить все за считанные дни. Ноги мальчишки тут же утонули в бездонном снеге.

– Да погоди ты, – отозвался голос ближе. – Помрешь же, чудило!

– А какое тебе дылда дело. помру я или нет? Она мой друг, я должен найти ее.

Стас остановился ровно на границе, где начинались глубокие сугробы и жители еще не успели расчистить снег,

– Красавец! Вот так просто? Ночью? Без еды, припасов и огня? Да в такую погоду? Успехов!

Адам упрямо продолжал идти по сугробу, не обращая никакого внимания на слова Стаса.

– Черт бы тебя побрал… – пробубнил Стас и последовал за Адамом, нырнув в сугроб.

– Пацан, вернись. Хорош уже!

Адам постепенно замечал, как хруст снега позади становился все громче и громче. В определенный момент он понял, что чужак совсем рядом и, выхватив нож из кармана, быстро развернулся и нанес удар.

Раздался тихий крик.

Мальчик воткнул лезвие ножа в бедро чужака так, что-то почти наполовину вошло внутрь. Стас, стиснув зубы, вытащил нож и отбросил в сторону. Адам продолжал идти вперед, пока не услышал, как позади щелкнул затвор ружья.

– Мертвым тебе ее точно не найти, а я, будь уверен, выстрелю, если ты сделаешь еще хоть один шаг.

Мальчик медленно развернулся в сторону Стаса.

– Разумеется, вам это не впервые, убивать невинных людей.

– Невинных я не убиваю, а вот тех, кто мне всаживает лезвия ножей в ногу вполне могу. А теперь быстро подойди сюда.

Адам не двигался, словно проверяя терпение Стаса на прочность.

– Быстро я сказал! – крикнул Стас.

Ему ничего не оставалось сделать, кроме как подчиниться чужаку и неспешно направиться в его сторону. В конце концов, этот дылда был прав – Сашу он не сможет найти, если тот пристрелит его.

– Подними руки вверх, чтобы я их видел, – сказал Стас. – Мало ли у тебя там еще какие-нибудь приколы завалялись.

Адам послушался, поднял руки вверх. Через несколько секунд он оказался возле Стаса, и тут же получил деревянным прикладом по челюсти, и, потеряв сознание, рухнул в сугроб.

22. Станислав Фаррум

Ударить мальчишку так сильно было лишним, но он ни капельки об этом не жалел. В конце концов, этот засранец и вправду мог выкинуть еще какой-нибудь номер, и возможно, это не обошлось бы только раненой ногой. Для своего возраста шкет ловко управляется с ножом (прямо как один его не очень хороший, хитрый знакомый), Стас даже не успел заметить как тот ловко развернулся и нанес удар.

Он положил парня на плечо и почувствовал, как сотня невидимых иголок одновременно вонзились ему в бедро причинив такую боль, что он чуть не упал.

Кряхтя и подпрыгивая на здоровой ноге, ему удалось выбраться из сугроба и пойти в сторону хижины местного врача, которая, к счастью, была совсем рядом. Когда он постучал в дверь, ему отворил низкорослый мужчина с жиденькой, седой бородой. Глаза доктора были усталыми и изнеможёнными.

– Что случилось? А это что… – Денис протер глаза и посмотрел на Адама, лежащего на плече Стаса, напоминая бревно.

– Вы врач? – спросил Стас, входя в хижину без приглашения. Доктор от удивления еще раз протер глаза, словно пытаясь проснуться, а потом медленно закрыл дверь. Стас положил Адама на койку, в которой, по всей видимости, только что лежал ее хозяин судя по измятому белью, а сам уселся за стул, придерживая рукой рану в бедре. Стас заметил бегающий взгляд доктора, устремленного прямо на Адама.

– Мне нужны ваши умения. – Без лишних слов Стас убрал ладонь от бедра, демонстрируя глубокую рану. Денис кинул взгляд на рану не подходя к нему, а затем на Адама. Его лицо было взволновано.

– С пареньком все нормально, он просто без сознания, – сказал Стас. – Док, давайте уже залатаем рану, из меня льет как из…

– Хорошо, хорошо, дайте секунду и расскажите, что случилось, и лягте вон туда, сидеть вам сейчас лучше не надо. – Денис указал на койку, стоявшую в самом углу хижины, где некогда лежал Алексей Леонов. Стас подошел к ней, увидел на деревянном полу засохшие следы крови, рядом на полке пустую пластиковую бутылку, и там же маленькие, маникюрные ножницы, на удивление довольно чистые и блестящие для этого места. Стас облокотил ружье к стене, прежде висевшее у него на плече и улегся на «койку» если только так можно было называть эту грубое сооружение из сухой травы и кучи грязной ткани. Он попытался не думать о ране в ноге, но постоянное щипание и капли, падающие с характерным тихим звуком на пол, действовали на нервы.

– Ну долго там, док?

– Да обождите, должен же я взять все самое необходимое для обработки раны. Сейчас…

Доктор подошел к своему новоиспеченному пациенту, положил на полку рядом раствор с остатками антисептика, чистыми кусками тканей, и для чего-то надел целлофановый пакет себе на руки. Он открыл выдвижной ящичек и вдруг вытащил оттуда большие ножницы, холодные лезвия которых тут же оказались возле горла пациента.

– Ты чего с Адамом сделал, а? У него весь нос в крови, – доктор разговаривал шепотом.

– Полегче, доктор…

Однако острия ножницы чуть больше углубились в большую шею Стаса, заставив его умолкнуть.

– У меня антисептика осталось совсем ничего, и я не хочу расходовать последние капли на какого-то засранца, который причиняет боль тринадцатилетнему мальчишке. Отвечай, что произошло, иначе еще чуть сильнее надавлю на артерию и подыхать будешь очень и очень медленно и мучительно.

Стасу хватило одного взгляда на глаза врача-маньяка, чтобы понять – он не шутит. На секунду появилась мысль выхватить собственный нож из кармана и попробовать нанести удар ему в ребро, но с большой вероятностью безумный докторишка успеет воплотить свои слова в явь раньше, чем он дотронется до рукоятки в кармане. Кроме того, кому еще латать рану? Стас начал говорить, медленно и отчетливо.

– Мальчишка попытался убежать, я хотел его остановить, иначе он бы помер уже к утру в этой чудной погодке, но засранец меня не послушался, посему я применил силу…

– Что ты с ним сделал?

– Дал по башке прикладом.

Доктор с подозрением посмотрел на своего «пациента».

– Да отвечаю, только ударил мальца и все! И непросто так, а только после того, как этот шкет меня ножом ранил!

Врач всматривался в глаза Стаса, словно пытался прочесть правду ли тот говорит или нет. Видимо, он поверил ему, поскольку начал медленно убирать ножницы от глотки, и потянулся к ружью, которое Стас прислонил к стене рядом (ну и дурак ты, дружище! Положил ружье так, словно шляпу в прихожей повесил!).

– Пошевелишься… – сказал доктор, держа здоровяка на прицеле ружья и направляясь к Адаму.

– Ты меня пристрелишь, ага, понял.

Доктор нагнулся над Адамом, прислонил ухо к его груди, затем смерил пульс по кисте. Он еще раз бросил взгляд на Стаса и положил ружье в сторону.

– Значит, это он тебя так? – спросил Денис, указывая взглядом на рану в бедре.

Стас кивнул.

– Ножом?

– Да.

– И поделом тебе.

Доктор улыбнулся и Стас подумал, что у старика действительно с головой что-то не так.

– Я обработаю рану, но ты должен дать слово: с твоей стороны не будет никаких резких движений, иначе сам знаешь… могу «случайно» сделать так, что всю жизнь с палочкой будешь ходить. Verstanden*?

– Да, да, папаша! Я понял! Можно уже приступить?


Первые пять минут, пока Денис занимался раной, они не обмолвились друг с другом ни словечком. Тишину решился нарушить Стас.

– Дерганные вы все тут какие-то, с кем не пытаешься заговорить, угрожают прикончить.

– А чего ты ожидал, когда вламываешься в чужой край без приглашения и убиваешь всех тех, кто несогласен с вашим главным?

– Судя по тому, что произошло на днях – с нашим главным соглашаются все ваши.

Денис ухмыльнулся.

– За них говорят голодные желудки и безопасность семьи, а не разум. Эти люди ни за что бы не сделали того, что они сделали, будь у них пища в доме. – Денис на секунду оторвался от обработки раны антисептиком, и посмотрел в пустую стену, словно что-то вспоминая. – Виктор был хорошим человеком, и то что ваш главный так с ним поступил это неправильно.

– Тогда чего же ты мне это сейчас говоришь, а не там, когда его резали?

Рука Дениса дернулась, несколько капель антисептика упали на деревянный пол. Рот доктора открылся чтобы что-то сказать, но он тут же перевел свое внимание на полку с необходимыми инструментами для обработки раны. Стас понял, что повторно этот вопрос лучше не задавать, по крайней мере в ближайшее время или пока этот тип не залатает его.

– Рану нужно зашить, придется потерпеть, – сказал Денис, оборачиваясь к тумбочке рядом.

Он уже не раз чувствовал на себе все прелести зашивания ран, поэтому был физически, и, что главное, морально готов к этой неприятной процедуре. Работа на Гордея принесла ему немало подобных ран: у него был рубец от пулевого ранения на груди, большой шрам на правой руке от удара топором и некогда почти стоявший ему жизни шрам от лезвия ножа у самого горла. Теперь к этой "коллекции"прибавится и отметина на правой ноге.

Стас повертел головой, чтобы еще раз осмотреться вокруг и ему снова в глаза бросилась лужица засохшей крови, что была прямо возле кровати. Денис, вернувшись с ниткой и иголкой в руках, заметил, куда смотрел пациент, но не сказал ни слова.

– Неудачная операция? – поинтересовался Стас, не спуская глаз с пятна.

– Отнюдь. Успешная ампутация правой руки, пациент остался жив, до вчерашнего утра, пока ваши люди не убили его.

Стас тут же вспомнил, как впервые увидел своего бывшего педагога и обратил внимание на отсутствие у него правой руки.

– Леонов, – почти шепотом проговорил Стас, Денис услышал и удивленно приподнял брови.

– Ты его знаешь? – спросил доктор, замерев с уже готовой иглой возле раны.

– Просто слышал имя, – поспешил ответить Стас.

Денис смотрел ему в глаза, и кажется, по крайне мере Стас так подумал – старик понял, что он лжет.

– Вот как… хм, ладно. Готов?

– Да.

Он стиснул зубы, и пытался перебороть боль… в который раз.

___________

* понятно? (нем.).

23. Саша Леонова

Еды больше не было. Саша поняла это, когда проснулась от ноющего живота ранним утром и потянулась рукой внутрь рюкзака, где нашла последнюю полоску вяленого мяса. Воды оставалось полбутылки, которых, по ее расчетам, должно было хватить на сутки, не больше. Оставаться дольше одной ночи в полуразрушенном доме, где она так и не смогла найти ничего полезного, кроме свечей и спичек, не было смысла. Да и покойники, лежавшие в подвале и в злосчастной маленькой комнатке неподалеку, так и не давали толком выспаться: по-прежнему чудилось, что они очнуться, откроют свои мертвые глаза и поползут в ее сторону…

Саша взялась за ручку подвала, потянула руку вперед, и мокрый сугроб тут же опрокинулся и посыпался ей за шиворот, заставив вздрогнуть от холода. Она встряхнула головой, сделала несколько шагов и оказалась внутри разрушенного домика, где снег засыпал почти все помещение. Через окно было заметно, как сугробы за ночь успели вырасти как минимум сантиметра на два.

Утро было славным – снег не шел, ветер не завывал, теплое солнце оставляло блеск на белых простынях сугробов. Саша направилась по прежнему пути, в сторону юга, и, проделав несколько шагов остановилась, чтобы бросить на полуразрушенную хижину последний взор. Она мысленно поблагодарила почивших хозяев (даже догадываясь о их деяниях) за то, что те построили домик так глубоко в лесу.

Саша двинулась дальше, продираясь сквозь уже порядком надоевшие ветки, которые хлестали ее по щекам и глазам.


Когда это случилось, Саша даже не успела понять, что произошло. Снег и земля под ногами испарились, и прямо под ней возникла сравнительно глубокая, метра три или четыре, яма. Падая, она пыталась ухватиться за стенки ямы, но лишь сломала несколько ногтей. Упав на землю, она протяжно взвыла. Правая нога отозвалась нестерпимою болью, подобной которой она никогда не чувствовала в своей жизни. Снег с края ямы посыпался прямо на лицо, напоминая белоснежный водопад. Кулаком Саша ударила по земле, пытаясь хоть как-то отвлечься от непрекращающийся дикой боли чуть выше ступни.

Возьми себя в руки, возьми себя в руки…

Она начала глубоко дышать носом, как учил ее папа, стараясь не открывать рта. Взгляд упал на правую штанину джинс. Она приложила ладонь к лицу, вытерла слезы, подступающие из глаз, которые почти замерзали на ее щеках. Мысль о том, чтобы вывернуть штанину и увидеть, что там, заставляла выливать новый поток слез.

Успокойся, ты только взглянешь и решишь, что с эти делать…

Девочка взялась за конец правой штанины обеими руками, медленно потянула на себя… ее окатила новая порция боли, пуще прежней. Внутрь джинс словно вылили сгусток лавы, пожирающий ее ногу. Она взяла в зубы одну из веток под рукой и прикусила ее…но это не помогло: поэтому она решила не сдерживать себя и кричать что есть силы…

Боже мой, боже…

Всего лишь секунду ее глаза смотрел на выпирающей холмик кожи. Рядом с закрытым переломом был глубокий порез. Она тут же отвернулась, осознавая, в какую несусветную передрягу влипла. Окончательно она поняла безвыходность своего положения, осмотрев место в котором оказалась: яма была глубокой и достаточно широкой, чтобы в ней вместилось человек пять и ничего, что могло бы помочь ей подняться, уж тем более с ее переломом. Яма была явно вырыта человеком.

Перво-наперво нужно позаботиться о ране…

Она сняла со спины рюкзак, и принялась рыться в нем с надеждой найти хоть что-то, что поможет ей с раной, но кроме безделушек и остатков воды ничего полезного там не оказалось. В другом отделе рюкзака удалось найти веревку, не слишком длинную, но по прикидкам Саши ее должно было хватить, чтобы вылезти. Но попытка выбраться из ямы сейчас волновала ее намного меньше, чем торчащая под кожей собственная кость. Она подумала о дяде Денисе, и о том, как сильно сейчас не хватает его здесь и сейчас, чтобы помочь ей с раной.

Саша раздела куртку и кофту, достала отцовский нож из кармана и стараясь как можно меньше думать о боли, которая не собиралась покидать ее тело, лезвием отрезала рукава кофты и попыталась воспользоваться ими как бинтами. Каждое прикосновение ткани к ноге отдавалось острым пощипыванием, но она терпела.

Обмотать рану удалось с немалым трудом и даже после этого она заметила, как темное, багровое пятно вырисовывается на светло-голубых рукавах кофты. Повязки надолго не хватит, но что еще можно было поделать? У неё не было ни антисептиков, ни спирта, ничего.

Нужно выбираться отсюда.

Саша посмотрела ввысь еще раз, оценивая высоту ямы. Только сейчас на глаза бросились тонкие ветки, лежавшие у нее под ногами, часть которых была сломана или погнута. Одну из них она пыталась использовать в качестве кляпа, чтобы не кричать. Стало быть, ветки прикрывали эту яму, и сделали совсем незаметной, когда снег полностью окутал их – явно дело рук человека. Саша предположила, что это, возможно, одна из ловушек охотников их деревни, но тут же отбросила эти мысли, поскольку знала, что охотники не заходили так далеко. Было так тошно при мысли, что ей так легко удалось угодить в такую огромную яму…

Она попыталась встать, согнув колено раненой ноги, чтобы случайно на нее не наступить: одна мысль, что она наступит на нее заставляли все внутренности съежиться от представляемой боли. Спустя несколько прыжков на здоровой ноге, она добралась до другого конца ямы и прислонилась к черной земле. Она попыталась прикинуть как можно попытаться вскарабкаться по стене при помощи одной ноги. Разумеется, воображение вырисовывало невозможные картины, и будь у нее даже перелома, она бы ни за что не смогла выкарабкаться из этой передряги без крепко натянутой веревки наверху.

Саша достала нож, ударила им по рыхлой земле. Внезапно возникшая идея с использованием клинка в качестве «ледоруба» показалось идиотской. Вернувшись назад к месту падения, она подобрала моток веревки найденный в рюкзаке и завязала петлю. Понимая, что ее замысел выглядит невозможным, Саша все же забросила ее конец к краю ямы, а затем потянула…но та тут же упала прямо на нее, напоминая атакующую змею.

Какая же ты дура, к чему она там зацепится? Кругом один снег.

Но понимая даже это, Саша продолжала броски лассо на верхушку ямы, и все они заканчивались одинаково – веревка падала ей на голову. Спустя дюжины закидывания она отложила ее в сторону, и села на землю, спрятав лицо в руках.

Совсем скоро она начала чувствовать, как голова начинает ныть, а четкие очертания веток под ногами расплываться словно в тумане.

Дело плохо…


Наступил вечер.

Ее голова кружилась, к горлу подступала тошнота и ко всему прочему было невыносимо холодно. Ветер усилился, и снегопад снова подкрался из ниоткуда, вываливая с неба миллионы крупных хлопьев. Саша представила, как яму постепенно засыпает снег, и она утопает в нем – жуткая картина, которую совсем не хотелось ощущать на своей шкуре. Мысли о юге уже давно испарились благодаря боли в ноге, и сейчас было только одно желание – жить. Но как это сделать, имея в запасах воды на пару глотков и никакой еды? Еще и с переломом голени? На таком смертельном морозе? При мысли о холоде Саша сразу же вспомнила, что у нее есть оружие, с которым она сможет побороться против него. Из рюкзака она достала свечи и спички, что остались с хижины, их было около дюжины. Руки дрожали, зажечь спичку удалось только спустя несколько попыток и после поднести к фитилю свечи, закрывая ладонью от ветра крохотный огонек. Пламя, казалось, вот-вот погаснет, но Саша старательно прятала его, не давая ветру подкрасться к малюсенькому оранжево-белому язычку.

Возникла мысль попытаться развести костер, но все ветви в яме были мокрыми от снега, и непригодные для этого дела. Пришлось довольствоваться тем, что имелось. Огонек хоть и слабый, но ладони согревал, к тому же очень было приятно ощущать капли воска, капающие на запястье.

Нога неожиданно заныла, и Саша зашипела от боли. Она посмотрела на раненую ногу, где под ней успела образоваться лужица крови, уже давно просачивающаяся через повязку из рукавов свитера. И как она только умудрилась подцепить эту рану? Одно дело перелом, с ним все понятно, но где она умудрилась рассечь так ногу? Возникла совершенно безумная мысль ударить по кости как следует, в надежде, что та, быть может, встанет на свое место…

Внезапно Саша услышала наверху возню, словно кто-то быстро-быстро ходил по снегу, причем не один (человек? зверь?), а несколько так точно. Послышался короткий вой, а потом звуки возни и скуления. Она немедля схватила отцовский нож, лежавший рядом и твёрдо, сжала его в руке. Копошение и скуление над ее головой продолжались, пока вдруг она не увидела над собой мелькнувшую на секунду хвост у края ямы. Мгновение, и зверь – она не сразу поняла кто это был – упал прямо на дно ямы возле ее ног. Саша крикнула. Животное лежало, не шевелясь, но точно дышало: отчетливо виднелось, как взъерошенная черно-серая шерсть поднималась и опускалась от тяжелого дыхания. Послышались звуки скуления, животное явно было ранено. В сумерках разглядеть зверя не представлялось возможным, но отчетливый запах сырой шерсти и рычание, слышимое наверху, приводило к выводу, что это волк. Саша нерешительно вытянула нож вперед и поползла к зверю боком, стараясь как можно реже шевелить раненой ногой.

Он мертв?! Пожалуйста, пускай он будет мертв.

Когда она оказалась возле зверя, запах сырой шерсти тут же впился в ноздри. Саша смогла разглядеть серьезную рану на боку животного, которое получило, должно быть, от своего соплеменника сверху.

Надо прикончить его, пока он не очнулся…

Рука с ножом поднялась в воздух прямо над зверем и…замерла. Она не могла этого сделать, рука бессовестно дрожала. Никогда в своей жизни она не причиняла вред ни одному живому существу, и всегда старалась избегать насилия, прятаться от него. Смерть волка неделю назад был не в счет, он сам сиганул на острие, спровоцировав собственную кончину. Тогда она не смогла набраться храбрости и ей помог всего-навсего случай, несчастный случай. Саша осознавала, что подобный миг рано или поздно наступит, от него не убежишь. Папа всегда предупреждал ее, говорил, что он должна набраться храбрости и стать взрослой, чтобы выжить, но она…

Папа, ну почему я тебя не слушалась! Возможно, сделать это было бы сейчас намного легче…

«Либо ты их, либо они тебя…»

Она закрыла глаза, крепко сжала рукоятку, подняла нож еще выше и резко опустила его, почувствовав, как клинок наполовину вонзился в плоть зверя, но…В животное словно вселился демон. Оно вскочило и бросилось прямо на нее, повалив на лопатки. Нож торчал в боку волка, но тот будто бы и не чувствовал его. Она схватила зверя за глотку обеими руками и держала от себя как могла; его пасть была прямо возле лица. Желтые зубы намеревались впиться в ее шею в любой момент, если она случайно ослабит хватку. Саша тут же вспомнила, как в подобном положении оказался ее папа несколько дней назад, и что после такой вот встречи случилось с его рукой, это вызвало у нее трепет, придавший ей сил и позволивший откинуть волка от себя, благо провернуть это оказалось легче, чем ее отцу – животное было серьезно ранено, не говоря о торчащем ноже в его боку.

Она постаралась не обращать на боль в ноге и сосредоточилась на глазах волка, пытаясь понять, когда именно он совершит очередную атаку. Животное набросилось на нее, но она успела увернуться и почувствовала на спине выпуклость веревки, безрезультатно бросаемой сегодня на верхушку попытках вызволения из ямы. Она схватила моток веревки, затянула его по ширине вытянутых рук и тут же, волк, устремившийся своей мордой прямо в ее лицо, вцепился зубами в моток. Задние зубы пытались перегрызть ловушку, не позволяющая приблизиться к девушке. Саша понимала, что если ослабив хватку хотя бы на секунду, желтые зубы вонзятся в нее. Рукоятка ножа в правом боку проскочила в ее поле зрения – единственное оружие способное прикончить зверя (не может же она держать эту веревку вечно?). Она решилась на отчаянный шаг – отпустила веревку и подставила зверю свою левую руку, в которую в один миг впились челюсти. Девочка завопила, но не растерялась. Она схватилась за рукоятку ножа, быстрым движением извлекла его и вонзила опять, но на этот раз в шею. Волчья пасть ослабела и отпустила ее руку. Волк, скуля, упал возле нее, продолжая дышать.

Она попятилась от зверя, держа нож наготове. Животное неумолимо скулило, стараясь встать на лапы, но при каждой попытке снова падало на брюхо. В какой-то момент Саше стало невыносимо жаль животное, пытавшееся убить ее несколько минут назад. Наконец, волк оставил какие-либо старания встать на четвереньки и просто лежал, тяжело дыша и скуля. Саша решилась подойти ближе, готовая к очередному трюку лохматого. Но когда она приблизилась к волку, тот лишь смотрел вперед, и определенно не собирался бросаться на нее – раны животного были слишком серьезные.

Она погладила волка по загривку, ее собственные слезы капали на его шерсть. Она испытывала странную вину, внутри все съёжилось от горя.

– Прости… – Ее рука поглаживала шерсть. – Либо ты меня, либо я тебя.

Прошло еще немного времени, прежде чем незваный гость ямы издал свой последний вздох и издох.


Саша очнулась то ли поздней ночью, то ли ранним утром. Из-за окружающего мрака понять это было невозможно. Наверху виднелось только хмурое небо и кромки деревьев, которые расплывались стоило лишь приглядеться. Ее голова лежала на туше убитого зверя, волосы пропахли сырой шерстью, но ей было все равно. Рана от укуса на руке, пускай и не была такой глубокой как у отца тогда – волк не успел вцепиться как следует, – но изредка давала о себе знать колющей болью. Она понимала, что долго не протянет…

Она ближе придвинулась к мертвому волку, от которого еще исходили остатки тепла. Пришла мысль попробовать зажечь свечу, но в ту же секунду она поняла, что ни за что не сможет сделать даже такое простое действие – ее кисти рук снова онемели, а вероятность встать с места хотя бы на четвереньки казалась чем-то недосягаемым, как и рюкзак, лежавший в метре от нее. Ей невыносимо хотелось пить, лишь маленький глоточек воды, казалось, сможет хоть как-то унять проклятую боль, что словно инфекция распространялась по телу от макушки до кончиков пальцев ног. Саша смогла опрокинуться на другой бок, оказавшись лицом к лицу с мордой волка, на пасти которого она задержала взгляд, а потом поползла к рюкзаку. Через минуту ее рука дотронулась до пластиковой бутылки, которую она, не задумываясь, осушила полностью, а потом откинула с мыслью:

Вот и все, это яма станет моей могилой…

Она вернулась к волку, положила свою голову на тушу и посмотрела вверх, где в небе кое-где виднелись звезды. Большую и Малую медведицу найти не удалось, недостаточно было обзора. Она начинала понимать каким бессмысленным оказался ее побег и желание оказаться возле океана на юге. Теперь она тут, ее короткое приключение закончилось медленной смертью в яме, вырытой неизвестно кем.

Интересно, сколько звезд на небе? подумала она.

Минуло уже около четырех дней с момента, как она покинула деревню, свой родной дом, где жила последние годы. Столько вещей осталось там, в их с отцом хижине, так много воспоминаний и моментов, что хранил в себе всякий предмет внутри их дома.

Вдруг наверху раздался скрип снега, кто-то приближался. На краю ямы появилась чья-то голова, которую тяжело было различить в темноте сразу с непривычки.

– Сашка! – крикнул знакомый голос.

– Пап? – с еле различимою ноткой радости спросила Саша, силы постепенно оставляли ее. – Ты жив! Я знала, что ты не умер!

– Да, солнышко, это я, как видишь. Ты там как?

– Он достал меня, но я убила его, пап. Я сделала это.

– Ты молодец, дочурка! Я знал, что ты сможешь это сделать!

Саша улыбнулась. Она любила, когда он хвалил ее…

– Сашка, смотри кого я привел!

Лица отца по-прежнему не было видно. Девочка щурилась как могла, чтобы разглядеть то ли при лунном, то ли утреннем свете его черты. Вдруг на краю ямы появилась еще одна голова, которая тихим, женским голосом произнесла.

– Сашенька, милая, это я, твоя мама.

– Мама? Мамочка!

По глазам Саши потекли слезы. Мамочка родная, я никогда не слышала твой голос!

– Но ты же… – продолжила Саша.

– Да, умерла. Но мне так хотелось увидеть, какая красивая и сильной ты у меня, не могу налюбоваться!

– Сегодня Саша, ты стала действительно взрослой, – подхватил папа.

– Что ты имеешь в виду, пап?

– Скоро ты поймешь, милая, – сказал отец. – Тебе больно, но ты должна потерпеть еще немножко, ладно?

Саша кивнула. Черты лиц обоих родителей постепенно начали различаться во тьме…

– Все они заплатят, Саш за то, что наделали, – продолжал папа. – А мы будем наблюдать, как вершится правосудие.

На краю появилась еще одна голова.

– Твой отец прав, Александра, – сказал дядя Виктор. – Их ждет казнь, каждого из них.

– Они даже не знаю, как близко их кончина… – Голос мамы отдавался эхом.

– И мы сотворим с ними то, что и они с нами! – крикнул Алексей и лицо его, как и лица других, наконец, стали отчетливо видны Саше, словно бы их осветили светом фонаря. Изо рта и глаз всех трех сочилась кровь, взгляды были преисполнены злобой и ненавистью.

Скоро ты будешь с нами, Саша…

Саша закрылась ладонями, отвернула взгляд от края ямы в надежде, чтобы это кошмар поскорее закончился. Она боялась даже на мгновение посмотреть туда, где только что были ее родители и дядя Виктор. Она молила Бога чтобы они не спустились к ней вниз.

Постепенно слабость дала о себе знать, раны в ноге и руке заныли с новой силой, и прежде чем отключиться, она услышала, как наверху заскрипел снег.

Призраки возвращаются… – подумала она и ее взор накрыла темная, расплывчатая завеса.

24. Станислав Фаррум

– Эй, эй, женщина, полегче! – Стас, лежа на кушетке, закрывал лицо руками от потока ударов Юлии, ворвавшуюся в хижину доктора Дениса сразу, как только тот рассказал ей о случившемся. Никогда Стас не видел столько гнева в глазах женщины, ее светлые, короткие волосы были растрепаны, худое лицо с ямочками на щеках даже во время гнева выглядело очень милым.

– Как ты посмел ударить моего сына?! – Ярость в ее голосе насторожил Стаса.

– Если бы я этого не сделал, завтра нашли бы своего сынка в куче снега, замерзшего насмерть. Так что вы мне еще должны…

– Должна? – В глазах женщины появились слезы. – Ублюдок, вы слышали, Денис Валерьевич? Я, оказывается, этой скотине еще должна!

Она ударила еще несколько раз по его рукам. Для Стаса, разумеется, сила этих ударов была сравнима с потугами маленького ребенка, решивший поколотить слона.

– Юль, успокойся, – сказал доктор положил ладонь на плечо и увел в сторону. – Иди лучше к Адаму, он скоро должен очнуться…

– Этот засранец мне нож в бедро всадил, между прочим! – не сдавался Стас.

– Да неужели?! – с издевательством произнесла Юлия. – Жаль не в глотку.

– Да помолчите вы оба! – рявкнул Денис, переводя взгляд от одного к другому. – Все живы здоровы и это – главное. Юль, он был неправ, что ударил парня, но Адам тоже молодец, поперся в такую погоду в лес, зная, как это опасно. Не первый день знает, какая зима в этих краях.

Мать села возле сына, погладила его по бледному лбу и волосам.

– Зачем он вообще туда пошел? – спросила она, вытирая слезы. Она перевела взгляд с мальчика на Дениса Валерьевича, словно ожидая узнать ответ от него, но тот перевел его на Стаса.

Давай дружок, расскажи маме, почему ты почти разбил нос ее сыночку?

Стас понятия не имел, стоит ли рассказывать про девчонку, но понял, что иного пути нет – мальчишка очнется и все расскажет сам, если, конечно не потерял память от удара.

– Ну… ну я ему про девчонку рассказал, которая бежала сегодня утром со своим отцом. Она смогла улизнуть от нас, и пацан понадеялся, что сможет ее отыскать.

– Сашка? – спросила Юля, не сводя взгляда со Стаса. – Она жива?

Стас закатил глаза.

– Женщина, взгляните в окно, там бушует снегопад, который зарывает лес уже почти сутки. Кто, по-вашему, выживет в такую погоду?

– Не называй меня «женщиной», дебил. Ты ничего не знаешь про Леонову Сашу и про ее отца. Она умная девочка и сможет за себя постоять.

– Да, разумеется, простите, мне этого никто не сообщил, – сказал Стас, разводя руками. – У вас здесь куда ни плюнь – все особенные. Я просто хотел помочь пацану, который решил покончить самоубийством в лесу, но в качестве благодарности этот сучёнок мне воткнул нож в бедро, а потом вот этот доктор, мать его, Франкенштейн, – Стас указал на Дениса, – угрожал перерезать мне глотку ножницами, за то, что я попросил помощи, ну а минуту назад меня колотила чокнутая «женщина», ах простите! чокнутая мамашка, только лишь потому, что я хотел помочь ее сынишке! Чудесный тут народец, нечего сказать!

При упоминании ножниц, Юлия посмотрела на доктора, который взглядом ей сказал нечто похожее на "так надо было".

– Зачем тебе понадобилось вмешиваться и помогать ему? Какой тебе с этого прок? – спросила Юлия, по-прежнему не сводя глаз со Стаса, который чувствовал себя как на допросе.

– Может быть, потому что, мне не все равно? – сказал Стас.

На лице Юли появилась издевательская ухмылка

– Да, как же, – с отчетливым сарказмом произнесла она.

Стас привстал с кровати, заставив Юлию дернутся назад.

– Послушайте, не знаю, как вас там… Но не нужно меня стричь под одну гребёнку.

Юлия рассмеялась. Денис и Стас не без удивления наблюдали за ее неоднозначной реакцией. Когда она успокоилась, ее лицо вмиг преобразилось, сделавшись серьезным и даже малость злобным. Женщина встала с койки сына, взяла ружье Стаса и направилась прямо в его сторону… На секунду Стас подумал, что он делает последние вздохи в своей жизни, пока женщина не протянула ему ружье.

– Так докажите это. Докажите, что вы не такой, как они, что пришли и разорили, уничтожили всё то, что мой муж создавал собственными руками все эти годы. – Ее глаза засверкали от подступающих слез, худые щеки покраснели.

Стас, не отрываясь смотрел на нее, ощущая каждой клеточкой тела ее ненависть к нему. Ему хотелось отвернуться, провалиться на месте. Почему-то его окутала волна стыда…

– Ну же, что же вы? Берите! Вас же не следует стричь под одну гребёнку, сравнивать с этими людьми. Давайте же, докажите!

Еще несколько секунд они обменивались друг с другом безмолвными взглядами, пока Юлия не бросила ружье на пол.

– Так я и думала.

Она вернулась на кровать к сыну, села возле него и продолжала поглаживать по лбу, словно надеясь, что благодаря этому он очнется быстрее.

– Эта мразь сейчас лежит на кровати в моем доме, где я спала все эти годы со своим мужем. – Ее шепот заставил Стаса покрыться мурашками, – На кровати, где мы с Витей занимались любовью, обсуждали будущее, отдавались прошлым воспоминаниям. На кровати он думал о том, как сделать всех этих людей счастливыми, как сделать счастливыми нас. На кровати, который он построил собственными руками…

Она повернулась в сторону Стаса, и на этот раз он не выдержал и увел взгляд в сторону. Невозможно было ощущать на себе этот ненавистливый и одновременно манящий взгляд.

– Но пришел какой-то психопат вместе с дружками и убили моего Витю, убили не только его, но и все то, что он так кропотливо строил все эти годы. Надеюсь, вы все будете гореть в аду.

Юлия сглотнула. Слезы капали с её ресниц и падали прямо под ноги Стасу.

Стук в дверь нарушил минутную тишину и заставил обернуться одного только Дениса Валерьевича, все это время молча наблюдавшего за диалогом. Юлия и Стас все еще продолжали смотреть друг другу в глаза пока Стас не потянулся к дулу ружья и не отложил его в сторону. Взгляд Юлии поник, словно бы лишившись надежды.

Денис открыл дверь, на пороге был Иван, со своим вечно паническим выражением лица.

– Я ищу… – Из-за плеча доктора он увидел Стаса, сидящего на кровати. – Стас? вот ты где! что стряслось?

Доктор отошел в сторону, приглашая незнакомца внутрь, который торопливо зашагал к Стасу, не заметив в другом углу Юлию с сыном. Не дойдя до кушетки, взгляд Ивана упал на перевязанное бедро товарища, где на тряпках виднелось небольшое пятно. Он тут же снял ружье с плеча и взял на мушку Дениса, а затем округлив глаза от удивления, – потому что увидел Юлию с Адамом, – перевел мушку на нее и снова на доктора.

– Вы чего с ним сделали, а? – прицел панически метался от доктора к матери с сыном.

– Вань успокойся, все хорошо, опусти ружье, – сказал Стас. – Я тебе все позже расскажу, верни игрушку на свое плечо, ладно?

Иван покосился на Стаса, лицо которого уже было порядком измученное сегодняшним вечером и медленно опустил ружье.

– Мне стоит быть начеку?

– Не стоит, – сказал Стас. – Положи ружье к стене рядом с моим, присядь, и скажи, что тебе нужно.

Иван так и сделал, но взгляд его словно прилипли к чужакам, поэтому Стасу пришлось его слегка ударить в ребро.

– Так что произошло?

– Я тебе повторяю, пока что это не имеет значения. Ты чего меня искал?

Иван не отрывал взгляд от раны Стаса.

– А может, все таки я… – Иван покосился на незнакомцев.

– Ваня, твою мать…

– Ладно, ладно, тут вот какое дело… – начал Иван, поглядывая по сторонам, словно в поисках слов на стене, которые помогли бы ему продолжить предложение. – Я тут покумекал с Гордеем, и смог договориться с ним, чтобы он оставил здесь меня вместо Лиса.

– Эх, ни фига себе, а так можно было что ли? Может, мне тоже пойти с ними "покумекать"? С этими… – Стас посмотрел на Дениса, который подошел к мальчику и нащупывал его лоб, и перешел на более низкий шепот —… поселенцами мне не очень хочется оставаться на целую, блять, зиму.

– Я знаю о твоем разговоре с ним, и тоже попытался как-то уломать его не оставлять тебя тут, но… он вообще даже слушать не стал. Говорит, что ты ему нужен тут, типа доверяет тебе больше всех, в таком духе.

– Проклятье, никогда не думал, что доверие может повернуться мне боком.

– Ну и…я ему рассказал, что вы с Лисом не очень в ладах…

– Ваня! На кой черт!

– Ну, зато это помогло, как видишь! Видел бы ты рожу Лиса, он был так зол.

Настала тишина и оба они словно о чем-то задумались. На самом деле для Стаса это была замечательная новость за весь этот проклятый день. Уж очень не хотелось оставаться под одной крышей с человеком, который еще недавно хотел отрезать тебе яйца.

– А тебе то на хер это? – нарушил тишину Стас. – У тебя же супруга в Назарете, вы же только поженились год назад! Только не говори, что тебе тут приглянулся кто…

– Да не, не – улыбнулся Иван. – Я, наоборот, ради нее это и делаю. В общем, из-за всей этой суматохи совсем забыл рассказать, что… ну…беременна она.Стас сделал большие глаза, улыбнулся и похлопал товарища по плечу.

– О… папаша, поздравляю. Я бы тебя обнял, но злой доктор велел не подниматься как минимум до завтрашнего утра. Так, а что ради нее-то?

– Гордей пообещал двойную порцию пайка в течение следующего года, если здесь все пройдет как надо. Ты же знаешь, как он поощряет рождаемость детей у нас…Ну и Насте нужно будет много кушать, да и малышке потом тоже…

– Благородно. Ты будешь хорошим отцом, Вань.

– Спасибо тебе. А ты будешь хорошим крестным, как тебе такая идея? Не отвертишься.

– Ну конечно, дружище, конечно.

Стас протянул руку Ивану, и они сошлись в крепком рукопожатии.

– Интересно, с чего это Лис вдруг взбесился? Хотел поиграть здесь в местного царька?

Ивана заинтересовали инструменты Дениса, лежавшие на тумбочке, которые он с интересом осматривал, не решаясь притронуться.

– Быть может, ты же ведь знаешь этого зверя. Но ведь это, как мне кажется, не главная причина.

– А какая же главная? – Стас так заинтересовался мнением Ивана, что даже приподнялся.

– Так, вон она сидит, причина. – Иван кивнул в сторону Юлии, не сводившей взгляда со своего сына. – Только не говори мне, что ты еще ни разу не заметил, как он пялится на нее постоянно. Не знаю, что наш хитрый, рыжий Лис удумал насчет этой блондиночки, но боюсь его планам не суждено будет свершиться, по крайней мере ближайшие три месяца.

Стас также посмотрел на Юлию, с которой они на секунду встретились взглядом. Он пытался понять, что же Лис такого задумал, но в голову приходили исключительно мрачные мысли на счет этого.

– Так, чего произошло-то? – сказал Иван, указывая на бедро.

– А? – Стас не сразу услышал Ваню, раздумывая о Юлии.

– Что с ногой?

– Ногой? Да черт бы тебя побрал, Вань, мы с тобой будем куковать здесь три месяца, я еще раз двестирасскажу, только, пожалуйста, оставь эту тему.

– Ну, как знаешь. – Он встал, взял свое ружье и направился к выходу, а затем снова обернулся к Стасу. – Может, мне хоть Гордею…

– Нет.

–…рассказать.

– Не надо, не хочу лишних вопросов. Если что – я ногу вывихнул, прыгнул плохо, вот и все.

– Ладно, понял тебя.

Иван взял ружье и подошел уже было к двери, но вновь остановился и повернулся к Стасу.

– Там сейчас наши воду набирают, ты бы попробовал, эдак тысячу лет такой вкусной не пил.

– Вань, я еще напьюсь её будь здоров.

– А… ну да. Ладно, я это, пойду. Гордей выезжает завтра со всеми в шесть утра, нам нужно быть чуть заранее, он даст пару указаний.

– Я тебя понял, встретимся во дворе в полшестого.

– Ага…

Иван посмотрел еще раз на Дениса, Юлию и Адама, слегка поклонился.

– Доброй ночи.

Дверь закрылась, впустив на мгновение морозную прохладу снаружи.

Стас опустился ниже, положил голову на подушку и призадумался. Что же такого хочет Лис от нее? В любом случае, пока этим голову можно не забивать, ведь он уезжает завтра со всеми, и Стас, наконец, не увидит этого хитрого и злостного коротышку у себя под ногами целых три месяца. Перспектива зазимовать здесь была не особо приятной, но Стас уже решил для себя, что ему будет здесь чем заняться. Уж очень хотелось побольше разузнать о своем бывшем учителе, жившим здесь, как он понял, долгое время. И о его дочери, которая…

Внезапно в груди словно бы морской еж засел, катаясь от сердца к легким при мысли об идиотском поступке, что он совершил этим утром.

Нужно было не отпускать ее, зачем ты ее отпустил…

«Ты ничего не знаешь про Сашу Леонову и про ее отца, не знаешь какая она крепкая и как хорошо может за себя постоять» вдруг въелись в голову недавно сказанные слова.

Краем уха он услышал, как шептались Денис и Юлия. Интересно, что же такое они там обсуждают? С этой мыслью он отвернулся к стене и пролежал с открытыми глазами почти всю ночь, раздумывая о сегодняшнем дне. Заснуть удалось лишь к утру.


Сон продлился недолго.

Стас почувствовал, как его кто-то тряс за левое плечо.

– Стас, просыпайся!

Он разглядел красные щёки а затем и лицо Ивана, чьи глаза были широко раскрыты, словно он несколько минут назад увидел привидение. Из его рта шел пар, как из чайника.

– Тебя Гордей всюду ищет, они вот-вот уедут, нужно быть у грузовиков, – сказал он.В голову словно ударило что-то тяжелое. Тело тягуче ныло, но упоминание про Гордея тут же заставили его окончательно проснуться и забыть про боль.

– Чего же ты раньше не разбудил?!

Стас поднялся и потянулся к своим старым джинсам, которые были повешены на спинке стула.

– Да я и сам, честно говоря, проспал, – сказал Иван.

Приводя себя в порядок, Стас обнаружил, что в хижине никого нет, в том числе и мальчика, которого он ударил. Не покидало ощущение, что внутри хижины словно чего-то поубавилась, в отличие от вчерашнего вечера, казавшимся дурным сном. Натянув джинсы на ноги и убедившись, что повязка не слишком выпирает из-под штанины, Стас взял свое ружье и направился вместе с напарником к двери. Первое что бросилось в глаза это обилие снега, выпавшего всего за одну ночь. Никогда ранее Стас не замечал, чтобы начало ноября могло похвастаться таким обилием снежных покровов за последние несколько лет. Снаружи уже собралась толпа, над которой на крыше грузовика встал Гордей, точь-в-точь как тогда, когда он приехал сюда впервые несколько дней назад. Внизу, как всегда, в подобных случаях находилось трое охранников, которых Стас даже по именам не знал. При виде надменно стоящего Гордея, смотревшего сверху вниз на головы почти сорока людям, у Стаса возникло ощущение дежавю.

– Заберите нас с собой, прошу! – крикнул женский голос в толпе. – У меня маленький ребенок…

– Нет возьмите меня! – крикнул другой, теперь уже мужской голос. – Я отличный охотник!

Гордей стоял и лишь слегка улыбался, смотря на умоляющую его толпу.

– Без сомнений, каждый из вас попадет в Назарет, если будет исполнять законы Божьи, сказанные мной ранее, – сказал он. – Именно для этого я и оставляю моих подопечных, чтобы они следили за тем, как вы выполняете долг перед богом. Не переживайте, еженедельно сюда будет поступать еда, и вы можете не беспокоиться о голоде, но не забывайте, кому вы подчиняетесь и от кого эту еду получаете. На этом все. Прощайте, дети мои.

Гордей слез с грузовика и махнул рукой Стасу и Ивану, подзывая их обоих к себе.

– Что случилось? – на мгновение бросив взгляд на ногу Стаса, поинтересовался Гордей.

– Ничего серьезного, просто вывих.

– Поаккуратнее тут, вы мне нужны целыми и невредимыми здесь, – сказал он. – Пойдёмте, отойдем.

Все трое зашли в сторону подальше от людей.

– Меня уже тошнит от этого местечка, – начал Гордей. – Всю ночь я молился Богу, чтобы как можно скорее оказаться в Назарете, надеюсь, путь будет успешным.

– Прекрасно вас понимаю, – сказал Иван, на что получил неодобрительный взгляд Гордея. Иван тут же опустил глаза, словно нашкодивший мальчишка.

– Все эти люди, за исключением некоторых – мусор, никчемные и неугодные Богу создания, которых в свое время не забрала чума посланная Всевышним. – продолжил Гордей. – Не забывайте, на что надеются эти люди и старайтесь играть от этого поля. Ну а когда наступит весна, я разберусь со этим местом подобающим образом, но до тех пор вы должны следить, чтобы с водяным источником все было в порядке, вам это ясно? Эти люди нам еще нужны.

– Да, – произнесли Стас и Иван одновременно.

– Другой такой источник поблизости сейчас трудно найти, поэтому, я надеюсь, вы понимаете всю его ценность для нашего города. Я рассчитываю на вас.

Гордей обернулся, заметив Лизу Гончарову, идущей в сторону грузовика прихрамывая на одной ноге, рядом с ней был ее маленький трехлетний сын. Толпа смотрела на нее, не отрывая взгляда.

– А вот и один из достойных людей для поселения в Назарете, – воскликнул Гордей.

Он подошел к Лизе, что-то шепнул ей на ухо, и та на секунду улыбнулась после чего велел одному из своих людей помочь женщине и сыну взобраться грузовик. Только в этот момент Стас заметил уже сидевшего в кузове доктора Дениса, который смотрел на него безразличным взглядом. По всей видимости, другие жители деревни даже не заметили его.

Толпа уже принялась расходиться, но вдруг все их взгляды обратились в сторону двух людей, вышедших из дома семьи Гордон. На плече Юлии висел рюкзак, как и на ее сыне. Оба рюкзака судя по их объемам, были заполнены под завязку. Оба они молча направились к грузовикам, стараясь не смотреть в сторону толпы не сводившей с них презрительных взглядов. Послышались недовольные возгласы и перешептывания, которые были неразличимы до тех пор, пока Гордоны не подошли к Гордею.

– Куда это она собралась? – прозвучал голос.

– Вы что, забираете ее с собой?!

Ровно на одно мгновение Стас заметил совсем нехарактерное для своего начальника выражение лица, выражающее испуг, но он успел стереть это выражение словно по щелчку пальца.

Юлия и Адам замерли на месте между Стасом, Иваном и Гордеем. Гул в толпе постепенно увеличивался. В одном из грузовиков открылась дверь, и из него вышел Лис, с ружьем наготове. Взгляд Лиса в этот момент, в том числе и Стаса, был направлен исключительно на Юлию и ее сына. Другие люди Гордея количеством в шесть человек, не включая Стаса, Ивана и Лиса, потянулись за оружием.

– Эта женщина, – начал Гордей, обращаясь к толпе и заставив ее замолчать на какое-то время, – смогла доказать мне, что прежние ее брачные узы с предателем были огромной ошибкой. Она покаялась лично передо мной, и просила простить ее перед лицом Господа за связь с кровью предателя, и я простил ее. Подобные поступки очень ценятся лично мной и вознаграждаются соответствующим образом.

Все это время Юлия старалась сохранять невозмутимое лицо, однако, это у нее получалось с огромным трудом. Губы дрожали, а на лице выступали слезы, которые она тщательно старалась скрывать постоянным вытиранием ладонью. Адам крепко сжимал руку матери, смотря в землю. На лбу мальчика появились морщинки, большой фиолетовый синяк на носу, оставленный Стасом, покраснел.

– Тогда пусть и нам это скажет! – раздался голос из толпы. – Пускай мы тоже это услышим!

Глаза Юлии блестели, ее светлые волосы растрепались, и они словно бы умоляюще смотрела на толпу. Минутную тишину нарушил Гордей.

– Хорошо, – начал он и повернулся в ее сторону, – вы презираете покойного мужа? Презираете все поступки, совершенные им и признаете его предательство по отношению к этим людям?

Юлия вглядывалось в каждое лицо из толпы, смотревшее на нее с презрением. Она посмотрела на чистое, голубое небо, на секунду закрыла глаза и открыла их вновь, словно надеясь, что все это лишь страшный сон.

– Ну? – спросил Гордей.

– Да, – тихо произнесла Юлия.

– Громче! – возмутился кто-то в толпе.

– Да, я признаю, что мой покойный муж был неправ.

– Этого недостаточно, – рявкнул Гордей. Происходящее начало приносить ему какое-то трепетное удовольствие. – Ты должна сказать, что презираешь его и жалеешь о годах, проведенных вместе с будущим предателем, изменником и богохульником. Повторяй!

Юлия посмотрела на Гордея, его черно-белая борода приобрела небольшой иней от жгучих морозов. Она посмотрела умоляющим взглядом на толпу, ища среди нее хоть какого-то сочувствия, но ничего, только мрачные и беспристрастные лица.

– Я презираю… – начала Юлия, но замолчала. Адам по-прежнему крепко сжимал ее руку, словно прося ее остановиться, – …его и…

–…и жалеешь, – подсказывал Гордей.

–…и жалею о проведенных вместе с будущим…

–…предателем, изменником и…?

–…и богохульником.

– Прекрасно, – сказал Гордей и погладил ее ладонью по спине, а затем вновь посмотрел на толпу. Стас заметил, что Гордей это сделал нежно, словно гладил собственную излюбленную кошку в доме.

– Вы довольны? Не каждый сможет признать подобное, не говоря уже о коротких сроках, которые прошли с момента смерти ее мужа. На это нужна огромная сила воли! А теперь нам пора двигаться.

– А как же парень? – раздался голос Михаила, вышедшего из толпы. Бывший охотник указывал пальцем на Адама, который презрительно смотрел на него в ответ. – Он то может и вовсе не жалеет о потере своего предателя папочки.

Другая рука Адама, которая не сжимала ладонь матери, крепко сжалась в кулак. Гнев на лице мальчика был виден невооруженным взглядом.

– И он сейчас нам это скажет, ведь он, как и его мать, жалеет о поступках отца, – сказал Гордей и подошел к мальчику.

– Адам, какое прекрасное Библейское имя. – Гордей положил руку на плечо мальчику, наклонился над его ухом и прошептал, – хочешь уехать отсюда с мамочкой? Тогда повтори все то, что сказала она.

Гордей вновь повернул голову к толпе.

– Давай же, все то, что сказала твоя мать, – крикнул Гордей на этот раз громко. – Все до единого слова! Давай, «Я презираю…»

Адам не произнес ни слова.

– Смелее, парень, – сказал Гордей, слегка ударив мальчика по плечу. – Просто скажи это, ну.

Адам посмотрел на маму, которая слегка кивнула ему и крепче сжала его руку. Глаза Юлии были красными от слез, и смотреть на нее было невыносимо больно.

– Я… – начал Адам, осматривая толпу в точности как это делала его мать. Однако ненависть у него была вовсе не к своему покойному отцу, а ко всем этим людям, каждому из которых он желал смерти.И поэтому он сказал:

– Я не стану говорить подобного. Мой отец был героем, который спас всем вам жизни, неблагодарные ублюдки, а вы вознаградили его за это убийством.

Толпа взревела и уже было устремилась в сторону мальчика, но Гордей взмахнул рукой и почти десяток стволов нацелилось в сторону людей. Сам же Гордей достал пистолет из своего кармана и для убедительности выстрелил в воздух, заставив толпу принять окончательное решение – замереть на месте.

– Тихо! – как можно громче крикнул Гордей и начал водить глазами по толпе. – Мальчик свой выбор сделал, и свою мать он увидит только тогда, когда примет правду, а до тех пор…Гордей толкнул мальчика вперед, и Адам упал на живот, прямо в грязный, растоптанный снег.

– Он останется тут.

– Что?! – вмешалась Юлия, обернувшись к Гордею. Ее глаза сделались большими. – Нет, нет!

– Иван, забери мальчика и уведи в дом, – велел Гордей, отходя в сторону.

Мать и сын прижались друг к другу так сильно, что со стороны, казалось, будто они вросли друг в друга. Иван взял за плечи мальчика и принялся оттаскивать его от матери, на что тот, разумеется, сопротивлялся.

– Не трогайте моего сына! Я никуда не еду, слышите? Никуда не еду! – кричала Юлия, но на ее крики никто не обращал внимания. Михаил, стоявший в толпе, так и вовсе ухмылялся, словно сделал одно из самых полезных дел в своей жизни.

Гордей своим привычным движением руки подозвал к себе Стаса и указал на женщину.

– Я отказываюсь от своих слов! – в истерике кричала Юлия. – Отказываюсь!

Но ее голоса по-прежнему не существовало для толпы, казалось, будто бы она кричала, а голоса и не было вовсе, только рот открывался в безуспешных попытках донести до окружающих истину своих слов. Толпа все так же бесстрастно наблюдала, как сына разлучают с матерью.

– Мама! – кричал Адам, когда наконец Стасу и Ивану удалось их разнять. Они протягивали друг к другу руки, вырывались, но все их действия были напрасными. Стас увел Юлию в сторону грузовика, где сидел Денис, и силой усадил ее в кузов. Внутри лежало много теплых одеял и шкур животных. Доктор тут же подошел к Юлии, пытаясь как-то утешить. Женщина упорно сопротивлялась, пробуя выскользнуть из крепкой хватки мужчин.

– Вы слышите меня?! – пытаясь успокоить истерику женщины, сказал Стас.

– Верните мне моего сына, верните!

– Да послушайте же в конце-концов! – настойчиво и как можно громче произнес Стас.

Наконец, женщина немного успокоилась, перестала вырываться и своими голубыми глазами, которые из-за слез почему то выглядели еще более прекрасными, взглянула на Стаса.

– Я пригляжу за ним, его никто и пальцем не тронет, даю слово, – сказал Стас. – Сделаю все возможное, чтобы как можно скорее снова вас свести, но пока что…успокойтесь.

– Я не верю тебе, – сказал Юлия. Голос ее дрожал от истерики.

– Придется поверить, другого выбора у вас нет.

Стас протянул руку блондинке. Юлия смотрела на его громадную руку с презрением, но в глубине душе понимала, что у нее действительно нет выхода. Она протянула в ответ свою худосочную ручку.

– Ты закончил? – раздался до боли противный голос. Стас развернулся и увидел Лиса, стоявшего позади, на лице которого была самодовольная улыбка.

– Гордей перед уездом что-то хотел тебе сообщить. – Было заметно, как Лис, говоря это не сводил взгляда с Юлии, которую утешал Денис.

– Иду, – сказал Стас и напоследок обернувшись к Юлии, прошептал, – Я не такой, каким вы меня считаете.

Стас спрыгнул с кузова, и в тот же миг мотор закряхтел, грузовик развернулся и поехал прочь. В это мгновение Стас заметил Гордея, сидевшего рядом с Лисом на одном из грузовиков.

– Боеприпасы и пару стволов я оставил в погребе, куда вы перетаскивали еду, – сказал Гордей, когда Стас к нему подошел. – Это так, на всякий случай вроде таких вот как сегодня. Не забудь передать это напарнику.

Стас кивнул.

– Я повторюсь, Стас. Эти люди мусор, но они нам нужны хотя бы до следующей весны, я обязательно найду им применение, а пока старайся сохранить шкуры целыми и невредимыми, и главное – родник. Это самый близкий источник воды к Назарету, а, следовательно, и самый важный. Ты же не хочешь, чтобы женушка Вани померла от жажды, ведь так?

Стас вновь кивнул.

– Вот и славно. Грузовик прибудет сюда ровно через неделю, ну а я с тобой прощаюсь до весны следующего года. Да пребудет с тобой Господь.

Гордей закрыл дверь грузовика, мотор закряхтел, и все четыре грузовика исчезли среди чащи деревьев.

25. Саша Леонова

Горячая боль цепкими лапами схватила ее за плечи и вытащила из сна, заставив проснуться и закричать.

– Заткнись! Молчи, говорю! – раздался голос с хрипотцой. – Они могут услышать.

Не так уж было и легко заткнуться, как велел незнакомец, которого она еще не успела разглядеть. Темная, громоздкая фигура копошилась в своем туго набитом рюкзаке.

Вокруг была ночь, освещаемый лишь маленьким костром и лунным светом. Звезды на небе отчего-то казались ярче обычного, и среди них Саша разглядела уже знакомое ей созвездие Большой и Малой медведицы. Боль в ноге теперь не была такой нестерпимой как в яме, но все еще ощущалась острым покалыванием. Она подняла голову и увидела, что кость уже не торчала из-под кожи, но вот рана под коленной чашечкой, которую она получила при падении, стала только хуже.

– Да где же ты, сучья тварь…тут? нет! тут…? – бурчал мужской голос.

В отдалении раздался хруст ветки. Незнакомец, словно белка, увидевшая хищника, поднялся на ноги и посмотрел куда-то в сторону. Саша смогла разглядеть его полуседую рыжую бороду и короткие, сальные волосы. Он был одет в плотную куртку, с виду уже довольно старую и потрепанную. Он посмотрел в ее сторону, будто бы убеждаясь, что она еще на месте, затем устремил свой взгляд в гущу леса. Он вытянул руку вперед, взял ружье, приложенное к стволу дерева, и прицелился во мрак. Из-за большого ствола дуба, которое было прямо перед лицом Саши, она не смогла разглядеть то место, куда незнакомец так отчетливо смотрел через прицел двустволки.

– Выходи, иначе огребешь от меня по полной!

Рыжебородый стоял как статуя, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное и постоянно чавкая. Саша уловила кислый запах мочи, идущий от незнакомца и прикрыла нос.

Незнакомец снова мимолетом посмотрел на Сашу, а затем не сказав ни слова, двинулся вглубь леса. Ей вдруг захотелось закричать, чтобы он остановился и не бросал ее тут одну и объяснился кто он такой, но боль в голове была столь невыносимой, что попытка произнести хотя бы звук стоило неимоверных усилий. К тому же, незнакомец велел вести себя тихо, иначе «они» услышат.

Что за «они»? Неужели ее до сих пор преследуют с деревни?

Саша почувствовала, как левая рука стала словно бы легче правой, и что самое главное – бледнее. Она подняла руку и увидела, волчий укус: не перебинтованный и не обработанный. Теперь она понимала, почему чувствовала такую слабость… А потом в голову резко вонзились воспоминания…Яма, сломанная нога, волк, укус, затем были мама с папой, и дядя Виктор. Они вместе говорили странные вещи, а потом…

Потом темнота.

Нога заныла от боли, Саша стиснула зубы, и приготовилась вновь потерять сознание в любую секунду. Но тут прямо возле ее головы мелькнуло рыжее пятно, которое издавало громкое, тяжелое дыхание. Саша развернула голову в сторону костра и заметила лису, бежавшую по снегу. Зверек спешил как можно скорее скрыться в дебрях леса.

Появился незнакомец, державший лису на прицеле ружья. Его палец застыл на спусковом крючке, но выстрела он так и не сделал, отбросив ружье в сторону.

– Эх, шкурка бы была хорошая…

Он посмотрел на Сашу и сделал большие глаза, словно бы он увидев ее в первый раз и вновь бросился к рюкзаку, продолжая там что-то искать. Девочка насторожилась. Поведение незнакомца смотрелось непросто странным, а безумным.

– Вот оно, вот оно! – сказал он спустя несколько секунд поиска.

Незнакомец приблизился к Саше показав ей белую баночку, с потертой надписью.

– Это надо выпить, угомонит боль ненадолго, – сказал он, демонстрируя белую баночку. – Двух должно хватить, но не больше, а то кирдык! Окочуришься!

Саша смогла разглядеть лицо незнакомца ближе и чуточку испугалась, когда увидела большой шрам на правой части лба. Жутко изнеможённый взгляд, грубые прорези морщин вокруг глаз давали подсказку, что мужчине было приблизительно лет за пятьдесят, если не больше. Саша кивнула, давая согласие, и тот попросил ее открыть рот. Таблетки оказались совсем безвкусные и незнакомец поднес горлышко фляги к ее рту. Вода ей казалось чем-то невероятно вкусным и необходимым именно сейчас, она пила каждый глоток с жадностью да так, что начала истошно кашлять, выплевывая ее остатки из горла.

– Ну-ну, облачко, успеется – сказал незнакомец, отложив полупустую флягу в сторону, и приблизился к девушке вплотную, и Саша почувствовала неприятный запах из его рта.

– Будет больно, но надо потерпеть, и очень, очень важно – не кричать, понятно? Если закричишь нам обоим кирдык. Услышат они нас, найдут и… – он задумался, но продолжение фразы так и не договорил.

Незнакомец достал из кармана маленькую стеклянную баночку, вылил оттуда жидкость на носовой платок и дотронулся им до раны Сары на ноге.

Раздался крик. Она правда пыталась не кричать, но жжение было столь невыносимым, что удержать в себе не хватило бы никаких сил.

– Черт бы тебя побрал, пакость такая! – сказал громким шепотом незнакомец. Он взял мокрую ветку, лежавшую у ног, и насильно запихал в рот девочки, заставив сомкнуть на ней челюсти.

– Прикуси! И не дергайся, перекиси совсем мало.

Саша как можно крепче сжала ветку в зубах, и когда новая порция жгучей жидкости прошлась по ее голени, девочка лишь крикнула сквозь зубы, совсем тихо.

– Понимаю, понимаю, штука не из приятных, – незнакомец поднял голову, вновь всматриваясь вглубь леса, но затем продолжил заниматься раной на ноге. Ей казалось, что те две минуты, пока он обрабатывал порез, были вечностью…

– Достаточно, – пробормотал мужчина, не сводя глаз с ранения. – Ты как, держишься? Давай держись, рано тебе еще.

Но Саша не слышала его слов, глаза ее постепенно закрывались и все вокруг туманилось, костер слева от нее становился все бледнее и бледнее, пока…

Шлеп!

Она почувствовала хлесткий удар по щеке, казавшийся укусом муравья в сравнении с болью, что она испытала мгновения назад.

– Не спать, слышишь? На меня смотреть! – велел незнакомец. – Мы еще не закончили.

Незнакомец взял ружье, извлек из ствола два патрона, что были внутри и положил их в карман, похлопав по нему. Он осторожно поднял раненую ногу девочки и положил под нее ружье, расположив приклад у ступни. Саша дернулась от испуга, не понимая, что замышляет незнакомец, но тот, заметив ее реакцию, тут же поспешил успокоить.

– Не переживай, малая, оно не выстрелит, разрядил же. Ты же хочешь, чтобы косточка срослась ровно? Для этого и положил ружье, веток нормальных я поблизости не нашел, да и времени нет, и так уже долго у тебя с ногой проблемы.

Незнакомец потянулся за пояс и снял ремень.

– Если вдруг с меня штаны упадут, ты предупреди, а то все хозяйство отморожу, хе-хе.

Мужчина засмеялся хрипло и даже как-то жалко, но Саше было вовсе не до смеха. Она наблюдала за движениями незнакомца, который доставал из рюкзака разные тряпки.

– Ремень есть? – спросил он.

Саша кивнула, и мужчина без спроса поднял куртку девочки и принялся небрежно и без особой осторожности снимать с нее ремень, а после поднес к ноге девочки, словно линейку на чертеж.

– Пойдет.

Он отложил оба ремня в сторону, взял бинты и принялся уже с большей осторожностью перебинтовывать ногу, аккуратно ее поднимая и опуская. Саша лишь стиснула зубы и изредка шипела, когда колкая боль все же давала о себе знать.

– Я, конечно, не врач, но вроде там так было написано… – Голос его больше напоминал бормотание с самим собой, нежели обращение с ней. – Не знаю, правильно ли с костью все сделал, но будем надеется, что правильно, да.

– Спасибо, – с огромным усилием сказала Саша, подавляя боль, окружающую ее со всех сторон, начиная от ноги и заканчивая головой.

Мужчина посмотрел на нее все с тем же взглядом, будто бы первый раз увидел, а затем еле заметно кивнул. Глаза его расширились, когда он отложил ногу в сторону и взялся за кисть Сары.

– И тут рана?! Чего-то я не приметил. – Он ближе начал рассматривать укус, чуть ли не упираясь в него носом. – Зверь покусал? Волк тот, что в яме?

Саша кивнула.

– Сучья собака! Ну ладно, думаю хватит, если прикинуть там, и эту… хм,– бормотал он.

Мужчина посмотрел на костер, затем на лицо девочки

– Можно кое-что провернуть, но боль будет еще сильнее, – выдохнул он. – Крови много ты потеряла, и надобно бы ее остановить как можно скорее иначе я, считай, зря извел на тебя свои последние запасы. Терпеть будешь? Ну и кричать ни в коем случае нельзя, ни-ни.

Саша вновь кивнула, понимая, что лучше потерпеть какое-то время дичайшую боль, чем умереть. Она не хотела умирать, видит Бог как не хотела…

– Договорились, – ответил он за нее.

Незнакомец ловким движением вытащил из-за пояса большой охотничий нож, который смотрелся совсем как новенький. Он поднес лезвие к языкам пламени, и потянулся за бутылочкой с перекисью. Вновь повторилась процедура со жгучей, отвратительной болью, на этот раз в области руки. Саша, уже немного привыкшая к ней, стойко вытерпела без ветки в зубах.

– Молодец, облачко, молодец, у тебя сильный дух, только вот сейчас веточкой советую все же воспользоваться, будет больнее в тысячу раз. – С этими словами незнакомец протянул Саше ветку, лежавшую на снегу возле ее лица. Лезвие за те несколько минут, что обрабатывалась рана успело раскалиться до светло-оранжевого цвета и смотрелось необычно на фоне окружающего снега.

– Готова? – спросил незнакомец, смотря прямо в глаза девочки.

Саша, уже державшая ветку в своих зубах, со стекающими слезами на щеках сделала медленный кивок. Она уже поняла, что именно ее ждет. Незнакомец поднес раскаленное лезвие к кисти, а затем резким движением приложил к ране. Звук был такой, словно бы на сковороду с раскаленным маслом бросили пару кусков мяса. Сквозь тихий крик Саши сквозь зубы незнакомец успокаивал ее и все говорил «Ну-ну, еще немного, облачко, терпи».

«Немного» продлилось на деле секунд тридцать, но для Саши эти секунды были двенадцатью часами. Болевой шок был слишком сильным, и она отключилась, в который раз за эту ночь…


– Эй.

Голос будто бы слышался где-то вдали.

– Ты как?

Саша постепенно начала различать хриплый, мужской голос. Почувствовала, как яркий свет так и хочет протиснуться сквозь веки, чтобы ослепить ее. Она открыла глаза, но тут же их прищурила, прячась правой рукой от солнечного света.

– Голова болит? – увидела вновь она незнакомца, который нагнулся прямо над ней.

Саша попыталась встать, но тут же почувствовала тупую боль в правой ноге, которой не могла пошевелить.

– Лежи смирно, – велел незнакомец, – я наложил шину на ногу, ну как шину…назвать это шиной можно с трудом, но дело она свое сделает. – Он ухмыльнулся, взглянув на ногу девочки. – Сойдет.

– Где я? – тут же спросила Саша, оглядываясь по сторонам, и видя вокруг себя один лишь снег, освещаемый утренним солнцем. Верхушки деревьев маячили где-то в километрах двух.

– В самой заднице мира это уж точно, – сказал незнакомец вполне серьезным тоном.

Саша повернула голову и подметила, что лежит на множествах ветвях ели, стволы которых были скреплены между собой веревкой и образовали между собой нечто вроде носилок.

– Вы из деревни? – спросила Саша.

– Какой деревни? Понятия не имею о чем ты, – незнакомец посмотрел вдаль, приложив ладони домиком ко лбу. – Ладно, думаю стоит передохнуть, все утро тебя волочу. Я не ишак, мне тоже отдых надобен.

Незнакомец сел на корточки, взялся за свой рюкзак и достал из него бумажный кулёк, испачканный множеством жирных пятен.

– Вот держи, поешь.

Саша с опаской смотрела на предложенное незнакомцем, но все же взяла. Развернув бумагу, она увидела внутри поджаренное мясо, совсем недавно приготовленное, но уже остывшее.

– Что это? – спросила Саша.

Незнакомец уже жевал свой кусок с больши́м аппетитом, словно бы не ел ничего лучше в жизни.

– Твой сосед по яме, волк. Кожа да кости конечно, но хоть что-то. Пожарил его ночью, когда закончил с твоей раной, прежде чем ты вырубилась.

Саша ела много разного мяса, но мясо волка ей пришлось попробовать впервые. И поскольку желудок изнывал уже пятый день от недостатка пищи, она с превеликим удовольствием вцепилась зубами в кусок. Разумеется, волчье мясо в сравнении с олениной или косулей было отвратительно: горькое, кисловатым на вкус, но сейчас для нее это одно из самых вкусных кушаний за долгое время, уж очень он хотела есть с момента, когда у нее закончились полоски вяленого мяса.

– Кто вы? – спросила Саша, оторвавшись от поедания волчатины и посмотрела прямо на незнакомца. При солнечном свете удалось разглядеть его еще лучше, чем вчера ночью: худощавое лицо, глубокие морщины, усталые, серые глаза. Борода была короткой и неровной, словно бы ее брили ножом, волосы редкие, грязные и сальные торчали во все стороны, и главное – глубокий шрам на лбу чуть выше левого глаза, который и пугал, и интересовал одновременно.

– А ты кто? – парировал чужак.

– Вы не ответили на мой вопрос, я первая спросила.

Мужчина улыбнулся.

– Хе-хе, ты мне начинаешь нравиться, сильный дух. Хочешь знать кто я? Так вот, мой ответ… – незнакомец максимально приблизился к девочке, —…никто. Как и все люди сейчас. Раньше мы были инженерами, политиками, писателями, строителями, а теперь просто «те, кто хочет выжить». Вот я, «из тех, кто выживает»

Саша немного поколебалась, не зная, что ответить незнакомцу на его странный ответ, поэтому она решила начать с простого.

– Как вас зовут?

Он поколебался, тупо уткнувшись в землю и с трудом пережевывая мясо.

– Теодор, – сказал он. – Меня зовут Теодор.

Саша отложила в сторону кусок мяса завернутое в бумагу. Имя незнакомца показалось ей странным,и она даже хотела поинтересоваться, почему именно Теодор, но решила, что сейчас ей нет до этого никакого дела.

– Спасибо, что помогли мне, Теодор.

Он оторвался от поедания мяса и посмотрел на девочку, еле заметно кивнув.

– Ешь давай, тебе сейчас надо много есть, а не чесать языком.

Наступило молчание, и каждый пережевывал остатки мяса, не промолвив ни слова. Саша не спускала глаз с незнакомца, словно надеясь прочитать в нем ответ на один из своих следующих вопросов, который она не решалась никак спросить. Теодор выглядел безмятежным, просто смотрел вдаль, наслаждаясь солнечным светом.

– Зачем спасли? – Решилась Саша на вопрос. – Вы меня могли бросить и…

– Но не бросил, – начал он, не отрываясь от пейзажа вдали. – Знаешь, я не люблю разъясняться перед человеком, которого знаю несколько часов. Спас и все тут, не нужно мне фанфар и прочей этой дребедени, понятно тебе? – В его хриплом голосе явно чувствовалось раздражение.

Саша замолчала, дожевывая кусок мяса. Ей захотелось пить, но после последнего неприятного диалога с чужаком, она боялась спросить у него что-либо. Была бы нога цела… подумала Саша, убралась бы отсюда, на юг, как велел папа. Я боюсь его…

Пока Саша думала о чужаке, смотря на торчащую ветку из снега, он, словно почувствовав ее нужду, поднес ей флягу с водой.

– Размышляешь о том, плохой я или хороший? – спросил Теодор, когда она сделала несколько глотков, и протянула флягу обратно.– Это нормально так думать, я ведь тоже изначально, когда тебя увидел, задумался над этим, плохая ты, или хорошая. Честно говоря, я до сих пор об этом думаю, и размышляю как бы ты поступила не будь у тебя сломана нога и ранена рука. Да и вообще хрень это какая-то: плохой, хороший. Вот убийство это плохо, да? А если хороший человек убил плохого он будет считаться плохим или останется хорошим? В общем бред какой-то.

Саша насторожилась. Мужчина словно бы разговаривал сам с собой, неся какую-то чушь, что выглядело очень странным.

– Так, ты шла куда-то, да? – спросил Теодор.

– Да, – ответила Саша.

– Куда?

– Это не ваше дело.

Теодор улыбнулся.

– Да, в какой-то степени ты права.

Они еще немного посидели, каждый думая о своем, пока Теодор не встал на ноги, отряхнулся от снега и сказал:

– Ладно, надо бы двигаться дальше, пока еще холоднее не стало. – Он надел рюкзак на плечи и взялся за сплетенные между собой стволы елей, служивший ручкой носилок. – Два часа тебя волочить еще. Ох и в долгу ты у меня, облачко, ох и в долгу.

– Куда вы меня тащите? – спросила Саша. Вопрос мужчина не услышал или сделал вид, что не услышал, продолжая тянуть на себя носилки. Все что она видела это большую спину впереди и сгустки пара, выходящие из его рта словно из паровоза. Чуть позже она услышала, как он что-то напевает себе под нос и даже шевелил головой в такт звучанию.

Мне стоит быть настороже, решила для себя Саша.

26. Юлия Гордон

– Интересно, чего они остановились. – Изо рта Дениса Валерьевича шел пар. Сидя в закрытым тканевым брезентом кузове им все равно было крайне холодно, и даже шерсть с тканью, разбросанная повсюду, мало помогала согреться.

Юлия, сидевшая напротив доктора, без конца шмыгала носом, и с момента отъезда из деревни, – а это примерно часа три – не произнесла ни слова. Глаза ее были красными после, казалось, литров вылитых слез. Доктор пытался успокоить попутчицу еще в начале пути, но та послала его к черту. Денис был хорошим врачом-хирургом, но вот в знаниях психологии и умения общаться с людьми, увы, ему не хватало.

– Заправляются, наверное, – предположил он, не дождавшись ответа от Юлии. – Интересно, откуда у них бензин.

Денис посматривал на нее, ожидая, что та скажет хоть крохотное словечко, но женщина лишь издавала тяжелое дыхание, сопровождающееся густым паром. Он заметил, как ее руки дрожат, встал на колени, снял с себя куртку и аккуратно накинул на плечи женщины. Юлия посмотрела на своего давнего друга, который теперь только и остался в одном старом, поношенном свитере молочного цвета.

– Денис Валерьевич, замерзнете же…

– Не замерзну, укроюсь тем, что есть. – Он лег набок и набросал на себя шкуры и тряпки, находящиеся рядом. Холод все еще вонзался в его тело, но это было все лучше, чем ничего.

– Вот же ноябрь выдал, никогда не видел столько снега в начале месяца, про холод-то я и вовсе молчу, – сказал он.

Доктор лежал и смотрел на Юлию, заметил, как из ее правого глаза потекла одинокая слеза.

– Знаешь, – начала она, приковав на себе взгляд Дениса, – а я помню, когда последний раз застала снег в начале ноября, на улице было также холодно и сугробы были почти до колен.

Она вытерла слезу указательным пальцем и посмотрела на брезент напротив, словно бы на нем было только видимое для нее кино, которое она могла пересказывать.

– Стоял две тысячи восьмой, – продолжила она, – мне стукнуло двадцать лет, я была на третьем курсе филфака, сидела в университетской библиотеке, готовилась к предстоящему экзамену… – Она вдруг засмеялась, обнажив белоснежные, ровные зубы, и ее улыбка словно некое колдовство согрело доктора и заставила доктора улыбнуться тоже. – Я тогда все руки в чернилах вымазала, – продолжала она, – прямо вот начиная с кисти и почти до локтя все в синих черточках. Была у меня, знаешь, идиотская привычка, когда задумывалась над чем-то то постоянно шаркала стержнем по собственной коже и даже не замечала этого. Мне, кстати, даже прозвище дали сокурсники соответствующее – «Черточка». Это хорошо сочеталась с испачканными руками и тем, что я тогда была худая и весила около сорока килограмм, прямо как тонкая линия.

Денис улыбнулся, представляя себе Юлию, идущей по коридору учебного заведения в разрисованных чернилами руках. Хрупкая девушка, в светлом платьице в обнимку с книжками как с лучшими друзьями.

– Помнится, задержалась я почти допоздна, библиотека должна была закрыться через полчаса, а я не обратила внимания, совсем потеряла счет времени окунувшись в книги, экзамены же на носу. Я тогда даже сразу не заметила, как напротив меня сел Витька и когда подняла голову, то сразу бросился в глаза его взгляд, он был… был.

– Успокаивающим, – добавил Денис, не отрываясь от ее рассказа.

– Да, – почти шепотом подтвердила она. – Успокаивающим. Мы с ним тогда не были знакомы, я видела только его пару раз на нашем потоке, и даже не обратила внимание за все три года. «Привет», сказал он тогда. «Привет», ответила я и попыталась снова втянуться в учебники старательно делая вид, что я погружена в серебряный век русских литераторов. У меня ноги подкосились, я то и дело закусывала губу и все ждала, когда же он скажет что-нибудь еще.

Снаружи раздался свист и какая-то возня. Юлия и Денис лишь на мгновение повернули голову в сторону прорези в брезенте, откуда выходил яркий, белый свет и морозный холод.

– И что он сказал? – поинтересовался Денис, не обращая внимание на суету снаружи.

– Он сказал: «Я думаю, что черточки на твоих руках можно превращать в настоящие произведения искусства», и без разрешения взял одну из моих ручек, дотронулся стержнем ручки до моей кисти, соединил пару чернильных линий между собой и через несколько секунд я увидела на своей руке маленькую, синюю птицу, похожую на пересмешника. «Я еще вижу белочку и ежа, хочешь нарисую их тебе?» спросил он, а я, как маленький ребенок с интересом кивая, позволила еще немного порисовать на мне. Уже через две минуты на моей кисте был мини-зоопарк с ежом, птичкой и белкой. Мы даже толком не говорили, сидели оба покрасневшие и просто смотрели на мою руку.

Юлия вытерла слезы с лица и начала гладить шерсть под ногами.

– «Библиотека закрывается через пять минут». сказал он «давай провожу до дома, не могу позволить, чтобы мое искусство ходило в такую погоду в одиночестве». И я согласилась, а через несколько дней уже была так влюблена, что чуть сессию не завалила. Именно в тот вечер, когда он меня провожал, стояла такая погода, и как же это иронично, ведь в похожую погоду я познакомилась с ним и потеряла.

Ее губы задрожали, но она не заплакала, держась из последних сил.

Денис лежал и смотрел на ее обувь, думая о чем-то своем.

– Я испугался, Юль, струсил, – прошептал он.

– Что? – спросил она, в очередной раз шмыгая носом.

– Я должен был помешать им, как это сделал Петр Васильевич и Федя. Должен был предпринять хоть что-то, но испугался. Я не сделал ничего, чтобы уберечь твоего мужа, лишь стоял в стороне и безмолвно наблюдал. Мне надо было…

Денис крепко сжал шкуру в своих руках, но не дал волю нахлынувшим эмоциям, стараясь соблюдать столь привычное ему хладнокровие врача. Он встал и приблизился к вдове.

– Юля, прости меня. Я ничего не сделал. Знала бы ты, как мне не хватает его сейчас, не хватает его мудрого совета, – голос доктора дрожал.

Она опустила голову, капля слезы упала на правый сапог.

– Если бы ты заступился за него, то кончил так же, как и Петр Васильевич с Федором. Я тебя прощаю Денис, но… – она как можно ближе приблизилась к доктору, до самого уха, и перешла на шепот —…пообещай мне, что поможешь отомстить. Дай мне слово, и ты искупишь свою вину перед моим мужем.

Юлия, не отрывая взгляда от мужчины, снова прислонилась к стене плотно укрывшись в шкурах.

– Что ты задумала? – Денис перешел на шепот.

– Еще ничего, но обязательно придумаю. Я хочу, чтобы все эти люди страдали, хочу уничтожить их мечту точно так же, как они уничтожили нашу, Денис, а затем вернуться в деревню ко всем этим предателям и уничтожить их, одного за другим. Я хочу их крови, и не успокоюсь до тех пор, пока она не будет пролита.

– А как же Адам? – спросил доктор.

– Я обязательно верну его.

– Но как?

– Я найду решение.

Снаружи послышался свист. Грузовик задрожал, раздался звук двигателя, и они тронулись.

Денис и Юлия смотрели друг на друга. Она ждала ответа, пока он пытался собраться с мыслями.

– Я помогу тебе, Юль, – сказал Денис. – Помогу, чего бы мне это ни стоило.

Он протянул ей руку, и они сошлись в крепком рукопожатии.

27. Станислав Фаррум

Стас постучал в дверь. Молчание. Он постучал еще сильнее, но ответа так и не последовало. На его плече висело ружье, в правой руке был пистолет, но не заряженный и без магазина внутри.

– Слушай, мне нужно только с тобой поговорить и все, – сказал он как в щель двери, прислонившись к ней почти вплотную.

Он продолжал настаивать на своем и большущим кулаком стучать в дверь.

– Я тебя не трону, обещаю.

За дверью раздался приглушенный голос:

– Да если бы и тронул, я бы тебе устроил похлеще, чем нож в бедре.

Стас ухмыльнулся, представляя, как тринадцатилетний подросток, весивший не более сорока пяти килограмм, будет пытаться предпринять что-то против него. Хотя этот парень не такой простой, как кажется, не такой, как мальчишки из Назарета, подумал Стас.

– Ладно, вот что, – начал Стас, – можно все решить двумя путями. Первый – я ломаю эту чертову дверь. Она с виду хлипкая и мне будет достаточно пары ударов, чтобы снести ее с петель. Итог этого действия: я буду зол и раздражен, а когда я в таком состоянии…лучше тебе не знать. Второй – ты спокойно открываешь, выслушаешь мое предложение и решишь принять его или нет. Итог этого действия: я не буду. Ну так что? Как тебе такие варианты?

В ответ тишина. Через несколько секунд, – ушедших наверняка на размышление, – послышались приближающиеся шаги, скрежет замка, скрип двери. Темноволосый парень, все с тем же ненавистным взглядом и сжатыми губами появился на пороге и облокотился на дверь, явно не желая впускать гостя.

– Что тебе, дылда? – сказал Адам.

Дылда?! Да что этот…

Но Стас решил пропустить это мимо ушей.

– Для начала хочу зайти, если ты не против.

– Я против.

– Тогда буду расценивать это как первый вариант, потому что злым я стану от проклятого холода снаружи.

Адам, не спуская глаз со Стаса, отошел в сторону, все же позволив тому пересечь порог. Мальчишка заметил пистолет в его руке.

– Кончить меня хочешь? – сказал Адам, кивнув в сторону оружия.

Стас заметил взгляд мальчика.

– Если бы хотел, сделал бы это еще вчера ночью.

– Так чего же не убили?

– А смысл? – Стас подошел к одному из стульев, напротив стола, где еще вчера восседал Гордей. – Можно присесть?

Адам помотал головой.

– Нет, нельзя, – сказал Адам.

Стас раздраженно выдохнул, пытаясь бороться в поступающим внутри гневом. За все годы службы на Гордея он сгубил почти все свои нервные клетки, а этот пацан намеревался прикончить его окончательно…

– Слушай, малой, кончай уже вести себя как капризная девчонка. Я пытаюсь быть с тобой вежливым, а на «ты» не позволял переходить.

Адам посмотрел на великана, что-то раздумывая у себя в голове.

– Садись, но тыкать я продолжу.

– Это почему же?

– Мне так хочется.

Стас махнул рукой в сторону парня и сел в кресло. Он положил незаряженный пистолет на стол и жестом пригласил Адама сесть, напротив. Адам, не сказав ни слова и не спуская с пистолета глаз так и сделал.

– Знаешь, я не хочу время тратить и играть в психолога, успокаивая тебя, – начал Стас.

– Играть в кого? – лицо Адама сконфузилось.

– Эм, неважно. В общем, я поясню все вкратце – с твоей матерью все будет хорошо, в Назарете ей непричинят вреда, Гордей об этом позаботится. Второе – ты обязательно увидишься с ней, но это будет нескоро, в лучшем случае после зимы, в худшем…нескоро.

При этих словах Адам опустил голову в отчаянии.

– Зачем ему вообще нужна моя мама?

Стас наклонился чуть ближе к столу.

– Я не знаю, честно, но гарантирую – он ее не тронет. Я слишком хорошо его знаю…

Стас облокотился на спинку стула. Деревянные ножки скрипели и, казалось, что еще одно неаккуратное движение, и стул превратится в отдельные куски.

– А до тех пор я пообещал твоей маме, что пригляжу за тобой. Мы с ней вчера вечером очень мило побеседовали… – Стас саркастично улыбнулся, – и я дал ей слово, а своих слов я на ветер не бросаю. – Голос Стаса немного поник, а глаза посмотрели в сторону. – Родители учили меня, что все обещанное твоим ртом, должно делаться твоими руками.

Адам недоумевающие смотрел на Стаса, который погрузился в себя.

– Ну так чего ты хочешь? – не выдержал наконец Адам.

– Я хочу, чтобы мы стали с тобой друзьями, по крайней мере на то время, пока я не смогу найти способ договориться с Гордеем и вызволить тебя отсюда.

– Мне не нужна твоя помощь, – поспешил ответить Адам.

– Ох, еще как нужна. Твои соседи и любимые сожители, знаешь ли, не совсем доброжелательны теперь с вашей семьей. Я разумеется понимаю, ты сам парень не промах, но что можно сделать одному против несколько дюжин?

– Сколько их – не имеет значения, – ладони мальчика сжались в кулаки. – Я буду рад прикончить хотя бы одного из них, чтобы отомстить за отца.

– Но-но, ковбой, не в мое дежурство.

Стас достал из кармана полностью заряженный магазин с патронами и положил его на стол рядом с пистолетом.

– Чтобы тебя не посещали эти коварные мысли, хотя бы сегодня, я отвлеку их на более полезные дела. – Стас взглядом указал на пистолет и магазин. – Знаешь, как пользоваться этой штукой?

Мальчик внимательно разглядел оружие, рука так и тянулась взять его в руки.

– У отца был другой, с барабаном…

– У него был револьвер, понятно. Эта штучка будет попроще для такого пацана, как ты, и хорошо подойдет, чтобы защитить себя, пока мы будем вместе искать твою подругу. Не знаю правда от чего кроме своры бешеных волчар там защищаться.

Лицо Адама вдруг покраснело, взгляд тут же уперся в лицо Стаса.

– Условий несколько. Мы возвращаемся сюда этой же ночью. Также ты не палишь из этого красавца, когда тебе вздумается, – Стас указал пальцем на пистолет, – боеприпасы не бесконечны, да и вообще, лучше надеется, что в ход они не пойдут. Ну и последнее, самое важное – ты не отходишь от меня ни на шаг, помни про мое обещание твоей матери. Мы договорились?

– Да, – сказал Адам и тут же вскочил с места.

– Вот так быстро? – спросил Стас.

– Разумеется, быстро, а ты что думал, я буду сидеть и сутки думать над твоим предложением, пока моя подруга мерзнет там?

– Окей, на этом и сойдемся, – Стас бросил магазин в сторону мальчика. – Но, лично я считаю, что это пустая трата времени. Эта ночь была невыносимо холодной, а при девчонке, если мне память не изменяет, ничего не было. И это еще не учитывая зверье, которое ходит в лесах голодное, типа волков.

– Не молоть языком, дылда, а одевайся, – сказал Адам, собирая все необходимое.

– Ох и договоришься ты, малец.

28. Саша Леонова

Теодор дотащил ее до сетчатого, высокого забора на верхушке которого была колючая проволока, на улице по-прежнему стоял день, поэтому Саша могла отчетливо разглядеть, что было на другом его конце. Около десятка двух и трехэтажных зданий из кирпичной кладки; наблюдательные вышки вдоль забора. Одна из вышек была без крыши, и, казалось, если ее слегка подтолкнуть она рухнет вниз как карточный домик. Грузовики, очень похожие на те что были увидела в деревне, были изувечены, без колес и покрыты ржавчиной. Это место было давно покинутым, и в нем не чувствовалось присутствия человека.

– Ну вот, пришли, – сказал Теодор, опустив ручку носилок. Он подошел к забору, потянул на себя одну из его частей и открыл его словно страницу книги.

– Что это за место? – поинтересовалась Саша, все еще оглядываясь кругом. С отцом они еще ни разу не заходили так далеко.

– Военная база, давно заброшенная.

– Зачем вы сюда меня везете? – Саша была напряжена. Это место вселяло какой-то страх.

– Слишком много вопросов, облачко, – сказал он, подходя к носилкам.

– Хватит меня так называть! – Саша стиснула зубы, почувствовав прилив боли в ноге.

Теодор, не сказав ни слова, полез в свой рюкзак, снова достал ту самую белую баночку и потряс возле уха. Звук был нечастый, внутри явно осталось мало таблеток. Он вздохнул, но все же открыл банку, бросил одну белую таблетку к себе в ладонь и протянул девочке.

– Что это? – спросила Саша, притворившись, что видит это лекарство впервые.

– Просто пей и хватит задавать вопросов.

Теодор протянул ей флягу с водой. Она взяла таблетку в рот, сделала несколько глотков и проглотило лекарство.

– Нам нужно добраться до вон того здания, – Теодор указал пальцем на трехэтажный, кирпичный корпус. – Там закончим с твоей раной.

Теодор взялся за носилки и потянул их в сторону забора. По непонятным причинам у Саши побежали мурашки по телу.

Она была напугана.


Когда они достигли нужного здания, носилки пришлось бросить. Саша с неохотой, но все же отдалась незнакомцу на руки, и тот потащил ее вглубь здания. Внутри была полная разруха: куски кирпича на полу, старая деревянная мебель, облупившаяся давным-давно белая краска на стене и потолке. Однако приятно было наконец увидеть что-то другое помимо снега, который уже осточертел.

Теодор открыл старую, железную дверь и Саша увидела лестницу, ведущую вниз.

– Куда мы идем? – насторожилась она, пытаясь разглядеть во тьме хоть что-то.

– В безопасное место.

Теодор начал спускаться по лестнице, медленно и аккуратно, чтобы не споткнуться и не уронить свой живой груз. Сердце Саши начало стучаться в несколько раз быстрее. В куртке она нащупала отцовский нож, убедилась, что сможет вытащить его, как можно скорее, если что-то пойдет не так…

Эх, если бы не сломанная нога.

Наконец их спуск по лестнице закончился, и они очутились во мраке освещаемый лишь тусклым светом, исходящий сверху от входа в здание. Затхлый и сырой воздух вокруг напомнили ей тот самый подвал, в котором пришлось ночевать несколько дней назад. От этой мысли стало еще более жутко. Она сжала рукоять ножа еще крепче.

Этот тип странный, не нравится он мне. Да, он спас мне жизнь, но у каждой палки есть два конца: возможно, он спас меня для своих будущих нужд, вот только каких…?

Теодор сдвинул большой, деревянный шкаф. Скрип разносился по всему подвалу. Уши закладывало, и Саша стиснула зубы от этого жуткого скрипа. Как только шкаф был сдвинут не более чем на метр, девушка заметила небольшой люк с железной ручкой. Теодор взялся за нее, потянул на себя и люк со звоном и скрежетом открылся, продемонстрировав винтовую лестницу, ведущую в очередной непроглядный мрак.

Снова вниз. Уж очень много всего плохого и неприятного происходит в подобных подвальных помещениях. Это еще больше ее насторожило…

Теодор оглянулся, посмотрел в сторону места откуда они пришли. Его взгляд был полон настороженности.

– Теперь вниз, – сказал Теодор, подходя к Саше.

– Нет, – не раздумывая с ответом, сказала девочка не отрывая взгляда от винтовой лестницы.

Теодор без каких-либо споров начал подходить к ней, чтобы снова взять на руки, и Саша решила, что сейчас самое время действовать. Она выхватила нож из кармана.

– Я не хочу туда, хватит с меня. Я вас не знаю, не знаю это место… – сказала она.

Теодор вздохнул. Он словно бы и не замечал ножа, и посмотрел девочке прямо в глаза.

– Я, кажется, представился тебе еще утром, – сказал Теодор.

– И что? Я должна сразу поверить вам на слово, лишь потому, что вы назвали мне свое имя?

– Должна, потому что я тебя спас и продолжаю спасать, а ты лишь усугубляешь положение.

Теодор уверенно приблизился к Саше, схватил ее за кисть руки и сжал так крепко в области укуса, что девушка взвыла и выронила нож из руки. Все это произошло так быстро, что она даже не успела предпринять какие-либо действия ножом.

Дзынь раздался звук упавшего лезвия, затем оглушительная оплеуха от Теодора, оставившая на правой щеке Сары красный след. Девочка схватилась за горевшую от удара сторону лица, одинокая слеза вытекла из правого глаза.

– Еще раз вытащишь свою железку, и лечить тебе будет нечего, понятно изъясняюсь?

Саша не ответила. Теодор приблизился ближе к девочке, да так, что она смогла почувствовать его смердящее дыхание и разглядеть все жилки на шраме над левым глазом.

– Я спрашиваю, ты меня поняла? – каждое слово он произнес четко и громко, словно сержант, отчитывающий свою роту.

– Да, я поняла.

– Вот и славненько, облачко, а теперь потопали вниз.

29. Станислав Фаррум

Время уже шло к обеду, но никаких признаков Саши Леоновой они так и не нашли. Снег шел не переставая. Мороз колол щеки тысячью крохотными иглами. Адам понял, что оделся недостаточно тепло для такой погоды. Почти всю дорогу Стас так и не заговорил с мальчиком, за исключением оврага, где он последний раз видел девочку.

– Вот здесь, – Стас указал пальцем на место рядом с камнем, тем самым, где двое суток назад пряталась девочка. Про то, что отца Саши так и не нашли он предпочел молчать, как и про то, что было после того, как он убил собственного напарника. Он по-прежнему чувствовал себя виновным за то, что позволил двенадцатилетней девчушке уйти в лапы холодной смерти. Да и лучше не говорить об этом парню сейчас, иначе их и без того хрупкое перемирие разрушится окончательно.

– Предположу, что она побежала в ту сторону, – сказал Стас, указав, где последний раз увидел убегающую девочку. Он по-прежнему старался осторожно играть свою роль, не вызывая у Адама подозрений и судя по реакции мальчика, пока ему это удавалось.

– Значит, юг… – сказал Адам так тихо, что Стас его не расслышал.

– Что ты сказал?

– Неважно. Пойдем.

С тех пор прошло часа четыре. Ходить по снегу, да еще и в такой мороз было тяжким занятием, да и желудки уже изнывали от недостатка пищи. Стас оглянулся в сторону парня, чьи щеки покраснели, а тело время от времени одолевала дрожь, но тот как ни в чем не бывало, продолжал уверенно шагать вперед.Явно надеется найти свою подружку, предположил Стас, да мертва она, малец, мертва…никто не выживет после того, что было тут все эти дни.

Они начали пересекать поле, чтобы добраться до опушки леса на той стороне. Стас был твердо уверен, что совсем скоро найден окоченевший труп и никогда себе этого не простит. Но слова красивой, хоть и неуравновешенной, по его мнению, дамы, с сыном которой он шел бок о бок, почему-то давали надежду.

"Ты ничего не знаешь про Сашу Леонову…"

– То место откуда ты, – заговорил вдруг Адам, как обухом по голове для Стаса. – Сколько вас человек?

Сначала Стас подумал, что от холода ему уже мерещатся голоса, покуда мальчик за всю дорогу и слова не проронил. Посмотрев в сторону Адама, Стас увидел, как у мальчишки снег прилипает к ресницам и кончикам черной челки, показывающимся из-под шапки.

– Около пяти тысяч.

– Так много?! – удивился Адам, остановившись на месте и взглянув на Стаса большими глазами. – Врешь!– Да толку мне тебе врать, малой. Около того, и с каждым годом становится все больше и больше.Мальчик продолжил идти, пытаясь представить в голове такое большое количество людей в одном месте.

– Откуда так много людей? Где вы их всех взяли?

– Отовсюду. То тут, то там, вот и до вас очередь дошла.

Стас кашлянул, надеясь что это не начало какой-нибудь болезни, уж очень не хотелось свалиться с простудой в первые дни правления в этой помойке.

– Гордей, при всей твоей ненависти к нему, смог сделать нечто невероятное, – продолжал Стас. – В чем-то я с ним не согласен, но его достижения неоспоримы. Назарет – это начало будущего.

Адам не медлил с ответом.

– Мне плевать на все его достижения. Он виновен в смерти моего отца.

Стас предпочел ничего не отвечать парню и отойти от этой темы.

– Нам нужно согреться, развести огонь, – предложил он.

– Нет, – тут же отрезал Адам. – Нам нужно идти, Саша может ждать нас уже у той опушки.

– Саша может нас не дождаться, если мы замерзнем среди этого пустыря и… – он хотел сказать «присоединимся к ней…» но вовремя остановился. Мальчишка по-прежнему говорит о девчонке как о живом человеке. —…и ничем не сможем помочь. Десять минут, этого будет достаточно, чтобы согреться и подкрепиться для новых сил.

Адам хотел возразить, гримаса протеста уже успела наполовину сформироваться на лице, но все же он предпочел согласиться с предложением чужака. Холод, как-никак, давал о себе знать.

– Разведем костер тут, – сказал Стас. – Может, твоя подружка заметит его, и сама нас найдет.


– Так значит пять тысяч человек? – Адам жевал мясо, грея ладони у костра. Задавая вопрос спутнику, он даже не посмотрел в его сторону, – и кто все эти люди?

Стас не торопился с ответом, предпочитая сначала как следует переживать жесткие куски мяса.

– Инженеры, плотники, сантехники, ученые, даже художники имеются, много кого. Каждый делает свое дело.

– А чем ты занимаешься? – спросил Адам.

– Разведчик. Езжу туда-сюда и ищу людей подобно вашему поселению.

– И затем также убиваете их предводителя, да?

Стас перестал жевать и отложил кусок мяса. Он внимательно посмотрел на мальчика, смотревшего на него с презрением.

– Слушай, все эти правила придумал не я, ясно тебе? Я лишь делаю то, что мне велят, чтобы просто выжить, понимаешь? Сейчас это делают все, каждый долбаный уцелевший человек.

– А если тебе на голову твой начальник насрет в целях выживания, ты тоже согласишься?

– Так, все, – Стас бросил кость съеденного мяса в сугроб. – Мне надоело вся эта срань. Почему всегда пытаешься быть с людьми вежливыми, а они…

– Вежливыми?! – Адам крикнул так, что Стас даже дернулся от неожиданности. Рука мальчика тянулась к ножу за поясом, но почему то Стас чувствовал, что он его не вытащит. У парня просто сработал рефлекс.

– Я похоронил своего отца не пойми где в лесу без надгробия, чтобы эти сволочи не раскопали могилу. У меня отняли мать и увезли в непонятно куда! Ты и твои дружки лишили меня всего за какие-то сутки! Сутки! И ты говоришь мне о вежливости? Да она мне на хер не уперлась твоя вежливость, дылда!

Адам все же вытащил нож из кармана, но сдержал себя и просто швырнул его в снег рядом, а затем расплакался. Точнее, впал в истерику, еле дыша.

Стас не шевелился и чувствовал себя каким-то беспомощным. Нет ничего жалостливым в мире чем рыдания женщины и плач ребенка. Он понятия не имел, как нужно обращаться с детьми, поэтому просто сел напротив парня и продолжал поддерживать костер в ожидании, что тот успокоится сам.

Спустя пять минут Адам вдруг заговорил и сказал для Стаса совершенно неожиданное:

– Если на то пошло, то я начинаю задумываться, а не обманул ли он действительно жителей, затаив излишки мяса. Не могло же оно там очутиться не пойми откуда…

Стас на секунду перестал разгонять уголь веткой и посмотрел на Адама. Уж он то знал, что произошло в действительности, и как лично таскал куски мяса вместе с Ваней и Лисом через черный ход хижины его отца, когда вся деревня была полностью отвлечена представлением Гордея, его друзей и кучу провизии. В открытии двери изнутри им помогла Лиза Гончарова, которая под весь шум умудрилась попасть внутрь хижины и впустить троицу внутрь.

– Он хранит еду в этом подвале. – Женщина указала пальцем на пол, где виднелся вход в подвал. – Вам нужно действовать быстро, иначе весь план рухнет. Я вернусь к остальным, у вас не более десяти минут.

Они управились за семь.

В мальчике поселились сомнения, он не мог предположить, как мясо в действительности попало в подвал. Возможно, у него еще не было времени здраво рассудить над этим, покуда последние дни у мальчишки выдались действительно ужасным. Когда-нибудь придет время, и он обратит внимание на внезапно странное поведение Лизы Гончаровой, начавшиеся почти месяц назад, когда в Назарете уже как три месяца знали о существовании деревни.

Намного было бы проще поубивать всех жителей, забрать их пожитки, и, что самое главное, завладеть источником. Но Гордей всегда твердил, что это «не по-христиански», и находил более изощренные и трудные методы, которые в девяносто процентах случаев срабатывали вот уже не с одним похожим поселением. Он предпочитал завоевать любовь у людей, сделать их будущими «сынами и дочерьми божьими», что, конечно же, подразумевало под собой рабочую силу, которую Стас видел каждый день в Назарете. Но были у Гордея и еще какие-то планы на всех этих жителей, которые до сих пор остаются для Стаса тайной…

Говорить мальчику сейчас, что он частично виновен в смерти его отца – это значит автоматически занести себя в черный список, который тот уже наверняка составил. Возможно, что Стас уже был в нем.

– Просто…, – продолжил Адам, – он всегда заботился о нас с мамой и хотел для нас только лучшего. Быть может, он и сделал это и…

Казалось, Адам вот-вот снова заревет, но он держался как мог, хотя дрожащие губы его выдавали.

Стас искал ответ на вопрос мальчика, – а если быть точнее, то подходящую ложь, – но, кроме как правды, в голове не было ничего. Настанет время и, если оно позволит мне подружиться с этим мальчуганом, я обязательно скажу правду, но не сейчас.

Ложь она ведь как хороший стейк – главное долго не передержать и вовремя снять со сковороды, как любил поговаривать его отец.

Вместо ответа Стас решил выкрутиться иначе, достав из рюкзака маленькую флягу, обтянутою натуральной, светлой кожей. На ней были инициалы «Н.Ф.». Стас открыл крышку, вдохнул запах содержимого, блаженно улыбнулся, и после протянув ее мальчику.

– Что это? – спросил мальчик с интересом смотря на флягу.

– Виски. Там немного, но я угощаю!

Мальчик взял флягу, поднес ноздри к горлышку и сморщился.

– На вкус дрянь, – ухмыльнулся Стас. – Но пара глотков тебя согреет и успокоит, несмотря на вкус.

Дожил, дружище! Даешь двенадцатилетнему щеглу бухло! Хорошее начало!

Адам с подозрением, но и не без интереса сделал пару глотков, после чего сморщился и отдал флягу владельцу. Мальчик держал рукав куртки у губ, словно бы его вот-вот стошнит.

– Боже, ну и дрянь, – сказал Адам, уже и потянулся к бутылке с водой.

Стас улыбался, наблюдая за реакцией мальчика.

– Да, дрянь, но действует по назначению.

Он сделал несколько глотков без всякого отвращения на лице. Адам с интересом наблюдал, как ему это вообще удается, наслаждаться подобным…

– Эх, – сказал Стас, смотря на флягу, как на фото, где изображены его старые, давно почившие родственники. – Мой отец обожал выпивать. Даже сейчас этот вкус у меня ассоциируется только с ним.

Стас бросил флягу в рюкзак, и вернулся к поддержанию огня. Несколько минут они сидели в тишине, пока Адам не сказал.

– Я чувствую.

Стас вопросительно посмотрел на мальчика.

– Тепло, здесь, – Адам дотронулся пальцем до груди.

– Значит, действует, – сказал он, ухмыльнувшись —. Ты сейчас выпил виски, который старше тебя лет на пять это точно. Если бы твоя мама узнала, что я тебе предложил это выпить – отколотила бы похлеще, чем тогда, когда я тебе дал по челюсти.

Мальчик слегка улыбнулся, и Стаса это успокоило. Адам встал с места, достал нож из сугроба, и засунул его в карман.

– Нам нужно идти, иначе…

Адам вдруг замолчал, всматриваясь вдаль. Он поднес ладонь ко лбу, чтобы спрятаться от солнца.

– Что-то заметил? – спросил Стас, наблюдая за движениями мальчика.

– Там кто-то идет, прямо сюда… – через несколько секунд он добавил. – Саша!

Мальчик тут же вскочил с места и побежал навстречу таинственной фигуре, медленно идущей к их маленькому лагерю.

– Постой! – крикнул ему вслед Стас, но Адам даже и не подумал останавливаться, делая уверенные, хоть и медленные шаги по сугробам снега, который доставал почти до колен. Стас взял ружье, лежавшее рядом, проверил заряжено ли оно, и побежал за парнем, стараясь наступать на его следы.

Ружье так, на всякий случай.

– Саша! Сашка, мы здесь! – кричал Адам, махая рукой фигуре, до которой было метров сто. Солнце, ярко светящее в глаза, по-прежнему мешало разглядеть лицо приближающегося человека, однако точно можно было понять, что он ускорился.

– Да погоди же ты! – кричал вслед Стас, отставая от парня буквально на несколько шагов, но тот словно бы оглох и настырно шел вперед. Наконец, спустя несколько минут, Адам остановился, по всей видимости разглядев таинственную фигуру, которая, в свою очередь, не переставала идти прямо на него. Стас не мог разглядеть кто же именно приближается к мальчику, потому что Адам загораживал незнакомца собой.

– Это вы? – спросил Адам. – Что с вашим…?

Мальчик указал пальцем на незнакомца, который судя по скрипу снега продолжал идти вперед, прямо на него. Именно в этот момент у Стаса, здорового мужчины, по телу пробежали мурашки от страха. Он услышал бульканье и рычание, звуки, которые он не слышал вот уже много лет, но которые отпечатались в его памяти на всю жизнь. Стас оттолкнул Адама, и увидел мужчину. Его глаза были красным от полопавшихся внутри сосудов, черные зрачки бегали из стороны в сторону, смотря то на Адама, то на Стаса. Из открытого рта капала алая слюна, падая на длинную, испачканную седую бороду. На его плече висел лук, леска которого порвалась и моталась у самых ног.

– Отойди, – сказал Стас левой рукой, отталкивая Адама, а правой потянулся за ружьем на плече. Чужак продолжал двигаться на них, не сбавляя темпа и был уже в паре шагов от Стаса, который нацелился ружьем в голову и нажал спусковой крючок. Но выстрела не последовало. Птицы, сидевшие на деревьях, не разлетелись в сторону. В декабрьском лесу раздались лишь глухие щелчки, один за другим.

– Проклятье, – сказал Стас, кинул ружье в сторону и хотел было выхватить пистолет из кармана, но вспомнил, что отдал его Адаму. Тот стоял как вкопанный, не сводя взгляда с зараженного. Просить оружие, и целиться уже не было времени, Стас натянул шарф на рот и набросился на зараженного, полагаясь на свои габариты. Он повалил больного на лопатки, крепко прижал его руки к снегу, но чувствовал, как его хватка слабеет с каждой секундой: сила зараженного была велика, как и тогда…

– Не стой столбом! Стреляй в него! – крикнул Стас.

Адам наконец отошел от оцепенения, взял пистолет из кармана и подбежал к Стасу. Он прицелился, нажал на спуск, но выстрела не последовало.

– Предохранитель! – крикнул Стас, держа зараженного из последних сил.

Мальчик в спешке и аккуратностью девственника, который впервые связался с лямками лифчика, начал искать, где же находится предохранитель. Но познания в огнестрельном оружии у него до сих пор были практически на нуле. За исключением того, как нужно стрелять, Стас так и не успел показать ему, как пользоваться этой штукой. Адам в спешке положил оружие обратно в карман и достал из-за пояса то, с чем он действительно умел обращаться – нож. Он крепко взялся за рукоять, нагнулся на колени и не колеблясь, вонзил лезвие в шею зараженного. Адам отпрянул назад, не решаясь вытащить нож обратно и, все еще со страхом в глазах наблюдал за извивающимся телом. Стас позволил себе ослабить хватку, податься в сторону мальчика кувырком и сократить расстояние между ним и чужаком, который вертелся из стороны в сторону, вырисовывая кровавого ангела на снегу.

– Дай пистолет, – сказал Стас, протягивая руку мальчику.

Адам протянул Стасу пистолет, пронаблюдал, как тот «снимает с предохранителя» сдвинув маленькую защелку вниз между спусковым крючком и магазином, а затем прицелился. Но прежде чем сделать выстрел, он прижал лицо Адама к себе в куртку со всей силы, а сам свободной рукой прикрыл свои глаза. Громкий хлопок. Птицы разлетелись с деревьев вокруг пустыря. Мгновенно всхлипывания прекратились, как и булькающие звуки. Стас ослабил хватку левой руки, прижимающую Адама, а затем посмотрел на рукав своей куртки, которой прикрывал глаза – чисто.

– Это один из наших охотников, – пробормотал Адам, не спуская глаз с месива, в которое превратилось голова зараженного. – Он и еще двое должны были вернуться еще три дня назад.

Стас встал на ноги, осмотрел себя с головы до ног, а затем начал оглядываться по сторонам.

– Проверь, чтобы на тебе не осталась его кровь, – сказал Стас.

– Что? Зачем?

– Просто делай, что я тебе говорю.

Адам начал осматривать себя, пока Стас шел за ружьем, которое лежало в снегу.

– Что с ним произошло? Почему он накинулся на тебя? – спросил Адам спутника, наблюдая, как тот проверяет ружье.

– Патрон отсырел, паскуда, – пробормотал Стас, словно бы находясь в другом месте, где не было ни Адама ни зверского холода вокруг, а только он, ружье и труп охотник «Надежды» напротив.

– Ты меня слышишь? – чуть громче и настойчивее обратился мальчик к Стасу.

– Да, я тебя слышу. – Стас вынимал патроны из ружья, оглядывал каждое и часть из них клал в карман, а часть бросал в снег, при этом осматриваясь вокруг. – Мне нужно, чтобы ты притащил бутылку с бензином, она осталась у меня в рюкзаке, там.

Мальчик посмотрел в сторону, откуда он начал бы свой мини-марафон по сугробу навстречу собственной смерти, не будь рядом Стаса.

– Зачем?

– Может хватит задавать так много вопросов?

Голос мальчика стал на порядок громче обычного.

– Я буду их задавать до тех пор, пока не получу ответы. – Адам указал на свежий труп, кровь которого уже пропитала весь рядом лежащий снег. – Что произошло с ним?!

– Разве не понятно? Он стал одним из них, – сказал Стас, выбросив последний патрон в снег.

– Одним из кого?

– Из долбанных «бешеных». Ты что, не знаешь из-за чего мир покатился к чертям?

– Бешеных? – спросил Адам, не понимая, о чем говорит спутник.

– Зараженных, – сказал Стас, – Вирус Мортем, тебе отец или мать рассказывали о нем?

Адам приоткрыл рот, не веря своим ушам.

– Но ведь они все передохли много лет назад! – настаивал Адам.

– Да, я тоже так думал, до сегодняшнего дня. – Стас, словно учительской указкой, навел ружье на труп. – Все гребанные симптомы налицо, из глаз течет кровь, тошнит ей же, и главное… – он посмотрел прямо в глаза мальчику, —…хочет тебя убить. Много лет лет назад я лично истреблял этих ублюдков, потерял родных и знакомых, и знаю, что где один такой, там и десять таких же других.

Стас принялся заряжать ружье сухими патронами.

– Тело нужно сжечь, – продолжил он. – Иначе до него могут добраться дикие животные, заразиться, и тогда эта хрень распространится везде в радиусе многих километров.

– Но как же он заразился…

– Не знаю, – ответил тут же Стас. – И времени проводить расследование нет. Нужно поспешить обратно в деревню, всех предупредить. Иди за горючим, а я пока посторожу тут. Они, суки, живучие.

Мальчик посмотрел на труп, затем кивнул Стасу и пошел в сторону костра.

– Эй, Адам, – позвал его Стас.

Адам обернулся.

– Ты молодец. С ножом ловко вышло.

Мальчик ничего не ответил и направился вперед, где виднелся маленький огонек костра.

Стас проводил его взглядом, оглядел лесные опушки вокруг, а затем подошел к телу. Он выдернул одним резким движением нож из глотки зараженного, вытер лезвие о снег, положил его себе за пояс и посмотрел в мертвые глаза, все еще залитые кровью; в ветвистые вены, что были вокруг них, на кровавые «слезы», засохшие на скулах и пропадающих где-то в бороде.

Он вспомнил, когда впервые столкнулся с первым своим бешеным, и как стал свидетелем гибели человечества двенадцать лет назад…

Часть III. Бешеные

Сентябрь 2019 года.

Он подбежал к своему «ситроену», стоявшему на парковке для студентов, сел в него и захлопнул дверцу. Осмотрел салон авто, где на заднем сиденье еще со вчерашнего дня лежало несколько зеленых бутылок из-под пива, открытые упаковки чипсов и множество крошек – хоть сейчас запускай голубей как в кормушку. Выпить с друзьями по бутылочке он всегда любил. Станислав вынул из кармана мобильник и набрал номер. Послышались гудки.

Надеюсь, они еще не вышли на утреннюю прогулку, как делают это каждый день, подумал Стас. Его родители жили в Кострове, небольшом городке в ста пятидесяти с лишнем километров от Столицы. Сам же он снимал небольшую комнатку в центре, однако сейчас даже и не думал возвращаться в нее, пока не убедится, что его родители в безопасности. Телефон продолжал гудеть, пока женский голос в трубке не оповестил о недоступности абонента.

Кажется, они все же вышли на чертову прогулку и, как всегда, не взяли с собой мобилу, подумал он, но это было еще полбеды: он отвел телефон от уха и посмотрел в экран, на котором мигал индикатор зарядки, а через мгновение и вовсе вырубился, оставив за собой только черный с разводами от пальцев, экран.

– Сука. – Он ударил по рулю, и телефон выскользнул у него из рук, упав куда-то под вниз. Правой ногой он нащупал его и уже было хотел опуститься, чтобы поднять, но направо стекло ситроена обрушилась череда ударов, заставившая его вздрогнуть. Он услышал знакомый голос.

– Стас, эй, чел, давай открывай!

За стеклом стоял Гриша, один из его однокурсников: длинные волосы опускались до самых плеч, пряча под собой значки с названием рок групп, пришитых к его кожаной куртке. Со своей любимой «кожанкой» он почти никогда не расставался, хотя та уже успела страшно натереться и обзавестись белыми пятнами. Стас нажал на кнопку, и стекло дверцы опустилось. Гриша снял с левого уха наушник, который, казалось, уже врос в него с самого первого курса, и оттуда послышался звук бас-гитары.

– Блять, Гриш, я чуть не обосрался.

Гриша на лице изобразил некое подобие мольбы, больше вызывающее отвращение.

– Брат, выручай. Подбрось, нам все равно по пути. – Голос его был постоянно сонным, и, казалось, будто он каждое слово тянул как можно дольше.

– С чего бы это? Ты мне так и не вернул должок, а я должников не катаю.

– Братооок, я верну на днях, отвечаю. Мать все мозги сожрала, еще и по жизни нихера не катит. У меня прямо как в этой песне, зацени…

Гриша начал подносить наушник Стасу, но тут раздались крики, в большинстве своем девичьи. Он так испугался, что вздрогнул, задев кончиком своих волос не менее изумленного от внезапности Стаса. Толпа студентов в панике выбежала из института, некоторые из них падали на землю. Стас собственными глазами заметил, как один из студентов пробежался прямо по голове другого, лежащего на земле.

– Хрен с тобой, залезай живо, слышишь? Шустрее!

На Гришу крик Стаса подействовал без промедления, и он тут же сел на заднее сиденье, придерживая ручку двери в руке, словно боясь, что ее кто-то откроет. Стас завел двигатель, нажал на педаль и они выехали на шоссе.

– Боженьки, боженьки, это что еще за херня там происходит, чел?! Это и впрямь этот вирусняк?

– Не знаю я, – сказал Стас, не сводя глаз с дороги. – Но то, что вирус, о котором рассказывают по телику каждый день – сомнений нет. А что хуже, он мутирует мать его, и неизвестно, во что это все перельется.

– А я знаю! Это как в «Земле Мертвых» у Ромеро!

– Ты можешь заткнуться Гриш? Я пытаюсь сосредоточиться на ебучей дороге! – почти на крик перешел Стас.

– Ладно, ладно, брат. Я просто пытаюсь поделиться с тобой своим соображениями.

– Да срал я на твое соображения, слышишь? Не дай мне пожалеть о той минуте, когда я впустил тебя внутрь.

Гриша замолчал. Он взял свой телефон, повертел его в руке, что Стас тут же заметил в зеркале заднего вида.

– Телефон? Дай мне его Гриш.

– Эээ, нет чел, я не могу.

– То есть как садиться ко мне в тачку ты можешь, а дать телефон нет?

– Братиш, дело не в этом, – он повернул телефон так, чтобы тот мог рассмотреть экран в стекле заднего вида, на котором была большая трещина. Стас выругался, и слегка ударил по рулю авто.

– Я упал случайно и разбил его, когда мы убегали из аудитории от этой взбесившейся суки. Не фурычит теперь, сенсор не пашет. И чего эти японцы не могут делать стекла потолще?

Стас не слышал слов Гриши. Все его мысли сейчас были целиком и полностью поглощены родителями. Да, он неидеальный сын, и, возможно, в будущем не прекрасный врач, каким надеялся увидеть его отец, но они любили его, а он их. Для него каждая минута была сейчас равносильно часу. Почему-то он чувствовал, что его родителям угрожает опасность.

– Я чуть в штаны не наложил, когда она закричала там, брат, – начал Гриша. – Такая вся из себя тиха и так заорала словно ее режут, понимаешь чел?

– Понимаю, – ответил Стас, вспомнив насколько действительно было ужасно слышать крик однокурсницы.

– А это правда говорят, что этот вирус мутирует, или еще чего-то там. Что это вообще за мутация такая, как в Людях Икс типа?

Но Стас и не слышал его слов. Перед глазами стояли родители.

– Слушай, с телефона правда никак не позвонить? – попросил Стас.

– Чел я же говорю, что сенсор не пашет.

– Ах да, черт бы его.

– Берегись!

«Ситроен» Стаса резко затормозил на перекрестке, где уже сформировалось небольшое ДТП. Передняя часть его авто даже успела слегка коснуться впереди стоящего джипа, и сдвинуть его на пару сантиметров. На перекрестке творился подлинный хаос: одна машина умудрилась как-то перевернуться, и теперь лежала кверху колесами на разделительной полосе; еще одна солидно уменьшилась в размерах, и выглядела как большой металлический ком, и даже было страшно представить, что сталось с водителем. Ну а чуть дальше от всех, находясь наполовину в бутике одежды, стоял большой грузовик, который оставил от витрины одни только осколки. Возле него и собралась основная толпа зевак.

– Еп твою мать, что тут делается? – изумленно сказал Гриша, пялясь на металлическое месиво.

Совсем не было понятно, что послужило причиной аварии, и с кого, собственно, все началось. Стас представил на мгновение, что, выехав он несколькими минутами раньше, то мог бы оказаться среди этих несчастных, но…

…спасибо бестолковому Грише, который его задержал.

– Сиди тут, – сказал Стас другу и вышел из авто.

– Ну уж вот нет братиш, я с тобой.

Стас не стал возражать. Оба парня вышли на шоссе и присоединились к толпе зевак. Люди кругом выстроились вокруг открытой дверцы грузовика, врезавшегося в бутик. Вместе с Гришей он протискивался через живое кольцо людей, дабы утолить свое любопытство, которое напрочь стерло все мысли о родителях. Здоровенному Стасу оттеснять толпу не составляло никакого труда, в отличие от долговязого и худого Гриши. Наконец, спустя несколько пар рук и толчков ему вместе с приятелем удалось разглядеть на что же там смотрели…

На асфальте, напоминая брошенную капризным ребенком тряпичную куклу, лежал мужчина приблизительно лет сорока. Его шея была неестественно выгнута, белая некогда футболка окрасилась в цвет грязи. Изо рта его медленно текли алая слюна. Свидетели начали обсуждать произошедшее.

– Въехал прямо с другой стороны перекрестка, в два ряда автомобилей. Бам! И как кегли их. Сам видел.

– Он жив?

– А черт его разберет, но я думаю навряд ли… поглядите сколько крови!

– Скорую вызвали?

– Да, кстати, вызвали?

– Линии заняты. Попробуйте набрать кто-нибудь.

– Эй смотрите, а чего это с ним?

Стас пригляделся к глазам мужчины и лицо его побледнело. Из глаз сочилась кровь, в точности как у…

…у Маршовой Кати.

Вдруг водитель грузовика зашевелил пальцами, а затем еле слышно прорычал. На удивление всех он приподнялся на руки, открыл рот, и стоя на четвереньках блеванул кровью прямо на обувь окружающих его людей. Круг зевак расширился. Те, которым слизь попала прямо на ботинки, скорчили гримасу отвращения. Водитель исторгал ужасные булькающие звуки. Толпа, несмотря на ужасное зрелище, тем не менее не расходилась, в отличие от Стаса с Гришей, которые хоть и были заворожены ужасным зрелищем, но постепенно отступали в сторону.

Один из зевак, рослый мужчина в темном и солидном осеннем плаще и шляпой на голове предпринял попытку приблизиться к водителю поближе, но подходил к нему осторожно, словно к дикому зверю, с вытянутой рукой вперед.

– Вы в порядке? – спросил он несчастного.

Водитель смотрел на асфальт, в лужу собственной крови, смешанную со рвотой. Он издавал какие-то непонятные звуки, словно говорил на другом языке.

– Эй? – спросил рослый, и приблизился еще ближе.

И тут водитель грузовика обернулся.

Все произошло в точности как с Катей. кроваво-красное лицо, стоило открыть ему рот, и раздался жуткий звук, словно внутри него,сидели десятки людей и молили о помощи. Он схватил рослого за руку и вцепился в него зубами. Мужчина закричал от боли.

– Уберите его от меня!

Но ни один не осмелился прийти на выручку. Все бросились бежать, и самое ужасное в этом было то, что люди, которые вот-вот подошли и еще не успели увидеть ужасного монстра человеческого вида внутри живого кольца, не сообразили сразу, что нужно бежать, отчего толкучка превратилась в массовую истерию. Люди падали, топтались друг по другу, кричали и взывали о помощи. Среди таких оказался и Гриша, по голове которого уже успело наступить несколько пар сапог и туфель.

– Гриша! – крикнул Стас, протягивая руку другу, у которого уже сквозь копну волос виднелось темное, жидкое пятно.

– Остановитесь, остановитесь же черт вас возьми! – кричал Стас, но никто не обратил на его крики внимания. Несколько упавших людей превратились в живой ковер, на котором спотыкались и превращались в такие же ковры. Постепенно толпа сдвинула своей массой Стаса так, что тот потерял из виду своего друга, наверняка по-прежнему лежавшему на асфальте лицом вниз. Он забыл про Гришу, и бросился протискиваться через толпу, моля себя лишь об одном.

Только бы не упасть, только бы не упасть…

Позади начали слышаться те самые, издаваемые зараженными, и становились они все чаще и ближе.

Стасу удалось выбежать из эпицентра событий, и он принялся искать взглядом на дороге свой автомобиль. Казалось, будто на мгновение мир перевернулся и вывернулся наизнанку. Он не мог вспомнить, где оставил свой ситроен, не мог вспомнить зачем, и куда он вообще ехал. Именно в этот момент он превратился в большую, почти двухметровую статую, потерявшую всяческое ощущение реальности. У него был шок.

Он почувствовал сильный толчок, затем еще один и еще. Люди бежали, задевая его локтями, и плечами, но он продолжал стоять не шелохнувшись. Однако женский крик, послышавшийся рядом, вернул его в чувство, заставив обернуться назад.

Тот самый рослый мужчина, что соизволил первым подойти к водителю грузовика, мчался в его сторону с открытым ртом, из которого текла слюна, словно у бешеной собаки. Позади него был водитель грузовика, а рядом еще несколько зараженных, симптомы которых отчетливо виднелись на их лицах. Они были в каких-то нескольких метрах от Стаса, пока он, что есть силы, не побежал вперед.

Именно сейчас он вспомнил, где стоит его авто и вспомнил, что дома его ждут родители и нужно немедленно быть у них. Как бы он сейчас хотел увидеть их, обнять и крепко прижать к себе. Сердце словно окатило ледяной водой, а ноги бежали сами по себе. Ему казалось, что еще совсем немножко, и один из них вцепиться ему в плечо или шею.

Он бежал не останавливаясь, перепрыгивая через капоты машин. Наконец «ситроен» показался на дороге, замкнутый сзади и спереди другими авто. Он подбежал к машине, схватился за дверцу и…

…один из них врезался прямо в стекло авто, раздробив его вдребезги на мелкие кусочки. Стас успел вовремя отвернутся от налетевшего на него зараженного, того самого рослого мужика, что преследовал его. Стас воспользовался моментом и со всего размаху ударил кулаком по его лицу с такой силой, что тот упал ничком на асфальт, однако даже и не думал сдаваться, снова встав на ноги через несколько секунд. Рослый тут же подскочил, глаза его были наполнены яростью, изо рта текли жиденькие капли крови. Он рванул в сторону Стаса, но тут раздался оглушительный выстрел.

Рослый откинулся в сторону автомобиля Стаса и упал на землю. Чуть выше его правого уха появилось черное отверстие, из которой потекла кровь. Стас посмотрел налево, в сторону своего спасителя и не поверил своим глазам. Там стоял «форд», а внутри на месте водителя с вытянутым пистолетом наперевес был Алексей Леонов, его преподаватель. Он посмотрел на Стаса, кивнул ему и сказал.

– Теперь мы квиты.

Стас только слегка покачал головой, не промолвив ни слова. Вокруг происходил хаос, люди бежали кто куда и звуки, издаваемые зараженными. Алексей Иванович нажал на газ и рванул вперед на максимальной скорости. Он предварительно посигналил и заставил нескольких людей броситься в стороны. Стас глубоко выдохнул, открыл дверцу своей машины, повернул ключ зажигания и поехал домой.

Сердце его колотилось так быстро, как никогда в жизни.


Стасу удалось выбраться из города через десять минут и убраться оттуда прежде чем на выезде скопилась пробка из машин, которая чуть позже превратилась в маленький дурдом, унесших жизни пару сотен людей. Вирус из города распространялся так быстро, что толпа людей стала для него отличной пищей, и «новобранцы» Мортема были готовы уже спустя час, заполонив собой город почти полностью. Стас выехал на шоссе, окруженный кюветами по бокам, заметил стоящий справа «Форд Гэлакси» темно-синего цвета, и ему будто на мгновение показалось, что он его уже сегодня где-то видел, однако эта мысль уже через пару секунд затерялась где-то глубоко в его подсознании. Он был похож на робота, заранее запрограммированным на определенную цель. «Чувствуешь, Стас, что надвигается нечто плохое? Самое время бежать к родителям». Он делал это на автомате, как, наверное, и все люди, бегущие сейчас кто куда. Они собирались семьями, группами, исполняли свой человеческий инстинкт, суть человеческой природы – сплочение и выживание. Ведь что такое один человек в подобной ситуации? Корм. А им он быть не хотел, вот уж нет. Сейчас он строго был намерен выполнить только одно – воссоединиться с родными.

До Кострова еще пару часов езды, а он уже чувствовал будто проехал километров тысячу не больше. Время тянулось невыносимо долго. Он посмотрел на индикатор наличия бензина – должно хватить.

Ногой он коснулся телефона, который все еще лежал возле педалей. Убедился, что впереди и на встречной полосе автомобилей нет и быстро пригнулся, чтобы подобрать мобильник, не отпуская руля. Он нажал на кнопку, словно бы надеясь на чудесное «воскрешение», но тот не подал никаких признаков жизни. Он сдох окончательно и нуждается, как минимум, в часике тесного контакта с розеткой в 220 вольт. Именно в этот момент в голову пришла ужасная мысль.

А что, если они поедут в город? подумал Стас. Вдруг они уженаверняка увидели какой-нибудь репортаж по телеку, и уже поехали в город на мои поиски? Что если мы разминемся? Стас никогда еще мысленно не проклинал так телефон как делал это сейчас. Он небрежно откинул его на переднее сиденье и внимательно осматривал встречную полосу движения слева от него в надежде не упустить машину с его родителями внутри.

Если они конечно выехали из города.

Стас включил радио в машине, чего, наверное, не делал уже несколько месяцев, пощелкал переключателями – тишина. Ни новостей, ни голосов, ни даже музыки. Хотя последнее у него вполне имелось в виде дисков. Он вставил один из них в приемник и нажал плэй.


Родители Стаса так и не встретились ему по пути к Кострову. Дорога на встречной полосе заполнялась парочкой машин исключительно редко, да и те не были, наверное, в курсе, что вообще сейчас происходит в городе. Собственно, Стас и сам не был в курсе, что город, который он покинул по меньшей мере два часа назад уже был относительно мертв, заполонив собой кучей бродячих зараженных и трупов людей, по каким-то причинам не превратившихся одних из «зомби». Многие из этих людей погибали под колесами авто, другие же погибали, сидя в этих самых авто и вылетев через лобовое стекло, словно человек-ядро из пушки. Большинство людей было застрелено по ошибке или случайности, но самым удивительным было то, что огромная часть смертей пришлась на давку другими людьми. Размозженные черепа, придавленные руки, ноги, спины – смерть, и все это было исполнено обувью топовых (и не очень) брендов. Все происходило быстро, невыносимо быстро и, казалось, что вирус уже дышит ему в затылок, однако тот не переставал нажимать педаль газа наплевав на все ограничения скорости.

До Кострова оставалось еще немного.

30. Станислав Фаррум

На въезд в Костров скопилась огромная пробка из машин, издали напоминающая огромную, разноцветную змею. Стас был почти у самой головы этой «змеи», когда взглянул на часы, показывающие 19:34. В машине отказал кондиционер, и сидеть внутри становилось невыносимо жарко.

– Ну давай, давай.

Через пятнадцать минут он оказался у наспех сооруженного КПП, который патрулировали военные. Стас заметил технику, в основном это были грузовики, в кузовах которых лежали канистры, деревянные ящики разной формы и длины. Таких грузовиков Стас приметил чуть больше дюжины, и все они были набиты под завязку.

– Посмотрите на меня, – раздался строгий голос.

Стас оторвал взгляд от грузовиков и посмотрел на солдата, который светил маленьким фонариком в салон его авто.

– Откройте шире ваши глаза, – сказал солдат.

– Извините, мне нужно как можно скорее… – возразил Стас.

– Откройте глаза, иначе вы не проедете дальше.

Позади раздались гудки автомобилей, одни раздавались близко, другие далеко. Стас вдруг подумал, что он сейчас находится в Столице, с ее многочисленными пробками и бесконечными гудками.

– Ладно, хорошо, – сказал Стас и придвинувшись ближе к окну, широко открыл глаза.

Солдат вгляделся в глаза, прищурив взгляд, а затем ровно через несколько секунд выключил фонарь.

– Проезжайте до следующего пункта.

Стас нажал на газ и двинулся далее, где его ждала очередная, плановая процедура. На этот раз мужчина старше, в белом халате и седой щетиной стоял возле небольшого раскладного столика. Рядом с ним, по всей видимости его временная ассистентка, женщина в военной форме, она спешно нажимала клавиши на ноутбуке. Рядом с ней на столе стояло оборудование, значение которое Стасу было неизвестно кроме одного – микроскоп. Мужчина в халате охранялся двумя солдатами, с автоматами наготове.

В ряд с ним стояли и другие такие же белые халаты с ассистентами. Всего Стас насчитал около десятка врачей. Каждый занимался въезжающими в город людьми.

– Выйдите из машины, – велел белый халат, махая рукой Стасу. Стас вышел, встал возле доктора.

– Покажите ваши глаза, – велел он.

– Я уже…

– Покажите снова, – выдыхая произнес мужчина, надевая резиновые перчатки. Наверное он уже ни раз за сегодня повторял эту фразу.

Стас вновь расширил глаза, и белый халат дотронулся до его бровей большими пальцами рук и сдвинул вверх. Он рассматривал несколько секунд, прежде чем отпустил Стаса, снял перчатки и бросил их в корзину, где уже лежала огромная груда резиновых, сплющенных кистей.

– Оттяните рукав рубашки и дайте мне вашу руку, – сказал халат.

Стас решил не спорить и молча дал руку, затянув рукава. Мгновение, и он почувствовал небольшой укол и увидел свою кровь в маленьком шприце, которую держал доктор.

– Проверь, – протянул доктор шприц своей ассистентке, и отошел от Стаса подальше к столу. Солдаты, стоявшие все это время рядом, приподняли свое оружие.

Девушка взяла шприц, вылила кровь на маленькое, квадратное стеклышко и положила его на основание. Несколько секунд, что она разглядывала под микроскопом, показались Стасу вечностью. Он знал, что не имел контакта с зараженными, знал, что смог выбраться целым и невредимым, однако… ох уж это «однако», его никогда не следует исключать.

– Все в норме, – произнесла девушка, тут же убрав квадратное стёклышко из-под основания микроскопа и положив в белый, объемный пластмассовый контейнер.

Стволы автоматов у военных опустились чуть ниже.

– Ваше имя? – спросил белый халат.

– Стани…

Но Стас не успел произнести своего имени, так как его вдруг оглушили громкие выстрелы со стороны дорожной пробки. Выстрелы грохотали на ряду с женскими криками. Его ассистентка и двое солдат дернулись. Все врачи, что стояли в ряд и проверяли людей вдруг замерли, смотря в сторону откуда доносились выстрелы.

– Проклятье, да что там… – сказал врач и посмотрел на рядом стоящих солдат. – Чего вы встали? Быстро за мной!

Стас, немного в растерянности, стоял, не зная куда себя деть и гадая, кончилась ли проверка.

– Я могу идти? – спросил он девушку в военной форме, проверяющую его кровь.

– Да, – не спуская взгляда с первого пункта КПП сказала она и протянула зеленую карточку Стасу. – Езжайте.

Она бросилась вперед за белым халатом и остальными солдатами, что поспешили к источнику непрекращающихся обстрелов, которые понемногу начинали смолкать, Стас, не совсем понимая, для чего ему нужна карточка зеленого цвета, в которой он успел разглядеть какой-то штрих-код, сел в авто и поехал в сторону города. Но при выезде в город столкнулся с толпой военных и «ежом», лежавшим на асфальте. Один из военных спешно к нему подошел и протянул руку, не сказав ни слова. Стас вытащил из кармана зеленую карту и передал ее ему. Солдат поднес к карте неизвестное Стасу устройство, напоминающее телевизионный пульт, и то издало одобрительный писк.

– Пропускай! – крикнул солдат своим, и те быстро поспешно убрали ежей с дороги.

Наконец Стас смог попасть в город.


Квартира его родителей была почти в центре, и так как сам город был небольшим, добраться до него не составило бы никаких проблем, не будь в городе то, что происходило сейчас. Множество людей, словно в муравейнике сновали из стороны в сторону. У одних были доверху набиты сумки, у других пухлые чемоданы, которые, казалось, добавь туда еще хотя бы носок лопнут. Разговоры и крики людей смешались в единую мешанину, превращая их в какой-то неземной язык.

Стас проехал мимо железнодорожного вокзала, где давка была больше всего. Он успел заметить, как несколько людей даже дрались, повалив друг друга на лопатки. Они что-то кричали, но что именно не было возможно понять, так как их слова смешивались с тысячью других. Больше всего Стасу было жаль детей, что стояли возле своих родителей, едва доставая им до пояса, и непонимающим взглядом наблюдали за всей этой суетой. Те же что были помладше просто ревели, по всей видимости от невыносимого шума и суматохи. Недалеко от драки и всеобщей около вокзальной давки Стас приметил двух полицейских, которым, по всей видимости, уже было наплевать на нарушения законов. Они что-то возбужденно обсуждали по рации, стоя возле служебного авто.

Проехав еще пару километров дальше, Стас оказался у местного торгового центра – оплота этого маленького городка. Еще несколько дней назад, когда все было тихо, там собирались люди со всего города, одни за покупками, другие для развлечения, третьи просто пошататься мимо витрин и поглазеть, на то, что себе позволить не могли. Однако сейчас там не чувствовалось той мирной суеты. Люди здесь ничем не отличались от людей около вокзала, за исключением наличием у них целлофановых пакетов, вместо чемоданов. Они покидали магазины в спешке, чуть ли не к груди прижимая то, что смогли выхватить на магазинных полках. Одна полноватая женщина с короткой, и совсем не подходящей ей стрижкой, держала в каждой руке по три пакета, один из которых, увы, порвался. Зеленые яблоки покатились в разные стороны, бутылка водки разбилась вдребезги, едва коснувшись земли, а консервированные томаты начали свою небольшую поездку в круглой жестяной банке и остановившись у ног прохожих.

По всей видимости люди разделились на два лагеря: одни не желали покидать своих домов и квартир, запасаясь как можно больше провизией, другие предпочитали бежать, к родственникам, родным, неважно куда, лишь бы подальше от надвигающийся эпидемии, которая, по всей видимости, уже была у порога их города. Именно здесь Стас начал понимать, что как только он доберется до квартиры родителей, ему предстоит выбрать одну из этих сторон, и видит Бог, он не знает, как лучше поступить.

До места назначения оставалось всего ничего.


Ключи от квартиры выпали из рук, когда он пытался открыть ими дверь. Руки Стаса тряслись от постепенно набирающего страха, что родителей нет дома.

Может они там, среди этих бедолаг бегают среди магазинных полок, хватая последнее, что осталось? Я должен быть с ними…

От сердца немного отлегло, когда он открыл дверь и услышал телевизор.

–…если вы живете ниже третьего этажа. Также рекомендуется запереть все двери, забаррикадировать все окна любыми подручными средствами. Первым делом потреблять скоропортящуюся…

Стас снял свой рюкзак, снял обувь и рысцой вошел в гостиную, где увидел седую макушку своего отца.

– Кать, это ты? – сказал отец, приподняв голову и повернув ее в сторону. Глаза его от удивления расширились.

– Стас? Сынок?

Стас подбежал к нему, и обнял его, пока тот сидел. Ноги отца были покрыты шерстяным пледом, слева стояла коляска, на которой он уже ездил одиннадцать лет. Там же, рядом с коляской, журнальный столик, где лежала фляга с инициалами «Н.Ф.», что расшифровывалось как Николай Фаррум. Стас почувствовал, как от отца пахнет сладковатым запахом виски, когда его глаза заблестели и он начал говорить.

– Мы с матерью думали, что тебе конец, думали ты…

– Я выбрался, пап. Все хорошо, мне удалось.

Отец вытянул руки вперед, и Стас еще раз обнял его. Он и сам почти заплакал, но решил держать себя в руках для дальнейших дел.

– По телевизору говорят, что Столица в огне, – голос отца дрожал. – Все происходит так быстро, это немыслимо. Они говорят, что этот вирус постоянно мутирует и…

Но Стас словно бы не слушал отца.

– Пап, а где мама? – спросил Стас.

Отец посмотрел на сына, потянулся за виски на журнальном столике и сделал глоток.

– А где же еще она может быть, когда вокруг такое происходит, сынок? Конечно же в церкви. Ты же знаешь, как набожна твоя мать.

– Та, что в паре кварталов отсюда?

– Да, она ходит туда каждое воскресенье. Я хотел ее остановить Стас, но ты сам понимаешь, в моем состоянии это практически невозможно. Я попытался, но что я могу? Она увидела репортаж про Столицу и тут же ломанулась. Мы тебе пытались позвонить, почему ты…?

– Да телефон сел. – Стас встал с места, взял флягу отца и положил себе в передний карман рубашки. Николай внимательно пронаблюдал, как любимый напиток отбирают от него без его воли. – Я должен идти за мамой и привести ее сюда. Оставайся здесь и следи за новостями, чтобы быть в курсе всего, что происходит, ладно?

Он кивнул головой.

– Да, сынок.

– На всякий случай я верну тебя в коляску, ладно? Неизвестно, что может произойти, ты понадобишься нам на своей шикарной «тачке».

Отец улыбнулся. Стас взял его на руки, худое и костлявое тело, чьи ноги весили вместе, быть может, килограмм пять и были похожи на палки увитой человеческой кожей. Николай не любил смотреть на свои изуродованные ноги, и его пальцы тут же потянулись к пледу, что остался в кресле. Стас подал плед, и Николай тут же накрыл ноги.

– Где же проклятое правительство, Стас? Где президент? Где врачи и ученые, что должны были разработать вакцину? Они говорили, что это обычный грипп, который бывает каждый год, но разве грипп способен на такое? Он способен превращать людей в… – он явно не мог подобрать подходящего слова, и поэтому ограничился сказанным.

– Я не знаю пап, – сказал Стас уже стоя на пороге в коридор.

– А я знаю, сынок. Это все они, правительство, военные, даже сам президент. Все они проводили какие-нибудь опыты, пока не произошел большой «бум», и все пошло наперекосяк. И сейчас они не хотят, чтобы их ошибка всплыла, и прикрываются выдумкой про обычный грипп, который не такой как все. Наверняка эти ублюдки в полной безопасности, летят в данную минуту в своих самолетах, эдакие избранные от рода человеческого, а стюардесса подает им дорогие вина и вонючих устриц, чтобы они не знал дискомфорта от того, что по их вине произошла такая катастрофа.

– Ты слишком много выпил, пап, – сказал Стас. Его левая рука держалась об косяк двери, было видно, что ему не терпится сбежать на поиски матери.

– Да, выпил, но и что с того?

– Мне нужно бежать, пап.

– Постой.

Николай отъехал в сторону одного из своих деревянных баров, где хранился весь его алкоголь, что он когда-то получил в подарок, купил или добыл еще каким-то образом. Дорогие вина, ликеры, водка, виски, там были все виды алкоголя. Стас всегда мечтал забрать оттуда хоть одну бутылочку втихую, но знал, что отец бережет свою коллекцию как зеницу ока, и знает каждый напиток поименно и чуть ли не год, когда в красивых бутылках оказалось все содержимое. Отец достал из самого дна бара белую тряпку, с черными полосками на ней. Он развернул ее, и Стас увидел пистолет.

– Возьми его, на всякий случай. Надеюсь, как им пользоваться ты знаешь.

Стас подошел вперед, протянул руку и взялся за рукоять.

– Да, знаю, – сказал он и снял пистолет с предохранителя, доказав свои познания делом, а затем вернул рычажок в обратную сторону, сделав пистолет безопасным (пока что). – Ходил с сокурсниками на стрельбище.

– Он полностью заряжен. Будь осторожен, сынок, надеюсь, тебе не придется его пустить в ход.

– Буду пап. Жди, мы скоро будем.

Стас выбежал из квартиры, оставив отца наедине с черноволосым ведущим лет сорока, с короткой стрижкой и дорогим костюмом.


Екатерина Фаррум заставляла сына каждое воскресенье посещать вместе с ней городскую католическую церковь. Одеваться в строгий, темный пиджак, который нелепо смотрелся на нем, идти пару кварталов и в зной, и в жару, чтобы послушать, как священник, облаченный во все черное, цитирует «самую важную книгу в его жизни» (со слов матери), и делает свое умозаключение после цитаты. Сначала Стасу было все равно, к тому же Библейские истории ему казались интересными, хоть и чересчур жестокими. Определенно юный Стас любил историю про Адама и Еву, и в корне был не согласен с Богом, когда тот изгнал их из Сада Эдема.

Каждый человек имеет право на ошибку, ведь так?

Отец никогда не ходил с ними в церковь, даже в то время, когда мог передвигаться на ногах, а не в коляске. На вопрос юного Стаса, почему же ты не ходишь в церковь вместе с нами, Николай Фаррум отвечал, что в этом нет нужды, потому что он относится к тем людям, которые верят фактам, а не предположениям, одним словом он был атеистом. Будучи совсем юным, Стас не до конца понимал значение этого слова, но знал точно, что из-за того, что отец «атеист», они часто ссорились с мамой, когда та закатывала очередную проповедь про то, что тот не ходит с ними в церковь и когда-нибудь Бог обязательно накажет его за этот ужасный поступок. Так оно и случилось, и до конца не было понятно, наказал ли отца Бог, или все же неаккуратность одного из водителей, нарушившего правила дорожного движения.

Как-то в один из воскресных дней, летом 2005 года, когда Стас с матерью были в церкви, отец решил съездить за продуктами в местный торговый центр, дабы закупить продукты для своего фирменного бифштекса, который в узких кругах его друзей, и конечно же в кругу его семьи был очень популярен. Затормозив на красном свете, и отбивая пальцами ритм песни по рулю, играющей из встроенного радиоприемника, он наслаждался приятным деньком, который через пару секунд превратится для него в один из самых ужасных. Николай почувствовал громкий звон, звук торможения авто, а затем тяжеленный и сильный толчок сзади согнул его и ударил головой о приборную панель авто, из которой успела выскочить подушка безопасности. Потребовалось полтора часа, чтобы спасатели смогли извлечь тело из покореженного авто и увести его в поликлинику, где Николай был на волоске и в буквальном смысле вернулся «с того света», когда после остановки сердца, оно вдруг снова забилось через несколько секунд с помощью дефибриллятора.

– Бог дал твоему отцу второй шанс, – сказала тогда мать Стасу. – Он наказал его и дал ему возможность исправить свои грехи. Вот видишь, сынок, что бывает с теми, кто сомневается в существовании нашего Господа.

Когда отец вернулся из больницы, его жизнь сильно поменялась. Он стал пить, пить много, постоянно заказывая выпивку на дом, так как сам купить ее в местном алкогольном магазинчике был не в состоянии. В одном из таких состояний, когда выпивка бьет в голову и ты способен сделать все, что угодно, он заявил своей жене:

– Я был мертв целых три минуты, дорогая, и знаешь, что я видел? Не ангелов в белых халатах, не гребанных фанфар и «труб громогласных», а обычную, существующую, реальную тьму.

В тот день, по всей видимости, Бог допустил серьезную ошибку, превратив умеренного атеиста в агрессивного, что конечно же привело в ярость Екатерину, которая была в шаге на выставление своей подписи в бумагах о разводе. Тогда Стасу было двенадцать. И да, он все еще продолжал покорно ходить с матерью в церковь в воскресенье, каждую неделю, каждый месяц. Все это длилось до тринадцати лет, когда Стас посетил храм божий последний раз.

Отец был единственным кормильцем в семье до получения своего увечья, и один из немногих в городе, чей доход был, скажем так, выше среднего и ближе к высокому, в связи с чем удавалось откладывать на «черный день» немалую часть месячной прибыли. Занимался он частным бизнесом по всей стране, продавая одежду, аксессуары и прочую мишуру с инициалами или изображениями супергероев комиксов, героев фильмов, видеоигр и всех нынешних вымышленных кумиров молодежи. Печаталось все здесь же, в Кострове, в маленьком арендованном для этого помещении, где у него под руководством было человек двадцать. Удивительно, но сайт с каталогом одежды где изображен «Человек-Сверхъестественное» или же «Женщина-Загадка» привлек огромное число покупателей, и партия в тысячу товаров разлетелась в первые три дня. Это был успех. Затем расширения каталога, большая прибыль, большие возможности для расширения и торговая сеть, у которой появилось название «ФарСтор», уже продавала одежду по всей стране и имела двадцать три точки самовывоза в разных городах. За каких-то полтора года это был явный успех.

Разумеется, мать Стаса была против такого заработка, поскольку считала это «грехом», однако охотно пользовалась этими деньгами.

В тот день, когда Николай достиг почти «дна бутылки», и башенка денег, отложенных на тот же «черный день» превратилась в десяток бумажек, из-за довольно дорогой выпивки, Стас решил действовать. Он сел прямо напротив отца, в воскресенье утром, за десять минут до того, как нужно было идти в церковь, и предложил ему сыграть в нарды. Разумеется это было предлогом поговорить, и когда они начали открывать доску, в комнату зашла мать.

– Стас, одевайся, нам нужно выходить.

Стас поджал губы, он боялся сказать то, что у него вертелось на губах всю ночь и все нынешнее утро. Однако он собрался духом и все же произнес.

– Я не пойду, мам.

Екатерина застыла в дверях на полу развороте в коридор. Она медленно повернулась к сыну и смотрела исключительно на него, словно бы и не замечая рядом сидящего мужа.

– Что ты сказал? – отчетливо произнесла мать.

– Я не пойду в церковь, мам. Я хочу побыть с папой.

Отец наблюдал за тем, как сын и его жена глядели друг другу в глаза, не говоря ни слова на протяжении нескольких секунд. По всей видимости каждый из них не мог поверить в то, что говорит. Екатерина не привыкла слышать отказа в ее сторону от собственного сына.

– Стас, мы можем поиграть, когда ты придешь, – сказал Николай.

– Нет, я хочу это сделать сейчас, в эту самую минуту. И вообще я не хочу больше ходить в церковь.

Мать так и ахнула, когда ее сын произнес такие слова. Ее сумочка, что висела на ее руке, почти упала на пол, но она успела среагировать и поймать ее. Приложив ладонь с белой перчаткой к открытому рту, она сказала.

– Как ты смеешь говорить так…

– Кать не стоит сейчас… – начал было Николай.

– Это тебе не стоит вмешиваться в наш разговор. Твой сын, по всей видимости, набрался дури, просматривая этот телевизор. Я знала, что рано или поздно всем этим закончится, знала, что это будешь либо ты, либо этот телевизор.

– Мама! – громко крикнул Стас, прерывая размышления матери. – Дело не в телике, и не в чем-либо в другом. Дело в том, что все свое свободное время я уделяю только тебе, и твоим приказам, и просьбам. С понедельника по субботу я в школе, после школы я иду в кружок и занимаюсь там до самого позднего вечера, потому что ты мне так велела, а мне он совсем не нравится. И единственный свой ЦЕЛЫЙ свободный день, я тоже вынужден посвящать тебе хождению в церковь. Я не хочу этого, я хочу побыть с папой!

Сказать, что Екатерина Фаррум была в шоке, это ничего не сказать. Она по-прежнему держала ладонь с белой перчаткой у рта. Слезы скатывались по ее щекам.

– Твой отец истратил все наши деньги на выпивку, он…

– Разумеется истратил, потому что мы оставили его одного. Он каждый день сидит здесь в одиночестве и ему ничего не остается делать, кроме как пить. – Стас повернулся к отцу. – Ведь я прав, пап? Прав?

Николай словно бы подбирал слова, но они так и не вышли из его рта.

– Раз так, – сказала Екатерина, спрятав платок обратно в сумку, которым вытирала слезы, – я не буду возражать, оставайся со своим отцом хоть до посинения, но посмотри, что стало с ним, и призадумайся.

Она вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.

– Зачем же ты так, Стас, – сказал отец. – Ты же знаешь, как она гордилась перед своими подружками тем, какой ты у нее целомудренный и правильный.

– Пап, – начал Стас. – Я люблю и тебя и маму, и просто хочу, чтобы все стало как прежде. Эта авария, она…

Стас почти был на грани, чтобы заплакать, но постарался сдержать слезы.

– Пожалуйста, перестань пить, вернись обратно к своей работе. Я так хочу снова видеть, как ты занимаешься тем, чем тебе всегда так нравилось.

Николай улыбнулся. Грубая щетина на его лице отлично выделяла эту улыбку.

– Если бы я мог, Стас.

– Ты можешь, – без промедления сказал Стас. – Там Влад, твой помощник, только и делает что постоянно сидит в твоем кресле и дает распоряжения. Ты тоже сидишь и в наше время вполне способен отдавать такие же распоряжения по телефону или через интернет. Я могу тебя этому научить, хочешь?

– Да, после травмы в «ФарСтор» дела на очень, судя по тому, что наш сейф не пополняется, – выдохнув, ответил Николай.

– Потому что в «ФарСтор» не хватает его истинного руководителя, пап. Давай же, я тебе помогу.

Стас протянул руку отцу, и Николай, недолго думая, пожал ее в ответ.

С того самого дня отец и сын стали своего рода партнерами. Бизнес хоть и не вернулся к своему прежнему высокому статусу, но заметно поднялся. Продажи шли, ассортимент обновлялся, и это было каким-никаким успехом. Екатерина долго обижалась на своего сына, но в конце концов все распри между ними утихли, и семья даже успела воссоединиться вновь. Она перестала игнорировать мужа, Стас продолжал ходить в хоровой кружок, чтобы хоть как-то утешать мать, а Николай Фаррум продолжал успешно продвигать свой бизнес по стране, лишь иногда давая себе повод вернуться к старой вредной привычке – глоток сладкого виски из фляги с инициалами «Н.Ф.».


Хаос не прекращался.

Церквушка стояла в квартале от их квартиры, поэтому он решил не брать авто и дойти до нее пешком. На улицах уже были не только жители Столицы, чудом сбежавшие из своих домов, но и наверняка и из других ближайших мелких городков, потому что только из Кострова можно было уехать либо на поезде, либо на автобусном рейсе, которые уже наверняка были переполнены под завязку.

Стас бежал, то и дело резко притормаживая, чтобы не зашибить ненароком кого-либо из людей; два метра роста все же, давали о себе знать.

Через десять минут, пробегая буквально среди «живых джунглей» из людей, Стас оказался возле высокой ограды, за которой, окруженной полуголыми деревьями с желтеющими листьями стоял божий храм. Место, куда он начал ходит с пяти лет каждое воскресенье в течении последующих восьми лет. Удивительно, но территория церкви была пуста, и люди не становились в ряд возле входных дверей, как это обычно происходило в праздники. Стас зашел на территорию, быстрым шагом идя по грунтовой дорожке. Он взялся за большое кольцо огромных ворот, потянул его на себя и зашел внутрь. Внутри, на удивление, было тихо. Сиденья, которые обычно были забиты под завязку по воскресеньям (Стас прекрасно помнил эти дни), были полупустыми, и внутри храма находилось от силы человек пятнадцать прихожан, которых Стас смог взглядом посчитать по макушкам. Впереди, возле алтаря священник читал молитвы и только на секунду перестал это делать увидев входящего нового прихожанина. Стас медленно шел вдоль скамеек, дабы не нарушать тишину, пока не увидел седой пучок волос, что постоянно делала его мать прежде чем пойти в церковь. Стас, не окликая ее, сел рядом и дотронулся до ее плеча, но прежде чем это сделать он увидел, как ее слезы блестели на фоне блеклого церковного света.

– Господь Всемогущий, Стас, это ты. – Вместе они обнялись. Она прижала сына как можно крепче, но этикет, выработанный его матерью за долгие годы, не позволил ей делать это слишком долго в церкви. – Мы думали, что тебя больше с нами нет.

– Все хорошо, мам, я выбрался оттуда.

Екатерина не отрывала взгляда от сына. Казалось, что она не видела его долгие годы, когда как он навещал их обоих еще в прошлые выходные. Она продолжила шепотом.

– Я пришла помолиться за нас, за нашу семью. Видит Бог, несколько минут назад я молила его о том, чтобы ты был жив и с тобой все было хорошо, и Господь помог мне в этом, вернув тебя ко мне.

Стас огляделся и заметил, как некоторые люди стали покидать церковь, в спешке уходя к дверям. Прямо позади них в одиночестве сидел черноволосый маленький мальчик, оглядываясь по сторонам, словно кого-то хотел найти. На вид ему было лет восемь, не больше. Аккуратный костюмчик и галстук напомнили Стасу его прежнего, когда-то сидящего здесь каждое воскресенье.

– Мам, нам нужно…

– Это все наказание Божье, милый, – перебила его мать. – Все, что происходит там, это наказание за то, что человечество отреклось от Божьих заветов и не стесняясь и не боясь гнева Господа, окунулось в бездну греха.

– Да мам, я верю тебе, но нас ждет дома папа. Мы должны уходить из города как можно скорее.

– Нам незачем это делать. От кары Всевышнего не убежать на машине или поезде, рано или поздно она тебя настигнет. Все что нам остается, это только молиться, сынок, молиться за наши жизни, и что Господь смилостивиться надо мной и тобой, и возможно, над твоим безбожником отцом.

Скрипнули двери, из храма вышли несколько человек все с той же спешкой. Стас заметил, как даже священник принялся читать молитву в несколько раз быстрее. Интересно, как же он в рясе побежит по этим сумасшедшим улицам – подумал Стас. – Времени переодеваться у него наверняка не будет.

– Мама, мне плевать на всю эту чушь, ясно тебе? Нам нужно бежать сейчас…

Раздался звонкий шлепок. Мать презрительно смотрела на своего сына, у которого на правой щеке появилось еле заметное покраснение.

– Аминь, – закончил священник, закрыл Библию, лежащую на алтаре и ушел в глубь церкви.

– Никогда не смей богохульничать, Станислав, – сказала Екатерина, и на глазах ее снова появились слезы.

Огромные двери храма со скрипом открылись и внутрь вбежал мужчина. Его белая рубаха и лицо были в крови, на лбу виднелась огромная ссадина. Черноволосый мальчик, сидящий позади, тут же встал на коленки и оперся руками о спинку деревянной лавки.

– Они здесь! ЗДЕСЬ! – крикнул мужчина. И словно доказательством тому Стас услышал крики снаружи, те самые, что он слышал сегодня днем в аудитории от своей одногруппницы Кати Маршовой. Словно бы тысячу голосов внутри кричали, борясь с агонией.

Стас вскочил с места, но его мать не поспешила встать. Она даже не обратила внимание на окровавленного «прихожанина», и продолжала сидеть молча, возбужденно шепча про себя молитвы, словно зная, что так оно и будет. Люди, которые все еще остались в храме, принялись вставать со своих мест и идти в сторону алтаря.

– Закрой дверь, слышишь! ЗАКРОЙ ДВЕРЬ! – крикнул Стас окровавленному.

Но было уже поздно. В дверях показалось несколько человек, чьи руки были по локоть в алом цвете, а рты было невозможно разглядеть из-за большого обилия крови. Не задумываясь, зараженные побежали прямо в сторону паникующих людей. Первой жертвой, разумеется, стал мужчина в рубашке, которого повалили на землю в считанные мгновения. В храме раздались крики, сопровождающиеся гулким эхом, и чавканье, словно бы куски мяса и плоти разрывали на части.

Стас схватил мать за кисть, которую по всей видимости не волновало происходящее, и вывел ее в центральную часть храма. Он достал пистолет из внутреннего кармана куртки и выстрелил в больного, бегущего прямо на них. Падая, он ударился о косяк лавки и упал на живот, не издав более и звука. В храм начало подступать новые больные, из которых исчезло все присущее человеку. Они тут же бросились в сторону небольшой группы людей, спотыкаясь и падая о своих же «соплеменников» и не сводили глаз со своих потенциальных жертв.

– Живо, все в глубь храма, – приказал Стас всем.

Группа людей количеством в семь человек поднялась на пьедестал, и побежали в сторону кельи, комнаты священника. Черноволосый мальчик споткнулся, но Стас успел его быстро поднять, взяв на руки.

– Все нормально, парень, я с тобой.

Люди, первыми добравшись до дверей кельи дернули за ручку. Деревянная дверь была заперта. Они принялись бить в дверь кулаками.

– Святой Отец, откройте, откройте!

Зараженные подступали, они уже были возле алтаря, судя по доносящимся звукам. Стас не мог их видеть, покуда маленький коридорчик, ведущий в покои святого отца, находился за стеной общего храма. Стас опустил мальчика на пол, нацелился отцовским пистолетом на место, из-за которого в любую секунду могли показаться зараженные.

– Отец, откройте же!

Один из больных показался из-за угла, и Стас, немедля, выстрелил ему в живот, однако тот лишь слегка шелохнулся, словно бы и не было никакой пули. В этот момент Стас услышал, как дверь в келью начала медленно открываться, и люди помогли открыть ее священнику намного быстрее, навалившись на неё.

А тем временем из-за угла поступало еще больше зараженных. Стас делал выстрелы и считал, считал так как его учил когда-то отец. В магазине оставалось пять патронов.

– Четыре…

Бух

– Три…

Бух

Но зараженные даже и не думали падать, в отличие от того, что ударился головой об косяк в центральном коридоре. И тут до Стаса дошло. Он сделал еще один выстрел, на этот раз прицелившись более тщательно, в самого близкого зараженного. Он целился прямо в голову.

Бух

– Два…

Он упал прямо возле ног Стаса, расплескав кровь по его джинсам.

Бух

– Один…

Еще одно тело упало совсем рядом.

– Живее, живее!

Стас обернулся и увидел, как полноватая женщина, а за ней и мальчик зашли в маленькую комнату. Священник стоял возле двери и уже был готов ее закрывать, но Стас успел проскочить внутрь, сделав еще один выстрел. На этот раз тело упало прямо на дверь.

– Ноль…

Труп, лежавший под дверью мешал закрыть ее изнутри. Священник и Стас уперлись на дверь, пытаясь ее закрыть и заодно сдвинуть труп, ибо выходить в коридор и передвигать его самостоятельно не было времени, и уж тем более храбрости – зараженные были в паре метрах от них. Черноволосый мальчик храбро бросился помогать, нажимая маленькими ручонками на дверь у самых петель.

Раздались крики священника, стоявшего у самого края двери. Один из зараженных вцепился зубами в его руку и тот с криком отскочил от двери, словно бы его ударило током. Укусивший священника был тот самый светловолосый мужчина в рубашке, что вбежал в церковь, напоминая проповедника конца света.

На место священника, для удержания двери от напора зараженных не стремился никто, все были напуганы. Священник крепко держал раненую кисть пытаясь остановить кровь, к нему подошла Екатерина и начала пытаться ему помочь.

Стас огляделся, увидел на соседней тумбочке подсвечник, с виду довольно тяжелый и громоздкий. Одной рукой он схватил его и основанием ударил по лицу укусившего зараженного, который тут же с криком исчез. Следующий удар пришелся по руке с маникюром, но одного удара не хватило, поэтому Стасу пришлось ударять основанием подсвечника еще и еще. Наконец рука исчезла, и как раз в этот момент храбрости набрался один из прихожан. Пожилой мужчина оперся руками о дверь на месте священника и усилием трех человек она была закрыта на засов. Удары в дверь не прекращались, и били в нее словно в барабаны. Дверь, с виду очень крепкая, на самом деле оказалось очень старой и скрип дерева от ударов было слышно после каждой череды ударов. Стас вспомнил, как была сильна Катя в аудитории, когда напала на Алексея Ивановича, его учителя. Если одна заражённая способна на такое, то на что способна дюжина, – а может быть уже и больше, – таких же за этой дверью? Она явно скоро откроется…

– Святой отец, с вами все будет хорошо. – услышал Стас голос матери. Она держала голову священника у себя на руках.

Стас подошел к раненому, который уже не сидел на полу, как прежде успел заметить это Стас, а лежал, тяжело дыша.

– Господь не оставит вас, ведь вы его слуга.

Тяжелое дыхание с каждым разом становилось все реже и реже. Все присутствующие не спускали глаз с бледного лица седовласого священника. Он даже не успел переодеться, как изначально предполагал Стас, и все еще был в рясе. Из-под широких, черных рукавов текли капли крови.

Черноволосый мальчик, который успел полюбиться Стасу за его храбрость, встал рядом с ним и дернул за подол куртки.

– С ним все будет хорошо? – спросил он.

Стас сделал вид, что не услышал вопрос и сел на корточки, прямо напротив мальчика.

– Где твои родители? – спросил он.

Мальчик тут же, словно заранее заучил слова ответил.

– Мама сказала мне сидеть здесь, пока она не придет с папой.

– Ты знаешь, куда ушла твоя мама?

– Да, к нам домой. Она сказала, что тут безопасно и что бы я никуда не уходил.

Но тут их короткий диалог прервался хриплым кашлем священника.

– Святой отец… – сказала Екатерина.

И в тот самый момент, когда священник смотрел на Екатерина, а она на священника, произошло это. Стас только и успел сказать – «Мам…», а потом хотел добавить «…отойди от него», но так и не успел этого произнести. Он еще не знал, о всей природе заражения, и не знал точно, как можно стать одним из них.

«Это» произошло внезапно, и «это» унесло жизнь его матери меньше чем за минуту.

Священни вцепился Екатерине прямо в горло. Плоть, напоминающая красную, тончайшую ткань оказалась в зубах священника.

– Мама! – крикнул Стас. Он вытащил пистолет, прицелился в голову священника, который блевал кровью с кусками плоти, издали напоминающие фарш. Стас нажал на спуск, но выстрела не последовало. Ноль… вспомнил Стас, когда делал последний выстрел. Другие, количеством в пять человек не спешили даже и близко подойти к Екатерине, которая схватилась обеими руками за шею, из которой обильно текла кровь.

Стас засунул пистолет обратно в задний карман, снова взялся за подсвечник. Он приблизился к священнику, поднял руку вперед готовый нанести удар, но не успел. Священник схватил его за ногу и потянул на себя, заставив упасть.

– Помогите ему! – услышал Стас звонкий голос. То был тот самый черноволосый мальчик.

Седой мужчина, тот самый, что помог закрыть дверь, бросился на помощь Стасу. Он ударил лежачего зараженного ногой в бок, но удар оказался недостаточно сильным, мало того, неуклюжим. Седой сам упал на пол, поскользнувшись о кровь священника и ударился головой о каменный, потеряв сознание.

Стас ударял священника ногами в голову. Один удар за другим молясь при этом, чтобы тот не дотянулся зубами до его ступни.

Превратиться в одного из них, от укуса в ступню не очень-хорошая перспектива.

Наконец зараженный ослабил хватку, когда черноволосый мальчик схватил стул, стоявший напротив стола, где лежала Библия, свечи и множество другой церковной утвари, и принялся медленно бить священника по спине деревянными ножками. От ударов мальчика священник ослабил хватку, – должно быть удары его отвлекали – и Стас, воспользовавшись этим, встал на ноги, взял у мальчика стул и начал наносить удары один за другим, прямо по лицу священника. Стул сломался, оставив только спинку кресла в его руках, но Стас не растерялся. Он схватил пистолет и принялся рукоятью бить все в то же лицо, постепенно превращая его в кровавое месиво. Понадобилось около десятка ударов, чтобы священник перестал сопротивляться, а после и вовсе шевелиться, и издавать какие-либо звуки. Кровь расплескалась по всей куртке Стаса, и почти доставала до подбородка.

Когда наконец рука устала, и Стас отбросил пистолет в сторону, он бросился к своей матери, одиноко лежавшей на полу в луже собственной крови. Стас хотел взять ее тело на руки, но предыдущий, недавно полученный урок, не позволил ему этого сделать.

Урок, которая мама передала мне ценой своей жизни – не приближаться к укушенным.

Его рука дрожала, тянулась к матери, которая захлебывалась собственной кровью.

– Мама… прости меня мама. Прости меня. – На глазах Стаса появились слезы. Он не верил, что это происходит с ним здесь и сейчас.

Дверь, в которой вламывались зараженные, вдруг хрустнула и сорвалась с одной из петель. Засов еще держался, но это ненадолго.

– Быстрее, пролезем через окно, – сказал мужчина в очках.

– А как же Рома? – худая дама показала на седовласого, лежавшего без сознания на деревянном полу.

– Собираешься его тащить на себе? Девяносто с лишнем килограмм? Быстрее к окну!

Мужчина в очках подошел к окну, открыл его и исчез в считанные мгновенья, напоследок успев посмотреть, как засов слетел с двери, и теперь та держалась на одной лишь петле. Зараженные были почти внутри. Остальные люди также поспешили к окну, покидая злосчастную келью.

Стас дернулся, когда увидел, как его мать блеванула на пол, в точности повторяя «процедуру превращения» священника. Он попятился назад в сторону окна, и увидел, как напротив него черноволосый мальчик спрятался под кроватью. Из его глаз текли слезы, он был напуган.

– Иди сюда, скорее! – крикнул Стас парню протягивая руку. Мальчик хотел было вылезти, но тут дверь окончательно открылась и внутрь маленькой комнатки ворвалась дюжина зараженных. Мальчик испугался и отполз в самую глубь. Стасу ничего не оставалось делать, кроме как бежать в сторону окна, бежать что есть силы. Он залез на подоконник, в последнее мгновение закрыл окно, которое тут же вдребезги разбила одна из рук зараженных. Он успел выбраться и побежал прочь, через могилы и памятники.

30.1 Станислав Фаррум

Крики людей, хаос несвязной речи и рычание, вот что услышал Стас оказавшись снаружи. Каких-то десять минут Стас был в храме, и этого времени вполне хватило на распространение инфекции среди всей той толпы, что метались по улицам и площадям Кострова. На мгновение Стас даже пришел к мысли, что Господь Бог, если он и есть, в действительности спас его заставив прийти в храм. Ведь если бы он не был внутри церкви в момент, когда улицы заполнились зараженными, все могло бы кончится иначе.

Размышления о Боге тут же превратились в фотографию его матери, которая висела на холодильнике в их доме. Он, десяти лет, в черном костюмчике и она, в своем черно-сером платье и бежевыми перчатками. Отец сфотографировал их как-то раз перед очередным походом в церковь, и именно эта фотография нравилась Стасу больше всего, ведь на ней его мать улыбалась, что было большой редкостью. Теперь ее больше нет, она мертва. Физически она еще там, все в том же черном платье и в бежевых перчатках, возможно сейчас пытается выбраться из крохотной комнатки священника и побежать за своим любимым сыном, с целью убить его. Но это не его мама, больше не его. Ее нет, ей конец.

Понять этого Стас до сих пор не мог.

Все происходит так быстро, быстрее чем в фильмах ужасах. Ведь даже там монстр не убивает всех разом, а лишь поочередно. Но здесь, на тех улица, что были в нескольких метрах от него, погибали десятками, сотнями.

Стас услышал топот ног позади. Не переставая бежать, он обернулся с мыслью: Пожалуйста, пускай среди них не будет ее, пускай не будет моей мамы. Ее там не оказалось. За ним бежало трое человек, две женщины и мужчина. У всех трех лица были украшены кровавой маской, одежда запачкана осенней грязью. Они рычали сквозь зубы, слюни вылетали из их ртов как у бешеных собак.

Мгновение, и Стас почти что врезался в надгробие, где успел приметить год рождения 1954. Он продолжал бежать среди могил, и все думал о появлении костлявой руки из-под земли, которая схватит его за ногу, и заставит упасть, прямо как в старых фильмов про мертвецов.

Стас прыгнул на большой забор готического стиля с копьями на верхушках, и как можно скорее принялся лезть вверх. Зараженные уже были рядом. Он слышал, как их всхлипы и рычание становились все громче и громче. Они ударились своими телами в забор, когда Стас уже был на самой его верхушке и чуть не упал боком на одно из острых копий. Он спрыгнул вниз и оказался в узком переулке, разделяющий территорию церкви и жилые дома. Он обернулся и увидел, как зараженные пытались дотянуться до него, но маленькое расстояниемежду прутьями не позволяло им вытянуть руку дальше локтя.

Он услышал топот ног, слышимый со стороны центральной улицы. Несколько людей бежали прямо на него, а за ними они, зараженные.

Стас рванул в узкий переулок между домов, который, на удивление, был пуст (пока еще). Мусорные баки были не вычищены и наполнены до краев. Кирпичные стены блистали современным искусством, имя которому было граффити.

Только бы не было тупика думал Стас.

Позади послышался крик. Женский крик.

– Свет! – раздался мужской голос.

– Убери их, убери их от меня! Игорь!

Стас не останавливался. Сердце сжалось от страха так сильно, что, казалось, еще мгновение и оно взорвется как воздушный шар.

Впереди он увидел их. Новых зараженных. Они стояли посреди переулка как истуканы, пялились в стенку пока не увидели его. В их голове, словно как в механизмах что-то щелкнуло, и они перешли в режим «Атаки», как бы абсурдно это не звучало. Их было пятеро, или шестеро, Стас не успел их точно сосчитать. Он обернулся, увидел, как те люди, что бежали за ним уже присоединились к армии зараженных.

Справа от него была дверь, по всей видимости черный выход из какого-то помещения. Он подбежал к нему, дернул за ручку. Разумеется, закрыто. Толпа с обеих сторон приближалась. Стас ударил дверь плечом, затем еще раз и еще, пока та не открылась, снеся слабую щеколду, со звоном отлетевшую куда-то в сторону. Он оказался в маленькой комнатке, похожей на раздевалку. Здесь были шкафчики, точь-в-точь как в школах, гладильная доска с утюгом на ней и черные фартуки с красными буквами coffee & tea

Он понял, где оказался.

Стас побежал вперед, где увидел еще одну дверь, и когда он оказался прямо за ней, то услышал, как они ворвались внутрь, уронив гладильную доску на пол.

Надеюсь, утюг упал кому-нибудь из вас на ногу, сволочи.

Он успел закрыть дверь, огляделся вокруг и увидел молодого парня, чье лицо почти полностью было покрыто прыщами. Волосы сальные и растрепанные, фартук перепачкан белыми и коричневыми пятнами. Официант, – по крайне мере так предположил Стас для начала, – смотрел на него с полуоткрытым ртом и полным недоумением. Его взгляд метался то к двери, то к окровавленной куртке Стаса.

– Быстро, помоги мне сдвинуть эту хрень! – Стас указал на картонные коробки с надписью «Кухня». В дверь продолжали ломиться, и заполучив опыт десятиминутной давности про отношения между этими тварями и дверьми, Стас предпочел не медлить. Он оперся на дверь и принялся ее придерживать.

– Вы кто? Как вы здесь… – парень говорил со Стасом, но не спускал глаз с двери, в которую шел удар за ударом.

– Делай, что я тебе говорю, твою мать! – крикнул Стас приказным тоном.

Официант дернулся от неожиданности, посмотрел в глаза Стаса, увидел в них натуральный страх и тут же бросился к коробке, который принялся сдвигать в сторону двери. Двигал он его еле-еле, и Стас этому был рад.

Тяжелая, как раз то что нужно…

Когда официант наконец прислонил груз к двери, Стас тут же подбежал к еще одной коробке, в точности такой же, взял ее на руки и положил на другую, возле двери. Официант, при виде высокого парня, который с легкостью поднял коробку, которой он только что вытирал пол, сглотнул слюну.

– Аккуратнее, там же посуда! – сказал официант.

Стас пытался отдышаться, а после произнесенной официантом фразы посмотрел на него с негодованием.

– Чего? Ты что, совсем дурак?

Удары не прекращались, коробки стойко держались даже не шелохнувшись. Официант переводил взгляд то на коробки, то на Стаса. Испуганный взгляд двухметрового парня его настораживал.

– Что происходит? Надеюсь, это не полицейские там?

– Ты что, не видишь, что происходит на улицах?

– А что происходит на улицах? Я весь день спал в подсобке, только что проснулся, – парень указал большим пальцем назад, по всей видимости давая знать, где же эта подсобка. Он по-прежнему не сводил глаз с двери, в которую пытались вломиться.

Стас прижался к стене, сел на пол и скрыл в ладонях лицо.

– Эй… ты как, в норме? – поинтересовался официант.

– Нет, ни хера я не в норме.

Удары в дверях вдруг стали реже, пока и вовсе не прекратились. Должно быть больных заинтересовало что-то другое, помимо сноса двери. Что-то живое, проходящее по этим переулкам. Все это время официант стоял над Стасом и словно бы пытался найти слова для начала разговора. Он было открыл рот, но тут же его закрывал, оставляя слова при себе.

– Может, мне вызвать полицию? Скорую? – наконец сказал он, заметив кровавые следы на его одежде.

Стас не ответил. Он думал о матери, которой больше с ним нет. Неожиданно пришло осознание того, каким он был дураком, что перестал ходить с ней в церковь, каким он был ублюдком, что перестал проводить с ней все свое время как это было раньше. Он ударил кулаком об стенку, затем еще раз и еще.

– Эй, эй, успокойся, – сказал парень, – Может воды, а? Сейчас принесу, лады?

Через минуту официант стоял над Стасом со стеклянным граненым стаканом, наполненным водой. Он протянул его Стасу, и тот взял и сделал большие, размашистые глотки, осушив стакан за одно мгновенье.

– Так мне чего, может скорую вызвать? – спросил парень еще раз, принимая пустой стакан.

Стас ухмыльнулся.

– Ну попробуй, вызови.

И тут же его вдруг словно молния ударила. Он вскочил с места.

– Вход в кафе заперт?

– Вход? Нет, сегодня мы закрыты, и мы тут как бы дежурные…

Стас тут же побежал по узкому коридору, минуя все те же коробки и рабочую одежду поваров и официантов, развешанных на крючках по стенам. Он зашел на кухню, обошел ее напрямую и приоткрыл дверь, ведущую в гостиный зал. Там он увидел жуткую картину. Среди столов с клетчатыми, красно-белыми скатертями, на которых кверху ножками лежали стулья, сидел на корточках один из них. Он, мужчина лет сорока в белом фартуке и небольшой растительностью на лице, вцепился в глотку молодой девушки, которая уже, по всем признакам, была мертва.

Окна кафе были закрыты жалюзи, отчего внутри было достаточно мрачно. На одном из столиков лежал кусок недоеденной пиццы с пластиковым стаканчиком.

– Блять, блять, блять, что это?! – громким шепотом произнес официант, и тем самым на мгновение отвлек белый фартук от своей трапезы. Стас закрыл ладонью рот официанта, почувствовал выпуклость всех его твердых прыщей на своей ладони. Он прислонил его к стене между плитой и раковиной, приложил указательный палец другой руки ко рту и сказал.

– Заткнись.

Но когда Стас убрал ладонь, парень словно бы и не слышал наставление Стаса.

– Это же наш повар, и Нэлли… официантка. Мы же только…

– Заткнись твою мать! Говори тише, иначе он нас услышит.

Дабы убедиться, что больной действительно их не услышал, Стас приподнял голову и через окно выдачи, увидел, что тот продолжал трапезничать. Стас подошел к разделочному столу, взял два тесака, висевших на магнитной ленте и присел на корточки рядом с официантом. Парень был напуган, волоски на его руках встали дыбом, губы еле заметно дрожали. Казалось, что он прилип к этой стене.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Стас и протянул ему один и тесаков.

Парень посмотрел на прямоугольное лезвие, на секунду выпучив глаза. Он пытался что-то сказать, но слова дрожали, когда выходили из его рта.

– Мм-может в-в-се т-т-таки позвонить в п-п-полицию?

– Нет никакой больше полиции, слышишь? А если ты туда и позвонишь, то все линии будут заняты, или вообще не работать. Я объясню тебе все после того, как ты мне поможешь завалить того, в белом фартуке.

– Завалить? Ты имеешь ввиду…?

Стас утвердительно кивнул.

– Но я… я не могу, я не убийца.

– Ты им и не будешь. Убийцы это тот, кто других людей убивает, а он уже не человек.

Стас еще раз заглянул в окно выдачи, больной уже встал прямо над телом и словно бы принюхивался, оглядывая потолок. Вязкая кровь, напоминающая красную нить, текла с его подбородка.

– Просто подстрахуй меня, если вдруг что пойдет не так. – сказал Стас и еще раз протянул официанту тесак, который тот с неохотой взял. – Бей в голову, понял? Они подыхают только когда получают урон по голове.

– Да кто-они-то?!

– Сейчас узнаешь.

Стас тихо приоткрыл дверь, разделяющую кухню и барную стойку. Он оглянулся назад, убедился, что официант идет за ним. Тесак на фоне его худощавой руки смотрелся устрашающе большим. Полагаться на него глупо, подумал Стас, он наверняка во время размаха уронит его себе на голову, но, увы, это все лучше, чем ничего.

Больной уже отошел от тела девушки и стоял возле одного из центральных столиков. Его туловище шаталось из стороны в сторону, словно бы он был под кайфом. Затем он нагнулся и в сопровождении все того же мерзкого, булькающего звука, заблевал кровью свою жертву. Стас, который уже был в нескольких шагах от бывшего повара, решил, что это самый подходящий момент. Он замахнулся и вонзил лезвие тесака в крупную, с небольшой лысиной, голову. Жертва тут же рухнула на кафельный пол. Стас услышал, как раздался звон падающего на пол лезвия, парнишка все же его выронил, но должно быть не от тяжести, а от страха.

– Твою мать, – отрывисто сказал парень. – Ты… ты убил его.

После этих слов он отвернулся к стенке и содержимое его желудка оказалось прямо на опрокинутом стуле.

Стас не обратил внимание на самочувствие парня и подошел к опущенным жалюзи у окна. Ему хватило нескольких секунд, дабы убедиться, что за окном хаос все еще продолжается. Все это он видел в столице пару часов назад. Теперь эпидемия настигла и маленький Костров.

– Хотел узнать, что происходит? Самое время.

Парень еще раз посмотрел на труп, стараясь удержать в себе очередной приступ тошноты, а затем медленно пошел в сторону окна. Стас уступил ему место возле приоткрытых жалюзи и тот посмотрел наружу. Рот его был открыт, на тонких руках образовались пузырьки, которую все называют «гусиной кожей».

– Нам нужно забаррикадировать главный вход. Думаю, для начала эти столы подойдут, – предложил Стас.

Парень словно бы не слышал его слов, он всецело был поглощен тем, что происходит снаружи. Стас взял его за плечо и повернул в свою сторону с такой легкостью, словно бы тот был мальчиком пяти лет.

– Мне нужна твоя помощь. Нам нужно перенести пару этих столов к входным дверям.

– Я… я не могу, у меня мама за городом, ей наверняка нужен я и моя помощь…

– Ты не понимаешь. Если ты сейчас выйдешь на улицу, помощь уже понадобиться не ей, а тебе.

Парень смахнул руку Стаса со своего плеча.

– Да пошел ты! Не тебе решать, что мне нужно, а что нет.

– Да, ты прав, не мне. Но эти двери не откроются до тех пор, пока я внутри, ты меня понял?

– Ты так в этом уверен? – Парень достал из своего фартук небольшой ключ и демонстративно показал его Стасу. – Сейчас проверим.

Но не успел тот и шага сделать вперед, как тут же упал вниз, почти головой задев край стола. Та самая официантка, что была недавним «ужином» превратилась в охотника. Ее зубы вонзились в ботинок парня и тот закричал.

Стас немедля взял окровавленный тесак со стола, которым он убил предыдущего зараженного, и нанес удар прямо по шеи официантке. Пары мощных ударов хватило, чтобы голова отделилась от туловища и ее руки ослабили хватку.

– Сука, сука… – бесконечно повторял официант, почти задыхаясь. Он выглядел словно бы одержимый, бесконечно повторяя одно и тоже слово.

– Она укусила тебя? – сказал Стас и тесаком, словно бы учительской указкой нацелился на мальчишку. На тесаке помимо крови появились и кончики слипшихся от крови темных волос.

– Нет, нет, не укусила. Мать твою. Не укусила!

– Сними ботинок.

– Чего?!

– Сними проклятый ботинок! – рявкнул Стас.

Парень послушно схватился за подошву своего левого ботинка и снял его. Девственно белый носок с дыркой на пятке и никаких признаков укуса.

– Видишь, сколько неприятностей они доставляют? И это только двое, а снаружи их десятки, если уже не сотни! – сказал Стас.

– Но моя мама…

Стас наклонился над мальчиком, взял его за шиворот и положил на лопатки, прижимая к полу. Совсем неожиданно для официанта, глаза его спасителя заблестели. Казалось, Стас говорил сквозь зубы.

– Не тебе одному нужно наружу, ясно?! Ты просто не представляешь, что в действительности там происходит. Я пробежал каких-то десяток метров от соседней церкви до сюда, и каждый этот гребанный метр был на волоске от смерти. Они быстрые, беспощадные, в них не осталось ничего человеческого. Это звери, звери у которых только одна цель – убить тебя.

Официант тяжело дышал, не сводил взгляда со Стаса. Он словно бы переваривал все сказанное Стасом и думал над окончательным решением.

– Забаррикадируем входную дверь, все двери, что ведут внутрь кафе и будем ждать, – сказал Стас.

– Ждать чего?

– Чего угодно. Может быть армию спасения, если хочешь; может быть и удобного момента, чтобы покинуть это убежище. Я бы не заставлял тебя этого делать, и послал бы к чертовой матери, но как мне кажется, лучше две головы, чем одна.

– Ты можешь меня отпустить?

Стас закивал головой и ослабил хватку. Официант встал, отряхнулся. Он с каплей злобы посмотрел на Стаса, который ждал от него ответа. Официант посмотрел на электронные часы, что показывали без пяти восемь, затем снова посмотрел на Стаса.

– Хорошо, я согласен, – сказал официант, – но ровно в двенадцать часов ночи я отсюда свалю, и мне плевать, остановишь ты меня, или нет. Попытаешься остановить – убью.

Стас протянул ему руку.

– Стас.

Официант принял руку.

– Игорь.

– Рад знакомству, Игорь. Теперь давай ка сдвинем пару столов к…

Стас не успел договорить. Его прервал звук разбиваемого стекла, затем шелест алюминиевых жалюзи, волной поддавшихся вперед и слетевших с крепления. Момент, и Стас почувствовал, как на него падает тело его нового знакомого, а затем и он падает сам. Чуть ниже правого уха Стас услышал свист, а затем звук разбитой бутылки из-под Колы.

– Бегом внутрь, бегом, бегом! – крикнул кто-то громким, уверенным голосом.

Затем послышались звуки зараженных, крики. Разбив стекло витрины, кто-то словно прибавил звука в колонках, отчего происходящий хаос снаружи слышно стало значительно сильнее. Крики женщин, мужчин. Вопли, топот ног. Центр города, огромная скопища людей, плотно прижавшихся друг к другу во время массового побега спровоцировали успешную волну заражения. Зараза распространялась словно огромный кострище, переходивший от здания к зданию с увеличенной раз в десять скоростью. И не было пожарных чтобы его потушить, не было никого, кроме паники.

Стас сдвинул с себя тело Игоря, которое, на удивление, дышало. Официант все с тем же испуганным взглядом посмотрел на Стаса, затем на пару человек в форме хаки, ворвавшихся внутрь с автоматами в руках.

– Живо, внутрь, дальше! – крикнул один из солдат, по всей видимости старший по званию.

– Рядовой, какого хера ты встал?! Живо…

Дальнейших слов стало не слышно из-за последовавшей очереди выстрелов. Стас встал на ноги, поднял Игоря и побежал в сторону кухни, куда уже успел убежать один из солдат. Вновь он оказался в узеньком коридоре, и приметил того самого военного, что осматривал все вокруг, каждый угол.

– Здесь никого нет, – сказал Игорь ему и зашипел. Только сейчас Стас увидел, как на его плече постепенно вырисовывался кровавое пятно.

Солдат посмотрел на них, затем на дверь подсобки. Он открыл ее, включил переключатель и внутри появился свет. Стас услышал, как позади него закрылась железная дверь на кухню, и увидел того самого солдата, который раздавал приказы. Он бросил винтовку на пол и прислонился к двери. Стас немедля помог ему подпереть дверь и закрыть ее на замок, испытав при этом явное дежавю. Все четверо оказались за пределами кухни в узком коридоре.

– Твою мать, – сказал он, выдыхая и обратился к Стасу. – Спасибо, парень, спасибо.

– Сержант, где Дима? Соленый? Другие? – раздался голос позади.

– Мертвы, – тут же последовал ответ. – Соленый совсем взбесился и разрядил всю гребаную обойму. Но на всех их пуль не хватило. Дима погиб еще тогда, когда стреляли в витрину. Как же они быстро превращаются в этих тварей. Они жрали Соленого, пока я закрывал дверь…

Солдат, зашедший первым, ударил ногой об один из металлических столиков, стоявших напротив кладовой.

– Сука! Говорил же я, что не нужно было ехать сюда, свернули бы все назад и свалили бы к черту из города.

– Ты забываешься, рядовой. Мы выполняли приказ.

– Да срать на приказы, сержант! Ты видишь, что происходит вокруг? Тут спасать уже некого, все как один бешеные. Нас было десять, а сейчас сколько, а?

Постепенно разгорающуюся перепалку между сержантом и его подчиненным прервало шипение и завывание Игоря, сидевшего на полу, чья ладонь была вся в крови. Рядовой тут же подошел к официанту, посмотрел на рану на лопатке и посмотрел на лицо сержанта, который уже слегка приподнял винтовку.

– Пуля, не укус.

Он опустил автомат.

– Что вообще происходит, почему я один не в курсе?! – возмутился Игорь, пытаясь бороться с поступающими слезами и гневом одновременно.

– Ты телика не смотришь, чел? – спросил солдат, сидящий на корточках возле него.

– Я здесь уже ночую третий день, перевыполняю норму что бы заплатили больше, а до дома все никак не доеду, живу за городом, а телика тут и в помине не было.

– Тогда ты пропустил начало целого апокалипсиса, – рядовой достал из грудного кармана пачку сигарет и зажигалку, вытащил одну и закурил, даже не обратив внимания на большую наклейку с перечеркнутой сигаретой, висевшей прямо над Игорем.

– Сержант, – начал Стас. – И все же, какие сейчас дела? Военные что-то предпринимают?

– Предпринимают, ага, – издевательски произнес сержант, улыбнувшись и обнажив свои белоснежные зубы. – Вот мы и те восемь парней, что полегли на улице, одна из попыток этих «предприниманий» по спасению гражданских. Результат перед тобой, ебать его в рот.

Рядовой, с сигаретой в зубах, сидя на корточках возле Игоря достал из кармана моток бинтов и крохотную бутылочку с перекисью.

– Расстегивай рубаху другой рукой, посмотрю на рану.

Игорь начал одной рукой расстегивать пуговицы, но рядового такая медлительность по всей видимости раздражала, и он взялся помогать худощавому официанту.

– Мы даже не успели подготовить должным образом КПП на въезде в город, – продолжал сержант. – Это проверка крови, даже дураку понятно, что этого недостаточно. Но времени не было.

– Я слышал пальбу, когда только-только пересек КПП, должно быть, час назад, – начал Стас.

– Тогда тебе сильно повезло, дружище, потому что час назад там начался треклятый ад. Кто-то сидевший в машине стал одним из них, перекинулся на соседа, тот на другого и так далее, так далее. Так мне сообщили. Из-за того, что военные не оказались полностью готовы к такому, бешеные прорвали КПП, загрызли многих солдат и ворвались в город, пожирая улицу за улицей. Как раз в этот момент мне и моему взводу дали задачу – спасти как можно больше гражданских в городе и драпать на север, в сторону штаба. Такую же задачу дали и десяткам других взводов, что уцелели. Где они сейчас – не имею понятия, связь потеряна, одни помехи.

Стас прислонился к стене, что-то обдумывая. Сержант смотрел на него с любопытством.

– А что с окраиной города? – спросил Игорь.

Сержант посмотрел на мальчишку.

– Понятия не имею. Смею предположить, что бешеные до туда пока не добрались, но это только вопрос времени. Они как чума, даже хуже, жрут все на своем пути и делают себе подобных, либо убивают. Вирус действует как-то странно, одних убивает, других превращает, и вся эта гадость внутри крови.

– Как у треклятых вампиров, – вставил комментарий рядовой.

– Не совсем, но похоже. Одним словом, да, вирус находится в крови, как нам сообщили. Ни в слюне, ни в моче, а именно в крови.

Сержант склонил голову и выдохнул словно готовясь сказать что-то прискорбное. Так оно и оказалось.

– Одно я знаю точно… – сказал он и переводил взгляд от Стаса к Игорю и обратно. – Столицы уже нет. Если там и остались выжившие, то быть таковыми им осталось недолго.

Перед глазами Стаса вдруг возникли десятки лиц, его друзей и знакомых, что остались в Столице. Все студенты, все те, кто играл с ним в футбол или дома в видеоигры, все те, кто смеялись и пили пиво с ним в его однокомнатной съемной квартирке. Все девки, которых он успел поиметь за четыре года своего студенчества. Все эти люди уже должно быть мертвы или ходят среди таких же «бешеных», как называет их сержант.

«Бешеные», пожалуй, идеальное название для них, подумал Стас.

– И если мы не поторопимся выбраться из города, – сказал сержант, – все то, что произошло в Столице, произойдет тут. Словом, здесь это уже происходит, но не в таких масштабах.

Сержант сделал смачный плевок в угол и обратился к подчиненному.

– Гелаев, что с парнем?

Рядовой осматривал рану и обрабатывал ее перекисью, намоченной в носовой платок. Игорь после каждого прикосновения платка к ране сжимал зубы.

– Нормально все, на вылет. Надо будет его только упаковать в бинты.

– Займись этим, – приказал сержант.

– Сделаем.

Сержант достал из грудного кармана небольшую, потрепанную карту на которой была изображена местность радиусом в ближайшие триста километров и положил ее на пол так, чтобы все могли ее видеть. Почти на самом краю карты в стороне юга, совсем рядом со Столицей кружком был выделено название Костров. Сержант ткнул пальцем чуть севернее прямо в название одного маленького озера.

– Вот, Волчье озеро, – сержант стучал пальцем по голубому кружочку, словно бы отбивая одному ему известный ритм. – Как нам сказали временный штаб должен быть рядом этим озером.

Сержант повернул голову в сторону рядового Гелаева, и обратился к нему лично.

– Так как армия нашей страны еще существует, то и приказы мы по-прежнему выполняем, Гелаев. Эти двое, считай, спасенные нами гражданские, их мы доставим в штаб тем самым выполнив приказ.

Рядовой молчал, он словно бы и не услышал слов старшего по званию, и продолжал обрабатывать рану.

– Рядовой?

– Да, сержант. Вы тут главный.

– Нет, нет, секундочку. – Игорь резко приподнялся, о чем пожалел в следующие несколько секунд. Волна неприятной боли прокатилась по его плечу и шеи, отчего дальнейшие слова он говорил в попытках борьбы с болью. – Моя мама живет на окраине города, я никуда не поеду без нее.

– Окраина – это слишком далеко, малой, – тут же ответил сержант. – К тому же, насколько мне известно, туда, как и нас на это место отправили несколько отрядов из солдат, и, если твоя мать жива ее доставят в целости и сохранности в штаб. Как я уже сказал, мне неизвестно, что происходит на окраине города, но судя потому, что Бешеные начали идти со стороны Столицы, до туда они еще вряд ли успели добраться.

– Может мне ей позвонить? – спросил Игорь. – Узнаю, как она и…

– Не получится, – сказал рядовой. – Полчаса назад связь была перегружена, сейчас и вовсе не работает. Я тоже каждые пять минут набирал своей жене, но каждый звонок заканчивался одним и тем же – отсутствием гудков. Пока меня только одно успокаивает, до города, где я живу с женой Бешеные еще не добрались и у меня есть время. Время чтобы закончить с вами и добраться до жены и своего маленького сына. Ведь так, сержант? – рядовой посмотрел на старшего по званию. Лицо молодого рядового с надеждой смотрело на старшего по званию.

– Как я и обещал, Малик, как только доберемся до штаба, договорюсь с полковником на счет этого.

Рядовой слегка улыбнулся и продолжил обрабатывать рану.

– Но я так не могу… – продолжил Игорь. – Я не могу так просто оставить все это на «авось».

– Пойми малый, – начал рядовой. – Если мы сейчас поедем в сторону окраины, то нам придется объезжать почти весь долбаный город, и терять драгоценное время на поиски уже возможного трупа.

– Не говори так! – вскрикнул Игорь, встал с места и попытался оттолкнуть рядового, однако тот не подался в сторону даже на сантиметр. – Моя мать жива, и я…

Рядовой Малик ударил парня по щеке и тот тут же зажался в угол, словно школьник-изгой, над которым частенько и ежедневно издеваются одноклассники.

– Отставить, рядовой!

Малик тут же отошел в сторону. Он оперся о стенку на которой висело расписание прихода и ухода сотрудников.

– Я понимаю твое волнение, парень, – начал сержант. – Но велика вероятность того, что никто из нас не доберется до окраины, сдохнем раньше. Риск слишком велик, поэтому я рекомендую тебе добраться до штаба и найти свою мать там.

Игорь молчал. Он смотрел в пол, все еще прикрывая лицо руками, словно ожидая еще одного удара от солдата.

– Посчитаю это за согласие, – закончил сержант, свернул карту и засунул ее обратно в передний карман. Проследив за тем, в какой именно карман была убрана карта, Стас заметил нашивку с фамилией сержанта «Соколов К. Д.»

– Итак, план таков, – начал сержант, снимая автомат с плеча и извлекая магазин. – Дождаться двенадцати ночи, собрать все необходимое здесь, что можно найти, и попробовать добраться до уазика, что за углом. Затем на нем на север, к Волчьему озеро.

– Но сержант, как мы проберемся через бешеных? Их же там до черту! Да и даже если каким-то чудом доберемся до тачки, то как проедем через всех них?

Пока рядовой задавал все эти вопросы сержанту, он пулю за пулей комплектовал магазин. Не отрываясь от дела, он ответил.

– Рядовой, приказы не обсуждаются, это, во-первых. Во-вторых, ты же не хочешь здесь гнить? Я не думаю, что ребята из армии спасения или сам, мать его, Супермен заявиться сюда чтобы нас лично спасти. Мы сами по себе, и выбраться должны сами. Рядовой, сколько у тебя осталось полных рожков?

Малик похлопал по разгрузке, висевшей на нем.

– Один, сержант. Тот что заряжен пуст наполовину.

– Тогда я советую тебе стрелять метко, а не так как ты это делал на учениях. В случае контакта стреляем так же, в ноги, чтобы ослабить их.

Наконец Стас нарушил свое пятиминутное молчание.

– Зачем в ноги? Почему бы их сразу не кончать?

– Кончать? – ухмыльнулся рядовой Малик, – интересно как. Я всадил в грудь одному из них всю обойму, и эта мразь только покачнулась, даже не упала.

– Надо в башку стрелять, только тогда они подыхают, – Стас оглядывался на сержанта и рядового. – Поверьте мне, я уже прикончил парочку, выстрелив им прямо в голову. – Для подкрепления своих слов Стас достал пистолет и вытащил пустой магазин.

Сержант посмотрел на Малика, и сложилось впечатление словно бы они телепатически договаривались друг с другом верить ли незнакомцу, с которым они впервые столкнулись двадцать минут назад, или нет.

– Ладно. – Сержант достал из-за пояса пистолет и вручил его Стасу. – Тут полная обойма. Надеюсь, стрелять умеешь.

Стас кивнул в знак согласия и сказал.

– Сержант, только тут такое дело. Мой отец, я оставил его в квартале отсюда, дома, совсем одного. Возможно, мы сможем ему помочь?

Игорь наконец поднял голову, со злобой поглядел на всех присутствующих.

– Сержант, – с возражением сказал рядовой.

– Гелаев, не тебе решать. Ближайшие пять кварталов – наш сектор. Полковник сказал вывести всех гражданских из нашего сектора, так я и поступлю, пока на моих плечах эти лычки.

Губы рядового дрожали. Он явно хотел возразить, но не решился.

– Так точно, – почти шепотом произнес он. – Могу я заняться поиском продовольствия?

– Выполняй, рядовой. Только много не загружайся, нам нужно быть быстрыми.

Ничего не сказав, Гелаев Малик пошел в кладовку. Стас протянул руку сержанту.

– Стас Фаррум.

Сержант протянул руку в ответ.

– Старший сержант Соколов. Зовут Костей.

– Большое спасибо, Кость.

– Пока не за что, – ответил сержант.

30.2 Станислав Фаррум

Большая и маленькая стрелка часов показывали двенадцать ночи, когда сержант приоткрыл дверь на кухню и тут же тихо ее закрыл.

– Ну что там?

Малик был наготове, он держал автомат и готов был выйти, но сержант остановил его.

– Они все там, все в этом гребанном кафе. Стоят так, словно бы собрались на автограф-сессию в крохотном магазинчике. И еще… они все просто стоят на месте и покачиваются как деревья. Ни черта не пойму.

– Сержант, могу я…? – сказал Малик, и сержант позволили ему выйти вперед. Рядовой приоткрыл металлическую дверь, выглянул из-за щели, рассматривал секунду другую бешеных, а затем закрыл дверь.

– Так они, мать его, спят! – начал он и улыбнулся. – Спят так же стоя, как и Соленый на карауле, ей богу. Не хватает почти выпавшего из рук калаша и каски на башке.

– А может они просто сдохли? – вдруг послышался голос Игоря, и по лицам окружающих его людей пронеслось еле заметное удивление. Последние пару часов Игорь только и сидел на полу, постоянно расчесывая свое перебинтованное плечо. Малик смог найти в кладовке бинты и несмотря на их небольшое разногласие все же перебинтовал парня, не проронив ни слова.

– Не похоже, – сказал Малик. – Они по-прежнему издают какие-то звуки, а звуки у нас издают только живые. – Рядовой посмотрел на сержанта. – Так чего, сержант, какой план? Прорываемся?

Лицо солдата стало задумчивым. Он сел на ступень, что была под дверью и снял автомат с плеча.

– Нет, это неразумно. Если они и спят, или что там еще с ними, то этим нужно воспользоваться. – Сержант обратился к Игорю, уже давно приметившего его форму официанта. – Здесь есть другой выход?

– Да, есть, – ответил парень, – но нам пришлось его заложить коробками, когда он спасался от них, – Игорь указал на Стаса.

Костя обратился к Стасу.

– Их было много?

– Прежде чем попасть сюда, я бежал по переулку. Этот переулок ведет либо в сторону церкви, либо на улицу Северная.

– Мы же ведь на Северной и оставили уазик, да? Сержант? – вмешался в разговор рядовой.

– Да, за углом. Тогда вот вам и готовый план. Тихо разгребаем вашу баррикаду у черного входа и идем по переулку, медленно и тихо. Если придется открыть огонь, что ж, бежать придется с удвоенной силой. Наверняка выстрелы их разбудят.

– Северная граничит с улицей, где живут мои… – начал Стас, и почувствовал, как в сердце на мгновение вонзилось тысяча игл. Больше никаких «мои…», Стас. Ее больше нет.

–…живет мой отец, – закончил он.

– Отлично, тогда план таков. Гелаев и ты, парень, – сержант указал на Игоря. – Останьтесь у уазика и будете сидеть как мышки в норке до нашего прихода, пока мы спасаем его отца.

– Принято, – сказал рядовой.

– Если вдруг возникнут какие неприятности, жми на газ и к штабу.

– А как же вы сержант? – возразил рядовой.

– А это не твоего ума дела.

– Как же не моего? А на счет увольнительной мне кто будет договариваться? – улыбнулся рядовой.

– Отставить. Теперь быстро, разгребаем этот сральник.


Стас приоткрыл дверь. Он позволил себе полностью высунуть голову, чтобы разглядеть маленькую комнатку-раздевалку. Пусто. Были только шкафчики, запертые на ключ, гладильная доска с утюгом на ней, и одинокий фартук, висящий на крючке.

Он почувствовал небольшой озноб, что защекотал его затылок. Дверь, через которую он ворвался в раздевалку была по-прежнему открыта. Он прислушался – никаких лишних звуков, тишина. Хороший знак.

– Здесь вроде все чисто, – сказал Стас сержанту, высунув голову обратно. – Я могу идти вперед, указать путь.

– Хорошо. – Сержант обернулся к Игорю и рядовому, стоявшим друг с другом. – Гелаев, замыкаешь, ты малой впереди него. Ясно?

– Так точно.

– Ясно.

– Ну, вперед. Тихо, и без лишних звуков.

Стас открыл дверь, посмотрел в левую сторону переулка, затем на правую. Удача! По-прежнему пусто. Ночная темнота мешала разглядеть все более отчетливо, но Стас точно подметил летящую из стороны в сторону, как осенний лист, газетенку. Большие мусорные баки, от которых несло тухлятиной, – по всей видимости сюда шла вся негодная пища из ресторана. Наверху были звезды, которых Стас не видел уже давно из-за столичных облаков. Он вспомнил как в детстве мечтал полететь на одну из них, походить в громоздком костюме по тамошним загадочным землям, увидеть, возможно, инопланетян, и сказать, что он гордый представитель планеты Земля. Эти детские воспоминания заставляли улыбнуться от их нелепости и забавности одновременно.

Он зашел в переулок. Форма сержанта прекрасно сливалась с ночными сумерками, можно было разглядеть лишь его лицо и сверкающие из-за света луны глаза. Игорь же наоборот светился как елочная игрушка на рождество – белый фартук, бледное лицо и белые бинты на плече. Были видно, как глаза его светятся, словно одна из звезд перекочевала прямо ему в глазницу.

– Пошли! – прошептал Стас.

Рысцой, друг за другом они побежали по узкому переулку. Ночь была достаточно холодной, по крайне мере по бедняге Игорю это было заметно. Парень весь дрожал и держал ладонь правой руки возле груди, потому что левую руку из-за раны был неспособен даже поднять, она болталась как лиана на дереве.

Стас свернул направо, в переулок, который вел прямо на одну из улиц, соседствующих с Северной. На удивление, ни один из бешеных так и не объявился, и Стас начал было предполагать, что это либо огромная удача, либо огромный прокол, и что обязательно что-то грядет.

Приближаясь к улице, где горели ночные фонари, Стас перестал бежать и перешел на шаг. Он прислонился к углу одного из зданий и выглянул на улицу. Сержант подошел к противоположному углу осмотрел другую сторону.

– Боже, – сказал сержант, перекрестился и поцеловал крест, который висел у него на шее. – Сколько трупов.

И действительно, дорога была заполнена телами людей, лежавших на асфальте как брошенный мусор. Рядом с ними лежали пакеты, сумки, рюкзаки. Один из чемоданов был раскрыт, и разноцветное платье, словно перекати поле, металось от трупа к трупу. Живых зараженных среди них не было, они словно исчезли из города.

Вперед вышел Игорь и Малик. Игорь осматривал все с открытым ртом, со стороны смотрясь при этом довольно глупо. Рядовой Гелаев, хоть это и было плохо видно в темноте, опустился на колени и что-то прошептал себе в кулак на своем родном языке.

– Это что же получается, они не все бешеными становятся? – спросил Стас.

– Да, как я и говорил, – сказал сержант, из его рта шел пар. – У нас сейчас нет времени на научные исследования.

Сержант подошел к Стасу и спросил.

– Где улица?

– Здесь нужно налево, Северная прямо за теми домами. – Стас указал пальцем на девятиэтажные дома, что были в пятидесяти метрах от них через дорогу. – Там же недалеко и квартира моего отца.

– Отлично. – Сержант посмотрел на подчиненного с Игорем. – Итак, план все помнят?

– Да, сержант.

– Отлично, тогда выступаем. Медленно и самое главное – тихо, бежим через дорогу.

Все четверо они побежали через трупы, словно по минному полю. Только вот мины эти были отчетливо видны даже ночью. Стас вдруг предположил, что если он наступит на одного из них, то тот очнется, схватит его и плану конец.

Прошло всего несколько секунд, и все они вчетвером оказались на другой стороне дороги, у самого угла одного из административных зданий.

– Сержант, вон наша сладкая! – произнес шепотом Малек и указал на военный автомобиль с закрытым верхом. Дверь УАЗа была открыта, одна из передних фар разбита. Среди прочих других машин, что остались на улице, этот механический здоровяк цвета хаки выглядел внушительным, и, самое главное, безопасным.

– Очень сильно надеюсь, что Рита оставила ключи в зажигании, – сказал сержант, – иначе придется вам тут обыскивать трупы, на что времени ну совсем нет.

– Смотрите! – крикнул Игорь чересчур громко и осознав это на последней секунде, закрыл рот ладонью. Он указал пальцем на соседний магазинчик через дорогу. Уличный фонарь блекло подсвечивал витрину, где были видны покачивающиеся тела людей. Это были они – бешеные. Чем-то они напоминали летучих мышей, только спящих не кверху ногами, а стоя на ногах. Стас пригляделся к соседним магазинчикам, и увидел в точности такую же картину. Толпа людей, прижавшись друг к другу стояли кучкой как сардины в банке и… спали? Умирали? Что вообще с ними происходило?

Сержант дернул Стаса за плечо.

– Поторопимся. Где живет твой отец?

– Здесь за углом, – ответил Стас.

Более всего Стас сейчас переживал за отца. Он был один, совсем беззащитный. Но находясь в квартире он должен быть в безопасности, никак иначе. Ведь так, да?

– Гелаев, ты и парень идите к машине, разыщите ключи. Мы вернемся через десять минут, и если мы не появимся за это время, нажимаешь на газ и оба сваливаете к чертовой матери прямо в штаб, ты меня понял?

Рядовой, на чьем лице прямо было написано: «Вот уж нет, даже не думайте», хотел было возразить, но, сержант его опередил. На удивление, а может быть из-за того, что прекрасно знал ребят, с которыми служил, он смог понять, что говорило лицо его подчиненного.

– Не обсуждается. Десять минут, засекай.

– Так точно, сержант.

Они разделились по два человека и побежали в разные стороны.


Малик и Игорь подбежали к УАЗу. Первое, что они услышали, были звуки: клап, клап, клап. Словно бы капли воды ударялись по металлу. Малик уже ожидал увидеть кое-что неприятное, а вот Игорь напротив.

Рядовой, чей автомат была наготове и нацелен прямо в салон, включил фонарь.

– Ох блядь, – сказал рядовой и отвернулся от ужасного зрелища. – Бедняжка Рита.

Игорь, заранее сморщившись и приготовившись к неприятному зрелищу заглянул в салон. Он не увидел внутри человека, он не увидел ничего что-либо, отдаленно напоминающее человека, за исключением армейских сапог, что были на краю сиденья, готовые вот-вот упасть. Ошметки плоти, мясо, фарш, куски военной формы, вот что видел официант Игорь, и от чего его позывы извергнуть обед вновь дали о себе знать, уже второй раз за прошедшие пять часов. Но он смог удержаться, и лишь громко рыгнул, оперевшись на капот авто.

– И где здесь мне искать ключи то? Ох, за что ты так со мной?

Рядовой высунул руку вперед, затем отдернул ее при одной только мысли, что ему предстоит сделать. С гримасой отвращения он снял обручальное кольцо с руки, засунул его в передний карман и принялся елозить пальцами в ошметках бывшего сослуживца.

– Это они сделали? – Игорь заикался и тяжело дышал. – Они что… ели ее?

Малик не ответил парню, но прекрасно знал ответ на этот вопрос. Они не ели ее, нет, они разрывали ее на части, когда та струсила, ослушалась приказа сержанта и побежала обратно в сторону УАЗика. Ее можно было понять, она была напугана происходящим вокруг, запаниковала, когда рядом с ней убили одного из гражданских, кровь которого оросила ей лицо и каску. Он побежал за ней, чтобы остановить ее, когда та уже села за руль и попыталась завести УАЗ, но дверь, которую она из-за паники не закрыла, стала проходом для нескольких бешеных. Они ввалились внутрь авто, и Малик услышал ее пронзительные крик. Он стрелял по кучке зараженных, что пытались втиснуться в салон словно нетерпеливые покупатели перед открытием супермаркета в день огромных скидок. Но те даже не шелохнулись. Пули вонзались в их спины и ноги, а они словно и не замечали этого. Именно тогда момент к нему подбежал один из сослуживцев и крикнул в ухо, чтобы тот немедленно бежал за ним, потому что это приказ сержанта.

Судьба Риты была ему неизвестна, до нынешнего момента.

У Игоря закружилась голова, когда он увидел, как солдат, прикрыв нос рукой, перебирал человеческие останки. Он почти упал, но к своему счастью успел облокотиться ладонью на большое колесо авто и принялся глубоко дышать. Именно в этот момент он увидел под колесом рукоять пистолета, что подсвечивалась уличным фонарем. Он оглянулся в сторону Малика, убедился, что тот не обращает на него внимания и взялся за рукоять двумя пальцами. Должно быть это оружие совсем недавно принадлежало солдату, чьи останки сейчас ковырял рядовой. Игорь спрятал пистолет за пояс своих джинс и накрыл его рубашкой, которая уже давно не была приветливо белой, как это принято у официантов.

– Вот и он. – Малик нашел ключ под кусками ткани, вытащил его и обтер рукавом своей формы. – Ты должен мне помочь убрать ее…

– Я не знаю, как мы это сделаем?

– Руками. Я не собираюсь сидеть задницей на своем бывшем товарище по оружию. Мне нужна твоя помощь, потому что времени чертовски мало, и мы должны будем скоро валить отсюда.

– Ну… хорошо, только вот… как? – Игорь тяжело дышал. Слова давались ему с трудом.

– Бери в руки и бросай на землю. Я понимаю, что это неприятно, но так нужно.

– Нельзя же вот так…

– Ты думаешь я этого не понимаю? – Малик слегка повысил голос посмотрев прямо Игорю в глаза. – Но у нас нет времени, делай как я говорю. Представь, что это…

Он осекся, пытаясь подобрать пример.

–…хотя на хрена представлять, когда и так знаешь, что это…

Игорь кивнул рядовому и вытянул руки вперед. Через пару минут из его рта покатила очередная порция желтой слизи.


На удивление им удалось тихо и без лишнего шума добраться до дома, в котором жил отец Стаса. Сержант пошел первым и открыл дверь в подъезд, после чего тут же ее закрыл.

– Они внутри, – сказал сержант.

Стас поглядел на дверь, словно бы видел сквозь нее зараженных.

– Так же тихо стоят и качаются как под кайфом. Но в отличие от кафешки их там не так много, штук пять, может чуть больше.

Стас встал на место сержанта, приоткрыл дверь и убедился своими глазами. Он так же тихо закрыл дверь и предложил.

– Может, просто пройдем мимо них тихо?

– Рискованно.

– Да, сержант. Именно поэтому я хотел бы, чтобы вы остались тут или пошли к уазику. Вы уже достаточно мне помогли.

Сержант улыбнулся.

– Я не помогаю, я выполняю приказ, а в мой приказ не входит стоять сложа руки. Иди первым, веди прямиком к квартире.

Стас кивнул и сказал.

– Квартира на третьем этаже. Предлагаю просто идти, тихо не задевая ни одного из них.

– Глупая идея, но времени на придумывание других у нас нет. Пойдем прямо как по минному полю, – сказал сержант.

Стас открыл дверь, и они вошли внутрь. Внутри прихожей было темно и лишь блеклый свет подрагивал на лестничном проходе. Стас задерживал дыхание, все думал, что оно обязательно их разбудит и пиши пропало. Сержант держал на мушке то одного, то другого, что делал и Стас. Оба они были готовы к любому неожиданному повороту событий. Стасу казалось, что он идет сквозь живые деревья, которые тяжело посапывают и дышат. Удалось разглядеть что глаза бешеных были закрыты, и кровавая дорожка из них тянулась прямиком к уголкам их ртов.

Добрались до лестничной площадки, где возле фонаря кружили мухи и прочие насекомые. Поднялись по лестнице прямиком до третьего этажа и пошли вперед по коридору вдоль квартир. В самом конце коридора, там, где была квартира родителей Стаса виднелся свет из открытой двери.

Стас ускорился. Дверь, ведущая в его квартиру, была полуоткрыта и из нее сочился ламповый свет. Он открыл дверь, через мушку пистолета осмотрел прихожую, пусто, лишь несколько пар неизвестных ему сапог стояли прямо в центре коридора, тамже лежала и отцовская куртка, которую он иногда надевал. Комната, в которой он видел отца в последний раз была впереди, справа от него. Сержант зашел внутрь, закрыл за собой дверь.

– Это здесь? – спросил он.

Стас не ответил. Он опустил пистолет, зашагал в сторону гостиной, где горел свет, минув свою детскую комнату, а затем кухню. Он дотронулся до ручки двери, услышал рычание и взвизгивание. У него засосало под ложечкой, руки затряслись. Стас открыл дверь.

Кресло, где так любил сидеть его отец было пустым. Напротив, кресла работал телевизор и показывал лишь белый шум. Стас посмотрел в другую сторону гостиной и увидел наконец своего отца, лежавшего возле опрокинутого кресла. Рядом с ним лежало еще несколько тел, женщины, мужчины и ребенка, в которых Стас узнал соседей, живших, напротив. Прямо над телами стоял тот же соседский пес-дворняга, который уткнул морду прямиком в плоть своей хозяйки и без остановки чавкал и рычал. Стас заметил, как рука его отца дрогнула, он был еще жив.

– Пап! – крикнул Стас и понял, какую глупость совершил. Пес, чья черно-белая шерсть давно прибавила в себе и красные оттенки засохшей и свежей крови обернулся мордой на голос. Зверь оскалил зубы, зарычал и пригнулся, готовясь к рывку, но Стас тут же это пресек, выстрелив из пистолета. Пёс заскулил и тут же упал прямо рядом с телами своих хозяев, дернул лапой и издох спустя несколько секунд.

Внизу, там, где они были несколько минут назад послышались крики и взвизгивания. Зараженные пробудились. Они бежали прямо на звуки выстрела.

– Проклятье! – выругался сержант и побежал прямо в сторону входной двери, чтобы хоть как-то задержать подступающих зараженных. Он опрокинул шкаф, прямо под дверь. Когда шкаф упал, дверцы его открылись, и одежда, в основном женские пальто и куртки, упали сержанту прямо на сапоги.

Стас подбежал к отцу, дотронулся до него. Рука отца выпятилась вперед, схватила Стаса за шею и принялась душить. Из глаз старика текла кровь, слюна капала на пол. Стас пытался сопротивляться, но хватка была слишком сильной.

– Пап, отпусти… – задыхаясь сказал Стас, схватившись обеими руками за его кисть. Но хватка не на секунду не ослабевала.

Послышался еще один выстрел, на этот раз не из пистолета, а из автомата. Пуля угодила Николаю прямо в плечо, из-за чего тот на секунду ослабил хватку, чем Стас воспользовался и смог выбраться из плена собственного отца. Он попятился назад и услышал, как бешеные, что были внизу, принялись колотить в дверь.

– Надо уходить. Тут есть другой выход? – крикнул сержант чуть ли не в ухо ошарашенному Стасу, который не спускал глаз с отца. Словом, Николай не собирался сдавать обороты, и несмотря на рану в плече продолжал ползти в сторону сержанта и собственного сына. Ноги старика походили на толстые канаты, которые были прикреплены к бедрам и тянулись прямо за его телом. Сержант заметил ползущего к ним бешеного, нацелился в него из автомата и нажал на спусковой крючок. Большая красная дыра появилась на лбу Николая Фаррума и тот тут же упал лицом в пол. Возле его головы начала образовываться лужица из темной крови.

В этот момент в голове у Стаса переклинило, он схватил сержанта за шиворот, прижал к стене, но тот был не промах. Годы на военной службе дали о себе знать, и сержант, провернув тем самым отвлекающий маневр, ударил оппонента по ноге, а затем головой прямиком в челюсть. Стас упал на пол и почувствовал металлический привкус во рту.

– Ты совсем поехал? – начал сержант.

– Это был мой отец!

Сержант поглядел на труп, затем снова на Стаса, который ладонью вытирал льющуюся кровь из носа.

– Это уже не твой отец, дружище. Это – бешеный, и он убил бы тебя, если бы не я.

Сержант подошел к Стасу, вытянул руку предлагая тому встать.

– Нам нужно выбираться отсюда.

Стас посмотрел на ладонь сержанта, затем оглянулся в сторону входной двери, в которую неистово колотили зараженные, уже во второй раз за день он испытал чувство дежавю. Он взялся за руку сержанта.

– Здесь есть пожарная лестница, – сказал Стас, – можно выбраться через нее.

Спустившись с лестницы, они оказались возле дороги. Бешеных по-прежнему было слышно и, должно быть, они уже ворвались в родительский дом Стаса. Пригнувшись, сержант спрятался за одной из брошенных машин, что стояли прямиком на дороге и вплотную прижался в колесу. Все это он сделал так быстро, что Стас не сразу понял, как рука солдата схватила его и повалила на землю.

– Через дорогу, – шепнул сержант и стволом автомата указал Стасу на стекло автомобиля, за которым они прятались. Стас привстал, посмотрел сквозь стекло и увидел в нескольких метрах от них зараженных, выходивших из магазинчика, напротив. Они шли, покачиваясь из стороны в сторону. Их ноги буквально скользили по асфальту. У Стаса не укладывалось в голове, как еще несколько часов назад все они бегали не хуже, чем олимпийские чемпионы, а теперь еле ходят, что уж говорить о беге.

– Что будем делать? – шепнул Стас сержанту.

Сержант взялся за ручку дверцы авто. Щелк! и дверь открылась. Туловищем он пролез внутрь, словно в лисью нору, а затем вылез обратно.

– Разумеется, ключ в зажигании или на полочке оставляют только в кино, – сказал сержант. – Но я смогу завести машину, мне нужно тридцать секунд.

Сержант протянул автомат Стасу.

– Пользоваться умеешь? – спросил он.

– Ну так, палил в видеоиграх.

– Тогда будем считать, что да.

Сержант привстал, посмотрел через окно. Бешеные по-прежнему ходили по тротуару, постепенно выходя на дорогу.

– В общем, следи чтобы они не подошли слишком близко. Как только я заведу машину, заработает мотор – это их наверняка привлечет. В эту же секунду ты прыгаешь на пассажирское сиденье, закрываешь все двери, и мы едем за угол к нашим парням, пересаживаемся и валим из города к чертовой матери.

Стас ничего не ответил, только лишь кивнул.

– Извини, что не получилось спасти твоего отца, – добавил сержант, а затем вновь полез под панель авто, и принялся там возиться, включив крохотный, карманный фонарик. Стас переживал, что свет фонарика может привлечь зараженных, но сержант свое дело знал, и укрывал свет тщательно.

Стас открыл заднюю дверцу и уже был готов в любую секунду запрыгнуть в салон. Именно в этот момент один из бешеных оказался у автомобиля так близко, что Стас на секунду предположил, что эти твари, должно быть, умеют и телепортироваться. Женщина, в длинном плаще из синтетики, с остатками модельной короткой стрижки, приближалась к капоту авто. Она кряхтела словно старуха, было слышно что-то наподобие бормотания, что издавал ее рот.

– Эй… – шепнул Стас сержанту, но тот не услышал, продолжая перебирать провода.

Стас приподнял автомат и прицелился в сторону предполагаемого места появления дамочки. Цоканье ее каблуков становился все ближе и ближе, пока наконец…

Выстрел. Еще один. Но не из автомата Стаса, а где-то совсем рядом, со стороны соседней улицы. Там, где находились Игорь и Малик. Именно в этот момент раздался многочисленный топот ног и рев. Стас приподнялся и увидел, как толпа, только что еле передвигающаяся, каким-то чудом бросилась со всех ног на шум. Дамочка, что почти добралась до авто, уже была совсем рядом. Бешеные напоминали стадо саранчи, бросившихся разом на очередной посев. Стас заметил, как сержант тоже наблюдает за побегом бешеных внутри салона авто. Он высунул голову наружу.

– Давай внутрь! – шепнул он.

Стас сел на заднее сиденье, прижал к себе автомат, словно опасаясь, что вот-вот уронит ее.

Раздался звук работающего мотора, который привлек часть бешеных, отставших от своих соплеменников. Несколько зараженных развернулось, и бросилось обратно прямо в сторону авто, где сидел сержант и Стас. Рты бешеных были раскрыты, слюна текла из их ртов как из пастей бешеных собак.

Стас подался вперед, когда авто резко сдвинулось с места и они направились прямо в сторону бешеных. Засветились фонари, и сержант принялся давить на клаксон, привлекая все больше и больше зараженных.

– Ты чего творишь? – крикнул Стас сержанту.

– А что, не видно? Отвлекаю их!

Левая фара разбилась, столкнувшись с одним из бешеных, которого откинуло в сторону. Другой бежал прямо на авто, и через несколько секунд оказался под колесами. Машина на секунду подпрыгнула. Сержант старался объезжать все лежащие трупы на дороге, но как бы он не старался, все равно под колесами оказывалось тело. Трупов было слишком много.

До Стаса дошло, что сержант пытается отвлечь всех бешеных, что неслись в сторону Игоря и Малика.

Когда они доехали до улицы где стоял джип, его уже не было. В ночной темноте были слышны лишь выстрелы и светлый, одинокий огонек, который на секунду загорался и погасал, напоминал огненный цветок.

Толпа становилась все плотнее и плотнее. Бешеные выбегали из соседних зданий, словно бы по улице проезжала какая-нибудь знаменитость, и хоть глазком ее увидеть да стоит. Ну и заодно убить, если на то пошло.

Наконец людей стало настолько много, что авто было окружено ими, и давить на газ не было смысла, ибо авто встало намертво благодаря живой стене из бешеных. Разбились стекла, осколки полетели внутрь салон. Стас нацелил автомат – выстрел. Еще один и еще. Сержант пытался надавить на газ, но толпа была сильнее, и зажала авто со всех сторон. Ему ничего не оставалось делать кроме как достать нож из-за пояса и отбиваться от бешеных, что один за другим пытались пролезть в салон.

Стас несколько раз нажал на гашетку прежде чем окончательно убедиться, что патроны иссякли. Он начал отбиваться прикладом автомата, отчасти понимая, что пытается себе продлить жизнь на каких-то жалких несколько секунд. Он уже убил человек пять, не меньше, но на их место пришло десять. Зараженным не было числа.

Сержант четко наносил удары, один за другим. Он отбивался ногами, бил сильно и прямо по головам. Один из бешеных наполовину умудрился влезть на водительское сиденье, через окошко, но сержант успел это предотвратить метким ударом в шею.

Внезапно Стас почувствовал жар. Затем в отражении стекла он увидел языки пламени, и подумал, что ему мерещится. Взятое откуда не возьмись пламя окутало авто. Бешеные, что окружили машину, принялись отступать, одни из них загорелись как факел, бегая из стороны в сторону освещая ночную дорогу города. Сержант с большей легкостью отбился от зараженного чьи ноги и спина были объяты огнем. Дым начал проникать в салон, и глаза Стаса заслезились, а в горле запершило. Он принялся кашлять, закрываясь ладонью от поступающего в легкие дыма. Стас почувствовал, как что-то схватило его за ноги, потянуло к себе, затем за пояс, и позже за плечи. Стас открыл глаза и увидел перед собой мужчину, чье лицо было скрыто повязкой. Сзади него, опершись руками о колени, стоял сержант и откашливался.

– Живо, за мной, – раздался хрипловатый голос мужчины с повязкой. Позади него так же появился его, по всей видимости, напарник, с виду чуть более хрупкий. Он держал под руку Малика, который приподнял левую ногу и по всей видимости был ранен.

Все они побежали через улицу, к противоположному дому. Возле одного из окон Стас увидел вывеску с названием «Пивной погреб Филиппа». Мужчина, спустился по лестнице, ведущей в подвал здания и открыл дверь.

– Живо, живо, иначе их набежит еще больше.

Стас помог спустить рядового по лестнице прямиком на цокольный этаж, и через несколько секунд толстая, железная дверь захлопнулась за всеми ними на три замка, с громкими щелчками. Сержант тут же поспешил к подопечному, которого незнакомец бережно уложил на пол.

– Это не укус, сержант, не укус, – тяжело дыша сказал рядовой наблюдая за взглядом сержанта, направленного на ранение. – Этот маленький ублюдок выстрелил мне в ногу, завел УАЗ и свалил.

Глаза сержанта удивленно расширились.

– Кто, тот официант? Ты что серьезно?

– Сержант, этот гад выстрелил в меня, когда я стоял к нему спиной. Я же мать его глаза на затылке не имею!

Рядовой убрал окровавленные ладони с правой ноги, перевернулся на бок и продемонстрировал сержанту рану в бедре.

– Ну сука я до него доберусь, я его… – не унимался рядовой.

– Свет, – раздался хриплый голос. Незнакомец, который их спас снял с себя бандану. На вид ему было лет пятьдесят или все шестьдесят. Лицо, особенно в области глаз было покрыто морщинами, небольшая растительность на лице и аккуратная бородка, придавали ему некоторой элегантности, чего не скажешь о многих людей его возраста. Глаза были томные, и словно бы задумчивые.

– Да, пап? – раздался грубоватый, но тем не менее миловидный женский голос. Незнакомец, который дотащил Малика до этого пола, оказался вовсе не мужчиной. Девушка сняла свою бандану и первое, что привлекло внимание Стаса это ее голубые, как летнее безоблачное небо, глаза. Лицо ее было вытянутым, аккуратный носик и короткая стрижка. Должно быть если бы не ее миловидные черты лица, Стас по-прежнему думал бы что перед ним стоит парень.

– Сходи за аптечкой, – сказал незнакомец дочери, и добавил, когда она уже направлялась в нужную сторону. – И водки прихвати.

Стас решил оглядеться вокруг. Приметил симпатичный интерьер, в основном из дерева, десятки стульев со столами и барную стойку, что была под завязку заполнена разноцветными бутылками. Прямо над барной стойкой висели номера авто, металлические таблички и старые плакаты в стиле ретро, где улыбающаяся женщина с бокалом пива и нарисованной голливудской улыбкой предлагает еще кружечку. Чего уж скрывать, но Стас бы с удовольствием принял бы у нее эту кружку, будь она настоящей.

– Прошу прощения за столь грубое спасение, – сказал незнакомец, стоя между Стасом и сержантом с его подопечным. – Никак иначе мне бы не удалось их убрать от автомобиля.

Сержант встал на ноги.

– Вы отлично справились, – сказал он. – Еще бы несколько секунд, и один из них меня бы точно сцапал.

Незнакомец протянул руку сержанту, тот с охотой ее принял.

– Филипп Росс, – сказал незнакомец. – Владелец этого заведения. С вас, кстати, счет за отличную водку, что полетела прямиком во благо вашего спасения. – Филипп улыбнулся, давая окружающим знать, что он пошутил. По всей видимости напряженную ситуацию шуткой разрядить не удалось, никто даже не ухмыльнулся.

– А вы я гляжу солдат… – продолжил Филипп.

– Да, так оно и есть, – отозвался сержант. – Константин Соколов, пехота. Это рядовой Малик Гелаев, а вот тот Стас… Фаррум, так?

Стас кивнул, когда глаза старика смотрели на него.

– Фаррум? Сын Коли Фаррума? – спросил Филипп, обращаясь к Стасу.

– Да.

– Ну конечно, ты так похож на отца, я почти сразу тебя узнал. Кстати, а он…?

Стас молчал, первые секунд пять прежде чем сказать короткое: «мертв».

– Проклятье, – сказал Филипп. – Сочувствую. Хороший был мужик, мы с ним часто здесь губили пару стаканчиков. Ведь он живет здесь, за углом. Вот же черт его побрал.

Стас словно бы не слушал нового знакомого. Он сел за стол и тупо смотрел в одну точку, рассуждая над тем, что случилось с ним и его семьей за последние несколько часов.

– Где здесь уборная? – спросил Стас, обращаясь к владельцу заведения. Филипп указал пальцем на другой конец бара, где Стас заметил двери «формы крыльев», что обычно были в старых салунах, где предпочитали напиваться до коликов ковбои. Он направился в сторону уборной, попутно встретив по пути ту самую голубоглазую девчонку, что спасла его и сержанта. Она держала в руке небольшую коробочку с красным крестом, а в другой бутылку с коричневой жидкостью.

Зайдя в уборную, Стас включил ледяную воду, умыл лицо, посмотрелся в зеркало. Губы начали дрожать, глаза засветились в тусклом свете туалетной комнаты, и Стас заплакал, сев прямо на кафельный пол в угол напротив унитаза.


Все пятеро собрались спустя несколько часов за двумя сдвинутыми столами. Перед каждым на тарелке лежал небольшой сандвич с ветчиной и стакан с газировкой, или водой, кто что предпочитал. Пулю из бедра Малика удалось изъять без особого труда, благо у того были все необходимые инструменты для подобной операции и опыт военврача. Как только свинцовый кусочек оказался в одной из пепельниц, стоявшей на столе, Малик попросил Стаса отмыть его от крови и передать ему.

– Затолкаю этому ублюдку в пасть, как только встречу, – сказал Малик, пряча пулю в один из своих карманов.

Теперь рядовой сидел прямо напротив Стаса, охотно поедая свой сандвич, и запивая его колой. Стас, несмотря на то что не запихал за весь день в рот ни кусочка, даже думать о еде не хотел. Ему хотелось выпить, да не просто выпить, а нажраться до бессознательного состояния.

– Понимаю, все мы здесь еле-еле знакомые, – начал Филипп, перескакивая взглядом с одного на другого. – Но сложившиеся ситуация вынуждает нас объединиться, хотя бы на время, и придумать дальнейший план действий.

– Согласен. – Сержант отхлебнул глоток воды. – Нужно прикинуть все возможные варианты, подумать и согласовать их между собой.

– А чего думать, сержант? – вмешался Малик, – План прежний, прямиком в штаб к тому озеру, к нашим ребятам. Разве изначальный план был не таков?

– Он был таковым, – сказал сержант. – Но как ты видишь, все пошло к черту, и джипа для прорыва у нас нет. Да и вообще, видел, что бешеные сделали с обычной легковушкой? Думаю, джип для них остановить также не составит большого труда и тот паренек уже тоже наверняка мертв.

– Позвольте, о каком штабе идет речь? И что там? – спросил Филипп, обращаясь к сержанту.

Сержант принялся рассказывать то, что рассказывал Стасу еще в кафешке, про приказ, про точку сбора и про Волчье озеро. Все это время Филипп внимательно слушал солдата, изредка кивая головой.

– Да, я знаю где находится это озеро, бывал там часто с друзьями на рыбалке. Это в семидесяти километров к северу от города.

– Довольно далеко, учитывая что за все то время, что я нахожусь в городе с момента заражения, мне удалось пробежать чуть меньше километра и все время моя жизнь была на волоске, – сказал Стас.

– Именно нечто подобное я и хотел сказать после, – сказал Филипп. – Попытаться выйти сейчас наружу – подписать себе смертный приговор. Эти люди быстры, очень быстры, и самое главное – они сильные.

– Плевать. – Голос Малика становился более раздраженным. – Мы можем также выйти ночью, по-тихому пройти от от улице к улице пока они спят, и дойти до шоссе, где возьмем какую-нибудь тачку и рванем прямиком к озеру. На шоссе их быть не должно.

– Слишком рискованно, – сказал сержант. – До шоссе тут сколько, километров десять? – сержант повернулся в сторону управляющего бара, а затем Стаса, чтобы убедиться в правильности своих слов. Ответил Филипп.

– Да, может чуть меньше.

– И как ты собираешься пешком пройти за одну ночь десять километров, да еще и с ранением в ноге, когда эти твари вокруг тебя и в любую секунду могут проснуться?

– Мы будем идти тихо… – сказал Малик.

– Рядовой, ты солдат, а не ниндзя-самурай. Любая оплошность – ты труп, как и все рядом с тобой.

– Прошу прощения, вы сказали, что они спят? – поинтересовался Филипп.

– Мы не уверены, можно ли назвать это сном, – начал сержант. – Но, когда ночью мы вышли на улицу, все они суетились в кафешках, в магазинах, одним словом внутри зданий. Просто стояли и качались, словно бы спят.

– Это странно… – подметил Филипп.

– И выгодно для нас! – настаивал Малик. Его черные глаза заблестели на свету. Он привстал, хоть и с трудом, из-за своей раны в ноге, облокотился на стол.

– Этот город мертв, – продолжал рядовой, – и мы умрем вместе с ним, если не выберемся отсюда.

Разумеется, Стас понимал, почему Малик так рьяно отстаивает свою позицию о побеге из города, и будь он на его месте то поступал бы точно так же. Где-то там его ждет жена и маленький сын про которых он рассказывал. Они надеются, что их любящий отец и муж жив, и обязательно вернется целым.

– Мы вас поняли, рядовой, – сказал Филипп и жестом попросил его сесть, что тот и сделал. – Однако, у меня тоже есть предложение, и я хочу вам его поведать. – Филипп посмотрел на Константина. – Сержант, мне бы хотелось, чтобы какие-либо уставные отношения хотя бы на время сошли на нет, давайте просто будем людьми, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Разумеется, – согласился тот.

Филипп отпил из стакана, по всей видимости там была вовсе не газировка или вода, судя по запаху. Он начал говорить.

– Мое предложение очень простое – ждать.

Малик занервничал.

– Тит Ливий, древнеримский историк как-то сказал: «Если ты не будешь спешить, то все будешь видеть ясно и отчетливо, в торопливости человек действует слепо и неблагоразумно». Нам нужно понять, с чем мы имеем дело, понять кто наш враг и уже после этого предпринимать какие-то шаги. За сегодняшнюю ночь я не предпринимал никаких попыток выйти наружу, за исключением вашего спасения, и узнал кое-что новое от вас. К примеру, то, что зараженные могут спать, или что-то в этом роде. А теперь представьте, что мы сможем узнать о них через неделю, две? Все те знания, что мы получим от простейшего наблюдения за ними, помогут нам в дальнейшем спасти свои жизни, и, что самое главное, предпринимать попытки побега из города, если таковые потребуются. Также не следует исключать, что в город, возможно, прибудет армия спасения, или же ваши коллеги. – Филипп кивнул в сторону сержанта.

Малик засмеялся, он снова встал на одну ногу и оперся на стол.

– Ждать, вот значит, как? Гениальный план! Давайте гнить в уже сгнившем городе и надеется на сокрытые знания, что волшебным образом упадут нам на головы! Или… погодите, нет, нет! Ждать рыцарей на белом коне, что прискачут и спасут нас.

Рядовой взялся за тарелку, на котором лежала половина сандвича и отбросил ее в сторону, разбив на десятки осколков. Дочь Филиппа, Света, дернулась и прижалась ближе к отцу, который даже не посмотрел в сторону разбитой посуды и запачканной чесночным соусом стены.

– Малик… – начал сержант.

– Нет, сержант, иди вы все к ядреной матери. Я прекрасно вижу по вашим лицам, что этот план вам по душе. Я не собираюсь вас отговаривать, поступайте как знаете. А сейчас извольте, я устал и хочу выспаться перед завтрашним днем.

Рядовой прихрамывая пошел на одной ноге в сторону барной стойки, попутно взяв бутылку виски с полки. Из кармана он достал бумажник, положил на стойку несколько купюр.

– Сдачи не надо, – отозвался он и скрылся в подсобке.

– У него семья в городишке неподалеку, – сказал сержант, обращаясь к Филиппу. – Вот он и бесится. Но его можно понять.

– Да, можно, – сказал Филипп. – Но какой толк, если он может не добраться до них живым.

Внезапно Стас нарушил тишину после продолжительного молчания.

– Что вы предлагаете, если быть более конкретным? Без красивых исторических цитат, если можно.

Филипп улыбнулся, посмотрел на свою дочь, сидевшую рядом.

– Света?

Девушка посмотрела своими ярко-голубыми глазами на отца, затем достала из кармана скомканный лист бумаги, где чернилами что-то было записано.

– У нас достаточно продуктов на ближайшие два месяца, если не будем потреблять лишнего. В основном это консервы для салатов. Есть хлеб и мясо, которые нужно есть в первую очередь, они скоро испортятся. Так же много макарон, спагетти и… рыба, замороженная. Это пока все, что мне удалось записать. Там есть еще. И да, генератор работает, но с ним еще нужно повозиться, что бы он не заглох ближайшие несколько дней.

– В конце концов это не ресторан, а бар, – вмешался Филипп. – Люди сюда ходят выпить, а не есть. Пищи немного, но ее должно хватить на первое время. А вот дорогого виски, джина и водки у меня хоть отбавляй, так и быть, за счет заведения.

Филипп посмотрел на Стаса.

– Свой план я уже сказал, и сказал довольно отчетливо. Я, и моя дочь будем сидеть здесь, потому что здесь тепло, безопасно, и самое главное – есть пища. Генератор еще сможет работать какое-то время, если его починить, а это означает, что у нас будет и электричество. Решать вам, господа. А сейчас идите, проспитесь, утром голова яснее, легче будет прийти к окончательному решению. И не забудьте доесть сандвичи.

– Я попробую поговорить с Маликом, – сказал сержант. – Может, попробую его образумит, хоть это и вряд ли поможет. Что касается вашего плана – он не плох, но мне нужно подумать.

– Да, Константин, я вас понял. – Филипп посмотрел на Стаса. – А что ты, Стас? Подумаешь, или уже принял решение?

Стас, словно бы и вовсе не находясь в этой комнате, смотрел на сандвич, что лежал перед ним. Пузырьки из-под коки, стоявшей рядом, уже давно перестали шипеть.

– Я остаюсь, – сказал Стас. – Здесь мой дом, и идти мне более некуда.

Филипп кивнул ему.

– Хорошо.

30.3 Станислав Фаррум

Переубедить Малика не удалось.

Когда наступило утро следующего дня, он не вышел из кладовки на завтрак со всеми. Сержант сидел за столом поникший, тупо уставившись в тарелку с омлетом и нехотя поедал его. Утренний завтрак прошел тихо, почти без слов. Стас чувствовал себя очень некомфортно, сидя за столом в компании совершенно чужих ему людей, которых он знал всего лишь несколько часов. Поверить только, но ведь ровно двое суток назад он сидел в своей съемной квартире за маленьким столом, поедал хлопья с молоком и переписывался по телефону с одной девчонкой из университета, которую хотел вечером того дня пригласить в кино. Невозможно было поверить, что за столь малое время его жизнь перевернулась, и вряд ли удастся когда-нибудь вернутся к прежнему. Со вчерашнего дня он успел успокоится, не спал почти всю ночь понимая, как сильно он влип. Он размышлял о том, что больше никогда не увидит свою мать, не поговорит с отцом, не встретит ту девчонку, что хотел позвать в кино. Кажется, ее звали Машей? Ведь так? Он даже не мог вспомнить ее имени. Его жизнь разделилась на две части, одну из которой он уже прожил.

Перед сном Стас заприметил небольшой окно, выходящее на улицу. Позже Стас узнает, что именно благодаря этому окну Света увидела, как он и сержант попали в плен в авто, и как у нее с отцом не возникла другого плана, кроме как взять наспех сделанный «коктейль Молотова» и бросить прямиком на машину, надеясь на лучшее.

Окно это было высоко, и поэтому Света, съев свой омлет быстрее всех, пододвинула стол прямо к стене, залезла на него и на носочках приподнялась, чтобы увидеть, что происходит снаружи.

– Ну что там? – спросил отец дочь, допивая чашку утреннего кофе.

Девушка, не отрываясь от окна, сказала.

– Их сотни, пап. Просто ходят туда-сюда, словно бы дела себе найти не могут.

И действительно, прямо за окном ходили толпы зараженных, большая часть жителей Кострова и, возможно, близлежащих городов. Мужчины, женщины, даже дети, покачиваясь из стороны в сторону, хрипя и иногда выблевывая кровавую жижу из своих внутренностей. Выглядело это все похлеще, чем в фильмах ужасов, которых Стас успел посмотреть немало за свою прожитую жизнь.

Сержант повернул голову к кладовке, незаметно вздохнул и вновь принялся скоблить вилкой по остаткам омлета.

– Интересно, как далеко пробралась эта гадость? – сказал Филипп, словно бы задавая вопрос самому себе. – Дочь, прикрой занавеску. Пожалуй, сегодня ее надо заколотить, оставив маленькую щель для осмотра местности.

Она спрыгнула со стола, и только сейчас Стасу бросились в глаза ее весьма приятные формы. Вчера вечером у него не было времени разглядеть ее с головы до пят, но сейчас, когда он прыгнула, слегка пригнувшись и не нарочно продемонстрировав ему свою круглую, аккуратную попку, он на секунду подумал, как хотел бы ее. Представил, как взялся бы за поясницу, положил ее хрупкое тело на стол, снял бы с нее обтягивающие джинсы и тоненькие трусики, а затем как следует трахнул. На мгновение он понял, как мерзко это выглядит – оба твоих родителей погибли вчера, не говоря уже о возможных смертях десятка твоих друзей, что остались в Столице, а ты думаешь о том, как пристроить свой прибор… Да, думать об этом было отвратительно, но сейчас, прежде всего, Стасу хотелось забыться, вычеркнуть окончательно из головы все то, что произошло с ним за вчера, и секс был бы отличным для этого лекарством. Ну и конечно же алкоголь, ему хотелось выпить, осушить несколько бутылок, даже не смотря на десять часов утра.

Света, совсем на секунду наградив Стаса мимолетным взглядом своих голубых глаз, обратилась к отцу (может быть за этот мимолетный взгляд она подумала о том же, о чем и Стас только, разумеется, со стороны девушки?).

– Пап, нам нужно составить список продуктов, разделить их на то время, которое мы хотим здесь пробыть.

– Да, милая. Но часть их этих продуктов отдай рядовому Гелаеву, который… – Филипп повернулся к сержанту, лицо которого безразлично смотрело на тарелку, —…как я понимаю, здесь оставаться не намерен.

Сержант ничего не ответил, лишь на секунду он перестал скоблить вилкой по тарелке, но затем снова продолжил.

– Сколько мне дать ему? – поинтересовалась Света.

– Спроси его сама. Думаю, огромных запасов ему не понадобиться, чтобы добраться до озера.

Девушка кивнула и направилась в сторону кладовки, со спины от пояса до головы по-прежнему напоминая мальчишку из-за своей короткой стрижки.


Наступила ночь.

Стас, подвинув стол под окошко, встал на него. Он взял из рук сержанта пару досок и гвоздей, принялся тихонько забивать окно.

– Только не забудь, небольшую щель нужно оставить, – сказал сержант.

Стас кивнул. За весь день он был совсем немногословен и ходил по бару как привидение, бродя от места к месту, думая о всяком.

– Как там снаружи?

Все было тихо. Улица была пуста и ночные фонари, которые еще каким-то чудом работали, освещали стеклянные витрины магазинчиков, ресторанов и кафешек напротив, внутри которых еле заметно происходили небольшие движения.

– Так же, как и вчера ночью.

Стас успел прибить одну доску, когда в зал впервые за весь день зашел Малик. На его плечах висел портфель, на шее платок, который по всей видимости скоро будет на лице в качестве маски. На плече автомат. Он шел прихрамывая, но уже более уверенно и быстрее, чем вчера.

Света и Филипп, что сидели за одним из столиков, разом подняли взгляд на солдата.

– Малик, – сказал сержант, положив доски на стол и подойдя к рядовому.

– Сержант, – ответил тот.

– Я уже не сержант. Сидя здесь я нарушаю приказ, а какой из меня сержант, если я так делаю? Подумать только, но ведь это на меня и не похоже, правда?

– Все окей, Кость. Я понимаю вас, понимаю, что вы не хотите рисковать. Ваше место здесь, вы им понадобитесь.

Костя ухмыльнулся, полез в карман и достал из него что-то.

– Это карта, – сказал сержант. – Чтобы не заблудился. Я знаю, что тебе присущ топографический кретинизм, рядовой. Я тебе там даже стрелочки нарисовал…

– Да идите вы сержант, – сказал рядовой, улыбнулся и взял карту.

– Это еще не все. Не знаю, сильно ли это поможет, но все же…

Сержант достал небольшой сверток бумаги и вручил его Малику. Тот развернул его и прочел.

– Покажешь полковнику, он тебя обязательно отпустит к семье.

Рядовой протянул руку сержанту, и вместе они сошлись в крепком рукопожатии и взаимными хлопками по плечу.

– Если доберусь до штаба, обязательно сообщу им, где вы находитесь. Даю слово, – сказал рядовой.

– Разумеется сообщишь, – сказал сержант.

Малик посмотрел на хозяина бара и его дочь.

– Извините за разбитую тарелку и спасибо за небольшую провизию, – сказал он.

– Нет проблем, – ответил Филипп.

Малик направился к ступеням, что вели прямо к железной двери, закрытую на три щеколды и замок. Стас так же пожал ему руку и пожелал удачи, чтобы тот смог добраться до семьи целым и невредимым.

Стоя на последней ступени, Малик еще раз осмотрел всех провожающих. В его стеклянном взгляде отчетливо читалось: «Быть может, со мной хочет кто-нибудь еще?», но сказать это вслух он так и не решился.

Через несколько минут он вышел наружу и более Стас его никогда не видел.


Четыре месяца прошло с тех пор, как Стас и трое других выживших оказались в Кострове в окружении бешеных. Зима была поистине холодной, даже несмотря на то, что все они жили в подвале. Генератор удалось починить спустя неделю после ухода Малика, и включали его исключительно один или два раза в день, чтобы разогреть пищу на плите. В остальное же время генератор предпочитал мирно существовать в служебном помещении, доживая свои последние дни. Каждый день Филипп, прежде чем включать генератор, словно бы выполнял некий волшебный ритуал, бормоча заклинание вида: «Включись малышка, заработай сегодня. Не подведешь детка? Я знаю, что не подведешь». На удивление, это пока все еще работало.

Стас и Костя чаще начали выходить на улицу, когда наступил конец января. Причиной тому стали постепенно появляющиеся трупы зараженных на улице, изо дня в день.

– Они подыхают от холода, – предположил как-то Филипп вглядываясь в подвальное окошко. – И не только от него, им не хватает пищи, даже может быть воды. Это отчетливо видно по их телам, они стали худыми, истощенными.

Однако, несмотря на то, что бешеные постепенно умирали, и пройдет еще совсем немало времени, прежде чем весь город будет усеян трупами, армии спасения или чего-то похожего по-прежнему не было. Каждый день Стас ранним утром выполнял свой ритуал, как и Филипп. Он сдвинул стол к окну и начал всматриваться в пустынные, заснеженные улицы и не видел ни души, ничего того, что бы отдаленно напоминало нормального человека, за исключением парочки бешеных, которые еще шевелились, лежа на спинах. Вывод таких наблюдений напрашивался сам собой: не будет никакой армии спасения, не будет солдат, докторов и психологов. Вся страна погибла, возможно даже и вся планета, покуда в небе он не разу не видел белую полосу, оставленную самолетом. В эти минуты размышлений Стас так же думал о Малике Гелаеве, и о том, что тому, скорее всего, не удалось добраться до штаба, раз за ними так никто и не пришел.

Продовольствие у них давно кончалось, и Стас вместе с Костей (Стас его уже давно называл по имени) принялись обыскивать все близлежащие магазины в поисках пищи или чего-нибудь полезного. Разумеется, они все еще были начеку и пистолеты у них были в полной боевой готовности. Они надеялись найти ещё выживших, тех кому удалось так же, как и им где-нибудь укрыться и переждать. Но, увы, до сих пор таких людей так и не нашлось. Все вылазки в радиусе пяти километров давали разве что уцелевшую пищу в виде консервов и «сухих» продуктов (макароны, рис, и т.п.) и чертову сотню трупов, везде и на каждом шагу. Стас даже представить себе не мог, что, наверное, все эти тела будут лежать здесь до тех пор, пока не сгниют.

– Как ты думаешь, – начал как-то Костя, обыскивая вместе со Стасом очередной магазинчик. Его лысина давно обросла черными как смоль волосами, а зубы уже потеряли ту белоснежность, которой он мог похвастаться полгода назад. – Вернувшись ты в тот момент, когда Малик ушел, ты бы передумал? Пошел бы с ним?

Стас в этот момент открыл кассу, увидел в ней несколько сотен наличных. Забавно было осознавать, что теперь эти зеленые бумажки теперь не больше, чем материал для розжига.

– Не знаю, – с хрипотцой ответил Стас. – Наверное нет.

– А я бы пошел, – сказал Костя. – Возможно, он сейчас где-то в лучшем месте.

– Ага, а быть может и в паре километров отсюда, лежит где-нибудь на дороге, – сказал Стас и посмотрел на Костю. Оба они обменялись взглядами и понимали, что второй вариант вполне возможен.

– Да, – сказал Костя. – Если это и так, надо бы пойти в ту сторону, в которую он пошел. Возможно найду его тело и похороню как подобает. – Он взглянул в окно, где из-под снега, словно камни, торчали куртки, чемоданы, трупы. – Хотя бы его.

Именно тогда Стасу пришла мысль сделать точно так же, но только со своими родителями.

Отца найти не составило проблем, его тело по-прежнему лежало в их квартире, среди тел их соседей. Руки и ноги его уже не были мягки и казались на ощупь каменными, словно бы это был и не отец его вовсе, а манекен в полный человеческий рост.

Стас склонился над телом отца, накрыл лоб платком, чтобы не видеть дыру от пули. Провел ладонью по его лицу.

– Прости меня, пап.

Стас достал из кармана флягу отца, которую успел взять у него когда они виделись в последний раз и встряхнул ее, внутри все еще что-то было. Он положил флягу во внутренний карман, взялся за исхудалые ноги отца и поволок его в сторону коридора.

Тело он похоронил возле церкви, той самой где умерла его мать и предположительно была все еще там. Но так как на улице уже была ночь, Стас, решил зайти туда только завтра утром. В конце концов тело никуда не пропадет. Предварительно он смастерил небольшой крест из досок, прибил к нему табличку где ножом вырезал:


«Николай»

Год: 1967-2019

Ты всегда был для меня примером…«


Ранним утром следующего дня он стоял возле раковины туалета. В блеклом свете свечи он смотрелся в зеркало, ощупывал свою небольшую бороду, что успела вырасти за эти месяцы. Он потянулся за гелем для бритья, надавил на кнопку, но кроме пары капель жидкости и характерным хрипом изнутри ничего не показалось.

Стас почувствовал, как сзади его обняли холодные руки. Он не дернулся, давно привыкнув к тому, что внутри кроме него и трех других обитателей никого постороннего быть не может

– Пена кончилась? – спросила Света, прижавшись носом к его оголенному плечу и вдыхая запах. Ее прикосновение вечно холодных рук заставляли дернуться мышцы в области живота Стаса в который раз.

– Ты чего не спишь? – сказал Стас, не оборачиваясь к девушке.

– Да вот стало интересно, куда это ты собрался не свет не заря.

– По делам.

Стас, в тщетных попытках выдавить хоть немного пены, выкинул баллончик в мусорную корзину.

– Не посвятишь, в какие именно дела? – Любопытства у нее не отнять.

Стас повернулся к ней. За эти месяцы ее короткие волосы успели подрасти, что определенно придавало ей больше женственности, нежели при их первой встречи. Правда вот ярко-голубые глаза теперь не так сильно выделялись, как это было с короткой стрижкой.

– Иду на свидание. Там за кварталом такая симпатичная блондиночка в магазине…

– Шутник, – с серьезным лицом сказала Света, но все же не смогла скрыть улыбку. Стас натянул толстовку, и потянулся за сапогами.

– И все же? – настаивала Света, а затем добавила для пущей уверенности. – Мы же друг с другом честны, ведь так?

Стас застегнул молнию на сапогах, опустил голову, вздохнул, а затем поднял взгляд на девушку, которая была старше него на два года.

– Если тебя действительно это так волнует, то я иду к церкви недалеко отсюда, искать тело матери, которую там же потерял.

Света приложила пальцы к губам, осознавая, что любопытство ее изрядно подвело.

– Прости, – сказала она.

Оба они молчали несколько секунд.

– Все нормально. – Он поцеловал ее в щеку. – Я буду через час, не дольше.

– Будь аккуратнее, ладно?

– Брось, там одни трупы. Аккуратным теперь можно и не быть.

Стоял конец февраля. По пути в церковь, Стас обратил внимание на громоздкие хлопья снега, что падали с неба, засыпая тела на дороге еще более тщательно. Видимо самой матери природе тяжело было видеть весь тот ужас, что остался на улицах после беспорядков. Стас шел уверенно, не боясь и не ожидая никаких неприятных сюрпризов. За тот последний месяц, что они с бывшим сержантом проходили вместе по городу, им так и не удалось серьезно столкнуться ни с одним из зараженных. Встречалась только парочка, которые подавали какие-то признаки движения, но с ними у Стаса и Картера был разговор короткий. «Да примет Господь твою душу. Аминь.» и удар молотка в голову. Обычно этого вполне хватало.

Эдакие мы мародеры, что бредем среди бесчисленных трупов ради наживы. Думаем о своей жизни, когда смерть повсюду сказал как-то Костя.

Сугроб на территории церкви был густым, Стасу приходилось высоко поднимать ноги, чтобы пройти к дверям. Он наделся не наступить на тело под снегом. Уж очень была противна сама мысль наступить на чье-нибудь лицо. Но, к счастью, удалось добраться до больших деревянных дверей без происшествий. Пришлось разгрести немного снега, чтобы открыть дверь. На всякий случай Стас взял в руки пистолет, как никак он входил в помещение, а помещение, как правило, таило в себе опасность. Там могли быть еще зараженные, пускай и в полумертвом состоянии.

Дверь со скрипом открылась, пролив утренний свет на центральный коридор и скамьи, что стояли возле входа. Стас заранее знал, что ему придется бродить в темноте, и достал из кармана фонарь приготовленный им еще прошлым вечером. Батареи должно было хватить, чтобы обследовать всю церквушку досконально в поисках тела. Оставалось только надеяться, что его он все же найдет именно здесь.

Он наводил свет фонаря на лица лежавшие на полу, на скамье, на наосе. Левая рука держала фонарь, правая пистолет наготове. Понадобилось десять минут, чтобы обследовать первые три задних ряда скамей, прежде чем Стас подошел ближе к алтарю. Именно тогда он услышал тяжелые вздохи и всхлипывания.

– Эй, здесь есть кто?

Молчание.

Стас навел фонарь на алтарь. Мельком заметил какое-то движение. Он нацелил пистолет, пошел вперед. На секунду подумал о матери, о катастрофически призрачном шансе, что это она, и она еще жива, каким-то чудом, но жива! Но разумеется это было не так.

Когда Стас приблизился к алтарю, он увидел опирающегося на него спиной маленькое тельце в белой рубашке и черными волосами. Стас замер, жилки на висках запульсировали и по телу словно бы пробежал небольшой разряд тока. В маленьком захудалом тельце он узнал мальчика, того самого что был с ним в церкви несколько месяцев назад. Того самого, что он последний раз видел под кроватью священника в кельи.

– Боже, – прошептал Стас.

Мальчик повернул свое лицо к свету фонаря. Глаза его даже не щурились. Не нужно было быть экспертом, для понимания того, что он был одним из них. Эти чёрные как смоль глаза, кровь на лице, он был определенно заражен. Грудь мальчика то поднималась, то опускалась, от тяжелых вздохов. Он смотрел на фонарь, затем упал на бок, развернулся и с характерным рыком, который был в разы низок чем тот, что издавали когда-то его соратники, пополз в сторону Стаса. Крохотные ручонки протягивались в его сторону, словно моля о помощи.

Стас нацелил пистолет на голову мальчика. Рука дрожала, мысли о нажатии на курок сводили с ума. Он не мог этого сделать, не мог. В конце концов пистолет почти выпал из его рук, и он убрал его в сторону.

– Проклятье. Давай же, ты сможешь.

Он снова поднял пистолет, снова прицелился. Но результат оставался прежним. Палец не в какую не хотел нажимать на курок. Стас обошел приближающегося мальчика, заставив того развернутся всем телом и ползти назад, прямо на Стаса. В тот самый момент, когда маленький бешеный проползал рядом с алтарем, Стас повалил сооружение на мальчика, прижав к полу. Алтарь был тяжелым, мальчик не могпошевелиться и махал вперед лишь своими руками, вызывая жалость. Вопрос о том, как мальчику удалось выжить, не покидал головы Стаса. Он достал из рюкзака, что был все это время с ним, банку ветчины. Открыл ее. Взял пальцами аккуратно маленький кусочек и бросил мальчишке на пол, словно дикому животному. Тот не сразу заметил кусок, но стоило ему это сделать, как он съел его сразу, за считанные секунды. Тогда Стас просто положил возле головы мальчишки всю банку целиком и тот тут же погрузил в нее свое лицо.

Я не могу это сделать. Не могу и все

– Эй, – прошептал Стас. Мальчик, не обращая внимания, чавкал, поедая ветчину. Масло текло по его рту вперемешку со слюнями. Точь-в-точь как собака, только вот совсем не с добрыми намерениями.

– Ты слышишь меня? Понимаешь, о чем я говорю? – повторил попытку Стас.

Тщетно. Зараженный ни на секунду не оторвался от банки, и как только та была опустошена полностью, он вновь вытянул ручонки вперед, оскалив зубы. Ребенок выглядел жалко и даже не верилось, что он мог убить кого-нибудь.

– Я помню тебя тогда. Ты был храбрым, когда помогал мне запереть дверь. Возможно ты мне тогда жизнь спас, – Стас ухмыльнулся, но улыбка тут же сползла с его лица. – Ты меня прости, что я тогда бросил тебя, я испугался. Да и ты… какого черта ты заполз под эту кровать? Почему ты просто не мог быть рядом со мной? Почему вы дети постоянно…

Стас сжал губы. Слова, которые хотелось сказать он придержал при себе.

– Хочешь верь, хочешь нет, а я надеюсь, что за нами приедут. Обязательно кто-нибудь доберется до нас, и спасет. Армия, миротворцы, да хоть с другой страны. Я так и вижу, как над городом кружат самолеты, а человек сверху кричит в громкоговоритель: «Если здесь есть живые, направляйтесь туда то, туда то, мы вам поможем! Эй, кто-нибудь, отзовитесь!»

Мальчик, продолжал тянуть свои тонкие, словно ножки стула, ручонки.

– Быть может они скажут, что нашли лекарство, чтобы излечить твою болезнь. Сыворотку, да или хотя бы какой-нибудь чертов магический ритуал, способный вернуть тебя, сделать тем мальчишкой, каким я тебя запомнил за те жалкие десять минут. Ведь такое может быть, правда? На свете может произойти все что угодно, никогда нельзя исключать даже проклятое чудо. Разве я не заслужил после смерти обоих родителей право на чудо? Право на то, чтобы надеяться на спасение мальчика, которого я и знать не знаю. Проклятье.

Стас встал и ударил ногой подсвечник, что лежал рядом.

– Я хочу верить, что Бог, если он до сих пор не оставил человечество, способен на одно чудо., на одно блять маленькое, крохотное чудо!

Стас развернулся к распятию и смотрел прямиком на лик распятого Иисуса.

– Слышишь, что я говорю? Мне надоело, что ты отнимаешь жизни! Хватит! Ты же всемогущ! Сумел же ты излечить от слепоты? Смог воскреснуть? Так верни к жизни этого пацана, сукин ты сын!

Стас отвернулся от распятия и упал на колени перед мальчиком. В глубине души он понимал, что мальчик, лежавший под грузом алтаря возле его ног, уже никогда не станет прежним. Никогда.

В тот день Стас не нашел тело матери. Он осмотрел каждый труп в окрестностях и в самой церкви, обошел все вокруг, в том числе и кладбище, но все тщетно. Тела нигде не было.

Ты даже не даешь найти мне тело собственной матери думал Стас, обращаясь к Богу.

Он решил продолжить поиски на следующий день. Но прошло несколько дней, а затем месяц, но тело его матери по-прежнему не было найдено. Каждый вечер, прежде чем уйти обратно в убежище, он подкармливал ребенка, которого привязал к алтарю веревкой, что удалось найти в кладовой бара. Каждый вечер заходя внутрь церкви он понимал, что только тратит свое время. Жалость, с которой он пропитался к этому маленькому созданию, давало вверх над всеми другими разумными чувствам. Он верил во спасение, но вера эта с каждой банкой консервов, что поедал маленький бешеный, покидала его все быстрее и быстрее.

Все это продолжалось до апреля, пока не случилось то, что заставило всех четверых одиноких жителей Кострова наконец покинуть город.


Апрель.

Света, по свойственной ей привычке, что образовалась за те полгода, что они были в подвале, каждый день вставала на стол и смотрела наружу. Стас все пытался ей объяснить, что на улицу вполне можно выходить и просто так, ибо опасности теперь не было никакой. Однако девушка, успевшая изрядно похудеть за эти полгода, как и все другие обитатели подвального бара, не хотела выходить на улицу, мотивируя это тем, что не хочет чувствовать местный смрад, что исходит от трупов. Снег уже давно растаял, и на улице стоял невыносимый запах гнили и разложения.

Стас, более всех потерявший вес за этот месяц, как всегда съел половину банки ветчины. Оставлял он мясо для маленького обитателя церкви, который был по-прежнему его личной тайной. Он прижал металлическую крышку, незаметно для всех других сожителей, положил банку в целлофановый пакет и спрятал все это в большой карман куртки. За этот месяц, что Стас подкармливал зараженного мальчика, тот успел совсем немного окрепнуть и размахивать ручонками в сторону гостя куда более активно. Но надежда Стаса на то, что мальчика можно спасти от вируса с каждым днем угасала и он знал, что не сегодня так завтра он спустит курок и поставит на себе клеймо детоубийцы, о котором будет потом жалеть не раз.

Господь думал иногда Стас, Мне всего двадцать три года, а я успел убить людей больше, чем любой другой в моем возрасте. Да что там убивать, я добивал их, как скот на скотобойне.

Однако не только это мотивировало его подкармливать мальчика. Все еще надеясь на чудо, он дал себе слово, что если Господь его не сотворит, то он навсегда оставит веру в него. Навсегда забудет в то, что привила ему мать все эти годы, когда они ходили в эту самую церковь.

Иногда Стас замечал Костю, который успел сильно измениться за эти полгода. Глаза солдата были стеклянными, и он часто смотрел в угол, не моргая, словно что-то обдумывая или вспоминая. Он был молчалив, и за день может быть выговаривал слов десять, не более. Возможно он думал о Малике, и о той минуте, когда у него были все шансы пойти с ним.

– Ребята, – сказала Света взволнованным голосом, как только взглянула в окно. – А тот темно-синий «форд» разве был там?

Все трое одновременно повернули к ней головы, и только действительно удивленный взгляд девушки дал им окончательный повод встать на стол и посмотреть в окно. Никто не сомневался в правдивости ее слов, ибо она наружную, так сказать, панораму всю знала наизусть, и разумеется новый предмет образовавшийся на этой панораме тут же бросился в глаза. Первым выглянул Костя.

– Нет, – сказал бывший сержант. – Пойдемте, быстрее, пока они там.

– Погоди, – сказал Филипп, положив руку на плечо Кости. – Ты не знаешь кто это. Может быть у них намерения не из хороших.

– Плевать, – тут же отрезал Костя. – Мне надоело здесь сидеть. Мне все равно какие у них намерения, лишь бы увидеть лица других людей.

Костя ровным счетом выразил все мысли Стаса, который уже накидывал куртку.

– Ладно, черт с вами. Пойдем, – сказал Филипп, по всей видимости так же проникшись словами Кости.

Все четверо вышли и пошли в сторону темно-синего авто, стоявшего в конце улицы. Но стоило им пройти полпути, как тут же они увидели человеческую фигуру, которая бежала от церкви. Человек, которого было трудно разглядеть вдалеке, сел в машину и захлопнул дверь.

– Эй! ЭЙ! – крикнул Костя и побежал в сторону авто. Однако незнакомец словно бы и не услышал. Из выхлопной трубы появился дым, и машина рванула с места.

– Стой! – кричал Костя. Но все бесполезно. Он отбежал чуть вперед, махая руками, но через несколько секунд понял, что все это бесполезно. Авто скрылось за поворотом.

– Проклятье, – выругался Кон и пнул пластиковую бутылку, которая угодила одному из мертвецов, лежавшему возле фонарного столба, прямо в лицо.

– Интересно, что это его так спугнуло. Бежал он явно от чего-то нехорошего, – предположил Филипп.

И только Стасу было известно, от чего же именно бежал незнакомец. Причина его страха была привязана веревкой к алтарю, в церкви, от которой неизвестный наверняка и выбежал.

– Я проверю, – сказал Стас. – А всем остальным предлагаю вернутся в бар. Если есть он, – Стас указал пальцем в сторону куда уехало авто, – то есть и другие люди, поэтому я предлагаю это обсудить за столом, всем нам, вместе.

– Да, – тут же сказал Костя. – Не смею не согласится, дружище.


Стас вошел в церковь. Первым делом он увидел, как одну из деревянных дверей подпирает Библия. Он взял ее в руки, дверь начала со скрипом закрываться, затем вернул ее на место. Он даже и не замечал эту книгу здесь прежде. Возможно, она принадлежала незнакомцу? Стас вошел внутрь.

– Эй, малой, – сказал Стас.

В ответ еле слышное всхлипывание.

Стас достал пистолет, снял с предохранителя. Он включил фонарь, пошел в сторону алтаря. Мальчик сидел на полу, напоминая пса с ошейником привязанного возле будки.

Стас достал из кармана банку с ветчиной, положил ее возле мальчика. Тот, разумеется, тут же накинулся на подачку и принялся жевать мясо всхлипывая и куса, по-прежнему напоминая какую-то собаку. Теперь движения его были более активные и сильные. Подкармливание в течении этих двух месяцев определенно придало ему сил.

– Ты прости меня, ладно? – сказал Стас. – Я правда надеялся тебе помочь, но сегодня я понял, что могу это сделать только одним способом.

Стас нацелился на голову мальчика. Он почувствовал, как щеки начало щекотать от слез. Рука так же дрожала, как и в первый раз.

– Прости, малыш. Прости меня.

Он нажал на курок.


На следующий день они слили весь бензин с автомобилей в округе, поместили его в три большие канистры. Собрали всю пищу, что у них осталась, и которой должно было хватить как минимум не неделю. Решили воспользоваться минивэном, что стоял все эти полгода в гараже Филиппа. Всем четверым внутри места хватило сполна.

Покидая подвальный бар, лишь один его владелец задержался в нем на целых пять минут. Как выяснилось позже, он с ним прощался, понимая, что вряд ли когда-нибудь еще удастся разливать пиво местным завсегдатаям, которых уже и нет в живых. Закрыв бар на замок, он вышел на улицу.

На вопрос «Куда же едем?» ответа не было. Решили ехать просто вперед, по шоссе, куда глаза глядят.

Все знали только конечный путь – жизнь. Они вчетвером ехали на поиски жизни, новой, второй жизни.

Костя сел на переднее сиденье, Филипп был водителем. Стас и Света, сидели сзади, положив свои ладони друг на дружку.

– Ну что, – сказал Филипп. – Вперед.

Двигатель минивэна задрожал, и машина поехала вперед. Увы, но трупов под колесами удавалось избегать не всегда.

Тогда их долгий путь только начался.

Часть IV. Последствия


Небольшие различия в начальных условиях рождают огромные различия в конечном явлении… Предсказание становится невозможным (А. Пуанкаре, по: Хорган).


2031 год.

Адам и Стас смотрели на пламя, постепенно пожирающее тело зараженного охотника. Послышался свист, затем хлопок. Должно быть от большой температуры лопнул глаз. Именно это вывело Стаса из ступора, которое снизошло на него, когда языки пламени исчезали в воздухе.

– Возвращаемся в деревню, – сказал Стас. – Через пару часов стемнеет, должны успеть.

Солнце, которое ярко освещало заснеженное поле еще пару минут назад, уже виднелось над верхушками деревьев.

– А как же Саша, мы же так и не нашли ее, – сказал Адам, впервые оторвавшись от огня.

– Сейчас не это в приоритете. Нам нужно вернутся в деревню, чтобы предупредить остальных жителей о возможной опасности.

– Нет, – поспешил возразить Адам и встретился взглядом со Стасом. – Я не брошу ее в беде.

– Послушай меня сюда… – Стас приблизился было к мальчику, но тот поспешно сделал шаг назад и достал нож, который Стас уже успел отдать ему, о чем тут же пожалел.

– Не приближайся ко мне. Клянусь Богом, если ты сделаешь еще хоть шаг, я…

Стас ухмыльнулся.

– То, что? Окажешься быстрее пули? – Стас кивнул в сторону ружья, что висело у него на плече. – Если сейчас мы не найдем источник заражения и не уничтожим его, то события двенадцатилетней давности могут снова повториться, а я этого ой как не хочу. Отец тебе не рассказывал, каково это было? Когда добрая часть человечества превратилась в злобных тварей, желающих только убить тебя?

Слова на мальчика словно бы подействовали. Он на мгновение опустил взгляд на снег, видимо действительно вспоминая рассказы отца или матери.

– Ты пойми, Адам, – продолжил Стас, – Людей осталось итак всего ничего, а повторное пришествие этих тварей погубит человечество окончательно. Мне нужна твоя помощь, а взамен я обязательно помогу найти тебе Сашу. Поверь мне, что если он сейчас и действительно жива, то шансов у нее куда больше, чем если бы бешеные вернулись.

Стас протянул руку Адаму.

– Ну так что? – спросил он.

Адам посмотрел в чащобы заснеженного леса, куда они намеревались пойти, но так и не дошли. Он знал, что Саша жива. При мыслях о ней он был спокоен, словно бы все те дни, когда она была рядом. Простит ли он себя, если сейчас пожмет руку почти незнакомому человеку? Простит ли он себя, если найдет подругу мертвой?

Однако слова Стаса и рассказы его отца о зараженных людях, которыми «овладел дьявол» убедили его прийти к окончательному решению, но…

– Обещаешь, что поможешь найти мне Сашу сразу, как только разберемся со всем этим? – спросил Адам, не протягивая руки.

– Даю слово, – без промедления ответил Стас.

Вместе они сошлись в рукопожатии, после чего быстрым шагом направились в сторону лагеря, чтобы забрать пожитки.

Путь отсюда до деревни должен был занять часа три.

31. Саша Леонова

Внизу жутко пахло, чем-то одновременно гнилым и сладким, но несмотря на это было очень тепло, а после холодных ночей, проведенных в лесу это было главным. Саша даже успела вспотеть и очень хотела снять куртку, однако сделать этого самостоятельно не могла, а просить незнакомца со странным именем Теодор по-прежнему не решалась. Щека от удара его ладонью по-прежнему горела и чуточку щипала.

Они находились в подвальном помещении, по крайне мере Саша так предположила, судя по тому, куда они спускались вниз. Теодор нес ее по темному коридору, где хоть глаз выколи, но ничего не было видно. Она все удивлялась, как так мужчина умудряется идти, при этом ничего не задевая и просто не врезаясь в стену. Должно быть он был здесь уже не первый раз, и давно запомнил подсознательно, куда должна и не должна ступать нога.

Кстати от него тоже ужасно пахло.

Наконец Саша почувствовала, как Теодор спускает ее и кладет на что-то мягкое. Он отошел от нее, откашливаясь. Затем в кромешной тьме загорелся огонек от спички, зажегший несколько масляных ламп. Теперь перед девушкой, пусть и блеклом свете открылся местный «интерьер», в виде грубо сделанного самодельного стола, полки, на которых лежали по всей видимости старые книги и прочая утварь. Матрас, один единственный, и она лежала прямо на нем. Стало быть Теодор, кем бы он не являлся, был и есть одиночка.

Саша наблюдала за ним не сводя глаз, ожидая от него любой неожиданности. Теодор стоял к ней спиной, перебирая что-то в одном из деревянных ящиков. Через несколько минут он нашел то, что хотел, подошел к Саше и протянул ей консервы с персиками.

– Вот, поешь, – сказал он, давая ей в руки закрытую банку. Саша, в недоумении смотрела на банку, первый раз в жизни видя столь необычную пищу – какие-то желтые кругляши.

Теодор заметил это, понял, что совершил глупости не открыв банку. Он достал нож, открыл банку и протянул ее Саше. Тут же по злачному подвалу запахло сладковатым запахом. Саша посмотрела внутрь, увидела этот загадочный фрукт и уже было потянула пальцы к нему, но Теодор тут же ударил по руке.

– Погоди, сейчас вилку дам.

Саша кивнула. Благо, что такое вилка она знала, у нее с отцом их было целых четыре штуки.

Теодор вручил ей вилку, и она принялась кушать нечто экзотическое в своем понимании.

– Вкусно, – сказала она.

– Да, вкусно, первые раз пять. – Теодор ухмыльнулся, и посмотрел на Сашу, ожидая ответной реакции. Но ее не последовало. —

– Местные вояки умудрились изобрести какие-то консервы, которые не портятся добрых пятьдесят лет. Их и жру уже хрен знает сколько, благо их тут достаточно.

Саша ела еду, осматривая окружение.

– Извини, что ударил тебя, – сказал Теодор. – Иногда на меня находит нехорошее. Да и иначе тебя бы я сюда не заволок.

Саша кивнула, как бы принимая извинения Теодора.

– Ты кстати спрашивала, почему я тебя «облачком» называл, да?

Значит все таки слышал подумала Саша.

Саша вновь безмолвно кивнула.

– Я тебя первый раз увидел, ты была бледной, как облачко. Вот так и назвал.

Саша проглотила один из желтых кругляшей, после чего сказала.

– Саша, меня так зовут.

– Рад знакомству, Александра, – Теодор протянул руку, и девушка пожала ее, однако быстро ее отпрянула и взялась за вилку, продолжая есть.

– Так что ты тут делаешь, Саша? Куда шла, а? – Поинтересовался Теодор.

Саша опустила взгляд. Ей не хотелось говорить о своих намерениях идти на юг, но с каждой минутой, проведенной с Теодором у нее появилось больше уверенности, что он не причинит ей вреда. Возможно она сильно ошибается, но что остается делать?

Все же он спас мне жизнь.

– Я иду на юг.

– Для чего?

Саша посмотрела в сторону, где на стене, должно быть на каком-то гвозде, за тетиву был подвешен лук.

– Чтобы начать все с самого начала.

– Вот как.

Теодор кашлянул, прижав кулак ко рту.

– Я не собираюсь причинять тебе вред, и уж тем более держать в плену. Ты вольна уйти, когда захочешь, но прежде позволь мне помочь с твоими ранами. Как только окрепнешь – можешь пойти на юг, к тому озеру, дело твое. Ты согласна на это?

Саша кивнула.

– Ты ешь, ешь, тебе нужны силы. Восстанавливаться придется месяц, если не больше.

Саша отложила пустую банку в сторону, аккуратно положила внутрь вилку.

– Спасибо вам еще раз, за то, что спасли меня.

– Будешь должна, облачко.

Теодор улыбнулся.

– А теперь, если ты не против, расскажи мне о себе.

И Саша, доедая последний загадочный фрукт в банке все же решилась рассказать незнакомцу все, что только знала.

Ее рассказ был очень и очень долгим.

32. Михаил Королев

Впервые за несколько месяцев Миша Королев почувствовал сытость в своем животе. Сытость это была настолько полной, что живот, казалось, существовал сам по себе. Овощи, рыба и мясо, что привез «этот многоуважаемый человек», были конечно не такими вкусными, что выращивала его жена в огороде за их домиком, но вполне сносными.

Все трое, он, жена и его маленький сын дожевывали остатки ужина. Миша проводил кончиком языка по зубам, пытаясь вытащить засевшие между десен кусочки пищи, пятилетний сынок и вовсе не стесняясь тянул в рот пальцы, пытаясь вытащить остатки самостоятельно, за что мать его тут же била по рукам, била, разумеется, не больно, а от чистого сердца.

– Сладкий, не делай так! Занесешь в ротик какую-нибудь инфекцию.

Миша наблюдал за довольными членами семейства, которые не знали, что такое набитые животы уже долгое время. Особенно это было заметно по его сыну. Когда он мыл мальчика, его ребра словно бы вот-вот и вылезли бы наружу, порвав тонкую кожу.

– Милый, иди спать, – сказала мать ребенку, который наелся так, что аж тяжело дышал. – Тебе нужно выспаться.

Мальчик (на удивление!) даже не возразил, как это он делал раньше постоянно. Молча встал из-за стола, поцеловал отца с матерью в щеку и пошел на кровать.

– Миш, – тон жены был взволнован. Он понял, что сейчас речь пойдет о чем-то нехорошем. Так оно и оказалось.

– Да?

Она начала не сразу, словно бы морально и психически себя подготавливая к предстоящему диалогу. Зная характер своего мужа, она уже давно привыкла ко всем его «замашкам».

– Как ты думаешь, все мы правильно сделали, что так поступили с Виктором? Ведь он скорее всего и не крал…

– Опять ты за свое? – произнес Миша громко, и посмотрев в соседнюю комнату, где его сын уже лежал на матрасе, продолжил более тише. – Мы кажется это уже обсудили сегодня.

– Да, но… Миш. Этот человек приютил нас здесь, помог строить тебе эту хижину, и…

– И не мог решить проблему нашего голода. К тому же что значит – «приютил»? Это земля принадлежала ему? А? Нет, не принадлежала. Мы могли поселиться где угодно и когда угодно независимо от его разрешения. Не стоит защищать его, Лен. Мы вчера прекрасно увидели всю правду в его подвале. Я лично видел, и я лично дал ему по башке за такое гнусное предательство по отношению к своим же людям.

Миша потянулся за кружкой, наполненной водой, и залпом осушил ее, жалея, что это не пиво. Ох, как же он мечтал о кружечке холодного темного.

– Просто, мне кажется, что можно было бы решить все иначе. Ведь мы знаем его уже не первый год, и ни разу он не делал ничего такого, что бы могло навлечь на нас беду.

– Слушай, меня начинает уже бесить этот разговор. – Миша злобно смотрел на свою жену, которая даже не посмела шевельнутся. – Я тебе еще раз говорю, у Виктора Гордона в голове у него что-то перевернулось и вот результат. Я уверен, что с этим человеком… – Миша кивнул в сторону, имея в виду Гордея, – у нас будет шанс выжить и убраться отсюда в то место, где человечество возрождается в действительности, а не как тут, свинарник. И не забывай, милая, что для нас сейчас первоочередное – это наш сын, наше будущее.

Лена не стала возражать более, понимая, что это бесполезно. Она молча встала и собрала все остатки пищи со стола.

Она глубоко вздохнула. Заметила, как муж сжал кулаки – плохой знак. Лучше эту тему более не обсуждать, уж она то знает, когда следует остановиться.

– Ты прав. Наш сын – первое, о чем мы должны заботиться.

Она пошла в комнату к мальчику, Миша успел ее окликнуть прежде, чем она вошла внутрь.

– Лен.

Она посмотрела на него.

– Я люблю тебя, – сказал он, но не от чистого сердца, а как бы для галочки.

Женщина улыбнулась, и не сказав ни слова вошла в комнату сына.

Миша почувствовал, как вода, что накопилась за несколько часов стремится выйти наружу. Он надел куртку и вышел из хижины.

На улице стояла холодная ночь. Луна и факелы – единственное освещение крохотной деревушки, выглядели романтично, особенно когда их блеклый свет отражался на белом снеге. Он обошел дом, расстегнул ширинку и принялся мочиться, попутно обдумывая слова жены. Разумеется, он догадывался, что Виктор возможно и не прятал никакого мяса, и что все это какая-то спланированная операция НО, человеку в его положении не гож постоянно голодать. Ему нужно заботиться о сыне, о своей жене. Миша был уверен, что почти все жители Надежды думают точно так же. Он был уверен, что это правильное решение – доверять Гордею, человеку спасшего их от голода.

Впереди послышался скрип снега и Миша насторожился. В темноте леса невозможно было разглядеть что-либо.

– Кто здесь? – Миша застегнул ширинку, не забыв прежде стряхнуть, и попытался вглядеться в гущу леса.

Молчание.

Он прислушался. Послышалось какое-то сопение. Затем снова скрип снега.

Сопение. Вздохи. Тяжелые вздохи. Кому-то плохо? С этими мыслями Миша пошел по снегу к стволам деревьев, что были совсем рядом.

– Эй, я тебя слышу.

Миша точно был уверен, что кто-то (или что-то?) есть впереди. Он похлопал себя по поясу, надеясь, что там будет нож. Но нет, он забыл его, ведь не каждый при очередном походе по нужде брать нож, ведь так?

Он успел было подумать, что это очередной волк. Они частенько шастали в округе деревни, в надежде сцапать кусок пищи. Но когда он увидел то, что было между двумя деревьями прямо за его домом, глаза его расширились от удивления.

– Леша…?

Но тот не сказал ему ни слова.

Он просто набросился на него.


Миша открыл дверь с грохотом и ввалился внутрь прихожей, упав на пол. Он держался за рану на шее, из которой хлестала кровь. Она уже успела пролиться в большом количестве, прежде чем Лена поспешила к своему мужу.

– Миша!

Она присела на корточки, попыталась перевернуть мужа с живота на спину. Он был очень высок и тяжел, и тогда она принялась звать на помощь, крича в открытую дверь, то почувствовала, как рука Миши схватила ее за руку, и резко потянула к себе. Лена закричала от боли, источником которой были впившиеся зубы ее собственного мужа в ее кисть.

Михаила, которого она знала без малого двадцать лет больше не было.


Мальчик услышал, как кричит мама. Она так давно не кричала, что сейчас для него это стало неожиданностью. Может папа ее случайно ударил? Он делал это иногда, совсем редко, но делал. Мама всегда говорила, что сама виновата, не стоит ей так громко кричать, но она не может ничего с собой поделать. В такие моменты он боится выходить к ним, и прячется в большой ящик, накрывая себя всевозможным тряпьем, лежащим внутри, и ждет маму. Она придет и обязательно его успокоит.

Королев младший так и сделал.


Как минимум десять человек, чье хижины находились рядом с хижиной Королевых услышали крик Лены. И каждый житель хижины был при своем индивидуальном мнении, касательно происходящего. Вот какими они были приблизительно, исходившие из ртов разных и каждого:

– Наверное опять ее Миша колотит, – предположил кто-то.

– Это Лена Королева? Может, ей помощь нужна? – сказал другой.

– Сиди тут, я проверю.

– Ой, не обращай внимание, это же семейка Королевых, чтоб их.

– Я все-таки проверю.


Разумеется, тот, кто подошел первым был не подготовлен к тому, что его ждало. Чита Королевых набросилось на несчастного прямо в прихожей. Из-за слабого иммунитета он превратился в бешеного за считанные секунды, в отличие от того же Миши, которому понадобилось почти минута. Новая волна криков и воплей заставила всех сорока жителей не на шутку призадуматься, что же такого там происходит? Одного из них, Алексей схватил прямо на пути к дому Королевых. Тот через несколько секунд встал со снега, блеванул собственной кровью и бросился в сторону ближайшего дома, где заразил еще двух людей, которые от неожиданности не успели даже дать отпор.


Ваня тихо читал книгу, прежде чем услышал крики. Он хотел было позвать Стаса, но потом вспомнил, что тот пошел в лес с мальчишкой на поиски какой-то «наверняка мертвой» девчонки. Он должен был уже вот-вот вернутся, но делать было нечего – нужно проверить что там происходит. В конце концов он теперь здесь что-то вроде помощника шерифа, а шериф – Стас. Он даже не возражал против того, чтобы Стас принимал все важные решения вместо него. Он не любил ответственности и предпочитал спокойно подчиняться приказам. Уж очень не хотелось ощущать на себе груз возможных последствий неверных решений.

Он отложил книгу, взял в руки ружье и пошел в сторону выхода в надежде, что ничего серьезного там не происходит. К тому же очень не терпелось узнать, какую же тайну скрывает Эшклиффская лечебница, он уже почти подобрался к финалу книги.

Все последующее произошло настолько быстро, что весь прочитанный сегодня сюжет выветрился из головы одним махом.

Ваня открыл дверь и на него набросился Алексей Леонов, повалив того на спину. Ствол ружья и крепкая хватка Ивана отделяла его от открывшийся пасти бешеного, из которой текли слюни и свежая кровь. Ивана ощутил, как его лицо оказалось в крови, которую зараженный исторгнул из своего рта. Его это не на шутку взбесило и прибавило сил. Он наложился на ружье всеми силам, оттолкнул в сторону бешеного, прицелился в голову и выстрелил. Затылочная часть Алексея вместе с осколками черепа и мозгами оказались на стенке, а сам Алексей упал вниз и погиб, теперь уже окончательно.

Еще несколько секунд Иван смотрел на труп, пытаясь понять какого черта вообще произошло, прежде чем почувствовал жжение в горле. И тут он осознал, что капли крови, оказавшиеся на его лице, попали внутрь него либо через рот, либо через нос или глазницу. Он видел уже это раньше, далекие двенадцать лет назад, и понимал, что произойдет в течение несколько секунд.

Иван кричал, судорожно вытирая кровь со своего лица. Все его мысли были о жене, о не родившемся ребенке, которого он теперь никогда не увидит. Проклятье, он даже не знал, кто это будет – мальчик, или девочка? Слезы потекли из глаз, они перемешались вместе с кровью, что принялась идти оттуда же, из век.

Совсем скоро он присоединился к бешеным на улицам, которых стало уже по крайне мере одна дюжина. Он попытался приставить ружье к голове, но внутренний демон, что обретал над ним власть, не позволил ему так просто избавиться от себя. Ружье выпало из руки, зрачки расширились максимально широко превращаясь в чернь.

Иван стал одним из них.

Маленькая деревня, созданная Виктором Гордон, потихоньку умирала.

33. Станислав Фаррум

Стас заметил мерцающее, оранжевое сияние со стороны деревни, когда они уже почти добрались.

Огонь, подумал он. Плохой знак.

Стас остановился, жестом велел остановиться и Адаму, который смотрел сквозь кромки деревьев на свет впереди.

– Смотри по сторонам и будь начеку, ладно? – спросил Стас.

– Да, – ответил мальчик.

Они пошли вперед, ускорив шаг. Добрались до небольшого холмика, откуда можно было разглядеть деревню, легли животами на снег.

– Проклятье… – выругался Стас. – Только не это, не это снова.

Один из домов горел, должно быть факел или что-то другое способствовали возгоранию. Люди, что еще оставались в живых, кричали, пытаясь отбиться от других людей, либо прятаться в домах. Таких было немного, и двери их совсем скоро не выдержат, уж это Стас знал.

Он заметил, как блестят глаза Адама, и в них подсвечивается пламя огня. Мальчик без страха наблюдал, как погибают жители деревни, с которыми он прожил всю свою сознательную жизнь. Однако и любопытство отчетливо читалось на лице Адама Гордона, любопытство о том, что же такого стало с этими людьми, что у них повернулось в голове и заставило нападать на своих соплеменников? Он много слышал рассказов отца о зараженных вирусом Латета, как они беспощадно убивали и превращали здоровых людей в себе подобных.

– Что будем делать? – спросил Адам, не отрывая взгляда от происходящего зрелища.

Здание, охваченное огнем, вдруг издало негромкие хлопки. Еще мгновение, и оно взлетело на воздух, разлетевшись на куски. Стас рефлекторно пригнулся, прикрыв голову рукой. Тоже самое проделал и Адам. Куски дерева разлетелись в разные стороны, выбивая стекла других, целых домов, или просто улетая куда-то в гущу леса. Стас предположил, что рванул небольшой склад боеприпасов и взрывчатки, что оставил Гордей ему с Ваней «на всякий случай». Именно в этом доме как раз и был Ваня, и Стас, предполагая, что он все еще был там, уже заочно похоронил его.

– Эй, что будем делать?! – Адам ударил Стаса по плечу, и тот с решительным взглядом встретился с лицом мальчика.

– Бежим, сказал он. – Голос Стаса дрожал, давно уже он не был так напуган.

– Куда?

– К шоссе. Тут шоссе в километре отсюда, так? Бежим туда.

– А потом?

– Потом в Назарет, предупредить остальных, что здесь произошло. Грузовики оттуда прибудут сюда за водой только через неделю, мы не можем так долго ждать.

– За водой? Постой… о чем ты…

– Живо, вставай. У нас нет времени. Бежим отсюда, пока они нас не заметили.

Адам нехотя послушался Стаса и вместе они побежали в сторону шоссе.

Назарет, значит… подумал Адам. Интересно, сколько километров до него?

Через несколько минут оба они скрылись в ночном лесу, оставив позади себя умирающую деревню.

Эпилог

Декабрь, 2031 год.

Ранним утром из-за горизонта появился грузовик с цистерной, который не переставая подскакивал на ухабистой заснеженной дороге в поле. Водитель и пассажир, оба мужчины тридцати-сорока лет, по лицу измученные и жалеющие, что они сейчас не в своих постелях.

– И надо было эту долбанную деревню строить в гуще леса? Нельзя было ближе к шоссе? – возмутился водитель. – Помню, как обносили деревню, что была от шоссе в каких-то ста метрах! Вот это удобство, а тут…

– Они там окопались из-за источника, болван. Или ты уже забыл, зачем мы туда приезжали в первый раз?

– А в чем проблема была перетаскивать воду?

Пассажир отмахнулся рукой от своего приятеля, не желая с ним спорить. Он знал его не первый день, и уже получил опыт в спорах с ним – этот болван как осел будет стоять на своем, даже если приводишь очевидные факты его неправоты.

Он открыл карту, чтобы свериться в правильности направления.

– Да, та деревушка была хороша, – на лице водителя отразилась улыбка от воспоминаний. – Мы оттуда тогда сколько людей забрали? Двадцать из ста кажется, да?

– Угу, не то, что в этой… – безразлично отозвался пассажир, всматриваясь в карту.

– Интересно, сколько этих заберем, а сколько… ну сам знаешь.

– Слушай, тебе на надоело? Крути баранку и не задавай вопросов, ты уже все мозги за всю дорогу исшуршал. Мне нужно понять, не свернули ли мы в другую сторону.

– Ой да ладно тебе, я же просто пытаюсь разогреть обстановку. Десятый час в пути, с ума же сойти можно.

– Вот тут, возьми левее, к тем деревьям.

Пассажир указал пальцем на небольшое скопище деревьев, стоящих на расстоянии друг от друга. Проехать между ними не составило труда.

– О, эти деревья я помню, – сказал пассажир. – Поселок кажется за тем небольшим холмом. Попробуй объехать его.

Через несколько минут они оказались в деревне. В глаза тут же бросилось пепелище, которое когда-то было хибарой. Другие постройки не подавали никаких признаков жизни. Стояла мертвая тишина.

Водитель с пассажиром переглянулись.

– Какого… – начал один.

– Посигналь, может услышит кто, – предложил другой.

Раздался гудок, который одиноко пронесся среди мертвых хибар, потревожив только синиц, что мирно наблюдали за вновь прибывшими гостями с верхушек деревьев. Двое мужчин еще раз встретились взглядам.

– Сиди тут, я проверю, – сказал пассажир и вышел из грузовика.

– Давай поаккуратнее там.

– Ага.

Он ступил в сугроб. Крикнул.

– Эй, есть кто живой?!

Он пошел в сторону ближайшей хижины, приоткрыл дверь и увидел следы засохшей крови на полу в прихожей. Зашел внутрь.

– Эй, есть тут кто?

Послышался шорох, словно бы листы бумаги и картона кто-то перекладывал. Мужчина зашел внутрь маленькой комнаты, в центре которой лежал матрас. Также там была маленькая детская книжка, потрепанные мягкие игрушки и крохотные носки. Он уловил движение, исходящее из большой картонной коробки, сверху которой была выброшена куча грязного тряпья и прочего мусора, подошел к ней и стукнул носком обуви. Внутри коробки послышалось движение, там явно кто-то был. Мужчина начал разгребать руками тряпки, пока не увидел внутри маленькую, белобрысую голову мальчика. Его глаза были испуганы, щеки испачканы грязью. Мальчик попытался снова спрятаться вглубь коробки, заваливая себя тряпками и тканью.

– Подожди, я тебя не трону. Слышишь?

Мальчик издал какой-то странный звук сопротивления, когда незнакомец попытался остановить его, отняв тряпку.

– Да хватит, черт бы тебя побрал. Я тебе ничего не сделаю!

Мальчик вжался в стенки коробки, прикрыв лицо руками, словно бы ожидая удара. Мужчина аккуратно взял его за маленькую, костлявую руку, сдвинул ее в сторону.

– Эй, я тебя не обижу, приятель.


В это самое время водитель припарковал машину с цистерной возле леса, затем вынул шланг из боковой части авто и с ним в руке направился в сторону леса, где слышался звук журчания.

Вода была ледяной, когда он притронулся к ней. Решил не пить отсюда, а воспользоваться флягой, что была с ним всю дорогу. Положил конец шланга в ручей, и пошел к грузовику, чтобы включить насос. На секунду ему почудился запах гнили. Он остановился, принюхался, но не предал этому большого значения. Взял самокрутку в зубы, зажег спичку и принялся курить по пути к грузовику, желая как можно скорее убраться из этого места.

А тем временем синичка пролетела над ручьем, прямо против течения. Пролетела метров двадцать, прежде чем сесть на тело одного из жителей деревни, что лежал прямо под водой. Это была женщина лет тридцати пяти, ее тело было искусано и изуродовано. Иммунитет не выдержал заражения в крови, и она умерла буквально несколько часов назад, бродя по округе деревни. Теперь кровь, сочившиеся из ее тела, воссоединилась вместе с родниковой водой, которая текла прямо вперед, вперед и вперед. Часть этой воды затянулась прямиком в шланг, благодаря насосу, а там уже и добралась до цистерны.


– Что за малец? – водитель указал пальцем прямо на светловолосого мальчика, стоявшего возле ноги его товарища.

– Не знаю, но он единственный, кого я нашел здесь. Ни живых, ни трупов. Не имею понятия, что здесь произошло.

Водитель осмотрел мальчика с головы до ног.

– Думаешь, покинули деревню? – спросил он.

– Зимой? Вряд ли. Да и зачем? И пацана этого тут оставили? И дома сожгли?

– Да, бред какой-то.

Один из них нагнулся над мальчишкой.

– Парень, что здесь произошло?

Мальчик стоял не шевелясь, тупо уставившись в землю. Казалось, что он потерял дар речи.

– Не получится, я уже пытался. Молчит как рыба, а вот мою дневную заначку сожрал за обе щеки.

Мужчина, тот что был пассажиром, взглянул на грузовик. Слышно было, как мотор, отвечающий за всасывание работает. Цистерна набиралась водой.

– Чего делать будем? – спросил водитель. – Нам же тут вроде надо было у наших парней отчет взять и… Да и плюс ребята со следующей цистерной сюда приедут завтра, им что сказать?

Его напарник задумался, осматривая местность, словно по-прежнему пытаясь догадаться, что именно тут произошло.

– Короче, нас сюда послали за водой, мы воду и привезем. – Пассажир похлопал мальчика по плечу. – И этого пацана привезем, может его разговорят та парочка, которых привезли отсюда. А на счет следующих ребят… встретим их по пути, все расскажем. Пускай приезжают, делают тоже самое и обратно.

– Понял, тогда заполню цистерну и поехали. Мурашки по коже от этого места.

– У меня тоже.

Ровно через полчаса цистерна была полной, и грузовик вновь двинулся по ухабистому, заснеженному полю. До Назарета было еще много километров, одним словом долгая поездка.


Ночь опустилась на деревню, спрятала ее от чужих глаз. Некогда здесь был огонь, теперь он потух. Некогда здесь были слышны голоса, но теперь стояла полнейшая тишина. Некогда здесь жила надежда, но теперь она полностью разрушена. Возле дома Виктора Гордон прошелся Иван, покачиваясь из стороны в сторону. Он шел медленно, словно бы невидимые руки держали его за ноги, а он сопротивлялся. Еле-еле он зашел внутрь дома, дверь была открыта. Там он встал прямо напротив стола, где еще неделю назад сидели Адам и Виктор, а затем тихо засопел. Возможно во сне, пускай и будучи зараженным, Иван видел своего еще не родившегося ребенка и жену. Оба супруга счастливы, улыбаются друг другу и занимаются любовью. Возможно во сне он и другие зараженные еще оставались людьми.

Возможно…


КОНЕЦ

Москва. 2015-2016


Оглавление

  • Пролог
  • Часть I. Прошлое и настоящее
  • 1. Алексей Леонов
  • 2. Диана Леонова
  • 3. Саша Леонова
  • 4. Виктор Гордон
  • 5. Саша Леонова
  • 6. Алексей Леонов
  • 7. Семья Леоновых
  • 7.1 Семья Леоновых
  • 7.2 Семья Леоновых
  • 7.3 Семья Леоновых
  • 7.4 Семья Леоновых
  • 7.5 Семья Леоновых
  • 7.6 Семья Леоновых
  • 7.7 Семья Леоновых
  • Часть II. Перемены
  • 8. Адам Гордон
  • 9. Саша Леонова
  • 10. Адам Гордон
  • 11. Виктор Гордон
  • 12. Виктор Гордон
  • 13. Алексей Леонов
  • 14. Саша Леонова
  • 15. Станислав Фаррум
  • 16. Саша Леонова
  • 17. Станислав Фаррум
  • 18. Адам Гордон
  • 19. Саша Леонова
  • 20. Станислав Фаррум
  • 21. Адам Гордон
  • 22. Станислав Фаррум
  • 23. Саша Леонова
  • 24. Станислав Фаррум
  • 25. Саша Леонова
  • 26. Юлия Гордон
  • 27. Станислав Фаррум
  • 28. Саша Леонова
  • 29. Станислав Фаррум
  • Часть III. Бешеные
  • 30. Станислав Фаррум
  • 30.1 Станислав Фаррум
  • 30.2 Станислав Фаррум
  • 30.3 Станислав Фаррум
  • Часть IV. Последствия
  • 31. Саша Леонова
  • 32. Михаил Королев
  • 33. Станислав Фаррум
  • Эпилог