Пьесы о богах и людях [Лорд Дансени] (fb2) читать постранично

Лорд Дансени Пьесы о богах и людях

От переводчика

Данный сборник классических пьес не нуждается в представлении. Неудивительно, что именно эта книга вызвала такой интерес Г.Ф. Лавкрафта: созданные Дансени сцены драматического ужаса и сейчас потрясают. Надеюсь, в переводе я хоть отчасти смог передать свое собственное восхищение удивительным первоисточником.

При переводе имен и географических названий я старался воспроизводить на русском написания Дансени, которым нет аналогов в истории и мифологии, не мудрствуя и избегая отсебятины. Таким образом я поступал и в предшествующих переводах и буду поступать впредь…

В оригинале в сборник входит еще одна пьеса, тоже упомянутая в эссе Лавкрафта «Сверхъестественный ужас в литературе». Перевод ее под названием «Ночь на постоялом дворе» вышел в книге «Антология фантастической литературы» (сост. Х.Л. Борхес, А. Бьой Касарес, С. Окампо. СПб., Амфора, 1999). Думаю, большинству эта антология известна; вот и еще один повод ее найти и прочитать. Ведь перевод В. Кулагиной-Ярцевой выполнен, как всегда, на высочайшем уровне. И мне тягаться с мастерами ни к чему…

Впрочем, остается и собственная ниша — первые переводы. Сейчас идет работа над книгами Дансени «Рассказы о войне», «За пределами знакомого мира», «Почему молочник боится рассвета», «Время и боги». Будет и кое-что еще…

Приятного чтения!

Александр Сорочан (bvelvet@rambler.ru)

Шатры Арабов

Действующие лица:

Король.

Бел-Нарб) погонщики верблюдов.

Ауб)

Гофмейстер.

Забра, придворный.

Эзнарза, цыганка из пустыни.

Сцена: у ворот города Таланны.

Время: неизвестно.

Акт I

(У ворот города Таланны.)

Бел-Нарб: К вечеру мы снова будем в пустыне.

Ауб: Да.

Бел-Нарб: И много недель не будет вокруг нас городов.

Ауб: Ах!

Бел-Нарб: Оборачиваясь с верблюжьей тропы, мы увидим, как гаснут огни; это будет последнее, что мы увидим.

Ауб: Потом мы будем в пустыне.

Бел-Нарб: Древняя жестокая пустыня.

Ауб: Как ловко пустыня прячет свои колодцы. Можно сказать, что она враждует с человеком. Она не приветствует нас, как города.

Бел-Нарб: Она таит ЗЛО. Я ненавижу пустыню.

Ауб: Я думаю, нет в мире ничего прекраснее городов.

Бел-Нарб: Города красивы.

Ауб: Я думаю, что они прекраснее всего после рассвета, когда ночь оставляет здания. Они медленно отводят ее прочь и позволяют ей пасть подобно плащу и стоят нагими в своей красоте, будто в сиянии широкой реки; и свет нисходит и целует их в лоб. Я думаю, что тогда они прекраснее всего. Голоса мужчин и женщин начинают раздаваться на улицах, еле слышимые, один за другим, пока не зазвучит неспешный громкий ропот и все голоса не сольются в один. Я часто думаю, что тогда город говорит со мной, говорит своим голосом: «Ауб, Ауб, который на днях должен умереть, я не принадлежу Земле, я был всегда, я не умру».

Бел-Нарб: Я не думаю, что города прекраснее всего на рассвете. Мы в любой день можем увидеть рассвет в пустыне. Я думаю, что они прекрасны только тогда, когда солнце уже встало и пыль стелется по узким улицам, это своего рода тайна — мы можем видеть скрытые фигуры и все же не совсем понимаем, кто перед нами. И только когда опускается тьма, и в пустыне не на что смотреть, разве что на черный горизонт и на черное небо над ним, именно тогда зажигаются подвесные фонари, и огни зажигаются в окнах один за другим и меняются все краски мира. Тогда, возможно, женщина выскользнет из маленькой дверцы и растворится на ночной улице, и мужчина будет красться с кинжалом в руке, чтобы уладить старую ссору, и люди будут сидеть на скамьях у дверей, играя в скабаш при ярком свете маленького зеленого фонаря, в то же время заправляя свои кальяны и куря наргруб. O, как чудесно наблюдать это! И пока я курю, мне нравится думать об этом и наблюдать, как где-то далеко-далеко над пустыней подобно крылу вздымается огромное красное облако; и тогда все Арабы узнают, что на следующий день промчится сирокко, проклятое дыхание Иблиса, отца Сатаны.

Ауб: Да, приятно думать о Сирокко, когда ты в безопасности в городе, но я не люблю думать о нем в такое время, поскольку до исхода дня мы повезем паломников к Мекке, и кто может узнать или предсказать, что у пустыни на уме? Наш путь в пустыне подобен бросанию костей собаке: какие-то она поймает, а какие-то уронит. Она может поймать наши кости, но мы можем и достичь сверкающей Мекки. O, если бы я был торговцем в маленькой палатке на людной улице, если б я мог сидеть весь день и торговать…

Бел-Нарб: Да, куда легче обмануть какого-нибудь лорда, покупающего шелк и украшения в городе, чем обмануть смерть в пустыне. О, пустыня, пустыня; как я люблю красивые города, и как я ненавижу пустыню.

Ауб: