Невидимый враг [Михаил Эм] (fb2) читать онлайн

Михаил Эм Невидимый враг

Год 2082

В совещательной тихо переговаривались или просто сидели в ожидании, когда объявленное срочное мероприятие начнется.

Ровно в назначенное время появился Герман Владиславович, наш генеральный – но не один. Его спутником был священнослужитель, одетый как полагается: в черную рясу и черную шапочку – кажется, она называется скуфьей. К руке священнослужителя был пристегнут на металлическую цепочку черный – и, кажется, довольно увесистый – саквояж.

– Начинаем, – сказал генеральный. – Позвольте вам представить отца Варсофония, сотрудника Научного отдела епархии.

Отец Варсофоний поклонился. Это был парень примерно моих лет, довольно хлипкий и невысокого роста. Из подбородка торчали несколько рыжих волосинок, только и мечтавших о том, чтобы их приняли за бороду. Однако, взгляд у парня был что надо: глубокий и цепкий, свидетельствующий о силе духа. Такой взгляд характерен для первооткрывателей: великих изобретателей и путешественников.

– Прошу отнестись к совещанию серьезно, – произнес Герман Владиславович и предупредительно нахмурился.

Собственно, никто из присутствующих не проявлял несерьезности. Священник на рабочем совещании – вероятно, представитель заказчика, – какое уж тут веселье?!

– Не буду напоминать о тревожной политической и экономической ситуации, в которой наше государство оказалось, – продолжил генеральный. – Тем ценнее доверие, оказанное министерством обороны АО «Заслон». Нашему предприятию поручено разобраться в эффекте, о котором сейчас подробно доложит отец Варсофоний. Прошу, батюшка.

Рыжий батюшка выложил на совещательный стол таинственный черный саквояж и отстегнул от запястья. Затем вынул из саквояжа резную шкатулку, весьма приличных размеров.

– Вот, чада мои, – просто сказал он. – В этой шкатулке находится то, что поможет нашей Родине выстоять в годину лютую.

С величайшей осторожностью он вытащил из шкатулки нечто, обернутое в шелковую материю, и развернул. Присутствующие на совещании ахнули. На дорогом полированном столе лежал предмет, в чьей древности невозможно было усомниться. Он был почти черного цвета, иссохший и покоробившийся, при этом узнаваемый с первого взгляда. Этим предметом была отрезанная человеческая кисть – несомненно женская.

– Мощи святой Звениславы, – пояснил батюшка. – Она, во времена оны, вела смиренную жизнь доярки, пока не повстречала группу увечных и голодных детей. Раздала все, что у нее имелось, но не смогла насытить нуждающихся. Тогда Звенислава взяла с проезжающего мимо торгового обоза мягкую булочку, чтобы накормить ею голодного ребенка. Жадный торговец поднял крик. Прибежали рыночные стражники и обвинили будущую святую в воровстве. Напрасно Звенислава объясняла нравственный императив своего поступка и умоляла отдать булочку ребенку, протягивавшему к ней свои исхудалые руки. Стражники были неумолимы. Согласно обычаям того времени, они отрубили воровке правую кисть, а кровоточащее тело бросили в придорожную канаву, где Звенислава на следующий день скончалась от потери крови и общего сепсиса.

Отец Варсофоний остановился и оглядел нас, в большинстве своем молодых – сытых и облаченных в современный офисный уникод – людей.

– Это отрубленная кисть Звениславы, – сообщил он и без того очевидное. – Реликвия, доставшаяся церкви от святой великомученицы.

Все молчали, с одной стороны, потрясенные смертью добросердечной женщины, с другой – недоумевающие по поводу: а какое, собственно, отношение эта история имеет к производственному профилю АО «Заслон»?

Наконец, кто-то решился.

– Позвольте, Герман Владиславович, это же не по нашей части!

Людмила, конечно. Мне всегда нравилась эта кареглазая девушка – да что там нравилась, я даже пытался к ней подкатывать, и небезуспешно. В данный момент наши отношения находились на переломе: то есть в неуравновешенном состоянии, при котором могли решительно склониться в ту или противоположную сторону.

– Как раз по нашей, – заверил генеральный. – Продолжайте, батюшка.

Отец Варсофоний, до крайности взволнованный своим рассказом, сделал глотательное движение кадыком и продолжал.

– Мощи святой Звениславы хранились в одном из наших приходов – храме ее имени, и почитались как святыня. Но даже мы не догадывались, насколько они святыня, – тут батюшка обвел сотрудников АО «Заслон» пронзительным взором. – Храм святой Звениславы расположен на территории городского больничного комплекса, там же расположено также родильное отделение. Некоторое время назад в наши руки попали статистические данные об этом родильном отделении. Научный отдел епархии эти сведения заинтересовали, и мы провели дополнительные исследования. В итоге удалось выяснить, что ни один из рожденных в этом родильном отделении, на протяжении доступного нам периода, не оказывался в тюрьме по уголовным обвинениям. Вы разумеете, чада мои, ни один человек! Исключения относятся исключительно к периоду сталинских чисток, и обвинения по ним настолько облыжны, что вызывают справедливые нарекания. К тому же большинство обвиненных реабилитированы. Приведенная статистика действительна начиная с 1912 года: по более ранним срокам отклонений от средних значений не зафиксировано. И именно в 1912 году в храм, расположенный на территории общественной больницы, были перенесены из другого прихода мощи святой Звениславы. Более полутора веков мы ни о чем не догадывались, но настал решительный час! Основываясь на статистических данных, мы можем утверждать, что мощи оказывают благотворное воздействие на души новорожденных.

– Извините, батюшка, но приведенные вами данные ничего не доказывают. В 1912 году произошло крупнейшее в XX веке извержение вулкана: в Новарупте – это на Аляске. Почему вы считаете, что на статистику – действительно, любопытную – оказали влияние мощи святой Звениславы, а не извержение вулкана в Новарупте? Разумно предположить, что крупное вулканическое извержение оказало большее воздействие на новорожденных, чем близость к мощам уважаемой святой. Разве нет?

Снова Людмила. Нет, я точно восхищался этой девушкой. Наверное, логическую ошибку в рассуждениях отца Варсофония подметили многие, но не все решились озвучить ее перед Германом Владиславовичем. Одна такая смелая нашлась.

Все примолкли, ожидая реакции генерального. Но тот помалкивал и, постукивая пальцами по крышке стола, все посматривал на священника и в свою очередь чего-то ожидая.

– Догадывался, чада мои, что вчините мне сей несправедливый упрек, – степенно заметил отец Варсофоний. – Неверие – болезнь с долгой историей, не современная. Но у меня имеется лучшее доказательство правоты, то есть не лучшее, но для людей вашего умственного склада более убедительное. Смотрите…

С этими словами отец Варсофоний – медленно, давая всем разглядеть, – приблизил ладонь к отрубленной кисти святой Звениславы. И все увидели, как между сморщенными и погрубевшими от времени мощами и ладонью отца Варсофония проскользнула крохотная голубая искорка.

– Что это?

– Статическое электричество?

– Нет, не похоже.

– А можно еще раз?

В азарте сотрудники забылись и повскакали с мест, пытаясь понять, откуда взялась непонятная голубая искорка. Согласно просьбам, отец Варсофоний еще раз приблизил ладонь, и искорка вновь проскользнула, даже тихонько прищелкнула.

– А мне можно попробовать? – попросила Людмила.

– Только не прикасайся к мощам, чадо мое. Все же святыня…

Людмила приблизила ладошку, но голубой искры не возникло.

– У меня не получается. Извините, батюшка, но эффект нестабилен.

– Я и не утверждал, что стабилен. Значение имеют не только мощи, но и реципиент, по всей видимости. Я человек в сане, воцерковленный, на меня Звенислава реагирует более явно. Но это не значит, что великомученица не замечает прочих.

Сотрудники, толкаясь даже, принялись проверять степень своей воцерковленности, но ни у кого она не оказалась достаточной. Относительно себя я не сомневался: не было ни малейших оснований считать, что я святее папы Римского, – но, когда я приблизил ладонь к отрезанной кисти святой Звениславы, щелкнуло и полыхнуло так, что я быстро отдернул руку. В самом деле испугался, что ударит током, но совершенно ничего не почувствовал, разве что мгновенное легкое покалывание.

– Что??? – кажется, отец Варсофоний был удивлен не меньше моего. – Неслыханно! У нашего архиерея искра меньше. Попробуй еще раз, чадо мое. Не бойся: приближение к святым мощам имеет лечебный эффект.

Повторение опыта привело к тем же результатам. Обстановка сделалась менее официальной, и коллеги из неверующих начали откровенно посмеиваться:

– А Сережа-то у нас глубоко воцерковленный! Кто бы мог подумать?!

– Теперь ему в монастырь одна дорога.

– Сергей, признавайся, как часто в церковь ходишь? Пару раз в день? А в обеденные перерывы?

– А ну, прекратить паясничать! – прикрикнул Герман Владиславович, и паясничание прекратилось.

Глядя на меня удивленными глазами, батюшка произнес:

– Это знак свыше. Признаться, когда поступила просьба от…

Если я правильно понял, отец Варсофоний назвал имя-отчество министра обороны.

– …передать мощи в АО «Заслон», – продолжал священнослужитель, – то поначалу мы колебались. Но защита Родины превыше всего, кроме Бога, и теперь я разумею, что сие есть предопределение. Если с помощью святой Звениславы удастся одолеть недругов, в том числе самого главного недруга рода человеческого, нам воздастся сторицей.

– Батюшка, – спросил кто-то, – а как вы рассчитываете одолеть с помощью святой Звениславы недругов? Даже в том случае, если удастся подтвердить эффект и повторить на другой материальной базе?

Отец Варсофоний насупился, выставив редкую рыжую бороденку.

– Мне казалось, чада мои, я дал необходимую вводную. Но могу растолковать, с Божией помощью. Я уже сообщил, что мощи оказывают благотворное воздействие на души новорожденных. Люди, рожденные в непосредственной близости от мощей, не попадают в тюрьмы, то есть не совершают богопротивных поступков, потому являются нашим самым могущественным оружием. Теперь, чада мои, вы сообразили, с каким нечеловечески изворотливым врагом нам предстоит сразиться? – отец Варсофоний напрягся и окаменел перед произнесением имени.

Но мы и сами поняли.

– С самим диаволом, – досказал священник. – Который есть самый давний и невидимый враг человечества.

– Мы обязаны не посрамить корпоративную честь фирмы, – подхватил Герман Владиславович. – Договор на предварительное обследование артефакта…

– Святыни, – поправил отец Варсофоний.

– Извините, святыни, – поправился генеральный, – подписан. Если результат окажется обнадеживающим, мы получим полноценное – самое крупное за историю нашей фирмы – финансирование. Надеюсь, все осознают, что это означает для вас лично, в смысле карьерного роста, также для АО «Заслон», в смысле расширения, но в первую очередь – для государства, которое нуждается в нашей профессиональной помощи?

Мы все великолепно понимали и не возражали. Да и что можно было возразить на эти справедливые и всегда актуальные слова генерального?!

Отец Варсофоний указал на меня, отчего сердце мое на мгновение застучало сильнее, и произнес:

– Настоятельно прошу, чтобы сей молодой человек принял участие в проекте.

Молодой человек, надо же! А сам-то не старше меня – может, и помоложе.

– Сделаем, – пообещал Герман Владиславович, кажется, всерьез. – Кудряшов, если заказчик требует, организуем специальную лабораторию под проект. Тебе этим проектом заниматься, выходит. С повышением.

Я потупился, чтобы ненароком не выдать радостного блеска в глазах, затем спросил:

– Я правильно понял, что святые мощи поступают в распоряжение лаборатории, которую мне предстоит сформировать?

– Во временное распоряжение фирмы! – загремел рассерженный голос генерального. – Учти, Кудряшов, допуск к церковной святыне будет контролировать первый отдел, по высшей степени секретности. И я лично.

– Да, конечно, – пробормотал я. – Тогда вопрос батюшке. Скажите, возможно, вы предполагаете, каким способом осуществляется предполагаемое воздействие святых мощей на новорожденных? Это поможет в будущих изысканиях.

– Не иначе, диавол подменяет души новорожденных на испорченные, а святые мощи сему безобразию препятствуют, – ответствовал священнослужитель. – Благословляю вас, чада мои, на неустанный труд во имя Господа.

С этими словами отец Варсофоний бережно возвратил отрубленную кисть в шкатулку, а шкатулку – в черный саквояж, который и пододвинул в сторону генерального, вместе с ключиком.

– Будьте осторожны.

– Можете не волноваться, батюшка. АО «Заслон» заказчиков не подводит.

Герман Владиславович принял заветный ключик. Хотел подняться, но под указующим взором священнослужителя смутился и поспешно пристегнул саквояж к запястью. Сотрудники, ставшие свидетелями сцены, деликатно отвернулись.

– Все, совещание окончено. Спасибо вам, батюшка, за доверие и напутствие.

– Спаси вас Господи.

Герман Владиславович с отцом Варсофонием покинули совещательную комнату первыми. За начальством стали расходиться и мы – оживленные и на ходу продолжающие обсуждать, какую физическую природу могут иметь странные голубые огоньки.

Никто во время совещания не поинтересовался, в каком году великомученица, святая Звенислава, преставилась: вообще, сколько лет святыне? Судя по заскорузлому виду, никак не меньше трехсот-четырехсот. И где отрубленная ладонь пребывала до того, как попала в храм на территории городской больницы? Ничего, выясним – небось, отец Варсофоний не последний раз в АО «Заслон» появляется.

Пора засучивать рукава.

Год 2087 (через пять лет)

Я проснулся и присел на жесткой пружинистой кровати, протирая глаза. Потом вспомнил, что Людмила укатила: бросила меня после безобразного скандала, неделю назад.

Перед моим внутренним взором мгновенно пронеслись эпизоды супружеской жизни: сначала относительно счастливой, затем все более и более омраченной и под конец невыносимой для обоих. Что завершилось расставанием – решением обыденным и напрашивающимся, но от этого не перестающим быть менее болезненным. Душевные терзания усугубляло то, что Людмила бросила меня, а не я бросил ее, что выглядело более естественным. Мужское высокомерие: будь иначе, мне стало бы легче перенести разрыв – но случилось так, как случилось.

Теперь опустевший шкафчик и хлебные крошки на столе – все то, что поменялось в худшую сторону после бегства Людмилы, – напоминали о ней. Женщины безусловно скрашивают мужской быт, но как с ними сложно ужиться, о Господи милосердный! Какой нужно быть дурой, чтобы не дождаться результатов полевых испытаний, а в один день уволиться и укатить на попутке. Ну не стерва?

На этом месте – стоило вспомнить о предстоящих испытаниях, – мои мысли приняли иное направление.

Полевые испытания – как я мог забыть! Сегодня день испытаний: того, к чему моя лаборатория продвигалась на протяжении пяти лет. Судя по времени, которое ранним никак не назовешь, я опаздываю. Ребята уже собрались и ждут, наверное.

Впопыхах я вскочил с кровати и принялся приводить себя в порядок. Хотя многого от меня не требовалось. Натянув на загорелое и за последние месяцы постройневшее тело штаны и рубашку, я распахнул дверь жилого вагончика. В лицо ударил жаркий воздух астраханской степи.

Поселок представлял собой расставленные по окружности жилые вагончики с дощатым навесом посередине. Никого не было видно, за исключением пары поварих.

Полигон, где должны были пройти полевые испытания, находился от поселка в паре километров, – там же, где вертолетная площадка. Хотя астраханские степи ровные – приземляться можно где угодно, так что особых подготовительных работ не требуется.

Не мешкая, я отправился на место и через пятнадцать минут прибыл, обнаружив всех причастных в сборе. Человек пятнадцать: инженеры и техники. Сидели на бруствере окопа, оборудованного в качестве убежища, и перекуривали или обменивались впечатлениями. А в стороне высился экспериментальный образец: две вышки с приемо-передающими виртус-устройствами.

Виртус – на латыни добродетель, а нашей целью было сделать людей добродетельными – нравственными во всех отношениях.

Они были чудо как хороши, эти вышки! Высотой пятьдесят метров, расположенные друг от друга на расстоянии в сто, они составляли предмет нашей текущей – но, разумеется, в первую очередь будущей – гордости. Пять лет кропотливых трудов над тем, чтобы понять, теоретически обосновать и повторить в материале виртус-эффект, или эффект святой Звениславы. И если устройства заработают…

Я знал, сколь весомые материальные блага ожидают задействованных в проекте специального назначения. Карьера двинется вверх, но разве деньги главное? У меня появится шанс изменить мир в лучшую сторону. Если дети начнут рождаться без запрограммированных духовных изъянов, это будет другой мир – более радостный и светлый. Тебя не остановят в подворотне, потребовав кошелек; коллега не станет интриговать, чтобы незаслуженно занять чужое служебное кресло; никто не сделает подлость исподтишка. Я хотел бы жить в таком славном мире, и – что поистине удивительно – реализация этой захватывающей идеи зависит исключительно от меня.

Ко мне уже подбегал практикант, которого я назначил координатором.

– Сергей Борисович, приступаем? У меня все готово.

Как быстро время летит: я уже Сергей Борисович, а недавно, лет восемь назад, сам в таких практикантах бегал.

– Да, сейчас начнем.

Народ заканчивал перекуривать и занимал назначенные наблюдательные позиции: за удаленно подключенными измерительными приборами, кинокамерой, компьютерами – испытания предполагалось транслировать в центральный офис АО «Заслон». Меры безопасности – тот же вырытый в отдалении окоп – были приняты, но они казались чрезмерными. Да, мы создаем оружие массового воздействия, но, с другой стороны – это самое мирное и безопасное воздействие в истории человечества, призванное не сломить или уничтожить противника, а перевоспитать его, начиная с колыбели. Если кто и является нашим противником, то он известен и извечен…

В голубом астраханском небе возникла приближающаяся точка. Неужели Герман Владиславович не усидел в Питере, лично пожаловал?

Нет, по наши души явился не генеральный. Когда, остановив огромные вращающиеся лопасти, вертушка приземлилась, то из кабины, осеняя себя крестным знамением, выбрался куратор нашего проекта со стороны церкви отец Варсофоний. Священнослужитель за последние годы поправился – во всяком случае, не выглядел далеко тщедушным юнцом, – да и несерьезная рыжая бородка приобрела более почтенный и благочинный вид.

Улыбаясь, я направился навстречу.

– Батюшка, какими судьбами? Приятный сюрприз.

Мы обнялись.

– Здравствуй, Сереженька, чадо мое. Не утерпел, решил присутствовать лично. Одному делу служим, как не присутствовать?! Да и освятить твои вышки не помешает, потому как диавол не дремлет: новые каверзы человечеству готовит. Занимайся своими делами, Сереженька, но будь осторожен. А я, с твоего соизволения, церемонию проведу.

Я не стал смотреть, как отец Варсофоний, под умеренный интерес сотрудников лаборатории, кропит вышки святой водой – не до того было. Делал последние приготовления: проверял тонкие настройки аппаратуры, успел поругаться с дубоголовым техником, не подключившим дублирующий прибор, даже слазил на вышку – лично убедиться, не перепутали ли контакты.

Пока я суетился, отец Варсофоний завершил церемонию и смиренно, как полагается священнослужителю, ожидал начала испытаний.

– Пройдемте в окоп, батюшка. Сейчас увидим, можно ли выжать из святой Звениславы что-то толковое.

– Не кощунствуй, чадо мое, – поправил отец Варсофоний, хотя прекрасно видел, что я волнуюсь не меньше.

– Приступаем! – крикнул я людям.

Сотрудники проекта, в том числе я с батюшкой, заняли положенные места в окопе. Неукрытым остался лишь пилот вертолета, на котором прилетел отец Варсофоний, но пилот располагался метрах в двухстах от вышек, так что за него я не волновался.

Я открыл рот, чтобы скомандовать начало отсчета, но в этот момент на смартфон поступил входящий звонок. Людмила! Какой неподходящий момент она выбрала, словно нарочно. И зачем звонит – забыла какие-нибудь вещички, беспокоится, чтобы я их не выкинул? Подает на развод? Нет, сейчас не до сбежавшей жены: ничего с ее бабьим барахлом не случится, раньше надо было думать!

Я сбросил ненужный звонок и скомандовал:

– Даю отсчет. Всем приготовиться.

– С Богом, чада мои! – тоненько крикнул отец Варсофоний. – Защитим нашу многострадальную землю и чад новорожденных от диавольского проникновения.

Начался отсчет перед запуском системы.

– Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль.

Я – разумеется, я: кому другому доверить запуск системы во время ответственных полевых испытаний? – щелкнул тумблером запуска. И…

Ничего не произошло, то есть буквально ничего. Установленные на вышках приемо-передающие виртус-устройства не отреагировали. Сотрудники, сидящие за измерительными приборами, докладывали один за другим, внешне безразличными, но на самом деле печальными голосами:

– Нет эффекта.

– Нет эффекта.

– Нулевое значение, Сергей Борисович.

Астраханское солнце жарило по-прежнему немилосердно, порывы ветра шевелили засохшие стебли, пилот вертолета снял рубашку и загорал под тенью исполинской – покорной ему – машины. Да что же пошло не так, черт возьми?!

Техники! Кто-то из них перепутал контакты. Несмотря на то, что я перепроверил схему подключения, ошибка в контактах: не может того быть, что в теоретических обоснованиях! В лаборатории все работало: виртус-эффект достигался стабильно. Святая Звенислава, к тебе обращаюсь! После того, сколько времени я посвятил твоим чудесным голубым искоркам, ты не посмеешь не оправдать моих ожиданий!

Чертыхаясь, я вылез из окопа и направился к вышке. Вслед закричали:

– Сергей Борисович, обождите, мы перепроверим! Возможно, остаточное поле. Потенциалы…

Какие там потенциалы?! Судя по показаниям приборов, не достигнуто даже минимального виртус-эффекта!

Расстроенный, я полез на ближайшую вышку. Ветер приятно ворошил волосы – вообще, на высоте было гораздо прохладнее, чем в степи.

Оказавшись на верхней площадке, на которой закреплены приемо-передающие виртус-устройства, начал проверять подключения. И в этот момент – когда я склонился над генерирующей спиралью – виртус-эффект все-таки возник, с непозволительным опозданием.

Запомнилась голубая молния, ударившая ровно в лоб, и сильнейший звуковой щелчок. Меня отбросило от генерирующей спирали вниз. Металлическая лестница на вышке имела ограничители, которые позволяли падающему за них зацепиться. Это, по всей видимости, меня и спасло от падения с высоты пятьдесят метров.

Моя спина изогнулась, ударившись обо что-то железное и холодное, а голову посетила неприятная мысль: «Герман Владиславович будет недоволен». И, совсем уж некстати: «Интересно, зачем звонила Людмила?». Это было последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание.

Год 2108 (еще через 20 лет)

Я открыл глаза и еще немного полежал, вспоминая. Нет, все случившееся ясно отпечаталось в моей памяти. Полевые испытания завершились неудачей, я полез на вышку с приемо-передающими виртус-устройствами, мне в голову ударила голубая молния. Однако, судя по отсутствию гипса и тому, что болей в теле не ощущалось, я отделался легким испугом. Замечательно!

Я отбросил одеяло и вскочил с постели.

Как и следовало ожидать, я находился в больничной палате. На мне ничего не было, кроме застегивающегося на спине балахона. Чувствуя себя прекрасно, я поискал больничную пижаму или свои вещи, но, к удивлению, ничего не нашел. Надо будет поговорить с врачами, чтобы вернули: не в этом же безобразии разгуливать?

Номер был одноместным с удобствами, и я прошел в совмещенный санузел освежиться. В зеркало на меня глянул перекачанный мужик. Нет, зеркало безусловно отражало меня, но что-то здесь было не так, причем кардинально. Мозг, привыкший к строгим научным силлогизмам, сразу отметил превосходное физическое состояние, в котором пребывало мое тело. Конечно, я и раньше на здоровье не жаловался, но в Астрахани, измученный полевыми испытаниями, был поджарым и загорелым до черноты, а то, что наблюдал в зеркале, загорелым не являлось. Предположим, загар сошел во время продолжительного излечения, но как объяснить наросшие мышцы? Раньше я не был таким мускулистым. Меня, что – стероидами в больнице пичкали? Еще более подозрительными казались возникшие на лбу залысины. Нет, объяснить можно любые залысины: допустим, побочным эффектом от лекарств. Но сложно в эти объяснения поверить. Или все это…

Когда до меня дошло, что я вижу себя не просто видоизмененного, но изрядно постаревшего – хотя в превосходных физических кондициях, – мой мозг словно взорвался. Подобного я не ожидал и оказался к этому не готов, долгое время ловя раскрывшимся ртом воздух и пытаясь унять сердцебиение.

Требовались комментарии посвященного лица по поводу того, что – черт вас побери! – произошло. Поэтому я немедля покинул больничную палату и, в чем был, направился по коридору. Который был подозрительно пуст.

Нет, не совсем: дверь в спортивный зал гостеприимно приотворили. Я заглянул между дверных створок: на тренажерах занимались несколько человек, медсестра – или тренер, не знаю, как ее обозвать, – сидела ко мне спиной, играя в смартфон, и ничего не заметила. Вроде бы мало интересного, но заинтересовали тренажеры.

Это были весьма странные аппараты: они опутывали спортсменов многочисленными ремнями, прижимая к максимально длинным сиденьям. Если бы спортсмены не крутили педали на велотренажерах и не работали с утяжелениями, могло напомнить дыбу или процесс четвертования.

Затем я переключил внимание на спортсменов и содрогнулся. Их туловища и конечности были накачаны – совсем как мои, – но лица невыразительны и бесчувственны: их лица буквально ничего не выражали. Я понял, что мнимые спортсмены пребывают в коме – во всяком случае, в бессознательном состоянии.

Когда я заметил электромоторы, имеющиеся у каждого тренажера, и то, что тренажеры приводятся в действие не мускульной силой спортсменов, а электромоторами, картина окончательно прояснилась.

В спортивном зале проводились лечебные процедуры. Если учесть тот непреложный факт, что моя мускулатура напоминала мускулатуру этих людей, словно мы занимались у одного тренера и выполняли одинаковые упражнения, становилось понятным, что совсем недавно я находился в схожем вегетативном состоянии и, прикрученный ремнями к тренажерам, занимался на них.

Вздохнув более свободно, я продолжил путь и вскоре натолкнулся на медсестру. Девушка – круглолицая и краснощекая – взглянула на меня, выпучила глаза и завизжала дурным голосом:

– Олег Иванович, тридцать первый очнулся! Кудряшов! Это же сам Сергей Борисович Кудряшов!

31 был номером моей палаты, которую я самовольно и, видимо, неожиданно для врачебного персонала покинул.

И тут налетели настырные доктора…

Дальнейшее было понятно: меня без конца поздравляли с тем, что я вышел из комы, в которую попал около двадцати лет назад, спрашивали, как себя чувствую, осматривали, ощупывали, брали анализы и снова поздравляли.

Часа через два, оставили одного – к моей искренней радости. Но ненадолго: в палату ввалился отец Варсофоний.

Сначала я не узнал вошедшего, так священнослужитель раздобрел, а его ярко-рыжая борода приобрела надлежащую длину и окладистость.

– Что же, батюшка, спортивную форму не поддерживаете? – шутливо укорил я после первых теплых приветствий. – Меня, в двадцатилетней коме, вон как мышцами накачали, а у вас брюхо свисает. Непорядок.

– Какой я тебе батюшка, Сережа? Ныне я владыко – так ко мне положено обращаться.

– Выслужился, что ли?

– Не без этого. Трудимся во славу Божью.

– Так что насчет брюха, владыко?

– Некогда сейчас брюхо свое впереди Божьего промысла ставить, – ответствовал постаревший, но не утерявший блеска в глазах отец Варсофоний. – Но хватит лежать на печи, аки Илья Муромец: коли здоров, поднимайся. Я тебе гражданскую одежду привез.

– А врачи отпустят?

– С ними оговорено.

Я переоделся в принесенную одежду. Никем не останавливаемые, мы направились к выходу. По пути владыко щедро раздавал благословения вместо пропусков.

– А теперь, чадо мое, смотри и возрадуйся делу рук своих.

Мы вышли на широкое больничное крыльцо, и я увидел то, что из окна больничной палаты было неразличимо. Небо на высоте нескольких сотен метров прорезала тонкая голубая полоса: не полоса, собственно, а ряд составляющих прямую линию огоньков.

У меня захолонуло сердце.

– Неужели…

– А то как же?! Любуйся. Площадь покрытия – 20 % земной территории и постоянно увеличивается. А ведомо тебе, как называются генерирующие спирали? Генераторы Кудряшова. Благодаря тебе, Сережа, дети рождаются свободными от библейских пороков. В тюрьмах – никого моложе двадцати. Уразумей, с помощью изобретенной тобой генерирующей спирали мы посрамили диавола.

Я молчал, разглядывая прорезающую небо пунктирную линию, – верил и не верил. Вдали заметил еще одну: вышки образовывали приемо-передающую сеть, накрывшую территорию непроницаемым щитом. Так и планировалось. Сквозь виртус-щит не могла просочиться дьявольская порча, что бы она собой ни представляла. Эффект святой Звениславы работал на благо очищенного человечества.

Налюбовавшись, спросил:

– А как же полевые испытания? Сработало со значительным опозданием. Не должно было так получиться.

– А, чадо мое… – отмахнулся отец Варсофоний. – Я в твоих инженерных решениях не слишком-то и смыслю. Будет, кого расспросить. А сейчас садись в машину и едем.

Я уселся на переднее сиденье. Владыко вывел лимузин с больничной стоянки.

Стояла ранняя весна – в отличие от позднего лета, когда в голову мне ударила голубая молния. Светило яркое после прошедшей зимы солнце. По улицам неспешно прогуливались или спешили по делам пешеходы. Особенно отличалась молодежь. Я обратил внимание, какие они опрятные и жизнерадостные: казалось, никакая жизненная грязь не сможет пристать к этим юным просветленным – после внедрения генераторов моего имени – душам.

– Обрати внимание, чадо мое, – сказал отец Варсофоний.

Мы подъезжали к необычайно красивому, огромному и при этом приземистому, офисному зданию, высящемуся над городом и одновременно будто его поддерживающему – нет, создающему мощный заслон. Это здание, по сути своей архитектурной конструкции, не могло быть ничем иным, как…

– АО «Заслон»? – догадался я.

Владыко всколыхнул пузом.

– Какое там АО? Ныне «Заслон» не акционерное общество, а международная оборонная корпорация, крупнейшая на планете. Защищает человечество не от абы кого, а от самого диавола, врага невидимого.

Офис АО «Заслон» на улице Коли Томчака и раньше был шикарным, но с новым, принадлежащим международной корпорации, не шел ни в какое сравнение. По Сеньке и шапка, как говорится.

Лимузин свернул, но отчего-то в противоположную сторону.

– Разве мы не туда? – удивился я. – Не к Герману Владиславовичу?

– Его там нет.

Я упустил, что прошло двадцать лет, и за это время многое могло измениться. Например, кто-то – некогда здоровый и уважаемый человек, руководитель огромного трудового коллектива, – мог скончаться.

– Прошу прощения, не знал, – помрачнел я.

– Нет, чадо мое, ты неправильно понял, – хохотнул отец Варсофоний. – Герман Владиславович отсутствует в офисе, потому что он уже лет пять не генеральный. Новый у вас генеральный, из пришлых, – ты с ним не знаком. Успеешь еще. А Герман Владиславович высоко взлетел: ныне в премьерах сидит. Сейчас наносит официальный визит в дружественную державу, а то бы присоединился, полагаю.

– Куда же мы теперь?

– Хочу тебя, чадо мое, с одним молодым человеком познакомить. А заодно показать, как твои генераторы работают, и какие они сейчас. Времени-то действительно много прошло, пока ты в коме валялся: молодежь из твоей лаборатории окрепла, оперилась, по миру разлетелась – опыт передавать, теперешним соплякам носы утирать. А ты не волнуйся, Сережа, на твою жизнь работы хватит.

– Что, действительно? – кисло спросил я, прикидывая, сколько времени займет переобучение.

За прошедшие годы я сильно отстал от научной жизни, наверное.

– Даже не сомневайся, чадо мое. Мы до сих пор не знаем, почему тебя виртус-разрядом шарахнуло. За то время, что ты находился в коме, подобного не повторилось. Не удалось найти человека с характеристиками, схожими с твоими. Так что в природе два таких уникума, у которых сверхпроводимость к добродетели: ты и святая Звенислава. Жаль, врачи запрещали тебя исследовать – ну, чтобы здоровью не навредить. А у святой Звениславы одна отрубленная кисть в наличии – остальное тело утеряно безвозвратно, в результате исторических катаклизмов. К тому же, святыня: к ней припадать надо, а не под микроскопом разглядывать. Но теперь-то ты ожил, Сереженька, слава те Господи! Можно приступить к исследованиям. Выясним все насчет твоей сверхпроводимости, даже не сомневайся.

Мы выехали за город. За время моего отсутствия Питер сильно изменился, кстати. Но главным изменением являлись, разумеется, находящиеся на равных расстояниях друг от друга трансляционные виртус-вышки, разрезавшие небо на равные квадраты. Площади охвата были огромными и еле укладывались в горизонт, но все равно – на меня, видевшего их впервые, они производили незабываемое впечатление. Я прикидывал, какова мощность генераторов, и не находил технического решения, способного ее обеспечить. Скорее бы узнать конструкцию и параметры примененных там генерирующих спиралей: то, что двадцать лет назад изобрел я с коллегами, для покрытия столь огромных площадей категорически не годилось, чьим бы именем эти устройства не назвали.

Лимузин, управляемый отцом Варсофонием, свернул с магистрали и приблизился к одной из вышек – судя по внушительному виду, подстанции. На стоянке находилась еще одна машина, из которой при нашем приближении вылез и направился в нашу сторону парень лет двадцати. Встречающий, видимо.

Владыко аккуратно припарковал лимузин, выбрался из него и перебросился несколькими словами с подошедшим парнем. Потом, как-то странно взглянув, позвал меня.

– Сережа, подойти сюда, пожалуйста. Позволь тебя познакомить с… – отец Варсофоний неловко замолчал. – В общем, вы сами познакомитесь, – и отошел в сторону, как бы отстраняясь от происходящего.

Парень смотрел на меня почтительно, но с заметным напряжением. Одного со мной роста, с зачесанными назад русыми волосами, на месте которых лет в сорок-пятьдесят образуются залысины. Кто-то из новых гениев АО – нет, международной корпорации «Заслон», вероятно.

– Сергей Кудряшов, – представился я.

Если парень сотрудник «Заслона», ему должно быть известно мое имя. Парень мог не знать, что сегодня я вышел из комы. Но, если уж генерирующую спираль моим именем обозвали, то и фотографиями изобретателя озаботились, наверное. Тем более что встреча явно назначенная: отец Варсофоний должен быть предупредить, кто с ним приедет.

Но все мои досужие домыслы оказались разбиты простыми словами:

– Я тоже.

Я не видел своего лица, но подозреваю, что на нем отобразилось мучительное непонимание.

– Только вы Сергей Борисович, а я Сергей Сергеевич, – продолжал парень. – Мать, когда обнаружила, что беременна, сразу вам позвонила, но вы скинули звонок. Тогда она обиделась, но потом выяснилось, что в этот момент вы проводили полевые испытания. А потом вы оказались в больнице, и звонить стало некому: вы же были как мертвый.

Он действительно больше походил на Людмилу, чем на меня, хотя на меня тоже – теперь я видел отчетливо.

– А… – с трудом выдавил я. – Твоя мать…

– Она умерла два года назад. Погибла в автокатастрофе. Чуть-чуть до вашего возвращения не дотянула.

Мое горло окончательно сдавило железными тисками.

– Хорошо, – прохрипел я. – Раз ты мой сын, давай на ты, по-семейному, – и положил руку на крепкое сыновье плечо.

– Владыко попросил показать вам, как работает генератор Кудряшова. Я ведь тоже в «Заслоне» работаю. То есть не работаю, – смутился мой новообретенный сын, – а прохожу институтскую производственную практику. Но мне доверили целую подстанцию, представляете?! То есть представляешь…

– Попросили, так показывай.

Вместе мы направились к отцу Варсофонию, только что закончившему переговоры по смартфону. Сережа – мой законный сын! – снял замок со служебного входа, и мы зашли во внутреннее помещение.

Вышка отличалась от той, астраханской, не только впечатляющими размерами, но и оборудованием. Наверх вела лестница, но пользоваться ей не было необходимости, потому что конструкция предполагала вместительный лифт на четырех человек.

Мы зашли, Сережа нажал кнопку, и мы вознеслись на верхний уровень – к генерирующей спирали.

Вид на окрестности с высоты ста пятидесяти метров оказался изумительным! Все было как на ладони, в особенности защитные энергетические линии из голубых огоньков. Над нашими головами висели крупные, с кулак величиной, огоньки и оглушительно потрескивали. По мере отдаления размеры огоньков соответственно уменьшались, но и возле горизонта они составляли видимую – хотя уже сплошную, а не прерывистую – линию. Благодаря обзору, я видел соседние вышки, входящие в энергетическую подсистему, – соответственно, разделенные на квадраты зоны ответственности.

Пока линии из голубых огоньков светились, рожденным под их защитой младенцам ничего не угрожало. То есть не угрожало главное: их души не могли быть испорчены дьявольской подменой. Когда дети повзрослеют, они не сотворят зло, если только по недоразумению или вынужденной ошибке.

Но в первую очередь меня интересовали не моральные аспекты виртус-эффекта – с ними я ознакомился еще двадцать лет назад, – и не окружающие природные красоты, а конструктивные особенности системы, в изучение которых я и углубился, при активной помощи сына.

Прошло минут десять.

– А здесь генерирующая пластина, – сказал, снимая защитный кожух, Сережа и сейчас же нахмурился. – Странно, виртус-напряжение скачет.

– Дай посмотрю, – кинулся я на выручку.

В этот момент виртус-напряжение совершило еще более резкий скачок. Замигала предупредительная красная лампочка.

– Осторожно! – крикнул Сережа.

– Чадо мое, тебе лучше… – начал, обращаясь ко мне, отец Варсофоний, с явной целью заставить отойти подальше от чувствительной аппаратуры.

Я и сам понял, но было поздно. Нервно завыла сирена, а где-то внизу – видимо, в лифтовой системе – заискрило и заскрежетало. Кнопки лифта, чья дверца оставалась распахнутой, моргнули и погасли: подача электроэнергии прекратилась. Но самое скверное, что голубые огоньки над нашими головами заметно потускнели.

Сережа кинулся к пульту управления и принялся лихорадочно манипулировать настройками, причем было видно, что ничего у него не получается. Отчаявшись, парень схватил смартфон и набрал аварийный номер:

– Алло, дежурный? Кудряшов с четвертой подстанции. У нас ЧП: напряжение падает. Еще немного, и связь с соседними вышками будет потеряна. Срочно аварийную бригаду. Да, электриков тоже: похоже, лифт отказал. Я наверху, вместе с двумя гражданскими. На мою ответственность.

– Все-таки у тебя сверхпроводимость, чадо мое, – скорбно сообщил мне отец Варсофоний. – Не стоило тебя на вышку пускать: неспроста тебя и в первый раз шарахнуло, двадцать лет назад. Повинен я, перед Господом отвечу.

Сережа по-прежнему копался в настройках, но безрезультатно. Парень чуть не плакал, и я его понимал. Ему, практиканту, доверили целую подстанцию. Этому наверняка поспособствовала моя известность, потому что в отношении обычных практикантов подобное представить сложно. А Сережа доверия не оправдал. Да что там не оправдал – допустил крупную аварию. Потому что в случае, если связь между вышками прервется, дети в роддомах окажутся беззащитны перед дьявольскими происками: получат бракованную душу взамен настоящей. И виноват в этом будет мой незадачливый сын.

Хотя кто на самом деле виноват, понятно всем. Я, разумеется, со своей проклятой сверхпроводимостью, которая некогда позволила разгадать эффект святой Звениславы, но в настоящий момент обрушивала работающую систему. Вероятно, поэтому отец Варсофоний бухнулся на колени и принялся истово молиться, а Сережа щелкал переключателями, пытаясь выявить их оптимальную комбинацию.

– Какую территорию покрывает подстанция? – крикнул я.

– Половину Питера, – тускло пожаловался сын. – Ну, почти. Помощь прибудет через десять минут, но система к тому времени обрушится. Не больше минуты остается, наверное.

Плохо, очень плохо: множество родильных домов останется без защиты. Не вовремя я вышел из комы, чего уж там говорить.

Между тем система продолжала безостановочное падение. Генерирующая спираль, во время нормальной работы слабо вибрирующая, почти замерла. Голубые искорки над нашими головами ослабли и уменьшились в размерах: соединение с соседними вышками сделалось слабо различимым, но еще существовало.

– Во имя Божье… – бормотал стоящий на коленях отец Варсофоний.

– Все, сейчас грохнется, – промолвил Сережа, садясь на пол и утирая грязным рукавом мальчишеские слезы.

– Отойди, – попросил я сына каким-то не своим голосом.

– Вы… ты, – поправился сын, – все равно ничем не поможешь. Она вразнос пошла.

– Я же сверхпроводимый! К тому же все еще сотрудник АО «Заслон». Увольнять во время нахождения на больничном незаконно.

Грубо отстранив сидящего на полу Сережу, я оказался рядом с генерирующей спиралью, готовой вот-вот прекратить работу. Повернулся к ней спиной, чтобы видеть еще посверкивающие над головой голубые огоньки, совсем уже слабые, расставил ноги и глубоко вздохнул.

Что же, да будет так! Я стоял у истоков защитной системы, но я, пускай ненамеренно, нарушил ее нормальную работу – мне ее исправлять. Цена не имеет определяющего значения, потому что речь идет о детях. Для них АО – нет, международная корпорация «Заслон» создавала свои системы. Все, кто угодно, только не маленькие невинные дети, особенно новорожденные, наиболее уязвимые для дьявольских козней.

Еще раз глубоко вздохнув, я ухватился обоими руками за противоположные концы генерирующей спирали. Мои волосы сейчас же объяло голубым пламенем, голубое пламя вырвалось из раззявленногорта, на коже заиграли голубые энергетические сгустки.

Одновременно – зрением, еще какое-то время функционировавшим, – я уловил, как соединяющая подстанцию с соседними вышками голубая нить восстановилась и засияла с прежней яркостью. Оставалось надеяться, что она – как и мое мертвое тело – продержится до прибытия ремонтной бригады.

Сережа смотрел на меня снизу вверх, с непередаваемым восторгом и ужасом.

– Помилуй нас, Господи! Спаси и помилуй! – молился отец Варсофоний, тряся окладистой рыжей бородой.

Оглавление

Год 2082

Год 2087 (через пять лет)

Год 2108 (еще через 20 лет)